Аннотация: Гомер, Софокл, Эврипид, Вергилий…
 Они написали много слов о Троянской войне, но в конце двадцать первого века технологии человечества шагнули так далеко вперед, что телезрители могут увидеть события давно минувших дней своими глазами.
 Могучий Гектор, неуязвимый Ахиллес, хитроумный Одиссей, властолюбивый Агамемнон, неудачливый Менелай, прекрасная Елена, любвеобильный Парис, Большой и Малый Аяксы, Эней Основатель и престарелый Приам стали героями самого кассового реалити-шоу за всю историю телевидения. Однако в процессе съемок появляются непредвиденные обстоятельства, и история великого противостояния может пойти совсем не так…


---------------------------------------------


 Сергей Мусаниф
 Во имя рейтинга



 Часть первая
 ПРЕДДВЕРИЕ ВОЙНЫ



 ГЛАВА 1

   Полковник Трэвис  
 Сигара стоила сто пятьдесят долларов. Отменная сигара. Толстая, длинная, еле умещается во рту. Такой сигары хватает на сорок минут удовольствия. Или на час с лишним – если сто пятьдесят долларов для вас слишком большая цена и вы намерены это удовольствие растягивать.
 Курить такую сигару на голодный желудок – кощунство. Прикуривать ее от чего-то, кроме древесной спички – вещи в наше время редкой и ценимой лишь знатоками, – нарушение хорошего тона.
 Стряхивать пепел такой сигары подобает только в хрустальную пепельницу. Пить… нет, «пить» – это не то слово. Смаковать во время курения такой сигары можно только дорогой коньяк. Из хрустального бокала, стенки которого отражают алые блики заката.
 Курение сигар не терпит суеты. Это сигарету можно курить походя, сунув ее в зубы, крутя при этом гайки, Долбя клавиатуру компьютера или отстреливая противника, как мишени в тире. Пять-семь минут, и готово, окурок растерт каблуком. Это как секс без предварительных ласк. Сигареты для торопыг. Сигары же для тех, кто никуда не спешит. Для тех, кто уверен в себе и наслаждается жизнью.
 Курение сигары – это ритуал. Для знатока это как акт любви с любимой женщиной, момент, к которому готовишься заранее, предвкушаешь его, живешь ожиданием его, и, когда он наступает, ты не спешишь, ибо в спешке можешь испортить себе удовольствие, делаешь все размеренно и неторопливо, наслаждаясь каждым мигом.
 Обстановка должна быть соответствующая. Давящий на уши шум или бьющий в глаза свет исключены. Поощряется негромкая классическая музыка, льющаяся из дорогих динамиков, рокот набегающих на песок волн, прохладный вечерний ветерок, уносящий в сторону клубы дыма. Официант, каждые десять минут освежающий пепельницу.
 Тогда мне казалось, что я нашел свой идеал во Флориде.
 Со всем этим была только одна-единственная проблема. У меня были две точки зрения на мою теперешнюю жизнь, словно два разных человека уживались в одной моей черепной коробке. Подобное раздвоение личности, не имеющее ничего общего с шизофренией, появилось у меня после отставки.
 Один «я» был обывателем. Ушедшим на заслуженную пенсию никому не известным военным, получающим от государства неплохое содержание и намеревающимся наслаждаться жизнью по полной программе. Именно он был инициатором отъезда во Флориду и покупки небольшого бунгало на побережье. Он был знатоком сигар, коньяков, классической музыки и предварительных ласк. Он просыпался в одиннадцать часов и засыпал гораздо позже полуночи. Он собрал неплохую библиотеку и любил проводить день в шезлонге, потягивая коктейль и читая произведения классиков. Он никогда не смотрел новости, не слушал радио и не брал в руки газет. Раз в неделю он выбирался в ближайший курортный городок, чтобы в ресторане фешенебельного отеля насладиться роскошным ужином и выкурить сигару, сидя на веранде и любуясь закатом. Он верил, что нервные клетки не восстанавливаются. И было ему хорошо.
 Другой «я» не имел к армии никакого отношения и никогда не уходил в отставку. Нервных же клеток у него просто не было. Он был трезвым и расчетливым и понимал, что нынешнее блаженство не может продлиться слишком долго. Более того, после трех месяцев вкушения сибаритских удовольствий он уже не был склонен считать свою теперешнюю жизнь блаженством. Он сохранял внешние реквизиты своего бессрочного отпуска, но в глубине души ему было скучно. И он не мог себе представить, что именно так ему предстоит провести весь нехилый остаток жизни.
 Однако он молчал, хранил спокойствие и не подавал никаких признаков жизни. Он просто ждал своего часа, точно зная, что этот час пробьет. Потому что для таких, как он, просто не может быть иначе.
 – Здорово, дед.
 Похоже, час уже пробил.
 Их было шестеро. Все ростом выше среднего, коротко стриженные, атлетического сложения. Одеты в пляжные рубашки и шорты, однако на отдыхающих совсем непохожи. Разве что на отдыхающих в штатском.
 Их манера здороваться с незнакомыми людьми была вызывающей. Парни явно напрашивались на неприятности. Какой я им дед?
 – Шли бы вы домой, девочки, – сказал я. Коньяка осталось на два глотка, сигары – минут на двадцать.
 – А ты смелый, дед. Или глупый. Но мне это до пейджера. Кое-кто хочет с тобой поговорить.
 Я допил коньяк.
 Положил сигару на край пепельницы.
 Развернул кресло лицом к говорившему.
 – Я – старый человек, – сообщил ему я. – Как вы изволили заметить, дед. Реакция у меня уже не та, что в молодости, да и силу я, наверное, подрастерял. Мышечная масса не та опять же. Со всеми вами могу и не справиться. Но человек пять точно искалечу.
 – Быть искалеченным вами – это большая честь, полковник, – сказал еще один из шестерки.
 Значит, они знают, кто я, что автоматически переводит их из разряда идиотов в разряд самоубийц.
 – Эта мысль будет греть тебя в больнице, – сказал я. – Все те долгие месяцы, что ты в ней проведешь.
 – По-моему, мы взяли неправильный старт, полковник, – сказал идиот, который считал, что увечье в принципе может быть честью. – Нам бы не хотелось, чтобы вы воспринимали нас как обычных хулиганов. Видите ли, у нас нет к вам никаких личных претензий. То, что сейчас должно произойти, это чистый бизнес.
 – Позвольте полюбопытствовать, – сказал я, – а что сейчас должно произойти?
 – А вы не догадываетесь?
 – По-моему, вы имеете в виду что-то очень неприятное.
 – Давайте поговорим спокойно, полковник.
 – Что ж, – сказал я. – Вы правы. Давайте поговорим.
 – Вот и поговорили, – сказал я, водружая сигару на положенное ей место в моем рту.
 Санитары закончили оказывать первую помощь типу, который назвал меня дедом. Это можно было сделать на месте, ибо работы было немного. Вправить вывихнутую челюсть и наложить гипс на сломанную руку. Остальных пятерых уже унесли. Трое из них были в бессознательном состоянии, двое еще подавали какие-то признаки жизни. Наверное, я старею.
 Официант освежил мне пепельницу, принес извинения от лица отеля за «имевший место недостойный инцидент» и в качестве компенсации – еще коньяку и сигару. Я не возражал.
 У меня было хорошее настроение. Даже несмотря на то что мне не удалось увидеть апофеоз заката.
 На втором глотке новой порции коньяка ко мне подсели. Этот нарушитель покоя был совершенно непохож на предыдущих шестерых. Худосочного телосложения, среднего возраста, он был одет в очень дорогой деловой костюм и носил очки в золотой оправе. У него была роскошная седая шевелюра и небольшой кожаный чемоданчик. Короче, он был так же уместен в засыпающем курортном захолустье, как ваххабит в синагоге.
 – Разрешите мне присесть? – спросил он. Голос был бархатный и хорошо поставленный. Очень дорогой голос.
 – Вы уже сидите, – сказал я.
 – Точно. – Он улыбнулся. Улыбка была белозубая, искренняя и ослепительная. Очень дорогая улыбка. – Тогда позвольте мне представиться.
 – Валяйте.
 – Меня зовут Джон Мур, – сказал он и посмотрел на меня, явно ожидая какого-то эффекта. Сказано это было таким тоном, каким ниспосланный на Землю ангел мог бы провозгласить: «Аз есмь посланник Господа нашего всемогущего».
 – Бывают имена и хуже.
 – Неужели вы обо мне не слышали?
 – Нет, – сказал я.
 – Вы что, редко смотрите телевизор?
 – У меня нет телевизора.
 – У вас нет телевизора? – Тон: «Так это вы систематически травите римских пап цианидом?»
 – У меня нет телевизора.
 – Я не думал, что в наше время и в нашей стране еще есть люди, у которых нет телевизора. Я даже представить такого не мог.
 – Вам не надо представлять, – сказал я. – Посмотрите на меня.
 – Хотите, я подарю вам телевизор?
 – Не хочу.
 – Это точно?
 – Абсолютно.
 – Хм…
 – У вас ко мне все?
 Это вряд ли. Ничего не слышал о благотворительном обществе, одаривающем полковника Трэвиса телевизорами.
 – Нет.
 – Я так и думал. Эти шестеро клоунов работали на вас?
 – Да.
 – Тогда, думаю, вы можете объяснить мне смысл их поступка. От меня он как-то ускользнул. Для самоубийства есть более простые и менее обременительные способы.
 – Вы имеете в виду, почему они на вас напали?
 – Именно.
 – Я им приказал.
 – Зачем?
 – Хотел убедиться, что вы не потеряли форму. И что ваша репутация соответствует действительности.
 – И как она?
 – Кто?
 – Репутация. Соответствует?
 – Вполне.
 – То есть вы хотите сказать: эти клоуны знали, кто я?
 – Да.
 – Тогда вы им мало платите. Они очень смелые люди.
 – Я не думаю, что мы им мало платим.
 «Мы». Это уже любопытно.
 – По правде говоря, наши бухгалтеры считают, что мы платим им слишком много.
 – Удвойте эту сумму, – посоветовал я.
 – Возможно, мы так и сделаем. Но я пришел сюда не для того, чтобы говорить о них. Давайте поговорим о вас.
 – Обо мне разговаривать скучно, – сказал я. – Вряд ли вы сможете сообщить мне что-то, чего я не знаю.
 – С вами хочет поговорить мистер Уильям Картрайт. – Тон: «С вами хочет поговорить Господь Бог».
 – Это странно, – сказал я. – Хочет поговорить Уильям Картрайт, а разговаривает Джон Мур.
 – Ничего странного, – сказал он. – Мистер Картрайт не покидает своего офиса уже более двадцати лет.
 – Наверное, ему там очень нравится.
 – Мистер Картрайт хотел бы, чтобы вы нанесли ему визит завтра, в восемь вечера. В четыре часа на местном аэродроме вас будет ждать его личный самолет.
 – Зачем ему личный самолет, если он двадцать лет не выходит из своего офиса?
 – Как раз для таких случаев.
 – И что от меня надо мистеру Картрайту?
 – Только за то, что вы согласитесь побеседовать с ним лично, он намерен заплатить вам сто тысяч долларов. Независимо от итога вашей беседы.
 – Мистер Картрайт сумасшедший?
 – Богатые люди не бывают сумасшедшими. Они эксцентричные.
 – Сто тысяч долларов только за разговор?
 – Да.
 – О чем мы будем говорить?
 – Если бы я мог вам это сказать, мистер Картрайт не настаивал бы на личной встрече.
 – Вы не можете сказать или не хотите?
 – Не могу.
 – Но вы знаете, о чем речь?
 – Да.
 – Мистер Картрайт представляет правительство какой-нибудь страны?
 – Разве правительства платят такие деньги?
 – Тоже верно, – сказал я. – Но вам известно, что я в отставке?
 – Конечно.
 – У меня «отставка-50», – сообщил я. – Это значит, что я не могу работать ни на одну федеральную либо муниципальную организацию.
 – Мистер Картрайт представляет только собственные интересы.
 – Хорошо, – сказал я. – Я поговорю с мистером Картрайтом и получу сто тысяч долларов.
 – Самолет в четыре часа, – напомнил Джон Мур. – Я буду ждать вас у трапа.
 – Кто это был? – спросил я у официанта, когда мистер Джон Мур, его кожаный чемоданчик и запах дорогого одеколона покинули террасу.
 – Как? – изумился официант. – Вы не знаете? Это же мистер Джон Мур.
 – И кто он такой?
 – Мистер Мур? – Официант изумился еще больше. – Он… он же… ну это… и вообще…
 – Понятно, – сказал я и затушил сигару.
 – Кстати, он оплатил ваш счет.
   Дэн  
 В нашем внутреннем обиходе он получил кличку Домосед.
 Мы наблюдали за ним двадцать четыре часа в сутки, а он отказывался заниматься хоть чем-нибудь, что могло представлять для нас интерес.
 Он просыпался рано и делал комплекс гимнастических упражнений общего плана. Никакой боевой направленности. Потом он купался в море, завтракал и весь день посвящал общению с женой и маленьким ребенком. Это было трогательно, особенно когда он вырезал из дерева фигурки разных мифических животных и давал их играть своему младенцу, но это было совершенно не то, что нам нужно.
 Он редко встречался с Папой, еще реже – с Симпампулей. Он ни с кем не скандалил. Он любил свою жену и регулярно ходил в храм. Он никогда не покидал город. Мы никогда не видели оружия, даже тренировочного, в его руке. Казалось, его не интересует ничего, что выходит за пределы его маленького семейного мирка.
 Мы долго и трепетно ожидали его встречи с Красоткой, возлагая на нее (на встречу, не на Красотку) большие надежды. Именно там, по нашему мнению, должен был проявиться его бешеный темперамент. Ничего подобного. Он одарил ее холодным равнодушным взглядом, пожал плечами, буркнул приветствие, развернулся и ушел. Никакого гнева, никаких обвинений в ее адрес. Даже Симпампуле слова поперек не сказал. Странно.
 Раз в неделю он встречался с Циклопом, выслушивал его доклады, одобрительно кивал и возвращался к своей жене. И не скажешь, что они женаты уже больше десяти лет, такая любовь… И главное, искренняя, а не игра на публику.
 Один раз за все это время он встретился с Итальянцем. Оказалось, что они на дружеской ноге. Правда, актуального вопроса они так и не коснулись, побеседовали ни о чем около получаса, приговорили по кубку вина и разошлись.
 Короче, он был примерным семьянином и хорошим человеком. Мирным и спокойным обывателем. Скучным. Ничем не выделяющимся из толпы ему подобных. Ничем не примечательным. И даже когда он оставался один, яростный огонь не загорался в его глазах, а рука не искала горло несуществующего врага.
 И при этом его звали Гектором.

 ГЛАВА 2

   Полковник Трэвис  
 Мистер Джон Мур со своим неизменным чемоданчиком действительно ждал меня у трапа маленького скоростного самолета. Кроме нас двоих, других пассажиров на этот рейс не намечалось, и уже через десять минут после моего появления мы были в воздухе.
 У меня было достаточно времени, чтобы подготовиться к нашей второй встрече, но я не стал этого делать.
 Можно было залезть на чердак, вытащить из груды старого хлама ноутбук, стереть с него пыль, подключиться в Сеть и выяснить всю подноготную мистера Мура и мистера Картрайта, однако – лень. Какой смысл что-то выяснять, если они скоро сами расставят все точки над «i».
 Предложение выплатить сто тысяч долларов за один визит к мистеру Картрайту говорило о многом. Во-первых, можно сделать вывод, что денег у мистера Картрайта довольно много. А во-вторых, что мне собираются сделать гораздо более дорогостоящее предложение. И, скорее всего, гораздо более опасное, чем один перелет на самолете и беседа с эксцентричным миллионером.
 Широкое кожаное кресло самолета оказалось достаточно комфортным, чтобы я закрыл глаза и попытался заснуть. Мур расположился напротив меня в столь же удобном кресле, нас разделял небольшой деревянный столик, на котором стоял ноутбук Мура и были разложены какие-то бумаги. Очевидно, мистер Мур не собирался терять времени даже в воздухе и собирался поработать. Меня это вполне устраивало. Пусть занимается чем хочет, а меня оставит в покое. Терпеть не могу инструктажей в воздухе.
 – Полковник?
 – Что? – Я открыл глаза.
 – Вы действительно не слышали о мистере Картрайте?
 – Да.
 – Но вы понимаете, что сто тысяч – это только начало?
 – Догадываюсь.
 – Разве вам не любопытно?
 – Нет.
 – И вам совершенно неинтересно узнать, почему обратились именно к вам?
 – Нет.
 – Вы странный человек, полковник.
 – Не думаю.
 Он хмыкнул и принялся стучать по клавишам ноутбука. Под этот шелест я и заснул.
 Мистеру Картрайту не удалось меня удивить.
 Его офис, как я и ожидал, находился в пентхаусе самого высокого здания Нью-Йорка. Здание тоже принадлежало мистеру Картрайту, что было не слишком неожиданно. Из небольшого частного аэропорта (владение Картрайта), мы отправились в Нью-Йорк на лимузине черного цвета (машина Картрайта).
 Мур работал и в машине.
 В подземном гараже небоскреба, где мы покинули лимузин, начался танец службы безопасности. Меня и Мура, даже несмотря на то что он был тут частым гостем и доверенным лицом мистера Картрайта, обыскали сначала с помощью металлодетекторов, потом по старинке, вручную, потом просветили какой-то гадостью и только после этого пропустили к лифту. По выходе из лифта все повторилось заново, словно мы могли воспользоваться тайником в тесной кабинке, отсканировали отпечатки пальцев и рисунок сетчатки глаза и даже взяли пробу ДНК.
 Вообще, потуги этих парней, как, впрочем, и любых других парней из параллельных структур, меня всегда изрядно веселили. Допустим, я действительно хочу прервать земное существование их обожаемого работодателя. И что с того, что при мне нет никаких видов холодного, огнестрельного, химического или биологического оружия? Попробовали бы они задуматься над тем, что я могу свернуть шею их боссу голыми руками. Увы, в наш век высоких технологий о старых добрых методах воздействия уже никто не помнит. На мой взгляд, лучший способ обезопасить кого-то от потенциальной угрозы – это вообще не позволять ему встречаться с другими людьми.
 – Полагаю, вас удивляют увиденные вами меры безопасности? – спросил мистер Мур, когда перед нами распахнулись бронированные двери и мы пошли по длинному едва освещенному коридору, облучаясь обеззараживающей дрянью.
 – Нет, – сказал я. – Порядка десяти лет назад я прошел через более строгие процедуры под личиной независимого журналиста и убил духовного лидера террористов дужкой его собственных очков.
 – Пекин? – уточнил он.
 Я кивнул.
 Значит, они не только знают, кто я такой, но и знакомы с моим послужным списком. Что говорит об утечке информации на самом верху. Стоит ли мне доложить об этом своему бывшему руководству? Наверное, не стоит. Во-первых, я на пенсии, а во-вторых, только оно и могло допустить подобную утечку.
 Кабинет мистера Картрайта был размером с футбольное поле. Рабочий стол напоминал теннисный корт. Пол устлан ковром, стены обшиты деревянными панелями, кроме одной. Которая являла собой большой телевизионный экран.
 Мистер Картрайт оказался хорошо сохранившимся и молодящимся старикашкой в темном фланелевом костюме. Он сидел за рабочим столом и курил сигару, что говорило о его хорошем вкусе.
 По правую руку от него сидел средних лет худощавый мужчина с незапоминающимся лицом и глазами цвета весеннего снега.
 Едва мы появились на пороге, мистер Картрайт приветливо помахал нам сигарой и предложил присесть. Мур бухнулся в кресло рядом с незнакомым мне персонажем и водрузил на стол свой чемоданчик. Я сел напротив него.
 – Меня зовут Уильям Картрайт, – сказал Уильям Картрайт. – И вы вполне можете называть меня Биллом.
 – Меня зовут полковник Трэвис, – сказал я. – И вы вполне можете называть меня полковником.
 – Превосходно. Хотите сигару?
 – Не откажусь.
 – Давайте поговорим о вас, полковник, – продолжил Билл, выждав необходимое для ритуала раскуривания время.
 – За сто тысяч долларов вы можете говорить о чем угодно.
 – Точно, – сказал Билл. – Хорошо, что вы мне об этом напомнили. Предпочитаете получить деньги чеком или наличными? Или перевести их на вашу банковскую карточку?
 – Предпочитаю наличные, – сказал я.
 – Будь по-вашему.
 Он достал из ящика стола конверт и толкнул его ко мне по полированной поверхности стола. В конверте было десять купюр достоинством десять тысяч долларов каждая. Я кивнул и убрал конверт в карман.
 – Итак, – сказал Билл, – предмет нашего разговора – полковник Трэвис. Что мы знаем о полковнике Трэвисе? Без ложной скромности скажу, что мы знаем о полковнике Трэвисе все. Предпочитает, чтобы его называли полковником, хотя он никогда не служил в армии. Точнее, служил трижды, но под вымышленными именами и ровно столько, сколько требовалось для выполнения очередного задания. Так?
 Я кивнул.
 – Тридцать два года. Самый молодой оперативный сотрудник, вышедший в отставку по статье пятидесятой. Вы – опасный человек, полковник.
 Я пожал плечами.
 «Отставка-50» – это придурь, выдуманная нашими чиновниками. Дескать, какие-то психологи посчитали, что хорошо тренированный и специально подготовленный оперативный агент может совершить по служебным делам не более пятидесяти убийств, а потом его психика надламывается и в ней происходят необратимые изменения. На мой взгляд, так же как и на взгляд моих знакомых оперативников, это полная чушь. Изменения в психике происходят уже после первого убийства, а все остальные – это чистая арифметика.
 Но после пятидесятой смерти – имеется в виду запротоколированная смерть – агент вылетает в отставку с пожизненной пенсией и подпиской о неразглашении. Перевод денег. Меня вышибли в тридцать один год, при том что я прослужил четыре года и Конгресс не знает, сколько денег ухлопали на мое обучение и подготовку. Я был на пике физической формы и не чувствовал себя маньяком-убийцей. В принципе я мог работать по основной специальности еще лет десять.
 Начальство рассудило иначе, и я отправился во Флориду.
 – У вас очень впечатляющий послужной список, – добавил мистер Картрайт. – Хотите, я зачитаю его целиком?
 Я покачал головой.
 – И правда, зачем, – сказал мистер… Билл, – все присутствующие хорошо ознакомлены с этим весьма познавательным документом. Может быть, вам интересно узнать, как мы его добыли?
 – Если только вас это не затруднит.
 – Перед нами стояла проблема, – сказал Билл. – Которую способен разрешить человек вашего типа. И мы обратились за помощью в поисках такого человека к генералу Константину, который оказался вашим непосредственным начальником. Он сразу же рекомендовал вас. Вы можете сказать, что, передав нам ваше досье, он нарушил закон. Да, нарушил. Но за это нарушение он получил два миллиона долларов, которые никогда не смог бы заработать, занимая свой пост весь остаток жизни.
 – Я очень рад за него.
 – Когда мы попросили охарактеризовать вас тремя словами, он ответил следующее: толстый, ленивый, смертельно опасный. Но вы совсем не толстый.
 – Ага. Я – в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил.
 – Именно так, – кивнул Билл. «Карлсона» он явно не читал. – О том, что вы смертельно опасны, говорит ваш послужной список и «отставка-50». Вернемся к третьему определению. Вы ленивый?
 – Да.
 – Это замечательно, – сказал Билл. – Я обожаю ленивых людей. Именно ленивые люди двигают нашу жизнь вперед, именно они способствуют прогрессу. Трудолюбивый человек будет заниматься монотонной, изматывающей работой изо дня в день всю свою жизнь, и только ленивый задумается о том как сделать ту же работу гораздо быстрее и прикладывая к этому меньше усилий. Когда трудолюбивые ходили пешком, ленивые изобретали велосипед. Когда трудолюбивые крутили педали и учились держать равновесие, ленивые приделывали к велосипеду еще два колеса и двигатель внутреннего сгорания. Когда трудолюбивые потели в пробках, крутили руль и тратили свои нервы, ленивые ставили на автомобиль бортовой компьютер, переложив на него все свои заботы. Нынешним уровнем нашей жизни мы обязаны именно ленивым людям. Человека из обезьяны создал не труд. Это сделала лень. Пока трудяга будет долбить стену кувалдой, ленивый изобретет динамит. Вы – ленивы, и поэтому я хочу предложить вам работу.
 – Кое-что насчет работы. Вы знаете, что согласно кодексу об «отставке-50» я не имею права работать ни на одну федеральную либо муниципальную структуру любой страны, поддерживающей Вашингтонскую конвенцию?
 – Конечно, знаю. Но я не представляю никакую федеральную либо муниципальную организацию. Я – всего лишь частное лицо и хочу, чтобы вы работали на меня в частном порядке.
 – Что за работа?
 – Работу мы обсудим чуть позже. Мы уже поговорили о вас, теперь давайте поговорим обо мне.
 – Как хотите.
 – Я – самый богатый человек этого мира.
 – Очень за вас рад.
 – Мне принадлежит недвижимость по всему миру. Мне принадлежат нефтедобывающие и перерабатывающие компании. У меня собственный морской и воздушный флот. В этом мире нет ничего, что я не мог бы купить. Но главное и любимое мое детище – это глобальная телевизионная сеть.
 – Я не смотрю телевизор.
 – Я тоже. Точнее смотрю, но только по мере деловой необходимости. Знаете, что дает мне телевидение?
 – Помимо денег?
 – Естественно. Телевидение дает мне власть. Вам знакомо такое изречение: «Кто владеет информацией, тот владеет миром»?
 – Конечно.
 – Так вот, я им владею. И как вы думаете: какого рода информацией для этого нужно обладать?
 – Вряд ли я смогу ответить на ваш вопрос с ходу.
 – Любой информацией. Любая информация дает мне власть. Телевидение – вот новый объект поклонения в нашем мире. Оно является властителем дум, оно диктует людям условия жизни. Оно сообщает людям все, что им следует знать, и формирует их образ мышления с самого детства. Земной шар населяет десять миллиардов человек, из них пять миллиардов ежедневно смотрят программы, транслируемые по моей глобальной сети. Это ли не власть? С такой властью я могу диктовать условия кому угодно. И чем выше рейтинг моих программ, тем большей властью я обладаю. Власть дает мне сама информация, власть дает мне способ ее подачи.
 – Насколько я понимаю, вы намерены стать мировым диктатором?
 – О нет, я не публичное лицо. И я говорю о реальной власти реальных людей, а не о видимой власти марионеток, которые только озвучивают чужие решения.
 – Сказано жестко.
 – Это факты, полковник.
 – Но вам чего-то не хватает…
 – Вот именно. Как я уже сказал, население Земли составляет десять миллиардов человек, из них моей аудиторией является лишь половина. Кто-то может сказать, что пять миллиардов зрителей – это много, чудовищно много, и в прошлом веке ни один телевизионный магнат не мог даже мечтать о подобной аудитории. Но для меня этого мало. Я не хочу ограничиваться пятьюдесятью процентами в то время, как могу иметь все сто.
 – А вы можете?
 – Уровень жизни сильно вырос по сравнению с прошлыми веками. Даже в странах третьего мира телевизор из разряда предметов роскоши превратился в обыденность. Людей, которые не смотрят телевизор хотя бы иногда, можно пересчитать по пальцам.
 – Потребуется очень много пальцев.
 – Капля в море по сравнению с теми, кто не мыслит своей жизни без телевизора, будь то плазменная панель или допотопный ящик. Скажите мне, полковник, что люди любят смотреть больше всего?
 – Не знаю. Наверное, это зависит от того, каких именно людей вы имеете в виду.
 – Вы сейчас говорите о целевой аудитории. А я говорю обо всей зрительской массе в целом. Это совершенно разные понятия. Вы готовы сделать обобщение?
 – Нет.
 – Зато мистер Мур сделает его. Не так ли, Джон?
 – Конечно, Билл. – Мистер Мур открыл чемоданчик и извлек из него кипу бумаг. – Мы провели тщательные исследования и пришли к выводу, что вкусы аудитории со временем ничуть не изменились. Люди любят смотреть секс в любом его проявлении. На втором месте идет насилие, причем желательно, чтобы происходило оно подальше от того места, где сами зрители живут. Люди любят подсматривать за другими реальными людьми, особенно если их жизнь чем-то отличается от собственной жизни зрителей, потому в большом почете разные реалити-шоу. Люди любят смотреть, как другие люди соревнуются друг с другом, причем совсем не обязательно, чтобы это был спорт. Их привлекает любое противостояние личностей и характеров.
 – Вряд ли вы открыли что-то новое, – сказал я.
 – Вот именно. Мы ничего нового не открыли, по крайней мере, в этом плане. Однако нам пришла в голову мысль, как все это можно совместить в одной программе. Точнее, в цикле программ, идущих каждый день.
 Я стряхнул пепел.
 – Уже три месяца как нами запущен высокобюджетный исторический костюмированный телевизионный сериал «Троя». Там зритель может найти все, что ему нужно. Сложные человеческие взаимоотношения, море античного секса, десять лет, наполненные насилием, которое, согласитесь, достаточно далеко от дома любого человека, живущего на Земле, ибо оно имело место почти три с половиной тысячи лет назад.
 – Когда вы говорите о Трое, вы имеете в виду ту самую Трою? – спросил я. – Великий слепец Гомер и всякое такое прочее?
 – Конечно, – сказал Билл. – История самой романтической войны во все времена. История первой в мире войны такого масштаба.
 – А как изощрен сюжет! – воскликнул Джон Мур. – Противостояние величайших героев истории – Гектора и Ахилла. Любовный треугольник Менелай – Елена – Парис. Жажда власти Агамемнона. Хитроумие Одиссея. Доблесть Энея, Диомеда, Аякса и прочих героев. Мудрость старцев Нестора и Приама. Трагедия Кассандры, в чьи правдивые пророчества никто не верит. Эпические битвы и падение самого хорошо укрепленного города тех времен.
 – Сейчас «Трою» смотрит около двух миллиардов человек, – сказал Билл. – События сериала развиваются неспешно, Парис уже похитил Елену и увез ее в Трою, Агамемнон с Менелаем собирают войско и готовятся к войне.
 – На данный момент мы показываем две часовые серии в день по общему каналу и ночные включения на канале «Только для взрослых», – сказал Мур.
 – По-моему, вы кое-что упустили, – сказал я. – А как же «реальность» происходящего? Где синдром подсматривания?
 – Вот теперь мы подбираемся к самой сути, – сказал Билл. – Примерно через две недели мы собираемся выделить под «Трою» специальный канал с двадцатичетырехчасовым вещанием.
 – Ваши актеры сдохнут от таких нагрузок, – заметил я.
 – Не сдохнут, потому что никаких актеров нет. Равно как и дорогих декораций, и макета боевого флота греков, насчитывающего больше тысячи судов. Когда мы выделим под «Трою» отдельный канал, зритель узнает правду. На самом деле «Троя» – не сериал. Это самое настоящее реалити-шоу.
   Дэн  
 Одиссей, сын Лаэрта, супруг Пенелопы, отец Телемаха, муж, преисполненный козней различных и мудрых советов, автор деревянного коня, борец, лучник, убийца сотни женихов своей жены, сокрушитель твердостенного Илиона, человек, десять лет возвращавшийся домой, и один из немногих, кому это удалось, сидел на берегу моря и кидал камешки в воду.
 Разыграть сумасшедшего и остаться в стороне от войны ему уже не удалось. Теперь для него был только один путь вернуться домой – эту войну выиграть.
 Кличка у него была простая и исходила от цвета его буйной шевелюры – Рыжий. Это ему еще повезло. Кличка его приятеля Диомеда была Алкаш. Понятно, что за любовь к возлияниям. Кличка Менелая, столь же очевидная, – Рогач. Сначала кое-кто настаивал на Рогоносце, но было слишком длинно и не прижилось. Рогач – куда короче и удобнее в обиходе.
 Прозвище его старшего брата – Тиран. Думаю, нет особого смысла объяснять, как он его заполучил.
 На этом фоне Рыжий было совсем неплохо.
 Рыжий кинул в воду очередной камешек, и тот исчез в море с негромким «бульк». Рыжий покачал головой, улыбнулся своим мыслям, поднялся на ноги и побрел по берегу. Навстречу ему шел Алкаш.
 Он прибыл на Итаку три дня назад, чтобы сопровождать Одиссея в поездке на Скирос, где по заданию Тирана они должны были отыскать и склонить к сотрудничеству «лучшего из ахейцев» по кличке Киборг. Согласно заявлению пророка Калханта (Пузан), ахейцы не достигнут успеха под стенами Трои, если с ними не будет Киборга. Поскольку народ в те времена весьма трепетно относился к подобным заявлениям, Тиран решил любым способом заполучить означенного Киборга в свои ряды.
 Алкаш поравнялся с Рыжим, и дальше они пошли вместе.
 – Когда отплываем? – поинтересовался Алкаш.
 – Куда спешить? – спросил Рыжий. – Сбор войск в Авлиде назначен только через месяц, а плыть до Скироса – три дня.
 – Мне нужно в Аргос, чтобы возглавить своих людей.
 – Мы все успеем, – сказал Рыжий. – Хотя мне и не нравится эта война.
 – Троя должна пасть, – сказал Алкаш. – Такова воля Зевса.
 – Скажи лучше, такова воля Агамемнона.
 – Они заодно, – сказал Алкаш.
 Что меня до сих пор удивляет в этих героях, так это факт, что они говорят о богах, как о реальных людях, существующих где-то рядом и часто с ними пересекающихся. Они точно знают, какова воля Зевса и кто именно из богов виновен в каждом конкретном несчастье. Хотя за все три месяца наблюдения ни одного бога я не видел.
 – Опасные речи, Тидид, – заметил Рыжий.
 – Все знают, что Агамемнон выполняет волю Зевса.
 – Интересно, Зевс сам объявлял ему о своем пожелании? В образе быка или золотого дождя?
 – И кто из нас ведет опасные речи?
 Рыжий пожал плечами. Как выяснилось, этот интернациональный жест лежит вне времени.
 – Все знают, что я не хочу воевать.
 – Ты сообщил об этом троянцам во время посольства?
 – Посольства? – фыркнул Рыжий. – Это была пародия на посольство. Отправить послом меня, желающего покоя, и Менелая с налитыми кровью глазами, который спит и видит, как бы кого-нибудь прирезать. Кто из троянцев, да и вообще из людей, способен разговаривать о мире с Менелаем? Он жаждет возвращения Елены, крови Париса и власти Агамемнона над Троей. Если троянцы еще могли пойти ему навстречу в первом требовании, второе является весьма сомнительным, а третье – невыполнимым.
 – Ты разговаривал с Гектором?
 – Приамид сделает все, чтобы удержать город. Он – разумный человек. Он мог бы согласиться выдать Елену и даже Париса, но он никогда не склонит голову перед Атридом. Или кем-нибудь еще.
 Рыжий довольно долго разговаривал с Домоседом. Они оба соглашались, что война принесет обеим сторонам лишь неприятности, но реальной власти что-либо изменить не было ни у одного. У ахейцев правил бал Агамемнон, Гектор же не мог прекословить своему отцу, правителю города, а Приам был непреклонен. Ахейцы хотят войны, сказал он, они ее получат. Стены Трои неприступны.
 Видал я те стены. Нехилые стены, должен сказать. Но когда придет черед деревянного коня, стены троянцам не помогут.
 – Как думаешь, Ахилл согласится отправиться с нами?
 – Если хотя бы половина того, что я о нем слышал, – правда, то он сам будет уговаривать нас взять его с собой, – сказал Рыжий. – Он мечтает о воинской славе, которая будет греметь в веках.
 – Дурак, – фыркнул Алкаш.
 – Он молод, – сказал Рыжий. – Может быть, у него еще будет время, чтобы повзрослеть.
 Будет, подумал я, под стенами Трои у него будет время не только повзрослеть, но и состариться, однако ума у парня явно не прибавится.
 – Так когда мы плывем?
 – Через пару дней. Или тебе наскучило у меня на Итаке?
 – Гостеприимнее места я не встречал.
 – Врешь, аргосец.
 – Вру. Но ты – лучший хозяин из всех, что принимали меня в своих домах.
 – Опять врешь.
 – По крайней мере, самый умный из них.
 – Вот это правда, – сказал Рыжий.
 – И у тебя прелестные жена и сын.
 – Опять правда.
 – Что ты думаешь о войне, Лаэртид?
 – Это глупо.
 – Нет, я имею в виду, сможем ли мы победить.
 – Думаю, Троя падет перед нами, с Ахиллом мы будем или без. Но это будет стоить нам столько крови, жизни, нервов и времени, что мы вряд ли сильно обрадуемся, получив результат.
 – Хорошо, что ты не пророк, Лаэртид.
 – Я очень хотел бы надеяться, что я не пророк, Тидид.
 Дальше они шли в молчании. Рыжий и Алкаш. Одиссей и Диомед. Басилей Итаки и ванакт Аргоса. Два будущих лидера ахейского воинства. Два героя. Двое выживших в предстоящей войне.
 В грядущей бойне.
 Я в очередной раз задумался о правомерности нашего поступка. Пусть мы не вмешиваемся, пусть только наблюдаем, но имеем ли мы право на то, чтобы вытаскивать на всеобщее обозрение и обсуждение то, чем эти люди жили три с половиной тысячи лет тому назад? Как бы вели себя мы сами, оказавшись на их месте?
 Они живут, а мы смотрим.
 Они сомневаются, решаются на что-то, делают выбор, страдают, а мы знаем, чем все закончится.
 Мы смотрим на них с высоты нашего знания и посмеиваемся исподтишка. Придумываем уничижительные клички. Они были героями, а мы делаем из них клоунов.
 Я даже знаю, что будет дальше.
 Они будут умирать, а мы – делать на них ставки.
 Конечно, не кто кого убьет, это мы более или менее знаем из творений Гомера, Эсхила, Вергилия и прочих деятелей. Но кто и как?
 В какую пятку и с какого по счету выстрела Парис застрелит Ахилла.
 Сколько кругов намотает Пелид с телом Гектора, привязанным к колеснице, вокруг Трои.
 Кто и сколько раз изнасилует Кассандру.
 Сколько коров убьет Аякс Теламонид, прежде чем бросится на меч.
 Мудрые и всезнающие потомки обсуждают недалеких предков.

 ГЛАВА 3

   Полковник Трэвис  
 – Что вы имеете в виду? – спросил я. Заявление Билла показалось мне довольно странным.
 – Мы ведем съемки в тринадцатом веке до нашей эры, – сказал Билл.
 Стало еще страннее.
 – А ваши лечащие врачи об этом знают?
 Билл улыбнулся и затушил сигару.
 – Как у вас с теоретической физикой?
 – Примерно так же, как и с Гомером. В пределах школьной программы.
 – Тогда нет смысла показывать вам чертежи, формулы и макеты. Попробовать объяснить вам на пальцах, как это работает? Или рассказать только суть, а остальное вы примете на веру?
 – Давайте попробуем, – сказал я.
 – Давайте, – сказал Билл. – Я всегда ратовал за передовые технологии и вкладывал деньги в наукоемкий сектор. Каждое научное открытие стоит денег, это касается расходов, которые ты несешь для совершения этого открытия, и доходов, которые может дать тебе результат. Я финансировал несколько проектов, и вот один из них принес плоды.
 – Вы построили машину времени?
 – Не совсем машину. Безумные ученые ничего не собирали в своем гараже из хлама, найденного на помойке. Это был очень масштабный и очень дорогостоящий проект, руководил которым академик Петр Северов из России. Этот проект до сих пор поглощает уйму средств, но нами получены первые результаты, которые вы могли бы видеть лично, если бы смотрели телевизор. Хотите поговорить с самим академиком?
 – Пока не очень.
 – И правильно делаете, что не хотите. Я сам не понимаю больше половины из того, что он говорит. Короче, наша установка, или, если хотите, машина времени, занимает площадь, равную площади небольшого государства, и пожирает столько энергии, что нам пришлось построить три дополнительные атомные электростанции. Но она работает.
 – Что она делает?
 – С ее помощью нам удалось пробить устойчивый туннель в прошлое и поддерживать этот туннель в стабильном состоянии, позволяющем перемешать объекты от одного его входа до другого. То есть из настоящего в прошлое и обратно.
 – Почему в прошлое? Почему не в будущее?
 – А что нам в будущем? По отношению к потомкам мы – лишь кучка дикарей, и вряд ли кто-то будет рад нашему явлению. Кроме того, есть и объективная причина. Время – как река. Бросьте щепку в реку, и она поплывет по течению. Вы можете привязать щепку и протащить ее некоторое время против течения, но энергии затратите в разы и разы больше. Если на поддержание туннеля в прошлое нам требуется постоянная работа трех энергостанций, то на открытие туннеля в будущее нам понадобится столько энергии, сколько не вырабатывает вся планета.
 – Звучит логично.
 – Это великое открытие, и оно, несомненно, должно быть использовано для блага всех людей, однако… Сначала мы должны покрыть свои расходы, не так ли?
 – Поэтому – реалити-шоу «Троя»?
 – Да.
 – А почему именно так? Почему «Троя»?
 – Признаюсь честно, нам повезло. Когда мы проводили эксперимент, мы не знали, в какое именно время откроется туннель, из-за невозможности провести калибровку. И угодили в события, примерно на три месяца предшествующие Троянской войне.
 – Действительно повезло. Что бы вы делали, если бы угодили в какое-нибудь скучное время?
 – О, я полагаю, мы бы что-нибудь придумали, – сказал Билл. – Кроме того, скучных времен просто не бывает. Но Троя стала для нас настоящим подарком.
 – Согласитесь, это полный успех, – сказал Мур. – Каждая целевая аудитория найдет в нашем шоу то, что ей нужно. Мужчинам интересно насилие? К их вниманию величайшие герои самого известного мирового эпоса. Женщинам нужна любовь? И перед их глазами разворачивается одна из самых романтических историй мира. Подростки хотят смотреть на секс? Так в античные времена это было основным человеческим занятием. Интеллектуалы могут смотреть наше шоу и сравнивать его с творением Гомера. Для историков наши программы – чистый клад. Стопроцентное попадание.
 – Звучит странно, – сказал я. – Но тоже вполне логично и в духе времени. А зачем вам я?
 – Дело в том, что у нас возникли некоторые… – Мур замялся, подыскивая нужное слово.
 – Сложности, – подсказал я.
 – Моменты, которые мы не можем понять, – сказал Билл. – Неясности, которые нам хотелось бы прояснить. Позвольте, для начала я объясню вам технику съемок. В прошлом у нас нет ни единого живого человека. Все съемки ведутся миниатюрными камерами… Джон, покажите «муху».
 – Не стоит. Я сталкивался с ними во времена моей службы.
 – Прекрасно. «Муха» – это автономный аппарат, замаскированный под обычное насекомое, снабженный цифровой видеокамерой и передатчиком. Мы переправили по туннелю огромное количество таких аппаратов. А также современный компьютер, который программирует поведение наших насекомых, указывает, какие объекты они должны снимать. Они передают информацию этому компьютеру в режиме реального времени, а он посылает их нам с периодичностью каждый час. Здесь эти данные расшифровываются, обрабатываются, переводятся, редактируются и предоставляются публике.
 – Пока я не вижу никаких неясностей.
 На селекторе Билла замигала лампочка вызова, почему-то синего цвета, и он щелкнул клавишей.
 – Мистер Картрайт, на второй линии президент, – сообщил бесстрастный женский голос. – Спрашивает вашего одобрения относительно начала кампании по борьбе с абортами.
 – Откажите, – сказал Билл. – А если он хочет более развернутого ответа, пусть перезвонит завтра с утра. Но лучше пусть этого не делает.
 Мур хмыкнул. Мужчина, которого мне не представили и который ни слова не проронил с самого начала беседы, и бровью не повел.
 Билл выключил селектор.
 – Позвольте полюбопытствовать, – сказал я, – это был президент чего?
 – Это был наш президент, – ответил Билл. – Точнее мой. Потому что именно моя рекламная кампания, проведенная в моих СМИ, привела его в Овальный кабинет. И он это отлично знает. Поэтому и звонит советоваться по всяким пустякам. Так о чем мы говорили, полковник?
 – О неясностях.
 – Точно. Теоретически ни для нашего туннеля, ни для «мух», снабжающих нас видеоинформацией, нет закрытых зон, но на практике мы никак не можем проникнуть в некую область Древней Греции. Туннель отказывается нацеливаться в ту сторону, все аппараты, подлетающие к этой новой Сумеречной зоне, перестают функционировать.
 – Дайте мне проявить смекалку, – сказал я. – Эта зона – Олимп.
 – Я не верю в богов, – сказал Билл, – Как в целые пантеоны, так и в отдельных личностей. Но те парни, что живут три с половиной тысячи лет назад, верят. И не просто верят, они ведут себя так, будто точно знают, что боги думают по тому или иному поводу. Они – видят их. А мы не видим.
 – Это и есть небольшая неясность?
 – Да. Я хочу, чтобы вы отправились в прошлое и выяснили правду относительно богов Древней Греции. Нашли убедительную причину, по которой мы не можем вести съемки на Олимпе. Расставили все точки над «i».
 – Это хорошо, – сказал я. – А то я думал, что вы попросите прирезать Ахилла, переспать с Еленой и плюнуть в левый глаз Зевсу.
 – Так вы согласны?
 – Прежде надо уточнить небольшие технические подробности. Что я буду с этого иметь?
 – Миллион долларов.
 – Один миллион? За перелет из Флориды в Нью-Йорк вы заплатили мне сто тысяч, а за путешествие по тоннелю в прошлое – всего один миллион?
 – В месяц. Каждый месяц.
 – Уже лучше. Теперь другой малозначительный факт. Вы уже перебрасывали по этому туннелю что-нибудь живое или ограничивались только механизмами?
 – Перебрасывали.
 – Мышей?
 – Кроликов.
 – Сколько штук?
 – Пять.
 – И как они?
 – Сдохли.
 – Да ну?
 – Их сожрали лисы почти сразу же по прибытии. Лабораторные животные непригодны к выживанию в естественной среде.
 – Хорошая шутка, – одобрил я. – А людей вы перебрасывали?
 – Людей – нет.
 – Почему?
 – Не хотелось повторения истории с кроликами. Далеко не каждый человек способен выжить во враждебной среде, каковой является древнегреческое общество тех времен.
 – И вы выбрали меня.
 – Потому что вы идеально приспособлены. Вы умны, вы можете постоять за себя в рукопашной, вы не падаете в обморок при виде крови, и у вас есть опыт по внедрению в чужеродные вам организации. Мы могли бы найти ученого, специализирующегося в данной области, но он не проживет в реальном мире и дня. Мы могли бы найти мордоворота из службы мистера Хенриксона, – он кивнул в сторону молчаливого мужчины, – но тот не сможет ответить ни на один из поставленных вопросов. Поэтому мы искали кого-то вроде вас. Разведчика, диверсанта, саботажника, если хотите. Способного сойти за своего парня в любой компании, способного пораскинуть мозгами в одной ситуации и дать реальный отпор противнику в другой. Так вы согласны на мое предложение или мне продолжать сыпать комплиментами в ваш адрес?
 – В целом согласен.
 – Тогда мистер Хенриксон проводит вас к мистеру Громову. Мистер Громов – главный аналитик этого проекта, он введет вас в курс дела, объяснит все подробности и поставит реальные задачи.
 – А где я могу получить мой первый чек на миллион?
 – Он у мистера Хенриксона.
   Дэн  
 Академик Петр Иванович Северов, гений теоретической физики, первооткрыватель темпорального туннеля и мой земляк, никогда не расставался с трубкой, но никогда и не курил. Сей довольно громоздкий старомодный агрегат постоянно маячил где-то в районе академического рта, но я никогда не видел, чтобы он выпускал дым.
 Академик сидел на подоконнике и читал Гомера. Я кашлянул, дабы обратить на себя внимание. Профессор – чрезвычайно увлекающийся человек, когда он погружен в какое-то занятие, то замыкается в своем собственном мире, так что кашлять мне пришлось трижды.
 – А, Данил, – сказал академик, аккуратно загибая страницу и откладывая книгу в сторону. – Верите, я никогда не читал Гомера. Я даже не слышал о Троянской войне до того, как прорубил туннель за три месяца до ее начала. Всегда интересовался исключительно своим предметом.
 – А я всегда хватал понемногу отовсюду, – сказал я. – Покурим?
 – Вы курите, – сказал он. – Я сейчас не хочу.
 – Как вам Гомер?
 – Он… подавляет своей дотошностью. Вы заметили, что в «Илиаде» нет ни одного безымянного героя? Все они поименованы, даже если появляются в тексте всего один раз, чтобы пасть от руки какого-нибудь великого воина. А его список кораблей? Здесь он больше похож на бюрократа, нежели на поэта.
 – Некоторые считают его историком.
 Академик пожал плечами.
 – Вы так не думаете? – спросил я.
 – Мне сложно судить. Историки не всегда оперируют фактами, часто они излагают исключительно свои домыслы. Если так, то Гомер – историк. Видите ли, Данил, история – это не точная наука, она в чем-то сродни литературе. Я – представитель точных наук. По крайней мере, так мне казалось.
 – И вы сами делаете историю.
 – Не надо громких фраз.
 – Тогда расскажите мне, как работает ваше изобретение.
 – Я передавал вам все мои файлы.
 – И я ни черта в них не понял, – признался я. – Мои познания в теоретической физике не столь глубоки… По факту они не глубже чайной ложки. Я ничего не могу разобрать, кроме вашей фамилии, вынесенной в заголовок. Вы не могли бы объяснить мне человеческими словами?
 – А вы уверены, что вам это надо?
 – Я – аналитик, – сказал я. – И я не могу делать свою работу, то есть анализировать, если я чего-то не понимаю.
 – Я тоже не все понимаю.
 – Как это может быть?
 – Знаете, с какой попытки мне удалось прорубить туннель?
 – С четвертой?
 – Ха! – сказал академик. – Первые восемь раз я пробовал, когда на горизонте еще не было нашего магната с его деньгами. Все восемь попыток провалились, но каждая давала мне новые поводы для размышления. Я понял, что мне нужна колоссальная энергия, без которой я не смогу поддерживать туннель в открытом состоянии, и я начал искать спонсора. Им оказался мистер Картрайт. Он предоставил мне почти неограниченные финансовые возможности, он построил энергостанции, которые работают только на мой проект, и я продолжил попытки. После очередной неудачи я вносил в прибор некоторые изменения, но я не мог понять, почему он не работает, Либо построенная мною теоретическая модель была неверна в принципе, и тогда все эти улучшения не имели никакого смысла, либо… он должен был работать и без изменений. Но этого не происходило. Время – наименее изученная материя в нашей Вселенной, и у меня не было предшественников, на опыт которых я мог бы опереться. Иногда мне казалось, что я занят поисками того, чего попросту нет. Что я ищу черную кошку во вселенной, лишенной света.
 – Первооткрывателям всегда трудно, – заметил я.
 – А потом был прорыв, – сказал академик. – Прорыв, причины которого я не понял и по сей день. Потому что действующий образец моего прибора не имеет больших принципиальных отличий от своего предыдущего собрата, который отказывался работать. Все, чем я занят до сих пор, – это попытки понять, что и почему произошло. Поэтому я не могу публиковать свои теории, даже если бы не было моего договора с мистером Картрайтом, согласно которому туннель на первые три года является исключительно его собственностью, а уже потом становится достоянием человечества. Вы говорите, что не понимаете сути моего изобретения, и я вижу, что вас это беспокоит. Так представьте, как это беспокоит меня, ибо я сам не понимаю сути того, что изобрел.
 – «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, – процитировал я.
 – Гомер?
 – Шекспир.
 – Настоящий ученый никогда бы не согласился с подобной постановкой вопроса. Принимать мир таким, каков он есть, – это ненаучно. Все непознанное должно быть познано.
 – А непознаваемое?
 – Я отрицаю наличие того, что вы называете непознаваемым. Есть лишь то, что мы не в состоянии познать в данный момент времени, однако мы не должны склонять перед ним свои головы.

 ГЛАВА 4

   Полковник Трэвис  
 Мистеру Громову на вид было не больше тридцати лет. Среднего роста, худощавый, сутулый, длинные волосы собраны к некое подобие хвоста. Глаза блестят дорогими контактными линзами.
 Типичный интеллектуал.
 После обычного ритуала знакомства («зовите меня просто Дэн»), мистер Хенриксон отдал мне мой чек, потом препоручил меня заботам мистера Громова и аккуратно закрыл за собой дверь.
 – Значит, вы будете нашим агентом в прошлом? – спросил Дэн.
 – Похоже на то, – согласился я. – А вы будете вводить меня в курс дела?
 – По мере возможности, – ответил он.
 – Предупреждаю сразу, у меня очень много вопросов.
 – Это понятно, – сказал Дэн. – Я думаю, для начала вам надо познакомиться с основными действующими лицами.
 – Если вы так считаете…
 Дэн откинулся на спинку кресла, щелкнул кнопкой появившегося в руке пульта, и одна из стен его кабинета превратилась в сплошной большой экран.
 – Начнем с ахейцев, – сказал Дэн, и на экране появился первый персонаж.
 Мужчина средних лет с печатью властности, выдавленной на хмуром челе. Темноволосый, хотя седина уже пробивается на висках и в густой бороде, крепкий такой мужчина. Глаза умные, хищные. Глаза опасного человека.
 – Это Агамемнон, сын Атрея, – сказал Дэн. – Главная шишка ахейцев. Ванакт Золотых Микен, центрового города греков. Царь царей, ванакт ванактов, отец народов, главный мотор кампании по разрушению Трои. Ради общего блага даже принес в жертву свою дочь. В войне преуспел, но по возвращении домой был зарезан собственной женой и ее любовником.
 – Наверное, не стоило оставлять жену без присмотра на целых десять лет.
 – Возможно. Следующий.
 Похож на главную шишку, только помоложе. И не такой крепкий. И ростом чуть ниже. Смотрит с угрозой, но всерьез эта угроза почему-то не воспринимается.
 – Главный рогоносец всех времен и народов, – сказал Дэн. – Менелай, младший брат Агамемнона, муж похищенной Елены, царь Спарты. Именно он подарил брату повод для развязывания военного конфликта. В итоге вернет жену.
 – Хоть этому повезло.
 – Везение – штука относительная. Вряд ли после всего они были счастливы в браке. Следующий.
 Похож на Шварценеггера в молодости, только повыше и посимпатичнее. Создается впечатление, что он вытесан из единого куска дерева. Из баобаба. Здоровый такой лось, весь из мускулов, что наверняка компенсируется полным отсутствием мозгов. По крайней мере, во взгляде никакого интеллекта не наблюдается. Даже на уровне разговора о погоде.
 – Аякс Большой, Теламонид. Считалось, что он уступает в силе только Гераклу, но это никак невозможно проверить, ибо Геракл умер несколько раньше. Предводитель саламинцев. Под конец войны слетит с катушек, поубивает кучу коров или овец, точно не помню, в общем, каких-то домашних животных, после чего бросится на собственный меч. Должен сказать, что суицид не был широко распространен в те времена и особым уважением не пользовался.
 – Ясно.
 – Следующий.
 В лице есть что-то общее с Аяксом, но только в лице. Ростом парень пониже, стройный, гибкий. Взгляд цепкий, пронзительный. Смотрит с прищуром.
 – Сводный брат Аякса, Тевкр Теламонид. Один из лучших лучников того времени. Сравнить с ним можно только Одиссея. Более ничем не знаменит.
 – И этого немало.
 – Ага.
 Маленького роста, жилистый, судя по фигуре, очень быстрый. Такие особенно опасны в рукопашной, а ведь рукопашная являлась излюбленным методом ведения боя в те времена.
 – Аякс Оилид, или Аякс Малый. Тезка Аякса Большого и его же дальний родственник. По возвращении домой попадет в шторм и разобьется о скалы.
 Смуглый кудрявый красавец. Борода аккуратно завита колечками. Такие парни одинаково выглядят и в тридцать, и в пятьдесят. Под одеждой явно скрываются бугры мышц, во взгляде горит огонь. Только мне почему-то кажется, что он слегка навеселе.
 – Диомед, сын Тидея, ванакт Аргоса, идеальный солдат в понимании Гомера. Один из лучших военачальников греков. Друг Одиссея. Очень хорош на копьях.
 Коренастый рыжеволосый тип. Одежда драная, взгляд дикий, похож на психа. Очень похож. Длинные, поросшие рыжими волосами руки. С таким надо драться на дальней дистанции, не дай бог попасть в захват таким лапищам. Сломает позвоночник и не поморщится.
 – Одиссей, сын Лаэрта, правитель Итаки. Лучник, борец и клятвопреступник. Самый толковый парень из всех греков. Разработал операцию, в итоге которой Троя пала, ну да это вы и без меня знаете. Также широко известен своим крайне затянувшимся возвращением домой и бойней, которую он устроил дома сразу по прибытии. Был счастлив в браке.
 – Отрадно слышать, что хоть для кого-то эта история хорошо закончилась.
 Старик. По нашим меркам выглядит лет на сто, значит, ему около шестидесяти. Седая борода, седые волосы, крайне худой, но взгляд властный, а глаза умные. Сам уже не боец, но поруководить еще может.
 – Нестор, Конник Геренский, мудрый старец. Знаток всяческих историй, ходячая совесть и мудрость греков. Привел с собой большое войско. После войны возвратился домой в Пилос и царствовал еще долгое время.
 Самый молодой из увиденных мною на данный момент. Смуглый – не то слово. Почти негр. Талия осиная, да и вообще фигура профессионального танцора.
 – Идоменей, царь Крита. Кстати, родной племянник Минотавра.
 – Не слишком похож на быка.
 – Странная вещь – генетика.
 Парню лет двадцать пять. Он совершенно не похож на Брэда Питта из древнего фильма, однако я сразу понимаю, кто он такой. Блондин, кстати говоря, глаза голубые, только какие-то пустые и холодные. Фигура – отменна, мускулатура впечатляет. Особых примет нет, хотя хотелось бы взглянуть на его пятку.
 – Ахилл, он же Ахиллес, сын Пелея. Лучший в Ахайе. Предводитель мирмидонцев. Или мирмидонян, мы еще не определились с терминологией. Неуязвим, отличный боец, и все дела, убит Парисом выстрелом в пятку. Полагаю, что стрела была отравленной.
 – Он и правда неуязвим?
 – Ага, – мрачно сказал Дэн. – От ушей до пяток. Теоретически только до одной пятки.
 – И как вы это объясняете?
 – Никак. Я думал, это как раз вы нам объясните. Вообще парню крупно повезло, что он жил не в наше время. Только представьте себе, какую проблему он представляет для медиков. Как, например, удалять ему аппендикс? Тоже через пятку?
 – Я всегда думал, что это метафора.
 – Что парень просто был настолько хорош, что не позволял никому даже дотронуться до него мечом, и единственный способ убить его – ударить со спины и метить ниже пояса?
 – Что-то в этом роде, – признался я.
 – Нет, – сказал Дэн. – Увы, но это не так. У нас есть запись его тренировочного боя. Я сам видел, как противник со всего маху пытался загнать меч ему в живот.
 – И что?
 – Меч разлетелся вдребезги. Бронза – не лучший материал для изготовления клинков.
 – Значит, вы считаете, что парень на самом деле сын бога?
 – Богини. Лично я ничего не считаю. Я – аналитик и привык делать выводы, основываясь на фактах. Вот когда вы добудете мне побольше фактов, я буду делать выводы. А пока я обожду.
 – Удачная позиция. А лично ваше мнение я могу услышать? Мнение не аналитика, но человека?
 – Я не знаю, – сказал Дэн. – Я не верю во всю эту чепуху с богами, но я просто не знаю. Может быть, имела место какая-то мутация. Вы же знаете, рождаются сиамские близнецы, дети с двумя головами, тремя ногами…
 – И крокодиловой чешуей вместо кожи?
 – Ага. Насмотрелись на этот экспонат?
 – Более чем.
 – Тогда переходим к следующему персонажу.
 Подросток. Даже не подросток – мальчик. На вид никак не дашь больше двенадцати. Взгляд дерзкий, независимый. Телосложением и чертами лица уже похож на своего молодого неуязвимого папашу.
 – Сын Ахилла Неоптолем, или Пирр. Сейчас он еще ребенок, но к концу войны будет вполне взрослым молодым человеком, созревшим для убийства. В самой войне особо себя не проявлял, однако успел отличиться при штурме Трои. Убил отца Гектора, изнасиловал его жену, и все такое. Крайне дурно воспитанный молодой человек.
 – Тоже неуязвим?
 – Точно не знаем, но вряд ли. Другое поколение, да и купания в Стиксе, думаю, ему удалось избежать.
 – Или мутация не передается по наследству?
 – Именно. Собственно, у нас есть несколько версий на сей счет, но ни одной состоятельной. Я думаю, что вы должны прояснить для нас этот вопрос.
 – А если в процессе выяснения я его… уязвлю?
 – Вряд ли. Но к этому вопросу мы вернемся позже. Сейчас же предлагаю закончить визуальное знакомство с действующими лицами.
 – Много их там осталось?
 – Изрядно. Но вы можете не беспокоиться, вам не придется запоминать в лицо и по имени семьдесят тысяч ахейцев и около сорока тысяч троянцев.
 – И то хорошо. Давайте следующего.
 Фигура Ахилла. Рост Ахилла. Прическа Ахилла. Но взгляд более мягкий, да и черты лица поприятнее. По-моему, он чуть старше сына Пелея.
 – Патрокл, ближайший друг и соратник Ахилла. Возможно, хотя и не подтверждено, что они были любовниками. В критический момент, когда ахейцы проигрывали войну, а Ахилл отказывался выйти в поле из-за ссоры с Агамемноном, надел доспехи своего друга и повел людей в бой. Именно смерть Патрокла от руки Гектора снесла Ахиллу башню, в результате чего тот вернулся к активной жизни, перебил кучу народа, в том числе и Гектора, запрудил реку трупами и чуть не взял Трою в одиночку.
 – Угу, – сказал я. – Следующий.
 Старик. Дряхлый старик, старше даже Нестора. Такой не то что меч, ножик для бумаги в руке не удержит. Какой-нибудь супергерой в отставке?
 – Старец Феникс, наставник Ахилла. В войне участия не принимал по причине возраста. Так, мудрый довесок к двум молодым балбесам.
 – К двум?
 – Неоптолем появится на сцене только к концу войны. Когда подрастет.
 – Есть еще кто-нибудь из известных ахейцев?
 – Есть один персонаж.
 Этот точно не боец. Толстый, прямо-таки лоснящийся от жира, морда довольная, глаза хитрые.
 – Калхант, или Калхас, – сказал Дэн. – Типа пророк. Точнее ручной прорицатель ахейцев, прорицал исключительно то, что ахейцам хотелось слышать.
 – Разве не все пророки такие?
 – Возможно.
 – Есть еще парни, которых я должен знать?
 – Имя им – легион. Однако со значительными ахейцами мы расправились, с остальными можете познакомиться по ходу дела. Перейдем к троянцам, спешу вас утешить: их гораздо меньше.
 Еще один старик. Благородная осанка, властность во взоре, на поясе висит меч, хотя сомневаюсь, что обладатель сумеет пустить его в ход.
 – Приам, царь Трои. Папа Гектора, Париса, Кассандры и еще кучи отпрысков. Убит ахейцами при штурме.
 Человек лет тридцати. Смуглый. (Или загорелый?) Черные кудрявые волосы. Пронзительные, но какие-то усталые глаза. Ничего не могу сказать о его фигуре, ибо одет он в довольно бесформенный балахон.
 – Гектор. Троянский военачальник – лавагет. Величайший герой Трои. Все знали, что…
 – Все – это все те, кто обычно всё знает?
 – Ага. Так вот, все знали, что оборонить Трою мог только Гектор. Но, поскольку Троя была обречена изначально, значит, и Гектор был обречен.
 Я моргнул, и картинка на экране поменялась. Теперь там был изображен очень воинственный тип в полном, как выразился Дэн, боевом доспехе. Лет сорока, лицо изборождено шрамами, левого глаза нет.
 – Главк, один из младших военачальников Трои. Кличка – Циклоп.
 – Догадываюсь, как он ее заработал.
 Красавчик, сними с него тряпки – и может позировать для обложки женского журнала. И взгляд такой жгучий, что смотреть противно. Настоящий мачо.
 – Дайте, я сам догадаюсь, – сказал я. – Это наш герой-любовник?
 – Мимо кассы. Это Эней, основатель Римской империи. Спасся во время штурма Трои, да еще и отца своего вывел. После чего долго скитался, пока не обустроился в Италии. Там основал город, на месте которого впоследствии был построен Рим. А вот и Парис.
 И это – герой-любовник? Ничего особенного. Смазливый, конечно, но не более того. Хотя, наверное, у женщин на этот счет есть свое мнение.
 – Похититель Елены. Убийца Ахилла. Младший брат Гектора. Дурак, бабник и трус. А вот и сама Елена.
 Он вывел изображение на экран.
 – Ну как?
 – Не в моем вкусе.
 – И это все, что вы можете сказать о женщине, считающейся мировым идеалом красоты?
 – Да.
 – В общем-то вы правы. Я не вижу в ней ничего такого, что могло бы отправить в плавание тысячу кораблей.
 – Наверное, Менелай бы с нами не согласился.
   Зрители  
 – Смотрел?
 – Только пару серий.
 – И как тебе Елена?
 – Ничего, приятная деваха. Я бы ее трахнул.
 – А Кассандра?
 – Тоже ничего. Хотя мне больше по вкусу эта, как ее… Не помню, как зовут. Жена того смурного парня.
 – Гектора?
 – Ага. Фигура у нее – что надо. Приятная во всех отношениях.
 – Да, подбор актеров неплох.
 – Только почему я их раньше нигде не видел?
 – Наверное, набрали каких-то начинающих. Чтобы звезды не затеняли других.
 – Ага. Аякса видел? Чистый качок.
 – А Одиссей? Видел, как этот придурок голым землю пахал? Полсерии, наверное, показывали. И песни при этом пел похабные.
 – Ага. Инструмент у него – будь здоров.
 – Но сумасшедшего плохо сыграл. От войны ему отмазаться не удалось.
 – Говорят, великий мудрец.
 – Кто говорит?
 – У меня знакомый есть, образованный, понимаешь. Гомера читал.
 – Кого?
 – Гомера. Ну того педика, по которому этот сериал снимают. Говорит, этот Одиссей придумает, как Трою взять.
 – Так Трою все-таки возьмут?
 – А ты как думал. Такая прорва народу на один город. Мужиков всех перебьют, баб изнасилуют.
 – Интересно, а это показывать будут?
 – Конечно, будут. Только не скоро.
 – Скорее бы.
 – Привет, дорогая.
 – Привет. Смотрела вчера ночной показ?
 – Нет, заснула раньше. А что, там что-то интересное было?
 – Конечно. Ты такое пропустила! Парис с Еленой сексом занимались! Минут сорок, наверное! Этот парень – какой-то супермен.
 – Черт! Жалко, что не видела.
 – Может, повторят?
 – Наверное. Хотя Парис – так себе. Вот Эней – настоящий красавчик.
 – Парис – лапочка!
 – А Эней? Видела, как он пастушек на прошлой неделе лапал?
 – Ахилл все равно симпатичнее.
 – Ахилл? Да он просто псих какой-то. Отморозок.
 – А у Елены прическа дурацкая. Что она, совсем за модой не следит?
 – Здорово, пацаны.
 – Привет.
 – Видели, как Диомед вчера нажрался и всю постель облевал?
 – Вообще пить не умеет.
 – Он только и умеет, что пить. Как его не покажут, все квасит и квасит.
 – Ахилл вчера очередного прирезал.
 – Все равно скучно. Скорее бы у них война началась, что ли.
 – Это точно. Я думаю, Ахилл Гектора завалит.
 – Без базара.
 – И Аякс Гектора завалит.
 – Это точно.
 – А Энея?
 – Это еще бабка надвое… Эней тоже не промах.
 – Как думаешь, кто победит?
 – Греки. У меня дед книжку читал. Греки, говорит, победят.
 – Я ж говорю, Ахилл Гектора завалит.
   Полковник Трэвис  
 – Теперь нам следует определиться с терминологией, – сказал Дэн. – По сути Троянская война была войной гражданской, так как обе воевавшие стороны принадлежали к одному народу. Они говорили на одном языке, поклонялись одним богам, соблюдали одни и те же ритуалы.
 – То есть все они были греками?
 – Точнее, ни те ни другие греками не были. В те времена не существовало такой страны, как Греция, или Эллада. Те, чьи далекие потомки стали называться греками, пять тысяч лет назад жили где-то на севере от Балканских гор, а на юге, на многочисленных островах Эгейского моря, жили пеласги. Дикие, разрозненные племена, постоянно воевавшие между собой. Естественно, в таком виде они не могли противостоять внешнему врагу, и согласно исторической логике такой враг не заставил себя долго ждать. Это было первое нашествие тех, кто позже стал называться греками, – ионийцев. Но ионийцы не смогли долго удерживать завоеванное и склонили свои головы перед второй волной завоевателей – ахейцами. Именно ахейцы построили все фигурирующие в мифах города – Микены, Тиринф, Охромен и Трою и покорили все местные народы. Их властители возводили для себя величественные дворцы, расписывали стены фресками… Именно ахейцы носили блистающие бронзовые доспехи и оружие, именно они выезжали на бой на сверкающих колесницах, и именно о них рапсоды складывали свои мифы. Именно ахейцы являются героями древнегреческого эпоса, и о них сложены и «Одиссея», и «Илиада». Кстати, во времена Гомера в той местности господствовали новые завоеватели – дорийцы, и о ахейцах, их дворцах, накопленных ими несметных богатствах, героях и победах остались лишь светлые воспоминания. Исходя из вышеизложенного, можно принять, что в Троянской войне принимали участие условные греки, к числу которых относят ахейцев, аргосцев, данаев, живших на островах, и условные греки, жившие на материке, в Малой Азии, так называемые троянцы, которые по происхождению вполне могли быть теми самыми ахейцами.
 – Понятно, – сказал я. – С воевавшими сторонами мы определились. Что дальше?
 – Причины войны, – сказал Дэн. – Конечно, все знают легенду о похищении Елены Прекрасной, которое спровопировало эту бойню, однако такие причины хороши для поэтов, а не для историков. Похищение одной женщины, как бы прекрасна она ни была, может служить лишь поводом для начала войны, но никак не причиной.
 – Бостонское чаепитие, – сказал я.
 – Или Перл-Харбор. Как нам известно сейчас, большинство войн начинается по банальным экономическим причинам, и у нас нет оснований полагать, что Троянская война была исключением. Так называемая «европейская» часть Греции, которой руководил Агамемнон, с трех сторон была окружена Средиземным морем, большую часть суши занимали неприступные горы, и земли, пригодной для земледелия, было крайне мало. Поэтому ахейцы всегда с завистью смотрели на другой берег, на Малую Азию, жизнь в которой казалась им просто райской. Я считаю, что именно стремление к завоеванию богатых земель своих соседей и послужило истинной причиной Троянской войны.
 – Все как всегда.
 – Но не стоит сбрасывать со счетов еще одну причину, имя которой – Агамемнон. Это честолюбивый человек, чьи амбиции можно сравнить только с амбициями Александра Македонского. Великая мечта этого умного и властолюбивого правителя – гигантская империя Пелопидов, или, если пожелаете, Атридов, которую он жаждет построить. С такой точки зрения Троя – это последний шаг к объединению ахейских народов, после которого перед ними может лечь весь мир.
 – Но он не лег.
 – Потому что Троя оказалась крепким орешком. Троянцы не желали склонить головы перед Микенами. А несогласные должны быть уничтожены, ведь великие империи строятся именно по этому принципу. Но Агамемнон потратил слишком много времени и сил на наказание непокорных, и его великая завоевательная война захлебнулась после взятия Илиона.
 – Великие планы разбились о Трою.
 – Если бы Троя пала в течение первого года войны, вполне возможно, что Александру Македонскому нечего было бы завоевывать. На момент начала Македонским военной кампании его армия по численности чуть ли не вдвое уступала силам, собранным сынами Атрея.
 – Итак, основные предпосылки Троянской войны – жажда богатства и власти.
 – Да, если говорить о предпосылках исторических. Но поскольку вам предстоит жить и работать в том времени, вы должны быть осведомлены также и о предпосылках мифологических, ведь именно они были известны воинам, идущим на смерть под стенами Трои. Первой мифологической предпосылкой падения города было оскорбление богов. Один из царей Трои, Лаомедонт, договорился с двумя богами, Посейдоном и Аполлоном, что они обнесут его город стеной, которой нет равных, по тем временам, разумеется. Когда работа была выполнена, Лаомедонт, возгордившись тем фактом, что стену вокруг его города строили сами боги, отказался платить им и выгнал вон, попрощавшись весьма нелицеприятными высказываниями. Боги обидчивы, но обидчивы по-разному. Считается, что Аполлон простил гордыню троянского царя, по крайней мере, он слыл покровителем города и во время войны принимал участие в его обороне. Но глава греческого пантеона Зевс не простил такого оскорбления, ибо воспринял его как выпад против власти Олимпа, и падение Трои стало лишь вопросом времени.
 – Илион должен быть разрушен.
 – Некоторое время спустя состоялся свадебный пир родителей Ахилла, смертного героя Пелея и его жены нереиды Фетиды. Пир был важным событием в светской жизни, и на него были приглашены все значительные боги и герои того времени. Но тот, кто составлял список гостей, не включил в него Эриду, богиню раздора, очевидно стараясь избежать любых конфликтов во время празднества, и Эриду это несколько уязвило.
 – Бойся оскорбленных женщин.
 – Эриде удалось проникнуть на торжество, и она бросила прямо под ноги танцующим золотое яблоко, на котором было написано лишь одно слово: «прекраснейшей». Или два: «самой красивой». Но суть от этого все равно не меняется. Естественно, сразу разгорелся спор. Первыми из турнира выбыли смертные красавицы, которые не могли тягаться красотой с вечно молодыми богинями, затем остались три основных претендентки: Гера – жена Зевса, Афина – дочь Зевса и Афродита… э… сводная сестра Зевса. Соответственно, они попросили рассудить их спор своего великого родственника. Но Зевс был не дурак. Он прекрасно понимал, что, выбирая одну из них, обидит двух других, и он переложил ответственность на Париса, сына царя Трои Приама.
 – Я называю это – «подставить».
 – Да. Зевс знал, что проигравшие богини придут в ярость, и подстроил ситуацию таким образом, чтобы ярость обрушилась на неугодный ему город. Богини явились перед Парисом, и он не смог выбрать из них прекраснейшую. Тогда в ход пошли взятки. Гера предлагала Парису власть над всей Азией, Афина обещала сделать его самым мудрым из живущих и принести ему военную славу, а Афродита пообещала ему любовь самой прекрасной женщины на земле. Парис был молод, глуп и любвеобилен, потому он выбрал дар Афродиты и вручил яблоко раздора именно ей. Соответственно, предсказуемые Гера с Афиной тут же пришли в ярость и удалились строить козни против ставшей ненавистной им Трои.
 – О, эти женщины, – сказал я. – Из-за одного человека обрекли на гибель целый город.
 – Такие уж нравы. Но тут вышел небольшой конфуз. Парис очень быстро выяснил, что самая красивая женщина в мире, Елена – дочь Зевса и Леды, полубогиня, вылупившаяся из яйца, так как ее папа занимался любовью с ее мамой в образе лебедя (хотел бы я на это посмотреть), – уже занята. Она была замужем за Менелаем, правителем Спарты. Но приз есть приз, и он должен быть вручен. Парис отправился в Спарту якобы с посольством и при помощи Афродиты выкрал Елену у законного супруга. Мимоходом он прихватил и кое-что из золотишка. Узнав об этом, Менелай пришел в неописуемую ярость и тут же бросился, но не в погоню, как поступил бы на его месте любой здравомыслящий человек, а в Микены, жаловаться своему старшему брату, отчего Агамемнон пришел в столь же неописуемый восторг. Он правил всей Грецией, и лишь Троя не присягала ему на верность, поэтому старший Атрид имел на этот город большой зуб. И все последнее время он искал лишь приемлемый повод, чтобы начать войну. Ситуация была идеальной для Агамемнона.
 Дело в том, что, когда земной отец Елены (рога которому наставил сам Зевс), прежний правитель Спарты Тиндарей хотел выдать Елену замуж, свататься собралась чуть ли не вся Эллада и в зятья ему набивались правители могущественных городов. Положение дел было весьма взрывоопасным, ибо оскорбленные цари не менее мстительны, чем богини, и выбор одного из них опять же мог оскорбить других. А Спарта, скажем прямо, была не таким уж большим городом, и разъяренные аргосцы или микенцы могли запросто сровнять ее с землей. Не желая умирать раньше времени, Тиндарей обратился за помощью к хитроумному Одиссею, и тот придумал следующее. Чтобы избежать кровопролития, он потребовал у всех женихов еще до оглашения выбора Елены поклясться, что, на кого бы ее выбор ни пал, остальные не будут пытаться его убить и даже придут на помощь, если с ним или с его семьей что-нибудь случится. Поскольку все присутствующие были прославленными героями и могучими царями, они легко дали такую клятву, потому что каждый полагал, что выбор падет именно на него. Елена выбрала Менелая, и, хотя многие были недовольны таким исходом сватовства, бойни не случилось. Согласно данной клятве теперь, когда Елену похитили, вся Греция должна была выступить на стороне Менелая. Это так сыграло на руку Агамемнону, что я начинаю задумываться, а не подстроили ли похищение Елены сами братья Атриды. Но Гомер об этом умалчивает, посему о том следует умолчать и вам, буде такой разговор зайдет в тринадцатом веке до нашей эры. На данный момент греки с той стороны туннеля как раз занимаются сбором войск, а троянцы поспешно готовятся к обороне города. Троянская война вот-вот начнется.
 – Ладно, – сказал я. – Все эти теории мне понятны. Что вы хотите конкретно от меня? Что я должен сделать в прошлом?
 – Для начала вы должны сделать кое-что в настоящем. Например, выучить древнегреческий язык.
 – Посредством старого доброго гипноза, я надеюсь? Староват я для того, чтобы корпеть над учебниками.
 – Именно при помощи гипноза, не волнуйтесь. После трех сеансов вы будете общаться на древнегреческом лучше самого Гомера. Потом вы должны пройти начальную подготовку по обращению с оружием того времени. Как бы там ни сложилось, вы отправляетесь в зону военных действий и должны уметь постоять за себя.
 – Так я отправлюсь под Трою? Я думал, сфера ваших интересов лежит в окрестностях Олимпа.
 – Отправлять вас туда было бы не слишком разумно. Мы не можем вести там съемку, и, если с вами там что-нибудь случится, мы не узнаем, что произошло, и не сможем вам помочь. Вы отправитесь под Трою вместе с ахейским войском и будете наблюдать за событиями. Человеческий глаз всегда заметит то, что обойдет своим вниманием камера.
 – Но ведь, насколько я понял, главным образом вас интересует вопрос с греческими богами.
 – Верно. Согласно Гомеру, боги постоянно вмешивались в военные действия вокруг Трои, и встретить их на поле битвы или около него куда как менее рискованно, чем пытаться проникнуть в закрытую для нас область.
 – А что будет, если я их действительно найду?
 – Вы поколеблете систему моего мировоззрения.
 – А в более глобальном смысле?
 – Не знаю. Я не верю в богов, и у легенды должно быть какое-то логическое объяснение. Может быть, не научное, но хотя бы логическое. Возможно, жителями Олимпа считались люди, обладающие паранормальными способностями.
 – Вы сами в это верите?
 – Дайте мне факты, и я поверю во все что угодно.

 ГЛАВА 5

   Полковник Трэвис  
 Под моими ногами был белый песок Скироса.
 На мне была туника, легкие сандалии по древнегреческой моде, на поясе висел короткий бронзовый меч. Зато мое тело было буквально набито высокотехнологическим электронным оборудованием.
 Как я оказался на Скиросе?
 Прошел темпоральным туннелем, как же еще.
 Поскольку я долго не мог въехать в объяснения старшего аналитика проекта, он попытался показать мне модель темпорального туннеля на пальцах. Представьте себе длинную лестницу, сказал он. И пусть ступеньки этой лестницы будут для вас веками.
 А теперь представьте себе шланг. Не трубу, а именно гибкий шланг, который проложили с двадцать первой ступеньки до четырнадцатой. Или до минус четырнадцатой, но это сейчас неважно. Важен принцип. Если вы поднимете верхний конец на двадцать вторую ступеньку, нижний, соответственно, окажется на пятнадцатой, и так далее.
 Это еще не все. Шланг, как вы изволили заметить, гибкий, и при помощи необходимых манипуляций можно смещать нижний его конец в любую точку площади нижней ступеньки.
 Верхнюю точку смещать нельзя. Почему? Сейчас позову академика, и он набросает вам пять листов формул…
 Почему я оказался именно на Скиросе?
 На то были свои причины. Чтобы оказаться как можно ближе к центру событий, мне надо было не просто примазаться к греческому войску, но и получить доступ в ограниченный круг ахейских вождей, главных действующих лиц «Илиады». Согласитесь, что если бы я изъявил желание встать на греческую сторону где-нибудь в Троаде, то меня, скорее всего, признали бы троянским лазутчиком и казнили на месте. Внедряться надо было раньше.
 Менелай и Агамемнон, руководящие сбором войск в Авлиде, на данный момент были для меня недоступны, пробиться к ним на аудиенцию было свыше сил обычного смертного. Аякс Мелкий имел слишком малый политический вес, Нестор был стар и недоверчив, Идоменей с Аяксом Крупным в данный момент находился в открытом море, а плавать на доске в ожидании, пока меня заметят ахейские моряки, мне не хотелось.
 На Скиросе же сейчас проживали быстроногий Ахиллес с учителем Фениксом и другом – а может быть, и больше чем просто другом – Патроклом. Кроме того, со дня на день сюда должны были пожаловать Одиссей и Диомед с миссией уговорить Ахилла отправиться на войну. Если не считать старика Феникса, здесь было четверо героев «Илиады», из которых трое обладали огромным влиянием и властью.
 Ахилл, правитель мирмидонцев, герой многих пророчеств.
 Диомед, ванакт могущественного Аргоса.
 И Одиссей, басилей Итаки, под чьим началом было не так много воинов, зато чья мудрость и изворотливость уже успели стать легендой.
 Кто-то из них и должен был стать моим билетом под стены Трои.
 Согласно Гомеру, Овидию и толпе их коллег, мать величайшего героя, нереида Фетида, стремилась уберечь своего сына от безвременной гибели на войне, а потому прятала его в женском платье во дворце правителя Скироса Ликомеда.
 Когда жирный пророк Калхант возвестил, что Троя не падет, если в рядах ахейцев не будет сражаться Ахилл, лучший в Ахайе, воины возроптали, и Агамемнон отправил Одиссея и Диомеда на Скирос с целью разыскать трансвестита и за уши притащить его на бойню.
 Говорят также, что Ахилл был сильно похож на девочку (и при этом он является великим воином, покрытым буграми мышц), и прославленные цари долго не могли разыскать его, пока Одиссей не применил военную хитрость. Он переоделся торговцем и пришел во дворец Ликомеда с лотками, на которых женские шмотки и украшения лежали вперемежку с оружием. Девушки заинтересовались шмотками, Ахилл же отдал предпочтение оружию, на чем и попался.
 Не хочу обидеть Одиссея, но, если такие штучки на самом деле срабатывали, это говорит отнюдь не о хитроумии сына Лаэрта, а о низком интеллектуальном уровне самого Ахиллеса.
 Наверное, умом он пошел в маму.
 Все образованные люди и даже кое-кто из необразованных знают, откуда пошло выражение «Ахиллесова пята». Стремясь оградить сына от превратностей судьбы, Фетида окунула свое чадо в воды реки мертвых Стикс, протекающей в подземном царстве, что сделало Ахилла неуязвимым. При этом она держала сына за пятку, та осталась сухой, не стала неуязвимой, через что парень и пострадал. И все воспринимают это как данность.
 Но если бы Фетида действительно была мудрой женщиной, она могла бы окунуть Ахилла в Стикс два раза, перехватив ногу, или подержать его за какое-нибудь другое место, и вся древняя греческая история пошла бы по другому пути. Но такой простой способ обезопасить сына почему-то не пришел ей в голову.
 Надо сказать, что не все из вышеизложенного соответствовало действительности. Ахилл, Патрокл и Феникс на самом деле гостили во дворце Ликомеда, но никто из них не переодевался в женское платье и не пытался прятаться. Думаю, поэты приврали для красного словца.
 В первой половине Феникс преподавал парням историю и математику, потом они обедали, отдыхали немного и отправлялись во двор, где посвящали время совершенствованию своего владения холодным оружием. Вечером они пировали, с хозяином или без него, после чего предавались заслуженному отдыху в компании дружелюбных и любвеобильных рабынь.
 Вполне мужские занятия.
 Я шел по песку.
 Вообще приятное место эта Древняя Греция. Идеальный пляж, яркое солнце, теплое море, умеренный климат средиземноморского бассейна. Воздух, еще не испорченный выбросами в атмосферу токсичных отходов.
 По этому пляжу любили бегать Ахилл и Патрокл, когда им наскучивало заниматься во дворце. Не знаю, почему Гомер прозвал Ахилла быстроногим, как ни пыжился великий герой, но они всегда приходили к финишу плечом к плечу со своим другом.
 Дэн объяснил, что использование комбинации «эпитет+существительное» было стилистическим приемом Гомера. Он никогда не говорил просто «Ахилл», а добавлял определение, например, «быстроногий Ахилл», «богоравный Ахилл», «Ахиллес, сын Пелея», что помогало ему вводить в поэму особые характеристики персонажей и одновременно соблюдать стихотворный размер.
 Положа руку на интимные части тела, хочу сказать, что мне не слишком нравится образ Ахилла, созданный Гомером. Капризный, истеричный, самовлюбленный, помешанный на славе эгоистичный неуязвимый сукин сын. Легко быть героем, когда знаешь, насколько трудно тебя убить. Кто из твоих богоравных противников додумается бить со спины, еще и ниже пояса? Видать, он вконец всех достал, если уж помочь Парису истребить наглого ахейца вызвался сам Аполлон.
 Это согласно легенде. В действительности все было еще хуже.
 Я увидел впереди две небольшие точки, которые по мере приближения принимали очертания человеческих силуэтов.
 Согласно расчетам, это должны быть Ахилл и Патрокл. Я остановился и повернулся лицом в сторону моря. Пусть они не думают, что я специально ищу встречи с ними.
 Спустя пятнадцать минут я услышал неровное дыхание юных атлетов, и две покрытые потом фигуры остановились рядом со мной.
 – Радуйся, незнакомец, – сказал Ахилл.
 Дэн сообщил мне, что «радуйся» было обычным приветствием среди ахейцев. Вроде нашего «как дела».
 – Радуйся и ты, сын Пелея, – сказал я.
 – Ты знаешь меня? – удивился Ахилл. – Откуда? Я не видел тебя раньше.
 – Ты живешь во дворце? – спросил Патрокл.
 – Нет, – сказал я. – Я прибыл на Скирос недавно.
 – Где твой корабль?
 – Корабль ушел, высадив меня в бухте неподалеку, – сказал я. – Я прибыл на Скирос с единственной целью взглянуть на героя Ахилла и его богоравного друга.
 – Но я еще не совершил никаких подвигов, – сказал Ахилл.
 – Совершишь, – сказал я. – И останешься в памяти людей как лучший среди равных.
 – Лучший – Геракл, – возразил Патрокл.
 Ахилл нахмурился. Видать, слава Геракла не дает ему покою.
 – Как твое имя? – спросил Ахилл.
 – Алекс, сын Виктора, – назвался я.
 Мы с Дэном решили оставить за мной собственное имя, выдав меня за чужеземца. Этим можно было объяснить мой акцент, оставшийся после гипнотического курса изучения языка, и тот факт, что я внешне не слишком похож на грека.
 – Ты воин? – Взгляд Ахилла упал на меч, висевший на моем поясе.
 – И да, и нет, – сказал я. – Я воин, но не только. Богами мне дан великий дар взора, для которого нет преград. Поэтому я и знаю тебя в лицо, хоть мы никогда не встречались в жизни, богоравный Пелид.
 – Позволь мне пригласить тебя во дворец Ликомеда, где мы гостим, – сказал заинтригованный Ахилл. – Там ты расскажешь нам подробно о своем даре.
 – Охотно, – сказал я.
 И мы отправились во дворец.
   Дэн  
 Говоря по правде, я немного нервничал перед первым контактом Алекса с аборигенами, но все прошло как нельзя лучше. Немного лести, немного правды, немного лжи, и Киборг заинтересовался гостем до такой степени, что пригласил его в свои покои. Дружок (Патрокл) отнесся к этому весьма настороженно и сразу же отправился советоваться с Дятлом (Феникс).
 Мы с Максом, главным режиссером проекта, сидели перед мониторами и просматривали последние новости со Скироса.
 – Я все равно беспокоюсь, – сказал Макс.
 – По поводу?
 – А если он сболтнет что-нибудь лишнее?
 – Что он из будущего и хочет понаблюдать за Троянской войной со стороны? Даже если и так, то кто ему поверит?
 – Туземцы не поверят, – сказал Макс. – А как быть со зрителями?
 – Зрители не понимают по-древнегречески, – сказал я. – А твои редакторы вложат в его уста любые слова, которые посчитают нужными.
 – Я не уверен, что мы правильно поступили, послав в прошлое человека.
 – Я вообще не уверен, что мы поступаем правильно.
 – Я не о том. Камеры – это ведь просто механизмы. Они записывают происходящее, наблюдают, но они не могут повлиять на ход событий. А человек, вступающий в непосредственный контакт с жившими в прошлом людьми, может.
 – Ты боишься «принципа бабочки»?
 – Да.
 Для тех, кто не рубит фишку, поясняю.
 Есть такой рассказ у знаменитого некогда писателя-фантаста. Там человек отправляется в прошлое, во времена динозавров, случайно сходит с проложенной тропы и убивает бабочку. И по возвращении в свое время обнаруживает, что в Америке выбрали не того президента.
 С тех пор писатели-фантасты рассмотрели этот сюжет со всех сторон. Основная тема – изменение прошлого с целью изменить настоящее.
 – Зря боишься, – сказал я. – Временные парадоксы существуют только в качестве интриги научно-фантастических романов. Вдумайся сам: любые изменения, которые Алекс может произвести в прошлом, находятся в прошлом относительно нашего времени, и мы в любом случае имеем то, что имеем сейчас.
 – А может быть, изменения уже произошли, только мы не можем их заметить, потому что изменились мы сами.
 – Тогда чего волноваться?
 – Когда Алекс вернется сюда, он может и не узнать наш мир.
 – Лажа, – сказал я. – Настоящее остается неизменным.
 Макс вздохнул:
 – Мне бы твою уверенность.
 – Моя уверенность основана на фактах. Я не вижу никаких парадоксов вокруг проекта.
 – Возможно, еще просто слишком рано.
 – Ты слишком нервный для режиссера, – сказал я.
 – А ты слишком спокойный для аналитика, – не остался в долгу Макс.
 И вовсе я не спокойный. Просто я принимаю мир таким, каков он есть. Все равно, раз уж мистеру Картрайту втемяшилось в голову отправить в прошлое своего агента, никто его не мог от этого отговорить. Да и мне самому было любопытно, что может нарыть в древнегреческом эпосе профессиональный разведчик.
 «Принцип бабочки» меня не слишком волновал по вышеизложенным причинам. Если прошлое способно меняться от действий полковника Трэвиса, то оно уже изменилось.
 Академик Северов совершенно не опасается возникновения темпорального парадокса, демонстрируя всем желающим какие-то свои теоретические выкладки, снабженные неимоверным количеством формул и графиков, которые до конца никто, кроме самого академика, не понимает.
 Уж если светило мировой теоретической физики не боится парадоксов, не пристало их бояться и мне.
 – Если исключить явление Ахиллу полковника Трэвиса, ничего примечательного за последний час не произошло. Даже не представляю, чем мы будем заполнять эфир.
 – Это ерунда, – сказал я. – Подожди, пока они начнут войну. Нам не хватит и двадцати четырех часов, чтобы показать всё.
 – Хотелось бы надеяться, – сказал Макс. – Потому как мистер Картрайт грозится выделить под наше шоу отдельный канал.
 Думаю, мне стоит объяснить, каким образом мы получаем информацию из прошлого.
 Сначала скажу несколько слов о самом туннеле.
 Туннель имеет постоянную темпоральную протяженность в три с половиной тысячи лет, сколько-то там дней, часов и минут, вплоть до секунд. Я могу назвать вам его точные размеры, если они вам интересны. Для этого мне надо только сверится с файлами, которые прислал мне академик Северов.
 Что это означает?
 Что туннель дрейфует во времени с той же самой скоростью, с которой это делаем и мы сами. Когда находящаяся у нас точка условного входа смещается во времени, смещается и находящаяся в прошлом точка условного выхода. Для нас пройдет день, и для полковника Трэвиса, находящегося в прошлом, пройдет день. То есть, если все пойдет так, как это описано Гомером, нам предстоит наблюдать Троянскую войну последующие десять лет чуть ли не в режиме реального времени.
 Сами точки входа и выхода ничего особенного собой не представляют. Просто черная дыра около трех метров диаметром, висящая в полуметре над полом лаборатории, в которую сходятся все проложенные по этажу силовые кабели.
 Мы отправили в прошлое около десяти тысяч автономных аппаратов, замаскированных под обычных мух. Миниатюрное летающее устройство снабжено камерой и небольшим передатчиком, способным посылать изображение на расстояние до нескольких сотен километров.
 Насчет реального времени я немного преувеличил.
 Каждый час все камеры сбрасывают информацию на центральный компьютер, также оставленный нами в прошлом под видом обычного булыгана, коих в выбранной нами безлюдной местности сотни и сотни, а компьютер скидывает полученную информацию на диски и отправляет их в настоящее.
 Тут они попадают в руки специалистов нашей медиакомпании (скорее, в их мощные процессоры), в том числе и мои руки. Из записей отбирают представляющие наибольший интерес, их редактируют, переводят, компонуют в блоки и представляют вниманию зрителей.
 Компьютер управляет работой камер. Он запрограммирован так, чтобы уделять особое внимание ключевым фигурам реалити-шоу «Троя». Например, вокруг Агамемнона, Ахилла или Париса постоянно кружит около десяти камер. Менее интересные персонажи наподобие Пенелопы, Ифигении или Лаокоона, опекаются двумя-тремя камерами. Наши «мухи» бесшумны, в два раза меньше обычных, не имеют обыкновения досаждать людям и привлекать к себе пристальное внимание.
 Конечно, мы постоянно теряем некоторое количество наших «насекомых», однако потери не являются невосполнимыми. Камеры недороги, и мы стараемся поддерживать популяцию, отправляя в прошлое новые партии наших крошек.
 Таким образом, мы получаем информацию с задержкой в один час. Учитывая, что события отстоят от нас на три с половиной тысячи лет, этот режим не сильно отличается от режима реального времени.
 Которым может воспользоваться полковник Трэвис.
 Мы вживили в его тело, в районе правого бедра, передатчик, позволяющий связываться с находящимся в прошлом компьютером и получать доступ к некоторым его функциям. Алекс может затребовать информацию с любой находящейся в прошлом камер, получая изображение на внутреннюю поверхность контактной линзы в его правом глазу. Конечно, такой способ смотреть телевизор требует некой привычки, и я во время испытаний не получил от него особого удовольствия, однако полковник Трэвис уже имел дело с подобным оборудованием в своем бурном прошлом.
 Полковник Трэвис управляет терминалом при помощи мономолекулярной виртуальной перчатки, имплантированной ему под кожу правой руки. С ее помощью он способен не только получать информацию, но и управлять ограниченным числом камер в количестве до пятидесяти экземпляров.
 Именно так функционирует «данный ему богами дар» видеть сквозь всяческие преграды и расстояния, которым он хвастался перед Киборгом и Дружком.
   Полковник Трэвис  
 Должен заметить, что переход за три с половиной тысячи лет назад был не более утомителен, чем прогулка по пляжу до дворца Ликомеда. Я не почувствовал ничего особенного, вступая в туннель времени. Я сделал шаг, который начался в лаборатории академика Северова и закончился на песке острова Скирос.
 И представляете – никаких космических перегрузок!
 С Ахиллом все прошло довольно просто. Ахилл, как я и подозревал, был дурак. Герою мозги не нужны, они герою только мешают. Герою нужны рефлексы, красивый профиль, груда мышц и восхищенные поклонники. Все это у Ахилла уже было.
 Сначала он принял меня за пророка наподобие того жирного парня, что прорицал Агамемнону. Мне стоило большого труда объяснить ему, что я не способен видеть будущее, а вижу только настоящее, зато в настоящем способен видеть все, что заслуживает внимания.
 Так оно и было. За каждым стоящим внимания персонажем было закреплено по несколько «насекомых», а я мог принимать изображение от любого. Мне стоило только активировать терминал и набрать пальцами правой руки имя объекта, изображение которого мне требовалось, после чего информация проецировалась прямо на контактную линзу. Ахилл восхитился дару и попросил продемонстрировать его в действии, но я отказался, пообещав устроить сеанс во время ужина. У меня были веские основания полагать, что за ужином к нам присоединятся Одиссей и Диомед, чей корабль вот-вот причалит в бухте неподалеку от города, и мне не хотелось убеждать людей по отдельности, если я мог сделать это оптом.
   Дэн  
 Пока полковник Трэвис наслаждался отдыхом во дворце басилея Ликомеда, я пробежался по другим персонажам. Макс был прав, ничем особенным за последний час они не занимались.
 Все самое интересное намечалось на вечер. Визит Рыжего и Алкаша к Киборгу, Дружку и Дятлу и их совместная беседа; плюс знакомство с полковником Трэвисом, который пока не заслужил никакой клички от нашего персонала.
 Мы с Максом уже решили, что будем показывать Алекса наравне с другими героями шоу. Ну и что, что Гомер ничего о нем не писал? Многие ли читали Гомера? А те, кто читали, люди разумные, должны признавать за поэтом право на некоторые вольности. Ну упустил из виду одно действующее лицо.
 Я сам, например, до начала этого шоу никогда не слышал ни о правителе Крита Идоменее, ни о жирном пророке Калханте, ни о троянце Сарпедоне, считавшемся сыном Зевса. А они оказались если и не ключевыми фигурами, то все равно далеко не последними персонажами. Пусть будет еще и Алекс. В конце концов, его имя по произношению очень схоже с Аяксом.
 Будет у нас три Аякса. Крупный, Мелкий и Средний.
   Полковник Трэвис  
 Уже под вечер Ахилл оставил меня одного в отведенных мне покоях.
 Я решил немного попрактиковаться в «даре богов», улегся на постель, закрыл глаза и активировал терминал.
 «Добрый день, полковник, – появилась надпись на виртуальном мониторе. – Ваши сегодняшние цели?»
 «Наблюдение», – отстучал я на виртуальной клавиатуре.
 «Введите имя объекта».
 «Гектор», – набрал я. Мне было любопытно, чем в настоящее время занимается Приамид.
 И тотчас перед моим взором появилась картинка.
 Гектор и Парис стояли на крепостной стене. Гектор смотрел на грозовое небо, Парис смотрел на побережье. И то и другое не предвещало троянцам ничего хорошего.
 Угроза, веявшая со стороны моря, была гораздо реальнее. Дождь редко уносит с собой человеческие жизни, а даже если и уносит, то не все. И дождь, как долго бы он ни шел, рано или поздно заканчивается.
 А чем заканчивается ахейское нашествие, мы знаем из школьных учебников. Жалко, что в школе не проходят Гомера чуть позже, возможно, у меня в памяти отложилось бы больше.
 Я уже начинал понимать, что того минимума знаний, который предоставил мне Дэн, мне в работе может и не хватить.
 – Как ты думаешь, мы победим? – спросил Парис.
 Троянский лавагет довольно долго молчал. Думал, что именно стоит сказать младшему брату, заварившему кашу, которую будут расхлебывать больше ста тысяч человек?
 – Не знаю, – наконец ответил Гектор. – Стены Трои высоки, но сейчас для войны неудачное время. Конечно, все мы знали, что рано или поздно Агамемнон обратит свой взор в сторону нашего города, но никто не ждал, что это случится так быстро. Я полагал, что у нас в запасе есть хотя бы год. Хотя бы год. Ты подарил ванакту Микен прекрасный повод, брат.
 – Гектор…
 – Я предчувствовал беду, еще когда отец отправил тебя в это проклятое посольство в Спарту. Тебе не хватает опыта для такой миссии, не хватает мудрости, не хватает хладнокровия. Мне надо было настоять и отправиться самому.
 – Там я обрел любовь!
 Нет, ну что за придурок!
 – Парис, ты мой брат, и я всегда буду любить тебя, что бы ты ни натворил…
 Должен признать: у Гектора железные нервы. Я б на его месте братишке просто шею свернул. А этот еще разговаривает, объясняет…
 – …Однако прошу: не обижайся на меня, твоя так называемая любовь может стоить нашему городу слишком дорого.
 – Этот ублюдок Менелай…
 – Поимел тебя, как мальчишку, которым ты и являешься. Его женитьба на Елене была чисто стратегическим ходом, который позволил присоединить Спарту к империи Агамемнона. Поверь, Менелай не испытывал к ней никаких чувств тогда, не испытывает их и сейчас. Я уверен, что он смеялся, когда узнал, что его супруга сбежала с тобой. Больше того, я не удивлюсь, если он сам подстроил ваш побег. Однажды она уже принесла Атридам владычество над Спартой, и они думают, что теперь она принесет им владычество над Троей.
 – Когда они придут?
 – Я думаю, довольно скоро. Сколько времени понадобится Агамемнону, чтобы собрать все свои войска и посадить их на корабли? Месяц? Два? Добавь сюда время, которое потребуется флоту, чтобы пересечь море, и у тебя будет ответ.
 – Когда они будут здесь, я вызову Менелая и мы решим исход этой войны в честном поединке.
 – Не решите. Во-первых, Менелай тебя убьет. Подумай сам, тебе двадцать один год, и махал мечом ты только в палестрах. Ты не знаешь, что такое настоящий бой, никогда не слышал предсмертных криков врага, твоя жизнь еще ни разу не зависела от твоего меча. Менелаю – тридцать пять, и он всю жизнь провел в войнах, отстаивая интересы старшего брата. А во-вторых, даже если Менелай и согласится на такой бой, и произойдет чудо, и сами боги помогут тебе сразить младшего Атрида, Агамемнон все равно не уведет свои войска от наших стен. Он идет сюда не за женой младшего брата. Мечта и цель Агамемнона – империя Пелопидов, раскинувшаяся от края до края нашего мира.
 – Я все же вызову Менелая.
 – Ты взрослый мальчик, и это твое право, – сказал Гектор. – Но, если мнение старшего брата хоть что-то для тебя значит, я – против. Ваш поединок, чем бы он ни закончился, ничего не решит.
 Гектор и Парис.
 Они не могли меня видеть, зато я очень хорошо видел обоих. Два брата, совсем непохожие друг на друга. Парис – смазливый парнишка, в меру храбрый, не в меру глупый и романтичный. Но – парнишка. Не более того. Возможно, будущий хороший воин, будущий убийца Ахилла, будущий предводитель своего народа. Его свершения еще впереди.
 А вот его старший брат. Гектор. Которому не надо ничего и никому доказывать. Нормальный, уверенный в себе мужик. Несущий огромную ответственность и отнюдь не радующийся этому. Муж, отец, сын, брат, наследник своего отца, военачальник своего города.
 И он прекрасно понимает, что город обречен. Что стены, какие бы крепкие и высокие они ни были, не выдержат натиска войска, какое приведет Агамемнон. Что двадцать тысяч его солдат – ничто по сравнению с легионами Атридов.
 А мне нравится этот город. Красивый город. Большой. И люди в нем живут вполне приличные. Жаль, что греки выиграют войну.
 Или как там говорил Дэн? Ахейцы. Жаль, что ахейцы выиграют войну.
 – Кто-то идет, – сказал Парис.
 Гектор повернул голову:
 – Это Кассандра.
 – Я пойду, – быстро сказал Парис. Разговаривать с вещей сестричкой ему явно не хотелось. Она не слишком жаловала братца и даже просила убить его, когда он вернулся в город из своих скитаний. Кто сказал, что видеть будущее – это дар? На самом деле это проклятие. – Пойду к Елене, а то ей неспокойно… Только… Ответь мне прежде на один вопрос, Гектор. Что мы будем делать, когда сюда придут ахейцы?
 – Я скажу тебе, – сказал Гектор. – Но только тебе, и, если ты кому-нибудь повторишь мои слова, я от них откажусь. И я никогда этого не повторю. Когда сюда придут ахейцы, мой младший брат, мы будем умирать.
 Парис вздрогнул, словно его брат, а не сестра, был пророком.
 Парис спешно удалился, и его место подле брата тут же заняла Кассандра.
 Некоторое время они стояли молча.
 Гектор не отводил глаз от неба. Выискивал знамения своих кровавых и жестоких богов? Или просто не хотел смотреть пророчице в лицо?
 – Гектор, ты любишь меня?
 – Что за вопрос, Кассандра, – сказал он. – Конечно же люблю. Ты – моя сестра, моя кровь и плоть. Почему ты спрашиваешь?
 – Среди греков будет воин по имени Ахилл.
 – Я слышал о нем. Его отец – Пелей, великий герой.
 – А его мать – бессмертная богиня. Она еще в младенчестве окунала его тело в Стикс и сделала его неуязвимым.
 – Это я тоже слышал.
 – Его практически невозможно убить.
 – «Практически» – не значит «невозможно».
 – Гектор, если ты меня любишь, пообещай мне, что не будешь драться с ним. Тебе не победить в этой схватке.
 – Ты просишь слишком многого, Кассандра, – сказал он после небольшой паузы. – Говорят, что Ахилл – лучший воин среди греков. Также говорят, что я – лучший воин среди троянцев. Я не знаю, правда это или нет, но если правда, то однажды нам с ним придется встретиться на поле. А там… Боги решат, кому выжить.
 Фаталист.
 Хотя нет. Скорее просто притворяется фаталистом. Так удобнее спорить с женщинами, особенно если женщина – твоя сестра и тебе не хочется ее обижать. На самом деле он не верит в судьбу. И если на поле боя ему суждено будет встретиться с Ахиллом, то винить в этом стоит не судьбу, а долг.
 Гектор верит в долг.
 Его долг – защищать город от врага.
 Ахилл – враг.
 Дальше объяснять нет смысла.
 Я щелкнул виртуальной клавишей и выключил трансляцию.

 ГЛАВА 6

   Полковник Трэвис  
 Стол владыки Скироса ломился от яств. Здесь были и жареная баранина, и свежие лепешки с сыром, изобилие фруктов, и несколько сортов вина, которые в эти варварские времена было принято разбавлять водой. Впрочем, это по желанию. Можно и не разбавлять.
 За столом присутствовали: ваш покорный слуга, Ахиллес, его приятель Патрокл, их учитель Феникс и хозяин сего гостеприимного места басилей Ликомед.
 Беседа не клеилась, особого аппетита тоже никто не выказывал. В воздухе висело некоторое напряжение, вызванное сообщением о том, что Одиссей с Диомедом уже в городе.
 Ликомед распорядился, чтобы их пропустили во дворец и проводили к нам без всяких проволочек.
 Слово «война» вертелось у всех на языках.
 Ахилл с Патроклом были молоды, а в молодости война значит совсем не то, что в более зрелом возрасте.
 В молодости война – это романтика. Это шанс прославиться и войти в историю. Войну воспевают поэты; слушая их песни и сказания, молодые девицы млеют и падают в обморок.
 В молодости человек не принимает войну всерьез. Ему кажется, что он бессмертен, и купание в Стиксе тут совершенно ни при чем. И в своем времени я видел мальчишек возраста Ахилла, у которых при одном упоминании войны горели глаза, я видел, как они бредили подвигами, я видел, как они мечтали о славе, и я видел, как они умирали. В этом не было ни красоты, ни романтики.
 И нет никакой разницы, падешь ли ты от удара меча или от пули снайпера, сгоришь ли ты в танке или получишь копьем в живот. Смерть одинаково непривлекательна во все времена.
 Для Ахилла это была чужая война. Троянцы не покушались на его дом, троянцы не угрожали никому из его близких. Но я видел, что Ахиллу чертовски хочется повоевать.
 Феникс, как я понимаю, обязанный везде сопровождать своих учеников, не горел особым желанием оказаться в Троаде. Конечно, он стар, и никто не будет требовать от него геройских подвигов, но ему не хотелось быть даже свидетелем грядущей кампании.
 Ликомеду было все равно, или он успешно притворялся. Этот добродушный здоровяк, которому злые языки приписывали убийство легендарного героя Тесея, был радушным хозяином, который не вмешивается в дела своих гостей. Попросили приютить Ахилла со свитой – пожалуйста. Притащил тот Ахилл какого-то незнакомца, встреченного на берегу, – да ради бога. Являются двое незваных парней, чтобы утащить его гостя на войну, – флаг им в руки. Всем нальет вина, всем предоставит по постели и по сговорчивой рабыне, всех одарит улыбкой, всем кивнет, со всеми согласится и никому не расскажет, что он обо всем этом думает на самом деле.
 Мудрая позиция, учитывая, в какие времена он живет.
 Ахилл провозгласил тост за хозяина дома, Ликомед ответил тостом в память отца Пелида, мы плеснули вина на пол, дабы почтить богов, и тут двери мегарона распахнулись и нашим взорам предстали правители Аргоса и Итаки.
 То ли они плохо переносили качку и никак не могли отойти от плавания, то ли слишком устали от ходьбы по окрестностям, но обоих покачивало. Одежды на них были запыленные и мятые, оружия не наблюдалось.
 – О, – сказал Диомед, расплываясь в улыбке и глядя на кубки в наших руках. – Лаэртид, мы вовремя. Радуйтесь, хозяева!
 – Радуйтесь! – вторил ему Одиссей, и я увидел, что оба они пьяны в стельку. В хлам. Вдрабадан. Пьяны настолько, что еле держатся на ногах.
 Ликомед тоже просек ситуацию и оперативно предложил гостям присесть. Одиссей с Диомедом расположились за столом, налили себе неразбавленного вина, богов почтили чисто символически, по глоточку, и сразу же опрокинули кубки в свои глотки. От закуски оба отказались.
 – Рад видеть вас в своем доме, – сказал улыбчивый хозяин. – Много слышал о доблестных героях, но никогда раньше не встречал вас, богоравные.
 – Невелика потеря, богоравный хозяин, – отозвался Одиссей. – Таких пьяниц, как мы, в любой таверне двенадцать на дюжину.
 – О, мы и правда герои, – сказал Диомед. – Вчера мы победили двенадцать амфор вина и сравнялись в подвигах с Гераклом. Сегодня мы хотим его переплюнуть. Принесем жертву Дионису, Лаэртид?
 – Конечно, Тидид.
 Они снова опрокинули кубки. Никто из присутствующих за ними не успевал.
 – Как прошло плавание? – осведомился Феникс.
 – Э… спокойно, – сказал Одиссей. – Наверное, спокойно, потому что в моей памяти оно не задержалось. Правда, иногда штормило, но только в нашей каюте, да, Тидид?
 – Иногда и на палубе, – сказал Диомед. – Удивляюсь, как мы не выпали за борт.
 – Это была бы большая потеря для армии, – сказал Одиссей. – Если бы мы выпали за борт, троянцы могли бы спать спокойно.
 – Но недолго, – сказал Диомед.
 – Да, к счастью, основная угроза Илиону – это не мы с тобой.
 – Ага. Почтим Диониса?
 – Сколько угодно.
 Они в третий раз почтили Диониса.
 Наблюдать за Ахиллом было смешно. Сначала он пытался игнорировать присутствие гостей, делая вид, что ему абсолютно все равно, зачем они сюда пришли. Потом его начал угнетать тот факт, что они совершенно не обращают на него внимания, и он уподобился поставленному на огонь чайнику, медленно закипая. Однако пытался не подать виду, хотя у него плохо получалось. Он был похож на невесту, жених которой флиртует со священником у брачного алтаря.
 – Кстати, – сказал Одиссей. – Нам надо почтить не только Диониса, но и Посейдона. Нам, между прочим, еще обратно плыть.
 – Хорошая мысль, – одобрил Диомед. – А потом мы почтим Зевса, Аполлона, Ареса, Гермеса, Гефеста и конечно же Аида, в гостях у которого мы скоро окажемся. А потом мы почтим всех богинь. И в первую очередь – Афину, твою небесную покровительницу.
 – Насколько я знаю, она благоволит не только ко мне.
 – Тогда за Афину!
 Вечер обещал превратиться в сплошной марафон тостов, и я всерьез начал опасаться за сохранность винных погребов Ликомеда.
 Одиссей с Диомедом выпили за Посейдона, как и обещали, дабы обратная дорога была безопасной, потом за Ареса, чтобы помог им в грядущих битвах, потом за Гефеста, потому что оба уважали ремесленников, потом за Аполлона, потому что хорошо поет, потом за Зевса, который самый главный, потом за Аида, у которого все будут, потом за Гермеса, который всем поможет оказаться у Аида, потом за Афродиту, которая устроила всем веселую жизнь, потом за Артемиду, потому что она лапочка, потом за Геру, потому что она жена самого главного и не выпить за нее – значит оскорбить этого самого главного, потом за Персефону и Деметру – без особых причин. Исчерпав список богов, богоравные пьяницы принялись пить за вождей, своих и чужих.
 Они выпили за семейную жизнь Менелая и молодость Нестора, за мудрость Крупного Аякса и рост Мелкого, за бескорыстие Идоменея и благородство Париса, за глупость Приама и трусость Гектора, за верность Елены и прозорливость Кассандры, за грацию Калханта и беспутство Андромахи.
 Мне было весело.
 Эти двое умудрились упомянуть всех, и для каждого у них нашлось доброе слово. Если боги действительно существуют, они должны явиться сюда персонально и разорвать охальников на части.
 Они оскорбили всех участников предстоящей войны и если кого-то и пропустили, то лишь из-за уважения к присутствующим или по причине элементарной забывчивости.
 Фениксу было страшно. Казалось он на самом деле ждал здесь явления разъяренных богов или, на худой конец, разъяренных вождей.
 Ликомед откровенно потешался.
 Патрокл хмурился, глядя за злобного Пелида.
 Ахилл молод и горяч. Его только что оскорбили своим невниманием, ему явно не нравились насмешки над теми, в ком он видел своих благородных соратников или не менее благородных противников. Он кипел. Еще немного, и он схватится за меч.
 Ликомед просек настроение неуязвимого. Чего ему точно не было нужно, так это чтобы в его доме пролилась кровь героев, предназначенная для пролития в совсем другом месте, поэтому он попытался направить разговор в интересующее Пелида русло.
 – Что привело вас в мой скромный дом, богоравные? – А сам подлил богоравным еще вина.
 – Не такой уж он скромный, – сказал Одиссей. – Вот мой дом – тот просто воплощение скромности.
 – Это ты еще моего дома не видел, – сказал Диомед. – Скромность – это неподходящее для него слово. По сравнению с сегодняшним приемом я обитаю в нищете.
 – В нищете? – спросил Одиссей. – Ты, ванакт Аргоса, обитаешь в нищете? Это я, жалкий басилей маленького каменистого острова, затерянного в море, нищий. А ты просто купаешься в роскоши.
 – Богоравные! – воззвал Ликомед. – Полно вам спорить о недостатках ваших жилищ. Разве не дело привело вас сюда?
 – Дело? – спросил Одиссей. – Ты помнишь о деле, Тидид?
 – Смутно.
 – А я что-то припоминаю. Мы должны разыскать какого-то юношу.
 – Да? – изумился Диомед. – Так мы нашли уже двоих. – Он бесцеремонно указал пальцем на Ахилла с Патроклом. – Мальцы, который из вас Пелид?
 Ахилл вскочил на ноги и схватился за меч, Патрокл схватился за Ахилла, Ликомед попытался вклиниться между ними и гостями.
 Одиссей с удивлением посмотрел на обнаженную бронзу в руке Ахиллеса, потом перевел взгляд на Диомеда, потом снова на скульптурную композицию «держите меня семеро».
 – Убери меч, – сказал Ликомед. – Не видишь, это говорят не они. Это говорит вино, которое они выпили.
 – Да, – согласился Одиссей, – это не мы. Это вино в нас пыталось тебя обидеть. Прими мои извинения, горячий Пелид.
 Тон, которым говорил сын Лаэрта, ничуть не был похож на извиняющийся, но Ахилл все-таки спрятал меч и позволил Патроклу усадить себя на место. Феникс облегченно вздохнул, Ликомед налил всем вина.
 – О, герой богоравный Ахилл, сын Пелея, – сказал Одиссей. – Нас прислал сюда Ага… Агам… мемнон.
 – Кто? – спросил Диомед.
 – Старший Атрид, – уточнил Одиссей. – Атрид хочет пригласить Ахилла сложить голову во имя его славы.
 Я не совсем понял, во имя чьей конкретно славы Ахилла зовут сложить голову, но остальные, видимо, что-то поняли и не стали заострять на этой фразе внимание.
 – Он зовет тебя на войну, – пояснил Диомед. – На Трою. Ты дружен с Агамемноном, богоравный?
 – Нет, – сказал Ахилл.
 – Ты присягал ему на верность?
 – Нет, – сказал Ахилл.
 – Ты видел его когда-нибудь, хоть раз в жизни?
 – Нет, – сказал Ахилл.
 – Тогда тебе ничто не мешает умереть за него, – сказал Одиссей. – Хочешь, мы расскажем тебе об Агамемноне?
 – Нет, – сказал Патрокл.
 – Хороший он человек, Агамемнон, – сказал Одиссей. – Вождь вождей, между прочим.
 – Верный муж, – сказал Диомед.
 (По возвращении с войны Агамемнон будет зарезан собственной женой, вспомнил я.)
 – Любящий отец, – сказал Одиссей.
 (Перед началом войны Агамемнон принесет в жертву богам собственную дочь.)
 – Стойкий военачальник, – сказал Диомед.
 (В критический момент сражения, когда ахейцы будут проигрывать троянцам и те доберутся до их кораблей, сложит с себя командование, которое примет Диомед.)
 – Бескорыстный друг, – сказал Одиссей.
 (Во время войны он отберет пленную девушку у Ахилла, желая унизить последнего. У меня начало складываться впечатление, что не один я знаю, как дальше пойдут дела.)
 – Короче, гнида редкостная, – подытожил Одиссей.
 – Как можешь ты говорить такое о человеке, которому присягал на верность? – спросил Феникс.
 – Я присягал, – сказал Одиссей с пьяной улыбкой. – Я признал его владычество над Итакой. Я клялся в верности, я клялся исполнять его приказы, я клялся воевать за него. Но я никогда не клялся любить его, и я никогда не клялся его уважать.
 – И ты готов высказать все это ему в лицо? – осведомился Ахилл. – А не клясть за глаза?
 – Я высказывал, Тидид может подтвердить.
 Диомед кивнул.
 – И Агамемнон знает, как я к нему отношусь, – продолжил Одиссей, – и отвечает мне взаимностью. Но ничего не может сделать, ибо я не нарушаю свою клятву. Он хотел, чтобы я отправился на Скирос, и вот я здесь. Он хотел, чтобы я нашел Ахилла, и я его нашел. Правда, это было не так сложно, как он думал. Еще он хотел, чтобы я уговорил Ахилла отправиться в Троаду, так я и уговариваю. Поплывешь на Трою, Пелид?
 – Не говори сейчас, – сказал Диомед. – Подумай до утра. Мы все равно не тронемся в обратную дорогу раньше завтрашнего полудня.
 – Сбор войск в Авлиде, – сказал Одиссей. – Еще вина, Тидид?
 – Не откажусь.
 Они выпили.
 – Не держи на нас зла, Ахиллес, – сказал сын Лаэрта. – Мы будем горды биться плечом к плечу с сыном Пелея.
 – И с твоим другом Патроклом.
 – И мы всегда будем рады выслушать совет твоего учителя Феникса, – сказал Одиссей.
 Про Ликомеда он ничего не сказал, очевидно, у правителя Скироса был «белый билет». И только тут сын Лаэрта заметил меня. Или сделал вид, что только что заметил.
 – Боюсь, я забыл твое имя, богоравный.
 – Это Алекс, сын Виктора, – сказал Патрокл. – Мы встретили его сегодня днем на берегу.
 – Алекс, сын Виктора? – повторил Одиссей. – Откуда ты, богоравный Алекс?
 – Издалека.
 – Он говорит, что боги дали ему дар видеть на расстоянии, знать, что происходит сейчас по всему миру. И даже стены не преграда для его всепроницающего взора, – сказал Патрокл.
 – Это полезный дар, – признал Одиссей, – особенно во время войны. Хотя я никогда и не слышал о подобном.
 – Не оскорблю ли я богоравного Викторида, если попрошу продемонстрировать мне его дар? – спросил Диомед.
 – Нет, тем более я обещал Ахиллу показать его.
 – Отлично, – сказал Диомед. – Скажи мне, богоравный, чем занят сейчас наш вождь вождей?
 Я активировал терминал и ввел имя. Мои манипуляции не остались незамеченными для сына Лаэрта, и он более внимательно стал смотреть на мои руки.
 Я не стал закрывать глаза. Так изображения наслаивались друг на друга, но не создавалось впечатление, что я сплю. Напротив, казалось, что я всматриваюсь в даль.
 – Агамемнон сидит в своем шатре наедине с Менелаем и амфорой вина.
 – Что делает сейчас моя жена?
 Перенастройка. Я точно знал, что за Пенелопой тоже ведется наблюдение.
 – Спит, как и положено в столь поздний час.
 Одиссей улыбнулся:
 – Что делает Аякс Большой?
 Ввод.
 – Тешит свой приап в обществе рабыни.
 Ахилл с Патроклом сияли, как мальчишки, которым дали потрогать космический корабль. Феникс недоверчиво улыбался.
 – Да простит меня богоравный Алекс, – сказал Одиссей, – но это не доказательство. Сейчас уже ночь, и вполне естественно, что кто-то объят Морфеем, кто-то возносит хвалу Эроту, а кто-то приносит жертвы Дионису. В твоих словах нет ничего удивительного, я тоже мог ответить так же.
 – Что убедит тебя, Лаэртид?
 – Мой друг Диомед выйдет в соседнюю комнату, – сказал Одиссей. – Посмотри, что он будет там делать. А когда он вернется, он подтвердит твои слова. Согласен?
 – Конечно, – сказал я.
 Учитывая, сколько здесь собралось персонажей реалити-шоу «Троя», «насекомых» тут должно быть не меньше пары дюжин. А может, и больше. Но пересчитывать мне было лень.
 С выходом Диомеда возникла небольшая проблема. Оказалось, что Диомед так хорошо посидел, что почти забыл, как ходить. Лишь после трех неудачных попыток ему удалось подняться на ноги и выползти в соседнюю комнату.
 Обратно он не торопился.
 – Ну, что он делает? – спросил Одиссей.
 – Спит, – сказал я. – Лежит на полу и спит.
 – На спине или на животе?
 – На правом боку. Левая нога согнута в колене, правая рука под головой.
 Одиссей встал и, продемонстрировав неожиданно твердую походку, сходил полюбоваться на спящего приятеля, после чего вернулся за стол.
 – Ты прав, богоравный Викторид, – сказал Одиссей. – Воистину ты щедро одарен богами.
 – Я распоряжусь, чтобы богоравному ванакту Аргоса предложили достойный его отдых, – сказал Ликомед и удалился.
 – Я тоже хочу кое-что показать, – сказал Ахилл и хлопнул в ладоши.
 Феникс тут же сослался на усталость и смылся. Он знал, что произойдет через считаные минуты.
 Я тоже знал. Я наблюдал эту сцену трижды во время своей подготовки.
 В мегарон вошел молодой раб. У него было атлетическое телосложение, ростом он не уступал и Крупному Аяксу, но в глазах парня затаился страх.
 – Ты хочешь свободы? – обратился к нему Ахилл.
 – Нет, господин, – испуганно ответил раб.
 – Тогда я изменю вопрос. Ты хочешь жить?
 – Да, господин.
 – В том углу мегарона лежат доспехи и оружие. Ты можешь выбрать все, что захочешь, а у меня будет только этот меч. Срази меня, и ты будешь свободен.
 Раб вооружился по полной программе. Панцирь закрывал его тело, шлем – голову. В одной руке он держал щит, а в другой меч, который был в два раза длиннее меча Пелида.
 Судя по глазам, раб был готов к смерти. Боялся ее, но был готов.
 Ахилл пошел на него.
   Дэн  
 Макс вернулся с двумя чашками кофе, и мы снова вонзили свои взгляды в монитор. На экране полковник Трэвис внедрялся в чуждую нам культуру, и мы нервничали.
 Кто знает, как поведут себя эти греки. Вдруг они примут его за лжеца и самозванца, кем он в принципе и являлся, и захотят принести его в жертву своим кровожадным богам. Или захотят принести его в жертву по какой-нибудь другой, не менее убедительной для их времен причине. Я, конечно, не дурак, по крайней мере, мне хочется на это надеяться, но даже гений не способен просчитать абсолютно все варианты.
 Все прошло нормально. Небольшая доля лести, и Киборг готов был есть с его руки, Дружок целиком доверял суждениям Киборга, а Рыжий с Алкашом настолько пьяны, что готовы были проглотить любую чушь про дары богов.
 И уже после того, как из мегарона вынесли тело разрубленного чуть ли не пополам раба, после того, как Ахилл и Патрокл, обняв друг друга за плечи, удалились к себе, после того, как вернувшийся Ликомед проводил гостей в отведенные им покои, сын Лаэрта пришел поговорить с полковником Трэвисом.
   Полковник Трэвис  
 В бытность мою разведчиком мы проходили множество разнообразных спецкурсов, которые и не снились обычным людям даже в кошмарных снах.
 Инструкторы накачивали нас виски до такой степени, когда благородный напиток начинал течь у нас из ушей, а после этого проводили тесты на внимательность, логическое мышление, память или просто и без затей устраивали нам проверку рукопашным боем. Порой это было жестоко, но через какое-то время некоторые из нас научились поглощать чудовищные количества алкоголя и при этом сохранять трезвость и в мышлении, и в реакциях.
 Не знаю, где учили этому искусству Одиссея, но Диомеда на тех курсах и близко не было. Доблестный ванакт Аргоса храпел во всю мощь своей глотки, а мы с Одиссеем стояли на балконе, глядя на спокойное море и лунную дорожку, бегущую к дворцу, и в голосе Лаэртида не было и сотой доли того опьянения, которое он так удачно сыграл в мегароне.
 – Зачем ты здесь, Алекс?
 – Что ты имеешь в виду?
 – Зачем ты на Скиросе? – спросил Одиссей. – Только не пытайся мне лгать. Лгать такому лжецу, как я, бессмысленно. И я не поверю в сказку, что ты хотел посмотреть вблизи на такого героя, как наш Пелид. Все его геройства либо в будущем, либо в его воображении.
 – Я хочу попасть в Троаду, – сказал я. Этому парню лучше не врать. По крайней мере сейчас.
 – Зачем тебе наша война?
 – Я прибыл издалека, Лаэртид, очень издалека. Ты даже не слышал о той стране, в которой я живу, ибо она лежит слишком далеко отсюда.
 – За Гипербореей?
 – Да.
 – Ты проделал долгий путь.
 – Не по своей воле, – сказал я. – Мой правитель направил меня сюда. Он прослышал о грядущей великой войне и хочет, чтобы я стал свидетелем этих событий.
 – Но ты и так все видишь, – заметил Одиссей.
 – Смотреть издалека – это одно дело, – сказал я. – И совсем другое – смотреть на что-то, находясь внутри этого.
 – Но зачем твоему правителю такая информация? Он хочет воевать с нами и послал тебя в качестве лазутчика?
 – Поверь, война меж нашими державами невозможна, – сказал я. – Тот путь, что проделал я, не сможет пройти ни одно войско.
 И скажите мне, что я вру.
 – Ты не врешь, – сказал Одиссей. – А жаль. Какое-то время я думал, что ты подослан правителем Трои, чтобы убить Ахилла. Я бы не стал тебе мешать.
 – Вот как?
 – Он болен, – сказал Одиссей. – Но я не знаю, как называется эта болезнь. Он убьет меня, по крайней мере попытается меня убить, если я назову его безумным, но он безумен. Он должен был родиться богом, волею Зевса был рожден человеком, однако его мать сделала все, чтобы человеком он так и не стал.
 – Ты не боишься быть столь откровенным со мной?
 – Нет, – сказал Одиссей. – Не спрашивай почему, я не знаю. Я чувствую людей и чувствую, что могу тебе доверять. И я видел, какими глазами ты смотрел на Ахилла. Он нравится тебе не больше, чем мне.
 – Ты прав. Он – зверь.
 – Невелик подвиг – убить раба, – сказал Одиссей. – Для того чтобы разрубить человека от плеча до пояса, нужна только сила. Для того чтобы быть героем, одной силы мало. А мальчик хочет быть героем, более великим, чем его отец.
 – Такова его судьба.
 – Судьбе надо помогать, – сказал Одиссей. – Не судьба делает человека героем, а сам человек. Хотя, на мой взгляд, это самая глупая цель, какая только может быть в жизни, – стать героем. Век героев короток.
 – Зато их слава живет в веках.
 – Плевать мне на такую славу, – сказал Одиссей, чье имя стало нарицательным и чьи подвиги вошли в легенды. – Я не увижу этой славы, и мне в ней мало прока. Я хочу любить свою жену, видеть, как взрослеет и мужает мой сын, я хочу посмотреть, каким человеком он станет, я хочу увидеть внуков и знать, что мой род, берущий начало от самого Гермеса, будет продолжен.
 О том, что по другой линии родоначальником Лаэртида считался сам Зевс, Одиссей скромно умолчал. Или не скромно? Неужели он ставит Гермеса выше его небесного отца?
 Одиссея очень беспокоит сын Пелея. Почему?
 Удар у Ахилла хороший, это надо признать. Но техники никакой. На оборону он вообще плюет, ну это и понятно, на кой черт ему оборона, если у него броня вместо кожи.
 Я с расстояния двух метров видел, как дважды выпады раба, с которым забавлялся Пелид, достигали цели, и оба раза лезвие не рассекало человеческую плоть, а отскакивало от нее, словно натыкаясь на невидимую преграду.
 Я этого не понимаю.
 Я мог бы предположить, что под хитоном Ахилла надет панцирь, но видел, что панциря не было. Остается только согласиться с версией Дэна о случайной мутации сына Пелея. Интересно, а кто на самом деле была его мать? Судя по тому, что я видел, она была крокодилом.
 Зато теперь я понял, что Диомед с Одиссеем не случайно явились во дворец пьяными и не случайно передали приглашение Агамемнона таким образом, что согласиться на него мог только идиот. Выполняя поручение вождя вождей формально, они сделали все от них зависящее, чтобы сын Пелея никогда не оказался под Троей.
 Но я сильно сомневался, что у них что-то получится.
 Убийство было единственной страстью Ахиллеса.
   Зрители  
 – Это нонсенс, уважаемый. Я перерыл все источники, но ни в одном из них не встретил упоминания об Алексе, сыне Виктора. Такого героя на стороне ахейцев просто не было.
 – До сих пор они довольно точно придерживались сюжета. Были, не спорю, мелкие несоответствия, но все их легко было объяснить. И они показывали быт, очень похожий на тот, что царил в древние времена. Но этот Алекс вообще ни в какие ворота не лезет.
 – Я вам больше скажу, коллега. Виктор – это не греческое имя, а римское, в переводе с латыни означает «победитель».
 – Как человек может носить римское имя, если до основания Рима еще несколько веков?
 – Это явное несоответствие, коллега, явное. И что это за страна, которая находится за Гипербореей, если эллины считали Гиперборею краем света? За ней была только вселенская река Океан, в чьи воды бросались уставшие от жизни гиперборейцы.
 – Этот Алекс не похож на грека. И слишком светлокож для эфиопа или египтянина.
 – Он похож на англосакса, но это полный бред. Кельт?
 – Или викинг. А что вы думаете о его «даре»?
 – Высосано сценаристами из пальца. Полный бред.
 – Согласен, коллега. И еще я не могу понять, на кой черт они делают из Ахилла маньяка-убийцу.
 – Ну, скажем, образ Ахилла был изначально далек от идеала.
 – Не до такой степени, коллега. Не до такой.
 – А что вы думаете о Гекторе, коллега?
 – Какой-то он вялый. Совсем не похож на того великого героя, которого описывает Гомер.
 – Но ведь война еще не началась.
 – Не, пацаны, я вам точно говорю, Гектор – не жилец. Видали, какой у Ахилла удар?
 – Нехилый удар.
 – А как эти клоуны нажрались? Диомед еще заснул на полу. Совсем как ты на прошлой неделе.
 – Бухать не умеет.
 – Зато Одиссей хорошо держался.
 – А что они там за пургу несли про всех остальных?
 – Пьяные, вот и несли.
 – Но, согласитесь, пацаны, Ахилл – просто красавец!
 – А то! Наш парень.
 – Реальный пацан. Не то что этот Гектор. Цветочки-лютики, розовые сопли. Драться-то он когда будет?
 – Да не умеет он драться. Понты одни.
 – Лох.
 – Я вот никак не пойму, дорогая, если у Елены с Парисом такая любовь, почему они спят вместе только раз в неделю? Гектор свою красавицу каждую ночь обхаживает.
 – Эней тоже каждую ночь, и не только свою. Вот кто жеребец настоящий.
 – Да, Эней просто натуральный мачо. Наверное, скоро и до Елены доберется.
 – Она в страданиях. Ей не до любви. За ней скоро муж пожалует.
 – Он тоже в Спарте времени не теряет.
 – А что, имеет право. Жена от него сбежала, вот и тешится с кем попало.
 – Видел Ахилла?
 – Видел. Легко быть героем, когда от тебя мечи отскакивают.
 – Но рубанул от души, скажешь нет?
 – Дури много, не спорю. Только псих он какой-то.
 – Времена были такие, брат. Все они психи. Вчера ночью серия с Аяксом была.
 – Я проспал.
 – Он такие булыганы ворочает – нашим качкам и не снилось. Килограмм пятьсот от груди жмет, не иначе.
 – Это ты загнул.
 – Ничего не загнул. Смотри телевизор внимательнее, может, повторят.

 ГЛАВА 7

   Полковник Трэвис  
 Рассвет подарил Трое нового врага – Ахилл изъявил желание отправиться на войну. По лицам страдающих от похмелья ахейских вождей было сложно разобрать, рады ли они такому решению сына Пелея, и если рады, то насколько.
 Зато на лице Ликомеда читалось явное облегчение. Он был рад избавиться от гостя, изрядно уменьшившего поголовье его рабов.
 Во время легкого завтрака Одиссей предложил подкинуть меня на своем корабле до Авлиды, и я принял его предложение, что явно не понравилось Ахиллу. Почему-то он считал, что я должен сопровождать его.
 Очевидно, Патрокла, Феникса и мирмидонцев ему было мало. Он хотел иметь под рукой как можно больше свидетелей своего героизма.
 Плавание оказалось довольно приятным, похоже, что Посейдон не затаил обиды на моих спутников. Море было спокойным, небо безоблачным, а ветер попутным.
 Вопреки моим ожиданиям Одиссей и Диомед отнюдь не предавались постоянным пьянкам. Сын Тидея напивался только два раза, причем исключительно в своей каюте, и не мозолил нам глаза.
 Одиссей любил сидеть на корме и смотреть на море. Сын Лаэрта был задумчив и немногословен. Его явно снедала внутренняя тоска.
 Странно, но он совсем не расспрашивал меня о моей далекой стране, и заготовленная мною с Дэном легенда пока пылилась на полках моего черепа в ожидании своего часа.
 Изредка я подключался к центральному компьютеру и наблюдал за остальными действующими лицами. Чаще прочих я уделял внимание Гектору.
 Мне был интересен этот человек – главная надежда обреченного Илиона. Гомер говорил о нем как о доблестном воине, втором герое, уступающем лишь Ахиллесу. Одиссей и Диомед отзывались о наследнике Приама весьма уважительно.
 Матросы Одиссея побаивались славы троянского лавагета. Говорили, что Гектор – лучший воин не только Малой Азии, но, возможно, и всего мира.
 Пока я не видел в нем воина.
 Я ни разу не видел Гектора с оружием. Он проводил все свое время с женой и сыном, словно чувствовал, что ему не удастся насладиться семейной жизнью по полной программе.
 У него была впечатляющая мускулатура, торс украшало несколько старых шрамов, волосы, несмотря на небольшой возраст, посеребрила седина.
 Он никогда ни с кем не конфликтовал, даже с Парисом, уходя от возможных ссор с ловкостью умудренного дипломата.
 За годы своей профессиональной деятельности я научился разбираться в людях не хуже Одиссея и прекрасно видел, что передо мной далеко не весь Гектор. Да, Гектор в мирной жизни именно таков. Но я знал, что Гектор на войне будет совсем другим.
 Меня не могла обмануть нарочитая медлительность его движений и неуклюжая, чуть косолапая походка.
 Равно как и нежелание брать в руки меч.
 Гектор не был героем и не хотел им быть. Зато он был солдатом, что куда более ценно.
 Армия, состоящая из солдат, всегда справится с армией, состоящей из сплошных героев.
   Дэн  
 Одной из главных интриг нашего большого шоу должно было стать противостояние Ахиллес – Гектор, но никакой интриги я пока не видел.
 Ахиллес раздавал авансы направо и налево, постоянно упражняясь с оружием и сражая рабов Ликомеда чуть ли не каждый вечер. Но даже мне было видно, что он не воин. Пока.
 Похмельный Диомед и то выказывал больше мастерства, чем горячий сын Пелея. Оно и понятно, если на тебе нет непробиваемой брони, покрывающей тело от головы до пятки, тебе просто необходимо хорошо владеть оружием, чтобы выжить. Единственным весомым козырем Ахилла была его неуязвимость.
 Конечно, Ахилл молод, и у него нет никакого боевого опыта. Возможно, мастерство к нему еще придет. Должно прийти, коли уж он стал величайшим воином в мире. Но сейчас я видел только честолюбивого юнца, мечтающего о славе.
 Аякс был сильнее его.
 Диомед был лучше на мечах и на копьях.
 Одиссей и Тевкр могли дать ему большую фору в стрельбе из лука.
 Менелай превосходил его в колесничном бою.
 Патрокл ничем не уступал ему в скорости.
 Правда, все они были уязвимы, а он – нет.
 Неужели этого хватит, чтобы войти в историю?
 Его главного противника уважали все. кроме наших зрителей. Даже надменный Агамемнон отдавал Гектору должное и призывал всех своих соратников избавиться от Приамида в первую очередь. Крупный Аякс похвалялся, что проломит Гектору голову своим молотом, но и в его глазах мелькала тень сомнения.
 Жалко, что мы не включились в их эпоху чуть раньше. Хотелось бы посмотреть, как Гектор добился такого пиетета.
 Сейчас Гектор не делал ничего, что дало хотя бы ничтожную возможность заподозрить в нем воина.
 Из всех троянцев лучший у зрителей рейтинг имел Эней Основатель. Он и красавец, он и на мечах дерется, пока, правда, на деревянных, он и вина выпить не дурак, и чужих жен соблазнять мастер не хуже Париса. Он и будущий основатель Римской империи. Наслаждается жизнью по полной программе.
 Парис был хорош только в стрельбе из лука. Тут он мог потягаться с самим Одиссеем или с Тевкром. Во всем остальном сын Приама был посредственностью. Даже заполучив себе в жены прекраснейшую женщину всех времен и народов, он предавался плотским утехам лишь раз в неделю.
 Единственным всерьез озабоченным войной троянцем казался Циклоп. Он без устали муштровал свою армию чуть ли не круглые сутки, ежедневно докладывал о своих достижениях Приаму и постоянно отправлял гонцов в близлежащие деревни и города за подкреплением.
 И именно здесь мы нашли первое крупное несоответствие действительности и рассказов Гомера и прочей честной компании. В союзники Трое никто особо не рвался. Правители ближайших государств, прослышав о войне, посылали Приаму заверения в полной поддержке, обозы с оружием и провизией, но на этом их поддержка и заканчивалась. Если они и отправляли в Трою свои отряды, то обычно это была сотня-другая воинов, среди которых превалировала романтически настроенная молодежь, служащая в бою разменной монетой.
 Лишь десяток опытных воинов и ни одного ветерана.
 Похоже, троянцам предстояло умирать в одиночестве.
 В «Илиаде» Гомер хотел показать, как сплачиваются народы в минуту опасности, реальность же была более логичной. Кто хочет умирать за чужую бабу?
 И хотя кое-кто и понимал, что, быстро захватив Трою, Агамемнон не остановится, соседи предпочитали выжидать. А вдруг Троя окажется крепким орешком и простоит лет десять, пока у Агамемнона и его армии пропадет желание продолжать поход?
 Пока полковник Трэвис наслаждался плаванием в обществе Одиссея и Диомеда, Приам собрал в Трое военный совет.
 Присутствовали: сам Приам, двое его сыновей – Гектор и Парис, их дальний родственник – Эней и конечно же деятельный Циклоп. Узкий круг доверенных лиц.
 – Ахейцы готовы выступить в течение месяца, – сказал Приам. – Их основные силы уже собраны в Авлиде. Ждут они только опоздавших и попутного ветра.
 – Мы собрали двадцать тысяч человек, – сказал Циклоп.
 – Этого мало, – сказал Гектор. – По сообщениям наших лазутчиков, Агамемнон готов выставить против Трои семьдесят тысяч воинов.
 Парис нахмурился. Чувствует часть своей вины? Или просто боится?
 – Так называемые союзники шлют нам заверения в своей дружбе, – сказал Циклоп. – Провизию, оружие, но не войска. Они уже списали нас со счетов.
 – Этого следовало ожидать, – сказал Гектор. – Сила ахейцев уже запугала всех остальных.
 – Пафлагонцы еще не прислали ответ, – сказал Циклоп. – Но…
 – Помощи со стороны не будет, – сказал Гектор. – Нам надо рассчитывать только на себя.
 – Мы будем драться, – заявил Эней. – А боги решат, кто больше достоин победы.
 – Мне кажется, они уже решили, – сказал Гектор. – Нам нет надежды на людей и на богов. Судьба Трои безразлична Олимпу. Это в лучшем случае.
 – Не оскорбляй богов, сын. Они могут разгневаться.
 – А что, может быть еще хуже? – Гектор горько усмехнулся. – Отец, мы одни в этой войне. Помощи ждать неоткуда. Но глупо сидеть, сожалеть о боязливости соседей и безропотно ждать Агамемнона. Надо действовать.
 – И что ты предлагаешь?
 – В первую очередь нам надо вывести наш флот из бухты, – сказал Гектор. – Если мы не сделаем этого вовремя, то потеряем его.
 – Вывести из бухты? – спросил Циклоп. – Но куда?
 – Навстречу ахейцам, – сказал Гектор.
 – Сотня наших кораблей против полутора тысяч ахейских судов? – спросил Приам. – Это просто безумие, сын.
 – Нет, если мы не ввяжемся в крупное сражение, – сказал Гектор. – Наши корабли быстроходны, и мы должны перенять тактику пиратов. Ударить быстро, нанести максимальный урон и раствориться в море. Мы не сможем потопить флот Агамемнона, но нанесем ему ущерб, и ахейцы задумаются, будет ли все так просто, как они полагают.
 – И кто возглавит этот флот самоубийц?
 – Я, – сказал Гектор.
 – Я поплыву с тобой! – воскликнул Эней.
 Парис инициативы не проявил.
 – Не в этот раз, Эней, – сказал Гектор. – Ты останешься в городе, Анхисид, и будешь готовить его к осаде.
 – Ваш поход обречен на гибель, – сказал Циклоп.
 – Наш флот обречен в любом случае, – сказал Гектор. – Так давайте продадим его подороже. Я возьму с собой только добровольцев, отдающих себе отчет в том, что для большинства это будет последнее плавание.
 – Нет, ты никуда не поплывешь, сын, – сказал Приам. – Троя не может потерять своего лавагета накануне войны.
 – Троя его не потеряет, – сказал Гектор. – Я вернусь, и готов поклясться в этом самым дорогим, что у меня есть, – здоровьем сына.
 Интересно, что помешает троянскому флоту выступить, подумал я. Гомер не упоминает о морских сражениях в период Троянской войны.
 А ведь это странно, если задуматься. Куда, по версии слепца, делся троянский флот?
 Скоро мы все узнаем.
  Реалити-шоу «Троя» 
  Берег Авлиды. Три недели перед отплытием ахейского флота 
  Братья Атриды 
 – Скажи, что ты сделаешь с Еленой, когда вернешь ее? – спрашивает Агамемнон.
 Они с Meнелаем сидят в шатре вождя вождей, перед ними небольшой столик, заваленный военными картами. Агамемнон в полном боевом доспехе, он только что пришел с берега, где при параде встречал прибывшее войско Нестора Пилосского. Почти две сотни кораблей.
 Менелая официоз миновал. Он все время проводит в шатре брата и строит планы мести.
 – Я накажу ее, – говорит Менелай.
 – Убьешь? – интересуется Агамемнон.
 – Я убью Париса, – говорит Менелай. – Выпущу ему кишки и буду смотреть, как он умирает, корчась в муках. Но Елену я убивать не буду. Нет.
 – Она снова воцарится в Спарте?
 – Никогда. Она мне больше не жена. Я превращу ее в свою рабыню, красавица будет мыть мне ноги и ублажать меня, но не как мужа, а как хозяина. И каждый вечер ее будет ждать плеть.
 – Ты жесток и злопамятен, младший брат.
 – Эта женщина предала меня.
 – Но сослужила хорошую службу для нашей будущей империи, империи потомков Пелопса. За это ее следует вознаградить.
 – Я же сказал, что оставлю ей жизнь.
 Агамемнон улыбается:
 – А что ты думаешь об Ахиллесе?
 – Он – пес. Он нужен нам.
 – Говорят, что он безумен и им невозможно управлять, – замечает Агамемнон.
 – Псами не управляют, – говорит Менелай. – Их спускают с цепи.
 – Я считаю так же, брат. И он откликнется на наш призыв.
 – Да, хотя я думаю, что эти ублюдки сделают все, чтобы он остался на Скиросе.
 – Ты не любишь ванакта Аргоса и басилея Итаки?
 – Нет, брат. Они не уважают нас.
 – Но служат нам, – говорит Агамемнон. – Они нужны нам, по крайней мере сейчас. Под началом этого аргосского пьяницы огромное войско, а его гетайрам нет равных в копейном бою.
 – А итакиец? Он приведет под стены Трои жалкий десяток кораблей.
 – Воины уважают его хитрость.
 – Как бы она не обернулась против нас.
 Агамемнон довольно улыбается.
 – Поверь мне, я целиком контролирую хитрозадого сына Лаэрта, он у меня в руках.
  Реалити-шоу «Троя» 
  Берег Авлиды. Три недели перед отплытием ахейского флота 
  Сводные братья Теламониды 
 – Мне надоело ждать, – говорит Аякс. – Я жажду крови троянцев.
 – Скоро мы прольем реки крови, – отвечает Тевкр. Они сидят под кронами деревьев и потягивают вино. Неподалеку слуги жарят на углях мясо, – Подожди еще немного.
 – Скоро сюда прибудет этот мальчишка, Ахилл. Я не верю ни единому слову в этих россказнях о том, как он велик, могуч и отважен.
 – Ты все равно лучший, брат.
 – Говорят, Ахилл похвалялся, что сразит Гектора в первом же бою.
 Тевкр пожимает плечами.
 – Убийца Гектора обретет славу в веках, – говорит Аякс.
 – Я уверен, что это будешь ты. А я убью Париса.
 – Парис – лучник, как и ты.
 – Вот именно. Я уверен, что его не будет в самой гуще боя, с мечом или с копьем до него не добраться. Это будет поединок лучников.
 – Тут у тебя есть соперник.
 – Ты говоришь об Одиссее?
 – Конечно. Я помню, на состязаниях он выигрывал у тебя.
 – То были состязания, – говорит Тевкр. – Одиссей хитер, но не слишком храбр. Я застрелю Париса, и Одиссей мне не помеха. А ты смотри, чтобы тебя не опередил Диомед.
 – Он так заливает глаза перед боем, что не отличит копья от лопаты.
 – Аргосец страшен в битве, – говорит Тевкр.
 – Особенно с похмелья.
  Реалити-шоу «Троя» 
  Берег Авлиды. Три недели перед отплытием ахейского флота 
  Калхант-прорицатель и Нестор, Конник Геренский 
 Пока на берегу слуги разбивают шатер для Нестора, сам старец принимает приглашение пророка Калханта. Они отправляются в палатку прорицателя, слуги приносят им закуски, фрукты, наливают вино.
 Когда Нестор и Калхант остаются одни, между ними завязывается беседа.
 – Как прошло плавание, богоравный?
 – Посейдон благословил наш путь. Мы не встретили ни единого облака на пути сюда.
 – Потому что эта война угодна богам, – говорит Калхант. – Участь Трои предрешена, город падет.
 – Были знамения?
 – Предостаточно, богоравный. Агамемнон пользуется расположением самого Зевса.
 – Это достоверный факт? – спрашивает Нестор.
 Калхант пожимает плечами.
 – Одиссей с Диомедом еще не прибыли?
 – Пока нет.
 – Как ты думаешь, они уговорили Ахилла?
 – Я видел будущее, – говорит Калхант. – Ахиллес примет участие в войне и покроет себя славой.
 Нестор хмурится:
 – Он переживет войну?
 – Нет. Ты же знаешь пророчество, богоравный. У сына Пелея есть два жребия – либо он остается дома, проживает долгую и счастливую жизнь, умирает, окруженный любящими внуками, и остается безвестным. Либо он отправляется на войну и добывает славу, которая останется жить в веках, но умирает молодым.
 – Богоравный Калхант, я хочу знать, кто переживет эту войну.
 – Ты, богоравный.
 – Кто еще?
 – Я не могу говорить про всех. Будущее лишь частично открыто мне, а часть его закрывает туман.
 – О ком ты знаешь, прорицатель? Кто выживет и будет пировать на руинах Трои?
 – Агамемнон с Менелаем, это точно.
 – Еще.
 – Бешеный аргосец.
 – Диомед? Смерть обходит его, потому что не может вынести запаха вина. Еще.
 – Лаэртид.
 – Этот змей может обмануть даже Танатоса. Скажи, выживут ли Аяксы?
 – Этого я не знаю.
 – А критянин?
 – В его будущем тоже полно тумана.
 – А Паламед с Эвбеи?
 – Точно не выживет.
 – Выбор небогат.
 – А почему ты спрашиваешь, богоравный?
 – Просто любопытно, пророк.
 – Тевкр выживет.
 – Тевкр мне неинтересен.
 – А троянцы?
 – Троянцы тоже. А что, среди них будут выжившие?
 – Среди вождей только один.
 – Кто?
 – Анхисид.
 – Эней… Ему, должно быть, крупно повезет.
 – Наверное. Я не знаю, как ему это удастся, но он переживет падение Трои. А Гектор и Парис падут на поле битвы.
 – А Приам?
 – Погибнет.
 – Война продолжится и после Трои?
 – Это мне неизвестно.
   Дэн  
 Что-то Нестор мудрит. В то время как остальные хвастаются, кто кого убьет и унесет больше добычи, он интересуется, кто переживет войну. Простое любопытство? Тогда почему его интересуют только вожди, а судьба того же Тевкра ему неинтересна?
 Какие планы могут быть у этого старика?
 Рейтинг нашего сериала рос по мере приближения войны. Конечно, мы еще не охватили пятьдесят процентов аудитории, как этого желал мистер Картрайт, но дело к тому шло. Что касается прогнозов относительно собственного бизнеса, нашему шефу не было равных.
 Сообщение о том, что на самом деле «Троя» не сериал, а реалити-шоу, вызовет фурор. Рейтинг подскочит до небес, вне всякого сомнения.
 Сейчас больше всего зрителей интересуют два вопроса. Где проходят крупномасштабные съемки, и откуда мы выкопали столько никому не известных артистов.
 Мне доподлинно известно, что некоторые спутники-шпионы наших конкурентов прочесывают весь земной шар в поисках древнегреческих декораций. Их тоже ожидает большой сюрприз.
 Стоит только кому-то из сотрудников нашего проекта выйти в город, его тут же осаждают толпы репортеров и зевак. Всех интересуют подробности.
 Интернет просто кипит от всевозможных домыслов и догадок. Самая любопытная из них – съемки идут под землей.
 Но даже самая безумная из догадок далека от правды.

 ГЛАВА 8

   Полковник Трэвис  
 Лагерь ахейцев в Авлиде поражал воображение и даже издалека так ударял в нос, что я трижды пожалел о невозможности протащить сюда сигары. Когда семьдесят тысяч человек, а именно столько воинов насчитывало войско Агамемнона, живут, едят и гадят на одном участке земли, вонь поднимается до небес.
 Насколько хватало глаз береговая линия была забита кораблями. Диомед сказал мне, что сейчас их уже около тысячи двухсот и ожидаются еще.
 Берег был переполнен шатрами, палатками, всевозможными навесами и хибарами. Горели костры, над лагерем стояла плотная дымовая завеса от тысячи походных кухонь. Дышать поначалу было трудно, но потом я привык.
 Мы прибыли на участок, занятый воинами Аргоса. Дюжие молодцы вытащили корабль на берег, гребцы с нашего судна тут же разбрелись по палаткам, дабы обсудить последние новости. Диомед, даже не переодевшись после путешествия, велел запрягать колесницу. Он спешил с докладом к вождю вождей.
 Лагерь итакца был расположен поблизости, и я отметил, что народу у Лаэртида немного. Двадцать кораблей против сотни с лишним судов Диомеда. Все-таки Итака была не слишком большим островом.
 Одиссей сказал, что саламинцев под предводительством Аякса Крупного еще меньше, да и Ахилл не может похвастаться большим количеством своих мирмидонян.
 Одиссею было наплевать, сколько народу находится под его командованием. Он не горел особым желанием драться и, уважая подобное нежелание своих подданных, забрал со своего острова только тех, кто добровольно последовал за ним.
 Наверное, он был хорошим правителем.
 За ним все-таки пошло много людей.
   Дэн  
 Когда корабль, привезший Алекса в Авлиду, причаливал к берегу, небольшой флот Ахиллеса преодолел уже больше половины пути.
 Конечно, с Киборгом были его неизменные спутники. Черт побери, Ахиллес еще ни разу не спал с Патроклом. Откуда же такие нежности?
 Может быть, они станут любовниками только в Троаде?
 Или не станут вовсе. Может быть, их действительно не связывает ничего, кроме крепкой мужской дружбы. Коя никак не может объяснить ту неистовую ярость, в которую приведет Ахиллеса смерть Патрокла. На мой взгляд, так переживают только смерть возлюбленных.
 Может, я чего-то не понимаю. Реальный Ахилл вообще не похож на человека, способного испытывать такие эмоции, как любовь.
 Алекс прекрасно проводил время в ставке Одиссея. Сын Лаэрта даже предоставил полковнику отдельный шатер и личного ординарца. За что такие почести? Только ли за дар видеть на расстоянии?
 Хотя все мы люди взрослые и прекрасно понимаем, как ценен такой дар в условиях войны. Все равно как если бы одна из сторон заполучила в свое распоряжение сеть орбитальных спутников-шпионов.
 Тем временем флот Илиона готовился к выходу из бухты. Гектор прощался с женой.
 Гомер, видишь ли ты это? Не могу понять, как великий слепой упустил такую важную деталь.
 Или флот не выйдет?
 Раньше мне казалось, что я знаю все происходящее наперед. Гомер, Овидий, Вергилий, Софокл, Эврипид… Но чем дальше мы смотрели реалити-шоу «Троя», тем больше находили расхождений с «Илиадой».
 Троя осталась без союзников.
 Ее флот готов выйти навстречу ахейскому.
 Что дальше пойдет не так?
 Я вспомнил старый фильм, в котором Троянская война продолжается около месяца, на второй день после высадки Гектор убивает сначала Менелая, а потом и Крупного Аякса, Ахилл гибнет уже при штурме города, а Парис остается в живых и спасается вместе с Энеем Основателем и Еленой Прекрасной. Где Брисеида, виновница раздора между Агамемноном и Ахиллом, оказывается дочерью Приама и закалывает Агамемнона в миг его триумфа, предвосхищая заговор Клитемнестры.
 Надеюсь, такого мы не увидим. А то нас попросту обвинят в плагиате.
 Вчера ко мне заходил наш гениальный телеведущий и генеральный продюсер шоу собственной персоной – большая шишка по имени Джон Мур.
 – Есть какие-то новости об интересующей нас зоне?
 – Мы запустили в проект несколько образцов нового следящего оборудования, так называемых «орлов». Три из них были отправлены в окрестности Олимпа, и они потеряны для нас так же, как и «насекомые» до них. Я склоняюсь к версии локальной электромагнитной аномалии.
 – Быть может. Но, насколько я знаю, в Греции нет зон локальных электромагнитных аномалий.
 – Сейчас нет, – согласился я. – Но с тех пор прошло почти три с половиной тысячи лет, многое могло измениться.
 – Это точно. Что с Ахиллесом? И как поживает наш полковник?
 – Первичный контакт с Ахиллесом им уже установлен. Но, учитывая обстоятельства их встречи, вызвать Ахилла на бой и проверить его неуязвимость было бы крайне неразумно. Поэтому мы ждем.
 – Мистер Картрайт никогда не ошибается. Если он посчитал нужным отправить в прошлое полковника Трэвиса, значит, так нужно. Вскоре мы узнаем о его правоте.
 – Конечно, – сказал я.
 Мур жил по принципу: «Нет Бога, кроме мистера Картрайта, и мистер Картрайт сам себе пророк». Его право. У каждого свои тараканы в голове.
 – Больше ничего сверхъестественного не происходило?
 – Нет. Правда, Калхант разразился серией предсказаний о том, кто переживет, а кто не переживет Троянскую войну, и даже пару раз угадал правильно, но это, скорее всего, обычный здравый смысл. Он записал в выжившие только тех, кто особо не лезет на рожон. Единственный любопытный факт – он оставил в живых Итальян… Энея, на что у него вроде бы нет никаких оснований. Мое мнение – он просто угадал.
 – Продолжайте наблюдение.
 – Я только и делаю, что наблюдаю, – сказал я. – Уже не помню, когда выбирался отсюда.
 – Ваша работа будет достойно вознаграждена, – напророчил мистер Мур и оставил меня в покое.
   Полковник Трэвис  
 И приплыл Ахилл, и была радость великая в стане ахейцев, и радовались воины, видя неуязвимого, аки малые дети…
 Малые и неразумные. Они слишком неуверенны в себе. Им мало, что их семьдесят тысяч человек против неполных двадцати. Им в своем стане полубоги нужны. И благоприятствующие знамения. А то, не ровен час, троянцы возьмут и победят. Гомеру назло.
 Слишком много условий для взятия одного города.
 Троя не падет, если в рядах ахейцев не будет Ахилла.
 Троя не падет, пока из нее не выкрадут священный палладий.
 Троя не падет, если один из сыновей Приама, молодой Троил, доживет до двадцати лет.
 Семьдесят тысяч суеверных людей.
 На берегу яблоку некуда было упасть, но для надежды Ахайи изыскали свободное местечко, и вскоре шатры Ахилловой свиты красовались неподалеку от шатров братьев Атридов.
 Близким соседством Агамемнон демонстрировал герою свое уважение.
 Вечером того же дня ванакт ванактов назначил военный совет. Одиссей пообещал взять меня с собой.
 До этого я поделился с сыном Лаэрта информацией о готовящемся к отплытию флоте Гектора. Одиссей поблагодарил меня, загадочно улыбаясь.
 Ахейские вожди собрались на последний военный совет в шатре вождя вождей. Народу в него набилось довольно много, и я узнавал далеко не всех, ибо на экране дэновского компьютера вожди и герои выглядели не совсем так, как в жизни. Все равно что опознавать труп по фотографии, сделанной пару лет назад.
 То ли подразумевая, что с моим даром я и так всех знаю в лицо, то ли не желая терять время, но Одиссей не стал меня никому представлять и ни с кем знакомить, и мы просто сели на отведенные нам места, обменявшись с соседями, а ими были Диомед и Мелкий Аякс, дежурными фразами приветствия.
 Последним на собрание явился харизматический лидер, вождь вождей и отец народов, старший брат и любящий муж, камрад Агамемнон.
 – Радуйтесь, богоравные, – сказал он, и гул в шатре сразу стих. – Я здесь собрал всех вас, чтоб обсудить нашу войну в последний раз перед отплытием. Такого соцветия героев я еще не видел в одном месте. Вас много здесь, все доблестны, могучи, но, может, кто-то с кем-то незнаком. Поэтому прошу: пред тем как слово молвить, назовитесь.
 Меня, мягко говоря, сразу несколько удивила странная манера вождя вождей разговаривать. Он использовал и не нормальный человеческий язык, но и не язык, принятый среди поэтов того времени. Он не говорил и не слагал песнь о самом себе. Он вещал.
 Немного поводив взглядом по шатру, я нашел причину красноречия вождя вождей. В дальнем углу шатра притаились несколько бродячих рапсодов, ловивших каждое слово оратора, очевидно, дабы сохранить его для потомков. Учитывая концентрацию героев в шатре, от «насекомых» тоже было не продохнуть.
 Агамемнон чувствует себя главным стручком на этой грядке. Думает, что каждое его слово войдет в историю. А вот и войдет. Дэн и его парни все пишут. И рапсоды в углу стилосами скрипят.
 – Я – Менелай, брат Агамемнона, царь Спарты.
 Тот факт, что парень сначала назвался братом главной шишки, а уж во вторую очередь царем собственного города, прекрасно его характеризует. Как я уже говорил, бледная, жалкая копия старшего брата. Хитрость вместо ума, надменность вместо гордости, уверенности в себе явно не хватает. Еще и рогоносец.
 – Под покровом ночи Парис украл мою жену, я обесчещен. Я должен отомстить. Мое копье сразит врага, что хлеб вкушал под моим кровом, а после мне так подло отплатил.
 Ага, и этот предпочитает вещание обычному разговору. Что ж, похоже, стиль сегодняшней беседе уже задан. Теперь все попытаются соответствовать.
 – К драке я готов. – Двухметровый гигант продемонстрировал свою готовность к драке уже тем, что даже на собрание притащил с собой огромный боевой молот, явно позаимствованный у викингов. Не помню я, чтобы греки дрались кувалдами. Хотя возможны любые исключения. – Забыл назваться. Я – Аякс, сын Теламона.
 – Я – Идоменей, царь Крита.
 Когда он пробирался на свое место, я обратил внимание на его грацию. Дикая кошка. Не идет – плывет над землей. Опасный противник. Хорошо, что не мой.
 – Как станем мы делить добычу? Всем поровну иль соразмерно кораблям, что приведем под стены Трои?
 Видать, много у него этих кораблей, боится, как бы не обделили. Что там насчет мнения русских о шкуре неубитого медведя?
 – Всем поровну, – сказал Аякс.
 Одиссей шепотом просветил меня, что кораблей у Теламонида немного.
 – Соразмерно кораблям, – сказал Диомед, обладатель флота, который количеством судов уступал только микенскому.
 – По жребию! – выкрикнул кто-то.
 Интересные люди. Еще из Греции не уплыли, а уже добычу делят.
 Свара начала разгораться. Как и следовало ожидать, обладатели большого количества кораблей настаивали на процентом соотношении, те же, у кого доблести было больше, чем солдат, хотели делить все поровну. Я уже подумал, что эта сцена затянется до конца совета, как слово взял старикан, сидящий напротив нас с Одиссеем.
 – Я – Нестор, – сказал он.
 И всё. Ни чей сын, ни чей царь. Зачем говорить, если это и так всем известно? Самый опытный из собравшихся здесь вождей.
 Самое удивительное, что шум смолк, как будто у телевизора звук выключили. Старикан пользовался авторитетом.
 – Сын Трои увел жену спартанца, – сказал Нестор. – Это подло. Но это спор мужчин, не государств. К чему война, за что прольются реки крови?
 – Троянцы нам враги, – веско заявил покрасневший Агамемнон.
 Было видно, что высказывание Нестора его задело. Даже не высказывание, а сам факт, что кто-то решился противоречить генеральной линии партии.
 – Мне не враги, – возразил Нестор. – С Троей я торгую много лет, мы добрые друзья с Приамом, и Гектор часто у меня в гостях бывает.
 – Троянцы тайно строят козни супротив Эллады, – сказал Менелай. – Не чтут богов, как должно.
 – Про козни я не знаю. Насчет богов… Олимп пусть их осудит.
 – Я чую речь предателя!
 – Рога мешают тебе думать, Менелай!
 А вот это жестко. И смело.
 Если бы не почтенный возраст Нестора, владыка Пилоса мог бы схлопотать вызов на поединок от братца царя царей. Нестор понял, что немного переборщил, и сбавил обороты.
 – Будь мудрым. Снаряди корабль, плыви под Трою и предложи Парису поединок. Убив его, жену себе вернешь по всем законам чести. И жизни тысяч воинов спасешь.
 – Троянцы оскорбили всю Элладу! – заявил Менелай.
 – Меня не оскорбили, – сказал Нестор.
 Кто-то засмеялся в кулак. Менелаю кровь бросилась в лицо.
 – Довольно, богоравные герои, – вмешался Агамемнон. – Хочу решить я этот спор навеки. Ответь мне на вопрос, мудрейший Нестор: ты присягал на верность Золотым Микенам?
 – Да, присягал.
 – И я, ванакт Микен, повелеваю. Мы идем на Трою!
 Рядом со мной откашлялся Одиссей. Могу понять его состояние. Я примерно представлял, что он хочет сказать, но вот как ему это сделать, чтобы его правильно поняли? Единственного здравомыслящего человека, рискнувшего высказать свое мнение вслух, только что обозвали предателем. Как же назовут его?
 – Я – Одиссей, Лаэрта сын, глава Итаки, – сказал Одиссей, явно пытаясь косить под предыдущих ораторов. – Богоравный Агамемнон, ты верховодишь нашим войском, поэтому вопрос тебе. Каков наш план?
 – Наш план, о хитроумный Лаэртид? Мы плывем на Трою!
 – А дальше?
 – А дальше мы захватим побережье.
 – А дальше?
 – А дальше будем Трою штурмовать!
 – Хороший план, – одобрил я. Одиссея явно надо было поддержать. По крайней мере, чтобы его голос не звучал гласом вопиющего в пустыне. – На выполнение уйдет лет десять.
 В шатре засмеялись. Смеялись не от души, не в голос, сдерживаясь, кое-кто просто прыснул в кулак. Но и это взбесило вождя вождей.
 – Что хочешь ты сказать, мудрейший Одиссей? – Меня он решил просто игнорировать.
 – Ответь мне, богоравный Агамемнон: велик ли город Троя? Могуч ли крепкостенный Илион?
 – Могуч.
 – Сравним ли он с Микенами твоими?
 – Как смеешь ты…
 – Я говорю лишь о размере, – поспешно добавил Одиссей.
 – Размерами сравним.
 – А у Микен есть флот?
 – Великий, больше сотни кораблей. – Агамемнон никак не мог понять, к чему клонит хитроумный сын Лаэрта.
 – И у Приама кораблей не меньше, – сказал Одиссей. – Где будет этот флот, когда мы побережье будем штурмовать? Скажу. Он свалится нам в тыл, троянцы будут бить нас с берега и с моря.
 – Не будут. Флот стоять в порту их должен. Троянцы скоро так войны не ждут.
 – Троянской армией командует сам Гектор?
 – Да, Приамид – троянский лавагет.
 – Я слышал, он велик как воин.
 При этих словах на своем месте встрепенулся молчавший до сих пор богоравный идиот Пелид, но Диомед придержал его за руку, и Ахиллес застыл как истукан.
 – Велик, – нехотя признал Агамемнон.
 – И тонкий тактик он, и грамотный стратег?
 – Возможно.
 – Тогда почему ж ты полагаешь, что крепкостенный Илион войны не ждет? Если Гектор хорош хотя бы в треть того, что говорят о нем, его лазутчики повсюду и знает он о наших планах.
 – Пусть знает. Мы сметем его ряды!
 Вот такая ситуация. Илион должен быть разрушен, все остальное побоку. Включая доводы разума.
 На Трою! За Родину! За Агамемнона! За ахейскую власть!
 Что-то я становлюсь слишком циничным.
 Обычно это происходит, когда мне что-то сильно не нравится.
 Потом, много позже, когда спровоцированный Одиссеем грандиозный скандал уже утих, я сидел на берегу, запрокинув голову к звездному небу, и старался понять, что же именно произошло в шатре совета.
 Я мог понять Одиссея с Диомедом, тщательно подготовивших свое выступление, ибо они не жаждали этой войны и, коли уж ее было не избежать, стремились свести потери к минимуму, призывая Агамемнона задуматься.
 Я мог понять алчущего крови Менелая.
 Я мог понять Агамемнона, сметающего все возражения и желающего воцариться не только в Микенах, но и в Малой Азии.
 Вызывала некоторое удивление эскапада Нестора. Чего он хотел добиться, дразня Менелая? Он стар и опытен, он должен прекрасно понимать, что Менелай тут не главный и что поединок с Парисом не устроит Агамемнона и прочих собравшихся здесь воинов ни при каком раскладе. Тогда зачем он подставляется, идя наперекор вождю вождей? Сбрендил на старости лет? Сильно в этом сомневаюсь.
 Такие люди, как Нестор, хитрые, расчетливые, они и умирают в здравом уме и твердой памяти. И никогда ничего не делают просто так.
 Почти неслышно ко мне подошел Одиссей. Меня здорово удивляет способность таких неуклюжих на вид людей передвигаться тихо и бесшумно. Будь на моем месте кто-нибудь другой, сын Лаэрта остался бы незамеченным, пока не заговорил.
 – Ну и как тебе наша богоравная склока? – спросил он, присаживаясь на корточки.
 – Я не понял цели, с которой был созван это совет, – сказал я. – Если это сборище может называться советом. Решения приняты, цели определены, роли расписаны.
 – Просто еще один шанс остаться в истории, – сказал Одиссей. – Что ты думаешь о Несторе?
 – Я еще не пришел ни к каким выводам. Его поведение… странно. А что думаешь ты?
 – Нестор меня пугает, – сказал Одиссей. – Выпьешь вина? Я принес с собой.
 – Ты принес и чаши?
 – Конечно. Ведь мой лучший друг – Диомед.
 Я улыбнулся. Одиссей налил в чаши вина, мы выпили без тоста, плеснув немного на землю по древнему обычаю – как подношение богам.
 – Так что с Нестором? – спросил я.
 – У нас тут вроде как армия, – сказал Одиссей.
 Сначала я подумал, что Лаэртид решил сменить тему, но потом вспомнил о его манере разговаривать. Он отвечал на поставленный вопрос, заходя издалека, исподволь рассказывая о том, что именно его беспокоит.
 – Но самая странная армия из всех, что когда-либо видел этот мир. Армия, в которой нет согласия среди командиров, каждый из которых преследует свои собственные цели. Скажи мне, чего больше всего хочет наш славный вождь вождей?
 – Власти, – ответил я.
 – А его младший брат?
 – Власти для старшего брата и мести для себя.
 – А чего хочет могучий сын Теламона?
 – Драки.
 – А чего хочет этот критский пират Идоменей?
 – Добычи.
 – Ахилл?
 – Славы.
 – Чего хочу я?
 – Это очень просто. Ты хочешь вернуться домой.
 – А Диомед?
 – Вина.
 – Диомед всегда хочет вина. А теперь скажи мне, чего от этой войны хочет Нестор?
 – Не знаю.
 – И я не знаю, – сказал Одиссей. – Именно это меня и пугает в нашем старце. Нестор для меня опаснее Агамемнона. Атрид умен, тщеславен, горд, властолюбив и точно знает, чего он хочет. Но все вокруг знают, чего он хочет, и, значит, Агамемнон предсказуем. То же, что желает для себя Нестор, для всех остальных остается загадкой, и, пока мы ее не разгадаем, пилосец непредсказуем. Многие склонны недооценивать пожилых людей. Старик, говорят они, одной ногой в Аиде. Чего от него ждать? Он может быть советчиком, мудрецом, человеком, с чьим мнением принято считаться, но мало кто ожидает, что этот старик способен хотеть чего-то и для себя.
 – Извини, Лаэртид, но ты рассуждаешь о людях так, словно тебе предстоит сражаться против них, а не с ними плечом к плечу. Так говорят о врагах, но не о союзниках.
 – Я не искал этого союза и не скрываю, что дал бы многое, лишь бы не оказаться на этой войне. Я видел Трою. Это обычный город, в котором живут нормальные люди. Единственная их вина в том, что они не захотели склонить головы перед Агамемноном.
 – Ты сам ее склонил.
 – Итака – маленький остров и не может себе позволить иметь такого врага, как Микены. Золотые щиты Агамемнона вырежут всех моих подданных в течение одного дня. Троя ни в чем не уступает Микенам. И я уважаю Приама и Гектора за то, что они сумели выбрать свободу.
 – Тот, кто выбирает свободу, должен быть готов выбрать и смерть.
 – Это верно, Викторид. Но я… я до сих пор не вижу в троянцах своих врагов. Единственный троянец, кого я действительно ненавижу, – это Парис. Именно он поджег костер, в котором мы все можем сгореть.
 – Только Парис? А Елена?
 – Я не воюю с женщинами, – сказал Одиссей.
 – Но все знают, что похищение – лишь повод. Если бы не было Париса, Агамемнон придрался бы к чему-нибудь еще.
 – Возможно, ему пришлось бы ждать случая много лет. А так… ты знаешь, я хочу, чтобы эта война поскорее закончилась. Неважно чем, главное, чтобы это произошло быстро. Мы победим? Хорошо, добудем славу и добычу. Мы проиграем? Тоже неплохо, великий город останется стоять, а Агамемнон получит щелчок по носу. Но я знаю, что боги смеются над моими надеждами. Эта война затянется надолго.
 Вино мы допили в молчании.
   Дэн  
 – Какого дьявола тут происходит?! – возопил Макс, едва мы просмотрели запись собрания.
 – Нормальные парни, – сказал я, закуривая. – Собрались, поговорили.
 – Поговорили? Кто дал право твоему Трэвису брать слово на этом собрании?
 – Полагаю, он действовал по обстоятельствам.
 – А кто дал ему право разглашать информацию об их будущем?
 – Что-то я не помню такого момента.
 – Он ясно дал всем понять, что война продлится десять лет.
 – Это было сказано в шутку, – сказал я. – И все восприняли это как шутку. Они же смеялись.
 – Он не должен говорить вообще. Он может сболтнуть что-нибудь еще.
 – Расслабься, – посоветовал я.
 – Одиссей не хочет воевать, это все знают. Он косил под сумасшедшего, теперь он строит из себя стратега и пытается навязать Агамемнону свою точку зрения. Но какого черта Трэвис его поддерживает?
 – Потому что Одиссей прав. Троянский боевой флот в полной готовности.
 – Но какого черта твой Алекс ему поддакивает? Кто дал ему право вмешиваться? Он что, хочет сорвать нам эту войну?
 Я отметил в его высказывании словечко «нам», но виду не подал.
 – Никто не сможет сорвать эту войну, – сказал я. – Разве что сам Зевс.
 Как ни странно, отплытие греческого флота произошло довольно обыденно. Не было плохой погоды и жуткого шторма, и никто не требовал от Агамемнона принести в жертву собственную дочь. (Кстати, думаю, что, если бы от тирана потребовали такую жертву, он не колебался бы ни секунды.)
 Ахейцы деловито свернули лагерь, погрузили свои пожитки на корабли, столкнули корабли в воду и отчалили в сторону Трои.
 Кстати, богоравный Пелид настоял, чтобы в Троаду полковник Трэвис плыл на его корабле. Наверное, хотел использовать дар Алекса в своих целях.
 Хотя это я вру. Не в даре дело. Ахилл жаждал славы и всемирного признания, а Алекс по легенде был наблюдателем из другого государства, который мог бы разнести славу о подвигах Ахилла далеко за пределы Греции.
 Никто не решился спорить с богоравным, даже сам полковник Трэвис. Думаю, ему было наплевать, с кем именно плыть в Трою. Тем более что мистер Картрайт настаивал на близком знакомстве засланного нами в прошлое агента с сыном Пелея.
 Война начиналась.




 Часть вторая
 ВОЙНА



 ГЛАВА 9

   Дэн  
 Макс выглядел свежим и отдохнувшим, еще бы – он только что вернулся из города, где провел весь уик-энд. Поскольку руководство посчитало, что во время плавания ничего интересного не произойдет, персоналу дали послабление, и даже главный режиссер на пару дней бросил проект.
 Максу отдых явно пошел на пользу. В последнее время он был усталым, бледным и хмурым, глаза покраснели от недосыпания и постоянного общения с монитором, а кашель курильщика давал о себе знать все чаще, несмотря на новомодные таблетки.
 Мне тоже предлагали взять пару отгулов, но я отказался. Не знаю почему.
 Все вокруг были уверены, что в густом тумане, опустившемся чуть ли не на все морское пространство между ахейским и троянским берегами, флоты противника никогда не найдут друг друга. Ссылались на Гомера.
 Говорили, что после нескольких дней плавания в тумане Гектору надоест эта затея с продажей флота подороже, он развернет свои корабли и прибудет в Троаду, на пару дней опередив ахейцев.
 Ну не было во время Троянской войны никаких морских сражений, не было.
 Ага.
 Не было.
 Будут.
 – Здорово, Данила! – проорал наш главный режиссер с самого порога моего кабинета. У него было очень хорошее настроение, если он вспомнил мое русское имя. – Выглядишь дерьмово.
 – Зато ты цветешь и пахнешь, – сказал я.
 – А то, – самодовольно сказал он. – Знал бы ты, чертяка, как это приятно – на целых два дня забыть об этих шлемоблещущих и щитамибряцающих воинах и всех их интригах. Я прекрасно провел время, сходил в кабак, позанимался сексом, поиграл в баскетбол, пообщался с народом…
 – И что народ?
 – Чудит, – сказал Макс. – Ты можешь себе представить, что в наш просвещенный век еще есть личности, которые не знают, чем закончилась Троянская война?
 – Могу, – сказал я. – Можешь посмеяться, но одна из таких личностей сейчас перед тобой.
 Улыбка сползла с его лица.
 – Видя твою гнусную рожу, – сказал он, – мне что-то совсем не хочется смеяться. Что там стряслось?
 – Сам посмотри, – сказал я. – Вот данные за последние два часа.
 И я включил просмотр.
  Реалити-шоу «Троя» 
  Ахейский флот. Восьмой день плавания 
 Троянский флот обрушился на ахейцев вместе с рассветом.
 Туман, господствовавший над морем всю прошлую неделю и вынуждавший моряков ориентироваться исключительно по звуку, чудесным образом рассеялся, и, когда солнце отразилось в Средиземном море, противники узрели друг друга.
 Их разделяло расстояние трех копейных бросков.
 Прямое столкновение, которого всеми силами старался избежать Гектор, стало неизбежным. Троянцы просто не успели бы развернуть свои корабли и скрыться за горизонтом, как их настигли бы жаждущие крови ахейцы.
 Можно сказать, что троянцам катастрофически не повезло.
 Вместо того чтобы ударить в крыло ахейского флота или топить отставшие корабли, благодаря капризам погоды они вышли прямо на ударную группу Агамемнона.
   Полковник Трэвис  
 Такого не было ни в одном мифе.
 Троянский флот обнаружился на рассвете, когда утренний ветерок наконец-то разогнал утомивший всех туман. Троянские корабли были так близко от нас, что вполне можно было сосчитать количество их весел. Не знаю, как мы не услышали их ночью, должно быть, туман гасил и звуки тоже.
 Все-таки Агамемнон – дурак. Одиссей с Диомедом спорили с ним до хрипоты, с пеной у рта доказывали, что растягивать флот неразумно, что нужно уменьшить дистанцию между кораблями и идти более кучно, но вождь вождей ничего не хотел слушать. Он не верил ни в мой «дар» видеть на расстоянии, ни в стратегические способности Лаэртида с Тидидом.
 Втемяшилось, видите ли, в его царственную голову, что флот под его командованием настолько велик, что должен занимать пространство от горизонта до горизонта, дабы вождю вождей, идущему в центре, было видно лишь море парусов. Отсюда и столь странный боевой «порядок».
 Сторону несогласных вождей принял лишь Нестор, и то, думаю, только потому, что готов был поддержать любое высказывание в пику Агамемнону. Игра старца по-прежнему оставалась для меня загадкой.
 Одиссею доверили левый от босса горизонт, Диомеду, чтобы не выпендривался, – правый.
 А Нестора отправили вперед.
 Естественно, место в авангарде занял и Ахиллес, который жаждал первым высадиться на берег Троады и заграбастать всю славу. Поскольку мне пришлось плыть на его корабле, флотом ахейцев я мог полюбоваться только с кормы.
 Если раньше впереди было лишь море, то теперь там были еще и троянцы.
 Мечта Ахиллеса сбылась. Мы первыми приняли удар.
 – Мой господин! – крикнул Эвдор, размахивая руками.
 Эвдор был из числа мирмидонцев и выполнял у Ахиллеса обязанности чуть ли не доверенного оруженосца. Ему было под сорок, плотный, коренастый, черноволосый. В одном из многочисленных сражений, из которых состояла его жизнь, он лишился левого уха, а лицо его «украшал» длинный уродливый шрам. Удивительно, что оставивший этот шрам удар миновал правый глаз мирмидонца.
 Я посмотрел в указанном Эвдором направлении. По левому борту на нас надвигался троянский корабль.
 Основная группа троянских судов миновала нас и сцепилась с кораблями Нестора. На нашу долю достался только один.
 Зато он был больше корабля Ахилла раза в три. Его верхняя палуба была на одном уровне с нашей мачтой.
 Флагман?
 – Гребите! – заорал Ахилл.
 В левой руке Пелида был меч, в правой – копье. Щита при нем не наблюдалось, доспехами он тоже пренебрег, хотя времени их надеть у него было достаточно. Патрокл, например, стоял полностью снаряженный.
 Феникс прятался в каюте.
 Я понимал, что и мне не миновать схватки, потому нацепил подаренный мне Лаэртидом панцирь и повесил на пояс меч. Конечно, это не моя война, но становиться ее жертвой мне не хотелось.
 Равно как и гребцам не хотелось идти на корм рыбам. Их не пришлось особо упрашивать, и они дружно навалились на весла.
 Дюжины энергичных гребков хватило, чтобы «Ахиллес», а скромный Пелид назвал корабль в свою честь, рванул на десяток метров вперед и ускользнул от подводного тарана троянцев, метившего в левый бок. Зато когда борт вражеского корабля поравнялся с нашей кормой, с него посыпались закованные в боевые доспехи воины.
 Впервые я видел троянцев без помощи камер. Люди как люди, вполне нормальные. Похожи на греков, разве что чуть более загорелые, и щиты у них другой формы Прямоугольные, в то время как ахейцы отдавали предпочтение круглым.
 Воины под водительством Ахилла, рвавшегося доказать всем и каждому, что он лучший, ринулись на врага, и завязалась битва. Звенели бронзовые мечи, трескались щиты, принимая на себя удары, кровь хлынула на палубу, как подношение богам.
 Патрокл не отставал от Ахилла. Эвдор тоже рвался в бой, но я удержал его за плечо. Пусть стоит здесь и охраняет заезжего мудреца. То есть меня.
 Но помощь Эвдора Ахиллу и не понадобилась.
 Через несколько минут все было кончено, и абордажная команда валялась на палубе, изрубленная в куски. Ахилл попытался атаковать корабль троянцев, но тот уже удалился на порядочное расстояние.
 Высаженный троянцами десант должен был либо победить и взять корабль под свой контроль, либо умереть. Пути к отступлению у него не было.
 Я на ушедший корабль даже не смотрел. Я ошибся. Это был не флагман.
 Вон – флагман.
 Огромный, четырехмачтовый, с тремя палубами гребцов, троянский красавец крушил греческие суда, как скорлупки. По сравнению с ним «Ахиллес» выглядел как рыбацкий баркас.
 – Это флагман, – прошептал Эвдор.
 – К нему! – приказал Ахилл.
 – Но это же безумие, мой господин!
 – К нему! – раненым буйволом взревел сын Пелея.
 Эвдор отдал команду гребцам, и «Ахиллес» начал разворот.
 С одной стороны, я был согласен с Эвдором – это было безумие. Корабль был больше нашего раз в пять и воинов наверняка нес в столько же раз больше.
 С другой стороны, Ахилл, неизменный в своем стремлении к славе, в кои-то веки принял мудрое решение. Потопи он флагман, лиши противника его командира, и флот троянцев рассыплется как карточный домик.
 Эвдор ухитрился принести мне наголенники. Они не так стесняют движения, как кажется со стороны.
 От щита я все-таки отказался. Только мешает. Зато шлем надел. Поможет от шальной стрелы.
 Кстати, о стрелах.
 Заметив наше приближение, троянцы открыли огонь. Рой стрел обрушился на палубу, рухнули несколько воинов. Остальные закрылись щитами, я спрятался за мачтой.
 Ахилл и прочие горячие головы столпились у борта, готовясь к абордажу. И осознали свою ошибку, очевидную для любого человека с хорошим зрением и холодным рассудком, лишь когда мы подошли к флагману совсем близко.
 С нашего борта запрыгнуть на их палубу можно было, только нацепив на спину реактивный ранец в стиле Джеймса Бонда.
 Громкий сухой треск ломающихся весел возвестил о том, что мы подошли вплотную. Корпус флагмана троянцев нависал над нами, как береговой утес. Их лучники лупили сверху вниз, и стрелы все чаще находили тела мирмидонцев.
 Что я тут делаю?
 Хочу войти в легенду?
   Дэн  
 – Я не вижу никакой катастрофы, – сказал Макс, закуривая сигарету. – Ну первая стычка произошла не на берегу, а в море. В конце концов, Гомер был всего лишь человеком, который, кстати, жил значительно позже. Он мог и упустить пару нюансов.
 – Я вижу, ты тоже не уловил главного нюанса, – сказал я. – Есть мелкий и совершенно ничего не значащий факт, на который я хотел бы обратить твое внимание.
 – Ну?
 – Корабль, который собирается атаковать Ахиллес, на самом деле флагман троянцев.
 – Ну и что?
 – Я также вижу, что ты оставил в городе свои мозги, – сказал я. – Кто возглавляет троянский флот?
 – О… – простонал Макс.
 – Ого, – сказал я. – Мелкий нюанс, который упустил Гомер, это то, что Ахилл сейчас встретится с Гектором в бою. ДО начала всей войны. ДО высадки ахейских войск в Троаде. ДО «Илиады».
 – И кто победит?
 – Смотри, – вздохнул я.
   Полковник Трэвис  
 Ахиллес первым полез на мачту одноименного корабля, с которой и перепрыгнул на палубу врага. Его конечно же там ждали, однако, если вы позволите мне небольшой каламбур, ждали там все-таки не его.
 Любой другой на его месте был бы убит троянцами в первые же три секунды. Любой другой, но не неуязвимый воин, сын Пелея и Фетиды, герой, чье имя живет в веках.
 Пелид принял на себя основной удар, и, пока удивленные его нежеланием умирать троянцы не верили собственным глазам, с мачты на их палубу посыпались остальные мирмидонцы.
 Каюсь, я был в их числе. Мне было до смерти любопытно посмотреть, что будет дальше.
 Конечно, троянцев было больше, но или присутствие Ахиллеса так воодушевило его воинов, или, что тоже вероятно, они и сами были не лыком шиты, так что скоро вокруг нас образовался пустой участок. Когда нога вашего покорного слуги коснулась палубы вражеского флагмана, бой уже сместился ближе к корме.
 Я не торопился лезть в рукопашную. Справятся и без меня. Один Ахилл стоит целого отряда
 – Ахиллес! – восторженно орали греки с соседних кораблей. – Ахиллес!
 Из большого скопления ведущих бой кораблей вырвалось судно Аякса (Крупного) – я узнал его по рисунку на парусе – и устремилось к нам на помощь.
 И в этот же момент раздался дружный рев троянцев:
 – Гектор!
 И трое мирмидонцев пали под ударами тяжелого копья.
 Одного взгляда на Гектора мне было достаточно, чтобы понять, насколько он хорош. В тяжелом боевом доспехе, с щитом и копьем в руках, с мечом на поясе, он не шел по залитой кровью палубе, а танцевал.
   Дэн  
 – И этого человека мы прозвали Домоседом?! – возопил Макс. – Это же Терминатор! Это же боевая машина! Это же воплощенная смерть!
 – Смотри внимательно, – посоветовал я. – И не говори потом, что ты этого не видел.
   Полковник Трэвис  
 – Гектор!
 И валится на палубу грек с пробитым горлом.
 – Гектор!
 И сразу двое летят за борт от удара его тяжелого щита.
 – Гектор!
 Люди Ахилла отступали. Вокруг троянского лавагета был свободный участок палубы, который никто не желал заполнять.
 Мирмидонцы боялись с ним драться.
 Умные люди. Я бы тоже не стал.
 Один дурак все-таки нашелся.
 Патрокл бросился в бой, но я успел перехватить друга Ахилла и швырнуть его в сторону «нашего» борта. Я слишком хорошо помнил, что будет, когда Гектор убьет Патрокла.
 И тут перед Гектором вырос Ахилл.
 Что-то они рано сошлись, подумал я. Это ведь еще не Троада. Вся мифология летела коту под хвост.
 На стороне Ахилла была молодость, сила, ловкость и конечно же его неуязвимость. Ему не хватало только того, что невозможно приобрести в его возрасте, сражаясь в палестрах деревянными мечами или прирезая чужих рабов.
 Сыну Пелея не хватало опыта.
 Зато у Гектора опыта было хоть отбавляй.
 Ахилл был молодым волком, который обзавелся крепкими зубами, но еще не научился грызть горло.
 По сравнению с Ахиллом Гектор был даже не волком. Он был матерым медведем гризли.
 В предыдущей схватке Ахилл потерял копье, зато отобрал у кого-то щит. Зачем ему щит, если он неуязвим?
 Нелогично.
 Очень даже логично. Как это может быть: у всех воинов Эллады щиты есть, а у величайшего из них – нет? Правда, это был не тот щит, который специально для него ковал Гефест.
 Чужим щитом Ахилл отразил первый удар Гектора. Взмахнул мечом.
 Гектор легко уклонился от его выпада, и копье троянского лавагета занеслось для второго удара.
 В шлем.
 От силы удара Ахилл качнулся на скользкой от крови палубе, и в третий раз копье троянца ударило ему в горло.
   Дэн  
 – Офигеть, – сказал Макс. Сигарета дотлела до фильтра, а он не сделал ни одной затяжки.
 – Офигеть, – согласился я.
 И мы, двое циничных профессионалов, главный режиссер и главный аналитик самого амбициозного проекта сегодняшнего телевидения, уставились на монитор, как домохозяйки, боящиеся пропустить заключительную серию мыльной оперы.
   Полковник Трэвис  
 К сожалению, Гектор не читал ни Куна, ни Гомера. Он не знал, что надо бить по ногам.
 Копье скользнуло по коже Ахилла, как по металлу, и Ушло в сторону. Если бы Ахилл был хотя бы чуть более опытен, он мог бы поймать Гектора на встречном ходу, но у него не хватило опыта, и он замешкался.
 Зато Гектор не замешкался. Он не прощал ошибок. И со всей силы приложил Пелида щитом.
 Будущий величайший герой Эллады полетел за борт
   Дэн  
 Я поставил воспроизведение на паузу. Макс наконец-то вспомнил про свою сигарету и вонзил в пепельницу тлеющий фильтр.
 – Я надеюсь, это все? – спросил он.
 – Нет, – сказал я.
 – Тогда почему… – он беспомощно махнул рукой в сторону экрана, – почему мы прервались?
 – Я подумал, что, если ты не хочешь испытать шок, который испытал я, тебе стоит перевести дух.
 – Он что, утонул?
 – Нет. Скорее наоборот.
 – А полковник Трэвис? Его не прирезали?
 – Нет. Скорее наоборот.
 – Тогда в чем дело?
 – Сделай три глубоких вдоха, – сказал я. – И вожми свою задницу в стул. Ибо тебя ждет божественное откровение.
   Полковник Трэвис  
 Я смотрел за борт.
 Вода не желала принимать сына Фетиды Глубинной в свои объятия. Ахилл спокойно стоял на волнах, предвосхищая чудеса апостола Андрея, и сандалии его были сухи.
 Зато он нашел себе занятие.
 Рубил мечом просмоленный корпус флагманского корабля троянцев.
 – Ахилл! – орали греки.
 Летели щепки. Деревяшка сдачи дать не может.
   Дэн  
 – Это… – сказал Макс. – Я не понимаю… Это…
 – Это еще не все, – сказал я.
   Полковник Трэвис  
 – Гектор!
 На этот раз орали прямо у меня над ухом. Увлекшись зрелищем непотопляемого героя, сражающегося с кораблем, я как-то упустил из виду тот факт, что мирмидонцы проигрывают схватку.
 Воины Ахилла сгрудились у борта, рядом с которым старался держаться наш корабль. Некоторые явно примеривались, как бы им прыгнуть обратно. А я обнаружил себя в первых рядах сражающихся.
 На меня бросились двое троянцев. Одного из них я сбил с ног подсечкой. Он грохнулся на палубу, и кто-то из греков перерезал ему горло. Второй попытался ударить меня мечом.
 Это была не самая лучшая попытка продырявить полковника Трэвиса. Я легко увернулся от выпада и двинул троянцу кулаком в челюсть, что начисто отбило у воина интерес к происходящему.
 Гектор поднял копье к небу, останавливая своих орлов, желающих навалиться на полковника Трэвиса всем скопом. И пошел прямо на меня.
 Все замерли, и только неутомимый Ахилл с упорством пьяного дятла долбил мечом по корпусу корабля.
 – Я – Гектор, – сообщил мне троянский лавагет, остановившись в нескольких шагах. На расстоянии копейного удара? – А ты кто? Ахиллес?
 – Он – Ахиллес. – Я махнул рукой. – Я – Алекс, сын Виктора.
 Гектор кивнул мне, то ли давая понять, что информация принята к сведению, то ли намекая, что скорбит о моей безвременной кончине, и тут же ударил копьем.
 Выпад быстрый, как бросок змеи. Я увернулся и, когда копье пролетало в двадцати сантиметрах от моего корпуса, сломал его левой рукой. Доложу вам, что это было непросто. Просто только бутылки и кирпичи о свою голову ломать.
 Гектор выпустил из рук обломок копья, позволяя ему упасть, и обнажил свой меч.
 А меч у Гектора железный, отметил я. Большая редкость Для этого времени и стоит целого состояния. Дороже корабля, на котором он сюда приплыл.
 Уже в следующую секунду мне пришлось расчехлить свой бронзовый меч и отражать шквал ударов Гектора.
 Без ложной скромности, которая мне абсолютно чужда, хочу рассказать о моей феноменальной способности, связанной с овладением новыми типами холодного оружия.
 Еще мой инструктор отмечал эту способность.
 Дайте мне в руки любой убийственный инструмент, начиная с вилки и заканчивая двуручным топором воинственных викингов, и через пять минут – после того как я оценю его размеры, баланс, вес и потенциальные возможности, я сотворю с ним такое, что и виртуозу жанра станет завидно.
 С мечом я упражнялся неделями.
   Дэн  
 – Он убьет Гектора? – спросил Макс.
 Экран потускнел и сменился обычной заставкой. Руки у главного режиссера почему-то дрожали.
 – Не знаю, – сказал я. – Это был конец последнего полученного нами часа. До следующего осталось, – я посмотрел на часы, – семнадцать минут.
 – Так это происходит прямо сейчас?
 – Да, если не брать во внимание тот факт, что это происходило почти три с половиной тысячи лет назад.
 – Семнадцать минут, говоришь?
 – Да.
 – Почему Ахилл не утонул?
 – Не знаю. Может быть, он святой.
 – Я привык верить своим глазам, – сказал Макс. – И законам физики. Если человек падает в море, он не обязательно тонет. Но он хотя бы ПОГРУЖАЕТСЯ.
 – Я в курсе.
 – И что ты об этом думаешь?
 – Что нам не стоит показывать это в рамках реалити-шоу. Потому как в виде сериала все непонятности можно было бы объяснить спецэффектами.
 – Когда это должно пойти в эфир?
 – И это ты у меня спрашиваешь? Кто тут режиссер?
 – Завтра утром, – ответил на свой вопрос Макс. – Но, судя по важности события, пойдет оно не утром, а в праймтайм. А как проявили себя остальные герои?
 – Не знаю. После того как я посмотрел ЭТО, ничто больше не вызывает моего интереса.
   Полковник Трэвис  
 Троянский лавагет был воином экстра-класса. Однажды он меня почти достал, и лезвие его меча царапнуло мой правый бицепс. Оборона троянца вообще была выше всяких похвал, я пока даже представить не мог, как ее можно пробить.
 Периферийным зрением я видел, что корабль Аякса перехвачен вражеским судном, а еще два троянских корабля спешат на выручку своему флагману. Через пару минут они будут здесь, и даже непотопляемый Ахилл не сможет спасти свою команду.
 – Эвдор! – заорал я, не зная, жив ли он еще.
 – Да, господин.
 Оказывается, жив.
 – Уводи людей на корабль!
 – А вы, господин?
 – Отплывайте, это приказ! И подбери Ахилла!
 Я не слышал, что Эвдор буркнул в ответ, зато увидел, как он буквально силой перебрасывает рвущегося в бой Патрокла через борт. Мирмидонцы последовали за ним, возвращаясь на свой корабль. Троянцы провожали их только взглядами. Основное внимание было приковано к нашему с Гектором поединку.
 Гектор сделал шаг назад и опустил свой меч.
 – Ты доблестный воин, – сказал он. – Лучший из всех, с кем я когда-либо сражался. Я запомню твое имя, Алекс, сын Виктора.
 – Давай лучше закончим то, что начали.
 Он покачал головой:
 – Уплывай. Не иди под Трою. Это глупая война, и вы обретете в нашем городе только смерть.
 – Разумные слова, – сказал я. – Но я не могу.
 – Жаль.
 Черт побери, как же он быстр. Железный меч пробил мой доспех и чуть не удалил мне аппендикс, если бы в последнюю секунду – да нет, микросекунду – я не успел отскочить назад.
 И споткнулся о труп.
 Я сгруппировался еще в полете и приземлился на спину. Гектор занес надо мной меч, я закрылся своим, и бронза разлетелась на куски под ударом железа.
 Я пнул Гектора в колено.
 Троянец свалился на палубу рядом со мной, и украшенный двумя рогами шлем «а-ля Македонский» слетел с его головы. Наши лица оказались на одном уровне буквально в полуметре друг от друга, и мы посмотрели друг другу в глаза.
 – Хорошо, – сказал я спустя долгих десять секунд. – Я ухожу.
 Он медленно кивнул.
 Мы поднялись на ноги одновременно. Ахейцев на палубе не наблюдалось, а троянцы держались от нас на почтительном расстоянии.
 – Возвращайся домой, сын Виктора.
 – Не могу, – сказал я, и правды в моем ответе было больше, чем мне хотелось бы.
 – Жаль, – снова сказал он и вложил меч в ножны. – Надеюсь, под Троей мы не встретимся.
 – Кто знает, – сказал я.
 Он кивнул.
 Пелид наконец-то добился своего, и в пробоину хлынула вода. Флагман начал заваливаться на борт, и я еле удержался на ногах.
 В следующий миг я уже перепрыгивал через борт корабля и приземлялся на палубе «Ахиллеса», больно ударившей по ногам. Три взмаха веслами – и наши корабли разошлись в море, как могут расходиться только в море корабли.
   Дэн  
 – Мы не можем это показывать, – сказал Макс.
 – Почему? Только потому, что этого нет у Гомера?
 – Мы не можем это показывать, – повторил главный режиссер. – Неужели ты сам этого не понимаешь, Дэн?
 – Не понимаю, – сказал я. – У нас тут вроде как реалити-шоу. Так давай показывать реальность, сколь бы странной она ни была.
 – Мы не можем это показывать, – сказал Макс.
 – Сходил бы ты к врачу, – сказал я. – Тебя клинит.
 – Ты не понимаешь.
 – Не понимаю что?
 – Киборг – основная звезда нашего шоу. Герой из героев, богоравный воин, величайший из всех и на все времена… Так мы его позиционировали.
 – Ага, – сказал я.
 – Ты мог бы говорить свое «ага» чуть менее язвительно, – сказал Макс. – Все знают, что Киборг должен убить Гектора.
 – Должен. Только позже.
 – Но Гектор расправился с ним походя, как с мальчишкой. И выбросил за борт.
 – Однако Киборг не утонул. Что характеризует его с не слишком хорошей стороны.
 – Мы не можем показывать звезду в таком ракурсе.
 – С какой стати? И кто назначил его звездой? В конце концов, никто не платит ему гонорар, не дублирует трюки и не пишет сценарий. К тому же он все-таки совершил подвиг. Утопил флагман.
 – Угу, тот еще подвиг. Мы не можем это показывать. А что там творит твой полковник? Ты назначил его античным героем, а меня забыл предупредить? Какого черта он вообще поперся на абордаж? И зачем полез на Гектора?
 – Скажи спасибо, что он его не убил.
 – Спасибо, – сказал Макс. – Какого дьявола он вообще там делает? В прошлом?
 – Выполняет личное распоряжение мистера Картрайта. Хочешь обсудить это с мистером Картрайтом?
 – Не хочу.
 – Тогда не ори. Не убил же он Гектора.
 – Угу. Не убил. Чуть. Но мог.
 – Мог. Подозреваю, что он может и не такое.
 – Где его вообще откопали? И в каком роде войск он был полковником?
 – В стройбате.
 Моего специфического русского юмора Макс не понял.
  Реалити-шоу «Троя» 
  Ахейский флот. Восьмой день плавания 
  Флагманский корабль ахейского флота 
  Агамемнон и Менелай 
 – Что тебя так беспокоит, брат? – спрашивает Менелай.
 Он возлежит на мехах на корме флагмана и ест жареное мясо. Жир стекает по его бороде.
 Агамемнон меряет шагами палубу. От борта до борта тридцать два шага. Вождь вождей не останавливается ни на минуту.
 – Что меня беспокоит? – спрашивает он. – Меня беспокоят события сегодняшнего утра, Менелай.
 – Флот Трои? Он больше не доставит нам никаких проблем. Мы его потопили.
 – Семьдесят шесть кораблей отправились к Посейдону, – говорит Агамемнон. – Еще с десяток мы сожгли. Но впередсмотрящие видели на горизонте шестнадцать парусов уходящих кораблей Трои.
 – Мы разбили флот Трои, – говорит Менелай.
 – Разбили? Да, разбили. У нас было в десять раз больше кораблей.
 – Это была атака самоубийц. Мы победили, брат.
 – Ты знаешь, сколько кораблей потеряли мы?
 – Около сотни, – безразлично говорит Менелай.
 – Сто шестьдесят! Мы даже не смогли разменять корабли один к одному!
 – Мы выиграли.
 – Гектор ушел! Мы заплатили двумя кораблями за каждый троянский! Богоравный герой Ахиллес, который кровь из носу должен был быть на нашей стороне, – сопливый мальчишка! Во всем флоте только и разговоров о том, как Гектор выкинул его за борт!
 – Ахиллес потопил корабль Гектора, – говорит Менелай.
 – После того как проиграл бой! После того как мирмидонцы еле унесли ноги с флагмана! После того как этот проклятый чужеземец чуть не убил троянского лавагета! Но он не захотел его убивать! Он позволил ему уйти!
 – Нас там не было, – говорит Менелай. – Мы не знаем, что было на самом деле. Я не верю, что этот чужеземец всерьез мог биться с Приамидом.
 – Дело не в том, что там было и во что веришь ты, – чуть успокаивается Агамемнон. – Дело в том, во что верят люди, которые составляют нашу армию. А они смеются над Ахиллом, которого раньше чуть ли не боготворили. И они смеются надо мной, ведь именно я пригласил Ахилла в наши ряды. А еще они говорят, что Агамемнон – глупец, который не послушал мудрых людей. Они говорят, что этот хитрозадый Лаэртид предупреждал меня об опасности быть атакованными флотом троянцев, но я его не послушал.
 – Так он был прав.
 – В глазах людей вождь должен быть непогрешим. Вождь не имеет права на ошибку.
 – Все мы смертны, брат. И все мы ошибаемся.
 – Только не я!
 – Агамемнон, брат, ты – человек. Не бог.
 – Лаэртид знал, – говорит Агамемнон. – Он не догадывался, не предполагал, он знал наверняка. Он может видеть будущее. Может быть, он – бог?
 – Одиссей не бог, – говорит Менелай. – Все дело в этом чужеземце, Алексе, сыне Виктора. О нем говорят, что он может видеть все на земле. Таков дар, врученный ему богами.
 – Чушь! Я не верю.
 – Дело не в том, во что веришь ты, – говорит Менелай. – Дело в том, во что верят люди, составляющие твою армию.
 – Не так я видел начало этой войны, – признается Агамемнон.
 – Троянцы показали, что они не трусы, – говорит Менелай. – Они не будут отсиживаться за стенами Илиона.
 – Не будут, – мрачно говорит Агамемнон.
  Реалити-шоу «Троя» 
  Ахейский флот. Восьмой день плавания 
  Правое крыло ахейского флота 
  Диомед 
 – Клеад, вина!
 Диомед лежит в своей каюте. Вокруг беспорядок, пустые амфоры валяются вперемешку с предметами одежды и оружием, боевые доспехи свалены в дальнем углу.
 Диомед пьян.
 Входит Клеад. В его руках две амфоры, которые он ставит подле ванакта Аргоса.
 – Что во второй?
 – Вода.
 – Вылей за борт, Клеад, – говорит Диомед. – Я не пью воды посреди моря. Налей мне лучше вина.
 Клеад наполняет кубок.
 – И выпей со мной.
 Клеад наполняет второй кубок.
 – Что слышно?
 – Был бой сегодня.
 – Да? С кем?
 – С троянцами.
 – Мы вроде в море. Откуда здесь троянцы?
 – Их флот встретился с нашим на рассвете.
 – Ха, – говорит Диомед и осушает кубок. – Значит, Лаэртид был прав, а этот богоравный идиот опять ошибся.
 Клеад делает вид, что ничего не слышал. Он – не ванакт Аргоса и не может позволить себе думать о вожде вождей как об идиоте. Тем более что словосочетание «богоравный идиот» оскорбляет не только ванакта ванактов, но и богов.
 – Кто бился с троянцами?
 – Нестор, Аякс и Тевкр Теламониды и Ахилл. Троянцы разбиты и обращены в бегство.
 – Потери большие?
 – Мы потеряли сто с лишним кораблей. Троянцы меньше.
 – Неудивительно, Клеад. Стремясь поразить троянцев размерами своей армии, Атрид нагнал сюда всякий сброд. И те скорлупки, на которых этот сброд плавает, нельзя назвать кораблями. У Гектора же все суда – военные. И новые. Гектор на армии не экономит.
 – Гектор тоже был здесь.
 – Да? Так наливай, дружище Клеад, выпьем за доблестного Приамида.
 – Гектор – наш враг, – напоминает Клеад, но кубки все же наполняет.
 – Враг, – соглашается Диомед. – Но это не значит, что я не могу его уважать как врага. Хороший враг, Клеад, он лучше плохого друга. Мне не хватает Одиссея, Клеад. Я хотел бы поговорить с ним, но теперь это случится уже только в Троаде. Или в Аиде, если кто-то из нас не переживет высадку. Выпьем за Гектора!
 – За Гектора, – говорит Клеад, и оба прикладываются к кубкам.
 – Значит, богоравный Ахилл принимал участие в своем первом бою? – спрашивает Диомед. – Как он себя проявил?
 – Никак. – Клеад улыбается. – Говорят, что Гектор даже не стал с ним драться. Просто выбросил за борт.
 – Да ну? Наверное, Ахиллес просто в ярости.
 – Рвет волосы, – говорит Клеад. – Его позор умножен во много раз тем, что Гектор отступил перед чужеземцем.
 – Перед Викторидом? – Диомед почему-то ничуть не удивлен. – Я знал, что чужеземец не так уж прост.
 – Аякс Большой утопил три вражеских корабля.
 – На то он и Большой. Выпьем, Клеад, во славу Алекса, Викторова сына! Да будет посрамлен Ахилл!
   Зрители  
 – Нет, ну что это за лажа, я спрашиваю? Как это вообще может быть, мать его? Ты это видел?
 – Видел.
 – Дохлый Гектор вышвыривает Ахилла за борт! Ахилла! Как это может быть?
 – Это называется – неожиданный поворот сюжета.
 – Неожиданный поворот? Черта с два. Это лажа.
 – Почему? Давай рассуждать логически. Ахилл – главный герой?
 – Да.
 – Но ни в одном фильме главный герой не побеждает сразу. Сначала он проигрывает, потом начинает тренироваться, совершенствовать свое мастерство и в итоге убивает всех. Так будет и здесь, я уверен.
 – Ты думаешь?
 – Конечно. Второстепенный персонаж Аякс крушит врага десятками, топит вражеские корабли. Этот Алекс, с которым вообще ничего не понятно, сражается с Гектором. Наверное, именно Алекс будет учителем Ахилла. Так сказать, преподаст ему уроки жизни.
 – Это уже ни в какие рамки не лезет, коллега. Никто из историков того времени не упоминает о морском сражении, с которого началась Троянская война.
 – Но это же сериал, коллега. Видели вы хоть один фильм, создатели которого дословно следовали бы первоисточникам?
 – Нет, просто в какой-то момент я поверил… Но телевизионщики на этот раз превзошли себя. Такого нагромождения нелепиц я еще не видел. Гектор побеждает Ахилла. Ахилл ходит по воде. Этот непонятный Алекс чуть не убивает Гектора, но в последний момент передумывает. Вздор, чушь, абсурд!
 – Но ответьте мне только на один вопрос, коллега. Где, по версии Гомера, во время войны был весь троянский флот?
 – Видал Аякса? Он своей кувалдой головы ломает, как орехи раскалывает.
 – Мужик! Красавец!
 – Ахилл как-то себя не проявил.
 – Вообще облажался. Зато видал, как Алекс подсечкой троянца саданул? Чисто каратист.
 – Карате в те времена не было.
 – Да ты посмотри, как он дерется. И потом он же сам говорил, что прибыл издалека.
 – Он не похож на японца.
 – Так я и не говорю, что он японец. Но вполне мог в Японии побывать.
 – Это «Троя», а не «Сёгун».
 – Я тебе говорю, он каратист. Он еще себя проявит.
 – Гектор меня приятно удивил. С виду такой рохля, а копьем орудует, как профессионал.
 – А как народ его поддерживает! Как они всю дорогу его имя орали!
 – М-да, с каждой серией все интереснее. Посмотрим, что они нам дальше учудят.

 ГЛАВА 10

   Полковник Трэвис  
 Сказать, что ваш покорный слуга пребывал в растрепанных чувствах, значит ничего не сказать.
 Итоги боя были неутешительными. Троянский флот разгромлен, но ахейцам пришлось заплатить за это немалую цену. Причем Гектор успел уйти на одном из подоспевших к тонущему флагману кораблей, что ахейцы расценили как поражение. Думаю, теперь он встретится армии Агамемнона только в Трое. С теми остатками флота, что теперь в его распоряжении, повторное нападение будет чистым безумием.
 Хотя кое-кто может сказать так и о первом.
 Причиной моего дурного настроения был не Гектор.
 С Гектором мне все было ясно.
 Разведчик, по крайней мере хороший разведчик, к числу которых я относил и себя, должен быть тонким психологом и отчасти физиономистом. Он должен читать по лицам и по глазам.
 Я многое увидел во взгляде троянского лавагета. Это был взгляд человека, считающего любую войну занятием достаточно глупым. Человека, который не получает никакого удовольствия от убийства других людей.
 Взгляд человека, обстоятельствами вынужденного делать грязную работу, и делать ее хорошо, потому что по-другому он ничего делать не умеет.
 Можно говорить и о любви к Родине, и о верности долгу, о желании мира и покоя, и о смертельной усталости, но это слова.
 Гектор был человеком. Обычным человеком, на которого взвалили непосильную ответственность быть главной надеждой обреченного города, и он этому совсем не рад.
 Я не хотел убивать такого человека.
 Не знаю, что Гектор прочел в моем взгляде. Не знаю, почему он поступил так, как поступил.
 Я не убил Гектора.
 И приказ пославших меня сюда людей «не вмешиваться и только наблюдать», о котором я и думать забыл в горячке боя, был здесь абсолютно ни при чем.
 Гектор не убил меня.
 Ахиллес устроил мне скандал.
 – У тебя была возможность убить Приамида, – заявил он.
 Это были первые слова, которые я услышал от богоравного Пелида в тот день, и это были первые слова, которые он произнес после того, как поднялся на борт.
 – Едва ли, – сказал я. – Мы бились с ним на равных.
 И Гектор, вне всякого сомнения, сильно польстил мне, когда признал меня лучшим из тех, с кем ему когда-либо доводилось иметь дело.
 Я до сих пор не был уверен, чем бы закончилась наша схватка, если бы мы ее продолжили.
 – Ты говорил с ним. – В устах Пелида слова звучали обвинением. – Говорил с врагом. О чем?
 – О погоде, – сказал я. Это что, допрос?
 – Ты строил козни против нашей армии?
 – Нет, – сказал я.
 – Так о чем вы говорили?
 – О тебе, – сказал я. – Приамид сообщил мне, что был о тебе лучшего мнения.
 Ой, не надо было так говорить.
 Вспыльчивый, как петух в брачную пору, Ахиллес тут же полез за мечом. И не избежать бы парнишке повторного купания в Средиземном море, если бы Патрокл и Эвдор не вцепились ему в плечи, дуэтом напоминая, что я гость и он сам пригласил меня, а законы гостеприимства святы и убивать меня прямо сейчас никак нельзя. Боги разгневаются.
 На том и порешили. Патрокл увел приятеля в каюту, Эвдор одарил меня взглядом, каким обычно смотрят на сумасшедших, а потом сел рядом со мной:
 – Сегодня ты спас нас, господин.
 – Нет, – сказал я. – Я ничего не сделал.
 – Если бы троянцы не смотрели на ваш с Гектором бой, нас перерезали бы, как стадо баранов.
 – Ты тоже хорошо себя проявил.
 Эвдор сплюнул на палубу.
 – Я – солдат, – сказал он. – Мирмидонцы – лучшие солдаты войска Агамемнона. Мы – золотые щиты ванакта ванактов и гетайры аргосца.
 – Никто не спорит. Вы все велики и могучи. Просто троянцев было больше.
 – Это была глупость, – сказал Эвдор. – Наша атака была глупостью. Я не должен так говорить о своем командире, но я чувствую, что ты, как человек посторонний, меня поймешь и простишь.
 – Он молод. Прости его.
 – Простить гибель людей? Мы атаковали флагман Гектора, Ахиллес повел нас в бой и проиграл.
 – Гектор тоже повел своих людей в бой с превосходящими силами противника и проиграл.
 – Троянец хотя бы отдавал себе отчет в том, что делает. Люди идут за Гектором, потому что верят ему, а не потому, что он чей-то сын и его жребий – стать героем.
 – У меня нет ответа, Эвдор.
 Ахиллес – вот кто беспокоил меня больше всего.
 Даже не сам Ахиллес, а его необъяснимые способности.
 Поведение Пелида было мне вполне понятно. Молодой, честолюбивый глупец, дорвавшийся до командования войсками.
 Я прибыл сюда из конца продвинутого двадцать первого века. Все явления природы были изучены и объяснены с научной точки зрения. Расшифрована ДНК человека, найден и нейтрализован ген, отвечающий за старение. Люди достигли небес и не нашли там богов.
 На вершине Олимпа они тоже не были обнаружены.
 Здесь все было иначе.
 Если неуязвимость Ахилла еще как-то можно объяснить более-менее научно, вроде теории Дэна о случайной мутации, то его непотопляемость не лезла ни в какие ворота. Потому что никакая мутация не может нарушить законы физики.
 Тело, помещенное в жидкость, погружается, вытесняя занимаемый им объем. Если оно, конечно, не легче воды.
 Но я сомневаюсь, что Ахилл весит меньше восьмидесяти килограммов. И я видел, как в этом самом море утонули десятки других людей.
 Логичное объяснение происходящего было только одно, но оно было невероятным.
 Ахиллес на самом деле сын нереиды Фетиды и именно поэтому имеет стойкий иммунитет к воде.
 По крайней мере, к морской воде. В реку Стикс его, судя по всему, все-таки окунали.
   Дэн  
 – Что именно вам не нравится, Максимилиан? – Голос мистера Картрайта был холоден и резок. Холоден настолько, чтобы превращать воду в лед, и резок настолько, чтобы резать этот лед на куски.
 – Я не говорил, что мне что-то не нравится, мистер Картрайт.
 – Билл.
 – Я не говорил, что мне что-то не нравится, Билл, – послушно повторил Макс. – Мы бьем все рейтинги, это правда. История получилась достаточно интересной…
 – Но лично вас что-то не устраивает.
 – Я не могу сказать, что меня что-то не устраивает. Просто мы столкнулись с чем-то, чего не можем понять.
 – И каковы ваши предложения?
 – Я… я думаю, что нам стоит повременить с объявлением правды, мистер Картрайт.
 – Билл. Аргументы, пожалуйста.
 – Я хотел бы избежать возможного шока среди наших зрителей.
 – Шока, Максимилиан? Что вы понимаете под словом «шок» и как мы можем его вызвать нашим шоу?
 – Мы живем в просвещенное время, живем в цивилизованном обществе. Мы объяснили почти все загадки природы. Я не думаю, что мы можем шокировать зрителя правдой о темпоральном туннеле и о том, что мы ведем съемки в прошлом при помощи миниатюрных камер, следящих за всеми событиями. Это вряд ли кого-то сильно удивит, потому что это – наука. Мы перестали удивляться науке, Билл.
 – Вот как? Вы полагаете, что существование темпорального туннеля никого не удивит?
 – Удивит, но не испугает. Темпоральная физика – это научная дисциплина, существование туннеля можно подтвердить множеством научных формул, которые, конечно, почти никто не поймет, но само их наличие успокоит обывателя. Однако в самом прошлом происходят события, которые не вписываются в привычную нам реальность, и я считаю – мы не должны раскрывать зрителям правду до тех пор, пока не выясним, что происходит на самом деле.
 – Насколько я понимаю, вы говорите об Ахилле.
 – Да.
 – Но не хотите ли вы сказать, Максимилиан, что вы на самом деле верите в существование олимпийских богов?
 – Я не знаю, во что верить, Билл. Я верю в физику. Но я верю и собственным глазам. Ахилл попирает законы физики.
 – Что думаете вы, Дэниел?
 Опять переврал мое имя.
 – Главная проблема, которая может возникнуть при реализации задуманного, – это мнение Римско-католической церкви и прочих христианских конфессий. У них существуют очень четкие определения того типа людей, что способны ходить по воде, аки посуху. Боюсь, они могут обвинить нас в богохульстве.
 – Это правда, – сказал Джон Мур. – Но нашими юристами уже подготовлены соответствующие релизы. Думаю, что мы отобьемся. Никто не закреплял за церковью патент на хождение по волнам.
 – Еще какие-то мысли, Дэниел?
 – Меня лично тоже беспокоит Ахиллес, – сказал я. – Но я не думаю, что он настолько же обеспокоит наших зрителей. То, что мы не можем понять природу происходящего, не означает, что мы не можем объяснить ее другим. Там ведь есть еще один персонаж, владеющий сверхчеловеческими способностями, – полковник Трэвис.
 – В его способностях нет ничего сверхчеловеческого, – сказал Джон. – Ведь мы сами ему их предоставили. Это просто торжество технологий.
 – Именно на это мы можем списать и способности Ахиллеса. Непробиваемую кожу можно объяснить мономолекулярной броней, например.
 – Мономолекулярной брони не существует, – сказал Макс.
 – Я об этом знаю, – сказал я. – Ты знаешь. Но большинству зрителей это неизвестно. Будут слухи конечно же, которые только поспособствуют росту рейтинга.
 – А непотопляемость?
 – Водоотталкивающий репеллент.
 – И превосходное чувство равновесия, – сказал Макс.
 – Не надо сарказма, – попросил мистер Картрайт.
 – Хорошо, Билл. Сарказма больше не будет. Я не собираюсь препятствовать нашим планам. Я просто высказал свое мнение.
 – Джон?
 – Мы подготовили отдельный круглосуточный канал, – сказал Джон. – Рекламное время продано на полгода вперед. Записаны обращения к зрителям, интервью с основными создателями проекта. Созваны пресс-конференции. Я считаю, что мы не можем ничего отменить.
 – Ваше мнение мне понятно. Дэниел?
 – У меня нет особых возражений, Билл. Просто информацию надо будет подавать аккуратно.
 – Максимилиан?
 – Яне против. В принципе. И если вы не согласны подождать, то я готов продолжать работу и следовать принятому плану.
 – Я тоже «за», – сказал обладатель основного и решающего, если не единственного значимого здесь, голоса. Билл любит иногда поиграть в демократию, но все стратегические решения принимает сам. И если бы все трое присутствующих главных – главный режиссер, главный аналитик и главный продюсер – высказались против, этот факт все равно бы ничего не изменил. – Мы продолжаем.
 – Спасибо за всестороннюю поддержку, – сказал Макс, когда мы вышли из кабинета Билла.
 Джон остался, чтобы обсудить подробности маркетинга.
 – Платон мне друг, зарплата мне дороже, – пошутил я. – Ты сам прекрасно понимаешь, что от моей поддержки ничего бы не изменилось. Они сделают все, чтобы рейтинг передачи вырос выше самого Олимпа. А ты преувеличиваешь сложности.
 – Что, Ахилл беспокоит только меня?
 – Нет, меня тоже. Но ты и я – это не зрители. Мы смотрим шоу по долгу службы, мы выбираем, думаем, сравниваем. Обычный телезритель (я не хочу никого оскорбить), не привык думать, по крайней мере в те моменты, когда его телевизор включен. Телевизор – это просто ящик с развлечениями, стиль жизни. Люди смотрят телевизор почти все свое свободное время. Они завтракают и смотрят телевизор, они смотрят телевизор во время обеденного перерыва на работе, домохозяйки смотрят телевизор, когда занимаются делами по дому. Телевизор смотрят во время ужина и даже засыпают под телевизор. Телевизор – обычный фон повседневной жизни, и обыватель практически не задумывается над тем, что ему показывают. Поэтому я не думаю, что мы можем спровоцировать у массы зрителей шок, который испытали сами.
 – Ты не очень-то любишь наших зрителей.
 – Есть вещи более полезные, чем телевизор.
 – Кто бы спорил.
   Полковник Трэвис  
 Не знаю, кто меня дернул подсматривать за Еленой. Наверное, просто стало интересно, что это за женщина, во имя которой столько людей плывут на смерть.
 Да и делать особо было нечего.
 Ахилл дрых в своей каюте, Патрокл уныло бродил по палубе, Феникс доставал Эвдора какими-то расспросами. В воздухе висело нервное напряжение, вызванное прошедшим боем и грядущей войной.
 Так что я прилег на корме, щелкнул пальцами, и перед моим правым глазом нарисовалась Елена Прекрасная, «чей лик спустил на воду тысячу кораблей». Полторы тысячи, если быть точным. Сотня с лишним из этих полутора тысяч уже на дне.
 Парис поцеловал Елену посреди цветущего сада, разбитого во внутреннем дворике приамовского дворца, сказал, что ждет ее, и удалился в свои покои. Красотке же захотелось еще немного подышать свежим воздухом, и она принялась бесцельно бродить по саду.
 Главный повод к Троянской войне гулял по травке и нюхал цветочки. Не слишком они с Парисом похожи на влюбленную парочку.
 Я наблюдал за Еленой уже третий раз, и все три раза она плакала. Как только думала, что оставалась одна и никто ее не видит. Вот и сейчас глаза Красотки оказались на мокром месте.
 Кусты расступились, и в поле зрения появилась Кассандра.
 Вот кому я действительно сочувствую.
 Знать все, видеть падение родного города и собственную незавидную участь, кричать об этом во весь голос и не быть услышанной – что может быть хуже?
 Дэн сказал, что по одной из классических версий Кассандре никто не верил, потому что в рот ей плюнул разгневанный Аполлон. Ну и замашки у этих греческих богов.
 – Радуйся, Елена.
 А та даже не успела вытереть слез. В данный момент традиционное приветствие звучало как издевка.
 – Сегодня дивный день, – сказала Елена.
 Голос ее дрожал. Это ж дикая ответственность – знать, что из-за тебя, по крайней мере отчасти из-за тебя, десятки тысяч мужчин будут резать друг другу глотки.
 Правда, не было бы Елены, нашелся бы другой повод.
 Герои играют в войну. Герои строят империи.
 – В Трое мне дышится легко, – добавила Елена.
 – Мне тоже, но дни Трои сочтены, – сказала Кассандра.
 Она не уставала вставлять свои мрачные прогнозы даже в беседы о погоде. Неудивительно, что последнее время троянцы стараются избегать ее общества.
 – Поболтаем по-девичьи?
 – Меня ждет Парис…
 – Я не задержу тебя надолго. По сути у меня только один вопрос.
 – Они придут за мной. Они уже в пути.
 – Я хотела спросить не об этом. Мне интересно почему.
 – Почему что?
 – Почему Парис. Я видела Менелая только мельком, во время пребывания ахейского посольства, и не могу судить, что он за человек, но я прекрасно знаю Париса. Он – славный мальчик, красивый, сильный, храбрый, всегда был покорителем сердец, но все же он мальчик. Такая женщина, как ты, достойна лучшего.
 – Лучший занят.
   Дэн  
 – Я уже ничему не удивляюсь, – сказал Макс. – Вот ничему, совершенно. Елена не любит Париса. Что дальше? Явление Зевса народу? Гектор, убивающий Ахиллеса? Одиссей, возвращающийся домой за два дня? Извиняющийся перед Приамом Агамемнон? Кто такой этот Гомер, в конце концов? Чего он там понаписал? Что за бред богоравный? Ну Афродита малость ошиблась, ну не любит Елена Париса. Кого она тогда любит и на кой черт сбежала в Трою? Не понимаю я этих женщин.
 – Полагаю, что, говоря о лучшем, который занят, она только что ответила на твой вопрос, – сказал я.
 – Да? И кого она имела в виду?
 – Я думаю, что Гектора.
 – Чтоб я сдох.
 – А что, вполне логично, – сказал я. – Это объясняет, почему она здесь, а Парис ждет в покоях, почему они занимаются сексом раз в неделю, почему Красотка стала в три раза больше плакать после отплытия флота Трои. И почему она бросает странные взгляды на Андромаху. Это – зависть.
  Реалити-шоу «Троя» 
  Троада. Пять дней до высадки ахейского войска 
  Елена и Кассандра 
 – Бедная девочка, – говорит Кассандра, обнимая Елену за плечи.
 – Ты никому не скажешь?
 – Конечно нет, – говорит Кассандра. – А если и скажу, кто мне поверит?
 Елена ударяется в слезы.
 – Для Менелая я была только трофеем, – слышится сквозь рыдания. – Очередным призом в борьбе за власть. Он никогда не любил меня, и наш брак был политическим союзом, не более. Менелай – грубый солдафон, он волочится за каждой женщиной, свободной или рабыней – все равно. Он отвратителен.
 – Гектор тоже солдат.
 – Я увидела его, когда они с братом приезжали с посольством в Спарту, еще до этой глупой истории с яблоком. И сразу поняла, что без него моя жизнь пуста и бесцельна. Когда он уехал, я не могла найти себе места, часами сидела у окна и смотрела на море, в сторону Трои… Я не знала, что мне делать.
 – И со следующим посольством приехал его брат.
 – Да. Мальчишка, как ты говоришь, но в его жилах течет кровь моего героя. Вскружить Парису голову было легко, и Менелай особо не возражал, когда мы оставались наедине. Он и его брат давно искали предлог поднять Ахайю на войну с Троей.
 – Тебя это не остановило? – Странно, но упрека в голосе Кассандры не слышно.
 – Как видишь, нет. Доводы рассудка бессильны перед доводами любви. И я… Тогда я не думала о последствиях и позволила Парису себя увезти. Это было как наваждение…
 – Здесь ты тоже несчастна, Елена.
 – Это не так. Я счастлива, Кассандра. Эти слезы – слезы счастья. Я живу с ним под одной крышей, дышу с ним одним воздухом, вижу его почти каждый день… Видела, пока он не отплыл. И мне все равно, что он женат на другой, что он – человек чести и никогда не взглянет на жену своего брата, как на женщину. Я – дура, да?
 – Нет, ты просто влюблена. Зачастую это очень похоже.
 – Андромаха… Она мне нравится. Она хорошая и добрая, и их малыш… Он такой милый…
 – Да. И она добрая, и он милый.
 – Я боюсь за Гектора. Война грядет, а он руководит нашей армией… Он слишком храбр и не щадит себя. Я боюсь, что его убьют.
 – Его убьют, – обнадеживает красавицу Кассандра. – Его убьют, а тебя увезут обратно в Спарту, где ты станешь рабыней Менелая. Никто мне не верит, но это так.
   Дэн  
 Итак, в любовный треугольник Елена – Парис – Менелай вмешался, пусть сам и не зная того, Гектор. И, если уж на то пошло, его жена. Следовательно, у нас получается любовный Пентагон.
 Елена – законная жена Менелая. Они клялись друг другу в верности, покуда смерть не разлучит их, и все такое прочее. А также для Менелая она является его трофеем и ключом к владычеству над Троей. Соответственным образом он к ней и относится.
 Парис любит Елену, а она позволяет ему себя любить, потому что таким образом она может приблизиться, пусть только символически, к предмету своих мечтаний. На худой конец, простите за каламбур, у Париса есть хотя бы доступ к телу.
 Елена любит Гектора.
 Андромаха любит Гектора.
 Гектор любит Андромаху.
 У них семья, сын, полная идиллия.
 Так кто в этой ситуации самый несчастный, если не принимать во внимание семьдесят тысяч ахейцев, которые плывут, чтобы убивать троянцев, и двадцать тысяч троянцев, которые будут защищать свой дом и убивать ахейцев?
 Получается, что Елена.

 ГЛАВА 11

   Полковник Трэвис  
 Это история о высадке ахейского воинства на побережье Трои и первом сухопутном сражении. Это история о том, как мое не слишком хорошее знание мифологии вкупе с локальным атеизмом ненадолго поставили меня в один ряд с величайшими героями Эллады.
 Но обо всем по порядку.
 После побоища, учиненного Гектором в открытом море, плавание проходило спокойно и даже скучно. Ахилл либо торчал в своей каюте, либо тренировался на палубе с Патроклом и Эвдором, причем последний действительно мог бы многому научить Пелида, если бы тот выказывал хоть какое-то желание учиться.
 Идиллия продолжалась пять дней.
 Хорошая погода, яркое солнце, синее бескрайнее море, попутный ветер в паруса. Чистый курорт, а не война.
 Конечно, все знали, что долго так не будет. Каким бы приятным ни было плавание, рано или поздно оно закончится тем, что все мы приплывем в место, где тысячи врагов будут нас калечить и убивать. И вряд ли мне удастся остаться в стороне.
 Так что мы будем калечить и убивать их.
 В этом и заключается суть войны, независимо от тысячелетия, которому она принадлежит.
 После ссоры с Ахиллом меня никто не трогал, так что я валялся в теньке, наблюдал и размышлял.
 Вспоминал о днях, проведенных в Авлиде.
 Тогда я пил с Диомедом, Одиссеем, Идоменеем, обоими Аяксами, реже с Нестором и один раз даже с Менелаем. Я много пил в те дни, но не потому, что я алкоголик.
 Сработала моя вторая натура. Основной профиль разведчика, благодаря которому я здесь и оказался, – это сбор информации, а кто может служить лучшим источником информации, чем подвыпивший или пьяный царь, похваляющийся своими подвигами и делящийся планами на будущее?
 Картина вырисовывалась следующая.
 Агамемнону нужна бесконечная война, потому что он хочет власти над всем миром.
 Менелаю нужна эта война, потому что она нужна его старшему брату.
 Аяксу Крупному нужна эта война, потому что он любит подраться.
 Аяксу Мелкому нужна эта война, потому что он дружит с Крупным и тоже не дурак помахать мечом.
 Идоменею нужна эта война, потому что он хочет пограбить. Сначала – Трою, а потом все, что подвернется под руку.
 С Ахиллом тоже все ясно, он хочет славы.
 Зачем война нужна Нестору и нужна ли она ему вообще, никто не знает.
 Диомеду с Одиссеем война не интересна. Но они присягали на верность Золотым Микенам вообще, Агамемнону в частности, и оба давали клятву помочь Менелаю, если с его супругой что-то стрясется, и обстоятельства оставляли им слишком мало места для финта ушами.
 Елена по большому счету никого не интересовала. Разве что Париса.
 Троянцам война тоже не нужна, но их никто не спрашивал.
 В Авлиде очень много говорили о Гекторе, и почти всегда с уважением, которое я теперь прекрасно понимал и разделял. Говорили, что жена у лавагета красивая. Строили планы, что сделают с ней, когда возьмут Трою.
 И ведь кроме меня и Ахилла с Патроклом здесь все женатики.
 Да и с этими двумя вопрос спорный. Вполне может быть, что они женаты друг на друге.
   Дэн  
 Остатки троянского флота во главе с Гектором обогнали армаду вторжения на целые сутки.
 Корабли Трои были на порядок лучше, чем те, на которых плыли ахейцы.
 Прибытие Гектора вызвало в городе одну только радость. Троянцы уже успели мысленно похоронить всех храбрецов, отправившихся навстречу Агамемнону, и тот факт, что хоть кому-то удалось вернуться, вызывал лишь положительные эмоции.
 Думаю, что домохозяйки будут рыдать навзрыд, когда увидят встречу Гектора с Андромахой.
 Коротко доложив отцу и правителю о результатах своего похода – а результаты впечатляли (Гектор намеревался продать флот дорого, и похоже, что он добился лучшей цены), поцеловав жену и поиграв полчасика с сыном, Гектор присоединился к людям, готовящим оборону побережья.
 Конечно, троянцы понимали, что помешать высадке ахейцев нереально. Побережье слишком велико – как раз под стать армии ахейцев, – и у Илиона не хватит людей, чтобы перекрыть его полностью.
 Основная цель обороны побережья была идеологическая. Ахейцам нельзя позволить высадиться беспрепятственно. Они и шага не должны ступить по троянской земле, не встретив сопротивления.
 Цепляться за побережье зубами никто не собирался.
 Чисто символический отпор.
   Полковник Трэвис  
 Как ни странно, в последние дни плавания вперед наравне с кораблем Ахилла вырвалась принадлежащая Лаэртиду «Пенелопа». При явном нежелании лезть на рожон Одиссей желал оказаться в первых рядах атакующих.
 Зачем ему это надо?
 Крупный Аякс пытался не отставать, но его старая, потрепанная в прошлом бою посудина не могла выдать той же скорости, потому он постоянно отставал. Теламонид бесновался, орал на гребцов, периодически сам хватался за весло, но ничего не помогало.
 Агамемнон с Менелаем двигались, как и раньше, в центре флотилии, и в авангард абсолютно не рвались. Идоменей тоже. Его привлекала добыча, а на побережье было нечего грабить.
 Диомед не просыхал в своей каюте, и, не имея его распоряжений, гребцы не усердствовали.
 Война надвигалась так же неотвратимо, как на «Титаник» надвигался айсберг.
 Я примерял доспехи, тренировался в стрельбе из лука, примеривался к щиту и копью. Коль уж мне довелось плыть на передовом корабле, драки избежать явно не удастся.
 Не моя война. Она закончилась за три с половиной тысячи лет до моего рождения. Троя пала. Агамемнон так и не создал свою империю. В результате все оказались в проигрыше. Я знаю, чем все кончится.
 Но я всего лишь человек. И, как любому человеку, мне свойственно испытывать эмоции. Там, в глубине, на эмоциональном уровне, я не хочу, чтобы Троя пала. Без объяснения причин не хочу. Мне нравится этот город. И мне не нравятся люди, которые создают империи, потому что для создания империи есть только один путь – война.
 Гибнут тысячи, сотни тысяч людей, и на их могилах очередной Чингисхан, Александр Македонский, Цезарь, Тамерлан, Наполеон и целая череда других амбициозных глупцов воздвигают свои державы.
 Проходит время, и все империи рушатся.
 Как правило, они ненадолго переживают своего создателя.
 Рим был захвачен варварами. Последователи Македонского не смогли удержать его завоеваний. Татаро-монголов со временем вытеснили отовсюду и загнали обратно в степи. Англия потеряла все свои колонии. Советский Союз не вынес внутреннего давления и развалился на куски.
 Империи не стоят того, чтобы за них умирать.
 Да простят меня самодержцы всех времен и народов.
   Дэн  
 Конечно, было бы очень красиво, если бы ахейский флот появился на рассвете. Очень поэтично. Так сказать, война пришла в Троаду с первыми лучами солнца.
 Но на самом деле это случилось после полудня.
 Мы с Максом сидели за режиссерским пультом и с неусыпным вниманием следили за происходящим. Происходящее впечатляло.
 – Земля! – заорал впередсмотрящий корабля Одиссея.
 На корабле Ахилла молчали. Очевидно, у жителей Итаки зрение лучше, чем у мирмидонцев.
 Троянцы уже ждали врага на берегу. По сути они с берега и не уходили.
 Гектор держал центр. Циклоп занимал место на правом фланге, Итальянец был слева. Сукин сын Парис остался в городе.
 Илион не отправил на побережье всех своих сынов. По моим примерным прикидкам, здесь было около четверти армии Гектора. Жалкая горстка людей против легионов Тирана.
 – Примерно через полчаса все и начнется, – сказал Макс. – В эфир это пойдет завтра, в прайм-тайм. По крайней мере, начнем в прайм-тайм. Сколько продлится эта бодяга, никто не знает. А послезавтра Билл собирается рассказать зрителям правду.
 – Ты все еще считаешь, что ему не следует так поступать?
 – Я ничего не считаю. Я не понимаю, что происходит. Моя сегодняшняя политика – плыть по течению. Авось куда-нибудь и вынесет.
 – К Ниагарскому водопаду, например.
 – Спасибо, друг.
   Полковник Трэвис  
 На сей раз Ахилл нацепил все свои доспехи, и даже его легендарный щит работы якобы (а может быть, и не якобы, может быть, и на самом деле) Гефеста красовался на его левой руке. Щит был красив. Да и сам Ахиллес смотрелся совсем неплохо.
 Если бы он еще не бегал по всему кораблю и не орал гребцам, чтобы те гребли быстрее. Несмотря на все его усилия, стремительный силуэт корабля Лаэртида опережал нас на два корпуса.
 Странно, но я нервничал. Я, профессиональный сотрудник спецслужб. Человек, раньше всех своих коллег заслуживший «отставку-50».
 Насилие было частью моей жизни, и я давно сбился со счета, скольким помог отправиться на тот свет. Но я никогда не принимал участия в крупномасштабных сражениях.
 Войны в двадцать первом веке не были глобальными. Локальные стычки, зачистки местности, антитеррористические операции. Счет убитым обычно шел на десятки, иногда на сотни. Бывало, тысячи гибли от террористических актов, но на войне – никогда.
 Здесь же собирались сражаться почти сто тысяч человек.
 Берег был хорошо виден. Белый песок, желтая, высохшая земля чуть дальше от моря и величественная громада Трои в паре километров от пляжа.
 Троянцы походили на высыпавших из муравейника насекомых. Их было мало, слишком мало, чтобы остановить военную машину Агамемнона.
 Эвдор строил людей в боевой порядок. Патрокл застыл на носу судна, как изображение Афины.
 Феникс стоял на корме, но собирался спуститься вниз при первых признаках опасности. Ахилл метался по всему судну.
 Я закрыл правый глаз и затребовал картинку с «Пенелопы».
 Облаченный в боевые доспехи Одиссей опирался о правый борт своего корабля и пил вино из кубка. По правую руку Лаэртида стоял тяжелый лук, слева были щит и копье. Меч висел на поясе. Внешне правитель Итаки был абсолютно спокоен.
 Иногда мне казалось, что в организме Лаэртида просто отсутствуют нервы.
   Дэн  
 – Как там наш Алкаш?
 – Даже не проснулся, – сказал Макс. – Такое впечатление, что он решил проспать всю войну. Клеад не решается его будить.
 – Клеад не дурак. К тому же корабли Диомеда достигнут берега в лучшем случае через два часа после начала сражения.
 – Как братья Атриды?
 – Предвкушают триумф.
 Я налил себе кофе.
 У вас может создаться превратное впечатление, что на проекте мы с Максом работаем вдвоем, но это не так. Вокруг целая толпа техников, редакторов, операторов, микшеров и прочего рабочего люда. Мы могли в любой момент задействовать любого из них, но предпочитали этого не делать. Все они знали свою работу, так зачем же им мешать? Главный режиссер определял только общую концепцию показа, а главный аналитик вообще не имел никакой практической ценности.
 Моя работа заключалась в просмотре шоу. Я должен был делать выводы и сообщать их начальству. И главный вывод, который я сделал на этот момент, – зря мы во все это ввязались.
 Самое поганое – что я не могу объяснить, почему я так думаю. Не только какому-нибудь постороннему человеку, но и самому себе.
 Я не люблю реалити-шоу. Для меня это сродни подглядыванию в замочную скважину. Но герои современных проектов идут на это добровольно, преследуя материальные цели, они знают, что за ними будут наблюдать, принимают решение заранее и идут на это осознанно. А показывать всему миру жизнь людей, которые умерли тысячелетия назад, людей, которых никогда не поймет современный мир, ибо с того момента система ценностей менялась больше десятка раз… Мне казалось, что это неправильно.
 Я никогда не смогу до конца понять Одиссея или Гектора. А они, я думаю, никогда не смогли бы понять меня.
 Времена меняются. Не стоило нам их смешивать.
 Ахейские вожди обращались к командам своих кораблей в разное время, но поскольку мы получали записи за целый прошедший час, то смогли прослушать их речи одну за другой.
 Здесь они приводятся в том порядке, в каком корабли достигали троянского берега и люди бросались в бой.
 Одиссей сказал:
 – Гордые жители Итаки! Все вы знаете, как я отношусь к этой глупейшей из войн, ибо я никогда не скрывал от вас своего мнения. Но коли уж мы здесь, покажем, как умеют воевать островитяне! И выживем назло тем, кто называет себя нашими врагами, и назло тем, кто называет себя нашими союзниками! За Итаку!
 Ахиллес сказал:
 – Мирмидонцы! На том берегу лежит ваш шанс войти в историю и обрести бессмертие в веках! Мы все покроем себя славой, ибо славны лишь те, кто не боится смерти! На Трою!
 Крупный Аякс сказал:
 – Саламинцы! Нас мало, – (но мы в тельняшках, добавил я от себя), – но никто не должен сомневаться в нашей доблести! Сметите врага, убивайте врага, гоните врага и ворвитесь в Трою!
 Нестор сказал:
 – Воины! Я слишком стар и немощен, чтобы вести вас в бой. так послушайте мое напутствие. Троянцы – наши враги. Они представляют угрозу всей Элладе. Они злобны и мстительны, они воры и предатели, они не чтут богов и не уважают традиции предков. Они – позор нашего мира. Так сказал Агамемнон. Я не собираюсь спорить с ванактом ванактов. Его слова истинны. Если сегодня мы не разрушим Трою, завтра троянцы явятся к нам, в наши города и в наши дома. Они будут похищать наших жен и красть наши сокровища. Так что нашу справедливую войну никак нельзя назвать завоевательной. Это – оборонительная война, и, убивая троянцев, вы защищаете свою родину, землю ваших дедов и отцов. Так идите вперед и деритесь за Элладу, и да пребудет с вами Арес!
 Идоменей сказал:
 – Критяне! Перед вами лежит город, набитый несметными богатствами. И если вы считаете, что именно вы достойны их получить, сражайтесь с честью и докажите всем свое право. На Илион!
 Агамемнон (именно с этого момента пошел следующий сеанс записи, ибо вожди, как я уже говорил, начинали высказываться по мере приближения их кораблей к берегу, но я решил привести все речи в этом фрагменте, чтобы потом не отвлекаться) сказал:
 – Суровые спартанцы и жители Золотых Микен! Приближается суровый час. Час испытания для нас всех. Скоро, скоро мы отомстим за поруганную честь моего брата, царя Спарты, и сметем с лица земли мятежный Илион! И не за горами тот день, когда ваши города станут столицами огромной империи, простирающейся от края до края нашего мира, и все вы будете жить в роскоши и неге! И для того чтобы приблизить этот день, идите и сражайтесь. Зевс охранит своих сынов!
 Менелай промолчал.
 Диомед сказал:
 – Гетайры! У вашего вождя кончилось вино. Сгоняйте в город и раздобудьте мне пару амфор.
 Ответом ему был оглушительный рев аргосцев.
 Макс сказал:
 – А ты заметил, что в своих обращениях только Нестор и Агамемнон помянули богов?
 Я заметил.
 Потом настала очередь высказаться троянцам. На фоне надвигающейся с моря армады ахейцев это выглядело весьма внушительно.
 Эней сказал:
 – Троянцы! Я верю в вашу доблесть и в вашу силу! Вы – лучшая армия в мире, и я горд, что мне выпало счастье вами командовать! Ахейцы хотят, чтобы великая Троя стала одним из их данников, но я скажу, что никогда сын Трои не склонял голову перед чужеземцем! Они думают, что Троя отдастся им, как распутная девка, и сама пригласит их в свои объятия, но я говорю, что по эту сторону моря они найдут лишь смерть! Аполлон хранит наш город! За Трою!
 Гектор сказал:
 – Жители крепкостенного Илиона! В этой жизни есть три основных закона, которыми следует руководствоваться, и, не соблюдая их, вы не сможете сказать, что прожили свою жизнь достойно. Это очень простые законы. Люби свою семью. Почитай богов. Обороняй свою родину. Мы почитаем богов! Мы любим наши семьи! Пришла пора защитить наш город!
 Циклоп сказал:
 – Держать ряды, собаки безголовые! Приготовиться лучникам!
   Полковник Трэвис  
 Корабль Одиссея вырвался на мелководье, мгновение спустя его днище скребло прибрежный песок, а нос поднял фонтан песка на берегу. На «Пенелопу» тут же обрушился дождь стрел, дротиков и копий. Люди Лаэртида закрывались щитами, но кровь уже лилась по деревянной палубе.
 Тем не менее никто из них не спешил спрыгивать на берег, и я сразу вспомнил почему. Существовало в те времена забавное суеверие: воин, чья нога первой коснется вражеской земли, умрет первым. Что самое забавное, насчет второго там ничего не говорилось, хотя лично мне казалось, что в такой ситуации погибнет целая сотня.
 Конечно же Одиссей обманул судьбу. Щит, который он бросил под свои ноги, не был его собственным. Свой он сжимал в руке, прикрывая корпус.
 Его прыжок не был особенно элегантным. Лаэртид просто перемахнул через борт судна, оставив на палубе и лук, и копье, еле удержался на ногах, когда щит предательски заскользил по песку, но все же удержал равновесие и простер руку вперед.
 То ли итакийцы подумали, что суеверие уже потеряло свою силу, то ли им было стыдно оставлять своего правителя одного, но они тут же посыпались на берег, и белый песок обагрился кровью.
 Берег был весь утыкан заостренными кольями, которые мешали ахейцам передвигаться плотными рядами и прикрывать друг друга щитами. Троянцы, на первых порах имевшие численный перевес, уже неслись в атаку.
 В этот момент сильный толчок чуть не выбил палубу у меня из-под ног, и я понял, что мы приплыли. Я свернул режим наблюдения и приготовился выживать.
 И едва успел прикрыться щитом, как в него вонзились сразу три стрелы. На палубе уже стонали раненые.
 Ахилл слетел на берег и в одиночку бросился на отряд лучников. Очевидно, ему не терпелось взять реванш. Рассудительный Эвдор не последовал за своим командиром, внимательно следя за высадкой и выстраивая воинов.
 Патрокл крутился где-то рядом.
 Троянские лучники несколько удивились. Они никак не ожидали, что их атакует один человек. Следует отдать им должное: удивление ничуть не помешало им открыть прицельный огонь по приближающемуся сыну Пелея, и любой другой на его месте тут же превратился бы в подушечку для булавок.
 Но Ахиллес не желал становиться ежиком и уже через несколько секунд ворвался в ряды троянцев.
 Это была резня.
   Дэн  
 – Рыжий действительно прыгнул на свой щит, – заметил Макс. – Хоть в этом Гомер не соврал.
 – Поэты не врут, – назидательно сказал я. – Они позволяют себе поэтические вольности.
 – Какого черта делает Киборг? Он собирается брать город в одиночку?
 – Он – герой. Ему чужд дух командной игры.
   Полковник Трэвис  
 Вокруг «Пенелопы» кипел бой.
 На какую-то долю секунды я даже попрощался с хитроумным Лаэртидом, но потом в гуще схватки снова увидел его шлем и покрытый кровью меч, а еще чуть позже к берегу подошли сразу три корабля итакийской флотилии. Видя, что перевес складывается не в их пользу, троянцы спешно отступили.
 А двумя сотнями метров дальше песок уже бороздил корабль Аякса.
 Сам Теламонид мчался по песку, увлекая своих людей в атаку. Центр троянской обороны был смят.
 Фланги пока держались. Там давление ахейцев еще не достигло предела.
   Дэн  
 Итальянец во главе отряда, состоящего то ли из храбрецов, то ли из безумцев, бился у самой кромки воды. Три ахейских корабля уже горели, два других в спешном порядке уходили от берега, ожидая, пока подплывут остальные. В их сторону летели горящие стрелы.
 Критские пираты не желали умирать на побережье.
 Циклоп, о котором Гомер не написал ни строчки, бился с превосходящими его пока в три раза силами Нестора и не уступал ни метра. Песок уже не было видно, везде лежали тела. Кое-кто подавал признаки жизни, но мертвых было больше.
 Ахилл рвался вперед, в пробитую им брешь пытались вклиниться мирмидонцы. Троянцы пропускали свирепого воина и тут же смыкали ряды, отсекая его от основного отряда.
 На побережье наблюдалось уже больше сотни ахейских судов. Линия битвы растянулась на полтора километра. Обывателям был обеспечен прекрасный воскресный вечер.
 Эту битву можно показывать сутки напролет, подавая на экран разные эпизоды, не обойдя вниманием ни одного героя. Настоящая находка для мистера Картрайта.
 Бывший Домосед, носящий теперь гордую кликуху БМП (боевая машина Приамид), крушил ахейцев направо и налево. Его страшное копье несло смерть в каждом ударе. Лавагет давно уже потерял свой щит и принимал удары мечом, зажатым в левой руке. Я не верил, что такая манера боя вообще возможна, пока не увидел БМП в действии.
 Троянцы демонстрировали чудеса доблести и стойкости, но сдержать натиск ахейцев они все равно не могли. Пройдет еще полчаса, может быть, час, и численное преимущество армии Агамемнона станет подавляющим и погребет под собой горстку отчаянных троянцев.
 Хаос.
 Наблюдать битву целиком было невозможно.
 Не помогал ни крупный, ни общий план.
 Можно только выхватывать отдельные ее фрагменты и пытаться сложить из них целую картину.
 – Стоп, – сказал я, и Макс послушно нажал на паузу. – Можешь увеличить вон ту часть?
 – Пожалуйста. Кого ты там высмотрел?
 – Что это за парень?
 – Троянец. Я должен всех знать в лицо?
 – Я никогда не видел его раньше.
 – В Трое живет больше тридцати тысяч человек.
 – Посмотри на него внимательно. Если ты скажешь мне, что он простой воин, то я готов проглотить собственный окурок.
 Лучник стоял на огромном валуне, коих было множество на побережье Трои, и дарил смерть завоевателям. Он был красив. Талия если не осиная, то очень близка к таковой, широкие плечи, гордая осанка. Длинные черные волосы уложены в аккуратную прическу.
 Аристократические черты лица, выражение надменное, чуть ли не презрительное.
 Он прикрывал отход центральной части армии обороняющихся.
 Странно, но на лучнике не было доспехов. Вообще никаких. Ни панциря, ни шлема. Руки и ноги тоже ничем не прикрыты, на ногах обычные сандалии, разве что очень дорогие. Туника белая с золотой вышивкой.
 Оружия, кроме лука, при нем никакого не наблюдалось. Зато лук был здоровый, в полтора раза больше лука Лаэртида.
 И лук, и стрелы почему-то блестели на солнце.
 Серебром и золотом, соответственно.
   Полковник Трэвис  
 Лучник появился внезапно, или я просто проморгал его появление на поле битвы. Только что валун был пуст и его обтекала река отступающих троянцев, и вот на нем уже стоит этот красавчик с луком чуть ли не в человеческий рост.
 Скорострельность у лучника была просто бешеная. Стрелы срывались с его тетивы с интервалом не больше секунды, и парень абсолютно не заботился о прицеле. Просто стрелял как будто в никуда.
 Тем не менее каждая его стрела несла смерть
 Лица я не видел – слишком далеко. Зато прекрасно видел атлетическую фигуру без доспехов и видел, что он положил уже более полусотни человек.
 Лучник и красавец.
 Парис, подумал я.
 Захватить мерзавца в плен и вынудить троянцев закончить войну почетным миром. Пусть они будут проигравшими, зато живыми.
 В следующую секунду я уже мчался по песку, по возможности закрываясь щитом.
   Дэн  
 – Полковник Трэвис тоже заметил нашего парня, – сказал я.
 – Какого черта он лезет в драку? Возомнил себя ахейцем? Или он хочет умереть за три с половиной тысячелетия до собственного рождения?
 – Мы скоро узнаем, чего он хочет, – сказал я. – Движется он достаточно целеустремленно.
  Реалити-шоу «Троя» 
  День высадки ахейского флота 
  Агамемнон и Менелай 
 Флагман ахейцев находится в полусотне метров от берега, его царственные пассажиры стоят на носу и обозревают побоище на побережье.
 – Сегодня побережье станет нашим, – говорит Агамемнон.
 Менелай не отрываясь смотрит на берег. Ищет своего обидчика, но Париса сегодня нет в битве. Он остался под надежной защитой стен.
 – Завтра мы войдем в Трою, – говорит Агамемнон. – Никто не устоит перед мощью моего войска.
 – Нашего войска, брат, – поправляет его Менелай.
 – Нашего, – соглашается Агамемнон. – Мы сотрем с лица земли этот город. Зевс с нами.
 – А Аполлон, похоже, нет.
   Полковник Трэвис  
 Сорок метров до лучника.
 Я не вступал в схватки с троянцами, просто отбрасывал их в сторону и бежал дальше. Мной овладела только одна мысль – пленить Париса.
 Убрать главный повод к войне. Заплатить жизнью Париса за жизнь города. Приам не будет продолжать войну, зная, что его сын в плену.
 Или будет?
 Об этом можно подумать позже. Сейчас надо захватить гаденыша в плен.
 Тридцать метров.
 Он заметил меня. Стрела сорвалась с тетивы и понеслась в мою сторону, я едва успел прикрыться щитом.
 Ощущение было такое, что в обитый кожей кусок дерева вонзилась не стрела, а копье. Удар был страшной силы, и моя левая рука на мгновение онемела.
 Двадцать метров.
 Черт побери! На этот раз мне показалось, что в щит мне приложили боевым молотом Теламонида.
   Дэн  
 – Наш незнакомец похож на Париса, – сказал Макс.
 – Только фигурой. Черты лица совсем не парисовские, да и этот и старше раза в два. – Кроме того, Парис остался в городе. Сейчас они с Приамом стоят на Скейской башне и наблюдают, как передовые (или тыловые?) отряды отступающих троянцев входят в город, – Может, это какой-нибудь очередной внебрачный сын Приама, появившийся в городе незадолго перед началом войны?
 – Что-то я не заметил его приезда. Явообще не видел, как он оказался на поле боя. Может, стоит отмотать назад и посмотреть?
 – Подожди. Отмотать назад мы всегда успеем. Давай сначала посмотрим, чем это закончится.
   Полковник Трэвис  
 Третью стрелу я принимать на щит не стал. Пригнулся, и она пролетела у меня над головой.
 Судя по звуку, угодила кому-то в грудь.
 И только в трех метрах от валуна я заметил, что стоит на нем совсем не Парис, хорошо знакомый мне по сеансам наблюдения. Этого лучника я не знал.
 Но останавливаться уже поздно.
 Безграничное удивление было написано на лице незнакомого стрелка, когда я запрыгнул на валун и оказался с ним рядом. Он не успел наложить на тетиву четвертую стрелу, она была зажата в его правой руке, и он попытался меня ею заколоть.
 Я увернулся, не теряя инерции, и со всей дури врезал лучнику в челюсть.
 Это уже было не удивление. Это был ужас.
 Лучник на какой-то миг буквально завис на моем кулаке, а потом полетел назад. Но до земли он почему-то не долетел. В воздухе что-то сверкнуло, резко запахло озоном, и лучник исчез.
   Дэн  
 – Вот теперь можешь отмотать назад, – сказал я. – Секунд на тридцать.
 – Вуаля.
 Я еще раз посмотрел, как Алекс со всей своей широкой полковничьей души прикладывает неведомого лучника в челюсть. Голова лучника откидывается, сам он начинает полет назад, роняя лук и взмахивая руками, и…
 Растворяется во вспышке света.
 – Лук, – потребовал я. – Лук самым крупный планом, который может дать твоя игрушка.
 – Пожалуйста.
 Изображением лука я любовался секунд тридцать, все это время Макс любовался моим профилем.
 – Стрелу в стоп-кадр.
 Стрела повисла в воздухе в десяти сантиметрах от выпустивших ее пальцев. Красивая такая стрела, сверкающая желтым цветом, отбрасывающим блик на лицо полковника Трэвиса.
 – Ты стал специалистом-оружейником?
 – Тебе ничего не кажется странным?
 – Многое. Особенно в последнее время.
 – Я имею в виду в этой стреле.
 – Что с этой стрелой? Обычная стрела. Прямая. Желтой краской покрашена.
 – А лук какой краской покрашен?
 – Серебристой.
 – Тебе это ничего не напоминает?
 – Послушай, друг, – сказал Макс, – хватит говорить загадками. Я – всего лишь обычный тупой телевизионщик, чей круг интересов органичен профессиональной деятельностью, а ты – настоящий светоч знаний. Что с этим парнем?
 – Сребролукий и златострелый, – сказал я. – Максимилиан, я поздравляю вас с тем, что вы это видели, и поздравляю полковника Трэвиса с тем, что он это сделал. Это ведь был Аполлон.
   Полковник Трэвис  
 Размышлять о странностях поведения троянского лучника оказалось некогда. В какой-то момент я обнаружил, что стою на вершине валуна совершенно один и что воины Илиона жаждут составить мне компанию. Пришлось вынимать меч из ножен и тактично давать им понять, что в настоящую минуту мне хочется одиночества.
 Минут через пять они мое желание поняли и отступили в сторону города. Ахейцы не особо утруждали себя преследованием, даже самые отпетые оптимисты не мыслили ворваться в Трою на пятках ее отступающих защитников. Программа-минимум была выполнена, побережье поменяло хозяина.
 Единственным, кто преследовал троянцев до самого города, был Ахиллес. Ну что ж, значит, ему дольше всех возвращаться к лагерю.
 В Трою он ворваться не успел, ворота захлопнули перед его носом, а самого героя угостили сотней безвредных для него стрел.
 Я остался сидеть на валуне и размышлять. Вокруг суетились ахейцы, сумевшие выбраться из битвы без ущерба или легко раненные. В своих разговорах они упоминали имена трех главных героев дня: Одиссея, Ахиллеса и, как ни странно, вашего покорного слуги.
 Лаэртид прославился тем, что первым высадился на берег и остался жив.
 Ахилл – тем, что убил больше всех троянцев и обратил защитников города в бегство.
 И я – тем, что трижды устоял перед самим Аполлоном, а потом вынудил его покинуть поле боя.
 Вот вам ваши долгожданные боги, мистер Картрайт.
  Реалити-шоу «Троя» 
  Берег Троады. Вечер после высадки ахейского войска 
  Агамемнон и Менелай 
 Братья Атриды идут по песку, который еще недавно был полем боя. Ахейцы подбирают своих раненых и стаскивают в кучи убитых. Скоро запылают погребальные костры.
 – Это было легко, – говорит Менелай.
 – Я не могу понять, почему Феб выступил против нас, – говорит Агамемнон. – Троянцы когда-то оскорбили его, не заплатив за работу.
 – Пути богов неисповедимы.
 – Все прорицатели сообщали мне, что боги на нашей стороне, – говорит Агамемнон. – Зевс обещал нам свою поддержку. Я не могу поверить, что Феб решил выступить против Громовержца.
 – Люди говорят, что видели в наших рядах Афину.
 – Хорошо, что они так говорят, – сообщает Агамемнон. – Плохо, что на самом деле ее не было. Мне не слишком нравится происходящее.
 – Ахиллес обратил в бегство войско Гектора.
 – Наконец-то мальчишка начинает оправдывать свою репутацию.
 – Чужеземец снова проявил себя выше всяких похвал.
 – Обратил в бегство Аполлона? Разве смертному такое под силу?
 – Что ты хочешь сказать, брат? Что он из Дюжины Олимпа?
 – Он не похож на бога, – говорит Агамемнон. – Да и кто готов бросить вызов любимому сыну Зевса? Арес? Я видел Ареса на полях сражений, это не он. Гефест – хромец, Гермес – не воин и никогда не решился бы на такое. Дионис?
 – А старшие?
 – Он не из старших, это точно, – говорит Агамемнон. – И я не думаю, что он из олимпийцев.
 – Он принял две стрелы на щит, – говорит Менелай. – А от третьей увернулся. Кто может увернуться от Разящего? Аполлон – бог лучников. Не было случая, чтобы он промахнулся. До сегодняшнего дня не было.
 – Даже Аполлон не помешает тому, чей путь благословлен самим Зевсом, – говорит Агамемнон, имея в виду самого себя. – А к чужеземцу надо присмотреться.
   Полковник Трэвис  
 Я так и сидел бы на том валуне до самой ночи, если бы меня не нашел Лаэртид.
 – Пошли, – сказал он. – В моем лагере есть шатер и для тебя. Думаю, вряд ли Пелид будет рад тебя видеть.
 – Почему?
 – Он ревнует.
 – Забавно.
 – Если тебя это позабавит, он также ревнует и меня. Мы отняли у него часть славы, Алекс.
 – Я не помню, что совершал что-то славное.
 – Ага. Он обратил в бегство троянцев, а ты – самого Аполлона. Теперь ему придется изрядно потрудиться, чтобы сравняться с тобой.
 – Чушь.
 Одиссей пожал плечами:
 – Пойдем. Аргосцы разбивают лагерь неподалеку. Кто-то должен сообщить Диомеду, что война началась.
 Я двигался на автомате, стараясь фиксировать внимание на том, чем занят в настоящий момент. Думать не хотелось. Хотелось плюнуть на всю эту бодягу и вернуться во Флориду, забиться в свое бунгало, курить сигары, купаться в соленой воде, не окрашенной кровью, пить коньяк и забыть существование амбициозного проекта под названием «Реалити-шоу «Троя».
 Вот мы бредем по лагерю ахейцев под аккомпанемент доносящихся со всех сторон стонов, вот мы снимаем доспехи и смываем кровь с наших тел в шатре Одиссея, вот, уже облаченные в чистые одежды, бредем через лагерь аргосцев, благо стонов тут не слышно, ибо гетайры опоздали к раздаче.
 Клеад нерешительно топтался у огромного шатра ванакта Аргоса, явно не зная, что делать дальше. Очевидно, его хозяин не был в состоянии отдавать распоряжения.
 – Ванакт там? – Одиссей указал на шатер.
 – Нет, – сказал Клеад. – Ванакт на корабле. Я не решаюсь его будить.
 – Как видишь, я тоже пророк, Алекс, – сказал Одиссей. – Я думаю, если мы не разбудим Тидида до окончания войны, он может на нас обидеться.
 Клеад рассказал нам, что Диомед однажды выползал из каюты, когда первые корабли приставали к берегу, произнес короткую напутственную речь и завалился обратно. Похоже, что сделал он это на автопилоте, так и не проснувшись. Аргосцы разбили лагерь, развели костры для приготовления пищи и обустраивали быт, а их предводитель бессовестно продолжал дрыхнуть в своей каюте.
 Мы поднялись на борт, разыскали каюту Диомеда и вылили на последнего ведро зачерпнутой за бортом воды.
 – Души ваши в Тартар, – пробормотал Диомед, поворачиваясь на другой бок. – Шли бы вы отсюда, кем бы вы ни были.
 – Я – Одиссей, – сказал Лаэртид. – Со мной Алекс, сын Виктора.
 – Не врите. Сын Виктора плывет на корабле Ахилла, а моего друга сослали на противоположное крыло. Самозванцы. Клеад!
 – Клеад на берегу, – сообщил Одиссей.
 – На каком берегу? – осведомился Тидид.
 – На троянском.
 – В каком смысле?
 – Мы приплыли, – сказал Одиссей.
 – Куда?
 – В Трою, – терпеливо сказал Одиссей.
 – Зачем?
 – Воевать.
 – С кем?
 – С троянцами.
 – Вы шутите, надеюсь?
 – Свое чувство юмора я оставил на Итаке.
 – Чудесно. Троя взята?
 – Пока нет.
 – Так приходите, когда возьмете.
 – А ты не хочешь поучаствовать в осаде?
 – Нет, – исчерпывающе высказался Диомед и попытался захрапеть.
 – Алекс, принеси еще воды.
 – Легко, – сказал я, не двигаясь с места.
 – Шутка в стиле козопасов, – сказал Диомед, но сел на своей постели. Выглядел он, как и положено, помятым и раздраженным. – Что я пропустил?
 – Самую малость, – сказал Одиссей. – Сражение, которое длилось три часа. Мы захватили побережье. Пелид убил сотню троянцев. На стороне Илиона выступал сам Аполлон, но доблестный Алекс обратил его в бегство. Агамемнон закатывает пирушку по поводу победы. Ты тоже приглашен.
 – У меня есть свои моральные устои, – сказал Диомед. – Я не пью с Атридами.
 – Пожалуй, они единственные люди на земле, с которыми ты не пьешь.
 – Чушь. Еще я не пью с троянцами.
 – Потому что они тебя не приглашают.
 – Может быть. – На известие об Аполлоне Диомед никак не среагировал. Очевидно, в те времена, точнее в эти времена, было принято, что боги повсеместно вмешиваются в разборки смертных. – Боюсь, прежде чем они додумаются пригласить меня на попойку, мы их всех убьем.
 – Все может быть. – сказал Одиссей. – Пошли на берег, Тидид, твои слуги уже наверняка приготовили еду.
 – Еду? Ты шутишь, друг. Лично меня мучит не голод, а жажда.
  Реалити-шоу «Троя» 
  Троя. Вечер после высадки ахейского войска 
  Приам, Гектор, Эней и Циклоп 
 Все четверо сидят в пустой пиршественной зале. На столах только вода для омовения рук и вино для принятия внутрь. Приам во главе стола, он хмурится. Гектор потягивает вино, Эней пытается отмыть с лица слой копоти и засохшей крови.
 – Я все равно считаю, что мы отдали побережье Агамемнону слишком легко, – говорит Приам.
 Циклоп смотрит в пол. Сегодня он ранен трижды – в правое бедро, бок и левую руку.
 Эней опускает голову в чашу.
 – Легко? – спрашивает Гектор. – Напротив, я считаю, что мы слишком долго тянули с отступлением и потери превысили все ожидаемые пределы.
 – Ахейцы тоже дорого заплатили, – говорит Эней, выныривая. – Мы потопили множество их судов.
 – Им не взять Трою, – говорит Приам. – Завтра наше войско будет ждать их в поле.
 – Боюсь, что это не очень хорошая идея, отец, – говорит Гектор. – Ахейцы превосходят нас числом в три раза, и единственное, чем мы можем компенсировать их перевес, – неприступные стены города. В поле они просто задавят нас количеством.
 – Мы не будем отсиживаться за высокими стенами, – заявляет Приам. – Мы не можем проиграть. На нашей стороне сам Аполлон.
 – Сегодня его присутствие не слишком нам помогло, – говорит Гектор.
 – Не оскорбляй богов, сын.
 – Я чтил богов всю жизнь, отец, но боги не помогут нам в этой войне. Нам нельзя встречаться с ахейцами в поле.
 – Мы выйдем в поле, сын, – говорит Приам. – Не забывай, что я еще пока правитель города. Троянцы не боятся войн.
 – Таких войн троянцы никогда не вели, – говорит Гектор. – Отец, битва на открытой местности, когда с одной стороны побережье, а с другой – стены нашего города, превратится в бойню через первые полчаса. Там не сработает никакая тактика, никакая стратегия, сила и доблесть не будут значить ровным счетом ничего. Все решит количество воинов, готовых умереть в тот день, и эти цифры говорят не в нашу пользу.
 – Троянцы встретят врага в поле, – говорит Приам. – И я не буду это обсуждать. Ты – мой наследник и лавагет города, но я – твой отец и правитель! И я повелеваю.
 – Хорошо, отец, – говорит Гектор. – Мы сделаем все, как ты хочешь. И умрем в поле, если будет на то твоя воля.
 – Хорошо. – Приам тяжело поднимается на ноги и уходит.
 – Значит, смерть, – говорит Эней, весело улыбаясь, – Приамид, я никогда не думал, что мы с тобой умрем в один день. Но, похоже, нам предстоит пасть завтра.
 – Не к добру такие разговоры, – говорит Циклоп. – Мы выйдем в поле, как этого хочет басилей Приам, и будем биться. А боги пусть решат, кто достоин победы.
 – Я возьму с собой половину нашего войска, десять тысяч человек, – говорит Гектор. – И встречу Агамемнона за воротами, как того желает отец.
 – Я буду рядом, – заявляет Эней.
 – Не в этот раз, – говорит Гектор. – Ты возьмешь столько людей, сколько сможешь найти, не бери только тех, кто участвовал в сегодняшнем сражении, пусть отдохнут. Ты поднимешься на стены, и ты будешь держать стены, что бы ни случилось в поле. Ты понял, Анхисид? – Глаза Гектора яростно сверкают.
 – Да, лавагет.
 – Ты выделишь Циклопу столько людей, сколько он сочтет нужным, – продолжает Гектор. – Циклоп, ты будешь держать ворота. Ты откроешь их вовремя, чтобы я успел войти в город, и захлопнешь их перед носом ахейцев.
 – Да, Гектор.
 – И ты не выйдешь в поле, что бы ни случилось. Обещай!
 – Обещаю, Гектор.
 – Если мы все умрем, позаботься о том, чтобы ахейцы не вошли в город и не добрались до наших жен и детей.
 – Пока я жив, ахейцы не войдут в город.
 – Попытайся прожить подольше, Циклоп.
 Циклоп улыбается:
 – Обещаю, Гектор.
  Реалити-шоу «Троя» 
  Берег Троады. Вечер после высадки ахейского войска 
  Агамемнон, Менелай, Нестор и Калхант 
 – Завтра мы возьмем город, – в очередной раз заявляет Агамемнон, – Что говорят знамения, пророк?
 – Боги благоволят ахейцам, – говорит Калхант. – Внутренности принесенного в жертву быка говорят об этом с полной определенностью.
 – Что могут говорить внутренности быка? – спрашивает Менелай, – Войны выигрывают мечи, а не пророки.
 – Зевс не оставит нас, – говорит Агамемнон. – И с его помощью завтра мы будем пировать во дворце Приама.
 – Быть может, – говорит Нестор. Он кутается в меха и старается держаться поближе к огню, разведенному посреди шатра. – Но троянцы не сдадутся без боя.
 – Троянцы не устоят, – говорит Агамемнон, – Мы разбили их флот в открытом море, разбили их армию сегодня на побережье и разобьем завтра.
 – Сегодня им было куда отступать, и они отступили, – рассудительно говорит Нестор. – Завтра же они будут сражаться за свои дома.
 – Кто будет завтра биться с нашей стороны? – Менелай явно пытается перевести разговор в другое русло.
 – Завтра в бой пойдут золотые щиты, – говорит Агамемнон. – А также спартанцы, аргосцы Диомеда и мирмидонцы Ахиллеса. Остальным на поле не хватит места.
 – Аякс может оскорбиться, что его не позвали на бой.
 – Его позовут, – говорит Агамемнон. – Так же, как и всех вождей. Но его саламинцы участвовать в сражении не будут.
 – А чужеземец?
 – Надо присмотреть за ним, – говорит Агамемнон. – Калхант, ты знаешь что-нибудь об этом человеке?
 – Его будущее закрыто для меня.
 – А прошлое?
 – Я постараюсь выяснить, ванакт.
   Полковник Трэвис  
 Из шатра Одиссея, куда переместилась наша гулянка после основательного набега на винные запасы аргосца, я вышел не слишком твердой походкой, благо идти было недалеко. Палатка, предоставленная мне Лаэртидом, стояла меньше чем в сотне шагов от шатра басилея.
 Звезды сияли ярко, по морю бежала лунная дорожка. Идиллия, да и только. Если, конечно, не обращать внимания на висящую в воздухе гарь от погребальных костров.
 Я откинул полог палатки и шагнул внутрь.
 Там кто-то сидел.
 Поскольку в палатке было ненамного темнее, чем снаружи, моим глазам не пришлось адаптироваться к новому освещению, и я сразу рассмотрел незваного гостя.
 Юноша в свежем, без складочки, хитоне, в сандалиях с символическими крылышками на пятках, вьющиеся волосы аккуратно зачесаны назад. Юноша сидел на походном стуле, рядом стоял его резной посох. По посоху ползали змеи.
 – Проходи, – пригласил он меня в мою палатку.
 – Ты кто? – Поскольку больше стульев не наблюдалось, я присел на походную постель.
 – Ты первый, кто задает мне подобный вопрос, – сказал он. – Обычно меня узнают сразу. Я – Гермес.
 – А я – Алекс.
 – Я – сын Зевса.
 – А я – Виктора.
 – Ты не удивлен?
 – С чего бы?
 – И то верно, – сказал Гермес. – Удивленным должен быть я. Кто ты такой?
 – А ты?
 – Я – бог. И я задал тебе вопрос. Кто ты такой, откуда ты взялся и чего ты хочешь?
 – Ты – плохой бог, раз задаешь такие вопросы. И плохо сделал свою домашнюю работу.
 – Боги не бывают хорошими или плохими. Они просто есть, – сказал Гермес. – И чтобы доказать тебе, что я хорошо сделал, как ты говоришь, свою домашнюю работу, я отвечу на два первых вопроса. Ты – смертный и прибыл сюда из другого мира, лежащего в будущем. Я прав?
 – У тебя хорошие источники информации, – сказал я.
 – Это не твоя война. Зачем ты лезешь в битву? Ты сломал челюсть моему брату.
 – Знаю. Она очень характерно хрустнула под моим кулаком. Ты пришел мстить за брата?
 – Нет. Я не жалею Аполлона, хотя… Скажем так, я не слишком люблю своего братца. Но зачем ты это сделал?
 – Принял его за другого.
 – У тебя нет здесь врагов.
 – Зато есть люди, которые мне не нравятся.
 – И кто же?
 – Позволь мне не отвечать, – сказал я. – Это слишком личный вопрос.
 – Троя падет, – сказал Гермес. – Рано или поздно этого события не избежать. Но она не должна пасть быстро.
 – Почему?
 – Позволь мне не отвечать на этот вопрос, – сказал он. – Поверь, у меня есть причины так говорить. Аполлон был практически единственным из нас, кто осмелился открыто бросить вызов отцу и встать на защиту города. Это был наш шанс затянуть войну если не на годы, то хотя бы на месяцы. Теперь же он не скоро выйдет в поле.
 – Один раз схлопотал по лицу – и уже не выйдет? – удивился я. – Это не слишком по-мужски.
 – Брат чересчур дорожит своей внешностью, – усмехнулся Гермес. – Правда, в этой истории есть один плюс. Боги, которые раньше не думали защищать город, теперь могут встать на его сторону. Во-первых, Артемида-охотница уже поклялась отомстить за брата.
 – Я тронут.
 – Кроме того, Арес, наш неистовый любитель крови, жаждет сразиться со смертным, бросившим вызов богу Олимпа и оставшимся в живых, и до тех пор, пока ты жив, он будет воевать против ахейцев, хотя раньше собирался их поддержать.
 – Я польщен.
 – Ты дурак. Я не знаю, как тебе удалось устоять против Феба, но Арес сотрет тебя в порошок.
 – Ты сам дурак, Гермес. Ты слышишь, как стучат молотки и визжат пилы? Ахейцы мастерят осадные лестницы и башни. Они возьмут Трою, и никто не сможет их остановить.
 – Они возьмут Трою, – согласился Гермес. – Участь города предрешена. Но они не должны сделать это завтра. Завтра ты не выйдешь на битву.
 – Меня и самого не слишком туда тянет. Но почему тебя так заботит мое здоровье?
 – Арес поклялся сразить тебя на поле боя. Он не будет убивать тебя в лагере, если на поле тебя не будет. Арес не слишком умен, но он держит слово. Он не примет сторону ахейцев, пока ты жив. Разве ты не хочешь жить, смертный? Разве тебя так манит царство моего дяди?
 – А кто у тебя дядя?
 – Аид.
 – Хороший дядя, – сказал я. – Значит, ты настаиваешь, чтобы я завтра не дрался?
 – Да.
 – Ты меня почти уговорил.
 – Со мной никто никогда не разговаривал в таком тоне, смертный. Я, между прочим, бог.
 – А я в тебя не верю, юноша.
 – Я старше тебя в сотню раз, – сказал он. – И потом, как ты можешь не верить в меня, если я перед тобой?
 – Я тебе потом объясню, Гермес, – сказал я. – А теперь, будь добр, отправляйся на Олимп и дай мне поспать. Я устал.
 – Мы еще увидимся, смертный, – сказал он и исчез прямо со стула.
 Исчез без всякой вспышки и запаха озона, которые сопровождали его брата.
 Аполлон любит театральные эффекты?
 Плевать.
 Я плотнее задернул полог и завалился спать.

 ГЛАВА 12

   Дэн  
 Дико хохотал Ахилл и потрясал своим мечом. Я палил в него из базуки, снаряды рвались под ногами героя, не причиняя ему вреда.
 – Вы все умрете! – орал Ахилл и отсекал Гектору голову.
 Потом наотмашь рубил Энея, плечом ломал ворота Трои, врывался в город и сжигал его.
 Аполлон со свихнутой набок челюстью с ехидной улыбкой наблюдал за попытками полковника Трэвиса взобраться на Олимп по канатной дороге. Каждый раз, когда кресло Алекса достигало вершины Олимпа, Аполлон дергал рычаг, кресло с умопомрачительной скоростью неслось к подножию, и все начиналось сначала.
 На самом Олимпе сидели Зевс и мистер Картрайт, пили разбавленный виски нектар и закусывали амброзией с черной икрой.
 Глубоко под землей Макс катил в гору камень, а мистер Хенриксон подгонял его плетью.
 Академик Северов чертил геометрические фигуры на песке во внутреннем дворике дворца Приама, когда пьяный Аякс заколол его бронзовым мечом.
 Пылала Троя. Агамемнон с Менелаем пировали на костях, а прислуживала им Елена Прекрасная.
 Аполлон, уже с нормальной челюстью, снова плевал Кассандре в рот, а потом насиловал ее.
 Мальчишка, похожий на Ахилла, бегал по домам, вырывал младенцев из рук матерей и бросал их со Скейской башни.
 – Дэн, просыпайся.
 – Черт! – Я обнаружил, что Макс трясет меня за плечо, и сел на диване. В руках главного режиссера были две чашки кофе, одну из них он протягивал мне. – Что-то стряслось?
 – Ага. Меня самого разбудили час назад.
 Мы завалились спать, как только стало ясно, что никого сегодня больше не убьют. До этого мы восемь с половиной часов провели, уставившись в мониторы.
 Спали мы каждый в своем кабинете. Не было сил, даже чтобы доползти до служебных квартир тридцатью этажами ниже.
 – Что на этот раз?
 – Полковник Трэвис выпал.
 – Куда?
 – Не куда, а из чего. Он выпал из записи на двадцать семь минут и тринадцать секунд.
 – В смысле? Камеры его потеряли? Это же невозможно. За ним наблюдает больше десятка, не могли же они все сломаться.
 – Знаю, что не могли.
 – Или он просто захотел остаться наедине с собой и отключил их? Он ведь может.
 – Может. Но он этого не делал. С его стороны не было никаких программных вмешательств в работу оборудования.
 – Тогда я ничего не понимаю.
 – Я тоже. Пойдем, посмотришь.
 Действительно странно.
 Полковник Трэвис неплохо провел вечер, накачиваясь вином в обществе правителей Итаки и Спарты.
 Из шатра Одиссея, где остались храпеть вышеупомянутые правители, полковник выбрался около двух часов ночи. Походка у него была, как и следовало ожидать, нетвердой, хотя для меня было удивительно, как он вообще может ходить. Немного постояв на свежем воздухе и отдав дань незамутненному промышленным смогом небу, он откинул полог своей палатки. Три камеры влетели следом за ним, две ждали его внутри.
 Полог продолжал колыхаться, но полковника Трэвиса в палатке не было. Такое впечатление, что, переступив порог, Алекс шагнул в другое измерение. Словно прошел через привычный профессиональным виртуалам портал.
 Через двадцать семь минут и тринадцать секунд полковник Трэвис обнаружился мирно спящим в своей походной кровати.
 – Фигня, – сказал я. – Макс, я пойду спать. Разбуди меня, когда получишь съемки с Олимпа.
 – Ты не можешь так со мной поступить, – сказал Макс. – Это бесчеловечно.
 – Плевать, – сказал я. – Мне и так уже снятся кошмары по ночам, и, говоря откровенно, мне плевать, если полковник Трэвис решил поиграть в Чеширского Кота. Мы все равно только наблюдаем и ничего не можем изменить. Спокойной ночи.
 Говорят, что утро вечера мудренее. Бессовестно врут.
 Я проснулся с полным отупением мозга, и даже две чашки кофе, которым сопутствовало полпачки сигарет, не способствовали просветлению.
 Считается – и я уже об этом говорил, – что мы получаем записи из прошлого с запаздыванием в один час. Технически это действительно так, только вот смотреть эти записи невозможно.
 В подвале нашего служебного небоскреба установлены четыре суперпупермегакомпьютера, по сравнению с которыми компьютер Пентагона, отвечающий за развертывание военных действий, не более чем дешевый китайский калькулятор.
 Наши компьютеры занимаются сортировкой данных по персонажу, отсеиванием двойных планов, синхронизацией происходящего и прочими техническими тонкостями, в которые я не стараюсь особо вникать; на вышеперечисленное уходит еще около сорока минут. В результате мы имеем полную панораму событий и способны получить как общий вид происходящего, так и вывести на крупный план любого из основных персонажей.
 Камеры ломались, отказывали по техническим причинам или же из-за внешнего воздействия. Такое случалось.
 Но еще ни разу не было, чтобы камера показала не то, что было на самом деле. Точнее не показала того, что на самом деле было.
 Но факты, факты…
 Полковник Трэвис не мог испариться из своей палатки, равно как и Ахилл не мог ходить по воде, а Аполлон вообще не мог существовать.
 Плевать на все. Все равно ни черта не понятно.
 Остается только принять теорию, что три с половиной тысячи лет назад на Земле действительно жили боги и вмешивались в человеческие конфликты, а периодически сами их и провоцировали.
 Тот факт, что я не верю в богов, абсолютно не может повлиять на их существование.
 Вопрос: если они были тогда, куда они делись сейчас?
 Вопрос: не стоит ли отозвать полковника Трэвиса, пока разъяренный Аполлон не пронзил его своей златой стрелой?
 Вопрос: стоит ли показывать это зрителям как реальность?
 Все вопросы вне моей компетенции. Последние два может решить только мистер Картрайт, а первый, я думаю, вообще останется без ответа.
 Я бухнулся в свое кресло и включил компьютер. Полчаса тупо пялился на пустой экран, потом посмотрел на часы. Сейчас мы получим записи, которые закончатся примерно в восемь часов утра древнегреческого времени. Думаю, войска готовятся к битве, выходят на поле, смыкают ряды и выслушивают напутственные речи своих полководцев. Зная любовь ахейцев и троянцев к разговорам, раньше полудня убивать друг друга они не начнут.
 Загрузив полученные по локальной сети записи в свой агрегат, я вызвал изображение полковника Трэвиса. Он дрых в своей палатке как ни в чем не бывало.
 Пробежался по всем остальным персонажам. Начал с ахейцев.
 Тиран и Рогач, как и положено зачинщикам войны, руководили выступлением ахейцев из лагеря. Диомед пил вино и позволял Клеаду засовывать свое тело в доспехи. Одиссей проверял тетиву лука. Нестор о чем-то беседовал с Калхантом, подслушивать я не стал. На этот раз.
 Патрокл с Ахиллом бились друг с другом на деревянных тренировочных мечах. Феникс кропал какие-то свитки. Идоменей полировал наконечник копья. Аякс завтракал со своим тезкой и сводным братом.
 Все заняты будничными делами.
 Плотники заканчивали мастерить лестницы, разобрав для этого часть кораблей. До осадных башен и таранов дело пока не дошло, ибо они слишком громоздки и требуют много времени для изготовления. Несомненно, ахейцы еще не раз вернутся к этому вопросу.
 Гектор прощался с женой, стоя на крепостной стене. Троянские войска неторопливо вытекали из Скейских и Дарданских ворот.
 Эней сидел на засове от Скейских ворот и целовался с очередной возлюбленной. Парис, уже в доспехах, налаживал тетиву на лук, очевидно, сегодня он решил принять участие в битве.
 Главк отдавал распоряжение своему отряду. Сам он взял на себя охрану Скейских ворот, препоручив Дарданские своему заместителю Ахелою.
 Приам молился в храме Аполлона.
 Кассандра молилась в храме Аполлона.
 Елена молилась в храме Аполлона.
 Думаю, что они просили Феба об одном и том же. Интересно, внимает ли их мольбам бог с вывихнутой челюстью?
 Какого черта полковник Трэвис влез в местные разборки, да еще и на самом высшем уровне? До вступления в битву Златострелого Алекса вполне устраивала роль стороннего наблюдателя.
 Уже во второй раз полковник Трэвис вступал в битву, и, если в первый раз от махания мечом было не отвертеться и на кону стояла его жизнь, то второй раз я для себя объяснить не мог. Неужели Алекс успел проникнуться такой любовью к Ахайе?
 Происходили события, которых я не понимал. Это оскорбляло мой профессионализм и смущало мой разум.
 Бог, пусть даже и древнегреческий, не всесильный, всемогущий и всезнающий, а просто персонифицированная сила природы, по определению должен быть сильнее человека.
 Человек смертен. По сравнению с божеством он – тварь дрожащая.
 Героев, которые были производными тех же богов, мы во внимание не принимаем. Полковник Трэвис не был героем, он был обычным современным человеком, принадлежащим цивилизованному и не слишком религиозному обществу. То, что он осмелился бросить вызов Аполлону, меня не удивляло.
 Меня удивляло, что у него это получилось. Что он остался в живых.
 Если верить мифам, которые, как я успел убедиться, не всегда соответствовали действительности, Аполлон был довольно противной личностью.
 Мстительный, ревнивый и завистливый. Разящий без промаха и сдирающий шкуру.
 Покровитель поэтов и лучников, занимающийся сексуальными домогательствами и приходящий в ярость, когда ему отказывали.
 Символ мужской красоты. До сих пор говорят: красив, как Аполлон.
 Полковник Трэвис нажил себе бессмертного врага.
   Полковник Трэвис  
 Дико хотелось курить. До одурения, до сворачивающихся в трубочку ушей. А Америку еще не открыли.
 И не скоро откроют.
 Я не знаю, может быть, где-нибудь на благодатной земле Троады и растет табак, но я никогда не встречал его в виде ином, нежели свернутым в сигары или забитым в сигареты, а потому опознать не мог.
 Одиссей не курил. Герои не курят.
 Сын Лаэрта явился будить меня уже полностью облаченным в доспехи, с луком и полным стрел колчаном.
 – Ты не торопишься, Алекс.
 – Сегодня обойдетесь без меня.
 – А как же твое наблюдение?
 – Понаблюдаю с какого-нибудь холма.
 – Есть какие-то особые причины?
 Этот негодяй способен прочувствовать все нюансы. Или это я старею?
 – Меня попросили не лезть в битву какое-то время.
 – Могу я спросить: кто?
 – Он назвался твоим дальним предком по материнской линии. Самым первым предком.
 – Гермес? – И он ничуть не удивился.
 – Да.
 – Полагаю, в этом есть резон, – сказал Одиссей. – По крайней мере, для Гермеса.
 – Агамемнон намерен сегодня закончить войну?
 – Микенский мечтатель, – охарактеризовал Одиссей своего вождя. – Но мы постараемся, Алекс.
 – Зачем это тебе, Одиссей?
 – Чем раньше мы закончим, тем быстрее я вернусь домой.
 – Ты сам в это веришь?
 – Нет, – сказал Одиссей. – Но у меня нет выбора. Я присягал Микенам, и Агамемнон отдал мне прямой приказ. Взять Трою.
 – Скажи, Агамемнон отдал тебе прямой приказ первым высадиться на троянский берег?
 – Это было так очевидно?
 – Просто такой поступок не очень похож на твое отношение к этой войне в целом.
 – Он рассчитывал на старую военную примету и думал избавиться от меня в первый же день войны, – сказал Одиссей. – Я его обманул.
 – Ты его не любишь.
 – Как только мой корабль вышел из гавани Итаки, на пороге моего дома сразу же объявились женихи, заявившие моей жене, что я не вернусь из этого похода и что ждать моего возвращения нет никакого смысла. И что, если она хочет остаться при власти, ей нужно выбрать одного из них, – сказал Одиссей. – Только на самом деле они – никакие не женихи. Они – цепные псы Агамемнона, которые держат в заложниках мою семью, моего новорожденного сына, мою любимую жену и моего престарелого отца. Агамемнон не верит моему слову и пытается контролировать меня таким образом. Могу ли я хорошо относиться к такому человеку?
 Я промолчал. Это был риторический вопрос.
 – Я хочу его смерти, – сказал Одиссей. – Я действительно хочу его смерти, и, когда я найду способ, как обойти свою клятву, я убью его.
 Одиссей не был похож на человека, впустую разбрасывающегося такими обещаниями.
  Реалити-шоу «Троя» 
  Долина Скамандра 
  Панорама 
 Троянские войска появились на поле битвы первыми. Они выстроились в единый фронт, в линию, простирающуюся на целый километр. Это очень внушительное зрелище – десять тысяч человек, готовые к смерти.
 На солнце сверкали доспехи. Отдельные лучи отражались в щитах, играли на обнаженных лезвиях и наконечниках копий, перепрыгивали со шлема на шлем, отражались в бляшках на панцирях.
 Троянцы стояли и ждали, пока со стороны моря появятся ахейские войска.
 И ахейцы явились.
 Агамемнон привел на бой пятьдесят тысяч человек. В центре конечно же шли золотые щиты Микен и спартанцы Менелая. Левый фланг занимали аргосцы Диомеда. Справа была сборная солянка, основным компонентом которой был Ахилл и его мирмидонцы.
 Предводители катили на колесницах перед центром войска.
 Атриды, Диомед, Одиссей, Аякс Теламонид, Нестор.
 Ахилла с ними не было, хотя его и приглашали.
 Он не хотел разговаривать. Он хотел лишь убивать.
   Полковник Трэвис  
 По большому счету при таком наличии «насекомых» мне было совершенно необязательно лезть на холм, чтобы следить за ходом битвы. Но если бы я не полез на холм, это было бы подозрительно.
 Мой наблюдательный пункт находился метрах в трехстах от последней линии ахейцев и примерно в полутора километрах от стен Трои. Даже с такого расстояния стены выглядели внушительно.
 И весь общий план показался мне неплохим.
 Войска замерли на расстоянии пятисот метров друг от друга, потом Агамемнон махнул рукой, и колесницы предводителей медленно поехали вперед.
 Конечно, подраться они всегда успеют. Сперва следует поговорить, обменяться традиционными оскорблениями, привести друг друга в ярость.
 Ритуал такой.
 Со стороны троянцев выдвинулась только одна колесница, и ехал на ней только один человек. Сегодня Приамид был сам себе возницей.
 Я активировал терминал и включил трансляцию.
 Так и есть, Гектор. Без копья, шлема и щита, с одним лишь висящим на поясе мечом.
 Ахейских вождей было шестеро плюс возницы.
 На их месте я бы прирезал Приамида на этих ни к чему не ведущих переговорах. Ситуацию для ахейцев это никоим образом не ухудшит, а обезглавленная армия Илиона не сможет оказать должного сопротивления.
 Но Приамид даже не думал о возможном предательстве врага. Ведь это была цивилизованная война, война по всем законам чести.
 Колесницы остановились, не доехав друг до друга метров пятидесяти. Ахейцы спешились, не желая, чтобы возницы слышали их разговор. Гектор тоже спрыгнул на землю.
 Дальше все пошли пешком.
 Остановились. Между ними жалкие пять шагов.
 Копий ни у кого нет, щитов тоже.
 Зато есть мечи и молот, с которым Аякс не расстается.
 Задумай они убить Гектора, вряд ли лавагет выстоит против шестерых, из которых пятеро – прославленные герои.
 Но они на самом деле замышляли только разговор.
 – Почему ты пришел один, Гектор? – поинтересовался Агамемнон вместо приветствия.
 – Я –  троянский лавагет и наследник басилея, – сообщил Приамид. – Мой голос сегодня – это голос всей Трои.
 – Твой брат боится встретиться со мной лицом к лицу? – поинтересовался Менелай.
 Гектор пропустил слова младшего Атрида мимо ушей.
 – У тебя еще есть шанс спасти свой город, – сказал Нестор. – Выполни наши условия, и наши корабли оставят твое побережье.
 – Условия? – спросил Гектор.
 – Вы вернете жену моего брата, – сказал Агамемнон. – И выдадите нам оскорбившего ее Париса.
 – Вы выплатите нам контрибуцию, – сказал Нестор. – И будете платить нам дань каждый год.
 – И вы признаете владычество над Троей Золотых Микен, – сказал Агамемнон.
 – Это все? – спросил Гектор.
 – Размеры контрибуции можно обсудить позднее, – сказал Нестор.
 – Четыре условия, – сказал Гектор. – Что ж, давайте разберемся. Я могу отдать Елену без сожалений. Ради спасения города я даже готов выдать вам на растерзание своего брата.  Я  могу выплатить вам любое возмещение, какое в силах собрать город. Но сын Трои никогда не склонит голову перед чужеземцем.
 – Вы платите дань хеттам, – напомнил Нестор.
 – Но не подчиняемся их приказам и не воюем с их врагами.
 – Что ж, по крайней мере, ты не прячешься за стенами, как твой младший брат, – пробурчал Аякс.
 – Подумай еще, Гектор, – сказал Нестор. – Город падет, если ты не согласишься.
 – Город не просто падет. Он будет уничтожен, – сказал Агамемнон. – Город будет стерт с лица земли. Мы сожжем все, что горит, а прах развеем по ветру. Мы сокрушим все, что не может гореть. Мы засеем землю солью, чтобы никогда и ничего не выросло на этом пепелище. О Трое не останется даже памяти.
 Память-то как раз и останется, подумал я, и еще какая память. И археологи столетиями будут биться над поисками Трои, пока не повезет Шлиману.
 Но это все, что останется от Трои, – память.
 Я знал, что номер не пройдет, однако все равно надеялся, что Гектор примет условия ахейцев и спасет свой город.
 Умереть свободным или жить на коленях?
 На первый взгляд выбор, который подразумевает это пафосное высказывание, однозначен.
 Когда речь идет о жизни одного человека. Воина, чье основное предназначение – сеять смерть.
 А если на чаше весов оказывается не только его жизнь, но и жизнь его жены, детей, родителей, родных и близких?
 Двадцать тысяч троянских солдат готовы умереть свободными.
 А тридцать тысяч гражданских?
 Жизнь на коленях – это все равно жизнь.
 – Я думаю, – сказал Гектор, – что, даже если я приму твои условия, война для Трои на этом не закончится. И на смену войне против Агамемнона придет война по приказу Агамемнона, ибо твои амбиции безграничны, Атрид. Если мне суждено умереть в одной из этих войн, я предпочитаю смерть свободного человека смерти раба Золотых Микен.
 – Красиво сказано, – заметил мудрый Нестор. – Но ты сейчас выбираешь не только за себя, а за всю Трою. Это большая ответственность, лавагет.
 – Как лавагет я выбираю войну. Как будущий правитель я выбираю свободу.
 – Ты выбрал, – сказал Агамемнон. – Ты выбрал смерть.
   Дэн  
 После того как Домосед (новое прозвище не прижилось) произнес свою эгоистическую речь, ахейцы развернулись и направились к колесницам. Гектор буравил взглядом их спины.
 Потом жестом подозвал лошадей, легко запрыгнул в колесницу и отправился к своей армии.
 Яеще раз окинул поле битвы взглядом. Бессмертных не наблюдалось. Пока.
 На этот просмотр Макс решил оставить меня в одиночестве и не позвал за режиссерский пульт.
 Не хотел слушать моих ехидных комментариев.
 Так что я торчал в своем кабинете, пил кофе, курил сигарету за сигаретой и ждал, чем закончится первая битва за город.
 Если верить Гомеру, то ничем. Вот только можно ли ему верить?
 Троянцы сохраняли спокойствие и неподвижность.
 Агамемнон двинул фланги вперед.
 Одиссей, чьи воины сегодня остались в лагере, правил колесницей Диомеда. Как он собирается управлять лошадьми и в то же время стрелять из лука?
 Ахиллес с трудом сдерживался, чтобы не перейти с шага на бег.
 Черт, переключаться с одной камеры на другую, чтобы ничего не упустить, было неудобно.
 Я выбрал фланг Ахиллеса, хотя Диомед и Одиссей как личности были интересны мне больше. Но с ними не было лучшего воина Ахайи.
 На остальных я посмотрю позже.
 Еще три моих затяжки, и войска сошлись.
   Полковник Трэвис  
 Гектор был прав.
 Как бы доблестно ни бились троянцы, как бы ни держали они свои ряды, заливая кровью каждый сделанный назад шаг, ахейцы брали числом.
 Несмотря на неистовый натиск Ахилла, лучше всего продвигались аргосцы, ведомые Диомедом и Одиссеем. Колесницы врывались в ряды обороняющихся, круша кости и разрезая тела на части установленными на колесах лезвиями, ряды троянцев ломались, и в прорыв сразу же устремлялась элита боевых сил Аргоса, личная гвардия Диомеда – гетайры.
 Мирмидонцы же за своим предводителем просто не успевали.
 Агамемнон с Нестором держались ближе к середине, не вступая в схватку, зато в передних рядах свирепствовал Менелай.
 Не такой уж он и рохля, каким казался. Надевая доспехи, Атрид словно преображался, из скромного и тихого младшего брата превращаясь в могучего и храброго воина. Что ж, первое впечатление бывает обманчиво.
 Война отвратительна на вид.
 Я вам скажу – это истина на все времена.
 Попадая в большое скопление людей, граната творит страшные вещи. Но и боевая колесница оставляет после себя месиво ничуть не приятнее на вид. Удар копья не просто пронзает тело, он дробит кости, встреченные на пути. Мечи рубят руки, ноги, головы, выпускают наружу кишки.
 Стрелы выбивают глаза.
 Предсмертное ржание лошадей периодически перекрывает стоны раненых бойцов. Животных жалко вдвойне, их не призывали в армию и привезли на смерть, даже не спросив.
 Все побывавшие в схватке бойцы залиты кровью с головы до ног, своих и чужих никому уже не различить. Рубились наугад.
 Бились в основном на мечах и копьях, луки пускали в ход только в самом начале, пока между войсками была хоть какая-то дистанция. Сейчас же залп из луков с любой стороны с одинаковым успехом накрыл бы и троянцев, и ахейцев.
   Дэн  
 Когда, потеряв примерно треть своего войска, Гектор все же скомандовал отступление, я воспринял это с облегчением. Глупо. Я знаю, что троянцы проиграли, знаю, что все участники войны, и проигравшие и победители, умерли три с половиной тысячи лет назад, знаю, что Шлиман откопал развалины гордого города, на стены которого я сейчас смотрю, и все равно болею за троянцев.
 Ведь переживают всегда за слабейшего.
 Хоть это и глупо, когда знаешь исход.
 Скейские ворота были открыты, и троянцы вливались в них беспорядочной толпой. Следом неслись аргосцы Диомеда.
 Мирмидонцы Ахилла отставали от них на сотню шагов.
 Со стен в сторону ахейцев летит туча стрел. Они губят людей сотнями, как атакующих ахейцев, так и отставших троянцев. Гектор стоит у ворот и подгоняет своих людей, но бежать быстрее они уже не могут.
 Гектор вбегает в ворота, оставляя снаружи отряд смертников, который связывает ахейцев боем до тех пор, пока двадцатка здоровенных воинов Циклопа водрузит на место засов.
 Камикадзе сметают за несколько секунд, но задача выполнена и ворота закрыты, а тарана у ахейцев пока нет.
 Троянцы осыпают их стрелами. Теперь уже можно стрелять без опасения попасть в своих. Все, кто за стенами Трои, – враги. Ахейцы пытаются отвечать, но тут у защитников города огромное преимущество: стрелять сверху вниз куда проще, чем снизу вверх.
 Ахейцы тащат лестницы.
 И тут же выясняется, что кто-то, дававший задание плотникам ошибся. Лестницы пилосцев, спартанцев и золотых щитов не дотягиваются до верха стены на несколько метров. Интересно, они что, оценивали высоту стен на глазок?
 По размеру подходят только лестницы аргосцев.
 Ахилл в бешенстве расшвыривает гетайров и лезет наверх. Навстречу ему летят стрелы, дротики, копья и камни, но неуязвимого не остановить. Он опережает гетайров по меньше мере на полтора десятка ступеней.
 Аргосцы валятся вниз. У них нет иммунитета на оружие троянцев. Диомед отдает какие-то распоряжения, спрыгнув на землю и прикрываясь щитом. Вряд ли в этом шуме его кто-то слышит. Оставшийся в гнезде колесницы Одиссей стреляет из своего легендарного лука.
 Бойня.
 А Ахиллес уже на стене. Он расшвыривает троянцев в стороны, он разит без промаха, потому что промахнуться в такой тесноте невозможно. Пятачок вокруг него постепенно пустеет.
 Если гетайрам удастся закрепиться на этом участке стены, город падет.
 – Ахиллес! – восторженно ревет ахейское воинство.
 Еще три лестницы вырастают рядом с Ахиллом.
 Но у остальных нет шансов, троянцы подпускают гетайров на расстояние копейного удара и разят наверняка. Кто-то уже тащит наспех сколоченные длинные рогатины, чтобы отталкивать лестницы от стены.
 Ахиллес теперь не одинок, рядом с ним бьются четверо гетайров и верный Патрокл. Защитники города ничего не могут с ними сделать.
 Разворачиваются лучники на Скейской башне.
 Патрокл плюет на храбрость и успевает спрыгнуть на лестницу. Гетайры валятся вниз, нашпигованные стрелами. Пелид снова бушует в одиночку.
 Справа к нему прилетает копье. Прилетает и отскакивает от панциря.
 Вслед за копьем на Пелида валится Эней Основатель. Они падают, но сразу же вскакивают. Пелид заносит меч, Анхисид толкает его щитом. На какой-то краткий миг Ахиллес теряет равновесие, Эней бьет его свободной правой рукой, и Ахилл летит на землю.
   Полковник Трэвис  
 Вообще-то стены Трои, по самым скромным моим прикидкам, около двадцати метров в высоту. Упасть с них, да еще и на толпу, сплошь вооруженную и в шлемах с острыми гребнями, означает верную смерть.
 Для любого.
 Пелиду закон не писан.
 Он встает с трупов людей, которые не были трупами до его приземления, и смотрит вверх. Эней плюет на него со стены, но промахивается.
 Лестниц больше нет. Разбитые, они лежат на земле.
 Троянские лучники поливают землю смертельным дождем.
 Агамемнон с явной неохотой командует отступление.
   Дэн  
 Обошлось без сюрпризов.
 Троя не пала в первый же день войны. Чуть не пала. Но городу все-таки удалось выстоять.
 После битвы троянцы заслали к ахейцам парламентеров с предложением двухдневного перемирия, дабы подобрать и с подобающими почестями похоронить павших. Агамемнон дал согласие под давлением Нестора.
 Воины ушли с поля, уступив место похоронным командам.
 Первое сражение за город закончилось.
   Полковник Трэвис  
 Я отправился в долину Скамандра вместе с похоронными бригадами. Работа этих парней была проста: они ходили по полю, сортировали трупы и складывали их в кучи. Потом к кучам подъезжали запряженные битюгами повозки, трупы перекладывали на них и, в зависимости от принадлежности к той или иной стороне, отвозили либо в город, либо на побережье.
 Своих отличали от чужих только по доспехам. А иногда и наугад.
 Идти было трудно. Перешагивая через мертвые тела, я то и дело поскальзывался в лужах крови или на чьих-то внутренностях и спотыкался об отрубленные конечности.
 Наблюдение я отключил к чертовой матери. Мне хватало и того, что я видел здесь.
 Жалко, что Агамемнона тут нет. Стоит ли его империя Пелопидов таких зрелищ?
 Наверное, он думает, что стоит.
 Навстречу мне брела знакомая фигура. Сначала я не поверил своим глазам. Парень же только что чудом живым выбрался из настоящей мясорубки, так почему же он здесь, а не дома, с женой и ребенком?
 Хочет проникнуться духом происходящего до самого конца?
 Через сотню шагов мы встретимся. Как мне его приветствовать? Пожелать радоваться в такой обстановке?
 Тут не подходит ни пожелание доброго дня, ни здоровья. А нейтрального «привет» еще не изобрели.
 Он просто махнул мне рукой, и мы пошли рядом.
 – Ты все-таки здесь, – констатировал Гектор.
 – Яи сам уже не рад этому, – сказал я.
 – Наверное, я должен тебя ненавидеть. Ты сразил Аполлона, нашего божественного защитника.
 – Яне узнал его. – Сообщать ему, что я собирался сразить его брата, мне показалось недипломатичным.
 – Не узнал Аполлона? – удивился лавагет.
 – Так уж получилось.
 Молчание. Шаги.
 – Я отдал бы им Париса и все сокровища Трои, лишь бы они убрались в свою Ахайю, – сказал Гектор.
 Вопрос о выдаче Елены даже не обсуждался. Интересно, изменилось бы его решение, если бы он знал, ради кого красавица покинула Спарту? Не думаю.
 – Но им мало, – продолжал Гектор. – Им нужно войско Трои, чтобы идти на хеттов. А кто потом? Черная Земля? Гиперборея? Этой войне не будет конца.
 – Наверное.
 – Я устал от войн, – сказал Гектор. – Я хотел бы жить в мире с соседями. Собственно, это я настоял и заставил отца помириться с хеттами на не слишком выгодных для нас условиях. Но хетты согласны на золото, а жизни своих соотечественников я ценю дороже этого металла. А Агамемнон… Он мне даже не сосед.
 – Ему мало власти над Микенами.
 – Для жажды власти Агамемнона не установлен предел.
 – Гектор…
 – Что?
 – Что ты думаешь об Ахиллесе?
 – Мы едва не проиграли сегодня из-за него. Хорошо, что Анхисид оказался на месте. Эней скинул его со стены, я сбросил в море… Не представляю, что с ним делать на поле битвы.
 – Ты слышал историю его рождения?
 – Да.
 – А о купании в Стиксе?
 – Тоже.
 – Мать держала его за ногу. Бей в пятку.
 – Слишком маленькая и неудобная мишень.
 – Другой тебе никто не предложит.
 – Зачем ты мне это говоришь, Викторид?
 Надо же, не забыл.
 – Ты бьешься на стороне Атридов.
 – Я всегда на своей стороне, – сказал я. – Та битва на корабле была ошибкой. Мне не стоило вмешиваться. Теперь я просто наблюдатель.
 – И для кого же ты наблюдаешь?
 – Яне могу об этом говорить.
 – Но не для богов Олимпа?
 – Я слишком издалека. У нас другие боги.
 – Такие же кровожадные, как наши?
 – Почти.
 Молчание. Шаги.
 – Ахиллес не воин. Он мясник.
 – Еще один повод его убить.
 – Моя сестра говорит, чтобы я не бился с ним. Говорит, что он меня убьет.
 – И ты ей веришь?
 – Это не вопрос веры, – сказал Гектор. – Я превосхожу его во всем. Ялучше владею копьем и мечом, думаю, что и в колесничном бою смогу его побить. Но я не могу убить его.
 – Бей в пятку. Послушай моего совета.
 – Это слишком просто, – сказал Гектор.
 – Все гениальное просто, – сказал я.
 –  Я  не думаю, что, получив ранение в ногу, он умрет.
 – Отрави свой меч. Смажь кинжал ядом.
 – Это низко.
 – Проклятье! Мы не на Олимпийских играх, Гектор! Опомнись! Ты готов отдать своего брата на растерзание своре голодных псов, но, когда речь идет о враге, ты слишком щепетилен.
 Молчание. Шаги.
 Опять молчание.
   Дэн  
 Парис участвовал в бою, стоя на стене и помогая лучникам. Трое оруженосцев прикрывали его щитами во время ответных залпов. Пусть хоть так…
 У Гомера Парис был неоднозначен. Временами обычный обыватель и трус, а временами он ничуть не уступал Гектору в деле истребления ахейцев.
 Именно из-за его спины сегодня на Киборга бросился Эней.
 Яснова и снова прокручивал этот эпизод на мониторе.
 Прыжок, падение, подъем на ноги, удар щитом, удар кулаком. И неуязвимый снова летит со стены.
 Жалко, ни на чье копье пяткой не напоролся.
 Красивый момент. Меня от него уже тошнило.
 – Ага, застукан на месте преступления. – сказал Макс, появляясь в моей вотчине. – Любуешься, как Мачо уделал Киборга?
 – Что? – машинально переспросил я.
 – Говорю: любуешься как Мачо уделал Киборга?
 – Ага.
 – Через полтора часа Билл собирается объявить зрителям правду. Я должен при сем присутствовать.
 – Сочувствую.
 – Зато тебе повезло. Сидишь тут и в ус не дуешь, а мне перед репортерами выделываться.
 – А ты не выделывайся. Прикинься дураком. Тебе это несложно будет сделать.
 – И завтра же меня уволят? Нет, спасибо. Как тебе сражение? Все внимательно просмотрел? Никаких больше закидонов?
 – Кроме того, что Киборг чуть не взял город в одиночку? Никаких.
 – Может, они вообще кончились? Закидоны, я имею в виду.
 – Может.
 – Ты в это веришь?
 – А ты?
 – По крайней мере, стараюсь, – сказал он. – Получил последние записи?
 – Пока нет. А там что-то интересное?
 – Домосед гуляет по полю имило беседует с полковником Трэвисом о Киборге. Алкаш с Рыжим пьют, Тиран с Рогачом пьют, Мачо спит без задних ног, Симпампуля милуется со своей Красоткой, в общем и целом все тихо. Киборг с Дружком сидят в шатре и жрут. Поносят троянцев.
 – Понятно, – сказал я.
 – Присмотри тут, пока меня нет.
 – Бу сделано.
 – И пожелай мне удачи.
 – Удачи.
 – А более жизнерадостно?
 – Удачи.
 – Гад ты.
 – Еще какой.
 Значит, через полтора часа Билл, Джон и Макс будут объяснять прессе технические характеристики темпорального туннеля и рассказывать об организационных проблемах, связанных с проведением съемок в Древней Греции. А я тут остаюсь держать руку на пульсе событий.
 Чудесно.
 Иногда я тупой. Особенно в последнее время. Поэтому только через полчаса обратил внимание на то, как Макс называл Энея.
 Мачо.
 Хотя с самого начала в нашем внутреннем обиходе Анхисид был Итальянцем, и никем иным.
 Мелочь, но почему-то мой измученный разум за нее зацепился.
 Конечно, Макс мог просто оговориться. Это было самое простое и логичное объяснение. Заработался и начал путать имена.
 Но мне не слишком верилось, что он оговорился три раза.
 Энею сменили кличку? С какой стати? И почему никто не известил меня? И зачем менять кличку так спешно?
 Странно.
 Я выключил просмотр и вывел на экран файл со списком героев, за которыми мы вели особое наблюдение. В скобках рядом с именами были написаны прозвища, которые использовали только сотрудники проекта. Эней обнаружился между Домоседом и Циклопом.
 В скобках стояло – Мачо.
 Мне стало плохо. Этот файл составлял я сам.
 Доступа из локальной сети к нему не было. Конечно, при условии, что среди наших сотрудников не затесалось ни одного толкового хакера. Но зачем кому-то лезть в мои файлы и изменять одно-единственное имя?
 Розыгрыш? Очень глупо.
 Не думаю, что в той запарке, в которой мы работаем, у кого-то есть время на розыгрыши.
 Какой смысл в изменении клички, существующей исключительно для внутреннего пользования? Чем Мачо принципиально лучше Итальянца? Короче в два раза, ну и только.
 Подозрение, забравшееся под мой скальп, было настолько чудовищным и нелепым, что я расхохотался. Этого просто не может быть, потому что этого не может быть никогда.
 Я закурил сигарету и подумал, что, если начну проверять свое предположение, значит, самое подходящее для меня место – ближайший дурдом. Кто-то явно переработал, и совершенно точно, что этот кто-то – я.
 Стряхнул пепел в пепельницу.
 Если я прав, то произошла глобальная катастрофа, которую никто не заметил. Но если так, то почему ее заметил я?
 Абсурд.
 Невозможно. Следует забыть об этом и поискать более простые объяснения.
 Розыгрыш.
 Явытащил из кармана телефон и ткнул клавишу быстрого набора. Сейчас все разъяснится.
 – Макс?
 – Ты дьявольски вовремя позвонил, Дэн. Через десять минут репортеры разорвут меня на части, Джон уже заканчивает вводную часть.
 – Ятебя не задержу, ответь только на один вопрос. Как давно мы зовем Энея Мачо?
 – С самого начала, – обалдело сказал Макс. – Ты сам придумал эту кличку, потому что он похож на актера из этих старых фильмов. Как его? Бандерас? Ну что-то в этом роде. А что, Дэн?
 – Ничего, проверяю одну теорию. Ни пуха.
 – К черту и сыну его Биллу.
 Существует ли хоть мизерный шанс, что и в такую минуту Макс способен меня разыгрывать? И если это мистификация с целью заставить меня усомниться в собственном рассудке, то сколько человек ее поддерживает?
 Учитывая, что кто-то поработал с моим компьютером, мистификация должна быть хорошо организована. А смысл?
 Я запер кабинет на ключ, немного постоял в коридоре, вспоминая, с какой стороны тут лифт, спустился на четыре этажа и вошел в звукозаписывающую студию. Звукорежиссер с ассистентом сначала приветственно махнули мне, а потом принялись изображать мельницы, стараясь дать мне понять, чтобы я сваливал. Явсем своим видом выказал готовность молчать, дождался конца эпизода, после чего подозвал статиста, озвучивающего Энея.
 Слишком мелкая сошка, чтобы Макс посвящал его в свои хохмы.
 – Знаешь меня?
 – Вы – большая шишка в проекте.
 – Вот именно. Отвечай на мои вопросы. Ты давно работаешь здесь?
 – С самого начала.
 – Как зовут твоего персонажа?
 – Эней, сын Анхиса.
 – Кличка?
 – Мачо. – У статиста был вид человека, разговаривающего с дебилом. Правда, с дебилом, который занимает более высокий пост и может здорово осложнить тебе жизнь, поэтому ему стараются не показывать, что он дебил.
 – Свободен, – сказал я и вернулся в свой кабинет.
 Убрал с экрана список персонажей, вышел в Интернет на сайт Географического сообщества и вызвал карту мира.
 Вот так и становятся сумасшедшими.
 Вот Европа, вот характерный сапог, вот…
 Окурок выпал у меня изо рта.
 Италии на карте не было.
   Полковник Трэвис  
 – Троя покорялась врагу лишь один раз, – сказал Гектор, – И этим врагом был ахеец. Мы не стыдимся этого поражения, ведь мы склонились тогда перед самим Гераклом.
 – Гераклу помогал эффект внезапности. – Этот герой успел отличиться везде. – У него с собой не было столько людей, сколько у Агамемнона.
 – Геракл не занимал и не грабил Трою, – сказал Гектор. – У него были проблемы с тогдашним правителем города, моим дедом Лаомедонтом, и, убив его, Геракл сразу покинул побережье. Агамемнон – не Геракл.
 – Гераклов в мире вообще не осталось.
 Шаги. Молчание.
 – Мы проиграем, – сказал Гектор. – Наш единственный шанс затянуть войну и выиграть хоть какое-то время для наших семей – остаться в Трое, охраняя стены. Но отец настаивает, чтобы мы бились в поле. Эта дорога ведет в Аид.
 – Кто из вас руководит войском?
 – Он правитель города и мой басилей.
 – Ты ведешь эту войну, Гектор.
 – Твои речи смущают мой разум, чужеземец.
 – Реши, что для тебя важнее, лавагет.
 Выбор между честью и долгом – самый суровый выбор, который вы можете предложить настоящему мужчине.
 Что бы он ни выбрал, он все равно поступится частью своей жизни, потеряет частичку своей личности. Главное в этой ситуации – четко понимать, что именно ты теряешь и насколько ценно то, что ты приобретешь.
 Молчание. Шаги.
 Что я делаю? Какого черта я набиваюсь Гектору в советчики? Что я ему советую?
 Может быть, мне уже не стоит возвращаться назад и попытаться получить ахейское гражданство? Ведь мои речи ведут к изменению истории.
 Хотя Дэн и утверждает, что нарушить «принцип бабочки» невозможно.
 Молчание. Шаги.
 Мы встретили похоронную команду. Не знаю чью. Наверное, троянскую, потому что с большим изумлением они смотрели на моего спутника. Полагаю, что ахейцы пялились бы на меня.
 – Мой брат Гелен тоже пророк, – сказал Гектор, – Но в отличие от Кассандры он предсказывает верно. Своим даром он пользуется редко, однако его пророчества всегда сбываются. Он не видит ближайшее будущее и не видит падение Трои, но он говорит, что через двадцать лет на этом месте не будет никакого города.
 – В этом они с Кассандрой схожи.
 – Иногда я думаю, что мы все слепы, лишь моя сестра видит правду. Но я не хочу этому верить.
 – Я вообще не верю пророкам.
 – Зря, – сказал выходящий из воздуха Гермес. Змеи извивались и шипели на его кадуцее. – Иногда и пророки говорят правду.
 – Радуйся, Гермий.
 – Погуляй один, лавагет.
 Гектор пожал плечами и свернул в сторону.
 – Я был неправ, – сказал Гермес.
 – Бывает. Даже с богами.
 – Я ошибся в своих расчетах. Арес не выйдет в поле, пока там не будет тебя.
 – Может, стоит оставить эту войну людям?
 – Нет, – сказал Гермес. – Ты не понимаешь сути происходящего.
 – Значит, ты не старался мне ее объяснить.
 – Боги не объясняют свои решения обычным смертным.
 – Тогда не ожидай, что смертный пойдет тебе навстречу.
 – Ты дерзок, Алекс, – сказал Гермес. – Мне это нравится.
 Гектор свернул за наваленный из трупов курган и пропал из виду.
 – Перед тобой стоит сложная задача, – сказал Гермес. – Выйти в поле, чтобы мой воинственный брат принял участие в битве на стороне троянцев, и при этом не дать ему себя убить. Пока ты будешь жив, Арес будет на стороне Трои. Но, как только ты умрешь, он сразу же повернется против нее.
 – Непостоянный он какой-то, – сказал я. – Как флюгер. Не пойму только одного. В чем здесь твоя выгода?
 – Ты не веришь в мой альтруизм?
 – Прости.
 – Правильно делаешь. Но это не только мой интерес, и я не могу сейчас говорить о нем. – Он указал кадуцеем на собирающиеся в небе облака. – Побеседуем позже. Я сам тебя найду.
 – Поторопись, – сказал я. – Я не люблю загадок.
 Гермий сделал шаг и растаял в воздухе. Интересно, как это у него получается?
   Дэн  
 На карте вместо Италии была Рутулия.
 Нелепое название для страны.
 Я расхохотался, с тревогой уловив в собственном смехе истерические нотки.
 Рутулия! Почему бы нет?
 Когда в итоге долгих странствий Эней Основатель высадился на гостеприимный итальянский берег, там обитало племя рутулов. Война между рутулами и остатками троянцев была неизбежна, и тогда вождь рутулов предложил Анхисиду поединок, победитель которого получал все права на землю, а проигравший уходил.
 Эней принял вызов на поединок и выиграл его.
 Рутулы ушли, а Эней основал город, ставший предтечей Рима.
 И стала Италия.
 Которая теперь есть Рутулия.
 Этому могло быть много объяснений. Во-первых, вождь рутулов убил Энея и рутулы вытеснили троянцев со своих земель по праву победителей. Во-вторых, Эней мог утонуть во время своих странствий. Он мог остаться в Эпире У Гелена Приамида. Он мог жениться на Дидоне и остаться в Карфагене. Была сотня причин, по которым Эней мог не добраться до итальянского берега.
 Но причин, связанных с Троянской войной, было только две.
 Эней не смог пережить войну и вообще не отправился в свое долгое плавание.
 Или, что уж совсем невероятно, троянцы выиграли войну и Энею не было нужды никуда плыть.
 Интересно, а показания Гомера тоже изменились? И если так, то в какую сторону?
 Ага…
 Из текста «Одиссеи» Эней выпал, но троянцы войну проиграли. Наскоро пробежав глазами «Илиаду» – а это было достаточно непросто – я обнаружил, что Анхисид был сражен Ахиллесом в тот же день, что и Гектор. Несколькими минутами ранее.
 Но почему?
 Потому что Эней взял над ним верх и сбросил со стены? Нет, вряд ли.
 Почему история изменилась?
 Почему я знаю, что она изменилась, а больше никто не знает? Если Италии не было изначально, откуда в моем мозгу взялось это слово?
 Пришла пора прочистить мозг электрошоком.
 Я вызвал поисковую программу и ввел в строку слово «Энеида».
 Программа выдала ноль ссылок.
 Вергилий.
 Ноль ссылок.
 Италия.
 Ноль ссылок.
 Рим.
 «Данных по вашему запросу не обнаружено. Сформулируйте его иначе и повторите поиск».
 Сицилия.
 «Рутулийская провинция, аннексированная в двенадцатом веке до нашей эры. Основные города…»
 Бред.
 И тут до меня дошло, что мы утратили вместе с потерей Рима. И у меня внутри все оборвалось.
 Правильно, Папу Римского. А вместе с ним и всю Римско-католическую церковь.
   Полковник Трэвис  
 Значит, это был не пьяный бред. Гермес действительно приходил в мою палатку и просил воздержаться от участия в предстоящем сражении.
 Гермес и Аполлон. Двух богов я уже видел воочию, одного из них даже успел приложить в челюсть.
 Первичный контакт установлен, следует переходить к отработке связей?
 Мистер Картрайт хотел, чтобы я прояснил для него вопрос с богами, но сам вопрос он не сформулировал. Боги существуют – это факт, но тот ли это ответ, который ему нужен?
 Если существуют Гермес и Аполлон, значит, существуют и все остальные, значит, рассказ об Ахилле правдив от начала и до конца, значит, сами боги мешают нам вести съемки на Олимпе.
 Но они почему-то не против, чтобы их снимали в Троаде. Я чувствовал, что влезаю, а точнее – уже влез, и причем по самые уши, в игру, правил которой  мне  никто не объяснил.

 ГЛАВА 13

  Реалити-шоу «Троя» 
  Презентация проекта 
  Интервью с создателями 
 – …Таким образом, мы все можем убедиться, что модель темпорального туннеля вполне может быть построена уже при нынешнем уровне развития технологии, – подытоживает свое получасовое выступление Джон Мур. – И я со всей ответственностью вам заявляю, что мы создали действующий экземпляр, основанный на изобретении академика Северова, и убедились в его полной работоспособности.
 Над аудиторией взлетает лес рук.
 – Вы, несомненно, задаетесь вопросом, зачем я вам все это рассказываю, – говорит Джон Мур. – И как это связано с самым популярным на современном телевидении сериалом. Думаю, самые, так сказать, дерзкие умом уже догадались, что к чему. Для остальных официально заявляю – «Троя» на самом деле не сериал. Вы смотрите самое захватывающее реалити-шоу в мире!
   Дэн  
 Все дороги ведут в никуда.
 Это раньше они вели в Рим, а теперь Рима нет.
 Потому что нет Энея Основателя, Энея Итальянца, чьи приключения пели гимн долгу, нет Энея Скитальца, а есть Эней Мачо, убитый Ахиллесом во время Троянской войны.
 Лев Толстой был неправ. Историю вершат народные массы, говорил он, в истории ничего не зависит от одной личности, сколь бы сильной и талантливой она ни была.
 И вот вам ответ.
 Разница в одного человека – и нет величайшей империи, и гунн Атилла никогда не прославится, ибо теперь ему нечего разрушать.
 Каким-то образом мы потеряли Италию.
 Что-то изменилось в мировой истории, и, держу пари, изменения эти связаны с нашим чертовым реалити-шоу. Я пока этой связи не вижу, но она есть.
 Камеры повлиять не могли. Камеры только наблюдают, не вмешиваясь в происходящие события.
 Но камер нам было мало, и мы послали туда человека. А человек не может стоять в стороне. Он все равно куда-нибудь влезет.
 Куда влез полковник Трэвис? Что он сделал такого, из-за чего Эней не сумел пережить Троянскую войну?
 Будут ли еще сюрпризы?
 И самый главный вопрос, который волнует меня куда больше остальных. Если изменения произошли незамеченными для всего мира (а это, судя по всему, именно так), почему их заметил я?
 Если Рима не было изначально и даже поисковые компьютерные системы не могут найти никаких аналогов этому сочетанию букв, как я могу помнить о его существовании? О существовании несуществующего?
 Быть может, все куда проще? Быть может, это я сошел с ума?
 Интересно, а полковник Трэвис помнит об Италии, которой он каким-то образом положил конец?
   Полковник Трэвис  
 Вечером Гермес явился не один. С ним был его родич, сын Лаэрта и Антиклеи, внук Аркесия Островитянина и Автолика Гермесида, правнук Гермия Психопомпа и, получается, праправнук самого Зевса.
 У дальнего потомка Зевса была амфора с вином. Сын Зевса принес чаши.
 Они не стали материализовываться из воздуха, вошли, откинув полог, как всякие приличные люди.
 В присутствии бога вино на землю лить не стали. Так, качнули чашами в его сторону и пригубили. Гермес тоже хлопнул рюмашку, после чего потек разговор.
 – Что, один не справишься? – усмехнулся я, салютуя Лаэртиду. – Подмогу привел?
 – Справлюсь, – сказал Гермес. – Просто вдвоем тебя убедить будет куда легче. Видишь ли, все, что я сейчас расскажу тебе, я уже рассказывал однажды своему правнуку.
 – Только я так ничего не понял, – хмыкнул Лаэртид.
 – Троянская война – это не только человеческая война, – сказал Гермес. – А империя, которую собирается строить Агамемнон, нужна не только самому Агамемнону.
 – Кому еще? – спросил я.
 Гермес ткнул пальцем в небо:
 – Папе.
 – Он тут с какой стороны?
 – Сверху, – сказал Одиссей. – Папа у него всегда сверху.
 – Брось свой казарменный юмор, внучок, – сказал Гермес. – Скажи мне, Алекс, в твоем мире есть боги? Не какие-то абстрактные понятия, а такие боги, как я или Аполлон? С которыми можно поговорить или… подраться?
 – Нет, – сказал я.
 – А вы верите, что они существуют?
 – Нет, – сказал я. – Они не существуют, потому мы в них и не верим.
 – Вот она, глубокая теологическая ошибка, – сказал Гермес. – Причем самая глубокая из всех возможных. Ты неправильно построил свою фразу, Алекс, надо бы с точностью до наоборот. Вы в них не верите, потому они и не существуют.
 – Даже так?
 – Именно. Чем питаются боги?
 – Нектаром и амброзией.
 – Так говорят о богах Олимпа. А чем питаются боги Валгаллы? Обычной человеческой пищей, а боги Индии пьют сому. Но я сейчас говорю не о той пище. Вера в них людей – вот что поддерживает существование богов на самом деле.
 – Любопытное заявление, – сказал я. Проходимец слишком хорошо знает географию, для местечкового идола я имею в виду. – Значит, человек первичен?
 – Яне знаю, что первично, – сказал Гермес. – И, предвкушая твой следующий вопрос, я не знаю, кто создал мир. Меня тогда, знаешь ли, еще не было. Может быть, люди появились одновременно с богами, может быть, между ними был заключен какой-то договор… Суть сейчас не в этом. Это очень сложный вопрос, и зависимость богов от веры даже сами боги осознали лишь недавно. Вопрос вот в чем. Бог может существовать только на той территории, где в него верят.
 – Немного не понял, – сказал я.
 – Эллада, – сказал Гермес. – Боги Олимпа могут чувствовать себя богами только в Элладе. Ну или, как видишь, в Троаде. В Черной Земле – так ахейцы называют земли, известные тебе как Египет, – верят в своих богов, и богам Олимпа нет туда хода. Там правят бал Ра, Осирис Анубис, Сет, Гор и прочие парни. Раньше мы считали, что так египтяне называют олимпийцев, но мы ошибались. Мы не можем проникнуть туда, за несколькими исключениями, следовательно, египтяне верят не в нас.
 – О каких исключениях идет речь?
 – Бог может проникнуть на те земли, где есть хотя бы один человек, который в него верит. Конечно, он не способен захватить с собой все свои божественные атрибуты и может лишь наблюдать, делать выводы.
 – А что это за люди, которые вам так помогают?
 – В данный момент речь идет о купцах.
 – Миссионеров засылать не пробовали?
 – Как раз сейчас и пробуем, – сказал Гермес. – Наш главный миссионер – ваш вождь вождей, а с ним еще семьдесят тысяч миссионеров поменьше.
  Реалити-шоу «Троя» 
  Презентация проекта 
  Интервью с создателями 
 – «Ассошиэйтед пресс». Вопрос мистеру Картрайту. Изобретение темпорального туннеля – это огромный прорыв в науке, и, как мне кажется, он не должен принадлежать какому-то одному человеку, пусть даже тот и полностью финансировал исследования. Вы так не считаете?
 – Конечно же я тоже так считаю. Но ведь я не просто человек, я – бизнесмен, и я должен оправдать свои расходы. Уверяю вас, как только они окупятся, я тотчас же передам изобретение в руки ученых всего мира. Хочу только заметить, что никакой практической ценности оно не несет. Мы можем проникнуть в прошлое лишь для наблюдения, изменить ход истории мы не в силах. Мы не способны влиять на ход событий, отравить Гитлера или Сталина, отменить создание ядерной бомбы мы не в силах. Мы можем только смотреть, изучать, анализировать. Полагаю, с помощью темпорального туннеля мы сможем пролить свет на некоторые белые пятна в истории человечества.
 – Узнать наконец, кто убил президента Кеннеди?
 – Да, мы сможем посмотреть, что на самом деле произошло в тот день в городе Далласе, штат Техас, и так ли уж виновен Освальд, как это принято считать.
 – «Таймс». Вопрос главному режиссеру. Героев вашего шоу озвучивают профессиональные актеры?
 – Да. Сначала мы получаем компьютеризованный перевод, потом его дублируют профессиональные актеры. К слову, все люди, занятые на проекте, свободно разговаривают на древнегреческом. Гипноз в наше время творит чудеса.
 – Вы собираетесь показывать все десять лет Троянской войны?
 – Только до тех пор, пока это будет интересовать публику. Скажу от себя: мне безумно хочется посмотреть, чем эта история закончится.
 – Но ведь все знают, чем она закончится. Троя падет.
 – Да, но как? Как именно падет Троя? Честно говоря, я не думаю, что троянцы могли купиться на этот пресловутый ход конем…
   Полковник Трэвис  
 – Передел сфер влияния, – сказал Гермес, – вот как я это называю. На территории, где в меня верит один человек, я лишь гость, соглядатай, шпион. Но если на эту же территорию вломится армия вторжения, где в меня верит каждый солдат, я стану в той земле хозяином.
 – Допустим, я уловил суть, – сказал я. – Но при чем здесь Троя? Это ведь не чужая земля, и в Троаде вы и так чувствуете себя как дома. В чем же провинились троянцы?
 – В нежелании сотрудничать с Агамемноном, – сказал Гермес. – Папа считает, что все верующие в Громовержца должны выступить против иноверцев единым фронтом. Приам отказался поддержать Золотые Микены, тем самым он поставил жизнь своего народа выше воли богов, и он должен быть за это наказан. Как только Троя падет, Агамемнон нападет на хеттов, а потом вторгнется в Египет. Что может заставить людей отказаться от веры в старых богов и приветствовать новых, как не армия победителей, которые всюду возводят храмы олимпийцам и наглядно доказывают, что ахейские боги сильнее местных?
 – И старые боги постепенно умрут? Когда в них перестанут верить?
 – Нет, – мрачно сказал Гермес, – старые боги умрут значительно раньше. Как только армия Агамемнона вторгнется в их владения.
 – И что же их доконает? – поинтересовался я.
 – Мы, – сказал Гермес.
   Дэн  
 Хорошо, сказал я себе, хотя ничего хорошего пока не видел. Попробуем мыслить логически. Вполне может статься, что это будет логика сумасшедшего, но лучше хоть какая-то логика, чем тот бред, что происходит сейчас.
 Начнем.
 Сначала перечислим все факты, которые не укладываются в привычную схему мироздания.
 Факт номер один – мы не можем вести съемки в окрестностях Олимпа.
 Старая версия – нам мешает какая-то локальная электромагнитная аномалия.
 Новая версия, появившаяся после боксерского приема полковника Трэвиса, – боги Олимпа не хотят, чтобы их снимали дома.
 Факт номер два. Ахилл – неуязвимый герой.
 Старая версия – мутация.
 Новая версия – купание в Стиксе.
 Факт номер три. Ахилл не тонет в воде.
 Старая версия – отсутствует.
 Новая версия – сказываются родственные связи с нереидой Фетидой.
 Факт номер четыре. Исчезновение на какое-то время полковника Трэвиса из поля зрения наших телекамер.
 Старая версия – системный сбой.
 Новая версия – по аналогии с Олимпом. Допустим, он встречался с каким-то богом, который хотел сохранить конфиденциальность.
 Следствием их разговора стала смерть Энея Основателя и исчезновение из всемирной истории Рима и прочей Италии? А вот это не факт.
 Полковник Трэвис никак не желает оставаться в стороне. Сегодня днем, во время перемирия, он встретился с Гектором и всю дорогу науськивал парня убить Ахилла. Чуть ли не предлагал навалиться на него вдвоем.
 А что, если Гектор его послушал?
 Вот они, допустим, вдвоем и навалились. С Анхисидом на пару. Раньше – я имею в виду – в версии Гомера – Гектор сражался против Ахилла один на один, теперь, после беседы с Алексом, взял на это смертельное рандеву Энея, и вот итог – Пелид убил обоих. Рима нет. Италии нет. Туше?
 После разговора с Гектором, точнее во время него, полковник Трэвис снова выпал из эфира, ненадолго, минут на пять, а потом камеры обнаружили его в одиночку бредущего по направлению к ахейскому лагерю. Опять с кем-то встречался?
 Не факт.
 Фактов вообще мало, одни домыслы.
 Боги есть. Сейчас их, может, и нет, но тогда они были.
 Мы за ними наблюдаем. Они знают, что мы за ними наблюдаем.
 Наблюдение меняет объект.
 Наблюдение меняет и наблюдающего.
 К чему эти перемены?
  Реалити-шоу «Троя» 
  Презентация проекта 
  Интервью с создателями 
 – «Московские известия». Вопрос генеральному продюсеру проекта мистеру Муру. Правда ли, что вы предоставляете под реалити-шоу «Троя» выделенный канал и шоу отныне будет идти двадцать четыре часа в сутки?
 – Совершенно верно.
 – А сколько времени составляет запаздывание?
 – Три с половиной тысячи лет.
 Смех в зале.
 – Нет, я имею в виду, на какой срок вы задерживаете материалы у себя, прежде чем предоставляете их на экраны для просмотра?
 – Около суток. Это чисто технический вопрос, связанный с редактурой отснятых материалов, синхронизацией, компоновкой в удобные для просмотра блоки, переводом и дубляжом, наконец.
 – «Всемирное сообщество историков». Вопрос тому, кто может на него ответить. Мы уже замечали некоторые несоответствия предлагаемой вами истории с интерпретацией Гомера, списывая их на вольности ваших сценаристов. Теперь мы готовы списать их на тот факт, что Гомер все же был поэтом, а не историком. Однако несоответствия продолжаются, и теперь мы можем привести факты, которые противоречат не только Гомеру, но и привычной нам реальности вообще. Как быть с эпизодом, когда Ахиллес, сын Пелея, ходил по волнам? Раньше мы полагали, что это комбинированные съемки, но вы заявили, что это реальность. Что же, вы предлагаете нам поверить в мифических богов Олимпа?
 – Гомер в них верил. Мы же ничего не предлагаем и ни к чему ни призываем. Мы просто показываем вам реальность.
 – Но эта реальность противоречит законам физики!
 – Значит, у вас проблемы с физикой, а не с нашим шоу. Повторяю, мы не вставляли никакие спецэффекты в то, что вы уже могли видеть на экране, так же как не собираемся делать это и впредь. А выводы… Выводы вы можете делать сами.
   Полковник Трэвис  
 – Посуди сам, сын Виктора, – сказал Гермес. – Допустим, армия Агамемнона врывается в Египет и наголову разбивает ванакта Черной Земли, как называют фараона ахейцы. Это уже повод усомниться в своих богах, не так ли? Никто никогда не проверял это на практике, но я полагаю, что побежденные рано или поздно перенимают религию победителей. Но это еще не всё. На плечах армии Агамемнона в Египет вторгаемся мы, сохраняя свой истинный статус, и сражаем богов Египта. Их там не очень много, кстати. И мы на коне. Местных богов нет, а людям надо во что-то верить. И они будут верить в нас, расширяя нашу сферу влияния.
 – Если все и впрямь так красиво, – сказал я, – то что тебе не нравится в плане твоего отца, Гермес? Зачем тебе затягивать расправу над Троей? Ты ведь и сам бог.
 – Я – плохой бог, – сказал Гермес. – Я не умею мыслить масштабно и предпочел бы новым свершениям сохранение статус-кво. Если в твоем мире вообще нет богов, значит, здесь мы сделали что-то не так. Кроме того, у экспансии есть и обратная сторона.
 – Ты боишься ответного удара?
 – Раньше таких войн не было, – сказал Гермес. – Допустим, опять только допустим, что армия Агамемнона захватила Египет, земли Египта стали принадлежать Микенам, а люди Египта – Олимпу. Остановится ли на этом ванакт ванактов? Нет. Остановится ли на этом мой отец? Нет. Я не боюсь богов Египта, так же как Агамемнон не боится армии фараона. Но дальше… Я боюсь того, что может быть дальше. Один смертный из представителей профессии, пользующейся моим особым расположением…
 – Вор, – пояснил Одиссей.
 – Вор, – согласился Гермес. – Кто-то ведь должен быть богом воров, так почему не я? Так вот, этот вор был приговорен к смерти в Микенах, и я помог ему бежать из тюрьмы, в благодарность потребовав, чтобы он отправился в путешествие. Он много где побывал, и я вместе с ним. Я видел богов Валгаллы, которые только и делают, что сражаются друг с другом, я видел богов других земель, и я видел, что ни армия Агамемнона, ни все силы Олимпа не способны завоевать весь мир. Я видел страну, которая называется Индией. В тех землях очень много богов и очень много смертных. Если боги Индии все вместе плюнут, Эллада уподобится Атлантиде.
 – Утонет, – пояснил Одиссей.
 – В индийском пантеоне есть очень неприятные парни, – сказал Гермес. – Вроде Тримурти или Локапал. И стоит нам вытеснить с занимаемых позиций хоть один пантеон, где гарантия, что кто-то не захочет повторить тот же фокус с нами? Тропа будет проложена, и пройти по ней сможет любой желающий, а я совсем не хочу видеть, как Синешеий Шива со своим трезубцем станцует у подножия Олимпа Танец Разрушения.
 – То есть, – сказал я, – ты думаешь, что, даже если вы не доберетесь до них, они все равно могут добраться до вас?
 – Можно сказать и так А война богов, как ты уже можешь понять, затронет и людей. Мягко говоря, затронет. И наш общий единственный шанс – Троя. Камень на пути бурного потока.
 – Почему опять Троя?
 – Если Троя падет быстро, это воодушевит людей, и они с новыми силами ринутся в дальнейшие походы. Поэтому пусть Троя падет медленно. Пусть ее осада длится год, другой, десять лет. Люди устанут от войны, даже если не устанет сам Агамемнон. Солдаты захотят вернуться домой, а не продолжать войну до бесконечности. Да и боги могут передумать за столь солидный срок.
 – А почему тогда просто не отдать победу троянцам?
 – Нет. Этот вариант даже не обсуждается. Отец зол на город, ибо он… Короче, зол. И если Агамемнон не возьмет Трою, то Зевс все равно испепелит ее своими молниями. Илион обречен.
 – Почему твой папа не испепелит город прямо сейчас и не облегчит Агамемнону дорогу?
 – Потому что в следующей войне он не сможет помочь, ибо хетты и египтяне не верят в него. И если армия Агамемнона будет постоянно рассчитывать на помощь с Олимпа, далеко она не уйдет. Отец временами порывист, но не глуп.
 – Логично, – сказал я.
 – Большинство родичей…
 – Богов Олимпа, – пояснил Одиссей.
 – Большинство богов Олимпа поддержали идею отца, – сказал Гермес. – Она не понравилась только Аполлону, который принимал участие в постройке Илиона и, несмотря ни на что, питает к городу нежные чувства. Он и его сестра Артемида должны были выступать на стороне защитников города. Конечно, это не остановило бы Агамемнона, но затянуло бы войну, что нам на руку. А тут появляешься ты и ломаешь Фебу челюсть. Хорошо хоть, этим поступком ты взбудоражил Ареса, который готов биться на стороне Трои, лишь бы сразить тебя.
 – Мне не нравится идея долгой войны, – сказал Одиссей. – Но если сравнивать ее с идеей бесконечной войны, которая еще неизвестно чем закончится, то я нахожу ее не такой уж плохой.
   Зрители  
 – Слыхали, пацаны, «Троя» – это не сериал. Это все взаправду.
 – Офигеть. Двадцать четыре часа в сутки, да?
 – Хоть на работу не ходи.
 – Ты и так не работаешь.
 – Не гони. Я подрабатываю.
 – Как вам новости, коллега?
 – Должен сказать, довольно неожиданно. И если «Троя» на самом деле реалити-шоу, то как тогда объясняются сверхъестественные способности Ахилла?
 – Не знаю. Давайте посмотрим и выясним это Я уже подписался на новый канал. Пятьдесят долларов в месяц – это не очень дорого.
 – Адресок не дадите?
 – Привет, милая.
 – Привет, дорогая.
 – Слышала новости о «Трое»?
 – Конечно, у нас вся фирма только их и обсуждает. Думаем скинуться и подключиться всем офисом. Так дешевле будет.
   Дэн  
 Итак, от объявления зрителям правды шока у вышеупомянутых зрителей не случилось. Как и следовало ожидать. Народ сейчас ничем не прошибить.
 В отличие от меня. Вот уж кого прошибло так прошибло. Вот этим абзацем, например:
 «Христианство – религия, возникшая около двух тысяч лет назад в Палестине и не получившая широкого распространения. Ее последователи утверждают, что…»
 Это с общеобразовательного интернетовского сайта.
 Нет Рима, не римской церкви, не крестовых походов и мракобесия инквизиции. И христианских ценностей тоже нет. То есть сами ценности есть, но называются они теперь по-другому.
 Умер Эней, и не было Римской империи, и не было римских наместников в Палестине, и не было Понтия Пилата, и никто не умыл рук.
 И хотя и без римлян желающих распять Сына Божьего было предостаточно, в новой версии истории Христу не удалось умереть за грехи человеческие. Он дожил до пятидесяти трех лет (из обихода исчезло выражение «возраст Христа», но это меньшая из потерь), и скончался от какой-то болезни, продолжая читать проповеди, которые по большому счету никто не слушал.
 Мусульмане и индуисты остались при своем, если их паства и возросла, то ненамного. Те, кто верил в Христа, одномоментно превратились в атеистов. А это на данный момент около трети всего населения земного шара.
 Вот вам и «эффект бабочки».

 ГЛАВА 14

   Полковник Трэвис  
 Десять лет.
 Не очень похоже, что Троя столько продержится. Город едва не пал при первом же штурме. Гомер, правда, утверждал, что война затянется надолго, но можно ли верить Гомеру?
 А если отбросить Гомера и размышлять только о том, что видел собственными глазами? Город не выстоит и трех недель.
 Приам гонит троянцев в поле. Его гордость играет на руку Агамемнону.
 Приам губит свой город так же верно, как Ахилл.
 Ахилл, подумал я. Вот ключ к затягиванию войны. Он слишком безбашен и слишком неуязвим. Пока он в деле троянцам не выстоять.
 Убить его нельзя. Значит, надо устранить с поля боя как-нибудь по-другому. По-умному.
 Ахилл.
 – Радуйся, богоравный Ахиллес, сын Пелея.
 – Радуйся и ты, чужестранец, – мрачно ответствовал Пелид. – Проходи в мой шатер, налей себе вина.
 – Спасибо, – сказал я, присаживаясь на сваленные в груду меха.
 Шатер у Ахилла только называется шатром, по размеру же он больше похож на цирк-шапито. Внутри несколько помещений, Ахилл с Патроклом сидели в самом большом и, судя по несколько осоловевшим лицам, отдавали должное Дионису. Тем лучше. Сын Пелея и в трезвом виде не гений, а с подвыпившим я смогу сделать, что захочу.
 – Что привело тебя ко мне, Алекс, сын Виктора?
 – Обида, быстроногий Ахиллес.
 – Чем же я обидел столь могучего воина, как ты?
 – Я обижен не на тебя, Ахиллес. Я обижен за тебя.
 – Вот как? – Пелид изумленно нахмурил брови. – И кто же, по-твоему, обижает меня?
 – Ванакт ванактов, – сказал я.
 – Атрид?
 – Да. Эта война, затеянная из-за его гордости, война, в которой мы все участвуем. Она принесет ему новые земли, она принесет ему богатства, она принесет ему империю. Но войну ведь выиграет не он. Войну выиграешь ты, ибо никто из врагов не может устоять перед твоим разящим мечом. А с чем останешься в итоге ты, Пелид?
 – Со славой.
 – Со славой воина, который сражался за Агамемнона? Со славой одного из многих тысяч? Мне кажется, ты достоин большего, Ахиллес.
 – Например?
 – Чье имя кричат воины во время битвы? – спросил я. – Они повторяют имя человека, который привел их сюда, а сам отсиживается в лагере или за многочисленными рядами воинов? Или они кричат твое имя, Ахиллес?
 – Мое!
 – Они пойдут за тобой туда, куда только ты сможешь их отвести. – В Аид, подумал я. – А что касается славы и памяти потомков… Имена воинов знают немногие, но имена императоров известны всем.
 – Ты предлагаешь мне империю?
 – Я предлагаю тебе подумать о том, чего ты на самом деле заслуживаешь. Ты же знаешь, я – человек посторонний и моя страна находится далеко отсюда. Со стороны мне виднее.
 – Воины пойдут за ним, – сказал Патрокл. – Но империя – это не только воины. Элладой правят Золотые Микены, и…
 – И у Агамемнона как раз есть дочь на выданье, – сообщил я. Ее очень удачно не принесли в жертву в Авлиде. – Породнившись с Атридом, Ахиллес получит законные права на трон. Если с Агамемноном и прямым наследником что-нибудь… случится.
 А ведь ему нравится, подумал я, видя, как идея овладевает Ахиллесом. Даже выражение лица поменялось, и плечи сами собой расправились. Уже видит себя императором.
 Но Агамемнон ведь не дурак.
 Столкнув силу с силой, гордость с гордостью, амбиции с амбициями, жажду с жаждой, смогу ли я сделать то, что не под силу всему войску Приамида? Смогу ли выключить Ахиллеса из расклада?
 Воспой, о Муза, глупость Ахиллеса, Пелеева сына.
 Видят боги, мне даже не пришлось его убеждать, и выстроенная мной стройная аргументация необходимости возглавить империю пропала втуне. Дурак богоравный так загорелся моей идеей, что буквально вылетел из шатра, не дав мне договорить.
 Думаю, не стоит уточнять, куда он побежал?
 Оставаться наедине с Патроклом, который смотрел на меня не слишком добрыми глазами, мне не хотелось, так что я вежливо откланялся и пошел прогуляться по берегу, одновременно активируя монитор и вызывая изображение шатра вождя вождей.
 Ночь предстояла долгая.
 Гермес подтвердил, что имперские амбиции Агамемнона благословлены самим Зевсом. То-то я замечаю, что Атрид пользуется именем Громовержца направо и налево. Зевс с нами, такова воля Зевса… Это ведь он не для красного словца.
 Он знает.
 Царь царей, вступивший в сговор с царем богов. Убийственный тандем.
 Кто может ему противостоять? Младший сын, бог на побегушках, его правнук и человек, свалившийся к ним на голову из далекого будущего?
 Это обнадеживает, не так ли?
   Дэн  
 Проект надо остановить, подумал я, потому как неизвестно, чем дело может закончиться. Мы уже доигрались до потери Италии и христианства как одной из главных мировых религий, и фиг знает до чего еще мы можем доиграться.
 Настоящее оказалось слишком зыбким.
 Но я прекрасно понимал, что остановить проект сейчас просто невозможно. Самый кассовый проект в мировой истории телевидения, шоу, которое смотрит больше половины населения земного шара.
 Мне не удастся убедить Билла, что это слишком опасно. «Троя» – это ведь не только деньги. Это власть. Власть над умами зрителей.
 Да и какие у меня есть основания? Никто не помнит, что до проекта мир был другим. Никто, кроме меня самого. И как мне убедить всех остальных, а главное, как мне убедить самого себя, что мир действительно изменился, а я не сумасшедший?
 Мне надо было подумать. Крепко подумать. И делать это лучше всего вне проекта.
 Я взял отгул.
 Мой непосредственный начальник, генеральный продюсер мистер Джон Мур, не слишком сопротивлялся. Все шло как по маслу. Рейтинги росли, доходы множились, а большего нельзя было и желать.
 Впервые за последние месяцы я вышел из нашего корпоративного здания в город.
 Мне было страшно. Я отвык от города, и я боялся увидеть в нем перемены, которых раньше не было.
 Но все было нормально, по крайней мере на вид.
 Люди как люди, дома как дома, машины как машины.
 Я взял такси и отправился к себе на квартиру. Там царило запустение, и это было хорошо. Я сделал заказ в ближайшем продуктовом магазине, доверху забил холодильник припасами, сварил себе кофе, распечатал блок сигарет и устроился в своем любимом кресле, которого мне так не хватало все эти долгие месяцы внутри проекта.
 Может быть, все не так уж и плохо?
 Ну недосчитались одной страны и одной религии, но ведь глобальной катастрофы не произошло. Лишившись христианских заповедей, люди все равно соблюдают законы, в том числе и Конституцию Соединенных Штатов, преступность осталась на том же уровне, что и была, никто не растлевает малолетних на улицах… Может, человечество не так уж и нуждалось в христианстве?
 Странно, я никогда не был особенно верующим, но вот теперь, когда религия моих предков приказала долго жить, я почувствовал, что мне чего-то не хватает. Чего-то такого, чего нельзя выразить словами, но без чего невозможно ощутить внутренний покой.
 Странное все-таки существо – человек. Непонятное.
 Вообще странная история. Что бы ни произошло во времена Троянской войны, все события по отношению к нам находятся в прошлом, и все изменения находятся в прошлом, так что они просто не могут быть изменениями для нас. Для нас они – история. По крайней мере, для всего человечества. Один я помню, что все могло быть по-другому. Или не один?
 Хорошо, воспримем как факт, что изменения возможны. Гибель Энея спровоцировала изменения. Но почему они проявились именно сейчас? Ведь на том конце темпорального туннеля Анхисид все еще жив.
 И есть ли возможность все переиграть заново? Скажем, отправить полковнику Трэвису сообщение, дабы он хранил Итальянца, как Ахиллес свою пятку.
 Интересно, а полковник Трэвис христианин? И если да, знает ли он, что христианства больше нет?
   Полковник Трэвис  
 Прогулка по морскому берегу, теплый ветер, дующий с моря, прибой, с тихим рокотом набегающий на песок… Что еще нужно для счастья отставному полковнику? Разве что пара сигар.
 И штаны. До смерти надоело ходить с голыми ногами.
 Неуязвимый Пелид рысью пересекал ахейский лагерь на пути к ставке Агамемнона. Воины с удивлением смотрели на вечерний, едва ли не ночной, моцион героя. Пожимали плечами, переговаривались.
 Бегать промеж костров? Перепрыгивать через спящих людей? Не отвечать на обращенные к тебе приветствия?
 На то он и сын богини, чтобы быть непохожим на других. Хотя тут все предводители – потомки олимпийцев.
 Агамемнон, против обыкновения, был в своем шатре один, без брата. Обдумывал план предстоящей битвы с закрытыми глазами, или попросту дрых. Разбудила его перепалка несущих караул у шатра стражников и сына Пелея.
 Разобравшись, кто именно требует аудиенции, Атрид окончательно продрал глаза и велел впустить Пелида.
 Думаю, скоро он об этом пожалеет.
 Пелид с размаху бухнулся на скамью, отказался от предложенного ему вина и сразу взял быка за рога:
 – Я пришел поговорить с тобой о размерах моей награды, Агамемнон, – заявил он и не мигая уставился в глаза вождю вождей.
 – Проси все, что хочешь, богоравный Пелид, – сказал Агамемнон, не догадываясь, что за нефильтрованный базар, как выражаются русские братки, скоро придется платить. – Золото? Драгоценности? Вина? Рабыни? Ты получишь сверх жребия все, что захочешь, ибо твоя доблесть не имеет себе равных.
 – Моя доблесть много значит для тебя?
 – Конечно, богоравный.
 Не столько доблесть, сколько пророчество, подумал я. Пророчество о том, что Троя не падет, если против нее не выступит Ахилл.
 – Тогда я хочу за нее соответствующей платы, измеряемой не в мерах золота и не в числе рабынь. Ты строишь империю, Агамемнон, великую империю, простирающуюся от края до края нашего мира. Это ведь твоя истинная цель?
 – Да.
 – Ты войдешь в историю как великий завоеватель.
 – Быть может.
 – Я хочу быть рядом.
 – Ты и так рядом, богоравный, – осторожно сказал Агамемнон. Хитрый лис еще не понимал, куда клонит Пелид, но опасность почувствовал за километр.
 Ключ к империи – армия. Армия присягала на верность Золотым Микенам. Следовательно, нельзя стать императором, не правя Микенами.
 – Я хочу быть твоим наследником, – безапелляционно заявил Ахиллес.
 – Но это невозможно. Мы ведь с тобой не состоим в родстве.
 – Это досадное упущение, которое легко исправить, – сказал Пелид. – Награда, которую я прошу у тебя, – твоя дочь Ифигения.
 – Что?! – возопил Агамемнон.
 Ахилл молчал. Ход был сделан.
 – Щенок!
 Реакция Агамемнона оказалась именно той, на которую я и рассчитывал.
 – Да кто ты такой, чтобы жениться на дочери владыки Золотых Микен?! Предводитель жалкой кучки мирмидонцев, герой без роду и племени?
 Насчет племени это он зря. Теперь завелся и Ахиллес.
 – Неизвестно, чей род древнее! – завопил он в ответ. – Мой отец – Пелей, великий герой! Моя мать – Фетида, дочь морских глубин! И даже если бы я был безродным бродягой, ты все равно выдашь за меня свою дочь! Потому что без меня ты не возьмешь Трою, Атрид!
 – Возьму! Я возьму Трою без тебя, щенок, даже если мне придется завалить ее стены трупами своих солдат! А ты можешь убираться домой, плыть на Скирос или в сам Тартар, потому что Агамемнон Атрид не нуждается в твоей помощи!
 – Она понадобится тебе быстрее, чем ты думаешь! – Казалось, Ахилла в любой момент может хватить удар, такой он был красный. – И ты еще будешь валяться у меня в ногах и ползать по песку вокруг моего шатра, умоляя меня выйти в поле! И ты не дочь, жену свою будешь готов мне отдать!
 – Никогда!
 Так они орали еще минут двадцать, а потом разгневанный Ахилл пулей вылетел из шатра царя царей, так же как раньше вылетел из собственного.
 Знаменитая свара Ахилла с Агамемноном из-за женщины состоялась, хотя и женщина имела место быть не совсем та, о которой говорил Гомер.
 Чудесно, подумал я. В ближайшее время Пелид не будет участвовать в войне. И, значит, у троянцев появляется лишний шанс.
 Ахилл побежал к морю, а я продолжал наблюдать, как вождь вождей в ярости мечется по своему шатру и посылает стражника за Менелаем и Нестором.
  Реалити-шоу «Троя» 
  Побережье Троады 
  Ахилл 
 Неуязвимый Пелид отбегает в сторону от лагеря, останавливается на безлюдном берегу, поворачивается лицом к морю и орет:
 – Мама!
 Глотка у героя луженая, крик разносится далеко над морской гладью.
 – Мама!
 Рокочут волны. Лунная дорожка молчит.
 – Мама!
 Пелид падает на песок на колени, рвет на груди хитон, а из груди его исторгается один и тот же вопль:
 – Мама!
 И мама услышала.
 Волны расступаются перед героем, и из моря выходит неземной красоты женщина, одетая в прозрачные одежды цвета морской волны. Ее волосы водопадом ниспадают с головы, ее глаза полны синевы моря, ее движения плавны и изящны, словно она сама и есть вода, перетекающая, меняющаяся, не имеющая формы.
 – Ты звал меня, сын, – говорит она. – Что случилось?
 И Ахилл жалуется матери на плохого дядю Агамемнона, который хочет забрать себе всю славу и не желает делиться. Фетида Глубинная слушает. Слушает внимательно, временами сочувственно кивая.
 – И что ты хочешь, сын? Чем я могу помочь твоей беде?
 – Отправляйся на Олимп, мама. И упроси Зевса, чтобы на время он отвернул свой взор от ахейцев, и пусть троянцы возьмут верх. До тех пор пока Агамемнон не приползет ко мне, умоляя жениться на его дочери.
 – Я сделаю все, как ты хочешь, сын, – говорит Фетида. – Зевс послушает меня. Он у меня в долгу.
   Полковник Трэвис  
 – Требования Ахиллеса немыслимы, – сказал Агамемнон.
 Менелай молчал, но всем своим видом давал понять, что полностью поддерживает брата. Как всегда.
 – Не понимаю, почему ты не согласился, – говорит Нестор. Он выглядит недовольным, но, похоже, только из-за того, что его пригласили к начальству в неурочное время. – Ты ничем не рискуешь. Все знают, что Ахиллес не переживет эту войну, ведь он выбрал славный и короткий путь. Кроме того, ты – мужчина в полном расцвете сил, однако даже в случае твоей смерти твоим прямым наследником будет твой сын Орест. И лишь после него на трон может сесть Пелид. При условии, что к тому времени у Ореста не будет своих детей. И еще есть Менелай.
 – Если я соглашусь отдать за него Ифигению, – сказал Агамемнон, – следующим, что он потребует, будет свадьба, сыгранная здесь же, на которую я должен буду пригласить всю свою семью. А здесь идет война, которая все спишет. И смерть Ореста, и нашу с Менелаем гибель в бою.
 – Боги не допустят этого, – говорит Менелай. – Тебе ведь благоволит сам Зевс.
 Агамемнон не так уж и не прав. Если то, что говорил Гермес, соответствует истине (а я склонен ему верить), Зевсу с самой вершины Олимпа должно быть начхать, кто будет его земным наместником в грядущей империи. Агамемнон, Ахилл – какая ему разница? Лишь бы все подданные верили в него, Зевса.
 А Агамемнон опытный интриган. Он способен просчитывать действия соперника на несколько ходов вперед.
 – Без Ахиллеса мы не возьмем Трою, – сказал Нестор.
 – Он должен быть на нашей стороне, – сказал Агамемнон. – Но это не значит, что он должен биться в первых рядах. Я знаю гаденыша. Я хорошо его изучил.
 Интересно, когда? – подумал я.
 – Он никуда не уплывет, – уверенно говорит Агамемнон. – Он останется в лагере и будет надеяться на чудо.
 И не только надеяться, подумал я. Он приложит все усилия к тому, чтобы чудо свершилось.
 Чудеса – вещь достаточно пакостная. Их не ждешь, а они свершаются.
   Дэн  
 Передать весточку полковнику Трэвису технически достаточно просто. Надо только связаться с заброшенным в прошлое компьютером и оставить сообщение для Алекса. Когда он в очередной раз свяжется с терминалом, то получит эту весточку.
 А ответ может просто надиктовать на камеру.
 Передать ему весточку можно, только вот что ему сказать? Береги Энея?
 Изменит ли это хоть что-нибудь?
 Находясь на проекте, мне хотелось вырваться из него. Теперь же, когда я был дома, меня нестерпимо тянуло обратно. Я хотел быть в курсе событий, узнавать новости из первых рук.
 Но я все же честно провел ночь в собственной постели, ни разу не включив телевизор.
 Мне опять снились кошмары.
 Утром я запер квартиру на ключ и вышел на улицу ловить такси. Когда таксист, бородатый негр, явно не столь давно приплывший с Ямайки, услышал названный мною адрес, он расплылся в широченной улыбке и принялся рассказывать мне, как он со своими друзьями пристально следит за развитием событий на нашем проекте.
 Мне хотелось дать ему в глаз.
 – Клянусь Зевсом, ребята, вы умеете делать свое дело, – сказал он, останавливаясь у кромки тротуара и беря просунутые мной в окошечко деньги. – Так интересно мне еще никогда не было.
 Дожили, подумал я. Таксисты негритянского происхождения уже клянутся Зевсом. Хорошо хоть не Алексом, сыном Виктора.
 – Какие новости? – поинтересовался я у Макса, заходя в режиссерский зал.
 – Полковник Трэвис опять выпадал из эфира, – сказал Макс. Раньше его это удивляло, теперь же он говорил об этом как о чем-то привычном. – Сразу после этого он навестил Киборга и натравил его на Тирана. Они колоссально поцапались, в смысле Тиран с Киборгом, и последний теперь отказывается драться. Зато Ахилл побежал и нажаловался маме.
 – Маме?
 – Ага. Клевая такая тетка, явилась прямо из воды, – сказал Макс. – Выслушала и говорит: все будет, как ты хочешь. Типа Зевс у нее в долгу.
 – Должно быть, очень удобно, когда у тебя в долгу верховное божество местного пантеона.
 – И я о том же. Короче, она булькнула обратно в море, Киборг вернулся в лагерь и нажрался до потери пульса. Алкаша переплюнуть хочет, наверное.
   Полковник Трэвис  
 И был бой.
 Ахилла на поле не было, равно как и Патрокла. Зато там были все остальные. И Гектор вывел из-под надежной зашиты стен лучшие силы своего войска.
 Рубка была жаркая. Я принимал в ней участие в рядах аргосской пехоты. По мнению Одиссея, так было для меня безопаснее.
 Гетайры по приказу Диомеда прикрывали меня со всех сторон, так что я опять был лишь наблюдателем – с той разницей, что на этот раз наблюдал бой из самой его сердцевины.
 В тот день я не убил ни одного троянца, что меня несказанно радовало. Не моя война.
 Терпеть не могу неоправданного насилия.
 Несмотря на двукратное численное превосходство ахейцев, бой был ровный, на протяжении нескольких часов воины месили грязь на одном и том же месте, орошая поле своей и чужой кровью. Троянцы бились за свой дом и не желали уступать.
 Трижды Менелай бросал спартанцев в прорыв, и трижды они откатывались назад, упираясь в стену копий и щитов отряда воеводы Циклопа. Неистовый Гектор схлестнулся в битве с царем Крита и вынудил раненого Идоменея отступить.
 Ахейцы демонстрировали чудеса отваги, троянцы демонстрировали чудеса стойкости, и чаша весов не склонялась ни в одну сторону.
 А над полем боя сгущались тучи.
 Еще до того как первая молния ударила в ряды ахейцев, испепеляя людей и плавя доспехи, среди троянцев обнаружилось заметное оживление, и над полем боя разнесся их ликующий клич:
 – Эниалий! Эниалий с нами!
 Эниалий. Одно из прозвищ бога войны Ареса. Того самого Ареса, что поклялся свести со мной счеты за искалеченную челюсть брата.
 Воин в сверкающих доспехах и шлеме, на котором колыхалась конская грива, был выше остальных на две головы Даже Аякс, до того момента самый крупный из встреченных мною… личностей, дышал бы новоявленному воину в подбородок. Если не в плечо.
 Щит Ареса был высотой в человеческий рост, а копье больше напоминало гарпун китобоя. Он нанизывал ахейцев по несколько человек за каждый удар, словно шашлык на шампур.
 Милые у местных ребят боги.
 Симпатичные.
   Дэн  
 – Мы уже видели Аполлона и Фетиду, – сказал Макс. – Теперь имеем счастье лицезреть самого Ареса, бога войны.
 – Думаю, этот бой грекам не выиграть, – сказал я.
 – Подожди, – сказал Макс. – Не загадывай наперед. Кто знает, может быть, полковник Трэвис свернет челюсть и ему.
   Полковник Трэвис  
 Полковник Трэвис никогда не был трусом.
 Но сейчас, глядя вот на ЭТО, мне хотелось только одного: бежать. А идея Гермеса спровоцировать бога войны выступить на стороне троянцев, приняв бой в числе воинов Агамемнона, не нравилась мне с самого начала.
 Слишком она отдавала самоубийством.
 Лишь глядя на немую мольбу в глазах Лаэртида, я согласился с предложением его прадеда. Похоже, что зря.
 Бог войны.
 Арес был идеальным солдатом, символом насильственной смерти, хаоса битвы и разрушения городов. Он дрался, точнее не дрался, а убивал ахейцев на фланге Диомеда, и он шел вперед с неотвратимостью танка. А противотанковых гранат у меня с собой не было.
 Мыслимо ли идти с мечом на бога, символом которого является этот самый меч?
 Я решил, что немыслимо, и принялся расталкивать гетайров локтями, пробираясь поближе к схватке. Полковник Трэвис никогда и никому не позволит усомниться в своей храбрости.
 Даже самому себе.
 Дурак он, этот полковник. На какой-то миг даже начал думать о себе в третьем лице.
 Подобраться к богу вплотную мне не удалось.
 Арес шел, прорубая ряды гетайров, элитной воинской силы Аргоса, с той же легкостью, с какой косарь прокладывает себе дорогу меж колосьев косой. Когда он увидел меня, на лице его загорелась яростная улыбка, он заспешил, и тут дорогу ему заступил впавший в боевое безумие Диомед.
 Диомед в отличие от меня верил в богов, но сейчас ему было абсолютно наплевать, кто стоит перед ним. Он видел силу, перед которой не могли устоять его люди, и, как истинный герой, которым по большому счету не должен быть хороший полководец, решил закрыть амбразуру своим телом.
 Одиссей говорил мне, что Диомеду нет равных в бою на копьях. Интересно, имел ли он в виду Ареса?
 Копье бога было в полтора раза длиннее копья аргосца, и удар его был быстр, как бросок змеи. Диомед закрылся щитом, который был продырявлен, как бумажный, тут же выпустил его из рук, спрыгнул с колесницы и ударил бога.
 Копье отскочило от доспеха Ареса. Арес захохотал.
 В Диомеде он не видел равного себе, а потому не ждал никакой опасности. И позволил себе замешкаться со следующим выпадом.
 Удивление его было поистине безмерно, когда знаменитое копье ванакта Аргоса продырявило его доспехи и вонзилось в божеский бок.
 Аполлон был удивлен примерно так же, подумал я.
 Арес взревел, как стадо одновременно раненных буйволов, запрокинул голову к небесам, взревел еще раз и исчез.
 И в тот же миг ударил гром.
  Реалити-шоу «Троя» 
  Долина Скамандра 
  Гектор и Эней 
 Гектор и Эней стоят на вершине небольшого холма и наблюдают за беспорядочно отступающей армией ахейцев. Гектор в бою потерял шлем, его щит буквально изрублен на части, а доспех полностью залит кровью. Эней выглядит не лучше, при этом он еще и ранен в плечо, а потому морщится при каждом движении правой руки.
 Ахейцы уже не отступают, они бегут к своим кораблям, а с затянутого тучами неба бьют молнии. И бьют они прямо по ахейцам.
 Люди горят заживо, доспехи плавятся, вспыхивают и сгорают луки и древки копий. На поле битвы царит паника.
 Троянцы держат ряды, стреляют вдогонку из луков, но не делают и шага по направлению к ахейскому лагерю. Ярость Зевса изумила их самих не меньше, чем их врагов.
 – Почему мы не развиваем успех, Гектор? – спрашивает Эней. – Бросим людей в прорыв, сожжем их корабли!
 – Это не наш успех, – говорит Гектор.
 – Боги благоволят нам.
 – Боги слишком переменчивы в своих желаниях, – говорит Гектор. – Утром они благоволят нам, а вечером поворачиваются к нам спиной. Ахейцы чем-то прогневали Зевса, но не думаю, что это надолго.
 – Тем более нам надо преследовать их. Пользоваться моментом.
 – Нет, – говорит Гектор. – Они бегут сейчас, потому что им еще есть куда бежать. А если мы пойдем за ними, зажмем их между нами и морем, они перестанут бежать и будут драться. А их по-прежнему больше, чем нас.
 – Пусть плывут домой.
 – Они не успеют погрузиться на корабли. Мы возвращаемся в город.
 – Праздновать победу?
 – Это не наша победа, – говорит Гектор. – И я не уверен, победа ли это вообще.
   Дэн  
 В общем, сегодня ничего противоречащего Гомеру не случилось. Абсолютно ничего, что могло бы поставить под сомнение сказание гениального слепца. Правда, случившееся противоречило общепринятым взглядам на мир, но к этому все уже привыкли.
 Диомед ранил Ареса, правда, у Гомера он заодно загарпунил и Афродиту, но тут слепой мог и приврать, Зевс, вняв мольбам Фетиды, отвернулся от армии Агамемнона и обратился против нее. Все это было и в «Илиаде». Единственное, чего в «Илиаде» не было и быть не могло, так это полковника Трэвиса, участвующего в бою. И мне почему-то казалось, что Арес шел прямо на него, когда на пути бога встал Диомед.
 После сегодняшнего язык не поворачивался именовать его Алкашом.
 Я выключил компьютер и закурил.
 Боги существуют, подумал я. По крайней мере, существовали раньше. Не всемогущие, не всезнающие, не вездесущие и уж никак не добрые и милосердные. Боги греков были очень похожи на людей, правда, с небольшой поправкой. Этакие сверхлюди, обладающие нечеловеческими способностями, но, судя по всему, весьма человеческим нравом. Боги, с которыми можно договориться, с которыми можно сойтись в бою, которых можно ранить и заставить отступить.
 Когда-то боги были. Теперь их нет, по крайней мере, мы их не видим, мы в них не верим, а они не вмешиваются в наши дела.
 Почему?




 Часть третья
 КОНЕЦ ВОЙНЫ И ПОСЛЕДСТВИЯ



 ГЛАВА 15

   Полковник Трэвис  
 Эней подошел ко мне первым, поздоровался, бросил замечание о погоде. Никого это не удивило.
 Был третий день очередного перемирия, выпрошенного ахейскими вождями.
 Народ не хотел драться.
 Прошло уже два месяца после ультиматума Ахилла, а Агамемнон так и не созрел, чтобы выдать за него свою дочь. Соответственно Ахилл не выходил на бой, боги поддерживали троянцев, ахейцы гибли пачками, и боевой дух воинов неизменно падал.
 Арес появлялся на поле боя еще трижды. Ко мне он больше не лез, так как рядом все время был неистовый Диомед, но все равно за каждый его визит на поле ахейцы платили сотнями трупов. Бог войны немного прихрамывал.
 Дважды являлась Артемида-охотница, сестра парня, которому я вывихнул челюсть. Ее стрелы несли погибель независимо от того, в какую часть тела воина они попадали. Отравленные, наверное.
 Не самые приятные боги у древних греков.
 Вот греки особо на битву и не рвались. А что толку идти в бой, если ты не знаешь, с кем тебе предстоит биться: с такими же солдатами, как ты, или с бессмертными олимпийцами?
 Победа скрылась за горизонтом, обещанные вождями грабеж и мародерство откладывались на неопределенный срок, и подставляться под божественную бронзу никому не хотелось.
 Менелай предложил поединок от отчаяния. План был таков: он убивает Париса – тут уж боги не смогут ему помешать, ибо схватка будет обставлена честь по чести – воины смотрят на победу своего вождя, воодушевляются и пинками сносят Скейские ворота.
 Никто не верил, что Парис примет вызов, однако он его принял. Условия поединка обсуждали хитроумный Лаэртид и доблестный троянский лавагет. Бой должен был состояться в полдень близ кургана какой-то там амазонки, чье имя сразу же выветрилось из моей головы, биться предстояло пешими, на мечах и в полном доспехе.
 Поединок должен был начаться с минуты на минуту, народ все прибывал. Собрались все видные представители обеих армий, вожди, герои, свита… Лаэртид толкнул меня в бок и заявил, что видит на стороне троянцев Аполлона.
 Как раз в этот момент Эней предложил мне отойти в сторонку.
 – Кое-кто хочет с тобой поговорить, – пояснил он.
 На миг всколыхнулась моя профессиональная паранойя. Стоит ли с ним идти?
 Ловушка? Вряд ли. Во-первых, в эти времена воюют честно и опасаться кинжала в спину в день перемирия просто глупо. Во-вторых, я слишком мелкая сошка, чтобы из-за меня нарушать торжественные клятвы.
 Я не боялся, что меня запишут в троянские шпионы на основании моей беседы с Энеем и «кое-кем». После той истории с Аполлоном никто не сомневался в моей лояльности. А зря.
 – Идти далеко? – спросил я.
 – Вон до той рощи.
 – Чудесно, – сказал я. – Лаэртид, расскажешь мне, чем тут все кончится.
 – А никто не сомневается – чем, – сказал Одиссей. – Вопрос только, на каком ударе.
 Эней хмыкнул.
 По всеобщему мнению – по крайней мере, по мнению, бытовавшему среди ахейцев, – Парис Менелаю не противник, и я готов с этим согласиться. Менелай – профи, опытный рубака, прошедший не одну войну, а Парис – просто романтично настроенный юноша, пусть молодой, сильный и атлетически сложенный.
 Менелай его убьет.
 Правда, если верить Гомеру, то не до конца.
 – Чего ваш царевич вообще согласился выйти против нашего рогоносца? – поинтересовался я, когда мы отшагали уже половину расстояния до указанной рощи. – Жить с самой прекрасной женщиной в мире ему уже надоело?
 Эней снова хмыкнул. Это у него здорово получалось.
 – Похоже, что в последнее время любовь самой прекрасной женщины в мире к нашему Парису несколько ослабела, – сказал он. – Наверное, таким образом он пытается снова разжечь потухший костер.
 – Как бы его на том костре не сожгли, – сказал я. – Она хоть будет приходить на его могилку, как думаешь?
 – Первые три дня, – сказал Эней. – Парис принадлежит не к тому типу парней, по которым женщины долго убиваются.
 Рожа у Энея была самодовольная. Наверное, себя он причислял как раз к «тому типу».
 Кое-кем желавшим со мной пообщаться оказались, как ни странно, троянский лавагет и далекий предок Одиссея.
 – Радуйся, – сказал Эней Гермесу. Не как богу сказал, а как обычному человеку. – Гектор, между прочим, твоего брата вот-вот прикончат.
 – Зевс с ним, – сказал Гектор. То ли высказался в том духе, что владыка олимпийцев на стороне его брата, то ли просто выругался. – Парис уже взрослый и волен сломать себе шею по собственному выбору. Я отговаривал его от этой драки, но он меня не слушал. Теперь это его дело.
 – А почему ты не остался наблюдать бой, Анхисид? – поинтересовался Гермес. – Достаточно было просто указать Алексу направление…
 – Не люблю смотреть, как другие дерутся, – сказал Эней. – Все время хочется отобрать у них мечи и надавать обоим пинков.
 – Зачем звали? – спросил я.
 – Посоветоваться, – сказал Гермес. – Как с наблюдателем.
 – Очень мило, – сказал я. – О чем будем советоваться?
 – О богоравном Пелиде, о чем же еще, – сказал Гермес, причем слово «богоравный» в его устах прозвучало не как обычный комплимент, а на полном серьезе. – О том, как от него избавиться.
 – И чем он лично тебе помешал? – спросил я.
 – Я – бог, – сказал Гермес. – Такова моя воля.
 – Этого достаточно для Гектора, Энея, Одиссея или Диомеда, – сказал я. – Но я – Алекс, сын Виктора, и на твою волю мне начхать.
 – Я тоже попросил бы объяснений, – сказал Эней.
 – Не груби, – сказал Гермес. – Вижу, чужестранцы на вас плохо влияют. Я и так собирался объяснить. В Дюжине я слыву слабым именно потому, что слишком часто объясняюсь со смертными, вместо того чтобы просто требовать выполнения своей воли, однако я считаю, что смертный, если он знает, что и почему должен сделать, будет действовать гораздо эффективнее, чем если бы просто слепо и бездумно выполнял приказ. Я не велю вам убивать Ахилла. Я прошу вас об этом;
 – Почему? – спросил Гектор.
 Конечно, он не водил с Ахиллом дружбы и готов был сразить его на поле боя, однако ему тоже было интересно, какой зуб завелся у Гермеса на богоравного сына Пелея.
 – Он опасен, – сказал Гермес.
 – Для вас?
 – Для нас, – согласился Гермес. – И смертельно опасен для вас. Ахилл – ходячая катастрофа.
 – Это долгая история? – осведомился Эней.
 От кургана амазонки донеслись приветственные выкрики: «Парис и Троя!» Младший Приамид прибыл на место схватки.
 – Не очень, – сказал Гермес. – Но давайте присядем на траву.
 Мы присели.
 – Вы все слышали о тайне Прометея?
 – Я слышал, – сказал Эней.
 Гектор просто кивнул.
 – Я не в курсе, – сказал я. – Он вроде бы украл у вас огонь? Эта версия меня не слишком устраивала.
 – Как и всякая официальная версия, – сказал Гермес. – На самом деле тайна, которую должен был выведать орел, ежедневно терзая его печень, была другой. Прометей знал, что сын Фетиды Глубинной, будущей матери Ахилла, будет более могучим, нежели его отец.
 – И что? – спросил я, – Любой отец должен быть рад, что у него такой сын.
 – В те времена считалось, что Фетида должна родить от Зевса.
 – О, – сказал я.
 – О, – согласился Гермес. – Зевс сразил Крона и отправил деда в Тартар, заняв его место на Олимпе и в умах ахейцев. Такова семейная традиция. Когда тайна Прометея стала известна, папаше почему-то сразу расхотелось обзаводиться потомством от Фетиды, и он отдал ее в жены одному из смертных – великому герою Пелею. Типа за заслуги перед отечеством.
 – И?
 – Пелей, как вы понимаете, не был чистокровным смертным. В его жилах, равно как и в жилах моего правнука Одиссея, или в ваших, кроме тебя, Алекс, или в жилах большинства вождей, собравшихся под стенами Трои, наравне с алой кровью смертных струился серебристый ихор – нетленная кровь богов. Пелей был полубогом, Фетида – богиней, следовательно, их сын унаследовал три четверти божественной крови.
 – Я не вижу в этом проблемы, – сказал Эней. – Я сам, между прочим, наполовину бог. По маме.
 – Мамы у вас разные, вот в чем проблема, – сказал Гермес. – Твоя не устраивала тебе купания в Стиксе, обливания амброзией и обжигания в огне. Мамаша пыталась вытравить из Ахилла смертного. Ты, Анхисид, был рожден человеком, человеком и стал. Ахилл же должен был быть рожден богом, но родился таким, как ты. В этом его проблема, в этом его противоречие, которое он не может постичь и уж тем более обуздать. Его естество стремится на Олимп. Любой ценой. Мне сложно это объяснить… Его природа – природа бога, волею судеб оказавшегося в человеческом теле. У него разум… нет, не разум, подсознание бога. Оно ищет выход, а возможных вариантов всего два – либо оно обретет то, что ищет, либо разрушит бренную оболочку.
 – Но второе невозможно, поскольку Ахилл неуязвим, – сказал Эней.
 – А ты не дурак, сын Анхиса, – сказал Гермес. – Впрочем, твоя мама редко дураков рожает. Но Ахилл не неуязвим. Он практически неуязвим, а это две большие разницы. Пока он не занял свое место на Олимпе, спихнув с него, я полагаю, моего кровожадного брата Эниалия, убить его еще можно. Надо только хорошо постараться. Когда я понял, что Троянской войны и великого похода Агамемнона не избежать, я решил, что Ахилл должен принять в нем участие. Именно я подкинул оракулам идею, что ахейцам не взять верха, если Ахилл не выступит на их стороне.
 – Иными словами, ты наврал, – сказал я.
 – Пусть и наврал, – сказал Гермес. – В конце концов, я – бог воров. Я очень надеялся, что Ахилл будет убит на этой войне. Здесь у него больше всего шансов умереть.
 – Интересно, – сказал Эней. – А почему вы не можете убить его сами? Если он так опасен, как ты расписываешь, Гермий, то почему ты решил поручить грязную работу нам, смертным? Стукни его своим кадуцеем, или пусть Феб его пристрелит, или Зевс огреет молнией с небес, и вся недолга. В чем его опасность для нас, Гермес? Хочет мальчик на Олимп, ну и пусть хочет. В чем наша проблема, проблема смертных? Ваши тревоги мне хотя бы понятны: вы боитесь за своего драгоценного Ареса.
 – Я бы с удовольствием и сам его пристукнул, – сказал Гермес. – Да и Арес бы с удовольствием, но мы не можем.
 – Почему?
 – Потому что, когда Фетида была отвергнута Зевсом и вручена как почетный трофей простому смертному, пусть полубогу и герою, но все же смертному, ее это взбесило, как это взбесило бы на ее месте любую женщину.
 – Да, полубог и герой не идет ни в какое сравнение с Громовержцем, – сказал Эней.
 Я уже заметил, что Основатель, чью жизнь Дэн поручил мне беречь любой ценой, не объяснив, как это сделать, воюя на другой стороне, не испытывает никакого пиетета по отношению к собственному пантеону и его главе.
 – Фетида пришла в ярость, и ярость ее была направлена против папы в частности и всего Олимпа в целом. Примерно в этом ключе она воспитала и своего сына, попутно делая его неуязвимым и еще в детстве пытаясь выдавить из него все человеческое.
 – Вряд ли ее можно назвать образцовой матерью, – сказал я.
 – Сейчас я открою вам самую охраняемую тайну Олимпа. Боги не бессмертны, – сказал Гермес. – Смертные думают, что это не так, и ошибаются. Мы могущественны, и убить нас очень сложно, однако такая возможность, пусть она мизерна, все же существует. Ты сломал челюсть одному моему брату, твой приятель Тидид пропорол бок другому.
 – Я и не думал, что вы бессмертны, – сказал я. Вообще-то я об этом вообще не думал.
 – Ахилл, возможно пока сам того не подозревая, жаждет убивать богов.
 – При этом сам стремится на Олимп, – заметил Эней.
 – Природе нужно равновесие, – сказал Гермес. – На Олимпе есть место только для двенадцати, и, чтобы попасть туда, надо освободить себе место. Больше всего Пелиду подходит роль бога войны. Возможно, я и ошибся, отправив его под Трою. Эту ошибку надо исправить. И исправить ее может только смерть Ахилла.
 – Почему мы? – спросил Гектор, с самого начала разговора не проронивший ни слова.
 – Вы – лучшие из троянских воинов, – сказал Гермес. – А Алекс – не совсем ахеец и тоже очень хорош. Ахилла убить трудно. Возможно, даже труднее, чем самого Ареса. Вы знаете о его уязвимом месте?
 – Ареса?
 – Ахилла.
 Троянцы покачали головами.
 – Пятка, – сказал я.
 – Пятка, – согласился Гермес. – Ахиллесова пята. Возможно, это выражение останется в веках и будет существовать даже тогда, когда люди забудут о том, кто такой этот Ахилл.
 – Так и будет, – сказал я. Многие из моих современников пользовались этим выражением, но бывали поставлены в тупик вопросом, откуда оно взялось.
 – Извини, Гермий, – сказал Эней, – но ты не мальчик, сам должен понимать, что в битве на мечах или на копьях достаточно проблематично попасть человеку в пятку. Тебе нужен лучник.
 – Вы с Гектором прилично стреляете.
 – Парис тоже лучник.
 – Парис – не вариант. – Гермес прислушался к реву толпы. – Если он вообще еще жив.
 – Одиссей – лучник, – сказал Эней.
 – Одиссей – ахеец.
 – Но он твой внук. Или правнук. Попроси его по-родственному. К тому же ему будет легче попасть Ахиллу в пятку. Я имею в виду – троянцы редко видят Пелида со спины.
 – Может, и попрошу, – сказал Гермес. – А может, уже попросил. Но я также прошу и вас сделать все возможное для того, чтобы Ахилла не стало.
 – Ты все время говоришь об опасности для богов, – сказал Гектор. – А чем Ахилл так опасен для нас? Какая нам разница, кто у вас там провозгласит себя богом войны: Ахилл или Арес? Ты так ничего и не объяснил.
 – Во-первых, драка Ахилла с Аресом будет опасна сама по себе. Когда дерутся цари, больше всего страдают рабы, а уж когда дерутся боги… Кроме того, представь хотя бы на одно абсурдное мгновение, что Ахилл победит в этом бою и сядет на место Ареса. Станет богом войны. Но Ахилл – не Арес. Ареса можно контролировать, точнее его не нужно контролировать, нужно только время от времени спускать с цепи. Ахилла же на цепь не посадить. Став богом войны, он утопит этот мир в крови смертных и богов.
 – Это только теории, – сказал я.
 – Я не тороплю вас с ответом, но времени мало, – сказал Гермес. – Ахилл не принимает участие в боях, пока. Но это только отсрочка. Он выйдет в поле… скоро. Очень скоро. И с каждой битвой он будет становиться все сильнее.
 – Ты так и не сказал, почему вы не готовы убить его сами, – сказал Эней. – Аполлон – тоже лучник. И сестричка его.
 – Мы не можем, – сказал Гермес. – Фетида была уязвлена, а Зевс – смущен. Он, если можно такое сказать о папе, был несколько пристыжен и подавлен, и в каком-то очередном скандале относительно будущего ее сына Фетида сумела вырвать у него весьма опрометчивое обещание, что ни один из богов Олимпа не поднимет руку на ее сына. И папа недолго думая заставил нас, старших и младших, поклясться в этом, а клятва богов нерушима, ибо бог, преступая свою клятву, сначала перестает быть богом, а потом просто перестает быть. Так что подумайте, парни, и сами примите решение. Чудесный день, – добавил он и растворился в воздухе без следа.
 – Бред какой-то, – сказал Эней.
 – Бред, – сказал Гектор. – Алекс тоже говорил мне про пятку Ахилла, но я как-то запамятовал. И вообще мне не нравится история, которую рассказал Гермес.
 – Мне тоже, – сказал я.
 Как профессионал, я очень хорошо умею распознавать ложь. В том, что говорил Гермес, лжи было очень много.
 Он просил нас убить Ахилла. Это правда. Но вот почему ему лично так нужна эта смерть, он так и не объяснил. На его место Пелид не метит, он целит выше, а в то, что Гермес печется об интересах смертных, верилось с трудом.
 – Твоего брата, наверное, уже убили, Гектор, – сказал Эней.
 – Сомневаюсь, – сказал Гектор. – Парнишке в последнее время сильно везет.
 – Думаешь, Менелай вышел на бой с похмелья?
 – Менелай и Парис меньше всего заботят меня, – сказал Гектор. – Пусть они убьют друг друга и еще кого-нибудь в придачу. Мне не нравится то, что происходит на этой войне.
 – Боги за нас, – сказал Эней. – Сейчас по крайней мере.
 – Но мы не знаем, надолго ли, – сказал Гектор. – Мне это почему-то напоминает ловушку. Как только мы почувствуем, что победа у нас в руках, как только перешагнем в бою за грань, из-за которой не сможем вернуться, боги отвернут от нас свои лики, Пелид выйдет в поле, и город падет.
 – Тогда не убивай Патрокла, – сказал я.
 – Что?
 – Патрокл – друг Ахилла. Если ты убьешь его, Пелид рассвирепеет, и тогда вам всем конец. В частности, тебе, Приамид.
 – Ты слишком много знаешь, – сказал Гектор. – Ты уверен, что ты не пророк?
 – Вполне.
 – А что ты не бог? – спросил Эней.
 – Тоже уверен.
 – Тогда откуда твои знания?
 – Это долгая история, – сказал я.
 – Город падет? – спросил Гектор.
 – Перестань выводить войско в поле, – сказал я. – Стены города неприступны, и ты это знаешь. А в поле вас просто перемалывают на жерновах Агамемнона.
 – Отец хочет…
 – Твой отец хочет, чтобы нас всех убили, – сказал Эней.
 – Он не желает прослыть трусом, – сказал Гектор.
 – Но каждый день убивают не его, – сказал Эней. – Он наблюдает за боями с безопасных стен.
 – Он стар и прожил жизнь, – сказал Гектор. – Жизнь, в которой было множество войн.
 – Так пусть он даст жить другим, – сказал Эней.
 – Он – правитель города. Я не могу пойти против его воли.
 Дурак, подумал я. Знал бы он…
 А если бы знал? Могло ли это хоть что-нибудь изменить?
 Была не была, подумал я. Сделав один шаг, надо делать и второй. А расскажу-ка я Гектору правду.
 – Прекрасно, доблестный Гектор, сын Приама, троянский лавагет, проигрывающий главную для его народа войну, – сказал я. Если он не хочет внимать голосу разума по-хорошему, я выложу ему все. И пусть Дэн, мистер Картрайт и мистер Мур попытаются достать меня здесь или где бы то ни было еще. – Тебя интересуют мои знания, так сейчас я расскажу тебе еще кое-что из того, что знаю. Если ты будешь продолжать строить из себя героя и не прислушаешься к моим словам, Ахилл тебя убьет. И не просто убьет. Он привяжет твой труп к своей колеснице и будет кататься вокруг Трои, волоча его за собой, а твоя жена, твой отец, твои братья и сестры будут на это смотреть. Но и это еще не все. Твой отец явится к Ахиллу и будет умолять его о том, чтобы он отдал ему твое тело для достойного погребения. Это что касается тебя, Гектор. Теперь о глобальном. Война будет долгой, но вы ее проиграете. Уже после твоей смерти, разумеется, так что тут тебе повезло, и ты не увидишь, что случится с твоим городом и с теми, кто тебе дорог. Но ты не умрешь в неведении, потому что я тебе расскажу. Сын Ахилла, Неоптолем (ты пока не видел его, но все еще впереди), размозжит голову твоему сыну и сбросит его со стены. Он изнасилует твою Андромаху и увезет ее в рабство в Ахайю. Твой отец будет убит. Парис будет убит, позже тебя, но раньше падения города. Твою сестру Кассандру изнасилуют прямо в храме Афины. Твой город будет разрушен и сожжен дотла. А Елена вернется к Менелаю.
 По мере того как мои слова проникали в разум Приамида, лицо лавагета темнело, а руки начали трястись.
 Ярость?
 Надеюсь.
 Он верит мне.
 Но изменит ли это хоть что-нибудь?
 – А я? – спросил Эней, когда я замолчал. Точнее, набрал воздуху в грудь для нового пророчества. – Что будет со мной?
 – С тобой будет чуть получше, – сказал я. – Ты выживешь. И даже спасешь своего отца. Правда, всю свою жизнь ты проведешь в скитаниях и умрешь на чужбине.
 Лучшая ложь – это часть правды. О том, что Энею припишут основание могущественной империи, по сравнению с которой их любимая Троя кажется лишь маленьким провинциальным городком, я счел уместным не говорить. Кто знает, а вдруг Энея Основателя устроит и такой вариант?
 Прошлое не изменить, сказал мне когда-то Дэн. Все было, как было, и будет, как будет.
 Но за то время, что я провел здесь, Троянская война стала моим настоящим.
   Дэн  
 Вот так.
 Он стоял и выбалтывал Домоседу с Итальянцем всю подноготную. Всю правду, по крайней мере, по версии историков.
 Зачем?
 И почему они его слушают?
 Никто пока не знает, что вообще происходит. Внимание всей бригады приковано к изюминке сегодняшнего дня, дуэли Парис – Менелай. Схватка рогоносца с тем, кто ему эти рога наставил.
 Но мне почему-то казалось, что наблюдать за полковником Трэвисом будет куда интереснее, и я следил за ним, а не за очередной порцией насилия. Сеанс записи прервался на том, как Алекс напророчил Итальянцу смерть на чужбине, которая по новой версии ему уже не грозит. Смерть ждет Энея здесь, в Троаде.
 Но об этом новоявленный пророк знать не может.
 Интересно, а что он им еще расскажет?
 Первым моим порывом было спрятать эту запись потому что я тайно симпатизировал Алексу и троянцам. Но это было глупо. Допуск к первичным материалам есть у очень немногих, зато очень многих заинтересует, чем таким важным был занят троянский лавагет, что не пошел смотреть на бой с участием своего младшего брата.
 Хотя у него этих братьев… Папа Приам был очень плодовитым царем.
 Запись увидят. У Алекса будут большие неприятности по возвращении. Невмешательство – вот было главное Условие его контракта.
 И вообще я не понимаю, почему его там до сих пор держат.
 Теперь-то уж известно, почему мы не можем вести съемки в зоне Олимпа и откуда у Ахилла эти нечеловеческие замашки.
 И, что самое странное, зрители воспринимают древнегреческих богов как должное. И обывателя совсем не удивляет сам факт их существования.
 Может быть, народ так до конца и не поверил, что это реалити-шоу?
 Макс рассказал, что, когда он в последний раз ехал в такси – а было это не так давно, – таксист обронил интересную фразу. Пробок сегодня нет, хвала Зевсу, сказал он. Макс поинтересовался, с какого боку тут Зевс в частности и олимпийские боги вообще, и если уж от них что-то и зависело в нашем мире, например, отсутствие пробок, то благодарить за это следовало бы скорее Гермеса, бога путников. Водитель удивленно посмотрел на Макса, объяснил, что услышанная в телевизоре фраза просто пришлась к слову, а потом задумался.
 И до конца поездки слова из него было не вытянуть.
 Я дорого бы дал за то, чтобы узнать, о чем он думал. Надеюсь, не о том, чтобы в следующий раз вознести хвалу Гермию Психопомпу.
 Я закурил сигарету, и тут вошел академик.
 Вид у него был довольно растрепанный. Глаза красные, серое лицо, щеки впали так, будто человек не ел уже пару недель. Волосы стояли если и не дыбом, то очень близко к тому, в руках он машинально вертел какую-то штуковину, предназначение которой мне было абсолютно неизвестно. Конечно, мы с этим проектом все зашиваемся, но чтоб до такой степени…
 – Что стряслось? – спросил я.
 – А с чего вы взяли, что что-то стряслось? – спросил он.
 – Посмотрите в зеркало.
 Он принялся озираться по сторонам, рассматривая стены.
 – Фигурально выражаясь, – поправился я. – А то у меня нет зеркала.
 – Мы, ученые, Данил, фигурально не выражаемся, – наставительно произнес он, присаживаясь. – Мы оперируем фактами и точными понятиями, и, если кто-то советует посмотреть в зеркало, значит, зеркало должно иметь место.
 – Извините, – сказал я. – Так что стряслось?
 – Вы аналитик?
 – Кажется.
 – Тогда я дам вам факты, вы их проанализируете и скажете мне, что стряслось.
 – Факты точные?
 – У меня, молодой человек, других фактов нет.
 – Выкладывайте.
 – Сегодня в пять часов утра меня разбудил один из моих ассистентов…
 Он спал в пять часов утра! Счастливчик!
 – …и сообщил, что имеет место утечка энергии из главного блока. Конечно, это нонсенс, если учесть, как у нас все устроено, сколько в цепи предохранителей и резервных блоков, и именно так я своему ассистенту и сказал. Но он продолжал настаивать, а так как сон был все равно испорчен, я пошел посмотреть, в чем там дело. Он оказался прав, у нас действительно была… сложно назвать это утечкой. Энергия уходила в туннель.
 – Простите, – сказал я. – Я немного не понимаю. Энергия уходит на то, чтобы поддерживать туннель, так?
 – Да.
 – Постоянно?
 – Да, на поддерживание туннеля требуется огромное количество энергии, но нагрузка постоянна и не скачет. Есть небольшие отклонения только во время сеансов связи, и то это отклонения на одну десятую обычной мощности, не больше. Когда мы отправляли в прошлое этого парня… военного…
 – Полковника Трэвиса.
 – Да, его. Нагрузка возросла на три десятых. Но сегодня ночью она возросла вдвое. Это… это колоссальное количество…
 – Я понимаю. Сеанса связи в тот момент, как я понимаю, не было?
 – Нет, до него было еще сорок минут.
 – Как долго это продолжалось? Или продолжается и сейчас?
 – Нет, всего около получаса. Но мы перерасходовали…
 – Это неважно, – сказал я. – Я думаю, что энергии у нас с запасом.
 – Это так, но каким образом можно объяснить…
 – Кому? Мистеру Картрайту ничего объяснять не надо. Он набрел на золотую жилу и грузит породу самосвалами.
 – Я хочу объяснить это хотя бы себе.
 – И вы уже что-нибудь придумали?
 – Нет.
 – Когда мы отправляли в прошлое Алекса, нагрузка увеличивалась на пятнадцать минут?
 – Тринадцать минут сорок секунд. Но между тем увеличением и сегодняшним разница в порядок.
 – Очень просто, – сказал я. – В тот раз мы отправляли нечто вниз по течению, поэтому энергии почти и не требовалось. А в этот раз нечто продиралось против течения, из прошлого в будущее. Или в настоящее, если хотите.
 – Что? Что продиралось?
 – Не знаю.
 – Абсурд, – сказал он. – И где это нечто? Куда оно делось по прибытии сюда и почему мы его не заметили? Если то, что вы говорите, верно, это нечто должно обладать такими размерами, что незамеченным уйти просто не может. Вы знаете, какой контроль у нас в лаборатории? Я не говорю о мышах, даже муха из прошлого, залети она по какой-либо случайности в туннель и заставь сработать аппаратуру, не проскочит незамеченной.
 – А муха может?
 – Что?
 – Заставить сработать аппаратуру?
 – Нет. Все откалибровано. Только диски с информацией. Или этот военный…
 – Полковник Трэвис.
 – Да, он. Но больше – никто. Мы застраховались от случайностей. Мне казалось, что застраховались на все сто процентов.
 – Академик, – сказал я, – вы недавно читали «Илиаду», если я не ошибаюсь.
 – Да, читал.
 – Вы помните персонажа по имени Эней?
 Он задумался.
 – Нет, не помню, – сказал он. – У меня склероз относительно всего, что не касается физики. Это важно для вас?
 – Нет, – сказал я.
 Может, и правда не помнит.
   Полковник Трэвис  
 – И чем дело кончилось? – спросил я.
 – Как обычно, – сказал Одиссей, наливая мне вина. – Ничем. Наш богоравный рогоносец начал брать верх, выбил у Париса щит, сломал меч и даже ранил в бедро, но тут троянца накрыло серебристым облаком, через которое Атрид пробиться не смог, а когда оно развеялось, Париса там уже не было. Полагаю, боги его куда-то отволокли. Думаю, что Афродита.
 – С чего Афродите вмешиваться?
 – Сам подумай, – сказал Лаэртид.
 Я подумал.
 Боги хотят гибели Трои. Боги против нее и душой, если бы она у них была, находились бы на стороне ахейцев.
 Но, с другой стороны, Фетида умоляла Зевса подарить троянцам несколько побед, пока Агамемнон не попросит прощения у ее сыночка. Вот они и дарят.
 Такими темпами Ахилл свою невесту получит очень скоро. А Троя, соответственно, огребет неприятностей по полной программе. А что делать?
 Гомер…
 Тут я заметил, что задумался и пропустил мимо ушей то, что продолжал говорить Лаэртид.
 – Что? – переспросил я.
 – Мухи, – сказал он.
 – Что с ними?
 – Здесь, в Троаде, странные мухи, – сказал Одиссей. – Сначала я думал, что мне показалось, и я решил понаблюдать за ними внимательнее. И выяснил, что мне не показалось.
 – И что не так с мухами, Лаэртид?
 – Их тут два вида, – сказал Одиссей.
 – Только-то? Я думал, гораздо больше.
 – Да я не о внешности говорю, – сказал он. – А о манере поведения.
 Чокнулся, подумал я. Какая у мух манера поведения? Тоже мне, древний энтомолог-любитель. И только потом понял, о чем он говорит.
 Я так привык к присутствию камер, что совершенно о них забыл.
 – Одни мухи вполне обычные, – сказал Одиссей. – Они летают по всему лагерю, но если и интересуются людьми, то исключительно мертвыми, как и положено мухам. Зато другие почему-то предпочитают живых. Я заметил, что вокруг нас всегда вьются насекомые. Даже когда мы плыли по морю. Куда бы я ни пошел, я могу заметить несколько мух, которые увяжутся за мной. Они не докучают, не жужжат над ухом, но они всегда рядом.
 – И что это значит? – спросил я.
 – Кто знает. – Он пожал плечами. – Может быть, то, что все мы скоро станем мертвыми, и мухи это чувствуют.
 Я успокоился. Не владея должным уровнем технологии, правильных выводов даже хитроумный Одиссей сделать не сможет.
 – А иногда мне кажется, что они наблюдают за нами, – сказал Одиссей, ясно давая понять, что я его недооценил.
 – Мухи? – Я улыбнулся. – С какой целью?
 – Может, у мух тоже есть боги, – сказал Одиссей, пожимая плечами. – И они требуют рассказов о нашей войне… А может быть… Не знаю. Может быть, это и не мухи, а то, что мы принимаем за мух.
 Разговор становился слишком опасным, и я поспешил откланяться, сославшись на усталость. Лаэртид меня задерживать не пытался.
 Надеюсь, больше никому он свои мысли о насекомых излагать не станет.
 Едва я покинул шатер правителя Итаки, как в него вошли двое золотых щитов Агамемнона. Мне стало любопытно, и я вывел на дисплей изображение с камеры, следящей за Одиссеем. Ванакт ванактов призывал хитроумного к себе. Надеюсь, не для того чтобы поговорить о странном поведении насекомых.
 На самом деле причина могла быть только одна. Неудача Менелая выбила Агамемнона из колеи, и он решил вернуть расположение богов.
 Но поскольку лично извиняться перед каждой мелкой сошкой вождю вождей не пристало, он решил задействовать для этих целей хитроумного итакийца, преисполненного козней различных и мудрых советов.
 Я продолжал следить за Одиссеем, медленно бредя по лагерю ахейцев. Настроение воинов варьировалось от очень плохого до смертельно унылого. После выступления на стороне троянцев самого Зевса, череды военных неудач и чудесного спасения Париса мало кто верил в успех предпринятой Атридами операции. Для того чтобы снова вдохнуть в них боевой дух, понадобится чудо. Одного возвращения Ахилла будет мало. Это на мой посторонний и независимый взгляд.
 Атриды приняли басилея Итаки в шатре вождя вождей с поистине царскими почестями. Он был препровожден в приватную часть шатра, усажен на почетное место, напоен вином и осыпан комплиментами.
 Одиссей принимал сии почести довольно угрюмо. Его нелюбовь к Атридам ни для кого не была секретом, включая и самих Атридов.
 – Мы проигрываем войну, Лаэртид, – сказал Агамемнон, разом покончив с предварительными ласками и перейдя к делу. – И все из-за этого мальчишки. Согласно предсказаниям, он должен был преподнести нам город на блюде, а вместо этого он делает все, чтобы мы легли под троянскими стенами.
 – Ты сам вырыл себе яму, Атрид, – сказал Одиссей. – Боги покровительствуют этому юнцу и дают ему все, о чем бы он ни попросил. Почему ты не делаешь так же? Ты решил поставить себя выше Зевса?
 – Как смеешь ты так разговаривать с вождем, коему клялся в верности?! – вскипел Менелай.
 – Успокойся, брат, – сказал старший Атрид. – Одиссей прав, а я – нет. Мне не следовало отказывать Ахиллу столь прямо. Что ты мне посоветуешь сделать теперь, Лаэртид?
 – Все, о чем он попросит, – сказал Одиссей. – Армия деморализована, воинский дух твоих солдат раздавлен. Если что-то и может вернуть былой настрой, так это возвращение Ахилла и громкая победа.
 – Ты же понимаешь, Лаэртид, что я не могу дать ему все, – сказал Агамемнон. – Ибо тогда он будет думать, что он сильнее и славнее меня. А потом, став моим родственником…
 – Став твоим родственником и наследником, он попытается устранить тебя и сесть на микенский престол, – сказал Одиссей. – Он уничтожит всех, кто стоит между ним и троном.
 – Народ его не примет.
 – Народ примет кого угодно. Он – герой, а простолюдины любят героев. Кроме того, его поддержит армия. Твоя армия, Атрид.
 Я улыбнулся. Одиссей делал все от него зависящее, чтобы Атрид и сын Пелея остались в ссоре. Их союз был губительным для Трои и обещал быструю победу ахейцам. Я все еще помнил, как Ахилл взобрался на крепостную стену в первый же день осады.
 – Ты сам построил для себя эту ловушку, – повторил Одиссей.
 – Мы не возьмем Трою без Ахилла, – мрачно сказал Менелай.
 – Троя – это всего лишь город, – сказал Лаэртид. – Ахилл – всего лишь воин. Один воин не может выиграть войну. Тебе надо, чтобы Ахиллес вернулся в строй, Атрид, и боги снова обратили на тебя свой взор. Но тебе совсем необязательно, чтобы твой новый зять дожил до конца осады.
 – Ты предлагаешь…
 – Предательство, – уточнил Одиссей. – Удар в спину. Неужели тебе незнакома такая тактика, Атрид?
 – Убить Пелида? Но как?
 – Пусть этот вопрос волнует убийц, но не вождя вождей, – сказал Одиссей. – Пообещай Ахиллу Ифигению, пообещай ему троянский престол сразу после победы и микенский после твоей смерти. Сделай так, чтобы он вернулся в бой. А потом отдай приказ своим золотым щитам. У нас ведь тут война, знаешь ли. Люди на войне умирают каждый день. Сотнями. Тысячами.
 В конце концов Лаэртид уговорил Агамемнона пожертвовать дочерью и был отправлен к сыну Пелея с извинениями и дарами от вождя вождей. Утром в Микены отплыл корабль, который должен был привезти Ифигению в Троаду. Ахилл не желал ждать окончания войны и намеревался провести обряд прямо на поле битвы. Как все и ожидали.
 Неуязвимый воин вернулся в битву.

 ГЛАВА 16

  Реалити-шоу «Троя» 
  Сопутствующие материалы 
  Анимационный фильм «Великолепная Дюжина трет темы на Олимпе» 
  Озвучено Гремлином. Показывается впервые 
 – Партактив собран, товарищ председатель, – сказал секретарь, усаживаясь на свое место и перебирая какие-то бумаги.
 – Прекрасно, – сказал Зевс Кронович Хаосид. Он сидел в глубоком кожаном кресле, а за спиной его плыли облака. – Товарищи, я собрал вас здесь для того, чтобы огласить принятое мною решение.
 Присутствующие выжидающе молчали.
 – Я собрал вас также потому, что все вы являетесь членами правящей партии, ее элитой, ее сердцем, – сказал Зевс. – Кроме того, мы тут все родственники, поэтому можно обсудить вопрос, так сказать, внутри семьи, прежде чем огласить его широким массам общественности.
 Арес Зевсович, сидевший за столом рядом с Дионисом Зевсовичем, склонился к уху соседа и прошептал:
 – Будет большая война, нутром чую.
 – Это по твоей части, – нетвердым голосом отозвался Дионис. За последние века он ни разу не являлся на собрания трезвым. – Я – человек мирный.
 – Уже много веков мы руководим вверенным нам контингентом, – продолжал Зевс. – И есть заметные успехи. Народ живет довольно стабильно, процветает, если, конечно, он этого заслуживает, регулярно платит членские взносы… Мы можем гордиться проделанной работой.
 Послышались дружные аплодисменты.
 – Некоторые перегибы были, не спорю, – сказал Зевс после того, как аплодисменты стихли. – Скажем, случай с гигантами… Да и с Прометеем неудобно получилось… Однако в общем и целом наше правление весьма и весьма удачно.
 Еще аплодисменты.
 – Но есть в нашей работе и недостатки, – сказал Зевс. – Космос велик, и его населяет множество смертных. Со скорбью и болью в сердце я хочу обратить ваше внимание на тот факт, что многие из них лишены тех благ, которыми мы можем их одарить, и находятся под тяжким гнетом чужеродных нам элементов. Это – тирания, товарищи, и нам надо с ней бороться.
 На этот раз зааплодировал только Дионис. Просто у него была несколько заторможенная реакция и он не сразу въехал в то, что только что было сказано. Остальные хранили осторожное молчание, на фоне которого одинокие хлопки наркома виноделия звучали сущим издевательством.
 – Что ж, – сказал Зевс, – мысль, как я понимаю, для многих из вас новая, и требуется время, чтобы вы с нею освоились.
 – Я же говорил, будет война, – пробормотал Арес, на этот раз ни к кому особо не обращаясь.
 – Ты говоришь о переделе сфер влияния, брат, – сказал могучий кряжистый бородач, Посейдон Кронович Хаосид.
 – Можно и так сформулировать, товарищ, – сказал Зевс, делая особый нажим на слове «товарищ».
 – Большая кровь, – заметил Посейдон.
 – Нельзя приготовить омлет, не разбив яиц! – гордо выкрикнула со своего места Афина Зевсовна. Она была настоящей дочерью своего отца и всегда поддерживала официальную линию партии, куда бы эта линия ни гнулась.
 – Что такое омлет? – поинтересовалась Артемида Зевсовна, нарком охоты и животноводства.
 – Предоставляю слово секретарю нашего собрания, товарищу Гермесу Зевсовичу, – сказал председатель, игнорируя последние реплики. – Он подготовил доклад по интересующей нас теме.
 – Спасибо, – сказал Гермес, поднимаясь со своего кресла. – Как стало известно в последнее время, Земля имеет форму шара и она гораздо больше, чем мы думали раньше…
 – Ересь! – выкрикнула со своего места Артемида.
 – Не может быть, – пробормотал Посейдон.
 – Зевсохульство! – рявкнула Афина.
 – Товарищи, – сказал Гермес, успокоительно поднимая руки, – давайте не будем превращать небольшой урок географии в очередной теологический диспут. Я говорю о фактах, оперирую фактами и был бы вам очень признателен, если бы вы…
 – Короче! – громыхнул Зевс, и с его ладоней чуть не слетела шаровая молния. – Молчать и слушать!
 – Так вот, – сказал Гермес, – Земля имеет форму шара. На этом шаре существует много земель, жители которых не верят в нас. Там проводят свою порочную политику другие партии, и народ не способен вкусить того благополучия, которое можем дать ему мы.
 – Все для народа! – крикнул с места Дионис. – Да я за народ последней бутылки вина не пожалею. Выпью! За народ!
 – В общем, есть мнение, что ситуацию надо разруливать, – сказал Зевс. – Предлагаю экспансию.
 – Может, лучше сначала экономическими методами? – предложил Аполлон. – Купцов там заслать, или, на худой конец, миссионеров каких-нибудь…
 – Вплоть до войны! – заявил Арес.
 – Да, – сказал Зевс. – Будет война. Мы обрушим на мир армию, которой он еще не видел, и мир покорится нам и воспоет нас. И наша партия останется единственной во веки веков.
 – Кто возглавит эту армию? – поинтересовалась Артемида.
 – На контролируемой нами территории есть два больших города, на основании которых мы можем сформировать империю, – сказал Посейдон. – Их возглавляют камрад Агамемнон и камрад Приам. Наверное, один из них и должен стать проводником наших идей.
 – Есть мнение, что камрад Приам нам больше не камрад, – сказал Гермес. – Мы сделали ему предложение, от которого он не мог отказаться, но он отказался. И послал нашу партию вместе с проводимой ею политикой тройным загибом до самого Тартара.
 – За что он получит строгий выговор с разрушением вверенного ему имущества, – сказал Зевс. – Так что нашу армию возглавит камрад Агамемнон.
 – Танков бы ему, – вздохнул Арес, – Ракет переносных класса «земля-земля».
 – Нельзя, – сказал Гермес. – Технологическое несоответствие. Мечами обойдутся.
 – Мечами долго, – сказал Арес, – но верно. Куда двинем силы в первую очередь?
 – Мы должны сплотиться перед лицом надвигающихся великих событий, – сказал Зевс. – И первые, на кого мы должны обратить наше пристальное внимание, это троянцы. Не нравятся они мне.
 – Я протестую, товарищ председатель! – вскочил со своего места Аполлон. – Мне лично троянцы симпатичны. И вообще, я им стены помогал строить. А вы их ломать собрались. Это полное несоответствие интересов. И несогласованность действий. И отсутствие логики. Зря мы с Посейдоном горбатились?
 – Ваши шабашки на стороне меня не сильно интересуют, товарищ, – сказал Зевс. – Тот факт, что вы помогали строить какой-то город, еще не означает, что мы не можем этот город разрушить. И вообще, вам, по-моему, так и не заплатили.
 – Ну и не заплатили, – сказал Аполлон. – Но я выше этого. Мне был важен сам труд. Труд облагораживает.
 – От работы лошади мрут, – сказал Дионис. – Наверное, благородства не выносят.
 – Почитай Маркса, – посоветовал ему Аполлон. – Поройся в первоисточниках.
   Дэн  
 Смешно.
 Гремлин способен стебаться над чем угодно.
 В последнее время анимационные фильмы с его озвучкой очень популярны. Чего только стоят серии «Ахейская братва засылает послов» и «Любовь как крыса, полюбишь и Париса».
 Лично мне было не до смеха. Прошел уже почти месяц с тех пор, как мы потеряли Италию, и, хотя новых потерь пока не было, этот факт не давал мне покоя.
 Я аккуратно разговаривал со многими людьми – аккуратно потому, что не хотел прослыть сумасшедшим, – и выяснил, что о существовании Рима и сопутствующей ему страны помню только я один. Интересно, почему моя память выкинула этот фортель? И, быть может, все-таки что-то не в порядке со мной одним, а не со всем миром?
 Порой я начинал чувствовать себя шизофреником.
 Но поговорить начистоту я ни с кем так и не решился. Единственный, кто мог принять решение – мистер Картрайт, – и слушать ничего не будет о потенциальной опасности его проекта. Слишком он большие деньги в него вбухал.
 А разговаривать с теми, кто не имеет права принимать никаких решений, это прямой путь к тому, чтобы заработать репутацию сумасшедшего. Так что я продолжал ходить на работу и выполнять свои служебные обязанности.
 О полковнике Трэвисе все как будто забыли. Он настолько органично вписался в происходящее на мониторах, во все эти войны, интриги и предательства, что стал восприниматься как еще один персонаж древнего эпоса. Или память о нем выветрилась из мозгов так же, как и воспоминания об Италии?
 Вряд ли.
 Хотя лично я уже ни в чем не уверен.
   Полковник Трэвис  
 Я не помню, какая это была по счету битва с троянцами.
 Шел третий месяц войны. Иногда сражения следовали одно за другим, каждый день, иногда между ними были чуть ли не недельные перемирия.
 Троянцы по-прежнему выходили в поле. На мой взгляд, лавагет не должен НАСТОЛЬКО прислушиваться к мнению басилея.
 Я сидел на холме и наблюдал за битвой в оба глаза. Левый охватывал общий план, а правый выдавал по моему желанию план крупный, выводя в поле зрения основных действующих лиц.
 Сейчас мое внимание было приковано к Одиссею. Слишком тщательно он целился из своего большого лука, натянуть который мог только один человек из сотни.
 Обычно сын Лаэрта стрелял в стиле Аполлона, посылая одну стрелу за другой и не слишком интересуясь, куда они попадают после того, как покидают тетиву. Троянцы двигались сплошной стеной, так что промахнуться было трудно.
 А сейчас Одиссей целился целую минуту, и я не сильно удивился, когда проследил направление его взгляда.
 Сын Пелея дрался на пятачке пустого пространства. Мирмидонцы делали вид, что не поспевают за своим великим предводителем, но на самом деле они просто боялись подходить к нему близко. В пылу битвы Ахиллес не разбирал своих и чужих, и смерть от его меча уже нашли многие ахейцы.
 Троянцы же просто бросались прочь, едва увидев атакующего монстра. Какой смысл драться с чудовищем, которое невозможно убить?
 Ахиллес рубил в спину.
 Сегодня он был в облегченном доспехе, без своего знаменитого щита и шлема. Пелид рубился двумя мечами и походил на взбесившуюся мельницу.
 Наверное, Одиссей почувствовал себя настоящим идальго.
 Он стрелял с колесницы, которой правил его возничий, молодой парень по имени Тевтон. Сейчас колесница замерла на небольшой возвышенности, лошади перебирали ногами, и Тевтон придерживал их, давая возможность прицелиться своему басилею.
 Интересно, а возница знает, в кого целится его пассажир?
 Первая стрела вонзилась в землю у правой ноги Ахилла. Сын Пелея ничего не заметил, он увлеченно рубил щит какого-то троянского здоровяка, не успевшего вовремя убраться с дороги.
 Вопрос: как Парис попал в пятку Ахилла? Неужели неуязвимый повернулся к нему спиной? Или это Аполлон закрутил траекторию стрелы в штопор?
 Если Гомер прав, то у Одиссея ничего не выйдет, по крайней мере, сегодня. Но я все равно желаю ему удачи. Надеюсь, он тщательно отравил свои стрелы.
 Вторая стрела сорвалась с тетивы итакийца и срезала застежку боевой сандалии Пелида. Ахилл недовольно дернул ногой, и сандалия свалилась, обнажая уязвимое место героя.
 Уязвимое ли?
 Никто не знал, за какую ногу богиня держала своего сына, окуная его в Стикс. И Ахиллес отказывался отвечать на такие вопросы, даже заданные в шутку. Одиссей решил все выяснить сам.
 Третью стрелу мудрый итакиец подарил троянцам.
 Ахиллес не оборачивался. Он ничего не заподозрил. Одиссей достал из колчана четвертую стрелу.
 Волнение в рядах троянцев, воины схлынули в стороны, как море перед Моисеем, и напротив сына Пелея выросли две закованные в броню фигуры. Я сразу узнал двурогий шлем Гектора и алый плащ Энея. У обоих были шиты. Гектор сжимал в руке копье, у Анхисида был меч.
 Сражение замерло. Древние греки, которые, по словам Дэна, не были никакими греками, удивительно любили наблюдать за такими противостояниями, порою длящимися долгие часы, и на это время просто забывали убивать друг друга. Неудивительно, что с осадой они провозились долгих десять лет.
 Ахиллес яростно взревел.
 Гектор сместился вправо, уступая левый фланг Энею.
   Дэн  
 Сын Тидея был страшен в бою, особенно если вставал с похмелья. Мне начинало казаться, что Одиссей специально накачивает аргосца накануне сражений.
 Диомеду было наплевать на поединок вождей с высокой колокольни, и то, что троянцы на миг прекратили сражаться, он воспринял как подарок судьбы.
 Его гетайры ударили в трех сотнях метров от того места, где намечался поединок великих, и пробили в рядах троянцев брешь. Хочешь не хочешь, а троянцам пришлось обороняться.
 Кто-то может назвать поступок Диомеда неблагородным, но только не я. Это война, а не Олимпийские игры. Хотите смотреть, сходите в театр.
 Тем не менее сражение возобновилось, и никто не обратил внимания на Одиссея, замершего в гнезде своей колесницы.
 Думаю, что это был заговор. Если бы все остались наблюдать за поединком, Лаэртид не смог бы стрелять. Или на этот случай друзья оговорили свои действия заранее, или Диомед очень удачно импровизирует.
 Или это просто совпадение и Одиссей вообще не собирается убивать сына Пелея.
 Кстати, никто не видит в помещении летающих свиней?
   Полковник Трэвис  
 Копье Гектора разлетелось в щепки уже после второго выпада, и теперь все трое орудовали мечами.
 Проблема с Ахиллом формулировалась достаточно просто, но решения не смог найти еще никто. Сын Пелея был посредственным воином. У него не было физической силы Аякса, точности Одиссея, мастерства Менелая или Диомеда. У него не было скорости Мелкого Аякса, ловкости Идоменея или опыта Гектора. Его техника оставляла желать лучшего.
 Его можно было победить.
 Но его совершенно невозможно было угробить.
 Его кидали в воду – но топить его было бессмысленно, поскольку он не тонул. Он падал с крепостной стены – и не заработал ни единого перелома. Его сбивали с ног в каждом сражении – но затоптать Пелида тоже никому не удалось.
 На открытом пространстве справиться с ним было невозможно.
 Гектор и Эней демонстрировали чудеса владения мечом. Каждый третий их выпад достигал цели, и каждый раз лезвие меча отскакивало от непробиваемой кожи Ахилла, не причинив последнему никакого вреда.
 Одиссей воплощал собой скульптурную композицию «мужчина с луком». Казалось, он перестал даже дышать.
 Стрелять он не мог. Сражающиеся двигались очень быстро, и не было никакой гарантии, что стрела попадет в Ахилла, не говоря уже о том, чтобы поразить его в пятку.
 Гектор наотмашь рубанул Ахилла по шее. Такой удар мог бы обезглавить не только человека, он запросто снес бы голову годовалому быку. Ахиллес только потряс головой и ринулся в атаку.
 Лезвие Энея пропахало глубокую борозду на боку доспеха Ахилла. Герой не повел и бровью.
 Возвышающийся над битвой подобно горному утесу, на помощь Пелиду двигался Крупный Аякс. Когда он вступит в схватку, песенка троянцев будет спета.
 Пятящийся под натиском танкообразного Пелида Эней споткнулся о труп и полетел на землю. Ахилл завис над ним, занося меч для последнего удара.
 Этого мгновения хватило Одиссею, и стрела, пропев свою короткую песню, ударила Ахилла в пятку.
 Это была не та пятка.
 Выстрел был безупречным, у меня не осталось ни малейшего сомнения, что Лаэртид не промахнулся. Но стрела отскочила от босой ноги героя с тем же успехом, с коим она отскочила бы и от боевой сандалии.
 Одиссей выругался. Виртуозно и со знанием дела.
 Он был моряком.
 Шансов снять с богоравного Пелида вторую сандалию у него не было.
 Меч Пелида описал в воздухе сверкающую дугу и устремился к лежащему Энею. Прощай, Италия.
 И в десяти сантиметрах от незащищенного горла Энея на пути меча Пелида оказался клинок Гектора.
   Дэн  
 Я давно наплевал на Гомера и Вергилия. Софокл, Овидий и Эврипид накрылись медными тазами.
 Реальность отказывалась следовать прописанным поэтами канонам.
 Благородный Домосед и не менее благородный Итальянец предприняли отчаянную попытку навалиться на Киборга вдвоем. Благородный Одиссей стреляет ему в спину отравленными стрелами, в спину, которую почему-то не прикрывает благородный Патрокл.
 Некоторые ахейские вожди считают Киборга опасным для Ахайи более, чем для Трои. Еще немного, и они объединятся с троянцами против общего врага.
 Тиран и сам бы с удовольствием прирезал будущего родственника, если бы имел такую возможность. В последнее время Агамемнон не рискует выходить в поле, если там бьется Ахилл.
 Почему никто не любит дитя Пелея и Фетиды?
   Полковник Трэвис  
 Ахилл рушится на землю от удара щита Гектора, Эней, не поднимаясь на ноги, перекатывается в сторону и наваливается ему на спину, не давая встать.
 Аякс дико орет, пробивая себе дорогу. Он уже очень близко.
 Предполагаемый внебрачный сын Зевса Сарпедон бросается ему наперерез. Более того, на заднем плане вырисовывается сам Парис, натягивая тетиву. Нечасто младший брат Гектора вступает в битву.
 Неужели сегодня троянцы решили поставить на карту все?
 Гектор наступает Ахиллу на затылок, вдавливая в землю лицо богоравного Пелида.
 Эней уже сидит на ахейце верхом.
 Я болею за троянцев, хотя их дело и проигрышно.
 Наконец-то показывается Патрокл. Он шагах в пятидесяти от схватки и тоже спешит на помощь. Вполне возможно, что он опередит Аякса.
 Лежа на земле, Ахилл извивается самым немыслимым образом, словно в его теле вообще отсутствует позвоночник, но сбросить с себя Энея у него не получается. Гектор методично и бесполезно рубит затылок героя мечом. После пятого удара меч разлетается вдребезги.
 Крепкие головы у детей героев и богов.
 Сарпедон Аяксу не противник. Теламонид отшвыривает его в сторону одной рукой и даже не останавливается, чтобы добить.
 Эней добирается до обутой ноги ахейца и срывает с нее сандалию. В руке Анхисида блестит кинжал.
 Кто-то рассказал троянцам об уязвимом месте Ахилла.
 Думаю, что это был я.
 Неужели Гектор мне все-таки поверил?
   Дэн  
 Они знают.
 Они точно знают, куда надо бить, и заслуга целиком и полностью лежит на полковнике Трэвисе.
 Надо было отправлять в прошлое безмозглого амбала, у которого априори отсутствует собственное мнение. Насколько я могу понять, полковник Трэвис ЗАХОТЕЛ, чтобы войну выиграли троянцы. Рассчитывал ли на это мистер Картрайт?
 А мне плевать.
 Потому что я тоже ХОЧУ, чтобы войну выиграли троянцы.
 Мне симпатичны некоторые греческие вожди. Мне нравится хитрый и изворотливый Одиссей, вечно пьяный ванакт Аргоса или добродушный Мелкий Аякс. Но это не значит, что я желаю им победы, тем более зная, что счастья она им все равно не принесет.
 Аякс Оилид не сможет вернуться домой. Его корабль разобьется о скалы во время шторма на пути из Троады.
 Диомеда дома встретит любовник жены и узурпатор трона.
 Одиссею предстоит скитаться еще с десяток лет – и только для того, чтобы сразу по возвращении учинить дома грандиозную резню.
 Мне не нравятся некоторые троянцы. Самовлюбленный Парис, недалекий или просто свихнувшийся на старости лет Приам.
 Но я не хочу смотреть, как Неоптолем, сын Ахилла, насилует Андромаху и сбрасывает со стены ее сына Скамандрия. Не хочу видеть, как убивают престарелого царя. Не хочу видеть, как Мелкий Аякс, охваченный безумием победы, насилует Кассандру прямо на ступенях храма Афины. Как пылает захваченный город.
 Главная угроза Трое – все-таки не Ахилл.
 Но сейчас его надо устранить в первую очередь.
 Ахиллес должен умереть.
 Но способен ли кто-нибудь его убить?
   Полковник Трэвис  
 Вооруженный подобранным с земли обломком копья, Гектор заступает дорогу сыну Теламона.
 За его спиной Эней заносит кинжал. Готов поставить свою месячную зарплату против дырявой сандалии Ахиллеса, что кинжал Анхисида отравлен.
 Убьет?
 Гектор уворачивается от смертоносного молота Аякса. У меня не было бы сомнений в исходе их поединка, если бы до этого Приамид не лишился своего оружия в схватке с Ахиллом. Аякс силен и хорошо сражается, но равным Приамиду он никогда не будет. Говорят, что Аякс упражняется в воинском искусстве с двухлетнего возраста. В таком случае Гектор родился с мечом в руках.
 Молот разбивает на части щит троянца. Шлем уже давно слетел с головы Приамида, его волосы развеваются в такт движениям головы.
 Эней бьет Ахилла в пятку кинжалом и промахивается. Кинжал вонзается в землю, разъяренный сын Пелея скидывает с себя Основателя и вскакивает на ноги.
 Молот описывает круги над головой Аякса.
   Дэн  
 И самое странное, что никто никого так и не убил.
 Гектору удалось оглушить Аякса обломком копья, и, пока доблестный сын Теламона мотал головой, как бык на корриде, троянцы успели отступить. Ахиллес рвал и метал, на пару с подоспевшим Патроклом пытаясь пробиться к троянским вождям, но опомнившиеся после прорыва Диомеда воины Илиона сомкнули ряды так, что даже Ахиллес не смог прорвать их защиту.
 Кипящий досадой Одиссей развернул свою колесницу и покинул поле боя.
 Гетайры аргосца не стали развивать свое преимущество и начали сдавать позиции. Диомед буквально вынес с поля боя ничего не соображающего Аякса.
 Битва постепенно стихала. Войска нехотя расходились, Скейские ворота были открыты, и троянцы втягивались под защиту городских стен.
 Эта война никогда не закончится.
   Полковник Трэвис  
 – Я разговаривал с прадедом, – сообщил Одиссей, стаскивая с себя доспехи. Его мускулистое тело было покрыто пылью. – С моим молодым хитрым прадедом. Он сообщает, что корабль из Микен, на котором плывет на заклание дочь нашего вождя, прибудет в Троаду завтра.
 – Погано, – сказал Диомед. Он уже успел разоблачиться в своем шатре и теперь возлежал на шкурах, попивая вино и наблюдая за манипуляциями Лаэртида. – Думаю, наш малыш не будет тянуть со свадьбой.
 – А после того как свадьба состоится, Агамемнону конец, – сказал Одиссей. – Как и его братцу, и всей линии Атридов. Не хочу сказать, что мне кого-то из них жалко, но воевать под командованием Пелида я не хочу.
 – Ты думаешь, кто-то даст ему командовать? – спросил Диомед. – Формально я тут второй воевода. И армия моя уступает по размерам только микенской. А по доблести – вообще никому не уступает.
 – Агамемнон вызвал меня вчера для разговора и чуть ли не приказал мне застрелить Пелида, – сообщил Одиссей. – Получается очень смешно. Прадед, как и его папаша с молниями, хочет, чтобы я убил Ахиллеса. Агамемнон, как и его младший братец с рогами, хочет, чтобы я убил Ахиллеса. Алекс, наш странный гость, тоже хочет, чтобы я убил Ахиллеса. А поганец все никак не умирает.
 – Возможно, мама его оказалась достаточно умной женщиной и во время купания в Стиксе подержала его сначала за одну пятку, потом за другую. Вообще, я никогда в эту историю с пяткой не верил, – признался я. – Слишком глупый прокол.
 – Допустим, – согласился Одиссей. – Может, она его вообще не за пятку держала, а, скажем, за волосы. И куда его разить в таком случае?
 – Туда, куда вода не затекает, – посоветовал Диомед, прикладываясь к вину. – В задницу, например. Одиссей богоравный, муж, преисполненный козней различных и мудрых советов, в зад Ахиллесу Пелиду копье он нацелил, и поразил гада в самое срамное место…
 Одиссей расхохотался.
 – Между тем, в этом предложении присутствует логика, – сказал я. – Конечно, выглядеть это будет не совсем эстетично, и удар очень сложно сделать смертельным, но если копье отравить…
 – Я – лучник, – сообщил Одиссей. – По копьям у нас Тидид главный.
 – Я, конечно, главный, – согласился Диомед, – Особенно по копьям. Но меня никто не просил, между прочим. Ни Зевс, ни наместник его Агамемнон.
 – Я тебя попрошу, – сказал Одиссей.
 – Нет, – сказал Диомед. – Бить в спину… Может быть, так и ведут себя басилеи занюханных островов, но ванакту Аргоса такое не пристало.
 – Не в спину, – уточнил Лаэртид. «Занюханный остров» он поминать не стал. – Чуть пониже.
 – Я безмерно уважаю Клеада, своего оруженосца, и не могу представить, как он будет отмывать мое оружие после такого удара.
 – Возьмешь другое.
 – Поищи лучше другие пути, друг.
 – Основа надежности любого предприятия в его простоте, – заявил Одиссей. – Тут все просто. Ахиллес уязвим для копья. Ты – копейщик. Чего еще искать?
 – Я отказываюсь, – сказал Диомед. – Пусть меня об этом лично попросят заинтересованные стороны.
 – Тебе нравится идея бесконечной войны?
 – Я сейчас еще вина выпью, и мне все будет по приапу.
 – Выпей вина и вколоти копье ему в зад.
 – Столько даже я не выпью.
   Дэн  
 Академик Северов, светило науки, приносящей миллиарды долларов телевизионному магнату, выглядел затравленным зверем. Он похудел на пару килограммов, а поскольку и раньше не обладал тучной фигурой, то сейчас выглядел как жертва концлагеря. Одежда пребывала в полном беспорядке, на лице – недельная щетина, а в глазах – бездна тоски.
 – Мне больше не с кем здесь поговорить, Данил, – признался он, закрывая дверь в мой кабинет. – Оборудование зафиксировало еще три сильных энергетических скачка, никак не связанных с графиком передачи данных, но это никого, кроме меня, не волнует. Я прорубил туннель во времени, а теперь по нему туда-сюда шастает что-то большое и непонятное.
 – Вы на самом деле думаете, что кто-то шастает?
 – Я уже не знаю, что мне думать. Кстати, вы тоже не слишком хорошо выглядите, Данил. У вас проблемы?
 – Я тоже вижу что-то непонятное, – признался я. – Правда, больше всего мне непонятно то, чего я не вижу. Слово «Италия» вам что-нибудь говорит?
 – Это название какой-то европейской провинции?
 – Нет. Хотя можно сказать и так.
 – Тогда я не знаю.
 – А Рим?
 – Что-то такое вертится в памяти… Извините, не помню.
 – Конечно, поздно об этом спрашивать, но вы не думали о том, что существование туннеля может вызвать временные парадоксы?
 – Нет. Прошлое – это то, что уже свершилось, и настоящее незыблемо. Я не вижу никаких изменений.
 – В том-то и соль, что, если эти изменения произошли, мы не могли их увидеть.

 ГЛАВА 17

   Полковник Трэвис  
 Коренастый пожилой мужчина в простой тунике и сандалиях шел по ахейскому лагерю, и встречные расступались перед ним, как волны перед авианосцем. Никто не осмеливался заступить ему дорогу, никто не пытался заговорить с ним, зато все воины провожали его взглядами.
 Все разговоры стихали при его приближении.
 Буйные, чуть тронутые сединой волосы, брови, напоминающие грозовые тучи, властный взгляд и руки в следах застарелых ожогов. От него пахло озоном.
 А я не удивился. Чему тут удивляться? После Ареса, Аполлона и Гермеса увидеть их общего предка было только логично.
 Вопреки моим ожиданиям мужчина прошел мимо шатра старшего Атрида и двинулся в сторону лагеря аргосцев. Поскольку все камеры в пределах прямой видимости потеряли управление и попадали на землю, я двинулся вслед за ним самолично. У шатра ванакта Аргоса, в котором скрылся мужчина, я столкнулся с хитроумным Одиссеем, сверлившим ножом дырку в плотной ткани.
 Испуганный Клеад вылетел из шатра, словно за пятки его кусал сам Цербер.
 – Радуйся, смертный, – сказал Зевс Диомеду.
 – Радуйся, что бессмертный. – Ванакт Аргоса был пьян.
 – Мой сын умер, – сказал Зевс.
 – Который? – небрежно спросил Диомед.
 – Арес. Мой нелюбимый грозный сын Арей Эниалий, чье покрывало сшито из кожи убитых им воинов и чей конегривый шлем вселял ужас в сердца его врагов. Он умер после удара твоего копья.
 – Как это может быть? Я не раз видел его в поле после того, как он получил мой удар.
 – Это был не он. Гефест по моей просьбе надел его доспехи и показывался на поле битвы.
 Теперь понятно, почему после схватки с Диомедом Арес не пытался добраться ни до меня, обидевшего его брата, ни до Диомеда. Раньше такое поведение бога войны казалось мне нелогичным, по идее он должен был пылать жаждой мести и пытаться заколоть Диомеда, но теперь все, включая и хромоту, вставало на свои места.
 – Прими мои соболезнования, – сказал Диомед. – Мне жаль тебя, как было бы жаль любого отца, потерявшего сына. Но я не прошу у тебя прощения, ибо я не заколол твоего сына из-за угла, не ударил в спину, а сразил в честном бою. Каждый, кто берет меч и идет на битву, должен знать, чем он рискует.
 – Он думал, что бессмертен.
 – Я тоже думал, что он бессмертен. Выходит, мы оба ошибались.
 – Я мог бы убить тебя прямо сейчас, – заявил Зевс.
 Диомед, шатаясь, проковылял до выхода из шатра и глянул вверх.
 – На небе ни облачка.
 – Молнией, копьем, мечом или собственными руками. Я мог бы убить тебя.
 – Что тебя останавливает?
 – Ты дерзок для смертного, богоубийца и ванакт Аргоса, – сказал Зевс. – Или твоими устами говорит сейчас неразбавленное вино?
 – Сейчас и всегда моими устами говорит Диомед, сын Тидея, и никто другой.
 – Ты убил моего сына, – повторил Зевс. – И значит, ты должен мне выкуп.
 – И чего ты хочешь, Кронид?
 – Жизнь за жизнь.
 – Чью жизнь ты хочешь взамен? Если тебе нужна моя, приходи завтра на поле боя вместе со своими молниями. Посмотрим, достану ли я тебя копьем.
 – Твоя жизнь мне не нужна. Иначе я взял бы ее прямо сейчас.
 – Тогда чья?
 – Патрокла.
 – Патрокла? Почему? Он ведь на нашей стороне.
 – Такова моя воля, смертный. Я так хочу. Я повелеваю тебе.
 – Нет, – отрезал Диомед. – Я не бью в спину. Я ведь не бог.
 – Ты испытываешь мое терпение, смертный.
 Диомед пожал плечами.
 – Ты выполнишь мою волю, иначе никто не может поручиться за жизнь твоей жены, оставленной в Аргосе.
 – Плевать, – сказал Диомед. – Я никогда ее не любил. Это был политический брак, не более того.
 – И твой город будет стерт с лица земли.
 – Завоюю себе другой. Все, что мне нужно в этой жизни, Кронид, это мои друзья, вино и тяжелое копье. И этого ты не сможешь отнять. А потому тебе нечем угрожать мне.
 – Я даю тебе время, – сказал Зевс. – Подумай. И если Патрокл выйдет живым из следующей битвы, то месть моя будет страшна, и кара, постигшая тебя, заставит Прометея, Сизифа и Тантала содрогнуться от ужаса и сострадания.
 Молния слетела с пальцев Зевса и ударила под ноги Диомеда, оставив на земле выжженное пятно.
 Одиссей заявил, что на сегодня ему более чем достаточно всяких божественных откровений, и предпочел остаться с Диомедом, заливаясь вином и рассуждая, что бы это все могло значить. Я же, человек подневольный и любопытный по роду своих занятий, решил узнать больше и последовал за престарелым богом, отправившимся в лагерь мирмидонцев.
 Наученный опытом Одиссея, я легко проделал дырку в шатре Ахилла и наблюдал свидание верховного бога с величайшим героем всех времен и народов почти с самого начала.
 – Ты храбр и доблестен, Ахиллес, и ты давно превзошел своего отца, как и было обещано пророчеством.
 Пелид промолчал.
 – Ты мог бы быть моим сыном, – заявил Зевс. – И теперь, глядя на то, каким ты вырос, видя, как ты сражаешься, я сожалею, что эта возможность не стала действительностью. Я бы гордился таким сыном, как ты.
 Лесть. Наглая, откровенная лесть. Но зачем богу льстить какому-то смертному?
 – У тебя был такой шанс, Громовержец.
 А ведь Ахилл его не боится, подумал я. И с чего он должен бояться, если боги не могут его убить и они поклялись в этом? Чертовски выгодная позиция у этого засранца.
 – У меня был такой шанс, и я им не воспользовался, – согласился Зевс. – Но я вижу способ исправить сложившееся положение. Ты еще можешь стать моим сыном, Ахиллес.
 – Как?
 Интересный поворот. Что бы по этому поводу сказал Дэн? А Гомер?
 – Один из моих сыновей умер. Бешеный пес Диомед нанес смертельную рану моему сыну Аресу, и сегодня тот скончался. На Олимпе больше нет бога войны.
 – При чем здесь я?
 – Неужели ты не понимаешь? Арес умер, а это значит, что мне нужен новый Арес. Место на Олимпе не может быть и не будет пустым. Я предлагаю его тебе.
 – Ты никогда и ничего не предлагаешь просто так, – сказал Ахилл, показав, что он гораздо умнее, чем я о нем думал. – Какую цену я должен за это заплатить?
 – Цена всегда одна, – сказал Зевс. – Для того чтобы занять место на Олимпе, надо освободить место на Олимпе. Место Ареса уже свободно, но это не твоя заслуга, а Диомеда, который недостоин моего предложения. Твоя цена еще не уплачена. Я хочу, чтобы ты убил Аполлона.
 – И тогда я войду в Дюжину?
 – Да.
 – Твое слово, Кронид?
 – Мое слово, Ахиллес. И моя воля.
 – Да будет так.
 Часом позже в мою палатку вломились золотые щиты и высказали мне волю своего повелителя. Вождь вождей желал меня видеть.
 Странно. Я думал, что за последнее время Атрид обо мне просто позабыл. Мы не питали друг к другу теплых дружеских чувств, беседовали редко, а наедине – никогда.
 Сегодняшний вечер был наполнен странными событиями, и он никак не хотел заканчиваться.
 Атрид был один. Он был трезв и мрачен.
 – Наверное, ты удивлен тем, что я решил встретиться с тобой, – заявил он напрямую. – Но так уж получилось, что ты единственный человек, с кем я могу поговорить откровенно. Единственный из всех, включая и моего брата, чью жену мы тут выручаем.
 – Почему так?
 – Потому что ты здесь чужой, – сказал он. – Ты не замешан в наших внутренних дрязгах, и у тебя нет в этой войне своего интереса. Тебе ведь по большому счету все равно, кто победит? Возьмем ли мы Трою и сожжем ее дотла, или войско Гектора растопчет наш лагерь, вынуждая уцелевших бежать к кораблям? Ты – наблюдатель. Ты можешь сочувствовать нам или троянцам, но ты не в силах повлиять на исход войны. Потому я могу быть с тобой откровенным. Мне не нравится эта война.
 – Но ведь ты сам ее затеял.
 – По-твоему, я дурак? Одержимый властью тиран, желающий править всеми? Ты думаешь, я сплю и вижу Золотые Микены столицей мира?
 – А разве это не так?
 – Так думают Одиссей и Диомед, так думает больше половины моего войска. Я не стараюсь никого разубедить; если им легче верить в это, так пусть верят. Я не пророк, Викторид, но я вижу будущее. Что-то происходит. Мир меняется. Эллада – маленькая страна, большую часть времени занятая междоусобными войнами. Кто-то у кого-то угнал стадо коров, кто-то высказал что-то непочтительное в адрес правителя другого города… Но время городов-государств со слабыми правителями и игрушечными армиями проходит. Лишь единая Эллада может противостоять внешней угрозе, иначе она будет стерта с лица земли. Принцип «каждый за себя, один Зевс за всех» уже не срабатывает в этом новом мире. Все наши войны, включая и нынешнюю, – это крысиная возня, а со всех сторон на нас смотрят стаи котов. Наступает время великих империй, чужеземец. С одной стороны у нас хетты, с другой – дорийцы, и все только и ждут, что мы покажем слабину. Ждут момента для удара. Ты думаешь, мне нужна Троя и богатства Приама? Золотые Микены – богатый город, я могу мостить золотом дороги. Не Троя нужна мне, а единая Эллада. И лишь могучая армия и большая война могут подарить нам всем мир, которого мы так хотим. Скажи мне, в чем я не прав, Викторид?
 – Не мое это дело, указывать на ошибки вождю вождей, – сказал я. – Что тебя тревожит, Атрид? О чем ты хотел поговорить со мной?
 – С самого начала все жрецы, все оракулы говорили мне, что эта война угодна Зевсу. Были знамения и пророчества, сулящие скорую победу. – Агамемнон взял паузу. – Сегодня в лагере видели Громовержца. И он не зашел ко мне, выполняющему его волю, а посетил пьяницу Диомеда и этого щенка Ахилла. Почему так? О чем они говорили? Неужели меня уже скинули со счетов? Совсем недавно Зевс, через оракулов обещавший моей армии свое покровительство, разил нас своими молниями. Боги переменчивы, я знаю. Бывает, что утром они благоволят тебе, а вечером отворачивают свои лики. Банально, старо, глупо, но факт. Мне больше не нравится эта война.
 – Да?
 – Троя – это всего лишь город, – сказал Агамемнон. – Пусть большой и богатый, пусть стены его строили сами боги, но это город. Мы должны были взять его в первые же дни. Мы почти его взяли.
 – Почти.
 – И это «почти» не дает мне покоя. Меня все чаще стало посещать чувство, что кто-то нарочно затягивает войну, ведет нас по самому краю и не дает заглянуть за него.
 – Кто может сдержать столь могучую армию, как твоя, Атрид?
 – Хоть ты не лги мне, чужеземец. Это не армия. Это сброд, и у каждой шайки тут свой атаман. Почти у каждого, кто пришел под эти стены, своя цель. Лишь брат полностью поддерживает меня, но силы Спарты и Микен – это лишь половина войска. И моя настоящая мечта, единая Эллада, а не империя от эфиопов до гипербореев, отдаляется от меня все дальше.
 – Неужели ты, мудрый вождь, не мог договориться с Приамом по-хорошему?
 Агамемнон усмехнулся:
 – Я пытался. Пытался, и не раз. Но Приам стар и выжил из ума. Он думает, что независим, хотя и платит дань хеттам. Он наклепал много детей и думает, что они заменят ему армию. Я мог бы договориться с Гектором, с Геленом, с дарданской ветвью, с любым из них или со всеми вместе, но не с Приамом. Старик не признает себя частью Эллады. Он думает, что сможет выстоять один. Он не понимает, что стоит только смениться правителю Хеттийского царства, и Троя из данника станет мелкой провинцией Хаттусы. И ключом к Элладе для всего хеттийского войска. Жаль, что старик так живуч. И вдвойне жаль, что своим наследником он видит не Гектора, а Париса. Парис слишком похож на своего отца. Столь же горд и слеп.
 – Чего ты хочешь от меня, Атрид?
 – Не знаю. Сегодня утром прибыл корабль из Микен. На нем приплыли мои дети, Ифигения и Орест. Ахилл настаивает на скорейшей свадьбе. Я… Я боюсь. Я, вождь вождей, первый воевода могучего войска, боюсь того, что принесет мне завтрашний день. Боюсь за жизнь своего сына, своего наследника.
 Сказать Агамемнону, что Пелида больше не интересует место на микенском троне, ибо ему предложена другая вакансия, более высокая и почетная? Или оставить Атрида мучиться в раздумьях?
 Промолчу. Конечно, я думаю, что Ахиллес выберет Олимп, но совсем недавно я был уверен, что он не переживет эту войну. Теперь я уже не уверен ни в чем.
 Нет согласия среди ахейцев, как нет его и на Олимпе.
 Гермес хочет, чтобы Одиссей убил Ахилла, а его папаша прочит тому место рядом с собой и настаивает на смерти Аполлона. Как такое может быть и что здесь происходит?
   Дэн  
 Академик Северов был мертв.
 Его нашли в лаборатории, рядом со входом в темпоральный туннель. Тело обнаружил кто-то из его лаборантов. Вызванный врач констатировал смерть от инфаркта.
 Незадолго перед его смертью приборы зафиксировали очередной всплеск энергии.
 Никто не придал этому совпадению никакого значения.
 Кроме меня. Я не верил, что это совпадение.
 Можете считать меня шизофреником и параноиком одновременно, но я думал, что кто-то или что-то вылезло из туннеля и вызвало у академика инфаркт.
 И я даже подозревал, что это может быть.
 Ситуация выходила из-под контроля. Впрочем, я начал сомневаться в том, что мы когда-либо ее контролировали.
 Макс напился до потери чувства самосохранения, отправился к мистеру Картрайту и выложил ему все, что он думает относительно проекта. Главный режиссер требовал немедленного закрытия реалити-шоу «Троя» и сворачивания темпорального туннеля. Как и следовало ожидать, он был немедленно уволен и выдворен на улицу двумя дюжими охранниками корпорации.
 Я с ним не пошел, хоть пили мы вместе и он звал меня с собой. Может быть, потому что я трус. А может быть, потому что я и пьяный понимал, что такими методами от нашего босса ничего, кроме неприятностей, не добьешься. Кто добровольно откажется от золотого прииска?
 Тем не менее среди персонала царили упаднические настроения. Примерно пятьдесят процентов сотрудников мысленно соглашались со своим главным режиссером. Перед нами на экране была уже не просто война, учиненная нашими кровожадными предками. Что-то странное происходило в Древней Элладе, и что-то странное начинало просачиваться в наш мир.
 В Нью-Йорке был открыт первый храм Аполлона.
 На хайвеях все чаще стали появляться столбы с изображением Гермеса, так называемые гермы.
 Телезрители все чаще поминали в своих разговорах древнегреческих богов.
 В моду вошли туники и сандалии. Сначала их носили только женщины, но теперь можно было встретить на улице и мужчину, одетого подобным образом.
 Наблюдение меняет наблюдателя.
 После увольнения Макса я заперся в своем кабинете и продолжил пить. Теперь уже один.
 Академик был мертв, главный режиссер – уволен, а больше я никого здесь не знал. Не знал достаточно близко, чтобы поделиться своими сомнениями и раздумьями.
 Мне уже было наплевать на Гомера и его коллег. Мне было глубоко по фигу, кто выиграет эту чертову войну, и чихать я хотел на исчезновение Италии вместе с Папой Римским и развалинами Колизея. У меня было такое ощущение, что проблемы наши только начинаются и все предыдущие эпизоды были даже не цветочками, а… Первыми весенними почками, наверное.
 Не знаю, за каким чертом меня понесло в лабораторию, где был найден труп академика. Я и сам не могу объяснить этого поступка. Наверное, я был пьян и мне хотелось плюнуть в черный зев темпорального туннеля, чтобы плевок мой улетел на три с половиной тысячи лет назад и влепился в левый глаз какому-нибудь местному божку.
 Как бы там ни было, я обнаружил себя в коридоре стоящим перед дверью в лабораторию. В памяти наблюдались какие-то провалы, и я не помнил, как я сюда попал и зачем приперся, но раз уж я здесь, то…
 Рука моя повернула ручку, толкнула дверь от себя. Меня качнуло вперед, я буквально ввалился в лабораторию и обнаружил прямо перед собой темпоральный туннель и Афину Палладу.
 Я видел ее пару раз на мониторе, когда она сражалась на стороне ахейцев. И в жизни она не слишком отличалась от своего экранного образа. Высокая, крутобедрая, большегрудая.
 На ней были боевые доспехи, полный комплект, включая и шлем. В правой руке она держала огромный щит, а на поясе висел меч, по размеру больше подходивший ее воинственному брату.
 А ведь забавно, подумал я. Афина и Арес, оба они покровительствуют войне. Но Афина, защитница городов, богиня оборонительной войны, на стороне штурмующей армии Агамемнона. А Арес, бог войны захватнической и наступательной, защищает осажденный город. Ирония судьбы? Или неладно что-то среди олимпийской Дюжины?
 – Привет, – сказал я.
 – Радуйся, смертный, – ответила она.
 – Радуюсь. Так радуюсь, что аж сил нет.
 – Ты нагл, – сказала она. – Разве ты не хочешь поприветствовать меня как полагается? Пасть перед своей богиней на колени, например?
 – Если честно, то не очень, – сказал я.
 Она нахмурилась, и в тот же момент мне на плечи обрушилась такая тяжесть, что я проникся к Атланту глубоким сочувствием. Конечно, не думаю, что это было небо, но вот пара скал – это уж точно.
 Я не Атлант. Я не сумел устоять на ногах и рухнул на четвереньки. Тяжесть не исчезла, она будто размазалась по моей спине, и мне стало чуть-чуть легче.
 Чуть-чуть.
 – Вообще-то я сказала – на колени, – задумчиво произнесла Афина. – Но если уж ты занял такую удобную позицию, то можешь поцеловать мне ноги. Или нет, не так. Ты можешь осквернить своим прикосновением мои сандалии.
 И тотчас в поле моего зрения оказалась ее ножка, обутая в боевую сандалию. Ножка была симпатичная, правда, немного не женского размера.
 – Я не поклонник таких отношений, – сказал я.
 Резкий металлический звук – и острие ее меча, приложенное к моей шее. Довольно ощутимо. Больно, хоть кровь еще не идет. Однако одно мое резкое движение, и я лишусь головы.
 – Я жду, смертный, – напомнила она и усилила давление на меч.
 Вот и кровь. Струйка теплой жидкости побежала мне за воротник.
 Да что она себе возомнила? Сейчас, между прочим, не четырнадцатый век до нашей эры. Как это можно квалифицировать? Сексуальное домогательство на рабочем месте? Действие, унижающее честь и достоинство другого человека?
 На вкус сандалии оказались вполне обычными. Запах кожи, чуть соленые… Не знал, что богини потеют.
 – Ну вот, – сказала она, убирая меч от моей шеи. В голосе ее присутствовали нотки разочарования. – А я думала, что ты герой. А ты – обычный смертный, и жизнь тебе дороже.
 Хотелось придумать какой-нибудь остроумный и язвительный ответ, но из того положения, в котором я находился, сделать это было невозможно. Да и чего язвить теперь-то?
 – Мы еще увидимся, раб, – сказала она и вошла в туннель времени.
 Сука.
 Самая настоящая древнегреческая сука. Если такова у греков богиня мудрости и защитница городов, то за каким фигом им сдались еще и фурии?
 Я заперся в мужском туалете. Заклеив порез лейкопластырем, я уже в четвертый раз чистил зубы, но все равно никак не мог выбросить из головы это ощущение. Мой язык, лижущий чужую обувь. Как собака, лижущая ноги строгой хозяйки.
 Сука.
 С другой стороны, а что мне было делать? Умереть?
 Какой-нибудь Геракл или Ахилл, Одиссей или Диомед ни за что не стали бы целовать богине сандалии, хотя это и их собственная богиня.
 Мне было гнусно. Меня никогда в жизни так не унижали. И кто? Древний идол, пылящийся на задворках коллективной памяти человечества. Точнее, еще недавно там пылившийся.
 Сейчас идола достали, стряхнули с него пыль, может быть, немного подретушировали и готовы представить всеобщему вниманию.
 Какие же мы идиоты!

 ГЛАВА 18

   Полковник Трэвис  
 Война длилась бы куда меньше времени, если бы не постоянные перемирия, выпрашиваемые то троянцами, то ахейцами. Впрочем, в этом была и своя логика. Мертвые тела надо убирать с поля боя. Много ли навоюешь среди трупов?
 На этот раз перемирие не было связано с уборкой трупов и просили о нем ахейцы, а не троянцы. Конечно, осажденные согласились. Во-первых, это была очередная отсрочка нависшего над ними смертного приговора, а во-вторых, повод был воистину достойный. Еще бы, ведь богоравный Ахиллес, сын Пелея, женится на дочери богоравного Агамемнона, сына Атрея.
 Я никак не мог взять в толк, зачем Ахиллесу, потенциальному богу, нужна эта свадьба с дочерью простого смертного. Он не любил Ифигению и в первый раз увидел ее уже в Троаде. Опять же вряд ли ему дадут забрать ее с собой на Олимп.
 А может быть, Пелид просто подготавливал себе запасной вариант. Не получится пробиться на Олимп, тогда он сядет на трон в Микенах. Если, конечно, Аполлон его раньше не уконтропупит. Или Одиссей. Или Гектор. Или еще кто-нибудь. Недоброжелателей у потенциального олимпийца хоть отбавляй.
 Свято место пусто не бывает, сказал Зевс. Но если место павшего от руки Диомеда Ареса он застолбил для Пелида, то кого он прочит в преемники Аполлона? И зачем ему вообще смерть еще одного своего сына?
 Считается, что пути богов неисповедимы, но эти боги были слишком похожи на людей. Заговоры, удары в спину, убийства чужими руками…
 Диомед догадывался, что мы с Одиссеем знаем о заказе Зевса на Патрокла, однако никогда не упоминал этой темы вслух, поэтому молчали и мы. Одиссей пытался обсудить это со мной, когда мы остались наедине, но я не стал выкладывать ему свои соображения.
 Хотя, на мой взгляд, определенная логика в действиях Громовержца прослеживалась.
 Ахилл был бешен в бою, и единственным сдерживающим его фактором был Патрокл. Патрокл выводил Пелида из боевого безумия, на Патрокла у Ахилла никогда не поднималась рука, Патрокл мешал сыну Пелея стать богом, и потому Патрокл должен был умереть. Конечно, с просьбой убить Патрокла было бы логичнее обратиться к кому-нибудь из троянцев, но именно Зевс обрек их город на гибель, а потому не думаю, чтобы там серьезно отнеслись к его волеизъявлению.
 Греки спорили со своими богами. Не всегда повиновались им. И даже убивали их. Воистину, это были интересные времена, о которых лучше слагать легенды, нежели в них жить. Времена героев.
 Естественно, что благородные герои-ахейцы просто не могли не пригласить на свадьбу благородных героев-троянцев. Приам не явился, сославшись на свой возраст и болезни, зато прислал целый воз с дарами и кучу своих сыновей во главе с Гектором и Парисом.
 Парис веселился вовсю, стараясь не встречаться взглядами с Менелаем, а троянский лавагет пил мало, зато вовсю глядел по сторонам, оценивая состояние ахейского войска
 Вряд ли увиденное ему понравилось. Недавно прибыли свежие подкрепления из Эллады, воины были уверены в скорой победе и не скрывали желания пограбить богатый город. Провизии было в изобилии, среди вождей временно царили мир и согласие, Ахилл лобызался с Атридами и тискал пухлую Агамемнонову дочку.
 Юный Орест был мрачен. Он был не дурак, как и его отец, и ясно понимал, чем для него лично чреват брак его старшей сестры.
 И хотя старые распри были забыты, даже за праздничным столом гости разбились на группировки. Троянцы держались особняком, это понятно. Но и среди ахейцев образовались свои кланы. Старейший из вождей, Нестор, сидел рядом с двумя Аяксами и Калхантом, прорицателем. Диомед и Одиссей наслаждались обществом друг друга и критского пирата и ни с кем более не разговаривали. Вожди рангом пониже вились вокруг Атридов и Ахилла. Чувствовали, за кем сейчас сила, и старались не упустить момент.
 Под самый конец пира, когда все упились и ахейцы лезли брататься с троянцами, Гектор едва заметно кивнул мне и вышел из шатра. Догнал лавагета я уже на побережье.
 – Скоро конец, – сказал Гектор. – Отец настаивает, чтобы мы продолжали встречать врага в поле. Еще две-три битвы, и у нас не останется воинов, чтобы защитить город.
 – Ты думал над моими словами?
 – Много раз. Я даже говорил с отцом о том, что он слишком стар, чтобы править в столь тяжелые для нас времена. В ответ на это он обозвал меня трусом и объявил своим наследником Париса. А брат… столь же недалек в военных вопросах, как и отец. – В этой оценке Гектор сошелся с Агамемноном. – Похоже, для спасения города мне надо стать отце– или братоубийцей.
 – И что ты решил?
 – Делай что должно, и будь что будет.
 – То есть ты останешься лавагетом и будешь выполнять приказы правителя, даже если видишь, что этот путь ведет к смерти?
 – В нашей жизни все пути ведут к смерти, – сказал Гектор.
 – А если Парис умрет? – спросил я. – Кто тогда станет правителем?
 – Наверное, я. Детей у брата нет. Законных по крайней мере. Но Парис не умрет. Боги помогают ему, и ходят слухи, что сам Аполлон направляет его лук.
 На каждого хитрого Аполлона найдется свой Ахилл с болтом, подумал я. К этому времени я настолько запутался в мотивациях богов и людей, что уже и не знал, что посоветовать Гектору. И надо ли ему хоть что-то советовать, раз он так относится к моим советам.
 Одиссей был угрюм.
 – Мне переслали весточку с Итаки, – ответил он на мой невысказанный вопрос. – Отец болен. По сути Лаэрт при смерти. Меня на острове объявили мертвым, и теперь Атридовы наймиты вовсю сватаются к моей жене. Мне надо домой. Скажи мне, Алекс, кого я должен убить, чтобы закончить эту проклятую войну?
 – А как же Гермес и его концепция долгой войны? – спросил я.
 – Отец мне дороже прадеда, хотя он и не бог, – сказал Одиссей. – А Атрид… по-моему, он уже и сам не рад, что затеял этот поход. Думаю, после Трои он все-таки остановится. А если и нет, то пусть продолжает свой поход без меня.
 Одиссей стоял в полосе прибоя и пинал море, отделяющее его от дома. Его взгляд был прикован к горизонту, словно он мог разглядеть отсюда родной остров.
 Троянская делегация вернулась в город, и лагерь догуливал уже без них. Если бы Гектор не был столь благороден, утром ахейцев можно было бы передавить голыми руками. Увы, битва состоится только через три дня. Воины успеют протрезветь и избавиться от похмелья.
 Отовсюду доносились пьяные песни и крики. Даже часовые были пьяны.
 – Уходи, Алекс, – сказал Одиссей, – Я хочу побыть один.
 Следующим моим собеседником стал Гермес.
 Сегодня вечером побережье было крайне популярным местом для встреч и разговоров, которые не должны быть подслушаны.
 Бог воров сидел на мокром песке и с Одиссеевой тоской смотрел на море. Кадуцей лежал рядом, и периодически его захлестывало особо наглой волной.
 – Очень удачная встреча, – сказал я. – Давно хотел поговорить с тобой и уточнить кое-какие детали.
 – Например? – спросил Гермес. – Впрочем, спрашивай. Дозволяю.
 – Ты науськивал нас на Ахилла, утверждая, что такова воля твоего отца и Пелид не должен стать богом. Как оказалось, у твоего отца другое мнение на этот счет.
 – Значит, отец ошибается, – равнодушно сказал Гермес. – Я не знаю, какие боги у вас в мире, но мы далеко не всесильны и не всеведущи.
 – А еще вы смертны.
 – Ты об Аресе? Это уже третий на моей памяти. Бог войны слишком увлекается своим ремеслом, слишком любит битвы и всегда лезет на рожон. А среди смертных систематически находится свой Диомед.
 – Еще твой отец хочет смерти Аполлона.
 – Тоже мне новость! – фыркнул Гермес. – Он нам только по названию отец. Давно бы всех передавил, если бы нашел способ управиться сам, без нас. Кому нужны соперники?
 – А разве Аполлон соперник Зевсу? Лук против молнии?
 – Лук, молния, тирс, кадуцей – это лишь атрибуты. Символы. Настоящая сила бога – в вере. В кого верит больше людей, тот и сильнее. У нас, у богов, так.
 – А у нас? У людей?
 – А у вас сильнее тот, кто сильнее верит в себя. Потому Диомед сражает Ареса, а никому не известный сын Виктора ломает челюсть Мусагету.
 – Ты что-то слишком откровенен сегодня, – сказал я. – Что, и у олимпийцев бывают неприятности?
 – Я пришел попрощаться, – сказал Гермес. – Надоела мне эта возня. Делайте что хотите, и смертные, и бессмертные. Хотите – берите Трою, хоть завтра. Хотите – грузитесь на корабли и валите отсюда хоть в Тартар. Мне теперь наплевать.
 – С чего такие перемены?
 – Устал я. Всю жизнь в заботах, а верит в тебя какая-то жалкая горстка людей. Сто тысяч, двести… Мне стало трудно дышать. Кто мы здесь? Боги маленькой страны, которую в любой момент могут раздавить пришедшие варвары. И нас вместе со страной. Мир велик и огромен, Эллада – ничтожная его часть. А я – последний из двенадцати идолов. Самый молодой. Самый слабый. Надоело.
 – И чего ты хочешь?
 – Как и все. Лучшей доли.
 Гермес встал с песка, оправил одежду, поднял кадуцей. И на какой-то миг он увиделся мне не усталым и запутавшимся юношей со странным посохом, а тем, кем он был на самом деле. Хитрым, старым, почти как этот мир, могущественным и великим. И в этот миг я не верил в его самоуничижение, продемонстрированное мне минутами раньше.
 Он играл в какую-то игру. Играл роль. И, если ему наплевать на цели вчерашнего дня, значит, он поставил перед собой новую цель.
 Согласно древнегреческим мифам он был самым умным из богов. А значит, и самым опасным.
   Дэн  
 В моем кабинете кончилось спиртное, а трезветь мне категорически не хотелось. И оставаться в здании проекта тоже не хотелось. Поэтому я привел себя в приличный (чуть не сказал – божеский) вид и отправился в ближайший бар, где три часа подряд накачивался виски в блаженном одиночестве.
 А потом пришел он.
 Подсел за мой столик, не спросив разрешения, и заявил, что видел меня в реалити-шоу «Троя».
 – Ага, – сказал я. – Разрешите представиться: Ахиллес. Почешите мне пятку, будьте добры.
 – Я не так выразился, – сказал он, – Я видел вас не в самом шоу, а в здании корпорации. Вы что-то вроде первого зрителя, да?
 – Ага. В первом ряду сижу. А вы кто?
 – Я – Гремлин, – представился он.
 Было в его лице что-то неуловимо знакомое, хотя я видел парня впервые. Но все же у меня складывалось впечатление, что я его знаю. Дежавю, наверное.
 – И что ты хочешь от меня, Гремлин?
 – Ты – опасный человек, Дэн. – Откуда-то он знал мое имя, хотя я его и не называл. Наверное, на проекте разузнал. – Ты помнишь то, чего не было. Такой человек должен быть с нами.
 – А ты кто?
 – Я – Гремлин.
 – А я – папа римский.
 – Кто это?
 – Неважно. Никто этого не помнит.
 – Кроме тебя. Значит, я прав.
 – Это странный разговор, – сказал я. – Наверное, так и начинается белая горячка. На самом деле тебя нет. Ты – плод моего воображения.
 – Отчасти и так. Но только отчасти.
 – Знаешь что, плод? Пошел ты. Адрес уточнить?
 – Мы еще вернемся к этому разговору, – пообещал Гремлин. – Когда ты будешь не так пьян.
 – Это будет нескоро, – заверил я. – Фактически я надеюсь, что этого не будет никогда.
 – Будет, – заверил он. – Уж я позабочусь.
 И исчез так внезапно, словно умел открывать дромосы. Впрочем, его место недолго было пустым. Словно по волшебству, передо мной появился еще один индивид.
 – О, – сказал я. – Еще один плод.
 – Сам ты плод, – сказал Макс. – Как дела на шоу?
 – С каждым днем ключ, которым жизнь бьет нас по голове, становится все увесистее. А каково находиться за бортом?
 – Прикольно, – сказал Макс. – Ты насколько пьян?
 – Явно недостаточно, раз еще узнаю твою гнусную рожу.
 – Сегодня в новостях сообщили, что Северов умер. Инфаркт?
 – Инфаркт.
 – Или что-то еще?
 – Или что-то еще. Тебе чего надо, бывший главный режиссер?
 – Поговорить. Только ты мне для разговора трезвый нужен.
 – Приходи в следующем году, – посоветовал я.
 – Время не ждет. Пошли.
 – Посылаю. Иди.
 – Пошли со мной.

 ГЛАВА 19

   Полковник Трэвис  
 Воздух был напоен ожиданием грозы. Банальная фраза, но…
 Я совсем не имею в виду, что над полем будущей битвы висело облако с восседающим на нем Громовержцем. Просто было у меня такое чувство, что сегодня что-то произойдет. Что-то значительное.
 Когда я увидел, сколько народу Гектор выводит на поле из Скейских ворот, то понял, что чувство это посетило не меня одного. Если я не ошибаюсь, троянский лавагет выставил сейчас в поле почти всех оставшихся у него воинов.
 А я в таких вещах ошибаюсь редко. Глаз у меня натренирован.
 Старший Атрид тоже серьезно подошел к сегодняшней битве. Такого количество бойцов он не выставлял со дня первого штурма. Линия фронта растянулась на несколько километров. Центр, как обычно, Атриды оставили за собой. Левый фланг был отдан аргосцам Диомеда. Вожди с армиями поменьше стояли справа. Одиссей, оба Аякса, Ахилл с Патроклом, Идоменей, Нестор. Никто из прославленных и богоравных не остался сегодня в лагере.
 Ахейцев было много. Гораздо больше, чем троянцев. Неужели война закончится сегодня? Или хотя бы в ближайшие дни? Неужели противники решили поставить на карту все?
 Я находился рядом с колесницей Одиссея, натягивающего тетиву на свой знаменитый лук. Басилей Итаки был серьезен, собран и немногословен.
 Я прикрыл глаза и попытался проследить, чем заняты сейчас знаменитые троянцы.
 Гектор и Эней, как и подобает вождям, находились во главе войска. Циклоп и Сарпедон возглавляли фланги. Парис стоял на башне рядом со Скейскими воротами, а по правую руку от него были еще двое лучников. Точнее лучник и лучница. Аполлон и Артемида, брат и сестра, пара божественных стрелков.
 Олимпийцы снова спустились на землю, чтобы убивать смертных. Правда, в свете последних событий я совсем не уверен, что их вмешательство сильно поможет троянцам.
 Аполлона не было видно на поле сражения со дня ахейской высадки на побережье, и до сегодняшнего дня мне было не слишком понятно, каким образом Ахиллес собирается выполнить полученный от Зевса приказ. Златострелый дарил Ахиллесу воистину божественный шанс.
 Знал ли он, какую волю высказал Пелиду отец богов?
 – Не понимаю, – пробормотал Одиссей – Гектор выгнал в поле столько народу, что в городе наверняка не осталось и сотни воинов. Чего он хочет добиться?
 Прямо мысли мои читает.
 Островитянин бурчал себе под нос. Одиссей явно ни у кого не требовал ответа, хотя я, всю ночь наблюдавший за троянским лавагетом, мог бы объяснить Лаэртиду поступок Гектора.
 Не в силах более держать тяжкие мысли при себе, сразу же по возвращении со свадьбы Ахилла Гектор поделился своими сомнениями с женой. И та закатила ему богоравный скандал, по сравнению с которым самая жуткая сеча с ахейцами казалась милой возней ребятишек в песочнице.
 – Мы проигрываем войну! – кричала Андромаха. – Ты, муж мой, глава нашего войска, ее проигрываешь! И не надо быть твоей вещей сестрой, чтобы понять, что ждет нас после падения города и твоей смерти, Гектор! Я не желаю быть чьей-то рабыней! Я не хочу видеть смерть моего сына! Нашего с тобой сына! И я не желаю видеть твою смерть, Гектор! Смерть твоего отца, твоих братьев и сестер! Каждый день ты выводишь войска за неприступные стены, ведешь людей, словно агнцев на заклание!
 – Я ничего не могу сделать, пока на троне мой отец.
 – И ты, верный сын, предпочитаешь смерть от ахейской руки, но ничего не хочешь сделать для спасения своего города? Своего народа?
 – Я не могу.
 – А я могу, – неожиданно тихо сказала Андромаха. – Если жизнь города требует жертв, то я готова принести эти жертвы. Твоего отца, твоего брата, эту чужеземку, из-за которой все началось, себя и даже своего сына, Гектор. И я сделаю все, что надо.
 – Что ты говоришь, любимая?
 – Выходи завтра в поле, – сказала она. – А когда ты вернешься, ты станешь правителем нашего города. Я позабочусь об этом. Ты только вернись.
 На лице Гектора сменялись обуревающие лавагета чувства, но борьба была недолгой. Видимо, он для себя все уже решил.
 И предпочел не задавать своей жене лишних вопросов из опасения услышать хотя бы один ответ.
 Анхисида он разбудил пинком. Легким, конечно, можно даже сказать – дружественным, но все равно пинком. И даже не специально, а потому что Эней спал на пороге своего дома, так и не добравшись до опочивальни, и лавагет об него банально споткнулся.
 – Ты достаточно трезв для серьезного разговора?
 – А то, – сказал Эней.
 – Завтра мы выйдем в поле, – сказал Гектор.
 – Как это завтра? А перемирие?
 – В Тартар перемирие.
 – Это подло, – сказал Эней. – Но это мне нравится. Наши воины не гуляли на свадьбе. И последствия возлияний Дионису их не мучают. Мы перережем врагов сонными.
 – Нет, – сказал Гектор. – За час до рассвета пошлем в их лагерь гонца и предупредим о битве.
 – Но зачем, Приамид?
 – Завтра мы выйдем в поле в последний раз, – сказал Гектор. – И пусть все будет сделано по правилам. Мы нарушим перемирие, но не подло и низко, а заранее предупредив об этом. И никто не упрекнет нас…
 – В последний раз? Что это значит, Гектор?
 – Если мы переживем этот бой, то потом будем лишь защищать стены. Наш город неприступен, когда наше войско внутри него. А завтра… Завтра мы должны нанести ахейцам удар, который они запомнят надолго. Пришло время бить по вождям, Эней. Атриды, Ахиллес и Аякс Большой должны умереть. Я не хочу, чтобы они вышли из боя живыми.
 – Аякса я возьму на себя, – сказал Эней. – Но как быть с Атридами? Агамемнон не бьется в первых рядах.
 – Поговори с лучниками. Я постараюсь убить Ахиллеса.
 – Но как? Мы же пробовали с тобой, помнишь? Поганец неуязвим.
 – Любого можно убить, Анхисид. Любого, даже бога, а Ахиллес пока еще не бог.
 Одиссей закинул лук за спину и принялся пересчитывать стрелы. А стрелы у Лаэртида были отравленные, после попадания итакийца еще никто не выживал.
 Благородные воины не видели ничего зазорного в том, чтобы смазывать свои стрелы и копья ядом. Разные у нас с ними понятия о благородстве.
 Правда, я себя благородным никогда не считал. По моему скромному разумению, честь и война – понятия несовместимые. Если ты хочешь победить, то тебе лучше забыть о чести и использовать все средства для достижения цели.
 Я до сих пор жив только потому, что ничем не брезгую при выборе средств.
 Поэтому я никогда не смогу понять Гектора, который решил нарушить перемирие, что давало сынам Трои определенное преимущество, но не стал это преимущество развивать и отправил ахейцам глашатая с вестью об утренней битве.
 Как и следовало ожидать, сие известие ахейцев обрадовало несильно. Половина войска, включая всех предводителей, была пьяна, и лагерь долго сотрясали похмельные стоны и крики о предательстве и вероломстве жителей Илиона.
 Но протрезвели они достаточно быстро. Прекрасно понимая, что троянцы не будут делать скидок на похмелье врага, вожди чуть ли не пинками загоняли своих солдат в холодную морскую воду.
 Диомеда Одиссей пошел будить лично.
 – Просыпайся, ванакт.
 – Кто здесь?
 – Одиссей.
 – А, тип, преисполненный козней различных и мудрых советов… Я не нуждаюсь ни в том, ни в другом.
 – Ты нуждаешься в хорошем пинке. До рассвета осталось совсем немного.
 – И что с того?
 – Гектор нападет на нас на рассвете.
 – Чушь. У нас еще два дня перемирия.
 – Троянцы нарушили его.
 – Приапоголовые ублюдки! Ведь их вожди бухали вместе с нами!
 – Гектор почти не пил. Он здраво рассудил и выбрал удачное время для битвы. Для Трои это хороший выбор, Тидид. И мы должны быть благодарны Гектору хотя бы за то, что он решил предупредить нас, а не напал внезапно.
 – Клеад, вина! Твоему господину срочно надо поправить здоровье перед боем!
 Одиссей наклоняется, проверяет, ладно ли сидят на нем боевые сандалии и поножи, несколько раз притопывает ногой. Древнегреческий воин перед боем подобен современной женщине перед важным для нее свиданием. Одевание и моральная подготовка могут занимать даже несколько часов.
 Ахиллес, например, начал облачаться в свои божеской работы доспехи почти сразу же после извещения о предстоящей сече. Зато Диомед до сих пор мудрит со своей броней. Точнее, Клеад над ней мудрит, а Диомед глушит неразбавленное вино, добиваясь нужной кондиции.
 Я в очередной раз пожалел об отсутствии курева и вернулся к наблюдению за троянцами.
 Андромаха, Елена и Кассандра – этакий женсовет, спускаются со стены, откуда они любовались на своих мужей и братьев, и идут в сторону царского дворца. Они не разговаривают между собой, а на лицах у них отчаянная решимость.
 Парис постоянно косится на божественную парочку по соседству. Странно, но сейчас камеры фиксируют богов.
 Приамид то и дело порывается что-то спросить у коллеги-лучника, но Аполлон даже не смотрит в его сторону. Взор Сребролукого устремлен на выходящий из лагеря авангард Агамемнона. Хорошо, что стрела, пущенная с крепостной стены, не может долететь до стоянки ахейцев. Даже стрела Аполлона.
 Услышав о предстоящей битве, к предводителю ахейцев заявился Калхант и стал на все лады предрекать Агамемнону победу. Типа и видение ему ночью было, и по внутренностям он гадал, и вообще боги за нас, наше дело правое и все в этом роде. А сам всю ночь дрых в своем шатре. Наверное, Зевс ему приснился.
 Агамемнон был не дурак и особо полагаться на слова прорицателя не стал. Тем более что и в расположении богов у него были определенные сомнения. Вместо того чтобы слепо ринуться в битву, он провел короткий брифинг с остальными командирами. Поскольку все были с похмелья и злые, особо настраивать на бой их не пришлось.
   Дэн  
 Оказывается, находясь внутри амбициозного проекта под названием «Реалити-шоу «Троя», я упустил многое из того, что творилось в реальном мире.
 У нашего проекта, к счастью, помимо многочисленных поклонников были и противники. Остались еще на Земле здравомыслящие люди. И это были не просто противники, а активные, достаточно обеспеченные и опасные люди.
 Поначалу это был просто треп в Интернете по поводу, а не оставить ли нам древних греков в покое и не стоит ли прекратить наживаться на чужой смерти. Нельзя сказать, что этическая сторона вопроса сразу взволновала многие умы, но по мере того как древнегреческие реалии начали просачиваться из прошлого в настоящее, обеспокоенных становилось все больше.
 После того как полиция Лос-Анджелеса чудом предотвратила человеческое жертвоприношение в только что построенном храме Афины, противники «Трои» вылезли из Интернета, объединились с правозащитниками и создали организацию с претенциозным названием «Хранители прошлого». Программа действий хранителей была направлена на прекращение реалити-шоу «Троя» любыми средствами.
 Начали с цивилизованных.
 Попытка воздействовать на акул медиабизнесса через средства массовой информации, как и следовало ожидать, провалилась совершенно бесшумно, даже безо всякого треска. Конкурирующие каналы, терявшие рейтинг по вине нового проекта, и те не осмеливались выступать против всемогущего мистера Картрайта.
 Продавить через Конгресс законопроект, запрещающий вмешательство в прошлое планеты, тоже не удалось. Лобби мистера Картрайта окопалось и в Сенате, и в палате представителей так давно, что подвинуть его можно было только при помощи бронетехники, и то не сразу. Конечно, после второй неудачи компания хранителей несколько уменьшилась в числе, зато остались самые закаленные и самые радикальные.
 И оставшееся в их распоряжении средство тоже было радикальным.
 Террор.
 Конечно, в какой-то степени хранители были психами. Но сейчас психи могли оказаться самыми здравомыслящими людьми и сыграть решающую роль в нашей постановке.
 Именно к ним примкнул Макс после увольнения с нашего проекта.
   Полковник Трэвис  
 Битва кипела уже второй час. Ахейцы и троянцы снова убивали друг друга.
 Заколебала меня эта война. Самое идиотское занятие из всех, в коих мне приходилось участвовать.
 Поначалу сегодняшнее сражение мало чем отличалось от предыдущих. Прославленные герои разили безымянных солдат и никак не могли сойтись в схватке друг с другом.
 Я устроился на небольшом холме вместе с резервом Одиссея и наблюдал за битвой в оба глаза и добрую сотню камер. Но на данный момент самое интересное происходило отнюдь не на поле боя.
 Три разъяренные фурии ворвались в опочивальню правителя Трои, взашей вытолкали рабынь и разбудили почтенного патриарха, который, похоже, собирался проспать одну из последних битв своей армии. Едва Приам открыл глаза, как Кассандра приставила нож к горлу своего отца, а Андромаха поднесла ему чашу с вином.
 – О неразумные дочери, что…
 – Пей, – коротко приказала жена троянского лавагета.
 – Что это?
 – Разумеется, это яд, – сказала Андромаха. – И ты его выпьешь, старик, если не хочешь, чтобы твоя дочь перерезала тебе горло.
 – А я это сделаю, – мрачно пообещала Кассандра. – И только попробуй мне в очередной раз не поверить.
 Куда больному старику справиться с тремя молодыми женщинами, спасающими себя, своих мужей и свой город. Приам даже пробовать не стал, его рука безвольно приняла чашу с ядом, и он выпил напиток. Молча, без пафосных речей, просьб о милосердии или стенаний о неблагодарных потомках. Не знаю, как жил троянский правитель, но умер он достойно.
 – Прости, отец, – сказала Кассандра, когда тело старика перестало биться в конвульсиях.
 Ни единой слезинки не выкатилось из ее глаз.
 Гектор обезумел. Куда делся тот спокойный и рассудительный человек, с которым я беседовал когда-то, куда пропал верный муж и любящий отец? Вместо него на поле неистовствовала боевая машина смерти, сеющая ужас в рядах ахейцев, ужас, сродни которому был только страх троянцев перед Ахиллесом.
 Но сойтись в битве они пока не могли. Гектор бился в центре, а Ахиллес – на фланге. Судя по всему, в данный момент троянский лавагет нацелился на братьев Атридов.
 На фланге аргосцы Диомеда теснили доблестного сына Афродиты и Анхиса, несмотря на чудеса доблести, которые демонстрировали Эней и его солдаты. Увы, даже в эти времена один воин не может выиграть войну, если, конечно, этот воин не Ахиллес.
 Сарпедон пока держался против натиска Пелида, Аяксов и Одиссея, но я видел, что долго ему не выстоять. Вошедший в раж Ахилл убивал уже десятками.
 Но Патрокл, чья смерть должна была вызвать самую грандиозную за все время войны резню, до сих пор был жив и дрался в нескольких метрах от своего грозного друга.
 А потом Аполлон и Артемида начали стрелять. Золотые стрелы сверкали над полем битвы и пробивали доспехи ахейцев и их тела навылет. Скорость стрельбы боги развивали просто фантастическую, и плотность заградительного огня заставляла думать не о двух лучниках с примкнувшим к ним Парисом, а о целом отряде.
 Нельзя сказать, что троянцы сильно обрадовались такому подкреплению. Им слишком хорошо было известно непостоянство богов и цена, которую они могли предъявить за свои услуги. Даже Эней, чья позиция улучшилась после божественного вмешательства, не выглядел особенно довольным. Неужели эти странные люди предпочли бы проиграть сами, чем победить с посторонней помощью?
 Гектор прорубался сквозь ряды воинов с такой легкостью, словно перед ним был тростник. И когда ему оставалось всего несколько метров до бушующего Менелая, путь лавагету преградила богиня любви.
 Кассандра и Андромаха вышли к собравшемуся на главной площади народу – большей частью это были женщины, дети и старики – и объявили о смерти правителя. Весть сия не вызвала глубокой скорби в сердцах горожан, и тут же повсюду раздались крики:
 – Парис! Париса на трон! Парис – Александр!
 А Елена уже поднималась на Скейскую башню.
 Копье Диомеда разлетелось на щепки после удара о щит Энея, великие воины схватились за мечи. Бронза ударилась о бронзу, и сражение вокруг замерло, отдавая должное поединку вождей.
 Я не стал бы делать ставки на этот бой. В душе я сочувствовал троянцам и пытался сделать хоть что-то, чтобы помочь им сохранить город, но и Диомед был мне симпатичен. Если уж говорить о личном отношении, гораздо более симпатичен, чем Эней, которого я толком и не знал.
 Если бы они сражались на копьях, то у Основателя не было бы шансов что-нибудь основать. На копьях Диомеду не было равных. А вот в бою на мечах силы их были примерно одинаковы.
 Ахиллес сразил Сарпедона ударом копья в грудь, а потом поубивал всех воинов, бросившихся отбивать тело своего вождя. В образовавшийся прорыв бросились мирмидонцы и саламинцы под предводительством Большого Аякса, и фланг троянцев был обращен в бегство.
 Я поймал реальность на очередном несоответствии с легендами. Согласно всем мифам Афродита должна была биться на стороне Илиона, ведь именно там дрался сейчас ее сын. Тем не менее она, облаченная в искрящийся на солнце боевой доспех, стояла перед Гектором, и троянский лавагет не решался пролить драгоценный ихор. А может быть, просто не мог поднять руку на женщину.
 А не такая уж она красавица, отметил я. Богиня любви и страсти, древняя старуха, подкинувшая Парису Елену в обмен на какое-то яблоко. Тем не менее, глядя на эту женщину, я не сомневался, что вижу именно богиню любви. Знал.
 Когда видишь бога, даже того, в которого не веришь, сразу понимаешь, кто перед тобой.
 – Уйди с дороги, – глухо сказал Гектор. – Уйди с дороги, или я заставлю тебя это сделать.
 – Заставишь меня, смертный?
 Хохот богини я мог слышать и без подслушивающих устройств, ибо на миг он перекрыл шум битвы.
 – Возвращайся в свой город, червь!
 Она замахнулась на лавагета мечом.
 Легонько, словно играя, но щит Гектора развалился надвое, принимая на себя клинок богини. Приамид неуловимым для взгляда движением скользнул в сторону, и его собственный железный меч вонзился Афродите в живот.
 Крик истекающий ихором богини был страшен. Поле битвы содрогнулось, а находившиеся неподалеку воины просто попадали на землю. На ногах сумели устоять лишь двое.
 Двое вождей.
 Менелай и Гектор.
 Упав с ясного неба, молния ударила в вершину Скейской башни.
 Когда пыль развеялась, на башне уже никого не было. Но если Парису с Артемидой посчастливилось каким-то образом упасть на стену, бывшую всего на несколько метров ниже башни, то предводитель муз полетел на землю, прямо под ноги наступающему войску ахейцев.
 Щиты Диомеда и Энея уже были изрублены в щепки и валялись на земле. Диомед потерял шлем, на лбу алела глубокая царапина, а сын Анхиса хромал на пропоротую мечом аргосца левую ногу. Эти двое были всецело поглощены поединком, и, казалось, ничто не сможет заставить их остановиться, прежде чем один из них умрет, но после крика раненой матери Энея и удара молнии Диомед опустил меч.
 – В Тартар ваши души! – выругался он. – Это уже не война.
 Эней молчал, переводя дыхание.
 – Иди! – сказал ванакт Аргоса. – Мы закончим потом. Когда на поле боя не будет посторонних.
 Сумасшедший дом. С тактической точки зрения отпустить Энея и его войско было безумием, ибо сын Анхиса мог заткнуть дыру, пробитую Ахиллесом в обороне города, и свести на нет все достижения сегодняшнего дня.
 Но гетайры Диомеда не двигались с места, пока Эней перегруппировывал свой отряд и отступал в сторону Трои. И лишь после того, как фигура последнего троянца растворилась в пыли, поднятой сражающимися войсками, Диомед приказал наступать.
 Аргосцы никуда не торопились.
 Лук Аполлон выронил во время падения и теперь был совершенно безоружен. Полагаясь на гипотетическое бессмертие и высоту башни, он даже не надел доспехов на этот бой и сейчас стоял перед ахейцами в простой тунике и сандалиях.
 Воины не решались его трогать, огибая павшего с башни бога стороной и устремляясь к стенам Трои. Некоторые уже тащили лестницы.
 Бог был растерян.
 А когда перед ним выросли фигуры Ахилла, Патрокла и Большого Аякса, он просто испугался.
 Менелай был хорош.
 Он был лет на пятнадцать старше Гектора, и все эти годы провел в сражениях, укрепляя империю старшего брата. Пожалуй, физически он был даже сильнее Гектора, гораздо тяжелее и чуть выше ростом. Но против троянского лавагета ему банально не хватало класса.
 Когда Афродита, окутанная черным облаком, покинула поле боя, бешеный Гектор, которому уже и сам черт был не брат, набросился на спартанца как смертоносный вихрь. И уже через несколько секунд после начала схватки Менелай выронил щит, остался без шлема и пятился под неудержимым натиском троянца.
 Я давно не верил Гомеру, который утверждал, что Менелай отвоюет Елену и благополучно вернется в Спарту. И поэтому ничуть не удивился, когда увидел, как меч Гектора вонзается в шею младшего Атрида и фонтан крови окатывает троянского лавагета с головы до ног.
 Вот и все, ребята, подумал я. К чему теперь биться за возвращение Елены, если ее муж мертв?
 Сама красавица была на полпути к позиции Париса, когда в вершину Скейской башни ударила молния.
 Воины, конечно, были несколько удивлены появлением женщины на поле боя, но, во-первых, она была женой одного из их командиров и, возможно, их будущей правительницей, поэтому они и не думали преграждать ей дорогу, а во-вторых, много времени на удивление у них просто не было.
 Ей удалось удержаться на ногах, хотя несколько мелких обломков поцарапали ей щеку, а один крупный чуть не размозжил голову.
 – Мой муж! – закричала она, – Где мой муж?!
 Париса слегка контузило, он с трудом стоял на ногах и явно перестал являться ценной боевой единицей, даже если когда-то таковой и являлся. Двое воинов, поддерживая его под руки, помогли наследнику спуститься со стены и уложили в тенечке, оставив в обществе прекрасной жены. Правая рука Елены гладила мужа по пыльной шевелюре, а левая сжимала кинжал.
 Расстреляв все стрелы, басилей Итаки спрыгнул с колесницы, схватился за меч и устремился в самое сердце битвы.
 Меч Ахиллеса поднялся для удара, но в последний миг Патрокл схватил неуязвимого за руку.
 Лицо Аполлона было уже бесстрастно. Если ему и суждено пасть от руки смертного (смертного ли?), его испуга никто не должен видеть.
 – Что же ты делаешь?! – проорал в ухо Пелида Патрокл. – Это же бог! Аполлон!
 – Прочь! – Пелид брызгал слюной и пытался освободить руку с мечом из железной хватки друга.
 – Нельзя!
 Аякс наблюдал эту сцену с недоуменным видом быка, впервые вышедшего на арену и не понимающего, чего от него хочет этот тип с красной тряпкой.
 Прорицатель Калхант, каким-то чудом не оставшийся сегодня в лагере, пробился сквозь строй золотых щитов на наблюдательный пункт ванакта ванактов с криком:
 – Боги на нашей стороне! Зевс с нами!
 Атрид хмурился. Конечно, он, как и все, видел удар молнии, разрушивший на треть Скейскую башню, но с его места было хорошо видно и отступающую после удара Гектора Афродиту, и собственного младшего брата, принимающего бой.
 – Громовержец с нами! – возопил Калхант, и в этот же миг тело Менелая упало на землю.
 – Зевс с нами, – повторил Атрид. – Но я пока не вижу большой выгоды от его участия.
 Троянцы не успевали за Гектором, и он прекрасно видел, что в одиночку ему не добраться до Агамемнона. Могло показаться, что Гектор охвачен боевым безумием, но на самом деле это было не так. В центре троянцы еще держались, в то время как ахейцы сминали их фланги, и Гектор справедливо рассудил, что там от него пользы будет больше. Передав командование своему младшему брату Троилу (благодаря любвеобильному отцу младших братьев у Приамида было немерено), Гектор отправился на фланг, туда, где бушевал неуязвимый герой Ахайи.
 – Нельзя убивать богов, – сказал Патрокл.
 Аполлон улыбнулся. Несмотря на знание, что богов убивать можно, подаренное олимпийцам Диомедом, он не предпринимал никаких попыток убраться с места событий. Может быть, ему просто некуда было идти?
 Он восстал против отца, пошел наперекор его воле – и получил по заслугам?
 – Нельзя убивать богов? – спросил Ахилл.
 – Да.
 Наверное, Патрокл подумал, что Ахилл уже пришел в себя, и ослабил хватку. Или рывок Пелида оказался для него неожиданностью. Как бы там ни было, Ахиллу удалось высвободить руку, и он рубанул своего друга наотмашь.
 В грудь.
 Удар был страшен. Меч беспрепятственно рассек доспехи Патрокла и разрубил его практически надвое.
 Следующий удар был предназначен Фебу.
 – Елена, – прошептал Парис. – Любовь моя! Я умираю. И, стоя на пороге царства Аида, я хочу сказать тебе…
 – Будь мужчиной, – посоветовала ему бывшая спартанская царица. – Ты не умираешь… Пока. Ты всего лишь ранен. Осколком тебе поцарапало голову.
 – Я хочу провести с тобой последние минуты…
 – В то время как настоящие мужчины гибнут в бою?
 – Елена, почему ты так жестока со мной? Неужели твоя любовь ко мне иссякла?
 – Ты достоин лишь жалости, а не любви.
 – Спартанская шлюха! – взорвался Парис. – Когда стану правителем, я прикажу сделать тебя рабыней, и ты будешь готовить мне ванну, мыть мне ноги и ублажать меня по ночам! А потом я отдам тебя своим воинам в усладу!
 Довольно непоследовательное заявление для человека, минутой ранее заявившего, что он стоит на пороге царства Аида.
 – Прости и ты, – сказала Елена, и ее кинжал перерезал Парису горло.
 Золотая стрела вонзилась в землю у ног Пелида. Артемида пыталась прийти на помощь брату.
 Ахилл расхохотался. Он знал о клятве олимпийцев не причинять ему вреда.
 Настоящий герой собирался убить безоружного противника, который не мог с ним биться, даже если бы захотел.
 Не знаю, что Аполлон не поделил со своим отцом, но тот собирался свести с ним счеты руками сына Пелея и был не слишком далек от достижения поставленной цели.
 Убив Аполлона, Ахилл станет богом войны, и тогда всем точно конец. И Трое, и Агамемнону, и всей Элладе. Потому что с таким богом ахейцы не смогут вылезти из бесконечной войны, грандиозного похода миссионеров в чужие земли.
 Ахилл пока еще был смертным. Почти неуязвимым, но смертным. Его еще можно было убить.
 Только рядом с ним не было никого, кто мог бы это сделать.
 Признаюсь честно, я так до сих пор и не осознал, с какого момента я перестал быть в этой битве сторонним наблюдателем и сорвался со своего зрительского места. Просто в какой-то момент я сообразил, что мчусь сквозь битву, уворачиваясь от ударов мечей и копий, одним глазом наблюдая за происходящим под стенами Илиона.
 Я не успел.
 Не мог успеть. Слишком я был далеко, и слишком стремительно развивались события.
 Я не успел.
 Зато успел Гектор.
 Когда меч Пелида опустился, он не дошел до головы Феба, потому что встретился с клинком троянского лавагета.
 В этот момент я споткнулся о чей-то труп и полетел на землю. Следующие несколько минут я провел, стараясь не быть затоптанным в свалке, а когда поднялся на ноги и выбрался на относительно безопасное место, поединок главных героев древнегреческого эпоса был в самом разгаре.
 Гектор подошел к вопросу уничтожения Ахиллеса с академической серьезностью. Сын Пелея уже лишился своего неповторимого щита, теперь Гектор занимался тем, что рубил шлем на голове Ахиллеса. Удар, и шлем падает на землю.
 Аполлон отходит в сторону и с усталым видом опирается на стену Трои в двух шагах от лестницы, на которой застыли ахейские воины. Никто не лезет наверх, град стрел и дротиков не летит вниз, нападающие и осажденные замерли как статуи, наблюдая за поединком героев.
 Надо же что-то рассказывать потомкам.
 Удары железного меча Гектора проминали доспехи, сделанные богом. На три удара Гектора Ахилл отвечал одним. Ему не хватало скорости, не хватало реакции, не хватало умения и опыта.
 Зато он был неуязвим. Имей Гектор дело с кем-нибудь другим, тот был бы уже трижды мертв. Я несколько раз видел, как клинок ударяет Ахиллеса в шею, в незащищенное доспехами предплечье, как железо ласкает кисть руки, сжимающей меч. Но на сыне Пелея не было ни царапинки.
 Наверное, Гектору все-таки конец. Рано или поздно он устанет и совершит какую-нибудь ошибку, которой сможет воспользоваться Ахиллес. Ведь характер лавагета не позволит ему сейчас отступить.
 Патрокл мертв, теперь черед Гектора? Может ли быть, что Гомер не ошибся хотя бы в очередности смертей?
 Так он уже ошибся. Ведь мертв Менелай, мертв потенциальный убийца Пелида Парис, мертв Приам, недальновидный правитель Трои.
 Но найдет ли Гектор уязвимое место сына великого героя и богини?
 Глубокой ночью, проходя мимо лагеря мирмидонцев, я встретил героя, вышедшего подышать прохладным ночным воздухом.
 Ахилл был пьян в дымину, в хлам, в дугу. То, что утром он вышел в поле, лично я считал самым большим подвигом, который можно было бы записать на счет богоравного Пелида.
 Меня он не узнал, да и я заметил его, когда мы столкнулись нос к носу.
 – Ты гулял на моей свадьбе, б… богоравный?
 – А то, – заверил я.
 – Я ведь женат теперь… На Иф… фигении… Дочери Агам… мем… На дочери Атрида…
 – Поздравляю, – сказал я. – Улыбнись своей удаче, богоравный.
 Ахиллес расплылся в пьяной ухмылке, обнажая белоснежные зубы, не знавшие стоматолога.
 Я со всей силы ударил героя в челюсть.
 Пятка – это сказка для легковерных.
 Пока они дрались, я успел пробраться в первый зрительский ряд, растолкав замерших ахейцев и троянцев, наблюдавших за поединком стоя плечом к плечу.
 Ахилл выдыхался. Его выпады становились все более редкими и слабыми, о защите он уже позабыл. Гектор делал с ним все, что один вооруженный мечом человек может делать с другим. Рубил, колол, кромсал кованные Гефестом доспехи. Если Ахиллу удастся выйти живым из этого сражения, на раздевание у него уйдет несколько часов. И еще ему потребуется помощь кузнеца.
 Но Гектор не был железным. Хотя по троянскому лавагету нельзя было определить это столь же явно, но он тоже устал. Движения стали чуть медленнее, в ударах не было прежней ярости. А может быть, он просто отчаялся найти брешь в нечеловеческой броне Пелида?
 Ночью, на побережье, Ахилл стоял на четвереньках и выплевывал на песок кровь и обломки выбитых зубов. А я уходил в сторону ставки аргосского ванакта.
 Я сомневался, что утром Пелид будет способен вспомнить, кто съездил ему по зубам, и оказался прав.
 Он не вспомнил.
 Это же чистая логика. Когда человек погружается в воду, тем более в черную воду Стикса, он должен держать рот закрытым. Может быть, еще и глаза, но это не наверняка.
 А рот – точно. Не думаю, что мудрая титанида хотела утопить своего сына и позволила ему нахлебаться воды из реки мертвых.
 Несмотря на явную очевидность ответа, мне на его поиски понадобилось несколько часов напряженных размышлений. Сумеет ли до этого додуматься троянский лавагет?
 Жаль, что я не могу поговорить с ним. Жаль, что я не могу предупредить его сейчас. Воины подбадривают своих героев во весь голос, сквозь этот ор Гектор может не услышать и удар молнии.
 Рядом со мной оказался сын Лаэрта. По выражению лица басилея Итаки невозможно было определить, кому из поединщиков он желает победы.
 – Видел молнию? – спросил Одиссей. – Отец поднял руку на сына.
 – Порой дети могут сильно доставать родителей, – сказал я.
 – Я уже ничего не понимаю, – сказал Одиссей, – Люди воюют с людьми, боги воюют с людьми, боги воюют с богами. Порой мне кажется, что это конец. Мы все умрем под Троей.
 – Жена и сын, – напомнил я. – Тебе надо вернуться.
 А интересно, подумал я, если Зевс метнул молнию в Аполлона и Ахилл нужен ему в качестве нового бога войны, почему Громовержец медлит и не испепеляет на месте троянского лавагета?
 И тут же понял ответ. Для того чтобы Ахилл стал богом, в него должны верить. А кто будет верить в бога, не способного без посторонней помощи разделаться с каким-то там смертным? Если Зевс убьет Приамида, не видать Ахиллу места на Олимпе, как стрелы в собственной бронированной пятке.
 Твердь сотряслась.
 Вообще-то за все время нашего пребывания в Троаде землетрясений тут не было. И если кто-то способен не связать подземные толчки с поединком, приковавшим внимание доброй половины сражающихся войск, то только не я.
 Толчок был сильный, балла четыре. По стене побежала вверх вертикальная трещина, нам на головы посыпались остатки Скейской башни.
 На ногах не устоял никто. Я бы даже не удивился, если бы Гектор повалился особенно неудачно и в падении напоролся на меч Ахилла.
 Пронесло.
 Зато один из обломков, размером с голову годовалого ребенка, ударил его по правой руке, и Гектор выронил меч.
 Божественное вмешательство. Кто тут у них главный по землетрясениям? Посейдон, бог пучин и колебатель тверди?
 Ахилл поднялся на ноги первым.
 Гектор шарил рукой вокруг себя в поисках оружия. Отражаясь от покореженных доспехов Пелида, солнце било ему прямо в глаза.
 Земля и небо объединились, чтобы не дать троянцу выиграть этот поединок.
 Спустись еще раз на землю, Кронид. Посмотрим, бессмертен ли ты.
 Ахилл занес меч для удара. Благородного героя нисколько не смущало, что его противник безоружен.
 Никогда не смущало.
 Скажу прямо: когда я был на правительственной службе, меня подобные факты тоже не останавливали. Я стрелял в безоружных и убивал в спину. Но я-то никогда не претендовал на звание героя и не собирался стать богом.
 Я был злодеем и сей факт четко осознавал.
 Но этот тип действовал слишком подло. Моя рука легла на рукоять меча, я уже готовился сделать шаг вперед, однако на плечо мне упала тяжелая ладонь Лаэртида.
 – Только не ты, – молвил Одиссей. – Только не посторонний. Наблюдатель. Чужак. Даже троянцы не вмешиваются в поединок.
 Ну и дураки, что не вмешиваются. Их будущее готовилось умереть перед новым богом Олимпа.
 – Держи, лавагет! – Я не сразу узнал этот голос.
 А вот тяжелое копье, упавшее в нескольких сантиметрах от правой руки Гектора, я узнал моментально.
 Пальцы Приамида сомкнулись на древке.
 Он ударил без замаха, коротко, страшно. В лицо.
 Это был его единственный шанс – удар на опережение, пока рука с мечом не опустилась на него:
 Острие копья угодило Пелиду в нос, разорвав его в клочья. Кровь заливала изувеченное лицо Ахиллеса, превращая его в уродливую кошмарную маску.
 Ударом меча Пелид перерубил копье Гектора.
 Ахиллес орал.
 Но крик Пелида, вопль ярости и боли, не сотрясал землю. И кровь его была обычного красного цвета. Он еще не стал богом. И никогда им не станет.
 – Бей в зубы! – Не знаю, стоит ли мне гордиться этим своим советом.
 Гектор вбил крик Пелида обратно в глотку вместе с обломком копья, оставшимся у него в руках.
 Пелид выронил меч и рухнул на колени. Его руки бессильно скребли землю. И обрубок копья торчал из его рта, как…
 Впрочем, об этом не будем.
 Гектор стоял перед Пелидом, опустив руки и глядя на небо, словно ожидал удара молнии, призванного покарать человека, пошедшего наперекор воле богов. Человека, который выжил вопреки их желанию.
 Ахиллес шипел. Невероятно, но он был еще жив. Копье вошло в череп сантиметров на двадцать, но бывший неуязвимый все равно не умирал Неужели его мозг был так мал, что Гектор не задел его своим ударом?
 – Добей его, – сказал Эней, вставая рядом с Гектором и подавая ему два узких кинжала.
 Несомненно, для Гектора это было против правил. По всем законам чести нельзя убивать беспомощного противника.
 Но Гектор молча взял кинжал из руки Основателя и загнал его Ахиллесу в глаз.
 Потом другой – во второй глаз.
 Хрип прекратился. Пелид упал в пыль.
 Несокрушимый герой, «лучший из ахейцев», Ахиллес, сын Пелея и Фетиды, человек из древнего пророчества, надежда Эллады и несостоявшийся бог Олимпа был мертв.
   Дэн  
 Я поймал себя на глупом, истерическом хихиканье.
 Гектор убивает Патрокла.
 Ахилл убивает Гектора. Это известно как дважды два. Это все знают. По крайней мере, все образованные люди. Ахилл убивает Гектора и становится величайшим героем всех времен и народов, а Гектор навсегда остается вторым.
 Факт.
 Но я только что видел, видел собственными глазами, и к тому же не один раз, как Домосед вгоняет обломок копья в глотку Киборга и довершает начатое двумя кинжалами.
 Сын Пелея, быстроногий Ахилл, богоравный и неуязвимый герой захлебывается собственной кровью, а Гектор остается в живых.
 И вся «Илиада» окончательно летит к черту. А если придерживаться древнегреческих реалий, то в Тартар.
 Конечно, расхождения с текстом Гомера мы замечали и раньше, видели то, о чем умалчивал слепой гений, но это были небольшие противоречия, которые вполне укладывались в общую канву повествования. Все встреченные ранее неточности можно было объяснить. Там Гомер не хотел показывать своих героев в дурном свете, тут выкинул кусок ради сохранения целостности картины, тут кое-что добавил от себя… В конце концов, Гомер – не историк, а поэт. Поэтому небольшие вольности ему простительны.
 Но смерть Ахилла от руки Гектора – это уже не небольшая вольность.
 Одним из главных условий падения Илиона была смерть Гектора. Смерть Гектора от руки Ахилла. Но Киборг уже явно не способен кого бы то ни было убить, разве что Аид проявит к нему снисхождение и выпустит из своего царства, что весьма сомнительно есть. Значит, Гектора убьет кто-то другой?
 Скорее всего, это был какой-то неизвестный воин, и смерть Гектора приписали Ахиллу ради их обшей славы. Два великих воина сходятся в поединке, и один убивает другого. Это возвышенно. Это пафосно. Это поэзия.
 Ахилл убивает Гектора, а потом гибнет от руки Париса, которому помогал сам Аполлон.
 Это версия Гомера.
 Все случилось наоборот. Ахилл убил Патрокла, а Гектор убил Ахилла. Елена зарезала своего мужа, Париса. Кассандра заставила Приама выпить яд.
 Ах да. Перед апофеозом сегодняшнего действа, коим, конечно, стала смерть сына Пелея, Гектор успел укокошить еще и Менелая.
 Количество главных действующих лиц за один день уменьшилось чуть ли не вдвое.
   Зрители  
 – Офигеть, чувак. Ты это видел?
 – А кто это не видел? Уже четыре раза повтор показывали.
 – Это было круто! Как он его копьем, а?
 – Да, блин. А я сотку на Ахилла ставил.
 – Все на Ахилла ставили, брат. Кто ж знал, что ему копьем в глотку засадят!
 – Не понимаю я эту Елену. Мальчик ее из Спарты увез, от этого ужасного мужлана, а она его бритвой по горлу…
 – Что тут понимать, дорогая? Гектора она любит, Гектора. А Парис – так, развлечение. Стал ненужным, вот и прирезала, чтобы он старшенькому не мешал и на трон не метил.
 – А эта сучка Кассандра? Родного отца ядом…
 – Это уже нонсенс, уважаемый. Это просто бред. Такого быть не может. Ахиллес убивает Патрокла, Гектор убивает Менелая и Ахилла, Елена режет горло Парису, втроем эти дамочки травят Приама… Я ожидал, что будут некоторые отклонения от канонического текста «Илиады», но не до такой же степени. Неужели Гомер все придумал?
 – А как вам понравилась Афродита, выступающая на стороне ахейцев?
 – А разве она должна была быть не там?

 ГЛАВА 20

   Полковник Трэвис  
 – Я собрал вас в своем шатре, вожди, чтобы обсудить сегодняшнюю битву и решить, как мы будем воевать дальше.
 Агамемнон обвел тяжелым взглядом присутствующих. За исключением престарелого Нестора, все были в боевых доспехах, разве что без шлемов и без щитов. Зато мечи были у всех.
 – Троянцы вероломно нарушили перемирие и напали на нас, – сказал Нестор.
 – Не так уж и вероломно, – возразил Одиссей. – Гектор мог и не присылать глашатая, и тогда троянцы точно перерезали бы нас всех. Я всегда говорил, что устраивать свадьбу на войне – не дело для мудрых военачальников.
 – У нас не было выбора, – сказал Агамемнон. – И ты, мудрый сын Лаэрта, знаешь это не хуже меня.
 – Вне всякого сомнения, покровитель города Аполлон надоумил Гектора начать битву сегодня, обещая ему свое заступничество. Мы все видели Феба на Скейской башне. Но отец всех богов, великий Зевс, был на нашей стороне.
 А, Калхант тоже без доспехов. Но он не вождь, вот я его сразу и не посчитал.
 Меня, понятное дело, на совет не позвали. Происхождением не вышел. Опять пришлось подсматривать.
 – Зевс проявил себя лишь однажды, уронив Скейскую башню, – сказал Диомед. Он еще не успел напиться, а потому был мрачен. – Посейдон сотряс землю, чтобы помочь Ахиллесу убить Гектора. Афродита пыталась защитить Менелая. Нам это ничуть не помогло.
 – Твое поведение, Тидид, я собирался обсудить отдельно, – сказал Агамемнон, и Диомед сразу набычился. – Как понимать твой поступок? Я надеюсь, что это боги смутили твой разум, иначе твои действия можно назвать только предательством.
 – Поосторожнее с такими словами, – сказал Диомед. Хорошо еще не бросился на Атрида и не попытался свернуть ему шею. – Что ты вообще имеешь в виду?
 – То, как ты отдал свое копье троянцу, когда Ахиллу осталось нанести только один удар. Это ты, Тидид, спас троянского лавагета и погубил Ахиллеса. Ты что, не знаешь, как долго мы пытались избавиться от Гектора?
 – Победа над врагом ценой предательства и подлости? Ты сам когда-нибудь убивал безоружных, Атрид?
 – Да. Я ведь не просто воин, я – ванакт. Смерть – это часть политики.
 – Тогда я не политик, – сказал Диомед. – Я готов убить Гектора сам, в честном бою. Но зарубить безоружного…
 – Тидид прав, – неожиданно подал голос критский пират Идоменей. – Я не видел этого поединка, но уже слышал о нем. Если бы Пелид победил, это была бы нечестная победа.
 – Богоравный Пелид впал в боевое безумие, – сказал Нестор. – Потому его поступок не может быть расценен как подлость. Ведь он был слеп от ярости и зарубил даже своего друга, а перед этим поднял руку на бога. Ты зря помещал ему убить Гектора, Тидид. Мы могли бы этим вечером вкушать вино в прекрасных садах Трои.
 После смерти Ахиллеса битва закончилась. Гектор милостиво отдал тело Пелида мирмидонцам, чтобы вождь был похоронен со всеми почестями, и войско троянцев укрылось в городе. Ворота были открыты долгое время, пока рядом стояла ахейская армия, но островные греки не делали никаких попыток напасть. Они были слишком подавлены смертью их живого символа.
 А может, просто не хотели победы, подаренной им богами.
 – Если бы Пелид был настоящим воином, он убил бы Гектора, а не простоял весь поединок, как баран на бойне, – сказал Диомед. – До вмешательства Посейдона у него не было никаких шансов. Я лишь исправил ошибку, которую допустили боги.
 – Не богохульствуй! – Это Нестор и Калхант одновременно.
 – Не вам учить ванакта Аргоса манерам, – сказал Диомед. – Если мои слова – богохульство, то пусть боги сами придут сюда и спросят у меня ответа. Ахиллес разрубил мое копье, но у меня есть еще.
 – Вожди, какой смысл говорить о том, что уже было и что мы не в силах исправить? – спросил Одиссей. – Давайте лучше обсудим то, что мы будем делать дальше. Мы пришли сюда за супругой спартанского басилея, но Менелай мертв. За что мы будем драться теперь?
 – Мы слишком далеко зашли, чтобы отступить. – Глаза Большого Аякса налиты кровью.
 – Мы пришли сюда не за супругой моего брата, – отрезал Агамемнон. – И мне плевать на нее и на всех троянских девок, вместе взятых. И не сокровищ старого Приама я жажду. Эллада должна быть единой!
 – Мы потеряли уже треть войска, – сказал Диомед. – И если мы будем продолжать в том же духе, то после взятия Трои мы будем гораздо слабее, чем до войны. О какой целостности ты говоришь? Ты боишься хеттов, Атрид? Но Троя служила буфером между нами и Хеттийским царством. Ты боишься дорийцев? Но теперь мы можем выставить против них куда меньше людей, чем полгода назад. Троянцы не покорятся нам, мы должны будем вырезать всех, и войско твое больше сегодняшнего уже не станет.
 – Что же ты предлагаешь? Заключить мир со старым Приамом? Это слова труса, Диомед.
 Вот тут уж Тидид не выдержал.
 Он вскочил на ноги, оттолкнув пытающихся остановить его Одиссея и Малого Аякса, и плюнул на землю под ногами ванакта ванактов.
 – Я, Диомед, сын Тидея, ванакт Аргоса и второй воевода армии ахейцев, никогда не был трусом, Агамемнон Атрид! И за оскорбление, которое ты нанес мне при множестве свидетелей, я вызываю тебя на поединок!
 Шум в шатре стих.
 Агамемнон тоже встал:
 – Я, Агамемнон, сын Атрея, ванакт Золотых Микен, принимаю твой вызов, аргосец. Победитель в нашем поединке будет командовать войском!
 – А проигравший отправится в Аид, – добавил Диомед.
 Совет троянцев состоялся часом позже. На нем присутствовало гораздо меньше людей. Только четверо. Гектор, его брат Гелен, Эней и Циклоп.
 Они успели переодеться и помыться после битвы, а Эней – даже побаловаться со смазливой служанкой.
 – Отец мертв, – сказал Гелен. – Парис тоже. Вне всякого сомнения, Гектор, теперь ты – правитель Илиона.
 – Люди видели, как Елена режет горло Парису, – сказал Эней. – Толпа требует ее крови. Мы уже объявили народу, что Париса убила не Елена, а принявшая ее облик нимфа, которую Парис обесчестил во время своих скитаний по лесам. Но, думаю, Елене в ближайшее время лучше не показываться из дворца.
 – Мы больше не будем встречать врага в поле, – сказал Гектор. – С воинами, которые у нас остались, мы сможем защитить город. Стены Трои неприступны.
 – Тем более что Ахиллес мертв, – сказал Циклоп.
 – Менелай тоже мертв, – сказал Гелен. – У ахейцев больше нет формального повода для войны.
 – Они все равно не уйдут, – сказал Эней. – Но теперь мы можем снова послать гонцов к соседям. Увидев, что положение наше не безнадежно, они пришлют нам помощь. Может быть.
 – Займись этим, – сказал Гектор. – У нас мало воинов, и они устали.
 – Пару дней ахейцы не полезут на штурм. Может быть, пока длится перемирие, мы возведем тебя на престол по всем правилам, Гектор?
 – Нет. Пусть все останется, как есть. Я буду лавагетом до конца войны, а там посмотрим. В мирные времена Гелен может быть лучшим правителем, чем я.
 – Если мы доживем до этих мирных времен, – сказал Гелен.
 Гелен не воин. Худощав, немощен, с детства хромает на правую ногу и ходит с тросточкой.
 – Я начинаю верить, что доживем, – сказал Гектор. – Жаль, не удалось добраться до старшего Атрида.
 Эней ухмылялся с видом человека, который знает больше остальных и не спешит делиться этим знанием.
 – Я разговаривал с лазутчиком из лагеря ахейцев, – сказал он.
 И когда только успел?
 – Атрид обозвал Диомеда трусом, – продолжил Эней, – и бешеный аргосец вызвал его на поединок. Они будут драться завтра утром, победитель станет командующим. Так что Атрид там уже не главный.
 – Диомед… – задумчиво сказал Гектор. – Он – честный воин.
 – Да, – сказал Эней. – И не хочет быть игрушкой в руках богов. После появления Афродиты он практически вывел свое войско из боя.
 – И одолжил мне свое копье.
 – Прости, Гектор, – сказал Эней. – Я не успел.
 – Не терзайся, Анхисид, – сказал Гектор. – Главное, что Ахиллес мертв. А Диомед… кто знает, может быть, мы сможем с ним договориться?
 – С этим бешеным псом, сразившим самого Ареса? Война – единственное занятие для таких людей.
 – Ты не прав, Гелен. Диомед в первую очередь политик. А что касается его поединка с Аресом… Я бился сегодня с Афродитой.
 – Мы можем выстоять, – подвел итог Гелен. – Если боги не будут против нас.
 Тема оказалась щекотливой, и на некоторое время в зале повисло молчание.
 – На Олимпе раскол, – сказал наконец Гектор. – Аполлон, покровитель нашего города, и его сестра Артемида с нами, но Отец Богов, похоже, против нас. И Колебатель Тверди сегодня почти разрушил стену, которую сам когда-то строил. Фебу не выстоять против старших богов.
 – Как было бы просто, если бы боги пировали на Олимпе и не вмешивались в войны смертных, – сказал Циклоп.
 – Увы, понять пути богов нам не дано, – сказал Гелен. – Чем мы прогневали Зевса?
 – Тем, что в наших местах Аполлона чтут больше, чем его, не иначе, – сказал Гектор. – Это просто ревность.
 – Старшие очень хотели, чтобы Ахилл победил, – сказал Эней. – Почему?
 – Этого мы не узнаем, – сказал Гектор. – Кстати, я надеюсь, каменщики уже ремонтируют стену?
 – С того самого момента, как бой закончился, – заверил его Гелен.
 – Хорошо, что ты подумал об этом раньше меня, брат. Если бы все мои братья были похожи на тебя, войны бы не было.
 Гелен хмыкнул:
 – Зачем Трое столько царевичей-калек?
 Секундантом со стороны Агамемнона был Нестор, сын Нелея, почтенный старец. Секундантом Диомеда, как и следовало ожидать, хитроумный Лаэртид. Они сидели в шатре пилосца и обсуждали условия предстоящей схватки.
 – Пусть дерутся в поле, – настаивал Одиссей. – И надо пригласить на бой троянцев. Они заслужили право полюбоваться этим зрелищем.
 – Троянцы больше не чтут перемирия.
 – Гектор честно предупредил нас о битве.
 – На рассвете?
 – Он мог не делать этого вообще. И потом, не он давал нам слово о перемирии, а его отец. Но Приам сегодня утром умер, и спросить не с кого. Будь спокоен. Троянцам передышка нужна сейчас даже больше, чем нам.
 – Хорошо, мы пригласим их, если Гектор лично даст слово, – согласился Нестор. – Пусть вожди дерутся в поле. Пешими или на колесницах?
 – Пешими, – нехотя согласился Одиссей. – На колесницах у Атрида не будет ни единого шанса.
 – Агамемнон – доблестный воин.
 – Не спорю. Слава его велика. Но когда он в последний раз дрался?
 – Удел царя – не биться в первых рядах, но следить за исходом сражения…
 – Ладно, ладно, не учи меня. Выбор оружия? Копья, мечи?
 – Мечи.
 – Диомед настаивает на копьях.
 – Дадим каждому по два копья, – сказал Нестор. – А потом, если исход не будет решен, пусть бьются на мечах.
 – Согласен.
 – Ты же понимаешь, Лаэртид, что мы не должны уходить отсюда.
 – Нет. Не понимаю.
 Зря Нестор согласился на копья. Сыну Тидея Нечестивца не понадобилось даже запасное копье – он убил Атрида уже со второго удара. Пробив щит и нагрудный доспех, наконечник копья на дюйм вышел из спины ванакта ванактов.
 Войну ждали большие перемены.
   Дэн  
 Мы тоже держали нечто вроде военного совета. Мистер Картрайт, Джон Мур, Джефф Пибоди, новый главный режиссер шоу, шеф службы безопасности Хенриксон и ваш покорный слуга.
 – Меня тревожат новости, просачивающиеся извне, – сказал мистер Картрайт. – Конечно, я ожидал, что у столь популярного канала, как наш, рано или поздно должны появиться противники, более того, они просто необходимы нам, и, если бы их не было, нам надо было их придумать. Но совсем недавно я узнал об организации, называющей себя «хранителями времени». Это террористическая организация, джентльмены. И мне совсем не нравятся методы борьбы, которые они выбрали. Я готов к публичным дискуссиям в прессе и на телевидении, это только подогреет интерес к нашим программам, но террор – вещь для бизнеса вредная. Мистер Хенриксон?
 – Мы потеряли три ретранслятора на прошлой неделе, – сказал Хенриксон. – Выведены из строя взрывами. Каким-то хакерам удалось проникнуть в нашу спутниковую систему и прервать вещание на Юго-Восточную Азию более чем на восемь часов.
 – А это значит, что мы терпим убытки, – сказал Мур.
 – Кроме того, мне стало известно, что террористы планируют нападение на нашу штаб-квартиру. Вы не ослышались, именно на то здание, в котором мы с вами сейчас сидим. Они хотят уничтожить темпоральную аппаратуру академика, что приведет к свертыванию туннеля времени. Господа, это неприемлемо. – Босс обвел присутствующих тяжелым взглядом. – Я ввожу на территории военное положение. Мистер Хенриксон, я хочу, чтобы вы утроили внешние посты, организовали охрану главной лаборатории и усилили бдительность.
 Хенриксон коротко кивнул.
 – Конечно.
 – Теперь поговорим о менее приятных вещах, – сказал мистер Картрайт, и взгляд его уперся в меня. – Мистер Громов, я помню, вы утверждали, что знаете, как будут развиваться события в Троянской войне.
 Вот это заявочка!. Судя по тому, что босс перестал называть своих сотрудников по именам, обращаясь чересчур официально, он сильно чем-то недоволен. И что ему не нравится в текущих событиях? Кровь льется рекой, рейтинги зашкаливают, охваченная аудитория растет не по дням, а по часам.
 – Видите ли, мистер Картрайт, когда проект только начинался, я считал именно так. Но действительность чем дальше, тем сильнее стала отличаться от того, что нам было известно из работ историков и поэтов.
 – То есть сейчас вы не можете нам сказать, что будет дальше?
 – Вы правы, не могу. Особенно после того, как Диомед убил Агамемнона и встал во главе ахейской армии.
 – Падет ли Троя? Будет ли она разрушена?
 – Канонически – да. По факту – я уже не знаю. Вполне может быть, что она выстоит.
 – Я хочу помочь троянцам, – заявил вдруг мистер Картрайт. – Что мы можем для этого сделать?
  Реалити-шоу «Троя» 
  Лагерь ахейцев 
  Диомед и Орест 
 – Радуйся, богоравный Диомед.
 – Радуйся, Орест. И не зови меня богоравным. Я просто Диомед. О чем ты хотел со мной поговорить?
 – О будущем.
 – Тебя интересует война?
 – Нет. Не слишком. Меня интересует политика. Ты присягал на верность Золотым Микенам.
 – Я давал клятву помочь Менелаю вернуть супругу. Теперь твой дядя мертв, и я свободен от своих обязательств.
 – У нас сложная ситуация, бого… Тидид. Ты теперь командуешь объединенной армией, почти половину которой составляют воины Микен. С другой стороны, Микены являются главенствующим городом и не подчиняются Аргосу.
 – Микены и Аргос остались за морем. Здесь есть только мы. И Троя.
 – Я не против того, чтобы ты командовал армией в этой войне. Ты – лучший из всех. Я верю, что ты доведешь дело до конца и возьмешь Трою. Но что мы будем делать, когда война будет закончена и армия вернется домой? Сложишь ли ты пост воеводы? Не будешь ли ты посягать на…
 – На твой трон? Это заманчивая мысль, юноша. Микены ведь отказываются признать меня ванактом Аргоса. Только басилеем.
 – Это так. Отец и дед считали, что на нашей земле должен быть только один ванакт.
 – Может быть, они были правы. Только почему ванакт должен править именно из Микен? Почему не из Аргоса?
 – Я понимаю… Ты хочешь войны, Диомед? Войны между Аргосом и Микенами? Междоусобной сечи?
 – Если я решу завоевать Микены, войны не будет. Войско подчинится мне, а не безусому юнцу. Сиди, не вскакивай. Или ты решил отомстить мне за отца?
 – Это был честный бой. Отец… знал, на что он шел. Я не буду тебе мстить. Но хоть ты и великий воин, Диомед, я не сдам тебе Микены без боя.
 – Успокойся. Мне не нужны Микены, и я подозреваю, что и сам не очень-то нужен Аргосу. Я еще не решил, что будет дальше, но за свой трон ты можешь быть спокоен. Мне не нравится микенское вино.
   Дэн  
 Честно говоря, сначала я подумал, что ослышался. Не мог же всесильный медиамагнат болеть за одну из сражающихся армий. И не мог же он на полном серьезе предлагать нам вмешаться в прошлое и изменить его.
 Интересно девки пляшут, как говорят у меня на родине.
 Пока я ошалело соображал, как мне реагировать на шокирующее заявление моего работодателя, мистер Картрайт повел бровью и пожелал остаться со мной наедине. Пибоди, Хенриксона и Мура как ветром сдуло.
 Что бы это значило?
 Мистер Картрайт закурил сигару, пуская дым в потолок. Выдерживает паузу, психолог фигов.
 Что же он задумал? Какую выгоду хочет извлечь на этот раз?
 – Мы живем в великое время, мистер Громов, – наконец-то решился он нарушить молчание. – Вы сами это понимаете?
 – В принципе понимаю.
 – Еще никогда человечество не было так близко к объединению, как сегодня.
 – И объединяет его ваше шоу?
 – Наше шоу, – сказал он, нажимая на слово «наше». – Наше шоу, мистер Громов. Неужели вы считаете, что стоите в стороне?
 – Мой вклад столь мизерный, что его можно и не считать. По большому счету я только смотрю записи.
 – Вы не просто смотрите. Вы анализируете, делаете выводы. И я никогда не поверю, что во время просмотра вы остаетесь равнодушным. Признайтесь, что это не так.
 – Признаюсь.
 – И на чьей же стороне ваши симпатии?
 – Э…
 – Дайте, я сам угадаю. Ваши симпатии на стороне проигрывающих. На стороне обреченных. Вы хотите, чтобы победила Троя.
 – Почему вы так думаете?
 – Вы же русский. А русских во все времена тянуло на сторону сирых и убогих. Защитить слабого, поставить на место зарвавшегося наглеца…
 – Допустим. И что с того?
 – Я хочу, чтобы Троя победила. Более того, я не просто хочу этого, я намереваюсь этому поспособствовать. У нас ведь в прошлом находится первоклассный специалист, которому мы платим хорошее жалованье и который фактически ничего не делает. Я говорю о полковнике Трэвисе.
 Можно подумать, у нас там несколько специалистов. Или их действительно несколько? Нет, не может быть. Я бы знал.
 – Подумайте, что он может сделать, чтобы поспособствовать победе троянцев? Убить Диомеда? Одиссея? Аякса?
 – Вряд ли он будет в восторге, получив такое задание, – сказал я.
 – Меня не интересует, будет он в восторге или нет Меня интересует лишь результат.
 – Э… Не говоря об этической стороне данного вопроса, не считаете ли вы опасным вмешательство в наше прошлое? Эффект бабочки и все такое.
 – Бросьте, мистер Громов. Не надо мне этих фантастических рассказов. Это было слишком давно и слишком далеко от нас. Даже если какие-то изменения возможны, на нас они вряд ли отразятся.
 Расскажи это папе римскому, подумал я. Впрочем, я сам подарил боссу эту отмазку.
 – Могу я задать вам один вопрос?
 – Конечно. Вы хотите знать, зачем мне победа троянцев?
 – По правде говоря, нет. Я хотел спросить: что вы думаете о богах? Об этих парнях с Олимпа? Ведь теперь мы точно знаем, что они существуют.
 Вопрос застал босса врасплох. Он не стал сразу отвечать, а снова занялся своей сигарой.
 – Это сложный вопрос, мистер Громов. Я всю жизнь был атеистом и не верю в сверхъестественную сущность этих, как вы выразились, парней с Олимпа. Но они, вне всякого сомнения, существуют. А что касается истинной природы их нечеловеческих способностей, я думаю, это вы мне объясните.
 У меня, конечно, было свое объяснение, но я полагал, что оно не понравится боссу, а потому озвучивать его не стал.
 – Увы, – сказал я. – С точки зрения современной науки этого я объяснить не могу. А все-таки зачем вам победа троянцев?
 – Разве это непонятно? Троянцы ведут более справедливую, освободительную войну, противостоят ордам захватчиков. Не ищите тут какую-то корысть или умысел с моей стороны. Это просто душевный порыв.
 Неужели он провел опрос населения и решил сделать шоу интерактивным? В душевные порывы человека, которому душу заменяет толстый бумажник, я не поверю никогда. Равно как и в его бескорыстие.
 – Понимаю, что вы не можете ничего мне посоветовать, не подумав, – сказал мистер Картрайт, и я понял, что аудиенция подошла к концу. – Но не позднее завтрашнего вечера я хочу услышать от вас, что должен сделать полковник Трэвис, чтобы троянцы отстояли свой город и победили в этой войне.
 Когда я выходил из кабинета начальства, в приемной сидел тип из бара, тот самый, что вел странные разговоры и назвался Гремлином. Вот и его удостоил личным вниманием босс.
   Полковник Трэвис  
 – Так что мы будем теперь делать, Тидид?
 После поединка Диомед впервые остался со мной и Одиссеем наедине. Несколько часов он принимал всевозможные делегации вождей, пророков и просто героев, клявшихся ему в своей верности. Друга он оставил напоследок. А я просочился вместе с Лаэртидом, и Диомед против моего присутствия не возражал.
 – Тартар его знает, – пробурчал Диомед. – С одной стороны, Атридов больше нет, как и формального повода для войны. Гектор оказал нам услугу, избавив нас от Менелая, и преподнес нам дар, поистине достойный самих богов, прикончив этого выродка Ахиллеса. С другой стороны, Агамемнон был не дурак, и я нахожу, что в чем-то он был частично прав. Эллада должна быть единой, иначе она не устоит перед нашествием варваров – дорийцев.
 – Тем более что верховодит дорийцами Гераклид, отпрыск великого героя и бога.
 – Неважно, кто ими верховодит. Важно только то, что их много и они хотят завоевать наши земли. Хотя тебя Лаэртид, это и не должно волновать. Флота у них пока нет, а даже если бы и был, найти твой остров в море – задача не из легких.
 – Зато у хеттов есть флот.
 – У хеттов есть, – согласился Диомед. – Вот я и думаю, что нам теперь делать.
 – А ты не мог подумать об этом до того, как вызвал на бой Агамемнона?
 – Воевать под его командованием мне надоело, – сказал Диомед. – К тому же он обозвал меня трусом.
 – Иными словами, ты вызвал его на поединок под влиянием гнева, и ничего более. И четкого плана у тебя нет.
 – Кто из нас тут преисполненный?
 – Троя – данник Хеттийского царства. Они не будут вмешиваться в войну, пока. Если троянцы победят, все останется, как есть. Но если мы возьмем Трою, то через неделю, самое большее через две, нас вышвырнут с этих земель. У хеттов войско вдвое больше, чем у нас, и оно не измотано сражениями.
 – Неделя? Пограбить мы вполне успеем. И сжечь Трою тоже.
 – Но какой в этом смысл? – спросил Одиссей. – Война только ради трофеев? Убивать за серебро, золото и наложниц?
 – А что ты молчишь, Алекс, сын Виктора? Что ты нам посоветуешь в данной ситуации?
 – Ничего, – сказал я. – Нет у меня морального права вам что-то советовать. Это ваш мир, герои. Я тут чужой.
 – Тем не менее ты сражался. И с Гектором, и с Аполлоном.
 – Сражался. Но я все равно не понимаю, чего я хочу. Скажу откровенно, Тидид. Я не хочу видеть вашу гибель под Троей. Но я не хочу видеть и Трою, подожженную вашими факелами. И Гектор мне симпатичнее многих ваших вождей.
 – Приамид – хороший человек, – согласился Диомед. – Но мы сейчас по разные стороны. Боги желают, чтобы мы бились с ним.
 – А чего желаешь ты сам?
 – Если б я знал, – вздохнул Диомед. – В последнее время я чувствовал себя чужим в Аргосе. Я слишком многим там мешаю, включая и мою собственную супругу. Вот уж кто поистине богоравен! Я чувствовал, что против меня назревает заговор, мне уже казалось, что я слышу шаги наемных убийц в тайных проходах дворца. И война Агамемнона была для меня единственным шансом покинуть Аргос не изгнанником или беженцем, а командиром армии. Тогда я думал, что мы быстренько возьмем Трою, а потом преданные мне воины войдут в Аргос и я снова сяду на трон. Прочно и надолго. Теперь я уже в этом не уверен. Я могу взять Аргос, казнить жену, ее любовника и прочих заговорщиков из числа знати. Народ поддержит меня, ибо он всегда поддерживает того, за кем стоит сила. Но хочу ли я этого? Что мне в том Аргосе? Титул ванакта? Жизнь, полная подозрений? Власть в Элладе – это сплошные заговоры и предательства. Отец Агамемнона, великий Атрей, был убит собственным братом. Мой отец пал под Семивратными Фивами. Мы все тут – дети героев и потомки богов. Неужели война – единственное, что нам остается в жизни? Война и смерть? Слава или позор? Память потомков или забвение? Это ведь не главное в жизни.
 Он ведь не дурак, Диомед. Пьяница и рубака, но не дурак. Он сам загнал себя в тупик, приняв на себя ответственность за целую армию, которая могла сокрушить Трою и положить к ногам Тидида всю Элладу, и теперь мечется в поисках выхода из этого тупика. Сложить командование и передать его Оресту, мальчишке, ничего не смыслящему в военном деле? Продолжать войну, следуя замыслу Зевса и старшего Атрида? Сокрушить Трою, хеттов, дойти до Египта, омыть сапоги в Индийском океане, предварив путь Александра Македонского? Нести славу Зевса в чужие земли?
 Отступить, прослыв малодушным в глазах потомков?
 Что можно посоветовать человеку в такой ситуации?
 Только одно.
 – Тебе принимать решение, Тидид.
 Увы, я забыл, где мы находимся. Мы были не в современной Америке, а в Древней Греции, и тут существовали личности, полагающие принятие решений своей монополией.
 Откинув полог палатки, к нашей компании присоединился Зевс.
   Дэн  
 Наша служба безопасности действовала оперативно. Не прошло и часа с того момента, как мистер Картрайт призвал нас усилить бдительность, как все коридоры были наводнены боевиками Хенриксона, щеголяющими в полном боевом снаряжении. Вход в главную лабораторию проекта прикрывали шесть человек, а бригада техников меняла обычную дверь на сейфовую.
 Зашибись.
 «Хранители времени» опоздали. Если они на самом деле захотят уничтожить туннель, им придется штурмовать здание при помощи танковой бригады и батальона десантников.
 После работы я взял такси, но отпустил его у первого же телефона-автомата. Звонить Максу с работы я не решился. Все наши телефоны давно уже могли стоять на прослушивании, а контакты сотрудников корпорации с бывшими сотрудниками ее же отнюдь не приветствуются.
 Макс сразу взял трубку, и мы договорились о встрече в баре на окраине города.
 Он пришел не один.
 Его спутником был высокий мужчина средних лет с прической хиппи, но обладающий военной выправкой и резкими, экономичными движениями. Макс представил его как Хола Клементса, боевого руководителя «хранителей времени».
 – Я рад, что, протрезвев, ты не забыл о нашем разговоре и решил продолжить знакомство с хранителями, – сказал Макс. – Хол полагает… Впрочем, он сам может тебе рассказать.
 Хол Клементс, если это было его настоящее имя, в чем я сомневаюсь (кажется, так звали какого-то писателя-фантаста), повертел в пальцах стакан с виски, затем отставил его в сторону и заговорил:
 – Я не фанатик, не луддит и не противник технического прогресса в целом. Однако мне не нравится современное телевидение, а больше всего мне не нравится новое реалити-шоу. Я считаю, что физикой должны заниматься физики, а не олигархи, и что открытия должны идти на пользу всему человечеству, а не ограниченному кругу лиц, набивающих свой карман. Более того, я полагаю эксперименты со временем, самой неизученной на данный момент стихией, безрассудными и опасными.
 – Вы правы, – сказал я. – Но проблема уже не только в физике. Помимо временных парадоксов мы столкнулись с кое-чем похуже.
 И я рассказал им о моей встрече с Афиной Палладой и о желании мистера Картрайта вмешаться в естественный ход событий.
 Странно, но они не приняли меня за сумасшедшего. Они даже не улыбались, слушая мой рассказ.
   Полковник Трэвис  
 – Ты убил Атрида и занял его место. – Слова падали с губ верховного божества тяжело, словно камни. – Ты не выполнил мою волю, и, несмотря на то что Патрокл не вышел из битвы, он пал не от твоей руки. Ты по-прежнему должен мне, смертный.
 На нас с Лаэртидом Зевс не обращал никакого внимания. Словно мы были мошками, не стоящими отдельного взгляда.
 Судя по выражению лица Одиссея, он был совсем не против такого отношения к нему Громовержца. Еще Лаэртиду было страшно.
 И интересно одновременно.
 – Чью жизнь ты будешь требовать теперь, Громовержец?
 Впервые я видел верховного бога греков так близко, фактически лицом к лицу.
 Боги греков не были всемогущими, всезнающими и вездесущими. И еще они не были милостивыми и способными к прощению. Это были суровые боги суровых людей, и, положа руку на сердце, я должен признать, что этот тип внушал уважение.
 Интересно, а что чувствуют люди, которые в него верят?
 – В прошлый раз я говорил с тобой, как с воином по имени Диомед, ванактом Аргоса, не способным повлиять на решения вашего главы. Теперь я обращаюсь к первому воеводе ахейского войска. Цена, которую ты должен уплатить, выросла соразмерно с твоим положением.
 – Назови ее, Дий.
 – Троя. Я хочу, чтобы вы уничтожили этот город. Сожгли его, стерли с лица матери Геи. Вырезали всех его жителей. Прошлись огнем и мечом по всей этой земле.
 – А хетты?
 – С моей поддержкой ты сокрушишь не только Трою, но и хеттов. Дорийцев, варваров, которых вы так боитесь. Низвергнешь ванакта Черной Земли и завоюешь себе великую империю от эфиопов до гипербореев.
 – Именно это собирался сделать Агамемнон, – сказал Диомед. – Ему ты тоже обещал свою помощь, Высокогремящий? Я вижу, она ему не помогла.
 – Агамемнон был слаб. Все кому не лень вертели им, как хотели. Не удивлюсь, если бы в итоге его зарезала собственная жена. Ты не такой, ванакт Диомед.
 – Ты даже не представляешь себе, насколько я не такой, Кронид, – сказал Диомед. – Что будет, если мы с тобой не договоримся?
 – Смерть, – сказал Зевс. – Аид примет и вас, и троянцев. Дорийцы и хетты поделят ваши земли между собой.
 – Но это будет и ваша смерть тоже, – сказал Одиссей. – Когда умрет последний ахеец, вы отправитесь в свой собственный Тартар. Хетты не верят в вас. И дорийцы тоже. Мы – смертные, мы – солдаты, и смерти не боимся. А вы?
 – Ты глуп, человек, – сказал Зевс, не поворачивая головы. – А я всегда добиваюсь того, чего хочу.
 Я обратил внимание, что Зевс назвал Лаэртида «человеком», а не «смертным». Что это? Признание того факта, что он смертен и сам? Или просто попытка указать хитроумному его место?
 Бог угрожал Диомеду. Но боги не должны угрожать, они должны повелевать. Угрожают ведь только равным.
 Человек не стал бы грозить муравью, оказавшемуся у него на дороге. Он бы его просто раздавил.
 Зевс почему-то не хочет нас давить. Или уже не может?
 – Через сутки вы выйдете на битву и сокрушите троянцев, – сообщил Зевс. – Или вы на себе познаете ярость Отца Богов.
 И он исчез. Что хорошо в положении бога – он всегда может оставить за собой последнее слово.
 – Мне это не нравится, – сказал Диомед, и все мы прекрасно поняли, что он имел в виду под словом «это». – Я терпеть не могу, когда меня к чему-то принуждают.
 – Но что мы можем сделать? Пойти против воли Зевса?
 – Сдается мне, ребята, – сказал я, – что вы не в тех богов верите.
   Дэн  
 – Они не боги, – сказал я. – По крайней мере, не боги в том понимании, какое мы вкладываем в это слово. Они не творцы, не имеют никакого отношения к возникновению этого мира, и возможности их ограничены. Они просто пришли откуда-то, в данном случае не имеет значения, откуда именно, и заняли пустующую нишу. Мне кажется, разумнее было бы именовать их идолами или кумирами, но раз уж мы начали именовать их богами, то будем придерживаться этой терминологии. Боги с маленькой буквы «бы».
 – Какая разница, как их называть, – пробурчал Хол. – Вопрос в другом. Как их сразить.
 – Сила богов в вере людей, – сказал я. – Чем большее количество людей верит в того же Зевса, тем сильнее бьет молния в его руках. Мы на пороге катастрофы, коллеги. Сколько почитателей у олимпийцев было в Древней Греции? Все ее население не насчитывает и двух миллионов человек. И тем не менее боги были достаточно могущественны. Они швырялись в своих врагов островами и уничтожали целые города одним махом. А мы, не ведая, что творим, поспособствовали процессу, в результате которого в древних богов готовы уверовать сотни миллионов человек.
 Мы подарили богам последний шанс.
 Троянская война, возвращение героев домой и последствия, которые это возвращение вызвало, было концом мифов Древней Греции. После них не было уже ничего. Эллада не устояла перед вторжением извне, и долгое время лежала под железной пятой завоевателя. Примерно в это же время вера в богов с Олимпа умерла. Боги ли отгородились от смертных, сами ли смертные потеряли веру, но факт оставался фактом – богов на Земле больше не видели. Очевидно, греки успели сообразить, что мир гораздо больше, чем они думали вначале, и вряд ли горстка интриганов с Олимпа способна контролировать его целиком.
 И в это нерадостное для богов время вторглись мы со своими камерами, микрофонами и мониторами. И многомиллионной аудиторией, которая за годы существования телевидения привыкла свято верить во все, что ему показывают с экрана.
 Если бы мы преподнесли происходящее как игровой сериал, могло бы и обойтись. Может быть.
 Но руководство корпорации во всеуслышание объявило, что «Троя» – не сериал, а реалити-шоу, и зритель поверил во все. В том числе и в олимпийцев.
 Теперь, судя по всему, боги собирались ускользнуть из времени, где вера слабела, во время, где она с каждой минутой крепнет и где потенциальных верующих не надо обращать в свое учение посредством войны. Достаточно только дать парочку эксклюзивных интервью.
 Страшно подумать, что они могут натворить, имея такую паству. Понятно только одно – мир изменится навсегда.
 Я это понимал, Макс это понимал. Хол, как мне кажется, догадывался.
 – Туннель должен быть закрыт, – сказал он. – И сделать это лучше до того, как эти идолы или кумиры пролезут по нему в наш мир.
 – А полковник Трэвис? – поинтересовался Макс.
 – Полковником Трэвисом нам придется пожертвовать.
 – Корпорация сейчас защищает свою штаб-квартиру почище чем форт Нокс, – заметил я.
 – Если все правильно спланировать, то невозможных операций не бывает. Но полковник Трэвис – не единственный человек, кто может пострадать от всего этого. Причем он в отличие от остальных хотя бы останется в живых, пусть и в прошлом. А в настоящем будут жертвы. Готовы ли вы к этому, господа?
 – Нет, не готовы. Но есть ли у нас выбор?

 ГЛАВА 21

   Полковник Трэвис  
 Появление Аполлона оторвало троянского лавагета от трапезы, кою он принимал в одиночестве, если не считать рабынь-прислужниц. При виде прекрасного бога они испуганно забились по углам, и Гектор приказал им выйти. Головы от тарелки при этом он не отрывал, на бога только скосил глаза. Так и смотрел на него – исподлобья.
 – Радуйся, Гектор.
 Бог начал разговор первым. И не требовал оказывать ему положенные почести – типа становиться на колени или биться головой об пол. В последнее время боги вели себя более чем просто странно.
 – Радуйся, Феб.
 При этом радости от встречи ни один не испытывал. Пора бы им уже выбрать другую формулу. Здоровья они друг другу тоже не желают, так что в таком случае хватило бы и безразличного «привет».
 – Перемирие должно продлиться еще два дня, так?
 – Должно.
 – А что ты намерен делать потом?
 – То же, что всю жизнь. Защищать город.
 – Как?
 – На стенах.
 – Ты больше не собираешься выходить в поле?
 – Чтобы потерять остатки армии? Нет, благодарю.
 – Ты стал дерзок, смертный, хотя ранее ты всегда почитал меня. Что изменилось с той поры?
 – Я всегда почитал тебя, но я также всегда надеялся только на себя. С тех пор не изменилось ничего. И еще одно, Феб. Таких, как вы, лучше почитать на расстоянии. Не видя.
 – Я всегда хранил твой город.
 – Его хранила армия. Говорят, ты помогал строить его стены. Я этого не видел, но говорю тебе спасибо, Феб. Однако ты не помешал Агамемнону пойти на нас войной. Не помешал Афродите заморочить голову моему младшему брату, хотя он был большим твоим почитателем, лучник.
 – Ты не боишься отмщения за столь дерзкие речи?
 – Я слышал, что в день высадки ахейцев на побережье ты был на поле боя. И еще я слышал, что один из смертных сбил тебя с ног и заставил покинуть это поле. Он до сих пор жив. Где же твое отмщение, сын Лето? Ванакт Аргоса Диомед сразил Ареса и достал копьем Афродиту. Он тоже до сих пор жив. Где их отмщение, Открывающий Двери? Так станешь ли ты наказывать меня за какие-то слова?
 – Месть может настигнуть тебя и позже. Когда ты совсем не будешь ее ждать. Месть – блюдо, которое надо подавать холодным.
 – Ты пришел сюда говорить со мной о мести?
 – Нет, о войне.
 – Ты – бог и лучник, Феб. Ты никогда не командовал войском и не имеешь ни малейшего представления о стратегии. И все же ты хочешь давать мне советы?
 – Да.
 Пожатие плечами.
 – Говори.
 – Ты должен нарушить перемирие и напасть на ахейцев ночью. Опрокинь их в море и сожги их корабли.
 – И сколько людей ты мне дашь для выполнения этого плана? Троянской армии не хватит, ахейцев все равно в три раза больше нас.
 – Город не будет в безопасности, пока на побережье есть хоть один ахеец.
 – Город будет в безопасности, пока на его стенах стоят троянцы. У меня нет людей для вылазки. И у меня нет совершенно никакого желания эту вылазку совершать. Не дело для…
 Одиссей потрепал меня за плечо, заставляя свернуть картинку и вернуться в лагерь ахейцев.
 – Пойдем в шатер Диомеда, – сказал он. – Кажется, у нас возникли проблемы и помимо Зевса.
 Проблем было две. Одна большая, а другая… просто масштабная.
 Сначала нам пришлось заниматься первой.
 Большая проблема – Большой Аякс – бушевал перед шатром Диомеда. Гетайры, отосланные командиром, стояли в сторонке и делали вид, что им ничего не слышно, но руки у них так и чесались. А Диомед стоял на пороге, прямо перед неистовым гигантом, и делал вид, что ловит каждое слово.
 – По какому праву ты решил, что можешь командовать нами и принимать решения за всех, Тидид?! Я присягал на верность Агамемнону, но не тебе! Саламин не подчиняется Аргосу! Ты сразил Агамемнона, но ты не доказал свое право быть вождем для меня!
 – Ты хочешь драться? – лениво спросил Диомед.
 – Да! Ты создал пре… прен… пренцендент.
 – И теперь я должен доказывать свое право командовать всем желающим?
 – Да! Мне!
 – Хорошо, – спокойно сказал Диомед. – Завтра, на рассвете. Пусть секунданты обговорят детали. От меня будет Одиссей. Кто от тебя?
 – Нестор Пилосский!
 Диомед пожал плечами, словно он ни секунды не сомневался в ответе, и скрылся в шатре. Аякс немного постоял на месте, потом плюнул себе под ноги и убрел.
 – Глупо, – сказал Диомед, едва мы оказались в шатре. – Если так пойдет, то скоро ахейские вожди сами поубивают друг друга.
 – Ты принял вызов, – напомнил Лаэртид.
 – А как еще я мог поступить? Но я не хочу убивать Аякса, тем более что это не его идея. Прецедент! Теламонид и слова-то такого никогда не знал! Это все Нестор, старый хрыч! Вот кого бы я убил с большим удовольствием! Но он слишком хитер и стар, чтобы выйти на бой.
 – Нестор хитер, – согласился Лаэртид. – И он тоже мечтает об империи, а поскольку не годится в императоры сам, желает править руками Аякса. Но ты зря принял вызов Большого. Агамемнон был ванактом, и ты – ванакт. Он – первый воевода, а ты – второй. Его армия была ненамного больше твоей. Это был поединок равных. А кто такой Аякс, если не считать, что он – бык и громила? Басилей затерянной в море груды камней, почти как я. И отряд его – плюнуть и растереть. Поединок не сделает тебе чести. И даже если ты победишь, то тем самым откроешь путь всем желающим. Тебе придется каждый день сражаться за власть.
 – Сейчас уже поздно говорить об этом. Вызов был брошен, вызов был принят.
 – Ладно, как знаешь, Тидид. Я пришел к тебе не ради разговора об Аяксе, – сказал Лаэртид. – Час назад вернулись лазутчики, посланные еще Агамемноном. Я приказал схватить их и спрятать у меня в лагере, чтобы не возникало разговоров, но времени у нас мало, ты же знаешь, новости имеют обыкновение просачиваться даже сквозь стены. Особенно дурные новости.
 – Что еще случилось?
 – Войско хеттов стоит лагерем в трех дневных переходах отсюда, – сказал Одиссей.
   Дэн  
 Первый же встреченный мной по приходе на работу охранник – а мне не пришлось далеко идти, чтобы его встретить, – сообщил, что мистер Картрайт желает видеть меня в своем кабинете, и я поплелся туда, как агнец, предназначенный для жертвенного алтаря. Босс будет требовать идей, как помочь троянцам, а у меня их нет. По-моему, надо просто им не мешать.
 Совсем недавно я болел за троянцев. Теперь меня больше беспокоили собственные современники.
 Мистер Картрайт был в кабинете не один. Справа от него в роскошном кожаном кресле, присесть в которое мне никогда не предлагали, сидел Гремлин.
 Мы поздоровались, после чего секретарша одарила нас с боссом кофе, а мистера Гремлина – бокалом вина. Странное предпочтение для начала рабочего дня. Или Гремлин у нас еще не работает? Тогда какого черта он сидит тут с таким видом, будто хозяин кабинета – именно он?
 – Ну, мистер Громов, что вы придумали по интересующему нас поводу?
 – Честно говоря, ничего, – сказал я, мысленно распрощавшись со своей работой. Впрочем, я за нее не слишком и держался. Особенно теперь, когда знал, что скоро наша штаб-квартира подвергнется атаке хранителей. – Я считаю, что мы не должны вмешиваться в прошлое и изменять его.
 – Почему? – удивился Гремлин. Искренне так удивился, не наигранно.
 – Потому что тем самым мы можем изменить настоящее.
 – Но мы меняем настоящее каждый миг, каждую секунду, – сказал он. – И даже не замечаем этих перемен. Перемены – вот преимущество смертных перед неизменными богами Олимпа. Именно из-за неспособности меняться… их ждало забвение.
 Как-то он странно рассуждает. И сделал почти незаметную, но все же паузу перед словом «их». Как будто хотел сказать другое слово. «Нас».
 – Вы говорите так, словно точно знаете, как было дело.
 – Поверьте мне, знаю из первых рук, – сказал Гремлин. – Давайте поговорим начистоту.
 – Как правило, это лучший способ разговаривать, особенно если хочешь о чем-то договориться.
 Гремлин улыбнулся. Зубы у него были белые.
 – Люди и боги, – сказал Гремлин. – Боги и люди. Кто появился раньше и кто кого создал? Думаю, что нам уже никогда не узнать правильного ответа на этот вопрос. Были ли люди потомками богов или богов сотворила вера людей? А так ли это важно? Долгое время люди и боги жили в симбиозе, и, поверьте мне, это был взаимовыгодный симбиоз. Люди приносили богам жертвы, а боги помогали людям. Но помогали не всем подряд, а только достойным. Боги жили среди смертных, любили и ненавидели их, и так продолжалось довольно долго, пока смертные не решили, что боги им больше не нужны. Постепенно вера становилась все слабее, пока не исчезла совсем. Опять-таки мы не знаем, из-за чего это произошло.
 – Я знаю, – сказал я. – Из-за вас. Вы вели себя не так, как положено богам. Вы были мелочны, коварны и мстительны. Вы видели в людях игрушки для своих игр. Возвышая одного, вы втаптывали в грязь тысячи других.
 – Так происходит всегда, – сказал Гремлин. – Когда человек возвышается сам, даже без нашей помощи, он все равно втаптывает в грязь тысячи. Я вижу, вы уже поняли, кто перед вами.
 – Только в общих чертах, – сказал я. – Вы – бог, древний идол, прошедший по темпоральному туннелю и прекрасно себя чувствующий в нашем климате. Даже костюм современный надели. Но кто вы конкретно? Как вас зовут? Не говорите, попробую угадать сам. Не слишком привлекательны, значит, не Аполлон. Молоды, значит, не из старших. Пьете вино с самого утра. Дионис?
 Гремлин покачал головой.
 – Слишком умны для бога пьяниц. Не хромаете, значит, не Гефест. Да и вообще на кузнеца вы не слишком похожи. Значит, остается только одно. Гермий.
 Гремлин-Гермес насмешливо склонил голову.
  Реалити-шоу «Троя» 
  Троя. Покои Гектора 
  Гектор и Эней 
 – Я говорил с Аполлоном, лавагет.
 – Забавно, раньше ты бы сказал «Аполлон говорил со мной». Но я не удивлен. Он приходил и ко мне.
 – Он хочет, чтобы мы атаковали ночью, в нарушение уговора.
 – Хочет. Я ему отказал.
 – Знаю. Поэтому он пришел ко мне с предложением убить тебя. Говорил, что у Дарданской ветви наследования есть шанс вернуть себе власть, говорил, что поддержит меня как покровитель нашего города.
 – Мне ждать удара в спину?
 – Тьфу на тебя, лавагет. Если бы я хотел убить тебя, то ударил бы в грудь.
 – Мне повернуться?
 – Не стоит. Я послал Аполлона в Тартар.
 – Я тоже. Почему мы с тобой еще живы?
 – Потому что мы не боимся Феба, наверное. Он покровитель нашего города, Гектор, но сейчас меньше всего он думает о пользе Трои. У него какие-то свои цели, не понятные нам. Ему неважно, будет ли стоять город. Ему важнее гибель ахейцев.
 – Вот по этому поводу я и хотел с тобой побеседовать, Анхисид. Сюда идут хетты.
 – Много?
 – Тысяч пятьдесят, не меньше.
 – Они решили прийти нам на помощь? После стольких месяцев бездействия?
 – Не думаю. Скорее они услышали о смерти Приама и хотят получить подтверждение клятв от его преемника.
 – Что ты будешь делать, Гектор? С хеттами мы разобьем ахейцев за день.
 – И снова окажемся их данниками. Я не хочу опять оказаться в кабале. Ведь раньше мы их били.
 – Твой отец был странным, Гектор. Он склонил голову перед хеттами, зато готов был умереть, но не сделал этого перед Микенами. Хотя Микены ближе к нам, чем Хаттуса.
 – А хетты не пришли к нам на помощь. Я думаю, не придут и сейчас. Они будут ждать исхода войны, а потом навалятся на победителя. Троя всегда была для них чужим городом. Им выгоднее построить здесь свой порт, чем получать дань от нас. В лучшие времена мы могли бы с ними сражаться, но сейчас… Мы можем выстоять против ахейцев. Возможно, мы сможем выстоять против хеттов. Но против и тех и других мы не выстоим. Похоже, крепкостенному Илиону конец.
   Дэн  
 – Вы давно живете без богов, вы привыкли так жить, – говорил Гермес. – Но мы готовы предложить вам другой вариант жизни. Вы часто жалуетесь на несправедливое устройство мира, а мы готовы подарить вам божественную справедливость. Новый мир, где не будет страха смерти, ибо царство Аида – это не пустые слова. Мир, где на молитву в храме наконец-то будет дан ответ. Мир, где боги будут рядом с людьми, а потому будут слышать и понимать их. Там, в прошлом, мы были слабы и немощны. Здесь мы сможем развернуться, показать вам нашу истинную мощь.
 – И молнии будут разить с неба, а жители Калифорнии будут приносить в жертву Посейдону голливудских красоток?
 – А оно вам надо? – ухмыльнулся Гермес. – К чему тащить в новый мир старую рухлядь? Обойдемся без папы и дяди, я думаю. Они слишком древние экспонаты, потеряли гибкость мышления и не смогут перестроиться и приспособиться к новым реалиям. Слишком импульсивны и эмоциональны. Вот, например, папа. Чуть что не по нему – трах, бах, и вместо целого города выжженная воронка. Нет, вами будут править только молодые и сильные.
 – Заговор детей? Опять? Только теперь вам слабо свергнуть своего правителя и вы решили просто от него убежать? И кто будет главой нового пантеона? Вы сами, Гермес?
 – Думаю, Аполлон. Он у нас и красавец, и вообще личность довольно популярная. Бог музыкантов и поэтов, бог инженеров и строителей. А я? Бог воров не годится в верховные правители.
 – Зато идеально подходит для роли серого кардинала?
 – Пусть так. Я не люблю быть на виду. Я – воришка, насмешник и пустобрех. Меня никто не принимает всерьез.
 – Зря, как выяснилось. Значит, туннелем пройдете только вы? Кстати, а сколько вас будет? Гермес, Аполлон, Афина…
 – Артемида, Дионис. Думаю, пятерых вполне хватит. Нам ведь не нужна большая конкуренция, не так ли? Поделим обязанности на всех, и каждому перепадет хороший кусок. Артемида возьмет на себя обязанности Афродиты, Аполлон – верховного правителя, Афина вполне сойдет за женское воплощение Ареса, Дионис и сам по себе хорош. Ну и я, конечно. Бог путников и воров. Дорог у вас тут много, деревьев не хватит на всех гермы поставить. Да и воров тоже немало. Без работы не останусь. А вы, здесь присутствующие, станете нашими верховными жрецами. Билл будет, конечно, жрецом Аполлона. А вы, Данил, моим собственным. Поверьте мне, вы станете выше этих глупых президентов, министров и королей.
 – И что от нас требуется взамен?
 – Немного. Не нужна даже ваша вера – верующих хватит и без вас. Вы должны только выполнять наши приказы, не более того. Послушание обеспечит вам рай уже на Земле.
 – У греков не было рая, – сказал я. – Аид ждал всех, грешников и праведников.
 – Мы не делили смертных на грешников и праведников. Это полезное нововведение придумали уже после нас. Но теперь все изменится. В вашем мире нет других богов и не будет, кроме нас пятерых. И своим жрецам мы не откажем ни в чем.
 – И на какое число назначено ваше второе пришествие?
 – Как только троянцы разобьют греков. Мы не должны уйти проигравшими. Это повредит нашему имиджу здесь.
 Ага, теперь мне понятна и просьба босса. Собственно, теперь мне уже почти все понятно, за несколькими исключениями.
 И перерасход энергии на поддержание темпорального туннеля объясняется теперь очень просто. Это боги сюда на разведку шастали.
 Естественно, отказать я не смог. Это означало немедленное увольнение в лучшем случае или немедленное отправление к самому старшему дяде Гермеса в худшем. А мне хотелось еще хоть раз побывать на своем рабочем месте.
 Попрощаться с полковником Трэвисом и прочими героями.
   Зрители  
 – Клянусь Аполлоном, кульминация близка, коллега. Я думаю, что ахейцы возьмут Трою если не сегодня, то завтра – наверняка.
 – Очень может быть, коллега. Очень может быть.
 – Слышь, эта Артемида такая красотка! Я бы ей отдался. Принес бы жертвы, так сказать.
 – Нужен ты ей. Она – богиня. Тебе только молиться на таких, как она.

 ГЛАВА 22

   Полковник Трэвис  
 Смотреть на поединок Диомеда с Аяксом пришло куда больше народу, чем на поединок Диомеда с Агамемноном. Хоть Агамемнон и был намного знатнее Аякса, Большой дрался куда лучше, и спрогнозировать исход боя было труднее. Хотя я бы не поставил на сына Теламона и дырявой долларовой купюры.
 Аякс прибыл на ристалище первым. Он стоял в своем углу очерченной для боя территории уже в полном доспехе и невнимательно слушал шепчущего ему на ухо Нестора. Аякс Малый стоял чуть поодаль, рядом с прорицателем, который сегодня не произнес ни одного слова. Видимо, предрекать победу Диомеду ему не хотелось, а выдавать ложное пророчество было чревато неприятными последствиями.
 Диомед в сопровождении Лаэртида, Клеада и нескольких гетайров появился ровно в назначенный срок. На ванакте была боевая броня, однако щит и копье несли оруженосцы. Шлема в пределах видимости не наблюдалось.
 Аргосец был сумрачен. Наверное, его угнетала мысль, что он не может добраться до Нестора.
 Диомед вышел на ристалище и обвел взглядом собравшихся.
 – Воины! – крикнул он. Глотка у него была луженая, голос ванакта разносился чуть ли не по всему лагерю. И те, кто слышал, передавали вести тем, кто не слышит. – Я готов биться с Аяксом в любой момент, даже прямо сейчас, если он не изменит своего решения после того, что я скажу. Мы через многое прошли вместе, мы бок о бок бились с троянцами, выполняя волю Агамемнона и Зевса, и близки к победному завершению войны. Но я получил новости, которые целиком меняют ситуацию! Сюда идут хетты!
 По рядам собравшихся пронесся ропот. Все знали, что у хеттов могучая армия, а значит, в лучшем случае война затянется еще надолго. Победа ускользала сквозь пальцы.
 – Перед лицом новой опасности не дело вождям Ахайи убивать друг друга! – провозгласил Диомед. – Мое копье и меч Аякса должны сослужить еще одну службу до того, как сойдутся друг против друга в смертельной схватке!
 Аякс, который был уже сам не рад, что бросил вызов аргосцу, облегченно вздохнул, содрал с себя шлем и заверил Диомеда в вечной дружбе. У Нестора на роже был такой кисляк, словно он сожрал килограмм лимонов, но тут он ничего уже не мог сделать. Хетты являлись реальной угрозой, и разжигать раздоры между вождями в данной ситуации было бы крайне непопулярным решением.
 Немного оживился Калхант, ибо пророчить победу ахейцев над хеттами было куда выгоднее и безопаснее, нежели победу одного вождя над другим.
   Дэн  
 Хетты.
 Значит, вот кто положит конец этой войне. Армия людей, которые не верят в олимпийских богов. Понятно, почему так спешит Гермес. Ему нужна громкая победа троянцев, чтобы показать ничтожество Зевса и могущество Аполлона. А если придут хетты и перережут всех – и осажденных, и осаждающих – то ни о каких заслугах олимпийцев говорить не приходится.
 Согласно Гомеру, у Трои было много союзников, но Хеттийское царство в их число не входило и в войну не вмешивалось. Это по старой версии «Илиады». Новую версию я даже читать не стал, не хотелось расстраиваться.
 Если хоть немного подумать, то независимый город на побережье для хеттов как кость в горле. Только раньше Троя была слишком сильна, чтобы хетты могли ее завоевать или уничтожить. Теперь же у них есть прекрасная возможность. Троя измотана долгими боями, да и ахейское войско выглядит не лучше. Хеттам только не следует торопиться. Им надо выждать, пока Троянская война закончится, а потом быстро разгромить уставшего победителя, кто бы там ни победил.
 Хетты в трех днях пути?
 Думайте, ахейские герои. Вы можете взять Трою, но что вы будете с ней делать, если у вас в запасе всего три дня? День на штурм Трои, день – на грабеж, и еще день, чтобы погрузиться на корабли и убраться отсюда.
 Вожди опять препирались. Они больше ссорятся друг с другом, чем воюют. То добычу поделить не могут, а то целыми днями обсуждают, как им воевать дальше. Вот, опять взял слово Лаэртид.
 Мое внимание привлекла картинка на другом мониторе. Скейские ворота были открыты, и из них выезжали три колесницы. Я вывел изображение на основной экран и опознал в пассажирах Энея, Гектора и Циклопа. Судя по всему, они направлялись в лагерь ахейцев. Что самое странное – армия за ними не шла.
 Лучший расклад для Гермеса и его компании, это если троянцы раздолбают ахейцев, а потом падут от рук хеттов. Тогда получится, что троянцы Зевсу не покорились, а с другой стороны, лишних свидетелей нет.
 Самому же Зевсу требуется, чтобы ахейцы растоптали сначала троянцев, а потом хеттов, что не очень вероятно есть.
 Самый логичный исход казался мне таким: ахейцы побеждают троянцев, а потом либо драпают к себе, сгибаясь под тяжестью награбленного, либо умирают под хеттийскими мечами.
 Хетты не дураки. Вряд ли они будут атаковать до тех пор, пока на поле сражения не останется только одна армия. Я бы на их месте не стал. Это же чистая арифметика.
 Взгляд на часы. Новая порция записей должна прийти через тринадцать минут. Теперь из лаборатории их выносит тройка парней в бронежилетах и при импульсных винтовках.
 Телефонный звонок. Кого еще…
 – Дэн?
 – Макс, ты совсем обалдел мне сюда звонить? Ты ж меня спалишь…
 – Убирайся оттуда к черту! Немедленно!
 Вне всякого сомнения, все телефоны сотрудников прослушивались, и Макс это знал. Только одна причина могла заставить его нарушить секретность.
 Я бросился к двери, но за ней меня уже ждали двое боевиков Хенриксона. Или они умеют открывать дромосы, как Гермес и прочая олимпийская шушера, или были приставлены ко мне с самого начала, как только я поговорил с Гермесом и будущим верховным жрецом Аполлона.
 – Куда-то торопишься? – спросил один из них. Лицо его было скрыто бронешлемом, но я был уверен, что он улыбался.
 – Ага, – сказал я. – Кое-где намечается пожар.
 Я хотел добавить к этому что-нибудь еще, более остроумное, но не успел, ибо в следующую секунду в здание врезался самолет.
   Полковник Трэвис  
 – Есть еще кое-что, о чем бы я хотел поговорить с вами, воины! – рявкнул Диомед, и встревоженный гул голосов смолк, как будто рубильник выключили. – И это кое-что – боги Олимпа. Я…
 Страшный грохот донесся со стороны моря. Десяток кораблей, кажется, это были корабли микенцев, взлетели на воздух, словно кто-то взорвал под их днищами глубинную бомбу, и грудой обломков обрушились на лагерь.
 На небе только что не было ни облачка, и вдруг разом, в мгновение ока, сгустились грозовые тучи.
 Ой не к добру это.
 – Олимпийцам нужна эта война! – сказал Диомед. – Именно по их воле…
 Еще десяток кораблей отправились в воздух. Удар был такой силы, что они перелетели лагерь и упали в долине, там, где ахейцы и троянцы уже привыкли убивать друг друга. После второго раза только дурак не связал бы это событие с той речью, которую вознамерился произнести бешеный аргосец. Боги явно не хотели, чтобы он договорил.
 Но и молния все еще не била в него с небес. Диомед был нужен Зевсу для того, чтобы принести Громовержцу последнюю жертву. Трою.
 А потом море расступилось, как, наверное, расступалось оно перед Моисеем. Только вместо ветхозаветного пророка из воды выходил сам Владыка Глубин и Колебатель Тверди, и земля содрогалась от каждого его шага.
 Ростом он был метра под три, насколько я мог об этом судить. Огромный, мощный, почти квадратный. На нем были доспехи и плащ, все цвета морской волны. В руках он держал гигантский трезубец.
 Предварительные ласки кончились. Сейчас нас будут просто иметь.
 Посейдон вышел на берег, походя пнул валяющийся на песке корабельный шест, деревянный, окованный медью, около десяти метров длиной, и тот улетел метров на сто, снеся несколько палаток. По-моему, были жертвы.
 Волны сомкнулись за спиной Посейдона.
 Сейчас он должен сказать что-нибудь банальное, подумал я. Трепещите смертные, я пришел, или что-то в этом роде.
 Но он ничего не говорил. Просто стоял на берегу и смотрел на нас.
 – Мы умираем здесь, исполняя волю богов! – крикнул Диомед. – Кровавых, жестоких, неблагодарных богов, богов, которым мы приносили жертвы и отдавали свою веру, взамен получая только смерть! Где герои прежних времен? Где Персей, Беллерофонт, Тесей, Ясон и многие другие, где люди, которые выполняли волю богов и проливали за них свою кровь? Они были предательски убиты в спину или умерли в нищете и безвестности! Говорят, что величайший из героев, Геракл, был вознесен на Олимп, но кто это видел? Что у нас есть, кроме слова Зевса? – Аргосец твердо намеревался договорить до конца. – Того самого Зевса, что обманом проник в спальню Амфитриона и, приняв его облик, буквально изнасиловал мать будущего героя?
 Вот и молния. Но ударила она не в Диомеда, а в его корабль, и тот за считаные секунды превратился в угли и пепел.
 Странно, но паники не было. То ли греки понимали, что бежать от гнева богов бесполезно, то ли война выжгла из их сердец страх. Наверное, я тут единственный трус.
 А в небе над замершим с трезубцем Посейдоном, опираясь только на воздух, стоял Зевс, и очередная молния билась в его руках.
 – Доблестный Алекс Викторид…
 Интересно, а я тут при чем?
 – …сказал мне вчера мудрую вещь. Он сказал, что мы верим не в тех богов, ибо боги Олимпа не заслуживают нашей веры!
 Все.
 Это конец. Такой фразы Диомеду, будь он даже трижды ванакт и четырежды богоравный, уже не простят. Аргосец бросил вызов небу, сделав это в присутствии самого неба, и вызов не может остаться без ответа.
 Я заметил, как Зевс бросил молнию. Обманчиво ленивым движением, чуть отведя правую руку назад. На этот раз он целил в Диомеда, но трое гетайров сомкнули щиты, закрывая вождя, и упали на землю горелой плотью и оплавленным металлом.
 Диомед в бешенстве схватил свое копье и метнул его в бога. Но в момент броска земля дрогнула, и копье ушло вбок.
 Боги не привыкли играть честно.
 А посреди лагеря разверзлась земля. Воронка получилась около пятидесяти метров в диаметре, и дна у нее просто не было. Люди, лошади, колесницы, палатки – все было поглощено ею, а из нее, стоя на темном облаке, возникла темная фигура. Ростом и телосложением новоприбывший был похож на Посейдона, носил черный плащ и какой-то выглядевший старинным даже в эти времена шлем, полностью скрывавший лицо. Смотреть на нового субъекта было больно, глаза слезились, и приходилось сразу же отводить взгляд, поэтому никто не мог сказать, носил ли новый объект доспехи и чем он был вооружен.
 Аид, повелитель Царства Мертвых, редко показывался в мире живых.
 А вот сейчас пришел.
 Божественная троица в сборе.
 Три брата, трое богов из старшего поколения, явились на землю Троады, чтобы…
 Чтобы навязать смертным свою волю. Или убивать.
 – Я больше никогда не принесу вам жертвы, боги Олимпа! – рявкнул Диомед.
 – ПОЛНО, – был ответ Зевса. – МНЕ НАСКУЧИЛИ РАЗГОВОРЫ. ВЫ РАЗРУШИТЕ ТРОЮ, ДАЖЕ ЕСЛИ МНЕ ПРИДЕТСЯ ГНАТЬ ВАС НА ЕЕ СТЕНЫ ПИНКАМИ. КЛЯНУСЬ ТАРТАРОМ, Я ТАК И СДЕЛАЮ.
 Цепная молния ударила в песок между ахейцами и их кораблями. Воины, стоявшие к этому месту ближе остальных, попятились.
 Посейдон сделал шаг вперед.
 Боги стояли между ахейцами и их судами. Боги могли оттеснить ахейцев в поле и еще дальше, под самые стены Трои. Заставить атаковать. Или убить всех.
 На Посейдона бросились сразу трое. И словно натолкнулись на скалу. Колебатель Тверди отбросил их одной рукой, и изломанные человеческие тела замерли на песке побережья.
 – Нет! – снова рявкнул Диомед. – Не так, солдаты! Не так! Сила богов лишь в вере людей! Вам, воинам, надо во что-то верить, но послушайте меня! Есть вещи, вера в которые более необходима, чем вера в богов!
 На этот раз гетайры не успели.
   Дэн  
 Идея террористов обрушивать на здание самолеты далеко не нова. В первый раз, насколько я помню, ее использовали то ли в конце двадцатого века, то ли в начале двадцать первого здесь же, в Нью-Йорке.
 Старый, надежный, проверенный временем трюк.
 Увы, на этот раз здание устояло.
 Странное «увы» для человека, находившегося в момент тарана внутри атакованного строения, но все равно – «увы». Трижды увы.
 Самолет был подобран грамотно. Конечно, вломить по небоскребу «боингом» было бы куда эффективнее, но где его взять, тот «боинг»? Опять же чем больше аэроплан, тем труднее точно навести его на цель.
 Хранители воспользовались небольшим гражданским грузовым самолетом. Не знаю, кто был пилотом-камикадзе, не знаю, кто прокладывал курс и утверждал его у диспетчера, как проморгали самолет военно-воздушные силы, призванные сбивать все пролетающие над большими городами машины, не знаю многого, да это и неважно.
 Здание оказалось более самолетоустойчивым, чем предполагали террористы.
 Его каркас выдержал удар.
 Плюс небольшая ошибка пилота. Он должен был целиться в этаж, на котором находилась лаборатория, содержащая вход в туннель, но угодил на три этажа выше.
 Стекла, даром что бронированные, повылетали по всему зданию. От удара попадали на пол и люди, и компьютеры, а также прочая, менее ценная аппаратура. Включилась система пожаротушения.
 Но питание в здании не вырубилось. Все системы были хорошо защищены и продублированы, а значит, теракт не достиг цели.
 Туннель продолжал существовать.
   Полковник Трэвис  
 Вообще-то это было невероятно, но я уже привык к чудесам. Когда зрение, коего я, как и многие другие, лишился от яркой вспышки, вернулось ко мне, Тидид был еще жив и, насколько я мог судить, вполне здоров. А на тяжелом щите, которым он успел закрыться в последний момент, красовалось оплавленное пятно.
 Это вам не стрелы Аполлона отбивать.
 Диомед выстоял, выдержал удар самого Громовержца.
 И голос его наливался силой с каждым новым словом:
 – Вера необходима! Так верьте в себя! Верьте в свой меч и в свое копье! Верьте в своего друга, который надежно прикрывает вашу спину! Верьте в своих жен и детей, которые ждут вашего возвращения домой! Верьте в своих командиров – и они не дадут вашим душам пропасть в Тартаре!
 Понимает ли Диомед, что он делает?
 Понимает ли он, что его слова делают с ним?
   Дэн  
 Странно, но двое парней в броне пострадали больше, чем я.
 Когда здание содрогнулось, одного приложило головой о стену, а на второго сверху свалился здоровенный кусок штукатурки. Я понадеялся, что это просто случайность, а не божий промысел, и ринулся в сторону лестницы, ибо не надо быть старшим аналитиком чего бы то ни было для понимания, что лифтами в такой ситуации лучше не пользоваться.
 В коридорах царил хаос. Легко раненные и сильно испуганные сотрудники метались, словно звери во время лесного пожара.
 Мне надо было валить из штаб-квартиры, воспользовавшись суматохой. Теракт не удался, а значит, скоро последует воздаяние по заслугам. И неизвестно, чьи санкции страшили меня больше – моего земного начальства или его начальства небесного.
 Лестницы, как ни странно, были невредимы и не посыпались вниз, как это бывает после землетрясения. Народу на них было немного, даже американцы способны понять, что лестничные конструкции валятся одними из первых, и предпочли ожидать спасателей на своих этажах. Я бы тоже так поступил, если бы не форс-мажорные обстоятельства. Боюсь, что раньше спасателей в моем кабинете меня найдет пуля в голову или золотая стрела в спину.
 Надо было неустанно следить за событиями в Троаде, упрекнул я себя. Тогда можно было бы просчитать, кто из пятерки богов сейчас здесь кроме Гермеса.
 Фиг ты просчитаешь, ответил я опять же сам себе. Боги попадают в поле зрения наших камер, только когда сами этого хотят.
 Спускаясь, я также обнаружил, что нахожусь в очень плохой, если не сказать отвратительной, физической форме. Уже через три этажа меня начала мучить одышка, а еще через пять у меня закололо в боку. Сидячая работа, кофе и черт знает сколько выкуренных сигарет, плюс лифты, такси и никакого активного отдыха. Я дал себе слово, что, если выпутаюсь из всего этого кошмара, обязательно брошу курить и займусь спортом. Запишусь в какой-нибудь фитнес-клуб или буду бегать трусцой.
 Или сяду в тюрьму за пособничество террористам. Говорят, в тюрьмах много всяких спортивных тренажеров, а также избыток свободного времени и изобилие спарринг-партнеров.
 Занятый этими неоптимистичными размышлениями, я и не заметил, как добрался до первого этажа.
 Из вестибюля доносились странные звуки.
 Поскольку я был старым и опытным игроком в «ДУМ», я не стал сразу заходить за угол, а предпочел за него вначале заглянуть.
 В вестибюле шел бой.
   Полковник Трэвис  
 В лагере царил хаос.
 Среди шатров бушевал средний брат. Владыка Глубин и Колебатель Тверди. Он раскидывал палатки, колесницы и упряжь ногами, разил смертных своим огромным трезубцем и обращал в бегство десятки воинов.
 Повелитель Подземного Мира действовал тоньше. Он никого не убивал, ибо воины нужны были братьям для штурма непокорного города. Он просто шел меж палаток, а за ним по земле двигалась расщелина, дна которой не было и имя которой было Тартар.
 А Зевс все стоял в воздухе напротив Диомеда и сверлил его глазами. Если бы взгляды могли убивать, то все ахейское воинство лежало бы на земле мертвым. Но взгляды убивать не могли, а молнии Диомед запросто отбивал шитом. И никто из старших братьев почему-то не приходил Зевсу на помощь.
 Честно говоря, я думал, что старшие боги будут более эффективны в делах избиения и запугивания смертных. То ли смертные стали такими, что их уже ничем не запугать, то ли репутация богов оказалась сильно преувеличенной. Все чаще воины предпочитали не бежать, а бросаться на Посейдона с оружием. И град стрел обрушился на невозмутимого Аида.
 Ахейцы умирали. Но атаковать Трою и выполнять волю богов, похоже, никто так и не собирался. Троянская война закончилась. Началась война с богами.
 Посейдон выворотил из земли валун, весивший, по моим прикидкам, тонны три, и зашвырнул его в самую гущу войск. В ответ он получил крики, стоны, проклятия и тучу копий.
 Аид развел руки в стороны, и расщелина выпрыгнула у него из-за спины и бросилась под ноги ахейцам, поглотив добрую сотню. Вот для этой битвы нам точно пригодился бы неистовый Ахиллес, неуязвимый воин, тронуть которого боги не могли. Правда, я сильно сомневаюсь, что он бился бы на нашей стороне.
 Одиссей приладил к луку новую тетиву, тщательно выбрал из колчана стрелу и отправил ее в полет. Стрела ударила Зевса в грудь и упала на песок, не причинив богу вреда. Отвечать Зевс не стал.
 Лаэртид сплюнул на землю, бросил лук, взял меч и шит и встал плечом к плечу с Диомедом. С другой стороны от ванакта уже стоял верный Клеад.
 – Ко мне, гетайры! – крикнул Диомед.
 И вот их стало уже не трое, а тридцать. Щиты сомкнуты, шлемы и острия мечей блестят на солнце, а из середины строя, как жало пчелы, торчит копье аргосского ванакта.
 Я думал недолго. Подобрал с земли чей-то брошенный щит, обнажил меч и встал крайним в левом фланге. Во-первых, меньше шансов, что меня затопчут в сутолоке. А во-вторых, мне почему-то казалось, что находиться рядом с Диомедом сейчас безопаснее всего.
 Диомед проревел команду, и наш строй сделал шаг вперед.
   Дэн  
 Как оказалось, хранители не делали основную ставку на таран. Самолет с пилотом-камикадзе был лишь сигналом к началу основной акции. Сразу же после его удара подъезды к зданию были перегорожены здоровенными грузовиками и автобусами, из которых на асфальт посыпался спецназ террористов.
 Не знаю, где они взяли столько денег, но вооружение и броня у террористов были ничуть не хуже, чем у охранников Хенриксона. Они очистили вестибюль за несколько минут, и я стал свидетелем лишь окончания боя.
 Когда я вышел в вестибюль, я конечно же не надеялся, что хранители знают меня в лицо, а потому беспрепятственно выпустят на улицу. Но стоять на лестнице было глупо, и я подумал, что вряд ли идейные террористы станут стрелять в безоружного сотрудника проекта. Потому что в таком случае им пришлось бы перестрелять чертову уйму людей.
 Я был прав. Вооруженные люди не обращали никакого внимания на запыленного и запыхавшегося клерка, и я уже поверил в свою счастливую звезду, когда в дверях столкнулся с очередным террористом и тот схватил меня за руку.
 – Очень удачно, что мы здесь встретились, – сказал Хол, сдирая с головы шлем. – У нас, конечно, есть и Макс, и чертежи здания, но всегда лучше иметь в запасе еще одного человека, знающего дорогу.
 – Здесь скоро будет полиция, – сказал я. – Вряд ли вы успеете куда-то дойти.
 – Не волнуйтесь, в здание полицейские попадут не скоро. Мы держим оборону по всему периметру.
 Рядом оказался Макс, трясший мне руку и заверявший, что он очень рад факту моего выживания в экстремальных условиях. Еще он извинялся, что не мог предупредить меня раньше, разрешение на полет близ городской черты выдали в последний момент, и операция случилась чуть ли не экспромтом.
 Мне выдали бронежилет, какой-то страшенного вида автомат и посоветовали не лезть на рожон и держаться за спинами профессионалов. Я пообещал, что именно так и сделаю, причем пообещал искренне, ибо в мои планы не входило становиться героем, тем более мертвым героем, и мы ринулись наверх.
 Все-таки столь масштабного вторжения наша служба безопасности не ожидала. Охранники вроде бы имели место, и вроде бы их было много, но они не были готовы вести бои с противником, не уступавшим им ни в численности, ни в оснащении. Тем более им и в голову не пришло блокировать лестницы, так что на нужный этаж мы попали без особых проблем и почти без стрельбы.
 Там мы и встретили первое серьезное сопротивление.
 У входа в лабораторию была свалена импровизированная баррикада, охраняли которую несколько десятков человек во главе с самим мистером Хенриксоном. Хол посоветовал нам с Максом остаться на лестничной площадке и не подставляться под пули, а сам схватил винтовку с подствольным гранатометом и повел своих орлов в бой.
 Бред, да и только.
 Вот до чего доводит людей телевидение.
   Полковник Трэвис  
 Краем глаза я все-таки присматривал за происходящим на других концах лагеря, потому и не пропустил момент, когда в царящий повсюду хаос ворвались колесницы с тремя троянскими военачальниками.
 Гектор оценил ситуацию мгновенно.
 Проследить логическую цепочку в голове троянского лавагета было совсем несложно.
 Случилось неслыханное, ожили древние мифы, в которые верили только малые дети. Боги спустились на землю (или, в случае с Аидом и Посейдоном, поднялись на нее) и воюют с людьми.
 Казалось бы, Гектор должен возрадоваться и оставить все как есть, а то и пособить божественной троице. Но благородный Гектор готов был забыть старые распри из-за новой опасности, и первое, что он сделал, это отправил Энея в город за подкреплением, настрого приказав ему объяснить людям ситуацию и привести сюда только добровольцев.
 Потом Гектор чуть ли не силой ссадил на землю своего возницу, перехватил поводья и направил колесницу в самую гущу.
 А мы тем временем шли на Зевса.
 Первый шаг оказался самым трудным, мы ожидали чего угодно – удара молнии, пропасти Тартара, разверзающейся прямо под нашими ногами, цунами, отбрасывающего нас назад, волочащего по земле и размазывающего о неприступные стены Трои.
 Царь богов не делал ничего, чтобы покарать неразумных смертных. Он просто стоял, смотрел на нас сверху вниз, и казалось, что он окончательно забыл про молнию, бившуюся в начинающих дымиться ладонях.
 Атропотеомахия. Война богов и людей. Кошмар, который не мог привидеться слепому Гомеру.
 Реальность, оказавшаяся нелепее любой из выдумок.
 – СТОЙТЕ! – проревел Зевс. – ОДУМАЙТЕСЬ, ГЛУПЦЫ!
 Шаг. Второй. Десятый.
 Место справа от меня уже не было пусто. Безумцев, наступающих на бога, становилось все больше. Шеренгой мы шли на него, и страха не было в наших сердцах.
   Дэн  
 Перестрелка длилась долго. Минут двадцать, наверное, а то и больше. Очереди сменялись одиночными выстрелами, то и дело слышались разрывы гранат, со стен летела штукатурка и куски пластика. Я, Макс и резерв террористов были защищены от пуль несущей стеной здания, а потому пребывали в полной безопасности. Единственное, что нам грозило, это инфаркт.
 – У тебя нет с собой сигарет? – спросил я Макса.
 – Ты знаешь, в бронекостюме отсутствует соответствующий карман, – сказал он. – А ты сможешь курить в такой обстановке?
 – Я дал себе зарок, что брошу, если выживу. А пока мне не слишком в это верится.
 – Естественно. У тебя нет достаточной силы воли, чтобы бросить.
 Сигареты нашлись у кого-то из штурмовиков, и тут выяснилось, что Макс тоже не прочь подымить. Мы сидели на корточках и курили, когда стрельба смолкла, к нам вышел Хол Клементс и сообщил, что все готово для завершающей фазы операции.
 Сейфовую дверь взорвали тремя минами направленного действия. Многокилограммовую махину сорвало с петель и бросило внутрь помещения, словно после удара тараном. Да, будь у ахейцев хотя бы пара динамитных шашек, Троя не простояла бы и недели.
 Аппаратуру, поддерживающую существование туннеля, минировать не стали. Просто и без всяких затей расстреляли из гранатометов. Одна из гранат, кстати, попала в сам туннель и была поглощена им безо всякого звука. Разорвалась ли она на земле Эллады или была поглощена темпоральными волнами, мы не знали.
 После последнего взрыва в помещении поднялось столько пыли, что мы потеряли из виду не только стены, но и друг друга.
   Полковник Трэвис  
 Ахейцы инстинктивно уступали дорогу колеснице Гектора, даже не видя, кто именно мчится сквозь их лагерь. В последний момент, когда до бога оставалось лишь несколько метров, Гектор отпустил поводья и спрыгнул наземь.
 Кони успели отвернуть. Один из них мазнул бога кончиком хвоста, другой чуть не задел его копытом, но благородные животные пронеслись мимо.
 А тяжелая боевая колесница троянского лавагета ударила Посейдона в грудь.
 Ранее неколебимый бог покачнулся, сделал шаг назад, и тут перед ним вырос неистовый Гектор, для которого сражение с богами было не в новинку.
 Он ударил Посейдона копьем и ненавистью, расплавленной лавой струящейся из его глаз, и бог отступил еще на шаг.
 Аид остановился. Теснимые им воины тоже.
 Строй Диомеда сделал еще один шаг вперед.
 – БЕЗМОЗГЛЫЕ ГЛУПЦЫ! – взревел Зевс. – ТЛИ! ВЫ ХОТЬ ПОНИМАЕТЕ, ЧТО ВЫ СЕЙЧАС ДЕЛАЕТЕ?! НИ ШАГУ ДАЛЬШЕ, ЧЕРВИ!
 Через два шага строй замер сам по себе, но приказ Зевса тут был совершенно ни при чем. Просто мы узрели чудо, и я еще не видел картины приятнее, чем сейчас.
 Молния гасла в руках Громовержца.
   Дэн  
 Пыль рассеялась. Аппаратура лежала в руинах, от вида которых у покойного академика случился бы еще один инфаркт. А третий инфаркт у него случился бы, когда он узнал бы, что его аппаратура была совершенно ни при чем.
 Темпоральный туннель был цел и невредим. Его черный зев смотрел на нас, как открытая пасть дракона.
 В лаборатории сработала система пожаротушения, помещение заливала расплескиваемая с потолка вода. Дымились руины компьютеров и генераторов, по обрывкам проводов весело сновали искры.
 А туннель был на месте.
 – Тут есть какие-то резервные источники питания? – спросил Хол.
 – Какая разница? Мы уже все разнесли.
 – Тогда почему эта штука не сворачивается? Или не исчезает? Или что она там еще должна сделать?
 Академик Северов в доверительной беседе сказал мне, что не понимает, почему аппаратура подействовала должным образом на этот раз и ему удалось установить стабильный туннель в Древнюю Грецию.
 А что, если туннель пробили не мы? Возможно ли, чтобы это было сделано с той стороны? Крон, папаша Зевса, Повелитель Времени, свергнутый бог, пребывающий в Тартаре под охраной сторуких гигантов, мог ли он это сделать, почувствовав попытки ученого проделать дыру в его стихии? Помочь ему стабилизировать туннель и сделать возможными перемещения во времени? И если мог, то зачем? Чтобы его внуки могли улизнуть в будущее? Чтобы он сам мог прийти сюда?
 И если я прав, то что теперь делать? Отправить полковника Трэвиса в командировку в Тартар?
   Полковник Трэвис  
 Мгновением позже Зевс, как герой старых диснеевских мультфильмов, с удивлением обнаружил, что уже довольно продолжительное время попирает ногами пустоту и что пустота больше не собирается этого терпеть. С высоты пяти человеческих ростов Зевс полетел в воду, вошел в нее отнюдь не элегантно и поднял фонтан брызг.
 Диомед засмеялся первым, потом Одиссей, а через секунду ржали уже мы все. Можете назвать это истерикой, однако зрелище на самом деле было комичным.
 На поверхности Зевс так и не появился. То ли утонул, то ли открыл дромос на Олимп прямо из-под воды. Нырять вслед за ним и выяснять правду желающих не нашлось.
 Посейдон не стал испытывать судьбу и скрещивать свой трезубец с копьем Гектора. Он резко развернулся, сделал шаг в сторону и растворился в воздухе. Столб соленой воды упал на землю в том месте, где в последний раз видели Владыку Глубин.
 Аид просто исчез. Наверное, воспользовался своим шлемом-невидимкой, подаренным ему циклопами в стародавние времена.
 Боги-братья покинули поле боя.
   Дэн  
 Словно издеваясь над нами, туннель выплюнул новую порцию записей, и они упали на пол прямо мне под ноги. Машинально я наклонился и сунул кипу дисков в карман.
 – И что теперь делать? – озвучил Макс наш общий вопрос.
 – Ноги, – сказал я.
 – Поздно, – сказал Гермес.
 Он стоял в дверном проеме и загораживал нехилую дыру в стенке своей субтильной фигурой.
 – Герои, – сказал, как сплюнул, Гермес. – Мечи, копья, винтовки, мозги наружу. Только и можете, что геройствовать. Кило динамита как идеальное решение для всех проблем. А вот думать вы не умеете. Это зря. Если бы умели, то сразу бы поняли, что смертный не в силах совладать со временем. И вся ваша аппаратура, все ваши компьютеры, в которые вы верите, как в богов, но которые все равно являются мертвым железом, просто морочили вам голову. Вы ведете войну со своими железяками, а мы ведем войну за ваши умы. И, судя по тому, что я здесь, мы эту войну выиграли. Но вы этого еще не понимаете. Сейчас вы начнете палить в меня из ваших пукалок и будете это делать до тех пор, пока у вас не кончатся патроны. И только когда патроны все-таки кончатся и вы поймете бесполезность своего занятия, вот только тогда вы и начнете думать, но тогда думать будет уже поздно. Хотя, как я уже говорил раньше, я не уверен, что вы умеете думать. Ладно, ваш ход, джентльмены.
 Уел, гад.
 Было стыдно признавать, что всю нашу хваленую цивилизацию переиграл какой-то идол четырехтысячелетней давности, но куда деваться? И что делать? Стрелять в него? Думаю, что это и в самом деле бессмысленно.
 Кто-то из штурмовиков решил попробовать и всадил в Гермеса длинную очередь из автомата. Даже костюм продырявить не удалось.
 Гермес издевательски улыбался. Нашими стараниями в него верило столько народу, что не только пули, но и ядерная бомба не могла бы причинить ему вреда.
 – Папаша, наверное, сейчас пинками погонит ахейцев на штурм Трои, – сказал Гермес. – Но я сильно сомневаюсь, что у него что-то получится. А ты как думаешь, Дэн?
 – Медленно.
 – Оно и видно. Но я хотел бы поговорить с тобой. Ведь ты помнишь то, чего не было. Мне интересно. Пожалуй, тебя надо все-таки оставить в живых.
 Гермес извлек из воздуха свой кадуцей с шипящими змеями. Махнул им, и змея, сорвавшись с посоха, ужалила стоявшего ближе всех к Гермесу штурмовика. Парень страшно захрипел и повалился на пол. Тело изогнулось в судороге, затем его вырвало, и он умер.
 – Вообще-то это была хорошая попытка, – сказал Гермес. – Самолет, и эта атака самоубийц… Я имею в виду, хорошая для навозных жуков, которыми вы являетесь. Только вы не учли, что с другого конца туннель держит мой дед. Что это он, нащупав ваши слабые потуги, пробил брешь между двумя временами, что он обратился к нам, своим внукам, и сделал это, по-моему, исключительно для того, чтобы насолить отцу. Самому деду из Тартара не выбраться, и он надеялся на нашу помощь. А мы помогать не будем. В Тартаре ему самое место.
 – Когда сюда придут остальные? – спросил я.
 – Скоро, – заверил Гермес. – Как только убедятся, что ахейцы, а точнее то, что от них останется, погрузились на свои корабли и уплыли. Папа, конечно, на них рассердится и в скором времени всех поубивает, но это уже не наша проблема, верно? А Троя… Плевать мне на Трою. Если завтра хетты сровняют город с землей, я слез лить не буду. Этот Гектор слишком благороден, чтобы выигрывать войны.
 – А ты слишком подл, чтобы править нами, – сказал Хол.
 Из черного зева туннеля вылетела золотая стрела, насквозь прошила его голову и вонзилась в стену на половину своей длины.
 Аполлон легко спрыгнул на пол. Красив, ничего не скажешь. Даже покрасивее, чем на экране будет. Дамы от него придут в дикий восторг. Наш новый верховный бог?
 Вслед за Аполлоном из туннеля вылезла его сестричка, тоже с луком, потом Афина с копьем и Дионис, пьяный в стельку и без ничего.
 – Ну что, брат, – Гермес подмигнул Фебу, – начнешь сеять ужас в сердца смертных?
 – Начну, – улыбнулся Аполлон, накладывая на тетиву золотую смерть.
 И началась бойня.
   Полковник Трэвис  
 – Поговорим наедине, – сказал Диомед, посторонившись и пропуская Гектора в свой шатер. – Как два командира.
 – Конечно, – сказал Гектор. – Я за этим сюда и пришел.
 Они встретились не случайно. Полагая, что в свете событий им есть о чем поговорить, я указал Диомеду, в какой части лагеря стоит поискать троянского предводителя, и я стал незримым свидетелем их беседы, на которую не позвали даже Лаэртида.
 Ахейцы приводили лагерь в порядок. Подкрепление из Трои, которое с небольшим опозданием привел на помощь Эней, вольготно развалилось на земле в сотне метров от стана своих врагов. Воины беззлобно переругивались с ахейцами, а некоторые даже помогали заново ставить палатки и ловить разбежавшихся лошадей.
 – Вина не предлагаю, – сказал Диомед, валясь на шкуры. – Слышал, что ты не большой любитель выпить, да и сам предпочитаю вести важные разговоры на трезвую голову.
 Гектор кивнул, соглашаясь.
 – Что будем делать дальше, Тидид? – спросил он.
 – Это вопрос вопросов, – сказал Диомед. – Формально у нас больше нет повода для войны. Менелай мертв, Парис тоже. Кстати, что вы намерены делать с Еленой?
 – Ничего. – Гектор пожал плечами. – Пусть остается в Трое, если хочет. Пусть выйдет замуж, нарожает детей. Мне нет до этого никакого дела. Но на самом деле вы ведь не за ней пришли сюда, Тидид.
 – Мы пришли сюда за Агамемноном, его алчностью и жаждой власти. Мы пришли сюда, потому что этого хотел Зевс. Но теперь мне наплевать, чего он хочет и хочет ли он вообще хоть что-то. У меня нет никакого желания сокрушать Трою и продолжать войну. Но пока я не вижу другого выбора. Если я прикажу воинам отправляться домой, они просто не послушают меня и найдут себе другого командира. Того же Большого Аякса. Нестор спит и видит, как Теламонид сначала командует армией, потом садится на Микенский престол, а потом… кто знает. Воины пришли сюда за добычей. Пока они добыли только смерть.
 – Это не самая большая проблема, – сказал Гектор. – Троя – богатый город. Я как его правитель могу одарить каждого из твоих воинов, Диомед. Золото, драгоценности, вина, рабыни… При условии, что это будет разовый дар, а не выкуп.
 – Есть еще кое-что и помимо золота, – сказал Диомед. – Боги. Здесь, в Троаде, мы оказались сильнее и заставили их отступить, но дома… Дома они по-прежнему могущественны. Не думаю, что они станут мстить рядовым воинам, но вождей уж точно не простят.
 – Это верно. Тебе нельзя возвращаться, Тидид. Да и тут нам не слишком безопасно. Хетты…
 – Я думаю, мы сможем договориться, Гектор.




 ЭПИЛОГ


   Полковник Трэвис  
 Когда армия хеттов пришла на побережье Трои, город стоял на месте, а ахейского флота не было и в помине. На берегу наблюдались остатки лагеря, разбросанные шатры, коновязи, перевернутые повозки и затоптанные кострища. Также на берегу наблюдалась наполовину построенная осадная башня в виде коня. По всему было видно, что ахейцы покидали негостеприимный берег в спешке.
 Нельзя сказать, что хеттов это слишком обрадовало. Им проще было бы иметь дело с ахейцами, пьяными от победы и троянского вина, не озаботившимися выставить должное количество часовых и не особенно готовыми к битве.
 Тем не менее хеттов было много, и они были намерены решить проблему с Троей раз и навсегда.
 Понятное дело, рушить город им было невыгодно. Проще было вырезать всех его жителей и использовать саму Трою в качестве порта, нежели отстраивать на руинах новый город. Потому они применили военную хитрость, разбили лагерь в долине Скамандра и отправили послов сообщить Гектору, что они прибыли за положенной им данью.
 Гектор ответил, что готов принять и послов, и обозы для дани, но, когда хетты подошли к воротам, стены города ощетинились лучниками, а из ворот вместо обещанного золота вышла смерть с бронзовыми мечами.
 Армия троянцев была подозрительно крупной, если учесть, сколько воинов троянцы должны были потерять за время войны.
 Увы, хетты слишком поздно поняли, в чем тут подвох. И поняли они это, только когда из ближайшего леса в их фланг ударила еще одна армия, командовал которой здоровенный детина ростом около двух метров. Хетты дрогнули, но продолжали сражаться.
 А вот когда из бухты показались черные ахейские корабли, с которых на хеттов полетел град стрел, хетты посыпались.
 Корабли причалили к берегу, и оказалось, что на них приплыли не только лучники. Еще через полчаса сражения хетты решили, что с них хватит, и сдались на милость победителя.
 Победители особо зверствовать не стали, забрали себе доспехи, провиант и оружие и отправили хеттов восвояси, даже не спросив выкуп за военнопленных. На прощание Гектор пообещал им, что если они появятся в Троаде еще раз, то он, Гектор, лично нанесет им, хеттам, ответный визит, и визит этот им, хеттам, не слишком понравится. Потому что он, Гектор, еще и Диомеда с Аяксом с собой позовет.
 Камеры и прочая аппаратура из будущего отказались работать где-то через два часа после купания Зевса в море и заключения мира между Диомедом и Гектором. Попутно это означало, что я не смогу вернуться обратно и останусь здесь навсегда, но я не слишком расстроился. Климат тут неплохой, очень похож на Флориду. Жаль только, что табака у них нет, но я это дело как-нибудь перетерплю. В конце концов, проживу дольше.
 Но пойдем по порядку. Я тут далеко не главный персонаж, поэтому неправильно будет начинать рассказывать о последствиях этой войны с моих личных проблем.
 Когда Диомед объявил своему войску, что намерен заключить мир с Гектором, не забыв упомянуть и про оговоренные заранее отступные, среди личного состава большого количества возражающих не нашлось. Немного побурчали Аякс Большой и Идоменей, рассчитывавший урвать куда более крупный куш, но бросить вызов человеку, пред которым отступил сам Зевс, они не решились. Тем более что всем желающим Гектор предложил временно присоединиться к войску Приамида для того, чтобы прихлопнуть хеттов. О богатстве Хеттийского царства тоже ходили легенды, поэтому присоединились практически все.
 Кроме Одиссея, который заявил, что его война закончена и он более не может находиться на расстоянии от своей семьи. Басилею Итаки отгрузили его долю сокровищ, посоветовали тщательно выбирать направление, по-дружески позавидовали и отпустили восвояси. Следующие десять лет о нем ничего не было слышно. Наверное, боги собрали остатки своего былого могущества и устроили-таки Лаэртиду веселую жизнь, обеспечив Гомера материалами для «Одиссеи». Однако, учитывая, что война длилась на девять с половиной лет меньше, чем в «Илиаде», у Лаэртида остается еще много шансов вернуться домой раньше положенного.
 Многие ахейские воины, особенно холостые, не обремененные большими семьями дома, решили обосноваться на богатой земле Троады, благо после войны тут намечался острый недостаток рабочих рук. Гектор такие тенденции только приветствовал. Ему не повредят лишние бойцы на тот случай, если хетты решат вернуться.
 На пиру по случаю победы над хеттами очень своевременно поперхнулся костью и скончался старец Нестор, продолжавший мутить воду. Его похоронили со всеми почестями, однако никто по нему долго не тосковал.
 Большой и Малый Аяксы вместе с Идоменеем собрали под свои знамена всех ненавоевавшихся юнцов, как с ахейской стороны, так и с троянской, и с благословения Гектора отправились грабить принадлежащее хеттам побережье.
 Правитель Трои Гектор Приамид провозгласил отказавшегося от аргосского трона Диомеда новым троянским лавагетом, отдал ему в жены одну из своих многочисленных сестер (по взаимному согласию, кстати), пожаловал бывший дом Париса и осыпал дарами и милостями. Большая часть войска Диомеда осталась с ним.
 Меня Гектор хотел назначить верховным пророком Трои или кем-то в этом роде, памятуя о той речи, которую я толкнул ему во время дуэли Парис – Менелай. Поскольку к тому времени мы с Гектором были в дружеских отношениях, ответил я ему непарламентскими выражениями.
 Приамиду так и не удалось всучить мне какую-нибудь официальную должность, хотя в недостатке старания упрекнуть его было трудно. Сошлись на том, что я буду его нештатным советником, а также на небольшом домике в черте города и вилле за его окрестностями. Боюсь, что Гектор сильно преувеличивает мою роль в произошедших событиях. Я ведь только наблюдал, а основную работу ребята сделали сами.
 Эней, естественно, не стал ничего основывать, так как у него не было особых причин покидать город и отправляться в дальнее странствие. В лице Диомеда он нашел себе нового собутыльника, и, по мере того как Гектор погружался в управление страной, эти двое становились все более близкими друзьями. Так что Рим пусть основывает кто-нибудь другой. Мне лично никогда не нравились эти их бесконечные цезари, интриги и гладиаторские игры.
 При ближайшем знакомстве Елена оказалась вполне симпатичной девушкой, приятной, я бы сказал, во всех отношениях, и, когда закончится ее официальный траур по Парису, я попробую за ней приударить. Кто знает…
 А знаете, что самое смешное? Кассандре припомнили ее прорицание по поводу падения города и долго смеялись по этому поводу. Ей все равно никто не верит…
   Дэн  
 Нас с Максом убивать не стали. То ли за наши былые заслуги на проекте, то ли для того, чтобы еще раз продемонстрировать нам нашу ничтожность. «Хранителей времени» боги перебили всех до последнего, а нас пощадили.
 Я их от этого любить больше не стал.
 Я теперь работаю в пресс-службе при главном храме Аполлона. Макс тоже. Нас поставили перед выбором – либо это, либо смерть. Не знаю, чем руководствовался при выборе Макс, но я – не герой и умирать за свои убеждения пока не готов. Правда, на прощание я заверил Гермеса, что я в него все равно не верю, а он только улыбнулся в ответ.
 Покончив с наведением порядка в здании корпорации, боги снова собрались перед туннелем, побросали в его открытый зев свои прежние атрибуты, заявив, что для нового мира это старье уже не годится и они обзаведутся новыми, после чего туннель был закрыт, отрезав от нас старый мир и провозглашая мир новый.
 В тот же день боги дали эксклюзивное интервью по каналу мистера Картрайта, который объявили своим официальным каналом, и были с восторгом приняты большей частью телезрителей.
 Реалити-шоу «Троя» закончилось. Многие были разочарованы тем, что не увидели финала, но Гермес объявил, что намерен рассказать им, чем кончилось дело, для чего нанял лучших сценаристов, актеров и режиссеров и отправился снимать окончание истории во Флориду.
 Бог пьяниц ведет шоу «Чудеса от Диониса», которые показывают каждые выходные в прайм-тайм.
 Через два дня после интервью божественной пятерки в Техасе произошло землетрясение, в результате которого на карте Соединенных Штатов Америки появилась новая гора, как выяснилось, самая высокая гора в мире. Боги объявили, что это их новый Олимп, на котором они намерены разместить свою резиденцию. Сообщение было принято публикой с неменьшим энтузиазмом, несмотря на то что от землетрясения пострадали десятки тысяч человек, а несколько городов были стерты с лица Земли.
 В общем, гнусные наступили времена.
 Состоялись, конечно, и выступления воинственно настроенных атеистов, заявлявших, что они не намерены молиться на каких-то доисторических типов, проползших по темпоральному туннелю и вылезших из темного прошлого малочисленного народа, но, после того как Аполлон с сестрой, вооруженные страшного вида лазерными пушками, разогнали толпу, положив сотни человек убитыми, инакомыслящие поняли, что теологические диспуты ныне не приветствуются, и предпочли заткнуться.
 Рутулии ныне на карте нет. Впрочем, Италия тоже не вернулась на законное место. Теперь там, да еще на большой части Европы и половине Азии значится могучее государство, называемое Илионской Демократической Республикой. Я не стал интересоваться ее историей и не знаю, каким путем потомки Гектора добрались до демократии. Населяющие эту страну люди теперь тоже поклоняются богам, с которыми бились их далекие предки. Ирония судьбы, должно быть. Интересно, что натворил полковник Трэвис в прошлом, чтобы превратить небольшой городок в столь могущественное государство? Увы, история об этом умалчивает.
 А Шлиман откопал только Микены.
 Кстати, Америка сохранила свое название, но теперь считалось, что открыл ее не Колумб, а Америго Веспуччи, который был подданным Илионской империи и совершил плавание на деньги тогдашнего императора. И войну за независимость США вели не с Англией, а с Троадой.
 На заре времен религия была костылем для человечества.
 Боги были фактором, на который можно было списать необъяснимые с точки зрения тогдашней науки явления природы; фактором, на который мог сослаться правитель, обосновывая непопулярное в народе решение; подпоркой для морально-этических качеств. С развитием научно-технического прогресса необходимость в богах отпала и вера в них потеряла былую актуальность. Соответственно сошли со сцены и сами боги.
 По идее эти пятеро современному человечеству совсем не нужны. И поверили в них не потому, что видели в них необходимую составляющую современного мира, а по дурацкой привычке верить во все, что показывают по телевизору. Последствия оказались абсурдными.
 Но я должен признать, что с их прибытием мир не стал намного хуже. Впрочем, намного лучше он тоже не стал. Просто войны ведутся по другим причинам, люди по-прежнему делятся на богатых и бедных, здоровых и больных, счастливых и несчастных.
 Лично мне обидно, что так получилось. Думаю, что у меня найдется немало единомышленников. Помимо правительства и его законов теперь приходится жить с оглядкой еще и на богов. Но, наверное, мы это заслужили.
 Порой я завидую полковнику Трэвису, неистовому Гектору, бешеному Диомеду, хитроумному Одиссею и прочим парням, проливавшим кровь под Троей. Они нашли в себе силы бороться и нашли способ победить.
 Я тоже отыскал такой способ, когда просмотрел последний час записей, полученных нами через темпоральный туннель. Тех самых записей, на которых Гектор заставляет отступить Посейдона, а Зевс совершает свое знаменитое сальто в воздухе с вхождением в воду. Думаю, что, когда (если) эту пленку увидит большое количество людей, поклонников у новых олимпийцев заметно убавится. Осталось только найти способ сделать так, чтобы большое количество людей могли эту пленку увидеть.
 Пока такого способа нет. С моей нынешней работой у меня практически нет выхода на телевизионные каналы, кроме того, за мной постоянно присматривают парни из службы безопасности при храме Аполлона. Наверное, я не кажусь им особенно благонадежным.
 Расскажи мне кто эту историю годом раньше или прочти я ее в виде фантастического романа, я бы здорово посмеялся над больной фантазией автора. Пятеро древнегреческих богов, устроивших заговор против своего папочки и его приспешников, нашедшие способ прорваться в наше настоящее и захватившие контроль над миром!
 Бред, абсурд, нелепица, да и только!
 А мы теперь с этим бредом живем.
 Впрочем, как показывает история, все эти идолопоклоннические учения (язык не поворачивается называть это религией) преходящи. Где Зевс, Тор или Ра? Где Индра, Иссин-Мардук и Юпитер? Где боги, которым когда-то поклонялись тысячи человек и чьи имена нам так и остались неизвестными?
 Аполлон с компанией, конечно, может сделать определенные выводы из их примера. Хоть им и не удалось уйти из прошлого, громко хлопнув дверью, и к поражению Зевса они не имели никакого отношения, но… Гермес оказался хитрым и изворотливым сукиным сыном, может быть, он и найдет какой-нибудь способ надолго удержаться в умах и сердцах моих современников.
 Но помогать ему в этом я не буду.