---------------------------------------------


 Мэрион Зиммер Брэдли
 Звезды ждут

 На одной из вашингтонских улиц есть некое здание, по сравнению с которым Пентагон — просто проходной двор. Я не могу вам даже сообщить, на какой улице оно стоит. Стоит мне сказать адрес, как некое весьма секретное подразделение ФБР окажется у меня за спиной раньше, чем вы успеете произнести слово «безопасность». Итак, на одной из улиц, в одном доме, есть комната, и в этой комнате сплю я.
 Меня зовут Девид Редер, у меня степень доктора медицины и ряд других степеней и званий. Если вам уже скучно, потерпите минуту, я уже перехожу к сути.
 Началось ЭТО в пятницу вечером. Шел 1964 год. Я стараюсь держаться достаточно близко к действительной дате. Если вы хотите знать более точно, прошло шесть месяцев с того дня, когда Индия закрыла все свои границы. Само собой, вы не могли прочесть об этом в газетах, но если вы в качестве туриста или по служебной надобности находились в это время в Индии, вы помните, в какой спешке вам пришлось выбираться оттуда.
 Как я уже сказал, вечером в пятницу в 1964 году, точнее, около половины двенадцатого, внезапно зазвонил телефон. Я выругался, сел, взял трубку и поднес ее к уху. Надо сказать, что к этому дому не подведена линия городской телефонной сети, за исключением специально проложенного секретного кабеля, связывающего меня с Белым Домом, и еще одного — с верхним этажом Пентагона. Телефоны в комнатах дома соединены внутренней проводкой. Их номеров вы не найдете в телефонной книге.
 — Редер, — отрывисто сказал я.
 Я сразу же узнал голос, ответивший мне. Вы бы тоже узнали его, вы слышали его довольно часто в телерепортажах с заседаний Сената.
 — Спускайся ко мне, Док, и поскорее. Фландерс болен!
 Я даже не стал тратить времени на ответ. Я бросил трубку, сунул ноги в ботинки, надел брюки поверх пижамы, схватил чемоданчик и кинулся вниз по лестнице.
 Комната сенатора расположена на втором этаже. Я увидел пробивающуюся полоску света из-под двери, и услышал голоса, доносившиеся изнутри. Я толкнул дверь, она не была закрыта на замок.
 — Вот и Док! — произнес кто-то, пока я протискивался сквозь толпу.
 Сенатор сидел на краю постели в расстегнутой пижаме, а вокруг него сгрудились несколько мужчин, о которых даже президенту было известно очень мало. В кровати, в которой не так давно отдыхал сенатор, находился другой человек.
 Он был полностью одет — носки, пальто, но кто-то снял с него туфли, забрызганные грязью. Его голова была откинута на подушку. С этого расстояния мне было видно, что он не был мертв; его грудь тяжело вздымалась и опадала, и его дыхание казалось тяжелым и затрудненным. Я оттолкнул кого-то из полицейских и взял его вялую руку.
 — Что случилось? В чем дело? — спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь. Я не ожидал ответа, но неожиданно получил его от сенатора:
 — Ничего. Он только вошел через парадный вход. Бегли, дежуривший в холле, узнал его и повел его в мою комнату. Он постучал условным кодом — и я открыл ему. Он вошел и потерял сознание.
 Я глядел на его пальто, нащупывая слабый пульс.
 Его одежда совершенно сухая. А на дворе льет как из ведра. Даже если он приехал в такси, как он сумел дойти до дома, не намочив даже волос?
 — Это и я желал бы узнать, — проворчал один из мужчин.
 — Да, иногда происходят странные вещи, — пробормотал кто-то.
 — Чертовски странные. — Я отпустил руку лежавшего и открыл свой чемоданчик.
 После краткого осмотра я выпрямился.
 — Он не ранен. Ушибов или сотрясения мозга я тоже не обнаружил. Либо он потерял сознание от шока — что, судя по его пульсу и сердцебиению, представляется маловероятным, или, что скорее всего, он напичкан наркотиками. Но я не могу даже представить себе, какой препарат ему введен.
 Я приподнял его веко. Глаз казался обычным, зрачки не были ни расширены, ни сокращены.
 Пока я пребывал в недоумении, мой пациент внезапно открыл глаза. На мгновение он обвел все вокруг осмысленным взором и его взгляд остановился на мне. Я спросил негромким голосом:
 — Как вы себя чувствуете?
 — Я не знаю.
 — Вы представляете, где вы находитесь?
 — Естественно. — Он сделал попытку сесть; это ему удалось.
 — Как ваше имя? — продолжал я расспросы.
 — Юлиан Фландерс. — Он улыбнулся и добавил: — А кто же еще?
 Тут вмешался сенатор, спросив:
 — Как вы прошли сюда, оставшись сухим?
 Легкое выражение беспокойства отразилось на его лице.
 — Я не знаю.
 Подошел мужчина, которого я знал как важную шишку в государственном аппарате:
 — Когда вы покинули Индию, Фландерс?
 — Не знаю.
 — Амнезия, — сказал я, понизив голос. — Частичная афазия.
 «Важная шишка» тронул меня за руку:
 — Послушайте, Редер! Можете ли вы дать заключение о возможности забрать его отсюда? Это можно сделать?
 — Я не знаю, — ответил я. — Во всяком случае, не сейчас. Его состояние не позволяет. Сердцебиение так далеко от нормы, что опасно даже расспрашивать его о чем-либо. Я думаю дать ему успокоительное, — сказал я строгим тоном и, склонившись над своим чемоданчиком, начал готовить инъекцию.
 — Ему надо будет отдохнуть несколько часов. Возможно после этого мы сможем расспросить его. Он может, конечно, выйти из этого состояния, и память его восстановиться, но все зависит от того, выдержит ли сердце, — продолжал объяснять я ситуацию.
 Я сделал ему укол. Тяжелое дыхание Фландерса немного успокоилось, пульс также стал немного лучше, но его частота оставалась опасно высокой.
 У доктора свои права. Я дал указание убраться всем из комнаты, за исключением начальника секретной службы, и попросил сенатора подняться наверх и прилечь на мою кровать; я останусь с Фландерсом. Понемногу в доме все затихло. Я присел возле Фландерса и, чтобы убить время до рассвета, курил и размышлял. Он спал до утра, тяжело дыша, и во сне ни разу не пошевелился. Я понимал, как странен был его сон; обычно в течение ночи даже те, кто хвалится, что спит как медведь в берлоге, переворачивается с боку на бок пару десятков раз. Фландерс же не шелохнулся ни разу. Если бы не хриплое дыхание и равномерное биение сердца, которое я отчетливо слышал через стетоскоп, можно было бы подумать, что передо мной лежит труп.
 Было бы бесполезной тратой времени описывать события следующих нескольких дней. Важные шишки приходили и уходили. Так прошли среда, четверг, пятница. Я отметил в истории болезни отсутствие изменений. Фландерс пришел в себя совершенно неожиданно. Он помнил, как его зовут, отвечал на простые вопросы, относящиеся к его прошлой жизни, узнал жену, когда агент в штатском тайно провел ее в дом, поинтересовался, как дети. Но как только кто-либо спрашивал его о том, что случилось с того дня, как он покинул этот дом с секретным пакетом, который следовало нелегально доставить в Индию, реакция была одной и той же: выражение полной растерянности, учащение дыхания и выдавленное «Я не помню.»
 В субботу утром меня вызвал сенатор.
 — Редер, вас желает видеть Шеф, он внизу, — сказал он мне, на что я сердито ответил:
 — Я не могу оставить своего пациента.
 Сенатор, казалось, был недоволен моим ответом.
 — Знаете, насколько я могу судить, нет никаких причин, требующих, чтобы вы оставались с ним дальше. В роли сиделки могу побыть и я.
 Он дружески толкнул меня.
 — Давай, Док. Полагаю, это важно.
 Расположенный внизу зал совещаний был тщательно изолирован от внешнего мира. Естественно, на это были свои причины. Но это всегда раздражало меня. Здесь шла речь о секретах, ради обладания которыми правительства двадцати государств лишились бы части своих плутониевых запасов. Когда я вошел, охранник у двери тщательно запер за мной дверь. Я огляделся.
 За столом сидели несколько мужчин. Кое-кого из них я знал по имени, остальных по их репутации или по фотографиях в журналах. Человек, восседавший во главе стола, который, казалось, распоряжался здесь, был одним из руководителей ФБР. Он заговорил со мной первым.
 — Садитесь, доктор Редер, — вежливо произнес он. — Что вы можете рассказать нам о мистере Фландерсе?
 Я пододвинул стул, сел и кратко изложил им все, что мне было известно. Я старался быть предельно откровенным, признавшись, что происходящее озадачило меня. Когда я завершил свой отчет, Шеф прочистил горло и поглядел на остальных.
 — Я только хотел бы добавить, — ненавязчивым тоном произнес он, — что не вижу нужды в том, чтобы привлечь еще кого-либо для медицинских консультаций. — Он откашлялся. — Доктор Редер, по моему мнению, один из лучших специалистов в Соединенных Штатах, и никто из вас не мог бы не признать, что пригласить кого-либо извне совершенно невозможно.
 Он перевел взгляд на меня.
 — Существует ли хоть минимальный шанс, что к мистеру Фландерсу возвратится память и в ближайшие несколько дней он сможет говорить? — спросил он прямо. — Я могу сказать вам, доктор, что случай с Фландерсом следует толковать в более широком значении. Если вам удастся вернуть ему память и возможность говорить, может быть, удастся предотвратить гигантскую военную катастрофу. Это важнее, чем здоровье Фландерса.
 Последняя фраза мне не понравилась. Как она не пришлась бы по вкусу любому другому врачу. В то же время я сознавал, что Шеф сказал именно то, что он хотел сказать. Холодная война, в которой с переменным успехом участвовала Америка в продолжении последних двадцати двух лет, последнее время несколько потеплела, что привело к сокращению военных расходов. Главные солдаты в этой войне не были одеты в мундиры и не таскали с собой базуки и минометы; подобно Фландерсу, они плели и распутывали нити интриг. Фландерс отнюдь не был пешкой в этой игре; в тайной иерархии его ранг соответствовал по крайней мере армейскому званию бригадного генерала, если бы существовал способ установить это. Я понимал, насколько отчаянным должно быть положение.
 — Мы можем испробовать наркосинтез, гипноз, электрический шок, наконец. Но я обязан предупредить вас, что сердце Фландерса может в любой момент отказать.
 — Это невозможно! — вскричал кто-то. — Как же мы тогда узнаем, что произошло?!
 Он вскочил и стал стучать кулаком по столу в крайнем возбуждении.
 — Шеф, скажите, наконец, Редеру, почему мы должны выжать из головы Фландерса все, что там запрятано, прежде чем он умрет.
 Мужчина во главе стола повернулся в его сторону и сказал умиротворяюще:
 — Конечно, я уже говорил, что доктор Редер достоин полного доверия.
 Наступило непродолжительное молчание. Наконец Шеф начал говорить.
 Я, естественно, был в курсе того, когда Индия закрыла свои границы. В этот дом в Вашингтоне новости подобные этой поступают непременно, несмотря на то, что об этом событии в газетах не появилось ни строчки. Возможно, даже в Пентагоне об этом не было известно. Но мне не было известно, что сперва Индия отменила все свои военные заказы.
 Об этом я услышал впервые. Около восьми месяцев тому назад Индия совершенно неожиданно аннулировала все военные заказы, размещенные в Соединенных Штатах и Англии, на поставки вооружения и военные разработки, которые были необходимы, по мнению США, для подготовки объединения Свободного Мира для противодействия государствам по другую сторону Железного занавеса. Эта акция почти не была замечена миром, разве что резко упали биржевые котировки на Уолл-Стрите. Представитель Индии в ООН произнес очередную речь о разоружении. Предложение Индии было встречено протестующими выкриками и оставлено без голосования. После этого Индия без предупреждения закрыла свои границы.
 Подданным Штатов, Великобритании и других стран было предложено незамедлительно покинуть пределы Индии. Сперва мы опасались, что действия Индии возвещают резкое изменение в ее отношении к русско-китайской коалиции; однако данные радиоперехвата свидетельствовали, что русские, Китай и Корея также раздражены тем, что их подданные были бесцеремонно изгнаны из Индии.
 Затем стали поступать совершенно невероятные известия.
 Индия не вышла из ООН, хотя с разных фронтов были отозваны все индийские военные формирования. На раздраженные запросы все индийские и мусульманские дипломаты отвечали уклончиво: мол, принято решение, что единственным путем к достижению всеобщего согласия может быть только полное разоружение. Естественно, по нравственным соображениям, их ответы не попали на газетные полосы. Были состряпаны фальшивые интервью и фотографии, чтобы не допустить даже намека на действительное положение дел для широкой общественности. Самолетам, которые пересекли уже границу Индии, было приказано возвращаться назад, без применения силы, но с угрозами. Морские порты Индия закрыла, а с севера пришли слухи, что северные проходы в Индию и гималайские перевалы были завалены путем взрыва скал.
 По всему выходило, что Индия решила отделиться от планеты Земля.
 — Любому политику было очевидным, — продолжал свой рассказ Шеф, — что происходит. Индия создала некое тайное оружие и занялась подготовкой к завоеванию мирового господства одним могучим искусным ударом. Если бы безмозглые тупицы в ООН обладали бы хоть капелькой здравого ума, — продолжал он, — они бы заключили соглашения с Россией, чтобы объединиться и уничтожить опасность, грозившую Свободному Миру и Русско-Китайской коалиции. Индия, — возбужденно сказал Шеф, — предала Свободный Мир, и должна понести за это наказание. — Шеф грозно поглядел на сидевших за столом и несколько сбавил тон; в общественном мнении все еще преобладала точка зрения, распространенная крикунами-идиотами, о том, что Индию населяют индусы, проповедующие ненасилие и неогандизм, проводящие в данное время акцию разоружения, втайне от всех. И пока мы тянули время, — кричал он, — Норвегия неожиданно аннулировала все свои военные заказы. Со дня на день она тоже закроет свои границы. Спад в индустрии вооружений угрожает миру глубоким экономическим кризисом!
 Его свирепость прошла и он продолжал, обращаясь непосредственно ко мне, тоном напуганного человека:
 — Надеюсь, теперь, Доктор, вы понимаете, почему мы обязаны узнать, что приключилось с Фландерсом. Мы тайно направили его в Индию, чтобы он выяснил, что там происходит. Примерно неделю тому назад, в понедельник, он по радио прислал шифрованное сообщение о том, что он в пути. Сегодня воскресенье. Мне сообщили, что он появился на крыльце здания в пятницу ночью. Фландерс наверняка в курсе происходящего в Индии!
 Он встал из-за стола. Я все еще сидел совершенно обалдевший. В моей голове не укладывалось, что может произойти что-нибудь подобное.
 — Я сделаю все возможное, — произнес я хрипло.
 Я испробовал все способы, на которые мог решиться. Нет смысла вдаваться в детали моих лечебных методик, поскольку обывателю они бы мало что сказали, и, кроме того, большинство из них все еще засекречены. В них нет ничего особенного, но я не желаю провести в федеральной тюрьме остаток своих дней.
 Во всяком случае, кажется, в пятницу ночью — это была еще одна дождливая пятница (прошел почти месяц после того, как я впервые увидел Фландерса в кровати сенатора, в сухой одежде и покрытых грязью ботинках) — я понял, что он готов прийти в себя. Я сообщил Шефу и сенатору, который присутствовал на вех процедурах, чтобы они включили диктофоны. Времени для расспросов у них будет немного и, конечно, не будет запаса времени для того, чтобы уточнить неясные места в ответах Фландерса. Мы могли только фиксировать его слова, пока его силы не иссякнут.
 Зажужжал диктофон. Я сделал Фландерсу укол и задал ему несколько проверочных вопросов. Почти сразу же его тяжелое дыхание сменилось нормальным, стало спокойным, хотя сердцебиение продолжало оставаться опасно учащенным. В этой фазе он не сможет продержаться долго. Но память вернулась к нему и мы были готовы выслушать его. Он начал свой рассказ…
 В комнате воцарилась тишина. Только в приставленном к его груди стетоскопе стучали тяжелые толчки его сердца и время от времени поскрипывал стул под одним из присутствовавших. Его лицо казалось посмертной маской, отлитой из желтого воска, его губы едва шевелились и сквозь них прорывался еле слышный шепот.
 — Шеф… сенатор… док. Мне надо что-то сказать… не прерывайте меня — что-то очень важное. Я не продержусь долго. Я что-то вроде мины-ловушки, загадки-головоломки. Они отослали меня назад… заминированную загадку… если вы сможете разгадать меня, вы тем самым получите ответ. Это — последнее испытание.
 На мгновение шепот прервался, и затем он продолжал свой рассказ, как-будто перерыва не было:
 — …добрался до Индии, куда был направлен, и не установил, где сейчас находится их правительство. Шеф, у них вообще больше нет правительства. Только массы счастливых людей. Голода нет. Правительства нет. Яркие краски, пища, которой вы никогда не пробовали, и корабли, которые прибывают и уходят каждый день… корабли…
 Я думал, что у него начался бред и пощупал его пульс. Он в раздражении отдернул руку, и я сказал мягко:
 — Какие корабли, Фландерс! Все морские порты закрыты.
 Он засмеялся в ответ, странным, радостным смехом и пробормотал:
 — Не те порты. Я имею ввиду корабли со звезд.
 Сенатор прошептал:
 — Да он же чокнутый.
 — Нет… Док… Шеф, выслушайте, — шепот Фландерса усилился — Я видел их. Большие корабли, садящиеся на поле. Большой космопорт к северу от Дели. Я видел одного из прибывших со звезд. Я… — он сделал паузу и утомленно вздохнул. — Боже, я пытаюсь — я доброволец. Он попросил меня, если я почувствую, что умираю, принести сообщение обратно. Он сказал, что я не могу уйти и остаться в живых, поскольку, если они не поверят мне — то есть, если вы люди не поверите мне — тогда у них не останется никого, чтобы передать послание. Могу ли я передать вам послание? Вы сможете записать его? После я могу — удалиться — я так устал…
 Шеф начал вставать. Я решительным жестом, пользуясь авторитетом врача, усадил его на место.
 — Успокойтесь! — обратился я с улыбкой к Фландерсу — Мы слушаем вас. У нас есть диктофон.
 Он пробормотал своим ужасным шепотом смертельно больного:
 — Покажите… я хочу видеть его… включите… мои слова…
 Не обращая внимания на раздраженный жест шефа, я показал Фландерсу диктофон.
 Он откинулся на подушки, улыбаясь. Даже у младенцев я никогда не видел более счастливой улыбки. Он пошевелился и вытянул руку, и я к своему удивлению ощутил, что удары сердца стали спокойнее. Внезапно его изможденное тело напряглось и он заговорил другим, сильным и резким голосом.
 — Люди Америки, планеты, которую вы называете Землей, — сказал он строгим тоном. — Этот человек Фландерс вызвался добровольцем, и мы использовали его, чтобы доставить вам наше послание. Вот что мы хотим сказать вам. Вас ждут звезды. Звезды ждут. — После секундной паузы тот же резкий, сильный бесцветный голос продолжал:
 — Сто тысяч лет тому назад в этом мире обитали предки человека и они были частью великой империи, протянувшейся от солнца к солнцу еще до того, как ваша планета родилась в лоне вашей маленькой желтой звезды. Великие природные катастрофы сотрясали вашу планету. Многие из ее жителей эвакуировались, но другие решили остаться в своем родном мире, несмотря на наводнения, затопление континентов, потопы и гигантские волны. До сих пор они расплачиваются за это решение. Они возвратились в дикость. Дикари ничего не знали о космосе.
 После долгой паузы, сенатор нарушил неестественную тишину:
 — Это невероятно! Это…
 — Заткнись! — отрезал шеф, потому что Фландерс, а точнее, чужой голос через Фландерса, заговорил опять:
 — Допуская, что вы прошли большую часть дистанции от дикости к цивилизации, звезды ждут вас. Мы готовы наблюдать. Мы готовы помочь вашему миру. Мы ставим только одно-единственное условие: в космосе нет места войнам. Мы настаиваем на доверии и терпении. Мы настаиваем. Мы не показывались до тех пор, пока мы не выяснили, что вы готовы к диалогу.
 Та Страна, которая полностью ликвидирует все свое оружие уничтожения, та страна, которая закроет свои границы и полностью откажется от контактов с остальным миром, терзаемым войнами, та нация и жители будут приняты в Звездное Содружество. Так случилось с государством, которое вы называете Индией. То же происходит с государством, которое вы называете Норвегией, и которое закрыло сегодня свои границы.
 Приглашения направлены всем государствам. Сложите ваше оружие. Вы будете защищены способом, о котором вы не могли даже мечтать. Вы можете не опасаться, что ваши враги на Земле причинят вам вред, поскольку они, а не вы, будут в изоляции.
 Выскажите ваше доверие и волю к ненападению. Разоружайтесь. Сложите свое оружие. Звезды ждут вас.
 Голос становился все глуше и глуше, пока не затих совсем. Шум в стетоскопе возобновился. Фландерс умирал; его хриплое дыхание, дыхание истязаемого прекратилось.
 Я отпустил его запястье.
 — Он мертв, сэр, — сказал я.
 Прежде, чем эта фраза сорвалась с моих губ, сенатор бросился к телефону.
 — Соедините меня с Президентом!