--------------------------------------------- Майк Резник Узкая специализация Этот год был не слишком-то удачным для мау-мау note 1 . Англичане ввели в страну войска, и то, что поначалу казалось битвой с горсткой белых поселенцев, перешло в нечто несравнимо более тяжелое. Англичане бросили тысячи повстанцев в лагеря для пленных, построенные вдоль дороги в Лангату. Тысячи других отвезли в пустыню, в неистово жаркую Северную пограничную провинцию, и посадили в тюрьмы. Большинство уцелевших засели на хребте Абердар, и англичане по три раза на дню бомбили эту местность, убивая и повстанцев-кикуйю, и своих верноподданных из людей кикуйю, и слонов, и носорогов, и буйволов — всех с одинаковой легкостью. Дидан Кимаси, верховный командующий мау-мау, объявил, что настал час взяться за дело всерьез. И теперь Питер Ньоро, командир отряда, оборонявшего часть западного склона, шел вниз по извилистой тропе. Он настороженно оглядывался: за это утро его дважды атаковали носороги, обезумевшие от страха, и меньше чем в двадцати метрах от тропы оленебык наступил на противопехотную мину. А с севера доносилась пальба — Питер знал, что англичане недавно привезли в горы его кровных врагов масаи и самбуру note 2 , чтобы те приняли участие в охоте за его отрядами в густолесье. Питер покачал головой. Он должен быть там, со своими людьми, отражающими врага, а не исполнять это нелепое поручение. Но Кимаси приказал, и тяжесть приказа легла на широкие плечи Питера Ньоро. Он переступил через поваленное дерево, перешел через узкий ручей. Крик обезьяны-колобуса заставил его подпрыгнуть от неожиданности. Питер всмотрелся сквозь чащобу. Он знал, что его цель рядом, но видимость была чрезвычайно плохая, особенно здесь, в нижней части хребта, куда англичане не сбрасывали бомб, опасаясь поразить своих собственных коммандос. Наконец он выбрался на прогалину и увидел длинный ряд пещер. Перед ними сидели у костра три старухи; совсем голый мальчик лет четырех палочкой выводил на земле завитушки. Женщины посмотрели на незнакомца, не пытаясь скрыться. – Я ищу Матениву, — сказал Питер. — Мне говорили, что его можно найти здесь. Одна из женщин кивнула и показала на самую дальнюю пещеру. – Асанте сана, — поблагодарил он. Прошел к пещере и остановился при входе. Обождал, пока глаза не привыкли к темноте, сделал еще два шага и увидел старика, который сидел, скрестив ноги и не обращая ни малейшего внимания на змей, снующих по сырому дну пещеры. – Ты Матенива? — спросил Питер. Старик важно кивнул. – Да, я Матенива. – Мое имя — Питер Ньоро. Я принес приказ от самого Дидана Кимаси. – Говорил я другим посланцам Дидана Кимаси, что волшебство мое не в силах победить английских солдат, — сказал Матенива. — И повторяю это тебе, Питер Ньоро. – Значит, я не первый? – О, нет. Первым был мужчина по имени Каноти. Ему отрезали язык. – Как же он сумел повторить тебе приказ Дидана Кимаси? – Язык ему отрезали потом, когда он сказал генералу Кимаси, что волшебство мое не в силах победить английских солдат, — объяснил Матенива. — Тем не менее этому человеку повезло больше, чем Сибанье, второму посланцу. Я узнал, что Кимаси убил его и съел его сердце. — Он улыбнулся Питеру. — Так что ты — третий. Не завидую я тебе, Питер Ньоро: у меня составилось очень твердое мнение, что ваш генерал не любит получать дурные вести. Питер с трудом проглотил слюну. – Говоришь, он съел сердце Сибаньи? – Так мне передали. – Может, это всего лишь слухи, — с надеждой проговорил Питер. Старик пожал плечами. – Все может быть… – Однако я им верю, — сказал Питер. – И я верю. – Так что я не могу вернуться в горы и доложить ему, что ты не в силах победить англичан. – Но такова правда. – Какой от этого толк? — спросил Питер, — Теперь он убьет меня и пошлет еще кого-нибудь! – Очень на то похоже, — согласился Матенива. — Сдается мне, что Кимаси — раб своих привычек. – Я и дезертировать не могу. Рано или поздно его люди найдут меня и прикончат. Матенива задумчиво покивал. – Верно, верно… Генерал Кимаси жалует дезертиров еще меньше, чем горевестников. – Но что мне делать? — настаивал Питер. Старик еще раз пожал плечами и ответил: – Представления не имею. Питер пригнулся к нему и крикнул: – Ты же искусный ведун! Почему ты не можешь уничтожить англичан? – Есть свой предел и тому, что может содеять мундумугу. Дабы призвать надлежащих духов, мне понадобится принести в жертву столько коров и быков, сколько не наберется во всех этих горах. – Хорошо, но разве ты не сумеешь сделать хоть что-нибудь? Наслать на них ужасную болезнь или что-то в этом роде? – Конечно, это я сумею. Но придется воззвать к Сагбате, богу черной оспы. – Так призови его! – Всем англичанам делают прививки, и заболеем мы сами, не они. – Думай, старик! — Питер был в отчаянии. — Если не можешь их убить, то что ты вообще можешь? – Я особенно силен в обряде обрезания, — объяснил наконец-то Матенива. — Конечно, магия в нем не участвует, и вам придется доставлять англичан поодиночке. Некоторые из них могут испугаться при виде моих инструментов и перейти на вашу сторону. – Мало же от тебя толку!.. – Я о том и говорил. – Эй, ты! — рявкнул воин. — Я не вернусь в горы, пока мы не исчерпаем все возможности! – Мы уже все перебрали. – Тебе легко так говорить! Тебе не придется докладывать генералу Кимаси! – Некоторые из нас — воины, а некоторые — мундумугу, — отвечал Матенива, пожимая плечами. – Старик, ты от меня так легко не отделаешься. — Питер обнажил свой панга и поднес клинок к горлу Матенивы. — Правила игры меняются. И моя жизнь, и твоя жизнь зависят от того, избавимся ли мы от англичан. Понял это? Матенивд отвел голову назад, когда лезвие надавило ему на шею, и ответил: – Мне не призвать богов войны, пока я не принесу в жертву хотя бы две тысячи коров и быков. – Призови хоть кого-нибудь, кто может их прогнать, иначе мы оба с тобой покойники. Ведун глубоко вздохнул и промолвил: – Сделаю, что сумею. – Вот и хорошо. – Подай мне вон ту сумку. Матенива показывал на кожаный мешочек, лежавший в дальнем углу пещеры, и Питер поднял мешочек и подал его старому ведуну. Матенива выудил оттуда двух дохлых ящерок-гекконов; положил у своих ног. Снова запустил руку в мешочек, достал горсточку мелких костей и трижды бросил их об пол, бормоча что-то нараспев. Крепко зажмурился и замер. – Это и есть оно? — нетерпеливо спросил Питер. – Нет еще. Теперь надо смочить этих ящериц каплей крови живой змеи. — Старик схватил одну из змей, обитавших в пещере. — Дай мне свой панга. Питер подал ему клинок. – Понимаешь ли, — объяснил Матенива, — кровь одной змеи заменяет кровь двух здоровых быков. – Это и вправду важно? — поинтересовался Питер. Ведун пожал плечами. – Э, не знаю. Прежде этого не делал. — Он испытующе взглянул на воина. — Ты действительно хочешь, чтобы я продолжал? Питер кивнул, и старик осторожно проколол кожу змеи, извивающейся в его руке, и выдавил по капле крови на обеих дохлых ящериц. Прошла секунда, другая. Питер вздохнул: – Не сработало… – Прости меня. Я полагал, что она действительно заменяет кровь двух здоровых… И тут Матенива умолк, потому что взлетел клуб дыма, всколыхнулся воздух, и перед ними возник высокий осанистый белый человек с бородой. На нем был светло-синий костюм в тонкую полоску, с белой гвоздикой в петлице. На макушке красовалась шляпа-котелок, с запястья свисал зонт, а под мышкой был зажат плоский, сильно потертый кожаный портфель. – Добрый день, господа мои, — произнес человек на безупречном английском. — Не желательно ли вам оставить это темное и сырое обиталище… — Он брезгливо повел рукой, указывая на стены пещеры. — Оставить и повидать мир? Если мы приступим к делу немедля, то путешествие на Бермуды на борту лучшего из роскошных английских лайнеров, в первом классе, обеспечено вам с неправдоподобно высокой скидкой в цене. Поразмыслите об этом, господа мои! Пятизвездочная французская кухня, три — представьте себе, три! — ночных клуба, бассейн олимпийских размеров и телефон в каждой одноместной каюте! — Человек умолк и выжидательно уставился на слушателей. – Эт-то кто такой? — угрюмо спросил Питер. Матенива пожал плечами. – Представления не имею. Человек еще секунду их разглядывал, затем щелкнул пальцами, и тут же костюм его исчез. Взамен появилась драная набедренная повязка; правда, котелок, зонтик и портфель остались, где были. – Прошу прощения, — произнес этот белый человек на суахили. — Похоже, мне дали неверные сведения. Я полагал, что должен вести дела с группой английских господ. – Кто вы такой? — осведомился Питер. – Разве вы не знаете? — ответил вопросом осанистый человек. Он выглядел более чем странно в своем новом облачении. — Напоминаю: вы сами меня призвали. – Он, он вас призывал, — сказал Питер, указывая на Матениву. — Я только зритель. – А! Ну, хорошо, я Гермес, сын Зевса. – Но разве я вас вызывал? — спросил ведун. – Мне было сказано, что у вас есть группа англичан, желающая посетить дальние страны. Это верно? – В некотором роде, — буркнул Питер. – Вот как! — с воодушевлением воскликнул Гермес. — Если кто-то может устроить им путешествие, то именно я. Ибо я бог путешествий. – Правда? – Сверх того, я бог ораторского искусства, что вы, без сомнения, заметили, а также бог торговли. – Торговли? — переспросил Питер. – Именно так! Меняю свой зонт на ваш панга. – Не пойдет. Гермес вскинул голову. – Если так, что скажете насчет двух открыток с Микки Мэнтлом за одну с Уилли Мэйсом? – А что это? – Девятый выпуск «Бэтмена» за шестой «Капитана Марвела»? Юбилейную монету «Мемориал Линкольна» за серию марок с Рузвельтом? Или полное собрание Джейн Остин в кожаных переплетах за — внимание, получите сразу! — иллюстрированное издание «Фанни Хилл»! note 3 – Наверно, нам лучше остановиться на путешествиях, — предложил Матенива. – Ну, конечно! — Гермес открыл свой портфель, набитый, как оказалось, туристическими проспектами. — Куда желаете отправиться: Очо-Риос note 4 , Фиджи, Самарканд? Говорят, что Дулут, штат Миннесота, исключительно прекрасен в это время года. – Мы не хотим никуда ехать, — сказал Матенива. – Какое-то недоразумение, должно быть, — хмуро проговорил Гермес. — Меня уверили, что я должен устроить поездку для большой группы англичан. – Верно. – А-а! — Гермес широко улыбнулся. — Теперь понятно! Вы всего-навсего их слуги-нубийцы… Он снова щелкнул пальцами, и тут же его набедренная повязка сменилась прежним костюмом в полосочку — правда, теперь гвоздика в петлице была красная. – Ну-с, господа, не покажете ли, как найти ваших хозяев? – В общем, они не совсем наши хозяева, — ответил Питер. – Простите? – Они наши враги. – Тогда чего ради вам понадобился агент по туризму? — вопросил Гермес. — Вам необходим бог войны. – Вы сами сказали, что сумеете заставить их убраться. – Я говорил, что могу организовать для них поездки. Это совсем иное дело. — Он поднял свой портфель. — У меня здесь все новейшие расписания, групповые расценки, проспекты, даже бланки паспортов. Однако не в моих силах заставить людей уехать. Я только могу оформить их путешествие. — Гермес помолчал. — Но вы убеждены, что не хотите посетить Буэнос-Айрес? Мало того, что я вам забронирую комнаты с видом на океан: вы оставите эту войну позади. – Нет, — сказал Питер. — Нам надо, чтобы англичане выкатились с наших гор. – Ах, почему вы не сказали об этом с самого начала? — с энтузиазмом откликнулся Гермес. — Могу предоставить «олдсмобили», «кадиллаки», «крайслеры», «фольксвагены». У меня даже сохранилось несколько «студебекеров». Для этой местности, надо заметить, вам понадобятся машины с двумя ведущими осями. Что скажете насчет, э-э, тридцати «ленд-роверов»? – Вы не понимаете… — начал было объяснять Матенива. – Он прекрасно все понимает, — сказал Питер и повернулся к Гермесу. — Ясное дело, вы будете договариваться о цене прямо с пассажирами? – Несомненно. Умение вести переговоры — одна из моих сильных сторон. — Гермес немного помолчал. — Сверх того, в моих таблицах пересчета валюты не упоминаются коровы и козы. По правде говоря, я предпочел бы английские фунты. Питер проводил Гермеса наружу и показал дорогу. – Спуститесь с гор по этой извилистой тропе, и все. Ручаюсь, что попадете к англичанам. – Чертовски благородно с вашей стороны, — отозвался Гермес. — А теперь, господа мои, если позволите, скажу вам сердечное «adieu» и отправлюсь по своим делам. С этими словами бог путешествий зажал под мышкой портфель и, мурлыкая себе под нос развеселую мелодию, начал спускаться с горы. Полковник Смит-Роберте восседал за своим столом, барабаня пальцами по гладкой деревянной столешнице. – Ну, что? — грозно спросил он. – Э-э… сэр… — мямлил сержант Майкл Уилкокс, тяжело переступая с ноги на ногу. — Это… кажется, что… ну, вроде бы… – Разродись наконец, парень! — гаркнул Смит-Роберте. — Двадцать семь моих людей дезертировали за два последних дня, и мне надо знать, почему! – Ужасно нелепая история, сэр, — сказал наконец Уилкокс. — Вы не слышали о старом колдуне, что живет в холмах? Матенива — так, кажется, его зовут… – Слышал. И ты хочешь сказать, что он за это в ответе? – Ну, не напрямую, сэр. – Ты пытаешься со мной говорить не напрямую? – Нет, сэр. Я говорю, что не совсем в ответе, сэр. – Объяснись. – Понимаете, сэр, мне представляется… ну, что он прибег к колдовству, чтобы помочь мау-мау. Полковник Смит-Роберте сочувственно воззрился на сержанта и пробасил: – Бедняга, ты слишком долго торчал под здешним солнцем… Что я тебе говорил насчет плетеного шлема? – Носил постоянно, сэр. Но говорю вам, старик исхитрился призвать бога. – Ну да, конечно, — не мигнув глазом, согласился полковник. – Клянусь вам, сэр! – Как этот бог выглядит? – Я слышал, совсем как вы или я, сэр. – Выдыхает дым и пламя? Крушит скалы? Призывает себе на помощь небесные воинства? – Нет, сэр. – Так что он делает, черт побери?! – Он… э-э-э… торгует праздниками, сэр. – Праздниками? Вроде Рождества, Пасхи и так далее? – Нет, сэр. Он продает путешествия. Экскурсии… — Уилкокс секунду подумал. — Некоторые поездки по-настоящему шикарные. Например, одна — в Новую Зеландию… – Это все, что он делает? — прервал сержанта Смит-Роберте. – Еще меняет французские открытки на оружие. – Что такое?! – Французские такие открыточки, сэр. Знаете, вроде… – Мне известно, как выглядят французские открытки, сержант. И на этом основании вы решили, что он бог? – Не только на этом основании, сэр. – Что же еще? – Он говорит всем, что он бог, сэр. «Спокойствие, — приказал себе полковник. — Бедолага рехнулся — солнечный удар. Кто-то должен был быть первым. Жаль, что это Уилкокс, но факт остается фактом. Полагаю, разумней всего потакать ему до тех пор, пока не удастся утихомирить и отправить назад в Найроби. Да, но как, черт побери, потакать человеку, если он в таком состоянии? Хм, он верит, что некий бог разгуливает среди его товарищей… Вот на это и нужно опереться». – Благодарю за рапорт, сержант, — сказал Смит-Роберте. – Мы будем что-то делать с этим… ну, с этим самым? — робко спросил Уилкокс. – Несомненно. Они заполучили бога. Мы должны получить своего! – Осмелюсь спросить… – Приказываю этим заняться, сержант, — распорядился полковник, прикидывая в то же время, когда должен вернуться военврач. — Возлагаю на вас эту обязанность. Обеспечьте нам бога к шестнадцати ноль-ноль. – Но, сэр… – Не благодари меня, сынок. Ты самый подходящий человек для такого задания. – Но… – Кр-ру-угом! – Капрал! Мне нужен опытный колдун, — сказал сержант Уилкокс. – Колдун!? – Да — и бегом. – Рядовой Джонс! – Слушаю, капрал! – Сержант Уилкокс приказал найти искусного колдуна. – Здорово придумано, сэр. — Джонс покачал головой. — Это солнечный удар, не иначе. – Раздобудь ему колдуна! – С вашего .позволения, капрал, где я, черт побери, должен искать колдуна, да еще искусного, сэр? – Ничего не знаю. С нами вместе сражаются масаи и самбуру. Поспрашивай у них. – Сэр, ведь вы шутите, правда? – Нашел шутника… А теперь шевелись. Бегом… марш! Перед входом в палатку Уилкокса возник длинноногий воин-масаи. Спросил: – Вы посылал за мной, сэр? – Посылал. — Сержант поднялся. — Слава Богу, ты говоришь по-английски… Входи. Масаи вошел в палатку. – Ты вроде слишком молод для искусного колдуна, — сказал Уилкокс. – Я не есть он. – Тогда зачем ты пришел? – В нашем отряде нет ни один лайбон — по вашему, искусный колдун. Начальник подумал, можно хотя бы послать, кто говорит на вашем языке, и узнать, зачем нужен колдун. – Мне надо призвать бога, — объяснил Уилкокс, ощущая крайнюю неловкость. – Это, наверное, можно, — отвечал масаи. – Прекрасно! Как тебя зовут? – Олепесаи. Очень хорошо, Олепесаи. С чего мы с тобой начнем? – Что начнем? – Наколдовывать бога. – Я не сказал: умею колдовать. Я сказал, это можно. – Но разве ты не видел таких обрядов? – А, видел, но… – Вот и славно. Мы должны сделать это без лайбона, и только. – Прошло много очень времени, — возразил Олепесаи. — Наверное, не сумею помнить всех слов, или правильных напевов, или… – Нет времени беспокоиться о таких деталях. Полковник требует бога к четырем часам пополудни. — Уилкокс посмотрел на часы. — У нас осталось примерно девяносто минут. Что тебе понадобится? – Лайбон. – Не будет. Что еще? – Понадобится… — масаи потер подбородок. — Последний обряд, что я видел, был как будто костер, лайбон пел хвалу богам, потом принес в жертву трех мышей и ящерицу. – И только? – Если верно помню, — сказал Олепесаи. – Ну, это проще, чем я предполагал… — Уилкокс высунул голову из палатки и распорядился: — Капрал! Поймать трех мышей и ящерицу и доставить их сюда в коробке или клетке! Он посмотрел на масаи, и тот спросил: – Но что будет, если получится нет? – Мы сделаем все, что сумеем, и я доложу об этом полковнику. Пойдем собирать хворост. Дрова они собрали за каких-то пять минут, но пришлось ждать еще тридцать, прежде чем капрал вернулся с добычей и отрапортовал: – Вот они, сэр. – Благодарю. Теперь можете идти, — приказал Уилкокс. – Ну, — промолвил Уилкокс, когда они остались без свидетелей, — ты готов? – Наверное, готов. – Хорошо. Поджигаю. Сержант чиркнул спичкой и попытался разжечь огонь, но ветер немедленно задул пламя. Две последующих попытки также не принесли успеха. – Может, знак, чтобы вы оставил свою затею, — заметил масаи. – Э, чепуха! День сегодня ветреный, и все, — ответил Уилкокс. Он достал брошюру о норвежских фиордах, полученную от Гермеса, поджег ее спичкой и подсунул под хворост. Через секунду костер загорелся. – Вы действительно хочет через это пройти? — с сомнением спросил Олепесаи. – Приказ есть приказ. Масаи пожал плечами и монотонно затянул хвалу богам, а Уилкокс стоял неподалеку и размышлял — не перегрелся ли он действительно под полуденным солнцем. Наконец Олепесаи умолк и одним движением прикончил мышей и ящерицу. Сержант, собственно говоря, не знал, чего он ждет — но уж точно не бестелесного голоса, продекламировавшего: Для команды Мадвилла явно не в масть Сложилась эта игра: Одна подача осталась всего При счете «четыре — два». (Перев. Дм. Раевского.) – Это ты? — осведомился Уилкокс. – Не-ет,— ответил масаи и попятился от костра. – И наверняка не я. – Это я, — заявил голос. Теперь он исходил из тела: у костра стоял высокий блондин в меховой одежде и металлическом шлеме. – Кто вы такой? — спросил Уилкокс. – Браги, кто же еще? – Кто-кто? – Норвежский бог поэзии Браги к вам снизошел, дабы смягчить ваши свирепые души. Горланит ватага ребят в кабаке Под вывеской «Черный мастиф». И парень терзает шарманку свою, Извлекая рваный мотив. (Перев. Дм. Раевского.) Уилкокс долго и напряженно разглядывал белокурого бога и наконец воскликнул: – Но почему именно вы?! – Ибо ваш слуга настойчиво призывал именно бога поэзии. Но поелику нет ни одного поэта-масаи — не обижайся, мой друг, — необходимы были хоть примерные указания, дабы определить нужного вам бога поэзии. Поймите, нас очень мало. – Это брошюра… — тупо промолвил Уилкокс. – Для первого раза сойдет, — сказал Браги и тяжелой своей рукой обхватил плечи Уилкокса. — Предвижу, мы станем большими друзьями. – Друзьями? – Женщины ваши разделают пару телят, приготовят жаркое, а затем мы получим десерт — я же прочту вам стихи. — Браги помолчал задумчиво. — Я вызубрил все эти новые вирши. Вот послушайте. Будет вздернут Дэнни Дивер ранним-рано, на заре, Похоронный марш играют, полк построился в каре, С плеч у Дэнни рвут нашивки — на казарменном дворе Будет вздернут Дэнни Дивер рано утром. (Перев. Р. Киплинга, И. Грингольца.) – Ну да, все это прекрасно, но мы вас призвали, чтобы вы выполнили для нас одно дело, — сказал Уилкокс. – Дела — назначенье богов вроде Меркурия, Атласа и им подобных. Я только по части поэзии. – Но идет война; наши враги воззвали к своему богу! – И что мне в том? – Мы надеялись выставить вас против него. Браги внезапно заинтересовался этой перспективой и спросил: – А он силен в пятистопном ямбе? – Не знаю, — честно ответил сержант. – Это одна из моих сильных сторон, — сообщил Браги с откровенной гордостью. — Хотя сонеты я умею декламировать еще лучше. Удается ли моему противнику нежнейше понижать голос, читая двустишья? Может ли он извлечь слезы из ваших очей? Каков он в свободном стихе? – Одну вещь он делает замечательно — заставляет дезертировать солдат, — проворчал Уилкокс. – Что? Он даже не умеет удержать при себе слушателей?! — возопил Браги и захохотал. — Веди меня к нему! – По-моему, вы меня не поняли. – О, конечно, понял. Вы учиняете состязание между мной и этим обманщиком. – И да, и нет, — сказал сержант. – Объяснись, пожалуйста. – Нам бы очень, очень хотелось устроить состязание, но не такое, какое вы предлагаете. – Сгодится любое. Я уничтожу этого бездельника. «В Долину смерти поскакали шесть сотен»… – Что-то в этом роде мы и имели в виду. — Уилкокс улыбнулся. – Теннисона? — спросил Браги. — О, это один из моих любимцев! – Нет, чтобы уничтожить бездельника. – Не сомневайтесь, я ваших людей наполню духом таким, что станут они сильны и непобедимы. – Действительно станут? – Практически, — сказал Браги. – Что в данном случае означает «практически»? – Они будут отменно хороши по крайней мере пять минут после того, как я закончу декламацию. Уилкокс покачал головой. – Боюсь, этого недостаточно. – Но постаравшись, я могу столь их воодушевить, что глянут они смерти в глаза и в смятенье ее приведут, — пообещал Браги. — Здесь пригодится «Тело Джона Брауна». note 5 – И что хорошего в том, что приведут? Они, наверное, сами будут как мертвые, так? – Но умирать они будут со счастьем! И некоторые сумеют воодушевленно повторить слова отваги, которые услышали из моих бессмертных уст. – Бесполезно все это, — ответил Уилкокс. Посмотрел на воина, который молча слушал их беседу, и приказал: — Олепесаи, отошли его обратно. – Но я только что прибыл сюда! – Ты понял, Олепесаи? Отошли его обратно, и мы призовем другого бога. – Я протестую! — воскликнул скандинав. – Протестуй сколько хочешь, — отрезал Уилкокс. — Мы напрасно теряем время. – Обождите! — возопил Браги так отчаянно, что англичанин и масаи вздрогнули. — Нет, о нет, вы не можете меня отослать! Там, наверху, боги давно меня не слушают. — На глазах его выступили слезы. — Они уже слышали все мои стихи. Они начинают хихикать, едва я приступаю к декламации, и уходят, прежде чем я заканчиваю. Хуже всех — Локи, но и сам Один покидает зал, стоит лишь мне войти. О, позвольте мне попробовать уничтожить того бога! И тогда я сочиню великолепную новую оду самому себе, на три часа чтения, преисполненную столь яркой выразительности, что товарищи мои будут слушать ее с почтением. Уилкоксу показалось сомнительным, чтобы любое существо, будь оно человеком или богом, согласилось три часа слушать оду, сочиненную Браги в свою честь. Но и его положение было достаточно отчаянным, и он решил позволить плачущему богу попытать счастья. – Хорошо. Поскольку вы все равно здесь, попробуем это использовать. — Он подумал. — Думаю, что прежде всего нужно найти того, другого бога. – Да хоть сейчас! Уилкокс так и вскинулся: – Где он? – В пещере, что наверху в горах. – У вас поразительно хорошее зрение. – Боги способны видеть тех, кто им близок по крови. – Правда? – Нас не слишком много в мире, — объяснил Браги, — и мы воистину ощущаем свое родство и взимную приязнь. Скажу вам со всем уважением, что вы оба мне отчаянно наскучили. – Тогда пошли наверх, в горы, — предложил Уилкокс, который испытывал примерно те же чувства к норвежскому богу поэзии. Но тот возразил: – Известен мне путь много более легкий, смертный. – Двадцать семь! — взвизгнул Питер Ньоро. — Вокруг нас десятки тысяч британских солдат, а тебе удалось подбить на дезертирство только двадцать семь! – Время года неудачное, — оправдывался Гермес. — В Эспене еще мало снега, а в Майами идут дожди. — Он пригорюнился. — И еще «Канард» поставил «Куин Мэри» на переоборудование в сухой док… note 6 – Двадцать семь! — повторил Питер. – Но есть еще одна блестящая возможность, — объявил Гермес. – Ну? – Есть. Начиная со следующей недели, «Пан-Ам» предлагает тридцатипроцентную скидку на кругосветные полеты. Питер в сердцах повернулся к Матениве. – Говоришь, две тысячи коров и быков? Старый мундумугу покивал в ответ. – Я делаю все, что могу! — захныкал Гермес. – И твое «все» — меньше, чем ничего! — гулко ответил кто-то из глубины пещеры. Питер выхватил пистолет и навел его на высокого белокурого человека в мехах, возникшего неизвестно откуда. – Кто ты такой? — спросил Гермес. – Я тот, пред кем вы должны упасть на колени. Слушайте и рыдайте! Много разных тайн знает дальний край, Где старатель долбит гранит, У предела земли вы услышать могли б То, что в жилах кровь леденит. Этот мерзлый гранит тьму историй хранит Под покровом ночной пурги. Но никто не видал, как у диких скал Я прикончил Сэма Макги. (Перевод Дм. Раевского.) Закончив чтение, человек в мехах воскликнул: – Ну вот! Что вы об этом скажете? Ответом ему было ошеломленное молчание. Наконец Гермес промолвил: – Если серьезно, то мне это понравилось. – Понравилось? — взволнованно переспросил Браги. – Несомненно, — ответствовал Гермес. — Ненавижу я все эти новомодные штуки. Не понимаю, почему некоторые называют их поэзией — там даже рифмы нет. – Точнейше те же чувства, что и у меня! — отозвался Браги. – Между прочим, у вас на голове изумительный шлем. Не пожелаете ли поменять этот шлем на мой котелок? – Пожалуй, нет, — сказал Браги после некоторого раздумья. – Даю в придачу свой зонт. Здесь, в горах, дождь может начаться в любую секунду. – Решено! — воскликнул Браги и снял шлем. Получив взамен зонтик и шляпу греческого бога, сказал благожелательно: — Вижу, ты парень совсем неплохой. – Но и ты неплох, — ответил Гермес. — А стихи, если они настоящие, я могу хоть всю ночь слушать. – Только не в моей пещере, — с неудовольствием сказал Матенива. — Здесь нельзя. – Мы можем вернуться назад и заняться стихами за линией английских окопов, — продекламировал Браги, которому явно не терпелось выступить перед восприимчивой аудиторией. – Нелепая затея, — откликнулся Гермес. — Для нас открыт весь мир! – Неужели? Гермес расстегнул свой портфель. – Не далее, чем сегодня, я видел… Где же это?.. А, вот оно! — Он вынул проспектик. — Чего ради нам торчать в этих холодных и сырых горах, если мы можем отправиться в пятинедельный круиз на Таити, а оттуда перебраться в роскошный охотничий домик на Бора-Бора? note 7 Круглосуточное обслуживание прямо в номере, собственная ванна, электрический потолочный вентилятор и шесть километров чистейших бело-песчаных пляжей! – О, сколь восхитительная перспектива! — сказал Браги. — Но поведай мне и о судне. – Ну, мы поплывем в первом классе, разумеется. Там будет бассейн, танцевальный зал… — Гермес взял Браги под локоть и повел вниз с горы по тропе, извивающейся вдоль ручья. — Два ночных клуба, библиотека, игра в шафлборд… – Ночные клубы? Там, возможно, пожелают услышать мою декламацию! – Весьма вероятно… Ежеутренне — шведский стол с восьми часов до… Больше их не было слышно. – И это — боги! — с горечью сказал Питер. – Наверное, мы ждали от них слишком многого, — предположил Матенива. — Но может быть, и нет. – Я не понял тебя. – Если бы наши боги войны сошлись в битве с их богами, дело, наверное, кончилось бы вничью — как у этих двоих, — объяснил старик. — Но сейчас, по крайней мере, горы остались на месте, и это хорошо, ибо мы захотим жить в них, когда наша война прекратится. Через три месяца после этих событий Дидан Кимаси был убит, и на этом неофициально закончился режим чрезвычайного положения. Питер Ньоро, некоторое время пробыв вольным охотником, затем принял христианство и остаток жизни служил священником в Найроби. Майкл Уилкокс вернулся в Англию и тоже сменил веру — стал анимистом. Он бросил учебу в колледже и открыл магазин плакатов в лондонском Сохо. Что же касается Гермеса и Браги, то они первыми открыли агентство путешествий в Папеэте, что на Таити. Прибыль от этого предприятия позволила им основать «ГиБ театр», где Браги и поныне каждый вечер выступает перед верной ему аудиторией из полинезийцев, не приученных высоко ценить свободное стихосложение. Перевел с английского Александр МИРЕР