---------------------------------------------


 Пэлем Гринвел Вудхауз
 ЛОРД ЭМСВОРТ И ЕГО ПОДРУЖКА

 День был такой теплый, солнце так сияло, птицы — пели, что всякий, знакомый с девятым графом Эмсвортом, решил бы, что он гуляет в своих садах. На самом же деле он сидел в столовой и смотрел на копченую селедку таким горестным взглядом, что селедка даже поеживалась. Наступил тот понедельник августа, когда в конторах все свободны, а здесь, в Бландинге, удается создать небольшой ад.
 Ему, владельцу замка, запрещают в этот день гулять по своим садам в старом костюме. Силы, неподвластные графам, вбивают его в стоячий воротничок, венчают цилиндром и говорят, чтобы он был как можно приветливей. А под вечер тащат на помост и велят говорить речь. Что погода, что птицы для того, кому предстоит такой день?
 Сестра его, леди Констанс, беспечально глядела на него поверх своего кофе.
 — Какое утро! — сказала она.
 Лорд Эмсворт совсем загрустил. Этой ли женщине держаться так, словно все хорошо в лучшем из миров? Если бы не она с ее орлиной зоркостью, он бы увернулся хоть от цилиндра
 — Ты речь написал?
 — Да.
 — Смотри, заучи наизусть, а то будешь заикаться, как в прошлом году!
 Лорд Эмсворт отодвинул тарелку, он потерял аппетит.
 — И не забудь, сходи в деревню, там конкурс садиков.
 — Схожу, схожу, схожу, — сказал он. — Не забуду.
 — Я бы тоже сходила. Из Лондона понаехали дети. Надо им сказать, чтобы вели себя поприличней, когда придут на праздник. Ты знаешь, что такое лондонские дети. Макалистер говорит, вчера кто-то рвал у нас цветы.
 Такая новость глубоко огорчила бы графа, но сейчас он жалел себя и не шелохнулся. Кофе он пил, сокрушаясь о том, что это — не цикута.
 — Кстати, Макалистер снова говорил, что надо бы замостить тиссовую аллею.
 — Глаг! — сказал лорд Эмсворт, ибо (как всякий лингвист вам скажет) именно этот звук издают пэры Англии, когда они пьют кофе, а их мучают.
 Энгус Макалистер, главный садовник Бландинга, спал и видел, как бы замостить гравием прославленную аллею. Год за годом предлагал он хозяину свой проект и не смущался отказом. По всей вероятности, сейчас он принялся за старое.
 — Замостить! — Лорд Эмсворт окаменел во всю свою длину. Природа, полагал он, устлала аллею прекраснейшими мхами; но если это ей и безразлично, то он не потерпит, чтобы люди, похожие на подгнившую картошку, калечили и губили темно-зеленый бархат. — Замостить? Может, заасфальтировать?
 Лорду Эмсворту было плохо, а в такие минуты он бывал нестерпимо саркастичным.
 — А что? — сказала сестра. — Неплохая мысль. Тогда можно будет гулять в сырую погоду. Этот мох очень портит туфли.
 Лорд Эмсворт встал и ушел в тиссовую аллею. Там был садовник. Он смотрел на мох, как жрец, готовящийся к человеческому жертвоприношению.
 — Здравствуйте, — сказал ему лорд.
 — Здр-р-расте, милор-р-рд, — ответил садовник, и оба помолчали. Энгус Макалистер впечатал во мхи ногу, похожую на футляр из-под скрипки, выражая этим презрение и неприязнь к естественной поверхности. Лорд Эмсворт печально глядел на него сквозь очки. Он думал о том, почему Промысел Божий, если уж обязан поставлять садовников, допускает в них такую низость. Более того — неужели надо, чтобы этот садовник родился человеком? Из него бы вышел превосходный мул. Такого мула нетрудно любить.
 — Я говор-р-рил с миледи.
 — А?
 — Про дор-р-рожку.
 — Э?
 — Она не возр-р-ражает.
 — Вот как!
 Лорд Эмсворт стал темно-розовым, он искал слова, но посмотрел на садовника и осекся. Он знал такие взгляды, они — к уходу, и граф, ужасаясь, понял, насколько он зависит от этого человека.
 — Я… э… подумаю, — сказал он.
 — Фуф.
 — Сейчас мне надо в деревню. Мы еще увидимся.
 — Фуф…
 — А я пока что подумаю.
 — Фуф!
 О чем, о чем, но о конкурсе садиков в ближайшей деревне лорд Эмсворт думал с удовольствием. Обычно он это любил. Но сейчас, хотя он и увернулся от сестры, настроение у него было среднее. Легко ли гордой душе признать, что она себе не хозяйка? Словом, граф обходил садики не очень внимательно и немного оживился только в последнем.
 Садик был неплохой, стоило посмотреть поближе. Граф открыл калитку и вошел. Собака, дремавшая за бочкой, открыла один глаз. Она была мохнатая, а взгляд у нее — холодный, недоверчивый, как у маклера, который думает, что вы хотите его обмануть.
 Не вглядываясь в нее, лорд Эмсворт засеменил к клумбе желтофиолей и наклонился, чтобы их понюхать.
 Казалось бы, что такого — но собака встрепенулась, словно разгневанный домовладелец, и кинулась на пришельца.
 Из летописей Бландингского замка мы знаем, что девятый граф не умел справляться с чужими собаками. Он кричал «Уходи!» и прыгал с неожиданной ловкостью, когда открылась дверь и вышла девочка.
 — Брысь! — крикнула она.
 Услышав ее голос, собака легла на спину, лапами вверх, у ног пришельца, напомнив ему его самого перед шотландским садовником.
 Он посмотрел на девочку. Она была маленькая, лет двенадцати, но туманы и заботы придали ее лицу что-то такое, из-за чего лорд счел ее скорее ровесницей. Именно такие девочки в городских переулках таскают детей, которые не меньше их, ведя при этом за руку еще одного ребенка и выкликая третьего. Эта, здешняя, только что умылась и надела бархатное платье, видимо — самое лучшее, а волосы, не считаясь с модой, заплела в тугую косичку.
 — Э… спасибо, — сказал лорд Эмсворт.
 — Спасибо, сэр, — сказала девочка.
 Он не совсем понял, за что она его благодарит. Позже, когда они подружились, он открыл, что она благодарит всех за все, но сейчас удивился и долго моргал, глядя на нее сквозь пенсне. Ему вообще было трудно разговаривать с женщинами. Наконец он сказал:
 — Хорошая погода…
 — Да, сэр, — отвечала она. — Спасибо, сэр. Лорд Эмсворт посмотрел в свою бумажку.
 — Вы не дочь… э-э… Эбенезера Стокера?
 — Нет, сэр. Мы из города, сэр.
 — Из города? Там жарко. — Он помолчал, но вспомнил то, что слыхивал в молодости. — Много выезжали в этом сезоне?
 — Нет, сэр.
 — А как вас зовут?
 — Гледис, сэр. Спасибо, сэр. Это Эрн.
 Из домика вышел мальчик с огромным букетом. При третьем лице лорду Эмсворту стало легче.
 — Как поживаете? — сказал он. — Замечательные цветы. С приходом брата ободрилась и Гледис.
 — Правда? — заулыбалась она. — Я их нарвала там, в парке. Хозяин меня не поймал. Бежал, бежал, да куда ему! Еще камнем швырнула. Попала в подбородок.
 Лорд Эмсворт мог бы сказать ей, что парк принадлежит не Макалистеру, но из восхищения и благодарности просто смотрел на нее. Мало того, что одним только словом она укрощает диких собак, — она бросает камни в садовника, да еще и попадает! Какую ерунду пишут о нынешних девушках… Если они  такие  , они лучше тех, прежних.
 — А Эрн, — сказала она, меняя тему, — вымазал голову. Маслом. На праздник.
 — Праздник?
 — В ихнем парке.
 — Ах, вы идете в парк!
 — Да, сэр, спасибо, сэр.
 Впервые этот жуткий праздник показался лорду Эмсворту сносным.
 — Мы непременно разыщем друг друга, — сердечно сказал он. — Вы меня узнаете? Я буду… э-э… в цилиндре.
 — Эрн пойдет в панаме, — сказала она.
 Лорд Эмсворт поглядел на него с завистью. Он даже подумал, что эту панаму он знает. Они были вместе лет шесть, но сестра ее отняла и дала жене викария, на благотворительность. Он вздохнул.
 — До свиданья.
 — До свиданья, сэр. Спасибо, сэр.
 Задумчиво бредя по улочкам, он встретил леди Констанс.
 — А, Кларенс, вот ты где!
 — Да, — признался лорд Эмсворт.
 — Все осмотрел?
 — Да.
 — А я иду в этот дом. Викарий сказал, там девочка из Лондона. Благотворительная. Надо напомнить, чтобы вела себя поприличней. С остальными я уже виделась.
 — Думай, что говоришь, — сказал лорд Эмсворт. — Оставь свои штуки.
 — Что ты имеешь в виду?
 — Ты прекрасно знаешь. Я глубоко почитаю эту юную леди. Она проявила редкое мужество и удивительный разум. Я ее в обиду не дам.
 В бесчинствах, которые творились в последний понедельник августа, немалую роль играли школьники, и лорду Эмсворту, печально глядевшему на это из-под полей цилиндра, казалось, что у них очень странное понятие о развлечениях. Видимо, человек все же — Не венец природы.
 Мирные обитатели парка куда-то девались, оставляя его удивительно бойким детям и взрослым, которые, по всей вероятности, отбрасывали на это время всякий стыд. Посмотрите на миссис Роситер, думал граф, жену бакалейщика. В любой другой день она тиха, любезна, учтива, только что не падает на колени. А в этот? Шляпка съехала, щеки горят, просто дикарь какой-то. Пьет прямо из бутылки — правда, пепси, — а если не пьет, свистит в такую штуку, тещин язык.
 Это же его сады! Как они смеют свистеть тут в язык? А вот если бы он пришел к ней в садик, прямо на газон, что бы она запела?
 И заметьте, всегда стоит жара. Июль может кончиться снегом, но в первый понедельник августа, когда надо надеть воротничок, жара — тропическая.
 Конечно, думал лорд Эмсворт, человек честный, тут есть и плюсы, воротничок скорей размокнет. Сегодня, к примеру, он быстро превратился в мокрый компресс. Тоже неприятно…
 Рядом появилась величавая дама.
 — Кларенс!
 Лорд Эмсворт так изнемог и душой и телом, что даже леди Констанс мало что к этому прибавила.
 — Кларенс, как ты выглядишь!
 — Да, да… А как тут можно выглядеть? Если бы ты не заставляла…
 — Кларенс, ты не ребенок. Раз в году можно вспомнить, что ты джентльмен, а не бродяга.
 — Хоть бы цилиндр… Школьники беспокоятся.
 — В каком смысле?
 — Ну, вот сейчас я шел, где они играют в мяч — Господи, когда так жарко! — и один мальчик бросил полкокоса.
 — Если ты покажешь, какой именно мальчик, — участливо предложила сестра, — я велю его наказать.
 — Как это, покажешь? — удивился граф. — Они все одинаковые. А если бы я его узнал, я бы пожал ему руку. Мальчик, который бросает кокосы в цилиндр, очень умен. И воротничок…
 — Да, я как раз хотела сказать. Иди и смени. Это тряпка какая-то!
 — Констанс, ты подумай…
 — Иди сейчас же! Где твое достоинство? Всю жизнь, всю жизнь!.. Помню, в детстве…
 Лорду Эмсворту не хотелось вспоминать свое детство с памятливой сестрой.
 — Хорошо, хорошо, хорошо, — сказал он. — Иду, сменю.
 — Скорее! Сейчас начнется чай. Лорд Эмсворт задрожал.
 — Надо туда идти?
 — Конечно, надо. Вспомни, ты владелец замка!
 На это лорд Эмсворт горько усмехнулся.
 Владельцу замка всегда казалось, что этот праздник хуже всего, когда они пьют чай в большом шатре. Потом бывает полегче, вполне сносно, пока не выйдешь на помост, не прокашляешься и не начнешь вспоминать, что ты, собственно, хочешь поведать беспардонному сборищу. А вот после этого — отдыхай до следующего августа.
 Шатер стоял весь день под палящим солнцем, и библейские отроки, окажись они здесь, узнали бы немало нового об огненных печах. Лорд Эмсворт задержался, меняя воротничок, и очень повеселел, когда новый, стоячий, тут же ослабил свою хватку. На том веселье и кончилось. Наметанным глазом несчастный лорд определил, что нынешний пир затмил все, какие были.
 Обычно местные школьники отличались скорее тупостью. Конечно, везде есть свои герои — тут, в Бландинге, придут на память имена Уилли Дрейка и Томаса (Крысы) Бленкирона, — но с этими мальчиками, как правило, вполне справлялся помощник викария. Нынешнее чаепитие напоминало собрание санкюлотов, потому что из Лондона в деревню привезли новых детей.
 В ребенке, выросшем среди консервных банок и капустных кочерыжек, есть своя, особая легкость. Многолетние перебранки с родителями и родными исцеляют от последних следов робости и дают ту раскованность, благодаря которой открыто выражают свое мнение о чьей бы то ни было внешности. Уже обсудили, что помощник викария косит, а у другого учителя торчат зубы. Лорд Эмсворт соображал не очень быстро, но тут догадался, что цилиндр лучше снять.
 Однако это не понадобилось. Когда он только поднял руку, цилиндр сшибли заварным пирожным.
 Что ж, даже Констанс, при всем ее неразумии, не станет ждать, что он будет сидеть и улыбаться. Законы поруганы, царит анархия. Помощник викария пытался сколотить временное правительство, но тут нужен только один человек, царь Ирод. Чувствуя себя аристократом, уходящим из-под гильотины, лорд Эмсворт направился к выходу.
 Просто в парке, в аллеях, было тише, но ненамного. Граф нашел лишь одно совсем спокойное место — сарай у пруда, куда в более счастливое время загоняли коров. Но, чуть-чуть отдышавшись в прохладном сумраке, хозяин замка услышал странный звук, вроде смешка.
 Нет, что же это такое! Весь парк — в их распоряжении, а эти адские дети еще и сюда проникли!
 — Кто там? — грозно, как его предки, спросил он.
 — Я, сэр. Спасибо, сэр.
 Только один человек на свете мог благодарить за такое рявканье. Гнев гордого графа сменился угрызениями. Так чувствует себя человек, пнувший по ошибке любимую собаку.
 — О, Господи! — воскликнул он. — Что вы тут делаете?
 — Спасибо, сэр. Меня посадили, сэр.
 — То есть как посадили? За что?
 — За воровство, сэр.
 — Воровство? Странно! Что же вы украли?
 — Две булочки, два сангвича, два яблока, кусок пирога.
 Девочка уже вышла из угла и стояла перед ним. Украденные предметы она перечисляла напевно, словно отвечала таблицу умножения. Но глаза у нее были мокрые, а лорд Эмсворт не мог спокойно видеть женских слез.
 — Вот вам платок, — сказал он, давая ей платок.
 — Спасибо, сэр.
 — Так что вы украли? Булочки… и
 — …два сангвича, сэр, два яблока, кусок пирога.
 — Вы их съели?
 — Нет, сэр. Они для Эрна, сэр.
 — Для Эрна? А, да! Для Эрна.
 — Да, сэр.
 — А почему он их сам не взял? Он такой… уверенный. — Лорд Эмсворт, истинный рыцарь, не любил этой нынешней манеры взваливать все на женщин.
 — Его не пустили, сэр.
 — То есть как не пустили? Кто?
 — Хозяйка, сэр.
 — Какая хозяйка?
 — Которая приходила после вас.
 Констанс! Нет, что же это? Какое у нее право распоряжаться его гостями? Можно зайти далеко, но не до такой же степени…
 — Какой ужас! — воскликнул он.
 — Да, сэр.
 — Это тирания! А почему она его не пустила?
 — Она обиделась, сэр, что он укусил ее за ногу.
 — Укусил в ногу?
 — Да, сэр. Как будто он собака. А хозяйка обиделась, а я сказала, что принесу ему поесть.
 Лорд Эмсворт тяжело задышал. Он и не думал, что в наше время еще есть такие семьи. Сестра кидает камни в Макалистера, брат кусает Констанс… Просто сага о героях и полубогах!
 — Я думала, если я сама не поем, будет все ему. Две порции.
 — Не поедите? — переспросил лорд Эмсворт. — Вы хотите сказать, что не ужинали?
 — Да, сэр. Спасибо, сэр. Я думала, я не съем свое, и отнесу ему, и возьму его, будет две порции. Мое и его.
 У лорда Эмсворта немного закружилась голова.
 — Господи! — выговорил он. — В жизни не слышал такого ужаса. Немедленно идемте туда!
 — Хозяйка сказала, сэр, чтоб я сидела тут.
 — Черт с ней!
 — Хорошо, сэр. Спасибо, сэр.
 Через пять минут дворецкий Бидж, прикорнувший у себя в комнате, услышал звонок. Повинуясь своему господину, он пошел в библиотеку, где и нашел не только его, но и юную особу, при виде которой едва не поднял брови.
 — Бидж!
 — Да, милорд? — Эта леди выпьет чаю.
 — Слушаюсь, милорд.
 — У нее есть брат. — Вот как, милорд?
 — Она понесет ему… — Лорд Эмсворт обернулся к гостье. — Он любит курицу?
 — У-ух!
 — Простите?
 — Да, сэр. Спасибо, сэр.
 — А ветчину?
 — Спасибо, сэр.
 — У него нет подагры?
 — Нет, сэр. Спасибо.
 — Превосходно! Тогда — легкого вина. Мне недавно прислали на пробу, — объяснил он даме, — ничего особенного, но пить можно, можно. Я бы хотел узнать мнение вашего брата. Присмотрите, пожалуйста, чтобы все положили в корзинку, — прибавил он, — и оставьте в холле, Бидж, мы заберем на обратном пути.
 Когда они выходили из высоких дверей, уже царила прохлада. Сжимая одной рукой руку своего благодетеля, другой — ручку корзинки, Гледис блаженно вздыхала. Поужинала она хорошо. Желать было нечего.
 Лорд Эмсворт так не думал.
 — Может быть, Эрнст еще чего-нибудь хочет? — спрашивал он. — Вы скажите. Бидж, вам ничего не приходит в голову?
 — Нет, милорд. Хотя — простите, милорд, — я бы положил крутых яиц и баночку варенья.
 — Прекрасно! А еще что?
 Глаза у Гледис робко засветились.
 — Можно мне цыточков? — спросила она.
 — Конечно, — сказал граф. — Конечно, конечно, конечно. Всенепременно. Бидж, что такое цыточки?
 — Цветы, милорд.
 — Да, сэр. Спасибо, сэр.
 — О? — сказал лорд Эмсворт. — Цветы? Да, да, да, да. Понятно. Хм.
 Он снял пенсне, протер, надел и посмотрел на сад, весело расстилавшийся перед ним. Цыточки! Ничего не скажешь, они тут были. Флоксы, левкои, ноготки, ирисы, ромашки, гвоздики, лобелии, гелиотроп, анютины глазки… Но кто их даст сорвать? Рыжие усы Макалистера сверкали над этим раем, словно огненный меч.
 Просить цветы надо так: ждешь, пока садовник будет в добром духе (это бывает редко), осторожно заводишь беседу, выбираешь момент и спрашиваешь, нельзя ли цветочек-другой в вазу?
 — Я… э… — начал лорд Эмсворт.
 И остановился, увидев во внезапном озарении, что он — жалкий отпрыск бесстрашных предков, которые, при всех своих недостатках, со слугами обращаться умели. Конечно, у них были кое-какие преимущества — рассердишься, например, и разрубишь садовника на четыре части, — но даже и при этом они лучше его, если из-за его низкой трусости эта; замечательная девочка и ее благородный брат останутся без цветов.
 — Конечно, конечно, конечно, — сказал он. — Берите, сколько хотите!
 Вот почему Энгус Макалистер, притаившийся в парнике, словно зверь в берлоге, увидел страшные вещи: по священному саду, собирая цветы, ходила какая-то девочка, мало того — та самая девочка, которая недавно метнула в него камень. Пыхтя и ревя, как паровой котел перед взрывом, садовник выскочил на дорожку.
 Гледис, городская жительница, привыкла к неприятностям, но это уж было слишком. Она кинулась к своему паладину и спряталась за его спиной, вцепившись в фалды фрака.
 Лорд Эмсворт и сам испугался. Да, он вспомнил предков и отринул страх, но при этом он думал, что садовник где-нибудь далеко. Когда же он увидел рыжие усы и горящие глаза, он испытал примерно то, что испытывал английский пехотинец при Беннокберне.
 Но тут все изменилось.
 Казалось бы, пустяк, но для графа изменилось все, когда Гледис, ища защиты, сунула в его руку маленькую, горячую ладонь.
 — Он уже рядом, — сказал ему комплекс неполноценности.
 — Ну и что? — осадил его граф.
 — Бей и круши! — сказали предки в другое ухо.
 — Спасибо, — сказал граф, — сам справлюсь. Он поправил пенсне. Садовник уйдет? Что ж, наймем другого.
 — Да? — сказал граф Энгусу Макалистеру и снял цилиндр. — В чем дело? — Он почистил цилиндр и надел. — Вас что-то беспокоит?
 Он поднял голову. Цилиндр упал. Без него он совсем ободрился.
 — Эта дама, — сказал лорд Эмсворт, — собирает букет с моего разрешения. Если вы с чем-то не согласны, сообщите мне, мы потолкуем. Сады, любезный Макалистер, принадлежат не вам. Если вас это огорчает — что ж, ищите другого хозяина… э… более сговорчивого. Я высоко ценю ваши услуги, но не позволю распоряжаться в моих владениях. А, Господи!.. — прибавил граф, немного все испортив.
 Природа затаила дыхание. Затаили его и флоксы, и левкои, и гвоздики, ноготки, ирисы, гелиотроп, лобелии, ромашки, глазки. Где-то вдалеке орали дети, видимо — что-то ломали. Вечерний ветерок улегся.
 Энгус Макалистер выглядел так, как выглядит птица, на которую зарычал червяк. Ему не хотелось уходить, очень не хотелось. Он любил эти сады, без них он — на чужбине… Он стоял и крутил ус, но это не помогало.
 И он решил. Все ж лучше не быть Наполеоном, чем быть Наполеоном в изгнании.
 — Фффф! — сказал он.
 — Да, кстати, — сказал лорд Эмсворт, — насчет аллеи. Мостить ее не будем. Ни в коем случае. Там же мох. Можно ли портить самое прекрасное место в самом прекрасном парке нашего королевства? Нет, нельзя. Вы не в Глазго, Макалистер, вы в Бландинге. Можете идти.
 — Ффф…
 Садовник повернулся и ушел в теплицу. Природа задышала. Ветерок появился снова. Птицы, застывшие на высокой ноте, залились трелью.
 Лорд Эмсворт вынул платок и вытер лоб. Быть может, это нагловато, но ему хотелось — да, да! — чтобы сейчас пришла леди Констанс.
 Она и пришла.
 — Кларенс!
 Да, она бежала к нему, взволнованная, как садовник.
 — Кла-аренс!
 — Ты не попугай, — сказал граф. — Я слышал. В чем дело, Констанс?
 — В чем дело? Посмотри на часы! Тебя ждут! Ты должен говорить речь.
 Лорд Эмсворт твердо встретил ее взгляд.
 — Нет, не должен, — отвечал он. — Я не люблю говорить речей. Если они тебе нужны, попроси викария. Или скажи сама. Речь, вы подумайте! — Он обернулся к Гледис. — А теперь, душенька, разреши мне переодеться. Надену что-нибудь человеческое, и пойдем в деревню, потолкуем с твоим братом.