Аннотация: Его профессия – инструктор спецназа. ГРУ. Его ученики – элита спецслужб России. Когда закон бессилен, инструктор вершит правосудие вне закона. Он – Ас своего дела… Непревзойденный Илларион Забродов на страницах нового супербоевика А. Воронина «Инструктор: Остров смерти».


---------------------------------------------


 Андрей ВОРОНИН
 ИНСТРУКТОР: ОСТРОВ СМЕРТИ



 Глава 1


 На кровати, в гостиничном номере, лежал покойник. Небо за окном постепенно светлело и обстановка номера проступила, как фотоснимок при проявке. Телевизор, пачка чипсов на столе, джинсы, брошенные на спинку кресла.
 В номере было две кровати – каждая, как положено, с ночником и тумбочкой. На одной лежал, морща лоб во сне, молодой парень с тонкими чертами. На другой – мертвец, чье тело медленно и неотвратимо остывало, лицо твердело, становясь бледной маской.
 Оторвав голову от подушки, парень встал и босиком отправился в ванную. Здесь уже разлепил веки, чтобы не промахнуться мимо унитаза. Первый раз такая дребедень приснилась. Слишком напряженными были последние дни. Сон вспоминался с трудом, во сне произошло что-то очень плохое. Может, кондиционер всему виной – говорят он воздух ионизирует. Женя послал себе самому вялую улыбку в зеркало и вернулся в комнату, почесывая загорелую лопатку, намереваясь свалиться обратно в постель.
 Приготовившись упасть, парень успел боковым зрением увидеть своего соседа, лежащего на спине. «Бледный. Или это просто свет такой?» Приняв Женю обратно, кровать неожиданно громко скрипнула. «Крепко спит, – замаячила еще одна мысль в сонном сознании. – Даже не шевельнулся».
 Окунувшись в черную глубину беспамятства, младший из постояльцев вдруг вынырнул обратно, будто обжегся. Сон как рукой сняло – парень весь напрягся, как натянутая струна.
 Он даже мысленно боялся произнести слово.
 Протянул руку вверх, включил ночник, но желтоватый свет из-под матового стекла смешался с серым утренним светом в отвратительную муть.
 Снова щелкнув выключателем, он несколько минут лежал неподвижно. Потом заставил себя повернуть голову в сторону соседа и всмотреться в лицо. И нос, торчащий в потолок, был еще вечером совсем не таким, и рот – Петрович будто вставные челюсти вынул.
 Вообще он это или не он? Вроде вчера с девчонками не так уж много выпили – шеф насчет этого строго предупредил. Может, нервы расшатались?
 Женя хотел окликнуть соседа, но слова комом застряли в горле. Что делать, если Петрович не ответит ни с первого раза, ни со второго? Сдвинув пепельницу с тумбочки, парень уронил ее на пол.
 От неожиданности он зажмурился и втянул голову в плечи – таким громким показался стук. Сосед по-прежнему оставался неподвижным.
 Надо заставить себя встать, набрать по телефону номер. Спасателей из МЧС здесь нет, врачей тоже – они присоединятся позже. Сколько там времени, без двадцати шесть? Будить Фалько?
 А если все в порядке, потом с дерьмом смешают.
 Скажут, до отъезда паниковать начал, а что дальше будет?
 Может, это случай проверить себя? Мало ли как сложатся обстоятельства на Алтае, мало ли что ночью померещится в лесу? Надо пересилить страх.
 Вдруг человеку плохо, все-таки полтинник уже стукнуло.
 Парень дотронулся до руки соседа, лежащей поверх тонкого одеяла. Рука походила на протез, тщательно имитирующий фактуру кожи. Сосуды правдоподобно выступали на тыльной стороне ладони. Неровно остриженные ногти, светлые волоски…
 Выскочив в гостиничный коридор, парень захлопнул за собой дверь, ухватился за собственный подбородок, чтобы не застучать от ужаса зубами.


* * *

 Рекламу телешоу «Русский остров» крутили по каналу уже два месяца. Первоначально шоу назвали «Остров сокровищ», но от него очень быстро отказались – вызывает ненужные ассоциации с пиратами, кладом, парусниками и прочими атрибутами знаменитого романа. Ничего подобного в этою шоу не предусматривалось. И остров выбран не в южных широтах, а на большой сибирской реке, и пиратов с кладом не будет.
 У проекта имелся свой логотип – стилизованное изображение хвойной ветки на фоне лунного диска. Предусматривалось много ночных съемок – в этом была одна из «фишек» нового шоу.
 «Русский остров». Раз за разом в рекламный блок вклинивались позывные – десять секунд сурового боя ударных, пронизанного электрогитарной вибрацией. Ближе к запуску шоу на экран, рекламный ролик увеличился в объеме. Поначалу несколько раз показали сам остров с птичьего полета. Полноводная, искрящаяся на солнце река, отвесные склоны гористого берега. И остров, густо заросший лесом, вытянутый вдоль течения – длиной в шесть с небольшим километров, шириной не больше одного.
 Когда миновали главные стадии отбора, стали показывать короткие, секунд на двадцать, эпизоды конкурсных состязаний. Крупным планом лица тех, кого решили зачислить в «чертову дюжину».
 Последний отсев проводился отнюдь не по физическим данным. И даже яркую, запоминающуюся внешность не ставили во главу угла. В отличие от прошлых шоу на этот раз решили не давать весь срез общества, не собирали в «Ноев ковчег» каждой твари по паре: студентку, пенсионера, вояку, пролетария, домохозяйку и прочих. Хозяева канала хотели яркого, быстротечного шоу, приближающегося по зрелищное™ к фильму. Поэтому выбрали нестандартных личностей, с изюминкой в биографии.
 Ведущий смоленского FM-радио Костя Воробей недавно был изгнан за откровенную похабщину в эфире позднего часа. Дама-кикбоксер Светлана Акимова участвовала за границей в разнообразных женских «боях без правил» с укусами, царапаньями, выдергиванием волос и самыми экстравагантными ударами. Ольга Штурм успела побывать на экране в качестве звезды подпольных порнофильмов, работала стриптизершей в ночном клубе. Рифат Губайдуллин тоже имел отношение к злачным заведениям – отчисленный в свое время из Гнесинского училища, перебрался на Дальний Восток, стал работать саксофонистом в тамошних кабаках. Леша Барабанов был осужден условно за участие в «лохотроне», потом какое-то время зарабатывал игрой на бильярде, пока ему кием не выбили передние зубы… И так далее и тому подобное.
 Всю концепцию придумали два человека: Фалько и Бузыкин. Прежде чем Бузыкин сел расписывать сценарий, они больше суток проторчали на загородной даче, ничего не взяв с собой, кроме банки кофе, блока сигарет и бутылки виски. Проведя тридцать часов без сна, в постоянном общении, они придумали не только название, но и нашли ключевое слово, главную идею.
 Шоу должно быть по-настоящему крутым и бескомпромиссным в отличие от проектов других каналов, сделанных по штатовским лицензиям. Там все, в том числе имидж ведущего и прибамбасы для конкурсов передрано один к одному.
 Правильно – зачем тратить время и деньги на что-то новое, если уже отвалили приличную сумму за лицензию?
 На Западе боятся всего откровенно реального.
 Там любят видеть «по ящику» подслащенную и красиво упакованную картинку. Наш народ, наоборот, хочет правды, как бы жестока она ни была.
 Он не примет победителя, добившегося своего за счет сколачивания коалиций, перешептываний за спиной и мелких гадостей. Он хочет увидеть, как приз будут рвать зубами, на пределе сил, через «не могу».
 Стали подыскивать место. Красивое и одновременно суровое оно должно было располагаться где-то в глубине России. Чтобы не мотаться по земле и воздуху, они обложились фотоальбомами, иллюстрированными журналами. В конце концов появилось несколько вариантов, из которых уже на месте выбрали Алтайский край. Спонсоры-нефтяники не возражали: пусть далеко от их золотоносного региона, но все же Сибирь. А какие ассоциации с Сибирью? Первая – мороз, вторая – черное золото России.




 Глава 2


 Начался отбор будущих игроков, в котором приняли участие полтысячи кандидатов. Проект обещал стать самым дорогим в истории канала, поэтому отбирали очень строго, не учитывая ничьих пожеланий. Представитель спонсоров попытался впихнуть какую-то свою длинноногую девицу, но Фалько сказал ему открытым текстом:
 – Ваша компания, между прочим, и церкви за свой счет строит, и больницу отгрохала. Вот там и распоряжайтесь! А здесь вы платите профессионалам за дело, мы ваше имя в эфире прокатываем. Еще неизвестно, сколько бы мы поимели, если бы просто выставили рекламное время на продажу. Пусть ваши фотомодели больше не путаются у нас под ногами, ясно?
 Половину кандидатов отсеяли после первого же краткого собеседования, многих отбраковали после тестов на выносливость. С оставшимися пятьюдесятью уже работали вдумчиво. Просматривали и прослушивали материал со скрытых камер, установленных в помещениях для конкурсантов. Как человек смотрится в кадре, как движется, как общается с другими? Хорошо, если он с первого взгляда вызывает симпатию. Но если резко неприятен – тоже неплохо. В шоу, как в кино, должны быть свои герои и антигерои, рыцари и злодеи.
 Потом каждого вызвали по очереди на монолог – предупреждали, что говорить придется в пустой комнате, безадресно. Говорить о себе, желательно поинтереснее. Не меньше пяти минут и не дольше получаса. Камера будет работать в автоматическом режиме. Можно вставать с места, но желательно оставаться в зоне видимости, очерченной мелом на полу.
 К просмотру монологов Бузыкин с Фалько никого не допустили. Забурились на дачу – жалкую советскую дачку инженерно-технических работников, которую Бузыкин не стал перестраивать ради ностальгических воспоминаний о собственном детстве.
 Отбирая кандидатов, каждому придумывали кличку, определяя для него условную роль. На роль Фашиста, то есть главного отрицательного персонажа, выдвинули здоровенного жлоба из охранной службы известного банка. С самого начала он участвовал в конкурсе с оттопыренной губой, откровенно презирая всех своих соперников. Он вел себя так, словно знал, что не просто попадет в шоу, но и главный приз отхватит.
 На роль Золушки взяли мать-одиночку тридцати пяти лет, переписывающуюся по Интернету сразу с тремя поклонниками-иностранцами. На роль Иванушки-дурачка – рыжего пожарника, который добавлял живописное «на фиг» к окончанию любой фразы. Конечно, героям телешоу никто не собирался навязывать линию поведения, в любой момент обстоятельства могли вынудить их отклониться от своего «амплуа». Но первичный расклад был все-таки важен.
 Отобрав основной состав, оставили еще трех запасных на всякий пожарный случай. Теперь предстояло известить о результатах выигравших и проигравших. При этом надо было постараться избежать истерик и скандалов, потому что народ заранее ждет несправедливости, махинаций и не будет сносить это безропотно.
 Людей, понятное дело, не стали собирать вместе. Проигравшим отослали по домашнему адресу открытки в конверте с благодарностью за участие и обещанием рассмотреть их кандидатуры при подготовке следующего шоу.
 Невзирая на такие авансы, кое-кто все же приперся потребовать объяснений, почему его или ее забраковали. Здесь не Америка, не Олимпийские игры, чтобы безнаказанно издеваться над участниками и переворачивать все с ног на голову.
 Один слишком уж расшумелся, пришлось вызывать милицию. Тише всех вела себя женщина, явившаяся в сопровождении адвоката. Сообщила, что подает иск за моральный ущерб. Всего этого Бузыкин с Фалько не слышали, они благоразумно не появлялись несколько дней, предоставив помощникам и ассистентам выслушивать претензии и угрозы.
 Каждого из тринадцати победителей извещали лично. Являлись на дом или на работу, некоторых для разнообразия подкараулили на улице. Посланник сообщал радостную весть, оператор снимал реакцию. Кто-то подпрыгивал на рекордную высоту, кто-то тряс правой рукой, сжатой в кулак, кто-то обнимал ближайшего родственника или сослуживца, кто-то прятал лицо в ладони.
 В оставшиеся до начала шоу дни в рекламных блоках прайм-тайма крутили приступы радости с короткими сбивчивыми интервью в придачу.
 Насколько проигравших возмущал проигрыш, настолько же большинству счастливчиков казался не правдоподобным их успех.
 – …
 – Ваши ощущения?
 – С ума сойти! Это окончательно?
 – Да. И обжалованию не подлежит.
 Фантастика! Мама, ты слышишь?
 – …
 – Как думаете, что вам помогло?
 – Без понятия! Я вообще не ожидал. Насчет отпуска даже вопрос еще не поднимал на работе.
 – Теперь уж придется.
 – Вы чего, снимаете? Предупредили бы, я тут черт знает в каком виде.
 – …
 – Кто за вас больше всего болел?
 – Жена, сын. Галя, бросай все к черту, иди сюда! Да не волнуйся, ты у меня и так самая красивая.
 – Как оцениваете свои шансы?
 – Не знаю. У меня в голове еще каша. Не утряслось.


* * *

 Между объявлением тринадцати участников и вылетом на место должно было пройти всего два дня. При большем отрезке времени кто-то просто перегорел бы, кто-то потерял бы форму после празднования с друзьями. Можно было бы отвести и сутки на сборы, но две трети участников жили не в Москве. Теперь им снова предстояло добираться в столицу, даже тем, кто жил гораздо восточнее и ближе к «Русскому острову».
 Вечером в среду был запланирован общий сбор в гостинице, подписание договоров. Утром в четверг отправка рейсом Москва – Красноярск, короткий отдых и перелет на трех вертолетах вверх по течению Оби с ночной высадкой на остров.
 В компании решили занять часть верхнего этажа гостиницы, чтобы надежнее изолировать участников от нежелательных контактов. В двух номерах разместили пять дам: «Золушку» Веронику, «бой-бабу» Светлану, «роковую женщину» Диану.
 Еще Ольгу, взятую в качестве «секс-бомбы» и Зину, оцененную как «ромашку».
 В четырех двухместных номерах поселили участников-мужчин: ресторанного саксофониста Рифата Губайдуллина вместе с рыжим пожарником Семеном Рудаковым. Отставного ди-джея Костю Воробья с кандидатом биологических наук, участником многих экспедиций Вадимом Струмилиным. Охранника банка Михаила Бажина с бывшим лохотронщиком, ныне продавцом авторынка Лешей Барабановым. Девятнадцатилетнего учащегося техникума, будущего парикмахера Женю Куликова, определили к Константину Петровичу Анохину – заслуженному изобретателю-рационализатору с тридцатью патентами на самые невероятные устройства.
 Каждому по отдельности дали подписать договор между компанией и участником на пяти страницах, где подробно оговаривались все нюансы.
 Отдельный пункт говорил об обязанностях подчиняться всем распоряжениям ответственных представителей компании. Отдельный пункт содержал отказ от претензий по результатам конкурсов. Отдельный пункт о выбытии: а) выбытие по правилам игры, б) из-за нарушений правил участником, в) из-за физической невозможности участника продолжать игру, д) из-за психологической несовместимости. В примечании уточнялось:
 "Компания имеет право представить зрителям выбывшего участника так, как сочтет нужным.
 Если участник отказывается принять участие в процедуре выбытия, он обязан возместить компании понесенные затраты в соответствии с пунктом 10".
 Участникам гарантировалась первая медицинская помощь и доставка в больницу. Правда, лечение в больнице уже за свой счет. Перед каждым потенциально опасным конкурсом будет проведен отдельный инструктаж по технике безопасности.
 Подписывая, что инструктаж пройден, участник тем самым не мог предъявить иск в будущем по поводу временной или постоянной утраты трудоспособности.
 На время игры каждый участник гарантировал, что ближайшие его родственники и друзья (тут приводился перечень из четырех-пяти фамилий) не станут отказываться от записи обращений к участнику, от интервью на видеокамеру или диктофон. Интервью может быть взято как самой компанией, так и средствами массовой информации, получившими от нее разрешение. Всем остальным физическим и юридическим лицам люди из списка не имеют права оказывать такую услугу.
 С момента окончания шоу по тридцать первое декабря текущего года все игроки заранее соглашались участвовать «на платной основе» (то есть за любые деньги) в передачах телеканала. Фотографии, интервью и все прочее – только с разрешения компании. При нарушении – опять же плати неустойку.
 Никого из тринадцати заранее не поставили в известность ни о каком договоре. Теперь их торопили подписать эту бумагу – время не ждет. Heкоторые покорно соглашались, другие пытались качать права, но их моментом ставили на место.
 «Обсуждению не подлежит. Да или нет? Если нет. у нас есть люди на замену».




 Глава 3


 Кроме шести номеров с участниками, четыре номера гостиницы на этом же этаже заняли телевизионщики, Фалько получил разрешение администрации перегородить ширмой эту угловую часть этажа и посадить в коридоре своих охранников.
 В их обязанности входило не пропускать посторонних – подлинных и мнимых друзей и подруг, газетчиков и просто любопытных. Еще опасались провокаций со стороны конкурентов: у нескольких крупных каналов подобное шоу либо уже шло в эфире, либо намечалось к запуску.
 Финалистов строго предупредили не шуметь, не увлекаться «братанием». В полночь – отбой, хождения из номера в номер прекращаются, и все соблюдают тишину. Участники должны выспаться, чтобы завтра на съемках в аэропорту выглядеть свеженькими и веселыми.
 – Какая разница? – пожала плечами Вероника. – На острове мы в любом случае потеряем товарный вид.
 – Это все регулируется, – ответили ей. – В лагере будет два гримера. Но зритель, конечно, должен видеть контраст, должен чувствовать во время игры, что вы там не на курорте.
 – Девушки меня не разлюбят? – уточнил бывший ди-джей.
 – Смотря что для них главное. Кстати, приготовьтесь к проверке багажа.
 – Оружие, наркотики, – усмехнулся кандидат биологических наук.
 – Не только. Все лекарства сейчас соберем и сдадим нашим медикам. Без их согласия никто ничего принимать не будет. Дальше – напитки.
 Все крепче пепси-колы изымем. Игрушки кончились, началась Игра с большой буквы.
 Гостиничная проверка проходила вроде бы дотошно, но некоторым участникам удалось все же кое-что припрятать. Например, противозачаточные таблетки, «травку» и даже литр коньячного спирта. Спиртное принадлежало Ольге, мечтавшей сразу же установить контакт с мужчинами.
 Вдвоем с заслуженной драчуньей Светой они позвали к себе в гости сразу четверых – Рифата, Костю, Лешу и Женю.
 Пить решили по маленькой, чтобы растянуть запас подольше. Старались не шуметь, авось никто не разгонит до утра. Начали за знакомство, потом выпили за удачу, третий тост подняли за женщин, четвертый глоток – за взлет и приземление.
 К услугам теплой компании было всего два пластмассовых стакана – мужики не ожидали выпивки и ничего с собой не прихватили. За тостами и анекдотами присматривались друг к другу.
 Ольге больше понравились смуглый Рифат и Леша, которому выбитые кием зубы отнюдь не портили «фэйса». Рослой накачанной Свете больше пришлись по душе молоденькие – отставной ди-джей и голубоглазый студент. В покровительстве на острове она явно не нуждалась. Скорее сама могла принять под крылышко хоть двоих.
 Мужики тоже оценивали про себя хозяек номера. Про Ольгино участие в порнофильмах и ночных стриптизах они понятия не имели, но кожей чувствовали бьющее через край женское начало. Спереди и сзади фигура гражданки Штурм смотрелась одинаково хорошо, даже отлично. Да и густые платиновые волосы ниже плеч призывно отсвечивали здоровым блеском, как на рекламе шампуня. Акимова выглядела слишком уж крутой для женщины, ей тоже оказывали знаки внимания, но больше для приличия.
 Компанию все-таки накрыли. В половине первого постучали в дверь, строго потребовали расходиться. Гости безропотно послушались и покинули номер с виновато опущенными головами, стараясь не дышать в лицо представителю компании.
 Сразу четверых, конечно, не попрут, но кого-нибудь одного для острастки могут.
 Женя Куликов быстро юркнул к себе в девятьсот девятнадцатый, думая, что знатный изобретатель уже спит сном праведника. Но тот еще сидел в постели с газетой в руках.
 – Что там, Петрович, в мире творится? Мы на первой полосе или нет еще?
 – Только два слова. Мало, видать, проплатили… Читаю все подряд, на острове этого добра не будет, одичаем. А ты уже по бабам пробежался?
 – Громко сказано. Просто познакомились.
 – Если надо чего погладить к завтрашнему дню, у меня утюжок есть.
 – Да ну, у меня все немнущееся.
 Женя повалился спать прямо на цветное покрывало. Потом отгреб его из-под себя, заполз под одеяло уже в полусне. А в коридоре всю ночь бодрствовали двое охранников компании. Время от времени их проверял взъерошенный Фалько в своих темных очках, с сигаретой в зубах. Он не мог не только заснуть, но даже прилечь или присесть и волновался гораздо больше самих, игроков.
 Родитель такого грандиозного шоу обязан был все просчитать до мелочей, не оставить ни единой щелочки в проекте. Он один нес ответственность перед Компанией за оборудование и декорации, участников и съемочную группу, врачей и спасателей, продукты и палатки. Он зависел, от всех этих людей и вещей. Но ведь люди – не роботы, в них нельзя заложить нужную программу. Вещи тоже «себе на уме» – иногда ведут себя еще более непредсказуемо, чем живые существа.
 Выигрыш щуплого человечка в защитных очках и джинсовом костюме должен быть гораздо больше, чем денежный приз в двести пятьдесят тысяч долларов. Деньги на самом деле значат не так много, особенно в руках неопытных людей, не имеющих связей. Кто бы ни стал победителем, он не получит свободу действий ради своего же блага. Фактически он будет только получать дивиденды со своего капитала, вложенного так, как посчитает нужным компания. В любом случае им и его деньгами будут манипулировать знающие люди и компания для него – лучший вариант.
 А вот Фалько высокий рейтинг «Русского острова» позволит закрепиться в обойме. На сегодняшний день по пальцам можно пересчитать корифеев, которым хозяева канала спокойно доверят огромные средства, и чей талант гарантирует успех самого безумного и рискованного проекта.
 Быть в обойме – несравнимо больше, чем сорвать разовый куш. Потерять этот шанс навсегда тоже катастрофа. Ошибок в подобных проектах не прощают и второй раз пробовать уже не дадут…
 Фалько шагал по номеру взад-вперед, как зверь в клетке. Потом, не выдержав тесноты, прорвался в коридор, на оперативный простор.
 Охранники бодро отчитались, что все в порядке.
 А он, не глядя на них, быстро зашагал, сцепив руки за спиной, как полководец в ночь перед решающей битвой. Он разворачивался, возвращался назад – ковровое покрытие приглушало шаги, которые никак не должны были беспокоить спящих.
 Внутри копошились дурные предчувствия.
 Сейчас обязательно вылезет какое-нибудь дерьмо.
 Лучше пусть раньше, до отъезда, пока чертово колесо не закрутилось на полные обороты.
 Когда охранник, не постучавшись, заскочил в номер, Фалько сразу понял: оба-на, что-то случилось. Даже испытал облегчение. Положенная неприятность произошла, сейчас они с ней разберутся и дальше все пойдет как положено.
 – Там дед вроде концы скинул.
 – Какой дед? – не сразу понял Фалько.
 Бузыкин, рыхлой кучей дремавший в кресле, приоткрыл один глаз:
 – Изобретатель?
 – Ага. Сосед выскочил, как ошпаренный. Гляжу дед остыл уже, холодный…
 – Ладно, – прервал режиссер. – Пошли вместе посмотрим.
 Жалко, конечно, мужика. Но если этой смерти суждено было случиться, тогда имеет смысл вздохнуть с облегчением. Смерть на острове принесла бы гораздо больше проблем.
 В договоре компания защитила себя от претензий насчет увечий и потери трудоспособности.
 Но смертельные случаи в расчет не брались, и тут наследники покойного могли бы всех поиметь по полной программе. Да и не только наследники – конкуренты сразу организовали бы письма в инстанции о необходимости прекратить опасный для жизни проект. Менты слетелись бы, как мухи…
 Женя Куликов тихо сидел в коридоре на корточках и весь дрожал, прижавшись спиной к стенке.
 – Отведи его в мой номер, – велел Фалько второму охраннику.
 Фалько решительно ступил из прихожей в комнату уже позолоченную первыми чистыми лучами солнца. Вот он, Петрович, на кровати – мертвее не бывает. Что стряслось – инфаркт, инсульт? За яйца надо врачей подвесить: проверяли ведь карточки из поликлиник, анализы собирали, делали кардиограммы. Петрович, конечно, не был заинтересован раскрывать правду о своих болячках. Но эти остолопы в белых халатах – они-то о чем думали?
 – «Скорую» надо вызвать. Немедленно, пока народ еще спит.
 Маленький, в неизменных темных очках Фалько занервничал, вытянул из пачки новую сигарету, но сунул в рот не тем концом. Он стал не глядя закуривать и неожиданно спалил полфильтра огнем зажигалки, пока понял, что к чему.
 – Куликов хочет с вами поговорить, – вернулся первый охранник.
 – Какого хрена ты парня одного оставил? – накинулся Фалько. – Его же колотит всего. Сейчас устроит истерику, перебудит народ.
 – Не один он там, – стал оправдываться охранник. – Еще Геннадиевич…
 – Бузыкин не в счет, – отмахнулся Фалько. – Бузыкин задницы не оторвет, если что надо будет.
 В отсутствие врачей и спасателей нужно было срочно поднимать кого-нибудь из съемочной группы. Здесь, в гостинице, устроились только гримеры, операторы, звукотехники и всякого рода ассистенты. Все они были москвичами и могли остаться дома, но Фалько решил, что последнюю ночь перед отлетом команда должна собраться, настроиться. Чтобы завтра никого не ждать, никого не искать – обязательно найдется хоть одна паршивая овца, из-за которой порвешь себе все нервы в аэропорту.
 Теперь он лично поднял трех ассистентов. Одного оставил с покойником, приказав ничего не трогать в номере, другого послал вниз встретить «скорую» и провести врача к лифту, по возможности не привлекая лишнего внимания. Третьего оставил в коридоре – сейчас меры по недопущению посторонних нужно было удвоить.
 Вчера здесь не было ожидаемого наплыва любопытных, только парочка корреспондентов и выводок сопливых девчонок, надеющихся попасть в проект в любом качестве – поварих, уборщиц, посыльных или просто подстилок на ночь. Но сегодня, в последние часы, надо быть.
 Сам Фалько отправился успокоить Женю, а заодно узнать, как все случилось. Сценарист Бузыкин действительно не отлепился от кресла, но усиленно жевал усы и хмурил брови.
 – Где ты ходишь?!! Женя говорит, мужика убили!




 Глава 4


 Эта фраза доконала режиссера, он непроизвольно схватился ладонью за левый бок.
 – Сейчас ты меня следом за Анохиным в гроб загонишь! Тише, е-мое! Забыл, какие здесь перегородки жидкие?!!
 Вернувшись в прихожую, Фалько выглянул в коридор и плотно закрыл дверь.
 – Чего ты мелешь, Куликов?
 Парень больше не дрожал, но сидел, скукожившись, глядя в одну точку.
 – Точно не могу сказать, – губы у него кривились, как у человека, изо всех сил пытающегося не заплакать. – Просто вспомнил вдруг сон.
 – Сон, – облегченно выдохнул Фалько.
 – В том-то и дело, что я теперь не уверен. Может, это был не сон, слишком все сходится.
 – Да уж, подобрали компанию! Одного помереть угораздило, другой сон от яви отличить не может!
 – Ты послушай, – Бузыкин выразительно шевельнул сперва мохнатыми бровями, потом редкими усами, загибающимися книзу на концах.
 – Тебя я слушать точно не хочу! Ты мне на ходу сочинишь историю.
 – Зачем меня? Человека послушай!
 – Ну давай, – режиссер снова обернулся к самому юному из игроков. – Только живее. Сейчас притянутся доктора, мне надо быть на освидетельствовании.
 – Мне приснилась разная чепуха. – Вроде мы уже на острове, а там зима, холодно. Будто вы нас заставляете в прорубь нырять.
 Фалько оскорбился, что его упомянули в перечне «разной чепухи», но виду не подал.
 – Потом.., потом мне привиделся наш номер.
 Петрович спал, а в номере был еще кто-то. Он ухватил Петровича вот так, – правой рукой парень зажал себе одновременно рот и нос.
 – На себе не показывай, – пробормотал Бузыкин.
 – Дай ему договорить, не дергай! – нетерпеливо крутнул головой Фалько.
 – И укол еще сделал, – продолжил парень, содрогнувшись от воспоминания.
 – То есть и удушил, и ядом отравил, – скептически заметил режиссер. – Потом перерезал глотку и сделал контрольный выстрел в голову.
 Наклонившись к Куликову, он втянул воздух.
 – Так и есть, не выветрилось еще. Что ты пил вчера?
 – Да мизер, сто пятьдесят грамм.
 – Что пил спрашиваю?
 – Коньячный спирт, – парень отвернулся в сторону.
 – Ну что вам сказать после этого?! Слов нет, одни буквы. Русским языком было сказано, как себя вести, а вы с точностью до наоборот. Одному кошмары снились, второй вовсе преставился… Надо остальных посмотреть, кто в каком виде.
 – Петрович в гости не ходил.
 – А кто ходил? Чей был коньяк? Будешь молчать как партизан?
 – Не пугайте, я сам отказываюсь участвовать.
 – То есть?
 – Не поеду ни за какие деньги.
 – А договор?
 – Расходы возместить? Какие у вас пока расходы? Гостиницу на сутки сняли?
 Смертельно напуганный человек был бы, конечно, обузой на острове. Но потерять с самого начала двоих – это тоже нужно пережить. Народ у экрана привык считать, что все подстроено, все куплено, все призы заранее разыграны. И вот сразу замены ни с того ни сего – на «фэйр плэй» уже не тянет. Хотя, с другой стороны, проще было бы сразу отобрать нужных людей…
 Все разом не отрегулируешь. Надо сперва заняться самым актуальным – по-тихому сплавить труп. Закон, конечно, не нарушать: пусть врачи засвидетельствуют смерть. Но вот милиция, с ними бы как-то договориться, чтобы нос не совали.
 Дело ведь ясное, никаких следов насильственной смерти. Но если захотеть, можно закрутить длинную историю со вскрытием, допросами, поисками отпечатков. Тут еще Куликов со своим дурацким сном. Уговоришь его сейчас, успокоишь, а он возьмет да и ляпнет где-нибудь через неделю, что его соседа по номеру убили.
 – Ну и что тебе дальше снилось?
 – Он два укола сделал – один, потом другой.
 – Куда?
 – Между ногами.
 – То есть в пах?
 Куликов кивнул.
 – Пошли посмотрим.
 – Ни за что!
 – Но ты должен убедиться, что там нет следов. Иначе потом будешь мучиться неизвестно сколько.
 – Пусть врачи посмотрят и скажут.
 "Пусть в самом деле посмотрят врачи, – подумал Фалько. – Только как им объяснить, почему нужно особо тщательно исследовать пах? А вдруг действительно найдут след укола и закрутится дело? Нет уж, лучше самому. Успокоить парня, заодно и себя.


* * *

 Сослуживцы знали Фалько как человека без сантиментов. Сам он уже не помнил: всегда ли был таким или профессия повлияла? Для него дело всегда было на первом месте, а люди делились на три категории: одни мешали, другие помогали в меру сил и способностей, третьи потребляли результат.
 Эту вот последнюю, самую многочисленную категорию людей Фалько презирал и боготворил одновременно. Публика, разбросанная по миллионам квартир, представлялась ему чем-то вроде глупого, но могущественного языческого божка, желающего ярких и шумных ритуалов.
 Божку всегда хотелось чего-нибудь новенького. Фантазия должна работать, как часовой механизм, без перебоев. Только нельзя заигрываться, нужно оставаться трезвым и расчетливым. Этот прагматизм незаметно для режиссера перешел в его отношение к жизни.
 Ни секунды не колеблясь, Фалько вернулся в номер к покойнику. Выгнал ассистента в коридор – предупредить, когда появится на горизонте белый халат. Откинул тонкое летнее одеяло, заправленное в пододеяльник.
 Мертвый изобретатель, так и не получивший ни рубля дохода со своих многочисленных патентов, лежал в ситцевой, аккуратно выглаженной пижаме. Режиссер снял темные очки, на что решался в исключительных случаях. С полминуты он морщился и моргал маленькими слезящимися глазками. Привыкнув, наконец, к яркому свету, деловито приступил к своей малоприятной миссии.
 Тело на ощупь уже не было телом живого человека, но еще не опустилось до уровня предмета. Кожа еще сохраняла цвет, эластичность, остатки тепла. Фалько не чувствовал брезгливости. Однако, заметив в паху две характерные, точки, он слегка попятился назад.
 Не щадивший себя на работе, режиссер лежал в больнице три раза. Ему ставили капельницу, кололи шприцем кучу разных лекарств, и он хорошо запомнил следы на своей коже. Теперь он мог голову дать на отсечение, что эти едва заметные точки оставила игла. Две точки – не больше и не меньше. Совсем рядом. Если не знать о них заранее, заметить трудно, а если знать, они сразу бросятся в глаза.
 – Идут! «Скорая» приехала!
 Кричать иногда можно и шепотом, именно это сделал ассистент. У Фалько не осталось ни времени ни лишних сил отругать его – сказано ведь было просто постучать.




 Глава 5


 Произнеся приличествующие случаю слова, Фалько попросил разрешения ненадолго отлучиться. Сейчас самое важное – поговорить с Женей, объяснить, как себя вести. Вдруг его захотят расспросить насчет обстоятельств? Вообще-то врачу «скорой помощи» сто лет не нужно копаться в деталях. Важно, чтобы человек в белом халате сразу зафиксировал причину смерти. В противном случае гарантировано вскрытие, тогда правда выплывет наружу. Правда насчет убийства. Это приговор всему шоу, проект будет загублен на корню.
 Козлом отпущения для генерального директора и продюсера канала станет, конечно, он – Фалько. И ничего тут не возразишь: на нем лежала ответственность, он всем распоряжался. Загородный участок, где проходил отбор, последний этаж гостиницы – все это подвластная ему территория.
 Такой же территорией должен был стать остров в верховьях Оби.
 – Я буквально на пару минут. Без меня не уходите, договорились?
 – У нас достаточно вызовов, – сухо констатировал врач. – Искать вас по всей гостинице я не намерен.
 – Да я тут рядом. Смерть она всегда некстати, а в нашей ситуации особенно.
 – Родственникам сообщили?
 – Сообщили. Он сам из Твери – надеюсь, быстро доберутся.
 «Начинаю врать, – подумал режиссер. – Врать там, где это совсем не обязательно. Плохой признак. И улыбку виноватую надо убрать с лица – незачем заискивать перед этим типом. Как только почует заинтересованность, сразу заподозрит неладное».
 Выйдя в коридор, Фалько уверенно хлопнул дверью. «Черт, не так надо было демонстрировать уверенность, сейчас проснутся все разом».
 Говорить с парнем один на один? Бесполезно, Бузыкин все поймет. Да и не стоит взваливать все на себя. Бузыкин – единственный в группе, с кем имеет смысл разделить ответственность. Он тот, у кого можно получить толковый совет. Есть у него свои мелкие недостатки, но главного не отнимешь: умный мужик и надежный.
 – Слушай, Женя. Времени у меня очень мало.
 Никуда не пропадай, мы еще посидим с тобой и вдумчиво поговорим. А пока предупреждаю: не навязывай никому свой сон. Кто бы с тобой ни разговаривал – доктора, менты – не стоит это дерьмо вытаскивать. Больше всего проблем возникнет лично у тебя. Если захотят найти следы уколов, то найдут. Слыхал про черную кошку в темной комнате? Только подай идею, что она там есть, – и этого достаточно.
 – Если я промолчу, меня потом самого заподозрят.
 «Вроде напуган до потери пульса, а рассуждает здраво. Однако какой в каждом из нас запас прочности!».
 – Когда потом? Ничего на самом деле не было.
 Я все внимательно осмотрел, и никаких следов не нашел. Менты – дело другое, эти сразу ухватятся. Сам прикинь: телевидение, масштабный проект, от них зависит – закрыть его или нет. Какие тут взятки можно сорвать, чуешь? Да нет, ты об их настоящих аппетитах понятия не имеешь…
 А тебе, знаешь, что предстоит? Тебя, дружок, будут как рычаг использовать. В лучшем случае сделают главным свидетелем, а то и главным подозреваемым. Заставят давать нужные показания, да так, что мало не покажется.
 – Что я должен делать? – глядя в пол, спросил студент.
 – Ничего себе постановка вопроса, – Фалько снова снял защитные очки и протер платком запотевшие стекла. – Мне ты ничего не должен, думай о себе. Пока тебя никто не принуждает. Потом начнут. Только дай ментам кончик ниточки, вот такусенький. Сперва одежду на нитки распустят, потом кишки мотать начнут.
 – Ладно.
 – Только не делай мне одолжение! Все, мне пора. Еще поговорим.
 К этому времени Бузыкин уже отлепился от кресла, встал на свои х-образные ноги и, ухватив Фалько за локоть, вывалился вместе с ним в коридор.
 – Неужели есть?
 – Есть, Коля. Именно там, где он говорил.
 – Теперь понятно, почему кололи в пах, – задумчиво пробормотал Фалько. – Надеялись, что врачи не заметят.
 – Да вскрытие сразу покажет. А вскрытия, чувствую, не избежать.
 – На все случаи уже придумана своя хитрость, – заверил Бузыкин. – Недооцениваешь ты прогресс науки. Так же как следы допинга стирают из организма, научились и следы ядов стирать.
 – Поэтому два укола? – Фалько грыз то одну, то другую костяшку на сжатом кулаке. – А я еще подумал: зачем?
 – Ты бы руки вымыл после трупа!
 – Времени в обрез. Я сейчас к врачу. А ты с парнем посиди, успокой, как сможешь. Запрись в номере и никого не пускай.


* * *

 Фалько не хотел присутствовать при засвидетельствовании факта смерти. Опасался, что не сдержит своих эмоций, даст медикам зацепку. Он явился сразу после того, как врач с медсестрой собрались на выход.
 – Что теперь?
 – Ничего, – равнодушно пожал плечами человек в белом халате. – Заберем его в морг до приезда родственников.
 – Так они сегодня приедут, сто процентов. И станут мне мозги сушить: зачем в морг отдали, там теперь кучу справок требуют, чтобы тело отдать.
 – Если близкие родственники, то заберут без проблем.
 «А вскрытие в морге обязательно делают?» – хотелось спросить режиссеру.
 Хотелось, но нельзя было.
 – А как вы себе представляете? Летом в гостинице держать покойника? Я думаю, администрация вам «спасибо» не скажет, если запах расползется по всему этажу.
 Мысль насчет морга не выходила из головы Фалько. Теперь Фалько не знал, что сказать. Любое возражение выглядело бы странным.


* * *

 Каждое утро Иллариона Забродова начиналось с пробежки. Летом он просыпался в шесть, обливался по пояс холодной водой, надевал камуфляжные брюки и черную майку и спускался с пятого этажа. Дом на Малой Грузинской был построен в начале века в стиле модерн, в то время еще не экономили пространство.
 Пробежав по улицам дистанцию в десять километров, Забродов принимал горячий душ, готовил себе кофе. Обжигающим напитком двойной крепости он наполнял антикварную чашку севрского фарфора – единственный предмет из большого сервиза, подарок одной давней знакомой. Смакование кофе обязательно сопровождалось чтением.
 Последнее время Илларион пристрастился выбирать наугад статьи из старинной энциклопедии Брокгауза и Ефрона и читать первые попавшиеся на глаза строки.
 Его интересовало все: генеалогия российского дворянства, фотографии британских дредноутов начала века, описание устройства динамо-машин, статистические данные по оборотам нижегородской и ирбитской ярмарок.
 В этот раз он наткнулся на статью по уголовному праву:
 «Уложению известны три формы участия в преступлении: без предварительного соглашения (скоп), по предварительному соглашению (заговор) и шайка. В первом случае различаются главные виновные и участники, во втором…»
 Стороннему наблюдателю трудно было бы с ходу сказать что-то определенное об этом человеке. С одной стороны – камуфляжные штаны, крепкая ширококостная фигура, лысеющая голова с выпуклым лбом и прижатыми ушами. С другой – увлечение изысканными фарфоровыми вещицами, старинными книгами и.., ни к чему конкретно не относящаяся, обезоруживающая интеллигентная улыбка. Но сказал ведь великий писатель, что русский человек широк. Для всех, кто знал Забродова, он был живым подтверждением этих слов.
 На телефонный звонок хозяин квартиры ответил не сразу. Он скрупулезно дочитал абзац до конца:
 «…во втором – зачинщики, сообщники, подговорщики или подстрекатели и пособники. Прикосновенными к делу признаются попустители, укрыватели и недоносители».
 – Слушаю, – немного погодя, сказал он в трубку.
 – Здравствуй, Илларион. Это Фалько. Помнишь года три назад…
 – Помню, конечно. Первый и последний раз приглашали меня консультантом на телевидение.
 – Как у тебя сегодня со временем? Честно говоря, я бы хотел, чтобы ты, по возможности, отложил другие дела. У меня тут такие проблемы,..
 Голова кругом идет.
 Хозяину квартиры не впервой было слышать подобное. Сила и опыт не так уж часто совмещаются в одном лице. Таких людей часто грузят двоими проблемами близкие и дальние знакомые, а то и просто чужие люди.
 – Голос твой мне в самом деле не нравится.
 Подъезжай, буду ждать.
 – Я как раз из машины.
 Через минуту во двор вкатилась «девятка» с пыльными стеклами. Еще через полминуты щуплая фигурка в джинсовом костюмчике свалилась на диван.
 – А красавец твой где, на ремонте? – вспомнил Илларион про ярко-красную «тойоту».
 – Красавец в стойле. Не хочу здесь слишком громко о себе заявлять.
 – Значит, проблемы серьезные. Кофе будешь?
 – Давай. Мне сегодня на нервной почве без конца чего-нибудь жевать или глотать хочется.
 – Выбирай как лучше: с конца рассказывать или с начала?
 – Начну с середины, с самого главного. Слышал что-нибудь про «Русский остров»?
 – Сейчас столько всего русским называют.
 Затрепали вконец хорошее слово.
 – В общем, это шоу на выживание. С призом в четверть миллиона баксов.
 – Не слабо. Жалко меня не пригласили поучаствовать.
 – Вот как раз приехал пригласить.
 – Да ну, я пошутил. Нечестно будет по отношению к остальным. Там ведь люди без специальной подготовки. Небось и женщины есть.
 – Есть. Только я к тебе приехал просить, чтобы ты согласился. В этот проект уже вбуханы сумасшедшие, даже по телевизионным меркам, бабки – два месяца уже реклама крутится. А сейчас все висит на волоске.
 – Середину я более или менее усвоил, давай теперь к началу вернемся.
 – Сигареты есть? Последнюю по дороге скурил, возле киоска не было времени притормозить.
 – Ладно, можешь не оправдываться, – подойдя к вешалке Забродов, достал из кармана куртки начатую пачку.
 – Конкурс мы провели, отобрали свою «чертову дюжину». Не знаю, может, в самом деле эта цифра сделала свое мерзкое дело? Но, опять-таки, переиграть нельзя, цифра «тринадцать» в рекламе уже засвечена. На сегодня назначен вылет, а двух участников у меня уже нет. Один помер, второй напуган до смерти.
 Жадно затягиваясь, режиссер в сжатом виде рассказал про случившееся утром. Раздавил сигарету в красивой хрустальной пепельнице и тут же закурил следующую.
 – Я был в морге, там уже делали вскрытие.
 И ничего, никто мне даже не намекнул, что вот, мол, сомнения есть. В заключении написано «острая сердечная недостаточность». Выглядит вполне естественно: человек немолодой, переволновался во время отбора. Узнал, что прошел в финал – вот тебе новый повод для стресса.
 Забродов слушал стоя, прислонившись к дверному косяку. Поговорку «в ногах правды нет» он не мог применить к себе – стоя ему всегда лучше думалось.
 – С этой стороны вроде пронесло. Хуже всего другое. Я прикинул ночной расклад и понял: это кто-то из наших сотворил, кто-то из тех, кто сегодня улетит на Обь.
 – Да? – вопрос Забродова прозвучал скорее риторически.
 – Либо из моей съемочной группы, либо из игроков. Хочешь, сам подъезжай посмотри.
 – Ладно, подъеду. Только нарисуй мне ваш ночной расклад. Сейчас дам бумагу, ручку.
 – Понимаешь чем это грозит?
 – Продолжением «банкета» на острове.
 – Вот-вот. Не пойму, какая была цель, но там может все, что угодно случиться.
 – Сколько человек знает?
 – Теперь уже четверо. Мы с тобой, парень, что был соседом. И Бузыкин – это наш с ним совместный проект, мы с ним не один пуд соли вместе…
 – Понятно, – прервал Забродов ради экономии времени. – Поступим таким образом. Я сейчас смотаюсь в морг, надо убедиться все ли так плохо, как тебе кажется. Тебе там делать нечего – посиди пока и постарайся все вспомнить.
 – Ты надолго?
 – Постараюсь не задерживаться. Дай-ка ключи от машины. Мой «лендровер» тоже тачка заметная.




 Глава 6


 В этом московском морге, бывший инструктор ГРУ бывал уже не раз. Однажды опознавал здесь своего близкого друга. Стоило Забродову появиться в любом здании, как мозг автоматически запоминал внутреннюю планировку, точки входа и выхода. Огромный опыт позволял сориентироваться в системе сигнализации и размещении персонала.
 Илларион очень быстро оказался в помещении с кафельным полом и высокими металлическими лежаками на ножках с колесиками. Никто из работников морга не заметил, что сюда проник посторонний.
 Труп Забродов опознал бы даже без бирки – режиссер описал его с профессиональной точностью. Жалко, конечно, мужика, совсем еще не старый. Жалко, не зависимо от того, умер он своей смертью или стал чьей-то жертвой.
 Почти от самого горла начинался длинный разрез, заканчиваясь в нижней части живота. Опавший живот указывал на то, что кое-какие органы успели извлечь при вскрытии. Но сердце было на месте…
 – Так быстро? – спросил Фалько с затаенной надеждой, что все не так плохо, когда хозяин квартиры вернулся домой.
 – Ничем не могу обрадовать.
 От отчаяния щуплый, низенький режиссер сильно стукнул кулаком в стену. Забродов слегка шевельнул бровью.
 – Извини.
 – Ничего, дом старый, стены крепкие. Его даже тротилом не так просто развалить.
 – Ты в методе своем уверен?
 – Да. Никакого яда. Но чрезмерная доза сильнодействующего лекарства может с такой же гарантией отправить на тот свет.
 – Они это поняли? Тоже все обнаружили?
 Пока держат паузу?
 – Знаешь, сколько им вскрытий приходится делать? Если никто не настаивает на особом тщании, тогда дело превращается в пустую формальность.
 – Ладно, – вздохнул Фалько. – Давай дальше. План я тебе набросал.
 Линии на листке трудно было назвать прямыми, но схема читалась. Лестница, лифт, коридор.
 Номера обозначены квадратами, рядом мелким почерком фамилии постояльцев.
 – Здесь мои люди, здесь – игроки.
 – Где проходит внешняя стена?
 Фалько начертил контур.
 – Двух человек я поставил в коридоре.
 – Вооруженных?
 – Да нет, конечно. Я же ничего такого не подозревал! Просто поставил, чтобы не лезли посторонние. Все-таки, прошла такая реклама! Да еще и за режимом надо было следить. А то устроили бы мои финалисты на радостях «лей-пей» до утра.
 – Ты, значит, воздержание среди них проповедуешь?
 – Сегодня съемки в аэропорту. Они должны быть свеженькими и чистенькими. Чтоб потом народ оценил в кого они превратились. В прошлых шоу ведь как было – вроде люди живут как робинзоны – а шмотье выглажено, ноги у девчонок побриты.
 – Куликов, отставной капитан ГРУ, – прочел Забродов фамилию возле рокового номера.
 – Женя, нормальный парень. Его я меньше всех подозреваю.
 – Надо будет мне срочно с ним увидеться.
 – Даже не знаю. Я всеми силами ему внушал, что мужик своей смертью умер. А теперь…
 – И еще подбрось мне данные по остальным участникам.
 – Это запросто. Они у нас кучу анкет заполняли. Есть еще три видеокассеты, где каждый болтает о себе.
 – Ценный материал. Сколько у меня времени в запасе?
 – Собирались в десять утра улетать. Теперь переиграем на дневной рейс. Я уже звонил в Красноярск по межгороду, предупредил. Нужно ведь еще одного на замену взять.
 – Может, лучше двоих? А меня ассистентом каким-нибудь. Я ведь в конкурсах никогда не участвовал.
 – Как раз наоборот, преступник сразу раскусит, что ты не из телевизионной братвы. А конкурсантов мы собирали отдельными партиями, а всех вместе – ни разу.


* * *

 Игроки собрались в фойе гостиницы и ждали команды грузиться в автобус. Отсутствие двух человек заметили и некоторое время недоумевали. С осведомленными о факте смерти охранниками и ассистентами Фалько успел провести воспитательную работу. Они поведали про отказ финалистов из девятьсот девятнадцатого номера подписать договор.
 – Насчет Петровича не знаю, а Женя говорил, что сразу подмахнул, – вспомнила Акимова.
 – Точно, – кивнул Рифат.
 На этот случай была готова версия.
 – Подмахнуть он подмахнул, – подтвердил один из ассистентов. – А Петровичу никак не хотелось бороться за правду в одиночку. Решил, что двоим проще добиться уступок. Ну и агитировал парня полночи. Женя потом явился и объявил, что подпись свою аннулирует. А шеф никого не держит, у него есть люди на замену.
 Игроки взялись оживленно обсуждать: какие именно пункты могли оспаривать двое отказников?
 Как только Фалько появился в фойе, все одиннадцать сразу обступили его, встревоженные первыми потерями в своих рядах.
 – В подробности вдаваться не буду, – жестко ответил Фалько. – Между прочим в каждом договоре стоит пункт насчет конфиденциальности, советую прочесть его внимательно и усвоить.
 – Вы же подумать никому не дали: давай подписывай, – напомнил кандидат биологических наук. – Так не делается!
 – Еще раз подтверждаю: насильно никого не держим. Пока еще любой из вас может разорвать договор без выплаты неустойки.
 Фалько уже привык иметь дело с участниками викторин, конкурсов, ток-шоу. Если сразу их не «построить», начнется бардак. Вот и теперь народ быстренько присмирел и бодро загрузился в автобус.
 В последний момент подскочил скользкий тип с диктофоном и прилипшим ко лбу завитком волос. Фалько знал в лицо этого сотрудника скандальней газетенки. Есть журналисты, готовые облить грязью любой проект, причем делают это талантливо. Нюхом схватывают мелкие детали, чтобы потом подать их в издевательском тоне.
 Фалько подал знак одному из охранников и скользкого типа быстро заблокировали:
 – Извините, но участники не имеют права давать интервью без разрешения компании.
 – Так вот ведь начальник, Николай Георгиевич! – журналист радостно, как старому знакомому помахал рукой.
 – Подайте заявку, – не глядя в его сторону, ответил Фалько.
 – Давайте прямо сейчас напишу.
 – На имя генерального директора. В офисе отдадите секретарше.
 – Так вы ведь сейчас в аэропорт.
 – Ничем не могу помочь. Кто не успел, тот опоздал.
 Привстав на цыпочки, газетчик с завитком на лбу стукнул в толстое стекло автобуса и улыбнулся присевшей у окна «ромашке» Зине.
 – Только два слова. Что у вас сегодня с утра случилось интересного?
 – Ой, много всякого…
 На самом деле Фалько больше не мог себе позволить никого отчислить – две замены и так потянут за собой кучу комментариев в прессе. Но если б сейчас ясноглазая девушка с невинным выпуклым лобиком позволила себе вякнуть лишнее, он бы мог сорваться и просто кинуть в нее чем-нибудь тяжелым.
 – ..Я сережку свою потеряла.
 – Золотую? – подпрыгнул повыше газетчик.
 – Да нет, что вы. Зачем мне на острове золото?
 Простенькую, дешевую. Но все равно жалко.
 «А она не такая наивная, какой кажется», – отметил про себя режиссер.
 В это самое время крепкий человек с глубоко посаженными глазами и плотно прижатыми, приросшими к безволосой голове ушами бодро шагал по коридору верхнего этажа гостиницы. Двери всех номеров стояли открытыми – производилась уборка. Одна из женщин в форменном халате собирала в тюк постельное белье, другая пылесосила ковровое покрытие.
 – Что за мода сдавать на одну ночь? Столько кроватей теперь перестилать.
 – А кого это колышет, кроме нас с тобой?
 – Говорят «скорая» рано утром подъезжала.
 Увезли кого-то.
 – Нажрался, наверное. У них ведь как: сперва в ресторан, там б.., подцепят и с ней в бар. В баре добавят. Ну и в номер что-нибудь прихватят. А сердчишко у теперешних слабенькое, как у зайцев. Вот и «скорую» вызывать приходиться.
 Дверь в девятьсот девятнадцатый тоже была распахнута настежь, но здесь еще уборка не начиналась. Войдя внутрь, Забродов быстро огляделся сперва в комнате, потом в ванной. Успел еще приоткрыть окно и выглянуть наружу, прежде чем его обнаружили.
 – Стоп-стоп-стоп. Чего это вы здесь потеряли?!
 – Каждый раз в этом номере останавливаюсь, – невинно улыбнулся им Илларион. – Число счастливое.
 – Девятьсот девятнадцать? С каких это пор?
 – Лично для меня. В первый раз, когда здесь жил, познакомился со второй женой.
 – Где познакомились, в номере?
 – Да нет, в метро. Но число с тех пор для меня счастливое.
 На ходу сочиняя байку о мифической жене, Забродов продолжал присматриваться к обстановке.
 Впрочем, внешне он казался поглощенным приятными воспоминаниями. Говорил, неторопливо прохаживаясь туда-сюда.
 Женщину любого возраста хлебом не корми – а дай про чужую личную жизнь послушать. Но лишнего времени у Забродова не было. Все для себя выяснив, он быстро закруглился.
 – Схожу к администраторше. Надо «застолбить» номер, пока не поздно.




 Глава 7


 На обратном пути в гостиницу Фалько лихорадочно соображал, кого из запасных добавить к «чертовой дюжине». Возможно, убийца имел самые разные мотивы преступления. Например и такой: убрать основного игрока, чтобы включить в игру запасного.
 Выходя из машины, режиссер понял, что не станет использовать никого из троих запасных.
 Пусть возмущаются, пусть скандалят в офисе компании или на телестудии, но даже один процент риска сейчас слишком велик.
 Лучше всего взять человека в помощь Забродову. Его не обязательно заранее вводить в курс дела.
 Но в случае критической ситуации, на него можно будет положиться. Рифат, Костя, Семен и прочие – личности, конечно, колоритные. Но в разведку с ними не пойдешь.
 Сидя в автобусе на первом ряду, Фалько мысленно перебирал конкурсантов. Вот кого стоило бы взять с собой: Никифоров… Мужик Чечню прошел контрактником, потом Минобороны его прокинуло – заплатило половину обещанного.
 Подозвав одного из ассистентов, Фалько попросил распечатку с телефонами участников. Набрал номер. Черт, не отвечает. Ведь он предупреждал запасных сидеть на месте и ждать до самого отлета! Где теперь этого Никифорова искать? Рабочего телефона нет, на сегодняшний день он безработный.
 Был еще один, кто Чечню прошел. Омоновец, в длительную командировку ездил. Этому выбирать не приходилось, приказ есть приказ. Сейчас взял отпуск за три года. Ему тоже на работу звонить бесполезно. Если дома не застанешь, значит и этот отпал.
 Повезло – парень поднял трубку. Фалько настолько привык к страшной невезухе последних суток, что не поверил и уточнил:
 – Ладейников? Игорь?
 – Я.
 – Сейчас, секунду. Только пересяду.
 Фалько перебрался на низкое кресло рядом с водителем, которое в турпоездках обычно занимает руководитель группы. Понизив голос, чтобы лишние уши не слышали, он представился.
 – Это из отборочной комиссии.
 – Да я уже в курсе, спасибо, – человек решил, что его заново хотят известить о конкурсной неудаче.
 – Тут у нас один выбыл. Если быстро соберешься, возьму на подмену.
 – Ну вы даете! Так резко… А с кем я говорю?
 – Фалько. Вылет у нас ровно в два из Домодедово. В час ты должен быть там – крайний срок. Успеешь?
 – Да мне недолго. Ноги в руки и – вперед.
 Вы точно не шутите? А то может записываете сейчас как прикол для своей передачи?
 – Нет, Игорь, у меня шуточных проектов нет.
 Не мой профиль.
 Договорившись насчет второй замены, Фалько приободрился. Связался с Забродовым, у того тоже имелся мобильник.
 – Успеваешь? Я из автобуса уже звоню.
 – В час, как условились.
 – Смотри, с парнем бережнее, – режиссер имел в виду предстоящую встречу с Женей.
 – Не волнуйся, он у меня на поправку пойдет.
 «Инструктор как-никак, – подумал Фалько. – С кадрами дело имел. Да и вообще: кому-то надо доверять в этой чертовой жизни. Иначе попадешь в психушку».


* * *

 Болтаться по улицам у Жени не было сил, но сидеть одному в четырех стенах тоже не улыбалось. Яркий солнечный свет выглядел зловещим, празднично голубое небо казалось овечьей шкурой, наброшенной на волчью шерсть – под голубой тонкой оберткой угадывалась чернота.
 Мерещились скрипы, шорохи, шаги. Будто варево варилось и клокотало – тихие неясные шумы не затихали ни на секунду. Выйдя на балкон, он облокотился о перила. Пустота притягивала, асфальт внизу казался то бесконечно далеким, то, наоборот, совсем близким – перебрось ногу и – ступи.
 Неожиданно раз за разом спадала и снова начиналась тошнота. Вернуться в комнату? Там еще хуже.
 – Молодой человек! – вдруг окликнула снизу фигура в камуфляже.
 Голос был совершенно спокойный, будничный.
 Он прозвучал словно из прошлой жизни, где не было еще страха перед неподвижно лежащим телом.
 – Я сейчас поднимусь на пару слов, ладно?
 Если бы кто-то неожиданно позвонил в дверь, Женя остался бы стоять не шелохнувшись. Даже побоялся бы сдвинуться с места и посмотреть в глазок. Измотанному страхом парню не только люди, но привычные предметы казались воплощением зла.
 Человек в камуфляже обратился снизу, со двора и говорил достаточно громко, не таясь. Вид у него был суровый – гладкий череп, прижатые уши, мощный торс. Но в этом открытом обращении был для Куликова свой плюс. Истинное зло, думал он, появится в невинной оболочке. Может быть, в обличье вон той девочки, которая прыгает сейчас на одной ножке?
 Незнакомец не маскировался, не пытался выдать черное за белое или наоборот. Жене вдруг захотелось прислониться к нему, как к стене, более крепкой и надежной, чем стена этого дома.
 Через минуту он уже вложил свою вялую влажную ладонь в широкую и твердую.
 – Ну, здравствуй. Чуток полегчало?
 Женя как-то сразу счел нормальным, что гость обо всем знает. Но ответить все равно не смог, только пожал плечами.
 – Я тебе одно хочу сказать: чудес на свете не бывает ни в хорошем смысле, ни в плохом. Помню, как пацаном первый раз увидел покойника. Как-то вдруг поверилось в скелета с косой – он может вдруг выступить из-за угла, из-за дерева, из-за занавески. Рядом горела газовая конфорка: я протянул руку и сразу отдернул. И понял, что чудес не бывает – если тысячу раз протянешь руку к огню, он тысячу раз тебя обожжет. В цепочке причин и следствий разрывов нет: у каждого подвига есть имя и фамилия, у каждой ошибки или преступления – тоже.
 Куликов почему-то поверил этому человеку.
 Не хотелось, чтобы он уходил.
 – Будете убийцу ловить?
 – Давай-ка восстановим с тобой, что сумеем.
 Начиная с самого приезда в гостиницу.
 Женя знал, что рано или поздно такой разговор состоится, и нервно ждал его, как ждет операции больной. Ему представлялась комната с голыми стенами, трое следователей, поочередно задающих вопросы. Каждый смотрит с подозрением, ищет зацепки в показаниях.
 Все оказалось не так уж страшно. Нужно только сосредоточиться и вспомнить.
 – Мы приезжали поодиночке. В фойе меня встретила девушка, объяснила, что надо подняться на лифте наверх. Там уже мне показали номер.
 – Значит, не спрашивали, кто с кем хочет поселиться?
 – Нет, распределяли сами. Мне было все равно – ведь только одна ночь.
 – Сосед уже был на месте?
 – Да. Душ принимал. Потом вышел, сел смотреть новости по телевизору.
 – Вы общались раньше?
 – Нет. Просто видели друг друга на отборе.
 – Как он вел себя – спокойно или нервничал?
 – Мы все были немного на взводе. Сами понимаете…
 – Кто-нибудь к вам заходил?
 – Вызывали по очереди подписывать договор.
 Потом где-то около одиннадцати постучала Светлана.
 – Это которая?
 – Крепкая такая, накачанная. Одной рукой, наверное, меня поднимет.
 – Ясно. Что хотела?
 – Шепнула на ухо, позвала отметить у них в номере.
 – Почему шепнула?
 – Во-первых, девчонки решили позвать не всех. Петровича не позвали. Во-вторых, Фалько поставил строгое условие: в полночь – отбой и никаких выпивок!
 Женя вспомнил шутки в номере у девочек, вспомнил как быстро распили коньячный спирт.
 – А спиртное подействовало на кого-нибудь?
 – Да нет! Слегка только настроение поднялось. Все были слишком мобилизованы, чувствовали себя уже на старте. Да и дозы получились символические.
 Потом их всех разогнали, он вернулся в номер, перебросился словом с Петровичем и лег…
 – Кого ты лучше всех знаешь? Из игроков, из съемочной группы, – сменил вдруг тему разговора незнакомец.
 – Толком никого не знаю. Костю, правда, лучше других.
 – Воробья? Который с радио?
 – Да его уже полгода как поперли оттуда! Он мне рассказывал, что отмочил в эфире. Мы на отборе полчаса сидели рядом, и он мне столько успел наговорить! Тут я понял, что значит работать на радио – уметь выдать сто слов в минуту на любую тему и в любой обстановке… Но парень – отличный.
 Мы бы с ним, наверное, подружились на острове.
 – Извини, мне пора, – неожиданно сообщил человек с мелкими, глубоко посаженными глазами. – Главное, запомни, чудес на свете не бывает.
 Значит и боятся нечего.
 – Уходите? – огорченно пробормотал Женя.
 – Если есть желание, можешь меня проводить вниз. У вас тут лифт сломался, по лестницам одному скучновато спускаться.
 – Да-да, конечно. Сейчас только ключ найду, чтобы дверь закрыть.
 Если бы гость молча ждал или осторожно задавал наводящие вопросы, Женя бы еще долго выдавливал из себя подробности той ночи. Теперь, когда незнакомец вдруг решил уйти, парень забеспокоился, что не успел рассказать самое главное. И он заговорил торопливо, сбивчиво:
 – Понимаю, что мои показания не слишком четкие. Я видел что-то сквозь сон, все равно что в кривом зеркале. Помню чью-то спину. Вроде обычная, не такая широкая, как у вас.
 – А волосы? – равнодушно осведомился незнакомец.
 – Насчет волос сложно. Я только спину видел и руку.
 – По-твоему, это был мужик или баба?
 – Конечно, мужчина. Женщина, по-вашему, разве сможет так ухватить за лицо, чтобы сразу кислород перекрыть?
 – Его же не задушили?
 – Правильно. Но его так схватили, что он даже не трепыхался.
 – А рука?
 – Что рука?
 – Руку, говоришь, разглядел.
 – На руке кольцо. Обычное, типа обручального. На этом вот пальце, на безымянном.




 Глава 8


 Ничего не подозревающие участники конкурса разглядывали из окон автобуса залитую солнцем Москву. Москвичи прощались на время с родным городом, провинциалы просто любопытствовали.
 – Секунду внимания! – вылез в проход продавец с авторынка Барабанов. – Фотка на память!
 Первая!
 Женщины как по команде стали поправлять прически, некоторые полезли в сумочки за зеркальцем.
 – Да попроси ты, Леша, кого-нибудь другого, – предложила «золушка» Вероника. – А сам иди к нам, чтобы команда была в полном составе.
 Никто из съемочной группы не среагировал, не вылез на помощь. Помощник Фалько – брюхастый мужик, похожий на апельсин в своей яркой оранжевой майке – приподнялся с места:
 – Персонал попрошу не дергать. Я потом проведу инструктаж: к кому и по какому поводу обращаться.
 – Вредные какие, – наморщила свой выпуклый лобик Зина. – И пальцем лишний раз не пошевелят!
 Барабанов щелкнул несколько раз своей «мыльницей» и удовлетворенный вернулся обратно в конец салона. Там Костя, Рифат и пожарник Семен распечатали новую колоду и собрались перекинуться в «дурака».
 Бильярдист и бывший лохотронщик Алексей, разумеется, в картах знал толк. Этим ремеслом он на жизнь никогда не зарабатывал, но несколько раз случалось крупно выиграть и в покер, и в преф, и в «тысячу». Вид азартно сражающихся «чайников» всегда его раздражал, вот и теперь он бросил с улыбкой:
 – В подкидного или переводного?
 – Присоединяйся.
 – Да ну вас! Я уже свое отыграл.
 – У меня одни пики на фиг, – бросил карты пожарник Семен, взятый режиссером на амплуа простого, как кирпич, персонажа.
 Все шесть карт действительно были одной масти.
 – Тасовать надо как следует, – упрекнул Костю Рифат.
 Тот взялся заново.
 – Да не мучай колоду, – не выдержал Барабанов.
 Располовинив карты, он развел руки на ширину плеч, чуть согнул листы и они полетели, замелькали в воздухе. Из правой ладони в левую и наоборот, каким-то чудом избегая столкновений.
 – Ни фига себе, – пробормотал пожарник.
 Худое лицо Барабанова осталось непроницаемым. Собрав все карты вместе, он вернул их игрокам и откинулся в кресле, сцепив на затылке длинные пальцы с крупными выпуклыми ногтями и массивными, утолщенными костяшками.
 Когда Леша решил сделать фото на память, из женщин только Диана Малахова не кинулась прихорашиваться. Она также спокойно отнеслась и к оператору, когда он принялся ходить по салону с видеокамерой – а ведь объектив с сиреневым отливом был глазом миллионной армии телезрителей.
 Диана даже во сне была уверена, что выглядит отменно. Длинная, как у балерины, шея и бледная шелковистая кожа, синие глаза и черные, как вороново крыло, волосы, разделенные пробором на две волны – все это делало ее похожей на оживший портрет столетней давности. Тогда в моде были «роковые женщины» – бледные, темноволосые, плоскогрудые, одновременно влекущие и пугающие.
 Снимая Диану в профиль, оператор невольно притормозил. Она казалась на фоне остальных инопланетянкой или фотомоделью из элитарного журнала. Между ее внешностью и разговором было резкое несоответствие, как если бы рояль вдруг стал издавать звуки шарманки.
 Вот и теперь, продвинувшись дальше по салону, оператор услышал, как «девушка-ромашка»
 Зина спросила у соседки:
 – А что это за магазин вон там?
 – Фирменный. Одни прокладки, – ответил Дианин голос, скрипучий, как рассохшаяся дверь. – Всех цветов и фасонов, с крылышками и без.
 – Шутишь?
 – Шучу, – ответила красавица, на чьем бледном лице даже губы были неяркими, а слегка поблескивающими сиреневым цветом.
 Слева сидели кандидат наук Струмилин и жлобохранник Бажин, пора было скользнуть «глазом» и по ним.
 Биолог Вадим уж точно никогда не станет любимцем телезрителей. Уверенные в себе спортивного вида интеллигенты по сей день не слишком симпатичны народу. Видя бледного худосочного очкарика, средний зритель почувствует свое превосходство и многое тому простит. А вот этот – с крепкими волосатыми ногами, в новеньких кроссовках – умен, здоров, уверен в себе и явно не бедствует.
 Охранник Миша Бажин молчал, оттопырив губу. Он глубоко презирал не только своего соседа, но и банк, в котором работал и всех его сотрудников от уборщицы до председателя правления. Он презирал и все другие банки, даже те, о которых ничего не знал, кроме названия. Он ненавидел также телеканал, где должна была выйти в свет игра, режиссера в джинсовом костюме и оператора с камерой. Телевидение он считал полной мурой – везде расселись люди из одной тусовки и стригут «зелень», выдавая дерьмо за конфетку.
 – Не слышали утром прогноз, какая погода в Красноярске? – вежливо спросил кандидат наук Струмилин.
 Охранник выдержал длинную паузу, потом все-таки пошевелил оттопыренной губой – Дерьмовая, можно не сомневаться.
 – Я взял проверенное средство от комаров.
 Надеюсь, нам не запретят такими вещами пользоваться.
 – Тут столько говнюков собралось, что комары за километр облетать будут.
 – Если бы так… К говнюкам притерпеться можно, а если вдруг место комариное, тогда – завал.


* * *

 Регистрация на рейс уже закончилась, а оба новых участника до сих пор не появились в аэропорту. У Игоря Ладейникова не отвечал домашний телефон, у Забродова «абонент» был «временно недоступен» – отключил, наверное, чтобы не дергали во время разговора с Женей.
 И все-таки оба не подвели: они появились в аэропорту с интервалом в несколько минут. Сначала примчался Ладейников со спортивной сумкой на плече – его коротко стриженные волосы поблескивали золотистыми иглами, в глазах все еще светилось сомнение: правда его берут, или устроили розыгрыш? Потом словно из-под земли возник Забродов – в камуфляжных штанах и черной майке без рукавов. К своему внешнему виду он добавил один небольшой штрих – золотую серьгу в ухе. И сразу его суровые черты приобрели иной оттенок. Он стал похож на богемного художника или фотографа, завсегдатая ночных клубов, время от времени играющего в крутого парня.
 Режиссер оценил забродовское перевоплощение. Если преступник и заподозрит в ком-нибудь внедренного в игру «спеца», то, скорее, в Ладейникове. Нужно срочно сочинить обоим новую биографию, в ближайшее время обсудить с каждым его «легенду».
 Здесь, в салоне самолета, участники тоже сидели вместе. Забродов опустился в свободное кресло возле Дианы Малаховой, спрятал под сиденье свою сумку и произнес:
 – Можно отчаливать.
 Соседка даже глаза не скосила в его сторону.
 Сидела с прямой спиной и взглядом, устремленным в пустоту, и никого из себя не строила.
 С опозданием на полчаса «Ил-62» оторвался от бетонной полосы и взял курс на восток. Подмосковный пейзаж быстро превратился в скатерть, сшитую из разных кусков – желтых, зеленых, коричневых. Телешоу перевалило еще через один рубеж.
 С этого момента все должно было укладываться в график, составленный на основе бузыкинского сценария. Есть задания, выработанная система подсчета очков – все должно быть понятно как телезрителям так и участникам. Некоторые рекомендации, неизвестные зрителям, игрокам придется выполнять – если игру пустить на произвол судьбы, она окажется просто занудной. Наконец, есть вещи, заранее известные только съемочной группе – набор «фишек» или «аттракционов», вроде «случайного» пожара на окраине острова или праздника в честь местного языческого божества.
 Кстати, сам Бузыкин в последний момент ехать отказался. Понятно почему – из осторожности. Миссию свою он выполнил и для работы был не сильно нужен. Зато Фалько лишался единомышленника, с которым мог бы откровенно поговорить.
 У самолета была запланирована промежуточная посадка в Екатеринбурге. Покинув борт, пассажиры вышли в зал ожидания, чтобы в скором времени снова отправиться на посадку. Фалько решил воспользоваться возможностью и представить команде новых игроков.
 – Все идет замечательно. Только что связались с Красноярском, там нас уже ждут…
 – С оркестром? – едко спросил Воробей.
 Фалько знал, что в любом коллективе всегда кто-то добровольно берет на себя роль шутника.
 Он ничего не имел против и не собирался слишком уж давить на «чертову дюжину», пресекая любую самодеятельность. Иначе люди просто засохнут.
 – Оркестра не обещаю, пионеров тоже сейчас нет, чтобы брать с вас пример. Зато с хлебом-солью все будет в порядке. Теперь другой момент.
 К нам присоединилось два новых товарища. Оба на отборе показали очень неплохие результаты.
 Наученный горьким опытом, я всегда стараюсь подстраховаться. Поэтому предупредил запасных быть наготове.
 – А вы договор уже подписали? – поинтересовался у Ладейникова бывший лохотронщик.
 – Да, пять минут назад, – улыбнулся парень, как новичок, принятый в класс последним.
 – Ну, брат, попал ты по-крупному!
 – Так! Шутки будут потом, – на сей раз «шеф» отреагировал очень быстро. – К вам добавился серьезный соперник, но все равно прошу любить и жаловать. Игорь живет в Химках – москвич можно сказать. Тоже студент, как и выбывший Куликов. Только старшекурсник.
 Фалько умолчал про ОМОН и боевой опыт. Специально выдал не очень правдоподобную легенду: несмотря на молодость Ладейникова ничто в нем не напоминало студента. Бузыкин настоятельно советовал отменить всю затею, предсказывая, что преступник в алтайской глуши устроит что-нибудь жуткое. С первым Фалько никак не мог согласиться, но второе постоянно имел в виду.
 Убийца – если он летит сейчас на самолете – должен ожидать возможного появления замаскированного «спеца», способного защитить участников и съемочную группу от новых неприятностей.
 Если открыто объявить Игоря омоновцем, преступник, пожалуй, начнет внимательнее приглядываться и к Забродову.
 – Добро пожаловать, – по доброте душевной «золушка» – Вероника не смогла промолчать. – Вас, значит, сразу сорвали с места: давай в аэропорт?
 – Приблизительно так, – подтвердил Игорь.
 – Еще один товарищ, – Фалько положил руку на широкое, как подставка, плечо. – Зовут Илларионом.
 – Какой шарман, – «платиновая» Ольга мгновенно среагировала на необычное имя.
 – Человек с богатой биографией. Занимался всем на свете, где риска было слишком много для остальных.
 – А я решил, что он ваш телохранитель, – вылез с догадками Костя.
 «Как в воду глядел, черт бы тебя побрал», – разозлился Фалько, но постарался не подать виду.
 Пассажиры вернулись в самолет вместе с теми, кто взял билеты из Екатеринбурга. Снова разгон, отрыв, взлет в облака.
 «Пора входить в роль, – сказал себе Забродов. – Как это рисковый мужик, пират с серьгой в ухе может спокойно сидеть рядом с красивой женщиной?»
 – Илларион, – протянул он широкую ладонь.
 – Я не глухая, – ответило изысканное создание с бледной шелковистой кожей и нежными сиреневыми губами.
 Забродов удивился грубоватому скрипучему голосу и спокойной безапелляционности ответа красотки. Минуту назад он беспокоился за свою спутницу, зная от Фалько про суровость первых испытаний на острове. Теперь подумал, что эта, пожалуй, не пропадет.
 – Соседям представляюсь индивидуально, – он продолжал держать свою руку на весу.
 Диана молча вложила длинные тонкие пальцы в его ладонь и сразу же вытянула обратно.
 – По-моему, у нас с вами все шансы выйти в финал, – начал Забродов.
 – – Почему это?
 – Мы – контрастная пара. На экране хорошо будем смотреться рядом.
 – И кто в конце концов возьмет приз?
 – Вы, конечно. В жизни всегда побеждает грубая сила, значит в шоу должна выиграть красота.
 Соседка никак не отреагировала на такой топорный комплимент. Прикрыла глаза, показывая, что хочет отдохнуть. Мимо прошла стюардесса, собирая пустые стаканчики из-под минералки и кофе.
 Забродов проводил взглядом ее бедра и без особых церемоний вытянул ногу в проход. Надо вести себя так, будто каждую минуту за тобой наблюдает оценивающий взгляд.
 Еще в Москве Фалько успел объяснить Илларкону суть своей тревоги. Телевидение давно уже привлекает типов с самыми разными сдвигами. Для людей с отклонениями в психике очень характерна страсть к публичности, желание выставить себя напоказ.
 Стоит только запустить ток-шоу или викторину в прямом эфире, как приходится тщательно проводить отсев людей. Извращенцы жаждут покрасоваться перед миллионами именно в качестве извращенцев, фанатки желают объясниться в любви своему кумиру не приватно, а опять-таки перед огромной аудиторией.
 Последнее время развелось много передач, где берут интервью у осужденных преступников, дают им возможность живописать разбойные нападения, убийства, расчленение трупов. Потенциальные убийцы, люди с различными наклонностями часто смотрят эти передачи, представляя себя в центре внимания.
 Среди них есть те, кто действует импульсивно, по схеме: бутылка – базар – топор, не мало и хладнокровных убийц. Но существует еще и небольшой процент сдвинутых – им важно иметь свидетеля и рассказать потом о преступлении в подробностях.
 На одном из телеканалов недавно произошел случай, когда маньяк пробился в участники программы по всяким экстремальным гонкам. В тот раз гонку проводили на огромных грузовиках, под завязку груженных щебнем, который эффектно рассыпался на крутых виражах. На экране это должно было выглядеть безумно опасным, но на самом деле риск для участников свели к минимуму.
 Были задействованы каскадеры, водители-дублеры. Участников большей частью снимали изнутри кабины, когда грузовик катился на восьмидесяти километрах по обычному шоссе. Потом пленку монтировали вместе с кадрами той же машины, спускающейся на предельной скорости по горному серпантину с суперпрофессионалом за рулем.
 И все-таки один отморозок выбрал момент и неожиданно вышел из-под контроля. Отключив внезапным ударом по голове замаскированного сзади инструктора, стал резко выкручивать руль – один раз, второй, третий. Пытался вынести соперника в кювет, бросая многотонную массу на рядом идущий грузовик. Когда тот притормозил, испугавшись, преступник развернулся и пошел на таран.
 В результате он угробил две машины и сам разбился насмерть.
 Чтобы участники мобилизовались и все выглядело естественно, им повесили лапшу на уши, будто изображение с камер тут же передается в студию, а потом – непосредственно в эфир. Этот придурок не знал, что игра будет монтироваться, и у его художеств нет никаких шансов попасть на экран…
 Фалько подозревал, что и на «Русский остров» может затесаться примерно такая неадекватная личность. Хотя об убийстве до начала самой передачи почти никто не знал.
 Отставной инструктор ГРУ по прозвищу Ас не отверг опасений режиссера. Конечно, убийство связано с игрой, с крупным кушем, поставленным на кон. Осмотр места событий показал, что Фалько, скорее всего, прав: посторонний вряд ли мог попасть незамеченным в эту, угловую часть последнего этажа. Балконов в номерах не было, окна задраены наглухо из-за работающих кондиционеров.
 Ни в самолете, ни на острове нельзя никого напрямую спрашивать о той ночи – игроки могут заподозрить неладное, занервничать. С людьми из съемочной группы может разговаривать только Фалько. Новый участник для них должен как можно дольше оставаться просто участником.




 Глава 9


 Красноярские «местные кадры» успели разузнать: у группы «Русского острова» в городе предусмотрена короткая остановка перед заключительным броском, теперь уже в южном направлении. Люди с местного телевидения раскатали губу на большое интервью с режиссером программы и участниками, газетчики рассчитывали на пресс-конференцию.
 Фалько заранее все предвидел и запустил «дезу» насчет даты приезда: он якобы состоится не во вторник, а в среду. И гостиница будет лучшая, «интуристовской» категории. «Местные кадры» заранее дежурили здесь и на все опровержения администрации только понимающе кивали: конечно же, москвичи запретили разглашать секрет.
 На самом деле всю команду в составе двадцати восьми человек отвезли в загородный санаторий.
 Уже смеркалось, на ужин и отдых оставалось не так много времени. Фалько решил, что лучше переговорить со «своим человеком» сейчас – на острове все будут как на ладони и там, возможно, придется изобретать специальную технологию связи.
 – Илларион, подскочишь к Феде, он даст тебе договор подписать, – бросил как бы мельком режиссер.
 На самом деле он ждал Забродова сам вместо своего «оранжевого» зама.
 – Ну как первые впечатления?
 – Рано еще говорить.
 – Как тебе вторая замена?
 – Вроде нормальный парень.
 – Имей его в виду. Если вдруг что – посвятим в дело, возьмешь под свое начало. Мне нельзя ни под каким видом вызывать на остров ментов. Если отыщем гада, надо будет по-тихому его нейтрализовать. «Show must go on», – как завещал незабвенный Фрэдди Меркьюри. Потом уже, когда закроем занавес, позовем и родную милицию с наручниками, пусть себе с ним разбираются сколько хотят.
 – Да это все понятно… – махнул рукой Забродов. – Иначе зачем я здесь?
 Режиссер по-своему истолковал флегматичную реакцию отставного капитана ГРУ.
 – Только не думай, что я хочу тебя за красивые глаза отвлечь на две недели. В отличие от других, я умею ценить специалистов. Компания, понятно, ничего о тебе не знает. Я мог бы оформить тебя как службу охраны. Это надо сделать сейчас, а не задним числом. Но я не хочу поднимать эту тему: два дня назад охрана не нужна была, а теперь вдруг понадобилась. Мне уже пришлось полчаса объясняться, почему два участника выпали.
 – Давай короче, я слишком долго отсутствую.
 – Короче, я предлагаю тебе главный приз.
 – Четверть миллиона баксов?
 – Это цифра для прессы. У нас будут мелькать время от времени пачки в кадре. Но на самом деле ты получаешь наличкой только половину суммы. Но ты и это не получаешь – эти бабки надо отдать наверх. Не мне, я даже не знаю кому конкретно.
 – И все игроки в курсе?
 – Зачем всех предупреждать? Хотя бы один потом проболтается. Мы раскроем секрет только одному: тому, кто должен выйти победителем.
 – Опять подтасовка. Скучно с вами играть, у вас все карты крапленые.
 – Почему подтасовка? У нас будет голосование в Интернете, будут опросы на улицах. Народ хочет победы своему, любимому. Особенно после Олимпиады в Солт-Лейк-сити. Победить должен тот, кто больше людям нравится.
 – Значит, кандидату наук победы не видать как своих ушей? И Диане тоже?
 – А вы что, уже спелись с ней? Впрочем, ты сам знаешь как лучше. Вернемся к твоему гонорару. Сто двадцать пять штук зеленых пойдут лично тебе. Пересчитают рублями по курсу и положат на твой счет.
 – Только пользоваться им я смогу с разрешения чужого дяди?
 – Не совсем. По сто тысяч рублей в течение года можно будет снимать без проблем. И так каждый год. Банки у нас теперь не банкротятся, значит, со временем выберешь сумму полностью.
 – За сорок с небольшим годков, – прикинул Забродов.
 – – При твоем-то здоровье ты и больше проживешь! Да я не пытаюсь изобразить, что все так просто. Просто я честно объясняю, как мне легче с тобой рассчитаться.
 – А если я не завоюю зрительских симпатий?
 – Завоюешь. Во-первых, ты сам по себе достоин. Во-вторых, отснять человека можно по-разному.
 – Спасибо, не надо. Не хочу, чтобы меня запоминали и целый год потом в каждом заведении угощали бесплатно. Да и потом несправедливо: люди здесь из кожи лезть будут вон, а я буду ходить с победой в кармане. Придумай что-нибудь поинтереснее!


* * *

 Высадка на остров была задумана по всем законам телешоу. Вертолеты летели над Обью на высоте птичьего полета. На брюхе каждого закрепили по несколько мощных прожекторов – они выхватывали из ночной темноты реку, а иногда прибрежные заросли.
 Непроницаемо черная вода, попадая под луч прожектора, вспыхивала множеством искр. Это были не привычные солнечные вспышки погожего летнего дня, а совсем другая россыпь огней – бронзово-золотистая на черном. Казалось, огромный отрез шикарной ткани брошен между деревьями, переливается там и отсвечивает.
 Все, даже видавшие виды телевизионщики, прильнули к иллюминаторам. Операторы, не отрываясь, снимали из кабины пилота, набирая материал для утреннего монтажа. В лагере съемочной группы был установлен монтажный пульт с тем, чтобы готовить выпуск на месте, не передоверяя его людям в московской студии…
 В какой-то момент реку вспенила моторная лодка. Полет необходимо было снимать еще и снизу, вот почему «вертушки» временно замедлились до скорости водного транспорта.
 По обе стороны красавицы Оби проступали заросли тайги, дальше кроны деревьев сливались в сплошную черноту, по сравнению с которой небо казалось многоцветным – синий цвет плавно переходил в оттенки фиолетового. Отсняв эпизод, люди на лодке причалили к берегу и летчики могли снова набрать нормальную скорость. По команде Фалько они погасили прожектора и единственным источником света осталась бледная луна, которую прикрывало единственное на небосводе облако.
 Через полчаса внизу стали бугриться Алтайские горы. Будто какое-то зарывшееся в землю огромное животное силилось пробудиться, и спина его все больше выпирала наружу.
 Время от времени на реке попадались острова, и каждый раз кто-нибудь из игроков обманывался – вот, наконец, тот самый. Потом оказывалось, что главный остров еще впереди. Когда все уже успокоились и поостыли, пилот передал из кабины готовиться к высадке.
 Вот он, Русский остров! Неважно, как он на самом деле называется. На ближайшие две недели он станет для них и для всей страны Русским островом. Каждый буквально таращил глаза, хотя не смог бы сказать точно, что именно хочет разглядеть.
 На острове просматривалось несколько полян, вполне пригодных для посадки. Но сценарий предполагал другое. Два «борта» будут барражировать над рекой, а один должен снизиться до высоты десяти-пятнадцати метров над деревьями. Двое операторов уже ждали внизу, готовые снимать игроков, спускающихся один за другим, по веревочной лестнице.
 Забродов оказался во втором по счету вертолете и наблюдал оттуда, как быстро вылез Игорь, как медленно, намертво цепляясь за каждую перекладину, спустился Рифат – хотя во время отбора все сдавали спуск по канату и такой вот веревочной лестнице.
 В круговороте растревоженного винтами воздуха хвоя ходила ходуном, из стороны в сторону. Может быть, именно это было самым непривычным в сочетании с темнотой ночи и ярким светом прожекторов. Ольга Штурм завизжала не своим голосом, и Забродов покачал головой.
 Внизу-то, конечно, страхуют, растянули брезент и убирают в последний момент, чтобы в кадр не попал. Но, падая, можно и о ветки себе что-нибудь переломать. Впрочем, каждый знал, на что соглашался…
 Наконец, все были в сборе и стояли на твердой почве. Никто не сорвался, не повредил себе ничего, только Вероника подвернула ногу, и саксофонист Рифат разодрал рукав о торчащую ветку.
 Фалько заранее объяснил, что надо всем вместе кричать «ура», потом развести костер.
 «Ура» прокричали недостаточно радостно – непривычно еще было выдавать на полную катушку эмоции под пристальным наблюдением нескольких телекамер.
 Место было выбрано со вкусом. Узкий, вытянутый в длину остров, заросший хвойными деревьями с редкими прожилками берез, плавно обтекала река. Отвесные алтайские кручи подступали прямо к ее берегам. Только в низине оставался свободный от воды пятачок с комфортными палатками съемочной группы.
 Может, Фалько планировал вначале выдать топоры, а потом передумал – во всяком случае сушняк пришлось ломать голыми руками. К этому времени один из вертолетов улетел восвояси, два других совершили посадку возле лагеря телевизионщиков, и члены команды Фалько спокойно, как белые люди, спустились по трапу.
 Тем временем на острове «оранжевый» с круглым пузом Федя предупредил своим зычным голосом далеко не разбредаться. Остров небольшой, но в первую ночь можно запросто потеряться. Сушняка хватало с избытком. Костер разгорелся почти мгновенно и скоро пламя уже ревело, вздымаясь рыжим столбом и осыпая стоящих рядом множеством крохотных светлячков.
 Внезапно «чертова дюжина» заразилась беспричинной эйфорией. Теперь уже никто не обращал внимания на тени с камерами – кто-то из операторов, согнувшись в три погибели, перебегал с места на место, кто-то, стоя на коленях, немыслимым образом изгибал позвоночник.
 А народ веселился: кандидат наук Вадим улюлюкал, как индеец. Рифат Губайдуллин приставил кулак к губам, имитируя звучание своего инструмента. Ольга Штурм раскачивалась из стороны в сторону, зная, что ее пышные волосы будут особенно красиво смотреться в отблесках пламени. Света Акимова на радостях тискала Костю Воробья.
 Только пожарнику Семену столб пламени не доставлял никакой радости: слишком крепко это зрелище ассоциировалось у него с работой. Да и Забродов не счел нужным изображать веселье. Он задумчиво присел у воды, пуская камешки один за другим.




 Глава 10


 В Красноярске Илларион успел не только пообщаться с режиссером, но и просмотреть начало кассеты, о которой говорил Фалько. На последнем этапе отбора каждого из участников просили сесть перед камерой и выдать что-нибудь о себе. Тем самым устроители шоу пытались отделить ярких личностей от серых, а также отсеять тех, у кого объектив вызывал столбняк.
 На эту четырехчасовую кассету в Москве на студии перегнали «монологи» финалистов. Забродову, безусловно, не мешало ознакомиться с записью.
 Первой на экране появилась Вероника. Сидела, положив руки на стол, глядя прямо в камеру.
 Внешность ее можно было бы назвать обычной, если бы не открытая улыбка и шрам на лбу, просвечивающий из-под челки.
 – Не знаю толком, чего от меня хотят. Ладно, попробую. Год назад я бы не смогла говорить об этом, а сейчас – без проблем. Полоса другая в жизни началась. Я даже сглазить не боюсь, хотя по дереву постучать надо. Стол этот деревянный или нет? Будем считать, что да.
 Я вышла замуж по большой любви. Хотя подруги.., вообще все, кто нас с ним знал, предупреждали. А я думала про себя: у вас просто нет ничего подобного и вам трудно понять.
 Костя не слишком хотел и не слишком сопротивлялся. Он тогда неплохо зарабатывал, и мы рванули на неделю в Болгарию – в свадебное, можно сказать, путешествие. Через три дня он увял, стал жаловаться, что ему скучно жрать, спать и валяться на песке. Я в первый момент удивилась: сто раз до этого слышала, как ему надоело работать, как хочется отдохнуть.
 Ладно.., потянула его на экскурсию. Проехав полтора часа в автобусе, он вообще озверел и ходить по старинному городку отказался наотрез.
 Засел в кафешке возле автовокзала пить ракию.
 Потом на обратном пути стал громко, на весь салон, ругаться матом.
 Тут Вероника невольно сделала паузу – вспоминать вслух оказалось не так просто, как она предполагала. Забродову показалось, что она не первый уже раз рассказывает эту историю, пытаясь тем самым окончательно освободиться от прошлого, изгнать его из себя.
 – Я не выдержала, попросила водителя остановить посреди дороги и вышла. Думала, пусть Костя поливает меня грязью без свидетелей. Я даже представить не могла, что он не выйдет следом. Прекрасно ведь знал, сколько еще до нашего курорта, знал, что денег у меня ни копейки. И покатил дальше…
 Весь путь я тянулась пешком. По обочине идти не хотела, чтобы не приняли за проститутку.
 Спустилась вниз – море в тот день было фантастически красивым. Оно так не совпадало со всем этим кошмаром. Где-нибудь в занюханной квартирке в пасмурный дождливый день я бы еще не так остро восприняла нашу ссору.
 Таким стал пролог к нашей совместной жизни.
 Толковый человек легко бы предсказал все дальнейшее. Родились дети, но с Костей мне приходилось возиться больше, чем с ними. Вечно являлся не в духе: «друзья завидуют, начальство не ценит, государство вообще издевается»… А хуже всех я – сплошные недостатки.
 О разводе Вероника упомянула бегло, о шраме на лбу не сказала ни слова. Детей первое время воспитывала бабушка. Сама Вероника, высунув язык, гоняла с одной работы на другую.
 – Потом уже стало полегче, забрала их к себе.
 Теперь вот старший в институт поступил, младшая школу заканчивает. Года два назад сын собрал по частям компьютер, подключился к Интернету.
 По натуре я человек любознательный – попросила показать, что за штука и как с этим Интернетом обращаться. Оказалось проще, чем я думала. Стала понемногу «выходить в свет» – сначала под присмотром сына, потом самостоятельно. Ночью ведь расценки совсем низкие.
 Наткнулась на международную службу знакомств. Дай, думаю, ради интереса заброшу свои данные. Там еще почтовый ящик предлагался бесплатно. Через неделю смотрю – два письма торчат, оба на английском. Я ж указала в анкете, что по-английски более или менее читаю. Пробую читать: еле-еле понимаю, с пятого на десятое. Завал…
 Схватилась за учебники, за словарь – даже к выпускным в школе я с таким рвением не готовилась. Выяснила, что предлагают переписываться, сообщают данные о себе. На что они, думаю, рассчитывают? Кроме знания английского я в анкете нигде душой не покривила, написала все, как есть. Что тридцать восемь лет, мать-одиночка. Дети, правда, уже взрослые.
 Дальше Вероника поведала, как замучилась писать ответные послания, как выбирала фотографию, чтобы отсканировать и послать. В конце концов сделала новую прическу и снялась заново.
 Английский продвигался бешеными темпами, число адресатов увеличивалось, а сын даже не подозревал, какими «крамольными» делами занимается мать.
 – С кем-то переписка быстро заканчивалась, с кем-то продолжалась в вялотекущем режиме.
 Меня поздравляли с Рождеством, понятия не имея, что у нас оно в другие сроки. Присылали фотографии любимой кошки. Для меня мужчина больше с собакой связан, а все мои поклонники почему-то именно кошек держали…
 В общем, появился у меня выбор, и через год я поняла, что столько друзей не осилю. Ограничилась тремя – лучшими из лучших. Ни для кого из них английский не был родным, и я не так боялась ляпов в письмах. Джованни жил в Римини, Гюнтер во Франкфурте, Карлос в Фигерасе – это такой маленький городок на севере Испании, где жил Дали и есть большой музей, посвященный ему.
 Все трое наперебой приглашали меня в гости.
 Друг о друге они, конечно, не знали, иначе замучили бы меня ревностью. В результате прошлым летом я устроила себе сумасшедший тур. Галопом по Европам – по неделе в гостях у каждого. Все трое, не сговариваясь, предложили руку и сердце.
 Никогда не думала, что в тридцать восемь буду чувствовать себя женщиной гораздо больше, чем в восемнадцать. Вот и вся история…


* * *

 Костер догорал, зато на небе появилась светло-голубая полоска. Программа съемок закончилась, операторы ушли отсыпаться в лагерь на левом берегу реки. У игроков сна не было ни в одном глазу – отрубился только Бажин: подостлал еловых веток на траву и залез в спальный мешок.
 Остальные то присаживались, то вставали прогуляться взад-вперед, осмотреться. Взвинченные сменен обстановки, все разговаривали громче обычного.
 – Здесь нет комаров, – сообщил кандидат наук. – Видите как далеко я отошел от костра. И ничего, ни одного укуса.
 – Они еще не поняли, на фиг, своего счастья, – усмехнулся пожарник Семен. – Не знают, что им обломилось.
 – Да я уверена, что их здесь нет, – заявила Ольга Штурм. – Никто не захочет видеть на экране опухшие покусанные рожи.
 Губайдуллин настраивал гитару. Будучи духовиком, он не испытывал особой любви к этому инструменту, но устроители шоу не нашли никого другого, кто мог бы аккомпанировать пению участников. Спевок с ними заранее не проводили, но раздали листки с текстами песен.
 – Чего, петь уже пора? Никто ведь не снимает.
 – Да я просто так пальцами шевелю, балуюсь.
 – Видел, что они раздали, какие стишки? – спросил у Рифата Костя Воробей. – Сплошь попса кабацкая.
 – А ты что хотел бы спеты «Stairway to Heaven»? Или арию из «Тоски»?
 – Давай не будем. Я, слава богу, три года на радио отпахал, знаю все эти хит-листы и ротации.
 Я тебе больше скажу: тут не от балды список составляли, тут кое-что проплачено. Вот, мол, народ не только «старые песни о главном» поет, но и новые хиты. А это никакие не хиты, это дерьмо собачье. Радиостанциям проплачивают и ди-джей называет их в горячей десятке. Точно так же и здесь.
 – Будем петь, что в голову взбредет, – пообещал Леша Барабанов. – Я приехал в конкурсе участвовать и ничего рекламировать не намерен.
 – Нужно будет – заставят. Всучат упаковку презервативов и придется расписывать, как сам испробовал.
 – Пускай только заикнутся. На кривую ветку этот презерватив натяну и засуну им в ж.., толстым концом.
 – Ой, мальчики, давайте без грубостей, – попросила Вероника. – Нам здесь не один и не два дня торчать. Желательно потом на двух ногах отсюда выйти, а не на четырех лапах выползти.
 – Кому-то может и один-два дня, – заметила Акимова, лениво подбрасывая в костер шишку за шишкой. – Завтра уже начнут выкидывать.
 – Завтра еще нет. По результатам двух конкурсов.
 Забродов сидел немного в стороне – его и Ладейникова пока не принимали как своих. Ни тот ни другой не собирались напрашиваться, брать на себя инициативу. Бывший инструктор спецназа молчал, больше внимая таежной тишине, чем разговорам. Чистый, настоянный на хвое воздух, распахнутое небо, тихий рокот реки – как всего этого не хватало в Москве, под завязку забитой народом, машинами!
 Правда и сюда, на Обь, люди притащились со своими страхами и надеждами на выигрыш, со своей искренностью, перемешанной с фальшью.
 Трудно поверить, что среди них убийца. И все же шестым чувством инструктор улавливал какую-то неясную мерцающую тень, близкую опасность.
 – Делить нас вроде не собираются. Каждый, на фиг, за себя, – пожарник Семен почувствовал себя лучше, когда от костра остались только тлеющие угли.
 – Черт их знает, до сих пор условия толком не объяснили. Я только слышал, что очки будем набирать.
 – Завтра этот хмырь всех, на фиг, поимеет, – кивнул Семен в сторону спящего. – Встанет свеженький.
 – Ложись и спи, кто тебе мешает?
 – Да вон, рассвет уже на носу.
 Ладейников молча разделся. Оставшись в плавках, подошел к воде, играющей бликами. Размашисто загребая, он поплыл против течения, потом расслабился, лег на спину и позволил реке снести себя вниз.
 – Честно сказать, Петрович с Женей мне больше нравились, – заявил Барабанов, не смущаясь, что Илларион может его услышать.
 – Понятное дело! Эти оба – претенденты на приз, а какой из Петровича конкурент?
 – Тише вы, – прошептал кто-то из женщин.
 Забродов пока еще не анализировал слова и поступки, хотя в памяти все откладывалось. Он вообще не собирался ежеминутно все взвешивать. Если вдруг наберется критическая масса – все засветится, и мерцающая тень обратится в живого человека с именем и фамилией.
 – Может, споем? – предложила Вероника.
 – Только не по шпаргалке.
 – Да ну их. Давайте «Степь да степь кругом».
 – Может, не в тему, но сгодится.
 – Тут и без гитары можно, – Рифат отложил инструмент в сторону.
 Над рекой понесся нестройный хор голосов.
 Ближайшие ели удивленно внимали ему. Раньше они как будто сторонились костра, боялись обжечь мохнатые лапы. А теперь придвинулись ближе, вслушиваясь в заунывный мотив.
 Вернулся Ладейников, накинул куртку на мокрое тело.
 – Как водичка? – поинтересовался Забродов.
 – Кому как. Не курортная, но мне такая больше нравится.
 – Меня, кстати, тоже в последний момент запихнули.
 – Я уже понял. Видел, как народ на тебя косился? Думают, наверное, что по блату. Про меня тоже так думают.
 – Странно, что ты по конкурсу не прошел.
 – Почему странно?
 – Крепкий парень.
 – Забыл, какие там фокусы выдумывали? Как будто не на конкурс брали, а роль в кино играть.
 Вообще, по-моему, им биография моя с самого начала показалась слишком серой.
 – А где ты учишься, в каком институте?
 – Если только между нами… – начал Игорь и замолчал.
 – Да ладно, не хочешь – не говори.
 – Не собирался я никому лапшу вешать, а Фалько пристал ни с того ни с сего. Говори всем, что студент, мол, так надо.
 – Надо?
 – На самом деле никакой я не студент. Я – омоновец. Но это между нами. Чувствую, нам с тобой придется в белых воронах ходить.
 – Да ладно, мы еще первыми парнями на деревне будем.




 Глава 11


 Солнце полновесным диском выкатилось из-за склона, и финалисты, наконец, разглядели остров и близлежащие берега во всей красе. Прозрачная вода, одноцветные и крапчатые валуны у реки, сосны с золотистой корой и мох в тени, у подножия елок.
 Большие пятна мха были еще разбросаны по отвесным склонам, выглаженным и выбеленным ветрами.
 – Да за одно это стоило сюда слетать, правда?! – восхищенно озиралась Ольга.
 От берега отчалила моторка. На борту виднелись Фалько, кутающийся в бушлат и его заместитель.
 – Сейчас озадачат, готовьтесь.
 Фалько привез важные новости. Сообщил, что конкурс начнется в десять утра. Надо разбиться на тройки по принципу: двое мужиков и одна женщина.
 – А тринадцатый – лишний?
 – Насчет тринадцатого потом объясню.
 Приняв пассажиров, лодка отправилась зачем-то на дальний конец острова. В темных своих очках и развевающемся бушлате Фалько напоминал адмирала, объезжающего флотилию.
 – Начинается самое интересное, – пробормотал кто-то.
 От распределения по тройкам зависело многое.
 Никто не знал, на какой срок создаются такие вот мини-команды – на один конкурс или до конца игры? Ситуация изменилась мгновенно: все, кто игнорировал Забродова и Ладейникова, теперь стали улыбаться им, заводить дружеские разговоры.
 Из женщин только Света Акимова чувствовала себя спокойно и уверенно, да еще Диана, которой, казалось, было на все наплевать. Ольга Штурм уже терлась возле Игоря. Вероника с «ромашкой»
 Зиной переглянулись, решая, кто на кого будет претендовать.
 Ладейникова сразу «забили». Из крепких мужиков оставались только Забродов и охранник банка. Но не хотелось унижаться перед жлобом с оттопыренной губой. Вероника с Зиной поняли друг друга без слов и вместе подошли к немолодому уже, но крепкому мужчине в черной майке без рукавов – пусть решает сам.
 – Как вам наш остров? – начала Зина.
 Ее фигурка казалась такой хрупкой, а глаза такими ясными. «Странные состязания, – подумал Илларион. – Как такой девчушке выдержать рядом с мужиками?»
 – Вода холодная, – поежилась Вероника. – Не очень-то здесь искупаешься. Я бы предпочла теплое море, песочек. Были ведь раньше такие шоу, где народ бананами да кокосами обжирался.
 Сейчас, наверное, денег нет всю ораву везти в тропики.
 – Может, жребий кинем, кому с кем объединяться? – предложил тем временем бывший лохотронщик. – Так будет справедливее. А то начнутся сейчас перешептывания, интриги.
 – Никаких интриг, сейчас поделим по-братски девочек, – зевнул невыспавшийся Губайдуллин.
 – Если б завалить в кустах – другое дело.
 А таскать на горбу – удовольствие ниже среднего.
 – Сперва потаскать, а потом…
 – Нам с тобой пока ни то ни другое не светит.
 Видишь, вон, к кому липнут.
 – А мы сейчас к Малаховой подвалим. Приемлемая во всех отношениях кандидатура. Вес в пределах разумного.
 – Потаскать она себя позволит. Насчет другого – неуверен.
 Оба подошли к Диане, чье красивое лицо по-прежнему ничего не выражало и казалось изваянным из мрамора.
 – Девушка, вы не скажете, который час?
 – Как пройти в библиотеку?
 – Если серьезно, мы вам предлагаем гармоничный союз. Треугольник без острых углов.
 – Рекордов не поставим, но выжить на острове попробуем.
 – Только не рассчитывайте, что я буду вам готовить и штопать носки, – произнесла Малахова, так и не удостоив «претендентов» взглядом.
 У Кости Воробья была своя, особая стратегия.
 Жонглируя мелкими камешками, он сместился в сторону кандидата биологических наук.
 – Голая сила тут быстро себя исчерпает. Другое дело – интеллект. Исходя из этого, нам с вами имеет смысл просуммировать умственные способности.
 Насчет интеллекта бывшего ди-джея у Вадима имелись большие сомнения. Но, как человек воспитанный, он просто не мог ответить на предложение отказом.
 – Давайте попробуем. А кто из дам позарится на нашу суперпару? Новое поколение вон кого выбирает, – кивнул он в сторону Ольги, держащей под руку Ладейникова.
 – Ну для нового поколения она уже не так молода. Да и не нужны нам здесь ни глазки, ни попка. Другое дело Света. То, что называется «девушка с веслом».
 Акимова стояла, опираясь одной рукой на ствол дерева, такая же могучая, как сама сосна.
 Бугры мышц эффектно проступали под загорелой кожей.
 – Будем выступать под девизом «Сила и разум», – резюмировал Воробей.
 – У меня вообще-то разряд по плаванию и по легкой атлетике, – слегка обиделся Струмилин. – Так что не надо записывать меня в категорию высоколобых.
 – Да будет вам, – Костя развернул свою шапку козырьком назад. – Повеселимся и погреемся!
 В течение ближайших десяти минут выявился и тринадцатый лишний. Забродов широким жестом решил взять себе двух женщин. Игорь с Ольгой предпочли пожарника, оставив спящего охранника в пролете. Хотя никто еще не понял – выгодно оставаться в одиночестве или нет.


* * *

 – Двадцать раз повторять не буду, поэтому слушайте внимательно и все вопросы задавайте сразу, – провозгласил помощник режиссера Федя.
 – А где Новиков? – перебила «ромашка» Зина.
 Все участники уже знали, что в роли ведущего должен выступать этот весельчак и шоумен, постоянно переманиваемый с канала на канал. Какие передачи он только не вел за последние годы – о компьютерных играх, о ночной жизни европейских столиц, о потусторонних явлениях. Появлялся то в утреннем эфире, то в ночном, разыгрывал денежные призы и автомобили, проводил ток-шоу на самые рискованные темы.
 Он мог поднять рейтинг самой дурацкой передаче, хотя шуточки его часто бывали плоскими, а вопросы говорили о его полной некомпетентности во всем, что находилось по ту сторону телетусовки. Красавчик слегка обрюзг, под глазами обозначились мешки, но зрители его по-прежнему любили. За веселое нахальство, панибратский тон, не различающий авторитетов, за циничный скепсис.
 – Вы здесь не на концерте, а на сцене, понятно? И Новиков не вас будет обслуживать, а зрителей. Он будет им рассказывать правила, а я – вам.
 – Жалко, – пробормотала Зина себе под нос.
 – Итак. Ждете выстрела из ракетницы. У нас так будут начинаться все состязания. Каждая тройка получит по двуручной пиле и топору…
 «Все-таки решился Фалько режущие и рубящие предметы раздать, – отметил Забродов. – При дневном свете не так страшно».
 – ..Ваша задача – свалить дерево, такое, чтобы годилось в качестве опоры. Сучья пообрубать.
 – Чувствую, здешнему лесу за две недели мало не покажется, – покачал головой биолог Вадим, – Знали бы вы, сколько здесь сплавляют таких вот сосен ежегодно, волосы дыбом бы встали, – сплюнул Федя. – Затем притащить бревна сюда.
 Вырыть ямы и поставить четыре главные опоры для дома.
 – Дом так не ставят, на фиг, – возразил рыжий пожарник Семен.
 – Да прекратите в конце концов перебивать! – Федин живот раздулся от негодования. – Дом – это навес от дождя и ничего больше!
 – Теперь понятно, вопросов нет.
 – Деревья помечены для всех четырех команд. Выбрали более или менее одинаковые, но ветки, конечно, по пальцам не считали и толщину ствола мерили на глаз. Расстояние одинаковое, километра полтора.
 – Не слабо.
 – А мне чего делать? – вылез охранник Бажин.
 Ни с кем объединяться он не жаждал, но сейчас чувствовал себя не лучшим образом.
 – Можешь продавать свои услуги за долю в очках. Кто-то отстанет, или захочет вырваться вперед, или, к примеру, уйти с последнего места.
 Говоришь им: «Беру треть ваших очков и на таких условиях согласен помочь». Только учти: если запросишь слишком много и никому не продашься – останешься с круглым нулем.
 К каждой тройке прикрепили своего оператора – эти прибыли на следующей лодке, хмурые и озабоченные.
 – Только не продирайтесь сквозь лес, – попросил Забродова бородач с камерой. – Путь вроде короче, а на самом деле замучаетесь. По бережку быстрее.
 Ему, понятное дело, не хотелось сопровождать бревно, пятясь среди выпирающих на поверхность корней, больших и малых ям, а также деревьев, когда-то поваленных бурей. Смотреть под ноги некогда. Надо снимать, не отрываясь, рискуя упасть и повредить дорогущую видеокамеру.
 От левого берега реки отчалила еще одна лодка. Размашисто жестикулируя, человечек в темных очках что-то объяснял соседу – немолодому мужчине в белом двубортном пиджаке и пестрой рубашке.
 – Вот и Новиков собственной персоной.
 Лодка причалила метров за сорок от того места, где стояли игроки. Фалько притормозил, а Новиков, широко расставляя ноги, зашагал по берегу один, поблескивая золотыми лампасами на расклешенных брюках и лакированными туфлями.
 Его уже снимали для передачи и он приветственно помахал рукой – не «населению» островка, а камере.
 – Привет все бездельникам, которые сегодня решили поторчать перед «ящиком»! – разнесся над рекой его звонкий голос. – Вам случайно повезло: переключая каналы, вы нарвались на нечто действительно стоящее. Играем мы теперь много, наверное, даже чересчур. Но эта игра обещает быть просто убойной. Никаких скидок, никаких поблажек за кадром – суровая борьба не на жизнь, а на смерть.
 – Этот гад, небось, не меньше гонорара отхватиэг, чем бабки, за которые мы тут пуп будем рвать, – шепнул пожарник Ладейникову.
 – Как вам наш Русский остров? – бойко лилась речь в камеру. – Мне лично по душе. Если бы сюда прислали выпивку и девушку из «Плейбоя», я бы запросто поселился здесь на лето. Зимой не выдержу – честно говорю.
 Забродов чувствовал себя полным идиотом, ожидая вместе со всеми неторопливого приближения этого типа с узкими длинными бакенбардами, здоровенным кадыком и расстегнутыми манжетами цветастой сорочки, нарочито выпущенными из рукавов пиджака. Но сейчас отставной капитан был занят делом – в который раз оценивал про себя игроков, их реакцию на события. Если преступник или преступница здесь, то он или она не обделены актерскими способностями.
 Режиссер дал отмашку и, приблизившись к Новикову, стал что-то ему объяснять. Тот кривился, пробовал возражать, но в конце концов вернулся вместе с оператором к лодке, повторно сошел на берег и снова двинулся прежним маршрутом, слегка изменив походку.
 К концу своей вступительной речи он уже встал рядом с игроками, которым Федя жестом показал приготовиться.
 – Ближе всех ко мне наш замечательный Леша. Слушай, Леша, что если нам сюда доставят по воздуху бильярдный стол? Сразимся на ящик «Афанасия»? Это пиво сделало меня патриотом, после него я уже немецкое и прочее датское в рот не беру.
 – Сразимся, – Леша почесал щеку длинными пальцами с выпуклыми ногтями.
 – Итак, Алексей Барабанов, Россия!
 Сжав руку в кулак, Леша потряс ею над головой.
 – Кто у нас дальше? Белла синьора. Не просто белла, а беллиссима. Позвольте ручку?
 – Обойдешься, – прозвучал сухой и жесткий, как наждак, голос бледной красавицы.
 Высокомерный отказ до глубины души поразил знаменитого шоумена, однако Новиков быстро взял себя в руки:
 – Госпожа Диана, без комментариев.
 Рыжего Семена он представил «величайшим пожарником всех времен и народов». Перед Светланой Акимовой встал навытяжку:
 – Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет!
 У Вадима спросил, что тот думает насчет клонирования. И сам того не подозревая, нащупал тему, очень актуальную для кандидата наук.
 – Лично я считаю, что фарисейство здесь ни к чему. Клонирование открывает огромные перспективы в излечении самых тяжелых заболеваний…
 – Отлично, вы меня убедили.
 Пожав кандидату руку, Новиков провозгласил – Вадим Струмилин, без пяти минут Нобелевский лауреат!
 – Раз уж вы затронули этот вопрос, я бы хотел закончить свою мысль, – интеллигентно настаивал игрок. – Шумиха, которую развели далекие от науки люди…
 – Мы вам обязательно предоставим слово в отдельной передаче.
 Следующим стоял Ладейников, удерживаемый под руку Ольгой.
 – Да выпустите вы своего друга, дорогуша!
 Никуда он от вас не денется!
 – Вы просто ревнуете, – не осталась в долгу «звезда» своего жанра. – Привыкли, чтобы женщины на вас одного заглядывались.
 – Новиков поднял руки вверх, сигнализируя о проигрыше.
 – Это наша почти семейная пара! Ольга Штурм плюс Игорь Ладейников – прошу любить и жаловать! Да, товарищи телезрители, в трудную пору расцветало их чувство друг к другу.
 Впрочем, развивать эту мысль он не стал, внутренний хронометр четко отслеживал секунды, потраченные на каждого. Забродов был представлен ближе к концу, как человек с богатой биографией.
 – А в здешних краях золотишко не мыли?
 – Ниже по течению охотился, было дело.
 – Ставлю на вас, – Новиков изобразил нечто вроде пистолета, направив указательный палец Иллариону в грудь.
 – Спасибо за доверие.




 Глава 12


 Забродов решил пока не выкладываться и не вылезать в лидеры. Сноровисто работая, поглядывал на других. Вот еще одна сосна закачалась и стала валиться – только не туда, куда нужно, а вбок.
 – Уходи! – крикнул побледневший Рифат.
 Илларион оттолкнул подальше сразу обеих своих партнерш, крайняя ветка задела мягкими иглами его голое плечо.
 – Цел? – подскочила обратно Вероника.
 – Извини, что уронил. Не ушиблась?
 Он вернулся к прерванному занятию – двигался вдоль своего ствола, пропуская его между ног, обрубая ветки справа и слева, ощущая смолистый запах.
 Операторы передвигались на полусогнутых ногах, приседали, ложились на спину. Застывали на какое-то время, потом вновь меняли точку и ракурс. Прикрепленный к команде Забродова бородач норовил сунуться прямо под топор – так ему хотелось создать для зрителей эффект полной реальности, чтобы щепки летели прямо «в лицо».
 Иллариона предупредили никак на действия оператора не реагировать. Людям у «ящиков» должно казаться, что игроки здесь одни, эту иллюзию ни в коем случае нельзя разрушать.
 Первыми с бревном побежали Игорь с пожарником Семеном. Ольга суетилась рядом, тряся роскошными грудями и пытаясь ухватиться посередке. Но ее сквозь зубы отогнали, чтобы не мешала.
 Через пару секунд в путь отправился и Забродов. Взяв себе комель, он предоставил женщинам нести более тонкий участок. Ладейников рванул напрямик, через лес, а Забродов по совету оператора направился вдоль берега. Не с тем, чтобы выиграть в скорости, проиграв в дистанции. Он просто не хотел, чтобы в азарте борьбы девчонки расцарапали себе лицо или споткнулись. Падать с тяжелым бревном опасно вдвойне, неопытный человек может заработать травму.
 – Главное ритм поймать, – предупредил он Веронику с Зиной. – Раз-два, раз-два. Не отставать и вперед не забегать. Я сильно тянуть не буду, но если что – крикните и сбавлю еще.
 Оператор снимал сбоку, его камера была прикреплена к туловищу на специальной амортизирующей подвеске, чтобы не так сильно дрожать во время бега. Там, где Забродов слегка притормаживал, огибая большой валун, бородач забегал вперед и некоторое время снимал пятясь…
 Последними бревно доперли Леша с Рифатом.
 Теперь взмыленным, задыхающимся игрокам предстояло копать яму, прочно фиксировать свою стойку. Охранник Бажин ходил вокруг да около со скрещенными на груди руками, самолюбие не позволяло ему первому предложить помощь. Все четыре деревянных столба уже торчали из земли, а он все еще болтался без дела, набивая себе цену.
 Забродов попросил своих девушек натаскать с берега среднего размера камней и впихивал их черенком лопаты поглубже в яму, основательно закрепляя опору будущего навеса. Игорь махал лопатой со всем жаром и пылом молодости, прорыв яму даже больше требуемого.
 По соседству эфирный хулиган Костя, потерявший на полдороге свою шапку с козырьком, теперь пыжился, пытаясь поставить стоймя четырехметровое бревно, пока Струмилин с «терминатором» Светой вгрызались в землю. Время от времени лезвия штыковых лопат ударялись друг о друга – Воробью этот звук казался похоронным звоном, а яма в его вытаращенных глазах разрасталась до размеров могилы, куда он скоро свалится, как только порвутся жилы, развяжется пупок и сердце окончательно выпрыгнет из груди.
 Хуже всех обстояло дело у двух ценителей, соблазнившихся красотой Дианы.
 – Может, прикупим себе этого хмыря? – прохрипел Рифат, кивая в сторону охранника банка.
 – Да пошел он, – мотнул головой Леша. – Лучше без очков остаться, чем делиться с таким.
 Когда места уже были распределены, все четыре опоры выровняли по отвесу и дополнительно укрепили.
 – Наши первые победители! – провозгласил в камеру ведущий.
 Высоко подняв руки Ольги и Ладейникова, он совершенно забыл о невзрачном Семене. Рыжий пожарник лег у своего столба и раскинув руки, широко улыбался облакам на небосводе.
 – Какая борьба, какие страсти! Дас ист фантастише! Кстати, наши участники будут получать очки не на словах, а на деле. В виде специальной островной валюты. У меня с собой купюры по десять очков и по двадцать. Вот одно очко – попрошу без неуместных ассоциаций. Короче, хватит на всех. Не скажу, что на этих бумажках много степеней защиты, но подделать их, как вы сами догадываетесь, у наших игроков нет никакой возможности. Итак, мальчики и девочки, подходите по очереди, расписывайтесь в получении. Теперь у вас начинается новая жизнь. Теперь вы все будете получать за эту вот «валюту». Захотите поесть – заплатите. Захотите поспать в мешке – бабки на стол. Доллары не принимаем, евро тоже не годится. Только местная валюта с логотипом нашего замечательного телеканала.
 – Мешки ведь уже выдали, – не сориентировалась Зина.
 – Это было только на одну ночь. Первую ночь мы предусмотрели в качестве переходного периода.
 – У меня, между прочим, нога поцарапана, – показал Воробей. – Что теперь делать? За сто очков йод или перекись покупать?
 – Зачем же так? Гуманистические идеалы еще живы. Первая медицинская помощь исключительно безвозмездна.
 – А если «валюты» на спальный мешок не хватит? – не успокаивалась Зина.
 – Хвойные лапки – бесплатно, – широким жестом показал вокруг Новиков. – Или скооперируйтесь с кем-нибудь. В тесноте, как говорится, да не в обиде.
 Забродов стал уже уставать от трескотни человека в расклешенных штанах. Усталости он не чувствовал, ведь работал вполсилы. Он отвел Веронику в сторону и сунул ей большую часть своих бумажек.
 – Смотри сама, какие у них расценки на продукты. Может, выгоднее мелким оптом затовариться?
 – Значит вместе питаться будем – я, ты и Зинка?
 Новиков словно услышал их разговор и объявил еще об одном пункте правил:
 – Внимание дамы и господа! Еще один существенный момент! У нас здесь все, как в жизни.
 В жизни нет ничего бесплатного. У нас тоже нет.
 Каждый из нас в жизни свободен в выборе, и у нас то же самое. Никто вас не заставляет держаться прежних партнеров. На следующий танец можно пригласить другого. А может, танцевать придется и в одиночку? Здесь у нас все должно совершаться в ускоренном ритме. В жизни не так быстро выясняются победители и проигравшие, а у нас за две недели.
 – Ничего себе, – пробормотала Вероника, – Держи пока свою «валюту». А то мы тебя с Зиной здорово подвели.
 – Чепуха!
 – В любом случае ты же не будешь все время возиться с двумя бабами.
 – Может, я любитель создавать себе трудности? Да и потом с мужиками трудней, честное слово. Мы же все капризные, все с амбициями.
 Прошло уже достаточно времени живого контакта с этими людьми. Но у Забродова, который имел основания считать себя знатоком человеческой психологии, пока складывались самые противоречивые впечатления. Кто же здесь «тянет» на хладнокровного убийцу? Шутник Воробей, бородатый оператор или Вероника с ее тремя кандидатами в мужья?
 Вроде все ведут себя естественно, ни у кого не заметно признаков фальши. Нет, конечно, ни одного человека, чья суть находилась бы на поверхности, на коже, и целиком бы просвечивалась. Взять, к примеру, Рифата. Под утро исчез в зарослях, вроде по нужде, а тонкий нюх Забродова различил характерный аромат анаши.
 Вроде нет ничего криминального в том, что человек творческой профессии позволил себе снять стресс, забив косячок. Это совсем не значит, что на него надо всех собак вешать. Но если вспомнить монолог Губайдуллина на кассете… Из тех, чьи «выступления» Илларион успел просмотреть и прослушать, саксофонист меньше всех говорил о себе.
 – Помню случай. Лабали мы с ребятами в одном заведении. Не буду город называть и заведение тоже. Случай, правда, не самый свежий, но не хочу создавать проблем. Чесали мы там попсу всякую – есть вещи, которые со временем сами собой играются. Играешь, даже если ты в отрубе. Главное понять, чего от тебя хотят. Если понял, пальцы сами работают. Как ноги у курицы – она ведь может и без головы побегать немного.
 В тот вечер мы, правда, были в спортивной форме. У одного только ударника башка болела, и он стучал тише обычного. Вы, наверное, думаете, что к залу такие, как я, не приглядываются.
 Наоборот. Публика есть публика – кто-то уже тепленький, кто-то только разгоняется. Кого-то уже знаешь и можешь заранее предсказать, что закажут есть-пить, потом будут к чужим бабам приставать или плясать вылезут, или же рано свалят. Иногда отмечаешь про себя перемены – этот в новом костюме явился, у другого неприятности. Между теми двумя какая-то кошка черная пообежала.
 С новенькими еще интересней: пытаешься раскусить с первого раза – чем дышит, сколько стоит? Одно время мы пари заключали, а потом у мэтра, то есть у метрдотеля, справки наводили. Мэтры много знают о клиентах – хоть постоянных, хоть разовых В Москве, конечно, не так, в Питере тоже, наверное. Но в городе на миллион или полмиллиона жителей мэтры насчет контингента информированы на все сто.
 В тот вечер мы сразу догадались, что будет драчка. За столиком сидела компания – местные крутые. Ну и заявились в кабак трое, по всем признакам приезжие. Двое мужчин и с ними шикарная телка. И те и другие заказали не слабо.
 Сидели поначалу тихо, не шумели.
 Началось с того, что один из местных попер к нам заказывать музыку и на обратном пути, проходя за спиной той телки, громко рыгнул.
 Один из приезжих что-то ему сказал, и покатилось…
 Через секунду перевернули столик, побили посуду, бутылки. Конфликты, вообще, не редкость. Но обычно их решают в туалете или на задворках, чтобы никто не мешал.
 А тут хоть и посреди зала сцепились, никто влезать не посмел. Мы тихонько закруглились играть, я объявил в микрофон перерыв. Один как раз нож вынул, но его тут же вырубили – ногой в челюсть. У местных было численное превосходство, но гости отступать не собирались.
 Губайдуллин рассказывал довольно живо, ни разу не запнулся. Карие глаза поблескивали, каштановые усики задорно топорщились. Рука с золотым перстнем постоянно маячила в воздухе, время от времени пальцы будто проигрывали на клапанах саксофона сложный пассаж.
 – Пушки я так и не заметил, хотя мы еще не успели сойти со сцены. Хлопнуло раз, другой, один из местных свалился. Люди, те, кто ближе к выходу сидел, ломанулись наружу. Остальные боялись подняться: кто-то под стол нырнул, кто-то просто пригнулся.
 Местные отступили, утянули своего, раненного в живот. Мы думали эти двое со своей телкой тоже сейчас слиняют – ни черта подобного. Принципиальными оказались. Велели официантам все по-быстрому убрать с пола, постелить на стол чистую скатерть и заново поставить приборы. Сели продолжать вечер – мол, никто не заставляет никого спасаться бегством.
 У остальной публики аппетит, конечно, пропал. Хмель мигом выветрился, и все зашевелились вроде бы к выходу, но тут засветила мигалка с улицы, и один из приезжих – который стрелял – предупредил всех: «Сидеть, как ни в чем не бывало! И чтобы никто рта не раскрывал!»
 А нам приказал – играйте, как играли, перерыв отменяется! Он никому не угрожал, одного его вида было достаточно.
 Ментов, видать, кто-то вызвал. В таких случаях они всегда врываются, как с цепи сорвавшись.
 Поднимают всех, лицом к стенке ставят. Но незадолго до этого случая из ментуры выплыла наружу одна неприглядная история. Невинного человека чуть до смерти не забили. Поэтому все получили установку временно сбавить обороты.
 Вот они вошли. Народ сидит смирно, но как-то очень уж скованно. Официанты докладывают, что все в порядке, мэтр тоже. Мы играем с грехом пополам. Я говорил вначале, что пальцы сами иногда работают, голова свободна и смотришь от нечего делать по сторонам. Но нервная обстановка, конечно, меняет дело. Ударник сбился с ритма, другой, потом я петуха пустил. Менты вдруг что-то почуяли, посмотрели в нашу сторону.
 Почему треть столиков, которые ближе к выходу, пустуют? Везде недоедено, недопито, а людей нет?
 Выбрали три подозрительные компании, в том числе и этих, приезжих. Стали шмонать. Куда этот тип пристроил свою пушку никто не заметил.
 Ничего подозрительного у них не нашли. Зато у других, которые смирно сидели, упал на пол пакетик героина – он было жвачкой прилеплен к днищу столика, а жвачка возьми да отлепись! Погорели люди вообще ни за что ни про что – замели всю компанию.
 Менты еще покрутились, взяли на халяву выпивки и – на выход. А эти трое все спокойно допили-доели. Перед уходом сказали ударнику:
 «Повезло тебе, что третий раз не сбился». Первый раз я видел такую невозмутимость.
 Из услышанного Забродов сделал вывод, что Рифат раскрылся меньше, чем Вероника. Но он рассказывал с таким артистизмом, с каким, наверное, играл на своем инструменте: ситуация нарисовалась как живая.




 Глава 13


 Для участников наступили суровые будни. Сначала надо было позаботиться о крыше над головой.
 Барак достраивали уже спокойно, без гонки на время. Сколоченную из бревен и жердей основу обтянули брезентом, который выдала компания. Половину пространства отвели под «спальню», туда наносили еловых лапок, чтобы ночью от земли не пробирало холодом. Лапки прикрыли брезентом – меньше будут колоться. В другой половине организовали нечто вроде гостиной с примитивным столом и стульями в виде толстых коротких чурбанов.
 Ближе к полудню остро встал вопрос о еде. Пузатый Федя передал список продуктов с расценками в очках. Каждый мог выбрать для себя разную тактику – экономить, рискуя быстро ослабеть и проиграть, или бесстрашно транжирить заработанные очки. Относительно дешево стоили рис, гречка, пшенка, сало, картошка и молоко. Дороже – мясо и мясопродукты. Можно было заказать даже фрукты и шоколад.
 Насчет цен все участники высказывались одинаково:
 – Совсем оборзели! Они тут из нас дистрофиков к концу игры сделают!
 – Должны ведь соображать, что здесь не тропики. По ночам на сугрев придется калории тратить.
 – В магазине, кстати, нет такой разницы между крупой и мясом. Откуда они вообще ее взяли?
 – А может, у них мяса и нет, только на бумаге? Где они здесь хранить его будут?
 – Как где? Не слышишь, дизель-генератор тарахтит. От него и свет, и холодильные установки.
 – Да в холодильнике они свои запасы держат!
 Смотри, сколько народу и все привыкли три раза в день жрать от пуза.
 – Я тоже подозреваю, что мясо у них в виде консервов или тушенки.
 – Так и написали бы: «тушенка». Какой смысл темнить?
 – Надо будет послать делегацию. Пусть все покажут в натуральном виде.
 – Точно. Трех человек, больше не надо.
 – Давайте голосовать.
 – Господи, как эта демократия осточертела!
 – А как по-другому, на глотку брать?
 – Мне лично до лампочки, кто поедет.
 – Выдвигаем кандидатуры!
 Выдвинули Акимову, Ладейникова, Забродова и Лешу Барабанова – хоть он автозапчастями торгует, но все же человек с рынка, многое поймет.
 Игорь набрал меньше всего голосов – победителю первого конкурса дружно позавидовали.
 Оранжевый Федя еще не отплыл с острова, и трое «делегатов» загрузились в моторку. Речные берега, на сколько хватало обзора, украшались каменными россыпями. И не мудрено – до горного склона было рукой подать. Беловатый, с серыми прожилками и зелеными мшистыми пятнами, он нависал над водой, прямо над лагерем съемочной группы.
 Соскочив босыми ногами в прохладную, кристально-чистую воду, Забродов с близкого расстояния различил множество примет цивилизации: аккуратные импортные палатки, между которыми переброшен осветительный кабель, новенькие мусорные баки, легкие пластмассовые стулья и столики с тентами, будто перекочевавшие из летнего кафе. Негромко играла музыка, разносился запах хорошего кофе, такой неожиданный в этих заповедных местах.
 Большинство людей, попадавшихся Забродову на глаза, были ему незнакомы. Голоса, выражения лиц резко отличались от островной публики.
 Там, за спиной Иллариона, остались усталость, настороженность, ожидание подвохов, тлеющий азарт соперничества. Здесь одни деловито и спокойно, выполняли свои обязанности, другие с чистой совестью расслаблялись.
 Техники монтировали на мачте мощный прожектор, девица в джинсовых шортиках грациозно спешила с несколькими папками по дорожке между палатками – совсем как по офисному коридору. Кто-то переговаривался с Москвой по сотовому, обещая спонсорам-нефтяникам, что информация о них прозвучит четырежды в ходе передачи. Новиков, облаченный в махровый халат, пересказывал двум операторам свежий анекдот.
 Забродов не ощущал здесь подспудной скрытой угрозы. Никакими объективными доводами он не смог бы это объяснить. Просто неясная тень убийцы не мерцала за спинами, как на острове.
 По складу характера отставной капитан ГРУ по прозвищу Ас верил только фактам, только материальным вещам. Считанные разы в жизни он сталкивался с такой вот мерцающей неясной тенью и каждый раз речь шла об очень серьезном противнике.
 Хладнокровный расчетливый убийца всегда страшен. Но еще опаснее, когда безумие и расчет объединяются «в одной упаковке». Когда две цели – маниакальная и рациональная – питают друг друга.
 Рациональную цель в этих условиях понять нетрудно: скоро вертолет должен доставить бронированный сейф с денежным призом и двух вооруженных охранников. Рублевый эквивалент четверти миллиона долларов, деньги, которых победитель не увидит. Но преступник вполне может за них ухватиться.
 А что насчет другой, маниакальной цели? Существует ли она вообще?
 В первые часы после высадки Забродова одолевало сомнение – не напрасно ли он забрался так далеко от привычной квартиры с энциклопедией Брокгауза – Ефрона, где скромная обстановка сочетается с дюжиной великолепных вещиц, приобретенных в антикварных магазинах? Деньги, понятное дело, не помешают – Фалько щедро оплатит услуги, если только шоу благополучно доплывет до конца.
 Но ветерану ГРУ зазорно получать бабки там, где не маячит риск. Может, напрасно он дал себя уговорить? Участие в телешоу – что может быть неприличнее для отставного офицера разведки?
 А вдруг его увидят друзья, сослуживцы? Тот же Мещеряков покоя не даст, будет вспоминать при каждом удобном случае.
 Но он отбросил все колебания. Отставной инструктор спецназа кожей чувствовал, что в самые ближайшие дни «чертова дюжина» оправдает черную славу числа тринадцать. Люди на Русском острове под угрозой. И если не сработает его, Забродова, проницательность, то преступник получит фору.


* * *

 Делегация явилась на кухню, где два повара в белых фартуках и накрахмаленных колпаках готовили еду. Здесь же стояли холодильные камеры с продуктами, но это в самом деле были съестные припасы съемочной группы. Подоспевший завхоз повел игроков на другой конец острова, к палатке, где хранилась провизия для них.
 Как и ожидали, мясо оказалось консервированным, да в придачу еще и китайского производства.
 – Собачатина, – презрительно пробормотала Акимова. ;
 – Здесь в мешке рис, здесь гречка, – невозмутимо продолжал показывать румяный, пышущий здоровьем завхоз.
 – Чай у вас какой? – поинтересовался Леша.
 – Индийский чай.
 – Индийский, он разный бывает.
 – Вот, пожалуйста, – завхоз достал из картонной коробки одну из ярких пачек.
 – Параша.
 – Откуда вы знаете?
 – Через триста метров от моего киоска – продовольственный рынок, оптовый. Я там все знаю наизусть. Этот вот чай – самый дешевый и мясные консервы тоже. Е-мое, столько бабок на нас делаете и экономите на таких пустяках.
 – Я на вас бабки не делаю, я не хозяин канала.
 – Да не вы лично.
 – Сало вы тоже здесь в палатке держите? – осведомилась Акимова.
 – Нет, сало в холодильнике. Свежее сало, с тмином.
 – А шоколад где? – Забродов знал, что продукт этот здорово восстанавливает силы.
 – Немецкий шоколад, – полез завхоз к другому ящику.
 – Шоколад должен быть русским, – проворчал Леша. – Горьким, натуральным. А это вообще не шоколад, здесь на девять десятых добавок.
 – Идем к Фалько базар поднимать, – предложила Света. – Пусть нормальные продукты везет, иначе мы здесь забастовку организуем.
 – Не надо везти, – возразил Барабанов. – Пусть выделят нам из того, что сами жрут.
 – Чего вы ребята в бутылку лезете? – забеспокоился завхоз. – На вкус и цвет товарищей нет.
 Лично вам такой шоколад не нравится, а другим, может, горький как раз не по вкусу – им только с орехами подавай. Здесь не ресторан, здесь соревнование на выносливость. Так задумано, чтобы продукты были недорогими.
 – Вот сами тогда и соревнуйтесь, – отреагировал Леша, – а мы будем снимать и питаться деликатесами. У нас получится, можете не сомневаться. А как у вас, не знаю.
 – Не трать ты на него время, – посоветовала Акимова. – Идем к шефу. – По лицу Фалько Илларион сразу понял, с кем из троих режиссер хотел бы поговорить с глазу на глаз. Но ни под каким предлогом нельзя было оставлять за порогом других, заставляя думать об особом доверии именно к Забродову.
 – Что вы предлагаете? – холодно спросил Фалько.
 – Заменить вот эти продукты, – Леша передал основательно измятый список с проставленными маркером галочками.
 – Ничего не получится. Эти торговые марки мы обязаны засветить в кадре.
 – Светите на здоровье. Перед камерой я буду пачку открывать и облизываться. Дальше ваши люди ее забирают, а мы нормально питаемся.
 – Думаете игра началась, и я связан по рукам и ногам? Завтра вы вообще неизвестно чего потребуете – женщины французских духов, мужики гаванских сигар.
 – Мы вам здесь не тараканы на бегах, – на крепкой Светиной шее выперла наружу твердокаменная жила. – Вы нам обязаны обеспечить пристойный минимум.
 – То, что вы видели, и есть пристойный минимум. И не пытайтесь меня шантажировать забастовкой. Договоры подписаны, и я с вас неслабые штрафы поимею.
 – Интересно, как? – усмехнулся Барабанов. – Зарплата моя ровно по минимуму.
 – Прежде чем права качать, вам надо юридически подковаться. Там в каждом договоре есть одна строчка, которая позволяет нам для получения штрафа налагать арест на имущество.
 – Только не пугайте, – отмахнулся бывший лохотронщик. – Менты на меня уже столько раз наезжали.
 – На мелкую сошку больших усилий не тратят. А если бы нашлись заинтересованные лица…
 – Зачем бастовать? – заявила Акимова. – Мы по-тихому будем сачковать. Соревноваться как вареные курицы. Ни одна душа такое шоу смотреть не будет, и придраться к нам вы не сможете.
 – На здоровье, – кивнул Фалько. – На этом и закончим.
 Хоть Забродов и оказался на острове по личной просьбе режиссера, он на полном серьезе высказал солидарность:
 – Шеф, не настраивайте людей против себя.
 Они вам еще пригодятся.




 Глава 14


 Против саботажа возразил только пожарник Семен:
 – Если б нам испорченное на фиг хотели скормить или просроченное. А так все, я считаю, нормально. По крайней мере ни червей не заставляют есть перед камерой, ни личинок. Есть картошка, есть сало. С голодухи не помрем, а лишнего я и сам не хочу, чтоб кишки после конкурса не завернулись.
 Охранник Бажин тоже молчал – сидел спиной ко веем, и видно было, что саботаж он не поддержит даже во вред себе.
 – Завтра – новое соревнование, – предупредила Акимова. – Условия выполняем, но без особого рвения.
 Забродов скептически отнесся к этой идее. Там, где речь шла о нюансах, всегда трудно добиться солидарности. Одному покажется, что сосед чуточку поднажал. Он и сам поднажмет – так и потянется по цепочке.
 Пока что еду им оплатили очками – кто взял больше, кто меньше. За миски, ложки и котелки тоже пришлось уплатить. Об одном общем костре больше и речи не было – по острову заполыхало целых пять. Кроме Забродова еще двое не пожалели своего запаса «валюты». Игорь тоже решил поддержать свою тройку, хоть и не знал точно, каким будет расклад в следующий раз. «Роковая женщина» Малахова потратилась только на себя, любимую. Израсходовала весь свой небогатый запас очков на два банана и смаковала их на берегу, лежа на животе.
 – Ну, Илларион, мы перед тобой в долгу, – заметила Вероника, унося мыть посуду.
 – Надо же еще о ночлеге подумать, – вспомнила Зина. – На трех спальниках разоримся.
 – Ты-то, девочка, без спальника замерзнешь.
 Или думаешь лечь на лапки и лапками прикрыться?
 – Ты же видел эти спальники, они такие просторные. Возьмем один на троих.
 Круто. Вот тебе и девочка-ромашка с выпуклым лобиком.
 – Не знаю. Сейчас Вероника вернется, обсудим.
 Неожиданно для Забродова Вероника идею одобрила. Ему, мужику, тем более стыдно кочевряжиться, пусть будет так, как хотят женщины.
 Оказывается, у них гораздо меньше сантиментов, чем у мужиков.


* * *

 Вышло даже забавнее, чем можно было ожидать. Они в свою игру играют, ты – в свою. Твоя, конечно, интереснее. Скучно убивать, когда не чувствуешь человека, не знаешь, чем он дышит.
 Скучно убивать, если приходится спешить из опасения упустить момент, спешить, чтобы ускользнуть незамеченным.
 А здесь на острове – такая роскошь! Ходят себе белые курочки – кудахчут. Головками кивают, зернышки клюют. А ты высматриваешь, какую же на суп пустить. Можно руку протянуть – погладить, почувствовать живое тепло… Пусть пока еще походят, торопиться некуда.
 На это шоу сделана ставка, оно должно стать гвоздем сезона. Устроители пойдут на все, лишь бы не отменять, не задергивать раньше времени занавес. На первый раз придумают что-нибудь, найдут подходящее объяснение. Упал с дерева, получил травму – вот человека тащат на носилках в лодку, вот его загружают в вертолет для отправки в город.
 Удивительное превращение живого существа, когда оно вдруг становится просто телом.
 Оно еще теплое у тебя в руках, даже мышцу может судорога свести, хотя сердчишко уже не бьется…
 Только профаны утверждают, что смерть случается в один миг: секунду назад человек еще жил и вот уже умер. На самом деле таинство свершается медленно. Видеть его и ощущать – высшая привилегия.
 Кого выбрать? И эта соблазняет, и вон тот. Ночь будет пахнуть хвоей, звезды будут падать, отражаясь в речной воде. И душа будет медленно испаряться из тела. У нее есть свой запах, у отделившейся от тела души. Он уловим совсем недолго, пока тело еще не остыло, пока этот невидимый пар еще клубится совсем рядом.
 Та первая курица в детстве… Только с третьей попытки удалось оттяпать ей голову топором, и он прижал к груди нечто непонятное в перьях. Теплая кровь струилась по голому животу…
 За свое шоу компания может не беспокоиться, с этим шоу они сделают всех конкурентов. И в конце концов, когда утихнут страсти, может быть даже мысленно его поблагодарят.


* * *

 К вечеру все тринадцать как-то успокоились.
 Беззвучно текла река, с правого берега тоже не доносилось шума: дизель-генератор накрыли звукоизолирующим «колпаком», чтобы не мешал спать, и звуковую дорожку отснятых кассет не пришлось бы чистить от гула.
 Только птицы покрикивали на разные голоса и иногда плескались в реке рыбы. Биолог Струмилин, перебывавший в десятках экспедиций, уже смастерил удочку и примостился на берегу.
 Клева пока не было – наверное, людской шум и гам успел распугать рыбу в здешних заповедных местах.
 …Пожарник Семен отправился смотреть, как возводят на дальнем конце острова легкую ажурную вышку с логотипом нефтяной компании.
 Каждый новый выпуск телешоу должен был начинаться с общей панорамы: река, гористые склоны и яркий щит, вознесенный над хвойным ковром.
 Со своей сноровкой Семен легко бы забрался наверх, но его остановили в самом начале.
 – Извини, друг, нельзя. Потом сорвешься, а мы отвечать будем.
 – Да я – пожарник! Я по крышам горящим лазил!
 – Да хоть альпинист! Стой себе спокойненько внизу. Скучно стало? Не переживай, долго скучать не придется.
 – А что там дальше по программе?
 – Деловой – хочешь первым узнать? Мы сами без понятия.
 …Костя Воробей рассказывал Зине и Свете Акимовой, какие приколы случались раньше на радио.
 – Днем начальство на месте. А вечером мы могли бухать, пока крутился очередной трек.
 Потом я ребятам показывал кулак и включал «On Air».
 – А это что такое?
 – Режим, когда микрофон включен и посторонних звуков в студии быть не должно – ни звяканья стаканов, ни сдавленного смеха, ни хрюканья под столом.
 – Удавалось?
 – Микрофоны что надо – ловят только в узкой зоне, остальное более или менее приглушают. Золотые были времена, полная свобода творчества. Никто еще не сушил мозги форматом, не ограничивал твой свободный треп, не подсовывал кучу дурных текстов. Заряжаешь музыку, какая тебе нравится, – сам ловишь кайф и другим даешь.
 – А теперь?
 – Насчет теперь не знаю, в эти игры больше не играю. Но с позапрошлого года стало тоскливо: для начальства стали записывать весь эфир, чтобы оно могло задним числом проконтролировать любого от "а"до "я". Стали внушать ди-джеям, что хорошая музыка – это не формат, стали подсовывать плей-листы, напичканные всяким говном.
 …Игорь с Ольгой сидели спина к спине, ее густые платиновые волосы перевесились через его плечо, нежно лаская ухо и щеку.
 – Ты не разочарован?
 – Рано еще говорить. Если не выиграю, буду, конечно, разочарован.
 – Думаешь, все пройдет по-честному?
 – Кто здесь будет химичить – Фалько? Сомневаюсь. Для него главное рейтинг, а рейтинг попрет вверх, если правила будут для всех одинаковыми.
 – Они собаку на этом съели – никто из зрителей ничего не поймет. «Пипл схавают», – как говорит Костя. Взять хотя бы Иллариона – неспроста ведь его сунули в последний момент.
 – Меня точно так же. Хочешь сказать, что я родственник Фалько? Или главному нефтянику зять? – Игорь кивнул в сторону щита, вознесшегося над островным лесом.
 – Человек человеку рознь. Я про него говорю, вот уж кто себе на уме.
 – А по-моему, нет, нормальный мужик – самый приличный из всех. На засланного казачка не похож.
 – Семена тоже прикармливать нечего.
 – И этот не угодил?
 – Пустое место.
 – Сурово ты.
 – Какого черта он согласился за твои очки питаться?
 – Пустяки. Сегодня я больше отстегнул, завтра он.
 – Увидим.
 …Кроме пары бананов, Диана приобрела еще упаковку табака – это стоило совсем дешево, гораздо дешевле сигарет. Кроме минимума одежды игрокам разрешили оставить предметы личной гигиены и прессу, чтобы от скуки было куда глаза деть. Большинство женщин взяли на остров иллюстрированные журнальчики. Только Акимова отказалась от этой привилегии, а Диана заменила журналы провинциальными газетами, купленными в Красноярске.
 Теперь стало ясно, с какой целью: ловко смастерив самокрутку, она выдохнула кольцо дыма. Табачище был таким забористым, что подсевшая к ней Вероника сильно закашлялась и сказала:
 – Зачем ты? При таких нагрузках лучше не курить! Напрасно ты такую политику ведешь.
 Людей против себя настраиваешь.
 – Кого? Тебя?
 – Меня пока еще нет.
 – А за других не говори!
 – Просто ты мне симпатична.
 На породистом лице Дианы никаких сильных чувств в ответ не отразилось, и сизые колечки дыма по-прежнему изящно выдувались ее полными губами.
 – Не волнуйся, я не синий чулок. У меня три нормальных любовника дома и три жениха в Европе.
 Малахова трижды беззвучно сложила свои узкие ладони, изображая аплодисменты.
 …Человек, известный в ГРУ под прозвищем Ас, сидел у порога просторного барака со стенами и потолком из туго натянутого брезента. Чтобы заслужить среди разведчиков столь почетное «звание», нужны особые заслуги. Забродов слышал от бывших сослуживцев, что вряд ли в ближайшие пятьдесят лет кого-нибудь в управлении удостоят подобной клички. Как майку с номером великого спортсмена обычно никому больше не доверяют надевать.
 Однако здесь, на острове, маститый специалист никак не мог распознать врага. «Бывает и на старуху проруха, – вспоминал пословицу Илларион. – По твоему статусу пора бы уже и результат выдать. А ты даже круг подозреваемых за целый день не сузил».
 – Как настроение? – приземлился рядом Губайдуллин. – Расслабляемся?
 – Красивое место. Сижу и думаю: может, остаться здесь, когда закончится вся эта канитель?
 – С бабками везде хорошо. За бабки тебе сюда симфонический оркестр на вертушке доставят, чтобы под скрипку засыпать. А с пустыми карманами везде тоскливо.
 – Понятно. Лучше быть богатым и здоровым…
 – Богатство нам тут, как я посмотрю, не грозит. А здоровья можно много оставить.
 – У тебя всегда под вечер пессимизм прорезается?
 – Наоборот. Я человек темной половины суток.
 В мирной жизни просыпаюсь часа в три дня. Дальше энергия бьет ключом до первых лучей солнца.
 Вот на высадке я был в форме, а бревна таскать пришлось, когда все внутри спало.
 – Привыкнешь. Я вот тоже не привык с утра до вечера на людях торчать.
 – Ты считаешь печалиться нет повода? А я вижу нас тут кинуть собираются. Победителя они уже назначили. Могу поспорить, что Игорю по ходу игры ковровую дорожку постелят. По всем статьям годится – молодой, красивый, фигуристый.
 Я сегодня попросил у девчонок зеркало, глянул на себя и подумал: «Куда ты лезешь с такими внешними данными? Это же телешоу, здесь и рожу и кожу иметь нужно, чтобы тебя подсадили на пьедестал».
 – Да ты за две недели себе мускулы не хуже Игоря накачаешь.
 – Я серьезно. Посмотри внимательно – кого еще с ним сравнить? Да он даже сам, без чужой помощи выиграет.
 В темной глубине барака кто-то заворочался, заворчал. Массивная фигура двинулась к выходу и догорающий закат осветил охранника банка, успевшего обрасти щетиной.
 – А я уже думал – утро! Здесь время вообще не движется – ни туда ни сюда.
 – Сходил бы, ягод поискал, пока светло было, – сказал саксофонист. – Девчонки чего-то набрали.
 – Мне эти ягоды, что слону булавка. Только желудок злить. Меньше трех шампуров шашлыка за один присест не съедаю. Больших шампуров, чтобы на каждом кусков шесть.
 Нижняя губа его теперь отвисла скорее обиженно, чем презрительно.
 – Прибиваться к кому-нибудь надо, – заметил Рифат. – Подвали к Ладейникову, может, возьмет под крыло.
 – Да кто он такой? Имел я таких сопляков по три штуки в день!
 – Как знаешь, друг, как знаешь.
 – Это вы будете ко мне в шестерки напрашиваться, ясно? Вы все! – Бажин тронулся с места, отфутболив ногой миску Рифата, которую музыкант бережно положил на землю рядом с собой.
 – Придурок, – пробормотал Губайдуллин в спину удалявшемуся охраннику.
 Впрочем, произнес он последнее слово не слишком громко, так как не был уверен в заступничестве Иллариона.
 Закат за несколько минут успел померкнуть, и сумерки окончательно накрыли остров. Только лунный диск разгорался все ярче, все отчетливее проступали на нем родимые пятна…
 – Ну что, профессор, крокодил не ловится? – спросил Леша Барабанов. – Или нельзя громко разговаривать?
 – Да ничего, говори, – вздохнул Струмилин, устало моргая большими глазами навыкате. – Рельеф дна такой, что рыба посередке плывет.
 Только с лодки ловить можно. Ну и сетями, конечно.
 – Леденец желаешь? – бывший лохотронщик протянул коробочку.
 – Откуда у тебя?
 – От этих, от хозяев жизни, – кивнул Барабанов в сторону правого берега реки.
 – Очки на леденцы потратил?
 – Немного. Не могу без сладкого на десерт.
 Бери.
 – Спасибо, не хочу. У меня дупло в зубе – не дай бог попадет.
 – Чего ж ты пломбу не поставил перед отъездом?
 – Ночью в гостинице проснулся и языком нащупал, что старая пломба выпала.
 – Сейчас на пломбы годовую гарантию дают.
 – Да я уже запутался в своих зубах – какой где лечил.
 – У меня хоть с передними нет проблем – выбили и больше не жмут.
 – Ночью в гостинице ничего не слышал?
 – Там, в Москве? Всю ночь страшный сон снился. Стоят два шара прямо против лузы. Такие с закрытыми глазами вколачивать надо, причем оба. Я примериваюсь, хочу наверняка и киксую. Потом снова очередь моя и снова подстава – те же два шара вернулись к той же лузе.
 Пузом ложусь на стол, примериваюсь, и бац – то же самое.
 – А я проснулся, дырку языком нащупал и слышу: в коридоре какие-то люди бродят, шушукаются.
 – Это, наверное, когда дежурные нас от девчонок вытурили. Нас же Ольга со Светой пригласили выход в финал обмыть.
 Струмилин погрустнел, узнав, что женщины с самого начала обошли его вниманием. Непонятные у них вкусы.
 – Не расстраивайся, ничего там интересного не было, никто никого не завалил. Хочешь я тебе рыбку поймаю?
 Не дожидаясь ответа, Леша снял штаны и зашел по пояс в воду.
 – И как ты ловить собираешься? Руками, что ли? – усмехнулся Вадим, побывавший с экспедициями на трех континентах.
 Барабанов приложил палец к губами, постоял неподвижно с полминуты. Глаза его были прикрыты – то ли он ориентировался на слух, то ли кожей ловил отклонение холодноватых струй. Вдруг он резким движением черпнул воду и выхватил что-то отчаянно бьющееся. Из крепко сжатого кулака виднелся торчащий рыбий хвост.




 Глава 15


 Здоровому мужчине с нормальными инстинктами сложно ночевать в одном спальнике с двумя молодыми женщинами. Пуританином Забродов не был, но относился к поколению людей, признававших близость только с глазу на глаз. Тут мало того, что подруги сразу две, еще и народ вокруг ворочается: кто-то шепчется, кто-то похрапывает.
 Прижавшись к Иллариону, Вероника с Зиной быстро заснули, будто по-другому никогда и не ложились. Забродов некоторое время усмирял свою плоть и, наконец, успокоился и сосредоточился на деле. Мысленно он провел ревизию, вспомнив всех поименно.
 Рифат с его задорными усиками. Легко представить, как с золотистым саксом в руках он принимает мзду за очередной заказ. Как покуривает мастырку после закрытия ресторана. Но для хладнокровного убийцы он как-то жидковат.
 Пожарник Семен с его бесконечным «на фиг».
 В огонь и дым нормально впишется, ругню с начальством тоже запросто затеет. Но маниакальную хитрость трудно представить даже на самом донышке этой рыжей головы.
 Диана – вот о ком пока еще трудно высказываться. Но будь она убийцей, не стала бы так демонстративно подчеркивать свою загадочность и все время молчать, неотрывно глядя в пустоту.
 Бажин со своим самомнением – типичный амбал, не отягощенный высокими материями и большим количеством извилин. Такой не станет улыбаться пряча камень за пазухой, а выдаст, что на уме, не беспокоясь о вежливости.
 Вадим Струмилин, наоборот, человек интеллигентный, тихий, никого не оскорбит. Много знает о природе – похоже, с растениями и жучками ему гораздо проще, чем с людьми. Ущербного в нем нет ничего, но чувствуется в общении какая-то застарелая неуверенность.
 Света Акимова – мужик в юбке, железная леди. Если устроить состязание по армрестлингу, мало кто из здешних мужиков устоит против нее. Суровая дама, но агрессии в ней не заметно. К сильному полу относится, как к несмышленышам, которых трудно воспринимать всерьез.
 Все живые люди, но достоинства как будто перевешивают их недостатки. Однако тень по-прежнему мерцает. Значит, в ком-то я ошибаюсь.
 «Следующий свой шаг преступник наверняка сделает в темное время суток. Значит, вырубаться на все сто нельзя», – с этими мыслями инструктор тревожно задремал.


* * *

 – Подъем! – послышалось через два часа снаружи.
 Тут никому поспать не дадут. Он-то человек привычный к перегрузкам, а женщинам каково?
 – Подъем!
 Справа зашевелилась пригревшаяся в тесноте Зина, которая спросонья заплела своими ногами ногу Забродова. Слева пробормотала что-то Вероника, тронув губами его литую скулу.
 – Не спешите, девчата, еще никто не встал.
 – Через десять минут начинаем! – вещал металлически-безжалостный голос. – Кто опоздает на старт, даст соперникам фору.
 Чертыхаясь и матерясь, народ стал постепенно выползать из барака. Людей застали в самую сладкую минуту сна, когда он только проникает во все поры тела, размягчает кости и мышцы.
 О саботаже уже и речи не шло. Каждый думал только о том, что же в этот раз приготовили устроители.
 Расстегнув спальник, Забродов выбрался из теплого логова первым.
 Операторы уже прибыли на место, ежась от холода в утепленных куртках. Фалько, и ночью не снявший темных очков, давал им последние указания. Новиков, пользуясь привилегиями «звезды», сидел на легком пластмассовом стульчике, гримерша колдовала над его отекшим, землистого цвета, лицом. Даже пижонские узкие бакенбарды выглядели на нем сейчас серыми полосками налипшей грязи.
 Какая-то девица взялась объяснять условия конкурса:
 – Ничего сверхъестественного. Каждый получает вот такой фонарик. Батарейки можно не экономить. До конца конкурса их хватит.
 – Подождите! Еще не все вышли, – остановил Ладейников.
 – Пусть пошевелятся на фиг, – громко проворчал Семен. – Мы здесь стоим, колотимся, а кто-то лишнее тепло набирает! Давай, объясняй дальше!
 – Поторопите своих товарищей, – шмыгая носом, обратилась девица к Бажину.
 – Тамбовский волк им товарищ! – последовал ответ.
 – Слушайте дальше. В лесу на острове раскиданы золотые звезды, величиной примерно с мою ладонь. В свете фонарика звезда сразу блеснет – светите себе под ноги, в стороны, вверх. Звезды могут оказаться везде: на ветке, в траве, в воде.
 – Ну ясно-ясно, – кивнул Костя Воробей, у которого с недосыпу разламывалась голова.
 – Тебе ясно, а другим нет, – возмутилась Зина. – Сколько звезд надо набрать?
 – Сколько получится.
 Новикова припудрили, подрумянили, закапали что-то в глаза, и теперь он казался ожившим трупом из фильма ужасов. Впрочем, на пленке он должен смотреться нормально – оператор взялся снимать его без тени сомнения.
 Объективы на камерах стояли уже не те, что днем: освещенность каждого метра островного пространства колебалась от минимума к максимуму.
 В разных точках острова успели смонтировать несколько вращающихся прожекторов, самые мощные – на верхушке мачты с логотипом нефтяного спонсора. Их свет легко пробивал толщу хвои, освещал стволы деревьев. Когда яркий сноп вздымался к небу, звезды исчезали из виду. Казалось, свет дотягивается до них, заставляя щуриться даже инопланетян.
 – Выдал бы нам шеф очки темные!
 – Точно. У меня одни круги в глазах.
 Кто-то щурился, кто-то вытирал слезы, кто-то приставил ладонь к бровям, а Костя Воробей перекрутил козырек шапки с затылка на лоб. Чуть пониже прожекторов на вышке прицепили табло.
 Оно показывало тридцать минут, скоро должен был начаться обратный отсчет.
 Народ попробовал проверить фонарики – они тоже светили ярче обычных, не теплым желтоватым, а холодным белым светом. Забродов мысленно отдал должное изобретательности Фалько – скромными средствами режиссер сумел создать на острове необычную атмосферу. Казалось, будто здесь находится особо охраняемая тюрьма, откуда группа заключенных должна совершить побег.
 – На этом этапе каждый за себя, – уточнила девица. – Я думаю вы согласитесь, что мужчины в таком конкурсе не имеют преимущества перед женщинами.
 – Привет Большой Земле с Русского острова! – восторженно провозгласил в камеру Новиков. – У нас уже был ночной выход в эфир, и опять мы с вами встречаемся при свете прожекторов. Днем здесь можно загорать у воды, а ночью, если честно, зуб на зуб не попадает. Сейчас я тоже побегаю вместе с нашими участниками, иначе не согреться.
 Ведущий продолжал тараторить, между делом посвящая зрителей в правила состязания. Игроки тем временем готовились: Вадим присел на корточки и закрыл лицо руками в попытке настроиться на борьбу, Света Акимова разминала суставы, Вероника попросила Забродова помассировать ей икры.
 – Желаю удачи.
 – Тебе тоже. Куда только звездочки эти совать, по карманам?
 Вдруг все прожектора разом погасли.
 – Пробки вылетели, – послышался чей-то голос. – Кина не будет.
 Темноту прочертил дымный след выстрела из ракетницы и яркие бельма вытаращились снова.


* * *

 Народ рассыпался в разные стороны. Кто-то рванул как на пожар, кто-то, экономя силы, побежал трусцой. Забродов присматривался – кто сразу кинется в чащу, кто попробует поискать на открытом месте, у берега.
 Попробуй отследить всех в этой кутерьме.
 Опасный конкурс – тем более в ночное время.
 Фалько советовал при малейших подозрениях называть кандидатуры. Можно красиво вывести из игры хоть троих. В прессе никто даже не заикнется о подтасовках. Но если удастся это сделать легко и без проблем, значит схватился не за тех.
 Убийцу красиво не уберешь. Убийца приехал сюда диктовать свои правила.
 Все вокруг выглядело как дорогостоящая декорация – настолько изменились в мятущихся снопах света и лес и горные склоны. Зелень хвои и мхов казалась искусственной, будто напрыскали краски из распылителя. Белый камень напоминал папье-маше. Даже небо казалось тентом, натянутым слишком низко, – двигаясь вверх-вниз и взад-вперед потоки белого света не рассеивались в вышине, а будто упирались в преграду, в свод.
 Раздался торжествующий женский визг – из кустов метнулась вверх рука со звездочкой.
 А кто-то молча подобрал свою пятиконечную добычу и целеустремленно двинулся дальше. В зарослях мелькали тени – из-за постоянных перепадов света трудно было понять, кто движется быстрее, кто медленнее.
 Остров, казалось, сдвинулся с места и медленно плыл по реке. Фалько жалел, что этот эффект не удастся перенести на маленький экран. Его давно раздражала вялость технического прогресса – давно пора, чтобы в повседневный быт вошли настенные экраны с двухметровой диагональю. Вот тогда бы он развернулся, он бы показал настоящее шоу.
 От мощных световых потоков тут и там ветвились тонкие лучи фонариков, которые суетливо дергались в азарте поиска. Казалось, что не чертова дюжина игроков, а одно огромное существо со светящимися щупальцами торопливо шерстило небольшой остров.
 – Черт! Идите сюда кто-нибудь! Ваш долбаный фонарик не светит!
 Звук на всякий случай записывался, но вряд ли его придется чистить от таких вот нежелательных криков. Конкурс пойдет в эфир под фонограмму. Какую – Фалько еще не решил. Возможно, это будет современная группа в стиле «ньюэйдж», возможно, лучше «ляжет» на картинку классическая «Ода к радости». Когда получасовой кусок будет окончательно смонтирован, он попробует и то, и другое.
 К разнервничавшейся «ромашке» – Зине подбежал техник из съемочной группы.
 – Вот, пожалуйста, все работает. В чем проблема?
 – Это у вас надо спросить, – бросила Зина, ныряя между елками.
 В сотне метров от нее случайно столкнулись Рифат с Семеном. Оба нечленораздельно рявкнули друг на друга. Каждый был слишком поглощен поисками, чтобы произнести даже примитивное ругательство.
 Еще чуть дальше споткнулась и упала Ольга Штурм. Первые десять минут она держалась рядом с Игорем, потом как будто что-то блеснуло среди хвои. Она кинулась за этим миражом и отстала, потеряв надежного напарника. Решила выбраться к воде, обежать остров по периметру и в этот момент упала, больно стукнувшись сразу плечом и локтем…


* * *

 …Твоя игра, конечно, поинтереснее и похлеще. Но можно ради смеха поискать среди ночи звездочки. Операторы за каждым деревом торчат. Есть и еще один глаз – нанятый профессионал. Они еще насмотрятся! Потом узнают, кто здесь главный герой. Очень скоро, но не сейчас.
 Давно не хватало таких спецэффектов, давно хотелось управлять источниками света, обращать реальность в масштабную декорацию. Последние годы ты видишь себя с разных точек зрения, крупным планом и общим, будто «глазами» нескольких камер. Но эти ракурсы существуют только для тебя, все твои «аттракционы» пропадают бесследно – мало кем увиденные, мало кем оцененные.
 Пересказы увиденного словами не стоят ничего. Аудитория в сотни тысяч, в миллионы человек – вот о чем ты мечтал все это время. Плюс технические средства и штат людей для твоего шоу. Первого, по-настоящему сногсшибательного шоу в твоей жизни.
 Так хочется, чтобы все получилось…




 Глава 16


 К концу состязания без звездочки не остался никто, даже невезучий Бажин. Последними от опушки бежали Леша Барабанов и Семен. Пожарник вдруг нагнулся, узрев что-то под ногами.
 Но любитель бильярда оказался ловчей: выхватив звезду прямо из-под носа соперника, он радостно показал тому средний палец.
 Теперь все были в сборе. Дышали тяжело, но каждый спешил рассказать, где ухватил за хвост удачу: кому-то пришлось заходить в воду, кому-то забраться на дерево, чья-то звезда оказалась на виду, на мшистой подстилке, словно ювелирное украшение на бархате.
 Остатки благожелательности друг к другу начали незаметно испаряться. Люди пытались превознести свои достижения и принизить чужие.
 Некоторых обвинили в нарушении правил, например Зину, которой техник помог разобраться с фонариком.
 – Нечестно. Он ведь мог ей подсказать где искать.
 – Это мне надо права качать, а не вам! – возмутилась Зина. – Мне самый дерьмовый фонарь подсунули!
 Люди не видели, что все это снимают. Но даже это не остановило бы первую разборку. Большой мир стремительно терял значение, зато искусственно созданный мир телеигры становился все реальнее.
 Здесь все как бы в другой жизни, за которую не несешь особой ответственности. Здесь, на острове, можно быть любым, а потом сказать себе в оправдание: это ведь игра, значит и грубость, и подлость здесь как бы понарошку, просто потому, что правила таковы. Вернешься домой и снова станешь хорошим.


* * *

 Улучив момент, Фалько успел шепнуть Забродову, что собрал материал, снятый скрытыми камерами, – надо выбрать момент и наведаться на правый берег. Наметанный глаз отставного инструктора ГРУ обнаружил несколько таких камер, довольно грамотно замаскированных от людских глаз. Вряд ли информации будет много – большей частью камеры снимали один и тот же безлюдный пейзаж в неподвижной рамке. Но одно случайное слово может иногда решить все.
 После ночного конкурса и подсчета очков все повалились, как подкошенные. Ни Вероника, ни Зина не добрались до общего спального мешка, а упали на хвою. В бараке, полном теплого дыхания людей, закрытом со всех сторон брезентом, можно провести остаток ночи вот так, не замерзнув.
 Забродову не нужны были часы, чтобы судить о времени. Было около трех часов ночи. До рассвета осталось совсем немного. Неплохо было бы прямо сейчас наведаться на правый берег. А если кто-то, проснувшись, заметит его отсутствие?
 Вообще говоря, сильно скрываться не имеет большого смысла. Если он, бывший инструктор ГРУ, до сих пор не раскусил преступника, значит тот хитер и коварен. И сам давно понял расклад сил.
 . – Ему, в отличие от Иллариона, пришлось выбрать всего из двух кандидатур, добавленных в игру в последний момент. Для верности он может исходить из худшего для себя варианта – оба крепких мужика призваны вывести его на чистую воду и нейтрализовать, …Осторожно продвигаясь к выходу, Забродов заметил тонкий изящный силуэт у приоткрытого полога.
 – Диана? Ты чего не спишь, дорогая?
 Отвернувшись в сторону, она занавесилась черными, как вороново крыло, волосами. Обхватила руками узкие плечи – бледные ладони будто таяли в темноте.
 – Тебе же холодно!
 – Да ничего.
 Голос ее был не такой, как раньше. Звук остался глухим и скрипучим, но прежняя резкость пропала.
 – Ты боишься? – догадался Илларион.
 Она молча кивнула.
 – Что-то случилось?
 – И выйти боюсь, и здесь уснуть тоже, – вместо ответа на последний вопрос она ответила на предыдущий.
 – Давай объясни в чем дело;
 Забродов не торопил, ждал. Диана продолжала сидеть по-турецки, скрестив под собой ноги. Потом вдруг решилась и встала.
 – Там, «на улице» скажу. Только не подходи близко.
 Ему тоже она не верит. Нормально для напуганной женщины. Встала в пяти шагах от брезентового полога, ему указала на место в такой же дистанции от себя. Чтобы в случае чего успеть крикнуть, чтобы крик услышали.
 – Знаешь…
 Ей было очень трудно начать. Она напряженно смотрела вниз, под ноги, пряди волос закрывали лицо. Если б сейчас перед ней стоял преступник, он мог бы этим воспользоваться.
 – Мне показалось, я увидела звезду. Нагнулась рассмотреть и вдруг упала тень. Не моя, а чужая… Такая странная, огромная.
 – Ты же знаешь, что утром и вечером, когда солнце опускается, тени становятся длиннее.
 – Кто-то неподвижно стоял у меня за спиной.
 Не знаю даже, мужчина или женщина. Все бегали, спешили, а оно вдруг остановилось.
 – Может, оператор?
 – Камеры в руках не было. Я побежала, не оглядываясь. Следом никто не погнался. Вообще не знаю, что было бы страшнее.
 – Ну, успокойся. Ночь скоро кончится.
 Слабое, конечно, утешение. Придет ведь следующая.
 – Хочу свалить отсюда. Никогда не думала, что сама захочу. Не знаешь, когда прилетит вертолет?
 – Точно не знаю. Скоро… А голову тени не помнишь? Патлатых мужиков у нас вроде нет, женщин коротко стриженных тоже. Разница должна быть четкой.
 – Голова в кусты попала, поди разбери. Четко помню две ноги и две руки. Ручки, ножки, огуречик – получился человечек.
 – Это в моем детстве такое говорили. В твоем разве тоже?
 – Знаю откуда-то.
 – Важно поспать хоть пару часов. Иначе завтра будешь как вареная курица.
 – Если надо, я могу три дня и три ночи не спать. Уже пробовала.
 Диана… Ее записанное на кассете «выступление» было самым коротким из тех, что Забродов успел просмотреть:
 – Только не надейтесь, что я перед вами буду выворачиваться наизнанку. Вы здесь ничего такого не предлагаете, чтобы ради этого распинаться.
 Хотите берите меня, хотите – нет. Я сильно переживать не стану…
 Еще посмотрю, кто у вас пройдет по конкурсу.
 Если такие же уроды и дебилы, как в других шоу, я сама откажусь играть вместе с ними. Может, на экране это очень забавно и все тащатся, но я в таком цирке лилипутов участвовать не намерена…
 Чем о себе рассказывать, я лучше о вас расскажу. О тех, кто конкурсы проводил. Один козел бородатый стал меня в гости к себе зазывать, обещал с художником познакомить – якобы этот самый художник обязательно напишет мой портрет. Знаю я этих художников – все их «художество» это нажраться и на кого-нибудь залезть.
 Другой ваш спец по «кастингу» тоже стал мне строить глазки. Рожа кабанья, а глаза – бусинки.
 Между прочим, сватал меня в другое шоу на другой канал. Так что имейте в виду – есть у вас такой агент ЦРУ. По описанию поймете, о ком я – второго такого экземпляра нет…
 Интересно, что любого другого ни за что бы не пропустили с таким вот «монологом». Но Диана прошла отбор. Есть люди, не желающие подстраиваться ни под какие критерии, наоборот, ради них переворачивают сами критерии. , Деланно грубый разговор, как ни странно, сыграл в ее пользу. В сочетании с изысканной внешностью – красивым бледным лицом, иссиня-черными волосами, длинной шеей и узкими ладонями – он звучал не хамски, а по-своему завораживающе. Как неожиданно острая приправа к блюду.


* * *

 …Не так просто убедить в чем-то женщину, сохраняя дистанцию в пять шагов. Но Забродов пока не хотел приближаться, чтобы не напугать.
 Один шаг вперед – и колеблющееся доверие может упасть до нуля.
 Полог приоткрылся и наружу выглянул Игорь Ладейников. Он заметил тихо беседующих мужчину и женщину и невольно подался назад:
 – Прошу прощения.
 – Ничего, все в порядке, – заверил Илларион. – Мы тут чисто по-дружески беседуем.
 Поколебавшись, Игорь вышел из барака, встал рядом с Дианой, не подозревая о ее страхах.
 – Глаза не болят? – поинтересовался Забродов.
 – Да что мне сделается? Вот с Ольгой плохо.
 Упала неудачно, теперь вся левая сторона ноет.
 – Ей врачу бы показаться.
 – Был здесь какой-то ветеринар в белом халате, подошли мы с ней сразу после конкурса. Поставил ширмочку, попросил ее раздеться до пояса.
 Пощупал – свободна, все в порядке. Но это же не дело, правда? Я разное видел отношение врачей, но здешнее ни в какие рамки не лезет.
 – У них в лагере есть оборудование, – сказала Вероника. – Какая-то фирма по продаже медтехники ради рекламы сдала в аренду помещение на две недели. Нужно снимок сделать – вдруг ребро треснуло.
 – Я и сказал этому ветеринару: пусть она с вами на берег съездит. Так тот рожу скривил – у вас на обследование еще очки не заработаны, даже если половина народу скинется.
 – Значит так, мальчики и девочки, – решил Забродов. – Как только появится первая лодка, так мы с Ольгой и мотанем.
 – – Думаешь, тебя послушают?
 – Попробую найти подход.




 Глава 17


 Забродову было неприятно то, что он вынужден не доверять всем, без исключения, игрокам. Некоторые люди от рождения следователи. В детстве они прислушиваются ко всем разговорам взрослых, думая, будто от них хотят утаить нечто важное. Потом подозревают подругу или жену в неверности, друзей в бесчестном желании извлечь из дружбы выгоду, сослуживцев в кознях и так далее.
 Даже будучи долгие годы сотрудником ГРУ, Илларион не впитал в себя скепсис по отношению к людям. Но бывают ситуации, когда доверие – слишком большая роскошь. Пока даже Диане нельзя верить – в конце концов она могла придумать эту историю с тенью, чтобы сбить его с толку, отвести подозрение от себя.
 …Первые лодки приплыли на остров в восемь утра – техникам предстояло забрать прожекторы, смотать и погрузить все кабели. Забродова с Ольгой не хотели брать на борт, но широкоплечего крепыша трудно было проигнорировать и отодвинуть с дороги. Он не ругался, даже голос не повышал, просто молча смотрел и ждал. Пришлось позвонить шефу, и тот неожиданно дал добро.
 Теперь весельная лодка легко скользила наперерез течению.
 Вдруг сверху послышался отдаленный стрекот. Вертушка летит – значит скоро кого-то выпрут. Не станут же гонять ее обратно порожняком.
 Из-за горного склона появились знакомые очертания. Развернувшись, вертолет резко пошел на снижение. Он пролетел над самой лодкой – так низко, что Забродов во всех деталях разглядел колеса шасси. Поднятые ветром брызги освежили лицо, рябь на воде быстро выросла в настоящие волны.
 Лодку качнуло так, что Забродов на всякий случай придержал Ольгу за плечи – еще выпадет за борт.
 – Развлекается, мудила, – процедил человек на веслах, прекратив на время грести.
 Вертушка на пару секунд зависла над крошечной посадочной площадкой и уже можно было различить останавливающиеся лопасти винта.
 – Сейф с бабками привезли, – пробормотал парень на веслах.
 Насколько все стало бы проще, если б преступник имел только эту цель – такую простую и понятную.
 К тому времени, когда они с Ольгой ступили на берег, по трапу действительно сволокли вниз небольшой, но тяжеленный сейф. Появление денег может подтолкнуть ход событий.
 – Где тут медпункт? – спросил Илларион у человека на веслах.
 – Прямо и налево. Увидите там красный крест на палатке.
 – Что ты им хочешь предложить? – поинтересовалась Ольга. – Что за предложение, от которого нельзя отказаться?
 – Вопросы проще решать с высоким начальством. Сунемся сперва к Фалько.
 Режиссер тем временем обсуждал с главным оператором Кравченко, куда поставить сейф. Оператору нравилось место под одиноко растущей раскидистой сосной.
 – Буду давать общим планом. На каждой передаче в разное время суток – раннее утро, ближе к полудню, на закате солнца и так далее. Есть в этом дереве что-то японское.
 – Че надо мне ни японского, ни китайского, – ответил Фалько. – Это Русский остров, все должно быть круто.
 – Могу дать два плана, – развивал свою мысль оператор. – Общий, потом резким переходом – крупный. Открытая дверца и пачки внутри.
 – Вон где! – вскинул голову Фалько, ткнув пальцем в беловатый, почти отвесный склон.
 – Что, гвоздь прибить и повесить?
 – Найдется площадка.
 – А кто запрет его наверх?
 – Вертолет подцепит. Ребята из МЧС будут «вира-майна» кричать. Зафиксируют, может, где камня кусок отобьют, чтобы встал устойчивей.
 – Формально говоря, они здесь для инструктажа и подстраховки.
 – За наличные они его хоть куда запрут. А вертолетчикам мы все уже оплатили…
 Тут Фалько заметил «своего человека» на Русском острове и резко оборвал разговор.
 – Возьми, короче, Федю, глотка у него луженая. Пусть организует работу, но только сам никуда не лезет. А то у него рвения через край.
 Развернувшись навстречу Забродову и Ольге, Фалько для убедительности нахмурил брови. Ему важно было продемонстрировать свое недовольство, исключить подозрение в особых отношениях с Илларионом.
 – Что вы детский сад устраиваете, честное слово? Она обращалась к врачу? Обращалась. Не могу я профессоров выписывать из Москвы для консилиума. Если самочувствие неважное – пусть ложится в больницу. Можно хоть сегодня улететь с вертолетом, правилами предусмотрено выбытие по болезни.
 – Можно ведь один раз пойти человеку навстречу, – примирительно произнес Забродов.
 – Когда эти две недели закончатся? – тяжко вздохнул Фалько и, скрестив руки, смерил платиновую красавицу взглядом. – Ну что вы стоите с немым укором? Идите, осмотрят вас по полной программе. Пройдите на всякий случай и гинеколога, чтобы больше никого не дергать.
 – Что значит гинеколога? Что вы этим хотите сказать?
 – Ничего, дорогая, ровным счетом ничего особенного. У меня сейчас голова не тем занята, чтобы делать намеки.
 – Вот и не делайте, – Ольга надулась и отправилась в медпункт хромающей походкой.
 Забродов вспомнил ее монолог на кассете.
 О съемках своих в порнухе она говорила, как о работе в малобюджетном кинематографе.
 – Даже не могу назвать эти фильмы, потому что у нас они фактически не шли. Наш рынок забит совсем другой продукцией – голливудской или сшитой по меркам Голливуда. А я работала с другими режиссерами, с людьми, у которых фантазия била через край. Внутренне свободные люди, всем нашим деятелям из киношной тусовки до них как до Луны. Денег на массовки и спецэффекты у них не было, актерам тоже платили не густо. А люди все равно снимались, все равно работали за десятерых. Каждый чувствовал себя соавтором, каждый сжигал себя в этой творческой атмосфере…
 Но зависть рано или поздно настигает. Особенно в искусстве. На нас настучали, будто мы порнуху снимаем, чуть ли не оргии на квартире устраиваем. На самом деле там просто были рискованные сцены – не ради голого тела, а ради правды, правды искусства. Я вообще не понимаю постановки вопроса. Допустим порнуха. Ну и что криминального? Другое дело использование несовершеннолетних – за такое стрелять надо.
 А у нас были взрослые дяди и тети, никого насильно не заставляли. В это время как раз каскадер один травму позвоночника получил на съемках какого-то боевика. Вот где надо было к ответственности привлекать. А у нас никто себе ничего не сломал.


* * *

 – Извини, что налетел на тебя, – сказал Фалько. – Надо же было пошуметь для приличия.
 – Я не ради предлога ее взял, – объяснил Илларион. – Человек в самом деле ушибся.
 – Сейчас звякну докторам. Проморочат ее в любом случае часа полтора.
 – Не надо морочить, пусть все как положено сделают.
 Они вошли в палатку, где среди прочего стоял профессиональный видеомагнитофон.
 – Ребята пашут в три смены. Вырезали все куски, где хоть кто-то маячил.
 – Пошли на остров своих, чтобы ребят собрали и промывали мозги до моего возвращения. Не надо, чтобы люди разбредались. Солнышко светит, но остров большой. Еще выпадет кто-нибудь из виду.
 – Как раз командир эмчээсовцев должен туда приплыть. Будет инструктаж проводить перед третьим конкурсом.
 – Если по делу, так еще лучше.
 Вооружившись пультом, Илларион опустился на стул. Теперь все его внимание было приковано к экрану. Фалько тем временем заказал по телефону десяток бутербродов с икрой, балыком и паштетом из гусиной печенки.
 – Только не здесь, будь другом.
 – Да это тебе, закусить между делом. Я на диете – только апельсиновый сок.
 – Отмени тогда. Не буду я извращаться по части еды, когда остальные варят остатки перловки.
 На экране возникла неподвижная картинка: березка у берега – одна из немногих на острове.
 Несколько секунд картинка маячила без всяких перемен, как стоп-кадр. Даже полоска воды не мерцала бликами.
 Потом вдруг послышался знакомый голос:
 – Смотри, черника. Красивые, все-таки, ягоды, с налетом. Если здесь недельку продержаться, совсем другими глазами будешь на них смотреть.
 Рвать обеими руками и в рот, и в рот.
 Это как раз Ольга. Вот появилась в кадре. А кто еще? Ладейников – его легко узнать по широкой спине и золотистому затылку.
 – А я в горах на Кавказе кизилом питался. Он, правда, на дереве растет и побольше по размеру, продолговатый такой. Знаешь, как красиво: зеленое дерево и яркий-яркий кизил.
 – Он же кислый!
 – Если неспелый. Когда поспеет – кислосладкий.
 – Это на войне было? – Ольга положила руку на загорелое плечо своего спутника и ласково провела пальцами по ключице, потом по выемке у основания шеи.
 Забродов почувствовал себя не в своей тарелке.
 Не годится подглядывать за такими интимными эпизодами. Хотя кусок этот наверняка вмонтируют в передачу ради армии домохозяек.
 – Тебя ведь могли убить! – Ольга держала ягоды на ладони, а Игорь брал их губами одну за другой.
 – Неохота вспоминать. Когда человек с удовольствием вспоминает такие вещи, значит треплется, хочет крутым показаться.
 Парочка недолго оставалась на месте, вернулась прежняя картинка-заставка. В полной записи она, наверное, оставалась такой много часов – менялась только освещенность, все более косыми становились солнечные лучи. Но материал со всех скрытых камер уже был отсмотрен, и природа в чистом виде безжалостно обрезана.
 Для телешоу, как и для расследования, важны и интересны только люди и все, что с ними связано.
 Дальше мелькнул короткий эпизод, снятый другой камерой. На ствол сосны, когда-то вывернутой ураганом с корнями и теперь уже полностью задрапированной мхом, присел Костя Воробей в своей шапочке с козырьком на затылке. Стал отбивать такт ногой – похоже вспомнил какой-то мотив. Потом принюхался. Обернувшись за спину, углубился в вечерние заросли.
 – Рифат? – послышался его голос. – Шабишь?
 Ответ трудно было расслышать. Прошло с полминуты, потом вдруг Воробей появился из зарослей вместе с Зиной.
 – Сильно красные у меня глаза? – спросила она.
 – Есть немного. Ничего, скоро уже стемнеет – никто не заметит.
 – Не болтай, ладно? Особенно Забродову.
 – Видел я, как вы с Вероникой под крыло ему подсунулись. Что ты ему сказала? Что первый раз видишь настоящего мужчину?
 Илларион снова почувствовал себя неловко.
 Эти скрытые камеры специально установили в укромных и уютных уголках острова, где люди рассчитывали укрыться от постороннего взгляда. Нет, никогда он, Илларион Забродов, не смог бы работать следователем. Копаться в чужих душах, чтобы выскрести оттуда нужные для дела крохи.
 Нажав на кнопку пульта он промотал кассету немного вперед. Три фигуры в отдалении, одна чуть пятится назад. Стычка по неизвестному поводу.
 – Да я тебя как сопли размажу!
 Это Бажин наседает, а кандидат биологических наук молча пятится назад. Хотя он мужик крепкий, а на банковском охраннике много лишнего жира за время сидячей и стоячей работы. А Струмилин подтянут, мускулист. И все-таки почему-то пятится от него.
 – Да ну вас на фиг!
 Это третий – пожарник Семен. Вмешиваться, охлаждать страсти он и не думает. Пусть сами разберутся. Слышно, как удаляются в сторону шаги. Медленно без слов пятящийся Вадим и напирающий Бажин тоже исчезают из кадра.




 Глава 18


 Тем временем от острова до левого «незаселенного» берега реки начали возводить опоры, поднимающиеся над водой на четырехметровую высоту.
 Между опорами натягивались на всю длину три каната – два повыше и один пониже. Игроки сошлись во мнении, что в следующем конкурсе с помощью этих канатов придется как можно быстрей переправляться на другой берег.
 – Падать не высоковато ли будет?
 Вопрос Кости Воробья был безадресным, но ответил на него рыжий Семен:
 – Почему сразу падать? Я понимаю один канат, а тут, на фиг три.
 – Пока начнем, вода чуток прогреется на солнце, – обнадежил Ладейников, регулярно совершавший заплывы.
 Споры насчет съестных запасов отчасти принесли результат, выбор продуктов стал шире.
 Но расценки заставляли многих игроков отдавать предпочтение самым нехитрым продуктам.
 Вот и теперь с утра только некоторые побаловались чаем, остальные варили кашу или грызли сухари.
 Запас очков восполнился ночью, но только Диана Малахова позволила себе транжирить их на прихоти. Вернула себе свой же, временно конфискованный крем для загара – за островную «валюту» можно было и такую операцию провести.
 Да еще охранник Бажин проявил щедрость, как только увидел в небе «винт». Никто точно не знал, по каким принципам будет проводиться первый отсев. Но все уже понимали, что это событие на носу.
 А вдруг выкидывать будут голосованием? Опомнившись, Бажин подтянул брезгливо выпяченную губу и успел конфиденциально предложить шестерым очки в долг – если есть нужда или в будущем появится.
 – Беспроцентная ссуда, – шутил он каждый раз, пользуясь засевшей в голове терминологией.
 Услуги его, не сговариваясь, все отвергли, так как предположили скрытый подвох. Поскрипев зубами, банковский охранник отыгрался на ни в чем не повинном жучке, который выполз на свое несчастье на поверхность коры и был с наслаждением раздавлен.
 Диана легла в купальнике загорать. На самом деле ее бледная кожа даже после смазки кремом плохо принимала загар. Ей просто захотелось побыть на открытом, со всех сторон просматриваемом месте. Она уже не представляла, как заставит себя ступить в сумеречную лесную тень.
 Кроме Малаховой и Бажина все население острова столпилось наблюдать за установкой сейфа на каменистом белом склоне. Обменивались комментариями, глядя, как вертолет завис в воздухе и две фигурки машут с горы, показывая, куда подвести парящий в воздухе сейф.
 – Цирковой номер.
 – Сейчас сорвется на фиг и е…-…нется вниз.
 – Я же по-людски просила не выражаться.
 – А хоть и упадет! Что такому сейфу сделается?
 – Замок может не выдержать. Распахнется дверца и развеются наши денежки по ветру.
 – Это проблемы компании. Пусть бегают, ловят, а потом новые выписывают.
 – Лично я за ребят переживаю, – прикусила губу Вероника. – Там же склон отвесный. Да еще этот чертов вертолет такой ураган развел!
 – Думаешь, их сдует?
 Один из эмчээсовцев ухватился за ножки сейфа и потянул его на себя – казалось, что вместе с вертолетом.
 – Все, уже ставят на место.
 В половине десятого сейф уже красовался на склоне, как будто был там всегда. Какая-то птица, плохо различимая с острова, присела на него и сложила крылья. Биолог Струмилин утверждал, что это местный журавль особой породы.
 В десять утра начался инструктаж. Старший из сотрудников МЧС – весь из себя аккуратный и подтянутый – объяснил, как удобней и надежней держаться за канаты. Натянутые от опоры до опоры не слишком сильно, они даже сейчас, без нагрузки слегка провисали.
 – У тех, кто сорвется в воду, будет возможность вернуться к ближайшей опоре, забраться по ней и продолжить путь. Если неловко упали, если трудно держаться на поверхности, мы вас подберем. Ребята будут рядом на лодке и сразу оценят ваше состояние.
 – А как, к примеру, обгонять? Никто ж дорогу по-хорошему не уступит? Да и не очень-то и уступишь.
 – Можно скинуть соперника. Разрешается толкать, цеплять, раскачивать. Нельзя только делать подсечки и вообще наносить удары – за это немедленная дисквалификация.


* * *

 Врачи не нашли у Ольги ничего, кроме ушибов. Фалько узнал об этом по телефону.
 – Она просто капризничает. Или Игоря хочет покрепче к себе привязать, сыграть на жалости к себе.
 Забрав свою спутницу, Илларион вернулся на остров, где каждый заново настраивался на борьбу. Просочилось известие, что сегодня должны удалить сразу троих. А те, кто займет места на «пьедестале почета», получат существенные привилегии. Уже начали снимать материал для нового выпуска передачи. В кадре – Струмилин с закрытыми глазами совершает глубокие вдохи и выдохи, Костя Воробей в третий раз зашнуровывает кроссовки.
 Перед самым стартом Новиков сообщил, что женщины получат фору. Его сотовый постоянно подавал признаки жизни. Популярный ведущий морщился, досадовал, но все-таки щеголял этим признаком своей востребованности. Болтал громко, не заботясь о присутствии посторонних. Звонили жена и другие женщины, звонили собутыльники и друзья. Звонили с других каналов, сватая на новые передачи, – Новиков был свободным художником, не принадлежащим безраздельно одной из «кнопок».
 Наконец все приготовились – участники, операторы, спасатели в лодках и на левом берегу.
 Женщин отвели на полкилометра от берега, мужчин на целый километр. Новиков сам выстрелил из ракетницы и что-то истерично завопил.
 Света Акимова при желании первой бы уцепилась за канаты. Но, будучи дамой особенной, она терпеть не могла женственных женщин и в ответ чувствовала их косые взгляды. Она решила сразу слегка притормозить, чтобы потом не оставить никому шансов.
 На шаткую тропу первой ступила Вероника.
 Быстро ухватилась за два каната, протянутых почти на уровне глаз. Заморгала, ослепленная солнечной рябью воды под ногами. Но медлить нельзя было ни секунды, сзади уже слышалось дыхание Ольги.
 Тридцативосьмилетняя невеста на выданье сделала широкий шаг вперед и тут же ее перекосило. Пора отцепить руки – сначала одну, потом другую переставить на новое место. Одну переставила – стало выворачивать руку позади остального тела. Черт знает что! Хотя бы тренировку провели! Ничего, остальным наверняка, не легче.
 Ольге в самом деле было не легче. С самого начала она встала по-другому – согнулась в поясе и обеими руками уцепилась за один канат. Попробовала передвигаться вот так, боком. Но нижняя веревка сразу заходила ходуном.
 – Сдурела ты, что ли? – крикнула Вероника.
 Амплитуда все увеличивалась, следом за нижним канатом «загулял» верхний, за который уцепилась Ольга.
 – Не могу! Он сам мотается!
 Третьей наверх поднялась Зина. Сделала шаг и сразу сорвалась, повисла на руках над мелководьем. Упав здесь, возле берега, можно было и о каменистое дно стукнуться. Лодка эмчээсовцев находилась неподалеку, но ближе подойти не могла и села брюхом. Один из парней в форменной куртке быстро выскочил за борт и побежал, разбрызгивая воду, чтобы успеть подхватить падающую.
 Оператор постарался, чтобы он не попал в объектив – взял крупным планом перекошенное Зинино лицо.
 – Сил не хватит подтянуться, – оценил эмчээсовец. – Лучше прыгай вниз и по новой.
 Зина примерилась – точно ли ее поймают? Зажмурившись отпустила руки и взвизгнула. Снимать, как ее ловят, нельзя было.
 «Когда конкурс закончится – продублируем, – сказал себе оператор. – Надо, чтоб она упала в воду. Чуть подальше, где безопаснее. Смонтирую и будет о'кей. Иначе получается, что человек падает в никуда».
 Канаты стали раскачиваться потише. Тут настал черед Акимовой. Ей уже приходилось участвовать в Германии в одном силовом шоу – там, балансируя на нескольких канатах, нужно было молотить противницу руками в ярких бутафорских перчатках. Слабо накачанные воздухом, они смягчали даже очень сильный удар, но позволяли вывести из состояния равновесия.
 Несколько дней подряд Свете пришлось сражаться под крики и хохот толпы с негритянкой весом в сто килограммов. Опытная чернокожая силачка вначале легко сбросила русскую вниз.
 Но с каждой новой схваткой ей приходилось все трудней и в конце концов Светлана вырвала-таки долгожданную победу.
 Теперь она быстро продвигалась вперед, будто продолжала бег по твердой почве. Первой на ее пути оказалась Ольга – платиновая блондинка уже не раскачивалась из стороны в сторону, но продвигалась по-прежнему боком, в черепашьем темпе.
 Сразу несколько операторов приготовились с разных точек снять эффектный кадр и не ошиблись в ожиданиях. Акимова просто снесла Ольгу грудью, и та живописно полетела в воду, взметнув высоченный сноп брызг.
 – Ах ты, падла! – крикнула она снизу. – Нажралась гормонов и думаешь тебе все можно?
 Акимова не соизволила ответить, она приближалась к лидеру. Покрепче ухватившись за два верхних каната, Вероника резко качнула нижний.
 От неожиданности дама-терминатор не устояла – ноги потеряли точку опоры, но силы в руках хватило, чтобы удержать мускулистое тело на весу.
 Снова нащупав босой ногой канат, Акимова продолжала рывок.
 Вероника освободила ей путь, повисла на одном канате, чтобы соперница смогла беспрепятственно ее обойти. Вдруг пожалеет и не сбросит… Но та признавала только бескомпромиссную борьбу, в полном соответствии с главной идеей шоу. Толчок плечом, еще один…
 В отличие от предшествующей жертвы Вероника, падая, изловчилась и уцепилась за крепкую Светину икру. Гиря весила прилично. Акимова раз-другой дернула ногой, но «невеста из России» держала хватку. Пальцы, правда, сползли по гладкой икре, но за широкую ступню было гораздо удобнее ухватиться.
 Тем временем Ладейников еще на твердой земле обошел Диану, заранее согласную занять последнее место и выбыть сегодня же из борьбы. Добравшись до второй опоры, он помог Ольге быстрее подняться наверх.
 – Теперь садись на спину.
 – Как это садись?
 – Руками за шею! Живей!
 – –Ты же так не уйдешь далеко.
 Ладейников, однако, попер со своей ношей вперед – может быть медленней, чем раньше, но уверенно. Следом, пыхтя друг другу в затылок, спешили плотной тройкой Леша Барабанов, пожарник Семен и кандидат наук Струмилин.
 Самостоятельно выбравшуюся из воды Зину тормозило вялое продвижение Дианы. Не хотелось скидывать ее, такую хрупкую и нежную.
 – Ты что, заснула? Пропусти!
 – А я тебя за шиворот не держу, – не оборачиваясь, ответила бледная красавица своим грубым голосом.
 Зина разозлилась на собственную мягкотелость. Ее саму сшибли без малейших колебаний, а она церемонии взялась разводить. Растопырив пятерню, толкнула соперницу в узкую спину. Никакого эффекта. Не было твердой точки опоры, чтобы сделать резкое движение.
 В конце концов Зина просто вцепилась в черные, как вороново крыло, волосы и дернула вбок.
 Но ее пальцы неожиданно разжались, и она полетела в реку вместе с Дианой – обе почти одновременно шлепнулись в воду.
 – Спасибо, девочки. Дорогу освободили! – весело крикнул сверху Воробей.




 Глава 19


 Все получилось даже круче, чем ожидал Фалько. В телешоу часто так бывает – реальные страсти так накалятся, что нарочно не придумаешь. Поручи ты роли самым талантливым актерам, заставь Бузыкина расписать им каждый шаг – и ничего, кроме тягомотины, не получится.
 Шоу держится на энергии, на азарте. Выброс адреналина в любом случае эффектно смотрится на экране, иначе не отводили бы столько места спортивным передачам.
 Двойное падение в воду будет лучшим эпизодом за весь выпуск. Можно дать его замедленно.
 Две красивые женщины с длинными ногами, с развевающимися волосами…
 Пока, тьфу-тьфу-тьфу, все идет нормально.
 Из Москвы сообщают, что рейтинг у «Русского острова» зашкаливает. Только бы протянуть благополучно две недели. Если бы только подозрения оказались ложными.
 По большому счету нет ведь ни одного факта в пользу того, что преступник где-то рядом. Не мог же кто-то со стороны пробраться в гостиничный номер? Хотя.., теперь, в двадцать первом веке, возможно все. Может, изобрели способ просачиваться через кирпич и железобетон, не оставляя видимых следов.
 Амплуа, под которые отбирали игроков, более или менее себя оправдывают. Хотя, как в хорошем романе, герой «переплюнул» обрисованную ему роль. Для «девочки-ромашки» совсем не типично вцепиться в волосы или влезть к мужику в спальник. Но это в дешевом сериале. А в жизни «ромашки» так себя и ведут, недаром сказано про чертей в тихом болоте.
 Телезрители должны проникнуться доверием к происходящему. Ведь девяносто процентов из них не задумываются о камерах и микрофонах, о монтаже кадров, о дублях. Эффект присутствия – ты у себя на диване и одновременно там, на острове, наблюдаешь за всем своими глазами.
 Рыжий Семен в общем-то нормально смотрелся в роли Иванушки-дурачка – один этот «на фиг» чего стоит. Жаль только пришел последним, от пожарника можно было большего ожидать. Жаль расставаться, но не настолько он ценен, чтобы идти на ухищрения.
 Вероника пока еще не раскрылась в качестве Золушки. Надо с ней поговорить – пусть выберет собеседника и расскажет про мытарства матери-одиночки, про свои Интернет-романы. Пора уже телезрителям об этом узнать.
 Диане, наоборот, раскрываться не стоит. Ее амплуа «роковой женщины» откровенность не предусматривает. Кравченко – единственный оператор с чувством стиля. Надо будет поручить ему видовые съемки. Пусть зритель оценит еще раз красоту острова в сочетании с женской красотой.
 Бажин как Злодей бледноват. Сегодня его последний день на острове. Правда, он пришел пятым с конца, но можно будет обвинить его в нарушении правил. На последнем пролете между опорами он быстро намотал на руки какое-то тряпье, чтобы не ободрать ладони. Ухватившись за верхний трос, съехал до середины длины, где под тяжестью предыдущего участника образовалась нижняя точка.
 Формально говоря, ни устно ни письменно никто такого не запрещал. Но от Бажина надо избавляться. На отборе он показался колоритной фигурой, а здесь, на острове, смотрится каким-то безликим, скучным.
 Последней притянулась Акимова. Вероника просто вывихнула ей ступню прежде, чем упала сама. Сейчас Света собственноручно вправила ступню – боевой опыт есть. Но, как говорится, поезд ушел. Фигура во всех смыслах неординарная, Акимова стала вызывать в последнее время сомнения. С Забродовым режиссер пока не стал делиться, но для себя отметил. Есть в накачанной женщине с рельефными бицепсами и трицепсами что-то патологическое, неестественное. А патология тела тесно соседствует со странностями психики. Маньяками часто бывают очень слабые, ущербные мужчины или сильные мужеподобные женщины.


* * *

 Официально объявлять выбывающих никто не спешил. Людям дали возможность отдохнуть – последние двадцать четыре часа и без того прошли в слишком напряженном темпе. Если прямо сейчас начать отсев, кто-то может сорваться.
 Пока взаимные претензии не звучали, хотя у многих появились счеты друг к другу. Игроки большей частью валялись на узкой полоске травы – на левом берегу между водой и каменным отвесным склоном места было еще меньше, чем на правом. Полоска была усеяна камнями, но замотанным людям лень было выкидывать их из-под себя.
 – Вечером готовьтесь высоту штурмовать, – первым нарушил молчание неугомонный Воробей.
 – Запросто, – мрачно пробормотал Губайдуллин. – Еще пару таких конкурсов и можно будет устраиваться каскадерами.
 Ладейников опять оказался вне конкуренции.
 Пришел первым, да еще с Ольгой на спине.
 – Тебя, браток, дисквалифицируют на фиг.
 На пару с твоей красавицей, – заметил Семен, которому страшно не хотелось оставаться крайним.
 – Давай не будем, – обернулась к нему Ольга. – Посидим спокойно, дух переведем. А дальше – пусть начальство решает.
 – Уж ты, можно подумать, запыхалась на чужом горбу, в рай едучи.
 – Ладно, Семен, – добродушно ответил Ладейников. – Зачем портить друг другу кровь? Все равно ничего не докажем. Если есть что сказать – говори шефу.
 – Здесь каждый, на фиг, должен был играть за себя. А правила, между прочим, одни для всех, и начальство не будет решать по своему усмотрению. Иначе, на фиг, восстановим справедливость через суд.
 – Молодец, флаг тебе в руки.
 Сейчас, в минуту относительного затишья Забродов снова ощутил мерцающую тень. Она не ложилась на землю, но раз за разом еле уловимо перебивала ослепительное сияние, как перебивают лучи солнца лопасти вертолета. Но винтокрылая машина пока не поднималась в воздух, а ждала первых неудачников на правом берегу.
 Прощаясь с Фалько, Забродов предложил объявить для виду, что конкурс закрывается. Сослаться на недостаток финансирования или другую причину. Начать сворачивать палатки съемочной группы, что-то для правдоподобия загрузить в вертолет. Тогда, скорей всего, преступник проявит себя.
 Главное – не распускать в этот момент игроков, не давать им расползаться по острову. Устроить общее собрание и держать всех вместе.
 – Ты не представляешь, какой начнется дурдом, – ответил режиссер. – У меня уже есть практика. Людей никуда не отправляли и ничего особенно не сулили, просто собирали в студии на викторину. А потом пришлось по техническим причинам отменить запись. Народ чуть в клочья студию не разнес, настолько озверел – мы милицию собирались вызвать. Кое-как удалось спровадить их на улицу, но я, честно говоря, ожидал, что эти пятьдесят человек всю Москву на ноги поднимут.
 Революции и бунты именно так и начинаются – от кучки обозленных людей.
 – Да у тебя народу в два раза больше, чем нас, игроков.
 – Им все надо разжевать и в рот положить, а в случае нештатной ситуации вообще надежды никакой. Знал бы ты, какая вредная у меня работа! Сверху хозяева ограничивают, не дают развернуться в творческом смысле. Снизу все права качают. А настоящих профессионалов раз-два и обчелся.
 Забродов не стал спорить. Любое шоу тем интереснее, чем больше похоже на модель окружающего нас мира, где все спрессовано, где конкурсная интрига должна раскручиваться не только на экране, но и в реальности.
 Поначалу Илларион считал, что участники будут следить за собой перед экраном. Выпуски «Русского острова» выходят в записи каждый день, и черт знает сколько народу их смотрит. Стоило бы относиться к своим словам и поступкам ответственней, чем дома, – ведь некоторое время каждого будут узнавать на улицах и вспомнят, какие номера тот выкидывал в островной жизни.
 Ничего подобного! О камерах никто даже не вспоминал, если операторы не требовали. Держать себя достойно, выглядеть красиво перед миллионной аудиторией – об этом странным образом позабыли.
 В людях проступали самые низменные чувства – недоверие, склочность, зависть, агрессия.
 Пожалуй, один только Ладейников вызывал уважение на общем фоне. Хотя Илларион предполагал, что необъективен. Все-таки человек прошел Чечню, воевал. Значит, в какой-то степени свой, ближе остальных, штатских.
 – Скоро нас заберут? – поинтересовалась Вероника.
 Первое время она сидела, сжавшись в комок.
 Боялась, что Света подступится к ней с кулаками за вывихнутую ступню. Но Акимова сидела молча, тщательно массируя щиколотку, и Вероника немного осмелела.
 Лодка с эмчээсовцами куда-то подевалась, других плавсредств не было видно на горизонте.
 – Сейчас обед. Как закончат, так явятся, – объяснил оператор, недовольный тем, что его забыли.
 – Да можно и самим переправиться. Что тут есть? – с хрустом потянувшись, Игорь подошел к воде.
 Его примеру последовали сначала Струмилин, потом Семен. Скоро все трое уже махали руками с острова.
 – Твой, конечно, вне всякой конкуренции, – польстила Ольге Вероника.
 Она чувствовала, что Забродов не выкладывается, и хотела задеть его за живое. А он со странным чувством смотрел на три фигуры в плавках, будто видел перевернутое изображение. Все, что до сих пор привлекало в Ладейникове, приобрело на секунду совсем иной смысл.
 Он – единственный, кто реально выигрывал от выпадения в Москве двух игроков. Хотя как он мог предположить, что из многих отсеянных выберут именно его? А если он сознательно сделал ставку на опасения Фалько? Напуганный режиссер не сможет позволить себе отменить шоу. Заранее намеченные на замену люди подпадут под подозрение. Вместо них он возьмет в команду одного профессионала, чтобы держать ситуацию под контролем.
 Почему не двух? Чтобы не разрушать баланс личностей в «Русском острове». Профессионалы в чем-то существенном похожи друг на друга, а здесь, на острове, не должно быть двух похожих людей.
 Вторым режиссер захочет взять молодого парня с боевым опытом. Простого честного парня, например омоновца, – не из тех, что в Москве мочат футбольных фанатов или обирают торгашей. А другого – оттрубившего в Чечне. Хотя Фалько, помнится, говорил, что вначале выбрал не Ладейникова, а другого. Того просто не оказалось на месте.
 А просто ли? Ведь отключить телефонную линию действительно не проблема.
 Все это, конечно, всего лишь версия. Но первый раз в голове вырисовалось нечто определенное. До сих пор казалось, что Игорь – единственный, на кого в рискованной ситуации можно положиться. Может, так оно и есть на самом деле, ничего ведь не произошло. Наоборот, человек снова показал себя с самой лучшей стороны.




 Глава 20


 Фалько предвидел, что вывод людей из игры пройдет непросто. Надо, по возможности, избежать всяких сцен. Пусть они случатся за пределами острова. Самые трудные состязания еще впереди, и не стоит травмировать оставшихся, тем более на вечер предполагается праздник.
 Зрители увидят объявление результатов совсем по-другому. Крупные планы уже отсняты.
 Лица ничего не выражают, кроме усталости. И не надо.
 Эти кадры смонтируют с лоснящейся физиономией Новикова. Он якобы перед строем громогласно называет фамилии. И вот на экране лица – зритель сам домыслит всю бурю эмоций.
 На одних он разглядит облегчение, на других – отчаяние и обиду. Старый прием – его еще в немом кино открыли. Если сюжет хорошо расписан, актеру лучше не хлопотать: просто смотреть в камеру и зритель уже будет потрясен глубиной чувств.
 Трех обреченных на изгнание нужно было выманить на берег, в лагерь съемочной группы.
 Первым забрали Бажина – с ним было проще: ни он сам, ни остальные не подозревали в чем дело.
 Известие о дисквалификации банковский охранник воспринял неожиданно безучастно. Понурив голову, он поинтересовался, когда посадка в вертолет. Покорно сел ждать. Больше ни с кем на острове не произошло таких радикальных перемен. От шапкозакидательства и презрения к соперникам до неумелого заискивания, потом до равнодушия и замкнутости. Сдался мужик, сдулся.
 Семена забрали проконсультироваться насчет пожаробезопасности – вечером придется разводить большой костер. В палатке Фалько начал обещать неудачливому игроку заработок на телеканале – в течение года его задействуют в самых разных программах.
 Сообразив в чем дело, Семен поднял крик на всю округу. Матерился, плевался, размахивал руками, возможно, причинил бы режиссеру телесные повреждения, если б несколько человек не окружили его с разных сторон.
 – Ты у меня попляшешь! Вы все у меня бледный вид иметь будете! Во всех газетах расскажу про ваше надувательство!
 В первый момент телевизионщики испугались, что Бажин сейчас тоже очнется и начнет буянить – тогда никому мало не покажется. Но банковский охранник даже не шевельнулся, даже ухом не повел. Похоже, он и дома не сразу придет в себя.
 С пожарником Фалько применил хитрый ход – стал уговаривать его не давать интервью, давая понять, что утечка информации станет для шоу и для всей компании полным крахом. Семен обрадовался, что нащупал слабину и решил не тратить по пустякам энергию.
 Откуда ему было знать, что бульварные газетенки никто не берет в расчет, а каждое серьезное печатное издание входит в тот или иной медиахолдинг. В холдинге присутствуют и телекомпании, они следят, чтобы другие каналы не подвергались шельмованию. Конкуренция стала цивилизованной, времена поливания друг друга грязью остались позади. Каждый в курсе: вылив ведро помоев, получишь в ответ два.
 Рыжий пожарник пребывал пока в блаженном неведении и потирал руки, мысленно сочиняя первое свое интервью. Оставалась Акимова. Ее пригласили в медпункт по поводу травмы. Света наотрез отказалась от помощи – попрыгала, доказывая, что сама благополучно вправила вывих. Тогда двое из эмчээсовцев отвели ее в сторону, предложили взять себя в руки и объяснили, что вопрос решен: сегодня троих участников забирает вертолет и ее в том числе.
 Фалько ожидал от Акимовой самой непредсказуемой реакции. Мужчин он готов был сам известить об отчислении, но с этой необычной дамой не хотел иметь дело даже в присутствии посторонних.
 Реакция действительно оказалась неожиданной: закаленная в кулачных и прочих боях женщина-терминатор вдруг разрыдалась, как самая обыкновенная домохозяйка. Весть об этом быстро дошла до игроков. Все обступили ее и молчали, не решаясь подойти. Один только Забродов присел рядом на корточки.
 – Светик, успокойся. Ничем хорошим здесь все равно не кончится.
 – Я не хочу… – всхлипнула Света, утирая слезы широкой ладонью с выпуклыми венами. – Хочу с вами остаться со всеми.
 – Поехали, я тебя сам отвезу в лагерь, – предложил Илларион. – По дороге поговорим.
 Он понимал, что не должен сейчас покидать остров, но сел за весла и тронулся по реке. Они с Акимовой почти не общались за эти три дня. Но неожиданно оказалось, что он не хочет сейчас, в трудную минуту, оставлять ее с посторонними.
 – Ты не подумай, мне плевать на выигрыш, – объяснила Света, моргая красными глазами. – К победе подведут того, кого мог бы народ полюбить. Из мужиков тебя или Игоря. Из баб… Диане, к примеру, тоже нечего ловить, пусть она хоть из кожи вылезет. Из баб скорее у Вероники есть шансы, у нас такие популярны.
 А я? Слышал, что мне Ольга из воды крикнула?
 Может, я виновата, что так с ней обошлась. Но я привыкла по серьезному биться, иначе не могу…
 Короче, в народные героини такая, как я, не годится. Каждый, сидя у экрана, скажет то же самое: наглоталась гормонов и строит из себя. А я, между прочим, никаких таблеток никогда не глотала, хоть мне пичкали их и немцы и голландцы.
 Чего ты, мол, ломаешься, здесь не Олимпийские игры, в нашем виде допинг-контроля нет. А я отвечаю: подкармливайте своих, мне и так сил хватит. Не веришь?
 – Верю, конечно.
 Догрести до правого берега можно было за пять минут, но Забродов слегка шевелил веслами, чтобы лодку не сносило течением. Остров пока оставался близко: знакомые камни у воды, знакомые сосны – крайние самые красивые и раскидистые, потому что больше урывают себе солнца. Знакомые фигуры. Неужели все они действительно успели незаметно сродниться? Стать не друзьями, не единомышленниками, а чем-то вроде родственников, которые могут поругаться и помириться, потом снова лить грязь, но во всяком случае быть друг другу небезразличными.


* * *

 В шесть вечера Фалько объявил, что по сценарию должен состояться праздник. Ни малейшего энтузиазма это сообщение не вызвало. Кто-то слонялся по берегу, кто-то застыл на теплом от солнца щербатом валуне, кто-то валялся в бараке, но все выглядели, как в воду опущенные. Даже обещание жрачки от пуза и выпивки не взорвало остров радостными криками.
 – Нашли тоже время. Или вчера нужно было праздник устраивать, или хотя бы на завтра перенести. А то выходит празднуем чужие неприятности.
 – Они, видишь, как решили: для кого-то поражение, значит для остальных – победа.
 – Лично я никакой радости не испытываю, Только знаю, что дальше вылетать будет еще тяжелей.
 Праздник должен был повторять местный языческий ритуал в честь каменного идола. Весь этот ритуал придумал сценарист Бузыкин и теперь на остров доставили большую каменную голову со сколотым носом и пустыми глазницами.
 На самом деле она была легкой, полой внутри, но на экранах телевизоров могла сойти за древность.
 Игроков попросили выложить на поляне круг из небольших камней. Некоторые молча проигнорировали просьбу, некоторые вяло взялись за дело – просто ради того, чтобы чем-то забить тянущееся как резина время.
 Все ждали отбытия вертолета, ждали, когда пуповина окончательно оборвется. Может, тогда полегчает? Но с «вертушкой», как назло, что-то не ладилось. Летчики затеяли небольшой ремонт.
 Фалько тем временем командовал своими подчиненными. Одни раздавали игрокам «первобытную» одежду из «медвежьих шкур», которые на самом деле были обычной овчиной с пристроченной имитацией четырех когтистых лап. Другие выставляли осветительные приборы – теперь это были не мощные вращающиеся прожектора, а другие, самые разные устройства, точные названия которых никто из игроков не знал. Большинство давало рассеянный мягкий свет. В нем рельефно смотрелись мелкие детали, и в то же время все казалось естественным, будто свечение исходит от костра, от луны и отражается от речной воды.
 – На кого мы будем похожи в этих идиотских шкурах? Если еще подпоят нас немного, точно будем как клоуны.
 – А мне принять не помешает, – признался Леша Барабанов. – Я только сейчас понял, до какой степени пересохла и растрескалась душа. Примешь, и все внутри успокоится, утрясется. Рифат, вон, мастырит втихаря – ему, конечно, легче.
 – Какие напитки ожидаются к столу? – вежливо осведомился Струмилин. – Неплохо бы виноградное вино.
 Заботясь о сердце, кандидат наук воздерживался от водки, а пивом боялся посадить печень.
 – Как, по-вашему, что можно пить на Русском острове? – вопросом на вопрос ответил Фалько. – Вы не находите, что текила или ром выглядели бы здесь фальшиво?
 – Значит, водку? – разочарованно протянул Вадим.
 – Нет, лучше самогон! Высочайшей степени очистки, специально захватили из Красноярска.
 – А как его очищали? Пропускали через угольный фильтр?
 – Не морочьте мне голову, Струмилин. Относитесь к жизни проще. Вы ведь на дикой природе, а не в санатории для диабетиков. Тем более, что среди всех вы самый здоровый, насколько я видел медицинские справки.
 – Вот именно, мне есть что терять.
 – Все нормально, шеф, – заверил режиссера Леша Барабанов. – Только, ради бога, не заставляйте нас завтра ни свет ни заря продирать глаза и лазать по деревьям.
 Пообещав проявить гуманизм, Фалько принялся объяснять в общих чертах программу языческого праздника. Никто не стал в открытую возражать против обязательного веселья. Все понимали, что дорогостоящий механизм запущен, и условия игры приняты еще до вылета из Москвы.




 Глава 21


 Костер горел непривычным малиново-красным огнем. Кто-то из съемочной группы подбросил туда щепотку порошка и языки пламени сразу изменили цвет. Съемку начали не сразу. В первые минуты оставшиеся игроки преодолевали некоторую неловкость. Перед ними стояли на траве вместительные, больше похожие на тазы миски с жареными бараньими ребрышками, стопки лепешек вместо хлеба, глиняные чарки и такие же глиняные кувшины ,с самогонкой. Привычный запах самогона чем-то перебили, чтобы дамы не сильно крутили носом.
 – Все по сценарию, – заметил Рифат. – Праздник языческий, значит, минимум признаков цивилизации.
 – Это точно.
 – У меня такое чувство, будто их троих сварили и нам теперь предлагают слопать, – вздрогнула Зина.
 Воробей закашлялся, потом пожелал всем приятного аппетита.
 – Пора приступать. А то люди заколебались ждать, – кивнул Барабанов на ближайшего из операторов.
 Он первым протянул руку и взял из миски еще дымящийся кусок. На него тут же нацелили объектив – оператор снимал, как он жует, как вытирает о траву лоснящиеся от жира пальцы.
 – Хоть бы вилки какие дали, – пробормотала Вероника. – Что за любовь такая к дикости? Чтобы обязательно руками из общей посуды хватали.
 – А если мы слишком вольно начнем выражаться? – предположил Костя. – Напьется, к примеру, Вадим Бенедиктович и начнет материться в пух и прах.
 – Вот уж чем я никогда не грешил, – ответил с набитым ртом кандидат наук. – А если кто и согрешит, потом преспокойненько вырежут.
 – Или наоборот, подадут в лучшем виде.
 Лично я не один раз слышал по телеку натуральный мат.
 – За что пить будем? – осведомился Барабанов.
 – За дам вроде рано, мы еще не в той кондиции, – заметил Рифат. – За удачу!
 – Тогда вон за этого хрена безносого, – обернулся Барабанов к идолу. – По нашим поверьям он ведь удачу приносит.
 – Неласково ты о нем, однако, – покачал головой Костя, протягивая руку с чаркой, чтобы чокнуться.
 – Погодите.
 Вспомнив одно из предписаний режиссера, Ольга наполнила лишнюю емкость и с низким поклоном поставила ее перед каменным божком.
 – Погнали?
 Самогонка оказалась неслабой. Сразу появились версии, сколько в напитке градусов.
 – Солидарности никакой, – констатировал Алексей.
 В самом деле, двое остались в стороне, не притронувшись к своим чаркам. С особой позицией Дианы все давно уже смирились, но воздержание человека в камуфляжных штанах и черной майке вызывало другую реакцию – Забродова считали одним из самых серьезных претендентов на победу.
 – Что за дела? Если пьем, то вместе.
 – Да ладно, Леша, – махнул рукой Воробей. – Вольному воля.
 – Не понимаешь? Завтра он со свежей головой встанет, а мы с тобой?
 Забродов не боялся опьянеть. Он мог бы спокойно выпить литр такого самогона и выбить на стрельбище сорок девять из пятидесяти возможных. Дело было в другом. Пожевав лепешку, он вдруг ощутил очень странный привкус. Определить его точно не мог – по крайней мере не трава или какая-то другая добавленная для аромата приправа.
 Если его решили выключить из игры, то пить сейчас никак нельзя – спиртное только усиливает действие всякой гадости.
 Он попытался поймать на себе чужой оценивающий взгляд, но после слов Барабанова все разом обернулись. Наркоту, что ли, в лепешку подсыпали? Действует быстро, мгновенно всасывается в кровь. В глазах слегка начало двоиться и какой-то глуповатый смех подступал к горлу.
 Нет, так легко Забродова не купить. В свое время он тренировал себя на разные случаи жизни.
 Увеличивая по миллиграмму дозы, вырабатывал у организма нечувствительность к ядам. С наркотиками тоже экспериментировал – на случай, если попытаются накачать.
 Опасные это были эксперименты. Вряд ли их выдержал бы кто-то другой. Несколько раз Забродов ощущал непреодолимое желание срочно принять полновесную дозу, доведя пробу до логического конца. Но железная воля зажигала красный свет.
 Пусть думают, что он уже под газом. Потянувшись к чарке, сделал вид, что не смог ее толком ухватить и разлил на траву. Послышался удивленный женский смешок.
 – Ну, мужик, ты даешь, – вытаращился от удивления Алексей. – Пока мы тут готовились к мероприятию, ты уже успел набраться?
 – Кто успел, я?
 – Не я же. Я только начинаю.
 – Может, закуси? – подсела заботливая Вероника. – От тебя, честно сказать, не ожидала.
 Кто угостил? Эти, что лодку разгружали? Уставший, да еще на голодный желудок, так любого развезет.
 – Не надо, не хочу, – Забродов отвел руку с куском мяса. – Только голову на плечо положу, можно?
 – На здоровье, сколько твоей душе угодно.
 – Интимное освещение, будьте добры, – скомандовал в пространство резко повеселевший Воробей. – Насколько я помню, все нормальные языческие праздники заканчивались групповухой.
 – Нам еще по плану хоровод водить, – шепнула Ольга. – Откладывать не стоит, пока на ногах держимся.
 – Иначе порнография выйдет, – кивнул Воробей, наполняя свою и чужие чарки.
 – Какая еще порнография? – Ольга решила, что это камешек в ее огород.
 – Ну, в смысле лажа.


* * *

 Выбор сделан: первой на острове будет она.
 Это ничего, что пока она прилепилась к месту и не хочет отрываться от коллектива. Рано или поздно ей надоест – захочется встать и отойти в сторону.
 Почувствует, что устала от пьяного смеха и пустой болтовни. Захочет тишины, покоя.
 А может, решит окунуться в холодную чистую воду, проплыть вдоль лунной дорожки.
 Она получит даже больше, чем рассчитывает.
 Вечный покой, вечную тишину. Вначале будет сопротивляться, потом поймет, как ей на самом деле хорошо.
 Эти судороги… Когда держишь тело в руках, трудно отличить смертную дрожь от дрожи экстаза. На самом деле смерть ведь связана с наслаждением. Ужас, боль, а потом что-то выделяется в организме, какое-то вещество, приносящее облегчение. И ты тоже получаешь его через ладони. Чувствуешь на ладонях чужой смертный пот – прохладный, благоухающий.
 Но зацикливаться на этом не стоит. Это только часть большой игры, как постель – только часть отношений между мужчиной и женщиной. Ведь есть еще флирт и без него все гораздо скучнее. Точно так же есть флирт между тобой и будущей жертвой. Намек, улыбка, шутка, взгляд глаза в глаза…


* * *

 Отсветы странного малинового пламени дрожали на безносой физиономии идола. Скинув из таза последние куски мяса в другой, полный, Губайдуллин взялся отбивать дробь на донышке пустого таза, фальшивое натужное веселье продолжалось под объективами видеокамер.
 Никогда еще Забродов так не спешил думать, с каждой секундой это требовало все больших усилий – будто он увязал в болоте и с каждым последующим шагом погружался все глубже.
 – По-моему, ты уже наелась. Дай-ка свою лепешку, пробормотал он чужими губами.
 – Я же тебе предлагала поесть.
 – Мяса мне не надо. Дай лепешку свою укусить.
 С этой все в порядке. Как же нужная лепешка оказалась перед ним? Кто их раскладывал и перекладывал? Вроде бы женщины все расставляли, вроде бы они…
 – Пора водить хоровод, – Струмилин выпил самогону, чтобы не попасть в отщепенцы и теперь нетвердо держался на ногах. – Рифат, давай мне миску, я тоже буду колотить.
 Вероника осталась сидеть рядом с Забродовым.
 Все теперь звучало для него слишком громко, даже ее ровное дыхание, не говоря уже о притоптывании, ритмичном стуке, пьяном смехе возле бутафорского зловещего идола.
 Вверху над головой тоже все шумело на разные голоса. То ли в самом деле поднялся ветер, то ли восприятие все больше искажало реальность.
 – Я пью до дна… За тех, кто в море… За тех кого… – тут Струмилин забыл слова песни, которую распевал еще студентом.
 – Какая бо-оль, какая бо-оль! Аргентина – Ямайка: пять – но-оль! – горланил Воробей, не слушая пьяного товарища.
 Другие выглядели потрезвей. Леша Барабанов пытался под предлогом «языческих» плясок облапать Зину, однако грани приличия все же не переступал. Игорь в шутку отбивал поклоны перед идолом, потом встал на голову, скрестив руки на груди, – это требовало определенной координации.
 Диана по-прежнему сидела с отсутствующим видом, не притрагиваясь ни к еде, ни к питью. Вот уж кто не боялся попасть в аутсайдеры и не пытался выглядеть своим человеком.
 Она терпела жар костра ради того, чтобы оставаться на самом освещенном месте. Но тени все равно ее пугали. А их было много – коротких и длинных.
 Забродов попытался овладеть мыслями, расползающимися в разные стороны, как жучки-паучки. И вдруг увидел, как Фалько делает знаки из кустов, подзывая его к себе. С ума он, что ли, спятил? Всем же заметно. Или это только кажется?
 – Я сейчас, – предупредил Забродов Веронику.
 Поднявшись, покачнулся. Одернул и аккуратнее заправил в брюки свою черную майку-безрукавку.
 – Далеко? – спросила она тревожно.
 – Здесь рядом. Не бойся, не ушибусь.
 Никакого Фалько в кустах не было. Решив, что режиссер ему просто померещился, Забродов расстегнул штаны, чтобы отлить. И тут услышал снизу и сбоку из кромешной темноты прерывающийся голос:
 – Акимова пропала.
 – Как?
 – Очень просто, нет ее нигде. Мы думали найдется, задерживали вылет, а ее нет. Везде, уже обыскали. Пилоты ругаются, больше не могу вертолет держать.
 – Почему мне не сказал?
 – Отрывать тебя с острова? А вдруг здесь что случится? Вдруг преступник вынырнет из воды и кого-нибудь с собой утянет.
 – – Не болтай чепухи.
 – Какой-то ты не такой. Выпил лишнего?
 – – Кто ее видел последним?
 – Каждый на другого кивает. Это не съемочная группа, а цирк на льду.
 Кто она, Акимова? Преступница? Жертва? После ее отбытия с острова ощущения Забродова не изменились – опасность мерцает где-то совсем рядом, за спиной. Или интуиция на этот раз подвела?
 Он оглянулся, проверить, все ли на месте, и увидел, что хоровод закончился. Костя Воробей о чем-то громко говорил, его похоже никто не слушал.
 – Может, оружие тебе подкинуть? У меня на острове два охранника при сейфе.
 Голос колебался как малиновое пламя костра – то оглушительно громкий, то едва слышный.
 И бледное лицо с темными кругами вместо глаз раскачивалось мерно, как маятник. Темные круги – это очки, заставил себя вспомнить Забродов.
 Любой свет режет Фалько глаза.
 – Вам они тоже нужны. Проследи, чтобы никаких ночных купаний и прочих шалостей в том же стиле. Я возвращаюсь на праздник, у меня свои заботы.




 Глава 22


 Забродов будто стоял перед кривым зеркалом и смотрел в искаженное отражение. Костер съежился, голова идола тоже, зато выросли и выпятились ствол сосны с глубокими морщинами на коре, кувшин, накрытый сверху глиняной чаркой. Все на месте? Раз-два.., пять-шесть…
 – Где Зина?
 – Тебе Зины недостает? С одного бока поддувает? – съязвила Вероника.
 Ну что за народ эти бабы: уже приревновала.
 – Куда она подевалась?
 – Да здесь она, рядом. Миски пошла сполоснуть.
 – Я сейчас.
 Наверное, кто-то из операторов отправился следом – не обязательно всем снимать одно и то же.
 А если нет? Бег отнимает столько сил, будто каждый раз выдираешь ногу из вязкой топи.
 Ветка хлестнула по щеке, река испуганно блеснула, будто застигнутая на месте преступления. Первым делом он увидел миску, валявшуюся среди травы. Миска не лежала, а именно валялась, как будто ее отшвырнули в сторону. Или из рук выпала…
 Пройдя еще несколько шагов к реке, Забродов увидел нечто, выступающее из воды. Зинино тело колыхалось у самого берега лицом вниз – большой валун не позволил течению увлечь, утянуть труп. Вода только шевелила разбросанные по поверхности волосы, руки тоже как будто шевелились, но все остальное указывало, что девушка мертва.
 Многое отдал бы Забродов, чтобы это зрелище оказалось просто галлюцинацией, обманом зрения под действием неизвестного снадобья. Нет, все реально, без обмана… Быстро вытащив тело на берег, он перевернул Зину на спину. Задрал майку, стал массировать сердце. Посинения кожи не заметно, значит в легких нет воды и Зина попала в воду уже без сознания.
 Выпуклый лоб, широко открытые глаза. Взгляд кажется еще живым, осмысленным. Но глаза не блестят, как в темноте у живого человека. Продолжая на всякий случай массаж, Забродов пригляделся к шее. На этот раз преступник не пытался ничего скрыть: вот они, следы пальцев. Да и голова как-то странно повернута.
 Шейные позвонки сломаны. Значит нет никакой надежды. Смерть мужчины не противна природе. Настоящий мужчина затем и появляется на свет, чтобы рисковать жизнью во имя чего-то.
 А девушка… Даже женские слезы трудно видеть.
 А тут бездыханное тело, капли речной воды, стекающие одна за другой с переносицы, с выпуклого лба…
 Резко обернувшись, Забродов увидел у себя за спиной Фалько и бородатого оператора с отвисшей челюстью и отключенной видеокамерой.
 – Конец, – беззвучно произнес человечек в джинсовом костюме.
 Спрятав в нагрудный карман темные очки, опустился на колени рядом с Зиной. Взял ее безвольную руку и отпустил, непроизвольно изменив положение, уложив красивее.
 – Пока не поднимай шума, – жестко произнес Илларион.
 – Акимова, ее рук дело.
 В одну секунду вспомнился последний разговор со Светой. Она была в отчаянье, но злости не было ни капли. Разве только злость на собственное невезение. Да и не со злости, не в отместку за что-то убили Зину.
 – Стойте здесь, не возвращайтесь к костру.
 Иначе он обо всем догадается по вашему виду.
 – Кто он?
 – Потом.
 Не желая терять времени, Забродов двинулся к лесной поляне в обход. По прямой до языческого идола метров пятьдесят. В обход побольше. Но человек в черной майке без рукавов уже вытянул себя за шиворот. Недаром он скармливал себе когда-то всякую химию, воспитывая у мозга способность противостоять дурману. Теперь дотянулся, наконец, до нужной кнопки внутри себя, произвел перезапуск.
 С каким наслаждением, наверное, Ладейников играл свою положительную роль. Он слышал, как Забродов интересовался Зиной, видел, как тот направился к берегу. Сейчас преступник сконцентрировался и готов допустить прозорливость инструктора.
 Мало кто мог соперничать с отставным инструктором ГРУ в умении тихо приблизиться к цели. Даже среди бела дня по бетонному взлетному полю Забродов сумел бы подползти незамеченным куда угодно. Что уж говорить о хвойном лесе, о полуночной темноте за пределами освещенного пятачка с игроками.
 Все кроме Ладейникова находились на месте.
 Обиженная Вероника сметала в кучу сосновой веткой бараньи косточки, Ольга расчесывала свои платиновые волосы. Диана подкинула новых сучьев в костер, и старая сухая хвоя затрещала, разом вспыхнув. Костя, смеясь рассказывал анекдот осоловевшему Леше Барабанову. Вадим клевал носом. Рифат по-прежнему постукивал по донышку пустой миски, но уже в замедленном темпе.
 – Птичка полетела, – услышал он шум оторвавшегося от земли вертолета. – Когда-нибудь и нас всех также отправят не солоно хлебавши.
 Всех, кроме одного, самого крутого.
 Съемки уже прекратились. Двое ассистентов убирали с поляны осветительные приборы, операторы, собравшись в кучку, перекуривали.
 Где, черт возьми, Ладейников? Не время взвешивать «за» и «против». Свалить его наземь, связать, а потом уж разбираться. Нет, похоже он уже догадался о твоих намерениях:
 – Илларион, – послышался спокойный голос со стороны берега. – Можно тебя на минуту?
 Забродов пригнулся, готовый к схватке. Но у противника были совсем другие планы.
 – Не напрягайся! У меня тут три человека под прицелом. Потянет тебя на подвиги – первой бабу пристрелю.
 – Не слышу, громче говори, – Забродов шумно потопал вперед, делая вид, что все еще в дурмане.
 – У тебя пять секунд, чтобы показаться мне на глаза.
 – Куда ты делся? Тут Костя такое отмочил.
 Разыгрывать пьяного, обкуренного и уколовшегося Забродов умел в совершенстве, но сейчас уловка не сработала.
 – Тут оператор есть, снимет тебя в лучшем виде. Потом на «Оскара» подадим заявку, на лучшую мужскую роль.
 Сквозь еловые ветки Забродов различил врага. Один короткоствольный автомат Игорь держал в руке, второй висел на ремне, на левом плече. Три человека стояли на коленях – Фалько, бородатый оператор и Света в купальнике, с мокрыми волосами. Именно к ее затылку было приставлено дуло.
 Эх, если б Забродов мог сейчас оказаться на месте одного из этих двух коленопреклоненных мужиков! Даже отсюда, с расстояния в десяток метров, он бы закопал этого подонка, если бы тот не держал палец на спусковом крючке.
 – Возьми, – свободной левой рукой Ладейников бросил наручники. – Защелкнешь или скажешь – не умею?
 Забродов поймал короткую змеистую цепь с двумя стальными браслетами, фирменные наручники, такие ни одна ножовка не возьмет. Разве только автогеном резать.
 Взглядом отслеживал все: ствол автомата, три съежившиеся фигуры, стойку Ладейникова, его указательный палец. Другой, безымянный палец с кольцом. Оно появилось только сейчас – то самое, о котором говорил Женя Куликов. Похоже, у Ладейникова свой ритуал – прежде чем убить, он каждый раз надевает кольцо.
 Черт с ним, с ритуалом. Если бы Света смогла сейчас понять условный знак, смогла бы дернуть голову в сторону одновременно с твоим броском вперед. Но она упрямо смотрит в землю… Не окликать же: Света, смотри сюда.
 – Давай живее. Ты и так мне уже поломал удовольствие.
 Можно не "сомневаться, выстрелит. Зубы ему не заговоришь. Угрозами или обещаниями тоже не проймешь.
 Забродов защелкнул наручники. И в наручниках можно совладать с врагом, пусть бы только палец убрал со спускового крючка.
 Но Игорь неплохо представлял себе способности этого человека, которому перевалило уже за сорок.
 – Вот еще, – в воздухе мелькнула очередная «посылка».
 Ножные кандалы. Это уже хуже. Скованному по рукам и ногам в самом деле нечего ловить.
 – Сильно же ты боишься.
 – Не сильнее, чем требуется. Я ведь следил за мистером Фалько, знал, что он поедет нанимать крупного спеца. Не поленился, еще в Москве навел о тебе справки. Ты слушай, но не отвлекайся. Время пошло.
 – Ну выполню я еще одно твое пожелание.
 А людям от этого станет легче?
 – Это не пожелание, а приказ.
 Наручники не помешали Забродову просунуть ноги в кандалы.
 – Защелкни как следует. За кого ты меня держишь?
 – Убери ты ствол, наконец. Терпеть не могу, когда женщине целят в затылок.
 – А ты в самом деле силен. Рифату бы такой лепешки хватило, чтобы на трое суток улететь.
 Пошли теперь к ребятам. Говоришь, Костя там что-то отмочил?




 Глава 23


 Всем остальным Игорь разрешил свободно идти, даже не потребовал, чтобы руки сцепили на затылке. Опасаться их не стоило: бородатый оператор Илья и щуплый Фалько с своем джинсовом костюмчике не представляли опасности. Накачанная Акимова сдавленно, истерически рыдала, полностью и, похоже, надолго вернувшись к своей женской природе.
 Все пятеро передвигались медленно – скованный ножными кандалами человек в черной майке-безрукавке мог идти только короткими шагами. Игорь никуда не спешил, никого не подгонял.
 Обратился к оператору:
 – Выше голову. Мы с тобой будем лучшими друзьями.
 Илья кивнул, стараясь унять подбородок, мелко дрожащий вместе с бородой. Он больше всего боялся, что кто-нибудь вздумает бежать в надежде спастись вплавь. Тогда этот чокнутый наверняка откроет пальбу. Стреляя из автомата, водят дулом туда-сюда и запросто можно схлопотать шальную пулю.
 Тем временем капля холодного пота набухла на переносице Фалько и стекла в угол глаза. Он не только боялся вытереть глаз пальцем, но даже лишний раз моргнуть не хотел – вдруг маньяк сочтет этот условным знаком. Правда, Ладейников идет сзади, но кажется будто видит насквозь.
 Сотовый телефон жег тело через плотную джинсовую ткань. По телефону можно много куда позвонить. Фалько боялся не искушения – он бы никогда не рискнул набрать номер и шепнуть пару слов.
 Страшно было другое: вдруг Ладейников обнаружит потом трубку и заподозрит тайный выход на связь? Лучше бы сразу обыскал…
 Илларион впервые на острове испытал некоторое облегчение. Наконец, маски сброшены и тягостная неопределенность позади. Вот враг, у него оружие в руках, вот люди, которых надо спасти.
 Вот ты сам, скованный по рукам и ногам. Такой расклад все равно лучше, чем тысячи слов, взглядов, жестов, в каждом из которых можно усмотреть фальшь.
 Жаль, конечно, что по первому же, ни на чем не основанному подозрению он не разобрался с Игорем. Но, как ни крути, внутри каждого, кто проводит расследование, сидят одновременно прокурор и адвокат, приводя свои доводы третьему – судье.
 А доводов и улик против Игоря не было, только парадоксальная мысль.
 Одно дело враг, воюющий против твоей страны – неважно за деньги или за идею. У фанатика, у внедрившегося агента есть своя логика. Хитроумная или извращенная, но логика. Другое дело садист, маньяк. Тут присутствует звериная хитрость, правдоподобие на грани гениальности.
 В звере, в хищнике нет зла. И в человеке его не так уж много. Но если одно соединяется, сплавляется с другим…
 В Зининой смерти виноват и он. Но разбираться со своей совестью он будет потом, когда сделает дело.


* * *

 Сидящие на поляне, конечно, удивились, но уже как-то вяло. Господи, что там еще придумал неистощимый Фалько? Неужели не соображает, что сейчас надо дать людям выспаться?
 – Готовьтесь. Буду брать вас в заложники, – весело объявил Игорь. – Автомат, между прочим, настоящий и пули тоже.
 – А как очки начисляться будут? – язык у Струмилина заплетался, между веками в пору было спички вставлять.
 – Не спрашивай. Сложная система.
 – Мы едем или нет? – крикнул кто-то из персонала.
 Люди из съемочной группы успели уже перетащить оборудование ближе к берегу, но теперь засомневались в намерениях Фалько.
 – Пусть едут, – негромко разрешил Ладейников.
 Не найдя в себе силы издать членораздельный звук, режиссер только дал отмашку. Его люди уедут, а он? Почему, за что он должен остаться, когда других отпускают вот так, за здорово живешь?
 – Ждать вас или нет? – донесся еще один вопрос.
 Фалько отрицательно покачал головой, но расстояние было слишком большим, чтобы различить этот знак. Вопрос повторили снова, и он сдавленно визгнул:
 – Нет!
 – А тебе эта роль подходит, – заметила Игорю Вероника, выбрасывая в костер свою «метелку». – Очень убедительно смотришься с автоматом.
 – Еще бы не убедительно, – в первый раз за вечер прервала молчание Диана. – Все ведь взаправду.
 – Так что нам делать, шеф? – спросил Алексей Барабанов у режиссера.
 Фалько нервно пожал плечами.
 – Честно говоря, мы сейчас не в форме.
 Спать очень хочется. Отпустил бы ты нас баиньки.
 Ладейников продолжал улыбаться, вместе со всеми ожидая от режиссера ответа. Пауза затягивалась. Забродов решил, что неприятное известие лучше всего озвучить самому, если уж Дианиной реплике не придали должного значения.
 – Все это не шутки. Шеф теперь новый и надо слушать его.
 – Ничего не поделаешь, девочки и мальчики, крупно вы влипли, – заметил Ладейников. – Хотя шанс выжить есть у каждого.
 – А я заранее ничего хорошего не ожидал, – бывший ди-джей беспечно откинулся на спину. – Куда я только сунусь, обязательно какое-нибудь кидалово.
 – Чего же других не предупредил? – Рифат перестал уже отбивать ритм, но толком еще не понял, в чем суть проблемы.
 – Где Зина? – спросила у Забродова побледневшая Вероника.
 Ему не хотелось сразу обрушивать на людей страшную новость. Кто-то в самом деле мог запаниковать, попытаться скрыться в зарослях.
 Игорь опередил с ответом:
 – Компания решила подправить результаты.
 Свету, вот, вернули, а Зина вместо нее улетит.
 – Вот вам, пожалуйста, – Барабанов указал на кандидата наук, который уже заснул, поджав под себя ноги. – Я тоже ни хрена не понял и тоже намерен спать.
 Встав на ноги, он, шатаясь, направился в сторону барака. Споткнулся об один из камней, выставленных вокруг идола. Плюнул на него в отместку и растер плевок подошвой.
 – Сядь на место, мудила, – спокойно произнес Ладейников.
 – Ты кому, мне? – неожиданно грозно прорычал Алексей.
 Но тут же послушно присел обратно, стараясь удержать голову в равновесии и хлопая время от времени глазами.
 – Вызови сюда Новикова, скучновато без него, – обратился человек с автоматом к режиссеру.
 Фалько сглотнул слюну. Все лицо его напряглось, как у заики, который силится не сбиться.
 – Вряд ли получится, он никого другого не слушает…Кроме меня никто его не заставит среди ночи… Пошлет всех подальше.
 – Пусть он только приедет, и я тебя отпущу.
 От такого неожиданного подарка ноги у режиссера подогнулись. Казалось, он готов был рухнуть на колени перед коротко стриженным человеком.
 – Сейчас.., секунду.
 Непослушными пальцами он стал вытаскивать из кармана трубку и выронил ее из рук. Попытался поймать в воздухе, но неудачно.
 – Если сломалась, придется тебе самому нас здесь всех развлекать.
 – Я ведь не нарочно, – не решаясь поднять трубку высоко от земли, Фалько присел на корточки.
 На его счастье сотовый работал. Прямым негнущимся пальцем он набрал номер и стал ждать. В круглых стеклах очков отражалось пламя костра, лицо из-за этого казалось полубезумным.
 – Алло, это я. Будите там Новикова, сажайте в лодку и сюда… Нет, больше никого… Надо и все!
 Без никаких!
 Закончив разговор, режиссер протянул трубку Ладейникову.
 – Зачем? Оставь пока себе.
 Тем временем все, кроме спящего Струмилина, окончательно сообразили, что к чему. Неважно, как на самом деле зовут этого симпатичного на вид парня с открытым лицом и ясным взглядом, но он совсем не тот Игорь Ладейников, которого они до сих пор знали. Этот готов любого пристрелить как собаку. Убить просто так, без всякой личной неприязни, в порядке продолжения шоу. И даже если о событиях на острове скоро узнают на Большой земле, даже если сюда пришлют спецподразделение, справиться с ним будет совсем не просто.
 Вне зависимости от количества выпитого народ мигом протрезвел. Посерьезнел даже Костя Воробей и не знал теперь, куда деть руки, словно удивлялся, что они еще не в наручниках, как у Иллариона.
 Через минуту игроки разом вздрогнули – мелодично затренькал сотовый. Некоторое время Фалько слушал молча, потом со злым оскалом стал подчеркивать каждое свое слово:
 – Нет, он приедет, приедет сейчас… Без разницы… Его трудности… Хорошо, дай ему трубку…
 – Ты помягче с людьми, – заметил Ладейников.
 Фалько торопливо кивнул, подтверждая, что принял замечание к сведению. Потом виновато улыбнулся, как бы объясняя, что по-другому очень тяжело добиться результата.
 – Сережа, ты?.. Значит надо… Твое право.
 Но сейчас будь добр… Вот именно, открой и посмотри, что в контракте написано.
 Бородатый оператор с ненавистью смотрел на Фалько. «Ах ты, сука, – читалось в его глазах. – Подставляешь человека в надежде самому слинять».
 – Едет? – спросил Ладейников, дождавшись окончания диалога.
 «Куда он денется?» – хотел было сказать Фалько. Но быстро сообразил, что окружающие все видят и слышат. Ограничившись кивком, он втянул голову в плечи. Какой спрос со смертельно напуганного человека?
 Ладейников улыбался почти ласково. Он подозвал Фалько поближе, чтобы никто не расслышал продолжения разговора.
 – Ты хотел крутое шоу, ты его получишь.
 Будешь первым по рейтингу – даже из-за кордона заявки пришлют. Твое дело – съемками командовать, а конкурсы я буду придумывать сам.
 Не сомневайся, фантазии у меня побольше, чем у твоего Бузыкина. Ну а если стукнешь ментам или ФСБ, никто из них отсюда живым не выберется.
 – Да никогда…
 – Заткнись и слушай. Если стукнешь – я тебя достану потом, позже, когда годик помучаешься в неизвестности.
 – За себя я ручаюсь, но есть еще другие.
 – Скажешь им, что так было задумано, это сценарный ход. Ты должен быть убедительным, как никогда. Сумеешь, если захочешь.
 – А что мне про охранников придумать?
 – Ребята улетели в последний момент. По сценарию я их обезоружил, а зачем они, безоружные, здесь нужны? Не беспокойся, опровергать не станут – я их уже сплавил по реке…




 Глава 24


 Ладейников отправил игроков в барак, даже не удосужившись предостеречь от побега. Этим он окончательно всех добил – вот, оказывается, насколько он уверен в себе.
 Кандидата наук Струмилина тоже подняли и повели. Так и не проснувшись, он покорно дал себя тянуть, еле переставляя ноги, как лунатик. Никто из мужчин не захотел поддерживать его безвольное, расползающееся тело – каждый был погружен в свои переживания. Пришлось Веронике взвалить на себя эту ношу.
 Ровно дышащий биолог висел на Веронике, как мешок с песком, но тормошить его казалось грешным делом – пусть человек поспит до утра в блаженном неведении. Самой Веронике не верилось, что она сумеет заснуть на этом острове. Для нее завеса уже приоткрылась, и важно было выяснить все до конца.
 – Может, ты знаешь, что с Зиной? – спросила она у Акимовой.
 Ответный взгляд был таким выразительным, что губы у Вероники затряслись и кандидат наук чуть не лишился опоры.
 – Ты сама видела?
 – Если б я могла не видеть… Дай помогу, а то надорвешься.
 Свалив Вадима на хвойную подстилку, обе молча обнялись. У мужчин такого братания не наблюдалось. Каждый чувствовал себя униженным.
 Иллариона повязали по рукам и ногам, а других оставили свободными, сочли ничтожеством, мелкой сошкой. Каждый заглядывал внутрь себя и понимал, что преступник, по большому счету, рассудил верно.
 Послышался плеск весел.
 – Конферансье везут.
 – Какая же все-таки тварь, этот Фалько.
 – Не нам его грязью поливать.
 – Но все-таки… Вызвать вот так человека в пасть тигра…
 – А ты крикни, предупреди! Чего молчишь?
 – Они уже слишком близко, не успеют развернуться.
 Человека в наручниках Ладейников пока не отпускал далеко от себя. Илларион мог бы, конечно, крикнуть людям в лодке об опасности. Но его-то преступник как раз предупредил: свое недовольство действиями Забродова он покажет, убив очередного участника.
 …Недовольный Новиков в парадном костюме выглядел здесь совсем нелепо. Здороваться с Фалько он не стал, а сразу спросил:
 – Где честная компания? Какого хрена меня вытащили?
 – Иди в лодку, – разрешил режиссеру Игорь.
 Фалько сделал над собой огромное усилие, чтобы не рвануть сломя голову. Сунул руки в карманы джинсовой куртки, наклонился вперед, как бегун на финише, и направился к берегу, быстро семеня негнущимися ногами.
 – Ау, в чем дело? – недоуменно крикнул ему в спину знаменитый шоумен.
 – Подойди поближе, объясню, – поманил пальцем Ладейников.
 – Зачем поближе? Со слухом у меня в порядке, – человек в расклешенных брюках с золотыми лампасами почуял что-то неладное.
 Ладейников выдержал паузу, пока лодка отвалила от берега.
 – Ты теперь здесь будешь жить, с нами.
 – Кто это так решил?
 – Тебя не удосужились предупредить. Игра принимает новый оборот, неожиданный для зрителей. Важен эффект правдоподобия.
 – Да ну вас всех! Какой еще оборот? Я с этим придурком Фалько больше работать не намерен.
 Поднять среди ночи и бросить здесь одного.
 – Как же одного? – оскорбился Игорь. – А мы все?
 – Я имею в виду съемочную группу, – Новикова раздражала необходимость соблюдать правила вежливости, но интуиция подсказывала, что лучше не хамить.
 – У нас и оператор есть. Короче, я тут вооружился и якобы захватил игроков в заложники.
 – Какой маразм! Ну и что я должен делать?
 Закрывать грудью амбразуру?
 – Для начала взять у меня интервью.
 – Вообще-то интервью – не мой профиль.
 Подозревая неладное, Новиков все-таки не мог представить, что все происходит наяву. Как и у Фалько, у него был богатый опыт. За свою карьеру он провел немеряно конкурсов и телешоу. Бывало кто-то из участников оказывался миной замедленного действия. До поры до времени вел себя тихо и смирно, а потом вдруг выкидывал номер.
 Одна девица на ток-шоу о вреде наркотиков дождалась поворота камеры и быстро задрала кофточку, демонстрируя голые груди с розовыми сосками. В другой раз на конкурсе-викторине какой-то дедок, не зная ответа на вопрос, вдруг стал наезжать на «современное телевидение» и развернул заранее заготовленный политический плакат.
 Такие неожиданности потом подчищались, вырезались и служили только поводом для смеха на банкетах и прочих тусовках. Гораздо больше было ситуаций, когда чью-то выходку планировали заранее. Иногда приходилось репетировать, добиваясь полной естественности. Телезрителям казалось, что происходит скандал, все летит вверх тормашками.
 Но ведущему удавалось удержать ситуацию под контролем и все обратить в шутку. Многие потом понимали суть дела, но еще не раз попадались на удочку…
 – А почему именно ты у нас заложников захватываешь? – подозрительно спросил Новиков.
 – Он меня заранее выбрал, еще до отъезда, – объяснил человек с золотистым ежиком волос и лицом завзятого положительного героя.
 – А куда теперь этот хрен в джинсе сбежал?
 Всем сразу решил сюрприз сделать?
 – Еще вернется. Давай начинать. Сперва объявишь зрителям, что произошло, потом задашь мне пару вопросов.
 – Все это, конечно, хорошо. Только вот мне бы желательно получить официальную санкцию.
 – Трубка есть? Звони.
 Новиков хотел было набрать номер, потом плюнул.
 – Пошел он в ж… Скажешь, Илья, когда будешь готов.
 Оператор молча кивнул. Знаменитый ведущий снял белый пиджак, чтобы натянуть свитер поверх цветастой рубашки. Но все равно он замерзал – сунул ладони под мышки. Нос покраснел, кадык стал сизым, трудно было поверить, что этот субъект загорится перед камерой энтузиазмом.
 – Думаешь, так просто зрителей напугать? – спросил он Ладейникова. – Взял в руки автомат, объявил себя злодеем – и все сразу задрожали перед «ящиками»? Кто поверит, что маньяк захватил людей и ему позволяют держать их в свое удовольствие?
 – Фалько виднее, – скромно ответил Игорь.
 – Я считаю, провальная идея. Люди знают, что наши спецслужбы не всегда на высоте, но не до такой же степени, чтобы ушами хлопать.
 – Кто, говоришь, бояться будет? Да ты первый.
 Приподнявшись с места, Ладейников сделал шаг в сторону шоумена. Трудно было представить себе более контрастные фигуры. Одно испитое, слегка обрюзгшее, украшенное вычурными бакенбардами. Другое – волевое, с правильными чертами и ясным серо-голубым взглядом. Новиков мерз в свитере, пиджаке и лакированных туфлях на каблуке. Его собеседник был босой и спокойно себя чувствовал в жилете, надетом на голое тело.
 – В чем дело? – отпрянул Новиков.
 – Стоять. Кому сказал «стоять»?!
 Шоумен застыл, как кролик, завороженный раскрытой пастью удава. Протянув руку, Игорь потрепал его по щеке, потом слегка сдавил подбородок, так что губы сложились бантиком и выпятились.
 – Так поверят или нет? – спросил он, улыбаясь.
 Новиковский кадык судорожно задвигался вверх-вниз.


* * *

 Вернувшись почти с того света, режиссер сгоряча решил было отобрать из группы двух-трех попутчиков покрепче и уходить пешком, ориентируясь по карте. Бузыкин, наверное, давно почуял неладное, вот и отказался с ними ехать.
 Снова вызывать вертолет к лагерю опасно – Ладейников может озвереть и открыть по машине пальбу. Не шибко грамотный по части оружия, Фалько подозревал, что с близкого расстояния автоматная очередь может спровоцировать авиакатастрофу.
 Уйти километров на десять-пятнадцать в сторону, присмотреть подходящую для посадки площадку и оттуда уже вызвать «борт». Если понадобится, можно костер развести, чтобы обозначить свое местонахождение.
 Лихорадочно осматриваясь по сторонам, Фалько вдруг понял, что уйти незамеченным очень сложно. Плавать он не умеет. На несколько километров вправо и влево отвесный горный склон спускается к самой реке. Всякий, кто попробует пройти по воде, будет виден с острова как на ладони. И жаловаться не на кого – сам выбрал такое «живописное» место, будь оно трижды проклято.
 Лодка, тем более не останется незамеченной.
 Можно отправиться в путь ночью, но для этого придется вырубить освещение в лагере. Преступник сразу поймет причину и сделает все, чтобы не дать беглецам уйти.
 Хотел самого крутого шоу – вот и получил на свою голову! Заскочив в биотуалет, Фалько никак не мог отлить, несмотря на переполненный мочевой пузырь. Судорога страха не давала выжать ни капли.
 Сейчас, на расстоянии, Ладейников казался еще страшнее, чем вблизи. Ясный взгляд, улыбка – уж лучше бы он скрипел зубами и закатывал глаза… Вот они какие – реальные маньяки.
 А он точно маньяк, и способности у него должны быть сверхъестественными. От него не спрячешься, он отыщет тебя даже с завязанными глазами по тепловому излучению тела.
 Жутко даже вспомнить, как бесцеремонно он разговаривал с преступником. Как давал ему указания по дороге и здесь, на острове, в ходе игры.
 Чувства собственного достоинства тот не терял, но выглядел дисциплинированным и послушным.
 Чего ждать от омоновца, привыкшего не обсуждать приказы?
 А омоновец он вообще или нет? На отборе никого не проверяли. Сообщенные о себе сведения не играли особой роли. Важно было, как биография преломилась в личности… Непростительная беспечность. И опять некого обвинить, кроме самого себя.
 Вдруг вид свободно текущей воды позволит, наконец, помочиться? Подойдя к реке, Фалько повторно расстегнул замок на джинсовых брюках. Наплевал на женщин-подчиненных, которые могли случайно увидеть его за таким занятием.
 Какое это теперь имеет значение?
 Бежать нельзя, даже если есть надежда ускользнуть незамеченным. Потом здесь высадят целый полк, обложат зверя со всех сторон и, как водится, без толку. Упустят, и он останется на свободе, помня о нарушенном обещании.
 Нельзя спешить и подставлять себя под удар.
 Лучше пока выполнять его условия. И вообще – вдруг это шанс, который выпадает раз в жизни?
 Отмочить такую передачу, о которой напишут везде. Она войдет потом во все книги о телевидении.
 Сделает тебя звездой, востребованной не только в России.
 Перед начальством не придется оправдываться.
 Они молиться будут, чтобы рейтинг подольше удержался на волне. Главное – перед этим чудовищем оправдаться, отвести от себя его подозрения, когда в конце концов появится здесь спецназ.




 Глава 25


 Забродов не заснул и не впал в забытье. Просто на скупую картинку реальности наложилось сновидение. Путаные обрывки тех конкурсных монологов, по которым он пытался вычислить убийцу.
 – ..Наши музыканты при сведении пытаются впихнуть на диск как можно больше наворотов и эффектов. На станции после дополнительной компрессии все это начинает ухать, бухать, – это Костя Воробей читает небольшую лекцию по основам музыкального радиовещания.
 – ..Однажды мы с моей лучшей подругой просто сели на велики и поехали куда глаза глядят по незнакомой дороге. Тогда как раз цветы полевые зацвели. Помню с одной стороны все желтое, а с другой все сиреневое, – это Зина разводит романтику.
 Трудно поверить, что ее больше нет. Скорее труп, покачивающийся на волнах лицом вниз, кажется дурным сном. Зина рядом, в спальном мешке, прижимается сбоку. Но тело ее почему-то не жаркое, как в прошлый раз, а прохладное. Оно податливое, рука не встречает никакой преграды, будто опускаешь ее в речную воду.
 Сквозь сновидения Илларион видел поляну с погасшим костром. Шел дождь. Ладейников не пожелал укрыться под хвойным пологом и давал интервью на открытом месте. Наверное, видел себя со стороны и сам себе нравился – со струями, стекающими по мужественному лицу, с открытыми руками и мощным торсом, слегка прикрытым кожаным жилетом. Тело сильное, но не накачанное сверх меры. Не видно ни одной татуировки, ни одного шрама.
 Бородатый оператор прикрыл голову капюшоном и медленно перемещался туда-сюда. Несмотря на страх, он оставался профессионалом и не мог себе позволить снимать с одной точки., Окончательно промокший и продрогший Новиков силился тем временем выглядеть бодрым, чтобы не разочаровать заказчика интервью. Этому человеку лучше потакать во всем и молить Бога, чтобы тебя поскорее оставили в покое.
 – Какие у вас требования? Что вы хотели бы получить в обмен на освобождение заложников?
 – Да ничего мне не надо. Приз я уже выиграл. Еще денег, миллион баксов? Я человек неприхотливый. Гарантии безопасности? В подарочные наборы от ментов я не верю и о своей безопасности позабочусь сам.
 – Тогда чего вы добиваетесь?
 – Приятно, когда тебя внимательно слушают.
 Вот постучался бы я в Москве в окошко твоего лимузина, попросил бы вежливо взять у меня интервью, сделать небольшую передачу. Ты бы просто не увидел меня и не услышал. Тронул бы с места и укатил.
 – Разрешите не согласиться, я всегда…
 – Или взять кого-нибудь из этих ребят, – перебил Ладейников. – Хорошие ребята, я против них ничего не имею. Но стали бы они потеть по моей просьбе? А завтра постараются, как никогда в жизни не старались.
 Забродов перестал его слышать, монологи с видеокассеты снова стали ярче и звучней, чем картинка реальности.
 – ..Самое трудное болтать без умолку в пустоту, – признавался Воробей. – Сколько себя помню, всегда язык имел без костей. Но в студии ты один на один с микрофоном. Первое время я спасался тем, что ставил на столик фотку одной подруги. Представлял, будто обращаюсь к ней…
 – ..Мы обе загорели за один день, – продолжала Зина. – Солнце, скорость и все такое. Коров таких красивых видели, как на картинке. Черные и коричневые с белыми пятнами. Мычат как положено, и вымя у каждой полное…
 – Слушатель не должен ждать от ди-джея какой-то там Правды или Истины с большой буквы. Он не вещает со святой горы, он свой парень, которого можно легко и просто заткнуть нажатием пальца. Главное – вызывать эмоции, не давать скучать…


* * *

 Утром последний остававшийся в неведении игрок узнал от товарищей, что произошло. У кандидата наук сразу же на нервной почве разболелся зуб. Прижимая ладонь к щеке, он молча раскачивался вперед-назад, будто молился.
 Остальные тоже чувствовали себя не лучшим образом. Каждый вспоминал об улетевшем вертолете, о том, как выворачивался наизнанку, чтобы не оказаться аутсайдером, не быть отправленным восвояси. Как они теперь завидовали рыжему Семену и охраннику Бажину.
 А Света – вот уж кто лажанулся. Ожидая отправления «борта», она вдруг твердо сказала, что никуда не полетит. Пусть ее выкинули из конкурса – она может остаться на острове в каком-нибудь другом качестве. Например, помогать сотрудникам МЧС: кого-то подстраховать, кому-то помассажировать сведенную судорогой икру.
 Никто из съемочной группы не заметил, как она тихо, без всплеска нырнула в реку. Из осторожности она не сразу поплыла к «своим», а сместилась в сторону вдоль правого берега. И потом уже с наступлением сумерек, изредка хватая ртом воздух, достигла дальней оконечности острова.
 Пока прошла его в длину, пока, спрятавшись, ожидала отбытия Фалько с операторами, кончилась одна игра и началась другая…
 – Как тебя угораздило, господи? – сочувственно покачала головой Вероника.
 – Ничего, я его сделаю. Пусть только подойдет ближе чем на три шага. У меня хватка мертвая.
 – Выбрось из головы эту дурь. Ты женщина, ты не должна…
 – А кто должен, они? – Акимова понизила голос, не желая громко позорить мужчин. – У одного зуб болит, другому музыкальное образование не позволяет. Тем более – я виновата.
 Из-за меня Иллариону пришлось в наручники влезть.
 Барабанов тем временем обратился сразу ко всем:
 – Главное, друг с другом договориться. Чтобы не было самодеятельности.
 – Какая самодеятельность? – простонал Рифат. – Я всякую братву видел. Чесал себе на саксе и знал, что вон за тем столиком натуральный убийца сидит. Но этот.., мороз по коже.
 – Ты с ним прекрасно уживался несколько дней.
 – Ни фига. Я чувствовал подвох, чувствовал.
 – Ну да, конечно. Сейчас каждый скажет: все понимал, только сказать стеснялся. Ты просто ходил и всех убеждал, что его заранее выбрали победителем… Неважно. Главное, теперь друг другу не подгадить.
 – Это точно, – кивнул Воробей. – Никакой отсебятины, все треки только с плей-листа.
 – Зину убили, а у тебя, сопляка, наглости хватает шутить, – возмутилась Вероника.
 – Да я ничего. Просто сам для себя смысл перевожу.
 – Если сам для себя, переводи молча.
 – Ладно, молчу, пусть решают «аксакалы».
 – Ничего вы не понимаете, – вдруг произнесла Ольга. – Болтаете всякие глупости.
 Никто не хотел ей напоминать о тесной дружбе с Ладейниковым. Теперь получалось, что Ольга о ней не жалеет и не думает от нее отказываться.
 – Ничего себе. А кто ее убил, по-твоему?
 – Понятия не имею.
 – Может, кто-то из нас, ты скажи.
 – Оставьте меня в покое.
 – Знаешь что, дорогая, сваливай-ка ты лучше к своему хахалю, – заиграла желваками Акимова. – С ним тебе будет гораздо веселее.
 Ольга не заставила себя упрашивать. Забрала легкую сумку со сменой белья и молча удалилась.
 – Напрасно, – укорила Акимову Вероника. – Она теперь тебя достанет. Не своими руками, так его.
 – Раз уж так получилось, значит к лучшему, – констатировал Алексей. – Хуже было б, если б она все аккуратно выслушала, а потом бы ему передала… Насчет Зины. Кстати, надо сходить посмотреть. Нельзя, чтобы тело там валялось.
 – Лопаты даже нет, чтоб могилу вырыть.
 – У кого нервы крепче? Кто-нибудь вдвоем сходите!
 Пройти надо было всего метров сто пятьдесят. Вернувшись, Барабанов с Акимовой сообщили, что тела не обнаружили. Похоже убийца столкнул его в воду, и течением труп отнесло от берега.
 – Какой кошмар, – закрыла лицо Вероника.
 – Кошмарней не бывает, – подтвердил Алексей. – Сейчас главное, чтобы такое не повторилось. Вернусь к тому, с чего начал. Главное, не допускать самодеятельности. Этого человека нельзя выводить из себя.
 – Какой он человек? – пробормотала Вероника, не отрывая от лица ладоней. – Подонок, зверь.
 – Дайте я договорю, ладно? Неизвестно, сколько у нас еще времени в запасе. Может, через минуту уже начнется…
 Он недоговорил, что именно начнется, но каждый подумал о своем и содрогнулся.
 – Если кто-то вдруг вздумает сбежать, точнее уплыть, я ему не завидую. Могут пострадать другие. Этот… Ладейников может войти в раж.
 Леша не случайно избегал применять к преступнику сильные эпитеты. А вдруг у него есть скрытый сообщник.
 На мерные постанывания кандидата наук никто уже не обращал внимания. Теперь их тон вдруг поднялся выше, и худой костлявый бильярдист, обернувшись, подтвердил.
 – Да, господин Струмилин. Придется наступить на горло своей интеллектуальности и сносить все, разные неприятности.
 – Ему сейчас не до этого, – пожалела биолога Вероника. – Помню, как у меня зуб разболелся.
 Если б меня на расстрел тогда повели, я б из-за этой боли ничего другого и не почувствовала.
 – Тогда неизвестно, что для него лучше, – заметил Воробей. – Зуб пройдет, а страх одолеет.
 Может, пусть тогда подольше болит?
 – Ох, не нравится мне твое настроение, – покачал головой Барабанов. – Я понимаю, что иногда смех бывает на грани истерики…
 Вероника подсела к непроницаемой Диане. Если бы та дрожала или плакала, все было бы понятно. Но чужое молчание всегда беспокоит, особенно в критических ситуациях.
 – Как ты, в порядке?
 Черноволосая красавица едва заметно кивнула.
 – Ничего себе Ольга отмочила. Это ж надо? Я понимаю, можно быть от мужика без ума, но не до такой степени. Тем более ей, с ее богатой биографией.
 – Меня она не колышет, – отрезала Диана.
 – Тебя, я вижу, никто не колышет. Напрасно ты от всех отгородилась. Сейчас нельзя одной.
 – Осточертело мне здесь. И остров этот долбаный и вся компания. Я на последнем конкурсе сама хотела вылететь.
 – Как-нибудь уж постарайся нас потерпеть.
 Нам надо друг за дружку держаться, иначе пропадем.
 – И еще эта грязь после дождя, когда она теперь высохнет?! – возмутилась Диана.
 – О чем ты думаешь? – поразилась Вероника.
 Неизвестная тень страшила Диану гораздо больше, чем реальный преступник, вооруженный двумя автоматами. Вдобавок выяснилось, что угроза не направлена лично против нее, а касается всех. Что может сделать Ладейников? Держать их здесь, как заложников, пока не привезут деньги из сейфа.




 Глава 26


 Оба автомата висели на Ладейникове стволами вниз – один на правом плече, другой – на левом.
 Очнувшись от недолгого забытья, Забродов тут же, независимо от своей воли, прикинул: длинный прыжок вперед, приземление на левую ногу, которая сразу же становится опорной, удар правой в голову…
 Потом еще не раз мозг в автоматическом режиме вычислял все фазы нападения. Доля секунды на сближение, доля секунды на отключающий удар. Еще удар контрольный, чтобы исключить всякую случайность.
 Пока это все не имело шансов на успех.
 – Доброе утро! – улыбнулся Игорь.
 Не отвечая на приветствие, Забродов несколько раз присел, разминая затекшие от малоподвижности ноги.
 – А ты не вошел как следует в роль, – заметил Игорь. – Инструктор ГРУ все равно в тебе просвечивал.
 «С тобой мне, конечно, не сравниться», – подумал Забродов. Даже сейчас с трудом верилось, что парень с открытой улыбкой и ясными серо-голубыми глазами совсем недавно задушил девушку, переломал ей шею. Илларион старался меньше об этом думать, хладнокровие было важней всего.
 Безвыходных положений не бывает. Через два часа или через два дня удастся одолеть этого ублюдка, но трупов больше допускать нельзя.
 Он скован по рукам и ногам, остается работать тем, что свободно: головой. Психология – тоже поле битвы, слово – тоже оружие. Не читать мораль, не призывать покаяться. Искренне каются только в пропитой получке. Сыграть на психологии – значит сбить врага с толку, внушить ложную цель. Подвести к пропасти, чтобы он радостно туда прыгнул.
 Но Ладейников ждет подвоха. Смотрит прямо в глаза своим ясным взглядом, и Илларион чувствует равный по силе заряд, только с противоположным знаком.
 – Сегодня у нас будет прямая трансляция, я уже говорил с Фалько, чего молчишь? Концентрируешься, чтобы загипнотизировать? Наверняка ваша контора имеет такие приемчики в арсенале.
 Забродов действительно умел гипнотизировать, расслаблять – движением руки, голосом, взглядом. Знал с кем и когда это имеет шансы на успех.
 С теперешним противником шансов никаких.
 – Я тебе сам сегодня продемонстрирую свой фирменный гипноз, – пообещал Игорь. – В порядке обмена опытом. Только вот еще не выбрал кандидатуру.
 Давно Забродову не приходилось иметь дело с таким врагом. Казалось, парень с золотистым ежиком на голове только меняет личины. Теперешняя тоже фальшива, как и прошлая. Какая камера и какой объектив позволят разглядеть его подлинные черты?


* * *

 Фалько не мог так запросто командовать людьми из МЧС, как членами съемочной группы. Правда, начальство командировало их сюда с точным указанием, чьи распоряжения выполнять. Но все же голос режиссера звучал не так безапелляционно, когда он обращался к этим ребятам в форменных куртках.
 Тем более сейчас, когда нужно было забрать деньги из сейфа. Фалько ожидал всяких вопросов: «Уже? Так быстро? Разве победителя определили?»
 Но вопросов не последовало. Эмчээсовец кивнул так буднично, словно речь шла об очередной консультации по технике безопасности. Сам нашел полиэтиленовый мешок. Так быстро залез вверх по склону и слез обратно, будто поднялся и спустился по лестнице.
 Фалько поблагодарил, но в руки мешок не взял.
 – Пойдемте со мной. Будет общее объявление.
 Сперва он и речь хотел поручить своему заму, дистанцируясь от происходящего. Потом понял, что никого этим не обманет, только вызовет подозрение, что дело нечисто. Говорить надо самому и представить новый расклад как самую обычную вещь.
 Собралась большая часть группы. Сколько, черт возьми, народу, а в работе опереться не на кого.
 Из всех операторов только двоим не надо каждую минуту подсказывать где и как стать. А девицы эти в шортиках и с полным макияжем? Неужели он, Фалько, самолично дал на всех добро? Здесь еще не полная команда – нет врачей, поваров, электриков…
 – Внимание. Сейчас в игре резкий поворот.
 Сценарий такой: один из игроков оказывается преступником. Пробравшись сюда, на берег, он обезоруживает охранников сейфа…
 – То-то я ребят нигде не вижу, – заметил старший из эмчэосовцев. Никто из съемочной группы не посмел бы прервать Фалько.
 – Но деньги со скалы сам он достать не может.
 Зато обзавелся сразу двумя автоматами и может диктовать условия. Мы везем ему на остров полную сумму приза, иначе он угрожает убить кого-нибудь из заложников. Дальше он устраивает свое шоу, свой конкурс, где проигравший может лишиться жизни, а выиграть, соответственно, право на жизнь. А мы все вынуждены исполнять его требования.
 Фалько старался говорить уверенно, не оставляя места для вопросов и уточнений. Он не только себя сейчас избавляет от неприятностей, но и всех остальных.
 – Теперь самое важное. Напоминаю: никаких самостоятельных перемещений в сторону острова.
 Почему мы не сообщаем милиции или ФСБ? Он первым делом конфисковал все сотовые и даже аварийный радиопередатчик.
 – А снимать разрешает? – спросил кто-то.
 – Это не обычный преступник, озабоченный только деньгами и сохранностью собственной шкуры. У него серьезный сдвиг, он в каком-то смысле маньяк. Попадая на остров, вам надо вести себя правдоподобно. Испугались бы вы реального отморозка с двумя заряженными автоматами? Конечно. Выполняли бы все его предписания. Если они кому-то покажутся дикими, значит так записано в сценарии.
 – А кто преступник?
 Фалько с удивлением обнаружил, что забыл сказать самое главное.
 – Игорь Ладейников.
 Лица у большинства вытянулись от разочарования.
 – Идея, конечно, классная, – пробормотал один из ассистентов.
 Сказать правду он не решался, как и все другие. Было ясно, что Игорь кажется им совсем не подходящей кандидатурой. Фалько не собирался входить в обсуждение этой темы и доказывать, как удачно фаворит соревнований «вошел в роль».
 – Надо будет подготовиться к прямой трансляции, – предупредил режиссер. – Ответственность у всех возрастает, поэтому попрошу мобилизоваться.
 На Большой земле продолжалась суббота, первый выходной. В выходные дни кроме главного вечернего выхода телешоу в сетке вещания был запланирован получасовой утренний. Нечто вроде зарисовок быта – нарезка эпизодов, снятых скрытой камерой, чьи-нибудь «излияния души» по поводу личных отношений между игроками.
 Материал в Москву должны были оттранслировать еще вчера. Он благополучно ушел, но утром Фалько связался с генеральным продюсером и объяснил, что лучше дать посвежее – с пылу с жару.
 Продюсер ежедневно отслеживал рейтинг программ. Он изначально предлагал Фалько давать кое-что в прямом эфире. Пусть будет выглядеть сыро, шероховато, но дыхание реальности увлечет зрителей гораздо больше, чем самый искусный Монтаж.
 Режиссер тогда не согласился, не захотел рисковать, чтобы потом коллеги не поливали его дерьмом за ляпы на экране. Теперь он сам выдвинул идею и она сразу же была принята.
 – Давай поднажмем, перехватим у ОРТ субботнюю аудиторию. У них как раз первый выпуск новой программы на десять минут позже твоего выхода. Самое время их сделать.


* * *

 Ладейников принял от эмчээсовца деньги в мешке, смущенно поблагодарил, как человек нежданно-негаданно оказавшийся на свадьбе женихом. Один из ассистентов поставил на пень переносной телевизор и стал регулировать антенну – Игорь еще ночью потребовал от Фалько возможности контролировать ход прямой трансляции.
 Вначале запустили интервью в темноте под дождем. В инфракрасном объективе все выглядело однотонно-зеленоватым. Продрогший мокрый Новиков в пиджаке с поднятым воротником походил скорее на бомжа, чем на франтоватого ведущего.
 – Только что на Русском острове случилось самое настоящее ЧП. Игроки и я в том числе попали в заложники. У этого человека с самого начала был план, он только выжидал подходящего момента.
 На экране показалось лицо Ладейникова. Те, кто стоял поблизости, невольно содрогнулись.
 У Новикова тоже неприятно отсвечивали зрачки – этого нельзя было избежать при съемке инфракрасным объективом. Но внешность Игоря Ладейникова эффект объектива изменил на сто восемьдесят градусов.
 Лицо обратилось в свою противоположность. Те самые черты, что свидетельствовали о доброте и открытости, теперь выражали жестокость, маниакальный азарт. И улыбка осталась прежней, и прищур глаз и линия бровей. Но словно бы проступило негативное изображение или, наоборот, – реальное.
 Те операторы, кто сомневался в выборе Фалько, теперь согласились с «шефом». Как же они не разглядели в этом простом на вид парне такой типаж? Достаточно раз взглянуть на лицо, сотканное из оттенков зеленого, и никогда уже не будешь воспринимать Ладейникова прежним.
 Вот он стоит рядом со своим изображением на экране – золотистый ежик коротко стриженных волос, серо-голубые глаза. Ничто вроде бы не изменилось, но все уже видится по-другому.
 – Он разрешил мне взять у него интервью, чтобы обратиться к телезрителям и правоохранительным органам, – продолжил Новиков на экране.
 – Зрителям я обещаю крутое развлечение, – на экране снова возникло крупным планом новое, непривычное лицо Ладейникова. – А всякие разные структуры хочу предупредить, чтобы кайфа мне не ломали. Иначе здесь никого в живых не останется. Школа у меня хорошая: нароете данные – сами убедитесь. По-любому просеку, если кто лишний сюда заявится. Хоть одна сука с оружием появится – пеняйте на себя.
 Интервью оказалось недолгим. Телевизионщики окончательно уверовали в убойность замысла, в актерское мастерство Ладейникова. Игроки, стоявшие плотной кучкой, выглядели напряженными и хмурыми. Они-то хорошо знали, что слова сказаны всерьез, Дальше в Москве пустили рекламу. Посвященным в реальное положение вещей трудно было воспринимать радостные сияющие лица, восклицания по поводу уникального вкуса шоколада и фантастических способностей пылесоса.
 Гримасничая от нервного перевозбуждения, Фалько подскочил к преступнику. Они о чем-то переговорили, потом режиссер дал короткую консультацию Новикову. Штаны с лампасами и белый пиджак ведущего выглядели не лучшим образом, и тот не преминул об этом заметить.
 – Я уже молчу, что ты меня здесь бросил, ничего не объяснив. Но какого хрена мне новый костюм не привезли, ты ведь знаешь, где мой гардероб.
 – Реализм, Сережа. Нам сейчас как воздух нужно ощущение подлинности.
 – Ладно, мы еще с тобой разберемся. Скажи спасибо, что я профессионал, у меня есть чувство ответственности.
 – Начинаем! – Фалько громко хлопнул в ладоши и перекрестился.
 – Сегодня мы в прямом эфире! – громко объявил в камеру ведущий. – Трудная была ночь, скажу я вам.
 Сигнал появлялся на экране с ощутимым запаздыванием. Он преодолевал в ту и обратную сторону не только тысячи километров, но и часовые пояса. Здесь, на Алтае, было два часа дня, а в Москве еще десять утра.
 Фалько отчаянно замахал руками, пытаясь привлечь внимание Новикова. Тот действительно провел ночь не слишком комфортно и в самом деле побаивался человека с двумя автоматами, в жилете, надетом на крепкий голый торс. Но привычка подавать товар лицом заставляла шоумена в любом случае появляться перед телезрителями воодушевленным, каким они привыкли его видеть.
 После страшного лица преступника и его спокойного, но очень убедительного интервью напряжение угасло. Сбитые с толку зрители теперь успокоятся и решат, что их просто талантливо разыгрывают.
 – Сережа, блин… У тебя стресс… Заикаться надо, а ты молотишь, – одними губами, но очень выразительно шептал режиссер.
 – Врагу не пожелаю оказаться вот так заложником в таежной глуши, – продолжил Новиков.
 Покойный Станиславский в таких случаях говорил: «Не верю».
 Зная, что времени на прямую трансляцию в обрез, Новиков быстро закруглился. И объявил музыкальный номер, не имея понятия, что Ладейников под этим подразумевает.
 – Зрителей надо уважать, – улыбнулся Игорь со своего места возле телевизора. – И обслуживать по полной программе. Есть у нас один мастер, но ему до сих пор не давали самовыразиться.
 Ресторанный саксофонист с ужасом понял, что речь идет о нем. Он готов был дать зарок никогда больше в жизни не притрагиваться к своему инструменту, только бы сейчас не оказываться в центре событий.
 – Сюда, на выход, – поманил его пальцем Ладейников.
 – На чем играть? – развел руками Рифат. – Гитару в воду уронили, она вообще не настраивается.
 – А ты нам споешь.
 Ладейников не впивался в него взглядом, не делал руками никаких движений. Но все вдруг поняли, что музыкант не осознает происходящего.
 «Вот он, фирменный гипноз», – вспомнилось Забродову обещание преступника.
 – Мистер Луи Армстронг, – произнес Игорь с иностранным прононсом.
 Сделал несколько шагов, вложив в руку Губайдуллина продолговатый гладкий камень.
 Исполнитель широко улыбнулся, оскалив зубы. Людям вокруг показалось, что у саксофониста с Дальнего Востока потемнела кожа, а зубы, наоборот, заблестели белизной. На самом деле все заключалось в мимике, жестах и выражении лица.
 В этот момент Рифат был убежден, что он и в самом деле великий джазмен. При всей непохожести на реального Армстронга он полностью перевоплотился – только собственная неуверенность не дает человеку до конца раскрыться в своем артистизме. Вывернул губы, поднес камень ко рту в качестве микрофона и запел хриплым, но мелодичным голосом «Хелло, Долли».
 – Оу йес, – подбодрил его Ладейников.
 Игроки и члены команды Фалько буквально опешили. Никто не ожидал от молодого парня с золотистым ежиком волос таких талантов. Не занятые съемкой телевизионщики молча выражали восторг, а вот участников игры прошиб холодный пот. Если этот тип еще и гипнотизировать умеет, тогда положение катастрофическое.
 Номер продолжался всего несколько минут.
 Невольное бессознательное перевоплощение выглядело унизительным. Наконец, Ладейников направил указательный палец в сторону певца, изобразил шуточный выстрел. Тут же действие гипноза прекратилось, Рифат снова стал самим собой и растерянно оглядывался по сторонам, не понимая, почему «хозяин острова» разрешает ему вернуться обратно в строй.
 – И еще один сольный номер. Свои таланты продемонстрирует наша красавица Вероника.
 – Никуда я не пойду, – набравшись мужества, покачала она головой.
 Ладейников не стал ничего говорить, просто «включил» свое биополе, и она, подняв с земли камень-"микрофон", встала на покинутое Рифатом место. Убийца вложил Веронике в руки валявшуюся под елкой расстроенную гитару, потом бесцеремонно снял с Фалько темные очки и надел ей.
 – Вот вам Земфира, прошу любить и жаловать.
 Опять при всей внешней разнице перевоплощение было мгновенным. И движения стали узнаваемыми, и выражение лица.
 – Корабли в моей гавани…
 На этот раз номер закончился гораздо быстрей.
 Вероника вдруг остановилась и вздрогнула, будто ступила в холодную воду. Ладейников резко обернулся к Забродову, медленно направил в его сторону указательный палец.
 – Твоих рук дело!
 Ладейников снова изобразил выстрел и, развернув палец вверх, сдул воображаемый дымок.
 Забродов действительно применил свои способности, чтобы вывести Веронику из-под действия гипноза. Это он мог себе позволить, даже будучи скованным по рукам и ногам. Первый «номер» он стерпел, но не собирался допускать, чтобы женщина превращалась в объект шутовства перед миллионной телеаудиторией.
 – Объясни людям, почему он в, таком виде, – обратился убийца к Новикову.
 – Это человек, который.., который попробовал…
 – Да ну тебя. Я сам. Товарищ просто маскировал свою истинную суть. Его внедрили в игру, чтобы обеспечить безопасность. Товарищ грамотный, но карта оказалась бита.




 Глава 27


 Судя по растопыренным пальцам Фалько, из получаса, отведенного на утренний выход программы в эфир, осталось десять минут.
 – Тут мне говорят, вроде время истекает, – усмехнулся в камеру Ладейников. – Жаль. Вы столько интересного пропустите. Кто не согласен, кто хочет продолжения трансляции, у вас еще есть время, чтобы дозвониться на студию и выразить свое несогласие. По какому телефону?
 Фалько, к которому обращен был вопрос, наморщил лоб, но быстро вспомнил. Игорь громко повторил номер и провозгласил:
 – А теперь реклама!
 Вышел из кадра и приказал оператору опустить камеру. Некоторое время на экране маячила мокрая от ночного дождя трава. Работникам московской студии ничего не оставалось, кроме как действительно запустить рекламу раньше запланированного времени.
 Фалько представил, как люди по всей стране получили возможность оторваться от экрана и, не считаясь с затратами на междугородный звонок, набирают московский код. Там, на студии, кажется пять параллельных линий.
 Когда пошла реклама кофе, к Фалько на сотовый дозвонился генеральный продюсер канала.
 – Вот это круто! Супер! Сегодня ты всех сделал! Пусть застрелятся на ОРТ со своей новой программой! Даю тебе еще полчаса! Только не снижай оборотов!
 – Полчаса еще! – крикнул Фалько Ладейникову.
 – Я же говорил. Там сейчас провода телефонные плавятся.
 Илларион молча вникал в происходящее. Не первый раз он видел чужое бессилие перед одним вооруженным подонком. Одни будто слепые – не понимают, что это правда. Другие даже не делают попытки улучить момент и скрыться в чаще, чтобы броситься потом в воду и уплыть с острова.
 Но всех перещеголял Фалько: боится до безумия, но хочет даже из этой ситуации извлечь для себя выгоду. Впрочем, было бы хуже, если б здесь нашлись герои. Лучше получить самого хитрого и опасного врага, чем заиметь союзником храброго дурака.
 Гнусно наблюдать, как преступник издевается над людьми перед глазами миллионов телезрителей. Но одну его слабость Забродов подметил. Это желание быть в центре внимания огромной аудитории. Покрасоваться в качестве вершителя судеб, от чьего настроения зависит жизнь и смерть людей вокруг.
 Реклама закончилась. Новиков уже узнал от «хозяина острова» условия нового конкурса и теперь намеревался сообщить о них зрителям. Нервно гримасничая, постоянно вспыхивая стеклами очков, Фалько успел в двух словах объяснить, что надо держаться как можно испуганней. У Ладейникова в руках не игрушки, а настоящие автоматы с боевыми патронами.
 – На вас не угодишь, – огрызнулся ведущий. – Слишком гладко – плохо для тебя. Как только я запинаться начал, главному герою не понравилось, стал перебивать. Разберитесь между собой в конце концов!
 И все-таки Новикову ничего не оставалось как начать:
 – Насчет обладателя приза, я думаю, вопросов ни у кого не осталось. Вон деньги в мешке под ногами у всем вам знакомого человека…
 «Как он рассчитывает потом затеряться? – спросил себя Илларион. – Такой влюбленный в себя тип вряд ли согласится на пластическую операцию. Значит уходить будет на юг, в сторону границы. Там целых три сходятся: с Казахстаном, Монголией и Китаем. Скорей всего „вертушку“ затребует. Через границу за ним не полетят – международный инцидент, нарушение воздушного пространства. Или загодя догадаются запросить дозвол? В любом случае нельзя тянуть до прибытия спецназа. Если ментовский спецназ высадится, проколются на первом же повороте, и тогда жди больших неприятностей».
 – Старая игра закончилась, начинается новая, – продолжал ведущий. – Может, кого-то из зрителей покоробило мое выражение. Надеюсь все, кто собрался у экрана, догадываются, кого и почему мне приходится озвучивать. Могу повторить только одно: победитель получит гарантию на жизнь, но не на свободу. Проигравший заимеет черную метку. Вот я это и сказал, теперь можно перевести дух… Правила простые, игроки становятся в пары, ногу одного привязывают к ноге другого. В таком виде нужно быстрей добраться до финиша. Но победит не пара. Из пары выиграет только один – тот, кто первым ухватит с ветки сосновую шишку, помеченную нашим главным и единственным арбитром.
 Даже после дождя, лившего всю ночь, особой грязи на острове не наблюдалось, разве только на вытоптанных пятачках возле кострища и возле барака. На прочей территории плотный покров из травы и мха не дал почве раскиснуть.
 Но трассу Ладейников выбрал с особой любовью – здесь берег опускался до уровня воды, при самом слабеньком ветерке этот участок каждый раз заливало. Грязь была давнишней, вековечной. Именно в эту грязь предстояло падать игрокам.


* * *

 Вдали от Алтайских гор на телеэкранах в Москве Забродова не могли не опознать. Даже тем, кому не было никакого дела до «ящика», игроки супершоу несколько раз попадались на глаза.
 Узнал своего друга и бывший его начальник – полковник Мещеряков. В первую секунду тот не поверил своим глазам, но в забродовского двойника верилось еще меньше. Илларион, конечно, всегда был личностью нестандартной, но такого от него трудно было ожидать. Или он неспроста попал в шоу и задача у него особая?
 Предыдущие выпуски «Русского острова» полковник пропустил, заваленный по горло работой.
 Но в выходной включал иногда телевизор просто ради фона. Теперь он внимательно сел напротив и с интересом впился глазами в экран.
 Особой проницательности Мещерякову не потребовалось, все стало ясно с первых же минут.
 Конечно, это не игра, а реальный захват заложников. Преступник не спешит скрыться с деньгами, с удовольствием демонстрируя себя в анфас и профиль. Но те, кому нужно, сразу сделают выводы. Возможно, в ближайшие час-два соберется совещание, будут обсуждать неотложные меры.
 Илларион мелькнул несколько раз в наручниках и ножных кандалах. Внешне спокоен. Похоже, он просто выполнил требование преступника, чтобы кому-то из игроков спасти жизнь.
 Самого Забродова обставить – не лыком шит этот подонок. Неужели постарел легендарный Ас, лучший из инструкторов спецназа ГРУ? Что теперь делать? Послать на помощь пару ребят? Как скоро удастся им попасть к месту событий?
 Оператор взял крупным планом человека в черной майке-безрукавке, с выпуклым лбом, прорезанным единственной поперечной морщиной.
 Специально взял или случайно? Будто именно полковнику Мещерякову, старому другу Забродов, глянул в глаза. И глаза эти недвусмысленно сказали: «Справлюсь сам».
 Полковник не ошибся, Забродов в самом деле предполагал, что кто-нибудь из бывших сослуживцев может узнать его, забеспокоиться. Они давно научились понимать друг друга без слов – за тысячи километров от Алтая взгляд обязательно истолкуют правильно.
 Уйдя в отставку, Илларион смог, наконец, позволить себе роскошь действовать в одиночку, ни перед кем не отчитываясь. С соратниками хорошо ходить в атаку под общий крик «ура». Тонкую работу лучше делать одному, особенного тогда, когда вокруг слишком много гражданских безоружных людей.
 Да и самолюбие тоже вещь не последняя. Ладейников один, значит надо одолеть его в одиночку.
 Но не только друзья опознали Забродова на экране. Московский милицейский генерал давно имел зуб на инструктора ГРУ. Когда-то Илларион «влез не в свое дело» – выяснил, что квартиру известного коллекционера живописи гробанули по наводке ментов.
 История тогда вышла шумная – в газетах писали, что некий генерал К, лично заказал несколько подлинников французских импрессионистов. Генерала Кожемякина допрашивали в качестве свидетеля, но доказать ничего не смогли. Точнее, не захотели. Он усидел в кресле и хорошо запомнил, кому обязан своими неприятностями.
 Теперь доверенный человек из пресс-центра МВД позвонил ему на дачу доложить про странное шоу в эфире и человека, как две капли воды похожего на Забродова. Попивая на террасе кофе, Кожемякин нажал кнопку пульта и через пять минут убедился, что гэрэушник попался. И не только потому, что новый хозяин острова посадил его на цепь.
 Кожемякин никогда не забывал личные обиды.
 При первой возможности расквитаться голова мгновенно выдавала точное решение. Трансляция с острова еще не закончилась, а он уже связался с начальником Алтайского краевого отдела МВД.
 – Здорово, Пал Семеныч! Как твое ничего?
 Ну, дай Бог. Хочу тебе кусок работы подкинуть в выходной. Вот такой я вредный человек. На самом деле ты мне еще спасибо скажешь и награду обмыть пригласишь. Да-да, не сомневайся. Даю тебе, как сейчас говорят, эксклюзив. Ты ж в курсе насчет шоу в ваших заповедных краях? Смотришь? Очень напрасно. Не знаю, как было в прошлый раз, а сегодня прямая трансляция. Пару раз картинка уже срывалась, так что вроде не врут. Похоже, двое бандитов заложников прихватили в ходе игры. Народ, наверное, тащится, смотрит, как кино. А ко мне пришли точные данные, что заваруха там истинная. И у тебя есть шанс среагировать вовремя. Когда людей отправлять будешь, учти: тот, что рисуется с автоматами – не главный. Главный, как обычно, в тени. Он сейчас для вида в наручниках – якобы опасный для преступника человек. Но тамошний начальник телевизионный успел мне сообщить: этот вот в наручниках как раз главарь, а другой, с автоматами, – на подхвате.
 Пал Семеныч принял новости к сведению, горячо поблагодарил.
 – Никто еще ничего не знает, – подчеркнул Кожемякин. – Все пойдет в актив тебе и твоим людям. Только поспеши, иначе перехватят дело из-под носа. Подтяни по-быстрому ребят, а я уж здесь позабочусь, чтобы больше никто не сунулся. Держи меня постоянно в курсе, договорились?
 Московский генерал не случайно сослался на «телевизионного начальника». Он точно не знал, кто там старший и как называется его должность.
 В любом случае подобное шоу кому попало не доверят, не последний это человек на канале. Значит, ему есть что терять и он не станет особо упорствовать, если придется подтвердить: да, в самом деле он успел дозвониться и сообщить, кто из двух преступников главный.
 Продолжая неотрывно наблюдать за происходящим на экране, генерал перезвонил своему доверенному лицу из пресс-центра и попросил выяснить, кто на острове до сих пор заправлял ходом шоу.
 – Справки я уже навел. Фалько – есть такой режиссер. Считается большим мастером.
 – Ну и отлично.
 Эти признанные мастера на телевидении урывают жирные куски. Значит, будет он как шелковый, если только уцелеет, если выберется с острова живым. Если нет – тем более на него можно будет списать любые сообщения.
 – Сегодня у меня встреча с журналистами, – сообщил офицер из пресс-центра – наверняка закидают вопросами.
 – Специальных заявлений не делай! Скажи, что местные органы уже заинтересовались и будут отслеживать ситуацию.




 Глава 28


 Игорь сам распределил, кому с кем бежать, и ему, конечно, не посмели возражать. У каждого игрока оставалось по одной ноге свободной. Вторую нужно было накрепко привязать у щиколотки к ноге напарника. Все это выглядело жуткой карикатурой на конкурсы в доме отдыха советских времен.
 К старту готовились шесть человек – Ольга с самого начала держалась в стороне от всех, и Ладейников ни разу не высказал по этому поводу недовольства. Из-за нее и Рифат остался без пары – преступник счел, что саксофонист уже отработал свое в качестве Луи Армстронга.
 – Охранной грамоты не получишь, но по крайней мере обойдешься без черной метки, – обнадежил его Ладейников.
 Усевшись на давно поваленный, зеленый от мха ствол, он подозвал к себе Ольгу. Но место показал не рядом, а внизу, у ног. Впрочем, она смотрела на него, как на сверхчеловека и на другое место не претендовала.
 В ней словно проснулся древний инстинкт – готовность принять мужчину, как жестокого повелителя. Цивилизация загнала этот инстинкт глубоко и далеко. Но иногда он поднимается на поверхность, и женщина готова быть рабой того, за кем чувствует силу. Служить ему, восхищаться им, не ища для себя никакой выгоды.
 Проведя рукой по роскошным Ольгиным волосам, устроитель нового шоу задержал ладонь на ее макушке:
 – Давай, командуй.
 – А как? Что я должна сказать?
 – На вот, возьми, – неожиданно Игорю взбрело в голову передать ей один из автоматов. – Все готово, только нажать.
 Ни секунды не сомневаясь, Ольга приняла оружие. Дуло вильнуло, описав полукруг и большинство присутствующих пригнулось, как по команде.
 – Ты мне тут лишнюю панику не наводи, – рассмеялся Ладейников. – Тут народ при деле: одним снимать надо, другим соревноваться. А у тебя сейчас все разом в осадок выпадут.
 – Скажите ему в конце концов, пусть перестанет дурака валять, – шепнул один из свободных операторов, обернувшись к Фалько. – Или патроны заберите.
 – Здесь все заложники, мы с тобой тоже, – отмахнулся режиссер.
 Это был во всех отношениях удачный ответ. Он звучал, как призыв проникнуться вместе с главным «актером» чувством реальности. Потом, когда все закончится, можно будет представить дело так, будто он все время безуспешно пытался предупредить своих подчиненных.
 Ольга пальнула в небеса – автомат был заранее переведен на стрельбу одиночными. Фалько тревожно оглянулся в сторону лагеря на правом берегу. Все в порядке, там готовы услышать и такое.
 А почему игроки не бегут, а застыли в ступоре?
 Ладейников тоже удивился:
 – Эй, народ? Вам два раза повторять?
 Вероника с Вадимом Струмилиным договорились не спешить. Тем более, что кандидат наук старался удерживать голову в одном положении – в любом другом зубная боль становилась нестерпимой. Главное, ступать ритмично. Она делает шаг левой, он – правой, потом одновременно ступают «общей» ногой. Тише едешь, дальше будешь.
 Первые десять шагов им удалось пройти, как по нотам, потому что Вероника считала вслух: «Раз-два, раз-два». Остальные две пары шлепнулись в грязь почти сразу. Диана принялась осыпать ударами незадачливого Воробья:
 – Урод недоношенный! Ублюдок!
 Перед стартом предупредила: пусть делает, что угодно, но не дай бог опрокинуть ее в грязь. Поражение она ему еще может простить, но грязь – никогда.
 Про себя Костя решил прийти первым. И резким, плохо рассчитанным движением дернул ногу партнерши в тот момент, когда другая уже оторвалась от земли. Бледная красавица не успела даже руку выставить – шлепнулась лицом и грудью на сырую почву, попахивающую тиной.
 Теперь вся страна увидит ее в таком непотребном виде. Ее, которая так отличалась своей ухоженностью от всех других женщин, быстро измявшихся и потускневших без своих «косметичек».
 – Гаденыш! – больно били изящные кулачки.
 Воробей старался прикрыть лицо и голову.
 Схватив его за грудки, она развернула парня лицом к себе и поддала коленом в пах.
 – Молодчина! – восхищенно зааплодировал Ладейников.
 Он смотрел на нее тем взглядом, каким мужчина мысленно раздевает женщину. Но Забродов уловил в этом взгляде отнюдь не жажду обладания. Это был взгляд убийцы, уже прокручивавшего в голове сцену насилия.
 Неужели выбрал ее? Или фантазия в любой момент может переключиться на кого-нибудь другого?
 Первыми из грязи поднялись Леша Барабанов с Акимовой. Но тут же снова поскользнулись и самая возрастная из пар еще больше увеличила отрыв…


* * *

 Павел Семенович Феофанов несколько лет пробивал себе в придачу к ОМОНу еще и спецназ. До его прихода на руководящий милицейский пост в Алтайском крае считалось, что ОМОНа здесь достаточно. На крайний случай есть спецназ ФСБ. Но иметь под рукой свое спецподразделение стало для Феофанова вопросом престижа.
 Фуражку с высокой тульей он шил в Москве, номера на служебном автотранспорте имел самые крутые во всем крае. Но ведь есть еще другие края, другие области. Нельзя отстать от соседей. Есть же в Красноярском крае милицейский спецназ, значит, и на Алтае должен быть.
 Море водки пришлось выпить с нужными москвичами из министерства. Они ни в чем не нуждались – ни в угощении за его счет, ни в подарках, ни во взятках. Им и так хватало выше головы. Составь им компанию – попарься в баньке, поговори «за жизнь». Пили они покруче, чем в провинции. Время от времени Феофанов жаловался самому себе, что печень с этими москвичами надо иметь лошадиную – его печенка потихоньку начала сдавать.
 К счастью, штаты на спецназ открыли раньше, чем он загремел на больничную койку. Феофанов перевел дух, дал себе слово воздерживаться от спиртного и стал пестовать любимое детище, как пестует отец позднего ребенка. Экипировка, учебный полигон, лучшие в крае кадры…
 Теперь пришло время сынку поработать на отца, доказать, что труды прошли не напрасно.


* * *

 – Расслабься, – шепнула Акимова.
 Леша Барабанов был мужик битый. И к уголовной ответственности привлекался и дрался на бильярдных киях, и лапшу мог повесить покупателям, рекламируя на авторынке запчасти.
 Но теперь понял, что гордость надо отодвинуть в сторону и отдать на время инициативу в чужие руки.
 Света обхватила его за поясницу, он обнял ее за могучую шею. Двигаться синхронно стало гораздо легче, теперь они уже дышали в затылок лидерам. Те почувствовали угрозу, сбились с правильного ритма и повалились в коричневую жижу.
 От сотрясения зубная боль Струмилина мгновенно удесятерилась. Тихонько завывая, кандидат наук поджал колени к животу и остался лежать в грязи в позе зародыша в утробе матери.
 На уговоры и дерганья за руку никак не реагировал, никуда больше не хотел ни бежать, ни даже ползти.
 Тем временем на финише Леша легко и без напряга кинул свою напарницу. Он все время держал в уме, что выиграть должен кто-то один.
 В последний момент резко подался вперед и перед самым носом у Светы сорвал с ветки меченую шишку. Та вскинула над головой руки и только потом очнулась от азарта гонки и вспомнила, что победа на двоих не делится.
 Вероника с Вадимом остались последними на дистанции. Отвязать свою ногу от ноги партнера она не имела права и тянула биолога по грязи, упираясь в скользкую почву то коленом, то локтем.
 Привстав, Забродов сделал два шага навстречу, но Игорь предупредил:
 – Лучше сиди. Иначе они у меня оба черную метку заработают.


* * *

 – Вот тебе и первое настоящее дело. Для тебя, я знаю, не первое, для ребят тоже. Но для вашего подразделения – боевое крещение. От этой операции зависит многое. Я штаты на спецназ пробивал не год и не два. Если теперь запороть работу, могут расформировать к чертовой матери. И мне, сам понимаешь, не поздоровиться. Вот если все пройдет чисто, тогда грудь в крестах. Тут уж ваши подвиги никому замолчать не удастся, потому как телезритель в курсе.
 А телезритель – – самый главный у нас в стране человек.
 – Так в курсе телезритель или нет?
 – Пока все верят, что это такое экстремальное шоу, чтобы переплюнуть другие каналы.
 – Лишь бы никто не стал гнать волну. Кто из журналистов пронюхает, поспешит первым выдать в эфир. Преступники тоже смотрят свежие новости. И прямую трансляцию отслеживают – не верят на слово.
 – Я тебе начало записи не показал, там в кадре мелькнул переносной телевизор.
 Павел Семенович Феофанов отмотал кассету назад, вернувшись к первым минутам трансляции.
 – Вон он, видишь. Я созвонюсь еще с Москвой, пусть позаботятся, чтобы эти двое не навострили уши.
 – А баба?
 – Эта? Пьяная или просто дура.
 – Он ей автомат дал в руки.
 – Думаешь с ними заодно? По крайней мере с оружием она обращаться не умеет. Не трогай ее, договорились? Пусть потом расскажет, с какой стати доверия удостоилась.
 – Сколько там денег точно?
 – Семь с половинной миллионов в рублях.
 Причем купюры не самые крупные – видел какой здоровый мешок?
 – Я к тому, чтобы претензий потом не было.
 А то со мной уже бывало такое. Берешь молодца, сдаешь деньги и ценности, а через день к тебе с претензиями: тут вы три тысячи недодали. Я за отморозков не отвечаю. Если он сразу с бабками не рванул, если светится перед всеми на экране, значит с головой у него не в порядке. Может, от купюр прикуривать станет или кораблики по реке пускать, а меня потом обяжут – вынь да положь полную сумму.
 – Ты сделай дело как надо. Остальное я беру на себя. Смотри на карту, высказывайся! Где будешь высаживаться? И учти: у них, возможно, еще есть оружие.
 – Да это, в общем, погоды не делает. Мы ведь бои устраивать не собираемся.
 Пока командир спецназа склонился над картой, Феофанов еще раз бросил внимательный взгляд на хорошо знакомую фигуру в камуфляже. Белоконь не подведет, не должен. Этого человека он сам отыскал в Питере и привез сюда.
 Генерал хорошо помнил, как поднялся по лестнице, распугивая бездомных блохастых кошек, как собрался позвонить и потом обнаружил, что дверь не заперта. Прошел в комнату, где топор можно было вешать от сигаретного дыма. Пустые бутылки на подоконнике, на полу и на шкафу.
 Мрачный мужик с грубо вытесанными чертами.
 Сидит, разглядывает свои, выложенные на стол кулаки.
 Увидев нежданного гостя в форме, Белоконь спокойно встал и произнес абсолютно трезвым голосом:
 – Здравия желаю, товарищ генерал.
 Феофанов знал, какая беда приключилась с хозяином квартиры. Состоятельный питерский бизнесмен обратился в милицейские органы с официальным заявлением. У него украли семнадцатилетнего сына, требуют по телефону выкуп. Прислали кассету, где сын прикован к батарее наручниками, к виску приставлено дуло пистолета. Угрожают в самое ближайшее время начать отстреливать по одному пальцу в день.
 Белоконь быстро вышел на адрес частного дома на окраине, предупредил своих ребят, чтобы с головы заложника не упал ни один волос.
 Главное, не дать преступникам ничего предпринять.
 Ворвавшись внутрь, бойцы церемониться не стали. Спящие резко повскакивали с ног, а ребята решили, что те хватаются за оружие и уложили двоих на месте. Потом выяснилось, что «пленника» никто не держал на привязи и чувствовал он себя прекрасно. Просто решил вместе с друзьями обмануть отца и вытянуть из него бабки.
 Белоконю, как командиру, здорово влетело за два трупа. Его понизили в должности и отправили во внеочередной отпуск, заявив, что рассмотрят за это время вопрос о его служебном соответствии. Офицер пил уже две недели и никак не мог захмелеть.
 Когда незнакомый генерал предложил возглавить отряд спецназа на Алтае, Белоконь помолчал с полминуты, потом предупредил:
 – Имейте в виду, горбатого могила исправит. Я не следователь. У меня в команде нет и не будет экспертов, чтобы углубляться в истинные мотивы.
 Когда я приступаю к делу, для меня есть только две категории. Преступники и те, кто от них пострадал. Если возможны варианты, значит не надо дергать меня и моих людей.
 За год, прошедший с тех пор, Белоконь сплотил на новом месте людей и постоянно держал их в тонусе. Ни разу Феофанов не пожалел о своем выборе. Но питерскую историю и первый разговор помнил.
 – Женщину однозначно не трогать. Насчет этих двоих субчиков – у тебя полная свобода рук. Как только наведем о них справки – сообщу дополнительно.
 – Да не нужна мне их биография! По глазам вижу, что мужики грамотные.




 Глава 29


 Откуда-то у Ладейникова оказались черный и белый шарики. Наверное, взял с собой из Москвы, заранее запланировав в качестве «призов». Белый вручил Алексею, пожав ему руку и похлопав по плечу. Черным собирался наградить кандидата наук, но в своем теперешнем состоянии Струмилин не проникся бы значимостью момента, не испытал бы священный трепет обреченной на заклание жертвы.
 – Надо бы облегчить бедняге мучения. Даже моих гипнотических способностей не хватит.
 Слышишь, Рифат? Сооруди-ка мастырку из своих запасов.
 – Да я все уже выкурил, – саксофонист побледнел от страха, что его заподозрят в обмане. – Честное слово!
 – Поторопился! Сейчас бы затянулся пару раз, глядишь – все проблемы показались бы пустяковыми.
 Музыкант понимал это лучше, чем кто-либо другой. Он не однажды успел пожалеть о своей расточительности.
 – Ладно, придется отжалеть своего снадобья, – Игорь достал из кармашка жилета перевязанный ниткой пакетик, наподобие тех, в которых продают героин.
 «Нет, это не героин, – подумал Забродов, вспомнив свои ощущения после лепешки. – Какое-то новомодное синтезированное дерьмо».
 Прямая трансляция уже закончилась. Генеральный продюсер еще раз связался с Фалько, чтобы выразить свое восхищение. Но дальнейшее продолжение «Русского острова» грозило разрушить всю сетку субботнего вещания. Впрочем, Игорь претензий не предъявлял – первый выход в эфир в новом качестве его устроил.
 Макнув в порошок указательный палец, он просунул его в рот кандидату наук. Потом вытер палец о траву и подмигнул Забродову:
 – Проверим еще раз. Может, отсырел препарат?
 Через минуту биолог ожил, глаза широко раскрылись, на щеках появился яркий румянец.
 Встав на ноги, Струмилин оглядел свои перепачканные шорты и ноги. Вошел в воду, не беспокоясь о реакции «хозяина острова». С наслаждением поплавал вблизи берега, смывая с себя грязь.
 Лег на спину, раскинул руки, громко засмеялся непонятно чему.
 – Перебор, – прокомментировал Ладейников. – Для него и палец облизнуть уже чересчур.
 Энергичный и бодрый кандидат наук выскочил на берег и крикнул остальным:
 – Водичка – супер!
 Глаза его, и без того выпуклые, выкатились еще больше.
 – Где моя черная метка? – с радостной улыбкой обернулся он к Игорю.
 – Черную метку я сейчас тебе в башке сделаю, – ответил тот, снимая с плеча автомат.
 В первый момент Забродов напрягся, но веселость Вадима не уменьшилась ни на градус и стало ясно, что выстрела не случится. Неинтересно убивать человека, измученного зубной болью.
 Но также неинтересно убивать того, чью эйфорию ничем не прошибешь.
 – Перебор… Чему радуешься, мудила? Ты у меня первый кандидат на тот свет.
 От избытка энергии Вадим разбежался и несколько раз прошелся колесом. Потом покачался на толстой ветке. На берегу они остались уже втроем.
 Ольгу Ладейников послал разобрать продукты и принести что-нибудь повкусней – по его требованию на остров завезли деликатесов, взятых телевизионщиками для собственного чревоугодия. Заложников преступник отправил в крытый брезентом барак, люди из съемочной группы, за исключением бородатого оператора, возвращались к себе на трех лодках.
 Кроме Фалько, только Илья знал об истинном положении вещей, а в его молчание Ладейников не очень-то верил. Забродов видел, как оператор бережно зачехлил видеокамеру и сел, прижав ее к груди, как мать ребенка.
 – Ну как тебе моя идея в целом? – осведомился Игорь у пленника.
 Единственным достойным ответом была бы, конечно, пуля или удар. Но Забродов считал, что противника надо победить хитростью, нащупать в его извращенном мозгу слабое место.
 – Знаешь, почему я оставил тебя в живых? – продолжал Ладейников. – Хочу услышать мнение знатока. Окончательно оценивать еще рано. Надо дождаться финала. Но как для начала, сойдет?
 – Смотря чего ты хотел добиться.
 – Кайфа, дорогой ты мой. Кайфа и больше ничего. Некоторые вещи зажигают внутри огонек, но повторение все губит. Ты у нас герой, я – убийца. Но самые яркие роли тоже приедаются. И очень быстро. Самое хорошее блюдо нуждается для начала в перце и соли. Только потом понимаешь, что нужен еще соус и рецепт его надо изобрести.
 – На один раз хватит, не больше, – заметил Забродов.
 – – Мало? Пару дней кайфа стоят долгой возни.
 «Пару дней, – отметил про себя Илларион. – Похоже, он в самом деле не собирается растягивать „удовольствие“. Хочет сорваться прежде, чем его здесь обложат. И сколько еще трупов удовлетворят его аппетит?»
 – Пострелять не дашь? – подскочил радостный, с блестящими глазами кандидат наук.
 – Обойдешься, – отогнал его Ладейников.
 – Ну, тогда сигаретку.
 – Курить вредно. Или ты забыл о драгоценном своем здоровье?
 – Забыл, – весело согласился Вадим.
 Он взялся переключать телеканалы, наткнулся на попсовый клип, присел на траву у «ящика», раскачиваясь из стороны в сторону, и стал подпевать во весь голос.
 – А зачем возиться? – спросил Забродов. – Щепотка порошка – и тот же кайф, если не больший.
 – Я всегда с большим подозрением относился к простому и легкому выходу. Простота – вот где на самом деле дьявольщина. Перед человеком всегда несколько дорожек. Самая удобная и комфортная ведет прямиком в ад. Там ведь не злодеи сидят, а слабые и бездарные.
 Чего Забродов не ожидал, так это разговоров об аде и дьявольщине. Даже если Ладейников разыгрывает очередную роль, все равно из такого разговора можно извлечь несомненную пользу.
 – А тебе в ад не хочется?
 – Если бы там пламя полыхало и тысячи душ одновременно поджаривались на вертеле… Отличное шоу, в котором стоит поучаствовать. Реальный ад – скука смертная. Сидишь себе в комнате, перед носом пятно на обоях и слышно как капает кран. Закрыть его невозможно, он будет капать целую вечность… Кстати, я Зинке голову свернул не где-нибудь, а перед камерой. Ближе к вечеру Фалько должен привезти кассету.


* * *

 Загнанные в барак игроки будто разом очнулись от тяжкого похмелья. Долгое молчание прервал негромкий голос Вероники.
 – До чего мы докатились, – уткнулась она носом в сырой брезент.
 – Ты саму себя не видела, когда он гитару тебе всучил. Гипнотизер такой, что мог бы с гастролями ездить. Вначале всем голову задурил, что весь из себя положительный. Теперь всеми вертит: и нами, и съемочной группой. Думаешь, Ольга в здравом уме терлась бы возле убийцы?
 – Но мы ведь с тобой не тремся.
 – Значит, от нас этого не требовалось. От нас он захотел, чтобы мы в грязи копошились ради вонючего шарика.
 – Слушай, Света, – подобрался на корточках Барабанов. – Забери ты этот чертов шарик себе.
 – С какой стати?
 – И вообще извини, повел я себя как последняя дешевка. Держи или я его просто выкину.
 Наверное, впервые за всю свою сознательную жизнь, Алексей Барабанов сподобился сделать бескорыстный жест. Закончив школу, он откосил от армии. Пару лет разъезжал по черноморскому побережью с компанией наперсточников. Потом играл в карты по поездам, позже крупно наказывал соперников за бильярдным столом. Перекочевав в столицу, с головой ушел в лохотронный «бизнес». Приводы в милицию, штрафы, условный срок – все как с гуся вода. Потом на авторынке пудрил мозги доверчивым покупателям, доказывая, что масло в канистре из Германии, подшипники тоже оттуда.
 И вот первый раз что-то шевельнулось в душе. Ему вдруг стало противно чувствовать себя хитрее ближнего.
 – Да не суетись ты, успокойся. Выиграл и держи. Он все равно не признает таких подарков, – отвернулась Акимова.
 – Почему не признает? – удивился Алексей.
 – Сам придумывает правила и сам в любой момент их может отменить, – объяснил Рифат.
 – Короче, держи, – Барабанов, тем не менее, засунул шарик Свете в карман. – Кто леденцов хочет? У меня хватит по штуке на брата.
 В свое время народ удивлялся, что взрослый мужик тратит очки на какие-то пустышки. Но теперь, на грани нервного срыва, никто не отказался от сладкого. Каждый перекатывал языком цветную «стекляшку», прижимал то к щеке, то к небу и хоть чуточку почувствовал облегчение.
 – Что ты чувствовал, когда… Ну когда он тебе голову задурил, – подсела Вероника к Рифату.
 Тот поежился.
 – Ничего толком не помню. Помню, было хорошо, легко. Как будто я гений музыки, и все с восторгом на меня таращатся.
 – Со мной примерно то же самое.
 – Тебя Илларион почти сразу вытащил.
 – – Как вытащил?
 – Да очень просто. Вернее, понятия не имею как. Взял и перебил его гипноз.
 – Думаешь?
 – Да я видел! У Иллариона способности тоже не слабые. Я, честно говоря, его вначале побаивался. Не как конкурента в игре, а вообще. Вид у мужика суровый, даже сейчас, в наручниках.
 – Знаешь, что я думаю? Неспроста его к нам добавили. Сейчас, к примеру, на каждом авиарейсе есть в салоне один человек из ФСБ. Летит как обычный пассажир, но готов принять меры в случае попытки теракта.
 – Кто, скажи, мог представить, что здесь такое случится? Ты могла?
 – Он бы справился с Ладейниковым. Секунды, наверное, не хватило.
 – Сейчас это уже разговоры в пользу бедных.
 – Ничего подобного, – Вероника еще больше понизила голос. – Ключи от «браслетов» ведь у Ладейникова. Раз мы знаем, где они…
 – Ты пойдешь брать? Или я? Кого он к себе подпустит? Хотя.., две головы хорошо, а третья лучше. Давай с Лешей посоветуемся.
 – Почему именно с ним?
 – Ты бы видела, как он карты тасовал в автобусе, когда мы ехали в аэропорт. Мне потом по секрету рассказали, что он по молодости фокусы с наперстками показывал. Я без вариантов поверил.
 Видела его руки? Я как музыкант могу оценить: фантастически чувствительные пальцы.
 Отказавшись от белого шарика, Барабанов исчерпал запас бескорыстной самоотверженности.
 Поэтому сразу отмел любую возможность своего участия.
 – По карманам лазить – отдельный вид спорта. Я им никогда не занимался. Пусть он хоть трижды уснет, но я не камикадзе! Тем более, что у такого один глаз все равно остается открытым.
 – Но мысли у тебя хоть есть? Как это можно организовать?
 – Если интересно мое мнение, я за то, чтобы провести работу с Ольгой. Она человек приближенный, у нее действительно есть шанс.
 – Вот и провел бы. Я сейчас выглянула, она чего-то готовит у костра. А Игорь на старом месте остался.
 – Ты спросила мнение – я сказал. На этом мои функции закончились. Языком действовать у нас Костя мастер, пусть подсуетится.
 – Один на другого кивает, – тяжко вздохнула Вероника. – Сейчас обратимся к Воробью, а тот вспомнит о способностях Дианы.




 Глава 30


 Отряд под командой Белоконя высадился в двадцати километрах от места событий – преступник не должен был расслышать стрекота «вертушки». Теперь спецназовцы быстро продвигались по тайге, уверенные, что выйдут к Оби до наступления сумерек.
 На любимое свое детище Феофанов средств не жалел. Оснастил ребят по полной программе: у всех были новенькие ботинки на толстой рифленой подошве, удобные и легкие импортные бронежилеты. На снайперских винтовках стояли глушители и прицелы ночного видения. Малогабаритные рации позволяли отряду рассредоточиться на большой площади и почувствовать себя единым целым.
 Приезжая к спецназовцам на полигон, Феофанов каждый раз привозил с собой что-нибудь новое в смысле экипировки. В последнее время он стал обращать особое внимание на внешний вид бойцов – постановил, например, чтобы все носили на головах одинаковые черные банданы. Привез красящую пасту, чтобы в полевых условиях каждый наносил себе две горизонтальные зеленые черты на лоб и по две косые полоски на каждую щеку – не больше и не меньше. Привез всем кожаные перчатки с обрезанными пальцами и тоже обязал носить.
 Проведя большую часть жизни в кабинетах, за чтением и составлением разного рода бумаг, он всю жизнь тосковал по такой вот боевой красоте, военной эстетике. С наслаждением наблюдал на учениях, как небольшой, в двенадцать человек, взвод преодолевает всякого рода препятствия. Как бойцы опускаются на канатах вдоль макета стены, запрыгивают в оконные проемы. Он видел, как стремительно выбираются на поверхность из глубокой ямы с отвесными краями.
 Он был похож на балетмейстера небольшого театра, трепетно заботящегося о декорациях, костюмах, отточенности каждого па. Иногда, явившись понаблюдать за тренировками, Феофанов приказывал пустить через динамики какие-нибудь бравурные марши или старые хиты группы «Любэ».
 Феофанов знал о конкуренции между армейским спецназом и спецназом ФСБ. Знал, что к милицейскому спецназу те бойцы и их командиры традиционно относятся свысока. И мечтал заткнуть конкурентов за пояс по всем параметрам – в смысле выправки и внешнего вида, оснащенности и мастерства.
 Каждый боец должен беспрекословно выполнять указания командира, должен относиться к сослуживцам как к родной семье. Но за пределами взвода он никого за равного не признает, ежеминутно ощущает свою исключительность. Без здорового самомнения никогда не возвыситься по-настоящему, не стать лучшим в России отрядом спецназа…
 Теперь ожидалась премьера.
 – Зачем этот второй дурака валяет? В таких случаях обычно преувеличивают силы, – рассуждал вслух замкомвзвода, меряя лес широкими шагами. – Ну, поверили мы, что молодой один все затеял. Тем больше у нас оснований без лишних разговоров взять его на мушку и шлепнуть.
 – Пока он еще лоб не подставил, – ответил Белоконь.
 – Вы ж видели с экрана, товарищ командир, какие там берега. Высоченные, весь остров будет как на ладони.
 – А жилье ихнее ты видел? Мне Феофанов передал, как они там устроились. Жилье приличной вместимости, со всех сторон брезентом затянуто. Загонит внутрь все стадо и сам засядет.
 И никуда не денешься, придется на остров высаживаться. А вот при высадке этот кадр в цепях может нас здорово потрепать.
 Тайга была пронизана солнечным светом, наполнена запахом хвои и птичьими голосами. Пят на света и тени на мху делали его похожим на бархатистую звериную шкуру, разостланную на земле.
 Красота леса не противоречила приподнятому настроению спецназовцев. Долгожданная для каждого работа заранее бодрила, возбуждала. Кожу приятно покалывало. Каждый с удвоенной отчетливостью ощущал биение своего сердца, бегущую по артериям кровь, мышцы тренированного тела, пока еще приятно расслабленные – быстрая ходьба в полной экипировке их не очень нагружала.


* * *

 На фоне крутого поворота шоу никто из съемочной группы не вспомнил о Зине, не стал уточнять, куда она подевалась. И все-таки в лагере Фалько услышал, как один из эмчээсовцев интересуется у гримерши, где девушка.
 У режиссера, что называется, в зобу дыханье сперло. Если и дальше пойдет такая нервотрепка, в пору будет просить эту самую гримершу наложить румяна…
 Вопрос о Зине рано или поздно адресуют ему, как любой другой вопрос. Если заверить, что она улетела вместе с пожарником Семеном и охранником банка Бажиным – значит окончательно взять на себя роль сообщника убийцы. Признаться начистоту – погубить проект.
 Ни один человек из группы не поплывет больше на остров, зная реальное положение вещей.
 С наступлением темноты все ударятся в бега. Он, Фалько, окажется виноватым перед компанией и лично генеральным продюсером, перед спонсорами-нефтяниками и, самое страшное, перед Ладейниковым, с нетерпением ожидающим новой прямой трансляции.
 Как совместить столько разных, противоречащих друг другу задач? Уцелеть физически, спасти свое имя, как законопослушного гражданина, спасти свой имидж маэстро телеэкрана.
 Шоу должно продолжаться, пока есть хоть малейшая возможность. Прибытие бойцов спецподразделения только повысит ажиотаж у телезрителей, добавит реальности к островному сюжету. Рано или поздно спецназ возьмет преступника в кольцо.
 Как тогда оправдаться перед Ладейниковым? Объяснить, что он сам себя выдал слишком «убедительным» поведением на экране?
 Почему он не захотел изъять у всех на берегу чертовые сотовые? Какого черта вообще их выдумали – ненужная барская роскошь. Раньше нельзя было позвонить в столицу из каждой таежной дыры, и это было замечательно!
 Преступник выслушает оправдания. Потом приставит холодное дуло к переносице и… Он уцелеет, если предупредит Ладейникова заранее. Чуть раньше времени. Откуда узнал? Известили, как главного: группа вот-вот прибудет на место. Кто бы ни занялся этим делом – милиция или ФСБ, – если они решат высаживаться, то попытаются связаться с режиссером. Или нет?
 – Где Зина, Валентин Эдуардович? – замаячило впереди чье-то лицо. – На острове ее никто не видел, здесь тоже нет.
 – У игроков спрашивали?
 – Не сообразил никто, только здесь опомнились. А вдруг в воде ногу судорогой свело?
 – Не морочьте голову, она у меня и без вас заморочена! Я как жонглер на проволоке, и не надо меня сбивать дурацкими вопросами! Работайте, выполняйте свои обязанности! Мне хватает, перед кем отчитываться!
 – Извините ради бога, мы просто хотели… – лицо сникло и пропало.
 «Забродов тоже хорош, – продолжал по инерции распаляться Фалько. – Как он с его опытом мог позволить посадить себя на цепь? Вообще он как-то странно выглядел на языческом празднике».
 Хотя… Неизвестно, что было бы лучше. На секунду режиссер представил себе вариант продолжения шоу без Ладейникова. И почувствовал всю пресноту высосанного из пальца сценария по сравнению с теперешним, рожденным самой жизнью.


* * *

 Предлагать кандидатуру Дианы Воробей не рискнул, памятуя о ее внезапном бешенстве. Сам общаться с Ольгой отказался:
 – Здесь все бабы какие-то чокнутые.
 – Может, хоть совет ценный дашь? – с горькой иронией поинтересовалась Вероника. – На советы многие расщедрились.
 – Насчет Ольги могу посоветовать. Мы болтали с ней в самолете, пока она глаз на своего супермена не положила. Фишка в том, что она себя возомнила великой актрисой. И здесь, на острове, выбрала для себя роль подруги Тарзана. А к тому времени, когда Тарзан превратился вдруг в Кинг-Конга, она уже слишком въехала в роль.
 – Не знаю, в каких там она фильмах играла, – пожал плечами Барабанов. – Я вообще наше кино люблю, даже сериалы почти все смотрел. Но ее там не видел. Разве что в массовке?
 – Я тебе потом покажу, если доживем и вернемся в цивилизацию. Раньше не хотел болтать, чтобы не сплетничать. Но ради информации к размышлению… Я вообще порнухой особо не увлекаюсь, но один раз попал в компанию: мы поставили видео, чтобы девчонок раззадорить. И как увидел нашу Ольгу, сразу вспомнил ту кассету. Порно, конечно, не жесткое, не в немецком стиле. Но жанр по-другому не определишь. Там, конечно, тоже ценится талант. Но в ее случае, все таланты на виду, – Воробей похлопал себя сначала по тощей груди, потом по такой же тощей ягодице.
 В другое время Губайдуллин и Барабанов тут же представили бы себе набор откровенных кадров. Но сейчас настрой обоих был далек как от эротики, так и от порнографии.
 – Ладно, – кивнула Вероника. – Пойду двигать дело, пока она не отправилась к своему милому.
 – Ни пуха…
 – К черту.
 – Прощупай сначала. А то еще заложит.
 Веронике надоели эти мужики с их здравым смыслом. Попросив разрешения, она присела рядом с густоволосой красавицей. Ольга сперва развела костер, а потом уже разобралась, что греть ей на нем нечего. Деликатесы, доставленные по требованию Ладейникова, нуждались только в сервировке.
 Выложить на пластмассовую посуду розовые дольки лососины, вскрыть упаковку фруктового сока не составило труда.
 – Я не претендую участвовать в трапезе, я просто так, – предупредила Вероника.
 – Какие проблемы? Возьми, – широким жестом Ольга протянула продолговатый бисквит в упаковке.
 – У меня, честно говоря, и аппетит пропал, – призналась Вероника, чувствуя, что Ольге в это слабо верится.
 Платиновая красавица пожала плечами. Осторожно продолжая общение, Вероника неожиданно выяснила, что Ольга не верит ни в гибель Зины, ни в реальную угрозу чьей-то жизни. По ее мнению, шоу просто совершило крутой виток, а Игорь проявил себя потрясающим мастером перевоплощения. А рядовых участников специально не предупредили, чтобы страх выглядел натуральнее.
 Вероника поняла, что спорить не стоит. Теперь ей многое стало ясно в Ольгином поведении: восхищение преступником, позирование с автоматом.
 – Только никому не говори, а то народ сразу расслабится, – закончила «мисс острова».
 – А тебе не жалко, что людей от страха колотит?
 – Искусство требует жертв. Я сама до седьмого пота трудилась на съемках, потом вообще никакая была. Терпела придирки на каждом шагу: не так встала, не так посмотрела, не так вздохнула. Знаешь как это действует? А вот у Игоря – огромное будущее. После нашего шоу его завалят приглашениями на съемки.
 – Допустим, все мы должны бояться. Чего ж тогда тебя Фалько не ругает?
 – У меня есть опыт в кинематографе, мне лучше взять на себя роль посложнее. Я следила за Фалько, за его реакцией. Если б он хоть раз нахмурил брови в мой адрес, я бы сразу присоединилась к остальным. Но хороший режиссер потому и хорош, что всегда готов чуть-чуть отступить от жесткого сценария.
 – И как ты думаешь продолжать? Вдруг зрителям быстро наскучат твои восхищенные взгляды?
 – Зритель хочет романтики, ярких чувств.
 – Так Игорь тебе действительно нравится или это все игра на публику?
 – А тебе, скажешь, не нравится? Не спорю, Илларион тоже в своем роде хорош. Вы с ним неплохо бы смотрелись как пара.
 – Крутые повороты в сценарии – классная штука. Но у тебя как пошло сначала, так и катится по наезженной колее. А если б, к примеру, оказалось, что ты просто симулируешь чувства в своих целях?
 – Это больше Диане подошло бы, она у нас роковая женщина. А мне всегда удавались романтические персонажи, я сама такая по натуре.
 Вероника вспомнила, что рассказывал Воробей о жанре, в котором подвизалась Ольга. Но платиновая блондинка говорила так убежденно, что сама, похоже, верила своим словам.
 – Романтика так романтика. Допустим, я зрительница, я верю в захват заложников. И начинаю недоумевать: как же Ольга остается равнодушной к их страданиям? Только прикинь.
 Игорь засыпает. И вдруг тебя охватывает жалость к скованному пленнику. Ты бросаешь ему ключи от наручников, он уплывает по ночной реке.
 – Инициатива вещь хорошая, если она в меру.
 Такой ход надо с Фалько согласовать, иначе получу по шапке. Да и кому я прикажу снимать, какой оператор меня послушает?
 – Конечно, согласуй, – Вероника не знала о сложных проблемах, которые терзали Фалько.
 Мимо пробежал радостный Струмилин. Подхватил неочищенный апельсин и попытался удержать его на лбу, не сбавляя скорости.
 Апельсин упал, и Вадим погнал его вперед, как мячик.
 Вероника с жалостью подумала, что действие наркотика скоро пройдет, и человек осознает, что получил черную метку. Ольга Штурм сейчас примерно в таком же состоянии, как и кандидат наук.
 Только молодой женщине не нужны наркотики, ее организм сам вырабатывает необходимые вещества для кайфа.
 А если Ольга согласится? Риск ведь будет нешуточный! Как это называется? Очень просто – использовать человека.




 Глава 31


 Снова позвонил генеральный продюсер.
 – Я тут хотел решить вопрос насчет бойцов в камуфляже. Если случился захват заложников, значит на сцене должен появиться спецназ. Зачем, думаю, экипировать актеров? Дешевле нанять на месте настоящий. На Алтае деньгами не избалованы. Выяснил телефон, звоню ментам в управление, а дежурный офицер мне заявляет, что спецназ уже отправлен. Как это понимать? Ты что, успел договориться?
 Фалько чувствовал, что сосуды на висках сейчас лопнут. Дужки защитных очков стали давить за ушами.
 – Я хотел закинуть удочку, чтобы передать потом, во сколько это выльется, – выговорил он наконец. – Но не успел еще. Может, сами решили подстраховаться?
 – Я тебя, конечно, поздравляю: даже менты поверили. Тогда надо их предупредить, а то еще уложат всех мордами вниз.
 – Да уж…
 Удобно было бы отдать переговоры на откуп продюсеру, а самому остаться в стороне. Но если сбить ментов с толку, если бойцы явятся сюда, как на каникулы, Ладейников может устроить кровавый праздник. А застреленный мент, совсем не то же, что убитый заложник. За своих менты в полном смысле слова отомстят всем. И не сошлешься потом, что заложников берег, не примут они такие оправдания…
 Что теперь делать? Договориться с Ладейниковым, взять слово, чтобы не трогал их? Такому верить нельзя. Но дело ведь не в честном слове: он сам не заинтересован открывать пальбу. Убьет двух-трех спецназовцев, следом явятся двадцать-тридцать. И уже не выпустят, не будут торговаться…
 Маленький человечек в джинсовом костюмчике мыслил так напряженно, что лицо сводила гримаса. Он выглянул из своей палатки и огляделся по сторонам. Набрал номер сотового, оставленный Игорю.
 Ладейников отозвался не сразу.
 – Слушаю.
 – Здесь скоро будет спецназ.
 – Чей, какого ведомства?
 – Милицейский. Видишь, я с тобой по-честному играю.
 – Откуда мне знать? Может, ты и нашим и вашим?
 – Я только что случайно узнал, от продюсера.
 Что-то менты просекли наметанным глазом.
 – Это у кого наметанный глаз, у ментов, что ли? Да они только в кино членораздельно изъясняются – Они уже на подходе, я постараюсь заранее выйти на связь. Давай условимся: я доказываю, что все тут движется в рамках сценария, а ты не делаешь резких движений. Тогда у тебя будут неплохие шансы на благополучный исход.
 – Только не надо мне расписывать мои шансы. Когда тебя так агитируют, можно всякое подумать.
 – Какая агитация?! Я только…
 – Ладно, не суетись… Но имей в виду: фигу в кармане я моментом распознаю. С метами объясняйся популярным текстом. И пожестче, для них вежливость всегда выглядит подозрительно.


* * *

 Вначале склоны гор оставались густо задрапированными хвоей. Потом тайга расступилась, открыв простор каменным глыбам. Здесь сосны росли небольшими группами. Корни почти полностью оставались снаружи, извиваясь по твердой породе в поисках мягкой земли и ее живительных соков.
 Судя по подробной карте местности, до реки оставалось каких-нибудь пять километров. Командир устроил привал, чтобы объяснить каждому его задачу. И тут позвонил из города Феофанов.
 – Интересная картина получается. Тут со мной связались прямо с острова. Позвонил режиссер, как-то нашел меня по инстанциям. Говорит, вроде все у них так запланировано по сюжету.
 Участники так правдоподобно играли, вот народ у экранов поверил в реальный захват.
 – Что нам делать?
 – Слушай дальше. Звоню в Москву, там мне подтверждают факт захвата. Похоже, люди в съемочной группе тоже чувствуют себя заложниками и боятся говорить правду. Так что план остается в силе. Мочить никого не спешите. Сперва присмотритесь, что к чему, понаблюдайте за обстановкой. Даю телефон этого самого режиссера.
 Фалько Валентин Эдуардович. И поаккуратней в выражениях, а то развоняются потом по своему каналу на всю страну. Или, того хуже запишут тебя на пленку, перемонтируют и выставят полным идиотом.
 «Что за счастье собачье? – плюнул в сердцах Белоконь. – Первое настоящее дело после того проклятого случая. И опять какая-то двусмысленность, опять навешивают чужие, следовательские функции».
 Бойцы молчали. Он их достаточно вымуштровал, чтобы не спешили задавать вопросов.
 – Корректировка, мужики.
 До этого предполагалось рассредоточиться у обрыва на все шесть километров, соответствующих длине острова. Пользуясь большой разницей в высоте, определить сверху местонахождение обоих преступников. Общаясь по рации, выделить четырех бойцов – тех, у кого наилучшие позиции для стрельбы. Взять каждого бандита в перекрестье прицела и по команде стрелять на поражение.
 – Сперва я один заступаю наблюдать, вы держите дистанцию.
 "Откуда вообще этому режиссеру стало известно о приближении взвода? Можно голову под трамвай положить, что он голубой, они все там на телевидении голубые и розовые. Узнал, разнюхал. Не иначе утечка прошла, кто-то из наших начальников опять напорол, и покатилась новость, как обвал. Если разговоры по сотовым действительно под контролем преступников – а скорей всего так и есть, – значит эти два урода тоже знают о приближении гостей. И не надо спешить дозваниваться до Фалько. С таким же успехом можно в воздух палить, радостно извещая о своем приближении.
 Привал продолжался ровно семь минут. Когда речь идет о жизни – твоей и чужой – невольно становишься суеверным. Без труда перевалили еще через два гребенчатых горных выступа и острый нюх Белоконя уловил новый свежий запах – воды, реки, Оби.
 Вскоре он уже подбирался к краю обрыва. Биноклем собирался воспользоваться только в крайнем случае, чтобы не вспугнуть противника солнечным отражением стекол.
 Разрешающей способности его глаз хватило, чтобы разобрать на острове несколько мужских и женских фигурок. Человек с двумя короткоствольными автоматами прогуливался по берегу, а вот его сообщника нигде не было видно.
 Снизу доносилась негромкая, но веселая музыка. Белоконь не мог позволить себе перегнуться через край и бросить взгляд на берег реки.
 Похоже, там, внизу, лагерь съемочной группы.
 Можно было различить отдельные переговаривающиеся голоса. Тревоги в голосах не слышно, и в сочетании с развеселой музыкой это действительно странно.
 Трудно предположить, что рядом, на острове держат в заложниках больше десяти человек, а остальные преспокойно себя чувствуют на берегу.
 Трудно поверить, что двое преступников внимательно присматривают за участниками шоу, а съемочной группе предоставили полную свободу действий. И зачем бандитам демонстрировать себя на экране, если здравый смысл подсказывает хватать приз и уходить в тайгу? Что они, маньяки? У маньяков другие прихоти.
 Время шло, все оставалось без изменений. Подавшись чуть назад, Белоконь перевернулся с живота на спину. Теперь не живот, а спина ощущала тепло нагревшегося за день камня, глазам открылся дивный вид белых облаков, медленно проплывающих в синеве.
 Он вспомнил, как зашел на ту сырую питерскую дачу. Два трупа в общей лужи крови и рядом плачущего парня. Он еще ничего не успел объяснить, но командиру и бойцам стала ясна роковая ошибка…
 Надо лишний раз запросить консультацию. Начальство это дело любит и самому спокойнее. Он связался с центром, доложил обстановку.
 – Есть соображения? – поинтересовался Феофанов.
 – Для начала прикинемся, что поверили Фалько. Возьму человек пять и спущусь вниз – вроде это весь наличный состав. Остальные будут ждать моей команды.
 – Будь осторожен, в лагере можно ждать всякого подвоха.
 – Само собой.
 – Тогда дерзай.
 – Разрешите исполнять?
 – Подстраховаться решил? Повторное подтверждение хочешь получить от начальства?
 2.* * *
 Незнакомый жесткий голос спросил у Фалько по телефону, все ли в порядке в лагере и на острове, можно ли группе спецназа беспрепятственно спуститься к берегу.
 – Все хоккей, командир. Спускайтесь, отметим встречу.
 Вот сейчас явятся и своими глазами увидят, что он, Фалько, совершенно свободен в своих действиях и высказываниях. Как потом оправдаться, когда все вылезет наружу? Какой такой страх заставил морочить голову сперва съемочной группе, а потом спецназу? А если сослаться на угрозу – преступник пообещал, что его сообщники расправятся на воле?
 В России нет программы защиты свидетелей, защиты тех, кто сотрудничает с силовыми ведомствами – на канале даже сделали об этом целую передачу. Значит, он имел полное право испугаться.
 Надо ли брать у них разрешение на съемку?
 Вероятнее всего не дадут. Хорошо хоть сам командир не сообразил запретить ее авансом и можно попробовать заснять вход спецназа в лагерь.
 Не мешкая, Фалько отдал команду двум операторам. Те двинулись к окраине лагеря в ярких куртках и с плейерами, прицепленными к поясу, как водится у молодежи. Будто они такие фанаты музыки, что не могут часа без нее прожить.
 На самом деле плейеры представляли собой видеокамеры с замаскированным объективом. Их взяли при отъезде из Москвы, чтобы заснять отдельные сценки незаметно для игроков.
 Спецназовцы появились во всей красе. Пожалуй, они были даже слишком эффектны со своими, взятыми наизготовку автоматами, в черных банданах и фирменных бронежилетах, с боевой раскраской на лицах. Зрители могли принять их за актеров, отлично выучившимся осторожной поступи, каменной неподвижности лиц, внимательным, прищуренным взглядам по сторонам.
 Приветствуя спецназ, операторы радостно улыбались и махали руками, чтобы их, не дай бог, не заподозрили в скрытых намерениях.
 – Сюда! Пойдемте с нами.
 Бойцы проигнорировали приглашение и продолжали двигаться, как считали нужным, постепенно рассредоточиваясь. Видимо, у них был четко отработан порядок входа в палаточный лагерь или небольшое село.
 Чтобы не вызвать подозрения, оба оператора не стали слишком долго пятиться назад. Они двигались рядом на почтительном расстоянии, как это и должны делать люди, посланные навстречу во избежание недоразумений.
 Только прочесав весь лагерь, заглянув во все палатки, спецназовцы остановились возле палатки Фалько, и командир один вошел внутрь.
 – Мое почтение, – режиссер кинулся к нему навстречу.
 В этом движении была большая доля искренности. При всей двусмысленности положения все-таки приятнее иметь рядом вооруженного человека, который обязан тебя, гражданина России, защищать от всяких напастей.
 – Устали с дороги? Присаживайтесь, угощайтесь. Я уже велел освободить палатку для ваших ребят. Им сейчас тоже передадим попить-поесть.
 – Не спешите.
 По голосу Фалько понял, что командир не притронется ни к виски, ни к пиву, ни к натуральному соку. И бутерброды на блюде тоже пока не понадобятся.
 – Что у вас стряслось?
 Фалько не любил фамильярного «тыканья» в свой адрес, но сейчас предпочел бы лучше такой грубоватый оборот. В этом «вас» слышалась холодная деловитость хирурга, уже взявшего в руки ланцет и готовящегося вскрыть больному брюшную полость.
 – Да вот придумали сюжет на свою голову.
 Вышло удачно, даже слишком.
 Придется выражаться так, чтобы оставить на потом хотя бы узкую щель для оправдания. А может, выложить все, пока не поздно? Но ведь упустят этого черта с серо-голубыми глазами и золотистым ежиком. Упустят, как упускали чеченских террористов, наемных убийц, как радостно провожали за кордон людей, награбивших миллиарды, а на следующий день вдруг срочно начинали посылать запросы на передачу их в руки правосудия. Потом он и у Ладейникова окажется крайним. Творческий человек с хрупкими костями и чересчур богатым воображением. Если сам не явится по его душу, так наймет людей на «выигранные» денежки…
 – Значит, на острове тишь да гладь?
 Глаза Белоконя сверлили, допытываясь до истины. Командир словно знал правду и лишь хотел уточнить мелкие детали. Человечек в джинсовом костюме пожалел, что не снял темные очки – может показаться, что он боится посмотреть гостю в глаза.
 – В каком смысле? События на месте не стоят, иначе зритель наш заскучает.
 – Конкретно сейчас. У вас ведь не круглые сутки съемка, вы ведь даете людям отдохнуть?
 – Даю. Но вообще-то у меня там постоянно присутствует оператор. Нужно материала в десять раз больше, чем пойдет в эфир, нужно иметь выбор – только тогда все получится, как надо.
 Пока нет конкурсов, мы все равно снимаем: время от времени на экране должны появляться бытовые зарисовки и сцены.
 Фалько успел и бородатого Илью предупредить по сотовому о появлении отряда в камуфляже.
 Чтобы заснял «вид с острова» как бы глазами преступника. Реальный убийца тоже, конечно, будет наблюдать с большим интересом.
 Ладейникову Фалько успел еще раз напомнить о договоре. Странное дело – судя по голосу, Игорь не проявлял большого беспокойства, не считал нужным повторно предостерегать от искушения выложить ментам правду. Гораздо больше нервничал режиссер, словно он здесь висел на самом тонком волоске.
 Вот и теперь Фалько не мог заставить себя непринужденно болтать, пересыпая речь шутками и прибаутками. В зрачках Белоконя словно отражались операционный стол, руки в перчатках и вскрытая брюшная полость пациента. Пациентом был, конечно, Фалько – он чувствовал, как грубые пальцы трогают и шевелят все внутренние органы.
 – Думаю, никто на острове не обидится, если мы на часок туда высадимся. Убедимся своими глазами.
 – В чем? – кисло улыбнулся Фалько. – Конечно, я не имею права вам запретить. Но странно, согласитесь, будет выглядеть дежурный визит спецназа на захваченный преступником остров.
 Вам тогда положено убить этого человека, освободить заложников. И передаче нашей конец, можно закрывать занавес.
 – А зачем снимать наш визит на камеру? – резонно возразил Белоконь.




 Глава 32


 – Пойдем со мной!
 – Мне и здесь неплохо!
 – Мне, сам понимаешь, не трудно вытащить первую попавшуюся бабу из барака и приставить ей дуло к башке, – Черт с тобой, – Илларион приподнялся с места.
 Ладейников сопровождал его сзади, постоянно держа под прицелом. Ближе пяти шагов по-прежнему не приближался. Позвал с собой еще бородатого оператора. Илья приготовился снимать, но преступник дал отмашку:
 – Куда? Кто просил?
 Мускулистый человек в черной майке без рукавов не мог передвигаться достаточно быстро, мешали кандалы. Ладейников матерился сквозь зубы, но терпел. Наконец, решил, что отвел своего противника достаточно далеко от главного кострища. Велел оператору лечь ничком на землю, сцепить на затылке руки, оперся ногой ему в поясницу и прицелился в затылок.
 – Я ведь сам пошел с тобой. Чего опять задергался, – произнес Забродов.
 – Это мужик, у него истерики не будет.
 Правда?
 Бедняга оператор кое-как выдавил из себя нечленораздельное согласие.
 – Что я должен делать? – мрачно спросил Забродов.
 – Держи.
 По воздуху перелетел ключ от наручников.
 И снова палец на курке, как в прошлый раз, ночью.
 Одно дуло смотрит в затылок оператору, другое – в лицо Забродова.
 – Обхвати дерево!
 В самом деле, пока не освободишь себе руку, этого никак не сделаешь. Теперь надо снова защелкнуть браслет. Подошел бы сам проверить.
 Нет, от принципов своих не отступает, дистанцию держит. Убедился со стороны, кивнул.
 Две фигуры удалились: одна ступала уверенно и пружинисто, другая на каждом шагу спотыкалась. Забродов остался один. Неужели кто-то должен прибыть на остров со стороны? Но ведь преступника не беспокоило недавнее прибытие операторов из съемочной группы, тогда он не счел нужным изолировать пленника. Значит теперь дело посерьезнее, теперь он не может раздваивать внимание. Неужели спецназ? Неужели позволили себя обнаружить?
 Задрав голову, Забродов внимательно посмотрел на верхушку прямой, как стрела, сосны. Напрягся и попробовал раскачать ствол. Нижняя его часть как будто осталась неподвижной, зато высокая ажурная крона дерева слегка заволновалась.
 Не заметят. Надо решать вопрос радикально.
 Обняв дерево, Забродов прижался лбом к теплой чешуйчатой коре. Натянув цепь наручников, он стал двигать кистями обеих рук вправо-влево. Посыпалась кора, остро запахло смолой. На звеньях короткой цепочки не было ни одной острой грани, но металл во много раз превосходил прочностью древесину – она понемногу поддавалась. Забродов ускорял темп, одновременно отклоняясь от ствола, повисая на цепочке всей тяжестью, и вскоре углубился на толщину двух пальцев.


* * *

 Белоконь влез в лодку с двумя бойцами. За весла сел один из эмчээсовцев и широкими гребками направил ее в сторону зеленого, залитого солнцем острова. На связь со второй половиной отряда выходить не было нужды – капитан знал, что ребята сейчас удвоили бдительность.
 Вот он маячит на берегу – крепкий коротко стриженный парень с двумя автоматами на правом и левом плечах. Белоконь вспомнил его лицо из последнего выпуска шоу, увиденного с видеокассеты, в записи. Или отъявленный мерзавец или гениальный актер, которому никто в подметки не годится.
 Стоит как живая мишень, голый по пояс, даже жилетку скинул. Но какого черта он не расстается с оружием? Понравилось? Вошел в роль? Оператор при деле, снимает – видна согнутая в три погибели фигурка с камерой. Как пропустить настоящих невыдуманных спецназовцев, отлично вписывающихся в сценарий? Хоть сто раз запрещай, снимут всеми правдами и не правдами – на то и телевизионщики.
 Где же второй, весь в цепях, куда подевался?
 Целит на всякий случай из зарослей? Молодому, с голым торсом вроде тоже подставляться нет резона. Преступнику полагалась бы пара заложниц рядом для подстраховки, а этот маячит в одиночестве.
 Машет рукой, улыбается. Человек на веслах гребет спокойно, без тени сомнения. А ребята молодцы, ушки на макушке. Стоя ближе к корме лодки, командир видел их затылки, спины, локти.
 Готовы в любой момент открыть точный, прицельный огонь.
 – Закурить будет? – крикнул Ладейников. – А то режиссер во мне злость воспитывает, морит без сигарет.
 Бойцы молчали, не думая отвечать. Есть известный прием застигнутого с поличным преступника – он начинает быстро говорить, и добрая половина внимания бойцов непроизвольно переключается. Поэтому Белоконь учил своих в момент начала речи ни в коем случае не вникать в ее смысл. Вникать потом, когда противник окажется на земле со сцепленными за головой руками. До этого следить за всем кроме слов: глазами, руками, ногами. Повторить приказ бросить оружие.
 Сейчас он сам озвучил требование:
 – Положи-ка автоматы на землю.
 – Да вы чего, смеетесь? Приехали террориста знаменитого брать?
 – Все в порядке, профилактика. Проверим, нет ли случайно боевых патронов.
 – Только холостые. Я бы сам боевые не взял.
 Ладейников сделал несколько шагов навстречу, войдя по колено в воду. Вдруг командир спецназа понял причину такого перемещения. Но первым открыть огонь не успел – улыбающийся парень с золотым ежиком волос сорвал с плеч сразу оба взведенных автомата и выстрелил, не целясь. Ребята поздно среагировали, их фирменные бронежилеты тоже не помогли – оба рухнули в реку с пробитыми головами.
 Белоконь успел плюхнуться на дно лодки и резануть ответной очередью. И не только он – приникшие к снайперским прицелам спецназовцы тоже выдали по пуле с вершины отвесного утеса. На островном берегу, среды травы и мелких камней преступнику сложно было бы укрыться – вот зачем он сделал несколько шагов навстречу лодке. Стал падать в воду "уже в тот момент, когда нажал на спусковые крючки.
 Увидев тень, быстро мелькнувшую в речной воде, эмчээсовец бросил весла и с воплем оттолкнулся от борта. Плавал он отлично и рассчитывал умотать кролем от гиблого места быстрей, чем при помощи весел.
 Белоконь лежал на дне лодки, прислушиваясь к звукам на воде. Слабые щелчки выстрелов и бульканье пуль нетрудно было отфильтровать.
 «Будет подплывать под дно? – раздумывал командир. – Или не знает, где я упал, побоится ошибиться?»
 Ладейников, однако, не побоялся – толстый остро заточенный стальной прут пробил днище и воткнулся Белоконю в живот недалеко от левой тазобедренной кости. Командир тут же дал очередь под себя, но, похоже, без особого успеха, вода ни на йоту не порозовела.
 Через отверстия лодка быстро набирала воду.
 В воде раненому спецназовцу пришлось бы еще хуже. Поднимать голову, выглядывать за борт в поисках врага было рискованно. Не поднимая головы, капитан стал подгребать веслами по касательной к берегу. Зрительно он помнил: левее заросли должны ближе подступать к воде.


* * *

 К моменту, когда прозвучали выстрелы, Забродову удалось ослабить натяжение цепи. След в древесине углубился. «Хорошо, хоть не береза, – подумал инструктор. – : Сосна все-таки мягче».
 Он на секунду остановился перевести дух и в это время с дистанции приблизительно метров в триста «заговорили» несколько стволов. С правого берега, с высоты тоже донеслись выстрелы.
 «Группа захвата, без вариантов. Но почему высаживаться поперлись, а не сняли выстрелом с берега?» С особым рвением Илларион продолжил сизифов труд. Разогрелась уже не только цепь, но и браслеты на запястьях. «Скорее огонь добуду, чем перепилю сосну таким макаром», – подумал он, но дела не бросил.
 Припав к дереву, Забродов заглянул на противоположную от себя сторону ствола. Не так все плохо, больше трети пути уже пройдено. А как там на берегу? Беспокоили глухие, определенно дурные предчувствия.
 Упираясь ногами, он немного приподнялся по стволу. Еще чуть-чуть. Теперь ступни упирались в точку чуть ниже реза, а цепочка охватывала сосну гораздо выше. Раз-два, взяли! Резкий рывок ничего не дал, дерево даже не скрипнуло.
 Еще рывок! Пустой номер, надо дальше «пилить».
 Он снова опустился вниз, снова с остервенением взялся за труд, казавшийся безнадежным. От натяжения цепочки браслеты вгрызались в запястья как звенья цепи в сосну. Ссадины давно уже кровоточили, но человек по прозвищу Ас не обращал внимание на боль.
 Иногда сильный человек прежде всего боится упасть в своих глазах, боится не последствий поражения, а самого факта неудачи. Забродов не страдал излишним тщеславием и не опасался утратить моральное право на свое прозвище. О себе он помнил в «мирное время», когда становился гурманом, эстетом, ценителем старинных книг и напитков с тонким вкусом.
 С началом серьезного противостояния мозг полностью мобилизовался. Отставной инструктор мысленно примерял на себя чужую шкуру, пытался вжиться в дикие и патологически жестокие мысли.
 Где сейчас Ладейников? Как поведет себя теперь, когда игра, похоже, закончена, и расклад стал ясен? Быстрей, быстрей, черт возьми.
 Кучка мелких порошкообразных опилок у подножия дерева еще немного выросла. Пот заливал глаза, его капли стекали вниз по позвоночнику, соленый вкус ощущался на губах. Забродов снова приподнялся, упираясь подошвами в ствол.
 Снова потянул на себя сосну. На этот раз она затрещала.
 Ну-ка, еще раз! Теперь он почувствовал, что в самом деле способен переломить дерево в ослабленном месте. Сцепленный с сосной, падать он будет вместе с ней. Важно успеть изловчиться, чтобы не оказаться придавленным – ведь дерево до последнего момента тянешь на себя.
 После очередного рывка оно хрустнуло громче, чем прежде, вдруг перестав оказывать прежнее сопротивление. Небо с кронами деревьев покачнулось в глазах и только ажурная крона одной сосны осталась неподвижной.
 Резко крутнувшись вокруг ствола, Забродов оказался как бы верхом на валящемся дереве.
 Но все равно его ударило так, что на секунду все померкло в глазах – комлевая часть ствола спружинила при падении, отскочила от земли в обратную сторону.




 Глава 33


 С трудом пристроившись между прибрежными валунами, Белоконь впервые после начала стрельбы получил возможность кое-как осмотреться. Противника не было видно.
 Острый шип торчал в теле, конец его вышел на пояснице. Командир спецназа осторожно нащупал пальцем острие. Если выдернуть сейчас, можно потерять сознание от боли. Да и кровища хлынет ручьем – пока она сочится еле-еле, стальной прут затыкает дыру, которую сам же проделал.
 Первым делом Белоконь связался по рации с подчиненными у обрыва. Необходимо отслеживать в оптические прицелы реку, малейшие всплески на поверхности. Преступнику нельзя позволить уйти вплавь.
 – Что с вами, товарищ капитан?
 – Чуток задело – не ваши трудности. Вам задача поставлена.
 – Может, мы достали его? На берег пока не выбирался. И вроде не проплывал.
 Белоконь бросил взгляд на играющую блестками поверхность реки. Пятно его собственной крови давно уже было снесено вниз по течению.
 Если даже Ладейникова зацепили, никаких следов теперь не увидишь.
 – Как там заложники, что сверху видно?
 – Бросились врассыпную из палатки, как только началась стрельба. Больше не видать, все попрятались в лесу.
 – Смотрите внимательно. Второй преступник может затесаться среди них.
 Трем бойцам в лагере капитан приказал, не мешкая, высаживаться на остров. – – Тут мы у режиссера конфисковали сотовый.
 – Правильно сделали, с ним еще будет разговор.
 – И еще… Звонил преступник… Сказал, что заложников начнет косить.
 "Выбрался, сука, – от бешенства Белоконь окончательно забыл про боль.
 «Заложников? Да они ведь разбежались кто куда», – хотел было он ответить. Потом вспомнил до смерти перепуганных людей такими, какими они предстали на последнем выпуске телешоу. Здесь, в пределах острова, далеко не уйдешь. Рискнут ли они прыгать в воду, где голова пловца как на ладони? Наверное, забились сейчас по кустам – такому, как Ладейников, ничего не стоит выволочь оттуда двух-трех.
 – Мы предупредили, что вас и ребят эвакуируем по-любому. Он готов принять лодку с кем-нибудь из съемочной группы, чтобы всех забрала.
 «Я ведь сразу не поверил Фалько, – подумал капитан. – Почему тогда все так бездарно получилось?»
 Тут вдруг звякнули наручники, и он увидел сквозь заросли приближающегося человека в черной майке. Этот уж точно матерый волк, главарь – на вид лет сорок пять, небольшая лысая голова с выпуклым лбом, плотно прижатые уши, глубоко посаженные глаза.
 Будто черно-белый снимок отпечатался в сознании командира. Черно-белыми стали валуны у воды, хвоя, сетчатая паутина кустов с мелкими листьями, просвечивающие небеса. Не раздумывая, Белоконь резанул по нему очередью, и «главарь» упал.


* * *

 Первым из барака ринулся наружу Леша Барабанов, совсем недавно призывавший не заниматься самодеятельностью, не делать в одиночку резких движений. Теперь ему резко «поплохело» при мысли о том, что Ладейникова явились брать. Преступник может выстроить оставшихся игроков живым щитом и отстреливаться из-за спин.
 Выскочив из палатки, Алексей помчался в сторону ближних деревьев. Мысленно поклялся, что монахом уйдет в монастырь, если выскочит целым и невредимым из всей этой истории. Стукнулся боком о торчащий корень и пополз на четвереньках куда глаза глядят. Опомнился он только в сырой ложбине, полностью затененной от солнца. Бурая лягушка вытаращила на него глаза и с явным опозданием отпрыгнула в сторону. «Насчет монастыря я, конечно, хватил лишку, – подумал Барабанов. – Но свечку в церкви поставлю без вариантов, самую толстую и дорогую».
 Бегство Барабанова вывело всех из оцепенения. Большинство заложников вдруг осознало, что, спасаться можно и нужно сейчас, пока убийца отвлекся на перестрелку. Минуту назад было рано, минуту спустя будет поздно.
 Вторым выскочил шустрый Воробей, дальше посыпались Света, Вероника, Рифат. Последним – ничего не понимающий Струмилин. Эйфория у него уже прошла, но зуб еще не разболелся в полную силу. Осталась только Диана – настроение у нее было самое мрачное, и она продолжала сидеть неподвижно, скрестив по-восточному ноги.


* * *

 Забродов плохо разглядел притаившегося среди валунов незнакомца. Но по всем признакам тот был спецназовцем и никем другим. Наконец закончится его ковыляние по лесу: кандалы на ногах – штука, гораздо серьезнее наручников. Приставив ствол, можно разорвать цепочку одним выстрелом. Больше ничего от спецназа не нужно, даже оружия.
 Вдруг тот самый ствол, от которого Илларион ожидал помощи, развернулся в его сторону. Отставной капитан едва успел упасть, чтобы не оказаться прошитым насквозь очередью капитана действительной службы. Правда, сильно обожгло левое плечо, рука тут же отяжелела.
 Неужели к Игорю прибыли сообщники? Кто вообще с кем воюет? Присмотревшись к берегу, Забродов разглядел на кромке скалы едва заметные вспышки одиночных выстрелов. Замаскировались по всем правилам. Ну, конечно же, это спецназ.
 Просто мужик принял его, Забродова, за сообщника бандита. Но как же он наручников не заметил, звона цепочки не услыхал? Сгоряча не разобрался – всякое бывает.
 – Слышишь, друг? Чего ты палишь сразу?
 Так ведь и укокошить можно.
 Молчит, не верит.
 – Ты бы глаза разул и посмотрел как следует. Может, разглядел бы разные детали. А то перемолотим друг друга врагам на радость. Короче, я сейчас подползу, чтобы ты мне цепочки эти проклятые перебил. Надоело железо на себе таскать.
 – Давай, – произнес незнакомец после некоторой паузы.
 Голос прозвучал доброжелательно – человек за валуном как будто остыл и осознал свою ошибку.
 Но опыт подсказывал Иллариону – только приоткройся снова, тебя тут же отправят на тот свет.
 Недоверчивый попался тип. Какого черта он тогда сидит и ждет? Что за спецназовец такой сверхосторожный?
 – Жаль, нет у меня с собой выписки из личного дела, – заметил Забродов. – Или ты все равно решил бы, что печать поддельная?
 – Да верю я, верю. В первый момент обознался. Если ты свой, если заложник, тогда ползи сюда, не боись.
 Фальшивит. Как ему доказать? Чему он в самом деле поверит?
 – Мы сейчас голову друг другу морочим, а мерзавцу этому даем лишний шанс. Есть у тебя связь с лагерем? Поинтересуйся у Фалько, сообщник я или нет.
 Откуда было знать Иллариону, что это на данный момент самая худшая рекомендация? Ствол высунулся из-за валуна и полоснула новая очередь – спецназовец неплохо ориентировался по звуку голоса. Второй раз Забродов чудом избежал гибели: откатился вбок, потом подался назад. Автомат выплюнул еще очередь в сторону шороха и потрескивания ветвей, потом спецназовец быстро сменил рожок.
 «Лишь бы не сообразил, что я безоружен, – подумал Забродов. – Не хватало только сдохнуть по недоразумению».
 Пришлось, пока не поздно, отступать в глубину леса.


* * *

 Теперь при Фалько неотлучно дежурил один спецназовец. Солнце постепенно закатывалось, с учетом разницы во времени оставался всего час до вечернего выпуска шоу. Давно режиссер так не падал духом – карточный домик обречен был рухнуть и рухнул. Всему конец.
 Конечно, шумиха будет колоссальной. Одни скажут, каналу не повезло, другие посчитают, что как раз наоборот. А сам он, его личный рейтинг?
 Всем станет известно, что режиссер был не творцом, а заложником обстоятельств и он превратится в объект злых насмешек. В мире шоу-бизнеса середины не существует: или преклонение, лесть, заискивание, или равнодушное презрение, когда тебя ни во что не ставят.
 Если б не смертельный случай, можно было бы пустить слух, что он специально нанял уголовника, помешанного на желании покрасоваться перед аудиторией. Закрутил таким образом уникальное в истории мирового телевидения шоу.
 Но теперь такое признание чревато сроком. И без того к нему приставили стражника, и без того придется долго оправдываться в следовательских кабинетах. Сейчас любые попытки бессмысленны – этим воякам все равно ничего не докажешь.
 Лишь бы только с Ладейниковым покончили, лишь бы только увидеть своими глазами его труп и прожить оставшуюся жизнь спокойно. Игорь сам виноват, мог бы спокойно задурить спецназовцам голову. Но не выдержал искушения.
 По логике он не должен иметь к нему претензий. Но логика у таких людей своя, особенная.
 Лишенный средств связи, Фалько не знал, как проходят переговоры с преступником. Изолированный в своей палатке, он слышал нестройный ропот голосов сотрудников съемочной группы. Теперь люди в курсе реального положения вещей и можно только предполагать, как они расценивают его рискованный блеф.
 Стрельба затихла, спецназовцы не поперли напролом. Из своей палатки режиссер слышал, как его ассистент отказывается плыть в лодке на остров. Один из спецназовцев выматерился и, кажется, передернул затвор.
 Лодка отправилась, и сразу воцарилась тишина. С волнением, затаив дыхание, в палаточном лагере ожидали ее возвращения.
 Потом снова послышался плеск весел, Фалько разглядел, как из лодки выносят раненого командира и два трупа. Полный отморозок, этот Ладейников! Хоть сам понимает, чего хочет? Денег, животного страха вокруг, популярности любой ценой? Он мог бы все получить, если бы не открывал огонь! А он не стал отказывать себе в удовольствии.
 Неожиданно Фалько отвели в другую палатку – к раненому капитану. У отряда был с собой запас сильнодействующих антибиотиков и других препаратов. Приближаясь, человечек в джинсовом костюме и темных очках расслышал, как командир запрещает кому-то из бойцов вызывать «вертушку».
 Судя по голосу, Белоконь повторял запрет уже второй или третий раз. Ссылался на небезопасность приземления и взлета. Но главная причина, похоже, была в другом. Похоже, он был таким же, как Фалько, фанатиком своего дела. Готов был отказаться на время от помощи хирургов с тем, чтобы самолично довести дело до конца.
 Войдя, режиссер увидел капельницу, подвешенную к верху палатки. На полу поблескивала стеклянная крошка от использованных, треснувших под тяжелыми подошвами ампул.
 – Ваш оператор с острова передал кассету, – глядя мимо Фалько, отчетливо произнес Белоконь. – Придется срочно пустить ее в эфир.
 Лицо человечка в темных очках в который уже раз исказилось нервной гримасой. Он примерно представлял, что заснято Ильей.
 – Ваши люди будут давать комментарии?
 – Йет.
 Фалько увели обратно. Он испытал прилив уважения к раненому. Ради жизни заложников капитан готов был пожертвовать собственной карьерой. Пусть даже основная масса телезрителей воспримет стрельбу, как подделку под реальность, как хорошо срежиссированное кино. Но начальство Белоконя отлично поймет, что речь идет о реальной гибели бойцов, о явном проколе командира.




 Глава 34


 Стрельба давным-давно закончилась, а Ольга только теперь решилась поднять голову и открыть плотно сжатые веки. Первым делом она увидела довольного Ладейникова. Он обзавелся бронежилетом с торчащими из кармашков «магазинами», наверняка полными. В руках он держал трофейный автомат.
 Прежде чем зажмуриться от страха, Ольга успела увидеть главное. Теперь перед глазами раз за разом прокручивались две одновременно вываливающиеся из лодки фигуры с черными платками-банданами и боевой раскраской лиц.
 При повторе спецназовцы казались прозрачными, сквозь них отчетливо рисовалось многократно увеличенное знакомое лицо с золотистым ежиком коротко стриженных волос и ясным серо-голубым взглядом.
 Совсем еще недавно цвет этих глаз представлялся ей небесным. Теперь радужка вокруг зрачков казалась полной речной холодной воды. Будто перед ней стоял утопленник – когда-то захлебнувшийся в этих краях, а потом оживший. Оживший, чтобы отомстить реке, острову, людям.
 Ольга прикусила губу, чтобы не завопить от ужаса. Но ведь она искренне считала себя актрисой. Порнушные ролики были для нее самым настоящим «кино» с «элементами эротики». Стриптиз в ночном клубе – «пластическим этюдом», где главное – образ.
 Вспомнив последний разговор с Вероникой, она поняла, что должна использовать свой актерский талант не в искусстве, а в жизни. Вероника и все остальные оказались правы, а она жестоко ошиблась, задурила себе голову красивой иллюзией. Теперь надо искупить вину, сыграть с полной самоотдачей. Больше некому, у остальных другие таланты.
 – Как у тебя получилось? – Ольга постаралась изобразить «восторг души», правдоподобно смешанный с почтительным страхом. – Они ведь профессионалы, они должны были раньше успеть.
 – Плохо ты меня знаешь. Если уж я решил участвовать в шоу, то оно будет чем дальше, тем интереснее.
 – По-моему ты уже всем доказал…
 Игорь поморщился:
 – Кому доказывать, детка?
 Он провел пальцами по ее щеке, шее и Ольга внутренне содрогнулась. Руки могут приласкать, могут придушить – и то и другое одинаково жутко.
 – Не скучай, я скоро вернусь.
 Он двигался уже не так как раньше, опасаясь снайперского выстрела. Самой Ольге почему-то слабо верилось в успех спецназа. Если кто и совладает с этим дьяволом, так только Илларион. Где он сейчас, почему его не видно? Она сделает все возможное, чтобы передать ему ключи от наручников.
 Только он бы не поспешил!


* * *

 На экране прошли не только кадры рокового визита спецназовцев, отснятые бородатым Ильей.
 Зная о местонахождении нескольких скрытых камер, преступник расправился с Зиной прямо перед «глазом» одной из них. И потребовал, чтобы этот «сюжет» тоже выдали в эфир.
 Пришлось принять его условия. Белоконь окончательно уяснил себе, что напрасно вернулся в органы и тем более в милицейский спецназ. Второй по счету прокол после большого перерыва убедил в главном: боевая выучка – не самое важное в освобождении заложников. Каждая такая операция – это прежде всего психологическая схватка. Сколько ни требуй от начальства определиться, прежде чем посылать команду, любые установки приходится пересматривать в последний момент. Если не можешь здесь, на месте, быстро влезть в шкуру полубезумного врага, лучше за дело не браться.
 Он, конечно, примет на себя всю ответственность за гибель ребят. Но сперва достанет этого гада. Засадит в клетку, а еще лучше поставит на колени, всунет дуло между зубами и разрядит магазин, так чтобы башка превратилась в решето.
 Да, именно так он и сделает.
 Слишком много хитрожопых адвокатов развелось, слишком много воли дают им в судах. Ради саморекламы за дело будут драться лучшие московские «светила». И адвокат, продажная душа, докажет, что Ладейников душевнобольной. Что не наказывать его, бедняжку, надо, а лечить.
 Может, он и в самом деле сдвинутый – нормальной, пусть даже и преступной логики в его поступках не просматривается. Но это ведь не значит, что такого надо кормить и лечить за государственный счет!
 Его старшего напарника тоже надо кончать.
 Это он, лысая бестия, нашел отморозка, готового переключить на себя внимание. А сам сугубо о реальном думает, о бабках. Интересно, как долго он будет играть в заложника? Или понял уже, что раскусили?
 Сразу после окончания короткой трансляции по изъятому у Фалько сотовому позвонил взбешенный генеральный продюсер:
 – Что за блядство? Хочешь, чтобы весь канал лицензии лишили? Ты вообще чувство меры потерял! Скоро твои умельцы кишки начнут крупным планом выпускать. Ты соображаешь, что зрители во все это верят? Одни, конечно, балдеют, а другие засыплют теперь инстанции жалобами: вместо игры пропаганда насилия на экране. Если ты нас под монастырь подведешь… Мне поздно дали знать, я просто не успел скомандовать «стоп». Но ты мне лично за все ответишь!
 Лежа под капельницей с сигаретой в зубах, раненый держал трубку на расстоянии от уха – слишком уж громко орал человек из Москвы. Дождавшись паузы, Белоконь холодно произнес:
 – Значит так, уважаемый. Вы говорите с капитаном спецназа МВД. Преступник в ультимативной форме потребовал пустить эту пленку. Со своим «стопом», вы бы нам здесь создали кучу дополнительных проблем.
 – Какой к черту преступник, что вы мне голову морочите? С кем я разговариваю, где Фалько?
 – Вы там задницу оторвите от кресла. А то у вас в сидячем положении голова плохо работает.
 Встаньте и стоя меня послушайте. Здесь преступник не игрушечный, а настоящий. И трупы тоже.
 Ваш Фалько пытался нас ввести в заблуждение.
 Мотивы потом следствие выяснит, а пока он в своей палатке, под домашним, если так можно выразиться, арестом.
 С полминуты продолжалось молчание, генеральный продюсер с трудом переваривал новости.
 – И что теперь? – наконец выдавил он из себя.
 – Занимайтесь другими делами и больше нас не дергайте. Можете дать объявление, что вынужденно пустили материал в эфир – ради спасения жизни заложников.
 – Сколько вас там? Почему не можете управиться с одним мерзавцем?! – снова прорезался голос у продюсера.
 – Для справок есть краевой пресс-центр МВД.
 Я здесь дерьмом умываюсь, а там такие же капитаны сутками груши околачивают. Пускай они перед вами отчитываются!
 Тут на связь как раз вышел кто-то из милицейского начальства. Отшвырнув изъятую у режиссера трубку, Белоконь взялся за свою. Голос человека с широкими лампасами он слушал совсем по-другому, даже сигарету загасил:
 – Ты что натворил, друг ситцевый? – командиру спецназа почудился скрип генеральских зубов. – Даже простой участковый так бы не вляпался!
 – Разрешите доложить? Здесь была очень странная ситуация: Фалько клялся, что все разыграно по сценарию, от других я опровержений не слышал. Не решился в таких условиях сразу отдать приказ стрелять. Виноват, готов понести заслуженное наказание.
 – Что ты мне голову на плаху кладешь, какой мне от нее толк? Предупреждал ведь тебя: надо доказать наше право иметь на Алтае свой спецназ.
 А ты что доказал? Что надо всех и меня в том числе поганой метлой гнать. Вбухали в вас деньги, оснастили, как «Альфу» и «Омегу», вместе взятые.
 А результат позорный.
 – Так точно, товарищ генерал, позорный.
 В лепешку расшибемся, но исправим.
 – Расшибаться больше не надо, – отрезал Феофанов. – Ты мне уже двух расшиб. Жди подкрепления в ближайшие час-полтора. Надо плотно взять этих друзей в кольцо.
 Прибытие подмоги почти наверняка означало, что командование придется отдать в чужие руки.
 У капитана зачесался язык упросить никого не присылать. Но он понял, что теперь ему уже не доверят.
 Феофанов действительно не хотел больше рисковать. Особенно после общения с Кожемякиным. Тот был вне себя после просмотра очередного выпуска телешоу, сказал, что добьется от собственников канала смены режиссера и продюсера.
 – А ты пустил дело на самотек! При теперешних средствах связи ты обязан был каждый шаг отслеживать! У меня хороших друзей достаточно, я мог бы кому-нибудь другому этот лакомый кусок отдать. Другие ребята бы полетели, а твои продолжали бы на чучелах да на мишенях тренироваться. Надо было так и сделать…


* * *

 …На помощь Белоконю отправлялась другая группа – из Новосибирска. Ее командир должен был принять бразды правления. Феофанов даже не знал, чего им пожелать. Ведомство-то одно, не годиться вроде желать своим дурного. Но если эти легко и быстро разберутся, он со своим нежно пестуемым, с иголочки экипированным взводом окажется не то что по горло в дерьме, а по уши.
 Тем временем в палатке на правом берегу Оби Белоконь вкатил себе новую дозу местного обезболивающего. Он подождал, когда укол начнет действовать и сам, своей рукой, стал осторожно вытягивать из раны острый шип. На пояснице ранка невелика, там острие едва-едва вылезло. На животе он без чужой помощи может зашить: есть иголка, есть нитки. Ну их на три буквы, врачей при съемочной группе, пусть противозачаточные средства выдают.
 Последнее свое дело он должен довести до конца, стоя на ногах.


* * *

 Ладейников очень быстро отловил беглецов.
 В километре от барака он разыскал Воробья с Рифатом. Потом вытянул за волосы Веронику, вроде бы надежно зарывшуюся в яму между двумя соснами. Даже если бы цветастая кофта не просвечивала из-под слоя старой хвои, он все равно бы ее отыскал по запаху живого тела.
 Телесные запахи были для него особенно отчетливы. Даже в толпе, в метро они никогда не смешивались, всегда существовали каждый отдельно от другого. И в большинстве своем слегка пьянили, как пьянят некоторых мужчин ароматы духов. Ладейников ненавидел всяческие духи и дезодоранты. И здесь на острове наслаждался тем, что они не перебивали натуральные запахи.
 Несколько раз Ладейников с наслаждением втянул Вероникин запах. Заметил, как шевелятся бурые и серые старые хвоинки – беглянка мелко дрожала всем телом. «Ну-ка сюда! Ты мне еще споешь „под Земфиру!“».
 Связав пленникам руки, преступник погнал их перед собой. Потен решил проверить, как обстоят дела у Забродова – не сгрыз ли тот от бешенства всю кору на сосне.
 Увидев опилки и поваленную сосну, Игорь не поверил своим глазам. Не мог Забродов такое сотворить за короткий срок! Даже для бывшего инструктора это чересчур! Но все свидетельствовало как раз о противоположном – смог, сотворил.
 Даже если он по-прежнему скован по рукам и ногам, стеснен в перемещениях, надо утроить бдительность. Еще чего доброго нападет сзади, накинет цепочку от наручников… Тогда придется нелегко.
 Надеясь на свой нюх, Ладейников тем не менее стал чаще оборачиваться. Но это вовсе не означало, что его одолел страх. Скорей азарт – он наконец поймал то состояние, которого последнее время добивался от жизни.
 Вадима он отыскал по стону. Стоя на коленях, тот жевал траву, в которой, он знал, есть целебные свойства. Под воздействием зубной боли он словно обратился в травоядное существо.
 – Пошли домой, – благодушно подтолкнул его Ладейников. – Тут столько всего интересного, я чуть было не забыл о твоей черной метке.
 Преступник погнал всех пойманных обратно к бараку. Быстро проскочил сам, чтобы не успели среагировать снайперы – благо они не знали точно, где именно его высматривать в густых зарослях. Затем махнул стволом, чтобы входили остальные. Заложники, особенно мужчины, тоже опасались снайперов.
 – Нельзя вам, мальчики и девочки, доверять, – резюмировал Игорь в бараке. – Теперь вы оцените, как раньше вам было хорошо!
 Стал связывать людей попарно – спина к спине. Сумерки над рекой быстро сгущались, а здесь, под брезентом, было еще темней. Появилась Ольга, большинство заложников с ненавистью отметили, что она ходит свободно, делает, что хочет.
 – Вернулся, слава богу, – обняла она Игоря за крепкую загорелую шею. – Я здесь с ума сходила, волновалась!
 Если б озвучить внутренние голоса участников этой безумной игры, темнота барака наполнилась бы разными эпитетами: «Сука», «тварь», «шлюха проклятая», «совсем очумела», «думает никто ей не припомнит потом?»
 Одна только Вероника смутно ощущала в Ольгиных словах некоторый перебор. Вспомнив, как обрабатывала платиновую блондинку, она заподозрила, что «актриса» в самом деле решилась. Снова проснулись угрызения совести – попадет сейчас Оленька Штурм по-крупному и… пропадет.
 В темноте Ладейников казался страшным, глаза его бешено блестели. Вероника хотела кашлянуть несколько раз, чтобы привлечь Олино внимание.
 Попробовала издать хоть какой-то звук. Но мысль о том, что, Ладейников первым обернется в ее сторону, сдавила горло. Может быть, всхлипнуть? Это должно получиться!
 Никто не обратил внимания – даже товарищи по несчастью. Ладейников с Ольгой были поглощены друг другом, она что-то шептала ему, положив голову на колени. Убийца подозвал бородатого оператора, приказал снимать. Чтобы завтра телезрители увидели и такую, неожиданную для себя сцену.
 Даже Вероника, отыскавшая себе женихов с помощью компьютера, удивилась могуществу техники. Чудо природы – человеческий глаз плохо различает детали, а какая-то паршивенькая насадка на объектив все «видит» в темноте.
 – Наверное, надо костры разжечь со всех четырех сторон, – нежно воркуя, предложила Ольга. – А то подберутся еще в темноте. Если костры будут гореть, можно сделать дырки в брезенте и подсматривать.
 – Нам здесь и так хорошо, – усмехнулся Игорь.
 Вероника заметила, какой у преступника обостренный слух. Наверное, даже Ольгин грудной голос не помешает ему расслышать плеск лодки возле берега или выбирающегося из воды пловца.
 Вдруг в темноте что-то случилось.
 – Пусти, – простонала Ольга совсем другим голосом.
 – Дай-ка сюда ключик, деточка моя. Вот молодец.
 «Хоть бы дождалась, чтобы он расслабился, задремал наконец! – Вероника в ужасе все поняла. – А где сейчас Илларион? Может быть, уплыл давно с острова? Он и скованный спокойно уплывет… Я виновата, это я Олю надоумила. Что теперь этот подонок с ней сделает?»




 Глава 35


 – Вадим! – позвал Ладейников. – Ты мою черную метку еще не посеял?
 – Н-нет.
 – Забираю ее у тебя. Обнаружилась более достойная кандидатура. Она была актрисой…
 Кровь застыла у Вероники в жилах, когда она услышала, как напевает убийца. А что сейчас чувствует Ольга?
 – Вначале ты покажешь стриптиз. Ты ведь отлично это умеешь. Правда, у нас с музыкой проблемы. Но я позвоню друзьям на берегу, скажу, чтобы пустили в лагере на полную катушку.
 Он достал упаковку с каким-то порошком – в темноте тот будто светился. Вероника вспомнила, как он всунул палец в рот бедняге Струмилину.
 С Ольгой проделает то же самое. Как бы она ни старалась сжать зубы, придется разжать – никуда не денешься.
 Неожиданно Ладейников отбросил Ольгу в сторону, привстал, сдергивая с плеча автомат. Кроме хлопанья птичьих крыльев Вероника ничего не расслышала с внешней стороны палатки. Неужели преступник так неуверенно себя чувствует, что пугается всякого шороха?
 Игорь прицелился в брезентовую стенку барака. Вот-вот должна была грянуть очередь и вдруг послышался знакомый всем голос:
 – Может, прикроешь меня? Тут метра на четыре ни одного куста.
 – Откуда ты свалился? – весело спросил Ладейников, продолжая, тем не менее, держать палец на спусковом крючке. – Я уж решил, что тебе здесь разонравилось!
 – Мне никогда здесь не нравилось, тем более теперь. Чувствую, прикрывать ты меня не хочешь.
 А если хочешь, то не в состоянии. Так как же мне проскочить эти четыре метра? – Забродов обратился с вопросом как бы к самому себе.
 – Ладно, не прибедняйся. Лично я буду рад тебя снова видеть.
 Ладейников зажег фонарик и отступил с автоматом еще чуть дальше от входа. Илларион влетел внутрь, словно долго разгонялся. Почти одновременно, дуэтом свистнули две пули, подтверждая его опасения.
 – Видишь, что творится? – заметил Забродов.
 Он по-прежнему был в кандалах и наручниках. Черная майка теперь не доставала до пояса – оторванной от низа полосой было замотано плечо. В свете фонарика видна была запекшаяся кровь, потеки сверху и до самого локтя.
 – Кто это тебя так? – искренне удивился Ладейников.
 – На все про все у нас двадцать минут. Давай начинать разговор.


* * *

 Они уселись в дальнем углу, на куче хвои. Говорили вполголоса, чтобы не слышали заложники. Ладейников так подвесил фонарик, чтобы самому оставаться в тени, свет падал на человека в черной майке. Расстояние он по-прежнему выдерживал – сидели у противоположных стенок, каждый чувствовал спиной натянутый брезент.
 Слух у обоих был особенный, поэтому они могли себе позволить даже на такой дистанции едва шевелить губами.
 – Видел я плоды твоих трудов. Половина толщины, как бензопилой срезана, дальше, правда, грубовато. Но все равно – цирковой номер.
 – Часы у тебя есть? – заспешил Забродов. – Слушай и следи за временем. Хотел я смотаться отсюда, решил, что слишком дорого мне эти бабки могут обойтись. С распростертыми объятьями идти не мог – наручники не позволяли. Приближался не прячась, в полный рост. И вот – получил «подарок».
 – Что же они, мудаки – наручников не разглядели? – недоверчиво осведомился Ладейников.
 Он допускал, что Забродову могли слегка попортить шкуру ради какого-нибудь хитрого хода.
 Но все равно ему хотелось дослушать. Можно сделать вид, что купился, а потом еще раз прокинуть поганых ментов.
 – Если б не моя реакция, валялся бы сейчас в кустах.
 – За что они такого героя?
 – Знаешь, для кого я герой? Для узкого круга лиц, с которыми вместе служил. А для начальства этих ребят – заноза в самом больном месте. Давние были дела, я думал, все уже в прошлом, ан нет, свербит еще…
 Ствол автомата медленно блуждал – то в грудь Забродову смотрел, то в переносицу.
 – Кто узнал меня на экране? Разные всплывают варианты, в свое время я не одному начальнику «удружил».
 – Сознательный был, за правду боролся?
 – Знаешь, как все начинается? Кто-то просит выручить, помочь. Влезаешь, а потом уже трудно остановиться.
 – Выходит, получил спецназ команду тебя убрать.
 – Выходит, так. Был один враг, стало два.
 Разница не принципиальная. Главное, все можно объяснить. К примеру, на тебя списать, если кто из моих старых друзей шум поднимет.
 – А что ты такое сказал насчет денег?
 – Когда?
 – Вначале. Сказал, что слишком дорого тебе эти бабки обойдутся…
 – Мне ж Фалько обещал приз в качестве гонорара. Так ему было проще рассчитаться. Пройдет шоу – и я на пьедестале с лавровым венком.
 Да еще с бабками из сейфа в придачу.
 – А ты сплоховал!
 – Сплоховал, когда из игры решил выйти.
 Нельзя от больших денег отказываться: дала судьба шанс, значит надо воевать до конца. Судьба не прощает, когда ее подарками не пользуются.
 – Размотай-ка повязку, если не трудно.
 – Доказывать, убеждать? Запеклось, прихватилось кое-как. Да будь у меня там хоть три дыры вместо одной, все равно тебя это не убедит, правда ведь?
 Ладейников почти уверен был, что нанятый Фалько специалист поморщится, но продемонстрирует рану. Потерпит ради пользы дела. Но Забродов не захотел терпеть, и это послужило аргументом не «против» него, а «за».
 – Я понял две вещи. Первая: деньги мне все-таки нужны и я не намерен от них отказываться. Второе: всю сумму я в одиночку не подниму. Времени мало. Предлагаю поделить приз поровну.
 Не выдержав, Ладейников громко расхохотался.
 – Ну, блин, ты даешь. Может, тебе две трети, а мне одну?
 – Зачем? Поделим по справедливости.
 – Вот они, денежки… Не так уж они много значат. Настоящего кайфа за них не купить, его руками своими вылепить надо. Может, ты постарел, забыл, что это такое?
 – Говорить можно много. Но бабки здесь ты не бросишь!
 – Зачем бросать? Прихвачу, конечно, они не помешают.
 – На этом свете точно не помешают. Хочешь уцелеть, хочешь выскочить – делим пополам.
 – Так вот за что ты долю хочешь? Безопасный коридор? Это действительно кой-чего стоит. Так ты с самого начала ради бабок сюда явился? А как же чудеса самопожертвования, когда ты добровольно нацепил на себя эти причиндалы?
 Забродов ожидал такого хода мысли и постарался ответить покороче:
 – Во-первых, я – профессионал и признаю только трупы врагов. Остальные заношу себе в минус. Во-вторых, Фалько хотел, чтобы шоу продолжалось. Ты как минимум успел бы застрелить Акимову, прежде чем я до тебя добрался. Если б одной Зиной дело не обошлось… – Илларион постарался как можно спокойнее произнести это имя. – Фалько имел бы все основания заявить, что я не справился с работой.
 – А сейчас?
 – Ты сам видел, что пошло в эфир. Если б ты не стал мочить спецназовцев, для Фалько все продолжалось бы замечательно. Теперь, конечно, я от него гонорара не получу. Потому и предлагаю тебе справедливый дележ.
 – Двадцать минут говоришь, потом будет поздно?
 – Уже девять с половиной.
 Ладейников невольно бросил короткий взгляд на часы.
 – Мы с тобой слишком много говорим о прошлом, – продолжал Илларион. – Чего мне тебя убеждать? Тебя скоро вон эти, сверху, убедят. Если б они за мной охоту не открыли, я б не торчал здесь с тобой, не тратил время.
 – Разве здесь плохо? Завтра пойдет в эфир еще один выпуск, пусть побалдеет народ.
 – Что они увидят? Кто теперь хозяин на острове? Да ты носа отсюда не сможешь высунуть!
 Тебя день и ночь будут держать на прицеле.
 Ладейников помрачнел, гуляющий туда-сюда ствол замер, нацелившись в точку посредине забродовского лба.
 – Прежней игры уже не будет, ты знаешь это лучше меня. Сейчас они не в курсе, где ты сидишь: в том углу или в этом. Но будь уверен, за пределами барака тебе больше не дадут разгуляться.
 Ладейников понимал, что Забродов говорит дело, но сейчас больше всего ему хотелось заставить человека в черной майке замолчать. Но два вопроса заставляли преступника слушать Иллариона дальше: что именно тот хочет предложить, с чем связан ограниченный по времени срок?
 – Сейчас самое время красиво уйти. Можешь мне поверить: сегодня ночью сюда подтянут дополнительные силы. И тогда уже нам с тобой никак не вырваться.
 – Красиво уйти? Что ты имеешь в виду?
 – Да в прямом смысле – красиво! Нам тут от спонсоров обломилась вышка, пора бы ее использовать. Прожектора по-прежнему там, помнишь, как они крутились во все стороны? Автоматика несложная, скорость можно выставить даже большую, чем техники Фалько. Если врубить всю эту машину, прожекторы не дадут снайперам вести наблюдение. При ярком свете в прицелах ночного видения ни черта не разберешь. И обычными прицелами они не смогут пользоваться – через долю секунды на освещенном месте станет темно!
 Ладейников мысленно представил себе потрясающий эффект такого зрелища. Это светопреставление можно будет еще и заснять. И неважно, что он не сумеет настоять на выходе пленки в эфир. Такую запись телевизионщики сами выдадут, не удержатся.
 – Я был рядом с вышкой, выставил реле времени, – продолжал Илларион. – Через три минуты все закрутится. И под такой прощальный концерт мы с тобой исчезнем из-под носа у спецназа.
 – Фантазия у тебя работает, уважаю. Только вот не люблю я чужие фантазии, мне больше свои нравятся.
 – Ладно. Насильно мил не будешь.
 Забродов чувствовал, как здравая, осторожная половина мозга борется под золотистым ежиком с дикой, дьявольской, буйной половиной. Оставшийся здравый смысл доказывал, что не стоит доверять отставному сотруднику ГРУ. Желание выстрелить собеседнику между глаз боролось с жаждой незабываемого красочного зрелища.
 Кипение мыслей и страстей продолжалось недолго.
 – Просто слинять это убого! Линяют только жалкие твари. Но если ублажишь душу и уйдем в тайгу по лунной дорожке, тогда награда будет щедрой!
 – Для верности можно еще вот что сделать…




 Глава 36


 Преступник неожиданно вышел на связь. Его заявление сразило наповал:
 – Торговаться я не намерен. По-любому это конец. Так что пристегните ремни, смотрите и слушайте. А потом приезжайте трупы разбирать.
 – Ты что? Сдурел? – преодолевая отвращение, Белоконь пытался уговорить по-хорошему. – У тебя есть все шансы, если будешь себя нормально вести.
 – У меня свои нормы. Они выше твоего ментовского потолка!
 Белоконь махнул одному из своих бойцов, чтобы поскорей притащили режиссера. Авось Фалько удастся успокоить бандита, ведь прежде они как-то находили общий язык. Но было уже поздно.
 На вышке включились прожекторы, мощные снопы света заскользили по темному небосводу, по воде, по соснам и елям.
 Снова, как во время памятного ночного конкурса, природа показалась дорогостоящей масштабной декорацией. Только мечи из раскаленного белого света плясали быстрей, будто раскрученные многоруким обезумевшим великаном. И смысл всей этой пляски был другой, зловещий – из накрытого брезентом барака стали доноситься выстрелы.
 Даже у привычных к стрельбе спецназовцев мороз пошел по коже от громкого эха, отражающегося от скал по обоим берегам реки. На секунду Белоконь испытал ужас полной беспомощности, какой испытываешь только во сне, когда хочешь бежать и не можешь.
 – В моторку, живо! – скомандовал он пересохшими губами.
 Всякая скрытность потеряла смысл. Скорость стала важней всего. Прицепив на вершине трос, быстро один за другим скользили вниз засевшие на белокаменной скале снайперы. По приказу капитана двое все-таки остались следить за бараком.
 Но, как и обещал преступнику Забродов, мгновенная и резкая смена яркости оказалась наихудшим вариантом освещения.
 Плохо натянутый брезент на бараке беспрерывно хлопал от ветра. Похожее на большую армейскую палатку сооружение, то и дело освещалось вспышками, более кратковременными и яркими, чем вспышки молнии. Глаза непрерывно слезились, и это затрудняло наблюдение.
 К тому моменту, когда моторка оторвалась от правого берега метров на двадцать, оба снайпера различили с вершины скалы три одновременно выскочившие из барака фигуры. Если б две, сориентироваться было бы проще – отморозки-преступники покончили с грязной работой и надеются унести ноги. Но третья путала карты.
 При стабильной освещенности фигуры удалось бы опознать в оптическом прицеле. Но в беспрерывном мерцании это было сложно – тем более в течение секунды.
 На ее исходе оба снайпера успели отсеять одну, менее габаритную фигуру, что-то прижимающую к груди. Но стреляли уже вдогонку… Возможно, и попали, но приблизившийся луч прожектора не нащупал возле барака тел.
 – Блин… Ушли.
 Еще несколько пуль было выпущено по предполагаемой траектории движения.
 – А кто третий – ты понял?
 – Оставили заложника на закуску. Одного ведь проще тянуть, чем целую ораву.
 Еще через несколько секунд моторка на полной скорости проскрежетала днищем по камням, потом проехалась по траве, оставляя темный след. Высадившимся на острове спецназовцам не пришлось долго бежать, чтобы ворваться в барак.
 – Все на пол! Лежать!
 На пол не свалился только один кандидат наук Струмилин, привязанный к деревянной стойке.
 Его руки были связаны впереди, но так, чтобы могли удержать автомат. Первые несколько выстрелов в потолок кандидат сделал по требованию Ладейникова. Уходя, Игорь приказал продолжать.
 – Будешь стрелять, я больше не вернусь. Перестанешь – жди обратно.
 Это прозвучало более чем убедительно, и Вадим выстрелил даже теперь, в присутствии спецназовцев. Те обязаны были реагировать мгновенно, но биологу повезло – его не кончили на месте, а вырубили ударом приклада по скуле.
 – Стоп! У мужика руки связаны!
 – Ладно, очухается.
 – Где они?
 Вопрос был задан Диане, лежащей лицом вниз, но живой. Та не успела еще повернуться и ответить, а спецназовцы уже ринулись в глубь барака светить по всем углам – авось преступники замаскировались среди заложников.
 Командир бы и сам высадился на остров, несмотря на потерю крови. Но он не мог быстро двигаться и не хотел отвлекать бойцов, превращая в носильщиков. Он приближался на лодке вместе со второй партией спецназовцев.
 – Нету, ушли суки, – выскочили навстречу те, кто успел прошерстить барак.
 – А заложники? Живые есть?
 – Вроде все живы. Надо будет врачам показать.
 Мельком заглянув в барак, Белоконь убедился, что нет там ни следов, ни запаха крови. Он тут же потерял к выжившим интерес, даже не отдав команды развязать пленников. Все внимание, все способности ослабевшего от ранения командира сосредоточились на главном – на паре преступников.


* * *

 Перед выходом Ладейников снял с «напарника» черную майку без рукавов и натянул на себя поверх легкого, плотно прилегающего к телу бронежилета – одного из тех, которыми Феофанов оснастил свой дорогой сердцу взвод. Второй из трофейных бронежилетов нацепил на Забродова.
 Теперь их легко спутать: головы у обоих не страдают от избытка волос, фигуры одинаково крепкие. Снайперы должны среагировать мгновенно, значит будут различать, с одной стороны, черную майку, с другой – бронежилет поверх голого тела. Если отставник успел договориться с ментами, значит его первым шлепнут на выходе из барака…
 Все трое удачно проскочили несколько метров открытого пространства: чуть раньше Илларион, следом бородатый Илья с камерой и мешком денет на спине, подталкиваемый в спину стволом автомата. Мешок не помешал бы Ладейникову эвакуироваться с острова, но мог бы послужить еще одной меткой для опознания.
 Хотя кандалы задерживали продвижение Забродова, Ладейников не собирался облегчать «напарнику» участь. Илларион прекрасно понимал, что может в любой момент получить пулю в спину, но думал только о том, как бы увести преступника подальше от барака.
 Приметил по пути сосенку, сломанную и очищенную от веток кем-то из игроков – наверное, для того чтобы вешать котелок над костром. Переломал тонкий ствол надвое, получив короткую палку. В самый раз, чтобы упираться здоровой рукой и толкаться ногами, совершая в кандалах скачки длиной в два нормальных шага.
 «Ладейников стрелять пока не станет. Оставит меня на случай, если я все-таки работаю на спецназ и охота идет только за ним».
 Спецназ успел удостовериться, что в бараке остались только заложники. Теперь они прошивали очередями лес, стреляли на всякий случай по реке – в том хаосе света и тьмы, который царил вокруг, огонь можно было вести только на авось.
 Ладейников приказал Илье снимать на ходу – даже сквозь заросли свистопляска прожекторных лучей выглядела впечатляюще. Забродов понял, что не ошибся: не на Корыстолюбии можно было поймать на крючок преступника, даже не на жажде оказаться в центре внимания. Сильней всего Ладейниковым владела страсть к неожиданным, броским эффектам. Если бы она не соединялась с патологической жестокостью, он бы мог, наверное, переплюнуть Фалько в качестве режиссера.
 Когда прожектор светил навстречу, в лицо, деревья с ажурными своими лапами казались на фоне раскаленного до белизны потока черными, плоскими, вырезанными из бумаги. Сдвигаясь в сторону, мощный луч окрашивал хвою. Только не в естественный цвет, а в мертвенно-фальшивый.
 Разогнавшийся к ночи ветер раскачивал деревья все сильней. Казалось, все на острове кипело, размешиваемое световыми лучами.
 Свет создавал много ложных фигур. По пути Забродов с Ладейниковым не раз замечали, как небольшие деревца кажутся человеком, поднявшим руки кверху или изготовившимся стрелять сразу из двух автоматов со странно кривыми дулами. То же самое должны были видеть и спецназовцы.
 Долго такое не могло продолжаться. В темноте спецназ, оснащенный прицелами ночного видения, получил бы несомненное преимущество. Легко было предположить, что прожекторы на вышке расстреляют. Но все-таки Ладейников разозлился, когда одно из вытаращенных вращающихся очей лопнуло, разнесенное вдребезги.
 – Суки! Такую картинку портят.
 Казалось, это обстоятельство больше волнует его, чем сохранность собственной шкуры.
 Не имея возможности глядеть под ноги, оператор очередной раз споткнулся и Ладейников очередной раз удержал его, ухватив за шиворот.
 – И ты, козел, камеру дергаешь. Разобьешь – на месте прикончу.
 – Я не могу все сразу: бежать и снимать, – пожаловался Илья.
 – Можешь!
 Погас со звоном еще один прожектор. В просвете между деревьями сверкнула глянцевой чернотой вода – Забродов давно приметил этот крохотный заливчик, где можно было безопасно выйти к воде и нырнуть под прикрытием плотных кустов.




 Глава 37


 Заложники оставались в бараке по-прежнему связанными. Минут пять все молчали, будто боялись голосом притянуть к себе шальную пулю.
 Прижатые попарно спинами могли залечь только набок.
 Ольга, привязанная, как и Струмилин к деревянной стойке, лечь не могла. Но ужас, пережитый при упоминании о черной метке, так сдавил ее сердце, что звуки выстрелов казались не опаснее щебета птиц. Лишь бы только Ладейников не вернулся и не заставил ее показывать перед смертью стриптиз.
 После приступа страха все иллюзии растворились, словно в соляной кислоте. Она с отчетливостью поняла, что последние годы жила иллюзиями.
 Нет у нее никакого таланта, кроме фигуры с длинными ногами. Ну, может быть, еще густые, платинового оттенка, волосы.
 Все те дельцы-мужчины, на которых она работала – в квартирах, нанятых для съемок «фильма» или на сцене ночного клуба, – все они использовали ее, время от времени подбрасывая красивые слова о таланте, перспективах чего-то более серьезного. А сами относились как к самой настоящей шлюхе.
 Ей стало так горько, что в самом деле захотелось смерти. Если бы только Ладейников не стал над ней издеваться, она бы сейчас спокойно приняла его возвращение…
 Только один человек не боялся никого и ничего. Кое-кто из заложников испытывал даже зависть к Струмилину, которого спецназовец вырубил ударом в скулу. Везет же мужику: черную метку заработал, так ее передали Ольге, народ колотится от страха, а он лежит себе, будто дремлет. Очухается, когда худшее уже останется позади. Поболит башка, потом пройдет.
 Заживет кровоподтек на скуле. А тут лежишь и чувствуешь, как душа от страха крошится в пыль.
 От ветра хлопал брезент, и всякий его хлопок заставлял людей вздрагивать. В отличие от автоматных очередей, этот звук выстреливал над самым ухом, и каждому из пленников казалось, что выстрел предназначен лично для него.
 – Больше не могу, – простонала Вероника. – Заберут нас отсюда или нет?
 – Худшее мы уже проехали, – попытался успокоить ее и себя Рифат. – Больше всего я этих, в камуфляже, испугался. Думал, что будут мочить направо и налево.
 – Господи, зачем я сюда влезла? Это был лучший год в моей жизни, и мне неудержимо захотелось его испортить!
 – Ты еще помнишь о той жизни? Мне кажется, я здесь, на острове, родился, жил и здесь же умру.
 – Только не каркай. Мы или кончимся или выберемся отсюда все вместе.
 Послышалось всхлипывание – плакала Ольга, хороня свои глупые надежды. Вероника вспомнила, на какой риск толкнула подругу. Теперь она воспринимала Ольгу как близкого человека, перед которым ужасно провинилась.
 – Это с самого начала была дурацкая идея.
 Почему ты не послала меня подальше?
 Сейчас бы обняться, поплакать вместе. Но не ползти же к ней вместе с Рифатом, с которым Вероника накрепко связана веревками.
 – Ничего, – шмыгнула носом Ольга. – Мне как раз нужна была шоковая терапия.
 – Все равно это было свинство с моей стороны.
 – Это я виноват, – подал голос Воробей. – Я первый сказал, что ты считаешь себя великой актрисой и на этом можно сыграть.
 От таких самобичеваний Ольга почувствовала себя еще хуже. Неужели люди смотрели на нее как на полную идиотку? Она стала мысленно всех перебирать и засомневалась только насчет Забродова. Этот человек понял бы и простил ее иллюзии, ее воздушные замки. Поверил бы, что она ничего не делала с холодным цинизмом, всегда всей душой стремилась к красоте.
 В конце концов именно Забродов ее спас. Если б он внезапно не объявился, жутко представить, как бы стал изгаляться над ней Игорь.
 – Куда они ушли?
 Наконец, Ольга нашла о ком побеспокоиться, смогла отвлечься.
 – Я толком ничего не расслышала. По-моему, Илларион ему что-то пообещал.
 – А Игорь поверил? Быть не может! Скорей всего только сделал вид, как со мной. Потом выстрелит ему в спину.
 – Давайте сами как-нибудь выползать, – пробормотал Воробей, двигаясь на коленях к выходу.
 – Хоть бы кто-то остался развязать нас! – от злости Рифат стукнулся лбом о собственные колени. – И не подумали, им плевать! Мы для них мелочь, пустяки!
 – Нет! Иначе они бы давно здесь все изрешетили! – взяла спецназовцев под защиту Вероника.
 – Ну что им стоило взять и махнуть ножом! – возмущался Воробей.
 – Может, голос подать? – предложила Ольга. – Может, просто забыли про нас?
 – Не советую. Они и так дерганые, двоих или троих потеряли. Услышат посторонний звук и первым делом полоснут очередью.


* * *

 Капитан Белоконь проклинал свою слабость, Что в конце концов случилось такого уж страшного? Ну продырявило. Но ни один ведь орган не задет. Ну кровь потерял. Но ведь не так много – стакана три. Тогда какого черта в голове туман и ноги подкашиваются? Наверное, не стоило обезболивающее колоть.
 Стоять он действительно не мог, пришлось опуститься на валун.
 – Давайте сюда, товарищ командир.
 Один из бойцов предложил переместиться ниже, чтобы не возвышаться как сидячий памятник.
 Белоконь понимал, что представляет собой отличную мишень, но менять позицию не спешил.
 Потеря двух человек жгла сильнее раны. Ради того, чтобы расквитаться и достать преступников до прибытия свежих сил, капитан готов был отдать еще столько же крови. Но предательская слабость притягивала к месту, будто в руки и ноги вшили магниты.
 Оставалось только держать связь и руководить. Два снайпера, оставшихся наверху, доложили, что к кромке берега преступники не подбирались.


* * *

 Бородатый оператор даже в самой лучшей форме не смог бы долго плыть под водой. Тем более сейчас, когда он был измучен бегом по «пересеченной местности». Убивать его Ладейников не хотел. Этому человеку предстояло донести до зрителей последние эффектные кадры световой мистерии под аккомпанемент автоматных очередей.
 Игорь велел спрятать кассету в толще старой хвои, чтобы не отобрал спецназ.
 – Место запомни, – он пристально глянул в глаза Илье, гипнотически впечатывая свою мысль. – Бабки отвалят хорошие… Теперь как следует все заровняй. Найдут спецназовцы – не увидишь как своих ушей.
 Он быстро привязал оператора к дереву, чтобы тот не видел больше ничего и не смог показать место, куда нырнул недавний хозяин острова.
 Забродов молча наблюдал, готовый вмешаться, если жизни Ильи будет угрожать опасность.
 Риск быть расстрелянным самому тоже возрастал с приближением к воде. Он не составил заранее плана, как именно одержать верх над противником.
 Он собирался действовать по ситуации: в спешке Ладейников должен допустить ошибку. Но тот пока не дал ни малейшего шанса. Пока оператор бежал третьим, придерживал его рядом, упираясь стволом в спину. Одновременно следил за Илларионом, толкающимся метрах в пяти при помощи палки.
 Нырнуть вбок, пропасть из виду Забродов мог не раз, даже при том, что ноги его работали вполсилы. Но этого преступник не опасался. Нет, бегство точно не входит в намерения человека с широкой спиной. Неважно, врал он там в бараке или говорил правду. В надежде на долю приза отставник будет пока держаться рядом.
 Несколько раз Илларион пытался притормозить – как будто бы невольно, – продираясь сквозь кустарник или перешагивая через мертвый, поваленный на землю ствол. Но каждый раз Ладейников ровно на столько же замедлял и свой шаг, придерживая за пояс оператора Илью.
 Теперь у самой воды они остались вдвоем. Игорь оценил укрытый от обзора заливчик, одобрительно кивнул. Оценивающе взглянул на полиэтиленовый мешок – купюры вроде бы не должны намокнуть.
 Заклеил верх тем самым скотчем, которым залеплял Забродову рот.
 Со звоном погас последний, расстрелянный спецназовцами прожектор, вот-вот затихнет беспорядочная стрельба. С окончанием свистопляски бойцы должны приступить к планомерному прочесыванию острова. Прицелы ночного видения дают им неоспоримое преимущество.
 «Я ему больше не нужен, – мелькнуло в голове Забродова. Но у него нет глушителя. Прикончить меня на том берегу означает привлечь внимание выстрелом. Здесь, на острове, выстрел еще не будет меткой, затеряется среди других».
 Стрельба затихала. Готовясь нырнуть, оба ступили в свежую, не по летнему холодную воду, Ладейников мог нажать на спусковой крючок в любой момент. Но он не должен сделать это молча.
 Напоследок подонок захочет сделать эффектный жест или произнести красивую фразу.
 – Может сейчас прямо и поделим бабки? – произнес убийца так спокойно, будто они давно уже достигли надежного убежища. – Держи, подсчет доверяю тебе.
 Он в самом деле швырнул мешок «напарнику», по-прежнему находящемуся на дистанции в пять шагов. Еще преступник не разжал пальцы, а Забродов уже понял, что следом, вдогонку полетит пуля. Он упадет с мешком в руках и пару секунд перед тем, как нырнуть, Игорь будет любоваться его трупом.
 Палка все еще оставалась в руках Забродова.
 Для любого другого человека легкий и тонкий ствол не мог послужить оружием. Но только не для инструктора спецназа ГРУ, человека по прозвищу Ас.
 Никак не прореагировав на летящий в грудь мешок, Забродов здоровой рукой швырнул палку с силой нокаутирующего удара. Неожиданный выпад помешал противнику выстрелить. Игорь чудом успел отклониться от предмета, сделавшегося почти невидимым от темноты и скорости полета.
 И запоздал с выстрелом на долю секунды, за которую Забродов успел упасть.
 Треск автоматной очереди перекрыл бульканье, с которым пули вошли в воду. Подхватив мешок, Ладейников выскочил на берег, будто из кипятка.
 Его острый, как у зверя, слух не мог уловить ни плеска, ни звяканья наручников. Но входить в мелководье в этом месте не хотелось. Он попятился назад, потом быстро побежал вдоль берега, выдерживая дистанцию в десяток метров. Скованный по рукам и ногам Забродов за ним не угонится.
 На вышке что-то снова замигало. Краем глаза Игорь увидел, что искрит электрошкаф – очевидно, выстрел одного из спецназовцев вызвал короткое замыкание. От щедро сыплющихся искр занялась ветка соседней сосны. И тут же, в мгновение ока дерево вспыхнуло все целиком – будто желто-красная накидка, подхваченная ветром.
 На этот раз эффектное зрелище не так обрадовало Ладейникова. Убийца выпал из роли хозяина острова, разыгрывающего здесь аттракционы. Инстинкт мобилизовал все силы на спасение.
 Он снова резко свернул к воде. Оглянулся назад – удостовериться, что его пока не обнаружили. Но опасность ждала не там. Только он ступил в реку, как оттуда, из маслянистой черноты с отблесками пожара стремительно поднялась во весь рост знакомая мощная фигура.
 В долю секунды убийца успел увидеть безволосую голову со стекающими по ней ручьями речной воды. Они катились вниз по выпуклому лбу, надбровным дугам, плотно прижатым к черепу ушам.
 Катились странно, не так, как катится обычная вода, а как могла бы катиться другая, более густая и тяжелая жидкость.
 Под ударом Забродова нос убийцы сплюснулся и хрустнул. Кулак здоровой правой руки отяжелел в воде за все то время, которое Ас вынужден был сдерживать себя из опасения за других. Звеня цепочкой наручников, правая ударила снизу в челюсть.
 После двух таких ударов рядового гражданина могла бы спасти только реанимация. Но Ладейников поднялся. Упавший под ноги мешок с деньгами он и не пытался нащупать, а вот автомат… Но пятерня с растопыренными пальцами ощутила только мокрый, выглаженный рекой валун.
 Опускать глаза было смерти подобно. Едва увернувшись от удара ногой в голову, Игорь катнулся чуть назад и встал в боевую стойку. В схватке голыми руками преимущество оставалось на его стороне. Эффект внезапности инструктор ГРУ уже использовал и теперь могли затормозить скованные руки и ноги, раненое плечо.




 Глава 38


 Из заложников, прятавшихся на острове, Ладейников не вернул в барак двоих. Он их не нашел. Света Акимова слишком далеко убежала, благодаря своей физической подготовке, а Леша Барабанов спрятался слишком хитро.
 Если б преступник по-прежнему оставался на острове полноправным хозяином, у них бы, конечно, не было шансов выжить. Но его свободу действий ограничивали снайперы, и он не ставил себе целью отловить всех беглецов.
 Алексей спрятался у самого подножия вышки – в куче веток, срубленных при ее монтаже.
 Долгое время он был доволен собой, доволен Богом, склонившим слух к его обещаниям.
 «Хорошо Струмилину. Кандидат наук, высокими материями занимался. Работа – не бей лежачего и гарантированный оклад. Меня вот никто не толкал в институт, с самого начала пришлось крутиться. Зато сейчас он в глубокой жопе, а я при любом раскладе как-нибудь сориентируюсь… Или взять Ольгу. С такой фигурой нет проблем – если жрать в меру, до сорока лет можно сиськами трясти. Но иногда только сиськами не обойдешься. Нужно и голову иметь на плечах».
 Даже высадка на остров и стрельба не напугали Алексея. «Теперь совсем немного осталось потерпеть». Из своей хвойной кучи он различал непонятные перепады света. Но сильно не волновался до тех пор, пока спецназовцы не открыли огонь в сторону вышки.
 Зазвенело бьющееся стекло, затренькали пули по легкосплавным серебристым трубам, из которых, как в детском конструкторе, была собрана вышка. Потом под визг рикошетов что-то свалилось сверху – кажется, щит с логотипом нефтяной компании.
 Какого черта сюда палят? Барабанов стал лежа разгребать ладонями землю под собой. Пусть туловище осядет вглубь, в землю – так спокойнее.
 Но укрытие становилось ненадежным. Наверху затрещало, запахло горелой изоляцией. Потом запахло уже дымящейся хвоей. Струмилин снова поспешил дать обет, что уйдет в монахи при благополучном исходе дела. «На этот раз ничего не переиграю, как сказал так и будет…» Непрошеные мысли все равно лезли в голову: "В монастырях наверняка тоже можно по-разному устроиться.
 Кто-то ходит в мешковине и лбом об пол стучит, а кто-то как сыр в масле катается… Идиот, нашел время. Даст тебе сейчас Отец Небесный по башке за твой цинизм".
 Занялась, затрещала куча, под которой укрылся Алексей. Задыхаясь в белом мутном дыму, он выскочил из нее и отбежал на четвереньках в сторону так проворно, будто всю жизнь передвигался именно так.
 Светлана Акимова находилась дальше от очага пожара, но ей точно так же стало не по себе. В свое время ее долго донимал один и тот же навязчивый сон. Будто она участвует в очередном бою без правил, где разрешено и царапаться до крови и вцепляться в волосы и бить ногами. Только в этот раз все происходит на плоской крыше высотного дома.
 Здесь же теснятся зрители, оставив ей и противнице только узкую полоску – выступ по краю шириной в полметра.
 Сон каждый раз заканчивался тем, что соперница сбрасывала Свету. В ушах стоял ее торжествующий крик, в глазах – беснующееся в ожидании добычи пламя, летящее навстречу. Акимова просыпалась в холодном поту и не могла до утра заснуть.
 Навязчивый сон уже год как оставил ее в покое. Вот почему Акимова спокойно отнеслась к новости, услышанной на второй день пребывания на острове. Будто в конце шоу по сценарию намечено устроить пожар. Снимать пожар операторы умеют: подожгут группу отдельно стоящих деревьев, изобразят панику, возьмут нужный ракурс, и зрителям покажется будто все вокруг полыхает огнем.
 Поинтересовавшись у старшего эмчээсовца насчет огнетушителей и шлангов с брандспойтом, Света убедила себя, что все будет под контролем.
 И вот теперь пожар возник совсем не так, как планировалось – стихийно и грозно. Это и называют судьбой: если событие решили сымитировать для блефа, надо быть готовыми, что оно обрушится голову в реальности.
 И как назло такой ветер – наверное, самая ветреная ночь из всех, прошедших на острове до сих пор.
 Бежать Акимова боялась: стрижка у нее была короткой, фигура мужской с широкими плечами и мощными конечностями. В дыму и неверных отблесках пламени ее могли спутать с преступником.
 Она стала ползти в сторону воды и вдруг увидела прямо перед носом черные ботинки на толстой подошве. Завизжала тонко, истерично, по-бабьи. Казалось, в глубине ее мускулистой шеи нет органа, способного издавать такую высокую ноту…


* * *

 Если б не ранение в плечо, Забродов уже закрутил бы цепочку наручников и придушил врага.
 Но левая рука висела как плеть.
 Стойка Иллариона была хлипкой – в кандалах он не мог достаточно широко расставить ноги.
 Удар в любую точку мог опрокинуть его навзничь.
 Так и случилось – он почти увернулся от выброшенной в прыжке ноги, но она все-таки слегка зацепила скулу и добавила крена корпусу.
 Забродов быстро отставил ногу назад, но равновесие удержать не смог. Упал на спину, но тут же, толкнувшись позвоночником, выбросил вперед обе ноги, пытаясь захлестнуть цепью босую ступню, летящую в повторном ударе. Ему это почти не удалось… Ладейников тоже чуть не попал прямой наводкой Иллариону в голову.
 Со стороны могло показаться, что оба противника допускают ошибки, неточности. На самом деле они относились к разряду опытных, высшей квалификации «спецов», когда оборона так же отшлифована, как и нападение.
 Кувыркнувшись через голову, Забродов снова оказался на ногах. Но тут же заметил впереди крошечную фигурку спецназовца. В следующий миг ее осветил отблеск пламени, взметнувшегося над новой елью. Боец стоял вполоборота к ним, но разворачивался как раз в сторону двух непримиримых врагов.
 Забродов отскочил за толстый ствол ближайшего к воде дерева – почва возле его корней была размыта течением и, обнаженные, они выглядели щупальцами, готовыми вот-вот прийти в движение.
 Ладейников мгновенно разгадал смысл этого движения: кто-то из спецназа появился сзади – там, куда направлен был забродовский взгляд.
 Преступник тоже успел укрыться за рябым валуном. Стоящему за деревом Иллариону было слышно, как он глубоко и прерывисто дышит в двух шагах.
 Спецназовец медленно двигался в их сторону.
 Уже слышны были шаги по мелким, перекатывающимся под подошвами камням. Забродов спешно соображал как быть. Пусть даже его здесь считают по чьему-то навету врагом, но для него боец в любом случае свой. Нельзя позволить преступнику в последний момент неожиданно выскочить из укрытия.
 Бросаться заранее на Ладейникова тоже чревато. У спецназовца сидят в голове точные приметы – обнаружив сразу обоих преступников, он не будет кричать «сдавайтесь». Ежу понятно, что у него один вариант: мочить не задумываясь, пока не расстреляет весь магазин.
 Шаги затихли. Дым пожара стелился по воде, как туман, на него вся надежда. Кто-то из соратников окликнул бойца, и тот ответил:
 – Пока ни хрена.
 – Олег тут бабу чуть не прикончил.
 – Какую еще бабу?
 – Из заложниц. Не баба, а жлоб натуральный, накачанная будь здоров. Вылезла прямо под ноги.
 Он сам не понял, почему не выстрелил. Внутренний голос, говорит, спас.
 – Ладно, хорош п..деть. Эти двое где-то здесь, рядом.
 – Может, мы их прикончили уже. Что-то плеснуло вроде, я дал очередь. И больше не гу-гу. Глядишь, отловим их завтра ниже по течению.
 – Это только завтра! А нам здесь до утра в дыму мотаться.
 Забродов пристрастно, со знанием дела оценивал работу спецназа, очень многое его раздражало. Неужели его бывшие ученики допустили бы в схожих обстоятельствах такие же промахи? Не может быть, он им под кожу загнал все навыки и правила…
 Собеседник первого бойца, стоявший чуть подальше, закашлялся. Дым в самом деле становился все удушливей. Пожар распространился уже достаточно далеко от вышки и, раззадориваемый ветром, продолжал гнать в сторону барака.
 От влаги дождя, прошедшего вскоре после гибели Зины, солнце мало что оставило. Но все-таки иногда огонь натыкался на сырую хвою и тогда его заслоняли плотные облака дыма. Потом дым сносило ветром, и пламя радостно расправляло крылья.
 – Смотри-ка, – едва слышно прошептал Игорь. – Они в самом деле к тебе неровно дышат. Даже главарем считают.
 Но подтверждение забродовской версии ничего не меняло, особенно после сломанного носа.
 Игорь всегда видел себя со стороны, сам собой восхищался, а теперь вот не мог в точности представить свое лицо.
 – Я тебя не убью, – пообещал он. – Глаза выдавлю и оставлю в живых.
 – Спасибо. Мне за твоим человеколюбием не угнаться.
 Голоса спецназовцев вроде затихли, да и дым густой пеленой застилал все вокруг – даже соседние стройные сосны различались с трудом.
 Но противники не спешили продолжать схватку.
 Оба были не из тех, у кого чрезмерно кипит кровь, оба умели управлять своей яростью и не хотели просто так попасться на мушку.
 Оба оценивали бойцовские качества друг друга высокой меркой. Недаром Ладейников не спешил расстрелять инструктора. Он обдумывал красивую сцену – она должна была роскошно смотреться на экране. Забродов не относился к разряду жертв, для него нужен был свой особый сюжет, отличный от сюжета с Зиной. С жертвой расправляются.
 Врага побеждают, закапывая в землю. Так побеждают, чтобы не выглядеть рыболовом, заранее подцепившим рыбу на крючок.
 Теперь Ладейников пытался одолеть раненного, лишенного свободы действий врага и это его бесило. Даже в отсутствии камеры он по инерции продолжал играть ту или иную роль. Его устраивало множество ролей, но только не роль труса, не способного вдобавок воспользоваться огромным преимуществом.
 Сейчас бы следовало широким жестом швырнуть Забродову ключи от ручных и ножных «браслетов». Поколебать этим дух соперника и укрепить свой. Ладейников понимал это, но рука становилась чужой, он не мог ее заставить сделать нужное движение, как человек, впервые прыгающий с парашютом не может заставить себя шагнуть в пустоту.
 Теперь еще утрачен прежний его облик, который так запомнился зрителям… И лицо… Даже не ощупывая нос, Ладейников догадывался, что тот свернут набок, опух, превратившись в уродливый нарост. Боль почти ничего не значила, но вот потеря лица…
 Ощущения Забродова были совсем другими.
 Хотя и он давно не встречал столь серьезного противника. Этот симпатичный молодой человек оказался прежде всего феноменальным актером. Перехитрил его – спеца с огромным опытом и наметанным глазом. Даже теперь Илларион не мог поручиться, что разгадал Ладейникова до конца и в состоянии точно предугадать его действия.
 Вдруг Игорь резко метнулся из-за рябого камня в сторону реки. Он точно помнил, где выронил автомат, ему не нужно было лишней секунды, чтобы высмотреть оружие на мелководье.
 Вначале рука прошла сквозь плотный, низко стелющийся дым, утягиваемый ветром в сторону, противоположную течению Оби. Потом быстро окунулась в черную воду, в ее холодные струи – здесь, у берега течение было еще слабоватым, чтобы снести набитый деньгами мешок и, тем более автомат с полным магазином.




 Глава 39


 Спустившиеся сверху спецназовцы высадились на остров. Посторонних в лагере больше не было, съемочная группа осталась в первоначальном составе – не хватало только бородатого Ильи.
 Шальная пуля с острова могла запросто зацепить любого, но будто колдовская сила тянула людей к берегу. Стояли, таращились, пытаясь разобраться в происходящем. Одни вытягивали шею, что-то бормотали про себя, другие будто окаменели.
 Фалько нервно гримасничал, скручивал пальцы.
 И наконец не выдержал – потребовал от операторов овладеть своими эмоциями и снимать. Рядом оказался Новиков в своем, теперь уже грязно-белом пиджаке и таких же грязных брюках с нелепо выглядящими золотыми лампасами. Бывалый шоумен чуть не поперхнулся. Даже ему с трудом верилось, что можно волноваться о чем-то другом, кроме как о спасении заложников. Неужели всякий профессионализм сопряжен с равнодушием к людям, даже профессионализм тех, кто призван их обслуживать?
 – Даешь панораму… Ты держишь в фокусе барак… Ты в свободном полете, если где какая активность, сразу укрупняешь, – Фалько быстро раскидывал указания, будто сдавал карты.
 Умолкнув, он снова перекосился от гримасы: прикусил нижнюю губу, прищурил глаз – по линиям морщин это чувствовалось даже под темными очками.
 Пламя, вспыхнувшее возле вышки с логотипом, вызвало дружный выдох у всех свободных от работы членов съемочной группы. Фалько вспомнил о своих планах устроить костер из трех-четырех деревьев, который операторам предстояло подать в лучшем виде. Теперь грозные обстоятельства и разгулявшийся над рекой ветер позволяли запечатлеть нечто действительно масштабное. Режиссера беспокоил только дым, который мог перекрыть обзор. К счастью, ветер дул не сюда, в сторону лагеря, а вдоль русла Оби. Это давало шанс получить приличную «картинку».


* * *

 Преступник не успел воспользоваться автоматом. Едва он распрямился, как получил удар сразу двумя ногами. Из-за своих кандалов Забродов мог наносить только такие удары: падая на спину и выбрасывая обе ноги вперед. Одна ударила противника в запястье, вторая – в живот.
 Пресс у Ладейникова своей прочностью превышал стенку толщиной в кирпич, которую Забродов свободно пробивал в годы службы. Хватка тоже была крепкой – автомата он не выпустил.
 Но все-таки от резкой боли пальцы свело судорогой. Сразу нажать спусковой крючок он не смог.
 Перехватил автомат левой, но Забродов выбросил ноги выше и нахлестнул короткую цепь на мощную шею Ладейникова.
 Тут у преступника потемнело в глазах – натянув ногами цепь, Илларион сдавил ему горло.
 Убийце нужно было максимально напрячь мышцы шеи, чтобы не дать стальной петле затянуться сильней. Но сила ног у Забродова была колоссальной, хрустнули шейные позвонки.
 Всем телом Игорь резко откинулся назад, но это положения не облегчило. Попробовал так же резко присесть и податься вперед, но вытянутые ноги противника удерживали на дистанции. Туман в глазах не проходил, пришлось дать очередь вслепую. Вместо того, чтобы ослабнуть – цепочка стиснула горло еще сильней.
 Теперь уже Ладейников не чувствовал в руке автомата. Ноги подкосились, и он забился в конвульсиях, поднимая фонтаны брызг, вспенивая черную воду. Если б не дым пожара, схватку неминуемо заметили бы спецназовцы. Но теперь оба врага продолжали бороться один на один.
 Задыхаясь от горечи, забивающей легкое, Забродов ни на мгновение не ослаблял хватку. Браслеты впивались в щиколотки, а он все натягивал и натягивал цепочку. Руками он бы не смог придушить «хозяина острова» – нелепое ранение не оставило этого шанса. Но вот ноги были в порядке и обязаны были довести дело до конца.
 Ладейников хрипел, бился о каменистое дно мелководья, пытался просунуть пальцы между цепочкой и лиловой, раздувшейся шеей. Его лицо со сломанным носом тоже раздулось, готовое вот-вот лопнуть. Уже ничего не напоминало того положительного героя, каким впервые предстал перед участниками конкурса этот молодой человек.
 Еще несколько секунд – и все было кончено.
 Отставному инструктору по прозвищу Ас не было нужды щупать пульс или прислушиваться к чужому дыханию. Полежав немного на спине, он перевел дух.
 Ключи от наручников могли выпасть в воду, пока Ладейников дергался в конвульсиях. Перспектива совсем не радужная. Нет, вот они здесь, в кармане штанов.
 Никогда Забродов не чувствовал удовлетворения перед телом поверженного врага. Освободившись от всех четырех браслетов, он сделал несколько растяжек. Наконец можно развести ноги в стороны. Давным-давно он не чувствовал такого резкого прилива сил. Несвобода в движениях стесняла не только физически, она давила и на душу, заставляя перегреваться вхолостую.
 Забродов почувствовал себя помолодевшим на десяток лет. И тут вспомнил о привязанном к дереву Илье. Что-то криков его о помощи не было слышно. Боялся вызывать недовольство убийцы?
 Или голос пропал – иногда это случается от страха. Его успели обнаружить, увести подальше от огня?
 Место Илларион запомнил отлично. Он рванул навстречу пламени, которое радостно, с треском пожирало одно дерево за другим. Не успевало обглодать несколько мохнатых елей с пригнутыми книзу ветвями, а уже хваталось за стройную, идеально прямую сосну.
 Там, где Ладейников оставил оператора, никого не было. Валялись остатки перерезанной ножом веревки. Нашли, значит. А кассета?
 Разворошив ногой старую хвою, Илларион увидел ее. Пусть плавится, пусть горит. Если б преступника пришлось судить, она могла бы фигурировать на процессе. Теперь большого толку от нее нет. Обойдется Ладейников без посмертной рекламы, хватит и той, что уже была…
 В это время раздался чей-то истошный крик.
 Это Леша Барабанов орал с верхушки дерева. Она гнулась под его тяжестью и могла вот-вот переломиться. Видать, совсем ошалел мужик от огня, иначе побежал бы к берегу, к воде.
 – Прыгай, мать твою! – послышался голос кого-то из спецназовцев.
 Огонь в самом деле подбирался уже близко.
 Освещенное оранжевым светом дерево застыло будто в трансе, не обращая внимания на ветер.
 Готовилось вспыхнуть в любой момент.
 Получив очередную порцию мата, Леша попытался слезть вниз – ухватился рукой за соседнюю ветку, переставил ногу. Но времени оставалось в обрез, он завопил и разжал пальцы.
 Но он не разбился, потому как очень скоро послышался его голос, приободрившийся и окрепший.
 Он теперь не вопил, а качал права, возмущенный происходящим до глубины души.
 – Я, блин, сам, своими силами ушел! Пока вы там чесались на берегу! А что вы хорошего сделали кроме пожара? Поймали этого подонка? Где он, могу я на него взглянуть? Значит ни хера не поймали! Весь остров к черту спалили, а человек ушел!


* * *

 Барак постепенно заполнялся дымом. Никто уже не имел сил возмущаться, что их бросили на произвол судьбы. Все кашляли, у всех слезились глаза. Вероника вспомнила, что большинство людей при пожарах гибнет не от огня, а от удушья.
 Связанные попарно кое-как, подбирались к выходу, но не могли помочь Ольге и Струмилину, которых преступник привязал к деревянным опорам.
 Первым высунулся Воробей, попробовал заорать во всю силу легких. Но только захлебнулся в невесть откуда взявшейся горькой мокроте. Выхаркнул ее на землю, тряхнул головой и смог наконец выкрикнуть:
 – Помогите! СОС! Мать вашу, СОС!
 Здесь, на открытом пространстве, дыма было ничуть не меньше. Единственная разница – он не клубился медленно и ядовито, а летел, сносимый ветром.
 – На помощь! – подхватила Вероника.
 Надо было давно кричать из последних сил, как только унюхали первые признаки дыма. Но кто мог знать, что он так скоро забьет все вокруг?
 Что теперь делать, зубами перегрызать веревки друг у друга?
 – Оленька, ты как?
 Почему их бросили в бараке? Чтобы не бегали по острову и не попались под горячую руку?
 Здесь ли вообще спецназовцы? Выстрелов больше не слышно, может, по реке пустились в погоню за Игорем? Где Света и Леша? Все ли с ними благополучно?
 Удивительное дело: когда опасность подобралась совсем близко, Вероника окончательно перестала думать о себе. Переживания о тех, кого она узнала на острове, окончательно заслонили собственное "Я", будто чужие фотографии, наклеенные поверх собственной.
 Только за Иллариона Вероника почему-то не волновалась. У кого бы из них хватило духа вернуться, когда повезло спастись? Убедить этого жуткого человека, увести за собой. Кто он, этот немолодой уже человек с такой характерной внешностью, вовсе не вызывающей сразу доверия в отличие от Игоревых ясных глаз?
 Но рассуждать, делать выводы, Вероника больше не могла. Она только кричала, звала на помощь.
 Вдруг широкоплечий человек с выпуклым лбом и ушами, плотно приросшими к лысой голове в самом деле нарисовался на белесом мутном фоне.
 Может, это бред, предшествующий окончательной потере сознания?
 Через секунду Вероника почувствовала, как ослабела веревка..
 – Туда беги, к берегу, – показал Забродов и кинулся внутрь барака.
 Спешить, она не будет. Вдруг кто-то не сумеет идти самостоятельно, у нее хватит сил подставить плечо, помочь.
 Шатаясь, появилась Ольга. Упала на колени, снова приподнялась. Выполз очухавшийся кандидат наук. Вдруг показалась фигура спецназовца – где он раньше был? Зачем затвор передергивать?
 – Лежать! Руки за голову! – скомандовал боец в камуфляже присевшему на корточки Забродову.
 Тот даже не стал оглядываться и разгибаться.
 Выбросил ногу назад, ударив чуть повыше ступни. Из-под спецназовца будто выдернули землю, как выдергивают ковровую дорожку – он опрокинулся на спину.
 Забродов тут же намертво прижал подошвой к траве руку держащую автомат. Показал скупым движением, что может сейчас ударить сверху вниз.
 – Тебе делать больше нечего? Тут люди скоро задохнутся, а вы охотой дурной занялись.
 Свой я, черт бы вас побрал – объясните, наконец, командиру. Табличку мне на груди повесить или на лбу написать? Кто ему вообще такую наводку дал?
 Боец молчал, собираясь с силами, чтобы провести контрприем.
 – Да успокойся ты, не пыжься. Сам отпущу.
 Убрав ногу, Забродов отступил от спецназовца и потянул к берегу Ольгу. Она словно начала потихоньку тлеть – во всяком случае волосы в прямом смысле слова дымились и при каждом мучительном выдохе, белесое облачко добавлялось к тому бесконечному шлейфу, который рвал на куски ветер.
 – Стоять, – приказал вскочивший на ноги спецназовец.
 – Не до тебя, – отмахнулся Забродов. – Женщинам бы лучше помог, чем в войну играть.
 Спецназовец прилепился сзади, будто конвоировал Забродова к берегу. Илларион отчасти понимал парня – с какой стати тот обязан верить ему на слово. Командир обозначил врагов. Все остальное – от лукавого.
 Сколько таких вот парней обучил, выпестовал сам Забродов. После гибели преступника бывшему инструктору стало легче и в то же время сложней. Руки и ноги теперь свободны, зато он остался единственным врагом. Его гнали, как зверя, но он ни при каких обстоятельствах не хотел причинить вреда охотникам.
 Пусть даже это ментовский спецназ, неважно.
 Выйдя в отставку, Забродов преодолел ведомственное соперничество. Пусть они допустили кучу ошибок. Пусть наплевали в первый момент на заложников, кинулись за добычей. Но ведь этот боец спешил сейчас в барак, на помощь. Даже обезоружить его совестно – подведешь парня под крупные неприятности. По-хорошему не поймет, по-плохому нельзя…
 У заложников не было сил плыть к берегу.
 Мышцы затекли от сидения в неподвижности, дышать даже сейчас получалось с трудом – хотя здесь, метрах в пятидесяти от барака, на оконечности Русского острова ветер отрывал дымное покрывало от поверхности земли.
 Огонь продвигался по-прежнему быстро. Но возле воды гореть было нечему – камни, сырая трава. Чтобы уберечься от жара, люди забрались по горло в реку и стояли так, наблюдая за пламенем.
 По всей видимой линии берега на этом участке только одна сосна подобралась совсем близко к воде. Высилась, окруженная со всех сторон камнями. Раскидистая, красивая, как на картинке, – ей доставалось всегда больше света, чем другим, за ту отвагу, с которой семечко когда-то взялось расти здесь, в одиночестве.
 Пожар никак не мог подобраться к сосне, огонь разочарованно шипел и дымился на влажных камнях. Потом вдруг откуда-то издали ветер будто специально принес обугленную ветку. Она застряла в роскошной кроне и скоро кончики соседних игл засветились красным пламенем.




 Глава 40


 Информация об убитом преступнике ушла с Русского острова в Барнаул, столицу Алтая. Оттуда попала в Москву, Кожемякину.
 – Который из двух убит?
 – Тот что помоложе, Ладейников.
 Генерал Феофанов уже получил от москвичей оперативную информацию об этом человеке. Настоящая его фамилия была совсем другой. Он в свое время действительно работал под ней в милиции, был внедрен в одну из молодежных преступных группировок. Донесения давали много ценной информации, срок его «двойной жизни» продлили сперва на год, потом еще на полгода.
 За это время в человеке произошел сдвиг.
 В один момент это случилось или постепенно назревало – никто так и не понял. Вдруг в областном центре произошло несколько необычайно дерзких преступлений, на которые раньше никто не отваживался.
 Кто-то вывалил из тачки прямо на снег несколько проституток в чем мать родила, расписанных разноцветными похабными надписями. Вывалил не где-нибудь в темном закоулке, а перед самым горотделом милиции. Виновник акции успел скрыться так, что никто, в том числе дежурный, не засек номера машины. Проститутки были «под газом», но, даже придя в себя, не смогли толком ничего объяснить.
 Вскоре ограбили ночной магазин. Денег унесли не так много, зато забрали импортную выпивку.
 Продавца умертвили, умудрившись натянуть ему на голову презерватив.
 Следующая акция случилась на концерте известной питерской рок-группы. Проходил он на свежем воздухе в парке при огромном стечении слушателей в кожаных куртках на молниях и хмурого ОМОНа. Несколько человек вдруг выволокли на сцену коровью тушу, залитую свежей кровью со вспоротым животом и остекленелыми глазами.
 Милиция бросилась ликвидировать ЧП, расчищая себе дорогу резиновыми дубинками. Рокеры сами толком не поняли, что произошло, но безропотно подставлять спины и шеи не собирались.
 Дело кончилось колоссальным побоищем со сломанными ребрами и сотрясениями. Тогда впервые появились показания с приметами зачинщика дикой акции.
 В милиции долго не верили и считали простым совпадением схожесть этого незнакомца со своим молодым коллегой. Но «коллега» больше не выходил на связь, по домашнему не появлялся адресу, и пришлось признать, что «коллега» слишком вошел в роль.
 Его объявили в розыск, но целых четыре года преступник так нигде и не всплыл. Только потом, задним числом новый следователь удосужился связать в единую цепочку абсурдно-жестокие выходки в разных городах России. Следователь почти не сомневался, что это один и тот же гастролер.
 – А как же второй, главарь?
 Насчет второго из Москвы конкретных данных не поступало. Феофанов получил только устные разъяснения, что человек этот прошел отличную школу в одной из спецслужб и ухватить его будет очень непросто.
 – Тоже возьмем, никуда не денется.
 – А я, вот, не разделяю твой оптимизм. Почему не дождались подмоги, куда спешили?
 – Этот молодой позвонил, что ему все по барабану, дешевыми обещаниями его не купишь.
 Всех будет кончать и себя тоже. И сразу в этой чертовой палатке началась стрельба, – пересказал Феофанов донесение командира спецназа.
 – Сколько убитых?
 – Да нисколько, ребята подоспели мгновенно.
 Белоконь не пытался втереть начальнику очки. Но чем выше по инстанциям, тем сильней искушение приукрасить истину.
 – Прямо так уж и вовремя? Что он там, с закрытыми глазами палил? Это смертник был, отморозок. Главарь его на то и рассчитывал… «Винты» должны быть с минуты на минуту. Но ответственность на тебе, общее руководство с тебя никто не снимает. Я бы советовал самому вылететь на место. Потому как дело не доведено до конца.


* * *

 – Вы что, сдурели совсем? – накинулась Вероника на спецназовца. – Если б не он, вы бы сидели на том берегу, а мы бы здесь – между жизнью и смертью. А теперь перекрутили с ног на голову, чуть ли не в сообщники записали.
 – Проверят и разберутся.
 – Знаем, как вы там у себя проверяете.
 – В натуре, товарищ военный, – пробормотал из воды все слышавший Воробей. – Это ж Илларион, он до сих пор в наручниках сидел.
 Скорей любого другого из нас в сообщники записать можно.
 – А сейчас где наручники? Откуда у него бронежилет? – убежденность спецназовца слегка поколебалась, но приказ командира все еще довлел над «свидетельскими показаниями».
 Высокая сосна, красивее других вымахавшая среди прибрежных камней, резко качнулась от порыва ветра. В отличие от деревьев, отстоящих дальше от воды, корни ее плохо были укоренены в почве, огонь спалил их быстрее и лишил дерево опоры.
 Падая, сосна предсмертно вспыхнула еще раз.
 Стояла она не так уж близко, но дымящаяся верхушка, описывая дугу летела как будто прямо сюда, на место, где стояли спецназовец и Вероника с Забродовым. Боец непроизвольно отпрянул, стараясь не выпускать из виду широкую спину.
 Но тут ствол ударился оземь и вихрь мелкого пепла дунул ему в лицо.
 В этом вихре спина «главаря» пропала, будто и не было ее совсем рядом, в двух шагах.
 – Ах ты, гад! – дернулся с места спецназовец. – Куда он, кто видел…
 Впрочем, на ответ он особо не рассчитывал.
 Заметался, полоснул очередью в ту сторону, где видимость была наихудшей, и помчался, топая ботинками на толстой подошве…
 – Отстань, по-хорошему прошу, – просил тем временем Забродов некстати прилепившуюся Веронику.
 – Пристрелят тебя. Видел, сколько их здесь?
 Оба лежали в черных, дотла сожженных кустах. Хрупкие ветви тут же рассыпались в труху при первом же прикосновении. При свете солнца или в направленном луче фонарика кусты могли укрыть в такой же степени, как и ячеистая рыбацкая сеть. Но сейчас, в темноте невозможное оказалось возможным.
 – Одному в любом случае оторваться легче.
 – Сделаем вид, что я твоя заложница. Может, побоятся сразу стрелять.
 – На, надень по крайней мере, – Забродов стянул бронежилет.
 – Я в нем как чучело.
 – Успокойся, тебя больше не снимают. И женихи тебя сейчас не видят.
 – Откуда ты…
 Забродов хотел воспользоваться моментом и исчезнуть, пока она будет поправлять на себе жилет. Но Вероника среагировала – не так как реагируют обученные, натренированные бойцы.
 Еще быстрее – женской, ни с чем другим не сравнимой интуицией.
 Обхватила Иллариона за пояс, уткнулась лицом в живот с поперечными складками мышц.
 – Тебя убьют…
 Он мог, конечно, уйти. Но хорошо знал женское упрямство. Если уж женщина вбила себе в голову спасти мужчину – неважно от наркотиков или водки, от одиночества или от пули – она не отступится.
 «Ну, свалю я от нее. А если потом начнет метаться по лесу? В дыму ведь задохнется или под пулю угодит!»
 – Сейчас привяжу тебя к дереву, будешь знать.
 «Привязал бы, взял бы грех на душу ради ее безопасности. Но где привязать, к чему? Стволы прогорают внутри, они уже непрочные. Любой может обрушиться, сделать ее калекой. И опять же этот дым, выедающий глаза, – чем дальше, тем его больше, в лучшем случае к утру разойдется чуть-чуть».
 – Не привяжешь, я кусаться начну. Даже если ударишь, ничего это не изменит.
 «Так уж прямо не изменит, – мысленно усмехнулся Забродов Вероникиной наивности. – Что она подразумевает под словом „ударить“? Пощечину?»
 – Ладно, пошли.
 Уцепилась обеими руками за его широкое запястье. Чумазая, перепачканная с головы до ног, но глаза блестят из-под челки счастьем. Русскую женщину хлебом не корми, только позволь самоотверженно кого-нибудь спасать.
 – Пригнись, прячь голову. Ты мне в десять раз усложняешь задачу.
 «Бесполезно. Она будет кивать и держаться еще крепче. Нашла себе смысл жизни на ближайшее время!»
 Сквозь дымную пелену пламя выглядело не таким ярким, будто полыхало за экраном из матового стекла. Остров горел неравномерно, кусками.
 По мере осторожного продвижения двух беглецов треск и жар то усиливались, то отступали.
 Несколько раз в тумане мелькали фигуры спецназовцев, переговаривающихся по малогабаритным рациям. Забродов толкал Веронику вниз на землю и сам падал рядом. Теперь их без вариантов примут за преступника с заложницей, в этом она не ошиблась.
 В очередной раз упав животом, Вероника вдруг тихо ойкнула и сдвинулась в сторону. Оказалось, мох и хвойные иглы здесь еще продолжали тлеть.
 На тоненькой майке расползлись, прогорели дыры, в одной из них просвечивала чистая, белая, в отличие от всего остального грудь.
 – Обожглась? – шепотом спросил Забродов.
 – Нет, только вот майка моя от Версаче… – у нее нашлись силы пошутить.
 Задрала низ майки, открыла живот, чтобы прикрыть сосок. Забродов хотел сказать, что не смотрит, нет ему дела до оголенной груди. Потом подумал, что обидит ее равнодушием, – пусть уж проявит стеснительность.
 – Я сейчас в воду, а ты стой на берегу. Если кто вдруг вздумает стрелять вдогонку…
 – Не морочь мне голову. Так легко ты от меня не отделаешься.
 Пришлось Забродову смириться. С десятком врагов легче совладать, чем с одной упрямой женщиной.
 – Поплывем под водой. Твое дело набрать побольше воздуха и уцепиться сюда, за пояс. Если я притормозил, значит можно аккуратно приподнять над поверхностью голову. Только не всю, иначе снесут. Всплывай лицом кверху, чтобы разом побольше вдохнуть.


* * *

 После горячего, обжигающего воздуха чистые речные струи показались благословением. Оба скользили почти без усилия. Будто в рай попали и сделались невесомыми, заодно очистились от копоти и грязи.
 Время от времени Илларион оглядывался. Вероника пока терпела с надутыми щеками и неестественно широко раскрытыми глазами. Все ее ухищрения с майкой пошли насмарку, в одной из прорех снова виднелась грудь. Волосы развевались, сделавшись чуть длинней.
 Речная вода словно фосфоресцировала, здесь можно было во всех подробностях различить испуганно виляющих в сторону рыб – одиночных или сбитых в стайки.
 Вот булькнули два больших, круглых пузыря, отделившись от Вероникиных губ. Выражение широко раскрытых глаз стало слегка испуганным. Забродов знаком показал развернуться лицом вверх и приподнять подбородок над поверхностью.
 Вероника все сделала так, как от нее требовалось. Мысленно он ее похвалил.
 Вдруг что-то загудело, вода как будто завибрировала. Он потянул ее вниз – похоже, приближалась моторка. Да, вон просматриваются облачка пены. И появилось боковое течение, сносящее в сторону. Спецназ обследует берега – на узкой кромке между водой и отвесными скалами в самом деле укрыться непросто.
 Моторка унеслась дальше. Забродов позволил Веронике еще раз наполнить легкие и глотнул воздуха сам. Он помнил оба берега – левый и правый – с первой ночи, когда подлетели к острову.
 Сверху они просматривались далеко вперед. Теперь он вспоминал рельеф, пока плыл по течению в противоположную сторону.
 Километра через два между скалами появится просвет – в этом месте лес подступает вплотную к воде. Но кого-то с моторки там обязательно высадят ждать добычи – слишком подходящее место, чтобы спрятаться беглецу.
 …Через четверть часа Вероника выбилась из сил. Даже просто держаться за пояс Забродова ей стало невмоготу. Илларион притянул «заложницу» на буксире к берегу и дал всплыть между валунов.
 Ветер чуть ослабел, но был еще достаточно сильным, камни регулярно окатывались водой, будто один и тот же темный, но прозрачный язык облизывал их раз за разом. Брызги обдавали Вероникино лицо, плавающее на поверхности воды в обрамлении волос.
 Она была счастлива. Мутная туча вместе с островом осталась позади, дымный, растянутый ветром шлейф тянулся высоко над головой, а здесь воздух был свежим и чистым. Она дышала жадно, почти пила его.
 – Не замерзла?
 – Ты что? Во мне еще столько жара и дыма, что я могла бы подо льдом к полюсу плыть.
 – Когда надышишься, скажешь.
 Оставаться здесь лишнюю минуту Забродову не хотелось. Бывший инструктор удивлялся немногочисленности спецназа и подозревал, что вот-вот сюда, в окрестности, доставят гораздо более крупное подразделение. Начнут прочесывать местность. Серьезнее повода не бывает – «главарь» ушел из-под носа, да еще и заложницу увел.
 – Все, надышалась, хватит, сказала Вероника.
 – Расслабься. Представь, что ноги и руки не твои.
 – А чьи? – улыбнулась она и неожиданно спросила. – Откуда ты знаешь о моих женихах?
 – Я все обязан знать.
 – Понятно. Вопросов больше нет.
 Долго ли еще плыть и что будет дальше, Вероника не спрашивала. Речная вода, чья поверхность казалась маслянисто черной, при погружении снова преобразилась. Течение стало чуть сильнее, скорость его складывалась со скоростью Забродова.
 Прошло немного времени и уши снова уловили незаметную, нарастающую вибрацию. На этот раз не моторка, что-то другое. Водная среда искажала звук, как кривое зеркало – изображение. Забродов подозревал, что шум на самом деле другой по тембру и громкости. Биение ритма ясно свидетельствовало: приближаются «винты», вот совсем уже близко.
 Если приспособили прожектора, верхний слой воды удастся просветить. И они с Вероникой окажутся как на ладони. Но сейчас еще рано уходить на глубину, столько она не выдержит.
 Странная вибрация в воде усилилась. Далеко впереди засветилось желтое пятнышко. Оно стремительно вырастало, вытягиваясь по мере приближения в столб. Для большей надежности Забродов ухватил Веронику за руку. Резко потянул в сторону и вниз. На несколько секунд река озарилась до самого дна – оно сплошь заросло бледной травой, непрерывно колышущейся как волосы на ветру.
 Потом вода снова вернулась в прежнее состояние – зеленое, фосфоресцирующее, когда видимость не превышает двух метров. Широко раскрытые глаза Вероники выглядели удивленными, она так и не поняла, что это было за явление. Паниковать не стала, всецело доверяя своему спутнику.
 Илларион хотел было подтянуть ее обратно наверх, но тут вибрация снова стала накатываться, на сей раз она быстро материализовалась в кипение микроскопических пузырьков. "Второй летит низко, – определил Илларион. – Какого черта?
 Что он надеется разглядеть, закипятив здесь всю воду? Или хочет вынудить нас всплыть?"
 Последнее, наверное, было ближе к истине.
 По мере приближения вертолета подводные пузырьки вырастали в объеме, лопались, размножались. Кружились в больших и малых водоворотах.
 Мощное круговое течение мотало Веронику в разные стороны. Забродов держал крепко, но боялся невольно вывихнуть ей руку. Отсюда, снизу, видно было, что на поверхности бушует настоящая буря. Буря местного значения, но от этого не легче.
 Как назло второй вертолет летел медленнее первого, можно сказать барражировал над рекой.
 Наконец, Забродову удалось утянуть Веронику подальше от опасного места. Ей срочно нужно было позволить на секунду всплыть. Глотнет воды раз-другой, и ничего другого не останется кроме как вытянуть ее на берег и срочно откачивать.
 Можно, конечно, поднять руки высоко вверх.
 Сдаться в расчете на показания остальных участников злополучного шоу, в расчете на помощь друзей и в первую очередь бывшего сослуживца полковника Мещерякова.
 Но не для того ведь тебя, закованного по рукам и ногам, объявили сообщником или даже главарем. Не для того, чтобы потом разобраться и принести свои извинения. Есть давно опробованные способы. Шлепнуть при конвоировании, «предотвратив» попытку побега. Еще лучше сымитировать в камере следственного изолятора самоубийство через повешение…
 Обеими руками Забродов придержал свою спутницу под голову и аккуратно вынес к живительному воздуху ее лицо. Вертушка уже сместилась, но волнение еще не угасло окончательно.
 Вероника слишком рано раскрыла рот и глотнула полновесной мерой из Оби. Поперхнулась, отчаянно закашлялась.
 Хватит водных приключений, надо выбираться на берег. Сам он потом как-нибудь выкрутится, а вот последнюю участницу конкурса нужно сдать на руки, пока жива-здорова. Лишь бы только с вертолета не начали палить, не разобравшись толком.
 Бывший инструктор как будто предчувствовал неладное. Кто-то наверху глядел не вперед по курсу, а назад и приметил подозрительное шевеление на поверхности. «Вертушка» зависла в воздухе и шарахнула очередью с небольшой высоты.
 Что у них, связи нет нормальной? Не получили известие, что «преступник» пропал вместе с «заложницей»? Опять потом будут сокрушаться – хотели как лучше…
 Пришлось снова утягивать Веронику на глубину. Видно было, как пули одна за другой стремительно пронизывают толщу воды, каждый раз оставляя прямую, как стрела, цепочку пузырьков.
 Если б они не несли с собой смерть, можно было бы назвать это зрелище красивым.




 Глава 41


 Все-таки люди в «вертушке» не успели ничего толком разглядеть. Иначе расстрел реки продолжался бы до победного конца, пока не удалось бы различить в прицеле красное пятно на поверхности. Но, по всей видимости, там, наверху, было всего лишь чье-то смутное подозрение. Израсходовав несколько обойм, команда полетела дальше, к месту высадки.
 Забродов снова вытянул Веронику к валунам и дал себе слово больше не лезть на глубину. Она чувствовала себя лучше, чем можно было ожидать. Несколько раз откашлялась сдавленно и осторожно.
 – Главное, не соленая. Морскую хлебать противно, а эту запросто.
 Глубина здесь составляла чуть больше полуметра. Лежа животом на мелких шлифованных камнях, Забродов бросил взгляд вперед, в щель между валунами, как в амбразуру. Горный склон у берега по-прежнему оставался слишком отвесным, но впереди, примерно в километре, на нем проступало несколько глубоких морщин – расщелин. Там можно было выкарабкаться незаметно, не чувствуя себя мухой на оконном стекле. От Вероники потребуется только уцепиться за шею.
 – Ой, что это? – храбрившаяся до сих пор, она вдруг испуганно дернула ногой от скользкого прикосновения.
 Забродов разглядел нечто черное, колеблющееся. Неужели мешок с бабками унесло течением ,от острова, чтобы услужливо вынести к берегу именно здесь? Нет, такое бывает только в кино и телешоу.
 Черную объемистую штуковину покружило несколько раз на месте и понесло было дальше.
 Вытянув руку, Забродов успел ухватить ее, удержать. Так и есть – мешок, доставленный на остров по требованию Игоря.
 – Узнаешь? Может, съемки еще не кончились: где-то тут за камнями засел оператор, и Фалько дает указания, как доснять «хэппи энд».
 – С ума сойти. Чудо какое-то. Только доллары, наверное, подмокли.
 – Не должны были. Наш общий друг все надежно заклеил своим скотчем.
 – Давай заглянем. Вдруг судьба нас решила за все вознаградить, выдала приз на двоих?
 Будь его воля, Забродов распределил бы сумму между семьями тех, кто погиб на острове – Зины и двух спецназовцев. Остаток пожертвовал бы хранилищу редких рукописей в Питере. В сыром тамошнем воздухе нужен особый температурный режим, иначе драгоценные манускрипты сожрет грибок.
 Но всякая легкая добыча, которая сама лезла в руки, вызывала у него большие сомнения, как слишком красивый гриб, растущий на виду.
 – Мы ведь не бросим, в любом случае заберем.
 – Может, и бросим.
 – Ну это слишком уж круто, даже для тебя.
 – Будь спокойна, там липа. Потому и доллары привезли для съемок, что фальшивых рублей в таком количестве не нашли.
 Разорвав черный полиэтилен, Забродов наугад достал пачку. Света не хватало, но ему достаточно было потереть купюру между пальцами, ощутить фактуру поверхности.
 – Так и есть. Грубая работа.
 Он оттолкнул мешок, пустив его дальше по течению.
 – Погоди… Зачем было спешить?
 – Только резаной бумаги я еще с собой не таскал по тайге. Видно, выпросила компания по милицейским каналам – фальшивые доллары в Москве каждый месяц изымают. Эти свое уже отработали как вещдоки, но еще не уничтожены. Иначе не скинули бы запросто такую сумму здесь, у черта на куличках.
 – Так они, по-твоему, собирались вручить победителю фальшивки?
 – Зачем? Это уже уголовщина. Кинуть можно по-другому, цивилизованно.
 Не веря до конца в возможность столь быстрой экспертизы, Вероника огорченно провожала глазами темный предмет с колеблющимися очертаниями. Скоро он безвозвратно исчез из виду – в разорванный мешок хлынула вода и утащила на дно цепкими длинными пальцами.


* * *

 Всех заложников уже переправили с острова.
 Чумазые, прокопченные дымом, они возбужденно жестикулировали, говорили без умолку. Последняя вспышка нездоровой, на пределе нервного срыва, бодрости, перед тем как вырубиться беспробудным сном не меньше чем на сутки.
 Костя Воробей доказывал, что конкурс необходимо продолжать. Не для того они столько вытерпели, чтобы теперь возвращаться восвояси ни с чем.
 – Как это ни с чем? Надо внимательно изучить договор, рассмотреть под микроскопом, – Струмилин на всякий случай ладонью прикрывал от ветра щеку. – Там можно найти зацепку, чтобы добиваться компенсации.
 – Дадут они тебе компенсацию. Догонят и еще раз дадут, – уверенно пообещал Леша Барабанов.
 Два прибывших на место вертолета не смогли приземлиться на горящем острове и совершили посадку здесь, на правом берегу.
 – Явились к шапочному разбору.
 – У них одна задача: Ладейникова взять.
 – Думаешь, он еще жив?
 – Такие ни в воде не тонут, ни в огне не горят.
 Остров уже весь пропал в густом дыму, нельзя было различить ни вышку, ни барак. Если к островному жилищу добрался огонь, оно уже сгорело дотла.
 – Надо объяснить воякам насчет Иллариона, – оглянулась по сторонам Акимова. – Я уже слышала краем уха: кто-то вбил им в голову, будто он сообщник.
 – Видела бы ты, как этот спецназовец держал его на прицеле, – вспомнил Воробей. – Одно неверное движение и сделал бы решето. Я кричу из воды: не троньте мужика, его одного Ладейников боялся!
 – Откуда ты знаешь, может, они в самом деле работали на пару? – предположил Струмилин.
 Рассудок подсказывал не шевелить челюстью, чтобы не спровоцировать новый приступ зубной боли. Но нервное возбуждение требовало выхода.
 – Все было заранее спланировано, еще до нашего отъезда. Они вполне могли применить хитрый ход.
 – Скажи еще, что Фалько был с ними заодно.
 – Фалько здесь, на месте, а где твой Илларион? И как он от наручников освободился: последний раз я его видел уже без них.
 Разгорелся жаркий спор. Молчала только Ольга, вспоминая, как сидела под боком у преступника. Восхищалась актерским талантом, не соображая, что человек играет самого себя. В прямом эфире ластилась к Ладейникову, и если уж кому-то придется доказывать на следствии свою непричастность, так это ей.
 Когда спорщики понемногу выдохлись, сразу несколько игроков обратили внимание на еще одну брешь в команде. На отсутствие Вероники.


* * *

 Забродов последний раз прикинул маршрут вверх по склону. Почти отвесный, испещренный темными пятнами мха, склон напоминал лицо с бородавками и глубокими морщинами. По одной из таких морщин придется ползти вверх в надежде остаться незамеченными.
 Первая партия спецназа застряла на острове, подкрепление еще только высаживается на правом берегу. Наверняка оба «винта» снова взлетят в попытке обнаружить цель с воздуха. Тогда все будет зависеть от высоты полета. Хорошо, если поднимутся высоко над краем обрыва. Ну, а если полетят метрах в двадцати-тридцати над водой?
 – Я уже ни капельки не боюсь, – уверяла Вероника. – Для меня все плохое осталось на острове. Сейчас я вернулась в нормальный мир, нормальную жизнь и точно знаю, что все кончится хорошо.
 – Все верно. Цепляйся за шею, и приступим.
 Задрав голову, Вероника оценила высоту.
 – Может, давай обратно в воду? Там у нас с тобой неплохо получалось.
 – Куда делась уверенность в светлом будущем?
 – Не потянешь ведь. Во мне почти семьдесят килограммов живого веса.
 – Вот именно, что живого. Живое легче носить.
 Она пристроилась на спине, как большой ребенок. Руками обхватила шею, ноги согнула в коленях и сцепила у Забродова на животе.
 Дым пожара перекрыл лунный свет и мелкие выступы были плохо различимы, приходилось нащупывать их пальцами. Метров десять подъема осталось позади, когда отчетливо послышался звук набирающего обороты «винта». Забродов чертыхнулся про себя.
 – Оружие близко? – поспешила спросить Вероника, подозревая, что скоро они не расслышат друг друга в грохоте.
 – Какое оружие, в кого мне стрелять? – спросил Забродов, после того как подтянулся и нащупал ногой новую опору.
 – На случай, если нас обнаружат. Надо мне дуло приставить к голове.
 – Дуло ей подавай. Нет у меня при себе ничего такого.
 – Тогда на что мы с тобой рассчитываем? Кто поверит, что я заложница?
 – Не знаю. Я тебя отговаривал со мной идти, говорил, что смысла нет.
 – Хорошенькое дело. Тогда брось меня, значит я действительно лишняя обуза.
 – Прямо здесь бросить? Не больно будет? Ты уж извини, но я тебя по крайней мере вытяну наверх.
 – Может, хоть наручники остались?
 Забродов едва расслышал последний вопрос. Обе «вертушки» уже успели одна за другой оторваться от земли. Освободившись от спецназовского десанта, они теперь снова поднялись в воздух помогать в поисках. Бывшему инструктору не было нужды поворачивать голову, чтобы понять, как они движутся. В противоположных направлениях: одна удаляется, другая неспешно приближается.
 Вероника что-то еще доказывала, повысив голос до крика, щекоча ухо мягкими теплыми губами. Он не слышал – не только из-за близкого грохота.
 Прикидывал, куда пристроиться, как сжаться в размерах, чтобы остаться на склоне незамеченным.
 Началась стрельба осветительными ракетами.
 Похоже, запас доставили приличный – палили не жалея. В бочке дегтя бывает и ложка меда. В медленно гаснущем и снова разгорающемся свете, холодном и хирургически чистом, каждая щербинка на скале виднелась отчетливо. Темп подъема заметно возрос.
 Вертолет медленно барражировал, повисал в воздухе, как стрекоза, потом немного сдвигался вперед. Их обнаружили, когда осталось пройти только треть высоты. Ураганный ветер от лопастей яростно дергал Веронику за волосы, поток воздуха настойчиво сдувал беглецов со склона, отдирая забродовские пальцы от очередного каменного выступа.
 «Козлы, – злился он. – Разве не видят женщину? Не понимают, что она тоже расшибется насмерть. Может, и ее записали в сообщницы – третьей по счету?»
 Будто огромное насекомое зудело за спиной, вглядываясь в них стеклянными глазами. В любой момент могло ужалить, но пока предпочитало наблюдать. Впрочем, наблюдением оно наверняка не ограничилось, спецназовцы уже получили сообщение по рации.
 Вероника еще крепче сцепила руки и ноги.
 Еще плотнее вжалась Забродову в спину, будто хотела прилипнуть к нему кожей сквозь дыры в своей разодранной майке. Впервые за все время он почувствовал, что силы на исходе. С каждой секундой труднее противостоять вихрю при такой ноше.
 В воздухе лопнули еще две осветительные ракеты, зажглись еще две ослепительно-ярких звезды. Последние метры… Подточенный дождями и ветрами камень выломался по незаметной трещине, вывернулся куском из-под пальцев, Полетел вниз, отклонившись в вихре от вертикальной траектории. Забродов вовремя перенес центр тяжести и удержался на склоне.
 Подтянулся еще раз и еще. Вот он, неровный край, за которым небо с искусственно подсвеченными облаками. Нельзя только сразу вставать на ноги, чтобы не потерять равновесия в вихре, не полететь обратно вниз.
 Крылатое насекомое с легкостью прибавило высоты. Сесть оно не могло, здесь, на вершине склона, не было даже крошечной ровной площадки.
 Но выпускать из виду преступника не собиралось, по крайней мере до прибытия бойцов.
 Нечего было и пытаться перекричать грохот и гул. Забродов жестом показал, что Веронике нужно оставаться на месте, он попробует в одиночку уйти от преследования. На глаза у нее выступили слезы. Воздушный вихрь быстро выдувал их из уголков, размазывая то к виску, то к переносице.
 Она показала в сторону вертолета, потом направила указательный палец в грудь Забродову. Хотела объяснить, что его расстреляют сверху.
 Покачав головой, он улыбнулся. Погрозил кулаком – не смей сходить с места. И в несколько длинных прыжков проскочил к гранитному выступу, торчащему, как громадный, сточенный временем клык.
 Вероника почти угадала: едва они разделились, с вертолета тут же открыли огонь. И мишенью был, конечно же, Забродов. Едва он укрылся за гранитным клыком, как серия искр с визгом пробежала по камню наискось, отмечая попадания пуль.
 – Стой! Вернись! – крикнула Вероника, не слыша сама себя.
 Знакомая фигура показалась из-за камня, сделав несколько длинных полушагов-полупрыжков.
 Снова грянула очередь и снова с опозданием.
 Пятнистое брюхо вертолета чуть сдвинулось, оказавшись точно над Вероникиной головой. Подобрав камень, она с бессильной яростью швырнула его вверх…
 Минут через пятнадцать к ней, на вершину склона подоспели спецназовцы. Она била первого попавшегося кулаками в грудь, кричала в истерике. Потом успокоилась – услышала по рации, как чертыхается вертолетчик. Значит упустил… По-другому и быть не могло: все плохое осталось там, на острове, и выгорело теперь дотла.




 Эпилог


 В Москве Забродов не думал скрываться – вернулся к себе в квартиру, на Малую Грузинскую. Первым делом принял горячий душ, потом заварил кофе. Наполнил дымящимся напитком чашку севрского фарфора – единственный, подаренный несколько лет назад предмет из большого сервиза.
 Провел рукой по золоченым корешкам – полная энциклопедия Брокгауза и Ефрона занимала целых три полки. В квартире недоставало многих необходимых с точки зрения современного человека вещей. Но книг всегда хватало с избытком.
 На следующий день Иллариона разыскали.
 Но Москва – не таежная глухомань. С отставным инструктором ГРУ здесь трудно расправиться, все бывшие сослуживцы под боком. И собак навешать трудно. Представителем от всех заинтересованных сторон заявился человек от генерального продюсера. Попытался уговорить Иллариона не делать громких заявлений в прессе – ни по поводу шоу, ни по поводу действий милицейского спецназа.
 – Пусть тогда компания заплатит игрокам за моральный ущерб. Разделит всю ту сумму, которую отвели на приз.
 – Но компания и так потерпела колоссальный ущерб. Ведь вы прекрасно знаете, что деньги из сейфа пропали.
 Забродов ничего не сказал, только выразительно посмотрел собеседнику в лицо.
 – Хорошо, мы заплатим, – заверил тот. – А вы дадите интервью нашему каналу. И выступите на этой неделе главным героем ток-шоу с Сергеем Новиковым.
 – А рок-звезду вы из меня не хотите сделать?
 – Если все пройдет нормально, пригласим вас вести следующее телешоу. Фалько с Бузыкиным уже разрабатывают сценарий. Кстати, есть вариант подключить вас уже на ранней стадии. Вы с вашим опытом наверняка сможете посоветовать интересные ходы. Думаю, оплата вас устроит.
 Забродов усмехнулся и покачал головой.
 – Давно я не ругался матом. Но трудно иногда сдержаться.
 Гость что-то еще стал говорить – торопливо, опасаясь быть прерванным. Но Забродов уже потянулся за томом дореволюционной энциклопедии.
 Где он в прошлый раз остановился?
 «В первом случае различаются главные виновные и участники, во втором – зачинщики, сообщники, подговорщики или подстрекатели и пособники…». Потом позвонил Фалько, отвлек от пожелтевшей страницы. А кто позвонит завтра?
 Звонок прозвенел тут же, снова не дав ему закончить.
 – С меня тут подписку о невыезде собираются брать, – известила Вероника. – Что посоветуешь?
 – А тебе уж замуж невтерпеж? На ком остановилась?
 – На Испании.
 – Ты мужика себе выбираешь или страну?
 – Климат.
 – Ладно, решим вопрос, будешь ты у нас загорать у моря и питаться паэльей. Ну, а если заскучаешь от благополучия, нанесешь визит на родину. Здесь круче.
 – Этого у нас точно не отнять.