---------------------------------------------



 Алекс Экслер
 Дневник Анжелики Пантелеймоновны


  4 апреля: Светка уже совсем большая стала. Шляется по танцулькам и у меня разрешения не спрашивает. И сегодня – порадовала. Подошла ко мне и попросила разрешения надеть мой джемпер. Наконец-то у нее хоть какой-то вкус появился. А то все шляется в своих мини-юбках. Противно смотреть. Я джемпер сама почистила и спросила – с какой юбкой она его собирается сочетать. Оказалось, что Светка ни с какой юбкой его не сочетает. Как выяснилось, то, что я считала джемпером, у нее называется «платье для танцев». Ужас.
  6 апреля: Заявилась сегодня домой с новым приятелем – Андреем. Вот что, спрашивается, она в них находит? Длинный как макаронина, и волосы такие же. Я ему предложила косичку заплести, так он – согласился. Пришлось плести. Ужинать они не стали, пошли в светкину комнату и там заперлись. Это подозрительно. Чего запираться-то? Подумаешь, мать неожиданно может войти. А какие могут быть секреты от матери? Я пару раз мимо дверей прошла, а там – тишина. Разочек кашлянула под дверью – никакой реакции. Мяукнула Барсиком. Думала, что Светка хоть коту откроет. Ничего подобного. Не нужен им кот, юннаты фиговы.
 Ну чего они там молча делают-то? Лишь бы наркотиками не баловались! Я минут 7 потерпела, потом подошла к двери и спросила: «Светлана! Ты уроки сделала?». Там чего-то завозились, потом Светка сказала: «Вот сейчас, мам, делаю». Ну, да! Мама у нас дура набитая. Уроки они там делают. Как же. Лишь бы не наркотики. Я в лобовую атаку под дверью: «Света! Наркотики – страшный яд!». «Я в курсе», – отвечает. И опять – молчание. Я прям издергалась вся. Вырастила, называется, дочку. Заперлась в комнате с парнем, у которого коса. Что за молодежь пошла? Никакого уважения к старшим. Ужинать не стали. Наплевать им, что мамка два часа парилась на кухне. Косу заплели и швырк в комнату: молчать и мать нервировать. «Светка! – говорю, – Открой. Мне надо под диваном пол протереть! А вы пока идите в гостиную телевизор смотреть. Там передача про мир животных». Ага! Вот прям они так и вышли! Уроки, говорят, доделаем и выйдем. Знаем мы их уроки. Небось, нюхают всякую гадость. А потом преступления совершают.
 «Светка! – говорю, – Пусти Барсика-то. Он уже извелся весь! Пожалей животную!». Думаю, что при коте-то они не осмелятся этим черным делом заниматься. Светка щелку в двери приоткрыла и говорит: «Давай сюда кота». А где я его сейчас возьму, если этот фон-барон еще часа два по расписанию должен дрыхнуть под кроватью в спальне. «Барсик сейчас подойти не может», – объявляю я, пытаясь заглянуть в щелку. Светка в ответ захлопывает дверь и просит их больше не беспокоить. Я иду на кухню и начинаю со злостью надраивать чайник. В голове всякие мысли копошатся, что надо бы по дому секретные видеокамеры расставить. Только дорого это все. Не укупишь с нашими зарплатами.
 Что за молодежь пошла? Вот мы в свою юность родителей так не нервировали. Разве ж мы могли запереться от родителей? Да и негде было. Вон, Петр Степаныч за мной аж целый год ухаживал. Бывало, сижу я у окошка, Петя мимо шурует после смены, весь такой веселый, озорной, как меня увидит – так частушку какую-нибудь задорную споет. Плохо только, что с матом. Этого моя мама не любила. Зато никаких наркотиков. Помню, пришел Петя свататься, так они с папашей полтора литра самогонки выдули и давай шутейно бороться. Папаша Пете ребро и сломал. Я зато потом к нему в больницу ездила и полюбила на всю жизнь.
 А сейчас они эти наркотиков нанюхаются, наколятся и давай преступления совершать. Нет, думаю, надо разогнать эту компанию. Драю чайник, вдруг слышу – Светка вскрикнула! ОН ЕЕ БЬЕТ! Уже не помню – как до двери добежала, как внутри комнаты оказалась. Защелка, конечно, выдралась с мясом. Эти гаврики на диване сидят и оба какие-то подозрительно всклокоченные. У Андрея даже коса расплелась. «Где, – говорю, – наркотики? Давайте сюда немедленно эту гадость!». А они, заразы, смеются и говорят, что наркотики – у наркоторговцев. Издеваются над матерью. Я, конечно, от нервов немного шумнула. Сказала Светке, что если уроки уже сделали, то марш на кухню – ужинать. У меня, конечно, наркотиков не подают, но гречневая каша со щами найдется.
 Сели за стол, поужинали как люди. Мы с Андреем по паре рюмашек пропустили. Ничего парень оказался. Не отнекивался. Рюмашку ухнул – профессионально. Я сразу успокоилась. Раз пьет, значит не наркоман. Я ему «Ой, мороз, мороз» спела, а он после пятой рюмки чего-то по иностранному завыл. Нормальный парень. Еле выпроводили его потом. Он чего-то так расслабился, что на прощание Барсика поцеловал. Вот не умеет пить современная молодежь. Мой Петр Степанович может литр выкушать, а потом еще на работу пойти. Светке я, конечно, вставила материнский пистон. Сказала, что если еще раз закроется, я вообще дверь в ее комнату сниму. Эта принцесса, конечно, разобиделась. Надулась на мать. А чего на мать обижаться? О ней же беспокоюсь. Кто от наркотиков спасет, как не мать?
  10 апреля: Светка из школы пришла – мрачнее тучи. Швырнула ранец в угол, матери – ни тебе здрассте, ни тебе до свидания. Суп выхлебала по скоростному методу, котлету вилкой расковыряла и к себе в комнату – швырк. Так и растаяла в воздухе. Как привидение. Одна котлета расковырянная на столе одиноко грустит. Ну, думаю, надо спасать ребенка. Явно нарвалась на какие-то неприятности. Из-за двоек у нее такое грозовое настроение не бывает. Наоборот – радуется. Говорит, что отличники – страшные зануды и козлы. А люди творческие, ищущие, дескать, всегда на двойки в школе учились.
 Стою на кухне, мою посуду. А сердце материнское – свербит со страшной силой. Прям таки даже посуду не могу мыть. Все прислушиваюсь – чего там из светкиной комнаты раздается. А там – известное дело чего раздается. Музыка эта современная. Кто-то кого-то увез на ночной электричке в Тамбов, у кого-то гранитный камешек прямо в почках, а у одной тетки ветер с моря задул с такой страшной силой, что мальчик-бродяга начал долго гнать велосипед. Вот чего они слушают, честное слово?! Растравляют только себя понапрасну. Вон, мой Петр Степанович как грянет что-нибудь заводное, так прям душа радуется. И никаких тебе разбитых сердец. Да и на жизнь смотрим с юмором после этого народного творчества. А эти… Наслушаются своих разбитых сердец и что пьяный доктор ей что-то там ляпнул. Разведут меринхлюдии, все скособочатся, в кофтенку закутаются и шуруют в школу – грустить по потерянной любви. Разве ж так можно? Нет, чтобы послушать чего-нибудь бодрящее, душевное. Вон, в прошлое воскресенье гости пришли (Семеновы с железобетонного), Петушок мой как баян раздраконил, да как грянет:



   Я вчерася во дворе,
   Самогонку гнал в ведре,
   Будет знатный первачок,
   Коль сосед – не стукачок.



 Семенов-муж аж в салат всей шайбой упал. Мне, конечно, как хозяйке обидно, но сама от смеха сдержаться не могу.
 Тру я эту посуду, тру, а у Светки певец на третий круг пошел про свое разбитое сердце ныть. Ушла, видите ли, от него последняя любовь, а он, видите ли, прынц, ни пить, ни кушать не в состоянии. Чего выть-то, паря? Есть-пить не можешь, так поставь себе трехлитровую клизму. Любовь сразу как сон пройдет минут в двадцать, да и кушать захочешь – со страшной силой.
 Я еще минут десять потерпела, но когда у Светки в магнитофоне какая-то девчонка стала докладывать, что «он ушел», а она теперь глотает яды литрами, не выдержала и пошла к ней в комнату. Захожу, моя принцесса лежит на диване в красивой позе, а глаза – полны невыплаканных чувств и косметики. Страдает она.
 – Чего, Светка, случилось? – говорю. – Андрея в школе постричься заставили?
 – Ну тебя, мам, – отвечает. – Не вспоминай о нем. Я вычеркнула этого человека из своей жизни.
 Я ей в ответ – любимую шутку Петра Степаныча.
 – А чего? – говорю. – Парень, вроде, неплохой. Только ссытся и глухой.
 Светка аж подскочила.
 – Не смей, – говорит, – папашины идиотские шуточки употреблять по отношению к моим друзьям!
 – Ладно, – говорю, – Чего взвилась как бомж при виде пустой бутылки? Шутит мама. Я же за тебя переживаю. Смотрю – дочка исстрадалась. Дай, думаю, поддержу юмором.
 – Ну вас нафик с папашей и вашим юмором, – шипит принцесса. – Вы мне всех ухажеров распугали. Вон, в прошлом месяце привела Юрика. Умный парень. Гуманитарий. Так папаша его заставил обои в гостиной клеить. И водку пить при этом. А то, дескать, склейка плохо произойдет. До того ухайдакал парня, что он на улицу бегал смотреть – как там с той стороны рисунок выглядит. Папаша наш – тоже хорош оказался: так ухрюкался, что Барсика ухитрился к стенке рулоном приклеить. Юрик все удивлялся – чего это за странные звуки раздаются, а папаша хвастался, что в темноте на складе перепутал и спер музыкальные обои вместо обычных. Бедный Юрик потом на следующий день в школе первый раз в жизни сочинение из 88 слов написал с 87 ошибками. Учительница сказала, что только одно слово было написано правильно: «пиво».
 – А чего такого, что мальчик поможет по дому? – защищаю я своего Петрушу. – Может у него руки из ж… в смысле – не из того места растут. Вот отец и беспокоится, тест им устраивает. Для тебя же, дуреха, старается. Попадется тебе муж, который даже лампочку ввернуть не может. Будешь с ним всю жизнь мучиться?
 – Какой, нафик, тест? У Юрика по IQ – 157 баллов!
 – Не знаю по какой айку ему баллы начисляли, а за обои Петр Степанович ему поставил твердую тройку. Потому что не надо заклеивать картину и телевизор.
 – Нечего его поить было!
 – Да кто его поил? Просто тяпнули по 200 капель для поднятия настроения и для дезинфекции. Ты сама пробовала всухую обои наводить? Там от клейстера знаешь какое излучение вредное идет? Вот и приходится нейтрализант принимать.
 – У папаши каждый день – нейтрализант. Нализывается своим «нейтрализантом», а потом приходит ко мне «уроки помогать делать». Вчера, вон, сел проверять сочинение по «Му-му», так изрыдался весь и тетрадку слезами залил. Учительница потом все удивлялась – чего это у меня сочинение портвейном пахнет.
 – Зато дома – все путем, – не сдаюсь я. – У всех свои недостатки. Папа устает на работе, а тебе только критику наводить. Чего тебе надо? Дом – полная чашка. Все прикручено, прибито. Да! Папа пьет! Иногда – гудит со страшной силой. Зато мужик. По мне – так пускай пьет, но в доме все в порядке, чем носит длинные волосы и воет про прошедшую любовь.
 Светка начала бычить глазом (прям, как папаша), так я, чтобы сменить тему беседы, взяла диск музыкальный, который валялся на кровати, и говорю:
 – Ой! Снова начали пластинки со сказками выпускать? Я вон этого, который на обложке, знаю. Это Маленький Мук.
 – Не смей оскорблять Андрюшу Губина, – заорала Светка и вырвала у меня пластинку.
 Я, конечно, тоже в контры пошла. Что за обращение с матерью? Орет, пластинку вырывает. Вышла из ее комнаты и хлопнула дверью. Называется, мать посочувствовать пришла. А ее чуть не убили за это. Во дела! Все. Сегодня с ней не разговариваю, пока не извинится. Лопнуло мое терпение.
  17 апреля: Ну и денек получился. Рассказываю все по порядку. У Светки сегодня – день рождения. Я-то – как сначала планировала его отметить? Думала, сделаю салатик, винегретик, курочку поджарю, сядем спокойно, по домашнему, мы с Петюнчиком водочки треснем, Светка – шампанского бокал (отец ей с 14 лет разрешил выпивать немножко, чтобы готовиться ко взрослой жизни), потом споем какой-нибудь камыш-мороз и спать отправимся. Чего еще, спрашивается, надо? Так эта принцесса заявила, что она уже совсем большая и требует разрешения пригласить ребят из класса. Я, конечно, в штыки, мол, знаю я этих ребят из класса: придут, грязи натащат, посуды чистой изведут – уйму, а еще, не дай Бог, на Барсика наступят. Но Светка поручилась, что народ придет – очень приличный, за Барсиком она будет следить сама и еще обязательно поможет мне приготовить салаты и вымыть посуду. Ну, думаю, ладно. Почему бы и не пойти навстречу ребенку, тем более, если за Барсиком она проследит.
 Но еще с утра стало понятно, что всем этим обещаниям – грош цена. С салатами пролетела птичка Обломинго, потому что принцессе, видите ли, надо было платье себе подготовить и тонну цемента на лицо наложить для красоты. Мне не то обидно, что с салатами не помогла, а вот смотреть, как она свою молодую красоту уродует – не могу без волнения. Стою я на кухне, крошу салаты и прям слышу – как Светка слой за слоем себя штукатурит. Не выдержала я, зашла к ней в комнату и говорю искательным голосом:
 – Свет! Ты Барсика не видала?
 – Дался тебе этот Барсик, – отвечает Светка. – Зачем он тебе? В салат покрошить?
 – Ты матери не дерзи! – говорю я. – Лучше скажи – зачем тебе эти тонны замазки? Без них что – мальчики на тебя внимания не обращают?
 – Что ты понимаешь, – дерзит Светка. – Это макияж. Он создает мой собственный, неповторимый стиль.
 – Какой, нафик, стиль? Глаза – как у вурдалака, щеки красным налимонены, а вокруг губ – черная полоса. Это что – в знак траура. Кто-нибудь из любимых певцов скопытился? Ты на себя в зеркало посмотри! Вылитая кикимора болотная.
 – А мальчикам – нравится, – кокетливо отвечает Светка, глядя на себя в зеркало.
 – В нашей семье такие мальчики не нужны, – говорю я твердо. – Эти мальчики – с дурным вкусом.
 – Мама! Отстань от меня! – не выдержала Светка. – Я сама знаю – что мне делать со своим лицом.
 – Ты на мать не ори, – разозлилась я. – Ты у меня пока – ребенок несмышленый. И я не могу позволить тебе себя уродовать. Вот выйдешь замуж – тогда хоть в зеленую полоску красься! Пускай твой муж сам решает – жена ему нужна или крокодила нильская!
 – И выйду замуж, – раздухарилась Светка. – Может хоть тогда меня в покое оставят!
 – Щас! – говорю. – Размечталась. Ты еще сто раз будешь вспоминать о спокойной жизни у матери под крылышком. Вон, у нас с Петушком, уж на что живем – душа в душу, а я ведь тебе не рассказывала, что Петюнчик как увидел перед свадьбой, что я веки зеленым намазала, так выволок меня во двор и из садового шланга отмыл начисто. Даже краску с волос смыл, негодяй. Я тогда так плакала, даже замуж не хотела выходить. А мне мама сказала, что мужа надо во всем слушаться.
 – Сейчас, мама, не те времена, – заявляет Светка. – Нынче век эмансипации и сплошного феминизма. Вон, в Америке, если муж запрещает жене пользоваться макияжем, она на него спокойно в суд может подать.
 – Тоже мне, пример привела, – отвечаю. – В твоей Америке – чего только не творится. Сам президент бесстыдно нахальничает практикантку. Наш себе такого не позволяет.
 – Ладно, мам, – заявляет Светка. – Хватит мне тут политинформацию проводить, а то я платье подготовить не успею. Лучше салаты кроши.
 – Ты мне не указывай, – говорю. – Знаю я твое «платье подготовить». Это превращается в «Мамочка! Погладь мне, пожалуйста, платье!».
 – Кстати, – говорит Светка. – Мамочка! Погладь мне, пожалуйста, платье!
 – Доченька! А ты своими ручками хоть что-нибудь делать умеешь, кроме как диски с Андрюшей Губиным на магнитофоне менять? Ты бы пожалела парня. Он себе скоро горло насквозь продерет, для тебя по сто раз на дню песни про любовь-морковь орать. А что ты замужем будешь делать? Мужу, моя милая, надо не только готовить и стирать, чего ты, кстати, тоже делать не умеешь. Ему еще надо уметь галстук погладить. Чувствую я, придется с тобой проводить курс молодого бойца. А то тебя муж после первой недели проживания домой взад вернет.
 – А я и так умею гладить, – защищается Светка. – Вон, на той неделе папе его любимый галстук с попугаем выгладила.
 – Ага, – говорю. – Только попугай при этом куда-то делся. Одна прожженная дырка осталась. Он улетел, что ли? Ты его, наверное, покормить забыла.
 – Подумаешь, – фыркает Светка. – Ну, не получилось. И на Солнце бывают пятна.
 – Пятна у меня на лице появились, – разъярилась я, – когда Петя свой любимый галстук увидел!
 – Ну ладно, мам, – просит Светка. – Иди салаты крошить, а то гости скоро придут.
 – Увидишь Барсика, – строго сказала я, – пришлешь его ко мне на кухню салаты дегустировать.
 И пошла хозяйствовать. А чего еще делать? Мягкая я сердцем. Стою опять на кухне, настроение какое-то паршивое. И за окном – минус и снега. Апрель, называется. Еще за Петушка немного волнуюсь. Он в гараж с утра пошел, и это по такой погоде. Впрочем, чего волноваться? Что еще мужикам в гараже делать, как не выпивать? Так что не замерзнет. У нас с ним тоже утром чуть скандал не случился. Я его попросила не слишком в гараже нарезываться, так как к Светке гости должны прийти. А Петя так возмутился, стал орать, дескать, когда это он нарезывался в гараже? Я ему сдуру и брякнула, что всегда и нарезывается. Короче, обиделся Петр Степанович, пошел в гараж и так дверью хлопнул, что Барсик с пианины прямо в ведро с грязной водой спланировал во сне. Его потом стирать пришлось, чтобы перед гостями стыдно не было.
 Короче, набузолила я салаты, Светка себя наштукатурила до такого состояния, что под тяжестью макияжа еле ходит, накрыли мы с ней стол (это только так называется – «накрыли»; мать носилась с тарелками, а принцесса Светлана полчаса ходила вокруг стола и искала – куда бы засохшую розу приткнуть, как она сказала – для эстетизму) и сели ждать гостей. Я у нее поинтересовалась – а кого мы, собственно, ждем. Оказалось, что должны подойти пять мальчиков, три девочки и какой-то «Череп».
 – А это что за зверь? – интересуюсь я. – И какого он пола, если не относится ни к мальчикам, ни к девочкам?
 – «Череп», – отвечает Светка, – это крутой байкер из соседней школы. Очень колоритный чувак.
 – Золотарем, что ли, работает, – интересуюсь я, – раз калоритный? А ты его приглашать не боишься? Вдруг амбре весь праздник испортит?
 – Да ну тебя, мама! – злится Светка. – Что за серость? Он – колоритный! От слова «колор», что значит цвет.
 – Светка! – пугаюсь я. – А ты не зря негра к нам в дом пригласила? Черт его знает, как Петя на него отреагирует. Он же из гаража придет под сильным газом. Ты ж понимаешь.
 – Какой, нафиг, негр! – орет Светка. – Обычный евразиец!
 – Еврей? – спрашиваю я. – А-а-а. Ну тогда – не страшно. Петя евреев уважает, потому что они портвейн не пьют и похмельем по утрам не страдают. У него на заводе есть один рабочий – потомственный еврей. Так Петя говорит, что на весь завод по утрам только он один и работает, пока остальные пивом оттягиваются.
 – Мама! – говорит Светка. – Ну сколько можно? «Череп» – обычный парень. Может быть он еврей, хотя по нему этого и не скажешь, но самое главное, что он – байкер!
 – Понятно, – говорю. – Байкой торгует. Коммивояжер. Уважаю.
 – Все, мам, – отвечает Светка. – Закончили обсуждение моих гостей. Сама все увидишь.
 Ну, закончили, так закончили. Я пошла курей в духовку запихивать, а Светка занялась украшением ведер с салатом.
 Через полчасика раздался звонок в дверь. Светка побежала открывать, а я в конце коридора затаилась и заняла наблюдательный пост. Сначала пришли двое ребят и одна девушка. Врать не буду, одеты очень прилично, у ребят волосы аккуратно в хвосты собраны, у девушки такая стрижечка аккуратная. Так что мое материнское сердце немного успокоилось. Пошла я на кухню дополнительные закуски настругивать, а Светка гостей у себя в комнате Андрюшей Губиным стала развлекать.
 Прошло минут пятнадцать, вдруг эта девушка ко мне на кухню заваливает, просит ватку и крем для снятия макияжа. Я на нее посмотрела – боже мой! Тушь вокруг глаз расплылась, по щекам борозды от слез, короче, не человек, а какая-то ходячая трагедия. Я даже испугалась.
 – Что, – говорю, – случилось? Тебя Светка обидела или кто-то из ребят?
 – Что вы! – отвечает. – Я просто всегда плачу, когда слышу Андрюшу Губина.
 Вот это номер! Надо же, какая чувствительная. У меня, впрочем, тоже всегда сердце жалостливо щемит, когда я этого Губина у Светки на плакатах вижу. Его бы в деревню, на парное молочко и здоровые питания. Глядишь, на человека стал бы похож.
 Отмыли мы эту бедолагу, она убежала к Светке заново штукатуриться после ущерба, нанесенного Губиным, тут и остальные гости подошли. Все-таки зря я ворчу на современную молодежь. Такие приятные ребята. Даже цветы не забыли. Светке принесли фикус и гортензию, а мне подарили калы. В смысле – цветы такие. Название у них неприличное, а цветы – вполне даже ничего. Я чуть не прослезилась, когда вдруг вспомнила, что мне Петушок последний раз цветы дарил года два назад на восьмое марта, да и то все окончилось не очень хорошо: так получилось, что ко мне сосед пришел за солью, а в этот момент Петя с цветами и заявился. Нет, вы не подумайте ничего плохого. Я вообще – женщина крайне верная. Это просто Петюнчик мой очень ревнивый. Ладно еще, если бы он купил какие-нибудь ромашки, соседа тогда даже в больницу не пришлось класть, просто йодом помазали бы и все дела. Но Петушка угораздило на розы разориться, так что сосед провалялся все две недели, а я ему тоннами апельсины и яблоки в больницу таскала, чтобы он в суд не подавал.
 Слышу, звонок в дверь раздается, а Светка ничего не слышит из-за своей музыки. Пошла я сама гостей встречать, открываю дверь, а там – тот самый коммивояжер. Ну и видок у него! Весь в коже с заклепками, на голове – платок по-бабьи повязан, в ухе – серьга.
 – А-а-а-а, – говорю. – Так вы – цыган! Здрассте! Меня зовут Анжелика Пантелеймоновна.
 – Приветствую, – отвечает. – Ничего я не цыган. Меня Череп зовут.
 – Очень приятно, – говорю. – А что, сейчас модно такие имена давать? Раньше были всякие Октябрины и Даздраспермы, а теперь черепа в ход пошли. У вас, случайно, сестренки по имени Берцовая Кость нету?
 – Сестренка есть, – отвечает коммивояжер. – Только ее зовут Пивная Бочка. Толстая она очень из-за своей кока-колы. Я ей говорил, чтобы здоровье не сажала и переходила на пиво, а ей – по-барабану. Идиотка. Чего с нее взять?
 – Что, – интересуюсь, – прям так родители и назвали – Пивной Бочкой?
 – При чем тут олды? – удивляется Череп. – Разве они могут нормальное имя дать? Это у нас кликухи такие.
 – А почему вас Черепом окрестили? – интересуюсь я. – Вы анатомией интересуетесь?
 Тут коммивояжер снимает свой платок и демонстрирует совершенно лысую голову.
 – Вот в честь этого и назвали! – хвастается он.
 – А вы к армии готовитесь или просто чернобыльский ликвидатор?
 – Ни то, мамаша, ни другое. Я – байкер. А у нас это принято, чтобы время на мытье башки не тратить. Заодно и прохладнее летом, – объясняет коммивояжер.
 – Понимаю, – говорю я. – Сплошные разъезды, дороги, пыль, да грязь. Я вашу профессию уважаю. Она нужная и полезная людям.
 – Приятно слышать, – говорит Череп. – А мне Светка говорила, что ее мамаша не въезжает. А тут вдруг – такое приятное взаимопонимание.
 – Я с молодежью всегда язык нахожу, – хвастаюсь. – Потому что молода душой.
 – Почему только душой? – комплиментит Череп. – Вы и телом – просто не ходи купаться.
 Какой симпатичный молодой человек оказался. Редкой души. Я настолько растрогалась, что даже ему личные Петины тапочки дала. А чего? Для хорошего человека не жалко.
 Наконец, наслушались они своего Губина, наплакались, гости поднялись и пошли в гостиную за стол. Я туда салатов наметала, поставила две бутылки шампанского и ситро «Буратино». Светка недовольно говорит:
 – Мам! Ну ты чего? Зачем эту химию кошмарную пить. Давай лучше «Кока-колу».
 – От твоей кока-колы, – отвечаю, – дети рождаются дурные. Лучше пейте отечественные напитки. Мы, между прочим, только квас и пили, а ты – вон какая прынцесса получилась.
 – Подумаешь, – фыркает Череп. – У нас есть одна байкерская семья, так они лет десять уже кока-колу хлещут. Родили сынка, так он – гений! В свои пять лет развит – не по годам. С папашей на мотоцикле рассекает, стихи декламирует. Вот такие! – Череп приосанился и зачитал:



   Я поймал в песке жука.
   Без наживки, без крючка.
   И теперь моя рука,
   Все в дерьме того жука.



 – А? Каково?
 – Кошмар полный, – говорю я. – Какие это стихи? Профанация одна.
 – Ну и что? – спорит Череп. – Он заговорил, между прочим, в один год. И первое слово – знаете какое произнес? «Харлей Девидсон»!
 – А слова «папа» и «мама» он до сих пор не выучил? – язвительно спрашиваю я.
 – Конечно – нет! – радуется Череп. – Он мамашу называет «Косуха», а батюшку – «Пень». Это их байкерские клички.
 – Во, довели молодежь, – расстроилась я. – Точно говорю – все от вашей «Кока-Колы».
 – Ладно, хватит! – говорит Светка. – Мы на день рождения собрались или детское воспитание обсуждать. Разливайте шампанское. Кто скажет тост?
 – Ну, не буду вам мешать, – говорю я и присаживаюсь на стул.
 Череп достал откуда-то из бездонных карманов бутылку водки и набухал себе стакан.
 – Але, Череп, – всполошилась я. – А не рано в таком возрасте крепкий алкоголь употреблять?
 – Чем раньше, тем лучше, – отвечает коммивояжер. – Чем раньше начнешь, тем быстрее привыкнешь.
 – А… Ну, ладно, – успокоилась я. – Тогда и мне рюмочку налейте. Надо же за здоровье дочки выпить.
 Набухали мне рюмку, тут встает один из пареньков и произносит тост:
 – Ну, Светка, это… Штоп ваще оно у тебя все было! Спонсор, там, богатый. Чтобы в школе химичка сильно не доставала своей ангидридной валентностью, чтобы с олдами все было – хип-хоп. Опять же, здоровья тебе, Светка, и полного отсутствия всяких неправильных заболеваний. Помни, что безопасный секс – надежда поколения!
 – Хороший тост, – говорю. – Только ты про наркотики зря не сказал. Наркотики – страшный вред.
 – Во-во! – говорит Череп. – Ни в коем случае нельзя употреблять всякую синтетику. Нас что дедушка Ленин учил? Пионер, береги природу, мать твою! И не жди от нее милостей, потому что взять их – наша задача как молодого поколения. Вот я, к примеру, только природой и лечусь. Травками всякими, грибочками… Анжелика Пантелеймоновна, не хотите попробовать натуральный природный продукт – сушеный порошок одного очень ценного грибочка? Настроение поднимает, благотворно на здоровье действует.
 С этими словами Череп достал кисет и высыпал на стол немного темного порошка.
 – А что с ним делать-то? – спрашиваю я. – В воде разбалтывать?
 – Можно и в воде, – отвечает Череп. – А можно просто нюхать как табак.
 – Ну, давайте попробую, – говорю. – Я люблю народными средствами лечиться.
 Он показал как это делается, дал мне на салфетке две щепоточки, я их и занюхала. Довольно противно, кстати, но раз для здоровья полезно…
 А молодежь, между тем, веселится вовсю. Врубили какую-то дикую музыку, салаты бороздят – как Колумб всякие океаны. Периодически кто-то тосты говорит, но как они слова разбирают – не пойму. Ребята начали потихоньку из череповой бутыли себе водку в шампанское доливать. Ну, думаю, пускай пьют. Лишь бы не наркотики. А эти грибочки, кстати, действительно – хорошее средства. У меня в голове все сразу как-то ясно стало. Весь мир – в розовом цвете. И хорошо так. Настроение – блеск. Даже эта музыка почему-то нравиться стала. Надо будет у Черепа спросить – что за грибочки-то. Может я ими Петушка своего полечу. Смотрю – а на шкафу какое-то животное сидит. Типа грифона. Во, думаю, дела! Что это такое? Я же убиралась сегодня с утра. Взяла мандарины из миски и стала ими в птицу кидаться, чтобы согнать. А то эта тварь мне всю шкафу своими когтями издерет.
 Светка как разоралась: – Мама! Зачем ты мандаринами в шкаф кидаешься?
 Вот, дурочка, не понимает, что ли, что мебелю надо беречь. Смотрю, а Череп тоже в шкаф кидается, только апельсинами. Я ему говорю:
 – Але! Череп! Ты чего на тяжелую артиллерию перешел? Так весь шкаф разобьешь! Я этого грифона сейчас мандаринами сгоню.
 – Какими мандаринами! – возмущается Череп. – Бегемота одними мандаринами не возьмешь. Тут ядреный фрукт нужен!
 – Ты уже совсем допился своей водкой, – отвечаю. – Не можешь грифона от бегемота отличить. Бегемот на мой шкаф и не влезет вовсе.
 – Так он же – небольшой, – говорит Череп. – С комнатную собачку и розовый в крапинку.
 Во, думаю, алкаш. Не стала я с ним спорить. Чего с пьяным спорить?
 А компания все веселится. Затеяли они в детскую игру играть. В жмурки. Завязывают одному мальчику глаза, он потом бегает по всей комнате и их ловит. Вот как он, думаю, ухитряется здесь по комнате бегать, когда зверья всякого набежало – ужас. Главное, я половину и не знаю – как называется. Наверное в зоопарке был какой-то прорыв животных. Или в цирке. Хотя пахнет хорошо: кокосом или абрикосом. Смотрю, ребята уже совсем в детский сад превратились. Натыкается этот парень с завязанными глазами на девочку, хватает ее и падает с ней на пол. Во цирк! Лучше бы во что-нибудь умное поиграли. Кроссворды, там, шахматы.
 Тут слышу – входная дверь бабахнула как Аврора в свою революционную ночь. В двери появляется разъяренный Петушок, рядом с которым семенит маленькая белая собачка, и орет: – ГДЕ МОИ ТАПКИ? Потом опускает глаза и видит, что в его тапках сидит Череп. Опять как заорет:
 – Почему в моих тапках сидит этот лысый кожаный чемодан?
 – Вовсе я не чемодан, – обиделся Череп. – Я – байкер.
 – Байкой, что ли, торгуешь? – уже спокойнее спросил Петя.
 – Петь! – пытаюсь я разговор перевести. – А откуда эта маленькая белая собачка взялась? Из гаража, что ли?
 – Какая собачка? – удивился Петя. – Ты чего, Анжела, наклюкалась уже?
 – Сам ты наклюкался! – возмутилась я. – Полрюмки всего выпила. Вон же, собачка, у твоих ног вертится.
 – Мда-а-а, – поразился Петя. – Наши ребята в искусстве подделки водки добились потрясающих результатов. Это же надо – какие глюки пошли с одной рюмки!
 Странный он какой-то. Залил себе глаза в гараже настолько, что уже собачку не видит, а сам меня обвиняет.
 Дальнейшее я помню как в тумане. Наверное, водка все-таки какая-то не такая попалась. Помню, как кормила олененка колбасой, как Петя воевал с огромным крокодилом. Или это они с Черепом изображали бой под станицей «Лозовая»? Не помню уже. Короче, хороший день рождения получился. Все остались довольны. А я так и заснула на диване рядом с маленькой белой собачкой, положив ноги на тюленя.
  19 июня: В квартире у нас – полный раздрай и взрыв бадьи с картошкой в сумасшедшем доме. Впрочем, вы не пугайтесь. Ничего особенного не происходит. Это мы таким образом на дачу собираемся. Я-то думала, что как всегда поеду одна: огород вскапывать, пропалывать и поливать. Потому что Светка вообще никогда на эти мероприятия не выезжает, предпочитая валяться на пляже, Петюнчик по выходным подрабатывает в гараже: чью-то машину красит почти третий год. Красит он там или квасит – точно понять нельзя, потому что по возвращении он на все вопросы отвечает только «Ы-ы-ых» и горестно так машет рукой.
 Однако вчера выяснилось, что гараж закрывается на сдачу бутылок, поэтому Петя вдруг воспылал дружескими чувствами к даче и заявил, что мы должны поехать туда всей семьей, как следует поработать, а вечерком сделать шашлык и погулять вволю. Его настолько эта идея воодушевила, что он даже предложил Светке взять пару своих, как он выразился, «хахалей», чтобы они помогли на огороде и продегустировали Петин, собственноручно выгнанный, самогон. Светка, как ни странно, отказываться не стала (вероятно потому, что она от этого пляжа уже просто на последнюю могиканку похожа – такая красная) и заявила, что возьмет Андрея, Валеру и Черепа. Петюнчик сказал, что места на всех не хватит, но Светка объяснила, что Череп поедет на своей байке.
 – На байковом ковре-самолете? – поинтересовалась я, на что Светка заявила, чтобы я заканчивала эти дурацкие хохмочки, потому что, мол, Череп и так до сих пор от ее дня рождения не отошел. Все порядочные люди знают, заявила Светка, что байк – это мотоцикл.
 – Череп с возу – машине легче, – твердо заявил Петюнчик и вопрос был решен.
 И вот теперь – собираемся со страшной силой. Мне сразу видно, что остальные половины семьи к сбору на дачу не сильно привычные. Я как туда обычно езжу? Встаю в 7 утра, кидаю в сумку термос с кофе и бутерброды, сую туда же резиновые сапоги на случай дождя, и в путь. На все уходит 10 минут. Эти же еле продрали глаза в девять утра, причем, Петю пришлось поднимать путем вываливания его из кровати на эпилятор Кузнецова, от чего он взвыл как паровозный гудок и чуть меня не убил. Зато проснулся. А Светке пришлось поставить радио под дверь и включить «Маяк» на полную громкость. Там как завыли, что, мол, «носики-курносики сопят», Светка как ошпаренная из комнаты выскочила, побежала в гостиную, врубила своего Губина и десять минут отходила от «носиков-курносиков». И тоже проснулась. Все-таки я – стратег и тактик.
 Быстренько сварганила им завтрак. Петя потребовал четыре котлеты с картошкой, а Светка заявила, что будет худеть, поэтому обойдется сникерсом и кока-колой. Когда все насытились я бодрым голосом заявила:
 – Ну что? Поехали?
 В ответ на это Петя до невозможности расширил глаза и заявил, что ему еще подготавливать шашлык, а это дело серьезное и трудоемкое, так что я ему должна выдать большую бадью, кучу всяких специй, пару бутылок вина и свинину из холодильника. А Светка заорала, что ей еще надо накраситься макияжем для дачи и уложить чемодан.
 Я только усмехнулась и сказала, что плохо они ценят свою мамочку, после чего продемонстрировала полностью приготовленный и замаринованный еще с вечера шашлык, а также Светкин чемодан 2х1.5 метра, куда я еще с вечера вывалила весь ее шкаф (я же знаю свою дочку). Светка быстро успокоилась и сказала, что на макияж ей больше получаса не потребуется. А Петя заныл, что, дескать, шашлык не терпит женских рук, так что теперь ничего из этой затеи не получится, и он ни за что теперь не отвечает. Я ему сказала, чтобы валил все на меня, если вдруг шашлык действительно окажется плохой, после чего он успокоился и потребовал две бутылки вина, чтобы, как он сказал, «сбалансировать маринад».
 Тут в дверь позвонили. Я открыла и в квартиру вошли Андрей с Вадиком. Все-таки, этот Андрей мне нравится. Волосы прибрал, надел нормальную дачную рабочую одежду – джинсовый костюмчик, а с собой прихватил сумку с ящиком пива и батоном колбасы. Как он сказал – в общий котел. А этот Вадик – какой-то странный. Заявился в брюках и белой рубашке, а в сумке – пять каких-то толстенных книжек и странная бандура. Вадик сказал, что в сумке книги по программированию и этот, как его, нотубук. Типа компьютер такой. Этому Вадику, оказывается, полезно поработать на природе. Я, собственно, не очень обеспокоилась, потому что знаю – как Петушок ему даст на компьютере поработать. Он этим компьютером еще все грядки перепашет.
 Короче, собираемся. Петя с Андреем смешивают пиво с вином, пробуют и вливают это дело в шашлык, добиваясь, как они говорят, чтобы PH с C2H5OH были в необходимой пропорции. Светка штукатурится стахановским методом, Вадик выдрал шнур у телефона, засунул его в свою нотебуку, а тот сразу стал так визжать дикими кошками, что Барсик выскочил и стал атаковать агрессора.
 Боже мой! Я же про Барсика забыла! Как же мы можем животную одну на два дня оставлять? У него в такую жару вся еда протухнет. Поделилась своими опасениями с Петей, тот махнул рукой и сказал, чтобы Барсика засунули в сумку, мол, пускай он с нами так и поедет. Ага! Засунулся он! Как же! Я его минут двадцать поймать не могла. Этот злодей чего-то почуял и носился по всей квартире как Шумахер какой-то. Потом попросила Вадика, чтобы его бандура еще раз завизжала дикими кошками, чтобы мы Барсика на подсадку поймали. Вадик довольно гыкнул и сказал, что сейчас такой «хендшейк» устроит, что не только Барсик, все окрестные кошки сбегутся. И точно! Этот нотебук так завыл, что Барсик пулей вылетел из-под кровати и стал драть его когтями. Вадик стал отдирать кота от своего прибора (в смысле – компьютера), Барсик стал драть и компьютер, и Вадика, Петя с Андреем заорали, что эти вопли мешают их творческой мысли, Светка заорала из своей комнаты, что она никак не может найти свой купальник, а я схватила руку Вадика вместе с вцепившимся мертвой хваткой Барсиком, засунула ее в сумку и закрыла молнию.
 Разом все стихло. Вадик на меня посмотрел страдальческим взглядом и заявил, что он уважает Муция Сцеволу, но пока считает себя еще морально не готовым к повторению этого подвига. Вот точно –странный парень какой-то. Что ему – трудно, что ли, подержать там руку минут десять, пока Барсик в сумке не успокоится? Тем более, что Барсик как в темноту попал, сразу решил, что наступила ночь и решительно задрых. Руку Вадика мы освободили, сумку закрыли наглухо и поставили под стол.
 В этот момент зазвонил звонок и в квартиру ввалился Череп, сияющий как вся команда «Спартак» после победы над миланскими агрессорами.
 – Здорово, Черепок! – сказала я ему. – Чего радуешься?
 – Здрассте, Анжелика Пантелеймонована, – ответил Череп. – Движок я на своем железном коне умощнил. Теперь, верите ли, как стартую, так он из-под меня прям вместе со штанами и уезжает.
 – Серьезная машина, – согласилась я. – А чего ты потом без штанов делаешь? Бегаешь за ним?
 – Ладно вам, – обиделся Череп. – Это просто выражение такое, чтобы показать – зверь, а не мотоцикл.
 – Хорошо, – говорю. – Ты к даче готов?
 – Всегда готов, – отвечает Череп, вскидывая руку в пионерском салюте. – К любой даче готов! Даче взятки, даче ложных показаний.
 Во молодец! Как ответил! Все-таки нравится он мне. Даже больше Андрея. Прям напоминает Петушка в эпоху его бесшабашной юности.
 – Ладно, Череп, – говорю. – Давай, помогай мне всю эту компанию в машину загружать. А то мы до вечера на дачу не попадем.
 – Это я легко, – отвечает Череп. – Грубую физическую силу применять разрешается?
 – Даю тебе карту бланш на все, – твердо говорю я. – Только Петюнчика не трогай, а то он тебе мотоцикл на уши натянет. Я с ним сама разберусь. Ты Андрея с Вадиком загружай и Светку, а я – Петю и упакованного Барсика.
 В этот момент Вадик, придурок, опять заставил свою бандуру визжать. Сказал, зараза, что у него этот… как его… коннект прервался. Вот что за человек? Барсик как эти звуки услышал, так сходу проснулся и стал заново рваться на агрессора. Представляете картину? Под столом прыгает сумка, бьется об крышку стола, после чего шмякается на пол. Я этому негодяю сказала, что если не прекратит мучить животную, я его ноутбуку брошу в сумку прямо на съедение Барсику. Тот испугался и выключил свою машинку. Барсик сразу затих, тем более, что я ему туда мороженого хека кинула, которого Барсик очень даже уважает.
 Череп быстро схватил Андрея вместе с этим придурочным Вадиком и загрохотал вниз по лестнице. Я начала выковыривать Светку из ее комнаты, которая рыдала и стенала, что у нее, дескать, нет купальника, в котором она могла бы показаться в обществе. Я ей предложила свой, на что в ответ получила такие слова, которые даже здесь повторить не могу. Впрочем, кончилось все хорошо. Светка углядела на кухне моток упаковочной ленты, из которой быстро себе что-то такое странное соорудила и заявила, что проблема с купальником – решена.
 Петюнчик на кухне дремал, уткнувшись лицом в ведро с шашлыком. Судя по двум пустым бутылкам вина и десятку бутылок из-под пива, проблема с PH была уже решена. Равно, как и проблема с C2H5OH. Я его подняла, отмыла, заставила съесть пять пучков лука на случай встречи с гаишником, после чего мы, наконец, спустились вниз.
 Путь до дачи даже описывать сложно. Петюнчик сел за руль, нажал на газ, въехал в закрытые ворота гаража и заснул за рулем. Хорошо еще, что нашей старой Волге наплевать – во что въезжать: в ворота гаража, в кремлевские ворота, в бронебойные щиты или в каменную стену. Я его разбудила энергичными ударами по щекам, Петюнчик проснулся, опять нажал на газ и сбил дворника. Нам повезло, что у Андрея осталось пиво. Дворник долго пил бутылок пять и вспоминал – кто и когда его в этом дворе сбивал. Наконец, удалось выехать со двора.
 Путь до дачи прошел как-то незаметно. Петюнчик периодически засыпал за рулем, мне его удавалось будить только тогда, когда нас тормозил гаишник. Петя немедленно выставлял документы в окно и делал вид, что любуется моими коленками. Гаишники, надо сказать, были деликатны и не обращали внимания на то, что от Пети несет луком километров на двадцать, вместе с десятью бутылкам пива и двумя бутылками вина. Впрочем, может быть их отвлекал Череп, который со страшной скоростью носился вокруг машины, вырывал у гаишников полосатые палочки, швырял их вдаль и орал во все горло: «Фас!».
 До дачи доехали без приключений. Петюнчик оклемался настолько, что позволил мне нажимать на педаль газа, а Андрею было разрешено крутить руль с заднего сиденья.
 Дача нас встретила буйными зарослями сорняков и тремя грядками морковки с петрушкой. Петя посмотрел на это великолепие, печально сказал: «Мужики! Надо спасать закуску!», после чего Андрея поставили пропалывать сорняки по всему огороду. Вадик пытался объяснить, что он, дескать, должен работать с компьютером, но Петюнчик посмотрел на него бычьим взглядом и заявил, что компьютеру работа тоже найдется.
 Вадик сначала пытался возражать, но потом, выяснив, что на даче нет телефона, схватил сумку от ноутбука и стал пахать новые грядки в тех местах, где ему указал Петя. Впрочем, у него сначала не очень получалось, поэтому Петя заявил, что отстающие будут лишены шашлыка. Вадик перепугался, достал из сумки коллекцию cd-дисков, долго выбирал среди них, потом достал красивую пластиночку с надписью «Windows-98» и стал так шустро вспахивать грядки, что Петя пообещал ему переходящий вымпел и барабан через плечо.
 Черепа долго не удавалось приспособить к делу, потому что он никак не соглашался оторваться задницей от мотоцикла. Потом я предложила ему проутюжить вместо мотыги грядки под картошку, чем вызвала у Черепа дикий восторг. Он долго орал, что наконец-то сможет поучаствовать в гонках по бездорожью, после чего пошел колесить кругами по грядкам. Прошло каких-то пятнадцать минут, и на пропаханной Черепом целине можно было сажать спаржу. Соседи долго и завистливо смотрели из-за забора, после чего подошли ко мне и спросили – можно ли арендовать эту борону вместе с водителем минут на пятнадцать. Я посоветовалась с Петей и тот разрешил за литр самогона с сотки.
 Прошло пару часов. Андрей прополол все сорняки вместе с морковкой и петрушкой (городской парень – чего с него взять?). Вадик, похрюкивая, своим диском обработал соток пять. Череп вспахал три соседских огорода, разнеся заодно две поленницы с болванками для дров. Но поскольку болванки он колесами разнес на десять частей, соседи были настолько довольны, что Петины запасы самогона пополнились недели на две вперед. Это если приезжать каждый день. И это с Петиными-то аппетитами.
 Я даже Светку заставила отдраить кастрюли и сковородки, применив хитрый прием. Дело в том, что у меня на даче нет ни одного зеркала. Поэтому я Светке сунула эту кухонную утварь и сказала, что пока она не отчистит их так, что в дно можно будет смотреться, свое наштукатуренное лицо она не разглядит. И что вы думаете? Отчистила!
 Наконец, все рабочие задачи на сегодня были выполнены, Андрей с Вадиком отправились половить рыбку на противопожарный пруд, Петя закончил утюжить своим нелегким телом траву под яблоней, откуда он давал руководящие указания, и стал готовить костер вместе с Черепом, который перевернул вверх мотоцикл и стал капать бензином из бака в мангал для лучшей растопки дров.
 Барсик прогулялся по деревне, провел пару образцово-показательных боев с местными кошачьими хулиганами, а потом привел их всех ко мне знакомиться. Я с удовольствием познакомилась, вылив на них пару ведер воды, после чего начала готовить закуску к шашлыку.
 Прошло часа два. Андрей с Вадиком сильно недовольные вернулись с рыбалки и рассказали, что Светка в своем купальнике из упаковочной ленты улеглась загорать на краю пруда, после чего в течение минут пяти сбежалось все мужское население дачного поселка и стало демонстрировать свою ловкость грациозность, ныряя в пруд. Поэтому, разумеется, Светкины ухажеры ничего не поймали, да еще и прониклись черной ревностью. Правда, как сказал Андрей, один карась, озверевший от плюханья в пруд молодых и горячих тел, сам выскочил на берег, где Вадик его попытался прихлопнуть ноутбуком. Но Вадик промахнулся и вместе с компьютером сам плюхнулся в пруд. На парня при этом страшно было смотреть. Он дрожащими руками держал свою бандуру, облепленную тиной, и только все время повторял: «Это что ж теперь будет, а? Как я в Интернет попаду?». Я парня как могла успокоила и посадила чистить картошку.
 Вскорости пришла Светка, сопровождаемая толпой поклонников, которые любезно помогли ей донести до дома пакет с расческой. Поклонники явно рассчитывали получить приглашение на шашлык, но увидели нежный, красновато-красный взгляд Петюнчика и сверкающее злобным весельем лицо Черепа, после чего поспешили откланяться, заявив, что, дескать, зайдут в следующий раз.
 Наконец, костер был готов и Петя отправился за кастрюлей с шашлыком. Внезапно из кухни донесся дикий рев, в котором не было ничего человеческого. Мы все галопом помчались на кухню и увидели такую картину: в огромной кастрюле, где оставалась максимум треть шашлыка, лежал Барсик с барабанистым животом и недоуменно смотрел на Петю, который изрыгал такие проклятия, что даже я испугалась, хотя уже ко всему привыкла. При виде толпы народа, который набежал в кухню, Барсик осоловело испугался и сделал попытку выпрыгнуть из кастрюли, но не сумел зацепиться за край, упал на шашлык и немедленно задрых.
 Пока Петя бегал за топором, крича на весь поселок, что у нас сегодня будет шашлык из кота, я успела Барсика спрятать в сумку и засунула в багажник машины.
 Впрочем, Андрей быстро сбегал за своей сумкой, где еще оставалось пиво, и стал с ложечки поить Петю, приговаривая, что пиво – лучшее лекарство. Кстати, подействовало. После пяти бутылок Петя простил Барсика, рассудив, что он все равно – бессловесная скотинка, и у него и так мало радостей в жизни.
 Остатки шашлыка, безусловно, удались. Каждому досталось по полтора кусочка. Правда, Петя их так сильно полил вином при готовке, что все сразу захмелели и стали одновременно рассказывать истории из жизни. Светка поведала, что скоро похудеет еще килограмм на двадцать, после чего пойдет работать манекенщицей. Петя долго вычитал 20 из 43, после чего заявил, что Светке без костылей – не обойтись. Андрей всем долго рассказывал – какой остроумный метод подбора коэффициентов он нашел для решения уравнений третьего порядка. Вадик долго всем объяснял про какое-то 13-е прерывание, на что я встревожилась и заявила, что об абортах, тем более, тринадцатом, в этом доме – ни слова. Череп, на лице которого впервые появилось выражение глубокой нежности, рассказал, что как-то нарвался на чужую банду байкеров и принял неравный бой. Описание боя шло с максимальными подробностями, так что даже Петя перестал жевать шашлык и чуть не подавился. А когда Череп показал – как он саданул самому здоровому байкеру в живот, Петя чуть не расплакался и полез к Черепу целоваться.
 А я… Что я? Я сидела, кушала картошечку с зеленью из собственного огорода и просто радовалась, глядя на то, как вся семья дружно сидит за столом. Вот ради этого и стоит жить. Ради таких тихих и спокойных минут.
 Обратно поехали ночью. Петя посадил Черепа за руль Волги (он с ним сильно сдружился и уже готов был доверить самое дорогое), а сам сел на его байк и изображал мотоцикл сопровождения. По пути нас ни разу так и не остановили. Гаишники, когда видели боевого Петюнчика за рулем Череповой «Хонды», сразу вытягивались столбом и отдавали честь. Череп, впрочем, раз двадцать заваливался вместе с Волгой в канаву, так как привык повороты проходить с помощью наклона своего тела. Но никто так и не пострадал.
 Усталые и очень довольные мы вернулись домой. Одна только неприятность случилась: Барсик во время поездки налил в сумку. Впрочем, я его понимаю. После пятого попадания в канаву, с каждым подобное могло случиться.
  19 июля: Сегодня прям беда какая-то. Я целое утро варганила обед, чтобы ребенок, придя из школы, как следует покушал. Сделала ее любимый грибной суп, паровые котлетки с картошечкой, салатик настругала, словом, все как полагается. А она все не идет из школы и не идет. Час жду, нету ее. Второй, опять нет. Я уже нервничать стала.
 Тут Барсик из спальни пришел с жутким перимордитом на лице. Начал деликатно тереться об ноги, намекая, что определенному пушистому домашнему животному неплохо бы заморить червячка перед послеобеденным сном. Я его накормила, даже котлетку дала попробовать. Барсик откушал, залез ко мне на коленки, задрых со страшной силой и во сне свалился на пол. Плюхнулся на спину, на минуту проснулся, обвел невидящими глазами комнату и опять задрых. А Светки, между тем, все нет и нет.
 В шесть часов я стала волноваться по-настоящему. Тут в дверь позвонили, я радостная побежала открывать, но оказалось, что это пришел Череп.
 – Череп, – сказала я, забыв даже поздороваться. – Ты случайно не знаешь, куда Светка могла деться?
 – Здрассте, Анжелика Пантелеймоновна, – ответил Череп. – Не знаю. Мы с ней договорились сегодня вечером съездить на байкерскую тусовку. Может она там уже?
 – Поехали туда скатаемся, – сказала я. – Светка почему-то обедать домой не приходила, и я уже волнуюсь.
 – Нет проблем, – ответил Череп. – А вы на мотоцикле не боитесь ездить?
 – С чего это мне бояться? – возмутилась я. – У Петюнчика был мотоцикл Урал. Мы с ним тыщу километров исколесили. И это при том, что Петя почти всегда ездил поддавший. А ты, вроде, совсем трезвый.
 – Ага, – согласился Череп. – С утра пять бутылок пива, чтобы глаза раскрылись, и все.
 –Ладно, – говорю, – поехали.
 Вышли мы во двор, сели на его мотоцикл и помчались. У бабулек во дворе чуть инфаркт не случился, когда они увидели меня с Черепом на мотоцикле. Впрочем, Череп так лихо рванул с места, что они, вероятно, решили, что это был мираж, вызванный жарой.
 Ехали мы недолго, где-то с полчаса. Прибыли на большую поляну, которая располагалась на берегу реки. А на поляне – мама моя! Куча народу, все на мотоциклах, все в коже, пьют пиво тоннами и периодически носятся вдоль реки. Светки среди них не было.
 Череп подвел меня к кучке своих приятелей и заявил:
 – Мужики, знакомьтесь. Это моя потенциальная теща – Анжелика Пантелеймоновна.
 Ну, познакомилась я с ними. Разумеется, нормальных имен не было, а все какие-то клички: Помидор, Райкин, Малыш, Дэн и Ржавая Заклепка. Малыш, разумеется, был двух метров ростом и весил примерно 170 килограммов.
 – Отведайте пива, – заявил Малыш и протянул мне открытую бутылку.
 А мне пить хотелось по такой жаре – ужас. Я эту бутылку прямо из горлышка целиком и выпила. Парни одобрительно загалдели и Дэн заявил:
 – Череп! Ты где таких тещ находишь? Классная же тетка! Мадам, – обратился он ко мне. – Зачем вам этот Череп? У него же башка лысая и мотоцикл хилый. Возьмите меня в зятья. Я с такой тещей женюсь даже в том случае, если дочка похожа на крокодила.
 Черепу эта тирада явно не понравилась, поэтому он пригласил Дэна прогуляться в лесок, чтобы, как он сказал, пофилософствовать. Они ушли, а я стала пить пиво с Малышом. Парень оказался довольно разговорчивый.
 – Как, – говорю, – дела?
 – Нормалек, – отвечает Малыш.
 – Чего здесь делаешь?
 – Тусуюсь.
 – А по-жизни чем занимаешься?
 – Тусуюсь.
 – Но профессия у тебя какая-нибудь есть?
 – Есть. Байкер я.
 – А зарабатываешь чем?
 – А чем придется.
 – Малыш, – интересуюсь я. – А у тебя в жизни кроме мотоцикла еще какие-нибудь интересы есть?
 – Есть, – отвечает. – Пиво.
 – Ну, а кроме мотоциклов и пива?
 – Мамаш, ну вы даете, – удивляется Малыш. – Какие еще в жизни могут быть интересы, кроме мотоциклов и пива?
 Тем временем возвратились Дэн с Черепом. Похоже, что они там по бурелому шастали, потому что у Черепа разорван его головной платок, а у Дэна на щеке свежая ссадина.
 – Вы там медведя, что ли, встретили, – поинтересовалась я.
 – Споткнулся я, – пробурчал Дэн и заявил, что после зрелых размышлений, а также при дружеском участии Черепа, он решил снять свою кандидатуру в мои зяти.
 Ну снять, так снять. Нет вопросов. Мы еще выпили пивка, тут Череп заявил, что сейчас покажет класс на мотоцикле. Дэн заявил, что тоже сейчас покажет класс. Я, чтобы немного утешить Дэна, предложила им устроить заезд вдоль берега. Кто в заезде победит, тот и будет потенциальным зятем. Черепу эта мысль сильно не понравилась, но спорить он не стал, завел мотоцикл и мы поехали к реке.
 Там я их установила на одну линию и платочком дала старт. Ребята рванули с места так, что сорвали метров пять плодородной земли. Тут я спохватилась, что мы не разработали условия участия в соревновании. Но Ржавая Заклепка сказала, что все уже продумано заранее: они едут вдоль реки до коровника. Кто первый коснется колесом мотоцикла стены, тот и победил.
 Вернулись они минут через пятнадцать. Боже! Ну и видок! Череп сконфуженно объяснил, что перед коровником поставили здоровенную скирду сена. А они были настолько увлечены гонкой и отслеживанием соперника, что не заметили скирду и одновременно в нее врезались. Так что теперь не понятно – кто победил, а соответственно может претендовать на пост моего зятя. Вот такая возникла проблема.
 Я сказала, чтобы народ высказался по этому поводу, потому что у меня свежих мыслей нету. Малыш предложил, чтобы Череп с Дэном соревновались – кто больше пива выпьет. Но я эту мысль с негодованием отмела, потому что пива и так было немного, а день стоял жаркий. Помидор предложил, чтобы они мотоциклы подняли на заднее колесо и соревновались – кто дольше простоит.
 – Ну ты и придумал, – сказала я. – Может устроить им соревнование – кто больше анекдотов расскажет? Мне же нужно, чтобы будущий зять проявил себя молодцом в физическом смысле. Чтобы было настоящее соревнование. Потому что в нашей семье хлюпики не нужны.
 Тут подъехал какой-то парень на мотоцикле с коляской. Мотоцикл, кстати, был точно такой же Урал, на котором я каталась с Петюнчиком. А я этот мотоцикл водить умела довольно неплохо, потому что Петя нарезывался на деревенских вечеринках до синих крокодилов, и мне его частенько приходилось самой домой отвозить.
 – Вот что, мужики, – решительно сказала я. – Есть такое предложение: мне дают этот мотоцикл с коляской и минуту форы. Вы гонитесь за мной. Кто первый мой мотоцикл обгонит, тот и будет кандидатом в зятья. Но едем не до скирды с сеном, а только вдоль берега до поворота на ферму. Если до поворота меня никто не обгонит, обе кандидатуры отклоняются и право выбора зятя остается за мной. Годится?
 Ребята пришли в восторг от этого предложения и немедленно согласились. Мне выдали Урал с коляской, поставили на линию, дали 30 секунд форы, и я стартанула. Конечно, ровно через 40 секунд я услышала рев мотоциклов Дэна и Черепа за спиной. Но они же – дети неразумные, а я – умудренная опытом женщина. Дорожка вдоль берега была очень узкой, справа – река, а слева – плотный кустарник. Два узких мотоцикла на ней еще расходились, а вот мотоцикл с коляской занимал все пространство, и обогнать его не было никакой физической возможности.
 Я это все заранее продумала, а вот ребята мою мысль поняли только сейчас, болтаясь у меня за спиной. Разумеется, я победила. Череп сделал попытку обойти меня справа и свалился в реку, Дэн штурмовал кусты слева, напоролся на пень и с дикими ругательствами слетел с мотоцикла. Так что до поворота на ферму я доехала в гордом одиночестве.
 На поляну вернулась триумфаторшей. Весть о том, что потенциальная теща Черепа на мотоцикле Урал задрала в соревновании таких известных байкеров, вызвала сильный интерес к моей персоной. Меня угощали пивом, похлопывали по плечу, предлагался прокатиться на самых крутых мотоциклах, а потом и вовсе подняли на руки и объявили самой крутой олдовой теткой.
 В этот момент на поляну въехал старенькая Волга, внутри которой находились Петюнчик со Светкой. Зная суровый нрав Пети, я сразу объяснила, что приехала сюда с Черепом искать Светку, а заодно еще выиграла в мотоциклетном соревновании. Догадливые байкеры быстро угостили Петю пивом, поэтому ни один байкер и мотоцикл не пострадали.
 Домой возвращались с триумфом. Впереди ехала я с Петей на мотоцикле Урал, к которому прицепили шест с лисьим хвостом, за нами ехала Волга, а сопровождала эту процессию вся толпа байкеров с поляны. Бабки во дворе, когда увидели эту картину, чуть с глузда не съехали.
 Дома пыталась поругаться со Светкой, но оказалось, что у нее сегодня было занятие в драмкружке, и она меня об этом заранее предупреждала. А я и забыла. Склероз, что ли, начинается? Надо будет какие-нибудь таблетки попить.
  8 октября: Сижу себе спокойно дома, варганю обед. Ожидаю появления царственных особ: Барсика из спальни и Светки из института (она этим летом поступила-таки в Московский Авиационный; я так нервничала, что даже дневник не вела.) Надо сказать, что мне это ежедневное представление до сих пор не надоело, потому что оба – Барсик и Светка выкидывают такие коленца, что никакого цирка на льду не надо. Вот и сегодня Светка выкинула… Впрочем, обо всем по порядку.
 Сначала из нашей спальни появился, как говорится, кривоногий и плоскомордный (после глубокого сна на батарее и последующего падения с этой батареи) Король Двадцатичасового Сна, Отважный Укротитель Мышей с Помощью Газового Баллончика, Неутомимый Раздиратель Обоев – Барс Васильевич Первый, в просторечье именуемый Барсик-зараза. Его величество появилось, чтобы выяснить – не дадут ли сколько-нибудь немножечко покушать маленькому пушистому домашнему животному.
 Кстати, эта реклама все врет, что еда с нашего стола котам не подходит. Еще как подходит. У меня Барсик даже работает в качестве дегустатора (надо же с него хоть какой-то прок иметь.) Если блюдо есть не станет, то я наперед знаю, что ни Пете, ни Светке оно не понравится. А вот все эти китикеты и вискасы он употреблять напрочь отказывается. Я ему как-то вискас купила, положила в мисочку, так он там рылся-рылся, а потом взял да и налил туда. Решил, видимо, что это такой новый «Катцан» ему купили. И еще, негодяй, так победно на меня смотрел после этого, что пришлось ему дополнительную порцию мяса выдавать.
 Сегодня у меня на первое был суп харчо, а на второе соорудила макароны с огромными котлетами. Барсик их еще из спальни учуял. Короче, положила я коту котлетку, сижу, наблюдаю за выражением его помятого лица, как вдруг входная дверь хлопает. Светка из института объявилась. Пошла встречать дочку и сразу поняла, что сейчас услышу что-нибудь необычное, потому что когда Светка делает вот такое многозначительное лицо, надо сразу готовиться к неприятностям.
 – Ну? – спрашиваю я ее.
 – Чего «ну»? – как бы удивляется Светка. – А-а-а-а. Здравствуй, мама.
 – Виделись уже утром, – отвечаю я. – Ты давай, выкладывай свои новости. Не томи душу. Вон, даже Барсик есть перестал и весь внимание.
 Барсик в этот момент действительно перестал есть, потому что неожиданно для себя заснул с котлетой во рту. Это с ним бывает.
 – Ну так… – кокетничает Светка, – есть одна маленькая новостишка. Даже и не знаю, заслуживает ли она внимания…
 – Доча, – говорю я. – Ты мне эти театральные паузы брось. Я ведь рассердиться могу. А я страшная в гневе, ты же знаешь.
 – Короче, – наконец решается Светка, – мы с Вадиком решили пожениться.
 Ой! Вот этот номер! Я конечно ожидала нечто подобное, но с ВАДИКОМ!?!?!?! С этим странным парнем, который вечно таскается со своей компьютерной бандурой, занимает телефон и пугает кота, когда его бандура начинает выть дикими кошками.
 – Света! – потрясенно говорю я. – Ведь у тебя были такие парни! Андрей! Череп! Почему не они? Почему этот тощий очкарик? Ты пойми, материнское сердце воет и рыдает. Материнское сердце может уже просто разорваться от тоски. Ведь не пара же он тебе! Вот помяни мои слова – не пара!
 – Материнское сердце пускай успокоится, – высокомерно заявляет Светка. – Андрей слишком много пьет. Причем совсем не минералку. И даже совсем не только пиво. Конечно, с папашей он быстро найдет общий язык на предмет сходства интересов, но мне такого мужа не надо. Наш папаша, конечно, тоже квасит как целый отдел солений и маринадов, но он хоть от этого почти не тупеет и руками работать – большой мастер. А этот Андрей… Да ему пиво дороже, чем я, – махнула рукой Светка и даже чуть не заплакала, вспоминая, видать, какие-то печальные эпизоды из своей жизни.
 – Ладно, Свет, ты успокойся, – жалею ее я. – Ну не хочешь Андрея, так и не надо. Действительно, два алкоголиста в одной семье – это уже слишком. А чем тебе Черепок не угодил? Такой приятный парень.
 – Эх, мама, – глаза у Светки затуманились, – Череп, конечно, чувак очень интересный, но ты же понимаешь, он – байкер. А выходить замуж за байкера – это все равно что выходить замуж за моряка дальнего плавания. И тот, и другой по девять месяцев в году дома отсутствуют. А за девять месяцев – сама понимаешь – мало ли что может случиться. Я же тоже не рыба какая-нибудь холодная, а вполне даже горячая молодая девушка.
 – В общем, логично, – соглашаюсь я.
 – И я, мам, хочу, чтобы муж был домоседом, не пил много и подавал надежды как молодой ученый. Вот и получается, что Вадик – самая подходящая кандидатура.
 – Свет, а куда в этом случае торопиться? – не теряю надежды я. – Ты же еще совсем молодая. Погуляй еще, поищи другие кандидатуры. Замужество – вещь серьезная.
 – Поздно, мама, – печально говорит Светка.
 У меня аж все обмерло в груди.
 – Что поздно? Ты беременна?
 – Да нет, – в свою очередь пугается Светка. – Просто мы уже заявление подали.
 – Ну вы даете, – возмущаюсь я. – Родителям ничего не сказали, сразу побежали заявление подавать. А почему не сделали все чин-чинарем? Почему Вадик не приходил руки просить?
 – Да ну тебя, мам, – говорит Светка. – Что за архаичности? Ты еще предложи по старому обряду действовать. Засылать сватов и нести всякую чушь, типа: «У вас тут товар не завалялся? А то у нас купец есть!» Ненавижу я эти глупости.
 – Глупости-глупостями, – твердо заявляю я, – а Петя когда узнает, что ты без его одобрения заявление подала… Сама знаешь, что будет. Куликовская битва после этого покажется мелким и не заслуживающим особого внимания эпизодом.
 – Мда… – соглашается Светка. – Боевых действий не избежать. А может отца как-нибудь заранее подготовить?
 – Да уж, придется, – отвечаю я. – Ладно, беру это на себя.
 – О, спасибо, мам, – радуется Светка. – Чтобы я без тебя делала?
 – Одним спасибо не отделаешься, – твердо заявляю я. – Имей в виду, что пока ты у меня не пройдешь полный курс молодого бойца семейного фронта, никаких свадеб не будет.
 – Это еще почему? – интересуется Светка.
 – А потому, что какой бы у тебя там муж ни был – ледащий, завалящий, очкарик или даже программист, ему надо готовить, его надо кормить и обстирывать. И пока ты хотя бы в первом приближении этого делать не научишься, я тебя замуж не отпущу. Так и знай. Потому что тебя муж после первой же недели семейной жизни обратно к родителям вернет. Как неспособную.
 – Опять у тебя какие-то архаичные взгляды на жизнь, – злится Светка. – Сейчас не те времена.
 – Ты с матерью не спорь, – строго заявляю я. – Она лучше знает. О тебе же забочусь. Короче, завтра утром будешь Пете завтрак готовить и подавать. Вот сразу и поймешь, что такое эта семейная жизнь.
 – Да и пожалуйста, – раздухарилась Светка. – Я, может быть, этот завтрак лучше тебя приготовлю.
 – Там видно будет, – философски говорю я.
  9 октября: Сегодня растолкала принцессу в семь утра и напомнила о необходимости приготовить папе завтрак в плане прохождения курса молодого бойца семейного фронта. Светка немного поныла, что хочет еще немного поспать, но все-таки продрала глаза и поползла на кухню. Там встала у плиты и начала лениво сооружать яичницу.
 – Свет, – говорю я. – Урок первый. Ты посмотри – как ты одета и как я.
 – А чего? – спрашивает она сонно.
 – Ты не умылась, притащилась на кухню в пижаме. А на голове-то, на голове… Сплошные Пикассы. Родители такое переживут, а вот муж поутру может испугаться.
 – А как я успею умыться и одеться за такое короткое время? – огрызается Светка.
 – Так вставать надо раньше, – спокойно объясняю я. – За полчаса до подъема мужа. Чтобы успеть себя в порядок привести.
 – Что, серьезно? – искренне удивляется Светка. – Мам, да это просто какой-то феодальный строй. Какой ужас!
 – А ты чего хотела? – интересуюсь я. – Ты думаешь, что замужество – это сплошной ренессанс и развитой капитализм с человеческим лицом? Не будет тебе никакого человеческого лица. Только во время медового месяца. А дальше – сплошное рабовладельческое общество и даже поздний палеолит.
 – Кошмар какой, – презрительно говорит Светка.
 В этот момент на кухне появляется Петр Степанович.
 – Почему мой завтрак до сих пор не готов? Анжела, салют! – говорит он.
 – Ой, – тут он увидел Светку. – Это что еще за выставка абстрактных скульптур по утрам?
 – Это я, пап, одеться и причесаться не успела, – сконфуженно объясняет принцесса.
 – Мда… – говорит Петя. – Труд, труд и только труд. Родители-то твою вакханалию на голове еще переживут, а муж… Муж тебя на второй же день выгонит и приданое не вернет.
 – Во-во, – соглашаюсь я. – Девка вон какая здоровая вымахала. Не сегодня-завтра замуж соберется. Я и решила ей курс молодого бойца провести, а то перед будущим зятем стыдно.
 – Замуж – дело хорошее, – одобряет Петя. – Только ты, – обращается он к Светке, – мужа правильного выбирай. По уму. Чтобы с руками был и с головой. И чтобы голова вовремя давала команду рукам.
 – Да уж разберусь как-нибудь, – фыркает Светка.
 – Ты мне тут не фурычь, – мгновенно вскипает Петя. – Знаю я твоих хахалей. Один Череп чего-то стоит. Вот за него тебя отдам не задумываясь. Правильный парень. Он со мной в гараж будет ездить…
 – Вот ты за Черепа тогда и выходи, – в свою очередь злится Светка. – Мне гаражный муж не нужен. Мне нужен домашний.
 – Скажите, какая цаца… – начинает было Петя, но тут я решительно заявляю, что хватит дискуссий, а то он на работу опоздает.
 Петя садится за стол и начинает демонстративно ждать завтрак, а Светка пытается спасти остатки яичницы. Я же стою рядом с плитой, изображая наблюдателей от ООН.
 Через пять минут яичница готова, Светка вываливает ее на тарелку подгоревшей стороной вверх, ставит на стол и начинает возиться с чайником.
 – Это что? – недоуменно спрашивает Петя.
 – Яичница, – саркастично поясняет Светка. – Приготавливается из яиц. Яйца – это такие белые шарики…
 – Сейчас вот один из таких белых шариков полетит тебе прямо в лоб, – спокойно поясняет Петя. – Яичница должна быть похожа на яичницу, а не на горстку подгоревших ошметков. Ты знаешь, что такое яичница? Она приготавливается из яиц. И главное, чтобы сразу было понятно, что она сделана из яиц. А если это не понятно…
 – Стоп, – говорю я, увидев, что Светка вскипает уже по третьему разу. – Петь, я тебе сейчас бутерброды с ветчиной сделаю, а Светка пока кофе приготовит. Хорошо, Свет?
 Светка в ответ что-то бурчит себе под нос и начинает снова возиться с чайником. Петя брезгливо смотрит в тарелку с ошметками яичницы, ковыряет ее вилкой, затем разворачивает газету и начинает читать. Через несколько минут кофе приготовлен и поставлен на стол рядом с Петиной правой рукой.
 – Ну? Как кофеек? – не выдерживает Светка.
 Петя, как обычно, внимательно читает газету и не реагирует ни на какие внешние раздражители.
 – Учись, дочка, – говорю я. – Когда муж утром читает газету, ты ему в чашке хоть настой брюквы можешь подсунуть. Ничего не заметит.
 Петя, между тем, берет чашку, отхлебывает и спрашивает:
 – Это что еще за бурда?
 – Кофе, – отвечает Светка. – Шикарный растворимый кофе. Полторы ложки на чашку и одна ложка сахара.
 – Кофе растворимым не бывает, – твердо заявляет Петя. – Это тебе любой муж скажет, не только Череп. Кофе нужно варить.
 – А что же ты сразу не сказал? – интересуется Светка.
 – Муж тебе не будет говорить каждый день такие вещи. Сама должна знать, – объявляет Петя, берет приготовленный мной бутерброд и впивается в него зубами. – Я жду кофе, – многозначительно напоминает он.
 Светка вопросительно смотрит на меня, я в ответ пожимаю плечами, мол, выкручивайся сама, потому что на кухне с мужем мамы не будет. Тогда Светка берет турку, сыпет туда четыре ложки растворимого кофе и ставит на огонь. Я молчу. Через некоторое время кофе вскипает, Светка наливает его в чашку, добавляет сахара и ставит перед Петей.
 Тот дочитывает статью, начинает новую, берет чашку и делает несколько глотков. Переворачивает страницу и делает еще несколько глотков.
 – Поняла? – шепчу я. – Во время чтения газеты он ничего не замечает.
 – Ну и жаль, – шепчет Светка. – Я же кофе сделала по всем правилам.
 – Черта с два, – объясняю я. – Нормальный кофе готовится из молотых зерен, а не из растворимого кофе.
 – Да ну! – поражается Светка.
 – Ага. Твое счастье, что Петя ничего не заметил.
 – Анжел, – прорывается из-за газеты Петин голос. – А молоко мне дадут?
 – Какое молоко? – поражаюсь я. – Ты же молоко уже лет десять не пьешь. Только в виде молочного пунша.
 – А мне молоко за вредность полагается, – объясняет Петя. – Сделали тут из меня подопытное животное: завтрака лишили, вместо нормального кофе растворимый вскипятили. Я теперь на работу пойду в плохом настроении. Так что, уж пожалуйста, давайте что-нибудь за вредность.
 – Ага, – отвечает Светка. – Тебе, пап, точно что-нибудь за вредность полагается. Уж очень ты, пап, вредный у нас.
 – Папа полезный, – сурово говорю я Светке. – Не смей папе такие вещи говорить.
 – А ты, мам, тоже даешь, – злится Светка. – Не могла объяснить, как кофе нормальный варить.
 – Нечего и объяснять в боевых условиях, если ты его ни разу не варила, – объясняю я. – Только всю плиту мне извозюкала бы. А драить ее кто будет? Ты, что ли?
 – А хоть бы и я, – кипятится Светка. – У меня курс молодого бойца или не курс молодого бойца? Вот и объясняй, как старший товарищ по оружию.
 – Не ссорьтесь, девочки, – примирительно говорит Петя. – Я на стройке в столовке позавтракаю. Лучше ты, дочка, грызи гранит науки на чем-нибудь попроще. На Барсике, к примеру. А когда первый экзамен сдашь, тогда перейдешь на тяжелую артиллерию в виде папы. Договорились?
 – Ну да, – буркнула Светка.
 Петя ушел на работу, Светка засобиралась в институт, а я стояла и плиты и подводила сегодняшние итоги. А чего? Для первого раза вполне неплохо получилось. Петя даже чашку с кофе ни в кого не запустил. Завтра будем продолжать. Ей еще много осваивать. А там – глядишь и раздумает замуж выходить.
  4 ноября: Как ни странно, Светка быстро остыла к этим «курсам подготовки Принцессы к замужеству» и дней десять про них даже и не вспоминала. Утром завтрак Петюнчику готовила по-прежнему я, а Светка как обычно вставала уже после его ухода, сонно тянулась в ванную комнату, там врубала на полную катушку радио со своей истеричной музыкой и старалась продрать глаза слезами. Затем приходила на кухню и завтракала своими кошмарными мюслями в молоке и кока-колой.
 Я один раз пыталась завести разговор на тему продолжения ее обучению домашнему хозяйству, но Светка в ответ махнула рукой и заявила, что обсуждала с Вадиком эту тему, так он ей заявил, что представляет собой современный вариант мужа, который вовсе не собирается быть домашним тираном. И что он – настоящий программист, который питается только пивом и сигаретами, поэтому ничего ему готовить не надо. И стирать не надо, потому что у него есть зеленый свитер для рабочих дней и красный свитер для больших праздников. Зеленый стирать не надо, потому что он в нем каждый день ходит, так что нечего будет надеть во время стирки, а красный стирать не надо, потому что он его надевает только на праздники, так что свитер совершенно чистый.
 Я, разумеется, слегка офанарела, когда услышала подобное заявление, но подумала, что пускай Светка делает, что хочет. В любом случае жизнь расставит все по своим местам. Так, кстати, и оказалось, причем очень скоро.
 В те выходные Светка с однокурсниками отправилась на дачу к одному, как она сказала, – мажористому парню. Причем отправилась по-взрослому: в субботу утром и вернулась только в воскресенье. Я ее ни в какую не хотела отпускать, потому что это неприлично: молодая девушка с парнями и другими девушками едет с ночевкой на дачу к какому-то музыканту. Светка устроила скандал и выла на всю квартиру, что, дескать, всех остальных отпускают, одна я у нее – ренегатка, ретроградка и сказала еще кучу каких-то гадких и непонятных слов.
 Но на ее защиту неожиданно встал Петюнчик, который меня спросил – чего я, собственно, опасаюсь. Я его отвела в другую комнату и сказала, что опасаюсь наркотиков и неразборчивого секса. Петя хмыкнул и сказал, что если Светке захочется наркотиков и неразборчивого секса, она это может сделать без всякой дачи, и что дочке надо больше доверять. Потому что у нее сейчас самая веселая пора, которую необходимо использовать на всю катушку. Тем более, что на дачу она едет со своими сокурсниками, которые мне частично знакомы.
 Мне эти доводы не показались достаточно убедительными, но с Петей спорить бесполезно. У него тогда глаз бычий становится, а я этого всегда пугаюсь. Вернулась на кухню и сказала Светке, что она может поехать, но я отправлюсь с ней. Это я, как оказалось, зря сказала, потому что Светка в тот момент пила кефир и подавилась так, что забрызгала ценным молокопродуктом весь пол на кухне. Затем посмотрела на меня с каким-то странным выражением лица и спросила: что я собираюсь там на даче делать. Я твердо сказала, что буду им готовить обед. Светка немного помолчала, затем – вот жучка – побежала к Пете и ему наябедничала, что я собираюсь ехать с ней. Петя пришел на кухню, посмотрел мне в глаза и очень неделикатно припомнил, как в далекую молодость моя мамочка два раза ходила вместе со мной на свидание с Петей. При этом у Петушка сразу два глаза стали бычьими, я испугалась и согласилась, чтобы Светка поехала одна.
 Тем более, Светка, как оказалось, собиралась ехать со своим Вадиком, что меня сразу успокоило. Ведь они – вроде как жених и невеста. Но я Светке все равно строго заявила:
 – Смотри, Светка, до свадьбы – ни-ни.
 – Чего «ни-ни», мамочка? – спрашивает она, изображая из себя дурочку.
 – Никакого неразборчивого секса и наркотиков! – строго говорю я.
 – Клянусь, – заявляет Светка совершенно серьезно, – никаких наркотиков до свадьбы и занимаюсь только разборчивым сексом.
 Видали? Это она с матерью так шутит. Но ведь когда дошутится, к матери прибежит плакаться. Так всегда бывает.
 Короче, уехала она на эту чертову дачу, а я прям извелась вся. Не доверяю я этой молодежи. Чем они там будут заниматься? А вдруг спать поздно лягут? А вдруг суп неразогретый есть будут? А вдруг этот музыкант мажор-минор их наркотики заставит принимать. Верите ли, всю ночь с субботы на воскресенье не спала. Память рисовала жуткие картины, что они там обкурились своими наркотиками и никто не обращает внимания на Светку, которая замерзла и уже два дня не ела. На Вадика-то – надежды мало. Если бы она еще с Черепом туда поехала – другой разговор. А этот Вадик… Тьфу, смурной какой-то. Небось опять потащил туда свой компьютер. Он из-за своего компьютера ничего не увидит.
 Вечером в воскресенье заявляется Светка. Живая, здоровая, слава Богу, но злая, как собака. Я ее пытаюсь спросить, что случилось, а она в ответ только: «Гав-гав». Ничего понять невозможно. Барсика напугала так, что он впервые в жизни сосиску не доел. Наконец, отошла она и рассказала, чего там было. Оказалось, что все мальчики, которые там с ними были, совершенно серьезно рассчитывали, что взятые на дачу девочки будут в поте лица готовить, убирать и подавать на стол. А все девочки – ха-ха – такие же прынцессы, как моя Светка. Короче говоря, в первый же день дошло у них там до скандала. Голодные парни орали, требуя, чтобы девушки готовили, а те орали, что поехали на дачу в надежде, что с ними будут обращаться по-рыцарски, а не заставят пахать стряпухами и уборщицами. Кстати, я вполне догадываюсь, кто из девочек там орал больше всех, но Светке этого не сказала.
 В обед-то они кое-как насытились бутербродами и чаем, а на ужин осталось только сырая курица и картошка. Вот тут-то и начался полноценный скандал. Светка сказала, что даже ее Вадик орал, как резаный. Ее, бедняжку, это так возмутило… Она-то, дурочка, всерьез поверила, что мужик в состоянии питаться пивом и сигаретами. Но тут наглядно убедилась, что стоит только парня не покормить часа три, как сразу с него слетает вся шелуха цивилизации, и за невовремя поданный обед или ужин он запросто может убить.
 В общем, две девочки просто забились в истерике, другая поднялась на второй этаж и сказала, что до отъезда не выйдет, но Светка с подружкой решили, что надо спасать положение, поэтому подружка решительно засунула курицу в кастрюлю с водой и поставила готовиться в микроволновку, а Светка водрузила чайник на плиту. Парни сразу перестали орать и стали дожидаться вареной курицы с чаем. Через пару минут, как рассказала Светка, дача неожиданно наполнилась каким-то неприятным запахом. И тут только Светка внезапно сообразила, что поставила на электрическую плиту электрический пластмассовый чайник. Она быстро подбежала к плите, схватила чайник и потянула его вверх, но низ у прибора уже расплавился, поэтому чайник стал просто вытягиваться белыми пластмассовыми нитями, и из него во все стороны начала разбрызгиваться вода. О том, какие слова ей сказал этот музыкант – хозяин дачи – Светка умолчала. Она сказала, что такие слова не говорит даже папа, когда случайно наступает на Барсика. Кстати, хозяин оказался вовсе не музыкантом, а студентом того же института, так что почему его Светка называла мажором-минором – не очень понятно.
 Но это еще не все. Когда надежда попить чайку в ребятах умерла, они стали с нетерпением дожидаться вареной курицы. Светкина подружка сказала им, что надо ждать не меньше часа, пока курица сварится в микроволновке, так что ребята сидели целый час на кухне и громко клацали зубами. Через час девушка гордо достала кастрюлю с курицей из микроволновки и… Вода в кастрюле оказалось совершенно холодной. Потому что она ухитрилась поставить железную кастрюлю в микроволновку. Физику в школе девушка не учила, вот и прокололась. Кстати, микроволновка все-таки умерла, не выдержав такого объема железа, но это было уже неважно по сравнению с тем, что говорили ребята, когда поняли, что поужинать им не удастся. Светка поведала, что Вадик тоже был груб и сказал, что не собирается на ней жениться, пока она не освоит домашнее хозяйство. И тут Светка заявила, что готова продолжать занятия. Ну, готова, так готова. Я только обрадовалась.
 Но что там было дальше на даче – она молчит, как партизанка. Говорит, что не хочет меня расстраивать. Но клянется, что не было ни секса, ни наркотиков. Ни даже кусочка колбасы. А то я не понимаю. Она во время этого разговора умяла восемь котлет и целый дуршлаг макарон. Бедная девочка. Как изголодалась. Впрочем, ребят тоже жалко. Светка сказала, что один из них кожаный чехол от гитары жевать пытался. Вот страсти-то!
  28 января: Вчера Петюнчик заявился домой – ну просто никакой. Это даже на него было не похоже. Я настолько разозлилась, что решила – хватит потакать подобному алкоголизму, пора уже принимать какие-то меры! Поэтому наорала на него и выгнала спать на кушетку в коридор. Да и забыла, что у нас там стоит светкин диванчик, на котором она спала, учась в младших классах. Утром выхожу в коридор, а сердце так и защемило: Петюнчик лежит на диване, раскинувшись; голова на полу с одной стороны, ноги на полу – с другой. А он спит себе тревожным сном и только вскрикивает во сне. Я его разбудила, отпоила кефирчиком, вставила, конечно, соответствующую пилюлю, ведь в его возрасте так напиваться – просто неприлично. Но он, когда очухался, мне все объяснил. Оказывается у них на работе проводилась беспроигрышная лотерея, и он выиграл четыре билета на сегодня в новый экспериментальный театр на спектакль «Черный квадрат» по этому… как его… по Малевичу. Вот с радости и напился, потому что давно уже ничего не выигрывал.
 Тут я его сразу простила, потому что мы уже сто лет не были в театре, а мне очень хотелось совершить какой-нибудь культурный поход из дома. А то надоело одно и то же. Все праздники – по заведенной схеме: с раннего утра кручу-верчу салаты, вечером приходят гости, все едят и пьют, как заведенные, рассказывают анекдоты, а потом орут песни до двух ночи. Дальше Петюнчик заваливается спать, а я еще два часа все на кухне драю. Ладно еще, когда Светка маленькая была… Ее вызывали, ставили на стул, Светка читала всякие стишки, мы с Петей умилялись, а гости втихаря лопали салаты и пили водку. Хоть какое-то развлечение. А сейчас попробуй ее заставь стихи почитать. Она такие стихи читает, что даже Петя сидит красный, как рак, а гости хохочут до икоты. Так что я очень обрадовалась, что мы в театр идем.
 – Кого, – спрашиваю Петю, – с собой возьмем?
 – Светку, конечно, – бурчит он.
 – А еще кого? Билетов же четыре…
 – Ну пускай хахаля своего пригласит, – нехотя говорит Петя. – Не пропадать же билету. Кто у нее там сейчас? Этот трекнутый программист Вася?
 – Вадик, – поправляю я. – Совсем личной жизнью дочери не интересуешься.
 – А, – говорит Петя и машет рукой, мол, отстань, дай в спокойствии насладиться похмельным синдромом.
 Я отправляюсь в комнату к Светке, а она, видите ли, еще дрыхнет. Я ее ласково потрепала по щеке, чтобы разбудить, а она во сне говорит:
 – Чего, милый, уже вечер, и мне пора отправляться домой?
 – Что-о-о-о-о-о?!?!? – так и заорала я.
 – Ой, мам, – говорит Светка, проснувшись. – Это мне сон какой-то приснился. Насмотрелась вчера кино на ночь…
 Я на нее смотрю очень нехорошим взглядом и молчу. Светка краснеет и начинает быстро-быстро тараторить.
 – Мам, да ты что? Ты что, мам? Говорю же – кино вчера смотрела…
 – Ага, – отвечаю я, раздувая ноздри, прям, как Петя. – Кино ты смотрела. Про молоденьких девушек, которые врут своей престарелой матери и сводят ее в могилу… Где вчера вечером была? – заорала я жутким голосом.
 – Я же говорила, – защищается Светка. – К лабораторке готовилась!
 – Ага-а-а-а-а, к лабораторке она готовилась! Ты, случаем, не в биологический институт перевелась, что так к лабораторке готовишься?
 – Мам, ну ты что? У меня же лабораторка на носу по сопротивлению материалов!
 – Материалов у тебя сопротивление, – возмущаюсь я. – Что-то не видно, чтобы эти материалы чему-либо сопротивлялись.
 – Мам, ну зачем ты так? – укоризненно говорит Светка. – Я же сказала, что кино вчера смотрела.
 – Ага. Во время подготовки к лабораторке.
 – Дома я смотрела! – в свою очередь начинает орать Светка. – Ты что – уже не помнишь? Хотя, чего тебе помнить, когда ты в этот момент с папой воевала на трех фронтах: кухня, ванная, коридор.
 При упоминании о папе я неожиданно вспомнила цель своего визита.
 – Ладно, – говорю я, немного успокоившись. – О сопротивлениях и о материале мы с тобой позже поговорим. Есть две новости: одна хорошая, другая – еще лучше. Какую говорить первой?
 – Мне все равно, – отвечает Светка, дуясь.
 – Ты на мать не дуйся, – строго говорю я. – А то все щеки продуешь. Мать за тебя же беспокоится.
 – Ладно, – отвечает Светка. – Проехали. Давай свои новости. Сначала просто хорошую.
 – Сегодня вечером, – говорю я, делая радостное выражение на лице, – мы вместе идем в театр.
 – Браво, браво, – отвечает Светка, никакой, впрочем, особенной радости не выказывая.
 – Тебе чего – не нравится? – удивляюсь я такому равнодушию.
 – Не люблю эти театры, – отвечает Светка, сморщив лобик. – Тоска смертная. Гамлет полюбил Джульетту, орет под балконом, как стадо бурундуков, охи-вздохи, драки-мраки, а потом все умерли, но сначала долго стоят над могилой и орут, какие они несчастные-разнесчастные.
 – Во-первых, – строго говорю я, – у тебя что-то с образование не то. Гамлет любил не Джульетту, а Дездемону.
 – И пиво, – добавляет Светка.
 – Не перебивай мать! Во-вторых – мы идем на спектакль «Черный квадрат» в новый экспериментальный театр.
 – По Малевичу, что ли? – проявляет Светка некоторые зачатки образованности.
 – Ага, – радуюсь я. – По нему, родимому. Ну как, нравится?
 – Это уже лучше, – удовлетворенно говорит Светка. – Я люблю эксперименты. А какая вторая новость? Которая совсем хорошая.
 – Вторая новость, – торжественно говорю я, – заключается в том, что Петя выиграл в лотерею четыре билета. Так что ты можешь пригласить с собой своего ненаглядного программиста. Не могу сказать, что нам с папой он очень нравится, но мы готовы на любые жертвы, лишь бы тебе было хорошо.
 Светка о чем-то напряженно думает…
 – Вадик сдох, – наконец произносит она.
 – Что? – меня чуть инфаркт не схватил. – Несчастный мальчик умер?
 – Да не умер, – с досадой говорит Светка. – Это выражение такое: бобик сдох. Не слышала, что ли? В том смысле, что ему больше нет места в моем сердце. Замучил меня этот Вадик. Не хочу за него замуж, а то всю жизнь придется мучиться так же, как тогда на даче.
 – Вот это дело, – радуюсь я. – Отец всегда говорил, что он тебе не пара… Постой, а кого же ты с собой возьмешь на спектакль?
 – А кого тебе бы хотелось? – великодушно спрашивает Светка.
 – Ну, – я делаю вид, что надолго задумываюсь, – возьми, к примеру, Черепа. Хороший парень, и Пете он очень даже нравится. А ты знаешь Петю. Ему даже начальник его не нравится.
 – Да знаю я, мам, что вы к Черепу неровно дышите, – говорит Светка. – Ну, да ладно. Приглашу его, чтобы родителей порадовать.
 – Нам одолжения не нужны, – гордо говорю я и тут же добавляю: – Сбор у нас дома ровно в 18 ноль-ноль. Смотрите, не опаздывайте, а то без вас уедем.
 – Сами не опаздывайте, – отвечает Светка, снова закипая, но я ее не слушаю и убегаю на кухню, чтобы Петю накормить завтраком.
 Сборы в театр начались часа за полтора до намеченного выхода. Основная борьба развернулась на линии «я – Петя». Он ни в какую не соглашался надеть галстук, собираясь отправиться в театр в том же самом свитере, в котором ходит в гараж. Обычно я его слушаюсь и не спорю, но тут твердо решила настоять на своем, потому что если уж раз в сто лет собрались пойти в театр, значит вся семья должна выглядеть так, как полагается. Так что бой шел не ради славы, а ради галстука на шее Петюнчика.
 Поначалу он категорически отвергал любые мои доводы и с гневом запихивал пиджак с галстуком обратно в шкаф, но я провела ловкий обманный маневр, заявив, что пиво в театре без галстука не отпускают. Он на меня посмотрел недоверчиво, но спорить не стал, потому что сам в театре последний раз был в третьем классе и уже не помнил ситуацию с пивом.
 После блестящей победы, одержанной над Петей, пошла проведать Светку, которая уже два часа наводила марафет, сидя у себя в комнате. Зашла к ней и… я так и знала! Две тонны штукатурки на лице, глаза накрашены так, что носа на лице вообще не видно, зато снизу кроваво-красным пятном встает заря в виде губ, которые еще по новой моде обведены черным, как бы в знак траура.
 – Господи! – говорю я. – Неужели с Андрюшей Губиным что-то случилось?
 – Ой! – пугается Светка. – Это с чего ты так подумала?
 – По траурной рамке на твоих губах, – язвительно говорю я.
 – Да ну тебя, мам, – злится Светка. – Знаешь же, что сейчас такая мода.
 – Знаю, – с достоинством говорю я. – Но не всегда нужно слепо следовать моде. А если завтра будет модно с голым задом ходить?
 – Значит будем ходить с голым задом, – гордо заявляет Светка. – У кого, конечно, есть что показывать.
 Я начинаю медленно вскипать, как всякий раз, когда у нас с ней начинается разговор о молодежной моде, но тут раздается звонок в дверь.
 – Открывай, мамулик, – говорит Светка. – Твой ненаглядный Череп пришел.
 – Почему это мой ненаглядный? – спрашиваю я и мухой лечу открывать, не дожидаясь ответа.
 За дверью действительно стоит Череп. Вот все-таки есть еще молодежь, за которую мне никогда не бывает стыдно! Череп одет простенько и аккуратно. Чистая бандана на голове, кольцо в ухе он начистил зубной пастой и оно аж блестит, новая черная косуха с заклепками, черные кожаные штаны и ковбойские сапожки. Любо-дорого посмотреть! Хоть и байкер, но все чистое и с аккуратными заплатками там, где кожа была порвана во время мотоциклетных состязаний.
 – Здравствуй, племя молодое, незнакомое! – цитирую я в знак приветствия.
 Череп испугано оглядывается через плечо, ожидая, видно, обнаружить у себя за спиной какое-то непонятное племя, но затем понимает, что я кого-то цитирую, успокаивается и с широкой улыбкой отвечает:
 – Здрассте, Анжелика Пантелеймоновна! Как жисть?
 – Все чики-чики, – отвечаю я. – Собираю свою команду в театр. Сплошные бои по всем фронтам.
 – Да я уж представляю, – сочувствует Череп, заходя в квартиру.
 В этот момент в коридоре появляется неимоверно несчастный Петюнчик, который одет в кургузый костюм с галстуком (костюм был куплен лет десять назад, и Петюнчик его надевал раза три-четыре; с тех пор он прилично растолстел, но деньги на новый костюм категорически отказывался выделять, мотивируя это тем, что и старый костюм еще вполне даже ничего).
 – Ой, Петр Степанович, что это с вами? – поражается Череп, который впервые видит Петю в таком цивильном виде.
 – Да придумали, понимаешь, пиво в театре не отпускать без костюма, – жалуется Петя. – Вот теперь и мучаюсь, как начальник стройконторы.
 – Да, уж, – сочувствует Череп. – Чего только не сделаешь ради искусства.
 В этот момент в коридоре появляется Светка.
 – Ну чего все столпились в коридоре? – нелюбезно приветствует она всю компанию. – Ой, – говорит она, увидев Петю в костюме. – Папа в костюме. Небось, медведь где-нибудь в лесу сдох.
 Петя начинает было закипать, но я ловко сую ему бутерброд в рот, и он успокаивается.
 В назначенный срок всей компанией выходим на улицу и ловим такси. Петя настолько отвлекся бутербродами, что я даже ухитрилась ему на голову надеть шляпу, которую он обычно не выносит. Наша компания выглядит очень солидно: я, намазюканная Светка, Череп в байкерском прикиде и Петя в костюме с галстуком, пальто и шляпе. Настолько солидно, что перед нами останавливается только десятое проезжающее мимо такси.
 До театра доехали без приключений. Только таксист пару раз чуть не подрался сначала с Петей, который ему заявил, что таксист неправильно переключает передачи, а потом с Черепом, который долго вспоминал, какие каверзы он обычно подстраивает таксистам во время своих разъездов на мотоцикле.
 Экспериментальный театр выглядел довольно… как бы сказать… экспериментально. Черная железная дверь, на которой мелом от руки было написано не по-русски «Театре». Над дверью висела дугообразная табличка, на которой красовалась надпись «Экс. Перимент им. Рабиновича-Данченко». Я приготовила билеты и ожидала за дверью увидеть обычную контролершу, но там сидел странного вида парень, который билеты прокалывал здоровенными щипцами, как заправский железнодорожный кондуктор.
 Холл театра тоже выглядел весьма экспериментально. Стены были покрыты покрашенной в черный цвет дерюжкой. На них развешаны жуткого вида картины, от которых даже я загрустила, хотя и была настроена на веселый лад. Но тут любой бы поехал крышей, глядя на сплошные разноцветные круги, квадраты, полосы и кляксы. Впрочем, публика в холле театра разглядывала эти картины с явным интересом и даже делилась впечатлениями друг с другом.
 Кстати, в костюме с галстуком был один Петя. Остальная публика была одета довольно однотипно: мужчины почти все были в цветастых свитерах, с бородами и непрерывно курили трубки; женщины были вообще какого-то странного вида – разноцветные тряпки, волосы, выкрашенные в самые немыслимые цвета. Так что я там смотрелась, как одинокая учительница на школьном балу. Светка же была в полном восторге и сказала, что давно не видела такого авангарда.
 Петя внимательно изучил картину, на которой были все те же разноцветные пятна и кляксы, прочитал табличку, гласившую, что это «Портрет художника Петренко сквозь призму экзистенциального восприятия» и заявил, что его мучают дурные предчувствия.
 Один Череп предчувствиями не мучился, а просто куда-то сбежал, затем появился и сказал, что обнаружил буфет с пивом. Петя немедленно направился вместе с Черепом в буфет, чтобы, как он сказал, снять пивом нехорошее послевкусие от картин, а мы со Светкой стали искать программу спектакля. Как ни странно, программка нашлась. Правда ее продавала не традиционная бабулька, а жуткого вида девушка, у которой на щеке была нарисована розочка. Светка мне шепнула, что тоже хочет себе нарисовать такую же, на что я ответила, что добиться моей скорой смерти можно более эффективными способами. Покупка программки, кстати, не помогла разобраться в том, что нас ждет, потому что единственным знакомым словом в ней был термин «экзистенциализм», который я видела во многих подписях к этим странным картинкам.
 Внезапно раздался жуткий удар в гонг, от которого я уронила программку вместе с сумочкой на пол, где на них тут же наступил один из этих странных мужиков, который бродил по холлу, не обращая ни на кого внимания. Оказалось, что это они таким образом приглашают в зал. Вот экспериментаторы чертовы! Меня чуть удар не хватил.
 Мы со Светкой побежали в буфет, чтобы забрать сдружившуюся парочку – Черепа с Петюнчиком. Оказалось, что эти деятели уже нашли свое простое мужское счастье, потому что сидели за столом, на котором красовалось уже восемь пустых бутылок, и о чем-то ожесточенно спорили. При этом на Петюнчике была надета черепова бандана, а на Черепе болтался петин цветастый галстук. На наши призывы отправиться в зал они дружно заявили, чтобы мы шли сами, а они к нам присоединятся где-то через акт-другой, но я решительно подавила бунт на корабле, и в зал мы отправились все вместе, не обращая внимание на горестные протесты наших мужчин.
 То ли по замыслу автора, то ли из-за скудного бюджета спектакля оформление сцены не поражало пышностью и красотой. Собственно, оформления как такового не было. Единственной видимой декорацией был черный фанерный квадрат, установленный посередине сцены.
 Спектакль все не начинался и не начинался, но Петя с Черепом не скучали. Они с приятностью проводили время, переругиваясь с соседями справа, которым отдавили все ноги, пробираясь на место. При этом Череп отпускал довольно замысловатые шуточки, в которых сравнивал соседей с разными частями двигателя мотоцикла, а Петя громко хохотал, вызывая нездоровый интерес у остальных зрителей.
 Наконец, спектакль начался. На сцену вышел здоровенный мужик с бородой, который заслонил собой квадрат и начал произносить какой-то текст. Самое противное заключалось в том, что я из этого текста не поняла ни единого слова. Петя с Черепом, судя по их вытянутым физиономиям, тоже ничего не понимали. Одна Светка сидела с раскрытым ртом и, казалось, наслаждается. Зрители, между тем, реагировали на текст довольно живо: то посмеивались, то грустили. Я спросила у Светки, понимает ли она то, что произносит этот пузырь с бородой? Светка ответила, что почти ничего не понимает, но все равно тащится, потому что это «сюр», а «сюр» – это круто и все такое.
 Тут на сцену вышла девушка с ведерком, полным белой краски, и принялась из черного квадрата делать белый. Толстый мужик с бородой произносил какой-то протестующий текст, но я все равно ничего понять не могла. Петя, между тем, заснул, а Черепа развеселило появление девушки, поэтому он сначала хихикал себе в кулачок, а затем громко произнес: «Девушка делает малевич». Тетка на сцене непроизвольно дернулась и мазанула кистью с краской по свитеру бородатого актера. Тот запротестовал, но уже вполне понятными простыми русскими словами, чем вызвал большое оживление в зале и у Черепа.
 Но после пары энергичных выражений мужик опомнился и снова загундосил текст пьесы, от чего я опять впала в тоску. Внезапно проснулся Петюнчик, поинтересовался, не кончился ли спектакль, на что Череп ему пояснил, что сейчас мы наблюдаем самую завязку сюжета: тетка делает малевич черного квадрата в белый; когда полностью перекрасит, мужик притащит ведро с черной краской и сделает малевич обратно в черный; таким образом честь Малевича будет восстановлена. При этом они будут долго и нудно произносить идиотский текст, который написал автор пьесы.
 Петя гневно сказал, что на его взгляд – это не пьеса, а полный кошмар. Череп и я с ним согласились. Светка в голосовании участия не принимала, но было видно, что и ее этот «сюр» уже достал. Петя поинтересовался у Черепа – а в чем, на его взгляд, состоит эксперимент в этом спектакле? Череп легко объяснил, что театр называется экспериментальным, потому что ставит простой эксперимент: показывает дебильные спектакли и смотрит – набьют актерам морду или нет. Петя сказал, что в гробу он видел подобные эксперименты, и что ему билетов в такие театры не только бесплатно не надо, но даже если ему заплатят деньги, он сюда больше не пойдет. Они еще немного посидели и поскучали, а потом стали вести себя просто безобразно: отпускали громкие комментарии ко всему происходящему на сцене, Череп предлагал соседям вместе спеть песню, и утихомирить их не было никакой возможности. Мне самой спектакль не понравился, но надо же соблюдать какие-то приличия…
 Внезапно Петя заявил, что ему надо отлучиться кое-куда. Череп сказал, что ему нужно туда же, они поднялись и стали продираться к выходу. В зале при этом стихийно возникла небольшая овация. Мужик с теткой на сцене приняли это на свой счет, заулыбались и стали тараторить еще быстрее. Наконец, мои мужчины вышли из зала, и я смогла спокойно вздохнуть, потому что было неудобно перед соседями.
 Спектакль продолжался, Светка, по-моему, немножко заснула, и я почувствовала, что тоже готова спокойно уснуть, потому что слушать эту нудятину уже не было никакой возможности. Внезапно в зале раздалось какое-то оживление. Я открыла глаза и… о Боже! Из-за края сцены выглядывала довольная Петина физиономия, которая подмигивала залу. Как их пустили за кулисы – не знаю. Впрочем, было похоже, что этот экспериментальный спектакль вообще делался силами двух человек, так что им не были нужны ни осветители, ни рабочие сцены.
 Я начала махать руками, показывая Пете, чтобы он убирался со сцены, а он все продолжал кривляться. Но через некоторое время исчез. Я было успокоилась, но тут из-за кулисы вышел Череп и во всей своей красе пошел через сцену к другой кулисе. Мужик с теткой икнули и замолчали. Череп приблизился к ним и спросил:
 – Ну, чего притухли?
 – А вы, простите, кто? – спросил мужик с бородой.
 – Малевич я, – просто ответил Череп.
 За сценой раздались бешеные аплодисменты Пети, которые подхватил весь зал.
 – Он же умер, – растеряно сказал мужик.
 – Я – его следующее воплощение. Реинкарнация, если говорить вашими терминами, – пояснил Череп.
 Было видно, что мужику с бородой явно хочется прогнать Черепа пинками со сцены, но он боится это сделать, чтобы не сорвать спектакль. В этот момент из-за кулис выскочил какой-то худощавый и очень бледный мужик («Автор, автор», – прошелестело по залу), который схватил Черепа за косуху и начал тащить его со сцены. Зрители снова начали было рукоплескать, но тут из-за кулис выскочил красный от гнева Петя, который стал пытаться вырвать Черепа из лап автора. Однако на помощь автору пришел бородатый мужик и началась небольшая потасовка, во время которой они ухитрились уронить бело-черный квадрат на пол, где Череп на него случайно (хотя я думаю, что он это сделал нарочно) наступил ногой, и квадрат переломился пополам.
 Автор начал орать, как резаный, что, мол, вот таким образом власти надругаются над абстрактным искусством, но тут же наступил ногой в ведерко с белой краской, стоящее на сцене и начал ругаться довольно нехорошими словами. Зал, между тем, веселился вовсю. Часть народа приняло сторону автора и бородатого мужика, но часть явно симпатизировала Пете и Черепу, которые внесли приятный оживляж в эту нудятину.
 Но вся схватка длилась недолго. Минут пять. На помощь автору и актеру прибежал парень, который проверял билеты у двери, и Петю с Черепом довольно быстро вытолкали со сцены. Спектакль, впрочем, продолжить им не удалось, потому что во-первых – квадрат был разломан и актерам не к чему было обращаться со своими пафосными речами, а во-вторых – зал настолько раздухарился после состоявшегося сражения, что зрители непрерывно шумели и отпускали всякие шуточки на тему происходившего на сцене. Один раз из-за кулис выскочил автор и попытался было навести порядок, но озверевший до последней степени бородатый актер громко заявил, чтобы автор сам читал свой дебильный текст, после чего ушел со сцены. Короче говоря, спектакль был сорван начисто.
 Я разбудила Светку, и мы пошли искать героев сегодняшнего спектакля. Обнаружили их, разумеется, в буфете, где они пили очередное пиво и хвастались своими подвигами во время недавнего сражения. Нас они сначала встретили довольно игриво, но я на Петю ТАК посмотрела, что он быстро встал, сгреб недопитые бутылки с пивом в карманы череповой косухи, после чего мы отправились домой.
 Вернувшись домой, Петя с Черепом сели допивать пиво, Светка присоединилась к ним и затеяла длинный разговор о современном искусстве. Она утверждала, что папа и Череп – ретрограды и ничего не понимают в абстрактных художественных средствах выражения, и что ей сегодня было за них стыдно. Петя же заявил, что они с Черепом, как простой народ, не обязаны ничего понимать в этой мазне, и что если спектакль, то должны быть декорации и текст, доступный для восприятия, а не вся эта идиотская заумь, от которой у обычного человека уши сворачиваются в трубочку. Так они спорили, спорили, а я мыла тарелки и сильно жалела о том, что вообще ввязалась в эту авантюру с походом в театр. Пете меня стало жалко и он сказал:
 – Анжел, ну чего ты расстраиваешься? Я завтра этим лотерейщикам все уши оборву. А тебе, если хочешь, куплю билеты на какое-нибудь нормальное и интересное мероприятие – хоккей или футбол.
 Я сказала, что хватит с меня культурных мероприятий, и чтобы они быстро допивали свое пиво и уматывали с кухни, а то меня сильно тянет разбить несколько тарелок, и я не уверена, что не о чью-то голову.
 На этом данный чудесный вечер и закончился. На меня все обиделись, я на всех обиделась, в театре автор в корень разругался с актерами, в общем, денек получился – не дай Бог еще таких денечков.


 Поездка на юг 

 Чего-то я давно за дневник не бралась, хотя, собственно, писать-то было особо и не о чем. Светка, как проклятая, сдавала свою весеннюю сессию, Петюнчик пахал у себя на стройке, а я, как обычно, вкалывала по дому. Надо же было и Светку, и Петю подкармливать всякими витаминами, чтобы они не окочурились весной от переутомления.
 Наконец, настало лето, Светка сдала все экзамены (не на пятерки, но стипендию все-таки получила), поэтому все дни старалась проводить на пляже, чтобы, как она говорила, сделать правильный оттенок тела. Петя сдал очередной объект и теперь находился в стадии начала строительства нового, поэтому на работе особенно не напрягался. А мне, если честно, надоело в городе – хуже горькой редьки, и я уже подумывала перебраться на месяцок на дачу, чтобы побыть на свежем воздухе.
 И вот, в одно из воскресений, когда вся семья, как обычно, собралась за утренней яичницей, Петя внезапно стукнул кулаком по столу и сказал:
 – Какого хрена?
 – Что случилось? – переполошилась я. – Опять политиканы что-то там не то выдумали, о чем тебе рассказали в гараже?
 – При чем тут политиканы? – в сердцах сказал Петя. – Я говорю, какого хрена мы торчим в этом чертовом городе и гробим свое здоровье?
 – Во-во, – поддержала его Светка. – Я, между прочим, вынуждена загорать под городским солнцем, которое вместо ультрафиолета сплошные рентгеновские лучи испускает, и купаться в речке Лихоборке, в которой плавает вся таблица Менделеева плюс еще десяток неизвестных науке элементов. И вообще, – сказала Светка, надувшись, – все приличные люди в это время отдыхают на Канарах.
 – Ну, милая, – сказал Петя, сразу остыв, – это ты слишком замахнулась. Вот выйдешь замуж за какого-нибудь банкира, тогда и будешь загорать на своих канарских флоридах. А сейчас, уж извини, нам дальше Сочи податься некуда. Рожей мы, – начал ерничать Петя, – не вышли.
 – Зачем в Сочи? – заспорила Светка. – Можно в Турцию поехать. И обслуживание лучше, да и дешевле.
 – В Турцию я не поеду, хоть меня режь, – решительно заявил Петя. – Бусурманская страна. Я с такими не общаюсь. Потом, они всех армянцев перерезали. Скоро за русских возьмутся. Мне знакомый армян говорил.
 – Не армянцев, а армян, – сказала Светка.
 – Я и говорю – армян, – согласился Петя. – Мне знакомый армянец говорил.
 – Пап, ну у тебя какие-то дикие представления, – заспорила Светка. – Турция уже давно – вполне цивилизованная страна. Тебе там понравится.
 – В ж… вашу Турцию, – решительно сказал Петя. – Не желаю!
 – Мам, – заныла Светка, – а чего папа ругается!
 – Молчи, дочка, – строго сказала я. – Папа всегда ругается, когда трезвый. Потому что когда он пьяный, он ругается еще круче.
 – Короче, – сказал Петя, явно довольный моим ответом, – я что-то не слышу восторгов от своей семьи по поводу моего предложения.
 – Какого предложения-то, пап? – спросила Светка. – Пока ты только сказал, что в Турцию не хочешь.
 – Предложение такое, – строго сказал Петя. – Нефиг торчать в этом чертовом городе, я беру полный отпуск – сейчас дадут, потому что новый объект только начали – и мы все вместе едем на юг. Например, в Сочи, – и он довольный посмотрел на нас со Светкой.
 – Мысль хорошая, – согласилась Светка. – Все лучше, чем у Лихоборки загорать. Хотя ты зря так отрицаешь Тур…
 Но она увидела, что Петя потихоньку закипает и быстро замолчала.
 – А зачем именно в Сочи? – осторожно сказала я. – У нас же дача есть. Поехали на дачу на месяц. Там тебе и огородик со своими овощами, и пруд есть для купания, и соседи с хорошей самогонкой, – сказала я, взглянув на Петю.
 Светка с Петей одновременно скривились.
 – Чего там делать, мам, в этой деревне? – сказала Светка, поджав губы. – Кормить пиявок в местном пруду и принимать ухаживания молодого тракториста с прической, как у Памелы Андерсон?
 – А ты без ухажеров и дня не можешь прожить! – язвительно сказала я.
 – Ну, конечно, – сказала Светка, как бы даже гордясь этим обстоятельством. – Я – молодая девушка. Вся в соку, можно сказать. Чего мне свою молодость гробить по каким-то деревням с какими-то трактористами? Это ваше поколение удовлетворялось стаканом самогона на сеновале. А мне подавай бокал шампанского на дискотеке. Вокруг должен происходить водоворот событий, пускай кружится народ, завязываются романы! – и Светка, увлекшись, стала подбрасывать вверх сахарницу.
 – Видал? – сказала я Пете. – Сеновал их уже не устраивает.
 – И правильно не устраивает, – неожиданно вступился он. – Другие времена. Давай, действительно, в Сочи прокатимся. И мы заодно там поколбасимся. Ведь сто лет на море не были. А в деревню я не поеду, и не проси. Мне свой отпуск хочется на что-нибудь экзотическое истратить.
 – Петь, ну я разве спорю? – сказала я. – Мне и самой хочется на море. Только ведь на какие шиши? Как мы туда поедем?
 – Что значит – как? – удивился Петя. – Самолетом полетим, как все нормальные люди.
 – Ну да, – сказала я. – На одного билет туда и обратно – больше ста долларов. А еще же там где-то надо жить. Это, между прочим, тоже в копеечку влетит. И питание.
 – Кстати, – заявила Светка. – Если вы думаете, что я соглашусь поселиться с вами в одной комнате – и не рассчитывайте. Лучше вообще никуда не поеду.
 – А где ты собираешься поселиться? – язвительно спросил Петя. – В «Рэдиссон-лазурная»? За триста долларей в сутки? Ну, селись, селись.
 Светка надулась.
 – Как хотите, но в сарае в одной комнатке с вами я селиться не буду. Уж лучше в палатке.
 – Кстати, – сказала я. – Это мысль. В палатке и сам себе хозяин, и платить ни за что не надо. А у нас, между прочим, две отличные палатки на антресолях валяются. Еще с нашей молодости. Помнишь, Петь, как мы на озеро с походами ходили?
 – Помню, – сказал Петя и лицо его посветлело. – А что, хорошая мысль, между прочим… Стоп, – вдруг сказал он. – И как, интересно, мы эти палатки потащим? С палатками только на машине можно путешествовать. Иначе – никак.
 – Вот на машине и поедем, – решительно сказала я.
 – Что-о-о? – удивился Петя. – На моей старой Волге? Анжел, да ты что? А если сломаемся где-нибудь по дороге? Так и проведем отпуск в воронежских или ростовских лесах?
 – Надо ехать с кем-нибудь, – авторитетно сказала я. – Тогда не страшно.
 – Да, вроде, не с кем, – пожал плечами Петя. – Ты же знаешь. Сергеевы машину продали. Туляков снова женился, а его жена никуда ездить не желает. Вахромеевы купили Мерседес за восемьсот долларов и дальше километра от гаража не отъезжают – боятся сломаться. Есть еще, правда, Женька Либерман со своим джипом, но он настолько окрутел, что теперь для него Сочи – как для нас деревня. Он мне звонил недавно, говорил, что в отпуск на какие-то Сышельские острова ездит.
 – Сейшельские, – поправила его Светка.
 – Наплевать, – отмахнулся Петя. – Все равно с нами не поедет.
 – Остается только один вариант, – значительно сказала я. – Череп.
 Воцарилось молчание.
 – А что, – сказал Петя. – С Черепком я бы поехал без проблем. Он и в машинах классно рубит, и парень компанейский.
 Светка скривилась.
 – Чего скривилась-то? – спросила я принцессу. – Никто же тебе его в компанию не набивает. Он – парень самостоятельный. Просто поедет с нами, а там – как захочет.
 – Ну, не знаю, – сказала Светка. – Я с ним уже сто лет не общалась.
 – Вот и позвони, – решительно сказала я, – спроси, как дела. Не хочет ли он прокатиться в Сочи на отдых.
 – Хмм… – сказала Светка. – Ну, позвонить-то я не переломлюсь, а вот насчет Сочи ты с ним сама разговаривай. А то еще подумает, что это я его приглашаю. Очень мне надо…
 – Ух, какие мы гордые стали! – начал вскипать Петя.
 – Да уж какие есть! – задрала Светка нос так, что чуть не задела люстру.
 – Брейк, – сказала я. – Не время ругаться. Светка, давай, звони.
 Светка еще минутку покобенилась для блезира, затем подошла к телефону и набрала номер Черепа. Там долго не отвечали, и я уже испугалась, что Череп куда-то укатил, но вдруг Светка сказала:
 – Але, привет. Это ты, Череп?.. Это я, Света. Чего? Да не «Светка – Зеленая сережка», а просто Светка. Что, не помнишь?
 Тут я ей начала делать всякие знаки руками.
 – Ну Света, у которой мама – Анжелика Пантелеймоновна и папа – Петр Сергеевич. Ага, теперь вспомнил. Наконец-то!
 – Ну-ка, дай трубку, дочь, – сурово сказал Петя.
 Светка протянула ему трубку.
 – Череп, здорово, – басовитым голосом сказал Петя. – Как твой железный конь? Ага. А как вообще? Но искра-то есть? Ну вот. Значит все будет работать. Я тебе точно говорю. Ладно, Черепок, еще пообщаемся. Я передаю трубку Анжелике. Она тебе сделает предложение, от которого ты не сможешь отказаться.
 И Петя дал трубку мне.
 – Але, – кокетливо сказала я. – Здравствуйте, Череп.
 – Приветствую, Анжелика Пантелеймоновна, – вежливо ответил Череп. – Всегда рад вас слышать.
 – Аналогично, – улыбнулась я. – У нас тут вот какая мысль созрела. Хотим в Сочи в отпуск на машине поехать с палатками. Но Петя один на машине ехать боится. Так что не составите ли нам компанию?
 Череп задумался.
 – В Сочи сейчас – красота! – соблазняю его я. – Шикарный воздух, море, рестораны…
 – Да я не о том, – сказал Череп. – Нам как раз небольшую байкерскую тусовку надо провести. В Сочи – так в Сочи. Нам все равно.
 – Стой, – всполошилась я. – Так если вы целой тусовкой поедете, то с нами в машине никто и не поедет?
 – Ну и что? – сказал Череп. – Мы же все время рядом будем. Если какие проблемы, то все решим в пять секунд. Я и сам-то любую машину с завязанными глазами разберу. Правда, потом не соберу. Но у нас есть парнишка, так он даже собрать с завязанными глазами может.
 – Ну, тогда годится, – с сомнением в голосе сказала я, надеясь, что Петю можно будет уговорить.
 – Когда едем? – деловито спросил Череп.
 – Давай дня через три, – предложила я, лихорадочно соображая, успеем ли мы собраться. В нас с Петей я не сомневалась, нам и пары часов хватило бы, а вот Светке могло потребоваться не меньше недели.
 – Заметано, – сказал Череп. – В понедельник утром в 9 нуль-нуль я у вас. До встречи, – и повесил трубку.
 – Видала, – сказала я Светке, кладя трубку, – какой парень? Просто золото! Надо в Сочи? Значит поедем в Сочи. Если бы я сказала, что отправляемся через десять минут, он все равно был бы готов.
 – Ясное дело, – презрительно сказала Светка, – что байкер всегда готов. У него все деньги в кармане, квартира и средство передвижения в одном лице – между ногами (я имею в виду мотоцикл), так чего ему долго собираться? Перекати поле.
 – Ты мне Черепа не трожь, – строго сказала я. – Он твоим программистам вадикам и всяким андрюшам сто очков вперед даст.
 – Ну все, – возмутилась Светка, – завелась старая шарманка папы Карло.
 – Ты как мать назвала? – вступился за меня Петя.
 – А так, – сказала Светка. – Все уши мне уже этим Черепом прожужжали. Нет, я не спорю, что парень он деловой и головастый. Может быть, даже покруче всех моих поклонников будет. Но только мне все эти байкерские штучки не по душе. Мне квартира нужна, кондиционер, бокал шампанского вечером и шейпинг в клубе днем.
 – Сначала работать пойдешь, – решительно сказал Петя. – А потом уже всякие шампанские и этот разврат в клубе.
 – Какой разврат? – не поняла Светка.
 – Ну этот, как его, шпеттинг, – объяснил Петя.
 – Шейпинг, папа! Это называется шейпинг! – назидательно сказала Светка. – Что-то вроде производственной гимнастики под музыку. Стоит, правда, дорого, зато фигура хорошая будет.
 – Тогда иди работать ко мне на стройку. Как потаскаешь ведра с краской по деревянной лестнице на двенадцатый этаж, сразу знаешь какая фигура будет! – предложил Петя. – И ничего платить не надо. Наоборот, еще зарплату будешь получать.
 – Знаю, какая фигура будет, – презрительно сказала Светка. – Как у твоих теток на стройке. Метр в поясе, метр подмышками, метр в плечах и ноги – колесом.
 – Так, хватит, – сказала я, поняв, что сейчас начнется спор, который выявит серьезные идеологические расхождения и обнажит проблемы отцов и дочерей. – Нам через три дня в Сочи ехать, а вы тут заспорили. Давайте быстро готовиться и собираться.
 Светка фыркнула и ушла в свою комнату, а Петя взял газету и стал ее сосредоточенно читать, отпуская глубокомысленные комментарии, не обращая особенного внимания на то, что газета – 1985 года выпуска.


***

 Если бы я знала, что они мне такой цирк с подготовкой к отъезду устроят, то в жизни бы не согласилась ехать в этот Сочи. Сначала Петя узнал, что Череп поедет не вместе с нами в машине, а рядом на мотоцикле, и заныл, что один водитель не может преодолеть такое жуткое расстояние, что лучше он вообще не поедет, а пускай мы со Светкой отправляемся на отдых с Черепом на мотоцикле.
 Затем ему стало жалко расставаться со своей родной стройкой, и он стал делать намеки, что его не отпускают в отпуск. Тогда мне пришлось пригрозить, что я сама схожу пообщаться с его начальством и напомню, сколько лет назад он последний раз отдыхал, после чего Петя сразу отступился и в отпуск вышел в тот же день. Но, оказавшись дома, он сразу же заявил, что Волгу необходимо серьезно подготовить к такой длинной дороге, поэтому ушел в гараж и ближайшие два дня я его видела только по вечерам, причем в таком состоянии, что лучше бы я его вообще не видела. Наутро Петя каялся и объяснял, что там гайка очень трудно откручивалась, поэтому на нее надо было прыскать изо рта спиртом, а спирт, понимаешь, Анжел, очень быстро всасывается прямо в кровь и все такое… Я ему сказала, что дело, конечно, хозяйское, но что если он напрыскается в ночь перед отъездом, то я собираюсь и уезжаю на дачу, а они со Светкой – как хотят. Петя перепугался и сказал, что перед отъездом он точно ничего пить не будет, а эту гайку лучше кувалдой свернет.
 Ну и Светка, разумеется, устроила цирк на льду. Мало того, что она по пять часов в день собирала сначала один свой чемодан, потом два свои чемодана, затем три чемодана, сумку спортивную, сумку дорожную и несессер с косметикой, так она еще и на пляже речки Лихоборки объявила, что на месяц уезжает в Сочи, поэтому все ухажеры, которые рассчитали процесс ухаживания на много дней вперед, вынуждены были скорректировать свои наполеоновские планы и броситься на штурм грудью, потому что оставалось всего три дня. Меня Светка в первый же день замучила своими ухажерами так, что я прокляла все на свете. Вот, к примеру, в первый вечер Светка заявляется домой и говорит:
 – Мам, а вот если молодой человек говорит, что ради тебя готов на все – что нужно делать?
 – Пускай у нас на даче новый колодец выкопает, – говорю я спокойно, – раз он на все готов.
 – Ну-у-у-у, мам, это же не романтично, – отвечает Светка. – Вот что бы у него попросить такое эдакое?
 – Если ты серьезно, тогда пускай подарит тебе машину, хотя бы и подержанную, или квартиру, а сам пусть отправляется на все четыре стороны, – советую я.
 – Мам, ну это же нечестно получается, – с упреком говорит Светка. – Как же я от него возьму квартиру или машину, а его самого отправлю? Это нехорошо.
 – Ага, – торжествующе говорю я, – значит он готов вовсе не на все. Значит он просто покупает твои знаки внимания!
 – В общем, да, – говорит Светка, задумавшись.
 – А тебе оно надо – продаваться за какую-то паршивую машину? – интересуюсь я.
 – Ну, за паршивую, конечно, не надо, – неопределенно говорит Светка, затем меняет тему:
 – Мам, а если парень говорит, что если я завтра уеду, то он покончит с собой – что мне делать?
 – Не быть дурочкой, – объясняю я.
 – В каком смысле?
 – В прямом. Если ты уедешь, а он с собой не покончит, значит он лицемер и обманщик.
 – А если вдруг покончит?
 – Ну, значит он просто круглый идиот, и туда ему и дорога.
 – Фу, мама, как неромантично!
 – Да уж как есть.
 – Между прочим, Гриша на самом деле не врет, когда говорит, что покончит, – торжествующе говорит Светка.
 – А ты это как выяснила?
 – Гриша вчера сказал, что если я немедленно не скажу, что никуда не поеду, то он тут же утопится в речке.
 – И чего?
 – Я сказала, что конечно же поеду, так он вскочил и бросился в речку.
 – Господи! Неужели утоп?
 – Нет, конечно. Ты же знаешь эту Лихоборку – там и кошка не утонет.
 – Ну, а тогда почему ты переживаешь?
 – Но он мог удариться головой о камень, например. Или порезаться о бутылку разбитую. Там на дне чего только нет.
 – Свет, – говорю я. – Чего ты уцепилась за этих синеногих городских ухажеров? Тебя в Сочи ждут красавцы-парни, все бронзовые от загара, а ты думаешь о каких-то гришах.
 – Вообще-то да, – подумав, сказала Светка. – Тем более, что когда Гриша вылез из этой Лихоборки, он был весь покрыт какой-то радужной пленкой, бр-р-р, – и Светку передернуло.
 – Пленкой, – фыркнула я. – Скажи спасибо, что бедный мальчик на солнце не загорелся. Там в этой Лихоборке три микрорайона свои машины моют. А папа говорил, что весь гараж с автосервисом туда использованное масло сливает. К этой речке и на километр подходить нельзя, я тебе давно говорила.
 – Так, – сказала Светка, вскакивая. – А почему мы едем только послезавтра? Поехали завтра.
 – Ты иди вещи нормально собери, – говорю я. – Папа не будет все твои десять багажных мест в машину запихивать. Вот чего ты с собой набрала, а? Мы же на юг едем! Там нужно-то всего – спортивный костюм, шорты, майка и купальник. И все.
 – Ну я и собрала, чтобы только на юг, – уверенно говорит Светка. – Мы же не в Париж на выставку отправляемся. Вот смотри – спортивный костюм для дневных прогулок, спортивный костюм для вечерних прогулок, спортивный костюм для игры в теннис. Шорты полосатенькие, шорты одноцветные, шорты белые, полупрозрачные. Майка черная, майка белая на лямках, майка полупрозрачная, обтягивающая, рубашка с короткими рукавами, рубашка навыпуск, которую можно под грудью завязывать. Летний брючный костюмчик…
 – Куда ты этот костюм тащишь? – не выдержала я. – Что ты там с ним будешь делать? Рыбу им ловить?
 – Знаешь, мам, – высокомерно сказала Светка, – я прошу вопросов моего гардероба не касаться. Это вы с папой можете на вечерние мероприятия в трусах и майках ходить, а у меня есть свои принципы.
 – О, боже! – сказала я.
 – И я их прошу уважать, – твердо сказала Светка.
 – Да никто на твои принципы наступать не собирается, – объясняю ей я. – Просто нам и так две палатки надо с собой брать, кое-какие консервы, спиртовку… Это знаешь сколько места займет? Вот увидишь, тебе Петя выделит одну спортивную сумку, и укладывайся, как хочешь.
 – Ну и пожалуйста, – разозлилась Светка. – Буду там голой ходить и прикрываться одной спортивной сумкой.
 – Да не кипятись ты… – начала было я, но Светка уже убежала в свою комнату и хлопнула дверью. Вот чего, спрашивается, разозлилась? Можно подумать, что мне ее вещи как-то мешают. Да пусть хоть весь шкаф (у нее их два) с собой тащит. Только я же знаю, что Петя никаких доводов слушать не будет. Скажет одна сумка – значит будет одна сумка. И даже Светка его переспорить не сможет. Так что чего она на меня дуется – не пойму.


***

 Наконец, наступил день отъезда. Точнее, утро, потому что мы все встали очень рано, ведь на 9 часов уже был намечен выезд. Петя вечером действительно не пил ни капли, приехал на чисто вымытой Волге и даже собственноручно собрал в сумку свою электробритву. Вот только шнур от нее забыл. На мой вопрос, зачем он вообще берет электробритву, ведь мы собираемся жить в палатках, Петя на меня посмотрел утомленным взглядом, махнул рукой и сказал, что была бы бритва, а уж электричество где-нибудь найдем, после чего завалился спать.
 Утром, конечно, начался Содом с Геморрой. Я-то за эти дни все к отпуску подготовила, и мы с Петей вещи и продукты в багажник уложили, но Светка, как я ее ни предупреждала, утром прибежала к Пете с кучей своих чемоданов и сумок, на что получила холодный ответ – одна спортивная сумка (правда, большая) и все. С Петей спорить бесполезно, поэтому Светка сначала громко рыдала у себя в комнате, а потом бегала по всей квартире и кричала, что она никуда не поедет. Но принцесса забыла, что с папой подобные штучки не проходят, потому что как только Петя это услышал, он громко сказал:
 – Анжел, Светка не едет, так что вытаскивай из машины часть продуктов и вторую палатку. Нам же лучше, налегке поедем.
 Тут Светка завыла уже в голос, потому что на юг поехать ей очень хотелось. Она просто забыла, что еще меня можно купить на подобный шантаж, а Петю таким образом каждый день на стройке рабочие шантажируют, так что для него все эти шантажи – детские игрушки.
 Наконец, мы собрали все вещи, и Петя перевел квартиру в состояние готовности номер один. Однако Череп почему-то так и не появлялся, поэтому Петя сначала перевел квартиру в состояние готовности номер два (снял ботинки и оттащил сумки от двери), а затем и в состояние номер три (лег на диван и заснул, потому что в этот день встал очень рано). Я пошла на кухню и стала там в последний раз протирать стол и плиту, а Светка удалилась в свою комнату, чтобы еще раз перебрать все те вещи, которые Петя не разрешил взять и попрощаться с ними, смахивая с глаза непрошеную слезу.
 Однако буквально через пять минут вся эта идиллия была грубо нарушена невероятным шумом и треском, от которого затрясся весь дом. Пете спросонья почудилось, что началось землетрясение, поэтому он вскочил с дивана, побежал в спальню, достал из-за шкафа свои любимые японские удочки, домчался до кухни и закричал мне:
 – Анжела! Срочно хватай Светку и побежали прочь из дома! Землетрясение началось.
 – Ага, – сказала я спокойно, потому что сразу же выглянула в окно и увидела истинную причину этого «землетрясения» – просто к дому подъехала группа байкеров во главе с Черепом, – теперь я знаю, что для тебя в этом доме самое главное. Вот так живешь с человеком всю жизнь, а потом выясняешь, что в момент землетрясения он не жену с дочкой будет спасать, а свои чертовы японские приспособления для ловли рыбы в тех водоемах, где рыба отсутствует по определению.
 Петя сконфуженно посмотрел на свои удочки и спрятал их за спину.
 – Да хватит тебе, – сказал он, – это я просто со сна. Сон такой приснился, что я на рыбалку проспал и теперь надо быстро-быстро собираться.
 – Ладно, – вздохнула я, – проехали. А собираться действительно пора, потому что там Череп под окном уже рвется в дорогу.
 Мы быстро выволокли Светку из ее комнаты, под страхом нового скандала отобрали у нее еще одну спортивную сумку метр на полтора размером, которую она пыталась контрабандой пронести в машину под видом косметички, после чего спустились вниз.
 Внизу Череп со своими друзьями развлекались демонстрированием различных трюков. То со страшной скоростью носились по двору, делая вид, что вот-вот врежутся в стену или мусорный бак, то катались на одном колесе, а один из ребят даже жонглировал двумя гаишными полосатыми палочками. Впрочем, с трюками им довольно скоро пришлось завязывать, потому что один из байкеров плохо рассчитал тормозной путь и действительно врезался в мусорный бак, свалив его на бок. И вот тут им пришлось проявлять чудеса мастерства, спасаясь от дворника Сергея Петровича, которого все во дворе почему-то звали Иолантой. Потому что Иоланте было наплевать, кто именно опрокинул мусорный бак – соседский мальчишка или банда байкеров. И с мальчишкой, и с бандой Иоланта расправлялся одинаково легко, орудуя древком от метлы в особо трудных моментах. Поэтому нам пришлось еще минут десять дожидаться, пока самый медлительный байкер (его звали Малыш и было в нем 170 килограмм живого веса, поэтому Малыш ездил на трехколесном мотоцикле) соберет рассыпанный мусор обратно в бак.
 Наконец, все предварительные формальности были выполнены (мусор собрали и дворнику скинулись на бутылку в качестве моральной компенсации), и кавалькада приготовилась отправляться в путь. Впереди должны были ехать мы на Петиной старой Волге, а сзади нас приготовился к отбытию в теплые края целый клин байкеров. Впрочем, их было совсем не так уж и много. Всего-то пять человек. Но дисциплина, как я увидела, у них даже в таком небольшом отряде была – просто железная.
 Заправлял всем Череп. Он всегда находился во главе этой группы, редкие приказания отдавал негромко, но по два раза не повторял. Правой рукой у него был тот самый здоровенный байкер по кличке Малыш, которого заставили мусор обратно в бак собирать. До происшествия с дворником он выглядел крайне солидно, и даже наши дворовые хулиганы не стали делать Малышу визит, чтобы познакомиться с ним поближе в дружеской потасовке. Однако Иоланта, как я уже говорила, мог справиться не только с байкером, но и даже с налоговым инспектором, потому что в похмелье был невероятно страшен, поэтому Малыш был укрощен и опозорен перед всем двором. Так что теперь Малыш очень скромно восседал на своем трехколесном байке, и даже как будто стал тоньше и меньше ростом. Остальные трое ребят были какие-то невзрачные, а кроме того – их мотоциклы были нагружены спальными мешками, кастрюлями и прочими походными причиндалами, так что издалека они сильно напоминали выездную деревенскую лавку.
 – Ну что, – спросила я Черепа, – отправляемся?
 – Минутку… – сказал Череп, достал из сумки волчий хвост, привязал его к антенне Петиной Волги, после чего махнул рукой и крикнул: – Поехали.
 – Гагарин! – сказала Светка, восхищенно наблюдая за колоритной Череповой фигурой, но в этот момент Петя резко стартанул с места, забыв поставить руль прямо, Светка упала вбок на свою любимую сумку и тут же стала ныть, что теперь в сумке все помнется.
 В ответ Петя заявил, что если кто-нибудь из пассажиров этой машины намеревается всю дорогу ныть у него над ухом, то он сделает так, что одним ноющим пассажиром этой машины станет меньше в этой машине. Светка сразу не врубилась в эту глубокую мысль, но ныть перестала.
 Наше продвижение по трассе происходило следующим образом. Волга ехала со своей обычной крейсерской скоростью в 60 километров в час (Петя мне говорил, что неприлично, конечно, ездить с такой законопослушной скоростью, но он ничего поделать не может, потому что машина застоялась в гараже и быстрее передвигаться просто не желает), а Череп с компанией таких черепашьих скоростей просто не признавал, поэтому они, как стая шмелей, проносились мимо нас вперед, уезжали куда-то к горизонту, затем возвращались назад, проезжали мимо нас и удалялись в сторону к Москве, а через какое-то время снова нас обгоняли и уезжали далеко вперед. Петя сказал, что от этого мельтешения у него скоро голова поплывет.
 – Скажи спасибо, что они вообще с нами поехали, – сердито заявила дувшаяся на заднем сидении Светка.
 – Премного вами благодарны, – язвительно сказал Петя. – Что это за сопровождение такое? Если у меня что случится, то придется половину дня ждать, когда они нас догонят или наоборот – назад вернутся.
 – По-моему, Петь, – миролюбиво сказала я, – ты просто придираешься.
 В этот момент группа байкеров с жужжанием проехала мимо нас по направлению к Москве.
 – Ничего не придираюсь, – убежденно сказал Петя. – Договорились вместе ехать, значит надо ехать всем вместе.
 – Они не виноваты, что у них машины мощные, – вступилась Светка.
 В этот момент группа байкеров с жужжанием проехала мимо нас по направлению к Сочи.
 – Вот разъездились, – все злился Петя. – Так и мелькают, так и мелькают.
 Так мы беседовали еще минут пятнадцать, но в этот момент в Волге что-то чихнуло, и двигатель заглох. Петя осторожно свернул на обочину, остановился, некоторое время покрутил стартером, но машина больше заводиться не собиралась.
 – Приплыли, – сказал он с горечью. – Я так и думал. Двигателю – ек, поездке – трындец. А все вы, коварные соблазнительницы. Надо было на поезде ехать.
 – Да ладно тебе, – сказала я. – Сейчас байкеры подъедут – что-нибудь придумают.
 – Ну и где они, – саркастично спросил Петя, – твои хваленые байкеры?
 И действительно, группы Черепа нигде не было видно. Дорога была пустая до горизонта в ту и в другую сторону.
 – Не волнуйся ты, – сказала я Пете. – Приедут. Никуда они не денутся. Сам же видел – в них просто играет молодая кровь, поэтому и гоняют туда-сюда.
 – Ну да, – пробурчал Петя, – молодая кровь в них играет. Это классные движки на их мотоциклах играют. Мы-то с тобой – помнишь? – на старом Урале раскатывали, который еле-еле курицу обгонял.
 – Конечно, еле обгонял, – спокойно говорю я, – особенно если учесть, в каком ты состоянии на нем обычно ездил. Помнишь, как ты однажды из города вернулся на 2-е мая?
 – Не помню, – ответил Петя, – а что?
 – Я сижу себе у окна, – рассказываю я, – а на улице идет сильный дождь. Вдруг вижу – ты на мотоцикле едешь в белой рубашке. Причем ты помнишь наши владимирские дороги – как дождь, так на тракторе невозможно проехать, не то что на мотоцикле. Но ты едешь, как по струнке. Только грязь во все стороны летит. Я выбегаю из дома, кричу: «Петя, Петя!», а ты подъезжаешь к самому дому, аккуратно падаешь набок и засыпаешь богатырским сном. Оказалось, что в тебе минимум литр самогона болтался. Как ты вообще на мотоцикле 15 километров проехал, да еще и по такой грязи – вообще не понятно.
 – Ага, – довольно сказал Петя. – Мы в свое время были – богатыри. Не то что нынешние хлюпики. Они банку пива выпьют, и давай их колбасить. Нет крепости в молодежи.
 – Ой, ну ладно, – возмутилась Светка с заднего сиденья. – Тоже мне, доблесть – накваситься и кататься на мотоцикле. Это преступление, между прочим!
 – Что? – повернулся к ней Петя. – Что ты отцу сказала?
 – То и сказала, – не сдается Светка. – Вот молодое поколение почти не пьет.
 – Ага, конечно, – мрачно сказала я. – Зато наркотики свои жуют – тоннами.
 – Во-первых, далеко не все жуют наркотики, – парирует Светка. – Некоторые колят или нюхают. Во-вторых, тебе сушеные грибочки и самой понравились на моем дне рождении.
 – Что ты несешь? – возмущаюсь я. – Сушеные грибочки – это народное средство от плохого настроения. Ты их не путай со всякой химией.
 – Значит и конопельку можно курить, – провокационно интересуется Светка, – раз это природное средство?
 – Конопельку – можно, – решительно говорю я. – Только не курить. Потому что курить – вредно. И вообще я не знаю, чего вы в этой конопельке нашли. У нас она по всей деревне росла, никто на нее внимания не обращал.
 – Наркотики – это все вред, – убежденно заявил Петя. – Потому что от них не пахнет. Вот когда приходит рабочий выпивший, я нюхну и сразу понимаю, что на верхотуру его ставить нельзя – обязательно навернется. Но если после своих наркотиков придет окосевший, я же не учую и поставлю его наверх.
 – И что будет? – интересуется Светка.
 – Обязательно навернется, – довольно сообщает Петя. – Он же под кайфом и не соображает.
 – Насмерть? – ужасается Светка.
 – Зачем насмерть? – удивляется Петя. – Они же страховкой пристегнуты. Только замучаешься их потом наверх подтаскивать. Они как вниз падают, так сразу от нервов засыпают.
 – Кошмар какой, – резюмирует Светка.
 – Во-во, – подтверждает Петя. – Я же говорю, от наркотиков – сплошной вред. Уж лучше пусть пьют…
 – Ну где твои байкеры? – внезапно обращается он ко мне. – Всю дорогу так и мельтешили туда-сюда, так что у меня чуть косоглазие не развилось. А как понадобились, так где они?
 – Откуда я знаю, где они, – отбиваюсь я. – Может, случилось чего, или кастрюля отцепилась, и они теперь за ней гоняются… Слушай, а чего ты сам расселся-то, как барыня, – перехожу я в атаку. – Ты же четыре вечера из семи в гараже просиживаешь, все машину ремонтируешь. Уже давно должен сам в ней разбираться вдоль и поперек! Или ты чем там занимаешься?
 – Я? – Петя задумался. – Ну, я же и не спорю. Просто есть некоторые повреждения, которые под силу только специалисту…
 – Ну так вылезай и проверь, – решительно говорю я. – Может, наше повреждение под силу не только специалисту.
 Петя недовольно ворчит, но вылезает из машины, поднимает капот и начинает долго и нудно там возиться, периодически чертыхаясь, когда касается руками нагретых частей двигателя.
 – Инжектор надо прочистить, – подает голос Светка с заднего сидения.
 Петя поднимает голову, смотрит на нее долгим взглядом, от которого Светка начинает ерзать на сидении, после чего он опускает голову и продолжает копаться в моторе.
 – Ну? – говорю я примерно через пятнадцать минут, потому что под палящим солнцем в стоящей машине сидеть совсем неприятно.
 – Подковы гну, – раздраженно отвечает Петя. – Ничего не понимаю. Все, вроде, в порядке, а машина не заводится.
 Становится, понятно, что нам еще здесь – куковать и куковать, поэтому мы со Светкой вылезаем из машины и начинаем прогуливаться по обочине.
 – Бог в помощь! – внезапно раздается чей-то голос, и из кустов вылезает изрядно пропитой мужик совершенно неопределенной наружности: полосатые брюки, заправленные в сапоги, белая майка, точнее, майка, которая лет пять назад была белой, полосатый пиджак, в котором мужика, вероятно, еще принимали в пионеры, и замусоленная кепка на голове. В уголке рта у мужика торчит «беломорина».
 – Тут никто нам не поможет, – мрачно говорит Петя. – Ни бог, ни черт. Машина не заводится, а чего не заводится – хрен ее знает.
 – Так я подмогу сделаю, – заявляет мужик. – Я по технике, нехорошо сказать, большой профессор, нехорошо сказать. У меня даже мопед есть, нехорошо сказать.
 – О! – обрадовался Петя. – Мужик – с меня пузырь. Если поможешь, конечно, – поправляется он.
 В глазах странного мужика загорается полное одобрение живительному термину «пузырь», он быстро направляется к багажнику, открывает его и начинает там копаться.
 Петя застывает в недоумении.
 – Эй, командир! – мужик высовывает голову из багажника. – Так как она, нехорошо сказать, у тебя будет ехать, когда ты мотор потерял?
 – Какой, нахрен, мотор? – в глазах Пети искреннее недоумение.
 – Обычный, – сообщает мужик. – Автомобильный. Автомобиль без мотора, нехорошо сказать, ездить ни … не будет. Это я тебе точно говорю, – важно сообщает мужик эти ценнейшие сведения.
 – Слышь, механизатор, – говорит Петя. – Подь сюды.
 Мужик послушно идет к капоту.
 – А это что? – Петя показывает на мотор.
 – Переставили? – интересуется мужик.
 – Что переставили? – орет Петя.
 – Ну, мотор, – отвечает мужик, глядя на Петя совершенно чистыми и искренними глазами. – В машине же мотор всегда сзади стоит, нехорошо сказать. У моего кума, Васьки, сзади. У Харламыча – сзади. И у председателевой жены – тоже сзади.
 – Знаешь, мужик, – решительно говорит Петя. – Шел бы ты отсюда. И без тебя разберемся.
 – Да как пожелаете, – отвечает мужик, ничуть не обидевшись. – Мы завсегда помочь готовы, нехорошо сказать. Я у мопеда свой мотор даже разбирал.
 – Обратно собрал? – интересуется Петя.
 – Пока нет, – с достоинством отвечает мужик. – Мне он пока без надобности. В город я и на велосипеде доеду.
 – Ну, до свидания, – язвительно говорит Петя. – Спасибо за помощь.
 – А пузырь? – интересуется мужик.
 Петя с изумлением смотрит на мужика, но тот отвечает ему совершенно невозмутимым взглядом, поэтому Петя поворачивает мужика на 180 градусов и легонько пихает его по направлению к кустам. Мужик все так же невозмутимо следует в заданном направлении, но проходя мимо меня, заявляет:
 – Вот, нехорошо сказать, какие люди пошли, можно сказать – нехорошие. Сам пообещал, а сам обманул. Я его, нехорошо сказать, за язык не тянул. Ну и ладно. Мы – не гордые. Мы и сами купим, когда Витька долг отдаст.
 – Послушайте, – спрашиваю я его. – А почему вы все время повторяете «нехорошо сказать»?
 – Ну, так это… – мнется мужик, – мы же выражаемся по матери.
 – И что?
 – У вас же здесь дочка городская.
 – Ну и?
 – А городские всегда недовольные, когда мы выражаемся по матери.
 – Так вы этим «нехорошо сказать» матерные выражения заменяете, что ли? – догадалась, наконец, я.
 – Ну да, – отвечает мужик. – А то зачем мне всякие эти скандалы? Мне всякие эти скандалы ни к чему.
 – Поняла, – говорю я. – Ну, до свидания.
 – Прощевайте, – говорит мужик. – Только вы не надейтесь, что куда-нибудь поедете на этом автомобиле, что б его…
 – Это почему?
 – Мотор у него не в том месте, – сообщает мужик и начинает ломиться сквозь кусты в обратном направлении.
 – Видал? – говорю я Пете, возвращаясь к машине. – У тебя мотор, как выяснилось, не в том месте.
 – Это у него мотор не в том месте, – бурчит Петя. – И голова не на том месте. Черт, что же такое с этой машиной? – и он с досадой лупит кулаком по капоту.
 – Эй, слышите? – раздается вдруг Светкин голос.
 Мы замолчали и прислушались. Со стороны Москвы доносится знакомое жужжание мотоциклов байкерского отряда. И действительно – через пару минут вся компания останавливается у нашей машины.
 – Черепок! – сказала я Черепу с упреком. – Ну где вы пропадали? Мы уж тут почти час кукуем.
 – Пардон, Анжелика Пантелеймоновна, – сказал Череп, – у нас случилась маленькая неприятность. Малыш не остановился в ответ на требование сотрудника ГАИ остановиться.
 – Вот я сейчас ему все брошу, – пробасил Малыш, – и буду останавливаться посреди дороги.
 – Поэтому, – продолжил Череп, – нам пришлось поиграть с гаишниками в маленькую игру под названием «Глупый гаишник догоняет бешеного байкера».
 – И чего? – заинтересовался Петя. – Догнал?
 – Щас, – сказал Малыш, и все байкеры довольно засмеялись.
 – Но нам пришлось на обратном пути объезжать этот пост, – объяснил Череп, – поэтому так долго и прокатались. Так чего у вас случилось?
 – Машина заглохла, – объяснил Петя. – И не заводится.
 – Сейчас починим, – заявил Череп. – Шестеренка в любой машине разберется в две секунды… Кстати, а бензин-то у вас есть?
 Петя вдруг окаменел.
 – Е-мое, – хлопнул он себя по лбу, – у меня же датчик уже лет пять не работает. Я обычно по километражу смотрю, а тут совсем забыл.
 Вместо ответа Череп слез с мотоцикла, достал небольшую пластмассовую канистру и залил бензин в бак нашей машины. Через две минуты машина была заведена, Петя, стараясь не встречаться со мной глазами, сел за руль, и мы поехали дальше.
 Следующая часть пути прошла без особых приключений. Череп, правда, несколько раз развлекался тем, что на полном ходу стягивал с антенны Петиной машины волчий хвост, символизирующий принадлежность Пети к байкерскому клану, некоторое время колбасил с ним по шоссе, изображая захват важного трофея, а затем на ходу ухитрялся прицеплять его обратно.
 – Во парень развлекается, – сказал мне Петя с завистью в голосе.
 – А ты что хотел? – удивилась я. – Ему же скучно просто так ехать.
 – Можно подумать, что мне не скучно, – пробурчал Петя. – Я себе уже все отсидел. Даже ухо.
 – Ну потерпи, – утешаю его я. – Скоро приедем.
 – Ну да, скоро, – продолжает ворчать Петя. – Еще день ехать, не меньше. Эх, зря я Светку не научил машину водить. Сейчас бы посадил ее за руль, а сам – на заднее сидение и дрыхнуть, дрыхнуть, дрыхнуть…
 – Ну, – говорю я, – хорошая мысль всегда приходит позже, чем надо.
 – Стоп, – говорит Петя, – а кто мешает ее прямо сейчас научить?
 – Петь, – пугаюсь я, – ты чего – перегрелся? Мы же на трассе Москва-Сочи. Какие, к черту, обучения?
 – Ничего страшного, – строго говорит Петя. – Я ее уже учил с места трогаться и передачи переключать. Теперь только осталось показать, как машину следует прямо на дороге держать, и все дела. По трассе машину вести – это тебе не по городу разъезжать. Много ума не надо.
 – Я категорически против, – нервничаю я.
 – А тебя никто не спрашивает, – говорит Петя и начинает орать: – Светка! Свет. Подъем! Дело есть.
 На заднем сидении появляется заспанная физиономия Светки, на правой щеке которой – четкий отпечаток спортивной сумки.
 – Ну что еще? Поспать не дают…
 – Хочешь научиться машину водить? – провокационно спрашивает Петя.
 – А ты мне купишь машину? – загораются глаза у Светки.
 Несколько секунд происходит немая сцена.
 – Я имею в виду – вот эту машину, – ледяным голосом говорит Петя.
 – А-а-а, – разочарованно говорит Светка, тоже некоторое время молчит, но потом отвечает: – Ну, можно и эту, если другой нет. Хотя, я бы лучше на мотоцикле научилась ездить.
 – Если на мотоцикле, тогда шуруй к своему Черепу, – злится Петя.
 – Ну ладно, пап, не злись. Хочу я твою машину научиться водить, хочу. Только чего это ты сейчас об этом вспомнил?
 – Потому что прямо сейчас тебя и поучим, – торжественно заявляет Петя. – Как раз на трассе потренируешься. Ты же уже училась.
 – Ну… Когда это было, – неопределенно говорит Светка. – Я тогда только с места трогаться научилась.
 – И тормозить, – добавляет Петя.
 – И тормозить, – соглашается Светка.
 – Собственно, процесс вождения машины в этом и состоит, – объясняет Петя. – Надо уметь трогаться и тормозить. А ехать машина сама умеет.
 – Как знаешь, – говорит Светка. – Я готова. Все лучше, чем на заднем сидении скучать.
 Петя сворачивает на обочину какого-то поселка и сажает Светку за руль. Рядом останавливается Череп и интересуется причиной остановки. Я ему рассказываю о Петиной идее. Череп делает квадратные глаза и смотрит на меня с явным сочувствием. Я пожимаю плечами, мол, против Пети не попрешь, да и я не имею права покидать корабль, так как на нем находится мое дитя, после чего Череп с остальной командой медленно удаляется в сторону Сочи.
 Петя сажает Светку за руль и начинается…
 – Светлана, – торжественно говорит Петя. – Прежде чем ты начнешь водить машину, нужно усвоить важную вещь: в твоих руках жизнь человеческая…
 – Пока что в моих руках только руль, – с определенной долей логики заявляет Светка.
 – Не перебивай отца. Так вот, в твоих руках – жизнь человеческая. Когда ты ведешь машину, ты отвечаешь за жизнь людей, которые могут попасть тебе под колеса.
 – Если они попадут мне под колеса, – снова возражает Светка, – за их жизнь будут отвечать врачи.
 – Блин, сколько можно отца перебивать? – взрывается Петя, разом слетая со своего менторского тона. – Ладно, короче, смотришь в оба, головой крутишь во всех направлениях, причем быстро. Поняла?
 – Поняла.
 – Если я говорю: «Стоп», значит останавливаешься немедленно, не задавая глупых вопросов. Усекла?
 – А мне останавливаться, не задавая вопросов, только на «Стоп» или еще на «Тормози», «Остановись» и тому подобное?
 Петя задумывается… Потом решает: – На все останавливайся. От лишней остановки вреда не будет. А если вовремя не затормозишь, тогда будут большие проблемы. Договорились.
 – Без балды, – отвечает Светка.
 – Чего?
 – В смысле, договорились, – объясняет Светка Пете.
 – Давай, – говорит он, – включай передачу и трогайся.
 Светка довольно шустро включает заднюю передачу, резко отпускает педаль сцепления, машины резко дергается назад, описывая дугу, потому что руль вывернут направо, врезается багажником в мусорный бак, стоящий неподалеку, после чего глохнет.
 – Что это было? – спрашивает Петя, мужественно проглотив все слова, которые первыми просились на язык.
 – Включила передачу, – объясняет Светка, – и отпустила сцепление, как ты учил.
 – Кто тебя просил заднюю передачу включать? – начинает орать Петя.
 – Ты и просил! – начинает орать Светка, у которой такой же «взрывной» характер, как у отца.
 – Я?
 – Ты!
 – Когда?
 – Только что! Сам сказал – «включай передачу»! Что, не говорил?
 – Ну я же не сказал включать заднюю! – орет Петя.
 – Но и не сказал включать переднюю, – орет Светка в ответ. – Просто сказал – включить передачу. Я и включила! – орет Светка изо всех сил.
 Петя, потрясенный, замолкает.
 – Ладно, – говорит он. – Включай  переднюю передачу, медленно трогайся и езжай вдоль шоссе.
 Светка врубает передачу, снова бросает сцепление, машина дергается, но не глохнет, а начинает довольно шустро ехать вдоль дороги. Петя поворачивается ко мне и подмигивает, мол, видала, какая дочка способная. Я делаю неопределенное выражение лица. Через несколько метров Петя видит небольшую площадку, на которой стоят все те же мусорные баки, дожидается, когда Светка подъезжает к ней поближе и говорит:
 – А теперь – притормаживай.
 Светка резко бьет по тормозам, машина останавливается, как вкопанная, в результате чего Петя бьется головой в переднее стекло (хорошо еще, что не разбил ни голову, ни стекло), и громко щелкает зубами, так как рот у него был открыт для произнесения очередной команды.
 Снова в машине мертвая тишина.
 – Ты же сказал – тормозить не раздумывая, – делает Светка упреждающий удар.
 – Н-н-ну да, – говорит Петя, ощупывая руками повреждения на голове.
 В этот момент со стороны Сочи появляется группа байкеров и подъезжает к нам.
 – Ну, как идет процесс? – интересуется Череп у Пети.
 – Светлана отрабатывает наезд машиной задом на мусорный бак, – рапортует Петя, – и пытается получить наследство несколько раньше, чем ей полагается. Процесс идет нормально.
 – А в Сочи будет ехать? – снова интересуется Череп, как бы между прочим. – Или здесь палатки раскинем.
 Петя тяжело вздыхает, говорит Светке, чтобы она вылезала из-за руля и отправлялась на свое заднее сидение, садится за руль, и мы снова едем дальше.
 Останавливаться ночевать нам все-таки пришлось. В самом начале пути, правда, Сергеевич вовсю петушился и заявлял, что до Сочи домчится без остановки, а мы со Светкой будем по очереди спать на заднем сидении, но к концу первого дня он совершенно умаялся, и было принято решение ночевать в лесу под Ростовом. Петя предложил было всем спать в машине, но я решительно отказалась, памятуя об одном таком печальном случае, когда мы как-то ночевали в машине вчетвером и чуть было не стали друг другу врагами на всю жизнь. Петя, разумеется, при этом тоже присутствовал, поэтому когда я ему напомнила о НОЧИ ПОД ВЛАДИМИРОМ, он тут же взял свое предложение обратно и сказал, что на ночь будем устраиваться с полными удобствами – то есть развернем одну палатку. Было решено, что в палатке переночуем мы с Петей, а Светка по-королевски устроится одна в машине.
 Казалось бы, устроиться переночевать на одну ночь – дело пяти минут, однако процесс этот занял довольно продолжительное время. Во-первых, надо было приготовить поесть, потому что весь день мы питались только бутербродами, а Петя без горячего быстро начинает звереть. Во-вторых, установку палатки я доверила Пете со Светкой, что, как оказалось, было совершенно зря, потому что у них совершенно одинаковые характеры и когда они остаются вдвоем, то ведут себя, как два скорпиона в одной банке (кстати, они и по гороскопу – оба Скорпионы). В результате всего этого, пока я разводила костер и ставила на огонь наваристый супчик, компоненты которого были мною заготовлены еще перед поездкой, Петя со Светкой переругались насмерть, а так сказать «установленная» палатка была больше похожа на гнездо аиста: они ее ухитрились закрепить между деревьями так, что влезть в палатку можно было только сверху, а вот спать в ней мог только тот, кто привык ночевать в смирительной рубашке. Впрочем, когда я мягко на это попыталась намекнуть, Петя со Светкой немедленно вызверились на меня и заявили, что они свою работу сделали отлично, а если кто-то – многозначительный взгляд в мою сторону – пытается принизить результат их деятельности, то это на самом деле очень нехорошо, не по-товарищески и не по-семейному. Произнеся это совместное заявление, Петя со Светкой уселись у костра и стали дожидаться супчика.
 Я тяжело вздохнула, но было понятно, что если они оба уперлись, то заставить эту команду переделать плохо сделанную работу просто невозможно. Хорошо еще, что метрах в пятнадцати от нас находилась байкерская тусовка. Пришлось идти на поклон к Черепу. Тот, как и всегда, был холоден, но любезен и скор на реакцию. Поэтому в течение каких-то десяти минут Череп с Малышом палатку перекрутили в нужном направлении, заново ее закрепили, и теперь в ней можно было спать без особого риска для здоровья.
 Сделав это безусловно полезное дело, они откланялись, вежливо отказались от супчика и отправились обратно на свою стоянку. Петя ушел вместе с ними, потому что, как он сказал, требовалось ребят хоть как-то отблагодарить. Почему он решил, что его персона сойдет в качестве благодарности – не знаю.
 Вернулся Петя через полчаса, благоухая пивом и находясь в прекрасном настроении. Похлебав супчика он заявил, что его только что приняли в банду байкеров, дали кличку «Прораб», и что теперь он на лето всегда будет уезжать с ними на сборища. На вопрос – должна ли теперь вся семья копить ему на мотоцикл «Харлей Дэвидсон» Петя успокаивающе махнул рукой и сказал, что в качестве средства передвижения ему позволено использовать свою «Волгу». Мол, Череп сказал, что ни в одной банде нет такого «олдА» на древней тачке, и это, дескать, будет прикольно.
 Я согласилась, что хохма – довольно удачная, вот только не зря ли Петюнчик на старости лет выставляет себя на посмешище. Тут с него сразу слетело все игривое настроение (я даже пожалела, что это сказала), Петя надулся, в молчании доел супчик и отправился в палатку спать.
 Светка устроилась в машине, причем долго возилась, раскладывая сиденья то так, то эдак, но, наконец, нашла более-менее подходящее для себя положение и, вроде бы, затихла. Я убрала посуду и тоже отправилась спать.
 Однако, как выяснилось, о спокойной ночи можно было и не мечтать. Во-первых, меня сразу начали со страшной силой жрать комары. Петю-то они не трогали, потому что, вероятно, не очень любили пиво, а вот из меня устроили просто образцово-показательный аэродром в Монино. Во-вторых, Светка, как выяснилось, довольно неудачно расположилась в машине, потому что всякий раз, когда она вытягивала ногу, пяткой задевала гудок, и он совершенно неожиданно взревывал в ночи. А гудок у нашей «Волги» – ого-го какой гудок. Его даже водители трейлеров побаивались, хотя этих хлопцев не испугаешь и пароходной сиреной. Поэтому излишне говорить, что в ночном лесу этот гудок звучал так, что в радиусе пяти километров вокруг сердечный приступ получали не только все зайцы, но и кабаны. В-третьих, байкеры сдуру напоили Петю пивом явно импортного производства. А у Пети есть одна пикантная особенность организма: когда он пьет российское пиво – во сне только чмокает губами, когда пьет водку – сопит носом, но когда пьет иностранное пиво – храпит так, что стены могут развалиться. Зная эту особенность и ценя мой сон, обычно Петя никогда не пьет нероссийское пиво. Но сейчас, в темноте, он, скорее всего, просто не разглядел, чего там ему подсунули байкеры, поэтому мне не повезло.
 Спать, конечно, в такой обстановке было невозможно. Каждые две минуты я вскрикивала, когда меня кусал какой-то комар. Каждые десять минут Светка, которая всегда беспокойно спит в незнакомом месте, переворачивалась на другой бок, случайно нажимала пяткой на гудок, и в радиусе пяти километров замирало все живое, включая меня вместе с комарами, но исключая Петю, который спал, и байкеров, которым на все было наплевать. Ну и все это происходило под аккомпанемент Петиных храповицких рулад, а также шумных вздохов, при которых тонкие стенки палатки втягивались внутрь, и шумных выдохов, во время которых палатка раздувалась так, что чуть не лопалась.
 Свою должную лепту в безмятежное окружение этой ночи вносили байкеры, которые напились пива и рядом с шоссе устраивали некие акробатические этюды, сопровождающиеся диким взревыванием мотоциклов.
 Я промучилась где-то примерно с час, но когда дошла до состояния, близкого к тихому помешательству, не выдержала, вскочила и стала пытаться принимать какие-то меры. Правда, с Петиным храпом ничего сделать не удалось. Когда я ему на лицо клала подушку, он тут же начинал, не просыпаясь, задыхаться, и я, боясь за его жизнь, подушку снимала. Затем попробовала накрыть его голову тонким платком, через который можно было свободно дышать, но который хоть чуть приглушал бы храп – ничего не получилось, потому что от Петиных шумных выдохов платок взлетал и обратно на лицо уже не возвращался. Тогда я решила сначала разобраться с внешними источниками шума, а затем уже приниматься за наведение порядка внутри палатки.
 Я оделась, вылезла из палатки и первым делом стала решительно рыться в наших вещах, которые лежали в багажнике машины… Ура! Средство от комаров нашлось сразу. Причем в виде жидкости, которой я тут же облилась с головы до ног, и в виде аэрозоли, которой я тут же обильно побрызгала внутри палатки. При этом выяснилось, что у аэрозоли есть маленький, но крайне приятный для меня побочный эффект: после обрызгивания палатки Петя неожиданно перестал храпеть. Причем совсем! Я так обрадовалась, что баллончик бережно уложила обратно в сумку, чтобы по возвращению в Москву купить себе на будущее пару ящичков этого средства.
 Со Светкой я тоже разобралась довольно просто. Открыла дверь машины и решительно развернула дочку на 180 градусов. Она при этом почти не проснулась. Теперь Светка могла сколько угодно дергать ногой – задняя диванная подушка, к счастью, никаких звуков не издавала. Впрочем, Светка уже дрыхла со страшной силой, поэтому на изменение своей ориентации в пространстве никак не отреагировала, а только пробормотала что-то, обняла ручной тормоз и тут же заснула.
 На полянке байкеров было весело. Горел костер, ребята сидели, попивая пивко, а один из них показывал всякие номера на мотоцикле. Когда выступающему надоедало выкаблучиваться, он брал бутылку пива, садился у костра и на мотоцикл садился следующий.
 – Что, Анжелика Пантелеймоновна, не спится? – вежливо спросил меня Череп.
 – Черепок, – решительно сказала я. – Ты же знаешь, как я тебя уважаю.
 – Что-то случилось? – приподнял одну бровь Череп.
 Все-таки, не парень, а золото! Все чувствует, все понимает с полуслова. Не то что эти Светкины хахали.
 – В общем, – решительно сказала я, – ничего особенного, но я никак не могу заснуть.
 – Мотоциклы мешают? – догадался Череп.
 – В общем, и они тоже, – грустно призналась я. – Конечно, там и без мотоциклов шума хватает: Петя храпит, как барсук после сооружения плотины, и Светка во сне ногой все время на гудок нажимает.
 – А-а-а-а, – воскликнул Череп. – А я-то думал, что Петр Сергеевич после пива решил на «Волге» по лесу покататься и таким образом медведей распугивает. А оказалось – вон оно что!
 – Ну да, – подтвердила я. – Правда, Петю удалось угомонить с помощью аэрозоли от комаров…
 – Хорошее средство, – согласился Череп. – От него такие глюки идут! Один раз Малыш этой аэрозоли нанюхался и представляете – решил, что у него не мотоцикл «Кавасаки», а «Камаз». Мы его еле успели его перехватить, когда он пошел на таран какой-то фуры, которая ему, видите ли, не так гуднула…
 – Ну вот, – гну свою линию я, не обращая внимание на болтовню Черепа, – Светку тоже угомонить удалось путем бережного перекладывания…
 – Остались наши мотоциклы, – догадался Череп.
 – Ну… – замялась я, – ну да, в общем.
 – Да это не проблема, – сказал Череп. – Есть два способа на выбор. Или мы отсюда перебираемся на другое место – за пару километров, чтобы нас не было слышно, либо я вам даю отличное снотворное, от которого вы заснете ровно через пять минут.
 – Грибочки я больше пробовать не буду, – испугалась я.
 – Зачем грибочки? – удивился Череп. – Самое обычное народное средство.
 С этими словами он полез в сумку-холодильник, стоящую сзади него, и достал оттуда какую-то красивую бутылку пива. Открыл крышечку, достал из сумки дольку лимончика, вставил в горлышко бутылки и протянул мне.
 – Да я, Черепок, пиво-то не очень люблю, – осторожно сказала я.
 – Надо, Анжелика Пантелеймоновна, – властно сказал Череп. – Как лекарство.
 Я осторожно глотнула из узкой бутылки… Ого! Очень вкусно. Прохладный напиток, совсем не похожий на «Очаковское светлое», бутылочку которого я крайне редко позволяла себе летом во время жары. К тому же, лимончик придавал этому пиву особый вкусовой оттенок.
 – Ммммм, – сказала я, – какая вкуснота!
 – Во-во, – подтвердил Череп. – Я теперь тоже только это пиво и пью. Это мексиканское. «Корона» называется.
 – Лимончик в горлышко засовывать – ты сам придумал? – интересуюсь я.
 – Да нет. Те же мексиканцы и придумали, – объясняет Череп. – Только изначально они его вовсе не для вкуса туда засовывали, – вдруг развеселился он.
 – А зачем? – удивляюсь я.
 – Чтобы мухи в бутылку не попадали, – сказал Череп. – Это же Мексика. Там мух – тучи.
 – Ну надо же, – несколько преувеличенно удивляюсь я, потому что пиво уже немножко ударило мне в голову. – Чего только не придумают!
 – Во-во, – сказал Череп. – Но потом оказалось, что с лимончиком – полный кайф. И теперь во всем мире это пиво так и пьют – с лимончиком.
 – С лимончиком, – повторила я.
 – Эй, Анжелика Пантелеймоновна, – спросил Череп. – Снотворное, как я вижу, уже подействовало?
 – Ага, – сказала я, допивая бутылку и швыряя ее залихватским жестом куда-то в темноту.
 – Ой, – вдруг раздалось из темноты, и через несколько секунд перед нами возник озлобленный Малыш.
 – Чего, с ума сошли, бутылки в меня кидать? – неприятным голосом осведомился он. – Да еще в тот момент, когда я был занят поливкой кустиков!
 – Пардон, Малышок, – пришлось извиняться мне, – я вовсе не хотела в тебя попасть. Там просто ворона сидела на кустах – здоро-о-овая такая ворона, вот эту тварь надо было сшибить. Бутылкой. С лимончиком, – решительно сказала я.
 – Это я Анжелике Пантелеймоновне в качестве снотворного бутылку «Короны» дал, – объяснил Череп Малышу.
 – Да я уже понял, – отозвался он, успокоившись и присаживаясь к костру.
 – Ну, друзья, – сказала я, – мне пора идти. Допивайте ваше пиво, но, – тут я помахала пальцем, – не давайте мухам залетать в бутылку. Ни мухам, ни воронам, ни гаишникам.
 – Вас проводить? – осведомился Череп.
 – Да ну тебя, Черепищще, – сказала я. – Сама дойду. Не пьяная же.
 С этими словами я встала, немного покачнулась, но сразу же выпрямилась, после чего довольно твердо отправилась к своей палатке. Проходя мимо «Волги» и не удержалась, заглянула внутрь и нажала на гудок. Светка вскочила, посмотрела на меня дикими глазами, но я ее успокоила, отрапортовав, что, мол, ночной дозор никаких признаков врага не обнаружил, и что всем можно спокойно продолжать спать. Светка внимательно на меня посмотрела, пробормотала, что я, видать, от папы надышалась парами, и снова легла спать.
 Я доползла до палатки, в которой лежал только тихо посапывающий Петя и не было ни одного комара, и только коснулась головой подушки, как тут же уснула.
 Пробуждение было ужасным. Мне и так-то всю ночь снилось, что я влилась в отряд байкеров, получила кличку «Мамаша» и теперь мотаюсь с ними по городам и весям на мотоцикле с коляской, куда почему-то засунута швейная машинка, готовлю им на привалах борщ, пью пиво «Корона» с засунутой в горлышко долькой лимона и отгоняю мух здоровенной лопатой. Почему именно лопатой – черт его знает, ведь во сне чего только не приснится.
 Где-то под утро мне стало сниться, что я вместе с бригадой байкеров попала в засаду, устроенную работниками ГАИ, и мы на мотоциклах стали улепетывать во все лопатки, совершая сложные антигаишные маневры. Однако работники свистка и взятки оказались довольно коварными, поэтому стали нас ловить с помощью здоровенной сети, которую они накидывали на мотоциклы. Поскольку я была на трехколесном мотоцикле, который менее маневренный, чем двухколесный, я в эту сеть первая и попала.
 Разумеется, без боя сдаваться мне не хотелось, поэтому я стала со страшной силой пытаться вырваться из сетей, но она меня сдавливала все больше и больше, и разорвать ее не было никакой возможности. Внезапно стало страшно, что сейчас сеть меня просто задушит вместе с мотоциклом, поэтому я не выдержала и закричала во все горло: «Петя-я-я-я! Петь! Помоги-и-и-и!»
 – Ну что ты орешь, Анжел? – вдруг раздался рядом со мной недовольный Петин голос.
 Я открыла глаза – БОЖЕ МОЙ! Что случилось? Почему я как будто замурована в каких-то завалах? Вокруг почти ничего не было видно, меня окружала парусина и куски материи, причем так плотно, что даже трудно было дышать. В голове сразу стали вихрем проноситься различные версии происшедшего… Наш дом взорвали, и меня с Петей завалило обломками. А как же Светка? Где Светка?
 Потом я внезапно вспомнила, что мы поехали на юг и ночуем в лесу. Значит это не бомба и завалило меня не домом, а палаткой! Ну, это уже как-то легче вытерпеть. Но почему палатка завалилась?
 Внезапно часть парусины приподнялась, в лицо мне брызнуло яркое солнце, после чего на горизонте возник недовольный Петя, который еще раз произнес:
 – Чего кричишь-то? Перебудишь же всех!
 – Да кого я перебужу-то? – искренне удивилась я, вылезая из-под останков палатки.
 – Ну, Светку, – хмуро сказал Петя. – Потом, опять же, всяких барсучков и зайчиков. Они же тоже хотят спать.
 – Петь, – сказала я. – Я всегда говорила, что тебе вредно импортное пиво пить. Ты после него ночью храпишь, как паровоз с неисправной топкой, а утром потом такое несешь, что хоть стой, хоть падай.
 – Да ладно тебе, – сказал Петя. – Я всего-то выпил с десяток бутылочек этого пива… как его… «Корона»! Они его еще так пьют интересно…
 – Знаю, – сказала я. – Лимончик в горлышко вставляют.
 – А ты откуда знаешь? – удивился Петя.
 – Странствуя по свету, я не закрываю глаза, – гордо заявила я и стала складывать растерзанную палатку. – Ты мне лучше скажи, что с палаткой случилось?
 – Да ничего такого страшного не случилось, – снова погрустнел Петя. – Просто утром я проснулся, повернулся на сто восемьдесят градусов и попытался – ну, как обычно – вставить сразу обе ноги в тапочки…
 – Поэтому уперся обеими ногами в бок палатки и свернул ее к чертовой матери, – докончила за него я.
 – Ну да, – сконфуженно ответил Петя.
 – Молодец! – язвительно сказала я. – Больше не разрешу тебе иностранное пиво пить. Только наше.
 – Но с лимончиком в горлышке, – сказал Петя. – Мне понравилось, когда с лимончиком. Череп на меня вчера целый килограмм этих лимонов извел.
 – Да с чем хочешь, с тем и пей, – рассеянно сказала я и стала смотреть в сторону нашей машины… – ОЙ! А ГДЕ МАШИНА?
 Петя поглядел в ту же сторону – и действительно: машины не было видно.
 – Может, – неуверенно сказал Петя, – Светка решила покататься сама? Я же ее учил вчера…
 – Какое к черту покататься? – заорала на него я, потому что материнское сердце уже просто колоколом стучало в ушах. – Где машина с нашей дочкой?!?!
 И мы стремглав побежали к полянке, на которой стояла «Волга». Подбежали, и сердце начало колотиться с еще большей силой: «Волга» находилась примерно метрах в двадцати вниз по небольшому склону, и стояла в какой-то широкой канаве, уткнувшись мордой в кусты. Внутри виднелись очертания Светки.
 Я уж и не помню, как мы добежали до машины, вытащили оттуда Светку и, убедившись, что она живая и здоровая, стали ее целовать и орать, как безумные. Впрочем, Светка, проснувшись, живо пресекла все эти наши родственные изъявления чувств и поинтересовалась, с какой стати ее с машиной утащили в канаву. Через минуту все выяснилось. Петя, оказывается, поставил машину не на передачу, а на ручной тормоз. Ночью, когда я Светку переложила на сто восемьдесят градусов, она уснула, обнимая этот тормоз. Ну и ей, вероятно, что-то приснилось, поэтому она тормоз руками во сне дернула так, что он отпустился. А машина стояла на небольшом склоне, поэтому уехала в канаву. Хорошо еще, что в дерево не врезалась.
 Петя, правда, осмотрев скрытую в кустарнике переднюю часть машины, стал ныть, что, дескать, жесткие ветки поцарапали нежную покраску его «Волгаря», но я ему сурово напомнила о том, что виноват во всем – товарищ водитель, который не удосужился поставить машину на передачу, поэтому пусть товарищ водитель лучше радуется, что со Светкой ничего не случилось, а то товарищ водитель так получил бы по ушам, что товарищ водитель из товарища водителя быстренько переквалифицировался бы в товарища инвалида …
 На этом все треволнения этой ночи закончились, мы быстренько умылись, попили чайку, свистнули байкерам, которые с утра пораньше устраивали «слалом» между деревьями, и отправились в путь. Вечером мы намеревались уже оказаться в Сочи.
 Как ни странно, дорога до побережья прошла почти без приключений. Краснодарский край отличается красивыми пейзажами, хорошей дорогой и диким количеством злобных гаишников, как нам заранее сообщил Череп, поэтому не только мы ехали тихо и спокойно, любуясь дорогой, но и команда байкеров больше смахивала на пионерлагерь во время велосипедной прогулки, чем на банду неистовых мотоциклистов: Череп свою команду построил лебединым клином, и они чинно ехали вслед за нашей старушкой «Волгой», не делая даже попыток обогнать.
 Несколько раз нас останавливали гаишники, которые поначалу принимали нас за пенсионера союзного значения, путешествующего вместе с охраной, но вид байкеров, едущих со скоростью 60 километров в час приводил их в такой шок, что нас тут же отпускали, даже не проверив документы. Впрочем, на единственной развилке, где одна дорога вела на Баку, а другая в сторону Сочи, Малыш не выдержал, вырвал у зазевавшегося гаишника полосатую палку и умчался в голубую даль, но гаишники на это почему-то даже не отреагировали: то ли у них был изрядный запас этих палок, то ли из-за жары и духоты не захотели связываться, зато Череп догнал Малыша, треснул ему этой палкой по ушам, после чего выкинул ее от греха подальше и сказал, что еще одно нарушение дисциплины, и Малыш будет с позором изгнан из отряда.
 После этого Малышу, как провинившемуся, нагрузили на мотоцикл все кастрюли и сумку-холодильник, и отряд поехал дальше, подавив в самом зародыше бунт индивидуальности против коллектива.
 Поскольку больше никакие происшествия не мешали нашему продвижению к месту предположительной дислокации, уже где-то в четыре часа дня мы оказались на побережье в районе Джубги. До Сочи оставалось примерно сто десять километров. Но отдых, можно сказать, начался, потому что прямо перед нами уже расстилалось искрящееся Черное море.
 Надо сказать, что картина, открывшаяся перед нами после выезда на побережье Черного моря, была весьма эффектной. Настолько эффектной, что вся кавалькада остановилась, мы вылезли из машины и стали смотреть на прозрачную гладь моря, расстилавшуюся перед нами аж до самого горизонта.
 – Итить твою мать, – сказал Петя тихонько, выразив таким образом глубину своих чувств.
 – Охерительно, – подтвердил Малыш, стоящий рядом.
 – Але, – заявила я. – Нельзя ли свои чувства выражать более корректными выражениями? Здесь дети!
 – Где это ты детей нашла? – немедленно окрысилась Светка. – А если ты намекаешь на что-то другое, так я недавно тест проходила: все в порядке, никакой беременности.
 Я аж онемела от такой наглости, а Петя заявил Черепу:
 – Лично я всегда говорил, что две женщины в семье – это слишком. И чувства прекрасного в них нет ни хрена. Вокруг такая красота, а они пререкаются.
 – Ладно, – сказал Череп. – Нам на эту красоту дней десять любоваться. Пора уже заканчивать путешествие. По коням.
 Мы все расселись по своим местам и рванули в сторону Сочи. Ехать оставалось совсем недолго. Впрочем, дорога заняла намного больше времени, чем мы планировали, потому что вдоль всего побережья расположены всевозможные пансионаты, дома отдыха и просто населенные пункты, которые кишмя кишели отдыхающими, так что ехать там надо было крайне осторожно, чтобы никого не задавить.
 Кроме того, нас изрядно раздражали местные джигиты на «Жигулях», которые, завидев Светку в окне машины, начинали ехать рядом с нами и кричали во все горло:
 – Ай, дэвушка, пойдем ресторан кюшать – шашлык-машлык, лобио-мобио, зелень-мелень, а? Такой красивий – нэ должен бить с папа-мама!
 Петя, разумеется, немедленно наливался красным цветом и начинал переругиваться с джигитом, я начинала орать на Светку, чтобы та отодвинулась от окна и перестала провоцировать местное население, которое провоцирует папу так, что мы скоро можем свалиться с обрыва, а Светка в ответ орала, что она не обязана отвечать за поведение каждого урода, попадающегося на пути. Короче говоря, обстановка была довольно нервная. Но примерно через два с половиной часа мы подъехали к Аше. Череп еще в Москве сказал, что там можно с удобствами остановиться в палатках…
 Честно говоря, когда мы увидели палаточный городок, расположенный почти у самого моря, мне сразу как-то расхотелось весь отпуск проводить таким образом. Конечно, в палатке жить – очень дешево и все такое, но я как представила, что придется десять дней провести без ванной и душа (впрочем, при наличии моря в пяти метрах от палатки данный фактор был наименее существенным), в туалет, пардон, отправляться в кусты, готовить на костре, а посуду мыть в ручье или ведре – весь палаточный энтузиазм у меня сразу прошел. Как выяснилось, похожие мысли посетили и Петю со Светкой.
 – Вот что я вам скажу, – заявил Петя, когда мы стояли и глазели на палаточный городок. – Как-то мне не очень хочется весь отпуск жить в палатке.
 – Я, в общем, от этой мысли тоже не в восторге, – призналась я.
 – Не говоря уж обо мне, – вставила свою реплику Светка. – Я, собственно, еще в Москве удивилась этой светлой мысли, но говорить ничего не стала, потому что меня в нашей семье никогда не считали за человека.
 – Петь, а какие у нас варианты? – спросила его я. – Снимать койки на трех человек – у нас точно не хватит. Иначе придется отказаться от посещений кафе по вечерам.
 – Есть мысль, – строго сказал Петя.
 – Это хорошо, – обрадовалась Светка. – Заранее поддерживаю. Потому что в палатке на берегу я жить отказываюсь.
 – Не болтай, – оборвала я ее. – Так какая мысль? – спросила я Петю.
 – Значит делаем так, – решительно сказал он. – Едем в какой-нибудь поселок поблизости – Лазаревское или Лоо, там снимаем – что попадется: или комнату с тремя кроватями…
 – Ну вот еще, – фыркнула Светка. – Я с вами в одной комнате спать не буду. Мы на отдых приехали.
 – Или комнату с двумя кроватями для нас, – продолжил Петя, не обращая на Светку внимания, – а Светке где-нибудь во дворе поставим палатку.
 Светка подумала, потом заявила, что ее этот вариант вполне устраивает.
 – Петь, оно все понятно, – осторожно сказала я. – Но на какие шиши? Даже если мы вдвоем будем жить в доме – это обойдется в день рублей в триста. Где денег-то взять? Конечно, мы можем не ходить вечером по кафе и кабакам, но какой это тогда отдых?
 – Партия все продумала, – решительно сказал Петя. – Пиво с Черепом я пил не зря. Он эти края хорошо знает, поэтому подкинул ценную мысль. Ты в курсе, чем на побережье мужики зарабатывают деньги?
 – Нет, – твердо сказала я, – не в курсе. Но очень надеюсь, что не продажей наркотиков.
 – Блин, Анжел, чего ты ерунду всякую городишь? – начал злиться Петя.
 Я сделала успокаивающий жест – мол, молчу и слушаю.
 – Короче, – продолжил Петя, – они зарабатывают извозом. То есть – работают таксистами. Расстояния здесь большие, к тому же по горам. Одна поездка в аэропорт и обратно дает полную оплату минимум трех-четырех дней проживания.
 – И что? – спросила я. – Ты собираешься весь отпуск за баранкой сидеть? Тем более, что местные тебя могут в этот бизнес не пустить.
 – С местными я договорюсь, – Петя решительно рубанул рукой воздух, – а за баранку сяду в том случае, если нам денег хватать не будет. Поэтому быстро грузимся в машину и отправляемся селиться в доме. Принято?
 – Ура-а-а-а-а! – заорала Светка и побежала к машине.
 Проехав несколько километров, мы оказались в поселке Лазаревское, где и стали искать обиталище на отпуск. Впрочем, оказалось, что это вовсе не такая простая задача, как представлялось сначала. Во-первых, сразу пришлось отказаться от услуг всяких жучков и барыг, которые толпились вдоль дороги и предлагали в диких количествах «комфортное жилье с автостоянкой». Под «комфортным жильем» они подразумевали сараи и чуть ли не собачьи будки, «автостоянкой» оказывался бордюр вдоль дороги, зато требовали они за это великолепие сумму, на которую, по нашему мнению, можно было снять виллу в Ницце. Я, правда, никогда не была в Ницце и точно не зналю, сколько там стоит снять виллу, но наверняка не дороже, чем требовали эти негодяи.
 У нас, собственно, никаких особых претензий не было – две-три койки и крыша над головой, но совершенно не хотелось за это платить не только хозяйке, но еще и жучку, вся работа которого состояла только в том, чтобы нас привести к этому жилью. Поэтому мы сами стали объезжать домики у дороги, интересуясь насчет проживания.
 Вторая проблема, которая сразу встала перед нами, – это общение с местными хозяйками. У меня сложилось такое впечатление, что у них всех или разом поехала крыша, или тетки нюхают грибочки каждый день, причем тоннами. Потому что разговаривали они с нами так, как будто мы им что-то были должны, причем по гроб жизни. Хотя, как нам казалось, это они должны были быть нам благодарны, что мы соглашались платить по 150 рублей за ржавую койку, стоящую в деревянном ящике (это даже сараем нельзя было назвать), сколоченном из деревянных подносов, на которых обычно продают виноград.
 Более-менее стандартный диалог выглядел так:
 – Ау, хозяйка, – довольно вежливо начинал кричать Петя из-за ограды. – Коечки не найдется.
 В ответ, как правило, раздавалось молчание. Причем хозяйка явно виднелась во дворе дома, где она то ли переливала вино, то ли стирала… Короче говоря, спина хозяйки наличествовала. Но что спина, что сама хозяйка в ответ на Петины крики никак не выказывала ни малейшего признака заинтересованности.
 – Але, – снова орал Петя, правда, уже менее вежливо и заискивающе, – я спрашиваю, здесь койки сдаются?
 Никакой реакции.
 – Блин, ты что – глухая, что ли? Я спрашиваю – койки сдаются? – кричал Петя изо всех сил.
 Наконец, спина хозяйки медленно-медленно начинала превращаться в свою диалектическую противоположность – переднюю часть хозяйки, которая все так же медленно начинала ползти в сторону забора, и через некоторое время перед нами возникала хозяйка во всей красе. Как правило, это была хорошо сохранившаяся (еще бы, ведь морской воздух весьма благоприятно действует на здоровье) пожилая тетка или бабулька с очень неприятным взглядом и брезгливым выражением на лице.
 – Ты шо орешь, алкоголик? – спрашивала тетка вместо приветствия.
 – Я спрашиваю, есть ли койки на сдачу? – все еще мирно объяснял Петя.
 – Ну и шо ты орешь за эти койки, как резаный? – опять спрашивала тетка.
 Петя, потрясенный, умолкал, потому что ответить на такой вопрос было нелегко.
 – Сколько человек? – наконец, спрашивала тетка.
 – Трое, – отвечал Петя. – Или двое.
 – Мало, – делала гримасу тетка. – У меня в сарае семь харь всегда помещалось.
 – У нас не хари, – начинал злиться Петя. – У нас лица.
 – Лица? У тебя лица? – визгливо начинала орать тетка на всю улицу. – Да у тебя алкогольская харя – за версту видно!
 После этих слов с Пети, разумеется, сразу слетала вся его вежливость, и он во вполне прорабских выражениях объяснял тетке все, что он думает о ней, ее сарае, крыше ее дома и шелудивой собачонке, которая бегает по двору. Тетка в ответ костерила Петю, его физиономию, его одежду, машину, меня и Светку. В ответ Петя пытался выломать из забора дрын, чтобы им хлопнуть хозяйку по башке (рукой через забор он не дотягивался), а хозяйка бежала к дому, во весь голос вызывая своего мужа, который, как она выражалась, дрыхнет, как сурок, пока его жену убивают всякие убивцы.
 Кстати, пару раз муж действительно появлялся на горизонте. Оба раза он представлял собой неимоверно проалкоголенное существо, которое боевито возникало на пороге, но сразу верно оценивало Петины габариты, возвышающиеся над забором, поэтому существо с крыльца не спускалось, а только науськивало шелудивую собачонку и громко обещало позвать милицию.
 После третьей подобной встречи Петя несколько приуныл. Тыкаться в более приличные места явно не имело никакого смысла, потому что нам и на койку-то еле хватало, но койковладелицы то ли были безумно избалованы огромным количеством «диких» отдыхающих, которые готовы были как угодно заискивать перед этим хамлом, лишь бы получить заветную коечку, то ли у них просто поехала крыша от бесконечного употребления той кошмарной бурды собственного изготовления, которую они гордо называли «отличное домашнее вино».
 Впрочем, в четвертом месте надежда, вроде, забрезжила – нам попалась благообразная старушка с добрым лицом, которая сама стояла у забора и разглядывала улицу.
 – Здрассте, – буркнул ей Петя, ни на что, впрочем, особо не надеясь. – Койки не сдаются?
 – Здаются, милок, а как же! Конешно сдаются, – заскороговорила старушка, и Петя сразу же воспрял духом.
 – А сколько вас народу, милок? – продолжала ворковать бабулька.
 – Трое. Мы с женой и дочка, – объяснил Петя.
 – Вот и отлично, вот и славно, – непонятно чему обрадовалась бабулька. – Тебя, касатик, с женой – в отдельную комнату можно поселить, а дочку в проходе определим. У меня дом большой, славный, ты не думай чего там…
 – Да я и не думаю, – с оптимизмом подхватил Петя. – Нам лишь бы койки переночевать. А как с удобствами?
 – Все удобно, – сказала бабулька. – Все, сынок, просто очень удобно. Кровати не ломаются, занавески занавесиваются.
 – Я имею в виду, – прямо объяснил Петя, – туалет с душем.
 – Туалет есть, – охотно объяснила старушка. – Все, как у людей – удобный, с сидением деревянным. Я даже лампу туда провела. Теперь ночью не страшно в него ходить. И душ есть. До него идти минут десять, не больше.
 – Душ общественный, что ли? – догадался Петя.
 – Конечно общественный, – даже как бы удивилась бабулька. – А какой еще?
 – Значит, – сказал как бы про себя Петя, – туалет во дворе, душа нет. Но нас с женой поселите в отдельную комнату, а дочку – в проходную. В общем, годится. И сколько это будет стоить?
 – В прошлом году по сто пятьдесят рублей сдавала, – похвасталась бабуля.
 – А в этом сколько?
 – В этом – не знаю, – призналась бабулька.
 – Ну, бабуль, цену-то назови, – заторопил ее Петя. – Как я платить-то буду, если цены не знаю?
 – А чего платить, за что платить? – заморгала глазами бабулька.
 – Ну, я же у тебя снимаю три койки, – втолковывал ей Петя, поняв, что у бабки уже пошли проявления старческого маразма. – Значит должен за них заплатить. Сколько за каждую койку в день? По сто пятьдесят?
 – Милок, – сказала бабулька, – в этом году я ничего не сдаю. Колька ко мне приехал с женой и сыном-паршивцем. Два месяца уже живут и все никак не уедут.
 Петя на мгновение даже онемел.
 – Подожди, – сказал он. – Так ты не можешь нам койки сдать?
 – Да как я тебе сдам-то, – искренне удивилась бабка, – когда там Колька живет?
 – Так чего ты мне мозги-то уже полчаса морочишь? – заорал Петя.
 – Сынок, ты чего кричишь-то? – испугалась бабулька. – Я же просто спросила. Вот если бы ты в прошлом году приехал, тогда селился бы как миленький. А сейчас я же не виновата, что Колька приехал. Он, может, уедет через месяц-другой. Хотя вряд ли. Его с работы выгнали, и он здесь сейчас на рынке торгует.
 Ну и что оставалось делать? Петя в сердцах плюнул, и мы отправились дальше. К счастью, примерно в десятом месте забрезжила удача. Там хозяйкой оказалась тетка довольно неприятного вида, но она хамить не стала, а только поинтересовалась – сколько народу селится, в результате чего мы сняли две койки по сто пятьдесят рублей в одной из комнат ее дома, а для Светки во дворе было позволено раскинуть палатку (причем за нашу палатку эта грымза потребовала пятьдесят рублей в день… как она выразилась – «за аренду участка»).
 Конечно, и этот вариант был не подарком, но хоть крышу над головой нашли, а чего еще надо на юге?
 Тетка, как, впрочем, и ожидалось, оказалась довольно неприятной соседкой. Она все время ворчала, а кроме того, имела весьма неприятную привычку постоянно заходить в нашу с Петей комнату, потому что там, видите ли, стоял холодильник. Я уверена, что этот чертов холодильник она в комнату поставила нарочно, только для того, чтобы иметь полное хозяйское право заходить туда каждые пять минут (у нее в коридоре было полно свободного места, а из-за холодильника в комнате было просто не повернуться).
 Причем первый раз она появлялась аж в шесть утра, открывала дверцу холодильника, внимательно смотрела внутрь, тихонько бормотала: «Надо бы лампочку вкрутить, а то у нутрях тут ни черта не разглядишь, где вино, а где соленья», после чего уходила. Второй раз она заглядывала в комнату примерно в полседьмого, обводила взглядом свои владения и говорила уже громче: «Все дрыхнуть! Чего дрыхнуть – никто не знает», и снова уходила. В семь утра тетка заявлялась уже во всей красе. Сначала она в соседней комнате роняла пустое ведро. Затем заваливала в нашу комнату, ужасно громко шаркая ногами. Появившись на пороге, она громким голосом заявляла: «Спять!», после чего минуты две негодующе качала головой. После этого тетка подходила к холодильнику, решительно открывала дверцу и начинала доставать оттуда бесконечные банки с солениями, с такой силой ставя банки на пол, что было странно, почему банки не разбивались или не пробивали пол.
 В первый день Петя, разбуженный на отдыхе в семь утра, попытался было поднять скандал, но оказалось, что тетка появлялась в нашей комнате вовсе не с целью поскандалить. Она на Петины нелицеприятные выражения просто не обратила никакого внимания, продолжая разгребать свой чертов холодильник, а когда Петя рявкнул на нее во весь голос, предложила убираться из ее дома ко всем чертям. Понятно, что нам деваться было некуда, да и квартиру менять не имело никакого смысла, потому что все остальные хозяйки были такие же или даже намного хуже, поэтому пришлось смириться и принимать эту тетку со всеми ее закидонами как есть, не пытаясь даже протестовать, чтобы сберечь себе нервы на отдыхе.
 А закидонов у тетки было немало. Второй основной закидон проявлялся вечером. Каждый вечер, примерно в десять часов, тетка снова начинала со страшной силой шаркать тапками по полу и орать странную фразу: «Тима! Ту-ту! Баба ушла закрыть ставни!» Тимкой, как потом оказалось, звали теткину собачку. Почему бабка ее звала, и при чем тут «Ту-ту» – не знал никто, так как собачка тетку на процесс закрытия ставней никогда не сопровождала.
 Да и суть утреннего вытаскивания банок из холодильника нам осталась непонятной до последнего дня проживания. Тетка просто вытаскивала эти стекляшки, смотрела на них мутным взглядом, после чего ставила обратно в том же порядке, в котором вытаскивала. Причем когда я сама залезла в холодильник и посмотрела, что это за соленья такие, оказалось, что банкам уже лет десять, и все соленья практически сгнили. Светка, когда мы ей об этом рассказали, предположила, что у бабки вытаскивание солений является своеобразным культовым ритуалом.
 Кстати, если мы не просыпались от ритуала с холодильником, тетка уползала, что-то ворча себе под нос, а потом появлялась где-то в семь тридцать, но на этот раз она уже не миндальничала, не игралась с холодильником, а с шумом отодвигала занавески, открывала окна и ставни и напрямую заявляла, что, мол, хватит валяться! Пора и честь знать.
 Впрочем, на юге рано вставать было даже приятно, потому что мы успевали до жары позавтракать и занять на пляже хорошие места. Кроме того, как только забылись треволнения автомобильной поездки на юг и процесс поиска места проживания стерся из памяти, мы перестали нервничать, стали похожи на обычных ленивых отдыхающих, и дни на юге побежали одни за другим со скоростью нашего продвижения из Москвы в Сочи.
 Стандартный день выглядел так. Я просыпалась в шесть утра вместе с первым появлением тетки в нашей комнате. Вставала, умывалась, бежала на рынок, покупала что-нибудь к завтраку, после чего возвращалась и готовила всем поесть. Тетка пользоваться газовой плитой не разрешала (им газ отпускали в баллонах из расчета на душу населения), но на второй же день Петя на барахолке купил за бесценок подержанную электрическую плитку, поэтому у меня всегда была возможность вскипятить чайник и поджарить яичницу. В семь утра поднимался Петя, разбуженный теткой с ее дебильным холодильником, умывался и шел делать зарядку, которая заключалась в поднятии Светки. Ее-то никакая тетка не будила, но мы вовсе не собирались сидеть и ждать по три часа, когда принцесса соизволит подняться для завтрака. Поэтому Петя подходил к ее палатке и начинал орать, подражая тетке: «Все спять себе и спять! Ну никакой совести у людев нету! Уже день на дворе, а они все спять!» При этом к Пете присоединялась собачка Тимка, которая, заслышав знакомые звуки, подбегала к Пете и начинала лаять, показывая таким образом, что она на страже порядка, и что нечего беспокоиться. (Собачка была очень старая и видела довольно плохо, поэтому ориентировалась исключительно на голос.)
 Иногда Светка от всей этой какофонии быстро просыпалась и вставала, а иногда начинала ныть, что ей и на отдыхе не дают выспаться. Тогда Петя отвязывал один из углов крыши палатки и начинал его раскачивать в разные стороны, напевая: «Море волнуется – раз! Море волнуется – два»… Из палатки при этом доносились визги Светки, у которой от подобного развлечения сразу начинала кружиться голова, вокруг прыгала собачка Тимка, продолжая лаять, Петя пел все громче и громче, пока, наконец, окончательно не сваливал палатку набок, короче говоря, не семья получалась, а сплошная идиллия, прям хоть картину пиши….
 После Светкиного подъема все дружно завтракали (и собачке Тимке доставалась своя порция, потому что я не без оснований считала, что тетка ее почти не кормит). Светка торжественно объявляла Пете, что если он еще раз позволит себе разбудить ее таким образом, она лишит его всех родительских прав, Петя обещал больше так не делать, я мыла посуду, после чего мы все дружно отправлялись на пляж.
 В первый же день, как водится, Петя сильно обгорел. Я ему говорила, что поначалу на солнце нельзя находиться больше получаса – ну, в крайнем случае, – часа. Однако Петя утром заявился на пляж, выпил бутылку пива, улегся и заснул. Причем до обеда он не будился никакими способами, хотя Светка даже попробовала с риском для собственной жизни плеснуть на него морской водой. Петя при этом только блаженно улыбнулся, пробормотал: «Душ Шарко», но даже не пошевелился. Ближе к полудню его удалось разбудить и отвести в кафе пообедать, где Петя тоже выпил пива, поел и заснул в тенечке. Однако там он проспал всего часа два и, несмотря на мои уговоры, пошел снова на пляж, чтобы получить, как он выразился, свою законную порцию солнца.
 Вечером, разумеется, было светопреставление. Точнее, петепредставление. Он орал, как стадо раненых крокодилов, мы со Светкой носились вокруг него со сметаной, пользуя обожженные места, а в комнату периодически забегала тетка, пытаясь нас угомонить, но Петя рявкал на нее так, что даже эта старая карга вылетала из комнаты, как пробка из бутылки. Один раз на крики даже прибежала собачка Тимка, но тут тетка не выдержала и стала орать: «Не дам собаку! Собаку – не отдам!», как будто из ее собаки кто-нибудь собирался сделать мазь для Петиных ожогов. Короче говоря, было такое представление, что отдыхал и Старый цирк, и Новый цирк, и даже все экспериментальные цирки России.
 Угомонились только поздно вечером. Поначалу Петя требовал, чтобы его уложили в ванну, наполненную сметаной, но поздно ночью такое количество сметаны купить было невозможно, поэтому никто даже не обратил внимания на крики тетки о том, что в единственной жестяной ванне у нее посажены цветы, и выкапывать их она не даст. Наконец, на Пете удалось найти пару живых мест, которые не обгорели, потому что именно на них он спал на пляже. Петю аккуратно на них уложили, еще раз обмазали сметаной, и страдалец, слава богу, заснул.
 Тетка же настолько была потрясена этим представлением, что даже сходила куда-то на кухню, которая представляла собой отдельно стоящую пристройку, притащила оттуда бутылку вина своего приготовления, и мы все выпили по рюмочке… Вино было ужасным, но зато мы после него быстро заснули, что без некоего допинга после перенесенных волнений сделать было затруднительно.


 Пляжные страсти 

 После перенесенных ожоговых волнений Петя впал в другую крайность: он категорически отказывался выходить на солнце. Когда мы всей семьей приползали на пляж, Петя демонстративно уползал в кафе под козыречек и сидел там, попивая пиво и периодически засыпая. Первые два дня я еще не тревожилась, но где-то на третий день стало понятно, что отдых Пете на пользу не пойдет, потому что он и на юге занимается практически тем же, чем и на работе: треплется с какими-то мужиками подозрительного вида, попивает пиво и поигрывает в карты. Правда, на работе это все происходит в его жутко прокуренной прорабской, а не на свежем воздухе, как здесь, и еще ему не приходится раз в полчаса обходить свою стройку и материть там всех подряд. Однако я не без оснований предполагала, что отпуск должен проходить как-то по-другому.
 На второй день я его ласково укоряла, на третий – просила и умоляла, но ничего не помогло, поэтому где-то на пятый день я решительно заявила, что если он не бросит пить пиво и не выйдет на пляж, мы со Светкой собираемся и отправляемся в Москву. Как ни странно, подействовало. Петя оторвался от своего любимого кафе и в крайне понуром состоянии вышел загорать на пляж. Однако я недооценила его решимости. Петя приобрел себе хлопчатобумажные белые штаны, которые в магазине именовались «пляжные», но в народе назывались «пижама», надел белую футболку и в таком виде лег загорать. Любые попытки снять с него эту амуницию наталкивались на дикие крики о том, что мне, вероятно, мало его жутких ожогов и что я, вероятно, решила довести его до могилы. Пришлось отстать и согласиться на то, чтобы Петя загорал так, как ему хочется. Смотрелось это, конечно, ужасно. Лежит на пляже полностью одетый мужик и загорает.
 Светка поначалу тоже пыталась с ним бороться языком сатиры, поэтому предлагала, чтобы Петя надел костюм с галстуком и загорал в таком виде, но Петя ей быстро объяснил, что на его взгляд проблема отцов и детей решается элементарно просто – с помощью хорошего ремня, после чего Светка от него отстала, но загорать предпочитала метрах в пяти от нас, чтобы, как она заявила, никто не подумал, что она имеет какое-то отношение к этой идиотской семейке.
 Прошло уже несколько дней, и я что-то стала скучать по нашим байкерам, которые остановились где-то в Аше и в Лазаревке не показывались. Предложения скататься к ним на Петиной «Волге» наталкивались на стену непонимания: Петя заявлял, что его обожженные ноги не позволяют водить машину, а на такси туда ехать мы не можем, потому что должны экономить. Но однажды, дней через семь, выйдя утром на пляж, я поняла, что байкеры где-то поблизости. Потому что море вместо йода непривычно пахло пивом и портвейном. И точно! Приглядевшись, я увидела компанию наших байкеров, которые весело плескались недалеко от берега. Несмотря на то, что в воде было довольно большое количество народу, байкеры играли в игру под названием «морской бой». Игра была довольно нехитрая, хотя и занимательная. Суть ее заключалась в следующем… Ведущий брал небольшой резиновый мячик, выискивал себе потенциальную жертву (из среды байкеров, разумеется), после чего мячик со страшной силой запускал жертве в голову (собственно, на воде выбрать другую часть тела было затруднительно). Если после попадания мячика в голову жертва не уходила под воду, то считалось, что «корабль ранен торпедой». Если же байкер от неожиданности (или от удара мячом) нырял, то считалось, что «корабль потоплен», после чего жертва становилась ведущим и в свою очередь охотилась на остальных байкеров. Если же один и тот же человек был «ранен» второй раз, то он тоже становился ведущим.
 Вот такое водное развлечение. Собственно, в самой игре ничего такого особенно удивительного не было, за исключением того, как человек вообще мог выжить после попадания в его голову мяча, особенно когда мяч пускался мощной ручкой Малыша, но меня больше занимало другое: как в таком людском «компоте» байкеры вообще могли разглядеть друг друга. Тем не менее игра проходила вполне нормально, мяч переходил от ведущего к ведущему, а когда мяч случайно попадал в голову кому-то из отдыхающих, байкеры его аккуратно поднимали со дна моря, откачивали и очень вежливо провожали на берег отдышаться. Подобная тактика дала хорошие плоды, потому что через какие-то пятнадцать минут почти все отдыхающие прониклись вежливостью и хорошим отношением байкеров, поэтому покинули море и расселись на берегу, наблюдая за ходом игры.
 Светка была в таком восторге от появления наших старых знакомых, что пожелала немедленно присоединиться к «морскому бою». Я поначалу жутко встревожилась, но Череп в который раз проявил себя большой умницей, потому что Светку в игру не приняли, но доверили ей подсчет очков, чтобы по окончанию игры понять, кто кого должен поить пивом.
 Байкеры так орали об этом пиве, что Петя, который мирно дрых, уткнувшись носом в гальку, тут же проснулся, очень оживился и начал бегать туда-сюда вдоль берега по головам и ногам отдыхающих (больше ступить было некуда), требуя, чтобы его приняли в игру. Череп крикнул, что взрослых мужиков они принимают без проблем, и пригласил Петю раздеться и залезть в воду, но он не учел одного: на пляже присутствовало несколько десятков мужиков, половине из которых жены не разрешали днем пить пиво. Поэтому, услышав эту интересную новость, десятка два перегретых на солнце мужиков тут же прыгнули в воду и стали выражать горячее желание попробовать счастья в игре, в которой призом является пиво.
 Байкеры посовещались и решили, что чем больше народу, тем интереснее, поэтому в игру были допущены все, и через пять минут полоса прибоя напоминала чемпионат по водному поло. Светке, чтобы вести счет, пришлось переписать фамилии игроков и отмечать переход мяча на листочке…
 Кончились все эти мужские игрища на свежем воздухе довольно плохо. Сначала игроков с центрального пляжа прогнали куда-то в сторону Абхазии, потому что, по словам их жен, «детям и женщинам негде купаться». Впрочем, удалившись, игроки не стали продолжать партию, а быстро подвели итоги и отправились поить друг друга пивом. Примерно через полчаса пара десятков покинутых жен на пляже стали выражать озабоченность в связи с длительным отсутствием их сильной половины, в результате чего в сторону кафе была снаряжена делегация из четырех наиболее активных и решительных женщин, перед которыми была поставлена задача вернуть всех мужчин обратно. Делегация возвратилась через двадцать минут, волоча за собой упирающихся мужей, но не всех, а только своих. Впрочем, одна дама, видимо, не разобравшись, волокла моего Петю, но я ей быстро указала на явное недоразумение. Петя, вырвавшись из цепких рук дамы, тут же помчался обратно, даже меня не поблагодарив.
 Остальных мужей на пляж с переменным успехом возвращали часа два. Поскольку это оказалось довольно трудным занятием, а вернувшиеся (точнее, затащенные) в лоно семьи мужья стремились сбежать обратно, среди брошенных жен образовался некий клуб, в котором дамы делились между собой способами возврата мужей в семью с этого массового пивопоилища. Наилучшим был признан вариант, когда женщина брала своего ребенка, шла в кафе и там молча поднимала ребенка на руках, символизируя Покинутую Семью. Ни у одного из мужчин сердце не было настолько черствым, чтобы не отреагировать на такой жест. Тем женщинам, которые отдыхали без детей, отзывчивые дамы одалживали своих отпрысков. Впрочем, иногда попадались детишки лет 14-16, и некоторые дамы падали, пытаясь поднять их на руках, но и это не смазало общего впечатления, и на пляж вернулись все как один.
 Примерно через полчаса после возвращения посторонних мужчин, на пляже объявилась компания байкеров во главе с Петей, и мне было заявлено, что вечером мы все вместе отправляемся на дискотеку…


 Кафе «Санта-Барбара» 

 Как ни странно, идея отправиться на дискотеку у Пети к вечеру не угасла. Даже наоборот – разгорелась синим пламенем. Я сначала не понимала, что его так разобрало, но затем оказалось, что туда собирается отправляться вся байкерская команда во главе с Черепом, а перед дискотекой намечен торжественный ужин в кафе на берегу.
 – Петь, – спросила его я, когда услышала об этих планах, – а ты не слишком собрался разгуливаться, а? У нас же денег на рестораны вообще нет. Дай бог оставшиеся несколько дней прожить и затем до Москвы доехать.
 – Волноваться команды не было, – отмахнулся Петя. – На наши трудовые копейки никто зубы и не точит. У Черепа денег полно. Он нас приглашает.
 – А у Черепа-то откуда? – удивилась я.
 – Черт его знает, – мотнул головой Петя. – Сказал приглашает – значит приглашает. Это его заботы. Слушай, а у нас холодное пиво где-нибудь осталось? Чего-то мне холодненького пивка захотелось.
 – Можно подумать, – язвительно сказала я, – что ты обычно хочешь горяченького пивка. Где я тебе здесь пиво возьму? Могу только предложить соления десятилетней давности из теткиного холодильника. Они, небось, уже так перебродили, что с одного глотка с ног сшибут.
 – Ничего себе, – раздался вдруг Светкин голос, – ребята заедут за нами с минуты на минуту, а вы еще не одеты?
 Мы посмотрели в стороны двери. Там стояла Светка в совершенно жутком виде: блестящие шорты, голый живот и блестящая половинка от майки. Хорошо еще, что верхняя половинка, а не нижняя. Про то, как она была накрашена, я уж вообще молчу. Чингисхан какой-то, а не дочь.
 – Что значит «не одеты»? – рассердился Петя. – Я стою в брюках и в майке. У тебя зрение плохое стало? Давай к доктору свожу, чтобы он в глазах покопался.
 – В пижамных штанах и трактористской майке не ходят на дискотеку, – нагло заявила Светка.
 – Знаешь, моя дорогая, – возмутилась я, – на твоем месте я бы вообще помалкивала. Трусы из оберточной бумаги и оторванный верх от футболки – это вообще не одежда.
 – Эх, мама, ну когда ты будешь следить за веяниями моды? – пристыдила меня Светка. – Это не оторванный верх от футболки. Это называется «топик». Сейчас очень модно.
 – Насчет веяний ты правильно заметила, – сказал мне Петя. – Мода как повеяла, так всю одежку с них и сдула. Ходят как голые, честное слово.
 – Да уж лучше, чем в твоих пижамных штанах, – огрызнулась Светка.
 – Это не пижамные штаны, а пляжные брюки, – важно заявил Петя. – У меня даже бирочка от них сохранилась. Не веришь – могу показать.
 – О! – сказала Светка. – Череп идет. Вот он сейчас нас и рассудит.
 На пороге комнаты появился как всегда невозмутимый Череп.
 – Привет всей честной компании, – заявил он. – К торжественному мероприятию готовы?
 – Череп, ты только посмотри, во что папа одет, – пожаловалась ему Светка.
 Череп внимательно посмотрел на Петю, поводил глазами вверх вниз, но ничего криминального, судя по его взгляду, не обнаружил.
 – А в чем дело? – поинтересовался он. – Петр Алексеевич явно одет, а не голый, – тут нет никаких сомнений. Что тебе конкретно не нравится? То, что галстук не подходит к запонкам?
 – Хватит издеваться, – рассердилась Светка. – Мы же на дискотеку идем. А он в пижамных штанах.
 – А ты хочешь, – лениво осведомился Череп, – чтобы он твой топик из оберточной бумаги натянул, что ли?
 – Черепок, – замахал ему рукой Петя, – уважаю!
 Светка совсем разобиделась и выскочила из комнаты.
 – Ну что, – сказал Череп, – если вы готовы – поехали.
 – Мы, прорабы, всегда готовы, – ответил Петя. – Как пионеры. И к труду, и к обороне.
 – К обороне выпивки от посторонних, – сказала я.
 – Можно и так сказать, – не стал спорить Петя. – Главное – что готовы.
 – Кстати, Черепок, – спросила я, – а денег много с собой надо брать?
 – Никаких денег, – ответил он. – Сегодня мы угощаем. У нас сейчас денег – даже гаишники брать устали в знак компенсации за украденные полосатые палочки.
 – Откуда, если не секрет, – спросила я, – такие трудовые накопления?
 – Я тут думал-подумал, – сказал Череп, – да и организовал байк-сафари в горы. Берем туристов, сажаем их пассажирами на мотоциклы и увозим вверх от моря. Там шашлык-машлык, танцы-шманцы, причем все за их счет. А они нам саму поездку оплачивают, а кроме того – гигантские чаевые. Правда, не за просто так, – и Череп таинственно замолчал.
 – Не понял, – сказал Петя. – Что-нибудь запрещенное? Наркотики, оружие?
 – Да ну вас, – махнул рукой Череп. – Нафига нам связываться со всякой уголовщиной? Просто понимаете, когда туристки видят нашего Малыша, им сразу плохо делается – ведь такой видный мужчина. Они же часто приезжают сюда, так сказать, отдохнуть, причем совсем без мужей, а спрос здесь значительно превышает предложение, потому что одиноких мужиков намного меньше. Ну и обычно потом требуют, чтобы Малыш их, так сказать, покатал по горам. А он детина здоровый, вот и рад стараться. Одна туристка ему даже сто баксов потом дала. Спасибо, сказала, за лучшие двадцать пять минут в моей жизни. До этого обычно было только две с половиной.
 – Тьфу, – говорю я, – какие гадости ты рассказываешь. Так вы, получается, торгуете Малышом.
 – Что значит торгуете? – удивился Череп. – Он же тоже удовольствие получает. Кроме того, похудел парень килограмм на десять. Ему это полезно. А уж валюты для отряда наковал – полные сундуки.
 – Ладно, – сказал Петя, – хватит трепаться. Я жрать хочу.
 – Не жрать, – поправила я его, – а кушать.
 – Это ты хочешь кушать, – мрачно заявил Петя. – А я хочу именно жрать. Долго, сытно…
 Во дворе стояла вся байкерская команда – Малыш, Шестеренка, Слепой (он всегда ходил в черных очках), которые трепались со Светкой. Та было весьма оживлена и щебетала, как пташка. А Малыш и правда сильно похудел.
 – А где ваши мотоциклы? – поинтересовалась я.
 – Оставили в надежном месте, – объяснил Череп. – Зачем они сейчас нам? До кафе идти пять минут, до дискотеки – десять.
 – А в горы мы сегодня не поедем, – подмигнув остальным, заявил Малыш, и все засмеялись.
 – Да уж, – сказал Череп. – Сегодня день отдыха. Пошли за мной…
 Через пять минут Череп привел всю кавалькаду в небольшое кафе на берегу. Кафе гордо называлось «Санта-Барбара».
 – Почему именно сюда? – поинтересовалась я.
 – Они здесь чебуреки делают, – объяснил Череп. – В обычных кафе можно часа два просидеть, пока чего-нибудь пожрать принесут, а здесь чебуреки через пару минут притаранят, потому что процесс готовки идет непрерывно.
 – Хорошо бы через пару минут, – пожаловался Петя, – потому что у меня живот уже к позвоночнику прилип. И пива.
 – Может, хватит на сегодня пива? – поинтересовалась я.
 – Так я же немного, – обиделся Петя. – Три-пять литровых кружек, честное слово.
 К нам, между тем, никто не подходил, хотя по небольшому загончику, накрытому целофаном, изображавшему зал кафе, шатались аж две сомнамбулические официантки.
 – Девушка, можно вас на минутку? – обратилась я к одной из них. Та посмотрела на меня мутным взглядом и никак не отреагировала.
 – Ты глянь, – сказала я Пете. – Вообще ноль реакции.
 – Официант, – взвыл Петя, – примите заказ!
 Но и на этот крик души тетка никак не отреагировала.
 – Плохо дело, – сказал Череп, – придется Малыша напрягать. Малыш, а ну, позови официантку.
 – ДЕВУШКА! – вдруг раздался такой дикий крик, что не только мы все вздрогнули, но даже официантки отвлеклись от своих мыслей и посмотрели в нашу сторону. Одна из них – толстая тетка лет сорока – даже соизволила подойти к нашему столу.
 – Ну? – сказала она, очутившись рядом с нами.
 – Жрать, – мрачно сказал Петя, стараясь оперировать доступными для официантки понятиями. – Быстро. И пива.
 – Пиво с пеной, – с ненавистью глядя на Петю, сказала официантка. – Аппарат такой.
 – Отстоять, – скомандовал Петя.
 – Больше ничего? – спросила официантка.
 – А поесть вы что принесете? – поинтересовалась я. – Можно какой-нибудь салатик? Время-то позднее.
 – Креветочный коктейль, – сказала тетка, – котлета по-киевски и чебуреки.
 – Несите двадцать чебуреков, – скомандовал Череп, – и пиво. Только очень быстро. Очень, очень быстро.
 – А мне – креветочный коктейль, – заказала я.
 – А мне, – засуетилась Светка, – «Дайкири».
 – Чево? – выпучила глаза тетка.
 – «Дайкири», – объяснила Светка. – Коктейль такой.
 Тетка посмотрела на Светку, как на идиотку.
 – Не знаю я никаких «дакири», – решительно сказала она. – У нас есть коктейль «Морской».
 – А это что? – заинтересовался Малыш. – Ром в тарелке с макаронами по-флотски?
 – Это коктейль, – объяснила тетка.
 – Его хоть пить можно? – сухо спросила Светка.
 – Можно, – ответила тетка, – раз мокрый.
 – Раствор цианистого калия тоже бывает мокрый, – сказала Светка.
 – Чево? – опять выпучила глаза тетка.
 – Ничево, – язвительно ответила Светка. – Несите свой коктейль, раз «Дайкири» нет.
 – Очень умные стали, – заявила тетка. – Небось, с Маськвы.
 – Череп, мы сегодня гуляем? – спросил Малыш, не давая разгореться скандалу.
 – Еще как, – подтвердил Череп. – Особенно ты, стахановец наш, неутомимый забойщик.
 – Чего выпить есть из благородных напитков? – поинтересовался Малыш у тетки.
 – Водка, – ответила тетка.
 – Я спросил – из благородных, – объяснил Малыш.
 – А мне почем знать, если водка вам уже не благородный? – фыркнула тетка. – Сейчас принесу меню.
 – Давай, тащи, – согласился Малыш. – Сами разберемся.
 Тетка уплыла в сторону кухни.
 – Ничего себе, – сказала я, – такого хамства я даже в советские времена не видела. Она что, на голову больная? Это же частное кафе. Она должна обслуживать так, чтобы клиенты были довольны. Или у меня устаревшие понятия?
 – Да на черта ей хорошо обслуживать? – лениво сказал Череп. – Мы уже этот вопрос выясняли. Здесь любой, кому не лень сунуть десяток взяток, открывает подобное кафе. Что за кафе – сами видите: кухонька метр на метр, кусок набережной, отгороженный деревяшками и полиэтилен наверху. Лицензий у них никаких нет, налогов они не платят. На работу хозяева берут своих родственниц, которым платится сдельно за все лето и которые в гробу видали и хозяина, и кафе, и клиентов. Тем более, что 15% за обслуживание сразу включены в счет. Так что она вам еще на голову тарелку супа выльет, чтобы вам жизнь медом не казалась.
 – Странно, – сказала я. – Ну мы же после такого обслуживания сюда больше не придем, и у них клиентов не будет!
 – Будет, – заявил Череп. – Здесь же народ меняется почти каждый день. Не придем мы – придут другие. Поэтому им наплевать с высокой башни.
 В этот момент приплыла тетка с меню. Малыш великосветским жестом попытался было его «раскрыть», но оказалось, что «меню» – это листочек бумажки с написанным от руки текстом, положенный в целлофановую папочку.
 – «Виски», – зачитал Малыш. – «Сорок рублей». Что в данном случае имеется в виду под словом виски? – поинтересовался он у тетки. – «Джонни Уокер», «Бэллентайн», «Джек Дэниэлс»?
 – Виски – это такой напиток типа водки, – объяснила тетка. – Они тоже крепкие, сорок градусов.
 – Понял, – сказал Малыш. – Тогда покажите бутылку.
 – Да что мне тут двадцать раз туда-сюда мотаться? – возмутилась тетка. – Сказано вам – как водка, сорок градусов. Что вы из себя тут строите, я не пойму! Первый раз такие клиенты странные.
 – Ладно, – сказал Череп, – несите, как вы говорите, эти ваши виски. Всю бутылку. И попить чего-нибудь.
 – Что значит и попить? – снова набычилась тетка. – Вы же сказали, чтобы я виски принесла!
 – Я сейчас эту тварь чем-нибудь по голове тресну, – заявил Петя, правда, тихо, чтобы тетка не услышала.
 – Попить – это значит минеральной воды и сока какого-нибудь, – терпеливо объяснил Череп.
 – Какого конкретно сока? – спросила тетка. – У нас нету какого-нибудь.
 – Апельсинового.
 – Апельсинового нету.
 – Тогда яблочного.
 – Яблочного тоже нету.
 – Персикового.
 – Нету.
 – А какой есть?
 – Да никакого нету, – торжествующе ответила тетка.
 – Тогда какого хера ты мне голову морочишь с этим соком? – не выдержал Череп.
 – Это ты мне с этим соком голову морочишь! – тут же заорала тетка. – Сказал бы сразу, какой сок тебе нужен, я бы сразу сказала, что нету.
 – Нет, я точно убью эту тварь, – заявил Петя, но уже в голос. – Даже мои штукатурщицы со стройки по сравнению с этой гнидой – эдиты пьехи.
 – Я буду участвовать, – сказал Малыш.
 – Надо успокоиться, – сказал сам себе Череп. – Надо прийти в себя, а то здесь сейчас будет убийство. Нам убийств не надо. Нам надо покушать. Короче, – он снова обратился к тетке, которая все эти угрозы слушала с совершенно невозмутимым видом, – бутылку виски, всем пива, двадцать чебуреков, креветочный коктейль, минеральную и этот ваш «Морской» коктейль. Только очень быстро, а то мы кушать хотим, но вместо этого уже полчаса тут объясняемся.
 – Так и нечего мне голову было морочить, – пробурчала тетка, отходя от нашего столика. – Сами тут голову морочат уже полчаса, а все недовольны.
 – Вот это экзотика, – сказал Петя, когда тетка отошла. – В Москве я таких давно не встречал. Даже в лучшие годы. Даже в пивной на Герцена.
 – Да уж, – согласился Череп. – Экземпляр редкостный. Как бы нам не сорваться, а? Лишь бы она выпить поскорее принесла. Тогда, может быть, все обойдется.
 – Черепок, ты, главное, сам не заводись, – сказал ему Малыш. – Потому что тебя заведенного остановить уже точно нельзя. Еще меня можно, если человек десять навалятся, а тебя не получится. Я помню, мы пробовали.
 – Ладно, все, проехали, – сказал Череп. – Сейчас выпьем и расслабимся.
 Все замолчали и стали ждать выпивки. Между тем, тетка исчезла из поля зрения и не появлялась. Петя начал грызть солонку. Малыш взялся за перечницу. Череп стал рвать на мелкие клочки две несчастные салфетки, стоявшие на столе.
 Наконец где-то минут через двадцать появилась наша официантка. Но в руках она ничего не несла, да и к нам подходить, в общем-то, не собиралась.
 – Але, гараж! – яростно крикнул Череп, который уже явно потерял самообладание.
 Тетка лениво подошла к нашему столу.
 – Чего орете-то?
 – Где наша выпивка? – спросил Череп. – Где чебуреки?
 – Все готовится, – объяснила тетка. – Чебуреки готовятся. Водка для коктейля «Морской» замораживается в морозилке. У нас же один холодильник, а не сто, правильно?
 – А где пиво?
 – У пива отстаивается пена, – объяснила тетка. – Сами же будете орать, если полстакана пены принесу.
 – Да за это время, – возмутился Череп, – можно двадцать кружек отстоять.
 – Так я же не одна работаю, – объяснила тетка. – Я ставлю отстаивать, а как отстоится, Надька их хватает и другим клиентам уносит.
 – Слышь, тетка, – неожиданно вступил в разговор Слепой, – так нам кому башку отстрелить – тебе или Надьке? Достала ты уже, сил никаких нету.
 – А ты мне тут не быкуй, – ничуть не испугалась тетка. – У меня тут таких быков каждый день стадами ходит.
 – И ты до сих пор жива? – искренне удивился Слепой.
 На это тетка ничего не ответила, а только гордо вскинула голову, мол, как видишь, соколик.
 – Короче, – сказал Череп, из последних сил держа себя в руках. – Или ты сейчас принесешь наш заказ, или я сделаю с тобой что-нибудь страшное.
 – Ой, испугал, – язвительно сказала тетка, однако все-таки отправилась в сторону кухни.
 Через полчаса тетка снова возникла в зале и стала носить нам пивные кружки. Затем перед Светкой поставили стакан с коктейлем (прозрачная жидкость была налита в обычный граненый стакан, в который вставили соломинку), а на стол тетка водрузила бутылку виски. Малыш тут же схватил бутыль и стал ее исследовать.
 – Плохо дело, – сказал он через минуту. – Это сделано даже не в Турции. Сверху написано «Johni Voker», снизу «V.S.O.P», а сама этикетка срисована с сигремовского вискаря, только почему-то покрашена в совсем другой цвет. Такого виски в природе не бывает, точно вам говорю. Это прямо какой-то артефакт, – пардон, что выражаюсь при дамах.
 – Ну-ка дай понюхать, – попросил Череп. Малыш протянул ему бутылку, Череп отвинтил пробку и принюхался…
 – Точно, – сказал он, – плохо дело. Смесь ацетона со спиртом, подкрашенная чаем. Чай явно краснодарский. Хоть бы индийский положили. Может, ну ее? Ограничимся пивом?
 – Да не помрем, – сказал Слепой. – Еще и не такое пили.
 – Ну смотри, – сказал Череп и стал разливать вискарь по одноразовым стаканчикам, которые тетка принесла вместо рюмок.
 – Боже, – заорала Светка, отхлебнув своего коктейля. – Что это?
 Петя перепугался, взял у дочки стакан и аккуратно сделал маленький глоточек. Почмокал губами, одобрительно покачал головой и сделал глоточек побольше. Опять прислушался к внутренним ощущениям, после чего высадил сразу половину стакана.
 – Нормально, – сказал он после этого. – Мне понравилось. Чем ты недовольна?
 – Там же одна водка! – сказала Светка.
 – Вот именно, – заулыбался Петя. – Такие коктейли мне нравятся. А то набухают лимонаду «Буратино» пополам с шампунем и называют это напитком.
 В этот момент снова объявилась толстая тетка, которая принесла наш заказ.
 – Из чего делается этот коктейль? – спросила тетку Светка.
 – Водка, ром и вермут «Мартини», – сказала тетка.
 – А сколько именно водки, рома и вермута? – продолжала интересоваться Светка.
 – Что за вопросы такие? – возмутилась тетка. – Хотите сказать, что недолив? Да я вам наоборот от души перелила, – почти заорала официантка. – Лишь бы клиенты были довольны! А они все орут и орут, орут и орут. Кошмар какой-то! Нет, увольняюсь я. Ну ее к черту такую работу! – и тетка, швырнув нам на стол какую-то грязную тряпку, снова ушла на кухню.
 – Ну, мужики, вздрогнули, – сказал Череп. Байкеры чокнулись своим вискарем, Петя – Светкиным коктейлем, а мы со Светкой взяли по кружке пива. – За Малыша, – сказал Череп. – Он у нас сегодня герой.
 Малыш скромно потупился, но взглядом показал, что чего уж там – герой, он и есть герой. Выпили.
 – Кошмар, – сказал Череп, выпив этого не поддающегося классификации вискаря. – Лучше бы водки заказали. А все Малыш. Экзотики ему, видите ли, захотелось.
 – Имею право, – заявил Малыш. – Я славно потрудился.
 – Никто не спорит, – утешил его Череп. – Ты прям стахановец у нас. Герой этого… как его…
 – Не будем уточнять при дамах, – заскромничал Малыш.
 – Кстати, – злобно спросил Петя, – а поесть-то что-нибудь дадут? Я скоро половину стола сожру. Еще и выпили. Кушать же хочется.
 Малыш снова начал призывать официантку. Та не появлялась минут десять, но затем все-таки выползла из кухни.
 – Ну что опять? – устало спросила она.
 – Мы заказывали чебуреки, – начал объяснять ей Малыш, стараясь говорить очень простыми предложениями. – Много. Штук двадцать. Хотя если принесете пятьдесят, мы не обидимся. Вы говорили, что они делаются прямо тут. Прошел час. Ни одного чебурека мы так и не увидели.
 – А я что, виновата, что ли? – неожиданно визгливо заорала официантка. – Ленка их делает и прямо через окно продает. Так ей легче деньги карманить. На зале же мы карманим, вот она через окно и карманит.
 Воцарилось молчание.
 – И что это значит для нас? – поинтересовался Малыш.
 – Ничего, – объяснила тетка. – Я ей заказ передала. Ее проблемы, что она все через окно спускает. – С этими словами она развернулась и снова ушла на кухню.
 – Такой психоделики я давно не встречал, – признался Череп. – А я много чего видел в этой жизни и много всяких наркотиков перепробовал. Что делать будем?
 – У меня идея, – сказала я. – Давайте я подойду к этому окошку с улицы и просто куплю у нее чебуреки? Она же их на улицу продает? Вот пусть мне и продаст.
 – Мысль, врать не буду, гениальная, – согласился Череп. – Впрочем, в вас, Анжелика Пантелеймоновна, я никогда не сомневался. Пойдемте вместе, помогу чебуреки тащить. Я так думаю, что штук семьдесят будет в самый раз.
 Что интересно, моя идея сработала как нельзя лучше. Лена нам совершенно спокойно продала десяток чебуреков, и еще десяток сама принесла через пятнадцать минут. За наличный расчет. Наша официантка при этом из кухни так и не появилась.
 После этого пир пошел горой. Байкеры пили свой ацетоновый вискарь, Светка развлекала себя пивом, Петя настроился на второй «Морской» коктейль, а я кормила местную кошку своим салатом «креветочный коктейль», представляющим собой еще не размороженные куски крабовых палочек, которые, как известно, изготовляются из рыбьей муки, где самой благородной составляющей являются хек и минтай, смешанные с рисом. Есть этот кошмар было невозможно, однако кошке он понравился. Правда, минут через десять она как-то странно упала набок и больше не вставала.
 Алкогольные возлияния закусывались только что приготовленными чебуреками, которые в раскаленном состоянии были вполне даже ничего. Короче говоря, через пятнадцать-двадцать минут все пришли в довольно благодушное состояние и даже сообща решили не отрывать ничего этой тетке-официантке. Малыш после четвертого стаканчика вискаря расчувствовался и заявил, что как-нибудь свозит официантку в горы, на что Череп сказал, что Малышу больше не наливает.
 Так что закончился ужин намного веселее, чем начался. Череп уплатил тетке какую-то безумную по местным понятиям сумму (за бутылку виски с него содрали так, как будто там вместо ацетона со спиртом было расплавленное золото), но он тетке даже дал какие-то чаевые, посоветовав сходить в парикмахерскую и сделать там перманент, чтобы выглядеть хоть немного посимпатичнее. Тетка затеяла было скандал, но тут проацетоненый Малыш смеха ради кинул табуретку в стенку кухни, и стенка, сделанная из фанеры и картона, рухнула, придавив несколько креветочных коктейлей. Я сказала, что туда этим коктейлям и дорога.
 Петя, выходя из загончика, то ли под воздействием коктейля «Морской», то ли под напором легкого бриза, дувшего с моря, случайно задел деревянную палку, на которой крепился целлофан, и вся «крыша» завалилась вниз. Впрочем, других посетителей в кафе не было, так что никто не пострадал. А мы, сытые и довольные собой, отправились на дискотеку.
 Команда байкеров и Светка шли впереди, а мы с Петей немного отстали, потому что Петя под воздействием двух коктейлей все пытался затянуть какую-то морскую песню, а я его успокаивала. Внезапно нас нагнал какой-то немолодой мужчина очень кавказского вида, который стал кричать и размахивать руками. Причем его крик состоял из неких обрывков предложений, и я все никак не могла понять, что означает: «Эй… ты что… ты зачем это мне тут?.. Какой я тебе?.. Разрешал, нет?.. Что такое?..» и так далее. Временами, впрочем, в потоке сознания возникали некоторые намеки на то, что он что-то такое сделал с нашей мамой. Петя сначала тоже ничего не мог понять, но затем он услышал про нашу маму (собственно, кавказский мужчина о конкретной маме – моей или Петиной – ничего не говорил; он говорил о нашей общей маме), после чего вскипел, как чайник, резко размахнулся, отчего майка на плече треснула, и со страшной силой ударил мужчину в лицо. Правда, мужчина мгновенно уклонился, поэтому Петин жуткий удар улетел в пустоту, увлекая за собой Петю, и он, будучи утомленным коктейлем, упал. Тут я перепугалась и крикнула байкерам. Те быстро подбежали к нам, увидели лежащего Петю и стоящего над ним кавказского мужчину, продолжающего кричать, и сделали неправильные выводы…
 К счастью для мужчины, первым ему залепил Малыш. Поэтому он тяжело упал рядом с Петей и от дальнейшей экзекуции был освобожден по состоянию здоровья. После этого Череп начал задавать вопросы, чтобы разобраться в возникшей ситуации. Я сказала, что сама ничего не знаю. Подбежал какой-то мужчина, объяснила я, начал орать, причем обидел нашу с Петей маму. Петя решил защитить честь мамы и ударил страшным ударом, после чего был сбит с ног центробежной силой своего кулака. Чего он там лежит и не встает – я не знаю. Вероятно, просто отдыхает и набирается сил.
 – Понял, – сказал Череп, прослушав мой монолог. – Давайте их обоих поднимем и выслушаем каждую сторону в отдельности.
 – Я предлагаю, – мужественно сказал Малыш, – мужика поднять и сразу ему снова в репу сунуть. Видели, как он упал от моего хука справа? А ведь мужик по комплекции – почти, как я.
 – Малыш, – сказал Череп, – в репу сунуть – дело нехитрое. Давай сначала выясним, что ему надо. Может, человек по делу пришел.
 Петю и мужика подняли. Петя, как я и ожидала, пал жертвой собственной неуемной силы, поэтому, встав, он заявил, что готов к новым свершениям. Однако поднятый мужик после знакомства с правым хуком Малыша к новым свершениям еще не был готов. Он мутным взором обозревал окрестности и на вопросы поначалу не реагировал. Малышу даже пришлось в ближайшем ларьке купить бутылку минеральной воды и вылить мужику на голову. После этого он ожил и даже снова заговорил. Правда, без упоминания нашей мамы.
 Выяснилось, что мужик – хозяин того самого кафе, в котором мы провели этот чудный вечер. Но сделав это признание, мужик вдруг замолчал и стал тревожно оглядывать команду байкеров. Поэтому мы даже сразу и не поняли, что он, собственно, хочет. Череп высказал предположение, что мужик осознал безобразное поведение собственного персонала и прибежал к нам, чтобы вернуть деньги, которые мы заплатили, в общем-то, ни за что. Малыш сказал, что он не верит в такое людское бескорыстие, и что мужик, по его мнению, побежал за нами, чтобы просто принести слова извинений. Одна Светка, как циничное дитя современности, высказала предположение, что мужик хочет от нас потребовать возмещения ущерба – за упавшую крышу и разрушенную стену кухни. Череп, услышал Светкину мысль, картинно приподнял брови и заявил, что он не верит в подобную глубину человеческой низости. Мало того, сказал Череп, что нам нанесли неслыханный моральный ущерб, так теперь еще и с нас же за это денег требуют?
 Все эти диалоги велись перед лицом обалдевшего мужика, который все никак не мог высказать, что же у него такое накопилось на душе. Наконец Черепу надоело разыгрывать этот спектакль, он взял мужика за грудки, встряхнул и спросил:
 – Тебя звать-то как, абрек?
 – Д-д-д-д-д-д-д-д… – задолдонил мужик.
 – Дятел? – поинтересовался Малыш.
 – Малыш, не встревай, – мягко сказал ему Череп. – Видишь, дядя немного не в себе. Дай ему время. Сейчас он прочухается и что-нибудь нам все-таки скажет.
 – Д-дядя Миша, – наконец выдавил из себя мужик.
 – Бывает, – сказал Череп. – Так что привело тебя к нам, дядя Миша?
 – Ущерб, – прохрипел дядя Миша, который, казалось, уже оклемался и решил без боя не сдаваться.
 – Неужели? – приятно удивился Череп. – Неужели ты все-таки осознал, какому ущербу подверг нашу компанию и решил принести свои извинения?
 – Ущерб моему кафэ, – мрачно сказал дядя Миша. – Стенка и крыша.
 – Позволь, – сказал Малыш Черепу, – я познакомлю нашего гостя с моим знаменитым хуком слева. Обидно будет, если он вернется к своей официантке с нессиметричным лицом.
 – Слушай, – поразился Череп, – это на тебя вискарь так действует? Раньше я от тебя подобных изысканных речей не слышал.
 – Во мне дремлет много талантов, – гордо сказал Малыш. – Просто в трезвом состоянии я иногда стесняюсь их проявить.
 – Дэнги плати! – вдруг заорал мужик, которого Череп все еще продолжал держать за грудки.
 – Уважаю, – сказал Череп, отпуская мужика. – Чем мне всегда нравились кавказские мужчины – так это полным пренебрежением к подавляющей численности противника.
 – Ага, – согласился Малыш. – Они всегда пренебрегают численностью врагов. Особенно когда их самих больше на пару сотен. Они же стаями нападают. Я по армии хорошо помню.
 – Стену сломал! – крикнул мужик с какой-то детской обидой в голосе.
 – Да ты скажи спасибо, что всего одну, – попытался объяснить ему Малыш. – За такое обслуживание и такую гребаную кухню надо все пять стен ломать. Включая фундамент. Так что пшел вон отсюда, не зли меня.
 – Вообще-то да, мужик, – согласился с Малышом Череп. – Мы сейчас немного размякшие после твоего ацетонового пойла, за которое с нас взяли как за «Наполеон» 1812 года, но действие с минуты на минуту может закончиться, и тогда с тобой никто разговаривать не будет. Понял, пузырь?
 Голос Черепа вдруг резко изменился, и мне, если честно, стало немного страшно. Было понятно, что разговоры закончились, и что мужик сейчас имеет реальный шанс серьезно получить по лицу. Раз двадцать.
 – Слышь, Черепок, не заводись, – сказал Малыш. – Я лучше сам. Тогда он, может быть, еще и выживет.
 Дядя Миша немного постоял, раздувая ноздри, но то ли недавнее знакомство с Малышовым хуком справа, то ли изменившееся лицо Черепа сделали свое дело, и он, ни слова не говоря, развернулся и ушел в сторону своего кафе.
 – Сейчас вернется с кольями и своими братьями-зятьями, – высказал предположение Малыш. – Они всегда стаей нападают. Предлагаю дамам отправиться домой.
 – Не вернется, – сказал Череп. – Братья-зятья сами тут кафе держат. Станут они бросать бизнес ради каких-то нахалов.
 – Так может, – проявилась Светка, – мы все-таки на дискотеку отправимся? С такими темпами мы до утра туда не добредем.
 – Идите, я на всякий случай вас прикрою, – заявил Петя, который хотя в разговоры с агрессором не вступал, но стоял сбоку, в любой момент готовый повторить свой знаменитый удар, пробивающий, как рассказывали на стройке, стену в полкирпича. Правда, Петя, вероятно, так привык применять удар против неподвижных объектов, что в сегодняшнем бою весь заряд энергии прошел вхолостую.
 – Никаких прикрытий, – сказала я. – Знаю я твои прикрытия. Опять засядешь в каком-нибудь кабаке. Нет уж, пошли с нами.
 – Да как скажете, – ответил Петя. – Я просто хотел заградотрядом поработать.
 – Ты, Петр Алексеевич, не волнуйся, – рассудительно сказал Череп. – Мы же на дискотеку идем. Так что весь вечер еще впереди. Успеешь поработать заградотрядом.
 Что-то мне в словах Черепа не понравилось.
 – Подожди, – сказала я ему, – ты хочешь сказать, что на дискотеке тоже драки будут?
 – Да кто его знает, – пожал плечами Череп. – Драки везде могут быть.
 – Везде, – добавил Малыш, – где нас не уважают. Правда, таких мест становится все меньше и меньше.
 – Вы как хотите, – заявила я, – а мы со Светкой идем домой.
 – Мама! – заорала Светка как резаная.
 – Никаких мам, – решительно сказала я ей. – Хватит на сегодня драк.
 Возник небольшой скандал, во время которого я пыталась Светку утянуть домой, а вся компания меня уговаривала этого не делать, но в конце концов Череп пообещал, что байкерский отряд сам на неприятности нарываться не станет, а сегодня будет выполнять исключительно охранные функции. И если вдруг на горизонте появится какой-то скандал, Череп первый предложит мне со Светкой отправляться домой под охраной Петюнчика.
 На том и договорились.


***

 Дискотека оказалась немного не такая, как я предполагала. Я-то думала, что мы придем в какое-то помещение с танцами, где вдоль стен расставлены скамейки – так, по крайней мере, выглядело это все во времена моей юности, – а оказалось, что дискотека представляет собой танцы прямо на площади. К счастью, с одной стороны там была оборудована открытая кафешка, и мы с Петей быстро туда засели, потому что в танцах, разумеется, участвовать не собирались. Светка тут же отправилась скакать на площадь, а байкеры тоже устроились в кафешке рядом с нами, всем своим видом показывая, что в скором времени они пойдут так отплясывать, так отплясывать, что всем мало не покажется.
 С обслуживанием и в этом кафе было как-то тоже все не слава богу. Между столиками ходил один единственный сомнамбулический официант, который явно совсем недавно перенес то ли болезнь Дауна, то ли двухнедельный недосып. Двигался он медленно, натыкаясь на столики, а заказы принимал очень своеобразно: парень очень близко наклонялся к клиенту, внимательно выслушивал то, что ему говорили, ничего не записывая в блокнот, затем выпрямлялся и удалялся, натыкаясь на столики. Далее все зависело от того, насколько громко клиент делал заказ. Если тихо, то ему ничего так и не приносили. Если же громко и обрывки фраз все-таки проникали в подкорку сомнамбулического парня, то он все же что-то притаскивал. На свой, впрочем, вкус.
 – Что будем заказывать? – монотонным голосом спросил парень, наклонившись к Пете так близко, как будто хотел его поцеловать.
 Петя в испуге отшатнулся.
 – Коктейль «Морской», – сказал он. – Есть у вас коктейль «Морской»?
 – У нас все есть, – уныло ответил парень.
 – Ну тогда два, – сказал Петя. – Чтобы тебе туда-сюда зазря не ходить. А то так ни одного целого столика не останется.
 – Хорошо, – согласился парень. – А вам? – спросил он меня, тоже пытаясь наклониться очень близко, но был остановлен железной Петиной рукой.
 – Мне пиво «Корона», – сказала я. – Разумеется, с лимончиком в горлышке. Вы же знаете, зачем туда лимончик вставляют?
 – Не знаю, – уныло ответил парень. – Но мне пофиг. Лучше и не рассказывайте, а то я заказ не запомню.
 Я так и застыла с закрытым ртом. Только захотелось блеснуть своими познаниями, а тут такое невнимание.
 Байкеры заказали себе пиво. Тоже «Корону». И тоже с лимончиком. Сомнанбулический парень удалился. Петя с Черепом заспорили о причинах такого странного поведения официанта. Петя утверждал, что парень в детстве сильно ударился головой об комод, а Череп был уверен, что официант просто обкурился.
 Что интересно, парень вернулся довольно быстро. Пете он принес два стакана какой-то мерзости голубого цвета, мне – бутылку «Балтики», а байкерам это дитя природы притаранило бутыль ликера «Северная корона» и целый лимон. Череп аккуратно взял парня за шиворот и поинтересовался, почему вместо пива «Корона» вдруг возник этот ликер, которым ни один уважающий себя байкер даже ноги мыть не будет. Парень невозмутимо ответил, что здесь слишком громко играет музыка, поэтому он временами путает заказы.
 В этот момент Петя попробовал свой коктейль и заявил, что несмотря на довольно странный цвет, водки здесь вполне достаточно, поэтому он, можно сказать, удовлетворен. Я тоже сказала, что вполне обойдусь «Балтикой», потому что на самом деле пива вообще не хочу, а заказала «Корону», чтобы попижонить. Но если неправильное выполнение заказа грозит парню членовредительством, то я готова выпить и «Балтику», потому что парня мне жалко, независимо от того, о комод он головой трахнулся или о шифоньер.
 Однако Череп заявил, что этот ликер они пить в любом случае не будут, поэтому сейчас доставку заказа возьмут в свои руки. Как оказалось, эту фразу надо было понимать буквально. Череп с Малышом взяли парня за шиворот и за пояс, подняли и понесли к стойке. Там они сделали заказ, проследили, чтобы на поднос были поставлены бутылки «Короны» с лимончиком в горлышке, после чего отправились обратно: Череп при этом аккуратно нес поднос, а Малыш тащил официанта.
 – А обратно-то вы его зачем принесли? – поинтересовалась я у Черепа.
 – Ну как же, – удивился Череп, – а расплачиваться?
 Что интересно, на парня все эти перемены в судьбе не произвели ровным счетом никакого впечатления. Когда Малыш принес его обратно, поставил и предложил нас рассчитать, парень совершенно невозмутимо полез в карман за калькулятором и стал производить какие-то сложные расчеты. В результате у него получилось, что мы приобрели в свою собственность не только это кафе, но и площадь со всеми историческими памятниками, на ней произрастающими. После этого Череп отобрал у него калькулятор, все посчитал сам, сверяясь с установленной на стойке здоровенной доской, на которой были написаны все цены, выдал официанту деньги и даже дал ему на чай, произнеся следующую фразу:
 – А вот тебе, сынок, на чай. На много чая. Только ты обещай мне, что весь этот чай заваришь в одной чашке и выпьешь сразу, одним глотком.
 – Обещаю, – бесцветным голосом ответил парень, засовывая деньги в карман.
 – Сынок, – спросил Череп (парень по возрасту был младше Черепа года на два), – а все-таки, ты чего такой тормозной? О шкаф ударился или просто обкурился?
 – Я не курю, – ответил парень. – Я клей нюхаю. Но сейчас я просто третьи сутки ночью дежурю без сна.
 – А почему днем не поспишь? – поинтересовался Череп.
 – Днем тусовки, – ответил парень и посмотрел на Черепа с выражением какой-то обиды, мол, как ты можешь такие бестактные вопросы задавать.
 – Понял, – ответил Череп, – уважаю. Ну, иди. Только чайку выпей, не забудь.
 – Хорошо, – ответил парень и удалился.
 – Черепок, – сказал Петя, приступая ко второму коктейлю, – гони бутылку пива. Он не обкурился.
 – Не понял, – сказал Череп, – с какой это стати? О шкаф он тоже не ударился. У парня просто хронический недосып. Так что мы оба проиграли. Кстати, как вам коктейльчик?
 – Коктейльчик супер, – сказал Петя. – Я и не думал, что если простую водку подкрасить какой-нибудь химией, то будет и вкусно, и красиво.
 – Петь, только ты не слишком увлекайся этими коктейльчиками, – попросила я. – И так уже многовато.
 – Женщинам слова не давали, – сказал Петя грозно, и я замолчала. С ним и в трезвом-то состоянии спорить было довольно безнадежно, а когда он выпьет – лучше и не связываться.
 Я замолчала и стала смотреть на площадь. Там, впрочем, ничего особо интересного не происходило: играла музыка и молодежь танцевала. Правда, среди молодежи я заметила людей не просто постарше, но даже и нашего с Петей возраста – они прыгали по площадке как ни в чем не бывало.
 – Петь, – спросила я мужа, – а если будет медленный танец, ты меня пригласишь?
 Петя поперхнулся своим коктейлем.
 – Куда пригласишь? – спросил он недоуменно.
 – Ну, на танец, – объяснила я.
 – Анжел, ты чего? – удивился он. – Это же молодежные танцы. Мы так не умеем. Потом, извини, нам годков-то сколько?
 – Да не так уж и много, – сказала я. – Мы же не старики в конце концов.
 – Не старики, – согласился Петя, расправляя грудь. – Но болтаться у молодняка под ногами меня что-то не тянет.
 – Старый ты пень, – сказала я печально. Мне почему-то сильно захотелось потанцевать.
 Череп с остальными байкерами о чем-то совещались.
 – Совет в Филях? – поинтересовалась я громко, потому что хотелось с кем-нибудь завести беседу.
 – Да вот, обсуждаем план действий, – сказал Череп. – Надо пойти потанцевать, но хочется сразу решить все возможные проблемы.
 – Это как? – заинтересовалась я.
 – Ну, – объяснил Череп, – мы же не один человек, а целая компания. Причем выглядим вызывающе. Это значит, что на нас местные обязательно начнут борзеть. А мы не любим, когда на нас борзеют.
 – И что? – совсем заинтересовалась я.
 – Поэтому есть два варианта поведения, – сказал Череп. – Или мы выходим на площадку, начинаем танцевать и ждем, когда кто-нибудь начнет борзеть, чтобы отойти за уголок выяснить отношения, или сразу выбираем самых борзых и ведем их за угол, чтобы успокоить. Второй вариант – лучше.
 – Почему?
 – Потому что в первом варианте мы познакомимся с какими-нибудь девчонками и поведем их танцевать, но на самом интересном месте вдруг придется удаляться подраться. А за это время девчонки могут исчезнуть. Это неприятно. Зато во втором варианте мы сразу решаем все вопросы, после чего спокойно можем знакомиться с девчонками.
 – Логично, – сказала я. – Но ты же обещал не драться.
 – А кто дерется-то? – искренне удивился Череп. – Мы не деремся. Они на нас борзеют. За это получают в репу. Мы не любим, когда на нас борзеют.
 – Подожди, – сказала я. – На тебя сейчас никто не борзеет.
 – Сейчас нет, – сказал Череп. – А выйдем на площадку – тут же начнут.
 – Но если не начнут? – продолжала допытываться я.
 – Тогда мы сами начнем, – объяснил Череп, – чтобы расставить все точки над "е". Превентивное нападение. Чтобы избежать проблем в дальнейшем. Некрасиво же получится, если мы пригласим девушек на танец, а сами пойдем драться. Черт его знает, кто нам попадется. Может, придется задержаться минут на десять. И что, девочки будут как березки обрубленные стоять посреди площадки?
 – В твоих словах есть логика, – согласилась я. – Но все равно кулаки – не метод.
 – Не спорю, – ответил Череп. – Например мы с Малышом предпочитаем драться ногами.
 Я махнула на них рукой. В конце концов, что я им объясняю и главное – зачем?
 – Ладно, – сказал Череп компании за столом. – Пора, мужики. Пошли, разомнемся.
 Байкеры потянулись, допили свое пиво, поднялись и отправились на площадку.
 – За Светкой там присмотри, – крикнула я Черепу вдогонку. Он в ответ вскинул кулак вверх, мол, «но пасаран», враг не пройдет.
 – Петь, хватит тебе дуть свой коктейль, – разозлилась я, глядя на мужа, который был увлечен только своим стаканом.
 – А что? – испугался он.
 – Развлеки меня как-нибудь, – капризно сказала я. – Нам совсем скоро домой отправляться. Можно сказать, последний вечер гуляем. Мне хочется каких-нибудь развлечений.
 – А что, в ресторане мы мало развлеклись? – удивился Петя.
 – Ничего себе развлечения, – разозлилась я, – с официанткой ругались всю дорогу. Мне хочется какой-нибудь культурной программы. Короче, давай так: или устраиваешь какую-нибудь культурную программу, или идем танцевать.
 – Все что угодно, – испугался Петя, – но только не танцы. Танцевать – я пас, однозначно.
 – Тогда культурная программа, – скомандовала я.
 – Но дай мне сначала допить-то! – возмутился Петя.
 – Хватит уже пить, – скомандовала я. – Весь вечер пьешь. А жена скучает. Ты мужик вообще или не мужик?
 – Говорили мне ребята на стройке – воздух курорта на женщин действует разлагающе, – пробормотал Петя, допил свой коктейль, встал и куда-то направился.
 – Ты куда? – крикнула я ему вслед.
 – Искать культурную программу, – ответил Петя. – Ты сиди здесь и никуда не уходи. – С этими словами он исчез в темноте, и я осталась одна-одинешенька сидеть за столиком.
 С другой стороны, подумала я, ну и ладно. Гуляем так гуляем. После этого я налила себе в стакан «Балтики» отхлебнула пивка (тьфу, гадость) и стала смотреть на площадку. Светка просматривалась в прямой видимости, однако байкеров почему-то нигде не наблюдалось.
 Вдруг через десять минут байкеры объявились за моим столиком с чрезвычайно смущенным видом. По всему было понятно, что совсем недавно на них кто-то, как выражается Череп, борзел: у Слепого на щеке виднелась заметная царапина, а у Шестеренки был надорван рукав. Череп с Малышом заметных повреждений не имели.
 – Ну и денек, – сказал Череп, усаживаясь рядом со мной.
 – Что случилось? – всполошилась я.
 – Ошибочка вышла, – объяснил Череп. – Мы пали жертвой собственной несокрушимой стратегии.
 – Ну расскажи толком, – попросила я.
 – Значит так, – стал рассказывать Череп. – Вышли мы на площадь и стали искать компанию, которая больше всех борзеет. Кто тут может больше всех борзеть? Конечно, местные. Вдруг видим – стоят, голубчики. Пять человек и все борзые-преборзые. Ну, думаю, то, что надо. Сейчас им влепим, после чего никаких проблем не будет. Подходим, я говорю: «Вы чо тут – самые борзые?». А они: «Ну, типа того. Пойдем выйдем?». Ну мы и пошли за угол. Наваляли им люлей. Правда, нам тоже немного досталось… – Тут Череп замолчал.
 – И что? – спросила я. – В чем проблема? Все же по плану!
 – Дело в том, – уныло сказал Череп, – что парни оказались из Москвы.
 – Во-во, – сказал Малыш горестно. – Вот это облом так облом.
 – Ну и что? – по-прежнему не понимала я. – Они же борзые.
 – Да они такие же борзые, как и мы, – объяснил Череп. – Чего нам с москвичами драться-то? Драться надо с местными. Москвичи на нас наскакивать не будут. Что им мы? Мы же свои. Они только с местными драться будут. И мы только с местными. Мы думали, что местные – они, а они думали, что местные – мы. Выходит, мы совместно получили люлей, а местные как борзели, так и будут борзеть, – и Череп горестно отхлебнул пива из моего стакана.
 – Ну так объединились бы, как земляки, и отправились искать борзых местных, – решительно сказала я, чувствуя себя атаманшей разбойников.
 – Да мы так и сделали, – сказал Череп.
 – И что?
 – Не нашли, – горько ответил Череп. – Куча народу, а никто не борзеет. Все какие-то тихие и увлечены танцами. Прям какой-то балет Большого театра, честное слово, – и он безнадежно махнул рукой. – Выходит, здесь только мы, москвичи, и борзели.
 – Череп, – сказала я. – Тебя не поймешь. Ты же сказал, что это превентивная мера. Вы находите самых борзых и даете им в репу, – (Малыш при этих моих словах заржал, как конь), – чтобы они на вас не выступали, так?
 – Так, – согласился Череп.
 – А теперь выяснилось, что никто на вас не выступает, но вы почему-то загрустили. Где логика?
 – Если честно, – ответил Череп, – нам хотелось подраться. Мы уже сто лет нормально не отдыхали.
 – Ну так вы же подрались! – вскричала я.
 – Да, но с москвичами! – крикнул Череп.
 – А какая разница? – недоумевающе спросила я.
 – В общем, никакой, – сказал Череп, успокаиваясь. – Но хотелось, все же, подраться с местными. Чего мы, приедем в Москву и там своим расскажем, что в Сочи наваляли москвичам? Да нас на смех поднимут.
 – Да уж, – сказала я. – Сурово там у вас.
 В этот момент в кафе появился Петя.
 – Готово! – крикнул он. – Я нашел культурную программу. Пошли. Там еще мест десять свободных есть.
 – О! – приятно удивилась я. – А что за программа? Где? Далеко?
 – Да здесь в двух шагах, – ответил Петя. – Вход недорогой, да и коктейль бесплатно дают. Пошли все вместе.
 – А чего там показывают? – заинтересовался Череп.
 – Такое показывают, – сказал Петя, – что если ты не будешь доволен – можешь забирать мою «Волгу». Но если будешь доволен – с тебя два коктейля «Морской».
 – Идет, – сказал Череп, поднимаясь с места.
 – Плюс с тебя входные билеты, – быстро сказал Петя.
 – Договорились, – легко согласился Череп. – Я же сказал, что сегодня мы угощаем.
 Я быстро сбегала за Светкой, которой уже надоело скакать на дискотеке, и Петя повел всю компанию куда-то в сторону от площади. Но шли мы недолго, минут пять, после чего были приведены в ресторан на открытом воздухе при некоей гостинице. Посреди ресторана была невысокая сцена, а за столиками было полно народу. Однако Петя не зря сюда сходил заранее, потому что для нас был приготовлен большой стол, за который поместилась вся наша компания. Череп заплатил за всех, и нам выдали по какому-то коктейлю. В ресторане при этом ничего особенного не происходило – люди просто пили и ели.
 – Петь, – нетерпеливо спросила я, – ну и где культурная программа?
 – Анжел, ну не суетись ты, – возмутился Петя. – Мы же только пришли. Пей коктейль, будет тебе культурная программа. – С этими словами он припал к соломинке и втянул в себя сразу половину стакана.
 – Вот черт, – ругнулся Петя. – Какой коктейль дурацкий. Надо у них «Морской» заказать. А то так и буду сидеть с этим лимонадом, как первоклассник.
 – Мне коктейль понравился, – сказала я, попробовав напиток. – Все лучше, чем пиво.
 В этот момент погасло верхнее освещение и заиграла громкая, но мелодичная музыка.
 – Смотри, смотри, – зашептал Петя, – сейчас начнется.
 Пол на сцене засветился изнутри, и на него вступила девушка в очень красивом наряде – всякие кружева, перья, белый тюль и все такое. Прям царевна Лебедь.
 – Слышь, Петь, – сказала я мужу. – Ты глянь – прям царевна Лебедь! Это балет, что ли?
 – Ты смотри, смотри, – прошипел Петя, – не отвлекайся.
 – Дядь Петь, – сказал Череп, – молодец. Я все понял. «Волга» остается за тобой.
 Между тем, девушка под музыку начала красиво двигаться по светящейся площадке, периодически всем телом припадая к длинному железному шесту, торчащему посреди сцены.
 – Зачем она шест-то все время хватает? – спросила я шепотом. – Боится потерять равновесие?
 – Анжел, да чего ты меня пытаешь? – рассердился Петя. – Смотри давай. Сама все увидишь.
 Музыка все убыстрялась и убыстрялась, а танец девушки становился все динамичней и динамичней. Ей, вероятно, было уже неудобно танцевать во всех этих длинных одеждах, поэтому она начала постепенно снимать с себя весь этот тюль и кружева, красивым жестом бросая их на сцену.
 – Слушай, – сказала я Пете, – если она будет продолжать в таком темпе, то скоро совсем разденется, бедняжка.
 – Ага, – сказал Петя, внимательно смотря на сцену.
 Вдруг девушка сделала резкое движение рукой, с ее плеч слетела красивая белая накидка и… она осталась с обнаженной грудью. Народ в зале оживился.
 – Боже мой, – ужаснулась я. – Она лифчик потеряла. Вот это позор!
 Петя нервно хихикнул.
 Но девушка почему-то не закрылась руками и не убежала в служебное помещение, а продолжала танцевать на сцене, совершенно не обращая внимание на свою голую грудь, вызывавшую в зале большое оживление. Более того, она скинула очередную тюлевую накидку и оказалась в таких кружевных трусиках… Собственно, трусиков там почти и не было. Кошмар какой-то!
 – Петр Алексеевич, – сказала я голосом, в котором звенел металл. – Так ты нас на стриптиз привел, что ли?
 – Понятное дело, – быстро сказал Петя. – А что, Анжел, что тут такого? Мне сказали, что здесь очень прилично. Смотри, девушка симпатичная. И в зале публика благородная.
 В этот момент один из мужиков, сидящий за соседним столиком, поднял голову вверх и завыл, как волк из американского мультфильма. Байкерам этот жест очень понравился, и они тоже дружно завыли.
 – Весьма благородная публика, – фыркнула я. – Петь, я, конечно, себя старым хламом еще не чувствую, но, честное слово, стриптиз – это не для меня. Пойдем поищем какое-нибудь более традиционное развлечение? Кино, например.
 – Анжел, – возмутился Петя, – ну какое может быть кино в два часа ночи? Сейчас из развлечений – только стриптиз. Давай немножко посмотрим – ну, одним глазком, – а потом пойдем домой.
 – С нами ребенок! – грозно сказала я, показывая глазами на Светку.
 – Тоже мне, ребенок, – фыркнула Светка. – Если вы обо мне, то я никуда не пойду. Мне здесь нравится. И коктейль вкусный. Возьмите мне еще коктейля.
 – Официант, – взвыл Череп, – коктейль даме!
 В этом заведении с официантами долго налаживать контакт не пришлось. Симпатичный парень в гавайской рубашке ровно через полторы минуты принес Светке бокал с коктейлем, богато украшенный всякими соломинками, разноцветными пластмассовыми палочками и зонтиками.
 – Ресторан со стриптизом, – прокомментировал Череп, – и коктейль со стриптизом. Пока все эти зонтики и соломинки не снимешь, до содержимого не доберешься.
 – Точно, – согласился официант, ничуть не обидевшись. – Так и задумано. На жаре много пить вредно, а через этот лес соломинок и зонтиков много не выпьешь.
 – Это да, – согласился Череп, глядя на все более убыстрявшую темп танцовщицу. – Скоро здесь будет совсем жарко. Возможно, мне даже придется снять галстук.
 – Бандану, – поправил его Малыш.
 – И бандану, – согласился Череп.
 – Свет, – поинтересовалась я у дочки, – а тебе-то что здесь интересно? Ну ладно еще мужики рот раскрыли. С ними все понятно – самцы и есть самцы. А тебя что привлекает?
 – Хорошая обстановка, – сказала Светка, пытаясь найти среди леса зонтиков, торчащих в стакане, соломинку, – освещение, музыка, да и девка классно танцует. Смотри, какая у нее попка.
 – Это точно, – согласился Череп. – Попка – что надо.
 – Свет, – потрясенно сказала я. – Тебя волнуют женские попки? Я что-то сильно упустила в твоем воспитании?
 – А что такого в том, – встрял Петя, – что ребенка волнуют женские попки? Это же чистый этот… как его… инстинктизм.
 – Дядь Петь, – мягко сказал Череп, – ты, вероятно, имеешь в виду эстетизм.
 – Ну да, – убежденно сказал Петя. – Именно экстетизм. Вот мне, например, нравится смотреть на эту девчушку. Но из чисто экстатических побуждений. И Светке нравится из тех же.
 – Петь, – сказала я ему сурово, – разговор сейчас не с тобой. Я беседую с дочерью. А ты пей свой «Морской».
 – Да нету тут «Морского», – пожаловался Петя голосом обиженного пятиклассника. – Дали какую-то сладкую гадость…
 – Официант! – сказала я громко.
 Парень в гавайской рубашке тут же возник передо мной.
 – У вас есть коктейль «Морской»? – спросила я.
 – Э… – задумался парень. – Вроде, нет. Но мы сделаем, если вы скажете, что там должно быть. Или, может быть, коктейль так назван из-за оказываемого действия?
 – Какого действия? – не поняла я.
 – Неважно, – улыбнулся парень. – Из чего его делать?
 – Три порции водки на одну порцию какой-то синьки, – объяснил Петя. – Шоб зашатало.
 – Синька – это, вероятно, «Блю кюрасао»? – поинтересовался официант.
 – А хрен его знает, – величественно ответил Петя. – Ты неси давай.
 Официант убежал.
 – Свет, – продолжила я разговор, – так что – тебя интересуют женщины?
 – Мам, ну ты что! – возмутилась дочка. – Меня интересуют мужчины.
 – Что-о-о-о-о-о? – возмутилась я. – Тебя уже интересуют мужчины?!
 – Анжел, что ты раскипятилась? – миролюбиво спросил Петя. – Ты бы хотела, чтобы ее интересовали женщины?
 – Я уже запуталась тут с вами, – призналась я. – Надо заказать еще один коктейль и успокоиться.
 – Правильно, – сказал Петя. – Мы же гуляем. Можно сказать – прощальный вечер. Почему бы и не выпить?
 – Да у тебя тут с самого первого дня прощальные вечера, – поддела я его.
 – Понятное дело, – согласился Петя. – Ведь если подумать – нам отсюда все равно уезжать. Значит каждый вечер можно считать прощальным.
 На сцене между тем танцовщица почти совсем разделась и осталась в одних кружевных трусиках.
 – Она же замерзнет, бедняжка, – пожалела я девушку. – На улице ночью довольно прохладно.
 – Не замерзнет, – бессердечно сказал Петя, которому доставили его коктейль «Морской», представляющий собой жидкость пронзительно голубого цвета. – Ее танец согревает. А вот мы без дозаправки замерзнем. Череп, – обратился он к байкеру, – ты чего пьешь?
 – Коктейль, – ответил Череп, продолжая внимательно смотреть на сцену. – Я после этого ацетонового вискаря интерес к серьезному алкоголю полностью потерял.
 – Ну и зря, – сказал Петя, отхлебывая сразу полстакана. – Это согревает.
 В этот момент девушка в трусиках сошла со сцены и начала ходить по залу.
 – Ой, – сказала я. – Чего это она в зал пошла?
 – Так полагается, – объяснил Череп. – Заводит публику. Кроме того, ей в этот момент в трусики купюры будут класть. Нечто вроде чаевых.
 – Как, прямо в трусики? – удивилась я. – Да там этих трусиков почти и нету.
 – А кому сейчас легко? – невозмутимо ответил Череп.
 Между тем девушка подошла прямо к нашему столику.
 – Ой, – сказала я. – А у меня и купюры под рукой нету.
 – Малыш, – скомандовал Череп, – доставай кошелек.
 В этот момент девушка под музыку стала обходить наш стол, томно проводя рукой мужикам по шее. Череп, когда его коснулась рука стриптизерши, снова завыл как волк. Петя покраснел как маков цвет и уткнулся в стакан. Однако девушка, подошла прямо к нему и стала извиваться у Пети за спиной. Петя заполыхал, как знамя на первомайской демонстрации, и попытался засунуть голову в стакан.
 – Петь, – зашептала я, – надо ей купюру в трусики сунуть. Так полагается.
 – Не дам я никакую купюру, – прошипел Петя. – И так денег нету.
 – Неудобно, – прошептала я.
 – Неудобно штукатурить на морозе, – ответил сквозь зубы Петя.
 Однако танцовщица не унималась. Она уже не просто танцевала у Петя за спиной, а стала нагибаться и касаться его шеи своей голой грудью. Честно говоря, у меня в тот момент это никаких эмоций не вызвало, потому что я была возмущена поведением Пети, который жмотился в такой ситуации! Девушка ведь старалась!
 Но тут положение спас Череп. Он достал из кошелька какую-то купюру и сунул ее Пете, многозначительно показывая бровями в сторону танцовщицы. Петя тяжело вздохнул, отставил бокал в сторону и повернулся к танцовщице, чтобы засунуть ей купюру за трусики. Но та неверно истолковала его жест, поэтому сразу плюхнулась к Пете на колени и обняла его за шею. В зале зааплодировали. Байкеры были просто в диком восторге.
 Я же с волнением следила за тем, сможет он справиться с ее трусиками или нет. Как и ожидалось, у него ничего не получалось. Трусики были маленькие, а попка у танцовщицы действительно была вполне аппетитная. Поэтому резинка у Пети никак не отгибалась, и он только напрасно шарил руками по ее бедру. А танцовщица никак не могла понять, что он делает, и все извивалась, извивалась, как змея, затрудняя и без того нелегкую задачу.
 Наконец мне все это надоело, я встала, выхватила у Петю купюру, оттянула у девчонки резинку на трусах и аккуратно засунула туда денежку, придавив ее резинкой. Байкеры разразились бурными аплодисментами. Зал просто ревел от восторга.
 – Мама, ты – супер! – сказала Светка. Я поклонилась.
 Танцовщица вскочила с Петиных коленок, схватила меня за руки и потащила на сцену. Нет, ну ничего себе! Мало того, что я ей денег дала, так теперь еще должна за нее ее работу делать? Нет уж, дудки! Я стала вырываться, но девчушка плотно в меня вцепилась и тащила к сцене. К счастью, Малыш вовремя все понял, вскочил, подбежал к нам, схватил танцовщицу за руки и пошел вместе с ней на сцену.
 – Ужас какой, – сказала я, возвращаясь за столик. – Посидеть спокойно не дадут. Сразу на сцену утаскивают.
 – А что, Анжел, – хихикнул Петя. – Показала бы класс.
 – А вы, Петр Алексеевич, – холодно сказала я, – по-моему, лишний коктейль выпили. Что это за шутки такие?
 – Что? Что я такого сказал? – обозлился Петя. – Я просто пошутил.
 – Папа, ты бы уж вообще молчал, – сказала Светка. – Не мог танцовщице купюру в трусы сунуть. Позор какой. Хорошо еще, что мама помогла.
 – Что? – совсем разобиделся Петя. – Я не мог сунуть? Да она мне сама мешала! Специально на колени села, чтобы подольше со мной побыть.
 – Ври, ври, да не завирайся, – презрительно сказала я.
 – Во-во, – подхватила Светка. – Мы-то все видели как ты не смог купюру засунуть.
 Этого издевательства Петя стерпеть уже не мог.
 – Череп! – диким голосом сказал он.
 Череп даже вздрогнул от неожиданности и повернулся к нему.
 – Дай купюру! – истово попросил Петя.
 Череп молча протянул ему бумажку.
 Петя вскочил с места и побежал к сцене, на которой находилась танцовщица с Малышом. Бежал он туда с намерением лихо засунуть девушке купюру в трусики и таким образом восстановить свое попранное мужское достоинство, однако когда Петя добежал до сцены, он остановился в большой растерянности: трусиков на девушке уже не было. За спорами мы этот момент как-то упустили. Правда, она при этом куталась в прозрачную накидку, но я бы и сама не сообразила, каким образом туда засунуть купюру. Петя так и встал столб-столбом рядом со сценой, держа в вытянутой руке купюру, однако девушка деньги заметила и быстрым движением выхватила их из Петиной руки. Накидка при этом упала. Зал разразился восторженными аплодисментами. Петя почему-то принял их на свой счет и стал раскланиваться.
 Несчастная девушка оказалась на сцене совершенно голая, с одной только купюрой в правой руке, но тут Малыш проявил себя джентльменом: он сорвал с головы бандану и шикарным жестом предложил ее танцовщице, чтобы она прикрыла наготу. Но та отказалась, быстро собрала все валяющиеся предметы своего туалета и убежала со сцены. Музыка стихла и включился верхний свет.
 – Танцуй, Малыш! – заорали байкеры и стали громко хлопать.
 Череп показал официанту, чтобы тот притушил свет и включил музыку.
 Музыка снова заиграла. Малыш медленным движением поднял бандану и снова повязал ее на голове. Затем выставил вперед правую ногу, руки красивым жестом поднял на головой и стал похож на фигуриста, принявшего позу перед выступлением в произвольной программе.
 – Чего это он? – спросила я Черепа.
 – Сейчас Малыш такое устроит – зал офигеет, – объяснил Череп. – Он танцует шикарно.
 – Кто танцует шикарно – Малыш? – удивилась я. – В нем же все 150 килограмм веса!
 – Вот именно, – ответил Череп. – Он с этими килограммами как разгонится, его уже никто не остановит.
 Малыш в этот момент на сцене начал плавно двигаться, изображая танцовщицу кафешантана. Смотрелось это просто замечательно, особенно учитывая тот факт, что Малыш был в полном байкерском наряде, включая короткую кожаную куртку – косуху, надетую на майку. Но музыка для Малыша была слишком медленной. Было видно, что он себя сдерживает изо всех сил, чтобы попадать в такт.
 Череп свистнул официанту и покрутил рукой над головой – мол, давай музыку побыстрее. Официант кивнул, нажал какую-то кнопку и вдруг заиграл какой-то бешеный латиноамериканский ритм. Что тут началось! Малыш таким вихрем носился по площадке, что трудно было понять, где Малыш, где его косуха, а где бандана – все сливалось в одно пятно, которое возникало то на одном, то на другом конце сцены. Честное слово, зал Малышу аплодировал намного громче, чем стриптизерше.
 – Ну и что? Я тоже так умею, – пробурчал Петя, который сильно переживал свою неудачу с танцовщицей, и попытался было встать, чтобы отправиться танцевать, однако коктейль уже явно хорошо подействовал, потому что встать ему так и не удалось.
 Быстрая музыка вдруг закончилась, свет почти совсем погас, снова заиграла медленная «раздевальная» музыка, и сцена осветилась двумя синими прожекторами. Из служебного помещения снова показалась танцовщица, однако Малыш, как было видно, еще не натанцевался. Он стал делать плавные движения, подражая стриптизерше, ленивым жестом развязал узел на бандане, красиво махнул бритой головой и… бандана красиво упала на пол. Зал взвыл. Стриптизерша остановилась, не дойдя до сцены метра три, и стала смотреть.
 Далее Малыш начал под музыку снимать косуху. Он то оголял плечо, то снова натягивал куртку обратно, делая вид, что стесняется. Байкеры, глядя на это безобразие, прямо-таки бесновались от восторга. Наконец Малыш снял один рукав куртки и стал «обнаженную» руку, покрытую татуировками, прятать под полы куртки, делая вид, что ему очень стыдно. В этот момент Череп вскочил с места, подбежал к сцене и демонстративно засунул Малышу купюру за пояс рваных джинсовых шорт. Зал зааплодировал. Малыш великосветским жестом протянул Черепу обнаженную руку, тот ее поцеловал и, страшно довольный собой, отправился на место. В этот момент танцовщица, которой, как видно, надоело ждать, выскочила на сцену и стала с недовольным лицом что-то выговаривать Малышу – как видно, просила его вернуться на место. Но тут зал разразился таким протестующим ревом, что танцовщица плюнула и ушла со сцены. Малыш продолжил свой «стриптиз».
 – Надеюсь, – вполголоса сказала я Черепу, – он не весь будет раздеваться?
 – Малыш-то? – беззаботно переспросил Череп. – Да влегкую весь разденется. Он такой.
 – Света, – громко сказала я. – Нам пора домой баиньки. Не хватало еще смотреть, как мужики раздеваются.
 – Мам, тебя не поймешь, – обиделась Светка. – То ты недовольна, что мне девочки нравятся, теперь, оказывается, на мальчиков нельзя смотреть. Где логика?
 – Над-до ему куп-п-пюру в трусы с-с-сунуть, – пьяным голосом заявил Петя.
 – Ну вот, – сказала я Светке, – папа тоже устал. Пошли домой.
 На сцене между тем Малыш снял уже косуху, майку и уже вплотную подбирался к джинсовым шортам. Зал выл от восторга, оттуда пару раз выбегали какие-то дамочки и засовывали Малышу деньги за пояс. Мне даже показалось, что ему совали вовсе не одну купюру, а три или пять.
 – А что начнется, – вполголоса сказал Череп, – когда он трусы снимет. Вот тут такое начнется…
 Я резко встала:
 – Светка, Петя – домой!
 Светка поняла, что спорить уже бесполезно, поэтому встала и помогла мне поднять Петю из-за стола. Однако в этот момент музыка выключилась, зажегся верхний свет и официант сказал в микрофон:
 – Дорогой гость на сцене. Мы очень вам благодарны за изумительный танец, но просим все-таки освободить место для танцовщицы, потому что иначе она не получит деньги за выступление.
 – Но я же еще даже шорты не снял! – возмущенно прокричал Малыш.
 – Вот это мы особенно оценили, – ответил официант в микрофон. – Хотелось бы, чтобы на данной торжественной ноте это великолепное представление было и закончено. Согласитесь, что некоторая недосказанность придает выступлению особую пикантность.
 Малыш на сцене эту фразу выслушал с совершенно ошарашенным выражением лица.
 – Клево излагает, – заметил Череп. – Даже в репу дать не за что, хотя и хочется.
 Однако Малыш со сцены уходить не собирался. Байкеры, да и весь зал, тоже требовали продолжения банкета, в смысле – стриптиза. Малыш взялся за пояс шортов и стал без музыки выразительно покачивать бедрами. Публика зааплодировала.
 – Хорошо, – сдался официант. – Но только до трусов. Здесь дети.
 – Интересно! – возмутился Малыш. – Значит ваша стриптизерша может раздеваться так, что у нее даже гланды разглядеть можно, хотя здесь дети, а как я – мужчина в полном расцвете вторичных признаков – так только до трусов? Так нечестно! Вы лишаете зал отличного зрелища!
 – Нет, – сурово сказал официант. – На женский стриптиз у нас есть разрешение, а на мужской – отсутствует. Так что я вас очень прошу – раздеваться не до интима.
 – Интима на сцене не будет, – твердо пообещал Малыш.
 – Я не в этом смысле, – поправился официант. – Не до полной обнаженки.
 – Договорились, – сказал Малыш и подмигнул нашему столику. Байкеры засвистели и зааплодировали.
 – Мам, – заныла Светка, – он только до трусов. Ну давай досмотрим!
 – Ладно, – сказала я, нехотя опускаясь на свое место. – Но материнское сердце подсказывает, что зря я это делаю…
 – Да ладно вам, Анжелика Пантелеймоновна, – сказал Череп. – Светка уже взрослая девочка. Что она, в музеи не ходила, что ли? Вон, в Пушкинском какой Давид голый стоит – все как на ладони. Причем, заметьте, изрядных размеров.
 – Фу, какие ты пошлости говоришь, Череп, – с негодованием сказала я. – Давид – это искусство. К тому же, он мраморный и белый.
 – Ну, Малыш у нас тоже не негр, – усмехнулся Череп.
 – Да ну тебя, – отмахнулась я от него и стала наблюдать на Малышом.
 Официант между тем снова погасил свет и включил медленную музыку. Малыш, разогретый вниманием зала и ненавидящим взглядом стриптизерши, которая выглядывала из служебного помещения, куражился вовсю. Он совершал балетные па, то расстегивал, то застегивал молнию своих шортов, – короче говоря, устроил целое шоу. Публика неистовствовала. А уж когда Малыш изобразил нечто вроде шпагата (не доставая, правда, до пола примерно полметра), и в этом положении стал застегивать и расстегивать ширинку, затем дико взвыл, упал на пол и стал там кататься, – народ в зале повскакал со своих мест и устроил овацию.
 – Плохо дело, – сказал Череп невозмутимо. – Это вовсе не трюк. Он просто молнией себе достоинство прищемил.
 – Боже мой! – всполошилась я. – Мальчика надо срочно в больницу!
 Однако ничего катастрофического, как видно, не произошло. Малыш мужественно поднялся с искривленной улыбкой на лице и стал продолжать выступление. С шортами он решил больше не играться, поэтому быстро снял их, покрутил на руке, а затем изящным жестом бросил в сторону столика, за которым сидела компания молодых девушек. Те на этот жест отреагировали взрывом восторга.
 Официант предупреждающе кашлянул в микрофон, однако Малыш ему жестом показал, что он помнит о договоренностях, и что еще две минуты, после чего он закончит свое шоу. Официант сделал музыку погромче, и Малыш начал финальные прыжки по сцене.
 Честно говоря, мне было интересно, чем же он это все закончит. Предчувствия подсказывали, что после такого успеха Малыш вряд ли просто поклонится и сойдет со сцены. И точно! Улучив минуту, когда официант отвлекся на какой-то столик, Малыш в танце быстро оголил половину задницы, но снова вернул трусы обратно. Вот я так и знала, что этот стриптиз ничем хорошим не закончится!
 – Светка, пора домой, – сказала я. – Уже совсем поздно.
 – Да сейчас все закончится, – добродушно сказал Череп. – Его официант все равно со сцены сгонит.
 На сцене Малыш второй раз повторил процедуру с оголением зада. Официант между тем обслужил очередной столик, вернулся к барной стойке и стал внимательно следить за Малышом. Тот еще повихлялся по сцене, взялся за трусы и…
 Тут произошло совершенно неожиданное событие. В тот момент, когда Малыш, стоя спиной к служебному помещению, снова приспустил трусы (формально договоренности он не нарушал, ведь полной обнаженки не было), дверь помещения открылась и оттуда с диким лаем выскочила маленькая собачка неопределенной породы, науськиваемая стриптизершей. Собачка мгновенно промчалась через площадку с бассейном, находящуюся перед рестораном, прыгнула и… куснула несчастного Малыша прямо за задницу. Малыш взвыл и снова упал на сцену, не успев надеть обратно трусы. Зал взревел от восторга, и Малышу начали бешено аплодировать. За громом музыки собачку никто не услышал, тем более, что Малыш стоял лицом к залу, а собачка напала со спины, поэтому все решили, что это Малыш просто выкинул очередной фортель.
 Однако официант сразу понял, в чем дело, поэтому выключил музыку и включил свет. Малыш продолжал валяться на сцене, зажимая зад руками, завывая и причитая. Мы сразу бросились к нему, потому что жалко же парня. Собачка явно была какая-то психованная, – она продолжала бегать по залу, на всех лаять и хватать людей за ноги.
 К счастью, выяснилось, что масштабы разрушений, причиненные собачкой, невелики. Из гостиницы принесли аптечку, царапину Малыша смазали йодом и заклеили пластырем. После этого Череп у девичьей компании отобрал Малышовы шорты, парня одели и посадили за наш стол. Малыш поначалу был в не очень хорошем настроении, однако байкеры его наперебой поздравляли и заявляли, что это шоу было почище поджога Рима, после чего он быстро развеселился, хотя гримаса боли время от времени пробегала по его широкому лицу.
 Через некоторое время в зале все затихло. Собачку снова загнали в служебное помещение, стриптизерша вышла на сцену и продолжила свое выступление. Однако на нее уже почти никто в зале не обращал никакого внимания. Посетители ели, пили и обсуждали блестящее выступление Малыша. И где-то через десять минут на нашем столе выстроилась целая батарея разнокалиберных бутылок, с помощью которых народ выражал свое восхищение Малышовыми талантами.
 – Вот она, волшебная сила искусства, – сказал Малыш, открывая бутылку коньяка. – Ну что, вздрогнем?
 – Давай, – сказал Череп. – За тебя, Мата Хари ты наша.
 – Сам ты харя! – обиделся Малыш. – Нормальное лицо. Тетки тащятся, между прочим.
 – Да я не в этом смысле, – объяснил Череп. – Это так звали одну знаменитую стриптизершу конца прошлого века.
 – Вот оно что, – сразу успокоился Малыш. – Ну тогда мерси.
 – Ее, правда, позже обвинили в шпионаже и расстреляли, – добавил Череп.
 Малыш поперхнулся своей рюмкой.
 – Слушай, – попросил он Черепа, – а ты не мог бы меня называть просто Малышом? Я и так уже сегодня пострадавший два раза. Агрегат прищемил, а кроме того – был клюнут в попу злобной собакой.
 – Что за агрегат? – полюбопытствовала Светка.
 – Все, – сказала я, вставая. – Большое спасибо за сегодняшний вечер, но нам действительно пора домой. Уже почти утро. Свет, поднимайся, давай будить папу.
 Мы в четыре руки в каких-то десять минут растолкали Петю, который сладко проспал весь мужской стриптиз, подняли его и собрались домой. Череп сказал, что они сейчас выпьют все, что им прислали поклонницы Малыша, после чего заглянут на минутку на дискотеку – проверить на предмет внезапного оборзения какой-нибудь компании, – после чего тоже отправятся баиньки. На том мы и распрощались.
 – А что, – сказала Светка, когда мы добрались домой и уложили Петю в постель, – забавный вечерок получился.
 – Да уж, – ответила я. – Не скажу, что спокойный, но забавный – это точно.
 – Жалко, что нам уезжать послезавтра, – вздохнула Светка. – Все-таки здесь хорошо.
 – А мне уже надоело, – призналась я. – Домой хочу. В суровые будни.
 – У тебя этих суровых будней – весь год впереди, – сказала Светка. – Когда мы еще вот так вместе в отпуск поедем? Да и байкеров вытащить – не так уж и просто. Тебе понравилось с байкерами?
 – Байкеры – супер, – согласилась я. – Правда, уж больно буйные. Но зато с ними действительно весело… Ладно, давай спать ложиться. Уже утро на дворе.
 ***
 Уезжать мы собирались через день. Однако в ту ночь (правильнее сказать – утро) байкеры исполнили свою давнюю мечту и схлестнулись с местными на дискотеке. Их всех забрали в милицию и посадили на пятнадцать суток. Петя, узнав об этом, заявил, что своих он нигде в беде не оставляет, поэтому купил литровую бутылку водки и отправился к начальнику милиции. Вернулся он часов через пять изрядно поддавший, но зато с отпущенными байкерами, перед которыми было поставлено условие в течение 12 часов уехать из Лазаревского обратно в Москву.
 Поскольку Петю и через 12 часов было опасно сажать за руль в таком состоянии, Черепов мотоцикл наполовину разобрали и привязали к багажнику на крыше, после чего Череп сел за руль нашей «Волги», и вся кавалькада отправилась обратно в Москву. Машину Череп водил точно так же, как и мотоцикл, поэтому я на протяжении всего пути старалась не открывать глаза. Но зато обратно мы доехали почти в два раза быстрее, чем из Москвы в Лазаревское.
 По дороге домой никаких особых происшествий не было, за исключением того, что Слепой в дороге заснул и упал в канаву, Череп раз пять туда же съезжал на «Волге», потому что по мотоциклетной привычке пытался поворачивать туловищем, а Малыш украл у краснодарских гаишников «пушку» для определения скорости, и за нами была целая погоня. Но все обошлось, и мы в конце концов добрались домой.
 – Ну как, – спросил Петя дома, когда мы уселись пить чай. – Прав я оказался, что предложил поехать на юг вместо этих басурманских турций?
 – В общем, да, – сказала я миролюбиво.
 – С байкерами везде весело, – сказала Светка. – Но в Турции с ними было бы также весело.
 – Будешь перечить отцу, – сказал Петя, привычно «закипая» (что интересно, на отдыхе он этим не страдал; вероятно, это городской воздух так действует), – получишь хорошего ремня.
 – Да брось ты, папа, – лениво сказала Светка. – Я уже большая.
 – Те, которые не слушаются родителей, – назидательно сказал Петя, – в конце концов попадают в стриптизерши.
 – А что, – подняла брови Светка, – отличная работа. Трясешь попкой, а тебе в трусы деньги суют. Некоторые, правда, – подпустила она шпильку, – с первого раза в трусы не попадают, но такие попадаются не часто.
 – Сейчас я тебе в глаз с первого раза попаду, – совсем разозлился Петя.
 – Да хватит вам ссориться, – сказала я. – Отдых закончился. Давайте чай пить.
 И мы стали пить чай.
 ***