---------------------------------------------


 Масодов Илья
 Золотой таракан

 Илья Масодов 
 Золотой таракан 
 Когда они легли спать, Сашка долго ворочался на застеленном простынёй диване, а диван огрызался противным, старческим скрипом. 
 - Да что ты ёрзаешь, лежи спокойно, - не выдержала Оля. Живот у неё и так болел от большого количества съеденного у бабушки на кухне варенья. Целую банку сожрали, с хлебом. - Уснуть невозможно. 
 Сашка затих. 
 - Оля, ты спишь? - тихо спросил он минут через пять. 
 - Да пошёл ты к чёрту, - громким шёпотом ответила Оля. - С тобой тут уснёшь. 
 - А ты ничего не слышишь? 
 - Что слышать? Уже час ночи. 
 - Там, за стенкой. Хрустит что-то. 
 - Спи, урод. 
 - Ну Оля, ну послушай, - взмолился Сашка. 
 - Ничего я не слышу. Может, ветка дерева об стену стучит. Спи. 
 Сашка затих. Оля явственно слышала, как он тихонько дышал, завернувшись в одеяло. В комнате, где они спали, было очень темно, потому что бабушка задёрнула на окнах шторы, только кусок стены освещался бледным светом гуляющей по крышам луны. Оля закрыла глаза и стала представлять, что делает сейчас дома мать со своим другом Тимофеем Ивановичем. Они уже выпили всё шампанское и теперь возятся голые в кровати. Тимофей Иванович ложится без штанов на расставившую ноги мать, и та начинает выть, как будто от головной боли. Оля много раз уже слышала этот вой, и он теперь легко появляется у неё в ушах. 
 - Оля, а ты веришь в покойников? - шёпотом спросил Саша. 
 Тимофей Иванович остановился в своём амёбном танце и недоумённо уставился на Олю, покусывая усатую верхнюю губу. 
 - Да уснёшь ты когда-нибудь, скотина, или нет? - вздёрнулась с раскладушки Оля. - А то приду и врежу. 
 Наступило молчание. Оля улеглась снова, попутно освободившись ногами от пут излишне жаркого одеяла. Тимофей Иванович откашлялся и, по-телячьи нагнув голову, опять стал толкаться на теле матери. А мать снова завыла, жалобно заплакала от неизвестной Оле обиды. Вскоре Оля поняла, что вместе с матерью плачет и Сашка, просто под одеялом его плохо слышно. 
 Она встала и пошла к нему. Сашка лежал на диване, отвернувшись к стенке, сжавшийся в клубок, и тихо ныл. 
 - Ну чего ты ноешь, скотина? - ласково спросила его Оля, присев на край дивана и обнимая младшего брата за напряжённые плечи. 
 - Оля... - зашептал Сашка, развернувшись к сестре и уткнувшись мокрой, горячей мордочкой ей в ногу. - А ты знаешь про золотого таракана? 
 - Про что? 
 - Про таракана... золотого. Он даже светится в темноте. 
 - Что за чушь собачья, откуда ты взял про таракана? 
 - Я его видел, - всхлипнул Сашка. - Видел. 
 - Где ты его видел? 
 - Тут. У бабушки. У неё в комнате. Ещё месяц назад, когда тут ночевал. 
 - Да тебе приснилось. 
 - Не приснилось. 
 - А я тебе говорю, что никаких светящихся тараканов не бывает. Это фонарь в стакане отражался, или в медном блюдце. 
 - Да он ползал, Олька, он ползал, а потом взял - и бабушке в рот заполз. 
 - О, господи! 
 - Точно заполз, Олька, он там живёт! У бабушки же зубы есть золотые, вот и таракан такой там живёт. 
 - Ну как внутри у бабушки может жить таракан, да ещё золотой, - тихо рассмеялась Оля. - Ты соображаешь, балбес, что несёшь? Прямо как в детском саду. 
 - Я сам видел, как он туда влез. 
 - Вот упрямый. Говорят же тебе: приснилось. 
 - Мало ли мне что снится, я же не думаю, что это правда, - не унимался Сашка. - Своими глазами видел. Я в туалет встал, а дверь открыта была. Вижу - блестит что-то в темноте. Я ближе подошёл. Он на бабушке прямо и сидел, на животе. Большой такой, раз в пять больше, чем обычный таракан. Усики у него тоненькие, и тоже золотые, так... шевелились.
 - Бред, - отрезала Оля. 
 - Сама ты - бред, - распсиховался Сашка. - Увидела бы, так небось завыла бы от страха. А как он бабушке в рот полез, прямо с усами... 
 - Хватит пакость всякую рассказывать, - собралась вставать от него Оля. 
 - Не иди, Олька, он там за стенкой шуршит, - взмолился Сашка. - А вдруг сюда приползёт? Уснёшь, а он тебе в рот залезет. И будет там жить. 
 - Дурак ты, Сашка. Большой уже, а в такие глупости веришь. Ничего там не шуршит, - Оля прислушалась, и ей друг и в самом деле показалось, что шуршит. Но от этого Оле стало почему-то не страшно, а смешно. - Давай, идиотик, вставай. Сходим, посмотрим на твоего таракана. А то так до утра не уснём. 
 - А тебе не страшно? 
 - В конце концов, чего его бояться-то, таракана? Что он нам сделает? 
 - Ну... не знаю, - неуверенно промычал Сашка. - Того и гляди, он ещё и летать умеет. Знаешь, бывают такие тараканы, летучие. 
 - Вставай, балбес. Тапки только одень, а то ноги застудишь. 
 Тимофей Иванович накрыл матери голову простынёй, чтобы она перестала выть, так было и тогда, когда Оля за ними подсмотрела, ведь голова-то ему была не нужна. Вой заглох, остались только тяжёлые, как кашель астматического старика, толчки в скрипучее тело двуспального дивана, давящийся хрип матери и тихое насвистывание: такое было у Тимофея Ивановича обыкновение, любил он посвистеть. 
 Оля и Сашка прошли коридором мимо кухни, потом мимо входной двери. На кухне механически стучали ходики, там было намного светлее, на окне белели густые снежноузорные занавески. Дверь в бабушкину комнату оказалась открытой, и Оля ещё возле кухни услышала утробный храп старухи. Идти приходилось осторожно, чтобы не скрипнуть половицей. Олю всегда удивляло, как в этих старых квартирах и коридор покрывали паркетом. В щелях этого паркета селились приползавшие с лестничной клетки тараканы. 
 В комнате было совсем темно. Оля остановилась в коридоре, откуда под углом должно было быть видно бабушкину кровать и напрягла зрение. "Без света золотого таракана не увидишь, даже если он тут и есть", - подумала она. Сашка тоже выглянул вперёд, вцепившись ей в руку и в подол спальной рубашки. Оля похолодела. Кровать была пуста. 
 На ней лежало только смятое, откинутое в сторону бельё. Видно было, что бабушка встала с кровати. Она храпела где-то в другом месте, за створкой приоткрытой двери. Оле не хотелось заходить, но она уже не могла повернуть назад, это было бы ещё страшнее. Оля почувствовала, что дрожит. Собравшись силами, она ступила в сторону через порог комнаты, волоча Сашку за собой. Она уже различила что-то в темноте, и, продолжая выходить из-за двери, различала всё больше. 
 Бабушка находилась прямо посередине комнаты. Она не стояла на полу, а висела над ним, раскорячив пухлые ноги и руки, как кукла, изображающая младенца. Она похожа была на раздувшуюся, заплесневевшую черепаху. Золотые зубы светились у неё во рту, открывая в уродливой плоти бабушки иное, волшебное естество. В голову Оли вошло вращательное движение густой тёмной массы, её зашатало, и она повалилась на круглый коврик, как оглушённая обухом овца. Сашка сделал неуклюжий шаг, нога его подвернулась, он плюхнулся на пол, и у него с глухим, мокрым ударом лопнуло лицо. Раз дёрнувшись, тело Сашки упало в бедро распростёршейся на боку сестры, заливая белую спальную рубашку девушки густой кровавой жижей из прорвавшейся головы. 
 Получилась как бы рыба под соусом.