Аннотация: От старой гостиницы, возвышающейся на скале, веет тайной. «Огненное колесо» – в недалеком прошлом прибежище пиратов и контрабандистов – привлекает внимание полиции. Всему виной – размещенное в газетах объявление. Потомки покойного хозяина гостиницы собираются вместе, чтобы раскрыть секрет тайной комнаты. Но двойное убийство повергает всех в шок. Расследование официальных властей не приносит результатов. И только вмешательство Мод Сильвер помогает раскрыть загадочное преступление…


---------------------------------------------


 Патриция Вентворт
 Огненное колесо


 Обращаюсь к тем читателям, которые так беспокоятся о состоянии здоровья мисс Сильвер. Ее периодическое покашливание является просто средством самовыражения. Оно не указывает ни на какую болезнь бронхов. Она совершенно здорова.

    П. В.



 ГЛАВА ПЕРВАЯ


 Джейн Херон сделала несколько грациозных скользящих шагов и медленно обошла круг наблюдавших за ней женщин. Показ моделей одежды Клариссы Харлоу был в полном разгаре, и она демонстрировала платье под названием «Больше не вздыхай». Выше талии не было практически ничего, кроме нескольких складок переливчатой ткани, но юбка смотрелась необычно и совершенно потрясающе. В ней было намного больше ткани, чем казалось. Ткань плотно прилегала к фигуре, но при танце начинала развеваться, подобно водяным брызгам на ветру. Джейн подняла руки движением, которому постаралась придать как можно больше естественности, и сделала несколько летящих шагов, словно вальсируя. Юбка пришла в движение. Какая-то женщина вблизи Джейн восторженно вздохнула. Другая сказала:
 – Божественно! Но я не должна… я действительно не должна…
 Миссис Левингтон громко крикнула своим довольно резким голосом, обращаясь к миссис Харлоу, находившейся в другом конце комнаты:
 – Я возьму его, но вы не должны продавать эту модель еще кому-то в течение трех месяцев.
 Сказав это, она поманила к себе Джейн.
 – Подойдите сюда! Я хочу посмотреть, как оно застегивается.
 Джейн подошла к ней со смиренным видом, составлявшим часть ее работы. Про себя же она подумала, что это платье будет узко этой покупательнице в лучшем случае на десять сантиметров. Миссис Левингтон была не толстой, но плотной – слишком широкой в плечах и бедрах. Несомненно, красивой, если кому-то нравятся дамы такого типа. Джейн такие дамы не нравились.
 Ей было все равно, кто купит платья Клариссы Харлоу, – для нее самой они были слишком недоступны и останутся такими навсегда. Джейн присутствовала здесь только потому, что благодаря ее действительно красивой фигуре стоимость платьев увеличивалась по крайней мере на двадцать пять процентов.
 Миссис Харлоу, великолепно одетая, быстро подошла к ним с чрезвычайно деловым видом:
 – Хорошо, все будет в порядке, миссис Левингтон. Вы можете прийти на первую примерку завтра в десять тридцать. Нет, боюсь, что не могу назначить вам другое время – мы очень заняты.
 Безразличие, граничащее с грубостью, – это ее линия поведения: «Соглашайтесь или уходите, а мы обойдемся и без вас». Просто удивительно, как это действовало на всех. Вот и миссис Левингтон смиренно согласилась с назначенным временем. Джейн разрешили уйти.
 Раздевалка была заполнена девушками и одеждой. Когда Джейн входила в комнату, одна из девушек как раз выходила – симпатичная блондинка в тонком черном платье, необычность которому придавал покрой и оригинальная драпировка юбки. Джейн сняла платье под названием «Больше не вздыхай» и аккуратно повесила его. У нее возникло ощущение, что она никогда не будет так хорошо выглядеть, как в этом платье. Ведь красивой у нее была только фигура. Ее лицо казалось слишком маленьким и слишком бесцветным. Когда она смотрелась в зеркало, то видела в нем пару красивых серых глаз и довольно большую копну черных волос. Больше о внешности Джейн Херон сказать было бы нечего, если бы не ее безупречная фигура. Она была худенькой, но не тощей. Все находилось на своем месте и имело хорошую форму. Джейн уделяла фигуре очень много времени – ведь она обеспечивала Джейн крышу над головой и кусок хлеба. Это также была весьма послушная фигура – ей не нужно было угождать и потворствовать. Джейн знала девушек, которые жили в ежедневном страхе пополнеть и боялись даже взглянуть на картошку или кусочек сливочного масла. У Джейн таких проблем с фигурой не возникало. Даже если бы она ела шоколадный пудинг на сале каждый день в течение года, она бы все равно не поправилась.
 Показ моделей подходил к концу, и Джейн не нужно было больше выходить. Повесив платье, она надела темную юбку, натянула через голову джемпер и накинула жакет. В комнате стоял невообразимый шум: девушки одевались и одновременно трещали без умолку. Джейн пришлось стоя сменить туфли, которые были на ней, на свои темные туфли. Ей удалось на мгновение протиснуться к зеркалу, чтобы надеть небольшую черную шляпку в виде тюрбана, которая очень подходила к ее костюму. И вот она Золушка после двенадцатого удара часов: ни красоты, ни сияния, ни цвета, за исключением помады на губах. Помада была слишком яркой, но для показа одежды приходится краситься сильнее. Джереми будет смотреть косо и бормотать что-то о почтовых ящиках. Ну и пусть, ей все равно.
 Джейн вышла на улицу. Там было довольно холодно. Похоже, будет сильный мороз. Она попрощалась с Глорией и Дафной и направилась к концу улицы. Иногда Джереми встречал ее там, но сегодня его не будет из-за показа: никогда нельзя предугадать, как долго он продлится.
 Она повернула за угол, а он выскочил из-за какой-то двери. Джейн обрадовалась, особенно в тот момент, когда она почувствовала себя Золушкой. Он взял ее под руку, а она прошептала:
 – Ой, не надо было приходить! Джереми Тавернер сказал:
 – Не глупи! Как прошел показ?
 – Две из показанных мной вещей проданы. Это повышает мои акции.
 – Все те же ужасные женщины?
 – Они не все такие уж ужасные.
 – Просто не понимаю, как ты это выдерживаешь.
 – А я не представляю, что еще могла бы делать, что не стала бы ненавидеть еще больше.
 – Например?
 – Служба в магазине… нянька… компаньонка…
 – Есть множество работ для женщин.
 – Дорогой, меня не готовили ни к одной из них.
 Он сказал сердитым голосом:
 – Не называй меня «дорогой»!
 – Я назвала тебя так?
 – Да, и мне это не нравится.
 Она весело рассмеялась.
 – Это ничего не значит – так часто говорят. У меня это вырвалось случайно.
 Он сказал еще более сердито:
 – Вот поэтому-то мне и не нравится!
 Он сжал ее руку довольно больно.
 Она поморщилась:
 – Дорогой, ты делаешь мне больно! – Затем, неожиданно сменив голос и манеру, она добавила: – Не будь занудой, потому что мне нужно с тобой поговорить, правда, нужно.
 Несмотря на то что его назвали занудой таким голосом, который придавал разговору интимный и приятный для него характер, Джереми продолжал сердиться:
 – Не понимаю, почему ты не была ничему обучена. Всех девушек должны чему-то обучать.
 Да, дорогой, но меня не обучили. Моя мама вышла замуж за практически нищего священника, витавшего в облаках. У них никогда не находилось времени подумать об этом, так как приход был большой и бедный. И они умерли, когда мне исполнилось пятнадцать лет. Меня взял к себе дедушка, а затем отправил в школу, в которой больше внимания уделяли манерам и совсем не думали о таких отвратительных вещах, как зарабатывание денег на жизнь.
 – Который из дедушек?
 – Да дедушка Тавернер, мамин отец, брат твоего дедушки – восьмой ребенок и шестой сын старого Джереми Тавернера. Я знаю их всех наизусть. Старшего звали Джереми по отцу, а затем следовали Мэтью, Марк, Люк, Джон, Эктс и две девочки, Мэри и Джоанна. Твоего дедушку звали Джон, а моего – Эктс. И если бы мы случайно не встретились полгода назад на скучнейшей вечеринке, мы бы и не знали о существовании друг друга. Я хочу сказать, что ты не знал бы обо мне, а я не знала бы о тебе.
 Она приблизилась к нему, так что ее плечо касалось его руки.
 – Полагаю, что остальные шесть тоже оставили потомство, и думаю, что большинство из них видели объявление и откликнулись на него. Мне ужасно интересно, какие они. А тебе?
 Джереми ответил:
 – Наверное, это была бы потрясающая семейная встреча.
 – Ну, я не знаю… Люди отдаляются друг от друга…
 – Не до такой степени. Мой дед часто вспоминал свою сестру-близнеца Джоанну, но не думаю, что он когда-либо встречался с ней. Ты знаешь, он был умным, получил множество стипендий и работал в одной из исследовательских лабораторий. Вот как получилось, что мой отец стал доктором. Он погиб в тысяча девятьсот восемнадцатом году. Мама снова вышла замуж, и меня тоже растил дед… Ой! Вон твой автобус!
 Они побежали к автобусу и смогли втиснуться в него, но продолжать разговор было невозможно. Джейн повезло, так как автобус проходил мимо ее улицы. Когда они вышли из автобуса, им нужно было только перейти улицу и пройти треть пути по Милтон Крессент до дома № 20.
 Джейн открыла дверь своим ключом и повела Джереми через три лестничных пролета к мансарде, где были две комнаты, которые когда-то являлись спальнями для горничных. И еще кладовка и ванная комната. Джейн занимала обе комнаты и называла их «моя квартира». Задняя комната служила гостиной. Когда шторы задергивали и включали свет, комната всегда потрясала ее своей уютной обстановкой. В ней стояло старое бюро из древесины грецкого ореха. Над ним в такой же рамке висело зеркало, верх которого украшал золотой орел. Два стула эпохи королевы Анны были обтянуты китайской парчой. На полу лежал великолепный персидский ковер и стоял диван с множеством разноцветных подушечек. Мистер Тавернер со странным именем Эктс начал трудовую жизнь поставщиком подержанной мебели, а затем стал хозяином небольшого антикварного магазина из тех, которые обеспечивают своему хозяину массу удовольствия, но приносят не очень много наличности. Джейн принадлежала та мебель, которую ей удалось спасти от продажи.
 – А теперь, – сказала она, отворачиваясь от окна, – будь умницей и поставь чайник на огонь – ужасно хочу чаю. А потом я покажу тебе то, что получила этим утром.
 Джереми наклонился, зажег камфорку и выпрямился:
 – Я знаю, что ты получила – ответ от абонентского ящика номер три тысячи и сколько-то там, потому что я тоже его получил и принес показать тебе.
 Они уселись рядышком на диване, и каждый достал лист глянцевой белой бумаги. В верхней части листов было написано: «Абонентский ящик 3093». Одно из посланий начиналось со слов «Дорогой сэр», а второе – «Дорогая мадам». В послании к Джейн было написано:
 «Ваш ответ на объявление, приглашающее потомков Джереми Тавернера, скончавшегося в 1888 г., связаться с вышеуказанным абонентским ящиком, получено, и содержание принято к сведению. Будьте любезны сообщить дату смерти вашего деда Эктса Тавернера и указать, хорошо ли вы его помните и до какой степени вы поддерживали с ним контакт».
 Исключая разницу слов в обращении, в остальном оба письма были идентичны. Потом Джереми и Джейн хмуро рассматривали их. Джереми сказал:
 – Не понимаю, к чему он клонит.
 – Быть может, он пишет историю семьи.
 – А зачем ему это?
 – Не знаю, но многие так делают. Давай напишем ответ, возможно, что тогда мы что-то узнаем.
 Он нахмурился еще больше:
 – Послушай, давай лучше я напишу.
 – Джереми, не будь занудой!
 – Я не хотел, чтобы ты отвечала на это объявление.
 – Я знаю, ты мне уже говорил.
 Она вскочила и начала доставать чайные принадлежности: невысокий чайник времен королевы Анны, две чашки с блюдцами из вустерского фарфора, причем одно из блюдец было склеенное, темно-синий блестящий кувшинчик для молока и симпатичную коробочку для чая, на которой были нарисованы пасторальные сцены.
 Джереми медленно спросил:
 – Что ему нужно?
 – Воссоединение семьи, дорогой, – всех наших кузенов. Возможно, некоторые из них окажутся веселыми людьми. А то, знаешь ли, ты не очень-то большой весельчак, мой милый.
 Он подошел к ней и встал около нее с заносчивым видом.
 – Я считаю, что тебе лучше отказаться от этого. Если хочешь, я могу написать письмо.
 Джейн подняла глаза, в которых ясно читалось упрямство.
 – Возможно, ты не слышал, что я сказала: «Не будь занудой!»
 – Джейн…
 – И я повторяю: зануда, зануда, зануда, тоска зеленая. – Затем она сделала шаг назад и предупреждающе топнула ногой: – Ты ведь не хочешь, чтобы я рассердилась?
 – Я не знаю…
 Темные ресницы опустились на мечущие искры глаза. Под бледной кожей проступил румянец.
 – Я очень устала. – Затем, резко сменив интонацию, она сказала: – О, Джереми, будь человеком!




 ГЛАВА ВТОРАЯ


 Находившийся в комнате Джекоб Тавернер был тощим, как обезьяна, с таким же, как у обезьяны, беспокойным и злобным взглядом. Климат различных стран, в которых он побывал, оттенил и высушил его кожу. Его волосы хорошо сохранились, седина только чуть тронула их, и они были похожи на сухую траву. Его блестящие глаза были орехового цвета. Он стал на пару сантиметров ниже своего обычного роста в метр семьдесят. Тонкие руки и ноги делали его похожим на паука. На нем была какая-то старая одежда, которую обычно можно увидеть на умерших бродягах или на миллионерах. Он был не совсем миллионером, но очень близок к этому. И в данный момент он встречался со стряпчим Джоном Тейлором, чтобы распорядиться своей собственностью. Не то чтобы он собирался умирать – ни в коем случае, но, научившись за семьдесят лет получать удовольствие от многих вещей, он теперь намеревался развлечься всегда завораживающим процессом составления завещания, которое может вызвать споры.
 Мистер Тейлор, знакомый с ним уже около сорока пяти лет, даже не пытался перечить ему в этом последнем чудачестве. Иногда он говорил: «Конечно», иногда: «Я бы посоветовал вам получше подумать над этим», а иногда вообще ничего не говорил. Тогда Джекоб Тавернер внутренне усмехался, а злоба в его глазах становилась заметнее. Молчание означало неодобрение, а когда Джон Тейлор не одобрял его действия, он чувствовал, что получил над ним преимущество. Джон Тейлор олицетворял собой респектабельность среднего класса, и когда Джекобу предоставлялась возможность подколоть эту самую респектабельность, он всегда с удовольствием делал это.
 Они сидели, разделенные письменным столом, и Джон Тейлор делал записи. Это был пухлый человечек, и все в нем было очень аккуратным, включая блестящий лысый череп, аккуратно окаймленный сзади полоской седых волос.
 Джекоб Тавернер сидел, откинувшись на спинку кресла и засунув большие пальцы в кармашки жилета, и посмеивался.
 – А знаете, я ведь получил пятьдесят ответов на свое объявление. Пятьдесят! – Он издал звук, похожий на карканье. – Как много в этом мире бесчестных людей, не правда ли?
 – Прежде всего, в нем не должно существовать бесчестных намерений…
 Джекоб Тавернер надул щеки, а затем неожиданно выпустил из них воздух со звуком, похожим на «Пфу!», явно проявляя презрение к мнению стряпчего.
 – Тавернер не такая уж распространенная фамилия, а в сочетании с именем Джереми… «Потомки Джереми Тавернера, скончавшегося в 1888 году» – вот что я написал в своем объявлении. Я получил пятьдесят ответов и половина из них фальшивки.
 – У него вполне могут быть пятьдесят потомков, – сказал Джон Тейлор.
 У него могло быть и сто, и двести, и триста, но не половина из тех, кто ответил на мое объявление. У него было восемь детей, не считая четырех, которые умерли еще в колыбели. Мой отец Джереми был самым старшим из них. Следующими пятью сыновьями были Мэтью, Марк, Люк, Джон и Эктс, а двух девочек звали Мэри и Джоанна. Мэри была четвертым ребенком между Марком и Люком, а Джоанна с Джоном были близнецами. Так что потомков может быть предостаточно. Если хотите знать, то именно это подало мне идею. Старый Джереми был хозяином гостиницы «Огненное колесо» на прибрежной дороге, ведущей к Ледлингтону, а до него хозяином был его отец. Оба были по уши втянуты в торговлю контрабандными товарами, на которой неплохо заработали. Они привозили товары и очень успешно прятали их в погребах гостиницы. – Джекоб фыркнул. – Я помню его. А вот как он говорил об этом: «Мы очень ловко всех облапошивали». Умер он в восемьдесят восьмом и оставил все моему отцу, своему старшему сыну Джереми. – Лицо Тавернера сморщилось в гримасе, и он стал еще больше походить на обезьяну. – Ну и скандал же был в семье! Все перестали разговаривать с моим отцом и не вели никаких дел. Он сдал гостиницу в долгосрочную аренду, положил денежки в карман и стал подрядчиком. Он нажил состояние, а я его пополнил, но из-за давней семейной ссоры я не могу составить достойное завещание, не опубликовав объявление о поисках моей родни. Джон Тейлор недоверчиво посмотрел на него.
 – Не хотите же вы сказать, что совершенно ничего не знаете ни о ком из них!
 Джекоб издал свой странный сухой смешок.
 – Вы поверите, если я скажу это?
 – Нет, ни за что.
 Джекоб снова засмеялся.
 – Ну и не надо. Можно сказать, что я знаю кое-что, но этого очень мало. Некоторые из них многого добились в жизни, а некоторые опустились почти на дно. Одни умерли в своих постелях, другие – нет. Я сопоставил то немногое, что мне было известно, с тем, что узнал из пятидесяти писем. Теперь для начала должен сказать, что мое поколение меня не интересует, да и большинства из них уже нет в живых. Что же касается моих денег, то они им не нужны, так как они либо нажили свое состояние, либо привыкли обходиться без него. В любом случае они мне не нужны. Меня интересует следующее поколение – праправнуки старого Джереми, и именно им я хочу оставить свои деньги. Но вы должны понять, что и среди них не все получат деньги. Я уже выбрал некоторых из них и оставлю все им.
 – Вы хотите сказать, что беседовали с ними?
 – Нет, я не беседовал с ними. Я не хотел ввязываться в это лично, во всяком случае сейчас. Должен сказать, что я взял на себя смелость и воспользовался вашим именем.
 «Ну уж это слишком, Джекоб!» – Мысли Тейлора четко отразились на раздраженном лице.
 Его клиент рассмеялся опять.
 – Вы это переживете. Я не скомпрометировал вас – просто пригласил тех, кого выбрал, прийти сюда сегодня после полудня и встретиться с вами.
 Джон Тейлор похлопал себя по колену.
 – Встретиться со мной – не с вами?
 – Конечно не со мной. Я великий Аноним в том, что касается моего появления. Вы можете сказать им мое имя, но мне хотелось бы взглянуть на них до того, как они увидят меня. Вы будете беседовать с ними, а я спрячусь – он дернул тощим локтем – за той дверью. Я все услышу, а меня не услышит никто. Вы разместите девять стульев спинками ко мне. Я смогу смотреть через дверную щель и видеть все, а меня никто не увидит.
 Джон Тейлор наклонился вперед и совершенно серьезно заявил:
 – Знаете, Джекоб, иногда мне действительно кажется, что вы сумасшедший.
 Ответом были гримаса и странный смех.
 – Мой дорогой Джон, я плачу вам кругленькую сумму для того, чтобы больше никто не мог так сказать. Кроме того, это неправда. Просто я сохранил молодой задор, а вы превратились в старомодного зануду. Я люблю резвиться, чудить и подшучивать надо всеми. У меня куча денег. Какая от них радость, если не использовать их для своего удовольствия? Я хочу развлечься – вот и все. Ну а теперь, может быть, вы позволите мне перейти к сути дела и рассказать вам о людях, которые придут к вам сегодня?
 Джон Тейлор сжал губы, придвинул к себе листок бумаги и взял в руки остро заточенный карандаш. Всем своим видом он демонстрировал смирение, сквозь которое проступал намек на протест. Джекоб снова издал свой гогочущий смех:
 – Подготовились? Ну тогда приступим! Фамилия Тавернер, Джеффри и Милдред – внук и внучка второго сына Джереми, Мэтью, брат и сестра – им около сорока.
 Джон Тейлор записал это на листке.
 – Записал? Теперь следующий брат, Марк. Его внучка по женской линии – миссис Флоренс Дьюк.
 Джон Тейлор ничего не сказал. Он просто записал: «Миссис Флоренс Дьюк». Джекоб поднял глаза к потолку.
 – Четвертым ребенком Джереми была девочка, Мэри. Вот здесь мы начали подниматься по социальной лестнице. Она сбежала, чтобы поступить на сцену, и вышла замуж за графа Рэтли – из древнего рода, без мозгов, без денег в кармане, но с разваливающимся фамильным замком в Ирландии. Семья графа была крайне недовольна. Сначала Мэри подвела их, пойдя на сцену, а затем молодые супруги запятнали свою репутацию, занявшись торговлей. Как бы то ни было, обе стороны не питали друг к другу теплых чувств. Ну, теперь Мэри нет и титула нет – последний наследник по мужской линии погиб во время войны. Но есть внучка – леди Мэриан Торп-Эннингтон.
 Джон Тейлор быстро поднял глаза.
 – Леди Мэриан…
 Джекоб кивнул:
 – Леди Мэриан О'Хара – леди Мэриан Моргенштерн – мадам де Фарандоль – леди Мэриан Торп-Эннингтон.
 – Мой дорогой Джекоб!
 Старик ухмыльнулся:
 – Знаменитая красавица – или бывшая красавица. По всем параметрам та еще штучка – весьма разнообразный вкус на мужей. Вышла за Моргенштерна из-за денег – да никто бы и не вышел за него по другой причине, но он обобрал ее как липку.
 – Я помню. Это была сенсация. Он оставил все благотворительным организациям и своему секретарю.
 – Изрядное разочарование для моей кузины Мэриан. После этого она вышла замуж за молодого де Фарандоля – автомобильного гонщика, который погиб перед самой войной. Он оставил ей не так уж много денег. Теперь она замужем за Фредди Торп-Эннингтоном, чья фабрика по производству маринованных продуктов только что потерпела крах. Ей никогда не везло, как вы видите. Теперь мы спустимся вниз по социальной лестнице. Следующий сын, Люк, он оставил большое потомство. Люк не был тем, что называется респектабельным человеком, он стал бродягой и умер в работном доме. Но одна из его дочерей вышла замуж за вокзального носильщика в Ледлингтоне, и у них был один сын. Я выбрал его. Его зовут Альберт Миллер, а проще Эл.
 – Что заставило вас выбрать его?
 Тон Джона Тейлора выдавал его заинтересованность. Он был готов профессионально подтвердить всем пришедшим, что Джекоб Тавернер не был официально признан сумасшедшим. Человек, которому удалось собрать около миллиона фунтов, может позволить себе быть эксцентричным. Как частному лицу, Джону было интересно увидеть, к чему приведет эта эксцентричность и насколько далеко она заведет.
 Джон вынул булавку из лацкана своего шокирующе старого пиджака и сделал ею в воздухе несколько колющих движений.
 – Написал имена на листке бумаги, закрыл глаза и тыкал в имена иголкой. Не хотел, чтобы было более одного-двух человек от каждой линии. Иголка сразу же попала на Эла, проткнув букву М в фамилии Миллер, поэтому я и выбрал его. Это хорошая булавка. Знаете, она у меня уже сорок пять лет. И всегда, когда меня одолевают сомнения, я закрываю глаза и колю ею – и она ни разу меня не подвела. Однажды я ее потерял и думал, что сойду с ума. Обронил ее в собственном кабинете, и мне сказали, что не могут ее найти. Она выскользнула из моей руки, когда я пытался заткнуть ее назад в лацкан пиджака. Я собрал всех и объявил: «Мужчина, женщина или мальчик, нашедший или нашедшая булавку, получит десять фунтов, но если она не будет найдена, то все будут уволены». И через два часа смышленый парнишка пришел и сказал, что нашел ее. Я взглянул на принесенную им булавку и сказал: «В моей конторе нет места для дураков. Убирайся отсюда и держись подальше от конторы».
 – Почему он был дураком и как вы узнали, что это не ваша булавка?
 Джекоб щелкнул пальцами:
 – А как вы отличаете своих детей от чужих? Если вы имели что-то в своем распоряжении в течение сорока с лишним лет, то вас никто не обманет. А он оказался дураком, потому что принес мне совершенно новую булавку из упаковки. Решил, что очень умный, и добился только того, что его уволили.
 – Но вы все же получили ее назад? Джекоб осторожно приколол булавку к лацкану пиджака:
 – Я заплатил за нее женщине-вымогательнице пятьсот фунтов. Я бы заплатил и вдвое больше. Она думала, что обошла меня, но я отыгрался. Никто никогда не мог меня обманывать безнаказанно. Это слишком долгая история, чтобы ее сейчас рассказывать. Итак, мы разобрались с потомками Мэтью, Марка, Мэри и Люка, а теперь обратимся к близнецам Джоанне и Джону. Начнем с Джоанны. Ее судьба довольно интересна. Она вышла замуж за человека по фамилии Хиггинс, а ее дочь вышла замуж за человека по фамилии Кастелл – Фогерти Кастелла, отец которого был португальцем, а мать ирландкой. А я выбрал одного из внуков по линии Хиггинсов – Джона Хиггинса, плотника по профессии, в свободное время читающего проповеди прихожанам. Я выбрал его, а также Кастеллов. Я сказал, что не собираюсь иметь дело с кем-нибудь из моего поколения, но они являются исключением, подтверждающим правило. Я выбрал их, потому что они будут все время под рукой. А теперь номер семь – Джон. Я выбрал его внука Джереми Тавернера, служащего в регулярных войсках, – капитана Джереми Тавернера. Затем номер восемь, Эктс, – старый Джереми взял имена всех детей из Библии. Я выбрал его внучку по имени Джейн Херон.
 Она работает в магазине – примеряет платья и демонстрирует их, а толстые дамы и тощие старые девы думают, что будут в этих платьях выглядеть так же, как она. По крайней мере дважды за сегодняшний день вы назвали меня сумасшедшим, Джон Тейлор, но я не так безумен, как эти женщины, которые ходят на демонстрацию мод и покупают одежду, демонстрируемую девушкой, имеющей фигуру, какой у них никогда не было и не будет. Ну вот и все претенденты, а я ухожу в соседнюю комнату. Вот вам генеалогическое древо, чтобы все было понятнее. Кстати, Кастеллы не придут. У меня будет личная встреча с ними, и они ждут в гостинице. А остальные вот-вот подойдут. Интересно, кто из них явится первым? Возможно тот, кто беднее всех, хотя люди такого сорта часто бывают гордыми. Бедность, жадность или, возможно, обычная пунктуальность – любая из трех причин может привести их сюда минута в минуту. Ну а теперь займитесь расстановкой стульев, чтобы я мог видеть и слышать сидящих на них, а вы спросите у них и скажете им все, о чем я попросил вас рассказать им. И к черту самого последнего!




 ГЛАВА ТРЕТЬЯ


 Молодой клерк открыл дверь и объявил:
 – Мисс Тавернер…
 Милдред Тавернер, заглянув в дверь, оглядела комнату и стоящие в ней стулья, затем вошла с видом одного из первых христиан, вступающих в мир. Вряд ли вид Джона Тейлора мог вызвать нервный трепет даже у самой застенчивой жертвы, но мисс Тавернер сразу поспешно начала что-то объяснять и извиняться. Поэтому было весьма сомнительно, что она успела заметить его круглое лицо, лысую голову или любые другие особенности его внешности, которые могли иметь успокаивающее воздействие.
 – О, господи… я не собиралась приходить первой. Вы хотите сказать, что до сих пор никто еще не пришел? Я даже не думала… я хочу сказать, что ожидала увидеть своего брата, – он позвонил мне и сказал, чтобы я была здесь ровно в половине. Ничто не раздражает его так, как ожидание, и я всегда спешу, хотя это бывает нелегко. Если, конечно, мои часы не убегают вперед – это иногда случается, когда стоит теплая погода, но не в такой день, как сегодня. Кроме того, я знаю, что опоздала на пять минут, потому что у меня порвался шнурок ботинка как раз тогда, когда я уже собралась выходить из дома, поэтому я никак не думала, что буду первой.
 Она вложила свою вялую руку в руку Джона Тейлора, и он заметил, что на ней надеты весьма странные перчатки – одна черная, а другая темно-синяя. На кончике указательного пальца черной перчатки была дырка.
 Садясь на один из девяти стульев, она уронила сумку, из которой тут же вывалились связка ключей, карманная расческа, маникюрные ножницы, бутылочка с таблетками аспирина, три карандаша, пара смятых счетов и сомнительного вида носовой платок. Она суетливо запихнула все обратно, даже не пытаясь разложить все поаккуратнее, в результате чего сумка раздулась и никак не хотела закрываться.
 Джон Тейлор с интересом наблюдал за представлением. Он надеялся, что Джекобу все хорошо видно. Сам бы он ни за что не выбрал Милдред Тавернер, но он не знал, что задумал Джекоб и для чего собрал именно этих родственников. На вид мисс Тавернер было около сорока пяти лет. Она была длинная и жилистая, слегка горбилась. Ее светлые рыжеватые волосы напоминали ему волосы Джекоба: такие же ломкие на вид и торчали в разные стороны из-под совершенно не шедшей ей шляпки. Она старалась не поднимать на него свои довольно бесцветные глаза. Лицо было удлиненным и бледным, а брови совершенно незаметны. Она была одета в темно-синий жакет и юбку, общий вид которых давал повод подумать, что раньше их носил кто-то другой: юбка чуть провисала сзади, а жакет слегка задирался спереди. Шея ее была замотана в клочковатый шерстяной шарф в розовую и голубую клетку.
 Рассмотрев все это, Джон Тейлор вежливо улыбнулся и сказал:
 – Ну хорошо, мисс Тавернер, все просто прекрасно. Мы можем начать, пока другие не подошли.
 Он взял в руки листочек с генеалогическим древом, на котором были написаны имена восьми детей Джереми Тавернера и их потомков, и рассмотрел его.
 – Мистер Джекоб Тавернер хочет, чтобы я кое-что обсудил с каждым из вас. Вы являетесь потомком….
 О, моим дедом был Мэтью – второй ребенок. Старшим был Джереми, названный в честь отца. – Она резко замолчала, взглянула на него и отвела глаза. – О Боже, я хорошо знаю генеалогическое древо своей семьи. У старого Джереми было восемь детей: Джереми, Мэтью, Марк, Мэри, Люк, Джоанна, Джон, Эктс. А Мэтью – это наш дед, мой и моего брата Джеффри. Он стал строителем и подрядчиком и хорошо преуспел в жизни – был довольно богатым и весьма уважаемым человеком, хоть и сектантом, а я, конечно же, принадлежу к англиканской церкви. Дед оставил все дела после себя в хорошем состоянии, но моему отцу не повезло. – Она вздохнула и поправила свой ужасный шарфик. – После его смерти мы оказались в весьма стесненных обстоятельствах, поэтому я стала работать у подруги в мастерской, занимающейся вышивкой, в Стритхэме. Джеффри это не понравилось, но что же нам оставалось делать? Во время войны я не была мобилизована, так как у меня слабое сердце. Конечно, Джеффри очень умен – ведь на государственной службе иначе нельзя.
 Дверь открылась, и в комнату вошел Джеффри Тавернер.
 Глядя через специально оставленную щель, Джекоб Тавернер рассматривал своего кузена Джеффри. Похож на свою сестру и в то же время не похож. Оба светлые, худые, обоим около сорока лет, но сестра напоминала жеваную веревку, а брат вполне сошел бы за интересного мужчину. Он был на несколько лет моложе сестры. Но если сестра была увядшей женщиной, то он держался прямо и был довольно хорошо сложен. Когда он подошел к столу, выражение его лица сменилось с официального, но вежливо-приветливого при обращении к Джону Тейлору, на явно раздраженное, когда его взгляд упал на сестру.
 Она тут же пустилась в объяснения и извинения:
 – Я думала, что ты уже здесь. Я совсем не собиралась приходить одна – я правда очень расстроилась, когда поняла, что пришла первой. Конечно, как очень мило сказал мистер Тейлор, кто-то же должен быть первым… но я ни за что бы не вошла сюда, только я задержалась, когда выходила из дома, и поэтому думала, что опоздала. Мои часы…
 Джеффри сказал суровым тоном:
 – Твои часы всегда идут неправильно.
 Он уселся на стул и обратился к мистеру Тейлору:
 – Я не совсем понимаю, зачем нас пригласили сюда. Я ответил на объявление, содержащее просьбу к потомкам Джереми Тавернера, скончавшегося в 1888 году, написать сообщение на определенный абонентский ящик. После обмена несколькими письмами мы с сестрой были приглашены сюда на сегодня. Первое письмо я отправил, как уже сказал, на абонентский ящик. Ответ, который я получил, не был подписан, поэтому сразу же хочу сказать, что мне хотелось бы знать, с кем я имею дело.
 – Конечно, мистер Тавернер. Вы имеете дело со мной.
 – А кого вы представляете?
 – Мистера Джекоба Тавернера, являющегося сыном старшего сына Джереми Тавернера.
 Похоже, что Джеффри обдумывал полученный ответ. Затем он сказал:
 – Очень хорошо – я здесь. И в чем же дело?
 Джон Тейлор покрутил карандаш.
 – Мой клиент сообщил мне, что ваши ответы вполне удовлетворили его в том, что касается вашей подлинности.
 – Да, мы отправили ему копии наших свидетельств о рождении и брачного свидетельства наших родителей.
 – Мне поручено уточнить еще кое-какие детали. Вы, как я понимаю, являетесь внуком Мэтью Тавернера, второго сына Джереми.
 – Да, это так.
 – Вы его помните?
 – Меня уже спрашивали об этом. Я ответил, что помню. Мне было около двенадцати лет, когда он умер. Моя сестра немного старше.
 – Я помню его очень хорошо, – сказала Милдред Тавернер. – У него был жуткий характер до тех пор пока его не хватил удар, но потом он стал намного приятнее. Он часто рассказывал разные истории о старой гостинице и давал нам мятные конфеты из жестяной коробочки – такие кругленькие и полосатые.
 Молодой клерк снова открыл дверь, что-то невнятно пробормотал, но был оттеснен в сторону. В комнате появилось нечто яркое, принесшее с собой струю аромата дорогих французских духов. Нечто очень высокое, очень элегантное и очень женственное надвигалось с легкой, но сияющей улыбкой. Темно-голубые глаза с потрясающими ресницами остановились на Джоне Тейлоре. Глубокий мелодичный голос произнес:
 – Я должна представиться – леди Мэриан Торп-Эннингтон. Никто никогда не пишет мою фамилию правильно, и это совершенно неудивительно. Я всегда говорю Фредди, что он должен опустить одну из частей фамилии, но он говорит, что не может из-за того, что родственники, которые, возможно, собираются оставить ему в наследство деньги, могут обидеться и исключить его из своих завещаний. Поэтому мне все время приходится объяснять, как эта двойная фамилия пишется, например, что в слове Эннингтон рядом стоят две буквы «н».
 Она грациозно опустилась на стул:
 – А теперь скажите мне – я с вами переписывалась?
 Когда она отошла от двери, из-за ее спины появилась длинная и худощавая фигура. Это был мужчина, выглядевший весьма неуклюже в странно сшитом синем костюме – слишком тесном, слишком легком, слишком стильном. Заметив его, Джон Тейлор спросил наугад:
 – Мистер Миллер?
 – Да, правильно.
 В руках Эл Миллер держал кепку, которую он постоянно крутил и мял так, что было ясно, что срок ее службы значительно сократится. Он стоял достаточно долго, и Джекоб Тавернер смог заметить, что он очень нервничал и что волосы его были влажными и покрытыми большим количеством чего-то жирного. Его темное лицо блестело от пота, а галстук вызывал тоску. Вдруг Миллер осознал, что стоит только он один, и неожиданно устроился на краешке стула, вытащил из кармана яркий носовой платок и промокнул лоб.
 Он все еще продолжал это занятие, когда в комнату вошли Джереми Тавернер и Джейн Херон, приехавшие вместе.
 Увидев это из своего укрытия, Джекоб Тавернер скривился. Он не думал, что от них ему будет какой-то прок. Однако кто его знает! Если сначала что-то не удалось, делай попытки снова и снова.
 Джереми и Джейн были на несколько лет моложе всех остальных участников встречи. Он видел их свидетельства о рождении и поэтому знал это. Леди Мэриан было тридцать семь лет, хотя выглядела она моложе и будет молодо выглядеть еще лет десять, а то и больше. Она, конечно, красавица, и этого у нее не отнять. На ее лице, несомненно, много косметики, но кожа под ней очень даже неплохая. Прекрасные волосы – такой яркий каштановый оттенок встречается довольно редко. Великолепные зубы, совершенно не испорченные курением, которому привержены в наше время три четверти женщин. Красивая фигура, прекрасные формы. Ему самому нравились женщины с формами, но он подумал, что ей придется последить за своим весом после сорока. Он вспомнил строчки из песенки:
  Меня будет слишком много 
  В недалеком будущем. 
 Элу Миллеру около тридцати. Похож на рыбу, вытащенную из воды. Молодой Джереми Тавернер и он сам – кузены; довольно комично, если задуматься над этим. Симпатичный парень, этот молодой Джереми – делает честь семье. Ему должно быть двадцать семь… или двадцать восемь? Нет, двадцать семь. А девице Джейн Херон должно быть двадцать два. Грациозная девочка с очень хорошей фигуркой – без такой фигурки она не стала бы манекенщицей. В остальном ничего особенного: бледное личико, алая помада, довольно хорошая форма головы, темные волосы, скромная неяркая одежда.
 Он прислушался и услышал, как леди Мэриан сказала:
 – Моя бабушка Мэри Тавернер? О да, конечно, я помню ее. Считают, что я очень похожа на нее. Знаете, она ведь сбежала из семьи и поступила на сцену, а потом вышла замуж за моего деда.
 У нас в Рэтли есть ее портрет, и все считают, что для этого портрета позировала я.
 Она повернулась к окружающим с сияющей улыбкой, словно ждала аплодисментов. В это время дверь открылась, и вошедший в комнату Джон Хиггинс попал прямо в сияние этой улыбки. В его ярко-голубых глазах появилось слегка смущенное выражение. Леди Мэриан стояла прямо лицом к нему и улыбалась, но, увидев его, отвернулась. Она заговорила с джентльменом, сидевшим за письменным столом. Джон остался стоять у двери и ждал, когда она закончит. Ее смех разнесся по комнате.
 – Бабушка была очень красива, и мой дед боготворил ее. Однако мне нужно учесть, что в том виде, в каком я помню ее, она уже весила около ста килограммов. Но ей было наплевать на это! – Последним словам она придала налет драматичности. – Ужасно, совершенно ужасно. Потому что нет ничего хуже беспокойства о том, чтобы сохранить стройную фигуру, а беспокойство утомляет, ведь правда?
 В последнем слове проскользнул легкий ирландский акцент. Она обвела присутствующих своими красивыми глазами, на этот раз ища сочувствия.
 – Она никогда не позволяла себе волноваться, и я не должна. Она дожила до девяноста лет, и я надеюсь дожить до такого же возраста. А какие чудесные истории она рассказывала мне о тех днях, когда играла на сцене!
 Джон Хиггинс стоял не двигаясь, смотрел и слушал. Он, возможно, не смог бы выразить это словами, но она вызывала у него такое чувство, которое ощущаешь, когда солнце начинает набирать силу в начале весны. Он не знал, что можно сказать в этом случае, но существует много вещей, которые мы не способны выразить словами. Поэтому он ничего не произнес, просто не отводил от нее своих ярко-голубых глаз. Его густые светлые волосы стояли дыбом, как результат полученного потрясения, и он возвышался на несколько сантиметров над всеми, находившимися в комнате. Джекоб, следивший за ним из своего укрытия, определил, что он был ростом около метра девяноста сантиметров, а молодой Джереми – где-то между метром восьмьюдесятью и метром восьмьюдесятью пятью.
 Мэриан Торп-Эннингтон все еще говорила, когда ручка двери повернулась и дверь резко распахнулась. Вошедшая женщина выглядела крупной и высокой даже рядом с Джоном Хиггинсом. У нее были красивые глаза, масса темных волос и красноватый цвет лица, который требовал, чтобы его постоянно осветляли с помощью разных средств. Несмотря на то что она все же была красива, в ее внешности ощущался налет вульгарности. Да и одежда способствовала этому впечатлению: ярко-синие жакет и юбка, белое пальто из овчины с клетчатой подкладкой, шарфик веселенькой расцветки с алыми клетками и такая шляпка, которую можно носить только тогда, когда вы молоды и стройны.
 Она огляделась и сказала:
 – Ну, наконец-то я добралась. Всем добрый день! – и подошла к столу.
 – Миссис Дьюк, Флоренс Дьюк – это я. Для друзей – Флосс. Я внучка Марка Тавернера, третьего сына старого Джереми. Дед был клерком у стряпчего: Зарабатывал не так уж много, но всегда был добр к нам, детям. Мои два брата погибли во время войны. Мой отец умер, когда я была еще младенцем. Он тоже был клерком, а звали его Уильям Дьюк. Поэтому-то мы и жили с дедом.
 Слова выходили из нее одно за другим, подобно пузырькам, поднимающимся в растительном масле, – медленно и уверенно.
 Джекоб подумал: «Эту женщину трудно будет остановить, если она захочет что-то сказать».
 Джон Тейлор задал ей тот же вопрос, что и остальным:
 – Так, значит, вы помните своего деда?
 – Помню ли я его? Конечно! Даже не знаю, что бы мы делали, если бы он не взял нас к себе, ведь моя мама была очень болезненной. В детстве я тоже была слабенькой, хотя, глядя на меня сейчас, этого не скажешь, не правда ли? – Она рассмеялась глубоким грудным смехом. – Я была маленькой для своего возраста и настолько худой, что создавалось впечатление, что меня может сдуть ветром. Это только лишний раз доказывает, что никогда не надо терять надежду, не правда ли?
 Она снова засмеялась, продемонстрировав великолепные зубы. Затем она еще больше покраснела и, высоко подняв голову, сказала:
 – Если вас смущает моя фамилия, то я была рождена под фамилией Дьюк, и вы можете найти ее в списке, который, как я полагаю, у вас есть.
 – Да, – ответил Джон Тейлор и стал ждать, что будет дальше.
 Она продолжала говорить своим глубоким, нарочито громким голосом:
 – Эллен Тавернер была моей матерью, а Уильям Дьюк – моим отцом, поэтому моя фамилия Дьюк. И эту фамилию я вернула себе после замужества. Я вышла замуж, но неудачно, поэтому снова вернула себе старую фамилию, ведь у меня не было причин стыдиться ее. К этому времени мой лед уже умер, а мне пришлось встать за стойку бара, чтобы зарабатывать на жизнь. И никто не может сказать обо мне ничего плохого – мне нечего скрывать. У меня небольшое собственное дело: маленький бар-закусочная, и должна сказать, что мое заведение процветает. – Она переводила взгляд с одного на другого, не агрессивно, но со сдерживаемым вызовом. – Ну вот. Я так полагаю, что лучше сказать все, что нужно сказать, и покончить с этим, тогда никто потом не сможет упрекнуть меня в том, что я не все рассказала. Я закончила.
 Она улыбнулась и кивнула Джону Тейлору, а потом пошла и села между Джереми и Элом Миллером. После этого к столу медленно подошел Джон Хиггинс и назвал свое имя.
 – Я получил письмо с указанием зайти сюда. – Он говорил медленно, с приятным деревенским акцентом.
 Джон Тейлор с интересом рассматривал его и заметил смущение в его голубых глазах.
 – Все правильно, мистер Хиггинс. А какое отношение вы имеете к этому семейству?
 – Ну, – он сцепил большие огрубевшие от работы руки, – ну, сэр, моя бабушка Джоанна была одной из близнецов. Это были Джоанна и Джон, мальчик и девочка. Что касается Джоанны Тавернер, то она вышла замуж за моего деда Томаса Хиггинса, старшего плотника в имении сэра Джона Лейберна. А у них родились сын и дочь, Джеймс и Энни. Джеймс был моим отцом, отсюда и родство. Что касается Энни, то она вышла замуж за иностранца по фамилии Кастелл. Вы это хотели узнать, сэр? Я не думаю, что могу рассказать вам что-то еще, кроме того, что я тоже плотник, как мой дед и отец.
 Джон Тейлор внимательно рассматривал его.
 – Полагаю, вы служили в армии во время войны?
 Голубые глаза смотрели прямо на него.
 – Я был сапером, сэр. Мне разрешили заниматься разминированием. Убийство людей было против моей совести.
 Он отошел к последнему свободному стулу и сел рядом с мисс Херон. Мэриан Торп-Эннингтон повернулась к нему с улыбкой, а затем позволила себе оглядеть весь ряд сидящих на стульях людей.
 – Мы никогда раньше не видели друг друга, но мы, оказывается, кузены. Все наши деды или бабки были братьями и сестрами, но мы ничего не знаем друг о друге. Ну, я хочу сказать, что это совершенно великолепно, ведь правда? Так нудно расти вместе со своими родственниками, но так прекрасно встретиться с ними, когда они уже взрослые.
 – Я думаю, что некоторые из вас знакомы друг с другом, – сказал Джон Тейлор. – Капитан Тавернер, мисс Херон, я думаю, вы знакомы. А теперь давайте уточним ваши данные. Начнем с дам…
 Джейн Херон широко раскрыла свои серые глаза. Ее щеки слегка порозовели.
 – Мой дед был самым младшим в семье. Его звали Эктс.




 ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ


 Джекоб Тавернер начал скучать. Он услышал достаточно – большую часть этих сведений он уже знал.
 – Вашим дедом был Джон… вашей бабушкой была Джоанна… вы делаете то, это или другое…– Все это было таким же нудным, как приходское собрание. В этом Джоне Тейлоре нет никакого темперамента – никаких неожиданностей, никаких летящих искр. Джекоб хотел сам и по-своему направлять ход дела. Он подумал, что пробыл за дверью слишком долго, резко открыл ее, вошел в комнату, подошел к первому ряду стульев и сказал:
 – Я думаю, Джон, что будет лучше, если вы представите меня.
 Джон Тейлор сказал:
 – Это мистер Джекоб Тавернер.
 После этого Джекоб прошел вдоль ряда, пожимая всем руки. Некоторые руки были горячими, другие – холодными. На Милдред Тавернер, леди Мэриан и Джейн Херон были перчатки. Флоренс Дьюк сняла перчатки и засунула их в оттопыривавшийся карман. Джеффри, Джереми и Джон Хиггинс поднялись со стульев. Эл Миллер, смущенно сидя на краю стула, сказал:
 – Рад с вами познакомиться.
 Рука Джеффри была сухой и холодной – тонкая рука, которая, возможно, была сильнее, чем казалось. Рука Эла Миллера была настолько влажной, что Джекоб не постеснялся достать дешевый коричневый носовой платок и вытереть пальцы перед тем, как предоставить их небрежному пожатию Джереми Тавернера. Рука Джона Хиггинса была теплой, а пожатие крепким.
 Джекоб подмечал все. Он видел, что перчатки Джейн давно и хорошо ей служат; что в одной из перчаток Милдред Тавернер была дыра и что перчатка на правой руке совершенно не сочеталась с перчаткой на левой руке; что одежда Мэриан Торп-Эннингтон стоила кучу денег. Он бы очень удивился, услышав, что она оплачивает счета из своего кармана.
 Закончив пожимать руки, он подошел к столу и небрежно уселся на его дальний угол, откуда, слегка поворачиваясь, мог держать в поле зрения всех присутствовавших – от Джона Тейлора до Джейн Херон. Сидя так, освещаемый холодным послеполуденным светом, замораживавшим все вокруг, он действительно был ужасно похож на обезьянку шарманщика. Его ноги свободно свисали, одно плечо опустилось, а взгляд блестящих злобных глазок переходил с одного на другого. От этого взгляда Милдред Тавернер начала теребить нитку, торчавшую из разорванного пальца перчатки, достаточно длинную, чтобы ее не заметить, но слишком короткую, чтобы ее оторвать.
 Эл Миллер снова промокнул лоб. Джейн Херон позже сказала, что под этим взглядом почувствовала, будто она сидит в клетке, а кто-то пытается ее внимательно рассмотреть.
 Это продолжалось всего несколько мгновений. Закончив осмотр, Джекоб произнес:
 – Ну вот мы и собрались. И я могу поспорить, что, как сказал какой-то поэт, здесь множество умов, а мысль у всех одна. И если вы интересуетесь, где же это я умудрился прочитать стихи, я вам скажу. Так получилось, что я однажды сломал ногу о коралловый риф. Там был торговец, единственный белый человек на острове, он взял меня к себе, а единственной книгой в его хижине была «Большая книга поэзии». Не спрашивайте меня, как она у него оказалась или почему он хранил ее, – сам он даже не заглядывал в нее. Но пока моя нога заживала, я выучил книгу наизусть. Я даже сам кое-что сочинил, так что вы можете представить, что мне пришлось пережить. Но вернемся к тому, о чем я говорил в самом начале. Вот сейчас вы все думаете: «Зачем он нас здесь собрал?» и «Почему он ничего не объясняет?»
 Мэриан Торп-Эннингтон пристально взглянула на него своими красивыми глазами и сказала:
 – Но вы ведь собираетесь это сделать теперь? Потому что, конечно же, мы очень хотим узнать, зачем вы опубликовали это объявление. Ведь вы же не собираетесь нас разочаровывать? То есть я хочу сказать, что вы ничем не намекнули на то, что собираетесь сообщить о чем-то, что принесет нам выгоду, но вполне естественно надеяться на это. А когда Фредди сказал, что все это может оказаться надувательством, я ответила ему, что он абсолютно ни во что не верит. Ну а какая польза в том, чтобы все время ожидать подвоха? Я хочу сказать, что это просто отвратительно, не правда ли? Но неудивительно, что он так предубежден, бедняжка. Это все из-за фабрики маринованных продуктов – она потерпела практически полный крах. Ну и на что мы будем жить? Просто не представляю! Фредди считает, что и хлеба не на что будет купить, не говоря уж о масле. Поэтому он так обеспокоен, бедный мой. Я же не обеспокоена, потому что не вижу смысла в беспокойстве.
 К тому моменту, когда она закончила свою речь, у всех было такое чувство, что она доверила свои проблемы каждому из них лично. Она как бы рассеяла всюду свое сияние. Даже Эл Миллер получил свою долю теплого взгляда и взволнованного голоса.
 Джекоб Тавернер ждал, когда она выговорится. Он действительно получал удовольствие. Когда последнее слово растворилось в завороженной тишине, он сухо заметил:
 – Боюсь, что не смогу вам компенсировать фабрику. Но… – Он сделал выразительную паузу, оглядел всех быстрым насмешливым взглядом и продолжил: – Но мы вернемся к этому через некоторое время.
 Милдред Тавернер, дергая перчатку, все же оторвала короткий кусок нитки, но шов разошелся дальше. Она раздосадованно вздохнула и спрятала левую руку в рваной черной перчатке под правую в темно-синей перчатке, пару которых она и хотела надеть, так как черные уже совсем никуда не годились, хотя, конечно, она могла бы починить их и использовать, когда ходила в магазин за хозяйственными покупками. Ведь никакая перчатка уже не выглядела достойно после починки.
 Ее брат Джеффри бросил на нее холодный, уничижительный взгляд.
 Джекоб Тавернер продолжал:
 – Я пригласил всех вас сюда, потому что хочу с вами познакомиться. Ваши отцы и матери были моими двоюродными братьями и сестрами – племянниками и племянницами моего отца Джереми Тавернера-второго. Я хочу с вами познакомиться. Когда мой дед, старый Джереми Тавернер, умер, произошла крупная семейная ссора, так как он оставил абсолютно все моему отцу. Кто-нибудь из вас знает почему?
 Лицо Милдред Тавернер покраснело, как яркая промокательная бумага, и она заявила неестественно высоким голосом:
 – Это было совершенно несправедливо! Мой дед всегда так говорил!
 Эл Миллер потер руки, скатывая между ними носовой платок:.
 – И мой тоже. Он говорил, что это просто позор.
 Джекоб скривил рот:
 – Я полагаю, что по этому поводу существовало полное единодушие. Это был единственный случай, когда семейство думало одинаково. После того как они кончили высказывать моему отцу все, что думали о нем, когда он вступил в права наследования, они тут же устроили настоящую драку из-за денег матери.
 Флоренс Дьюк сказала в своей неторопливой манере:
 – Этих денег было так мало, что и говорить не о чем.
 Джекоб рассмеялся своим кудахтающим смехом:
 – Так именно поэтому. Киньте одну кость дюжине собак и вы увидите, что произойдет! Как вы говорите, это была не очень большая кость, и по праву – заметьте это – по праву ее должны были разделить между всеми восемью детьми. Но мой отец не потребовал свою долю. Я не говорю, что это было очень мило с его стороны, я просто излагаю факты. Он позволил разделить собственность матери между остальными семью детьми.
 – Завещания – это так утомительно, – изрекла леди Мэриан своим приятным голосом. – Отец Фредди оставил просто ужасное завещание.
 Джеффри Тавернер беспокойно заерзал на стуле.
 – А что это было, что они делили?
 Ничего особенного. Она оставила после себя коттедж с клочком земли вокруг него, несколько ювелирных изделий и пятьсот фунтов в консолидированной ренте. Мэтью, Марк, Люк, Джон и Эктс получили по сто фунтов. Мэри получила брошь, Джоанна – браслет и еще коттедж. Она как раз собиралась выходить замуж за вашего деда, – Джекоб обратился к Джону Хиггинсу, – и, когда все они уже устали ругаться, Томас Хиггинс предложил им еще двадцать фунтов, а Джоанна получила коттедж. Мэри в этом не участвовала, так как была замужем за лордом Рэтли и жила по другую сторону Ирландского канала. Ну а после этого никакой родственной любви не осталось. Мэтью успешно использовал свои сто фунтов. Он приобрел пару старых коттеджей и за их счет удвоил свой капитал: он занимался торговлей домами. – Он хитро взглянул на Джеффри и Милдред. – Нет нужды обижаться – мой отец занимался тем же. Марк – его вторым именем была Респектабельность – оставался клерком сельского стряпчего до самого последнего дня. В то время как Мэри была украшением сословия пэров, Люк… Ну, чем меньше сказано о Люке, тем лучше.
 – Почему бы вам не оставить его в покое? – спросил Эл Миллер. Гнев сделал его смуглое лицо желтовато-бледным. Он покрутил в руках свой яркий носовой платок.
 Джекоб засмеялся:
 – Хорошо, хорошо… Чем меньше скажешь, тем скорее исправишь. Джоанна жила и умерла в сроем коттедже, довольная сельской жизнью. Джон поднялся довольно высоко – использовал свои мозги в качестве лестницы и взобрался по ней. А Эктс, фигурально выражаясь, сделал карьеру на старье и костях, – он поклонился Джейн, – и стал владельцем небольшого антикварного магазина в Ледборо. Вот так обстоят дела.
 Джеффри Тавернер сказал:
 – Очень четкое и краткое изложение, но к чему это все? Я полагаю, что все хотели бы знать, зачем нас здесь собрали.
 – Естественно. Надеюсь – я действительно надеюсь, что не все вы пришли в надежде на какую-то выгоду для себя.
 Мэриан Торп-Эннингтон вздохнула и проговорила, придав голосу побольше драматизма:
 – Мы как раз на это-то и надеялись. Я сразу же сказала Фредди, что дела не могут все время идти так ужасно, как со времени нашей женитьбы. И если нас где-то ждет удача, то должна же она когда-то проявиться. А почему бы не сейчас? Однако он так мрачно ко всему относится, бедняга, и это неудивительно, учитывая, что ему приходится встречаться с кредиторами. Поэтому-то он и не смог прийти сюда сегодня. И он просто ужасно не хотел, чтобы я шла сюда одна, потому что он всегда думает, что я сделаю какую-нибудь глупость. Но я ему сказала, что, возможно, нас здесь будет много и, возможно, некоторые будут весьма интересными людьми. – Она снова вздохнула, даже еще более глубоко. – Не хотите же вы сказать, что ничего такого не будет? – Ее голос приобрел трагическую глубину.
 Джекоб сказал:
 – Боюсь, что вы будете разочарованы. Я пригласил вас сюда по трем причинам. Я подумал, что семейная размолвка оказалась слишком продолжительной. Я не завел никаких родственных связей и подумал, что интересно будет познакомиться со своей родней. По этой причине я хочу пригласить вас всех к себе в старую семейную гостиницу «Огненное колесо».
 Джон Хиггинс перевел на него свои голубые глаза.
 – Так ведь она была продана, когда умер прадедушка.
 – Вовсе нет, – ответил Джекоб. – Мой отец никогда не продавал ее, хотя должен сказать, что прошел слух о том, что он это сделал. Но, думаю, он сам распустил такой слух. Он сдал гостиницу в аренду, а срок аренды истек в прошлом году. Я снова являюсь ее владельцем, а Кастеллы управляют гостиницей. Миссис Кастелл является сестрой вашего отца, так как она дочь Джоанны и урожденная Энни Хиггинс.
 Джон Хиггинс медленно произнес:
 – Я знаю, что моя тетушка Энни существует на этом свете, но я не видел ее уже лет десять.
 – Это при том, что гостиница находится в паре километров от коттеджа Джоанны, который она получила в наследство от матери?
 – Да, я живу в старом коттедже.
 – Вы женаты или живете один?
 Появившаяся на лице Хиггинса слабая улыбка была очаровательна.
 – Есть что-то, чего вы не знаете? Думал, что вам все известно. Я живу один и сам веду хозяйство. И я не виделся с тетей Энни уже десять лет, хоть она и живет всего в паре километров от меня.
 Джекоб кивнул:
 – Очень интересно. Дружная мы семейка, вы согласны?
 Джон Хиггинс сжал губы и замолчал. Он сидел, положив свои большие руки на колени, спокойно и непринужденно. Джекоб сказал:
 – Гостиница – это самое «Огненное колесо» – находится на старой прибрежной дороге, идущей на Ледлингтон. Ближайшая станция Клифф Холт в двух километрах от нее. Я приглашаю всех вас приехать и погостить у меня в следующие выходные. Некоторым из вас трудно будет уехать из дома: кому-то придется прибегнуть к чьей-то помощи, кому-то будет трудно отпроситься с работы – то есть вам могут потребоваться дополнительные расходы. Поэтому каждый из вас получит от меня по сто фунтов в качестве, скажем, некоторого признания того, что старый Джереми плохо поступил с вашими дедами и бабками и что, приглашая вас в гости, я не хочу создавать вам какие-либо неудобства. – Он неожиданно и резко замолчал, положил ногу на ногу, наклонился вбок и, опершись рукой на обитую кожей крышку стола, наблюдал за ними.
 Джеффри Тавернер слегка нахмурился. Милдред уронила шарф, за который постоянно дергала. Довольно грубые черты лица Флоренс Дьюк приобрели суровое выражение, которое странно было видеть, учитывая предшествующее выражение терпимости и добродушия. Эл Миллер был оживлен и испуган. Джон Хиггинс сидел все в той же позе – большой, интересный, спокойный, сдержанный. Джейн широко раскрыла глаза и приоткрыла губы. Ее крепко сцепленные руки лежали на коленях. Джереми был явно рассержен. Мэриан Торп-Эннингтон была единственной, кто заговорил."
 – Дорогой мой человек, это просто чудесно!
 – Значит, вы приедете?
 Ну конечно. Вы, естественно, приглашаете и Фредди, не так ли? Ему не понравится, если это не так, а бедняжка уже достаточно сильно огорчен.
 Джекоб коротко кивнул и, повернувшись к Джеффри Тавернеру, спросил:
 – Вы сможете выбраться? Ваша сестра сказала, что вы на гражданской службе.
 Джеффри был раздосадован.
 – Моя сестра выразилась не совсем точно – она часто ошибается. Я вышел в отставку некоторое время назад и теперь работаю в частной организации. Я смогу приехать на упомянутые вами выходные.
 – А вы, Милдред?
 Он коварно улыбнулся, увидев, что она нервно вздрогнула, отчего сумка упала на пол и из нее снова вывалилось ее содержимое.
 Джекоб оглядел всех собравшихся с отблеском злорадства в глазах и продолжил:
 – Так как мы все кузены, я предлагаю обращаться друг к другу запросто. Будет достаточно называть всех по имени, поскольку родственная близость позволяет это. Но боюсь, что я напугал Милдред, и приношу свои извинения. Я как раз собирался спросить, сможет ли она приехать на выходные.
 Мисс Тавернер застегивала и расстегивала ускользающую сумку, из которой торчал уголок не очень чистого носового платка.
 – О да… о боже… Извините, что-то нужно сделать с этой застежкой, но времени никогда не хватает. Моя партнерша по бизнесу, мисс Миллингтон, присмотрит за делами, и, кроме того, мы всегда закрываемся в воскресенье после полудня.
 Спасибо, вы очень добры. – Ее губы продолжали шевелиться, беззвучно повторяя:
 – О боже, сто фунтов, о боже, о мой бог…
 Джекоб кивнул и оставил ее в покое.
 – А вы, Флоренс?
 Она посмотрела на него так же прямо и открыто, как и до этого.
 – Да, я приеду. Я бы очень хотела увидеть старую гостиницу. У меня есть подруга, которая всегда мне помогает, когда у меня много дел, а кроме того, я не работаю по воскресеньям. Она справится.
 – А вы, Эл Миллер? Вы, кажется, работаете носильщиком на железной дороге на Ледлингтон Стейшн?
 – Верно. Я смог бы приехать в субботу вечером.
 Джекоб кивнул:
 – Гостиница находится всего в пяти километрах от Ледлингтона. У вас есть велосипед, насколько я знаю. Вы можете приехать, закончив работу. Это вас устроит?
 Эл Миллер подумал: «К чему он ведет? Сто фунтов устроят любого». Он дернул головой и ответил, что это его вполне устраивает.
 Джекоб сказал:
 – Идем дальше. Мэриан уже сказала нам, что она и Фредди смогут приехать. А вы, Джон?
 Джон Хиггинс проговорил со своим мягким деревенским акцентом:
 – Нет, спасибо, кузен Джекоб.
 Обезьянье личико скривилось в недовольной гримасе.
 – Дорогой мой, почему?
 – У меня на то есть свои причины, но все равно спасибо.
 – Ну-ну, сотня фунтов просто ждет, чтобы ее подобрали.
 Голубые глаза спокойно смотрели на него.
 – Если бы у меня была веская причина приехать, то я приехал бы. Но так как у меня есть причины не приезжать, то я останусь дома.
 – А сотня фунтов?
 – Можете оставить ее себе, кузен Джекоб.
 Джейн почувствовала, как сжались ее руки, лежавшие на коленях. Она искоса взглянула на Джереми и заметила, что он был сильно рассержен. Он, конечно, тщательно скрывал свое настроение, но она не очень-то доверяла этому спокойствию. Если она сейчас не вмешается, то он обязательно откажется или сделает какую-нибудь другую глупость. Она подумала, что мужчины так же ужасно старомодны, как в ранний викторианский период. На самом деле она не думала, что существовало столетие, когда мужчины не пытались вернуться к пещерным временам и не считали, что их желание – закон. Никакой цивилизации, вот в чем их проблема. Она посмотрела на Джекоба и сказала, не дожидаясь вопроса:
 – Я с удовольствием приеду, кузен Джекоб. Очень мило с вашей стороны пригласить нас. У меня свободна вторая половина субботы и все воскресенье, но я должна вернуться к половине десятого утра в понедельник.
 Кровь бросилась Джереми в голову. В нем бушевали примитивные чувства. Она хочет заставить его поехать! Ну, он ей покажет. А если она думает – если она хоть на минуту подумала, что он позволит ей такие выходки, то пусть отправляется одна с этой компанией в ту богом забытую гостиницу с ее туманным прошлым и непонятным настоящим.
 Джекоб Тавернер как раз обращался к нему:
 – А вы, Джереми?
 Он ответил со сдержанной вежливостью:
 – Спасибо, сэр. У меня отпуск, и я смогу приехать.




 ГЛАВА ПЯТАЯ


 Когда они прошли половину улицы, Джейн нежно улыбнулась, глядя на профиль молча шагавшего Джереми, и сказала:
 – Спасибо, дорогой.
 Капитан Джереми Тавернер сухо спросил, за что она его благодарит.
 – За то, что поедешь со мной в «Огненное колесо» в качестве спутника, дорогой. Привыкнув к тому, что меня всегда опекали и оберегали, я очень ценю твой поступок. Ты ведь знаешь об этом?
 Создалось впечатление, что сначала сверкнула молния, а потом загремел гром.
 – Прекрати говорить ерунду, Джейн, и послушай меня! Ты не должна ехать туда!
 – Почему я не могу поехать туда?
 – Ты не можешь… со всеми этими людьми.
 – Не с ними, дорогой. С тобой.
 Она ясно услышала, как Джереми заскрипел зубами.
 – Джейн, ты просто не должна иметь дела с этими ужасными людьми.
 – Но они единственные родственники, которых мы имеем.
 – Вот спасибо богу! Ну и команда!
 Голос Джейн слегка смягчился.
 – Джереми, ты просто сноб. Мне понравился Джон Хиггинс – он просто душка.
 – И он не собирается туда ехать – у него есть мозги. А как тебе понравился Эл Миллер?
 – Не могу сказать, что очень.
 – А Джеффри, Миддред?
 – Джеффри имеет шанс, посмотрим, как он себя проявит.
 Скрип зубов повторился. Джейн поспешно продолжала:
 – Хотя он несколько холодноват, как ты думаешь? Но мне очень понравилась Для друзей – Флосс. Что касается Мэриан… только не говори мне, что ты не считаешь ее красивой, потому что я все равно не поверю.
 Он сердито хмыкнул:
 – Я считаю, что у нее, возможно, меньше мозгов, чем у всех, находящихся за пределами дома для умственно отсталых.
 Джейн наморщила носик:
 – Ну, я не знаю. Мне кажется, что она прекрасно понимает, где ее выгода.
 – Это не мозги, а примитивный инстинкт. И уверяю тебя, этого-то у нее предостаточно. – Его голос изменился: – Джейн, перестань валять дурака и скажи мне, зачем ты хочешь поехать в это проклятое место?
 Она посмотрела на него круглыми чистыми глазами:
 – Дорогой, но это же так просто. Мне нужны эти сто фунтов.
 – Джейн!
 Она передразнила его: . – Джереми! – Затем засмеялась, но, когда заговорила, голос ее был достаточно серьезен: – Неужели ты не понимаешь, что за всю мою жизнь у меня никогда не было целой сотни фунтов? Это самое чудесное событие, которое могло со мной произойти.
 – Ты не можешь взять их!
 – Посмотрим!
 – Джейн…
 – Не будь глупым, дорогой! Ты не представляешь, что это значит для меня. Прошлой зимой я болела в течение шести недель и у меня не было ни гроша. Страховые деньги не растянуть надолго – мне начали сниться кошмары. Тогда я думала, что у меня нет ни одного родственника в целом мире. Особенно поэтому я не могу, как ты, изображать сноба именно теперь, когда я их обрела. Я собираюсь с ними подружиться. К тому же хочу получить эти сто фунтов и положить их в сберегательную кассу почтового отделения на черный день. Вот так!
 Он схватил ее за руку.
 – Джейн, почему ты тогда болела?
 С некоторым вызовом она ответила:
 – Потому что у меня не было ни подходящей обуви, ни теплого пальто, ни достаточно еды.
 – А почему?
 Потому что у меня не было постоянной работы – просто периодические демонстрации платьев и других вещей. И мне приходилось выплачивать страховку, чтобы не оказаться совсем на мели. Я просто не могу и не хочу пройти через такое же испытание еще раз. Поэтому я согласна иметь всех этих разных родственников… и сто фунтов моего кузена Джекоба.
 Джереми ничего не сказал. Она почувствовала, что он молча уходит в себя. Последние слова Джекоба Тавернера, его приглашение и предложение ста фунтов были настолько необычны, что она поступила необдуманно. Она почувствовала, даже была уверена, что Джереми готов обрушить, на нее всю силу своего гнева, подобную бомбам и огнеметам. Возможно, он подождет, когда они останутся одни, или просто пересядет на верх автобуса, не обращая на нее внимания. Она решила поехать домой на метро, где меньше возможностей для неожиданных действий, поскольку там много народу и ты не окажешься в безлюдном подземном переходе наедине со своим противником.
 После двух-трех ничего не значащих фраз, произнесенных в полной тишине, она замолчала и стала обдумывать свое решение. Ведь две веши были совершенно очевидны: она обязательно поедет в «Огненное колесо» и она хочет получить эти сто фунтов.
 За всю дорогу до дома и за весь путь по лестнице к ее квартире Джереми не проронил ни слова. Она задвинула шторы, поставила на плиту чайник, накрыла на стол и достала из коробки сдобные булочки. Джереми стоял возле камина с мрачным и отрешенным видом до тех пор, пока ему не стало жарко. Тогда он подошел к ней, забрал нож из ее руки, положил его на стол и спросил:
 – Ты выйдешь за меня замуж?
 Джейн почувствовала себя так, словно кто-то неожиданно ее приподнял, а потом уронил.
 – Нет… конечно… нет…
 Он мрачно продолжал:
 – Какой смысл в ответе «Нет… конечно нет», когда ты даже не обдумала мое предложение? Ты просто ляпнула это, не подумав. Это деловое предложение, и ты должна обдумать его, прежде чем отказываться. И прежде чем ты начнешь думать, ты обязана внимательно выслушать меня. – Садись на диван.
 – А ты будешь возвышаться где-то под потолком, разговаривая с моей макушкой? Нет уж, спасибо!
 – Я тоже сяду. Но сначала я выключу газ под чайником, потому что нам не нужно, чтобы он выкипел, пока я делаю тебе предложение.
 Джейн глубоко вздохнула и села. Не потому, что Джереми велел ей сделать это, а потому, что у нее дрожали колени и она не хотела, чтобы он заметил это.
 Выключив газ, Джереми подошел, сел рядом с ней, нахмурился и тут же заговорил деловым тоном:
 – Я могу предложить тебе не так уж много, но из армии человека выгнать непросто, разве уж он совсем никудышный. А еще есть пенсия. Я получу пенсию, когда уйду в отставку, а ты будешь получать пенсию, если со мной что-нибудь случится. А если у нас появятся дети, то им будет на что жить до восемнадцати лет или двадцати одного года – не помню точно, но могу узнать.
 – Джереми, это ужасно! Прекрати!
 – Это вовсе не ужасно – это условия договора. И ты должна слушать, а не произносить ненужных возражений, которые выводят меня из себя. Кроме того, у меня триста фунтов в год личного дохода.
 Джейн посмотрела на него с уважением.
 – Моя мать оставила мне двести фунтов, а дед был застрахован, это и приносит мне такой ежегодный доход. Это не так уж много, но зато надежное и хорошее дополнение к зарплате.
 – Джереми… пожалуйста…
 Его нахмурившееся лицо заставило ее замолчать.
 – Я действительно хочу, чтобы ты меня выслушала. Я думаю, что тебе понравится такая жизнь. Конечно, это не оседлая жизнь, но ты увидишь другие места. У тебя будет хорошая обувь и приличная пища. И тебе не придется примерять чужую одежду для удовольствия разных зловредных сушеных хищниц.
 Джейн посмотрела на него из-под ресниц.
 – Они не все сушеные, дорогой. Некоторые из них довольно раздутые.
 Он сказал с остервенением:
 – Это вызывает у меня отвращение! И должно вызывать отвращение у тебя. Я хочу, чтобы ты бросила эту работу и позволила мне заботиться о тебе.
 Джейн смотрела на свои сложенные на коленях руки и думала, что что-то было не так. Они слишком далеко зашли. Она сказала тихим, упрямым голосом:
 – Я сама могу о себе позаботиться.
 – Ты только думаешь, что можешь – девчонки всегда так думают. Но это неверно. Во всяком случае, тебе не придется это делать.
 Джейн подняла глаза.
 – Кто это решил?
 – Я и ты. За какой срок ты должна подать заявление об уходе своей миссис Харлоу?
 – Но я не собираюсь подавать никаких заявлений.
 – А я не вижу смысла в длительной помолвке.
 – Мы не помолвлены.
 Он посмотрел на нее взглядом укротителя диких животных.
 – Ты говоришь это из чистого упрямства.
 Она покрутила головой:
 – Вовсе нет. Ты попросил меня выйти за тебя замуж. Я отвечаю: нет.
 – Почему?
 – Во-первых, ты меня не любишь, во-вторых, я не люблю тебя, в-третьих, кузены не должны вступать в брак.
 Он отвернулся, а затем снова взглянул на нее.
 – Почему ты так говоришь?
 – Потому что это правда.
 Он как-то странно засмеялся.
 – То, что я не люблю тебя? Джейн, ну не совсем же ты дура, ведь ты прекрасно знаешь о моих чувствах.
 – Я ничего не знаю. Почему я должна это знать? Ты никогда ничего не говорил об этом.
 – Я люблю тебя как ненормальный, и ты это знаешь. – Он положил руки ей на плечи. Руки были крепкими и тяжелыми. – А ты меня любишь? Ну же, скажи правду!
 Джейн ответила:
 – Нет… – Она повторила это трижды, пока ее голос не затих. Больше она не могла произнести ни звука, потому что каждый раз, когда она это говорила, Джереми целовал ее. Последний поцелуй был слишком долгим.
 Потом он поднял голову и проговорил:
 – Обманщица.
 Джейн не сказала ничего.




 ГЛАВА ШЕСТАЯ


 Старший инспектор сыскной полиции Лэмб поднялся из-за рабочего стола и поздоровался за руку с мисс Мод Сильвер.
 – Мне не нужно спрашивать, старший инспектор, хорошо ли вы себя чувствуете.
 На это он весело рассмеялся – верный знак того, что встреча будет не слишком официальной.
 – Рад сообщить, что мое здоровье меня не беспокоит.
 – А как поживает миссис Лэмб? Надеюсь, на нее не повлияла плохая погода.
 – Она слишком занята выполнением обязанностей бабушки.
 Мисс Сильвер широко улыбнулась.
 – А, сын Лили – маленький Эрнест. Его назвали в честь вас, ведь так?
 – Вы даже об этом помните! А что вы скажете еще и о внучке? Вчера был уже месяц малышке Лили-Роуз. Неплохо, правда?
 Мисс Сильвер подумала, что это действительно неплохо.
 Инспектор сыскной полиции Эббот, который проводил ее в комнату, а теперь ждал, когда можно будет предложить ей стул, прислушивался к этому обмену любезностями с умиленно-саркастической улыбкой. Три дочери Лэмба были его гордостью и самым коротким путем к его сердцу. Но в вопросах мисс Сильвер не содержалось скрытых мотивов, ее интерес был искренним и постоянным. Затем она спросила о Виолетте, у которой была неплохая работа в Адмиралтействе. Лэмб покачал головой:
 – Только что снова обручилась. Жена говорит, что это долго не продлится. Она красивая девочка и хорошая, но нужно признать, что она сама не знает, чего хочет. Когда у нее есть молодой человек, она хочет хорошую работу, а когда у нее есть хорошая работа, она хочет выйти замуж. Хочет съесть пирог, но так, чтобы он остался целым.
 – А как дела у Миртл? Она все еще учится на медсестру?
 Лэмб помрачнел:
 – Да, она учится и воспринимает это очень серьезно. Моя жена говорит, что для нее это слишком трудно. Дело в том, что она самая младшая в семье и мы очень скучаем без нее. Пожалуйста, садитесь, мисс Сильвер. Я знаю, что вы всегда готовы помочь, и есть кое-что, что, по моему мнению, может вас заинтересовать – частным образом и без каких-либо формальностей, если вы понимаете, что я имею в виду. Поэтому я подумал, что, если мы с вами поговорим неофициально…
 Мисс Сильвер села на стул. Ее бледное лицо с тонкими чертами выражало вежливый интерес. Ее одежда была аккуратной, старомодной и довольно поношенной. Из-под черного жакета выглядывала полоска кашемира оливкового цвета. Букетик коричнево-желтых анютиных глазок, подаренных ей на Рождество племянницей Этель Беркетт, заменил букетик лиловых, которые красовались на ее черной фетровой шляпе, когда та была куплена. На мисс Сильвер были черные вязаные перчатки, а полоска из желтоватого меха, бывшая ее спутницей уже много лет, обвивала ее шею – такая теплая и удобная. Она не спеша устроилась поудобнее, положила на колени поношенную сумочку и посмотрела на старшего инспектора как раз с той степенью почтения, которая требовалась в данном случае.
 – Так вот, – сказал он. – Приступим к делу. Мы с вами уже встречались по поводу дела об убийстве. В данном случае нет ничего подобного, но я думаю, что вы сможете нам помочь. Ваше имя не попало в газеты. Конечно, можно сказать, что о вас знают в полиции, но я полагаю, что вряд ли существует что-то, если можно так выразиться, что сделает вас подозрительной личностью в уголовной среде. Другими словами, я не думаю, что они будут что-то иметь против вас.
 Говоря все это, он внимательно смотрел на нее, пытаясь понять, возьмется она за это дело или нет. За массивной внешностью скрывался острый ум. Он откинулся в своем кресле, сложив руки на линии объемистой талии – тяжелые, крупные руки с подвижными пальцами. Падавший сверху свет выхватывал небольшой участок головы с редеющими волосами и подчеркивал красный цвет широкого лица. Карие глаза были слегка навыкате. Фрэнк Эббот позволил себе непочтительно сравнить его с круглым мятным леденцом.
 Мисс Сильвер сказала с вопросительной интонацией:
 – Я вас слушаю.
 Лэмб резко выпрямился, наклонился над столом и произнес одно слово:
 – Контрабанда.
 На лице мисс Сильвер появилось выражение неодобрения. Во времена своей юности она занималась преподавательской деятельностью, как она это называла. И ей всегда очень помогало то, что она выглядела и говорила как старомодная гувернантка. Она спросила:
 – Неужели?
 »– Видите ли, этот вид деятельности широко распространен, что неудивительно при высоких таможенных пошлинах, и обычно такие дела к нам редко попадают. Дело в большем. Прежде всего, это наркотики. Конечно, мы постоянно боремся с этим, потому что, пока люди платят безумные деньги, поставщики наркотиков будут делать все возможное, чтобы доставить им их. Есть место, за которым мы уже некоторое время наблюдаем, – старая гостиница на прибрежной дороге за Ледлингтоном. Марч – вы ведь, кажется, знаете Марча? Он старший констебль в тех местах и когда-то был вашим учеником, правда? Мисс Сильвер улыбнулась:
 – Очень-очень давно, старший инспектор.
 Ну, хорошо, никто из нас не становится моложе. Он многого добился в жизни, ведь так? Это делает вам честь. Так вот, как я уже говорил, Марч некоторое время присматривается к этому месту. Гостиница имеет давнюю историю, связанную с контрабандной деятельностью. Когда-то она перешла в другие руки. Недавно у нее снова сменился хозяин, вернее, она вернулась к семье, которой когда-то принадлежала. Но управляющий остался прежний. Конечно, в этом нет ничего особенного – против него мы ничего не имеем. Правда, он наполовину ирландец, а наполовину португалец.
 Фрэнк Эббот смотрел на огонь в камине. Нелюбовь Лэмба к иностранцам никогда не переставала его удивлять.
 Старший инспектор остановил взгляд своих выпуклых глаз на его профиле, нахмурился, а затем продолжил более громким голосом:
 – Конечно, это не его вина, и мы ничего против него не имеем, пока он ведет себя подобающим образом. Он гражданин Британии, и у него жена-англичанка. Против них обоих ничего нет. Вот в чем проблема. Марч никак нигде ничего не может обнаружить, но что-то в этом месте есть – возможно, это старая история с контрабандой, а может быть, и что-то новое. Это то, что касается наркотиков, но есть кое-что еще. Кражи драгоценностей – вы, должно быть, знаете об этом из газет. Не так-то легко вывезти их из страны, потому что все отслеживается. У нас, правда, появилась маленькая зацепочка в результате недавнего расследования дела Кохена. Помните, старик Кохен проснулся и успел выстрелить в грабителей. Он попал в одного из них, а остальные унесли раненого с собой. Мы шли по горячим следам, и они оставили его, решив, что он умер, на обочине загородной дороги. Мы подобрали его, а он был еще жив, но умер прежде, чем мы довезли его до больницы. Он бредил. Один из констеблей прислушался к его словам. Большую часть бреда он не понял, но все же разобрал два слова и догадался сообщить об этом. Раненый произнес два слова: «старое колесо». А придорожную гостиницу называют старым «Огненным колесом».
 Он замолчал. Мисс Сильвер смотрела задумчиво.
 Фрэнк Эббот не садился. Он стоял, облокотившись на каминную полку, – высокий, стройный, элегантный. Его темный костюм выглядел безукоризненно, его носовой платок, галстук, носки были скромными и красивыми. Светлые волосы были гладкими и блестящими, как зеркало. Никто не мог быть менее похож на загруженного работой опытного полицейского, чем он. Мисс Сильвер он считал культовой фигурой, а своего шефа он искренне уважал, но ни одно из этих чувств не мешало ему считать, что их встречи его изрядно развлекают.
 Мисс Сильвер кашлянула и спросила:
 – Каким образом я могу помочь вам? Лэмб ответил прямо:
 – Вы могли бы поехать и пожить там.
 – Под каким предлогом? Мне не кажется, что эта гостиница подходит для дамы, путешествующей в одиночестве.
 Лэмб весело рассмеялся:
 – Ну, об этом не беспокойтесь, мы что-нибудь придумаем. А теперь слушайте. Там происходит нечто странное. Человек, владеющий сейчас этой гостиницей, мистер Джекоб Тавернер, – внук старого Джереми Тавернера, владевшего гостиницей во времена расцвета контрабанды. Около трех недель назад во всех газетах появилось обращение к потомкам Джереми Тавернера с просьбой прислать письма на адрес конкретного абонентского ящика. Мы проследили за этим, потому что уже заинтересовались «Огненным колесом». Объявление поместил Джекоб Тавернер, а из полученных ответов он выбрал восемь и пригласил написавших их к себе в «Огненное колесо» на следующие выходные. Нам бы очень хотелось знать, зачем он это сделал.
 Фрэнк Эббот перевел холодные светлые глаза на старшего инспектора.
 – Возможно, он просто устраивает вечеринку, – сказал он.
 Марч сообщает, что никто из семейства Тавернеров не поддерживал друг с другом никаких отношений с незапамятных времен. Единственным исключением являются потомки Люка Тавернера. Люк был четвертым сыном старого Джереми и отъявленным негодяем. Он оставил после себя немало детей и внуков, таких же негодяев и мошенников, но не имевших право носить его имя. Марч говорит, что они связаны со всеми темными делишками в стране. Единственным законным и благонадежным его потомком является Эл Миллер, работающий носильщиком на вокзале в. Ледлингтоне. Но положение его нестабильно: он может потерять работу в любой момент. Из других родственников нас заинтересовал бармен из «Огненного колеса». Против него ничего нет, но он из неблагополучной семьи. Если бы вы смогли устроиться в гостинице на время этой семейной встречи, вы, возможно, что-нибудь обнаружили бы. Прежде всего, мне нужно ваше мнение о семействе Тавернеров. С вашего позволения, я считаю, что именно в этом вы сильны – вы хорошо чувствуете людей.
 Мисс Сильвер внимательно смотрела на него.
 – Кто они? – поинтересовалась она.
 Лэмб выдвинул ящик стола и начал что-то искать.
 – Где эта бумага, Фрэнк? Ох, она же у тебя. Вот, пожалуйста, мисс Сильвер. Джеффри Тавернер работает на вполне уважаемую фирму под названием «Хоббс и Кертин» – всевозможные приспособления для облегчения домашней работы. Его сестра, Милдред Тавернер – старая дева, держащая мастерскую, где делают вышивки. Миссис Флоренс Дьюк – хозяйка закусочной на Порте – мут-роуд. Леди Мэриан Торп-Эннингтон, сестра последнего графа Рэтли; первый муж – Моргенштерн, финансист, оставивший все свои деньги кому-то другому, второй муж – Фарандоль, французский гонщик, разбившийся около двух лет назад. Теперь она замужем за молодым Торп-Эннингтоном, который близок к банкротству. Так, четверо. Затем идет тот, о ком я вам уже говорил: Эл Миллер, вокзальный носильщик – они снова взяли его на работу после того, как он демобилизовался, но не очень-то стремятся оставить его. Следующий, Джон Хиггинс, плотник в поместье сэра Джона Лейберна, находящемся в трех километрах от старой гостиницы, очень уважаемый в своей местности человек, весьма набожный. И последние двое: капитан Джереми Тавернер, служащий в регулярных войсках, и мисс Джейн Херон, манекенщица. Вот такая странная компания.
 Мисс Сильвер посмотрела на лист бумаги со всеми этими именами и сказала:
 – Бог мой…
 Старший инспектор рассмеялся.
 – Вы думаете над тем, как они будут общаться в течение выходных. Ну, один из них не приедет. Джон Хиггинс не хочет даже близко подходить к этому месту, хотя говорят, что он влюблен в девушку, работающую там, а одна из его теток замужем за управляющим, Кастеллом. Девушка – племянница Кастелла или что-то в этом роде. Обычное семейное дело, как видите.
 Мисс Сильвер кашлянула:
 – Я вот думаю, зачем мистер Джекоб Тавернер пригласил всех этих людей на выходные?
 Лэмб устроился поудобнее:
 – Вообще-то вполне возможно, что в этом ничего криминального нет. Он богат, но ему некому оставить свои деньги. До сих пор в том, что касается полиции, он был чист. Я не думаю, что он замешан в чем-то серьезным; не больше, чем множество других людей, удравших с добычей и наживших состояние. Может быть, он хочет только посмотреть на своих родственников и решить, кого из них включить в свое завещание. Это одно предположение. Есть и другие, конечно. Может, он каким-то образом участвует в контрабанде. Или думает, что семейная вечеринка станет хорошим прикрытием для всего, что там будет происходить. А может быть, он просто заинтересовался историей семьи. Я хочу знать, что это за люди, а когда дело касается такой работы, то мы все признаем, что никто не сделает ее лучше вас.
 Мисс Сильвер мило, но сдержанно улыбнулась. Очень хороший человек, этот старший инспектор, но иногда склонен к покровительственному тону. В такие моменты ей хотелось все бросить и снова стать гувернанткой. Возможно, Лэмб почувствовал некоторый появившийся холодок.
 Мисс Сильвер снова кашлянула, посмотрела на лист бумаги, который держала в руке, и обратилась к инспектору:
 – Мисс Джейн Херон молода?
 Он кивнул:
 – Да, интересная девочка – манекенщица. Не та работа, которую я пожелал бы одной из своих дочерей, но против девушки ничего не имею. Говорят, что она и капитан Тавернер влюблены друг в друга.
 – Думаю, что встречала ее. Несколько месяцев назад в доме знакомых. Симпатичная девушка и очень молоденькая, – задумчиво произнесла мисс Сильвер.
 Фрэнк Эббот позволил себе улыбнуться.
 – Ну вот видите, – заметил он. – Что вам еще нужно? Мы не можем предложить вам дело об убийстве, но любовная интрига молодой девушки в сложной ситуации будет ничуть не хуже.
 Женщина укоризненно посмотрела на него:
 – Убийство – слишком серьезная вещь, чтобы подшучивать над ним.
 Лэмб сказал несколько нетерпеливо:
 – Ну-ну, это верно. Но здесь дело не в убийстве. Так как, беретесь за дело? Вот Фрэнк предлагает отвезти вас туда. У него недалеко от гостиницы живет кузен – один из его родственников с титулом. Он вытаскивает их, как кроликов из шляпы. Все время ломаю голову над тем, откуда они берутся.
 Светлые брови Фрэнка поползли вверх.
 – Очень просто, сэр. У моего прадеда было девятнадцать детей. Они все женились или вышли замуж и завели большие семьи.
 Лэмб хрюкнул.
 – Итак, этого самого кузена зовут Чэллонер, сэр Джек Чэллонер, и живет он в двух-трех километрах от «Огненного колеса». Идея Фрэнка состоит в следующем… Хотя путь он лучше сам объяснит.
 Фрэнк Эббот провел рукой по своим идеально уложенным волосам.
 – Итак, я высаживаю вас возле гостиницы, а сам отправляюсь к Джеку Чэллонеру, у которого и буду жить. Так что буду рядом с вами на всякий случай. Если я вам понадоблюсь, то позвоните по номеру Ледстоу 23, и мне передадут, после чего мы с Джеком подъедем в гостиницу выпить чего-нибудь. Что касается вас, то я подожду, пока вы не устроитесь. Гостиница может быть переполнена, и тогда они не станут принимать посторонних. С другой стороны, если там будут проворачиваться незаконные делишки, то они не захотят привлекать к себе внимание, отказывая честному путешественнику. Только нужно придумать причину вашего приезда в гостиницу.
 Мисс Сильвер решительно сказала:
 – Дорогой Фрэнк, с этим проблем не будет. Всегда лучше говорить правду.
 – Правду?
 Мисс Сильвер благосклонно улыбнулась:
 – Я позвоню в дверь и скажу, что джентльмен, который подвез меня, порекомендовал мне эту гостиницу.
 Глаза инспектора округлились. Фрэнк позволил себе рассмеяться.
 – А для чего вы просите, чтобы вас подвезли, и прибываете с наступлением темноты в незнакомые гостиницы? Ведь это будет выглядеть довольно странно.
 Мисс Сильвер улыбнулась.
 – Я скажу правду: у меня деловая встреча по соседству с гостиницей.




 ГЛАВА СЕДЬМАЯ


 Для Джереми и Джейн неделя между встречей с Джекобом Тавернером и путешествием в Клифф была наполнена различными эмоциями, быстро сменяющими друг друга. Эти эмоции напоминали прогнозы о непостоянной погоде, включая град, солнечные дни, местами заморозки и кое-где туманы. За неделю произошло несколько крупных стычек, ссора, примирение. Но к концу недели в их отношениях не случилось серьезных перемен, так как Джереми продолжал неодобрительно относиться ко всему семейству Тавернеров и предлагал пожениться в качестве альтернативы приобретению никчемных, как он их называл, кузенов. А Джейн продолжала настаивать с разной степенью твердости на том, что, несмотря на его слова, собирается получить свою сотню фунтов и что всем известно, что кузены не должны вступать в брак.
 Когда наступила вторая половина субботы, установился непродолжительный период ясной погоды и им стало жаль тратить время на ссоры. Джейн сказала Джереми, что он, возможно, будет вести себя совершенно отвратительно в эти выходные, поэтому нет необходимости демонстрировать свое плохое настроение до того, как они окажутся там.
 – Будет жаль, если твое хмурое выражение лица и другие проявления неудовольствия закончатся прежде, чем завершится воскресенье, если ты будешь настолько экстравагантен и начнешь расходовать их сейчас.
 Джереми резко ответил, что вряд ли они у него закончатся, после чего неожиданно рассмеялся, поцеловал ее прежде, чем она успела ему помешать, а затем сообщил, что, возможно, он окажется душой этой компании.
 – Подожди, пока не увидишь меня смешивающим коктейли за стойкой бара вместе с Джеффри и нашим очень активным кузеном Элом! Когда я в хорошем настроении и в ударе, я могу даже дойти до того, чтобы поухаживать за Просто-Флосс. А когда напьюсь, могу даже начать нашептывать непристойности в девственные ушки дорогуши Милдред. А интересно, как ты думаешь, что бы она сделала, если бы я действительно так поступил?
 – Уронила бы сумку и жутко покраснела.
 – Тогда получше следи за мной!
 Джейн захихикала:
 – Ты лучше сам следи за собой, а то Милдред или Флосс придет в голову идея изучить окружающую местность с представителем армии.
 В «Огненное колесо» они поехали на машине Джереми, которую его друзья называли «пугало». Они продвигались по Большой западной дороге. Над головой светило бледное зимнее солнце, небо было бирюзово-голубым, а воздух свежим, но не морозным. Джереми снял левую руку с руля и легонько коснулся щеки Джейн.
 – В этой компании я буду защищен нашей помолвкой.
 – Мы не помолвлены.
 – Дорогая, ты не можешь отказаться защищать меня. Не должно быть никакого непонимания. Мы войдем в бар рука об руку и объявим, что собираемся пожениться. Весь клан тогда выпьет за наше здоровье бокалы, наполненные до краев поддельным портвейном, после чего мы все умрем, но прежде, чем испустим последний вздох, появится фамильное привидение и прошепчет: «Вас предупреждали».
 Джейн высоко вскинула голову, но уголки ее губ дрожали.
 – Мы не собираемся пожениться. А если все так быстро и плохо кончится…
 – Дорогая, у меня есть план. Мы нальем смертельный яд в аспидистру, а когда все остальные умрут, мы окажемся владельцами семейной гостиницы. Что мы станем с ней делать? У нее темное прошлое. Поэтому я считаю, что мы должны дать ей яркое будущее. Что это будет? Игорный ад или притон для наркоманов?
 Джейн сказала с напускной строгостью:
 – Я была слишком хорошо воспитана. Однажды я даже получила приз за отличное поведение. Это было адаптированное издание Вейкфилдского священника, из которого изъяты описания красивых женщин, впавших в грех. Я думаю, что лучше сделать из гостиницы чайную-сад.
 – Джейн, в Англии никогда нельзя пить чай в саду, во всяком случае, почти никогда.
 – Ну и не надо. Обычно используют какую-нибудь открытую веранду, только ее называют лоджией. Дождь стекает по шее, а уховертки падают в чай, но все это дает великолепное ощущение проведенного на природе дня, а если пироги действительно хороши, то поток посетителей не иссякает. Я готовлю потрясающе вкусные пироги. Грэмп сказал, что у меня природный талант, который я унаследовала от его матери – лучшего повара в мире. Он меня многому научил.
 Джереми взял Джейн за руку и с чувством пожал ее:
 – Когда мы сможем пожениться? Я не могу ждать! Я знал, что ты очаровательна и талантлива, но разве это можно сравнивать с великолепными поварскими способностями!
 Они продолжали болтать всякую ерунду.
 Когда они проехали через Ледлингтон и направились дальше по ровной длинной дороге, ведущей через Ледстоу к побережью, начало смеркаться. От нее сразу же за Ледстоу ответвляется старая прибрежная дорога и уходит направо. Ее можно и не заметить, так как по ней ездят мало, а деревья растут уж очень близко к дороге, так что она стала узкой. Через пару километров дорога поднимается вверх. Здесь нет деревьев, а живые изгороди вдоль дороги – низкие и согнутые ветром, дующим с моря. Клифф довольно небольшая деревенька, и редкие поезда останавливаются здесь. То, что поезда вообще проходят через нее, объясняется тем, что земля принадлежит семейству Чэллонер, а в те времена, когда прокладывалась эта железная дорога, сэр Хамфри Чэллонер был человеком, с которым считались. Он женился на богатой наследнице и представлял Ледлингтон в парламенте.
 Когда они проехали через Клифф и уже выезжали из него, Джереми сбросил скорость и огляделся.
 – В чем дело? – спросила Джейн.
 Он сказал:
 – Ни в чем. Я просто подумал, что вот места, о которых мне когда-то рассказывал дед. И что я знаю человека, которому это все сейчас принадлежит. Джек Чэллонер – очень хороший парень. Его дом представляет собой довольно необычное строение. Оно, должно быть, где-то здесь. Ну ладно, пора мне включить фары.
 Через мгновение фары высветили две фигуры, шедшие по дороге: девушку в платке, повязанном на голову, и крупного мужчину без головного убора с копной светлых волос. Они шли под руку.
 Джейн воскликнула:
 – Это Джон Хиггинс! Джереми, я в этом уверена! Остановись! Возможно, он в конце концов решил прийти. Может быть, их нужно подвезти.
 Джереми ответил:
 – Я в этом сомневаюсь.
 Однако замедлил ход, остановил машину и выбрался из нее.
 – Вы ведь Джон Хиггинс? Я Джереми Тавернер. Мы с Джейн Херон направляемся в гостиницу и можем вас подвезти.
 Быстро подошла Джейн.
 – Я правда надеюсь, что вы направляетесь туда.
 – Это очень мило с вашей стороны, мисс Херон, но не стоит.
 – О, не надо называть меня мисс Херон, ведь мы кузены.
 Она увидела, что он улыбнулся и покачал головой. Девушка, державшаяся за его руку, заговорила. У нее был очень приятный голос с небольшим намеком на деревенский говор.
 – Мисс Джейн Херон?
 Она увидела, как девушка потянула Джона Хиггинса за рукав. Он ответил:
 – Да, – и повернулся к Джейн. – Это Эйли Фогерти. Вы будете видеться с ней в гостинице. Она родственница мистера Кастелла. Моя тетушка Энни вырастила ее.
 – Нам совершенно не хватает рабочих рук, – сказала девушка приятным мелодичным голосом.
 В наступившей темноте Джейн видела только овал лица и платок, завязанный под подбородком и скрывавший темные, как ей показалось, волосы. Создавалось впечатление, что она очаровательна, но, возможно, это казалось из-за ее приятного голоса.
 Если Джон Хиггинс и не видел свою тетушку Энни лет десять, то он, похоже, умудрялся встречаться с ее протеже. Маленькая ручка без перчатки не отпускала его руку. Джейн подумала, что, должно быть, это весьма сильная рука, на которую приятно опираться. Она сказала:
 – Мы с удовольствием подвезем вас, если вы этого хотите.
 Джон Хиггинс спросил:
 – Что скажешь, Эйли?
 Рука девушки потянула его за рукав. Джейн увидела, что он улыбается.
 – Спасибо, мисс Херон, но я думаю, что мы лучше прогуляемся.
 Когда они уже дошли до машины, Джереми пошел назад.
 – В чем дело? – спросила Джейн, когда он вернулся.
 – Я решил спросить у Джона о доме Чэллонеров. Он говорит, что въезд на территорию находится в сотне метров отсюда дальше по дороге.
 Он не заметил, что Джейн слегка нахмурилась от удивления.
 – Ты очень интересуешься Чэллонерами, ведь так?
 Джереми ничего не ответил. Он высматривал пару высоких каменных столбов. Когда они неожиданно появились из темноты, он остановил машину. Столбы были едва различимы в наступающей темноте. Между ними находились ворота. На правом столбе возвышалось что-то, похожее на орла. Верхушка левого столба была разрушена, а орел исчез. Несколько чахлых деревьев и кустов находились за ними. Джереми присвистнул и сказал:
 – Бедный старина Джек! – и со смехом добавил: – Лучше он, чем я.




 ГЛАВА ВОСЬМАЯ


 Старая гостиница «Огненное колесо» стояла на краю скалы и была похожа на облако. Кто-то поставил фонарь на широкие каменные плиты перед дверью. Круг света, создаваемый им, просто ослеплял в окружающих сумерках, которые настолько сгустились, что казались более пугающими, чем настоящая темнота. Между плитами пробивался мох. Одна из плит треснула, трещина блестела в свете фонаря, и казалось, что сюда приползла змея. Дом возвышался в темноте непонятной массой.
 Сейчас, когда они выбрались из машины, до них донесся шум моря. Джереми дернул за звонок. Практически сразу же дверь открылась. Мужчина, открывший ее и отошедший в сторону, казался силуэтом на фоне света керосиновой лампы, которая свисала с потолка. Джереми присмотрелся к нему, нахмурился и спросил:
 – Вы Миллер, если я не ошибаюсь? Эл Миллер?
 А затем, когда мужчина повернулся и желтый отблеск света осветил правую часть его лица, Джереми подумал, что ошибся. Сходство было очень сильным, но манера поведения мужчины была совершенно другой – он был более сильным физически, более раскованным и более уверенным в себе. К тому же на нем надет серый льняной пиджак официанта. С едва заметным смешком мужчина ответил:
 – Нет, я не Эл. Меня зовут Уайт, Люк Уайт.
 Джереми вспомнил, что Люк Тавернер оставил многочисленное потомство, не признанное законом. Возможно, это был один из его потомков, вернувшихся сюда с не совсем благовидной целью. Вся эта история стала выглядеть еще более подозрительно. Он крепко взял Джейн за руку и пошел за Люком Уайтом вдоль очень узкого коридора, невольно подумав, что это было чрезвычайно удобно для контрабандистов прошлого. Сужению этого коридора способствовали и размещенные здесь очень большая вешалка для пальто и шляп, и огромный неуклюжий сундук. Там, где начиналась довольно крутая лестница наверх, коридор расширялся и переходил в небольшой холл, где слева и справа находились двери. Дверь справа была приоткрыта, и из-за нее доносились голоса. Люк толкнул дверь и отошел в сторону, чтобы пропустить их.
 Они вошли в просторную, старомодно обставленную комнату. Шторы на окнах были опущены, а керосиновые лампы «вносили свой вклад» в сложный запах старых напитков, застоявшегося дыма и допотопной тяжелой мебели. На каминной полке стоял стеклянный ящик с огромным чучелом рыбы, а по обеим сторонам от него помещались большие синие китайские вазы. В комнате висели олеографии королевы Виктории и принца-консорта. Еще там стоял длинный стол с напитками.
 Джекоб Тавернер примостился на подлокотнике кресла, придвинутого к камину, держа в руке стакан с виски и содовой. Здесь находились все кузены, а среди них стоял мистер Фогерти Кастелл, источавший аромат сигар и очень довольный этим воссоединением родственников жены.
 Джейн и Джереми едва успели поздороваться с Джекобом, как их тотчас же ухватил за руки Фогерти.
 – Капитан Тавернер, мисс Херон, я просто не могу выразить, как я рад! Родственники моей жены – мои родственники. Конечно, я не собираюсь навязываться, как вы понимаете. Нет-нет-нет, тысячу раз нет, но я готов приветствовать вас всех, обслуживать, развлекать, предложить гостеприимство этого дома. Что будете пить, мисс Херон, капитан Джереми, в честь этого прекрасного события? Вы гости нашего друга мистера Тавернера – мы можем предложить вам все, что угодно. Виски с содовой, розовый джин, коктейль? Я делаю очень хороший коктейль. – Он еле слышно хмыкнул. – Я называю его «Мечтой контрабандиста». Попробуете его? Очень актуален здесь, не правда ли, ведь сотню лет назад здесь было убежище контрабандистов. Шучу. Я кое-что скажу вам, друзья мои. Если у вас темное прошлое, не скрывайте его – сделайте его гвоздем программы и извлеките из него пользу. Вот, пожалуйста, «Мечта контрабандиста». Что касается моей жены, а вашей кузины Энни, то примите на данный момент мои извинения. У нас не хватает прислуги, поэтому она сейчас на кухне. О, как она готовит! Какое счастье быть женатым на женщине, которая готовит так, как Энни Кастелл!
 Неудивительно, что я просто боготворю ее! – Он обратился через плечо к Люку Уайту: – Где эта Эйли? Быстро пришли ее ко мне! Дамы могут пожелать пойти в свои комнаты. Где она?
 – Ее здесь нет, хозяин.
 – Нет? Почему нет?
 – Миссис Кастелл послала ее за чем-то, что ей понадобилось.
 Джейн и Джереми отошли в сторону и стали наблюдать за окружающими. Круглое улыбающееся лицо Фогерти со смуглой кожей и небольшими яркими глазами резко изменилось, подобно уголку природы, на который неожиданно налетела гроза: оно потемнело и стало злым. Полное тело с изрядным брюшком, уверенно покоящееся на небольших ногах в удобной обуви, напряглось. Он выглядел так, словно собирался совершить какой-то варварский поступок: завизжать, прыгнуть, заорать, бросить на пол стакан и раздавить его каблуком. Затем очень быстро в нем все изменилось. Круглое лицо снова улыбалось, голос наполнился добродушием и приобрел свой своеобразный смешанный акцент.
 – О, моя жена Энни – никто не идеален. Она художник, а художник не думает заранее, он не планирует, не говорит: «Я сделаю то или я сделаю это». Он ждет вдохновения, а когда оно приходит, ему абсолютно необходимо то, что нужно для его шедевра. Энни наверняка действовала в соответствии со своим вдохновением. – И выскочил из комнаты.
 Джейн немного посочувствовала Энни, поэтому не придала особого значения мимолетному предвестнику бури. Она увидела, что Джереми подошел к Флоренс Дьюк и что-то сказал ей, а с ней самой заговорила Мэриан Торп-Эннингтон.
 – Джейн… вы ведь Джейн? Я всегда путаю имена.
 – Да, Джейн Херон. Мэриан томно смотрела на нее.
 – А кто этот мужчина, с которым вы пришли?
 – Джереми Тавернер.
 – Вы замужем за ним, или разведены, или что-то еще? Я хочу сказать, что всегда лучше точно знать, а то можно ляпнуть что-нибудь, и, как всегда, в самый неподходящий момент. Я вечно попадаю в такие ситуации, а моему Фредди это ужасно не нравится, бедняжке. О, вы же с ним еще не знакомы. Фредди, это моя кузина Джейн Херон.
 Фредди Торп-Эннингтон с грустным видом стоял, прислонясь к камину и потягивая явно не первый коктейль «Мечта контрабандиста». Это был невысокий светловолосый мужчина; в трезвом состоянии доброжелательный и доверчивый. Однако сейчас его не покидало смутное ощущение – он уже достиг той стадии, когда все ощущения становятся смутными, – что весь мир заполнен кредиторами и родственниками и что неплохо было бы положить голову на чье-нибудь плечо и выплакаться. В данный момент он был настолько далек от состояния, в котором можно вести беседу, что Джейн отошла от него и села возле Джекоба Тавернера.
 – Вы все же приехали, – сказал он.
 – Да.
 – Джереми не хотел этого.
 – Не хотел.
 – Что же заставило вас приехать сюда?
 Джейн ответила:
 – Все.
 – И сотня фунтов.
 – Да.
 – Готовы на все ради сотни фунтов? Джейн отрицательно покачала головой.
 – Не на все – только на разумные действия.
 – Например? – Он хмыкнул. – До определенного момента и не далее, ведь так?
 Она посмотрела на него. В этом взгляде были и улыбка, и холодок. Она напоминала ему ребенка, собравшегося купаться, когда он голой ножкой пробует, насколько холодная вода. Он подумал, что она может зайти и немного дальше, если искушение будет достаточно большим, и произнес:
 – Ну-ну, давайте поговорим о чем-нибудь еще.
 – О чем мы будем говорить?
 – О вашем дедушке, Эктсе Тавернере. Как много вы в действительности знаете о нем?
 Джейн серьезно ответила:
 – Я жила у него. – Что-то в ее голосе говорило: «Я любила его». Но вслух она этого не произнесла.
 Джекоб схватывал все на лету. Он кивнул.
 – Когда-нибудь рассказывал вам об этой гостинице?
 – Да, много и часто.
 – А что именно? Может, расскажете мне что-нибудь?
 Он почувствовал, что она отдалилась от него.
 – Почему вам это интересно, кузен Джекоб?
 Он хмыкнул:
  Ну , я оставил бизнес, и мне нужно чем-то заняться. Возможно, мне захочется записать все, что смогу узнать о старой семейной гостинице. Это будет интересно почитать. Что рассказывал вам Эктс?
 Она ответила без всякого колебания:
 – Он говорил, что в старое время гостиница и ее обитатели были связаны с контрабандой. И что это занятие продолжалось и во времена его отца. Он часто рассказывал мне истории о том, как контрабандисты обманывали таможенников.
 Джекоб кивнул.
 – В восемнадцатом столетии, да и в царствование королевы Виктории, многие занимались такого рода делами. Вдоль всего побережья выгружали привезенные из Франции кружева, шелка и коньяк.
 – Как им это удавалось?
 Во время разговора она сидела в кресле, а Джекоб – на его подлокотнике, глядя на нее сверху вниз. Он наклонил голову набок и спросил:
 – Разве Эктс вам не рассказывал?
 Джейн огляделась. Все были заняты разговором, кроме Фредди Торп-Эннингтона, который, прислонясь к камину, смотрел на свой пустой стакан с видом медиума, пытающегося увидеть что-то в хрустальном шаре. Что бы он там ни увидел, это его не успокоило. Он был погружен в мрачные раздумья и периодически грустно качал головой.
 Джейн заговорила тише:
 – Он что-то рассказывал о ходе, ведущем от берега…
 – А что он говорил о нем?
 – Что никто не найдет его, пока ему его не покажут. И еще сказал, что это постоянно сводило таможенников с ума еще в восемнадцатом столетии.
 – Да и позже тоже. Что ж, это становится интересным. Продолжайте.
 Джейн округлила глаза.
 – Это все.
 – А он не говорил вам, в каком месте находится выход из него?
 – На берегу.
 – А с этой стороны? Он ничего не говорил?
 – Я не думаю, что он знал это. Детям ничего не говорили.
 Джекоб фыркнул.
 – Просто удивительно, чего только ни узнают дети, хоть им ничего и не говорят. Вы уверены, что это все, что он вам сообщил?
 Джейн мягко улыбнулась:
 – Я думаю, что большую часть он сочинял. Он рассказывал мне понемногу каждый вечер, после того как я ложилась в постель. Иногда он говорил о драконах, иногда о пиратах, а иногда о контрабандистах. И, конечно же, было очень интересно привязывать рассказы к такому месту, как «Огненное колесо»…
 Дверь открылась, и в комнату ворвался Фогерти Кастелл. Он держал за плечо девушку.
 Это была девушка, которая шла с Джоном Хиггинсом по дороге в скалах. Без пальто из грубой ворсистой ткани и платка на голове было видно, что у нее стройная фигурка и густые темные волосы, собранные в узел на затылке. На ней было темно-синее домашнее платье, а глаза были под цвет платью. Она была очень красива, но сейчас ее лицо выглядело очень бледным, а глаза за черными ресницами глядели испуганно.
 Фогерти Кастелл подвел ее к леди Мэриан, Флоренс Дьюк и Милдред Тавернер, продолжая держать ее за плечо.
 Джекоб допил то, что было в стакане, и сухо сказал:
 – Заполняет собой комнату, не так ли? Настоящий шут, этот муж нашей кузины Энни. Ну и пусть. Это доставляет ему большое удовольствие, а нас мало беспокоит. Наполовину ирландец, наполовину португалец, а за всей это внешней ерундой скрывается очень опытный управляющий. О, вот он идет к нам.
 Кастелл подошел с напыщенным видом:
 – Это Эйли Фогерти – очень дальняя родственница моей бабушки Фогерти, но называет меня дядей, а вашу кузину Энни – тетей. У нее больше нет ни тетушек, ни дядюшек, не говоря уж о папе и маме. И если вам и другим дамам что-нибудь потребуется, позвоните в колокольчик, и Эйли займется вашей проблемой. Или если вы захотите пойти в свою комнату…
 Джейн неожиданно почувствовала, что больше не выдержит общества Джекоба Тавернера, и сказала:
 – Да, я хотела бы, – и увидела, что страх в глазах девушки сменился облегчением. Она подумала: «Она боялась, что я скажу, что видела ее раньше». Затем Джейн поднялась с кресла и прошла через комнату.
 Девушка последовала за ней. Когда дверь за ними закрылась и они стали подниматься по лестнице, Эйли спросила быстрым шепотом:
 – Вы не сказали, что видели меня?
 Джейн отрицательно покачала головой.
 – А что, никто не предполагает, что вы встречаетесь с Джоном Хиггинсом?
 – Нет-нет, никто.
 – Почему?
 Они поднялись на прямоугольную площадку. Дальше шел боковой коридор, к которому вели четыре неровные ступеньки. По обеим сторонам его были двери. Еще один коридор уходил влево, и к нему вели две ступеньки, поднимавшиеся вверх, и две ступеньки, спускавшиеся вниз, находились чуть дальше. Все было довольно странным.
 Эйли свернула в правый коридор. Поднявшись по лестнице, она открыла дверь, за которой оказалась большая темная ванная комната с полом, покрытым потертым коричневым линолеумом. В ней стояла окрашенная ванна времен королевы Виктории, обильно покрытая пятнами ржавчины, с широким обрамлением из красного дерева.
 – Я приготовила вам небольшую комнату по соседству. Леди Мэриан и ее муж поселятся за вашей комнатой, а капитан Джереми, миссис Дьюк и мисс Тавернер разместятся в комнатах напротив.
 Она отступила, чтобы дать Джейн возможность пройти в небольшую комнату, почти полностью занятую огромной двуспальной кроватью. Как и ванная, она освещалась настенной лампой, источавшей слабый запах керосина. Это была непривлекательная маленькая комнатка. Потертый комод горчично-желтого цвета, потускневшее зеркало на нем, два стула и убогий умывальник – вот и вся мебель. В простой раковине стоял большой кувшин в цветочек. Полдюжины слабо держащихся крючков за поношенной ситцевой занавеской длиной полтора-два метра были единственным местом, куда можно было что-то повесить. Оконные занавески из того же материала колыхались от невидимого сквозняка. Рисунок на ковре стерся от старости и грязи. Эйли закрыла дверь и сказала:
 – Это место совсем не для вас. Джон просил сказать вам об этом.
 Джейн сама так ясно почувствовала то же самое, что сочла это несколько провокационным. Но потом подумала о ста фунтах и спросила с вызовом:
 – Но вы же здесь. И в чем же разница? Эйли ответила своим красивым грустным голосом:
 – Ему не нравится, что я здесь.
 – Тогда почему вы здесь остаетесь?
 – Я не могу оставить тетю Энни. – Она помолчала, а затем, тяжело вздохнув, произнесла:
 – Я не могу решиться. Он все равно вернет меня назад.
 Затем, прежде чем Джейн могла что-нибудь ответить, она ушла, открыв дверь и беззвучно проскользнув в нее.




 ГЛАВА ДЕВЯТАЯ


 Джейн вытирала руки, когда услышала стук в дверь. Как только она крикнула «Войдите!», Джереми вошел в комнату. Он закрыл дверь, приблизился к ней и сказал:
 – Стой там, где стоишь. Полагаю, что ты наденешь платье.
 – Я думала, что не мешало бы это сделать.
 – Хорошо… поторопись! На середине лестницы есть небольшая комнатка – я подожду тебя там. Не трать времени на макияж, ты вполне хороша в том виде, в каком есть. – И затем он исчез за дверью.
 Джейн повесила костюм на два крючка за ситцевой занавеской, подкрасилась, натянула серое платье с причудливым орнаментом в виде завитков розового цвета, спускавшихся с левого плеча, и отправилась в маленькую комнатку на площадке посредине лестницы.
 Она увидела Джереми, метавшегося по комнате, как гиена в клетке.
 – Почему женщинам требуется так много времени на простейшие вещи?
 – Вовсе нет, дорогой. В чем дело?
 – Какое дело?
 – В чем причина этой встречи?
 – Мне нужно было увидеть тебя.
 – Ты видишь меня.
 – Джейн, о чем ты разговаривала с Джекобом Тавернером?
 – Об историях, которые мне рассказывал на ночь дед.
 – Что ты ему говорила?
 – Я сказала, что одна из историй была о ходе, ведущем от берега.
 – А такой был? Она кивнула.
 – Что сказал Джекоб?
 – Хотел узнать, где выход из него с этой стороны. Я ответила, что не думаю, что дед знал об этом, и замолчала. А потом подошли Эйли с Кастеллом.
 Джереми спросил:
 – Послушай, он и мне задавал подобные вопросы, – рассказывал ли мне дед о старом доме и что конкретно говорил.
 – И что ты ответил?
 – Я напустил туману.
 Она снизила голос до шепота:
 – А что говорил твой дед?
 – Много всего. А твой?
 – Всякую ерунду.
 – Ты не собираешься рассказать мне?
 – Только после тебя, но не здесь и не сейчас.
 – Почему?
 Они стояли довольно близко друг к другу, его рука обнимала ее. После ее вопроса он отодвинулся от нее и нахмурился:
 – Потому что мне не нравится это место. И ты не должна здесь находиться.
 – Джереми, перестань!
 – Джейн, нам нужно убраться отсюда завтра же. Нам вообще не следовало приезжать.
 – Да, дорогой, ты уже говорил это раньше. Знаешь, у меня такое чувство, что, если ты не перестанешь, это скоро начнет меня раздражать.
 Он помрачнел:
 – Бывают вещи и похуже раздражения. Если я и видел в жизни плохого парня, то это Люк Уайт. Кастелл – явный прохвост, а девушка Эйли выглядит до смерти испуганной. Не знаю, что за дела здесь творятся, но что-то тут не так. Поэтому мы уедем завтра.
 Джейн открыла дверь и вышла. Джереми имел все задатки домашнего тирана, но она не собиралась ему подчиняться.
 Она сказала:
 – До встречи, дорогой, – и стала ждать Флоренс Дьюк, спускавшуюся по лестнице.
 Она видела ее только издали, когда приехала, и подумала, что было что-то странное с цветом ее лица. Флоренс вряд ли могла побледнеть, но тяжелый красный цвет ее щек отливал странным лиловатым оттенком. Сейчас на ней было надето что-то из ярко-красного шелка, обильно испещренное розовыми и зелеными пятнами. Это «что-то» было довольно узким и слишком коротким и видело лучшие Дни.
 Они стали спускаться вместе, и Джейн окутало облако сильного острого запаха. Она как раз подумала, что предпочла бы запах парафина, когда Флоренс тихо спросила:
 – Я нормально выгляжу?
 Джейн посмотрела на тяжелые, неопрятные волосы, излишек косметики, платье, туфли с безвкусными пряжками и сказала единственное, что можно было сказать:
 – О да.
 Сама бы она не посчитала это убедительным, но Флоренс сочла такой ответ за должное. Она положила крупную грубую руку с ярко накрашенными ногтями на руку Джейн и сказала своим глубоким голосом все так же тихо:
 – Со мной случилось нечто ужасное.
 – Что именно? Я могу вам чем-то помочь? Флоренс покачала головой.
 – Никто ничего не сможет сделать. Так всегда бывает, когда оказываешься в трудной ситуации. Ты сама попадаешь в нее и должна сама из нее выбираться – никто не сделает это за тебя. – Она стояла на верхней ступеньке и слегка покачивалась. – О боже, зачем я только приехала сюда!
 Джейн подумала: «Она навеселе. Нескучная будет вечеринка».
 Флоренс смотрела на нее с трагическим выражением на лице и покачивалась. Джейн резко сказала:
 – Эти коктейли были слишком крепкими. Мы почувствуем себя лучше, когда поедим. Слышите, звонит гонг. Пойдемте и посмотрим, как готовит кузина Энни.
 Столовая была напротив гостиной. Темные панели сантиметров на тридцать не доходили до потолка, который пересекали массивные балки. Над похожим на пещеру очагом поднимался вверх широкий кирпичный дымоход. На нем размещались разномастные трофеи: кремниевые ружья, штыки и тяжелые ножи с костяными ручками. В комнате стоял длинный стол, покрытый грубой льняной скатертью. Кто-то поставил на него высокую пивную кружку, наполненную вечнозелеными растениями. Что касается остального, то посуду можно было описать словами «с миру по нитке»: тут и там тяжелая серебряная вилка или ложка лежали посреди дешевых гальванизированных старых ножей с сильно сточенными лезвиями; тончайшие современные бокалы стояли вперемежку с полудюжиной старомодных стаканов. Стулья тоже были самые разнообразные: с тростниковыми сиденьями, виндзорские кресла, обычные кухонные стулья. Стол был накрыт на девять персон, а Джекоб Тавернер восседал во главе стола в старинном кресле с резными львиными головами. С центральной балки свисала лампа, создавая вокруг стола и собравшихся людей островок света.
 Гости расселись за столом: Мэриан Торп-Эннингтон справа от Джекоба, а Флоренс Дьюк слева от него; Джеффри Тавернер за леди Мэриан, потом Джейн; Джереми напротив Джекоба на другом конце стола, Фредди Торп-Эннингтон справа от него; дальше сидела Милдред Тавернер, а между ней и Флоренс Дьюк оставалось пустое место, которое явно предназначалось для Эла Миллера.
 Люк Уайт подал им суп в разномастных тарелках, и после первой ложки Джейн поняла, что Фогерти Кастелл не зря хвастался поварскими способностями кузины Энни – суп был просто восхитительным. Она посмотрела через стол, чтобы узнать, как дела у Флоренс, и немного успокоилась. Если остальная часть обеда будет отдаленно напоминать этот период, то не нужно будет беспокоиться по поводу коктейлей «Мечта контрабандиста».
 Когда она перевела взгляд дальше, то заметила, что Фредди Торп-Эннингтон даже не притронулся к еде. Джейн толкнула Джереми под столом ногой, но прежде, чем она смогла сделать что-нибудь еще, леди Мэриан крикнула с другого конца стола.
 – Фредди… Фредди, дорогой, суп просто превосходный! Джереми, ведь так вас зовут? Заставьте его поесть хоть немного!
 Фредди уставился на нее затуманенными глазами. То, что ему пришлось прибегнуть к помощи холодной воды в качестве отрезвляющего средства, было очевидным: его мокрые волосы блестели в свете лампы. То, что лекарство оказалось неэффективным, тоже было ясно. Он покачивался на своем стуле, а когда жена еще раз позвала его, очень медленно и четко сказал два слова, которые услышали все:
 – Трюмная… вода…
 Именно в этот момент дверь открылась, чтобы впустить Эла Миллера. Он успел сменить форму носильщика на костюм, в котором был в офисе Джона Тейлора. Было совершенно очевидно, что он успел пропустить пару стаканчиков. Он не казался пьяным, но был явно возбужден и настроен стать душой собравшегося общества. Поприветствовав Джекоба с другого конца комнаты взмахом руки и словами «Здорово, Джейк!», он подошел и хлопнул по спине Джереми, а остальную компанию поприветствовал словами «Всем добрый вечер!», пробрался к свободному месту, держась за спинку стула Милдред, и осчастливил Флоренс Дьюк словами «Привет, голубушка». После чего сел и начал есть суп быстро и с явным удовольствием.
 Джейн подумала: «Это будет самый кошмарный вечер, да и сейчас он уже не из лучших». А затем ей неожиданно захотелось рассмеяться, потому что Милдред Тавернер просто оцепенела, оказавшись между Элом и Фредди. Она сидела, прижав к себе локти, и с сосредоточенным выражением лица старалась есть как можно аккуратнее.
 Суповые тарелки были убраны, и Фогерти Кастелл, сияя, принес бутылку шампанского, обернутую салфеткой, и наполнил старинный стакан леди Мэриан. Пока он обходил стол, разливая шампанское, Джейн заметила, что Флоренс Дьюк подняла свой стакан и осушила его; ее примеру тут же последовал Эл Миллер. Мисс Тавернер сделала маленький глоточек и продолжала ковырять что-то в тарелке.
 – Фредди… – позвала Мэриан Торп-Эннингтон резким голосом.
 Фредди снова забормотал что-то. Осторожно разделяя слова, он спросил:
 – Шо… такое?
 – Дорогой, ты же знаешь, что шампанское не совсем подходит для тебя.
 Он важно покачал головой.
 – Вовсе… нет.
 – Фредди, тебе будет плохо!
 – Абсолютно. – Он поднял стакан, всем видом демонстрируя серьезность своих намерений, и опустошил его.
 Леди Мэрианн сказала:
 – Ну вот, теперь он отключится. – И, похоже, перестала проявлять к нему интерес.
 Джейн обнаружила, что. беседует с Джеффри Тавернером. Это был скорее монолог Джеффри, в основном о том, чем торговала его фирма, а его манера говорить нудно и со всеми подробностями не оживляла разговор.
 – У нас есть стиральная машина, которая, я не боюсь сказать, на двадцать пять процентов лучше любой другой, находящейся в продаже. Работающая от газа стоит одиннадцать фунтов семь шиллингов и шесть пенсов, работающая от электричества стоит тринадцать фунтов десять шиллингов, что, как вы видите, значительно ниже стандартной стоимости.
 В этот момент Джейн перестала его слушать, так как ее внимание отвлек Джекоб Тавернер, который спросил Флоренс Дьюк:
 – А он не говорил вам, где он выходит наружу?
 Слова были произнесены почти шепотом, и почему они достигли ее ушей сквозь гул разговоров, она не могла понять. Она только почувствовала, как они проникают в ее мозг, и ощутила холод и потерянность.
 Она опять услышала, как Джеффри Тавернер рассказывает о чем-то своем, а в это время Фогерти Кастелл обходил стол с новой порцией шампанского. К своему стакану она даже не притронулась, а когда он подошел, попросила воды. В это время Джеффри говорил:
 – «Вдвое уменьшает работу и удваивает удовольствие». Как вы думаете, это хорошая реклама? Или лучше сказать: «Вы устраиваете вечеринку, а мы все моем». Какое из двух объявлений привлекло бы ваше внимание и заставило бы вас взглянуть на него еще раз?
 – Думаю, что скорее то, в котором говорится о вечеринке.
 Он удовлетворенно кивнул:
 – Именно так я и думал. Я рад, что вы со мной согласны. Я очень много размышлял о рекламе, и некоторые из моих предложений были приняты.
 Он начал полно и подробно описывать свои блестящие идеи, которые предложил господам Хоббсу и Кертину а также реакцию, с которой большинство из них было воспринято.
 – Страх перед новыми идеями, вы же понимаете. Но, как я все же им сказал, бизнес без новых идей – это бизнес без новых клиентов. Уверен, что вы согласитесь со мной.
 Джейн пыталась понять, кто должен согласиться – она или фирма, когда в разговор громко вклинился голос Эла Миллера.
 – Где Эйли?
 Фогерти Кастелл наклонился между ним и Флоренс Дьюк, держа бутылку с шампанским.
 – Где же ей быть – помогает на кухне тетушке.
 Эл схватил свой стакан, выпил его содержимое и со стуком поставил на стол.
 – Самая красивая девушка в округе, – с пьяным куражом сказал он, – самая красивая девушка вообще, она не должна торчать на кухне, она должна быть здесь. – Он отодвинул стул. – Пойду поищу ее… и приведу сюда… не хуже других… лучше многих дам из общества.
 К этому моменту уже все сидевшие смотрели на него. Джекоб Тавернер резко сказал:
 – Сядьте, Эл Миллер! Если вы хотите видеть Эйли, то вы ее увидите.
 Пока Эл стоял, покачиваясь, Флоренс Дьюк ухватила его сильной рукой и усадила на стул. Когда он сел, она сказала довольно громко:
 – Вы не получите сто фунтов, если не будете правильно вести себя.
 Фогерти похлопал его по плечу.
 – Вы увидите ее, – сказал он и двинулся дальше.
 Обед шел своим чередом: индейка, фаршированная каштанами; хлебный соус и овощи – настолько красивые, что могли бы послужить образцом для любого повара. Хотя бы один член семьи мог сделать что-то на высшем уровне.
 Джереми расслабился настолько, что наклонился к Джейн через стол и пробормотал:
 – Гений! Как ты думаешь, какая она?
 Джейн засмеялась:
 – Давай после обеда пойдем и посмотрим. Она нам почти тетушка, и мы должны поблагодарить ее.
 С другой стороны от нее Джеффри продолжал вещать:
 – Каждая гостиница в стране должна иметь нашу патентованную пероощипывающую машинку.
 Джейн вдруг поняла, что слишком голодна, чтобы обращать внимание на то, кто о чем говорит.
 Когда тарелки были убраны со стола, Джекоб Тавернер поднялся.
 – Я хочу сказать короткую речь и предложить тост. Я уверен, что все вы испытываете любопытство по поводу приглашения сюда. Хорошо, я собираюсь объяснить вам. В действительности все очень просто. Вот мы собрались здесь, много кузенов и кузин, которые никогда раньше не встречались. Я подумал, что неплохо будет нам всем познакомиться. Во время двух мировых войн семейные связи по всему миру были нарушены, разорваны и даже разбиты вдребезги. Мы с Энни Кастелл являемся двумя оставшимися в живых представителями нашего поколения – единственные оставшиеся в живых внуки старого Джереми Тавернера. У него было восемь сыновей и дочерей. Мы двое являемся детьми его детей, а все вы – его правнуки. У меня нет других родственников, а так как я не могу взять все имеющиеся у меня деньги с собой в могилу, я подумал, что мне лучше познакомиться с вами всеми, прежде чем я решу, что с ними делать. Естественно, я собираюсь прожить как можно дольше, а так как я чувствую себя ничуть не старше, чем двадцать лет назад, то надеюсь прожить еще не менее двадцати лет. Это первая часть моей речи. Фогерти только что наполнил ваши стаканы, и сейчас я предлагаю выпить за Семью.
 Джейн коснулась стакана губами и снова поставила его. Выпили все, кроме Фредди Торп-Эннингтона, неуклюже сидевшего на своем стуле и совершенно отключившегося от окружающего мира.
 Блестящие хитрые глазки Джекоба оглядели сидящих за столом. Он повторил тост «За Семью» и добавил:
 – Пусть она никогда не уменьшается. – Затем резко продолжил: – Ну теперь я знаю вас всех, а вы узнали друг друга.
 Джейн подумала: «Насколько много он знает о нас и насколько много мы знаем друг о друге? Я знаю Джереми, а Джереми знает меня. За его вежливым взглядом таится злость. Чего бы ему действительно хотелось, так это утащить меня из этой комнаты и побить, но он не может этого сделать, бедняга. Я должна как-то примирить его с ситуацией. Я всегда читаю его мысли. Но что касается остальных… Что-то не так с Флоренс, но я не знаю что. Она выглядит так, словно кто-то стукнул ее по голове и она еще не пришла в себя. Эл пьян и зачем-то хочет увидеть Эйли. Милдред… – она внутренне рассмеялась – ненавидит каждый момент этого ужина: Эл с одной стороны, а Фредди с другой – двое пьяных мужчин рядом с ней, а ее любимый магазинчик далеко-далеко. Но до некоторой степени она испытывает глубокое волнение. Не думаю, что в ее жизни что-нибудь случалось до сих пор, и не думаю, что случится в будущем, поэтому ей нужно извлечь максимум из представившейся возможности… Интересно, а что об этом думает Джеффри? Возможно, сочиняет рекламу, в которую можно вставить слово „Семья“ – „Наша картофелечистка – она нужна каждой семье…“
 Мэриан сидела во всем великолепии, облаченная в черное одеяние из Парижа, с тремя рядами жемчуга, спадающего ей до колен, и томно взирала на Джекоба. Она была в центре внимания и говорила, не останавливаясь:
 – Совершенно с вами согласна, вы абсолютно правы. Мы все должны получше узнать друг друга. В конце концов, если мы можем помочь друг другу… а ведь мы здесь для этого, не правда ли? Я всегда так говорила. Что же касается завещаний, то лучше о них не говорить, потому что в наше время все доживают до очень преклонного возраста, если, конечно, не попадают под бомбежку или что-то в этом роде. Мой первый муж, Моргенштерн, был бы сейчас жив, если бы не настоял на полете в Штаты во время всех этих ужасных воздушных налетов. Вот почему я действительно несколько предубеждена против завещаний, потому что, знаете ли, он оставил все благотворительным организациям и своему секретарю, женщине с лошадиным лицом и жирными волосами. Это говорит о том, что никогда нельзя предугадать, не правда ли? Никто и подумать не мог, что она настолько опасна.
 – Дорогая Мэриан, предполагалось, что речь произнесу я.
 Она улыбнулась Джекобу теплой, снисходительной улыбкой:
 – Вы говорили очень хорошо. Мужчины умеют это делать. Рене произносил великолепные речи – мой второй муж, – после того как выигрывал приз или что-нибудь в этом роде. Но я всегда знала, что он погибнет в одной из гонок, что и случилось. В результате я вторично осталась вдовой и совсем без денег.
 Флоренс Дьюк, сидевшая по другую руку от Джекоба, сказала медленно и веско:
 – Некоторым везет.
 Мэриан Торп-Эннингтон не обратила на это внимания. Сомнительно, что она вообще что-то слышала. Она все говорила:
 – Как видите, у меня есть причины не любить завещания. Это так ненадежно. Конечно, у Рене вообще не было денег, а теперь и у Фредди не будет ничего. И я всегда думала, что намного лучше видеть, сколько радости ты доставляешь другим, пока можешь наблюдать за этим, чем ждать собственной смерти. Я хочу сказать…
 Неожиданно улыбка Джекоба стала злой. Он тихо и холодно сказал:
 – Спасибо, я точно знаю, что вы хотите сказать. А теперь я хочу продолжить.
 Он наклонился вперед и постучал по столу.
 – Я продолжу. Я сожалею, если вы подумали, что я закончил, но собираюсь быть кратким, во всяком случае, я не буду нудным, хотя… кто знает. Думаю, что все вы заметили, что я задал вам множество вопросов относительно того, что вы знаете о старой гостинице. Похоже, что все ваши бабушки и дедушки знали что-то о ее контрабандистском прошлом. – Он замолчал на мгновение, чтобы обратиться к Кастеллу. – Все нормально, Фогерти, подавай торт-мороженое. Энни никогда не простит нам, если он растает. – Затем, повернувшись к остальным, он продолжил: – Им трудно было не узнать что-то, так как они все родились и росли здесь, в течение продолжительного времени общаясь с Джереми и видя перед собой его пример. Я хотел узнать, сколько из того, что они знали, они сообщили вам. Никто ничего не хочет сказать или дополнить?
 Торт-мороженое был просто великолепен. Джейн посочувствовала Фредди, который все пропустил. Она бросила взгляд на Джереми и обнаружила, что он с вежливыми вниманием слушает хозяина. Ей показалось, что он тоже быстро взглянул в ее сторону. Она вспомнила, с какой энергией он сказал «Нет!» в ответ на вопрос, который только что был задан им всем. Она перевела невинный взгляд на Джекоба.
 Никто не ответил, никто не шевельнулся. Милдред Тавернер разделила небольшой кусочек мороженого на три части, медленно съела мороженое, положила маленькую серебряную ложечку и сказала высоким голосом:
 – Раньше от берега шел ход.
 Ее брат Джеффри посмотрел на нее через стол.
 – Это старые россказни! – Его тон был раздраженным и презрительным.
 Джейн была совершенно убеждена, что за холодностью и раздражением скрывался гнев. Однако Милдред не сообщила ничего такого, чего не сказали многие до нее.
 Джекоб улыбнулся своей обезьяньей улыбкой.
 – Мне было интересно, передавались ли старые истории от поколения к поколению. Я вижу, что передавались. Ну и что же конкретно мой дядюшка Мэтью рассказал вам, Милдред?
 Милдред Тавернер смущенно откашлялась:
 – О, не знаю… был какой-то ход… им пользовались контрабандисты…
 – И это все?
 – Я думаю… – Она замолчала. – Да, я думаю, все.
 Ухмылка Джекоба стала более явной.
 – Должен сказать, что это весьма туманно. Я знаю больше, потому что могу показать вам этот ход.
 Все сделали непроизвольные движения: вздрогнули, наклонились вперед или назад, уронили вилку или ложку, и она упала со звоном, глубоко и судорожно вздохнули. Джейн увидела, как рука Джеффри Тавернера сжалась и разжалась.
 Джекоб кивнул, довольный произведенным эффектом.
 – Удивлены, ведь так? Я на это рассчитывал! – Он захихикал. – Я видел, что все вы думаете, будто обладаете потрясающей семейной тайной, а это вовсе не было тайной. Как только мы покончим с едой, мы пойдем и посмотрим на ход, пока Энни готовит кофе. Но прежде чем мы пойдем… Мы уже выпили за Семью, а теперь мы выпьем за Семейную Тайну, ее контрабандистское прошлое и безоблачное настоящее…
 За Тайну!




 ГЛАВА ДЕСЯТАЯ


 Они прошли толпой через обитую зеленым сукном дверь в задней части холла и оказались в странном узком коридоре с ведущими в разные стороны ходами, имевшими каменные полы. Здесь стоял запах кухни, а от старых стен, покрытых влагой, пахло прелой землей. Один из ходов шел прямо и был не таким узким, как коридор. По нему могли пройти два человека, несущие груз. Все ходы, находившиеся здесь, были такой же удобной ширины, и не нужно было гадать почему. Запах пищи доносился из полуоткрытой двери слева, откуда веяло теплом.
 Однако Джекоб Тавернер свернул в боковой ход справа. По обе стороны его были двери, а справа сверху спускалась лестница. За средней дверью слева начиналась ведущая в подвал лестница, низкие широкие ступени которой скрывались в темноте.
 Фогерти Кастелл держал в руках яркую электрическую лампу. Он стоял внизу и освещал им спуск. Восемнадцать ступенек – и все оказались в широком холле с дверьми на трех сторонах. Пол под ногами был сухим и пыльным, а воздух в помещении – теплым. Фогерти пошел вперед и остановился у двери, которая открывалась наружу. Он повернул ключ – старый и тяжелый, как ключ от церкви, – и вошел в длинный узкий подвал с кирпичными стенами и полом, вымощенным камнем. В помещении в углу стояли два деревянных ящика.
 Джереми держал Джейн за руку. Не зная, что замыслил старик, он старался стоять поближе к двери.
 Джекоб взял лампу и пошел к дальнему углу подвала. Он что-то сказал, и Фогерти Кастелл наклонился к ящикам. Никто не мог видеть, что он сделал, так как все смотрели на Джекоба и лампу. В следующий момент Джекоб Тавернер засмеялся и сильно толкнул кирпичную стену в конце подвала. Он надавил обеими руками на правую сторону, стена, подалась и открылась внутрь. За ней зияла темнота. Вся трехметровая стена подвала сдвинулась – правая сторона отошла назад, а левая открылась наружу и встала концом вперед. С каждой стороны они увидели полутораметровый проход.
 Джекоб поднял вверх лампу:
 – Вот она, задняя дверь старого «Огненного колеса». Хитро, не правда ли? Стена выглядит довольно монументально, но она представляет собой просто дверь, встроенную в деревянный каркас и вращающуюся на железном штыре. Запирающий механизм довольно прост, но, когда она заперта, никто не может попасть сюда со стороны берега. В давние времена среди контрабандистов было много крутых ребят, поэтому наши прародители приняли меры предосторожности, чтобы никто не мог перерезать им горло в одну прекрасную ночь. Ну, вот она – дорога к берегу. Скалы в высоту более двенадцати метров, а мы находимся на глубине около трех метров, то есть нужно опуститься еще на девять-десять метров, чтобы добраться до уровня моря. Но контрабандисты не подносили товары сюда от берега. Прямо под нами есть пещера, небольшая, но очень удобная. Во время прилива они заводили в нее лодку и разгружали ее там, где находится выход из этого хода. Так что путь уменьшается еще на два-три метра. Остаются какие-то шесть метров, а при наличии нескольких ступенек они проходили оставшийся участок очень быстро. Кто-нибудь хочет посмотреть? Не советую дамам это делать, так как там довольно грязно из-за того, что ход не используется, и они могут испачкать платья. Не думаю, что здесь проходили и дюжину раз после смерти старого Джереми.
 Джекоб говорил в полной тишине. Все замерли, слушая его.
 Вдруг Милдред Тавернер, стоявшая ближе к центру подвала, воскликнула своим высоким голосом:
 – Но я думала!..
 Все посмотрели на нее, но она только вздохнула. Джеффри Тавернер негромко произнес:
 – Да, мне кажется, что дамам не стоит туда идти.
 Джекоб двинулся вперед, пройдя между Джеффри и Флоренс Дьюк, и сказал:
 – Что вы начали говорить, дорогая Милдред? – Его тон стал более резким.
 Она смутилась, и на лице появился румянец – густой и уродующий ее. Она поспешно ответила:
 – О, ничего, совсем ничего.
 – Вы сказали: «Но я думала…» Что вы думали?
 – Я не знаю… Я уверена, что не знаю, почему я так сказала… Должно быть, это от волнения. Ведь все это жутко интересно, правда? А моему платью ничего не будет. Мне бы хотелось увидеть, где этот ход выходит наружу. Этот узорчатый шелк так удобен – на нем не видно пятен.
 В конечном счете все они отправились туда, за исключением Мэриан Торп-Эннингтон.
 – Не то чтобы мне неинтересно, потому что, конечно же, все это так захватывающе, но так как это, скорее всего, последний наряд, который я купила у Диора, я бы очень не хотела его испортить илом, водорослями или чем-то еще. Их совершенно невозможно отчистить – они все портят. И конечно, как только Фредди обанкротится, никто больше не предоставит нам кредитов. Это так неправильно, я всегда так думала. Только… не могу же я оставаться здесь в темноте.
 – У Фогерти есть фонарь. Он отведет вас обратно. А лампу мы должны оставить себе.
 Все подземные ходы похожи друг на друга. Джейн ни за что не осталась бы в подвале, но ей очень не понравился темный спуск, тени, отбрасываемые лампой, запах пещеры с примесью соли, запах гниющих водорослей, который вполне мог оказаться запахом чего-то еще более неприятного. В подобном месте наверняка совершались убийства – так и представлялись нож, воткнутый неожиданно кому-то под ребра, и кости мертвеца, лежащие в темноте. Это было похоже на самый страшный кошмарный сон, когда-либо снившийся ей. Вроде того, когда кто-то преследует вас в полной темноте. Она крепко ухватилась за Джереми. Он услышал, как бьется ее сердце, когда она прижалась к нему. Он зашептал ей на ухо, и в его голосе звучала насмешка.
 – Если ты перестанешь теребить мою руку, то я смогу обнять тебя.
 Он обнял ее, а она уцепилась за его пиджак. Они шли позади всех. Все тем же насмешливым тоном он назвал ее глупышкой и поцеловал в шею.
 Запах, который она старалась представить запахом водорослей, становился сильнее. Под ногами ощущалась липкая грязь. Свет лампы замер в нескольких шагах впереди, и их позвали подойти по очереди поближе и заглянуть за край скалы туда, где внизу шевелилась черная масса воды. Стены пещеры уходили куда-то в темноту. Они блестели от влаги. Свет искрился на воде. У Джейн был такое чувство, будто в любой момент вся скала обвалится и накроет их. Блеск и искры, а также ощущение липкой грязи под ногами соединились в одно целое в ее мозгу. На мгновение она забыла, где находится, у нее закружилась голова, и только рука Джереми не давала ей упасть.
 Когда это странное ощущение прошло, они уже поднимались назад по склону. Она виновато сказала:
 – Мне уже хорошо. О, Джереми, как я ненавижу тайные ходы!
 – Вообще-то я догадался. Ты уверена, что с тобой все в порядке?
 – Да, совершенно уверена.
 Они снова вышли в подвал, а оттуда поднялись по ступенькам к теплу, идущему от кухни, и к запаху вкусной пищи. Дверь все еще была наполовину открыта, как и тогда, когда они начали свой спуск. Приятно пахло кофе. Джейн шепнула Джереми:
 – Пойдем и познакомимся с Энни Кастелл.
 Они незаметно отстали, пропустив всех вперед. Толкнули кухонную дверь, вошли внутрь и оказались в большой комнате с каменным полом и низким потолком, пересеченным тяжелыми балками. Кое-где из балок торчали огромные крюки, на которых в старые времена, скорее всего, висели коптящиеся окорока. Теперь на них были развешаны только связки лука и пучки сушеных трав.
 Энни Кастелл отвернулась от плиты и посмотрела на них. Это была плотно сбитая женщина среднего роста с плоским бледным лицом, которое показалось Джейн похожим на пшеничную лепешку, и с прямыми светлыми волосами, собранными сзади в жиденький пучок. С первого взгляда трудно было сказать, блондинка она или у нее седые волосы. Она смотрела на них маленькими невыразительными глазами неопределенного цвета. Редкие белесые ресницы совершенно их не оттеняли, а широкие бесцветные брови на бледном лице смотрелись как пятна грязи. Если бы у Джейн было время подумать, она почувствовала бы разочарование. Но ее слишком переполняло ощущение, что они только что избежали опасности. Теплая комната и запах кофе действовали умиротворяюще. Она сказала как можно более приятным голосом:
 – Мы ваши кузены. Это Джереми Тавернер, а я Джейн Херон. Мы хотим поблагодарить вас за прекрасный ужин, кузина Энни.
 Говоря это, она протянула ей руку. Энни Кастелл посмотрела на ее руку, медленно вытерла свою о застиранный рабочий халат, обтягивавший ее, а затем слегка коснулась пальцев Джейн, быстро и смущенно. Она совсем ничего не ответила.
 Джейн продолжала:
 – Это был просто прекрасный ужин, правда, Джереми?
 – Никогда ничего лучше не пробовал.
 Энни Кастелл сделала какое-то движение, но было ли это проявлением скромности или признанием полученных комплиментов, невозможно было определить. Несколько мгновений никто не произнес ни единого слова. Затем из моечной вышла костлявая пожилая женщина. На ее голове была поношенная шляпка. В этот момент женщина застегивала на себе мужское пальто, которое было велико ей на несколько размеров.
 – Я закончила, – сказала она хрипловатым доверительным тоном. – И если вам не нужно почистить серебро, то…
 Энни Кастелл впервые заговорила. У нее был сельский говор и очень невыразительный унылый голос.
 – Нет, серебро может почистить Эйли. Вы закончили со стаканами?
 – Я не знала, что должна это сделать.
 – Ну пожалуйста!
 Женщина возмутилась:
 – Мистер Бридлинг вряд ли сможет обойтись без меня, если я задержусь. Однако если я должна, то сделаю, и нет смысла обсуждать это. Я скажу ему, что это вы меня задержали.
 – Спасибо.
 Энни Кастелл снова повернулась к Дженни и Джереми.
 – Кофе уже подан, – сообщила она своим монотонным голосом.
 От них избавлялись, и довольно невежливо. Когда они закрыли за собой кухонную дверь, Джереми сказал:
 – Экспансивная личность, эта наша кузина Энни.
 – Джереми, как ты думаешь, он бьет ее?
 – Кто? Фогерти? Не думаю. Почему ты так решила?
 – У нее очень подавленный вид. Люди не выглядят так, если у них все в порядке.
 Джереми обнял ее:
 – Иногда ты мне жутко нравишься. Но что касается внешнего вида, то цвет лица у тебя зеленоватый. Так что тебе лучше подняться наверх и сделать с ним что-нибудь.
 Они расстались у подножия лестницы. Когда Джейн свернула в коридор, который вел к ее комнате, она услышала мужской голос. Она не уловила слов – слышала только голос. В нем было что-то, что ее рассердило. Она поднялась на четыре ступеньки и услышала, как Эйли сказала:
 – Я не сделаю этого.
 Именно в этот момент Джейн поняла, что голоса доносились из ее спальни и что один из них принадлежал Люку Уайту, которому совершенно нечего было делать в этой комнате. Эйли, как она предположила, скорее всего готовила ей постель, и если кто-то из них и подумал о Джейн Херон, то они были уверены, что она пьет кофе в гостиной внизу. Странно, но в этот момент она совершенно не испытывала стыда, подслушивая разговор.
 Люк Уайт сказал в своей манере, растягивая слова:
 – Как ты думаешь; что хорошего в том, что ты говоришь, что не сделаешь это?
 У Эйли явно перехватило дыхание.
 – Я говорю так, потому что имею это в виду.
 – И что хорошего, как ты думаешь, ты делаешь, имея это в виду? Все равно в конечном счете ты будешь моей. Если бы у тебя была хоть капля здравого смысла, ты бы это поняла и пошла бы на это по своей воле.
 Он, должно быть, протянул руки и схватил ее, потому что Джейн услышала сдавленное: «Пусти меня!»
 – Сначала ты выслушаешь меня! И ты меня крепко поцелуешь, а потом я тебя отпущу – но только на этот раз.
 – Я буду кричать, – взволнованно сказала Эйли. – Ты не должен находиться тут. Я скажу тете Энни.
 – Энни Кастелл… Ой, умора! Ну и что получится, если ты скажешь Энни Кастелл?
 Голос Эйли дрогнул:
 – Я скажу дяде.
 – Не скажешь! Если ты захочешь сделать что-либо подобное, то и я не буду молчать. Где ты была сегодня вечером, когда мне пришлось заступиться за тебя и сказать Кастеллу, что Энни послала тебя за чем-то? Я солгал ради тебя и выручил из неприятности, в которую ты попала бы, если бы он узнал, где ты была. Гуляла с Джоном Хиггинсом, ведь так? Встречи, ухаживания, держались за руки и целовались, а может, и похуже что. Несмотря на всю его религиозность, не думаю, что вы поете псалмы все время, что проводите вместе!
 – Люк, отпусти меня!
 – Подожди, пока я не скажу, чего хочу. Слушай. Только попробуй пожаловаться Кастеллу или сбежать к Джону Хиггинсу – и я вырежу его сердце. Если ты хочешь когда-нибудь проснуться и увидеть залитую его кровью постель, то давай, беги и выходи за него замуж, и однажды ночью это случится. Но меня за это не повесят, даже и не мечтай, я никогда не доставлю тебе такого удовольствия. У меня будет такое алиби, которое не смогут опровергнуть даже обе палаты Парламента, если дело дойдет до этого. А ты все равно будешь моей, что бы ни случилось и что бы ты ни делала. Так что выбирай: либо ты выходишь за меня по собственному желанию и сейчас же, либо случится то, о чем я только что сказал, и тогда кровь Джона Хиггинса будет на твоей совести. А теперь ты меня поцелуешь!
 Джейн спустилась назад по четырем ступеням и с шумом споткнулась на нижней. Она тут же услышала вскрик Эйли и ругательство Люка Уайта. Джейн побежала и почти столкнулась с ним, когда он выходил из ее комнаты со злобным видом, держась за руку, которая явно была повреждена. Увидев ее, он остановился и сказал:
 – Эйли позвала меня, чтобы исправить ограничитель на окне, но рама соскользнула и прищемила мне палец.
 Джейн проводила его взглядом почти до конца коридора, а потом закрыла дверь.
 Эйли стояла возле комода, который служил туалетным столиком. У нее был застывший тоскливый взгляд, глаза смотрели в одну точку, а лицо было смертельно бледным. В руке она держала маникюрные ножницы Джейн. На их лезвиях была кровь. Она стирала ее пальцем и, не отрываясь, смотрела на нее.
 Джейн подошла поближе к ней и обняла за плечи:
 – Я слышала, что он сказал. Почему вы терпите это?
 Эйли продолжала водить пальцем по лезвиям.
 – Я ничего не могу поделать.
 – Нет, можете! Вы должны сказать мистеру Кастеллу и своей тете.
 По телу Эйли прошла дрожь:.
 – Вы не понимаете.
 – Вы можете уйти отсюда и выйти замуж за Джона Хиггинса. Он же любит вас, ведь так?
 – Я не могу этого сделать.
 – Из-за того, что сказал Люк? Он просто пугал вас. Вы можете пойти в полицию. Вот три вещи, которые вы можете сделать. И положите эти ножницы на столик, они вызывают у меня дрожь. Вы ткнули ими его в руку?
 Темно-голубые глаза Эйли расширились. Она снова содрогнулась. Джейн сказала нетерпеливо:
 – На вашем месте я не стала бы волноваться, он напрашивался на это.
 Она повернулась к зеркалу, вскрикнула, увидев то, что в нем отразилось, и начала вытирать лицо очищающей салфеткой. Эйли положила ножницы и отошла на пару шагов. Все время, пока Джейн занималась собой, она чувствовала, что Эйли стоит и все так же смотрит в одну точку.
 Когда Джейн закончила, Эйли все еще находилась в том же состоянии. Джейн почувствовала, что Эйли требуется встряска. Девушка, работающая горничной в гостинице, в которой находятся странные личности, должна быть более стойкой. «Огненное колесо» было неподходящим местом для нежного создания. Если девушка вынуждена зарабатывать себе на жизнь, то она должна уметь постоять за себя, и при этом не обязательно тыкать кого-то ножом или маникюрными ножницами.
 Джейн сказала довольно резко:
 – Идемте, Эйли, ничего особенного не случилось.
 Эйли посмотрела на кровь на своем указательном пальце.
 – Это всего-навсего маленькие ножницы, и от них нет никакого вреда.
 – Тогда что же беспокоит вас?
 – А если бы у меня в руках был нож?.. – И на этот раз ее голос дрожал.




 ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ


 Когда Джейн, спускаясь вниз, прошла поворот лестницы, она ощутила порыв холодного ветра, остановилась на полпути и увидела, что входная дверь открыта, а на пороге спиной к ней стоит Люк Уайт. Она поняла, что это Люк, так как на нем был серый пиджак официанта. Его замотанная носовым платком рука была опущена. Его голос донесся до нее вместе с дуновением ветра – слишком вежливый и спокойный для человека, который только что грозил вырезать кому-то сердце.
 – Простите, мадам, но боюсь, что у нас нет свободных комнат.
 За ним Джейн разглядела женскую фигуру, все еще стоявшую на пороге дома, и услышала голос:
 – О боже!
 Джейн спустилась в холл и сделала пару шагов по узкому коридору в сторону входной двери. Голос, четко произносивший слова, показался ей знакомым. Она подошла к двери и увидела старомодно одетую невысокую женщину с полоской вытертого меха на шее, с видавшей виды сумочкой в одной руке и небольшим фибровым чемоданом в другой.
 Джейн спросила:
 – Мы ведь встречались с вами у миссис Морей, не правда ли? Вас зовут…
 Женщина слабо кашлянула.
 – Мисс Сильвер, мисс Мод Сильвер. А вы мисс Джейн Херон?
 – Да. Входите, пожалуйста.
 – У нас нет свободных комнат, мисс Херон, – сказал Люк Уайт.
 Он говорил вежливо, но с явным нетерпением, что заставило Джейн повыше поднять голову.
 Мисс Сильвер прошла мимо него и поставила на пол чемодан.
 – Пожалуйста, закройте дверь. – Она сказала это спокойным, но не терпящим возражения, тоном и обратилась к Джейн: – Ветер довольно холодный. У меня поблизости назначена встреча, но возникли различные проблемы, а один джентльмен был очень добр и согласился подвезти меня на своей машине и порекомендовал эту гостиницу. Сам он направлялся к некоему сэру Джеку Чэллонеру, который живет где-то в округе, поэтому все сложилось весьма удачно. А я чувствую, что просто не способна сегодня продолжать путь в такое ненастье, да и транспорта у меня нет. Но я вполне могу удовлетвориться креслом, если здесь нет свободных комнат.
 Говоря это, она шла по коридору. В небольшом квадратном холле из полуоткрытой двери гостиной справа пахло кофе и доносился гул голосов. Когда мисс Сильвер с довольной улыбкой повернула в сторону двери, Люк Уайт протиснулся мимо нее.
 – Здесь частная вечеринка. И у нас нет мест – я уже говорил вам об этом.
 Мисс Сильвер покашляла.
 – У меня нет желания мешать кому-либо… – начала она с достоинством.
 Но прежде, чем она смогла продолжить, полуоткрытая дверь широко распахнулась. Между Джереми, который хотел выйти из комнаты, и Джейн, которая уже собиралась войти, не осталось места для Люка Уайта. Злобно взглянув на Джереми, Люк с трудом протиснулся в комнату и направился к Фогерти Кастеллу, стоявшему у подноса с кофе.
 Джейн взяла мисс Сильвер под руку:
 – Джереми, это мисс Сильвер, с которой я познакомилась у миссис Морей. Она задержалась на дороге, а этот ужасный Люк Уайт говорит, что для нее здесь нет места. Но ведь мы можем что-то придумать, ведь правда?
 – Думаю, да. Проходите, мисс Сильвер, и выпейте с нами кофе.
 Мисс Сильвер одарила его улыбкой, которую она приберегала для вежливых и внимательных молодых людей.
 – Это очень кстати, – сказала она.
 Когда они вошли в комнату, то тут же столкнулись с Фогерти Кастеллом, который расплылся в улыбке и начал извиняться:
 – Простите, мадам, но у нас действительно нет комнаты, которую мы могли бы предложить вам. Участники вечеринки мистера Тавернера заняли все комнаты. Капитан Тавернер может вам это подтвердить.
 Капитан Тавернер нахмурился. Он осознал, во что его втянула Джейн, и не видел выхода из создавшегося положения. Ему придется уступить свою комнату. Неприятная мысль скрашивалась тем, что этим он очень досадит Люку Уайту, который ему категорически не нравился. Похоже, что это также не понравится Фогерти Кастеллу. Он довольно вежливо сделал свое предложение, получил учтивое изъявление благодарности мисс Сильвер и одобрение Джейн и, кроме этого, выслушал деликатные возражения.
 Конец спорам положила сама мисс Сильвер. Говоря спокойно и четко, как она часто делала это в прошлом, когда нужно было успокоить непослушных учеников, она заявила, что если речь идет вторжении постороннего человека в какое-то частное семейное дело, то она немедленно удалится.
 Фогерти всплеснул руками:
 – Да нет никакого частного дела! Здесь семейная встреча – вы же видите. Я поговорю с мистером Тавернером. Он хозяин, гостиница его, вечеринку устраивает он – я всего только управляющий. – Он сделал один из свойственных иностранцам жестов и отошел.
 Они видели, как он размахивает руками, разговаривая с Джекобом Тавернером.
 Джейн заговорила, поддавшись внезапному порыву.
 – А ему не понравилось, когда вы сказали о том, что это частное дело! Знаете что, проходите и садитесь, а Джереми принесет вам кофе. Как странно, что человек, который подвез вас, собирается остановиться у Джека Чэллонера. Он друг Джереми.
 Комната была довольно большой. Тяжелые плюшевые гардины закрывали окна и источали смешанный запах плесени и табака. Даже под смягчающим светом ламп и гардины, и вся мебель выглядели неряшливо.
 Мисс Тавернер сидела отдельно от всех у небольшого столика, на который поставила кофейную чашку. Она думала о том, что в гостинице просто необходимо было сделать весеннюю уборку. Она ощущала небольшое головокружение и странную легкость, но не настолько сильные, как до того, как она выпила кофе. Вся еда и питье были просто великолепными. Совершенно неожиданно для себя она хихикнула. Шампанское было очень хорошим. Она никогда раньше не пила шампанское. После него чувствуешь себя очень странно, но приятно. Она бы выпила еще чашечку кофе, но не чувствовала себя настолько уверенно, чтобы встать и пойти попросить еще.
 Она огляделась вокруг. Джеффри стоял к ней спиной и разговаривал с леди Мэриан. Странно думать, что у них есть кузина – дочь графа. Но она была не очень-то высокого мнения о мистере Торп-Эннингтоне. Ужасно быть замужем за человеком, который напивается до такой степени. Напивается? Да он вообще похож на покойника, если посмотреть, как он лежит в этом кресле. Она удивилась тому, что удалось перетащить его сюда из столовой.
 Эл Миллер был ничуть не лучше: шумный и вульгарный. Слишком много смеется и слишком громко разговаривает с официантом и мистером Кастеллом. Официант – Люк Уайт – один из потомков Люка Тавернера. Не самый лучший родственник. На самом деле ей не было до них никакого дела, так же как и им до нее. Никто не подошел и не заговорил с ней. Ей этого не особенно и хотелось, даже хорошо, что никто не подошел. Ей больше нравилось наблюдать за ними. Джереми Тавернер и Джейн Херон пили кофе в обществе похожей на гувернантку личности, которая пришла в комнату вместе с Джейн. Какая старомодная шляпка, а этот потрепанный мех… Она вспомнила принадлежавший ей мех, купленный перед самой войной на январской распродаже, который она хранила в ящике комода, положив туда нафталин, и носила только в особых случаях. Она перекладывала всю свою одежду нафталином и так привыкла к его запаху, что перестала его замечать. Теперь этот запах не без успеха соперничал со сложными запахами комнаты.
 Мисс Тавернер как раз мысленно оценивала весь наряд мисс Сильвер, и этот процесс создавал у нее приятное ощущение превосходства, когда к ней подошел Джекоб Тавернер и сел рядом. Тут же появилось ощущение беспокойства и желание оказаться подальше от этого места. Его глаза так блестели, что она почувствовала дурноту, а в его голосе было что-то такое… будто он смеялся над вами, хотя, конечно, смеяться было не над чем.
 – Ну, моя дорогая Милдред, неплохой кофе готовит Энни Кастелл, не так ли? Вы не жалеете о том, что ходили в Пещеру контрабандиста?
 Она почувствовала негодование, выпрямилась и подняла подбородок. Конечно, он ее кузен, но называть ее «моя дорогая Миддред» – это слишком, ведь они встречаются всего второй раз. Это не совсем прилично, чересчур фамильярно. Но она тут же забыла об этом, так как Джекоб спросил:
 – Что вы имели в виду, когда сказали: «Но я думала…»?
 Она сразу же сильно смутилась. Мужчины вообще нервировали ее. Хоть Джеффри и был на два года моложе, он всегда одергивал ее. Она до сих пор чувствовала то место на руке, за которое он ущипнул ее в подвале, будто она сказала что-то ужасное. То, что она сказала, в действительности не имело никакого значения.
 – Ну? Почему вы так сказали?
 – Я не знаю…
 – Вы были удивлены, ведь так?
 – О да.
 – Вы не думали, что там был ход?
 Милдред выглядела так же смущенно и испуганно, как и чувствовала себя. Потому что она, конечно же, знала, что там есть ход, а Джеффри всегда внушал ей, что об этом говорить не надо.
 Джекоб Тавернер не дал ей времени на размышление:
 – Вы знали, что там был ход, ведь так? Но вы не знали, что он начинается в подвале. Вы сказали: «Но я думала…» Вы думали, что он начинается где-то еще?
 Вопросы сыпались так же быстро, как горошины из игрушечного ружья.
 Джекоб снова задал ей тот же вопрос:
 – Вы думали, что он начинается где-то еще? Где, вы думали, он начинается?
 В ее голове все еще бродило шампанское. Она не собиралась говорить, но, совершенно не осознавая, что делает, произнесла:
 – Наверху…
 Его блестящие мерцающие глаза были слишком близко. Он опирался локтями о стол и наклонялся к ней. Ей никогда не нравилось, когда кто-то находился так близко от нее.
 Джекоб быстро спросил:
 – Почему?
 – Я не знаю…
 – Ну же… вы должны знать. Почему-то выдумали, что он наверху. Что заставляло вас так думать?
 Она почувствовала, что ее загнали в угол. Он смотрел на нее блестящими глазами, отчего она чувствовала дурноту. У нее не осталось сил сопротивляться.
 – Так говорил мой дед.
 – Мэтью? Что он говорил?
 – Это было, когда он совсем состарился… он стал много говорить. Он сказал, что в детстве однажды ночью проснулся и услышал странные звуки. Было очень темно, и он испугался – ведь он был совсем ребенком. Потом он увидел свет, мерцавший в отверстии в стене. Ему стало жутко, он убежал назад в свою постель и натянул одеяло на голову.
 – А где он увидел отверстие в стене? Она покачала головой:
 – Он не сказал.
 – И вы его не спросили? Она снова покачала головой:
 – То же самое спросил Джеффри, но я не думала об этом. Это было тогда, когда я помогала ухаживать за ним незадолго до его смерти. Джеффри рассердился, а я не придала этому значения и особо не задумывалась. Я вообще считала, что ему это приснилось. Я и не представляла, что этот ход существует. Но когда вы сказали, что он есть, то я подумала, что, может, это действительно произошло на самом деле. Только мне не кажется, что он прошел весь путь до подвала в темноте, ведь он был маленьким мальчиком. Поэтому я и сказала: «Но я думала…»
 Он пристально смотрел в ее глаза:
 – И это все?
 Она кивнула.
 – Но я считаю, что на самом деле ничего не было.
 Он убрал локти со стола и выпрямился. Как же замечательно почувствовать, что он находится на расстоянии от нее.
 – Действительно. На самом деле ничего не было, – сказал он. – Вы с самого начала правильно подумали. Ему это приснилось. И когда ему это приснилось – в детстве или тогда, когда он впал в детство, – не играет роли. Ход всегда начинался в подвале точно так же, как вы сегодня видели. И то, что рассказал вам Мэтью, с начала до конца приснилось ему.
 – В любом случае это не имеет значения.
 Он выбрался из кресла и направился к группе, собравшейся у подноса с кофе, унося в руках ее пустую чашку.




 ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ


 Недалеко стояла Флоренс Дьюк. Она находилась там с самого возвращения из подвала, не говоря ни с кем, – просто стояла и очень медленно, глоток за глотком, пила кофе. У нее был вид женщины, погруженной в свои мысли и прислушивавшейся только к ним. Было ясно, что она не обращала никакого внимания на то, что происходило вокруг: разговор Джеффри Тавернера с Мэриан Торп-Эннингтон, шумные высказывания и смех Эла Миллера; иногда злые, а иногда доброжелательные реплики Фогерти Кастелла. Даже когда он повернулся к ней, сделав один из своих иностранных жестов, и сказал приглушенным голосом: «Этот Эл Миллер, уверяю вас, затеет какую-нибудь ссору. Почему он не может тихо выпить и уснуть, как тот, другой?» – даже тогда она не отвлеклась от своих мыслей. Ее глаза смотрели мимо него, когда она произнесла в своей медлительной манере:
 – Он в порядке. Не обращайте внимания.
 Дотянувшись до кофейника, она снова наполнила свою чашку. Фогерти подумал, что, возможно, она пьяна. Цвет ее лица уже не был таким красным. Иногда выпивка проделывает такое с людьми. Рука ее не дрожала, а сама она стояла подобно фигуре на носу корабля – крупная, мощная женщина, монолитная и несгибаемая. Но что-то было… Он пожал плечами и пошел назад к Элу Миллеру, который не прекращал говорить.
 – Где Эйли? Хочу видеть Эйли. Мне нужно ей что-то сказать.
 Фогерти всплеснул руками:
 – Разве я не сказал вам, что она занята? Подождите немного и скоро ее увидите. Не думаете же вы, что у моей жены три пары рук? Оставьте Эйли в покое до тех пор, пока она не закончит работу!
 Эл перекинул ногу через угол стола и сидел, раскачиваясь и напевая слабым фальцетом:
 – «Эйлин аланна, Эйлин астора…» Эта песенка о ней! Ирландская песня для ирландской девушки. У нас на станции работает ирландец – зовут Пэдди О'Холларан – и он эту песню поет. Он говорит, что я не умею петь. – Эл ухватил Кастелла за лацкан пиджака и покачнулся. – Кто говорит, что я не могу петь? – Он снова запел высоким голосом: – «Эйлин аланна…», – затем неожиданно прервал пение: – Я же говорю, что хочу видеть Эйли – сказать ей что-то…
 – Я же объяснил, что она очень занята. Выпейте еще. А что вы хотите ей сообщить?
 Эл отпустил лацкан, с трудом нашел носовой платок и вытер лицо.
 – Я не возражаю. – Он поднял предложенный стакан, сделал большой глоток и заморгал. Затем сказал:
 – Я не пьян.
 Фогерти ничего не ответил. Он надеялся, что этот стакан сделает свое дело.
 Эл выпил все содержимое стакана и поставил его на самый край стола. Когда стакан упал и разбился, он пьяно рассмеялся и повторил:
 – Я не пьян.
 – Никто и не говорит, что вы пьяны.
 – Правильно, так я им и сказал. Никто не скажет, что я пьян. Уволят меня, да? Скажут, что я пьян, и уволят? – Он уцепился за руку Фогерти. – Я… скажу… это вас уволят. Они. Я… ухожу. Никто не скажет, что я пьян. – Его голос звучал громче.
 – Никто этого и не говорит.
 Эл уставился на него:
 – Если бы я был пьян, то я бы заговорил. Не пьян… ничего не скажу… только Эйли. Если там что-то есть… мы это найдем. Если нет… ну и пусть… мы все равно поженимся… поженимся и все тут.
 Фогерти сказал:
 – Идемте со мной, и я позову Эйли. Выпейте еще немного, и я ее позову.
 Эл покрутил головой.
 – Мне и здесь хорошо. – Затем он неожиданно наклонился к уху Фогерти и сказал громким шепотом:
 – Хотите выведать, что знаю я… правда? Ну а я не скажу. – Он неожиданно покачнулся, потерял равновесие и свалился на стул.
 Все это время Люк Уайт стоял позади стола с бесстрастным лицом и равнодушным видом. Возможно, он слушал, как Мэриан Торп-Эннингтон рассказывает Джеффри Тавернеру историю своих трех замужеств. А может быть, он наблюдал за Джекобом, беседовавшим с Миддред Тавернер. С таким же успехом он мог следить за Джейн, мисс Сильвер и Джереми или Флоренс Дьюк. Или он прислушивался к тому, что говорил Эл Миллер. Когда Джекоб подошел к столу и поставил на него пустую чашку Миддред Тавернер, Люк поднял поднос и вышел через служебную дверь в дальнем конце комнаты.
 Кастеллу удалось усадить Эла Миллера на стул. Некоторое время он не сможет говорить. Люк оглянулся, поддерживая дверь плечом, а затем отпустил ее.
 Флоренс Дьюк выпрямилась, с отсутствующим видом ощупала рукав и медленно произнесла:
 – У меня нет носового платка.
 Она не обращалась к кому-то конкретно, и никто не обратил на ее слова внимания. Она обошла стол и вышла через служебную дверь.
 Позади нее, в комнате, Джейн говорила:
 – Вы, наверное, думаете, что это довольно странная вечеринка. Мы все кузены, потомки старого Джереми Тавернера, который был хозяином этой гостиницы. Теперь она принадлежит Джекобу Тавернеру. Вон он стоит у стола. Это он устроил вечеринку. Он внук, а все остальные правнуки Джереми. Многие из нас даже не встречались раньше. Джереми и я, конечно, встречались, но больше никто. Это из-за семейных распрей. Кузен Джекоб дал объявление о поиске потомков своего деда, и вот мы здесь.
 Джереми сказал:
 – Пестрая компания.
 Джейн рассмеялась своим красивым смехом.
 – Вам интересно узнать, кто есть кто?
 Мисс Сильвер кашлянула и совершенно искренне ответила:
 – Мне будет очень интересно.
 В это время внизу, на кухне, Эйли убирала стаканы и столовое серебро. Она работала не так быстро, как всегда, потому что время от времени из-под ее длинных ресниц появлялась горько-соленая слезинка и медленно стекала по бледной щеке. Иногда слезинка падала на ложку или стакан, и тогда ей приходилось снова вытирать их. Энни Кастелл была занята кухонной плитой. Все ее движения были медленными и заторможенными. Было просто удивительно, как она со всем справлялась. Они не проронили ни слова до тех пор, пока работа не подошла к концу. Тогда Энни повернулась и сказала своим невыразительным голосом:
 – Что толку стоять и плакать? Это еще никогда никому не помогло, насколько я знаю.
 Эйли горько произнесла:
 – Здесь ничто не поможет…
 Энни Кастелл сняла крышку с кастрюли с овсяной кашей, хорошенько помешала кашу и снова накрыла крышкой. Затем она сказала:
 – Это Люк?
 Эйли ответила быстро и сдавленно:
 – Если он дотронется до меня, я умру. – Она судорожно вздохнула. – Или убью его.
 Энни Кастелл поцокала языком. Она слышала, как Эйли глубоко вздохнула, но ничего не сказала. В конце концов она спросила:
 – А он приставал к тебе?
 Эйли опять начала плакать.
 – Он поднялся в комнату, где я была. Я застилала постель мисс Херон. И я попросила его уйти, но он не захотел. Я сказала, что пожалуюсь на него, а он стал мне угрожать… – Она попыталась восстановить дыхание, что ей с трудом удалось. – Он сказал, что если я уйду к кому-то другому, то он придет ночью и вырежет ему сердце.
 Энни Кастелл убирала с кухонного стола. Когда она убрала с него все, то взяла из ящика старую чистую скатерть и застелила стол. Потом собрала ножи и вилки и аккуратно разложила их, а затем поставила стаканы. Лишь после этого она сообщила:
 – Мужчины говорят много ерунды. – А затем после паузы добавила: – Я бы закрывала на ночь свою дверь.
 – Неужели вы думаете, что я ее не закрываю?
 Энни удовлетворенно кивнула:
 – Миссис Бридлинг забыла свой шарф. Забери его из моечной и положи на буфет, чтобы она его увидела, а сама приходи сюда и поужинай. Неизвестно, когда придут Люк и Фогерти. Поужинай и отправляйся спать.
 Эйли ничего не ответила. Она пошла в моечную и вернулась с пустыми руками.
 – Шарфа там нет.
 Энни Кастелл задумчиво нахмурилась:
 – Он там, на краю стола. Я уронила его, когда несла сюда.
 – Его там нет.
 Энни Кастелл сказала:
 – Она, наверное, возвращалась за ним. Садись и ужинай.




 ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ


 Мисс Сильвер оглядела комнату, которую капитан Тавернер так любезно ей уступил.
 – Очень уютная комната, – сказала она, – и вы так добры. В соседней комнате поселилась миссис Дьюк, а за ней мисс Милдред Тавернер, так вы сказали? А леди Мэриан и ее муж напротив?
 Джереми ответил:
 – Не совсем. Напротив вас поселили Джейн, а Торп-Эннингтоны дальше за ней. С другой стороны от комнаты Джейн находится ванная.
 – Это очень удобно. Вы действительно очень добры. В этих старых домах иногда так трудно ориентироваться. А за лестничной площадкой есть еще комнаты?
 Джереми подумал, почему старые дамы всегда так интересуются делами других людей. Он ответил:
 – Да. Мистер Тавернер поселился там и Джеффри, и, я полагаю, Кастеллы, а также та девушка, Эйли.
 Мисс Сильвер кашлянула.
 – А мистер Миллер?
 Джереми в это время упаковывал свою дорожную сумку. Джейн сидела на краешке кровати. Она наморщила носик и сказала:
 – Слава богу, нет. Он ушел.
 Джереми повернулся к ней, держа в руке кисточку для бритья:
 – Откуда ты знаешь?
 – Мне сказала Эйли. Он был… ну, вы видели, какой он был. И, чтобы его успокоить, несчастный Кастелл позвал Эйли поговорить с ним, но она отказалась. Ей хватило истории с Люком Уайтом, а Эл был последней каплей. Она выбежала из комнаты, а через некоторое время Фогерти сказал, что Эл ушел домой.
 Мисс Сильвер склонила голову набок, подобно птице, и повторила последнее слово в вопросительной форме:
 – Домой?
 – В Ледлингтон. Он работает носильщиком на станции – я говорила вам. У него есть комната где-то на задворках.
 Джереми потянулся за своей пижамой и положил ее сверху на свои бритвенные принадлежности.
 – Сомневаюсь, что он туда доберется: настолько пьян, что неспособен удержаться на ногах, и, скорее всего, окажется в канаве. Кстати, я видел, как он уходил. Если он не протрезвеет, то не пройдет и километра. Он продолжал петь «Эйлин аланна».
 Джейн сказала:
 – Эйли нельзя оставаться здесь, это неправильно. Ей нужно выйти замуж за Джона Хиггинса и уйти отсюда. – Она повернулась к мисс Сильвер. – Это еще один из наших кузенов, но он ни за что не захотел прийти сюда. Возможно, он не готов подставить другую щеку Люку Уайту. Он работает старшим плотником у сэра Джона Лейберна. А в свободное время кто-то вроде местного проповедника. Они с Эйли любят друг друга, и он был бы для нее очень хорошим мужем. Джереми поднял свой чемодан.
 – Я выбрал комнату, которая находится на площадке посередине лестницы. – Он взял Джейн за запястье и потянул за собой. – Будь добра, пойдем со мной, ты поможешь мне разложить вещи. Спокойной ночи, мисс Сильвер.
 Они спустились по лестнице на несколько ступенек к той комнате, где разговаривали перед обедом. Постель была приготовлена на промятой старомодной кушетке. Выглядела она довольно удобной.
 Джереми закрыл дверь и с хмурым видом сказал:
 – Почему ты так расстилалась?
 – Перед кем?
 – Перед мисс Сильвер.
 – Вовсе нет!
 Он сердито произнес:
 – Конечно, расстилалась! И я хочу знать почему.
 Джейн смягчилась. До этого она весьма заносчиво смотрела поверх его головы. Теперь позволила себе на мгновение встретиться с ним глазами, затем смущенно сказала:
 – Джереми…
 – Ну?
 – Есть кое-что, но я не знаю, должна ли я тебе об этом сказать…
 Джереми кинул дорожную сумку на кушетку. Обернувшись к Джейн, он сказал:
 – Ну-ка рассказывай, в чем дело.
 – Ну, может, в этом нет ничего особенного…
 – Хорошо, если ничего особенного нет, то тебе лучше пойти спать.
 – Я расскажу тебе. Только… ну, ты знаешь, я встретила мисс Сильвер у миссис Морей, и мое впечатление о ней было такое же, как у любого другого: типичная гувернантка времен короля Эдуарда, которую нужно поместить за стекло в Британском музее или в подобном месте. Но мы с ней очень быстро подружились.
 – Дорогая, к чему ты ведешь? Или, может, мне спокойно лечь спать и ждать, когда ты дойдешь до нужного момента?
 – Я уже подошла к нему. Так она выглядела, и так я о ней думала. Но оказалось, что она просто создает такое впечатление. И весьма убедительно. Я хочу сказать, что когда-то она была гувернанткой или чем-то вроде этого, поэтому это самая удобная защитная маскировка – как у насекомых, притворяющихся палочками…
 – Джейн, ты бредишь!
 – Нет, дорогой, я только осторожно подвожу тебя.
 – Подводишь к чему?
 Она хмыкнула, приблизила губы к самому его уху и сказала:
 – Она детектив.
 – Ты издеваешься надо мной.
 – Нет, это правда. Миссис Морей сказала, что она просто великолепна. И Чарльз сказал то же самое – они оба так думают. Они сообщили, что в департаменте уголовного розыска Скотленд-Ярда о ней очень высокого мнения.
 – Ты меня не разыгрываешь? Джейн возмутилась:
 – Очень надо!
 – От тебя всего можно ждать. Тогда…
 Они посмотрели друг на друга. Джейн кивнула:
 – Я знаю, я как раз все время думала об этом… о том, что она здесь. Может быть, это и случайность, как она сказала, а может, и не случайность. А вдруг она что-то расследует?
 Джереми раздраженно заявил:
 – Я говорил тебе, что с этим местом что-то не так. Тебе не нужно было сюда приезжать.
 – Опять та же песня! – Она послала ему воздушный поцелуй. – Вот я и подумала, что, если здесь творятся какие-то черные делишки, ей нужно знать, кто из нас кто, и иметь какое-то представление о расстановке сил. Потому что… я ведь, кажется, не сказала тебе о Люке Уайте?
 Она продолжила свой рассказ, закончив словами:
 – Это было действительно ужасно. И не надо больше говорить, что я не должна была приезжать, потому что это чушь. А я постоянно думаю об Эйли. Видел бы ты, в каком она была состоянии. Понимаешь, не очень-то приятно, когда кто-то ходит и угрожает вырезать кому-то сердце и утопить кого-то в крови, если этот кто-то собирается выйти замуж за другого.
 Джереми сказал с довольно странной интонацией в голосе:
 – Да уж…
 Затем он приподнял подбородок Джейн и поцеловал ее долгим поцелуем. Это было приятно и поколебало ее решимость. Еще более ее решимость поколебалась, когда он сказал изменившимся голосом:
 – Давай поскорее поженимся.
 Джейн подумала, что все идет к этому. Никогда раньше она и не подозревала, что так безумно просто сказать «да». Она ответила на его поцелуй и отстранилась. А затем выбежала из комнаты.




 ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ


 Все начали укладываться спать. Комнаты нижнего этажа остались в темноте, и в них установилась тишина. Светилась только настенная лампа в небольшом квадратном холле. Старые дома отходят ко сну очень медленно. Полы, по которым ходили многие поколения, мебель, которой очень долго пользовались, стены, в течение многих веков несшие на себе давление и вес старых балок, имели привычку погружаться в тишину постепенно. Слышатся небольшой шелест, поскрипывания, движения: шепот в замочной скважине двери, шевеление золы в потухшем очаге, вздохи в трубе – и все это в тишине, которая устанавливалась там ночь за ночью в течение по крайней мере трех сотен лет. По ночам прошлое украдкой возвращается.
 Наверху мисс Сильвер заплела косу и аккуратно заколола ее на ночь, сложила свой малиновый халат, сшитый еще в последний год войны из дешевой ткани, но очень теплый и удобный, украшенный самодельными кружевами, связанными из хлопчатобумажных ниток, – эти кружева были практически вечными и служили украшением двух предыдущих халатов. Новые тапочки были подарком Дороти, жены ее племянника, которая привезла их с Востока. Аккуратно поставив их рядом с кроватью, она забралась в постель, накинула поверх шерстяной ночной рубашки с длинными рукавами теплую шаль с ажурной отделкой по краю и прочитала главу из Библии. Сегодня она провела весьма познавательный вечер. Затем она задула свечу и приготовилась спать.
 У Милдред Тавернер тоже была шерстяная ночная рубашка с длинными рукавами. Она вышила с каждой стороны выреза по букетику цветов, которые украсила мелкими рюшами из кружев. Лежа в темноте, она думала о том, что не нужно было пить так много шампанского. Ей казалось, что кровать покачивается, а сама она чувствовала себя далеко не лучшим образом и все пыталась вспомнить, что рассказала Джекобу Тавернеру.
 В большой двуспальной кровати в комнате напротив Фредди Торп-Эннингтон едва различал, что говорит жена. Он не спал, так как слышал голос Мэриан, но и не бодрствовал, так как никак не мог и не хотел отвечать ей. Он хотел, чтобы она замолчала и погасила свет, который резал глаза. Он не был пьян – он же поднялся наверх по лестнице, ведь так? Почему Мэриан не может оставить его в покое и погасить свет? А жена все продолжала говорить:
 – Фредди, мой милый, понимаешь, тебе не стоило пить так много. Ты завтра будешь чувствовать себя совершенно разбитым, ты же это знаешь.
 Ему не хотелось слушать никого. У него было единственное желание – заснуть.
 Мэриан Торп-Эннингтон кончила наносить крем на лицо и подвязала подбородок специальной лентой, что она делала каждую ночь, хотя это доставляло ужасные неудобства, затем завязала на голове сетку, которая позволяла сохранить прическу, и надела на руки перчатки из легкой моющейся замши. Сделав это, она сняла накидку и осталась в ночной рубашке из белой тонкой трехслойной ткани, украшенной мелкими оборками нежного яблочно-зеленого цвета у плеч и талии. Она надела сверху короткую кофточку того же яблочно-зеленого цвета и бросила взгляд на свое отражение в зеркале. Повязка под подбородком несколько испортила впечатление, но рядом не было никого, кто мог бы ее увидеть. Фредди, бедняжка, никогда не видит, как она выглядит и что на ней надето.
 Это действительно было так, потому что, решив однажды, что она самая красивая женщина в мире, он продолжал придерживаться этого простого убеждения, и ничто из того, что она делала или забывала сделать, совершенно не влияло на это убеждение.
 Мэриан Торп-Эннингтон слегка вздохнула, сожалея о тех днях, когда цвет ее лица обеспечивался потрясающим сиянием ее собственной молодости, а также мягкой водой и свежим воздухом Рэтли, когда ей не было необходимости беспокоиться о двойном подбородке. Затем она забралась в постель, поцеловала Фредди в затылок и задула свечу.
 С другой стороны площадки Джеффри Тавернер читал, лежа в постели. Он был одет в аккуратную серую пижаму и серый халат, отделанный черно-белой тесьмой. В его распоряжении было всего две подушки, и ему с трудом удалось положить их так, чтобы было удобно. Он надел очки в светлой роговой оправе и читал триллер с интригующим названием «Три трупа и один гроб».
 В соседней комнате находилась миссис Флоренс Дьюк. Она еще не раздевалась, а сидела на краю кровати, сложив руки на коленях. На комоде, служившем туалетным столиком, стояла зажженная свеча. Пламя свечи колебалось от ветра, дувшего от окна, от этого свеча оплывала. Пламя, оплывающий воск и сама свеча отражались в слегка наклоненном зеркале. Флоренс Дьюк смотрела мимо них на стену.
 Джейн ощущала воздух, холодный и соленый, идущий от моря. Чтобы раздеться, ей хватило пяти минут. И теперь она лежала в темноте и всматривалась в едва видимое окно, выделявшееся на фоне сплошной темноты, до тех пор, пока оно не стало похожим на раму картины. Рама была на месте, но картина представляла собой что-то мутно-серое без формы и содержания. Что-то такое описывалось в Библии, в Книге Бытия. Ее мысли стали путаться. Она ощутила тепло и радость. Джереми поцеловал ее так, будто действительно любил… очень любил. Кузены не должны вступать в брак… возможно, это не имеет никакого значения, если они сделают это… возможно…
 Неожиданно что-то ее разбудило. Кто-то тихо постучал в дверь, затем дверь открылась, подул ветер, и она услышала голос Эйли:
 – Мисс Херон, пожалуйста…
 Джейн села и сказала:
 – В чем дело? Послушайте, закройте окно, а я зажгу свечу.
 Окно закрылось, и в комнате сразу же наступила тишина. Шторы задернули, и при свете свечи Джейн увидела Эйли в синем платье. Она держала в охапке какие-то вещи, а также ночную рубашку и халат. Она стояла на полпути между окном и кроватью, тяжело дыша. Ее глаза пристально вглядывались в лицо Джейн, а ее собственное лицо было белее молока.
 Джейн снова спросила:
 – В чем дело?
 Эйли подошла поближе:
 – Мисс Херон… разрешите мне остаться здесь. Я буду сидеть на стуле тихо-тихо, без единого звука.
 – Что случилось?
 Эйли произнесла дрожащим голосом:
 – В моей двери нет ключа.
 – Вы хотите сказать, что там вообще нет ключа или сейчас нет ключа?
 Дрожащий голос стал еще тише.
 – Он исчез. Тетя Энни велела мне запереть мою дверь. Ей и не нужно было так говорить – я всегда ее запирала. С того времени, когда здесь появился Люк. Но сегодня в двери нет ключа. Он исчез.
 – Вы должны сказать своей тетушке.
 – Я не могу, они ведь спят в одной комнате: она и дядюшка. Если вы позволите мне остаться…
 – Конечно, вы можете остаться. Переодевайтесь и забирайтесь в кровать! Она достаточно большая, чтобы разместить полдюжины человек.
 Эйли задержала дыхание.
 – Я не это имела в виду, я вовсе не хотела вас беспокоить. Разрешите мне только побыть в вашей комнате. Он сказал, чтобы я вас попросила об этом.
 – Он? Кто?
 – Джон, мисс Херон, Джон Хиггинс.
 – Когда?
 – Мисс Херон, вы никому не расскажете? В этом нет ничего такого, но вы ведь никому не расскажете? Время от времени он приходит сюда и посвистывает, чтобы я знала, что он здесь. Он насвистывает мелодию религиозного гимна «Ледяные горы Гренландии», и я выглядываю из окна. Но сегодня… о боже, он так рассердился.
 – Почему?
 Эйли поежилась:
 – Вы же знаете, что случилось сегодня с этим Люком. Я спустилась вниз и рассказала тете Энни. Миссис Бридлинг, которая приходит помогать, когда у нас много дел, уже закончила работу и пошла домой, а я убирала серебро. Я не знала, что там был кто-то еще. Но миссис Бридлинг вернулась. Она забыла свой шарф и вернулась за ним. Она услышала все, что я говорила, когда думала, что, кроме тетушки Энни и меня, на кухне никого нет, что мы совсем одни.
 – Как вы узнали?
 Эйли присела на край кровати. Было похоже, что ноги ее больше не держат. Она продолжила свой рассказ:
 – Она вернулась в Клифф и проверила мистера Бридлинга – он лежит в постели и не встает. Затем она начала думать о том, что я рассказывала тетушке Энни. И когда хорошенько все обдумала, то пошла в соседний дом и все рассказала Джону Хиггинсу, а Джон сразу же пришел сюда. Я никогда не видела его в таком гневе.
 – Не удивительно. Эйли, почему вы не выходите за него замуж, ведь он хочет этого. Правда?
 Эйли посмотрела на нее долгим грустным взглядом:
 – И тогда его кровь будет на мне, как сказал Люк? – Она покачала головой. – Я лучше спрыгну со скалы. Так я и сказала ему сегодня вечером.
 – И что он на это ответил?
 Голос Эйли стал еще тише:
 – Что я погублю свою душу и попаду в ад. А еще он сказал, что пойдет за мной – туда или куда угодно. И добавил: «Да простит меня Господь, но это так». Я никогда раньше не видела его в таком состоянии. Странные люди эти мужчины, мисс Херон. Довести себя до такого состояния из-за девушки. И Эл, и Люк, и даже Джон – что с ними со всеми происходит?
 Джейн закусила губу. Ей хотелось и смеяться, и плакать. Она вспомнила, как крепко поцеловал ее Джереми.
 А Эйли продолжала своим красивым печальным голосом:
 – Он хотел, чтобы я вышла к нему через боковую дверь. Он сказал, он отведет меня к миссис Бридлинг и мы сможем пожениться через три дня. А я сказала, что не могу оставить тетю Энни. Ни за что бы не поверила, что он может так себя вести. Я просто сказала – нет, нет и нет, а он спросил, могу ли я торжественно пообещать, что пойду в вашу комнату и попрошу вас оставить меня у себя, а он придет утром и поговорит с дядей. Ну, я сказала, что я так и сделаю… – Ее голос затих.




 ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ


 Эйли забралась под одеяло на другом конце огромной кровати и почувствовала, как тепло и ощущение безопасности окутывают ее. Она сказала совсем тихо:
 – Спасибо, мисс Херон. – И услышала смех, доносившийся с соседней подушки.
 – Да перестань величать меня «мисс Херон»! Мы станем кузинами, когда ты выйдешь замуж за Джона Хиггинса.
 Джейн лежала и думала, как все было странно. Она почувствовала, когда Эйли уснула, но сама никак не могла заснуть. Она стала вспоминать свои впечатления с момента их прибытия в «Огненное колесо»: старый дом, темный ход, ведущий к морю, пьяный смех Эла Миллера, Эйли, Люк Уайт, поддерживающий кровоточащую руку, поцелуй Джереми в маленькой комнате на площадке посередине лестницы… Сначала это были мысли, затем мысли сменились картинками, а картинки вместе с ней переместились в сон. Она уже не лежала в постели, а стояла у двери комнаты. Дверь была отворена. Она выглянула в коридор, но там было пусто и темно. В конце, там, где начиналась лестница, был свет. Она прошла по коридору до лестничной площадки и посмотрела вниз. Дверь небольшой комнаты, находившейся на площадке посередине лестницы, была открыта, и кто-то как раз выходил из нее. Это был Джереми. Именно так она подумала, когда увидела его. А потом вдруг засомневалась. Его волосы были намного длиннее, и он выглядел больным. На нем был большой свободный пиджак и высоко повязанный темный шарф. Руками он крепко зажимал бок, а между пальцами текла кровь. Это не был Джереми – это не мог быть Джереми. Он вышел из комнаты и взглянул на нее, стоявшую наверху. Она поняла, что он вот-вот умрет, закричала… и этот крик разбудил ее.
 Она сидела в большой кровати в полной темноте, сжимая рукой горло, а крик звучал в ее ушах. В течение какого-то мгновения сон еще был с ней: Джереми, смотрящий на нее, подняв голову, и кровь, стекающая вниз, – и крик. Это был ее собственный крик. Или не ее? Она вспомнила об Эйли. Если она так кричала, то почему Эйли не проснулась?
 Джейн протянула руку, чтобы нащупать Эйли, но девушки рядом не было. После ее пробуждения прошло всего несколько секунд. В то мгновение, когда она поняла, что Эйли нет на месте, она снова услышала крик – он доносился откуда-то изнутри дома.
 Джейн оказалась у двери, прежде чем поняла, как это получилось. Темный коридор тянулся до лестничной площадки – темный и пустой. Все было точно так же, как в ее сне, только во сне она не ощущала ни тепла, ни холода, а теперь ей было так холодно, что она никак не могла восстановить нормальное дыхание. Ее сердце громко колотилось, а дыхание перехватило. Наверное, она машинально схватила халат, потому что обнаружила, что закутывается в него. Затем она услышала, как вокруг все начали просыпаться. Скрипнула пружина кровати, открылись двери. Мисс Сильвер вышла из своей комнаты, завязывая пояс малинового халата.
 Джейн пробежала мимо нее к началу лестницы и резко остановилась. Все было так, как если бы она вернулась в свой сон, потому что дверь маленькой комнаты на площадке посредине лестницы была открыта и Джереми как раз выходил из нее. Ужас охватил ее. А затем он неожиданно исчез, а вместе с ним и сон: Джереми, вполне живой и здоровый, стоял в сине-белой пижаме с торчащими в разные стороны волосами.
 Джейн сбежала вниз по лестнице и схватила его за руку.
 – Джереми! – Тут она взглянула вниз, в холл, и слова замерли у нее на губах. В холле находились три человека; один из них лежал навзничь на полу посередине холла. Он лежал лицом вниз, широко раскинув руки, как если бы оступился на нижней ступеньке. Вокруг его левой руки был замотан носовой платок. Он был в носках, но без обуви, на нем были темные брюки и серый льняной пиджак. Грубо обработанная костяная ручка ножа торчала ниже его левого плеча. В желтом свете подвешенной лампы было видно, что весь серый лен пиджака с той стороны был пропитан кровью. Лампа была подвешена на трех бронзовых цепях, а ее свет слегка приглушен, но и в таком свете все увидели, что Люк Уайт мертв.
 Наверное, кричала Флоренс Дьюк. Она стояла у перил в конце лестницы, там, где начинался коридор, ведущий к входной двери. Она была одета так же, как во время обеда. Алое платье с розово-зеленым рисунком делало ее похожей на привидение. Грим, наложенный много часов назад, подчеркивал бледность ее лица самым ужасным образом. Она слегка вытянула руки и внимательно разглядывала их: все пальцы были в крови.
 Эйли сидела, сгорбившись, на верхней ступени лестницы, закрывая лицо руками.
 Мимо Джейн и Джереми быстро прошла мисс Сильвер. Она спустилась прямо в холл и потрогала запястье одной из раскинутых рук. Когда она снова выпрямилась, Фогерти Кастелл бегом спустился вниз, растрепанный до неузнаваемости, в расстегнутой на груди красной пижаме и разлетающемся клетчатом халате. Все сразу ожили. Его шумное вторжение разрушило тишину.
 – Мой бедный Люк! Что же такого он совершил, что с ним произошло такое? Кто убийца? Почему это должно было произойти со мной, в моем доме? Да при том, что здесь мистер Тавернер… и… воссоединение семьи! Какое воссоединение? Мы должны позвать врача… почему никто не послал за врачом? Может быть, его можно привести в чувство… Может, он сумеет что-то сказать, ну хоть одно слово. Хотя бы назовет имя убийцы, который губит мою репутацию! Мой бедный Люк, он так хорошо смешивал коктейли! – Фогерти взъерошил рукой и так уже встрепанные волосы и произнес эпитафию, состоявшую из одного слова: «Незаменимый»!
 Именно в этот момент появился Джеффри Тавернер – абсолютно спокойный, в аккуратно застегнутом сером халате и с идеально причесанной головой. Очки в роговой оправе он снял и оставил в комнате – закладкой в книге «Три трупа и один гроб».
 Джекоб Тавернер следовал за ним в двух-трех шагах, одетый в верхнюю одежду и тепло укутанный, словно собирался отправиться в путь. Его лицо сморщилось от холода. А может, это был не холод, а что-то еще, что придало ему этот желтоватый оттенок. Он вышел из-за поворота лестницы вслед за Джеффри Тавернером и услышал, как мисс Сильвер сказала:
 – Он абсолютно мертв, мистер Кастелл. Нужно немедленно позвонить в полицию.




 ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ


 Эйли не двигалась. Джекоб Тавернер прошел мимо нее в холл. Он стоял там, глядя вниз на распростертую фигуру.
 – Люк Уайт, да? – И резко повернулся к мисс Сильвер. – Вы говорите, он мертв? Откуда вы знаете? Вы же не врач, насколько я понимаю?
 Мисс Сильвер потеряла уверенный вид. Она неодобрительно кашлянула и сказала:
 – Пульс не прощупывается. Да и местоположение раны… Возможно, я высказалась слишком категорично. – Она придала лицу слегка взволнованное выражение. – Я была в Лондоне во время войны и повидала много ран.
 Джекоб сказал:
 – Мы должны убрать его отсюда.
 Мисс Сильвер по-настоящему заволновалась. При всем своем желании оставаться в стороне, она не могла допустить, чтобы на месте преступления к чему-то прикасались. Она тут же великолепно изобразила нечто, весьма свойственное женщинам, и впала в ажиотаж.
 – Вы так думаете? Конечно, вам лучше знать, но я всегда полагала, что ничего нельзя трогать до прибытия полиции. Мне ужасно неудобно, но я вынуждена просить вас об этом.
 Из полуоткрытой двери столовой доносился громкий, полный отчаяния голос Фогерти Кастелла:
 – Да, я сказал это дважды… полицейский участок Ледлингтона!.. Это полицейский участок Ледлингтона?.. Я хочу сообщить об убийстве… Я говорю об убийстве! Мужчина зарезан ножом! Он мертв!
 Джекоб Тавернер прошел через площадку к столовой, вошел в нее и захлопнул за собой дверь. Оставшиеся в холле больше не могли слышать, о чем там говорили.
 Все это время Флоренс Дьюк не двигалась с места. Эйли все еще сидела, закрыв лицо ладонями. На ней был выцветший розовый халат, надетый поверх ночной рубашки, и пара старых суконных тапочек на босу ногу. Ее темные волосы рассыпались по плечам. Джейн присела на ступеньку рядом с Эйли и обняла ее. Она почувствовала, что Эйли вздрагивает: по ее телу проходила дрожь, подобно волнам прибоя.
 Когда Джереми спустился в холл, он почувствовал, что кто-то тронул его за руку. Возможно, это было случайно, но он так не думал. Мисс Сильвер стояла в дверном проеме гостиной. Он подумал, что это она дотронулась до него. Она отступила в комнату, и он последовал за ней. В пустой комнате было тепло и темно. Огонь все еще теплился в очаге.
 Мисс Сильвер сказала очень спокойным голосом:
 – Капитан Тавернер, я не очень-то хочу быть на виду. Вы до некоторой степени привыкли командовать людьми. Ответьте, можете ли вы при необходимости вмешаться в ход дела? Ничего нельзя трогать или двигать до приезда полиции, и, если это возможно, все должны прийти сюда и ждать полицейских.
 Он кивнул.
 – Девушки не одеты… никто из нас не одет, кроме Флоренс Дьюк. Она… – Он неожиданно замолчал.
 Мисс Сильвер кашлянула:
 – На ее руках кровь. Это ничего не доказывает, знаете ли. Если она обнаружила Люка, то, возможно, пыталась остановить кровь. Она находится в сильном шоке. Я думаю, мне лучше пойти к ней. Полиция прибудет сюда в течение получаса. Пожалуйста, сделайте все возможное, чтобы привести всех в гостиную. – Она прошла мимо лестницы и приблизилась к стоявшей без движения Флоренс Дьюк, которая продолжала разглядывать свои руки и не пошевелилась, даже когда мисс Сильвер дотронулась до нее.
 – Миссис Дьюк, идемте в гостиную, вам нужно сесть. Скоро сюда прибудет полиция. Они захотят поговорить со всеми. Я понимаю, что вы потрясены…
 Рука, которой она коснулась Флоренс, дернулась. Флоренс издала сдавленный звук, шедший откуда-то из глубины горла. Она не могла вымолвить ни слова. Затем с большим трудом начала говорить, не быстро, а в своей обычной медлительной манере, подобной поднимающимся пузырькам.
 – Он мертв… я нашла его…
 – Да. Полиция захочет знать все, что вы можете рассказать. Идемте и посидим в гостиной.
 Флоренс не двинулась с места. Она продолжала смотреть на свои руки:
 – Там была она, эта девушка Эйли – она вышла из гостиной и закричала. Она сказала: «Это Люк! Он мертв!» А я ответила: «Никогда не знаешь, в чем повезет».
 Мисс Сильвер кашлянула:
 – Почему вы так сказали?
 Флоренс впервые пошевелилась и перевела взгляд. Красивые темные, но ничего не выражающие глаза на мгновение остановились на мисс Сильвер. Все так же медленно она произнесла:
 – Вы же тоже не знаете, ведь правда? Возможно, что и она не знает об этом. Может быть, она в конце концов поймет это. Это бывает иногда, когда меньше всего ожидаешь.
 – Боже милостивый! Что вы хотите этим сказать?
 Какая-то мысль мелькнула в темных глазах. Тяжелый монотонный голос произнес:
 – Вы хотели бы узнать?
 Флоренс резко повернулась и пошла в гостиную.
 Джеффри Тавернер в это время зажигал в гостиной настенные лампы. Свет выхватил из темноты Флоренс Дьюк, остановившуюся у камина. В руках у нее был носовой платок, которым она пыталась оттереть руки. Затем она бросила платок в огонь, где он сразу же загорелся и быстро превратился в пепел.
 Джереми собирал всех в гостиную и делал это весьма успешно.
 Джекоб Тавернер пришел из столовой вместе с Кастеллом и сообщил, что полиция уже в пути. Он был похож на мумифицированную обезьяну, но был бодр и деловит. Он абсолютно не был растерян и одобрил все, что было сделано.
 – Все правильно, абсолютно правильно! Полиция захочет увидеть всех – так мне сказали. И, конечно же, ничего нельзя трогать. Но мы здесь не все. Кого не хватает? Я не вижу Милдред:.. и Торп-Эннингтонов… Да, Милдред, Торп-Эннингтоны и Энни Кастелл.
 Фогерти вклинился в разговор. Он не рвал на себе волосы, но казалось, что он может сделать это в любой момент.
 – Энни? – спросил он высоким голосом. – А какое отношение может иметь Энни ко всему этому? Неужели кто-то может представить себе, что она выбралась из постели посреди ночи, чтобы убить лучшего официанта из всех работавших здесь? Я ее муж и могу уверить вас, что когда она ложится в постель, то остается там, а когда встает и начинает одеваться, то это занимает у нее три четверти часа.
 – Тогда ей лучше начать делать это сейчас, – сухо сказал Джекоб. – Полиция, возможно, захочет с ней поговорить. – Он нахмурился и огляделся. – Кто-нибудь должен заняться Торп-Эннингтонами и Милдред Тавернер. Почему они сами не спустились сюда? Был такой шум, что и мертвый проснулся бы.
 Эйли судорожно вздохнула. Джейн уже усадила ее в одно из больших кресел, стоявших у огня.
 Сама она села на подлокотник, положив ладонь на плечо Эйли. Эйли наклонилась к ней, уткнувшись головой в ее колени и спрятав лицо. Джекоб дотронулся до руки мисс Сильвер:
 – Мадам, – простите, я не знаю вашего имени, – похоже, у вас на плечах есть голова. Не подниметесь ли вы наверх с мистером Кастеллом, чтобы узнать,, все ли в порядке с мисс Тавернер, а также с леди Мэриан Торп-Эннингтон и ее мужем? Им лучше спуститься вниз.
 Мисс Сильвер ничего не сказала. Даже если бы она и хотела, Фогерти Кастелл вряд ли бы дал ей такую возможность. Он взволнованно говорил о своем доме, своей репутации, своей потере, чистоте своих побуждений, своей преданности интересам клиентов и своего патрона, способностях своей жены Энни как повара и ее добродетельности как женщины.
 Так они дошли до двери Торп-Эннингтонов, в которую Фогерти постучал. Ответа не было. Когда он безрезультатно постучал еще несколько раз, с каждым разом все громче, мисс Сильвер повернула ручку и наполовину приоткрыла дверь.
 Если до этого они были обеспокоены, то теперь это беспокойство мгновенно развеялось. Глубокий смешанный храп двух людей заполнял комнату. Совершенно безошибочно можно было определить, что храпят женщина и мужчина. Фогерти Кастелл всплеснул руками:
 – Что мы делаем? Вы слышите? Они спят – оба. Что касается его, то я и так мог бы вам сказать, что он проснется не раньше десяти часов утра. Что касается леди Мэриан, то… должен ли я пойти разбудить ее, потрясти за плечи? Если она такая же, как моя жена Энни, которая приходится ей кузиной, то ничем другим ее не разбудишь.
 Он держал в руках зажженную свечу. Мисс Сильвер взяла у него свечу и вошла в комнату.
 В большой кровати с пологом лицом к стене лежал Фредди Торп-Эннингтон. Его светлые волосы торчали во все стороны вокруг его головы. Он выглядел юным и незащищенным. Его рот был широко открыт, и он неравномерно всхрапывал. Леди Мэриан лежала на спине и выглядела точно так же, как дамы, которых ваяли на старинных гробницах. Ее руки были сложены на груди, а длинная темная коса лежала поверх одеяла и почти достигала ее колен. В колеблющемся свете свечи даже повязка под подбородком дополняла ощущение Средневековья. Она была красива и величественна, и храп ее был глубок и гармоничен.
 Мисс Сильвер позволила себе осветить смеженные веки. Кроме того, что стали лучше видны великолепные ресницы Мэриан Торп-Эннингтон, ничего другого не произошло.
 Мисс Сильвер кашлянула и вернулась к двери.
 – Я думаю, их можно оставить в покое до приезда полиции, – сказала она своим обычным голосом. – А тогда решим, стоит ли их будить.
 Фогерти снова всплеснул руками:
 – Какой дар! Если бы я мог так спать! Какая потрясающая женщина! Какое сердце, какие лёгкие, какое пищеварение! Я бы отдал все сокровища мира, чтобы иметь возможность положить голову на подушку и ни о чем не думать до следующего утра! Моя жена Энни тоже так спит, но я… я буду думать, метаться в постели, обдумывать все по сотне раз за ночь. И поэтому я могу сказать полиции, кто убийца. Если бы я спал, я бы его не услышал. Но я не спал, думал о том, что весной дом надо обязательно покрасить снаружи и что весна – плохое время для наружной покраски, потому что, если лето будет жарким, краска начнет пузыриться. И если я не куплю самую лучшую краску, то и не нужно затевать эту покраску, потому что плохая краска не стоит затраченного труда. Снова и снова, опять и опять я обдумываю это. А потом я услышал, как он идет мимо дальнего конца дома и свистит.
 Они шли по коридору. Мисс Сильвер все еще держала в руках свечу, которая освещала мелкие, строгие черты ее лица, аккуратно причесанные волосы и отделку теплого красного халата. Она сказала:
 – Бог мой! Кто же это был?
 Кастелл развел руками:
 – Это решит полиция. Но когда они услышат, что он приходит вечерами к нашему дому и свистит под окном моей племянницы Эйли, причем всегда одну и ту же мелодию…
 Он сложил губы трубочкой и очень мелодично воспроизвел первые две строки известного гимна епископа Гебера.
 – И ведь он приходит не днем, а только поздно вечером и свистит под окном Эйли – вот так. А когда я спросил мою жену Энни, она сказала, что этот гимн называется «Скалистые горы Гренландии».
 Педагогические привычки были неотъемлемой частью жизни мисс Сильвер. Она кашлянула и поправила:
 – Ледяные.
 Фогерти выглядел оскорбленным:
 – Ледяные – скалистые – неважно, как вы это назовете! Я не пою религиозные гимны. Это Джон Хиггинс поет их и насвистывает под окном Эйли. А мой бедный Люк, влюбленный в нее… – конечно же, он мог рассердиться. И это вполне могло привести к словесной перепалке между ними и, возможно, перерасти в драку. А может, Джон Хиггинс и воткнул Люку нож в спину? Эйли же выбралась из кровати и спустилась вниз, где ей совершенно нечего было делать посреди ночи!
 Мисс Сильвер снова кашлянула.
 – Вам придется рассказать все это полиции, мистер Кастелл. Не кажется ли вам, что мы должны постучаться в дверь мисс Тавернер?
 Они постучали, но не получили ответа. На этот раз мисс Сильвер не стала стучать повторно. Она открыла дверь и переступила через порог.
 Комната была довольно большая и скудно обставленная. Кровать, небольшая и современная, была прислонена изголовьем к стене справа. Она была пуста точно так же, как и комната. Милдред Тавернер не было. Ее одежда была аккуратно сложена на стуле у изножия кровати. В комнате спрятаться было негде.
 Мисс Сильвер вернулась в коридор, оставив дверь открытой. С того места, где она стояла, она увидела, что дверь ванной открыта, но там было темно. Она прошла мимо своей комнаты и комнаты Джейн и заглянула в ванную. Несомненно, там никого не было.
 Когда она вернулась в коридор, то заметила какое-то движение в другом коридоре, находившемся с другой стороны площадки. И этот коридор был пуст. Но кто-то шел по нему на свет свечи. Через мгновение появилась Милдред Тавернер. Ее прическа была в беспорядке, а лицо встревоженным. На ней был халат цвета гелиотропа.
 – О, мистер Кастелл, что случилось? Я проснулась от ужасного шума, побежала, чтобы найти Джеффри, но его не было в комнате. Это пожар? У меня есть время, чтобы собрать вещи?




 ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ


 В единственное окно кабинета Фогерти Кастелла проникал холодный свет зимнего дня. Кроме большого простого стола, на котором лежал блокнот с промокательной бумагой, стояла чернильница и подносик для ручек, ничто не отличало эту комнату от любого другого убогого помещения, запрятанного где-нибудь в глубине всякого старого дома со сложной планировкой. На полу лежал затертый ковер, а стены были оклеены выцветшими обоями. Засиженная мухами гравюра, изображавшая герцога Веллингтона, командующего битвой при Ватерлоо, висела над камином, который как бы срезал угол комнаты, придавая ей неправильную форму.
 В комнате были две двери. Одна выходила на лестничную площадку, а вторая – в коридор, ведущий в кухню. Регистрационная книга гостиницы лежала на стуле возле окна, так как стол был освобожден и передан в распоряжение полиции.
 Инспектор Крисп из Ледлингтона, невысокий и худой, сидел перед блокнотом с промокательной бумагой, держа в руке карандаш. На его лице было настороженное выражение, свойственное терьеру, охраняющему крысиную нору. С другой стороны от него, сбоку стола, расположился инспектор Эббот из Скотланд-Ярда в удобной, насколько это позволяло кресло, позе: руки засунуты в карманы, длинные ноги вытянуты. Его темно-синий костюм был идеально отутюжен. Галстук довершал картину, оживляя ее темные цвета ярким пятном. Его светлые волосы, аккуратно причесанные, были откинуты назад с высокого бледного лба, лицо тщательно выбрито. Ничто в его внешности не указывало на его работу в полиции и на то, что он не спал большую часть ночи, занимаясь делом об убийстве.
 Кроме них в комнате находилась мисс Сильвер, которая тоже не спала всю ночь, но это также было мало заметно. Ее прическа с челкой впереди и завитками сзади и с надетой на волосы сеточкой была образцом аккуратности. Оливково-зеленое платье было застегнуто любимой ее брошью в форме розы, вырезанной из мореного дуба и украшенной в центре ирландской жемчужиной. Она досталась ей в наследство от ее тети Эдиты Блейк, отступившей от традиций семьи, вышедшей замуж за необузданного ирландца и сломавшей шею во время охоты. Роза Эдиты прошла большой путь и сменила хорошенькую бесшабашную хозяйку на серьезную и практичную мисс Сильвер, оставаясь одной из наиболее ценимых вещей.
 Мисс Сильвер сидела в низком кресле с прямой спинкой. Вместительная сумка для вязания лежала открытой на ее коленях, и мисс Сильвер вязала, не глядя на быстро мелькавшие спицы.
 С них свешивалось шерстяное полотно длиной около десяти сантиметров, похожее на оборку. Когда вязание будет завершено, оно превратится в теплое шерстяное платье для младшей дочери ее племянницы Этель Беркетт, маленькой Джозефины, которой всего два годика.
 Все это время инспектор Крисп продолжал говорить.
 – Инспектор Эббот предлагает просмотреть показания вместе с вами, чтобы определить, нет ли г них чего-то, что покажется вам странным. Ситуация, как я понимаю, такова: вы здесь находитесь неофициально, по просьбе старшего инспектора Лэмба.
 Мисс Сильвер утвердительно кивнула:
 – Именно так.
 – Он также рассказал мне, что вы и раньше негласно занимались расследованием ряда дел вместе с полицией.
 Мисс Сильвер слегка поправила его:
 – Я негласно принимала участие в расследовании ряда дел, которыми занималась полиция.
 На лице Фрэнка Эббота на мгновение появилась насмешливая улыбка. Инспектор Крисп наклонил голову набок, озадаченно покусывая губу. Он не совсем понял, что она имела в виду, а он не любил, когда ему не удавалось что-то понять. Схватив один из листов бумаги, лежавших перед ним, он повернул его так, чтобы на него падало побольше света:
 – Итак, вот показания Кастелла, которые сводятся к следующему. Он работает здесь управляющим уже пять лет, сначала при мистере Смите, а затем при мистере Джекобе Тавернере, чей отец в свое время отдал «Огненное колесо» в аренду отцу мистера Смита. Срок действия этого договора об аренде истек много лет назад, после чего ежегодно возобновлялся. После его смерти Джекоб Тавернер взял на себя руководство гостиницей. Жена Кастелла – его кузина. Кастелл опознал в убитом Люка Уайта – бармена, официанта, помощника на все руки в этой гостинице. Говорит, что он работал здесь три года и считался вполне порядочным человеком. Но он принадлежит к семейству с очень плохой репутацией в здешних местах, причем все они незаконнорожденные потомки семейства Тавернеров. В этом деле все являются членами семейства Тавернеров. Мисс Сильвер прервала его:
 – Все они внуки или правнуки Джереми Тавернера, который был хозяином гостиницы до самой своей смерти в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году.
 Инспектор пошевелил бровями: – – У меня есть их список, что-то вроде генеалогического древа. Но, полагаю, вам нет необходимости видеть его. – Тон его был довольно резким.
 Мисс Сильвер обезоруживающе улыбнулась:
 – У меня было время, чтобы выучить его наизусть. И кроме того, я познакомилась с этими людьми, что значительно упрощает задачу.
 Инспектор Крисп перевернул листок на другую сторону:
 – Итак, все эти люди прибыли вчера. Вы приехали около девяти вечера, а после десяти все разошлись. Один из гостей, Эл Миллер, не остался в доме – уехал, будучи в подпитии, в половине одиннадцатого. Вы заметили, в каком он был состоянии? Мисс Сильвер кашлянула.
 – Было бы трудно это не заметить. Он был очень шумным и демонстрировал плохое воспитание. Мистер Кастелл делал все возможное, чтобы хоть как-то успокоить его.
 – Обменялся ли он какими-нибудь словами с Люком Уайтом? Они не ругались?
 – Я не видела никакой ссоры. Он просто хотел поговорить с племянницей мистера Кастелла, Эйли.
 – А Люк Уайт был влюблен в нее, не так ли? Возможно, что они поссорились на этой почве.
 Мисс Сильвер покачала головой:
 – Люк Уайт, казалось, просто не обращал на него внимания. Он стоял возле подноса с кофе и обслуживал гостей.
 Крисп постучал карандашом по столу.
 – Итак, Кастелл показал, что Миллер ушел из гостиницы незадолго до половины одиннадцатого. Капитан Тавернер это подтверждает, говорит, что Кастелл обратил его внимание на состояние Миллера. В это время они находились в гостиной, и капитан Тавернер сообщил, что они смотрели в окно и видели, как Миллер удалялся от дома по дороге: тот нетвердо держался на ногах и пел песенку о девушке по имени Эйлин.
 Мисс Сильвер стукнула спицами.
 – «Эйлин аланна». Он пел ее и в гостиной.
 Крисп сказал:
 – Я не отличу одну песню от другой. Но, похоже, Эл Миллер не замешан в этом деле. Он ушел отсюда до половины одиннадцатого,. а хозяйка квартиры, где он живет, по адресу Ледлингтон, Тредстрит, 6, миссис Уилтон показала, а ее муж подтвердил, что Эл Миллер явился домой совершенно пьяный незадолго до половины двенадцатого. Они сказали, что он очень шумел и продолжал петь все ту же песню. Уилтоны уважаемые люди. Мистер Уилтон крикнул ему, что они устали от него и что утром он должен поискать себе другое жилище. А Миллер сказал, что он съезжает от них в любом случае, нехорошо выругался и заявил, что сыт по горло этим жилищем и работой, и всем-всем. Это происходило на лестнице. Эл был наверху лестницы, а мистер Уилтон – внизу. Затем Эл вошел в свою комнату и хлопнул дверью. После этого мистер Уилтон запер входную дверь и забрал с собой ключ, потому что не хотел, чтобы Миллер уехал тайком от них. В семь часов утра Эл спустился вниз, заплатил за неделю за квартиру и сказал, что не собирается возвращаться, что пришлет за вещами, когда найдет работу. Миссис Уилтон была не одета, поэтому мистер Уилтон слегка приоткрыл дверь спальни и взял деньги. Когда он увидел, что сумма соответствует требованиям, он отдал Миллеру ключ, чтобы тот мог выйти из дома. Миллер пошел на станцию, куда он должен был прийти в семь тридцать. Он явился на работу совершенно обнаглевший, в своей обычной одежде, высказал все, что думал о начальнике станции, и вообще вел себя неподобающим образом, а затем ушел. С тех пор никто его больше не видел. Конечно, мы найдем его, но нет никаких доказательств, что он связан с этим убийством, потому что Кастелл заявил, что он сам и Люк Уайт некоторое время находились рядом уже после того, как Миллер ушел. Он говорит, что поднялся в свою комнату без десяти одиннадцать и что Уайт в это время был жив и здоров. Комната Уайта была внизу, напротив кухни. Нет никакой причины, по которой Кастелл должен обеспечивать Миллеру алиби. Мисс Сильвер сказала:
 – На таком раннем этапе расследования мотивы могут быть весьма туманными.
 Крисп резко спросил:
 – Не хотите ли вы сказать, что у вас есть причины подозревать Кастелла?
 Она слегка удивилась:
 – О нет, инспектор.
 Он посмотрел на нее с подозрением и снова вернулся к документу, который держал в руках:
 – Кастелл утверждает, что уснул не сразу. Он все еще не спал, когда услышал звук шагов, приближавшихся со стороны Клиффа – это соседняя деревня вдоль дороги. В его комнате есть окно, выходящее в ту же сторону, что и парадный вход. Он заявляет, что кто-то свернул с дороги, завернул за угол дома и прошел к задней части дома. Он вышел из комнаты, выглянул в окно туалета, выходящее на ту сторону, и слышал, как кто-то приближается, насвистывая мелодию религиозного гимна «Ледяные горы Гренландии». Затем он вернулся к себе и улегся в кровать, потому что знал, кто это. Возможно, это был Джон Хиггинс, еще один из этих Тавернеров, который ухаживает за девицей Эйли Фогерти и иногда приходит сюда, под ее окно, насвистывая эту мелодию. Кастелл говорит, что он этого не одобряет и что девица никак не может выбрать одного из двух – Хиггинса или Люка Уайта. Но он заявляет, что она уже совершеннолетняя и может развлекаться как хочет. У него не было никакого желания устраивать скандал по этому поводу, поэтому он вернулся в постель, но точное время определить не может, хотя считает, что было намного позже одиннадцати.
 Он замолчал, положил лист бумаги на стол и взял другой:
 – Теперь посмотрим показания девицы Эйли. Она утверждает, что поднялась в свою комнату между тридцатью и сорока пятью минутами одиннадцатого, разделась и собралась запереть дверь, когда обнаружила, что ключ пропал. Она говорит, что испугалась, потому что всегда запирает дверь на ночь. – Он пробежал глазами по странице. – А, вот: «Я оделась, надела чулки и туфли. Я боялась ложиться в постель и не знала, что мне делать. Я задула свечу и сидела у окна, глядя на море. Не знаю, как долго это продолжалось, но вдруг я услышала свист Джона Хиггинса. Всегда, когда он хочет поговорить со мной, он приходит сюда и насвистывает „Ледяные горы Гренландии“ под моим окном. Тогда мы можем спокойно поговорить, и никто нас не услышит, потому что моя комната расположена в углу, а там только туалет и бельевая, а еще черная лестница. Я сказала Джону, что боюсь, потому что пропал ключ, а он посоветовал мне пойти к мисс Херон и попроситься переночевать у нее. Утром он придет и заберет меня отсюда, а миссис Бриддинг пустит меня к себе пожить до нашей свадьбы. Он сказал, что обо всем уже позаботился». Хиггинс спросил ее, чего она боится, а она ответила, что Люк Уайт угрожал ей.
 Он положил документ на стол.
 Все это время мисс Сильвер быстро вязала, опустив руки почти на колени, так как она держала спицы на континентальный манер. Теперь она согласилась:
 – Думаю, что это правда.
 Крисп кивнул:
 – Да, мисс Херон подтверждает это. Она сообщила, что девушка пришла в ее комнату и казалась напуганной, поэтому она разрешила ей остаться. Она также сказала, что Эйли разделась и легла в постель и они обе быстро уснули. Она проснулась от того, что ей показалось, будто она услышала крик, а Эйли не было на месте. Когда она услышала крик во второй раз и побежала по коридору к лестничной площадке, то увидела Люка Уайта, лежащего лицом вниз в холле с ножом в спине, и Эйли, сидящую на нижней ступеньке и закрывающую лицо руками. Миссис Дьюк стояла около последней балясины перил, а ее руки были в крови.
 Мисс Сильвер наклонила голову.
 – Это верно. Я шла сразу же за мисс Херон. Она остановилась на площадке посередине лестницы с капитаном Тавернером, который только что вышел из комнаты, находящейся на этой площадке, а я спустилась в холл. Мистер Джеффри Тавернер и мистер Кастелл пришли позже, а затем появился Джекоб Тавернер. После этого мы с мистером Кастеллом обнаружили, что мистер и миссис Торп-Эннингтон спят глубоким сном.
 – Они действительно спали?
 Мисс Сильвер подняла глаза от спиц:
 – Несомненно.
 – А еще вы встретили мисс Тавернер, возвращавшуюся из комнаты ее брата?
 – Да, она была очень обеспокоена и спросила, не начался ли в гостинице пожар.
 Фрэнк Эббот спросил, растягивая слова:
 – А как вы полагаете, что заставило ее так подумать?
 Мисс Сильвер кашлянула в характерной для нее манере:
 – Не могу сказать. Она очень нервозна. Инспектор Крисп перебирал бумаги, лежавшие перед ним.
 – Когда я спросил эту девицу Эйли, чем угрожал ей Люк Уайт, она расплакалась, и я не смог от нее добиться ничего вразумительного. Лично я полагаю, что она могла сделать больше, чем просто поговорить с Джоном Хиггинсом через окно. Предположим, что она спустилась вниз и впустила его в дом. Она ведь сказала, что не ложилась в постель и была полностью одета. Допустим, что она хотела уйти с ним – ведь она была напугана. Или она просто хотела впустить его и выплакаться на его плече.
 Фрэнк Эббот покачал головой:
 – Это вряд ли произошло, так как она отправилась к Джейн Херон, разделась и легла там спать. Насколько я знаю, мисс Херон подтверждает это.
 Крисп упрямо продолжал:
 – Она могла лечь в постель, но потом снова встать. Она была внизу, в холле, одетая в ночную рубашку, когда мужчина был убит, – или почти в то же время.
 Эббот кивнул:
 – Просто прочитайте мисс Сильвер то, что она сказала об этом. Я тоже хочу снова это услышать.
 Крисп зачитал то, что было записано на листе бумаги, лежавшем перед ним. Его резкий голос сильно контрастировал со сбивчивой речью Эйли.
 – «Я уснула практически сразу же, так как очень устала. Вдруг я проснулась. Мне показалось, я что-то услышала. Я пошла посмотреть, что это, и увидела Люка Уайта, лежащего в холле. Я не знала, что случилось. Я вскрикнула, но он не шевелился. Потом я увидела нож. Я побежала в гостиную, подумала: там что-то пили вечером и я найду что-нибудь, что может ему помочь. Но все было убрано. Тогда я вернулась. Там уже была миссис Дьюк. Она наклонилась над ним. Ее руки были в крови. Я снова закричала. Все пришли».
 Фрэнк задумчиво сказал:
 – Что ж, именно так все и могло быть…
 – А мне это кажется не очень естественным, – возразил инспектор Крисп. – Зачем она пошла в гостиную? Они пили там вечером! – Он презрительно фыркнул. – Там есть окна, и она, наверное, выпустила Джона Хиггинса из дома.
 – Возможно, – кивнул Френк Эббот. – Давайте послушаем показания другой женщины – Флоренс Дьюк.
 – Да, вот они. «Я не раздевалась. Я думала о старых временах – полагаю, что это из-за старой гостиницы. Мой дед часто рассказывал мне о ней. Я привыкла засиживаться допоздна и не думала, что смогу уснуть, если лягу в постель. Я сняла часы и завела их, но даже не посмотрела на время.
 Через некоторое время я вдруг ощутила беспокойство. Я подумала, не спуститься ли мне вниз и не пропустить ли глоточек, а если не найду, что выпить, то, может, раздобуду газету или журнал. Я несколько волновалась, так как была единственным человеком, который еще не спал, а также из-за всяких рассказов о старой гостинице. Я пошла вниз и увидела в, холле свет. Там никого не было. Я пошла в гостиную. Там было темно, но я захватила с собой из спальни свечу. Напитки были убраны, и я пошла в столовую. Там было то же самое. Тогда я прошла на кухню через обитую сукном дверь. Я нашла там бутылку шерри и немного выпила. Затем огляделась. Мне было любопытно увидеть старый дом, о котором так много слышала. Не знаю, как долго я там пробыла: никогда не замечаю время, да я и не посмотрела на часы. Через некоторое время я подумала, что пора идти в свою комнату. Как раз тогда, когда я подошла к обитой сукном двери, услышала крик. Свеча выпала у меня из рук и погасла. Не знаю, сколько времени я пыталась ее найти. Когда нашла, вспомнила, что у меня нет спичек, чтобы ее зажечь. Я бросила ее и пошла в холл. Люк Уайт лежал на полу с ножом в спине. Я подошла к нему, чтобы посмотреть, жив ли он. Его кровь оказалась у меня на руках. Потом я увидела Эйли,. выходящую из гостиной, и тут она закричала».




 ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ


 – Не так уж много нам это дает, не так ли? – сказал Фрэнк Эббот. – Если это Дьюк всадила в него нож, почему она не скрылась, пока это еще можно было сделать? Ее там не было, когда в холл спустилась Эйли. Если она убила его, то почему она вернулась и позволила себя поймать с обагренными кровью руками?
 Крисп нахмурился:
 – Допустим, что показания девицы Эйли правдивы. То, что она услышала, был звук падения тела Уайта. Миссис Дьюк услышала, что она идет, и прокралась назад через обитую сукном дверь, оставив ее слегка приоткрытой. Она понимает, что Эйли пошла в гостиную, и думает, что у нее есть время, чтобы скрыться наверху.
 Светлые брови Фрэнка удивленно приподнялись:
 – И ее нашли склонившейся над телом. Нет, это совсем неправдоподобно.
 Мисс Сильвер неодобрительно кашлянула:
 – Вы предложили мне прокомментировать любой момент, который я сочту важным, инспектор.
 Довольно неохотно он сказал:
 – Да.
 Мисс Сильвер, полностью осознававшая, что он предпочел бы продолжить обсуждение с Фрэнком Эбботом, заявила, что ей в голову пришла мысль:
 – В показаниях Эйли сказано, что Люк Уайт угрожал ей. Как я поняла со слов мисс Херон, она случайно была свидетелем ссоры между ними незадолго до моего приезда в гостиницу.
 – Что за ссора?
 Мисс Сильвер с полным спокойствием ответила:
 – Вам лучше спросить об этом мисс Херон. А в голову мне пришла следующая мысль. Угрозы, которые напугали Эйли, она получила не ранее девяти часов вечера, однако Джон Хиггинс, похоже, уже знал об этом, когда пришел сюда чуть позже одиннадцати.
 – Конечно, ему все рассказала эта девушка.
 Мисс Сильвер усиленно работала спицами.
 – Совершенно верно, инспектор. Но Эйли говорит, что он уже успел договориться с миссис Бридлинг поселить ее у себя до их свадьбы. Я полагаю, что миссис Бридлинг является его ближайшей соседкой. Обычно она приходит сюда помогать миссис Кастелл, когда в гостинице много посетителей. Она была здесь и прошлой ночью.
 – И ушла около девяти.
 – Да, но она вернулась.
 – Что?!
 Мисс Сильвер посмотрела на него с укором. Довольно интеллигентный полицейский, но склонен к некоторой резкости. Она продолжила:
 – Я узнала, что она забыла шарф в буфетной. Скорее всего, она вернулась за ним, потому что, когда миссис Кастелл попросила Эйли принести шарф, его там не оказалось. Сразу же в голову приходит мысль о том, что, если миссис Бридлинг вернулась за шарфом в то время, когда Эйли и ее тетушка были на кухне одни, она могла услышать подробности об этой ссоре с Люком Уайтом. Если так, то она могла рассказать все, что услышала, Джону Хиггинсу. Это объясняет его приход сюда для разговора с Эйли, а также его решение забрать ее отсюда во что бы то ни стало подальше от опасности повторения подобной сцены. Это также вполне объясняет, почему он договорился с миссис Бридлинг о том, чтобы Эйли пожила у нее. Мне кажется совершенно очевидным, что он виделся с миссис Бридлинг после ее возвращения из «Огненного колеса» и что то, что она ему рассказала, заставило его принять решение забрать Эйли оттуда без дальнейшего промедления.
 Крисп резко сказал:
 – Нам нужно поговорить с ними обоими – Хиггинсом и миссис Бридлинг. Но нам не нужно, чтобы они преподнесли нам какую-нибудь лживую историю. Пусть Кулинг возьмет машину и доставит их Сюда. А мы поговорим с мисс Херон.
 Он поднялся и пошел отдавать распоряжения. Фрэнк Эббот приподнял свои светлые брови и с легкой улыбкой взглянул на мисс Сильвер.
 – Усердный работник, не так ли? – Затем добавил: – Ну вот, вы здесь, в самом центре событий. Да еще старший инспектор сказал, что это будет дело без убийства! Не скажете ли вы мне, кто это сделал?
 Мисс Сильвер выглядела потрясенной.
 – Мой дорогой Фрэнк!
 Он сказал шутливым тоном:
 – Только не говорите мне, что вы не знаете!
 Она осуждающе сказала:
 – Было бы совершенно неправильно высказывать сейчас свое мнение. Существует множество возможностей. Трудно избежать подозрения, что мотив убийства связан с той деятельностью, которую мы приехали сюда расследовать. Принимая во внимание историю этой семьи, связь Люка Уайта с этой семьей и тот факт, что он работал здесь в течение трех последних лет, существует вероятность того, что он узнал какой-то секрет. И его убили, чтобы он не донес об этом. Но я полагаю, что, скорее всего, потому, что он пытался кого-то шантажировать. А может быть, его убили по чисто личным мотивам – либо Джон Хиггинс, либо Эйли. Я бы больше склонилась к последней версии, если бы рана была такой, которую можно получить во время борьбы. Но девушка, подобная Эйли, не способна всадить нож человеку в спину. А из того, что я слышала о Джоне Хиггинсе, могу сделать вывод, что это тоже не в его характере.
 – А что вы слышали о Джоне Хиггинсе?
 – Он происходит из семейства добропорядочных местных фермеров средней руки. Работает старшим плотником в поместье сэра Джона Лейберна, как и его отец, а до него – его дед. Его отец был братом миссис Кастелл и внуком старого Джереми Тавернера. Похоже, что у него сильный характер, и он произвел хорошее впечатление на капитана Тавернера и мисс Херон, которые считают его весьма исключительной личностью.
 Фрэнк коротко рассмеялся:
 – Что-то вроде местного проповедника, не так ли? Никогда не знаешь, на что способен экзальтированный человек, если кто-то угрожает его девушке.
 Инспектор Крисп открыл дверь:
 – Проходите сюда, мисс Херон. Садитесь, пожалуйста. Мы хотели бы задать вам несколько вопросов.
 Джейн села лицом к инспектору и к окну. Бледный, холодный дневной свет не стал ярче. Этот свет подчеркивал ее бледность и синяки под глазами. Фрэнк Эббот подумал, что она выглядела бы лучше, если бы не красила губы так ярко. Однако он не придал особого значения тому факту, что она это сделала, потому что его кузины объяснили ему, что девушка чувствует себя до неприличия раздетой, если на ее губах нет помады.
 Инспектор Крисп взял в руки карандаш и начал крутить его в пальцах:
 – Итак, мисс Херон, Эйли заявила, что Люк Уайт угрожал ей. Она выставляет это в качестве причины, по которой боялась оставаться в своей комнате прошлой ночью и пришла к вам.
 Джейн ничего не сказала. Ее яркие губы были слегка приоткрыты, взгляд перебегал с Фрэнка Эббота на мисс Сильвер, от которой она получила ободряющую улыбку. Затем она взглянула на инспектора Криспа и его карандаш.
 «Нервничает», – подумал он и почувствовал удовлетворение, так как нервничающий свидетель, с которым обращаются с определенной мерой суровости, обычно обязательно выплескивает много информации. В своем официальном качестве он не стал бы, конечно, произносить такие вульгарные слова, но мысли менее официальны, чем речь.
 – Итак, вы можете подкрепить это фактами?
 – Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду под словами «подкрепить фактами».
 У Фрэнка Эббота был тонкий слух. Он счел голос Джейн очень приятным. Крисп сказал:
 – Вы знаете, что Люк Уайт угрожал ей?
 Она слегка замешкалась, но потом ответила."
 – Да.
 – Пожалуйста, расскажите нам, что вы знаете о его угрозах.
 – Я не знаю… – она говорила медленно и с неохотой.
 Мисс Сильвер сказала спокойно, но настойчиво:
 – Всегда лучше сказать правду. Она не нанесет вреда невиновному человеку.
 Джейн не очень-то была уверена в этом. Она вспомнила, как Эйли смотрела на маникюрные ножницы и как она сказала: «А если бы у меня в руках был нож?» Но она никогда и ни за что об этом не скажет.
 Крисп поторопил ее:
 – Ну же, мисс Херон! Джейн произнесла:
 – Люк Уайт ей угрожал. Я слышала это.
 – Где это произошло?
 – В моей комнате. Эйли стелила постель, а он пошел за ней. Перед этим мистер Тавернер показывал нам старый ход, использовавшийся контрабандистами. Когда мы вернулись, Джереми – капитан Тавернер – посоветовал мне привести в порядок лицо, поэтому я пошла в свою комнату. Дверь была полуоткрыта, и я услышала, что Люк Уайт говорит с. Эйли. Я не очень-то хотела входить – боялась смутить Эйли, поэтому стояла там, где начинались ступеньки, ведущие наверх…
 – Он угрожал ей?
 Голос Джейн окреп:
 – Он сказал, что она все равно будет принадлежать ему, что бы она ни делала, поэтому ей лучше дать добровольное согласие. Он сказал, что если она выйдет замуж за кого-то другого, то однажды ночью он придет и вырежет ему сердце, а она будет вся залита кровью этого человека. Это было ужасно. Затем, как мне кажется, он схватил ее. Она закричала, а он выругался. Я изобразила шум на ступенях, будто споткнулась. Тогда он вышел из двери, а я вошла к Эйли. Она была очень расстроена.
 Инспектор Крисп сделал карандашом жест, будто втыкал в кого-то нож:
 – У покойного левая рука была замотана носовым платком. На ней была небольшая ранка вблизи суставов. Вы знаете, откуда она?
 – Я видела, что у него перевязана рука.
 – Когда вы это видели?
 – Когда он впускал мисс Сильвер.
 – А когда это было?
 Мисс Сильвер сказала:
 – В девять часов, инспектор.
 – А через какое время после сцены в вашей комнате?
 – Сразу же. Когда я спускалась по лестнице, он как раз впускал мисс Сильвер.
 Крисп снова сделал тот же колющий жест:
 – Ну-ну, мисс Херон, я думаю, что вы не сказали нам всей правды. Вы не знаете, где Люк Уайт получил эту рану?
 – Я не видела этого.
 – Конечно, вы же были снаружи своей комнаты, а Эйли и он были внутри. Вы услышали, как она закричала, а он выругался. А затем вы увидели, как он выходит из комнаты. Вы видели его левую руку?
 – Да.
 – Что он с ней делал?
 – Он поддерживал ее другой рукой.
 – Он что-нибудь сказал?
 – Да, он сказал, что раму заело и Эйли позвала его помочь ей. Он сказал, что повредил руку об ограничитель на окне.
 – Вы ему поверили?
 После продолжительной паузы Джейн ответила:
 – Нет.
 Она отодвинула стул, на котором сидела, и поднялась.
 – Боюсь, что это все, что я могу рассказать, – сказала она и вышла из комнаты.




 ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ


 Миссис Бридлинг – высокая худощавая женщина с блеклыми глазами, длинным носом и очень бледными губами, с закрученными в тугой узел и убранными под шляпку волосами – сидела на стуле, на котором до нее сидела Джейн, прямая как палка, и реагировала на вопросительный взгляд инспектора Криспа с приятным осознанием того, что никто и никогда не мог сказать ни одного плохого слова о ней или о членах ее семьи. Куда бы они ни пошли и что бы они ни спрашивали, им скажут только одно: Бридлинги или Бенты – сама она была урожденная Бент – всегда были добропорядочными и работящими людьми. Эти мысли поднимали ей настроение, как и тот факт, что она заставила констебля Кулинга ждать, пока надевала свое воскресное платье красивого темно-синего цвета, приличное черное пальто и шляпку, которую она надевала три года назад на похороны свекрови и которая теперь была сбоку украшена симпатичной веточкой искусственных ягод, чтобы придать ей менее траурный вид. Ее перчатки были куплены для того же случая и до сих пор достаточно хорошо сохранились, так как были слишком неудобными. Поэтому она надевала их только по праздникам и в особых случаях. Перчатки были тесноваты, натягивать их на руки было просто пыткой, но они обеспечивали ей достаточную моральную поддержку.
 Инспектор Крисп внимательно посмотрел на нее и спросил в своей довольно резкой манере:
 – Вы помогали миссис Кастелл прошлой ночью, миссис Бридлинг?
 – Да. Мой муж прикован к постели, у меня полно дел, но он хочет, чтобы я помогала миссис Кастелл. Мы с ней вместе учились в школе, когда она еще была Энни Хиггинс, а я – Эмили Бент.
 – Старые подруги? Хорошо, вы были здесь, чтобы помочь. В котором часу вы ушли?
 Миссис Бридлинг разгладила свои черные лайковые перчатки.
 – Где-то после без четверти девять. Я хотела уйти в половине, Но она попросила меня остаться и помыть стаканы.
 – Вы уверены, что это не было позже, например, после девяти?
 – Я ни за что бы не осталась до такого позднего времени. Мне еще нужно было позаботиться о муже, лежащем дома. Не могу сказать, когда еще. я так нервничала.
 – А что заставило вас нервничать?
 – Да то же, что и любого из нас, когда столько всего нужно сделать.
 Мисс Сильвер тихо кашлянула и посмотрела на инспектора Эббота, который тут же отреагировал на это и задал вопрос в своей медлительной манере:
 – Если вы ушли без пятнадцати девять, то вы не слишком-то и припозднились. Но вам пришлось вернуться за шарфом, ведь так?
 Миссис Бридлинг кивнула:
 – Забыла его на сточной доске. Даже не помню, как это получилось. А я не заметила этого раньше потому, что, когда я вышла из дома, мне было довольно жарко, ведь практически весь вечер я мыла посуду горячей водой. «Выходишь согревшимся, а возвращаешься домой замерзшим», – так, бывало, говорил мой отец. Поэтому я быстро вернулась назад за своим шарфом. Я не хотела заставлять мистера Бридлинга ждать, но знала, что он рассердится, если я вернусь домой без шарфа. Он особенно беспокоится о том, чтобы я держала горло в тепле, потому что, если я заболею и попаду в больницу, за ним некому будет присматривать. Поэтому я подумала, что если он и рассердится, то пусть лучше из-за того, что я опоздала, и вернулась за своим шарфом.
 Крисп спросил:
 – В какое время вы вернулись в гостиницу?
 Взгляд блеклых глаз задержался на нем.
 – Где-то после девяти. Я ведь ушла уже довольно далеко.
 – Вы видели миссис Кастелл?
 – Нет, она и Эйли разговаривали. Эйли – это племянница миссис Кастелл.
 Крисп произнес:
 – Ага! – А потом спросил: – А вы слышали, о чем они говорили?
 Миссис Бридлинг опустила глаза.
 – Я не из тех, кто подслушивает у дверей, – заявила она тоном обиженной добродетели.
 Фрэнк Эббот скривил губы. Он никогда не встречал любителя подслушивать, который не предварял бы свои показания заявлением, какое отвращение вызывает у него тот факт, что он услышал что-то, не предназначенное для его ушей.
 Инспектор Крисп отреагировал привычным образом:
 – Я уверен в этом. Но если дверь была открыта…
 Она кивнула:
 – Ну, в общем-то, я заглянула в кухню, когда искала шарф, и, естественно, не могла не услышать, что говорила Эйли.
 – А что она говорила?
 – Это просто ужасно! Уверяю вас, я и подумать не могла, что подобное возможно. Бедная девочка вся дрожала. Вроде как Люк Уайт пошел за ней в одну из комнат, схватил ее и говорил такие ужасные вещи, и если бы не приход мисс Херон, то неизвестно, чем могло бы кончиться. Эйли сказала, что ей пришлось схватить маникюрные ножницы мисс Херон и воткнуть их ему в руку, чтобы он отпустил ее. А Энни Кастелл сказала только: «Закрывай дверь на ночь». Ну я и подумала, что чем скорее девочка покинет этот дом, тем лучше, и не стала слушать дальше. Я взяла шарф и пошла домой.
 Фрэнк Эббот спросил:
 – Вы живете по соседству с Джоном Хиггинсом, ведь так? Вы рассказали ему о том, что услышали?
 Она снова взглянула на него своими блеклыми глазами:
 – Да, я это сделала, причем до того, как легла спать той ночью. Я рассказала об этом мистеру Бридлингу, пока готовила ему какао и устраивала его поудобнее на ночь. «Эмили, – сказал он, – если что-нибудь случится с этой девушкой, это будет на твоей совести до конца твоей жизни. Этот дом – прибежище греха, каковым он и был всегда, и этого не изменить. И мне совершенно наплевать, что ты ходила в школу с Энни Кастелл. Я хотел, чтобы ты поддерживала с ней отношения и помогала ей, когда это было нужно, но больше ты туда не пойдешь, – так он сказал, – ни за что, раз там происходят такие постыдные вещи, а Энни Кастелл нечего на это сказать, кроме как „закрывай двери на ночь“. Она выросла в богобоязненной семье и должна бы получше соображать». – Она с довольным видом оглядела всех. – Я никогда не видела, чтобы мистер Бридлинг так рассердился. Это его взбодрило, он нашел, чем повозмущаться, да еще чем-то настолько серьезным. Все время продолжал говорить об этом и мешать мне. «Наверняка будет суд», – сказал он. А когда сегодня мы узнали о том, что произошло, то с ним просто сладу не было. «Торжество зла скоротечно», – заявил он.
 Крисп прервал поток слов:
 – Вы правда рассказали Хиггинсу о том, что слышали?
 Она кивнула:
 – Мистер Бридлинг не дал бы мне и минуты покоя, если бы я этого не сделала. Мне нужно было присмотреть за ним и помыть кое-какую посуду, а потом я пошла к Джону Хиггинсу и все ему сообщила.
 – Как он это воспринял?
 Миссис Бридлинг тряхнула головой:
 – Точно так, как отреагировал бы любой мужчина, если он, конечно, настоящий мужчина. Он сжал кулаки и жутко покраснел, а затем побелел как полотно. Даже не знаю, как он сдержался, но он ничего не произнес до тех пор, пока не взял себя в руки. Я сказала: «Вы должны пойти туда, Джон. Это не место для добропорядочной девушки». – А он ответил: «Миссис Бридлинг, вы приютите ее, если я смогу увести ее завтра оттуда? Мы поженимся, как только я все подготовлю, но пусть она поживет до тех пор у вас». – Конечно, я согласилась и сказала, что буду рада сделать это, потому что он хороший сосед и добропорядочный человек, каких мало, и что девушке очень повезло, что у нее будет такой муж. Очень часто он не спал по полночи и помогал мне, когда у мистера Бридлинга случались приступы, чтобы я могла немного отдохнуть. Поэтому я сказала ему, что если что-то могу сделать, то буду только рада помочь.
 – Спасибо, миссис Бридлинг, – поблагодарил инспектор Крисп.




 ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ


 Миссис Бридлинг покинула комнату с явным сожалением. Она и не помнит, что могло ей понравиться больше. Но, как и все хорошее в жизни, эта встреча быстро закончилась. Когда-то в воскресной школе они пели псалом, в котором были слова:
 Всегда летящие, всегда уходящие.
 Земные радости не длятся долго.
 Она с сожалением вспомнила эти строки. Все закончилось, но ей будет что рассказать мистеру Бридлингу, когда она вернется домой. Пройдя через дверь между кабинетом Кастелла и гостиной, миссис Бридлинг села, чтобы подождать, когда они закончат допрашивать Джона Хиггинса. После продолжительных раздумий она отказалась от мысли пойти на кухню и повидаться с Энни Кастелл. Во-первых, она была одета во все самое лучшее, а поскольку Энни на кухне и наверняка очень занята, то это вряд ли будет выглядеть по-дружески, если она не поможет ей. Она не из тех, кто будет стоять в сторонке и смотреть, как другие работают. Однако риск посадить пятна на свое лучшее платье был слишком велик. В гостиной не было никого, она выбрала кресло поудобнее и уселась, настроившись на долгое ожидание.
 Джон Хиггинс в это время находился в кабинете и сидел, опираясь обеими руками о колени. Его светлые волосы непослушно торчали вверх, а голубые глаза серьезно смотрели на инспектора. Фрэнк Эббот подумал: «Солидный и надежный парень. Будем надеяться, что он не убийца. Совсем не тот тип человека, который способен нанести удар ножом в спину. Если, конечно… Предположим, что тот парень схватил Эйли, а Джон Хиггинс натолкнулся на них, когда они боролись. Нет, так не пойдет. Было хорошо известно, что за нож был использован. Это один из ножей, висевших над камином в столовой. Кто бы им ни воспользовался, его еще нужно было оттуда достать. Вряд ли он валялся где-то в холле, чтобы случайно попасться кому-то под руку».
 В это время Джон Хиггинс отвечал на вопросы инспектора:
 – Да, я пришел прошлой ночью, чтобы повидаться с мисс Эйли.
 Крисп крутил в руках карандаш:
 – Миссис Бридлинг рассказала вам, что у девушки была ссора с Люком Уайтом?
 – Да. Я пошел, чтобы сказать мисс Фогерти, что она должна утром покинуть дом. Это совершенно неподходящее для нее место. Мы собираемся пожениться, и я ей сообщил, что она может пожить у миссис Бридлинг, пока я все подготовлю.
 – Она поставила вас в известность о том, что ключ от ее комнаты пропал?
 От гнева молодой человек покраснел до корней своих светлых волос.
 – Да. Я посоветовал ей пойти к мисс Херон и попроситься переночевать в ее комнате.
 Колючие темные брови Криспа приподнялись:
 – Вы знакомы с мисс Херон? Она ваш друг?
 Джон Хиггинс ответил:
 – Я был уверен, что она разрешит Эйли остаться у нее.
 Крисп несколько раз проколол карандашом промокашку.
 – Вы говорили с мисс Фогерти достаточно долго, это так?
 – Да, мы поговорили..
 – Как долго?
 – Затрудняюсь ответить.
 – Час?
 Джон Хиггинс покачал головой:
 – Нет, не так долго.
 – "Полчаса?
 Еще одно медленное покачивание головой.
 – Скорее четверть часа, но не могу утверждать с полной уверенностью.
 – И где вы разговаривали?
 – Эйли стояла у окна в своей комнате.
 – А вы?
 – Внизу, под ним.
 – Вы уверены, что она не впустила вас в дом?
 Голубые глаза смотрели прямо на него.
 – Она бы никогда этого не сделала, а я бы никогда не попросил.
 – Это не ответ. Она впустила вас в дом прошлой ночью?
 – Нет, она этого не делала.
 – Вы в этом уверены?
 Джон Хиггинс произнес твердым и ровным голосом:
 – Прошло пять лет с тех пор, как я в последний раз переступил порог этого дома, до моего сегодняшнего прихода.
 – Почему?
 Он ответил точно так же, как в конторе Джона Тейлора:
 – Это мое личное дело.
 Крисп помахал в его сторону карандашом:
 – Не может быть никаких личных дел в происшествии с убийством. Миссис Кастелл ваша тетя, не так ли? Почему вы с ней поссорились?
 – Я не ссорился с тетей Энни.
 – Тогда с Кастеллом. В чем причина вашей ссоры?
 – Я не ссорился с ним. Мне просто не нравится его общество. А он вам скажет, что не любит мое общество. У нас у каждого свой путь.
 Крисп нетерпеливо поерзал в кресле:
 – Мы отошли от темы. Вы знаете, что прошлой ночью здесь был убит человек, бармен Люк Уайт?
 Джон Хиггинс кивнул:
 – Новости такого типа распространяются очень быстро.
 – Вы поссорились с этим человеком, не так ли?
 – Я не ссорился с ним.
 – Даже после того, что рассказала вам миссис Бридлинг?
 Мышцы рук, лежавших на коленях, напряглись, а костяшки пальцев побелели. Джон Хиггинс сказал спокойным глубоким голосом:
 – Он был нечестивцем. Эйли не должна была находиться с ним под одной крышей. Я бы забрал ее отсюда после наступления дня.
 Крисп повторил последние слова:
 – После наступления дня. А что было прошлой ночью? Вы примчались сюда сразу же после разговора с миссис Бридлинг. И вы хотите сказать, что Эйли Фогерти не впустила вас в дом?
 – Я уже ответил вам.
 – И вы послали ее к мисс Херон и больше ее не видели?
 – Больше я ее не видел.
 – Вы думаете, что она осталась у мисс Херон?
 – Конечно, так и было.
 Крисп снова сделал несколько небольших выпадов карандашом:
 – Тогда как вы объясните тот факт, что она оказалась в холле, одетая в ночную рубашку, а недалеко от нее лежал Люк Уайт с ножом в спине?
 Кровь бросилась в лицо Джона Хиггинса. Он вскочил на ноги и стоял, крепко ухватившись за край стола.
 – Эйли, – начал он. Его голос сорвался. Он снова попытался заговорить. Теперь кровь отлила от его лица, и он стал пепельно-бледным.
 Мисс Сильвер положила вязание на пол около своего стула и встала. Когда она дотронулась до его руки, он повернулся и посмотрел на нее – в глазах застыл ужас. Она сказала мягким подбадривающим голосом:
 – Вам нет нужды беспокоиться, мистер Хиггинс. С Эйли все в порядке.
 Его взгляд стал на мгновение пустым.
 – В порядке…
 – С ней все в порядке, мистер Хиггинс. С ней ничего не случилось, совершенно ничего.
 Он сказал, запинаясь:
 – Она была внизу… с тем типом…
 – Она услышала шум, спустилась вниз и нашла его. Конечно, это было потрясением, но с ней самой все в порядке.
 В какой-то момент Фрэнк Эббот почувствовал восхищение поступком мисс Сильвер. Когда она ощущала необходимость успокоить человека, то без сожаления могла пожертвовать очком в своей игре. Так она только что и поступила, чем очень досадила инспектору Криспу, который сказал с сердитой ноткой в голосе:
 – Я думаю, мисс Сильвер, что лучше предоставить это мне. У нас нет никаких свидетельств, подтверждающих показания Эйли Фогерти. Я бы даже сказал, что вы не имели права повторять их.
 Мисс Сильвер посмотрела на него со спокойным упреком:
 – Ради бога, извините, инспектор!
 Ничто не могло быть более уместным в данный момент, чем эти слова, однако почему-то инспектор Крисп почувствовал, что воротник его рубашки слишком тесен и что он не совсем точно знает, что делать с руками и ногами. Подобные ощущения накатывали на него, когда он был подростком, а это было довольно давно. Он надеялся, что больше никогда их не испытает, но в те мгновения, когда ему пришлось выдержать взгляд мисс Сильвер, они дали о себе знать. Он испытал значительное облегчение, когда она снова повернулась к Джону Хиггинсу, тихо кашлянула и сказала доверительным голосом:
 – Вам действительно не стоит беспокоиться об Эйли. Мисс Херон все время находится с ней. Они вместе убирают в комнатах. – После этого она села на свое место и снова занялась вязанием.
 Воротник рубашки инспектора Криспа снова приобрел нормальный размер. Он почувствовал срочную необходимость самоутвердиться и сказал резким голосом:
 – Сядьте, Хиггинс! Эйли Фогерти утверждает, что услышала шум и спустилась вниз. Если это верно, то шум, возможно, был произведен убийцей. Предположим, что в гостиной было открыто окно. Я не говорю, кто его открыл или по какой причине. Я не говорю, что это была Эйли Фогерти, но это могла быть и она. Я не говорю, что кто-то пробрался в дом этим путем, но вы прекрасно понимаете, что это могло произойти. И вы сами можете понять, что это могли быть и вы. Эйли Фогерти заметили, когда она выходила из гостиной, а в холле на полу лежал убитый Люк Уайт. Она вполне могла закрывать окно за вами.
 Джон Хиггинс покачал головой.
 – Я не входил и не выходил, – сказал он. Крисп сделал резкий выпад своим карандашом:
 – В гостиной было обнаружено окно, не закрытое на защелку.




 ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ


 Было еще много задано вопросов и получено ответов, но результат оставался прежним. Обдумывая каждое слово, Джон Хиггинс продолжал утверждать, что где-то около одиннадцати часов он стоял под окном Эйли Фогерти и разговаривал с ней около пятнадцати минут, а затем пошел домой. Ни тогда, ни в течение последних пяти лет он не переступал порога «Огненного колеса». Он ни разу за последние двадцать четыре часа не видел Люка Уайта и не разговаривал с ним.
 Когда его отпустили, Крисп сказал нравоучительным тоном:
 – Можете не сомневаться, что все было так, как думаю я. В комнате окно, не закрытое на защелку. Вон там. – Он указал на дверь, ведущую в гостиную. – Все остальные окна были заперты, а это нет. Кастелл утверждает, что проверил их все, когда запирал дом на ночь.
 Фрэнк Эббот рассеянно смотрел на свои начищенные до блеска ботинки.
 – Я не думаю, что стоит доверять свидетельствам Кастелла, – изрек он.
 Крисп вполне добродушно кивнул:
 – О да. Но вы здесь находитесь для того, чтобы найти что-нибудь против Кастелла, ведь так? Он скользкий тип, и, является он британским подданным или нет, на нем ясно написано, что он иностранец.
 Фрэнк сказал:
 – Космополит, если вы хотите быть вежливым, или полукровка, если не хотите. Отец-португалец и мамаша-ирландка. Родившийся более или менее случайно где-то в лондонских трущобах и выросший в Марселе, где его родители держали что-то вроде меблированных комнат.
 Мисс Сильвер кашлянула:
 – Это объясняет тот факт, что некоторые обороты его речи зачастую похожи на французские.
 Крисп хмыкнул.
 – Как легко создать плохую репутацию! – сказал он. – Вы не вправе повесить Кастелла за то, что его мать была тем, кем была. Может, он и связан с этим делом по контрабанде наркотиков, с которым вы так носитесь, но по этой причине он постарается не связываться с таким делом, как убийство. А мотив? Кроме того, они крепко держались друг друга, как воры.
 Фрэнк Эббот улыбнулся:
 – Вы это сказали – они держались друг друга, как воры. Вы никогда не слышали о том, что жулики иногда ссорятся?
 Когда Джон Хиггинс вышел из кабинета, он прошел через гостиную в холл. Уже пять лет он не был здесь, но прекрасно ориентировался. Он заглянул за ширму у двери в столовую, увидел, что там никого нет, и начал подниматься по лестнице.
 На площадке посередине лестницы он остановился и прислушался. До него донесся звук голосов. Он постучал в дверь комнаты, в которой прошлой ночью ночевал Джереми, и вошел.
 Эйли и Джейн Херон застилали постель на старомодной кушетке. Джереми сидел за столом и что-то писал. Эйли вскрикнула от удивления. Побледнев, она осталась стоять там, где была, и не попыталась подойти к нему даже тогда, когда он позвал:
 – Эйли!
 Она только затаила дыхание и подвинулась ближе к Джейн. Наступила кратковременная напряженная тишина. Тишину нарушил Джереми:
 – Привет! Полагаю, вы уже слышали?
 Джон кивнул.
 – Полиция послала за мной и миссис Бридлинг. Похоже, мы с ней оба были здесь в прошлый вечер. Как и все остальные. – Он повернулся к Джейн. – Мисс Херон, я должен поблагодарить вас за помощь Эйли. Эта мисс Сильвер, что находится внизу с полицией, сказала мне, что вы присматриваете за Эйли. – Он положил свою руку на руку девушки. – Идем в столовую. Мне есть что сказать тебе, а тебе есть что сказать мне.
 Они прошли в столовую, которая при свете дня была похожа на мрачную пещеру. Свет попадал в нее только с одной стороны – через два высоких окна, расположенных напротив двери. Темные панели поглощали свет. Очаг еще никто не убирал, и зола от поленьев, сожженных накануне, шевелилась от сквозняка, проникавшего через трубу.
 Но очаг, даже потухший, обладает притягательной силой. Джон и Эйли подошли к нему и стояли, слегка отодвинувшись друг от друга. За ними загораживала дверь в холл ширма, оклеенная картинками, вырезанными из старых газет и журналов. Картинки были цветные и черно-белые, но выцветшие за последние сто лет под покрывавшим их глянцем, приобретшим янтарный цвет. Эта ширма служила для защиты комнаты от суровых сквозняков, которые гуляли по дому, когда входная дверь была открыта. Правда, от нее было мало пользы. Холодный поток воздуха проходил по комнате, причем казалось, что он исходит то от очага, то от окон, то от загороженной ширмой двери.
 Джон Хиггинс не замечал этого, но Эйли дрожала, как под порывами ветра. Она выглядела довольно хрупкой, стоя там и протянув дрожащие руки к холодному очагу. Он обнял ее.
 – Эйли, дорогая, в чем дело? Он не обидел тебя? Скажи!
 Она молча стояла в его объятиях, не шевелясь, как будто пыталась сдержать дрожь и не прижиматься к нему. Она отрешенно ответила:
 – Он не обидел меня. Он был мертв, когда я спустилась. Они думают, что его убила я.
 – Эйли, что заставило тебя спуститься?
 Он почувствовал, что она начала дрожать и силилась сдержать дрожь. Она напоминала животное, от страха притворяющееся мертвым. Но ей нечего было бояться рядом с ним.
 Он прижался щекой к ее волосам:
 – В чем дело? Чего ты боишься? Я должен знать, иначе я не смогу тебе помочь. Скажи мне, моя милая. Ты пошла к мисс Херон, как я велел тебе?
 – Да… – слово было больше похоже на вздох, чем на звук.
 – Тогда почему ты там не осталась? Эйли, я же велел тебе там остаться.
 Ее голова была низко опущена, и он не мог видеть ее лицо. Теперь она подняла голову и внимательно посмотрела на него:
 – Ты знаешь…
 – Я?
 – Ты… позвал меня…
 – Эйли!
 – Ты пришел под окно и посвистел. Я услышала твой свист и пошла в свою комнату. Когда я выглянула из окна, ты заворачивал за угол дома…
 Он прервал ее:
 – Эйли, о чем ты говоришь?
 Она снова повторила то, что сказала, как ребенок, затвердивший урок:
 – Ты пришел, насвистывая. Когда я увидела, что ты заворачиваешь за угол дома, я спустилась вниз. Я собиралась открыть одно из окон в гостиной и сказать, чтобы ты шел домой, но в холле был он – он был мертв. Джон, зачем ты это сделал?
 Он поднял большие руки и положил ей на плечи:
 – В чем дело, дорогая, что заставило тебя так думать обо мне? Неужели ты думаешь, что я посмел бы до тебя дотронуться, если бы мои руки были обагрены чьей-то кровью? Нет и нет, не надо так думать! Не буду отрицать, что во мне проснулся гнев, когда миссис Бридлинг рассказала мне все, но, слава богу, в тот момент Уайта не было рядом. Не то чтобы он не заслуживал хорошей трепки, ведь он ее заслужил, и, если бы я с ним встретился, он бы ее получил. Но не нож в спину, дорогая, – даже и не думай! Пусть это тебя не беспокоит, потому что я не способен на это, несмотря на то, что я был в ярости. Я не отрицаю, что врезал бы ему и вряд ли бы сожалел потом об этом. Слуга Господа не должен драться, но бывают случаи, когда трудно сдержаться – я этого не отрицаю. Но не ножом и не в спину. У тебя нет никаких причин бояться, что я могу сделать что-то подобное.
 Незаметно его тепло, его голос подействовали на нее. И она заговорила уже гораздо спокойнее:
 – Почему ты вернулся?
 – Я не возвращался, дорогая, не возвращался.
 – Я слышала тебя. Он мрачно сказал:
 – Ты слышала, как кто-то насвистывал ту же мелодию. Возможно, это был кто-то, кто хотел, чтобы ты спустилась вниз, но это был не я. После того как я с тобой попрощался, я пошел прямо в Клифф и оставался там. Я знал, что у мисс Херон ты будешь в безопасности ночью, и собирался прийти за тобой утром. Зачем мне было возвращаться?
 – Это… был не ты?
 – Нет, дорогая.
 Он снова обнял ее, и на этот раз она прижалась к нему и подставила лицо для поцелуя. Через некоторое время Джон попросил:
 – Расскажи мне все, дорогая. Ты сказала, что видела кого-то, кто заворачивал за угол дома, и подумала, что это я. И собиралась открыть мне одно окно в гостиной и сказать, чтобы я шел домой. Ты открыла окно?
 – О, нет, Джон. – Ее затрясло. – Он был там, в холле – он был мертв.
 Он пытался согреть ее, прижав покрепче к себе.
 – Ты не ходила в гостиную? Она ответила:
 – Я была там.
 – Зачем?
 – Не знаю. Я сказала инспектору, что там должны были остаться напитки и что я хотела найти что-то, что бы помогло Люку. Я даже не знаю, правда ли это. Действительно не знаю. Я просто сказала так, но я не знаю, думала я так или нет. Я не могла рассказать ему, что видела тебя, когда ты заворачивал за угол дома, и хотела сказать, чтобы ты шел домой. Я не могла сказать ему это.
 – Ты должна была сказать ему всю правду, милая.
 Она заплакала. Слезы наполняли темно-синие глаза и стекали по щекам.
 – Нельзя рассказать то, чего не знаешь. Я была слишком напугана, чтобы понять, почему я не рассказала. Я подумала о напитках, но я подумала и о тебе, находящемся там, и хотела увидеть тебя. А затем я вдруг подумала, что это сделал ты, и очень испугалась, и не стала открывать окно. Я пошла назад и, увидев его там, мертвого… – Она прижалась к нему, всхлипывая.
 – Ну-ну, дорогая, не начинай снова. Ты сейчас же пойдешь со мной, как я и говорил. Миссис Бридлинг присмотрит за тобой до нашей свадьбы, а затем я буду сам присматривать за тобой.
 При этих словах она отстранилась от него, вытирая глаза рукавом своего рабочего халата:
 – Джон, я не могу!
 – Эйли…
 Она покачала головой.
 – Нам все время не хватает рабочих рук. Я не могу, пока в доме находятся все эти люди. Мисс Херон помогает мне. – Она неожиданно улыбнулась и снова промокнула глаза. – Она просит называть ее Джейн, потому что мы станем кузинами, если я выйду за тебя замуж.
 Он снисходительно спросил:
 – А ты собираешься за меня замуж, Эйли? Она улыбнулась, потом улыбка исчезла, но вскоре вернулась.
 – Но только после всех этих событий в доме. Теперь мне нет необходимости уходить из дома, насколько я понимаю. Со мной все будет в порядке. Я боялась Люка, а он умер.
 Она отошла от него, а он оставался стоять лицом к двери и ширме, частично ее закрывавшей. Со своего места он мог видеть обшивку над дверью и несколько сантиметров самой двери. Но там не было ничего – только пустота шириной в два пальца. Дверь была открыта, и из холла задувал ветер. Когда она открылась и кто ее открыл, увидеть было нельзя. Они были слишком увлечены своим разговором, чтобы обращать на это внимание.
 Джон выбежал в холл. На лестнице стояла Милдред Тавернер.




 ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ


 Она стояла на пятой или шестой ступени, обеими руками держась за перила и глядя вниз в холл. Трудно было определить, поднималась она или спускалась. Когда она увидела Джона Хиггинса, то наклонила голову набок и сказала недовольным голосом:
 – Ужасно холодно, правда? Я была в своей комнате, но там просто можно замерзнуть. Как вы думаете, в гостиной разожжен камин?
 Он подумал, не она ли открыла дверь в столовую, чтобы посмотреть, не разожжен ли камин. Джон мрачно ответил:
 – Да, в гостиной разожжен огонь. А вы не думали, что огонь может быть разожжен в столовой? Это вы только что открыли туда дверь?
 Милдред явно разволновалась. Три разные цепочки, надетые на нее – одна из довольно крупных золотых звеньев, другая из венецианских бусин, а третья из какого-то подобия коричневых ягод на красной нити – начали покачиваться и звенеть. Ягоды зацепились друг за друга и все вместе – за очень большую серебряную брошь, похожую на морскую звезду. Милдред спустилась вниз, нервно пытаясь все это распутать.
 – О нет. Я была в своей комнате. Я не чувствовала, что… Я хочу сказать, что все так неприятно, ведь правда? Такое ужасное событие – и никто не знает, кто это сделал. Поэтому когда находишься рядом с кем-то, то не можешь не думать, что это он, или она, или они, ведь все может быть. Поэтому я ушла в свою комнату, но в одиночестве вы не можете избавиться от ощущения, что кто-то, возможно, прячется под кроватью или в шкафу, даже если вы уже заглядывали туда. А может, кто-то тихо крадется по коридору, сняв обувь. – Она вздрогнула, и все ее цепочки снова зазвенели. – Поэтому я подумала о гостиной. Не знаете, там кто-нибудь есть?
 Он открыл перед ней дверь. Там действительно горел огонь, а к нему было придвинуто удобное кресло. Но миссис Бридлинг, которая раньше сидела в нем, устала от ожидания и ушла домой. Ей нужно было еще ухаживать за мистером Бридлингом.
 В комнате находился только один человек – Фредди Торп-Эннингтон. Он стоял, засунув руки в карманы, у окна, находившегося прямо напротив двери, и смотрел в него. Он обернулся, когда в комнату вошла Милдред Тавернер, взглянул на нее так, будто впервые видел, и снова отвернулся к окну.
 Джон Хиггинс закрыл дверь, оставив эту пару наедине. Эйли уже вышла из столовой. Она стояла взволнованная, не зная, что делать. Джон взял ее за руку и повел через обитую сукном дверь в кабинет Кастелла.
 Инспектор Крисп стоял, а мисс Сильвер убирала свое вязание. Фрэнк Эббот, который что-то записывал, поднял голову, держа в руке карандаш. Все посмотрели на вошедших.
 Джон Хиггинс произнес твердым подбадривающим голосом:
 – Теперь, Эйли, ты расскажешь инспектору все, что только что сообщила мне.
 Он почувствовал, как она от испуга задрожала всем телом. Потом посмотрела на него с укором и заговорила, путаясь в словах:
 – Ничего особенного не было… не было ничего такого. Я рассказала инспектору…
 Мисс Сильвер, как всегда, слабо кашлянула.
 – Я полагаю, что, возможно, есть что-то, чего вы не рассказали. Так часто бывает. Иногда это очень важно. Вам совершенно нечего бояться. Просто сообщите нам о том, что вы вспомнили.
 Пока Эйли собиралась с силами, Джон Хиггинс проговорил:
 – Она расстроена… у нее достаточно причин для этого. Вот что она рассказала, и это может оказаться важным, инспектор. Эйли спустилась вниз прошлой ночью, потому что подумала, что я свистел, вызывая ее.
 Крисп очень быстро отреагировал:
 – Что?
 Фрэнк Эббот прервал процесс перекладывания записной книжки в нагрудный карман. Джон кивнул:
 – Она пошла, как я и велел ей, в комнату мисс Херон. Они легли спать. Затем Эйли вдруг проснулась. Причиной этому был тот факт, что кто-то проходил под окнами, насвистывая «Ледяные горы Гренландии». Эту мелодию я всегда насвистываю, когда прихожу сюда, чтобы поболтать с ней. Поэтому она прошла в свою комнату и открыла окно, думая, что это я. Но она увидела только, что кто-то заворачивает за угол дома. Эйли решила, что это я. С той стороны находится гостиная, поэтому она побежала вниз, чтобы поговорить со мной через окно этой комнаты. Но когда она спустилась в холл, там лежал убитый Люк Уайт. Расскажи им, Эйли, что ты сделала дальше.
 Она сжимала его руку. Наконец голос вернулся к ней.
 – Это правда, инспектор. Я подумала, что это Джон… иначе я бы никогда не спустилась вниз.
 – Вы вошли в гостиную и открыли окно?
 – Нет-нет, я его не открывала. Я собиралась, но не сделала этого. Он был мертв, и я была в шоке. Я подумала об окне, но не подошла к нему. А еще я подумала о напитках, как уже говорила вам, но все они были убраны. Тогда я вернулась в холл и увидела нож. Я не могла идти дальше… у меня закружилась голова, и я села на ступеньку.
 Мисс Сильвер повесила ручку своей сумочки для вязания на руку. Все продолжали стоять.
 Когда голос Эйли затих и плавно перешел во всхлипывания, она шагнула к Джону Хиггинсу, и тот обнял ее одной рукой.
 – Вот как это произошло, инспектор, – сказал он.
 Крисп резко спросил:
 – Тогда почему она не рассказала это сразу?
 Если бы они находились в комнате одни или только в присутствии мисс Сильвер, Фрэнк нажил бы себе врага на всю жизнь, позволив себе цитату из классика. Слова «Элементарно, мой дорогой Ватсон» были готовы сорваться с его губ, но он сдержался. Однако ему не удалось скрыть легкую ироническую улыбку.
 Джон Хиггинс не улыбнулся и не стал шутить. Его ответ был простым и прямым:
 – Это из-за меня, инспектор. Она не хотела, чтобы у меня были неприятности. Когда она услышала тот свист, она даже не подумала, что это может быть кто-то другой, а не я.
 – Вы утверждаете, что это были не вы? – Крисп говорил очень резко и отрывисто.
 – Я говорю то же, что уже сказал. Я сразу же отправился в Клифф после того, как поговорил с Эйли у окна, и оставался там до тех пор, пока сегодня утром за мной не приехал Уайт Кулинг.
 – Это ваша версия?
 – Это правда.
 – А когда вы впервые услышали об убийстве Люка Уайта? Ну, когда вы об этом узнали?
 – Когда Уайт Кулинг приехал за мной. Глаза Криспа метали молнии.
 – Кулинг все рассказал вам?
 – Я знаю его всю свою жизнь. Я не хочу вовлекать его в неприятности.
 – Он не имел права говорить! Итак, вы прибыли сюда, зная все: время, место, оружие – все-все, как я полагаю.
 – Он сказал, что это, скорее всего, один из ножей, находившихся в столовой.
 Крисп ухватился за эти слова:
 – О, вы знали о ножах в столовой? Насколько я помню, вы сказали, что не были здесь много лет.
 На этот раз Джон все же улыбнулся:
 – Пять лет, инспектор. А те ножи находились в столовой намного дольше, скажем, около сотни лет.
 – Но вы знали, что они там есть. Вы знали, где вы можете раздобыть нож.
 – Это вовсе не значит, что я воспользовался бы ими. – Он выпрямился. – Это все, что я хотел сказать. Я не возвращался, я не переступал порога гостиницы, я не виделся с Люком Уайтом. И я хочу увести отсюда Эйли. Она расстроена.
 Когда они вышли, инспектор Крисп со злостью взглянул на своего коллегу:
 – Ну и что вы об этом думаете? Что заставило его привести сюда девушку и вынудить ее рассказать о том, что она слышала его свист, когда он вернулся во второй раз?
 Мисс Сильвер внесла поправку:
 – Она думала, что это его она слышала. Он поджал губы:
 – Кто же еще это мог быть? Фрэнк Эббот улыбнулся:
 – Практически кто угодно. Мелодия «Ледяные горы Гренландии» является одной из наиболее легких для свиста.
 Крисп издал полунасмешливый-полураздраженный звук.
 – Ах, как все просто объясняется! Что я хочу знать, так это то, что за всем этим кроется. Чего он хотел добиться, приведя сюда девушку, чтобы та сказала, что слышала его свист под окном и спустилась вниз, чтобы впустить его, как раз практически в то время, когда было совершено убийство? Чего он добивается? Мисс Сильвер сурово сказала:
 – Скорее всего, правды, инспектор.
 Он снова издал тот же насмешливый звук.
 – Когда вы повидаете столько же преступников, сколько я, вы не будете так поспешно верить тому, что они говорят!
 Фрэнк Эббот прикрыл рукой рот. Он видел и раньше, как с мисс Сильвер обращаются без должного уважения, и рассматривал это как забавное зрелище. Она не повышала голоса, она просто ничего не говорила. Не было испепеляющих взглядов, потому что ее глаза просто не были предназначены для таких взглядов – на самом деле она считала это очень неподобающим для леди действием. Ощущалась только некоторая ее отстраненность, чувство собственного достоинства, что низводило провинциальных инспекторов до самого низкого уровня в рядах служителей закона. Волны превосходства просто исходили от нее. Даже старший инспектор Лэмб почувствовал однажды, как что-то уносит его в деревенскую школу, в которой он впервые узнал, что два плюс два равняется четырем.
 Картина, с которой столкнулся инспектор Крисп, была несколько другой, но не менее отрезвляющей. Он получил образование в Лентонской классической школе. Ему живо вспомнились зимний день и группа мальчишек, кидавшихся снежками. Чья-то широкая спина представляла собой завидную цель, и он бросил снежок. Он попал прямо в цель, снежок разлетелся, и… они неожиданно увидели лицо старшего учителя, готовое лопнуть от гнева. Воспоминание было таким же мимолетным, как и очень живым, но ужасное ощущение совершенного преступления осталось. Он быстро сказал:
 – Мы больше ничего не сможем сделать, пока не получим результатов посмертной экспертизы. Конечно, это не даст нам ничего нового. Он вряд ли был давно мертв, когда мы прибыли сюда в час тридцать. Нет также сомнения в том, что он был убит непосредственно перед тем, как поднялся весь дом. Вы согласны с этим?
 Он обращался к мисс Сильвер. Она ответила ему с видом учительницы, которая, выслушав ответ ученика, собиралась указать ему на его ошибки.
 – Я не эксперт. Когда я дотронулась до его запястья, оно было холодным. Но и ночь была довольно холодной.
 Крисп кивнул:
 – Мы добирались сюда около получаса, а кровь еще не засохла.
 Неожиданно мисс Сильвер задала странный вопрос:– Как вы думаете, он был убит там, где его нашли?
 Во взгляде холодных голубых глаз инспектора Эббота появился интерес.
 – Что заставило вас подумать об этом?
 Она неодобрительно – маленькая, старомодно одетая старая дева, выглядевшая так, как будто к ней можно было относиться с пренебрежением, – изрекла:
 – Мне кажется, что это весьма странное место для убийства.




 ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ


 Это был самый длинный воскресный день из всех, которые каждый из двенадцати человек, запертых в «Огненном колесе», мог вспомнить. Возможно, Джейн и Джереми ощущали это меньше, чем другие, так как получили возможность получше узнать друг друга и обнаружили много нового. Они также очень старались помочь по дому, накрывая на стол и убирая с него, моя посуду, делая все быстро и добросовестно. Вечером миссис Бридлинг вернулась, чтобы помочь, проведя целый день в битве с замучившими мистера Бридлинга угрызениями совести относительно того, что ей пришлось делать то же самое в субботу. Она вышла из битвы победительницей не только благодаря своей доблести, но и с помощью своего рода пятой колонны, которой было страстное желание мистера Бридлинга быть в курсе происходящих событий. Когда она пришла в гостиницу, то трудно было понять, как она может заполучить какую-либо информацию, так как она не закрывала рта, а Энни Кастелл не разжимала губ.
 Как бы то ни было, она еще долго продолжала говорить уже после того, как вернулась домой.
 – У Энни что-то на уме, но от нее ничего не добьешься. – Она тщательно взбила подушку и положила ее под голову мистера Бридлинга с ловкостью, приобретенной путем долгого опыта. – Это совсем не то, что она говорит. Не зря же я ходила вместе с ней в школу. Поэтому я знаю, что у нее что-то на уме. Во-первых, ее сегодняшняя выпечка совершенно не такая, как всегда. Я не хочу сказать, что она была клеклая. Я также не хочу сказать, что нет на свете повара, который бы не захотел, чтобы его выпечка была такой, как у нее, но она была не такой, как обычно.
 Мистер Бридлинг довольно небрежно заявил, что он не одобряет занятия готовкой в воскресенье, если, конечно, это не было продиктовано крайней необходимостью или состраданием, например, если это делается ради больного мужа.
 Приняв правильное решение, что это заявление не требует ответа, миссис Бридлинг продолжала:
 – Что касается мистера Кастелла, то он постоянно говорит о своем дорогом Люке и о том, где он сможет найти равного ему работника. Я могла бы ему сказать, но сдержалась. В тюрьме или в любом другом месте, где находятся отбросы общества, – вот что я могла сказать ему. Даже слова не сказала, и он продолжал страдать по поводу своего дорогого Люка. Хотя я считаю, что это настоящее избавление…
 Мистер Бридлинг высказал разумное мнение. Он заговорил через простыню, которую жена откинула ему на лицо, пока расправляла одеяла:
 – Как остальные воспринимают это?
 – Старый мистер Джекоб Тавернер сидит у огня с воскресными газетами.
 Мистер Бридлинг сказал, что не одобряет чтение газет по воскресеньям.
 – И я бы попросил тебя убрать простыню с моего лица, чтобы я мог отдышаться. Если я умру от удушья…
 Миссис Бридлинг завернула простыню на одеяла и продолжала говорить:
 – Похож на больную обезьяну и не обращает внимания на еду. Миссис Дьюк сидит и смотрит на еду, но ничего не ест. Есть еще один человек, который ничего не ест, – это муж леди Мэриан. Возмещает все выпивкой – прошлым вечером его пришлось отнести в постель, насколько я слышала.
 – Законченный пьяница, – изрек мистер Бридлинг. Затем менее величественным тоном добавил: – Значит, это сделал не он.
 – Похоже, что он просто не мог. Итак, там есть еще мистер Джеффри Тавернер, говорят, что он кто-то вроде путешественника, но настоящий джентльмен. Он сходил в Ледлингтон, накупил газет, вернулся и сидит, разгадывая кроссворды. Я принесу тебе эти газеты завтра, чтобы ты тоже мог поразгадывать их. А леди Мэриан и та, другая, мисс Тавернер, сказали, что были на ногах всю ночь и ушли в свои комнаты, чтобы поспать. Я чуть не рассмеялась. Много же они знают о том, что значит быть на ногах всю ночь! Рассказала бы я им! Как раз устаешь не от того, что всю ночь на ногах, а от того, что то на ногах, то нет.
 Мистер Бридлинг устроил ей проверку, прикрыв глаза и простонав:
 – Ты бросаешь мне обвинения, Эмили?
 Миссис Бридлинг была поражена прямо в сердце:
 – Я ни за что не поступила бы так, Эзра, ты знаешь это. Я думала о страдальце вроде тебя.
 Он смиренно сказал:
 – Есть люди, которые страдают еще больше. Я не жалуюсь.
 – Никто и никогда не сможет сказать, что ты жалуешься, Эзра.
 – По ночам я совершенно не смыкаю глаз, – проговорил мистер Бридлинг. – И ничто мне не помогает: ни подушки с хмелем, ни какао, ни горячие кирпичи к ногам, постоянно подогреваемые, ни напиток моей матушки из дымянки, ни даже травяной чай твоей бабушки. Разве мы не перепробовали все эти средства практически каждую ночь?
 – Да уж, перепробовали. И если бы существовало еще какое-то средство, то нет ничего, чего бы я не сделала.
 Он подтвердил это стоном.
 – Я не жалуюсь. А что слышно об Эле Миллере? Заходила миссис Клив и сказала, что он сбежал. Миссис Уилтон, у которой он жил, вроде как ее кузина, и они встретились на собрании общины. Миссис Уилтон сказала ей, что они были рады избавиться от него. Она предполагает, что он вернется, но мистер Уилтон не пустит его. Приходит поздно, пьяный и вечно болтает о том, как разбогатеет и покажет им всем. Она сказала, что они просто потеряли терпение. А есть вполне респектабельный молодой человек, брат снохи сестры мистера Уилтона, которому нужна комната, и они пустят его на постой. Миссис Бридлинг сказала:
 – Ну надо же! – А затем, понизив голос: – Сбежал, да? А ты не думаешь…
 Мистер Бридлинг с сожалением покачал головой.
 – Думаю, что нет, потому что он вернулся совершенно пьяным около половины двенадцатого, наделал много шума и выражался. А мистер Уилтон предупредил его, сказал, чтобы он съезжал с квартиры утром и больше не приближался к дому. А потом спустился вниз и забрал ключ от подъезда, чтобы быть уверенным, что получит от него деньги, прежде чем он уйдет. В какое время, ты говоришь, они все проснулись и обнаружили, что Люк убит?
 – Энни сказала, что в час ночи. А полиция приехала еще через полчаса.
 – А кровь все еще не засохла, – сказал мистер Бридлинг со знанием дела. – А Эл Миллер был заперт в доме на Тред-стрит почти в пяти километрах от дома, а ключ был под подушкой миссис Уилтон. Не думаю, что Эл Миллер приложил к этому руку. Он вероотступник и грешник, каких мало. Он посещал мой класс в воскресной школе и был воспитан в строгости, а в кого он превратился? Пьет и вообще ведет себя непристойно! Но вряд ли он убил Люка Уайта, ведь в это время он был заперт в доме в пяти километрах от места происшествия.
 – Им обоим была нужна Эйли, – сказала миссис Бридлинг. – Девушке пора выходить замуж, когда появляется такое количество претендентов. Это может создать проблемы.
 – Девушки всегда создают проблемы, – заявил мистер Бридлинг. – А как все остальные в этом «Огненном колесе»?
 – Маленькая дама-детектив, она тоже ушла отдохнуть. Похоже, никто не знал, что она детектив, когда она пришла в дом. А джентльмен, живущий у сэра Джека Чэллонера, он еще один…
 Мистер Бридлинг резко ее прервал:
 – Не унижай себя, называя его джентльменом!
 – Он кузен сэра Джона.
 Мистер Бридлинг удивленно смотрел на нее.
 – Тогда ему должно быть стыдно за себя. Совсем не осталось аристократов, подобных тем, что были раньше.
 Миссис Бридлинг смешивала в чашке какао и делала это очень осторожно, потому что мистер Бридлинг придавал особое значение соотношению количества сахара и какао. И если она когда-то и раздражалась, то это бывало тогда, когда он говорил, что она не умеет делать такое какао, какое делала его мать.
 – Ты прав, – ответила она. – Значит, этот мистер Эббот – инспектор Эббот – уехал. И другой инспектор тоже. А капитан Тавернер и мисс Херон уезжали куда-то на машине и вернулись только к семи. Я обо всех рассказала, кроме Эйли.
 – А что Эйли?
 Миссис Бридлинг начала очень осторожно наливать кипящую воду в чашку, одновременно помешивая ее содержимое.
 – Судя по ее внешнему виду, она выплакала все глаза. «Я не могу оставить тетушку Энни», – говорит она. А Джон Хиггинс хочет, чтобы она немедленно вышла за него замуж.
 Мистер Бридлинг смотрел на какао.
 – Свадьбы и убийства не сочетаются, – изрек он очередную сентенцию. – Достаточно горячей воды, Эмили. Не перелей.




 ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ


 В понедельник утром Джереми отвез Джейн в город. В половине десятого она уже входила в боковую дверь магазина женского платья Клариссы Харлоу. Джереми уже собирался отъезжать, когда заметил, что правая передняя шина его машины оказалась спущенной. Он обнаружил, что в нее попал гвоздь, и начал менять колесо.
 Когда работа была почти закончена, боковая дверь магазина снова открылась, и из нее вышла Джейн. Она раскраснелась и шла очень быстро. Забравшись в машину, хрипло сказала:
 – Меня уволили.
 Джереми присвистнул и спросил:
 – Почему?
 Джейн сердито посмотрела на него.
 – Убийство – слишком плохая реклама, – произнесла она.
 Он снова присвистнул.
 – Зачем ты ей сказала?
 Но ведь будет дознание, не правда ли? И я должна поехать на него. Кроме того, существуют газеты, репортеры и прочее. Конечно, мне пришлось рассказать ей. Ради бога, поехали отсюда! Я больше не хочу видеть это место!
 Джереми забрался в машину, хлопнул дверью и ободряюще сказал:
 – Поехали на квартиру и что-нибудь поедим. Ты почувствуешь себя лучше после чашки кофе.
 Так и оказалось. Сначала в глаза Джейн вернулось их сияние, а лицо перестало быть бледным. А после второй чашки кофе она расслабилась настолько, что уже могла обсуждать свое будущее.
 – Я позволю себе недельку отдохнуть и разделаться с этим дурацким дознанием, а потом поищу другую работу. Я попридержала язык, поэтому она, возможно, даст мне рекомендации.
 – Она обязана это сделать, не так ли?
 Джейн холодно посмотрела на него.
 – Существуют рекомендации и рекомендации. Как ты думаешь, сколько я найду мест для работы, если она просто скажет: «Джейн Херон? О нет. Я ничего не имею против нее. Очень жаль, что она оказалась замешанной в этом деле об убийстве»!
 – Она не станет так подставлять тебя.
 Джейн горько рассмеялась.
 – Лучше скажи: «Я надеюсь, что не подставит». Большего ожидать не приходится.
 Они замолчали. Потом он сказал:
 – Я хочу вернуться в «Огненное колесо». Ее реакция была неожиданной.
 – Я тоже.
 – Хорошо, тогда едем.
 – Там дознание и Эйли, и… ну, все это ужасно, но интересно.
 Джереми рассмеялся.
 – Не надо объяснять причины. Я же не объясняю свои.
 – А у тебя они есть?
 – О да.
 – А каковы они?
 – Не скажу.
 А в «Огненном колесе» инспектор Крисп знакомил мисс Сильвер с рапортом полицейского хирурга.
 – Видите, он пишет, что мужчина принял изрядную дозу спиртного. У вас была возможность рассмотреть Люка Уайта – он был в гостиной большую часть времени, что вы там провели, не так ли?
 Они сидели в кабинете. В камине уютно горел огонь. Фрэнк Эббот умел хорошо разжигать огонь, и это почему-то раздражающе подействовало на инспектора Криспа. Его голос стал резче, когда он спросил:
 – Вы находились с ним в гостиной около полутора часов. Вы не видели, пил ли он?
 Мисс Сильвер задумчиво смотрела вниз на широкое голубое полотно, которое в будущем должно было стать шерстяным платьицем для маленькой Джозефины. Возможно, она решала, сколько еще рядов нужно связать, а может быть, и нет. Она заставила инспектора Криспа ждать так долго, что он начал постукивать по столу своим карандашом, затем подняла глаза, посмотрела на него и спокойно сказала:
 – Нет.
 Крисп постукивал карандашом. Когда она хотела, она могла говорить очень много. Сейчас, когда ему хотелось услышать еще хоть что-то, казалось, она израсходовала весь свой словарный запас.
 – Он впустил вас в дом, не так ли? В тот момент от него пахло спиртным?
 Мисс Сильвер повторила раздражавшее его односложное слово:
 – Нет.
 – Когда вы видели его в последний раз? Она, похоже, обдумывала ответ и на этот вопрос.
 – Было почти десять тридцать, когда я поднялась в свою комнату.
 – Тогда вам не показалось, что он напился? Мисс Сильвер снова сказала:
 – Нет.
 Крисп постучал карандашом.
 – Итак, где-то между этим моментом и тем, когда он был убит, он должен был выпить довольно много. Кастелл, очевидно, знает что-нибудь об этом. Мы поговорим с ним.
 Он вышел через дверь на стороне кухни.
 Фрэнк Эббот, стоявший в позе отдыхающего человека у камина и смотревший на огонь, как бы любуясь своим произведением, перевел взгляд своих холодных глаз на мисс Сильвер и спросил:
 – К чему вы ведете?
 – Мой дорогой Фрэнк!
 – Да знаю я, знаю, но со мной это не пройдет.
 Она очень сдержанно сказала:
 – В этом деле есть несколько интересных моментов.
 – Например?
 – Попытка свалить вину на Джона Хиггинса.
 – Попытка?
 Мисс Сильвер кашлянула:
 – Неужели вы верите в то, что он вернулся спустя два часа после того, как попрощался с Эйли, и привлек к себе внимание, насвистывая свою обычную мелодию под окном мисс Херон, чтобы Эйли впустила его. А потом выбрал нож из тех, что вывешены в столовой, и убил Люка Уайта в самом людном месте дома?
 Светлые брови Фрэнка приподнялись.
 – Именно это не дает вам покоя?
 – Несомненно.
 Он пробормотал:
 – Ну-ну… Вы сказали, под окном мисс Херон. Вы имели в виду что-то конкретное?
 Ее спицы быстро мелькали.
 – Человек, который свистел под окном мисс Херон, знал, что Эйли была там.
 – Если вы расскажете это Криспу то этим еще больше убедите его в виновности Джона Хиггинса. Насколько вы знаете, он вполне уверен, что это его рук дело.
 – Мой дорогой Фрэнк…
 – Вы совершенно уверены, что он этого не делал?
 Она улыбнулась:
 – Он говорил правду.
 – Тогда…
 – Кто-то в доме должен был знать, что Эйли покинула свою комнату и ушла в комнату мисс Херон. Если мы найдем этого человека, то мы, я думаю, найдем убийцу… или, по крайней мере, кого-то, кто замешан в этом убийстве.
 – И как вы думаете, кто мог знать, что Эйли была в комнате Джейн Херон?
 Она задумчиво ответила:
 – Кто угодно. Ее комната, как вы знаете, находится на противоположном от комнаты мисс Херон конце дома. Это угловая комната в конце противоположного коридора. В том коридоре есть еще только одна комната, окно которой выходит на задний двор дома. Она рядом с лестничной площадкой, и ее занимает мистер Джекоб Тавернер. Пространство между ними занято черной лестницей, бельевой и туалетом. В том же коридоре, но с окнами, выходящими на передний двор, находятся комнаты, которые занимают Кастеллы и мистер Джеффри Тавернер. Там также ванная и большой чулан. Мистер Тавернер вполне мог слышать разговор Эйли с Джоном Хиггинсом, если он открыл окно и выглянул из него, но я не считаю это возможным. В чулане нет окна, а окно, освещающее черную лестницу, не очень доступно. Однако окно туалета, находящегося рядом с комнатой Эйли, достаточно удобно. В показаниях Кастелла сказано, что он действительно слышал кого-то, идущего по дороге и свернувшего к задней части дома, и что он пошел в туалет и выглянул в окно. Он показал, что слышал, как кто-то шел и насвистывал «Ледяные горы Гренландии». Тогда он повернулся и пошел спать, потому что знал, что это всего лишь Джон Хиггинс, который пришел переброситься парой слов с Эйли. Мне кажется, что Кастелл очень хотел проинформировать полицию о том, что Джон Хиггинс приходил к «Огненному колесу» в ту ночь. У нас есть только его показания о том, что он вернулся в постель, не слушая, о чем говорили Джон Хиггинс и Эйли. Он вполне мог подслушать их. С другой стороны, мистер Джекоб Тавернер или мистер Джеффри Тавернер тоже могли это сделать. Фрэнк слегка скривился:
 – Ну, это вряд ли возможно.
 – Может, и так. Но мы действительно не очень много знаем, чтобы говорить сейчас, что возможно, а что невозможно. С другой стороны лестничной площадки, в моем коридоре, либо леди Мэриан и ее муж, либо миссис Дьюк, мисс Тавернер или я могли слышать, как Эйли прошла в комнату мисс Херон, хотя мы, конечно, не могли слышать разговор, который заставил ее сделать это.
 Фрэнк Эббот насмешливо посмотрел на нее:
 – А вы случайно не тот самый злодей? Вы ничего не слышали?
 – Нет, Фрэнк. – После небольшой паузы она продолжила: – Если Джон Хиггинс не возвращался сюда в час ночи, то кто-то сделал все возможное, чтобы сфабриковать против него свидетельства, насвистывая ту мелодию под окном мисс Херон. Это должен быть кто-то, кто знал, что Эйли спит там. Насколько мы знаем, наиболее вероятным человеком, знавшим все, был мистер Кастелл.
 Фрэнк рассмеялся с иронией:
 – И, как Крисп выражается, я здесь, чтобы найти что-нибудь компрометирующее Кастелла! «На управляющего гостиницей заведено дело!» Знаете, было бы чересчур – надеяться на то, что это Кастелл. Он весь такой нарочито навязчивый, не так ли? Если мисс Сильвер и хотела ответить, то звук приближающихся голосов остановил ее. Дверь, через которую вышел Крисп, резко распахнулась, и вошел Кастелл, изрыгая водопад слов, а инспектору только изредка удавалось сдержать этот поток.
 – Если только я могу оказать помощь – любую помощь! Все убийства отвратительны – это ясно без слов! Вид крови делает меня неспособным переваривать пищу! Я бы сказал, что все убийства отвратительны, но это просто ужасно! Среди празднества – посреди воссоединения семьи! Лишить меня друга и слуги, которого я так ценил! Оставить меня без помощника, когда дом полон! – Он воздел руки жестом, изображавшим ужас. – А последствия! Вы меня, конечно, извините, но… полиция в доме! Мистер Джекоб Тавернер, мой хозяин, совершенно занемог! А я сам – я не буду беспокоить вас описанием своих страданий! Моя жена Энни, чья стряпня непревзойденна, вчера готовила не так хорошо! Я не хочу сказать, что выпечка клеклая – Энни просто не сможет сделать клеклую выпечку. Она просто похожа на выпечку обычного повара, но и это ужасно! Можете ли вы сомневаться, что я с большой охотой помогу вам сорвать маску с убийцы?
 Инспектор Крисп применил свой самый суровый тон из всех, бывших в его распоряжении.
 – Сядьте, мистер Кастелл, и прекратите болтать! Я хочу задать вам несколько вопросов.
 Фогерти Кастелл развел руки в широком жесте.
 – Что угодно… что угодно!
 – Это о вашем Люке Уайте. Полицейский хирург сообщает, что Уайт очень много выпил. Когда он это сделал и как?
 Фогерти смахнул слезу:
 – Мой бедный Люк! Да, я скажу вам. У нас оставалось немного шампанского, и я сказал ему: «Иди сюда, мой друг, мы его допьем». Это было уже после того, как все ушли спать. Что касается меня, то я выпиваю бокал… два… Я очень воздержанный человек. А мой бедный Люк, он выпил все, что осталось!
 Он повторил свой жест:
 – Нет, я расскажу вам! Он имел свои слабые стороны, бедняга Люк. Во время работы он ничего не пил, но… как бы это сказать… не в рабочее время он пил все, что ему попадалось.
 – Вы хотите сказать, что он был законченным пьяницей, мистер Кастелл?
 На темном лице Фогерти отражались его эмоции.
 – Только в нерабочее время. А на шампанском он просто был помешан. Он допил бутылку, а потом сказал: «Давай еще, босс… старикашка и не хватится ее!» – и открыл еще одну. Вот… я сказал вам! Только никому не говорите, умоляю вас. Конечно, я ни за что не внес бы это в счет.
 Глаза Фрэнка, который испытывал явное удовольствие от ситуации, холодно смотрели на него. Крисп резко заметил:
 – Это нас не касается. Вы говорите мне, что Люк Уайт пил по-черному?
 – Только не в рабочее время.




 ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ


 – Ну вот, – проговорил Крисп, когда дверь закрылась за Кастеллом, – кое-что у нас есть. Мужчина был пьян, когда его убили, а напился он, когда допивал шампанское мистера Джекоба Тавернера вместе с его управляющим, после того как все ушли наверх спать. Хорошие дела, однако! Не внесет в счет, да уж! – Он издал звук, больше похожий на фырканье, чем на смех.
 Мисс Сильвер спокойно спросила: ,– Что вы думаете, инспектор, относительно того, что Люк Уайт был найден в таком положении? Ведь между ним и нижней ступенькой было около полуметра. Чтобы так упасть, он должен был стоять на этой ступеньке или чуть ниже ее, повернувшись спиной к лестнице, а убийца на ступеньке за ним.
 Крисп удивленно посмотрел на нее:
 – Вы хотите сказать, что они оба шли вниз по лестнице?
 Мисс Сильвер некоторое время продолжала вязать – она уже собирала юбку маленькой Джозефины у талии.
 – А вы можете придумать какое-нибудь другой объяснение? – Она немного помолчала и добавила: – Если он действительно был убит там, где его нашли.
 Крисп нетерпеливо проговорил:
 – Нет ни одной причины думать, что не там. Значит, они спускались по лестнице. Дайте подумать… Эйли впускает в дом Джона Хиггинса, и они вместе идут наверх. Люк Уайт услышал что-то и пошел за ними. У Хиггинса в руках нож. Он поворачивается, держа его в руках. Люк видит это, пугается и бежит вниз. Хиггинс настигает его на нижней ступеньке и ударяет ножом в спину.
 Мисс Сильвер покачала головой, но ничего не сказала. А Фрэнк Эббот спросил:
 – Вы сказали, что у Джона Хиггинса был нож? Почему?
 Крисп пожал плечами:
 – Он ревнует… он в гневе из-за девушки… он находится там, где не должен быть, и он знает, что Люк Уайт опасный тип – настолько опасный, что незадолго до этого он угрожал вырезать сердце любому мужчине, которого девушка предпочтет ему. Достаточно причин для того, чтобы прихватить нож из столовой до того, как подняться с девушкой наверх.
 Мисс Сильвер снова покачала головой. Ее губы были плотно сжаты, а руки быстро работали. Фрэнк Эббот сказал серьезно:
 – Я не думаю, что все произошло именно так. Это не в характере данной девушки и не типично для данного мужчины.
 Крисп сердито посмотрел на него:
 – Тогда как это произошло?
 Не получив никакого ответа и заметив лишь приподнятую бровь, он бросился в контратаку:
 – Чтобы вас удовлетворить, это должен быть Кастелл, не так ли… или один из Тавернеров? Так вот, нет ни единого свидетельства, связывающего их с преступлением, нет и намека на мотив. Мистер Джекоб Тавернер сообщил, что лег в постель еще до одиннадцати и спал до тех пор, пока не был разбужен суматохой в доме. Мистер Джеффри Тавернер утверждает, что закончил читать после двенадцати. Он не слышал необычных звуков и уснул сразу же, как только погасил свет. А проснулся от шума внизу. Показания Кастелла сводятся практически к тому же. Услышав, что Джон Хиггинс пришел, насвистывая, около одиннадцати часов, он полежал некоторое время без сна, а затем заснул и проснулся, как и все остальные, когда начался шум. Миссис Кастелл подтвердила, что ее муж находился в постели, когда все в доме проснулись. Однако она спит очень крепко и ничего не может сказать о более раннем периоде той ночи. Вообще-то трудно ожидать алиби от людей, лежащих в постелях и спящих. Но ничто не говорит о том, что эти показания неверны. То же самое можно сказать о людях, находившихся с другой стороны лестничной площадки. Торп-Эннингтоны, мисс Тавернер, мисс Херон и вы, мисс Сильвер. Ничто не связывает их с Люком Уайтом и не дает никакого мотива для его убийства.
 Мисс Сильвер кашлянула с явным намеком, и Фрэнк Эббот сказал:
 – А что вы скажете о миссис Дьюк? Вы намеренно о ней ничего не сказали? Она-то как раз была на месте преступления, и кровь жертвы была у нее на руках, а то, что она рассказала, весьма неубедительно.
 Мисс Сильвер задумчиво сказала:
 – Правдивые рассказы часто кажутся недостоверными. Ложные показания обычно более продуманны. Мы не знаем ни об одном мотиве в случае миссис Дьюк.
 Как только она это произнесла, дверь, через которую Кастелл покинул комнату, осторожно приоткрылась. В образовавшуюся щель заглянул Фогерти Кастелл, изобразив на лице то, что, по его мнению, могло быть располагающей улыбкой:
 – Если я вторгаюсь к вам, то это, я бы сказал, связано с моим желанием оказать помощь в обнаружении убийцы.
 Крисп коротко пригласил:
 – Заходите, мистер Кастелл!
 Тот протиснулся в комнату бочком, как толстенький краб, потирая руки и глядя то на одного, то на другого.
 – Простите, что прерываю вас…
 – Садитесь, если вам есть что сказать! Фогерти устроился на краешек стула, на котором сидел до этого.
 – Это не я, это моя жена. Вы женаты, инспектор? Да?… Нет?… Ах, как жаль! Нет ничего лучшего в мире, чем хорошая жена. Поэтому, как только я обнаружил, что моя жена плачет, едва я вышел из этой комнаты… когда я обнаружил, что она сильно расстроена, я взял ее за руку и нежно спросил: «В чем дело?» А она ответила: «Это правда, что полиция подозревает Джона Хиггинса? Это правда, что он убил Люка Уайта?» А я сказал: «Откуда я знаю? Они мне ничего не говорят. Но похоже на то». Тогда она опять заплакала: «Это разобьет Эйли сердце. Джон хороший человек. Он мой родной племянник. Он этого не делал». А я ответил: «Он ревновал Эйли, а Люк угрожал ему. Если это не был Джон Хиггинс, тогда кто? Ни у кого другого не было никаких причин». И тут она закричала: «Это неправда. Есть кто-то, у кого были причины».
 Мисс Сильвер внимательно смотрела ему в лицо. Фрэнк Эббот поднял руку и разгладил волосы.
 Инспектор Крисп воскликнул, словно пролаял терьер:
 – Что?
 Фогерти переводил взгляд с одного на другого. Выражение его лица, казалось, говорило: «Посмотрите, какой я умный, какой проницательный, какой догадливый! Вы в полиции все умные люди, но именно Кастелл дает вам в руки улику!»
 Он сделал самодовольный жест.
 – Я тоже так сказал. «Что? – спросил я. – Энни! Сейчас же скажи мне, что ты имеешь в виду!» Но она ничего не ответила. Она опустила голову на кухонный стол и расплакалась. Мы женаты уже пятнадцать лет, и я никогда не видел, чтобы она так плакала. Она все время повторяла: «Что мне делать, что мне делать?» А я сказал:
 «Я твой муж, ты расскажешь все мне». – Он снова оглядел всех, как бы ожидая одобрения. – В конце концов она мне рассказала.
 Крисп нетерпеливо постучал карандашом.
 – Она не хотела говорить мне, как вы понимаете. Она плакала и повторяла, что никогда никому этого не рассказывала. А я убеждал ее, что то, что было всегда, должно когда-то закончиться, а когда речь идет об убийстве, а в доме полиция, то пора с этим покончить. Тогда она наконец послушалась меня.
 Крисп только что не колотил по столу:
 – Мистер Кастелл, может, вы наконец подойдете к делу и сообщите нам то, что рассказала вам ваша жена!
 Кастелл развел руками:
 – А с какой неохотой она об этом говорила! Ведь ее нежелание – это часть показаний, верно? Она не хотела предлагать мотив, обвинять и что-то вообще рассказывать. Я объяснил ей, что это ее долг, а она трясла головой и рыдала еще сильнее. А я сказал: «У тебя просто нет сердца! Пожалей Джона Хиггинса, твоего племянника, и Эйли, которая уже стала похожей на выходца с того света!» Тогда она мне все рассказала.
 Фрэнк Эббот произнес своим размеренным голосом:
 – Хорошо, Кастелл, мы уже поняли mise en scene. Просто повторите нам то, что она вам сообщила.
 Если бы в комнате присутствовал старший инспектор Лэмб, то в этот момент он бы нашел что сказать. Он был убежден в том, что английский язык содержит все слова, необходимые для полицейского, у которого в голове не гуляет ветер. Особенно французские слова оказывали раздражающее воздействие на него самого и на цвет его лица. Поэтому в его отсутствие Фрэнк пользовался ими свободно.
 Кастелл сильно оживился. Он поворачивался то к одному, то к другому, размахивая руками.
 – Моя жена, Энни Кастелл, назвала имя. Крисп резко спросил:
 – Чье имя?
 – Я не буду его от вас скрывать, инспектор. Это миссис Дьюк.
 – А что она сказала о миссис Дьюк?
 – Она плакала, называя это имя. Если бы вы только ее видели!
 – Бог с ней! Что она сказала?
 Кастелл развел своими пухленькими ручками:
 – Она, плача, сказала мне… Это было до того, как мы поженились, а моя жена была шеф-поваром в «Белом льве» в Лентоне – весьма процветающей гостинице. Туда приезжали со всей округи: пообедать, поужинать, устроить вечеринку – и все это благодаря ее стряпне. А мой бедный Люк был там барменом. Понимаете ли, она знала его всю жизнь, потому что они своего рода кузены, правда, он из незаконнорожденных. Однажды он сказал ей: «Я собираюсь жениться, кузина Энни». Он называл ее так, потому что это ей не нравилось, а он мог быть злым, мой бедный Люк. Тогда она спросила, на ком он хочет жениться. А он ответил, что удивит ее – это ее собственная кузина Флоренс Дьюк…
 На этот раз оба инспектора воскликнули одновременно:
 – Что?!
 Кастелл улыбнулся и кивнул:
 – Ну вот, когда он ей это сообщил, она тоже была удивлена не меньше вашего.
 Фрэнк Эббот спросил:
 . – Флоренс Дьюк была замужем за Люком Уайтом?
 – Так сказала моя жена. Флоренс стояла за стойкой бара в «Георге» – это еще одна гостиница в Лентоне. Энни знала, что она там работает, и они пару раз болтали о том и о сем, но не были хорошо знакомы, как этого можно было бы ожидать от кузин, и все из-за давней семейной ссоры. Флоренс в то время была молодой и веселой. Моя жена Энни, как вы понимаете, была очень строгой и достойной уважения.
 Фрэнк Эббот спросил:
 – Вы уверены в том, что Люк и Флоренс действительно поженились?
 Кастелл кивнул.
 – Моя жена Энни так сказала. Она говорит, что в июле 1931 или 1932 года они расписались в отделе регистрации актов гражданского состояния в Лентоне. А потом они уехали и вместе устроились на работу. С тех пор Энни больше не видела Люка. – Он пожал плечами и снова начал жестикулировать. – Во всяком случае, много лет. Когда он пришел сюда, она его спросила: «А где твоя жена Флоренс?», а он засмеялся и сказал, что все быстро кончилось и она взяла свою девичью фамилию Дьюк.
 Крисп спросил:
 – Это все?
 Кастелл немного наклонился и, понизив голос, сказал как бы по секрету:
 – Хотите знать, что об этом думаю? Я думаю, что, когда Флоренс приехала сюда, она не знала, что Люк здесь. Мне показалось, что это было для нее большим потрясением. Она очень плохо выглядела после того, как увидела его. Я полагаю, что ночью она спустилась вниз, чтобы встретиться с ним. Она говорит, что была на кухне. Не верю! Его комната напротив, и я думаю, что она была там. Они, наверное, поругались. Он очень непостоянен с женщинами, бедный Люк. Он очаровывает их, а потом бросает и забывает. Как говорится: «Нет никого, кто так же страшен в гневе, как брошенная женщина». Конечно, это не мое дело – делать выводы, но мы все видели кровь на ее руках. – Он оттолкнул стул. – Вот все, что я хотел сказать! А теперь пойду и успокою, свою жену!
 Когда его шаги затихли в коридоре, Крисп простонал:
 – Ну и что вы думаете об этом?
 Фрэнк приподнял бровь:
 – Я считаю, что Энни Кастелл ужасно не хочет, чтобы в этом деле был замешан Джон Хиггинс.




 ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ


 Инспектор Крисп побежал к телефону, чтобы позвонить в отдел загса в Лентоне и попросить просмотреть регистрацию браков в июле 1931 и 1932 годов.
 Когда он ушел, Фрэнк Эббот остался стоять у очага. Он внимательно наблюдал за мисс Сильвер, чье внимание было, похоже, поглощено платьицем маленькой Джозефины, которое лежало у нее на коленях.
 Улыбка, с которой Фрэнк наблюдал за ней, ни за что бы не появилась на его лице и не выдала бы его, если бы они не были одни в комнате. Эта улыбка очень точно отражала чувства, которые мисс Сильвер вот уже много лет вызывала у него. Это была странная смесь восхищения, уважения, радости и еще чего-то, похожего на благоговение. Очень многие удивились бы, если бы заметили выражение его лица, от которого смягчились черты, а голубые глаза потеплели. Правда, в его улыбке можно было увидеть и легкую иронию. Фрэнк спросил:
 – Ну и как?
 Мисс Сильвер очень серьезно посмотрела на него.
 – Что именно вы хотите знать?
 – Вашу реакцию на резкие изменения в показаниях Кастелла. Сначала он подставляет нам Джона Хиггинса по полной программе, а потом врывается, как «всегда готовый оказать помощь» бойскаут, сообщает, что его жена Энни против этих обвинений, и предлагает вместо Хиггинса Флоренс Дьюк. Что вы об этом думаете?
 Она не отрывалась от вязания.
 – А что вы об этом думаете?
 – То, что я сказал Криспу. Мне кажется, что блестящая идея заключалась в том, чтобы подставить Джона Хиггинса и отвлечь следствие от «Огненного колеса», – полагаю, что это основная цель, – а также превратить убийство в преступление на почве ревности. А Энни Кастелл не захотела с этим мириться и вмешалась весьма активно, возможно, даже пригрозила чем-то. Возможно, она что-то знает, а может, и не знает, но, как я считаю, она чем-то пригрозила Кастеллу, если он не оставит в покое Джона Хиггинса – ее родного племянника. Также вполне вероятно, что она любит Эйли.
 Мисс Сильвер наклонила голову:
 – Я тоже так думаю.
 – О том, что касается Эйли, или обо всем?
 Обо всем. Но сцена, описанная Кастеллом, вряд ли произошла так, как он нам рассказал. У него и его жены не было времени на обсуждение всей этой истории с женитьбой Люка Уайта в тот промежуток, когда он покинул эту комнату и когда вернулся обратно, особенно в том случае, если миссис Кастелл была в таком расстроенном состоянии, как он описал. Фрэнк согласился:
 – Да. Возможно, у них уже раньше было несколько сцен по поводу Хиггинса. Когда Кастелл вернулся после разговора с нами, жена могла предъявить ему ультиматум: или он перестает подставлять Джона, или она расскажет нам все, что знает. Кастелл быстро сориентировался, договорился с ней и прибежал сдавать Флоренс Дьюк. Кстати, что вы о ней думаете?
 Мисс Сильвер задумчиво произнесла:
 – Она была по-настоящему потрясена.
 – Вы имеете в виду – перед убийством?
 Да. Я сразу это заметила. Сначала я подумала, что она слишком много выпила, но потом пришла к выводу, что в ее состоянии было нечто большее, чем влияние алкоголя. Когда мисс Херон рассказывала мне обо всех кузенах, я спросила о том, случилось ли что-нибудь, что могло расстроить миссис Дьюк. Она как будто испугалась и ответила: «Да, мне так кажется, но я не знаю что». Затем она рассказала, что встретила миссис Дьюк на лестнице перед самым обедом. Миссис Дьюк попросила посмотреть, нормально ли она выглядит, и добавила, что с ней «случилось что-то ужасное». Джейн Херон поинтересовалась, может ли она ей чем-то помочь, но миссис Дьюк ответила, что никто ничего не сможет сделать. Затем добавила: «Так всегда бывает: когда попадаешь в трудную ситуацию, должна выбираться из нее сама». – Мисс Сильвер замолчала и кашлянула. – Надо сказать, что мисс Херон сообщила, что миссис Дьюк высказывалась более резко по этому поводу.
 Фрэнк Эббот рассмеялся:
 – Скажите, как!
 Мисс Сильвер произнесла ровным голосом, словно читая цитату:
 – «Ты вляпываешься в серьезную историю и тебе, черт побери, приходится самой из нее выбираться – никто не сможет это сделать за тебя». После чего она сказала: «О боже, зачем я только приехала сюда!» Я снова расспросила мисс Херон об этой сцене, и она мне повторила все слово в слово. Я бы сочла ее вполне надежным свидетелем.
 Фрэнк присвистнул.
 – Похоже, Кастелл был прав и в том, что касается женитьбы, и в предположении, что Флоренс даже не предполагала, что столкнется здесь с обворожительным Люком. Начинает казаться, что у нее был припадок безумия и она его прикончила. Может быть, мотивом стала Эйли…
 Мисс Сильвер кашлянула.
 – Нет никаких свидетельств того, что она знала об отношении Люка Уайта к Эйли.
 Он нахмурился:
 – Нет никаких свидетельств и того, что она не знала об этом. Считается, что знания такого типа витают в воздухе, не так ли? Она могла видеть, как мужчина смотрит на Эйли. Разве этого недостаточно для ревнивой женщины? Очень уж надуманной кажется история, которую она рассказала о том, что пошла в заднюю часть дома, чтобы посмотреть на милую старую семейную кухню. Я думаю, что она пошла туда, чтобы встретиться с Люком, а если они встретились, то, скорее всего, поссорились. Он мог поддразнить ее, рассказав об Эйли. Я полагаю, существует множество способов довести женщину с горячей кровью до состояния аффекта, в котором и можно совершить убийство.
 Все это время мисс Сильвер спокойно вязала. Теперь она слегка кашлянула.
 – Когда она взяла нож? Если по дороге в его комнату, то она уже собиралась убить его. Мне кажется, что это было бы слишком неожиданным после пятнадцати лет разлуки. С другой стороны, если она начала с ним ссориться в его комнате, а затем, дойдя до состояния неконтролируемого гнева, пошла в столовую и взяла нож, то что в это время делал Люк Уайт? Стоял в холле и ждал ее? Если так, то он мог видеть ее, когда она выходила из столовой с ножом в руке. На ней было надето довольно облегающее тонкое платье, и нож спрятать было некуда. Если его убили там, где он был найден, то она должна была стоять позади него на нижней ступеньке лестницы. Вспомните, в медицинском свидетельстве сказано, что удар был нанесен сверху вниз. Если его нанесла женщина, то она должна была стоять выше него в момент нанесения удара. Можете ли вы придумать какие-либо обстоятельства, которые способны привести к такому положению относительно друг друга: она на нижней ступеньке с ножом в руке, а он всего в полуметре, повернувшись к ней спиной?
 Фрэнк сказал:
 – Они могли спускаться по лестнице – другой возможности я не представляю. Послушайте, мы не обязаны верить ее рассказу о том, что она пошла в заднюю часть дома. Предположим, что она вообще не ходила в его комнату. Допустим, что он пришел к ней. Они поругались. Она пошла за ним по лестнице и ударила его ножом, стоя на нижней ступеньке.
 Мисс Сильвер кашлянула.
 – А когда она взяла нож? Вы хотите сказать, что она взяла его с собой, когда пошла спать?
 Он сделал вид, что сдается.
 – Уважаемая наставница! Я сдаюсь, и вам придется просветить меня. Что же на самом деле произошло?
 Она посмотрела на него со снисходительным укором и в течение некоторого времени продолжала молча вязать. Затем назидательно произнесла:
 – Я не способна поверить в то, что он был убит там, где его нашли. Как вы уже сказали, он мог быть там убит только в том случае, если спускался по лестнице вместе с убийцей, слегка отстававшим от него. Это предполагает преднамеренность убийства, так как нож уже должен быть у убийцы. Но кто способен задумать убить человека в таком людном месте? Вполне можно было предвидеть, что при крике или звуке падения все в доме проснутся. Убийце, скорее всего, не удалось бы скрыться незамеченным. Я действительно совершенно не могу поверить в то, что Люк Уайт был убит в холле. Тогда, если его убили где-то в другом месте, могла ли Флоренс Дьюк сама, без чьей-либо помощи, перетащить его туда, где он был найден? Не говоря уж о том, что в таком случае остался бы кровавый след. Можете ли вы найти какую-нибудь причину такого поступка?
 Фрэнк покачал головой.
 – Нет, не могу.
 Мисс Сильвер продолжала развивать тему:
 – Ревнивая женщина, только что всадившая в мужчину нож в приступе ярости, не смогла бы перенести тело с одного места на другое. Миссис Дьюк – крепко сбитая женщина, она вполне способна сдвинуть тело. Но какой у нее был для этого мотив? Женщина в таком возбужденном состоянии либо может остаться возле тела, совершенно не осознавая происшедшего, либо должна как можно быстрее покинуть место убийства.
 Фрэнк кивнул.
 – Флоренс Дьюк и была обнаружена возле тела в отрешенном состоянии, – отметил он.
 Мисс Сильвер резко сказала:
 – Ее не было возле тела, когда Эйли спустилась вниз.
 – Она услышала, как девушка спускалась, и проскользнула в столовую. Когда Эйли ушла в гостиную, она подумала, что может незаметно пройти наверх, но на это времени у нее не оказалось. Эйли вышла из гостиной и обнаружила Флоренс с кровью на руках.
 Мисс Сильвер сказала тихим упрямым голосом:
 – Это все равно не объясняет, как труп оказался в том месте, где его нашли.
 Крисп резко открыл дверь, вошел в комнату и захлопнул за собой дверь. Он выглядел возбужденным и довольным.
 – Итак, миссис Кастелл сказала правду: Люк Уайт и Флоренс Дьюк зарегистрировали брак в отделе регистрации актов гражданского состояния в Лентоне 7 июля 1931 года. Так что мы сейчас позовем ее сюда и расспросим.




 ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ


 Флоренс Дьюк села на стул лицом к инспектору Криспу и к окну, из которого падал бледный свет. Фрэнк Эббот изучающее глядел на нее – взгляд его был холоден и циничен. Флоренс Дьюк – женщина крупная, сильная. Он подумал, что если бы она захотела, то вполне сумела бы перенести тело. Но мисс Сильвер права – зачем ей это надо? В то же время она упорно придерживалась мысли, что кто-то переместил тело Люка Уайта. А если это так, то зачем ему это было нужно? На этот вопрос существовал только один ответ – Люк Уайт был убит в таком месте, которое может выдать преступника. Предположим, что этим местом была комната Флоренс Дьюк. Эту идею Фрэнк быстро отверг. Невозможно поверить, что она протащила тело по коридору и вниз по лестнице, не разбудив мисс Сильвер, которая имела кошачий слух и спала вполглаза, когда занималась расследованием. Он вспомнил, что комната миссис Дьюк была рядом с ее комнатой, поэтому мысль, показавшаяся сначала вполне гениальной испарилась.
 Он снова внимательно посмотрел на Флоренс Дьюк. Крисп перечитывал ее первоначальные показания, поэтому у Фрэнка было время понаблюдать за ней. Когда-то Флоренс была хорошенькой девушкой. Правда, она принадлежала к тому типу, который грубеет еще в молодости. Он подумал, что ей слегка за сорок. Хорошие волосы, хорошие глаза, хорошие зубы. При взгляде на нее возникало отдаленное и мимолетное воспоминание о леди Мэриан, которая не очень обрадовалась бы такому сравнению. Цвет лица, довольно красный, когда у нее все в порядке, сейчас отдавал синевой. Ужасная одежда: слишком тесная, слишком яркая, слишком короткая. Короткая синяя юбка. Сложно связанный джемпер, который своим оттенком не соответствовал цвету юбки, дешевая пластмассовая брошь, приколотая к нему спереди.
 Крисп положил бумагу, которую читал перед этим.
 – Это ваши показания, миссис Дьюк.
 – И что с ними?
 Она произносила слова в своей обычной замедленной манере. Фрэнк вполне мог представить, что этот голос имел свою притягательную силу – сам голос и эта замедленная манера говорить. Она должна была очень неплохо выглядеть за стойкой бара в «Георге» в 1931 году.
 Крисп постучал по столу.
 – Вы называете себя миссис Дьюк. Это ваша настоящая фамилия?
 – Это фамилия, под которой я родилась.
 – Но вы замужем, не так ли?
 – Теперь нет.
 – Вы хотите сказать, что вы разведены?
 – Нет, мы расстались.
 – Какова ваша официальная фамилия?
 – Это мое личное дело. Он оказался плохим человеком, поэтому я вернула себе свою прежнюю фамилию. Я имела на это право.
 Крисп постучал чуть сильнее.
 – Ваша настоящая фамилия Уайт?
 Лицо ее побледнело, а потом вновь посинело с такой силой, что это вызвало беспокойство. Крисп резко спросил:
 – Вы зарегистрировали брак с Люком Уайтом в отделе регистрации актов гражданского состояния в Лентоне 7 июля 1931 года?
 На ее лбу появились капельки пота. Она покраснела до корней волос. Постепенно лицо начало бледнеть, лишь на щеках остались тёмные пятна. Она произнесла:
 – Вы узнали об этом.
 – Убитый был вашим мужем?
 – Мы были женаты, как вы и сказали. Но это не продлилось и шести месяцев. Он оказался плохим человеком.
 Крисп нахмурился:
 – Все это меняет ситуацию, вы же это понимаете, миссис Уайт?
 Она резко воскликнула:
 – Не называйте меня так!
 Он слегка пожал плечами.
 – Вы можете называть себя как угодно. Тот факт, что Люк Уайт был вашим мужем, ставит вас в совершенно другое положение, отличное от того, которое было, когда мы считали, что вы не знакомы. Я полагаю, вы это понимаете. Если бы вы не были с ним знакомы, то у вас не было бы никакого мотива для того, чтобы хотеть убрать его. Но он был вашим мужем, – плохим мужем, с ваших слов, – значит, у вас был довольно веский мотив. Я хочу вместе с вами снова просмотреть ваши показания и должен предупредить, что все ваши ответы будут записаны и могут быть использованы против вас.
 Фрэнк Эббот отошел от очага и опустился в кресло у края стола. Он достал карандаш и блокнот и приготовился записывать.
 Мисс Сильвер продолжала вязать, низко опустив руки на колени и глядя на Флоренс Дьюк, которая сидела молча. Красивые темные глаза смотрели на инспектора Криспа с некоторым вызовом. Фрэнк Эббот подумал: «Она явно боится, но вполне может устроить спектакль».
 Крисп взял со стола показания и просмотрел их до конца страницы.
 – Вот. Вы сказали, что не раздевались, и привели ряд причин, объясняющих это. Вы начали думать о старых временах, вы привыкли засиживаться допоздна, не думали, что сможете уснуть, если ляжете в постель. А может быть, вы ждали, когда все в доме успокоятся, чтобы вы могли спуститься вниз и повидаться с мужем?
 Флоренс продолжала молча смотреть на него. Он выждал минуту, а затем сказал:
 – Вам нет необходимости отвечать, если вы не хотите. Но мы установили, что вы были единственным человеком в доме, кто не раздевался. Все остальные были в постелях и спали. Вы не разделись, потому что собирались спуститься вниз и пройти в комнату мужа, не правда ли? Может быть, вы заранее с ним договорились…
 Она разлепила губы и произнесла только одно слово:
 – Нет.
 Что-то похожее на удовлетворенную ухмылку промелькнуло на лице Криспа. Она заговорила и практически признала, что спускалась вниз поговорить с Люком Уайтом. Он продолжал допрос:
 – Но вы спустились вниз, чтобы поговорить с ним?
 Совершенно неожиданно она взорвалась:
 – И что в этом плохого?
 – О, ничего, совершенно ничего. Он ведь был вашим мужем. Вы дождались, когда все уснули, и спустились вниз повидаться с ним. В этом нет ничего плохого. Только в своих показаниях вы утверждали, что искали спиртное и что-нибудь почитать. Значит, это не было правдой?
 Она сказала сердито:
 – Но мне действительно хотелось выпить.
 – Однако вы спустились вниз для того, чтобы повидаться с мужем.
 Она воскликнула:
 – Но он мне муж! Я давно с ним рассталась! Я спустилась поговорить с Люком Уайтом!
 – Я так и думал! А потом вы поссорились. Она резко сказала:
 – Это ложь! Его там не было! Крисп спросил удивленно:
 – Что?
 Флоренс кивнула:
 – Очень приятно думать, что есть что-то, чего вы не знаете. Его там не было.
 Он сердито посмотрел на нее. Прежде чем он смог что-либо сказать, мисс Сильвер спросила:
 – Ради бога, миссис Дьюк, скажите, как вы узнали, в какую комнату нужно идти?
 Флоренс повернула голову – похоже, она впервые осознала, что в комнате присутствует мисс Сильвер. Она сказала, потеряв всю заносчивость:
 – Я спросила Эйли, где он спит. Ну, не совсем так, вы же понимаете, ей бы это показалось странным. Я спросила ее, сколько спален в доме и кто какие занимает.
 Рука Фрэнка Эббота быстро двигалась по бумаге. Крисп постукивал карандашом. Он нетерпеливо сказал:
 – Это не имеет значения! Вы сказали, что пошли в комнату Люка Уайта и что его там не было.
 Она покачала головой:
 – Нет, его там не было.
 – Вы уверены, что попали в нужную комнату?
 – Да. Там только одна комната – напротив кухни.
 – Как долго вы там оставались?
 – Я не знаю. Я подумала, что он вот-вот придет. Оглядевшись, решила, что лучше подождать на кухне. Ну а дальнейшее вы знаете. Я прошла в кухню, выпила пару бокалов шерри – бутылка стояла на разделочном столике.
 – Когда туда пришел Люк Уайт?
 Она покачала головой.
 – Он не пришел. Мне надоело ждать, и я пошла в холл, как уже вам говорила. Он лежал там с ножом в спине, а та девушка выходила из гостиной. Я пошла посмотреть, жив ли он, и испачкала руки. Потом Эйли закричала, и все сбежались.
 Инспектор продолжал задавать вопросы, но больше ничего от нее не добился. Она спустилась вниз повидаться с Люком Уайтом, но не встретилась с ним. Она не видела его до тех пор, пока не увидела лежащим мертвым в холле. Она не брала нож и не пользовалась им. Она не убивала Люка Уайта.
 В конце концов Крисп ее отпустил. Он наконец удовлетворился тем, что получил, но был раздражен из-за того, что не добился большего. Несколько раз проткнув карандашом промокашку, он сломал кончик карандаша и сказал:
 – Это точно сделала она. Это не может быть никто другой.
 Фрэнк взглянул на него, оторвавшись от своих аккуратных стенографических записей, и произнес голосом диктора Би-би-си:
 – Я не знаю.
 Инспектор вытащил из кармана нож, резко высвободил лезвие и начал затачивать сломанный карандаш.
 – Конечно, она не Кастелл! Это должен быть Кастелл, ведь так? – Он хрипло рассмеялся. – Никакие замены не приемлются!
 Мисс Сильвер кашлянула и негромко спросила:
 – Скажите, инспектор, есть ли какие-нибудь новости об Эле Миллере?




 ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ


 Джереми и Джейн возвращались из Лондона. Это был один из тех серых дней, когда облака нависают слишком низко, а пар от земли струится им навстречу. Начинал сгущаться туман. Они проехали через Клифф сразу же после четырех и выехали с другой стороны, увидев и услышав море. Джереми смотрел направо, высматривая, как и в прошлый раз, два столба, отмечавших въезд в Клифф-Хаус. Когда они появились, попорченные погодой и разрушающиеся – один, увенчанный орлом, а второй с разбитой птицей, он притормозил.
 – Я везу тебя выпить чаю с Джеком Чэллонером.
 Джейн испуганно воскликнула:
 – Зачем?
 – Он мой приятель. Я позвонил ему, и он сказал, чтобы я привез тебя к чаю. Вот так.
 – Почему ты меня не предупредил?
 – Не знаю. Я не хотел, чтобы ты отказалась. Это обветшалый старый дом, но мне бы хотелось, чтобы ты его увидела. Джек хороший парень.
 – Не здесь ли остановился инспектор Эббот?
 – Да. Не думаю, что он сейчас здесь. В любом случае мы не являемся подозреваемыми.
 Они миновали столбы и ехали по длинной запущенной дороге, которую обрамляли низкорослые, побитые ветром кусты со сплетенными ветвями. Дом, к которому они подъехали, был мрачным и неприветливым: он выглядел таким же запущенным, как и подъездная дорога.
 Старик дворецкий впустил их в ледяную пещеру холла, провел их через него и вдоль коридора к небольшой комнате, в очаге которой горел огонь, шторы были задернуты, а две керосиновые лампы излучали много света, тепла и… запаха. Рыжеволосый молодой человек с довольно плоским веснушчатым лицом выбрался из потертого кресла и похлопал Джереми по плечу.
 – Привет-привет! Как поживаете, мисс Херон? Очень мило с вашей стороны, что вы приехали сюда. Я очень тоскую здесь, когда остаюсь один. Фрэнк гоняется за убийцами, и я не думаю, что он вернется к чаю. Поэтому вы с Джереми, возможно, спасете мой вечер. Вы любите пончики? У Мэтьюса они всегда есть, потому что он сам их любит. Эти лампы жутко воняют, не находите? Боюсь, что в этом виноват я. Мэтьюс всегда просит меня не включать их сильнее, а я всегда забываю, и они начинают ужасно пахнуть. Конечно, этот дом требует, чтобы на него потратили около десяти тысяч фунтов. Здесь ничего не менялось в течение уже многих лет. Мой прапрадедушка женился на богатой наследнице, но разорился, играя в карты с принцем-регентом, и с тех пор ни у кого из нас не было ни гроша. Он истратил каждый фартинг из ее наследства. Зато повеселился, пока были деньги!
 Говоря это, Джек расставлял стулья. В том стуле, который достался Джейн, была сломана пружина. Ковер выглядел давно не чищенным, но, возможно, это был результат долгого использования и обветшания. Джейн подумала, как тоскливо иметь на шее такой дом. Джек Чэллонер, похоже, мирился с этим, но она посочувствовала его будущей жене.
 Как будто прочитав ее мысли, он рассмеялся и сказал:
 – Так что все, что нам нужно, – это еще одна богатая наследница. Только мне придется держать ее подальше от этого места, пока не будет поздно идти на попятный. Ни одна девушка в здравом уме не взвалит на себя эту обветшавшую старую руину. Я хочу сказать, что она должна быть по уши влюблена в хозяина, ведь так? А я не тот человек, в которого девушки безоглядно влюбляются. Послушайте, хотите я вам покажу, насколько все здесь запущено? Джереми сказал, что ему хотелось бы увидеть, но я не могу представить почему.
 Джереми все еще стоял у камина, глядя на огонь. Теперь он оглянулся и сказал:
 – Это все рассказы моего деда. Его матушка рассказывала ему разные истории о твоих родственниках. В ее времена это был сэр Хамфри Чэллонер – где-то в сороковые годы девятнадцатого столетия. Мне бы хотелось увидеть семейные портреты.
 – Хорошо. Но тогда нам лучше пойти сейчас, а то будет совсем темно. – Он повернулся к Джейн. – А вы? Может быть, вам лучше остаться у огня? Можно я буду называть вас Джейн? Я знаю Джереми практически всю жизнь.
 Ему было почти столько же лет, сколько Джереми, но он выглядел моложе и напоминал Джейн большого дружелюбного щенка.
 Они прошли через промозглый холл в совершенно холодную столовую, заставленную ужасной викторианской мебелью. Над массивным буфетом висел портрет сурового джентльмена с бакенбардами.
 – Это старый Хамфри, – сказал Джек Чэллонер, – какие истории приписывала ему твоя прабабушка? Он был моим прадедушкой.
 Джереми медленно сказал:
 – Он лишил своего сына наследства, не правда ли?
 – Да, своего старшего сына Джеффри. Неприятный семейный скандал. Джеффри пошел в своего деда, того парня, который разорил семью: прожигал жизнь, потом был замешан в каких-то делах с контрабандой, ну а потом его убили. После этого все родственники свободно вздохнули, а мой дед Джон унаследовал титул и вот этот дом.
 Джереми сказал:
 – Мой дед говорил, что его мать часто рассказывала ему о Джеффри.
 Джек Чэллонер рассмеялся:
 – Не сомневаюсь! Боюсь, что именно Тавернеры совратили его с пути истинного. По всем параметрам «Огненное колесо» было прибежищем контрабандистов. Наверху есть портрет Джеффри. Хотите посмотреть?
 Они поднялись наверх по широкой лестнице. Джек Чэллонер нес большой подсвечник с витой ручкой и свечами, которые, похоже, стояли в нем еще с довоенных времен, так как были покрыты пылью и изрядно пожелтели. Возможно, что серебро канделябра не чистилось с тех же пор. Джек со смехом постучал по нему.
 – Всего лишь шеффилдская работа, а то бы его давно продали.
 Джейн быстро сказала:
 – Все равно он может стоить довольно дорого. – Потом замолчала и, покраснев, пояснила: – У моего деда был антикварный магазин.
 – Это капля в море. Тут нужна богатая наследница.
 Они продолжали подниматься по лестнице. На улице еще было светло, но этот свет никак не мог осветить темные углы. Портрет Джеффри Чэллонера действительно висел в очень темном углу – «паршивую овцу» убрали подальше от посторонних глаз. Джейн подумала, приходил ли сюда кто-нибудь, чтобы на него посмотреть. Возможно, его мать, когда еще была жива.
 Джек Чэллонер поставил подсвечник на стол, достал из оттопыривавшегося кармана спички, зажег пять выцветших свечей и осветил портрет.
 – В этом углу ничего не видно даже утром. Вот почему я принес с собой эту штуковину, – объяснил он. – Ну, вот наша «паршивая овца». Естественно, портрет был написан до скандала, когда Джеффри исполнился двадцать один год, – запечатлели совершеннолетие наследника.
 Свечи осветили молодого человека в охотничьем костюме с ружьем под мышкой и со связкой фазанов. Яркие, радужные перья птиц были тщательно прорисованы. Джеффри Чэллонер смотрел на них с полотна – очень гордый, симпатичный молодой человек, у ног которого лежал весь мир. Случайный выстрел в темноте, который впоследствии стал избавлением для семьи, был еще впереди.
 Джек Чэллонер сказал:
 – Если вы хотите найти фамильное сходство, то у вас ничего не получится. Рыжие волосы появились в семье с появлением в ней моей бабушки, и теперь, возможно, мы никогда от них не избавимся. У нее было восемь дочерей – и все как морковки.
 – Нет – сказала Джейн, – совершенно никакого сходства.
 И когда она произнесла это, то поняла, что это неправда. Было сходство, и очень сильное, но это было не то сходство, которого она ожидала. Она посмотрела на Джереми и быстро отвела глаза. Если представить его с удлиненными волосами и небольшими бакенбардами, одеть в такую одежду, которая изображена на портрете, то можно подумать, что это он позировал. Она почувствовала такое напряжение, что боялась посмотреть на него снова.
 Джек Чэллонер сказал как бы в подтверждение ее мыслей:
 – Он больше похож на Джереми, а не на меня.
 Они спустились вниз и угостились пончиками, лежавшими на потрескавшемся блюде из вустерского фарфора, и выпили чаю из устрашающего викторианского чайника, который, возможно, служил еще рыжеволосой леди Чэллонер и ее восьми рыжим дочерям.
 Когда они попрощались и медленно поехали назад по длинной подъездной дороге, Джереми произнес:
 – Обветшалый старый дом, да?
 – Кошмарный дом! Мне жаль Джека. Джереми рассмеялся:
 – Не надо его жалеть. Он не унывает, да и бывает там очень редко.
 Джейн тоже рассмеялась:
 – Ну и как, женится он на богатой наследнице? Он не похож на такого человека.
 – Не женится. Он влюблен в Молли Пембертон. Очень хорошая девушка. У нее нет ни пенни, но они оба не придают этому значения. Он приехал сюда только потому, что кто-то хочет устроить здесь санаторий, или сиротский приют, или что-то еще. Здешний морской воздух очень полезен. Он советуется с адвокатами и пытается принять решение о продаже дома.
 Джереми остановил машину точно между двумя высокими столбами на выезде.
 – Джейн, я хочу поговорить с тобой. «Огненное колесо» наводнено констеблями и нашими родственниками, поэтому лучше сделать это здесь. Когда ты собираешься выйти за меня замуж?
 Он отпустил баранку и взял ее руки в свои. Она не выдернула их, но их напряженность выдавала ее упрямство.
 – Я никогда не говорила, что вообще выйду за тебя замуж.
 – А это нужно говорить?
 – Да, нужно.
 – Тогда скажи это!
 – Джереми, оставь эту мысль!
 – Скажи это! Джейн, дорогая, ну скажи!
 Его голос странно действовал на нее, когда так изменялся. Неожиданно куда-то исчезли дружеские чувства к нему. Ужасный, нарушающий все поток эмоций унес ее куда-то. Через секунду она окажется в объятиях Джереми, и если он ее поцелует, то она скажет все, что он от нее потребует. Она вырвала у него руки и забилась в угол.
 – Нет, нет!
 – Джейн!
 Она оттолкнула его.
 – Нет, нет, ни за что!
 – Почему?
 – Кузен и кузина не должны вступать в брак.
 – Я тебе не кузен.
 Он говорил вполне спокойно, но казалось, что голос его грохочет, как гром среди ясного неба. Странное ощущение, вызывающее головокружение, куда-то делось. Она заморгала и воскликнула:
 – Что?! Джереми повторил:
 – Я не твой кузен.
 – Почему ты так говоришь?
 – Я расскажу тебе. Я собирался это сделать. До сих пор у меня не было такой возможности. Устройся поудобнее, прекрати меня отталкивать и расслабься.
 Джейн немного успокоилась. Джереми обнял ее за плечи. Здесь, за столбами, было довольно темно. Дорога на Клифф была темной и пустынной. Она повторила вопрос:
 – Почему ты не мой кузен?
 – Потому что я вовсе не Тавернер. Моим дедом был сын Джеффри Чэллонера. Вот почему я хотел, чтобы ты увидела тот портрет. Даже я заметил, что похож на него.
 – Ты ужасно похож на него.
 Он рассмеялся.
 – Я должен был бы быть сэром Джереми Чэллонером, а эти старые руины были бы на моей шее. Джеффри был старшим сыном.
 – Джереми, как захватывающе!
 Мне рассказал об этом мой дед. Помнишь, он был одним из близнецов – Джоном. Так вот, старый Джереми Тавернер умер в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году. Его жена, Энн, прожила еще три года. Она и словом не обмолвилась, когда был жив ее муж, но вот что она рассказала моему деду Джону незадолго до своей смерти. Джеффри Чэллонер часто захаживал в «Огненное колесо». Он был совершенно необузданным, вечно в долгах, ввязался в дела контрабандистов – частично ради развлечения, частично потому, что хотел заработать достаточно денег, чтобы сбежать с Мэри Лейберн. Она была дочерью сэра Джона Лейберна, принадлежавшего к тому семейству, на которое сейчас работает Джон Хиггинс. Они были помолвлены. Но старый Чэллонер и сэр Джон разругались на почве политики и разорвали помолвку. Это привело к тому, что Джеффри сорвался. Лейберны отослали Мэри к строгой тетушке в Лондон, но Джеффри последовал за ней, и они тайно обвенчались. Энн Тавернер с уверенностью рассказала моему деду о женитьбе. Она видела свидетельство, но забыла название церкви. «Одна из этих больших лондонских церквей», – так она ему сказала. Итак, где-то через шесть месяцев после этого Джеффри был вынужден бежать во Францию: ранил человека из береговой охраны, и его опознали. Они с Мэри запланировали, что, когда шум уляжется, он вернется и заберет ее. К сожалению, раненый охранник умер – не сразу и, вполне возможно, не от этой раны. Но Лейберны настаивали на том, что это он. Им хотелось держать его подальше от страны. Был выдан ордер на его арест. Это означало, что Джеффри нельзя вернуться. А Мэри Лейберн ждала ребенка. Она пришла к Энн Тавернер и сказала, что не может больше это скрывать. Она не смела рассказать своим родным, что была замужем, – в сороковые годы девятнадцатого столетия отцы были суровыми. Она была застенчивой, скромной девочкой и боялась, что отец убьет ее.
 – Что произошло? Быстро рассказывай.
 Энн Тавернер рассказала все Джереми, а тот послал сообщение Джеффри во Францию. В темные безлунные ночи они перевозили грузы довольно регулярно. Джеффри сообщил, что приедет со следующей оказией – через три недели, и чтобы Мэри как-то продержалась до тех пор. Когда придет время, Энн должна будет сообщить Мэри, а той нужно выскользнуть из своей комнаты, когда все будут спать, и прийти в «Огненное колесо». Похоже, что никто из них не подумал, что это не так-то просто, но я полагаю, что бедная девушка никогда раньше не выходила из дома ночью, да еще одна. Она пришла в гостиницу совершенно испуганная и расстроенная, и Энн боялась того, что может произойти. К тому же она сама ожидала рождения своего шестого ребенка. Получилось так, что этот ребенок родился около полуночи. В доме находилась повитуха – кузина Энн Тавернер, которой можно было доверить тайну Мэри. Около девяти часов они услышали доносившиеся из-за скалы звуки выстрелов. Кто-то выследил или выдал контрабандистов, и их поджидала береговая охрана. Джеффри Чэллонер был смертельно ранен, а Джереми Тавернер и один из его людей унесли его в потайной ход к «Огненному колесу», где он и умер на руках Мэри. Это доконало бедную девочку. Она преждевременно родила ребенка и к утру умерла. С помощью повитухи Энн удалось выдать ребенка за близнеца собственного ребенка. Ее ребенком была девочка Джоанна. Она была бабушкой Джона Хиггинса, а ребенком Чэллонера был мальчик – мой дед Джон.
 Джейн коротко и возбужденно вздохнула:
 – А старый Джереми знал? Джереми задумчиво посмотрел на нее.
 – Должен был знать. Она покачала головой:
 – Если женщина не захотела, чтобы он знал, значит, он не знал. Энн и повитуха могли все обстряпать так, как хотели. Интересно, как они поступили?
 Не знаю. Мой дед ничего не говорил об этом. Ты должна помнить, что Энн была уже очень старой, когда рассказала ему об этом – это было во время ее последней болезни. Она только хотела, чтобы он знал, что Джеффри Чэллонер и Мэри Лейберн были официально женаты и что Джон был их законным сыном.
 – Почему они в то время ничего не сказали об этом? Я имею в виду что ребенок ведь был наследником сэра Чэллонера. Почему они не передали его ему?
 – Потому что тогда у них была бы масса неприятностей. Джеффри разыскивался за убийство человека из береговой охраны. Хотя все в округе, скорее всего, знали, что Джереми Тавернер по уши завяз в делах контрабандистов, но если бы это всплыло при дознании, то ему бы не поздоровилось. Как бы то ни было, знал Джереми о ребенке или не знал, он не собирался участвовать в дознании относительно двух внезапных смертей в своем частном владении.
 – И что же он сделал?
 – Ну, я полагаю, он хотел выбросить тела в море, но Энн не позволила ему сделать это. Я не знаю, как она настояла на своем, но мне рассказали, что она заявила, что двух человек, умерших такой смертью и лишенных своих прав, море не примет. Вот что она сказала моему деду. И эти ее слова заставили его переменить решение. Ему совсем не хотелось, чтобы море выбросило эти два тела на берег.
 – Что они с ними сделали?
 Заложили кирпичами в потайном ходе вместе со свидетельством о браке, которое Мэри принесла с собой, а также с заявлением, подписанным Энн и повитухой. Энн сложила вместе все документы и запечатала их с помощью перстня-печатки, принадлежавшего Джеффри. Она его сохранила и отдала моему деду. А теперь он у меня.
 – Но, Джереми, в том ходе, куда нас водили, не было никакой кирпичной кладки – совершенно никакой.
 Джереми сказал довольно странным голосом:
 – Да, ее там не было, не так ли? – Затем он положил руки ей на плечи и сказал: – Не думай больше об этом. Я не твой кузен. Я даже не самый дальний родственник. На самом деле "мы совершенно посторонние люди. Ты собираешься выйти за меня замуж?
 Джейн задержала дыхание и сказала:
 – Думаю, да.




 ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ


 Дознание должно было состояться на следующий день. Предполагалось, что полиция представит только официальные свидетельства и попросит отсрочки. Инспектор Крисп сообщил своему старшему констеблю, что может получиться весьма серьезное дело против Флоренс Дьюк. Учитывая это, Рэндал Марч был склонен согласиться с отсрочкой, но рекомендовал соблюдать осторожность и провести дальнейшие расследования.
 – Этот Эббот, – сказал инспектор Крисп, – приехал, чтобы завести дело на Кастелла. Я не говорю ничего за его спиной, чего бы не мог сказать ему в лицо, но вы должны это учесть.
 Марч довольно настойчиво проговорил:
 – Я знаю Эббота очень хорошо. Он не способен состряпать дело.
 Крисп обиделся:
 – Я и не говорю, что он это сделает. Он приехал сюда в связи с контрабандой наркотиков, и вполне возможно, что Кастелл по уши увяз в этом. Но мы и сами искали свидетельства против него. И если мы не нашли их, то я не думаю, что кто-то из Скотланд-Ярда сможет добиться большего. Совершенно очевидно, что местная полиция имеет больше шансов, если они вообще существуют, хотя, похоже, что их нет вовсе. Я хочу сказать, что Эббот все время думает о Кастелле и дальше него ничего не видит. Но что касается Кастелла, то убийство не его профиль – это может быть, скажем так, случайностью. Вполне естественно, что он связывает его с тем делом, ради которого приехал, но они не могут иметь никакой связи друг с другом.
 – Или могут, – возразил Рэндал Марч.
 – Не могут, если это миссис Дьюк, сэр.
 – Конечно, если это не миссис Дьюк.
 – Или Джон Хиггинс. Здесь присутствует серьезный мотив – ревность, и очень подозрительно, что Эйли была внизу в халате. Да и в гостиной, в которой окно не закрыто на защелку. Должен сказать, что, до того как всплыли все эти дела с миссис Дьюк, я считал, что Эйли Фогерти впустила Джона Хиггинса в дом и выпустила его обратно после убийства Люка Уайта. Она признает, что была в гостиной, а как раз там находится не закрытое на защелку окно.
 Старший констебль посмотрел на кипу бумаг, лежащую перед ним:
 – Понятно.
 Крисп угрюмо развивал свою мысль дальше:
 – А еще эта мисс Сильвер… Марч поднял брови:
 – Не хотите ли вы сказать, что подозреваете ее? Много лет назад болезненный и непослушный восьмилетний мальчик учил уроки со своими сестрами в классной комнате, в которой царила мисс Мод Сильвер. Уважение, какое она у него тогда вызывала, никогда не покидало его. Он был по-настоящему привязан к ней. В одном случае он даже был обязан жизнью ее профессиональной сообразительности. Тот случай с отравленными гусеницами был теперь далеко в прошлом, но он никогда об этом не забывал. И потом, при расследовании сложных дел, он не уставал восхищаться ее наблюдательностью и дедуктивным мышлением. На самом деле не существовало никого, чье бы мнение он так ценил и к кому он более охотно прислушивался. Зная, что она неофициально участвует в расследовании этого дела, Марч хотел увидеть реакцию на это Криспа. Спрашивая, не подозревал ли тот мисс Сильвер, он одновременно хотел услышать, что ему скажет Крисп. Инспектор выпрямился на стуле.
 – Хотел бы я, чтобы вы ограничили ее деятельность. В Скотланд-Ярде могут поступать как им угодно, но должен сказать, что все это кажется мне неправильным. Я не имею ничего против того, чтобы мисс Сильвер находилась там и собирала сплетни. Ведь именно для этого она приехала? Но Эббот обращается с ней так, будто она его начальник, да и мой тоже.
 Марч откинулся на спинку стула. Крисп был расстроен, и его нужно успокоить. Марч слегка улыбнулся и сказал:
 – Я знаю. Он много раз с ней работал еще до этого дела. Я слышал, как он говорил, что когда она участвует в деле, то полиция с блеском расследует его. И знаете, это действительно так. Она удивительная личность. Вы случайно не знаете, что она думает об этом деле на данном этапе?
 Крисп издал звук, выражающий отчаяние. Но без сдерживающего присутствия старшего офицера, он, несомненно, был бы более эмоциональным.
 – Я не знаю, что она думает. Я могу сказать вам, что она делает. Сидит и вяжет и постоянно спрашивает об Эле Миллере.
 Марч покачал головой:
 – Алберт, ну да, Алберт…
 Крисп посмотрел на него:
 – Да, так его зовут, я полагаю. Но все называют его Эл.
 – Я бы удивился, если бы мисс Сильвер его так называла. Итак, она интересуется исчезнувшим Албертом? Ну и что с ним?
 Крисп нахмурился:
 – Я был уверен, что к данному моменту мы его найдем. Похоже, что никто не видел его с тех пор, как он ушел с вокзала Ледлингтон, заявив, что больше не вернется. Это было около семи тридцати утром в воскресенье. Конечно, вокруг было мало народа – обычно люди долго спят по воскресеньям. Чего я не могу понять, так это почему она думает, что это что-то значит. Он не может быть замешан в этом убийстве. Это совершенно точно.
 – Спросите у нее.
 – Простите, сэр?
 – Спросите у нее, что это значит. Если она все еще хочет что-то знать о нем, значит, у нее есть на то причина, и причина очень веская. В общем, я считаю, что нам нужно его найти.
 Если бы это был кто-то еще, а не старший констебль, Крисп выругался бы. Он с усилием сдержался, отчего темная кровь бросилась ему в лицо, и сказал с некоторой резкостью:
 – Послушайте, сэр, он не может иметь к этому никакого отношения. К десяти тридцати он покинул «Огненное колесо». Нам не нужно полагаться в этом на Кастелла. Капитан Тавернер видел, как он уходит. Он был пьян, плохо держался на ногах и пел песню, которую пытался петь весь вечер в гостиной. Полагаю, что ирландскую. Что-то о девушке по имени Эйлин. Это зафиксировано в показаниях.
 – Эйлин аланна… да
 – Это было незадолго до половины одиннадцатого. Уилтоны, у которых он жил, подтвердили, что он пришел незадолго до половины двенадцатого. Он устроил большой шум, распевая эту же песню и спотыкаясь на ступенях. Мистер Уилтон решил, что с него хватит, и велел ему утром съезжать с квартиры. Потом он запер входную дверь и забрал с собой ключ, чтобы Миллер не уехал, не заплатив. В конце улицы находится церковь Святого Джеймса, и, когда он запирал дверь, ее часы пробили половину двенадцатого. Люк Уайт был найден мертвым около часа ночи – нам позвонили в час ночи, кровь еще не застыла, когда мы приехали туда. Медицинская экспертиза указывает на то, что в половине одиннадцатого он еще был жив. Доктор Кру осматривал его без четверти два и сказал, что он был мертв уже что-то около часа. Поэтому Эл Миллер никак не мог это сделать. А вы как думаете?
 – Если, конечно, он не вылез из окна и не пошел назад в «Огненное колесо». Я полагаю, что он мог это сделать.
 – Я спросил Уилтонов, мог ли он как-то выбраться из дома и снова вернуться назад, а они поклялись, что не мог. Его комната находилась прямо над их комнатой, и он не давал им спать большую часть ночи: ложился, вставал, ходил туда-сюда, стонал и пел. А они очень респектабельные люди, но эта ночь довела их до белого каления. Миссис Уилтон сказала, что слышала, как часы пробили двенадцать, а затем и час, и два, и только потом она смогла уснуть. Миллер жутко надоел им, и у них нет абсолютно никаких причин покрывать его. Но она говорит, что готова присягнуть, что он был дома всю ночь. Как вы знаете, он точно был там утром. Оплатил свой счет у двери спальни и получил ключ, чтобы выйти из дома. Я считаю, что Миллер ушел в возбужденном состоянии. Он был на грани срыва уже несколько недель. Итак, он ушел и не собирается появляться, пока сам этого не захочет. Если он слышал об убийстве, то это может быть еще одной причиной, по которой он не хочет появляться. Люди исчезают и при меньших, чем у него, проблемах. Но он не может иметь никакого отношения к убийству Люка Уайта. И чего добивается мисс Сильвер, придавая этому такое значение, я совершенно не могу понять. Если вы меня спросите, сэр, я скажу, что это напрасная трата времени.
 Рэндал Марч ничего не спросил у него. Он сказал своим приятным голосом:
 – Тем не менее, Крисп, я считаю, что мы должны его найти.




 ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ


 Мисс Сильвер сидела в углу гостиной, и создавалось впечатление, что она полностью поглощена своим вязанием. В непосредственной близости от нее Мэриан Торп-Эннингтон была занята разговором с Милдред Тавернер. Отдельные слова и фразы были достаточно хорошо слышны, и из них было ясно, что она сообщала очередную часть потрясающего сериала об истории своей жизни. Такие фразы, как «Сразу же, как только он меня впервые увидел… клялся, просто клялся, что чуть не выпрыгнул из самолета», и самая удивительная из всех – «кровь на бриллиантовой диадеме и кровь на полу».
 Милдред Тавернер выглядела завороженной. Ее бусины из венецианского стекла позвякивали, касаясь золотой цепочки, когда она вздрагивала, бледные глаза неотрывно смотрели на красивое лицо леди Мэриан, а бледные губы были слегка раскрыты, и периодически с них срывалось короткое «Ох!».
 Мисс Сильвер продолжала вязать, сидя с очень задумчивым видом. Когда дверь открылась и в нее заглянул Фрэнк Эббот, она поднялась, положила вязание в сумку и направилась к нему.
 – Если у вас есть свободное время, инспектор, я бы хотела поговорить с вами.
 Он открыл перед ней дверь в кабинет Кастелла.
 – Я буду рад.
 Когда он закрыл за ней дверь, она прошла к окну и встала около него, оглядывая комнату. Особо в ней смотреть было не на что, а с тем, что там находилось, у нее уже было время ознакомиться. Однако она продолжала осматриваться вокруг с отрешенным видом до тех пор, пока Фрэнк Эббот не сказал:
 – Учитывая давность нашего знакомства, я уже могу догадаться, что у вас есть что-то на уме. Что это?
 – Мой дорогой Фрэнк!.
 Он ответил на ее укоряющий взгляд улыбкой.
 – Ну же, рассказывайте!
 Она слегка покачала головой, прошла к низкому креслу, в котором сидела раньше, развернула его к огню и, усевшись, достала вязание.
 – Я действительно хотела бы очень много рассказать, и если вы располагаете временем, то я хотела бы сделать это сейчас.
 Он уселся на стул и протянул ноги к уютно горящему огню.
 – Как гласит поговорка «Удели время – и тебе воздастся», и, как вы знаете, я всегда к вашим услугам.
 Мисс Сильвер задержала на нем снисходительный взгляд и произнесла:
 – Я не помню такой поговорки.
 Может, такой и нет. Это мое собственное изобретение. Но кто-то же должен их придумывать. Я посвящаю ее вам, но без вашего позволения.
 – Мой дорогой Фрэнк, когда вы научитесь говорить поменьше глупостей?
 Он глубоко засунул руки в карманы и лениво посмотрел на нее сквозь светлые ресницы.
 – Я не знаю. Но на сегодня я закончил. О чем вы хотели со мной поговорить?
 Ее спицы быстро постукивали.
 – О нашем конкретном участии в этом деле, и в какой степени оно связано с убийством Люка Уайта.
 – Интересное высказывание. Продолжайте.
 – Мы прибыли сюда, чтобы проверить некие туманные слухи относительно «Огненного колеса». Предполагалось, что это место используется для встреч контрабандистов либо людей, связанных с незаконной торговлей наркотиками, либо похитителей драгоценностей. Старший инспектор Лэмб заметил, что эта семейная вечеринка, организованная Джекобом Тавернером, может быть задумана как прикрытие особой деятельности, связанной с одним из упомянутых дел. Как вам известно, в ночь после нашего прибытия здесь произошло убийство. Теоретически, конечно, возможно, что убийство никак не связано с этой незаконной деятельностью, ведь даже ее существование еще не доказано. Все дело практически не продвинулось дальше первоначальных подозрений и предположений. Несмотря на это, я должна вам сказать, что я совершенно не могу отделить убийство Люка Уайта от того, что могу назвать «нашим делом».
 Фрэнк кивнул:
 – Это означает, что вы отвергаете обвинения против Джона Хиггинса. Его мотив слишком личный – ревность к Эйли Фогерти.
 Она наклонила голову:
 – Люка Уайта убил не Джон Хиггинс.
 Светлые брови приподнялись.
 – Вы настолько уверены в этом? Хорошо, исключим Джона. А как Флоренс Дьюк? Ее мотив тоже можно считать личным, если, конечно, Крисп не нароет сведений, связывающих ее с торговлей наркотиками или с одной из краж драгоценностей, когда она могла бы поссориться с Люком при дележе добычи.
 Мисс Сильвер осуждающе кашлянула.
 – Мой дорогой Фрэнк, вспомните, пожалуйста, о совершенно очевидном положении тела и о том, куда ему нанесли удар ножом. Если Люк Уайт был убит там, где его нашли, то убийца находился непосредственно за ним, на нижней ступеньке лестницы. Еще никто не выдвинул теорию, которая объясняла бы это, если предполагается, что Флоренс Дьюк совершила это убийство. С другой стороны, если он не был убит там, где его нашли, то какой у нее мотив, чтобы притащить его туда? Это не могло быть сделано одним человеком и без шума, а тогда кто-нибудь обязательно спустился бы вниз, чтобы узнать его причину. Мы уже неоднократно говорили об этом, и я не вижу ничего, что могло бы заставить меня поверить в то, что убийство совершила Флоренс Дьюк.
 – Тогда какова ваша версия?
 Спицы по-прежнему постукивали.
 – Я пришла к определенным выводам. Вот они. Это убийство значительно усиливает подозрения, которые гостиница «Огненное колесо» и так вызывает. Вечеринка мистера Джекоба Тавернера и обстоятельства, приведшие к ней, тоже усугубляют эти подозрения. Мы вернемся к этому позже. Я считаю, что эти подозрения вполне оправданны и что смерть Люка Уайта связана с обстоятельствами, вызывающими их. По моему мнению, в убийстве были замешаны по меньшей мере два человека и оно, несомненно, было совершено не в холле.
 Он внимательно посмотрел на нее.
 – Два человека?
 – Потребовались бы два человека, чтобы без малейшего риска перенести тело туда, где оно было найдено.
 Фрэнк смотрел на нее с легкой усмешкой:
 – Это все?
 – Пока я еще не сделала никаких других выводов. Но у меня есть некоторые наблюдения относительно мистера Джекоба Тавернера и его гостей, о которых я могу вам рассказать.
 – И какие это наблюдения?
 – Вот какие, Фрэнк. У меня была возможность поговорить с некоторыми из кузенов Тавернеров. Все они рассказали мне много интересного. Это капитан Тавернер и мисс Джейн Херон – дружелюбные и приятные молодые люди, леди Мэриан Торп-Эннингтон и мисс Милдред Тавернер. Леди Мэриан имеет привычку говорить исключительно о себе, и ее очень легко подбить на это. Мисс Тавернер необычайно нервозна и беспокойна. Она вела очень замкнутую жизнь, а убийство совершенно выбило ее из колеи. Ее брат подавляет ее. Она боится оставаться одна и была рада пообщаться со мной. От этих людей я узнала, что мистер Джекоб Тавернер умудрился опросить их всех о том, что они слышали от своих дедов о старом потайном ходе в «Огненное колесо». Причем с каждым из них он предпочитал разговаривать наедине. Если посмотреть на них с учетом того, что потом случилось, можно подумать, что эти вопросы имеют отношение к существованию какого-то тайного хода от дома к берегу. Мисс Тавернер дала мне по . этому поводу наилучшую информацию. Джейн Херон действительно ничего не знала. Капитан Тавернер сказал, что его дед упоминал о наличии такого хода, но он совершенно не имеет представления, где он находится. Так он и сказал мистеру Джекобу. Леди Мэриан говорила очень много, но ничто не указывает на то, что она что-то знает. Флоренс Дьюк утверждает, что ничего не– знает, но сообщила, что мистер Джекоб Тавернер спрашивал ее об этом. Она не очень-то была склонна разговаривать, но, когда я прямо задала ей вопрос, она мне ответила. Однако я чувствую, что она что-то скрывает. Я не задавала вопросов Джеффри Тавернеру. Его поведение в отношении меня было невежливым, да я и не думала, что смогу узнать что-нибудь от него, если даже спрошу.
 Фрэнк Эббот подтянул ноги, наклонился вперед и положил в огонь полено. Он достаточно хорошо знал свою собеседницу, чтобы быть уверенным в том, что она не будет ставить не на ту лошадь. Он сказал:
 – Но Джекоб Тавернер знал все о тайном ходе к берегу. В субботу вечером он провел по нему всех своих гостей, сразу же после того, как закончился обед. Он показал его без всяких сомнений, и все прошли по нему. Никаких следов контрабанды, никаких трупов, никаких намеков на улики там, судя по всему, не было.
 Огонь весело вспыхнул. Его отблеск отразился на спицах мисс Сильвер. Она очень спокойно сказала:
 – Я, конечно же, имею в виду другой ход.
 Наступила короткая, напряженная тишина.
 Фрэнк Эббот не спеша поднялся. Стоя у камина и глядя на нее сверху вниз, он попросил в своей обычной манере:
 – Пожалуйста, скажите это еще раз.
 – Мой дорогой Фрэнк, вы прекрасно меня слышали.
 – Меня подвел разум, а не уши.
 – Пожалуйста, пусть ваш разум обдумает свидетельства. Если Джекоб Тавернер уже знал о ходе, ведущем из подвалов к берегу, то нельзя рассматривать его вопросы как относящиеся к этому ходу. Но он расспрашивал – либо прямо, либо намеками. Опросил четверых или пятерых кузенов Тавернеров, знают ли они о тайном ходе. Я полагаю, что он их всех опросил, но у меня нет сведений о Джеффри Тавернере, Джоне Хиггинсе и Алберте Миллере. Эти вопросы нельзя связывать с ходом, ведущим из погребов.
 – Может быть, он хотел понять, знают ли они об этом конкретном ходе.
 Мисс Сильвер кашлянула:
 – Думаю, что это не так. После того как я выслушала всех этих людей, а особенно после рассказа мисс Тавернер у меня создалось впечатление, что вход в этот второй тайный ход находится где-то наверху. Дед мисс Тавернер – это Мэтью, второй сын старого Джереми Тавернера, – рассказывал ей, что однажды в детстве был очень напуган, потому что услышал какой-то шум. Он пошел посмотреть, в чем дело, и увидел свет в отверстии в стене. Он ужасно испугался и убежал назад, в свою постель.
 – И это все?
 – Это все, что она рассказала мне.
 – Все это могло ему присниться.
 – Конечно, это возможно, но я так не думаю. Такое событие ребенок должен запомнить на всю жизнь.
 Фрэнк задумчиво посмотрел на огонь.
 – Интересная теория, – сказал он. – Правда, никакого практического значения на данном этапе она не имеет. – Он наклонился и аккуратно добавил еще одно полено. Затем, выпрямляясь, сказал:
 – Ну, и после всего этого, каково ваше мнение о Джекобе Тавернере?
 Она на мгновение оторвалась от вязания и очень серьезно посмотрела на него:
 – Я пока не могу составить о нем мнение. Существуют две вероятности. Его отец был старшим сыном старого Джереми Тавернера. После смерти отца он стал владельцем всей семейной собственности, но говорят, что он практически сразу же порвал свою связь с «Огненным колесом». Я узнала, что создалось впечатление, будто он продал гостиницу. Но это было не так. Гостиница была отдана в аренду.
 – Да, Марч сообщил об этом. Были два поколения Смитов, отец и сын, и, когда последний из них умер, гостиница вернулась к Джекобу Тавернеру. Кастелл уже был в ней управляющим, и мистер Тавернер оставил его в этом качестве. Вопрос, конечно, в том, действительно ли связь Тавернера с «Огненным колесом» была прервана, продолжалась ли деятельность контрабандистов, шла ли часть выручки Джереми второму брату, а потом его сыну Джекобу? Продолжалась ли эта деятельность в последние пять лет, и является ли Джекоб Тавернер действующим партнером? Ведь именно для того, чтобы это понять, мы и находимся здесь, не так ли?
 Мисс Сильвер снова занялась вязанием, ответив:
 – Совершенно верно.
 – Итак, это возвращает нас к вопросу о том, что вы думаете о Джекобе Тавернере.
 Мисс Сильвер кашлянула:
 – Я очень мало видела его. Вчера, как вы знаете, он не выходил из своей комнаты, сегодня он спускался ко второму завтраку. Он жалуется на простуду и считает, что страдает от холода. Мне кажется, что он получил потрясение, но это следует сказать и обо всех нас. Он может быть связан с контрабандой, но никак не с убийством.
 – Вы так думаете?
 – Нет. У меня недостаточно информации, чтобы делать какие-то выводы. Это просто гипотеза, которая основывается на известных мне фактах. Если он связан с контрабандой, то это объясняет его желание узнать, способны ли его кузены выдать какие-либо секреты. Если существуют два потайных хода, один из которых намного важнее другого, то он счел возможным показать всем один из них, скрыв таким образом наличие второго. Он мог понадеяться, что слухи и сплетни, ходящие в данной местности или сохраняемые в семье, будут сведены на нет. Это объяснило бы семейную встречу и демонстрацию хода, ведущего из погребов к берегу. Конечно, в голову может прийти мысль о том, что Люк Уайт был убит, чтобы сохранить тайну второго хода. Если он знал о нем и использовал эти сведения для шантажа партнеров, то не нужно было бы искать другой мотив. Должна сказать, что этот мотив я считаю более реальным, чем мотив ревности, на котором настаивает инспектор Крисп.
 – Вполне возможно.
 В настоящее время нельзя сказать, связан с этим убийством мистер Джекоб Тавернер или нет. Он может быть просто тем, кем кажется: пожилой человек с кучей денег, без всяких родственных связей, лишь с желанием объединить семью и, возможно, определить условия своего завещания. Может быть, у него есть финансовый интерес в «Огненном колесе», но он не знает ни о какой контрабанде, даже если она существует. Никаких доказательств этого нет, только множество подозрений и предположение, что там, где есть дым, можно обнаружить и огонь. Фрэнк выпрямился.
 – Джекоб действительно может быть невиновен, как и само «Огненное колесо». У нас извращенные подозрительные умы, и мы склонны видеть то, что ищем, – как и думает уважаемый мною инспектор Крисп. Что ж, посмотрим.
 Мисс Сильвер свернула вязание и, положив его в сумку, поднялась с кресла.
 – Один момент, Фрэнк. Я бы хотела, чтобы вы организовали чистку этого ковра.
 – Дорогая мисс Сильвер!
 – Очень осторожно, конечно. Мне не нужно было говорить «чистку». Просто я хотела бы, чтобы его очень внимательно осмотрели с целью поиска пятен крови.
 – Пятен крови?
 – Конечно, свежих. Цвет ковра и его потертое состояние могли скрыть их.
 Фрэнк Эббот посмотрел на пол. Прямоугольный ковер, покрывавший комнату почти целиком, немного не доходил до стен. Изначально он, возможно, был темного красновато-коричневого цвета с тонким рисунком по всему полю, который настолько затерся, что почти сравнялся с цветом основы. Он медленно спросил:
 – Что вы хотите найти?
 Мисс Сильвер кашлянула.
 – Доказательства того, что Люк Уайт был убит в этой комнате, – ответила она.




 ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ


 Джереми и Джейн, возвращавшиеся в «Огненное колесо» в настроении совершенно далеком от всяких мыслей об убийстве, столкнулись с мисс Сильвер, когда открыли входную дверь. На самом деле она прислушивалась, ожидая услышать звук подъезжающей машины.
 – Можно вас всего на одну минутку, капитан Тавернер? – попросила она.
 Они остановились. Дверь все еще была открыта. Мисс Сильвер вышла на улицу и закрыла дверь, создав барьер между ними и гостиницей Именно в этот момент Джейн спустилась с небес на землю настолько, что поняла, что мисс Сильвер одета в дорожный костюм. На ней было черное суконное пальто со старенькой полоской меха на шее, черная фетровая шляпка и шерстяные перчатки.
 Без промедления мисс Сильвер заговорила:
 – Капитан Тавернер, я собираюсь попросить вас об одолжении. Не будете ли вы так добры отвезти меня в Ледлингтон?
 Джереми согласно кивнул. Мисс Сильвер кашлянула:
 – Очень мило с вашей стороны. Если вам удобно, то я хотела бы отправиться прямо сейчас. Там есть кое-кто, с кем мне нужно поговорить. Я думаю, что не заставлю вас ждать более двадцати минут. Может быть, и меньше, но я могу точно пообещать, что это не будет дольше.
 Джереми рассмеялся:
 – Джейн составит мне компанию!
 Мисс Сильвер опустилась на заднее сиденье и снисходительно улыбнулась, глядя на молодых людей, сидевших впереди. Ей, конечно же, предложили место возле водителя, но она наотрез отказалась:
 – Я действительно предпочитаю сидеть сзади. Меня всегда раздражает свет фар.
 Она неотрывно смотрела на дорогу. Навстречу попадалось не так уж много машин. Бегущий свет фар позволял заметить, как близко друг к другу сидят Джейн и Джереми и какое счастье написано на их лицах. Было ясно, что никто из них совершенно не расстроился, если бы деловой разговор продолжался больше двадцати минут.
 Они остановились на Тред-Стрит, на углу которой из темноты выступала масса церкви Святого Джеймса. Измерив на глаз расстояние до дома № 6, мисс Сильвер вполне смогла понять, почему Уилтоны никогда не сомневались относительно времени. Когда она нажала на кнопку звонка, часы на церковной башне пробили два раза, что означало половину часа. Если вы привыкли к этому звуку, то он не разбудит вас, но, если вы лежите ночью без сна, вы обязательно его услышите.
 Дверь слегка приоткрылась. Стал виден скупо освещенный коридор. В дверях стоял кто-то высокий и массивный.
 – Миссис Уилтон?
 – Да. – Голос был твердый и довольно приятный.
 Мисс Сильвер подвинулась так, чтобы весь свет, какой там был, мог осветить ее лицо и фигуру.
 – Меня зовут мисс Сильвер, мисс Мод Сильвер. Вы меня не знаете. Не могли бы мы с вами немного поговорить?
 Миссис Уилтон засомневалась:
 – Если это о том, чтобы подписаться на… – начала она.
 – О, нет, ничего подобного, уверяю вас.
 Свет из коридора позволил миссис Уилтон разглядеть улыбку, которая всегда вызывала расположение к ее владелице.
 – Видите ли, я буду очень вам признательна, если вы позволите мне поговорить с вами об Алберте Миллере.
 На какое-то мгновение вопрос повис в воздухе. Если бы не улыбка мисс Сильвер, то дверь тут же закрыли бы. Эта небольшая пауза позволила появиться множеству различных мыслей. Миссис Уилтон почувствовала любопытство, но если бы она ждала мистера Уилтона домой к чаю, то не позволила бы своему любопытству прервать подготовку к этому событию. Однако мистер Уилтон работал сверхурочно и не придет домой раньше восьми часов. Она не против небольшой передышки и небольшой дозы сплетен. Поэтому миссис Уилтон открыла дверь и пригласила мисс Сильвер войти.
 В комнате, куда она провела гостью, пахло мебельной полиролью и нафталином. Кроме особых случаев, Уилтоны обычно пользовались кухней. Гостиная существовала в качестве святилища респектабельности. В ней размещался во всем великолепии мебельный гарнитур, приобретенный по случаю свадьбы тридцать лет назад на деньги, собственноручно заработанные миссис Уилтон. Он состоял из дивана и двух кресел – мягкого дамского и для джентльмена. Пружины были в полном порядке, ярко-синий плюш обивки был таким же ярким и синим, как в тот день, когда она гордо оплатила счет. Ковер, вклад мистера Уилтона, подходил к гарнитуру по цвету и содержался в таком же порядке. Перед нетопленым камином, в котором веер из розовой жатой бумаги служил бледной имитацией отсутствующего огня, лежал белый шерстяной коврик. На каминной полке стояли две синие вазы и позолоченные часы, которые в свое время были предметом споров, нарушивших порядок их совместной жизни, – во всем остальном она была абсолютно гармоничной. Миссис Уилтон довольно дешево купила их на аукционе, потому что они ей просто понравились, а мистер Уилтон получил тему для бесконечных суровых нравоучений, когда обнаружил, что в них нет часового механизма. Все в комнате было стерильно чисто, и все, что полировалось, было отполировано так, что можно было увидеть свое отражение. На окнах эркера висели розовые шторы, а с каждой стороны каминной полки висел газовый рожок с абажуром из розового стекла. Когда к ближайшему газовому рожку подносили спичку, становились видны и цвет, и полировка.
 Мисс Сильвер, которая разделяла любовь миссис Уилтон к синему и розовому цвету и не возражала против их сочетания в одной комнате, могла с восторгом и совершенно искренне воскликнуть:
 – Какая очаровательная комната! Такая уютная и оформлена с таким вкусом!
 Миссис Уилтон сияла от гордости. Она бы сразу заметила фальшивую похвалу, но эти слова были искренними. Она была не из тех, кто демонстрирует свои чувства, но стала теплее относиться к своей посетительнице.
 Они сели – мисс Сильвер в дамское кресло, а миссис Уилтон в мужское. Это была крупная женщина с красивой седой головой. На ней был надет цветастый фартук, за которым виднелось коричневое шерстяное платье. Весь вид этой женщины говорил о личности, которая относится к себе с уважением и ожидает этого от других.
 Мисс Сильвер задумчиво рассматривала ее. Миссис Уилтон не будет с легкостью сплетничать, а может, не будет вообще. Она начала:
 – Очень мило с вашей стороны согласиться поговорить со мной об Алберте Миллере, миссис Уилтон.
 Было заметно, что дама слегка напряглась.
 – Если вы о том, что он снова хочет занять эту комнату, то это совершенно бесполезно. Я ни за что не пущу его обратно и не буду говорить об этом с мужем. Мы слишком долго мирились с его выходками – слишком долго. И я не стала бы этого делать, если бы не была знакома с этой бедняжкой, его матерью.
 – Она жива?
 Миссис Уилтон покачала головой:
 – Умерла десять лет назад. У нее был плохой муж, с которым она не справлялась и которого никак не могла бросить, как сделала бы я. И именно ради нее я взяла Алберта к себе, когда он вернулся из армии, и мирилась с его выходками, хотя совсем не обязана была это делать. Но мы с мужем слишком устали от него и не собираемся пускать его обратно. Он стал слишком много о себе понимать и разглагольствовал о деньгах, которые собирался получить. Бог знает, откуда он их мог получить, так как не собирался дальше работать, а у Миллеров никогда ничего за душой не было, насколько я их знаю.
 – Наверное, он был очень трудным жильцом.
 Миссис Уилтон приняла оскорбленный вид.
 – Приходил в любое время, – сказала она. – А что еще хуже: он даже не пытался вытереть обувь о коврик у двери.
 Мисс Сильвер воскликнула:
 – Какой ужас! Так не считаться с людьми!
 – Мы не собираемся пускать его обратно, – произнесла миссис Уилтон с мрачной решимостью.
 Мисс Сильвер кашлянула:
 – Никто и не ожидает от вас ничего подобного. Могу уверить вас, что я здесь совсем не для того, чтобы поколебать вашу решимость. Как я уже говорила, он, скорее всего, был просто ужасным жильцом. Но, поскольку вы знали его мать и с такой добротой отзываетесь о ней, вы же не хотите, чтобы с ним что-то случилось, ведь так? Миссис Уилтон выразила негодование.
 – Могу вас уверить, что я не из тех, кто желает зла ближнему, – ответила она.
 – Тогда я могу сказать вам, что очень волнуюсь за Алберта Миллера. Вы бы мне очень помогли, если бы рассказали, что произошло в субботу ночью перед тем, как он вас покинул.
 Сначала миссис Уилтон ничего не ответила и нахмурилась. Прошла почти минута, прежде чем она начала говорить.
 – Я не из тех, кто ходит вокруг да около. Я хочу вас прямо спросить, какое вы имеете отношение ко всему этому.
 Мисс Сильвер улыбнулась:
 – Я не была знакома с Албертом Миллером. Но я знакома с некоторыми из его родственников. Я беспокоюсь, что с ним что-то могло случиться. Очень хотела бы знать, где он сейчас находится, чтобы задать ему пару вопросов. Это все. А теперь расскажите, пожалуйста, о субботней ночи.
 Миссис Уилтон произнесла:
 – Так особо нечего рассказывать.
 – Тогда вы быстро с этим разделаетесь, и никакого вреда от этого не будет.
 Последовала еще одна пауза. Затем миссис Уилтон спросила:
 – Что вы хотите знать?
 Я хочу, чтобы вы мне рассказали о том, что произошло с момента его возвращения домой в субботу ночью до того момента, как он покинул дом в воскресенье утром.
 Миссис Уилтон поджала губы:
 – Что же, в этом нет ничего плохого, и я быстро расскажу вам все. Он пришел незадолго до половины двенадцатого и был совершенно пьяным, колотил в дверь, пел песню о девушке Эйли, за которой бегает, – она там, в «Огненном колесе». Мы легли спать, не дожидаясь Алберта, но мистер Уилтон никак не мог уснуть, пока не услышал, что он возвращается. Ему не нужно было беспокоиться – шум был такой, что разбудил бы и мертвого.
 – Мистер Уилтон спустился, чтобы открыть дверь?
 Она покачала своей массивной головой:
 – Мы оставили ее открытой, но, после того как Эл поднялся наверх, мистер Уилтон спустился вниз и запер дверь. Мы оба уже были сыты этим по горло и решили выставить его за дверь, чтобы покончить со всеми этими поздними возвращениями и шумом, который он устраивал наверху. Мистер Уилтон крикнул ему снизу, сообщая об этом. И Алберт так начал ругаться, что мне пришлось заткнуть уши пальцами. Мистер Уилтон вернулся в комнату и сказал: «Все. Мое терпение лопнуло. Он сказал, что мне нет нужды предупреждать его, потому что он в любом случае собирается уйти отсюда». А потом муж пошел вниз, запер дверь и забрал с собой ключ, потому что Эл должен был ему деньги за неделю и было бы неправильным отпускать его, пока он не заплатил.
 Мисс Сильвер прервала ее своим покашливанием.
 – А в холле и на лестнице горел свет?
 Миссис Уилтон поджала губы:
 – Мы прожили в этом доме тридцать лет. Мистеру Уилтону не нужен свет, чтобы спуститься вниз или подняться наверх.
 – Но Алберт Миллер – он не знал дом так же хорошо, как мистер Уилтон.
 – У него есть фонарик! – презрительно ответила миссис Уилтон. – Отвратительная мигающая вещь – терпеть их не могу.
 – А ваш муж видел его, когда он шел наверх?
 Миссис Уилтон удивленно посмотрела на нее.
 – И видел, и слышал: тот кричал об этой Эйли и светил фонарем в глаза мистеру Уилтону, пока он чуть не ослеп!
 Мисс Сильвер сказала:
 – Совершенно не считается с людьми, как это неприятно.
 Миссис Уилтон величественно встряхнула головой:
 – Кроме того, не давал мне спать большую часть ночи – стучал, стонал, скрипел кроватью.
 – Какой ужас!
 И только наступило утро, он спустился вниз и начал колотить в дверь. Мистер Уилтон крикнул ему, что он не получит ключ, пока не заплатит все, что нам должен. Эл сказал, что уже принес деньги и что больше сюда не вернется, а мистер Уилтон ответил, что не очень-то нам это и надо. Потом муж зажег свечу, подошел к двери спальни и открыл ее ровно настолько, чтобы получить деньги, а я все еще лежала в постели. Он посчитал деньги – все было в порядке. А Эл сказал, что увольняется с железной дороги и пришлет за вещами, когда получит другую работу. Ну, а потом мистер Уилтон отдал ему ключ, чтобы он мог выйти из дома. И больше мы его не видели. Мисс Сильвер кашлянула.
 – Вы говорите «видели», миссис Уилтон, но ведь в коридоре было совсем темно.
 Миссис Уилтон кивнула.
 – У него был его фонарь, – сказала она, – которым он размахивал перед собой, чем окончательно рассердил мистера Уилтона.
 – Мистер Уилтон брал с собой к двери свечу?
 Миссис Уилтон удивилась:
 – У него не было такого намерения. Он просто взял деньги и принес мне, чтобы я посчитала, а затем вернулся, чтобы передать ему ключ. Ему не было нужды брать свечу или стоять у двери, где ледяные сквозняки, да еще когда ему светят в глаза этим ужасным фонарем.




 ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ


 Мисс Сильвер молча сидела на заднем сиденье машины, пока они не проехали через Клифф. Затем она наклонилась вперед и попросила:
 – Капитан Тавернер, вы не могли бы быть так любезны и подвезти меня в Клифф-Хаус? Я бы хотела поговорить с инспектором Эбботом.
 Джереми ответил:
 – С удовольствием подвезу вас. – И добавил: – Мы сегодня пили чай с Джеком Чэллонером. Тогда Эббота там не было, но он вполне мог уже вернуться.
 Фрэнк Эббот еще не вернулся. Мэтьюс стоял у двери и ждал. Мисс Сильвер обратилась к Джереми:
 – Сэр Джек Чэллонер ваш друг. Как вы полагаете, он разрешит мне позвонить по его телефону? Я не хочу пользоваться аппаратом, стоящим в гостинице.
 Джереми вошел в дом и снова вышел вместе с крупным рыжеволосым молодым человеком, которого представил мисс Сильвер. Они проводили пожилую женщину в кабинет и оставили наедине с телефоном и единственным очагом, в котором горел огонь. Остальные остались мерзнуть в холле, но Джереми подогрел обстановку, сообщив, что они с Джейн помолвлены.
 Номер, по которому звонила мисс Сильвер, был номером полицейского отделения Ледлингтона. Ответил доброжелательный мужской голос. Да, инспектор Эббот у них. Он совещается с инспектором Криспом и суперинтендантом. Он не знает…
 Мисс Сильвер сказала тоном, не терпящим возражений:
 – Пожалуйста, передайте ему, что с Ним хотела бы поговорить мисс Сильвер.
 На другом конце линии Фрэнк Эббот совершенно без сожаления поменял общество, в котором находился, на разговор с мисс Сильвер. Он считал, что Криспа слегка занесло, а суперинтендант был напыщенным занудой. А Эббот не мог со смирением переносить чью-то напыщенность.
 Находившиеся в соседней комнате Крисп и суперинтендант Джонсон услышали, как он сказал:
 – Алло! – А затем: – Да, это я. Чем могу быть полезен?
 После этого он говорил через различные промежутки:
 – Флоренс Дьюк – да, я смогу… Хорошо, как скажете. Не думаю, что возникнут какие-то трудности… Нет, не думаю… Ладно, я объясню ему… Хорошо. До свидания.
 Мисс Сильвер положила трубку, рассыпалась в благодарностях хозяину дома и снова погрузилась в молчание, устроившись на заднем сиденье автомобиля.
 Когда она вошла в узкий коридор «Огненного колеса», кто-то как раз ступил на лестницу. У нее сложилось впечатление, что этот кто-то пришел со стороны столовой. Но ей, вошедшей в дом из темноты, попал в глаза свет лампы и помешал разглядеть происходящее. Ей показалось, что произошло какое-то движение слева направо через холл, но она не была уверена в этом. К тому времени, когда ее глаза привыкли к освещению, человек, которого она видела, уже добрался до третьей или четвертой ступени.
 Мисс Сильвер вышла в холл и узнала Флоренс Дьюк. Она начала подниматься по ступеням намного быстрее, чем обычно, и догнала Флоренс Дьюк на лестничной площадке. Увидев женщину вблизи, мисс Сильвер поняла, что та не в себе и совершенно забыла о времени.
 – Надеюсь, я не опоздала. Мне бы хотелось переодеться к обеду.
 В свете настенной лампы лицо Флоренс Дьюк было мертвенно-бледным. В глазах поселился страх. Почти непроизвольно мисс Сильвер схватила ее за руку:
 – Миссис Дьюк, с вами все в порядке? Боюсь, что-то сильно потрясло вас.
 Бледные губы дернулись. Флоренс произнесла, подобно слабому эху:
 – Потрясло…
 – Вы разговаривали по телефону?
 Флоренс смотрела на нее огромными пустыми глазами лунатика. И снова прошелестела, как эхо:
 – По телефону…
 Мисс Сильвер твердо сказала:
 – Вам плохо. Разрешите мне проводить вас в вашу комнату.
 Этот разговор нельзя было вести на открытой лестничной площадке, где каждый мог его услышать. Она отвела Флоренс Дьюк в ее комнату и закрыла дверь.
 – Что случилось? Могу я вам помочь?
 Несчастная женщина прошла к раковине, вылила в нее полкувшина холодной воды и погрузила туда лицо. Задыхаясь, она подняла голову и снова окунула лицо в воду, а потом проделала это еще несколько раз. Затем она взяла жесткое банное полотенце и вытерлась насухо. Холодная вода, растирание и время на то, чтобы прийти в себя, сотворили чудо. Ужасный синеватый оттенок исчез с лица Флоренс. Она сказала почти обычным голосом:
 – Это один из моих приступов. Они у меня иногда бывают. Теперь все будет нормально. – Затем, после продолжительного вздоха, произнесла: – У нас не так уж много времени, если мы хотим переодеться.
 – Вы чувствуете, что сможете спуститься по лестнице?
 – Я собираюсь это сделать. – Она невесело рассмеялась. – Как вы думаете, старик выставит нам шампанское? Я бы не отказалась.
 Десять минут спустя мисс Сильвер была готова. Она переоделась в платье, приобретенное прошлым летом. Как и то, которое она носила каждый день, оно было темно-оливкового цвета, но, к сожалению, испещренное каким-то узором, состоящим из оранжевых точек и тире – прямо азбука Морзе. Были намеки и на другие цвета, но оранжевый перебивал все. На груди была приколота брошь из мореного дуба. Мисс Сильвер также надела очень старую короткую жакетку из черного бархата – теплую и удобную, без которой она никогда не ездила в гости за город. Она по собственному опыту знала, что в загородных домах, особенно старых, бывает очень холодно и промозгло. Гонг прозвучал, когда она уже была на середине лестницы.
 Все уже сидели за столом, когда пришла Флоренс Дьюк, выглядевшая так, как обычно. Было похоже, что она не осознает, как внимательно все за ней наблюдают, так как прилагала титанические усилия, чтобы держать себя в руках. Когда она заметила, что ее рука дрожит, то быстро опустила ее на колени. Мисс Сильвер, сидевшая напротив нее по другую сторону стола, замечала все. На самом деле она практически ничего не упускала из виду в поведении каждого из Тавернеров.
 Джекоб сидел на своем месте. Он выглядел старым и утомленным. Сходство с больной обезьяной проявилось еще больше. Справа от него сидела Мэриан Торп-Эннингтон, а слева – Милдред Тавернер. Леди Мэриан непрерывно говорила с начала и до конца обеда, и все были благодарны ей за это. Она рассказала им все о своей свекрови-француженке, которая была – как бы это помягче сказать – весьма эксцентричной особой.
 – Абсолютно ничего, а только туфли на высоком каблуке с отделкой из розовых перьев и бриллиантовая диадема, которая когда-то принадлежала Жозефине, – крайне неловкая ситуация. И никогда невозможно было предположить, где ее встретишь, это был хаотично построенный старый замок, потайные темницы и все такое. Конечно, слуги были приучены смотреть в другую сторону.
 Флоренс Дьюк кончила крошить кусок хлеба и сказала громче, чем хотела:
 – Что это за потайные темницы?
 Мэриан Торп-Эннингтон обрадовалась случаю все объяснить:
 – Они есть во всех старых строениях. Мы слышали даже, что и в Рэтли такое было, но не смогли найти. А та, что была в замке Рене, была просто ужасна. В определенном месте вытаскивали болт, часть пола опускалась, и враг падал вниз в кошмарную яму. Конечно, в ней не было воды, но, я полагаю, там было очень много костей. Не очень верится, что французы придают этому какое-то значение, но мне не нравилось там жить, учитывая, что Эглантина была совершенно сумасшедшей, а денег на поддержание всего этого не было. Поэтому, я думаю, что хорошо, что у нас не было детей. Хотя, конечно, это было ужасной трагедией, когда Рене разбился. Я тогда думала, что никогда от этого не оправлюсь.
 Она посмотрела на другой конец стола и послала Фредди Торп-Эннингтону воздушный поцелуй.
 – Фредди, мой дорогой, помнишь, какой подавленной я тогда была? Я думала тогда, что больше никогда не выйду замуж. Но, возможно, все было к лучшему, конечно, если бы фабрика маринованных продуктов, принадлежавшая отцу Фредди, не прогорела.
 Джекоб наблюдал за ней с ироничным удивлением.
 – Все, что вам нужно, – это чтобы кто-то оставил вам свое состояние.
 Она не могла бы выразить согласие в более чистосердечной манере.
 – Конечно, мой первый муж должен был оставить мне свое состояние, но большая часть его отошла секретарше – полному ничтожеству. Сокрушительный удар, не правда ли?
 Милдред Тавернер перебирала пальцами свои бусы из венецианского стекла. Она тихо и поспешно сказала, будто говорила сама себе, а не кому-то еще:
 – Люди падали в эту яму, и о них забывали… – Она непроизвольно вздрогнула. – О, это ужасно! Надеюсь, что это мне не приснится.
 Мэриан Торп-Эннингтон плавно перешла к рассказу о том, как Фредди ухаживал за ней.
 Когда все покинули столовую, мисс Сильвер воспользовалась возможностью поговорить с Эйли. Ей удалось перехватить ее, когда она проходила мимо с подносом с кофе.
 – Эйли, есть здесь параллельный телефон в другой комнате?
 – В буфетной, мой дядя им пользуется.
 – А дядя сейчас там?
 Эйли удивилась:
 – Мгновение назад он там был – убирал серебро. Но вы можете позвонить из столовой, мисс Сильвер. Там никого нет.
 Мисс Сильвер вернулась в гостиную. Увидев входящего Кастелла, она проскользнула в столовую и позвонила в Клифф-Хаус. Мэтьюса, который ответил на звонок, она попросила передать мистеру Эбботу, что с ним хочет поговорить мисс Сильвер.
 Мистер Эббот подошел к телефону довольно быстро. Первые интонации голоса мисс Сильвер подсказали ему, что у нее были причины полагать, что соблюдение осторожности было просто необходимо. Тот факт, что она вообще позвонила, совершенно очевидно указывал на важность того, что она собиралась сообщить. Сразу же стало понятно, что ей необходимы ответы на два вопроса.
 – Я хочу кое о чем вас спросить – о двух вещах, если быть точной. Та просьба, с которой я обратилась перед тем, как покинуть гостиницу, она была выполнена?
 – Ну, мы столкнулись с некоторыми препятствиями, которые были преодолены благодаря моему известному вам такту. Я завершу все завтра утром. Это все?
 Мисс Сильвер кашлянула:
 – Никоим образом. Позже я обратилась к вам с еще одной просьбой. С ней тоже согласились?
 – Да.
 – Я просила, чтобы никаких сообщений не было до утра, но у меня есть причины полагать…
 – Я знаю. Но я не смог его остановить. Я очень сожалею.
 Она сказала:
 – Это было ошибкой, я надеюсь…
 Произнеся это, она услышала слабый щелчок – трубка параллельного телефона была поднята. Дальше мисс Сильвер продолжала довольно гладко, без какой-либо заметной паузы:
 – Передавайте от меня привет, когда будете писать письмо. Должна сказать, что мне все это очень интересно. До свидания.
 Фрэнк Эббот тоже слышал щелчок и мог только поаплодировать находчивости мисс Сильвер.
 Когда он положил трубку, то стал размышлять о просьбах, с которыми мисс Сильвер к нему обратилась. Крисп очень заупрямился, когда он рассказал ему о ковре – заупрямился и разволновался. Ему не нужен был скандал, но он не хотел делать эту работу самостоятельно и без свидетелей. Он понял, что Криспу просто не хотелось разрушать сложившееся удобное мнение по поводу убийства. Дознание было назначено на одиннадцать тридцать. Если они найдут пятна крови на ковре в кабинете Кастелла, то дело, которое они представят на рассмотрение, будет уже вызывать некоторое сомнение и не станет таким простым и понятным. Потому что, если Люк Уайт не был убит там, где был найден, все разрозненные свидетельства против Эйли и Флоренс Дьюк, спустившихся вниз и обнаруживших его, будут отметены. Тогда это преступление, квалифицированное как убийство в результате неожиданного разгула страстей, превратится в предумышленное убийство, совершенно очевидно предполагающее более одного участника. Нет, Крисп не стал бы заострять внимание на этих пятнах крови. Да, ему самому не было до них никакого дела, но их нужно поискать, и до того, как начнется дознание. Что касается второй просьбы мисс Сильвер, то он сделал все возможное, чтобы предупредить звонок Криспа миссис Дьюк. Но его возможности оказались, к сожалению, не безграничными.
 Он подумал о том, что предполагала эта последняя просьба. Дело Дьюк предоставляло ряд возможностей. Он стал их обдумывать.




 ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ


 Вернувшись в гостиную, мисс Сильвер обратила внимание на тех, кто находился в комнате. Все кузены Тавернер были здесь, не было только мистера Кастелла. Она уселась в кресло рядом с Флоренс Дьюк и достала свое вязание. Через одну-две минуты она заговорила:
 – Это для маленькой дочки моей племянницы, миссис Бэркетт. У нее уже три сына, и, когда родилась Джозефина, все были очень рады. Такой милый ребенок и такой воспитанный.
 Флоренс Дьюк смотрела прямо перед собой. Потом она перевела взгляд, сфокусировав его на ярко-синем платье.
 – Я люблю детей. Я бы очень хотела иметь своих. Но никогда не знаешь, в чем повезет. Думаю, что хорошо, что у меня их нет. Люк не был бы хорошим отцом, и он никогда бы не изменился. Он был насквозь испорченным. Мало найдется людей, про которых можно так сказать, но про Люка можно.
 Мисс Сильвер продолжала вязать. Она доброжелательно сказала:
 – Замужество может быть не очень счастливым состоянием. Женщинам бывает слишком тяжело, когда все так оборачивается.
 В больших темных глазах Флоренс появился мрачный блеск.
 – Да уж, это точно… – Она надолго замолчала, а потом заговорила в своей спокойной, замедленной манере:
 – Самое ужасное, что от этого нельзя избавиться. Я была знакома с одним джентльменом, когда работала в «Георге» – он был партнером в адвокатской конторе. Я случайно встретила его, когда Люк ушел. Он настаивал, чтобы я занялась разводом, но я не захотела. «Я уже сыта по горло замужеством, – сказала я ему, – и не захочу снова выходить замуж. А что касается Люка, то я не желаю давать ему свободу, чтобы он женился и сделал несчастной еще какую-нибудь девушку». – А он ответил, что я передумаю, а я сказала, что не передумаю. И я не передумала. – Она неожиданно прервала свой рассказ: – Не знаю, почему я вам все это говорю.
 Мисс Сильвер постукивала спицами.
 – Если все держать в себе, то это начинает сильно давить на вас, – ответила она.
 Флоренс Дьюк кивнула:
 – Это точно, давит, как целая тонна, и кончается тем, что уже не можешь дышать. Хочется сбросить часть этого груза с плеч.
 Последовало непродолжительное молчание. Затем она снова медленно заговорила:
 – Есть вещи, которые не можешь забыть. Хотелось бы, но невозможно. Они постоянно возвращаются к тебе. – Она резко замолчала и поднялась. – Я слишком много говорю. Не знаю, что на меня нашло. Как вы думаете, не выпить ли нам еще кофе? Я возьму вашу чашку и посмотрю, что там в кофейнике осталось, – и направилась к подносу с кофе.
 Когда она отошла, к мисс Сильвер подошел Джеффри Тавернер с чашкой кофе в руках. Он уселся в кресло по другую руку от мисс Сильвер и сказал своим приятным голосом:
 – Можно мне поговорить с вами немного? Я хочу поблагодарить вас за то, что вы так добры к моей сестре.
 Мисс Сильвер немного удивилась. Как она уже говорила Фрэнку Эбботу, манеры мистера Тавернера по отношению к ней до сих пор не очень хорошо рекомендовали его. Из них было ясно, что он считает ее никчемной престарелой и довольно навязчивой особой. Теперь, совершенно неожиданно, все изменилось – он обращался к ней с уважением и почтением. Она ответила с большой угрюмостью, что обычно не было свойственно ей:
 – Вам нет нужды благодарить меня, мистер Тавернер.
 Он смотрел на нее открытым взглядом.
 – Я благодарен вам. Милдред всегда такая нервная. У нее… скажу вам совершенно откровенно: у нее очень неустойчивая психика.
 – Бог мой!
 Джеффри пустился в объяснения:
 – Вы не должны думать… я совсем не хотел сказать… боюсь, что мои слова создали неверное представление. Я действительно только хотел сказать, что она очень нервная и совершенно не способна выдерживать стрессы. Пребывание в доме, где произошло убийство, является для нее настоящим потрясением. Я заметил, что вы успокаивающе и умиротворяюще действуете на мою сестру, и хочу, чтобы вы знали, как я вам благодарен. Мисс Сильвер кашлянула:
 – Спасибо, мистер Тавернер.
 Он допил кофе и поставил чашку на столик.
 – Милдред всегда была очень нервной, – сказал он. – К счастью, подруга, с которой она делит квартиру, очень веселая и разумная женщина. Должен сказать, что я не очень-то хотел принимать это приглашение, но у нее всегда были какие-то причуды относительно старых домов – с самого детства она сочиняла разные истории и как бы жила в них. И когда я посоветовал ей спокойно остаться дома, она так разволновалась, что я подумал: будет лучше, если я разрешу ей приехать. На самом деле я даже думаю, что мне вряд ли удалось бы ее отговорить. Как все нервные люди, она очень упряма. – Он с отчаянием вздохнул. – Это такое сочетание, с которым очень трудно сладить.
 Мисс Сильвер согласилась с ним.
 Он снова вздохнул, но более сдержанно:
 – Ох, надеюсь, что нам всем разрешат разъехаться по домам завтра, сразу же, как только закончится дознание. Вы случайно не знаете, так ли это?
 Мисс Сильвер перевернула ярко-синее вязаное полотно, лежавшее у нее на коленях.
 – Я не знаю, но полагаю, что никаких возражений быть не должно. Ни вы, ни мисс Тавернер не сможете сделать большего, чем просто подтвердить, что говорят остальные свидетели.
 – Инспектор Крисп сказал, что вряд ли мою сестру вызовут в качестве свидетеля, но ей лучше присутствовать. Если бы вы были столь добры и сели рядом с ней…– Он ответил на ее задумчивый взгляд быстрой привлекательной улыбкой. На какое-то мгновение его довольно педантичные манеры уступили место истинным чувствам. – Я должен сказать, что она… как бы это сказать… чувствует в вас опору.
 Мисс Сильвер произнесла:
 – Я буду рада сделать все, что смогу. Но мисс Тавернер совершенно нет причин волноваться.
 Джеффри покачал головой.
 – Нет-нет, конечно, нет. Но человек с ее характером не нуждается в причине для волнений, а вы, несомненно, действуете на нее успокаивающе. Я просто подумал, что мне хотелось бы выразить вам свою признательность и попросить вас завтра сесть рядом с ней. Ей было бы гораздо спокойнее.
 – Конечно-конечно, мистер Тавернер.
 Она наблюдала за ним, пока он шел к сестре, а потом уселся на свободное кресло возле нее. Она видела, как Милдред Тавернер с опаской посмотрела на своего брата, когда он подошел к ней, а затем радостно вспыхнула и взглянула в ее сторону, после чего они обменялись парой фраз. Мисс Сильвер подумала, что неплохо бы мисс Тавернер взять в руки самое обычное вязание, чтобы занять их чем-то и успокоиться самой. Ее руки постоянно находились в движении, что указывало на ее нервозное состояние. Они разглаживали ткань ее платья, сжимались и разжимались, перебирали эти совершенно не идущие ей голубые бусины и дергали золотую цепочку, ни на мгновение не оставаясь в покое.
 Сделав около полудюжины замечаний с достаточно большими интервалами между ними, Джеффри поднялся и перешел к очагу, где вступил в беседу с Джекобом Тавернером, который разгадывал кроссворд. Через некоторое время они принялись разгадывать его вместе.
 Когда Флоренс Дьюк вернулась со свежим горячим кофе, Милдред встала и присоединилась к ним, по-прежнему взволнованная и неуверенная в себе.
 – Вы не возражаете… О, очень мило с вашей стороны! Я так нервничаю, когда сижу одна. Вы, конечно, нет, потому что вы не такие, как я. О, нет, не надо кофе, спасибо. Боюсь, что он не даст мне уснуть. – Она обратилась к Флоренс Дьюк: – Вам не кажется, что это так?
 Флоренс Дьюк смотрела на нее так, будто видела кого-то другого. Она медленно сказала с долей безысходности в голосе:
 – Мне не дает спать вовсе не кофе.
 В десять часов они вместе пошли наверх. Их комнаты были в правой части коридора рядом друг с другом. Комната мисс Сильвер была расположена ближе других к лестнице, затем шла комната Флоренс Дьюк, а за ней – комната Милдред Тавернер.
 Флоренс прошла прямо к себе, но Милдред задержалась, приоткрыв дверь, словно не могла решиться туда войти.
 – Возможно, это наша последняя ночь здесь. Я так на это надеюсь, а вы? – А потом: – Вы так добры. Простите, не могли бы вы просто постоять около двери, пока я загляну в шкаф и под кровать? Дома я всегда так делаю. Не то чтобы я думала, что там кто-то есть, но это действует на меня успокаивающе. А моя подруга всегда стоит рядом, потому что, если там вдруг кто-то есть, ну, кто угодно, я просто не знаю, что делать. – Она сделала глубокий вдох. – Однажды там оказался огромный паук, а я никогда не любила пауков. – Она наклонила голову и сморщила нос.
 Мисс Сильвер быстро подошла к двери и широко распахнула ее.
 – Я не думаю, что там могут быть какие-то пауки, – сказала она, слегка кашлянув.
 В комнате не было ни пауков, ни тараканов, ни даже спрятавшегося злодея. Со вздохом облегчения Милдред Тавернер попрощалась с мисс Сильвер и заперла дверь изнутри.
 Мисс Сильвер пошла в собственную комнату, где сняла брошь из мореного дуба и часы, которые тут же завела. Затем задумчиво постояла и двинулась к двери, когда услышала слабый стук. В ответ на ее «Войдите!» в комнате появилась Эйли, которая несла в руках четыре грелки с горячей водой.
 Мисс Сильвер так привыкла к своей грелке, что автоматически взяла ее из рук Эйли, совершенно не задумавшись над этим. Но она могла точно определить, кому принадлежат остальные грелки. Очень красивая грелка из белой резины в белом атласном чехле с бледно-зеленой отделкой не могла принадлежать никому, кроме леди Мэриан. Ярко-синяя грелка без чехла, скорее всего, принадлежит Джейн Херон. А вот последняя? Довольно потрепанная, в полинявшем фланелевом чехле, она могла принадлежать либо Флоренс Дьюк, либо Милдред Тавернер. Мисс Сильвер размышляла всего мгновение. Флоренс Дьюк могло принадлежать что-то очень убогое, а эта грелка и чехол, скорее" всего, раньше были более яркими. Без какой-либо заметной паузы она спросила Эйли:
 – А что, у миссис Дьюк нет грелки?
 – Есть, мисс Сильвер, но я видела, как она прошла в ванную, поэтому проскользнула в ее комнату и оставила грелку там. Она красного цвета. К счастью, они все разные, иначе было бы очень трудно не перепутать их – ведь это никому не нравится.
 – Да уж, представляю.
 Мисс Сильвер положила свою грелку под одеяло разобранной постели. Потом подошла к двери и закрыла ее.
 Эйли удивленно смотрела на нее, держа в руках три грелки. Однако ей предстояло удивиться еще больше. Мисс Сильвер спросила:
 – Где вы будете сегодня спать, Эйли?
 – В своей комнате.
 – Я думаю, что было бы лучше, если бы вы сегодня поспали в комнате мисс Херон.
 В темно-голубых глазах появился страх.
 – Но, мисс Сильвер…
 – Я думаю, что так будет лучше. Я очень вам советую попросить мисс Херон разрешить вам переночевать у нее.
 Эйли покачала головой:
 – Моему дяде это не понравится.
 – Не вижу причины рассказывать ему об этом.
 Эйли бросила на нее странный взгляд и опустила ресницы.
 – Мой дядя узнает практически обо всем. – Затем проговорила более быстро: – Да в этом и нет необходимости. Я боялась Люка, а его теперь нет.
 – Эйли…
 Она снова покачала головой.
 – Моему дяде это совсем не понравится. Извините, я пойду – грелки остынут.
 Мисс Сильвер отошла от двери. Она была удовлетворена по одному поводу, но серьезно обеспокоена по другому. Она посмотрела на Эйли, выходящую из комнаты, и подождала, приоткрыв дверь, возвращения Флоренс Дьюк из ванной.
 Услышав то, чего ожидала, она выглянула в коридор.
 – Миссис Дьюк, могу я сказать вам пару слов?
 Флоренс подошла медленно и неохотно. Она уже сняла платье и была одета в пальто вместо халата. Ее лицо без косметики было осунувшимся и несчастным. Линии от носа ко рту стали более глубокими, цвет щек и губ был тусклым и безжизненным. Она устало сказала:
 – Я только хочу лечь в постель и заснуть.
 Мисс Сильвер закрыла дверь.
 – Я не задержу вас. Есть пара вещей, о которых я не хотела говорить внизу, где бы нас могли подслушать. Инспектор Крисп звонил вам сегодня вечером, не так ли?
 – Ну а если звонил?
 – Миссис Дьюк, разве нет никого в доме, кто не захотел бы, чтобы вы давали эти показания?
 – Почему, собственно?
 – Вы знаете причину?
 Флоренс внимательно смотрела на полотенце, которое было у нее в руках и скрывало обе ее кисти. Прошла целая минута, прежде чем она произнесла:
 – Я не знаю, что вы имеете в виду.
 – Разве?
 Она подняла глаза. В них сквозила злость.
 – Неужели вы не можете оставить меня в покое? Какое вам до всего этого дело?
 Мисс Сильвер ответила очень спокойно и твердо:
 – Я беспокоюсь за вашу безопасность, миссис Дьюк. Прошу вас, выслушайте меня.
 Злость сверкнула в глазах и исчезла.
 – Чего вы хотите?
 Мисс Сильвер проговорила:
 – Вас попросили дать некоторые показания. Я не знаю, что это будут за показания, но я представляю обстоятельства, при которых они могут оказаться опасными для людей, которые уже продемонстрировали, что не остановятся ни перед чем. Я бы хотела, чтобы вы подумали о своей безопасности. Возможно, вам лучше провести ночь где-то еще.
 Флоренс Дьюк смотрела мимо нее.
 – Я не понимаю, что вы имеете в виду.
 Мисс Сильвер продолжала, будто не слышала ее слов:
 – Я бы хотела попросить капитана Тавернера отвезти вас в Клифф-Хаус, где остановился инспектор Эббот. Уверена, что он позаботится о том, чтобы устроить вас на ночь.
 Флоренс Дьюк неожиданно рассмеялась, но смех был невеселым.
 – В Клифф-Хаус? Меня, в этот час? Я полагаю, что вы думаете, что мне нечего терять. Устроиться на ночь в доме с двумя молодыми людьми, да еще один из них работает в полиции! Нет уж, спасибо!
 – Миссис Дьюк…
 Флоренс положила руку ей на плечо:
 – Послушайте. Вы хотите мне добра, и я отдаю вам должное. Но это не ваше дело. И, кроме того, я не знаю, о чем вы говорите. Да если бы и знала, то мне было бы все равно! Понимаете, все равно! Если бы кто-то сию же минуту принес мне стакан с хорошей порцией яда, я бы с удовольствием выпила его и покончила со всем этим! Поэтому можете прекратить свои намеки насчет угрожающей мне опасности. Мне все безразлично! Вы понимаете это? Мне абсолютно на все наплевать!
 Мисс Сильвер смотрела на нее с жалостью. Был момент, когда их глаза встретились. Рука, лежавшая на плече мисс Сильвер, стала тяжелой, потом задрожала. Флоренс Дьюк убрала руку и сказала прерывающимся голосом:
 – О, все будет точно так же и сто лет спустя.
 Затем она повернулась, вышла из комнаты, прошла к себе и закрыла дверь.




 ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ


 Мисс Сильвер дождалась того, что надеялась услышать – поворота ключа в замке соседней двери. Его повернули громко – и все, кого это интересовало, могли слышать, что Флоренс Дьюк заперлась на ночь. Мисс Сильвер почувствовала облегчение. У нее не было никакого желания просидеть всю ночь без сна, но, если бы Флоренс не заперла дверь, она почувствовала бы себя обязанной охранять ее. На самом деле мисс Сильвер была совершенно уверена, что, оставив свою дверь приоткрытой, она сразу же услышит, если кто-то попытается открыть замок двери в комнату миссис Дьюк. То, что ее дверь будет слегка приоткрыта, явится сдерживающим фактором.
 Она переоделась, накинула халат и направилась в ванную напротив, захватив с собой полотенце. В коридоре едва пахло чем-то приятным. Свет, падавший от небольшой настенной лампы, высветил рассыпанную по ковру пудру. Запах указывал на дорогой косметический магазин и леди Мэриан. В ванной тоже пахло пудрой. Не требовались большие дедуктивные способности, чтобы понять, что Мэриан Торп-Эннингтон приняла ванну и рассыпала немного пудры, когда пришла или уходила.
 Закончив умываться, мисс Сильвер снова перешла через коридор, закуталась в синюю вязаную шаль и, устроившись поудобнее в кровати, протянула руку к своей старой потрепанной Библии. У нее вошло в привычку читать эту книгу перед сном. Желтый свет свечи упал на псалом, в котором Давид молит об избавлении от Савла и Дойка:
 «По гордости своей нечестивый преследует бедного: да уловятся они ухищрениями, которые сами вымышляют».
 Слова показались ей как нельзя более подходящими к случаю. Она перевернула страницы в поисках более утешительного отрывка.
 Она не гасила свечу довольно долго. Дверь ее была приоткрыта, и до нее доносились звуки из соседних комнат и даже с лестничной клетки. Она услышала, как кто-то пересек лестничную площадку и углубился в дальний коридор, после чего звук шагов стих. Бормотание, доносившееся из комнаты Торп-Эннингтонов, постепенно затихло. Полночь и тишина воцарились в доме. Мисс Сильвер задула свечу и задремала. Самый малейший шум разбудил бы ее. Даже не слыша никаких звуков, она постоянно была на грани бодрствования. Когда внизу старые настенные часы отбивали каждый час между полуночью и семью часами утра, она полностью просыпалась, а проснувшись, ощущала только, что весь дом спит, а тишина сгущается.
 В семь часов снова послышались шаги – в дальнем конце коридора, с другой стороны лестничной площадки. Начали открываться двери, послышался отдаленный звук голосов. Эйли и Кастеллы поднялись. Мисс Сильвер тоже встала. Она прошла в ванную умыться, как и в предыдущий вечер, и была приятно удивлена тем, что вода все еще оставалась теплой.
 Прежде чем вернуться в свою комнату, она очень осторожно подергала ручку двери Флоренс Дьюк. Дверь была заперта. Мисс Сильвер почувствовала удовлетворение. Ночь благополучно закончилась, и в течение нескольких последующих часов дознание будет закончено, а показания Флоренс Дьюк – занесены в протокол. Одна в своей комнате она призналась себе, что действительно будет очень рада вернуться в свою квартирку, к своей заботливой и преданной Ханне.
 К восьми часам проснулись и остальные. Образовалась даже небольшая очередь в ванную. Джейн Херон вышла из своей комнаты, свежая и цветущая. Она быстро сбежала по ступеням, напевая какую-то мелодию. К ней присоединился Джереми. Затем появилась Милдред Тавернер, бледная, взволнованная: она не знала, стоит ли надевать голубые бусы на дознание. Поскольку дверь мисс Сильвер была приоткрыта, она постучалась и вошла в комнату, чтобы посоветоваться.
 – Я буду в пальто с шарфом, поэтому не думаю, что их будет видно. Но если окажется очень жарко – я имею в виду на дознании, – то я могу захотеть расстегнуть пальто: мне всегда бывает жарко, когда я волнуюсь. Возможно, я захочу снять шарф, тогда бусы будет видно. Конечно, шарф у меня цветной, но у меня нет с собой черного. Ведь я никак не могла знать, что кого-то убьют. – Кончик ее длинного бледного носа стал совсем розовым от волнения. – Это все действительно так сложно, а я не хочу, чтобы кто-нибудь подумал, что я бессердечная, ведь он был до некоторой степени моим кузеном.
 Мисс Сильвер сказала ласково, но твердо:
 – Я уверена, что никто не скажет, что вы бессердечная, но если вы будете чувствовать себя удобнее, если оставите бусы дома, то положите их в ящик комода, а после дознания снова наденьте.
 Нос Милдред Тавернер стал еще розовее. Ее волнение усилилось.
 – Но я всегда ношу их. Я бы не хотела оставлять их здесь, особенно из-за того, что происходят такие вещи, как убийства. Я действительно не переживу, если… Видите ли, мне их подарил очень дорогой друг. И он умер, а я всегда ношу их. Мы не были помолвлены, но он подарил мне эти бусы.
 Мисс Сильвер резко сказала:
 – Тогда я бы не стала их снимать.
 Дверь в коридор все еще была открыта. Мисс Сильвер вздохнула с облегчением, когда в этот момент леди Мэриан вышла из своей комнаты, так как, если бы их не прервали, Милдред Тавернер продолжала бы обсуждать свои муки. К сожалению, вид леди Мэриан в черном костюме красивого покроя не произвел успокаивающего действия на Милдред. Она посмотрела на белую блузу из крепа, два ряда жемчуга, небольшую черную шляпку и элегантный, придающий стройность фасон пиджака и юбки, и ощутила что-то, близкое к отчаянию. Она сдержала себя, но чувство неполноценности захватило ее и дополнило хроническое чувство неуверенности, с которым она шла по жизни.
 Леди Мэриан прекрасно выглядела и была в хорошем настроении. Она проспала почти десять часов, и сон ее освежил, а ко времени второго завтрака «Огненное колесо» и связанные с ним неприятные события останутся позади и присоединятся ко многим другим событиям ее жизни, которые служили ей неиссякаемым источником для рассказов. Даже тот факт, что Фредди предстояла еще одна неприятная деловая встреча и он находился в состоянии депрессии, вызвала только слабое недовольство. Правда, она проявила заботу, объясняя, как ему было плохо.
 – Но я сказала ему, что всегда может что-нибудь подвернуться, а что касается краха, то с кем не бывает? И я не вижу никакой разницы в том, что все деньги уйдут к кредиторам, потому что иначе они уйдут на выплату налогов. А когда не с чего платить налоги, то от нас отстанут хотя бы с этим, поэтому нам не надо будет заполнять эти бесконечные формуляры.
 Мисс Сильвер, стоявшая ближе к двери, не очень внимательно прислушивалась к ее словам. С того места, где она стояла, ей было видно площадку и верхнюю часть лестницы.
 В этот момент из-за угла появилась Эйли, которая несла три или четыре пары только что начищенной обуви. Она отнесла туфли Джейн Херон в ее комнату, обувь леди Мэриан и Фредди Торп-Эннингтонов поставила возле двери их комнаты, а затем пересекла коридор с оставшейся парой – поношенные кожаные туфли с утолщенными носами и высокими каблуками, – которые поставила у двери Флоренс Дьюк.
 Тут мисс Сильвер вышла в коридор и обратилась к ней:
 – Постучите в дверь, Эйли, и узнайте, проснулась ли миссис Дьюк.
 Эйли постучала по панели, подождала немного и снова постучала. Не дождавшись ответа, она оглянулась и с сомнением посмотрела на мисс Сильвер:
 – Вы думаете, что она спит?
 Мисс Сильвер шагнула вперед, положила руку на ручку двери и осторожно повернула ее. Дверь была заперта, как и тогда, когда она ее проверяла. На этот раз она постучала сама, да так громко, что Милдред Тавернер и Мэриан Торп-Эннингтон вышли в коридор, чтобы посмотреть, что происходит. Но из-за запертой двери не доносилось ни звука.
 Мисс Сильвер отвернулась от двери с серьезным лицом:
 – Боюсь, что-то случилось. Я думаю, Эйли, что вам лучше позвать мистера Кастелла.
 Эйли выглядела напуганной.
 – Может быть, мне заглянуть в замочную скважину?
 Мисс Сильвер кашлянула.
 – В замке может быть ключ…
 Но Эйли уже наклонилась.
 – Но его там нет, – сказала она. – Я вижу все до кровати… Ой, мисс Сильвер, ее там нет. В кровати никто не спал!
 – Вы не видите никаких признаков миссис Дьюк?
 – Нет, не вижу! Я вижу только разобранную постель… такой, какой я ее оставила…
 Мисс Сильвер спокойно сказала:
 – Идите и приведите дядю.
 Пока они стояли в ожидании, Джеффри Тавернер подошел к ним из своей комнаты в соседнем коридоре.
 – Что-то случилось, мисс Сильвер?
 – Боюсь, что могло случиться. Думаю, что вам лучше увести сестру.
 Но Милдред отказалась уходить, во всяком случае, дальше комнаты мисс Сильвер, в которой она сидела на краю кровати и дрожала, а из ее глаз тихо катились слезы. Они капали на бусы из венецианского стекла и на колени, пока она слушала, как Кастелл вопрошал у всех и каждого, за что Господь так наказывает его.
 – Мой добропорядочный дом! – стонал он. – Миссис Дьюк, вы здесь? Если вы спите, то проснитесь и поговорите с нами! Мы начинаем беспокоиться. Если вы не ответите, то мне придется взломать дверь. – Он повысил голос: – Миссис Дьюк! – Затем с отчаянием сказал: – Бесполезно. Она, наверное, заболела или приняла слишком много снотворного… она не слышит… Нам придется взломать дверь…
 Джереми и Джейн присоединились к собравшимся. Джекоб Тавернер пришел из дальнего коридора, закутавшись в теплое пальто. Фредди Торп-Эннингтон, полностью одетый, но с непричесанными, торчащими во все стороны волосами смотрел на них с порога своей комнаты. Джереми сказал:
 – Подождите немного. Скажите, ни один из других ключей не подходит к этому замку?
 – Какой я глупец! – воскликнул Кастелл, ударив себя в грудь. – Идиот, недоумок! Почему я не подумал об этом? Говорю вам, я совсем выжил из ума со всеми этими событиями! Ключ от чулана, находящегося в конце коридора, возможно, подойдет, но я точно не знаю. Он подходит к одной из этих комнат, но я забыл, к которой. Может, это одна из этих, а может, из других – я больше ничего не знаю. У меня мозг отказывается работать… Я совершенно выбит из колеи!
 В этом состоянии он поспешил вдоль коридора, вытащил ключ из двери чулана, прибежал с ним назад и с силой вставил в замочную скважину. Ключ заскрипел, затрещал и, когда на него надавили со всей силой, повернулся.
 Кастелл подергал ручку и рывком распахнул дверь. Был виден каждый дюйм не очень хорошо освещенной комнаты. Шторы с одной стороны окна были отодвинуты. Лившийся в комнату дневной свет не был ярким, но его было вполне достаточно для того, чтобы они увидели кровать в том виде, в каком ее описала Эйли. С нее было снято покрывало, она была подготовлена для сна. На полу лежал вытертый ковер, в комнате стоял комод, столик для умывания и два стула. У стены стоял шкаф, дверца которого была открыта. В нем висели ярко-синий жакет и юбка, а также пальто из овчины, в котором Флоренс Дьюк приехала. Но самой Флоренс Дьюк в комнате не было.




 ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ


 Ее нашла полиция приблизительно через час. Она свалилась с утеса в самой высокой точке метрах в ста от гостиницы. Упав на скалы, она умерла мгновенно. Тело не лежало в воде, так как это нагромождение скал накрывалось водой только во время очень высоких приливов. На Флоренс было надето то же, что и в предыдущий вечер: цветастое платье из искусственного шелка, шелковые чулки и туфли для дома. Одна из туфель слетела с ноги и застряла в небольшом одиноком кустике, росшем на полпути к скалам. Немного позже в кабинете Кастелла инспектор Крисп высказал свое мнение по поводу происшествия. Это был совершенно ясный случай самоубийства, что в данных обстоятельствах было признанием виновности в убийстве Люка Уайта.
 – Я считаю, что все встало на свои места. Не вижу причины, чтобы откладывать второе дознание, но старший констебль считает, что нужно подождать.
 Фрэнк Эббот кивнул:
 – Да, я тоже так думаю.
 Что касается меня, то я так не считаю. Но, к сожалению, я не старший констебль. Полагаю, именно это вы хотели сказать. – Он вполне добродушно рассмеялся.
 Мисс Сильвер, которая до сих пор не принимала участия в разговоре, слегка кашлянула. Фрэнк Эббот повернул голову, будто ожидал, что она заговорит, но она этого не сделала, лишь продолжала сосредоточенно смотреть на вязание. Синее платьице близилось к завершению. Эббот повернулся к Криспу:
 – Вы вполне уверены, что это самоубийство?
 Крисп развел руками.
 – А что же еще? Она убила Люка Уайта – приревновала к этой девице Эйли. А когда я позвонил и сказал, что ей придется опознать тело, она испугалась. Решила, что не выдержит этого, и прыгнула вниз на скалы. – Он с сочувствием смотрел на человека из Лондона, который никак не хотел видеть простого решения проблемы, хоть оно и лежало перед самым его носом. – Психология, – сказал он, – вот о чем вы должны помнить; имея дело с женщинами. Например, эта Флоренс Дьюк. Вы обязаны поставить себя на ее место, посмотреть на все с ее точки зрения. Она ревновала к Эйли Фогерти. Этот Люк Уайт славился тем, что умел обхаживать женщин, во всяком случае, он охмурил многих женщин. Он очаровал Флоренс Дьюк, женился на ней, а потом оставил ее. А когда она приехала сюда, то обнаружила, что он обхаживает Эйли. По ее собственному признанию, в ночь убийства она пошла вниз, чтобы встретиться с ним, и ее застали возле тела с окровавленными руками. Итак, женщина вполне способна всадить нож в мужчину, которого любила, если сильно ревнует его. Она совершила убийство в состоянии сильного гнева, но, когда ей сказали, что она уже в спокойном состоянии должна прийти и посмотреть на тело, она поняла, что не сможет этого вынести, и совершила самоубийство. Это психология.
 Мисс Сильвер положила вязание на колени и снова кашлянула.
 , – Это может быть одним из объяснений, инспектор, но не единственным.
 Крисп внимательно посмотрел на нее:
 – Послушайте, мисс Сильвер, вы были последним человеком, видевшим Флоренс Дьюк и говорившим с ней. Была она в состоянии нервной депрессии или нет?
 – Я уже сказала вам, что была.
 – Она нервничала и была в состоянии депрессии, потому что знала, что ей предстоит увидеть тело мужа и давать показания на дознании.
 – Она была испугана и нервничала из-за опознания. Я хочу напомнить вам, инспектор, что я очень просила, чтобы ей не говорили до сегодняшнего утра о том, что ей предстоит опознать тело.
 Крисп нахмурился:
 – Я подумал, что лучше сразу сказать ей об этом. А теперь, мисс Сильвер, готовы ли вы заявить, что в поведении и разговоре миссис Дьюк не было ничего, что могло бы подтвердить версию самоубийства?
 Мисс Сильвер серьезно посмотрела на него и сказала:
 – Нет.
 – Тогда я думаю, что имею право спросить вас о том, что она сказала.
 Мисс Сильвер грустно произнесла:
 – Она вспоминала свою замужнюю жизнь. Было совершенно очевидно, что она постоянно об этом думала. Она говорила о том, что есть вещи, о которых нельзя забыть. Когда я предупредила ее, что ей угрожает опасность, и попросила ее позволить капитану Тавернеру отвезти ее на ночь в надежное место…
 Он резко вклинился в рассказ:
 – Вы это сказали?
 Мисс Сильвер наклонила голову:
 – Я рада, что могу вспомнить, что сделала это. Но она отвергла мое предложение. Она сказала, что ей все равно, что если кто-то преподнесет ей полный стакан яда, то она его тут же выпьет.
 Крисп с силой стукнул кулаком по столу:
 – Это все, что я хотел узнать, спасибо. И это все, что потребуется суду! Хотя нет свидетелей того, что она спрыгнула со скалы, но этих слов вполне достаточно!
 Мисс Сильвер продолжала:
 – Я хочу быть абсолютно искренней, поэтому я передала вам слова несчастной женщины. Но ни тогда, ни сейчас я не верю, что у нее были серьезные намерения рассчитаться с жизнью. Она находилась в таком настроении, когда собственная смерть является альтернативой тому ужасному положению, в которое она попала. Но я хочу заявить, что не верю в то, что она совершила самоубийство. Я считаю, что она убита.
 Крисп резко откинулся на спинку кресла:
 – Ну-ну, мисс Сильвер. Не думаете же вы, что мы проглотим это! Согласно вашим собственным показаниям миссис Дьюк заперлась на ночь в своей комнате. Вы оставили дверь своей комнаты приоткрытой. Вы также утверждаете, что спите очень чутко и что малейший шум в коридоре разбудил бы вас, однако вы ничего не слышали. Неужели вы хотите, чтобы мы поверили, что кто-то пробрался в комнату миссис Дьюк, скрутил ее, стащил вниз и сбросил со скалы, а вы не слышали ни единого звука?
 – Нет, инспектор.
 Он продолжал презрительным тоном:
 – Для начала согласно вашим показаниям ключ был в замке ее двери, поэтому никакой другой ключ нельзя было вставить снаружи. Кроме того, она прошла по коридору сама. Там была рассыпана пудра, и она прошла по ней, потому что подошвы ее чулок были испачканы этой пудрой. Послушайте, все было гораздо проще. Она знала, что вы наблюдаете за ней, и она решила вас обмануть. Вы сказали, что пошли умываться в ванную. Итак, как только вы ушли, она отперла дверь, снова заперла ее снаружи на случай, если вы будете дергать ручку, взяла в руки туфли и прошла по коридору и вниз по лестнице в чулках. Так она испачкала их в пудре. Сегодня утром Кастелл обнаружил, что задняя дверь была открыта, значит, именно через нее она вышла из дома. Затем ей оставалось только подняться вверх по холму к утесу и броситься вниз. И в довершение всего, пропавший ключ найден в ее кармане. Все ясно как божий день.
 Лицо мисс Сильвер продолжало сохранять упрямое выражение. Прежде чем она смогла что-то сказать, дверь открылась и в комнату вошел старший констебль.




 ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ


 Полчаса спустя Рэндал Марч сидел за столом с выражением отчаяния на лице. Теперь в его распоряжении была вся информация, которой снабдил его усердный и старательный подчиненный. Данных медицинского освидетельствования еще не было, но Крисп сказал:
 – Если женщина сломала себе шею, то с этим ничего не поделаешь. Совершенно ясное дело об убийстве и самоубийстве, и я не понимаю, почему некоторые пытаются извлечь из этого что-то еще.
 Марч был склонен согласиться с ним. Но здесь сидела мисс Сильвер со спокойным видом, выражающим уважение к представителям власти, который, как он знал, мог скрывать значительную степень упрямства. Он отправил своего ценного работника Криспа опрашивать остальных свидетелей, а сам остался в кабинете вместе с Фрэнком Эбботом, стоявшим у камина. И с мисс Сильвер, которая сидела, сложив руки на коленях поверх законченного платьица Джозефины. Когда он только вошел в комнату, она как раз поднялась, собираясь уходить, но он задержал ее. Крисп, раздраженный ее присутствием, стал распространяться по поводу детективов-любителей и их теорий, что мисс Сильвер выслушала совершенно спокойно. На самом деле она еще не выдвигала никаких собственных теорий. Но едва она раскрыла рот, стало ясно, что она не верит в теорию, выдвинутую инспектором Криспом. Она сидела, сложив руки на коленях, и ждала совершенно так же, как обычно ждала в бытность свою гувернанткой в семействе Марч, а Рэндал не выучил урок. Теперь он был старшим констеблем графства, а она стала маленькой пожилой женщиной без определенных занятий, но ее моральное воздействие ощущалось вполне ясно. Отчаяние Рэндала Марча было вызвано тем, что он чувствовал, как все это влияет на него. Как бы то ни было, он никак не мог полностью избавиться от старого чувства уважения, которое мисс Сильвер умудрилась внушить ему – единственному мальчику, который не признавал ничьего авторитета. Это уважение было неоднократно подкреплено впоследствии, когда мисс Сильвер настаивала на своем видении проблемы, в отличие от теорий других людей, и завоевала значительную долю признательности, но не себе, а полиции.
 Фрэнк Эббот, наблюдая за ними обоими, откровенно развлекался. Его привязанность к мисс Сильвер и восхищение ею, совершенно не мешали ему считать ее одним из самых лучших источников развлечения. Он прекрасно понимал ее и мог только с немалой долей иронии сочувствовать Рэндалу Марчу. В любом случае, учитывая все свидетельские показания, ему предстояли трудные времена.
 На самом деле прошла только минута или две, прежде чем Марч заговорил:
 – Знаете, мисс Сильвер, Крисп совершенно прав. Ни один суд в мире не станет сомневаться в этом вердикте.
 Мисс Сильвер спокойно посмотрела на него.
 – Я ведь ничего не сказала, Рэндал.
 – Может, вы выразили это не словами, но то количество неодобрения, которое ощущается в этой комнате… – попытался сгладить ситуацию Марч.
 – Мой дорогой Рэндал!
 Он улыбнулся:
 – Неужели вы хотите сказать, что вы согласны, одобряете и полностью поддерживаете Криспа во всем этом деле?
 Она снова кашлянула.
 – Нет, я бы этого не сказала.
 – Тогда что вы хотели сообщить? Мне бы очень хотелось послушать. Существуют свидетельские показания, которые частично основываются на вашем заявлении. Вы видели эту женщину с кровью убитого мужчины на руках, вы слышали, как она сказала, что ей все равно, что с ней может случиться и что если кто-то поднесет ей стакан с ядом, она будет только рада. Итак, учитывая все это, верите ли вы в то, что она убила Люка Уайта и покончила с собой?
 – Нет, Рэндал.
 На каком основании? У вас должны быть причины не соглашаться со всеми свидетельствами, о которых мы с вами говорили. Неужели вы ожидаете, что я не приму их во внимание?
 – Нет, Рэндал.
 – Тогда чего вы от меня хотите? Она осуждающе кашлянула.
 – Я думаю, что было бы уместным…
 – Да?
 – Есть моменты, по которым нужно получить дополнительные сведения.
 – Вы мне о них сообщите?
 Она утвердительно кивнула.
 – Я уже говорила о них и хотела бы еще раз напомнить. Должно быть больше сведений о том, где произошло первое убийство. Я неоднократно утверждала, что оно не произошло в холле, где было найдено тело. Вчера я предложила внимательно изучить ковер в этой комнате. Думаю, вполне вероятно, что убийство было совершено здесь. В этом случае могут быть обнаружены следы крови. Это первый момент.
 Рэндал Марч мрачно смотрел на нее.
 – Хорошо, я не возражаю. Что еще?
 Мисс Сильвер посмотрела на него не менее мрачным взглядом.
 – Спасибо, Рэндал. Второй момент касается опознания тела.
 Бесцветные брови Фрэнка Эббота заметно приподнялись. Последовала короткая, но напряженная пауза, прежде чем Марч заговорил:
 – Тело Люка Уайта видели все в доме. Кастелл официально опознал его. Вы хотите сказать, что у вас есть какие-то сомнения?
 – Да, Рэндал, есть.
 – Дорогая мисс Сильвер!
 Она сказала:
 – Вы говорите, что тело видели все. Среди них были три или четыре человека, для которых Люк Уайт не был незнакомцем. Это Кастелл, Эйли, Флоренс Дьюк и, возможно, Джекоб Тавернер. Что касается остальных, включая меня, то мы видели труп, лежащий лицом вниз и одетый так, как был одет Люк Уайт в предыдущий вечер: в темные брюки и серый льняной пиджак. Теперь поговорим о тех трех или четырех людях, которые знали Люка Уайта. Мистер Джекоб Тавернер не подходил к телу. Эйли была так охвачена ужасом, что чуть не потеряла сознание. Кастелл опознал в убитом Люка Уайта, и речь идет только о его опознании. Флоренс Дьюк трогала тело. Мы теперь никогда не узнаем, было ли связано ее последующее потрясенное состояние с тем фактом, что она приняла его за своего мужа, или… – Мисс Сильвер замолчала.
 Марч воскликнул:
 – Или что?
 – Или не приняла.
 – Что вы хотите сказать?
 – Что это не было тело Люка Уайта. Если она это поняла, то, как я думаю, поняла и то, что ее муж был замешан в этом убийстве. Она знала, что он был самым беспринципным человеком. Возможно, она знала даже больше, но поскольку когда-то очень любила его, то ей неожиданно пришлось решать, прикрывать его или выдать. Я думаю, ее поведение объясняется этим, если вы примете предположение, что она решила не выдавать его.
 – Но, дорогая мисс Сильвер… – Марч замолчал. – Вы хотите сказать, что убит был…
 – Алберт Миллер.
 Фрэнк Эббот выпрямился. Марч наклонился вперед.
 – Алберт Миллер?!
 – Думаю, что это возможно.
 – Но разве они были похожи?
 – О да, очень. Они оба были внуками четвертого сына Джереми Тавернера. Люк Уайт был старше и имел более сильный характер, но сходство просто бросалось в глаза. Я заметила это сразу же, как только увидела их.
 – Вы видели их вместе?
 – Они практически находились бок о бок, когда мы пили кофе в гостиной в субботу вечером. Даже разница в одежде и тот факт, что один был пьян, а второй трезв, не могли скрыть сходства. Я не хочу сказать, что могла бы спутать одного с другим в жизни, потому что характерами они очень различались. Но если бы мне показали мертвое тело одного, одетое в одежду другого, то не могу сказать, что я что-нибудь заподозрила бы.
 – Тогда что вызвало ваши подозрения?
 Мисс Сильвер задумчиво посмотрела на него:
 – Тот факт, что Алберт Миллер, имевший такое безупречное алиби, вдруг исчез. Мне это показалось настолько странным, что я не смогла представить, что это не связано с убийством. Вчера вечером я встретилась с хозяйкой дома, где жил Алберт Миллер, и обнаружила следующие факты. Ночью в субботу в коридоре дома и на лестнице не было света, когда ее жилец вернулся домой, а утром, когда он уходил, там все еще было темно. Мистер Уилтон разговаривал с ним от двери спальни, но он плохо видел из-за света небольшого фонарика, которым, как выразилась миссис Уилтон, Алберт все время светил ему в лицо. Миссис Уилтон опознала человека с фонарем как Алберта Миллера, потому что они ожидали его прихода и потому что он пел песню, которая ассоциировалась с ним. Лично я и все обитатели гостиницы слышали, как Алберт пел ирландскую песню «Эйлин аланна…» Марч сказал:
 – Возможно, что Уилтоны не разглядели Алберта Миллера, но его видели на вокзале в Ледлингтоне.
 Мисс Сильвер спокойно спросила:
 – В какой ситуации? Из того, что рассказал инспектор Крисп, мужчина, которым предположительно был Алберт Миллер, появился на вокзале Ледлингтон после семи часов утра, когда еще темно. Он был одет в одежду Алберта Миллера и вел себя как человек, который изрядно выпил накануне и еще не протрезвел. Он не занялся своей работой, а закричал, что сыт по горло этой работой и Ледлингтоном и что он больше не вернется. Если бы этот человек действительно был Албертом Миллером, то зачем он вообще пошел на вокзал? Почему бы ему просто не покинуть дом Уилтонов и не исчезнуть? Но если это был Люк Уайт, то его появление на вокзале было частью плана, рассчитанного на то, чтобы дать всем понять, что Алберт Миллер исчез по своему собственному желанию.
 Фрэнк Эббот сказал:
 – Если существовал план убийства Алберта Миллера и сокрытия его таким образом, как вы его описали, то Люку Уайту придется исчезнуть навсегда. Для этого должны быть вполне веские причины. Конечно, он понимал, что дела его плохи. Возможно, он подумал, что во Франции ему будет безопаснее. Я всегда считал, что если здесь творятся какие-то темные делишки типа подпольной торговли наркотиками или бриллиантами, то Люк замешан в этом по уши.
 Марч развернулся в кресле:
 – Если был убит Люк, то Алберт Миллер никак не мог убить его. Но алиби верно для обоих случаев. Если был убит Алберт Миллер, то вы не можете повесить это дело на Люка. Кто бы из них ни беспокоил миссис Уилтон всю ночь, бегая по комнате наверху так, что она слышала, как часы пробили двенадцать, и час, и два, не мог убить другого где-то между половиной первого и половиной второго в «Огненном колесе». – Он снова повернулся к мисс Сильвер. – Знаете, это очень интересная теория, но где же мотив? Если убитый – Люк Уайт, то существует очень сильный мотив ревности и у Джона Хиггинса, и у Флоренс Дьюк, а также вероятность того, что удар нанесла девица Эйли в виде самообороны. Но какой мотив мог существовать для убийства Алберта Миллера?
 Очень существенный, Рэндал. У меня нет веских доказательств, но подозреваю, что он сделал очень опасную для себя попытку кого-то шантажировать. Он намекал миссис Уилтон, что скоро разбогатеет. Я думаю, что он слишком много знал и попытался использовать эти знания.
 – А что он мог знать?
 – Мой дорогой Рэндал, с начала до конца в этом деле присутствовал вопрос о тайном ходе и о потайной комнате. Но это не был ход между погребами и берегом, что доказывает тот факт, что Джекоб Тавернер не только знал все об этом ходе, но и очень хотел продемонстрировать его своим гостям и полиции. Но одновременно он постоянно осторожно расспрашивал кузенов Тавернеров о том, что они могли слышать о нем от своих дедов, с которыми были тесно связаны. Эти вопросы явно предполагают наличие второго хода или просто потайной комнаты, о существовании которого или которой было известно мистеру Джекобу Тавернеру. Но он не знал, где находится этот ход или эта комната. Я все время думаю, что этот второй ход играет важную роль в деле, и полагаю, что большинство Тавернеров знают что-то об этом. Возможно, Флоренс Дьюк что-то рассказала своему мужу, и то же самое могла сделать Энни Кастелл. Если эти двое зарабатывали деньги, используя эту информацию, то Алберт Миллер использовал то, что знал, для того, чтобы их шантажировать. Вот вам мотив, который может объяснить события двух последних дней.
 Глаза Марча повеселели, но он произнес вполне серьезно:
 – Так как вы уже все знаете, может, вы скажете нам, кто убил Эла Миллера?
 Мисс Сильвер покачала головой:
 – Боюсь, не знаю.
 Фрэнк Эббот позволил себе коротко рассмеяться:
 – Не Кастелл?
 – Может, и он. Но в деле участвовал не один человек. И совершенно уверена, что убийство произошло не там, где нашли тело. Алберт Миллер был сильно пьян, когда я видела его в гостиной. Он очень шумел, Люк Уайт и Кастелл отвели его в эту самую комнату. Не думаю, что он покинул ее живым. Нужно было довести его до невменяемого состояния, нанести ему на руку рану, похожую на ту, что Люк Уайт получил, когда пытался поцеловать Эйли, а та схватила маникюрные ножницы Джейн Херон, чтобы защититься. Затем, когда подошло время, нанести ему смертельный удар ножом и перенести тело в холл. Как я уже говорила раньше, думаю, что в этом деле участвовали два человека. В доме нет никого, кто бы был так силен, чтобы в одиночку перенести тело из этой комнаты в холл и совершенно без шума.
 Рэндал Марч сказал:
 – С этим я согласен. Но что касается всего остального, то я бы сказал, что это чистейшей воды выдумки.
 Мисс Сильвер улыбнулась:
 – Я только прошу вас проверить это. Я предлагаю обратиться к миссис Уилтон. Она была подругой миссис Миллер и должна была знать Алберта с детства. Она может знать о каких-то особых приметах. Что касается места убийства, то, возможно, на ковре найдутся некоторые улики.
 Она положила платье для маленькой Джозефины в сумку и поднялась из кресла.
 – Я уверена, что спокойно могу оставить дело в ваших руках. Но в том, что касается Флоренс Дьюк, есть один момент, который заслуживает вашего внимания. Если она покончила самоубийством вскоре после того, как я видела, что она запирает комнату, можете ли вы объяснить мне, почему она просто не прошла к краю скалы сразу за домом и не бросилась с нее? Прилив был высокий, и она упала бы в воду. Как вы думаете, может ли женщина забраться ночью, в темноте, на вершину утеса и броситься вниз на скалы?
 – Возможно, она не знала…
 – Мой дорогой Рэндал, мы все проходили вдоль тех скал. Мы разговаривали о приливах. Кто-то сказал, что те скалы весной скрывает прилив. Я полагаю, что это просто невозможное место для самоубийства. Но если это убийство, то есть веская причина для того, чтобы выбрать именно его. Нужно было, чтобы тело Флоренс Дьюк обязательно обнаружили, потому что предполагалось убедить всех в том, что она покончила собой из-за угрызений совести, после того как убила мужа. Нужно было явное доказательство ее смерти. Она не могла просто исчезнуть. Здесь очень сильное течение, насколько я слышала, и тело могло унести в открытое море.
 Фрэнк сказал самым небрежным тоном:
 – Хорошо, практически единственное, о чем вы нам не сказали, – это как Флоренс выманили из запертой комнаты. Крисп даже придумал, как она оттуда ушла. Она прошла по коридору в одних чулках, предположительно держа обувь в руках. Ну и как?
 Мисс Сильвер серьезно и с сочувствием посмотрела на него:
 – Я думаю, Фрэнк, что бедная женщина пошла встретиться с мужем и что на этот раз у Люка Уайта не будет алиби.




 ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ


 Торп-Эннингтоны собирались поехать в город, Фредди – на свою деловую встречу, а леди Мэриан – на примерку, к парикмахеру и на заранее назначенную встречу. Все поняли, что они вернутся вечером.
 – Хотя я уверена, что не знаю, что мы можем сделать, а что касается дознания, то, слава богу, мы ничего не видели. Но, конечно, нам бы не хотелось чувствовать, что мы сбегаем, ведь правда, Фредди, дорогой? – бойко лепетала Мэриан.
 Фредди грустно и невнятно что-то пробормотал, затем они сели в свою дорогую машину и отбыли Е Лондон. За рулем сидела Мэриан Торп-Эннингтон.
 Джеффри Тавернер уехал в своей недорогой небольшой машине на час раньше. Он объяснил инспектору Криспу, что сделает все намеченные на день дела и вернется к семи часам вечера.
 Джекоб Тавернер дал Торп-Эннингтонам фору в полчаса, после чего тоже выехал на дорогу, ведущую в Лондон. Мисс Сильвер сомневалась, что он действительно в состоянии вести машину.
 Рэндал Марч и инспектор Крисп уехали несколько позже, оставив в кабинете Кастелла инспектора Эббота и молодого человека по фамилии Уиллис – детектива, одетого в штатское.
 Мисс Сильвер, перекинувшись парой слов с Джейн Херон, спустилась в гостиную, где набрала на спицы необходимое количество петель для пары ярко-синих панталончиков, которые подойдут к шерстяному платьицу маленькой Джозефины. Она выбрала кресло поближе к тому, в котором сидела Милдред Тавернер, листавшая страницы старого номера журнала «Пикчер Пост». Искоса посмотрев на соседку два или три раза, мисс Тавернер подвинула кресло к ней поближе.
 – Мисс Сильвер, как вы думаете, когда мы сможем уехать отсюда?
 – Боюсь, это трудно предсказать.
 Рука Милдред потянулась к голубым бусам.
 – Все это так ужасно, правда? Мне приходится проходить мимо комнаты бедняжки каждый раз, когда я иду к себе. Вы верите в проклятые дома и в привидения?.. – Она замолчала.
 Мисс Сильвер продолжала спокойно вязать.
 – Почему вы об этом спрашиваете, мисс Тавернер?
 Милдред Тавернер вздрогнула:
 – Я просто подумала, как ужасно было бы, если бы дверь комнаты вдруг открылась, когда я буду проходить мимо ее комнаты, и нечто вышло бы оттуда.
 Мисс Сильвер быстро считала:
 – Шестнадцать, восемнадцать, двадцать, двадцать две, двадцать четыре… Да, думаю, этого должно быть достаточно. Мне кажется, вам нужно забыть об этих нездоровых фантазиях. Нет ничего сверхъестественного в том, что происходит в этом доме. А вот интересно, можете ли вы рассказать мне, какую спальню занимают мистер и миссис Кастелл – ту, которая раньше принадлежала вашему прадеду, старому Джереми Тавернеру и его жене? Семейные традиции – это так интересно, и я вдруг подумала…
 – Да… – Милдред Тавернер очень заинтересовалась темой, – это та самая комната. Хозяин дома всегда спит там. Окна выходят на передний двор, и, когда экипажи подъезжали со стороны Лондона, форейторы обычно трубили в рожки на вершине холма, чтобы он мог услышать их и спуститься вниз. Мой дед рассказывал, что сам слышал звуки рожков, хотя, конечно же, его окно выходило на другую сторону. Он и его брат Джереми, а также Марк и Люк – все они спали в угловой комнате. Сейчас в ней спит Эйли. Окно выходит на задний двор, и из него видно море, но дед говорил, что слышал по ночам звуки рожков. Потом путешествия в экипажах закончились – была построена железная дорога, но все равно периодически приезжали постояльцы в экипажах. Люди ехали издалека – верхом, в легких двухколесных экипажах и в других. Я поняла – из того, что он рассказывал, – что здесь часто играли в азартные игры и ставки были довольно высокие. Понимаете, не очень-то приятно говорить это, но я не могу не чувствовать, что этот дом не был очень респектабельным. Конечно, мой дед так не считал. Он покинул дом, когда был очень молодым, а он был очень порядочным человеком. Но я думаю, что в те времена многие люди не были на самом деле теми, кого мы называем сейчас добропорядочными, и я не могу не думать, что Джекоб Тавернер делает большую ошибку, пытаясь ворошить прошлое. Джеффри это не нравится, и… и мне тоже не нравится. – Она посмотрела на мисс Сильвер из-под влажных розовых век. – Я хочу сказать, что теперь мы все респектабельные… Почему бы не оставить все в прошлом?
 Мисс Сильвер согласилась, что в истории каждой семьи бывают моменты, о которых лучше забыть.
 Милдред Тавернер согласилась:
 – О да!
 Вскоре после этого Фрэнк Эббот прошел через гостиную. Так как он мог выйти из кабинета, не проходя через гостиную, мисс Сильвер проводила его взглядом. Когда он выходил в холл, то слегка ей кивнул и закрыл за собой дверь. Милдред Тавернер рассказывала о доме с привидениями в Хэмпстеде. После ухода Фрэнка мисс Сильвер начала слушать рассказ со всем вниманием, которое могла этому уделить.
 Без четверти час пришел Джон Хиггинс. Новость о смерти Флоренс Дьюк стала ему известна, и он объявил, что пришел за Эйли. Конечно, он не мог выбрать более неудачного момента. Наступило время второго завтрака, Энни была загружена работой, а Эйли и Джейн накрывали на стол.
 Джон сказал:
 – Извините, тетя Энни, – и прошел через кухню мимо Кастелла, будто не видел его. Он толкнул обитую сукном дверь, и она закрылась прямо перед сердитым лицом хозяина дома.
 Эйли подняла глаза, когда он показался из-за ширмы у двери в столовую. Он не видел Джейн Херон – он никого не видел, кроме Эйли.
 – Я пришел, чтобы забрать тебя отсюда.
 Эйли вспылила. Удивительно, как слабый гнев способен укрепить покидающее вас мужество. С того ужасного момента, когда они все стояли, смотрели в пустую комнату и осознавали, что Флоренс Дьюк там нет, Эйли постоянно и четко представляла себе одну и ту же картину: она бежит по дороге в Клифф, бежит быстро, как ветер. Затем она стучит в дверь Джона Хиггинса и бросается в его объятия. Эта картина была одновременно источником и тревоги, и утешения. Источником тревоги потому, что это означало признание существующей ужасной опасности, от которой она может спастись только бегством. Источником утешения потому, что она указывала путь к спасению. И вот Джон появился здесь как раз тогда, когда они были заняты подготовкой к ланчу, и говорит с ней коротко и резко, будто он имеет право приказывать ей. Ну и что бы на ее месте почувствовала любая девушка? Страх куда-то исчез – ведь Джон был здесь и бояться незачем. Его место занял гнев. Посверкивая темно-голубыми глазами, она ответила:
 – Я ни за что не уйду!
 – Эйли!
 Девушка топнула ногой:
 – Я готовлю ланч!
 – Я подожду тебя.
 – Послушай меня, Джон…
 – Эйли…
 – Я не собираюсь оставлять тетю Энни, и все тут!
 В этот момент из-за ширмы появился Кастелл, великолепный в своем достоинстве и сдержанности. Ему трудно было сдерживаться, но он смог преодолеть свои эмоции. Удовлетворение собственным поведением так и лучилось из него. Он принял величественную позу и указал Джону Хиггинсу на дверь.
 – Вы должны уйти. Сейчас же. Мы не нуждаемся в вашем обществе. Мы вас сюда не приглашали. Я не буду вас обслуживать. Если бы вы не были племянником моей жены Энни, я бы высказал вам все, что думаю. Но я сдерживаю себя. Я не высказываю свои мысли. Я только говорю: уходите, и немедленно!
 Джон даже не посмотрел на него. Он подошел к Эйли и взял ее за руку.
 – Пойдем со мной, дорогая. Это плохой дом. Покинем его.
 Ей хотелось броситься в его объятия, но что-то сдерживало ее. Дядя – она всегда его боялась, правда, никогда не знала почему; ланч, к которому надо было приготовиться; тетушка Энни; грязная посуда, которую надо было перемыть.
 – О, ради бога, Джон, уходи отсюда и дай мне закончить работу!
 Он постоял мгновение, а затем повернулся и ушел, не говоря ни слова. Стоило ему уйти, как в сознании Эйли снова возникла все та же картина – маленькая и яркая, необыкновенно отчетливая. Дорога в Клифф, она сама, бегущая по ней. На этот раз Джон тоже был на дороге, но шел далеко впереди нее и не оглядывался. И, несмотря на то что она бежала, все же никак не могла догнать его… Эйли вернулась к действительности, когда почувствовала руку Кастелла на своем плече.
 – Ну давай, возвращайся к работе! Ты все сделала правильно, но времени на раздумья сейчас нет.
 Джейн Херон побежала за Джоном Хиггинсом и догнала его возле обитой сукном двери. Ее дыхание было учащенным, а лицо то краснело, то бледнело, но не потому, что ей пришлось пробежать столь незначительное расстояние. Она ощущала важность момента, но не могла подобрать нужные слова. Она ухватилась за его рукав, он повернулся и посмотрел на нее своими голубыми глазами. За серьезным взглядом пряталось беспокойство. Но Джейн сразу же поняла, что это беспокойство относилось к Эйли.
 Она попыталась его успокоить:
 – Не волнуйтесь за нее. Я почти все время нахожусь рядом. Меня попросила мисс Сильвер…
 – Почему?
 – Она сказала, что Эйли испытала потрясение и что ее лучше не оставлять одну. Прошлой ночью она спала в моей комнате. Она сказала мисс Сильвер, что не сделает этого, но в конце концов приняла другое решение. И я заставлю ее снова ночевать у меня.
 Джон сказал:
 – В этом доме слишком много плохого. Он не подходит для нее.
 Джейн согласно кивнула:
 – Я поговорю с ней. Она просто не хочет, чтобы ее торопили, и она очень любит кузину Энни. Не беспокойтесь. Я присмотрю за ней.




 ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ


 Мисс Сильвер провела большую часть второй половины дня в гостиной, обучая Милдред Тавернер вязанию.
 Наступили вечерние сумерки. После нескольких ветреных дней появился легкий туман, а воздух стал влажным и тихим. Наступал прилив, и было слышно, как он шумел в небольшой, закрытой со всех сторон бухте позади гостиницы. Там между скалами был песок – летом купание там было приятным и безопасным.
 Джереми и Джейн после чая вышли из гостиницы и бродили вокруг, наблюдая за наступающим приливом и за тем, как угасает последний свет дня. Эйли сейчас в буфетной моет посуду вместе с Энни Кастелл, поэтому можно урвать полчасика для себя.
 Было около половины шестого, когда мисс Сильвер толкнула обитую сукном дверь и пошла по довольно темному проходу на кухню. Она подумала, что было бы неплохо поговорить с Энни Кастелл. Ни о чем конкретном, а просто поболтать с ней и понять, что это за женщина. У нее были различные предположения относительно Энни Кастелл, и даже очень короткий разговор мог бы разрешить некоторые из них. Но когда она подошла к яркой полосе света, выбивавшейся из-под двери в кухню, она поняла, что не сможет поговорить с Энни Кастелл. Там был Фогерти Кастелл, и даже толстая старая дверь не могла скрыть тот факт, что он рассержен. Он просто кричал во весь голос.
 Мисс Сильвер взялась за ручку и осторожно приоткрыла дверь на ширину пальца. Она была хорошо воспитана и подслушивание считала отвратительным занятием, но как детектив не могла обойтись без этого. Теперь она слышала, как Кастелл кричал:
 – Уйдешь от меня? Ты уйдешь от меня?
 Последовали фразы на французском языке.
 Мисс Сильвер никогда их раньше не слышала, но без труда осознала, что в данном случае незнание этих слов не было ее недостатком. Она надеялась, что Энни Кастелл их тоже не поняла. Но голос, манеры и выражения не требовали перевода. Ругательства рассерженного мужчины звучат практически одинаково на всех языках. Мисс Сильвер не могла заглянуть в кухню, недостаточно хорошо все слышала. Она слышала, как Энни Кастелл глубоко вздохнула, а когда Кастелл прекратил ругаться, сказала:
 – Я больше не могу это терпеть.
 Кастелл затопал ногами:
 – Ты будешь терпеть то, что я велю тебе терпеть, и будешь делать то, что я велю тебе делать! Разве ты мне не жена?
 Она ответила:
 – Больше не жена. Я приготовлю сегодняшний обед и завтрашний завтрак, а затем мы с Эйли уйдем.
 – Уйдете? Куда вы уйдете?
 – Я могу найти место, где меня примут на работу в любой день и сразу.
 Кастелл неожиданно выкрикнул французское слово, подобранное в трущобах Марселя, где он провел детство. Затем, будто кто-то вставил на место выскочившую пружину, его голос понизился до устрашающего шепота:
 – Дверь… Кто открыл дверь?
 Мисс Сильвер не стала ждать ответа на этот вопрос. Она была легка на ногу и могла двигаться очень быстро, когда хотела. К тому моменту, когда Фогерти Кастелл выглянул в коридор, там уже никого не было. Мисс Сильвер не стала рисковать и не пошла к обитой сукном двери, а быстро прошла через кабинет в гостиную. Когда вскоре открылась дверь и в комнату заглянул Кастелл, он увидел, что она вяжет панталончики для маленькой Джозефины и помогает Милдред Тавернер постигать азы этого рукоделия.
 В шесть часов Фрэнк Эббот вернулся и снова прошел через гостиную, но на этот раз в обратном направлении. Он оставил дверь кабинета Кастелла открытой, и мисс Сильвер тут же прошла к нему. Когда она вошла и закрыла за собой дверь, он как раз зажигал старомодную настенную лампу. Свет осветил его лицо и выявил обычное для него выражение сарказма.
 – Итак, Фрэнк, что вы можете мне сказать?
 Он нервно улыбнулся:
 – Что я могу сказать? Интересное дело. Вы ведь всегда заранее знаете все ответы.
 – Мой дорогой Фрэнк!
 Он рассмеялся:
 – О да. Конечно же, вы были совершенно правы! Вы всегда правы!
 Она укоризненно покачала головой:
 – Преувеличение – это самый большой недостаток сыщика. Попытка изменить факты к лучшему может быть фатальной.
 Говоря это, она села в кресло и возобновила вязание.
 Фрэнк уселся в соседнее кресло и вытянул свои длинные ноги.
 – Миссис Уилтон оказалась полезной, – сказал он. – Она купала Алберта, когда он был младенцем, и ухаживала за ним, когда он сломал ключицу. Она дала показания о том, что на его левой лопатке есть большое родимое пятно, и опознала тело, находящееся в морге, – это Алберт Миллер. В связи с этим полиция, естественно, хочет поговорить с Люком Уайтом. Есть у него алиби или нет, но подмена могла произойти только с его согласия. Конечно, к этому времени он мог уже скрыться.
 Мисс Сильвер сказала:
 – Я так не думаю. – Помолчав немного, она продолжила: – Возможно, вы согласитесь, что у него был серьезный мотив не дать Флоренс Дьюк опознать тело, которое до нее опознал Кастелл.
 Фрэнк сказал:
 – И у него, и у Кастелла были мотивы.
 Да. Вот почему я так просила не говорить ей до самого дознания о том, что ей предстоит опознать тело. Как только инспектор Крисп позвонил ей, я знала, что Флоренс в опасности, и сделала все, что могла, чтобы убедить ее отправиться в Клифф-Хаус под вашу защиту. Капитан Тавернер мог отвезти ее, но она и слушать об этом не хотела. Нет никакого сомнения, что кто-то подслушал ее разговор по параллельному телефону. Вас не удивил тот факт, что параллельный телефон находится в буфетной, а не в этой комнате, используемой в качестве кабинета? Может существовать только одна причина для такого странного размещения телефона – отдаленность буфетной от других комнат. Никто не мог подойти к ней, чтобы его не увидела Энни Кастелл. В то время как эта комната имеет две двери – одна выходит в коридор, а другая – в гостиную… Фрэнк кивнул:
 – Да, я согласен. Хорошо, дело сделано, опознание проведено. Вы были правы относительно другого момента. Мы с Уиллисом осмотрели ковер в этой комнате и обнаружили на нем пятна крови. Ее, конечно, стерли с поверхности, но часть просочилась внутрь. Она даже еще не совсем просохла. Миллера убили в этой комнате, как вы и говорили.
 – Да, я была в этом уверена.
 – Крисп слегка потрясен, но все еще придерживается мнения, что Флоренс Дьюк покончила жизнь самоубийством.
 Мисс Сильвер отрицательно покачала головой:
 – О, нет, она не делала этого. Когда стало известно, что она должна опознать тело, стало слишком опасно оставлять ее в живых. Мне не кажется, что эта подмена как-то обманула ее. Я считаю, она прекрасно знала, что убитый не был Люком Уайтом. Я думаю, что она достаточно высоко подняла его голову – она была крепкой женщиной, – и сразу все поняла. Она, скорее всего, поняла, что ее муж был замешан в этом убийстве, и ей нужно было сразу же принять решение, что делать дальше. Она решила не выдавать его. Очень неразумное решение, но трудно винить жену в желании прикрыть мужа. Однако люди, убившие Алберта Миллера, не могли точно сказать, узнала она его или нет. Они не хотели рисковать, не представляли, как она поведет себя, если ей покажут тело и заставят его официально опознать. Мы теперь не узнаем, когда они решили убрать ее таким образом, чтобы все подумали, что это самоубийство. Возможно, был какой-то промежуточный этап, когда они или Люк Уайт вступили с ней в переговоры. Как я уже сказала, мы, вероятно, никогда не узнаем об этом, но я склонна думать, что она получила какое-то сообщение. Это могло быть что-то, полученное непосредственно от ее мужа, или какая-то информация о нем. Что бы это ни было, оно заставило ее покинуть комнату и встретиться с убийцей. Фрэнк кивнул:
 – Думаю, вы правы. Но мы не сможем ничего доказать, если, конечно, кто-то не даст показания против сообщников.
 Именно в этот момент со стороны гостиной послышался звук бегущих шагов. Дверь в гостиную резко открылась, и появилась Джейн Херон. Взгляд ее был испуганным, а лицо то краснело, то бледнело. Она остановилась на пороге и воскликнула:
 – О, мисс Сильвер, я нигде не могу найти Эйли!




 ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ


 Тогда мисс Сильвер поняла, чего она так боялась. Она встала с кресла и положила вязание на стол.
 Джереми пришел вслед за Джейн. Милдред Тавернер брела к ним через гостиную. Ситуация была ужасающе похожа на утреннее событие возле двери в комнату Флоренс Дьюк. Милдред сказала дрожащим шепотом:
 – Бог любит троицу – сначала Люк, потом Флоренс, а теперь Эйли. Боже, зачем я только приехала в этот ужасный дом!
 Мисс Сильвер прикрикнула:
 – Прекратите! – А потом обратилась к Джейн: – Разве она не была с вами?
 – Мы вышли из дома совсем ненадолго: прошли только до скалы и обратно. Эйли сказала, что собирается помочь кузине Энни. Когда мы вернулись, ее там не было. Ее нигде нет – мы обыскали весь дом.
 – А вы не думаете, что она пошла на свидание к Джону Хиггинсу?
 – Нет, он только что был здесь и спрашивал о ней. Он где-то снаружи дома – не хотел заходить внутрь. Поэтому-то я и искала Эйли.
 Мисс Сильвер действовала решительно.
 – Пожалуйста, пойдите и приведите его. Мисс Тавернер, вернитесь в гостиную.
 Она закрыла дверь и осталась один на один с Фрэнком Эбботом.
 – Фрэнк, это может быть весьма серьезно. Нужно, чтобы сюда приехали инспектор Крисп и несколько полицейских, чтобы заняться этим. Здесь замешаны опасные преступники. Если Эйли действительно исчезла, это означает, что один из них действовал на свой страх и риск и подвергает опасности остальных. Я думаю, нет необходимости объяснять вам, насколько все серьезно.
 – Крисп уже должен быть здесь, – ответил Фрэнк.
 Мисс Сильвер сказала очень мрачным голосом, столь несвойственным ей:
 – Мы не можем терять ни минуты. Этот человек, Люк Уайт, совершенно помешан на Эйли. Если, как я подозревала, он знает о втором тайном ходе и находится где-то в доме…
 – Вы думаете, что он ее утащил? Но риск…
 – Мой дорогой Фрэнк, когда мысль о риске останавливала человека, одержимого безумной страстью?
 Дверь в коридор резко распахнулась, и в комнату вошел Джон Хиггинс, а за ним Джейн и Джереми.
 – Где Эйли? – спросил Джон.
 Мисс Сильвер подошла к нему и положила ладонь на его руку.
 – Мы найдем ее, мистер Хиггинс, но все должны нам помочь.
 – Помочь? – Он чуть не плакал. – Что вы имеете в виду?
 Она сказала:
 – Я объясню вам…
 В этот момент Фрэнк Эббот дотронулся до ее плеча:
 – Приехал Крисп. Что вам нужно? Чтобы задержали Кастелла?
 – Все должны быть задержаны и собраны в одном месте. Я полагаю, что один из мистеров Тавернеров вернулся. Мне показалось, что кто-то вошел в дом, когда мы разговаривали. Я хочу, чтобы все собрались вместе и как можно быстрее. Все нужно делать без промедления. Дело очень срочное.
 Фрэнк согласился:
 – Хорошо. Всех надо собрать в гостиной. Мисс Сильвер обратилась к троим, оставшимся в комнате:
 – Мистер Хиггинс, капитан Тавернер, мисс Херон. Если кто-то из вас хоть что-то знает об этом доме, вы должны рассказать это сейчас. Мистер Джекоб Тавернер показал вам ход между погребами и берегом. Я думаю, что он сделал это для отвода глаз. Возможно, он был с той же целью показан ему – этого я не знаю. Но я уверена, что существует еще один ход или по крайней мере потайная комната, которая или который, возможно, связаны с показанным вам ходом. Если Эйли исчезла, то она может быть в этой комнате, поэтому мы должны безотлагательно найти вход туда. В субботу ночью был убит Алберт Миллер. Люк Уайт жив. Сегодня первый день после субботы, когда луна и прилив благоприятствуют его переходу через пролив. Исчезновение Эйли может свидетельствовать о том, что переход намечен на сегодня и Люк хочет захватить девушку с собой. Поэтому, если кто-то из вас знает хоть что-то, что могло бы нам помочь обнаружить вход в этот второй тайный ход или комнату, пусть не скрывает этого.
 Несколько минут спустя она повторила это для большей аудитории. Присутствовали инспектор Крисп, детектив в штатском Уиллис, несколько констеблей, Кастелл, Энни Кастелл, Джейн, Джереми, Милдред Тавернер и ее брат Джеффри, выглядевший настолько опрятно и спокойно, насколько его сестра неряшливо и нервозно.
 – Просто ужасно, наверное, произошла какая-то ошибка. Может быть, девушка вышла, чтобы встретиться с другом. Правда, я не могу себе представить…
 Большинство из этих слов были адресованы Джейн, которая только отрицательно качала головой.
 Инспектор Крисп постучал по столу, за которым устроился, и сказал:
 – Эйли Фогерти исчезла. Ее нет в гостинице. Ее пальто и туфли находятся здесь, а без них она вряд ли вышла бы из дома. Мисс Сильвер хочет кое-что сказать. Я не беру на себя ответственность за ее слова, но хочу дать ей возможность высказаться. Мисс Сильвер, прошу вас.
 Мисс Сильвер поднялась и оглядела всех присутствовавших. Милдред Тавернер хлюпала в мокрый платок. Лицо ее брата Джеффри было удивленным. Энни Кастелл, большая и бесформенная, сидела на стуле, без всякого выражения глядя на присутствующих; веки ее слегка порозовели. Кастелл, сидевший рядом с ней, дергался, как фигурка, выскакивающая из коробки, с которой снимают крышку.
 – Какая ерунда все это! Эйли нет в доме? Эйли вышла? А что, девушки никогда не выходят из дома? Я что, рабовладелец и все время держу ее в доме? Разве у нее нет друга, возлюбленного? Неужели Джон Хиггинс думает, что он единственный, с кем она встречается? Если он так думает, я могу рассказать ему кое-что интересное! – Он злобно рассмеялся. – А может, она сбежала? Здесь произошло убийство и самоубийство. У нее нервный срыв, и она ушла – с одним или с другим. Откуда мне знать?
 Крисп рявкнул:
 – Сядьте и попридержите язык, Кастелл!
 Мисс Сильвер рассказала всем о том, что уже сообщила Джону Хиггинсу, Джереми и Джейн.
 Когда она закончила, наступила тишина, которую нарушил Джереми:
 – Вы правы относительно того, что есть еще один ход. Мой дед рассказал мне достаточно, чтобы прийти к такому выводу. И я думаю, что вход находится на этаже, где расположены спальни, потому что через него в дом был внесен раненый, который потом умер в комнате, где сейчас живет Эйли.
 Фрэнк Эббот сказал:
 – Как вы это узнали?
 Это была угловая комната в задней части дома. Младшие дети спали там, чтобы быть поближе к родителям, но в тот раз их увели из комнаты. Мой дед говорил, что об этом ему рассказала его мать. Все делалось очень скрытно. Не думаю, что они могли рискнуть пронести раненого через весь дом. Это все, что я знаю.
 Кастелл щелкнул пальцами:
 – Это то, что называется бабушкиными сказками!
 Мисс Сильвер произнесла неодобрительно:
 – Это согласуется со словами деда мисс Тавернер. Он был одним из тех детей, которые спали в той комнате, где теперь спит Эйли. Однажды он испугался, увидев свет в отверстии в стене. Но совершенно ясно, что его увели из этой комнаты, прежде чем он увидел все остальное. Невозможно поверить, что он спускался в погреб.
 Джон Хиггинс веско произнес:
 – Там есть комната, но я не знаю, где она. Моя бабушка рассказывала моему отцу, а он передал мне. Я никогда не говорил о ней до сегодняшнего дня. Я не знаю, где она находится.
 Мисс Сильвер обратилась к мисс Тавернер:
 – А вы что скажете?
 Милдред всхлипывала и сморкалась.
 – О, я ничего не знаю, правда. Я только подумала, что он не мог уйти слишком далеко – ведь он был совсем маленьким. Это должно быть где-то рядом с его комнатой. Он говорил, что побежал в нее.
 – Мистер Тавернер?
 Джеффри сдвинул брови.
 – Честно говоря, я всегда думал, что мой дед все выдумал или ему это приснилось. Во время последней болезни он впал в детство, и я считаю, что моя сестра слишком доверчива. Здесь точно есть ход, мы все его видели, но еще один… не знаю… – Он пожал плечами.
 – Миссис Кастелл?
 Энни Кастелл даже не пошевелилась. Мисс Сильвер снова обратилась к ней:
 – Миссис Кастелл, что вы знаете о потайной комнате или тайном ходе?
 Тогда она сказала, едва шевеля губами:
 – Ничего.
 – Вы уверены?
 Энни покачала головой.
 Мисс Сильвер поднялась с кресла:
 – Тогда я думаю, нам нужно пойти и поискать самим. Мы не можем терять время.




 ГЛАВА СОРОКОВАЯ


 Сознание вернулось к Эйли. Она совершенно растерялась и забыла обо всем, когда дверь, мимо которой она проходила, медленно открылась в слабо освещенный коридор и за ней стоял покойник. Она знала, что Люк Уайт мертв, но вот он стоял, глядя на нее. Она потеряла сознание.
 Теперь сознание возвратилось к ней, и она поняла, что находится в незнакомом месте. Под ней была жесткая земля, и она не могла двигаться. Сначала она не поняла почему. Сознание еще было затуманенным. Потом догадалась, что ее щиколотки и запястья связаны. Ей было трудно дышать, она не могла ни крикнуть, ни заговорить. Во рту у нее был носовой платок, поверх которого еще наложили повязку.
 Эйли сделала инстинктивное движение связанными руками, и где-то позади нее Люк сказал:
 – Не делай этого!
 Ее глаза были закрыты, но теперь она их открыла. Она находилась в небольшом узком помещении, и к ней приближался Люк Уайт со свечой в руке. Он поставил свечу на землю, встал на колени возле нее и взял руки Эйли в свои. Его прикосновение было теплым и сильным, и самые худшие опасения покинули Эйли, потому что его рука не была рукой покойника. Словно прочитав ее мысли, он слегка ее погладил, как погладил бы собаку или ребенка, и тихо произнес:
 – Не надо так смотреть. Я не привидение, как ты очень скоро поймешь. Это был хороший трюк! И все поверили, на это я и надеялся. Они все видели меня в моем пиджаке официанта, а когда увидели этот пиджак на покойнике, то не стали смотреть дальше. Во всяком случае, не стали рассматривать и не увидели, что это Эл Миллер, одетый в этот пиджак. Это был очень умный трюк, и у тебя будет очень умный муж.
 Один страх прошел, но его место занял другой. Люк, совершенно живой и опасный, задумал теперь что-то ужасное. Она дернулась, пытаясь вырвать руки, но он крепко держал ее.
 – Ну-ну, что в этом толку? Я спокойно женюсь на тебе, когда мы приедем во Францию. Флосс умерла, и все будет законно и правильно. За мной сегодня ночью должны приехать. До двух часов не будет луны, а прилив высоко поднимется к одиннадцати. Все, что от тебя требуется, это тихо и хорошо вести себя до того времени. Еще до утра мы окажемся во Франции вместе с самым прекрасным грузом, какого еще мы никогда не перевозили, и поженимся, как только я смогу это организовать.
 Она отчаянно закрутила головой, выражая свой отказ. Языком она начала выталкивать кляп, попыталась что-то сказать, но, кроме сдавленных звуков, ничего не получилось.
 Его темное лицо осветилось белозубой улыбкой.
 – Побереги слова о любви, – произнес он, – потом скажешь. – Он снова слегка дотронулся до ее щеки. – Лучше постарайся уснуть – осталось еще несколько часов. – Затем он исчез из виду, унеся с собой свечу.
 Шло время.
 Инспектор Крисп поднимался по лестнице впереди всех, но, когда они дошли до лестничной площадки, он отступил в сторону, и мисс Сильвер первой свернула в левый коридор. Справа и слева располагались комнаты, которые занимали Джекоб и Джеффри Тавернер. За комнатой Джеффри были большой чулан, ванная и комната, которую занимали Кастеллы. За комнатой Джекоба Тавернера находились черная лестница, бельевая, туалет и комната Эйли.
 Мисс Сильвер обратилась к Джону Хиггинсу:
 – Мистер Хиггинс, вы плотник. Если здесь есть потайная комната, то где это наиболее вероятно?
 Он посмотрел на нее сосредоточенно и хмуро.
 – В районе трубы или лестницы.
 – Лестница старая?
 – Да, мэм.
 Но туалет ведь не такой старый. Здесь, наверное, проводились какие-то работы, когда прокладывались трубы. Ход должен быть более старым. Они бы не стали рисковать своими тайнами, разрешив работать слишком близко от потайного места. Вряд ли его сделали с той стороны. Но я подумала, что в бельевой вполне может быть скрыт такой вход. Было бы вполне естественно держать его закрытым. Мне кажется, что вход должен быть где-то между бельевой и задней лестницей. Вполне возможно, что использованы и ступени лестницы.
 Кастелл воздел руки вверх:
 – Но это сумасшествие! Вы что, собираетесь разобрать мой дом по частям только потому, что Эйли испугалась и сбежала?
 Затем произошла некоторая заминка – искали ключ от бельевой.
 – Говорю я вам, он должен быть у Эйли! Она отвечает за белье. Ей приходится менять простыни, наволочки, полотенца. Неужели вы думаете, что она каждый раз прибегает ко мне за ключом? Мне что, нечего делать?
 Мисс Сильвер повернулась к Энни Кастелл:
 – Должен быть запасной ключ. Думаю, что он у вас. Вы можете его принести? Или мне попросить мистера Хиггинса сломать замок?
 Губы Энни беззвучно шевелились. Но прежде чем они смогли узнать, что она хотела сказать, вмешался ее муж:
 – Это ужасно! Вы не можете ломать мои двери!
 Мисс Сильвер осторожно кашлянула.
 – Этого не нужно будет делать, если вы дадите мне ключ, мистер Кастелл.
 Он развел руками.
 – Вы оскорбляете меня! Но мне нечего прятать. Если есть другой ключ, то вы его получите. Вы увидите, что там ничего нет. – Он повернулся к жене и сделал повелительный жест. – Энни!
 Тогда Энни перешла на противоположную сторону коридора и вошла в свою комнату. Через минуту вернулась с ключом. Кастелл взял его, вставил в замок, распахнул дверь и отошел в сторону.
 – Вот, можете убедиться сами. Здесь нет запертых девушек, нет трупов. Здесь есть только белье! На средней полке стоит свеча. Возьмите ее, зажгите и смотрите сами! И когда вы ничего не найдете, кроме простыней и наволочек, то, возможно, извинитесь за нанесенное мне оскорбление!
 В бельевой не было окна, она была очень маленькой комнатой. Пространство от пола до потолка занимали полки. Колеблющийся свет свечи падал на ровные ряды аккуратно сложенного белья. Одна полка была занята подушками, другая – старомодными вафельными покрывалами. В комнате стоял аромат лаванды и едва заметный запах чего-то еще.
 Мисс Сильвер первой вошла в комнату. Она почувствовала весьма странный. Когда она чиркнула спичкой, чтобы зажечь свечу, он был на мгновение вытеснен запахом серы. Но запах серы развеялся, а прежний остался – слабый и легкий запах сигаретного дыма. Никто из присутствовавших не курил, и не было даже намека на табачный запах, пока мисс Сильвер не вошла в бельевую и не почувствовала его там. Она поставила зажженную свечу на одну из полок и вернулась к двери. Она искала Джона Хиггинса, но, когда его увидела, то немного подождала, прежде чем позвать его. Он стоял, прислонившись спиной к стене коридора, позади людей, толпившихся около бельевой и заглядывавших в нее. Его руки были опущены и сжаты в кулаки, глаза закрыты, а губы шевелились. На лбу выступил пот. Слова «горячо молится» пришли в голову мисс Сильвер при взгляде на него. После минутного колебания она выступила вперед – все остальные расступились перед ней – и подошла к Джону.
 – Мистер Хиггинс…
 Когда она дотронулась до его руки, Джон открыл глаза. Они были удивленными, будто он только что находился где-то далеко, но неожиданно вернулся:
 – Мистер Хиггинс, я думаю, что вы можете мне помочь. Идемте со мной.
 Он вошел за ней в бельевую. Как только они там оказались, он произнес так тихо, что она одна могла слышать его слова:
 – Я совершенно забыл, но Господь мне напомнил. Кое-что, о чем мне рассказывал мой дед, – но я действительно не знал, что он имел в виду, до нынешнего момента. Он выполнял здесь какие-то плотницкие работы, когда был еще юношей и работал вместе со своим отцом. Так он познакомился с моей бабушкой, Джоанной Тавернер. – Говоря это, он опустился на колени и начал ощупывать пространство под нижней полкой. – Он стал немного разговорчивее, когда состарился, и часто вспоминал о том, как ухаживал за бабушкой, о своей работе с отцом в «Огненном колесе». «Ручка была сделана так, что походила на распорку», – так он говорил. А потом опомнился и сказал, что поклялся на Библии не говорить об этом ни единой душе, поэтому мне лучше забыть, что он мне рассказал. И это совершенно выветрилось у меня из головы, пока Господь не напомнил мне об этом. Дайте мне, пожалуйста, ту свечу, мэм. Я думаю, что нашел ручку. Здесь есть распорка, которая в этом месте совсем не нужна.
 Мисс Сильвер вложила свечу в его руку и отошла к двери. Ее взгляд встретился со взглядом Фрэнка Эббота. Она с удовлетворением отметила, что он и инспектор Крисп стояли вместе с остальной компанией, а Уиллис тоже был здесь и стоял с другой стороны группы. Милдред Тавернер довольно громко всхлипывала. Джейн держала Джереми под руку, а он подался вперед, чтобы разглядеть, что происходит внутри бельевой, с выражением досады и удивления на лице. Кастеллы стояли бок о бок: он на мгновение замолк, а Энни обеими руками складывала и разглаживала фартук, словно это помогало ей держаться на ногах. Ее лицо ничего не выражало, но бледная кожа блестела от пота.
 Когда мисс Сильвер повернулась к бельевой, там происходило что-то странное. Джон Хиггинс поставил свечу на пол и обеими руками пытался сдвинуть что-то под нижней левой частью полки. Когда он за что-то потянул, полка сдвинулась – даже не полка, а почти вся стойка повернулась так, что один ее конец с двойным рядом подушек встал поперек двери, а другой конец отошел назад и исчез в стене. Появилась щель шириной около метра и высотой чуть больше полуметра.
 Джон Хиггинс взял в руки свечу и протиснулся в это отверстие. Мисс Сильвер кивнула Джереми Тавернеру и отошла в сторону, чтобы дать ему пройти.
 Снаружи, в коридоре, Кастелл заревел, как бык, и рванулся к лестнице, но столкнулся с Фрэнком Эбботом, перехватившим его. Во время последовавшей борьбы Энни Кастелл даже не повернула головы. Она смотрела на свой фартук и собирала его в складки.
 Милдред Тавернер вскрикнула, когда полка исчезла в стене. Она сказала:
 – О, вот что он видел! Не удивительно, что он тогда испугался, бедный малыш, – дыра в стене и льющийся из нее свет!
 Джеффри Тавернер произнес:
 – Успокойся! – Он наклонился вперед и прислушался. Свет начал постепенно исчезать. Затихал и звук шагов людей, спускавшихся по невидимой лестнице, которая точно следовала контурам той лестницы, которую они могли видеть.
 На Кастелла надели наручники. Он лежал и ругался последними словами. Крисп оставил его, вбежал в бельевую и протиснулся в щель за спускавшимися вниз. Когда Фрэнк Эббот хотел последовать его примеру, мисс Сильвер покачала головой.
 Услышав на лестнице эти шаги, Эйли снова открыла глаза. Она не могла ничего увидеть, кроме грубо оштукатуренного потолка и стен помещения. А потом появился Люк Уайт, наклонившийся, чтобы поднять ее. Она снова сделала отчаянную попытку закричать. Это вызвало прилив крови к ушам, и она почти оглохла. Затем почувствовала, что падает, и стукнулась головой об пол. Затем слух вернулся к ней, и она услышала голоса – Люка Уайта, который сказал: «Тогда дерись за нее!», и голос Джона, бранившего его. По крайней мере его слова звучали как брань, но даже в тот момент это сильно удивило ее. Она услышала, как они сцепились где-то позади ее, звук падения и топот бегущих людей, потом опять голоса и брань, но на этот раз это не был голос Джона.
 А потом она вдруг обнаружила, что Джон разматывает повязку и вынимает кляп из ее рта. Язык болел и распух, и она начала плакать.




 ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ


 Мисс Сильвер стояла в ожидании. Шаги затихли где-то вдали, их больше не было слышно. До них донесся непонятный звук, очень слабый и неразборчивый. А затем, через какое-то время, они снова услышали шаги. Мисс Сильвер стояла внутри бельевой. Кто-то принес еще одну свечу и поставил ее на верхнюю полку. Под нижней полкой зияла щель, ведущая на потайную лестницу. Снаружи, в коридоре, все стояли и прислушивались, кроме Кастелла, который сидел, опираясь на стену, и его жены, не обращавшей на него ни малейшего внимания. Милдред Тавернер перестала плакать. Она тряслась и дрожала, держась рукой за свои бусы и наклонив голову, прислушивалась вместе со всеми.
 Затем через щель в бельевой послышался голос Джона Хиггинса.
 – Ты сможешь выйти, Эйли?
 Только мисс Сильвер смогла расслышать слабый звук, выражавший согласие. И это обрадовало ее больше, чем все другие звуки.
 В следующий момент Эйли уже выбиралась из щели, и ей помогли подняться. Джон протиснулся за ней и быстро сообщил:
 – Они схватили его и ведут сюда.
 А потом он, Эйли и Джейн ушли в комнату Эйли и закрыли за собой дверь.
 Следующим из щели выбрался инспектор Крисп, затем Люк Уайт, подталкиваемый сзади Джереми. Мисс Сильвер вышла в коридор, чтобы дать им место. Крисп поднес ко рту свисток и дунул в него. Когда он услышал тяжелые шаги людей, поднимавшихся по лестнице, то повернул голову и сказал:
 – Держите его здесь, капитан Тавернер, до тех пор, пока мы не добудем для него наручники. – Затем обратился к Фрэнку Эбботу: – Это точно Люк Уайт. Хиггинс и девушка опознали его. Ему можно предъявить обвинение в похищении и в соучастии в убийстве Алберта Миллера.
 Люк злорадно рассмеялся:
 – Я даже пальцем не тронул Эла, и вы не докажете, что я мог это сделать. Пусть повесят тех, кто его прикончил! Кастелл, жирная свинья, поднимись на ноги и расскажи, что меня даже близко не было возле места убийства!
 Кастелл с яростью смотрел на него.
 – Ты пьян, ты сошел с ума! Попридержи язык! Что я могу знать об Эле Миллере, и что знают другие? Это заговор против меня! – Он продолжал стенать и ругаться на марсельском диалекте, не забытом со времен далекой юности.
 По черной лестнице к ним поднялись два констебля. Фрэнк Эббот посмотрел на мисс Сильвер и увидел, как напряглось ее лицо. Она прислушивалась, и через мгновение Фрэнк услышал то, что слышала она. Кто-то поднимался по главной лестнице. В следующий момент перед ними появился Джекоб Тавернер. Он пересек лестничную площадку, двигаясь медленно, как человек, который безмерно устал. Но, подойдя к группе, стоявшей в коридоре за его комнатой, он выпрямился и спросил резким голосом:
 – Что здесь происходит?
 Из бельевой Люк Уайт нагло приветствовал его наклоном головы. Он выпил достаточно, чтобы выказывать свою браваду.
 – Что происходит? Почему здесь я, когда я должен быть мертв? Это дает вам некоторую встряску, не так ли? Сегодня я здесь, завтра меня здесь нет, а потом я снова здесь, когда никто не хочет меня видеть!
 Кастелл неожиданно снова перешел на английский:
 – Почему тебе не хватило мозгов оставить Эйли в покое? Существуют тысячи девушек. Какая тебе разница, которая из них будет твоей?
 Джекоб Тавернер подошел к группе людей и начал переводить взгляд с одного на другого: на Кастелла, сидящего на полу и пытающегося сдернуть наручники, на Энни Кастелл, на Милдред и Джеффри Тавернер, на мисс Сильвер, Фрэнка Эббота, на Люка Уайта, которого Джереми сзади держал за локти. Он увидел открытую дверь бельевой, свечу, горящую на полке, щель в стене и тихо и удивленно произнес:
 – Вы все-таки нашли его. Именно для того, чтобы найти его, я приехал сюда. – Затем сказал более громким голосом: – Кто знал о нем? Конечно, этот человек и Кастелл. Но они ни за что не хотели о нем говорить. Кто еще знал? – Его маленькие блестящие глазки перебегали с одного на другого, пока не остановились на Милдред и Джеффри. – Может быть, это один из вас или оба? Внуки Мэтью. Он был вторым после моего отца, и он тоже был строителем. Я всегда думал, что, скорее всего, именно он должен знать. Почему вы не сказали мне ничего? Я бы сделал так, чтобы вы ничего не потеряли из-за этого. Почему вы ждали, пока в это дело не вмешалась полиция? Мисс Сильвер кашлянула. Она посмотрела на Джеффри и спросила ясно и подчеркнуто выразительно:
 – Да, почему, мистер Тавернер?
 Если бы это были камни, брошенные в лицо Люка Тавернера, они не могли бы напугать его больше. Он издал звук, похожий на крик, в котором можно было разобрать только два слова: имя Джеффри Тавернера.
 – Он – это он! – Теперь слова начали сыпаться из него, как горох. – Вы, чистенький мистер Джеффри Тавернер! Вы выдали нас: позвали полицию и спасаете свою шкуру? Но вам не удастся улизнуть, пока у меня есть язык! Если кто-то и будет давать показания против сообщников, то это я, а не вы, и можете подавиться этим. И если кого-то и повесят за Эла Миллера, то вас, а не меня. Вы слышите? Я никогда даже пальцем его не тронул, и никто не докажет обратное!
 Джеффри Тавернер выдержал все это с невероятным хладнокровием.
 – Этот человек, наверное, сошел с ума, – сказал он. – Я не понимаю, о чем он говорит.
 Неожиданно извернувшись, Люк Уайт высвободился из рук Джереми, быстро подскочил к Джеффри и схватил его за горло. Оба повалились на пол, Милдред закричала, а полицейские стали их разнимать.
 Поднятый с пола, Джеффри Тавернер был бледно-зеленым и держался за горло, а Люк Уайт, на которого надели наручники, услышал два голоса, выделявшихся среди общего гула. Кастелл обзывал его дураком, Милдред рыдала на высокой, резкой ноте и снова и снова повторяла:
 – Но им сказал не Джеффри – он им ничего не сказал! Ты же не говорил, Джеффри, или сказал? Это все мисс Сильвер… мисс Сильвер… мисс Сильвер!
 Люк Уайт начал ругаться.




 ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ


 Гораздо позже в тот же вечер Фрэнк Эббот вошел в гостиную и обнаружил там мисс Сильвер в полном одиночестве. Кастелла и Люка Уайта арестовали, Джеффри Тавернера отправили в отделение полиции Ледлингтона для допроса. Милдред уложили в постель с грелкой в ногах, и она заснула. Миссис Бридлинг была с Энни Кастелл, а Джон Хиггинс – с Эйли. Джекоб Тавернер дал показания полиции и ушел в свою комнату Джереми и Джейн, несомненно, были где-то вдвоем. Где-то в доме находились и два крепких констебля. Казалось, что больше нет никаких причин для беспокойства.
 Фрэнк уселся в кресло и с наслаждением вытянул ноги.
 – Итак, полагаю, вы хотите знать все обо всем.
 Мисс Сильвер кашлянула:
 – Несомненно.
 Он коварно улыбнулся:
 – Как будто есть что-то, чего вы еще не знаете.
 – Мой дорогой Фрэнк!
 Она сидела собранная, ожидая рассказа, и быстро вязала.
 – Ну, что же, мы сделали свою работу. Шеф будет доволен, а я получу его «лучшие советы по воспитанию офицеров полиции при условии отсутствия ветра в голове».
 Она ласково улыбнулась:
 – Это не причинит вам вреда.
 Он рассмеялся:
 – Полагаю, что нет. Ну, а теперь информация для вас. Потайная лестница спускается вниз вдоль черной лестницы и переходит в потайной ход к берегу метрах в трех от другого входа в погреб. Все очень искусно сделано и, конечно, намного древнее входа в бельевой. Для части хода они использовали ложный дымоход, а конце хода, ведущего к берегу, расположено потайное помещение, полное товаров. Там Люк Уайт держал Эйли, и там же они хранили контрабанду. Там спрятано много вещества, похожего на героин, и разные другие наркотики, которые были завезены, но еще не распределены. И, готовая к отправке, находилась огромная коллекция драгоценностей, о которой можно только мечтать. Были опознаны драгоценности, украденные из Лейлхема, и добыча от налета на ювелирный магазин на Бонд-стрит. Но многое еще нужно разобрать. Нет сомнений в том, что это была главная перевалочная база контрабандистов, и я могу поспорить на свои ботинки, что Джеффри Тавернер был по уши замешан в этом деле. Профессия коммивояжера была для него хорошим прикрытием.
 Мисс Сильвер вопросительно посмотрела на него.
 – Джеффри Тавернер был с этим связан? – спросила она, делая ударение на слове «был».
 Он кивнул:
 – Вы слишком быстро все понимаете. У него с собой был цианид. Он умер, прежде чем его довезли до полицейского отделения.
 Мисс Сильвер вздохнула:
 – Это будет ужасным ударом для его сестры.
 – Намного меньший шок, чем если бы он предстал перед судом, обвиняемый в убийстве, после чего его наверняка повесили бы. Кастелл клянется, что именно Джеффри запланировал и осуществил убийство Эла Миллера. Вы были правы относительно мотива. Алберт знал о потайном ходе и грозил пойти в полицию, если ему не дадут приличные отступные. Кастелл говорит, что Джеффри всадил в него нож. Люк Уайт сообщил, что поменялся одеждой с Албертом и изображал его, но не потому, что знал что-то о плане убийства. Он только думал, что Алберта перевезут на время во Францию. А когда он вернулся сюда, ему, конечно же, пришлось прятаться, и никто ничего ему не сказал. Ему лишь сообщили, что полиция искала потайной ход и что ему придется переправиться во Францию со следующим транспортом… Флоренс Дьюк? Да, они были женаты, но расстались. И он больше ни разу ее не видел с того момента, как вышел из гостиницы, изображая Эла Миллера. Очень глупо с ее стороны кончать жизнь самоубийством, потому что, рассказав ему давным-давно кое-что об этом тайном ходе, она больше ни во что не была замешана, и все это ее не касалось. Вот такую он выстроил линию обороны и собирается нанять ушлого адвоката, который будет это отстаивать. Боюсь, у нас нет никакой возможности связать его с убийством бедной Флоренс Дьюк, но я буду очень сильно удивлен, если суд решит, что он не участвовал в заговоре с убийством Эла Миллера, все детали которого были подробнейшим образом продуманы и спланированы.
 Мисс Сильвер произнесла:
 – Я в этом не сомневаюсь.
 Он кивнул:
 – Итак, как я уже сказал, Кастелл клянется, что убийство совершил Джеффри Тавернер. Но если бы Джеффри остался жив, то, без сомнения, сказал бы, что это Кастелл. Оба они находились напротив перехода от той очень удобной черной лестницы, которая спускается к дальней части кабинета Кастелла. Когда Эла Миллера последний раз видели живым, его как раз вели в этот кабинет через дверь, выходящую в гостиную. Тогда он уже был смертельно пьян. Это было около десяти часов. Я могу высказать предположение, что Кастелл держал его там и постоянно подпаивал. Помните, как он сказал, что пил внизу с Люком Уайтом почти до одиннадцати часов. Это, конечно, было неправдой, потому что Люк в это время изображал Алберта в доме Уилтонов на Тред-стрит. Но я полагаю, что Кастелл наверняка был в кабинете, накачивая Алберта спиртным. Возможно, что около одиннадцати он проскользнул наверх и притворился, что ложится спать. В этом случае Джеффри мог спуститься вниз, чтобы наблюдать за Албертом. Им нужно было выждать время, пока все в доме уснут, а Люк создаст себе алиби. Затем прямо в середину подготовленной ими ситуации вклинился Джон Хиггинс. Он узнал от миссис Бридлинг о сцене, которая произошла между Эйли и Люком, и, что вполне естественно, быстро пришел сюда, чтобы забрать девушку с собой. Как вы знаете, они сошлись на том, что она пойдет ночевать в комнату Джейн Херон. Но тем временем Кастелл услышал их разговор, который подсказал ему замечательную идею. Мисс Сильвер перебила его:
 – Я не думаю, что это была идея Кастелла. Мы очень мало знаем о роли Джеффри Тавернера во всем этом деле, но я не склонна преуменьшать ее.
 Он внимательно посмотрел на нее:
 – А вы хоть немного его подозревали? Она продолжала постукивать спицами:
 – Я только начинала его подозревать.
 – На каком основании?
 – – Я подумала, что он был слишком спокоен и ничто его не трогало в ночь первого убийства. Чересчур спокоен… Нет, не могу подобрать слово для этого. Но было что-то, какое-то расхождение в его поведении и во впечатлении, которое он на меня произвел, что-то неуловимое. Сегодня, когда было найдено тело Флоренс Дьюк, он полностью изменил свое отношение ко мне. Сначала он обращался со мной весьма небрежно. Сегодня утром совершенно неожиданно он изменился, стал доверительно разговаривать со мной о своей сестре и поблагодарил меня за доброе отношение к ней.
 Он заметил, что она была склонна общаться со мной, и ему очень хотелось создать у меня определенное мнение о ней. Он хотел, чтобы я поверила в то, что она очень нервная, доверчивая, впечатлительная и более чем слегка неуравновешенная. Кое-что из сказанного им было верно, но почему ему так не терпелось навязать эту информацию совершенно незнакомому человеку? Да просто потому, что он боялся того, что она могла мне сообщить, и хотел заставить меня относиться скептически ко всему, что она рассказывает. Естественно, мне это показалось подозрительным. Джеффри Тавернер и его сестра были внуками второго сына Джереми, Мэтью. Как и его старший брат, он был строителем. Старшие члены семьи, скорее всего, знали о секретах этого дома. Человек, который был по профессии строителем, вполне мог заметить странности конструкции дома. Старший сын явно знал что-то, и это заставило его порвать связь с «Огненным колесом» и начать свое дело. Я узнала от Милдред Тавернер, что она постоянно находилась возле своего деда Мэтью и что тот рассказывал ей, что был сильно напуган, когда еще ребенком увидел отверстие в стене. Я подумала, что он мог рассказать Джеффри намного больше. Тайну, если таковая имелась, скорее всего, передадут мальчику, а не нервозной девочке. Вот то, что пришло мне в голову.
 Фрэнк кивнул:
 – Да, я полагаю, что было так, как вы говорите. А теперь вернемся к субботней ночи. Я считаю, мы можем предположить, что Кастелл пошел к Джеффри и сказал ему, что Джон Хиггинс примчался сюда. Тогда один из них, скорее всего Джеффри, решил воспользоваться этим. Они подождали до двенадцати или около этого. Один из них занимался Албертом. Затем они переодели его в одежду Люка, убили и положили в холле у основания лестницы, чтобы его мог обнаружить первый, кто спустится. Затем кто-то из них – я думаю, что это был Джеффри, – вышел на улицу и стал насвистывать «Ледяные горы Гренландии» под окном Джейн Херон. Если никто его не услышит – ну что ж, так тому и быть. Если кто-то услышит, то подозрение падет на Джона Хиггинса. Кастелл отодвинул задвижку одного из окон гостиной, чтобы добиться большей достоверности. Затем они оба вернулись в свои комнаты и стали ждать, когда кто-нибудь поднимет тревогу– Это был очень коварный план, и, если бы не вы, он мог бы сработать.
 Мисс Сильвер скромно кашлянула:
 – А что вы можете сказать о Джекобе Тавернере? Он дал показания? Что он сообщил?
 В улыбке Фрэнка проглядывала ирония.
 – А вам он не доверился?
 – Нет.
 – Просто удивительно! Тем не менее я бы хотел знать, что вы думаете о нем.
 Она на мгновение опустила вязание, положив на него руки:
 – То, что человек сколотил состояние, занимаясь бизнесом, не означает, что на его суждения в других вопросах можно положиться. Я подумала, что, уйдя от активной работы, он, возможно, тяготился бездельем. Весьма вероятно также, что у него было весьма романтическое отношение к «Огненному колесу». Большинство мужчин имеют пунктик, который не дает им стать совсем взрослыми. Я думаю, что у мистера Джекоба Тавернера таким пунктиком было «Огненное колесо». Как и остальные члены семьи, он знал что-то. И я полагаю, что его подспудно преследовала мысль, что однажды, когда у него будет время, он займется этим вплотную и выяснит все. Срок аренды истек, и собственность вернулась к нему. Он отошел от дел, и у него появилась возможность заняться этим вплотную. Найдя столько потомков Джереми Тавернера, сколько мог, он хотел собрать воедино то, что они знали. Я также могу предположить, что он хотел понаблюдать за ними, чтобы определить, как распорядиться своим состоянием.
 – Ну-ну Создается впечатление, что вы стояли и смотрели через его плечо. Вы, конечно, были невидимы, потому что мы с Криспом были там, но вас не видели.
 Она снисходительно улыбнулась:
 – В его показаниях есть что-то похожее на то, что я сказала?
 – Практически слово в слово, особенно о том, что он никак не повзрослеет. Он рассказал, что, когда был мальчиком, его отец говорил ему о существовании потайной комнаты – комнаты, а не хода. И эта мысль заворожила его. Он мечтал пойти туда и найти ее, заполненную золотом и серебром. Довольно оригинально мечта превратилась в реальность. Когда он снова стал хозяином гостиницы, то начал расспрашивать о ней Кастелла.
 Сначала, правда, ничего не добился. Потом поместил объявление, и родственники начали отвечать на него. А Кастелл показал Джекобу ход между погребом и берегом, о котором рассказала ему Энни. Джекоб не поверил и продолжал думать, что существует потайная комната, потому что именно так говорил его отец, а никто не назвал бы комнатой ход между погребом и берегом. Поэтому он начал опрашивать родственников о том, что они знали. Он полагал, что каждый из них что-то знает, и если ему удастся собрать их здесь всех вместе, то он сможет по крупицам собрать полную информацию. И он получил больше, чем хотел. Сейчас он обескуражен: два убийства и уголовные делишки – это все равно, что выйти в море с сетью для ловли креветок и обнаружить, что поймал в нее акулу!
 Мисс Сильвер закончила вязание. Она очень серьезно произнесла:
 – Это было для меня настоящим испытанием, но, слава богу, все закончилось.




 ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ


 Миссис Бридлинг вернулась домой очень поздно. В любой другой день она чувствовала бы некоторое беспокойство по поводу гнева мистера Бридлинга. И ей, конечно же, пришлось бы вытерпеть продолжительную лекцию о долге жены, сопровождаемую цитатами из Библии. Но сегодня у нее было так много новостей, которыми она могла с ним поделиться, что она надеялась выстоять в этом поединке. Любопытство мистера Бридлинга, подогретое слухами и далеко не удовлетворенное обрывками новостей, которые доходили до него, цвело пышным цветом. Тетушка Уайта Кулинга заскочила сообщить, что Джеффри Тавернер покончил с собой, и тут же убежала, чтобы покормить поздним ужином своего раздражительного мужа, который работал сверхурочно. Джон Хиггинс к нему не заходил. Он был, как называла это миссис Бридлинг, «совершенно взвинчен».
 Миссис Бридлинг обнаружила, что ее слушают так, как никогда не слушали, и дала себе волю:
 – Похоже, что там творились такие ужасные дела! Потайные ходы, заполненные золотом и драгоценностями, и все такое. А мистера Кастелла арестовали и обвиняют в убийстве, и мистера Джеффри Тавернера обвинили бы, если бы он не покончил с собой. А этот Люк Уайт вовсе не умер. Слишком простая была бы смерть для него, вот что я скажу!
 – Процветали, как я погляжу, – сказал мистер Бридлинг со стоном.
 Его жена кивнула:
 – Ты не мог выразить это лучше. Должна сказать, что ты прекрасно умеешь изъясняться, Эзра.
 Мистер Бридлинг снова застонал, на этот раз от нетерпения.
 – Продолжай, – приказал он.
 Эмили Бридлинг продолжила свой крайне цветистый рассказ.
 – Кого мне жаль, так это бедняжку Энни, – заявила она в конце рассказа.
 – Не надо было выходить замуж за иностранца, – заметил мистер Бридлинг.
 Его жена принесла ему традиционную чашку какао.
 – Кто-то же должен выходить за них замуж.
 Мистер Бридлинг подул на пенку.
 – Пусть они женятся на иностранках, – сказал он. – Энни Хиггинс не принадлежала к англиканской церкви и должна была соображать, что делает.
 – Она не могла знать, что все так повернется. Он так хорошо ухаживал, а она устала готовить для других и хотела иметь собственный дом.
 Мистер Бридлинг потягивал какао.
 – Ну и посмотри, куда это ее завело, – сказал он. – Хорошо еще, если она сама в этом не замешана. Полагаю, таких мыслей никто не высказывал?
 Миссис Бридлинг покраснела.
 – Нет, никто, и никто так не скажет, если имеет хоть крупицу разума. Бедная Энни не знала совсем ничего. Да они и не хотели говорить ей – зачем им это нужно? Она с детства была простоватой, но добродушной. И так хорошо готовит выпечку, что никто с ней не сравнится.
 Мистер Бридлинг снова отпил глоток.
 – Ну хорошо, – произнес он, – она сама выбрала свою судьбу и должна смириться с ней.
 В это время в «Огненном колесе» Джейн и Эйли лежали в кровати и разговаривали. Джейн вглядывалась в темноту и думала обо всем, что случилось с тех пор, как Джереми привез ее сюда в субботу вечером. Сегодня был всего лишь вторник, а к следующей субботе она уже не будет больше Джейн Херон, потому что собирается выйти замуж за Джереми. Она потеряла работу, преодолела чувство гордости, они любили друг друга, он хотел заботиться о ней – причин откладывать свадьбу не было.
 Последняя мысль была высказана вслух.
 – Похоже, нет причин ждать долго.
 Эйли издала довольно неопределенный звук – что-то вопросительно пробормотала. Потом она сказала:
 – Джон очень торопится.
 Джейн сказала то, что уже говорила до этого:
 – Он хочет заботиться о тебе. Ты не можешь оставаться здесь.
 Эйли вздрогнула. Она протянула руку, и Джейн взяла ее.
 – Разве ты не хочешь выйти за него замуж?
 Эйли ничего на это не ответила. Она просто сказала:
 – Он говорит, что в его доме есть комната для тети Энни и что он будет рад ее принять.
 – Он хороший. Он будет присматривать за тобой, Эйли.
 Эйли глубоко вздохнула:
 – В воскресенье мне придется ходить в церковь два раза в день.