Аннотация: К концу XXII века человечество вплотную подошло к разгадке физической сущности того, кого люди издревле привыкли называть Богом. Представители Объединенной Руси и США в драматической, даже скорее трагической, гонке опередили китайцев и первыми вплотную соприкоснулись с Богом, получив от Него важнейшую информацию. Но вот какую? Как правильно ее расшифровать? И кто это сделает первым – русичи и американцы или их постоянные оппоненты в гонке за мировое лидерство – китайцы? От этого напрямую зависит не только лидерство в этой многовековой гонке, но и вообще существование целого континента. Об этом захватывающем соревновании читайте в продолжении книги «Любимец Бога» – романе «Вспомнить все». Русич Борис Ковзан – любимец Бога, вновь решает судьбы мира! --------------------------------------------- Вадим Тарасенко Вспомнить все Василию Фляку с благодарностью Никогда не бойся делать то, что ты не умеешь. Помни, ковчег был построен любителем. Профессионалы построили «Титаник». Народная мудрость Глава 1 НАМЕСТНИКИ БОГА ТОЖЕ СМЕРТНЫ Драматург меняет бутафорию, но сохраняет актеров. Господь поступает наоборот. Томас Маккоун Италия. Рим. Ватикан. Площадь Святого Петра. 13 августа 2193 года. Вторник. 12.10 по местному (среднеевропейскому) времени. Блеклое, выбеленное безжалостным солнцем небо накрыло своей невидимой многотонной массой вечный город. На его фоне величественно и красиво раскинулось творение великого Микеланджело – огромный купол собора Святого Петра. Символ христианства, символ католицизма отбрасывал огромную тень на стоящую под ним толпу, словно пытаясь защитить людей от неистовствующей звезды. Тысячи пар глаз – тусклых, выплаканных, сродни выбеленному небу, смотрели в одно место. Невидимая человеческая энергия мощным потоком упиралась, билась о закрытые ставни одного из окон на втором этаже, выходящих на площадь, в тщетной попытке вновь распахнуть их. Но даже этот могучий поток, это огромное человеческое желание ничего не смогли сделать с Законом, с безжалостным, неумолимым и неотвратимым Законом Жизни и Смерти – Папа Римский умер. …Мы ведем свой прямой репортаж со знаменитой площади Святого Петра. Через несколько минут начнется официальная церемония похорон Павла X. Сотни тысяч верующих, стоящих сейчас на площади, и миллионы по всему миру скорбят по усопшему. И эта скорбь – это не просто скорбь по ушедшему от нас выдающемуся человеку, это не просто скорбь по духовному отцу для многих миллионов людей на всех континентах. Это скорбь по человеку, чья неистовая деятельность во многом определяла сохранение влияния католицизма на человеческую цивилизацию, на мировоззрение людей. Это скорбь по мощному столпу, поддерживающему христианство. И теперь этого столпа не стало… Пять дней назад перестало биться сердце человека, вся жизнь которого была направлена на служение Богу. Его долгий двадцатишестилетний понтификат никак нельзя назвать легким и спокойным. К тому времени, когда Камилло Бальони был избран главой Католической церкви и принял имя Павла X, все христианство, а католицизм в особенности, стремительно теряло влияние в мире. Число людей, считающих себя христианами, неуклонно уменьшалось. На африканском континенте закрылась последняя католическая церковь, превратившись в мечеть. Да что там Африка, если в самом сердце Европы, в Париже, знаменитый собор Парижской Богоматери, или, как называют его французы, собор Нотр-Дам, буквально за год до избрания папой Камилло Бальони, превратился в мечеть Святой Мариам. Кстати не лишне будет повторить, что большинство людей, как христиан, так и приверженцев других религий, уверены, что именно это событие фатально надломило здоровье Льва XII, предшественника Павла X. И в эти сложные для христианства времена Павел X яростно, бескомпромиссно повел борьбу за сохранение и упрочение христианства. Чего стоит хотя бы его знаменитая энциклика или, другими словами, папское послание, адресованное всем поклонникам и имеющее директивное значение: «Об отступившихся от христианства». В этой энциклике он прямо, недвусмысленно пообещал, что лично будет просить Господа Бога о ниспослании кары небесной на людей, переходящих из католицизма в мусульманство. Причем просить, перечисляя имена отступников поименно. И он сдержал свое слово. Раз в неделю, в пятницу, Павел X произносил из окна Апостольского дворца пятиминутную речь, где предавал анафеме вероотступников. Прямо перед этим окном, на площади, на специальном возвышении устанавливался медный треножник, увенчанный чашей. В эту чашу клались просмоленные дрова, а сверху список фамилий людей, отказавшихся от католицизма. И при возгласе папы: «Ибо возмездие за грех – смерть, а дар Божий – жизнь вечная во Христе Иисусе, Господе нашем» [1] , один из кардиналов поджигал факелом дрова в чаше. И черный смрадный дым возносился к небесам. Стоящая на площади толпа, словно один огромный живой организм, вздрогнула. Из центральных ворот собора Святого Петра показался гроб с телом Павла X, покоящийся на руках шестерых кардиналов. Тотчас специальный хор мягко, торжественно затянул: «Как лань желает к потокам воды, так желает душа моя к Тебе, Боже!» [2] Гроб медленно опустили на специальный постамент рядом с алтарем. Мир отдавал последние почести двести восемьдесят четвертому Папе Римскому – епископу Рима, наместнику Иисуса Христа, преемнику князя апостолов, верховному понтифику вселенской церкви, патриарху Запада, примасу Италии, архиепископу и митрополиту Римской провинции, монарху государства-города Ватикана, рабу рабов Божиих. …Как и всякого великого человека, его любили и ненавидели. Любили люди, истинно верующие в Христа, а ненавидели… ненавидели те, кто считал и считает, что с падением христианства намного легче будет овладеть тем, что называется западной цивилизацией. На папу трижды покушались. Два с половиной года назад араб-иорданец его тяжело ранил. Но папа выжил. Выжил, чтобы совершить свой последний подвиг во имя христианства, во имя Господа. Даже не один, два подвига. Еще не оправившись от раны, Павел X издал энциклику «О второй жизни», где недвусмысленно заявил, что получение второй жизни по решению Главного компьютера ООН – тяжкий грех перед Богом. В ней он также заявил, что отказывается от своего права второй жизни, и предложил это сделать всем иерархам католической церкви, начиная от простого священника и заканчивая кардиналом. На принятие решения церковнослужителям он дал два года. По прошествию этого срока всех, не отказавшихся от права на вторую жизнь, он обещал отлучить от сана. В первую очередь это касалось кардиналов, которые фигурально могли лишиться своих красных шапок – знаков кардинальского достоинства. Именно тогда вспомнились знаменитые слова папы Климентия XIII: «Папа может дать шапку, но не может дать голову». И тогда же, ровно за два года назад до своей смерти, день в день, прилюдно, в присутствие всех епископов, кардиналов, включая бывших пап, получивших вторую жизнь, на этой площади Святого Петра извлек из себя чип сбора информации [3] . А затем обнародовал свою последнюю буллу, в которой он провозгласил, что решение Двадцать третьего Вселенского собора, состоявшегося в 2165 году, о признании Христа одним из пророков Бога, принятое под давлением влиятельных европейских политических деятелей, исповедующих ислам, он считает недействительным, аморальным и позорным для всех истинных христиан. Небольшое пояснение. В исламе, по одному из шести канонов веры считается, что пророки – это люди, которым ниспослано божественное откровение и доверено небесное послание. В истории человеческой цивилизации были тысячи пророков всех времен, рас и языков. И все они, согласно исламской религии, должны быть призваны мусульманами, в том числе Моисей, Иисус, Кришна, Будда. Но по канонической христианской вере Иисус Христос является Сыном Бога. Последующие после этого волнения мусульман во всех европейских странах многие тогда считали последними аккордами в реквиеме по европейской цивилизации. Но христианство тогда выстояло. За исключением Франции, где президентом страны является мусульманин, в остальных странах власти, вдохновленные папскими проповедями о Божией милости для воинов Христовых, защищающих истинную веру, и примером Объединенной Руси, без колебаний жестко, а часто даже жестоко подавляющей эти волнения, отстояли право европейцев верить в своего Бога. Теперь, когда седьмого августа лба Павла X трижды коснулся серебряный молоточек и он не отозвался на имя Камилло, данное ему при крещении, и когда прозвучала знаменитая сакраментальная фраза «Папа действительно мертв!», многие люди, и не только политики, задаются вопросом – как долго христианство еще будет преобладающей религией в Европе? А следовательно, как долго еще просуществует европейская цивилизация. И не станет ли уже наше поколение свидетелем того, как под сводами собора Святого Петра раздастся: «Нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет пророк Его»? В небо взлетели последние слова литургии. И словно небеса тут же подвели черту – высоко в небе самолет прочертил широкую белую полосу инверсионного следа. На несколько мгновений на площади воцарилась гробовая тишина. Затем, сначала несмело раздалось несколько хлопков, и вот уже под, казалось, рухнувшую с неба лавину аплодисментов гроб с телом понтифика вновь взмывает над землей и торжественно вносится в собор Святого Петра. Аплодисменты сменяются рыданиями. Все понимают, что спустя небольшой промежуток времени тело Павла X навсегда исчезнет с лица земли, упокоившись в крипте под собором на глубине четырех метров. …Через две недели конклав кардиналов начнет выбирать нового папу. Напомню нашим телезрителям, что для того чтобы быть избранным папой, кандидату необходимо получить две трети плюс один голос. Как известно, по традиции конклав будет заседать в Сикстинской капелле, которую на все время работы конклава в прямом смысле слова замуруют. Конклав с латинского так и переводится: «Под ключом». Этот для нашего времени экзотический обычай берет свое начало в Средние века. В тринадцатом веке кардиналы не могли договориться об избрании нового папы в течение двух лет и девяти месяцев. И тогда у верующих лопнуло терпение, и они закрыли кардиналов под замок и предупредили, что не выпустят их до тех пор, пока они не изберут нового папу. Но упрямые кардиналы не сдались и тогда. Тогда благочестивые христиане сорвали крышу со здания, где заседали кардиналы, и предупредили тех, что посадят их на хлеб и воду. Время было зимнее. Голод и холод быстро помогли кардиналам договориться, и новый папа был избран. Со Средних веков ведет свое начало и другой обычай. В Сикстинской капелле устанавливаются для участников конклава «троны» – кресла, обтянутые красным бархатом. Перед каждым из них небольшой стол с фиолетовым покрывалом. Над креслами укреплены фиолетовые балдахины, которые опускаются после избрания папы: не спущенным остается только балдахин над креслом вновь избранного. Но вернемся к нашим дням. По-моему, никогда еще в истории мир не будет так напряженно следить за этими выборами, как сейчас. Еще бы! Сейчас уже практически никто не сомневается, что христианство остается чуть ли не единственной силой, способной дать достойный отпор экспансии ислама. Многие общественные и политические деятели сравнивают наше время со временем заката некогда могущественной Римской империи. Тогда этот закат сопровождался заменой язычества христианством. И как только пали боги Древнего Рима, пал и он сам. Не помогли ни некогда грозные римские легионы, ни самые совершенные на то время законы. Неужели сейчас все произойдет так же? И неужели подобно тому, как гордых римлян сменили дикие древние германцы, нас, европейцев, сменят арабы? Да, очень многое будет зависеть от того, над чьим креслом в Сикстинской капелле останется не спущенным фиолетовый балдахин. Все политические обозреватели единодушно сходятся во мнении, что на папский трон реально будут претендовать два кардинала: председатель кардинальской коллегии камерленго Франсуа Миньон и госсекретарь Ватикана и одновременно председатель Папского совета по межрелигиозному диалогу кардинал Иван Поддубный. Первый – олицетворение той политики компромисса с исламом, которой придерживался предшественник Павла X понтифик Лев XII. Папа Римский Лев XII считал, что необходимо придерживаться христианской заповеди непротивления насилию, дабы не пролить крови и не учинять насилия. Его папство характеризовалось массовым переходом европейцев-христиан в ислам, массовыми захватами католических церквей и превращением их в мечети. А его ближайший сторонник, нынешний камерленго Франсуа Миньон, будучи архиепископом Парижским, ничего не предпринял, чтобы знаменитый на весь мир собор Нотр-Дам, воспетый великим Гюго, не стал мечетью Святой Мариам. На возмущение тысяч и тысяч французов-католиков он только и смог произнести: «Париж стоит мессы», позаимствовав эту фразу у Генриха Наваррского. Тот в свое время ради королевского сана отрекся от своей веры. Что ж, епископство в Париже он сохранил, а затем Львом XII был возведен в кардинальский сан. Его соперник на папский трон госсекретарь Ватикана кардинал Иван Поддубный, выходец из Руси, бывший архиепископ Киевский и Львовский, наоборот, является сторонником жесткого отпора исламу. Не секрет, что именно он написал текст для знаменитой энциклики Павла X «Об отступившихся от христианства». И именно в недрах его секретариата вызрела булла, сорвавшая белый флаг капитуляции с католицизма и смело бросившая перчатку вызова исламу. Многие считают, что борьба между этими претендентами, имеющими много влиятельных сторонников как внутри Сикстинской капеллы, так и вне ее стен, будет жесткой. И почти все политические аналитики не исключают возможности проведения каких-либо акций со стороны заинтересованных сил, с целью склонить решения конклава в свою пользу. Именно поэтому похороны папы Павла X сопровождаются такими беспрецедентными мерами безопасности. Воздушное пространство над Римом закрыто для полетов. Вооруженным силам Италии отдан приказ – сбивать любой летательный аппарат, нарушивший запрет. Над городом непрерывно барражируют двадцать вертолетов класса «Аллигатор», предназначенных для уничтожения террористов. Рим буквально наводнен сотрудниками спецслужб. Площадь около собора Святого Петра имеет тройной кордон из представителей армии, полиции и спецслужб. Высокопоставленные гости более чем из двухсот стран во время заупокойной мессы, как это могли видеть телезрители, были помещены в специальное, выполненное из прозрачного бронезащитного пластика помещение. Это помещение, ко всему прочему, полностью герметично и имеет автономную систему воздухоснабжения. Ходят даже упорные слухи, что и гроб понтифика сделан из пуленепробиваемого материала, дабы пресечь любую попытку осквернить его тело. Несколько разведывательных спутников направили свои всевидящие телескопы и всеслышащие антенны на Вечный город… Орбита Земли. Сто тридцать километров над Италией. Спутник « Cyclops -6» системы « MSTS » 12.15 по СЕВ . С высоты ста тридцати километров «итальянский сапожок» красиво выделялся на синей поверхности Средиземного моря. Верх голенищ «сапога» был украшен белой полоской – Альпы с их жемчужиной Монбланом вольно раскинулись на севере страны. Вдоль «сапожка» с севера на юг пролегла рельефная полоска – Апеннинские горы. Голубые прожилки – реки – испещрили всю поверхность. По, Тибр, Рубикон, Магро, Арно, Базенто, Агри несли свои воды в Тирренское и Ионическое моря. Зеленая вставка на «голенище» – Паданская равнина – шумела лесами. Рим, Марсель, Неаполь, Венеция, Флоренция, Генуя из космоса казались огромными, неопределенного цвета и формы пятнами на ласкающей глаз зеленой поверхности Земли. Будто за долгую носку поистерлась кожа на голенище. А кто только не примерял на себя этот удобный, теплый «сапожок» за длиннющую историю человеческой цивилизации. И часто эта история шла отнюдь не по паркету. Этрусков и италиков сменяли готы и лангобарды, на смену им пришли франки. И вот уже более тринадцати веков хозяином знатной «обувки» являются итальянцы. Но колесо истории не знает остановки. И как знать, может, оно уже заканчивает очередной оборот. Ведь древние римляне владели Апеннинами чуть более тринадцати веков. А чем гордые основатели Pax Rome [6] были хуже итальянцев, получивших международную кличку «макаронники»? Около огромного пятна римского мегаполиса чуткий телескоп спутника уловил красную вспышку. Умным приборам понадобилось не более пяти секунд, чтобы, замерив ее параметры, вынести безжалостный вердикт: «12°29' в.д.; 41°50' с.ш. 12 ч. 15 м. 34 сек. Пуск ракеты типа „Анаконда-5" класса земля-земля. Азимут полета – 47 градусов». Еще через пять десятитысячных секунды эта информация очутилась в главном компьютере штаба Южной группы войск НАТО в Неаполе. Электронный мозг обрабатывал эту информацию несколько секунд. По истечении третьей секунды наконец-то было выработано решение… Италия. Воздушное пространство над Римом. Высота шесть километров. Борт истребителя-перехватчика «Торнадо-45». Регистрационный номер F 341. 12.16 по местному времени. Расположенная почти в самом центре приборной доски лампа вспыхнула тревожным красным цветом. Одновременно в наушниках двух людей, несущихся вместе с самолетом со скоростью тысяча километров в час над землей, глубоким грудным женским контральто раздалось: «Внимание! Боевая тревога! Направление двести десять. Воздушная цель – ракета „земля-земля". Высота восемь. Уничтожить». – Черт, Джордано. Вот тебе и тихая, благостная скорбь по случаю смерти папы! – Капитан итальянских ВВС Николо Ферми уверенными движениями заваливал «Торнадо» на левое крыло, вгоняя его в нужный азимут. Его штурман молча щелкал тумблерами, приводя в боевую готовность две ракеты «Дротик» лазерного наведения класса «воздух-воздух», установленные на подкрыльевых подвесках. Вычертив в небе гигантскую петлю белого инверсионного следа, F341 лег на боевой курс. Италия, г. Пратика ди Маре. Тридцать километров от Рима. Зенитно-ракетный комплекс «Патриот-4А» Вооруженных Сил Италии. 12.17 по местному времени. Резкий сигнал тревоги без остатка заполнил небольшое помещение командного пункта. Перед двумя офицерами-операторами на дисплеях одновременно вспыхнуло: «Внимание! Боевая тревога! Направление сто пятьдесят. Ракета класса „Анаконда-5". Высота восемь. Уничтожить». И тут же вспыхнул транспарант: «Комплекс переведен в автоматическое управление». Главный компьютер штаба Южной группы войск НАТО в Неаполе без всяких эмоций посчитал, что электроника выполнит эту задачу надежней человека. Повинуясь командам компьютера, локатор комплекса бесшумно развернулся в нужном направлении и выстрелил первыми квантами радиоволн. Спустя несколько мгновений кванты-разведчики вернулись, неся нужную информацию. Еще спустя две секунды компьютеру стало ясна траектория несущейся на высоте восьми километров стремительной стальной смерти. Следующие три секунды он придирчивым «оком» окинул три ракеты, пока еще мирно дремлющие в своих ложах – пусковых контейнерах. Сотни датчиков, установленных в ракетах, один за другим дружно «сказали»: «Норма». И тут же электронный повелитель этих трех грациозных стальных тел отдал короткую команду – замкнулись необходимые цепи, и через мгновение «гарем» опустел. Воздушное пространство над Римом. Высота восемь километров. Пять километров до площади Святого Петра. 12.18 по местному времени. Даже матерый волк один на один не сможет одолеть кабана-секача. На стороне последнего жесткая, толстая шкура, огромные десятисантиметровые клыки и восьмикратное превосходство в весе. Но волк охотится не один. Охотится стая. И каким бы отважным, свирепым бойцом не был бы мощный кабан, против десятка мощных челюстей и еще большего количество мускулистых лап ему не устоять. Он может, подмяв, сломать хребет одному хищнику, распороть своими клыками брюхо другому, но ловкий сильный прыжок откуда-то из-за спины – и вот уже безжалостные челюсти вцепились в его горло, валя обреченное животное на землю. И тут же такие же безжалостные челюсти крошат кости его лап, вырывают пах… и предсмертное хрипение возвещает об окончании удачной охоты. Ракета «Анаконда-5» – это хорошая ракета. Скоростная, с умной системой управления, способная резким маневром уйти от преследования. Но по ее электронно-железную душу отправилась «стая» – пять матерых надежных «хищников» взяли ее след. Компьютер «Анаконды» учуял их и резким маневром, на пределе прочности ракеты, попытался уйти. Ракеты, посланные с истребителя, несущиеся навстречу «Анаконде», маневр повторить не смогли и пронеслись мимо. Но этим же маневром «крылатая змея» подставила бок трем другим хищницам. И те не замедлили им воспользоваться. Доворот на цель, расстояние между преследуемым и преследователями уменьшается до критического, и практически одновременно срабатывают три детонатора. Железный шквал шрапнели мгновенно разваливает корпус «Анаконды», детонирует топливо ее ракетного двигателя, и огненный клубок из обломков четырех ракет рушится на город. Там же. Высота семь километров. Борт истребителя-перехватчика «Торнадо-45». Регистрационный номер F 341. 12.19 по местному времени. – Я F341. Воздушная цель уничтожена. – F341, продолжайте патрулирование. – Есть продолжать патрулирование. – Николо, случаем, Господь не перепутал похороны? – Штурман «Торнадо-45» смотрел на горящие обломки ракет, упавшие на замок Святого Ангела и снесшие статую Михаила Архангела, поставленную там в честь чудесного избавления города от чумы в Средние века. От замка во все стороны разбегались перепуганные люди. – По такому сценарию Господь должен действовать при похоронах какого-нибудь величайшего грешника, проявляя этим свое неудовольствие столь пышной церемонией, а не при погребении Своего наместника на Земле. – Джордано, я знаю твердо одно. Мне здорово повезло, что я остался бездетным. Рим. Площадь Святого Петра. 12.19 по местному времени. Главные ворота собора под рыдания, аплодисменты, гул вертолетов, шелест флагов стали медленно закрываться. Сильный удар грома неожиданно обрушился сверху на скорбно стоящих людей. Толпа вздрогнула, сотни глаз устремились в безмятежно-синюю высь. Огненный клубок рушился с неба. Эта невозможная, сейчас, здесь, на похоронах папы, на похоронах наместника Бога, иррациональная картина, подспудно, на генетическом уровне ассоциирующаяся со Страшным судом, повергла людей в столбняк. Спустя несколько десятков секунд огненный клубок исчез за собором. Вой сирен долго пробивался в сознание застывших людей. Наконец он пробился. Сознание того, что произошло что-то страшное, трагичное, наотмашь хлестнуло по толпе, вызывая крики ужаса. Повинуясь безотчетному порыву, тысячи людей повалились на колени, протягивая руки к собору. Великое творение Микеланджело, отгородившись от людей наглухо закрытыми воротами, было равнодушно и безмолвно. Как и бездыханное, отгороженное от мира пуленепробиваемой крышкой тело последнего понтифика. – Господи, спаси! – словно стон вырвался из груди у сотен тысяч людей. …Только что нам стало известно, что во время похорон папы Павла X была попытка осуществления теракта. С одной из ферм, расположенной в ста двадцати километрах от Рима, была запущена ракета класса «земля-земля», способная нести до пятисот килограммов взрывчатого вещества. Ее цель – набитая под завязку скорбящими людьми площадь Святого Петра. И только благодаря четким действиям силовых ведомств теракт был предотвращен. Сейчас ведутся активные поиски террористов. Похоже, сбываются самые пессимистичные предсказания аналитиков – после смерти папы Павла X развернется еще более агрессивное наступление ислама на христианство, и западную цивилизацию ждут суровые испытания. При поступлении новой информации мы немедленно о ней будем сообщать нашим телезрителям. Джон Макрой, Линда Вильсон для CNN из Ватикана. Не переключайтесь! Окрестности Луны. 12.20 по СЕВ. …Пространство вспучилось и выплюнуло из себя космический корабль. И в то же мгновение четыре торсион-датчика, укрытые бронеколпаками, в унисон сообщили центральному бортовому компьютеру, что корабль «Прорыв» находится в стандартном трехмерном пространстве Эйнштейна-Риммана Гиперпорог успешно преодолен. – Ну здравствуй, Земля! – Борис Ковзан с волнением смотрел на дисплей. Прямо по центру окруженная крупными яркими звездами плавала бело-голубая красавица Земля. – Господи, неужели мы у порога дома! – В глазах Хью Брэдлоу, второго члена экипажа, стояли слезы. Соединенные Штаты Америки. Пригород Мэдисона, штат Вайоминг. Отель « Old Faithful ». 16.15 по местному (горному) времени. – Дик, взять! Ярко-красный шар взмыл в голубое небо. Прочертив в нем невидимую крутую дугу, он на мгновение замер, словно раздумывая, не остаться ли ему в этой голубой благодати. Но неумолимые законы физики властно потянули его вновь на землю. За всеми этими эволюциями шара в небе наблюдала пара внимательных темно-карих глаз. Вот ярко-красный предмет устремился вниз, стремительно набирая скорость. Мощные лапы, оттолкнувшись от земли, бросили тело вперед. Секунда – и могучая собака в высоком прыжке взмыла в воздух. Собачий мозг считал лучше всякого компьютера. Небольшой поворот головы, и сильные челюсти намертво вцепились в добычу. – Ура! Ура! Молодец, Дик! – Девчушка лет десяти в легком белом платьице радостно запрыгала на месте, размахивая руками. Огромный черный ротвейлер, сжимая в пасти красный шар, большими прыжками устремился к девочке. Буквально в нескольких сантиметрах от нее, взрыхлив лапами землю, собака остановилась. Маленькая, хрупкая детская рука безбоязненно схватила шар, со всех сторон зажатый зубами. – А ну отдай. Собака игриво подалась чуть назад, легко потянув за собой и легкое тельце девочки. – Не балуйся, Дик. Немедленно отдай мяч. Страшные собачьи челюсти тут же покорно разжались. – Молодец, Дик, молодец. Хорошая собака. – Маленькая теплая человеческая ладошка заскользила по лобастой собачьей голове. Но человеческий детеныш, впрочем как и любой другой, не склонен к статичности и долгим переживаниям. Он растет, развивается. Он должен за короткое время вырасти, окрепнуть, слабенькие, чуть сформированные мышцы должны превратиться в мускулы. Он должен все потрогать, увидеть, почувствовать. Словом, он должен познать мир. И поэтому, повинуясь намертво вбитой в его подсознание программе, он бегает, прыгает, трогает, нюхает, смотрит – саморазвивающаяся кибернетическая система на начальном этапе своего развития. – Дик, догоняй! – Девочка стремительно разворачивается, и вот уже тонкие, худые, еще не превратившиеся в одно из прекрасных чудес, девичьи ножки мелькают в нескольких метрах от собаки. Умный пес еще несколько секунд неподвижно стоит, затем бесшумно, легко срывается с места. Могучие мускулы красиво перекатываются под шкурой, толстые лапы с силой отталкиваются от земли – прекрасное, грациозное создание природы во всей красе. Легко обогнав девочку, собака своим телом перегораживает ей путь. Смеясь, девочка легко разворачивается и бежит в другую сторону. И вновь умная собака несколько секунд выжидает, давая фору маленькому человеческому существу. Затем несколько сильных прыжков, радостный смех девочки, и все повторяется сначала. – Ника, обедать, – на пороге небольшого двухэтажного дома появляется молодая женщина в цветастом легком платье. – Ма, ну можно я еще немножечко с Диком поиграю? – Нет. Иди ешь, тебе еще надо заниматься. – А потом можно я с Диком схожу посмотреть на Преданного? – Вот когда позанимаешься, тогда посмотрим. Девочка вздыхает и нехотя идет к дому. Собака несколько секунд смотрит то на нее, то на ее мать. Наконец собачий мозг принимает решение. Подбежав к девочке, Дик тыкается в нее, затем быстро ложится на брюхо и, ловко помогая себе передними и задними лапами, протискивается между девчоночьих ног. Пружины собачьих мускулов распрямляются, и вот уже девочка оказывается на собачьей спине. Радостные и счастливые, два существа приближаются к крыльцу дома. Едва за девочкой закрылась входная дверь, послышалось легкое шипение, и в ста метрах от дома взметнулся высокий столб воды. * * * Бесстрастный электронный луч, управляемый чуткими датчиками, чертил прямую зеленую линию на экране монитора. В его левом верхнем углу, сменяя друг друга, мелькали цифры, отсчитывая время. Вот луч дрогнул, безупречная прямая линия сменилась густым частоколом невысоких зубцов. Тотчас же под ними, словно давно, с нетерпением ожидая этого момента, высветились строчки текста. Их число быстро увеличивалось, одни, самые первые, уползали за край экрана, на месте них появлялись новые – мощный компьютер отображал на мониторе свой анализ полученного от многочисленных датчиков сигнала. Наконец анализ закончился. Торопливо бегущие строки исчезли. Повинуясь заложенной в него программе, компьютер вынес вердикт, что сигнал опасности не предвещает. Электронный луч продолжал без устали чертить прямую линию… Глава 2 ПОХИЩЕНИЕ Все не так плохо, как вы думаете, все намного хуже. Неизвестный Объединенная Русь. Украина. Киев. Мариинский дворец. Рабочий кабинет Президента Объединенной Руси. 23 августа. Пятница. 15.10 по местному времени. – Значит, ничего не выявлено? – Абсолютно. По крайней мере, самые современные технологии не смогли выявить и бита информации, отличающейся от той, которую Ковзан изложил в своем докладе. Да и какой смысл ему ее скрывать? – Директор Службы безопасности Олег Николаевич Пустовойтенко уверенно смотрел в глаза Президенту. В рабочем кабинете Президента Объединенной Руси и Президента Украины на несколько мгновений повисла тишина. Каждый из собеседников еще раз мысленно отвечал на вопрос: есть ли у человека, вернувшегося из гиперпространства, какие-либо поводы скрывать информацию, полученную там. «Своим полетом в гипер Ковзан полностью обязан Орлову, тогдашнему Президенту Объединенной Руси и нынешнему Президенту России. Без него ничего подобного не было бы. А сейчас я вместо Орлова, – Президент Владимир Владимирович Грушенко чуть было непроизвольно не обернулся назад, на стоящий за его спиной штандарт Президента Объединенной Руси, но усилием воли подавил в себе это детское желание. – Ну и что? Это жизнь. Один президент сменился другим. Не враг же захватил страну, в конце концов». Прошло уже целое столетие с тех пор, как правительства Украины и Российской Конфедерации, включающей в себя на то время Белоруссию и Казахстан, пришли к выводу, что для дальнейшего развития, для более эффективного противостояния экономической экспансии западноевропейских государств и Китая следует объединиться в единый Союз. Был проведен всенародный референдум, постановивший Российско-Украинскому Союзу (сокращенно РУС) быть. От этой аббревиатуры до названия «Объединенная Русь», устраивавшего всех, было рукой подать. Через несколько лет кропотливой бумажной работы новое государство с названием Объединенная Русь появилось на политической карте мира. Высшим Органом управления Объединенной Руси стал Совет президентов, состоящий из президентов России, Белоруссии, Казахстана и Украины. Председателем Президентского Совета или Президентом Объединенной Руси избирался один из четырех президентов в ходе всеобщих выборов. Когда готовился совместный, Объединенной Руси и Соединенных Штатов Америки, гиперпространственный полет, Президентом Объединенной Руси был Президент России Владимир Сергеевич Орлов, значительно поспособствовавший этому событию. Но на президентских выборах 2192 года Президентом Объединенной Руси стал Президент Украины Владимир Владимирович Грушенко. И, в соответствии с конституцией, резиденция Президента Объединенной Руси переместилась из Москвы в Киев. Победе Грушенко в значительной степени поспособствовало то, что он являлся противником предоставления некоторым избранным людям второй жизни. И он даже публично извлек из себя чип сбора информации, тем самым отказавшись от второй жизни, на которую он имел все основания, занимая такой высокий пост, как Президент Украины. Расчет был точен. Подавляющее число электората – простой народ, всегда подспудно завидовавший и поэтому раздраженный на элиту общества. А тут еще этой элите стала дароваться вторая жизнь. Это даже не богатство и слава при жизни. Простой люд всегда тешила мысль, что после смерти все равны перед Богом, и он решит, кому в рай, а кому вечная смерть. Сейчас же осязаемый, земной рай стал реален для некоторых избранных. Это еще более раздражало простых смертных. И, голосуя за Грушенко, они голосовали, как это часто водиться, не за, а против. «У человека всегда могут найтись мотивы что-либо скрывать от других людей, – Олег Николаевич Пустовойтенко, очевидно в силу своей профессии, смотрел на людей, так сказать, чекистским взглядом. – Интересы могут быть финансовые, карьерные, личные, в конце концов. Люди не ангелы – у них множество интересов, желаний, стремлений». «Правда, я добился отмены у себя в стране права на вторую жизнь, на которую Ковзан, безусловно, после такого полета мог бы рассчитывать… но есть же еще, в конце концов, и долг, долг перед страной, пославшей его на ответственное, опасное, но и почетное задание», – эта неприятная мысль вызвала желание у Грушенко вслух как-то опровергнуть ее. – Я не имею в виду, что он что-то скрывает, – несколько раздраженно наконец прервал тишину Президент Объединенной Руси, – он может обладать информацией, сам того не подозревая. И тогда все эти полиграфы и прочие шпионские штучки бессильны – человек верит в то, что говорит. – Мы его поместили в «Гипнотизер» [8] и, можно сказать, по рукам перебрали все его подсознание, – сдержанно, не реагируя на начальственное раздражение, возразил Пустовойтенко. – Информация может лежать очень глубоко, – уже спокойнее, остывая, возразил Президент. – Мы в подсознании Ковзана нашли даже информацию, как он в пятилетнем возрасте, играя во дворе, подсматривал за двумя собачками… гм, занимающимися любовью. – Значит, полет в гиперпространство прошел впустую? И Хохлов ошибался, доказывая, что гиперпространство и есть, собственно, то, что люди подразумевают под понятием «Бог»? [9] . – Выходит, так, – согласился с Президентом директор Службы безопасности. – И что дальше делать с этим Ковзаном? Пустовойтенко сделал небольшую паузу, как бы обдумывая ответ, затем произнес давно продуманное решение: – Сделать несколько телевизионных передач о героическом полете, несколько статей об этом, но ясно подчеркнуть, что чаяния людей на непосредственный контакт с Богом не оправдались. Наука ошиблась. – Или Бог не пожелал общаться с представителями людей, – Президент сделал паузу, – пока не пожелал, – тут же добавил он. Пустовойтенко несколько мгновений смотрел в глаза главы государства, затем чуть улыбнулся и одобрительно кивнул головой: – Так даже лучше. Никогда не следует отнимать у людей надежду. – Затем, мне кажется, стоит организовать несколько философских статей, где бы, кроме всего прочего, озвучивалась гипотеза, что Бог не пожелал пойти на контакт с людьми из-за, скажем так, их грехов. – В том числе из-за их желания получить вторую жизнь, – подхватил мысль главы государства Пустовойтенко. «Интересно, что бы мы делали, если бы Ковзан или этот американец заявили, что против технологии второй жизни Бог не возражает. Тогда бы Орлов вполне вновь мог стать Президентом Объединенной Руси. Так что уж лучше ничего не находить в голове этого Ковзана. И Грушенко это отлично понимает». – Ты правильно меня понял. И все это необходимо «вбросить» в народ за несколько дней до бывшего Дня Веселья. Это наверняка несколько ослабит протесты известной тебе кучки недовольных отменой второй жизни. – Мне кажется, не стоит недооценивать этих недовольных, – осторожно заметил собеседник Президента, – если вспомнить совсем недавнюю историю, мы тоже начинали с небольшой кучки людей. – Но мы выражали чаяния многих миллионов. Поэтому так быстро наше движение «Жизнь только от Бога» стало массовым. А чьи чаяния выражает Орлов? Небольшой кучки интеллектуалов, рассчитывавших на вторую жизнь. Если они такие умные, то пусть докажут это Большому Компьютеру, а тот порекомендует их Совету Развития ООН. Там, для таких как они, создан фонд. Вот пусть через него получают свою драгоценную вторую жизнь, а не баламутят народ. – Туда очень сложно попасть. Нужно быть действительно гением. – А если ты не гений, то нечего и соваться во вторую жизнь. Ты кто такой? Шекспир? Ньютон? Эйнштейн? Сократ? А ведь этих, действительно уникальных людей, нет. Они все – прах. Поэтому нечего переводить ресурсы государства на… ширпотреб. Вместо них другие родятся, получше. Нет, этой кучки я не боюсь. Она так и останется кучкой. Просто в силу того, что обыкновенных людей значительно больше, чем выдающихся. В борще всегда соли мало. А если много, то борщ уже есть невозможно. Его надо выбрасывать на помойку, – последние слова Президент произнес жестким голосом. – И слава Богу. – Да, и слава Богу. Иначе эта соль земли всю Землю бы разнесла в угоду своим амбициям. – Но все же я за этой кучкой пригляжу на всякий случай… чтобы чего-нибудь они не разнесли. Кстати, они уже подали заявку на проведение митинга тридцать первого августа. – Конечно, пригляди. И организуй параллельно их митингу наш. Обязательно привлеки отца Сергия. Как он там? – Грушенко вопросительно посмотрел на директора Службы безопасности. – По-прежнему ревностно служит Богу. – Я думаю, будучи настоятелем Киево-Печерской лавры, он сейчас спасает большее количество заблудших душ? В голосе Президента Пустовойтенко уловил легкую иронию. – Я тоже так думаю. – Где они собираются митинговать? – Голос Грушенко вновь стал серьезным. – На Майдане Незалежности. Где же еще? На меньшее они не согласны. – На Майдане, так на Майдане. Значит, и мы там тоже проведем митинг. Места всем хватит. – Возможны беспорядки, – директор Службы безопасности сделал озабоченное лицо. – А милиция на что? И потом, если народ чуть-чуть… повоздействует на небольшую кучку недовольных, я думаю, ничего страшного в этом нет. Мы наглядно покажем всему миру истинное соотношение сил. Как ты считаешь? – Если чуть-чуть, то ничего страшного. Даже яд в небольших дозах оказывает лечебное воздействие. – Губы Пустовойтенко почти незаметно дрогнули, изображая улыбку. – И вот еще что, – Грушенко сделал небольшую паузу, – необходимо для Ковзана найти какой-нибудь достойный пост. Я имею в виду настоящего Ковзана, а не его клона. Герой должен быть вознагражден. – Губы Президента Объединенной Руси чуть дрогнули. – Непременно. И тут вот еще что, – директор Службы безопасности слегка поморщился, показывая, что ему неприятен тот вопрос, который он собирается озвучить, – как быть с чипом информации, находящимся в голове Ковзана? У нас же отменена процедура получения второй жизни. И было бы неплохо, если б герой Космоса публично вынул из головы свой чип, так сказать, показывая свое одобрение нашей политики. – Не надо на него давить, – после паузы ответил Грушенко. – Пусть освоится… с ролью героя, выступит по ТВ, на собраниях, а потом уже можно и предложить вынуть чип. За геройство не платят – за геройство расплачиваются, – и вновь губы Президента Объединенной Руси чуть дрогнули. – Ясно, господин Президент. – Пустовойтенко почтительно и серьезно смотрел на своего собеседника, профессионально «не замечая» этих чуть дрогнувших вверх, в улыбку, высших державных губ. Шестьдесят километров от Киева. Объект «Ясный» Службы безопасности Украины. 24 августа 2193 года. Суббота. 6.30 по местному времени. Скорость падения все возрастала. Окружающие звезды, до этого лениво уползающие назад, теперь стремительно, словно стая испуганных рыбок, уносились от невидимого человеку хищника. Вскоре все возрастающая скорость расплющила, вытянула яркие точки звезд в тонкие черточки. Где-то в глубине мозга разбуженный стремительным падением зашевелился страх. Довольно широкий тоннель, в котором неизвестно куда проваливался человек, постепенно сужался. Доселе далекие звезды приблизились, и кроме ослепляющего света от них отчетливо накатывались волны тепла. Зверь страха уже окончательно проснулся и первый раз, еще лениво, нехотя, рыкнул и ударил своей когтистой лапой клетку мозга. А скорость, наплевав на все законы физики, стремительно возрастала. Черточки звезд все более и более удлинялись, вытягиваясь в длинные, бесконечные линии, которые, словно прутья цилиндрической клетки, окружили человека. Приятное тепло, исходившее от них, превратилось в жар, с каждым мгновением становящийся все более и более нестерпимым. Страх уже остервенело бился в мозгу, стараясь вырваться из своей клетки. Все уже и уже становились черные просветы между линиями звезд. Жар, казалось, насквозь пропитал тело человека, приводя бившегося внутри него зверя в неистовство. Вот линии звезд слились в одну пышущую жаром полосу, со всех сторон окружившую человека. Впереди него этот пылающий цилиндр стремительно сужался, превращаясь в точку. Крохотный клочок сознания, еще не оглушенный завыванием, воем беснующегося внутри мозга зверя, почему-то твердо знал, что сходящийся где-то далеко впереди в точку цилиндр – это не обман зрения, а реальность. Точка была не иллюзорной, вызванная перспективой уходящих в бесконечность линий, а реальной, материализацией этой ослепляющей бесконечной колонны света, внутри которой несся человек. Бесконечна колонна, бесконечна ее энергия, и бесконечна материя, сгустившаяся впереди. От понимания этого страх еще сильнее взревел, могучий рывок осатаневшего зверя – и клетка лопнула, разлетелась – сознание рухнуло, и мозг полностью затопила пучина рефлексов и инстинктов… – А-а-а, – торжествующий рык подсознания громко возвестил его победу над человеческим «Я». Точка впереди стремительно приближалась, но размеры ее, вопреки здравому смыслу, не увеличивались. Но это не изумляло и не пугало, ибо не было уже здравого смысла. – А-а-а, – высота звука, словно соревнуясь со скоростью падения, стремительно росла, растягивая рычание в истошный вой. Точка впереди, уже вот она, рядом. Жар плавит тело, истошный вой вытягивается в визг… и словно рвется невидимый кабель, обесточивая «картинку» – впереди черная пустота, вернее даже не пустота, а просто НИЧЕГО… Борис Ковзан за секунду, прежде чем открыть глаза, понял, что это сон. Сон, который три, нет, уже четыре раза снился ему с тех пор, как он вернулся на Землю. Возвращение разочаровало. Нет, конечно были объятия, торжественная встреча в Мариинском дворце и другая обязательная в таких случаях праздничная мишура. Но во всем этом была какая-то натянутость. На них смотрели как-то выжидающе, скорее даже настороженно. Настороженность, вернее скорее уже недоверие, увеличилась, когда в своих отчетах они написали, что, в сущности, ничего не привезли. Да, они были в черной дыре, но затем непонятная сила, пренебрегая всеми законами физики, на то время известными людям, выволокла их оттуда, миг – и они вновь перед собой увидели Землю. В черной дыре никто с ними не общался, никакого внутреннего голоса или еще чего-нибудь подобного они не слышали. И вообще были они в этой дыре не более пяти минут. Через два дня после приземления Брэдлоу улетел к себе домой, в Америку. В аэропорту перед многочисленными видеокамерами они на прощание обнялись. – Боря, ты знаешь, я теперь понимаю, каково было Христу ходить среди евреев, проповедуя свое учение, – шепот Хью был еле слышим. – На него смотрели с опаской. Это на расстоянии все, что связано с великим и могущественным, вызывает трепет и восхищение, а вблизи в первую очередь вызывает опасение и страх. – Но мы же не Христос, мы же ничего оттуда не привезли. – А это надо доказать, Боренька. Они отстранились. – Жду тебя у себя дома, – громко, для многочисленных микрофонов, окруживших их, сказал Брэдлоу. – Спасибо, непременно приеду. Уже у входа в самолет, перед распахнутым люком, американец на прощание махнул рукой и улыбнулся. Борису эта улыбка показалась печальной. Сердце бешено колотилось. Поморщившись, то ли от легкой боли в груди, то ли от воспоминаний недавнего прошлого, Борис встал с кровати и подошел к зеркалу в ванной комнате. На него смотрело слегка небритое, довольно симпатичное лицо молодого человека. Над высоким лбом чуть свисала короткая челка черных, без единой седины, волос. Тонкий, без всякой славянской картошечности нос аккуратно проходил ровно по середине лица. Тонкие губы были плотно сжаты. И только под темно-карими глазами пролегли какие-то тени, да в самих глазах было что-то такое неподвижное, печальное, словно они видели то, что не располагало к радости и веселью. Вот только что? «Неужели мы слетали вхолостую? Столько усилий, столько препятствий пройти, прежде чем осуществить этот полет, и в итоге ничего? Значит, метеорит, чуть не сорвавший полет, – это случайность, ухмылка слепой природы?» Эти бесконечные проверки на различных полиграфах, бесконечные сканирования его мозга и уже не то что копание, а перекопка его подсознания Бориса раздражали. Но, поставив себя на место людей, копошившихся вокруг него, он понял, что они правы. Сколько затрачено средств, времени, усилий, и на выходе пшик. Может, действительно они с Хью получили какую-то важную информацию, но на подсознательном уровне. Эта гипотеза стала еще более вероятной после того, как выяснилось, что люди провели внутри черной дыры тридцать пять минут, а не пять, как они утверждали. Проверка на полиграфах показала, что люди не врут. Они действительно убеждены, что провели там не более пяти минут. Анализ записи переговоров показал, что действительно люди вели разговоры друг с другом внутри черной дыры пять минут. Значит, тридцать минут их мозг был как бы отключен. Отключен для чего? Может, для закачки в него какой-то информации? И вновь тихо жужжали сканеры мозга и с легким чавканьем открывалась камера «гипнотизера». Бесстрастные запоминающие устройства записывали информацию и о давно забытых прочитанных книгах, и разговоры с людьми, которые навсегда выветрились из памяти, как и сами люди записывали переживания при свиданиях с любимыми женщинами и горечь расставаний с ними. Много, очень много хранили, казалось, бездонные кладовые подсознания. Вот только необходимые полчаса не находились. И от этого еще больше становились недоверчивыми взгляды людей. Через десять минут, умывшись и побрившись, Борис Ковзан вышел из ванной комнаты и мельком взглянул на настенные часы. Без десяти семь. Сегодня его не будут терзать многочисленными приборами. Сегодня он может наконец просто отдохнуть, поваляться в кровати, сходить в бассейн, тренажерный зал, библиотеку. Но самое главное – сегодня он увидит отца. Вечером, а сейчас только семь утра. Время неожиданно пробежало быстро. Мозг, утомленный нервозностью, напряжением, почувствовав, что можно расслабиться, с охотой это и сделал. Большую часть времени до вечера Борис просто провалялся в постели с книжкой в руках. В дверь постучали, как и было условлено, ровно в шесть вечера. – Отец! – Сын! Два человека обнялись на пороге комнаты. – Да, батя, двадцать один год тебе явно к лицу, – чуть отстранившись, сын глядел на отца, теперь годящегося ему в младшие братья. По лицу отца пробежала тень, превращая радостное лицо в маску. Борис недоуменно смотрел на это превращение. – Отец, что случилось? Тот опустил глаза под пристальным взглядом сына и после долгой паузы наконец проговорил: – Тебе уже сказали, что я… словом я прошел процедуру обновления [10] . – Отец, я это наглядно вижу, и это просто замечательно! Или тебя волнует, что ты теперь биологически младше меня? Не волнуйся, ты для меня всегда останешься отцом. – Да я и не волнуюсь. – Так что же тогда? – Видишь ли, когда ты три года назад полетел в гиперпространство и не вернулся, тебя посчитали умершим… – Ковзан-старший запнулся и надолго замолчал. – Ну и что? По-моему, существует официальная процедура, так сказать, реабилитации мнимо умерших. – Дело не в этом. Главный компьютер ООН после того, как к нему поступила информация считать тебя умершим, подсчитал рейтинг твоей Жизненной Записи… – И? – Он признал, что твоя Жизненная Запись удовлетворяет обобщенному критерию для получения права на вторую жизнь, – быстро, словно бросаясь в холодную воду, проговорил отец. – У меня что, есть клон, двойник? – после небольшой паузы спросил Борис. И в комнате коротко прозвучало: – Да. Франция. Париж. Латинский квартал. Церковь Сент-Этьенн-дю-Мон. 9.55 по местному (среднеевропейскому) времени. Молодая, хрупкая девушка безучастно или даже чуть печально смотрела на проходящих под ней людей. Белые овцы, окружившие ее, уж точно безучастно щипали траву. Уже прошло невообразимое для короткой человеческой жизни время, целых семнадцать веков, с тех пор, как эта девчушка, с еще бегущей по ее плоти горячей кровью, с глазами, еще щурящимися на солнце, спасла маленький городок Париж. Спасла его своими молитвами от нашествия гуннов, подарив городу блестящую историю. Это потом маленький городок галльского племени парисеев превратился в самую элегантную столицу мира, с ее чудными Елисейскими полями, тяжеловесной мощью собора Парижской Богоматери и ажурной красотой Эйфелевой башни. Это потом здесь вырастет ироничный гений Вольтера, и отсюда раздадутся раздирающие душу слова: «Je vous parle, que je n'suis pas descendue de l'esprit!» [11] крохотной больной женщины – Эдит Пиаф. Это потом по нему будут расхаживать четыре бравых мушкетера Александра Дюма, страдать созданный пером Виктора Гюго чудовищный горбун Квазимодо, звонарь Нотр-Дама, а прекрасная женщина кисти Делакруа взметнет флаг Франции над баррикадой, и мир вздрогнет от предчувствия гигантских социальных катаклизмов, услышав «Марсельезу» Руже де Лиля. Но и это уже все в прошлом. Сейчас и по знаменитому Монмартру, и по не менее знаменитому Латинскому кварталу течет шумная толпа арабов, китайцев, негров, а ветер лениво гоняет по их улицам и площадям всякий мусор. Потомки свирепых галлов и гордых франков, явившие миру Наполеона, железные солдаты которого заставили трепетать Европу, сейчас оказались изгоями в собственной стране. Погнавшиеся за удовольствиями, предоставляемыми высокотехнологической цивилизацией, построенной их дедами и прадедами, их изнеженные потомки уже не желали напряженно трудиться и брезгливо поджимали свои напомаженные губки при упоминании о тяжелых и грязных работах. И с удовольствием перекладывали их на плечи эмигрантов из мусульманского мира. В городе буйным, красноватого оттенка, цветом расцвела индустрия развлечений. Стрипклубы, бордели щедро освещали ночные улицы светом своих красных фонарей. В многочисленные пипшоу зазывали посетителей немытые арабы с мутными глазами. Ночная жизнь на площади Пигаль и на бульваре Клиши превзошла своей распущенностью древнеримские оргии времен Калигулы. «А в Париже все только и делают, что ходят из бардака в клинику и из клиники в бардак…» [12] , – уже в двадцатом веке с удивлением и горечью воскликнул один из современников. Но это так и осталось гласом вопиющего в пустыне. Исторические процессы имеют одну подлую особенность – они протекают вначале практически незаметно. А когда вздымаются во всей своей сокрушающей страшной красе над головами изумленных людей, сделать уже ничего нельзя. Все усиливающиеся и усиливающиеся социальные беспорядки, начавшиеся в двадцать первом веке, уже были не последним предостерегающим звонком. Это были первые порывы ветра несущейся позади них лавины, остановить которую уже было невозможно. И в двадцать втором веке эта лавина накрыла Францию. Коренных французов, да просто белых в этой крупнейшей центральноевропейской стране стало меньше, чем выходцев с Востока. И после очередных президентских выборов в Елисейском дворце обосновался президент-мусульманин. Все произошло мирно, по закону. А закон для европейца превыше всего. И во всей Франции не нашлось больше ни Женевьевы, которая своими страстными молитвами к Богу отвратила от Парижа страшных гуннов, ни Жанны д'Арк, поднявшей словами «Прекрасная Франция» французов против захватчиков-англичан. В один миг закрылись все злачные и не совсем злачные места, веселясь в которых французы провеселили свою Родину (вообще-то здесь подходит другой глагол, характерный для описания жизнедеятельности бардаков или туалетов). Знаменитый Мулен-Руж, воспетый еще Тулуз-Лотреком, превратился в медресе, а над собором Парижской Богоматери взошел золотой полумесяц. А молодая девушка, святая Женевьева, в окружении неживых белых овец, продолжала безучастно смотреть неживыми глазами с картины, висящей над входом в церковь, на входящих туда живых овец – белых французов, отдавших практически без борьбы свою Францию чужим. Вскоре все скамьи в церкви были заняты людьми. Чудь поодаль от них, рядом с алтарем возвышалась кафедра, за которой стоял священник. Подождав, пока стихнет шум, он спокойным, негромким голосом заговорил: – Братья и сестры. В этот день я бы хотел поговорить с вами о терпимости, о праве каждого человека молиться Богу, как он считает нужным. Непонимание этого приводит к тяжким последствиям. Вспомним историю. Ровно шестьсот двадцать один год тому назад, именно в этот день, у нас в Париже произошло чудовищное событие – Варфоломеевская ночь. Когда одни французы убивали других. Когда католики убивали протестантов. Метровый самолетик легко взлетел с крыши одного из зданий, стоящих на улице Лагранжа. Его крылья, ловя восходящий поток воздуха, легко несли хрупкое тельце по воздуху Минута-другая, и вот уже под ним замелькала зелень сада Наварры. Искусственная птичка уверенно летела вперед. Вот ее миниатюрная видеокамера уловила отблеск со старинных витражей церкви Сент-Этьенн-дю-Мон. Мгновенно это изображение было передано на монитор компьютера, стоящего в небольшой квартирке по улице кардинала Лемона. Сидящий за ним человек улыбнулся и чуть наклонил джойстик вперед, заставляя самолетик идти на снижение. …– Безумие продолжалось несколько дней. Сена окрасилась кровью невинно убиенных. Начался новый виток религиозного безумия. И по прошествии уже стольких веков мир помнит об этом злодеянии. Так не будем же повторять ошибки наших предков, будем терпимо относиться к тем, кто не так молится Богу, как мы. Будем терпимы и к протестантам, и православным. Будем терпимы к мусульманам. Даже на небольшом мониторе было видно все великолепие знаменитых цветных витражей семнадцатого века. Красиво переливаясь на солнце, они стремительно росли на экране. Мужская рука, чуть трогая ручку джойстика, уверенно наводила самолет на красную фигуру, находящуюся в самом центре витража. Белоснежные зубы азартно прикусили нижнюю губу. …– Бог един. И он одинаково любит и христиан, и иудеев, и мусульман. И он одинаково скорбит над каждой капелькой безвинно пролитой крови, чья бы она ни была – французская, английская, немецкая или арабская. На мгновение красный цвет стекла разросся на весь экран, сделав его кроваво-красным. В следующее мгновение пластмассовый пропеллер с силой рубанул по древнему стеклу. …– И так же одинаково он будет судить тех, кто безвинно проливает эту кровь. Помните это, люди, – священник воздел вверх руки, – ибо никому не удастся избежать суда Господнего. Каждый будет отвечать за свои грехи… Звон битого стекла откуда-то сверху прервал речь священнослужителя. Десятки пар глаз вскинулись кверху. Окутанный роем красиво переливающихся стекол вниз падал какой-то предмет. Люди как зачарованные смотрели, как он коснулся амвона. Яркая вспышка, взрыв, и на обезумевших от страха людей сверху посыпались каменные куски галереи. Крики ужаса и боли рванулись через проемы выбитых витражей… Через час два молодых араба по тому же монитору смотрели телевизионные новости. Вот на экране последняя «скорая» отъехала от церкви. – Абу, ты хорошо подготовил самолет для этого полета. – А ты, Мухаммад, хорошо его вел. Молодые люди чокнулись банками пива. Белозубые улыбки красиво выделялись на смуглых лицах. – Белые собаки хорошо запомнят день рождения одного из наших выдающихся борцов. Слава Яссеру Арафату! Смерть неверным! – Арабская речь победно прозвучала в центре Латинского квартала. Еще через час братья-близнецы Абу и Мухаммад Абдульхайры отправились на новеньком «рено» в Булонский лес. Надо было хорошенько отдохнуть – завтра им предстоял тяжелый трудовой день. К семи утра они уже должны были быть в аэропорту Шарля де Голля. Там Абу работал в таможенном управлении, а Мухаммад был пилотом огромного аэробуса «А-1200», и завтра ему предстояло лететь в Лос-Анджелес. Соединенные Штаты Америки. Вашингтон. 11.10 по местному (атлантическому) времени. – И что же ты мне прикажешь делать, Джуди? – Не знаю, Хью. Двое людей, мужчина и женщина, сидели в небольшом ресторанчике, недалеко от Музея современного искусства. Мужчина был одет в неброский серый костюм и белую рубаху с бордовым в полоску галстуком. Женщина была в черном платье, чья длина и ширина не скрывали ни удлиненную красоту ее ног, ни волнующую округлость ее груди. На точеной женской шейке было надето скромное бриллиантовое колье. Абсолютно лысая голова мужчины резко контрастировала с желтым водопадом женских волос, а широкий, изброженный глубокими морщинами мужской лоб – с гладким, чистым женским лобиком. После двух лет разлуки за одним ресторанным столиком сидели Хью и Джуди Брэдлоу, муж и жена. Всю суету вокруг него, возникшую после его возвращения из гиперпространства, полковник ЦРУ Хью Брэдлоу воспринимал спокойно. Привыкший за долгую карьеру разведчика воспринимать людей прежде всего как источник информации, он с пониманием и без раздражения отнесся к тому, что его начали буквально потрошить, стараясь выжать максимум информации. Он с улыбкой смотрел, как на него надевают многочисленные датчики полиграфа. Перед тем как лечь в камеру «гипнотизера», он попросил показать ему выуженную из его подсознания видеоинформацию: «Ребята, там должны быть неплохие пикантные вещицы. Я в молодости был неплохим плейбоем. Хотелось бы еще раз насладиться этим». Но за всем этим спокойствием таилась тщательно скрываемая тревога, скорее даже не тревога, а душевное терзание, душевная боль. Он предчувствовал, вернее почти был уверен, что возвращение в родной дом, в родную семью радостным быть не может. Не может в силу законов, законов жизни, которые так же неумолимы и точны, как и законы природы, потому что они сами являются частью этих законов, так же как человек является частью природы. Это сначала человек сам выстраивает обстоятельства своей жизни, а затем уже обстоятельства дальше выстраивают его жизнь. Женившись более одиннадцати лет назад на молоденькой, младше его на восемнадцать лет, очаровательной официантке из Лас-Вегаса, полковник сделал первый шаг по той утоптанной многими миллионами людей дороге с дорожным указателем в начале: «Семейный ад». Джуди оказалась расчетливой, эгоистичной стервой. Родив от Хью ребенка, она еще более преуспела в этих своих качествах. Именно благодаря своей жене Брэдлоу едва не попал за решетку, убив ее дружка, оказавшегося сыном сенатора. На успешной карьере можно было поставить крест. Но в силу упрямства и любви к своей профессии Брэдлоу остался служить в разведке, надеясь, что сенатор, как и все люди, не вечен. Естественно, он не раз себя спрашивал, почему он не расстанется с этой женщиной. Хороший секс? Да. «Тигрица в постели и паинька так же совместимы, как Библия и „Плейбой", – успокаивал себя Хью. – After dinner comes the reckoning» [13] . А за обед приходилось платить часто. Но в конце концов в жизни мужчины наступает момент, когда он понимает, что проще питаться в ресторане. Почему же у него этого момента не наступало? Не хватает воли расстаться? Это у него, полковника ЦРУ, много лет проработавшего разведчиком-нелегалом, и не где-нибудь, а на Руси, мало воли? Не смешите. Тогда что? В оправдание, для себя, Хью Брэдлоу вывел один закон и назвал его феноменом холодной стервы (а Джуди, его жена, именно к этому типу женщин и принадлежала). Вкратце он сводится к следующему. Мужчины по своей природе добытчики. Завоеватели. Они предназначены природой для завоевания. Захвата все новых и новых территорий (в прямом и переносном смысле этого слова). А обживают, заселяют эти территории – женщины, цветы и украшения этой жизни. Так что по большому счету мужчины – пушечное мясо истории. И с женщинами мужчина, по большому счету, ведет себя так же – завоевывает. Силой, интеллектом, обаянием, деньгами и т.д. После завоевания – пир в честь победы (медовый день, неделя, месяц, год). А потом… потом на завоевание новых «территорий», чтобы утолить свою жажду агрессивности. И хорошо, если эти «территории» не ассоциируются у него с новой женщиной. Умные женщины об этом знают и время от времени провоцируют у своих благоверных чувство ревности (кто в гомеопатических дозах, кто в лошадиных). И все! Чувства, подернутые пеплом, разгораются вновь. Зачехленный и тронутый ржавчиной меч вытаскивается из ножен – и вперед, теперь уже на защиту своей «территории». Главное в этом случае – не переборщить. А то благоверный может этим мечом и того… Защищать будет нечего. Но вернемся к холодной стерве. Она по природе своей не может по-настоящему влюбиться (благодаря своей эгоистичности). Ее поступками всегда управляет мозг, а не гормоны (в просторечье – передок). А эгоистичный мозг стервы все делает только в пользу хозяйки. Выгодно – любит (делает вид), не выгодно – опускает беднягу ниже плинтуса. А так как жизнь непостоянна, меняется, то и решения относительно конкретного мужчины меняются тоже: любит, не любит, любит, не любит. Кроме того, стерва, как и всякий обыкновенный человек, нуждается в эмоциях. Но если любовь как источник оных отпадает, то необходимо найти другой источник. Поэтому даже при полном благополучии в отношениях с мужчиной они устраивают своим избранникам холодный (горячий) душ. На ровном месте. И от взрыва его эмоций подпитываются сами. Ведь холодная стерва по определению (она холодная же!) – интроверт. А мужчина? Он чувствует, что эта женщина не его, он ее не завоевал. Да, телом, сейчас, она принадлежит ему. Но душой, мыслями – нет, нет и нет. И он старается во второй, третий… надцатый раз завоевать эту холодную, эгоистичную красавицу. Вообще-то это гонка осла за пучком соломы, привязанным перед его мордой, чтоб тот резвее тащил груз. Этому бедолаге (мужчине, а не ослу), то и дело приходится хвататься за свой меч – по новой завоевывать эту «свою территорию». Любовный жар пылает вовсю! Кроме того, на этих изнуряющих качелях (любит – не любит) мужик начинает потихонечку звереть. Ну как же – другие мужики для своих подруг и десятой части не сделали того, что он бросил к ногам своей королевы, а живут королями. А он – вечный паж. И он начинает свою королеву тихо ненавидеть. А от любви к ненависти, как известно, один шаг – полярные эмоции в своем апогее смыкаются. И получается, что, ненавидя, он еще больше влюбляется! Кстати, феномен холодной стервы очень похож на феномен садомазохизма. Чем больнее, тем больше кайфа. Брэдлоу даже написал статью «Феномен холодной стервы» и инкогнито послал в один из мужских журналов. Статья имела успех. И вот сейчас, после недели изнурительных тестирований, когда начальство решило на недельку отпустить его домой, повидаться с родными, в надежде, что, может, положительные эмоции помогут хоть что-то выкопать в мозгу Брэдлоу, он с удивлением чувствовал, что не испытывает того влечения, часто болезненного, к сидящей напротив хорошенькой женщине. Время лечит? Но для него с момента их расставания прошло чуть больше месяца. Девятого июля девяностого года он улетел к русичам на Луну для старта оттуда в гиперпространство, а тринадцатого августа того же года вернулся. Правда, на Земле, и для Джуди в том числе, за это время пробежало больше трех лет. Пережитые испытания? А их, по сути, и не было. Китайцев, пытавшихся их атаковать перед самым стартом, уничтожили без них. Об этом он с Борисом узнал только после возвращения. А в черной дыре? Провели там полчаса и даже испугаться как следует не успели, а уже хоп, и Земля на центральном мониторе обзора. Тогда что? – Но согласись, в создавшейся ситуации я не виновата, – наконец пробившись через его мысли, до него донеслись слова Джуди. – Тебя официально признали умершим, Главный компьютер ООН посчитал тебя достойным второй жизни, и появился второй Хью Брэдлоу, которого, естественно, я признала моим законным мужем. И меня в этом никто не может упрекнуть: ни Бог, ни люди. – Еще бы не признать, ведь он на двадцать два года меня моложе. – При чем тут это, Хью! – Джуди Брэдлоу гневно сжала губы. – Если ни при чем, то возвращайся ко мне. Ты же понимаешь, что суд легко восстановит меня во всех правах, – Брэдлоу сделал небольшую паузу, – включая имущественные. По гневу, на мгновение вспыхнувшему в глазах жены, он понял, что попал в точку. – Неужели ты отнимешь дом, в котором живет твой собственный ребенок? – А я ничего не собираюсь отнимать. Я просто вернусь в свою семью после отсутствия по весьма уважительной причине. – Мужчина сделал паузу. – И меня в этом никто не может упрекнуть: ни Бог, ни люди, – закончил он с нескрываемой иронией. – Но… но а как же он… другой Хью Брэдлоу? – Ну это уж не моя забота. Не пропадет. Он же сейчас служит на моем месте в ЦРУ? Очевидно, придется подвинуться, но все равно рядовым агентом он не станет. У него же навыки и знания полковника, то есть меня. Женщина несколько минут растерянно молчала. Мир, в котором она так уютно устроилась, рушился. Когда ее муж, полковник ЦРУ Хью Брэдлоу, не вернулся из полета в гиперпространство, она не сильно и огорчилась. Она стала полновластной владелицей добротного двухэтажного дома, кругленькой суммы в банке и неплохой пенсии, которую правительство стало выплачивать ее дочери Мэри. А в личной жизни она быстро утешилась с одним владельцем небольшого ресторанчика. Словом, все в ее жизни складывалось замечательно. Поначалу, после того как Главный Комп посчитал нужным обновить Хью Брэдлоу, Джуди несколько растерялась. Но когда в доме появился молодой, без единой морщины на лице и седого волоска в голове мужчина, она поняла, что судьба выбросила ей редкое сочетание – молодой обеспеченный муж и любовник в одном лице. Три семерки, переводя на любимый для нее язык игровых автоматов. Но не прошло и года безмятежного существования, как неожиданно неизвестно откуда появляется настоящий Хью Брэдлоу – сорокавосьмилетний мужчина, с глубокими морщинами на лбу, начинающимися мешками под глазами и лысой, словно бильярдный шар, головой. Да, было от чего растеряться тридцатилетней женщине. – Мне надо подумать, – наконец тихо пролепетала она. – Хорошо, думай, – легко согласился Хью. Ее вопросительный взгляд он хорошо понял. – Я пока поживу в гостинице. И по мгновенной вспышке радости в ее глазах он понял, что не ошибся. «Вот стерва, своего не упустит. Хотя бы для приличия предложила остановиться в квартире. Его квартире!» – Но Мэри я буду видеть, когда захочу, – тут же жестко добавил он. – Как хочешь. Она твоя дочь. Разговор исчерпался. Хью подозвал официанта, расплатился, и они вместе с Джуди вышли на улицу. Краем глаза полковник ЦРУ автоматически заметил, как одновременно из-за столиков поднялись еще двое мужчин – его охрана. Летнее утреннее солнце уже успело прогреть город, заставляя напрячься многочисленные кондиционеры, установленные в домах. Сопротивляясь солнечным лучам, блестели многочисленные стекла, витрины, стоящие автомобили. К одному из них, розовому «форду» с тонированными стеклами, направились Джуди и Хью. – До свидания, Хью. – До свидания, Джуди. Женщина, чуть потянувшись, коснулась губами мужской щеки и, повернувшись к машине, вытащила брелок доступа к машине. «Господи, абсолютно ничего не чувствую. Я ее больше месяца не видел, а ее поцелуй нисколько меня не взволновал». – Я завтра хочу увидеть Мэри. Не оборачиваясь, она кивнула и нажала кнопку брелка. «А может, в моей голове все же есть какая-то информация, записанная в мой мозг в черной дыре. Записанная на место, где помещалась моя любовь к этой холодной суперстерве. Господь же милостив!» Дверь машины услужливо распахнулась. Последнее, что успел увидеть Хью Брэдлоу, это направленный на него из салона пистолет. В следующее мгновение пистолет выстрелил. Шестьдесят километров от Киева. Объект «Ясный» Службы безопасности Украины. 18.40 по местному времени. – Что ж, теперь у меня будет младший брат, а у тебя, отец, еще один сын. Чего же стоишь сам не свой, радоваться нужно! И вновь отец и сын обнялись. – Ну и когда ты познакомишь меня с младшим братом? – Не знаю. Как разрешит твое начальство. Сегодня оно только разрешило наконец увидеться с тобой и рассказать о твоем двойнике… ммм младшем брате. – Ничего, скоро, я думаю, меня отсюда выпустят, – на лице Бориса промелькнула тень озабоченности. Это не укрылось от отца. – Боря, что-то не так? – он с тревогой посмотрел на сына. Тот молчал. – Полет не удался? – Скажем так, не совсем удался, – после паузы наконец выдавил из себя Борис. – Извини, отец. Большего я не имею права тебе сказать, – тут же быстро добавил он. – Понимаю. Дверь в комнату неожиданно распахнулась, и на пороге возник начальник объекта «Ясный» полковник Службы безопасности Николай Кириллович Харченко. – Иван Антонович, Борис Иванович, я вынужден прервать ваше свидание, – полковник чуть виновато развел руками и, как бы оправдываясь, добавил: – Приказ из Киева. Отец и сын тревожно переглянулись. – Иван Антонович, вас сейчас доставят домой. – И, опережая очевидный вопрос, добавил: – Дату и время, когда вы вновь сможете увидеться с сыном, вам сообщат. Прошу, – твердым жестом эсбист [14] указал на открытую дверь. Массивная темно-зеленая дверь бесшумно закрылась за машиной, увозящей его отца, вновь надежно отсекая Бориса от внешнего мира. – Борис Иванович, пройдемте ко мне в кабинет, – стоящий за его спиной полковник Харченко чуть тронул его за руку. Как только дверь кабинета за ними закрылась, полковник тут же, без всяких предисловий выложил: – Час назад в Вашингтоне неизвестными людьми был похищен полковник Хью Брэдлоу. Киев однозначно это связывает с попыткой какой-то неизвестной стороной получить информацию, которую вы, возможно, получили в гиперпространстве. Команда специалистов, работающих с вами, будет усилена. Сюда также прибудет академик Хохлов. «Давно пора», – мелькнуло в голове у Бориса. – А сейчас прошу вас находиться у себя в номере. «Господи, Хью. Если у него ничего не найдут, его же могут убить как ненужного свидетеля. А если найдут? О, Господи…» Засыпая, Борис Ковзан почему-то был уверен, что ему вновь приснится сон, где он падал в каком-то тоннеле, окруженный звездами. Падал на что-то, но упасть не мог – словно кто-то невидимый выключал какой-то невидимый выключатель в его голове, и ослепляющий свет тоннеля сменялся черной пустотой, сменялся ничем. Вашингтон. Белый дом. Овальный кабинет. 13.12 по местному времени. – Билл, как вы могли допустить такое? – Президент Соединенных Штатов Америки Стивен Чейз и не старался скрыть своего раздражения. – Триллионы долларов, которые мы заплатили русичам за полет нашего человека, – псу под хвост. – Господин Президент, прилагаются все усилия для поиска. Мы его найдем, я это обещаю. – Когда из него уже все выпотрошат? – Наши лучшие специалисты целую неделю копались в его голове, но ничего интересного обнаружить не смогли. – Это еще не гарантия, что он ничего не знает. – Начавший было успокаиваться Президент вновь начал раздражаться. – О, Господи, Билл, ну зачем вы его выпустили из авиабазы «Райт-Паттерсон»? Мало ли, что за неделю эти яйцеголовые ничего не обнаружили. Месяц надо было искать! Год! – Хью Брэдлоу очень хотел повидать семью, особенно дочь. Он все же не заключенный, да и охрану ему придали, – осторожно попытался оправдаться Билл Ред. – Охрану! – Чейз даже не пытался скрыть своего сарказма. – Четверых остолопов, в двоих из которых всадили парализующие пули сразу же при выходе из ресторана, а двоим вогнали из гранатомета в их собственную машину снаряд с парализующим газом. Почему сразу же не оцепили район? – Нападавшие, расстреляв из бесшумного оружия охрану, взорвали несколько специальных мин, которые находились в припаркованных автомобилях. Вернее, это даже были не мины. Специальные баллоны с парализующим газом, плюс специальный задымливающий газ, плюс несколько ракет, работающих на сжатом газе, которые, бесшумно взлетев на небольшую высоту, распылили над местом инцидента металлизированный аэрозоль, отрубив тем самым любую радиосвязь. Одновременно была осуществлена хакерская атака на центральный диспетчерский компьютер полиции, и все дорожные видеокамеры наблюдения были выключены. Сейчас идет поголовный опрос всех жителей района, естественно перекрыты аэропорты, дороги, река. Запрещены полеты всех частных самолетов. Мои специалисты работают с Главным Компьютером ЦРУ, наверняка что-то выкопают. Думаю, к завтрашнему утру мы многое уже будем знать. – Кто это может быть? – Русичам в этом нет необходимости. У них есть свой Брэдлоу. Остается Китай. – Если это так, они об этом пожалеют, клянусь Богом. Напрасно, Билл, мы три года назад сделали вид, что все-таки поверили им в том, что они не пытались уничтожить «Прорыв», а были просто технические неполадки с их кораблем. – Мы вынуждены считаться с их шестимиллионной армией, сэр. Президент долгим взглядом посмотрел на своего советника по национальной безопасности, затем, опустив голову, устало проговорил: – Хорошо, Билл. Иди. Я жду тебя с докладом завтра, в девять утра. И запомни, мне сейчас не нужны похороны героя на Арлингтонском кладбище. Хью Брэдлоу должен быть найден живым, – президентский голос вновь окреп. – Я понял, сэр. Арлингтонское кладбище являлось национальной святыней Соединенных Штатов Америки. На нем хоронили только национальных героев, президентов страны и членов их семей. «А я даже не удостоюсь могилы на этом кладбище. Как говорят русичи: «Рылом не вышел». – Директор ЦРУ и он же советник по национальной безопасности Билл Ред, тяжело ступая, вышел из кабинета. Двое агентов Секретной службы, дежуривших у дверей Овального кабинета, с удивлением провожали глазами Реда, которого они между собой в радиопереговорах называли Лесорубом, что полностью соответствовало решительности и жесткости характера этого человека. Отель « Old Faithful ». 17.25 по местному времени. Ярко-желтый автомобиль, скрипнув чем-то железным у себя внутри, остановился. Тут же распахнулась водительская дверь, и из машины быстро вылез полноватый мужчина лет тридцати пяти. За ним выпрыгнул крупный ротвейлер, радостно облаяв этот мир. Повинуясь впечатанному в него инстинкту, пес пробежал несколько десятков метров, мощно втягивая в себя воздух, мгновенно анализируя тысячи содержащихся в нем запахов. Все запахи были знакомы и никакой опасности не несли. Еще раз радостно взвизгнув, он вернулся к своему хозяину. – Что, Дик, засиделся? Ну ничего, сейчас разомнемся, – мужчина сладко потянулся, вдыхая воздух полной грудью. Затем не спеша, с улыбкой смотря на пританцовывающую у его ног собаку, снял с пояса небольшую палку и, коротко размахнувшись, бросил ее вперед: – Взять, Дик! Мощные, натренированные мышцы легко толкнули пятидесятикилограммовое тело вперед. Пробежав два десятка метров, собака легко отыскала лежащую в траве палку. Зажав ее своими челюстями, ротвейлер помчался с добычей назад. – Молодец, Дик! Умная собака. – Мужская рука, ласково потрепав черную собачью голову, уверенно вытянула палку из пасти животного. Вновь короткий взмах, и вновь, рассекая воздух, вращаясь, палка летит над землей. И вновь умное животное, чьи предки уже тысячелетия учились понимать этих могущественных существ, так странно, на двух конечностях, передвигающихся по земле, бросается выполнять отданную ему команду. Еще несколько раз, тренируя охотничий инстинкт собаки, человек швырял в разные стороны отполированную его руками, всю в отметинах от собачьих клыков палку. И каждый раз пес охотно выполнял отданную ему команду. – Ну что, Дик, теперь надо и хозяина размять. Не тебе же одному хочется побольше пожить. – Мужчина присел на корточки рядом с собакой и прижал к себе ее голову. – Видишь, вон тот холм, – человек указал рукой на холм, видневшийся в полутора километрах от него. – Давай туда наперегонки. Вперед! – Зверь и человек бросились вперед, нещадно сминая траву. Легко обставив человека, Дик, наконец-то получивший возможность одним махом выплеснуть из себя энергию, с избытком переполняющую молодое здоровое тело, радостно несся к указанной человеком цели… Через час, усталые, пропотевшие, но чрезвычайно довольные друг другом и собой, человек и собака на автомобиле возвращались домой. Глядя в умные, преданные темно-коричневые собачьи глаза, человек невольно подумал: «Эх, если бы людям можно было передать хоть толику преданности и искренности, которыми в избытке наделены собаки. Скольких бы проблем между людьми даже не возникало бы… эх. Чем больше узнаю людей, тем больше нравятся собаки». С каждым оборотом автомобильных колес человек приближался к своему дому, приближался к человеческим заботам, которые нельзя, увы, отбросить от себя, как палку. * * * В верхнем левом углу монитора мелькали цифры, отсчитывая время. И под эту неслышную дробь электронный луч двадцать пять раз в секунду перечеркивал зеленой линией экран. Иногда по нему пробегала словно легкая рябь – прямая линия сменялась волнообразной. И тут же электронный мозг бросался анализировать поступающие сигналы. И вновь по экрану бежали строчки, описывающие сигнал. Пока все было спокойно. Но одни и те же буквы, одни и те же слова могут складываться в единое целое, образуя как сухую инструкцию по использованию аэрозоля для уничтожения тараканов, так и пылкую речь влюбленного. Они могут складываться в стихи, песни, мюзиклы и комедии. Могут они складываться и в трагедии. Электронный луч продолжал без устали чертить прямую линию… Глава 3 ВТОРНИК – ДЕНЬ ТЯЖЕЛЫЙ Ой, что было, шеф, что было! М-ф «Приключения капитана Врунгеля» Соединенные Штаты Америки. 25 августа. Воскресение. 8.30 по местному времени. Солнце медленно выкатывалось откуда-то из-за угла города. Его лучи, словно великолепное моющее средство, отдраивали черноту ночи от поселения людей. И отступал сумрак будущего, обнажая рельефную цветастую картину настоящего. Еще небольшой поворот Земли вокруг своей оси, и бесцеремонные яркие лучи через маленькое окошко, расположенное под самой крышей небольшого одноэтажного особняка, проникли в комнату, высветив небольшой прямоугольник на противоположной от окна стенке. Этот яркий клочок проекции солнца невольно притянул к себе взгляд человека, сидящего на кресле посередине комнаты. «А ведь это же солнце в этот же миг видит и Мэри. Мэри… он так и не успел ее повидать после возвращения из гиперпространства». – Мистер Брэдлоу, вы правы. Наши приборы действительно показали, что ваш мозг не содержит никакой иной информации по вашему полету в гиперпространство, кроме той, которую вы рассказали, – стоящий напротив Брэдлоу человек говорил на безукоризненном английском языке и имел безукоризненную европейскую внешность. Рост около ста девяноста сантиметров, худощавое телосложение, светло-русые волосы и серые, сидящие глубоко в глазницах глаза. – Теперь, убедившись, что я не обладаю интересующей вас информацией, вы меня уничтожите. Зря только весь переполох этот затеяли, – американец попытался рассмеяться. Смех получился отрывистым, словно лай собаки, и хриплым. «Брэдлоу, а ведь раньше ты умел себя лучше в руках держать. А передряги были даже похлеще этой. Что, стареем и начинаем больше ценить жизнь?» Его визави быстро расшифровал психологический настрой полковника. – Не волнуйтесь, мистер Брэдлоу. Мы вас убивать не собираемся, по крайней мере пока, – губы говорившего на мгновение разошлись, демонстрируя крупные белоснежные зубы. Выражение лица при этом оставалось спокойным, а глаза все так же бесцеремонно, изучающе ощупывали пленника. – Мы еще не испробовали на вас все наши методы дознания. Беда вашей цивилизации в том, что вы слишком доверяете материальному, поклоняетесь ему. То, что показывают приборы, еще ничего не значит. Информация может находиться так глубоко, что ваши глупые приборы ее не видят. Информация может быть зашифрована в специальной энергии, циркулирующей внутри человека. «Я так и думал, меня похитили не европейцы. Тогда кто? Китайцы? Все эти разговоры о какой-то энергии внутри человека весьма смахивают на какую-то восточную религию». Очнувшись в этой комнате после выстрела в него парализующей пулей, Хью Брэдлоу автоматически принялся анализировать ситуацию. Подсоединение к нему детекторов полиграфа, помещение в камеру «гипнотизера» развеяло все сомнения. Похитителей интересовала информация по его полету в гиперпространство. Полковник ЦРУ был уверен, что если лучшие американские специалисты не нашли ничего примечательного в его голове, то и сейчас у него ничего не найдут. Поэтому он решил говорить все, что знает, чтобы не подвергаться пыткам и воздействию специальных химических веществ, предназначенных для развязывания языка. Ему необходимо было экономить физические и психологические силы, которые наверняка пригодятся. В этом американец был уверен. С ним контактировали четверо. Трое, очевидно, специалисты по полиграфу и «гипнотизеру», а четвертый, этот высокий сероглазый человек, их начальник. Все четверо, судя по виду, были европейцами и свободно, без акцента разговаривали на английском языке. Но это еще ничего не значило. Восток уже так глубоко влез в тело Запада, что многие его представители добровольно пять раз опускались на молитвенный коврик, вознося молитвы Аллаху и пополняя многочисленные ряды борцов с неверными. И только что он убедился, что его похитители работают на какую-то восточную страну, скорее всего Китай. Единственное, в чем американец был твердо уверен, это то, что он находился в Северном полушарии. Когда его ночью отвели в подвал, расположенный под домом, он проделал нехитрый эксперимент. В находившемся там рукомойнике Брэдлоу полотенцем заткнул сливное отверстие. Подождав, пока рукомойник наполнится водой, он выдернул полотенце. При выливании вода привычно закрутилась по часовой стрелке. – Сейчас с вами будут работать другие люди, вернее человек, – и вновь у говорившего на мгновение разошлись губы, при полной невозмутимости выражения лица. Очевидно, этот человек так улыбался. У Брэдлоу вдруг появилась уверенность, что, нажимая спусковой курок пистолета, этот человек точно так же улыбался. Между тем из-за спины этого сероглазого европейца буквально как-то выскользнул другой человек. Вот тут в национальности сомневаться не приходилось. Невысокого роста, щупленький, улыбающийся старичок смотрел на свою жертву узкими раскосыми щелками глаз. «Так и думал, китаец». – Теперь с вами будет работать мистер Дэн. Узкоглазый старичок еще сильнее улыбнулся и поклонился Брэдлоу. «О, Господи. Я надеюсь, что ты все же не вложил в мою голову ничего ценного». Соединенные Штаты Америки. Вашингтон. Белый дом. Овальный кабинет. 8.57 по местному времени. Зайдя в Овальный кабинет, советник по национально безопасности Билл Ред увидел Президента, стоящего у окна. Услышав, что в кабинет вошли, он, не оборачиваясь, проговорил: – Знаешь, Билл, недалеко отсюда стоит памятник Вашингтону – самый высокий памятник в мире. Для меня он всегда олицетворял могущество нашей нации, такой же великой, рвущейся вверх, как этот памятник. Но сейчас во мне все больше и больше крепнет чувство, что мы… как бы лучше выразиться… – Мельчаем, – подсказали от двери. – Да, правильно, мельчаем. И дело не только в том, что китайцы догнали и даже перегнали нас по объему валовой продукции. Мы стали не такие мужественные, не такие… – Героические. – Да, Билл. У нас выветрился дух первопроходцев, дух героев. У нас уже не осталось и следа тех качеств, благодаря которым наши предки завоевали этот континент. Мы обрюзгли, погрязли в удовольствиях и не желаем отказаться от них ради какой-нибудь высокой цели, мы стали, в конце концов, в общей массе просто трусами. И сейчас вряд ли американцы заслужили бы памятник, подобный тому, который стоит недалеко отсюда на Потомаке. Директор ЦРУ мгновенно понял, что Президент имел в виду. На берегу реки Потомак установлен памятник – женская фигурка с гирляндой цветов в руке на пьедестале, на котором высечена надпись: «От благодарных женщин Америки – мужественным американским мужчинам, при гибели „Титаника" уступившим свои места в спасательных лодках женщинам и детям». – Сейчас бы наши мужчины не спасали бы своих женщин и детей ценой своей жизни, – Президент Соединенных Штатов Америки повернулся к Реду лицом и вздохнул. Билл Ред поразился, как изменилось лицо Президента менее чем за сутки. Он буквально постарело на добрые десять лет. Еще четче стали видны морщины на лбу, под глазами залегли темные тени, безукоризненная прическа еще больше побелела. «Не хотел бы я быть Президентом. Конечно, мелькать на первых полосах газет, смотреть с экранов телевизоров в прайм-тайм приятно, – советник по национальной безопасности смотрел на постаревшее первое лицо страны. – И конечно, тешит самолюбие, что ты каждый день принимаешь решения, от которых зависит судьба миллионов, а иногда миллиардов людей. Но за все надо платить. Платить нервами, здоровьем, личной жизнью. И чем пышнее корона, чем больше в ней драгоценных камней, тем она тяжелее. И нужна крепкая шея, чтобы ее удержать. И иногда слишком велик соблазн снять эту корону вместе с головой. Четверо американских президентов знают об этом не понаслышке» [15] . – Билл, сейчас две минуты десятого. К девяти ты обещал мне многое прояснить. Я жду, – по этой фразе Президента Билл Ред понял, что Чейз настроен решительно, несмотря на философское начало их беседы. Поэтому советник по национальной безопасности, и он же директор ЦРУ решил отвечать сжато, сухо, по-деловому: – К сожалению, наш главный компьютер не дал информации, позволяющей установить личности похитителей либо место, где они держат Хью Брэдлоу. Одно могу сказать достаточно твердо – Брэдлоу в стране. Во-первых, я уверен в наших спецслужбах. Сейчас и муха по своему желанию не пересечет границы страны. Производится тотальный досмотр всего: транспортных средств, контейнеров, тюков, словом, всего, где может находиться человек. – А если Брэдлоу… гм, ну скажем сделают пластическую операцию или еще что-либо в этой области. – Исключено. Идентификация личности, покидающей страну, производится по десяти биометрическим характеристикам, включая генетический экспресс-анализ. Если совпадение составляет хотя бы девяносто процентов, человек не выпускается до полной проверки. ПВО страны отдан приказ сбивать все самолеты, которые без разрешения пытаются пересечь границу. – А если они взлетят непосредственно у границы? Две минуты – и они уже, например, в Мексике. – Несколько наших спутников перенацелены на мониторинг границы. Так что не будет и нескольких минут. К тому же отдан приказ уничтожать самолет, если он даже успеет пересечь границу и даже сесть. От F-211 не скрыться. Он способен пересечь всю Мексику и вернуться назад. А во-вторых, наш центральный компьютер выкопал из своей памяти любопытную информацию. Пятнадцатого августа в офисе компании «Щит и меч», занимающейся подготовкой охранников, были похищены несколько полиграфов. Обратите внимание, господин Президент, через два дня после возвращения «Прорыва» из гиперпространства. Я практически уверен, что это связано с похищением Брэдлоу. Если бы похитители стремились вывезти Брэдлоу из страны, они не воровали бы полиграфы. В Китае они не хуже, – директор ЦРУ зло улыбнулся. – Что еще, Билл, удалось раскопать? – Жена Брэдлоу, к сожалению, не участвовала в похищении мужа. – К сожалению? – В противном случае, мы бы выдавили из нее все, что она знает, до последней капли и даже больше, – последовало четкое объяснение. – Вы до конца уверены в ее чистоте? – Да, – твердо произнес Ред. – Мы проверили всех людей, которым она звонила в течении года и которые звонили ей. Трижды она прошла тест на полиграфе. Повторяю, к сожалению, она ни при чем. Похитители, очевидно, незаметно залезли к ней в автомобиль, когда тот стоял на парковке в подземном гараже. – Что еще? – Автомобили, в которых были установлены резервуары с парализующим газом, были угнаны накануне и перекрашены. Естественно, на них были установлены фальшивые номера. Сейчас пытаемся найти мастерскую, в которой все это было сделано. Нашли сам «форд» миссис Брэдлоу, в котором похитители увезли Брэдлоу. Его также перекрасили и бросили в районе Национального музея истории США, предварительно поменяв номера. – Зачем этот маскарад? – Действовали профессионалы. Сразу безопасным способом избавились от важной улики и все сделали, чтобы дольше этот автомобиль искали. Наверняка Брэдлоу пересаживали в другой автомобиль там же, где и перекрашивали автомобили. К вечеру мы точно эту мастерскую найдем. – Это все? – Нет, господин Президент, – последний вопрос Чейза прозвучал таким тоном, что заставил советника по национальной безопасности поспешно ответить. Он поймал себя на мысли, что ведет себя словно мальчишка, торопливо отвечающий учителю, что он выучил урок, чтобы тот не поставил ему двойки. – Похитителей зафиксировали камеры наружного наблюдения ресторана. Мы пропустили запись через наш центральный компьютер. Оказалось, что на них надеты специальные биопластиковые маски, полностью имитирующие лицо человека. – Следовательно, личности похитителей до сих пор не установлены. – Пока нет, сэр. Но еще не прошло и суток. Прилагаются все усилия. – Я это уже слышал, Ред. – Господин Президент, дайте мне время до вечера. Я обещаю, что личности похитителей к этому времени уже будут установлены. В противном случае я принесу вам прошение об отставке. – Хорошо, – после паузы согласился Президент. – Я жду тебя в двадцать два ноль-ноль. И помни, что наверняка все это время Брэдлоу пытают. – Я это хорошо помню, господин Президент. Соединенные Штаты Америки. 9.20 по местному времени. Тело, казалось, распалось на тысячи, миллионы маленьких кусочков. И все эти кусочки кружились в могучем вихре, медленно поднимаясь по спирали вверх. Плоть исчезла, растворилась без остатка в этом вихре. Вокруг ничего не было, кроме этого вращения, и это вращение и было жизнью. Вместе с плотью исчезли и все заботы, сомнения, страхи. Хотелось вот так, могучим и в то же время невесомым вихрем подниматься куда-то вверх. К теплу, к солнцу, к Богу. К Богу? И вдруг все вокруг мгновенно изменилось. Хью оказался в знакомом светящемся тоннеле, который ему часто снился по возвращении на Землю. Приятное воспарение вверх сменилось знакомым стремительным падением вниз, расслабляющее, окутывающее тепло сменилось опаляющим жаром. Он почувствовал, что его тело-вихрь несколько раз, скручиваясь в мощную пружину, яростно било в этот светящийся тоннель, пытаясь вырваться из него. Тщетно. Его неуклонно, словно мощным пылесосом, засасывало вглубь. Вот появилась эта страшная точка, в которую ему суждено врезаться на огромной скорости. – А-а-а, – поверженный вихрь, сдавленный со всех сторон пылающими стенками тоннеля, вытянутый в одну линию-струну, с истошным воем рушится вниз… Вспышка, и все вокруг мгновенно окутала черная пустота. – Мистер Хью, для первого сеанса достаточно. Я боюсь за вашу психику. Отдохните, а вечером мы продолжим, – перед глазами медленно сфокусировалось лицо узкоглазого старика. Только теперь оно не улыбалось. Старик подошел к двери и нажал кнопку. Тотчас в ней открылось окошечко, в нем мелькнуло лицо охранника, дверь распахнулась. Старик вышел. Вместо него в комнату вошли трое атлетически сложенных парней – охрана. Щелк – и на руки одеты наручника, щелк – и такие наручники на ногах. Несколько уверенных движений – и ремни на руках, ногах, груди, привязывающие Хью к креслу, отстегнуты. Американец встал и, семеня ногами, в сопровождении охраны вышел из комнаты. Страшно болели истерзанные ремнями руки, ноги, грудь. Через пять минут он уже был в подвале. Сегодня вечером процедура повторится в обратном порядке: вывод из подвала, кресло, пристегивание к нему ремнями, снятие наручников и улыбающийся старичок, умеющий руками и голосом превращать его в вихрь. «Господи, только бы они ничего не узнали, – от отчаяния Хью Брэдлоу хотелось биться головой о стену. Стена в подвале была белой – ее предусмотрительно обили каким-то мягким материалом. Вашингтон. 10.00 по местному времени. – Первый, первый, я пятый. Мы на перекрестке М street и North Capitol street. Фон полторы единицы, остается неизменным. – Вас понял, пятый. Постойте пока на месте. Мы сейчас как раз анализируем данные со всех точек. Получив кодированный электронный импульс, черный автомобиль необычной формы подъехал к обочине дороги и замер на месте. Первое, что приходило на ум при взгляде на него, это было уже полузабытое слово граммофон. Большая, метра полтора в диаметре труба, установленная на крыше автомобиля, быстро сужаясь и скатываясь с крыши, ныряла в то место, где у нормальных машин должен быть багажник. У обочины этот странный автомобиль стоял недолго. Невидимые и неслышимые кодированные импульсы вновь его оживили. – Пятый, я первый. Поворачивайте на North Capitol street и следуйте до городской почты. Там, на углу с G street остановитесь. Методика забора прежняя. – Понял вас, первый. Выполняем. «Граммофон» тихо заурчал двигателем и, показав правый поворот, свернул на North Capitol street. Проехав по ней метров тридцать, он вновь остановился. Задняя и передняя боковые двери распахнулись, и из автомобиля вылезли двое мужчин, одетых в полицейскую форму. Они вышли на тротуар и с невозмутимым видом, повернувшись лицом к напарнику, застыли в метре друг от друга. Руки их, как и положено, были уперты в бока, фиксируя дубинку-парализатор и кобуру с пистолетом. Раздалось легкое жужжание, откуда-то из-под днища автомобиля вынырнула штанга с чем-то похожим на тарелку на конце. Штанга, словно змея, издавая легкое шипение и чуть покачиваясь из стороны в сторону, стала выдвигаться в сторону тротуара. Ее «тарелка» скользила в сантиметре от асфальта. Проходящие мимо люди с удивлением замирали, тараща глаза на «змею». Но тут же не оставляющий сомнений жест рукой, вооруженной дубинкой, заставлял их поспешно проходить мимо. Пошипев несколько минут и обнюхав асфальт, «змея» вновь спряталась под днищем автомобиля. Полицейские тут же сели в него. Через тридцать метров операция повторилась. В это же время еще четыре черных «граммофона», медленно передвигаясь по городу, словно обнюхивали его. Впрочем, почему словно? Они действительно его обнюхивали. Не имея практически никакой зацепки, директор ЦРУ Билл Ред решил в прямом смысле слова вынюхать и Хью Брэдлоу, и его похитителей. Для этого он распорядился применить проходящий еще стадию экспериментальной проверки мобильный анализатор воздуха, а проще говоря, электронную ищейку. Как и ее живой прототип, она втягивала окружающий воздух для анализа. Для этой цели и служила эта полутораметровая, похожая на гигантский граммофон труба. Многочисленные хитроумные датчики этой рукотворной ищейки способны были распознать, то есть «вынюхать» искомую молекулу из триллиона триллионов других. Собачьему носу покорялось число в миллион раз меньшее. Дополнительно, для более тщательного осмотра, вернее «обнюхивания» местности, предусматривался выносной датчик. Та самая «змея», которая, тихо шипя, втягивала воздух для анализа. Информация со всех датчиков стекалась в сердце «ищейки» – компьютер, который, словно старатель, просеивал ее через свои электронные мозги, буквально персонально рассматривая каждую молекулу: не та, не та, не та… Уже через час после похищения все вещи Брэдлоу, включая самые интимные, были сунуты под бесцеремонный «нос» электронной ищейки. Еще через полчаса компьютер составил для себя обонятельный портрет Брэдлоу. И тут же поступила команда «Искать!» – и пятеро неутомимых электронных ищеек бросились тщательно обнюхивать всю столицу Соединенных Штатов Америки, анализировать ее бесчисленные запахи. Они тут же узнали, как пахнут здания, автомобили, проходящие мимо люди. Они без наслаждения «вдыхали» запах духов, проезжая мимо парфюмерных магазинов, но без брезгливости анализировали запахи, источающиеся из мусорных баков или общественных туалетов. Никакие мысли о бренности бытия или о вечном не беспокоили их, когда их чуткие «носы» улавливали запахи, доносящиеся из больниц и моргов. Их интересовал определенный запах, запах определенного человека или даже часть его запаха. Но пока компьютеры безмолвно чертили прямые линии на экране – искомые молекулы не попадались. Билл Ред четко представлял грандиозность задачи – поймать на ста тысячах квадратных метров столицы, каждый из которых «пахнет» сотнями, а то и тысячами запахов, несколько молекул в много, много и многомиллиардном вареве молекул, составляющих атмосферу Вашингтона – легче найти конкретного муравья среди всех муравьев Земли. Понимая это, он распорядился найти автомобиль, в котором увезли Брэдлоу. Все молекулы, которые витали над тем местом в подземном гараже, где последний раз стоял розовый «форд-скорпио», были в буквальном смысле поставлены на персональный учет. Кроме того, во всем городе проводилась тотальная проверка всех автомобилей данной марки. Невзирая ни на их цвет, ни на ранг их хозяев. Через два часа данная тактика принесла успех. Около Музея национальной истории США полицейским патрулем был обнаружен зеленый «форд-скорпио». Полицейские тут же по компьютеру пробили номера и узнали владельца автомобиля. Еще через минуту с ним связались – в своем зеленом «форд-скорпио» он в этот момент ехал в магазин за покупками. Немедленно вызванная к музею одна из машин-ищеек сразу же «вынюхала», что это искомый «форд» и в нем еще несколько часов назад находился Хью Брэдлоу. Еще раз «внюхавшись», все пятеро специальных машин пошли по следу. Тут же бортовые компьютеры уловили знакомый запах. Все данные с машин закодированными импульсами тут же передавались на обработку на центральный компьютер ЦРУ в Лэнгли. Район поиска начал сужаться. Еще через десять минут главный шпионский компьютер страны смог нарисовать пятно, где, возможно, несколько часов назад находился розовый «форд», а значит, и Брэдлоу. На главном мониторе Центрального компьютера ЦРУ в операционном зале Разведывательного управления ЦРУ светилась карта Вашингтона. По ее западной части растеклось, словно неприглядная клякса, словно плевок, зеленоватое пятно. Почти надвое его рассек Massachusetts avenue. В районе железнодорожного вокзала краски на экране компьютера постепенно сгущались до темно-зеленого цвета. – Первый, я пятый. Зафиксирован устойчивый рост фона. – Вижу пятый. Доезжайте до улицы G и поворачивайте в сторону железнодорожного вокзала. – Первый, вас понял. Выполняю. И тут же из Лэнгли понеслись отрывистые команды: – Первый, следуйте по проспекту Конституции, поворачивайте на Первую улицу и следуйте до железнодорожного вокзала. – Выполняем. – Второй, следуйте по Е street до вокзала. – Выполняем. – Третий, следуйте по F street до вокзала. – Выполняем. – Четвертый, следуйте по Massachusetts avenue до вокзала. – Выполняем. – «Дельте» выдвинуться в район пересечения F и Е streets. – Выполняем. – Бортам первому и второму патрулировать над районом железнодорожного вокзала. – Выполняем. Кольцо вокруг логова зверя стало стягиваться. Шестьдесят километров от Киева. Объект «Ясный» Службы безопасности Украины. 17.10 по местному времени. – И давно тебя преследует такой странный сон, Борис? – С того времени, как мы прилетели, Сергей Павлович. Академик Хохлов задумчиво потер рукой лоб. – Знаешь, я раньше считал, что самое сложное – попасть в гиперпространство и вернуться оттуда. Сейчас я понимаю, что самое сложное – осмыслить то, что вы узнали там, за изнанкой Вселенной. – А вы думаете, Сергей Павлович, что мы с Хью что-то узнали там? – Ну, я думаю, что напрямую с Богом вы не общались. Так сказать… – Рылом не вышли. – Гм… какие вы, право, летчики прямые и грубоватые ребята. Но мысль мою ты выразил верно, – академик улыбнулся. – Но то, что он вам помогал, – это не подлежит сомнению. Просто так, без его помощи, из черной дыры вы бы не вырвались. – Так, может, он просто помог своим неразумным созданиям и все? – Конечно, высшей степенью наглости было бы анализировать поведение Бога, но если бы я был на его месте, – вновь улыбка скользнула по лицу академика, – то непременно наградил бы чем-нибудь вас за смелость, вернее не вас, а всех землян, доросших до такого могущества. Послать в гиперпространство корабль – это не легче, чем построить Вавилонскую башню. – Но строителей Вавилонской башни Бог уж точно не поощрил, – тут же последовала ироничная реплика представителя молодого поколения. – А незачем неподготовленному соваться туда, где абсолютно ничего не смыслишь, – тут же последовала отповедь представителя поколения более умудренного жизнью. Оба собеседника рассмеялись. – Ну а если серьезно, Борис, то наверняка вы с американцем обладаете какой-то информацией. И информацией серьезной. Но по каким-то причинам Бог не захотел, чтобы ее можно было бы легко узнать. Нам еще нужно догадаться, как ее, так сказать, активировать. Нам еще нужно найти золотой ключик от той двери в вашем подсознании, где она сейчас находится. – А золотой ключик должен находиться у черепахи Тортиллы. – И нам нужно эту Тортиллу найти быстрее, чем Карабас-Барабас, – лицо академика Хохлова стало озабоченным. – Похищение Хью? – Оно самое, Борис. Ты же понимаешь, что похитители не остановятся ни перед чем, чтобы вытянуть из твоего друга информацию. – Я понимаю, – после долгой паузы проговорил Борис. – Сергей Павлович, если надо что-то со мной сделать, чтобы извлечь из меня информацию, то я согласен. Хоть выпотрошите меня. Хохлов взял Бориса за руку: – Знаешь, уважающие себя медвежатники вскрывали сейф, только разгадав секреты замка, не прибегая к автогену. Я не думаю, что секреты Бога можно добыть, применяя грубую силу. – Ну а похитители… – Я бы очень хотел, чтобы они тоже понимали, что просто силой такую информацию не извлечь. В номере Бориса, где они сидели, повисла тишина. – Сергей Павлович, а почему вы раньше не приезжали ко мне? Я уже на Земле две недели, а вас, главного идеолога этого проекта, нет. – А меня не пускали, – последовал короткий и ясный ответ. – Как это не пускали? – Почему-то там, наверху, – академик ткнул пальцем, только почему-то не на потолок, а на закрытую дверь, – считают, что если надо, Бог и сам сообщит людям, что требуется. Без всяких посланников, вроде вас. А скорее всего, они просто опасаются информации, которую вы можете нести. – Опасаются? – Опасаются, – как-то даже весело подтвердил академик. – А вдруг вы заявите, что Богу угодно обновление? А у нас в стране от него отказались, мотивируя именно тем, что это не угодно Богу. И именно благодаря этому спорному тезису нынешнее руководство пришло к власти, – в голосе Хохлова промелькнула горечь. – Сергей Павлович, а ведь нас наверняка… – Прослушивают? Борис кивнул головой. – А они знают мои мысли. После похищения американца у них хватило ума связаться со мной. Все же понимают, что если ситуация выйдет из-под контроля, то это может угрожать национальной безопасности страны. Так что мне дан карт-бланш. – И как же вы собираетесь вытягивать из меня то, что не смог вытянуть даже «гипнотизер»? – Есть у меня на этот счет некоторые мыслишки. А пока познакомься с моим помощником, – академик поднялся с кресла и открыл входную дверь в номер. – Заходи, – сказал он кому-то в коридоре. – Знакомьтесь. Это Фекла, – Хохлов кивнул головой на стоящую около него девушку. – Фекла, а это Борис. «Вот тебе и старая черепаха Тортилла», – подумал Борис, пожимая протянутую руку. Вашингтон. 11.05 по местному времени. – Капитан, вы точно уверены, что это то место? – Так точно, господин советник по национальной безопасности. – Экран монитора крупным планом показывал молодое лицо командира соединения электронных ищеек. – Фон запаха непрерывно возрастает по направлению к этим воротам, – на экране показались снятые метров с тридцати кованые красивые ворота, за которыми стояло небольшое двухэтажное здание под голубой черепицей, выкрашенное в светло-песочный цвет. – Кроме того, около этого места мы зафиксировали запахи, которые соответствуют обонятельному портрету искомого человека. – Ладно, капитан, убедили. Оставайтесь пока на месте. – Слушаюсь. Сидя в своем кабинете, в штаб-квартире ЦРУ, Билл Ред нетерпеливо ткнул указательным пальцем вниз экрана монитора. Тотчас же на экране появилось худощавое, морщинистое лицо с седым ежиком волос – полковник Джон Редли, командир подразделения «Дельта». – Джон, ты выяснил, что это за здание? – Так точно, сэр. Это закрытый клуб «Красная Шапочка». – Это, по-моему… – Клуб лесбиянок и гомосексуалистов, сэр, – невозмутимо пояснил полковник. – А где находилась машина? – Мои ребята просканировали это заведение. За этим клубом, отсюда не видно, находится одноэтажное строение. Наверное, гараж. По всей видимости, машина стояла там. – Как нам поступать, Джон? Твои соображения. – Прослушка и инфракрасные датчики показывают, сэр, что в здании находится тридцать – тридцать пять человек. В гаражах сейчас никого нет. По крайней мере, наши приборы ничего живого там не зафиксировали. Если искомый объект еще здесь, то он в здании. Если это так, то здание наверняка охраняется. Мое предложение – оглушить всех, кто там есть, инфразвуковым импульсом и захватить здание. По моим прикидкам, это займет минуты полторы. «А чем черт не шутит! А если Брэдлоу все еще там? Вдруг эти азиаты решили его спрятать прямо рядом с Капитолием? По принципу: прятать там, где никто не догадается искать. В любом случае, необходимо атаковать. И атаковать молниеносно. При любом промедлении Брэдлоу могут убить. А это катастрофа, и для меня в том числе». – Я согласен с тобой, Джон. Необходимо атаковать. Но, – Ред на мгновение запнулся, продумывая дальнейшие слова, – но необходимо максимально обезопасить человека, которого мы разыскиваем. Нет, даже не так. Необходимо принять меры, гарантирующие безопасность этого человека. Поэтому, Джон, подтяните еще несколько психогенераторов. Используйте те, которые установлены на вертолетах. Импульс боевой. Кроме того, одновременно ударьте по зданию парализующим газом. Словом, полковник, добейтесь того, чтобы в здании даже таракан не мог лапкой дрыгнуть. – Но, сэр. Боевой импульс с нескольких психогенераторов плюс парализующий газ… Сердце может не выдержать такой нагрузки. В здании могут быть жертвы, вернее, они наверняка будут. Волна раздражения всколыхнулась в голове директора ЦРУ. Подавив ее усилием воли, он спокойно и медленно проговорил: – Джон, в здании может быть человек, обладающий информацией на триллионы долларов. Мы должны гарантировать его безопасность. У него здоровье крепкое. Эту атаку он выдержит. А это главное и единственное условие. – И, не давая полковнику возразить, продолжил: – Считай, что твои действия подпадают под федеральный закон двести двадцать семь о террористах. Он предписывает, ты слышишь, Джон, предписывает уничтожать террористов вместе с заложниками, если действия террористов угрожают безопасности большого числа людей. Захваченный террористами пассажирский самолет, летящий на город, безусловно сбивается. Тебе понятно, полковник? – Нет, сэр, – последовал четкий ответ. – Находящиеся в здании люди не террористы, и они никому не угрожают. Директору ЦРУ неожиданно вспомнился один из вопросов теста, задаваемых бойцам «Дельта» при проверке их на полиграфе: «А если на задании вы спрячетесь в укрытие и вас обнаружит маленький мальчик из местных – года четыре, голубые глаза, болячка на коленке и игрушечный грузовик на веревочке – вы задушите крошку или пусть бежит оповещать врагов о вашем местопребывании?». Лет двадцать назад этот вопрос из теста убрали, посчитав его негуманным. «И в результате мы имеем не боевой спецназ, а сборище сестер милосердия, только с членами между ног». Волна раздражения мгновенно затопила мозг Реда. Еще сопротивляясь ей, он хрипло проговорил в микрофон: – Джон, ты, кажется, не учитываешь триллионы долларов. И это не преувеличение. – На этот счет в законе ничего не говорится. И тут директор ЦРУ наконец с удовольствием отдался своему гневу: – А мне насрать на закон и на все остальное. Когда речь идет о национальной безопасности страны, я нарушу все законы. Выполнять! – Не могу, сэр. – Полковник, вы боитесь идти в атаку? На мониторе было видно, как буквально потемнело от гнева лицо старого служаки. – Сэр, я не хочу нарушать закон. – Хорошо, – Ред вновь овладел собой. – Я сейчас вылетаю к вам. По моему прилету вы немедленно отстраняетесь от руководства операцией. Вам ясно, полковник? – Так точно, сэр. – Вы не передумали? На экране монитора отчетливо было видно, как дрогнуло лицо полковника. – Сэр, будет достаточно, если вы вышлете мне письменный приказ. – О'кей. Соединяйся со мной. Было видно, как в Вашингтоне командир «Дельты» вытащил из нагрудного кармана компьютер и нажал несколько кнопок. Кодированный импульс, мгновенно ударившись о тарелку спутника-ретранслятора, выплеснул на экран монитора директора ЦРУ следующее сообщение: «Джон Редли. Полковник Сухопутных войск США. Командир подразделения „Дельта". Личный идентификационный код 54QF76FT789P». Билл Ред решительно застучал пальцами по клавиатуре: «Предписываю применять любые средства для гарантирования безопасности объекта С». Еще одно нажатие клавиши, и компьютер, мгновенно закодировав сообщение, добавив к нему электронную подпись советника по национальной безопасности, имеющую высшую степень защиты от подделывания, отослал его назад в Вашингтон. – Начинайте, полковник. – Слушаюсь, сэр. «Президент прав. Обмельчал народ. У него уже давно нет воли наших предков. Что говорить, если профессиональный вояка из элитного подразделения страны отказывается убивать, боясь замарать руки. Что ж, так комфортней и для души, и для жизни. Никто тебя не упрекнет, все будут считать достойным, высоконравственным гражданином страны. Закон же превыше всего! Тьфу. Вот сменят нас неграмотные, грязные, наглые и жадные варвары. И будут спать в наших постелях с нашими женами и дочерьми. Вот тогда мы запоем о либеральных и демократических ценностях, – Ред скрипнул зубами и сжал кулаки. – Ничего, пока я жив, я лапки не сложу. Всех слюнтяев буду гнать и из армии, и вообще отовсюду, где решается судьба государства. А полковника выгоню завтра же». – Сэр, мы готовы. – Вертолеты? – Над объектом, сэр, – камера тот час услужливо передала в Лэнгли изображение четырех вертолетов, круживших в небе. – Начинайте. – Есть, сэр. Секунд двадцать картинка на экране монитора не менялась – мощная пружина элитного спецподразделения США стягивалась до упора. Наконец она разжалась. Одновременно с вертолетов и с земли, оставляя за собой шлейф дыма, к зданию рванулись ракеты с парализующим газом. Одновременно воздух неслышно содрогнулся от мощного инфразвукового импульса. И сразу же к зданию часть бойцов «Дельты» рванула на индивидуальных двухколесных боевых машинах. Другая часть на ранцевых ракетопланах атаковала второй этаж. Четыре секунды – и они оказались уже внутри здания. Реду показалось, что здание вспухло и тут же лопнуло. Ослепительная вспышка света на мгновение выбелила весь экран. В следующее мгновение, какие-то горящие куски, камни, пыль, казалось, полетели прямо в директора ЦРУ. Уже понимая, что случилось, но не желая этого признать, Ред закричал в микрофон: – Джон, что случилось? Отвечай, Джон. Джон… Пробегали невыносимые секунды. Столб огня и пыли осел, съежился, превращаясь в бесформенную кучу камней. – Сэр, говорит заместитель командира подразделения «Дельта» подполковник Уильям Блэк. – Я слушаю вас, подполковник, – Ред все еще не мог оторвать взгляд от дымящейся кучи. – Здание оказалось заминированным. Произошел взрыв. – Я это вижу. Где полковник Редли? – Он возглавил атаку и на момент взрыва был в здании. – Ясно… Подполковник, я сейчас вылетаю к вам. Обеспечьте оставшимися людьми охрану. «Ну вот и все. Тебя, Билл, переиграли. Как глупую мышь запахом сыра заманивают в мышеловку, так и тебя заманили в этот притон. И одним махом положили столько ребят, да еще вместе с этим человеческим дерьмом. В отставку? Нет! Добровольно не пойду, пока не извлеку на свет божий тех, кто устроил все это. И плевать, что в Соединенных Штатах уже тридцать лет запрещена смертная казнь», – директор ЦРУ тяжело поднялся из-за стола и вышел из своего кабинета. Китайская Народная Республика. Пекин. Чжуннаньхай . Рабочий кабинет Председателя КНР Ли Чжаосина. 26 августа. Понедельник. 8.10 по местному времени. Огромный светло-коричневый стол был пуст. Его безупречная полированная поверхность каждым своим строго охраняемым всей мощью огромной страны сантиметром блестела в утренних лучах солнца. И лишь экран монитора, уютно устроившись на левом углу стола, безбоязненно бросал тень на этот державный стол. Его жидкокристаллические сантиметры охранялись еще строже. На этом мониторе даже один значок, одна запятая решали подчас значительно больше, чем любой, даже самый разрушительный тайфун с каким-нибудь ласковым женским именем. Казнить нельзя помиловать. Именно здесь часто выбиралось место роковой запятой. До этого темный экран монитора ожил и засветился, казалось, робким неуверенным светом. – Товарищ Председатель… Человек, сидящий за огромным столом, неторопливо отвел глаза от окна и бросил взгляд на монитор. Затем не спеша, тихо бросил: – Слушаю. Тотчас в верхнем правом углу загорелся миниатюрный портрет хозяина кабинета, означавший включение видеоканала между говорившими людьми. – Оперативная информация из Вашингтона. – Что там? – Американцы вышли на первую базу. – Что-то быстро они это сделали. – Все следы уничтожены, – торопливо проговорил собеседник Председателя национального собрания Китая, министр государственной безопасности Ван Цзябао. – Хорошо, примем это к сведению, – после небольшой паузы спокойно проговорил хозяин кабинета. – Что-нибудь уже удалось выяснить у американца? – Работаем, товарищ Ли Чжаосин. – Хорошо. И это примем к сведению. – Что по Руси? – К сожалению, русичи пока не выпускают своего пилота из охраняемого объекта. – Да, я никак не могу понять, как скрытность и перестраховка у русичей сочетаются с так называемой широтой русской души, – Ли Чжаосин вопросительно посмотрел на собеседника. Тот, не ожидая такого вопроса, явно растерялся. Монитор безмолвно передавал его растерянное лицо. – Ладно, посмотрим, что нам скажет американец. – Губы владыки Китая чуть дрогнули в усмешке. – Рисковать с русичем пока не будем. Что там с нашим проектом «Путь к победе»? Все идет по плану? – Да, товарищ Председатель. Как и предусмотрено планом, тридцать первого августа будут проведены натурные испытания. – Тридцать первого августа… – медленно проговорил Ли Чжаосин, о чем-то думая. – Европа и Америка отмечают День Веселья. Ладно, пусть веселятся… пока. – И вновь чуть заметная улыбка скользнула по губам хозяина кабинета. Но тут же его лицо вновь затвердело. – Продолжайте работать. – Слушаюсь, товарищ Председатель Национального собрания. – Экран, казалось, поспешно погас. Вашингтон. 25 августа. Воскресение. 12.50 по местному времени. – Том Клэнси – владелец клуба «Красная Шапочка», – Карл Мейер, начальник управления Вашингтонской полиции, сделал знак, и к Реду подвели маленького полного мужчину лет сорока. На лбу и на широкой плеши блестел обильно выступивший пот. – Боже, что здесь произошло? – В серых, глубоко посаженных глазках, с ужасом смотревших на развалины клуба, была растерянность. «Может быть, это мой последний шанс», – директор ЦРУ, решительно сделав шаг, вплотную приблизился к коротышу. Билл Ред прибыл на G street Вашингтона пятьдесят минут назад. Вместе с ним на втором вертолете прибыла группа опытнейших криминалистов из Оперативного директората ЦРУ. Едва вертолет коснулся земли, они тут же стали выпрыгивать из него, на ходу разворачивая необходимую аппаратуру. Место взрыва в радиусе пятисот метров уже было оцеплено полицией. Недалеко от груды обломков Ред увидел начальника управления Вашингтонской полиции, своего давнего приятеля Карла Мейера. Они кивнули друг другу. Мейер не подошел к Реду, понимая, что ему сейчас не до него. Директор ЦРУ мысленно поблагодарил Карла за это. С воем прибывали все новые и новые машины «скорой помощи». Оставшиеся в живых бойцы «Дельты» и прибывшие специалисты по чрезвычайным ситуациям работали на месте взрыва, вытаскивая из-под обломков тела людей, вернее то, что от них осталось, и сгребая это в черные пластиковые мешки. Информация по взрыву к директору ЦРУ стала поступать уже через пять минут. – Сэр, использовался суперпластид. Примерно пятьсот килограмм. Так что вряд ли в здании, кто-либо уцелел. – Лицо старшего группы криминалистов Дугласа Девиса было бесстрастным. За двадцать лет работы в ЦРУ он повидал всякое. Ред молча кивнул головой. Затем, собравшись с мыслями, он показал рукой на развалины: – Вон там был то ли гараж, то ли мастерские. Обследуйте его. Мне необходимо знать, что за машины там стояли последние сутки. Директор ЦРУ уже не сомневался, что Брэдлоу в здании на момент взрыва не было. Затевать такую опасную операцию против США, чтобы тут же уничтожить плоды своего труда? Нет, не идиоты же эти похитители и те, кто за ними стоит. Следовательно, Брэдлоу вывезли на какой-то машине. Какой? – Есть, сэр, – Дуглас развернулся и поспешил к своим людям, работавшим на развалинах. – Сэр, – к Реду подошел подполковник Блэк. Не надо было быть кадровым разведчиком и десятки лет плести и распутывать головоломные политические интриги как за рубежом, так и у себя в стране, чтобы догадаться, что скажет сейчас подполковник. – Где? Блэк молча кивнул головой вправо. Человека могущественным делает лишь около двух килограммов его плоти – его мозг. Сам же он слишком нежен, хрупок, беззащитен даже по сравнению с обычными представителями хищной фауны. Что уж говорить о грандиозных силах, которыми обладает неживая природа. Энергия взрыва суперпластида превратила полковника Редли просто в биологическое вещество. – Это он? «Боже, какую глупость я сейчас говорю». – Да, сэр. Срабатывает его личный идентификатор, – подполковник Блэк протянул свой универсальный сканер директору ЦРУ, предварительно нажав на одну из его кнопок. Тотчас на экране высветилось: «Джон Редли. Полковник Сухопутных войск США. Командир подразделения „Дельта". Личный идентификационный код 54QF76FT789P», – получив специальный кодированный сигнал, личный идентификатор, вживляемый всем военнослужащим и полицейским, бодро выплеснул заложенную в него информацию. Безмозглый чип, естественно, и не догадывался, что он сработал в последний раз. «Если бы я не обвинил его в трусости, он был бы сейчас жив. Ему не обязательно надо было вести своих бойцов на штурм здания. Он мог руководить, оставаясь в безопасном месте. На то он и командир. И его бы никто не обвинил в трусости», – Ред отвел глаза от останков. Два телохранителя директора ЦРУ безмолвно стояли рядом. – Сэр, пройдемте со мной. Мы нашли кое-что любопытное. Вы должны взглянуть, – к директору ЦРУ вновь подошел Дуглас Девис… «Он не успел почувствовать боли, он не успел почувствовать боли», – ухватившись за эту спасительную для своей совести мысль, Ред поспешно направился с криминалистом к каменному глухому забору, ограждавшему вокруг все здание. Пройдя шагов пятьдесят, они подошли к могучему каштану, росшему рядом с забором. – Взгляните, сэр, – Девис ткнул пальцем прямо в дерево. – Ничего не вижу. Кора… – Вот сюда смотрите, сэр, – Девис ногтем коснулся небольшого коричневого нароста в трещине коры. Внимательно всмотревшись, Ред понял, что перед ним – небольшая, с таблетку аспирина, видеокамера. – Она работала все время? – Очевидно. – И сейчас работает? – Нет, сэр, мы ее, естественно, заблокировали, – в голосе криминалиста проскользнула обида за недоверие к его профессионализму. – Дуг, и вы, конечно, установили, куда идет сигнал? – боясь поверить такой удаче, прошептал Ред. – Сигнал шел на номер 202-23478600985. – Немедленно пробейте по нашей базе данных. Мне нужен владелец этой камеры. – Уже пробили, сэр. Том Клэнси. Виргиния-авеню, 157. – Спасибо, Дуг, – Ред хлопнул по плечу криминалиста и тут же чуть ли не бегом бросился к Мейеру. Телохранители невозмутимо широкими шагами следовали рядом. – Карл, мне срочно нужно доставить сюда одного человека. – Он в чем-то подозревается? – Он может иметь важную информацию. – А если он откажется приезжать сюда? – Карл, он мне очень нужен. – Но без санкции прокурора насильно я не имею право доставлять куда-либо человека. «О боже! Скоро нас будут убивать голыми руками, а мы будем беспокоиться, есть ли на это письменное разрешение». – Карл, речь идет о национальной безопасности страны, твоей страны, – Ред смотрел прямо в серые глаза полицейского. Он увидел, как у него задергалось правое веко. «Дожать. Нужно дожать». – Помнишь, год назад у тебя в городе один араб затащил к себе домой десятилетнюю девочку. И это видела ее подружка, такая же десятилетняя девочка. Она подбежала к полицейскому и сообщила это. Но по закону дети не являются свидетелями, и у полицейского не было оснований войти в дом этого араба и обыскать его. В результате девочка была изнасилована и убита. А араба суд присяжных оправдал. Не нашлось, видите ли, веских доказательств его вины. Этот подонок успел вывезти труп девочки за город и сжечь. Начальник полиции молча достал из кармана мобильный телефон: – Джон, вышли наряд полиции по адресу… – Виргиния-авеню, 157, – подсказал Ред. – Том Клэнси. – Виргиния-авеню, 157. Там живет некто Том Клэнси. Пусть привезут его сюда. Что? Санкция прокурора имеется, – по мобильному телефону продолжали говорить. – Ладно. Я сам за ним поеду, – Карл Мейер сердито нажал отбой. – Билл, я сам за ним поеду. Без санкции прокурора никто этим заниматься не будет. – Спасибо, Карл. Уже через двадцать минут полицейская машина Мейера, воя сиреной, влетела назад во двор клуба. От Тома Клэнси ощутимо пахло спиртным. – Мне нужны записи с вашей видеокамеры. Владелец клуба, казалось, не слышал и не видел ничего, кроме дымящихся развалин и машин «скорой помощи», одна за другой увозивших черные полиэтиленовые мешки. – Сэр, мне нужны записи с вашей видеокамеры. – Боже, что здесь произошло? – словно в трансе, повторил Том Клэнси. Он, казалось, зациклился на этой фразе. «Нет, так дело не пойдет. Эту фразу парень, похоже, собрался повторять до Страшного суда». Советник по национальной безопасности, практически не размахиваясь, резко хлестнул толстяка ладонью по лицу: – Сэр, мне нужны записи с вашей видеокамеры. Владелец клуба чуть не свалился с ног. Боковым зрением Ред увидел, как дернулся Мейер. – Карл, спокойно. Я отвечаю за все. А ты можешь проверить оцепление. Его прервал возмущенный крик: – Вы не имеете права. – Голос мужчины сорвался на фальцет. – Почему меня силой доставили сюда? Ничего не объяснили. Ред ударил другой рукой: – Сэр, мне нужны записи с вашей видеокамеры. Мейер покачал головой и, кивнув своим людям, увел их с собой прочь. Растерянность в глазах Клэнси сменилась страхом. – Какие записи? Какая видеокамера. Я буду… Третьей пощечиной директор ЦРУ разбил ему губу. – Записи с видеокамеры, которая установлена вон на том каштане, – Ред резко протянул руку, указывая на дерево. Клэнси с испугом отшатнулся: – Кто вы такой? Вы не имеете права меня бить! – Я советник по национальной безопасности и директор ЦРУ Билл Ред. Если вы сейчас же не скажете, где находятся записи, я прикажу вас расстрелять. – Вас будут судить. – Может быть. Но вы об этом уже не узнаете. И так повторяю, где записи? – Вы не имеете… После четвертого удара из мясистого носа владельца «Красной Шапочки» потекла кровь. – Где записи… сэр? – Они… они у меня дома. – Поехали. – Ред указал на Клэнси своим телохранителям и, не оборачиваясь, быстро пошел к своему вертолету. Двое мужчин, схватив толстяка за руки, поволокли его следом. Соединенные Штаты Америки. 13.00 по местному времени. Дверь за охранниками закрылась. И вновь он, надежно привязанный ремнями к креслу, беспомощный, остался один на один с этим улыбающимся старичком китайцем. – Что ж, мистер Брэдлоу, надеюсь, вы отдохнули. – Ничего, гад, я все равно до тебя доберусь. – Мистер Брэдлоу, для разведчика вы чересчур эмоциональны. – Морщинистое лицо китайца продолжало улыбаться. – Я просто предупреждаю. Не люблю убивать исподтишка. – Спасибо, мистер Брэдлоу. Однако надо начинать. – Улыбка вмиг исчезла с морщинистого лица. Да и морщины вроде стали не такие глубокие. Глаза, почти исчезнувшие за набрякшими веками, неожиданно широко распахнулись, и в них появился какой-то холодный блеск. Будто отсвет луны на металле, на лезвии ножа. «Кобра. Точно как кобра». Этот холодный блеск притягивал, хотелось броситься на него, напороться на этот нож. Почувствовать, как он мягко входит в твое тело, почувствовать теплый ручеек, не спеша сбегающий по тебе. Усилием воли Брэдлоу закрыл глаза. Но это не помогло. Отсвечивающие холодным светом глаза стояли перед ним. Свет становился ярче и властно тянул к себе. И американец не выдержал и бросился в этот свет. Ремни на груди, руках, ногах напряглись. Сладостная боль пронзила тело. Захотелось еще, захотелось еще больше боли, и Брэдлоу все бросался и бросался на этот отсвечивающий лунным светом нож. Секунда, другая, и человек в упоении кромсал себя, разрывая тело на тысячи, десятки тысяч, миллионы кровоточащих кусочков. И вновь плоть, превратившись в вихрь, начинала закручиваться по спирали, поднимаясь вверх. Вращение все убыстрялось, и, наконец, вихрь вытянулся в трубу, тоннель. Притягивающий свет разгорался все ярче и ярче, и вот уже человек несется в ярком, полыхающем звездным светом тоннеле. И вновь человек сопротивляется этому. Его тело, превратившееся в вихрь, с исступлением бьется в эти полыхающие стенки тоннеля, образованные тем же вихрем. Тщетно. От самого себя не вырваться. Вот вдали уже показалась эта страшная точка, к которой он несется, все убыстряя и убыстряя падение. И эта дикая скорость, словно могучим поршнем, выдавливает из этого тела-вихря все человеческое. – А-а-а, – словно шум, скрежет, который издает душа, тщетно цепляясь за ставшее почти эфемерным тело. Страшная точка все ближе и ближе. И вот впервые человек настолько к ней приблизился, что увидел, что это не точка, – словно в невиданном фокусе точка как бы рухнула сама в себя, превращаясь в черный бездонный провал. – А-а-а. И в самый последний миг, перед самым входом в этот провал наконец-то происходит спасительная вспышка, и все мгновенно пропадает… – Что ж, мистер Хью. Мы с вами быстро прогрессируем, – противные, с каким-то сюсюкающим придыханием слова медленно, словно в вязкое болото, проникали в мозг Брэдлоу. И словно какая-то химера, возникающая в болотном, насыщенном миазмами тумане, перед глазами американца проявлялось ненавистное узкоглазое лицо. – Еще чуть-чуть, и мы с вами с интересом посмотрим, что же вы видели там, в гиперпространстве. – Я все равно до тебя доберусь. Я выцарапаю, вырву из тебя твои страшные глаза… Вашингтон. 13.15 по местному времени. – Где? – Я хочу вам напомнить, что это частная собственность и вторжение в нее без соответствующего разрешения…. Взглянув в глаза Реду, коротышка осекся. – Где? Владелец клуба «Красная Шапочка» молча пошел в другую комнату. Один из телохранителей директора ЦРУ направился следом. Через минуту оба вернулись. В руках телохранителя был стандартный стагигабайтный компакт-диск. Ред оглянулся в поисках воспроизводящего устройства. Средних размеров комната была обставлена роскошно. Добротный паркет блестел золотистым оттенком. Широкие окна закрывали парчовые, покрытые золотым шитьем шторы. Бронзовые и деревянные статуэтки, продуманно расставленные по комнате, неуловимым образом создавали атмосферу небрежной изысканности и богемности. При виде больших зеркал в вычурных рамах и поистине королевской кровати, покрытой затейливой резьбой, в сочетании со всей обстановкой, почему-то сразу в голове всплывало слово «оргии». «Да, уютное гнездышко свил толстячок для своих райских птичек. И эти венецианские зеркала видели многое, очень многое. И если хозяина квартиры тряхнуть, то можно увидеть то, что видели зеркала. Наверняка эта мразь все писала», – Ред почувствовал как у него возникает даже не отвращение, а злость к этому лысому коротышке с толстыми, влажными губами. «Ведь это дерьмо, кроме постели и своего счета в банке, ничего не волнует. Все события в мире и в стране его интересует лишь в части того, как это отразится на этой постели и на счете в банке. А то, что скоро сюда придут те же китайцы, ему насрать. Это же случится не завтра и не послезавтра. А прогнозировать на более длительный срок у этих гамнюков не хватает ума. Наверное, такие же кретины развлекались со своими рабынями-наложницами, когда варвары уже стояли под стенами Вечного города. Их и зарезали, как баранов. И правильно сделали. Господи, неужели таких идиотов необходимо защищать? А других уже и нет. Таких восемьдесят процентов», – директор ЦРУ еще раз оглядел комнату в тщетной попытке найти какое-нибудь воспроизводящее устройство. К хозяину квартиры с такой просьбой обращаться не хотелось. Его хотелось только бить: руками, ногами, рукояткой «кольта», в конце концов. Ред выразительно посмотрел на одного из телохранителей: – Боб… Вышколенному сотруднику ЦРУ больше говорить ничего не надо было. Неуловимым движением в его руке появилась небольшая коробочка. Быстрое круговое движение рукой, и Боб уверенно подошел к кровати. Еще раз взглянув на коробочку, он надавил пальцем на какую-то резную завитушку. Тотчас же в районе изголовья откинулась небольшая деревянная панель, за ней показалась лицевая панель проигрывателя компакт-дисков. Еще секунда, и из-под подушки извлечен пульт дистанционного управления. – Вставляй, Боб. Компакт-диск исчез в недрах проигрывателя. Тут же, автоматически, освещение в комнате уменьшилось наполовину. На потолке вспыхнул огромный, почти во весь потолок, плазменный экран. «Я так и думал. Девочки с ним внизу, а видео вверху, для завода. Ублюдок». На экране показался знакомый двор клуба «Красная Шапочка». Внизу светилась дата: «1 августа 2193 года». – Боб, перемотай вперед. Могущественная электроника тут же заставила этот виртуальный мирок жить в сотню раз быстрее. Дни, уже не существующие в действительности, клуб проживал за несколько секунд. Пятое августа, двенадцатое, двадцатое, двадцать второе, двадцать третье… – Стоп, Боб. Теперь помедленней. Теперь время на экране бежала только раз в пять быстрее обычного. Суетливо распахивались кованые ажурные ворота, и во двор влетали роскошные автомобили, владельцы которых стремительно выскакивали из них и сломя голову неслись в клуб, спеша предаться пороку. «Я смотрю, тут гульба идет круглосуточно. А действительно, чем себя занять, если целые сутки свободен. А на тебя работает счет в банке». Внизу экрана высветилось время: 11.25. «Хью со своей женой вышли из ресторана. До возникновения большой проблемы для Соединенных Штатов осталось пять минут». 11.30. «Все, Хью похитили. Минут через пятнадцать розовый „форд" должен въехать в этот двор. А если не въедет?» 11.45. Роскошный черный «бентли» непривычно для себя быстро, не вальяжно проскочил через распахнутые кованые ворота. Ред напрягся. Две дамочки глубоко постбальзаковского возраста шмыгнули в широкие входные двери клуба. «Где же розовый „форд"? Он должен быть». 11.55. Большой белый трейлер влетел во двор и, не останавливаясь, завернул за угол. «Стоп! Господи, ну конечно. Переть через весь город на приметной машине, они что, идиоты? Они же сразу загнали „форд" в этот трейлер и спокойно перевезли его сюда». – Стоп! А ну, Боб, отмотай назад. Покажи еще раз этот трейлер. Скорость обычная. И вновь белый трейлер, только уже не спеша, как пароход, заходящий в гавань, въехал во двор. Директор ЦРУ впился глазами в водителя. «Сейчас немедленно надо отдать этот диск моим специалистам. Они на своих компьютерах чуть ли не фотопортрет этого водителя сделают. Если надо, они ему под трусы залезут и прочтут вытатуированное для подружки: „Lucy, I love you" на причинном месте». И вновь стремительно заскользили минуты жизни клуба «Красная Шапочка». 12.25. Зеленый «форд» торопливо покинул двор. «Так, поехали к музею американской истории. Минут через пять должны вывозить Хью». – Боб, сделай обычную скорость. Директор ЦРУ Билл Ред не ошибся. Ровно через пять минут из-за угла дома показался черный минивен «нисан-пикник». Не спеша он пересек двор и скрылся за воротами. – Боб, а ну еще медленнее. И снова, сверкая на солнце черным лаком, «нисан-пикник», уже абсолютно недосягаемый для смотрящих сейчас на него людей, выехал со двора. Номер автомобиля рассмотреть было невозможно, слишком под острым углом к камере ехала машина. «Ничего, компьютеры рассмотрят. Хотя номер наверняка фальшивый. Но чем черт не шутит, а вдруг подлинный», – Ред уже хотел порывисто вскочить, чтобы немедленно отвезти диск специалистом. Но что-то царапнуло его сознание. Ред, как профессиональный разведчик и не менее профессиональный топ-менеджер, мгновенно расшифровал свое ощущение. Он что-то увидел важное. И пока его сознание еще расправлялось, рассовывая по нужным ячейкам биты полученной информации, подсознание одному ему известными окольными путями, как хорошая легавая, вышло на «зверя», сделав «стойку» для своего хозяина. – Боб, а ну еще раз, на самой медленной скорости прогони выезд этого минивена. – Слушаюсь, сэр. Черный, словно огромный жук, минивен ползет по двору Окна затемнены, номера не видно. «Что еще можно выжать из этой картинки?» Медленно, словно нехотя, распахиваются роскошные ворота. Машина находится почти уже на краю видимости видеокамеры. Еще несколько оборотов колес, и минивен исчезает. – А ну назад, Боб. Пятясь задом, машина показывается в кадре. – Стоп! А что это там за желтая машина показалась в кадре? – Непонятно, сэр. Ее почти заслонил минивен. – Черт. Плохо видно, – Ред покрутил головой. «Ага, то, что нужно». – А ну, Майкл, – обратился он ко второму своему телохранителю, – поставь сюда это кресло. – На кровать, сэр?! – Ну не на твою же! Быстрее. Мускулистые руки телохранителя легко подняли кресло и поставили его на кровать. – Придержи меня, – Ред запрыгнул на кровать и тут же встал на кресло. Экран на потолке приблизился. – А что там за голубая полоска начала показываться снизу этого автомобиля? Телохранители недоуменно пожали плечами. – Это же уборочно-поливочная машина! И, видя, что его подчиненные продолжают недоуменно смотреть на него, весело махнул рукой: – Мэр Вашингтона Патрик Пул помешан на чистоте. Улицы в городе убираются три раза в день. И не просто убираются. Он придумал оригинальную идею. Добавлять в воду, которой освежают дороги после уборки, специальное ароматное вещество. Патрик еще утверждал, что этот аромат способствует бодрому настроению, повышает жизненный тонус. И только что уборочно-поливочная машина проехала перед минивеном. Брызги наверняка попали на машину. У нас есть запах. У нас есть след! Соединенные Штаты Америки. Лэнгли, штат Виргиния. Штаб-квартира ЦРУ. Операционный зал аналитического центра ЦРУ. 13.40 по местному времени. Самые большие мозги США бесстрастно перерабатывали гигабайты поступающей информации. Все тревоги и волнения людей они привычно переводили в понятный для себя язык нолей и единиц. Машина не знала, какие страсти сейчас бушуют вне ее электронного мозга. Она лишь отметила и занесла в протокол своей работы то, что начиная с тринадцати часов двадцати девяти минут сорока трех секунд к ней на анализ стала поступать информация, помеченная 000 – первоочередность высшей степени. Несколькими минутами раньше отсюда ушел специальный кодированный сигнал, чтобы мгновения спустя, переломившись о спутник-ретранслятор, электронным дождем обрушиться на город. Повинуясь ему, мгновенно замкнулись необходимые логические цепи, и на многочисленные приемные порталы Центрального компьютера ЦРУ стала поступать информация с десятков видеокамер наблюдения, установленных на дорогах и улицах Вашингтона и его пригородов. Точно такой же сигнал приказ устремился и на орбиту, чтобы через цепочку спутников найти своего адресата – спутник «Cyclops-8» системы «MSTS», находящийся сейчас над Уральскими горами. Приказ был короток и недвусмысленен – немедленно передать на Землю информацию, полученную при мониторинге земной поверхности двадцать третьего августа с двенадцати часов тридцати минут по вашингтонскому времени. Именно в это время видеокамеры спутника смотрели на Вашингтон и его окрестности. Обычно сброс информации со спутников производится в то время, когда они пролетают над страной и находятся в прямой видимости с радиоантеннами, расположенными в Форт-Миде – городе, где располагалась штаб-квартира самых больших ушей в мире – Агентства национальной безопасности. При форс-мажорных обстоятельствах был предусмотрен запасной вариант передачи информации. Компьютер спутника мгновенно выработал правильное решение. Вздрогнула и начала поворачиваться чаша параболической антенны. Повернувшись на семьдесят градусов, она замерла. Там, в трех тысячах километрах впереди, над Москвой, глотая семь километров пространства в секунду, несся «Cyclops-4». Его антенна уже призывно смотрела на своего собрата по нелегкому космическому ремеслу. И тут же компьютер отдал команду. Сжатые гигабайты информации мгновенно перенеслись на следующий спутник. Снова поворот антенны, и вот уже пакет информации впивается в спутник, несущийся над Атлантикой. Последний рывок, и информация, скользнув по одной из приемных антенн АНБ, ни мгновения не задерживаясь, уже по кабелю попадает в бездонные электронные недра Центрального компьютера ЦРУ. Тысячи машин, зафиксированные наземными и космическими видеокамерами, мгновенно преобразованные в частоколы нолей и единиц, попадали в гигантскую электронную сеть. «Рыбки» стали попадаться почти сразу же. Десятки черных «ниссан-пикников», зафиксированных «Cyclops-8», тут же были отловлены Центральным компьютером ЦРУ. Но есть ли среди них необходимый? Обзорный спутник «Cyclops-8» номера машин не различал. А нужная информация от различающих номера дорожных видеокамер пока не находилась. Электронные часы на стене операционного зала Разведывательного управления ЦРУ бесстрастно отсчитывали время. Необходимая информация на центральный монитор компьютера поступила в 20.51: «нисан-пикник», регистрационный номер 8836KV, в 12.57 проехал 53-й пункт наблюдения (перекресток Род-айленд авеню и Шестой улицы). Двигался по Шестой улице». Взглянув на сообщение, начальник дежурной смены, прикусив губу, стал быстро вводить что-то в компьютер, громко стуча по клавишам. На мониторе тут же показался результаты его труда – американская столица с высоты двухсот километров. Еще несколько нажатий клавиш, и компьютер увеличил изображение необходимого места. На мониторе появилось изображение искомого перекрестка с высоты птичьего полета. Искомое черное пятнышко минивена было компьютером заботливо обведено красным кружком. Черное пятнышко вздрогнуло и начало рывками двигаться – компьютер обновлял картинку каждые десять секунд. Прошла минута, другая. Пятнышко проехало очередной перекресток. На мониторе высветилось: «Трасса № 295» – Они что, собрались ехать в Форт-Мид? Наглеют ребята! – Начальник дежурной смены неотрывно смотрел на экран монитора. Продолжительным звонком ожил телефон внутренней связи. – Начальник дежурной смены слушает. – Майкл, что-нибудь нашли? – Да, сэр. В тринадцать ноль одну искомый минивен выехал на двести девяносто пятую трассу. – Они что, решили заглянуть в штаб-квартиру АНБ? – Я тоже так подумал. – Машину спутник засек? – Так точно, сэр. «Cyclops-8». – Сколько он их еще будет держать? – Минут десять, сэр. Не больше. – Сразу после этого доложишь. – Слушаюсь, сэр. Директор ЦРУ Билл Ред у себя в кабинете нажал кнопку отбоя. Опытный Майкл Стюард не ошибся. Через восемь минут двадцать шесть секунд поперек изображения вспыхнуло: «Искомый объект вышел из зоны наблюдения» – спутник «Cyclops-8», подчиняясь неумолимым законам небесной механики, в тринадцать часов девять минут пять секунд потерял своими сверхчувствительными видеокамерами «картинку» Большого Вашингтона. На последнем кадре черное пятнышко минивена застыло недалеко от белых квадратов, разделенных серыми полосками. – Сэр, в тринадцать ноль девять минивен «нисан-пикник», номер 8836KV, находился в пяти километрах от Балтимора. – Хорошо, Майкл. – Находившийся в своем кабинете, в пятистах метрах от операционного зала Разведывательного управления ЦРУ Билл Ред задумчиво смотрел на светящуюся на экране монитора карту Соединенных Штатов Америки. «Через полчаса доклад Президенту. Восемнадцать трупов из нашего элитнейшего подразделения, и информация, что более суток назад Брэдлоу был около Балтимора. Если Президент меня уволит, он будет прав». Соединенные Штаты Америки. Балтимор. 26 августа. Понедельник. 23.10 по местному времени. Черный автомобиль свернул на перекрестке и устремился по пустынной улице. – Стив, а ты знаешь, сколько раз мы сегодня ели? – Два раза. – Ты так спокойно это говоришь, будто я тебя спросил, сколько раз за ночь ты любишь свою жену. – Том, в отличие от тебя, пищевой инстинкт у меня не является основным. – Водитель автомобиля, на секунду отвернувшись от дороги, выразительно скользнул взглядом по объемистой выпуклости над животом сидящего рядом с ним напарника. В автомобиле раздался смех, тут же прерванный спокойным, уверенным голосом: – Ладно, парни, хватит ржать. Мы на точке. Пора за работу. Автомобиль мгновенно замер. Толстяк Том быстро открыл дверь и неожиданно легко для его комплекции выскочил из автомобиля. Сидящий за его спиной мужчина, Джордж Клиффорд, обладатель этого спокойного и уверенного голоса, склонился над установленным перед ним пультом управления. Несколько уверенных нажатий клавиш, послышалось легкое жужжание, и из-под днища автомобиля показался манипулятор отбора проб воздуха. Тотчас экран монитора перед мужчиной перечеркнула красная узкая полоска. Прошло пять… десять секунд. Красная полоска, все так же безукоризненно прямая, продолжала светиться поперек экрана. Манипулятор, словно нехотя, вполз назад под днище автомобиля. Через секунду на свое место плюхнулся и Том. – Ну что там, Джордж? – Фон остается прежним, парни. – Так, может, этот проклятый автомобиль просто проскочил Балтимор и все. А мы тут вынюхиваем неизвестно что. Даже поесть некогда. – Я бы на твоем месте, Том, все время бы напрашивался на такую работу. Глядишь через месяц-другой и перестал бы жаловаться, что в Америке не умеют шить нормальную одежду. – Первый, первый, я третий. Я на восемьдесят третьей трассе. Шестой километр. Изменения фона нет. – Третий, я первый. Продолжай двигаться по этой трассе, до озера Роланда. – Понял вас, первый. Выполняем. Стив, давай прямо. Черный автомобиль вновь практически бесшумно заскользил по ночной улице. – Парни, слушайте новый анекдот. Приходит мужчина к врачу. Тот его осмотрел и говорит: «А сколько раз вы занимаетесь сексом?» – «Два раза в неделю». – «Два раза в неделю? Да с вашей комплекцией можно заниматься три раза в день!» – «Я понимаю, но католическому священнику в деревне это как-то затруднительно, сын мой!» Шел восемьдесят пятый час поисков Хью Брэдлоу. Лэнгли. Кабинет директора ЦРУ. 27 августа. Вторник. 3.07 по местному времени. В огромном кабинете было темно. Лишь стоящий на столе монитор освещал его слабым, чуть голубоватым светом. Такой же голубой отсвет отбрасывался и на лицо сидящего за столом человека, придавая ему мрачный, даже скорее зловещий вид. Впрочем, под стать лицу были и мысли. Несколько часов назад советник по национальной безопасности, директор ЦРУ Билл Ред по закрытой связи разговаривал с Президентом. Сухо, сжато он доложил о добытой на это время информации и о цене за эту информацию. Лицо Президента на экране видеофона было бесстрастным. Ни один мускул на его лице не дрогнул, когда он узнал о гибели восемнадцати парней из «Дельты». Только взгляд стал таким, будто он не видит Реда, а смотрит куда-то сквозь него. – Ред, переверни всю страну, зайди в каждую дверь. Мне надо точно знать, кто за этим стоит. И клянусь Богом, я отвечу стократно. Я не позволю безнаказанно унижать Соединенные Штаты Америки. «Не должны его вывезти из Балтимора. Они же понимают, чем больше будет Хью находиться в дороге, тем больше шансов быть обнаруженным. Они же понимают, что сейчас на уши подняты все спецслужбы страны и производится тотальная проверка всего и вся. Нет, он должен быть в Балтиморе. Вот только где?» Карта города безмолвно светилась на мониторе. «В порту? Там есть, где спрятать человека. Десятки километров причалов. Впрочем, как и в самом городе с более чем двухмиллионным населением. А если его все же вывезли из города?» Взгляд остановился на коричневом прямоугольнике. Под ним была лаконичная подпись: «Fort McHenry. National monument». «Господи, сделай так, чтобы Брэдлоу оказался в Балтиморе. Докажи, что недаром именно здесь родились теперь знаменитое на весь мир: «O'er the land of the free and the home of the brave» . Электронные часы в левом углу экрана показывали 03:15. Через почти три часа линия терминатора, несущаяся быстрее скорости звука, пересечет город. Над Балтимором взойдет солнце. Oh, say! Can you see by the dawn's early light [18] . Соединенные Штаты Америки. 7.15 п o местному времени. – Ну что, мистер Брэдлоу, я думаю, сегодня мы насладимся той информацией, которую Бог вложил в вашу голову. Американец, туго привязанный к креслу, беспомощный перед этим морщинистым стариком, сидел с закрытыми глазами. Раздался противный смех. – Правильно, не надо открывать глаза, чтобы не испугаться. Правда, это вам мало поможет. Информацию я все равно из вас вытащу, – и вновь мерзкий смех почти рядом. Брэдлоу почувствовал, как на его голову опустились руки старика. Он дернулся, в тщетной попытке уйти от этого прикосновения. – Не бойтесь, я больно делать не буду… сейчас. Обжигающая волна жара, хлынувшая из рук старика, казалось, мгновенно растопила все тело. Жар нарастал. Спустя несколько мгновений тело превратилось в раскаленный пар, рванувшийся вверх, по ходу стремительно закручивающийся в спираль. Уже ускользающим сознанием Брэдлоу успел подумать: «Сейчас все происходит намного быстрее. О Господи, хоть бы я не выдержал и умер в этом кресле». И вот уже с шипением, ревом пар несется в бесконечном сужающемся тоннеле. И это сжатие словно подпитывает энергию пара, вытягивая и уплотняя его. И вот уже раскаленное копье со свистом несется на показавшуюся точку. Стенки тоннеля стремительно сближаются, словно наводя на добычу. Не промахнуться! – А-а-а, – и раскаленное копье с силой бьет по ненавистной цели. Точка рушится внутрь себя, и словно лопается, как перезревший арбуз, мир. Тоннель мгновенно пропадает, и мириады звезд вспыхивают в разверзшемся пространстве. Звезд появляется все больше и больше, и вот уже слившийся воедино могучий поток света сглатывает, растворяет в себе прорвавшуюся по ту сторону бытия плоть, и раздается наконец сладостный стон воссоединения, победный крик совокупления: – А-а-а. Свершилось! Балтимор. 7.25 по местному времени. – Знаете, чем женские трусы отличаются от мужских? В мужские просовывают ноги, а в женские руки. Короткий резкий сигнал мгновенно потушил вспыхнувший было смех. Красная полоса, до этого безучастно перечеркивающая экран монитора, вздрогнула и, словно легавая, сделала стойку, круто сломавшись посередине и образовав острый пик. – Первый, я третий. У меня отчетливый сигнал. Дом номер двадцать семь на Пятнадцатой улице. – Понял, третий. Проезжайте до перекрестка с К street, поверните на нее, остановитесь и ждите дальнейших указаний. – Понял, первый, выполняем. Со стороны дома с небольшим интервалом прозвучало два пистолетных выстрела. – Первый, я третий. Слышу выстрелы в доме. – А черт! Атакуйте! Объект «С» должен быть спасен. Разрешаю сразу открывать огонь на поражение! Через десять секунд сигнал «Боевая тревога» поступил в штаб-квартиру подразделения «Дельта». Через полторы минуты бойцы подразделения «Дельта» уже были в воздухе. «Господи, только бы на этот раз не было осечки. И, в конце концов, Господи, он же твой любимец. Так помоги ему еще раз, – сидя перед экраном монитора, Ред молился. Видеокамера, установленная на носу вертолета с бойцами «Дельты» передала в кабинет директора ЦРУ, как на горизонте, в легкой дымке показались небоскребы Балтимора. Синевой блеснул Чесапикский залив. «И прости меня, Господи, за мои дерзновенные речи, прости, что я вмешиваюсь в твой промысел. Просто я хочу, чтобы мои планы совпали с твоими, Господи». Там же. Дом № 27 на 15 street . 7.25 по восточному времени. Теплая истома буквально обволакивала все тело. Хотелось уже больше никогда не выныривать из нее. Всю жизнь, вечность парить в этом теплом, ласковом океане. – Ну вот, мистер Брэдлоу, как видите, ничего страшного. И обошлись без ваших умных приборов. Неприятные слова, словно холодное течение, били в лицо, нарушая сладостную дрему. – На этом нам придется попрощаться. Теплый океан растаял, исчез, съежившись до маленького морщинистого старческого личика. – Спасибо за сотрудничество, мистер Брэдлоу. Все, теплота окончательно отступила, сменившись неприятным холодом. Американец почувствовал, как на лбу выступил пот и начал стекать вниз. До чесания в руках захотелось смахнуть его, смахнуть вместе со всем этим кошмаром, – старик уже все знает, они уже все знают. Брэдлоу рефлексивно дернулся правой рукой: – Вы можете мне вытереть пот на лбу? – Что? – Вытрите мне, пожалуйста, пот на лбу. Очень неприятно, – голос звучал устало, сломленно. Сидящий в кресле человек говорил, опустив голову. – Вытереть пот? О, с огромным удовольствием. Старик полез в карман и вытащил платок. Подойдя к пленнику, он заботливо стал им промокать его лоб. – К сожалению, но это последнее, что я могу для вас… Правая рука кадрового разведчика привычно резко ударила старика в район шеи. Тот безмолвно рухнул на пол. Еще после первого допроса проведенного стариком американец заметил, что, превращаясь в страшный вихрь, он буквально буйствует в своем пыточном кресле. Об этом говорили синяки, стертая в кровь кожа, контактирующая с ремнями, привязывавшими Хью к креслу. Так у Брэдлоу появился шанс. Поэтому перед третьим допросом он буквально молил Бога, чтобы не поменяли уже изрядно потрепанные им ремни и чтобы на этом допросе старик применил над ним все, на что способен. Молил и боялся этого. Американец лихорадочно стал правой рукой освобождать от ремней левую. Есть! Теперь ремни на груди. Есть! Ноги. Через минуту пленник уже вскочил на ноги. Что дальше? На полу зашевелился старик. «Рано он пришел в себя. Живучая сволочь. А может…» – не рассуждая больше ни мгновения, Брэдлоу наотмашь, с удовольствием закатил старику пару пощечин. Тот застонал и открыл глаза. Американец подхватил старика под мышки и подтащил его к двери. «Где наша не пропадала», – буквально положив лицо китайца на закрытое окно в двери, Хью нажал кнопку звонка. Он услышал легкий шум открывающегося окна. «Хоть бы китаёз не вякнул». Китаец застонал одновременно с шумом открывающейся двери. Брэдлоу швырнул старика на первого появившегося в дверях охранника. В сильном прыжке он носком правой ноги сумел дотянуться до живота следующего мужчины. Хрясь! Оттолкнувшись от живота охранника, изменив направление и по инерции летя под ноги последнему, еще стоящему на ногах мужчине, Брэдлоу понял, что не успевает. Он надеялся, что у его охраны есть приказ в него не стрелять. Но, видя, как охранник вытаскивает пистолет, понял, что ошибся. Очевидно, у тех был относительно его один приказ – живым не выпускать. Случай побега не рассматривался в принципе. Реакции третьего охранника хватило, чтобы выхватить пистолет и нажать на спусковой крючок раньше, чем нога американца с силой ударила его по правому колену. Что-то горячее ударило в левый глаз. Чудовищная боль пронзила голову. Хью скорее почувствовал, чем услышал, как хрустнула нога у охранника. Ничего не видя, с залитым кровью лицом, Брэдлоу на четвереньках долез до двери, ведущей в подвал, и головой открыл ее. Что-то сильно ударило сзади, и американец покатился по каменным ступеням вниз. Там же. 7.29 по местному времени. – Стив, включай мигалку, сирену и давай на дом, – Джордж Клиффорд выхватил из кобуры пистолет. Благостное балтиморское утро рассек истошный вой сирены. Черный автомобиль резко развернулся, взвизгнула резина, и две тонны стали и пластика вынесли входные ворота во двор. – Том, приготовь оружие. Оставшиеся двадцать метров до дома машина проскочила за несколько секунд. – Стив, тарань машиной дверь. – Есть, сэр. Тяжелый автомобиль с ходу ударил в ступеньки крыльца. Могучая инерция, сминая колеса, ломая подвеску, потащила машину вверх. Тяжелый бампер смачно врезался в дубовую дверь. К счастью, прошли те смутные времена, где каждый дом действительно представлял собой крепость. И его жители с удовольствием выливали на головы атакующих расплавленную смолу, когда те копошились у массивных, сделанных на совесть дверей, пытаясь их высадить. В двадцать втором веке двери носили, в основном, скорее декоративный, чем защитный характер. От непрошеных гостей дом защищался надежной умной электроникой и полицейскими из ближайшего отделения. Не стали исключением и двери в этом доме. Под мощным ударом они, не раздумывая, рухнули. – Стив, сдай назад. Том, со мной в дом. Покалеченный автомобиль отполз назад, и в открывшийся проем устремились Джордж Клиффорд и Том Валенса. Откуда-то с холла прогремели выстрелы, и пуля с силой ударила Джорджа в грудь. «Нет, все же правильно начальство заставляет носить броники чуть ли не вместо нижнего белья». Бежавший чуть сзади Том болезненно вскрикнул. Одновременно рядом с домом раздался сильный взрыв. «Стив!» – движением, доведенным до автоматизма, цеэрушник растянулся на полу, головой вперед, и с ожесточением дважды выстрелил перед собой. Наконец он разглядел стрелявшего – мужчина в черном пиджаке лежал около лестницы, ведущей на второй этаж. Том тут же откатился вправо. Вовремя! Пуля впилась в пол в том месте, где он только что был. Неожиданно в метре от него распахнулась дверь, и тут же раздалось несколько выстрелов. Пули одновременно попали американцу в шею и руку. – Шицзун [19] в безопасности, – услышал он, теряя сознание. – Добей американца. «Черта с два!» – уже ничего не видя перед собой, Клиффорд с силой вдавил спусковой курок, и безотказный «кольт» разразился очередью, выплевывая раз за разом кусочки стремительного металла. Раздался грохот, взрыв, удар – и на мгновение расцветший яркими красками мир рухнул в черную бездну. Спецназу «Дельта» практически не пришлось применять свои боевые навыки. Получив информацию о происходящем бое, пилот опустил вертолет прямо на крышу дома, ломая ее своим бронированным брюхом. В образовавшийся проем прыгнули спецназовцы. Их встретил единственный пистолетный выстрел. Несколько тихих хлопков в ответ, и лежащий в холле человек последний раз дернулся в агонии. Держа оружие наготове, бойцы «Дельты» начали обследовать дом. Двое мужчин в форме полиции лежали у проломленной входной двери. Мужчина, оказавший сопротивление, лежал у лестницы, ведущей на второй этаж. И еще один у распахнутой двери в подвал. Наведенный на них универсальный сканер бесстрастно показывал на своем экране безмятежную синеву – лежащие люди были мертвы. – Командир, наверху чисто. – Понял. Бугай и Лось, обследовать подвал. – Командир, во дворе чисто. У входа взорванный автомобиль. Похоже, саданули с гранатомета. Внутри труп. – Понял. – Командир, в подвале объект! Жив! Командир подразделения «Дельта» подполковник Уильям Блэк кинулся в подвал. Брэдлоу лежал в конце ступенек. – Ранение в голову, – шкафоподобный Бугай, склонившись над ним, озабоченно смотрел на маленький экран индивидуального универсального сканера. – Нужна срочная операция. Блэк, лихорадочно вытащив свой сканер, нажал на нем кнопку. «Хью Брэдлоу. Полковник ЦРУ. Личный идентификационный код 68AW31UB677R» – вспыхнуло на экране. – Первый, я молния. Объект найден. Находится в тяжелом состоянии. Ранение в голову. – Срочно в ближайший госпиталь. – Слушаюсь, – подполковник выключил рацию. – Ребята, несите его быстро наверх. Когда его стали поднимать, Брэдлоу застонал: – Не дайте… не дайте старику уйти… он все знает… не дайте ему уйти… он все знает. – Командир, что это он? – Бредит. Чего стали? Быстро наверх! Через минуту вертолет с бойцами «Дельты» и Хью Брэдлоу на борту уже карабкался в небо. Его стрекочущий звук заглушили сирены полицейских машин, подъезжающих к разгромленному дому. Отель « Old Faithful ». 19.50 по местному времени. – Джек, нам надо с тобой серьезно поговорить, – говоря это, женщина с пультом в руке не сводит глаз с экрана телевизора. – Опять из-за Дика? – Мужчина, намерившийся уже зайти в другую комнату, замер у открытой двери, повернув голову к жене. – Из-за него наша дочь плохо занимается. Целыми днями с этой собакой. Ее невозможно усадить за компьютер. – Повинуясь движениям накрашенного пальчика, жмущего кнопки на пульте дистанционного управления, на экране телевизора сменяя друг друга, мелькают телевизионные каналы. – Почему ты решила, что наша дочь плохо занимается? По крайней мере, в школе на нее не жалуются. – Вот именно, по крайней мере. Ты что считаешь, что школьных знаний в наше время будет достаточно, чтобы поступить в престижный вуз? Или ты сможешь со своей зарплаты оплатить ее обучение в Гарварде? Мужчина подошел к дивану и сел рядом с женщиной. – Грета, ну сколько раз тебе можно говорить, что Ника еще маленькая девочка и ей еще рано думать о престижных вузах? Ей еще необходимо определиться со своими интересами в жизни. – Она уже определилась, – женщина горько улыбнулась, – ее интересы в жизни – это собака. – Грета, не преувеличивай. Ника просто любит животных, и все. И по-моему, мы должны только радоваться этому. – Я и радуюсь, – вновь горькая улыбка скользнула по лицу женщины. – Мои подруги, наоборот, жалуются, что их детей невозможно оторвать от компьютера, приходиться пароли ставить на таймеры отключения. – И что в этом хорошего? Целыми днями только и делают, что в компьютерные игры играют. – Да в компьютерные, но развивающие игры. И по телевизору говорят, что с помощью компьютера можно намного больше и быстрее получить необходимую информацию, чем через твои любимые книги. К которым ты еще и дочь приучил. Книги и собаки, какой архаизм! – Накрашенный пальчик в последний раз нажал кнопку и замер. На плазменном, в полстены экране телевизора красивая женщина, упав на огромную кровать, горько рыдала. Загорелые, обнаженные руки, украшенные массивными браслетами, комкали покрытое крупными и яркими золотистыми узорами покрывало. Первый телевизионный канал в прайм-тайм начал показ семьдесят второй серии сверхпопулярного сериала «Любовь и ненависть». Мужчина облегченно украдкой вздохнул – на сегодня обсуждение стратегии воспитания любимого чада закончилось. Открытая дверь манила в другую комнату уютным диваном, лежащей на столе раскрытой книгой и баночкой «Сильвер Буллит» в холодильнике. * * * Легкая рябь пробежала по экрану – безупречная прямая электронного луча сломалась, изогнулась, образовав частокол невысоких пиков. Электронный шторм бушевал недолго. И вот вновь безмятежная гладь электронного луча. Внизу под ним вспыхнули строчки, уверяющие, что все нормально и причин для беспокойства нет. Компьютер не врал – причин для беспокойства не было. Да он и не мог врать. Мгновенно соединяя внутри себя миллионы логических цепочек, он лишь выдавал полученное решение. Не более. Но сколько раз уже бывало, что безупречные логические схемы рушились, словно карточные домики, от какого-нибудь толчка – неучтенной, а часто неправильно истолкованной информации. Ведь легкая рябь на воде может быть не только следствием легкого, освежающего ветерка, но и результатом чего-то огромного, проплывшего внизу. Глава 4 ОТСЧЕТ ПОШЕЛ Перестаньте орать, я сейчас приду! К-ф «Трое в лодке, не считая собаки» Рим. Ватикан. 28 августа 2193 года. Среда. 9.50 по местному времени. На стене зала Реджа Апостольского дворца висел указатель «to Sistine Chapel». Иван Иванович мысленно усмехнулся. Он знал, что за его спиной, на другой стене висит точно такой же указатель, показывающий прямо в противоположную сторону. «Надо будет распорядиться, чтобы навели в этом деле порядок. А то туристы ходят и смеются. А это плохо. В главном христианском центре, рядом с могилой святого Петра уместно восхищение, поклонение и трепет, но никак не смех», – госсекретарь Ватикана Иван Поддубный неожиданно поймал себя на мысли, что он только что планировал свои будущие действия как папа. А это было далеко не так. Только сегодня начнет работать конклав, и кого предпочтут две трети коллегии кардиналов, одному Богу известно. Кандидатур две. Он и кардинал-камерленго Франсуа Миньон. И, положа руку на сердце, следует признать, что у его визави шансы предпочтительнее. Многие поддерживают взгляды этого французского кардинала на взаимоотношения христианства с другими религиями, в первую очередь с исламом. Взгляды, основанные на компромиссе, на ублаготворении ислама, сдаче ему многих позиций, превращающие христианство чуть ли не одно из ответвлений ислама. Словом, по Миньону, лучше жить на коленях, чем умереть стоя. Многим кардиналам импонирует и то, что француз обещает отменить энциклику Павла X «О второй жизни», где прямо говорилось, что вторая жизнь, полученная по решению Главного компьютера ООН, есть тяжкий грех. И, естественно, не будет настаивать на извлечении чипа сбора информации из голов священнослужителей. Более того, он пообещал ходатайствовать перед Советом развития ООН о восстановлении этих чипов у тех церковных функционеров, которые их уже успели снять. А кардиналы, как показывает история, имеют неплохой, вернее стопроцентный шанс на получение второй жизни. Он же, Иван Поддубный, известен как непримиримый борец за чистоту христианской веры, за отказ от второй жизни, получаемой по решению бездушной машины. За эти взгляды он завоевал большую популярность у простых верующих, но вызвал недовольство у многих кардиналов, которые, увы, и решают судьбу папской тиары. Однако положение его не так безнадежно – и надежду на благоприятный для себя исход дает именно его популярность в народе. Кардиналы не могут не считаться с настроением верующих, на вспыхивающие в толпе на площади Святого Петра, ждущей результаты выборов нового папы, выкрики: «Поддубный! Поддубный!» Как бы то ни было, госсекретарь Ватикана Иван Поддубный, бывший архиепископ Киевский и Львовский, шел в Сикстинскую капеллу, чтобы в последний раз убедиться, что там все готово к выборам. Через два часа туда, с пением древнего григорианского гимна «Veni, creator spiritus» [20] проследуют кардиналы-выборщики. Выйдя во внутренний двор Апостольского дворца, госсекретарь Ватикана взглядом уперся в знаменитую статую Лаокоона. «А я ведь могу разделить судьбу троянского прорицателя и жреца, – эта неожиданная мысль заставила Поддубного остановиться. – Тот предостерегал защитников Трои от того, чтобы доверять коварным грекам. Я предостерегаю христиан от того, чтобы они верили, будто уступки в вопросах веры уменьшат агрессивность мусульман. Тот погиб от двух морских змеев, посланных греческими богами. А я от рук убийц, посланных Аллахом?» Щедрое итальянское солнце не в силах было стереть с лица мраморного Лаокоона предсмертный ужас человека, задыхающегося в смертельных объятиях страшных рептилий. И тут русичу вспомнилось другое лицо. Лицо святого Петра с росписи Микеланджело в капелле Паолина, где он привык молиться каждое утро. Пустынная холмистая местность – там сейчас высится громада собора Святого Петра. Недоброе светлое небо с рваными тучами. Толпа людей окружила массивный крест. У подножия креста землекоп. Зияет черная яма. На кресте, вниз головою, распят человек – апостол Петр, бывший рыбак и будущий святой. Немолодой, седоголовый, он яростно, невзирая на боль, широко открытыми глазами смотрит на этот грешный мир, на римских центурионов. Народ в ужасе толпится вокруг. Ужасен, невыносим гневный взор сподвижника Христа. Надбровья сомкнулись. Две жесткие морщины прочертили крутой лоб. И ни капли страдания. Ненависть, одна только ненависть и ярость в светлых, широко открытых глазах. Вой ветра. Топот и ржание коней. Апостол могуч. Еще бурлит горячая кровь по жилам. Еще ходят буграми могучие мышцы, напряженные до предела. Он молчит. Но взор его поражает сильнее крика. От этого взгляда не уйти никуда. Он словно пригвождает тебя к невидимому кресту – и ты ощущаешь всю мелочность и ничтожность своего бытия. Пусть гвозди пробили его живую плоть, но он еще жив и готов принять лютую казнь без содрогания. Дух Петра не покорен! «Вот так надлежит встречать смерть – не покорно и кротко, а так, чтобы содрогались твои враги. Вот так следует относиться к врагам – не «возлюби ближнего своего», а с ненавистью и яростью. И тысячу раз я, Иван Поддубный, прав, заявлявший и заявляющий – Европа была, есть и будет христианской. И если надо, христиане, как их предки, не побоятся пролить за это и свою кровь. Но если не побоятся своей крови, то не испугаются и чужой», – ободренный этими мыслями госсекретарь Ватикана русич Иван Поддубный зашагал по направлению к Сикстинской капелле. Ровно в поддень по среднеевропейскому времени камерленго Франсуа Миньон произнес традиционное: «Extra omnes!» [21] Небольшие двери Сикстинской капеллы закрылись. Щелкнули замки по обеим сторонам дверей. Выборы двести восемьдесят пятого Папы Римского начались. Пекин. Чжуннаньхай. Рабочий кабинет Председателя КНР Ли Чжаосина. 19.01 по местному времени. За многие века цивилизации строители многому научились. И если ветхозаветные представители этой специальности обожглись на строительстве легендарной Вавилонской башни, то их потомки уже уверенно возводили египетские пирамиды и висячие сады Семирамиды. А потомки этих потомков оставили после себя огромный купол собора Святого Петра в Риме и ажурную красоту Эйфелевой башни в Париже. Следующие поколения возводили небоскребы, уносящиеся ввысь на сотни метров, прокладывали тоннели и мосты, соединяющие континенты. Многому научились строители. Научились они строить и рабочие кабинеты для сильных мира сего. От помпезной роскоши кабинетов древних владык к неуловимой изысканности, наглядной простоте современных центров управления государствами. Но простоте кажущейся. Это простота когтей на лапах льва. Да, здесь не увидишь золота на мебели и портьерах. И на стенах не висят тяжеловесные холсты с ликами античных героев, а в нишах не стоят мраморные, бронзовые или золотые статуи богов или тех же героев. Вместо золота кабинеты наполнила хитроумная электроника, следящая как за поведением и даже мыслями посетителей, так и за самочувствием хозяина. А вместо золотой статуи Зевса неброский чемоданчик в соседней комнате с красной кнопкой внутри. Нажатие на эту кнопку приведет в действие такие силы, по сравнению с которыми бог-громовержец выглядел бы просто мальчиком с коробком спичек. Но как раньше, так и сейчас в этих кабинетах решались судьбы людей, народов и государств. – Ван Цзябао, ты еще позавчера утверждал, что все следы уничтожены и этого Брэдлоу не найти. А на следующий день американцы его находят. Это что, насмешка? Хотя собеседники сидели на одном уровне, разделенные длинным столом, слова, казалось, взлетали вверх и тут же рушились вниз на другой конец стола, на сидящего там человека. – Товарищ Председатель, это моя вина в том, что американцы так быстро нашли Брэдлоу, – министр государственной безопасности Ван Цзябао говорил медленно, тихо, словно продавливая слова через обрушившийся на него державный гнев. – Но мы успели скачать информацию, полученную им в гиперпространстве. – А ты уверен, что информация правдива? Что-то я не очень верю сведениям, добытым чуть ли не во время перестрелки. – Товарищ Тунг Чи Хва «расколол» мозг американца за несколько минут до того, как американцы ворвались в дом. – Информацию ты передал для анализа нашим ученым? – Еще нет. Я хотел согласовать с вами, товарищ Председатель, список лиц, которые могут быть допущены к этой информации, – Ван Цзябао торопливо открыл лежащий перед ним ноутбук. – Никакого списка не надо, – подумав, решил Ли Чжаосин. – Передай эту информацию нашему уважаемому ученому Чэнь Шуйбяню. А он сам решит, как проверить ее достоверность. Только поторопи его. И завтра же отчет ученых должен быть у меня на столе. – Хозяин кабинета задумался. – И не только отчет, – наконец продолжил он. Если ученые подтвердят правдивость этой информации, то кроме отчета представишь план действий по использованию этой информации. Ты все понял? – Да, товарищ Председатель. – Тогда можешь идти. И я надеюсь, что больше неожиданностей я от тебя не услышу, и по проекту «Путь к победе» в том числе, – слова говорившего будто впивались в мозг посетителя. Уже у самой двери на министра государственной безопасности Ван Цзябао вновь обрушился сверху рык владыки: – Постой. – Да, товарищ Председатель… – План мероприятий представишь независимо от того, что там скажут ученые. Слишком все заманчиво, чтобы прислушиваться к мнению простых смертных, пусть даже ученых. – Слушаюсь, товарищ Председатель. Дверь за Ван Цзябао закрылась. Председатель КНР Ли Чжаосин задумчиво смотрел перед собой. Вот его взгляд, скользнув по столу, переместился на экран монитора. Внизу экрана светилось маленькое изображение тигра – акустическая система кабинета работала в режиме «Владыка». «Владыка… Эта информация позволит мне всему миру доносить свою волю в режиме „Владыка", а не только в этом кабинете. Это позволит наконец-то восстановить справедливость. Евразия – это прежде всего Азия… с резервациями для европейцев». Тигр внизу экрана безмолвно сидел на задних лапах. «Что ж, чтобы тигр полюбил тебя, надо почаще чесать ему голову» [22] . Киев. Мариинский дворец. Малый зал совещаний Президента Объединенной Руси. 12.55 по местному времени. Грушенко вдруг почувствовал, что узел галстука неприятно давит шею. Он протянул руку и чуть сдвинул узел вбок. Еще раз оглядев сидящих за длинным столом пятерых мужчин, он продолжил вести заседание Совета национальной безопасности: – Следовательно, вы, Игорь Владимирович, присоединяетесь к Олегу Олеговичу в мнении, что Ковзана следует отпустить в Америку, как того просят американцы. Министр иностранных дел Объединенной Руси Игорь Владимирович Мельничук согласно кивнул головой: – Да, Владимир Владимирович, я согласен с министром обороны Олегом Олеговичем Куценко, что следует разрешить Ковзану прибыть в Америку. В противном случае, мы можем серьезно осложнить отношения с этой страной. – А вы, Вадим Петрович, как считаете? – Грушенко перевел взгляд на министра внутренних дел Симоненко. Тот, чуть отодвинув стоящий перед ним ноутбук, тихо проговорил: – Я согласен с Олегом Олеговичем и Игорем Владимировичем, просьбу американцев следует удовлетворить. Пусть Ковзан летит в Америку. Если он, конечно, согласен. Произнеся это, Симоненко вновь пододвинул к себе свой ноутбук. – Итак, трое высказались «за». Нас тут шестеро. – Рекомендации Совета национальной безопасности носят рекомендательный характер. Президент имеет право к ним и не прислушиваться, – глядя прямо перед собой, подал реплику директор Службы безопасности Олег Николаевич Пустовойтенко. – Спасибо за напоминание, Олег Николаевич. Но я и так хорошо помню свои права и свою ответственность. И прежде чем принять решение, я хотел бы узнать мнение всех присутствующих, – Президент Объединенной Руси вопросительно посмотрел на Пустовойтенко. Директор Службы безопасности повернул лицо в сторону Президента, твердо глядя ему в глаза, отчетливо произнес: – Я против того, чтобы Ковзана сейчас отправлять в Америку. «Бомм» – в наступившей тишине старинные часы отчетливо отбили один час. – Поясните ваше мнение, Олег Николаевич. – Ковзан является носителем чрезвычайно важной информации, подчеркиваю – чрезвычайно важной. Американцы не уберегли своего человека, побывавшего в гиперпространстве. У себя на родине его похитили, и что-то там похитители с ним сделали. Во время освобождения он был тяжело ранен в голову. Теперь они просят послать к ним Ковзана. Как говорится, здрасьте, приехали. А где гарантия того, что и с Ковзаном ничего подобного не произойдет? И тогда что? Триллионы рублей на ветер? – Но, Олег Николаевич, – вступил в дискуссию премьер-министр Павел Иосифович Рудьковский, – американцы утверждают, что этот их Брэдлоу что-то вспомнил, но смутно, неопределенно. Ему начало представляться, что какая-то серьезнейшая опасность угрожает Соединенным Штатам, причем эта опасность находится внутри страны. Кроме того, они утверждают, что и похитители также что-то вытянули из его головы. Поэтому вполне вероятно, что и они знают об этой опасности и, может быть, более полно, чем американцы. На мой взгляд, положение у них действительно сложилось критическое – в короткий срок понять характер этой опасности и предотвратить ее. – А вы не боитесь, что и нашей стране может угрожать опасность и в случае ЧП с Ковзаном мы также можем оказаться в критической ситуации? – Боюсь, Олег Николаевич, – премьер-министр даже как-то виновато улыбнулся. – Но я еще больше боюсь, что нашим бездействием мы не только наверняка серьезно осложним отношения со Штатами. Что уже само по себе крайне нежелательно. Не забывайте, что наш суммарный с американцами экономический потенциал больше, чем китайский. Но по отдельности… – Американцы тоже это понимают. – Но мы ближе к Китаю, – и вновь премьер-министр чуть виновато улыбнулся, словно и он нес ответственность за то, что русские землепроходцы в шестнадцатом веке огнем, мечом и огненной водой завоевали для страны половину ее территории, опередив всех, но тем самым и сделав ее соседкой Китая. – Кроме того, опасность может угрожать и нам самим. А нашим бездействием… – Я согласен с Павлом Иосифовичем, – Президент Объединенной Руси Грушенко решил поставить окончательную точку в этом заседании Совета национальной безопасности. – Во-первых, мы так и не смогли вытянуть хоть что-то с Ковзана. Удовлетворив просьбу американцев, мы политически выигрываем. В противном случае, мы рискуем остаться у разбитого корыта. И информацию не получим, и с американцами рассоримся. Во-вторых, если даже на самом деле опасность угрожает Штатам и только им, то их ослабление автоматически означает ослабление и нас перед Китаем. Ну и в третьих, совместно с Брэдлоу, так сказать, ориентируясь на местности, у Ковзана больше шансов вспомнить. – Грушенко сделал паузу, оглядев всех присутствующих, и, вернув узел галстука на прежнее место, закончил: – Если ему, конечно, есть что вспоминать. Заседание Совета объявляю закрытым. «Если американцам угрожает опасность и китайцы об этом знают, – Грушенко смотрел на выходящих из зала людей, – то они своего не упустят. Будут бить, пока не завалят, упорство этой нации известно всем, – дверь за последним человеком закрылась, – правда, возможно, что завалят со всей цивилизацией». Президент Объединенной Руси неожиданно для себя осознал, что верит в эту смутную информацию, доставленную чуть ли не из-за изнанки Вселенной. Шестьдесят километров от Киева. Объект «Ясный» Службы безопасности Украины. 14.20 по местному времени. Роскошный черный автомобиль замер буквально в метре около массивных зеленых ворот, словно в недоумении – как, он вынужден остановиться перед закрытыми воротами? Что, в этой стране есть ворота, которые перед ним, перед этими номерами на бампере могут оставаться закрытыми? И, словно опомнившись, ворота чуть заметно вздрогнули и услужливо распахнулись. Черный четырехколесный красавец медленно пересек двор и остановился около длинного двухэтажного здания. Хорошо замаскированные видеокамеры мгновенно передали изображения появившихся из машины двух людей компьютеру. В доли секунды, сравнив сто тридцать шесть антропологических параметров каждого из людей со своей базой данных, он вынес благосклонный вердикт: «Пропустить». Зайдя в здание, люди проследовали по просторному коридору, в конце которого была дверь, украшенная табличкой «Комната отдыха». Один из приехавших решительно, без стука открыл ее и вошел. – Здравствуйте, Борис, – директор Службы безопасности Олег Николаевич Пустовойтенко пожал руку Ковзану. – Здравствуйте, Фекла, – улыбнулся он девушке. Вслед за ним в комнату отдыха вошел академик Хохлов, дружески улыбнувшись и кивнув девушке и парню. Все расселись в кресла, расставленные около небольшого стола с фруктами и минеральной водой. – Ну как ваш новый объект, Фекла? Поддается? – Работаем, Олег Николаевич. Но надо признаться, это крепкий орешек, – девушка улыбнулась и посмотрела на Бориса. – Но я уверена, в конце концов я его разгрызу. У меня тут возникла одна идея. Завтра попробую ее применить. – Завтра может не получиться, Фекла, – Хохлов посмотрел на девушку. – Что-то случилось? – Случилось, – вместо академика ответил Пустовойтенко, – американцы нашли и освободили Брэдлоу. – Хью освободили! – Да, Борис, освободили. Но при освобождении его серьезно ранили. Американцы сообщили нам, что пуля попала в голову и он чудом остался жив. – Ну, тому, что он остался жив, я и не удивляюсь, он же любимец Бога, как-никак, – Хохлов чуть улыбнулся. – Я боюсь, что как бы ранение не повредило информацию, находящуюся в его голове. Все же ранение в голову. – А я боюсь другого. Часть информации, которую он получил в гиперпространстве, стала известна его похитителям, – Пустовойтенко чуть вздохнул. – Они сумели добраться до этой информации? – В интонации девушки слышалось одновременно нотки удивления и уязвленного самолюбия. – Ошибка исключена? – Ошибка не исключена, Фекла. Но после воздействия на Брэдлоу одним человеком он сумел кое-что вспомнить. – Что? – синхронно воскликнули парень и девушка. – Соединенным Штатам угрожает серьезная опасность. Источник опасности находится на территории страны. Больше, к сожалению, Брэдлоу пока вспомнить не может. В комнате отдыха повисла тишина. Каждый обдумывал услышанное. – А с кем связаны похитители, Олег Николаевич? – первым нарушил тишину Ковзан. – Никого в живых при освобождении Брэдлоу захватить не удалось, Борис. Нескольким похитителям удалось скрыться. А все убитые были европейцы. – А что было записано в их чипах сбора информации? – Чипов не было. По крайней мере, так утверждают американцы. – А тот человек, который смог извлечь информацию из головы Брэдлоу, скрылся? – Да, Фекла. Ему удалось уйти. И по утверждению Брэдлоу, это был китаец. – Я так и думал, – Борис Ковзан в досаде ударил рукой об руку. – Теперь вы понимаете, как обеспокоены американцы? – Пустовойтенко обвел сидящих в кресле людей. – Неопределенная, но от этого не менее беспокойная информация о серьезной опасности, нависшей над их страной, плюс большая вероятность того, что этой информацией обладает и Китай. – Я им не завидую, – Борис взял со стола апельсин и стал задумчиво вертеть его в руках. – И поэтому они просят у нас помощи, – теперь директор Службы безопасности смотрел только на Ковзана. Их глаза встретились. – Я должен лететь в Америку? – Да, Борис. Может, там, у них, вместе с Брэдлоу ты вспомнишь информацию, полученную в черной дыре. Скажу откровенно, я был против твоей отправки. Ты сейчас слишком дорого стоишь, чтобы тобой рисковать. Но Президент рассудил иначе. Он считает, что ослабление Соединенных Штатов ведет и к нашему ослаблению. – Пустовойтенко сделал паузу. – Уж слишком силен сейчас Китай, – наконец продолжил он. – И остаться с ним один на один… – директор Службы безопасности досадливо покачал головой. – Президент прав, – тихо сказал Борис. – На каждого нашего приходится пятнадцать китайцев, вооруженных не хуже. В нашем положении, чтобы выжить, я бы и с дьяволом заключил союз. – Боря, ты уже заключил союз с более могущественным партнером, – академик Хохлов на мгновение сделал паузу, – ты заключил союз с Богом, – наконец закончил он. – Вот только надо его ратифицировать. – Я так понимаю, Борис Иванович, что вы согласны лететь в Америку? – Пустовойтенко вопросительно смотрел на Ковзана. – Ну надо же ратифицировать наш Договор с Высшей Силой, – Борис чуть улыбнулся. – В конце концов, когда-то же надо докопаться до сути того, что нам сказал Бог, взломать последнюю оболочку, укрывающую его информацию, – сильные пальцы пилота Военно-космического флота Объединенной Руси разорвали апельсин на две части. Брызнул сок. Взгляды всех невольно остановились на этом истекающем соком апельсине. Впоследствии все участники разговора признавались, что в этот момент у каждого из них возникло смутное чувство того, что они вот-вот поймут, угадают суть происходящего. Но это было потом… Вашингтон. Белый дом. Овальный кабинет. 10.00 по местному времени. – Билл, русичи дали согласие на прилет своего Ковзана к нам. Мне только что звонил Президент Грушенко. Завтра утром он уже будет здесь. На экране видеофона было видно, как директор ЦРУ Билл Ред, не скрываясь, облегченно вздохнул. – Не буду скрывать, господин Президент, это действительно приятная новость. – Да Билл, это приятная новость. Откровенно говоря, я боялся, что они нам откажут. Директор ЦРУ никак не отреагировал на эту реплику Президента. – И скажу тебе, мне это очень не понравилось, что Президент Соединенных Штатов Америки боится, что ему могут отказать. «Это увесистый камешек в мой огород. Нет, как только закончу эту эпопею с информацией от Бога, уйду в отставку. Есть вещи и поприятнее, чем защищать страну от разных напастей, например китайцев». – Президенту Соединенных Штатов не стоит гм… опасаться, что ему откажут. Наша страна достаточно сильна, чтобы внушать к себе почтение. – Пока сильна, Билл, – Чейз на несколько секунд замолчал. Сидя у себя в кабинете, в Лэнгли, Ред на экране видеофона наблюдал, как Президент задумчиво стучит пальцами по столу. «А все эти события с гиперпространством, с астероидом, с китайцами закалили Президента. Он стал действительно ковбоем» [23] . – Билл, русич прилетает завтра. Я возлагаю на тебя персональную ответственность за его безопасность. – Слушаюсь, сэр. – Если и с ним что-то случится, это уже ничем нельзя будет оправдать. Это будет уже даже не полное служебное несоответствие, а что-то, граничащее с государственной изменой, со всеми вытекающими отсюда последствиями. – Я это понимаю, сэр. «Нет, точно уйду в отставку». И вновь между собеседниками возникла пауза. Имеющий все мыслимые защиты от прослушивания правительственный канал связи сейчас лишь передавал изображения двух людей, власть и возможности которых и не снились героям седых легенд, не говоря уже о реальных людях, иногда покорявших полмира. – Скажи, Билл, – Президент наконец нарушил молчание, – почему Брэдлоу был похищен, да еще у себя в стране и притом еще и в столице? А при освобождении так тяжело ранен? Что-то не вяжется это с образом любимца Бога. Да, его похищению способствовало наше разгильдяйство, – прищуренный взгляд на директора ЦРУ, – но он же его любимец! Почему же Бог не сделал так, чтобы похищение не удалось? У похитителей бы поломалась машина, дало осечку оружие, Господи, да есть тысячи случайностей, ставящих крест на самых безупречно продуманных операциях! – Я ждал этого вопроса, сэр, – директор ЦРУ на мгновение замер, собираясь с мыслями. – Но, к сожалению, кроме банального «пути Господни неисповедимы» ничего другого для пояснения предложить не могу. А может, он недостаточно, так сказать, любимчик. – Поясни, – коротко бросил Чейз. – Допустим, растет ребенок в семье, обожаемый родителями, которые прощают ему разные шалости. Но есть проступки, которые, безусловно, подлежат наказанию, если родители, конечно, не полностью ослеплены любовью. Например, жестокость. Или к людям, или к животным. – А Бог, естественно, не ослепленный любовью родитель? – Это уж точно, сэр, – Ред чуть улыбнулся. – Судьба Адама и Евы – яркий тому пример. – Что ж, в этом что-то есть. – И вновь Билл Ред на своем экране видеофона наблюдал, как Президент страны задумчиво барабанит пальцами по столу. – Остается только понять, чем Брэдлоу провинился перед Господом. Директор ЦРУ неопределенно пожал плечами: – Трудно сказать, сэр. Опять же – пути Господни неисповедимы. Есть поступки человека, приветствуемые в обществе, но, может быть, осуждаемые Господом. Но что бы там ни было, Брэдлоу, безусловно, любимец Бога. Мне тут мои сотрудники кое-что накопали по его ранению. Шанс выжить у него был один из ста тысяч. Отклонение траектории пули в любом направлении на миллиметр привело бы к летальному исходу. И еще один любопытный факт. Сходное ранение, даже дважды, получал один русич. – Кто? – Он жил в… – на экране видеофона было видно, как Ред скосил глаза на свой компьютер, – … девятнадцатом веке. Фамилия Кутузов. – Это, по-моему, полководец, выигравший войну у Наполеона? – Да, сэр. Так вот, Кутузов получил сходное ранение дважды. Только пули, наоборот, попадали в левый висок и выходили в районе правого глаза. Он даже не лишился зрения на этот глаз. – А у нашего любимца второе ранение не в голову, а гм… в ягодицу. По сравнению с Кутузовым это как насмешка, – Чейз скривил губы в ироничной усмешке. – Я бы так это не трактовал, сэр. Скорее дружеский шлепок отца по заднему месту ребенка. Мол, иди и больше в такие ситуации не попадай. – М-да… Опять эти русичи. Куда ни ткни, одни любимцы. Чуть ли не нация любимцев, – хозяин Белого дома недовольно качнул головой, словно сердясь на собственный же вывод. – По их истории, сэр, такого вывода я бы не сделал. – Ты тут приводил одну поговорку, Билл. О путях Господних. Так я тебе приведу другую. Кого боги полюбят, того они заставят много страдать. И хотя поговорка греческая, это как раз о русичах. – Может быть, сэр, – директор ЦРУ решил не дискутировать с Президентом. Чейз бросил взгляд на часы, высвечивающие в нижнем левом углу экрана: – Ладно, Билл, пора закругляться, дел невпроворот. Еще раз напоминаю, с этим русичем ничего не должно случиться. Ничего. Ни при каких обстоятельствах. И ты за это персонально отвечаешь. – Я понял, сэр. И прежде чем прервать связь, Президент Соединенных Штатов Америки неожиданно добавил: – А Брэдлоу, возможно, ответил перед Богом не за свои проступки. – И, усмехнувшись на вопросительный взгляд собеседника, пояснил: – У Бога он представлял нашу нацию. И ответить он мог за нас, за проступки нашей нации. Что-либо ответить Билл Ред не успел – экран видеофона погас. И еще несколько минут директор ЦРУ, советник по национальной безопасности смотрел на погасший экран, будто пытаясь в нем разглядеть ответ на вопрос: прав ли был Президент страны относительно своего последнего предположения или нет. Черный экран отражал какие-то неясные блики. Отель « Old Faithful ». 17.10 по местному времени. – Ма, а мы скоро домой поедем? – Куда ты спешишь? Мы же только приехали в магазин. – Ну мы же уже купили целых три компьютерных игры! – Если бы ты только в них еще и играла. Через месяц тебе идти в школу. В четвертый класс. Все дети готовятся к школе. Что-то там ищут в Интернете, играют в развивающие игры. А ты все лето со своей собакой пробегала. – А если мне нравится играть с Диком? Он такой большой, сильный и добрый. А в школе я и так буду хорошо учиться, как и раньше. Я тебе обещаю, мамочка, – на мать смотрели голубые детские глаза. Мать, ничего не ответив, покачала головой. – Ну что, поедем домой? – детский мозг, не желая вдаваться в нюансы переживаний взрослого, гнул свое. Мать грустно утвердительно кивнула головой: – Да, в этом ты вся в папу. Поехали. И тут же получила по-детски наивный, искренний ответ: – А разве это плохо? Папа у нас же хороший. Взглянув в широко распахнутые глаза ребенка, женщина, не выдержав, рассмеялась: – Хороший, хороший. Пошли уж, горе луковое. Темно-зеленый «форд» легко проглотил двадцать пять километров и через полчаса остановился около небольших кирпично-красных ворот. Автоматика дома мгновенно идентифицировала вылезших из автомобиля людей и тут же услужливо распахнула перед ними ворота, приглашая войти мелодичным звоном. Бетонная дорога, рассекая небольшую изумрудную лужайку травы, вела от ворот к дому. Окна дома приветливо отблескивали на солнце. Высоко в голубом небе плели одним им понятные узоры ласточки. – Ma, а где Дик? – недоумевающе-испуганный детский голос резким диссонансом прозвучал среди этой природной гармонии. …Он лежал за домом, около невысокого каменного заборчика, ограждавшего небольшой розарий. Небольшая лужица почти черной крови – словно проплешина грязи на бархатисто-зеленой траве. На втором этаже было распахнуто окно. Собака попыталась с окна выпрыгнуть на крышу веранды, пристроенной к дому. А оттуда вниз, чтобы быть вместе со своей любимой маленькой хозяйкой. Но не рассчитала и, сорвавшись с крыши, с двухметровой высоты, спиной упала на забор, увенчанный декоративными металлическими шпилями. – Дик!! Услышав голос своей маленькой хозяйки, собака вздрогнула и открыла глаза. – Дикчик, Дикчик, не умирай, – маленькие детские ручки обнимали собачью голову. Пес тихо заскулил, и крупная собачья слеза бесшумно скатилась вниз. Зрачки последний раз восприняли солнечный свет… – Это ты специально не взяла Дика с нами! Это из-за тебя он погиб!! – Отчаянный детский крик заставил ласточек прекратить плести в небе свои причудливые узоры. Шестьдесят километров от Киева. Объект «Ясный» Службы безопасности Украины. 29 августа 2193 года. Четверг. 10.45 по местному времени. – Ну что, Фекла, будем прощаться? Мне пора, через полтора часа самолет. Парень и девушка стояли друг напротив друга в комнате отдыха, где вчера было принято решение о полете Бориса Ковзана в Соединенные Штаты Америки. – Жаль, что так получилось, – темные глаза девушки просто и чуть печально смотрели на Бориса. – Мне тоже жаль. В комнате повисла тишина, которая случается, когда двум людям много чего есть сказать, но воспитание и условности не позволяют им это сделать. – Ничего, я думаю, что скоро вернусь, – нарушил наконец затянувшееся молчание парень. – Я тоже так думаю. И вновь наступила неловкая тишина. Фекла, как психолог, отлично понимая, что такие паузы могут из неловких перерасти в тягостные, решительно взяла инициативу в свои руки. – До свидания, Боря, – девушка протянула мужчине руку. – До свидания, Фекла, – тот тут же сжал ее. – Жаль, что так и не смогла тебе помочь. – Неправда. Ты мне очень помогла, – Борис еще раз сжал руку девушки и быстро, не оборачиваясь, вышел из комнаты. Пекин. Чжуннанъхай. Рабочий кабинет Председателя КНР Ли Чжаосина. 16.45 по местному времени. – Что ж, товарищ Ван, твой план действий я одобряю. Можешь действовать. – Слушаюсь, товарищ Председатель, – как можно более решительно ответил министр госбезопасности Китая. – И действовать немедленно. Сразу же озадачивай наших арабских друзей. Они любят деньги, поэтому денег не жалеть. Тут каждый юань принесет миллион процентов прибыли! – Слушаюсь, товарищ Председатель, – еще раз повторил Ван Цзябао с неослабевающим усердием. – Меня беспокоит этот американец, побывавший в гиперпространстве. Мы же так толком и не знаем, что случилось с ним. А если американцы тоже смогут прочесть информацию? – Наш агент утверждает, что американцу пуля попала в глаз, следовательно… – Но тот же агент утверждает, что американец каким-то образом смог спрятаться в подвал во время перестрелки. Это с пулей-то в голове! Он что, бессмертный! – Яростный поток слов, казалось, раздавил министра государственной безопасности. – Товарищ Председатель, мы завтра же начнем операцию, – после паузы тихо прозвучало в кабинете. – Да, завтра. Но, надеюсь, ты понимаешь, что быстрота не означает торопливость? – Понимаю, товарищ Председатель. – И узнайте, что случилось с американцем. Жив он или нет. – Товарищ Председатель, агент, спасший Тунг Чи Хва и сообщивший информацию о ранении американца, очень опытен. И я ему верю. Если американец и не убит, то наверняка тяжело ранен. А следовательно, до его информации американцам не добраться. – Может, и так, – задумчиво проговорил хозяин кабинета. – Но есть еще и русич. Если он вспомнит то, что уже знаем мы… Словом, действовать незамедлительно и быстро! Здесь оправдан любой риск! – Слушаюсь, товарищ Председатель! В двухстах километрах от Вашингтона. Высота пять километров. 8.15 по местному времени. – Уважаемые дамы и господа, просьба пристегнуть ремни, – мелодичный женский голос разнесся по салону. Сверхзвуковой стратосферный пассажирский самолет «Ил-1200» заходил на посадку в международный аэропорт имени Рональда Рейгана в Вашингтоне. «Раньше, чтобы спасти мир, более чем за сто километров можно было не отлучаться. Сейчас же недостаточно уже слетать даже в черную дыру. Специфика эпохи… мать ее», – капитан Военно-космического флота Объединенной Руси Борис Иванович Ковзан в иллюминатор с интересом рассматривал лежащую под ним столицу Соединенных Штатов Америки. «Хочешь попасть в Америку, иди в ракетные войска», – бородатая шутка времен его курсантских лет заставила русича улыбнуться. Легкий толчок, и многотонная машина понеслась по американской земле, укрытой в прочный бетон. * * * В тот миг, когда «Ил-1200» ударил своим мощным шасси взлетно-посадочную полосу вашингтонского аэропорта, за тысячи километров оттуда на экране монитора электронный луч вычертил острый пик. Но это было простое совпадение. Как является совпадением падение метеора в момент рождения какого-нибудь человека. Когда на острове Ява пышно расцветает примула империалис – это, по законам природы, является следствием стечения благоприятных климатических условий. Много позже люди на своей шкуре прочувствовали еще один природный закон: пышное цветение – верный признак близкого извержения вулкана. С тех пор эту примулу называют цветок-оракул. А падающая звезда может означать и рождение Мессии. Бывают совпадения, и бывают Совпадения. Мощный компьютер по-прежнему сообщал, что все спокойно. Он же не какой-нибудь цветочек… империалис. Глава 5 ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В АМЕРИКУ! Америка – это страна, где за доллар можно купить запас успокоительного на всю жизнь, и этого запаса хватает на две недели. Один из граждан США Вашингтон. Госпиталь при университете имени Джорджа Вашингтона. 29 августа. Четверг. 12.10 по местному времени. Вертолет круто, маневром, вовсе не присущим этой летающей балерине, с трехсот метров свалился на крышу здания. Мгновенно распахнулся люк, и на землю спрыгнули четверо парней, больше похожих на роботов: тяжелый черный бронежилет, способный выдержать пулю со станкового пулемета и даже прямой луч боевого лазера, такие же черные наколенники и налокотники, сапоги того же цвета на массивной подошве, противостоящие взрыву противопехотной мины. Всю эту устрашающую картину завершал черный шлем, защищающий голову и шею владельца, а также помогающий ему во время боя, высвечивая на внутренней поверхности необходимую информацию. «Роботы» мгновенно образовали «коробочку» – двое спереди и двое по бокам, угрожающе выставив вперед автоматы. – Forward , – кто-то сзади легонько подтолкнул Бориса, и он спрыгнул с вертолета в эту маленькую, образованную из человеческих тел крепость. В метрах пяти от них, в бетонном кубе распахнулась дверь – вход в здание. Вновь легкий толчок в спину: – Forward, – и «коробочка» тот час же пришла в движение. Двое бежали впереди, двое по бокам, умудряясь при этом вывернуть корпус на девяносто градусов, и двое, выпрыгнувших вслед за Борисом, сзади, спинами вперед. В середине этого кольца вооруженной и защищенной плоти бежал русич, ничем не отличимый от остальных: черный шлем, черный бронежилет, черные сапоги. Около самой двери кольцо на мгновение разомкнулось, чтобы тут же превратиться в две шеренги, под защитой которых Ковзан вбежал в открытую дверь. Внутри здания все повторилось – двое вооруженных людей спереди, двое сзади, двое по бокам. Такой же тесной и сплоченной группой они спустились лифтом на четвертый этаж. К этому времени Борис уже искренне сочувствовал президентам, различным председателям, главам всевозможных серьезных учреждений и прочим випам этой жизни. Все время под присмотром. На работе, дома, в кругу друзей постоянно рядом с тобой десятки килограммов натренированных мускулов и доведенных до автоматизма движений. Увы, уж так сложилось в этом мире, что одна плоть, часто старая, дряблая, а порой и истеричная, ценится выше другой: молодой, мускулистой, с безупречной психикой. Сразу после приземления в вашингтонском аэропорту всех сопровождающих Ковзана направили на расположенную в пригороде Вашингтона военно-воздушную базу А Бориса на вертолете доставили в Лэнгли, где он имел часовой разговор с самим директором ЦРУ Биллом Редом. Глава американского шпионского ведомства был по-светски обходителен и непринужден. Рассыпавшись в комплиментах и Борису, и стране, которую он представляет, он пригласил русича позавтракать с ним. – У нас в Америке говорят: «A good beginning makes a good ending». Хорошее начало обеспечивает хороший конец. А что может быть лучше, чем начать день со вкусного завтрака? – Ред говорил по-русски с акцентом, но правильно, не путая падежи. – С удовольствием, господин директор. Американец жестом указал на дверь, ведущую из кабинета в комнату отдыха. Там уже был накрыт стол. – Как говорят у вас на Руси, чем Бог послал. К прилету русича Бог директору ЦРУ послал отварную форель, фруктовый салат и апельсиновый сок. За завтраком Ред расспрашивал Бориса о семье, о подготовке и полете в гиперпространство, с неподдельным интересом выслушивал ответы. – Знаете, Борис, я завтракал, обедал, ужинал со многими известными людьми. Одних президентов различных государств с полсотни наберется. Но вот с любимцем Бога – в первый раз. – Любимец Бога – это просто термин, придуманный академиком Хохловым, обозначающий некоторую везучесть человека. Не более того. Те же полсотни президентов, с которыми вы обедали, господин директор, в какой-то мере можно также считать любимцами Бога. – О, вы не правы, Борис. Я уже давно понял, что Бог уж и не так пристально следит за нами, грешными. Если ежесекундно контролировать каждого человека, то ни на что большее времени у него и не окажется. А когда же выполнять анализ и стратегическое планирование? – Хозяин кабинета улыбнулся. – Богу достаточно контролировать несколько десятков тысяч ключевых фигур. А уж те, в свою очередь, поведут остальных куда надо. – Как баранов? – Борис, это вы сказали! – И после небольшой паузы. – Но в чем-то вы правы! В комнату зашел молодой человек в строгом черном костюме. В руках он держал трубку телефона. – Господин директор, сенатор Кроуэл, по срочному делу. – Скажите ему, что у меня важная встреча. Пусть позвонит попозже. – Сенатор попросит уточнить время. – Я сказал попозже, – голос директора ЦРУ был все так же любезен и спокоен. – Слушаюсь, сэр, – молодой человек, казалось, мгновенно покинул комнату. «Интересно, это спектакль или нет? Звонит какая-то важная шишка, а директор ЦРУ не хочет прерывать обычный застольный разговор». – Так на чем это мы остановились? Ах да. На баранах. Так вот, многие из этой полсотни президентов, из разных всяких… как это у вас говорят… гондурасов, те же… ну, словом, не ключевые фигуры. Существуют эти гондурасы на карте мира или нет, по большому счету ничего не значит. Не они определяют направление и темп развития. Так зачем за ними следить? – А как определить, кого в рай, а кого в ад? – А это можно определить после смерти. Где-то там у Бога имеется ячеечка на каждого из нас. Вот там наши деяния и запоминаются. После смерти чик – считал информацию и вынес вердикт. Что-то вроде нашего Главного компьютера ООН. А вот ты, Борис, вольно или невольно стал фигурой ключевой. – Лицо Реда мгновенно преобразилось. На Бориса смотрел умный, жесткий советник по национальной безопасности Соединенных Штатов Америки. – Потому что от тебя, хочешь ты этого или нет, может зависеть судьба не только моей страны, но и твоей. Потому что в конце двадцать второго века наши страны наконец стоят по одну сторону баррикад. И ослабление одной автоматически ведет к ослаблению другой. Оголяется фланг. Русич и американец еще долго говорили, вместе пытаясь решить, как суметь раскрыть тайну, глубоко спрятанную в головах Ковзана и Брэдлоу и которой уже, очевидно, владеет Китай. Уже пожимая на прощание руку, Билл Ред вновь повторил: – Борис, наши государства по одну сторону баррикад, они в одной лодке. И нельзя позволить кое-кому раскачать эту лодку. Выпадем оба. Через десять минут русич уже летел на вертолете в госпиталь к Брэдлоу. Створки двери палаты, где находился Брэдлоу, бесшумно разъехались в стороны. – Привет, Хью, – Борис подошел к кровати. – Привет, Борис. На голову американца было надето что-то похожее на пилотский шлем, только вместо кислородного шланга к нему был подведен толстый жгут проводов. Правый глаз был залеплен пластырем, левый на мгновение открылся, посмотрел на русича и тут же закрылся. – Ну вот я и прилетел, как обещал. – Спасибо, Боря. Борис не знал, что говорить дальше человеку, вернувшемуся из черной дыры и потерявшему глаз в родном городе. В палате повисла неловкая тишина. Ковзан скользнул глазами по приборам, стоящим рядом с кроватью. На них мигали зеленые, желтые, синие лампочки. По монитору ползли разноцветные линии, отображающие функционирование человеческого тела. Взгляд скользнул выше – за окном голубое небо царапал огромный обелиск Джорджу Вашингтону. – Боря, ты должен помочь моей стране, – Брэдлоу говорил, не открывая глаза. – Я для этого и прилетел сюда. Только, честно говоря, я не совсем представляю как. Эта опасность, о которой ты говорил… – Это реальная опасность, Борис, – перебил русича американец. – Когда тот китаец копался у меня в голове, я смог преодолеть ту точку. – Какую точку? – После прилета на Землю мне часто снился сон – я лечу в каком-то тоннеле, который начинал постепенно сжиматься… – И стенки которого состоят из звезд, и они обжигают. – Тебе тоже снился этот сон? – Да, Хью. Но я пока никак не могу преодолеть эту точку. Страх врезаться в нее, как катапульта, выбрасывает меня из этого сна. – Не бойся, Боря. За этой точкой другой мир, где много яркого теплого света… и это, наверное, и есть Бог, – на лбу американца выступил пот. – Хью, но ты говорил о какой-то опасности, – осторожно сказал Борис. – Боря, там, за точкой, мне было хорошо, очень хорошо. Но потом все пропало. Звезды, свет, вместо этого одна темнота. Но это был уже не сон. Это китаец меня разбудил. Но я помню, вернее я это почувствовал, что перед этим свет мне что-то сказал. Когда он это говорил, мне было тепло, хорошо, спокойно. Но потом я понял, что мне говорилось о чем-то страшном. Страшном не для меня, для страны, – американец волновался. Пот уже тек по его изможденному ранением лицу. Слова с хрипом вырывались из груди. Краем глаза Борис увидел, как одна из цветных кривых, до этого плавно изгибающаяся на экране монитора, резко изменила вид. Плавные, пологие холмы и впадины исчезли. Вместо них на мониторе стали вздыматься высокие, острые пики и такие же глубокие впадины. – Хью, не волнуйся. Тебе надо успокоиться, и ты все вспомнишь. Раз китаец у тебя в голове что-то открыл, то и ты можешь воспользоваться этим. – Не получается! – Брэдлоу оторвал от подушки голову, словно пытаясь встать. – После этого меня совали в «гипнотизер», и снова эта тупая машина утверждает, что у меня в голове ничего нет. И сон, которого я раньше боялся, мне больше не снится. Боря, я больше не падаю в звездном тоннеле! – выкрикнув последние слова, Хью бессильно откинулся на подушку. И вновь на экране монитора плавно заскользила былая возмутительница спокойствия. Цифры в электронных часах безмолвно, сменяя друг друга по кругу, кружились в бесконечном хороводе. – Боря, – хрип со вздохом, – ты должен спасти Америку… Кривая на экране вздрогнула и стала вытягиваться в прямую линию. Электроника отреагировала молниеносно – тревожный звук сирены ударил по барабанным перепонкам. Тревожная суета, заполнившая палату, резко контрастировала с чуть вздрагивающей красной прямой линией на мониторе. Будто кто-то отчаянно пытался пробиться сквозь толщу земли, но сил хватало лишь на слабое подрагиванье почвы. Чтобы не мешать, Ковзан вышел из палаты, на ходу надевая на голову черный шлем. И вновь кольцо из шести тел сомкнулось вокруг него. Короткая команда «Forward» – и черный многоногий «скорпион», готовый смертельно ужалить в любой момент, устремляется по коридору, мимо испуганно прижавшейся к стене медсестры. Отель « Old Faithful ». 15.10. по местному времени. – Джек, я клянусь тебе, что у меня и в мыслях не было устраивать ничего подобного. Просто мне надоело, что все мысли Ники заняты этой собакой. И я хотела, чтобы она спокойно, вдумчиво выбрала в магазине то, что ей понравится, чем она будет с удовольствием заниматься. А не ткнула бы в первую попавшуюся вещь, только чтобы я отстала и не мешала ей играть с ее обожаемым Диком. – А теперь у нашей дочери сильнейший психологический стресс. И требуется коррекция подсознания на психокорректоре, притом класса АО – самом мощном. И это в ее десять лет! – Джек, но если бы я знала, что так все закончится! Дом наполнился тихим гулом – неутомимый Преданный возобновил свою работу. Вашингтон. 19.10 по местному времени. – Мэри, ну и перепугалась я сегодня, чуть… – высокая, статная негритянская девушка, оглянувшись на снующих на улице мимо нее людей, повернув голову, шепнула что-то на ухо своей спутнице – невысокой блондинке. И тут же обе девушки прыснули смехом. – Я представляю реакцию Майкла! Такой неприятный сюрприз, – продолжила чернокожая девушка. – Обломала бы парню весь кайф. – А может, приятный, Джуди? Разве поймешь сексуальные вкусы современных мужчин. Все им хочется чего-то необычного. Разбаловали мы их. – В твоих словах что-то есть. Надо попробовать. В следующий раз, испугавшись, сдерживаться не буду! – Очередной взрыв хохота. – Надо будет подкараулить тех парней в черном. Ох, и как же они меня напугали! Представляешь, около часа дня выхожу я из одной палаты – одному старому маразматику утку ставила, а тут около палаты, что охраняется, куча мужиков. Все в черных костюмах, черных шлемах – жуть! Тут еще один с той палаты вышел, кстати тот русич, что с нашим летал в гиперпространство. Те его окружили, автоматы во все стороны выставили и бегом по коридору мимо меня. Я уже было подумала, что сейчас меня и пристрелят. – А, я поняла, о ком ты говоришь. Они на вертолете прилетели и через крышу спустились. Мне еще сегодня утром главврач в регистратуру позвонил и приказал проверить, как открывается электронный замок на входе на крышу, и предупредил, что часов в одиннадцать со мной на пульте будет дежурить агент ФБР. – Ничего себе! – Представь! И ровно в одиннадцать приходит один тип, сует мне в глаза свой жетон и просит показать, как открываются двери на крышу. – Красивый? – Кто, агент? – Ну не жетон же! – Ох, Джуди, а у тебя все одно на уме. – Ладно, ладно, продолжай. Интересно же! – Где-то в начале первого этому агенту позвонили, и он тут же открыл двери на крышу этим в черном. Я через видеокамеру наблюдала за ними. Действительно, на вид – жуть. – А не на вид? – Негритянка лукаво посмотрела на свою белую подругу. – Джуди, опять ты за свое! Вот я расскажу твоему Майклу, что ты на других парней заглядываешься. – И это называется подруга! Которая, наоборот, должна прикрывать, если что. Вот я бы тебя никогда бы не заложила твоему парню, – Джуди театрально состроила обиженное лицо. – Джуди, я всегда говорила, что с юмором у тебя туговато. Не дуйся, я пошутила. На темнокожем лице мгновенно блеснула белоснежная улыбка. – А тип, который с палаты вышел, что, действительно тот русич, о котором все газеты писали и по телевизору показывали? Это тот, который побывал в гиперпространстве? – Вот именно, именно потому, что его и нашего, как его… а, Брэдлоу, точно, Брэдлоу, так часто по телеку показывали, я его и узнала. Не по газетам же! Я их не читаю – скукотища. – А не зайти ли нам куда-нибудь промочить горло. По-моему, мы это заслужили, а? Вот только Майкл, – на лице белой девушки читалось неподдельное огорчение от того, что она не сможет весело провести время в обществе лучшей подруги. Та отреагировала мгновенно: – А что Майкл! Еще не ночь, подруга! Вкусные штучки я предпочитаю оставлять на десерт. Две девушки, громко хохоча, решительно распахнули стеклянные двери одного из баров. Соединенные Штаты Америки. Портленд, штат Орегон. 30 августа. Пятница. 12.20 по местному времени. Белый мяч, получив удар клюшкой, взвился вверх, прочертил в воздухе параболу и вновь коснулся зеленого газона, перелетев на метр небольшое, десять на десять, озерцо. Молодой араб, в белой спортивной шведке и в таких же белых шортах, с черными солнцезащитными очками на глазах, дождавшись, пока мяч остановится, покачал головой: – Великолепный удар, господин Рамиз. А я, пожалуй, не смогу за один удар преодолеть эту преграду. Слишком далеко для меня. – Если не ставить перед собой больших задач, зачем жить? Если боишься попасть мячом в лужу, зачем играть в гольф? – Его партнер, пожилой араб с коротко стриженной седой бородкой, насмешливо смотрел на своего молодого собеседника. Тот смутился, еще раз покачал головой и встал около своего ярко-желтого мяча. Игра только началась. Желтый шар находился еще на площадке ти [25] , где еще минуту назад находился его белоснежный коллега. Резкий взмах клюшкой, глухой удар, и второй мяч взмыл над изумрудно-зеленым полем. Ему повезло меньше – не долетев двух метров до кромки озера, он упал в него, подняв целый сноп брызг. – Ну вот видите, господин Рамиз, я же говорил! – Сахир, ты слишком высоко бьешь клюшкой по мячу. Поэтому он у тебя летит по пологой траектории. А надо бить по мячу под самый низ. Тогда он будет лететь, круто забирая вверх, как минометная мина. Взяв свои сумки с запасными клюшками, игроки не спеша направились к своим мячам. – Я это понимаю, господин Рамиз. Но если я стараюсь пониже ударить по мячу, я сильно клюшкой задеваю землю, и сила удара уменьшается. Получается еще хуже. – Тренируйся. – Тренируюсь, но пока не получается. – Зачем же ты тогда так сильно бил, зная, что не перебьешь мяч через это препятствие? Ударил бы слабее, чтоб мяч оказался у воды. Вторым ударом постарался бы наверстать упущенное. – Так вы же мне сказали! Зачем играть в гольф, если боишься замочить мяч в воде. Пожилой араб улыбнулся: – Уважать мнение старших – это, конечно, похвально. Но не всегда старший может знать все. Ты должен сам думать, как лучше выполнить ту или иную работу. Иначе можешь, как твой мяч, оказаться в луже. Молодой человек насупленно молчал. Его собеседник это заметил и вновь улыбнулся: – Не расстраивайся, Сахир. Лучше посадить в лужу свой мяч, чем сесть самому. Я уверен, что в настоящем деле ты своих противников посадишь в лужу, – пожилой араб приобнял Сахира за плечи. Между тем арабы подошли к озерцу, в котором плавал ярко-желтый мяч. Пожилой араб не спеша обошел озеро, подошел к своему мячу и, став в стойку, с силой нанес но нему удар клюшкой. И вновь белый шарик легко взмыл вверх и, очередной раз прочертив небо, упал далеко впереди. – Теперь твоя очередь! Молодой человек осторожно зашел в воду, доходившую ему до колен. Подошел к мячу и стал примериваться к удару. – Правила разрешают вбросить мяч рядом с препятствием со штрафом в один удар. Подумай! – Господин Рамиз, привычно улыбаясь, смотрел на молодого игрока и не пытался скрыть насмешливый тон своего голоса. Тот бросил на него короткий взгляд, вновь опустил голову, еще раз поудобней перехватил клюшку и, резко крутнувшись, нанес мощный удар. Вверх взвился фонтан брызг. Желтый мячик, пролетев метров десять, плюхнулся на траву газона. Сахир, стоя по колено в воде, в намоченных шортах и шведке, тихо выругался. – И запомни еще одно правило, – пожилой араб дождался, пока его компаньон по игре не выбрался из озера и не подошел к нему. – Всегда оценивай информацию хладнокровно и непредвзято. От кого бы она ни поступила и в какой бы форме она ни была сказана. Я намеренно насмешливо подал тебе дельный совет, а ты, вместо того чтобы хладнокровно проанализировать его, поддавшись гневу, просто поступил наперекор ему. И оказался в проигрыше! Запомни, оправдано все, что помогает быстрей загнать мяч в лунку! Если для этого надо пройти через унижения, значит, проходи. Зато потом будут унижаться твои враги. Ясно? – Ясно, господин Рамиз. – Вот и отлично! А теперь давай перейдем к делу, ради которого я тебя и вызвал сегодня. А то до паттинг-грина мне осталось ударов пять – можно и не успеть тебе его изложить. А суть его такова – ты должен со своими ребятами устроить хорошую потасовку с русичами первого сентября в Шелвуд-Парке. – Это когда они будут праздновать свой День знаний? – Да. Русичи, живущие у нас в Америке, очень любят этот праздник. Вот и помоги им его провести! – Но нас же может арестовать полиция! – Не может, а непременно арестует. Должна арестовать! Всех! – Но зачем? – А вот это, Сахир, как раз тот случай, когда ты должен просто слушать и выполнять приказы старшего, без всякой инициативы с твоей стороны. Так надо! И вновь белоснежный шар взметнулся в небо, все ближе и ближе приближаясь к цели. Пекин. Чжунпаньхай. Рабочий кабинет Председателя народного собрания КНР Ли Чжаосина. 31 августа. Суббота. 10.01 по местному времени. – Товарищ Председатель, русич в Вашингтоне. Вчера он, очевидно, посетил Брэдлоу, находящегося в госпитале имени Вашингтона, – Ван Цзябао подобострастно смотрел с экрана видеофона. – Что значит, очевидно? – Хозяин кабинета прикоснулся пальцем к кнопке включения канала обратной радиосвязи, но затем неторопливо руку убрал. – Наш агент, работающий в госпитале, вчера видела русича там. Она видела, что тот посещал строго охраняемую палату на четвертом этаже. Я думаю, там находится Брэдлоу, и русич приходил к нему. Другого объяснения я не нахожу. – Ошибка исключена? – Наш агент прошла в нескольких метрах от русича, когда тот выходил из палаты. Его лицо она знает по фотографиям из газет и журналов. – Содержание разговора, как я понял, осталось неизвестным? – Наш агент принадлежит к обслуживающему персоналу. – Ясно, – Ли Чжаосин задумался. Ван Цзябао продолжал подобрастно смотреть с экрана, лишенный возможности попытаться по выражению лица хозяина Чжуннаньхая угадать его отношению к только что сказанным словам. – Русич нам может помешать, – наконец тихо прозвучало в главном кабинете Китая. – Я это понимаю, товарищ Председатель. И у нас есть небольшая ниточка к нему, осторожно потянув за которую мы можем выйти на него и… – министр госбезопасности Китая на мгновение замялся, подыскивая необходимое слово, – и принять меры по предотвращению этой угрозы. – Что это за ниточка? – Русич в госпиталь прилетел на вертолете. Это также выяснила наш агент. Я уверен, что это его посещение госпиталя не последнее, – говоривший сделал паузу. – Я внимательно тебя слушаю, товарищ Ван Цзябао, – легким движением пальца Ли Чжаосин включил канал обратной видеосвязи. Лицо его собеседника чуть дрогнуло – истоптавший не одни сапоги, поднимаясь по скользким ступенькам карьерной лестницы, министр государственной безопасности Китая, генерал армии Ван Цзябао знал, как необходимо показывать радость при демонстрации расположения к тебе владыки Поднебесной. Орбита Земли. 5.15 по СЕВ. В ста двадцати километрах над Землей на несколько секунд вспыхнуло пламя – китайский спутник «Глаз орла-4» совершал небольшой маневр на орбите. Параболическое зеркало его телескопа, описав короткую дугу, «уставилось» на другую точку планеты. Коротким кодированным сигналом бортовой компьютер отрапортовал на Землю об успешном завершении маневра. Практически одновременно с этим сигналом в Главный космический центр управления поступили сигналы еще с пяти аналогичных спутников. Выражаясь морским языком, китайская спутниковая система «Глаз орла» совершила маневр «все вдруг». Все ее шесть спутников продолжали нестись по своим орбитам, своими телескопами внимательно просматривая поверхность Земли. Но в любой миг времени один из спутников обязательно смотрел на сравнительно небольшой город, раскинувшийся по обеим сторонам реки Потомак. Как только одна маленькая рукотворная луна прекращала наблюдение, другая тут же начинала его. Столица Соединенных Штатов Америки – Вашингтон – стала своеобразной эстафетной палочкой в стайерском забеге китайских спутников. Вернее, не вся столица. Бортовые компьютеры спутников, отсеивали все лишнее: Белый дом, Капитолий, скверы, улицы, площади и внимательно наблюдали лишь за одним местом – крышей госпиталя университета имени Джорджа Вашингтона. Вашингтон. Отель « CARLYLE SUITES ». 09.05 по местному времени. Бежевого цвета «форд», чуть скрипнув тормозами, остановился на автомобильной стоянке отеля. Молодой, спортивного телосложения человек вышел из машины, не спеша открыл багажник, вынул оттуда внушительных размеров спортивную сумку и все таким же неторопливым шагом направился в отель. – Добрый день, мне должны были забронировать номер, – приехавший мужчина протянул администратору идентификационную карточку. – Добрый день, – администратор вставил карточку в специальное отверстие. – Да, мистер Бауринг, вам забронирован номер восемьсот тридцать четыре. Вот ваш ключ, – служащий отеля протянул мужчине пластиковую карточку электронного ключа. – Вызвать портье, чтобы он помог вам подняться? – Не стоит. Через пять минут молодой мужчина уже был у себя в номере. Подойдя к окну, он скупым точным движением отдернул штору ровно настолько, чтобы стало видно белое шестиэтажное здание университетского госпиталя. С минуту он смотрел на него, затем, окинув взглядом комнату, придвинул к окну стол. Все так же внешне неторопливо, но рассчитанными точными движениями он стал выкладывать на стол содержимое своей сумки. Небольшая, чуть больше двухсотграммовой банки кофе, черная коробка, ноутбук, пара продолговатых цилиндрических предметов и что-то отдаленно напоминающее миниатюрную секцию моста. Еще несколько минут сосредоточенной работы, и на столе, на специальном штативе уже стояла внушительных размеров винтовка, увенчанная мощным оптическим прицелом. Мужчина, посмотрев через оптический прицел, удовлетворенно хмыкнул. Вытянув из сумки черный диск, он прислонил его к стеклу и нажал кнопку на диске. Небольшой хруст, и в окне образовалось десятисантиметровое, идеально круглое отверстие. Последним из сумки был извлечен рулон пленки. Уверенными движениями новый постоялец прилепил ее к стеклу. Теперь, если смотреть с внешней стороны окна, даже в сильную оптику, комната казалась пустой. С внутренней же стороны пленка была абсолютно прозрачна. Закончив манипуляции с пленкой, мужчина указательным пальцем нажал несколько кнопок – одну на винтовке и две на черной коробке. Тотчас же на коробке вспыхнул зеленый светодиод – связь между винтовкой и передатчиком установлена. Спустя несколько секунд вспыхнул еще один зеленый светодиод – установлен канал связи передатчика с космической системой спутников «Глаз орла». Еще одно нажатие кнопки, и на экране ноутбука появилось изображение крыши госпиталя. Было видно, как небольшой ветерок гоняет по ней пыль. Последнее уверенное движение, и пятисантиметровый патрон с самонаводящейся нулей, мягко подталкиваемый затвором, занял свое место в патроннике. Оглядев все свои приготовления, мужчина удовлетворенно улыбнулся. Вынув из кармана мобильный телефон, он нажал кнопку быстрого набора. Выждав пять длинных гудков, он отключился. Еще раз пробежался глазами по столу. Затем, о чем-то вспомнив, он подошел к входной двери и легко коснулся кнопки на ее поверхности. После этого он сел на стул рядом со столом и замер неподвижно. Лишь два зрачка, смотревшие на экран ноутбука, чуть подрагивали в такт вальсированию пыли на крыше госпиталя, находящегося в трех километрах от отеля. С внешней стороны двери, под табличкой «834» останавливающим красным светом светился транспарант: «Do not disturb» . Киев. Майдан Незалежности. 9.05 по местному времени. Огромная пестрая змея неспешно ползла по улице. У самого входа на площадь ее голова уткнулась в препятствие – небольшая кучка людей перегородила улицу. Небольшая заминка, и вот многотонная масса медленно наваливается на препятствие. Плоть пошла на плоть. Люди отчаянно сопротивляются. В воздухе мелькают кулаки. Шарканье сотен ног, крики, ругань отражаются от стен домов и уносятся ввысь, к девственно чистым облакам, неспешно плывущим в небе. Многотонная масса напирает и наконец продавливает заслон людей. Тысячи, десятки тысяч людей, спрессованные улицей в огромную змею, заполняют площадь. На асфальте, у входа на площадь, валяется истоптанный сотнями ног плакат: «Нет мракобесию! Да – техническому прогрессу». Людская масса быстро трансформируется в огромное кольцо, в центре которого возвышается помост из белого пластика со стоящим на нем одиноким человеком в черном одеянии священнослужителя. Черное на белом – сотни взоров мгновенно фокусируются на этом извечном контрасте. – Братья и сестры, – мощные динамики обрушивают на людей децибелы звука, – оглянитесь вокруг, – широкий жест руками. – Нас здесь собрались десятки тысяч. И это только малая толика тех, кто верит, знает, чувствует – Господь создал этот мир, и только Он вправе что-либо в нем менять. И лишь небольшая кучка, – вновь широкий жест в сторону, где столпилось небольшое количество приверженцев второй жизни, – небольшая кучка отщепенцев Господних из-за своей гордыни противиться этому. Они пытаются втянуть нас в авантюру против самого Бога! Неодобрительный гул десятков тысяч людей, словно отдаленный шум приближающейся бури, завибрировал в воздухе, заполняя собой все пространство. – А как Бог относится к тем, кто идет против его воли? – Небольшая пауза. – Он их или уничтожает, или, как проявление высшей милости, сурово наказывает. Вспомните, что стало со строителями Вавилонской башни, дерзнувшими дотянуться до Господа. Они перестали понимать друг друга и в ужасе разбежались. Тем временем небольшая группа людей, которая была опрокинута при попытке противостоять огромной толпе, на краю площади организовала свой митинг. На небольшой, наспех сооруженный помост влез невысокий, полный, с обширной лысиной на голове, пожилой человек. – Друзья, – тихий голос окатывает стоящих у помоста людей, – нас собралось тут, к сожалению, не много, – пожилой человек запнулся и перевел взгляд на огромную толпу окруживших помост в центре площади. – Но разве в мире все определяется простым большинством? К счастью, нет! Вспомните историю. Более двух тысяч лет назад по каменистой, выжженной солнцем земле ходил человек в скромной одежде и говорил окружающим, казалось, несуразные для того времени слова: «Не убий, не укради, не прелюбодействуй, возлюби ближнего, как самого себя». Когда он погиб мученической смертью, то после него осталось лишь несколько десятков людей, принявших его учение. Их преследовали, распинали, сжигали. Но за каких-то три века их стало огромное количество, и мир вступил в новую эру. Эру христианства. На негромкие слова говорившего налетело, словно смерч: – Но некоторых не учит история. Некоторые снова своими поступками дерзят Господу. Их не вразумляют Господни предостережения. Сколько таких, которые прельстились дьявольской приманкой – второй жизнью, сейчас стали просто сумасшедшими. Ибо их поразил недуг под названием синдром внезапного сумасшествия. И в этом вихре, яростном потоке слов неслось чуть слышимое: – А сейчас нам выпало счастье своими глазами видеть зарождение новой эры. Эры нового человека. Пусть нас еще мало. Но за нами будущее. Как раньше было будущее за христианством. Ибо мир не стоит на месте. Он постоянно изменяется и развивается. И вторая жизнь – это не прихоть небольшой кучки людей, это не прихоть элиты общества. Это железная логика развития человеческой цивилизации. И словно в ответ на эти дерзкие слова в центре площади взметнулось: – И эти некоторые пытаются втянуть в свои сети других людей. И мало того, своими бездумными действиями они могут навлечь гнев Господень на всех нас. За то, что своим бездействием потакаем им. Даем возможность проводить такие богопротивные сборища, как это, – священник простер руку в сторону кучки людей, примостившихся на самом краю площади. До этого глухо клокотавшее людское море в ответ вздыбилось, выплеснуло из себя в едином крике: – Бей их! Бей неверных! И вновь плоть схлестнулась с плотью. И вновь в воздухе замелькали кулаки и невесть откуда появившиеся палки. – Бей неверных! Второй жизни захотели! Умирайте как все! – Подонки! Быдло! Нападавших было значительно больше. И они, сминая противников, сбивая их с ног, все ближе и ближе пробивались к помосту с одиноким пожилым человеком на нем. А с другого, белого помоста яростно, неистово неслось: – Они даже попытались полететь к Богу! И что? А ничего! Бог недосягаем для таких, как они. Столкновение уже шло у самого помоста. Сразу два дюжих молодца, сбив палками с ног людей, стоявших на ступеньках, ведущих на помост, ринулись вверх. Навстречу им бросился молодой человек, минутой раньше забравшийся наверх с другой стороны. Не раздумывая, пользуясь преимуществом в высоте, он с ходу, ногами вперед прыгнул навстречу нападавшим. Первый из них, едва успев прикрыть лицо руками, тут же получил туда удар сдвоенными ногами, усиленный инерцией летящего тела. Не выдержав, он опрокинулся на спину, падая на своего напарника. Мгновение – и клубок человеческих тел катится по ступенькам вниз, под ноги бегущим наверх людям. Из этой мешанины каким-то чудом на четвереньках умудряется выбраться молодой человек, защищавший помост. Сзади его хватают за пояс. Сильный удар с разворота ногой, и он в два прыжка оказывается вновь на помосте. – Сергей Павлович, уходите! Это быдло растерзает вас! – Я не могу! Я со всеми! Десятки людей со всех сторон уже лезут на помост. А над ними, с центра площади несется: – Их неудача в полете к Богу ясно говорит – Бог на нашей стороне! Такие, как они, недостойны общаться с Богом! – Врешь, священник! Мой сын достоин. Это ты ему и в подметки не годишься. – Молодой человек подбегает к молодому парню, почти вылезшему наверх, и ударом ноги сбрасывает его вниз. – Сергей Павлович, умоляю, уходите! – Не могу! К пожилому человеку уже подбегали несколько разъяренных людей. – А, черт! – Молодой человек с разбегу хватает пожилого человека в охапку, подбегает с ним к краю помоста и с кряхтением бросает его вперед, на небольшую кучку его сторонников, тщетно пытающихся пробиться к помосту. А сам, не удержавшись, падает к основанию помоста, и над ним смыкается разъяренная толпа. Пожилой человек, пролетев несколько метров, был подхвачен сильными руками и поставлен на землю. – Держитесь, Сергей Павлович, будем пробиваться. – Атлетически сложенный мужчина торопливо зачем-то надевал на руки черные, странного вида перчатки. Уловив недоуменный взгляд пожилого человека, мужчина, кивнув на перчатки, широко улыбнулся: – Довольно мощные высоковольтные аккумуляторы. Лабораторный образец, проходят испытания… сейчас. – Вновь блеснули зубы в улыбке, больше похожей на злой оскал. Слушающий его пожилой человек был так потрясен всем происходящим, что, глядя на эти перчатки-аккумуляторы, не понимал смысла произносимых слов и словно в трансе бормотал: – Господи, что творится. Мы же хотели с ними найти взаимопонимание, достигнуть мира в обществе. Мужчина ловко надел на говорившего широкий пояс. – Гарантия мира, Сергей Павлович, это закопать топор войны, – клац, и он нейлоновым шнуром с карабином на конце соединил с собой пожилого человека, – вместе с самим врагом. Держитесь! – И он, словно захотев пожать руку своему врагу, схватился за кисть одного из нападавших, замыкая электрическую цепь. Тот мгновенно рухнул. Около него тут же упало еще несколько людей. Мужчина тут же ринулся в образовавшуюся брешь, таща за собой, как на буксире, пожилого человека. Один из нападавших успевает ударить его палкой по голове, и тот, словно тряпичная кукла, падает на асфальт. Но это не останавливает мужчину. Еще несколько «дружеских» касаний, и он достигает одной из улиц, волоча за собой на канате бывшего оратора. Тут же к ним подлетает тяжелый джип. На ходу распахивается дверь. Мужчина, ловко отстегнув от себя своего спутника, поднимает его с асфальта и запихивает на заднее сиденье и тут же прыгает вслед за ним. Визжа резиной, автомобиль разворачивается и устремляется по улице. Наперерез ему кидаются двое мужчин. Не снижая скорости и не изменяя направления, тяжелый джип продолжает движение. Крик, удар по чему-то мягкому, и люди, словно кегли, отлетают в сторону. А на площади продолжается побоище, за которым, застыв, словно статуя, наблюдает священник, стоящий на высоком белом помосте. Черное на белом – контрасты всегда притягивают. Орбита Земли. Сто сорок километров над Атлантикой. Спутник КНР «Путь к победе-1». 09.00 по СЕВ. Голубая красавица планета неспешно проплывала внизу. Словно Венера, рожденная из пены, планета была окутана белыми облаками, сквозь которые проглядывало роскошное тело. Восходящее Солнце озорно просвечивало белые одежды красавицы, проявляя скрытые подробности под ними. Сейчас лучи лукавого владыки десяти планет беззастенчиво высвечивали гладкую голубую поверхность – под облаками находилась Атлантика. В ста пятидесяти километрах над нею, чуждая этой космической красоте, парила громадная рукотворная птица, вольготно, на десятки метров раскинув свои крылья – панели солнечных батарей. Те же лучи Солнца, без усилий раздевающие голубую красавицу, бессильно отражались от титанового корпуса космической птахи. И от этой энергии, беспомощно бушующей перед серебристо-серой поверхностью, казалось, еще красивей блестел ярко-красный прямоугольник с пятью золотистыми звездами – гнездо, откуда вылетел этот огромный космический альбатрос, находилось в Китае, а точнее в Чанчэнцзе – китайском космодроме. И в реестре космических спутников Министерства обороны КНР эта циклопическая титановая махина имела гордое название «Путь к победе-1». В глубине спутника кварцевый кристалл за тысячную долю секунды совершил очередное свое колебание. Бесстрастно наблюдающий за ним бортовой компьютер мгновенно преобразовал его в необходимый электрический импульс – девять ноль-ноль по среднеевропейскому времени. И тут же в одной из миллионов логических ячеек компьютера ноль поменялся на единицу, и в мгновение замкнулась нужная электрическая цепь. Включилось реле, передавая электрический ток на тонкую металлическую нить. Та, не выдержав лавины устремившихся по ней электронов, в доли секунды испарилась, передавая энергию пороху. Сработал пирозаряд, и раскаленные газы вышибли мембрану в огромном баллоне, занимавшем практически все пространство спутника. Газ с шипением устремился в открытый космос. Эксперимент под кодовым названием «Путь к победе» входил завершающую стадию. Киев. Центральная клиническая больница. Отделение нейрохирургии. 10.15 по местному времени. Двери стремительно распахнулись, пропуская тележку с лежащим на ней мужчиной. – Быстрее на стол! У него две минуты клиническая смерть! Несколько пар рук быстро и умело переложили человека с тележки на операционный стол. Маленьким солнцем вспыхнула бестеневая лампа. С легким жужжанием из ниши в изголовье стола на штанге выдвинулся колпак, опутанный проводами. Около головы мужчины он на мгновение замер, словно примериваясь, затем плавно надвинулся на голову, полностью скрывая ее в себе. На мониторе стоящего рядом компьютера сразу же появились несколько извилистых линий, отображающих деятельность мозга. Под ними, словно подводя итог, светилась прямая линия – биение сердца отсутствовало. Несколько людей в светло-зеленых халатах обступили операционный стол. Один застыл около пульта управления, находящегося в метре от стола. – Подсоединить дифибрилятор! – отдал команду старший хирург. – Подсоединен! – Разряд! Электрический ток хлестнул по замершему сердцу, заставляя его судорожно сжаться. На прямой линии на мониторе вверх взметнулся пик и тут же опал. – Разряд! И вновь сердце съежилось от удара током, и вновь небольшой, быстро исчезающий всплеск жизни. – Ничего не получится. С мозга не поступает задающий ритм на сердце. Включить сканер! Тотчас на мониторе в зеленоватом свечении возникло изображение мозга лежащего на столе человека. Секундное раздумье электроники – перетасованы миллиарды единиц и нолей – и на мониторе вспыхнули красные кляксы – поврежденные участки мозга. Еще две минуты работы, и электронный мозг «продумал», как спасать своего старшего брата по разуму. На мониторе вспыхнуло: «Система к операции готова. Вероятность благоприятного исхода пятьдесят процентов». Человеческий палец поспешно нажал зеленую кнопку, разрешая умной машине спасать человека. Колпак, надвинутый на голову мужчине, слегка завибрировал. Внутри его несколько игл, тоньше человеческого волоса, руководимые компьютером, своими остриями нацелились на необходимые точки черепа. Сверившись еще раз с составленной им картой мозга, компьютер отдал следующую команду. Тотчас из отверстий игл под огромным давлением ударила струя антисептически-обезболивающего раствора, которая легко прошила костную ткань черепа. И тут же в образовавшиеся отверстия медленно стали вдвигаться иголки. На пульте управления тревожным красным светом забилась сигнальная лампочка. – Шесть минут клинической смерти! Начинается биологический распад тканей! – Включить пары жидкого гелия! – Это опасно! Мы можем… – Выполнять!! Поспешный щелчок тумблера, и на бесповоротно погибающий мозг обрушилась мощная волна холода, «замораживая» его на краю бездонной пропасти, называемой биологической смертью. Вашингтон. Отель « CARLYLE SUITES ». 17.15 по местному времени. На черной коробке передатчика вспыхнул красный огонёк светодиода и коротко пискнул сигнал – спутник системы «Глаз орла» зафиксировал подлет к госпиталю вертолета. Молодой человек, не отводя глаз от экрана ноутбука, сделал несколько энергичных движений пальцами, разминая их. Спустя минуту после подачи сигнала на экран откуда-то сверху медленно вползло черное насекомое – транспортный вертолет ВВС США «СН-87 Чинук» совершал посадку на крышу госпиталя. Мужчина прильнул к винтовке, правый глаз комфортно расположился напротив оптико-электронного прицела, указательный палец дотронулся до спускового крючка. Перекрестие прицела плавно надвинулось на люк вертолета. Там же. Госпиталь при университете имени Джорджа Вашингтона. 17.15 по местному времени. Легкое вибрирование корпуса вертолета почему-то раздражало. Почему-то раздражали и люди, сидящие рядом с ним. Все эти их бронежилеты, шлемы, автоматы казались нарочитыми, призванными произвести на него впечатление, показать, как тщательно организована его защита. «Лучше бы так заботились о Хью. А то проворонили, а теперь герои – автоматы, бронежилеты, шлемы, – Борис Ковзан закрыл глаза и запрокинул голову на спинку сиденья. Перед глазами встала «картинка»: изможденное лицо Хью с пластырем вместо правого глаза, жгут проводов, тянущийся с его головы, его хриплый шепот: «Боря, ты должен спасти Америку». А может, я просто не хочу лететь к Хью, и поэтому меня все раздражает? Не хочу лишний раз услышать, что я остался один носителем какой-то сверхважной информации, что от меня все зависит и что я должен спасать целую страну. Хорошо, что не весь мир… Подожди, еще не вечер, и последний звонок еще не прозвенел. Какой, к черту, звонок?» Борис почувствовал, что его кто-то настойчиво теребит за руку. Он открыл глаза, и реальность с шумом ворвалась в мозг. В салоне вертолета звенел звонок, и командир отряда сопровождения, трогая его за руку, кричал, кивая головой на дверь: – Prepare [28] . Около двери уже стояли коммандос и, махая ему руками, весело орали: – Rusich, come to us [29] . Командир отряда легонько потянул его за руку: – Have gone [30] . Неожиданно для себя Борис резко отдернул руку и, вскочив на ноги, крикнул: – Знаю. В салоне мгновенно воцарилась мертвая тишина, нарушаемая лишь гулом работающих двигателей. «Черт, что я делаю», – столкнувшись с недоуменным взглядом американца, Борис поспешно отвел глаза и нахлобучил на голову шлем. Приземление – легкий толчок в какой-то мере замяло создавшееся неловкое положение. Короткое «Forward», и живая крепость, готовая в любое мгновение огрызнуться огнем, выпрыгнула из вертолета и через несколько секунд нырнула в открытые двери, ведущие с крыши. Второе посещение Хью Брэдлоу закончилось как и первое – американец ничего не помнил и не мог дать Борису хоть какой-то зацепки на ту информацию, которая неподъемным грузом лежала в головах Бориса и Хью. «Прежде всего надо сказать американцам, чтобы те его успокоили. В таком состоянии он интерьер собственного туалета не вспомнит, не говоря уже об информации из черной дыры», – русич быстрым шагом, в окружении американцев, приближался к больничному лифту. «Надо бы извиниться перед американцами. Нормальные ребята, профессионалы, тщательно выполняющие свое дело. А я ни с того ни с сего так себя с ними повел. Нет, надо обязательно извиниться». В лицо брызнула синева неба – маленький отряд приближался к выходу на крышу. Там же. Отель « CARLYLE SUITES ». 17.16 по местному времени. Выскочившие из вертолета люди в черном так внешне были похожи друг на друга и так быстро исчезли из поля зрения, что находящийся от них в трех километрах снайпер лишь в последний миг понял, где была цель. Но дверь на крышу уже захлопнулась, и среднего роста человек, все время располагавшийся в центре живого кольца, уже был недосягаем. «Motherfucker [31] , – изготовившийся к стрельбе человек выругался про себя, – ну ничего, ребята, вы еще должны вернуться в вертолет». Потянулись томительные минуты ожидания. Привычные к такой работе мужские руки уверенно держали винтовку. Приклад надежно упирался в правое плечо. И ни единого движения, ни малейшего подрагивания тела. Даже сердце и то, казалось, с осторожностью проталкивает кровь по телу, боясь нарушить его каменную неподвижность. За тридцать пять лет своей жизни Джордж Кэмпбелл суммарно, наверное, уже с месяц пребывал в таком статуеподобном состоянии. Такое время на свой личный «спидометр» он начал накручивать еще с детства. Сначала мальчишкой в тире, где он с удовольствием расстреливал из пневматической винтовки металлических зверюшек, бессмысленно таращивших на него глаза. Затем подростком в клубе, когда уже из мелкокалиберной винтовки он дырявил бумажные черные, не имеющие лиц, силуэты. Метко стрелять у Кэмпбелла было от Бога, вернее, как потом оказалось, от дьявола. Для него не были абстракцией слова его первого наставника: «Джордж, когда ты целишься, винтовка должна стать продолжением твоих рук, и этими своими „руками" ты должен дотянуться до мишени. Тогда не промахнешься – ведь это уже будет выстрел в упор». Он с легкостью овладел техникой дыхания для выстрела. И если по теории требовалось уметь без напряжения задерживать дыхание на двенадцать-пятнадцать секунд, то для него этот промежуток времени составлял две минуты. Спусковой курок он нажимал так плавно, что, когда он отрабатывал этот навык на тренажере, специальная аппаратура вообще не зафиксировала никаких колебаний ствола. Естественно, они были, но меньше, чем чувствительность этой сверхчувствительной электроники. Он с легкостью победил на нескольких соревнованиях и, в конце концов, сначала стал победителем юниорского чемпионата Соединенных Штатов Америки, а затем и чемпионом мира среди юниоров. А спустя две недели после этой победы, когда он нежился на солнышке на одном из гавайских пляжей, к нему подошел незнакомый мужчина. Мельком взглянув на тысячедолларовую «омегу» на своей руке, он предложил юному Джорджу с ветерком прокатиться на «ягуаре», а заодно и потолковать о серьезных вещах. Так на ярко-красном трехсот сильном «ягуаре» Джордж Кэмпбелл «въехал» в специальный тренировочный центр ЦРУ, больше известный как «Ферма ЦРУ». Тут его навыки метко стрелять развили. На первом занятии по снайперскому делу инструктор ЦРУ, перед группой новичков, чеканя каждое слово, сказал: «Прежде чем вы возьмете в руки боевую снайперскую винтовку, я хочу, чтобы вы уяснили следующее. Снайпер – это охотник. Охотник за человеком – самым опасным из живых существ. И не просто человеком, а противником. И как у всякого охотника, задача у снайпера одна – убить. Убить человека. Снайпер – это длинный нож в сердце противника. А теперь, кто с этим не согласен? Кто не согласен убивать незнакомых для него людей, ничего не сделавших лично ему плохого, тот должен сейчас встать и уйти». Из группы, где находился Кэмпбелл, не ушел никто. За год на «ферме» у него развили природный дар нечеловеческого терпения, позволяющий лежать несколько часов в грязи под проливным дождем и поражать цель, на мгновение мелькнувшую в линзах оптического прицела. Научили сливаться с окружающей средой так, что противнику казалось, что он приходит из пустоты, убивает и вновь исчезает в пустоту. Словом, его научили метко стрелять по живым людям, научили убивать их издалека. После года учебы Кэмпбелла зачислили в Special Operations Group – специальную оперативную группу ЦРУ. Первого человека бывший чемпион мира среди юниоров убил через полгода. Это было в Италии. Человека звали Омар аль-Хуссейни. Он был лидер самой крупной политической партии Италии «Исламское движение за процветание» и имел большие шансы стать премьер-министром страны. В госдепе США посчитали, что исламское процветание в Италии для США не нужно, хватит Франции. Пуля попала арабу, когда тот заходил в Министерство национального содружества, точно в переносицу. За мгновение до своей смерти, словно что-то почувствовав, Омар посмотрел на солнце. Он, конечно, не мог увидеть парившую на воздушном туристическом шаре в двух километрах от министерства свою смерть – изготовившегося к выстрелу Кэмпбелла. Зато американец его видел отлично. Через оптико-электронный прицел на него смотрели прищуренные голубые глаза. Так, с солнцем в глазах лидер партии и умер, не оправдав надежды своих родителей, назвавших его Омаром, что по-арабски значит долгожитель. Воздушный шар американец покинул с помощью компактного дельтаплана, круто спикировав под сень деревьев Рагсо Oppio. На шаре, атакованном спустя пять минут полицейским вертолетом, остался лишь оглушенный и связанный гид-пилот. Через два месяца был следующий выстрел, уже в Египте. Потом еще и еще. В перекрестие прицелов Кэмпбелл уже видел не черные безымянные силуэты мишеней, а вполне конкретных, ничего не подозревающих, а порой и улыбающихся людей. Через мощную оптику на него уже бессмысленно не таращились металлические зверюшки тира, а смотрели карие, голубые, серые глаза. Своих жертв Джордж Кэмпбелл считал по выстрелам. За четыре года восемь выстрелов – восемь жертв. Но роскошного ярко-красного «ягуара», на котором его катал вербовщик, Кэмпбелл так и не заработал. Осмотревшись, он вдруг обнаружил, что многие его сверстники преуспели в жизни куда больше, не убивая никого. Это в их гаражах стояли ярко-красные «ягуары», и каждый день его возвращения из своего офиса ждала ласковая красивая жена и пара детишек, любяще смотревших на него своими доверчивыми глазенками и весело кричащих: «Папа приехал!» Сотрудник ЦРУ впал в депрессию. Нарушение дисциплины, бары, готовые на все девочки, попойки, избиение офицера, отчисление из Special Operations Group – Кэмпбелл добросовестно пересчитал все ступеньки, ведущие вниз. Но «гражданка» его, естественно, не ждала. «Сэр, что вы умеете?» – «Убивать людей». – «К сожалению, нам нужны специалисты по приготовлению пиццы». И вновь знакомая карусель – бары, девочки, попойки. Через полгода деньги за выстрелы кончились. Карусель, рассмеявшись пьяным хохотом публичной девки в последний раз, остановилась. Через неделю сознание прояснилось, и бывший цэрэушник увидел перед собой незнакомого мужчину. – Здесь слишком шумно и накурено, – мужчина брезгливо сморщил нос, – может, мы попытаемся найти более подходящее заведение, чем этот гадюшник? – Небрежный обводящий жест рукой. На толстом запястье сверкнул массивный золотой «роллекс» за десять тысяч долларов. Кэмпбелл молча кивнул головой. Стоящий на улице черный «порше» вызвал у американца лишь ироническую усмешку и легкий вздох – что-то похожее с ним происходило пять лет назад. Но в отличие от ярко-красного «ягуара», черный «порше» «привез» его значительно дальше – в лагерь «Сейф ан-Наби» [32] , затерянный в иорданской глубинке. Полгода ушло на восстановление формы и несколько пластических операций на лице. Рядом с зеркалом в своей комнате американец прикрепил заметку, вырезанную из провинциальной американской газеты о своей ужасной смерти при столкновении его автомобиля с бензовозом. Заметка называлась «Кремация на месте». Летом девяносто второго года бывший Джордж Кэмпбелл, а ныне французский гражданин Пьер Ферно появился в знакомой для него Италии, в Милане. И вновь памятный приятный холодок внутри, упругое сопротивление спускового крючка винтовки и резкий толчок отдачи, словно бурно кончившая в твоих объятиях женщина. Прав оказался бывший санитар Первой мировой войны и журналист Второй мировой: «Ничто не может сравниться с охотой на человека. Тот, кто узнал и полюбил ее, больше не обращает внимания ни на что другое» [33] . На этот раз жертвой Джорджа-Пьера стал лидер крайне правой партии Франческо Бурроти, выступавший за резкое ограничение избирательных прав людей, чьи предки в течение пяти поколений не являлись гражданами Италии. Свой десятый выстрел новоявленный Феникс сделал в Хельсинки. Урма Кекконен, лидер движения «Финляндия для финнов», так и не успела войти в уже открытую ею дверь своего офиса. Теперь у Кэмпбелла-Ферно была своя вилла на французской Ривьере, ярко-красный, как он и мечтал, «ягуар» и девочка, опровергающая, казалось бы, неоспоримую истину, что красивые ноги все равно где-то заканчиваются. Но единственной его страстью оставалась охота, охота на себе подобных. Замерший со снайперской винтовкой в руках на восьмом этаже вашингтонского отеля «Carlyle suites» человек готовился к своему одиннадцатому выстрелу. Наконец дверь, ведущая на крышу, распахнулась вновь… Там же. Госпиталь при университете имени Джорджа Вашингтона. 17.45 по местному времени. Черный вертолет, стоящий на крыше, призывно манил открытым люком. Сверхпрочные пластиковые лопасти легко рассекали воздух, готовые в любое мгновение бросить многотонную махину в небо. Быстро преодолев двадцать метров, отделяющие входную дверь на крышу от вертолета, американские коммандос четко перестроились, образовав живую стену вокруг небольшого трапа, ведущего в вертолет. Борис Ковзан наступил правой ногой на первую ступеньку трапа… …Невидимый инфракрасный лазерный луч, скользнув по черным телам, провалился в открытый проем люка – ствол снайперской винтовки смотрел в предполагаемое место встречи пули и ее жертвы. Человеческий мозг, многократными тренировками заточенный на эту работу, мгновенно сопоставив время полета пули, скорость движения цели и время подготовки выстрела, выждав еще мгновение, отдал неслышимую команду «фас» стреляющим мышцам тела. Указательный палец, профессионально – сгибом на суставе между первой и второй фалангами, стал мягко наваливаться на спусковой курок, выбирая его свободный ход… …Командир отряда охраны уже готовился вступить на трап вслед за русичем, закрывая его со спины. Неожиданно на внутренней стороне лицевого щитка его шлема на мгновение вспыхнула красная сигнальная точка, и коротко звякнул сигнал тревоги – один из многочисленных датчиков, вживленный в обмундирование, уловил скользнувший по нему лазерный луч и тотчас поднял тревогу. Мозг отреагировал молниеносно – мышцы ног стремительно распрямились, бросая тело вперед. Руки обхватили сзади русича, и два тела рухнули на трап… …Снайпер успел отреагировать – за оставшееся мгновение он сумел совершить единственно правильное движение: легкий поворот туловища влево, совмещая перекрестие прицела с лазерной точкой, упершейся в клубок тел. Указательный палец, жестко отрабатывая раз и навсегда вбитую в него программу, выбрал свободный ход курка. Выстрел. На скорости восемьсот метров в секунду пуля покинула канал ствола… …Американцы действовали строго по инструкции – увидев, что их командир закрыл своим телом объект охраны, они в ту же секунду образовали вокруг них плотное кольцо. Одновременно раздалось пять щелчков – пять автоматов сняты с предохранителей… …Крохотная видеокамера, установленная на пуле, смотрела точно в центр лазерного пятна на груди американского спецназовца и передавала это изображение в черную коробку, стоящую на столе в отеле. Порыв ветра обдал летящую пулю, и тотчас же сигнал из отеля метнулся к пуле. Несколько аэродинамических стабилизаторов, не больше миллиметра длиной, выдвинулось на поверхности стремительно летящего кусочка металла, вгоняя его обратно в поражающую траекторию. …Вилли Браун, двадцатилетний парень из Техаса, стоял лицом к высившейся в трех километрах бетонной громаде отеля «CARLYLE SUITES», сжав зубы. Уже почти две секунды в его шлеме противно звенела сирена тревоги – на его тело был нацелен лазерный луч. Воля и долг, отчеканенные на тренировках в мощный единый каркас, мертвой хваткой держали тело неподвижно. …За восемьдесят метров до цели черная коробка издала свой последний сигнал. Внутри пули рвануло несколько граммов суперпластида, за десятую секунды разгоняя пулю до всесокрушающих пяти километров в секунду. Взрыв уже не мог отклонить куда-либо траекторию несущегося на околокосмической скорости десятиграммового стержня из сверхтвердого материала. До цели – груди американского спецназовца двадцатилетнего Вилли Брауна – оставалось меньше метра, или две десятитысячных секунды, или одна десятитысячная удара сердца. Чудовищная перегрузка в несколько тысяч «g» превратила тонкую иглу стержня в десятимиллиметровую шарообразную смерть. Тяжелый американский бронежилет сумел сбросить скорость пули до четырех километров в секунду, еще больше расплющив ее. Но этого было явно мало. Техасский парень умер мгновенно – стремительная раскаленная смерть превратила его сердце в обрывки плоти. Выйдя из его спины, потеряв еще один километр, десятиграммовый таран обрушился на следующее препятствие – бронежилет командира отряда. И вновь проламываясь сквозь прочную металлокерамику бронежилета, теряя скорость, пуля устремилась дальше. Мягкое, почти не оказывающее сопротивления человеческое тело, и вновь прочное препятствие – очередная стенка бронежилета. Но оставшиеся два километра в секунду еще слишком много, чтобы остановить этот экспресс. Насквозь пробив бронежилет командира отряда, пуля тут же ударилась в бронежилет русича. И вновь стремительная, скоротечная схватка между скоростью и прочностью, между массой и толщиной, между жизнью и смертью. Но недаром, залитые кровью своих хозяев, еще дымились оплавленными отверстиями два пробитых насквозь бронежилета. В своих фатальных схватках со смертью они проиграли, но сумели уменьшить стремительный бег этого безжалостного экспресса. И на последнем рубеже ему не хватило скорости. Продавливая, проламывая неуступчивую металлокерамику, пуля все больше и больше теряла скорость и наконец остановилась. Экспресс смерти не доехал до станции назначения пару сантиметров. В ста двадцати километрах над Землей китайский спутник «Глаз орла-2» внимательным взглядом провожал скорбный полет черной винтокрылой машины с живыми и мертвыми на борту. Киев. Центральная клиническая больница. Отделение нейрохирургии. 10.45 по местному времени. Стальные иглы наконец достигли необходимых участков мозга. Увидев это, компьютер, словно опытный полководец, бросил в бой подкрепление – по иглам в пораженные участки мозга стали подаваться вещества, многократно ускоряющие регенерацию тканей. Одновременно с этим, через эти же иглы в мозг стали поступать строго выверенные электрические импульсы. И они, словно первые скрипки, повели за собой некогда слаженный, а сейчас неимоверно фальшивящий оркестр ритмов деятельности человеческого мозга. Проходила минута, другая. Несколько разноцветных кривых, отображающих деятельность мозга, до этого словно агонизирующих на экране монитора в зловещем танце смерти, стали постепенно успокаиваться. В их безостановочных изгибах появилась плавность и какая-то осмысленность. И хотя их движения еще мало напоминали вальс жизни, но это уже и не была истеричная пляска смерти. – Разряд! Электрический импульс толкнул застоявшееся сердце, и оно неуверенно вновь запульсировало в груди человека. – Отключить пары жидкого гелия. Несколько пар человеческих глаз не сводили глаз с монитора. В левом углу стал медленно подниматься вверх зеленый столбик – начала повышаться температура мозга. Несколько цветных линий на мониторе дрогнули, но тут же вновь плавно заскользили по экрану. – Мозг вышел из охлаждения. Все параметры в пределах допустимого, – сидящий около пульта управления врач озвучил вывод, мерцающий на экране монитора. – Что ж, будем надеяться, что он придет в себя, – начальник хирургической бригады устало вздохнул. Остальные двое хирургов неопределенно пожали плечами – проведшие не одну операцию и видевшие не одну смерть, они отлично знали, как иногда неуловимо скользким и капризным бывает сознание и как порой трудно его загнать обратно, в казалось бы безупречно функционирующий мозг. – Господин директор, только что позвонили из центральной клиники. Ковзану-старшему была проведена операция на мозге. Врачи говорят, что непосредственной угрозы жизни уже нет, но его состояние очень тяжелое и пока он находится без сознания. – Лицо секретаря на экране видеофона было сосредоточенно-спокойным. – Хорошо. При поступлении любой информации о Ковзане-старшем немедленно мне докладывать. – Слушаюсь, господин директор. – Экран видеофона потух. Директор Службы безопасности Объединенной Руси Олег Николаевич Пустовойтенко продолжал смотреть на черный квадрат экрана, словно пытаясь за ним разглядеть ответ на вечный вопрос: «Что делать?» «Отец Бориса Ковзана тяжело травмирован при защите академика Хохлова, во время столкновения приверженцев и противников второй жизни. Сам Хохлов также получил травмы, слава богу не опасные. И как теперь к этому отнесется Борис Ковзан, для которого отец и академик – самые близкие люди? Как он поведет себя? Он, обладающий, по-видимому, очень важной информацией. И если он сможет ее «прочитать», как он ее использует, против кого? После последних событий он вряд ли будет питать дружеские чувства к противникам второй жизни, а следовательно, и к самому Президенту. А выборы, как и зима, имеют паршивое свойство приходить, и к тому же внезапно. И у Орлова отнюдь не уменьшилось желания взять реванш и вновь стать Президентом Объединенной Руси. И если на чашу весов приверженцев второй жизни Борис Ковзан бросит глыбу авторитета Бога, то противники второй жизни из своей чаши вылетят, как из катапульты. И Грушенко в том числе… и я за ним, – Пустовойтенко тяжело вздохнул. – Но в любом случае сообщать ему о случившемся надо. Если его отец умрет, а Борис, не предупрежденный нами, в это время будет в Америке, то он однозначно будет против нас». Директор Службы безопасности нажал на кнопку включения видеофона: – Соедините меня с нашим послом в США. Вашингтон. Отель « CARLYLE SUITES ». 17.46 по местному времени. Впервые за всю свою успешную карьеру снайпера Кэмпбелл-Ферно не был уверен в успешности выполнения задания. В мешанине одинаковых тел в трех километрах от него он не мог определить, поражена цель или нет. Через оптико-электронный прицел мужчина видел, как американцы, мгновенно сориентировавшись, откуда выстрел, выстроились по одну сторону трапа, полностью закрывая ему обзор. Тут же стремительно взлетел и так же стремительно сел вертолет, своим корпусом окончательно отсекая любые попытки что-либо предпринять. Подвески с ракетами грозно нацелились в его сторону. Кэмпбелл-Ферно понимал, что сейчас задействуется вся техническая мощь Соединенных Штатов, чтобы определить его местонахождение. Время сейчас играло против него. Все еще колеблясь, он протянул руку к черной коробке и нажал одну из кнопок, сообщая через спутник, что задание успешно выполнено. Черная коробка послушно тут же неслышно пискнула, передавая этот сигнал, и так же послушно выполнила еще одно задание… Мощный взрыв тяжелой волной обдал город. С одного из номеров на восьмом этаже отеля «CARLYLE SUITES» вырвались языки пламени. Заметка в провинциальной американской газете оказалось пророческой – Джордж-Пьер Кэмпбелл-Ферно таки сгорел заживо. Но, в отличие от первого раза, ему уже не суждено было возродиться. Птица Феникс для него оказалась одноразового действия. Соединенные Штаты Америки. База ВВС США « Andrews ». Пятнадцать километров от Вашингтона. 18.10 по местному времени. Этот последний день лета Борис Ковзан запомнит надолго. Едва специальная машина отъехала от вертолета, увозя тела убитых американцев, как к нему подбежал Том Сэвидж – сотрудник ЦРУ, опекавший Бориса и прибывших вместе с ним людей на авиабазе «Andrews». – Сэр, вас срочно вызывает Киев. Следуйте за мной. Сердце русича неприятно екнуло от нехорошего предчувствия, и оно оказалось право… Цветной экран видеофона при всех своих миллионах возможных оттенков цветов не смог приукрасить истину, только что произнесенную через него, – его отец сильно избит и находится при смерти. – Борис, непосредственно перед разговором с тобой я разговаривал с директором ЦРУ Биллом Редом, – говоривший с экрана директор СБУ Объединенной Руси Олег Николаевич Пустовойтенко пристально смотрел на Ковзана. – Он пообещал организовать твой перелет в Киев непосредственно с авиабазы. Необходимо к минимуму свести всякие риски. После этого случая с тобой… словом, сам понимаешь. – Отца избили преднамеренно? – Пока не проведено тщательное расследование, я ничего не могу утверждать. – И, пресекая другие вопросы на эту тему, директор СБУ тут же добавил: – Поторопись с вылетом. В… – Пустовойтенко взглянул на наручные часы, – …два часа по-нашему уже будешь в Киеве. До встречи. – Экран видеофона погас. И тут же в комнату вошел Том Сэвидж: – Сэр, самолет готов. Пройдемте. – Американец кивнул на дверь и пошел вслед за Борисом. – Сюда, – Сэвидж указал на другую дверь. За ней оказалось крохотное помещение, казалось, предназначенное только для одной вещи – в специальной нише висел американский высотный костюм летчика. – Надевайте. Ковзан удивленно посмотрел на американца. – Вы полетите на истребителе-перехватчике «F-300». – Цэрэушник улыбнулся: – Это, конечно, не первый класс пассажирского стратосферника, но зато уже через полтора часа будете в Киеве, – улыбка американца стала поистине лучезарной. Истребитель-перехватчик F-300, с характерно опущенным носом, казался несуразной огромной птицей, к чему-то принюхивающейся на бетонке аэродрома. – Майкл, – стоящий около самолета парень в высотном костюме летчика протянул руку. – Борис. Американец жестом указал на трап. Русич привычно взбежал по нему и отработанным за долгие годы движением ловко скользнул на кресло второго пилота. Поднявшийся следом за ним американец удовлетворенно улыбнулся: – Pilot? [34] . – Fighter-pilot. Military-space fleet of Rusi [35] . – О, – американский летчик уважительно понял вверх большой палец. «Сам знаю». Американец ловко впрыгнул в свою кабину, находящуюся на два метра ближе к носу, чем кабина, в которой сидел Ковзан. Стандартные предполетные процедуры, и вот уже истребитель медленно выруливает на взлетно-посадочную полосу. Борис с профессиональным интересом осматривал кабину американского истребителя. «Так, основной и вспомогательный мониторы. Консоль управления РЛС. А это, очевидно, боевая панель, – русич осторожно провел рукой по кнопкам, осуществляющим управление оружием самолета. – Интересно, сейчас боезапас установили?». Между тем истребитель наконец доехал до начала взлетно-посадочной полосы. – The center, D-342. Resolve rise [36] . – В шлеме Бориса раздались слова летчика. – D-342, rise, I resolve [37] . Русич почувствовал знакомую вибрацию. Кабина наполнилась легким шумом заработавших двигателей. За прозрачным пластиком фонаря кабины рванулись назад стоящие в отдалении деревья. Тело мягко прижало к спинке кресла. Машинально, не зная и сам почему, Борис нашел глазами на правом подлокотнике красный рычаг включения катапульты. «Почти как у нас, только чуть короче». Борис подвинул к нему руку, как бы примериваясь. Тело сильнее вжало в кресло, двигатели заработали на более высокой ноте, и самолет буквально прыжком взмыл в небо. Наблюдая за стремительно приближающимися к нему белыми облаками, русич и подумать не мог, что это чисто машинальное, профессиональное движение – касание рукой рычага включения катапульты – через час спасет ему жизнь. Облака стали быстро смещаться вправо – самолет разворачивался на необходимый курс. Над Атлантикой, в районе 23° западной долготы, через час ему предстояла дозаправка в воздухе. Пекин. Чжуннаньхай. Личные апартаменты Председателя КНР Ли Чжаосина. 1 сентября 2193 года. Воскресение. 07.41 по местному времени. Чашка желтого свежезаваренного чая наполняла изысканным ароматом все помещение. Золотистые драконы, нарисованные на тонком фарфоре, словно охраняли благородный напиток. Несколько чаинок медленно опускались в желтоватой горячей толще чая. Резкий звонок срочного вызова мгновенно смял гармонию, царившую в комнате. – Да, – Ли Чжаосин и не собирался скрывать своего недовольства. – Товарищ Председатель. С американской авиабазы, где находится русич, только что взлетел истребитель-перехватчик и взял курс на запад. Это не характерно для самолетов этой авиабазы. Да к тому же он вылетел один, – лицо министра государственной безопасности Ван Цзябао на экране видеофона было взволнованно. – Ты хочешь этим сказать, что русич жив и сейчас на этом самолете возвращается домой? – Товарищ Председатель, исполнитель сообщил, что задание выполнено. Но он мог и ошибиться. Вполне может оказаться, что русич, к примеру, ранен и русичи потребовали его немедленной эвакуации к ним. К тому же мы получили информацию, что во время беспорядков в Киеве серьезно пострадал его отец. Так что я думаю… – Что ты намерен предпринять? – Ли Чжаосин резко прервал министра госбезопасности. – В это время проводится завершающая стадия эксперимента «Путь к победе». И как раз примерно в том месте, где будет пролетать американский самолет, – Ван Цзябао смолк, выжидающе смотря на Ли Чжаосина. – Хорошо, – после некоторой паузы согласился Председатель КНР. – Это не сочетание просто благоприятных для нас факторов. Сам великий Дао хочет помочь нам. И пренебречь этим мы не имеем права. Разрешаю чуть изменить эксперимент «Путь к победе». – Слушаюсь, товарищ Председатель, – экран видеофона погас. Золотые драконы продолжали охранять благородный напиток. Мужская рука мягко взяла чашку и поднесла ее к губам. Председатель народного собрания КНР с удовольствием, не спеша, начал чайную церемонию. И также не спеша, делая маленькие глотки, кормчий полутора миллиарда людей размышлял о стратегии развития великой страны. Киев. Центральная клиническая больница. Отделение нейрохирургии. 12.00 по местному времени. Казалось, в этой палате остановилось даже время. Белый потолок, нежно-зеленого цвета стены, светло-коричневый пол, словно часовые, безмолвно застыли вокруг кровати, на которой неподвижно лежал человек. Белая повязка на голове сливалась с белизной подушки, а вытянутые вдоль тела руки казались частью кровати. Даже облака за окном словно застыли в голубом киселе неба. И лишь несколько кривых, плавно извивающихся на голубом экране монитора, стоящего около кровати, оживляли эту неподвижную картину, показывали, что еще есть движение, есть жизнь, что под этой белой повязкой на голове ежесекундно протекают десятки тысяч химических реакций, собственно и означающие мыслительную деятельность, а следовательно, жизнь. Но пока этот совершеннейший химический аппарат, словно наглухо задраенный котел, работал без всякой связи с внешним миром – человек в палате находился в коме. …Маленький черноволосый мальчик бежит по зеленому полю. Сердце учащенно бьется в груди, легкие жадно хватают воздух. Ступни безжалостно втаптывают траву в землю. Зеленая бесконечная скатерть где-то далеко-далеко сливается с такой же бесконечной голубой скатертью. Из-под его ног разноцветными комочками жизни вспархивают кузнечики и красиво планируют в пронизанном солнечными лучами воздухе. Где-то на линии, разделяющей зеленое и голубое, показывается белая точка. Через несколько минут точка превращается в дом с полыхающими в солнечных лучах окнами. Мальчик оглядывается. И картина мира резко меняется. Голубой радостный цвет быстро пожирает черная туча, раскинувшаяся на полнеба. Даже не туча – сплошной черный мир убивал мир красок и света. И в этом мире зеленая трава становилась серой, и там не летали кузнечики. Мальчик мотнул головой, и еще быстрее замелькали ноги, еще быстрее запульсировали легкие, еще быстрее заколотилось сердце. Дом уже вот, рядом. Бесшумно распахивается входная дверь. А черный мир уже нависает над головой, словно гигантская волна, готовая обрушиться вниз и смести все на своем пути… Человек неподвижно лежал на кровати, и лишь несколько разноцветных линий медленно, лениво, словно нехотя двигались на голубом экране монитора. И таким же голубым было небо за окном. И в нем тоже что-то жило, двигалось, летало. Десять километров над Атлантическим океаном. Борт истребителя-перехватчика « F -300». 19.01 по атлантическому, или 12.01 по киевскому времени. Разгонный ускоритель отработал свое, разогнав самолет до скорости четыре маха. Электрический сигнал на пиропатроны, легкий толчок, и трехметровая пластиковая труба ракетного ускорителя, вращаясь, осталась за хвостом истребителя. Теперь в дело вступил водородный воздушно-реактивный двигатель. Где-то под фюзеляжем самолета открылась заслонка, и гиперзвуковой ураган воздуха ворвался в самолет. По сужающемуся конусу он устремился внутрь, сжимаясь словно в сверхмощном компрессоре. Одновременно несколько насосов впрыснули в эту тугую струю урагана водород, вспыхнула электрическая искра, и табун из десятков тысяч лошадей заревел в самолете. И тот, подстегнутый этой неукротимой мощью, еще быстрее стал ввинчиваться в небо. «Так, заработал прямоточник. Сейчас будем уменьшать крылышки», – Борис Ковзан с интересом наблюдал за полетом гордости Военно-Воздушных Сил США гиперзвукового, стратосферного истребителя-перехватчика «F-300». И тотчас, словно подчиняясь мыслям русича, и без того небольшие крылья самолета абсолютно бесшумно стали втягиваться внутрь, одновременно прижимаясь к фюзеляжу. Истребитель все больше и больше походил на ракету. Борис глазами скользнул по приборам – скорость достигла семи махов, а высота сорока километров. Небо за фонарем кабины из голубого быстро превращалось в фиолетовое. Кое-где на этой чернильной поверхности проступили звезды, а внизу, соперничая с небом в красоте красок, вольготно раскинулась водная стихия – прямоточный двигатель стремительно нес самолет над океаном. Но за такой галоп вокруг земного шара приходится дорого платить. Исступленное неистовство в камере сгорания двух газов ежесекундно требовало шестидесяти килограммов водорода. Поэтому такого гандикапа самолету хватало на полчаса. Через полчаса форсажного режима прямоточный двигатель отключится, и самолет стремительно спланирует до высоты тридцать километров. Там его уже будет поджидать воздушный танкер – самолет-дозаправщик КС-155 Stratotanker. Умная автоматика истребителя выдвинет из носа специальную штангу, точный укол в специальное отверстие под хвостовым оперением воздушной «дойной коровы», и могучая водородная река устремится в опорожненные баки истребителя. Через десять минут традиционное: – Спасибо, накормили. – На здоровье. – И воздушный тандем распадется. F-300, наклонив свой нос, устремится в пике вниз, вновь разгоняясь до четырех махов, запускающих привередливый прямоточник, и вновь полчаса стремительного безумства. Впрочем, полчаса даже не понадобятся. На двадцатой минуте американский истребитель пересечет западное испанское побережье, а сколько того маленького тельца старушки Западной Европы? Не успеешь и оглянуться, а уже пора тормозные закрылки выпускать – Борисполь на глиссаде. Но, как известно, хочешь рассмешить Бога, расскажи ему свои планы. Ста километрами выше компьютер китайского спутника «Путь к победе-1» уже запустил боевую циклограмму. Киев. Центральная клиническая больница. Отделение нейрохирургии. 12.31 по местному времени. …Мальчик пробежал еще несколько шагов и резко затормозил – между ним и уже близким домом пролег глубокий, в четыре метра шириной овраг. Мальчик задирает голову – черное небо над головой. Серая трава в десяти метрах. Он, вскрикнув, быстро делает несколько шагов навстречу серой, всепожирающей волне. Вот она уже практически касается его голых ступней. Мальчик круто разворачивается и начинает разбег для отчаянного прыжка… 23° западной долготы, 18° северной широты. Тридцать километров над Атлантическим океаном. Борт истребителя «F-300». 12.31 по киевскому времени. Огромная туша авиационного дозаправщика нависла над истребителем тридцатью метрами выше. Пилот истребителя под руководством бортового компьютера выставлял самолет в строго определенное положение. Наконец на пульте управления вспыхнула зеленая лампочка и прозвучал зуммер – компьютер давал «добро» на проведение дозаправки. Тотчас из «F-300» стала выдвигаться телескопическая штанга. Метр, второй, третий… Тонкий конец штанги медленно вошел в приемное гнездо воздушного танкера. В гермошлеме Бориса прозвучало: – There is contact! Include pumps [38] , – летчик истребителя-перехватчика обращался к пилотам летающей цистерны. – Has understood, I include [39] , – раздалось в ответ. Орбита Земли. Сто сорок километров над Атлантикой. Спутник КНР «Путь к победе-2». 12.35 по киевскому времени. Несколько датчиков положения синхронно послали сигналы в бортовой компьютер – спутник развернут в нужном направлении. Тотчас на внешней поверхности спутника откинулся защитный колпак, и в космос уперлось отверстие волновода мощного боевого мазера. Точнее не в Космос, в двухстах километрах, точно на оси мазера лежало тысячекилометровое облако газа, распыленного спутником «Путь к победе-1». Заряженные атомы ионосферы щедро нашпиговали его своей энергией, которое оно, словно губка, охотно впитывало. Подобно горам, накапливающим на своих вершинах снег, газовое облако в ста пятидесяти километрах над Землей накапливало энергию. И как снегу в горах бывает достаточно небольшого импульса, чтобы превратить мягкую, практически невесомую субстанцию во всесокрушающую лавину-убийцу, этому облаку нужен был импульс. Обратный отсчет циклограммы добежал до нуля, замкнулось реле, подавая ток на обмотки мазера. И в то же мгновение спрессованный радиолуч пронзил газовое облако. Киев. Центральная клиническая больница. Отделение нейрохирургии. 12.35 по местному времени. …Толчок, и маленькое тельце распласталось над обрывом в отчаянном прыжке. И тут же серая волна достигла края оврага, рухнула вниз и мгновенно его заполнила. Черное небо накрыла летящего маленького человечка. Сверкнула молния. – А-а-а. И мальчик низвергнулся на самое дно пропасти, уже заполненной серым миром… Одна из линий, извивающихся на мониторе в палате киевской больницы, вздрогнула и заплясала на экране словно одержимая. Затем, очевидно устав от безумной пляски, стала успокаиваться, все сильнее и сильнее вытягиваясь в прямую линию. Больничный покой резко нарушил сигнал тревоги. Орбита Земли. Сто сорок километров над Атлантикой. 12.35 по киевскому времени. Спрессованный радиолуч ворвался в газовое облако, словно слон в посудную лавку. И как при ударе с полок сыплется посуда, так со своих атомных орбит синхронно рухнули электроны. Их лавина в едином порыве замкнула гигантскую стосорокакилометровую электрическую цепь. С орбиты Земли сверкнула колоссальная молния. 23° западной долготы, 18° северной широты. Тридцать километров над Атлантическим океаном. Борт истребителя «F-300». 12.35 по киевскому времени. Сжиженный водород, подгоняемый крыльчаткой центробежного насоса, ринулся в баки истребителя. С конца девятнадцатого века по артериям человеческой цивилизации обильно потекла черная нефть. Благодаря ей постройнели многие механизмы и машины, уже давно превратившие среднего размера млекопитающее, лишенное грозных когтей и клыков, толстой шкуры и сильных лап, в царя природы. Благодаря этой маслянистой, не очень хорошо пахнущей жидкости человек уверенно обосновался в небе и под водой, благодаря ей сумел шагнуть в Космос. Но к середине двадцать первого века прожорливое человечество практически полностью израсходовало нефть, превратив ее в углекислый газ и сбросив его через миллиарды всевозможных выхлопных труб в атмосферу, словно в отстойник. От экологической катастрофы человечество спас все еще присутствующий у него коллективный инстинкт самосохранения. Заплатив природе дань в виде миллионов людей, захлебнувшихся в наводнениях, похороненных заживо при оползнях, умерших в своих квартирах от невыносимой жары, человечество, сжав зубы, наконец-то смогло взломать маленькую, но прочную крепость молекулы воды. Взломать не слишком затратным способом и заставить гордый первый номер таблицы Менделеева пахать на себя. По жилам человечества наконец-то потекла благородная голубая кровь [40] . Наблюдая за перекачкой водорода, Борис вспомнил другую перекачку топлива. Три года назад на Луне в баки «Прорыва», из-за безвыходного положения, они с начальником лунной базы Богомазовым закачали вместо водорода совсем другое топливо, надеясь разве что на чудо. И чудо произошло. На некондиционном топливе, «Прорыв» буквально в последние мгновения успел отскочить от несущегося на него, словно локомотив, метеорита. «"Кто наблюдает ветер, тому не сеять, и кто смотрит на облака, тому не жать" [41] , – мелькнуло в голове у Бориса. – Даже в самых критических ситуациях необходимо действовать, а не сидеть сложа руки». Неожиданно чувство опасности, как тогда, на Луне, охватило русича. Правая рука невольно начала сдвигаться по знакомому уже пути – к рычагу включения катапульты. Голубая стена огня бесшумно возникла за фонарем кабины. И тут же сильный удар обрушился на вытянутое тело истребителя. В то же мгновение мужская рука рванула красный рычаг. Рим. Ватикан. Сикстинская капелла. 13.35 по местному времени. Последний бюллетень упал в золотую чашу. Бросивший его архиепископ Генуи Франческо Капуцци шаркающей походкой вернулся к своему креслу, обтянутому, как и у всех, красным бархатом. Заканчивался восьмой тур голосования по выбору двести восемьдесят пятого Папы Римского. Семь предыдущих не смогли определить нового понтифика. Претендентов на папский престол, как и ожидалось, оказалось двое. Председатель кардинальской коллегии Франсуа Миньон и госсекретарь Ватикана Иван Поддубный. Лидерство сразу захватил Франсуа Миньон. И хотя ему все еще не удавалось достичь вожделенного рубежа – две трети голосов плюс один голос, с каждым туром он все ближе и ближе приближался к этому рубежу. В последнем, седьмом туре он уже недобрал всего лишь пять голосов. В помещении тут же воцарилась напряженная тишина. Наконец председатель счетной комиссии, кардинал из Испании Хорхе Родригес, как-то судорожно перекрестившись, опрокинул чашу на стол. На зеленом сукне образовалась горка узких листков бумаги, на которых присутствующие на конклаве кардиналы от руки написали имена претендентов на папский престол. Сто четырнадцать пар глаз – сто четырнадцать кардиналов, собравшихся в Сикстинской капелле, внимательно наблюдали за Родригесом. Взяв в руки первый бюллетень, он, близоруко щурясь, негромко произнес: «Франсуа Миньон». И вновь напряженная тишина. Полоска бумаги между тем перешла к другому члену счетной комиссии кардиналу Анджело дель Мессе. Тот, взглянув на нее, вновь произнес: «Франсуа Миньон» и передал бюллетень своему коллеге, третьему члену счетной комиссии кардиналу Войцеху Смицкевичу. И в третий раз под сводами капеллы раздалось: «Франсуа Миньон». Наконец трижды проверенная полоска бумаги вновь легла на стол. И тут же из горки оставшихся бюллетеней кардинал Хосе Родригес берет следующий. Вновь трижды повторенное: «Франсуа Миньон», и второй бюллетень присоединяется к первому. «Если я не стану папой, то после торжеств интронизации тут же покину Рим». – Это простое, четко сформулированное решение, как-то внезапно и сразу пришедшее в голову, вмиг успокоило, словно чья-то сильная рука разом выдернула из души все волнения и тревожные думы. Госсекретарь Ватикана кардинал Иван Поддубный даже чуть улыбнулся этому внезапному облегчению. – Франсуа Миньон – Франсуа Миньон – Франсуа Миньон. – Уже знакомая цепочка – и очередной белый листок, словно пойманная рыбка плюхается к своим, уже ранее отловленным собратьям. А семидесятипятилетний испанский кардинал уже вытягивает следующий улов. – Франсуа Миньон – Франсуа Миньон – Франсуа Миньон… – Франсуа Миньон – Франсуа Миньон – Франсуа Миньон. «Приеду к себе домой и просто буду настоятелем какой-нибудь церкви. Больше никаких высоких должностей. Впрочем, у меня и будет самая высокая должность, завещанная Христом нашему первому папе – апостолу Петру – быть ловцом человеческих душ». – Иван Поддубный – Иван Поддубный – Иван Поддубный. – Русская фамилия как-то даже неожиданно прозвучала на фоне портретов двадцати восьми пап, украсивших пилястры между окнами. Но высших иерархов Католической церкви запечатленных гениальным Боттичелли, вот уже много веков ничем смутить уже было нельзя. Взгляд госсекретаря Ватикана невольно сфокусировался на фреске, украсившей стену прямо напротив него: «Передача ключей святому Петру». «Уеду к себе на родину. Не хочу участвовать в сдаче ключей от христианства исламу. Не хочу помогать вешать их как трофей на мусульманский полумесяц». – Франсуа Миньон – Франсуа Миньон – Франсуа Миньон… – Франсуа Миньон – Франсуа Миньон – Франсуа Миньон. Иван Поддубный неожиданно вспомнил, как уже давно-давно, в другой эпохе, его, десятилетнего мальчика, мама привела сюда, в Сикстинскую капеллу, на экскурсию. И как зачарованный он смотрел на эти фрески великих итальянцев. И этот яркий красочный мир, окруживший его, словно сошел со стен и потолка, и он очутился в нем. Он словно слышал детский плач Моисея, когда ритуальный нож коснулся его крайней плоти для свершения обряда обрезания. Перед ним, словно наяву, разверзлось Красное море, и евреи устремились по его дну, спасаясь от разъяренных египтян, в одночасье потерявших своих первенцев. Его ноздри уловили запах вина из чаш, стоящих перед Иисусом и будущими апостолами на тайной вечере. И в ушах раздался молодой печальный голос: «Один из вас предаст меня». А над его головой Всемогущий Бог творил мир, отделял свет от тьмы, воду от земли, создавал человека и сам же изгонял его из рая. А затем, на уже расплодившееся, но не образумившееся человечество насылал всемирный потоп. И над самим алтарем, как финал божественного проекта «Человечество», мальчик увидел «Страшный суд» Микеланджело. – Франсуа Миньон – Франсуа Миньон – Франсуа Миньон… В его уши ворвался яростный рев труб, возвещавших о конце света. И ошеломленные этими страшными звуками в ладье Харона, проваливающейся в ад, сидят грешники, терзаемые ужасом, страхом, смятенные ощущением осознанности своей вины и неотвратимости ответа и расплаты. – Франсуа Миньон – Франсуа Миньон – Франсуа Миньон… Суровый и непреклонный Иисус – Судья, на решение которого уже некуда подать апелляцию. И рядом с ним кажущееся нереальным на этом фоне человеческого катаклизма кроткое лицо Мадонны. Глядя на это спокойное лицо Богородицы, десятилетний мальчик потерял сознание. – Иван Поддубный – Иван Поддубный – Иван Поддубный… Так началось его поклонение и приближение к Всемогущему Богу. Слово «Всемилостивейший» он стал говорить позднее. – Франсуа Миньон – Франсуа Миньон – Франсуа Миньон… На жизнерадостном зеленом поле стола уже высились три горки белых полосок бумаги. Самая маленькая – оставшиеся еще не рассмотренные бюллетени. Чуть больше – те, где было написано «Иван Поддубный». И самая большая горка – с бюллетенями тех, кто хотел бы видеть на папском престоле Франсуа Миньона. «А может, не все так безнадежно, – кардинал из Объединенной Руси смотрел на эти три кучи бумага, предназначенные вскоре сгореть черным дымом в старинной печи вместе с сырой соломой и паклей, – папа еще не избран, – может, победа француза является частью великого божественного плана, которого полностью не постичь нам, смертным? И ведь таких примеров – масса. Древние евреи руками римских солдат распяли непонятного им, а потому опасного пророка из Назарета. И что, их победа? Нет, оказывается, все так было и задумано Господом. И за какой-то век мало кому известный еврей Иешуа становится Иисусом Христом – родоначальником религии, породившей европейскую цивилизацию. И в жертву этому гениальному ходу был принесен, нет, не Иисус, он воскрес, принесен самый любимый его ученик – Иуда, спустивший спусковой курок христианства и за это на веки заклейменный как предатель и не имеющий могилы жалкий самоубийца». – Франсуа Миньон – Франсуа Миньон – Франсуа Миньон… «А рыбак Петр, „трижды, до петухов" предавший своего Учителя, становится апостолом, первым папой, над могилой которого ныне высится самый большой в мире христианский храм – храм Святого Петра. Поэтому все, что сейчас творится здесь, все определено Господом, и любой наш шаг, любой, ведет к его победе и славе», – госсекретарь Ватикана непроизвольно перекрестился. – Иван Поддубный – Иван Поддубный – Иван Поддубный, – была оглашена запись последнего бюллетеня. Восьмой тур голосования закончился. На столе осталось выситься две горки, словно две чаши весов, на которых в очередной раз выбиралось направление развития небольшого отрезка человеческой истории. Отель « Old Faithful ». 16.35 по местному времени. – Мэм, я могу у вас остановиться? – высокий, под два метра ростом, широкоплечий негр смотрел на Грету Симпсон, сидящую за служебной стойкой отеля. – Да, сэр, конечно. Есть номера люкс и обычные номера. Негр на мгновение задумался, затем на красивом, темно-коричневом, крупной лепки лице ослепительно блеснули крупные зубы: – Ну зачем одинокому мужчине люкс? Давайте, мэм, обычный номер. – На каком этаже? Есть свободные номера на втором и третьем этажах. – Давайте поближе к этой чудесной земле, на которой стоит ваш отель. – Тогда сэр, занесите ваши данные в нашу базу данных. Темнокожий атлет из внутреннего кармана ярко-красной штормовки вытащил идентификационную карточку и передал ее молодой женщине. Грета взяла ее в руки и ввела в специальное отверстие. Тотчас на мониторе компьютера, стоящего перед ней, высветились личные данные стоящего перед ней человека. – Мистер Кинг, номер вашей комнаты двести шесть, – Грета сделала несколько нажатий клавиш компьютера. – Возьмите ключ, – женщина протянула мужчине тонкую пластинку электронного ключа. Сейчас моя дочь проводит вас, – она обернулась и позвала: – Ника, подойди сюда, пожалуйста. Из-за двери, находящейся за служебной стойкой, показалась девочка, одетая в джинсы и футболку. – Ника, проведи мистера Кинга в двести шестую комнату. Девочка молча кивнула матери и перевела свои голубые глаза на мужчину: – Пошлите, мистер. По неширокой лестнице они поднялись на второй этаж. Прошли по неширокому коридору. – Вот ваша комната, мистер. – Ника, зови меня просто Стив, – молодой мужчина улыбнулся девочке. Девочка молча кивнула утвердительно. – Вот и отлично. И запомни, такой красавице не идет быть печальной. Держи, – Стив протянул девочке однодолларовую купюру чаевых и, вставив ключ в прорезь, открыл дверь. – Спасибо, сэр, – по лицу девочки скользнула легкая улыбка. Мужчина зашел в номер, огляделся. Кровать, стол, тумбочка со стоящим на ней миниатюрным видеофоном, вмонтированная в стену небольшая панель голографического телевизора – стандарт провинциального небольшого отеля. Оставив возле кровати спортивную сумку, с которой он приехал, новый постоялец вышел на балкон. Окинув взглядом открывшийся ему вид, он вытащил мобильный телефон: – Я на месте. Воздух наполнился шумом – метрах в ста от отеля взметнул к небу свои воды Старый Верный – самый знаменитый гейзер Йеллоустонского национального парка. * * * А на экране монитора по-прежнему электронный луч изредка вычерчивал разной высоты пики. И каждый раз компьютер неутомимо принимался анализировать поступившую информацию. Просчитывались различные математические модели, через электронное чрево прогонялись миллионы цифр, чтобы в конце концов на выходе получился сухой остаток: «Люди, все спокойно» Глава 6 НА ВСЕ БОЖЬЯ ВОЛЯ? Вступая в бой с питоном, будь осторожен: он может оказаться хвостом дракона!.. А может и нет. Измененная китайская пословица Белый дом. Овальный кабинет. 31 августа. Суббота. 21.05 по местному времени. Стивен Чейз был раздражен. Он не хотел себе признаться, но досада из-за сорванной рыбалки была едва ли не большей, чем раздражение от двух подряд ЧП с русичем. Но если в первом ЧП американские службы оказались на высоте, то во втором случае русич должен был благодарить за свое спасение только себя. И это только усиливало раздражение. «Впрочем, – оправдывал себя Президент, – раздражение из-за сорванной рыбалки и раздражение из-за нападений на Ковзана взаимосвязаны. Приземлись русич нормально в Киеве, и он бы сейчас ловил зеркальных карпов в пруду около своего ранчо, а не торчал в Овальном кабинете. И вместо умного, умного до раздражения, часто без обиняков говорящего неприятные вещи директора ЦРУ, советника по национальной безопасности Билла Реда, со мной бы находился веселый балагур Артур Рено. Закадычный друг еще с веселых университетских времен, ныне владелец небольшой автомастерской, так бесхитростно и непосредственно преклонявшийся перед ним, что это не могло не льстить». Президент США еще раз окинул вечернее, с проступившими первыми звездами небо, вздохнул и отвернулся от окна. – Так что же получается? Сначала убивают двух сотрудников спецслужб, затем, несколькими часами позже, уничтожают два самолета, два военных самолета Соединенных Штатов, а советник по национальной безопасности докладывает Президенту, что он не только не может уверенно сказать, кто это сделал, но даже вразумительно не может объяснить, как уничтожены эти самолеты – Сэр, личность человека, стрелявшего в русича, установлена, хотя кто-то весьма искусно сделал ему пластическую операцию на лице. Это Джордж Кэмпбелл – гражданин нашей страны, бывший сотрудник спецподразделения ЦРУ. Уволен оттуда в девяносто первом году за грубые нарушения дисциплины и избиение офицера. До сегодняшнего дня считался погибшим – его автомобиль дотла сгорел в автомобильной аварии. – Покойник оказался живуч и чуть здорово не поссорил нас с русичами, – Стивен Чейз саркастически улыбнулся. – А в результате пластической операции он случайно не стал китайцем? – президент раздраженным жестом оттянул руками кожу около глаз, изображая «китайские глаза». – Что касается второго нападения на русича, – продолжал директор ЦРУ, «не замечая» сарказма и раздражения Президента, – то этот вопрос сейчас активно прорабатывается министерством обороны, ЦРУ и АНБ. Скорей всего, было применено ионосферное оружие. Над этим районом Атлантического океана, за четыре часа до этого гигантского электрического разряда, на высоте ста сорока километров пролетал большой китайский спутник, который вполне мог распылить специальный газ. А в момент разряда в тысяче километров от него находился другой китайский спутник. – Я это уже слышал. Но то, что китайский спутник пролетал за несколько часов до этого разряда над тем местом, еще ничего не доказывает. А второй их спутник вообще был за тысячу километров. – Чейз отошел от окна и сел за стол. – Садись, – он кивнул стоящему директору ЦРУ на кресло, стоящее по другую сторону стола. – Спасибо, сэр, – Ред слегка отодвинул кресло и сел. – Наши специалисты утверждают, что именно так и должно приводиться в действие ионосферное оружие, – продолжил он прерванный разговор. – «Наши специалисты утверждают, что именно так и должно приводиться в действие ионосферное оружие», – Чейз раздраженно, с язвительной иронией повторил последние слова директора ЦРУ. – А ты не спросил у них, где наше ионосферное оружие? – Сэр, работы активно ведутся, но наши ученые никак не могут подобрать необходимые химические реагенты. – Химические реагенты? – хозяин Овального кабинета вопросительно посмотрел на Реда. – Сэр, кратко современная теория ионосферного оружия состоит в следующем. В ионосферном слое Земли, на высоте порядка ста сорока – ста пятидесяти километров распыляется огромное облако специального химического вещества. Под действием заряженных частиц ионного слоя оно сильно электризуется, и достаточно небольшого специального внешнего воздействия, чтобы мгновенно атомы этого вещества сбросили свой лишний разряд. Возникает гигантский электрический разряд. – И второй китайский спутник именно и осуществил это внешнее воздействие? – Да, сэр. Наши специалисты предполагают, что на его борту стоит мощный мазер, который мощным радиолучом ударил по облаку. А расстояние в тысячу километров необходимо, чтобы этим лучом охватить все облако. – Но облако было же распылено за несколько часов до разряда. Насколько я знаком с небесной механикой, оно тоже должно вращаться? – Совершенно верно, сэр. Совершив несколько оборотов над Землей, этот газ наэлектризовался, а как только облако оказалось в нужном месте, его, так сказать, подорвали. Выслушав директора ЦРУ, Чейз задумался, глядя на выключенный экран монитора, словно по неясным бликам, скользящим по его поверхности, пытался угадать дальнейшее развитие хода событий. – Билл, – наконец медленно заговорил он, – мы уже больше ста пятидесяти лет разрабатываем проект ХААРП [42] , а в итоге…. А в итоге имеем то, что имеем, – последние слова Чейз почти раздраженно выкрикнул. В Овальном кабинете повисла напряженная тишина. Наконец президент Соединенных Штатов вновь взял себя в руки. – Я все чаще и чаще ловлю себя на ужасной мысли, – голос Чейза, тихий и какой-то скрипучий, резко контрастировал с его гневным возгласом минуту назад, – что проект «Пора» был последним стратегическим проектом, где мы еще смогли опередить китайцев. Да и то с помощью русичей. А тебе так не кажется? Директор ЦРУ ответил мгновенно, как совершенно очевидное: – Сэр, я давно уже говорю, что наша нация превратилась в скопление пресыщенных, ленивых эгоистов. – И предателей, – вставил Президент. – И предателей, – охотно согласился советник по национальной безопасности. – И если не предпринять экстраординарных мер, мы скоро утратим лидирующее положение. Даже не так. Мы уже не лидеры, но мы еще на равных находимся в тройке лидеров. Пока на равных. – И что это за экстраординарные меры? – Не знаю, сэр, – после некоторой паузы ответил советник по национальной безопасности, – но боюсь, что это может знать только один человек. Тот, который в очередной раз подтвердил, что он любимец Бога, спасшись, побывав в гуще многомиллионного разряда, в тридцати километрах над Атлантикой. На темном экране президентского монитора скользили неясные блики, словно призрачные тени будущих событий. Киев. Центральная клиническая больница. Храм Святителя Михаила. 16.40 по местному времени. Слабый, подрагивающий огонек одиноко стоящей свечки резко контрастировал с приглушенным, но уверенным светом современных галогенных ламп, мягко заполнившим все небольшое пространство больничной церквушки. Церковь была пуста за исключением одинокой фигуры невысокого мужчины, прислонившегося к боковой стене. «Боже, помоги моему отцу», – в бесчисленный раз эта незатейливая и стандартная для больничной церкви мысленная просьба одиноко взлетела под свод и тут же покинула церковь, чтобы слиться с невидимым огромным океаном других мыслей, толстым слоем окутавшим планету. «Я тебя прошу, не дай ему умереть. Он так долго меня ждал и так много преодолел, чтобы увидеть меня. Он сумел обмануть даже смерть. И вот, едва дождавшись, он уходит. Боже, но это же несправедливо!» Легкое пламя свечи чуть вздрогнуло, и на мгновение показалось, что оно вот-вот потухнет. Но тут язычок пламени чуть вытянулся, свет от него стал сильнее и ровнее. Вздрогнул и мужчина и поднял глаза наверх, словно пытаясь увидеть что-то за сводом церкви. На него сверху печально и сурово смотрел бородатый старец – большая икона Святителя Михаила в сумраке церкви, казалось, висела просто в воздухе. «Господи, что я говорю. Ты столько раз спасал меня от неминуемой смерти, ты спас меня дважды всего несколько часов назад, а я что-то там говорю о справедливости. Господи, спасибо тебе и прости своего неразумного раба», – повинуясь безотчетному желанию, мужчина рухнул на колени. Борис Ковзан прибыл в Киев всего лишь час назад. Тогда, увидев за фонарем кабины F-300 ослепительный свет, он, не раздумывая ни мгновения, дернул рычаг катапульты. Автоматика сработала безукоризненно. Несколько пластиковых рычагов мгновенно зафиксировали голову и ноги Бориса, отодвинули его туловище назад, придавая ему оптимальное для перенесения перегрузок положение. Одновременно с этим, до этого утопленные в стены кабины, выдвинулись два броневых листа, заключая русича в герметичную капсулу. Щелк – и отлетел фонарь кабины, отброшенный могучим набегающим воздушным потоком. И тут же запустился пороховой ракетный двигатель, вытолкнувший капсулу с человеком с погибающего самолета. Все эти стремительные операции в общей сложности заняли полсекунды – ровно столько, сколько могла противостоять миллионоградусной плазме электрического разряда титановая капсула кабины. И ровно столько сопротивлялись баки истребителя, почти уже до отказа заполненные водородом. Ярчайшая, похожая на миниатюрный ядерный взрыв вспышка… Взрывная волна из легчайшего в природе газа, но при таких температурах и давлениях ставшего буквально железным, обрушилась на уходившую на пятнадцати «g» спасательную капсулу… и спасла ее. Получившая здоровенный пинок «железной ногой» от легчайшего газа, она за несколько секунд покинула раскаленную зону электрического разряда. Обгоревший, оплавленный шар, быстро набирая скорость, устремился вниз, навстречу неторопливо катящимся волнам Атлантического океана. Спасательную капсулу, впрочем как и весь самолет, проектировали талантливые конструкторы, создавшие ей запас прочности, которого хватило даже для этой экстремальной ситуации. Выдвинулись щитки-стабилизаторы, быстро прекратившие беспорядочное вращение стального шара. Почувствовав усиливающийся напор атмосферы, анероид отдал команду на раскрытие парашюта. И вот в небе над Атлантикой, на десятикилометровой высоте, расцвел оранжевый купол спасательного парашюта. И эфир пронзил, увы, очень знакомый ему сигнал «SOS». Глобальная система спасения терпящих бедствие людей, правнучка созданной еще в двадцатом веке знаменитой КОСПАС-САРСАТ, сработала безупречно. Уже через час около чуть подрагивающей на волнах спасательной капсулы приземлился гидросамолет норвежских военно-воздушных сил. Оглушенного, помятого инерционными силами, в момент «пинка» по капсуле ударной волной достигшими тридцати «g», Павла Ковзана буквально на руках перенесли в норвежский самолет. Весь полет на евразийский континент в гудящей, словно растревоженный улей, голове Бориса слабо пульсировала единственная мысль: «Все движения и действия летчика для катапультирования должны быть отработаны на земле до автоматизма. Летчик должен уметь на ощупь находить рычаг (шторку) или спусковую скобу катапульты» – невесть как всплывший из глубин памяти параграф инструкции по аварийным ситуациям для летчика Военно-космического флота Объединенной Руси. И только при подлете к Киеву, когда Борис уже относительно пришел в себя, ему сообщили, что он единственный, кто уцелел вчера, в тридцати километрах над Атлантикой. Русич этой информации даже не удивился, а лишь тяжело вздохнул. В Киеве он сразу потребовал, чтобы его отвезли в больницу к отцу. На все доводы врачей, что ему самому необходимо тщательно обследоваться, что его отец все равно еще без сознания, он упрямо повторял одну и ту же фразу: «Я хочу увидеть отца». Наконец прилетевший встречать его в Борисполь директор Службы безопасности Объединенной Руси Пустовойтенко приказал: «Пусть едет. Я все больше убеждаюсь, что он намного лучше знает, что делать, чем мы все тут вместе взятые». Отец лежал на кровати, посередине больничной палаты. Белоснежная повязка на голове закрывала страшную рану. Заострившийся нос, провалившиеся куда-то внутрь глаза – все говорило о том, что этот человек опасно приблизился к той черте, которую рано или поздно переступают все. Сын молча подошел к отцу. Кто-то услужливо поставил рядом стул. Борис сел на него и сжал неподвижную руку отца в своих руках. Медленно, словно в одном ритме с лениво ползущими линиями на экране рядом стоящего монитора, текло время. И так же не спеша, тягуче в голове у Бориса ворочался один вопрос: «За что?» Ворочался и не находил ответа, не в силах пробить великую стену, надежно отделяющую человека от понимания сути причинно-следственных связей этого мира. Как и не находят ответа миллионы людей, тысячелетиями бьющиеся головой об нее и видя лишь две насмешливые надписи, начертанные на ней: «На все воля Божия» или «Случайность». Вот и в голове Бориса, словно взбитая этим извечным вопросом, загустела, кристаллизировалась мысль: «На все воля Божия». И неудержимо захотелось помолиться, обратиться к Всевышнему с единственной, но часто трудновыполнимой просьбой: «Спаси отца». – Папа, я скоро приду, – вслух обратился Борис к лежащему без сознания человеку и быстро, не оглядываясь, вышел из палаты. – Где тут ближайшая церковь? – обратился он к одному из трех приставленных к нему охранников. – Церковь? Борис, не отвечая, продолжал смотреть на охранника. У того лицо из удивленного мгновенно приняло озабоченно-исполнительский вид. – При больнице обязательно должна быть церковь, – он метнул приказывающий взгляд на одного из своих коллег. Тот тут же бросился по коридору и открыл первую попавшуюся на его пути дверь. Через некоторое время из-за нее вышла пожилая женщина в белом халате. Быстро выхватив взглядом из людей, стоящих в коридоре, Бориса, она непосредственно обратилась к нему: – Спуститесь на второй этаж, а там найдете. «Господи, ты и так уделяешь мне слишком много внимания, но все же я прошу тебя – спаси моего отца, не дай ему умереть. Прошу тебя, перенеси свою милость с меня на него», – из глаз стоящего на коленях Бориса потекли слезы. И неожиданно он почувствовал, что словно с этим потоком слез из него выходит напряжение, которое копилось в нем с того уже далекого августовского дня, когда он взлетел с космодрома Байконур на экспериментальном космическом ракетоплане «Х-3», чтобы после взрыва ракетоплана уже в космосе спастись, «приземлившись» на американскую орбитальную станцию. Затем испытания на катапульте, для определения его везучести, аварийный старт на «Прорыве», полет в гиперпространство, попадание в черную дыру, возвращение из нее на Землю, бесконечное копание в его голове, многочисленные тесты на детекторе лжи, перелет в Америку, покушение, взрыв над Атлантикой. Все эти события щедрыми горстями насыпали напряжение в такую, в принципе, хрупкую человеческую душу. Человеческую душу, загнанную чьей-то железной рукой в бесконечный лабиринт, скорее похожий на беличье колесо. И спицы этого колеса уже слились в сплошной мерцающий круг, напоминающий больше циркулярную пилу. Одиноко стоящий на коленях человек плакал долго. На твердый церковный пол тихо падали капли слез, и так же тихо капали в бездну вечности минуты. Наконец Борис медленно поднял голову. Все так же слабо мерцал огонек одиноко стоящей свечи. Все так же приглушенно блестели серебряные оклады икон, и все то же безмолвие заполняло церковь. Но все же что-то изменилось. Коленопреклоненный человек словно чувствовал это своей омытой, обнаженной душой. Тишина, до этого безучастно окружавшая человека, наполнилось каким-то напряжением, вибрацией, слышимая только столь эфемерной субстанцией тела. Так наполняется дрожанием воздух от еле сдерживающего огромное давление котла, словно трепещущего от близкого взрыва. Борис медленно поднял глаза еще выше. На него смотрели пронзительные глаза древнего святого. Слабое пламя свечи, поставленной Борисом, отражалось в них. И в месте с мерцанием свечи мерцали и глаза – в них стояли слезы. Икона Святителя Михаила, простоявшая не одну сотню лет в центре Киева, заплакала… Резкое дуновение ветра затушило свечу – в церковь вбежал охранник. – Борис Иванович, ваш отец… Человеческий мозг, задействовав ни с чем не сравнимое по быстродействию подсознание, мгновенно сопоставив все только что увиденное, опередил произносимые слова. «Мой отец умер». – …Только что пришел в сознание. Тихий океан. Тайваньский пролив. Десять километров над Тихим океаном. Борт китайского стратегического бомбардировщика «Н-25». 22.40 по пекинскому времени. Многотонная махина, казалось, застыла в воздухе. Спереди, справа, снизу вольготно раскинул свои воды Тихий океан. И лишь слева, через бронебойные стекла стратегического бомбардировщика в легкой дымке просматривалась зеленая полоска земли – в пятидесяти километрах от самолета лежал остров Тайвань. Сравнительно небольшой островок, затерянный на огромных просторах Великого океана и угораздивший образоваться на стыке Филиппинской и Евразийской геологических платформ, трепало не только землетрясениями и тайфунами. В далекие времена служивший прибежищем для японских и китайских пиратов, он в середине двадцатого века стал приютом для сотен тысяч людей, бежавших сюда от коммунистических отрядов материкового Китая, и чудом оказался не захвачен ими – помешали американские корабли, блокировавшие Тайваньский пролив. И вот уже больше двух веков Тайвань ухитряется оставаться независимым, находясь в ста шестидесяти километрах от полуторамиллиардного Китая. И два века альма-матер пытается вернуть заблудшее дитя в свои объятия. Объятия, практически вплотную, а выражаясь военным языком, в упор приблизившиеся к острову и давно ставшие ядерными. На борту «Н-25» находились две тактические ракеты с ядерными боеголовками. – Командир, через тридцать секунд достигнем расчетной точки, – штурман самолета капитан Дэн Цун не отрываясь следил за электронной" картой на своем дисплее. – Понял, – командир бомбардировщика майор Лин Мучжи коротко кивнул и тут же включил рацию. – Первый, я пятый. Мы в расчетной точке. Разрешите продолжение задания. Кодированный импульс с материка пришел почти мгновенно: – Пятый, я первый. Продолжение задания разрешаю. Мужской палец уверенно вдавил большую черную кнопку на панели управления, разрешая бортовому компьютеру продолжать выполнение полетного задания. Тотчас далекий горизонт за стеклом кабины пошатнулся – ядерный бомбовоз, плавно накреняясь, совершал поворот. Но вот вновь горизонт встал в привычное горизонтальное положение. – Мы на курсе, – штурман подтвердил правильность действий компьютера. – Сейчас чанкайшисты заметушатся. Шутка ли, наш стратегический бомбардировщик над их территорией. – Лин Мучжи, положив руки на подлокотник кресла, наблюдал, как на дисплее увеличиваются размеры острова. – Еще пальнут сдуру. – Это было бы просто замечательно. Чанкайшисты сбили китайский самолет, сошедший с курса из-за неполадок аппаратуры. Уже бы через пару часов наши транспортники садились бы в Тайбэе [43] , в его международном аэропорту. И с этого дня он назывался бы более благозвучно [44] , – летчики рассмеялись. Сильный удар сотряс корпус самолета. Разом вспыхнули несколько аварийных ламп, сообщавших, что на борту пожар, разгерметизация, что вышли из строя электросистема и гидросистема. Словом, стратегический бомбардировщик в одно мгновение превратился в летящий по инерции кусок металла, начиненный ядерным оружием. – Что это… – герой Китайской Народной Республики, майор китайских военно-воздушных сил Лин Мучжи договорить не успел – топливо из разрушенного центрального топливного бака соприкоснулось с огнем. У бортового компьютера реакция была намного быстрее человеческой, при полном отсутствии эмоций. Поэтому за полсекунды до взрыва, хладнокровно просчитав ситуацию, он успел подать команду на аварийное сбрасывание ракет. Электрический импульс рванулся от него по кабелю, но тут же остановился, упершись в обрыв. А через полсекунды мгновенно родившийся огненный смерч вмиг развалил, в сущности, хрупкое тельце самолета. Еще через мгновение сдетонировали и ракеты… Обломки самолета, обугленные останки человеческих тел, надежно притянутые ремнями к пилотским креслам, рухнули в океан, в нескольких километрах от тайваньского побережья. Среди обломков падала и находящаяся в прочном металлопластиковом корпусе, практически неповрежденная ядерная боеголовка. Одна. Второй ядерной боеголовки на борту самолета не оказалось. Киев. Центральная клиническая больница. Храм Святителя Михаила. 16.55 по местному времени. – Нет!!! – страшная, неприглядная истина наотмашь хлестнула по глазам, раскаленной иглой вонзилась в мозг, чтобы взорваться там нестерпимой болью. – Нет!!! Мозг отказывался верить собственной же дешифровке электрических сигналов, идущих от глаз. Но сигналы эти все шли и шли, и вопящий мозг вынужден был их перерабатывать, выдавая один и тот же беспощадный результат: «Его отец болен, болен неизлечимой болезнью. И болезнь эта называется синдромом внезапного слабоумия, или сокращенно СВС. СВС звучит почти как SOS – save our souls – спасите наши души. Но на этот, рожденный в двадцать втором веке, сигнал бедствия никто в мире на помощь человеческой душе прийти не мог. Она погибала безвозвратно. Ошибиться было невозможно. Эта болезнь, подобно другим страшным болезням, оставляла на лице свой неповторимый отпечаток, ставило свое «фирменное клеймо» – омерзительные, какие-то судорожные кривляния, текущая изо рта слюна и страшное, похожее на звериное, уханье. Эта страшная болезнь поражала исключительно людей, получивших вторую жизнь. Не всех, процентов десять. Но и технологии второй жизни было еще меньше пятидесяти лет. И все больше и больше фиксировалось случаев, когда человек, благополучно проживший в своей второй жизни несколько десятилетий, внезапно, без видимых причин, заболевал этой страшной болезнью. Поэтому постепенно, с годами, рос этот страшный процент. И как ни бились ученые в десятках лабораторий, причину этой болезни, равно как и способ ее лечения, найти не могли. Как в двадцатом веке СПИД означал смертельный, не подлежащий обжалованию приговор, так в двадцать втором веке это же означал СВС, названный еще бичом избранных. Существовало и еще одно название – бич Божий. И кого хлестнул этот бич – погибал, погибал как человек. И это было страшнее смерти, страшнее для родственников и для окружающих людей. После смерти человек жил в памяти других людей, которые помнили его образ, характер, привычки, наклонности, помнили как человека. В этом же случае близкий, любимый человек не уходил совсем, он оставался. Но оставался в виде кривляющегося паяца с вечно обслюнявленным ртом, жутко и беспричинно гогочущего или по-звериному ухающего. А если учесть, что право на вторую жизнь получали, как правило, знаменитые, известные всему человечеству люди, то превращение их в омерзительных фигляров больно било по общечеловеческой психике и памяти. И все чаще и чаще слышался свист безжалостного бича. Это уже не носившие ранее этот «титул» и ставшие полулегендарными Аттила или монголо-татары, просто убивавшие своих врагов. Сейчас убивалось более вечное и более ценное, сейчас убивалась светлая память. И некогда элиту Земли наглухо, навечно запирали в звукоизолированные, прочные камеры, словно диких, взбесившихся зверей. Боль, несколькими волнами прокатившаяся в голове, опустошила, забрала все силы и эмоции. Борис бессильно опустился на стул, стоящий рядом с кроватью отца. Уже не в силах смотреть на то, что стало с его отцом, он опустил голову и закрыл глаза. Медленно-медленно, перед мысленным взором на черном фоне проступил какой-то свет. Постепенно он оформился в прямоугольник. В темном провале прямоугольника зашевелились какие-то тени, складываясь в пока еще неясное изображение. Вот засветились две точки, свет их становился все ярче. Еще несколько секунд, и словно кто-то невидимый тронул прямоугольник – и все тени разом, словно в калейдоскопе, сложились в изображение. Перед внутренним взором Бориса Ковзана предстало изображение святителя Михаила. В его глазах вновь блестели слезы. В голове, казавшейся из-за прокатившихся по ней огненных волн боли, выжженной пустыней, проклюнулись мысли. «Господи, увидев слезы твои, я подумал, что ты скорбишь об умершем моем отце. Но в мире уже есть то, что страшнее смерти. Неужели это ты так жестоко караешь людей? За что?» Глаза святого светились все ярче и ярче. Они уже начинали больно резать глаза. Борис открыл их, и сразу реальный мир ворвался в мозг – сумасшедший отец, лежащий на больничной кровати. Нет, уж лучше яркий свет! Лицо святого исчезло – яркий, слепящий свет бил прямо в мозг сидящего с закрытыми глазами человека. И вместе с этим потоком света исподволь приходило понимание того, что выплаканное там, в церкви, напряжение было не окончанием пути, не окончанием лабиринта. Господь милостиво убрал часть стресса, зная, что этой голове предстоит еще много испытаний и что в противном случае она просто не выдержит. Беличье колесо и не думало останавливаться. Оно вздрогнуло, перед тем как закрутиться еще быстрее. Ослепляющий свет заполнил уже весь мозг без остатка, проник в его самые потаенные уголки. Под этим испепеляющим напором рушились, исчезали, испарялись любые, самые надежные переборки, закрывающие глубинные, потаенные подвалы подсознания. И до этого надежно упрятанная информация рванулась наружу, в расчищенное светом место. И мгновенно до этого скрытые электрические импульсы сложились вместе, словно запитав «телевизор», на «экране» которого возникла яркая, четкая картинка – информация, которую долго и безрезультатно пытались вытянуть из головы Бориса новейшие приборы. – О, Господи! – сидящий на стуле человек схватился за голову. Возникшая в его голове «картинка», возникшая без всякой связи с происходящими событиями, без всяких усилий с его стороны, ошеломила его. Он первые мгновения «показа» даже не мог сообразить, откуда в его мозг попала эта разворачивающаяся перед ним картина грандиозного природного катаклизма. Понимание пришло несколькими секундами позже. – О, Господи, – вновь пробормотал Борис, – я, кажется, вспомнил, что видел в этой чертовой черной дыре. – Он вскочил со стула. Жуткий, леденящий душу хохот заполнил небольшую больничную палату. Борис вздрогнул и невольно посмотрел на источник этих кошмарных звуков. С перекошенным в ужасном ироническом смехе ртом, его отец будто подмигивал ему безумными, вытаращенными глазами. – О, Господи, – в третий раз за эти несколько минут человек воззвал к Всевышнему. Зажав ладонями уши, Борис выскочил за дверь. А вслед ему несся страшный, нечеловеческий хохот, будто что-то неподвластное земному разуму смеялось над тщетой человеческих усилий. Соединенные Штаты Америки. Нью-Йорк. Центр клонирования животных. 1 сентября 2193 года. Воскресение. 12.10 по местному времени. – Как только вы переведете деньги на счет центра, мы начнем процедуру клонирования вашей собаки. – И когда Дик… э, вернее эта собака появится на свет? – Собака – не человек, а только его друг, – на предупредительно-официальном лице сотрудника Центра клонирования мелькнула улыбка, – поэтому доращивание пса до возраста вашей погибшей собаки, то есть до возраста одного года, в инкубаторе займет всего двое суток. – И этот пес будет точной копией Дика? – Мистер Симпсон, – лицо сотрудника института вновь приобрело привычное для себя предупредительно-официальное выражение, – вы хотите заказать весь пакет услуг, который предусматривает не только простое клонирование животного, но и внедрение в его подсознание привычек, зрительных образов и запахов его… э предшественника. Мы гарантируем, что принесенные вами видеоролики будут запечатлены в мозге собаки. Так же, как и запахи с принесенных вами вещей. Естественно, абсолютной копии быть не может, я имею в виду с точки зрения привычек и наклонностей. Животным пока не внедряют чип сбора информации, поэтому что-то будет упущено. Но вашу дочь эта собака будет любить так же, как и прежняя, может даже сильнее. Ручаюсь. – И когда можно будет забрать собаку? – Когда вы переведете деньги центру? – Сразу после нашего с вами разговора. – О'кэй. Сегодня же мы из клеток вашей погибшей собаки извлечем необходимую информацию и тут же запустим инкубатор. И послезавтра вашу собачку можно будет забирать. – А привычки, память? – Всю информацию мы впечатаем в мозг животного в процессе доращивания. – И эта собака будет отзываться на кличку Дик? – Это и будет Дик, мистер Симпсон. Оплатив процедуру клонирования прямо из банковского терминала, установленного тут же в Центре клонирования животных, Джек Симпсон вышел на улицу. Огромный мегаполис жил своей обычной жизнью, абсолютно равнодушный к проблемам одного простого человека. Миллионы винчестеров стремительно вращались в миллионах компьютеров, разгоняя и разгоняя темп жизни, уже давно похожий на буйный, очертя голову галоп взмыленной лошади, почему-то названный красивым словом «прогресс». По улицам сновали миллионы машин, помогая людям успеть за этим прогрессом. По скрытым от глаз проводам неслись могучие тысячекиловаттные потоки энергии, которые, подобно волшебной лампе Аладдина, исполняли любые человеческие желания: в еде, тепле, развлечениях и даже в бессмертии. И казалось, этому безостановочному движению живых и неживых частиц Вселенной, этой комфортной жизни не будет ни конца, ни краю. Но за тысячи километров отсюда, над Тайваньским проливом, уже взорвался китайский стратегический бомбардировщик… Над головой чуть слышно громыхнуло. Джек машинально поднял голову – но на небесном полотне не было ни облачка. Лишь оставляя за собой белый след, по голубому полю неслась точка. «Стратосферник пошел на Лос-Анджелес, а может, еще дальше», – у мужчины почему-то тревожно кольнуло сердце. Вздохнув, он взмахом руки остановил такси. – В аэропорт. – Через два часа у Джека Симпсона был самолет в Шайенн – административный центр штата Вайоминг. А оттуда на самолете местных авиалиний он уже доберется в свой родной Мэдисон. Портленд, штат Орегон. Шелвуд-парк. 1 сентября 2193 года. 21.30 по местному времени. Праздник неуклонно приближался к своему зениту, как тот огромный воздушный шар, болтающийся в ста метрах над землей. Этот анахронический, даже по меркам позапрошлого века, летательный аппарат вновь, после нескольких десятилетий забвения, входил в моду. Очевидно, человечество, в очередной раз пресытившись техническим прогрессом, опять слегка стало ностальгировать о добром прошлом. О прошлом, когда летать можно было, просто включив газовую горелку, и не надо было опасаться взрыва стратосферного орбитального транспортника с ядерным реактором на борту. На белой поверхности шара, светящимися, переливающимися всеми цветами радуги буквами было написано на русском и английском языках: «День знаний». Находящиеся в корзине баллоны с легким шипением выбрасывали из себя невидимый газ, на котором установленные на земле лазеры, как на полотне, рисовали видеоклипы. Гуляющая в парке молодежь гулом одобрения, свистом, улюлюканьем и радостными криками приветствовала своих кумиров – в ста метрах над землей они пели и танцевали, рожденные синхронными прыжками мириадов взбаламученных электронов внутри лазерных кристаллов и мириадами других электронов, снующих в чипах управляющих компьютеров. Словом, человечество если и ностальгировало по избушке на курьих ножках, то только с системой полного жизнеобеспечения с домашним роботом во главе. Ниже шара, метрах в двух от земли, клубился другой информационный слой, сотканный из тысяч русских и американских фраз. – Ну как лето провел? – Anguish! [45] . Единственная отрада – два weeks на Гавайях. Девчонки там супер! – Mike, you did not call to me within a month! [46] . – Джеки, я потерял номер твоего телефона. Sworn! [47] . – Или через неделю мы надерем им asses, или нам незачем играть в баскет. – Ну, дринкнули мы с ней. Потом то, се. – Что – то, се? Не темни! – Has launched a shuttle! [48] . – Ma, crumps to me icecream [49] . – Скоро там salute будет? Вечно затягивают. На несколько мгновений, как по команде, это интернациональное бормотание смолкло. Расскажи всем, давай без дураков, О том, как ты живешь на деньги родаков, О том, как ты играешь беспредельный хардкор И как продажным тварям ты даешь omnop! Яростно рвануло с неба. И тут же утонуло в мощном, в тысячи глоток восторженном вопле. Киловатты звука и света обрушивались на возбужденную толпу. И, словно ловя их, на земле поднялся лес рук. А на небе патлатые парни дрались друг с другом, кроша гитары о головы друг друга. Блюститель чистоты панк-рокерских рядов, Слишком мало рока и очень много слов. Ты промываешь мозг почище MTV, Я манал тебя и таких как ты! За всем этим массовым помешательством наблюдала группа из двадцати молодых арабов, сидящая на принесенных пластмассовых стульях возле небольшого фонтана. – Таймулла, Камал, начинайте, – спокойным твердым голосом отдал распоряжение один из парней. Две темные головы синхронно кивнули. Через пару секунд возле мирно болтающей под деревом парочки возникли две фигуры. – Не exactly so has said! [50] , – смеясь, сказала девушка. – Lie can be four types: lie, impudent lie, statistics and citing. At you what? Citing? [51] . Раздавшийся смех молодых людей грубо прервал окрик: – Hey you, slut, who this you has already hooked on? [52] . – What? – парень, разговаривавший с девушкой, резко развернулся в сторону арабов. Если б ты на самом деле мог сделать что-нибудь сам, Если бы хотя бы десять слов привели к делам, Я бы сказал, да, ты панк, а я дерьмо, И если б только это тебе помогло! Один из арабов молча ударил его по лицу. Белый парень не удержался и упал на траву. Араб подскочил к нему и стал избивать ногами. Второй схватил девушку за руку и потянул к себе. – Help! Араб повалил девушку на траву и, схватив за обе руки, стал тащить ее в сторону оставшихся сидеть своих друзей. Девушка отчаянно вырывалась, постоянно крича: – Help! Help! Белому парню удалось схватить избивающего его араба за ногу и резко потянуть на себя. Тот не удержался и тоже упал на землю. Воспользовавшись на несколько мгновений предоставленной свободой, он рванул из кармана мобильник и нажал кнопку тревоги. Резкий, противный звук на миг заглушил вопящие небеса. Что, если он не такой, как ты? Разве это повод для начала войны? И если ты не такой, как я, — Разве это причина ненавидеть меня? Араб попытался выхватить надрывающийся телефон. Молодые люди, сцепившись, покатились по траве. К ним уже ринулись привлеченные шумом другие парни, пришедшие на праздник в парк. Вечерний воздух прорезали крики: – Опять арабы! – Наших бьют. – Fighting shaheeds! [53] . Оставшиеся сидеть арабы вскочили со стульев. Мгновение, и ножка стула отстегивается, превращаясь в первоклассную дубинку. Зажимая их в руках, выходцы из Азии ринулись на выходцев из Европы. Несколько секунд, и на лужайке завязалась отчаянная потасовка. Воздух наполнился шумом борьбы, разукрасившись русскими, английским и арабскими ругательствами: – Получай, зараза! – Fucking shit! – I shall break your prick! [54] . – You fall out! [55] . – Эйри фи дамирак! [56] . Вооруженные дубинками, молодые арабы легко сбили первую волну нападавших, колотя ими по головам, плечам, животам. Но американцев было больше. И после некоторого замешательства они, пользуясь своей численностью, окружили арабов со всех сторон и стали нападать сразу по два-три человека на одного араба. Слишком много ненависти. Подумай об этом! Никто не ищет друзей, каждый ищет врагов. Враг обязательно найдется где-то… Вот уже дубинки замелькали в руках американцев. Арабов поглотила русско-англоязычная толпа. – Бей черномазых! – Have got! Crap! [57] . В воздухе громыхнуло, и над парком вспыхнули огни салюта. Небеса разукрасились во все цвета радуги. И вслед за первым раскатом последовала канонада рокочущих, свистящих, визжащих звуков, сопровождающихся неистовым калейдоскопом красочных огней. – Die, bitch! [58] . – Slops Arabian! [59] . В несущиеся с небес децибелы грохота вплелся, тихий на этом фоне, вой полицейской сирены. Сразу с десяток сине-белых машин вломилось в парк. Утюжа траву, они окружили дерущихся. Несколько хлопков, и сотню квадратных метров ристалища накрыла прочная, почти невидимая сеть. Мгновенный импульс электроразряда, и почти две сотни мальчишек безвольно валятся на землю. По их телам скользят веселые блики праздничного салюта. Кто они, чтобы учить тебя? Кто они, чтобы лечить тебя? Кто они? Кто они, чтобы знать, кто ты? Вчера, 31 августа, в 22.45 по местному времени, или сегодня, 1 сентября, в 9.45 по Вашингтону, при боевом патрулировании, при невыясненных обстоятельствах взорвался китайский стратегический бомбардировщик «Н-25». Его обломки упали в территориальные воды Тайваня. Двое летчиков, находившихся на его борту, считаются без вести пропавшими. Через час после произошедшего инцидента по китайскому телевидению выступил министр обороны Китая Жу Фэн, который обвинил Тайвань в уничтожении китайского самолета, непреднамеренно, вследствие сбоев работы навигационного комплекса, вторгшегося в воздушное пространство этой страны. Он подчеркнул, что никаких предупреждений со стороны Тайваня, как это принято международной практикой, не было, а сразу была осуществлена ракетная атака на самолет. Также министр обороны Китая сообщил, что его правительство сейчас прорабатывает различные варианты ответных шагов. Какие это варианты и предполагают ли они силовое воздействие, Жу Фэн не уточнил. После выступления министра обороны Китая министерство иностранных дел Тайваня выпустило коммюнике, в котором отрицается какое-либо участие Тайваня в произошедшем инциденте. В нем подчеркивается, что военный самолет Китая находился в воздушном пространстве Тайваня всего несколько минут, и противовоздушные силы Тайваня ещё ничего не успели предпринять, в том числе сделать предупреждение. В коммюнике также сообщается, что правительство Таиланда настаивает на детальном изучении обстоятельств гибели китайского военного самолета с широким привлечением международных экспертов. Как известно, стратегический бомбардировщик «Н-25» способен нести на своем борту ядерное оружие. И скорее всего, в момент катастрофы оно находилось там, так как бомбардировщик осуществлял боевое патрулирование. Если данное предположение подтвердится, то это будет первым крупным инцидентом с ядерным оружием, произошедшим после взрыва ядерного устройства в здании Главного технического управления ООН в Нью-Йорке пятого мая две тысячи сто девяносто первого года. И этот инцидент может существенно осложнить и без того не безоблачные отношения Тайваня с Китаем, который вот уже полтора века продолжает считать Тайвань своей законной территорией. (Из сообщения телевизионного канала CNN) * * * Электронный луч на экране монитора вздрогнул и мгновенно очертил высокий пик. Через несколько секунд зеленая линия вновь сломалась в пик, чуть меньше предыдущего. Не успев добежать до конца экрана монитора, след электронного луча забился, словно в лихорадке, вычерчивая что-то похожее на зубья пилы. Компьютер несколько минут анализировал поступившую информацию. Наконец он вынес свой вердикт. Если бы это был человек, то, очевидно, перед тем как высказать свое суждение, он бы сделал скептически-неуверенное выражение лица, пробормотал что-то похожее на: «Э-э-э», словом всем своим видом показал, что он не уверен в своих выводах. Электронный мозг все свои «душевные» сомнения выражал количественно. «В течение сентября 2193 года на территории штата Вайоминг возможно землетрясение. Координаты эпицентра – 108°15' з.д., 44°10' с.ш. Сила толчков: 2-3 балла по шкале Рихтера. Вероятность землетрясения – 15%» – светилось на экране монитора. Безапелляционность – сильное качество компьютера. Любую ситуацию он может точно просчитать и вынести по ней решение. Если, конечно, в него вложено соответствующее математическое обеспечение или, говоря проще, соответствующая программа. Но в этом его и слабость. Если программа несовершенна, то категоричность суждений может обернуться большой бедой. Программы пишутся людьми. А люди не боги – они могут и ошибаться. А потом, принимая решения на основе безапелляционных выводов компьютера, они первоначальную свою ошибку могут значительно усугубить. А градация ошибок большая. И если в начале шкалы небрежно говорится о незначительных и легких ошибках, то в конце с ужасом произносится: катастрофическая или роковая ошибка. И люди не боги – они не бессмертны и из-за ошибок могут погибать. Глава 7 НА ТРАВЕРЗЕ – КАТАСТРОФА Все не так плохо, как вы думаете, все намного хуже. Неизвестный оптимист Париж. Проспект Виктора Гюго. 2 сентября 2193 года. Понедельник. 9.15 по местному времени. Роскошный пятиэтажный особняк двадцатого века празднично блестел своими окнами в лучах утреннего солнца. И благодаря этим лучам отражение в окнах величественного силуэта Триумфальной арки было как бы обрамлено ярким сиянием. Задуманная Наполеоном, она так и не увидела под собой шествия его Великой Армии, возвращающейся с победоносного похода в Россию. Вместо французов под ней лихо проскакали страшные казаки с медвежьей Московии. И вообще, по капризной прихоти Ее Величества Истории Триумфальная арка Франции так и не увидела ни одного настоящего национального триумфа. Вначале между ее массивными колоннами провезли траурный катафалк с маленьким, но великим корсиканцем – Наполеоном, затем под ней прошла траурная процессия, сопровождавшая в последний путь сына наполеоновского генерала – великого писателя Виктора Гюго. Уже в двадцатом веке под ней браво прошагали войска фашистской Германии. Правда, через три года состоялся парад французских войск генерала Шарля де Голля, вооруженных английским и американским оружием и занявших город без единого выстрела – все немецкие войска в это время перемалывались русскими в кровавой гигантской мясорубке Восточного фронта. А два века спустя под ней проехал торжественный кортеж первого французского президента-мусульманина, окруженного смуглыми статными красавцами национальной гвардии с белыми тюрбанами на головах… Отраженный в стекле, нематериальный силуэт Триумфальной арки величественно блистал в лучах восходящего солнца. «Во имя Аллаха милостивого, милосердного» – слова, сплотившие разные племена в могучий этнос, спокойно и громко прозвучали по другую сторону этого красивого фантома. В просторной комнате, лишенной всякой мебели, на полу, в смиренной позе, на коленях стояли двое юношей в белых рубахах. Их лица были обращены к молитвенной нише – михрабу, на поверхности которой затейливой арабской вязью было выведено: «Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед – пророк Его». – Хвала Аллаху, Господу миров, милостивому, милосердному, царю в день суда! – слова Корана вольготно разносились по просторному помещению, пронизанному яркими лучами солнца. – Тебе мы поклоняемся и тебя просим помочь! Веди нас по дороге прямой, по дороге тех, которых ты облагодетельствовал, не тех, которые находятся под гневом, и не заблудших, – юноши вновь опустили головы в низком поклоне. Затем они одновременно, как по команде, вновь выпрямились. – Я, Мухаммад, сын Абдульхайра, клянусь, – продолжая стоять на коленях, твердо произнес один из юношей. – Я, Абу, сын Абдульхайра, клянусь, – как эхо, вторил ему второй. – До последнего дыхания быть преданным правому делу джихада, – заговорили они разом, – уничтожать неверных на священной земле Аллаха. И если для этого понадобится моя жизнь, я без колебаний отдам ее во славу Аллаха всемогущего. Если же я пожалею неверных, если я струшу, пусть Аллах покарает меня. Если я отступлюсь от джихада, пусть мне будет пристанищем ад, – взгляд двух пар темных глаз упирается в стену михраба, словно пытаясь разглядеть за ней находящийся в тысячах километров, покрытый шелковым покрывалом, усеянным шестиугольными звездами, священный черный камень Кааба – внеземной камень, метеорит, ставший главным символом мусульманства, его святыней. И вновь два гибких юношеских тела одновременно низко склоняются к полу. Проходит минута, другая – слова клятвы проникают все глубже и глубже в юношеские мозги, впечатывая в подсознание жесткую программу – своей смертью уничтожить как можно больше неверных и, став великомучеником, шахидом, в сопровождении двух ангелов предстать перед Аллахом. Ведь умереть шахидом совсем не страшно. Недаром же в Коране сказано: «Относитесь к тем, кто умер во имя Аллаха, не как к мертвым, а как к живым, любимым Аллахом». А тех, кого любит, Аллах вознаграждает достойно – с первого момента пролития крови шахид не чувствует боли, ему прощаются все грехи. Он не будет чувствовать мук могилы и ужасов Судного дня, он получит в жены семьдесят черноглазых девушек и может поручиться за семьдесят членов своей семьи за их место в раю. Нет, умереть шахидом не страшно, умереть шахидом почетно. Это мечта каждого истинного мусульманина. Наконец юноши поднимают головы и встают. – Наблюдая за вами, я белой завистью позавидовал Аллаху, у которого в его садах скоро будут наслаждаться жизнью два таких прекрасных юноши, – к принявшим клятву шахида подошел старик, также одетый в белоснежные одежды. – Дядя Наджи, учитель, Аллах будет доволен нами, а значит, и ты потом сможешь лицезреть его райские сады. – Я в этом и не сомневаюсь, мои мальчики. А теперь я скажу вам очень приятную для вас новость. – С лица старика мгновенно слетела улыбка, около носа и губ еще глубже запали морщины. – Вам выпала великая честь – нанести такой удар, от которого мир неверных уже не сможет оправиться. И этот удар вы нанесете по самой главной стране неверных, по стране, ставшей главным пристанищем евреев – людей, посмевших себя называть богоизбранным народом, да покарает Аллах этих нечестивцев. Помните слова Корана: «Не берите иудеев и христиан друзьями: они – друзья один другому. А если кто из вас берет их себе в друзья, тот и сам из них». Вы нанесете удар по Соединенным Штатам Америки. Абу и Мухаммад, вам понятно, какая выпала вам честь? – Да, наш учитель, – выражение молодых лиц было спокойным и торжественным. – Вот и хорошо, – лицо старика смягчилось, на нем вновь заиграла мягкая, отеческая улыбка. – А теперь давайте помолимся за успех нашего дела. И уже трое тел в белых одеждах смиренно замерли на коленях: – Во имя Аллаха милостивого, милосердного… Шестьдесят километров от Киева. Объект «Ясный» Службы безопасности Украины. 08.20 по местному времени. Красивая молодая женщина с черными длинными волосами, улыбаясь, протягивает ему руки. И он, смеясь от переполняющего его счастья, босоногий, устремляется к ней по ярко-зеленой траве. Вот уже смеющаяся женщина почти рядом, он протягивает руки к ней и неожиданно узнает ее: – Мама!? Ведь ты же… умерла во время родов… Женщина, беря его руку своей теплой ладошкой, радостно говорит: – По-моему, мы проснулись! Теплое прикосновение чьей-то руки словно выключает красочный сон. Зеленая трава, голубое небо мгновенно исчезают. Но молодая женщина, словно не созданная причудливой работой подсознания, остается. – Фекла?! – Точно проснулись! Ну, здравствуй, Борис. – Фекла, как ты тут оказалась? – Что значит оказалась? Я тут, можно сказать, и днюю и ночую. С тех пор, как узнала о твоем богатырском сне. Утром завтракаю дома, более-менее привожу себя в порядок и сюда. – Просто более, без менее, – Борис улыбнулся, глядя на красивое лицо девушки, слегка тронутое косметикой. – Юмор – первый признак выздоровления. – А я вроде и не болел… Постой, ты сказала – днюю и ночую. Я что… – Сегодня третье сентября. Ты проспал более полутора суток. – Ни фига себе! – Ты просто, Боря, очень устал, очень, – на парня смотрели темные ласковые глаза. «Как на маминой фотографии», – мужчина неожиданно вспомнил фотографию, стоявшую на отцовском столе. Там мать, умершая во время родов Бориса, стояла, опершись о ствол какого-то огромного дерева. Красивая, молодая женщина с длинными черными волосами в белом платье на фоне темного, в морщинистой коре дерева. Там у мамы были такие же темные ласковые глаза. Это была любимая фотография Бориса. И отца, по-видимому, тоже, раз именно эта фотография стояла у него на столе. «Отец… – жестокая реальность наконец-то пробилась в отдохнувший мозг. – Мой отец заболел СВС, – Борис скрипнул зубами, пытаясь даже мысленно не расшифровывать это страшное сочетание букв: СВС – синдром внезапного… сумасшествия. – Мой отец…» – Ты как белка в колесе – все время куда-то бежишь, – между тем донеслось до него. «Белка в колесе… Отец…», – ассоциативный ряд мыслеобразов замкнулся, и необходимый электрический импульс мгновенно ударил в нужную ячейку памяти. – Фекла, я, кажется, вспомнил, что видел в черной дыре. Тайваньский пролив. В двух километрах от побережья Тайваня. Глубина семьдесят метров. 14.25 по пекинскому времени. Мощный луч глубоководного аппарата «Моллюск-3» легко рассек темно-серую толщу воды. В этом ярком тоннеле мелькали какие-то рыбы, в трех метрах от прожектора скользнула желто-полосатая лента морской змеи. И, словно испугавшись этой рептилии, сила яда которой намного превосходит «убойную силу» ее сухопутных собратьев, луч вздрогнул и, рубанув воду, резко опустился вниз. Дно тайваньского пролива представляло собой фантастическое зрелище – изрытая серая почва, усеянная валунами – поистине лунный пейзаж, но по ней довольно густо были разбросаны небольшие, диаметром десять-пятнадцать сантиметров, красноватые шары, густо покрытые иголками, – морские ежи, деликатес, снискавший заслуженную славу у гурманов всего мира. В луче прожектора блеснуло большое продолговатое обтекаемое тело – рифовая акула. Настроение у хищницы было явно не агрессивное, лениво шевеля хвостом, она парила в родной стихии. Луч света неторопливо повернулся на несколько градусов. Еще одна рифовая акула не спеша продефилировала по ярко освещенному подиуму. – Чжэн, поверни прожектор еще чуть левее, он должен быть где-то здесь, – командир «Моллюска-3» капитан третьего ранга Военно-морского Флота Китая Сяо Сывэй пристально смотрел на разворачивающуюся перед ним картину через огромный полусферический лобовой иллюминатор. Пилот подводного аппарата Чжэн Шуйбянь чуть коснулся одной из кнопок на пульте управления. Тотчас же световое пятно на дне бесшумно сместилось влево. – И чуть выше, – тут же последовала следующая команда. Световая полоса, скользнув от аппарата в глубь подводного мрака, выхватила из него какой-то блестящий предмет. – Вот он! Давай к нему. «Моллюск-3», подталкивая себя двумя винтами, по наклонной линии устремился к лежащему на дне китайскому стратегическому бомбардировщику «Н-25». Сидящий позади китайского пилота представитель Тайваня полковник Сун Чуй, нервно вздохнув, подался вперед в своем кресле. Находящийся с ним рядом представитель ООН австралиец Джим Коллинз невозмутимо наблюдал за происходящим, откинувшись на спинку кресла. Блестящим предметом, блеснувшим в лучах прожектора, оказалась носовая часть бомбардировщика. С расстояния десяти метров, перед людьми, надежно защищенными стальными пятисантиметровыми стенками «Моллюска», беспощадно открывалась картина случившейся катастрофы. Отсеченный взрывом от остального самолета, передний обрубок корпуса упал близко к тайваньскому берегу. Искореженный, смятый металл наглядно демонстрировал стальную твердость воды при соприкосновении с ней на больших скоростях. В бронебойном лобовом стекле кабины зияла огромная дыра. Проникнув через нее, прожекторный луч бесцеремонно высветил братскую могилу экипажа китайского самолета… То, что не довершил огонь, довершили акулы, теперь сыто кружившие рядом. В пилотских креслах, больше похожее на перевязанные тюки какого-то хламья, находилось то, что раньше называлось человеческими телами. В китайском глубоководном аппарате воцарилась гробовая тишина, прерываемая нервным дыханием тайваньского полковника. – Что показывает дозиметр? – прервав наконец гнетущую тишину, спросил Сяо Сывэй. – Радиационный фон в норме, – скользнув глазами по одному из приборов, доложил пилот «Моллюска-3». – Значит, боеголовки не повреждены. Уже легче. Чжэн, поставь буй-маркер, чтобы потом легко было найти это место, и сними… вот это. Видеокамеру больше не выключать. – Слушаюсь, товарищ капитан третьего ранга, – пилот аппарата нажал еще одну кнопку на пульте управления. Лейтенант Чжэн Шуйбянь и капитан третьего ранга Сяо Сывэй уже около года вместе опускались на «Моллюске-3» под воду. И с глазу на глаз молодые люди давно уже перешли на ты. Но в присутствии официальных, да еще и иностранных лиц приходилось соблюдать субординацию. На совмещенной с прожектором глубоководной видеокамере загорелся красный светодиод – преобразованные в двоичный код первые килобайты изображения легли на лазерный диск. Шестьдесят километров от Киева. Объект «Ясный» Службы безопасности Украины. 09.20 по местному времени. – Сергей Павлович, вы можете как-то прокомментировать все только что сказанное Борисом? – директор Службы безопасности Объединенной Руси Олег Николаевич Пустовойтенко, до этого не сводивший взгляд с Ковзана, теперь смотрел на сидящего в двух метрах от него академика Хохлова. Тот привычным жестом хотел потереть лоб, но, натолкнувшись на повязку на голове, чертыхнулся. – Пока мне ясно одно – речь идет о каком-то катаклизме, гигантском катаклизме, так как Борис упоминает, что сначала светило солнце, а потом небо стало черным, и все дальнейшее происходило в темноте. А это возможно, если в небо поднялись кубические километры пыли и как бы заблокировали солнце. Иными словами, Борис видел так называемую ядерную зиму. Ее описали еще в двадцатом веке, когда просчитывали последствия глобальной ядерной войны. Гигантское количество пыли поднимается в атмосферу. Воздушные течения разносят ее по всему земному шару. Пыль блокирует прохождение солнечного света, и начнется резкое падение температуры. Солнце померкнет и над Вашингтоном, и над Москвой, и над Пекином. Оно померкнет везде. Северные страны просто перестанут существовать. Во всем мире средняя температура примерно упадет на десять градусов. Для нас это означает, что весь север страны окажется непригодным для жизни там человека. Начнется страшный голод, ну и так далее. Словом, если проигравший в ядерной войне погибнет сразу, то победитель, перед тем как последовать его примеру, еще и помучается, – академик обвел глазами сидящих с ним в одном помещении людей. На несколько секунд воцарилась тишина – люди переваривали услышанное. – Но, Сергей Павлович, ядерный катаклизм нам не грозит, – первым нарушил молчание Пустовойтенко. – Международную обстановку, конечно, не назовешь райской, но она точно далека от кризисной. – А если Борис видел, допустим, то, что произойдет на Земле, скажем, через пятьдесят или сто лет? – возразила Фекла. – Не думаю, – тут же сказал Борис Ковзан. – Это слишком большой срок. И приближение войны люди и сами увидят, без подсказки Бога. Ядерные удары с бухты-барахты не наносятся. – Для Господа вообще-то даже сто лет это миг, – академик Хохлов посмотрел на Бориса и улыбнулся. – Но я согласен с Борисом. Предсказание на пятьдесят лет практической пользы не несет. Люди ему просто не поверят. Вспомните того же Нострадамуса. Хоть одно из его пророчеств люди учли? Один из великих политиков, к сожалению, уже не помню кто именно, сказал: «Заглядывать слишком далеко вперед недальновидно». Поэтому я думаю, что если Господь и захотел нас о чем-то предупредить, то это должно случиться вот-вот. – Вот именно: «Если хотел предупредить». А если он и не думал никого предупреждать, – говоря это, Пустовойтенко почему-то посмотрел на Бориса. И тут же все посмотрели на человека, побывавшего за изнанкой Вселенной, в гиперпространстве, где, по утверждению академика Хохлова, и размещалась физическая сущность Бога. Увидев устремленные на него взгляды, Ковзан чуть вздрогнул, словно от удара, затем, наклонив голову, медленно проговорил: – Я не могу ничего доказать. Но я уверен, что мы с Брэдлоу общались с Богом, сами не зная этого, и Бог вложил в наши головы информацию чрезвычайной важности. И эта информация должна быть использована немедленно. И если я вспомнил про катаклизм, то катаклизм состоится, и состоится в ближайшем будущем, – говоря последние слова, парень вновь поднял голову и твердо посмотрел в глаза директору Службы безопасности Объединенной Руси. Тот, «продержавшись» несколько секунд, опустил глаза – А почему, собственно, виденье Бориса мы пытаемся интерпретировать как последствия ядерного конфликта? Но есть же и другое объяснение, – в наступившей тишине особенно четко прозвучал негромкий голос академика. Тайваньский пролив. В двух километрах от побережья Тайваня. Глубина семьдесят метров. 15.20 по пекинскому времени. – Чжэн, справа по курсу гравитометр фиксирует какую-то массу. Поворот вправо на пятнадцать. – Есть поворот вправо на пятнадцать, – лейтенант Военно-морского флота Китая Чжэн Шуйбянь плавно повернул штурвал вправо. И так же плавно повернулся «Моллюск-3». За широким лобовым стеклом в лучах прожектора что-то блеснуло. – Давай туда. – Есть. Спустя полминуты стало ясно, что уловил чуткий гравитометр – метрах в двадцати на грунте лежало несколько обломков фюзеляжа китайского бомбардировщика. На одном из них луч выхватил из тьмы красную пятиугольную звезду с иероглифом «первое августа» внутри – эмблема народно-освободительной армии Китая. – Не то, – командир «Моллюска-3» Сяо Сывэй озвучил очевидный факт. – Уже два часа под водой, а ни одной боеголовки пока не найдено. Может, их уже успели без нас найти и поднять? – Ваш самолет взорвался в воздухе, – нервно произнес тайваньский полковник, едва Сяо Сывэй закончил говорить. – И, судя по найденным нами обломкам, взрыв был мощный. Наверняка сдетонировали ракеты в боевом отсеке. Поэтому боеголовки могло раскидать на значительной территории. Надо искать. – Конечно, будем, – легко согласился китаец, не поворачивая головы. – Чжэн, а ну поверни прожектор чуть правее. Все, достаточно, – капитан третьего ранга Сяо Сывэй смотрел не столько на ландшафт, раскинувшийся за лобовым стеклом глубоководного аппарата, сколько на экран монитора, на котором светилась карта дна, расчерченная па множество квадратов. Часть из них была окрашена в красный цвет – эта часть поверхности была уже исследована. Бортовой компьютер «Моллюска-3», получив от одного из своих датчиков информацию о повороте прожектора, тут же ее проанализировал. Миллисекундная задержка, и еще один квадрат на экране окрасился в красный цвет – электронный мозг, суммировав данные гравитометра, траекторию движения светового луча и самого глубоководного аппарата в этом квадрате, посчитал, что этого достаточно для его исследования. – Чжэн, поставь буй-маркер и поверни влево на двадцать. Судя по карте, там есть небольшая впадина. Посмотрим, может, туда что-то закатилось… Шестьдесят километров от Киева. Объект «Ясный» Службы безопасности Украины. 09.40 по местному времени. – Какое, Сергей Павлович? – первым на слова академика отреагировал Пустовойтенко. – Мы почему-то уверовали, что по могуществу человек уже давно обогнал природу. Но есть же природные процессы, вполне сопоставимые с самыми высокоэнергетическими искусственными процессами. – Но чтобы получился эффект ядерной зимы? – Фекла недоверчиво покачала головой. – Я не геолог и не биолог, но в какой-то статье я, помнится, читал, что в истории Земли было извержение какого-то вулкана, приведшего именно к эффекту ядерной зимы. Более того, в этой статье утверждалось, что именно извержение этого вулкана привело к тому, что homo стал именно sapiensoм. Ядерная зима произвела эффективный естественный отбор, и выжили самые смышленые, которые и образовали вид Homo sapiens. – Им было легко – им не мешали дураки. – Реплика Феклы вызвала у всех смех. – Тогда мы должны, наоборот, скрывать эту информацию, – поддержал девушку Борис. Посмеявшись еще несколько секунд, люди, как по команде, замолчали – мозг каждого, воспользовавшись устроенной им самим отсрочкой, переварил только что сказанные слова академика Хохлова. – А что это было за грандиозное извержение? Можно поподробней? – директор Службы безопасности задал мучивший всех вопрос. – Сейчас попытаюсь. – Сергей Павлович Хохлов, вытащив из нагрудного кармана пиджака карманный компьютер, начал быстро водить по его экрану электронной ручкой. – Наверняка об этом вулкане что-то есть в Интернете. С минуту старина Рамблер по командам академика перетряхивал терабайты информации всемирной паутины. Наконец очередной пакет радиоволн принес долгожданную добычу. – Итак, поподробнее. Вот что я нашел в Интернете: «74 тысячи лет тому назад произошло извержение вулкана Тоба на острове Суматра, пепел которого скрывал от Земли солнечный свет шесть лет. За извержением последовала так называемая вулканическая зима, сократившая население планеты, как свидетельствуют генетические исследования, до пятидесяти тысяч человек и даже менее. Человечество как вид было на грани вымирания. Согласно одной из гипотез, именно извержение Тобы помогло кроманьонцам, коими мы, по сути, и являемся, в борьбе с их прямыми конкурентами – неандертальцами. Еще 80 тысяч лет назад доминирование физически более сильных и тепло одетых неандертальцев было неоспоримым. Их численность превышала численность кроманьонцев в несколько раз. Но после взрыва Тобы, вызвавшего маленький ледниковый период, когда уже ни мышцы, ни шерсть от бескормицы и страшных морозов не спасали, а надо было разводить огонь и строить ловушки на мамонтов, позиции неандертальцев сильно пошатнулись. А вскоре неандертальцы и вовсе исчезли с лица земли. Но и среди кроманьонцев произошел мощный естественный отбор. Так как изменения в биосфере произошли быстро, скачкообразно, то времени на адаптацию не было и выживание происходило лишь за счет умственных способностей. То есть выжили самые умные, которые способны были приспособиться к резко изменившимся условиям. Именно с этого времени фиксируются наскальные рисунки, и именно с этого времени прослеживается устойчивая тенденция к росту черепной коробки, отображающая рост головного мозга». В помещении воцарилась тишина. Каждый из присутствующих обдумывал услышанное. Первым нарушил молчание Пустовойтенко: – Значит, выражаясь морским языком, на траверзе человечества – глобальная катастрофа? – По-видимому, да. – Бог нас предупреждает, что вскоре будет подобное извержение вулкана. Но зачем? – не выдержав, воскликнула Фекла. – Что зачем? Зачем предупреждает или зачем будет извержение? На вопрос Пустовойтенко девушка ответить не успела. Вместо нее ответил Хохлов: – Я думаю, что эти два вопроса – в сущности, один вопрос. Конечно, трудно проследить логику Бога, – академик чуть виновато улыбнулся, – но все же. Как мне кажется, с помощью как первого грандиозного извержения, так и предполагаемого второго, Господь выводит человечество из тупика. – Ну с первым тупиком семьдесят тысяч лет тому назад мне ясно. Надо было как-то резко ускорить развитие человека, поднять его на уровень действительно разумного существа. Но какой тупик сейчас? В чем в чем, а в недостатке интеллекта человечество трудно заподозрить. Вон, уже к самому Богу в гости летаем, – Пустовойтенко кивнул головой на Ковзана и чуть улыбнулся. – Вы ошибаетесь, Олег Николаевич. Тупик все же есть. Тупик, непреодолимый обычными, эволюционными средствами, как и в первом случае. – И что же это за тупик? – Не что, а кто. Мы и являемся тупиком, Олег Николаевич. В частности, и я, и вы являемся частью глобального тупика. Тайваньский пролив. В двух километрах от побережья Тайваня. Глубина семьдесят метров. 15.40 по пекинскому времени. Дно плавно уходило вниз, теряясь в темно-серой, мрачной неизвестности. И лишь ярко-красные шары морских ежей, словно мухоморы в лесу, оживляли угрюмый пейзаж. Коротко пискнул бортовой компьютер, закрашивая в красный цвет очередной квадрат на мониторе. Тут же с ним в унисон чуть слышно вздохнул тайваньский полковник Сун Чуй. Лейтенант Чжэн Шуйбянь вопросительно посмотрел на командира. – Давай прямо и опустись чуть ниже, метров на пять. – Слушаюсь, товарищ командир. Повинуясь командам человека, туша «Моллюска-3» неторопливо продолжила свое движение вперед, одновременно прижимаясь ближе ко дну. Луч прожектора на дне выхватил большого, размером с хороший поднос, краба. Почуяв опасность, шестиногая бронированная амфибия бросилась наутек, вниз по склону. И, словно играя с ней наперегонки, за ней устремилось световое пятно. Коротко, робко звякнул гравитометр и тут же через секунду уверенно защелкал, оповещая людей о каком-то близком массивном теле. – Чжэн, подыми луч прожектора! Чуть левее! Стоп! Прожектор глубоководного аппарата высветил на дне какой-то предмет, метров десять длиной, обросший водорослями. Лишь спустя несколько секунд люди поняли, что перед ними самолет. На это указывали небольшие, под стать самолету, крылья. Самолет лежал, накренившись на левое крыло, кабиной вверх. На носу самолета была прикреплена какая-то перемычка. – Это что за динозавр, товарищ командир? Командир «Моллюска-3» медлил с ответом, стараясь определить, что это за самолет. Раньше он таких никогда не видел. За него ответил Сун Чуй: – Это древний самолет. На таких летали в середине двадцатого века. Вон видите, у него на носу установлен винт, он и создавал тягу. – А чей он? – поддавшись любопытству, лейтенант невольно вступил в разговор с тайваньским полковником. Тот пожал плечами: – Может, японский, а может… – Сун Чуй сделал паузу, подбирая слова и наконец закончил: – А может, китайский… либо ваш, либо наш. – Чжэн, подойди ближе, – после общей паузы приказал Сяо Сывэй и, как бы объясняя свои действия для строгого вышестоящего начальства, добавил, – может, то, что мы ищем, лежит где-то рядом. Постоянно включенный диктофон записал и эту фразу. Медленно отрабатывая винтами, подводный аппарат двадцать второго века приблизился к воздушному аппарату века двадцатого, марку которого могли вспомнить уже разве что историки. – Фонарь закрыт, – тихо, как бы про себя произнес Чжэн. – Если бы летчик выпрыгнул, то фонаря вообще не было. Все взгляды были прикованы к полуцилиндру древнего плексигласа, закрывающего сверху кабину летчика. Но за полтора века он, очевидно, помутнел, и даже мощный луч прожектора не мог помочь людям заглянуть внутрь. – Сяо… товарищ командир, смотрите, отверстия в фонаре. И вновь в надежно защищенном маленьком мирке людей повисла тишина. Каждый, как мог, мысленно представлял трагедию, разыгравшуюся полтора века назад. Воздушный бой, и не такой, как сейчас, когда цель видишь лишь как отметку на дисплее радара, а компьютер тут же высвечивает варианты ее уничтожения. А такой, когда видишь вражескую символику на крыльях, когда ликующе смотришь, как твоя очередь разламывает вражеский самолет и он, напоследок перечеркнув жирной полосой голубое небо, устремляется в свое последнее пике. Когда видишь в ста метрах от себя вражеского летчика, так же, как и ты, исступленно жмущего гашетку пулемета. Когда стремительная сталь вламывается тебе в кабину… – Вот почему фонарь на месте, – тихо произнес Сяо Сывэй, – летчика просто расстреляли в воздухе. А за фонарем кабины по-прежнему стояла непроглядная тьма… как в могиле. – Там уже нет тела, – тихо произнес полковник Сун Чуй, – за столько лет оно давно уже растворилось в соленой воде. – Товарищ командир, можно я подойду еще ближе и попробую манипулятором счистить грязь на крыле? Узнаем, чей это был самолет. – Какое это уже имеет значение. Давай чуть вперед. Компьютер высвечивает, что мы еще не полностью обследовали этот квадрат. Световое пятно на древнем самолете вздрогнуло и словно нехотя сползло со своей добычи. Почему-то материальные свидетельства древних трагедий вызывают порой больше эмоций, чем те, что произошли буквально на твоих глазах. Может, потому, что в них больше недосказанности, таинственности, больший простор для домысливания. Или, может, потому, что они наглядно демонстрируют бездонную пропасть Хроноса, куда в конце концов проваливается все. И когда-то значительное и известное становится лишь жалкой кучей ненужного хлама или парой строк в какой-нибудь энциклопедии. «Суета сует. И это тоже суета». И может, поэтому люди в «Моллюске-3» не сразу увидели то, что они вот уже несколько часов так упорно искали и что уже несколько секунд освещал луч прожектора. Светло-желтый конус боевого блока лежал, чуть зарывшись в песок дна. Чудовищная двухсоткилотонная смертельная энергия притаилась за хвостом уже отлетавшей свое другой смерти. Шестьдесят километров от Киева. Объект «Ясный» Службы безопасности Украины. 10.00 по местному времени. – Поясните, Сергей Павлович, что вы имеете в виду? – Постараюсь, Олег Николаевич, – академик Хохлов вновь попытался привычным жестом руки потереть свой лоб и, вновь наткнувшись на перевязку, чертыхнулся. – Если не оглядываться на различные философские концепции о смысле жизни человека и человечества в целом, о его предназначении, то можно констатировать всего лишь один очевидный факт – с каждым столетием человечество все больше и больше развивается технически. И все! – Хохлов сделал останавливающий жест рукой, пресекая раздавшиеся было возгласы несогласия. – Мы что, стали гуманнее, человечнее, чем жители, к примеру, Древнего Египта? Вряд ли. Скорее наоборот. Почитайте историю мировых войн, почитайте о концентрационных лагерях и об атомных бомбардировках городов. Мы что, стали совершеннее физически? Красивее, выносливее? Выйдите на площадь любого европейского города и постройте в шеренгу первых попавшихся сто европейцев, так называемых представителей наиболее развитой части человечества. И что? Парад уродов! Тучные, с пивными животами, с залысинами, обремененные кучей пороков и болезней. Да по сравнению с ними сто любых древних греков – рота богов. Умнее? То же вряд ли. Мы больше знаем, но мы не умнее. Если посмотреть на достижение науки древних, с их скудными данными, то только диву даешься могуществу их ума. А в области искусства мы вообще отстали от наших предков. Как творили Рафаэль, Леонардо да Винчи, Рембрандт, Моцарт, Бетховен, Шекспир, Микеланджело и сотни, сотни других! Наши мастера и подмастерья от искусства и в подметки им не годятся. Поэтому, повторяю, единственное, что, безусловно, нас отличает от наших предков, это технический прогресс, и только. Отсюда следует вывод, что первейшая задача человечества – это технически развиваться. – Вот такой грубый материализм? – Фекла, девочка, еще в двадцатом веке Эйнштейн доказал, что энергия и материя – суть одно и то же. Чуть позже было доказано, что и наши мысли пусть и сложные, но все же энергетические поля. А теперь скажи, что в нашем мире нематериально? Чувства, эмоции, мысли? Все это материя. – И все же, почему же мы тупик, Сергей Павлович? Мы вроде развиваемся технически. – Вот именно, вроде. У каждой цивилизации есть свой пик развития. Цивилизации как люди – рождаются, развиваются, достигают своего пика, стареют и погибают. Исключений нет. Отыграли свое и шумеры, и Древний Египет. Казавшийся вечным Древний Рим пал под мечами древних германцев и франков, которые в свою очередь создали современную европейскую цивилизацию, которая, увы, также приближается к своему закату. Признаки близкого конца те же, что и у древних римлян. Люди остаются людьми. Низкая рождаемость, активное замещение коренных жителей пришельцами, нежелание поступиться хоть частичкой своего комфорта ради каких-то общих целей, расцвет пороков и уравнивание их с нормой, в том числе законодательно. Однополые пары составляют уже двадцать процентов от общего количества, проституция – это уже просто профессия со своим профсоюзом. Повсеместно узаконены наркотики. Да, мы еще развиваемся, и развиваемся быстрее, чем те же древние римляне с их свинцовым водопроводом и вымощенными булыжником дорогами. – Так в чем тогда дело? – Каждой эпохе своя скорость развития, Олег Николаевич. Европейская цивилизация все больше и больше дряхлеет. Она уже больше не столько созидает, столько проедает. Проедает и природные и человеческие ресурсы. Если видишь процветание, то это, может быть, уже не цветы, а плесень. – И кто же на смену нам? – А ты не догадываешься, Борис? – Азия? – Именно. – Но они же в основном все только копируют. Все, созданное нами. Для этого или покупают лицензию, или просто воруют, – Фекла с искренним недоумением смотрела то на Бориса, то на академика Хохлова. – Знаешь, когда на смену просвещенным римлянам пришли темные, необразованные германцы, то действительно сразу наступил упадок. Те времена так и прозвали – эпохой темного Средневековья. Но как видишь, в конце концов благодаря свежей крови человеческая цивилизация получила мощный импульс развития. А по сравнению с теми германцами азиаты вообще светоч знаний. – Ну а при чем ко всему этому виденный Борисом катаклизм? По-моему, раньше смена лидера не сопровождалась глобальным катаклизмом? – Раньше да. Но с тех пор, как человечество овладело ядерным оружием, мы перешли на качественно новый уровень развития. Раньше смена лидера, как образно выразился Олег Николаевич, не грозила глобальным потрясением. Да, крови, и праведной и неправедной, лилось много. Вспомните геноцид над бедными индейцами, учиненный белыми. Но все же это было локальным явлением. А как вы представляете смену лидерства сейчас, Олег Николаевич? Когда нынешний лидер буквально нашпигован ядерным оружием. Мирным путем? Такой вариант история еще не фиксировала и вряд ли зафиксирует. – По-вашему, Сергей Павлович, Бог с помощью природного катаклизма пытается смягчить последствия смены лидера? – В десятку, Борис! Именно так. Как говорится, из двух зол выбирают меньшее. Природный катаклизм – меньшее зло. Извержение гигантского вулкана – это форсированное завершение партии Европа – Азия в пользу последней и с наименьшей потерей фигур. – Но тогда зачем Бог нас, европейцев, об этом предупреждает? Ведь предупредить – значит наполовину спасти. – Правильно, Боря. Первую половину спасения Бог нам обеспечил, нам осталась вторая половина. – Но зачем? Из-за гуманности? Бог всемилостив? – Нет, я думаю, что в данном случае Господь преследует более утилитарные цели. – Какие? – Для ускорения того, Боря, для чего он нас и создал. Для ускорения технического прогресса. – Но ведь вы сами сказали, что мы тупик! – почти одновременно выкрикнули Борис и Фекла. – Браво! Какая схожесть мыслей, – академик посмотрел на молодых людей и улыбнулся. Молодые люди переглянулись. Девушка, не выдержав, прыснула в ладонь. – Теперь насчет тупика, – между тем продолжил Хохлов. – Из тупика есть два пути. Первый – немного вернуться назад и попробовать пойти по другому пути. Так раньше и было. Те же народы, пришедшие на смену римлянам, были, так сказать, потентнее их, но менее развиты. То есть Бог немного оттащил человечество назад, чтобы оно набрало разбег и запрыгнуло на следующую свою вершину. Но есть и второй путь, – академик сделал паузу. – Какой? – не выдержав, воскликнула Фекла. – Проломить тупик. Ведь за преграждающей стеной всегда есть путь. – И этот вариант более быстрый? – Пустовойтенко не мог скрыть своей иронии. – Да, – твердо ответил Хохлов, казалось, не замечая иронии в словах своего собеседника, – не надо тратить время на отход назад. – Так почему же этот вариант раньше не применялся? – Очевидно, не хватало сил проламывать тупики. – А сейчас они появились? – Судя по этому предупреждению, да. Тайваньский пролив. В двух километрах от побережья Тайваня. Глубина семьдесят метров. 16.00 по пекинскому времени. – Чжэн, радиоканал на землю. – Есть радиоканал на землю – пилот «Моллюска-3» ткнул пальцем в одну из кнопок на пульте управления. Тотчас на внешней поверхности аппарата открылся люк, и оттуда к поверхности воды устремился небольшой оранжевый шарик радиобуя, таща за собой сверхтонкий оптоволоконный кабель. Спустя тридцать секунд бортовой компьютер высветил: «Радиоканал создан». – Командир, есть связь. Сяо Сывэй взял в руки небольшой микрофон, укрепленный рядом с ним на пульте управления, и, нажав на нем кнопку, произнес: – База, я Моллюск. Нашли один объект. Слова, пройдя через микрофон и компьютер и превратившись в колебания лазерного луча, тут же скользнули по кабелю наверх, чтобы, превратившись в обычные радиоволны, кодированным сигналом попасть на китайский эсминец, стоящий в пяти километрах от «Моллюска-3». С корабля откликнулись немедленно: – Моллюск, я База. Вас поняли. Нашли один объект. Поставьте над ним радиобуй и продолжайте поиск. – Вас поняли, База. Ставим радиобуй и продолжаем поиск. Конец связи. – В пяти километрах от корабля и семьюдесятью метрами ниже Сяо Сывэй вновь нажал кнопку на микрофоне: – Конец связи, Чжэн. Убирай радиоканал. – Есть убрать радиоканал. Повинуясь короткому импульсу, в глубине «Моллюска-3» бесшумно заработал электродвигатель, стремительно наматывая на вал семьдесят метров нити оптоволоконного кабеля. Последним в аппарат скользнул оранжевый шарик. С легким причмокиванием за ним закрылся люк. Ни капитан третьего ранга Сяо Сывэй, ни лейтенант Чжэн Шуйбянь, ни полковник министерства обороны Тайваня Сун Чуй, ни представитель ООН австралиец Джим Коллинз не знали, что это будет последняя их находка. И они напрасно будут еще несколько часов сегодня и в течение еще четырех суток прочесывать район падения китайского бомбардировщика. Второй боевой блок с двухсоткилотонным термоядерным зарядом обнаружен не будет. Трудно найти то, чего нет. Шестьдесят километров от Киева. Объект «Ясный» Службы безопасности Украины. 10.17 по местному времени. – И как вы себе это проламывание тупика представляете? Хохлов на секунду задумался, затем развел руками и смущенно улыбнулся: – Не знаю, Олег Николаевич, пока не знаю. – А может, Борис не все вспомнил? – Фекла вопросительно посмотрела на Ковзана. Академик и директор службы безопасности последовали ее примеру. Теперь настало время смущаться молодому человеку. – Все, что я вспомнил, я рассказал, – Борис пожал плечами. На помощь ему пришел Хохлов: – Не смущайся, Борис. Все так все. Конечно, стоит еще раз пропустить тебя через «Гипнотизер», но я думаю, что это напрасно. Очевидно, Господь хочет, чтобы мы пока знали лишь то, что рассказал нам Борис. По крайней мере, на решение этой проблемы у нас будет время… если удастся решить другую, – через паузу закончил он. – И какая же это проблема? – ироничный тон в словах Пустовойтенко исчез. – Как избежать фатального извержения вулкана. – A где оно будет? – Вот с этого надо и начинать решение этой проблемы, Борис. – Судя по тому, что оно направлено против европейцев, то извержение должно произойти где-то в Европе, чтобы ослабла именно она. – Нет, Олег Николаевич. Европа продлила свое существование, ухитрившись сделать себе костыль в виде своей кровной сестры – Соединенных Штатов Америки. Поэтому логичнее было бы вышибить этот костыль. – Вы хотите сказать… – Мощное извержение вулкана должно быть в Соединенных Штатах Америки. Соединенные Штаты Америки. Дом Симпсонов в пригороде Мэдисона, штат Вайоминг. 18.17 по местному времени. – Ника, ну как дела в школе? – Нормально, пап, – девочка пожала плечами, не отрывая взгляд от экрана монитора. – Я вчера поздно вернулся и не хотел тебя беспокоить, – отец девочки на секунду замялся, – словом, у меня для тебя отличная новость. – Какая? – Ника оторвала взгляд от компьютера и повернула голову к отцу. Ее большие серые глаза были серьезны и внимательны. Джеку даже на мгновение показалось, что на него сейчас смотрит Грета. Она практически всегда так смотрела – серьезно и внимательно. И за одиннадцать лет супружества Джек Симпсон так окончательно и не избавился от чувства, что на него смотрит не жена, а математичка из его бывшей школы. Она на него вот точно так же смотрела – серьезно и внимательно. И после долгой паузы спокойно чеканила: – Очень плохо, Симпсон. Вы в очередной раз не справились с домашним заданием. Едва закончив школу, Джек устроился на работу в Йеллоустонский национальный парк, одним из смотрителей, и облегченно было вздохнул – он наконец избавился от этого серьезного и внимательного взгляда. Гейзеры, горячие ключи, водопады, каньоны, дикие леса, изобилующие медведями, бизонами, оленями, над которыми парят огромные орлы, были куда интересней, чем уроки ненавистной математички. Потом Джек познакомился с Гретой – милой, хрупкой девушкой, проходящей практику в отеле «Old Faithful», в котором администрация парка предоставила жилье молодому смотрителю. Потом был первый поцелуй на фоне грандиозного фонтана, выброшенного из недр земли старым трудягой Верным – гейзером, находящимся в ста метрах от отеля, названного в его честь. Потом родилась Ника, потом было долгожданное новоселье в этом уютном доме рядом с отелем, а потом у Греты появился такой взгляд – серьезный и внимательный, как у математички из детства. Теперь таким взглядом на Джека посмотрела его дочь… – Наш Дик, оказывается, не погиб, – Симпсон мотнул головой, отгоняя от себя воспоминания. – Не погиб? – Все тот же серьезный, внимательный взгляд, без тени радости или хотя бы удивления. «Будь проклята эта психокоррекция. Будь проклята… », – еще молодые, не истерзанные жизнью нервы сумели остановить логическую цепочку проклятий. – Ты же тогда сразу потеряла сознание, и тебя отвезли в больницу. А Дик, оказывается, был еще жив, и врачи спасли ему жизнь. – А почему ты сразу об этом не сказал? – Э… я и сам сначала не знал. Я отдал Дика врачам и, честно говоря, забыл о нем. Знаешь, ты в больнице, я волновался за тебя. А потом… а потом мне позвонили и сообщили, что Дик еще не умер и есть шанс его спасти. – Нащупав твердую тропинку в трясине лжи, Джек уже уверенно шел по ней. – А тебе я сразу это не сказал, а вдруг он все же не выживет, и ты снова расстроишься. А как только я узнал, что Дика точно спасли, сразу же тебе и сказал. – А где он сейчас? – Он здорово покалечился и находится в специальной клинике для животных, в Нью-Йорке. Но дела его уже быстро идут на поправку. Современная медицина сейчас быстро умеет лечить. И числа пятого-шестого его обещают выписать. Ты рада? – Да, папа, – девочка вновь повернула лицу к монитору, где очень похожая на нее девочка, вместе со своим другом-роботом, проявляя чудеса смекалки и сообразительности, пробиралась по сказочному лесу к кладу. «К дьяволу эту современную медицину, к дьяволу эту психокоррекцию, калечащую детей. К дьяволу… все к дьяволу!» – хлопнув входной дверью отеля, Джек выскочил на улицу. – Сэр, простите, вы не подбросите меня к «Пасти дьявола»? Если, конечно, это вам по пути, – на ступеньках отеля стоял новый постоялец, вселившийся в отель несколько дней тому назад. На темнокожем лице ослепительно сверкала белозубая улыбка. – Э… да, по пути. Садитесь, – Симпсон жестом руки указал на свой желтый служебный джип. – Спасибо, сэр, – негр подхватил стоящую на земле спортивную сумку и последовал за Джеком к автомобилю. «Да провались все к дьяволу». Джек Симпсон вдавил ногой педаль газа. Сорокадюймовые колеса дернулись и властно подмяли под себя неспокойную землю Йеллоустонского национального парка. Сенсационная новость с Тайваньского пролива. Как уже ранее сообщалось, там 31 августа потерпел катастрофу китайский стратегический бомбардировщик. Все члены экипажа считались пропавшими без вести. На следующий день Китай подтвердил, что на борту самолета находились две ракеты класса «воздух-земля», оснащенные термоядерными боеголовками. В момент катастрофы бомбардировщик находился в воздушном пространстве Тайваня. С самого начала китайская сторона настаивала на том, что катастрофа произошла вследствие попадания в бомбардировщик ракеты тайваньских ПВО. И вот новый, интригующий поворот в этом деле. Несмотря на все предпринятые попытки, китайский глубоководный аппарат с находящимися на его борту официальными представителями Тайваня и ООН так и не смог обнаружить одну из двух термоядерных боеголовок, хотя были найдены тела китайских летчиков. Министерство иностранных дел Китая уже выступило с официальным сообщением, в котором говорится, что правительство Китая возлагает всю ответственность за пропажу термоядерного заряда на тайваньскую сторону и допускает возможность, что уничтожение самолета преследовало именно эту цель. Министерство иностранных дел Тайваня, в свою очередь, также распространило сообщение, в котором говорится, что обломки самолета только подняты со дна залива и до заключения комиссии международных экспертов говорить о причинах катастрофы китайского бомбардировщика преждевременно. Кроме того, говорится в сообщении, необходимо продолжить поиски второго термоядерного заряда на большей территории, так как за один день невозможно тщательно осмотреть всю возможную территорию нахождения заряда. Многие ведущие информационные агентства считают, что этот инцидент приведет к новому витку эскалации между Тайванем и Китаем, стремящимся вернуть остров под свою юрисдикцию. Поэтому от выводов международной комиссии относительно причин катастрофы китайского бомбардировщика может зависеть мир не только в этом регионе, но во всем мире. Вспомним историю – один выстрел из пистолета в никому не известном маленьком славянском городке Сараево послужил детонатором Мировой войны, какой еще не знало человечество. (Из сообщения телевизионного канала CNN) * * * – Слушай, Боб, не нравится мне все это. – Что именно, Стив? Невероятный холод в Австралии или страшная жара в Европе? Не знаешь куда поехать в отпуск со своей крошкой? Двое молодых людей, сидя за одним столом, активно расправлялись с обедом, тарелки с которым теснились на подносах, стоящих перед парнями. – Боб, сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не называл Люси крошкой? – Хорошо, хорошо, не буду. Крошки Люси больше нет, – говоря это, Боб отломил малюсенький кусочек хлеба и отправил себе в рот, – или пусть меня унесет торнадо. – В прошлый раз был тайфун. И когда ты станешь серьезней? – собеседник Боба, Стив, глядя па манипуляции своего приятеля с хлебом, лишь вздохнул. – Видишь же, тайфун не помог. Поэтому попробуем торнадо. А насчет серьезности – чем позже, тем лучше. Более серьезный – более старый. А жизнь так прекрасна! Зачем спешить из нее. Тем более что, по-видимому, вторая жизнь нам не светит. Так что тебе не нравится? – Эти прогнозы землетрясения в Вайоминге и Аризоне. – Чем они тебе не нравятся, Стив? Компьютер прогнозирует два-три балла, небоскребов там нет, одна дикая природа. Да там это землетрясение даже не заметят. – А ты смотрел распечатку показаний сейсмодатчиков? – Смотрел, ну и что? – Обычно, когда прогнозируются землетрясения такой силы, то за сутки раз пять-шесть датчики улавливают колебания в том районе. Да и амплитуда у них вся одинаковая, не больше миллиметра. А тут раз десять за сутки трясет и есть несколько пиков миллиметров пять высотой. – Ну и что? Ну будет землетрясение не в три балла, а в четыре. Для Вайоминга и Аризоны это ничего не значит. Разве что их гризли, понервничав, больше будут еды клянчить у туристов. Да и то вряд ли. Компьютер, Стив, не ошибается, – Боб допил остатки кофе и встал из-за стола. – Пошли, Стив, перерыв на обед скоро закончится, а ты знаешь, как наш шеф относится к опозданиям. И вообще, серьезным людям опаздывать несолидно. Через минуту двое молодых людей уже выходили из столовой, направляясь к лифтам, около которых уже толпился народ. Обеденный перерыв в Чикагском институте сейсмологии заканчивался. Глава 8 МИТТЕЛЬШПИЛЬ ПО-КИТАЙСКИ Люди надувают друг друга – это дело обычное. Джон Кеннет Гэлбрейт Пекин. Стадион Сяньнунтань. 3 сентября 2193 года. Вторник. 10.00 по местному времени. Белый бенгальский тигр взвился в прыжке, и через мгновение мощные лапы ударили в спину бегущего человека, ломая ему хребет. И тут же страшные клыки сомкнулись на горле несчастного, сжирая последние иллюзорные шансы на спасение. По белой звериной шерсти наотмашь хлестнула алая кровь. Грозный рык оповестил об окончании схватки. В десяти метрах от этой разыгравшейся драмы другой человек, вооруженный лишь коротким трезубцем, с воплем всадил его в мощную шею другого тигра. Хищник вздрогнул, короткий взмах страшной лапы – и трезубец вместе с вырванным куском мяса отлетает прочь. Но эта короткая заминка для него оказалась роковой. Не теряя ни секунды, человек смело бросился вперед и вскочил на спину грозной кошке. В его руке блеснул нож, до этого привязанный к набедренной повязке. Остервенелый крик – и острая сталь погрузилась в кровоточащую рану зверя. Мощный рев боли взвился к небу. Тигр крутанулся на месте, пытаясь сбросить опасную ношу. Но человеческие руки, окольцевавшие его шею, не разжимались. Еще человеческое усилие, и рука, вооруженная ножом, по локоть скрывается в теле тигра. Тот шатается и последним усилием вздымается на задние лапы и опрокидывается навзничь, давя своим трехсоткилограммовым телом человека. Отчетливо слышен хруст костей, сливающийся с человеческим воплем. И не успел еще смолкнуть этот вопль боли, как еще один зверь и человек закружились в смертельном танце схватки. – Да, господин Бянь Чжан, ваш цирк – это действительно жемчужина мирового искусства. Стоящий в тоннеле центрального входа на поле человек испуганно вздрогнул и резко обернулся. Подошедший к нему мужчина улыбнулся и продолжил: – Сколько раз смотрю ваше представление и ни разу не понял, где живые звери и люди, а где их голографические образы. Очень и очень натурально. – Кто вы? – в отличие от его собеседника, лицо обернувшегося человека было напряженным. На высоком, с обширными залысинами лбе выступили мелкие капли пота. – Уважаемый Бянь Чжан, вы смотрите на меня так, словно перед вами тигр, впрочем нет, тигры для вас привычное зрелище, тогда, наверное, медведь, – подошедший мужчина, оказавшийся на голову выше стоящего перед ним Бянь Чжана, еще шире улыбнулся, – но я, по-моему, мало похож на этого зверя. Но в любом случае товарищ Артист должен сохранять хладнокровие, на то он и Артист. При последних словах Бянь Чжан еще раз вздрогнул. Его лицо мгновенно стало красным, капли пота на лбу стали крупными и заскользили вниз, придавая лицу какой-то жалко-комичный вид. – Жаркий сегодня выдался день, – сочувственная улыбка на лице. – Медики утверждают, что сердечники и гипертоники плохо переносят жару – обильно потеют, с ними случаются сердечные приступы. Может, продолжим нашу беседу в моем кабинете? Там прохладно, работает кондиционер. – Губы говорившего чуть изогнулись, превращая улыбку в участливую. – Нате, вытритесь и следуйте за мной… товарищ Артист. – Улыбка мгновенно выпрямилась в жесткую прямую складку губ. Высокий человек по-военному четко развернулся и пошел вперед размашистым шагом. Протянутый им остолбеневшему владельцу тайбэйского цирка Бянь Чжану белоснежный платок медленно падал вниз – говоривший не удосужился и секунды подождать, пока тот сможет протянуть за платком руку. Несколько придя в себя, тайваньский гражданин Бянь Чжан с удивлением обнаружил, что обычно наполненный во время представлений снующими людьми тоннель центрального входа сейчас оглушительно пуст. И тут же в эту зловещую тишину ворвался рев двухсот тысяч глоток – зрители на стадионе очередной раз смаковали победу человека над зверем или наоборот. Еще секунду удивленно повертев головой, Бянь Чжан поспешно засеменил за удаляющимся человеком. Киев. Мариинский дворец. Малый зал совещаний Президента Объединенной Руси. 16.00 по местному времени. Большой светло-желтый стол блестел полированной поверхностью, пуская во все стороны зайчиков. Один из таких зайчиков высветил на стене герб России. Скользнув по нему взглядом, Грушенко вздохнул. Ему неожиданно вспомнился хорошо известный из истории полувековой давности конфликт, когда, почти договорившись о создании конфедеративного государства, объединявшего четыре братские страны, политики никак не могли договориться о гербе. Уже было согласовано название государства – Объединенная Русь, его конституция, денежная единица, флаг и многие, многие другие вопросы, раньше казавшиеся неразрешимыми. Но герб стал камнем преткновения. Единодушно была отвергнута идея единого герба. Решено было использовать ряд из четырех национальных гербов стран. Но вот как размещать гербы в этом ряду, договориться никак не могли. Было отвергнуто предложение размещать национальные гербы в порядке, соответствующем алфавитному порядку названий стран, – многим не понравилось, что герб самой маленькой страны в будущем союзе – Беларуси – будет на первом месте. Также не прошло предложение принять очередность в соответствии с площадью государств. Его посчитали этически некорректным. Практически договорились расставить гербы в той очередности, в которой страны объединялись в единую страну, то есть: Россия, Беларусь, Казахстан и, наконец, Украина. Против выступили украинцы. Чтобы не дать погибнуть еще не рожденному государству, Россия уступила свое место Украине, заняв ее четвертое. С тех пор на всех официальных документах и иных местах национальные гербы изображались именно в таком порядке: украинский трезубец, белорусский рыцарь, казахская юрта и российский двуглавый орел. Народ по-своему интерпретировал уступчивость России – как могут мирно сосуществовать два герба, на одном из которых изображена дичь, а на другом вилка под нее. «Господи, если такая мелочь, как порядок размещения гербов, чуть не развалила зарождающийся союз между близкими народами, то что говорить о неблизких народах? А если переданная нами информация неверна, что тогда подумают о нас американцы?» – Президент Объединенной Руси вновь тяжело вздохнул и вернулся в действительность. – Сергей Павлович, давайте на минуту представим себе следующую ситуацию. Завтра мы сообщаем информацию американцам насчет грандиозного извержения вулкана, которое вот-вот должно произойти у них. Они верят нам и предпринимают какие-то упреждающие шаги, – Грушенко на секунду запнулся, – ну не знаю… хотя бы эвакуируют население из ближайших к вулкану мест. А это, заметьте, миллионы, десятки миллионов людей. И ничего не происходит. Вернее, происходит, но что-то совсем иное и не в том месте. И как тогда отнесутся к нам американцы? Ведь они вправе подумать и об умышленном искажении информации. Академик Хохлов ответил сразу, как о давно продуманном: – Владимир Владимирович, я полагаю, что если произойдет то, о чем мы их не предупреждали, то Штатам будет не до нас. Вернее, они об умышленном искажении информации не будут даже намекать, не то что говорить. Ибо тогда им понадобится экстренная помощь всего мира, и нас в том числе. Одна старушка Европа такую махину не потянет. Уж больно крупная у нее получилась доченька. – А вы как считаете, Игорь Владимирович? – Президент обратился к министру иностранных дел. – Сергей Павлович прав. Говорить надо. Только информация должна быть подана так, чтобы американцы ясно поняли – за достоверность ее мы ответственности не несем. Что эта информация получена путем интерпретирования… ммм… видений Ковзана. Не более того. – А если вообще не передавать никакой информации? – произнеся эту реплику, директор службы безопасности Пустовойтенко продолжал неотрывно смотреть на экран своего ноутбука, будто собирался оттуда читать обоснование своего предложения. Первым мысль Пустовойтенко понял академик Хохлов: – Я понимаю, что политика – это выбор из двух зол. И вы полагаете, что остаться один на один с Китаем – это меньшее зло, чем наличие в мире трех сверхдержав? И не забывайте, что Япония скорее поддержит китайцев, несмотря на все их разногласия. Их менталитет ближе к китайскому. Восток есть Восток. Да и Индия, пожалуй, тоже. – Сергей Павлович прав, информацию передавать надо, – Президент Объединенной Руси поставил точку в споре. – Игорь Владимирович, – обратился он к министру иностранных дел, – подготовьте соответствующее официальное сообщение американцам. А вас, Сергей Павлович, попрошу при необходимости оказать содействие. – Безусловно, Владимир Владимирович. Но я бы хотел сейчас решить еще один вопрос по этой теме, – и под обращенными на него вопросительными взглядами академик Хохлов закончил: – Я бы предложил вновь направить в Америку Бориса Ковзана. Пусть американцы сами посмотрят его воспоминания и сделают свой анализ. – А если вновь будут предприняты попытки его устранения? – Я это все понимаю, Владимир Владимирович. Но у меня почему-то есть необъяснимая уверенность в том, что там, где находится этот человек, все будет в конце концов благополучно. Любимец Бога – есть любимец Бога, – Хохлов, смущенно улыбаясь, развел руками. – Я поддерживаю Сергея Павловича, – неожиданно Хохлова поддержал Пустовойтенко. – Действительно, этому человеку прямо каким-то мистическим образом везет: выброшенный в открытый космос, он не погибает, ракета с ним на борту, работающая не на тех компонентах топлива, не взрывается. Он даже умудряется выжить, попав в миллионоградусный и миллионоамперный разряд гигантской космической молнии. Да и потом, как это ни цинично звучит, Ковзан все, что знал, уже рассказал. – А сам Ковзан согласен, Сергей Павлович? – Он меня сам об этом просил передать, Владимир Владимирович. – Значит, решено, – Президент Объединенной Руси подвел итог совещанию. – Так как, говорите, называется место, где должен проснуться супервулкан? Йеллоустонский национальный парк в штате Вайоминг? – Тогда, – директор Службы безопасности наконец оторвал свой взгляд от раздавленного оранжевого шара, – давайте мы все это сейчас и обсудим. Отель « Old Faithful ». 24.00. по местному времени. В черном небе раскинул свой треножник триумвират самых ярких звезд: Вега, Альтаир и Денеб. Серп молодой луны ярко освещает местность, придавая ей завораживающе-мистический вид. Это впечатление усиливает струящийся из-под земли пар, серебрящийся в лунном свете. Сквозь него причудливо колышутся, словно невиданные исполинские животные, огромные ели. Одна из елей словно шагнула вперед, будто ей надоела эта ее десятилетиями длящаяся неподвижность и она решила поближе рассмотреть, что это там за белесое существо, постоянно извивающееся в десятке метров от нее. Шаг, еще шаг, тревожно вскрикнула невидимая птица… Нет, это не ель. В лунном свете теперь четко обрисовался контур какого-то существа, неспешно приближающегося к бьющему из-под земли горячему ключу. Не дойдя нескольких метров, существо остановилось. Недовольное ворчание легко перекрыло легкий шум воды и шипение пара. Хозяин здешних лесов, медведь гризли, еще минуту постоял, недовольно ворча, затем, все так же не спеша, побрел обратно в лес. Не успел он еще скрыться, как раздался громкий волчий вой. Серого четвероногого собрата тут же поддержал другой, и вот уже леденящая душу многоголосая звериная месса вместе с паром возносится вверх, навстречу равнодушной луне и звездам. Вновь тревожно закричала птица, где-то в лесу тут же громко затрещал кустарник – кто-то массивный – бизон или лось проламывался через ночной лес. В этот треск лесной первой скрипки сразу же вплелись мелодии поизящней – в траве зашмыгали потревоженные более мелкие зверьки – лисицы, зайцы. Что-то неспокойно зверью, что-то они чувствуют, младшие дети природы. Может, готовящуюся свадьбу богов? Когда-то давным-давно здесь жили другие люди – черноволосые, с красными, будто обожженными солнцем, лицами. У них были свои боги. Боги, говорящие этим людям, что и у зверей есть души, поэтому убивать их можно лишь столько, сколько необходимо для еды, жилья и одежды. Эти боги жили в Верхних и Нижних мирах. Сто небес составляли Верхний мир, и сто подземелий составляли Нижний мир. Эти боги, как и люди, рождались и умирали, играли свадьбы и рожали детей, тоже богов. Верхние боги брали себе жен из Нижнего мира, а нижние из Верхнего. И нынешним людям не понять, почему небесная вода бьет из-под земли и на них вдруг обрушивается подземный огонь – это свадьбы богов из разных миров. Неспокойно нынче зверью на земле желтого камня [60] , что-то тревожит их. Пекин. Министерство культуры. 11.01 по местному времени. Большой портрет Председателя народного собрания Китая большим прямоугольником четко выделялся на белой стене. Портрет был настоящий, написанный масляными красками, а не голография, созданная причудливой игрой лазерного луча. А значит, хозяин этого кабинета занимал высокий пост, не ниже начальника отдела министерства. Правда, сейчас за его столом сидел другой человек – молодой высокий мужчина с приветливым открытым лицом. Судя по тому, как он свободно вел себя здесь, можно было понять, что ему не привыкать сидеть в кабинетах с масляными портретами Первого китайца на стенах. – Вы меня удивляете, уважаемый Бянь Чжан. Вам предъявить расписку, в которой вы добровольно соглашаетесь сотрудничать с Министерством государственной безопасности Китая? Или ее надо предъявить тайваньской контрразведке, товарищ Артист? – Но я соглашался лишь передавать вам сведения, которые я узнавал, общаясь с тайваньскими политиками, военными, бизнесменами и артистами. Сидящий за столом молодой человек открыл какую-то папку и взял из нее листок бумаги. – Странно, но в вашей расписке об этом ни слова. Там лишь написано, что вы добровольно соглашаетесь сотрудничать, и все. Вам показать ее? Или, может быть, напомнить вам сумму одного счета в «Тайвань бизнес банке»? Сидящий по другую сторону стола Бянь Чжан, закрыв лицо руками, тихо произнес: – Что в том контейнере? – Вот это другой разговор, – молодой мужчина удовлетворенно улыбнулся. – А в контейнере находится тонна золота. – Золото? – Да, обычное золото. – Но зачем вам золото переправлять в Тайвань? – А кто вам сказал, что в Тайвань? Вы ошибаетесь, уважаемый Бянь Чжан. Золото нам необходимо доставить во Францию. – Но я не лечу во Францию. Мне пять дней еще выступать у вас в стране, а потом я лечу в Японию. – И снова вы ошибаетесь, уважаемый Бянь Чжан. Сегодня вы уже летите домой, в Тайвань. Вот приказ Министерства культуры нашей страны о прекращении гастролей вашего цирка в связи с низким культурным уровнем его представлений и пропагандой в них жестокости, – молодой человек протянул ошарашенному Бянь Чжану листок бумаги. – Наши медики установили, что убийство даже виртуальных людей и животных отрицательно сказывается на человеческой психике. – Но… но, – владелец тайбэйского цирка судорожно схватил протянутый листок и заскользил по нему глазами. – Но вы нарушаете условия контракта! – Вам будет выплачена оговоренная в контракте компенсация, – тут же спокойно прозвучало в кабинете. Последовала долгая пауза. Тайванец сидел на стуле, бессмысленно глядя на листок бумаги. – Многие видели, как я поехал с вами. Это может вызвать подозрение, – наконец тихо произнес он. – Все видели, что вы поехали в Министерство культуры, чтобы получить приказ о прекращении ваших гастролей. И только. Более того, неожиданное прекращение гастролей ни у кого не вызовет ни удивлений, ни подозрений. Сами знаете, что недавно произошло в Тайваньском проливе. – Все контейнеры задекларированы. Лишний контейнер вызовет подозрение, – не сдавался Бянь Чжан. Его собеседника, похоже, стала забавлять эта игра в кошки-мышки с предрешенным исходом для маленького грызуна. Он, еще шире улыбнувшись, ответил: – Контейнеров будет столько, сколько указано в вашей декларации. Недостающий контейнер с вашим оборудованием вы получите в Париже. – Но я не лечу в Париж! – В данный момент, – демонстративный взгляд на часы, – Синьхуа [61] передает сообщение о прекращении ваших гастролей. А через два часа вы получите сообщение от парижского цирка шапито, от уважаемого мсье Гафара Абдураззака, который в знак протеста против своеволия китайских властей, – ироничная улыбка, – пригласит вас выступить в его цирке до гастролей в Японии. – Когда я должен улететь отсюда? – Самолет через три часа. – Но я не успею упаковать все свое оборудование! Двадцать голографических машин, три генератора, еще масса реквизита, я просто физически… – Ваши люди с помощью наших людей через час закончат упаковку. Не волнуйтесь, оборудование будет в целости и сохранности. Это вам гарантирует Министерство… культуры Китая. Неуверенной походкой тайванец направился к выходу из кабинета. У самой двери на него навалились слова, заставившие еще ниже опустить плечи: – За эту операцию вы получите в два раза выше от обычного вознаграждения, товарищ Артист. – В том контейнере точно золото? – А что еще может весить целую тонну? Видите ли, уважаемый Бянь Чжан, Китаю нужен большой запас неучтенного драгметалла в центре Европы. Дешевые европейские политики сейчас обходятся особенно дорого. Пекин. Международный аэропорт «Шоуду». 13.10 по местному времени. Огромный трейлер, тихо урча своими электрическими мотор-колесами, не спеша двигался по бетонному покрытию аэродрома. Проехав три грузовых терминала, он свернул налево, и вот уже впереди обозначилась цель его поездки – открытый грузовой люк колоссального «China-200». Крупнейший транспортный самолет Китая, тяжело опираясь на свои двадцать четыре колеса, громоздился в начале рулежной дорожки. Еще несколько сот оборотов огромных колес трейлера, натужное хрипение двигателей, толкающих стотонную массу вверх по транспортному трапу, и тридцатиметровую тушу машины без труда проглотил гигантский самолет, чтобы тут же в своем чреве начать ее «переваривать». Установленный на десятиметровой высоте, под самым верхом грузового отсека, кран, словно заправский рыбак, стал выдергивать из трейлера контейнеры и размещать их в самолете. Перед выгрузкой каждого контейнера из трейлера молодой китайский таможенник, в ладно сшитой синей форме, сверив его номер и проверив сохранность печати сканером, делал соответствующую пометку в документах. Те же манипуляции проводил и заместитель Бянь Чжана по реквизиту Ньян Вей. И лишь после этого контейнер, вздернутый краном, исчезал в грузовом отсеке лайнера. Разгрузку проводил китайский работник аэропорта. Он управлял краном при помощи дистанционного пульта управления. Нажатие кнопки и крюки плотно входили в соответствующие проушины. На пульте вспыхивала зеленая лампочка – есть контакт. Нажатие другой кнопки, и тяжелый контейнер тут же взмывал вверх, чтобы уже через минуту опуститься на нужное место в грузовом отсеке. И вновь победный зеленый огонек на пульте. А кран уже устремлялся за следующим уловом. Легкое жужжание сканера, ощупывающего голографическую печать, разрешающая мелодия зуммера, и через секунду мягкое чавканье заходящих в проушины крюков. Первый, второй, третий… Контейнеры быстро и практически бесшумно исчезали во вместительном брюхе транспортника. «Черт бы побрал этот бомбардировщик. И угораздило же его взорваться, когда мы приехали на гастроли. Плакала моя сотня тысяч долларов» [62] , – Ньян Вей вслед за китайцем провел сканером по печати. Вспыхнула зеленая лампочка, и раздался звук зуммера, тайванец кивнул головой, разрешая выгрузку очередного контейнера. Отсвечивая стальными боками, он взмыл вверх, а затем плавно поплыл куда-то внутрь самолета. Через двадцать минут на трейлере осталось семь контейнеров. «И как некстати. Дочка старшая через две недели собралась замуж. И эти деньги были бы совсем не лишние. Гм, интересно, а когда деньги бывают лишними?». Кран безостановочно сновал внутри огромного самолета – один за другим контейнеры снимались с трейлера. И вскоре он опустел. Соответствующий сигнал – бортовые компьютеры самолета и трейлера «пожали друг другу руку», и сухопутный трудяга скатился с трапа. Но на его место тут же въехал другой трейлер. Четыре бенгальских тигра в четырех клетках готовились к привычному для себя путешествию. И вновь неутомимый кран принялся за знакомую работу. Через полчаса электроника самолета скрупулезно занесла в свою память новый вес. Четыре совладельца трона царей природы, наряду со львами, совместно не дотянули и до трех тонн – чуть больше процента грузоподъемности рукотворного небесного Антея – царь природы уже давно был на услужении некрупного млекопитающего, лишенного шерсти и с плоскими ногтями, часто играя роль паяца и шута. – Весь ваш груз, в соответствии с декларацией, погружен. Претензии к погрузке есть? – китайский таможенник вопросительно смотрел на тайваньца. – Если нет, то подпишите погрузочный сертификат. – Я хотел бы осмотреть транспортировочные крепления контейнеров, – Ньян Вей словно не замечал протянутый к нему листок электронной бумаги, вот уже более века назад вытеснившей свою целлюлозную тезку. «Будете знать, как лишать честных людей их законного заработка. Хоть немного душу отведу», – подспудно копившееся раздражение на китайцев наконец нашло хоть какой-то выход. – Безусловно, это ваше право. Прошу, – китаец улыбнулся и сделал приглашающий жест в глубь транспортного отсека. Шестьдесят пять стандартных контейнеров стояли пятью безукоризненными рядами, слабо отсвечивая под скупым искусственным освещением. Специальными креплениями они были надежно прихвачены к полу самолета. Сотня тонн хитроумной электроники и оптики, заставляющая раз за разом сражаться и умирать десятки виртуальных людей и зверей, заливающая арены цирков и поля стадионов виртуальной кровью, была безукоризненно подготовлена к перелету. – Претензии к креплению имеются? – и вновь протянутый тайванцу документ для подписания. «Ни к чему не придерешься. Все контейнеры на месте и правильно закреплены. Придется подписывать», – Ньян Вей, не желая скрывать своего отношения к китайцам, демонстративно вздохнул, взял в руки документ и приложил к нему свой сканер. Одно нажатие кнопки, и на документе останется подпись – голографическая метка, защищенная стадвадцативосьмиразрядным кодом и которую практически нельзя подделать. «А уже завтра эти шестьдесят пять контейнеров необходимо будет распаковать, все проверить, чтобы не дай бог не оконфузиться в Японии. А то вместо бенгальских тигров у нас будут по стадионам бегать бесформенные пятна, напоминающие этих красивых кошек разве что в первые мгновения их бытия», – большой палец правой руки мягко коснулся кнопки постановки голографической подписи. Что-то тревожное царапнуло подсознание, что-то было не так – мозг, десятки раз проводивший процедуру таможенного оформления, обнаружил какое-то несоответствие и судорожно пытался отформатировать копошащиеся у него необходимые электрические импульсы в мысли. Пауза затягивалась. – Господин Ньян Вей, вы затягиваете процедуру таможенного оформления вашего груза без всякого на то основания. Я вынужден буду доложить своему вышестоящему начальству. «А ведь китаец нервничает и начинает торопить, давить на мозги. Что-то тут не так. Что?» – Ньян Вей поднял голову и еще раз скользнул взглядом по контейнерам. Пять рядов по всем правилам опечатанных и закрепленных контейнеров. – Все шестьдесят пять контейнеров на месте… шестьдесят пять контейнеров… пять рядов… стоп!» – взгляд тайванца уперся в левый крайний ряд, в последний контейнер. Стандартный транспортный контейнер ярко-красного цвета с числом «323» на боковой поверхности. «Ну есть такой номер в погрузочной декларации… Но рядом с этим контейнером, напротив, в другом ряду нет другого контейнера. Потому и видны цифры на его боку, их не заслоняет другой контейнер. Значит, в том ряду большее количество контейнеров. Но их-то должно быть одинаковое число! Шестьдесят пять контейнеров, пять рядов. По тринадцать контейнеров в ряду… Значит, контейнеров шестьдесят шесть!» – Ньян Вей встретился взглядом с китайским таможенником. – Вы будете подписывать декларацию? – По безразличному тону таможенника тайванец догадался, что китаец верно истолковал его взгляд на контейнеры и сейчас что-то обдумывает. И тут Ньян Вея охватил страх. Инстинктивно он почувствовал, что сейчас невольно он прикоснулся к чему-то смертельно опасному. – Да, буду, – большой палец медленно нажал кнопку на сканере. От самолета до здания аэропорта они ехали в одной машине. Перед тем как расстаться, китаец и тайванец пожали друг другу руки. – До свидания. – Счастливого пути. Ньян Вею показалось, что в словах китайца мелькнула ирония. Еще более напуганный, он направился в один из залов ожидания, где его ждали остальные участники труппы цирка. «Шестьдесят шесть контейнеров, один лишний. Мне надо срочно поговорить с Бянь Чжаном». В этот момент, мгновенно обогнав тайванца, куда-то ввысь унеслись радиоволны, чтобы в ста метрах от него, в одном мобильном телефоне тут же превратиться в речь только что пожелавшего Ньян Вею счастливого пути китайца: «Тайванец догадался о грузе. Примите меры». Шестьдесят километров от Киева. Объект «Ясный» Службы безопасности Украины. 19.10 по местному времени. – Сергей Павлович, если я любимец, любимец Бога, то почему… – Борис замер, затем, собравшись с силами, твердо закончил: – То почему у меня отец заболел синдромом внезапного сумасшествия? Ведь он же знает, что отец для меня самый дорогой человек на свете. Или Бог ревнует, забирая самых дорогих для меня людей? Сначала мать, умершую при моих родах и которую поэтому я даже не знал, потом отца. – Молодой человек вскочил с кресла и вплотную подошел к сидящему в другом кресле академику Хохлову. – Не богохульствуй, Борис, – фраза прозвучала резко, хлестко, совсем неожиданно для обычно мягкого Хохлова. Лицо Ковзана пошло красными пятнами. Закушенная нижняя губа как замок для готового вот-вот сорваться жесткого ответа. – Боря, не надо, – уже значительно мягче продолжал пожилой человек. – Не надо терять голову даже тогда, когда с близкими случается беда. Не ты первый и не ты последний. И обижаться на Бога просто глупо. А обижаться, говоря, что ты его любимец, к тому же даже некрасиво. Сядь. Красные пятна на лице Бориса слились воедино. – Извините, Сергей Павлович, – после долгой паузы наконец выдавил он из себя, – я потерял контроль над собой. – Тяжело ступая, Ковзан вернулся в свое кресло. – Я это понимаю, Боря. – Он так ждал меня. Ради этого он сумел даже перехитрить Главный компьютер ООН… Но Бога не перехитришь, – горько закончил Ковзан и склонил голову. – Боря, когда из-за неисправности разбивается самолет и погибают люди, кого винят? Бога или авиационного техника? – Но мой же отец не разбился на самолете! Он заболел СВС! – А при чем тут Бог? Привыкли во всех своих несчастиях обвинять Бога. Мол, что я сделаю? Так Бог захотел. Эдакий всеобщий мальчик для битья и всесильное существо одновременно. А тебе не приходило в голову прикинуть необходимый объем системы, способный на сотни и тысячи лет вперед просчитать все поступки всех людей – живших, живущих и еще не родившихся? – Что вы хотите этим сказать, Сергей Павлович? – Что Бог, направляя человечество по нужному ему пути, ведет себя как хороший менеджер – не разрывается между всеми людьми, а воздействует или создает ключевые фигуры – людей, задающих Путь. А те уже ведут всех остальных. И люди, которым выпала роль ключевых, становятся поистине неуязвимыми. Поэтому Цезарь, создатель Римской империи, мог безбоязненно сколько угодно первым бросаться в бой, воюя в Галлии. И Наполеон, пока не перекроил Европу, мог сколько угодно подставляться под ядра и пули. Тот же Гитлер был неуязвим и спокойно мог пережить более пятидесяти покушений на себя, пока не отыграл свою роль. А все несчастья, впрочем, как и радости, возникающие у обычных людей, – это не Божий промысел, а обычные статистические законы, обусловленные физиологией человека и развитием цивилизации. Например, увеличение средней продолжительности жизни скорее связано с улучшением питания и медициной, то есть техническим прогрессом, чем с волей Бога. А если следовать логике Библии, то все должно быть наоборот. Человечество только накапливает грехи – все более изощренные массовые убийства при помощи все более изощренного оружия, все более увеличивающаяся гордыня и вера в свое всемогущество, а не в Божию милость. А между тем живем мы больше своих предков… и более комфортно, сладко живем. – Хохлов иронично усмехнулся. – И Страшного суда все нет и нет. А Адам и Ева были изгнаны из Рая и лишены бессмертия всего лишь за один проступок. – Новая концепция Бога? – теперь иронично усмехнулся молодой человек. – Если концепциями называть Старый и Новый Заветы, то да. – И куда же нас Бог ведет? Я-то думал, что избранных в Рай, остальных в небытие. – У меня, Борис, на этот счет есть несколько мыслей. Но это не сейчас. А сейчас… а сейчас давай поговорим о твоем отце. – Синдром внезапного сумасшествия неизлечим, – холодно и резко ответил Борис. – И пусть это не воля Бога, но результат остается тем же – моего отца как личности больше не существует. Вместо него… – молодой человек запнулся и лишь молча махнул рукой. В его глазах блеснули слезы. – Пока неизлечим. Все тяжелые болезни, рано или поздно, переходят из разряда смертельных в более оптимистическую категорию. Рак, СПИД. Сердечные болезни уже вообще чуть ли не скатились в обширный разряд легких недомоганий. – Рано или поздно… А сейчас еще даже непонятна природа этого чертового СВС. Как же его тогда лечить? – Боря, я, конечно, не медик, а только физик. Но, по-моему, я понял природу этого заболевания. Пекин. Международный аэропорт «Шоуду». 14.10 по местному времени. Свистящий гул взлетающего самолета на несколько мгновений накрыл торопливый, горячечный шепот: – Господин Бянь, против нас китайцы что-то затевают. Какую-то провокацию. Зачем они всунули в самолет лишний контейнер? Что в нем? – Ньян, давай попытаемся отсюда спокойно улететь… А там видно будет, – директор цирка старался не встречаться взглядом со своим подчиненным. – Прилетим домой, а там посмотрим. – Но господин директор, а если в том контейнере наркотики или еще что-нибудь? И наши таможенники это обнаружат? За контрабанду наркотиков – расстрел. Как только мы прилетим в Тайбэй, я сразу же сообщу обо всем властям. Я отец двоих детей, и я… – Объявляется регистрация на чартерный рейс К-567 Пекин-Тайбэй, отправлением в пятнадцать часов десять минут, – мелодичный женский голос прервал взволнованный шепот тайванца. – Пошли Ньян, в самолете все и обсудим. «Черт бы побрал этих китайцев. Подменить незаметно контейнер и то не могут. И что теперь делать? Хорошо же я буду выглядеть, когда в моем реквизите обнаружится тонна золота», – пройдя универсальный детектор, Бянь Чжан раздраженно шагал к аэродромному автобусу, искоса поглядывая на семенившего рядом с опущенной головой Ньян Вея. Ярко-красный автобус практически бесшумно покатил труппу тайваньского цирка к громадине «China-200». «Господи, а если в этом чертовом контейнере точно наркотики? А я ответственный за перевозку груза. Под всеми документами стоит моя печать. Тогда суд и расстрел – на Тайване не церемонятся с теми, кто уничтожает самую большую ценность – здоровье нации. Нас слишком мало по сравнению с материковыми китайцами, и мы не можем себе позволить роскошь платить жизнями за одну из обратных сторон демократии», – Ньян Вей взволнованно смотрел на бегущую за окном однообразную бетонную гладь. Мимо автобуса, обгоняя его, скользнула машина технического обслуживания аэропорта. «А тут еще свадьба дочери. А если суд? Какая тогда свадьба. Кто захочет брать в жены дочь наркокурьера. И будущих внуков я уже никогда не увижу», – тайванец настолько живописно нарисовал перед собой картину своего будущего падения, что не заметил, как автобус тем временем подкатил к просторной трубе трапа самолета. – «Нет, как только прилетим в Тайбэй, сразу же сообщу обо всем властям. Пусть это даже вызовет неудовольствие господина Бяня… А ведь он что-то темнит. Услышав о лишнем контейнере, он все время пытался свернуть этот разговор, будто он ему неприятен. А он должен был заинтересоваться этим», – эта мысль была настолько неожиданна, что Ньян Вей даже приостановился прямо на выходе из автобуса. Его взгляд уперся в спину идущего впереди директора цирка. Тот, словно что-то почувствовав, обернулся. На несколько мгновений встретились два испуганных мужских взгляда. Встретились, чтобы тут же разлететься в стороны, как столкнувшиеся бильярдные шары. «Неужели и Бянь Чжан замешан в этой истории с контейнером?» Ноги будто стали ватными, сразу трудно стало дышать. Ньян Вей физически ощутил смертельную опасность, исходящую от окружавшего его мира. Зев трапа, будто втягивающий его внутрь этого воздушного монстра со зловещим контейнером в своем брюхе. Его коллеги по работе, которых словно сглатывал этот зев прозрачной трубы, казалось, своим поведением словно заманивают его внутрь, откуда он уже никогда не выйдет. А из этого ярко-красного автомобиля, обогнавшего их на летном поле, тайванцу мерещились чьи-то глаза, внимательно наблюдавшие за ним. – Простите, господин Ньян, вы сходите? – кто-то вежливо тронул его за плечо. Мужчина вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял один из компьютерщиков цирка Лянь Шуйбянь. – Да вы так не расстраивайтесь, господин Ньян. – Видя пустые, ничего не выражающие глаза собеседника, компьютерщик решил его подбодрить. – Ну подумаешь, турнули нас эти придурки. Ничего, на дереве растет не один мандарин . Скоро поедем в Японию, потом еще куда-нибудь. Ничего страшного. Все образуется. – Да-да… Ничего страшного, – Ньян Вей развернулся и вышел из автобуса. «Ничего страшного… ничего страшного. Через час я буду в Тайбэе, увижу дочь, жену. Ничего страшного», – тайванец уже стоял у зева трубы, готовый шагнуть на движущиеся вверх ступеньки трапа. Что-то легонько кольнуло в шею. «Ничего страшного», – Ньян Вей машинально прихлопнул рукой место укуса и шагнул на трап. Уже стоя на движущемся трапе, перед самым люком самолета он посмотрел на руку – на безымянном пальце алела кровь, в которой виднелись останки комара. «Ничего страшного», – Ньян Вей въехал в кондиционированную прохладу «China-200». Едва трап отсоединился от фюзеляжа самолета, ярко-красный автомобиль, стоящий в десяти метрах от него, плавно, не спеша развернулся и поехал в сторону высившейся впереди громадины здания аэропорта. Будто маленький красный муравей побежал от лежащей туши большой птицы. Но еще меньшей была крохотная ледяная иголка, с вмороженным в нее тельцем комара и капелькой человеческой крови. Ну а на самом конце иглы, как в сказке, притаилась смерть, человеческая смерть – микроскопический кристаллик яда. Выпущенная из пневматического ружья, ледяная игла стремительно пересекла десять метров, отделявшие ее от цели, и впилась в шею Ньян Вею. Легко пробив кожу, кристаллик яда тут же растворился в крови. А в месте прокола осталось бездыханное тельце комара, который умер не сейчас и не здесь, и капелька крови одного из китайских заключенных. Через час, когда уже в иллюминаторах скользнувшего над тайваньским проливом «China-200» блеснет шпиль полукилометровой башни жилого дома «Тайбей-101», чуть успокоившийся Ньян Вей тихо заснет. Заснет, чтобы никогда уже не проснуться. «Ничего страшного». При его вскрытии будет обнаружен обширный инфаркт миокарда – покойного слишком взволновала высылка его цирка из Китая. Третье бюро – операции в Гонконге, Макао и Тайване – министерства государственной безопасности Китая в сказки не играло. Шестьдесят километров от Киева. Объект «Ясный» Службы безопасности Украины. 20.10 по местному времени. – И что же вы поняли, Сергей Павлович? – через паузу сразу осевшим голосом тихо спросил Борис. – Во-первых, то, что Бог в трагедии твоего отца, скорей всего, не виноват. А во-вторых, что виноваты люди, вернее их несовершенные технологии. Боря, скажи, что такое клонирование? – Создание точно такого же живого существа, как и прототип, из его клеточного материала. – Хорошо. Значит, создаем оплодотворенную яйцеклетку с ДНК прототипа, помещаем ее в инкубатор и через три недели получаем клон. Затем этот клон помещаем в инкубатор доращивания и за семь месяцев получаем двадцатиоднолетнего человека, точную копию прототипа. Так? – Так, – не совсем уверенно ответил молодой человек, чувствуя какой-то подвох в столь очевидном вопросе. – Нет, не так! Что такое образование и рост живого существа? – азартно задал вопрос Хохлов. И тут же сам себе ответил: – Это деление клеток, создание себе подобных и построение их по определенному, хранящемуся в ДНК, плану. – Ну правильно, – Борис никак не мог понять, куда клонит академик. – А как физик, Боря, я хочу сказать, что абсолютной копии быть не может. В принципе быть не может. Это противоречит принципу относительности Гейзенберга. Который гласит, что нельзя одновременно абсолютно точно измерить и массу объекта, и его координаты. Нет в мире двух абсолютно одинаковых атомов. Это запрещает квантовая физика. – Но если клетки делятся как-то не так, то возникает мутация. – Боря, я говорю не о грубых нарушениях, а о незначительных, на квантовом уровне. Для макротел, каковым является человеческое тело, принцип относительности Гейзенберга не играет никакой роли. – Что-то я вас не понимаю, Сергей Павлович. – Все дело в том, что у человеческого тела есть одна, прямо-таки эфемерная субстанция, которая как раз и чувствительна к квантовым эффектам. И эта субстанция очень важна для человека. Можно сказать, что без нее и нет человека. – Вы имеете в виду мозг, Сергей Павлович? Академик Хохлов рассмеялся: – Ну разве этот почти двухкилограммовый орган, способный перенести удары палкой, – улыбаясь, он дотронулся до повязки на голове, – похож на эфемерную субстанцию? Нет, Боренька, я говорю о душе, об обычной человеческой душе. Еще в двадцатом веке ученые установили, что в момент смерти человек теряет в весе. Немного, но теряет. – Душа отлетает? – молодой человек чуть улыбнулся. – Да, Боря, душа. Но на сегодняшний день так и не установлено, что же такое душа, чем она отличается от сознания и для чего она нужна. – А может, душа и сознание – это одно и то же? На несколько секунд академик задумался. – Нет, это разные вещи. Во-первых, наши предки всегда четко разделяли эти понятия и молились именно о спасении души, а не сознания. А в интуиции нашим предкам не откажешь. Они многое не понимали, но интуитивно догадывались. Во-вторых, простой пример. Ребенок родился. Какое у него еще, к черту, сознание. Но свою индивидуальность он имеет. Любит есть то, а не это, любит эту игрушку, а не другую и так далее. Недаром люди говорят: «Ну не лежит у него к этому душа». Где-то я прочел, что душа – это оболочка для сознания, она посредник между телом и разумом. И по-моему, это правильно. Если человек – это компьютер, то тело – это «железо», сознание – программное обеспечение, ну а душа – это БИОС – встроенная программа стыковки «железа» и программного обеспечения. Если БИОС барахлит, то компьютер не работает, даже при полностью исправном «железе» и программном обеспечении. – Вы хотите сказать, Сергей Павлович, что при клонировании неточно записывается этот самый БИОС, неточно воспроизводится душа? – В точку, Боря. По-моему, душа – это некое информационное поле, без всякого материального воплощения, недаром патологоанатомы души в теле не обнаруживают, – ироничная улыбка, – и поле, восприимчивое к квантовым эффектам, впрочем, как и любое другое поле. Оно подчиняется квантовым законам, в том числе и принципу неопределенности Гейзенберга, с его жестким табу на абсолютные копии. Человеческая душа, Боря, неточно копируется при клонировании. Отсюда все проблемы. Происходит разбалансировка тела и сознания, причем под телом я прежде всего подразумеваю мозг. И человек сходит с ума. – Но после клонирования люди же сначала нормальные! А потом они сходят с ума! – Боря, сколько таких примеров – компьютер сначала нормально работает, а потом начинаются проблемы – зависает, с него «слетают» все настройки. Перепрошивают БИОС, и все становится в порядке. Так и у человека. По-видимому, происходит накопление ошибок. Поначалу сознание справляется с этим, но, когда количество ошибок достигает критической величины, происходит сбой. А в случае с твоим отцом это хрупкое равновесие между ненадежным БИОСом и телом усугубилось травмами мозга. – Но у обыкновенных людей синдрома внезапного сумасшествия нет! Но у них же тоже душа получается размножением каких-то там клеток! – в отчаянии возразил Борис Ковзан, понимая, что, если академик Хохлов прав, его отцу уже ничто не поможет – перепрошивать души человечество еще не научилось. – Я думаю, Боря, БИОСы настоящих людей настраивает сам Господь Бог. Как говорится, вдыхает душу в тело. Кстати, как на нашем, украинском, будет сумасшедший? – Божевильный. – Правильно. Боже вильный, – произнес академик раздельно. То есть вильный, свободный от Бога! – Значит у моего отца никаких шансов? – Не знаю, Боря. Кроме банальной фразы: «Все в руках Господних» мне на ум ничего не приходит. Некоторое время молодой человек неподвижно сидел в кресле, склонив голову на грудь. – Вот что я вам скажу, Сергей Павлович. Если Бог, по вашим словам, это хороший менеджер, то хороший менеджер поощряет хороших подчиненных. – Что ты этим хочешь сказать? – Если Бог предупредил об опасности, угрожающей Штатам, значит, он хочет их спасти. – Ты хочешь спасти Соединенные Штаты Америки? Предотвратить извержение супервулкана? – Да. – Как? Ковзан посмотрел академику в глаза, затем медленно произнес: – Не знаю… Но я спасу. – Затем после паузы: – И пусть тогда всемогущий Бог спасет моего отца. – Выдвигать Богу какие-то условия… – академик не договорил и лишь покачал головой. Нью-Йорк. Авиасалон «Фаворит». 13.10 по местному времени. Двери бесшумно распахнулись, впуская в кондиционированный рай очередного посетителя. Высокий молодой человек в элегантном светло-бежевом костюме, красиво оттеняющем смуглость его кожи, уверенно направился к столу менеджера по продажам. – Доброе утро, сэр, – клерк, наметанным взглядом определивший серьезного покупателя, поспешно вышел из-за стола и направился к вошедшему молодому мужчине. – Добрый день. Вот решил приобрести у вас себе воздушного друга. Зачем ползать внизу, если можно парить в небе? – Белоснежная улыбка еще красивей смотрелась на смуглом молодом лице. – Совершенно верно, сэр! Поднимаясь в небо, видя, как расширяется мир, чувствуешь себя уже совершенно по-другому. – Ближе к Богу. – И снова в точку. И какого воздушного друга вы себе хотите, сэр? – А что вы можете мне порекомендовать? – Вам для дальних полетов? Или чтобы покатать любимую девушку над городом? – служащий салона улыбнулся. – Скорее первое. И потом, думаю, что и на более тяжелом вертолете девушка не откажется прогуляться со мной к облакам. – Сэр, я думаю, что во втором случае она даже сделает это с большим удовольствием. Вы же знаете, девушки всегда предпочитают крупные размеры: высоких мужчин, большие машины, большие дома… ну и все остальное. Мужчины посмотрели друг другу в глаза и расхохотались. – Ну и что у вас есть из крупного? Лицо менеджера вмиг стало серьезным. – Пройдемте, сэр, в наш выставочный павильон, – и он жестом руки пригласил потенциального покупателя в лифт. Через минуту двое мужчин уже были на крыше здания. – Вот весьма неплохая двухместная машина, фирмы «Еврокоптер», – служащий «Фаворита» подошел к красочно раскрашенной в голубые, белые и красные краски винтокрылой машине. – Дальность полета шестьсот километров, максимальная скорость триста пятьдесят километров в час. Ну и, естественно, все, что полагается для таких машин: автопилот, автоматическая спутниковая навигационная система, система спасения пилота и пассажира. И довольно низкая для такого класса машин стоимость – всего четыре миллиона долларов. Смуглолицый молодой человек несколько секунд молча рассматривал стоящий перед ним вертолет и наконец вынес свой вердикт: – Что-то не нравится. Какой-то он хлипкий, как и все европейское. – Что ж, сэр. Прошу посмотреть на вот это небесное чудо, – двое мужчин подошли к следующему вертолету. – «Сикорски-98Н». Дальность полета восемьсот километров, максимальная скорость четыреста километров в час. Система управления полностью электродистанционная, с трехкратным резервированием. Имеется цифровая система диагностики и локализации неисправностей электронного оборудования. Весьма экономная двигательная установка. Цена у него, естественно, повыше, пять с половиной миллионов долларов, но этот вертолет стоит таких денег. – А это что за страшилище у вас, – молодой человек, никак не высказав своего отношения ко второму вертолету, быстрым шагом подошел к следующей винтокрылой машине. – Это, сэр, «Ми-65». – Русичей? – Да. Конечно, дизайн у нее не очень, да и топлива многовато расходует… – Но зато надежная. Правильно? – перебил менеджера его собеседник. Уловив в голосе посетителя нотки одобрения, профессиональный продавец мгновенно переориентировался: – О, да. Это у русичей не отнять. Машины они делают надежные. Так что, если вам нужна надежность, этот вертолет именно то, что вы ищете. И всего за пять миллионов. – Какая у него скорость? – Четыреста километров в час. Дальность – шестьсот пятьдесят. Желаете сделать ознакомительный полет? – Желаю. «Ми-65» легко взмыл в небо и быстро стал набирать высоту. – Я смотрю, у него хороший запас мощности? – Я бы сказал, даже чересчур. Русичи поставили для него движок от сходного военного вертолета. Но тот значительно тяжелее – броневая защита, вооружение, специальная радиоэлектроника. Поэтому эта стрекоза получилась довольно резвой. – А как насчет маневренности? Вместо ответа менеджер авиасалона молча заложил крутой левый вираж, переходящий в крутую горку. – Отличная машина! Я беру. – В кредит, сэр, или сразу заплатите? – Сразу. И доставьте ее в мой загородный дом в Вайоминге, около Мэдисона. – О, вы живете в живописном месте. Там действительно есть что посмотреть с высоты птичьего полета. Да и передвигаться там удобней именно вертолетом – Вот я тоже так подумал. И как только купил себе дом, сразу же решил приобрести вертолет. – Вы совершенно правильно сделали, сэр! – Сколько будет стоить доставка туда вертолета? – Доставка в любую точку страны у нас бесплатно, сэр. – С вами приятно иметь дело! Тайвань. Международный аэропорт имени Чан-Кайши. 21.20 по местному времени. Огромные колеса «China-200» с силой вдавили бетон международного аэропорта имени Чан-Кайши. Воздушный гигант покатился, постепенно замедляя скорость к концу взлетно-посадочной полосы. Подходил к завершению первый этап операции под кодовым названием «Удар орла». * * * – Стив, между прочим, то, куда ты так аристократично-задумчиво стряхиваешь пепел со своей двухдолларовой сигареты, называется чашкой для кофе. Уточняю, моей чашкой для кофе. – Ох, извини, Боб, задумался, – молодой человек в светло-синих джинсах и в цветастой рубахе с расстегнутым воротником вздрогнул и поспешно отдернул руку с сигаретой от стола. – Стив, с тобой все в порядке? Уже несколько дней у тебя вид человека, обдумывающего способ самоубийства или теорию единого поля. Что, впрочем, почти одно и то же. – Да нет… Так… Со мной все в порядке. – Со своей крош… ох, прости, Люси поссорился? – Боб, моя душа – это не мой компьютер, куда ты привык лазить, даже не помыв руки после обеда. Вечно после тебя клавиатура жирная. Это во-первых. А во-вторых, повторяю, со мной все в порядке. – Ну как хочешь. Не хочешь говорить, не говори. Но хочу тебе напомнить пословицу: «Четыре глаза видят больше, чем два» [64] . Так что, если у тебя проблема, поделись. Как это ни банально звучит, но я тебе все же друг. – Выдав эту тираду, Боб – такой же молодой человек, как и Стив, только одетый в строгие черные брюки и белую рубаху с галстуком, придвинул к своему собеседнику свою чашку с остатками кофе. – Кури. Ради теории единого поля и своего кофе не жалко. Молодые люди посмотрели друг на друга и тут же расхохотались. – Да, Боб, есть у меня проблема. Вернее не у меня… Словом, я тебе о ней говорил. Мне не нравятся данные, приходящие от наших сейсмодатчиков, расположенных в штате Вайоминг и Аризона. – И… и все?! Ну ты, Стив, даешь. Я-то думал, что у него что-то стряслось. С Люси поругался, заболел или еще что. А его беспокоит спокойствие тамошних гризли, оленей и прочей живности. – Да при чем тут гризли! У меня складывается впечатление, что там затевается что-то грандиозное. Будто где-то там внизу проснулось что-то огромное. И оно нервничает, чем-то оно недовольно. И эти толчки, что мы фиксируем, – его дыхание. Как у нервничающего человека – дыхание становится учащенным. А отдельные, более высокие пики на циклограмме – его нервные вздрагивания. – Ну у тебя и фантазии, Стив. Тебе б в Голливуде сценарии писать. Там фантазия бы твоя пригодилась. Вот только, к счастью, твои фантазии не разделяет наш компьютер. Больше трех баллов он для Вайоминга и Аризоны не дает. Пошли, сценарист, обед кончился. А то снова опоздаем. «Фантазии у меня… Компьютер, видите ли, ничего страшного не видит. Будто компьютер не может ошибаться. Уверовали в их непогрешимость. Уже в туалете без них не можете обойтись. Ну и черт с вами. Раз компьютер ничего не видит, значит, этого и нет в природе», – Стив вздохнул и, отвернув голову от монитора своего компьютера, посмотрел в окно. С высоты тринадцатого этажа Чикагского института сейсмологии открывался великолепный вид на мегаполис. Бетонные стрелы небоскребов, казалось, прокалывали собой небо, ажурные эстакады хайвэев причудливой вязью украсили землю, огромным зеленым пятном раскинулся парк «Миллениум», густосиняя поверхность озера Мичиган была усыпана белыми пятнами яхт. Неожиданно в белесом, выбеленном солнцем небе беззвучно расцвели огромные нежно-розовые бутоны искусственных облаков. «О, опять. Люди прямо помешались на этой небесной рекламе». И в тот же миг словно гигантский проектор осветил эти облака. БЕЗУМНАЯ ВОДА. ФИЛЬМ РИКА НОРМАНА. НЕ ПРОПУСТИТЕ! – гигантские ярко-зеленые слова вспыхнули на розовом фоне. Повисев в небе минуту, они сменились следующими: В РОЛИ ПИТЕРА МАКДЕВИТТА НЕСРАВНЕННЫЙ МАЙКЛ ШОУ! СПЕШИТЕ УВИДЕТЬ! А затем с небес хлынула вода – установленные на нескольких небоскребах лазеры искусно рисовали несущиеся яростные потоки воды, похожие на реки, когда по ним идет рыба на нерест. Только вместо хариусов и плотвы в водяной стихии копошились обезумевшие от страха люди. БЕЗУМНАЯ ВОДА! СПЕШИТЕ УВИДЕТЬ! НЕ ПРОПУСТИТЕ! Глава 9 БРАТЬЯ Ну здравствуй, брат! К-ф «Брат» Киев. Центральная клиническая больница. Храм Святителя Михаила. 4 сентября 2193 года. Среда. 08.40 по местному времени. – Здравствуй. – Здравствуй… брат, – секунду помедлив, Борис Ковзан шагнул навстречу вошедшему в палату мужчине. Две руки соприкоснулись в рукопожатии. Две пары практически одинаковых глаз внимательно смотрели друг на друга. В палате повисла напряженная тишина, тут же прерванная жутким хохотом сумасшедшего. И эти кошмарные звуки, как ни странно, смели тот неизбежный холодок недоверия, возникающий между незнакомыми людьми. Эти звуки напомнили стоящим друг против друга мужчинам, что у них общее горе – неизлечимо больной отец – и что они братья. – Видишь, как получилось, – лицо Бориса-старшего исказила гримаса, словно от боли, – я с ним, по сути, после прилета и пообщаться не успел. Борис-младший лишь тяжело вздохнул. – Пошли, выйдем, тут невозможно разговаривать, – старший брат кивнул на дверь. Младший брат все так же молча кивнул и направился к двери. Тяжелые двери словно отсекли безумный хохот их отца. – Черт, никак не могу привыкнуть, что у меня теперь есть брат, – нарушая вновь возникшую тишину, сказал Борис-старший и попытался улыбнуться. – Я тоже… Братья вновь встретились взглядами и тут же отвели их в сторону. – Похож? – Борис-младший выдавил из себя улыбку. – Как две капли. Молодые люди вновь посмотрели друг другу в глаза. На их лицах мелькнули улыбки… пауза и, наконец разряжая напряжение, они расхохотались. – Ладно, Боря. Надо привыкать друг к другу. Тем более что характеры у нас одинаковые и подноготную друг друга мы отлично знаем, – Борис на правах старшего хлопнул своего брата-клона по плечу. – Это точно! – Значит, ты тоже летчик? – А я ничего другого, как и ты, больше не умею! – Девушка есть? – Пока нет, – без раздумий ответил младший брат. – Ну точно как я в молодости! – Первым делом, первым делом самолеты, ну а девушки, а девушки потом! Братья рассмеялись, но смех быстро стих – за дверью палаты лежал сумасшедший отец, да и они еще только начинали привыкать друг к другу. – Боря, мне надо это сказать… словом, как ты прилетел из гиперпространства, мне стало неудобно перед тобой. – Почему? – Мне же всунули в мозг все твои воспоминания… даже самые сокровенные. Раньше, когда тебя считали погибшим, я считал, что это мои воспоминания, теперь же, я как будто подглядывал за тобой. – Да… дилемма, – Борис-старший потер рукой лоб. – Ну да ничего. Это не самое страшное. Не вытирать же их у тебя на психокорректоре! Так что не мучайся, все нормально. – Все равно неудобно. – Брат, давай замнем этот вопрос. Никто в этом не виноват. Да и у меня особенно ничего такого не было, за что пришлось бы сильно краснеть. – Ладно, замнем. Но я твой должник! И не спорь! – Да я и не собираюсь. Даже приятно. Не успел воскреснуть, а мне уже должны! Красота! И вновь в коридоре вспыхнул смех и тут же потух. – Боря, – вновь к старшему брату обратился младший, – я разговаривал с академиком Хохловым по поводу болезни отца – Ну, – старший брат насторожился, боясь продолжения этой темы. Но она последовала. – Я спросил о причине его болезни. Он не хотел долго говорить, но в конце концов сказал, что вероятную причину болезни он уже рассказал тебе. И что если я хочу ее узнать, то мне следует обратиться к тебе. «Я так и знал. Добрый и честный Сергей Павлович солгать не смог, но и правду сказать духу не хватило. И он переправил моего брата ко мне. И что теперь мне говорить?». – Ты хочешь узнать причину? – Она связана с тем, что наш отец, как и я, клон? – Да… – Значит, я тоже сойду с ума? Борис-старший не выдержал взгляда своего брата-клона и опустил глаза. – Не все клоны заболевают СВС, – наконец смог он выдавить из себя. – Но их становится всё больше и больше! Ты можешь рассказать мне, почему это так происходит? – Да… Десять минут старший брат объяснял младшему гипотезу академика Хохлова, десять минут старший брат зачитывал младшему приговор. Потом наступила долгая пауза. И наконец тихо прозвучало в коридоре: – Лучше умереть, чем как отец… Старшему брату на это нечего было ответить. Разряжая тягостную тишину, Борис-младший спросил: – Ты еще полетишь в Америку? – Да. Самолет завтра в десять утра. – Ты хочешь лететь? – Да, – твердо ответил старший брат. – Я хочу спасти отца… и тебя тоже. – Спасай отца, я о себе сам позабочусь. Белый дом. Овальный кабинет. 15.40 по местному времени. – И что ты думаешь насчет этой информации от русичей? Этому их Ковзану привиделось, ни много ни мало, а целый катаклизм на территории Соединенных Штатов Америки, – Президент Соединенных Штатов Америки Стивен Чейз, уперев локти рук на стол, чуть склонив голову, смотрел на директора ЦРУ Билла Реда. – Я только что получил ответ из Чикагского института сейсмологии. – Не отвечая впрямую на вопрос Президента, Ред открыл свой ноутбук и, скользнув по его экрану взглядом, продолжил: – Ученым давно известно, что под Йеллоустонским парком, в принципе, находится супервулкан. – Что значит – в принципе? – Дело в том, что об этом вулкане ученые узнали еще в двадцатом веке. Как, впрочем, и о других супервулканах. – А что, Бог не только нас наградил этим подарком? – Как мне сказали в Чикагском институте, супервулканы находятся также на Флегрейских полях недалеко от Неаполя и близ острова Кос в восточной части Средиземного моря. А также на Камчатке и в Центральной Америке. Но под Йеллоустонским парком супервулкан считается самым мощным. – Я в этом и не сомневался. В Америке все должно быть самое мощное – самолеты, автомобили, компьютеры, ну и супервулканы тоже, – Президент США невесело улыбнулся. – Ладно, продолжай. – Тогда же было обнаружено, что территория парка увеличивается на несколько миллиметров в год. Сейсмологи стали утверждать, что извержения этого вулкана случаются каждые шестьсот тысяч лет. Последнее извержение было шестьсот двадцать тысяч лет назад. – Что-то запаздывает наш супервулкан, – Стивен Чейз чуть улыбнулся. – Потом, исследуя состав минералов, оставшихся после последнего извержения, ученые пришли к выводу, что этот вулкан умирает, – ровным голосом продолжал директор ЦРУ. – Последний прогноз по извержению называл дату две тысячи семьдесят четвертый год. Но и этот срок прошел. – А что сейчас там? Есть ли какие-нибудь признаки надвигающейся катастрофы? – Зафиксирована небольшая сейсмоактивность. Прогнозируется небольшое землетрясение, максимум в три балла. Но это обычное явление для тех мест. В Овальном кабинете воцарилась тишина – предстояло принять решение. Этих решений: сверхважных, важных и не очень, начиная с тысяча восьмисотого года – когда второй президент США Джон Адамс впервые переступил порог этого небольшого помещения, расположенного в юго-восточном углу Западного крыла Белого дома, было принято превеликое множество. И с каждым годом их роль в истории всего человечества возрастала. Пик пришелся на конец двадцатого – начало двадцать первого веков. Тогда Соединенные Штаты сумели-таки развалить своего главного оппонента на мировую гегемонию – СССР, могли самостоятельно начинать войны, захватывать другие государства или полностью подчинять их своему влиянию. Огромное светило «Pax America» сияло в самом зените. И как всякое порядочное светило, оно медленно, постепенно стало соскальзывать со своей наивысшей точки. А по законам неумолимой математики любое движение с наивысшей точки есть движение вниз. Полуторамиллиардный Китай, как в той русской сказке, рос не по дням, а по часам. И к середине двадцать первого века ему уже стало тесно в восточноазиатской кроватке. Вместе с ростом нового богатыря рос и его зуб на звездно-полосатую страну, проклюнувшийся в уже далеком двадцатом веке, когда американцы не дали Китаю восстановить свою власть над своей законной провинцией – Тайванем. Заботливо лелеемый, обильно орошаемый многомиллиардными вливаниями в армию, этот зуб к концу двадцать второго века вырос прямо-таки до саблезубых размеров. В 2189 году китайский тигр первый раз попробовал на этот зуб американского мустанга – после очередной провокации в Тайваньском проливе у командира эсминца «Вашингтон» не выдержали нервы, и он не прервал боевой цикл своего бортового компьютера. Две «Осы» радостно соскочили со своих стапелей и тут же разворотили бок китайскому многоцелевому истребителю «FC-8». Летчик катапультироваться не успел. Китайцы с берега тут же накрыли «Вашингтон» ракетным залпом. Корабли американской тихоокеанской эскадры нацелили свои форштевни на пролив, оставляя за кормой сладкие Филиппины. По взлетным полосам пронеслись стратегические бомбардировщики. В пусковых шахтах тихо зажужжали разгоняемые гироскопы систем прицеливания ракет. Тогда в Овальном кабинете, за президентским столом сидел отец Стивена Чейза – Джордж Чейз, семьдесят третий Президент США. Офицер военно-морских сил с главной кнопкой страны находился в соседней комнате. Чейз-старший смотрел на экран видеофона и ждал звонка из Пекина. Звонка с извинениями, которые бы он принял. Нет, конечно, это было бы обставлено требованиями о создании комиссии, о компенсации ущерба и прочих атрибутов дипломатической игры. Не принять извинения Президент сверхдержавы номер один не мог – уже давно самые мощные компьютеры Пентагона просчитали возможные последствия военного конфликта с Китаем. Ядерного конфликта. Иного просто не существовало. В противном случае двухсотмиллионная Америка становилась легкой добычей для полуторамиллиардного Китая. Уже много лет США находились в положении игрока в шашки с их правилом обязательного боя – необходимости применения ядерного оружия. Но после этого обязательного боя китайская шашка или становилась дамкой, или на доске вообще не оставалось шашек. Джордж Чейз это, естественно, знал. И знал, что это знают китайцы. Зажегся экран видеофона. – Сэр, наша система «Эшелон» фиксирует повышенную радиоэлектронную активность китайцев. Дешифровка показывает, что они свою армию переводят в высшую степень готовности. – Лицо министра обороны США Майкла Брауна на экране было бесстрастным. – Бомбоубежища в Китае начали приемку людей… Сэр, они готовы воевать, – голос министра обороны чуть дрогнул. – Спасибо, Майкл. Жди моих распоряжений. Джордж Чейз, скользнув глазами по потухшему экрану видеофона, посмотрел на закрытую дверь в другую комнату и вздохнул. Там сидел офицер с ядерным чемоданчиком. Еще раз вздохнув, он приказал секретарю: – Соедините меня с Пекином… Через час все информационные агентства передали – США принесли извинения Китаю. Из-за горизонта уже явно показалось другое светило «Pax China». Если к их лучам добавить еще лучи от «Pax Russia», то в мире от трех светил явно становилось слишком жарко… И вновь в Овальном кабинете предстояло принять решение. – Билл, а если… если русичи просто блефуют? Про этот вулкан под Йеллоустоном они и без Ковзана могли легко узнать. – А они и не скрывают этого. Ковзан просто увидел в своей голове «картинку» с гигантским катаклизмом. А их ученые путем умозаключений и анализом всевозможных данных пришли к выводу, что Ковзан, скорее всего, видел будущее извержение под Йеллоустоном. А блефовать русичам незачем. Посмотреть, как мы будем выкарабкиваться из такой ситуации – эвакуировать полстраны неизвестно куда? – Хотя бы. Затраты-то будут колоссальными. – По последним политическим раскладкам, по-моему, русичи наши стратегические партнеры. Китай все же у них под боком, а не у нас. Вот если бы Китаю они пихнули такую дезу, я бы это понял, – директор ЦРУ последние слова произнес задумчиво, как бы еще раз пытаясь найти причину, из-за которой русичи могли бы проявить коварство. – Хотя… давайте, сэр, поступим так. Завтра Ковзан прилетает опять к нам. И мы его пропустим через детектор лжи. Многое тогда прояснится. Русичи нас поймут, – добавил он, упреждая очевидный вопрос. – Уж слишком много триллионов тянет из нас эта информация от них. Париж. Улица Лавуазье. 20.20 по местному времени. Вечерний город неуклонно погружался в сладкую пучину удовольствий и развлечений. Громады небоскребов приоделись сверкающей всеми цветами радуги рекламой. Украшенная, как елка, миллионами лампочек, на фоне вечернего неба, перечеркнутого разноцветными лазерными лучами, красовалась Эйфелева башня. Во многих местах гремела зажигательная, веселая музыка. И все же Париж уже утратил статус города развлечений номер один. Поговорка: «Увидеть Париж и умереть» становилась анахронизмом. Уже не мелькали возбуждающе женские фигурки в темноте Булонского леса, и не светили красным светом опознавательные огни плотских утех на Пляс Пигаль и Рю Сен-Дени. То, что не могло потушить слабое, немощное дуновение: «Во имя Отца, Сына и Святого Духа», враз задул могучий порыв: «Во имя Аллаха милостивого, милосердного!» Оказалось все довольно просто – забить нескольких проституток и их сутенеров камнями на Пляс Пигаль, а бордели и секс-шопы превратить в медресе и чайханы. И вот уже знаменитые французские кутюрье изощряются в узорах на темном покрывале женской чадры. Франция отплясала уже свой канкан и превратилась в мусульманскую страну, а знаменитый «Мулен Руж» – в роскошное медресе. От былой светскости остались лишь многочисленные рестораны и кафе, по прежнему зазывающие посетителей яркими огнями вывесок и веселой музыкой. Темно-вишневый «пежо» ловко втиснулся между мощным «лэндкрузером» и тщедушным «фиатом». Невысокий полный мужчина с густыми черными волосами неспешно покинул машину и вошел в небольшой ресторанчик с вспыхивающей неоновыми огнями вывеской «Людовик» на входе. К нему тут же подлетел официант в фирменном голубом костюме. – Мсье, пожалуйста, проходите. Ваш столик свободен. Мсье, как обычно? – на лице обслуги застыло стандартное дружелюбно-угодливое выражение. Вошедший мужчина, откинувшись на спинку кресла, не глядя на склонившегося перед ним официанта, небрежно бросил: – Да, только вчерашний бифштекс уж слишком был с кровью. Меня потом всю ночь мучила изжога, – в безразличном тоне говорившего мелькнули капризные нотки, – поэтому сегодня сделайте его a point [65] , – легкий вздох сожаления. – Слушаюсь, мсье, – официант поспешил исполнять заказ. Через сорок минут, любовно разместив в своем желудке бифштекс с картошкой фри, которым нисколько не помешал попавший туда несколькими минутами раньше суп-пюре из креветок и шампиньонов, мсье Жан Сулар неспешно потягивал превосходное божоле «Тер Нуар». Спешить было некуда. Рабочий день закончился, а дома, после развода с женой, его никто не ждал. «Может, поехать на набережную и покататься на прогулочном катере по Сене? – Мозг лениво искал себе развлечения на ближайшие несколько часов, отлично понимая, что завтра вновь закрутится беличье колесо пресных, неинтересных будней. – Нет, что-то прохладно. Да и автопилот у меня в машине что-то барахлит. Домой бы доехать. А-а, доеду. И чем позже, тем лучше». – Официант! К Жану Сулару тут же подлетел мужчина в фирменном голубом костюме. – Бокал мартеля. – Слушаюсь, мсье. Еще через час нетвердой походкой француз направился к выходу. «Господи, опять набрался. Так и алкоголиком недолго стать. А-а, не стану. Скоро эти черножопые абреки запретят, как и грозятся, распитие спиртных напитков в общественных местах, тогда сразу все и вылечимся. От блуда нас уже вылечили, и от алкоголизма тоже вылечат. И-ик, а кто не вылечится, того забьют камнями». – Мсье, приходите еще. – А? Что? – Мсье, приходите еще, – официант тут же повторил свою фразу. – Да пошел ты! – Мы всегда рады видеть мсье в своем ресторане, – сохраняя на лице все такое же дружелюбно-угодливое выражение, служащий ресторана послушно отошел от посетителя. «Господи, и поругаться не дадут. Понатыкали везде этих биороботов. Ну и как нормальному человеку прикажете разрядиться после трудового дня?». Стеклянная дверь ресторана безотказно сделала пол-оборота, выпуская мужчину на улицу. С расположившегося рядом сквера Людовика XVI приятно пахнуло прохладой. В голове несколько прояснилось. «Нет, все же надо меньше пить. Решено. С завтрашнего дня ничего крепче шабли в рот не беру. Как там наши сарацины говорят: "На Аллаха надейся, а ишака привязывай". "На сарацина надейся, а и своя голова на плечах есть"», – очередной раз успокоив себя обещанием больше не пить, француз подошел к своему «пежо». Автоматика, опознав хозяина, услужливо открыла дверь. Плюхнувшись на водительское сиденье, Сулар привычным движением ткнул кнопку включения автопилота. Бортовой компьютер тотчас отозвался вспыхнувшим на приборной доске транспарантом: «Автопилот включен. Введите маршрут». «Ну что, домой? Домой… et ta soeur» [66] , – указательный палец зло ткнул в кнопку с лаконичной надписью «Maison» [67] . Автомобильный компьютер, по сотне раз за секунду сверяясь с бортовыми локаторами, аккуратно вывел «пежо» из узкого прохода между машинами и виртуозно всунул в несущийся поток машин на улице. Набирая скорость, темно-вишневая машина быстро проскочила улицу Лавуазье и свернула на бульвар Малерби. Развалившись на сиденье, Жан Сулар затуманенным взором смотрел на проносящийся за стеклами машины пейзаж городских улиц. Вот уже вдали показались огни его дома. Мгновенье – и уютный свет многочисленных окон небоскреба слился в один мощный слепящий поток, который к тому же еще и оглушающее заревел автомобильным сигналом. На миг перед глазами ничего не понимающего француза мелькнуло что-то желтое, тут же расцветшее красными кругами одновременно с обрушившейся болью, которая сразу же милосердно распахнула черное ничто… Жан Сулар так и не успел понять, что его в лицо и в грудь ударила подушка безопасности собственного же автомобиля. – Мсье Байор? – Да, кто говорит? – Заведующий хирургическим отделением больницы Сент-Винсент-де-Поль Марк Моран. – О, господи, что случилось? – Не волнуйтесь, мсье. К нам после автомобильной аварии поступил больной по фамилии Сулар. – Жан Сулар? – Именно так, мсье. И он просил вам это передать. – Что с ним случилось? – Его автомобиль потерял управление, вылетел на встречную полосу и столкнулся с другим автомобилем. В результате у Сулара сильное сотрясение мозга, как, впрочем, и у водителя встречного автомобиля. Скорости машин в момент столкновения были высокими. Им жизнь спасли подушки безопасности. – Как долго он пробудет у вас? – Недели за две, я думаю, мы его сможем поставить на ноги. – Ясно. Спасибо, что позвонили. – Не за что, мсье, – экран видеофона погас. С минуту управляющий таможенной службой аэропорта имени Шарля де Голля Ксавье Байор задумчиво барабанил пальцами по столу. Затем решительно нажал несколько кнопок на видеофоне. – Мсье Абу, здравствуйте. – Здравствуйте, мсье Байор. – С мсье Суларом случилось несчастье. Он попал в автомобильную аварию. Так что, по-видимому, его недельки две не будет. Поэтому с завтрашнего дня принимайте руководство над третьим терминалом. Приказ я завтра подпишу. Надеюсь, что работа там будет продолжаться так же четко, как и при мсье Суларе. – Не беспокойтесь, мсье Байор. Я вас не подведу. «Завтра надо бы его подстраховать. Первый раз все же. Хотя как раз завтра ничего сложного на третьем терминале и не предвидится. Все стандартные рейсы. Только один чартер с Тайваня. Цирк привезет. Абу справится – он парень смышленый». Покончив с повседневными делами, мсье Байор поспешил из своего кабинета в гостиную, куда скоро, судя по струившимся по квартире запахам, мадам Байор подаст свое фирменное блюдо – телячья голова с зеленым соусом тартар! Уже вкушая лакомство и запивая его ароматным полусухим «Руж де Франс», мсье управляющий таможенной службой аэропорта Шарля де Голля ощутил какое-то смутное беспокойство. Но ароматный запах жареных телячьих мозгов мгновенно вышвырнул из человеческих мозгов какие-либо мысли, не связанные с этой аппетитной ноздреватой массой. – Дорогая, на этот раз ты превзошла саму себя. От твоей телячьей головы можно просто потерять свою! Сотрудники четвертого бюро министерства государственной безопасности КНР – оперативно-техническое обеспечение операций – могли крутить дырки на своих кителях под новые награды – в Париже успешно прошла полевые испытания система «Чужая рука». С ее помощью через антенну автомобиля можно было перехватывать управление машиной, едущей в режиме автопилота. Система дистанционно сканировала бортовой компьютер автомобиля, определяла коды доступа и через радиоканал закачивала в компьютер небольшой файл, который переводил управление машиной на пульт системы «Чужая рука». Оставалось только в нужный момент на этом пульте повернуть руль куда следует. Через десять минут инородный файл-убийца самоликвидировался… Жан Сулар родился под счастливой звездой. Окажись водитель встречного автомобиля порасторопней и избеги лобового столкновения, любитель бифштексов с кровью не пострадал бы. Но завтра утром на выходе из своего подъезда его бы ждал снайперский выстрел из дома напротив. МГБ Китая всегда старалось предусмотреть несколько вариантов развития операции. Рим. Ватикан. Гостиница «Дом Святой Марты». 20.20 по местному времени. – Как правильно я вас понял, монсеньер Родригес, вы предлагаете мне добровольно снять свою кандидатуру на пост Папы Римского, – государственный секретарь Ватикана Иван Поддубный произнес эту фразу спокойным, вежливым тоном, не спеша перебирая в руках четки. – Да, монсеньер Поддубный. Так сказать: «Pro bono publico» [68] . В этом случае монсеньер Миньон гарантирует вам ваш нынешний пост государственного секретаря Ватикана, – последние слова кардинал Хорхе Родригес произнес медленно, делая паузы между словами, словно боясь, что его собеседник может не понять их смысл. – И отчего такая щедрость! – славянин даже не пытался скрыть сарказм своих слов. Его собеседник склонил голову, словно прося прощения у кого-то невидимого за такое неделикатное поведение русича. – У монсеньера Миньона доброе сердце, болеющее за судьбу Церкви, и оно ему подсказывает, что на этом посту вы еще принесете много пользы во славу Христа, – наконец проговорил он. – К сожалению, пребывая на посту, на котором я приношу много пользы во славу Христа, я очень часто мог убедиться в том, что даже среди высокочтимых кардиналов почему-то разные понятия об этой славе. Почему-то некоторые считают славой поступиться основами нашей веры в угоду сиюминутным конъюнктурным соображениям ради вящей славы Аллаха! – Иван Поддубный произнес это, не повышая голоса, но по тому, как он резко положил, почти бросил свои четки на стол, можно было догадаться о его эмоциональном состоянии. Испанский кардинал был неплохим психологом, и он сразу понял, что таким путем он от русича нужного соглашения не получит. Поэтому он решил действовать более прозаически, по опыту зная, что очень часто не возвышенные, а обычные мирские, приземленные доводы оказывают на человека куда большее влияние, чем разговоры о высоких материях. – Монсеньер Поддубный, давайте рассуждать здраво. Сегодня лишь один недобранный голос не позволил монсеньеру Миньону стать двести восемьдесят пятым Папой Римским. И вполне возможно, что этот голос он уже получит завтра, на утреннем голосовании. В любом случае это вопрос недолгого времени. Так что изменится от того, что вы снимете свою кандидатуру? Вы просто ускорите избрание нового папы. – Испанец сделал паузу и, скользнув взглядом по лежащим на столе четкам госсекретаря Ватикана, закончил более быстрым, словно опасаясь, что его перебьют, тоном: – Плюс сохраните за собой высокий пост. «А действительно, что изменится? Если не завтра, так послезавтра Франсуа Миньон станет Папой Римским. Это уже очевидно. Его сторонники весьма активно ведут в этом направлении работу. С каждым днем тающее число моих сторонников – наглядное подтверждение этой работы. Осталось уговорить еще одного. Так к чему упорствовать? Зачем оттягивать тот момент, когда с балкона собора Святого Петра раздастся: «Nuntio vobis gaudium magnum – habemus Papam!» [69] и сидящий напротив меня Хосе Родригес представит огромному скоплению народа, стоящему внизу, Франсуа Миньона – нового Папу Римского». – Ваше снятие своей кандидатуры будет объяснено желанием поскорее обрести нового пастыря для христианских душ в столь трудное для церкви время. – Видя, что Поддубный задумался, монсеньер Родригес торопливо зачастил дальше: – И реальной оценки своих возможностей. Ваш авторитет поэтому не уменьшится в глазах ваших сторонников. «Они хотят абсолютной победы для своего кандидата. Хотят, чтобы его авторитет был незыблем. Авторитет, перед которым добровольно склонил голову даже ярый противник всяческих уступок исламу Иван Поддубный». – И еще один момент, – тон испанца перешел на доверительный. – При Павле X, желая поддержать его начинания, вы вторым после него извлекли из себя чип сбора информации, тем самым лишая себя права на вторую жизнь. Нет, нет, мы уважаем ваши убеждения, – тут же торопливо добавил Родригес, видя направленный на него холодный взгляд русича, – но коль точка зрения покойного Павла X не будет больше являться официальной и будущий Папа Римский собирается отменить энциклику «О второй жизни», не разумней ли пересмотреть свои убеждения? Со своей стороны будущий папа обещает помочь своим авторитетом восстановить вам чип сбора информации, и, таким образом, вы получите вторую жизнь. Кардиналы ее всегда получали, – при последних словах испанский кардинал не смог сдержаться, и его губы дрогнули в непроизвольной довольной улыбке. «Так, теперь мне еще предлагают стать предателем. Покрасовался перед телекамерами и на обложках глянцевых журналов: „Верный соратник Павла X Иван Поддубный не захотел отставать от своего учителя и друга и также вынул из себя надсмотрщика!". Красиво, эффектно! А когда друг умер, суетливо запихнул электронную гадость себе в голову вновь». – Leonem mortuum etiam et catuli mordent [70] , – тихо, как бы про себя, пробормотал русич. – Простите, не расслышал, – с лица испанца не сходила дружелюбная улыбка. – Передайте монсеньеру Миньону… – отчетливый, несколько даже агрессивный тон госсекретаря Ватикана вмиг согнал улыбку у его собеседника. А в голове говорившего неожиданно раздался, как тогда, в уже далеком детстве, яростный рев труб с фрески «Страшный суд» Микеланджело, возвещавших о конце света. И под это звуковое сопровождение апокалипсиса в преисподнюю проваливаются грешники, раздавленные осознанием своей вины и неотвратимости ответа и расплаты. И самое страшное для них – взгляд Иисуса Христа – Высшего Судьи. – …Передайте монсеньеру Миньону, что я не буду снимать свою кандидатуру, – еще громче продолжил русич. – А там пусть судит Всевышний. Это Его Высшее Право – судить. Соединенные Штаты Америки. Дом Симпсонов. 21.00 по местному времени. – Почему ты не посоветовался со мной! – выкрикнутая тонким фальцетом фраза взвилась вверх, ударилась об потолок и тут же рухнула вниз. В серванте мелко задребезжала посуда. Вслед за ней завибрировали нервы у мужчины. – Кто тебе дал право самостоятельно принимать такие решения! – новые слова с визгом метались по комнате, казалось, еще сильнее заставляя дребезжать посуду в серванте. – Ты, не посоветовавшись со мной, снял огромную сумму с нашей семейной карточки. И все ради какой-то собаки. Как ты мог! – Грета, сколько раз можно повторять, что я это сделал ради нашей дочери, ради Ники! – Зачем?! Ника в порядке. После проведенной психокоррекции она стала значительно лучше. Девочка сейчас проводит значительно больше времени за компьютером. Она за эти несколько дней поставила себе в компьютер развивающих игр больше, чем за весь прошлый год. Ника всего лишь несколько дней походила в школу, а учителя уже мне сообщают, что она очень изменилась. – Еще бы не изменилась! После того, как у нее в голове потоптался самый мощный психокорректор, я удивляюсь, как она еще нас с тобой помнит! – Не утрируй, Джон! Учителя говорят, что она стала более усидчивой, спокойной, больше не смотрит мечтательно в окна и не думает бог весть о чем, вернее о том, чтобы поскорей кончились уроки, и она бы побежала играть с этим псом! А за окнами гостиничного номера неистовствовал Старый Верный. Могучее и красивое творение природы подбрасывало на несколько десятков метров в небо кубометры горячей воды и пара и своим низким гулом заставляло вибрировать все кругом. – Усидчивой, спокойной… да она стала похожа на робота! Да, папа, нет, папа, спасибо, папа. А в глазах даже искорки радости нет, будто не десятилетний ребенок, а столетняя старуха. – Это все твои фантазии, Джон. Слышишь, фантазии. И ради этих фантазий ты потратил огромную сумму денег! Подумать только, пятьдесят тысяч долларов! Если ты считаешь, что у детей должны быть животные, ты бы мог за сотню долларов купить ей великолепного кота, а не тратить такие деньги на клонирование пса, от которого был только вред! – Я смотрю, тебя только деньги и беспокоят! Больше нечего! – Потому что ты их мало зарабатываешь. Потому и беспокоят. Семейный скандал докатился до своего стандартно-финансового финала и закончился также стандартно – раздраженным хлопаньем двери за выскочившим из комнаты мужчиной. «Значит, Дик погиб. И папа только его клонировал. – Девочка, только что зашедшая в дом, замерла в коридоре. Где-то в глубине хлопнула дверь. – Папа снова поругался с мамой и выскочил в кабинет». Мозг автоматически легко дешифровал звуки не раз наблюдаемой сцены и так же легко вспомнил другую сцену… Дик, лежащий в луже крови, и слезы в его глазах. И несколько белых лепестков роз, пропитанных кровью, словно мягкий снег, спустившийся с небес… Боль накатилась мгновенно, как тогда. Взбунтовавшийся мозг бушевал в выстроенной ему психокорректором клетке. «Взрослые врут. Мама врала, что она не хотела смерти Дика, что все получилось случайно. Отец врет, что Дик не погибал, и хочет вместо него подсунуть мне клона. Ну зачем они все время врут!» – девочка развернулась и выскочила из дома. – Джон! – мисс Симпсон рывком распахнула дверь в кабинет мужа. – Что еще? – Посмотри, который час! – Десять вечера. – А Ники все еще нет дома, и ее мобильный не отвечает! Несносная девчонка, она вечно его отключает! – В голосе Греты Симпсон было больше надежды на это, чем гнева. – Ты куда? – Посмотрю возле гейзера, может, она там! Лучи автомобильных фар, словно огромный циркуль, стали очерчивать дугу, в точности повторяя поворот дороги. Ели, кустарник, валуны, выхваченные на мгновение из мрака, тут же вновь погружались в ночь. В ярком свете в метрах двадцати от дороги мелькнуло какое-то белое пятно – цвет необычный для этих мест в это время года. Несмотря на быстротечность промелькнувшей картинки, сидящий за рулем джипа человек успел многое увидеть, сказались несколько лет тренировок, научившие его мозг мгновенно схватывать все, включая мельчайшие детали. Кроме белого пятна водитель джипа увидел склоненную голову и тонкие ручки, обхватившие такие же тонкие ножки, высовывавшиеся из задравшейся юбки. На валуне, в двадцати метрах от дороги сидела девочка. Тормозные диски тут же намертво вцепились в свою добычу, гася скорость автомобиля. Мгновенно погасли фары. Заскрипели камни под тяжелыми шагами. Яркий кружок света фонаря, словно ищейка, обнюхивающая землю, сноровисто пробежал несколько метров и остановился около добычи – загорелая девичья нога с заголившейся до верха бедра юбкой казалась нереальным видением в этой темноте среди дикой природы. Мужчина оглянулся. Окружавший пейзаж, словно залитый светом желтой луны, казался выдернутым из какой-то сказки. Автомобиль на дороге, отсвечивавший в призрачном лунном свете, с красными огоньками габаритных огней казался персонажем из этой сказки. Правда, непонятно – злым или добрым. Разрывая тишину, стрекотали цикады… – Э… малышка, послушай, что ты тут делаешь в такое время? Услышав голос, девочка вздрогнула и подняла голову. Лицо оказалось заплаканным. – Э, постой. Да ты дочь смотрителя парка! Ребенок молча кивнул головой. Мужчина несколько мгновений стоял, что-то обдумывая, затем порывисто сел и протянул руку к задравшейся юбке. Черная рука негра красиво контрастировала с нежно-бронзовым загаром ноги. Девчушка испуганно отпрянула. – Поправь юбку, холодает, замерзнешь, – в темноте блеснула белозубая улыбка. Девочка порывисто оправила юбку. – Послушай… Ника, – мужчина на мгновение запнулся, вспоминая имя девочки, – давай я отвезу тебя домой. Ника отрицательно мотнула головой. – Но твои родители сейчас наверняка волнуются. И если ты сейчас не вернешься домой, они обратятся в полицию. Ты хочешь, чтобы тебя искала полиция? Вновь отрицательный жест головой. – Тогда поехали домой. Девочка, не двигаясь, продолжала сидеть на валуне. – Почему они все время мне врут? – наконец со всхлипыванием произнесла она. – Ника, я понимаю, ты поссорилась со своими родителями. Это бывает. Но это не причина убегать из дома. Поверь мне, твои родители будут сейчас рады помириться с тобой. С ними надо дружить. Ты еще слишком мала и слаба, чтобы самостоятельно жить. Согласна? После паузы девочка нехотя утвердительно кивнула головой. – Вот и отлично. Поэтому мы сейчас едем к тебе домой, – произнеся это, мужчина тут же подхватил легкое тельце девочки на руки и пошел к машине. В тишине продолжали яростно стрекотать цикады… – Джон, надо звонить в девять один один. Уже почти одиннадцать. Ты объездил все окрестности, ее мобильный не отвечает. Скоро ночь, а если медведь, не дай бог? – Я сам позвоню. – Нет, я. Тебя они уговорят подождать еще, мол сама придет. Я тебя знаю, – миссис Симпсон решительно нажала кнопку вызова экстренных служб. – Алло, говорит Грета Симпсон. У меня пропала десятилетняя дочь. Отель «Old Faithful». Нет, я там не отдыхаю, а работаю. Помощником администратора. Я же сказала – десять лет! Нет, это уже поздно! Моя дочь позже девяти домой не приходит. Нет, у подружек она не задержалась. И ее мобильный не отвечает! Что значит «ожидайте, приедем»? Необходимо начать поиски немедленно. Не забывайте, что мы тут находимся среди диких зверей, туристов. Я буду жаловаться… – Ма, никуда не надо жаловаться. Я тут. – Доченька! – Здравствуйте, миссис Симпсон. Здравствуйте, мистер Симпсон, – рядом с Никой в дверях комнаты стоял постоялец из двести шестого номера, его левая рука лежала на плече девочки. Черный цвет мужской кисти резко выделялся на белом фоне блузки, и казалось, что у девочки словно погон на плече. – О господи, что-то случилось? – О, нет, нет. Не волнуйтесь, мэм. Просто я возвращался с прогулки и встретил вашу очаровательную дочь. И она попросила меня подбросить ее домой. Вот и все. – О, спасибо мистер… – миссис Симпсон запнулась, вспоминая фамилию постояльца. – Кинг, мэм. Мистер Кинг. И не стоит благодарности, – на молодом лице негра блеснула белоснежная улыбка. – Спасибо, мистер Кинг, – Джон подошел к нему и крепко пожал руку. – Не стоит, мистер Симпсон, не стоит. Ну я пойду, не буду вам мешать. Пока, Ника, – молодой человек улыбнулся девочке, – и слушайся своих родителей. – Спасибо, мистер Кинг, – Ника улыбнулась в ответ приведшему ее мужчине. Практически бесшумно за молодым мужчиной захлопнулась входная дверь. – Несносная девчонка. Разве можно так волновать свою мать? – тут же раздалось за ней. «Взрослые врут. Они все врут». Пекин. Чжуннаньхай. Личные апартаменты Председателя КНР Ли Чжаосина. 5 сентября 2193 года. Четверг. 9.30 по местному времени. – Значит, операция «Удар орла» идет строго по намеченному плану? – Да, товарищ Председатель, – министр государственной безопасности Китая Ван Цзябао ответил мгновенно, не колеблясь. – Где сейчас русич? – последовал неожиданный вопрос. Но и он не смог смутить министра безопасности. – После того как он уцелел после катастрофы над Атлантикой, его подобрали спасательные службы Норвегии… – Это ты мне уже докладывал. Где сейчас русич? – Мы смогли отследить его до приземления в Бориспольском аэропорту. Сейчас вся наша агентурная разведка в Руси и в США брошена на контроль перемещения Ковзана. Для этой же задачи переориентированы два спутника радиотехнической разведки. Могу с уверенностью сказать, что русич сейчас находится в Киеве или в его пригороде. На территории Соединенных Штатов Америки его нет. – Это хорошо, – после некоторой паузы проговорил Председатель КНР Ли Чжаосин. – Пусть он там пробудет еще два дня, а большего нам и не требуется. Правильно я говорю, товарищ Ван? – Так точно, товарищ Председатель! В пятницу мы завершим операцию «Удар Орла». – О развитии операции докладывайте мне каждые три часа. – Слушаюсь, товарищ Председатель. – И вот еще что. Снабдите участников операции «Удар Орла» фотографиями этого русича. Этого русича, видимо, любит их Бог. Поэтому я не исключаю, что в самый ответственный момент он может появиться на месте событий. Пусть наши люди к этому будут готовы и, если понадобится, примут надлежащие меры. Вам ясно, товарищ Ван? – Так точно, товарищ Председатель. Сегодня же фотография Ковзана будет у наших людей. Объединенная Русь. Россия. Дальний Восток. Высота двадцать пять километров. Борт военно-транспортного самолета «ИЛ-224». 18.50 по местному времени. За иллюминатором глазу не за что было зацепиться – на высоте двадцати пяти километров не было ни тучки, ни облачка. Самолет, казалось, просто застыл в воздухе. Но легкое гудение говорило, что это, конечно же, было не так. Разогнанная до четырех махов, обильно нафаршированная электроникой, смесь металла и пластика жадно глотала пространство. – Зря ты со мной полетела. – Борис, ты хочешь наконец-то поругаться со мной? – голос Феклы был раздраженным. – Вопрос решен! Понимаешь, РЕШЕН. На карту поставлено слишком многое. Поэтому нужно подстраховаться во всем. Если на месте ты что-то такое увидишь, но не сможешь понять что, то я тебе помогу. Знаешь, как бывает, человек увидел, казалось бы, самую обычную вещь, и тут он понимает, что она о чем-то важном ему говорит. Но что именно, он никак понять не может. Оно ускользает от него словно тень. – И эту тень ты мне поможешь поймать? – Не иронизируй. Если ты любимец самого Бога и герой гиперпространства, это еще не означает, что ты все можешь сам. Даже у Иисуса были помощники. – Да я и не иронизирую, – парень несколько смутился от такого напора, – я так… Молодые люди переглянулись и тут же рассмеялись. – Я, между прочим, довольно известный и даже модный психолог. И довольно много беру за частные консультации. – Ого! Учитывая, сколько времени ты угробила на меня, мне не расплатиться с тобой до конца жизни! – Ты сам это сказал! – Язык мой – враг мой! – Борис притворно тяжело вздохнул. А затем, уже улыбаясь, добавил: – Ну что, больше на меня не сердишься? – Ну как можно долго сердиться на такого мужчину – летчик Военно-космического флота, герой гиперпространства. – Фекла, теперь иронизируешь ты. – Все, больше не буду! И вновь в салоне самолета раздался смех. – Слушай, а почему тебя назвали Феклой? Такое необычное имя. – На этом настоял мой дедушка. Фекла означает по-древнегречески Божия слава. Согласно христианской истории в Иконии, это место сейчас находится в Турции, жила восемнадцатилетняя девушка Фекла, дочь знатных и богатых родителей. Восхищенная проповедями апостола Павла, она приняла учение Христа, оставила жениха и презрела все сладости мира. Апостол Павел называл ее своей первой дочерью, которую он возродил благовествованием. По прошению матери Фекла была осуждена на сожжение, но Бог обрушил на огонь воду и град. В результате многие зеваки погибли, а девушка вышла из огня невредимая. Удалившись в пустыню, она начала лечить людей. Рассказывают, что однажды один из языческих жрецов воспылал к ней страстью и попытался овладеть ею. Фекла с легкостью повергла его с коня на землю. Жрец долго потом отлеживался, а затем принял христианство. Он заказал портрет Феклы художнику. Впоследствии этот портрет стал иконой и дошел до наших дней. – И та Фекла похожа на тебя, – скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Борис. – Так, по крайней мере, говорят люди, – девушка сказала это спокойным, обыденным тоном. – Твой дедушка очень любит тебя и Бога. Фекла не успела ответить. Самолет чуть тряхнуло, и он ощутимо стал проваливаться вниз – в восьмистах километрах уже была Камчатка, и бортовой компьютер «ИЛ-224» начал выполнение предпосадочного маневра. Девушка рефлексивно схватилась за руку Бориса. Тот успокаивающе улыбнулся: – Все нормально. Прошли звуковой барьер и начали заходить на посадку. Через пятнадцать минут будем на месте. Жаль, не успели договорить. – Ничего, я думаю, у нас еще будет время на это. – Обязательно будет! * * * – Стив, у меня для тебя потрясная новость! – Меня назначают начальником отдела? – Я же сказал, потрясная, а не офигенная. – Гм… интересная у тебя градация, Боб. А как ты скажешь, если, к примеру, узнаешь, что твоя подружка от тебя залетела? – Для описания стихийных бедствий мой язык скуп. Вероятность урона оцениваю только в баллах. – Ну и каков же балл? – Одиннадцать баллов – ветер вырывает деревья и сносит крыши домов. – Вот на счет сноса крыши ты верно подметил! Молодые люди так громко расхохотались, что сидящие за другими столами люди в институтской столовой повернули головы в их сторону. – Боб, не стоит здесь привлекать к себе внимания. Мы не на вечеринке. – То же относится и к тебе, Стив! – Так что за потрясную новость ты мне хотел сообщить? – Мне из верных источников стало известно, что к нам в институт пришел запрос, знаешь откуда? – говоря это, молодой человек чуть наклонился над столом к своему собеседнику и понизил голос. – Не томи, выкладывай. – Из Лэнгли! – голос Боба перешел на шепот. – И что они хотели? – его примеру последовал Стив, также перейдя на шепот. – Спрашивали, фиксируем ли мы что-нибудь странное в районе Йеллоустонского парка. – Боб, а кто тебе это сказал? – Источник достоверный, сомнению не подлежит. Информация добыта в боевой обстановке, – лицо молодого человека расплылось в самодовольной усмешке. – Кэти, секретарь директора? Боб театрально скромно потупил глаза. – Ох, доиграешься ты до одиннадцати баллов. – Типун тебе на язык! – Ну и что ответил наш шеф? – Стив попытался сделать безразличное лицо. Это не укрылось от Боба. – А примерно то, что ты сейчас попытался изобразить на своем лице, – с иронией ответил он. – То есть он ответил, что ничего страшного там не происходит. Так, мелочь. Возможно небольшое землетрясение силой в три балла. – Кретин! – Тсс! Глава 10 ТРЕТИЙ ЗВОНОК Париж. Международный аэропорт имени Шарля де Голля. 5 сентября. Четверг. 8.20 по местному времени. «Боинг-929» коснулся французской земли точно по расписанию – в восемь двадцать. Тяжелая машина, плавно замедляя ход, пробежала свои два с половиной километра взлетно-посадочной полосы, затем не спеша проехала с полкилометра по рулежной дорожке и замерла около третьего грузового терминала. Молодой араб в черных солнцезащитных очках, лениво перекатывая во рту жевательную резинку, наблюдал за этими маневрами, стоя около легкового ярко-красного цвета «пежо» с надписями «Международный аэропорт имени Шарля де Голля» по бокам и на капоте. Едва огромные колеса самолета, сделав последний оборот, замерли, он ловко вскочил в машину. Плевок жвачкой в открытое окно и отрывистая гортанная команда водителю: – Трогай. – И «пежо» поспешил к замершему «боингу». И, словно приглашая эту миниатюрную по сравнению с ним блестящую машинку на свидание, самолет плавно, элегантно опустил перед ней трап грузового люка. «Пежо» принял это предложение и ловко взбежал по нему внутрь воздушного гиганта. К машине уже спешил сопровождавший груз экспедитор. Не доезжая буквально метра до него, красный автомобиль остановился, и молодой араб все так же ловко выскочил из автомобиля. За ним вылезли двое его подчиненных. – Доброе утро. Старший таможенный инспектор аэропорта Абу Абдульхайр, – французский таможенник протянул правую руку для пожатия прилетевшему тайванцу. И тут же на бейдже прилетевшего тайванца вспыхнул зеленый свет – электроника подтверждала полномочия араба, приняв кодированный сигнал с его бейджа. – Доброе утро. Заместитель директора цирка Цун Вао. Теперь на бейдже француза вспыхнул зеленый свет – две электронные системы обменялись «рукопожатием». За ними последовали люди. – Что ж, приступим? – Абу вопросительно посмотрел на тайванца. – Прошу, – тайванец протянул ему тонкий листок бумаги – таможенную декларацию, затем сделал широкий приглашающий жест в глубину самолета. Контейнеры выстроились четырьмя безукоризненными рядами, чем-то напоминающие древних витязей, закованных в латы и готовых к бою. Араб скользнул по ним взглядом, затем по таможенной декларации. – Франсуа, ты проверяешь этот ряд, – кивок головой на крайний левый ряд, – а ты, Абдулла, этот, – кивок на следующий ряд. Его подчиненные, кивнув головами в знак согласия, приступили к своей работе. Абу Абдульхайр, не спеша вытащив из кобуры на поясе сканер, подошел к крайнему правому ряду. Нажатие кнопки, и на экране сканера тут же вспыхивает информация о контейнере. Затем вспыхивает желтая лампа – радиационный фон в норме. Вслед за ней синяя – электромагнитный фон в норме, наступая ей на пятки, вспыхивает розовая лампочка, подтверждающая отсутствие взрывчатых и других опасных химических или биологических веществ, и тут же к своим подругам присоединяется зеленая лампа, подтверждая целостность и идентичность печати. И как завершающий аккорд проверки – мелодичный звонок – с этим контейнером все о'кей, он не представляет опасности и может быть допущен на территорию Франции. Араб дружески улыбнулся тайванцу и подошел к следующему контейнеру. Время от времени, вразнобой грузовой отсек самолета пронизывали мелодичные трели – контейнеры один за другим получали временную французскую прописку. Абу подошел к последнему непроверенному контейнеру, притаившемуся в глубине отсека. Белые цифры «135» четко выделялись на ярко-красном фоне. Еще раз сверился с таможенной декларацией. Закончив свою работу, к нему подошли его подчиненные. – Господин Абдульхайр, все в порядке, – один за другим доложили они. – Хорошо, – кивнул он и навел сканер на стоящий перед ним контейнер. Желтый… синий… розовый… зеленый – разноцветная дорожка как указатель в сторону Франции. Мягкий электронный перезвон – soyez les bienvenus a la France! [71] . На лице тайванца расплылась довольная улыбка. Араб улыбнулся в ответ. Заулыбались его подчиненные. – Господин Цун Вао, – Абу улыбнулся еще шире, – в соответствии с Законом о таможенном досмотре мы имеем право на выборочное вскрытие контейнеров. – Да, да, конечно, – тайванец изо всех сил держал приветливую улыбку на лице. – Какой контейнер вы желаете осмотреть? – Давайте… – араб сделал паузу, скользя взглядом по ярко-красным бокам контейнеров, его рука с зажатым в кисти сканером начала медленно подниматься, словно прицеливаясь, – …этот, – сканер смотрел на цифру «135», – …хотя нет, давайте этот, – Абдульхайр указал на соседний контейнер. Цун Вао подошел к указанному контейнеру, вытащил из кармана небольшую черную коробочку электронного ключа и набрал на ней номер контейнера. Нажатие кнопки, легкий щелчок, и верхняя половина контейнера откидывается назад. Взору открылся светло-желтый куб, по всей поверхности усыпанный небольшими отверстиями – генератор объемного поля. Внутри этого ящика образуются мириады микрочастиц из специального полимерного состава. Через отверстия-сопла они выдуваются наружу, образуя невидимое облако, в котором лазерные лучи, выводя свои па, образуют практически неотличимый от настоящего виртуальный мир. Десяток таких генераторов, и можно воочию увидеть, как, например, разрушается дом. Вас даже по лицу хлестнет тугая волна воздуха, исходящая от рушащихся стен, а глаза запорошит взаправдашняя пыль. Пару сотен светло-желтых ящиков, и по горящему Древнему Риму побегут обезумевшие от страха люди, а венценосный психопат Нерон на Палатинском холме будет играть на арфе. Сотня тысяч – и в ящик сыграет иллюзорное государство. Несколько миллионов обеспечат апокалипсис псевдоцивилизации. Как все просто: миллионы строк управляющей программы, миллионы светло-желтых кубов и мириады частиц, от которых, бесконечно отражаясь, лазерные лучи нарисуют грандиозную картину Конца. В реальном мире все может произойти еще проще. Не надо ни сверхсложной программы, ни миллионов мудреных каких-то ящиков. Достаточно одного ящика, например с цифрой «135» на ярко-красном боку. Остальное довершит сама природа… Тайванец вопросительно посмотрел на Абдульхайра. Тот вновь улыбнулся и молча своим сканером поставил электронную печать на таможенной декларации. – Добро пожаловать во Францию, господин Цун Вао. Глядя вслед аэродромному трейлеру, увозящему последние контейнеры, исполняющий обязанности начальника таможенной службы третьего терминала Абу Абдульхайр вынул из кармана свой мобильный телефон: – Дядя Наджи, извините, но я сегодня немного опоздаю… Нет, нет, все нормально… До встречи. Уже в здании аэропорта, в своем небольшом кабинете молодой араб вытащил из своего сканера крохотный чип, блокирующий работу его анализаторов и заставляющий в любом случае светиться разноцветным лампочкам. «Эти европейцы сами помогают нам стать хозяевами на их земле, – сильные пальцы сжали электронную крохотульку, превращая ее в небольшую горсть пыли, – сами помогают нам стать хозяевами их женщин, – небрежное движение рукой, стряхивающее пыль прямо на пол, – пыль она и есть пыль». Затем те же сильные и уверенные пальцы нажали несколько кнопок на мобильном телефоне: – Моя беленькая азза [72] , я по тебе соскучился. Жди сегодня вечером своего скакуна. Спустя полчаса на стол министру государственной безопасности Китая легла шифротелеграмма от французского резидента: «У дяди все нормально». Соединенные Штаты Америки. Штат Вайоминг. Йеллоустонский национальный парк. Борт вертолета «СН-87 Чинук» 12.20 по местному времени. «Господи, каковы же должны быть силы, чтобы вот так разломить земную поверхность, словно яблоко?» – Борис Ковзан с восхищением смотрел из окна вертолета на проплывавший в ста метрах под ним Великий каньон, или, как его тут называют, Гранд Каньон. Будто чьи-то гигантские, обладающие неимоверной силой руки схватили земной шар, сжали, надавили – и шарик не выдержал, треснул. Образовалась «трещинка» – триста шестьдесят метров глубиной, восемьсот шириной и двадцать километров длиной. А на ее дне, словно у незаживающей, постоянно сочащейся раны, бешено несется и пенится вода – на север, к своей великой сестре Миссури пробирается река Йеллоустон. – Красиво? – сидящий напротив Бориса парень в дымчатых очках улыбнулся. – Очень! – Хотите, расскажу древнюю индейскую легенду об этом каньоне? – улыбаясь, американец смотрел то на Ковзана, то на сидящую рядом с ним Феклу. – Конечно, хотим, Кларк! – воскликнули те хором. – Тогда слушайте. Однажды на этой земле жило племя индейцев. И был у них молодой и красивый вождь. – Древняя легенда, рассказываемая на русском языке, с акцентом, причудливо переплеталась с гулом вертолетного двигателя, создавая необычный колорит. – Многие девушки этого племени мечтали, чтобы он их пригласил в свой вигвам. И для этого какие они для него танцевали танцы в свете вечернего костра и какие пели песни под черным звездным небом! Но ни на одну из них молодой вождь не обращал внимания. Часто вечерами, когда молодые парни и девушки веселились у костра, он в задумчивости сидел один и смотрел на желтую Луну. И вскоре племя облетела удивительная весть – молодой вождь задумал построить лестницу до неба, дотронуться до Луны и попросить ее стать его женой. И в этом деле он просил помощи племени. Собрались старейшины на совет. Долго думали они, передавая друг другу трубку раздумий, набитую душистыми травами, помогающими воспарить над повседневностью. Наконец самый старый индеец племени, последний раз затянувшись, встал и сказал: «Пусть племя помогает тебе! Пусть у вождя нашего племени будет самая красивая жена, и к нам тогда будут благословенны боги». И закипела работа. Мужчины рубили деревья, очищали с них сучья и кору. Женщины из коры делали канаты и связывали ими стволы деревьев. И лестница стала быстро расти. А вечерами, после утомительной работы, все так же разжигался костер, и молодые люди устраивали пляски, хороводили вокруг вождя, показывая луне, каков у них жених. Но безмолвно проплывала над ними Луна. Как-то шум и гам привлекли внимание бога земли. А когда он узнал, что задумали индейцы – взять для своего вождя в жены его дочь, прекрасную Луну, то просто расхохотался. И разверзлась земля от этой улыбки. И провалились в эту пропасть и лестница, и все, кто ее строил. А Луна все так же безмолвно проплывала в ночном небе. – Мда… людей погубила улыбка бога… – тихо пробормотал русич. – Что ты сказал? – американец наклонился к нему. – Да так… ничего. – Понятно, – Кларк вновь откинулся на спинку сиденья и тут же автоматически, профессиональным взглядом оглядел все вокруг. Тридцатилетний Кларк Ларионов был из семьи выходцев из Руси. В уже далеком сейчас двадцатом веке в Америку перебрался хоккеист Ларионов. Здесь родились его дети, у тех детей родились свои дети и так далее. Словом, жизнь продолжалась, и один из корешков могучего корня homo sapiens в новых условиях прижился, стал ветвиться и утолщаться. И видно, что-то там было в генах у первого американского Ларионова, потому что во всех последующих поколениях Ларионовых обязательно был хоккеист. Не было исключением и последнее поколение хоккеиста из Руси – с десятилетнего возраста Кларк играл в хоккей. Сразу же обнаружился задиристый, драчливый характер паренька. Чуть что – припечатали к борту их форварда или, не дай бог, грубо обошлись с вратарем их команды, Кларк мгновенно сбрасывал хоккейные перчатки и с кулаками набрасывался на обидчика. А на телосложение парня Господь не поскупился. Что называется, косая сажень в плечах, мощные, мускулистые руки и ноги, кулаки – угадай, в какой руке баскетбольный мячик. Так что практически сразу у далекого потомка русича появилось резко выраженное амплуа – тафгай – хоккейный драчун, игрок, чья основная обязанность кулаками защищать своих партнеров по команде от грубой игры противника. В семнадцать лет Кларк Ларионов уже играл за юношескую сборную США. В восемнадцать – за основную сборную страны. Он выходил на лед, высокий, чем-то похожий на рыцаря – шлем, закрывающий все лицо, массивная амуниция, нарукавники, наколенники, только вместо меча клюшка. Правда, очень часто в руках Кларка клюшка превращалась в «меч», которым он «воспитывал» игроков чужих команд. Естественно, доставалось и молодому тафгаю. Сломанная ключица, два раза сломанная рука, выбитые три зуба – достойный послужной список Кларка Ларионова. А в двадцать один, играя против знаменитых «Могучих уток» из Анахайма, он сломал ногу главному «селезню» этой команды, любимцу всех Соединенных Штатов нападающему Генри Самуэлю. И напрасно Кларк и на телевидении, и в газетах доказывал, что все произошло случайно. Ему никто не поверил. И, как водится, по закону подлости это произошло накануне чемпионата мира по хоккею в Стокгольме. Американцы полетели за океан без своего ведущего форварда. И в решающем матче за «золото» проиграли сборной Объединенной Руси. И это после пяти подряд выигранных мировых первенств и двух Олимпиад. В мгновение ока Кларк Ларионов превратился в изгоя. На следующий день после поражения все ведущие американские газеты, все информационные сайты, анализируя причины проигрыша национальной сборной, как по команде, в один голос назвали главной причиной этого Ларионова. Ему вспомнили и травмы других игроков, полученные из-за него, вспомнили и его русское происхождение. «Нью-Йорк таймс» вышла с заголовком на первой полосе: «Так что дороже Кларку Ларионову – Русь или Америка?». В первой же игре после всех этих событий ему сломали правую ногу – ту же, что была сломана и у Генри Самуэля. В той потасовке за него из своих никто не заступился. Даже не помогли подняться и уехать со льда. Выйдя из больницы, Кларк уволился из команды. Его никто не останавливал. «Detroit Red Wings» [73] даже для приличия на прощание не махнула крылом. Пригрело бывшего тафгая… ЦРУ. Его дядя, высокопоставленный чиновник в Лэнгли, предложил племяннику попробовать себя на новом поприще, обещая, что адреналином он будет обеспечен, да и деньгами тоже. В злой умысел Ларионова в пользу исторической родины его предков – Руси ЦРУ не верило, вернее, точно знало, что его не было. На соответствующий запрос главный компьютер в этом шпионском ведомстве высветил длиннющий ряд девяток, характеризуя надежность Кларка Ларионова. Впрочем, стопроцентную надежность этот компьютер не давал никому, даже Президенту Соединенных Штатов Америки. Молодой человек над предложением своего дяди думал недолго, как и всегда в своей жизни, и согласился. И впоследствии не жалел об этом. Как дядя и обещал, адреналина молодому человеку хватало. После годичного обучения на «Ферме ЦРУ», попав в отдел внутреннего противодействия терроризму, Кларк Ларионов участвовал и в обезвреживании агентов различных международных террористических группировок, и в освобождении заложников из зданий и самолетов, и в слежке за гражданами США, подозреваемыми в пособничестве террористам. В него не раз стреляли, стрелял и он – библейские заповеди о любви к ближнему и подставлении другой щеки здесь, в отделе внутреннего противодействия терроризму, гарантированно выписывали билет на небо, провозгласившее эти заповеди. Поэтому здесь в большем почете были другие заповеди, тоже библейские – око за око, зуб за зуб. Последним заданием агента Кларка Ларионова и пятерых его людей, была охрана русича и сопровождающих его лиц. Русича он встретил на военно-воздушной базе Элмендорф на Аляске. Американцы, учтя все перипетии, случившиеся с Ковзаном на их территории, совместно с русичами разработали план максимально скрытой доставки русича на свою территорию. Сначала Ковзана на военно-транспортном самолете доставили на военно-воздушную базу Объединенной Руси на Камчатке. А уже оттуда перевезли на Аляску. Для максимальной скрытности в сообщениях информагентств Объединенной Руси и США промелькнуло сообщение, что из-за технических неполадок военно-транспортный самолет русичей был вынужден совершить экстренную посадку на американской авиабазе. О соответствующих переговорах в эфире экипаж «Ил-164» позаботился. И в конце двадцать второго века и Камчатка, и Аляска оставались малонаселенными территориями. Этот фактор весьма затруднял проведение на них какой-либо агентурной разведки. А с Аляски обычным чартерным рейсом Ковзан был доставлен в Лос-Анджелес, а оттуда в Шайенн – столицу штата Вайоминг, на территории которого располагался Йеллоустонский национальный парк. В Шайенне быстрая пересадка на вертолет, и вот уже Борис Ковзан через иллюминатор рассматривает суровую и красивую природу самого знаменитого американского парка. Впереди по курсу блеснула огромная синяя чаша воды – Йеллоустонское озеро. Около него то там, то тут из-под земли струились большие клубы пара. – Это гейзеры, – Кларк ткнул рукой вниз. – Где? Не вижу! – Сейчас увидишь! И тут же, словно перед Борисом сидел не агент американских спецслужб, а волшебник, в ста метрах под ними из дымящейся земли вверх рванулась горячая струя пара. Выше, выше, и вот уже фонтан горячей воды вздымается на десять метров вверх. – Mood Pot, – улыбаясь, поясняет американец. – Как-как? – Mood Pot – Горшок Настроений! Когда захочет, тогда и начинает работать. Никакой закономерности. А ты ему понравился! Как только подлетел, он сразу стал тебя приветствовать! – Может, он Феклу приветствует! Все не отрываясь смотрели в иллюминатор. Насколько хватал глаз, до самого горизонта на земле раскинулся холмистый зеленый ковер из елей, сосен, пихты с вкраплениями берез и осин. Прорезая этот ковер, громоздились каменные кряжи, покрытые редким кустарником. И везде бросались в глаза клубы пара, бьющие прямо из-под земли. Словно под вертолетом была не земля, а гигантский котелок с каким-то варевом, накрытый крышкой и стоящий на огне. И через эту крышку пробиваются струи пара, как вестники того, что вот-вот давление превысит критическое, гигантская сила отбросит крышку с растущими на ней елочками и березками, и раскаленное варево хлестнет в этот мир. Показалась еще какая-то река, около которой мирно стояли бизоны, в своей характерной позе – с низко опущенной головой, словно они чем-то виноваты перед этим миром. Хотя, по большому счету, это мир виноват перед ними. Вернее человек, ради потехи стрелявший в этих мирных животных прямо из окон поезда и едва полностью не уничтоживший их. – Река Мэдиссон, – услышал Борис пояснение добровольного гида. «Ну и что я хотел увидеть? Гейзеры и грязевые вулканы? Увидел. Но они здесь были всегда, всегда выбрасывали в небо пар, горячую воду и сернистые газы. Это свидетельствует о бурлящей под тонкой коркой земной поверхности гигантской энергии? Безусловно. Но так продолжается уже сотни тысяч лет. Что свидетельствует о том, что здесь вот-вот рванет? Рванет так, что мало не покажется не только американцам, но и всему человечеству. НИЧЕГО. По крайней мере, зрительно ничего угрожающего не видно. А что ты ожидал? Что ты вот такой, любимец Бога, прилетишь, увидишь, поймешь. Поймешь то, что до тебя не понимали профи в этом деле, да к тому же вооруженные всевозможными приборами. Увидишь, ткнешь пальчиком и небрежно так скажешь – делайте то-то и то-то. Что ты возомнил о себе, Борис? Зачем ты вообще сюда прилетел? Хотел спасти человечество, стать героем и как герой потребовать от Бога, чтобы тот спас отца? Ты многого захотел, Борис. Одного такого спасителя человечество уже знает. Он легко отделался – печенью. Правда многие ею жертвуют и для менее героических дел. Но ты не Прометей, ты Ковзан. И чем ты заплатишь? Чтобы заплатить, надо что-то совершить. А ты пока не знаешь даже, что делать. Прилетел, увидел, понял. Ну почти Цезарь с его: "Пришел, увидел, победил". Как бы вместо "победил" у тебя не получилось бы банальное "наследил". Прилететь я прилетел. Теперь второе. Что я должен увидеть?». – Это Пасть Дьявола! – А? Что? – Борис энергично тряхнул головой, отгоняя свои мысли. – Я говорю, что эта пещера называется Пасть Дьявола, – американец вновь ткнул рукой в иллюминатор. Из него открывался удивительный вид. Из небольшой пещеры, оскалившейся острыми камнями, изрыгался кипяток и пар. – Пасть Дьявола? – Да. А чуть дальше Котел Серы – глубокая яма, из которой идет дым и такое зловоние, будто тут вход в преисподнюю. – Действительно, как вход в преисподнюю… Можно тут сесть? – Сесть? – Да. Американец пожал плечами и что-то тихо сказал в миниатюрный микрофон, прикрепленный на браслете часов. Тотчас земля, находившаяся в ста метрах, стала быстро приближаться. Рим. Ватикан. Гостиница «Дом Святой Марты». 20.20 по местному времени. – Меня, Иван, взяли за горло. Если они опубликуют эти фотографии, как я с этим мальчиком… я уничтожен. Мне дали на раздумье ночь. Если я завтра не проголосую за Миньона… – Сидящий перед госсекретарем Ватикана Иваном Поддубным седой, пожилой человек горестно вздохнул и склонил голову. «А он сильно сдал. Et singula praeduntur anni [74] , – неожиданная для этого разговора мысль пришла в голову русичу, невольно вглядывающемуся в редкие седые волосинки, сквозь которые просвечивала какая-то желтоватая, в пигментных пятнах кожа. – И, наверное, разуверился в Боге. Годы воздержания и даже красная кардинальская шапка не подслащает горечи одинокой старости. И наверняка этот мальчик – самое ценное, что у него есть. Вернее, единственное ценное». – Не мне тебя судить, Йожеф, – он хотел добавить: «Не судите, да не судимы будете», но сдержался – слишком банально это сейчас прозвучит. – Нет, Иван, не надо меня жалеть, – сидящий напротив Поддубного человек поднял голову, – именно ты вправе меня судить. Потому что из-за своей постыдной слабости я предаю тебя, даже не тебя. Я предаю нашу веру! Все же понимают, что ты единственный, кто может спасти католицизм от окончательного упадка. – Ты сильно преувеличиваешь мои способности. – Нет, Иван, нет! Именно так! «А вот сейчас он прежний – неистовый Йожеф, пражский епископ, яростно произносивший анафемы вероотступникам с кафедры собора Святого Вита, что на Градчанском холме в Праге», – русич смотрел на раскрасневшееся лицо своего собеседника. – Все понимают, что с приходом Миньона на папский престол вера в Христа у народа быстро умрет. Настоящая вера. Ему внушат, что Христос – всего лишь один из пророков, наряду с Моисеем, Магометом, Кришной, Буддой. И тогда все – народ умрет. Ибо нет народа без его веры. Отдельные личности могут обойтись без веры, но целые народы – никогда! – Зачем ты мне все это говоришь? – тихо прозвучало в комнате, усмиряя страстные колебания воздуха. После темпераментного монолога пражского епископа, тишина, казалось, звенела. – Действительно… зачем? – старый седой человек снова сник. – Я завтра предам тебя и тут же убеждаю, что без тебя католицизм погибнет. – Дело не в тебе, Йожеф, вернее не только в тебе. Ведь кроме тебя завтра проголосуют за Миньона еще семьдесят шесть человек. И многие проголосуют вполне искренне, глубоко уверенные, что курс Миньона единственно правильный. Что только уступки исламу спасут пошатнувшийся католический крест. Все дело в людях, Йожеф. В простых людях, которые стали считать, что формальное посещение церкви делает их христианами. Это все равно, что считать, что посещение гаража делает человека шофером. Наши люди много чего стали делать формально. Формально работать, формально любить, формально воспитывать детей. Формально жить, в конце концов. Мы, европейцы, просто обленились или устали. Устали жить. Мы многого чего достигли, и просто устали, и больше ничего не хотим. Хотим лишь покоя. – А покоя нам не дадут. – Не дадут. Слишком лакомый кусочек под солнцем отвоевали наши мужественные и жестокие предки. Тут под каждым квадратным метром, за долгие столетия войн, лежит мертвец. И слишком много желающих на эту землю. Францию мы почти уже потеряли. И дело не в президенте-мусульманине. Дело в восьмидесяти процентах французов, которые поклоняются Аллаху, считают ислам истинной религией. – Истинная религия всегда та, на чьей стороне государь и палач, – пражский епископ горько усмехнулся. Электронные часы мягким женским голосом объявили – двадцать два часа. – Ох, извини, что так занял твое время. И тебе, и мне надо отдыхать, – чех подхватился с кресла. – Но… но не прийти я не мог. Можешь считать это покаянием за будущее предательство. Иуда предал Христа и даже не покаялся перед ним. Я каюсь заранее… – Потом, спохватившись, что его слова могут быть истолкованы как попытка хоть как-то оправдаться, он тут же, вымученно улыбнувшись, добавил: – Это шутка… – Без предательства Иуды не было бы распятия Христа, его воскрешения и, как следствие, торжества христианства… это тоже шутка, – Иван Поддубный тоже встал с кресла, чтобы проводить чешского кардинала. Тот несколько секунд стоял, обдумывая только что сказанные слова, затем ссутулившись подошел к входным дверям. – И я, и все, кто голосовал против тебя, все, кто разуверился в вере в Христа, еще поплатимся за свое предательство, за предательство христианства, – чех так быстро вышел из номера, что русич не успел ничего ему ответить. Входная дверь захлопнулась за вышедшим человеком. Идя шаркающей походкой и тяжело вздыхая по гостиничному коридору к своему номеру, кардинал Йожеф Гинек подумал, что никогда не считал себя пророком. И даже в отдаленных мыслях не предполагал, что его эмоциональные слова о всеобщем ответе христиан за предательство своей веры сбудутся. Притом сбудутся в ближайшее время. Так много умеющих предвидеть, и так мало умеющих предупредить… Йеллоустонский национальный парк. 12.50 по местному времени. Удушливый смрадный запах заполнил собой все вокруг. Через несколько минут всем прилетевшим на вертолете хотелось только одного – глотка чистого воздуха. Борис огляделся. Из-под земли то тут, то там вырываются чуть зловонные рыжеватые пары. Русич буквально кожей почувствовал сочащуюся из-под земли опасность, почувствовал раскаленную бездну, притаившуюся всего лишь в нескольких километрах под ним. В двух метрах от вертолета он увидел бьющих из-под земли два ключа. Над одним из них клубился пар. Борис подошел поближе. Холодный и горячий, чистый и мутный ручейки текли в полуметре друг от друга и вновь, пробежав несколько метров, скрывались под землей. «Словно живая и мертвая вода», – Ковзану показалось, что он попал в старую русскую сказку, в Кощеево царство. Около ручейков зловещим синюшно-зеленым цветом отсвечивали лужицы воды. По всей долине, до темнеющего вдалеке леса, были разбросаны коряги и безжизненные стволы деревьев со следами бивших по ним молний. Казалось, что над всей землей колышутся печальные призраки и привидения потустороннего мира и слышатся жалобные стоны Василис Прекрасных и Премудрых, дев чистых и невинно томящихся в этом смердящем преддверии ада. Русич энергично мотнул головой, отгоняя видения. – Как в сказке про Кощея Бессмертного, – стоящая с ним рядом Фекла словно прочла его мысли. – Мы это место называем terriblewood, – к ним подошел Кларк. – Как? – Terriblewood! На русский это можно перевести как жутколесье. – Это точно! Я словно в Кощеево царство попал – есть такой персонаж русских сказок, Кощей – злой бессмертный маг, которого убивает Иван-царевич, – пояснил Борис. – Иван-царевич? – лицо американца напряглось, он пытался понять смысл этого слова. Русич пришел на помощь: – Иван-царевич – это сын царя. Принц! – А-а-а, понятно. А как же он его убил? Маг же был бессмертный! – Было у него одно слабое место. Его смерть была в игле. А игла была спрятана в яйце. Иван яйцо разбил, взял иглу и сломал ее, – Борис увидел, что брови Кларка от удивления полезли вверх. – Это детская сказка? Ковзан на мгновенье замер, не понимая. Затем хлопнул американца по плечу: – Яйцо было в утке. Утиное яйцо. Все трое весело расхохотались. Привлеченные смехом, к ним подошли остальные летевшие в вертолете. Борис и Кларк коротко пересказали своим коллегам свой разговор. Американец еле сумел закончить свой рассказ, давясь от смеха: – I specify gentlemen, the egg was duck [75] . Теперь хохотали все. Что-то сюрреалистическое было в этом – рядом с «Глоткой Дьявола», откуда с таким тяжким подземным дыханием вырывается пар, будто ты стоишь в преддверии девятого круга ада, в преддверии апартаментов самого Дьявола, стояла группа русичей и американцев и хохотала во все горло. И вместе с этим смехом уходило нервное напряжение, связанное со всей этой поездкой, которое держало всю группу этих людей. – Так палача злого мага звали Иваном? – Кларк, улыбаясь, смотрел на Ковзана. – Да. – А… ммм… как это по-русски… имя твоего отца… – Отчество. – Да, отчество! А твое отчество Иванович? Борис Иванович? – Да. – Так, может, ты сын того принца, который уничтожил злого мага? Эта шутка вмиг вернула русича в реальность. «Ну и что я должен здесь обнаружить? Обнаружить то, что не обнаружили сотни профессионалов, оснащенных современнейшими приборами, – те же мысли, что приходили ему и в вертолете, вновь закрутились в голове Бориса. – И даже если я что-то обнаружу, чем я реально смогу помочь? Эпидемию можно остановить, войну предотвратить усилиями дипломатов, астероид сбить с пути многомегатонным термоядерным зарядом. А вот как перекрыть глотку вулкану, да еще такому, рядом с которым всемирно известный Везувий, уничтоживший Помпеи, выглядит как писающий мальчик на фоне Ниагарского водопада? Я что, Господь Бог?». – Боюсь, Кларк, я не царских кровей, – Борис вымученно улыбнулся. Он почувствовал, что стоящая рядом Фекла взяла его за руку. – Ладно, поживем – увидим, – американец дипломатично прервал беседу. – А в этих местах люди живут? – спросил Ковзан, чтобы прервать возникшую неловкую паузу. – Немного. Служащие парка и работники отелей и кемпингов. – А туристов много? – Туристический сезон заканчивается в августе. Так что туристов уже осталось немного. «Уже легче. Мало людей придется эвакуировать, если что… Какой, к черту, мало, если бахнет супервулкан, то эвакуировать придется все Штаты, как минимум», – какая-то догадка скользнула в голове русича, но, так и не оформившись в мысль, тут же растаяла, как облачко пара из дымящейся «Глотки Дьявола». «Черт, – Ковзан замер, тщетно стараясь вновь услышать этот слабый толчок подсознания. – Ну ничего. Утро вечера мудренее. Еще что-нибудь в голову придет, я же только пару часов на этой земле». – Я хочу здесь осмотреться, подумать. – Да-да, конечно. У меня приказ моего начальства – оказывать вам всяческое содействие, – лицо Кларка Ларионова тут же приняло официальное выражение. – Вот и отлично. Какой тут ближайший есть отель. – Отель «Old Faithful» – «Старый Верный», но… – Полетели! Париж. Международный аэропорт имени Шарля де Голля. 20.20 по местному времени. – Привет, Наташа. – О, привет, Абу, – темноволосая девушка, сидящая за столом, с установленными на нем несколькими мониторами, повернулась на стуле навстречу зашедшему в комнату молодому арабу. – Как дежурство? – Как обычно – скука! – Ну, такой молодой красивой девушке нельзя скучать! – Абу подошел и сел на стол, напротив девушки. – Что сделаешь, если рыцари перевелись, вот и приходится молодым девушкам скучать, – Наташа кокетливо стрельнула глазками по мужчине. – Ну почему перевелись? Кое-где еще остались, – темные восточные глаза, не мигая, в упор смотрели на девушку. Та не выдержала этого взгляда и опустила глаза, накрашенные пальчики правой руки непроизвольно затеребили золотой кулон на шее. – Не надо рвать цепочку, – смуглая мужская кисть с густыми черными волосами на тыльной стороне ладони мягко, но уверенно обхватила белую женскую ладошку, – а то она порвется, и прелестная шейка окажется без украшения. А она этого не заслужила. Девушка от прикосновения вздрогнула, ее рука инстинктивно дернулась и тут же замерла. – И какой же размер колечка необходим для этого милого пальчика? – смуглые пальцы поглаживали безымянный женский пальчик. – Шестнадцатый, – хрипло ответила француженка. – О, какой маленький размер. Именно такие и нравятся мужчинам, – мужские пальцы ловко надели на девичий пальчик золотое колечко. В свете ламп сверкнула бриллиантовая искорка. – Абу… не надо… На пульте вспыхнула зеленая лампочка, и тут же комнату прорезал звук зуммера. Наташа вздрогнула и попыталась высвободить свою руку. Араб, обнажив белоснежные зубы, сжал ее еще сильнее: – Пусть пока поработает ее лучшая подруга – левая рука. Девушка замерла, покраснела, а затем медленно утвердительно кивнула головой и свободной рукой нажала на пульте несколько кнопок. Тотчас же зеленая лампочка погасла, и звук зуммера исчез. На одном из мониторов, показывающих какой-то огромный ангар, уставленный выстроившимися в строгие ряды стеллажами, откуда-то сбоку выехал оранжевый погрузчик и приблизился к одному из стеллажей. Его манипулятор, сделав пол-оборота и вытянувшись в длину, схватил один из контейнеров, стоящий высоко, почти под самой крышей ангара. – Как еще более прекрасен стал этот пальчик! Он словно пришел из одной из сказок Шахерезады! Его прямо хочется облизать от удовольствия! – Мужская рука мягко, но властно потянула женскую ладошку. Араб встал со стола и опустился перед женщиной на колени. Словно хватаясь за последнюю соломинку, хрупкий женский мизинец зацепился за цепочку кулона. – И этот пальчик требует своей доли ласки, – вторая смуглая кисть без труда оторвала мизинец от тоненькой опоры. Мужские губы с жадностью обхватили безымянный палец. – Абу… Абу… не надо… – женская левая рука уперлась в склоненную мужскую голову. Пальцы запутались в жестких, черных волосах. – Надо, Наташенька, надо, – мужские губы страстно впивались в женские кисти, зубы нежно покусывали тоненькие пальчики. – Абу… Абу… Опытные губы и руки уже свободно гуляли по всему женскому телу, заставляя его трепетать. – Абу… – И тут же умелые губы закрыли рот поцелуем. На мониторе погрузчик тащил контейнер куда-то в глубь склада. Сильные руки, задирая юбку, скользнули вдоль женских бедер, приподняли вздрагивающее тело и перенесли его на стол. – Ну не надо, Абу, сюда кто-нибудь может войти… – Не бойся, никого уже нет, – сильные пальцы умело преодолевали последние препятствия. Ярко-оранжевый манипулятор погрузчика вновь вытянулся во всю длину, вставляя контейнер в ячейку другого стеллажа. Уверенным рывком мужчина притянул к себе женщину. – Ох… – женские ноги оплелись вокруг араба, заключая пульсирующую мужскую плоть в кольцо, нежные пальцы судорожно вцепились в мускулистые руки… Длинные черные волосы на запрокинутой навзничь голове раскачивались в такт напористым движениям, короткие вскрики вот-вот готовы были перейти в протяжный стон, маленькие ладошки, сминая мужскую рубашку, сжались в кулачки и изо всех сил тянули мужчину вниз… Протяжный стон, казалось, заполнил собой все помещение. Запрокинутая женская головка безвольно затылком стукнулась о монитор, черные волосы заструились по его экрану. Пальчики медленно разжались, отпуская свою помятую добычу. И тут же твердые, с курчавыми волосками на фалангах, пальцы схватили их. Большой мужской палец нащупал колечко на безымянном пальчике и надавил на маленький бриллиант. Миниатюрный боек с внутренней стороны кольца, с легкостью пробив нежную кожу, впрыснул в кровь капельку светлой жидкости. Расслабленное женское тело опустилось на стол, ноги разжались, отпуская коварную мужскую плоть. Абу подхватил обмякшее тело и усадил его на стул, девичья голова безжизненно склонилась набок. Освободившись от ноши, араб огляделся. За закрытой дверью стояла тишина, за стеклом окна светились яркие огни аэропорта, а вдалеке, на горизонте, сверкала, словно бесчисленные звезды, французская столица. – Пусть теперь думает, что потеряла сознание от оргазма… шармута [76] , – мужчина брезгливо одернул задравшуюся на девушке юбку. Затем, развернувшись к столу, вытащил из кармана мобильный телефон и кабель. Один конец кабеля араб подключил к телефону, другой вставил в специальный разъем на пульте. Уверенное нажатие нескольких кнопок на телефоне, и на пульте тут же вспыхнуло несколько разноцветных лампочек. И вновь трудяга-погрузчик в ангаре, на ходу нацеливая свой манипулятор, устремился к одному из стеллажей… Через десять минут монитор опять показывал застывшие ряды стеллажей. Еще раз нажатие кнопок на телефоне, и, подчиняясь посланной команде, без труда преодолевшей шестидесятеричный пароль, Центральный компьютер международного аэропорта имени Шарля де Голля тут же забыл о том, что он делал несколько минут назад в третьем грузовом терминале. Взглянув на часы, Абу не спеша отсоединил шнур и спрятал его и телефон вновь в карман. Затем он подошел к девушке, снял с ее пальца кольцо, вытащил из своего кейса маленькую коробочку, извлек из нее тампон и протер им место укола. После чего кольцо и коробочку он положил в кейс, а на палец надел другое кольцо, точно такое же, как и первое. Еще раз короткий взгляд на часы. – Наташа, Наташа, – несколько легких ударов по ее щекам. – Наташа, Наташа, да что с тобой? Через минуту его усилия наконец увенчались успехом – девушка открыла глаза. Несколько секунд она непонимающе смотрела перед собой, затем ее взгляд стал осмысленным. – Абу… что со мной случилось? – Наверное, ты потеряла сознание… от счастья, – довольный араб обнажил в улыбке свои белоснежные зубы. Француженка инстинктивным движением поправила юбку и покраснела. – Не надо было, Абу… я же на роботе, – почти по-детски закончила она – на длинных ресницах повисли слезы. – Ну извини, извини, – Абу поцеловал девушке руку. – Не сдержался, извини. Пусть это маленькое колечко будет тебе компенсацией за мою несдержанность. Хорошо? Наташа, не поднимая головы, утвердительно кивнула. – Вот и отлично! Мы еще увидимся? Правда? И вновь утвердительное покачивание женской головки. – Тогда я пошел. Не буду отвлекать тебя от работы. До встречи! «Если весь мир – море, а головка моего члена – скала, то куда ты, птичка, сядешь?» [77] . – Улыбаясь, Абу шел по пустынному в это время служебному коридору аэропорта. Дружески кивнул стоящему на выходе охраннику: – Спокойного дежурства! – Спокойной ночи, господин Абдульхайр. Подходя к своему «форду» на стоянке, араб вновь вытащил из кармана телефон: – Моя беленькая азза, извини, задержался. Но сейчас твой скакун уже мчится к тебе! «Все эти европейские аззы шармуты». – Набирая скорость, «форд» устремился в сторону Парижа. Ярко-красный контейнер с белыми цифрами «135» на борту стоял в партии, предназначенной для завтрашнего рейса Н-801 в Лос-Анджелес. Йеллоустонский национальный парк. Отель « Old Faithful » 17.25 по местному времени. – Миссис Симпсон, Центральное разведывательное управление, агент Кларк Ларионов, – мужчина протянул женщине, сидящей за служебной стойкой, удостоверение. – Нам необходимо четыре, нет, пять комнат, находящихся рядом, желательно в конце коридора. Это можно организовать? – Да, сэр, конечно. Сейчас туристов мало, поэтому никаких проблем. Вам какой этаж? – Давайте второй, – агент ЦРУ, не задумываясь, автоматически назвал этаж, и лишь мгновение спустя память услужливо воспроизвела необходимый параграф инструкции: «При выборе места ночлега в многоэтажном доме предпочтение отдается комнатам, расположенным на втором этаже, – через их окна затруднительно проникнуть в комнату и в то же время имеется возможность экстренной эвакуации через них». – Ваши комнаты, – Грета Симпсон взглянула на монитор, – номер двести десять, двести одиннадцать, двести двенадцать, двести тринадцать и двести четырнадцать. Они все расположены в конце коридора, друг напротив друга. Вот ваши ключи, – женщина протянула Кларку несколько пластинок электронных ключей. – Спасибо, миссис. Восьмеро мужчин и одна женщина, подхватив свои вещи, направились к лифту. Старенький лифт, не рассчитанный на такую ораву, смог вместить лишь половину. Натужно урча, он потащил первую партию людей наверх. Предупреждающим мелодичным звоном открылись входные двери отеля. Высокий, атлетически сложенный негр в ярко-красной куртке быстрым шагом вошел в вестибюль. Мельком взглянув на пришедших, он подошел к стойке: – Еще раз здравствуйте, мэм. Можно ключ? – Да, пожалуйста, мистер Кинг. Получив ключ, негр приблизился к лифту. Кивнув головой, равнодушно скользнул взглядом по стоящим мужчинам, чуть больше задержался на белой девушке. Это не укрылось от Ковзана. Он улыбнулся. Негр заметил улыбку русича и, поняв ее причину, широко, открыто улыбнулся, обнажив белоснежные зубы. Американцы, уловив переглядывание их подопечного с негром, тоже заулыбались. Не выдержав, прыснула и Фекла. На втором этаже, перед тем как зайти в свой номер, черный атлет еще раз широко улыбнулся и помахал рукой Ковзану. Тот махнул рукой в ответ. Кларк Ларионов быстро распределил людей по номерам. Фекле достался крайний номер по левому ряду. Борис Ковзан и Кларк Ларионов заняли крайний номер по правому ряду. Заходя к себе в номер, девушка на секунду остановилась и тихо шепнула на ухо стоящему рядом с ней Борису: – Как расположишься, зайди ко мне. Надо кое о чем поговорить. Тот молча кивнул головой. Первым в номер зашел Ларионов. Придирчиво все осмотрев, он сел в кресло и блаженно вытянул ноги. – Борис, я тебе должен сказать еще кое-что. – Дождавшись, пока русич сядет в рядом стоящее кресло, американец продолжил: – А именно – я отвечаю за тебя головой. Мое начальство так и сказало – головой. А я свою голову люблю, – Кларк шутливо погладил рукой себя по волосам. – Поэтому у меня к тебе очень большая просьба – без моего разрешения никуда ни шагу. Ясно? – Ясно. – Даже если тебя на ушко приглашает такая красивая девушка, – цэрэушник не мигая смотрел на русича. Тот на секунду замер, обдумывая, как себя повести, затем рассмеялся: – Ну у тебя и слух! – Хорошо, пусть это будет слух, хотя это сверхчувствительный микрофон. – Микрофон? Где? Американец молча снял очки. – Отсюда идет невидимый луч лазера, отражается от твоего колеблющегося уха или губ и возвращается обратно. Затем колебания преобразуются в текст, отображаемый на внутренней стороне очков. – И ты с помощью их можешь только подслушивать? – Нет. Я могу видеть в темноте, улавливать различные виды излучений, даже подслушивать незащищенный канал связи. И человека убить тоже могу, например того, кто хоть как-то будет угрожать тебе, – все так же строго, не улыбаясь, американец смотрел прямо в глаза Борису. – Понял, – русич слегка смутился после этих слов. – Ну так я пошел? – после паузы наконец спросил он и поморщился. Получилось, будто маленький мальчик спрашивает разрешения у родителей. – Иди, конечно, – американец заметил недовольство русича, понял и улыбнулся. Там же. Дом Симпсонов. 17.25 по местному времени. – Ника, хочешь, завтра возьмем Дика и поедем куда-нибудь в парк погуляем? Тебе же завтра в школу идти не надо – компьютерный день. – Не знаю, папа. Нам много задали на этот день. Надо все успеть сделать. Собака, услышав, что речь идет о ней, склонив голову набок, смотрела на разговаривающих людей. – В субботу доделаешь, что не успеешь завтра. – Ну хорошо. Только недолго. – Отлично! Конечно же, недолго. Мне и самому надо отдохнуть. А то в субботу ни с того ни с сего приезжает куча начальства. Придется ездить с ним, показывать. Так что мы поедем на часик-полтора, не больше. Съездим к «Пасти Дьявола», полюбуемся гейзерами. И Дик там побегает, пусть разомнется после болезни. Он же так это раньше любил! – Мужчина вопросительным взглядом посмотрел на дочь. Та, пожав плечами, направилась к своей комнате. Открыв дверь, девочка остановилась у порога: – Завтра после школы мы поедем гулять. – Дверь тихо закрылась, оставив по эту сторону порога вздох отца и печальный взгляд собаки. Там же. Отель « Old Faithful »: Номер 213. 17.40 по местному времени. – Фекла, что случилось? – выпалил взволнованно Борис, едва закрыл за собой двери в номер. – Это я должна у тебя спросить: «Борис, что случилось?» – А что у меня должно было случиться? Весь день я провел у тебя на глазах. И ты сама видела, что никаких ЧП не было. – Я сама видела, как тебя что-то сильно обеспокоило, когда ты смотрел на «Пасть Дьявола». – Ты заметила? – Я же психолог, – девушка чуть улыбнулась. – Да я и сам не пойму, что меня обеспокоило. Что-то пришло в голову и тут же исчезло. Так быстро, что я ничего не успел понять. – Что-то важное? Мужчина беспомощно развел руками. – Тогда, может, попросим американцев пропустить тебя через «Гипнотизер»? – А если ничего серьезного? И как я буду потом выглядеть. Сорвать всех этих людей, лететь за черт знает сколько километров к ближайшему «Гипнотизеру», а потом окажется, что все это плод моего больного воображения. Да и потом, «Гипнотизер» может ничего с меня и не вытянуть. Я же говорю, все было очень мимолетно. Я только успел почувствовать… – Борис запнулся, пытаясь лучше передать свои ощущения. – Опасность, – подсказала Фекла. – Как будто рядом свистнула пуля. – Точно! Что значит психолог! – Борис, учитывая информацию, которую ты привез из черной дыры, любые перестраховки уместны. Надо просить американцев и лететь к «Гипнотизеру». – Фекла, давай поступим так, как я решил еще у «Пасти Дьявола». Завтра мы туда еще раз слетаем. Я похожу там, посмотрю, понюхаю ароматного воздуха, может, я и сам вспомню свою мысль. Ну а если не получится, тогда остается «Гипнотизер». Хорошо? – Хорошо, – после секунды колебаний согласилась девушка. В номере повисла тишина. Инстинктивно ощущая притаившуюся за окнами опасность, люди, подчиняясь врожденному рефлексу, идущему еще с древнейших времен, когда человек еще был больше зверем, чем венцом природы, замерли и замолчали, чтобы максимально убрать все шумы повседневности и уловить слабый голос подсознания. Номер наполнила тихая вибрация и все возрастающий шум – в ста метрах от отеля, выбрасывая клубы пара и сотни литров горячей воды, в очередной раз проснулся Старый Верный. Борису невольно представилось, что под ними бурлят раскаленные до температуры Солнца сотни кубических километров магмы. И от всего живого их отделяет всего лишь несколько километров скал и земли – тоненькая скорлупка по масштабам Земли и происходящих в ней гигантских процессов. «Малейший толчок, и на поверхность уже вырвется не струйка пара и горячей воды, а миллионы тонн расплавленной магмы», – русич поежился от этой мысли. Очевидно те же мысли пришли и в голову девушки. – Боря, мне страшно… – она беззащитно посмотрела на мужчину – Фекла, Феклуша, непобедимая ты моя, – крепкие мужские руки сжали в своих руках теплые женские ладошки. И все недосказанные между ними слова, все поспешно прекращенные прикосновения, все недосмотренные взгляды соединились в этом слиянии двух пар рук. Девушка порывисто прижалась к нему. С трудом расцепившись, руки тут же, словно не могли уже без этих прикосновений, обняли, прижали друг к другу человеческие тела. – Феклуша… – Боренька… Губы довершили это объединение, слившись в единое целое. Могучее желание, находившееся под спудом приличий и условностей, наконец вырвалось на волю, крутя и сшибая тела в порыве страсти. И под стать этому проснувшемуся вулкану страстей за окнами неистовствовал могучий гейзер, побрасывая к небесам тонны горячей воды. Протяжный стон и мелодичный звонок мобильного телефона крест-накрест перерезали маленькое пространство номера. – Что это… – А? Это мой мобильный телефон… – Черт с ним. – Нельзя. Судя по звонку, пришло сообщение от дедушки, – девушка попыталась выскользнуть из-под мужчины. – Завтра прочтешь, – мужчина не хотел отпускать девушку. – Нельзя завтра. Если дедушка звонит, значит, это важно и срочно. – А кто у тебя дедушка? Небольшая пауза, и тихое: – Академик Хохлов. – Кто?! – Мужчину словно подбросило. – Академик Хохлов, – Фекла это уже повторяла, торопливо нажимая кнопки на телефоне. Глаза девушки впились в экран. Небольшая пауза, и вновь тихое: – Это для тебя. На, читай. Там же. Номер 212. 18.20 по местному времени. – Эти русичи – железная нация. После вводной, что дало начальство, у меня такое ощущение, что я целый день хожу по крышке готового вот-вот взорваться котла. Когда гейзер заработал, так я аж вздрогнул. А они хоть бы хны, еще любовью умудрились заняться – Кларк Ларионов снял с лица очки и зажмурил глаза. – Что, русичи столь изобретательны в этом деле, что ты так засмущался, что решил пока их не подслушивать? Все мужчины, находящиеся в номере, громко захохотали. – Ну, меня, Боб, трудно смутить. Я сам кому хочешь могу преподать мастер-класс по этому делу! Просто девушке пришло сообщение на ее телефон, и они его сейчас читают. – А мы не можем? – Можем, Боб, можем. Как только мы попадаем в какой-нибудь район, все телефоны в радиусе двухсот километров автоматически начинают прослушиваться. Распоряжение нашего шефа. – А как же санкция прокурора? – Боб, спроси что-нибудь менее смешное. Ладно, пора надевать эти треклятые очки. А то еще что-нибудь, не дай бог, упущу, – агент ЦРУ Кларк Ларионов вновь приступил к привычному для него заданию. Невидимый лазерный луч упирался в стенку, разделяющую два номера, фиксируя ее малейшие колебания. Там же. Номер 213. 18.20 по местному времени. Борис взял в руку протянутый телефон. Его цветной экран бесстрастно высвечивал волнение человека, находящегося в десяти тысячах километрах от отеля: «Фекла, срочно! Ознакомь с моим сообщением Бориса». Русич взглянул на значок, светящийся в углу экрана. Крохотный виртуальный стакан был наполнен наполовину – объем присланного файла был велик. Борис оглянулся на вмонтированную в стену панель телевизора. Направил на нее телефон, намереваясь передать изображение для удобства чтения. – Не стоит, – девушка мягко отвела руку мужчины с телефоном в сторону, – электроника имеет гадское свойство запоминать все, что в нее вбросили, и даже когда об этом совершенно не просишь. Пока мы не знаем, что прислал мой дед, лучше обойтись без помощи импортного скопища умных микросхем. Ковзан понимающе утвердительно кивнул головой. – Лучше воспользоваться функцией «Проектор», – девушка взяла телефон в руки, нажала на нем несколько кнопок, и тут же на стене номера, как на экране, вспыхнули буквы красного цвета – цвета, наименее рассеиваемого в воздухе. Мгновение спустя человеческий мозг превратил ряды красных букв в информацию… «Борис, ниже приведена информация, которую я смог раздобыть в остатках самой первой сети Интернет, тихо скончавшейся в первой четверти двадцать первого века. Естественно, она уже давно не используется, но все же несколько серверов некоторых библиотек уцелели, и даже уцелели кабели, к которым можно подключиться. Это просто чудо! Впрочем, с тех пор как я познакомился с тобой, всякие чудеса я стал воспринимать более спокойно, примерно так же, как обнаружение в знойный летний полдень в холодильнике забытой баночки пива! Правда, пришлось повозиться с протоколом – в первой сети использовался такой же древний протокол, как и она сама. Но не перевелись еще светлые головы на земле русской! Словом, все трудности позади. Очень надеюсь, что полученная информация тебе пригодится. Еще раз повторю, вся эта информация была выложена в древнем Интернете в начале XXI века. Самый большой из известных супервулканов находится в США, в штате Вайоминг, в национальном парке Йеллоустон, известном своими гейзерами и горячими источниками. Кальдера (с испанского caldera переводится как большой котел) – это котлообразная впадина с крутыми склонами и ровным дном, образовавшаяся вследствие провала вершины вулкана, а иногда и прилегающей к нему местности), этот супервулкан впервые описал в 1972 году американский ученый-геолог доктор Морган. Эта изрыгавшая некогда огонь и лаву яма имеет в длину 100 км, в ширину 30 км, а ее общая площадь составляет 3825 кв. км. Как было установлено, резервуар с магмой находится совсем рядом с поверхностью кальдеры, на глубине всего 8 км. При этом запасы его таковы, что супервулкан может извергнуть более 2,5 тыс. куб. км вулканического вещества. (Для сравнения: во время самого обильного из известных нам извержений (1815 год) вулкан Тамбора (остров Сумбава, Индонезия) выбросил примерно 150 куб. км вещества, а знаменитый Кракатау (недалеко от острова Ява), уничтоживший в 1883 году 36 тысяч человек и грохотавший при этом так, что его было слышно во всех концах планеты, всего 20 куб. км). И этот вулкан, по мнению ученых, находится на грани взрыва. Исследовав вулканические породы, оставшиеся от прошлых извержений, ученые Геологического общества Америки пришли к выводу, что активность Йеллоустонского супервулкана циклична: он уже извергался 2 миллиона лет назад, 1,3 миллиона лет назад и, наконец, 630 тысяч лет назад. Нетрудно подсчитать, что при такой периодичности время очередного взрыва уже настало. Признаки приближающегося катаклизма налицо. Недалеко от старой кальдеры был обнаружен резкий подъем почвы: за четыре года ее вспучило на 178 см. При этом за предшествующее десятилетие она поднялась всего на 10 см, что вообще-то тоже довольно много. Недавно американские вулканологи обнаружили, что магматические потоки под Йеллоустоном поднялись настолько, что находятся на глубине всего 480 м. ПОЧЕМУ МОЛЧАТ УЧЕНЫЕ. У ученых, которые, так или иначе, занимаются прогнозированием стихийных бедствий, существует так называемый кодекс молчания. Он не зафиксирован ни в каких бумагах, тем не менее его придерживаются хоть и не все, но большинство метеорологов, сейсмологов и вулканологов. В соответствии с этим кодексом ученый должен сообщать о грядущих катаклизмах прежде всего местной власти, органам, отвечающим за защиту населения, правительству страны. И ни при каких обстоятельствах самостоятельно не выносить апокалипсические прогнозы на суд общественности. При всей кажущейся жестокости кодекс весьма мудр. Ибо паника, которую может вызвать неосторожное заявление, способна принести больше несчастий, чем само бедствие. Ведь важно не просто оповестить население, но грамотно провести его эвакуацию. А перед этим убедиться в правильности прогноза. В 1999-м году профессор Мак-Гир, британский геолог, заявил, что, по его расчетам, Йеллоустон проснется в 2074 году. Сценарий апокалипсиса будет выглядеть примерно так. НАЧАЛО. За несколько дней до взрыва земная кора поднимется на несколько метров. При этом почва нагреется до 60-70°С. В атмосфере резко возрастет концентрация сероводорода и гелия. Взрыв будет сопровождаться мощнейшим землетрясением, которое будет ощущаться во всех точках планеты. Скальные куски подбросит на высоту до 100 км. Падая, они накроют собой гигантскую территорию в несколько тысяч квадратных километров. Произойдет обрушение земной поверхности в магму с последующим взрывом. Нечто похожее, только в значительно более скромных размерах, произошло при извержении вулкана Сент-Хеленс в 1980 году. Во время умеренной стадии извержения началось внедрение в магму боковых стенок кальдеры. В конце концов склон потерял устойчивость, и произошел грандиозный обвал. Резкое снятие нагрузки привело к бурному выделению газа и его расширению. Расширяющийся газ раздробил и выбросил с большой скоростью материал кальдеры и значительно расширил канал выделения магмы. После взрыва кальдера супервулкана начнет извергать лавовые потоки. Скорость потоков составит несколько сот километров в час. В первые же минуты после начала катастрофы будет уничтожено все живое в радиусе более 700 км и почти все в радиусе 1200 км. Причем погибать люди будут в основном не из-за того, что их засыплет пеплом или зальет лавой, а из-за удушья и отравления сероводородом. Извержение будет продолжаться несколько суток. За это время улицы Сан-Франциско, Лос-Анджелеса и других городов Соединенных Штатов Америки будут завалены полутораметровыми сугробами из вулканического шлака. Все Западное побережье США превратится в одну огромную мертвую зону. Спустя некоторое время мощнейшее землетрясение, сопровождающее извержение, спровоцирует извержения нескольких десятков, а возможно, и сотен обычных вулканов во всех концах света, которые последуют через три-четыре часа после начала Йеллоустонской катастрофы. Извержения океанских вулканов породят множество цунами, которые сотрут с лица земли все тихоокеанские и атлантические прибрежные города. Уже через день на всем американском континенте начнут лить кислотные дожди, которые уничтожат большую часть растительности. Озоновая дыра над материком вырастет до таких размеров, что все избежавшее гибели от вулкана, пепла и кислоты падет жертвой солнечной радиации. На то, чтобы пересечь Атлантику и Тихий океан, тучам пепла и золы потребуется две-три недели, а спустя месяц они закроют Солнце по всей Земле. Пеплопады пройдут по всей Земле, причем интенсивность их будет такова, что днем невозможно будет разглядеть предмет, находящийся на расстоянии 20-30 см от глаз. Температура атмосферы упадет в среднем на 21°С. Северные страны, такие как Финляндия или Швеция, просто перестанут существовать. Масштабные землетрясения и резкое похолодание выведут из строя большую часть трубопроводов, железных дорог и линий электропередачи. Жизнь остановится. ФИНАЛ. Всего в результате катаклизма будет уничтожено более 2 миллиардов человек. Меньше всего будут подвержены разрушениям сейсмически устойчивые и находящиеся в глубине континента Сибирь и восточноевропейская часть России, а также центральный Китай. Продолжительность ядерной зимы составит четыре года. Правда, далеко не все коллеги Мак-Гира придерживаются столь апокалипсических взглядов на жизнь. По некоторым данным, Йеллоустонскнй супервулкан умирает и, вполне возможно, уже никогда не проснется вновь [78] . Боря, как известно, все эти мрачные прогнозы не подтвердились. В 2074 году супервулкан не проснулся. А еще через пятьдесят лет правительство США отменило режим специального мониторинга за Йеллоустонским национальным парком. Тогда все были убеждены, что ученые в очередной раз ошиблись. Вот, пожалуй, и все. Сейчас там, где ты находишься, относительно все спокойно. Но… но я верю, что ты недаром слетал в гиперпространство, что тебе Бог сообщил чрезвычайно важную информацию и ты таки ее сумел вспомнить. Поэтому, Борис, посмотри на все там еще раз с учетом всего того, что я тебе сказал. Может ты увидишь то, на что до тебя просто не обращали внимание. Помнишь, когда мы в «Ясном» пытались понять, что стало известно китайцам после допроса Брэдлоу, ты раздавил апельсин? Теперь становиться понятным, что твое подсознание пыталось выразить то, что оно уже знало, – Земля может лопнуть, как тот оранжевый апельсин! Правда, честно говоря, я не представляю, что делать, если извержение произойдет (а оно произойдет…). Разве что эвакуировать американцев к нам в Сибирь…» Красные, пламенеющие буквы на стене казались словно современной интерпретацией библейской истории про последнего вавилонского царя Валтасара, на пиру которого на стене появилась огненная рука, которая начертала: «Мене текел фарес». Срочно вызванный мудрец разъяснил, что «мене» значит «бог подвел итог», «текел» – «ты признан легковесным», «фарес» – «твое царство будет завоевано персами». И в ту же ночь Валтасар погиб в схватке с осаждавшими город персами, а Вавилон перестал существовать. И вновь в номере беззащитно прозвучало сказанное тихим женским голосом: – Боря, мне страшно… Русич, как это делали испокон веков мужчины, защищавшие своих женщин от опасности, обнял девушку и прижал к себе: – Ничего, Феклуша. Все будет хорошо. У нас все будет хорошо. Верь мне… А за стеной луч лазера, улавливая ничтожнейшие колебания стены, подрагивающей от этих простых человеческих слов, преданно доносил их своему хозяину. Но находящиеся в трех сантиметрах от него другие слова, красными рубцами исполосовавшие ту же стену, он уловить не мог. Слишком эфемерное давление они оказывали. Но, как говорится в китайской притче, иногда взмах крыльев бабочки на одном конце Земли может вызвать бурю на другом. * * * Цветные сполохи рекламы, уличное освещение, свет от коробок небоскребов просачивался сквозь шторы на окнах, разряжая темноту в комнате, делая ее не абсолютной. Где-то в углу коротко пискнули электронные часы – в Чикаго наступила полночь. В то же мгновение миллионы часов, компьютеров и множество других приборов, которыми успели обрасти люди, сбросив свои показания, повели отсчет нового дня. В Чикаго наступило шестое сентября – последний день, отделяющий людей от долгожданного уикэнда. В Чикаго наступила пятница. – Люси, тебе нравится Италия? – Конечно, нравится! Стив, ты хочешь, чтобы мы следующим летом поехали в Италию? Ответа не последовало. Мужчина потянулся и взял с тумбочки пачку сигарет. Тихо щелкнула зажигалка. Легкий аромат ментола заструился по комнате. – Стив, что-то случилось? – Я хочу переехать в Италию… навсегда, – тихо прозвучало в темноте. – Стив, я что-то раньше не замечала, чтобы после хорошего секса у тебя начинался бред. Зачем ты хочешь в Италию? Тебе что, мало этих арабов и китайцев здесь? Да там скоро, как во Франции, женщин будут заставлять носить паранджу! Объясни, зачем ты хочешь в Италию? – Ты же мне слово не даешь сказать. – Хорошо, даю. Так зачем? – Здесь, возможно, скоро станет опасно. – Что?! В каком смысле опасно? – в женском голосе переплелось удивление с недовернем. – В прямом. Здесь все может быть разрушено, ну, или засыпано пеплом. – Стив, ты скоро помешаешься на своих вулканах… если уже не помешался! – Девушка раздраженно откинула одеяло и вскочила с кровати. Какая опасность? Посмотри, где тут опасность? – тоненькая рука решительно отдернула штору. Огни клокочущего ночной жизнью огромного мегаполиса наконец беспрепятственно ворвались в спальню. – Да тут до ближайшего вулкана тысячи километров! Оголенный женский силуэт со спадающим на грудь черным водопадом волос четко выделялся на фоне освещенного пульсирующим светом окна. Стиву Проди на миг показалось, что за спиной обнаженной девушки встает зарево просыпающегося вулкана. И вот-вот блеснет молния, и привычный мир рухнет, как на картине Брюллова «Последний день Помпеи». Падут с пьедестала привычные боги, полуобнаженные люди ринутся из города, спасаясь бегством, и прекрасная женщина, как символ христианской цивилизации, замертво рухнет с колесницы… Мужчина встал с кровати и подошел к девушке, молча прислонил ее к себе: – Ладно, Люси. Будем считать, что я неудачно пошутил. Обнаженные мужчина и женщина, прижавшись, стояли у окна. Постепенно взаимное тепло подтопило ледок страха и тревоги. Клокочущая магма страсти разлилась по телам. Стив схватил Люси на руки и вместе с ней рухнул на кровать. А за окном бушевал океан света, словно вдалеке, на горизонте заворочалось в своей берлоге страшное огненное чудовище, угрожая стоящим на пьедесталах богам современного мира. Глава 11 АПОКАЛИПСИС ОТМЕНЯЕТСЯ? Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе. Арабская пословица Париж. Международный аэропорт имени Шарля де Голля. 6 сентября 2193 года. Пятница. 15.30 по местному времени. Хищный заостренный нос сверхзвукового аэробуса «А-1200» смотрел куда-то вдаль, словно примериваясь перед тем, как в очередной раз, вспоров синеву этого неба, вновь посмотреть на суровую красоту ближнего космоса. Увидеть проступившие на темно-фиолетовом небе звезды и четкий, не искаженный атмосферой, круг Солнца. А затем вновь нырнуть в воздушный океан, целясь своим острием в раскинувшийся внизу континент, почувствовать на себе все возрастающее упругое сопротивление атмосферы, разогревающее его поверхность, а потом уже спокойно лететь над землей, купаясь в солнечных лучах и остывая после стремительного космического ралли. А под этой гордой неподвижной иглой суетились десятки людей и машин, призванных обеспечить этот межконтинентальный бросок. Из огромных пузатых автозаправщиков, чем-то напоминающих жирных гусениц, через толстые шланги в просторные баки самолета закачивалось топливо, через гибкие подрагивающие шланги подавался сжатый воздух, а электронщики снова и снова тестировали каждый узел машины, заставляя бортовые компьютеры самолета безжалостно гонять по электропроводам мириады электронов. Сзади, через огромный проем, больше похожий на ворота древней крепости, загружались контейнеры с различным грузом. Абу Абдульхайр сидел в служебной автомашине и наблюдал, как погрузчик, схватив контейнер своим мускулистым манипулятором, гордо приподняв над собой, тащит добычу на трейлер. На ярко-красном боку белело число: «135». Несколько секунд, и стальной ящик присоединился к своим коллегам на площадке трейлера. Спустя несколько минут, практически бесшумно, многотонная махина, выехав из ангара, не спеша покатила в сторону раскинувшего вдалеке свои огромные крылья аэробуса. Еще полчаса, и сноровистый кран воздушного гиганта легко раскидал контейнеры по просторному грузовому отсеку «А-1200». – Мухаммад, – радиолуч мгновенно рассек французскую столицу на две половины, – как дела? – Скоро буду в аэропорту. – Хорошо, жду. С легким жужжанием стали сходиться створки люка грузового отсека. Щелчок, и двери крепости закрылись – очередной троянский конь оказался в очередном обреченном городе. Информация о рейсе Н-801 «Париж – Лос-Анджелес» появилась на информационном табло международного аэропорта имени Шарля де Голля. До взлета оставалось ровно полтора часа – самое крайнее число в строке информации стало тут же уменьшаться, показывая обратный отсчет времени. Рим. Ватикан. Сикстинская капелла. 15.30 по местному времени. – Итак уважаемые Ваши Высокопреосвященства, оглашаю вам результаты шестнадцатого тура выборов, – председатель счетной комиссии, декан коллегии кардиналов Хорхе Родригес обвел глазами сидящих в своих креслах кардиналов, затем вновь опустил глаза к листку бумаги. – За Его Высокопреосвященство кардинала Франсуа Миньона проголосовало семьдесят семь кардиналов, – прочтя эту цифру, Хорхе Родригес вновь поднял глаза. На этот раз его взгляд был направлен на одного человека – госсекретаря Ватикана, председателя Папского совета по межрелигиозному диалогу Ивана Поддубного. «Ну вот и все, Иван. То, что должно было свершиться, свершилось. Франсуа Миньон – двести восемьдесят пятый Папа Римский. И хвала Всевышнему, что я уже решил, что мне делать», – Иван Поддубный, спокойно глядя в старческие, белесые глаза испанского кардинала, негромко несколько раз хлопнул в ладони, первым приветствуя нового понтифика. Мгновения спустя недружно раздалось еще несколько негромких хлопаний, потом еще, еще – тихими, вразнобой аплодисментами конклав кардиналов приветствовал избрание Франсуа Миньона главой Ватикана. «Спасибо Тебе, Господи, что помог мне выбрать правильное решение – уехать отсюда к себе на родину. И может так статься, что я приму самое правильное решение из всех присутствующих здесь», – Иван Поддубный обвел взглядом кардиналов. Постные старческие лица, отводящие глаза от его взгляда. «Они не хотят встречаться глазами с проигравшим. Ну уж нет, кто-кто, а я не проигравший. При таком раскладе я точно не проигравший», – взгляд русича невольно обратился к алтарю, над которым расписал свой «Страшный суд» великий Микеланджело. Грешники, проваливающиеся в ад, подавленные чувством своей вины и осознанием неотвратимости расплаты. «Нет, я точно не проигравший здесь», – пока еще госсекретарь Ватикана и председатель Папского совета по межрелигиозному диалогу Иван Поддубный встал со своего обитого красным бархатом кресла. Затем, оглядев еще раз присутствующих, опустил укрепленный над креслом фиолетовый балдахин. Выборы Папы Римского закончились. Париж. Международный аэропорт имени Шарля де Голля. 16.30 по местному времени. – Здравствуй, Мухаммад! – Здравствуй, Абу! Два брата-близнеца обнялись. – Ну что, медицинский контроль прошел? – Конечно! Тем более в такой день. Да будь я слепым, глухим и трижды больным, Аллах все равно сделал бы так, чтобы эта карточка сегодня светилась зеленым! – Мухаммад помахал перед собой рукой с зажатой в ней своей личной пилотской карточкой-допуском. Ее по диагонали пересекала светящаяся зеленая полоса – Мухаммад Абдульхайр получил медицинское «добро» на сегодняшний рейс. – Ну что, брат, иди принимай самолет. Встретимся уже в самолете, как и договаривались, – Абу крепко пожал руку брату, хлопнул его по плечу и направился в свой кабинет. Зайдя туда, он быстро подошел к шкафу и вынул оттуда мужской костюм модного кофейного цвета. Пятнадцать минут у мужчины заняло переодевание. Оглядев себя в зеркало, араб остался доволен – высокий, стройный черноволосый мужчина с густой шевелюрой и усами, в элегантном костюме, уверенно смотрел на него. «Ну что, Абу, скоро семьдесят черноглазых девушек будут ублажать тебя в раю. И на твоей голове будет сиять венец славы с драгоценным камнем, который стоит больше, чем весь мир. Вот путь настоящего мужчины. Хвала Аллаху. Он помог мне выстроить жизнь правильно», – мужчина посмотрел на часы. До вылета оставалось сорок минут. Взяв стоящий на столе кейс, Абу Абдульхайр окинул взглядом свой служебный кабинет. Подровнял лежащие на столе документы, смахнул небольшую пыль. Еще раз все оглядев, он вышел из кабинета, прошел служебный коридор и вышел в просторный зал ожидания. Взглянул на табло – информация о рейсе на Лос-Анджелес занимала вторую строчку сверху. Там же было написано, в каком секторе производится регистрация. Неторопливо араб направился туда. Людей было сравнительно немного. Через десять минут он уже вставлял свою личную идентификационную карточку в щель компьютера. Правая рука уверенно легла на сканирующую площадку. На экране компьютера появилась первая зеленая полоска. Тут же появилась вторая – компьютер, сравнив изображение на карточке, с изображением, переданным специальной видеокамерой по тысяче пятистам точкам, не обнаружил ни единого отличия. Через секунду экран дисплея прочертила третья зеленая полоска – информация о сетчатке глаза, принесенная инфракрасным лучом лазера, совпала с информацией, закодированной в карточке. И наконец весь экран монитора стал зеленым и прозвучала тихая приятная мелодия – система дистанционного осмотра пассажиров давала «добро» – никаких опасных предметов и веществ Абу Абдульхайр с собой не имел. Двери турникета тут же автоматически распахнулись, пропуская мужчину в зал, где уже находились пассажиры, прошедшие контроль. «Компьютер, пропуская меня, на своем мониторе высветил зеленый цвет – цвет знамени Пророка. Сегодня нам с Мухаммадом точно будет сопутстствовать удача!» Что-то сзади легонько ударило по ступне – яркий, сине-красный игрушечный автомобиль уперся своим миниатюрным бампером ему в туфлю. Рядом тут же оказался малыш лет пяти. – Дядя, я не специально. У него дистанционное управление отказало, – широко распахнутые голубые глаза под копной светло-русых волос доверчиво смотрели в темные восточные глаза. – А чего ж ты выезжаешь на неисправном автомобиле? Так можно и в аварию попасть, – Абу улыбнулся малышу. Тот ответить ничего не успел. К ним подбежала молодая женщина в белом брючном костюме. – Пьер, сколько раз тебе говорить, чтобы ты никуда от меня не отходил? Извините, мсье, за беспокойство, – точно такие же голубые глаза, только украшенные легким кокетством и женской чувственностью, вновь смотрели на араба. «И семьдесят девушек меня будут ублажать в раю». – О, мадам, какое беспокойство?! У вас просто очаровательный малыш. Пьер, а ты слушайся свою такую красивую маму. А подрастешь, будешь ее защищать. Ты же мужчина! – Абу наклонился, взял игрушечный автомобиль и протянул малышу. – Да, мсье, – и вновь детский вариант голубых глаз смотрел на него. «Из этого неверного уже никогда не вырастет мужчины, который сможет поднять оружие против воинов Аллаха. А его мать скоро будет ласкать меня в раю», – Абдульхайр улыбался, глядя на удаляющуюся молодую женщину, держащую мальчугана за руку. Вместительный ярко-красный автобус за пять минут довез пассажиров рейса Н-801 «Париж – Лос-Анджелес» к трапу самолета. Салон аэробуса встретил Абу Абдульхайра приятной прохладой и легким ароматом кожи. Обычная легкая предпосадочная суета, и наконец приятный женский голос из динамиков произнес: – Уважаемые дамы и господа. Экипаж и командир самолета Мухаммад Абдульхайр рад приветствовать вас на борту авиалайнера «А-1200» авиакомпании «Air France», совершающего рейс по маршруту «Париж – Лос-Анджелес». Полет будет проходить на высоте сорока километров. Время прибытия в международный аэропорт Лос-Анджелеса в двадцать часов тридцать минут по парижскому времени или одиннадцать тридцать по местному. Приятного вам полета. Мягкие обхваты, вынырнувшие откуда-то из-за спины кресла, прижали Абу к спинке. Легкая вибрация, и многотонная махина аэробуса сдвинулась с места и мягко покатилась по рулевой дорожке по направлению к взлетно-посадочной полосе. «О Аллах, ты – источник силы моей и ты – мой – защитник, о Аллах, благодаря тебе я передвигаюсь, благодаря тебе нападаю и благодаря тебе сражаюсь!» – вибрация усилилась, в салон проник легкий гул, и колеса шасси сделали первые обороты по взлетно-посадочной полосе. «О Аллах, ниспославший Писание и скорый в расчете, нанеси поражение этим людям, о Аллах, разбей их и потряси», – двухсоттонное европейское чудо оторвалось от земли и стало стремительно набирать высоту. Рим. Ватикан. Сикстинская капелла. 17.00 по местному времени. Все формальные юридические процедуры были завершены. Составлен протокол голосования, Франсуа Миньон объявил свой выбор имени, которым впредь его, Папу Римского, будут называть. Отныне и до тех пор, пока его лба не коснется серебряный молоточек и над ним не произнесут: «Папа действительно умер», Франсуа Миньон будет именоваться Папой Римским Пием XV. «Честнее было бы выбрать имя Петр. Был бы Петр второй», – Иван Поддубный сильным напряжением мышц лица подавил на лице ироническую улыбку. Всем в Ватикане, да и всем католикам было известно поверье, что при Папе Римском Петре католическая церковь закончит свое существование. Петром началась, Петром и закончится… Бюллетени и сухая солома уже были сложены в старинной чугунной печи. Хосе Родригес аккуратно закрыл дверцу и быстро, чуть ли не поспешно, будто боясь, что ему это не дадут сделать, нажал кнопку. Современная техника, встроенная в печь, мгновенно подожгла ее содержимое. Через минуту белый дым повалил из трубы, установленной на крыше Сикстинской капеллы, – мир узнал, что Папа Римский избран. Йеллоустонский национальный парк. Отель « Old Faithful ». Номер 213. 09.00 по местному времени. – Да, вашему академику в чувстве юмора не откажешь. Хорошее он предлагает решение – переселить всех американцев к вам в Сибирь, – Кларк Ларионов невесело хмыкнул и отвернулся от экрана монитора с написанным на нем сообщением академика Хохлова. – Он хотел этим еще раз подчеркнуть, что не видит пути решения этой проблемы, – пояснила Фекла. В гостиничном номере повисла тишина. Каждый из присутствующих невольно представлял в своем воображении картину гигантского катаклизма, которую обрисовал Хохлов. – Значит, это вы получили вчера поздно вечером? – наконец нарушил тишину Ларионов. – Можно сказать, ночью, – уточнил Борис, – но решили дождаться утра, чтобы вас лишний раз не беспокоить. – Да, уж точно не побеспокоили! Всю шифровальную службу страны на уши поставили! Фекла и Борис с недоумением посмотрели на Ларионова. Тот пояснил: – Вы же понимаете, что дело идет о безопасности страны. Поэтому все разговоры в радиусе двухсот миль автоматически прослушиваются. А тут приходит это сообщение, а мы его расшифровать не можем. Так что вряд ли эту ночь для наших служб можно назвать спокойной. – Что, мой дед оказался вам не по зубам? – Фекла довольно улыбнулась. Американец молча развел руками. – А на самом деле все очень просто. Мой дед – личность известная. Поэтому он понимает, что его разговоры по телефону и сообщения могут оказаться под наблюдением. Поэтому он давно придумал простой способ оставлять спецслужбы в дураках. В телефоны близких ему людей он закачал миллиарды цифр, выбранных случайным образом. – А, я понял, – воскликнул Кларк. – Своего рода бесконечный код. Какой бы длины ни был текст, этот код ни разу не повторится, поэтому компьютер его никогда не вычислит. – Точно! – Твоему деду не физиком надо было быть, а разведчиком, – Борис тронул девушку за руку. Та чуть улыбнулась в ответ. – И все же вернемся к нашим баранам – возможному извержению супервулкана прямо у нас под ногами, – Ларионов, как старший в группе, напомнил всем о проблеме. – Что будем делать? – В сообщении э… академика Хохлова прямо сказано, что все мрачные прогнозы прошлого столетия, слава богу, не оправдались, – тихо заговорил один из агентов ЦРУ Боб Камински. – Признаков, на которые он указывает, – нагрева почвы, вони протухшими яйцами, – американец демонстративно потянул носом, – тоже не наблюдается. Может, ничего и не будет? – Через несколько дней да, не будет. А через несколько месяцев? – Фекла вопросительно посмотрела на американцев. – Это пусть решают ученые. Им за это деньги и платят, – не сдавался Боб. Все невольно посмотрели на Бориса, ожидая его решения. «О, господи. Ну зачем мне такая ответственность? Я что, геофизик? Что я должен сейчас сказать этим людям?». – Давайте еще раз полетаем над парком, – русич обвел глазами всех присутствующих и твердо закончил: – Я знаю твердо одно – улетать отсюда нам сейчас нельзя. – О'кей, – тут же быстро проговорил Кларк, облегченно вздохнув, – решение было принято. – Решено, еще раз облетим на вертолете территорию парка. А теперь завтракать. Только не надо говорить про пир во время чумы! – тут же весело закричал он. – Салями и перепелиные яйца – это не пир! Там же. Дом Симпсонов. 10.00 по местному времени. – Только, Джек, не долго. И не разрешай Нике сидеть на земле – она уже холодная. Не хватало нам еще ее болезни, – Грета Симпсон хмуро смотрела на своего мужа с экрана видеофона, находясь в двухстах метрах от него, в холле отеля «Old Faithful». – Грета, не волнуйся. Все будет нормально. Мы часика два погуляем, погоняем Дика, а то засиделся, и сразу же домой. Мне тоже надо будет как следует отдохнуть. Завтра же приезжают высокие чины из самого Вашингтона. – Ты только об этом Дике и думаешь. Если бы так о нас с Никой думал! – Не говори чушь! Дик, пошли проверим машину, – смотритель парка Джек Симпсон раздраженно выскочил из дома. За ним радостно устремился крупный черный ротвейлер, барабаня ногтями по полу. Атлантический океан. Высота 40 километров . Борт самолета «А-1200». 18. 00 по среднеевропейскому или 13.00 по атлантическому времени. Бортовой компьютер взлет произвел безупречно. Спокойно дождавшись достижения самолетом скорости отрыва, он отдал команду – закрылки на крыльях чуть опустились, и сотни тонн давления воздуха поволокли самолет в небо. Через несколько минут бортовой локатор отрапортовал компьютеру – высота тысяча метров. Электронный мозг тут же уведомил об этом людей, высветив на мониторе: «Высота 1000 метров. Все бортовые системы работают нормально. Перевожу двигательную установку в маршевый режим». Долгих пять секунд – геологическая эпоха по электронным меркам – компьютер ожидал реакции людей. Люди не вмешивались. Точно по истечении пятой секунды, строго в соответствии с программой, компьютер в недрах самолета открыл несколько клапанов и форсунок. Еще быстрее завертелась крыльчатка центробежного насоса, вталкивая десятки килограммов сжиженного водорода в камеру сгорания. Туда же, проглоченный огромной трубой, устремился воздух. Пламя, вырывающееся из сопел двигателя, превратилось в огромный огненный столб, который словно таран с силой толкнул самолет вперед. Датчики только успевали выплевывать на монитор данные: тысяча километров в час, две тысячи, три, четыре, пять, шесть… Гигантская дуга, которую прочертил аэробус, вылезла в стратосферу и устремилась дальше ввысь. Десять километров, двадцать, тридцать. Нос самолета начал медленно опускаться к горизонту. Тридцать пять километров. Сорок. Точно на границе Испании и Атлантического океана аэробус «А-1200» лег на горизонтальный курс. – Что бы мы делали без наших компьютеров?! – второй пилот самолета Валери Дюпен сладко потянулся в своем кресле. – И как раньше без них летали, не представляю! Первый пилот самолета Мухаммад Абдульхайр окинул взглядом приборную доску, еще раз убеждаясь, что все нормально. Затем неторопливо извлек из нагрудного кармана мобильный телефон. – Что, решил позвонить подружке? Только какой? Той, что в Париже, или той, что в Лос-Анджелесе? – Дюпен, откинувшись на спинку кресла, захохотал. – Да нет, Валери. Тебе! – Араб быстро навел телефон на второго пилота, словно собираясь его снимать, и нажал кнопку. Миниатюрная стальная игла, выброшенная из телефона сжатым воздухом, попала французу в грудь, глубоко проникнув в тело. Яд, нанесенный на иглу, мгновенно растворился в крови. Валери Дюпен так и умер – смеясь. – Тебе уже и компьютеры не помогут, – довольно улыбаясь, араб теперь нажал кнопку вызова на мобильном телефоне. У сидящего в пятнадцатом ряду мужчины в кармане завибрировал телефон. Он улыбнулся, встал из кресла – Простите, разрешите пройти, – Абу Абдульхайр стал пробираться к проходу. До Лос-Анджелеса оставалось семь тысяч километров или сто пятьдесят минут полета. Италия. Рим. Ватикан. 18.00 по местному (среднеевропейскому) времени. Вечернее солнце словно замерло, прекратив свой бег за горизонт, заинтересовавшись событием, которое вот-вот должно будет произойти в Вечном городе. И вместе с солнцем сотни тысяч пар глаз были устремлены на центральный балкон собора Святого Петра, украшенный пурпурным балдахином. Людской гомон стих – на балконе показалась одинокая красная фигурка. Хосе Родригес, декан коллегии кардиналов, оглядев колышущееся под ним человеческое море, воздел руки к небу и голосом, усиленным и облагороженным специальной акустической системой, провозгласил: «Habemus Papam! Pius quintus decimus» [79] . Радостный, многоголосый возглас взвился в небо. Мощный колокольный звон поплыл над Римом. На балконе появился облаченный в белые папские одежды Франсуа Миньон с золотой епископской митрой на голове. – Братья и сестры во Христе! Мы живем в трудное, непростое время. Многие люди не выдерживают ниспосланных на них испытаний и отворачиваются от Бога. Сеть, которой Господь ловит человеческие души, сейчас разорвана. Но не следует падать духом. Христос призывал к любви к ближнему. И это есть путь к спасению. Сделаем все возможное, чтобы идти по пути единства. Шквал аплодисментов, встретивший появление Франсуа Миньона, с каждой его фразой стал стихать. «Люди становятся изгоями у себя в странах, гражданами второго сорта, а их призывают к любви к ближнему и единению. Любви и единению с кем? С арабом, китайцем?» – Иван Поддубный с бокового балкона смотрел на многосоттысячную толпу людей, стоящую на площади. – Наши предки не боялись идти защищать гроб Господень от тех же арабов за тысячи километров от своей родины. Они понимали, нет, чувствовали, что не может быть в мире всеобщей любви, всеобщего единомыслия. В противном случае мир бы давным-давно погиб бы, изошел маразмом. Единомыслие бывает только на кладбище. Эх, ну почему люди забыли отличную форму выживания – крестом и мечом». – Не отвергайте лоно Церкви! Ибо, отвергая Церковь, вы отвергаете Христа! А отвергая Христа, вы отвергаете саму жизнь! Легкий бриз аплодисментов тут же затих, едва Пий XV удалился с балкона. Йеллоустонский национальный парк. Холл отеля « Old Faithful ». 10.05 по местному времени. – До вечера, миссис Симпсон. – Счастливо провести время, мистер Кинг. – Спасибо, мэм. Я думаю, у меня это получится, – входная дверь отеля открылась, выпуская постояльца из двести шестого номера. Там же. Борт вертолета «СН-87 Чинук». 10.25 по местному времени. Стадо бизонов, с такой высоты очень похожих на большие коричневые валуны, стояло около речки. Животные неторопливо пили воду, не обращая никакого внимания на шумящий вверху вертолет. Рядом с людьми, на одном с ними уровне, лениво двигая крыльями, пролетел орел, высматривая себе на земле добычу. – Совсем не бояться людей, – Кларк Ларионов округлым жестом рукой указал на стоящих внизу животных и летящего орла. – А чего им нас бояться? Кормим и лечим. Им скорее самой природы стоит опасаться. Слова Боба Каминского словно выключили звук – в салоне повисла напряженная тишина, нарушаемая лишь гулом двигателя. Борис непрерывно шарил глазами по раскинувшейся под ним земле и буквально чувствовал, как отчаяние медленно, миллиметр за миллиметром, поднимается в нем. Он все отчетливей понимал, что ни сидящим рядом с ним людям, ни кому-либо еще он не может ответить, случится ли тут грандиозная природная катастрофа, которую он так отчетливо увидел у себя перед глазами там, в Киеве, сидя рядом с сошедшим с ума отцом. А если случится, то когда и как ее можно предотвратить. Уж лучше бы его видение было просто бредом переутомившегося мозга. Явные и скрытые насмешки над ним в этом случае – совсем ничтожная плата за спокойствие на планете. А если это все же не бред, а подсказка Бога? И вновь пара глаз пытливо вглядывается вниз, пытаясь увидеть, уловить некий знак, намек, ключ, отворяющий массивную дверь, за которой, словно золотые слитки, ответы на эти три вопроса: будет ли, когда, как избежать. Вертолет продолжал лететь над руслом реки. По обоим ее берегам раскинулся величественный лес, а сами берега становились все круче и круче – приближался Гранд Каньон – одна из морщин на челе Земли, пережившей уже немало катаклизмов. «Как у меня на речке дома», – взгляд русича рассматривал крутой песчаный берег, наверху которого, подходя к самому обрыву, толпились сосны. Ему вдруг вспомнился уже далекий эпизод детства. Лето, речка Припять, соревнование «Победитель» – надо было спрыгнуть вниз вот примерно с такого же обрыва, переплыть речку, добежать до дуба на той стороне, сорвать с его ветки оранжевую ленточку и вместе с ней вернуться к месту старта. И как сейчас тридцатидвухлетний мужчина, так и тогда четырнадцатилетний паренек с отчаянием и надеждой смотрели на этот крутой берег, пытаясь найти решение. Тогда, восемнадцать лет назад, Борис нашел это решение. Он заметил на крутом откосе, вымытую стекавшей от недавнего дождя водой, ложбинку и по ней взобрался наверх, опередив бегущих впереди него двух пацанов, поднимавшихся вверх стандартным, окольным путем. Он вспомнил, как уже почти на самом верху песок под его ногами неожиданно пополз вниз, и он отчаянно схватился за жидкий пучок травы. И вновь, как и в далеком детстве, у мужчины напряглись мышцы живота, будто и сейчас стремясь предотвратить неизбежное падение. А левая нога дернулась, как и тогда, ища опору. Тогда он ее нашел – подвернувшееся гнездо береговой ласточки послужило опорой. Оттолкнувшись от него, паренек вскарабкался наверх, обрушив этот птичий домик. «Толчок, обрушение», – что-то неясное зашевелилось в голове у Бориса, что-то сходное он уже где-то читал, и притом связанное с надвигающейся природной катастрофой. Русич сжал ладонями голову, словно пытаясь не пустить, не дать этой неясной мысли, мысли-тени покинуть голову, как это сделала она вчера, когда он стоял в том жутколесье, рядом с «Пастью Дьявола». Мысль тогда упорхнула, как та утка с заветным яйцом, в котором была смерть Кощеева. Неужели это произойдет и сейчас? Где тот спасительный посвист стрелы, пригвоздивший зловредную утку? – Боря, что с тобой? Тебе плохо, милый? Там же. Район пещеры «Пасть Дьявола». 10.45 по местному времени. Человек еще раз оглянулся по сторонам. Зеленый лес, холмы, вдалеке виднеющиеся горы. Ярко-желтый, взятый напрокат автомобиль, стоящий рядом, казался инородным телом на фоне прекрасной природы. Тишина, и ни одного живого существа рядом. Мужчина взглянул на часы, затем, присев на корточки, сдвинул в сторону небольшой камень. Под ним оказалось углубление, очевидно вырытое раньше. Осторожно, не спеша он поставил в это углубление небольшую черную коробочку, взятую с собой из автомобиля. Мужской указательный палец уверенно нажал на черной поверхности единственную кнопку. Тотчас же рядом с кнопкой бесшумно замигала красным огоньком небольшая лампочка. Человек довольно улыбнулся, еще раз взглянул на часы, вытащил из кармана куртки телефон. – Вылетай. Жду, – телефон вновь перекочевал в карман. Все так же аккуратно и не спеша мужчина возвратил камень на прежнее место. «Теперь остается только ждать», – человек поднялся с корточек и огляделся. Атлантический океан. Высота сорок километров. Борт самолета «А -1200». 15.45 по атлантическому времени. Абу Абдульхайр зашел в один из туалетов, расположившийся почти в самом хвосте аэробуса. Маленькое помещение встретило его сильным специфическим запахом ароматизатора и блеском зеркал. Араб вынул из кармана мобильный телефон: – Мухаммад, я в туалете. – Понял, подожди немного. В сотне метров от Абу его брат-близнец нажал на пульте управления кнопку. Тотчас же на мониторе вспыхнуло: «Дверь № 24 разблокирована». – Брат, можешь идти. Удачи тебе! Абу спрятал телефон в карман, поправил перед зеркалом галстук и вышел из туалета. Уверенно повернул налево и прошел еще несколько метров по маленькому коридору в хвост самолета. Коридор заканчивался дверью. На ней светящейся краской было выведено: «24», а чуть ниже: «Вход в грузовой отсек №1. Посторонним вход воспрещен!». Сзади послышался шум. Араб резко обернулся. Около туалета, который он только что покинул, стояла женщина с ребенком. Абу узнал француженку и ее сына, с которыми он разговаривал перед самым вылетом. Сзади них стояла стюардесса, очевидно показывавшая пассажирке, как пройти в туалет. Увидев здесь Абу, ее лицо стало удивленным. Но очевидный вопрос она задать не успела, мужчина опередил ее. – О, мадам, рад снова вас увидеть! Пьер, ты слушаешь свою маму? Ты мне это обещал. А обещание мужчины закон! Обе женщины застыли, ошеломленные этим напором. Лишь детский мозг, не умеющий еще улавливать различные нюансы отношений между людьми, а следовательно, не тратящий время на их анализ, мгновенно выдал: – Да, мсье, я слушаюсь свою маму, а потом буду ее защищать. – Вот это слова настоящего мужчины! – Простите, мсье, нам надо идти, – мать Пьера открыла дверь туалета. – О да, конечно. Дверь за малышом и его мамой закрылась. – Простите, мсье, а что вы делаете около этой двери? – стюардесса направилась к арабу. «Черт бы побрал этих богатеньких европейцев. Видите ли, они чувствуют себя дискомфортно, если их в полете обслуживает робот, а не человек. Вон, китайцы или японцы обходятся роботами и ничего, не умирают». – Да просто любопытство разобрало. Вот и подошел к двери. А что, нельзя? – Лучше будет, мсье, если вы вернетесь в салон, на свое место, – женщина переводила подозрительный взгляд с мужчины на дверь, около которой он стоял. Ей явно хотелось проверить, закрыта ли она. – Конечно, мадам, – Абу улыбнулся и сделал несколько шагов от двери. Стюардесса проводила его взглядом и, повернувшись к двери, нажата на рукоятку. Дверь неожиданно открылась. Женщина удивленно повернула голову в сторону араба, который, улыбаясь, зачем-то наводил на нее свой мобильный телефон. Она еще успела услышать легкий хлопок вырвавшегося на свободу сжатого газа, затем ее что-то кольнуло в живот, и тут же неожиданно погасло освещение в коридоре, и исчез легкий гул двигателей. Стюардесса французских международных авиалиний Жанна Кордье так и не успела понять, что это не неисправность на борту самолета, а просто она умерла. А в ста метрах от уже бездыханного тела француженки, в кабине авиалайнера, на центральном мониторе возник небольшой значок – антенна самолета на одной из частот уловила сигнал спутниковой связи. «Отлично! Через два с половиной часа мир неверных рухнет», – от переполнивших его эмоций Мухаммад не выдержал и рассмеялся. Йеллоустонский национальный парк. Район пещеры «Пасть Дьявола». 10.45 по местному времени. – Дик, взять! – ярко-красный мяч, брошенный сильной рукой, взвился по параболе вверх. Собака, мощно отталкиваясь лапами, устремилась за ним, легко преодолевая пологий подъем. Пролетев с десяток метров, мяч упал, подпрыгнул, но покатиться вниз ему уже не дали. Ротвейлер, практически не снижая скорости, схватил его и, мгновенно повернувшись, устремился с добычей к людям. – Молодец, Дик! – Джек Симпсон потрепал собаку за холку и забрал у нее мяч. И вновь бросок мячом вперед, и вновь собака послушно бросается за добычей. Мужчина делает шаг, его правая нога, неудачно ступив на камень, соскальзывает с него, подворачивая ступню. – А, черт! – от неожиданной боли Джек присел, хватаясь за ступню. – Па, что с тобой? – Ничего, Ника. Просто подвернул ногу, – мужчина осторожно поднялся и сделал шаг, морщась от боли. – Па, поехали домой, тебе же больно. – Хорошо. Давай только поднимемся на вершину этого холма, тут осталось метров тридцать. Полюбуемся природой, я отдохну и не спеша пойдем к машине. Тем более что через холм дорога к ней короче. Согласна? Девочка молча кивнула головой. Вскоре вся троица – прихрамывающий Джек, его дочь Ника и Дик поднялись на вершину небольшого холма. Отсюда им открылся замечательный вид – вдалеке, словно сказочное чудовище, разлегся хребет Тетон. Примерно в его середине, взломав линию горизонта, высится остроконечный трезубец – Южный, Средний и Главный Тетоны с белыми шапками снега на вершинах. От них тянутся бесконечные хвойные леса, рассекаемые многочисленными реками. А уже совсем рядом с холмом начинается жутколесье – коряги и обожженные молниями безжизненные стволы деревьев, стоящие на оголенной почве, мутные озерца и просто лужи синюшно-зеленого цвета, и повсюду из-под земли, словно из печных труб живущих под землей гномов, вьются струйки пара и газов. Мрачное место. – А вон мистер Кинг что-то делает около «Пасти Дьявола», – остроглазая Ника указала рукой куда-то влево. Джек Симпсон проследил взглядом по направлению детской руки и увидел, что в двухстах метрах, около отверстия, из которого постоянно поднимаются клубы пара и газа, на коленях стоит человек и что-то делает. Привычным движением Джек поднес к глазам пятнадцатикратный бинокль. Словно что-то почувствовав, стоящий у «Глотки Дьявола» на коленях человек поднялся и отряхнул штаны. Симпсон узнал постояльца из отеля. – Интересно, что он там делал? – не опуская бинокль, тихо, почти про себя, проговорил смотритель парка. – Папа, он хороший. – А я разве сказал, что он плохой? Между тем мистер Кинг, осматриваясь, заметил стоящих на холме людей. В пятнадцатикратный бинокль было отчетливо видно, как на мгновение дрогнуло его лицо, словно у человека, застигнутого врасплох на чем-то нехорошем. Его правая рука неуверенно дернулась. Но затем, наконец справившись с собой, негр уверенно махнул ею жестом приветствия. – Нет, определенно мне это не нравится, – Симпсон махнул рукой в ответ. – Ника, давай спустимся вниз и поближе поздороваемся с мистером Кингом. – У тебя же нога. – Но все равно спускаться надо. Так ближе к машине. – Хорошо. А что, мистер Кинг плохой? Джек посмотрел в доверчивые глаза своего ребенка и, ничего не сказав, взяв дочь за руку, стал спускаться с ней вниз, сильно прихрамывая на правую ногу. – Дик, не отставай! Там же. Борт вертолета «СН-87 Чинук». 10.45 по местному времени. – Нет, ребята, ничего не получается. Чувствую, что-то вертится в голове, а ухватиться не могу, – Борис виновато обвел взглядом людей, сгрудившихся вокруг него в салоне вертолета. Вот уже добрых пятнадцать минут, с тех пор как Фекла напугала всех своим вскриком: «Тебе плохо, милый», русич пытался понять, какие ассоциации вызвало у него созерцание крутого песчаного откоса берега реки. – Так, стоп, Борис, не паникуй! Ничего страшного не происходит. Соединенные Штаты рванут не сегодня! Кто-то из американцев расхохотался: – Мисс, у вас довольно оптимистичный взгляд на будущее нашей страны! Теперь рассмеялись все, включая Бориса. – Боря, когда ты смотрел на откос, это вызвало у тебя положительные или отрицательные эмоции? – неожиданно последовал вопрос. – Воспоминания о победе, пусть и маленькой, всегда приятны. А я тогда выиграл забег «Победитель», – быстро, еще улыбаясь, ответил Ковзан. – И никакой драмы тогда? Победа далась легко? – Да нет. Скорее наоборот. Еще перед самым финишем я был третьим. – Что, хороший финишный рывок? – в разговор Феклы и Бориса вмешался Кларк. – Да нет. Сочетание везения и наблюдательности. – Ну-ка, ну-ка, давай поподробнее. – Соревнование заключалось в том, чтобы переплыть речку и на той стороне, на дубе, сорвать ленточку, вернуться назад, взобраться по тропинке на крутой берег и отдать ленточку учителю. И перед этим самым крутым откосом я был третий. И шансов догнать лидеров у меня не было никаких. Но мне повезло. – Я и не сомневаюсь! – Фекла улыбнулась Борису, но глаза внимательно и напряженно смотрели на него, выдавая ее волнение и напряженную работу ума. – Я увидел, что в одном месте ручеек, образовавшийся из-за накануне прошедшего дождя, вымыл в откосе промоину. Вот я по ней и забрался наверх. – Без приключений? – глаза девушки прищурились, словно она смотрела через прицел. – Чуть не слетел! У самого верха песок меня не выдержал и стал оседать. Но я умудрился ногой нащупать гнездо береговой ласточки, оттолкнуться от него и выкарабкаться наверх. – А гнездо? – чуть слышно выдохнула Фекла. – Гнездо? – Борис на мгновение задумался, вспоминая. – Разрушилось, по-моему. Точно, разрушилось! Не выдержало толчка… – русич замер, его рот беззвучно открылся, и, наконец, он прошептал: – Фекла, я, кажется, все понял… И тут же, перекрывая монотонное бормотание двигателя, салон вертолета прорезал крик: – Кларк, мне надо немедленно связаться с твоим начальством! Там же. Район пещеры «Пасть Дьявола» 10.55 по местному времени. – Здравствуйте, мистер Кинг. – Здравствуйте, мистер Симпсон. – Здравствуйте. – О, привет, Ника! Как дела? Маму с папой слушаешься? – Да, мистер Кинг. – Молодец! – Я смотрю, вы всерьез увлеклись нашим парком. Чтобы лучше все увидеть даже становитесь на колени, – Джек выдавил из себя улыбку. – Да, пришлось… увидел занятный камешек и наклонился, чтобы лучше его разглядеть, – Кинг посмотрел на часы. – Я вас не задерживаю? – Да нет… у меня время еще есть. – У нас тут действительно встречаются довольно интересные образцы. Разрешите мне на него взглянуть. За несколько лет работы смотрителем в этом парке я чуточку изучил основы петрографии, поэтому могу вам сказать, нашли ли вы что-нибудь стоящее или нет. – Симпсон смотрел прямо в глаза Кингу и заметил, что у него чуть дрогнуло правое веко. «Нет, точно здесь что-то нечисто». – Пожалуйста, мистер Симпсон, – на лице говорившего человека блеснула белоснежная улыбка, и он сделал шаг в сторону. В метре за ним клубами сероводорода и пара дымилась «Пасть Дьявола». Джек поискал глазами камень, который мог бы привлечь внимание Кинга. Несколько валунов знакомо лежали на самом краю углубления, в котором плескалась горячая вода. В разных местах неподалеку было разбросано несколько обыкновенных невзрачных булыжников. – Который, мистер Кинг? – Вот этот, – тот указал рукой на лежащий около одного из валунов камень. – Этот? – Симпсон шагнул мимо своего собеседника к указанному им камню, наклонился и взял его в руки. – Камень как камень… – Смотрите, вертолет летит, – неожиданно выкрикнула Ника. Мужчины рефлекторно подняли головы вверх. Запрокидывая голову, Джек боковым зрением увидел, что правая рука Кинга скользнула в боковой карман курточки. Не зная зачем, повинуясь мощному импульсу подсознания, Джек Симпсон замахал вертолету рукой, призывая его совершить посадку. Там же. «СН-87 Чинук». 11.00 по местному времени. – Борис, что случилось? Зачем тебе понадобилось мое начальство? – Кларк, я понял, что могут сделать китайцы! – Китайцы? – Кларк Ларионов недоуменно посмотрел на русича. – Ах, да. Ты же этого не знаешь! Дело в том, что Хью Брэдлоу после приземления был захвачен неизвестными людьми. И скорее всего, китайцами. Они весьма активно препятствовали нашему полету. Правда, это нигде не афишировалось, но это так. – Это тот Брэдлоу, что летал с тобой в гиперпространство? – Да! И они у него выведали про этот супервулкан. – Ну и что? – А то, что я понял, как они могут спровоцировать его извержение, которое в обычных условиях может даже и не произойти! – Как? – едва ли не хором воскликнули все находящиеся в салоне вертолета люди. – Гнездо береговой ласточки не выдержало толчка и обрушилось. Но так же может произойти с супервулканом. Вспомните, что писал академик Хохлов! Фекла, дай свой мобильник, – Борис схватил протянутый телефон и лихорадочно стал нажимать на нем кнопки, ища вчерашнее сообщение из Руси. – Вот, нашел! Смотрите, что он пишет: «За несколько дней до взрыва земная кора поднимется на несколько метров… », так потом дальше… вот: «Произойдет обрушение земной поверхности в магму с последующим взрывом». Для того чтобы произошел гигантский взрыв необходимо обрушение земной поверхности! – русич уже почти кричал. – Прости, Борис, но при чем тут китайцы? – Они могут вызвать обрушение земной поверхности искусственно! – Ты имеешь в виду взрыв? – Да, Кларк, взрыв. И скорее всего, ядерный! – О, господи! Но для этого сюда, в парк, надо как-то доставить ядерную бомбу. А это невозможно! – А если возможно? – Борис прав, в любом случае необходимо поставить в известность вышестоящее начальство, – вмешалась в спор Фекла. Кларк Ларионов заколебался. Борис отлично понимал его состояние. Тревожить начальство на основании такой неправдоподобной версии может оказаться себе дороже. Ничего не произойдет, и на тебя будут смотреть как на параноика и паникера, потерявшего связь с реальностью. Уж больно неправдоподобным выглядела его догадка – Китай атакует, а это бы было именно так, Соединенные Штаты Америки при помощи ядерного оружия. Американец нерешительно вытащил из своего кармана телефон. Еще раз взглянул на Бориса. Встретив решительный взгляд, что-то хмыкнул про себя. Снял блокировку клавиатуры телефона. – Вижу на земле трех человек. Один из них просит, чтобы мы приземлились, – в напряженной тишине салоне вертолета раздались слова нилота, усиленные динамиком. Кларк Ларионов, явно обрадовавшись представленной отсрочке, бросился в кабину пилотов. – По-моему, это смотритель парка, его дочь и постоялец с нашего этажа, – профессиональный взгляд разведчика легко идентифицировал стоящих на земле людей. – Что будем делать, сэр? – Будем садиться, – почти не колеблясь, принял решение Кларк Ларионов. Атлантический океан. Высота сорок километров. Борт самолета «А-1200». 14.00 по атлантическому времени. Крышка контейнера с легким чавкающим звуком открылась. Взгляд мужчины скользнул в открывшееся нутро. Сразу, прямо под крышкой, располагался пульт управления – несколько горящих лампочек и кнопок. Абу вытащил из кармана листок бумаги и внимательно стал читать написанное, время от времени бросая взгляд на светящиеся лампочки. Прочитав до конца, он протянул руку к пульту, еще раз сверившись с бумажкой, и, ощерившись, нажал одну из кнопок. Тотчас одна из лампочек на пульте сменила цвет – вместо зеленого вспыхнула красным. Где-то там внутри умная электроника замкнула очередную цепь – теперь, если поступит сигнал от небольшого датчика, размером со спичечный коробок, электроника замкнет главную цепь. Сработают несколько десятков детонаторов, одновременно, с точностью до нескольких пикосекунд, равномерно подрывая шар тринитроглицерина. И высвободившаяся химическая энергия, словно мощным прессом, сожмет замурованную в шар плутониевую начинку, доводя ее плотность до критической. И мириады нейтронов наконец смогут добежать и решительным зубодробительным ударом развалить огромные рыхлые ядра плутония, выпуская ядерного джинна. А мгновения спустя это чудище, изрыгнув миллионноградусное, миллионноатмосферное пламя, распахнет дверь своему Господину – двухсоткилотонному термоядерному взрыву. А пока небольшой датчик, не подозревая о своей ключевой роли, мирно приник к спящему чудовищу и спал. Чтобы его разбудить, к нему необходимо приложить могучее усилие в двадцать «g» – удар самолета о землю. – Мухаммад, подарок к вручению готов, – все еще щерясь, проговорил Абу в мобильный телефон. – Понял, брат. Иди ко мне. Поднимать тревогу будем вместе! – Иду! Погоняем адреналин у америкосов и французов, – переступив через труп стюардессы, араб вышел из грузового отсека. В этот миг аэробус пересек границу, разделяющую материк и океан. Под гигантскими крыльями самолета раскинулась территория Соединенных Штатов Америки. Бортовой компьютер аэробуса, сверившись с электронной картой, отдал команду на снижение. Йеллоустонский национальный парк. Район пещеры «Пасть Дьявола». 11.05 по местному времени. Выскочивший из вертолета Кларк Ларионов подошел к стоящим мужчинам и поочередно, пожимая руки, с ними поздоровался: – Здравствуйте, мистер Симпсон. Здравствуйте, э… извините… – Кинг, Фрэнсис Кинг. – Здравствуйте, мистер Кинг – Здравствуйте, мистер Ларионов. Цэрэушник вопросительно взглянул на смотрителя парка, ожидая объяснений, почему он так энергично просил их приземлиться. – Э… видите ли… – Джек замялся, с ужасом понимая, что ему стыдно и неудобно сказать, что стоящий рядом с ним человек подозрительно себя ведет и ему даже показалось на миг, что он хотел его убить. Сейчас, когда он видел около себя спокойного, уверенного Кларка Ларионова, стоящий за ним вертолет с вращающимся винтом, все его подозрения уже казались бредом, вызванным какой-то минутной слабостью. – Что-то случилось, Джек? – видя колебания смотрителя парка, Кларк пришел ему на помощь. – Папе что-то не понравилось в действиях мистера Кинга, – тихо, но уверенно прозвучал детский голосок. – Вот как? – теперь цэрэушник вопросительно смотрел на Кинга. Тот изобразил на лице недоумение, перешедшее в снисходительную улыбку: – Сэр, я не могу читать мысли, поэтому не могу сказать вам, что нафантазировали себе мистер Симпсон и его дочь. Именно эта улыбка и взорвала Симпсона. – У меня не фантазии! – И он тут же нашел объяснение странному поведению туриста из его отеля. – Что вы прятали около «Пасти Дьявола»? Ларионов, не сводивший глаз с Кинга, заметил, как дрогнуло у него лицо. – Я что-то вас не могу понять, мистер Симпсон, – чеканя каждое слово, произнес тот. Его лицо вновь стало спокойным. Кларк на мгновение задумался, оценивая обстановку, затем решительно поднес к губам телефон: – Серж, Стив, ко мне! Из люка вертолета тут же спрыгнуло несколько людей. Кинг бросил на них короткий взгляд, и вновь его лицо дрогнуло, но тут же приняло спокойное, уверенное выражение. В разведшколе, где учился Кларк, немало времени уделили, чтобы натаскать будущих разведчиков в искусстве читать мысли и желания людей, наблюдая за выражением их лица, жестами, интонациями голоса. Поэтому сейчас он мгновенно понял – стоящий перед ним человек принял для себя какое-то решение. – Мистер Ларионов, речь идет о деле государственной важности. Все остальное я могу сказать лишь Борису Ковзану. Прошу пригласить его сюда. Несколько секунд сотрудник ЦРУ Кларк Ларионов просчитывал различные варианты своего поведения, не сводя глаз с негра. Лицо последнего по-прежнему было невозмутимым. – Хорошо, – Ларионов принял решение. – Вы будете разговаривать с Борисом Ковзаном. – Затем приказал подошедшим Бобу и Стиву: – Побудьте здесь вместе с мистером Кингом. А я сейчас приведу сюда Бориса. Двое сотрудников ЦРУ, согласно кивнув головами и немного разойдясь в стороны, невозмутимо уставились на своего подопечного. Расстояние между ними было выбрано профессионально – даже если бы стоящий перед ними человек вздумал перейти к активным действиям, напасть одновременно на двоих он бы не смог. – Ника, я тебе что-то должен сказать, давай отойдем в сторонку, – не дожидаясь ответа дочери, Джек Симпсон взял ее за руку и быстро зашагал прочь. Между тем Ларионов уже возвращался назад. Рядом с ним шел Ковзан. – Перед вами Борис Ковзан. Можете говорить. Откуда-то сверху донесся легкий стрекочущий шум – из-за холма показался легкий, двухместный вертолет. Кларк так и не успел понять, каким образом Кинг выстрелил. Очевидно, команда была подана с датчика, закрепленного где-то на теле. Допустим, сжимая пальцы на правой ноге, человек снимает оружие с предохранителя. Если в течение, к примеру, трех секунд не сжимались пальцы на левой ноге, оружие автоматически становилось на предохранитель. Ну а если сжимались… Из пояса Кинга словно метнулся огонь – сотня миниатюрных кумулятивных пуль веером разлетелись во все стороны, пробивая синтетические, облегченные, предназначенные для повседневной носки бронежилеты и поражая людей. Будто струя пламени обожгла Кларку низ живота, проникла внутрь, разливаясь обжигающей болью. Огромным усилием воли мужчина заставил себя удержаться на ногах и пять раз быстро моргнуть. И все пять раз, закрывая глаза, ему до зубовного скрежета не хотелось их открывать, а просто упасть и побыстрее умереть. Микроскопический чип, распыленный на оправе очков, сработал безукоризненно – зафиксировав пять раз моргание человеческого глаза, он мгновенно сравнил время мигания с допустимым – человек уложился в полсекунды, и он тут же отдал команду. Ультрафиолетовый лазерный луч, невидимо сверкнувший из очков, впился в черное лицо. И тут же, разряжая спрятанный в дужке очков двадцати пятикиловольтный конденсатор, по лучу побежал электрический ток. Негр и белый упали одновременно. Кларк уже не видел, как из летящего легкого вертолета практически одновременно вылетели две ракеты, поражая стоящие автомобиль и вертолет. Легковушка вспыхнула и тут же взорвалась. Транспортный вертолет армии Соединенных Штатов Америки после попадания устоял, не взорвался, давая возможность людям покинуть его и принять меры к обороне. Пули, выпущенные из довольно мощного личного оружия, заставили хрупкое тельце маленького вертолета вздрогнуть. Он резко отвернул в сторону, уходя за спасительный холм. Над жутколесьем повисла тишина, прерываемая лишь изредка шипением пара и газа, вырывающихся из «Пасти Дьявола», – ни шума техники, ни стона раненых. Техника была разрушена, а раненые… если кто и остался в живых, то стонать сил у него уже просто не было. Атлантический океан. Высота сорок километров. Борт самолета «А-1200». Салон. 14.13 по атлантическому времени. – Ма, а почему этот дядя, в которого врезалась моя машина в аэропорту и который стоял около туалета, к которому нас тетя-стюардесса привела, не сел на свое место, а пошел куда-то вперед? – Пьер, не задавай глупых вопросов. Мало ли что этому дяде нужно. – Может, он пошел теперь в другой туалет? – Детский мозг пытался найти решение поставленной самому себе задачи. – Может! Ты, наконец, успокоишься? Нигде от тебя нет покоя, ни на земле, ни в воздухе. Прилетим к папе, и пусть он с тобой занимается. С меня хватит. Ясно? – Да. А почему тетя-стюардесса не появляется? Дядя же оттуда уже ушел? Йеллоустонский национальный парк. Район пещеры «Пасть Дьявола». 11.15 по местному времени. – Борис, ты меня слышишь? – Мужские руки инстинктивно дернули неподвижно лежащего человека. – У него ранение в живот. Необходимо срочно его перевязать, иначе он истечет кровью, – Фекла стала на колени рядом с раненым. – Понесли его в вертолет, там должна быть аптечка. Мужчина и женщина, подхватив лежащего на земле человека, понесли его в вертолет. Другие люди, оставшиеся в живых, туда же начали сносить остальных мужчин, расстрелянных буквально в упор. Один из американцев, морща лицо словно от боли, что-то торопливо говорил по телефону. – Живой? – еще один американец кивком головы указал на неподвижно лежащего русича. – Аптечку сюда! – резко выкрикнула Фекла в ответ. Чьи-то руки тут же протянули ей небольшой стальной чемоданчик с красным крестом на боку. Пока девушка открывала его, на раненом успели расстегнуть рубашку, открывая доступ к ране, – заливая кровью весь живот, из отверстия в нем толчками выплескивалась кровь. Сильная струя полимера, выпущенная из баллончика, мгновенно сковала эту смертельную пульсацию. – У него перебит позвоночник и перебита одна артерия, – американец с седыми висками, Боб Камински, сердито опустил медицинский сканер и виновато посмотрел на Феклу. – Все, что мы можем ему сделать, это уколоть «Эликсир жизни». А наши, кто там стоял, все погибли, – через паузу добавил он, словно оправдываясь. – Помощь будет через час, – говоривший по телефону американец присел рядом с Каминским, – спецотряд сейчас вылетит из Денвера. Ближе неоткуда, – словно оправдываясь, продолжил цэрэушник. – Мы же в глуши. – Фекла, давай «Эликсир». Девушка торопливо достала из чемоданчика шприц-пистолет, прислонила к животу раненого и нажала курок. Чудодейственная жидкость, выпущенная под давлением, легко пробив человеческую кожу, проникла в кровь. Через минуту веки лежащего мужчины дрогнули. – Борис… Раненый застонал и открыл глаза. Узнав склоненных над ним людей, улыбнулся: – Видишь, брат. А ты говорил, что зря я за тобой увязался. Что лучше бы было мне остаться с отцом, – брат-близнец Бориса Ковзана, тоже Борис, попытался улыбнуться. – А так этот негр перепутал меня с тобой… ты нужнее… – Боря, ну зачем ты так… – другой Борис смотрел на своего брата-клона, до крови закусив губу. – Ничего, Боря, так даже лучше… – русич с трудом выталкивал из себя слова. – Я же клон… и я не хочу, как наш отец… сойти с ума. А так даже пользу принес… – И вновь его губы растянулись во что-то наподобие улыбки. – Теперь дело за тобой, Боря… – По лицу мужчины пробежала судорога, окончательно превращая улыбку в гримасу. Его глаза, казалось нехотя, словно понимая, что они больше уже никогда не увидят света, закрылись. – Боря! Взглянув на Бориса, Фекла вновь прислонила шприц-пистолет к животу его брата и решительно нажала курок. – Он мертв, – американец, как ненужную вещь, отбросил в сторону сканер. Соединенные Штаты Америки. Высота тридцать пять километров. Борт самолета «А-1200». Кабина экипажа. 14.15 по атлантическому времени. – Еще раз здравствуй, брат! – Мухаммад встал навстречу вошедшему в кабину самолета Абу. – Здравствуй! Братья обнялись. – Я смотрю, и у тебя не обошлось без трудностей? – Абу кивнул на сидящего в кресле второго пилота мертвого француза. – Ты сказал: «И у тебя»? – Да, пришлось раньше времени в ад отправить одну шармуту. – Аллах к нам благоволит, раз посылает такие легкие испытания. Садись, брат. Когда Аллах выпускал нас в этот мир, мы были вместе. Пусть и перед ним мы тоже предстанем рядом. – Ты прав, брат! Арабы подошли к мертвому второму пилоту и легко, в четыре руки, стащили его с кресла. – Ну что, Мухаммад, начинай спектакль! – Абу, удобно устроившись в кресле, посмотрел на брата. Тот согласно кивнул головой и нажал одну из кнопок на панели приборов: – Центр. Говорит борт Н-801. Самолет захвачен террористами. По их требованию вынужден буду изменить курс и лететь в Портленд. В Портленде они требуют освободить арабов, арестованных во время уличных беспорядков первого сентября. В противном случае угрожают взорвать самолет со всеми пассажирами. Как поняли, Центр? – Сообщение принято. Ожидайте дальнейших указаний, – диспетчер в Париже торопливо отключился. Синхронно с ним Мухаммад нажал кнопку окончания связи. – То-то лягушатники сейчас запрыгают! – Абу, сидящий в кресле второго пилота, на месте убитого француза, расхохотался. – Пусть прыгают. Нам надо, чтобы янки дали нам полчаса после изменения маршрута. – Дадут! Тут же на борту больше половины их драгоценных соотечественников. Они рассчитывают, что-то сделать уже в Портленде. А до этого они нас трогать не будут. Так что давай, Мухаммад, меняй курс. Пора кончать Америку! Два брата улыбнулись друг другу, и смуглые пальцы араба нажали несколько клавиш на центральном компьютере, вводя новый курс. Через несколько мгновений электронные мозги отдали короткие и точные команды. Трехсоттонная махина аэробуса, чуть вздрогнув, плавно начала ложиться на новый курс. Соединенные Штаты Америки. Лэнгли. 14.20 по атлантическому времени. – Господин Президент, несколько минут назад произошел инцидент с Борисом Ковзаном в Йеллоустонском парке. – Опять! Что случилось? – на экране видеофона Ред отчетливо увидел, как вздрогнуло лицо Чейза. – На него вновь было совершено нападение. При осмотре одного места в парке, так называемой «Пасти Дьявола», один из туристов по группе моих сотрудников, сопровождающих русича, открыл огонь. – Русич жив? – не спросил, выдохнул Президент. – Да. Нападавший перепутал его с его братом-клоном и убил того. Убито также трое наших агентов. – Что думаешь предпринять? – Я уже выслал туда помощь. – А почему тот турист напал на него? И турист ли это? – Выясняем, господин Президент. Я хочу через час сам вылететь туда и, разобравшись на месте, принять решение. Интуиция мне подсказывает, что-то там, в Йеллоустоне, намечается. – Хорошо, вылетай. – Президент откинулся на спинку кресла. – Но это еще не все, – бесстрастно продолжал разговор директор ЦРУ, заставляя своего собеседника в Овальном кабинете вновь прильнуть к экрану видеофона. – О, Господи, что еще? – Пять минут назад я получил сообщение, что террористы захватили самолет французской авиакомпании, совершающий рейс «Париж– Лос-Анджелес», – директор ЦРУ и он же советник по национальной безопасности Билл Ред на экране своего монитора отчетливо видел, как Президент молча выругался. – Что они хотят? – Освобождение арабов, арестованных за участие в уличной драке в Портленде первого сентября. – Всего-то? – По крайней мере, других требований они пока не выдвигали. Мои люди поддерживают с ними постоянный контакт. И вновь директор ЦРУ увидел, как молча выругался Президент. – Эти арабы совсем обнаглели. Уже захватывают самолеты ради освобождения разной мелкой швали. Что ты намерен предпринять? – Сейчас они изменили курс и направляются в Портленд. Пусть там сядут, а там посмотрим, – советник по национальной безопасности пожал плечами, – на земле с ними, я думаю, мы сумеем договориться. – Губы мужчины вздрогнули в мимолетной улыбке. – О'кей. Теперь, надеюсь, все? – Нет. – И снова плохая весть? – К сожалению, сэр. – Послушай, Билл, сегодня случайно не пятница, тринадцатое? – На лице Чейза на мгновение мелькнула кривая улыбка. – Пятница, но не тринадцатое. Это следующая пятница выпадает на тринадцатое. – О, ну тогда, по сравнению с этой, в ту пятницу должен случиться апокалипсис, не меньше! Что там еще? – Сэр, сообщение из Ватикана. Папой Римским избран Миньон. – Так… Ну этого и следовало ожидать. Теперь старушка Европа окончательно спрячет свое невыразительное личико под паранджой. – Президент США на несколько секунд задумался. – Что ж, Билл, на Европе можно смело ставить крест, – наконец сказал он. – По-видимому так, сэр. – Что ж, из этого в дальнейшем мы и будем исходить… Ладно, теперь-то у тебя все? – Да. – Хорошо, держи меня в курсе всех дел, – экран монитора погас – Президент в Овальном кабинете прервал связь. Билл Ред еще несколько мгновений всматривался в темный экран. Какое-то тревожное чувство царапнуло мозг. «Что-то с этим самолетом не так. Провести серьезную операцию, захватить аэробус, и все ради освобождения уличной шпаны? Это, как говорят русичи: «Из пушки по воробьям». Нет, что-то тут не так», – Билл Ред нажал одну из клавиш на видеофоне. Тотчас же на мониторе появилось лицо начальника оперативной группы по ведению переговоров с террористами. – Алекс, что там у тебя? – Пока ничего. Они изменили курс и летят на Портленд. В переговоры с нами не вступают. – Ладно, пусть сядут, а там посмотрим. О малейшем изменении обстановки немедленно докладывай. – Слушаюсь, господин директор. «И все же что-то с этим самолетом не так». Йеллоустонский национальный парк. Район пещеры «Пасть Дьявола». 11.25 по местному (горному) времени. – Где он?! – Боря, о ком ты? – Фекла встревоженно смотрела на парня. – Где эта мразь, убившая моего брата? – Русич вскочил на ноги и решительно шагнул к лежащему в нескольких метрах от него негру, принесенному в вертолет вместе с остальными. Дорогу ему преградил Боб Камински: – Борис, успокойся! Эта мразь нам еще нужна. Возле «Пасти Дьявола» он что-то прятал. И это что-то он так рьяно защищал… – в глазах американца мелькнул испуг, – может, бомбу, о которой ты говорил… Не сговариваясь, русич и американец бегом бросились к изрыгающей смрадный газ и пар пещере. Подбежав к ней, Камински выхватил из кармана какой-то прибор и нажал на нем кнопку: Тот стал издавать цокающие звуки, и на нем замигала красная лампочка. – Где-то тут источник электромагнитной энергии, – торопливо пояснил американец, не отрывая глаз от небольшого экрана на приборе. Шаг, еще шаг. Цокающие звуки слились в тревожный протяжный свист. – Здесь, – мужчина присел на корточки рядом с небольшим валуном. Осторожно положил на него руку. – А если под ним бомба? – Борис присел рядом с Каминским. Цэрэушник еще раз взглянул на прибор и отрицательно махнул головой: – Не думаю. Радиоактивный фон не фиксируется, следы взрывчатых веществ тоже. Да и для бомбы слишком большое электромагнитное излучение. – Радиопередатчик? Американец задумчиво взглянул на русича. По его лицу мелькнула догадка. – Там радиомаяк, – тихо проговорил он и тут же громко закричал: – По этому месту будет нанесен ядерный удар! – Мужские руки с силой рванули валун. Тот откатился, открывая под собой небольшое углубление. Едва взглянув в него, американец схватился за телефон. Лэнгли. Рабочий кабинет директора ЦРУ. 14.40 по атлантическому времени. – Господин директор, – на экране монитора возникло лицо начальника оперативной группы по ведению переговоров с террористами Алекса Дюрана. На его лице было написано смущение. – Что случилось? – Не знаю, господин директор. Особого ничего не произошло… – Алекс, не тяни резину. Я же тебя знаю. Что в действиях террористов не так? – Они заявили, что летят в Портленд. Но их маршрут на несколько градусов, точнее на три с половиной градуса, отличается от нужного. – Так… – директор ЦРУ Билл Ред потер рукой лоб, – их реальный маршрут проходит над каким-нибудь стратегическим объектом? – Я сразу же это проверил, сэр. Ничего на их пути нет. Даже наоборот, если бы они летели правильным маршрутом, то пролетели бы недалеко от Митчелловской атомной электростанции. А так они уклоняются от нее. Такое впечатление, что они решили посмотреть на Гранд Каньон в Йеллоустонском парке. – Они будут пролетать над Йеллоустонским парком? «Черт, там только что произошел инцидент с Ковзаном. И этот самолет изменяет курс и летит туда же…» – от какого-то нехорошего предчувствия лоб покрылся испариной. – Да, сэр. Но там же ничего нет! Директор ЦРУ ответить не успел. Коротко взвизгнул сигнал срочного вызова, и в верхнем правом углу монитора появилось встревоженное лицо секретаря. – Сэр, информация от группы Ларионова. Код важности – три ноля! – Соединяйте! «Я так и знал», – мелькнуло в голове у Реда. Впрочем, что он так и знал, директор ЦРУ так и не успел додумать – в кабинет ворвался тревожный голос, едва не переходящий на крик. На мониторе видеофона тотчас появилась фотография говорившего, фамилия, звание, персональный код. – Сэр, говорит агент ЦРУ Боб Камински. Персональный код 34AB88RT654K. Важная информация – при осмотре места происшествия нами обнаружен радиомаяк. Ковзан выдвинул предположение, что по этому месту будет нанесен ядерный удар с целью провоцирования извержения супервулкана. – Какой ядерный удар? Что за бред! Вы что, считаете, что кто-то осмелится нанести ядерный удар по Соединенным Штатам? Да если бы и осмелился – для ракеты метка не нужна! Не с самолета же бомбу будут бросать… И тут мозг, натасканный на анализ глобальных проблем, наконец-то сложил головоломку. – Будь на связи, – едва сумел из себя выдавить Ред, а между тем его пальцы лихорадочно набирали код прямого доступа к Центральному компьютеру ЦРУ. На мониторе вспыхнуло: «Прямой доступ получен. Введите приоритет задачи». Указательный мужской палец тут же лихорадочно отстучал три ноля – высший приоритет. «Введите запрос», – Центральный компьютер невозмутимо вел диалог с человеком. И, прикусив от волнения губу, директор ЦРУ отстучал: «Взрыв китайского бомбардировщика в Тайваньском проливе – Йеллоустонский парк – супервулкан – радиомаяк – захват террористами самолета "Париж – Лос-Анджелес" – изменение курса на Портленд». Нервный удар по клавише, дающей отмашку электронному мозгу. И уж если человеческий мозг решил эту головоломку, то тысячи терабайт искусственного интеллекта уж тем более, особенно если почти все уже было разжевано… Вой сирены в кабинете директора ЦРУ и в операционном зале аналитического центра ЦРУ зазвучал даже раньше, чем вспыхнула надпись на мониторе: «Внимание! Информация высшей степени важности! Самолет «Н-801» попытается атаковать обозначенное радиомаяком место, находящееся на территории Йеллоустонского парка. На самолете находится термоядерная боеголовка мощностью 200 килотонн, пропавшая во время взрыва китайского бомбардировщика «Н-25» над Тайваньским проливом. Взрыв такой мощности может инициировать извержение супервулкана. Расчетное время атаки 9.01 по атлантическому, или 12.01 по местному времени». И тут же компьютер «любезно» повел обратный отсчет: «До взрыва осталось 16 минут». – Черт! – Мозг молниеносно принял решение. Резкий удар рукой по нескольким клавишам. На экране видеофона возникло изображение двух офицеров, разделенных вертикальной чертой. – Главный оператор Центрального штаба противоракетной обороны полковник Дукакис слушает! – Главный оператор Центрального штаба противовоздушной обороны полковник Бэрри слушает! – практически синхронно прозвучало в кабинете Реда. Ни слова не говоря, директор ЦРУ еще раз пробежал пальцами по клавиатуре. У обоих операторов на их мониторах тотчас появился государственный герб страны оранжевого цвета – компьютеры восприняли присланный им двадцатеричный код. Оранжевый цвет означал, что активировавший его человек имеет право отдать любой приказ, за исключением применения ядерного оружия. Лица офицеров сразу напряглись. – Слушайте приказ. Немедленно уничтожить самолет «Н-801». Повторяю, немедленно! Доложить о необходимом для этого времени. И вновь практически синхронно прозвучало: – Есть! Билл Ред откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, мысленно представляя, как мгновенно заработал запущенный им страшный механизм уничтожения. Компьютеры ПРО и ПВО молниеносно перебросили информацию о самолете «Н-801» из одних ячеек своей памяти в другие. В те, где хранятся данные о целях. Еще несколько секунд электронные мозги вырабатывали наиболее эффективный сценарий уничтожения. В конце шестой секунды после получения задания они отдали короткие электронные сигналы. В двухстах километрах над Землей заворочалась и стала медленно поворачиваться одна из боевых лазерных станций системы противоракетной обороны «Щит». Откинулся бронеколпак, и в линзах боевого лазера отразились плывущие внизу облака. Автоматика станции продолжала отслеживать запущенную ею циклограмму подготовки к боевому импульсу. А на Земле, короткий кодированный импульс компьютера штаба ПВО сорвал с бетонки взлетной полосы два истребителя-перехватчика. Подгоняемые взлетными ускорителями, многотонные машины буквально впрыгнули в небо, круто набирая высоту и ложась на боевой курс. А главные операторы тем временем уже докладывали высокому начальству: – Докладывает главный оператор штаба ПВО полковник Бэрри. Минимальное время уничтожения указанной вами цели шестнадцать минут двадцать секунд. Вероятность девяносто пять процентов. «До взрыва осталось четырнадцать минут». – Черт! – Докладывает главный оператор штаба ПРО полковник Дукакис. Сэр, минимальное время уничтожения цели шестнадцать минут. Вероятность девяносто семь процентов. Мелькающие на мониторе красные цифры обратного отсчета, казалось, смеялись нал директором ЦРУ. – Спасибо, я понял… продолжайте выполнять задание, – после долгой паузы выдавил из себя Ред, – затем, таким же тихим, уставшим голосом обратился он к далекому собеседнику в штате Вайоминг. – Ты все слышал… – Да, сэр. Может, уничтожить радиомаяк? Директор ЦРУ ответить не успел. Чей-то голос с хорошо знакомым Реду русским акцентом криком вырвался из динамиков: – Нет! Нельзя! Ни в коем случае! Соединенные Штаты Америки. Штат Вайоминг. Высота восемь километров. Борт самолета «А-1200». Кабина экипажа. 14.47 по атлантическому или 11.47 по горному времени. – Сколько осталось времени, Мухаммад? – Тринадцать минут. – Пожалуй, у меня еще есть время выкурить сигарету, – Абу напряженно улыбнулся. – Кури, брат, – Мухаммад ободряюще кивнул. – А скоро мы сможем себе позволить все! Гигантская летающая махина, повинуясь командам компьютера, стремительно теряла высоту. Йеллоустонский национальный парк. Район пещеры «Пасть Дьявола». 11.47 по горному времени. Борис Ковзан и сам не знал, почему он это крикнул, грубо притянув руку Каминского с телефоном к себе. Это был один из тех необъяснимых импульсов, которые часто выталкивают людей на гребень славы или ввергают в пучину позора. Мельком заметил, как вытянулись лица у остальных американцев, подошедших к нему и Бобу. Лишь у Феклы лицо оставалось напряженно-спокойным. – Ковзан? – донеслось из телефона. – Да, сэр. – Почему нельзя уничтожить радиомаяк? – Они все равно будут атаковать. Не садиться же им с бомбой! – Фраза, казалось, сама сложилась в голове. – Гм… возможно, ты и прав. И что ты предлагаешь делать? – Надо попытаться отнести радиомаяк в более безопасное место, – слова вязко складывались во фразу, нехотя выкристаллизовываясь в решение. – Куда!? Тринадцать минут до взрыва! – У директора ЦРУ начали сдавать нервы. Русич беспомощно оглянулся. Совсем рядом пыхтела зловонным паром «Пасть Дьявола». В двадцати метрах, накренившись, стоял разбитый вертолет. Около него смотритель парка, присев перед своей дочерью на корточки, что-то ей говорил, очевидно успокаивая. В ногах у девочки, ластясь к ней, лежал пес. Чуть левее вертолета догорал автомобиль. И везде, словно гигантские кости доисторических животных, из-под земли торчали мертвые, почерневшие остовы деревьев. А между ними с шипением поднимались вверх неестественно рыжие газы – жутколесье словно предназначалось, чтобы здесь разыгралась ядерная драма. И ярким контрастом этим мрачным декорациям живой природы служили зеленый лес и горные кряжи, видневшиеся вдали. – Надо отнести… – Борис начинал фразу, еще не зная, как он ее закончит, словно школьник, ожидающий спасительной подсказки. И подсказка пришла – подсказка от собственного мозга. Взнузданный огромной порцией адреналина, он смог преодолеть высокую планку. – Надо отнести на ближайшую гору! Гранит частично поглотит энергию взрыва и, может, вулкан не сдетонирует! Директор ЦРУ буквально прикусил язык, тормозя отрицательный ответ. Больше всего ему сейчас хотелось приказать Каминскому уничтожить радиомаяк. Но аналитический ум разведчика безжалостно говорил, что это, вероятнее всего, не поможет. Террористы с бомбой сажать самолет не будут. Но не было никакой гарантии, что решение русича верное. И как утопающий за соломинку, Ред ухватился за два слова, пронесшихся в мозгу: «Любимец Бога». Он буквально их увидел воочию – белые, прямо слепящие буквы, широким росчерком начертанные на черном фоне. И, держа эту картинку перед глазами, он выдавил из себя: – Действуй… русич. Белый дом. 14.50 по атлантическому времени. – Сэр, боюсь, у меня очень плохие новости, – директор ЦРУ, советник по национальной безопасности Билл Ред старался не смотреть в глаза Чейзу. И этот ускользающий взгляд сказал Президенту США больше, чем только что произнесенные тревожные слова. Чейз не мог припомнить случая, чтобы человек, который по своему характеру полностью соответствовал своему радиопсевдониму среди сотрудников спецслужб – Лесоруб, смущался смотреть ему в глаза. А критических случаев было, увы, множество – захваты заложников, провалы агентуры за рубежом, многочисленные инциденты, на грани фола, хотя бы с тем же Китаем. Одна реализация проекта «Пора» чего стоила! Тогда только синхронный импульс всех боевых американских орбитальных лазерных станций, уничтоживший китайский космический транспортник, сумел спасти гиперпространственный корабль русичей «Прорыв» от уничтожения. Увы, если хочешь руководить сверхдержавой, привыкни к тому, что придется решать не задачи, а сверхзадачи. Но в любых ситуациях советник национальной безопасности смотрел Президенту в глаза и твердо отстаивал свою точку зрения. И если сейчас он отводит взгляд, то новости действительно очень плохие, граничащие с известием о гибели государства. – Говори. – Через несколько минут по Йеллоустонскому парку будет нанесен ядерный удар, который, вероятнее всего, спровоцирует извержение гигантского вулкана, способного парализовать всю деятельность нашего государства. – И, не делая никаких театральных пауз, Ред сразу же продолжил: – Мы не в силах предотвратить этот удар. – Надежд совсем никаких? – Небольшая есть, – директор ЦРУ сжато, двумя-тремя предложениями обрисовал картину происходящего. – Если у нас взорвется атомная бомба, я нанесу по Китаю ответный ядерный удар! – У нас фактически нет доказательств причастности китайцев. Бомбу взорвут террористы, а где они ее взяли, одному Богу известно. – А мне плевать на доказательства, когда безопасность страны находится под угрозой! – Чейз сжал кулак правой руки, борясь с желанием нажать кнопку вызова офицера с ядерным чемоданчиком. – Сэр, давайте вернемся к этому вопросу… десятью минутами позже. – До взрыва десять минут? – Да, – пришел тихий ответ из Лэнгли. – Господи, помоги русичу спасти Америку, – Президент США даже не заметил, что эти слова он произнес вслух. Йеллоустонский национальный парк. Район пещеры «Пасть Дьявола». 11.50 по горному времени. «Легко сказать, действуй», – Борис с зажатым в руке радиомаяком посмотрел на ближайший, вздымающийся метров на семьдесят горный кряж, видневшийся в семи километрах, и от злости скрипнул зубами – не успеть. За десять минут он такое расстояние не пробежит, даже если очень захочет. Никто не пробежит, ни один человек в мире. – Боря, мы туда не успеем добежать, – проследив взгляд русича, тихо сказал Боб, – тем более по таким корягам. Яркое, по-летнему жаркое солнце, голубое небо со скользящими в нем птицами, красивые, покрытые вечными снегами горы на горизонте… и несущийся уже где-то близко самолет с термоядерной бомбой на борту. «Умеешь же ты, Господи, ставить сцену», – Ковзан с отчаянием взглянул на догоравшую машину и на поврежденный вертолет. Взгляд автоматически зафиксировал стоящего около вертолета отца с девочкой, лежащую у их ног собаку. – Боб, уводи отсюда людей, – глухо сказал русич, – уводи ребенка. – Он еще раз посмотрел на растерянную испуганную девочку в легком платьице. Собака, почувствовав страх своей обожаемой хозяйки, прижалась к ней, словно подбадривая. И тут Ковзан понял, как можно спастись, понял, как отвести фатальный ядерный удар. Вернее, он не понял, а увидел. Увидел крупного ротвейлера с большими сильными лапами. – Боб, – выдохнул он, – собака! Собака может добежать! Американец мгновенно все понял. Словно соревнуясь в беге наперегонки, двое мужчин бросились к вертолету. – Сэр, можно вас на минутку, – не дожидаясь ответа, цэреушник схватил смотрителя парка за локоть и потянул к себе, отводя от девочки. – Папа! – испуганно вскрикнула Ника. С рычанием Дик бросился защищать своего хозяина. Прыжок и пятьдесят килограмм разозленной животной плоти сбивают Каминского с ног. Тот схватил собаку за шею, пытаясь удержать ее подальше от себя, защищаясь от страшных клыков. «О, Господи, только этого еще не хватало», – Ковзан с отчаянием наблюдал за происходящим. – Сэр, остановите собаку! Речь идет о спасении вашей дочери, – словно по наитию, путая русские и английские слова, закричал он. Услышав отчаянный крик: «Речь идет о спасении вашей дочери», Джек Симпсон рефлекторно отдал необходимую команду: – Фу, Дик. Лежать! – И, схватив за ошейник, оттянул собаку от лежащего Боба. – Сэр, сейчас по этому месту будет нанесен ядерный удар! – не поднимаясь с земли, закричал тот. – У нас не более минуты! И наше спасение зависит от вас! – Что?! Ядерный удар? – Сэр, прошу, отойдемте в сторону, чтобы не слышала ваша дочь, – кряхтя, агент ЦРУ поднялся на ноги. Продолжая держать рукой собаку за ошейник, Джек Симпсон сделал несколько шагов в сторону. – Я слушаю вас, сэр. – Это радиомаяк, – Боб указал пальцем на черную коробочку, зажатую в руке русича. – На ее излучение сейчас летит самолет с ядерной бомбой на борту. – Так уничтожьте ее! – Нельзя! Самолет все равно нанесет удар, – вмешался в разговор Ковзан. – Единственное спасение для всех нас – это отнести радиомаяк на тот кряж, – жест рукой в сторону горы. У нас осталось лишь восемь минут. Поэтому успеть туда за это время может только собака, ваша собака, сэр. – Я ничего не понимаю… – в растерянности начал было говорить Симпсон. – Сэр, прошу вас, просто сделайте сейчас то, что мы просим. Иначе мы все тут погибнем, и ваша дочь тоже! Секундная, кажущаяся вечностью пауза, растерянные, испуганные глаза мужчины… – Быстрее решайте, черт возьми! У вас что, много детей?! – Да… да, что я должен сделать? – Привязать радиомаяк к ошейнику собаки и дать ей команду бежать на тот кряж! Сможете? – Я не знаю… – Действуйте! – рявкнул Боб. – Дик, ко мне! Пес тут же исполнил команду. – Папа, что ты хочешь делать? – интуитивно почувствовав что-то неладное, закричала Ника. – Фекла, уводи отсюда девочку! Уходите немедленно! Этот крик словно разбудил от оцепенения людей. Девушка подбежала к Нике и схватила ее за руки. За другую руку девочку тут же схватил один из оставшихся в живых сотрудников ЦРУ. Вдвоем они насильно потащили плачущую, спотыкающуюся девочку за собой. Тем временем Симпсон, Камински и Ковзан лихорадочно закрепляли радиомаяк на ошейнике собаки. – Все! Командуйте, сэр. – Уходите! – закричал Джек. – Теперь я справлюсь один! – Уйдем вместе. Ради бога, быстрее командуйте собаке! – Собака так не побежит! Я должен бежать за ней! – Что?! Махнув рукой, Симпсон, стараясь говорить спокойно, обратился к собаке: – Дик, давай, кто быстрее! Как всегда. Видишь ту гору? – Джек указал собаке рукой на высившийся кряж. – Только не останавливайся, я тебя прошу. Ты же умная собака. И ты же все понимаешь, да? – Человек смотрел в глаза животного. – Давай, Дик, – рука ласково потрепала собаку за холку. – Вперед! – И та же рука с силой толкнула собаку в нужном направлении… к смерти. Радостно залаяв, ротвейлер мощно стартовал. Его хозяин, сделав несколько быстрых шагов за ним, ойкнул и схватился за ногу. – Извините, джентльмены, нога… Собака, пробежав с десяток метров, остановилась, недоуменно глядя на хозяина. Боб и Борис, не сговариваясь, как по команде оглянулись назад. Двое взрослых тянули за собой девочку, что-то крича, подбадривая ее. – Боря… – Боб… Русич и американец подбежали к Симпсону. Тот сразу все понял и, словно для рукопожатия, протянул свои руки. Пальцы трех мужчин переплелись между собой. – Вперед, Дик! Собака развернулась и вновь бросилась бежать вперед. А за ней, стреляя в воздух, свистя, улюлюкая, криком во все глотку загоняя глубоко в себя страх, крепко держа друг друга за руки, бежали трое мужчин – двое американцев и русич. – Догоним, Дик! – Шевели лапами! – Ого-го! Собака, друг человека! Вперед, Дик! Штат Вайоминг. Высота шесть километров. Борт самолета «А-1200». Кабина экипажа. 11.54 по горному времени. – Сколько, Мухаммад, осталось? – Шесть минут. – Мухаммад… – Да, Абу, я тебя слушаю. – А правда, что нас Аллах встретит в раю? – Абу, как ты можешь в этом сомневаться? Конечно правда! Верь мне! – Я верю тебе, брат! Зеленая точка, бывшая до этого в центре монитора, вздрогнула и начала смещаться к левому краю. – Что за черт! – Мухаммад, что случилось? – Радиомаяк начал смещаться. – Может, так и надо? Тебе что сказал наставник? – Если радиомаяка не будет, то атаковать примерно это место, – Мухаммад ткнул рукой на светящуюся на мониторе карту. А если будет, то атаковать место, помеченное маяком. – А может, так и надо, что метка движется? Главное, что она не исчезает. – Правильно, брат! Значит, так нужно Аллаху, а мы, его покорные слуги, должны выполнять его волю, а не обсуждать, – Мухаммад взялся за штурвал и чуть повернул его влево, корректируя курс. – Давай, Абу, нашу песню! Мир, содрогнись и на колени встань, Последний век ты провожаешь. Аллах отметил эту грань, Когда к концу ты подступаешь. Насосы аэробуса погнали по трубопроводам последние десятки литров топлива. Там же. Салон самолета. 11.54 по горному времени. – Мамочка, мне страшно, – сидящий около иллюминатора ребенок инстинктивно схватился за руки матери. – Чего тебе страшно, глупенький? – А почему мы так быстро снижаемся? – Значит, так надо! – стараясь улыбаться, мать смотрела на сына, невольно кося взглядом на иллюминатор, за которым стремительно приближались плывущие внизу облака. – Ма, ты меня обманываешь. Сколько раз мы летали, и ни разу самолет так быстро не снижался! Мы разобьемся, мамочка? А ты не хочешь меня пугать, да? – Пронзительно синие детские глаза с испугом и надеждой смотрели на мать. – Пьер, не говори глупостей! Вскрик ребенка, словно острый нож, полоснул по натянутым до предела нервам пассажиров. – Господи! Кто-нибудь, наконец, скажет, что здесь происходит! Где эта чертова стюардесса! И, словно споткнувшись об этот крик, самолет вздрогнул и, еще сильнее завалившись на нос, устремился к земле. Белые невесомые облака беспомощно расступились перед стремительно несущимся металлом. Страшная, нежеланная земля заполнила собой иллюминаторы. – А-а-а! Йеллоустонский национальный парк. Район пещеры «Пасть Дьявола». 12.00 по горному времени. – Все, я больше не могу, – Джек Симпсон рухнул на колени. Ковзан, смахнув с лица пот, посмотрел на уже близкий кряж. – Боря, собака уже там, – с трудом переводя дыхание, прошептал Камински. Морщась и едва сдерживая порывистое дыхание, он через бинокль, взятый у смотрителя парка, смотрел на гору. Русич молча протянул руку и взял у него бинокль. На самом верху горы, выделяясь на фоне голубого неба, стоял Дик. Отчетливо была видна пульсирующая красным светом лампочка, расположенная на закрепленной на ошейнике собаки черной коробочке. – Ну все, теперь пора умирать, – в изнеможении Борис сел на землю, не сводя глаз с собаки, желая только одного, чтобы все так сохранилось еще минуту. Где-то в вышине раздался гул летящего самолета. С каждой секундой он становился все громче и громче. Люди молча, подняв головы, смотрели в небо. «Ну вот и все, Боря. Даже любимчик Бога не выживет в полутора километрах от центра ядерного взрыва. Если не испепелит световая вспышка, то расплющит ударная волна, а излучение уже как контрольный выстрел», – человеческий мозг, взнузданный огромной дозой адреналина, работал словно мощный суперкомпьютер, обрабатывая миллионы бит информации, перетряхивая самые потаенные, не посещаемые с детства, уголки памяти. Мощная лавина электрических импульсов мозга сметала на своем пути весь хлам, образовавшийся за годы жизни, все преграды и блокировки. Словом, генеральная уборка перед окончательным уходом из этого мира. «Излучение… Господи, я, кажется, вспомнил. Я все вспомнил, что ты мне говорил в черной дыре…» Вывалившаяся из-за облаков огромная стальная махина в крутом пике падала на землю, вытеснив своим воем все в этом мире. Йеллоустонский национальный парк. Высота два километра. Борт самолета «А-1200». Кабина экипажа. 12.01 по горному времени. Зеленая точка – отметка радиомаяка – вновь была загнана в центр монитора. Руки мертвой хваткой держали штурвал. Но недалек уже тот день, Когда без жалости и страха В страну, где правит иудей, Придут воители Аллаха. И будет страшен этот бой, А гибель и для нас награда Шахид небесною тропой Придет к обители Аллаха. В последнее мгновение на земле, куда был нацелен нос аэробуса, Мухаммаду показалось, что он увидел собаку. «Не может собаку [80] Аллах выбрать для такого ответственного дела, ну никак не может. Что-то тут не так», – и эта мысль, за мгновение до того, как его тело в миллионоградусной вспышке распалось на атомы, помешала арабу насладиться переходом в рай, где его уже поджидал Аллах. Йеллоустонский национальный парк. Район пещеры «Пасть Дьявола». 12.01 по горному времени. Борис Ковзан растянулся на земле, как его учили в военном училище, – ногами к эпицентру взрыва. Вспышка! Свет термоядерного синтеза, казалось, пробился не только через плотно зажмуренные глаза, но и через каждую, мельчайшую пору тела. И в этот миг, словно какой-то гигантский прожектор высветил в мозгу русича до мельчайших подробностей то, что так долго и безуспешно пытались в нем раскопать армада ученых, вооруженных новейшими «гипнотизерами» и другими «щипцами» для ковыряния в чужой голове. Что умудрилось остаться в тени даже после того, как свет от глаз святого Михаила, у постели сумасшедшего отца, казалось, высветил все. Термоядерный катаклизм превзошел по силе деяние чудотворца Михаила… Мгновение спустя гигантский раскаленный смерч, словно пушинку, подхватил человеческое тело и швырнул просто в небо. «Апокалипсис отменяется», – не выдержав нагрузок, сознание отключилось. * * * – Люси, ну что я тебе говорил? – Стив Проди повернул лицо к сидящей рядом с ним на диване девушке. Та, прикусив губу, не отрываясь смотрела на панель телевизора. – …Теперь только остается уповать на Бога и молить Всевышнего не допустить извержения грандиозного супервулкана. Извержения, способного поставить нашу страну на грань существования… – слова телевизионного комментатора заполнили собой всю комнату. – Стив, извини меня, глупую, – девушка порывисто обняла мужчину, – давай уедем отсюда, куда ты хотел, в Италию. – …Сейчас проводится массовая эвакуация населения из штатов Айдахо, Монтана, Северная и Южная Дакота, Вайоминг, Небраска, Колорадо, Юта, Невада. – Господи, ведь это только начало, а что же будет потом… – шептала девушка. – Давай… ЭПИЛОГ Объединенная Русь. Россия, г. Королев. Центр управления полетами. 12 апреля. 11.57 по местному времени. Распластанный на колоссальной электронной карте, расположенной на стене Центра управления полетами, разноцветными красками сверкал земной шар. Вытянутые в цепочку материки почтительно выстроились друг за другом. Американский континент с его форпостом Аляской начинал этот парад континентов. За ним, отделенная голубой лужей Атлантики, громоздилась гигантская туша евразийского континента. Под ним, упершись своим острием в низ карты, где располагалось белое пятно Антарктиды, лежал клин африканского континента. Словно отброшенная мощными волнами от плывущей Евразии, в гордом одиночестве на стыке Индийского и Тихого океанов плыла Австралия. И вновь с другого угла карты выползала Аляска. И словно связующая нить, через все континенты по карте пролегла белая нить – проекция на Землю траектории спутника, который дополз до своего апогея на высоте двадцати тысяч километров и теперь, все увеличивая скорость, скатывался по ветви эллипса вниз. Спутник на карте изображал небольшой красный кружочек, который неторопливо двигался по Канаде в сторону Аляски. В огромном, под стать карте, зале сидело и стояло около сотни людей. В воздухе буквально сгущалось напряжение, исходившее от этих людей, взгляды которых были устремлены на электронное изображение земного шара. Легкий шум, стоящий в зале, постепенно становился все тише и тише и наконец смолк совсем. Красный кружок дополз до Аляски. И тут же, словно явившись перевоплощением этого исчезнувшего шума, в зале раздалась переливчатая трель звонка, и точка на карте стала пульсировать. И вмиг огромный зал взорвался аплодисментами. Люди хлопали стоя, сидя, азартно ударяя ладонями друг о друга или вежливо соприкасая их между собой. Лишь небольшая группа людей, стоящая на балконе, опоясавшем по периметру зал, не аплодировала вовсе. Они просто стояли и смотрели на пульсирующую красную точку, похожую на забившееся сердце. – Вот, Фекла, и все. Теперь остается только ждать. – И сколько ждать, Сергей Павлович? – стоящий рядом с академиком Хохловым Президент России Орлов, не отрываясь, смотрел на пульсирующую точку. – Не знаю. Надо ждать другую эпоху. Новую эпоху возрождения. Возрождения былого величия европейской цивилизации. – Да… только в зазор между эпохами может провалиться несколько поколений. – Ну уж как кому повезет, – академик улыбнулся, – по теории Гумилева от начала пассионарного толчка до появления нового этноса проходит около трехсот лет. – Деда, а если Борис… ошибся? Хохлов посмотрел на внучку и, ласково улыбнувшись, уверенно ответил: – Нет, Феклуша, не ошибся. Если он не ошибся с супервулканом, то почему он должен ошибиться с другой информацией от Бога? Самое интересное, что о механизме пассионарного толчка гениально догадался наш соотечественник, Гумилев, еще в двадцатом веке. Он в своих трудах так и писал, что для образования нового этноса необходимо два этноса-родителя, что-то вроде папы и мамы. А спусковым толчком, так сказать, зачатия нового этноса является определенное космическое излучение. Он к этому выводу пришел, заметив, что новые этносы образуются по дугам. Например, как проекция траектории вот этого спутника на Землю, – академик Хохлов ткнул рукой на огромную электронную карту… – И он правильно интерпретировал это наблюдение – это следы космического излучения, вытягивающиеся в дуги из-за вращения Земли. Между тем пульсирующая красная точка, обозначающая, что на спутнике включился специальный генератор космического излучения, доползла до Берингова пролива. – Не излучение, а прямо рука Сеятеля. – Да, Феклуша, рука Сеятеля. Старение этносов есть объективный биологический процесс. И до последнего времени не знающий исключения. Этносы появлялись, развивались, некоторые из них становились могущественными. Затем этносы старели и погибали. Что-то вроде жизни отдельного организма: рождение – юность – зрелость – старость – смерть. И чтобы на Земле не заглох процесс развития человечества, могущественный Сеятель садил и взращивал новые этносы, часто являвшиеся могильщиками старых. Древних греков похоронили римляне, которых, в свою очередь, отправили в небытие древние германцы и славяне, давшие начало европейским этносам. Но подошло время и нам, европейцам, сходить с исторической арены. Однако Борис привез от Бога информацию, как можно европейцам переродиться и удержать пальму первенства в человеческой цивилизации, как можно перестроиться для новой эпохи, не теряя темпа, как было ранее, не сползти в свое Средневековье. Он привез технологию искусственного пассионарного толчка: вид необходимого излучения, его мощность, продолжительность. – Привез и погиб… – на глазах у Феклы заблестели слезы. Хохлов обнял за плечи свою внучку: – Да, погиб. Но сохранил в своем чипе ценнейшую информацию. Погиб, но предотвратил извержение грандиознейшего супервулкана, поставившего бы крест не только на американской нации, но и на всей европейской. А извержение было бы. У того негра нашли в его комнате портативную аппаратуру для определения толщины земной коры. И радиомаяк поэтому он не случайно поставил около «Пасти Дьявола». Это самое тонкое место, расстояние до магмы минимальное. – И где бы мы тогда взяли маму для нового европейского этноса? – Орлов улыбнулся. – Но самое главное, – продолжал академик, – Борис оставил после себя Бориса, – Сергей Павлович осторожно дотронулся до заметно округлившегося живота Феклы, – он понимал, что в наше время трудно обходиться без любимцев Бога. На печальном лице молодой женщины появилась грустная улыбка. – Фекла, к сожалению, наши сегодняшние законы не позволяют производить клонирование, – обратился к внучке академика Хохлова Президент России Владимир Сергеевич Орлов, – но я обратился в Совет Развития ООН с официальной просьбой включить кандидатуру Бориса Ковзана в список людей, внесший неоценимый вклад в развитие человеческой цивилизации. – Если даже они внесут его в список, должно пройти не менее двадцати лет до принятия решения о клонировании. Так гласит закон. Само время должно показать, действительно ли человек внес выдающийся вклад в развитие цивилизации или это был обычный пиар, красивый мыльный пузырь и только. – А я уже тогда буду на двадцать лет старше, – молодая женщина вздохнула. – Да и это клонирование… получить вторую жизнь, чтобы стать потом сумасшедшим. Люди на балконе замолчали. Красная пульсирующая точка на электронной карте уже пересекла Берингов пролив и теперь двигалась по необъятным просторам Восточной Сибири. – И все же я считаю, что необходимо развивать технологию второй жизни, – вновь заговорил академик Хохлов, – и то, что мы сейчас за нее платим такую страшную цену, это еще не говорит, что Бог против этого. На заре авиации тоже было предостаточно жертв. Но наши предки здраво понимали, что это не Бог против их полетов в небо, а просто недостаточно развита соответствующая технология. И они упрямо развивали ее. Так и здесь. Просто надо еще много и упорно работать! – К тому же, Сергей Павлович, у нас есть маяк на этом пути, – Орлов кивнул головой на поодаль стоящего мужчину, неотрывно смотрящего на карту. Абсолютно седая густая шевелюра на голове мужчины резко контрастировала с его юношеским лицом. Хохлов согласно кивнул головой. – Дед, ты же сам говорил, что чудесное выздоровление отца Бориса – это подарок Бога, о котором так страстно мечтал Борис. – Я и сейчас это говорю! Но раз это сделал Бог, можем сделать и мы. Если Бог сотворил человека, значит и человек сам бог! Если сын льва является львом, то кто тогда сын Бога? Сам Бог! Мелодичная трель звонка внезапно прекратилась. Красная точка на карте перестала пульсировать. На мгновение в зале Центра управления полетами наступила звенящая тишина, тут же снесенная шквалом аплодисментов. – Теперь точно все. Засев нового этноса закончили! – прокомментировал события Президент России Орлов. – Да, все. Теперь, если все пойдет нормально, через триста лет на территории Аляски и Восточной Сибири возникнет новый могучий этнос, европейский этнос, – глаза Хохлова блестели. – А родители его, русичи и американцы, оставят ему богатое наследство – территории Объединенной Руси и Соединенных Штатов Америки, – Орлов счастливо улыбался. – Ну а для начала за два года мы построим мост через Берингов пролив. Чтобы быстрее происходило смешение пассионарных русичей и американцев, чтобы быстрее зарождался новый этнос. – Надо только продержаться триста лет. Не дать Азии слопать нашего «младенца». – Это верно. Азия становится все могущественней и могущественней. Особенно если учесть результаты выборов последнего понтифика. Европа, колыбель европейской цивилизации, из союзника превращается во врага. Борьба предстоит жестокая, – на лбу Президента России пролегла упрямая складка. – И все же я верю, мы, европейцы, победим. Азия отменяется! * * * Экстренное сообщение из Италии. Час назад в кратере одного из потухших вулканов, расположенных на так называемых Флегрейских полях близ Неаполя, произошел грандиозный взрыв. Специалисты теряются в догадках о причинах этого взрыва. Одни говорят, что это результат проснувшихся подземных сил в этом вулкане, другие намекают на искусственный характер этого взрыва, сила которого такова, что буквально развалила этот вулкан. Впрочем, не это самое страшное. В результате этого взрыва резко возросла сейсмическая активность в этом районе. Регистрируются колебания силой в два-три балла, нагрев почвы до пятидесяти градусов Цельсия и резкое повышение в атмосфере концентрации зловонных сероводородных газов. Жители Неаполя и окрестных поселков в панике покидают свои дома. Известнейший вулканолог, профессор Джакомо Серге утверждает, что это явные признаки деятельности так называемого супервулкана, расположенного под Флегрейскими полями, название которых с латинского переводится как огненная земля. Напомним нашим телезрителям, что подобный взрыв восемь месяцев назад произошел на территории Соединенных Штатов Америки, в Йеллоустонском национальном парке, под которым, оказывается, также расположен супервулкан. Тогда в происхождении взрыва не было сомнений – это был ядерный взрыв, в организации которого США обвинили Китай. По чистой случайности этот взрыв не привел к извержению этого супервулкана, и лишь это и отсутствие прямых доказательств к причастности к этому Китая остановило Соединенные Штаты от ответных мер. Сейчас же, похоже, взрыв достиг своей цели – супервулкан в Италии проснется. Последствия его могут оказаться катастрофическим не только для Италии, но также для Франции, Турции и других стран, расположенных в Средиземноморском бассейне. Известный политолог Поль Крамер заявляет, что он не верит в такие совпадения, и утверждает, что взрыв близ Неаполя – это ответ Соединенных Штатов на взрыв в Йеллоустонском парке. Фактически, в случае извержения супервулкана на Флегрейских полях на таких странах, как Италия, Франция, Турция, можно будет поставить крест. А ведь именно эти страны являются форпостом экспансии Азии в Европе. Кроме того, заявляет политолог, отнюдь не случайно гигантский взрыв близ Неаполя день в день совпал с запуском с Байконура сверхтяжелого спутника, изготовленного совместно Объединенной Русью и Соединенными Штатами Америки, производство которого было сопряжено с беспрецедентными мерами секретности. Ходят упорные слухи, что запуск этого спутника есть продолжение программы, начатой русичами и американцами запуском пилотируемого космического корабля в гиперпространство. От себя добавим, что в этот же день стартовал еще один амбициозный совместный проект двух стран – строительство гигантского моста через Берингов пролив, который объединит Евразийский и Североамериканский континенты. Похоже, борьба за мировое лидерство, как мы ранее и предсказывали в связи со смертью Папы Римского Павла X, переходит на новый, более жесткий, бескомпромиссный виток. Кто одержит верх – Соединенные Штаты Америки и Объединенная Русь или громадная Азия с Китаем во главе? При поступлении новой информации мы немедленно будем сообщать о ней нашим телезрителям. Джон Макрой, Линда Вильсон для CNN из Неаполя. Не переключайтесь!