---------------------------------------------


 Фармер Филип Жозе
 Вторничный ломтик мира

 Филип Фармер 
 Вторничный ломтик мира 
 перевод В. Либрент-Лациса 
 Попасть в Среду почти невозможно. 
 Как каждый, у кого есть хоть сколько-нибудь воображения, Том Пим часто думал, каково живется в других днях недели. 
 Даже некоторые телешоу спекулируют этим. Том Пим участвовал в нескольких из них, однако у него никогда не возникало настоящего желания покинуть свой мир. А потом сгорел его дом. 
 Это произошло накануне восьмого дня весны. Он проснулся и увидел пепел и пожарных. Один из них, в белой асбестовой одежде, жестом приказал ему оставаться внутри. Через пятнадцать минут другой человек в таком же костюме дал знать, что опасность миновала. Нажав кнопку, Том Пим открыл дверь - и его ноги на три дюйма погрузились в пепел. При тушении пожара верхний слой пепла намок и превратился в корку, под которой все еще сохранялось тепло. 
 Он спросил, что случилось, хотя в этом не было никакой необходимости. 
 - Мы полагаем, короткое замыкание, - ответил пожарный. - Но точно пока не знаем. Это началось сразу после полуночи, как раз между окончанием среды и тем моментом, когда мы заступили на смену. 
 "Все-таки пожарные и полицейские живут не так, как другие люди, подумал Том Пим. - Несмотря на то что они, как и все остальные, ограничены рамками полуночи, график жизни у них совсем другой". 
 Тем временем его соседи вышли из своих каменаторов, или, как их часто называли, "гробов". Еще шестьдесят остались заняты, ожидая своего часа. 
 Людям нужно было явиться на работу к 8.00, и все проблемы с новой одеждой и жильем следовало решить до начала рабочего дня, так как телестудия, где они работали, готовила большое шоу, а времени оставалось только сто сорок четыре Дня. 
 Они позавтракали в центре первой помощи. Госорганизации легко нашли бы для Тома вполне благоустроенное жилье, но он :решил позаботиться об этом сам и, обратившись к одному из работников центра, спросил, не знает ли он подходящей квартиры. 
 Тот знал: такая квартира находилась всего в шести кварталах от сгоревшего дома Тома Пима; ее бывший хозяин, гример, недавно умер, и жилье, похоже, еще не было занято. Томтут же побежал звонить, но, как выяснилось, напрасно, поскольку офис открывался только в десять. Об этом его проинформировал автоответчик - рыжеволосая красотка с турмалиновыми глазами и очень сексуальным голосом. Она произвела бы на Тома большое впечатление, если бы они уже не были знакомы - девица играла несколько небольших ролей в двух его шоу. 
 А потому он знал, что этот сводящий с ума голос ей не принадлежит, как, впрочем,и цвет глаз. 
 В полдень он позвонил еще. раз и попросил ответившую ему через десять минут миссис Белифилд послать запрос на квартиру. Та сделала ему выговор за то, что он не позвонил раньше: мол, такие дела за один день не делаются, и Том, устав объяснять ей свое положение, решил на все плюнуть. Бюрократы! 
 Этой ночью он пошел в ночлежку, где под действием индукционного поля (час сна в котором заменяет два) проспал необходимые четыре часа, а проснувшись, направился в свой цилиндр. Секунд десять он стоял в нем, вглядываясь сквозь прозрачные двери других цилиндров в серые фигуры внутри, затем нажал кнопку и вскоре уже был без сознания. 
 В ночлежке ему пришлось провести еще три ночи. Еще три дня весны, а осталось только пять. Правда, в Калифорнии это не имеет никакого значения. А вот когда он жил в Чикаго, зима была похожа на тополиный пух на ветру, весна - на зеленый взрыв; лето несло с собой буйство света и горячее дыхание; осень походила на пьяного шута в ярком костюме, упавшего в грязную лужу. 
 На четвертый день Том получил извещение о том, что наконец-то может переехать в ту самую квартиру. Это оказалось сюрпризом: он знал с дюжину человек, которые в ожидании жилья по году - сорок восемь дней или около того - прожили в ночлежках. 
 Том переехал на пятый день; чтобы наслаждаться жизнью, в запасе у него оставалось еще целых три дня весны. Однако ива из них пришлось потратить на покупку одежды, продуктов и других вещей, а также на знакомство с соседями. Иногда он жалел о том, что посвятил свою жизнь искусству. Телевизионщики напряженно работали пять, а то и шесть дней, тогда как сантехник, к примеру, только три из семи. 
 Его новое жилище оказалось так же велико, как остальные, а дополнительная прогулка протяженностью в шесть кварталов была даже полезна. В доме жили восемь человек в день, включая его самого. 
 В тот вечер Том попросил Мейбл Курту, невысокую, с пышными формами женщину лет двадцати пяти, работавшую секретарем продюсера, познакомить его с жильцами и распорядком дома. А чтобы переезд был окончательно завершен, Тому оставалось лишь убедиться, что его каменатор привезен и установлен, после чего можно было забыть о хлопотах и расслабиться. 
 Мейбл Курта, взявшая на себя обязанности гида, сопровождала его в каменаторную. Она трижды разводилась, и теперь замужество для нее ничего не значило (до тех пор, конечно, пока не появится мистер Настоящий). Том тоже не раз разводился и в данный момент был не прочь жениться опять, но ей об этом не сказал. 
 - Пойдем посмотрим на твою спальню, - сказала Мейбл. - Она маленькая, но, слава Богу, звукоизолированная. 
 Том двинулся было за ней, но вдруг замер на месте. 
 Мейбл оглянулась: - В чем дело? 
 - Эта девушка... - В каменаторной стояло шестьдесят три высоких серых цилиндра, и Том смотрел на обитательницу ближайшего из них. - О-о!.. Как она прекрасна! 
 Если Мейбл и ревновала, то ловко скрыла это. 
 - Да, пожалуй! 
 У девушки были длинные ноги, лицо, которое поражало бы Тома при каждой встрече, даже если бы они виделись по тысяче раз в день; черные, слегка вьющиеся волосы и стройная фигура. 
 Ее открытые глаза в тусклом свете казались фиолетово-голубыми. Одета она была в тонкое серебристое платье. 
 Табличка над дверью гласила: "Дженни Марлоу. Родилась в 2031 году, Сан-Марино, Калифорния (следовательно, ей двадцать четыре года). Актриса. Не замужем. Житель Среды". 
 - В чем дело? - спросила Мейбл. 
 - Ни в чем. 
 Как мог он рассказать о сладкой боли в паху, возникающей от страсти, которая не может быть удовлетворена? Боли при виде прекрасного. 
 - "Желанья наши - прах пред волей Рока. Любовь, не спрашивая нас, разит вслепую". 
 - Что? - переспросила Мейбл и рассмеялась: - Ты, должно быть, шутишь? 
 Она не сердилась, поскольку понимала, что Дженни Марлоу не могла соперничать с ней - ведь эта женщина все равно что мертва. И была права: Том жил во Вторнике, а Мейбл недурна, достижима и даже, после нескольких стаканчиков, довольно соблазнительна. 
 После шести они вернулись в комнату отдыха, где уже находилось большинство жильцов. Одни слушали свои наушники, другие, переговариваясь, смотрели по телевизору сводку новостей. Всем хотелось знать, что случилось в нынешний и прошлый вторник. 
 Спикер дома вышел в отставку. Причина: истечение срока службы, а также неизлечимая болезнь. Он уже расплатился за фамильное кладбище в Миссисипи, где для него зарезервирован пьедестал. Когда наука откроет секрет омолаживания, он сможет выйти из каменатора. 
 - Он выйдет, когда рак свистнет! - сказала Мейбл, скривив губы. 
 - О, я думаю, они решат эту проблему, - заметил Том. - Ученым уже удалось приостановить процесс старения у кроликов. 
 - Я не это имела в виду, - ответила она. - Я уверена, они придумают, как омолаживать людей. И что тогда? Ты думаешь, всех их действительно собираются раскаменить? С теми, что будут жить тогда, население удвоится, утроится, а то и учетверится! Ты думаешь, их не оставят в каменаторах? - Она рассмеялась и добавила: - А что без них будут делать голуби? 
 Том обнял Мейбл за талию и представил себе, что обнимает ту девушку. Впрочем, у той на талии наверняка не было ничего лишнего. 
 "Забудь о ней. Думай о реальном. Смотри новости". 
 Миссис Уайлдер ударила кухонным ножом сначала своего мужа, а потом себя. Сразу же после приезда полиции оба были закаменены и отправлены в госпиталь... Выясняется причина ухудшения работы окружного правительства. Получены жалобы, что работники Понедельника не установили компьютеры для смены Вторника. Дело направлено в соответствующие инстанции обоих дней... База Ганимеда сообщает, что Большое Красное Пятно на Юпитере испускает слабые, но отчетливые импульсы, в которых прослеживается некая закономерность. 
 Последние пять минут программы были посвящены выдающимся событиям других дней. Миссис Кутмар, заведующая дома, переключила телевизор на другой канал, где демонстрировалии комедию, - никто не возражал. 
 Том ушел, предварительно сообщив Мейбл, что собирается лечь спать рано и один, поскольку впереди у него трудный день. 
 А сам на цыпочках спустился в холл и направился в каменаторную. 
 В помещении, озаренном мягким светом и наполненном множеством теней, было тихо. Шестьдесят цилиндров стояли, как древние колонны подземного зала сгоревшего города. Пятьдесят пять мутно-белых бесстрастных лиц виднелись за светлым металлопластиком, У некоторых глаза были открыты; но большинство их закрыло в ожидании появления поля. 
 Том посмотрел на Дженни Марлоу и опять затосковал. Она вне его досягаемости, не для него. До среды оставался всего один день. Нет, всего лишь четыре с половиной часа. 
 Том дотронулся до двери - гладкая и слегка прохладная. 
 Девушка смотрела на него. В ее опущенной правой руке был зажат ремешок портмоне. Когда дверь откроется, она шагнет наружу. Некоторые, перед тем как отправиться в каменатор, принимали душ и приводили в себя в порядок, чтобы после раскаменения не терять времени на туалет. 
 Тому тоже хотелось выйти из своего "гроба" в то же самое время. 
 Но он был заперт в Среде. 
 Том вел себя как шестнадцатилетний мальчишка. Ему было шестнадцать приблизительно сто шесть лет назад, но это не имело значения. Психологически ему было тридцать. 
 Поднявшись на второй этаж, он чуть было не вернулся, чтобы еще раз взглянуть на девушку, но заставил себя пойти в свою комнату и решил, что сразу же уснет. Может быть, она ему приснится. Говорят, что сны - исполнение желаний. Если это так, то он увидит ее. Правда, до сих пор данное свойство сновидений еще не было доказано, а вот то, что человек, лишенный сна, сходит с ума, сомнений не вызывало. Поле, создаваемое гипномашиной, погружало человека в сон. Ровно через четыре часа спящий пробуждался и отправлялся а каменатор, где иное поле приостанавливало всякую атомную, и субатомную активность. В таком состоянии он оставался до появления активирующего поля. 
 Том спал, но Дженни Марлоу не пришла к нему. А если и приходила, то он этого не помнил. 
 Проснувшись, Том умылся:и решительным шагом направился в каменаторную, где уже стояло все население дома, выкуривая последнюю сигарету, разговаривая и смеясь. Скоро они войдут в свои цилиндры, и воцарится тишина. 
 Том часто думал: а что бы случилось, если бы в один прекрасный день он не вошел в свой каменатор? Как бы он себя чувствовал? Паниковал бы? Вся жизнь Тома состояла из Вторников. Может быть, Среда с грохотом обрушится на него, как приливная волна, подхватит и швырнет на рифы странного времени? 
 Что, если сейчас найти какую-нибудь причину, подняться наверх и не возвращаться до появления поля? Тогда он не сможет войти в свой цилиндр, двери которого открываются только в строго определенное время. Правда, можно успеть добежать до общественных аварийных каменаторов, что в трех кварталах отсюда. 
 А если он останется в своей комнате и дождется Среды? 
 Такие происшествия случались. Если у нарушителя не было разумной причины, он шел под суд. "Несоблюдение времени" считалось вторым по тяжести преступлением после убийства, и не имевшего оправдания, будь он в своем уме или нет, приговаривали к закаменению. Или, другими словами, мананированию. Мананированного преступника, неподвижного и бессознательного, надлежало сохранять невредимым до тех пор, пока наука не найдет способа лечить безумцев, невротиков, преступников и больных. Манана. 
 - Как оно там, в Среде? - спросил Том человека, который однажды из-за аварии вынужден был остаться. 
 - Откуда мне знать? Меня взяли минут через пятнадцать. Я был в том же городе, но так и не увидел ничего, кроме нескольких медбратьев из "скорой". Они закаменили меня и так оставили до Вторника, а во Вторник меня начали лечить. 
 "А если бы я потерял сознание?" - подумал Том. Но... даже думать о таких вещах было сумасшествием. Попасть в Среду было почти невозможно. Почти. Но возможно. Это займет много времени, но это можно сделать. 
 Он в нерешительности стоял у своего каменатора. Соседи уже начали прощаться: 
 - До встречи! До свидания! До Вторника! 
 - Спокойной ночи, любимый! - сказала Мейбл. 
 - Спокойной ночи, - пробормотал Том. 
 - Что? 
 - Спокойной ночи! 
 Том взглянул на прекрасное лицо за прозрачной дверью и улыбнулся: ему вдруг показалось, что она могла услышать, как,он пожелал спокойной ночи женщине, которая назвала его любимым. 
 У него оставалось еще десять минут. По всему дому гудел сигнал: "Все собирайтесь! Пора отправляться в шестидневное путешествие! Бегом! Помните о наказании!" Том помнил, но ему хотелось оставить сообщение для незнакомки. Взяв со стола диктофон, он включил его и сказал: 
 "Дорогая мисс Дженни Марлоу. Меня зовут Том Пим; мой каменатор стоит рядом с вашим. Я тоже актер; мы даже работаем с вами на одной студии. Я знаю, что поступаю несколько самонадеянно, но хочу вам сказать, что никогда не видел столь совершенной красоты. Вы очень красивы и, наверное, очень талантливы. Я бы с удовольствием посмотрел какое-нибудь из ваших выступлений. Не могли бы вы оставить для меня чтонибудь в- пятой комнате? Думаю, хозяин не будет возражать. Искренне ваш Том Пим". 
 Он положил диктофон и задумался. Послание получилось немного нескладным, но, вероятно, это было то, что надо. 
 Чрезмерная лесть или настойчивость могли бы попросту вывести Дженни из себя. Он дважды отметил ее красоту, но не слишком акцентировал на этом внимание. И ей трудно будет противиться проявлению внимания к предмету ее гордости - актерскому мастерству. Никто не знал об этом лучше его. 
 Том вошел в свой цилиндр, нажал на кнопку и посмотрел на часы. Пять минут до полуночи. Лампочка на огромном экране компьютера в полицейском участке не вспыхнет из-за него. 
 Через десять минут полицейские Среды выйдут из своих каменаторов и приступят к своим обязанностям. 
 Десять минут между двумя днями. За это короткое время можно разрушить ад, и порою так и происходит. Но за то, чтобы стены времени стояли непоколебимо, приходится платить... 
 Том открыл глаза. Его ноги немного затекли, а голова качнулась вниз. Активация длится миллионную долю микросекунды, и сердце никогда не узнает, что было остановлено надолго, но мышцы все же не успевают моментально среагировать и удержать тело в прежнем положении. 
 Том нажал на кнопку и открыл дверь. Всякий раз, когда это происходило, ему казалось, что он включал новый день. Прошлой ночью, перед тем как войти в каменатор, Мейбл сделала макияж и теперь выглядела подчеркнуто свежо. Том сделал ей комплимент, отчего она радостно улыбнулась, и пообещал встретиться с ней за завтраком. 
 Поднимаясь наверх, Том остановился на полпути, дождался, когда все разбрелись по своим комнатам, затем тихонько вернулся в каменаторную и включил диктофон. 
 Голос с легкой хрипотцой, но мелодичный, сказал: 
 "Дорогой мистер Пим. Я уже получала сообщения из других дней. Это интересно - общаться через бездну миров, если вы не возражаете против такого преувеличения. Но в подобном общении, если оно не ново, нет никакого смысла. Интерес к обитателю другого дня может принести только разочарование. Ведь этот человек - всего лишь голос и холодное неживое лицо в металлическом гробу. Я слишком поэтична. Извините. Но если человек вас не интересует, чего ради поддерживать отношения? Может, я и красива, но, помимо красоты, у меня есть и чувства. Я могла бы вообще не ответить на ваше послание, но мне бы, не хотелось обидеть вас или показаться невежливой. Так что, пожалуйста, не оставляйте больше сообщений". 
 Диктофон умолк, но Том ждал. Может быть, она сделала паузу для эффекта? Вот сейчас раздастся игривый смешок, и она скажет: "Но я не люблю огорчать мою публику. Пленка с записью моих выступлений в вашей комнате". 
 Однако молчание затянулось. Том выключил диктофон и пошел завтракать. 
 С 14.40 до 14.45 на работе, полагалось отдыхать. Том лег в кровать, нажал на кнопку и через минуту уже спал. На сей раз Дженни ему приснилась; она была белой сияющей фигурой, появившейся из темноты и плывшей ему навстречу, и выглядела еще красивей, чем в каменаторе. 
 На службе Том настолько закрутился, что домой пришел только к ужину. Дольше задерживать его на работе администрация не могла, потому что поужинать на студии возможности не было. 
 Визгливый голос миссис Кутмар должен был зазвучать в динамике лишь через минуту, и Том еще успел бы сбегать в каменаторную, чтобы еще разок взглянуть на Дженни. Но он не стал этого делать. 
 "Она меня околдовала, - думал он по пути в гостиную. - Нелепость какая. Я взрослый мужик, в конце концов. Может, стоит показаться психиатру?" Да, напиши заявление и жди, пока психиатр найдет для тебя время, - дней триста, если повезет. А если этот психиатр не поможет, пиши заявление другому и жди еще триста дней. Заявление... Том замедлил шаг. Заявление. А как насчет запроса, но не психиатру, а о переходе? Почему бы и нет? Что он теряет? Может, конечно, ничего не выйдет, но попыткам-то не пытка. 
 Но даже достать бланк для запроса оказалось не так-то просто. Чтобы заполучить его, Том провел два выходных в очереди в Центральном городское бюро: Сначала eму дали не тот бланк, и пришлось стоять еще раз. Отдельной Очереди для тех, кто хотел поменять день, не было, поскольку не находилось достаточно желающих, которые могли бы ее составить. Таким образом, ему пришлось выстоять очередь в общий отдел Центра передвижения Департамента важных замен и в Бюро переводов. Ни одно из этих учреждений эмиграцией в другие дни не занималось. 
 Получив наконец вожделенный бланк, Том не отошел от окошка, пока не проверил номер его формы и не попросил служащего перепроверить все еще раз. Очередь за спиной кричала и ругалась, но Том ни на что не обращал внимания и, лишь убедившись, что все действительно в порядке, направился в другой конец огромного зала, где снова встал в очередь - на сей раз к компостеру. 
 Через два часа он уселся за некое подобие школьной парты с вращающимся верхом, над которой размещался большой экран, вставил бланк в прорезь и, глядя на проекцию, принялся нажимать на компостерные кнопки, помечая нужные места против соответствующих вопросов. После чего оставалось только опустить бланк в другую щель и надеяться, что он не затеряется и всю эту муторную процедуру не придется повторять. 
 В этот вечер Том спустился в каменаторную, прислонился лбом к металлической стенке цилиндра и, обращаясь к строгому лицу за дверью, пробормотал: "Должно быть, я действительно влюбился по уши, раз уж отважился пройти через все это. А ты ничего не знаешь. Но даже если бы и знала, то вряд ли оценила бы мой подвиг. Ведь я тебе совершенно безразличен". 
 Чтобы доказать себе, что он все еще владеет своим серым веществом, Том прихватил с собой Мейбл и отправился на вечеринку, которую устраивал продюсер Сол Воремволф. Он только что сдал государственный экзамен и получил статус "А-13". Это означало, что в свое время - если, конечно, его не покинут удача и трудолюбие, - он сможет стать исполнительным вице-президентом студии. 
 Вечеринка удалась, и Том с Мейбл вернулись приблизительно за полчаса до каменирования. Том постарался воздержаться от чрезмерного употребления ликера, дабы не стать легкомысленным и не поддаться чарам Мейбл. Впрочем, он знал, что несмотря на предпринятые предосторожности выйдет из каменатора помятым и в полной мере ощутит все последствия вечеринки, а на работе будет выглядеть и чувствовать себя черт знает как. 
 С извинениями он отстранил Мейбл и направился в каменаторную первым. .И вовсе не потому, что хотел закаменироваться раньше времени. Сделать это в неурочный час было невозможно, ведь каменаторы активировались в строго определенный срок. 
 Том подошел к цилиндру Дженни и постучал по двери: "Я весь вечер старался не думать о тебе. Мне хотелось быть честным по отношению к Мейбл. Ведь это непорядочно - быть с ней и все время думать о тебе". 
 В любви все справедливо... 
 Том записал было для Дженни еще одно сообщение, но, подумав, уничтожил его. Зачем? Кроме того, он знал, что сипит с перепоя, а ему хотелось предстать перед ней в лучшем своем виде. 
 Для чего ему это? Какое ей до него дело? 
 Просто ему так хотелось. И в этом не было никакой причины или логики: он любил эту запретную, недостижимую, далекую и в то же время такую близкую девушку. 
 В каменаторную тихонько вошла Мейбл. 
 - Ты псих! 
 Том аж подскочил. Почему? Ему нечего стыдиться. Тогда отчего он так зол на нее? Его замешательство было понятно, а вот гнев... 
 Мейбл рассмеялась, и Том обрадовался: теперь все можно было обратить в шутку. Он принялся недовольно на нее ворчать. Мейбл послушала-послушала и, развернувшись, удалилась, но через минуту вернулась, ведя за собой остальных жителей дома. Приближалась полночь. 
 К этому моменту Том уже находился в цилиндре. Неожиданно он вышел, откатил на колесиках каменатор Дженни и развернул свой так, чтобы видеть ее, стоя внутри. Затем вернулся обратно и нажал на кнопку. Пара прозрачных дверей слегка исказила лицо Дженни. Казалось, она переместилась больше, чем просто в пространстве, - во времени, в недостижимости. 
 Тремя днями позже, зимой, Том получил письмо. Проходя мимо почтового ящика у входа, он услышал жужжание и остановился. Ждать пришлось недолго: через несколько секунд письмо напечаталось и выскочило в щель. Это был ответ на его просьбу перейти в Среду. 
 Отказано. Основание: нет веских причин для перехода. 
 Это была правда. Но он не мог сообщить им настоящую причину, которая была менее убедительна, чем указанная. Он прокомпостировал клетку напротив номера 12: "Попасть в Среду, где мой талант мог бы лучше реализоваться". 
 Он ругался, он пришел в ярость: поменять свой день на любой другой его человеческое, гражданское право! Это должно быть его правом. Ну и что, что процесс перехода чрезвычайно хлопотен? Ну и что, что необходимо переслать его документы и все записи о нем с момента рождения? Ну и что... 
 Том мог злиться сколько угодно, но это ничего не меняло, Он прикован к Вторнику. 
 - Пока нет, - пробормотал он. - Пока нет. К счастью, я могу подать неограниченное количество запросов. Я пошлю еще один. Они думают, что отвязались от меня? Ха! Ладно, я их доконаю! Человек против машины. Человек против системы. Человек против бюрократии, игра без правил. 
 Прошло двадцать зимних дней, промчались восемь весенних, и опять наступило лето. На второй из двенадцати дней лета он получил ответ на очередной запрос. 
 Это был не отказ, но и не согласие. В письме говорилось: если он считает, что ему будет психологически лучше в Среде, поскольку так сказал астролог, то ему следует достать заключение психиатра по поводу астрологического анализа. 
 Том Пим сделал антраша. Слава Богу, что он живет в такое время, когда астрологов уже не считают шарлатанами. Люди - массы - заявили, что астрология необходима и должна быть легализована и уважаема. Таким образом, закон прошел, и у Тома Пима был шанс. 
 Он спустился в каменаторную, поцеловал дверь цилиндра и рассказал Дженни Марлоу хорошие новости. Та не отреагировала, но Тому показалось, что ее глаза стали чуть-чуть светлее. 
 Это была, конечно, только игра его воображения, но ему нравилось так думать. 
 На то, чтобы добиться консультации у психиатра и трижды посетить врача, Том потратил еще один год, еще сорок восемь дней. Доктор Зигмунд Трауриг был другом доктора Стелелы, астролога, и для Тома, таким образом, все упрощалось. 
 - Я тщательно изучил графики доктора Стелелы и внимательно проанализировал вашу навязчивую идею насчет этой женщины, - сказал доктор.-Я согласен с доктором Стелелой в том, что вы всегда будете несчастны во Вторнике, но не уверен, что в Среде вы станете счастливее. Однако, если вас так заклинило на этой мисс Марлоу, думаю, что вам следует отправиться в Среду. Но только в том случае, если вы подпишете соглашение встретиться с психиатром для дополнительного обследования. 
 Только потом Том Пим осознал, что доктор мог просто отказать ему, сославшись на большое количество пациентов. 
 Но тогда подобная мысль была бы неблагодарностью по отношению к доктору. 
 Теперь ему оставалось ждать, пока все необходимые бумаги перешлют В инстанции Среды. Его битва была выиграна только наполовину, поскольку другой чиновник мог запросто прекратить дело. Но если Том добьется своей цели, что тогда? Дженни может отвергнуть его, и второго шанса у него уже не будет. 
 Думать о том, что это может случиться, было невыносимо, но ведь и такой поворот событий не исключался. 
 Том погладил дверь и прижался к ней губами. 
 - Пигмалион мог по крайней мере прикоснуться к Галатее, - сказал он. Уверен, что боги - великие немые бюрократы - сжалились бы надо мной, потому что я этого сделать не могу. Уверен. 
 Психиатр сказал, что Том не способен к настоящим и продолжительным отношениям с женщиной, как и множество мужчин этого мира, привыкших к легкопреходящим связям. Он влюбился в Дженни Марлоу по нескольким причинам. Прежде всего она может походить на кого-нибудь из его детства. Скажем, на мать. Нет? Хорошо. Глубокая и важная правда заключается в том, что он любит мисс Марлоу потому, что она не может отвергнуть его, прогнать или стать надоедливой, ворчать, плакать, кричать и тому подобное. Он любит ее потому, что она недосягаема и безмолвна. 
 - Я люблю ее так, как, должно быть, Ахиллес любил Елену, которую видел на стене Трои, - сказал Том. 
 - А я и не знал, что Ахиллес был влюблен в Елену Троянскую, - заметил доктор. 
 - Хоть у Гомера об этом не сказано, я знаю, что так должно было быть! Кто мог видеть ее и не любить? 
 - Черт возьми, откуда мне знать? Я ее никогда не видел! Я так и знал, что ваши заблуждения усилятся... 
 - Я поэт! - сказал Том. 
 - Вы имеете в виду само совершенство! Хм-м. Должно быть, она действительно нечто экстраординарное. На сегодня у меня нет никаких планов. Вот что я вам скажу: вы меня заинтриговали. Я заскочу к вам вечером и взгляну на эту невероятную красавицу - вашу Елену Троянскую. 
 Доктор Трауриг явился сразу после ужина, и Том Пим повел его вниз, через холл, в каменаторную, в недра большого дома, будто гид, сопровождающий известного критика к только что обнаруженной картине Рембрандта. 
 Доктор долго стоял напротив цилиндра, несколько раз хмыкал и проверял табличку над дверью. Затем он обернулся и сказал: 
 - Я понимаю, что вы имели в виду, мистер Пим. Очень хорошо. Я дам ход этому делу. 
 - Разве она не особенная? - спросил Том на крыльце. - Она не из этого мира - фигурально выражаясь, конечно. 
 - Очень красива. Но я считаю, что вы на пороге великого разочарования, возможно, горя, а то и сумасшествия - терпеть не могу такие ненаучные термины! 
 - Я использую свой шанс, - сказал Том. - Я знаю, это звучит чудаковато, но где бы мы были, если бы в нашем мире не было чудаков? Вспомните человека, изобретшего колесо, Колумба, Джеймса Ватта, братьев Райт, Пастера... Да вы сами можете продолжить список. 
 - Едва ли корректно сравнивать этих пионеров науки с собой и своим стремлением жениться. Но, как я уже выяснил, она потрясающе красива. Это чрезвычайно любопытно. Почему она не замужем? Что с ней не так? 
 - Да она дюжину раз могла выйти замуж! - воскликнул Том. - Главное, она не замужем сейчас! Может быть, она разочарована и поклялась дождаться того самого мужчину. Может быть... 
 - Здесь нет никаких "может быть"! Вы просто неврастеник, - сказал Трауриг. - Но я верю, что для вас опасней оставаться здесь, чем отправиться в Среду. 
 - Так вы согласны?! - завопил Том, хватая руку доктора и пожимая ее. 
 - Возможно. Но у меня есть некоторые сомнения... - Доктор был весьма дальновиден. 
 Том засмеялся, отпустил руку доктора и похлопал его по плечу: 
 - Скажите "да"! Ведь вы были по-настоящему потрясены! Только покойник устоит против такой красоты! 
 - Она в порядке, - сказал доктор. - Но вы должны все обдумать. Если вы попадете туда, а она даст вам от ворот поворот, ваш конец может стать очень печальным - о, как я не люблю использовать такие поэтические слова! 
 - Нет, этого не произойдет. Мне не может быть хуже. Только лучше. Я смогу хотя бы увидеть ее живой. 
 Пролетели весна и лето. И в одно прекрасное утро, которое Тому никогда уже не забыть, пришло письмо с разрешением и инструкциями по переходу в Среду. Они оказались достаточно просты. Тому предписывалось лишь дождаться техников, которые должны были переналадить таймер в основании цилиндра. 
 Он никак не мог понять, почему ему не разрешили попросту не воспользоваться каменатором одну ночь и спокойно перейти в Среду, но вскоре бросил попытки вникнуть в бюрократическую логику. 
 Сообщать об этом кому-либо в доме он не собирался, главным образом из-за Мейбл. Но она все равно узнала обо всем на студии, заплакала, увидев его за обедом, и убежала к себе в комнату. Она очень переживала, но никому не позволила утешать себя. 
 В тот вечер, когда Том открыл дверь своего каменатора, его сердце билось как никогда сильно. К этому моменту остальные обо всем уже знали, ему не удалось сохранить свою тайну. 
 В общем-то он был даже доволен, что проболтался, поскольку соседи, похоже, обрадовались, натащили напитков и наговорили кучу пожеланий. В конце концов спустилась и Мейбл и со слезами на глазах тоже пожелала ему удачи. Она знала, что Том не любил ее по-настоящему, и надеялась, что кто-нибудь влюбится в нее, вот так же взглянув в ее каменатор. 
 Узнав, что Том ходил на прием к доктору Трауригу, Мейбл сказала: 
 - Он очень влиятельный специалист. Сол Воремволф, который тоже посещает его, говорит, что Трауриг пользуется влиянием и в других днях. К тому же доктор Трауриг издает "Psyche Crosscurrents". Ты, наверное, знаешь - это один из тех немногих журналов, что читают другие люди. 
 Под другими Мейбл, конечно же, подразумевала тех, кто жил в дни со Среды по Понедельник. 
 Том сказал, что рад встрече с Трауригом, поскольку тот использовал свое влияние, побудив инстанции Среды пропустить так быстро его запрос. Стены между мирами ломаются очень редко, но очень влиятельные люди делают это, когда их очень попросят. 
 Немного погодя Том опять стоял, трепеща, перед цилиндром Дженни. В предыдущий раз он думал, что всегда будет видеть ее только в каменаторе. Но теперь уже совсем скоро увидит ее реальной, полной жизни. 
 - Ave atque vale![ Здравствуй и прощай! (лат.) ]- сказал он громко. 
 Все радостно закивали. Мейбл усмехнулась: - Как старо! 
 Они думали, что Том обращался к ним, - хотя, возможно, так оно и было. 
 Том вошел в цилиндр, закрыл дверь и нажал на кнопку. Он будет держать глаза открытыми, чтобы... 
 Сегодня была Среда. И хотя все оставалось по-прежнему, он как будто очутился на Марсе. 
 Том открыл дверь и вышел. Он видел лица семи человек и читал их имена на табличках, но не знал их. 
 Начал было здороваться, но вдруг застыл на месте. 
 Цилиндр Дженни Марлоу исчез. 
 Он схватил ближайшего человека за руку: 
 - Где Дженни Марлоу? 
 - Отпустите. Мне больно. Она ушла. Во Вторник. 
 - Вторник! Вторник? 
 - Да. Она давно хотела уйти. Здесь было что-то такое, что делало ее несчастной. Она была несчастна, это точно. Два дня назад она сказала, что ее документы наконец-таки приняты. 
 Видимо, тот психиатр из Вторника использовал свое влияние. Он приходил и видел ее в каменаторе, брат. 
 Стены, люди и каменаторы поплыли перед его глазами. 
 Время водило хоровод вокруг Тома. Это не Среда, это не Вторник. Это никакой день. Внутри он был прикован к какой-то сумасшедшей дате, которая никогда не могла существовать. 
 - Она не могла сделать это! 
 - Она это сделала! 
 - Но... ведь больше одного раза перемещаться нельзя! 
 - Это ее проблема. 
 Это было также и его проблемой. 
 - Я не должен был показывать ее ему! - пробормотал Том. - Сволочь! Свинья! Непрофессиональная, неэтичная свинья! 
 Том Пим долго стоял в каменаторной, затем пошел на кухню. 
 Если не принимать во внимание людей, то все осталось таким, каким было всегда. 
 Затем он пошел на студию и принял участие в ситуативной игре, точно такой же, как во Вторнике, Вечером Том посмотрел сводку новостей. Президент Соединенных Штатов имел другие лицо и имя, но слова его речи были такими же, как у президента во Вторнике. 
 Тома представили секретарю продюсера - ее звали не Мейбл, но с таким же успехом ее имя могло быть и таким. 
 Разница состояла лишь в том, что теперь Дженни была окончательно недосягаема для него, и еще, пожалуй, в том, что это в корне изменило его жизнь.