Аннотация: Группе Сергея Пастухова поручено найти и обезвредить секретное супероружие, за которым ведут охоту исламские террористы. Однако очень скоро солдаты удачи начинают понимать, что дело вовсе не в секретном оружии, его, может, и вовсе не существует, но здесьзамешаны большие деньги и большая политика. Им же отведена лишь роль пешек-исполнителей. Могут ли смириться с этим настоящие профессионалы? Пастух и его друзья вступают в жестокую схватку не только с террористами, но и с ложью, которая опутала `проект `Меркурий`.


---------------------------------------------


 Андрей Таманцев
 Пешки в Большой игре


 Вы все хотели жить смолоду,
 Вы все хотели быть вечными, —
 И вот войной перемолоты,
 Ну а в церквах стали свечками.

    А.Чикунов



 Глава первая


 Карачи. 19 февраля. Землетрясение силой семь баллов по шкале Рихтера почти полностью разрушило пригород столицы. Подземные толчки произошли в пять часов утра, когда жители еще не покинули своих домов. Многочисленные пожары и разрушения. Спасатели не справляются с масштабом бедствия. На этот момент насчитывается около трех тысяч погибших (ИТАР-ТАСС).


* * *

 Тормоза взвизгнули перепуганно, машина остановилась как вкопанная, чуть покачиваясь от стремительного бега.
 — Нет! — закричал человек, сидевший позади водителя.
 Руки у него были связаны за спиной, он видел только бритый, толстый затылок сидевшего за рулем громилы.
 — Вылезай, — тихо, но твердо произнес громила.
 — Нет! Не надо, я вас прошу! — снова закричал человек.
 На пустынной проселочной дороге его вряд ли кто-нибудь мог услышать. Но он кричал, потому что знал: сейчас его убьют.
 Громила лениво пожал плечами.
 — Тогда говори, — сказал он, не оборачиваясь.
 — Что говорить, что?!
 Громила помолчал, рукой с сосисочными пальцами почесал макушку.
 — Вылезай! — повторил он с раздражением.
 — Нет! Нет! Я скажу, ладно, я скажу. Везите меня, я все скажу.
 — Куда тебя еще везти? Здесь говори.
 — Но я... Но вы... Пожалуйста, я скажу, но вы же ничего не поймете.
 — А это не моего ума дело, — сказал громила. И включил магнитофон. — Сюда говори.
 — А потом вы меня убьете? — тонким голосом спросил человек.
 — Ага, — ответил его мучитель.
 — Тогда я ничего не скажу.
 — Тогда я буду тебя бить. — Громила выключил магнитофон. — Выбью тебе все зубы и заставлю их съесть. Потом отрежу тебе пальцы, по одному, все десять. — Громила снова почесал макушку. — Нет, все двадцать, на ногах — тоже. Ты будешь подыхать медленно, ты все равно все скажешь, но тебе будет очень больно. А перед смертью я отрежу тебе уши и тоже заставлю съесть и выдавлю глаза. — Мучитель показал большими пальцами рук, как он выдавит глаза. — А если будешь умницей, я просто выстрелю тебе в сердце и ты умрешь легко и быстро. Ну!
 — Я ничего не скажу!
 Громила, почти не оборачиваясь, ребром ладони ударил пленника по лицу. У того кровь потекла из носа, он тоненько заныл. Вытереть кровь не было возможности, потому что руки у него были связаны за спиной.
 — Не надо, не бейте, я все скажу.
 Громила снова включил магнитофон.
 — Проблема направленного тектонического взрыва — слишком серьезная проблема, решить ее пока не удавалось никому. Есть какие-то разработки, но они все находятся в стадии гипотез.
 Человек шмыгнул носом, втягивая кровь.
 — Это все? — спросил громила.
 — Да. Больше я ничего не знаю.
 Парень выключил магнитофон, снова, не оборачиваясь, махнул рукой. Пленник не увидел ножа, но почувствовал, как его лоб обожгла острая боль. Кровь сразу залила лицо. Было не столько больно, сколько страшно, кожа свесилась почти на глаза.
 Человек снова закричал.
 — Ну, я включаю? — спросил громила.
 — Да! Да! — взвизгнул человек. Громила щелкнул кнопкой.
 — В СССР велись такие разработки, кажется, в бакинском институте. Да! В Баку. Но они были прекращены.
 Бандит повел плечом, человек сжался и заторопил слова.
 — Принцип такого оружия основан на том, что тщательно исследуемые места напряжения плит земной коры заносятся на компьютерную карту, специальная программа вычисляет места, силу и время воздействия на эти напряженные места, которые даже при небольшом воздействии вызывают эффект цепной реакции в земной коре и вызывают землетрясения в нужном месте и нужной силы. Эти места напряжения называются «спусковой крючок», их достаточно много на границах тектонических плит.
 — Спусковой крючок, — хмыкнул мучитель.
 — Да, — подобострастно сказал пленник, — они как раз и являются самыми уязвимыми в структуре земной коры. При этом не обязательно воздействовать на «спусковой крючок» непосредственно, направленный взрыв из достаточно глубокой шахты прокатится до самого места напряжения и вызовет нужную реакцию. Собственно, вызвать землетрясение в нужном месте можно вообще с другого конца земли. Но это все еще находится в стадии предварительных разработок...
 — Хорош, — сказал парень.
 — Нет-нет, я не закончил, я еще много могу сказать.
 Громила нажал кнопку «стоп», вынул кассету и вставил другую.
 — Давай.
 — Самый главный компонент такого оружия — сейсмограф повышенной чувствительности, который располагается в самой шахте и посылает сигнал на компьютер, отдавая команду в место направленного взрыва. Я знаю, что такой сейсмограф был создан. Но, кажется, его потом уничтожили, поскольку без точной компьютерной программы точность тектонического оружия была равна всего лишь пятнадцати процентам. То есть землетрясение возникало совсем не в том месте, в котором требовалось. Так было вызвано землетрясение в Спитаке, а не в Кандагаре.
 — Где этот аппарат? — спросил громила.
 — Хранился на испытательной базе Где-то в Таджикистане. Потом — не знаю. Разработки закрыли восемь лет назад.
 — Все? — спросил громила.
 — Нет-нет, я еще много знаю, я, например, могу рассказать принцип действия сверхточного сейсмографа. Рассказать?
 — Давай, — лениво ответил мучитель.
 — Но для этого мне надо чертить, писать цифры...
 — Словами давай, словами... Громила не договорил, глянув в зеркальце заднего вида.
 По дороге к ним приближался черный джип.
 — Но словами я не... — начал было человек.
 — Заткнись! — гаркнул громила. Черный джип приближался.
 — Помогите! — закричал человек, когда джип поравнялся с их машиной.
 — Заткнись, сука! — зарычал громила.
 Но джип остановился.
 Из кабины водителя выпорхнула милая девушка в светлом платье. Направилась к машине.
 Парень двинул пленника под дых, тот согнулся пополам, затих.
 — Простите, — наклонилась к закрытому окошку водителя девушка. — Это дорога на Суворово?
 — Чего? — не понял громила.
 — Это дорога на Суворово? Я, кажется, заблудилась.
 Парень быстро оглянулся. Больше никого на дороге не было.
 — Какое еще Суворово, катись отсюда!
 — Ну как же, Суворово — это где-то здесь, — растерялась девушка. И заглянула на заднее сиденье. — Ой, а кто это? Он поранился?
 Парень раздраженно вздохнул, вынул пистолет и открыл окошко, чтобы убить ненужную свидетельницу.
 Последнее, что он увидел, — выкинутые прямо ему в лицо тонкие руки девушки. Нет, не последнее, когда его голова, быстро и точно отрезанная от шеи, отвалилась назад, мозг еще успел запечатлеть округлившиеся глаза человека на заднем сиденье.
 Тот не поверил в свое спасение, он впервые увидел лицо мучителя, правда перевернутое.
 — Быстро, вылезайте, — отворила дверцу девушка. — Боже, как вы поранились.
 — Вы... Меня... я уже... Спасибо... — лепетал спасенный.
 Девушка оглянулась по сторонам — на дороге по-прежнему было пусто, забрала у убитого магнитофон, отерла кровь и сказала в микрофон:
 — Все в порядке.
 Потом помогла человеку пересесть в свой джип, быстро перевязала его голову, но веревки почему-то не разрезала. Потом что-то достала из бардачка, выбежала и это что-то кинула в открытое окошко водителя.
 Быстро вскочила на водительское место, и джип сорвался с места.
 Человек только успел увидеть в заднее окно, как машина, в которой его только что мучили, взлетела на воздух.
 — Вам, кажется, нужна была бумага, чтобы писать и чертить, — сказал девушка. — У нас бумаги вдоволь. Человек тихонько заскулил.
 — Я ничего не знаю, я наврал, я хотел жить.
 — Ну не все вы наврали, надеюсь, откуда-то вы знаете то, что нас интересует...
 — Вы не понимаете, я просто краем уха слышал...
 — От кого?
 — Ну у нас в институте говорили...
 — Кто говорил?
 — Да все... Все что-то слышали... Отпустите меня. Я никому ничего...
 — Разумеется. Может быть, вы знаете, кто этим занимался вплотную?
 — А я разве не сказал? Да, я знаю, знаю, Игорь этим занимался.
 — Какой Игорь?
 — Филин.




 Глава вторая


 Сергей Пастухов взял две свечи. Зажег и поставил рядом.
 Он тихо радовался в душе, что берет всего две свечи. Это значило, что он потерял всего двоих друзей. А мог потерять куда больше. Мог потерять всех...
 Он стоял в звенящей тишине сводчатого зала, молча смотрел на вздрагивающий огонь, отражающийся в окладах икон, и думал о том, что все чаще приходит сюда не только по долгу, не только для того, чтобы помянуть погибших друзей. Просто в этом мире ему все чаще стало не хватать чего-то надежного и неизменного, чего-то, не требующего доказательств, гарантий или залогов, чего-то более определенного и истинного, чем «государственные интересы», «материальное вознаграждение» или «личные счеты». И все чаще его мучил вопрос: чей я солдат, Господи? Как узнать?..
 В этой маленькой церквушке в Спас-Заулке лежат его друзья. А они чьими солдатами были?
 Неужели...
 Нет. Только не солдатами Сатаны, это уж точно. Но вот солдатами ли Бога? Ну, скажем скромнее, были ли его погибшие друзья, он сам, живые его товарищи солдатами добра?
 Нет ответа...
 К Пастухову тихо, словно стараясь не нарушить его уединение, подошел отец Андрей. Сергею не было еще тридцати, и священник примерно того же возраста. И это единственное, что было между ними общего.
 — В книге Екклесиаста, — тихо произнес священник, словно угадав мысли Сергея, — сказано: «И обратился я и видел под солнцем, что не проворным дается успешный бег, не храбрым — победа, не мудрым — хлеб, и не разумным — богатство...»
 — Да, — кивнул Сергей.
 — "...но время и случай для всех их", — закончил цитату священник.
 Сергей посмотрел на косые лучи, прорезавшие полумрак церкви, и подумал, что в такой день наверняка умирать особенно не хочется, А когда хочется? В морось? В стужу?
 Никогда.
 Машину он оставил за церковной оградой, обсаженной с двух сторон густым кустарником, поэтому не сразу заметил человека, который, опершись спиной о борт пастуховского джипа, курил сигарету и терпеливо ждал хозяина.
 Сергей остановился. Вот что решит сейчас, то и сделает. Решит — все, баста, хватит, навоевался — и не будет никакого разговора. И в самом деле — навоевался, хватит. Ведь минуту назад об этом же думал. И все казалось так ясно.
 Полковник секретной службы Голубков конечно же не случайно оказался здесь. И — это тоже прекрасно понимал Сергей — его снова зовут стать солдатом, а значит, опять повернуть свою жизнь.
 Сергей Пастухов, бывший капитан спецназа, никогда не избегал этих поворотов. Что бы они ему ни приносили. Даже если вспомнить Чечню, встречу с мясниками от медицины, его отказ выполнять чудовищные приказы генерала, а главное — его страшное знание содеянного не им. Тогда он ощутил себя невольно измазанным невинной кровью. И уволившие его с формулировкой «За невыполнение приказа вышестоящего начальника»" прекрасно знали об истинных причинах увольнения.
 И на этот раз он просто подошел, открыл двери своего джипа, сказал:
 — Здравствуйте. Садитесь. Червонец километр.
 — Не жирно ли? — откликнулся полковник.
 — В самый раз...
 Голубков был начальником отдела оперативного планирования, следовательно, разработчиком, а Пастухов исполнителем. Иногда норовистым. И умный мужик Голубков прощал ему эту норовистость.
 Оба хотели отшутиться, и обоим это не удалось. Но если бы Сергей знал наперед, что именно с этого разговора ближайшие дни превратятся для него в выматывающую, смертельно опасную гонку, он обязательно подосадовал бы на то, как глупо было смазано начало.
 — Не до шуток, Сережа, — сказал Голубков.
 Сергей кивнул и завел двигатель. Джип довольно фыркнул и выкатил на дорогу в Затопино, где жил с семьей Сергей.
 — Вы ни разу не объявлялись в моем поле зрения ради шуток, — сказал Сергей, словно оправдываясь. — У вас каждый раз слишком озабоченный вид.
 — Да? Ладно, я подумаю над этим...
 — Ну так что случилось, Константин Дмитриевич?
 Голубков вместо ответа закурил очередную сигарету, и Сергей понял, что разговор предстоит не на пять минут.
 — Давай в Москву, — попросил полковник. Какое-то мгновение они смотрели друг другу в глаза.
 — Это важнее, чем все прежнее, — произнес наконец Голубков. — И боюсь, у нас очень мало времени.
 — Да-а, время, — растянул Сергей, — время и случай.
 Он включил левый поворотник и лихо развернулся. Машину резко качнуло на противоположном кювете, полковник стукнулся плечом о дверцу и что-то недовольно проворчал, а Сергей тем временем вывел своп джип на дорогу и погнал его к шоссе.
 — Ты чего лихачишь не по делу? — недовольно спросил Голубков.
 — Так ведь торопимся, Константин Дмитриевич. Полковник покачал головой:
 — Не на тот свет.
 — Это верно. А куда?
 Полковник откинулся на спинку кресла и только теперь заговорил.
 — Слушай, Сережа, — сказал он. — Дело нехитрое, но очень важное.
 Сергей кивнул, давая понять, что внимательно слушает.
 — В Баку есть такое заведение — институт геологии, — начал Голубков. — Надо проникнуть туда и вынести информацию об одной секретной разработке. Причем так, чтобы этого никто не заметил.
 — А селитру из школьной лаборатории вам украсть не надо? — спросил Сергей. Голубков немного подумал.
 — Нет, — сказал он уверенно. Сергей, не удержавшись, даже оторвался от дороги, чтобы взглянуть на полковника.
 — Бывшие союзнички напортачили?
 — Почему бывшие? Мы со всеми, особенно с ближними, хотим жить в мире и согласии. Так что дело предстоит деликатное.
 — А когда нам поручались дела не деликатные? — спросил Сергей и сам же ответил: — Да никогда.
 Государству опять понадобились они — Сергей Пастухов и его команда. Это понятно. Иначе полковник не появился бы здесь. И понадобились они государству потому, что никому не принадлежат и ни в каких штатах не состоят. Наемники. Солдаты удачи. Никому не подотчетные. Да при этом способные выполнить то, что не под силу многим другим. Оно — государство — в некоторых щекотливых случаях очень высоко ценит это качество и более или менее щедро его оплачивает. Кому, как не Сергею, об этом знать. Но то, что предложил Голубков, больше смахивает на банальную кражу.
 — Константин Дмитриевич, — сказал Сергей, — вы бы поконкретней как-нибудь.
 — Дело в том, — продолжил полковник, — что это военная разработка, которая имеет очень большое стратегическое значение, Сережа. И задумана она была еще в Союзе. После развала Союза основные материалы остались в Баку, поскольку основная группа разработчиков находилась именно там, в бакинском институте геологии. Сначала об этом не думали, но теперь, когда возникла необходимость продолжить исследования, и — что, может быть, важнее — сохранить уже сделанное, эти материалы потребовалось вернуть в Москву.
 — Это правда серьезно?
 — Серьезней ядерного оружия.
 — Что, началась охота?
 — Охота началась давно. Вот мы и боимся, что ловцы уже подвели сачок. — Голубков немного помолчал, а потом взглянул на Сергея. — Надо полностью исключить любую подобную возможность и изъять материалы, относящиеся к разработке. И сделать это надо очень быстро.
 — Как быстро?
 — Вчера.




 Глава третья


 Стоящий у окна и нервно ждущий звонка человек обладал совершенно обыкновенной фамилией Иванов. Впрочем, внешностью — тоже. Все было на месте, но слишком на месте, что ли.
 Такую ошибку на первых порах допустил знаменитый профессор Герасимов, восстанавливая по черепу облик человека. Он сделал лицо совершенно симметричным. И оно не было похоже на контрольную фотографию Человек асимметричен, тем и запоминается.
 В лице Иванова природа уже совершила ошибку. Но, может быть, не ошибку...
 Наконец звякнул звонок. Иванов оторвался от урбанистического пейзажа за окном.
 — Жду, — сказали в трубке.
 — Еду, — тоже коротко ответил Иванов.
 Через несколько минут он и невысокий человек, немного суетливый, но с выражением застарелого чиновного чванства на лице, уже шли по коридорам Государственной думы:
 — ...Мустафа не сам по себе, у него наверняка есть хозяин за спиной. Он не сможет отказаться от такого предложения. У него рука не поднимется...
 — Он может испугаться, — ответил человек, торопившийся вслед за Ивановым, причем в его словах явно проскальзывали те самые оттенки страха, которые он приписывал Мустафе.
 — Так не будем его пугать, — пожал плечами Иванов.
 — Но как же?..
 Остановившись у двери с табличкой «депутат Владимир Петрович Круглое», Иванов взглянул на своего спутника.
 — Я все возьму на себя, господин депутат Иван Петрович Круглов, — сказал он с легкой улыбкой, потом раскрыл дверь и пропустил спутника в помещение первым.
 Секретарша тут же подняла на них взгляд и неуверенно улыбнулась.
 — Пришел?
 — Пришел, Владимир Петрович, — сказала она Круглову, — я провела его в кабинет.
 — Правильно. Где Шафран? Как появится, срочно ко мне.
 — Хорошо. — И секретарша тут же схватила телефонную трубку.
 В кабинете депутата навстречу вошедшим встал худощавый, смуглый обладатель аккуратной бородки и белозубой улыбки.
 — Приветствую вас, Владимир Петрович, — расцвел гость. — Как говорят на Востоке, мир вашему дому, радость вашим глазам.
 — Здравствуй, Мустафа, — откликнулся депутат, подходя к гостю и пожимая ему руку. — Вечерний намаз не пропустишь?
 Мустафа широко улыбнулся.
 С Ивановым Мустафа поздоровался молча. Только легкий поклон.
 Владимир Петрович уселся на свое кресло за столом. Мустафа сел напротив. Иванов сбоку.
 — Кофе? Чай?
 — Чай, — сказал Мустафа, а Иванов отрицательно покачал головой.
 Владимир Петрович распорядился.
 — Ты знаешь, Мустафа, — сказал он в ожидании чая, — мы с тобой давно знакомы, а ты меня все не перестаешь удивлять. Тебе сколько лет?
 Мустафа развел руками.
 — Все мои годы у Всевышнего, — сказал он.
 — Лет пятьдесят, наверное, — бестактно сказал Круглов. — А выглядишь на тридцать. Что, не пьешь, не куришь, баб не трясешь? А? Ха-ха-ха...
 Однако, манеры, подумал Иванов. Он знал, что Владимир Петрович боится.
 — Ну, к делу. Насколько я понимаю, — сказал тот, когда секретарша принесла чай и удалилась, — у твоих заказчиков, Мустафа, появились какие-то новые условия?
 — Никаких новых условий, — ответил с улыбкой Мустафа. Похоже, улыбался он всегда. На всякий случай.
 — Разве? — удивился Владимир Петрович и перевел взгляд на Иванова.
 — Условие одно, — продолжил Мустафа, — они согласны оказать посильную финансовую помощь вашему политическому движению, но только после того, как получат возможность познакомиться с господином Филиным.
 — Тогда в чем же дело? Кажется, специалисты вполне определенно высказались о господине Филине и полностью подтвердили его абсолютную компетенцию. Неужели этого недостаточно?
 — Достаточно, — согласился Мустафа. — Но они платят и хотят знать, за что платят. Вчера у меня был разговор с ними. Они на днях закончили оборудование научного центра и предложили следующее. Через четыре дня туда приедут все, кто имеет отношение к этому вопросу. Если господин Филин будет там в указанное время, то деньги они обещают перевести в тот же день на любой счет.
 — Но ведь господин Филин... — снова начал Владимир Петрович, и Иванов его снова перебил:
 — Господин Филин не станет отказываться от выгодного предложения. Я уверен, что завтра же он даст свое согласие...




 Глава четвертая


 Они вышли после утреннего намаза.
 Их командир был без руки, но вместо нее блестел на утреннем красном солнце стальной крюк. Они между собой его так и называли по-арабски — «Крюк».
 Воины Аллаха, они не знали ни страха, ни отчаяния, ни жалости, ни боли. В лагере под Кабулом их специально этому обучали — не знать ничего в этой жизни, кроме высокого стремления к победе. Семей у них не было. Матерей они прокляли, отцов казнили. Мулла читал длинные напевные молитвы, они кланялись до самой земли и знали, знали, знали, что скоро эти молитвы будет слушать люди всего мира. Весь мир опустится на колени и будет вместе с ними кланяться до самой земли. Им ничего не надо было в этой жизни, только бы эта светлая мечта сбылась.
 Они съехались под Кабул со всего мира. Были выходцы из Африки, сухопарые, выносливые, быстрые руандийцы. Эти могли целыми днями идти, не пить и не есть. Были выходцы из Америки. Мощные, здоровые, умные, умелые. Эти умели обращаться с любым оружием, знали несколько языков, владели современной техникой. Были выходцы с Ближнего Востока. Эти были мудры и хитры, как змея. Они прокладывали путь, обходили многочисленных врагов, они подбадривали уставших. Но самыми лучшими были выходцы с Кавказа. У них было всего от остальных и еще что-то, отчего их побаивались даже самые смелые. Сильная, чистая, слепая вера.
 В последние перед походом дни им дали отдохнуть. Им постелили тонкие одеяла, чтобы они не спали на земле, как все эти два года. Им дали вдоволь мяса и лепешек, им дали сладкий мед и сочные травы. Многих потом вырвало от обильной еды. Желудки их не привыкли к такому изобилию. Только кавказцы не стали есть и спать легли на голую землю.
 А вчера к ним приехал Сам. Они многое слышали о нем, этом наместнике Аллаха на земле, этом первом воине ислама, защитнике всех правоверных. У него была длинная, местами уже поседевшая борода, цепкий и пронизывающий взгляд. Он шел мимо них, вглядывался в каждого внимательно, перед кем-то останавливался, трепал сухой рукой по щеке. С Крюком трижды обнялся. А потом вернулся туда, где стояли кавказцы.
 — Вы победите, — сказал он по-арабски.
 Кавказцы его не поняли, но по общему оживлению вокруг догадались, что Усама Бен Ладен пожелал кавказцам победы.
 Они воскликнули: «Аллах акбар!» И общий хор суровых мужских голосов поддержал их.
 Эхо прокатилось по долине и устремилось к самому небу.
 Усама подарил всем именные ножи, а кавказцам еще добавил по золотой монетке.
 И вот сегодня они вышли из лагеря. Теперь им предстоял долгий путь через афганские степи, через горы, туда, где ждет их грозное оружие Аллаха.
 Груженные порошком мулы шли степенно, пыль не поднимали с обожженной земли. Воины шли цепью. Изредка переговаривались друг с другом, но чаще молчали, чтобы сберечь силы. Задень они должны были пройти шестьдесят километров.
 Конечно, они могли отправиться транспортом — у правоверного правительства были и автомобили, и вертолеты, и самолеты, но из космоса вся территория Афганистана просматривалась сверхдержавами, поэтому всяческие передвижения техники становились опасными, врагам ислама заранее становились ясны планы воинов Аллаха. Решено было отправить отряд пешком. Причем отправился отряд не на юг, а на север, чтобы окончательно запутать врагов.
 После вечернего намаза шли еще четыре часа, и только когда мулы уже стали спотыкаться, Крюк дал команду устраиваться на ночлег. К завтрашнему вечеру они должны будут добраться до промежуточного пункта. Там они будут целые сутки, а из промежуточного пункта выйдут ночью, и теперь их переходы будут только в темное время суток.
 Когда уже все спали, кавказцы все еще не ложились, сидели в кружке, о чем-то беседовали тихонько. Крюк подсел к ним, но они сразу же смолкли.
 — Мы идем все вместе, — сказал Крюк, — ваша борьба — это и наша борьба. Только сообща мы победим. Если у вас какие-то другие планы — уходите из отряда.
 Кавказцы молчали.
 — Вы с нами? — спросил Крюк.
 — Да, — ответили кавказцы.
 — Тогда не смейте шушукаться по углам. У нас нет тайн друг от друга. Ложитесь спать. Завтра трудный путь.
 Кавказцы легли, и Крюк, разбросав железной рукой большие камешки, лег рядом с ними.
 С некоторых пор он особенно внимательно следил за этой группой верных воинов. Все остальные были исполнительны, открыты и честны, а эти — Крюк видел по их глазам — только притворялись честными и открытыми. Они вынашивали какие-то свои, отдельные планы. Впрочем, до того как кавказцы посмеют пойти против всего отряда, Крюк перережет их, как баранов, по горлу, по горлу. Он уже показывал в лагере, как он это делает. Проникшему в их стан шпиону из Америки Крюк назначил смертную казнь. И сам ее исполнил. Своим железным крюком он зажал шею шпиону так, что тот и пошевельнуться не смог. А другой рубанул с размаху широким палашом и сделал шаг назад, чтобы хлынувшая из отверстой раны кровь предателя не испачкала его одежду.
 Голова покатилась, легла на щеку, и все увидели, что она моргнула глазами, шпион даже не успел приготовиться к смерти, он даже не понял, что головы у него уже нет. Вот так же он перережет всех отступников. Пусть они только дадут ему повод. Впрочем, пока повода не было. Только догадки. Но и шпиона они казнили в общем-то безо всякого серьезного повода, просто один раз застали его, когда он слушал по радио американскую музыку. Или английскую. Какая разница — порождение неверных.
 А кавказцам даже меньше надо — только еще раз вот так же собраться ночью и шушукаться.
 Утром после намаза Крюк построил отряд, пересчитал бойцов — все были на месте, все сто двадцать два человека.
 — Сегодня мы пройдем дальше, чем вчера, — сказал Крюк. — Берегите силы, псы-иноверцы следят за нами и в любой момент могут напасть. Будьте все время начеку. Мы дойдем до места поздно ночью. Если кто-нибудь из вас устанет и не сможет идти дальше — он перестает быть воином Аллаха. Если кто-нибудь станет помогать уставшему, он перестает быть воином Аллаха, если кто-то пожалуется — он перестает быть воином Аллаха.
 Отряд мрачно молчал, слушая Крюка. Они не боялись долгого перехода, они достаточно закалены и натренированы, они могут прошагать без отдыха и двое, и трое суток. Пока не свалятся замертво. Их пугала сама речь Крюка. Когда он так начинал говорить, он чуял в отряде врага. Он уже знал его в лицо, он готов был захватить шею своей железякой в любой момент, но этого момента он будет ждать, он сам его будет готовить. Воины посмотрели друг на друга внимательно: к кому первому начнет придираться Крюк, тот и станет сегодня его жертвой.
 — Аллах акбар! — воздел руки к небу Крюк. — В дорогу.
 Они снова растянулись цепочкой и пошли по быстро накаляющейся дороге. Мулы снова покорно несли свою поклажу.
 К полудню уже палило так, что из-под тюрбанов стекали капли пота, ткань не успевала его впитывать. Крюк шел позади. Прямо перед ним кавказцы. Всем уже все было ясно. Крюк несколько раз останавливал самого щуплого из кавказцев и говорил:
 — Ты устал, ты не можешь идти, да?
 — Нет, я не устал, — отвечал кавказец.
 — Тогда попади вон в ту птицу, — приказывал Крюк.
 Щуплый вскидывал карабин и, почти не целясь, стрелял. Птица падала.
 За все это время кавказец убил трех птиц и одну мышь.
 Крюк наливался злостью. Так долго продолжаться не могло.




 Глава пятая


 Сергей сбавил ход.
 — Интересно было бы узнать, что может быть серьезней ядерного оружия? — поинтересовался он.
 Голубков закурил очередную сигарету и приоткрыл окно.
 — Этому проекту, — сказал он, — больше десяти лет. Называется он «Меркурий», и к нему с самого начала было особое внимание, потому что оружие это — оружие массового поражения третьего тысячелетия. Тектоническое оружие. Колоссальная разрушительная сила, при этом не поддается никаким существующим системам контроля, а стало быть, ее обладатель неуязвим. Ему не нужны никакие носители, ни ракеты, ни самолеты. Термоядерных зарядов, которые необходимы для максимально эффективного результата, более чем достаточно. Ну а когда не требуется стирать с лица земли целое государство, достаточно и обычных взрывчатых веществ. Словом, затраты минимальные.
 — Лихо... Все-таки приятно осознавать, каков истинный уровень научной мысли, — криво улыбнулся Сергей.
 — Так что, сам понимаешь, — добавил Голубков, — мы должны пресечь любую утечку информации по этой теме. Тем более что есть один очень серьезный нюанс... — Полковник сделал короткую паузу, и Сергей понял, что весь разговор он затеял именно ради этого нюанса.
 — Подробнее, если можно...
 — Необходимо в полной мере восстановить военные исследования не только потому, но и чтобы быть уверенным: эти разрушительные технологии, которые называются «оружием массового поражения», никогда не будут применены.
 — Не понял, — удивленно проговорил Сергей. — А для чего же их тогда восстанавливать?
 — Парадокс? — Голубков улыбнулся. — Любое оружие массового поражения создается не для применения, а для устрашения потенциального противника. Это — средство поддержания мирового порядка. Ну, конечно, были угрозы применить ядерное оружие. Карибский кризис. Но ведь это всего лишь угрозы. Разрушающая сила оружия массового поражения такова, что его применение просто бессмысленно, потому что уничтожает обе стороны. Ты помнишь что-нибудь о СОИ?
 — Так, в общих чертах. — Сергей усмехнулся.
 — Есть сведения, что СОИ была просто-напросто дезинформацией американцев, такая чудовищная мистификация, понимаешь? Чисто теоретическая система, существующая только на бумаге, но якобы подтвержденная испытаниями. Американцы это придумали, чтобы подорвать советскую экономику. Представляешь, если бы мы тоже стали строить СОИ?..
 — Да уж... Значит, спасибо Горбачеву?
 — Низкий поклон до земли, — серьезно сказал полковник, — если бы в восемьдесят пятом году в стране удержались бы старые власти и гонка вооружений продолжилась бы...
 — "Меркурий" — тоже блеф? — прямо спросил Сергей?
 — В том-то и проблема — что нет. Поэтому «Меркурий» оказался наиболее эффективным и поэтому самым уязвимым. Вся беда в том, что он достаточно прост, и им сможет воспользоваться любой мало-мальски подготовленный человек...
 — Что, прям так и любой? Полковник немного подумал.
 — Скажем так, — уточнил он, — любая подготовленная группа людей. Понимаешь? Не военно-промышленный комплекс целого государства, а группа людей. Вполне ограниченная. А Азербайджан не то государство, которое способно обеспечить надежную защиту и полноценное развитие тектонического оружия.
 — А что, как-то сотрудничать с ними нельзя?
 — А зачем?
 Не очень-то нежно по отношению к Азербайджану прозвучали слова Голубкова. Но Сергей понимал, что это вполне логично. По крайней мере с точки зрения российских спецслужб.
 — Значит, вся бакинская часть материалов по «Меркурию» уложена в компьютер, так?
 — Так.
 — А компьютер находится в институте геологии, и я должен увезти оттуда этот компьютер...
 — Ну зачем? Куда проще — незаметно скачать истинные данные, а на их место записать дезу. Все уже готово.
 Сергей так часто отвлекался от дороги, не отказывая себе в удовольствии поворачивать голову направо и бросать взгляды на своего пассажира, наблюдая за его мимикой, что даже снизил на всякий случай скорость. Мимика, правда, у полковника была крайне скупой, но тем было интересней.
 — И что, мы собираемся этим вашим оружием землетрясения производить?
 — Может быть.
 — А американцы не прознают?
 — Ты мне еще не дал своего согласия, — уклонился от ответа Голубков.
 Сергей почесал нос, обдумывая слова полковника, а потом развел руками, выпустив на мгновение руль.
 — Это моя работа, — сказал он. Полковник удовлетворенно кивнул.
 — Гонорар обычный, — подтвердил он. — Но на этот раз работа стоит денег. Могут возникнуть проблемы.
 Сергей чуть снизил скорость и перестроился в правый ряд. И сделал он это сразу же после того, как на обочине мелькнул знак «Солнечногорск — 5 км». Словно он опасался этого Солнечногорска и очень не хотел туда ехать.
 — Мне понадобятся сутки, — произнес Сергей.
 — Сутки?
 — Мне надо найти ребят.
 — Хорошо, — согласился Голубков. — Сутки у тебя будут. Но не больше...
 И вдруг неожиданно, но очень проворно Сергей остановил машину, приткнул ее к обочине и заглушил двигатель.
 — В чем дело, Сережа? — спросил полковник. Сергей повернулся к нему лицом:
 — А дело в том, что работа, насколько я понимаю, уже началась. Не правда ли, Константин Дмитриевич?
 — В каком смысле? — удивился Голубков.
 — В прямом. Хотелось бы знать, куда именно вы меня везете? — И, бросив короткий взгляд в зеркало заднего обзора, Сергей вернулся в прежнее положение и откинулся на спинку своего кресла. Голубков вздохнул:
 — Если ты остановился только для того, чтобы проверить, нет ли за нами хвоста, то можешь успокоиться. Эта черная «Волга» — моя. Я приказал водителю идти за нами.
 — Уже легче..
 «Волга» черного цвета, о которой говорил Голубков, аккуратно остановилась чуть сзади, но Сергей даже не повернул головы. Мимо его джипа проскочили, одна за другой, четыре машины, и он проследил за ними взглядом, а потом снова взглянул на полковника.
 — Так куда мы едем?
 — Под Солнечногорском, — отозвался Голубков, — есть дачный поселок Академии наук. Там нас ждет один человек. Он введет тебя в курс дела.
 — А у вашего водителя связь есть?
 — Есть.
 — Свяжитесь с ним и скажите, чтобы он ехал в этот поселок по Ленинградке и не висел больше у нас на хвосте. А мы с вами немного попетляем.
 Голубков достал телефон и принялся набирать номер, а Сергей тем временем врубил движок и медленно двинул джип вперед. То, что «Волга» оказалась голубковской, упрощало ситуацию, но не намного. Сергей просек по крайней мере еще одну машину — вишневый «опель», который увязался за ними от самого Спас-Заулка. И если он угадал с «Волгой», то вполне мог угадать и с этим «опелем». Теперь же, когда «опель» проскочил вперед, он вынужден будет ждать их у въезда в Солнечногорск, а потому им сейчас надо бы слинять в сторону от Ленинградки и не светиться. На всякий случай.
 Когда полковник поговорил с водителем и «Волга» обошла их, Сергей как раз подвел джип к повороту на грунтовку, уходящую вправо.
 — А теперь, Константин Дмитриевич, соображайте, как нам добраться до вашего поселка, — сказал он, резко вывернул руль вправо, и машина затряслась по грунтовке, шурша щебнем и поднимая пыль.
 Через полчаса, миновав несколько рабочих поселков и деревень, сменив несколько дорог и потыкавшись в разные стороны на двух перекрестках, они выбрались на хорошо асфальтированную узенькую дорогу и проехали сквозь березовую рощу. Ни одной машины вокруг не было.
 — Это здесь, — уверенно сказал Голубков, когда сквозь березы показались крыши коттеджей. Сергей снизил скорость.
 — Куда?
 — Крайний дом слева.
 Через распахнутые проржавевшие металлические ворота они въехали на территорию поселка, Сергей свернул влево и медленно подвел джип к крайнему дому. Заглушив двигатель, они выбрались из машины наружу.
 Голубков подошел к калитке в высоком деревянном заборе.
 — Пошли, — скомандовал полковник и открыл калитку.
 За калиткой открылся большой участок соток на двадцать, заросший высоким кустарником, и двухэтажный темно-зеленый дом из бруса с большими окнами и огромной верандой. Дом явно был шикарным когда-то давно, в советские времена, но теперь, на фоне ярко-красных кирпичных новорусских замков, он выглядел скромной дачей.
 — А кто этот человек? — спросил Сергей, углубляясь вслед за полковником на участок.
 — Академик Барк, — пояснил Голубков.
 — Барк... Барк... — что-то вспомнил Сергей. — А разве он не умер?
 — Разве что для врагов. Но нас он интересует как начальник лаборатории геоморфологии московского Института физики Земли. Эта лаборатория принимала участие в работе над проектом «Меркурий». Они и подготовили нам компьютерную дезу. Очень близко к настоящему проекту, но полная туфта. Вот ее-то вы вставите в бакинский компьютер.
 Они взошли на крыльцо. Дверь была открытой, но, прежде чем войти, Голубков нажал кнопку старенького звонка.




 Глава шестая


 1 мая. Хабаровск. Мощный взрыв газа уничтожил часть жилого дома в самом центре Хабаровска. Под завалами погибло, по предварительным данным, двенадцать человек. По факту взрыва, как сообщили в МВД, возбуждено уголовное дело по статье терроризм. На газовой трубе в подвале дома были обнаружены пропилы, что и вызвало утечку газа и последующий взрыв. Заместитель начальника Хабаровского ФСБ сообщил, что в этом кровавом преступлении явно прослеживается ваххабитский след (ИТАР-ТАСС).


* * *

 Еще месяц назад они вышли на очень, как им казалось, перспективного человека, поручили этого человека своему исполнителю, но тот, вытянув из человека кое-какую информацию, несколько перестарался. Он выбил человеку зубы, порезал ему лоб, самого исполнителя, правда, вовремя убрали, но человек, обладающий нужными знаниями, вскоре скончался «от сердечного приступа». Тогда они вышли на Филина. Филин действительно был настоящей находкой.
 Однако господин Филин, которого так хотели заполучить заказчики Мустафы, будучи позавчера приглашенным на разговор с Кругловым, отказался наотрез от сделанного ему предложения. После этого депутата пробила нервная дрожь и он попытался совсем отказаться от сделки и от денег. Но Иванова все это совершенно не устраивало. Ему было необходимо прикрытие Круглова, официальное прикрытие.
 Сам же депутат об этом должен был знать очень мало. Только то, что выдаст ему Иванов.
 Кажется, получилось. Теперь оставалось сделать две вещи.
 Уговорить или заставить Филина и, самое главное...
 У Иванова даже сладко щекотало в том месте, где у людей обычно располагается сердце, от предвкушения того, что главное он должен сделать. И что уже делается.
 Он отдаст им Филина. Преподнесет на тарелочке. Но главное он возьмет себе.
 Круглое и Мустафа пожали друг другу руки.
 От здания Госдумы Мустафа и Иванов уезжали в одной машине. Вопрос с депутатом был решен, и теперь время начало для них идти значительно быстрее.
 — О каком научном центре вы говорили, Мустафа? — спросил Иванов как бы о незначительном.
 — Полигон в Таджикистане под Кулябом, — пояснил Мустафа. — На границе с Афганистаном.
 — Полигон? Они что, хотят сразу и опробовать?
 — Я технических деталей не знаю. Это какие-то старые шахты. Именно там они собираются организовать испытание технологии. Проверить ее эффективность...
 — Хотят сровнять с землей Кабул? Иванов раньше об этом не знал.
 — Нет, не думаю. Скорее всего, они хотят подвергнуть атаке район, который контролирует Ахмат Шах Массуд. Вы же знаете, что заказчик Усама Бен Ладен, а Бен Ладен — это талибы. Вот я и думаю, что, скорее всего, они решили произвести боевое испытание технологии... В конце концов они готовы выложить огромные деньги и хотят быть уверены. Но пока... — Мустафа перевел взгляд в окно, — остается один вопрос.
 — Какой?
 — Господин Филин.
 — Что вас беспокоит, Мустафа?
 Гость снова белозубо улыбнулся:
 — Насколько я понимаю, он отказался от вашего предложения?
 — Он отказался от предложения депутата Круглова, — тут же ответил Иванов. — И правильно сделал. Более идиотского и двусмысленного предложения невозможно было придумать. Владимир Петрович не тот человек, который способен вести переговоры. Я вам гарантирую — Филин будет у заказчика в назначенное время. А сотрудничать ему придется. У него просто не будет выбора... Надеюсь, у людей Бен Ладена хватит сообразительности организовать ему достойные условия и заставить его работать на вас?
 Мустафа тонко улыбнулся.
 Иванов не причислял себя к людям, способным долго корпеть над операцией. Когда он ставил себе ясные цели, прояснялись и возможности выполнения задач. К тому же, как человек опытный, он всегда имел в запасе лишний вариант, а уж сюрпризы в отношении противника — это его конек.




 Глава седьмая


 На звонок никто не ответил.
 — Виталий Арсеньевич! — позвал Голубков.
 Тишина.
 Больше они ждать не стали. Сергей взял с порога мотыгу с крепким древком и шагнул в дверь.
 Голубков оставался сзади. Не его дело лезть вперед. На то есть солдаты.
 Виталий Арсеньевич Барк оказался человеком крупным. Он сидел в кожаном кресле и смотрел застывшим взглядом на вошедших. Могло показаться на первый взгляд, что он о чем-то задумался, если бы не дырочка в его лбу, из которой вытекла всего одна капля крови. Академик Барк был мертв.
 Пастухов на всякий случай заглянул в остальные комнаты — пусто.
 Голубков тронул руку академика, проверяя на всякий случай пульс.
 — Еще теплый, — сказал он.
 Вызвали милицию, а пока она ехала, сидели на крыльце, мрачно уставившись в землю.
 — И что это значит, Константин Дмитриевич? — спросил Сергей.
 — Это значит, что мы опоздали.
 — Я не про это. Зачем его убили? Могли ведь просто увезти. Насколько я понимаю, им нужны специалисты по «Меркурию».
 — Это значит, Сережа, что время побежало со скоростью пули. Это значит, скорее всего, что специалист у них уже есть. Что они уже все знают и теперь подбирают концы, чтобы мы не вышли на них. И мы опоздали.
 — Значит, все игры с дезой теперь не имеют значения. Значит, в Баку ехать незачем? — спросил Сергей.
 — Не думаю. Даже наоборот, уверен, что именно теперь операцию надо максимально ускорить. Мы, Сережа, должны их опередить.
 — Опередить пулю? — усмехнулся Сергей.
 — А что, слабо?
 Сергей не ответил.
 Прибывшая бригада отнеслась к Голубкову и Пастухову весьма подозрительно. Пришлось полковнику отзывать в сторонку старшего и показывать ему документы. После этого отношение изменилось, более того, теперь Голубков диктовал условия.
 — Так, пусть медики осматривают тело, а нам надо обыскать дачу.
 — Зачем? — спросил старший.
 — Мы ищем важные секретные материалы. Все записи, кассеты, дискеты или лазерные диски, которые найдут ваши ребята, отдавать мне лично в руки. Приступайте.
 Голубков ушел в сад и стал с кем-то говорить по мобильнику.
 А милиционеры принялись за обыск.
 Сергею делать было в общем-то нечего. И он, казалось, без дела слонялся по саду.
 Но Пастухов не бездельничал. Мысль билась в голове четким ритмом отлаженного механизма.
 Во-первых, собрать ребят. На это уйдет часов шесть, во-вторых, провести инструктаж — это уже в самолете. В-третьих, там, на местности, в Баку, начинать действовать сразу. Только это даст хоть какой-то шанс опередить противника.
 В-четвертых, — противник неизвестен.
 Вот этот, четвертый, пункт больше всего тревожил Сергея. Голубков все отделывался туманными фразами, хотя знал, разумеется, очень много, если не все. Ну эти игры Пастухов уже знал давно. Полковник поступал так в тех случаях, когда сразу называть цель и противника было страшновато. Страшновато, что солдаты удачи, друзья Сергея, просто откажутся. Он готовил их к главному постепенно. Пастухову и ребятам эти игры казались смешными. Для них не существовало невыполнимых задач.
 И все-таки кто же враг?
 — Константин Дмитриевич, это может долго протянуться, а у нас времени — сами сказали, — подошел к полковнику Пастухов.
 — Ясно, есть, — закончил разговор по телефону Голубков. Потом приобнял Сергея за плечо. — Нам нужна правдоподобная деза, понимаешь, без нее мы...
 — Да какая деза, Константин Дмитриевич! Тут не до жиру, быть бы живу.
 — Потерпи, — перебил Голубков строго. И снял руку с плеча. — Лучше вот что — держи, — он отдал Сергею мобильник, — звони своим, назначай встречу в Гольяново на... — он взглянул на часы. — Трех часов хватит?
 Сергей рассчитывал на шесть, но кивнул.
 — Значит, в три. В пятнадцать ноль-ноль.
 Сергей взял телефон.
 Но сколько ни набирал четыре номера, которые помнил наизусть, никто к телефонам не подходил, надо было искать ребят самому.
 Милиционеры уже притащили Голубкову целый ворох рукописей, видео— и аудиокассет, компьютерных дисков и дискет.
 Чтоб разобраться в этом море, понадобился бы не один час. Поэтому полковник вызвал своих специалистов.
 А Сергей Пастухов по прозвищу Пастух, бывший капитан спецназа, захлопнул дверцу своего джипа. Ему предстояло за ближайшие три часа найти и собрать четырех человек. Тех, кому он полностью доверял. Свою боевую команду.
 Как только он миновал поселок РАН, на выезде на шоссе снова заметил «опель», а рядом двух греющихся на солнце мужиков. Они ему сразу не понравились. Сергей остановил машину и заметил, как оба дядечки внутренне подобрались. Приветливо улыбаясь, он достал из бардачка карту и, протягивая ее первому, спросил, как добраться до семхоза «Первомайский».
 Мужики переглянулись, и тот, что был покрупнее, подошел к машине Сергея. Сергей передал ему карту и бросил взгляд в салон иномарки. На заднем сиденье лежал профессиональный фотоаппарат с «телевиком».
 — Да нет тут в округе никакого семхоза, — буркнул дяденька, возвращая Сергею карту.
 На этот жест и рассчитывал Пастухов. Он перехватил протянутую руку под локоть, рванул на себя, пропуская ее под мышку, и одновременно завалился на бедро. В воздухе мелькнули ботинки дядечки. Но Сергей недооценил противника. Слишком прост был прием, а на простой прием всегда находится контрприем. Как шутил Артист — на всякое ядие есть противоядие. Неподготовленный человек после него окажется просто распластанным на асфальте, подготовленный постарается приземлиться на четыре точки. Уже в воздухе дядечка сгруппировался и приземлился, как учили. Второго Сергей достать не мог. Слишком далеко. К тому же боковым зрением он заметил, как тот, презрев оказание помощи напарнику, юркнул в салон иномарки. За его действиями наблюдать было некогда, ибо первый уже вставал с колен и правая рука его тянулась к левой стороне груди. Туда, где обычно носят оружие. Теперь счет шел уже не на секунды, а на их доли. Сергей ударил носком ботинка, метя в подбородок, но не учел прыткости противника и попал точно в адамово яблоко. Даже в пылу драки и в шуме взревевшего мотора иномарки было слышно, как сломались хрящи.
 Завизжала резина, и в лицо Пастухову полетели мелкие камни с обочины. «Опель», как сумасшедший, рванул с места. Догонять его не было смысла. У ног Сергея хрипел и сучил ногами бывший противник, и сейчас ему не поможет уже ни одна реанимация.
 Пастухов сплюнул от досады. Стащил обмякшее тело в кювет. Благо его джип не давал возможности увидеть происходящее с дороги. Он убедился в наличии наплечной кобуры с пистолетом, вывернул пустые карманы.
 Он только что убил человека. Правда, этот человек был вооружен и следил за его машиной, но это было слабое утешение. Теперь ему ни за что не определить, к какой организации принадлежал убитый, кого представлял, что он успел зафиксировать и зачем. Вот что значит три месяца расслабухи на природе, рыбной ловли и ночных купаний, подумал он, надо было почаще тренироваться, держать форму. А второго-то он отпустил...
 Пастухов был настолько занят этими невеселыми мыслями, что даже не сразу почувствовал опасность. По всему выходило, что была еще вторая страхующая фотографов машина. Должно быть, тот, кто послал их на дело, решил подстраховаться. И второй водитель оказался профессионал вдвойне, если Сергей его даже не засек.
 Он оттащил тело в придорожные кусты — укрытие хлипкое и на просвет, но уж какое есть — и, обойдя машину, взялся за ручку двери. В это мгновение и услышал характерный шелест шин по асфальту. На поворот всем корпусом уже не было времени. Он спружинил ногами и бросил корпус на капот собственного джипа, перекатился через него и только теперь увидел багажник черной машины. Водитель-убийца переключил скорость, и форсированный движок взвыл на бешеных оборотах. Профессионал, подумал и оценил действия противника Пастухов, под горку разогнался и с выключенным двигателем шел, чтобы не слышно было...
 На трассе Пастухов остановился, приподнял обшивку в багажном отделении и переложил «стечкина»" в салон под сиденье.
 Береженого Бог бережет.




 Глава восьмая


 До места назначения добрались в три часа ночи. Здесь они должны были провести целые сутки.
 Это был небольшой аул южнее Кабула всего на сто сорок километров. Но жизнь здесь замерла лет пятьсот назад. Отряд вошел в аул, не вызвав в местных жителях ровно никаких эмоций. На приступках мазанок сидели старики, женщины и дети, которые равнодушными взглядами проводили колонну, словно каждый день видели столько новых людей с таким странным оружием — у отряда были гранатометы новейшего образца с лазерно-космическим наведением, — словно через их аул ежедневно проходят огромные караваны, и местные жители уже ничему не удивляются. Все оказалось как раз совсем наоборот. В этот аул последний раз заходили чужаки лет десять — двенадцать назад — два моджахеда прятались от русских войск. Они прожили здесь три дня, раны их не зажили, местные им не смогли помочь да и не пытались, моджахеды умерли, их похоронили. Впрочем, об этом знали только местные жители.
 Когда Крюк попытался найти старейшину аула, аборигены его, наверное, не поняли. Они привели человека с горбом, которому от силы было лет сорок.
 — Ты старейшина? — спросил Крюк.
 — Я. Старше меня никого нет.
 Крюк посмотрел на местных, действительно, горбатый выглядел старше всех. Впрочем, о возрасте здесь тоже ничего не знали, годы просто не считали. Даже дети выглядели стариками, девочки — старухами. Эти люди жили, как растения. Крюк потребовал найти ночлег для отряда. Горбатый подумал — казалось, прошла вечность, — а потом сказал:
 — Земли много, пускай ночуют.
 — Нам нужно укрытие. Мы не можем ночевать под открытым небом, — сказал Крюк.
 Отряд, конечно, мог ночевать и под открытым небом, но вся хитрость состояла как раз в том, что ночью должен был окончательно затеряться, сбив с толку возможных наблюдателей. Горбатый снова подумал, снова бесконечно долго, а потом, ничего не сказав, куда-то пошел.
 Крюк и несколько бойцов двинулись за ним. Крюк уже сомневался, что приказ начальства был хорошо продуман. Откуда в таком ауле найти укрытие для ста с лишним человек? Он вообще сомневался, что начальство когда-нибудь бывало в этом ауле. Возможно, они ткнули пальцем наугад и попали именно в это забытое богом и людьми место.
 Горбатый вывел их на окраину аула и показал на отверстие в земле.
 — Вот здесь.
 Крюк с трудом понимал горбатого. Тот говорил на наречии, которого Крюк не знал. Хотя, возможно, это было вовсе не наречие, а староарабский язык, оставшийся здесь с незапамятных времен.
 Один из бойцов заглянул в отверстие. Посветил туда фонарем. Потом спустился вниз. Остальные склонились над отверстием.
 — Здесь пещера, — крикнул снизу разведчик.
 Крюк тоже спустился. Действительно, в земле было выдолблено — стены были абсолютно ровными — довольно внушительное помещение, имеющее несколько подземных выходов, из которых тянуло прохладой и сыростью. Здесь можно было разместить и тысячу бойцов.
 Да, это укрытие им подойдет. Крюк назначил дежурных, которые должны были охранять сам вход н несколько туннелей, ведущих из помещения. Остальные расположились на ночлег.
 — Ты устал? — спросил Крюк щуплого кавказца. Он собирался довести дело до конца.
 — Да, — ответил кавказец. — Я буду спать.
 Крюк уже сделал шаг к щуплому, готовясь зацепить шею того своим железным ухватом. Но перед щуплым вдруг выстроились все его соплеменники.
 — Мы будем спать, — сказали они. — Мы все устали.
 Крюк опешил. Он впервые столкнулся с массовым неповиновением. Он был ошеломлен и даже слегка испугался. Злоба душила моджахеда. Он расправится с непокорными утром.
 — И я устал, — сказал Крюк с улыбкой. — Все мы устали. Всем спать.
 Но утром произошло событие, которое на время заставило и Крюка, и всех остальных забыть на время о подозрениях, ссорах и неурядицах. Весь аул до последнего человека, до последней собаки, барана, курицы — исчез. Стояли пустыми дома, из которых были вынесены все вещи, не горели очаги, остывшие за ночь. Жители словно испарились, словно Аллах в одночасье забрал их всех со всей живностью и пожитками на небо.
 Дежурные разводили руками — ночью они ничего не слышали. Бросились небольшой группой искать следы — никаких следов вокруг аула.
 Крюк только теперь понял, почему время миновало этот клочок обитаемой земли посреди афганской пустыни. В случае опасности — а местные жители, видимо, считали опасностью появление любых чужаков — деревня в полном составе исчезала. Но куда? Куда?
 Арабы из Америки рассказали, что в лесах Южной Америки есть племена, которые в таких же случаях пьют отвар из ядовитых грибов и спускаются на дно озера, где могут пролежать достаточно долго без воздуха. Американцам не поверили, кроме того, никакого озера поблизости не было.
 Почему это исчезновение так взволновало Крюка? Их задание было строго секретным. Если местные жители ушли далеко и расскажут о них первому встречному — тайна раскроется, и выполнение задачи отрядом может осложниться.
 — Они спрятались в подземелье, — сказал Крюку один из кавказцев.
 Ну конечно! Как же он раньше не догадался! Весь отряд именно в таком убежище и ночевал.
 Новая небольшая группа отправилась искать подземелье, перерыли все в домах, подняли каждый котел, простучали все стены и полы — никакого подземелья не нашли.
 Крюк уже готов был высмеять кавказцев — он сделал бы это особенно зло, ненависть к ним в нем все накипала, — но тут тот же кавказец показал на тоннели, ведущие из их убежища:
 — Наверняка эти ходы приведут к ним.
 Крюк задумался. А стоит ли искать жителей? Если они действительно прячутся, то они не опасны. Ночью отряд уйдет. Но лучше все-таки было застраховаться.
 И он отправил во все три хода разведчиков.
 Кавказец оказался прав. Через три часа в бесконечных лабиринтах разведчики нашли огромные залы, вырубленные в каменистой почве. Здесь было все для жизни. Была вода, узкие колодцы вели на самый верх, под ними были закопченные стены, стало быть, здесь устраивались очаги. Но самих жителей здесь уже не было. Они ушли совсем недавно. Крюк подозревал, что эти подземные переходы тянутся на многие километры. А бегать сейчас за исчезающими жителями не было ни времени, ни необходимости. Уж здесь-то, в подземелье, этим людям некому будет рассказать об отряде.
 Он приказал всем возвращаться на временную базу и готовиться, ночью они выходят.
 До ночи бойцы спали, ели, чистили оружие. Кавказцы держались вместе, но не шептались больше.
 Несколько человек находились снаружи, они присматривали за мулами.
 К девяти вечера, когда уже закончился намаз, когда солнце село за горизонт и наступила ночь, Крюк выстроил бойцов, чтобы пересчитать их перед походом.
 И тут всех ждала новая неожиданность: трое пропали. И среди пропавших как раз тот самый щуплый кавказец. Кто-то решил, что они отправились помогать тем, кто наверху. Крюк послал за остальными, но бойцы вернулись очень скоро и с новыми известиями: наверху никого нет. Мулы тоже пропали. Если бы пропали бойцы, Крюк не стал бы слишком волноваться: на то они и бойцы, чтобы умирать, пропадать без вести, получать раны. Но мулы — это огромная ценность, они несли не только много боеприпасов и оружия, они несли порошок, который стоил миллионы.
 — Куда вы смотрели, бестолочи!? — кричал Крюк на бойцов. — Неужели никто ничего не заметил?! Вы все бараны! Вас всех надо забить.
 — Нет, это тебя надо забить, — вдруг раздался отчетливый голос из строя.
 Крюк резко обернулся. Он не узнал голоса. Но сказали оттуда, где были кавказцы.
 Крюк шагнул к их группе, вынимая на ходу свой широкий палаш. Ну наконец-то сейчас он сделает то, что хотел сделать все это время. По этой черной каменистой земле сейчас покатится голова этого мерзавца...
 Крюк даже не понял, что катится по земле его голова.
 А щуплый кавказец вышел из тени и, вытирая о штаны кровь с кинжала, сказал бойцам:
 — У нас командиром был предатель. Он упустил врагов, он не стал их преследовать, и мы потеряли воинов. Сейчас мы отправимся в эти тоннели, найдем наших врагов и всех уничтожим. Аллах акбар.
 Несколько секунд строй молчал. А потом кто-то повторил:
 — Аллах акбар.
 И дальше возглас подхватили все.




 Глава девятая


 — Как упустили?! — зашипел от ярости Иванов, сжимая трубку так, что костяшки пальцев побелели. — Он что, расшифровал хвост за собой?.. Я уволю вас обоих к чертовой матери и без выходного пособия! Что мне прикажете делать теперь? Идти в УПСМ и просить полковника Голубкова, чтобы он сам подробно рассказал, где бывает и с кем встречается, потому что оба идиота, которые у меня работают, все время теряют его из вида?.. Да какая теперь разница, просек он хвост или всегда такой осторожный!.. Как один? А Паровоз? Что значит оставил?.. Ладно, все. Давай быстро сюда ко мне. Разберемся. — Он отключил мобильник. — Идиоты.
 Играть одновременно на нескольких полях и при этом четко контролировать каждое из них, не допуская ошибок, очень трудно. Тем более если приходится играть вслепую. А Иванову именно это и предстояло в ближайшее время, потому что на одном из его игровых полей — на том, где начиналась партия с полковником Голубковым, — сгущался туман. Это очень плохо. Впрочем, то, что его ребята упустят полковника, можно было ожидать: хитрый лис никогда не забывает об осторожности. Даже если необходимости в этом нет. А если есть? Если ему нужно скрыть какую-то важную встречу? Что за этим? Какие у него планы? Иванов нервничал: полковник Голубков имел самое прямое отношение к тому, чем занимался с некоторых пор и он сам, — к проекту «Меркурий».
 Что там у них стряслось? Не хватало еще потерять Паровоза.
 Он парень хоть и новый в его команде, но с большими задатками. Был.
 Макс скупо описал обстановку и свою неудачу с наездом. С Голубковым работал профессионал высшего класса.
 Иванов должен был знать обо всех передвижениях полковника Голубкова, о его встречах и разговорах. Он понимал, что сделать это будет трудно, очень трудно, но другого выхода просто не было. Он обязан был опережать все действия управления. Идти на шаг вперед и при этом петлять. Вот тогда он будет неуязвим. Тем более что Иванов уже знал совершенно точно: УПСМ тоже хочет наложить лапу на «Меркурий». Едва ли они просекают игру именно его, Иванова, но теперь, после смерти Барка, они, разумеется, встревожены и собираются что-то предпринимать. Что? Пока у Иванова были только догадки, и именно поэтому его интересовал каждый шаг Голубкова. А эти идиоты опять его упустили.
 Иванов снова набрал номер.
 — Фотографии сделал? — спросил он, когда снова услышал голос Макса.
 — Я в своем деле мастер, а рукопашной пусть занимаются другие. Мы успели сделать больше десяти портретов его клиента.
 — Какого клиента?
 — С которым он встречался.
 — Так, значит, — уточнил Иванов, — это не полковник вас просек, а тот человек, с которым он встречался? — Он назвал адрес электронной почты и приказал Максу перегнать сейчас же сделанные цифровой камерой снимки человека, с которым встречался Голубков.
 Через минуту все было готово. Иванов согнал фотографии на принтер.
 Пять фотографий Сергея Пастухова Иванов сунул в глянцевую папку.
 «Где-то я эту личность уже встречал, — подумал он. — Только вот где?»




 Глава десятая


 — Готов?
 — Готов.
 — На рубеж.
 Мышцы напряжены. Равнодушные глазницы стволов смотрят чуть в сторону и вниз. Оружие послушно и готово к действию в любое мгновение. Ожидание кажется долгим, хотя длится всего несколько секунд. Тишина и неожиданно, но привычно команда: «Раз!» Мгновенно руки взлетают на исходную позицию. Пальцы уверенно жмут на курки. Бах! Бах! Бах! По семь выстрелов из двух револьверов. Один за другим. И только оглушающий грохот вокруг. Потом тишина.
 — Серега, так нечестно! Договорились же, что работаем двумя руками, с поддержкой! — Артист аккуратно положил свой пистолет на тумбу.
 — Что? — переспросил с улыбкой Пастухов, стягивая с головы наушники.
 — Я говорю, на фиг выпендриваться. Тоже мне, неуловимый Джо нашелся.
 — Проверим?
 Они отправились к противоположной стене, на которой были развешаны мишени.
 — Семь из семи. У тебя?
 — Угу.
 — Поздравляю. Победила дружба... Ну что, повторим?
 — Нет, Семка, пора уже.
 Пастухов взглянул на часы.
 — Ладно, погнали...
 Они поспешно двинулись к выходу из тира.
 — У тебя там что, пожар? — спросил Артист. — Третья мировая война?
 — Почти. Потом, Сеня, все потом.
 — Ну что, молодые люди, убедились? И запомните, что револьвер системы Наган имеет очень кучный бой благодаря идеальному механическому балансу, малому калибру и удлиненной пуле...
 Инструктор догнал их у выхода со стадиона. Впрочем, Михаил Михайлович был не просто инструктором по стрельбе, которого Сергей Пастухов знал еще со времени своей учебы в военном училище. Михал Михалыч был безоговорочным и ярым поклонником револьвера системы Наган, знал о нем абсолютно все и при каждом удобном случае читал пространные и, надо сказать, весьма убедительные лекции об этом оружии. За это его даже в свое время Наган Наганычем прозвали.
 — Ладно, учтем, — сказал Артист. И, обернувшись к Пастуху, спросил: — Куда?
 — Ребят надо собрать за час.
 Артист совершенно точно знал, в какой точке пространства сейчас находится каждый из их пятерки, включая и самого Пастухова. Четверо — это рассудительный Док, так сказать, их старший брат, единственный из команды, кому было за тридцать; невысокий, удивительно подвижный и непредсказуемый Муха; простоватый здоровяк Боцман и их командир Серега Пастухов — все были определены на местности Артистом как раз вчера. Определены потому, что через три дня Артисту должно было исполнится двадцать семь лет и он хотел напомнить им об этом. Но вот появился Пастухов и смешал все планы — день рождения Артисту придется, по всей видимости, отложить.
 Когда сели в машину Сергея, Артист скомандовал:
 — В Сербор.
 — Искупнуться захотелось? У нас времени в обрез.
 — Можно и искупнуться... Боцман спасателем заделался, и ребятишки туда подтянутся. С пивком да на воздусях общаться приятнее.




 Глава одиннадцатая


 Машина ожидала его на противоположной стороне улицы. Седеющий хмурый человек, рядом с которым сел Иванов, вопросительно взглянул на него.
 — Все в порядке, — сообщил Иванов.
 — А про сейсмограф не спрашивал?
 — Нет, он даже не догадывается.
 — Рад это слышать, — усмехнулся человек. — Кажется, ты нашел себе теплое местечко? Может, решил бросить разведку? Депутаты вечны, как политика, и каждому нужны помощники. А где они найдут помощника расторопнее тебя?.. Не думал стать политической звездой?
 — Не такое уж и милое занятие. Знаете, как в том анекдоте: работал в шикарном ресторане старичок, продавал в туалете бумагу. Клиенты с ним щедро расплачивались, а через пару лет встречают его на базаре, он чистит грязный сортир. Ты как тут оказался, старик? Интриги, батюшка, интриги.
 Седой хихикнул.
 — У Круглова есть официальный помощник. Роман Шафран, который мне уже порядком осточертел, — серьезно сказал Иванов.
 — Разберемся. Еще что?
 Иванов раскрыл свой чемоданчик и достал папку с фотографиями.
 — Все в порядке, кроме одной мелочи, — уточнил он. — УПСМ засуетилось. Боюсь, что это может нам помешать.
 Он передал папку спутнику. Тот вынул фотографии Сергея Пастухова и принялся их внимательно перебирать.
 — У полковника Голубкова сегодня была встреча с этим человеком. Я хотел бы знать, кто этот человек и что нам от него ждать. Это возможно выяснить?
 Спутник минуту молчал, перебирая фотографии и складывая их обратно в папку.
 — Выясню.
 — И еще.
 — Да.
 — Этот самый сейсмограф. У нас ведь его тоже нет.
 — Будет...




 Глава двенадцатая


 Они нашли Боцмана, Муху и Дока на платном пляже в Серебряном Бору. Обнялись, словно не виделись по крайней мере год, хотя со времени проведения последней совместной операции прошло всего ничего.
 — Заматерел... — уважительно констатировал Артист.
 — Все бы ничего, да вот форму держать надо, — критически оглядывая небритую физиономию Боцмана, сказал Пастухов — А это что? Балуемся потихоньку?
 На столике лежали несколько нераспечатанных колод карт.
 Боцман взглянул на карты, взял одну пачку и медленно порвал ее пополам.
 — У местных катал отобрал, — сообщил Боцман.
 — Силен... — восхитился Муха.
 — Какие ему тренировки. Хоть сейчас на соревнования по армрестлингу посылать, — добавил Артист.
 — А я вот сдал, — вздохнул Пастухов.
 Все вопросительно посмотрели на командира. И тогда он рассказал вкратце о сегодняшней встрече с полковником Голубковым, упомянул убийство академика Барка и в конце поведал о стычке с громилой из «опеля».
 — Допросить бы того громилу, узнать что почем, на кого работает. Реакция не та, глазомер. Разомлел в провинции, и вот результат...
 — Выходит, охота уже началась? — спросил Боцман.
 — Думаю, она началась не сегодня и даже не вчера. Так что, ребята, выдвигаемся на базу.
 — Мне бы домой заскочить, — сказал Муха.
 — На пять минут, — согласился Пастух. — А тебе, Док, не надо домой?
 Док сидел поодаль и разглядывал пляж в полевой артиллерийский бинокль. Он неохотно оторвался от бинокля и отрицательно помотал головой.
 — Ты что там увидел? — поинтересовался Боцман.
 Пастухов развернул на штативе подзорную трубу и попытался найти объект, который изучал Док.
 Обычный пляж. Кто один пришел, кто с компанией, кто с семьей. Ели фрукты, играли в картишки, попивали пивко. Компания четырех парней вела себя, похоже, излишне шумно, но слов отсюда было не разобрать. Действие развивалось перед глазами Дока и Сергея как в немом кинематографе.
 Две девицы, лежащие неподалеку на своем широком пледе, обеспокоено поворачивались на подвыпивших юнцов. Последние настойчиво предлагали девицам присоединиться к их шумной гулянке. Один из парней, что помоложе, сходил и набрал в пластмассовую бутылку речной водицы, а вернувшись, подкрался и вылил на одну из девиц. Раздавшийся визг всполошил весь пляж. Расшалившиеся молокососы вконец распоясались.
 — Пойду схожу, — буркнул Боцман.
 — Я с тобой, — поднялся Артист.
 — Справлюсь, — махнул Боцман рукой и спрыгнул вниз.
 Между тем пляжники в непосредственной близости от конфликта собирали вещички и передислоцировались на новые места. Кто малодушно ища место поспокойнее, кто не скрывая презрения к подвыпившей компании. Никто, однако, не встал на защиту девиц даже тогда, когда двое парней подхватили одну из них под руки и потащили в воду. Девица яростно сопротивлялась. В пылу схватки сломался замок купальника, и на солнце засверкали молочно-белые груди. Это привело в восторг подвыпившую компанию. Они повалили девушку на песок и стали ее лапать, норовя содрать трусы. Девушке удалось вырваться, но компания погналась за ней, не видя приближающегося Боцмана. Пастухов и Доктор наблюдали за действиями своего друга-спасателя. Уже подходя к месту событий, он бесцеремонно сдернул с какого-то дяденьки полотенце и бросил его девице. Девица на бегу поймала полотенце и прикрыла наготу. Компании это не понравилось. Она окружила полукольцом Боцмана, но и тот не стал дожидаться какого-то сигнала. Выбрав самого сильного и, стало быть, самого авторитетного, Боцман первым сделал выпад, и парень, скрючившись, ткнулся носом в песок. Замелькали руки и ноги, взлетали голые пятки, напряженные спины и оскаленные лица.
 Ни Пастухов, ни кто другой из его команды даже не дернулся, чтобы помочь Боцману. Знали точно — тот справится сам.
 Закончилось все полным позором пьяной четверки. Боцман гнал их с пляжа пинками. Догонял и лупил в зад так, что они летели носами в песок, быстро вскакивали и ускоряли свой бег.
 — Ну все, поразвлекались — и хватит, — сказал Пастух, когда Боцман вернулся. — Готовы?
 Док спрятал бинокль.
 Боцман натянул майку.
 Муха надвинул бейсболку на глаза.
 Артист взял под козырек.
 Ребята хотели повеселить Пастуха. Но тому почему-то было невесело...




 Глава тринадцатая


 Кабул. 29 июня. В предместьях афганской столицы была проведена показательная шариатская казнь так называемых «неверных жен». Свыше четырехсот женщин, нарушивших законы шариата (к таким «преступлениям» были причислены: маникюр, чтение светских книг, хранение изображений людей, открытое лицо и т.д.), были забиты палками, ломами и камнями. На казнь были согнаны жители столицы. Талибы устраивают такие показательные казни регулярно, шариатский суд за малейшую провинность выносит смертный приговор, который приводится в исполнение при народе (Рейтер).


* * *

 — Вы?
 Неприятно удивленный, Игорь Филин пропустил в квартиру Иванова.
 — Если позволите, — сразу сказал Иванов. — Я отниму полчаса вашего времени. Не больше.
 Иванов чувствовал себя достаточно уверенно в чужой квартире. Он снял плащ и дал хозяину понять, что хорошо бы найти подходящее место для разговора. Филин провел Иванова в гостиную и усадил в кресло. Сам сел напротив.
 — Я вас слушаю.
 Иванов поудобней устроился в кресле, огляделся.
 — Замечательная квартира, — сказал он. — Сами перестраивали?
 — Нет, конечно. — Филин был насторожен с первого момента, как увидел в дверях добровольного помощника депутата, но такого внимания к своим скромным архитектурным задумкам не ожидал и потому немного расслабился. — Было время, когда у меня водились деньги. Ну и я позволил себе немного поэкспериментировать...
 — Замечательно... Догадываетесь, Игорь, о чем будет наш разговор?
 Филин немного потускнел.
 — Если о предложении Круглова, то вы пришли зря, — сказал он. — Я уже сказал...
 — Я понимаю. Все правильно. Я, честно говоря, очень рад, что вы отказались от этого двусмысленного предложения. Больше того, — Иванов заговорщицки подался в сторону Филина, — я удивился, если бы вы согласились.
 Хозяин квартиры с сомнением посмотрел на своего гостя. Не далее как неделю назад его, Игоря Филина, старшего научного сотрудника Института физики Земли, пригласили на прием к депутату Государственной думы Владимиру Петровичу Круглову и предложили отправиться с циклом лекций о природе землетрясений и возможности их предсказаний в одну из зарубежных стран. Именно так неопределенно — «в одну из зарубежных стран», поскольку до конкретного маршрута разговор так и не дошел.
 Дело в том, что предложение озвучивал сам Владимир Петрович Круглов, человек достаточно откровенных прокоммунистических взглядов и потому не особенно симпатичный Игорю Филину. Интеллектом Круглов не блистал, и начало разговора получилось утомляющим. «Вы можете способствовать развитию науки в развивающихся странах именно в то время, когда западный капитал старается задушить национальное самосознание...»
 Чтобы как-то прояснить ситуацию, Игорь попытался задать какой-то вопрос. В ответ Круглов скомкал речь, заспешил и сразу перешел к интересному — суммам гонорара. Деньги предлагались хорошие, но настораживала неясность в отношении страны, где придется работать. Правда, потом депутат вскользь упомянул, что имеется в виду в первую очередь Пакистан, и Игорь понял, что не зря насторожился. Теперь все было ясно. Этот Круглов, видимо, только что вернулся из Пакистана, где ему плакались на блокаду мирового сообщества и слезно умоляли прислать русских ученых.
 Но самое любопытное заключалось в том, что на этих переговорах присутствовал тот самый Иванов. Он сидел большей частью молча, посматривая с любопытством на Игоря Филина. И вот теперь пришел и говорит, что восхищен порядочностью Игоря.
 — Да, я понимаю, что мой визит выглядит для вас достаточно странно, — продолжал Иванов. — Поэтому, чтобы не тратить время на лишние разговоры, я попробую объясниться сразу.
 — Хорошо бы, — согласился Игорь.
 — Мне показалось, вы поняли за многословием Круглова истинный смысл предложения. Я даже уверен, что поняли, потому что наотрез и очень уверенно отказались, не засомневались — заметьте, — а отказались.
 — Смысл? Какой смысл? — напрягся Филин.
 — Ну как же! Ведь вы долгое время работали на закрытый военный проект и считались одним из самых квалифицированных специалистов. Вы уже поняли, что Круглов пытался передать вам предложение Пакистана работать на них? Возродить этот проект в интересах военных служб Пакистана. И вы с гневом отвергли это предложение. Честно говоря, я был уверен, что вы поняли истинный его смысл...
 Филин ухватил мелькнувшую на лету мысль: откуда этот помощник депутата знает о его работе над военным заказом?
 Ему стало неуютно и знобко под взглядом Иванова, хотя тот, казалось, не проявляет к нему неприязни или злобы.
 Наоборот, Иванов выжидающе и даже слегка заискивающе смотрел на Игоря Филина.
 — Простите, — сказал Игорь, — а вы-то кто? Вы помощник Круглова?
 — Не совсем. Я сотрудник Федеральной службы безопасности. — И с этими словами Иванов достал из внутреннего кармана красное с гербом удостоверение и протянул Филину, а тот машинально взял его и начал вчитываться.
 — Что-то я не понимаю, — сказал Филин. — Вербовать пришли?
 Иванов неожиданно искренне улыбнулся.
 — Что поделаешь, — констатировал он, — спецслужбы теперь воспринимаются либо в виде книжных суперагентов, либо в виде телевизионных черных масок с автоматами наперевес и криками «лицом к стене». Хотя на самом деле все значительно проще.
 — Но...
 — Вас смущает моя непоследовательность? И вы не можете понять, зачем я все это рассказываю?
 — В общем, да.
 — Все очень просто. Нам нужна ваша помощь, Игорь.
 — Помощь?
 Тут уж геофизику Игорю Филину стало совсем не но себе.
 — Понимаете. — пояснил Иванов, — проект «Меркурий» стал объектом пристального внимания сразу нескольких заинтересованных сторон. Действия в этом отношении ведутся очень активно, и нам ничего не остается, как начинать контригру. В первую очередь специалисты, которые работали над «Меркурием», как вы или профессор Барк, просто обязаны нам помочь. — Взгляд у Иванова сделался жестким.
 — А депутат Круглов? — спросил ошалевший Игорь Филин.
 — С ним сложнее. Он попал в неприятную ситуацию, но теперь у него просто нет другого выхода, как работать с нами. Боюсь, Игорь Валентинович, что вы тоже можете попасть в ситуацию безвыходную. Когда либо с нами, либо против нас...
 Вот теперь Игорю стало страшно. Фарс незаметно начал превращаться в триллер. У Игоря Филина не было оснований не верить Иванову, но шпионские страсти хороши в пионерском возрасте.
 — Это все так неожиданно, — сказал первое, что пришло в голову, Филин. — Я очень далек от этого и не хотел бы... И вообще, что значит — «можете попасть в безвыходную ситуацию»?
 — Это значит, — пояснил охотно Иванов, — что вы уже в группе риска... Понимаете? Это совсем не сложно. Вы много ездите на автомобилях, а на дорогах часто происходят аварии. Безвыходные ситуации, как правило, возникают неожиданно.
 — В смысле?
 — Я желаю вам добра, Игорь, — успокоил Иванов. — Я бы никогда не пошел на откровенный разговор, если бы не был уверен в вашей порядочности. Но вы объект пристального внимания не только наших спецслужб, вот в чем дело.
 — А если я не хочу во все это влезать? Если я вообще не хочу ни о чем знать? — спросил Филин. — Я имею право не сотрудничать ни с кем, оставаясь при этом порядочным человеком?
 — Не уверен, — ответил Иванов. — Конечно, любой человек имеет право не сотрудничать с нами, но порядочным человеком при этом может остаться лишь тот, чье бездействие не приведет к негативным результатам. Иногда бездействие противопоказано, потому что оно влечет за собой преступления. В таком положении, например, пребывает Владимир Петрович Круглов. Ваше бездействие, Игорь, пока нейтрально. Но ведь вы понимаете, что это состояние очень неустойчивое.
 — Вы что, пытаетесь меня запугать? — с легкими нотками возмущения спросил Филин.
 — Нет, я просто отвечаю на ваш вопрос... — Иванов поднялся из кресла. — Я так понял, что рассчитывать на вашу помощь не придется?
 — Постойте, — засуетился Игорь. — Честно говоря, я хотел бы быть подальше от всего этого... Тем более. — вдруг вспомнил он, — что у меня очень болен отец. Он очень далеко живет...
 — Ну вот, теперь вы оправдываетесь. — Иванов вздохнул, — Не стоит... Он накинул плащ.
 — Во всяком случае, — сказал он уже в дверях, — в вашей ситуации может оказаться наиболее надежным выбором именно этот.
 — Какой?
 — Подальше уехать. Прощайте.
 Иванов не оборачиваясь заспешил по лестнице вниз. А выйдя на улицу, тут же свернул за угол, прошел дворами к соседней улице и сел в запылившуюся «Волгу».
 — Ну что? — спросил его Макс.
 — Все отлично, — сообщил Иванов и расплылся в улыбке.
 Машина тронула с места и отправилась к центру.
 — Он поедет?
 — Помчится!
 — Почему?
 — Потому что вспомнил про отца. Я уже и не надеялся.
 — И что ты ему пообещал?
 — Ничего. Я просто поговорил с ним. Я сказал ему чистую правду.
 — О чем?
 — Обо всем. Запомни, Макс: если хочешь быть убедительным, говори только правду... Так что, я думаю, завтра, в крайнем случае послезавтра. Игорь Филин будет далеко от Москвы...




 Глава четырнадцатая


 Некоторое время они ехали молча.
 — Ну вот, — сказал наконец Сергей, — мы и в деле.
 Короткая пауза.
 — Что касается меня, — с усмешкой проговорил Муха, — было бы уплачено.
 — Будет, — тут же ответил Сергей.
 — Понятно. Значит, дело серьезное... А сколько?
 — Муха, — подал голос Артист, — а ты помнишь, что фраеров губит?
 — Помню, Семка, помню. Просто хотел прояснить ситуацию.
 Светофор переключился на зеленый. Сергей повернулся вперед и тронул машину дальше.
 — Ну просвети, Сережа, — спросил Док, — что ты об этом знаешь?
 — Мы вылетаем в Азербайджан. В Баку. Мы должны доставить оттуда архив по одной военной разработке. За этим архивом уже началась охота — дело простенькое. — Сергей немного помолчал, а потом добавил: — Так что на большой гонорар не рассчитывайте.
 — И кто охотник? — спросил Боцман.
 Сергей пожал плечами. Они въезжали в Гольяново...


* * *

 — ...Вот здесь, — сказал полковник, передавая Сергею папку, — все, что вам может потребоваться. Смотрите и запоминайте. Фотографии Института геологии и сотрудников научной группы профессора Кариева, сведения об охране института и о месте расположения кабинетов и лабораторий, ну и так далее. Изучите по дороге.
 Сергей положил папку в сумку.
 — Вся информация находится на винчестерах двух компьютеров. Это диски основной памяти, на которых собраны файлы со всем архивом по теме. Нужно снять информацию со всех файлов и привезти ее в Москву. А вместо бакинского архива скачать вот это.
 Полковник передал Пастухову лазерный диск.
 — Значит, наследим? — спросил Муха.
 — Почему?
 — Любой уважающий себя институт, а тем более секретный, поставит на компьютеры защиту и счетчик входов.
 — А вот ты все это и отключишь. Муха пожал плечами.
 — Короче, Константин Дмитриевич, — одернул Муху Сергей. — Я все понял.
 — Возьмете с собой вот это.
 Полковник передал им чемоданчик.
 Муха принял его, открыл замочки и поднял крышку.
 Чемоданчик оказался портативным компьютером. Но этот американский ноутбук был явно очень серьезно подработан и переделан спецами УПСМ.
 — Во-первых, — сказал Голубков, — это ваше средство связи. Во-вторых, с помощью этого компьютера вы скачаете информацию с бакинских компьютеров и закачаете туда дезу.
 Он достал из внутреннего кармана пиджака конверт.
 — Вот здесь, — сказал он, — ваши билеты. Самолет на Баку в пять часов. Вечером будете там. Ночь в вашем полном распоряжении.
 Полковник взглянул на часы:
 — Четыре. Ну, с Богом...
 — Погодите, — сказал Сергей. — Я так понимаю, что это только часть задания.
 — Почему ты так решил? — вскинул голову Голубков.
 — Потому что знаю вас не первый день.
 Голубков пожевал губами.
 — Надеюсь, что это все задание, — сказал наконец.
 — И все же — чего нам ждать еще? — спросил Сергей.
 — Сориентируетесь на местности.


* * *

 ...Какое-то время ехали молча.
 Муха уже начал осваивать незнакомый ноутбук.
 — Останови у палатки, — попросил Артист. — На секунду, за сигаретами.
 Джип притормозил.
 Семка купил пачку сигарет — а с юности он курил только отечественную «Яву», потому, оказываясь в разных регионах земного шара, частенько страдал — и побежал к машине.
 Сергей заметил иномарку поздновато и не успел даже выкрикнуть полного имени. Получилось просто «Сем!!!».
 Но Артист каким-то десятым чувством воспринял сигнал тревоги и инстинктивно отпрыгнул назад. Умение группироваться присуще всем людям его профессии. Одним в большей мере, другим в меньшей. Те, с меньшей, чаще погибают. Но здесь был чистый вопрос удачи, так как самой опасности он не видел и просто мог прыгнуть не в ту сторону. Ему повезло.
 Иномарка просвистела в нескольких дюймах. Эту машину Сергей узнал.
 — Садись, быстро! — крикнул он Артисту. Иномарка уносилась в глубину дворов спального квартала.
 Джип рванул за ней.
 — Да брось, Серега, обычный мудак, купил права да еще с утра пропустил стаканчик, — раздался сзади голос Боцмана. — Мы в аэропорт опоздаем!
 — Я этого гада знаю, он меня уже пытался таким же макаром.
 Гонки двух мощных машин само по себе зрелище увлекательное, при условии, что дело происходит на профессиональной гоночной трассе. Но в городе, да еще в спальном районе, при специфичности застройки, при бабушках и собачниках, удовольствие маленькое Мотор у джипа посильнее, правда, время набора скорости побольше, но уж если его раскочегарить... Какое-то время Сергей отставал.
 — Давай, Серый, давай! — Как ни странно, но первым азарт охватил именно Боцмана.
 Очень скоро к нему присоединились и остальные.
 — Прижми его к бровке, у него ходовая слабее...
 — Он же убьет кого-нибудь... Там за домами пустырь. Пусть вырвется. Отпусти.
 И Пастухов приотстал.
 Воспользовавшись мнимой возможностью оторваться, водитель иномарки, заметив в просвете чистое пространство, рванул туда. Там действительно простирался пустырь, и даже не пустырь, а целое поле. Вдали виднелась трасса, и водитель погнал машину туда.
 Но еще одной особенностью таких полей или пустырей всегда были или пожарные пруды, если раньше здесь стояла деревенька, или самочинные карьеры, которые забыли рекультивировать.
 Иномарка на полном ходу, пролетев по воздуху не меньше, чем летают каскадеры, рухнула в глубину песчаного карьера.
 На дне же его подпочвенные воды образовали довольно глубокое озерцо, и когда джип Пастухова резко затормозил у самого края, крыша машины уходила в глубину. На поверхности можно было разглядеть ее пятно и пузыри воздуха, выходящие из салона.
 — Капец. — констатировал Муха.
 — Ладно, поехали...
 Сергей посмотрел на Дока.
 — Вообще-то есть в Океании острова, где люди умеют задерживать дыхание до шести минут, — сказал Док.
 — Ты еще про человека-амфибию расскажи... Когда приехала патрульная машина ГИБДД, офицер и два сержанта с удивлением обнаружили в воде плавающего человека. У него была только сильно рассечена бровь.




 Глава пятнадцатая


 Иванов взял телефонную трубку и набрал номер. Его соединили не сразу. Он посматривал на часы, постукивал пальцами по коже сиденья и всячески выражал нетерпение.
 — Ты знаешь, — сказал он Максу, — я рад, что ты выкарабкался. Теперь хоть у меня будут нормальные люди под рукой.
 Макс поправил пластырь, залепивший рассеченную бровь:
 — А что такое?
 — Невозможно работать с дилетантами, которых мне подсунули...
 Наконец номер ответил.
 — Алло? Иванов беспокоит. Вам удалось что-нибудь узнать?
 — Да, — ответили на том конце. — Кое-что есть. Запоминай. Человека, который встречался с полковником Голубковым, зовут Сергей Пастухов. Бывший капитан спецназа. Чечня, спецзадания, в том числе и по линии УПСМ. Это серьезный человек. Голубков разыскивает его, как правило, когда чувствует, что упускает контроль над ситуацией. У него есть команда. Четыре человека. «Солдаты удачи», как они себя называют. Если тебе нужны подробности, я привезу файлы.
 — Двое моих людей, один, кстати, ваш, уже столкнулись с ним. Ваш мертв.
 — Это серьезно. На всякий случай будь поосторожней.
 Впрочем, если этот Сергей Пастухов так хорош, как о нем говорят, то это уже само по себе должно быть серьезно потому, что хороший солдат отличается умением, а очень хороший — чутьем. Кому, как не Иванову, об этом знать. Так что если Пастухов из разряда очень хороших солдат, то предостережение выглядит вполне уместным. Значит, солдаты удачи...




 Глава шестнадцатая


 Они выехали из Ростова в девять вечера, за два часа добрались до военного аэродрома. Инструкции им отдавал седоватый человек с военной выправкой. Инструкции были короткими, деловыми, почти механическими, такие инструкции отдают компьютеру с аудиосенсорами.
 Седой не пожал им руки, не обнял, он сухо козырнул и ушел в здание диспетчерской, откуда следил, как реактивные истребители звеном взлетели и взяли курс на темную сторону неба, туда, где был восток.
 Их было пятеро. Друг друга звали не по именам, а по кличкам, которые родились сами собой во время нередких боевых задании. Потом эти клички закрепились. Даже в файлах агентуры ФСБ они теперь значились под этими кличками. На секретной базе ФСБ под Ростовом они ежегодно проходили шестимесячный курс усовершенствования, хотя и так были бойцы первоклассные. Несведущему человеку даже показалось бы, что усовершенствовать им нечего. Но, оказывается, наука боевых искусств не стоит на месте, так же как и любая другая. В каких-то лабораториях работают люди, которые кропотливо и дотошно изучают новейшие достижения в этой области, задают компьютерам задачи и тщательно следят за решениями, копаются в старых книгах, даже смотрят сутками напролет кинобоевики, чтобы изобрести новый, еще невиданный способ убивать.
 Пятеро бойцов владели этим искусством так же профессионально, как старуха с косой. В общем-то они были обыкновенными русскими парнями. Да, тренированными, да, обученными, да, экипированными по последнему слову техники. Но таких по миру и в России были тысячи. И они тысячами мерли в горах Чечни, в схватках с тупыми бандитами и даже при нелепых обстоятельствах. У этой пятерки пока что не было ни одного прокола. Все дело в том, что только на них, на этих пятерых, впервые в глубокой тайне (даже от них самих) было применено психотропное средство, лишающее человека страха. Нет, не того страха, который помогает почуять опасность заранее, а того противного человеческого страха, который заставляет руки дрожать, выветривает из головы трезвые мысли, не позволяет пройти по широкой доске на высоте десятого этажа, хотя доска от высоты не стала уже. К тому же средство это, разработанное еще в лабораториях КГБ, притупляло человеческую боль, порог боли становился выше, а это значило, что боец выполнит задание, даже истекая кровью.
 Вот эту железную пятерку и отправил седой полковник на реактивных истребителях в Баку. Их задачей было изъять секретные материалы по «Меркурию» из бакинского института геологии. У них было и еще одно задание, но они о нем пока не знали.
 А сейчас они летели в тесных кабинах истребителей и смотрели немигающими глазами на темнеющий низкий горизонт.
 Через час они катапультируются в окрестностях Баку.
 Пилоты истребителей переговаривались между собой, что не вполне соответствует уставу, впрочем, к этим переговорам уже привыкли и не часто обрывали их. Сегодняшней темой радиоразговоров были, конечно, эти загадочные пассажиры. Пилоты даже не видели их лиц. Попытки переговорить с ними еще на аэродроме — привет, как дела? лететь не боишься? — были встречены полным молчанием. Пилоты — люди суеверные, поэтому пассажиры в черных масках казались им недобрым предзнаменованием.
 — Да учения какие-то, — говорил старший звена.
 — Ничего не слышал про учения, — отвечал ему замыкающий.
 — Ладно, рули, не нашего ума дело.
 — А Суворов сказал — каждый солдат должен знать свой маневр.
 — У Суворова не было истребителей.
 — Да, а то бы он туркам навалял...
 Пятерка бойцов не слышала этих переговоров. И в отличие от пилотов их вовсе не интересовали личности летчиков. Каждый раз на задание их возили другие. С тех, кто доставлял к месту высадки железную пятерку, брали подписку о неразглашении. Пятерку солдат удачи бросали на самые ответственные задания. В свое время они покалечили Салмана Радуева, уничтожили Гамсахурдию, Солоника с его любовницей. Дудаева. Теперь бойцы должны были решать задачу по обезвреживанию супероружия.
 Проект «Меркурий».




 Глава семнадцатая


 Еще в самолете Сергей просмотрел все списки бывших сотрудников профессора Карцева, который и возглавлял работы по «Меркурию» в Баку. И его заинтересовала личность по имени Рустам, который сначала ушел из института геологии, когда проект закрыли, и на некоторое время канул в неизвестность, а потом вынырнул снова и стал предлагать некоторым своим бывшим коллегам помощь в устройстве их на работу за границей. Двое уже уехали с его помощью.
 — Он и есть тот вербовщик, который отправил уже двоих в Штаты и в Израиль, — сказал Пастухов.
 — Логично. И что ты предлагаешь? — сказал Артист.
 — Выйти сначала на него.
 — Зачем?
 — Голубков был прав. Денег на приличную охрану у них нет. Проникнем в здание мы относительно просто. Но хоть как-то они защищают свою информацию. Поэтому надо взять на операцию этого Рустама. Он должен знать коды. Ты, Муха, с его помощью взломаешь коды, с помощью нашего чемоданчика контроллер, и чтобы мышь не пикнула, воробей не чирикнул.
 Ребята поначалу сомневались, что смогут добиться чего-нибудь дельного от Рустама. В самом деле, зачем ему признаваться, что он вербовщик? Ничего не вижу, ничего не слышу, и все! Откажется от всего и пошлет их подальше. Да может быть, и не он, в самом деле. Но к их удивлению, Сергей оказался прав.


* * *

 Им удалось очень быстро разговорить Рустама и вывести его на откровенность. Довольно быстро этот человек согласился помочь им выудить из института геологии все материалы.
 Только через некоторое время Сергей понял причину такой сговорчивости. Все оказалось очень просто: Рустам боялся. Очень боялся. Он просто не находил себе места последние несколько дней, так мается человек от зубной боли, а ребята оказались для него как хорошие стоматологи. Они сразу дали понять, что им совершенно неинтересно его прошлое, что их совершенно не волнуют его связи, а кроме того, они могут помочь ему выбраться из всего этого и спокойно жить дальше, если он, в свою очередь, им поможет. Хороший наркоз, который подействовал.
 Рустам рассказал им и о причине своего страха. Дело в том, что месяц назад на него вышли какие-то люди, тоже зацепились за его прошлое вербовщика, они стали требовать и угрожать. Требовали они информацию о людях, работавших над «Меркурием» в России, в Москве. Информацию подробную, кто чем именно занимался, кто каким уровнем знаний обладает и так далее. То есть их даже не интересовали адреса и прочие технические подробности вроде привычек и пристрастий, а только и исключительно профессиональные возможности. Причем они так запугали Рустама, что он бегал целыми днями как угорелый, собирая для них информацию с помощью своих бывших связей. Потом они изучили всю эту информацию и сказали, что больше всего их интересует старший научный сотрудник Института физики Земли Игорь Филин. Рустаму пришлось добыть информацию и об Игоре Филине...
 — Понимаете? — говорил Рустам. — Они не слезали с меня! Я думал, что после этого они оставят меня в покое, но они объявились снова — теперь им был нужен бывший программист профессора Кариева Рахим Дашев!.
 По словам Рустама, он не выдержал и потребовал его избавить от преследования, но эти люди просто заявили ему: «Привыкай, теперь ты будешь работать па нас всю свою жизнь».
 «Игорь Филин, — отметил про себя Пастухов. — Значит, тут все закрутилось намного раньше. И мы, скорее всего, уже опоздали».
 — А информацию из института они не требовали? — спросил Муха, словно угадав мысли Сергея. Рустам растерянно уставился на него:
 — Откуда вы знаете?
 — Итак? — не ответил Муха.
 — Они хотят забрать ее завтра ночью.
 — А почему раньше не забрали?
 — Потому что завтра утром я должен отдать им Дашева. Они потребовали, чтобы я привез им его.
 — Привез?
 — Ну да. Пришлось заморочить ему голову, оформить выезд во Францию, хотя я всего-то должен передать Дашева им с рук на руки прямо здесь, в Баку, и что с Рахимом будет дальше, даже не представляю.
 — Все равно они могли забрать информацию раньше.
 — А-а! — поднял палец Рустам. — Завтра они заканчивают все дела — можно и засветиться. Ведь если они снимут информацию, все всплывет, станет ясно, что за проектом охотятся.
 «Значит, не опоздали, — подумал Сергей. — Значит, еще успеем».
 Сам того не зная, Рустам выводил их на охотников.
 — Значит, мы поможем тебе от них избавиться, — сказал Пастухов. — А ты поможешь нам. Твой Дашев пьет?
 У них было очень локальное задание — бакинский институт. Но Сергей понял, что этим дело далеко не исчерпывается. Может быть, их возня с информацией вовсе и ни к чему. Если среди бела дня воруют специалистов, то замена какой-то полусекретной информации — это как маникюр при гангрене.
 Пока Рустам откровенничал, Сергей все продумал. Радиомаячок. Его каким-то образом надо имплантировать Дашеву. Тогда они смогут точно знать обо всех передвижениях оппонентов. Повесить на одежду? Кто знает, что случится с его пиджаком или курткой..
 — Зашибает, — кивнул Рустам на вопрос Сергея. — Мы, помнится, на банкете у Кариева...
 — Отлично. Док, вот тебе денег, отправляйтесь с Рустамом к Дашеву.
 — Зачем? — опешил Док.
 — Я предлагаю напоить его основательно, а потом вшить маячок в тело. Заклеим пластырем ранку, и все дела. Дескать, ушибся. Главное — найти повод...
 — Ну повод потрясающий. Рустам же достал ему выездную визу, — напомнил Артист.
 Как только сгустились сумерки — а ночь в южных широтах наступает почти мгновенно, — Сергей, Муха, Артист и Боцман расположились неподалеку от здания института. С моря потянул ветерок, сразу принесший с собой вместо запахов жареной баранины запах нефти.
 Сергей взглянул на светящийся циферблат часов. Рустам и Док непозволительно опаздывали.
 — Командир, может, мы сами... — предложил Артист. — Муха у нас головастый.
 — Нельзя проколоться, — сказал Сергей.
 Он и сам уже не верил, что их поход в институт так уж обязателен. И может, его действительно не стоило обставлять столькими мерами предосторожности. Но раз решено — надо сделать. Пастухов терпеть не мог менять планы на бегу.
 Когда ждать стало уже невозможным и Пастухов готов был дать команду начинать без Дока и Рустама, в глубине переулка раздались шаги и пьяное пение Очень скоро пение объяснилось весьма комичным образом.
 Рустам до такой степени надрался с Рахимом Дашевым, хоть святых выноси. Закусывали только фруктами. Примерно через час, как ни одергивал своего нового знакомого Док, тот сумел-таки надраться вместе с Дашевым, хотя Рустаму это было категорически запрещено. Может быть, он на самом деле просто боялся предстоящей операции по проникновению в институт.
 Но так или иначе, Док почти нес его на себе. Как проникнуть в институте этим мешком, стало главным вопросом.
 — Как же ты недоглядел? Док развел руками.
 — Что делать-то будем? — спросил, хмурясь, Боцман.
 — Надо как-то втащить его туда, а уж потом я с ним разберусь, — пообещал Док.
 Что Док мертвого поднимет, знали все в группе, а вот получится этот фокус с мертвецки пьяным?..
 — Ладно. Приступаем. Пошел, Артист, — скомандовал командир.
 Артист вышел из тени на свет и направился прямиком к проходной. За стеклянными дверями виднелась мраморная лестница, а перед ней турникет. Денег на исследования нет, но мрамором облицевали, показушники, чертыхнулся про себя Артист. Турникет сторожила еще не старая женщина. Русская. Дверная ручка изнутри была обмотана цепью. Артист сразу подумал, что все вахтеры бывшего СССР одинаковы. Им скучно. Это основное занятие — скучать на дежурстве.
 Артист требовательно постучал. Женщина встрепенулась и подошла к двери.
 — Я вас умоляю, разрешите позвонить, жена рожает, вызовите «скорую», два квартала — и ни одного автомата — взмолился Артист.
 Этот простой, но безотказный предлог может тронуть сердце самого сурового вахтера. Если бы на вахте оказался мужчина. Артист попросил бы стаканчик. Тоже просто и тоже безотказно. Вообще чем тривиальнее просьба, тем легче ей верят.
 Однако женщина не торопилась открывать.
 — Точно рожает?
 — Точно, точно... Здесь рядом... Откройте...
 — Не положено. У нас тут режимные лаборатории. Говори адрес.
 Артист с ужасом подумал, что вот так по мелочи, наверное, и сыпятся шпионы. Он начисто забыл название соседней улицы. Название мудреное, старинное и национальное, а потому трудно произносимое. Но — вспомнил.
 — На Азизбекова мы живем, на Азизбекова, дом пять... Пятый дом. Я встречу.
 — А говоришь, рядом... — тем не менее прониклась сочувствием вахтерша. — Тут не два, а все двадцать два квартала.
 И она заторопилась к телефону, который висел в другом конце вестибюля.
 На этом и строился их расчет. Вахтер не должен их видеть. Внутрь можно было попасть через лабораторию на втором этаже. До окон без решеток легче всего добраться с козырька над входом. И этот пятачок был хорошо освещен. Если бы с ними не было полубесчувственного тела, взобраться туда в считанные секунды было плевым делом. Теперь же нужна пауза побольше.
 И Актер ее обеспечил. Когда бежал обратно, вспомнил случай, когда разыскивал завод «Сатурн». Спросил у прохожей. А она и говорит, что секретный завод «Сатурн», — это совсем рядом — два квартала. Вмешались прохожие и сказали, что проходная совсем с другой стороны, а здесь сплошной забор. Хотя в нем, конечно, есть дыра. Вот так — безо всяких хитростей.
 Боцман стал основанием пирамиды. Он сцепил руки в замок и отправил вверх сначала Сергея, затем Муху с чемоданчиком. С Рустамом пришлось повозиться, но он был обвязан под мышками прочной веревкой, двоим наверчу пришлось просто втянуть его к себе Последним шел Док.
 Артист занял пост наблюдения на другом конце улицы.
 Тем временем Муха, как заправский форточник, проник внутрь лаборатории, достал каску с фонариком, надел, быстро обследовав помещение, нашел блок оконной сигнализации. Это была устаревшая конструкция восьмидесятых годов и, вполне возможно, неработающая, но говорят, береженого Бог бережет. Муха отключил ее легко.
 Следом за Мухой внутри оказалась вся группа. Теперь можно было никого не опасаться.
 Они вышли в коридор, поднялись на третий этаж и, согласно указаниям Голубкова, нашли нужную им дверь.
 — Ну, Док, действуй, — приказал Пастух, когда они нашли нужный им компьютер.
 Док размахнулся, и в тишине лаборатории, словно пистолетныи выстрел, прозвучала пощечина.
 Голова несчастного дернулась, и всем присутствующим показалось, что сейчас произойдет самое нелепое. Она оторвется и покатится по полу. Ищи потом. Но голова не оторвалась, а, наоборот, вытаращила на присутствующих безумные глаза и запела снова куплет народной азербайджанской песни.
 Док размахнулся вторично. Рустам вяло приподнял одну руку, пытаясь защититься. И новый «выстрел» нарушил тишину лаборатории. Голова дернулась в другую сторону, а глаза ее наполнились ужасом.
 — Ты его укокошишь, — подал голос Сергей.
 — А вы думали, я на него химию буду тратить. Бабка моя, царство небесное, деда таким образом лечила, когда тому па собрание колхозное идти надо было. Ходил и выступал. Односельчане его уважали.
 Рустам пришел в себя.
 Остальное было делом техники. Как и предупреждал Голубков, никаких особых средств защиты, тем более новых, не было. С помощью чемоданчика они обошли пароли, а коды со времен Рустама изменены не были.
 Казалось, что все обойдется нормально, но тут в коридоре раздались шаги. Дежурная стучала во все двери.
 — Эй, выходи, кто тут пьяный? Выходи, кому говорю... Где ты есть?
 Док схватил Рустама за воротник:
 — Пой, гад, придушу. Пой. Свою. Азербайджанскую.
 Рустам несмело запел.
 — Громче, — тряхнул его Док. И бедняга запел в голос.
 — Обругай ее по-своему!
 Рустам качал ругаться.
 — Ладно, ладно лаяться-то. — смягчилась дежурная, — спи уж. Утром разбужу. Нажрутся, черти...
 Все облегченно вздохнули.
 — Как это ты допер?
 — Надо знать особенности национальной политики в регионе, где работаешь. Сейчас ни одна русская баба на их мужика не попрет — себе дороже.
 Когда вахтерша ушла, Муха быстро скачал с лазерного диска лезу на компьютеры. Теперь дело было сделано. Можно уходить.
 На улице оказались без проблем, погрузились в «москвичек» Рустама и доехали уже почти до гостиницы, когда дорогу им преградила компания поддатых парней.
 Боцман снизил скорость, посигналил, но парни и не думали освобождать дорогу. Более того, они наверняка специально останавливали «Москвич».
 Сергей протяжно вздохнул:
 — Ладно, Муха, выйди, разберись. Только без шума.
 Не спрашивая разрешения, с Мухой вышел навстречу парням и Артист.
 — Привет, ребята, как нам до гостиницы проехать? — сияя улыбкой, обратился к парням Артист. — Заблудились мы тут в вашем прекрасном городе.
 Это был тонкий, психологически рассчитанный ход. Враги моментально становились друзьями.
 Парни на минутку опешили, а потом один из них стал быстро объяснять дорогу.
 Всю идиллию разрушил Муха.
 Он несколько грубее, чем нужно, оттолкнул навалившегося на него парня, скривив при этом брезгливо лицо.
 Парень не удержался на ногах и свалился.
 — Ты что, ала да, зачем моего друга обижаешь? — тут же вступился за упавшего здоровенный усач.
 Муха уже пытался исправить ошибку, помогая парню встать, но было поздно.
 — Русский, да? — спросил усач задиристо. — Чурки тебе не нравятся, да?
 Это было своеобразным сигналом.
 Парии плотно окружили Муху и Артиста и, подначивая самих себя издевательскими репликами, стали надвигаться с вполне ясными намерениями.
 — Кончай, ребята. Извините, я не хотел. — все еще пытался спасти положение Муха. А это уже был психологический просчет. С особым удовольствием бьют тех, кто признает свою вину.
 Краем глаза Артист заметил, как у одного из парней мелькнула в руках финка. Он не стал ждать, пока пьяные нападут первыми. Он неожиданно присел, перекатился через спину и вырос уже перед вооруженным ножом парнем. Сделал одновременно два удара — ногой и кулаком. Ногой по руке, которая сжимала нож, кулаком в подбородок. Нож звякнул об асфальт, парень отлетел в кусты.
 Парней было семеро. Но двое уже лежали на земле, потому что Муха вел боевые действия одновременно с Артистом. Он «вырубил» усача ударом в переносицу.
 Остальные бросились на чужаков, а те не стали встречать налетавших со всех сторон озлобленных парней и мигом присели, дав возможность нападавшим столкнуться носами. В следующую секунду оба были уже за спинами парней. И снова синхронно уложили на асфальт еще двоих. Муха двинул одного из них ногой под коленки, а когда тот прогнулся назад, всадил ему кулаком в нос. Артист действовал красивее. Он хлопнул по плечу ближнего, а как только тот резко развернулся для удара, просто подставил сжатые кулаки — получилось, что парень сам налетел на удар. С остальными тремя справиться уже было несложно. И Артист с Мухой уже внутренне праздновали победу, когда вдруг увидели, что из-за поворота надвигается толпа с палками и ножами. Этих было уже человек двадцать. Надо было звать на помощь всех остальных. И вообще завязалась бы серьезная битва. А этого солдатам удачи сейчас вовсе не нужно.
 Артист и Муха все-таки вывели из боевого состояния оставшихся троих, но затем прыгнули в машину, и Боцман нажал на газ.
 От преследования они ушли легко. Но в гостиницу теперь нельзя было возвращаться.




 Глава восемнадцатая


 Они разбились на группы и пошли по тоннелям искать врагов. Сомнений теперь ни у кого не было: в этом ауле их ждала ловушка. И в эту ловушку их заманил Крюк. Теперь вместо Крюка командовали кавказцы. Они быстро совещались, а потом щуплый выдавал их решение.
 Вот и сейчас в каждой группе было по трое кавказцев. Один шел впереди, второй в середине, третий замыкал.
 Щуплый выбрал средний тоннель. До места, где останавливались жители аула, на этот раз дошли быстрее, всего за час. Но куда идти дальше? Из пещеры было три выхода. Щуплый приказал снова разделиться на три группы. Сам повел ту, что вошла в средний тоннель, а двое других его соплеменников повели две оставшиеся группы.
 В лабиринтах бойцы пользовались правилом «правой руки». Это очень простой метод, известный еще с незапамятных времен. Надо все время сворачивать направо. Эго дает возможность возвратиться тем же путем.
 На этот раз шли недолго, минут двадцать. Сначала потянуло дымом, а потом вдруг послышались голоса. Щуплый отдал приказ остановиться, бесшумно двинулся вперед и скоро оказался у небольшого отверстия, откуда и слышались голоса. Он осторожно заглянул — помещение находилось внизу, а отверстие было в потолке. Горели костры, ходили люди, блеяли бараны. Щуплый пытался рассмотреть, нет ли среди людей плененных бойцов. И действительно, увидел в углу восьмерых связанных бойцов. В отверстие с трудом пролезала рука, кроме того, оно было слишком высоко. Кавказец пробормотал проклятие и двинулся в обратный путь к группе.
 Бойцов не было.
 Щуплый решил, что не дошел до места, прошел еще, не забывая все время сворачивать налево. Бойцы пропали. Здесь уже не слышно было голосов, не пахло дымом, он ушел совсем далеко от отверстия.
 Нет, они не могли уйти без его команды. Может быть, пришла другая группа и они, не дождавшись его, пошли освобождать воинов.
 Щуплый вернулся к отверстию. Он ждал, что сейчас в проходе появятся бойцы, но никого не было.
 Он снова вернулся — пусто. Опять приник к отверстию.
 Бойцы наконец появились. Только они были без оружия и связаны.
 Да, там была вся его группа. Почему враги не захватили его? Просто не заметили или специально оставили, чтобы он видел позор своих друзей? И как могли эти натренированные, мужественные люди сдаться в плен без малейшего сопротивления? Почему он не услышал даже шороха, даже вскрика? Почему сейчас, когда их в пещере уже много, они не сопротивляются?
 Раздумывать было некогда. Щуплый должен был предупредить остальных, чтобы не попались так же, как эти предатели. Но обратно он решил идти с величайшей предосторожностью. Погасил фонарь, двигался на ощупь, сворачивая все время налево.
 Они так боялись, что жители аула расскажут об отряде кому-нибудь, а аборигены сами не хотели, чтобы кто-нибудь узнал их тайну. Они никого не убивали. Они просто лишали людей свободы и не кормили. Человек умирал сам.
 Но кто-то же узнал об этом ауле. Кто-то же их сюда направил. Щуплый решил, что это и был предатель Крюк.
 Что он вышел к пещере, где они разделились во второй раз, Щуплый догадался по тому, что тихий шелест его" шагов стал совсем не слышен. Значит, он уже не в узком тоннеле.
 Щуплый замер. Надо было слушать, слушать внимательно. Враг мог быть совсем рядом. Он мог стоять за спиной, дышать ему в затылок.
 Щуплому показалось, что он действительно слышит дыхание за спиной, слышит, как шуршит одежда протягивающего к его горлу руки врага.
 Он быстро присел, выхватил нож и ударил.
 В пустоту. Рядом никого не было.
 Невольно Щуплый шагнул вперед и понял, что ноге его не на что опереться. Земля исчезла, он с трудом удержался, чтобы не свалиться в яму, которая вдруг оказалась рядом. Только что он прошел это место — был ровный пол.
 Так вот в чем секрет. Это подземелье было одной сплошной девушкой. Под ногами у человека пропадала земля, и он валился вниз, не успев даже сообразить, что с ним случилось.
 А внизу наверняка его уже ждали. Упавшего, еще не пришедшего в себя человека обезоруживали и связывали.
 Так сгинул его отряд, так чуть не сгинул он сам.
 Ну что ж, теперь он знает, чего надо опасаться. Надо опасаться этих ям,, которые появляются и исчезают с коварной бесшумностью...
 Или наоборот, он должен воспользоваться этой ямой, чтобы проникнуть в стан врага.
 Еще не успев додумать эту мысль, Щуплый шагнул вперед, нащупал ногой край ямы, лег на живот и руками потрогал ее стены. Стены были гладкими. Но не идеально. По ним можно было спуститься.
 Щуплый разулся. Голыми ногами он будет чувствовать каждый мельчайший выступ, за который можно зацепиться.
 Спуск вниз был тяжелым, и иногда казалось — безнадежным. Минут по пять он висел на самых кончиках пальцев, пытаясь нащупать опору в полной мгле. А когда она находилась, не торопился ею воспользоваться, а еще с минуту проверял ее на прочность.
 Внизу он оказался через полчаса, не меньше, посмотреть на часы не было времени и возможности.
 И вот теперь уже точно услышал рядом с собой тихое дыхание. И вот теперь его кинжал нашел жертву.




 Глава девятнадцатая


 20 декабря. Берн. По данным международною финансового института, террористические организации крайнего мусульманского толка в прошедшем году имели денежный оборот двадцать семь миллиардов долларов Для сравнения — бюджет России составил в прошедшем году примерно ту же сумму. Впрочем, считают в международном финансовом институте, это только верхушка айсберга. В эту сумму не вошли частные пожертвования, которые составляют еще примерно треть.
 Террористов финансируют многочисленные организации, ставящие целью экспансию ваххабитского направления в мусульманстве во все цивилизованные страны, а также правительства некоторых стран арабского мира (Рейтер).


* * *

 К зданию института пятеро в черных масках добрались как раз в тот момент, когда «москвичок» солдат удачи отъезжал в город.
 Они не обратили на него внимания. В их задание окрестности института не входили.
 Старший отдавал приказы коротко, а чаще обходился жестами.
 Самого младшего он послал к застекленным парадным дверям института.
 Тот, как и Артист, постучал в дверь, но когда вахтерша уже осторожнее приблизилась к двери, разговаривать с ней не стал. Он просто выстрелил. Женщина упала, засучила ногами, из головы у нее вытекала кровь. Но этого черные маски уже не видели. Они прошли сквозь разбитую выстрелом дверь и уже через минуту были в лаборатории с компьютерами. Они не утруждали себя угадыванием паролей и обходом кодов. Двое просто разламывали системные блоки и вынимали из них жесткие диски. Остальные шарили по столам и стеллажам в поисках документов и дискет.
 Когда все более или менее стоящее внимания было изъято и загружено во вместительную сумку, черные маски спокойно вышли через парадную дверь.
 Последний, а это был тот же самый молодой, приставил к виску женщины пистолет и произвел контрольный выстрел. Впрочем, это было лишним, женщина была мертва. Но черные маски никогда не нарушали инструкцию. А инструкция гласила — свидетелей в живых не оставлять.
 Под Баку у них теперь была база — маленький домик, в котором находилось оборудование, оружие, пища. Здесь они должны были получить дальнейшие инструкции. Здесь им предстояло дождаться вертолета, который заберет изъятое из института.
 Ровно в час ноль девять ночи Старший вышел на связь.
 — "Ножны", «Ножны», я «Клинок».
 — Здесь «Ножны», — ответил передатчик голосом седого полковника. — Слушаю, «Клинок».
 — Пункт один выполнен, ждем почтового ящика.
 — Понял, «Клинок», ящик будет в... — пауза, — в два сорок девять. Пункт два прибудет с ящиком. Код четырнадцать. Отбой.
 — Есть. Отбой.
 До двух тридцати Старший объявил команде отдых. Сам вышел в дозор. Это тоже было лишним, никто в этой глуши в такую поздноту появиться не мог. Но инструкция приказывала ставить на ночь дозоры всегда и везде.
 Ровно в половине третьего ночи Старший разбудил команду.
 В километре от базы они зажгли фонари, расположив их звездой, и стали ждать прибытия вертолета.
 Вскоре за деревьями послышался шум моторов. А потом небольшая машина, которую в черном небе рассмотреть было невозможно, зависла над звездой.
 Вниз по тросу был спущен металлический шар на крюке. К этому крюку Старший прицепил багаж, предварительно сняв шар, просигналил фонарем, и вертолет умчался.
 Металлический шар раскручивался.
 Внутри него Старший нашел листки с цифрами, которые содержали задание. Старшему даже не понадобилось доставать книгу кодов. Все сорок три кода он помнил наизусть. Эта шифровка читалась с помощью кода номер четырнадцать.
 «Пункт два. Перехват...» А далее подробные инструкции, как найти, кого, как изъять, куда отвезти, и прилагались две фотографии.
 На втором листке значилось:
 «Пункт два, прим. Ликвидация...» И снова подробная инструкция о том, кого пятерке предстоит ликвидировать (на языке бюрократов от спецслужб это значит просто — убить).
 «Пункт два, бис. Базирование...» Они должны были занять новую базу, где-то в предгорьях Апшерона. Карта прилагалась.
 Но Старший не стал ее рассматривать, он вернулся к фотографиям. На одной был Рустам, а другая, групповая, запечатлела пятерых парней, которые, улыбаясь, смотрели в объектив.
 Старший долго смотрел на эту фотографию, но, казалось, не для того, чтобы запомнить лица. Это был какой-то странный взгляд.




 Глава двадцатая


 Пастухов взглянул на часы:
 — Пора бы им появиться.
 Рустам кивнул.
 В небе вовсю занималось утро. Уже было светло, уже крики чаек и отдаленный шум волн начинали поглощаться городской суетой. Напряжение росло.
 Наконец показалась машина.
 — Идите, — коротко сказал Рустаму и Дашеву Сергей.
 Медленно подъехав к месту встречи, машина замерла, задняя левая дверь открылась, и из машины выбрался молодой сосредоточенный человек, осмотрелся, увидел Рустама и кивнул ему. Рустам взял под руку Дашева, и они быстро двинулись в сторону автомобиля.
 Подошли. Короткий разговор о чем-то. Ребята видели, что Дашеву и Рустаму предложили сесть в автомобиль.
 — Не нравится мне это, — проворчал Сергей.
 — Возвращайся, — шепнул Муха, словно Рустам мог его слышать.
 Рустам как-то испуганно оглянулся на «Москвич», в котором сидела команда Пастухова, но послушно сел на переднее сиденье.
 Машина покатила в сторону окраины города.
 — Давай за ними! — скомандовал Пастухов. Машина с Рустамом и Дашевым повернула в тихий переулочек.
 — Не прижимайся, — сказал Сергей. — Только проследим.
 Боцман снизил скорость. А потом и вовсе остановился, потому что и машина впереди встала.
 Между ними было метров триста, поэтому происходящего в кабине никто из команды не видел.
 А потом дверца машины распахнулась, и на горячий асфальт выпало тело Рустама. Машина на этот раз рванула и помчалась по переулку, поднимая пыль.
 — Притормози! — скомандовал Док.
 Он выскочил из «Москвича», чтобы помочь Рустаму, по этого уже не было нужно. Голова Рустама была неестественно вывернута. Ему попросту сломали шею.
 — Гони! — закричал Сергей, как только Док вскочил в «Москвич».
 «Москвич» Рустама был, конечно, не той машиной, на которой можно вести преследование, но особенной мощности и не понадобилось. Те, кого они преследовали, повели себя непредсказуемо: как только оказались на проспекте, снизили скорость, чтобы ничем не отличаться от остальных машин, и спокойно покатили во втором ряду.
 — Твою мать! — раздраженно высказался Муха.
 Это была первая реакция на случившееся. И это была вполне логичная реакция. Не только потому, что, по убеждению всех ребят, эти люди, которые пришли на встречу, не должны были убивать Рустама. Просто незачем им было это делать.
 Идущая впереди машина выехала за черту города и набрала скорость.
 — Боцман, не торопись. Видишь, транспорта не густо. Отпусти его вперед. Забыл про маячок? — все еще переживая смерть Рустама, сказал Сергей.
 Они поотстали, пропустив вперед скотовозку и две легковушки.
 — М-да... Кто бы мог подумать... — сказал о случившемся Актер. — Такой тенор. Да и парень ничего.
 На экране ноутбука медленно перемещалась белая метка.




 Глава двадцать первая


 Линия соединилась почти сразу.
 — Я слушаю? — раздался голос Иванова. Треска и шипения практически не было. Только чуть слышное эхо, повторявшее слова.
 — Все в порядке. Вербовщик нейтрализован. Груз отправляем домой и идем в Куляб. Ваши приятели не обнаружены. Зря волновались, — в трубку прочитал по бумажке человек, пригласивший в машину Рустами и Дашева. При этом он испуганно косился на водителя. Тот кивнул, забрал трубку.
 А потом сделал какое-то незаметное движение рукой. Она молниеносно мелькнула в воздухе, и побелевший от ужаса Дашев, сидящий на заднем сиденье, услышал, как в голове человека что-то громко хрустнуло. Человек откинулся на дверцу, из уголка губ выкатилась красная капля. Человек был мертв.
 — А-а-а!.. — закричал Дашев.
 И опять мелькнула рука водителя, но этого Дашев уже не видел. Короткий удар — и программист потерял сознание.




 Глава двадцать вторая


 Иванов выключил телефон, аккуратно отложил его на край стола, задумался. Почему-то его человек после разговора не сказал контрольного слова. Или забыл, или... О плохом думать не хотелось. Ладно, это он выяснит позже, а сейчас:
 — Ну вот, хорошие новости догоняют нас и ублажают нам слух.
 Мустафа улыбнулся, но так, из приличия, поскольку просто не мог знать, какие именно хорошие новости были сообщены только что Иванову.
 Они сидели за отдельным столиком, сервированным с большим вкусом, в ресторане гостиницы «Метрополь». Аппетит разыгрывался сам собой уже только от одного вида шикарного ресторана и поданных блюд.
 — Давайте перейдем к делу. — Иванов отсалютовал бокалом вина собеседнику, отпил глоток. Мустафа пил минералку.
 — Юсеф уже в России, — сказал он. — Но условия господина Бен Ладена остаются прежними. Первая часть стоимости договора, официальная, вносится в указанном вами месте в обмен на предоставляемые вами материалы и специалистов, а вторая, основная, только после проведения испытаний в Кулябе. Там уже все готово.
 — Замечательно. В таком случае, закажем еще осетрины. Вы не против?
 Мустафа был не против. Иванов подозвал официанта.
 — Ну что ж, — сказал он, вернувшись к делам, — запоминайте, Мустафа. Встреча состоится через три дня. В Йошкар-Оле. Отель заказан. Охрану и все прочие необходимые условия мы обеспечим...
 — У Юсефа будет своя охрана, — вставил Мустафа.
 — Как угодно. Далее. Операцию с деньгами будет проводить Интервестбанк. Его генеральный директор, Андрей Андреевич Мурыгин, человек надежный. Он в курсе и предоставит нам все необходимые услуги.
 Мустафа молча кивал. То ли запоминая сказанное Ивановым, то ли обдумывая, он рассеянно смотрел поверх его головы.
 — Я надеюсь, что проблем у вас не возникнет? — спросил он.
 — Проблемы?
 — Вы же прекрасно знаете особенности русской административной системы: все решается исключительно благодаря личным контактам.
 — Можете не беспокоиться, Мустафа. Йошкар-Ола — идеальное место для нас. Депутат Круглов имеет там не только финансовую поддержку. Его хорошо знает и поддерживает вся администрация республики. И города. А вся наша деятельность, как вам известно, идет через депутата Круглова и его новую партию. Поэтому никаких проблем просто не может возникнуть. К нашим услугам все государственные структуры...
 Иванов говорил размеренно, убедительно и со вкусом, словно смаковал удачное блюдо.
 Он поднял бокал и предложил Мустафе присоединиться. Мустафа мягко отвел его руку с бутылкой белого сухого вина.
 — Напрасно, напрасно вы отказываете себе в удовольствии. Некоторые ваши единоверцы прославили этот напиток и считали его божественным. Чего стоит Хайям...
 — Перс... — презрительно отозвался о поэте Мустафа.
 — Но мусульманин.
 — Мусульман много. Тех, кто считает себя мусульманами, еще больше.
 — У вас арабское имя, а ведь вы пакистанец.
 — Это длинная история. Я гражданин Пакистана, но нет такого народа — пакистанцы.
 — Шерп?
 — Имя моего народа вам ничего не скажет. У нас бывает так, что люди, живущие на одном склоне горы, не понимают языка живущих на другом, хотя и те и другие молятся одному Богу. Мы все равны перед Отчизной — индусы, мусульмане.
 — Мы — миллионы душ и жизней, мы — капля в океане! На зов проснемся, отвернемся от суеты своей, — земля святая, мать родная скликает сыновей!.. Тагор, — поддразнивал Иванов.
 Мустафа пока не был его противником, но должен был стать в ближайшем будущем. А противника надо знать даже лучше, чем самого себя. Для этого существуют множество способов, и один из них проверен временем — попробуй вывести его из равновесия. Иванов не успел зафиксировать реакцию собеседника: зазвонил телефон. Иванов взял трубку.
 — Да?.. Хорошо.
 Он поднялся из-за стола:
 — Одну секунду...
 Быстро пройдя по коридорам, спустившись по лестницам и миновав швейцаров, Иванов выбрался на улицу и подошел к стоящему у тротуара автомобилю, сел внутрь рядом с беспалым Максом.
 — В чем дело? — спросил он. От его безмятежного лоска не осталось и следа. Только сосредоточенность.
 — Шафран шалит, — сказал Макс. Иванов секунду молчал. Потом повернулся к Максу:
 — Игорь Филин выехал в Йошкар-Олу?
 — Да.
 — Когда?
 — Вчера поздно вечером, сразу после вашего с ним разговора.
 — Вот видишь, и не надо никого похищать, устраивать гонки по вертикали. Надо только развесить паутину. — Иванов удовлетворенно кивнул. — Хорошо. Так что там Шафран?
 Макс почесал подбородок, словно не зная, с чего ему начать.
 — Шафран, — сказал наконец он, — кажется, пронюхал об истинной сумме твоего договора с пакистанцами.
 — О пятидесяти миллионах?
 — Да.
 — Но как он умудрился?!
 — Не знаю. Но по пьянке уже начинает об этом болтать. Он злой, как черт. Боюсь, что он надумает рассказать все Круглову...
 — Хорошо. Проследи за господином Шафраном, и если он хоть раз появится у меня на пути, я сам с ним поговорю.
 — Понял.
 — Это все неприятности?
 Иванов взглянул Максу в глаза и понял, что неприятности еще не кончились.
 — Выкладывай.
 — С Филиным тоже не все гладко. Сам-то он уехал, но весь ваш разговор с ним, как выясняется, записал на магнитофон и предупредил свою жену, что, если он не вернется через неделю, все это надо передать в органы...
 — Он не вернется через неделю, — сказал Иванов. — Боюсь, что он вообще не вернется.
 — Так что делать? Иванов пожал плечами:
 — Мне тебя учить?
 — Ясно. Это все.
 Но Иванов не поднялся с места. Он немного посидел молча. Потом взглянул на Макса.
 — Что наш супермен Пастухов? — спросил он. — Не проявлялся?
 Макс отрицательно покачал головой.
 Когда Иванов вернулся в ресторан, Мустафа уже допивал кофе.
 — Ну, дело сделано, — сказал Иванов. — Скоро господин Филин будет в вашем полном распоряжении.
 — Это хорошо, — кивнул Мустафа, — но этого явно недостаточно.
 — В каком смысле?
 — Нам нужен суперсейсмограф.




 Глава двадцать третья


 В толчее улиц они потеряли машину из виду. А потом вдруг погас и радиомаячок.
 — Что случилось? Обнаружили? — занервничал Сергей.
 Муха перебирал клавиши ноутбука, но маячок не появлялся.
 — Они не могли так быстро найти, — покачал головой Док.
 — Так куда же он пропал?
 — Может, едут в тоннеле, может, в метро.
 — А если нашли и уничтожили?
 Сергею никто не ответил.
 А еще через минуту они увидели машину. Она стояла у цветочного рынка с приоткрытой задней дверцей. Экран не засветился: или в машине не было Дашева, или они действительно ухитрились найти маячок и уничтожить его.
 — Мимо проезжай, — приказал Пастухов, — только медленно. А вы — спрячьтесь.
 Муха, Док и Артист нырнули между сиденьями. Боцман снизил скорость. Но сколько Пастухов ни вытягивал шею, увидеть кого-нибудь в машине не смог.
 — Надо бы остановиться, — сказал он.
 — А вдруг ловушка? — поднялся из-под сиденья Док.
 Действительно, рисковать не стоило.
 — Тормозни вон там, па пригорке. Понаблюдаем.
 Боцман припарковался. Отсюда было видно все шоссе и машина, увезшая Дашева, как на ладони.
 Через десять минут возле нее остановилась гаишная машина.
 — Они ушли, — констатировал Сергей, проследив, как гаишник заглянул в окна, потом распахнул дверцу и тут же принялся что-то говорить в рацию.
 — Я же говорю — метро, — кивнул Муха в сторону.
 Рядом с тем местом, где стояла машина, был вход в метро.
 — Поехали, чего тут стоять, — разозлился Пастухов.
 Но не успел Боцман тронуться, как Сергей скомандовал:
 — Стоп!
 Гаишник как раз распахнул переднюю пассажирскую дверь, и из машины свесилось тело.
 — Дашев?! — ахнул Артист.
 — Нет, — покачал головой Сергей. — Ничего не понимаю... Ждите меня здесь.
 Он выскочил из «Москвича» и вальяжной походочкой, чтобы не выдавать своего волнения, двинулся вниз.
 Вокруг гаишника и мертвого тела уже собиралась толпа. Сергею надо было только удостовериться. Во-первых, что мертвым был тот самый человек, что встретил Дашева с Рустамом. А во-вторых, что этот человек был мертв.
 В первом он удостоверился, а во втором — нет. Человек выглядел мертвым, но, может быть, только выглядел? Никаких ран, пулевых отверстий.
 Может быть, это ловкая инсценировка? Зачем? Непонятно. А если не инсценировка? То совсем уже темный лес...
 Они выехали из города и остановились у бензозаправки.
 — Подбирают концы, — высказал версию Муха.
 — Нет, они нас надули, гаишники с ними заодно, — горячился Артист.
 — Ну зачем им убирать своего же? — поддакнул и Боцман.
 — Я ничего не понимаю, — развел руками Док.
 — И что мы имеем на двенадцать часов тридцать две минуты? — взглянув на часы, спросил Сергей. — Мы имеем два трупа, пропавшего с нашим маячком Дашева и полный туман.
 — И как из него выбираться — неизвестно, — мрачно подтвердил Муха.
 — Вообще-то мы свое задание выполнили. — напомнил Артист. — Информацию скачали, дезу запустили...
 — Господи! Я — идиот! — хлопнул себя по лбу Сергей. — Ну конечно! Деза! Ведь Рустам говорил — они сегодня вечером придут в институт. Так что не все потеряно! Хотя, — он повернулся к Артисту, — кто уже выполнил свое задание — свободен.
 — Ну вот, и пошутить нельзя? — обиделся Артист.
 — Да я тоже пошутил, — улыбнулся Пастухов.
 Настроение опять ухнуло в черную яму, как только на закате они подъехали к институту.
 Первое, что бросилось в глаза, — прямо у входа в институт был выставлен пост блюстителей порядка.
 Потом они увидели разбитую дверь. А потом в холле натянутые пластиковые полоски, какими ограждают место преступления, и "начерченный на полу силуэт лежащего тела.
 — Оп-па, — выдохнул Док. — Это кого же тут убили?
 Сергей взглянул на окна третьего этажа, где располагалась лаборатория с компьютерами. Там ходили какие-то люди в форме.
 — Все, — упавшим голосом сказал Сергей. — Они уже побывали здесь.
 — Когда? Когда они успели? — Муху била нервная дрожь.
 — А это теперь неважно, — махнул рукой Пастухов. — Вчера ночью, сегодня днем... Важно, что мы их потеряли. И теперь уже навсегда.
 Всю ночь они просидели v института — никакого результата.
 Утром ребята спустились к берегу моря и зло бросали камешки в набегавшие волны. Над ними кружились чайки.
 — Ну что, сворачиваемся и, как побитые псы, убираемся домой? — спросил Боцман.
 — Надо сообщить Голубкову, — вяло поддакнул Муха.
 — Неужели ничего нельзя придумать?! — в сердцах хлопнул себя по колену Сергей.
 Док вынул из кармана горбушку хлеба, наверное, специально припас ее, подбросил в воздух, чайка поймала ее на лету.
 — Есть одна дурацкая идея, — сказал он.
 — Какая?
 — Да нет, так, чепуха. Действительно, глупость.
 — У нас других на этот момент нет! — резко ответил Сергей. — Что за идея?
 — А с воздуха можно поймать сигнал маячка? Команда уставилась на Дока.
 — Да я понимаю... Может, Дашев уже за тысячи километров отсюда, может, маячок нашли и уничтожили, может..
 — А может, и нет! — перебил его Сергей, вскакивая.




 Глава двадцать четвертая


 С Седым Иванов встретился вечером. Снова все было обставлено, как в недоброй памяти в советские времена. Черная «Волга», затемненные стекла, безмолвный водитель.
 — Олег Григорьевич. — сказал Иванов, — что происходит?
 — А что происходит? — удивленно вскинул бровь седой.
 — Мы одна команда или нет?
 — Мы — одна команда, — эхом ответил седой.
 — Нет, Олег Григорьевич, я в такие игры не играю. На мне висит основная часть операции по внедрению в сделку между Кругловым и Мустафой, на мне лежит вся операция прикрытия, а вы...
 — А что я?
 Иванов понял, что не зря встревожился, когда его человек не подтвердил сообщение кодовым словом. Уж больно участливым и непорочным хотел выглядеть седой.
 — А вы решили подстраховаться? Вы послали в Баку другую команду?
 — Ты имеешь в виду солдат удачи? — спросил Седой. — Так они из другого ведомства.
 — Вот об этом я твержу, — развел руками Иванов. — Может, хватит со мной-то в бирюльки играть? Вы послали в Баку своих железных бойцов, так?
 Седой недовольно поморщился:
 — Какие ты слова выбираешь... Прямо какой-то боевик.
 — Ну хватит! — стукнул кулаком по кожаному сиденью Иванов. — Сейчас не до литературы!
 — Да, я послал туда команду, — сказал Седой, глядя прямо в глаза Иванову. — И собирался тебе об этом сообщить.
 — Когда? Когда все кончится?
 — Нет, намного раньше...
 — А почему я вообще не в курсе с самого начала?
 — У конторы возникло подозрение, что кто-то начал работать на себя.
 — Что значит — на себя? — Теперь уже Иванов старался выглядеть непорочным.
 — Это значит, что кто-то собирается кинуть и Мустафу, и Голубкова, и даже нас.
 — И я попал в круг подозреваемых? — обиженно произнес Иванов.
 — Даже я в этот круг попал.
 — Но вы-то в курсе дела!
 — Не уверен. Совсем не уверен. Может быть, вслед за моей командой послали еще одну, а может, и не одну.
 — Какая-то шпиономания!
 — Это наша профессия — шпиономания, — напомнил Седой.
 — Ас прежней командой что?
 — Ее отстранили от дел.
 Иванов чиркнул пальцем по собственному горлу:
 — Вот так отстранили?
 — Ну зачем же? Просто нейтрализовали, — соврал Седой.
 Иванов уловил ложь, но виду не подал.
 — Ладно. И что же дальше?
 — Дальше, как и было запланировано, все идет своим чередом. Правда, теперь не только мы с вами будем контролировать ситуацию.
 — Перестраховщики, — горько улыбнулся Иванов.
 Такой поворот событий его явно не устраивал. Инициатива должна была оставаться в его руках. Ну что ж, тогда и ему придется предпринять кое-какие меры. Скажем, выслать еще одну команду, но теперь уже совершенно секретную, только его, Иванова, команду.




 Глава двадцать пятая


 По сообщению агентства РИА «Новости». Взрыв в подземном переходе на Пушкинском площади в Москве квалифицирован следствием как террористический акт. Составлен фоторобот двух подозреваемых и причастности к взрыву. По свидетельству очевидцев, это были лица кавказской национальности.


* * *

 Аэроклуб они нашли легко, но, когда узнали расценки полетов — аэроклуб давно стал частным, — только что не за головы схватились. Таких денег у команды Пастухова не было.
 — А скажите, авиаэкскурсии над городом бывают? — хватался за соломинку Пастухов.
 — Ага, ты еще колбасу по два двадцать вспомни! — рассмеялся менеджер авиаклуба.
 Пастухов чуть не заскрипел зубами от досады.
 — А дельтапланеристы, они откуда летают? — вдруг спросил Док.
 Действительно, это была идея. Правда, никто из команды никогда не летал на дельтапланах, но многое в жизни случается впервые.
 Менеджер отправил их к подножию Апшерона, где устроили свою базу дельтапланеристы.
 — А что, очень хочется посмотреть на наш красивый город с высоты? — спросил он на прощание.
 «Ага, плюнуть тебе на голову с высоты хочется, — чуть не сказал Муха, но сдержался. — Блин, небом торгуют!»
 — Да, мы всегда мечтали! — сладко пропел Артист.
 К дельтапланеристам их привели не указания менеджера, a собственно, сами дельтапланы.
 Здесь удовольствие полетать стоило куда меньше. Правда, необходимо было пройти инструктаж, который тоже стоил денег, тренировки, не за бесплатно, конечно, только после этого вам выдавался нейлоновый дельтаплан допотопной конструкции.
 На все эти проволочки у команды времени не было.
 Поэтому Пастухов с таким непререкаемым убеждением внушал владельцу дельтаклуба, что вот Муха всю жизнь только и делал, что летал на всем, что может летать, что он чуть ли не мастер спорта, что он вообще мировая знаменитость, а Муха так весомо поддакивал, что владелец даже не спросил никаких документов, он выписал чек, отправил на склад за дельтапланом и тут же принялся обзванивать своих знакомых планеристов, чтобы те срочно мчались на базу — готовится к полету какая-то дельтазнаменитость.
 А вот как раз посторонних глаз команде и не нужно было.
 Поэтому они перетащили дельтаплан подальше от скопища людского и стали отправлять Муху в первый в его жизни полет. Раз пятнадцать Муха пропарывал землю собственным и дельтаплана носом. Один раз довольно крепко шлепнулся с приличной высоты, а взлететь все не мог. Кроме того, была опасность налететь на провода ЛЭП, которые были совсем рядом.
 Хорошо, что любопытных поблизости не было: позора бы не избежать.
 — Да это же так просто! — кричал Артист.
 — Да, а откуда ты знаешь?
 — По телику видел!
 — Я по телику видел, как прыгают с небоскреба и живыми остаются, — парировал измотанный Муха.
 Только на двадцать пятый раз ему удалось оторваться от земли и пролететь метров двести.
 И приземлился он хорошо. Только вот в полете никак не удавалось включить ноутбук. И уж о масштабном облете города — теперь это понимали все — и мечтать не приходилось.
 — Да ты его на земле включи! — размахивал руками Пастухов.
 — А как я его настрою?
 — На земле настрой!
 — Угол не тот!
 — Сейчас не до углов! Включай!
 Муха включил ноутбук, пощелкал клавишами и сказал:
 — Никуда я больше не полечу.
 — Это еще почему? — стал наступать на него Пастухов.
 — Потому что не надо! — радостно захохотал Муха.
 И он показал команде экран. Точка радиомаяка светилась. Дашев был где-то совсем рядом.
 Муха скинул ремни, отвалил в сторону дельтаплан и бросился по склону вниз. За ним вся команда.
 Радиомаяк привел их в довольно живописную местность. Белая риска на экране ноутбука замерла.
 Муха набрал координатную сетку и выяснил расстояние.
 — Ну что, получилось, географ? — спросил запыхавшийся Боцман.
 — Что тут может получиться... Вот если бы антенну-тарелку. Хотя бы бытовую...
 — Хотя бы примерный район поиска определил? — спросил Сергей.
 — Горы...
 — Ты же говорил, километр-полтора...
 — Объясняю для темных. Эхо возникает в горах не только от твоего голоса, но и от радиоволн.
 — Если у них база, наверняка должны быть подводы электричества.
 — Надо искать, — согласился с мнением Дока командир.
 — Постойте, а ЛЭП! — вспомнил Сергей.
 Они направились в обратную сторону. Действительно за поворотом обнаружилась в кустах трансформаторная будка. Она получала энергию прямо с ЛЭП и отправляла ее дальше. Наверное, когда-то здесь была специальная вырубка, но теперь все настолько заросло акацией, что без мачете продраться сквозь ее заросли было делом почти невозможным. Невозможным для нормального человека, привыкшего обходить лужи на асфальте.
 Ребята достали из сумок, предусмотрительно захваченных с собой, камуфляж и переоделись. Сумки с цивильным замаскировали в кустах неподалеку.
 — Ну, Муха, давай мухой, а лучше ужом. — напутствовал товарища Артист.
 — Ладно, Сема, сделаем...
 Хуже всего пришлось Боцману, так как единственный способ передвижения по этой местности — именно ползком или на карачках. И все-таки нижние ветви нет-нет да цепляли его габариты своими шипами.
 Через пятнадцать минут такого движения вся команда основательно взмокла. Один Сергей выглядел молодцом. Сделали остановку.
 Последним к отдыхающим присоединился Боцман.
 — Уф, ну и парилка... Брось меня, командир, пристрели...
 — И пристрелю, — не улыбнулся шутке Сергей. — Надо в форме себя держать, а ты все пивко попиваешь... Да пляжных красавиц спасаешь. Далеко еще?
 Муха открыл ноутбук и выставил сетку. Белая риска сместилась незначительно.
 — Я думаю, что прямо за этой высоткой, — прикинул Муха.
 — Ну ты даешь... Сколько в этой высотке? — спросил Боцман.
 — Кто ж ее, родимую, знает...
 Действительно, сколько прошли и сколько осталось, можно было определить очень приблизительно. Их окружали такие плотные заросли, что невозможно было увидеть вершину.
 — Здесь на Апшероне горы невысоки. Видали и круче, — хорохорился Боцман.
 — Нам и так повезло! — радовался Пастухов. — Не скулить!
 И они возобновили движение. Спускаться было не легче. Судьба послала подарок: очень скоро заросли поредели. Сергей сделал знак остальным замедлить движение. Они осторожно подобрались к пятачку чистого от кустов пространства и раздвинули ветки. Отсюда с высоты открылась панорама небольшой седловины, в нижней точке которой белел... дворец.
 Люди суеверные наверняка восприняли бы увиденное как сказочный мираж. Перед глазами команды Пастухова стоял замок восточного властелина в миниатюре. Две зубчатые башни по бокам здания были увенчаны радиоантеннами. Вокруг зеленели газоны и клумбы с цветами, били фонтаны. Имелась и дорога. Она подходила к строению с запада. Вот почему им, приблизившимся сюда с юга, "она была не видна.
 — Да... — присвистнул Артист — Не иначе как магараджа проживает.
 Разглядывая здание в бинокль, Сергей заметил у левой его стены джип «паджеро» и сидящего на его ступеньке человека в черной маске Перед ним на ящике были разложены детали пистолета. Человек, по всей видимости охранник, занимался чисткой оружия. Больше никаких свидетельств какой-либо деятельности видно не было. Перед строением метров на пятьдесят кусты были местами выкорчеваны, местами выжжены. Это означало только одно: хозяева не хотят, чтобы к ним приближались незаметно.
 Сергеи дал команду разделиться и обойти здание с двух сторон. Это давало дополнительную информацию плюс позволяло точнее сориентироваться на местности. Сбор назначили у подъездной дороги.
 Соединившись, обнаружили еще одного охранника у центрального входа. Там же стояла машина, на которой привезли Дашева.
 — Ломанем, командир? — предложил Артист.
 — Рано. Снаружи двое. Неизвестно, сколько внутри.
 — Да хоть десяток. С каких пор это нас смущало?
 — Это тебе не лица кавказской национальности. Это ребята покруче. Заметил, какие у них железки? Кроме того, неплохо было бы выяснить конечный пункт доставки Дашева. Для нас это сейчас главное. Сообщим Голубкову. В принципе основную работу мы выполнили, а самодеятельность ни к чему.
 Муха порылся в заплечном рюкзачке и вытащил пневматический пистолет. Снарядил его специальным патроном.
 — Давай, — разрешил Сергей.
 Муха медленно пополз к зданию.
 — Интересно, на какие шиши и когда это выстроили? — проворчал Док.
 — Какая разница, Док. Ясно, что не новый русский, а старый партийный азербайджанец, — сказал Сергей.
 — Не люблю, когда богатый — и вор. Можно понять, когда нищий ворует с голода, а нынешняя генерация, у них же щеки со спины видно, все равно руки тянут.
 — И поесть не мешало бы... — мечтательно выдал Артист.
 — Терпи, им, — кивнул док на охранников, — труднее. В этих масках и зимой душно, а они вон в самую жару утеплились.
 Маски на лицах охранников казались и Сергею сильно подозрительными. Действительно, к чему этот камуфляж в такую жару и в такой глуши?
 Муха тем временем подобрался ко дворцу метров на двадцать. Теперь все стали напряженно следить за реакцией охранника. Похоже, что того до такой степени разморило, что он готов был вот-вот клюнуть носом. Но Сергей знал, что это впечатление обманчиво, что тренированный слух мгновенно может отличить посторонний звук от фонового шума. Дальше сближаться с фасадом здания было рискованно вдвойне.
 Но Муха был профессионал. Ему не требовалось читать мысли товарищей. Он уже сам понял, что приблизился на критическое расстояние. Осторожно и тщательно прицелился в самое большое окно и нажал на спуск. Раздался еле слышный хлопок.
 Охранник мгновенно повернул голову на звук, потом перевел взгляд на границу кустов. Ничего, подозрительного. Все тихо. Охранник поднял стоящее у его ног пластмассовое ведро и опрокинул себе на голову. Муха позавидовал водным процедурам, тем не менее воспользовался действиями охранника для разворота в обратном направлении.
 Артист раскрыл ноутбук:
 — Док, ты много смыслишь в медицине, а как насчет этого? Пока будем ждать Муху, черт знает сколько времени пройдет, могли бы уже и послушать...
 — Удалить вон тому человечку аппендикс голыми руками могу, — Док кивнул на охранника, — гланды вырвать голыми руками. А что касается техники — уволь.
 — Значит, будем ждать, — вздохнул Артист. Через томительных четверть часа приполз взмокший Муха.
 — Зараза, всю кровь выпил, — пожаловался он. — У них конюшни, что ли...
 — Кто?
 — Да слепень. Впился, гад, а мне не пошевелиться.
 Он потянулся к ноутбуку и проворно забегал пальцами по клавиатуре.
 — Микрофон я посадил на самое большое окно. Думаю, это или столовая у них, или гостиная.
 — Правильно решил.
 — Я звук врубать не буду, а то этот хмырь больно дергается. Заметили, как он на хлопок среагировал? Профи.
 Сергей кивнул.
 Экран горел ровным светом несколько минут. Когда ожидание стало надоедать, мигнул.
 — Кто-то вошел, — откомментировал реакцию ноутбука Муха. На экране побежали буквы. Они складывались в слова. Слова в предложения. Там, где электроника не разбирала смысл, на экране возникал знак вопроса. Информация выглядела так:
 — СОЕДИНИСЬ С СЕДЫМ ??? ДАШЕВА ВЗЯЛИ ??? ПРО ФИЛИНА ДАШЕВУ НИЧЕГО НЕ ??? ЙОШКА-ОЛУ ОТПРАВЛЯЕМСЯ ??? ПУНКТА НОМЕР ДВА ???
 Дальше шли сплошные знаки вопроса. Потом экран дважды мигнул.
 — Кондишн включили, гады, — пожаловался Муха. — А так машина вполне...
 Он радовался за технику, словно это была его личная заслуга и изобретение.
 — Ладно, сматываемся... Артист остается здесь. Нам надо связаться с Голубковым. События принимают характер обвала. А мы даже не знаем, что происходи! и кто вообще наш враг.




 Глава двадцать шестая


 — ...Террористический интернационал, — ответил Голубков. — Вам что-нибудь известно об этом?
 — Что-то президент говорил, — вспомнил Муха, следящий за прессой. — Фундаменталисты, что ли?
 Они связались с Голубковым в обговоренное заранее время. Сергей включил громкую связь, чтобы вся команда слышала голос полковника и могла задавать ему вопросы, если возникнут.
 — Почти. В общем, так. Примерно в начале девяностых годов мусульманский фундаментализм начал очень сильно меняться. И вполне обычные люди становятся абсолютными радикалами, которые не принимают не только западные цивилизации, но и либеральные режимы в самих мусульманских странах. Они отрицают все и призывают только к боевым действиям. Война. Против всех. У нас это — Чечня, Таджикистан, Киргизия. А теперь вот талибы у самых границ. Режим жизни такой — пять раз в день намаз, вера в Аллаха и пожизненная война с неверными. Джихад. Неверными, к вашему сведению, для них являются практически все. Во всяком случае, все немусульмане. Я думаю, что эта информация достаточно важна для вас...
 — Насколько я понимаю, — вспомнил Док, — их финансировали американцы?
 — Да, — согласился полковник, — сначала их финансировали американцы...
 — Вот же прикормили на свою голову. На экране ноутбука возникла фотография человека с длинной седой бородой.
 — Вот этого человека зовут Усама Бен Ладен, — прокомментировал Голубков. — Это один из лидеров интернационала. Только личное состояние Ладена оценивается примерно в пять миллиардов долларов. Недавно этот человек сказал так: «Мы не делаем разницы между американцами, носящими военную форму, и гражданскими лицами. Они все — наша мишень». Вот что получили американцы. Численность личных боевиков Бен Ладена, по нашим подсчетам, составляет более пяти тысяч человек.
 — Это серьезно, — согласился Сергей.
 — "Я, сын честного и славного джигита, клянусь святым и почитаемым мной местом, на котором стою, принять подвиг абречества и во дни этих годов не щадить ни своей крови, ни крови всех людей, истребляя их, как зверя хищного. Клянусь отнимать у людей все, что дорого их сердцу, их совести, их храбрости. Отниму грудного младенца у матери, сожгу дом бедняка, и там, где радость, принесу горе. Если же я не исполню клятвы моей, если сердце мое забьется для кого-нибудь любовью или жалостью — пусть не увижу гробов предков моих, пусть родная земля не примет меня, пусть вода не утолит жажды, хлеб не накормит меня, а на прах мой, брошенный на распутье, пусть прольется кровь нечистого животного", — вдруг продекламировал Док.
 — Это еще откуда? — изумился полковник.
 — Книгу на развале купил. Пишут, настоящая средневековая клятва абрека.
 — Прямо монолог Чацкого... Вы случайно не в Спас-Заулке ее приобрели? — В голосе полковника слышалась явная ирония.
 — Вы тоже выдали арию оперного певца, — резко ответил Сергей. — «Задание простенькое, всего-то делов — ничего», — передразнил он полковника. — А теперь выходит... Нам что, со всем этим интернационалом воевать?
 — Ваше задание локальнее, — не стал обижаться полковник. — У нас есть основания предполагать, что будущие полигоны для испытаний тектонического оружия Бен Ладен будет искать на территории наших соседей...
 — Даже так?.. — присвистнул Муха.
 — ...или па нашем территории.
 — Значит, это они положили глаз па «Меркурий»?
 — Да, некоторое время назад они заинтересовались нашим тектоническим оружием.
 — Слишком много возникает вопросов, Константин Дмитриевич, — недовольно констатировал Сергей.
 — Выкладывай. Все, что смогу, — проясню.
 — Кто такой Филин?
 — Птица, — недоуменно ответил Голубков.
 — А Игорь Филин? — усмехнулся Пастухов. Некоторое время Голубков не отвечал. Потом спросил озабоченно:
 — Откуда вы знаете эту фамилию? Он сотрудник Института физики Земли. Занимался «Меркурием». Здесь в Москве.
 — Боюсь, он уже не в Москве, — сказал Пастухов.
 — Украли?
 — Йошкар-Ола не имеет отношения к Филину?
 — Сейчас. — И полковник снова замолчал. Сергей понял, что Голубков сверяется со своими бумагами.
 — Да, Игорь Филин из Йошкар-Олы. У него там остался отец.
 — Значит, нам туда дорога...
 — Значит, — согласился полковник.
 — И еще. Мы тут просмотрели изъятые в институте материалы.
 — Это что — любопытство? — съязвил Голубков.
 — И поняли, — продолжил Сергей, — что вся система «Меркурий» ничего не стоит без одного важного компонента.
 — Да? Какого же?
 — Сверхчувствительного сейсмографа.
 В эфире снова наступила тишина. Пастухов понял, что на сей раз Голубков ни с какими своими бумагами не сверялся.
 — Константин Дмитриевич, алло, вы на связи?
 — Да, я здесь.
 — Слушаем вас.
 — А что слушать, ты прав, Сергей. Сейсмограф повышенной чувствительности. СПЧ-1, как его называют, действительно существует.
 — И где он?
 — А вот этого я не знаю. И вот это...
 — Должны узнать мы?
 Полковник опять долго молчал, но теперь Пастухов знал, что Голубков не сверяется с бумагами, не раздумывает, а просто не решается сказать «да».




 Глава двадцать седьмая


 К базе, где прятали Дашева крепкие парни в масках, они вернулись уже ночью.
 Артист доложил:
 — Никакого движения. Чего-то ждут, что ли. Только один отлучался в город, кажется.
 — Что, в маске?
 — Сел за руль в маске, а как там дальше — не видел.
 — Ясно.
 Муха просмотрел записи разговоров — ничего интересного. Даже подозрительно обыденными были беседы скрывшихся во дворце бойцов.
 — Что, они так и собираются тут сидеть? — высказал свое сомнение Док.
 — Посмотрим. Значит, так, Артист и Муха занимают позицию к северу и востоку от дворца. Я к югу, а Док останется здесь. Если замечаем какое-то движение, тут же оповещаем всех. Если они соберутся уйти — а я думаю, как раз ночью они и попытаются уйти, — никаких громких телодвижений, только тихое преследование.
 — Ага, они сядут в какой-нибудь вертолет, а мы что, на дельтаплане их догонять будем?
 — Нет, Боцман сейчас же отправится в аэропорт и узнает обо всех рейсах на Йошкар-Олу.
 — А если таких рейсов вообще нет?
 — Мне объяснить? — строго сказал Пастухов. — Значит, смотри рейсы, которые идут в том направлении. Забронируй места на всех. И жди. Если они улетят, мы дадим тебе знать.
 Боцман кивнул и тут же скрылся в зарослях.
 Ну, подумал Сергей, вроде бы все предусмотрел. В том, что команда отправится в Йошкар-Олу, он не сомневался. Во-первых, про Филина интересовались еще у Рустама, а во-вторых, люди в масках сами упомянули о ней в связи с фамилией Филин.
 Тут, впрочем, было кое-что странное. Если Филин на своей родине, то, во-первых, как он там оказался? Во-вторых, почему люди в масках не взяли его еще в Москве, почему они спрашивали о Филине у Дашева. И самое главное, почему они убили Рустама и своего же человека?
 Словом, загадки множились. И разрешить их простыми упражнениями ума не получалось.
 Через полтора часа вышел на связь Боцман.
 — Пастух, все сделано. Есть один рейс на Йошкар-Олу. Через три часа. И еще пять в том же направлении с промежутками в полчаса. Если что — мы можем успеть.
 — Жди, — приказал Пастухов.
 Было уже далеко за полночь. Но почему-то спать не хотелось, не нужно было прилагать никаких усилий, чтобы бороться со сном. Пастухов попытался определить природу собственной бессонницы. И не смог. Периодически связывался с ребятами — те тоже были бодры, даже как-то нервически возбуждены.
 Это тоже было странно, потому что Муха, скажем, даже выхлебав на ночь огромный термос с крепчайшим кофе, мог запросто уснуть стоя. Ночные дозоры были для него мукой. А сейчас — как огурчик. И это несмотря на то, что они прошлую ночь не спали, провели довольно веселенький денечек и вообще вымогались.
 «Это интуиция, предчувствие, — понял наконец Пастухов. — Что-то должно случиться».
 Впрочем, эта догадка тоже мало что проясняла. Конечно, должно было случиться — люди в масках с минуты на минуту покинут базу. Пастухов это знал, но почему-то понимал, что тревожное предчувствие лежит совсем в другом месте.
 В руке завибрировала рация.
 Пастухов нажал кнопку связи.
 — Пастух, Артист. Охранники ушли в дом.
 — Понял, Артист.
 Наверное, смена.
 Он прислушался к наушникам — во дворце никаких разговоров, только шаги, скрип дверей. Потом все стихло.
 — Артист, Пастух. Смена появилась?
 — Нет. Ясно.
 — Сейчас будут уходить. Следи в оба.
 — Обижаешь. — ответил Артист.
 Куда они направятся? В аэропорт? Хорошо бы. Куда полетят? В Йошкар-Олу? А если его догадки не оправдаются? Тоже не страшно: если люди в масках сейчас сядут в свой джип и поедут даже на край света, Пастухов с командой их не упустит. Только на том свете солдаты удачи их достать не смогут.
 Потом Сергей мистически думал, что именно этой мыслью он и заставил произойти то, что случилось.
 Сначала в окнах погас свет. Но всего на секунду. А потом вспыхнул во всех сразу, но слишком яркий, слишком неживой, смертельный свет. А еще через мгновение окна вылетели под напором огня. И только за этим по седловине прокатился оглушающий взрыв. Белый сказочный дворец в мгновение ока превратился в черные развалины, над которыми поднялся столб огня и дыма. Ни одной живой душе внутри дворца выжить было невозможно.
 Первым вскочил Док и метнулся вниз по склону, обдираясь о кусты акации, туда, к пожару, вторым летел с другой стороны Муха. Когда они были на расстоянии метров в триста, рванул бензобак горевшего джипа. Пастухов немного поотстал. Артист — тоже. Но не намного. Они все оказались у страшного пожарища почти одновременно.
 — Что это было, командир? — ошалелыми глазами смотрел на Пастухова Муха.
 — Шоу Бенни Хилла! — отмахнулся Сергей. — А ты как думаешь?
 — На них что, бомбу сбросили?
 — И ты видел самолет?
 — Ну и рвануло!
 — Кто ж их так?
 Сергей не ответил, он бросился к фонтану, подхватив на бегу пластмассовое ведро, зачерпнул воды и плеснул в огонь.
 Команда вышла из ступора. Действительно, надо было гасить пожар, а вдруг хоть кому-нибудь удалось выжить.
 Ведрами, правда, они тушили бы огонь долго. Хорошо, Док сообразил, в тлеющей подсобке нашли поливочные шланги и стали тушить огонь уже более результативно.
 Скоро можно было, не без риска конечно, войти на первый этаж. И Сергей, которого предварительно окатили из шланга с головы до ног, бросился было к зданию, как в кармане завибрировала рация.
 — Да! — раздраженно ответил Сергей. Связь была плохая.
 — Пастух, Боцман. Что у вас там?
 — У нас...
 — Сергей. Не слышу.
 — Боцман! Отбой!
 — Пастух, Боцман! Я не слышу тебя! Разговор двух глухих. Сергей бросил рацию Мухе.
 — Настрой, ничего не слышно.
 Муха начал крутить ручку настройки. Голос Боцмана пропал, зато совершенно отчетливо был слышен какой-то монотонный писк.
 Этот писк что-то Сергею смутно напомнил. Но в первую секунду он даже не пытался вспомнить. Он бросился в дверной проем, закрыв рот и нос рукавом, чтобы не отравиться угарным газом.
 В дыму мало что можно было разобрать. Груды обгоравшей мебели, стекло, кирпичи, ничего похожего на человека. Железная плита гулко бухнула под ногами. И Сергей вдруг все вспомнил и все понял.
 Он стремглав рванул из здания.
 Писк! Такой сигнал подавался радиоуправляемым минам. Муха случайно вышел на нужную волну. Ах сволочи! Чего они ждут? Когда команда войдет в дом? Или мины заложены прямо здесь, под их ногами?
 Ребята смотрели на командира, а он застыл в напряженной позе.
 — За мной! — скомандовал он неожиданно и первым снова бросился в горящее еще здание.
 Это было безумием, но это был единственный шанс. Других им просто не оставили.
 Хорошо, что команда его была спаянной. За командиром, не раздумывая, бросились остальные.
 Ну сколько у них было времени? Минута, десять секунд? Секунда? Пастухов не думал об этом. Он сейчас вообще не думал. Он действовал, как машина.
 Сориентировался мгновенно. Ударил ногой в пол. Здесь! Упал, разгреб руками горячие уголья — есть. До крови из-под ногтей вцепился в край железной плиты.
 Она не поддавалась. Муха рычал, тоже силясь приподнять плиту. Док и Артист шарили по ее краям руками.
 И вдруг плита поддалась.
 Они успели свалиться в открывшуюся неизвестность, Док, падая последним, захлопнул плиту за собой.
 И в ту же секунду над их головами рвануло так, что земля под ногами укатилась в сторону...




 Глава двадцать восьмая


 У местных жителей не было никакого оружия, они его чурались, считали порождением зла. Поэтому Щуплый очень легко расчистил себе дорогу к их подземному стану. Он убивал легко и даже играючи. В основном кинжалом. Двоим он просто свернул шею как цыплятам.
 Их и было не так уж много. И умирали они без звука, обреченно, не цеплялись за жизнь. Это слегка бесило Щуплого. Без сопротивления врагов убивать — никакого удовольствия. Больше того, в темноте он даже не видел их предсмертных конвульсий.
 В тоннеле, ведущем к стану врагов, он уложил шестерых.
 Но самое трудное было впереди. Там, в большой пещере, их было не меньше сотни. Он не сможет уничтожить их один даже из пистолета, который остался при нем, а бойцов рядом не было никого. Ах, жаль, что он не захватил с собой гранаты. Впрочем, с ними он бы не смог спуститься в эту яму ни за что.
 Устроить засаду и переловить всех в коридоре — времени на это не было. Щуплый помнил, что впереди у них куда более важное задание, чем война с какой-то кучкой забитых поселян.
 Злость в нем нарастала. А злость всегда была его лучшим помощником. Злость доводила его до отчаяния, а в отчаянии человек способен на многое, на невозможное способен.
 Щуплый притаился у самого входа в стан.
 Он уже слышал совсем отчетливо голоса людей, плач детей и вздохи женщин. Отсвет костров падал на противоположную стену. Пленные бойцы были ему особенно противны в этот момент. Бараны, правильно про них сказал Крюк, не могли справиться с этими жалкими людьми.
 Щуплый ждал, когда из пещеры кто-нибудь выйдет. Но никто не выходил. Более того, голоса стали стихать. А потом вдруг погасли костры.
 Стало тихо, как в могиле. Да это и была могила, их общая могила, если он, Щуплый, не сможет вызволить своих бойцов.
 Он ждал еще минуту, а потом, выхватив пистолет и размахивая ножом, устремился в пещеру.
 Дотлевали угли костра. Пещера была пуста. Только жались в угол ею плененные товарищи.
 Азарт предстоящего боя был так силен в Щуплом, что он бы сейчас покромсал и своих. Но делать этого не стал. Он просто разрубил грубые кожаные ремни, которые связывали пленных.
 — Бараны! — закричал он. — Вы сдались этим ублюдкам!
 Бойцы понуро стояли перед ним. Им нечем было оправдаться. Они и сами не понимали, как оказались в такой дурацкой ситуации, почему не смогли оказать даже слабое сопротивление.
 — Где ваше оружие? Вы бросили свое оружие? Бараны!
 Это — «бараны» — он выговаривал с особым смаком. Он чувствовал над ними полную власть. Абсолютную.
 Один из плененных пошел к стене и поднял винтовку.
 — Здесь наше оружие. Они оставили его нам. Они нас не хотели убивать. Надо уходить отсюда. Они не сделают нам ничего плохого. Нам надо быстрее...
 Выстрел Щуплого прервал эту речь. С размозженной головой боец упал на камни.
 — Кто еще так думает? — обернулся к бойцам Щуплый.
 Никто больше так не думал.
 — Разобрать оружие. Приготовиться к бою. Мы догоним их. Вперед.




 Глава двадцать девятая


 Голубков рвал и метал.
 События развивались непредсказуемо. А это ставило под сомнение конечный результат всей операции.
 Фактически задача была выполнена. Информацию подменили дезой. Правда, Голубков опасался, не поздно ли? Существовало еще одно «но». Появились первые трупы. Их могут связать с возней вокруг «Меркурия». Это плохо. Но если всплывет коммерческая деятельность убитого, все спишут на разборки. Значит, надо следствию эту версию подбросить.
 Похищение Дашева сыграет свою положительную роль. Во-первых, подтвердились опасения Голубкова относительно полигона в Кулябе. Во-вторых, с помощью имплантанта они теперь могут определить точное место полигона.
 Но тут возникала еще одна фамилия — Филин. Голубков связался с лабораторией и попытался узнать о Филине как можно больше.
 Игорь Филин действительно работал над проектом. Дельный геофизик. Скромный. Из провинциалов. Принципиален. Одно время у него были нелады в семье. Кажется, разошелся с женой. Детей нет. Живут раздельно. Два дня назад взял отпуск за свой счет. Что-то случилось с родственниками. Кажется, у него есть престарелый отец в Йошкар-Оле. Ничего странного в последнее время в поведении замечено не было. Ровные отношения со всеми. Правда, примерно с десять дней назад он говорил, что его приглашали на встречу с депутатом. Вернулся со встречи мрачным. Особенно не распространялся, но по некоторым обмолвкам было ясно, что Игорю было сделано путаное и не совсем чистое предложение о работе за рубежом. Чтение лекций. Предложение исходило от депутата, славящегося своими крайне левыми взглядами. Жаль, вот фамилии никто не помнит.
 Адрес Игоря Филина? Пожалуйста. Адрес его жены в отделе кадров. Все-таки проект был секретным и сам институт режимный, так что подноготную Филина там знают до третьего колена.
 Впрочем, ко всем этим тревогам добавилась еще одна — суперсейсмограф канул в безызвестность.
 Отвечавшие за его сохранность и секретность службы были давно переформированы, все перепуталось, концов не найдешь. Последнее, что было известно о секретной разработке, что хранилась она где-то то ли в Москве, то ли в Баку. А может, она вообще была уничтожена.
 Где искать, как искать — Голубков не мог и ума приложить. Правда, ФСБ обещала поделиться информацией, но до сих пор — молчок.
 И снова Филин. Надо бы познакомиться с этим парнем поближе: вдруг этот человек с птичьей фамилией запросто изготовит новый сейсмограф.
 Голубков знал: сколько ни звони в отдел кадров, информации не получишь. Надо ехать самому.
 В институте он взял все данные на жену Филина. Она действительно жила отдельно от мужа, но не с родителями, а снимала однокомнатную квартирку в одном из спальных районов Москвы. Видимо, не хотела, чтобы родители знали о ее неладах с мужем. Что ж, и такое возможно.
 Голубков рисковал не застать хозяйку дома и все-таки приказал шоферу ехать по названному в отделе кадров адресу.
 Это был обычный панельный дом, каких десять лет назад налепили по инерции, продолжая уже не в газетах, а в собственных мозгах бороться с архитектурными излишествами.
 — Мне с вами подняться, товарищ полковник? — спросил шофер.
 — Сиди уж, — усмехнулся Голубков.
 Впрочем, он мог понять человека за баранкой. В круг обязанностей Голубкова входило мыслить, планировать, думать об обеспечении, но никак не заниматься оперативной работой. Но все мы еще в детстве мечтали о лаврах Пинкертона, и то, что Голубков самолично отправился к жене Филина, придавало его поступку несколько нелепый смысл. Можно же послать толкового оперативника.
 И Голубков решил оправдать это в собственных глазах срочностью получения информации. В голове крутились слова: Филин, Йошкар-Ола, Дашев, больной родственник...
 Он поднялся на шестой этаж и позвонил. По ту сторону двери стояла гробовая тишина. Голубков, повинуясь какому-то дурацкому инстинкту, подергал ручку двери. Дверь оказалась не заперта. Вот тогда-то он и пожалел, что не взял с собой шофера. Но теперь было поздно что-либо менять.
 В прихожей Голубков осторожно осмотрелся. Справа шел коридор, и оттуда потягивало чем-то паленым. Ясно, что там была кухня. Оттуда вышел кот и уставился на полковника зелеными немигающими глазами. Голубков стоял не шевелясь и прислушивался. Кроме шипения масла, в квартире отсутствовали какие-либо другие звуки. Полковник подошел к дверному проему и осторожно выглянул. На диване спиной к нему сидела хозяйка.
 — У вас там не пригорело? — спросил Голубков как можно вежливее и тише, чтобы не напугать жену Филина.
 То ли от тихого звука голоса Голубкова, то ли еще от чего, тело женщины дрогнуло и тихо поползло на бок, упало, голова свесилась, женщина была мертва.
 Отсюда Голубкову была видна практически вся комната. Не просматривался только небольшой сектор слева да, пожалуй, пространство на шкафу. Но преступник, если он еще был здесь, вряд ли заберется на шкаф, услышав звонок во входную дверь. У него, практически не будет на это времени.
 Голубков поднялся и спокойно вошел в комнату.
 Хозяйке, скорее всего, свернули шею. Выражение лица спокойное. Никакой застывшей гримасы ужаса. Даже веки полуоткрыты. Значит, умерла мгновенно. И не побоялась впустить к себе убийцу. Тот хладнокровно зашел сзади, место позволяло, и выполнил то, что было задумано.
 Голубков снова ощутил запах горящего масла и прошел на кухню. На плите дымилась сковородка, а из миски кот лакомился оладьями. Полковник выключил газ, предварительно набросив на ручку носовой платок. Делал он это не потому, что боялся уничтожить следы убийцы, профессионал едва ли оставит такие улики, он не хотел оставлять своих.
 Судя по тому, что в квартире не видно было ни следов борьбы, ни кражи, ни обыска, Голубков понял, что либо преступник заранее знал, что и где искать, либо, будучи профессионалом, сразу нашел то, что нужно. А может быть, женщина сама отдала ему это. Что же за загадочный предмет заставил убийцу среди бела дня проникнуть в квартиру и совершить преступление?
 — Все в порядке? — спросил шофер, видя хмурое выражение на лице шефа.
 — В порядке. Кстати, из подъезда за это время никто не выходил?
 — Не было никого.
 Итак, налицо три трупа и один похищенный. Что там говорилось в сообщении Пастухова? Упоминалась Йошкар-Ола, Филин... Филин накануне получил телеграмму. Телеграмма могла быть инспирирована группой заинтересованных в отъезде Филина из Москвы. Депутат...
 Филин получил предложение о выезде за границу. Рустам тоже занимался вербовкой отъезжающих. Нет, надо проверить депутата. Мысленно он начал называть новый персонаж — Депутат. С большой буквы не потому, что Голубков уважал деятелей Госдумы, но потому, что это был реальный человек и реальная зацепка.
 Пришлось снова связываться с лабораторией. Руководитель, который теперь заменил профессора Барка, фамилию вспомнить не мог.
 — Русская фамилия... Вот черт, крутится в мозгах... Позвольте, он же совсем недавно вернулся из заграничной поездки... Кажется Непал... Нет, Пакистан..
 — Точно, Пакистан?
 Дальнейшее не составило труда. Фамилия Депутата была — Круглов.




 Глава тридцатая


 Слежку за собой старший команды железных бойцов заметил давно, еще когда забирал Дашева. «Москвичок», набитый пассажирами, больно настырно преследовал его. Уйти от слежки труда не составило.
 Он вытащил бесчувственное тело Дашева у рынка и потащил в подземку. Но спускаться не стал. Спрятался за ларьком и пронаблюдал, как мимо его машины медленно проехал «Москвич», как всматривался в брошенную машину парень рядом с водителем.
 Этот же парень был на фотографии, которую прислал седой. И хотя у Старшего был приказ ликвидировать и этого парня, и еще четверых, которых в шифровке седой называл солдатами удачи, если они станут мешать, Старший не стал предпринимать никаких шагов. Пока что солдаты удачи его миссии никак помешать не могли. Просто отметил для себя, что солдаты удачи действовали не очень профессионально.
 — Вот, выпил дружок, а на жаре его развезло, — виновато оправдался он перед контролершей.
 — Давай, проходи, — махнула та рукой.
 К этому времени команда должна была уже перебазироваться в район Апшерона и ждать, когда за ними пришлют борт. А один из команды должен был встречать его с «грузом» на конечной остановке метро. Все было исполнено четко.
 До места добрались спокойно. Замок бывшего партийного босса уже очистили от прежней команды, выставили посты, дозоры, расставили электронику, которая была куда более чуткой, чем человеческое зрение или слух. Дашева привели в чувство, накормили, напоили, успокоили.
 Весь день и всю ночь было тихо. Но к полудню следующего дня сработала электронная секретка. Кто-то крутился вокруг замка. Это не очень удивило Старшего. Мало ли кто мог забрести даже в такую глушь.
 Но на всякий случай он послал одного из команды проследить за тем, кто вторгся на их территорию.
 Тот прибыл с сообщением через час:
 — Пятеро. Ведут наблюдение.
 Старший достал снимки, полученные с почтой:
 — Эти?
 Боец вгляделся:
 — Эти.
 — Вооружены?
 — Да.
 И боец перечислил вооружение наблюдавшей за замком команды.
 Вот теперь пришла пора удивляться и даже тревожиться. Как солдаты удачи смогли всего за сутки выйти на их базу? Он же точно знал, что ушел от них в метро. Ну что ж, особенно ломать голову он над этой загадкой не стал. Значит, надо пятерку ликвидировать. Он мог скомандовать своим подчиненным, и они сейчас же уложили бы всех преследователей рядком с одинаковыми дырочками в голове. Хотя... Уверенность в непрофессионализме солдат удачи немного поколебалась у старшего. Ребята были совсем не такими олухами, как казалось на первый взгляд. Смогли же они найти их базу. А это значило, что быстрой и безболезненной ликвидации может и не получиться. Может завязаться серьезный бой. Бой этот, без сомнения, выиграли бы его бойцы. Но если кто-нибудь из солдат сможет уйти, вызвать подкрепление... Словом, начнутся всякие мелкие, досадные и совершенно сейчас лишние сложности. Нет, действовать надо было наверняка.
 Старший по одному вызвал своих бойцов. Со стороны все должно было выглядеть так, словно в замке и не подозревают о слежке.
 Старший отдал приказ заминировать замок дважды. Это была непростая, кропотливая работа, так как второй, более мощный заряд ни в коем случае не должен был сдетонировать от первого взрыва. Он все рассчитал точно. В плане замка значилось бомбоубежище. Когда строилось это чудо совковой архитектуры, партийные боссы еще боялись войны с американцами, поэтому строили под своими дачами бетонированные укрытия с запасами воды, еды, электроэнергии на несколько месяцев. В этом дворце бомбоубежищ было целых два. Мало ли, может, бывший владелец хотел в случае ядерной атаки выживать отдельно от тещи. Одно бомбоубежище в замке имело еще н выход к дороге. Старший подозревал, что бывший хозяин именно это бомбоубежище приготовил для себя.
 Да, на Востоке обожали всякие подземные тайны, секретные тоннели и лабиринты. Треть вьетнамской войны прошла под землей. Афганцы выходили в тыл нашим войскам из-под земли, чеченцы теперь тоже используют эту крысиную тактику. Ну что ж, Восток диктует свои правила игры, значит, придется играть по этим правилам.
 Солдаты оставили одного из своих, а сами куда-то ушли. Но Старший был уверен — вернутся.
 К вечеру все было готово.
 С джипом придется распрощаться.
 Заранее был послан боец за транспортом, на котором они переправятся в аэропорт. Там уже стоит присланный специально за ними Як-40.
 Дашева увели из дворца заранее. Пришлось дать ему клофелина, парень вырубился основательно. Его перенесли в поджидавший микрик. Старший снова выслал разведчика. Тот вернулся и доложил, что все пятеро снова собрались возле дворца.
 Старший отправил еще двоих подземным переходом к микрику, сам все проверил. Первый заряд рванет, как только он спустится в бункер, потом он даст время команде солдат удачи собраться возле дворца — а в том, что они так поступят, старший не сомневался, — а потом уже рванет второй заряд. В это время бойцы будут в микрике, и он сам нажмет кнопку дистанционки.
 Первый этап прошел гладко. Старший сначала обесточил дом — небольшой заряд уничтожил трансформаторную будку, через которую энергия поступала в замок. Солдатам нельзя было давать возможности осветить развалины: мало ли, они могли заметить заложенную взрывчатку. Как бы тщательно ни скрывалась она, первый взрыв мог разворотить укрытия. Потом прогремел первый взрыв. Может быть, бойцы перестарались. Со стен убежища посыпалась пыль и даже мелкие камешки. Еще хорошо, что не завалило проходы. Через минуту Старший уже был на дороге. Отсюда дворец был виден прекрасно. Старший не ошибся в расчетах. Солдаты сбежались ко дворцу и принялись его тушить.
 Вот этого Старший не ожидал. Зачем им спасать своих врагов? Вот поэтому он не сразу нажал на кнопку дистанционки. Интересно было понаблюдать, что же произойдет дальше.
 Взрывчатка была заложена по всей территории дворца и, конечно, внутри. Стоило только Старшему нажать кнопку — от солдат мокрого места не останется. Но он почему-то медлил.
 И только когда солдаты зачем-то всей командой бросились в еще тлеющий дом, отдал радиосигнал.
 — Их было четверо, — сказал один из бойцов. Старший резко повернул голову.
 — Пятый далеко не уйдет. Один против нас он — ноль. Пусть только появится, мы знаем, что делать.
 Старший успел в зареве пожара разглядеть всех, понял, что отсутствует самый здоровый по кличке Боцман. И немного пожалел, что в живых остался не тот, которого в шифровке седой назвал Пастухом.
 Пожалел потому, что Сергея Пастухова он знал лично.




 Глава тридцать первая


 7 августа. Войска талибана вышли на границу с Таджикистаном. Тем самым вооруженные формирования Массуда лишились своих территорий на севере Афганистана. Ахмат Шах Массуд обратился к мировому сообществу с просьбой оказать ему военную и политическую помощь. Российское руководство рассматривает возможность участия в гуманитарных акциях. На границе усилена военная группировка (ИТАР-ТАСС).


* * *

 От взрыва железный люк унесло, словно промокашку. Земля дернулась, и солдат свалило с ног. Сергей налетел в темноте на железный угол плечом, и ему даже почудился звук хрустнувшей кости.
 Потом сверху упало что-то тяжелое И снова больно ударило в то же самое плечо. Сергей чуть не взвыл от боли. Потом стало тихо, только сыпалась на лицо земля, осыпаясь со стен...
 — Эй, — позвал Пастухов тихо. Никто ему не ответил.
 «Черт, что я делаю, — спохватился Пастухов, — а если люди в масках сейчас стоят здесь же и уже наводят автоматы на его команду. Стрелять на голос их учили, поди, еще в детском саду. Правильно, что ребята не отвечают».
 Но тут вспыхнул луч фонаря, пробежал по стенам — это была какая-то бетонная комната с железными дверями и железными шкафами, об угол одного из них и ударился Пастухов. Потом луч фонаря остановился на лице Сергея. Тот непроизвольно потянулся за пистолетом.
 Но луч переметнулся в сторону. И Сергей увидел засыпанное землей лицо Дока. Тот беззвучно раскрывал рот. Потом зажегся еще один фонарь. Теперь Сергей увидел Муху. Муха тряс головой, приходя в себя.
 Нет, все-таки ребята неосторожны. Зачем зажигать фонари. Люди в масках умеют стрелять на голос, но на свет они стреляют еще лучше.
 — Погасить фонари! — хотел крикнуть Сергей и даже открыл для этого рот, но своего голоса не услышал.
 И только теперь понял — он оглох.
 Не поверил сначала, попытался встать, неловко оперся на ушибленную руку, застонал — и снова не услышал собственного крика.
 Док, Муха и Артист метнулись к нему, держа оружие наготове. Но в бетонной комнате никого, кроме них, не было.
 — А я оглох, — виновато улыбаясь, сказал Сергей.
 Док, присев перед Сергеем на корточки, снова беззвучно зашевелил губами, заглянул ему в уши. Потом тронул Сергея за плечо, Сергей болезненно сморщился.
 — Ты ранен? — проартикулировал усиленно Док.
 Сергей понял.
 — Плечо, кажется, сломал.
 Док цепкими пальцами прощупал плечо. Покачал головой, дескать, нет, не сломал. Потом проартикулировал:
 — Потерпи.
 И изо всей силы дернул руку Сергея. Непроизвольно, от острейшей боли, Сергей дернул ногой и угодил носком ботинка Доку в бок.
 Тот сморщился от боли, но улыбнулся, сказал что-то, от чего Муха и Артист захохотали. А рука Сергея вдруг перестала болеть.
 — Что ты сказал? — растерянно спросил Пастухов. Ему тоже хотелось знать, от чего его друзьям так весело.
 Док вынул из кармана блокнот, быстро нацарапал в нем: «Ты не оглох. Это контузия. Скоро пройдет. И вообще, мы все живы и здоровы, если, конечно, не перекалечим друг друга сами».
 Сергей встал. Теперь надо было отсюда выбираться. Но прежде...
 Он достал рацию. Она работала. Передал ее Доку:
 — Скажи Боцману, что мы будем в аэропорту через час. Пусть берет билеты.
 «Успеем?» — нацарапал на бумажке Док.
 — Должны, — уверенно сказал Сергей. «А если они нас ждут?» — присоединился к эпистолярному общению Муха.
 — Вряд ли, — покачал головой Сергей.
 Люди в масках сами себя обманули. Они конечно же ушли через этот же бункер. Но и мысли не могли допустить, что Сергей с командой тоже спасутся таким же образом. В ином случае насовали бы зарядов и сюда, что им стоило? Впрочем, Сергей, оттого что гудела голова, что события вдруг развернулись на сто восемьдесят градусов и из охотников они превратились в дичь, что сейчас надо было торопиться и прилететь в Йошкар-Олу не слишком поздно, вообще старался не анализировать происшедшее. Одно успело мелькнуть: игры со смертью потом обязательно аукнутся.
 Они бросились открывать железные двери, но они оказались задраены с той стороны. Значит, выбираться наверх придется тем же путем — через люк. И это значило снова попасть в самое пекло. Но другого выхода не было.
 Первым вскинули наверх легкого Артиста. На разведку.
 Тот исчез в проеме не надолго. И когда появился снова, крикнул:
 — Держите.
 И стал спускать вниз лестницу.
 Пожар уже кончился. Второй взрыв разметал огонь, сровнял с землей еще недавно казавшийся сказочным дворец.
 «Москвичок» все так же стоял в кустах.
 Через час они были уже в аэропорту.
 Боцман ничего подозрительного не заметил.
 Все прекрасно понимали, что Дашева будут перевозить или в качестве больного, предварительно накачав наркотиками, или в багаже. Но Боцман, метавшийся по аэропорту, не заметил ни людей, которые держались бы вместе, ни объемного багажа, ни носилок. Пассажиры как пассажиры. В большинстве своем почему-то женщины.
 — Все равно, за пассажирами смотрите в оба. Можем оказаться с ними в одном самолете.
 Таким образом напутствовав подчиненных, Пастухов раздал всем билеты на разные места.
 Весь полет держались незаметно и между собой никак не общались. Ни взглядом, ни жестом.




 Глава тридцать вторая


 На сей раз они были предельно осторожны, шли по одному, на большом расстоянии друг от друга, чтобы всем сразу не попасть в ловушку. Но ловушек больше не было. Видно, аборигены решили, что уже убедили воинов оставить их в покое и идти своей дорогой. А может быть, они считали, что те и так пропадут в подземелье.
 По дороге бойцы видели на стенах какие-то надписи, но были они на староарабском языке. Понять их смысл почти не удавалось.
 — Это было построено лет пятьсот назад, — сказал американец. — Строил кто-то из шахской семьи. Это было убежище на случай нашествия.
 Щуплый прикрикнул на американца:
 — Не до истории сейчас! Мы тут не на экскурсии!
 Через полчаса преследования они вышли в широкий тоннель. Один из бойцов наступил в кучу конских яблок. Только что здесь прошли аборигены.
 — Приготовиться! — скомандовал Щуплый.
 Заклацали вставляемые в оружие рожки с патронами и затворы. Еще один поворот тоннеля — и вот вся деревня, все ее жители, со всем своим скарбом, с детьми, скотом, стариками, как на ладони. Тоннель плавно спускался вниз, образуя внизу широкое пространство. Там и были жители забытого аула.
 — Огонь! — скомандовал Щуплый.
 Грохот пронесся под сводами каменных стен.
 Люди погибали быстро, дети даже не плакали, женщины не кричали.
 Они убили их всех, не оставив в живых никого.
 Ходили и добивали уже мертвых выстрелами в голову и грудь.
 Когда дело было кончено, они выбрались из пещеры. Это оказалось не так уж сложно. Как раз широкий тоннель вел на поверхность.
 Была уже ночь, но Щуплый отправил отряд разыскать остальных. Радиосвязи у них не было, во-первых, потому, что по радиосвязи отряд могли бы засечь, а во-вторых, в пещерах она все равно не действовала. Но большинство оставшихся собрали довольно быстро.
 — Воины Аллаха, это был наш первый бой, мы победили. Аллах акбар! — сказал Щуплый. Общий хор подхватил клич.
 — А сейчас в путь. Мы и так задержались тут слишком долго.
 — Все устали, — сказал ему соплеменник. — Может быть, дать людям отдохнуть? Впереди долгий путь.
 — Нет, мы не можем отдыхать. Мы должны идти только ночью. Значит, нам придется остаться здесь еще на сутки. У нас нет времени. Вперед, бойцы.
 Колонна тронулась.
 Через девять суток они должны будут выйти к границе с Таджикистаном.




 Глава тридцать третья


 Сергею было странно не слышать ни одного звука вокруг. Он не слышал рев выруливающего и взлетающего самолета, не слышал любезное обращение к нему стюардессы. Не слышал разговоров вокруг.
 И вдруг сквозь эту тишину прорвался — Сергею даже показалось, что это чудо, — какой-то неземной, ангельский голос:
 — А вы куда летите?
 Сергей завертел головой, не показалось ли, и наткнулся взглядом на миловидную девушку, его соседку.
 — Да по делам, — осторожно сказал Сергей и вдруг услышал и свой голос. Слух вернулся. Тут же вкатился и гул самолета, и разговоры, и даже тихая музыка из наушников, которые лежали на подлокотнике кресла.
 — А я домой, — сказала девушка. — Аня.
 — Что? — не понял Пастухов. — А... Сергей.
 — Очень приятно. Вы один летите?
 — Да, — неумело соврал Пастухов.
 — И я одна. Скучно... Я вам не мешаю?
 — Нет-нет, — оглядываясь по сторонам, уверил Пастухов.
 — Тогда можно я вам дам один совет?
 — Совет?
 — Ну да.
 — Интересно, — повернулся к Ане Сергей.
 — Когда разговариваете с девушкой, не смотрите по сторонам.
 Пастухов улыбнулся.
 — Хорошо, не буду.
 Девушка наклонилась к уху Сергея:
 — А я сразу поняла, откуда вы.
 — Откуда? — громко сглотнул Пастухов.
 — Из Москвы. А я тоже в Москву недавно летала. Искала правду.
 — И как, нашли? — поинтересовался Пастухов.
 — Не знаю. Меня из квартиры выселили.
 — Как так?
 — Да так — приехала из командировки, а вещи мои свезли в ЖЭК, а в квартире уже другие люди.
 — Ничего себе... Из-за чего?
 — Ни из-за чего. У нас вообще законов нет. Что хотят, то и делают. Я ведь русская, а там вообще нас не очень привечают.
 — Там — это где? — спросил Сергей.
 — Я из Йошкар-Олы. Это Удмуртия, знаете? Сергей с трудом заставил себя не открыть от удивления рот. Надо же — такое совпадение.
 — Не может быть, — сказал он.
 — Что не может быть? — не поняла девушка.
 — Дело в том, что я тоже лечу в Йошкар-Олу.
 — Через Самару? — недоверчиво спросила девушка.
 — Через Самару.
 — У меня в Баку тетя, хотела у нее пожить, но и тут несладко. Работы никакой, к русским вообще отношение...
 — М-да, — кивнул Сергей.
 — А в Йошкар-Оле буду снова пороги обивать. Должна же быть правда. Ну как так — взять и выселить человека?..
 — А у вас и документы есть? В смысле — все в порядке?
 — Все, хотите покажу?
 И, не дождавшись ответа от Сергея, девушка вынула из сумки папку и положила на колени попутчику.
 — Читайте.
 Сергею пришлось читать всякие ордера, расчетные счета, постановления, ходатайства и прочее. Документы вроде бы были в порядке.
 — Интересно.
 — Сейчас вот вернусь и снова окажусь на улице.
 — Но почему? С какой стати вас?..
 — Это жених мой. Я ему отказала, а он в паспортном столе служит. Взял и меня за это выселил.
 — Ничего себе.
 — Негодяй он. Он мне сказал — я тебя вообще в тюрьму засажу. Вот такой женишок.
 — Ясно, — сказал Пастухов. — Разберемся.
 Это вырвалось из него непроизвольно. Ну не мог он просто так пройти мимо человеческой беды.
 Они договорились, что девушка пока поживет в гостинице, а Сергей попробует разобраться с ее женихом.
 Команда с завистью смотрела на Сергея, который всю дорогу, как казалось остальным, весело беседовал с миловидной девушкой, а им приходилось глазеть по сторонам, пытаясь угадать — есть ли в самолете боевики, люди в масках.
 Несмотря на все ухищрения, обнаружить боевиков не удалось, во-первых, потому, что никаких масок ни на ком по определению быть не могло, а во-вторых, так же как и солдаты удачи, никто не ехал группой.
 Особенно пристально присматривались к бизнесмену и двум телохранителям, но те всю дорогу так усердно прикладывались к спиртному, что к моменту высадки в Самаре их выносили.
 Из Самары, пока ждали самолет на Йошкар-Олу, связались с Голубковым.
 — Значит, так, — сказал Голубков, — Филина пока не трогать, проследить, кто за ним придет, куда повезут.
 — Ясно.
 — В общем, ребята, весь тамошний клубок вам размотать придется.
 — Ясно, — снова сказал Пастухов. — А где жить будем, как с оружием? Кто нас встретит? Транспорт? Легенда?
 — Это все на месте.
 И Голубков назвал человека, который их встретит. Звали его Носорог.
 Что за Носорог? Пастухов терялся в догадках, но все разъяснилось само.
 — Пастухов? Не ошибся? — спросил толстяк в местной войлочной шапке, встретив Сергея у выхода.
 Пастухов видел страдающих ожирением, но этот был действительно — носорог.
 — Не ошиблись.
 — Скликай орлов условным клекотом, а я карету подгоню.
 Вот так. Свой в доску.
 Сергею не надо было скликать. Все видели из разных точек аэропорта, где и были предусмотрительно рассредоточены.
 — Этот, что ли, дядя? — уважительно спросил Боцман.
 — Этот. Мы тебе с ним первенство среди тяжеловесов устроим, — пообещал Муха.
 — Ни разу не встречался с борцами сумо. Но готов попробовать.
 — Хватит трепаться. Транспорт подали, — сказал Артист.
 И действительно к ним, игнорируя разметку, подкатил ЗИМ.
 — Садись, молодежь, — толстяк ударение сделал на первом слоге.
 Сергей уже влезал в машину, когда его кто-то тронул за рукав. Он обернулся — Аня.
 — А вы говорили, что едете один.
 — Это встречающие, — снова неловко соврал Сергей.
 — А... Так вы меня найдете?
 — Обязательно. Расселись. Тронулись.
 — Как там товарищ подполковник себя чувствует? — спросил Носорог уважительно.
 — Полковник он.
 — Заслужил. Я вот не потянул. Так майором и хожу... В отставке. Но — действующий резерв. На свой страх и риск. Я вас у себя размещу.
 — Нам бы с транспортом вопрос решить, — сказал Сергей.
 — Ого, сразу взял быка за рога, — хохотнул толстяк.
 — Носорога, — поправил Муха.
 — Откуда кличку мою знаете? Голубков? Помнит, значит... А с транспортом просто, вот он, под вашими крепкими еще задницами.
 — Приметный больно.
 — И что? Ни один постовой не остановит. Меня все знают. А это что за девица? — спросил Носорог.
 — Да так, попутчица, беда у нее, из квартиры выселили.
 — Ясно — Робин Гуд?
 — Ну надо же человеку помочь.
 — Надо.
 — А это у вас что, полоса еще одна? — спросил Док, кивая на взлетную полосу.
 — Да. Коммерческие, личные. Я вас окольными провезу, чтобы всей компанией не светить.
 В это время на коммерческую полосу зашел ЯК-40.
 — Тормознуть?
 Пастухов и вся его команда, не исключая Боцмана, удивились, ну до чего же ушлый мужик.
 Сергей и Док достали бинокли. Они сразу вычленили группу из пяти человек. И еще большой ящик с дырочками. Лица пятерки были закрыты огромными черными очками.
 — Это ж маски, — сказал Боцман. Пастухов поднял палец, оборвав Боцмана на полуслове.
 — Какие маски? — все-таки услышал Носорог.
 — Да так, кажется, знакомых увидели.
 — Интересно, это ж ЯК нашей администрации, — сообщил Носорог.
 — Кого?
 — Кисалина.
 Сергей взял информацию на заметку. Вот тут как, оказываете.
 — А мне велено вам Ореховую показать. Где Игорь Филин проживает. Вообще-то отец его — мой друг. Но сначала домой.




 Глава тридцать четвертая


 Первым делом, сойдя с поезда, Игорь помчался в больницу. Но там на него посмотрели очень удивленно:
 — Филин? Нет, такой у нас не значится. Какая-то ошибка.
 — Какая ошибка? Это ваша телеграмма?
 Дежурная пожала плечами:
 — А кто ее знает? У главврача спросите.
 — Где он?
 — Дома. Завтра будет.
 — А отец мой где?
 — Может, тоже дома?
 Эта простая мысль даже не пришла Игорю в голову. Ну, конечно, надо срочно ехать к отцу! Что там случилось? Что за странные телеграммы?
 В городе уже было довольно пустынно, сейчас в российских городах люди ложатся рано или у телевизоров сидят, а на улицу — ни-ни. Да и что там хорошего?
 Игорь по московской привычке остановился у обочины, чтобы тормознуть такси или частника, но до Йошкар-Олы новые веяния еще не дошли. Если и проезжали машины, то на поднятую руку Игоря никто внимания не обращал.
 Игорь простоял минут двадцать и двинулся пешком, потому что общественный транспорт в городе работал из рук вон плохо. Вот это новшество уже сюда пришло.
 До дома отца пришлось тащиться чуть ли не на другой конец столицы Удмуртии. Уж чего только не натерпелся за время своего ночного похода Игорь. И проститутки к нему приставали, и хулиганы просили закурить, и милиционеры проверяли документы (почему-то блюстители порядка были как раз там, где не было ни проституток, ни хулиганов), и какие-то оборванные нищие просили на лечение, и даже кто-то предлагал купить пистолет. Игорь уже даже было решился обзавестись оружием, но вовремя передумал.
 Словом, до дома отца он добрался переполненный провинциальными впечатлениями. Родного города он не узнал.
 А вот отца узнал сразу.
 — Игорешка, ты? Ты чего здесь? — распахнул глаза худенький старичок в очках и поношенной байковой рубахе.
 У Игоря сжалось сердце. Когда-то эту рубаху носил он сам. А потом решил выбросить — локти протерлись. Но отец, приезжавший в Москву на свадьбу Игоря, как увидел такое расточительство, чуть чувств не лишился. Он забрал рубаху себе, сказал, что будет в ней на участок ходить. Игорь поверил, подарил отцу еще костюм, туфли, несколько новых светлых сорочек, так думал, что осчастливил отца. А теперь вот оказывалось, тот драную рубашку носит дома. А в доме голо и неуютно. За своими научными, семейными, столичными проблемами Игорь забыл об отце.
 Он даже прослезился на плече у папы. Потом они сидели на кухне и пили плохой чай. Игорь не додумался привезти отцу из Москвы продуктов. Он считал, что теперь по всей стране все есть. Действительно, все везде было, но далеко не у всех.
 История с телеграммой стала центром обсуждения.
 — Может, соседи? Меня в больницу, а сами на мою жилплощадь? — высказывал отец догадки.
 Но Игорь вдруг понял, что соседские козни здесь ни при чем. Он вспомнил визит к нему странного незапоминающегося человека по фамилии Иванов. Вспомнил, как тот словно только и ждал, что Игорь скажет — я уезжаю к отцу.
 И ему стало страшно теперь уже по-настоящему. В Москве он был хоть как-то защищен. Он мог сказать в лаборатории, мог вызвать милицию мог спрятаться у друзей. А здесь? Его наверняка и выманивали из Москвы, чтобы тихо и без шума...
 Что?
 Убить?
 Украсть?
 — Папа, что мне делать? — с отчаянием в голосе проговорил Игорь.
 На отца история вербовки Игоря произвела страшное впечатление. Он вдруг схватился за сердце, лицо его посерело, он стал хрипеть.
 Игорь бросился к аптечке — кроме валокордина, лекарств в ней не было.
 От валокордина, правда, отец хоть чуть-чуть пришел в себя.
 И пока Игорь накручивал диск допотопного телефона, с трудом выговорил:
 — Надо Гоноросову позвонить. Ты его помнишь. Он в КГБ работал. Здоровый такой.
 — Да-да, — краем уха слушал Игорь. — Обязательно.
 — Он тебе поможет. Мы ж с ним друзья. «Скорая» приехала на удивление быстро. Впрочем, толку от этого было — чуть.
 — Вам сколько лет, дедушка? — спросила черноглазая врачиха, не очень внимательно выслушав стетоскопом отца.
 — Восемьдесят четыре.
 — Так чего вы хотите? Возраст, дедуля, необратимые процессы. Вам уже ничего не поможет.
 Игорь ругаться не стал. Он просто отозвал врачиху в сторонку и сунул ей пятьсот рублей.
 — Ну, вы еще крепкий мужчина, — тут же поменяла тон врачиха, — вот в клинике вас подлечат, подлатают укрепят, глядишь, на свадьбу пригласите.
 И отца, заботливо уложив на носилки, отнесли в машину.
 — Я с вами, — сказал Игорь. — Где у вас лучшая клиника?
 Врачиха замялась. Игорь снова раскошелился.
 — В кардиоцентр, — скомандовала водителю врачиха.
 И уже через час старший Филин лежал в палате на двоих, ему делали кардиограмму, кололи препараты, спрашивали, что он будет есть на завтрак.
 На все это Игорь потратил тысяч пять. Но ничуть не жалел о деньгах.
 На «скорой» же его отвезли и домой.
 И здесь, оказавшись один в пустой квартире, он вспомнил слова отца про Гоноросова.
 Долго рылся в записных книжках отца, пока не нашел нужный телефон. И хотя было уже три часа ночи, набрал номер.
 На том конце ему ответили сразу, словно только и ждали его звонка.




 Глава тридцать пятая


 Задание они получили в самолете, пока летели из Баку в Самару.
 На этот раз была не капсула с заданием, а радиошифровка. Старший прочел ее несколько раз. Шифровка ему не понравилась. Нет, не литературный стиль волновал Старшего. Старший даже любил шифровки, написанные казенным, телеграфным, рубленым языком. Он и в жизни старался говорить так же — коротко, однозначно, непререкаемо. Но и шифровки он научился читать, что называется, между строк. Ему было спокойно, если в шифровке отдавался конкретный приказ — туда, того, там, в то время.
 В этой шифровке вроде бы тоже все было на месте:
 «Пункт 3-1. Перебазироваться в Й-О. 3-2. Изъять Ф. 3-3. Поместить на базу. 3-4. Базу определит Т. 3-5. Проследить перевод денег в банк „Интервест“. 3-6. Встретить Ю. 3-7. Встретить И. 3-8. Нейтрализовать И. и Ю. после их встречи. 3-9. Изъять СПЧ-1. 3-10. Ф., Д., СПЧ-1 переправить в Москву. Держать ситуацию под контролем».
 Вот эта последняя фраза без указания пункта в шифровке и не понравилась Старшему. Она была какая-то расплывчатая. Она что-то подразумевала, а что — Старший понять не мог. Видно, в Йошкар-Оле их ждут какие-то неожиданности. Команде его бойцов, правда, к ним не привыкать. Но неожиданность неожиданности рознь. Они всегда готовы к любым случайностям и даже несуразицам во время операции. Их этому обучали долго и упорно. Но их также учили тому, что называлось на языке тактиков с секретной базы под Ростовом — перемена цели. Это когда оказывалось в ходе боя, скажем, что враг не спереди, а сзади, даже рядом. Враг — твой командир. Впрочем, вот этот пункт тренировки всегда оставался белым пятном. Как поступать в таких случаях, их не обучили. В таких случаях они должны были ориентироваться по обстановке. Вот этого и Старший, и команда железных бойцов терпеть не могла, ненавидела и боялась. Как раз тем самым оставшимся в них страхом самосохранения. Впрочем, таких ситуаций у них пока не было. Но вот эта фраза — «держать ситуацию под контролем» — как раз и подсказывала Старшему, что такая ситуация вполне может на них свалиться.
 Як-40 сделал дозаправку в Самаре, но взлетел почему-то не сразу. Команде было строго-настрого запрещено общаться с экипажем, но Старший не выполнил этого запрета.
 — Почему не летим, командир? — спросил он первого пилота.
 — В Оле погоды нет. Не принимает.
 Старший поверил. Торопиться им было особенно некуда. Филин если и появится там, куда они летят, то не раньше нынешнего вечера. Взять его особого труда не составит. С Дашевым уже все в порядке — парень проспит еще сутки, а к тому времени они уже окажутся на базе, которую предоставит им Т.
 Ну разве что погода испортилась на неделю. Но и этот вариант был предусмотрен: если к утру они не вылетят на Яке, им приказано отправляться на военный аэродром. Там их посадят на всепогодные истребители. Им не привыкать. Просто Седой не хотел лишний раз кланяться военным. И так между ФСБ и МО идет подковерная тайная война. Вот и эта операция, если она благополучно завершится, выбьет еще один козырь из рук у вояк. И передаст этот козырь фээсбэшникам.
 Впрочем, эти политические дела тоже не волновали Старшего.
 Он вспоминал Пастухова.
 Да, жаль парня. Когда-то они начинали вместе. Потом Сергея за что-то турнули из рядов. А Старшего, наоборот, приметили, забрали в спецподразделение, а оттуда уже на базу под Ростов. Знаком он с Пастуховым был мало, но слышал — парень крепкий, честный. Чем он там начальству не угодил? Впрочем, смерть Старший придумал Сергею легкую. Может, ему эго когда и зачтется. Старший не был верующим, тот свет его не тревожил. Он, как и все боевики, был немного суеверным. И знал одно: хороших людей, даже если они враги, надо убивать без мучений. Быстро и безболезненно. Он так старался и делать.
 В сообщении Седому он не сообщил об оставшемся в живых Боцмане. Решил, что сделает это потом, когда операция будет закончена. Если Седой останется недоволен, найдет этого Боцмана и доведет дело до конца.
 — Надолго эта погода там, командир?
 — Через часок обещают принять, — ответил первый пилот.
 В Як-40 они летели одни. Самолет в Баку прислала какая-то шишка, связанная с Седым. Салон был отделан орехом и золотом. Бар, телевизор, даже душ, не говоря уж о спальне, столовой, кабинете, который, впрочем, был заперт. Ничего стали жить слуги народа, подумал Старший. Нет, он не завидовал неведомому начальнику, чей самолет они сейчас занимали. Он вообще никому не завидовал с некоторых пор. Даже самым сильным мира сего. Старший знал, что все богачи и властители — обыкновенные смертные. И очень даже смертные. Существовала даже такая прямая зависимость — чем выше, тем смертнее. Никакая охрана, никакие стены и заборы, никакие бронированные автомобили, бункеры, да хоть армии не могли никого из них уберечь от смерти. Они все были во власти смерти, а значит, его, Старшего. И не деньги, не комфорт, не чуть испуганное уважение начальства заставляли его любить свою профессию, а — власть над людьми. Над всеми без исключения. Он, и только он, ставил последнюю точку в их жизни. Или не ставил. Нет, он и команда понимали, конечно, что всего-навсего выполняют чей-то приказ. Но что такое приказ — слова. От слова мало кто умирает. А вот поди попробуй этот приказ выполнить. Попробуй исхитриться, обойти всю охрану, стены и заборы, броню и бункеры и добраться до живого человека. Только они могут это. До сих пор они выполняли все приказы. Все. Но Старшего всегда грела одна почти озорная мысль, что в любой момент, как только он пожелает, он может не выполнить приказ. И он даже обязательно когда-нибудь это сделает, иначе какая у него власть?
 — Взлетаем, — выглянул из кабины первый пилот.
 Да, долго просидели. Обычным рейсовым самолетом, даже с пересадкой, было бы быстрее.
 Нет, не нравится ему эта последняя фраза из шифровки, хоть убей...




 Глава тридцать шестая


 — Ничего, молодежь, прорвемся, — балагурил Носорог. — Я ж тут не последний человек. Ага! Свое сыскное агентство открыл, опыт есть, связи кое-какие. Ничего, прорвемся.
 Он привез команду в свой дом, который оказался чуть ли не в центре города. В доброй памяти сталинской шестиэтажке, когда-то построенной для партэлиты. Носорог занимал четырехкомнатные апартаменты. Видно, среди этой самой партэлиты он был не последний человек.
 — Да нет, — разгадал мысли Сергея Носорог. — Это мама моя — она главным гинекологом обкомовской клиники была, на дому принимала жен и любовниц парттоварищей. Эти, собаки, такие плодовитые были, что ни сунет — залет. Вот и устроили маме на дому и приемную, и хирургическую. Теперь я один пользуюсь. Располагайтесь. Сейчас в холодильнике поглядим, чего у нас есть...
 До холодильника, впрочем, дело не дошло. Вдруг затрезвонил требовательно телефон.
 Носорог сдернул трубку:
 — На проводе.
 Такого допотопного отклика Сергей не слышал уже давно.
 А Носорог, прикрыв трубку рукой, радостно прошептал:
 — Фил! Сам!
 Команда так и застыла на полужестах, не сняв с плеч рюкзаки, не сев на стулья, не скинув башмаков.
 — Ага, ясно, Игореня, бу сделано! — гремел в трубку Носорог. — Только я не один приеду, ты не против? У меня теперь помощник классный есть. Ага. Серега зовут. Ас. Профи. Бест. Это по-английски — лучший. Ха-ха-ха!
 Сергей кивнул. Носорог рвал подметки на ходу.


* * *

 Дверь распахнулась почти сразу.
 Игорь суетливо пригласил гостей в квартиру, усадил за стол в комнате, потом перетащил на кухню, тут и остались.
 Филин был самым настоящим «паршивым интеллигентом» — очки, острый кадык на тонкой шее, костлявые руки и большие беззащитные глаза.
 Он почти плача рассказал о том, как только что отправил отца в клинику.
 Потом все трое выпили. Игорь даже предложил тост за знакомство, Сергей ему явно понравился.
 Уже слегка захмелев, Носорог спросил Игоря о трудностях и проблемах.
 — Видите ли... — начал тот, трезвея. — Не в отце дело. Старенький, конечно. Тут разбираться надо с логарифмической линейкой, а не с топором. Думаю это связанно с моей работой. Тему прикрыли. Перебивались с хлеба на квас, и вдруг меня приглашает к себе депутат... Круглов...
 Сергей про себя отметил, что фамилию эту слышит не впервые.
 И Филин все рассказал. Упомянул и о приходе Иванова, о вербовке, о том, что сделал запись на диктофон этой самой вербовки, да еще присовокупил туда же свои собственные соображения относительно возни вокруг его работы над проектом.
 — Где эти записи? — спросил Сергеи.
 — Оставил Вике, бывшей своей. Мы с ней... ну, в общем, не живем, но официально еще не развелись. А может, и не надо разводиться?..
 — Это точно, — согласился Сергей. Выложив все, Игорь Филин как будто снова захмелел.
 — А может, ну их всех в баню? — взыграло в нем ретивое.
 — С федералами надо держать ухо востро, — остудил его Носорог. — Что ты для них? Тьфу. Растереть и смыть. Это же промышленный шпионаж...
 — Какой промышленный? Мы ж на оборонку пахали... Мамочки... — вдруг стало Филину страшно. — Чего делать-то, ребята?
 — Завтра идите в больницу к батюшке, а мы справки наведем, — добавил Сергей, отметив про себя, что и фамилия Иванов ему уже попадалась.
 — Иванов? — спросил Носорог. — А я сегодня уже ждал одного человечка с информацией на какого-то Иванова.
 — Кого? — спросил Сергей.
 — Такого Феликса — охранник у Мурыгина. — Правда, он чего-то не явился. Странно...
 — Ясно, — уверенно сказал Сергей, хотя кто такой Мурыгин, он и знать не знал.
 — Ты, главное, никуда не рыпайся, — внушал Игорю Носорог. — Особо не светись. Сейчас уже поздно, а завтра я твоей Вике брякну. Пусть она кассеты поглубже спрячет. Если тебя на фук попробуют взять, ты нас посредниками назови, мы им такие кассеты покажем, мало не покажется. Правда, Серега? — обернулся он к Пастухову.
 — Истина, — уверенно кивнул тот. Они дернули на посошок, и Носорог с «помощником», попрощавшись, ушли. Док ждал их во дворе.
 — Ну?
 — Игорь сегодня уже никуда не рыпнется, — сказал Пастухов, а вот к нему может кто-нибудь пожаловать.
 — Зачем?
 — Мало ли любопытных на свете. Ты только проследи, куда этот любопытный потом уйдет.
 — Ясно.
 — В пять часов пришлю тебе смену.
 — А если его попытаются увезти?
 — А ты не давай.




 Глава тридцать седьмая


 Стамбул. 15 января 2000 года. Подземные толчки силой до восьми баллов по шкале Рихтера сотрясли вчера крупнейший город Турции. Многочисленные разрушения и пожары унесли жизни по крайней мере четырех тысяч жителей города. Спасательные работы ведутся силами армии и полиции. В Стамбул отправлен самолет МЧС России со спасателями и гуманитарной помощью (Рейтер).


* * *

 Такой встречи они не ожидали. Прямо к трапу самолета подогнали автобус с бронированными стеклами, из него вышел человек в строгом костюме, сказал:
 — Тягунок. С приездом. Наш транспорт, — широким жестом пригласил команду в автобус.
 Старший пропустил бойцов вперед, а сам задержался у встречавшего.
 — Наше оборудование, — сказал он.
 — Багаж? Багаж отправят за вами следом.
 — Я должен проследить.
 — Хорошо-хорошо, — кивнул Тягунок.
 В тот же момент к багажному отделению Яка подкатила поднимающаяся платформа, открылась дверь, и грузчики начали вытаскивать из самолета вооружение, рации, взрывчатку — одним словом, все снаряжение военной команды.
 — Стоп, — сказа! Старший. — Сначала большой ящик.
 — Да-да, конечно.
 Грузчики бросили рюкзаки и сумки с экипировкой команды и вытащили ящик с дырочками, в котором спал, не ведая, где оказался и как, Дашев.
 — Ящик в автобус, — приказал Старший.
 К сожалению, это было невыполнимо: ящик не пролезал в дверь. А прямо здесь, на глазах грузчиков, пилотов и обслуживающего персонала аэропорта, вынимать из ящика человека было бы, мягко говоря, странно.
 — Ладно, — кивнул старший. — Только осторожнее с ним.
 Ящик с Дашевым осторожно погрузили на платформу.
 — Можем ехать? — спросил Тягунок.
 Старший пересчитал сумки и рюкзаки. Все было на месте. Общаться с гражданскими он не любил. Они вечно совали нос не в свое дело, хорошо еще, что народу у самолета было мало, а под его взглядом грузчики не посмели заглядывать в багаж. Кажется, он все сделал правильно.
 Или не все?
 — Мы можем ехать? — еще раз спросил Тягунок, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
 Нет, он волнуется зря. Все сделано по правилам. Их встречает сам губернатор Тягунок, "Т" — в шифровке. Его фотографию Старший видел еще в Москве. Они прилетели в Йошкар-Олу — Старший видел неоновые буквы на главном здании аэропорта. Весь багаж на месте. Все идет по плану. Просто он ожидал чего-то другого. А получилось...
 А что получилось? Да все нормально. Быстро, без лишнего шума, а то, что Тягунок волнуется, тоже понятно. Наверняка он хоть намеком предупрежден, что люди, которых он будет встречать, не просто командированные инженеры, даже не правительственные чиновники, что дело секретное, государственной важности, что прибывает боевая команда.
 Нет, Старший зря сомневается. Да и откуда эти сомнения?
 — Мы едем на базу? — спросил он Тягунка.
 — Да, разумеется.
 Старший кивнул, пропуская хозяина в автобус.
 — Нет, я поеду на своей машине, а вы за мной.
 Старший вспрыгнул на ступеньку автобуса и увидел лица бойцов. Они были какие-то напряженные, встревоженные.
 Одно из главных правил бойцов спецподразделений гласило: если есть сомнения, сомнений нет. Но сейчас это правило показалось Старшему бессмысленной заумью.
 — Поехали, — сказал он усатому водителю, который ждал команды.
 Водитель просигналил, черная «Волга» тронулась, машины за ней.
 — Останови! — крикнул вдруг Старший водителю. Тот просигналил и нажал на тормоз. Машины встали.
 — Открой дверь. Дверь распахнулась.
 Старший вышел. Машины еще не выехали из аэропорта.
 — Что случилось? — выглянул из «Волги» Тягунок.
 — Я поеду с вами. Тягунок пожал плечами:
 — Да-да, конечно, пожалуйста. Старший обернулся к команде.
 — Ты за старшего, — сказал он одному из бойцов.
 — Есть.
 В губернаторской машине были кожаные сиденья.
 — Что-то не так? — спросил Тягунок, когда колонна снова тронулась.
 — Нет. Все в порядке.
 — Сейчас доедем до места, отдохнете, умоетесь с дороги, вы просто устали.
 Мы просто устали, мысленно согласился с губернатором Старший. Никаких сомнений нет.
 Он откинулся на кожаную спинку сиденья и чуть прикрыл глаза. Говорить с губернатором больше было не о чем. У того была простая и короткая задача — обеспечить бойцов укрытием, транспортом, когда понадобится, снова предоставить им самолет, в крайнем случае — отвести от них не в меру любопытных служак из милиции. И все.
 Остальное уже было делом команды.
 — Я все подготовил, как и договорились, — сказал Тягунок. — Вы будете жить...
 — Одни? — перебил Старший.
 — Разумеется. Транспорт — четыре «Нивы». Старший открыл глаза и выразительно посмотрел на водителя.
 — Все нормально, — успокоил Тягунок. — Смета по геологоразведочным работам уже готова.
 Ага, местная самодеятельность. Они тут проходят для всех как геологоразведчики. Да хоть как артисты — это проблемы губернатора.
 — Уже скоро, — вглядывался в дорогу Тягунок. — Европейских удобств не обещаю, но горячая вода, кухня, чистое белье, телевизор, бар...
 Зазвонил телефон.
 — Извините.
 Тягунок снял трубку спутникового телефона, лежащую на подлокотнике.
 — Тягунок... Да... А раньше вы не могли?.. Нет, сейчас не могу... Я сказал — не могу... Тьфу на вас, идиоты!.. Зачем было звонить Кисалину?! Вы что, не знаете?! Ну ладно, минутку... — Он прикрыл трубку рукой. — Военные заняли электроподстанцию, представляете? Там чуть не бой завязался! Электричество им отключили... А эти идиоты президента вызвали. Вы не против, если мы заедем, это тут рядом?
 — Против, — сказал Старший.
 — Ну хоть на пять минут.
 — Нет.
 — Я должен там быть.
 Старшин посмотрел в испуганные глаза губернатора:
 — Мы поедем на базу. Водитель автобуса дорогу знает?
 — Разумеется. — И снова заговорил в трубку: — Сейчас приеду. Вызывайте ОМОН. С Кисалиным я сам буду разговаривать.
 Он положил трубку, утер со лба пот.
 — Вы уж извините.
 — Ничего.
 — Вить, останови. Товарищ выйдет. А вы там располагайтесь. Я загляну к вам, как только разберусь с этими идиотами.
 Старший вернулся в автобус, а «Волга» развернулась, укатила.
 — Поехали, — скомандовал водителю Старший.
 Он успокоился. Да нет, все в порядке. Что с ними может случиться? И главное, кому это нужно? Это просто уставшие нервы.
 — Там есть бар, — сказал Старший. И сам почувствовал, как напряжение спало. Бойцы чуть улыбнулись.
 — Спать охота, — сказал один.
 — И чистое белье, — успокоил Старший.
 Они проехали город и теперь катили по пустынному шоссе к темному одноэтажному строению, похожему почему-то на мавзолей Ленина, но массивнее, больше.
 — Вон ваша гостиница! — крикнул усатый водитель. — «Степная» называется!
 Автобус замедлил ход, въехал в распахнутые железные ворота. Вблизи «мавзолей» оказался еще больше. Над огромной железной дверью в центре фасада горела желтая лампочка.
 Автобус въехал в черный зев гаража и остановился. Свет фар уперся в стену.
 — Приехали! — сказал водитель.
 Погасли фары, заглох мотор, стало совсем темно. Потом что-то загудело сзади, — Старший обернулся, — хлопнула водительская дверь, простучали по бетонному полу быстрые шаги...
 — Стой! — закричал, вскакивая, Старший.
 По памяти в темноте он ломанулся в дверь автобуса, выпрыгнул на бетонный пол. Чиркнул зажигалкой.
 В стене была еще одна железная дверь, но и она, конечно, была заперта.
 Старший чуть не завыл от досады.
 Если есть сомнения, сомнений нет!
 Вот теперь никаких сомнений и не было. Они оказались в тюрьме...




 Глава тридцать восьмая


 Ночь выдалась спокойная. Док знал, что его подопечный утомлен выпитым. Носорог с Сергеем постарались. Впрочем, опасаться надо было не возможного исчезновения Игоря, а «бойцов» тех, что они засекли в аэропорту на запасной полосе.
 Поэтому Док не позволил себе даже покемарить.
 Под утро явился Муха. По дороге он прихватил в магазине пару бутылок пива и палку ливерной колбасы. Пусть соседи думают, что два алкаша или командировочных зашли в подъезд, долой с глаз общественности.
 Уж на что Муха был шустрым, но и для него стало неожиданностью появление Дока. Двор он осмотрел. Там его не было точно. Оставался подъезд. И тут Док снегом на голову. И не скажешь, что бессонная ночь. Даже щетины вроде нет.
 — Ты где засел-то?
 — Места надо знать...
 И Муха успокоился этим оправданием собственной невнимательности.
 Подоконник был достаточно широк, чтобы разложить закуску и примоститься рядом.
 — Сходил бы, послушал... — предложил Док на правах старшего.
 Ему было тридцать шесть, и в группе он самый старший, потому Муха нисколько не обиделся.
 — Хорошо, Ваня, сделаем. На крайняк попрошу стаканчик.
 Муха спустился на этаж и подошел к нужной двери. Прислушался. Ничего подозрительного. Разговаривают, но в глубине. Ничего не слышно. Хотя нет, вот что-то зажужжало. Или пылесос, или еще что...
 Муха вернулся к напарнику.
 — Ничего не слышно. Стены на совесть, — уважительно сказал он.
 — Это внешние, несущие. Внутри перегородки — труха. В сортир пойдешь — вся квартира в курсе.
 — У него пылесос включился, — добавил Муха.
 — Пылесос? — удивился Док. — Хозяйственный геофизик... Кофемолка — другое дело. А может, женщину ждет? Тогда и я бы пропылесосил.
 — Вань, а чего ты не женишься?
 — С такими, как я, долго женщины не живут.
 — Это почему же? Мужик ты основательный. Не Артист.
 — А что Артист? Это он при нас хорохорится. Нет, Олежка, я больше одиночество люблю. Кто не любит одиночества, не может оценить свободы. Когда ты свободен, поневоле больше думаешь о вечном, а в суете, в толпе приходится о конкретном, то бишь о людях. Но маловато их, тех, о ком думать надо.
 — Ты у нас философ...
 — Когда все это закончится и не надо будет думать о конкретном, об этом Филине например, закачусь куда-нибудь и залягу как медведь в берлогу. Надоело мне все. Идеи нет.
 — Как же нет?! — даже захлебнулся Муха. — Какие-то засранцы взрывают бомбы, люди гибнут ни за что...
 — Это не ИДЕЯ. Это долг. Долг я выполняю. Опять же из корыстных побуждений. Чтобы мою берлогу не разрушили, чтобы было куда уйти.
 Муха хотел продолжить оказавшуюся интересной беседу, но ниже этажом открылась дверь и кто-то вышел на лестницу.
 Док спрыгнул с подоконника и сделал знак напарнику оставаться на месте...




 Глава тридцать девятая


 Утром Пастухов побрился, причесался, надел свежую рубашку и двинул к губернатору.
 Он не имел четкого плана действий. Не примет САМ, примет ЗАМ. Надо было как-то решать вопрос с Аней, но главное — установить, кто из местных замешан в этом деле. То, что посланцы из Баку прилетели на самолете администрации, говорило само за себя.
 По дороге Сергей заглянул в ресторан с броским названием «У БОРИ». Не столица, но довольно красиво. Да и то сказать, были в деньги, а европейский интерьер тебе создадут в два счета.
 — Скажи, любезный, а хорошо ли тут кормят? — спросил он у швейцара.
 — Че? — в свою очередь спросил швейцар.
 Господи, провинция есть провинция. Ты тут хоть европейский интерьер сделай, хоть инопланетный — привычек не вышибить.
 — Проходите, пожалуйста. У нас сегодня раки... — заговорил, даже не успев еще подойти, метрдотель и кивком головы отогнал швейцара на положенное место.
 — Ну и сотрудник у вас. Отвечает вопросом на вопрос. Скверная привычка, — посетовал Сергей.
 — Не обращайте внимания. Держим исключительно в целях безопасности. Боксер. Вы надолго к нам?
 — Как сложатся дела... Может быть, открою у вас филиал...
 — Кушать будете?
 — Вечерком. Я у друга остановился, не в гостинице. Вот и зашел поинтересоваться, можно ли будет здесь достойно организовать встречу, отметить переговоры.
 — Конечно, конечно, какой разговор... Число, время, сколько персон?
 — Еще не знаю. У меня сегодня переговоры с губернатором. Там и решим. А почему у ресторана название такое?
 Метрдотель хитро прищурился:
 — Неужто не догадались?.. А ведь вы к Борису Евгеньевичу на прием собрались.
 — Вон оно что... Молодец, люблю хозяйственных. И казино тоже?
 Сергей и метрдотель одобряюще переглянулись, прекрасно поняв друг друга.
 — Ну, всего хорошего. Я к Борису Евгеньевичу. От него и сделаю заказ, — сказал Пастухов.
 — Не беспокойтесь, его помощник известит...
 Пастухов вышел на площадь и подумал, что этот Борис Евгеньевич неплохо устроился. Владелец ресторана и казино. Естественно, предприятия записаны на другое имя, но зато каково — сидишь у себя в кабинете и любуешься в окно на «У БОРИ». Душа радуется. Губернаторский дворец как раз напротив.
 Сергей перешел площадь и зашел в здание. В вестибюле, как и во всех вестибюлях, отделанных мрамором, было прохладно.
 — К Борису Евгеньевичу... — бросил он таким тоном, что милиционер не стал даже документы спрашивать, да и знал он всех нежелательных просителей наперечет.
 Пастухов поднялся по лестнице на третий этаж. Он знал, что с незапамятных времен начальство никогда не селилось на первом. Для того чтобы проситель пре исполнился уважения, он должен попыхтеть, дабы предстать пред светлые очи начальства униженным.
 Сергей зашел в приемную. Вот те раз — никого. Секретарь и два пустых стола. Дверь зама приоткрыта, и оттуда раздается грозный рык. Секретарь умоляюще приложила палец к губам.
 — ...Понял, придурок, сделаешь как сказано... И губы подбери...
 Спустя секунду дверь открылась и из кабинета зама в свой кабинет напротив проследовал губернатор Борис Евгеньевич Тягунок. Проходя по приемной, он мельком взглянул на Пастухова и скрылся в кабинете. Но Сергей за это короткое время успел заметить пять наколотых точек между большим и указательным пальцем руки губернатора. Четыре образовывали квадрат, а пятая располагалась по центру. Сергей знал, что это обозначает: четыре вышки, а посередине сижу я. Ну, милок, твою подноготную мне даже уточнять не надо, подумал Пастух.
 Секретарь подняла на Пастухова еще полные ужаса глаза.
 — Скажи своему шефу, девица, чтобы хобот подобрал и самописку чернилами заправил. Писать сам будет. Ты нам без надобности.
 — А как сказать, кто вы?
 — Передай слово в слово. Про хобот, про самописку и чернила. Скажи, из Москвы гонец.
 Секретарь ушла докладывать. Прошло минуты три. Время, достаточное, чтобы раз пять произнести сказанное выше. Наконец она показалась в дверях:
 — Войдите...
 Пастух вошел в кабинет и прошел прямо к столу губернатора, но сел не на отведенное в таких случаях место, а взял стул и передвинул его к стене. Губернатор молча наблюдал за его действиями, сцепив пальцы в замок на столешнице.
 Молчание длилось уже с минуту. Пастух решил нарушить его первым. В конце концов это он явился, а не к нему.
 — Давайте, Борис Евгеньевич, поговорим без фени? Приехал я издалека. Сладится дело — партнерами станем. Внакладе не останется никто. Ну а не сладится... Переживем. У нас с вами, как я понял, родники не пересохнут.
 — Вы кто?
 — Доброжелатель.
 — Ближе к делу. Мне еще... в больницу надо. Рентгеновский аппарат немцы прислали. Первый пуск.
 — Был в вашем заведении напротив. Хвалю. Сразу видно делового человека. А раз вы человек деловой, то и мы к вам с деловым предложением. Что такое казино в Йошкар-Оле? Это, Борис Евгеньевич, не масштаб. Мы вам предлагаем конезавод...
 Сергей сделал паузу. Пусть переварит.
 — Что?
 — Конезавод. Нет. Сначала это будет образцовая ферма. Завезем пару ахалтекинцев, дончака-буденновца... Словом, порода будет. Начнем по маленькой, а там и завод годика через три. Торговля напрямую с заграницей. Вы ж от центра сейчас не очень зависимы. Валюта в республике оседать будет...
 Сергей подмигнул, намекая, где будет оседать валюта.
 Губернатор смотрел на него слегка ошалевшими глазами, потом они зажглись азартным блеском с оттенком недоверия.
 — А кого вы, собственно, представляете?
 — Есть в столице группа солидных людей. Нет, о них в газетах не пишут, а если и писали когда-то, то только в хронике происшествий и из зала суда. Теперь это просто солидные люди. О вас вспомнили, можно сказать, случайно. Был здесь один человек проездом. Поведал, что в губернаторах сидит Борис Евгеньевич, человек высоких моральных принципов и незапятнанного прошлого...
 Губернатор проворно убрал руки со стола. Теперь и на другой руке Сергей заметил густую голубизну татуировки.
 — Что от меня будет нужно?
 — Разрешение на строительство, земля, ну и хотя бы номинально... миллиона два «зеленых»... Чтобы провести завод как республиканский... Остальные деньги пойдут из Москвы и Харькова.
 Почему он сказал про Харьков, Сергей потом и сам понять не мог. Но сработало. Именно из-за Харькова. Другая держава — значит, капитал международный, хотя какая для славян разница...
 — Два лимона? Да вы мой бюджет знаете? — возмутился губернатор.
 — Никто вас о бюджете и не спрашивает, — вдруг став жестким, сказал Пастухов. — Бюджет так, для дураков с вопросами. Посоветуйтесь с друзьями. Здесь что, ни одного коммерческого банка нет?
 — Деньги найти можно, конечно. Надо только подумать. Нужно будет, депутатов подключим. Про Круглова слышали? Наш... Вы где остановились?
 — Не в «Олимпе». У друзей.
 — А...
 — А вот моя подружка в «Олимпе».
 — Подружка?
 — Да. И знаете почему, потому что ваши чинуши ее из квартиры выперли. Незаконно, кстати.
 — Не может быть, — слегка удивился губернатор такому быстрому переходу к другой теме.
 — Мы можем, как вы понимаете, эту проблему и без вас решить, но зачем же шуметь в чужом городе... Губернатор поспешно кивнул:
 — Да-да, шуметь не надо. Я разберусь.
 — Отлично, она завтра придет к вам в десять утра, вы уж ее примите. И помогите.
 — Хорошо-хорошо...
 Сергей так ничего и не выяснил. Надо было уходить. Оставалась еще слабая надежда на телефонный звонок, о котором говорил Тягунок.
 И тут ему повезло. Вообще-то Пастух верил в свою звезду.
 Дверь открылась без доклада, и в кабинет стремительной походкой ворвался усатый мужик.
 — Борис, время бежит. А геологи — ребята рукастые. Набурят лишних скважин — не отобьемся. Что с ними делать?! — рявкнул он. — Москва звонила?
 Губернатор сделал знак вошедшему, что они не одни, но тот уже и сам заметил присутствие постороннего. Он не увидел с самого начала только потому, что Сергей сидел за спиной вошедшего.
 — Жду с минуты на минуту... Э-э-э...
 — Юрченко... Господин Юрченко... Я зайду к вам завтра в это же время. Подумайте над моим предложением, Борис Евгеньевич... До завтра.
 — Всего доброго. Я подумаю. Обязательно подумаю.
 — Это еще кто? — спросил усатый, когда Сергей покинул кабинет.
 — Да так... Губернские дела, — уклончиво ответил Борис, совершенно не желавший посвящать других в свои финансовые проблемы. — Что они там?
 — Затаились чего-то. Я за последствия не отвечаю. Может, травануть их всех?
 — Дождемся звонка из Москвы.
 Между тем Сергей не спешил покидать приемную. Звонок должен был прозвучать с минуты на минуту. И он раздался. Секретарша нажала кнопочку на пульте.
 — Борис Евгеньевич, вас Иванов из Москвы... Соединить?
 — Соединяй! — рявкнул губернатор, и в приемной стало слышно, как он выругался. — Дура, я же говорил тебе, что мне из Москвы должны звонить...
 Самого разговора Пастух, естественно, слышать не мог, но ему и этого было достаточно.
 Губернатор, депутат Круглое — одна шайка-лейка. Еще какой-то Иванов. Значит, точно, операция будет проходить здесь. Но где и когда? Надо было подключать Муху с его ноутбуком. Если в Дашеве еще сидит радиомаяк, то они быстро выйдут на базу.




 Глава сороковая


 Иванов опаздывал. Седой вообще не любил, когда опаздывают, а если это еще и подчиненные, он просто бесился.
 Он срочно вызвал Иванова на двенадцать, а сейчас уже было половина первого. Что себе позволяет этот мальчишка? Ну он за это получит по полной программе.
 Вчера весь день и всю ночь он пытался связаться с командой, но та почему-то не выходила на связь. Пришлось позвонить самому губернатору. Тягунок подробно доложил, как вчера он ждал самолет, как подготовил базу и транспорт, но самолет почему-то прилетел без команды.
 — А что пилоты?
 — Пилоты говорят, что ваши люди сошли в Самаре.
 Седой запросил Самару, но там ничего не знали.
 Команда пропала бесследно.
 Этого не могло быть. При самой экстренной ситуации Седому обязательно сообщили бы. У Старшего был спутниковый телефон, он с ним никогда не расставался. Но сейчас набранный номер не отвечал.
 Что им понадобилось в Самаре? Какого черта они сошли с самолета? Что вообще происходит? Ведь он дал им понять, что не все здесь гладко, чтобы они держали ситуацию под контролем, он думал, Старший догадается — нельзя доверять никому. А может быть, команда не успела получить его шифровку?
 Да нет же — был отзыв, шифровка дошла до адресата.
 Седой связался с управлением ФСБ Самары.
 Те вообще были не в курсе дела, но обещали выяснить все обстоятельства. В аэропорту у них, разумеется, дежурили люди, которые обязательно выведут на след пропавшей команды.
 Но, не дожидаясь сообщения из Самары, Седой вызвал Иванова.
 Он понял вдруг, что и сам потерял контроль над ситуацией. О существовании команды и ее задачах знало не так уж много людей. Все подробности были известны только ему и Иванову.
 Действительно, сверху поступила команда продублировать операцию «Меркурий», а Седой знал, что таким образом страхуются от возможных провалов и двойной игры кого-нибудь из участников операции.
 Иванов, правда, очень быстро раскусил, что Седой играет уже отдельно. И Седой не стал отнекиваться. Ему, правда, не понравилось, как говорил с ним Иванов. Иванов довольно давно служил в секретных органах, с начальством разговаривал только предельно уважительно.
 Впрочем, новые веяния, может, Иванов решил, что в России действительно демократия...
 — Олег Григорьевич, — заглянул в кабинет секретарь, — к вам Иванов.
 — Я вызову, — сказал Седой, — пусть посидит.
 Решил, что можно опаздывать, — посиди, помайся там в предбаннике.
 Седой снова набрал Йошкар-Олу.
 Тягунка на месте не было. Секретарша ответила, что Борис Евгеньевич только что отъехал. (В самом деле это было наглое вранье, Тягунок сидел в своем кабинете и слушал разговор с Седым.)
 Потом Седой снова связался с Самарой. Тамошние фээсбэшники уже успели опросить своих коллег. Но те в один голос утверждали, что из Яка никто не выходил.
 Это было уже странно. То ли самарцы не уследили, то ли Тягунок врет. Но Тягунок врать побоится Значит... Седой вдавил кнопку селекторной связи.
 — Иванова, — сказал коротко.
 Дверь тут же распахнулась, и вошел человек с незапоминающимся лицом.
 Иванов даже не извинился. Он без приглашения сел в кресло напротив Седого и сказал:
 — Слушаю вас, Олег Григорьевич.
 У Седого от такой наглости даже не сразу нашлись слова.
 — Встать! — заорал он. — Доложить по форме! Иванов встал, но докладывать не стал. Подошел к двери кабинета, выглянул и сказал громко:
 — Олег Григорьевич приказал машину. Мы спускаемся.
 Седой чуть рот не открыл от изумления.
 — Поехали, Олег Григорьевич, — широким жестом пригласил Иванов.
 Седой хотел было уже поставить наглеца на место, но тот приложил пальце к губам, дескать, ничего не говорите. И Седой не стал отчитывать подчиненного. Действительно, кабинеты в ФСБ выборочно прослушивались. И серьезный разговор можно было вести только где-нибудь на лоне природы. И очевидно, время серьезного разговора пришло.
 Они спустились, сели в черную «Волгу» и покатили на набережную, а там к храму Христа Спасителя. Вокруг храма было теперь приятно погулять, красота, благоговение.
 Иванов вышел из машины, оперся о парапет ограды, устремив взгляд на Театр эстрады.
 — В чем дело? — спросил Седой.
 — Бывали там? — спросил Иванов, кивнув на дом на набережной.
 Седой удивленно посмотрел на подчиненного.
 — По всем стенам мемориальные доски. Наверное, девять из десяти легли в могилу. А за что? Страшное время.
 — Я вас вызвал не для экскурсов в историю. Вы знаете, что спецкоманда не долетела до Йошкар-Олы?
 — Долетела, — скучным голосом сказал Иванов. — Сидит под замком в надежном месте. Там даже глушители есть, чтобы радиосигнал не прошел. Это я распорядился.
 Седой громко сглотнул:
 — Вы!.. Ты!..
 — Олег Григорьевич, — повернулся к Седому Иванов. — Я ведь не зря с вами начал про страшные жертвы сталинизма. Вам сколько лет? Шестьдесят четыре. И что у вас есть, кроме подагры? Дачка, тачка и коллекция никому не нужных марок.
 — Вы это к чему?.. Вы что?.. Вы меня подкупить?..
 — Давайте без дурацких вопросов, — перебил Иванов, — я все сам объясню.
 Иванов решительно взял Седого под руку и повел вокруг храма.
 — Да, вы правильно поняли — я вас покупаю. И знаете почему, потому что уважаю вас беспредельно. Тех, кто мне не хочет помогать, я просто убираю А вам я предлагаю, сотрудничество.
 — Вы с ума сошли.
 — Что касается маразма, то вы к нему поближе будете, а? — улыбнулся Иванов. — Ладно, не обижайтесь, Олег Григорьевич. Эта сделка стоит один миллион. Я предлагаю вам ровно половину — пятьсот тысяч американских долларов в швейцарском банке на предъявителя.
 Седой вырвал свою руку, отступил на шаг от Иванова. Тот смотрел ему прямо в глаза безо всякою испуга.
 — Ты, подонок, предатель, враг народа... — зашипел Седой.
 Иванов громко расхохотался:
 — Во-во, как раз в духе тридцать седьмого. Бросьте, Олег Григорьевич. Вы тоже не ангелок с крылышками. Мне очень не хотелось, но, видно, придется. — Иван сокрушенно вздохнул и достал из внутреннего кармана желтый конверт. — Я почему задержался — копировал вот эти интересные документики. Интересуетесь? Тут ваши дела в Афганистане, в Приднестровье, в Чечне. Так, мелкие делишки. Обшей стоимостью всего в сто тысяч долларов. Но на несколько лет лагеря тянут вполне. Впрочем, думаю, до этого не дойдет. Вас просто шлепнут ваши же бойцы, чтобы концы не всплывали. Так интересуетесь, Олег Григорьевич?
 Седой тяжело задышал, протянул руки к конверту.
 Иванов охотно отдал его в руки Седому, который лихорадочно достал документы и стал бегло просматривать.
 Наконец сунул бумаги обратно, безвольно опустил руки и сказал:
 — М-молодец...
 — Учусь у вас, Олег Григорьевич. Так что? Седой спрятал конверт в карман, скрипнул зубами:
 — Семьсот.
 — Вот видите, можно было и без опереточного шантажа. Это вы меня вынудили. Я о вас лучшего мнения. Но, думаю, вы тут разорялись не потому, что вам претит мысль о приличной сумме. Просто вы, Олег Григорьевич, сами хотели всю эту денежку огрести, не правда ли? — спросил Иванов и понял, что попал в самую точку.
 — З-зараза, — уже спокойнее сказал Седой.
 — Ну вот и ладненько, — потер руки Иванов. — Шестьсот.
 — Шестьсот пятьдесят и ни копейкой меньше. Иванов секунду думал, а потом залихватски махнул рукой:
 — А! Где наша не пропадала. Шестьсот двадцать пять. По рукам?
 И Седой пожал протянутую руку.
 — Теперь к менее приятным вещам, Олег Григорьевич. Что нам делать с вашими железными бойцами? Они же не в курсе нашего маленького бизнеса. А подчиняются они не лично вам, так?
 — Да.
 — Значит, придется их нейтрализовать? Они свое дело сделали.
 — И что, опять посылать людей?
 — Зачем же? Я уже послал. Ваши бойцы, кстати, крупно налажали — солдат удачи они так и не ликвидировали.
 — Не может быть.
 — Увы. Те живы и здоровы. И очень, должен вам сказать, активны. Впрочем, надеюсь, их активность будет недолгой.
 — Ладно, — сказал Седой. — И что ты предлагаешь?
 — Да есть у меня один хитрый планчик, Олег Григорьевич.




 Глава сорок первая


 Носорог покопался в записной книжке и набрал номер Феликса.
 — Да? — Трубку сняли почти сразу.
 — Могу я поговорить с Феликсом? — спросил Носорог.
 — Его сейчас нет, но вы можете передать ему сообщение...
 Точно! Голос в трубке еще не закончил фразу, а Носорог уже понял, кому он принадлежит.
 — Алексей? Гладков, ты, что ли?
 Зависла короткая озадаченная пауза.
 — Носорог?
 — Точно.
 — А ты чего сюда звонишь? — В голосе майора Гладкова послышалось неподдельное удивление.
 — А ты чего мне оттуда отвечаешь? — с таким же неподдельным удивлением ответил вопросом Носорог.
 — Я первый задал вопрос.
 — Да в общем-то ничего особенного, — сказал Носорог. — Мне Феликс вчера звонил, встречу назначал, а сам почему-то... Лучше ты мне расскажи, что ты делаешь в чужой квартире?
 — Я здесь работаю.
 — Не понял.
 — Застрелили твоего Феликса вчера. Теперь понял?
 — Та-ак.
 — Носорог, давай-ка двигай сюда. Поговорим. Адрес знаешь?
 — Что? — спросил Пастухов, услышавший только обрывки разговора.
 — Хреново, — сказал Носорог. — Феликса застрелили, охранника мурыгинского.
 — По дороге расскажете.
 Пока Носорог рассказывал Пастухову о банкире и охраннике, Сергей думал совершенно о другом. Впрочем, внимательно слушая Гоноросова.
 С самого начала эта затея казалась Пастухову подозрительной. Он кое-что знал и о землетрясениях, и о земной коре, и о теории спускового крючка, которая заключалась в том, что стоит найти место наибольшего напряжения, взорвать там, и все — покатится волна землетрясений. Но теория эта была почти фантастической. Ни одно, даже самое мощное, взрывное устройство и рядом не стоит с силой подземной стихии. Это во-первых, во-вторых, найти эту самую точку напряжения — занятие еще более фантастическое. Мы так много знаем о космосе, а вот о земле родной почти ничего. Ну а в-третьих, и, пожалуй, самое главное, даже если все предыдущее получится, никто и близко не сможет предсказать, в какой точке произойдет запланированное землетрясение. Даже вместе с их суперсейсмографом. Мы вон даже погоду на завтра точно предсказать не можем.
 Этими своими сомнениями Пастухов с ребятами не делился. Он хотел все додумать до конца. И вот сейчас, кажется, ухватил суть.
 Тут он кстати вспомнил об американской программе СОИ. Если вся эта возня не что иное, как грандиозный блеф ЦРУ с целью выкачать из нашей экономики как можно больше средств на оборонку и тем самым отбросить народное хозяйство огромной страны лет на десять — пятнадцать назад, то это им вполне удалось. Кто знает, создали они свою программу СОИ на 30 процентов или на 75 процентов или вообще отделались возней разведок с утечками материалов, самими же американцами инспирированными, и трескотней на самом высоком уровне. Может, они и своих сенаторов, и свой народ в заблуждение ввели ради такого грандиозного блефа. И наши поверили. Раз пошла такая пьянка, рви последние штаны... Нет, ну было же, было...
 Пешки. Пешки мы все. Что, если и Голубков, и Филин, и эти, кто охотится, — все пешки? Не может ли так быть, что все это делается несколькими ушлыми людьми, которые понимают, что сегодняшней армией никого не сдержишь в этом ядерном паритете. Вот и пугают противника. А чтобы взаправду выглядело, накрошат вокруг пяток-десяток таких, как он. И даже Голубкова с академиком Барком не жалко. Деньжищи-то какие! Опять же американцы в штаны наложат, пока не разберутся. А как они разберутся, когда крови столько будет?
 Носорог не сразу заметил, что за ними прицепился хвост.
 Зато это заметил Сергей, хотя и был мыслями далеко отсюда. «Нива», кажется, он где-то ее уже видел.
 Через пять мину г их уже встретил хмурый Леха Гладков. Человеку этому было уже порядочно лет, как и Носорогу, но общались друзья исключительно панибратски — Леха, Носорог, — словно так и остались молодыми парнями, которым море по колено.
 В квартире работала следственная группа. И пока они заканчивали свой осмотр и прочие следственные действия, Гладков увел Носорога с Сергеем к окну в большой комнате. Там они присели рядом на подоконник.
 — ...так что пока ничего не понятно, — рассказывал Гладков. — Сегодня рано утром нашли труп с огнестрельными ранениями грудной клетки и головы. Ну и медэксперт установил, что смерть наступила около трех часов прошлого дня. Никто, естественно, ничего не видел и не слышал. О самом Феликсе здесь тоже никто ничего не знает. В этой квартире он жил всего год. В общем, полный туман. Думали, очередной висяк, и тут ты со своим звонком.
 — И что это тебе дает?
 — Может, его как раз и грохнули, чтоб с тобой не встречался.
 — Логично.
 И Носорог повторил то, что Сергей уже знал.
 — Выходит, Феликса убили, чтобы ты не задавал ему лишних вопросов?
 Носорог выразительно посмотрел на Сергея.
 — А это кто? — наконец обратил внимание на Пастухова милиционер.
 — Это мой заместитель и помощник, — сказал Носорог. — Сергей Пастухов, прошу любить и жаловать.
 — Не завидую тебе, парень, — сказал Гладков, пожимая руку Сергею.
 — А чего так?
 — Да к начальнику твоему одни проблемы липнут.
 — А у меня как раз профессия такая — решать проблемы, — улыбнулся Сергей. — Кстати, можно на гильзы посмотреть?
 Гладков подозвал эксперта, тот подал Сергею пакетик с желтыми гильзами.
 Все сходится, подумал Сергей. Такими же пулями был убит в Баку Рустам. Значит, черные маски.
 В кармане его зазвонил мобильник.
 — Алло, Серега, беда, — закричал в трубку Док, — упустили мы Филина!..




 Глава сорок вторая


 Какое-то время и Старший, и его команда слабо надеялись на какую-то абсурдную ошибку. Нет, не сидели сложа руки, ожидая, когда все счастливо разъяснится, они обследовали небольшое пространство, в котором оказались запертыми вместе с автобусом, попытались взломать двери, искали вентиляционные отверстия, даже была идея завести машину и протаранить дверь. Но пока это были только слабые попытки вырваться. Все-таки они никак не могли поверить в то, что так легко попались в ловушку. Старший ругал себя на все корки, что не поверил собственной интуиции, а поверил своему разуму и этому подонку Тягунку. Нет, в боевых ситуациях они разбираются отлично, а вот в людях — хуже некуда.
 И главное, они не могли понять, почему им эту ловушку устроили, зачем их туда заманили. Если хотели кончить, то сделали бы это уже давно, сразу же. Пустили бы в герметически запертое помещение газ, и все — бойцы быстро отдали бы Богу души. Им могли выдвинуть какие-нибудь условия, но и этого не было. А была какая-то даже неземная тишина. Словно мавзолей, в котором они сидели, стоял не в степи, а летал в далеком черном космосе. Даже радиосигнал сюда не проходил. Телефоны и рации молчали.
 В автобусе обнаружили кое-какие инструменты — монтировку, домкрат, отвертки — это было уже кое-что. Сутки-двое работы — и они окажутся на воле. И все равно, они почему-то были уверены, что окажутся на воле раньше.
 Через два часа после того, как они оказались в этом бетонном саркофаге, когда обследовали его вдоль и поперек, когда несколько раз безуспешно пытались открыть двери, Старший приказал команде отдыхать.
 Они действительно устали. А им предстоит тяжелая работа, потому что вскрывать свою тюрьму им придется долго и тяжело.
 Он выставил на пост Младшего.
 Неужели, думал Старший, пытаясь уснуть, это и есть тот момент перемены цели? Кто их предал? Седой? Почему? Они ему мешают? Возможно. Однако Седой прекрасно понимает, что так просто их исчезновение ему с рук не сойдет. Они слишком дорого стоят государству, чтобы их можно было, как слепых котят, засунуть в мешок и утопить. Нет, Седой на это не пошел бы. Более того, он предупредил их — держите ситуацию под контролем. Тоже догадывался, тоже в чем-то сомневался? Нет, это не Седой. Значит, враги?
 Но кто эти враги? Солдат удачи они ликвидировали. Один Боцман ничего бы этого сделать не мог. Эту ловушку готовили не впопыхах. Ее готовили заранее. Да и смог бы Боцман заставить работать на себя и президента республики, и губернатора? Ни за что. Тут уровень повыше.
 И Старший впервые за все время выполнения задания задумался над предметом и целью действий команды.
 С самого начала команде показалось, что задание у них слишком простое. Похитить каких-то двух очкариков, изъять аппарат СПЧ-1. Для тех, кто легко обыгрывает охраны президентов и известных террористов, это было плевым делом. Неужели какие-то Филин и Дашев шишки поважнее? И что это за аппарат такой?
 Команда знала только ближнюю цель своего задания. Но ведь была здесь и какая-то стратегическая задача. Какая? Этого ни Старший, ни его бойцы не знали.
 Только теперь они стали понимать, что слишком переоценили свои силы, что на этот раз задание действительно сложное, может быть, невыполнимое.
 Но о чем же идет речь? О больших секретах, о больших деньгах? Что там делает этот самый СПЧ-1? Продлевает жизнь до бесконечности или наоборот? Если это оружие, то какова же его мощь? Даже водородная бомба, взорви ее какой-нибудь придурок, не сможет сколько-нибудь серьезно повлиять на миропорядок. Даже вряд ли начнется третья мировая война. А тут какой-то аппарат. Что-то связанное с геологией. Может, с его помощью ищут золото или бриллианты? Или радий?
 Старший терялся в догадках. Но одно он теперь понимал четко: цель их задания куда серьезнее, чем убрать какого-нибудь политика. Значит, выполнить они его должны во что бы то ни стало.
 Через четыре часа он поднял команду.
 План был разработан им в несколько этапов. Каждый последующий этап предполагал, что предыдущий выполнен быть не может.
 Первый — попытаться домкратом сдвинуть дверь.
 Второй — попытаться сделать подкоп.
 Третий — разрушить стену.
 Был и четвертый этап, но уж совсем на крайний случай, отчаянный и непредсказуемый. О нем Старший предпочел пока не говорить.
 Для вскрытия была назначена маленькая дверь, через которую ушел водитель. Такие обычно ставили в советских бомбоубежищах. Здоровенная ручка, которая ее открывает, а с другой стороны накрепко закручено уплотнительное колесо. Попытаться взломать дверь было бесполезным занятием. Старший предложил соорудить упор и, вставив между дверью и упором домкрат, попробовать хотя бы отогнуть край.
 Над упором долго не думали, завели автобус и подогнали его вплотную к двери, колесо и стало упором.
 Вставили домкрат, а это был сработанный на совесть домкратище, которым можно было поднять автобус, полный людей, начали качать. И в первое время дверь поддалась. Край отогнулся, жутко скрипя, но потом дело застопорилось. Видно, дверь была двойная. Дальше этого небольшого повреждения не продвинулись. Домкрат уже двигал автобус, а двери хоть бы что.
 Разбортировали колесо, чтобы упор был более надежным, чтобы автобус не двигался. Но и это ни к чему не привело. Этот этап, занявший два часа работы, оказался бесполезным.
 Тогда начали простукивать стены, надеясь обнаружить пустоты. Нашли довольно большой участок, который на стук отзывался не звонко, как положено бетону, а гулко, глухо. По очереди стали долбить в этом месте. И снова поначалу казалось, что они пробьют дыру. Но, когда упали первые куски, за ними оголилось заржавленное сплошное железо. Нет, не жесть, а прочная клепаная сталь.
 В саркофаге, а теперь его уже все называли именно так, было тяжело дышать, только из щели, которую они отогнули на двери, слабо тянуло воздухом. По очереди ложились к этой щели и дышали. Старший приказал больше не расходовать огонь спичек и зажигалок, во-первых, он может еще пригодиться, а во-вторых, огонь съедал кислород.
 Теперь работали в полной темноте. Простукивали и ощупывали кафельный пол, тоже надеялись найти пустоты. Но пол был крепким, словно саркофаг стоял на гранитной монолитной плите.
 — Отдыхаем, — приказал Старший.
 Его команда была голодна, их мучила жажда, но ни один не пожаловался. Во время тренировок им устраивали еще и не такие испытания.
 — Что будем делать, командир? — спросил Младший.
 Старший еле узнал его голос — охрипший, как будто треснувший.
 — Отдыхаем.
 Он приказал постовому разбудить их через час, а сам лег на сиденье автобуса и закрыл глаза.
 Конечно, они могли попытаться все-таки пробить пол. Скорее всего, там никакой стальной обшивки не было. Но это заняло бы несколько дней, а может быть, и недель. Этого времени у них не было. Им надо было выйти отсюда сегодня, сейчас.
 Значит, оставался безумный четвертый план.
 И через час, когда постовой разбудил команду, Старший изложил этот план.
 Они должны будут взорвать дверь.
 Конечно, будь у них экипировка, они бы давно уже вышли отсюда. Но оружие, взрывчатка, спецсредства, питание, аптечки — все это осталось в трейлере.
 Впрочем, даже тогда Старший не решился бы применить взрывчатку: слишком маленькое пространство, негде укрыться (именно поэтому был отвергнут план протаранить дверь автобусом, здесь просто негде было разогнаться), взрыв запросто мог ранить или даже убить кого-нибудь из команды.
 Но теперь другого выхода не было. Правда, у них не было и взрывчатки, но у них был — Старший проверил это сам — полный бак бензина.




 Глава сорок третья


 14 ноября. Террористическая организация мусульманского толка обезврежена на территории Польши. Арестованы несколько подозреваемых в террористических актах в странах Европы и Америки, в частности, двое из задержанных подозреваются в совершении взрыва в Москве в подземном переходе на Пушкинской площади. Имена задержанных следствием не раскрываются (Рейтер).


* * *

 Его встретили Док и Муха.
 — Он мусор выносить вышел, — начал оправдываться Муха. — Вон они, контейнеры, во дворе.
 — А вам лень было задницу от подоконника оторвать? Отсюда наблюдали?! — окинул скромное застолье Сергей.
 Док и Муха потупились.
 — Я за ним вышел.
 — И?
 — Я ничего не смог поделать. Они въехали на полном ходу — «Нива» зеленого цвета, втащили, и все.
 — Ты стрелял?!
 — Я ж не дурак. Там окна затемненные, мог и Игоря ранить.
 — Видел их?
 — Видел. Толку-то...
 — Черные маски?
 — Они.
 — А тачка тебе на что?
 — Шины у тачки прокололи, все четыре... Сергей почесал подбородок.
 — Ладно, все, облажались по полной программе. Пошли теперь отсюда.
 — И что делать будем?
 — Будем искать.
 Вернулись на квартиру Носорога. Тот успел соорудить довольно аппетитный обед — пельмени, салат из помидоров и огурцов, корейские, заправленные ядреным перцем, овощи и, конечно, запотевшая бутылка водки.
 — Ну, к столу!
 Пастухов был какой-то рассеянный.
 — Вот что, Боцман, иди на пост, с этого дня будем дежурить на улице. У нас сеанс связи через сорок минут, а потом я вам кое-что расскажу. Это пока еще предположение, но знать вы его должны. Иди, иди, тебе потом перескажут...
 Боцман с сожалением посмотрел на с гол, поднялся. Ох как не хотелось ему на посту сидеть. Но такова профессия. Не всегда в ней положительный результат приносит вылетевшая пуля. Иногда победу высиживают задницей.
 Муха сразу уселся за ноутбук.
 Носорог бегал между ними, предлагая сейчас же бросить все и поесть. Но ребята кое-как без аппетита ковыряли в тарелках на ходу.
 — Муха, сначала свяжемся с Голубковым, а потом ты поищешь маячок. — сказал Пастухов.
 Спустя пять минут после настройки экран выдал позывной Голубкова.
 — Слушаю тебя, Пастухов, — раздался голос полковника. — Докладывай.
 — Да что там докладывать, Константин Дмитриевич, упустили мы Филина.
 — Так... Кто?
 — Я, — сказал Пастухов, коротко взглянув на Дока.
 — Кто увел, я спрашиваю, — перебил полковник.
 — Да повадились тут нам палки в колеса ставить крутые ребята. В черных масках работают. Крепкие.
 — Откуда?
 — Это я у вас хотел спросить.
 — Узнаю. Что еще?
 — Был у губернатора По-моему, вся операция здесь должна пройти.
 — Какая операция?
 — И наша, и противников. Здесь у них сделка состоится. Вам такая фамилия Иванов ничего не говорит.
 — На Ивановых вся Россия держится.
 — Он приходил к Филину якобы от ФСБ. Предлагал сотрудничество, по я думаю, просто пугал, выманивал Филина из Москвы. И именно сюда. Игорь все записал на пленку, оставил ее жене. Можете съездить к ней послушать.
 — Уже съездил.
 — И что?
 — Убили жену Игоря.
 Сергей быстро взглянул на Носорога, тот сидел мрачный.
 — Значит, говоришь, Иванов? — спросил Голубков. — Еще кто?
 — Прошу сообщить информацию по депутатам Госдумы, имеющим связь с Йошкар-Олой.
 — Узнаю.
 — Константин Дмитриевич, я думаю, все это наши спецслужбы.
 — Опять ФСБ?
 — Может быть. Сделайте еще запрос о личностях губернатора и банкира Мурыгина.
 — А эти что?
 — Эти как раз и обеспечивают операцию.
 — Значит, деньги?
 — И большие, думаю. Небольшие из рук в руки бы передали.
 — Ладно, придется покрутиться.
 — Бедный Игореня, — сказал Носорог, когда сеанс связи закончился. — Я его вот с таких знал. Вот же суки, чем он им помешал?
 Пастухов усадил ребят и поведал им о своих мыслях по поводу истинных целей операции. О многом поведал своим товарищам командир. И о том, что никакого тектонического оружия, возможно, в природе и не существует.
 В базовой квартире повисла такая тишина, что стало отчетливо слышно осу, бесполезно бьющуюся о стекло в поисках выхода.
 — Раньше я слушал слова людей и верил в их дела, теперь же я слушаю слова людей и смотрю на их дела, — сказал Док.
 — Что-то я не пойму тебя, Док, — сказал Артист.
 — Это не я. Это Конфуций.
 — А тут и понимать нечего. Не вздумайте Боцману рассказать. Нас просто подставили. Подставили, как мальчишек-исполнителей, — заявил Муха.
 — Но ты же никогда не претендовал на роль стратега? — полуутвердительно спросил Док.
 — И не буду. Без меня головастые найдутся, — огрызнулся Муха. — Обидно... Я так понимаю... Ты, Пастух, считаешь, что это все грандиозный блеф в размерах государства. Если нам нечем сдерживать чужие потуги, будем бряцать несуществующим, имея шиш в кармане на закуску. Но шиш вынимать не будем, будем только шевелить им в кармане. А чтоб убедительнее было, надо навалить трупов, нас, например. Так?
 — Так, да не так, — вмешался Док. — Мне скоро тридцать семь, и мой послужной список вы знаете. Вряд лив ближайшее время удастся создать нормальную семью. Так что маловероятно, что кто-то, кроме вас, вообще вспомните моем существовании. Но если от меня зависит, проживет ли мой народ без войны еще пять — десять лет, я готов вложиться в этот блеф своей жизнью. В сущности, мы не дети и знали, на что шли. Не все, но знали. И мне не важно, будут помнить люди обо мне или нет. Важно, что по этому поводу думаю я сам... Ну и, конечно, вы...
 — Но ведь уже есть трупы и неизвестно, кто следующий... — сказал Артист.
 — К тому же мы не знаем, сколько их уже было до нас. — сказал молчавший до сих пор Пастухов.
 — Я думаю, что моя жизнь была бы пресна, нелепа, невыносима, если бы я один раз в жизни не осознал, за что я могу умереть без сожаления. Я думаю, что если каждый из нас хорошенько покопается в себе, найдет за что. Пусть это покажется мизерным. За жену, за потомство, за возможность посидеть у тихой речки — все это, по-моему, называется одним словом — за Родину.
 — Хорошо сказал! — восхитился Муха. — Только Боцману надо объяснить попроще.
 — А ведь мы можем не только вставить Западу пистон, но и расшевелить весь бандитский муравейник... — размышлял вслух Артист.
 — Без всякого сомнения. Надо только постараться накрошить их как можно больше. Я думаю, не стоит ставить в известность полковника о наших догадках. Сдается мне, что он тоже пешка. Парадокс: ферзь, но пешка.
 — Давайте выпьем за Родину? — тихо сказал Артист.
 С ним молча согласились. Все встали. Носорог разлил водку. Подняли локти на уровень несуществующих погон и выпили.
 Вот теперь закусили аппетитно.
 Но Носорога это уже не утешало.




 Глава сорок четвертая


 Сколько Муха ни перенастраивал параметры ноутбука, маячок не светился. То ли сняли уже, то ли был он вне досягаемости. Этот способ найти противника отпал.
 — Значит, так, — сказал Сергей, — вся команда отправляется в город и ищет.
 — Чего? Иголку в стоге сена? — ахнул Боцман.
 — "Ниву".
 — Серега, ты не перегрелся? Где ж мы ее найдем?
 — Не знаю! Муха и Боцман идут к резиденции губернатора. И глаз не спускать. Уж больно эта «Нива» нахальная. Вполне может и там появиться. А мы с Носорогом к Мурыгину. Все, пошли.
 Мурыгин не стал противиться визиту Носорога и Пастухова, хотя впустил их несколько неуверенно. Кажется, он нервничал.
 — Проходите в комнату. Выпьете что-нибудь? — поинтересовался Мурыгин, проведя визитеров в гостиную и открывая бар.
 — Нет, спасибо, на работе не пьем, — соврал для большей важности Носорог.
 — Ну и о чем вы хотели поговорить?
 Мурыгин закрыл бар и сел. Их разделял столик.
 — О Феликсе.
 — О Феликсе? — Очередная порция виски аккуратно булькнула в рюмку.
 — Феликс нам звонил по вашему поручению, — сказал Носорог, когда Мурыгин выпил и закусил маслиной. — Вы просили проверить одного вашего клиента?
 — Ну! Это было больше суток назад, — усмехнулся Мурыгин.
 — Вы, конечно, знаете, что Феликса убили?
 — Это ужасно. Мне утром уже сообщили.
 — Хорошего в этом действительно мало. Но дело в том, что убили его накануне встречи с нами. Вы понимаете?
 — Не преувеличивайте, при чем тут вы?
 В голосе Мурыгина во второй раз проскользнуло искреннее удивление, и во второй раз оно показалось Сергею хорошо разыгранным.
 — Вот об этом мы и хотели спросить у вас.
 — Что вы хотите сказать?
 — Мы хотим сказать, — впервые подал голос Сергей, — что нас подозревают в причастности к этому убийству.
 Наглая ложь возымела свое действие, и Мурыгин пару минут молчал, явно припечатанный этой информацией.
 — Я не знал об этом и... даю вам слово, что не понимаю, каким образом эго может касаться вашего агентства.
 — А что это был за клиент, Андрей Андреевич?
 — Это к делу отношения не имеет, — отрезал Мурыгин.
 — Вы уверены?
 Мурыгин пожевал маслину.
 — Фамилия его Иванов, — начал он неохотно. — Мне сказали, что он помощник депутата. Я не поверил. Решил попросить вас навести справки. Но теперь сомнения отпали. Так что...
 Мурыгин развел руками.
 — У вас с этим человеком какие-то важные дела? — спросил Пастухов.
 Мурыгин усмехнулся:
 — А зачем бы я стал его проверять? Важные, молодой человек, очень важные.
 — Насколько важные? Тысяча, сто тысяч? Миллион?
 — Это, извините, коммерческая тайна, — покачал головой банкир.
 Но Сергею и этого было достаточно. Он не назвал правильную сумму — увидел это по глазам Мурыгина. Значит, — больше, намного больше.
 Попрощавшись с Носорогом, Сергей отправился в гостиницу к Ане, надо было сообщить ей, что губернатор ждет ее.
 Аня встретила его в халатике, немного смутилась, увидев Сергея, пригласила войти.
 — А я с добрыми новостями: завтра с утра идите к губернатору, он знает о вас, возьмите документы, все будет в порядке.
 — Вот так просто? — удивилась девушка.
 — А чего там... — смутился Сергей.
 — Кофе, чай?
 — Воды, если можно — похолоднее. Такая жарища.
 Аня достала из холодильника бутылку воды. Когда она наклонилась, Пастухов увидел в вырезе халата ее упругую, небольшую, почти девичью грудь. С трудом заставил себя отвести глаза. Но Аня все-таки успела уловить его взгляд, снова смутилась, быстро запахнула на груди халатик.
 — Вы занимаетесь моим делом, — сказала она немного охрипшим голосом, — потому что?..
 — Потому что — что?
 — Я вам... ну... нравлюсь?
 — Вы мне нравитесь, да, — тоже одеревеневшим голосом произнес Пастухов. — Но я не поэтому. У меня есть жена...
 — Жена..
 — Я говорю глупости, — совсем растерялся Сергей. — Дело не в этом, я ничего такого...
 — Спасибо вам... У меня, вы знаете, был жених. Сейчас никого нет, но я так быстро не могу освободиться. Знаете, я его все-таки любила...
 — И любите?
 — Нет, уже нет. — Аня помолчала. — А жаль.
 — Что жаль? Что не любите?
 — Что у вас есть жена. То есть это, конечно, замечательно, но... немного грустно.
 — Да...
 Разговор получался какой-то странный, натянутый, но волнующий, заставляющий голову Сергея сладко кружиться.
 — А как ваши дела? — вдруг спросила Анна.
 — Нормально.
 — Вы извините, я терпеть не могу этого-слова. Так говорят, чтобы только отделаться. Я не из приличия спросила. Мне правда это интересно.
 — Но правда, все идет, как должно. Сложностей нет.
 — Господи, как загадочно. А подробнее нельзя?
 — М-м.. Нет. Просто скучно. Сергей налил себе еще холодной воды. Она мало помогала, голова все кружилась.
 — Вы уже второй раз сегодня меня обидели.
 — Я?! — опешил Сергей.
 — Да. Я же не пустышка какая-то, которую надо развлекать. И не дурочка. У меня инженерное образование. Я кандидат наук. Хотите, покажу документы?
 — Что вы... Я и не думал. Просто я...
 В дверь постучали.
 — Извините. — Аня направилась к двери.
 Пастухов снова налил себе воды. Да уж, попал... Додумать он не успел.
 — Сука! — гаркнул из двери грубый голос, и Аня вдруг отлетела от сильного удара на середину номера. Пастухов вскочил. Ударивший Аню его еще не видел. Но в следующее мгновение увидел.
 Пастухов коротким ударом двинул здоровенному мужику прямо в челюсть. Тот коротко охнул и осел.
 Аня закричала.
 Пастухов обернулся было к ней, но сильный удар по затылку чуть не лишил его чувств, во всяком случае, на долю секунды он потерял равновесие и чуть не упал.
 В номер вломились еще двое таких же здоровых мужиков и принялись колотить Пастухова чугунными кулаками.
 Сергей уворачивался, не очень, впрочем, удачно. Но ему надо было прийти в себя, ему нужна была хотя бы секундочка, чтобы вздохнуть. Эта секундой не выдалась. Сергей сжал пресс, резко отклонился назад, оставив противникам пустоту, а потом сразу двумя руками, выкинутыми в сторону, припечатал по удару в переносицы мужикам.
 Те не ожидали такого мощного сопротивления. Один схватился за разбитый нос, второй безвольно мотнул головой. Дальше было проще. Сергей сначала серией коротких ударов вырубил одного, тот с грохотом повалился на журнальный столик, сломав его, опрокинув воду, затих. А потом Сергей взялся за другою. Этого лишать чувств он не хотел. Оттолкнувшись ногами от стены, он вспрыгнул нападавшему на спину и железным захватом передавил тому горло. Придушил только чуть-чуть. Мужик забил бестолково руками, зарычал сдавленно, опустился вместе с Пастуховым на колени.
 — Ты кто? — спросил Пастухов. — Чего надо?
 — Пусти, падла, угроблю, — просипел мужик.
 — Это еще когда будет, сначала я тебе шею сверну. Не веришь?
 Пастухов придавил горло мужика посильнее. Тот закатил глаза.
 — Пусти, пусти...
 — Кто тебя послал?
 — Пусти...
 Сергей придавил еще сильнее, мужик высунул серый язык. Еще чуть-чуть — задохнется.
 — Говори, сволочь, кто тебя послал? Аня стояла у окна, огромными глазами смотрела на Пастухова и до белых костяшек сжимала руки.
 — My... Ma...
 Пастухов чуть ослабил хватку.
 — Максим...
 — Это... Это мой жених, — испуганно пролепетала Аня.
 Пастухов отпустил мужика, тот кулем свалился ему под ноги.
 — Быстро собирайтесь, пошли отсюда, — приказал он Ане, связывая нападавших электрошнуром от торшера. — Ну и женишок у вас.
 — Подонок, негодяй, гнида. — плакала Аня, бросая вещи в чемодан.
 — Поживете пока с нами, — сказал Сергей, когда они выбежали на улицу. — А с вашим Максимом я разберусь.




 Глава сорок пятая


 «Нива» раскалилась под солнцем, как тефлоновая сковорода на газовой плите. Муха с Боцманом увидели ее сразу, как только подошли к губернаторскому дворцу.
 — Та? — спросил Боцман.
 — Вроде, — неуверенно сказал Муха. Ему еще не верилось в удачу.
 — Жарко в машине-то. Пивка бы ему, — посочувствовал водителю Муха.
 Отследить ее путь надо было во что бы то ни стало. Но машина, во-первых, никуда не ехала, а во-вторых, водитель парился в ней, не давая приблизиться к машине посторонним.
 Ребятам тоже приходилось нелегко. Жара вымочила их рубахи так, что хоть выжимай.
 — Пивка бы хорошо, — согласился Боцман. И вдруг внимательно посмотрел на Муху.
 — А что, идея, — кивнул тот.
 Боцман поднялся и двинулся в сторону рынка, который был в трех кварталах отсюда.
 Денег у Боцмана было не так уж много, но на десяток бутылок какого-нибудь российского пива у него должно было хватить. Да, еще придется корзинку достать или что-то вроде того. Ведь Боцман решил сыграть роль лоточника.
 С бутылками проблем не возникло, Боцман даже выбрал получше, «Очаковское», а вот с корзинкой ничего не получалось. Продавались, конечно, какие-то сумки, рюкзаки, корзин не было. Боцман даже подумывал, не обменять ли у старушки с сигаретами ее тару на более приличную, но вся беда в том, что денег на приличную с собой не было, а кроме того, ни одна старушка не соглашалась расстаться со своим орудием производства, как ни уговаривал их Боцман. Более того, старухи тут же поднимали невообразимый вой, откуда-то немедленно появлялись плечистые парни и угрожающе надвигались на Боцмана. Конечно, он мог бы их всех разметать одной левой, но к цели его это не подвинуло бы ни на шаг. Нужно было что-то придумать экстраординарное. А вот с придумыванием у Боцмана было туговато.
 Он слонялся по рынку, пока не набрел на пацана, раскладывающего овощи на деревянном ящике.
 — Слышь, хлопец, тут такое дело, — как за соломинку хватается утопающий, обратился Боцман к пацану. — Мне бы тару какую, вишь в руках грею товар.
 Пацан подозрительно посмотрел на Боцмана оглянулся по сторонам и спросил:
 — Горбатого лепишь?
 — В смысле? — не понял Боцман.
 — Фуфло гонишь, — пояснил пацан.
 — Какое фуфло? Слепой, что ли?
 — Сам ты слепой. А я вижу — мент.
 — Я не мент! — возмутился Боцман.
 — А чего тогда у тебя бутыли с акцизом? Розница торгует не так. Знать надо, куда ходишь, кого ловишь.
 — Ладно, — согласился Боцман. — У меня этот заработок действительно очень временный. Но жутко необходимый.
 — С такой рожей я бы не пивом торговал, а замочил пару-тройку кошельков и жил припеваючи.
 — Принципы не позволяют.
 — Тогда целуй фикус, поливай бабушку.
 И пацан принялся снова раскладывать свои продукты. Боцман решил было уже отчалить, но обернулся к пацану и сказал:
 — А может, ты мне поможешь?
 — Чего, сдавать леваков? Нашел идиота.
 — Не, толкануть эти бутылки. Я тебе заплачу...
 — Пятьдесят процентов, — тут же сказал пацан.
 — Сговорились, — улыбнулся Боцман.
 — Не сговорились, — сказал пацан. — Семьдесят.
 — И ключ от квартиры, где деньги лежат, — хмыкнул Боцман.
 Пацан классики не знал, он не обиделся.
 — Шестьдесят.
 — Ладно, пятьдесят пять.
 — Давай.
 Боцман протянул было пацану бутылки, но тот отмахнулся:
 — Деньги давай. Предоплата.
 Боцман развернулся и двинулся прочь.
 — Ладно, пятьдесят! — крикнул вслед пацан. Боцман не остановился.
 — Сорок! Тридцать! Двадцать!
 — Десять процентов и без предоплаты.
 — Заметано.
 — Только торговать будешь не здесь.
 — А где?
 — Пойдем, покажу.
 Пацан свистнул, тут же возникла тетка, на которую он оставил свои овощи, и уже через пять минут они были у губернаторской резиденции.
 — Вот здесь будешь торговать.
 — Вот блин, — выругался пацан. — Сразу бы и сказал, что ты тягунковский.
 Боцман смекнул, что торговать на этом людном месте могут только люди, отстегивающие губернатору и его команде, но давать задний ход было поздно.
 — А то.
 — Тогда я с тобой дружу. Тебя как зовут?
 — Боцман. Тут вот какая история, пивко это надо толкнуть вон тому водиле в «Ниве».
 Пацан подозрительно посмотрел на Боцмана, но, пожав плечами, сказал:
 — Сделаем.
 Муха уже был на позиции — вертелся у машины, ожидая, когда пацан отвлечет водителя. Поставить жучок было делом секунды.
 Пацан обошелся безо всякой тары, он взял три бутылки и двинулся в самую толпу, предлагая всем встречным и поперечным «холодненького пивка»
 Боцман внутренне праздновал победу.
 Однако рано.
 Это, видать, были тягунковские ребята. Очень оперативные. Пацан не успел даже приблизиться к «вольво», как они встали на его пути и спросили:
 — Жить надоело?
 — Отвали, шкаф, я от Боцмана.
 — А мы от капитана, — ухмыльнулся «шкаф». Пацан растерянно оглянулся на Боцмана, и тот понял, что надо срочно идти на выручку.
 — Але, гараж, что за дела? — как можно более приблатненной походочкой подошел он к тягунковцам.
 — Убери отсюда своего сынка, если хочешь, чтобы он школу закончил.
 — Ребята, спокуха, торчок, отойдем, — сказал Боцман. — Вы, видать, не в курсе. — Он показал на сквер, предчувствуя телесные развлечения типа мордобоя. Но надеялся, что, пока он будет отмахиваться от «шкафов», пацан успеет отвлечь водилу, а Муха поставить жучок.
 Шкафы двинулись за Боцманом, даже не подозревая, что идут, как бараны на заклание.
 Впрочем, и Боцман не знал, что этими «шкафами» дело не ограничится. Один из них по дороге отстал, чего Боцман, увы, не заметил.
 — Ну че? — спросил самый здоровый, когда они оказались в безлюдном сквере. — Че мы не в курсе?
 — Вы не в курсе, что в России теперь частное предпринимательство и свободная торговля. Рынок, так сказать, и конкуренция.
 Эти немудреные слова долго доходили до «шкафов», но, видно, так и не дошли, потому что они вдруг решили, что их обидели.
 Первым внушительно замахнулся толстый. Боцман развлекся таким образом — он дернул другого «шкафа» на свое место, и удар толстого пришелся тому аккурат в челюсть.
 — Ой, что ж ты своих бьешь? — «удивился» Боцман.
 Две-три секунды толстый ошалело смотрел на свалившегося дружка. А потом кинулся на Боцмана, набычив голову.
 Боцману осталось только сделать шаг в сторону — толстый шмякнулся об дерево, щелкнув зубами.
 Дальше драка была уже не так весела. Боцман краем глаза видел, что пацан заинтересовал водителя, а Муха стремительно нырнул сзади под багажник «Нивы», а через три секунды вынырнул. Боцман дубасил тягунковцев по всем болезненным частям тела, приговаривая:
 — Как нехорошо, четверо на одного. Э-э! Так и убить можно. А где же мужская честь? Некрасиво.
 Тягунковцы урок морали уже не воспринимали. Они сами валились с ног и расползались в разные стороны.
 Когда самый здоровый запросил пощады. Боцман решил, что можно и сматываться. Но тут прямо в сквер вкатила милицейская машина, из которой выскочили трое экипированных милиционеров и направили дула коротких автоматов прямо на Боцмана.
 — На землю! Лежать! Руки на затылок! — заорали они что было сил.
 Ага, смекнул Боцман, крепкая поддержка. Милиционеров он бить не стал. Не потому, что боялся оружия. Шуму было бы слишком много в городе. А шум команде был ни к чему.
 Боцман свалился на землю, милиционеры уже бросились к нему, звеня наручниками, как за их спиной вдруг оказался Муха.
 — Ограбление! Там, сберкасса! — заполошно закричал он. — Бегом! За вами послали! Там целая банда! Вооруженные!
 Милиционеры сомневались только секунду. Брать одного-единственного хулигана или целую банду — выбор однозначный.
 Они снова бросились к машине и были таковы.
 Когда вернулись на базу, Муха подключил компьютер и отсканировал жучок.
 Машина двигалась к окраине города.




 Глава сорок шестая


 Впервые Старший узнал, что такое неподчинение приказу. Вернее, приказа никакого он отдать не мог. Он просто изложил команде свой план. Он считал, что, как и всегда, бойцы беспрекословно возьмутся этот план исполнять.
 Но никто не двинулся с места, хотя Старший отдал четкие указания.
 — Все, за работу, — сказал Старший. Но снова никто даже не шевельнулся.
 — Ты что? — спросил вдруг Младший. — Ты нас угробить хочешь?
 В темноте Старший снова не сразу узнал его голос. Теперь он был не только хриплый и треснутый — это был злой, угрожающий голос. Этого Старший никак не ожидал.
 — Если бы я хотел вас убить, я бы придумал что-нибудь более эффективное.
 — Мы тут сгорим заживо, — подал голос другой боец.
 — Или сдохнем от голода, — возразил ему Старший. Он старался отвечать ровным, уверенным тоном. — Или задохнемся.
 — Нас выпустят, — неуверенно сказал кто-то.
 — Тебе это пообещали?
 — Нас не могут тут держать всю жизнь.
 — Могут, тем более что жизни нам осталось от силы суток пять. Кроме того, у нас задание.
 — Да плевал я на твое задание! — вдруг закричал Младший. — Если бы мне сказали, что нас собираются просто сгноить в бетонном мешке, я бы ни за что не пошел. Я, как это ни странно звучит, жить хочу!
 — Если мы будем сидеть сложа руки...
 — Нет, давайте костер из самих себя устроим! — перебил Младший.
 — У нас есть шанс!
 — У нас нет шанса! Надо копать, или долбить, или кричать, в крайнем случае, звать на помощь!..
 Старший ничего не ответил. Младший и сам понимал, что предлагает нечто неразумное. Впрочем, то, что предложил Старший, было немногим разумнее. Но это была хоть какая-то надежда.
 — Надо что-то делать! Надо как-то выходить, — спокойно сказал другой боец. — Если мы взорвем бензин...
 — Мы можем освободиться, — перебил его Старший — Сами укроемся в автобусе.
 — Да автобус первым и загорится! — снова закричал Младший.
 — Мы снимем сиденья, — словно не услышав Младшего, продолжил Старший, — колеса, все, что может гореть. А когда рванет, ждать не будем, выскочим в открытую дверь.
 — А если дверь не откроется?
 Старший и сам больше всего мучился именно этим вопросом. Если дверь не откроется, они погибнут все. Они даже не сгорят — они просто задохнутся. Огонь сразу же сожжет весь кислород. Да, да, это была безумная идея. Но другой у них не было.
 — Если дверь не откроется, — тихо сказал Старший, — вот тогда и будем помирать. А сейчас еще рано.
 Бойцы молчали. Старший даже кожей чувствовал эту напряженную тишину.
 И в этой тишине вдруг кто-то заплакал. Не скрываясь, почти в голос, грубо, по-мужски завыл, всхлипывая.
 Старший протянул руку на звук, дотронулся до плеча, которое тут же отпрянула.
 — Зачем я с вами пошел?! За-ачем... — выл Младший. — Я не хочу умирать... Я не хочу выполнять никакого задания, я хочу жить...
 — Мы всегда рискуем жизнью, — мягко сказал Старший.
 — Мы?! Рискуем?! Мы никогда не рискуем! — закричал Младший. — Хоть когда-нибудь мы рисковали?! Вранье! Брехня! Я не хочу рисковать, я не хо-чу!
 — А ты думал, что так будет всегда?! Ты думал, всегда мы будем иметь дело с лохами, всегда проскакивать в дырки раздолбайства и лени? Тебя для того и учили, чтоб ты мог выкручиваться из любых ситуаций. Из любых! Это просто — примчался, накрошил головотяпов и сделал свое дело. Ты что, вправду думал, что так будет всегда?
 Младший не ответил. Но стонать перестал.
 — Все, — сказал Старший. — Поговорили — и хватит. Не получается по-военному, будем голосовать. Кто за то-, чтобы использовать последний шанс вырваться отсюда? Прошу... — он уже хотел сказать «поднять руки», но понял, что в темноте их никто не увидит, — прошу сказать.
 — Я, — сразу ответил один голое.
 — Ай ладно, я тоже, — ответил, другой.
 — И я, — мрачно проговорил третий.
 — Вы идиоты. Вы себя убьете!
 — Большинство — за! — подвел итог Старший. — Приступаем.
 На ощупь, пользуясь только теми немногими инструментами, которые нашли в автобусе, они скрутили здоровенный тяжеленный бак с бензином. Установить его было решено у большой двери. Она, во всяком случае на звук и на ощупь, казалась не такой толстой, как маленькая. Кроме того, ее огромная площадь создавала парусность, которая могла усилить силу взрыва.
 Нет, убеждал себя Старший, ее должно снести. Она не выдержит.
 Бак уложили у края створки, накрепко закрутили, пропустив внутрь тряпку, которая должна будет сослужить фитилем.
 Потом стали выкорчевывать из автобуса все горящее и сваливать к баку.
 — Стоп, — сказал вдруг Младший. — Это фигня. Нам нужен направленный взрыв. Бензин не снесет эту железяку.
 — И что ты предлагаешь?
 — Я предлагаю поставить щитом автобус.
 — Прямо к двери?
 — Да, вплотную. Тогда взрыв уйдет не внутрь саркофага, а ударит в дверь.
 — А мы?
 — А мы... — Младший вдруг захохотал истерически, — а мы заляжем!
 — Но если дверь снесет, а перед ней будет автобус, то мы не успеем выскочить.
 — Успеем.
 Младший зажег зажигалку, сказал другому бойцу:
 — Подержи.
 И показал, как они должны успеть. Он разогнался, одним махом, только оттолкнувшись от окна, взлетел на автобус и перекатился на другую сторону.
 — Но там будет огонь.
 — Там будет свобода, — сказал Младший.
 Но Старший должен был предусмотреть все, они промеряли автобус и высоту большой двери, пространства сверху оставалось недостаточно, чтобы быстро выскочить из будущего пекла. Пришлось снять колеса, предварительно поставив автобус к двери. Разворачивать его пришлось руками: во-первых, слишком узкое было пространство, слишком мала маневренность автобуса, во-вторых, включать здесь мотор было бы то же самое, что устраивать душегубку, которую изобрели еще в НКВД и поделились опытом с гестапо. Поэтому, напрягая все силы, волоком придвинули махину автобуса к большим воротам.
 В лязге и скрежете металла они не услышали, как в щелку, которую они сами сделали на маленькой двери, вкатился в саркофаг небольшой кругляшок. Увидеть его они тем более не могли: ни спичек, ни зажигалок они по-прежнему не использовали.
 Теперь все было готово. Старший да и вся команда, конечно, понимали, что если им даже удастся освободиться из саркофага, то там, снаружи, их вовсе не будут встречать с цветами. Наверняка вокруг саркофага есть охрана, которая тут же и откроет шквальный огонь. Но это было уже не так страшно. На базе их научили уворачиваться от пуль, добывать оружие голыми руками. И все же Старший еще раз предупредил команду: в них, скорее всего, будут стрелять. Распределил бойцов по позициям, которые они должны будут занять, когда окажутся снаружи. Кому направо, кому налево, кто отвлекает противника, кто заходит с тыла...
 — А если они нас сейчас слышат? — спросил вдруг Младший. — Если они нас слышали все время?
 — Они бы уже давно нашли способ нас остановить, — ответил Старший.
 — Ясно, — сказал Младший.
 Все, больше говорить было не о чем.
 Пока работали, как-то забылось, отступило на второй план то, что им предстоит. А сейчас вот подошло вплотную. Наступил тот самый час "X", или "Ч", или, что вполне вероятно для них, "С". Свобода или Смерть.
 — Надеть маски, — приказал Старший. — Приготовиться. Коля, — впервые назвал он Младшего по имени. — давай.
 Младший лег под автобус и зажег спичку...




 Глава сорок седьмая


 Время снова побежало вприпрыжку, полетело пулей. Только поспевай.
 Как только установили маршрут движения «Нивы» с жучком, точка на экране ноутбука погасла.
 — Что за?.. — чуть не ругнулся Муха, но вовремя опомнился, теперь среди них была женщина.
 — Где? Где он пропал? — приник к экрану Пастухов.
 — Вот здесь.
 Носорог помог по карте составить маршрут «Нивы» и отметил точку, где связь с маячком была прервана.
 — Кажется, я знаю, где это, поехали.
 Аню оставили на квартире Носорога, теперь она была тут хозяйкой, что, впрочем, усложняло, а не облегчало жизнь солдат: ведь девушке вовсе ни к чему было знать, чем в самом деле занимаются ребята, приходилось шептаться или уходить в другую комнату. Но никто не высказал даже тени недовольства. Аня понравилась всем, Артист даже по случаю ее появления на базовой квартире пропел: «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты...»
 Тем временем Носорог отвез ребят к своему загородному гаражу и, открыв в полу люк, начал доставать аккуратно спеленатое, чистенькое, исправно клацающее оружие. Свое прежнее команде пришлось оставить в Баку. На самолеты, как известно, с оружием не пускают.
 — У вас тут прямо копи царя Соломона, — восхищенно сказал Артист.
 — Скорее сокровища Скупого рыцаря, — поправил Носорог. — Это ж не мое. Это ваше.
 Через десять минут солдаты были вооружены до зубов. Теперь они ехали в тот район, где потерялась «Нива» Наверняка именно там они и наткнутся на базу масок.
 — А я знаю это место, — сказал Носорог, когда они, проехав по степи, вдруг увидели черное здание, напоминающее склеп. Было уже темно, поэтому здание выглядело особенно зловеще.
 — И что за место? — спросил Муха.
 — Это одна из президентских резиденций. Ее в народе прозвали «Могила». Правда, Кисалин тут почти не бывает. Говорят, там укрепления, как у Гитлера в Волчьем логове.
 — Ни хрена себе. И зачем ему бункер?
 — А кто его знает? Может, с Россией за независимость республики воевать собрался, — хохотнул Носорог.
 Машину замаскировали за километр от «Могилы» Носорога оставили за рулем, а сами сначала перебежками, а потом по-пластунски приблизились к ограде.
 «Могила» казалась безлюдной. Не горел ни один огонь в окнах, только над огромной железной дверью прямо на фасаде, куда, наверное, мог въехать даже грузовик, желтела лампочка.
 Пастухов отправил на разведку Артиста, тот обошел ограду вокруг и вернулся с сообщением, что ни одной живой души не увидел.
 — Могила, одним словом.
 — А где же «Нива»? — недоумевал Муха.
 — В гараже, наверное, — сказал Артист и показал на железную дверь. — Я рискну?
 Что-то сильно тут не нравилось Пастухову. Он еще и сам не понимал что. Им слишком просто удалось выйти на базу. Конечно, хитрость с маячком кое-что значила, то есть заслуга солдат удачи была, но Пастухов и к ней относился подозрительно.
 Ведь в городе их приезд не остался незамеченным. Более того, их наверняка ждали. А если не ждали, наивно решив, что все они полегли в пожаре и взрыве дворца, то конечно же теперь, когда Пастухов засветился и на квартире Филина, и у губернатора, и на квартире Феликса, их снова попытаются ликвидировать В своем крае губернатор мог практически все, но никто им не препятствовал, на них вообще внимания не обращали. Или делали вид, что не обращают?..
 Ну конечно, вдруг понял Пастухов, зачем устраивать побоище в городе, когда можно сделать это подальше от людских глаз и ушей. Вот здесь, возле этой «Могилы». Сюда их и заманили.
 Чего ждут?
 Ничего не понятно.
 — Так я разведаю? — повторил свой вопрос Артист.
 — Осторожно, — сказал Пастухов. — Что-то мне здесь совсем не нравится.
 — Да уж, не Диснейленд, — согласился Док, который, правда, никогда в Диснейленде не бывал. Но слышал, что там весело и ярко.
 Артист бесшумно пополз к дому.
 Солдаты замерли в ожидании.
 Нет, что-то здесь было не так, все мучился сомнениями Сергей. Они не сделают больше ни шага, пока окончательно не проверят все. Он уже даже решил отозвать Артиста по рации, но рация почему-то не работала.
 — Какие-то помехи сильные, — сказал Муха, покрутив настройки. — Тут у них глушилки, что ли?
 Теперь было ясно, почему погас маячок. Да, хитро придумано.
 Артист вернулся очень быстро.
 — Там... за воротами... — сбиваясь от прерывающегося дыхания, зашептал он, — там они. Я до самых ворот дополз — какой-то там скрежет, лязг, как будто машину ломают.
 — Думаешь, Филин здесь? — спросил у Пастухова Док.
 — А где ж ему еще быть? И Филин здесь, и Дашев. Это вообще их главный гадюшник.
 — Так что, будем атаковать?
 Сергей попытался убедить сам себя, что вот она, цель, вот он конец операции. Там же по крайней мере два ни в чем не повинных человека. Нет, атаковать надо.
 Но не сейчас. Они дождутся, пока противник сделает первых шаг. К чему-то ведь они там готовятся...
 — Муха, Док, отправляйтесь на другую сторону.
 Себя не выдавать. В бой вступать только в экстренном случае, если вас обнаружат. Артист — отходи к Носорогу. Заведите мотор. Ждите. Если увидишь красную ракету — мотайте отсюда без оглядки. Если зеленую, катите сюда.
 — Подожди, Пастух, как без оглядки?
 — Так. Значит, нам уже не поможешь. Берешь продолжение операции на себя. Ты знаешь, что надо делать.
 — Я не пойду. Иди ты.
 — Думаешь, меня бы совесть замучила? — горячо зашептал Сергей. — Нет, не замучила бы. Операция должна быть закончена в любом случае. Помрем мы все или нет. Ты понял? Вперед.
 — Я не пойду. Меня совесть замучает.
 — Да мы тут для чего, чтобы свои задницы спасать или дело сделать? Артист не ответил.
 — Выполняй приказ, — отрезал Пастухов. Артист нехотя повиновался. Сергей с Боцманом остались одни.
 — Круто ты с ним, — тихо сказал Боцман.
 — Не до нежностей.
 — А тебя правда совесть не мучила бы? — еще тише спросил Боцман.
 — Меня и сейчас мучит. Что я одного Артиста отослал, а надо было вас всех.
 — Думаешь, нас сейчас тут?.. — не договорил Боцман.
 — Все, прекратили разговоры. Американцы говорят — мысли позитивно.
 Но у самого Сергея следовать этому мудрому совету не получалось. Почему-то казалось, что их ждет самое плохое. Но даже если бы Пастухов сейчас захотел отменить операцию, не смог бы: связи с ребятами у него не было. Вот так они и лежали, ожидая неизвестно чего. Уже над степью спустилась глубокая ночь, звезды сверкали, пели в траве сверчки, дул теплый летний ветер, донося запахи далеких конских табунов, костров, степных цветов — словом, запахи жизни, а они лежали тут и ждали смерти. Своей или чужой...
 В первую секунду Пастухову показалось, что он случайно уснул, а проснулся утром: светит восходящее красное солнце, озаряя степь багрянцем так, что видно далеко-далеко. Но солнце это всходило почему-то из ворот «Могилы».
 Только через секунду докатился страшный звук взрыва.
 В сознании Пастухова стремительно мелькнули картины, как две капли воды похожие на эту: подножие Апшерона, взрыв дворца...
 Неужели их снова хотят заманить той же хитростью?
 Но в следующее мгновение в огне полыхающего пожара Пастухов увидел горящие фигуры людей. Они бежали от вывалившихся ворот, крича от боли, — живые факелы.
 — Огонь! — закричал Пастухов скорее самому себе, чем лежавшему рядом Боцману, и длинной очередью свалил бегущего прямо на них человека в черной маске.
 Второго, сбившего уже пламя, катившегося кувырком в кусты, убил Боцман.
 Думать было некогда — перед ними были враги. Что там у них случилось, что у них не сработало, Сергея сейчас не интересовало. Он посылал очередь за очередью туда, где укрылись трое остальных. Он даже не знал, живы ли они, успели ли погасить огонь, сжигающий их. Он стрелял.
 Боцман бросил гранату. Она взорвалась у самых ворот, на секунду сбив пламя. И стало темно, после ослепляющего пожара солдаты как бы ослепли.
 Наступила секунда тишины. И этой секунды Сергею хватило, чтобы все понять. Вернее, не понять, а угадать, проинтуичить, уловить из ноосферы.
 — Прекратить огонь! — крикнул он. И даже не посмотрел на вытаращившего глаза Боцмана.
 В следующий момент сзади на Боцмана вдруг навалился кто-то, сцепив руки замком на шее.
 Метнувшегося на выручку Сергея остановил сильный удар в горло.
 Сергей инстинктивно присел, откинув голову назад, чтобы схватить воздуха, это его и спасло. Прямо перед носом просвистела тяжелая железяка, которая, наверное, снесла бы голову Пастухову. Сергей упал на спину, ударил ногами нападавшего. И попал. Чье-то тело отлетело в сторону. Сергей успел перекатиться на правый бок, и снова вовремя, потому что железяка теперь грохнулась о землю как раз в том месте, где только что лежат Пастухов.
 Враг был умел и отчаян. И Сергею на долю мгновения показалось, что он не справится. Но это была лишь одна тысячная секунды, а потом Сергей обеими ногами прыгнул на железяку, она выпала из рук нападавшего, тот невольно сделал шаг вперед и напоролся на направленное прямо в его грудь острие кинжала. Сергей даже услышал, как разрывается живое тело, как нож скребанул по ребру. Он дернул руку назад, чтобы нанести последний, смертельный удар.
 У Сергея даже не было времени удивиться, как этот человек, раненный в грудь, продолжает борьбу. Боцман уже хрипел. Еще немного — и его соперник свернет Боцману шею.
 Сергей бросился под ноги нападавшему, ему нужно было успеть выхватить пистолет. Однако противник его маневр успел разгадать, и нож полоснул Сергея по правому плечу, рука мгновенно потеряла подвижность, и, хотя Сергей уже почти достал «Макарова», удержать его он не смог. Пистолет выпал, а Сергей, сгруппировавшись, вжав голову в плечи, боднул противника как раз в то место, где была ножевая рана. Но тот только отшатнулся от удара. Прогремел выстрел. Пуля попала черной маске в лоб. Голова дернулась назад, противник свалился на Сергея, дергая рукой с зажатым ножом, словно и сейчас еще хотел добить Пастухова.
 Док летел на помощь, вскидывая автомат.
 — Не стрелять! — прохрипел Сергей.
 Слава богу, Док его услышал, он не стал стрелять, прикладом со всего размаха огрел врага по затылку, и тот свалился с Боцмана.
 — Вяжи его, — тяжело дыша, приказал Сергей.
 Боцман сел, уперся руками в землю. Его стошнило. Муха и Док связывали оглушенного, который уже начинал брыкаться, приходя в себя.
 — Что это было? — ошалело спросил Боцман. Пастухов зарядил ракетницу зеленой ракетой и выстрелил.
 — Я не знаю, — сказал он, когда ракета, описав в черном небе дугу, погасла.
 Завизжал тормозами подкативший ЗИМ.
 Сергей сдернул с пришедшего в себя бойца черную маску и застыл.
 — Ты? — спросил он ошалело.
 — Ты? — не менее удивленно спросил Старший.




 Глава сорок восьмая


 Заседание Государственной думы подходило к концу. Полупустой зал заседаний гулко шумел. Депутаты ходили туда-сюда, разговаривали друг с другом, кто-то смеялся (то ли там анекдоты рассказывали, то ли сплетни), а двое особенно невосприимчивых к политике депутатов вообще спали, уютно устроившись на своих местах и склонив головы.
 Владимир Петрович решил было чего-нибудь перекусить, но аппетита не чувствовал. Выпить бы граммов пятьдесят, а то и сто коньяка, но ни в столовой, ни в буфете Госдумы спиртное не продавали. На душе стало еще противнее. Поджарый, пожалуй даже худой, но обладающий неуклюжей походкой и грубоватым лицом, что называется «лицо лаптем», Владимир Петрович не производил впечатления элегантного человека. И даже очень хороший костюм сидел на нем как-то мешковато. Он ослабил узел галстука, чтобы не так душил, и направился по просторному холлу к лифтам.
 Взгляд Круглова был мрачен, и сейчас он испытывал просто жгучую зависть к руководителям крупных объединений и фракций в Думе, тем, кто имел возможность реально влиять на ход любого голосования.
 Он только пешка, да что там — его вообще нет на шахматной доске...
 Выйдя на этаже, Круглов прошел по пустому коридору и открыл дверь в свой кабинет.
 Когда Иванов убедил его воспользоваться предложением Мустафы, которое сулило приличную сумму для его партии, Круглов подумал, что скоро пойдет в гору.
 Правда, когда Мустафа признался в своих убеждениях и политических пристрастиях и намекнул, что является личным представителем Бен Ладена в Москве, Владимир Петрович перетрухал от таких признаний.
 Смутно депутат осознавал, что тут недалеко до промышленного шпионажа. И даже, страшно подумать... до измены. Но он решительно спрятал это опасение в дальний и самый темный уголок своей души...
 — Владимир Петрович, — заглянула к нему секретарша, — тут по факсу прислали дополнения к закону...
 — Потом, Оля, потом.
 — Но ведь это к завтрашнему заседанию...
 — Вот завтра и разберемся. Я плохо себя чувствую и собираюсь уходить...
 Оля пожала плечами и закрыла за собой дверь.
 Иванова Владимир Петрович знал плохо. А теперь выясняется, не знал совсем.
 Круглов взял Иванова без оклада, в качестве добровольного помощника. Поначалу тот был услужлив и деловит. И только когда началась эта история с Мустафой, когда Иванов где-то откопал нужного человека по фамилии Филин и Мустафа полностью одобрил его выбор, Круглов начал замечать что-то неладное. С одной стороны, Филин сразу и наотрез от всего отказался, и, по мнению Владимира Петровича, надо было завязывать со всей этой историей от греха подальше. Но Иванов убедил его, что все нормально и надо запрягать Мурыгина, земляка и единственного банкира, с которым Круглое был хорошо знаком и, стало быть, мог уверенно рассчитывать на его помощь. Деньги ведь надо было как-то оформлять, причем официально.
 Круглов принялся «запрягать», но на душе у него становилось все неспокойнее.
 И вот вчера он узнает от своего официального помощника Романа Шафрана, который просто не переносил Иванова и изо всех сил пытался его скомпрометировать, а значит, постоянно вынюхивал, подслушивал и перепроверял своего коллегу, что в разговорах Иванова и Мустафы речь идет не о миллионе долларов, а как минимум о пятидесяти миллионах!
 Владимир Петрович решил тут же откровенно поговорить с Ивановым. А тот вдруг взял да и подтвердил все. И при этом впервые в их отношениях позволил себе повысить голос на Круглова. Он сказал, что это единственный их шанс, что надо хвататься за него обеими руками, что здесь хватит всем и на все.
 Когда Круглов пришел в себя от шока, то понял, что слишком боится такой суммы. Но еще больше боится самого Иванова. Очень страшно было то, что такие огромные деньги просто так не платят, тем более террористы. А это означало, что Иванов получит деньги за какие-то государственные секреты и за какие-то преступления, но отвечать за все это будет не эфемерный Петр Иванов, а совершенно конкретный Владимир Петрович Круглов. И отвечать на полную катушку. Но еще страшнее было, что Иванов прямо после разговора с ним куда-то пропал. То есть само собой возникало ощущение, что Иванов никогда больше не вернется и нигде больше не объявится. И деньги тоже.
 Вот это было уже последней каплей.
 — Оля, — сказал он по селекторной связи, — Иванов так и не появлялся?
 — Нет.
 — Тогда соедини меня с ФСБ...




 Глава сорок девятая


 ...11 июня. Землетрясение силой до пяти балов по шкале Рихтера зафиксировано в Японии на севере острова Хоккайдо Жертв нет, разрушения оцениваются экспертами в пятьдесят миллионов долларов Японское правительство оказывает помощь семьям, лишившимся крова и личного имущества (Рейтер).


* * *

 Пожар догорал медленно. Солдаты, отправленные Пастуховым обыскать «Могилу», вернулись ни с чем. Огромный дом был пуст. Правда, Сергей и не ожидал уже кого-нибудь здесь найти.
 Все-таки он попал в ловушку. Кто же так хитро ее расставил?
 Сергей расспрашивал Кожевникова, но тот только мотал головой. Что это значило — не знаю или не скажу, Сергей так и не понял, впрочем, это было все равно.
 Кожевников — а это была фамилия Старшего — и так, насколько помнил Сергей по Чечне, был молчуном, а сейчас и вовсе онемел. Сидел на земле, уставившись тяжелым взглядом себе под ноги, и только желваки ходили на скулах.
 Когда обходили дом, нашли еще одного живого бойца. У него была оторвана кисть, он терял кровь и был без сознания. Кисть завернули в бумажку и вместе с раненым отправили в город на носороговской машине, а сами остались довести тут все до конца.
 «Могила» действительно была неприступной крепостью. Солдаты с трудом проникли вовнутрь. Гранитные ступени, холодные стены, огромные мрачные пространства и гулкая пустота.
 Кожевников только спросил Сергея:
 — На кого пашешь?
 — А ты?
 — ФСБ.
 — А я УПСМ, — сказал Пастухов и вдруг мрачно улыбнулся.
 — Ты чего?
 — Да Апшерон вспомнил.
 — Кончишь меня?
 — Нет, я не потому — тогда еще подумал, что вот такие игры со смертью потом обязательно аукнутся.
 — Я не суеверный.
 — Может, с нами поживешь?
 — Подумаю, — ответил Кожевников.
 То, что один из его бойцов — Младший — был жив, казалось, не произвело на Кожевникова никакого впечатления. Он только мельком взглянул на своего коллегу и отвернулся. Что за мысли донимали его, понять было можно. Если уж кого и затащили в капкан, то, конечно, их. Но в самом деле Кожевников сейчас не думал о том, кто их предал. Он просто растерялся. Враг оказался другом. Такой разительной перемены цели он не ожидал. Впрочем, он уже почти сообразил, что будет делать дальше. Потому что понял, что он делал до сих пор.
 Кожевников старался никогда не мыслить глобально. Вот есть его узкое дело, а на кой черт оно делается, не его забота. Его куда-то отправляли, что-то он делал, а что будет потом, ему наплевать. Но, видно, настал момент, когда пора бы и задуматься.
 Можно, конечно, было спросить у Пастухова, в какое дерьмо они попали, из-за чего это побоище, что за аппарат они ищут, но Кожевников считал, что Сергей такой же послушный исполнитель, как и он, что и ему мало что понятно и известно. Стало быть, теперь он все постигнет сам. В лагере его учили выживать и в одиночку.
 Вернулся Носорог. Младшего он определил в больницу, парня сразу положили на операционный стол. Может быть, даже руку пришьют, правда, вот сможет ли Младший после операции по-прежнему быть бойцом спецподразделения — весьма проблематично.
 — Ну, поехали, капитан, — сказал Пастухов Кожевникову.
 — Полковник, — машинально поправил тот. Он уже немного пришел в себя.
 — Быстро, — качнул головой Пастухов.
 — А ты все в капитанах? Пастухов не ответил.
 — И куда мы? — спросил Кожевников, когда забрались в огромный ЗИМ.
 — Хочешь, можешь пожить пока у нас. К своим, я так понимаю, тебе сейчас соваться не стоит.
 — Почему же это?
 — А кто вас нам подставил?
 — М-да. Пожалуй, поживу с вами. Бара у вас, конечно, нет, но хоть душ-то есть?
 — Душ есть. В очередь. Нас теперь с тобой восемь.
 — А кто еще?
 — Девушка одна.
 — Твоя?
 — Ничья.
 Аня встретила их на пороге. И ахнула.
 У Сергея перебинтовано плечо, у Кожевникова голова, все в копоти, пыли, в грязи. Хорошо еще, что они по дороге оставили в закромах у Носорога оружие. А то были бы, как разбойники с большой дороги.
 — Вы что? Под поезд попали? — спросила Аня совершенно серьезно.
 — Почти, — криво улыбнулся Пастухов.
 — Мы спасали бабушку на пожаре! — воскликнул Артист.
 — А такое впечатление, что целый дом престарелых. Ну все, мыться — и за стол.
 Из кухни доносился запах чего-то вкусного. Поэтому мылись быстро. Ужасно хотелось есть.
 — Слышь, Пастух, — сказал Кожевников, — где-то я ее видел.
 — Не, не пройдет, — усмехнулся Пастухов. — У нее жених... Сволочь, правда, еще та. Но — любовь зла, полюбишь и козла.
 За ужином, который действительно был вкусным — пальчики оближешь, — балагурили, смеялись, наперебой ухаживали за Аней.
 А что, подумал Сергей, может, у Кожевникова и впрямь с Аней что сладится?
 Девушке уступили спальню, а сами расположились в двух комнатах на диванах поперек.
 Особенно это понравилось Носорогу.
 — Давно я вповалку не спал. Аж с войны!
 — Вы воевали?
 — Ага, во Вьетнаме.
 Артиста отправили на пост.
 И уснули как убитые. Сергею, правда, хотелось поделиться с ребятами своими планами, но он решил — все завтра, утром.
 Утром обнаружилось, что Кожевников пропал.
 В курсе оказался только Артист.
 Он рассказал, вернувшись с поста, как Кожевников вышел из дома часов в пять утра. Просил передать Сергею, чтоб не волновался: он их не заложит. Но оставаться с ними не может. У него свои дела.
 — Ты ему веришь? — спросил Док. Пастухов пожал плечами.
 — Если бы он нас заложил, сюда уже пришли бы. Я ему верю.
 — С добрым утром, — вышла из спальни Аня.
 Разговор пришлось прервать.
 Потом умывались, завтракали, а потом Пастухов собрал своих друзей и вывел на улицу. Теперь совещаться можно было только здесь.
 Сначала подвели неутешительные итоги. Филина и Дашева они потеряли, трупы множатся в геометрической прогрессии. Можно, конечно, строить догадки и вызывать на связь Голубкова, но Пастухов любил пощупать все своими руками, в том числе и информацию. Пока противник опережал их на полшага. Полшага в их ремесле все равно что полсекунды. Если ты на полсекунды раньше нажал на спуск, ты жив. Пастухов очень не хотел, чтобы умер еще кто-нибудь. И больше всего, чтобы страдали невинные люди. Наверное, где-то и у кого-то есть такая статистика гибели гражданского населения в войнах по отношению к военным. Если вдуматься, то с развитием техники вооружений, точечных ударов и тому подобного гражданского населения должно погибать больше.
 — Нет, славяне, надо ехать. Взглянуть, если удастся, на этого Иванова. Заодно, может, Голубкова прощупаю...
 — Вот это верно, — одобрил Док.
 — Ладно. На это мне потребуется меньше суток. А вы займитесь вплотную командой губернатора. И еще, не нравится мне эта история с Аней. Найдите ее прежнего женишка и поговорите с ним внушительно.
 — Серега, ты не зря встрял в эту историю? — спросил Док.
 — Если мы что и делаем на этой земле, то не ради Голубковых и УПСМ, а ради вот таких людей.
 — Сильно, — улыбнулся Боцман.
 — Ладно, лирическое отступление закончено. Значит узнайте все о губернаторе. Должна быть еще одна, основная база. Вооружение. Численность. Послушайте их. Муха, это по твоей части. Глаз не спускать с Носорога, чтоб не совался в этот гадюшник.
 — Попробуй его удержи. Старая гвардия, — усмехнулся Артист.
 — Уж постарайтесь.
 — Легкое сотрясение? — оживился Боцман.
 — Нет, просто запереть.
 — И банкир мне этот не нравится, Мурыгин, — продолжил Сергей. — Прощупайте заодно и банкира. Муха, влепи ему жучка в кабинет...
 — Будет сделано.
 — Все, поехал.
 Артист хотел было что-то сказать, но замялся. Пастухову достаточно было одного взгляда, чтобы все понять.
 — Зайду я к Александре, зайду, не волнуйся.




 Глава пятидесятая


 Когда Голубков доложил генералу Нифонтову — начальнику Управления планирования спецмероприятий, — что его люди не только изъяли весь материал по «Меркурию», но и, похоже, вышли на ту самую сделку с Бен Ладеном, которую они ждали, и что в ближайшие несколько дней все прояснится, Нифонтов долго молчат, тихо постукивая пальцами по столу.
 — Ну что думаешь? — спросил он после молчания. — Это политика?
 — Пока не могу сказать наверняка. Но очень не хотелось бы.
 — Вот именно. Не хотелось бы.
 — Особенно если учесть, так сказать, политическую ориентацию депутата Круглова.
 — А что у него там с ориентацией? — слегка озадаченно спросил Нифонтов.
 — Коммунист, — коротко пояснил Голубков, — Тяготеющий к национализму. Правда, в КПРФ не состоит. Пытается создать свое политическое движение.
 — Это, Константин Дмитриевич, конечно, стоит учитывать, — возразил генерал. — Но меня беспокоит другое.
 — Что?
 Нифонтов действительно казался обеспокоенным. Даже утром этого дня, когда еще ничего не было известно, он выглядел значительно увереннее.
 — Я расскажу тебе одну историю, — сказал вдруг он, и Голубков с интересом прислушался. — Это было в девяносто третьем. В ночь с третьего на четвертое октября. Перед штурмом парламента. Тогда ведь неизвестно было, кто кого быстрее штурмовать начнет... — Он немного помолчал. — Как я потом узнал, к Коржакову пришли Бурбулис и Филатов, и рассказали, что знают где-то в Подмосковье суперфизика, создавшего лазерный прибор, который способен влиять на толпу. Несколько, мол, пучков света — и враги демократии ослепнут... Ну а мне-то как раз и выпало срочно съездить по этой наводке да проверить что к чему.
 — И что, — спросил Голубков, — туфта?
 — Да, ерунда полная. Недоработано все, экспериментальная модель, да и действует не совсем так... Но дело не в этом. Чувствуешь, как просто появляются подобные идеи и как просто решаются на самые невероятные акции наши политики? А тут не лазер... Кто поручится, что кому-то в голову не пришла мысль устроить землетрясение в Москве? Чтобы померли враги президента? Ведь все у них в руках, не так ли, Константин Дмитриевич? Голубков пожал плечами.
 — Может быть, не стоит преувеличивать опасность? — произнес он.
 И генерал ответил именно так, как думал Голубков.
 — Нет, Константин Дмитрич, — ответил он, — пока мы не знаем всех фактов и не уверены в деталях, мы должны как можно страшнее малевать черта...
 — И кто же хочет перед президентом выслужиться? ФСБ?
 — Может быть. Я узнаю.
 — Побыстрее бы.
 Нифонтов почесал подбородок:
 — А что, если тут что пострашнее?
 — Еще страшнее?
 — Переворот.
 — Даже так?
 — Ну. Та же ФСБ.
 — Зачем им? Бывшие кагэбэшники сейчас плечи вон как расправили.
 — Им всегда тесновато. Кстати, по поводу этого твоего... сейсмографа. Есть одна зацепка...




 Глава пятьдесят первая


 Иванов вызвал Макса по сотовому. Это значило — экстренно.
 Макс примчался пулей с другого конца Москвы.
 Иванов метался по кабинету, его невыразительное лицо было исковеркано злобой.
 — Плохо, Макс, плохо! — начал он, даже не поздоровавшись. — Депутат наш сдох.
 — Что значит «сдох»? — не понял Макс.
 — Это значит, что он позвонил в контрразведку и сообщил, что собирается сделать заявление. Владимир Петрович выходит из игры, и остановить это уже невозможно, понимаешь?
 — Думаешь, Шафран постарался?
 — Какая разница! А осталось всего два дня! Два.
 — Да, действительно плохо, — сказал Макс.
 — Ему плохо, не нам, ему. Как наш Стрелок?
 — Полный порядок. Ждет. Иванов кивнул:
 — Вводи его в дело.
 — Но он ведь для...
 — Я знаю, для чего. Этот парнишка мне нужен сейчас, Макс, нужен как воздух.
 — Я понял.
 — Найди его и заряжай.
 — Как скоро?
 — Сегодня. Немедленно. Круглова надо выводить из игры.
 — Я понял.
 — Если потребуется, дай Стрелку еще денег.
 — А если очко сыграет?
 — Заштопай!
 — Понял.
 — Стрелок-то из него говенный, но попасть с двух шагов сможет?
 — Сможет.
 — А нам больше и не надо. Если что, ты подстрахуешь.
 — Понял.
 — Только не потеряй мне его. Круглов — это так, по ходу дела. Так что береги Стрелка как зеницу ока.
 На этот раз собеседник кивнул головой, видимо устав повторять слово «понял».
 — Как все закончишь, сядешь на самолет — и ко мне. Ты мне нужен будешь там.
 — Понял. Есть.
 Проводив Макса, Иванов зашел в соседний кабинет. Теперь он сюда заходил по-хозяйски.
 — Здравствуй, Олег, — сказал он Седому. С некоторых пор он решил, что можно с компаньоном разговаривать на «ты».
 Седого это коробило, но виду он не подавал.
 — Ну что, сработала твоя хитрость? — ехидно спросил Седой.
 — Вот за этим и зашел. Тебе не кажется, Олег, что сидеть на двух стульях ужасно неудобно: разъедутся — задницу отшибешь, — склонился он к лицу Седого.
 Седой недоуменно уставился на Иванова.
 — Не сработала, — сквозь зубы сказал он наконец.
 — И ты об этом только что догадался?
 — Слушай, Иванов, ты свои восточные штучки брось, нахватался там по эмиратам.
 — Ты что, на Голубкова теперь работаешь? — в лоб спросил Иванов. — Почему Пастухов не кончил всех твоих железных бойцов? А? Что, пожалел?
 — Худо, — сказал Седой.
 — Еще как худо.
 — И кто остался?
 — Старший. Младший в больнице, этот уже не боец. А вот Старший...
 — Что Старший? Что?! — испуганно спросил седой.
 — Думаешь, он не сможет сложить два и два. Думаешь, он не придет тебе мстить?
 — Что делать?
 — Думай, ты у нас стратег. Я так — мелкая сошка.
 Седой действительно схватился за голову обеими руками. Посылать сейчас команду, чтобы разыскала и ликвидировала Старшего, немыслимо. Невозможно! Ехать самому? А что он может? Пистолет уже года четыре в руках не держал.
 — Сколько? — спросил он.
 — Чтобы я убрал твою головную боль? — иронично спросил Иванов. — Сто.
 — Ну ты замахнулся...
 — Все, тогда ищи другого, — резко сказал Иванов и пошел к двери.
 — Согласен.
 — Тогда я поехал.
 — Куда?
 — Отрабатывать денежки. И прошу тебя, больше не называй меня Ивановым. Начинаются другие времена, с таким именем стыдно быть богатым...




 Глава пятьдесят вторая


 — Ну как вы? — спросила Александра.
 Сергей понимал, что вопрос «ну как вы?» имеет совершенно определенный смысл и означает он только: «Ну как там Артист?» Она имела достаточно ясное представление о работе своего любимого Семки Злотникова по прозвищу Артист, но была достаточно умным человеком, чтобы не лезть в это. Вопрос ее был закономерным. Сергей понимал это, как понимал и то, что достаточно банального ответа «все нормально». Потому что при их работе это уже было более чем подробно, это означало, что все живы и здоровы. В том числе и Артист.
 — Все нормально, — сказал Сергей.
 — У тебя всегда все нормально, — улыбнулась Сашка.
 Она поставила две чашки с кофе на стол и ушла в комнату.
 Полковник Голубков достал пачку сигарет и положил рядом с собой.
 Полковник добрался сюда на городском транспорте десять минут назад и выглядел совершенно неожиданно в черных джинсах и цветной шелковой рубашке.
 Сергей выложил перед Голубковым прозрачную пластиковую коробочку с двумя блестящими лазерными дисками, на которые они перекачали всю информацию из лаборатории профессора Кариева в бакинском институте геологии.
 — Здесь, — сказал Сергей, — весь ваш «Меркурий».
 Полковник забрал диски.
 — Но ваша работа на этом не закончилась.
 — Ясно. Почему вы мне сразу не сказали, что вообще этим интересуется ФСБ?
 Голубков пожал плечами:
 — Потому что мы были не уверены.
 — Константин Дмитриевич, важно, что это началось полгода назад. Понимаете? Они уже тогда начали перекачивать информацию по проекту и сейчас ее имеют в достаточном объеме, чтобы продать вашему террористическому интернационалу. Получается, что наша акция в Баку была бессмысленной. Деза теперь не сработает.
 — Почему же бессмысленной? — полковник потряс коробочкой с дисками. — Твоя информация имеет большое значение. И именно теперь мы можем заняться ею вплотную.
 Голубков закурил.
 — Мы знали, что чуть больше полугода назад депутат Круглое ездил в Пакистан. Ну, это знали многие. Но нам стало известно, что там он посещал пакистанское отделение центра беженцев «Алькифах».
 — Что это за центр? — спросил Сергей.
 — Это один из крупнейших духовных центров Бен Ладена. Я тебе о таких вещах рассказывал.
 — Это точно?
 — Точно. Запротоколировано. Не отвертишься.
 — Значит, о Круглове вы знали?
 — Это знали. Но тогда вокруг депутата ничего не происходило, и было совершенно очевидно, что все это просто выкрутасы его политических интересов. Ты же слышал, наверное, что он проповедует банальный, но достаточно агрессивный антиамериканизм? Так что ничего удивительного в его поездке не было.
 Голубков смолк, глядя на Сергея.
 — А когда вы поняли, что у Бен Ладена здесь есть конкретный интерес?
 — Совсем недавно. Потому я и торопил тебя.
 — Торопили, — согласился Сергей, — но упустили одну простую вещь. Что интересовать их в первую очередь должна информация, которая разрабатывалась в Москве. И специалист был нужен им отсюда же, из лаборатории Барка. А бакинскую технологию они либо знали из других источников, либо выудили раньше. Во всяком случае, вербовщик там на них работал давно. А Игорь Филин, так сказать, последнее звено.
 — Да. Но и это еще не все. Им нужен суперсейсмограф.
 — Но он же в надежном месте, как я понимаю.
 — Может быть.
 — Что значит — может быть.
 — Мы не знаем, где он. А они, возможно, знают.
 — Ничего себе.
 — Главное, что они торопятся и обратного хода себе не оставляют.
 — Боюсь, то, чего вы опасались, Константин Дмитриевич, произойдет уже на днях.
 — Я понял. Что ты предлагаешь? Голубков затушил в пепельнице сигарету и разогнал рукой стелящийся под лампой сигаретный дым.
 — Надо разговорить депутата Круглова, — сказал Сергей. — Я не думаю, что он играет большую роль. Он либо вообще не понимает, куда его втянули, либо быстро испугается, когда мы на него надавим, но совершенно очевидно, что он может полностью прояснить ситуацию. Причем сделать это надо сегодня же.
 Голубков на секунду закрыл глаза, вспоминая, а потом принялся рассказывать все, что он знал о Круглове. Имена, положение, адреса, последние события. Больше всего Сергея, естественно, интересовали люди, которые крутились вокруг депутата. И выходило так, что кроме семьи наиболее приближен к нему и, возможно, посвящен во все детали только один человек — Роман Шафран.
 Он фигурировал в информации Голубкова как помощник депутата Круглова. Официальный помощник.
 — Вот с него и начну, — сказал Сергей.
 — Дома его застать сложно. Он неделями там может не появляться.
 Голубков вынул из папки несколько цветных фотографий.
 — Взгляни на этого человека... Можешь не запоминать, я дам тебе комплект, — сказал Голубков.
 На фотографиях был снят митинг. На трибуне Круглое, а чуть сбоку, почти выходя из кадра, где пол-лица, где только профиль, человек с аккуратной короткой стрижкой. На телохранителя он явно не тянул. Не те габариты. Но и ближайшим советником не назовешь. Далековато от лидера.
 — Вот это Шафран. Но главное — этот. Полковник ткнул пальцем в крайнего, который совсем не стремился попасть в кадр.
 — К сожалению, лучше не достали.
 — Иванов?
 — Он. Мы подняли все, что у нас есть на него. Долгое время работал в Юго-Восточной Азии. Ни одного провала. Потом был брошен в арабский регион. Это — профи.
 — И не любит фотографов.
 — Да. Это единственное событие, в котором ему пришлось принять участие, потому что...
 Замолчали, потому что вошла Александра и предложила еще кофе. Гости отказались, сославшись на дела.
 Пока шли к машине, возобновили беседу.
 — Депутат Круглов родом из Йошкар-Олы. Там сейчас базируется его человек. Андрей Андреевич Мурыгин. Банкир, который оказывает финансовую поддержку Круглову.
 — Значит, в этом городе и состоится сделка. Банк под боком. Филин там же. Зачем тащить его на полигон. Все финансовые вопросы решатся в России, а там уж дело людей Бен Ладена. Главный козырь — московская технология и специалист будут предъявлены именно там.
 — Логично.
 — Сейчас самое главное — расколоть Круглова...




 Глава пятьдесят третья


 Первым делом Кожевников навестил в больнице Младшего. Тот лежал в шумной густонаселенной палате, где в основном лечили переломы и порезы от пьяных драк, контингент еще тот.
 — Ничего, скоро я тебя отсюда заберу, — сказал Кожевников.
 Младший был не румянее подушки, на которой лежал.
 — Отлично выглядишь, — соврал Кожевников.
 Он старался не смотреть откровенно на забинтованную руку, но краем глаза заметил, что кисть восстановили.
 — Еще мы с тобой наделаем дел, — бодро сказал Кожевников.
 — А зачем? — вдруг тихим голосом спросил Младший.
 Кожевников все еще улыбался. Но сказать ему было нечего.
 — Ты это... Ты держись. Пару дней меня не будет. Младший покачал головой:
 — Не приходи. — И отвернулся.
 Кожевников сначала хотел пойти к губернатору и свернуть его бычью шею, потом отправиться в Москву и свернуть шею Седому. Но эта мстительная мысль быстро уступила место другой, более, как ему казалось, разумной. Он доведет задание до конца.
 Теперь было ясно, что аппарат не какая-то очередная побрякушка. Если ради него пожертвовали ими, лучшими из лучших, значит, дело слишком серьезное, чтобы просто кому-то отомстить. Он бы мог остаться с Пастуховым и его ребятами, но они уж больно чувствительные. Он бы ни за что не оставил себя в живых, будь на месте Сергея. Ему сейчас нужно еще больше железа в душе. То, что он задумал, не потерпит никакой жалости.
 Вот только у Кожевникова в кармане не было ни гроша. Более того, у него не было никаких документов. Да если бы и были, он бы ими не воспользовался.
 Он теперь сам по себе, родная контора ему не поможет, разве что отправиться на тот свет.
 — У вас тут авторынок есть? — спросил он у водителя, копавшегося в моторе своей «шестерки».
 — Не местный? — оторвался от карбюратора водитель.
 — Из Москвы.
 — Ну тогда, считай, нет. Так, малюсенький рыночек.
 — Где?
 Водитель подробно объяснил, как добраться до расположенного почти за городом «колхозного» рынка, который по совместительству был и автомобильным, и барахольным.
 — Сегодня работает?
 — Всегда работает.
 И Кожевников отправился по указанному адресу.
 Конечно, по сравнению с Москвой это было курам на смех. Несколько сильно подержанных «Москвичей», десятка два «Жигулей» и по две-три штуки «Волг», «уазиков» и «окушек». Зато мотоциклов было несметно.
 Да, тут деньгами сильно не пахнет.
 Кожевников пристроился в сторонке и начал наблюдать. Любая операция начиналась с разведки.
 Торговля шла вяло, если можно назвать торговлей робкое оглядывание выставленных на продажу машин без всякого продолжения. За два часа, которые Кожевников простоял на рынке, только какой-то смельчак один раз сел на продававшийся мотоцикл, но даже не завел его.
 Зато Кожевников заметил, что основное движение происходит на обочине автобазара. Какие-то люди кучковались для тихих бесед, расходились, чтобы снова сойтись, а потом уйти и не вернуться.
 Кожевников пристроился к такой компании. И сразу понял, что попал.
 — Красный, коцаный, двенадцать штук — это запредел, — торговался здоровенный мужик с другим, худым, черноволосым, с горящими торговым огоньком глазами.
 — Слушай, да, шестисотый «мэрин», — с густым акцентом говорил черноволосый.
 — Пять лет. За такие бабки...
 — Э! Салон — эксклузив, кожа натуральний.
 — А знаешь, сколько я за документы отдам?
 — Я тэбе сам документы сделаю.
 Кожевников в разговор встревать не стал. Заметив на себе подозрительный взгляд, спросил:
 — Ребята, джип ищу.
 Компания на минутку замолчала.
 — К Вагану пойди, — сказал кто-то и кивнул на другую компанию.
 К Вагану Кожевников не пошел. Он снова устроился в сторонке и стал ждать.
 Дело с ворованным «мерседесом», видно, сладилось, потому что от кучки отделились черноволосый и здоровенный, к ним тут же приклеились по три человека кавказской и славянской наружности, которые, очевидно, были гарантами честности сделки.
 И тут Кожевников их чуть не упустил. Они вышли с рынка и сели в две машины.
 — Мужик, почем твой «Иж»? — моментально нашелся Кожевников. — Попробовать можно?
 — А чего, пробуй, — тоскливо согласился продавец.
 — Садись сзади, — приказал Кожевников.
 Продавец надел шлем и сел на заднее сиденье. Машины уже отъехали. Кожевников ударил по стартеру, мотоцикл чихнул, но не завелся. Кожевников еще раз. Никакого результата.
 Машины уже скрылись.
 — Газ отпусти, — посоветовал хозяин «Ижа».
 Мотор фыркнул, завелся, Кожевников вскочил в седло и отпустил сцепление. Мотоцикл встал на заднее колесо и погнал к дороге.
 — Э-э! — схватил Кожевникова за талию хозяин. — Ты че, гонщик? Угробишь ведь.
 — Не угроблю.
 Кожевников гнал мотоцикл по улицам города, пока наконец не увидел те самые две машины. Они как раз сворачивали на какой-то пустырь, к железным коробкам гаражей-ракушек.
 — А как он по бездорожью? — спросил Кожевников и тоже свернул.
 Машины остановились у крайнего гаража. Люди вышли.
 Кожевников остановился.
 — Ну, мужик, спасибо, классная машина. Сколько ты за нее просишь?
 — Да пятьсот, как?
 — Дорого... — Краем глаза Кожевников видел, как продавцы распахнули двери гаража и выкатили на свет божий красную машину.
 — Ну ладно, четыреста пятьдесят.
 — Нет, за двести я бы его взял, твой велосипед.
 — Охренел? — скучно спросил мужик.
 — Как хочешь...
 Мужик пересел на водительское место, поехал с пустыря. А Кожевников двинулся к гаражам.
 Славяне забрали ключи, кавказцы забрали пакет с деньгами, достали деньги и начали скрупулезно их пересчитывать, перещупывать, проверять на просвет.
 — Ладно, давай двести.
 Кожевников даже не заметил, как мужик вернулся.
 — Договорились. Езжай на рынок, я за деньгами и к тебе.
 — А ты тут недалеко, что ли?
 — Да, недалеко.
 — Так я подожду. Лучше уж подождать. Правда?
 — Неправда, — сказал Кожевников зло. — Езжай на рынок. У меня еще дело. Я приеду, понял?
 Мужик слегка растерялся от взгляда покупателя, но спорить больше не стал, уехал.
 «Мерседес» выехал со стоянки и поехал куда-то не в город, а в поле. Но «мерседес» Кожевникова не интересовал.
 Когда славяне скрылись, он двинулся к машине кавказцев. Те что-то укладывали в багажник, на приближающегося человека внимания не обратили. А зря.
 Первым Кожевников вырубил торговца. Так, легко, без членовредительства. Ребром ладони по шее, и маленький человек ткнулся лицом в землю. Двое других были куда крепче. В первую секунду они даже не поняли, что произошло, а Кожевников уже двинул в солнечное сплетение одному, выставленной костяшкой согнутого пальца в висок другому. Кавказцы повалились, как снопы.
 Пакет с деньгами беззаботно лежал на заднем сиденье машины. Кожевников сел за руль, машина рванула с места, когда вдруг сзади ударила автоматная очередь.
 — Вон как, — сказал Кожевников и вильнул рулем. Было большое желание вернуться и добить торговцев, но отвлекаться ему сейчас было нельзя.
 Через час он был в аэропорту. Через три часа вылетел в Таджикистан.




 Глава пятьдесят четвертая


 — Этот козел нас всех завалит!
 Роман Шафран уже достаточно набрался, чтобы позволить своему раздражению выплеснуться наружу.
 Его собеседнику приходилось время от времени напоминать перебравшему помощнику депутата, что вокруг люди. Шафран каждый раз понимающе кивал головой, но через пару минут его голос снова поднимался.
 — Этот козел сначала утопит в говне Петровича...
 Выпил.
 — ...а за Петровичем поползу туда же и я!
 Шафран гоготнул.
 А потом снова отпил пива.
 — Козел!
 — Потише, Роман.
 — А ведь я предупреждал... Вот вам, пожалуйста, и результат! Ну ничего, теперь я его разделаю под орех. Петрович дал мне карт-бланш.
 Воистину логика пьяного не поддается никакой логике.
 Собеседник жестом прервал помощника депутата:
 — Погоди, Роман, я пойду отолью.
 Шафран глотнул еще «Гиннеса», обвел зал мутным взором. Сегодня утром в разговоре с ним Круглое вспомнил, что Иванова посоветовал Петровичу один его знакомый, человек, занимающий вполне солидный пост.
 Олег... какой-то Григорьевич, что ли?
 И вот тогда Шафран предложил своему шефу проверить хорошенько Иванова.
 Шафран тут же, прямо из депутатского кабинета, начал звонить. Он пошустрил по своим милицейским связям и попросил проверить Петра Иванова. Даже номер водительского удостоверения сообщил, которое как-то подсмотрел при случае и запомнил.
 Они ждали звонка почти час. Наконец знакомый Шафрану генерал перезвонил и каким-то удивленным голосом сообщил, что человека с такими данными не существует. То есть Ивановых-то навалом, но именно такого нет.
 Выяснять какие-то еще подробности да уточнять теперь просто не было смысла. И так было ясно, что с такими подозрительными людьми лучше не иметь дела совсем.
 Вот после этого Шафран и почувствовал, что начинает выигрывать, и отправился в бар на втором этаже Ирландского Дома, чтобы хорошенько хряпнуть по этому поводу темного и расслабиться.
 Но расслабиться не удалось. Уже через мгновение он увидел, как какой-то наглец уселся напротив за его столик.
 — Але, мужик, занято, не видишь?!
 — Не вижу, — честно признался молодой человек и сел рядом.
 — Топай отсюда! — возмутился Шафран.
 — Поговорить бы надо.
 Лицо депутатского помощника вытянулось от такой фамильярности:
 — Ни х... себе, а ты кто такой?
 — Ого, — сказал молодой человек, — это в какой же фракции используют такие непарламентские выражения?
 Шафран вздрогнул:
 — Так вы от Иванова! Руки марать не хочется! Козлы, бля...
 Боль в правой руке прервала речь депутатского помощника.
 Шафран сдавленно, чуть слышно всхрипнул и удивленно уставился на свою руку. Ее, словно клещами, сжала рука молодого человека.
 — Лучше сядем в машину и поедем к вам домой. Ясно?
 Шафран обалдело молчал.
 Молодой человек чуть сильнее сжал его руку.
 — Ай! Ясно, ясно...
 Парень, сжимавший его руку, чуть ослабил хватку, поднялся и подтолкнул Шафрана. Так под ручку они и вышли из бара. Когда они уже направлялись к припаркованным в ряд автомобилям, Шафран вдруг встрепенулся и повернул голову в сторону группы из четырех человек, стоявших у серебристого БМВ. Это был автомобиль и люди его собеседника, того самого, который ушел в туалет.
 Круглое, правда, не любил, когда он связывался с теми, кого обычно называют бандитами, но вот вам простое доказательство: кто еще может помочь ему в этой ситуации?
 — Вован! — крикнул Шафран.
 Люди у БМВ насторожились и через мгновение разглядели Шафрана, конвоируемого к машинам.
 Но молодой человек даже не остановил своего движения. Он повернул Романа в противоположную сторону, так, чтобы Шафран оказался спиной к своим, и потащил дальше.
 — Эй, мужики! — окликнули их от БМВ, и трое быстро пошли вслед за ними.
 — Вован! — еще раз попытался крикнуть Роман, но получил короткий и болезненный удар в живот, и голос его сорвался в хрип.
 — Заткнись, — тихо проговорил молодой человек. Тем временем трое из БМВ нагнали их.
 — Роман, что у вас? — спросил один беспокойно.
 — Эй, братан, ты кто? — спросил грозно другой.
 — Давай-ка обратно! Разберемся! — потребовал третий.
 Роман так и не разглядел, что там произошло. Неожиданно он почувствовал резкую боль в лодыжке левой ноги, вскрикнул и повалился. Видимо, молодой человек решил пресечь его возможную попытку к бегству, пока сам будет разговаривать с тремя людьми Вована. Но разговора как-то не получилось. Как только Шафран рухнул на асфальт и пока еще даже не успел схватиться за поврежденную лодыжку, все общение молодого человека с ребятами Вована уже практически было закончено. Только несколько возгласов, несколько резких движений, один явно сильный удар по лицу. И через пару секунд трое из БМВ разлетелись в разные стороны. Удивленные прохожие поворачивали свои головы в сторону «разговора», но любопытства старались не проявлять и быстро шли своей дорогой.
 Еще через минуту Роман сидел в машине и пони-мат, что поговорить с ним хотят серьезно, и не на шутку испугался, что это может иметь отношение к Иванову.
 Сергей Пастухов, конечно, не имел никакого отношения к Иванову, но догадки и страх Шафрана принял к сведению.
 Добрались до его дома быстро, Сергей отобрал у Романа ключи от квартиры и сам отпер дверь.
 — Отпусти руку, — потребовал Роман. — Больно.
 — Терпи, казак, — проворчал Сергей.
 Из комнаты вдруг послышался какой-то приглушенный шум и торопливый шепот. Оба тут же насторожились.
 Особенно Шафран. Он понимал, что в его квартире сейчас должна находиться Лина, его сожительница. Двадцатитрехлетняя красавица Лина, приехала с Украины. Шафран взял ее, как говорится, на полный пансион. Он обеспечивал ее, холил и лелеял. Ведь она должна стать его собственностью.
 Что там такое в комнате? Неужели она не одна?! От такого предположения Шафрану захотелось рассмеяться на весь подъезд, от души, потому что более неподходящего момента для этого трудно себе представить.
 Сергей не отпускал его руку. Во второй его руке мелькнуло оружие.
 Роман усмехнулся.
 — Кто там? — тихо спросил Пастухов. И тут Шафран не выдержал.
 — Я не знаю, кто там, — неожиданно громко сказал он. — Но пристрелить можно обоих.
 В комнате что-то упало.
 Сергей распахнул дверь, за которой оказалась просторная комната с широким эркером. Большой угловой диван был разобран, и на нем сгрудилось постельное белье, на креслах разбросана одежда.
 У дивана склонилась красивая и очень испуганная женщина в шелковом халате, которая пыталась что-то убрать, а в конце комнаты, в свете окна, застыл молодой человек. Молодой человек успел надеть только джинсы. Когда дверь распахнулась и девушка, и парень увидели Пастухова с пистолетом в руке, полное оцепенение и панический страх сковали их немедленно.
 — Здравствуй, Лина, — сказал Шафран и рассмеялся.
 А Пастухов вошел в комнату.
 — Одевайтесь, — сказал он молодым людям вполне миролюбиво.
 — Мы не думали, — залепетала девушка, — мы тут...
 — Меня это совершенно не интересует. Мое дело доставить Рому домой и уложить спать... Он, кстати, пьян напрочь. Так что если вы не будете мозолить ему глаза и быстро слиняете отсюда, то он спокойно проспится и уже к утру ни хрена не вспомнит. Все ясно?
 — Да, да, — радостно закивала девушка.
 Сергей вышел из комнаты, подхватил Шафрана и выволок его на кухню.
 — Кстати, это мой водитель, — вдруг ни с того ни с сего признался Шафран.
 — Понятно, — сказал Сергей.
 — Да что тебе понятно!..
 Роман склонил голову.
 Шум в коридоре означал, что любовнички торопились слинять. Потом щелкнул замок и стало тихо.
 — Ну-с, господин Шафран, я вас слушаю.
 — Что вам от меня надо?
 — Все, что вы знаете.
 — Что я знаю? Что вы от меня хотите? Я же должен понять....
 — Можете начать с Иванова.
 Шафран вскинул глаза на своего конвоира. Он словно первый раз его увидел. Ах вот оно что! Оказывается, этот человек никакого отношения к Иванову не имеет.
 Вот и хорошо. Не надо ничего скрывать. Даже наоборот, надо все честно рассказать. Ну, козел, держись!
 — Петр Иванов, — начал Шафран, — помощник Владимира Петровича Круглова...
 И Шафрана понесло... Все, что накипело.
 — Дальше. Зачем Иванову твой Петрович? Он что, без депутатов не может свои дела вести?
 — Так если бы не Петрович, Иванов бы и не пронюхал про эти дела! Это же все Круглов начал. Это же на него вышли пакистанцы с просьбой помочь. А Иванов подмял под себя все это дело, стал договариваться сам, и теперь речь уже идет о... — Роман чуть подался вперед, — миллионах! И о чем он там договаривается, я не знаю! А отвечать кому?
 — А как он вообще у вас появился? Откуда?
 — Как раз вчера мне Круглов сказал. Его какой-то человек из ФСБ порекомендовал. Олег... Георгиевич, нет, Григорьевич...
 Ага, подумал Сергей, уже теплее.
 — Где этот Иванов сейчас?
 — Улетел куда-то. В Чебоксары, что ли... Или в Йошкар-Олу... Точно не знаю.
 Сергей поднялся, прошелся по кухне, заглянул в холодильник, достал банку с огурцами, бутылку водки и поставил на стол. Шафран с опаской следил за его манипуляциями.
 — Теперь быстро о пакистанцах, — потребовал Сергей.
 — Да откуда я знаю...
 — Знаешь!
 Сергей достал стакан и поставил рядом с бутылкой.
 Роман вздохнул:
 — Я правда мало знаю. Я к этому делу отношения не имею, — сказал он. — Знаю только, что у Круглова есть один старый знакомый. Его зовут Мустафа. В России бизнес у него. Вот с ним Иванов и законтачил. Этот Мустафа посредник, что ли. А тех, кто ведет переговоры, я не знаю... Да, по-моему, они и появлялись-то всего один раз. А теперь только связываются через этого Мустафу...
 — Адрес Мустафы. — Сергей придвинул к Шафрану листок бумаги и ручку. — Домашний адрес, адрес его фирмы, телефоны. Все, что знаешь.
 — Я знаю только телефон. Один. Не знаю, домашний или...
 — Пиши.
 Роман взял ручку и склонился над бумагой, а Сергей тем временем достал из хлебницы горбушку черного хлеба, положил рядом с водкой и огурцами на стол, сел снова напротив Шафрана и открыл бутылку водки.
 — И последний вопрос: что ты знаешь о суперсейсмографе.
 Вот этого вопроса Шафран никак не ожидал. И это не ускользнуло от взгляда Сергея. Наконец хоть кто-то что-то знает про эту чертову машину.
 — Ну? — поторопил он Романа.
 — А что вы хотите знать о сейсмографе?
 — Во-первых, где он?
 — Он в надежном месте.
 — Где?!
 — Куляб, — тихо сказал Шафран. — Один наш депутат, в смысле из нашей фракции, когда-то работал в КГБ, он сам принимал участие в закрытии проекта. Вот он и рассказал. Иванова как раз это больше всего интересует. Но Петрович, в смысле Круглов, ему ничего не говорит, боится, что тот выкинет его из дела.
 — Где в Кулябе?
 — На заброшенном полигоне какой-то воинской части.
 Шафран говорил правду, он боялся теперь — не того, что окажется не у дел, он боялся за свою жизнь. Слишком серьезными оказались ребята, которые интересовались проектом.
 Сергей наклонил бутылку. В стакан до краев булькнула водка. Граммов двести получилось.
 — Давай.
 Шафран вопросительно взглянул на него. Сергей утвердительно кивнул:
 — Пей.
 — Что, все?
 — Все.
 — Мужик, я это...
 — Пей, Роман, а то козленочком станешь.
 На столе перед Шафраном появился пистолет. Официальный помощник депутата Круглова взял стакан в руки и, давясь и морщась, принялся глотать холодную водку. Когда он глотал последние капли, то уже задыхался и на глазах его выступили слезы.
 Роман с шумом выдохнул и захрустел огурцом. Перед глазами все поплыло, в голове постепенно зашумело.
 — Давай, усугуби-ка, Рома, это дело, — торопливо произнес Сергей и вложил в его руку еще один полный стакан.
 Шафран хотел что-то возразить, но способность мыслить стремительно покидала его.
 Еще огурчик, потом сигарету в зубы.
 — Ну, бывай, Роман.
 Сергей хлопнул его по плечу и быстро удалился.
 Роман Шафран просидел пару минут на табурете, пытаясь попасть сигаретой в рот, а потом покачнулся, еще раз покачнулся и наконец свалился совершенно без чувств на пол.




 Глава пятьдесят пятая


 11 октября. Обстановка в секторе Газа на границе Израиля и Палестины остается напряженной. Израильским войскам то и дело приходится открывать ответный огонь С обеих противоборствующих сторон количество жертв уже перевалило за двести человек Главари чеченских незаконных вооруженных формировании сообщили журналистам, что собираются выехать в Палестину для помощи, как они выразились, «своим братьям мусульманам» (НТВ).


* * *

 После этого звонка Круглова все утро колотил озноб, и в конце концов он не выдержал и отправился домой...
 Как и договорились, он позвонил Олегу Григорьевичу сегодня ровно в половине десятого, чтобы назначить встречу, на которой сам же настаивал.
 — Да-да, — сказал Олег Григорьевич, — конечно, можно встретиться. Так вы хотите сегодня?
 — Я не понимаю. Вы сами назначили.
 — Владимир Петрович, я готов встретиться в любое время, но, простите, даю вам время хорошенько все обдумать. Согласитесь, что ваши признания больнее всего ударят по вас же. Тут, знаете ли, изменой Родине пахнет.
 — Я не изменял Родине!
 — Уверены?
 — Я... Что вы хотите этим сказать?
 — Я только спрашиваю: вы уверены?
 Круглов замолчал.
 — Вот и подумайте, Владимир Петрович. Или все-таки вы настаиваете на встрече?
 — Нет, — не сразу выдавил из себя Круглов.
 Вот тогда ему стало по-настоящему страшно. Вот тогда он бросил все и поехал домой. Ему действительно надо было все хорошенько обдумать.
 Он очень устал.
 У него болела голова и покалывало сердце.
 Надо было обязательно принять лекарства и лечь.
 Пощелкав кодовым замком и открыв двери подъезда, Круглов вошел внутрь, прошел мимо консьержки, которая только молча взглянула в его сторону, и вызвал лифт.
 С грохотом раскрылись автоматические двери, и через три секунды кабина унесла депутата на восьмой этаж.
 Круглов задумчиво расстегнул пуговицы пиджака и нащупал в кармане ключи от квартиры. Кабина вздрогнула и остановилась. Раскрылись двери. И прямо перед Кругловым возникла девушка в длинном платье, с длинными светлыми волосами, сумочкой в руках, правда, с каким-то слишком грубым для женщины лицом.
 И здесь эти гребанные трансвеститы. Надо бы консьержке втык сделать...
 Больше Владимир Петрович Круглов не успел подумать ни о чем.
 Девушка, не давая ему выйти, сама двинулась в кабину, а через мгновение что-то хлопнуло, и тут же страшный удар в голову поразил Круглова, словно изо всех сил он врезался головой в стену.
 В следующее мгновение все в его глазах померкло, и жизнь покинула его еще до второго, контрольного выстрела.
 Торопливый перестук каблуков по лестнице, и двери лифта захлопнулись, прикрывая на время от посторонних глаз мертвое тело Владимира Петровича Круглова с двумя пулями в голове...




 Глава пятьдесят шестая


 Больше всего Дока беспокоил Носорог. Он уже перестал балагурить, мрачно выслушивал все новости, что-то думал, сев в глубокое кресло. А потом выдавал одну только фразу:
 — Вот же суки.
 Но Док оставил свои опасения на потом. Теперь начиналась спешка.
 Настоящая спешка, подгоняемая непрекращающимся ощущением, что все надо делать очень быстро, потому что от этого зависит жизнь не только Филина, но и многих сотен, а может быть, и тысяч людей.
 Док остался за старшего. Именно ему предстояло прощупать связи и интересы банкира Мурыгина. И Док спешил.
 Он быстро вышел из базовой квартиры, быстро спустился, почти сбежал по лесенке вниз и толкнул дверь подъезда от себя. И в то же мгновение с улицы один за другим прогремели два выстрела.
 Первый разнес стекло в двери, и Док почувствовал, как обожгло левое плечо. Что-то горячее потекло по руке. Вторая пуля угодила в стену и оставила после себя выбоину. Док успел только пригнуться, а потом схватился за пистолет, но было уже поздно: стрелявшего и след простыл. Он только услышал металлический стук от брошенного предмета. Оглушенный выстрелами, зажимая кровоточащую рану, Док вышел на улицу и осторожно, чтобы не оставить отпечатков, подобрал упавший предмет — это был пистолет — и вернулся в квартиру. Каждый день какие-то новости.
 Док снял рубашку и обнаружил, что пуля сильно царапнула по плечу, кровь текла, не переставая.
 — Ух, е, — сказал Боцман. — Уже стреляют? Ты как?
 — Жить буду, — через силу улыбнулся Док.
 В дверь позвонили.
 Боцман выглянул в глазок — нет, ничего страшного, это вернулась Аня, ходившая за покупками, — кормить такую ораву здоровых мужиков теперь была ее прямая обязанность.
 Увидев окровавленное плечо Дока, Аня испугалась:
 — Что случилось, почему в вас стреляли? Неужели из-за меня?
 — Хорошо бы, — усмехнулся Док.
 — Это не из-за меня?
 — Нет-нет, успокойтесь.
 — Давайте я вам помогу. Я умею.
 Она промыла Доку рану, сделала перевязку, хотела уложить Дока, но тот отказался.
 Артист скатал с пистолета отпечатки пальцев и, сделав выстрел в подушку, отсканировал пулю. Муха все эти данные быстро перегнал в Москву.
 Пока ждали ответа, Док собрал команду в уголке, чтобы Аня не слышала их переговоров. Девушку они не хотели пугать.
 — Значит, так, ничего не меняется, — сказал Док. — Я сейчас отправляюсь к Мурыгину. Муха ищет базу губернатора. Артист ему в помощь. Боцман на связи...
 — Если я вам мешаю, — сказала Аня, выглянув из кухни, — вы мне только скажите, я уйду.
 — Нет, что вы, — любезно ответил Муха. — У нас тут просто мужские проблемы, в которые мы не посвящаем женщин.
 Это прозвучало двусмысленно. Аня улыбнулась.
 — Ваша проблема — это я?
 — Вы — это проблема губернатора. И он очень скоро поймет, что вы — его серьезная проблема. Все, ребята, пошли.
 Док встал, но вдруг пошатнулся и снова сел. Все-таки рана была не так безобидна, как казалось на первый взгляд, и крови он потерял прилично...




 Глава пятьдесят седьмая


 От Шафрана Сергей ушел уже поздней ночью, и отправляться к Круглову было бессмысленно. Он начал звонить депутату прямо с утра.
 Но ни по рабочему телефону, в Государственной думе, ни по домашнему Круглова невозможно было найти. Домашний не отвечал, рабочий все время был занят.
 Наконец рабочий номер ответил приятным женским голосом секретарши.
 — Девушка, — любезно произнес Пастухов, — будьте любезны, Владимира Петровича к телефону... Это очень важно... Да? Когда?.. Вот как. Ну, хорошо, спасибо.
 Полчаса назад Круглов ушел. Он, оказывается, плохо себя чувствует.
 Сергей прыгнул в машину и погнал к проспекту Вернадского. Снова набрал домашний.
 Занято. Это уже лучше.
 Минут через десять он будет у депутата.
 Сергей набрал снова:
 — Алло? Добрый день. Вы бы не могли передать трубочку Владимиру Петровичу?.. Досадно. А когда, не говорил?.. Ну извините за беспокойство.
 Дома его еще не было, а ехать из центра минут сорок от силы. При этом с работы он полчаса как ушел. Значит, сейчас он должен появиться.
 Спустя минуту Сергей свернул на улицу Удальцова и повел машину медленно, в поисках нужного поворота во двор. Наконец нашел и собрался направить свой джип в этот переулок. Неожиданно ему навстречу выползла грузная и неуклюжая «Волга» с думским пропуском и думским же номером.
 — А вот и Круглов, — пробормотал Сергей.
 Теперь не было необходимости торопиться, и его машина уже спокойно катилась по длинной дорожке, огибавшей несколько кирпичных многоэтажек.
 К подъезду самого дальнего дома подкатил «фольксваген-пассат», из подъезда выбежала женщина, с ходу запрыгнула в «фольксваген», и машина рванула по дорожке навстречу Сергею.
 Расстояние быстро сокращалось, и Сергей обратил внимание на то, что встречная машина заметно сбавила скорость при подходе к нему. А когда «фольксваген» подъехал достаточно близко, чтобы можно было разглядеть пассажиров, Сергей вдруг увидел, как девушка поднимает руку к волосам и волосы оказываются париком. Сидящий на месте водителя резко и раздраженно прерывает эту попытку, но поздно, потому что уже становится очевидным, что это не девушка, а переодетый мужчина. Все это происходит перед глазами Пастухова в считанные секунды, но двух-трех секунд достаточно, чтобы Сергей все понял и принял решение.
 Плавно, стараясь не делать резких движений, он приоткрыл левой рукой дверцу, а правой достал пистолет и снял его с предохранителя.
 Еще через секунду Сергей нажал на газ и крутанул руль влево.
 Джип взревел, и его бросило на встречную машину, как взбесившегося быка на тореадора Силы были явно неравны, поскольку «фольксваген-пассат» и по мощности, и по высоте, и по крепости кузова значительно уступал джипу Пастухова. Раздался гулкий удар, звон стекол от разлетевшихся фар, и две машины замерли, уткнувшись друг в друга.
 В то же мгновение Пастух распахнул дверь и выскочил, держа на прицеле водителя «фольксвагена» и крича:
 — Не двигаться!
 Но реакция водителя оказалась не хуже, чем у Сергея. При ударе он успел сгруппироваться, чтобы его не долбануло обо что-нибудь, пока Пастух выбегал из машины, он успел достать свое оружие — массивный ТТ — и распахнуть свою дверь, поднимая дуло на Сергея.
 В какое-то мгновение они оказались, что называется, лицом к лицу, не раздумывая, как действовать дальше, и не сомневаясь.
 Но все-таки у этого высокого с крючковатым носом водителя реакция оказалась на какую-то, едва уловимую, долю секунды медленнее.
 И этого было достаточно, чтобы Пастух был первым.
 Оглушительный выстрел.
 Вскрик водителя, грузно повалившегося вслед за этим на землю, и все стихло.
 Только звон в ушах.
 Пассажир «фольксвагена», тот, что был в женском парике и женском платье, откинулся в своем кресле без сознания с напрочь разбитой о лобовое стекло физиономией.
 Пастух быстро пошел в сторону последнего дома. Он очень надеялся, что ошибся и что там, в подъезде этого дома, не лежит с простреленной головой депутат Круглов.
 Консьержка на входе сказала, что Круглов прошел к себе, и больше никого не было, кроме какой-то малахольной девушки.
 — А из какой она квартиры? — строго спросил Сергей.
 — Да почем я знаю, — отмахнулась бабка, — она вроде и не отсюда вовсе.
 Сергей сделал консьержке выговор за раздолбайство на рабочем месте и сказал, что если она впредь не будет внимательно следить за теми, кто входит и выходит, то он ее арестует. Не на шутку перепугав бедную женщину, Пастухов отправился на восьмой этаж. А когда увидел в лифте убитого депутата, то понял, что все опасения его были не напрасны.
 Вот и все. Надежда только на самих себя. Черт! Надо же было так опоздать!
 Пастух подошел к дверям квартиры Владимира Петровича Круглова и нажал на кнопку звонка. Там еще ни о чем не подозревали.
 Не очень-то хотелось Сергею выступать в роли гонца трагических вестей, но выбора у него не было.


* * *

 ...Человек, который с некоторых пор уже не хотел, чтобы его именовали Петром Ивановым, спустился по трапу, но не проследовал с общей толпой, а направился к машине, где его уже поджидал шофер.
 — Что новенького?
 — Возникли некоторые затруднения.
 — Некоторые?..
 — Они на Мурыгина вышли.
 — Ну а вы у него на квартире были?
 — А как же... Там в бардачке...
 Иванов открыл крышку и достал пистолет. Проверил наличие боезапаса. Удовлетворенно вернул оружие на место.
 — Знаешь, кому передать?
 — Знаю, — ухмыльнулся шофер.
 — Поехали. К Тягунку.




 Глава пятьдесят восьмая


 Вопрос. Вы хотите добровольно рассказать следствию об убийстве Владимира Петровича Круглова?
 Ответ. Да.
 Вопрос. Ваше имя?
 Ответ. Алексей Сухонин.
 Вопрос. Дата рождения?
 Ответ. Девятнадцатое января семьдесят шестого года.
 Вопрос. В каких войсках проходили службу?
 Ответ. В воздушно-десантных.
 Вопрос. Где работаете?
 Ответ. Нигде... Ну то есть я работал сразу после армии охранником в частной фирме больше года, но потом ушел оттуда.
 Вопрос. Значит, это было четыре или пять месяцев назад?
 Ответ. Четыре.
 Вопрос. Почему вы ушли? Там, наверное, неплохо платили?
 Ответ. Я ушел, потому что меня нашли те люди, которые организовали убийство Круглова. Они предложили очень большие деньги, и первым делом я должен был на некоторое время исчезнуть.
 Вопрос. Какую работу они вам предложили? Что надо было делать?
 Ответ. Сначала просто сказали, что им нужны надежные подготовленные люди для боевых операций и предложили деньги. Я согласился, и через неделю Джеф мне уже выплатил часть обещанных денег. А потом дали мне понять, что речь идет о ликвидации человека, но акция будет только одна, после чего мне заплатят все остальное и мы расстанемся.
 Вопрос. Кто такой Джеф?
 Ответ. Тот человек, который организовал убийство Круглова и втянул меня в это дело.
 Вопрос. Расскажите подробней.
 Ответ. Ну я толком-то и не знаю его. Видел его только один раз. В основном со мной общался другой человек, с которым я был в машине. Его зовут Макс. Настоящую фамилию не знаю. Макс много раз говорил от имени Джефа. Мол, Джеф все сделает, Джеф нас ждет, Джеф приказал и так далее. А самого Джефа я видел только один раз недели две назад.
 Вопрос. Посмотрите на эти фотографии. Узнаете кого-нибудь?
 Пауза.
 Ответ. Да. Вот это Джеф, а вот это Круглов.
 Вопрос. Что можете рассказать об этом Максе?
 Ответ. Да что рассказывать? Нос у него такой, крючковатый, а на левой руке нет мизинца... Мне показалось, что он военный человек.
 Вопрос. Сколько вы получили денег?
 Ответ. Десять тысяч долларов при третьей встрече, после того как я согласился, еще десять тысяч после того, как мне рассказали, кто будет объектом...
 Вопрос. Расскажите конкретно об операции.
 Ответ. Макс объявился вчера около пяти часов вечера. Сказал, что операция назначена на сегодня... Потом вывез меня на место. Все показал, все рассказал. Потом мы поехали и проверили оружие, потом подготовились. Он сказал, что мне надо переодеться в женскую одежду, чтобы консьержка или какой-нибудь сосед в глазок видели бы женщину. Потом он сказал, что после операции мы сразу отправляемся на самолет и улетаем из Москвы, а уж там со мной рассчитаются окончательно. Вот. И документы новые обещал... Спрашивал еще, как мне понравится фамилия Иванов.
 Вопрос. Иванов? Вам собирались сделать документы на фамилию Иванов?
 Ответ. Не знаю. Наверное. Просто он спросил...
 Вопрос. Куда надо было лететь?
 Ответ. Я не знаю, он не успел рассказать.
 Вопрос. Вас было только двое?
 Ответ. Нет. Был еще кто-то. Макс постоянно связывался с каким-то человеком, который вел Круглова. Когда нам сообщили, что машина, на которой Круг-лов возвращался домой, свернула с проспекта Вернадского на улицу Удальцова, ну то есть когда оставалось минут пять-семь до его появления, я пошел в подъезд...
 Вопрос. А имя Мустафа вы от Макса не слышали?
 Ответ. Мустафа... Да! Точно, один раз слышал. Так Макс один раз назвал того человека, который вел Круглова сегодня.
 Вопрос. А раньше вам приходилось когда-нибудь участвовать в подобных акциях?
 Ответ. Нет...
 Вопрос. Алексей, а вы никогда не задумывались, почему они выбрали именно вас?
 Ответ. Ну посчитали, наверное, что я им подхожу.
 Вопрос. Не показалось ли вам странным, что внешне вы очень похожи на Джефа?
 Ответ. А это тут при чем?
 Магнитофон щелкнул, и запись прекратилась.




 Глава пятьдесят девятая


 К таджикской границе вышли почти в срок. По дороге потеряли четверых. Один просто сбежал, не выдержал тяжести перехода, его пришлось догонять и расстреливать. Двое заболели. Щуплый приказал открыть один из мешков, сам сделал раствор и ввел больным наркотик. Они умерли с блаженными улыбками на устах. Передозировка убила их безболезненно. После этого никто в отряде не жаловался на недомогание.
 А вот четвертый — это была головная боль Щуплого. Четвертый пропал, когда они уже были у цели. Пущенный в погоню отряд не нашел его. Останавливаться, чтобы найти предателя, времени не было. Впрочем, Щуплый не переживал. Никто в отряде не знал конечного пункта назначения и самого задания. Они шли, чтобы исполнить волю Аллаха, воспользоваться его грозным оружием, но что это была за воля и что за оружие приготовил им Аллах, в отряде не знал никто. Даже Щуплый. Может быть, это знал Крюк, но Крюк теперь разговаривал со Всевышним.
 Щуплый много раз совещался со своими соплеменниками. И они пришли в выводу, что и Крюк вряд ли что знал. Никаких карт или документов у него не было. Когда его спрашивали о подробностях задания, он делал многозначительное лицо и молчал. Наверняка он был так же не посвящен, как и все остальные. Значит, теперь им надо дойти до местечка на границе, найти колодец и ждать. К ним должен выйти проводник. Он-то и знает дальнейший их маршрут.
 Остался один ночной переход. Бойцы спали, а кавказцы, как обычно, собрались в кружок, обсуждая сегодняшний день и намечая план на завтра.
 — Меня все тревожит сбежавший, — сказал Щуплый. — Как бы он не оказался шпионом.
 Соплеменники молча кивнули. Их это тоже тревожило. Вся операция должна была пройти в строжайшей тайне. Если хоть крупица информации достанется врагам, все дело будет поставлено под угрозу срыва.
 И не потому, что на отряд будут охотиться, что его могут уничтожить — этого бойцы не боялись. Они боялись, что оружие Аллаха может достаться кому-нибудь другому. А вот этого они допустить никак не могли.
 — Я предлагаю, — сказал Щуплый, разбудить сейчас всех бойцов и двигаться небольшими группами, чтобы опередить врагов, если они захотят нас встретить в назначенном месте.
 Соплеменники задумались. И так все были уставшими до невероятности. Ночные переходы вымотали людей окончательно. Короткие дневные сны не приносили облегчения. Было жарко, не хватало воздуха, ведь все люди прятались в укрытиях, а ими служили тесные пещеры, ямы, заброшенные караван-сараи. Пища была более чем скудная. Не хватало воды, многие болели, хотя и боялись в этом признаться. Кроме того, все понимали, что переход — это только начало, что самое трудное впереди. Скоро они ступят на чужую территорию. Там уж и такого укрытия не найти. Там уж о сне и думать не придется, там, возможно, начнутся бои, смерти, раненые, там начнется настоящий ад, к которому, впрочем, они готовы. Но поднимать сейчас бойцов в их последнем привале и снова вести по раскаленной пустыне — с этим не могли согласиться даже соплеменники Щуплого. Их вело вперед, в отличие от остальных, не только великое чувство причастности к грандиозным событиям в жизни исламского мира. У них были и другие стимулы — ненависть, мщение, джихад.
 Они ушли из дома давно, когда русские войска утюжили их землю танками. Они ушли, чтобы вернуться. Но не простыми боевиками, как остальные, кто воюет на стороне Ичкерии, а чтобы вернуться в сиянии белых одежд победителей. Победителей раз и навсегда. Они долго искали тех, кто даст им надежду именно на такую победу. И вот нашли. Сопливые причитания американцев и европейцев об исламе казались им смешными. Это было от ума, а не от сердца. Те шли воевать за голую веру, эти шли воевать, потому что хотели крови.
 Щуплый подождал ответа. Но никто не посмел ему сказать — нет. Никто, впрочем, не сказал — да. Щуплый все понял.
 Он встал, вскинул на плечо автомат и спросил:
 — Я отправлюсь туда сам, кто еще пойдет со мной? Три соплеменника поднялись:
 — Мы пойдем.
 — И мы пойдем, — встали остальные. Кроме Щуплого, их было двенадцать.
 — Хорошо, — сказал Щуплый. — Выступаем сейчас. Один останется, чтобы довести отряд до места. А мы двинемся прямо сейчас.
 Солнце быстро стало в зените, палило нещадно, пот заливал глаза, но это продолжалось недолго, потому что пить было нечего, скоро кожа стала сухой и ужасно болезненной.
 К полудню прошли больше половины пути. Без мулов, небольшим отрядом идти было легче. Щуплый уже прикидывал, как они устроят засаду, чтобы встретить предполагаемых врагов. Засада — это было лучшее из военной тактики и даже стратегии, что умели кавказцы. Собственно, это было все, что они знали и умели. Надо ударить исподтишка, в спину. А потом добивать с высоток. А в этой местности как раз высоток было предостаточно. Если колодец на равнине, то устроить засаду будет сложнее, но Щуплый надеялся, что горы не кончатся через двадцать километров, которые им осталось пройти.
 И в этот момент они увидели впереди пыльный столб в заходящих лучах солнца. Это шла техника, только огромные машины могли поднять столько пыли. По заведенной привычке прятаться при первых же признаках близости постороннего человека двенадцать бойцов сошли с дороги и притаились за камнями.
 Они не собирались нападать на колонну. Они должны были ее пропустить.
 Щуплому интересно было — это едут талибы или максудовцы. Здесь, на севере, на узком клочке по соседству с Таджикистаном, еще шла война. Уже не такая страшная, как год назад, позиционная скорее, но время от времени то талибан, то «законное правительство Афганистана» объявляли широкомасштабную операцию, даже выдвигали вперед свои войска, но этим часто все и кончалось. Талибан пытался договориться с противоположной стороной, а те с талибами. Когда тайные переговоры заходили в тупик, противники и начинали показушные военные действия. Это было психологическое давление, которое, впрочем, ни на кого уже не действовало.
 Колонна показалась из-за поворота. Здесь было несколько БТРов, пушки, несколько машин с солдатами.
 Щуплый выглянул из-за камня — форма на солдатах была талибская.
 Щуплый удивился: в этом районе талибам нечего было делать. Эту территорию контролировали их враги. Может быть, это диверсионная группа. Но для диверсантов их, во-первых, слишком много, а во-вторых, они едут себе открыто, никого не страшатся.
 Щуплый подумал, что за время их похода талибы могли и взять эту территорию. Даже лучше — талибы были лояльны к Усаме Бен Ладену. Их группу они не тронут. Но на всякий случай показываться войскам бойцы не стали.
 Когда колонна прошла и пыль улеглась, воины не сразу покинули свои убежища. И верно.
 Через несколько минут вторая такая же колонна прошла по дороге.
 Только когда час прождали и убедились, что больше никого не встретят, бойцы вышли из убежищ.
 Снова двинулись в путь, оживленно обсуждая только что увиденное. Все решили, что движение талибан уже контролирует эту гористую выжженную землю, а это значит, что враждебных талибам, а значит, и отряду территорий в Афганистане не осталось.
 К колодцу вышли в сумерках.
 Как и ожидали, местность здесь была полна естественных укрытий. Собственно, колодец стоял в котловине, а узкая дорога еще больше сужалась в этом месте. Щуплый подумал, что это место как будто специально предназначено для засады. Противнику негде укрыться, а бить его легко: он виден со всех сторон. Щуплый распределил огневые точки между соплеменниками, сам занял самую опасную, которая была на въезде в котловину. И они стали ждать.
 Дневной переход вымотал их. Глаза слипались, ведь они не спали уже двое суток. Но спать было нельзя. Время от времени Щуплый обходил огневые точки, проверял, не спит ли кто. Но отряд бодрствовал.
 Более того, через какое-то время спать совсем уже не хотелось. Непонятное возбуждение царило среди бойцов. Они пытались найти причину этого возбуждения, но не могли. А волнение все нарастало и нарастало.
 Протянулось несколько тревожных и томительных часов. Приближалось время, когда должны были уже показаться остальные. Но их пока не было.
 Мимо колодца прошел человек с ослом, груженным дровами, не остановился, пить не стал. Это мог быть связник, но Щуплый не стал его окликать. Связник все делал правильно. Здесь останавливаться было нельзя. Потом, если этот человек действительно их проводник, он вернется.
 Взошло солнце, отряд совершил утренний намаз. А остальных все не было.
 Вот теперь тревога выросла и превратилась в самые дурные предположения: отряд взбунтовался, люди потребовали отдыха, еще кто-нибудь сбежал, и все ждут, пока предателя поймают...
 Но эти предположения оказались радужными по сравнению с настоящим ходом событий, узнать о которых кавказцам только предстояло.
 В десять утра на дороге показался человек. Он шел, все время оглядываясь, он шатался, словно был пьян.
 Издали нельзя было рассмотреть, кто это.
 Но почему-то одинокая фигура вызвала у Щуплого прилив самого жгучего отчаяния.
 Когда человек подошел поближе, оказалось, что это соплеменник, которого они оставили руководить отрядом.
 Кавказец был ранен...




 Глава шестидесятая


 Борис Евгеньевич Тягунок был зол, как пес. Он отменил уже пару деловых встреч, перенес заседание совета на следующий день, выгнал из кабинета молодого холеного помощника, который занимал модную нынче должность пресс-секретаря, то есть такого человека, которого всегда можно было послать оправдываться перед настырными журналистами за очередную неразбериху в городском хозяйстве или за очередное, некстати всплывшее злоупотребление. А теперь, наорав на нерасторопную секретаршу, Тягунок заперся в своем кабинете и, бормоча вполголоса проклятия, собирался с мыслями, чтобы снять телефонную трубку.
 А причиной такого катастрофического неудовольствия Бориса Евгеньевича была тупая ноющая боль в паху. Сейчас уже немного отпустило, а два часа назад он просто готов был выть. Никто бы не поверил губернатору, расскажи он, что два часа назад получил злобный удар по гениталиям лично от президента их республики.
 Кисалин откуда-то пронюхал про конеферму и озлился, что деньги могут поплыть мимо него. Губернатор растерялся. Москвич, приходивший якобы по поводу этой самой конефермы, был, конечно, никакой не бизнесмен. Позавчера Иванов переслал ему фотографии команды Пастухова со строгим приказом — не трогать их до поры, впрочем, изредка прощупывая. Губернатор все сделал, как приказано. Он до сих пор не мог отделаться от потного страха из-за того, что запер в «Могиле» спецназовцев. И там все кончилось, к сожалению, не так гладко, как предсказывал Иванов. Двое остались в живых. Теперь и спецназовцы, и солдаты были в курсе дела. Тягунок шарахался каждой тени, потому что понимал: спецназовцы в первую очередь придут к нему, чтобы свернуть шею. Он усилил охрану, он не ночевал дома, ему хотелось сейчас же, сию секунду, вызвать на ковер начальника УВД города, пусть тот берет своих лучших бойцов и накроет квартиру Гоноросова. Пусть всех там перекрошит в мелкую крошку. Чтоб ни одного в живых не оставалось.
 Но Иванов, словно угадав кровожадные мысли Тягунка, приказал — солдат не трогать — опять! Убрать разрешалось только спецназовцев. Но так, чтобы солдаты не догадались, чьих это рук дело.
 Опять тайны мадридского двора! Какие-то хитрые игры. Ладно, Тягунок все сделает. Он напряг начальника УВД, тот выделил команду. Бросились искать того спецназовца, который ночевал в доме Гоноросова, но опоздали, того и след простыл. Кинулись в больницу, но и раненый спецназовец куда-то исчез.
 Прокол? Прокол. Но Тягунок-то здесь при чем? И откуда поползли разговоры о конеферме? Глупость какая-то!
 Губернатор пытался объяснить все президенту, но тот и слушать не стал.
 Нет, понятно, что дело серьезное и пахнет почти лимоном «зеленых». Во всяком случае, по утверждению Иванова. Но ведь можно было хоть что-то объяснить.
 А Кисалин прямо без предисловий: «Сегодня приедет Иванов, отдашь ему дачу в Яковлевке», да еще с таким раздражением! Вот тут Тягунок не сдержался! Отдать свою дачу? Да они что, совсем его за «шестерку» держат?
 — Может, мне еще жопу ему подставить? — спросил он ядовито.
 И тут же получил от Кисалина без лишних разговоров ногой в пах.
 — Борис Евгеньевич, к вам Иванов, — со всем возможным подобострастием сказала по селектору секретарша.
 — Зови, — проскрипел зубами Тягунок. С каким удовольствием он бы сейчас этому Иванову не дачу свою отдал, а морду набил.
 Дверь распахнулась. Борис Евгеньевич внимательно взглянул на посетителя. Человек, одетый в шелковую цветную рубашку, легкие брюки, туфли, уверенно вошел в кабинет. Взгляд сосредоточенный, чуть ироничный, и совершенно никогда не скажешь, что этот человек решает какие-то серьезные дела. А еще Борис Евгеньевич своим наметанным взглядом сразу определил, что Иванов либо имеет какое-то отношение, как он называл это одним словом, к органам, либо имел к ним отношение раньше. Губернатор, конечно, и ошибиться мог, но очень уж навязчивым оказалось ощущение.
 — Садитесь. — Борис Евгеньевич указал на кресло перед своим столом.
 Иванов сел и положил ногу на ногу.
 — Мы с вами все заочно... Рад видеть. Как мне обращаться к вам? — на всякий случай сразу спросил Тягунок.
 — Ну что, я по-прежнему могу рассчитывать на вас? — не ответил на вопрос Иванов.
 — Безусловно.
 — Очень хорошо. Мне снова потребуется ваша помощь.
 Тягунок кивнул.
 — Все, что в моих силах, — сказал он.
 — Не прибедняйтесь, в ваших силах сделать практически все.
 — Ну уж...
 — А мне на сей раз потребуется совсем немного. Я надеюсь, господин Кисалин ввел вас в курс дела? — начал он.
 — Дача в полном вашем распоряжении.
 — Отлично. Сегодня же туда переберемся. Это во-первых, — сказал Иванов. — Во-вторых, завтра в город приедет один наш... партнер, и я хочу обеспечить не только его безопасность, но и конфиденциальность его пребывания здесь. У меня с этим человеком состоится очень серьезная деловая встреча, от которой, собственно, и зависит исход дела. Поэтому мне нужно дать нашему партнеру убедительные гарантии безопасности и его лично, и тех переговоров, которые нам предстоят. Вы меня понимаете?
 — Подключить городское Управление внутренних дел?
 — Да.
 — Будет сделано, — вдруг по-лакейски улыбнулся Тягунок.
 — Значит, завтра мне необходимы в полное распоряжение сотрудники ГУВД. Я должен поставить в известность Кисалина?
 — Зачем? Я все вопросы решаю сам. И до сих пор решал, — внушительно сказал Тягунок.
 Иванов внимательно посмотрел на губернатора.
 — Надо мне понимать вас так, что Кисалин не помогал в организации нашего дела?
 — Ни грамма. Иванов пожевал губу.
 — При распределении дивидендов я это учту, — наконец сказал он то, чего так добивался Тягунок.
 Ладно, пусть Кисалин бьет его ногами в промежность. Он даст достойный ответ.
 — Благодарю, — сказал Тягунок. — Только один вопрос.
 — М-да.
 — На какое вознаграждение я могу рассчитывать?
 — А вы как оцениваете свой вклад?
 — Один миллион долларов меня бы вполне устроил.
 — Два, — сказал Иванов. — Вы заслужили два. И вы их получите. А вот Кисалин не получит ни гроша.
 — Ну-у... Зачем уж так... Я готов от своей суммы выделить ему тысяч пятьдесят, сто...
 — Это ваше дело, я благотворительностью не занимаюсь, — улыбнулся Иванов холодно и поднялся. Тягунок немедленно повторил его движение, собираясь попрощаться с ним да выпроводить из кабинета, но человек остановился и улыбнулся.
 — Еще одно, — сказал он.
 — Да?
 — Если позволите одну личную просьбу...
 — Ради бога.
 — Меня очень беспокоит один человек. Андрей Андреевич Мурыгин, генеральный директор банка Интервест. Знаете?
 — Знаю.
 — Нельзя ли как-то повлиять на него?
 — Как вы хотите на него повлиять?
 Иванов чуть вскинул удивленно брови и снова усмехнулся.
 — Вам виднее, — сказал он негромко. — В вашем распоряжении прокуратура, налоговая инспекция, уголовный розыск, в конце концов... Вы ведь знаете, что фээсбэшники из Москвы разворачивают здесь большие дела. Они давно точат зубы и на вас, и на господина Кисалина. Так что думайте сами...
 Тягунок несколько секунд молчал, переваривая эту неожиданную информацию.
 — А при чем здесь Мурыгин? — спросил наконец он.
 — А вы забыли, что его банк обслуживает некоторые городские программы и накопать там можно много интересного. Да вы что, только проснулись? Поймите, что за него уже взялись...
 — Но, насколько я знаю, — напомнил сбитый с толку Тягунок, — Мурыгин оказывал вам финансовую помощь в нашем деле?
 — Совершенно верно, именно через его банк проходят все наши платежи. Но этот человек успел показать свою ненадежность. Именно поэтому он сейчас и опасен для нас. Но если хорошенько задуматься, для вас Мурыгин сейчас несет еще большую опасность. Понимаете?
 Тягунок даже забыл о боли в паху.
 Вот это новость!
 Значит, эти лихие спецназовцы и остановившиеся у Гоноросова ребята приехали по его, Тягунка, душу.
 — А не проще ли?.. — начал было он.
 — Убрать москвичей? — поймал его мысль на лету Иванов. — Нет, не проще. Пришлют других, тогда уж вытрясут всю душу. Москвичей не трогать. А вот Мурыгин...
 — Хорошо, — сказал Тягунок и подал руку Иванову. — Я подумаю над этим.
 — Благодарю вас.
 Иванов развернулся и вышел из кабинета.
 Озадаченный Тягунок закрыл за ним дверь, постоял минуты две у закрытой двери, а потом задумчиво двинулся к столу. Он позабыл и о нанесенном ему два часа назад оскорблении, и о нерасторопности подчиненных, не говоря уже обо всем остальном. Теперь его мозг был занят одним.
 Значит, так — немедленно связаться с Кисалиным, чтобы обсудить полученную информацию, кроме денежного вопроса, конечно. Потом людей Иванову. Будут ему люди. Человек пять офицеров из городского управления ему вполне хватит.
 Тягунок сел за свой стол и придвинул поближе телефон...
 Но набрать номер он не успел. Дверь с грохотом распахнулась — на пороге стояли крепкие парни, те самые, с фотографии Иванова.
 — Здравствуйте, Борис Евгеньевич, — сказал Док. — Мы вам не помешали?
 Губернатор так и застыл с телефоном в руке. Этого не могло быть. Они не могли войти сюда живыми, а мертвыми тем более. Где же его охрана, где все?
 — Простите... Я вас приглашал?
 Тягунок вдруг почувствовал, как у него дрожит челюсть. Он почувствовал себя беззащитным мальчиком, которого любой может обидеть.
 — А мы не в гости. Мы по делу, — сказал Док. — Мы ведь посылали вам девушку, которую незаконно выселили из квартиры, вы ее не приняли. Почему?
 — Ах, вы за этим пришли? — обрадовался губернатор.
 — Нам очень неприятно вас разочаровывать, но мы именно за этим и пришли. Док позвал из-за двери Аню.
 — Вам придется ее принять. Расскажи ему, Аня, что там у тебя произошло.
 Девушка вышла из-за спины Дока, потупилась и сказала:
 — Вы ведь все знаете, Борис Евгеньевич, мой жених — ваш родственник. И меня вы знаете...
 — Какой родственник? Я вас не знаю!
 — Как-то нехорошо, — сказал Док, — не узнавать знакомых. Значит, так, чтобы в два дня квартира была освобождена. Ясно? Иначе мы придем не с такими добрыми намерениями.
 Губернатор под столом дотянулся до кнопки вызова и нажал ее.
 Сейчас влетят охранники и всех этих гостей положат на пол, намылят им рожи и вышвырнут за дверь, те и дорогу сюда забудут. Если не кончить, то хотя бы покалечить этих москвичей он имеет полное право, сами напросились.
 — Это вы что, охрану вызвали? — «удивился» Док. — Зря. Мы же пытались по-хорошему, вы все время пытаетесь по-плохому. Придется вас поучить.
 Он бесцеремонно вытащил из-за стола упиравшегося губернатора и, недолго думая, двинул ему коленом в пах. Как раз в то место, в которое сегодня губернатора уже бил Кисалин.
 Тягунок взвыл.
 — Это на первый раз. Ну, вы поняли нашу просьбу?
 — Да, да! Не надо меня бить! Я все понял — завтра она сможет вселиться обратно, — завизжал Тягунок.
 — Вот и здорово, — сказал Док. — Но словам вашим мы почему-то не верим. Напишите вот тут распоряжение, поставьте подпись и печать.
 Он шлепнул на стол перед губернатором бланк.
 Губернатор заскрипел зубами, но распоряжение написал. Все равно он достанет их. И девку эту он вышвырнет на улицу, да что там — он ее закатает в каталажку! Пусть себе потешатся сегодня.
 Док забрал бумагу, внимательно прочитал и сказал:
 — Мы никуда из города не денемся. Мы будем следить, как станут развиваться события, и если, не дай бог, что-то пойдет не так, как нам хочется, мы придем снова.
 С этими словами команда покинула кабинет губернатора. На выходе Док открыл каморку, в которой томились связанные, с кляпами во рту охранники. Не погибать же людям из-за того, что их начальник — сволочь...




 Глава шестьдесят первая


 17 декабря. В окрестностях чилийской столицы произошло землетрясение силой до шести баллов по шкале Рихтера. В самом Сантьяго толчки были почти незаметны, так как эпицентр землетрясения находился на расстоянии шестидесяти километров. Однако ученые отмечают, что подобной силы землетрясения в этом регионе явление крайне редкое. Возможно, это результат деятельности человека, как известно, в тех местах идет открытая разработка меди (Си-эн-эн).


* * *

 На Куляб ходили только автобусы. Кожевников понимал, что он по разбитым таджикским дорогам потеряет дня три. А он обещал Младшему, что вернется через два. Но другого выхода не было, вот разве что...
 Кожевников вышел на летное поле, лег локтями на ограждение. Самолеты, конечно, транспорт куда более быстрый, весело подумал он. Денег в кармане было достаточно, чтобы долететь хоть до Америки, но в Америку ему пока не нужно. Ему нужно на заброшенный полигон.
 — Мужик, билеты нужны? — спросил остановившийся рядом невзрачного вида человечек.
 — Билеты не нужны, — ответил Кожевников. — Самолет нужен.
 Человечек подозрительно посмотрел на Кожевникова и отошел.
 Что-то помимо ловушки, в которую их заманил не кто иной, как Седой, волновало Кожевникова. Что-то еще было...
 Ну да, губернатор, сволочь, которому он поверил, хотя чувствовал неладное, да, ребята, которые погибли ни за понюшку табака, да, Младший, который остался в больнице сломленный и испуганный, но что-то еще мелькнуло, что он не успел осмыслить. Что-то важное.
 Пастухов? Боцман, Носорог? Док или Муха с Артистом?..
 — Ты не шутишь? — оказался рядом тот же человечек.
 — В каком смысле? — не понял Кожевников.
 — Тебе борт нужен?
 — Да.
 — А бабки есть?
 — Есть.
 — Покажи. Кожевников улыбнулся:
 — Ты что, денег не видел?
 — Ты за базар отвечаешь?
 — Ладно, мужик, забудь, — махнул рукой Кожевников. — Никогда не поверю, что у тебя самолет есть.
 — Куда лететь? — вызывающе спросил человечек. Кожевников посмотрел на него внимательнее:
 — В Куляб.
 — Далеко.
 — Было бы близко, пешком бы дошел.
 — Три штуки. Баксов.
 — Что, деньги очень нужны?
 — Две.
 — Мимо.
 — Штуку дашь?
 — Рублей.
 — Я серьезно.
 — И я серьезно. Чего мы торгуемся? Ты, что ли, пилот?
 — Ладно, — мужик осторожно оглянулся, — пошли.
 Кожевников пожал плечами и двинулся за человеком.
 Тот вывел его из аэропорта и повел вдоль забора туда, где стояли вертолеты, «кукурузники», списанные лайнеры и прочая аэродромная рухлядь.
 Тут жили люди. Из корпуса от самолета Ан-24 торчала ржавая труба, из которой даже шел дымок.
 Человечек постучал в дверь:
 — Колян, это я.
 Дверь открылась, и выглянуло небритое опухшее лицо.
 — Че надо?
 — Пассажир есть. Откатишь до Куляба.
 Небритый вышел из самолета, оглядел с головы до ног Кожевникова.
 — Ты?
 — Я.
 — Три штуки. Баксов.
 — По новой, — усмехнулся Кожевников. — На мне не озолотишься.
 — Две.
 — Все, надоело. — Кожевников уже повернулся, чтобы уйти. Как бы спешно ему ни нужно было в Куляб, он знал точно: если с этими людьми не торговаться, примут за лоха, просто надуют.
 — Сколько? — сам спросил небритый.
 — Штука. Рублей.
 — Да я за эти бабки даже горючку не окуплю.
 — А ты на автозаправке заливаешься? — иронично спросил Кожевников.
 — Двести баксов.
 — Ладно.
 Небритый вытянул раскрытую ладонь:
 — Давай.
 — Когда в Кулябе сядем.
 Небритый снова исчез в самолетном домике и через минуту вышел уже в летной куртке, шлеме, с планшетом. За ним вышел одетый так же еще один и тоже небритый, черноволосый мужик с раскосыми азиатскими глазами.
 — Пошли.
 Кожевников двинулся за пилотами и скоро оказался возле потрепанного Ан-2.
 В салоне не было ни одного сиденья. Вообще самолет этот не предназначался для пассажиров. Очевидно, лучшие свои времена он пережил, когда посыпал хлопковые поля пестицидами.
 — Пристегнись, — сказал небритый азиат. — Не кури.
 Кожевников оглянулся — пристегнуться было нечем. Он ухватился за какие-то веревки, болтавшиеся в большом количестве по всему салону.
 На удивление легко самолет завелся, моторы работали ровно. Вырулил на грунтовую взлетную полосу и, разогнавшись, оторвался от земли.
 Кожевников боялся радоваться: не верилось, что все катилось так гладко. С такими темпами он действительно завтра вернется за Младшим. С этими же пилотами уговорится, чтоб забрали его и груз, который, Кожевников был уверен, будет с ним.
 Он выглянул в иллюминатор — желтые горы, обожженные солнцем, были почти вровень крылу.
 Самолетик натужно переваливал через вершины.
 — А сколько лететь? — спросил, заглядывая в кабину пилотов, Кожевников.
 — Уже прилетели, — ответил азиат. Что-то слишком быстро, удивился Кожевников. Но самолет действительно заходил на посадку. Кожевников поскорее опять вцепился в веревки. А самолет, несколько раз подпрыгнув на ухабах, замер.
 — Это Куляб? — спросил Кожевников, когда мотор заглох.
 — Ага, — сказал небритый, — деньги давай и — счастливо.
 Кожевников выложил, как договорились, двести долларов, открыл дверь. Хорошо, что не спрыгнул на землю.
 Ничего похожего на город Кожевников поблизости не увидел. Ни одного человека, ни даже ничего похожего хотя бы на сельский аэродром. Сама площадка, на которую они сели, была с пятак.
 — Что за дела? — сказал Кожевников, возвращаясь к кабине.
 — Все, дальше не полетишь, — сказал небритый. — Выходи.
 — Но мы договаривались до Куляба...
 — А мы передумали.
 — Вы чего, мужики, охренели?
 — За двести баксов мы не полетим.
 — Но договорились...
 — Колян, выкинь его из самолета, — сказал азиат.
 Небритый поднялся из пилотского кресла и шагнул к Кожевникову, выставив руки.
 — Давай отсюда, пошел...
 — Хорошо, сколько? — миролюбиво спросил Кожевников.
 — Три штуки, — тут же сказал опять небритый.
 Кожевникову ничего не стоило сейчас навалять этим дельцам так, что на всю жизнь запомнят, но он только скрипнул зубами.
 — Две.
 Небритый быстро взглянул на азиата, тот кивнул.
 — И деньги вперед.
 — Нет, деньги, когда прилетим.
 — А вдруг у тебя нет? — осклабился небритый.
 — Есть.
 — Покажи, иначе не полетим.
 Кожевников достал из кармана пачку банкнот. Если бы мотор работал, он, возможно, не услышал бы, но сейчас было тихо, и Кожевников в последнюю секунду успел отклонить голову — железяка просвистела рядом с его ухом и с глухим стуком ударила в плечо.
 Дальше он действовал машинально. Рванул руками, полуобернувшись назад, и поймал чье-то щуплое тело. Тело шмякнулось о переборку. Деньги рассыпались по салону. Это был билетный человечек — как он оказался в самолете, Кожевников даже не пытался понять. Он уже выкинутой ногой ударил в грудь небритого — тот улетел в кабину. Кожевников метнулся к азиату, но наткнулся на уставленное ему прямо в лоб дуло пистолета.
 — Назад! Назад! Я стреляю! — заполошно орал азиат.
 Кожевников и на секунду не замер. В следующую секунду пистолет был в его руках, а азиат лежал на грязном полу, прижатый коленом Кожевникова.
 — И как же ты, сука, — тихо спросил Кожевников, доставая обойму и, убедившись, что в ней есть патроны, вставляя ее обратно, — догадался, что оружие мне тоже нужно?
 — Не убивай! — взмолился азиат, услышав щелчок затвора. — Я пилот, кто самолет поведет, если ты меня убьешь?
 — Да сам и поведу, — пожал плечами Кожевников. — Подумаешь, хитрость.
 Но убивать незадачливых грабителей он не стал. Просто связал их веревками, которые были в самолете, уселся на пилотское кресло, посмотрел летную карту, примерно определил, где они находятся — до Куляба было еще далеко.
 Взглянул на датчик горючего — стрелка показывала половину баков. Не снимая пут, усадил рядом с собой азиата и сказал:
 — Штурманом побудешь, если, конечно, хочешь жить.
 Взлетел он мастерски. Даже сам от себя не ожидал. Ведь водил самолет аж полгода назад.
 Азиат смотрел на него с ужасом и восхищением.
 — Ты кто? Шпион? — спросил наконец.
 — Ага, — улыбнулся Кожевников. — А ты теперь — предатель Родины.




 Глава шестьдесят вторая


 С Ивановым Док разминулся буквально на секунды.
 А Иванов тем временем вышел из здания мэрии и сел в припаркованную на стоянке черную машину. Теперь операция вступила в самую приятную, но и самую сложную — завершающую стадию. Иванов, конечно, не был большим стратегом, но разумно рассудил, что солдат удачи кончать раньше времени не стоит. Действительно, долго ли прислать других, а с другими еще поди повозись. Эти были уже такие привычные, тут сидели, под рукой, под присмотром. Были до смешного предсказуемы. Поэтому окончание операции должно пройти под девизом — «синхронно». Все будет совершено в один день и час. Ох как долго и муторно он к этому готовился. Сколько переворотил лишних на первый взгляд дел, но вот теперь все часы заведены, на всех курках лежат пальцы, моторы воют, требую хода. Теперь ему осталось только отмахнуть клетчатым флажком, как на «Формуле-1», и погнали.
 Он первым делом съездил на явочную квартиру, где томились без дела его двое боевиков и Игорь Филин. Приказал готовиться к передислокации.
 Ребята собрались быстро, но Иванов умерил их пыл:
 — Ждите моей команды.
 И снова сел в машину. Задача стояла простая, но трудновыполнимая. Надо было... навести солдат удачи на дачу губернатора, куда он собирался сейчас переправить и свою команду, и Филина. Только надо было, разумеется, сделать это так, чтобы солдаты «сами нашли» базу. Если бы он знал, что Док был у губернатора почти в то же время, что и он, задача упростилась бы. Хотя кто знает...
 Иванов снова выехал в центр, оставил машину в подворотне и сел с видом отдыхающего в том самом скверике, где недавно Боцман боролся за свободную конкуренцию.
 — Привет.
 — Привет, — ответил Иванов, окидывая взглядом своего агента. — Как дела?
 — Мы что, будем вести светскую беседу? Иванов виновато поморщился:
 — Извини.
 — Ну хватит, зачем звал?
 — Их надо вывести на базу в Яковлевке. Сможешь?
 — Есть идеи?
 — Да...
 Иванов стал излагать агенту план, искоса поглядывая на площадь перед губернаторской резиденцией.
 — Считаешь, клюнут?
 — Уверен, — кивнул Иванов.
 — Что от меня требуется?
 — Остаться в живых. И еще. Где-то в поле зрения не сегодня завтра должен объявиться однорукий спецназовец. Его надо кончить.
 — Это легко. Еще что-нибудь?
 — Да. Проверь, чтоб не сорвалось.
 — Мог и не говорить.
 — Начнем через два часа. Успеешь?
 — Успею.
 — Иди.
 Иванов подождал еще немного, тоже поднялся со скамейки и неторопливо отправился к машине.
 Ну, тут он спокоен.
 Теперь закинуть наживку.
 Он вернулся на явочную квартиру, проверил оружие у боевиков. Приказал отвести Филина в машину.
 Игорь был в состоянии прострации. Сначала ему кололи транквилизаторы, а потом, то ли их количество перешло в качество, то ли характер у ученого был слабоват, он сидел безропотно в углу, прикованный наручниками к ножке массивного стола, ел, если давали, выходил в туалет, если выводили, спал, если не будили, и молчал.
 Иванов внимательно посмотрел в глаза Игоря, недовольно поморщился:
 — Не переборщили?
 — Нет. Самую малость давали.
 — Чего-то он вялый какой-то Эй, господин Филин, вы меня слышите?
 — Да, — не сразу ответил Игорь.
 — Я справлялся о здоровье вашего отца — идет на поправку. Когда он выйдет, вы будете его встречать, — соврал Иванов.
 В глазах Игоря даже не мелькнула мысль. Он тупо смотрел на Иванова, словно тот говорил не по-русски.
 — Да под шизанутого косит, — сказал боевик, расстегивая наручники.
 — Вполне может быть, — кивнул Иванов, — надеюсь, у наших друзей найдутся средства, избавляющие от симуляции. Видите, господин Филин, не хотели по-хорошему, пришлось вас силком тащить. Ну все, — обернулся он к боевикам. — Значит, как договорились. Если кончите одного-двух, в обиде не буду. Но не больше. И сразу сматываемся.
 Он вышел на улицу, подождал, пока пройдут прохожие, и свистнул. Боевики быстро вывели из дома Игоря и усадили его в «Ниву». Эту машину Игорь узнал. На ней его увезли из собственного дома. В ней были затемненные стекла, поэтому с улицы его никто видеть не мог, а кричать было бессмысленно. Да Игорю почему-то и не хотелось кричать. Ему было все равно. Убьют — ладно, не убьют — и на том спасибо.
 На водительское место сел Иванов, боевики сели в другую «Ниву».
 — Сейчас будет вам, господин Филин, небольшое развлечение. Впрочем, вы мало что увидите.
 И Иванов тронул машину.
 Въехали в город — квартира была на окраине, в тихом месте, Игорь это место даже не узнал. Впрочем, оно и понятно, он уехал из Йошкар-Олы уже давно, здесь так много изменилось.
 Потом проехали мимо дома отца, Игорь взглянул на окна — было уже темно, — но окна не горели. Значит, отец еще в больнице. Игорь не верил ни одному слову Иванова. Он знал, что отца больше не увидит, то ли потому, что никогда больше не будет свободен, то ли потому, что отец не выживет. Ведь он уже наверняка знает, что Игоря похитили.
 Потом свернули на тихую улочку, на которой — Игорь узнал сразу, — был дом Гоноросова. Вот возле него и остановились.
 Иванов посмотрел на часы.
 «Нива» с боевиками проехала чуть вперед, развернулась.
 Иванов мотор не выключал. Ждал чего-то.
 Сверху упала прямо перед носом машины скомканная газета.
 Тогда Иванов открыл окно и махнул рукой своим боевикам.
 Те выскочили из машины и, прикрывая полами курток автоматы, скрылись во дворе дома Гоноросова.
 — Ах, как бы я сам хотел быть сейчас с ними, — сказал он. — Но не могу вас оставить, господин Филин. Ведь вы натворите глупостей.
 Был уже поздний вечер. На улице ни души. Тихо и мрачно.
 Что происходит, Игорь не понимал, только чувствовал — что-то плохое, и для него в том числе. Впрочем, что теперь могло ухудшить его положение? Ничего. Только смерть. А он будет осторожным, он будет послушным, он сделает все, что ему скажут, он постарается выжить, чтобы...
 Додумать свою мысль он не успел.
 Вокруг загремело оглушительно и часто. Откуда-то сверху посыпались стекла, потом громко бабахнуло, Игорь даже закрыл голову руками...
 Боевики не стали утруждать себя каким-то хитрым планом.
 Они позвонили в дверь базовой квартиры солдат удачи, а когда услышали, что к двери кто-то идет, просто открыли пальбу из двух стволов сразу. Дверь тут же разнесли в щепки. Но перед тем как успели бросить в квартиру гранату, оттуда тоже стали стрелять. И не вслепую, не панически, а прицельно, точно. Пули сразу стали ложиться в опасной близости от боевиков. Они залегли на лестнице, позиция у них была выгодная, но это мало помогало. Бетонная крошка осыпала их с ног до головы. Пули не давали высунуться. И боевики поняли, что легкая задача превращается в тяжелый бой, что просто так уйти им не удастся. Первой мыслью было — бежать, бежать сломя голову. Но это была бы верная смерть. Если бы кто из них попробовал хоть приподняться, свои девять граммов он получил бы гарантированно.
 — Гранату, бросай гранату! — закричал лежащий на ступеньках выше боевик. Его граната уже взорвалась в квартире, но, похоже, безрезультатно.
 Второй боевик стремительно замахнулся и бросил гранату в разбитый пулями проем двери. Только успел пригнуть голову, как вдруг услышал рядом с собой металлическое бряканье по ступенькам, открыл глаза — его же граната катилась прямо к нему.
 И вот тут нервы не выдержали, он вскочил и бросился бежать. Выстрел из двери прошил лопатку, он налетел на стену и покатился по лестнице вниз.
 В этот момент громыхнул взрыв.
 Второй боевик не вскочил и не побежал. И поэтому остался жив. В поднятой взрывом пыли он кувырком покатился к выходу, слыша, как пули ложатся рядом, рядом, совсем рядом.
 Когда вылетел на улицу, по лестнице уже грохотали шаги.
 Игорь едва успел увидеть, как боевик вскочил за руль заведенной «Нивы» и она рванула с места. Иванов тоже не ожидал такого быстрого окончания боя, поэтому замешкался, и это едва не стало полным провалом всей операции.
 Не успел он погнать машину вслед улепетывающему боевику, как из двора вылетел черный ЗИМ и погнался за ними. От ЗИМа на «Нивах» можно было и не уйти...
 Боцман высунулся из окна и трижды выстрелил по шинам. Но не попал: ЗИМ как раз подпрыгнул на кочке — пули ушли в «молоко». А «Нивы» уже сворачивали на главную улицу.
 — Бей! — закричал Док.
 И Боцман снова высунулся. Но на этот раз уже не стал стрелять.
 Заднее стекло второй «Нивы» вдруг разбилось, и из машины по пояс высунулся — Игорь Филин.
 Он махал руками, что-то кричал.
 — Игорешка! — взвыл в машине Носорог. — Это же Фил! Игореня! Не стреляй!
 — Давай, Носорог, жми, а то уйдут, — молил Муха. — Ах, суки какие! Жми, Носорог!
 Гоноросов выжимал из ЗИМа последние лошадиные силы, «Нивы» приближались. Еще минута-другая — и они будут рядом. Они уже выехали за город, здесь им никто не помешает...
 Но в этот момент обе преследуемые машины вдруг слетели с дороги и покатились по вспаханному полю. В горячке Гоноросов тоже крутанул рулем, но вовремя опомнился. По пахоте ЗИМ не ходит.
 — Муха, давай! — закричал Док. Муха выскочил из машины, вскинул помповое ружье, задержал дыхание и выстрелил.
 — Попал?! Попал, спрашиваю?!
 — Не знаю, вскрытие покажет, — мрачно ответил Муха.
 Он сел в машину, достал ноутбук, включил его, настроил. Долго смотрел на экран, а потом сказал, словно и не сомневался никогда:
 — Обижаешь, начальник, конечно, попал. Вот он, жучок, движется, видишь? Носорог, это куда они намылились?
 Гоноросов посмотрел на карту и сказал:
 — Знаю я и это место — Яковлевка...
 — Ну что ж, там их и брать будем, — сказал Док.




 Глава шестьдесят третья


 Мустафа оказался человеком невысоким, худым, со смуглой кожей, козлиной бородкой, хитрым взглядом. По-русски он говорил с сильным акцентом.
 — В чем дело? — недовольно спросил он, когда к нему вошли двое неизвестных ему людей — Пастухов и человек Голубкова. Настроены они были решительно, но не агрессивно, что сразу смутило Мустафу. Значит, проблема к его бизнесу не имеет никакого отношения, а это, увы, значительно хуже.
 Впрочем, Мустафа никак не проявил охватившую его вдруг тревогу.
 — У нас мало времени, господин Мустафа Ахмед Рахман, — сказал Пастухов. — Поэтому мы сразу изложим суть дела.
 — Только покороче...
 — Боитесь опоздать на рейс в Швейцарию?
 Пакистанец осекся.
 Сергей взглянул на часы. Сейчас должны начаться «Вести» по второму каналу.
 Сергей включил телевизор и пощелкал кнопкой в поисках РТР. А когда на экране появился диктор, увеличил громкость.
 — ...нам неизвестно, — говорил диктор, — правоохранительные органы пока не сделали никакого заявления. Но мы надеемся получить комментарии руководства МВД и ФСБ в самое ближайшее время, потому что это не просто очередное заказное убийство... — На экране появилась фотография Круглова.
 Сергей уменьшил громкость.
 — Правоохранительные органы, — пояснил он, — еще не сделали никакого заявления, потому что прежде хотят поговорить с одним из организаторов этого убийства. С вами, господин Рахман.
 Мустафа побелел, что было совершенно неожиданно при его смуглой коже, и на лице его выступили капельки пота.
 — Вы что?! — хрипло воскликнул он. — Вы не имеете права! Я подданный другого государства! Я буду жаловаться!
 — Чтобы все узнали, как вы помогаете Усаме Бен Ладену организовывать террористические акции? И вам это надо?
 Мустафа замолчал, не в состоянии сообразить, как ему сейчас надо себя вести.
 — А чтобы у вас больше не появилось желания испытывать наше терпение, — продолжил Сергей, — мы вам кое-что объясним. Люди Иванова, которых он отправил убрать депутата, нами арестованы. Оба. И Сухонин, и Макс. И уже дали показания о том, как вы корректировали их действия. Так что сидеть вам за убийство очень долго. Но это в крайнем случае, если Иванов выкинет какую-нибудь глупость, например, изуродует сам себя до неузнаваемости, и мы не сможем доказать его сотрудничество с террористическими международными организациями, шпионажа в их пользу, угрозы интересам России и нескольких других государств и десятка убийств. Вероятность такого крайнего случая очень мала, потому что практически все материалы на него, включая сговор с вами в целях получения нескольких миллионов долларов за разглашение государственной тайны, нами собраны. Поэтому, скорее всего, вас приговорят к смертной казни. И очень может быть, что не в России, а в Америке. Ну, на худой конец, личным судом Усамы Бен Ладена за предательство товарищей по борьбе. Согласитесь, что нам ничего не стоит доказать ему, что вы собирались мошенническим путем содрать с него деньги и никакой технологической документации по российскому тектоническому оружию у вас и в помине нет, а главное — нет суперсейсмографа... Чувствуете, какой богатый у вас выбор? — торжественно закончил свою речь Пастухов и с секунду помолчал.
 — Что вы от меня хотите? — глухо спросил Мустафа.
 — Если нам удастся остановить Иванова и пресечь его попытку передачи проекта представителям мусульманского террористического интернационала Бен Ладена, то вы...
 — Это все бесполезно, — сказал вдруг Мустафа. — Вы ничего не сможете сделать.
 — В чем дело, господин Рахман? — недовольно спросил Пастухов.
 — Вы что, не знаете, кто все это затеял?
 — Интересно, это кто же нам может помешать выполнить свою работу?
 — Человек из президентской администрации!
 — Как его фамилия? — грозно спросил Сергей.
 — Не знаю, — ответил Мустафа.
 И было ясно, что он не врет.
 Вот оно что! Сергей что-то в этом духе предполагал. Теперь вот подтвердилось.
 Да тут, оказывается, и до антигосударственного заговора недалеко.
 А ведь это значит, что Голубков что-то недоговаривает, что-то знает во всей этой истории... Или, наоборот, не знает?..
 — Вы видели этого человека? — спросил Сергей.
 — Нет.
 — Мустафа, — напомнил Пастухов, — не усложняйте себе жизнь.
 — Я не знаю человека, который командует Ивановым, — повторил Мустафа.
 — Сейсмограф? Мустафа покачал головой. Неожиданно запиликал телефон. Мустафа взглянул на Сергея.
 — Возьмите, — разрешил тот. — И включите внешний динамик. Не делайте глупостей.
 Мустафа переключился на внешнюю связь.
 — Да?
 — Мустафа, где Макс? — тут же без предисловий начал голос, принадлежащий, как все быстро убедились, Иванову.
 — Не знаю, — ответил Мустафа. Держался он вполне спокойно, но после каждой своей реплики поднимал взгляд на стоящего над ним Пастухова.
 — Почему он не выходит на связь? Что там стряслось?
 — Не знаю, но они все сделали.
 — Знаю, слышал...
 Иванов шумно выдохнул и немного помолчал. Голос его был явно обеспокоенным, и это казалось совершенно неожиданным для Пастухова.
 — К утру мы должны все закончить. И завтра будем ждать Юсефа.
 — Э-э... — Мустафа прищурился, словно напрягая память. — Может быть, эго будет важно для вас. Юсеф добирается через Чечню. Там у наших гостей хорошие завязки. Будьте осторожны: до конца им верить нельзя. Я знаю. Они могут попытаться применить силу и забрать все, чтобы не рассчитываться.
 — Вы думаете? — Иванов немного помолчал. — Ну ладно, спасибо за совет. Связь отключилась.
 — Господин Рахман, — недовольно проговорил Пастухов, — на кой хрен вы приплели в разговоре о чеченцах какого-то Юсефа? Это что — код?
 — Юсеф, — нервно пояснил Мустафа, — это человек Бен Ладена. А то, что он идет через Чечню и может привести с собой боевиков, я знаю точно. Должен же я был предупредить об этом партнера?
 Сергей достал наручники.
 Мустафа с каким-то искренним удивлением смотрел на него.
 — Но я правду сказал.
 Видимо, он хоть и боялся Пастухова, но был настолько уверен в могуществе Иванова и тем более тех, кто за ним стоит, что появившиеся для его холеных рук металлические браслеты показались ему нонсенсом.
 — А я вам поверил, — сказал Сергей и защелкнул наручники у него на запястьях. — Так, а теперь очень быстро и подробно. Место встречи, время встречи, количество людей и как будет задействован полигон в Кулябе?..
 Мустафа сначала молчал минуты три.
 А потом принялся рассказывать. Не то чтобы говорил он с удовольствием, но облегчение от этого явно получал.




 Глава шестьдесят четвертая


 Мурыгин занимал пятидесятиметровый зал, обставленный шикарной немецкой офисной мебелью, оборудованный системой кондиционирования воздуха и соединенный с небольшой комнатой отдыха, ванной комнатой и сортиром. Короче говоря, здесь вполне можно было бы жить и постоянно.
 Док сидел в мягком крутящемся офисном кресле за большим столом. Мурыгин с заметным неудовольствием посматривал на своего посетителя поверх дорогих очков.
 — Я отложил свои дела и, как видите, попросил оставить нас с глазу на глаз, — произнес снисходительно Мурыгин. — Надеюсь, что дело достаточно серьезное?
 — Боюсь, что более серьезного дела у вас еще не было.
 — Что-то случилось?
 — Случилось. В меня стреляли.
 — Сочувствую. Надеюсь, все обошлось?
 — Ирония здесь совершенно неуместна, Андрей Андреевич, потому что сочувствовать надо вам.
 — Что вы имеете в виду? — нахмурился Мурыгин.
 — Видите ли, — охотно пояснил Док, — я сначала удивился, каким образом мне удалось остаться в живых и почему стреляли нападавшие настолько бездарно — меня не убили, а вот пистолетик потеряли. Но быстро понял, в чем тут дело, когда отправил на экспертизу пистолет.
 — Ну и?
 — Это револьвер тысяча девятьсот шестнадцатого года выпуска, подарочный вариант со змейками на дуле и полустертым клеймом императорского оружейного завода... Одним словом, это револьвер из вашей коллекции, Андрей Андреевич. Припоминаете?
 — Вы уверены?
 — Может быть, вы хотите сказать, что из вашей коллекции не пропал ни один экспонат?
 — На что вы намекаете? — возмутился Мурыгин.
 — Я ни на что не намекаю. Я не сказал еще главного. Дело в том, что именно из этого оружия был убит начальник вашей охраны Феликс Карпенко.
 — Вы думаете, что я имею отношение к убийству Феликса и к покушению на вас?!
 — Не думаю, — честно признался Док. — На револьвере, кстати, не нашли никаких отпечатков. Но это не имеет никакого значения, потому что подставить вас теперь с этим револьвером проще, чем вы себе представляете, Андрей Андреевич, и никакие пальчики не будут им нужны.
 — Меня хотят подставить?! Кто?!
 — Вы пытались сунуть нос в дела человека Круглова. А дела там, видимо, серьезные...
 — Какого Круглова?
 — Да хватит, Андрей Андреевич. Депутата Владимира Петровича Круглова, которого вы весьма ощутимо поддержали на прошлых выборах. О чем, кажется, сейчас очень сожалеете. Ведь это его помощника по фамилии Иванов вы хотели проверить с помощью Феликса?
 Мурыгин вдруг наклонился к Сергею и едва заметно улыбнулся.
 — Никак не пойму, чего вы хотите? — спросил он. — Денег?
 — Ни в коем случае.
 — Может быть, вы выполняете чей-то частный заказ?
 — Нет.
 — Тогда что?
 Док тоже чуть наклонился в сторону Мурыгина:
 — Во-первых, мы с вами попали в одну и ту же грязь. Ну а во-вторых, я надеюсь в ответ тоже получить от вас кое-какую информацию.
 Мурыгин облегченно вздохнул.
 — Какая вам нужна информация? — спросил он.
 — Когда и как Иванову будут переведены деньги? Мурыгин с минуту молчал, судорожно сглатывая.
 — А-а... Откуда вы... Откуда вы знаете? — наконец выдавил он.
 — Знаю, — сказал Док. — Итак?
 — Но это коммерческая...
 — Андрей Андреевич, — вышел из себя Док. — У меня очень болит раненая рука. У меня в последнее время вообще плохое настроение. Я вот сейчас встану, пойду в милицию и отдам ваш пистолет, безо всяких там коммерческих тайн говорю вам. Ну!
 — Деньги будут переведены завтра. На мой банк. А я должен отправить их в Москву.
 — Номера счетов, быстро.
 Мурыгин полез в стол, достал оттуда папочку, подал Доку листок.
 Тот повернулся на стуле, сунул листок в ксерокс и нажал кнопку.
 — Вот и все.
 — И что мне теперь делать? — жалобно спросил Мурыгин.
 — Жить, если получится.
 — А деньги? Перевести?
 — Конечно, Андрей Андреевич, ведь наш с вами разговор — это и есть самая настоящая коммерческая тайна.




 Глава шестьдесят пятая


 Артист в курортной панаме с пляжной сумкой через плечо продефилировал мимо ворот загородного дома в Яковлевке. Он скользнул равнодушным взглядом по фасаду здания, отметив про себя, что за все время наблюдения за домом только однажды видел открытое окно на втором этаже. Все остальное время жалюзи были опущены и рамы закрыты. Можно подумать, что эти люди совершенно не страдают от жары, хотя всего по фасаду насчитал только два кондиционера.
 Артист свернул в переулок и начал спускаться по асфальтовой дорожке к левому, пологому берегу рукотворного водоема, образованного невысокой аккуратной плотиной. Питала водоем небольшая речушка, а вернее, ручей, который у русских наверняка назывался Переплюйкой.
 Задний двор загородного дома выходил как раз на пятачок берега, засыпанный желтым речным песком явно привозного происхождения.
 Домик этот они вычислили ночью. Просто приехали по шоссе в Яковлевку и отсканировали жучок по ноутбуку. Носорог порывался сразу же брать дом приступом, но Док его остановил. Надо было все проверить. Мало ли ловушек им уже понаставили. Может, это еще одна?
 Артист расстелил махровое полотенце, разделся и прилег. Отгородившись от мира газетой, он искоса наблюдал за тем, что делается на заднем дворе. Забор здесь был несколько ниже, да и сам дом стоял на небольшом холме, так что задний двор, расположенный на его склоне, был отсюда виден как на ладони. Во дворе стояла «Нива».
 Артист заметил женщину, которая вышла из соседнего дома на задний двор и направилась к грибку. Это была стильная блондинка с томным выражением лица.
 Она тоже расстелила полотенце и улеглась, положив перед собой корзиночку с черешней.
 Они были вдвоем, и просто грех не познакомиться. К тому же это стало бы отличным прикрытием.
 — Не густо тут у вас в будни. Неужели хозяева так заняты кованием денег, что выходят на водные процедуры исключительно в ночное время? — сказал Артист.
 — Если бы в ночное — это еще полбеды. Не выходят вообще. Предпочитают отдыхать на Кипре.
 — Деньги есть — почему бы не слетать.
 — А вы недавно у Бориса Евгеньевича?
 — Я не у Бориса Евгеньевича. Я сам по себе.
 — Как это сам по себе? Чего же лежите на их участке? Сейчас дебилы появятся, будет скандал. Вон, вас уже заметили...
 Блондинка кивнула в сторону дома. На втором этаже Артист заметил колеблющуюся штору.
 — Так вы не ихний? Ползите сюда, — пригласила она на свою территорию. — У кого служите?
 — Ни у кого. Я сам по себе.
 — Ну вот опять. Здесь нет никого сам по себе. Здесь либо обслуга, либо такие бугаи.
 Она опять показала кивком головы на задний двор губернаторского дома. Туда вышел и сделал вид, что проверяет машину, крепкий мужик.
 — Ненавижу... — почти прошипела она, когда к первому у машины присоединился второй.
 Теперь они стояли и откровенно разглядывали Артиста и блондинку, даже не потрудившись для вида поковыряться в моторе.
 Артисту совершенно не улыбалось ввязываться в какой-либо конфликт. На этот счет он имел четкие инструкции от Дока.
 — Смажьте мне спину...
 Она протянула Артисту бутылочку масла для загара, и Артист чертыхнулся про себя. Однако бутылочку взял и, вылив несколько капель на тело, принялся втирать масло в кожу. Блондинка спустила бретельки купальника до предела и легла на живот, поглядывая время от времени в сторону бугаев.
 — Ну вот, кажется, началось... — сказала она, и Артист увидел, как, посовещавшись и посмотрев на окна дома, мужики неторопливо направились к забору, отделяющему пляжи от загородной резиденции.
 — А хотите, я покатаю вас на велосипеде? — спросил Артист и, не дожидаясь ответа, взял ее за руку и заставил подняться.
 Блондинка удивленно посмотрела на молодого незнакомца, но поняв, что тот не хочет свары с людьми губернатора, пошла к воде.
 Надо было сделать такой шаг чуть раньше, когда мужики еще стояли во дворе, не решаясь в открытую подойти к ним. Артист и блондинка не успели.
 Наверное, водоем за время жары несколько обмелел, так как вытащенный, возможно, несколько дней назад на берег велосипед теперь находился довольно далеко от глубокого места.
 Артист напрягся. Под его сухой загорелой кожей рельефно обозначились узлы мышц, и двое подошедших опытным взглядом сразу оценили физическую подготовку соперника. Издалека он не смотрелся ни грозным, ни достойным опасения. Тем не менее они посчитали численный перевес решающим.
 — Ты кто такой? — спросил первый.
 — Человек. Толкни-ка с той стороны... Тяжелый, черт.
 Второй машинально дернулся выполнить просьбу, но тут же остановил движение и, злясь за него на себя, насупился. Было ему от силы лет двадцать. Только что из армии, решил про себя Артист, различает командирский голос рефлекторно.
 — У нас тут чужие не ходят. Пропуск на территорию зоны отдыха у тебя есть?
 — А я берегом прошел.
 — Между прочим, это частная собственность. Собирай манатки и дуй отсюда, пока мы добрые.
 — А вот ругаться, и при женщине — нехорошо. Видимо, ты даже в детстве не сидел в одной песочнице с культурными детьми.
 Артист наконец вытолкнул велосипед на свободную воду и теперь начал отмывать руки от ржавчины, которая местами покрывала поплавки.
 — Парень перегрелся, — сказал первый.
 — Надо ему водички местной попить, — поддержал второй и сделал шаг вперед.
 Напрасно он это сделал.
 Артист уже давно был подобен взведенной пружине. С разворота он провел прием маваши-гири, угодив нападавшему точно в ушную раковину. Результат не замедлил сказаться. Парень завертелся волчком, тонко и противно заверещав от неожиданной боли и мгновенной глухоты.
 — Уи-и-и...
 Второй попытался поставить блок, но куда ему было соревноваться в скорости с профессионалом. Для уличных драк, может, это и сошло бы, но тягаться с Артистом...
 Второй хрюкнул по-свинячьи и осел на песок, ловя раскрытым ртом воздух. Удары прозвучали глухо и оттого особенно удручающе обыденно. Словно кто-то ударил дважды по отбивной деревянным молотком.
 — Счастливого плавания...
 Артист помахал блондинке ручкой.
 Велосипед, повинуясь силе инерции, тихо удалялся от места схватки. Блондинка восхищенно смотрела на незнакомца. А тот стряхнул песок с полотенца, взял горсть черешни из ее корзинки и пошел вдоль берега, не оборачиваясь.
 Теперь их база была здесь. В автомобиле ЗИМ. Возвращаться на квартиру Гоноросова не было никакой возможности. Во-первых, там наверняка уже пасутся местные милиционеры. Во-вторых, квартира была так раздолбана, что на улице и то было безопаснее: меньше дуло.
 Аню, напуганную перестрелкой, отправили к знакомым Гоноросова. Бедная девушка и не знала, что ее проблемы по сравнению с солдатскими — пустяки. Наверное, и сама уже не рада была, но держалась стойко. Впрочем, немного побаивалась, разумеется.
 — Ну? — спросил Муха.
 — Дача губернатора, — пожал плечами Артист.
 — Да это мы без тебя, — махнул рукой Муха. — Хочешь послушать?
 Он передал Артисту наушники, и тот услышал, как разговаривали на даче.
 — И ты не мог его отоварить?
 — Он первый напал. Он сильный, зараза.
 — Козлы, сколько вас учить?!
 — Ага, сам бы попробовал, — жаловались охранники, видно, своему начальнику.
 — Еще раз появится, арестуйте...
 Артист криво улыбнулся, снял наушники.
 — Завтра у них встреча здесь, — сообщил Муха, — а Дашева они переправляют прямо в Куляб.
 — А по поводу Игоря ничего? — спросил Гоноросов.
 — Ничего.
 — Все, молодежь, надо выручать парня, — стукнул по рулю Носорог.
 — Надо, — кивнул Боцман.
 — Дождемся Дока, — остановил Муха. — А уж потом...
 Артист сощурился на солнце.
 — Я бы еще поразведал, — сказал он.
 — Ага, телки там знатные, — ухмыльнулся Боцман.
 — Нет. Что-то мне все это не нравится.
 — А нам нравится? — спросил Муха.
 — Это ж ваша работа! — развел руками Носорог.
 — Я не про это. Вот давай прикинем. Вчера два отморозка напали на нашу базу. С какого хрена?
 — А как ты думаешь? — язвительно спросил Боцман.
 — Я думаю, что, если бы хотели нас кончить, побольше нагнали бы.
 — Ага, они так развлекались, — хохотнул Муха. — Один доразвлекался навсегда.
 — Все равно не понимаю. Уж слишком все просто.
 — Тебе сложностей не хватает? Решай кроссворды.
 — Потом, посмотрел я на этих охранников — на бандитов не похожи.
 — А на охранников?
 — То-то и оно, что и на охранников не похожи!
 — Ты у нас знатный физиономист! — улыбнулся Боцман.
 — Не в этом дело. Понимаешь, охранник никогда не скажет — «арестуй его».
 — Может, он по привычке, может, он бывший мент.
 — А если не бывший?
 — Тем хуже для них.
 — Аналитики хреновы, мать вашу, — стукнул по рулю Носорог. — Вы о себе печетесь, а на человека вам наплевать? Если вы не пойдете, я сам пойду!
 — Да пойдем мы, пойдем, успокойся, — сказал Боцман.
 — Дождемся Дока, — подвел черту Муха. — И Пастуху сообщим.
 — Нет, они тут спать собрались! — все возмущался Гоноросов.
 Артист потянулся, закинул на плечо полотенце и снова двинулся к дачному поселку. Что-то его все-таки тревожило.




 Глава шестьдесят шестая


 30 августа. Склад оружия, боеприпасов и взрывчатых веществ обнаружен правоохранительными органами на территории правительственного дачного комплекса Ярцево в Подмосковье. Владельцами дачи, на территории которой обнаружен целый арсенал, являются служащие одного из московских банков. Имена задержанных не называются в интересах следствия (ИТАР-ТАСС).


* * *

 Седой снял наушники.
 Они сидели в его кабинете на Лубянке вот уже полчаса. Допрос Стрелка седой прослушивал очень подробно, останавливался, отматывал назад, делал какие-то пометки в блокноте.
 — Ну что же, хорошая работа, — сказал он бодро. — Скажите, Пастухов, а что это за намеки на какие-то другие мотивы?
 — Мы подозреваем, — сказал Голубков, — что этот молодой человек понадобился Иванову не для ликвидации Круглова.
 — Можно услышать подробности?
 — Конечно. То, что этот Сухонин очень похож на Петра Иванова, — начал Сергей, — мне показалось любопытным сразу, как только я в первый раз его увидел. Обратите внимание, Олег Григорьевич, что Иванов долго искал исполнителя, много заплатил ему, но этот Алексей Сухонин явно не профессионал. Расторопный и смелый малый, вполне прилично владеющий оружием, но не более того. Неужели нельзя было найти серьезного профессионала?
 — Неубедительно, — сказал Седой. — Неубедительно. Понимаете? Круглов-то убит! И никто этого не смог предотвратить.
 — Рановато выводы делаете.
 — Я мог бы привести тысячу возражений, но... не стану. Значит, вы считаете, что Иванов готовил себе отход? М-да...
 — Олег Григорьевич, хотелось бы еще раз услышать ваши соображения, — сказал Голубков. — Я хочу, чтобы наш сотрудник это услышал.
 Олег Григорьевич недовольно сморщился.
 — Какие соображения, Костя, — проговорил он. — Я же сказал, что внедрение к Круглову — это была операция ФСБ. И все шло гладко до тех самых пор, пока не был украден этот ученый, как его?..
 — Игорь Филин.
 — Да. И пока не был убит депутат Круглов. Все, дальше операция вышла из-под моего контроля. Я слишком доверился Иванову.
 — И что он за фигура?
 — Я уже говорил, что если вы хотите остановить его, то слежка и попытка загнать его в тупик, так же как и идея договориться с ним или как-то перехитрить, совершенно бесполезны. Он убил столько людей, сколько вы в своей жизни не видели.
 — Не преувеличивайте, — попросил Сергей.
 — Его можно только убить. Он бывший офицер террористического подразделения...
 — Какого?
 — Какая сейчас разница какого... Хорошо вам известная «Альфа», например, — это антитеррористическое подразделение. А Иванов был в штате террористического подразделения, о котором не принято распространяться. Он специалист в том, как подготовить любую рискованную операцию, создать себе легенду, потом провести эту операцию и бесследно исчезнуть.
 — Куда будет уходить Джеф? — спросил Пастухов.
 — Не знаю, — чуть не выкрикнул Седой. — После того, как он начал играть в свою игру, я больше с ним не встречался... Мы сами его ищем, понимаете?!
 Машина ждала их у подъезда.
 — Что, разговор с Мустафой оказался содержательным? — спросил Голубков, садясь на заднее сиденье.
 — Вполне. Мне связь с ребятами нужна немедленно. И вылететь в Йошкар-Олу сейчас же. Это возможно?
 — Попробуем.
 Голубков тут же связался по телефону с управлением и двум офицерам из своего отдела приказал немедленно выдвигаться в район аэродрома Жуковский с автомобилем спецсвязи. А потом набрал еще один номер и распорядился подготовить вертолет.
 — Обещали сделать быстро, — сказал он.
 — Хорошо бы... Мустафа рассказал мне об этом полигоне. Помните группу профессора Кариева? Так вот, двое из этой группы больше полугода работают там. Это значит, что идея завладеть технологией пришла Бен Ладену достаточно давно, и он стал готовить полигон, чтобы опробовать ее сначала на Афганистане и посмотреть, насколько эффективно она поможет талибам. Если выгорит, он готов оплатить полный комплект. Ему не хватало специалистов и технологии. Как раз того, что имелось в Москве. На Баку он, оказывается, вышел давно. Ну и здесь подсуетился Иванов. Все-таки при удачных испытаниях Ладен ему за услуги обещал пятьдесят миллионов. Только... Только ведь Иванов не сам по себе. Он великолепный организатор и исполнитель. Но за ним кто-то стоит. Мустафа не знает кто...
 Голубков задумчиво кусал губы.
 — В том-то и дело, Сережа, — сказал он. — Вот об этом мы тоже кумекаем. И я боюсь, что за Ивановым серьезные силы. Помнишь, я тебе говорил о политическом раскладе? О том, что кое-кто хочет управлять мусульманским миром?
 — Мустафа, — вспомнил Сергей, — сказал только, что это человек из администрации президента.
 — Понятно. Будем искать. Минуту они молчали.
 — Не нравится мне то, что рассказал ваш Олег Григорьевич про Иванова, — произнес Сергей. — И вообще, как все пошло наперекосяк. Больше всего опасен раненый зверь.
 — Иванов?
 — Да. Он вынужден был убрать Круглова, потеряв при этом двух своих людей и возможность ухода с помощью двойника. Он чувствует, что мы у него на хвосте висим. Что он станет делать теперь?
 — Что? — с интересом спросил Голубков.
 — Да не задумываясь перестреляет всех своих пленников — Игоря Филина, ученых на полигоне. А потом прихватит суперсейсмограф и — ищи-свищи...
 — М-да-а, — протянул Голубков.
 — Встречается Иванов с пакистанцами завтра, и к этому моменту мы должны быть готовы начать действия одновременно в Кулябе и в Йошкар-Оле. Кстати, — спросил Пастух после минутного молчания. — А что это за человек? Откуда он?
 — Олег Григорьевич?
 — Да.
 — Мы с ним учились вместе в академии. Ну а когда я стал разбираться с полученной информацией, не наткнуться на него я не мог...
 Грохот идущего на посадку самолета чуть приглушил последние слова Голубкова. Да это уже и не так важно было.
 — Ну вот мы и на месте, — сказал полковник. Машина развернулась ко входу в аэропорт. Водитель выключил двигатель.
 — Пошли, — скомандовал полковник.
 Сергей посмотрел на часы.
 Без пяти пять. Через пять минут на его мобильник должны позвонить ребята, как они и договаривались. Только бы связь не подвела.
 — Ну что? — спросил полковник. — Вертолет готов. Можешь вылетать.
 — Секунду...
 Телефон на поясе мелодично звякнул.
 Звонил Муха из Йошкар-Олы.
 — Слушай, командир, мы их накрыли. Установили жука в губернаторскую дачу. Любопытная картина получается. Дашева они планируют сразу в Куляб на границу с Афганистаном. Секешь?
 — Про Куляб мы еще в Баку слышали. А Игоря?
 — Об Игоре речь не шла.
 — Еще что?
 — В Дока стреляли.
 — Что?!
 — Ничего страшного, только поцарапали, успокойся. Мы определили пистолет. И знаешь, чей он оказался?
 — Иванова?
 — Мурыгина.
 — Ничего себе. Зашевелились. Док уже ходил к нему?
 — Как раз отправился. Мы тут посовещались и решили, а не отправить ли нам одного человека вдогонку. Пусть на местности определится.
 Сергей тут же пересказал услышанное полковнику. Тот кивнул утвердительно:
 — Только без самодеятельности. Исключительно наблюдение. Пусть обратится к пограничникам. Есть там такой подполковник Малышев. Я с ним свяжусь. У него возьмет оружие для всех.
 Пастухов передал распоряжение Голубкова и от себя добавил:
 — Боцмана отправляйте. Конец связи.
 — А базу, ну этот дом губернаторский, брать будем? — спросил торопливо Муха.
 — Нет. Ждите меня.




 Глава шестьдесят седьмая


 Мустафа завалился. Иванов теперь был уверен.
 От Макса — никаких вестей, и Иванов очень сильно подозревал, что Макс убит. А теперь вот еще Мустафа. А это значит, что за ним, за Ивановым, по пятам идет тот самый Пастухов. Ну что ж, отлично.
 Конечно, ему бы не помешало иметь в своей команде пару-тройку ребят, что у Пастухова. Но у него есть мозги, а это куда лучше.
 Иванов сидел напротив трясущегося Мурыгина, как удав напротив кролика, и медленно, чтобы тот все очень хорошо понял, говорил:
 — Вы помните, Андрей Андреевич, ваш договор с Владимиром Петровичем Кругловым? Помните, что должны были принять миллион долларов наличными от наших друзей и разместить этот миллион на счетах небольшой фирмы под названием «Парус», специально для этого созданной?
 — Д-да, — подтвердил Мурыгин.
 — Но на самом деле речь идет о пятидесяти миллионах. Новость для вас? А полюбопытствуйте.
 Иванов положил на стол перед Мурыгиным договор со всеми печатями и подписями.
 Мурыгин пробежал договор глазами, испуганно посмотрел на Иванова.
 — Все чисто? Все путем?
 — Вроде да.
 — Круглов, как вы знаете, погиб, поэтому теперь решения принимаю я. И я решил вот что: оставляю вам этот договор, с послезавтрашнего дня — вы владелец этой огромной суммы.
 — Спасибо... не надо, — выдавил Мурыгин.
 — Берите, берите. Я добрый. — И приятно улыбнулся. — А в течение суток вы переведете на московский счет нашей фирмы всего лишь сорок миллионов. А? Выигрыш в десять миллионов.
 — Вы с ума сошли! — завопил Мурыгин. — Это невозможно!
 — Это вполне можно оформить как кредит фирме «Парус». Меня не волнует, за счет чего вы сможете выделить такой кредит, но подозреваю, что средств у вас вполне достаточно.
 — Но... — хотел было что-то вставить Мурыгин.
 — Техническая организация дела, — отрезал Иванов, — меня не интересует. А чтобы вы лучше соображали, ваша бывшая жена с дочерью поживут пока под моим присмотром.
 Иванов достал мобильник, набрал номер, закрывшись рукой от Мурыгина.
 — Все в порядке? — спросил. — Дайте трубочку нашим гостям.
 И передал телефон Мурыгину.
 — Андрей! Андрей! — только и успела крикнуть в трубку жена, но Иванов прекратил общение.
 — За работу, товарищи, — сказал он. — Мой человек побудет с вами, чтобы скучно не было.
 Распрощавшись с банкиром, Иванов сел в свою машину и через полчаса уже въезжал в железные ворота губернаторской загородной резиденции. Двое у ворот исправно несли службу. Эти не подведут...
 Запиликал мобильник.
 — Да? — спросил Иванов.
 — Меняй все планы и уходи. Мустафа сдал тебя со всеми потрохами. — Это был голос Олега Григорьевича. — Операция твоя под колпаком... Ко мне Голубков приходил. Пастухов летит тебя брать...
 — Уже летит? Как?
 — На вертолете летит!
 — Ты что, выходишь из игры?
 — Я этого не сказал.




 Глава шестьдесят восьмая


 Оставшаяся па дневной ночлег часть отряда, как и было запланировано, в шесть вечера поднялась и двинулась в сторону таджикской границы.
 Кавказец, которого оставил командовать Щуплый, выслал вперед дозор и разведку. Бойцы возвращались и докладывали, что все в порядке. Но в седьмой раз ни дозор, ни разведка вовремя не вернулись.
 Кавказец приказал бойцам занять позиции вдоль дороги. Он и не предполагал, что случилось что-то экстраординарное. Он просто был осторожен. Надо дождаться возвращения дозора, а только потом продолжать путь.
 Если бы на разведчиков напали враги, отряд услышал бы шум боя. Но вокруг была ночная тишина, иногда разрываемая только голосом какой-нибудь ночной птицы.
 Потом впереди послышался шум моторов.
 У кавказца отлегло от сердца. Дозор не мог вернуться, они пропускали колонну. Все затаились.
 В свете фар кавказец увидел, что движется военная техника — БТРы, пушки, несколько грузовиков с солдатами. На солдатах была форма движения талибан. Это если и удивило кавказца, то не очень. Мало ли зачем тут ночью движутся войска. С талибами у отряда была договоренность, их должны были пропустить через территорию, контролируемую талибами, беспрепятственно. Впрочем, подробностей кавказец не знал. Он просто считал, что раз их лагерь был под Кабулом, значит, талибы в курсе дела. Он не придал значения тому, что приказ им был двигаться по ночам, прятаться ото всех, не оставлять в живых ни одного свидетеля. Мало ли зачем даются такие приказы. Пока что они только раз вступили в бой, если это можно назвать боем, уничтожая жителей заброшенной деревни. Больше они старались не показываться на глаза людям, и им это удавалось.
 Они пропустили колонну. Подождали, пока шум моторов стих, и только тогда стали выходить из укрытия.
 Кавказец не отдавал приказа двигаться. Они должны были дождаться дозора.
 Возможно, это была роковая ошибка.
 Они простояли на месте минут пятнадцать, когда вдруг услышали нарастающий жуткий свист, вой и вслед за ним грохот разрыва.
 Снаряды попали в самую гущу отряда. Нескольких бойцов убило на месте. Но и остальным недолго оставалось жить. Снаряды ложились на редкость густо. Крики раненых, кровь, оторванные конечности, завеса пыли, ночная мгла, в которой вспыхивали только разрывы снарядов, и полная растерянность, паника, страх — все это лишило отряд хоть какой бы то ни било воли к сопротивлению.
 Кавказец еще пытался увести бойцов с дороги, но они уже не слышали его, они метались, как крысы, палили во все стороны, даже дрались друг с другом.
 Оказалось, что они готовы ко всему, но только не к такому жестокому уничтожению. Вся их многоместная подготовка оказалась ненужной. Диверсионные действия здесь были ни к чему, а спасаться во время артобстрела они не умели, тем более что вовсе не ждали его.
 Это по ним били талибы. Били с двух сторон. Отряд попал в ловушку. Вокруг были отвесные стены. Некоторые пытались взобраться на них, но взрывши волной их сбрасывало.
 А потом пошли БТРы. Эти били по бойцам из пулеметов, добивали раненых, превращали их в кашу.
 Кавказец оказался под горой трутов. Он и сам был ранен в плечо, но сознания не потерял. Пулемет несколько раз прошелся своей смертоносной строчкой по закрывающим кавказца телам. Кровь залила его. Он чуть не захлебнулся в этой горячей жиже.
 Потом пошли пехотинцы. Этим уже работы осталось совсем мало.
 Они вытаскивали не добитых еще бойцов на середину дороги и резали им горло. Многие уже не чувствовали боли, потому что были без сознания. Кавказец видел, что лучи фонарей все ближе и ближе к нему. Он понимал, что спрятаться не удастся. Смерть была рядом. Он знал, что живым врагу н; сдастся.
 И тут увидел, что среди бойцов ходит тот самый четвертый, пропавший из отряда совсем недавно. Он кого-то искал среди мертвых. Переворачивал отрубленные головы, шарил по карманам, как шакал, офицер то и дело спрашивал его:
 — Нашел?
 — Их нет, — отвечал предатель. Так вот в чем дело, они ищут кавказцев. Как же мудро поступил Щуплый, что увел всех еще утром. Но зачем талибам кавказцы и почему они так безжалостно уничтожили отряд, который создал сам Усама Бен Ладен.
 — Найди их, иначе сам лишишься головы, — сказал офицер.
 — Прикажи солдатам остановиться, они могут убить кавказцев. А мертвые они нам не нужны.
 Ах вот в чем дело. Талибам они нужны живые. Зачем? Неужели они думают, что кавказцы посвящены во все детали задания? А что, вполне может быть. Но зачем, зачем талибам знать о задании? Или никакой договоренности с ними не было? Или договоренность была, но с самого начала всех их приговорили к смерти? Нет, это было бы бессмысленно.
 Кавказец так и не нашел ответов на свои вопросы.
 Скользнул луч фонаря. Тело над ним вдруг шевельнулось.
 — Сюда! — крикнул один из солдат.
 Предатель и офицер бросились к горе трупов.
 На этот случай кавказец уже знал, что делать, уже давно в его руке грелась лишенная предохранителя граната, теперь надо только разжать пальцы.
 За ноги оттащили верхнего, это он еще был жив. Предатель взглянул в его лицо и покачал головой — солдат широким ножом полоснул бойца по горлу.
 Вылилась кровь, боец засучил ногами, запищал, как баран, затих.
 Стащили другого. Этому нечего было резать — вместо головы была каша. Тем не менее солдат выпустил в эту кашу несколько пуль.
 Теперь над кавказцем было всего двое. Он знал, что эти тоже мертвы. Он уже готов был разжать пальцы.
 Солдат склонился к верхнему. И вдруг упал на колени.
 Из причитаний кавказец, затаившийся и готовый к смерти, понял, что солдат узнал убитого. Это был его брат.
 Каким чудом в отряде оказался брат талибского солдата, понять невозможно, хотя ничего удивительного в этом тоже не было. В отряд набирали самых стойких мужчин. Весь Афганистан воевал, все мужчины были воинами, но самые стойкие попадали в элитные части или уходили в такие вот тайные отряды, чтобы готовиться к великому мщению всему миру, который еще не стал исламским.
 Впрочем, кавказец считал, что это Аллах решил защитить его, может быть, так оно и было.
 Солдата стали оттаскивать от мертвого тела. Но он упирался, кричал, сверкал злыми глазами, он должен был отомстить за смерть брата, но кому?
 Может быть, самому себе, ведь и он стрелял в бойцов.
 Свалка возле убитых вдруг стала неуправляемой. Солдаты встали на сторону своего сослуживца, а виноватым, разумеется, оказался офицер. Ведь это он отдал приказ убивать своих же братьев. Солдатам не сказали, что это вовсе не враги, не иноверцы, им сказали только — убивайте.
 Теперь оказывалось, что офицер повел их на своих же соплеменников и единоверцев.
 Одним словом, начался настоящий бунт, офицеру и предателю тут же отрубили руки и ноги. Они ползали, обезумевшие, среди пыли и крови, и никто не собирался их добивать.
 Кавказец понял, что смерть прошла совсем рядом с ним.
 Когда стали хоронить погибших воинов, кавказец во второй раз приготовился к смерти, но и на этот раз она обошла его стороной.
 Солдаты хоронили погибших по очереди. Глубокую ямы вырыть не получалось — слишком каменистой была почва. Захоронения удавалось выкопать на двоих, в лучшем случае на троих. Солдаты устали, они вернулись к грузовикам и стали есть.
 Вот тогда-то кавказец и решил, что пришла пора уходить.
 Он сбросил с себя тело убитого — второго брат уже погрузил в машину, чтобы отвезти в родные места и там похоронить.
 Он решил бросить гранату в ближайший грузовик, а пока солдаты придут в себя, пока дым и пыль улягутся, кавказец успеет добежать вон до того поворота дороги.
 Иначе его заметят и если не убьют, то пленят, а он должен добраться до своих соплеменников, чтобы рассказать им о случившемся.
 Уже светало. Но в горах день приходит долго, а ночь быстро. Ждать времени не было.
 Кавказец отполз за камень, чтобы его не убило осколками гранаты, замахнулся и швырнул гранату.
 После он нырнул за камень и накрыл голову руками.
 Но взрыва не было. Секунды тянулись часами, но — тишина.
 Он только сейчас понял, что чеку-то как раз он и не выдернул. Он в горячке боя, в ощущении близкой опасности, только хотел это сделать, но — забыл. И это в третий раз Аллах смилостивился над ним.
 Падения гранаты никто и не услышал.
 Но солдаты вдруг высыпали из грузовиков, расстелили коврики и стали молиться на восходящее солнце.
 Это и дало возможность кавказцу уйти.
 И вот сейчас он лежал на руках у Щуплого и рассказывал о том, что видел собственными глазами.
 Щуплый все понял по-своему. Значит, талибы вовсе не с ними, значит, никакой договоренности не было. Значит, они прознали о задании отряда и решили сами овладеть оружием Аллаха. Они, видно, договорились с максудовцами, и те спокойно пропустили их через свою территорию. Зачем теперь им враждовать, если речь идет не о выжженной земле Афганистана, а обо всем мире.
 Да, они ошибочно считали, что кавказцы в курсе всех деталей. Но это значило еще, что талибы могут вернуться. Значило, что оставаться здесь нельзя ни секунды. Очень скоро командование пришлет новый отряд, может быть, он уже на подходе, а это значит...
 Щуплый дал в руку раненому пистолет и сказал остальным:
 — Он умрет, как мужчина. А мы должны идти.
 Когда они спускались вниз, раздался выстрел. Раненый покончил с собой.
 Через минуту показался человек с ослом. Это действительно был связной.
 Он и повел их через горы...




 Глава шестьдесят девятая


 Пастухов не любил вертолеты. Все трясется, гремит, не то что поговорить — подумать нельзя. А думать ему сейчас надо было напряженно, до электрических искр из глаз.
 Значит, в Йошкар-Оле завтра состоится передача Филина и суперсейсмографа в руки эмиссара Бен Ладена.
 Все просто и ясно — ребята вычислили базу, как только он прилетит, они возьмут ее, освободят Игоря, арестуют Иванова, а если не получится, убьют. Потом поедут за сейсмографом и доставят его в Москву. Все.
 Действительно, просто и непритязательно.
 Но Сергей знал, что просто не будет. Он знал, что любой, даже самый просчитанный, план из-за какой-нибудь мелочи всегда может рухнуть. Но они должны выполнить задание. В действительности существует тектоническое оружие или это только громадный, с далеко идущими последствиями блеф — неважно. Огромная ложь — тоже оружие. И частенько куда более действенное, чем настоящее.
 Значит, так, первым делом — брать базу. Но стоп...
 Террористов они так не возьмут. Они возьмут, если смогут, только Иванова. А эмиссара — упустят.
 Ага, как говаривал дедушка Ленин, сегодня рано, послезавтра — поздно. Значит, атаку надо отложить на завтра, проследить Иванова, его встречу, взять их с эмиссаром тепленькими, а потом уж...
 — Черт возьми! — в голос выругался Сергей, хотя его никто, естественно, не услышал.
 Как это получилось, что он все знает про Иванова, про место встречи, про эмиссара. При этом Иванов — опытный профи. Неужели Сергей такой проницательный, а может, это он с ребятами попался в ловушку, которую тот же Иванов устроил? А отсюда вывод: Сергей ничего не знает про завтрашний день. Он знает только то, что Джеф ему позволяет знать.
 Выходит, они послушно кушают дезу. А это значит — не верь глазам и ушам своим.
 Сергей занервничал, посмотрел в иллюминатор — вертолет пролетал над степью. Быстрее бы!
 Заглянул в кабину к пилотам:
 — Ребята, мы когда прилетим?
 — Успокойся, солдат, подлетаем! — прокричал сквозь шум моторов пилот. — Вон, видишь — это Йошкар-Ола.
 Действительно, на горизонте уже виднелся большой город и над ним жаркое марево.
 Сергей вернулся на свое место.
 Вот и нате вам — на кой хрен он летал в Москву? Что он скажет ребятам? Что ничего не узнал, что зря потратил время? А вдруг они начнут без него — вот вляпаются...
 Додумать он не успел.
 Вертолет вдруг тряхнуло так, что Сергей упал со своего кресла и долбанулся о противоположный борт. Инстинктивно успел выставить руки, а то бы зубов недосчитался.
 А в следующее мгновение он понял, что они падают.
 Рванулся к кабине пилотов, распахнул дверь. Его чуть не снесло встречным потоком воздуха.
 Кабина была разбита, горела, дым и пламень загудели на низких тонах. Один пилот лежал, приткнувшись головой в окровавленное стекло, второй шарил руками по приборной доске — лицо у него было разбито.
 — Падаем, солдат! — закричал он хрипло. — Подстрелили пташку!
 Мотор тем не менее натужно ревел, лопасти мелькали — значит, попали только в кабину.
 Сергей спихнул на пол пилота, ухватился за штурвал и тут увидел, что земля летит на него с бешеной скоростью. Он рванул рычаг, но машина только еще громче взвыла, не останавливая свой смертельный лет к твердой земле.
 — Тяни! — заорал он второму пилоту.
 Тот наконец нащупал рычаг и тоже потянул его.
 Уже видны были на земле машины и люди. В подробностях видны, когда вертолет все-таки потихоньку стал выпрямлять свой нос, но уж слишком медленно.
 Заводская труба впереди не оставляла шансов, они вмажутся в нее, как раз когда выправят машину. Все это мелькнуло в сознании Сергея ускоренным кино, он даже не успел испугаться, просто завел рычаг в сторону, машина тут же встала почти на бок, снова завалив нос к земле. Опять тряхануло, не так сильно, правда, это они задели трубу по касательной брюхом.
 Сергей снова выправил рычаг, машина мотанулась в другую сторону, но земля была уже слишком близко...
 — А-а-а-а!!! — протяжно закричал пилот, закрывая лицо руками.
 А Сергей все тянул и тянул рычаг на себя, пока машина не налетела на дерево. Сергея бросило на приборную доску, потом громыхнуло так, что он снова, как и тогда в подземелье, потерял слух, а потом и сознание...




 Глава семидесятая


 До Душанбе Боцман добрался без приключений, и все благодаря хорошему знакомому полковника Голубкова Сергею Николаевичу. Хороший мужик. Добродушный. Кто бы мог подумать, что за его пенсионной внешностью скрывается опытнейший оперативник.
 Сергей Николаевич сделал визу и сопроводительные документы Дмитрию Хохлову, представителю гуманитарного фонда «Надежда», который направлялся в Куляб для организации центров сексуального воспитания и планирования семьи. Лучше никто в их команде выдумать не мог. Именно благодаря этим документам он беспрепятственно миновал погран-контроль и таможню. Молодой таджик, проверяющий документы, прочитал его бумаги, вытаращил сколько можно узкие глаза и проворковал что-то вроде — «с ума они все посходили», но бумаги вернул и пошел веселить личный состав рассказом о чудном русском, который приехал помогать им трахаться и заводить детей. Таким образом еще раз оправдался принцип — чем нелепее ложь, тем охотнее в нее верят.
 Боцман позвонил в Управление погранвойск, попросил к телефону нужного человека и договорился о встрече.
 Подполковник из управления не задавал лишних вопросов. Сказал, что ему повезло. Через три часа на Куляб пойдет МИ-8, и Боцман может стать его пассажиром. Боцман осведомился, куда может прибыть группа людей с заложниками и каким образом она доберется до старого полигона. Ответ был неутешительным.
 — Отследить подобные перемещения в бывшей республике невозможно. Смотря с какой группой оппозиции или правительства они в контакте. Все средства ПВО в подчинении регулярной армии. Узнать, конечно, можно, но это неизбежно привлечет внимание. А какой борт?
 — Да кто ж знает, — пожал плечами Боцман.
 — Если это вертолет, он может приземлиться в любой точке.
 — Ясно, — погрустнел Боцман. — А что с оружием?
 — Оружие будет доставлено в Куляб тем же рейсом МИ-8 и складировано в оговоренном месте.
 Где-то на задворках аэродрома взревел мотор, и в воздух взмыл, если этим поэтическим словом можно назвать натужный подъем, Ан-2, который в народе именуют — «кукурузник».
 — И как он летает? — меланхолично заметил Боцман.
 — Это частный, — сказал офицер. — Нам не подчиняются. И ловить их нечем. Наркоту возят. Бандиты...
 Боцман даже не мог предположить, что именно этим самолетом вылетел в Куляб Кожевников.




 Глава семьдесят первая


 Носорог не спал всю ночь. Он ворочался с боку на бок и думал, думал, думал. Вообще-то он в дела ребят не вмешивался. Он видел — высокие профессионалы. Куда уж ему, слишком давно он не работал оперативно, мало знал по нынешним временам, совсем потерял форму, теперь он в деле — обуза.
 Но вот сегодняшняя ситуация вывела его из себя. Что ж они сидят без дела, если Игореня в смертельной опасности? Какие-то разговоры ведут, переливают из пустого в порожнее. И то сказать — они люди военные, им приказ нужен. А у них приказа нет. А ведь он может ребятам помочь. Он слышал все их разговоры, поглядывал на экран монитора компьютера и знал про Иванова, про Круглова, Мурыгина и даже про пятьдесят миллионов.
 Да, он знал, что ребята — большие профессионалы, но они решают какие-то крупные задачи, им не до Фила, они его вгорячах и прихлопнуть могут. Нет. Так просто Игореню, сына его лучшего друга, он в обиду не даст. Когда навещал старшего Филина в больнице, тот только и спрашивал: — А Игорек как? Что Носорогу было ответить? Они теперь жили на его загородной дачке. Огородик, садик, что еще надо, чтобы спокойно встретить старость — как говаривал один негодяй в кино. Носорог себя стариком не считал. Более того, глядя на этих крепких, горячих ребят, он чувствовал, что еще есть порох в пороховницах. А уж при Ане вообще грудь колесом выпячивал, даже стал потихоньку утром зарядку делать, бриться не дурацкой «Агиделью», которая щетину только гладит, а настоящим «жилетом», аж до красноты. И теперь, не помоги он ребятам, все его потуги будут — старческий маразм.
 Утром он вышел в садик, а там прямиком, прямиком за ограду. Его верный ЗИМ стоял у дома. И хотя Док забрал ключи себе, Носорог без труда завел свою старушку, свой дредноут и покатил в МВД к Лехе Гладкову. Через пятнадцать минут он остановил машину у входа в городское Управление внутренних дел.
 Как на счастье, Гладков шел ему навстречу по коридору.
 — Здорово, — и удивился и обрадовался он, — ты, как всегда, вовремя.
 — Да? Ну и что еще плохого случилось?
 — Ложись, Носорог, на дно и не трепыхайся. Мы тебя прикроем, если что.
 — А что?
 Гладков быстрым взглядом окинул коридор, а потом взглянул на приятеля:
 — Кузьмин затребовал все материалы по убийству Феликса Карпенко, понял? А полковник Кузьмин — это тебе не хрен собачий.
 — А чей?
 — Абдулаевский. Ну а министр наш сам знаешь, под кого прогибается. Вот так. Ребята уверены, что многих сейчас валить будут. Ну или трясти. — Леха казался сосредоточенным и совершенно серьезным, а это само по себе было плохим знаком. — И за Мурыгина твоего возьмутся в первую очередь. Так что замри, Носорог, и не отсвечивай. Какие наши годы? Не дети мы задницу под пули подставлять!
 — Уговорил, — выдохнул Носорог. — Но только при одном условии.
 — Каком условии? Обалдел?
 — Нет, серьезно, Леха, мне нужна твоя помощь. Причем прямо сейчас. Во-первых, найди мобильник. А во-вторых, надо сгонять к одному человеку и задать ему пару наводящих вопросов. Ну а потом я немедленно залягу на дно и отсвечивать больше не буду. Обещаю.
 — Ты меня угробишь! — застонал Гладков. — Надеюсь, это не Мурыгин?
 — Нет.
 — А что за человек?
 — А там, скорее всего, Игореня. Ну, Филин. Леха Гладков набрал в легкие воздух и шумно выдохнул.
 Потом пригладил седые усы, посмотрел на часы.
 — Ладно, — сказал он. — Ты на машине?
 — Да.
 — А! Поехали, — махнул рукой Гладков. — Какие наши годы! В смысле — не старики же мы, в конце концов.
 Еще когда въезжали в Яковлевку, Гладков озабоченно стал вертеть головой.
 — Ты куда меня везешь?
 — На хату, где скрывают заложника, — строго сказал Носорог. — Ты не суетись, прорвемся, молодежь.
 Он припарковал машину у высокого глухого забора из красного кирпича.
 — Это ж дача Тягунка, — почти пропел от изумления Гладков.
 — Леха, ты обещал, — погрозил пальцем Носорог.
 — Ты меня в гроб загонишь, — хлопнул себя по коленям Гладков. — И чего мы скажем? У вас, уважаемый губернатор, прячут заложника?
 — Скажем, Кузьмин прислал.
 — Зачем?
 — Вот, блин, опять разговоры! — разозлился Носорог. — Действуем по обстановке!
 Носорог прикрепил на брючном ремне чехол мобильного телефона, который отдал ему Гладков, и проверил ТТ в подплечной кобуре.
 — Готов?
 — Готов.
 — Тогда пошли.
 Леха Гладков нажал на кнопку вызова, и переговорное устройство тихо запиликало. Через полминуты в динамике что-то неразборчиво скрипнуло и раздался спокойный голос:
 — Кто?
 — Майор Гладков. Милиция. Откройте.
 — Что вам надо? — так же ровно спросил голос.
 — Нам нужен Петр Иванов, — ответил Носорог. Переговорное устройство снова скрипнуло и замолчало.
 Носорог и Леха переглянулись.
 Они были готовы к любому повороту событий. Во всяком случае, так им казалось.
 Через минуту замок громко щелкнул, и ворота начали медленно разъезжаться в стороны. За ними приоткрывались асфальтовый подъезд к гаражу и уложенная фигурными плитками дорожка, даже, скорее, аллея с фонарными столбами, плавно извивавшаяся по большому участку до дома. По этой аллее к ним навстречу уже шел человек. Спокойным шагом, вразвалочку. Выглядел он серьезным и чем-то озабоченным, но настроенным вполне благожелательно. Носорог не узнал его, по фотографии разве запомнишь лицо?
 Ворота раскрылись достаточно широко, и они не торопясь вошли внутрь. Откуда-то сбоку перед ними нарисовался хмурый тип в спортивном костюме, который, видимо, и скрипел из переговорного устройства.
 — Вы должны были прибыть два часа назад, — произнес тип. — Что-нибудь случилось?
 Их явно приняли за других, а это еще один плюс.
 — Да, начальство недовольно, Кузьмин рвет и мечет — отмахнулся Гладков, оборачиваясь к охраннику и оказываясь таким образом спиной к приближающемуся. — Слушай, командир, ты не против, если мы загоним машину на участок?
 — Загоняй.
 — Ну ты тогда это, не закрывай сразу. Человек тем временем подошел ближе, и Леха попытался замкнуть все его внимание на себя.
 — Здорово, майор, — произнес человек, останавливаясь. — Почему вас только двое?
 — Вы Петр Иванов? — спросил Носорог, радуясь, что все так удачно складывается.
 — А что, похож?
 Человек окинул его оценивающим взглядом. Конечно, он не ждал никакого подвоха. Но что-то, видимо, насторожило его, и едва заметное сомнение тут же проскользнуло в его глазах.
 — Ты чего такой подозрительный? — усмехнулся «Иванов».
 — Работа такая... Ну, нам бы осмотреться...
 Усмешка испарилась.
 Теперь стало ясно — никакого замешательства! «Иванов» быстро и однозначно понял, что перед ним совсем не те, кого они ждали.
 А вот человек в спортивном костюме явно ни ухом ни рылом.
 — Ну давай, майор, — согласился «Иванов», — осматривайся.
 Гладков, а следом за ним и Носорог двинулись к дому.
 — Майор, да все в порядке, — сказал «Иванов», стараясь казаться спокойным.
 Но на этот раз замешательство было таким явным, что скрыть его не удалось.
 — А мы проверим, — сказал Гладков. — У нас поручение, вот мы и выполняем... Что за человек? — остановился он и показал на спортивный костюм.
 — Спецназ президента, — почему-то шепотом сказал костюм, — слышал?
 — А документы имеются? — спросил Гладков.
 — Имеются, — сказал костюм и нырнул рукой во внутренний карман.
 Нет, чему-то Гладков за годы службы научился.
 — Ах ты сука... — дернулся охранник в спортивном костюме, но его руки уже оказались надежно скованными наручниками.
 — Вынужденная мера, — пояснил Гладков.
 — Вы че, охренели? — опешил «Иванов». Вот тут наступила очередь вступать Носорогу.
 — Слушай меня очень внимательно, Иванов, — резко начал он, поигрывая перед носом «Иванова» ТТ. — Слушай, чтобы потом не сделать ошибку. Мне нужен Фил. И нужен живым. Или я тебя с дерьмом съем.
 — Не слишком ли круто? — криво усмехнулся «Иванов». — Не подавишься?
 Носорога уже было не остановить.
 Валера достал из чехла телефон и принялся набирать номер.
 Два... два...
 — Мы, — сказал Валера, медленно набирая цифры, — вычислили тебя. Они, конечно, ошибаются, считая тебя шибко умным, поэтому еще медлят, проясняют ситуацию. Они тебя, конечно, завалят, спору нет. Но сейчас мне просто нужен Фил. Живой и невредимый. Прямо сейчас. Ну?
 — Ты так хочешь испугать меня, — спокойно произнес «Иванов», — что сам начал трястись от страха...
 Леха тоже вытащил на всякий случай свой пистолет и снял его с предохранителя. В трубке у Носорога шикнуло.
 — Але, — сказал он, — это Гоноросов...
 — Ну-ну, — с усмешкой пробормотал «Иванов».
 — Мне нужен Док...
 И в то же самое мгновение, как Носорог произнес в трубку имя, человек, которого они с Гладковым называли «Иванов», дернулся, словно пружина. Дернулся настолько неуловимо и резко, что среагировать на это было совершенно невозможно. У Носорога мелькнула мысль, что это ошибка...
 Первый удар человек нанес именно Гоноросову. Это был короткий удар-убийца, который свалит и здорового, крепкого, натренированного мужика, а Носорог в свои шестьдесят с большим хвостиком был нездоров сердцем. Удар как раз и пришелся в сердечную мышцу.
 Гоноросов выкатил почерневшие глаза и рухнул большим своим телом прямо под ноги Гладкову. Мобильный телефон плюхнулся в трату у аллеи.
 Почти одновременно с этим ударом человек подсечкой сбил Гладкова и, прежде чем тот успел выстрелить, профессиональным вторым ударом носком ботинка сломал ему шею. Потом поднялся на ноги и, подхватив из травы телефон, поднес его к уху.
 Короткие гудки.
 Так и не узнали перед своей смертью Гоноросов и Леха Гладков, что разговаривали они не с Ивановым, а как раз со своим коллегой, сотрудником органов — членом команды личной охраны президента, который был направлен сюда Тягунком.
 Молча забрал у Гладкова ключ от наручников и у обоих оружие и освободил от «браслетов» своего бойца.
 — Ты их что, кончил? — спросит «костюм».
 — Не знаю. Приказ был — стрельба на поражение. А видишь, патроны сберег, — улыбнулся президентский охранник.


* * *

 ...Док отнял трубку от уха. Печальный конец разговора Носорога, Гладкова и лже-Иванова он слышал прекрасно.
 По его лицу ребята поняли, что случилось что-то экстраординарное.
 — Носорог полез на губернаторскую дачу, — проговорил Док.
 — И что? — спросил Артист. Док сокрушенно покачал головой.
 — Что ж он?.. — стукнул по стопу кулаком Муха.
 — Все, пора их кончать, — встал Док. — Теперь другого пути нет.
 — А Серега? — тоже вскочил Муха, хватая оружие.
 — Серегу ждать некогда — надо старика выручать.
 — Что-то случилось? — вошла из сада Аня.
 — Еще не случилось, но точно случится, — ответил Артист, приторачивая к поясу гранаты.




 Глава семьдесят вторая


 7 мая. Пригороды Бомбея был" сметены жесточайшим за последние сто лет землетрясением. По шкале Рихтера толчки достигали девяти баллов. По предварительным данным, погибло около пятнадцати тысяч человек. Еще тридцать тысяч находятся в больницах. Российские спасатели МЧС вылетели в район бедствия. С собой они повезли медикаменты, продукты, одеяла. В расчистке завалов задействована индийская армия.
 Сейсмические волны достигли Китая, они зафиксированы сейсмологами на Тибете и в России на Дальнем Востоке. Последнее землетрясение такой силы произошло в Индии в 1905 году, тогда погибло около двадцати тысяч человек (ИТАР-ТАСС).


* * *

 Тело сначала пронизало холодом, а потом ворвался какой-то странный шум. Сергей открыл глаза — темнота. Голова, как ни странно, работала отменно. Еще подумал — хорошо, что не взорвались.
 Но вертолет и не мог взорваться, он упал в реку. А шум, который услышал Сергей, были потоки воды, стремительно наполнявшие машину. Двинул руками, ногами — порезанное плечо заныло, но не сильно, жить можно. Ощупью провел разведку вокруг — наткнулся на живое тело.
 — Эй, летчик, дышишь?
 — Дышу, солдат! — сказал летчик.
 — Давай выбираться. Мы теперь уже не падаем, а тонем. Прямо «в небесах, на земле и на море».
 — Это пройдет, — сказал летчик, тоже шаря по лицу Сергея. — Я ничего не вижу. Мы что, утонули?
 — А что пройдет?
 — Ты веселый больно — это пройдет, это шок.
 Наконец сообразили, что случилось. Вертолет стоял в воде, упершись носом в дно.
 Сергей ухватился за дверь, которая теперь оказалась сверху, подтянулся на руках. Их подводный «колокол» качнуло.
 — Ты что делаешь?! — закричал пилот.
 — Выбираюсь. Это пройдет.
 — Куда выбираешься и что пройдет?!
 — Выбираюсь на воздух. А пройдет паника. Или я тебя успокою, — с угрозой проговорил Сергей.
 Он оказался в салоне, потянул ручку двери, которую на удивление легко нашел, но она не поддавалась. Только вода хлынула в щель еще большим потоком.
 — Мы утонем! — снова закричал пилот.
 — Заткнись! — От напряжения голос Сергея был утробным. Он изо всей силы рванул ручку, дверь ушла вперед, а Сергея отбросило хлынувшей водой.
 — Воздуха набери и греби руками! — успел крикнуть он, поэтому сам воздуха не набрал.
 Но руками греб исправно. Слава богу, они не сильно погрузились. Метра три было всего. Когда Сергей вынырнул, хвост вертолета заваливался набок.
 Он успел заметить, что на берегу собрался народ, и его появление над водой вызвало бурю радости.
 Но пилота не было.
 — Ах, чтоб тебе! — раздосадовался Сергей. Он набрал воздуха и нырнул.
 Вертолет уже лежал на боку. Дверь по-прежнему была открыта. Он протолкнулся в нее, потому что навстречу ему выплывали сиденья, какие-то баллоны, мешки...
 Пилот висел в воде, зацепившись ногой за что-то, чего Сергей рассмотреть не мог. И уже не шевелился.
 Сергей с трудом отцепил ногу и потянул тяжелое тело за собой.
 Почувствовал слабое движение — значит, еще жив. Когда вынырнул, чуть не стукнулся головой о лодку. Это были то ли спасатели, то ли рыболовы. Их втащили.
 — Там еще один! — сказал Сергей слишком громко.
 И снова нырнул в воду.
 Второго пилота он нашел не так быстро. Кабина уже погрузилась в ил, пришлось чуть ли не выкапывать тело. Нырял раз восемь. Вполне возможно, что человек был уже мертв, но Сергей старался об этом не думать. Он набирал воздуха и снова исчезал под водой.
 Наконец, когда казалось, что сил больше нет,, освободил, поднырнул под спину пилота и, работая ногами, вытолкнул тело наверх.
 Увидел вдруг вовсе не радостные, а испуганные глаза рыбаков-спасателей.
 — Что? — спросил.
 И один из них ткнул пальцем в поднятое тело. Прямо из груди у него торчал блестящий осколок металла. Его убило, видно, еще тогда, когда вертолет загорелся.
 Потом сидели на берегу, пили водку, кем-то принесенную, курили и молчали.
 — Ты извини, — сказал Сергей пилоту. — Это из-за меня.
 Вокруг ходила милиция, военные, следователи, но Сергей ничего не рассказывал им о происшедшем. Потом. Сейчас он отдышится и пойдет, у него дела.
 — Меня первый раз в жизни подбили, — сказал пилот. — Никогда не думал...
 — Это пройдет, — сказал Сергей. — Это с тобой больше не повторится.
 Телефон он потерял в вертолете. Поэтому позвонить ребятам не мог, с автомата федеральный номер 4 не набирался. И решил просто отправиться на квартиру Гоноросова.
 Его подвезли до города, высадили, где он сказал — за три квартала.
 Видок у него был еще тот, но ничего, не на бал. На базе переоденется.
 Вошел в подъезд, поднялся на нужный этаж и остановился — дверь была изрешечена пулями, закрыта изнутри листом фанеры. Ну они тут повеселились. Позвонил. Сначала все было тихо, а потом послышался шорох.
 — Это Пастух, — сказал Сергей. — Открывайте.
 Несколько секунд он стоял, прислушиваясь, а потом отшатнулся, потому что за секунду до этого услышал щелчок затвора. И вовремя — дверь мгновенно разнесло от злобных выстрелов. Грохот выстрелов, звон пуль о стены. Все это продолжалось несколько секунд, а потом стихло. В следующее мгновение на пороге показался здоровенный тип с укороченным АК в руках, перезаряженным и взведенным. Палец типа покоился на спусковом крючке, руки были напряжены, и он был готов стрелять в любое мгновение. Тип, обладающий такой похвальной силой и реакцией, почти сразу увидел лежащего на спине Пастуха. Но этому типу, видимо, очень не хватало мозгов. Или нервов. Не надо было так начинать.
 Он не успел среагировать.
 Прозвучал пистолетный выстрел, и тип, дернувшись, рухнул на бетонный пол, выронив автомат.
 — Стае! — послышалось в то же мгновение из квартиры, и кто-то перебежал из комнаты в комнату.
 Пастух уже был на ногах.
 Вкатился в квартиру.
 Никого. Второй оказался умнее. Он не стал вступать в бой, а выпрыгнул в окно и убрался восвояси.
 — Кажется, их тут нет, — проворчал Сергей, заглядывая в комнаты. — Куда они могли деться? И где их теперь искать?




 Глава семьдесят третья


 «Спортивный костюм» ворчал и кряхтел, перетаскивая трупы. Потом недовольно хлопнул дверьми и пошел открывать ворота. Вздрогнув, ворота открылись, и «спортивный костюм» развернулся, чтобы вернуться к машине. В этот момент кто-то наскочил на него сзади и одним движением свернул шею. Только хрип и никакого шума.
 — Док, ворота, — прошептал Муха и бесшумно рванул к дому.
 Трупы Носорога и Гладкова лежали в сторонке, завернутые в брезент. Помочь им уже было нельзя.
 — Сволочи, — прошипел Муха, — ну теперь держитесь.
 Док нажал кнопку, и ворота медленно начали закрываться. Док уже двигался следом за Мухой. Только к противоположной стене дома.
 Через минуту они переглянулись.
 Оба стояли, чуть пригнувшись, у противоположных окон.
 Муха показал указательный палец — в его окне был виден один человек в доме. Док покачал головой — он не обнаружил ни одного. Тогда Муха взял на прицел своего клиента, а Док подошел к двери и тихо открыл ее.
 В доме было тихо. В спокойной тишине тикали где-то часы.
 Муха перемахнул невысокий забор заднего двора. Вошел через другую дверь.
 И в тот же момент по всему дому загрохотало так, словно одновременно работала бригада с отбойными молотками.
 Пули ложились так густо, что Муха на мгновение растерялся. Такой кучности стрельбы ему еще видеть не приходилось.
 Муха успел метнуть гранату.
 Взрыв — стрельба замолкла лишь на секунду.
 — Да сколько же вас там? — проскрипел зубами Муха.
 Диван, за которым скрывался Муха, быстро превратился в решето.
 Артист тем временем карабкался на второй этаж. Надо было зайти с тыла. Он же не знал, что дом охраняют не любители пострелять, а профессионалы, любители убивать.
 Когда он висел на карнизе, примериваясь, как бы ловчее влезть в дом, из окна высунулась рука и приставила дуло пистолета к виску Артиста.
 Как в страшном сне Артист увидел, как палец нажимает на курок.
 Артист дернул головой на миллионную долю мгновения раньше — только обожгло лицо пороховым газом.
 Лбом изо всей силы он ударил по руке, припечатав ее к стене. Пистолет выпал. Артист мгновенно закинул тело на подоконник напряженными ногами вперед и угодил в чью-то крепкую грудь. А дальше, как положено, закрылся телом врага от пуль и уложил из пистолета двоих. И ту же понял, что не справится. В комнате засели семеро! Артисту пришлось вывалиться спиной в окно. Пули просвистели над головой.
 Бежать — вот было первое желание, когда приземлился на ноги. Но он этого не сделал. Он прижался к стене дома, зная, что, если отойдет хоть на шаг, из окна его уложат на месте.
 Да что ж тут такое — армия целая, что ли? Муха воспользовался секундной передышкой, которую подарил ему Артист, и перекатился за другой диван. Но это его движение было немедленно замечено, и рядом с головой Мухи с противным стуком упала граната и закатилась под диван. Достать ее не было никакой возможности, убежать — тоже, поэтому Муха вспрыгнул на диван, и в ту же секунду диван подкинуло в воздух от взрыва.
 Еще на диванах я не летал, подумал Муха с каким-то обреченным юмором. Похоже, еще немного, и их тут положат всех.
 Диван грохнулся на пол и одним концом провалился в образовавшуюся от взрыва дыру в полу. Муха полетел на первый этаж.
 Здесь был подвал — электрощиты, трубы с вентилями, газовый распределитель.
 Свет им выключить, что ли, чтоб телевизор не смотрели, подумал Муха, пусть помрут от скуки.
 Но руки уже делали свое дело. Он прикладом автомата сбивал вентиль с газового распределителя...
 Артист попытался забросить в окно гранату, но огонь был такой плотный, что он не мог даже высунуться.
 По стеночке перешел на другое место, считая, что здесь сможет снова повторить попытку. Но только сделал шаг вперед, как из верхнего окна снова застрочил автомат.
 Дом казался неприступной крепостью. Да, собственно, таким он и был.
 Док обосновался на кухне, изредка высовывал руку и стрелял в направлении лестницы на второй этаж. Высунуться он тоже не мог. Вести длительную осаду у них времени не было. Сейчас сюда подвалят губернаторские или президентские питбули с автоматами, и тогда им крышка. Но самое страшное, что и уйти теперь они не могли. Пространство до забора простреливалось прекрасно. Это был смертельный капкан. Чего же ждать, пока кончат? Нет, Док так не привык. Надо было прорываться. Но как?
 Вентиль наконец отвалился, и из трубы хлынул вонючий газ.
 — Оп-па, — сам себе сказал Муха, — а я куда?
 Только узкое окно мутно светилось под потолком. Ну и на том спасибо. Муха разбил его тем же прикладом и попытался вылезти. В окно пролезли только плечи, а дальше экипировка не давала. Муха влез обратно, сбросил куртку, майку. Теперь не пускали штаны. Ну что делать, не до стыда, Муха скинул камуфляжные брюки — вот так, полуголый, и вылез из подвала.
 Теперь надо предупредить ребят.
 Но свой мобильник он оставил в подвале, правда, тот и так был разбит.
 — Док, Артист! — что было сил закричал Муха. — Атас!
 Артист был за углом. Он выглянул и увидел раздетого Муху. Даже не выказал удивления — сейчас было не до этих эмоций.
 — Сейчас рванет, — громко прошептал Муха. — Ложись.
 — А Док?
 — До-ок, — снова заорал Муха, — уходим!
 Док услышал, как звал его Муха, но не понимал, в чем дело. И только когда почувствовал сильный запах газа, все понял. Он престал стрелять, выбрался на улицу и пошел на голос.
 Но газ почуяли и наверху — стрельба тут же смолкла.
 Это здорово, подумал Муха, что перестали стрелять. Надо, чтобы газа побольше набралось. Только вот где рванет? Не оказаться бы поблизости.
 Ожидание было томительным. Наверху ни звука.
 — Они не станут стрелять, — сказал весело Артист. — Себе дороже. — Может, теперь поднимемся и передушим их, как сволочных цыплят.
 Он сделал шаг от стены — никакого результата. Сверху смотрело безмолвное дуло.
 — Эй, отморозки! — крикнул Артист. — Выходи по одному, оружие выбросьте в окно.
 Так его и послушали. Конечно, они не собирались стрелять, но и сдаваться — тоже.
 — И что теперь? — спросил Док. В доме была гробовая тишина.
 — Не знаю, — пожал плечами Муха, — может, кто из них разнервничается и выстрелит?
 Они снова стали ждать — снова стало слышно тиканье часов.
 — Ты им свет не отключил? — спросил Артист.
 — Было такое желание, но...
 — Тогда сейчас, слушай...
 — Что?
 — У них там холодильник.
 Солдаты затаили дыхание.
 И это случилось. Тихо щелкнуло в замершем доме, и холодильник заурчал.
 А дальше, как и положено, газ рванул мощно и безжалостно. Если бы Тягунок знал, на что он жертвует свою дачу, ни за что не согласился бы.
 Повылетали от напора огня окна не только первого, второго, но и третьего этажа. Огромный язык пламени вырвался из подвала и жег все — мебель, полы, наличники, лестницу, двери...
 Охранники выпрыгивали из окон, и теперь их действительно можно было брать голыми руками. Двоих, особо прытких, пытавшихся стрелять, солдаты уложили на месте, остальные, в горящей одежде, кричащие и катающиеся по земле, не оказывали сопротивления. Солдаты тушили их, связывали и укладывали рядком на газоне.
 Охранников оказалось семнадцать человек.
 — Ни хрена себе, — сказал Муха. — А где же Филин? В подвале его нет.
 Док бросился в горящий дом искать Филина, добрался даже до третьего этажа — нигде Игоря не нашел.
 — Надули они нас, — сказал он, вернувшись и поливая обожженные руки водой. — Игорь в другом месте. — А тут они нас должны были кончить.
 — И могли, — сказал Артист. — Я уже с Сашкой попрощался.
 — Ну все, сматываемся, — приказал Док.
 Они погрузили в стоявшую здесь же во дворе «Ниву» тела Гладкова и Носорога. Муха нажал кнопку открытия ворот, сел в ЗИМ Носорога — ворота распахнулись, перед ними стоял Сергей Пастухов...




 Глава семьдесят четвертая


 Не было больше помощника депутата Петра Иванова. Он сбросил вынужденную маску и стал самим собой — расчетливым и безжалостным Джефом.
 Джефом, который не умеет проигрывать. Трижды, четырежды просчитанный его план должен был сработать. Этот план они выстраивали втроем — он, Мустафа и Олег Григорьевич. Теперь Мустафа завалился и греется где-нибудь в Матросской Тишине, Олег Григорьевич оказался полным дерьмом и сдал его со всеми потрохами, так что выкручиваться Джефу придется в одиночку.
 У него еще оставалась призрачная надежда, что Седой в случае чего прикроет его, ведь как-никак речь шла о деньгах, и немалых. Да, надежда оставалась.
 Но Джеф знал, что надежда тянет за собой неуверенность, ибо ее страшно потерять. Но именно сейчас в нем не должно быть страха и не должно быть неуверенности. А избежать этого можно только одним способом — четко помнить, что отброшенные сомнения и выверенный детальный план загоняют любой страх далеко внутрь. Вот в чем сила Джефа — в расчете!
 Это всегда помогало. Никто и никогда не видел его неуверенным. Ни друзья, ни враги, ни жертвы. И это стало его принципом. Потому что только тогда все получается...
 Джеф был уверен — Седой со своей частью задания справится, потому что тут он будет работать за свой интерес.
 Джеф непринужденно улыбнулся.
 — Да, господин Юсеф, — сказал он, — все в порядке. Все готово...
 Он сидел напротив этого колоритного араба и излучал полнейшее спокойствие и невозмутимость. Юсеф появился в этом огромном номере люкс недавно отстроенной центральной гостиницы города с гордым названием отель «Восточный двор» час назад. Он приехал с охраной, состоящей из чеченцев, и с чемоданом денег. А значит, был полон решимости завершить свою деловую поездку успешной сделкой. Поэтому он вел неторопливый разговор с Джефом, придавая значение каждой мелочи и каждому незначительному слову.
 Пастухов с компанией считал, что сделка состоится завтра, это Джеф отлично знал, и потому он проведет ее сегодня.
 С Джефом было двое его людей. Еще двое остались приглядывать за Игорем Филиным. Один контролировал Мурыгина в банке. А в Кулябе, там, где у Юсефа базировался полигон, Джеф держал еще четверых.
 Джефу катастрофически не хватало Макса. Какого черта он не объявился? Вышел из игры? Нет, это невозможно. Значит, его взяли в Москве. Или убили. А это очень плохо. И дело совсем не в самом Максе. Это не так важно, если Макс все-таки успел довести дело до конца. Хуже другое — он не привез Стрелка, значит, у Джефа нет двойника, с помощью которого он собирался замести следы.
 Дальше ждать было уже нельзя. Он и так опережал события, что, впрочем, играло ему на руку. Последнее время Джеф физически ощущал, как пространство вокруг него сужается. Началось это давно, когда на горизонте нарисовались Пастухов с командой, но вчера Джеф почувствовал что-то неладное в телефонном разговоре с Мустафой, а потом еще был звонок от Олега Григорьевича. Джеф, конечно, ни на минуту не поверил в его слова о предательстве Мустафы, скорее он просто выгораживал себя. Но сути дела это не меняло — Джеф остался один.
 Впрочем, он и привык быть одиноким волком, ему так лучше работается. Вчера перевод денег на счет его фирмы «Парус» был осуществлен, и его человек в Москве как раз сейчас должен обналичивать их. Человек не подведет. Здесь Джеф абсолютно спокоен. Так что дело практически было сделано вчера. Осталось только выйти из игры...
 — Паша, — позвал Джеф.
 Паша, словно статуя вросший у двери, подошел к Джефу.
 — Дипломат с подарком, — тихо сказал Джеф, — в кабинете Мурыгина, в нижнем ящике стола. Паша кивнул и вышел из номера. Джеф улыбнулся.
 — Ну что, господин Юсеф, — торжественно произнес он. — Я чрезвычайно доволен сотрудничеством с вами. Надеюсь, что дальше все пройдет так же гладко и нам не в чем будет упрекнуть друг друга.
 — Я тоже на это надеюсь, — с усилием ответил на ломаном русском господин Юсеф. Джеф взглянул на часы.
 — Сейчас ваши люди должны уже входить в банк, — сказал он. — Ну а минут через тридцать они должны вернуться обратно. Я хорошо знаю господина Мурыгина, он человек очень ответственный. К тому моменту, как ваши люди подъедут с документами, подтверждающими, что оговоренную нами сумму вы перевели на наши счета, вернется и мой человек вместе с Игорем Филиным. Таким образом, первая часть нашего договора будет выполнена, и мы с вами перейдем к обсуждению второй части... Вас что-нибудь не устраивает, господин Юсеф?
 — Нет, меня все устраивает, — ответил господин Юсеф и о чем-то переговорил со здоровенным чеченцем, стоящим рядом.
 — Ну вот и хорошо...
 Вчера, после разговора с банкиром Мурыгиным, Джеф сказал своим ребятам, что их предали в Москве, что нет больше ни пакистанца Мустафы, ни покровителя из администрации, то есть нет никакого прикрытия, и что теперь им всем надо думать о том, как выкрутиться с минимальными потерями.
 А потом добавил:
 — Миллион наличными, который мы получим от арабов, я пообещал Седому за помощь, но вы заслужили его больше, чем кто-либо. Вы рисковали, а он отсиживался в кабинете.
 Ребята одобрительно загалдели, но все-таки они не очень представляли, как это им удастся уйти тихо. И Джеф объяснил:
 — Не получается тихо, мы уйдем громко, — сказал он. — Они вполне могут сами замышлять какую-то хитрость против нас, чтобы не платить денег, но подвоха явно не ждут. Поэтому мы ударим первыми. Когда человек Юсефа вместе с деньгами и чеченской охраной будет рассчитываться в банке, а сам Юсеф будет ждать их в гостинице в моем обществе, вот тогда мы и ударим. Синхронно. Очень я люблю это слово. Я вместе с Пашей займусь Юсефом и его охраной в гостинице, а Вадим с ребятами займется банкиром Юсефа и его охраной. На все это две минуты от силы. Потом мы уходим.
 — А деньги?
 — А деньги, — ответил ему Джеф, — это твоя проблема. Я думаю, что тебе не составит труда прихватить перед уходом чемодан с деньгами. Причем разбегаться будем в разные стороны и своим ходом до Москвы.
 — Надо позаботиться о голубковцах.
 — Думаю, не сейчас, скоро о них заботиться будут на небесах. Не забивайте себе этим голову.
 Они прекрасно понимали, что легкие, компактные и почти бесшумные «винторезы» позволят убрать всех, не вызвав никакого подозрения.
 Все было продумано и рассчитано.
 Поэтому Джеф был спокоен Игра в прятки с Пастуховым доставляла Джефу удовольствие, поскольку была единственной вполне предсказуемой вещью. Джеф считал, что участь Пастухова и его ребят решена...




 Глава семьдесят пятая


 Ребята встретили Сергея сдержанно. И то сказать, особенно радоваться было нечему. Филина они не нашли. Сами еле в живых остались. Они даже не обратили внимания, что одежда Сергея порвана, что сам он словно из мясорубки выскочил.
 — Сматываем отсюда, — кратко бросил Сергеи. — Местечко найдется?
 Ему открыли дверцу «Нивы». Он увидел трупы Носорога и Гладкова.
 — Что ж вы? — Пастух зло посмотрел на Дока. — Не уследили?
 — Да попробуй за ним уследить, — оправдывался Муха. — Сам полез, не спросил.
 — Себе на голову, — мрачно проговорил Артист. — Старый дурак. — У Артиста в глазах стояли слезы.
 — Нет, ребята, — покачал головой Сергей. — Он герой. Я бы его взял в команду.
 Когда отъехали на безопасное расстояние, Сергей велел остановиться. Собрались в ЗИМе.
 — И где нам теперь искать Игоря? Есть идеи?
 Ребята мрачно молчали.
 — А ты чего какой-то побитый? — вдруг заметил Док — Мешок с кулаками на тебя просыпался?
 — Да погода нелетная была, — сказал Сергей. Потом, все потом, он расскажет им и о вертолетной аварии, и о том, как пришел на старую квартиру...
 А сейчас он понял, что худшие его предчувствия сбывались. Джеф провел их как мальчиков. В конце операции они оказались в полной яме, чтобы не сказать хуже.
 — Губернатора потрясти? — спросил Док.
 — Времени нет, да и бессмысленно. Иванов его в курсе не держит. Кстати, теперь его зовут совсем иначе.
 Пастухов показал Доку, Мухе и Артисту две фотографии Джефа-Иванова.
 — Кто зовет? — спросил Док.
 — Ну кто, подчиненные, торговцы, которым он хочет продать СПЧ...
 — Постой-ка! — Док выскочил из машины и побежал назад, к губернаторскому дому. Только в успеть, только бы там еще не появилась милиция, пожарники и «скорая», которых они — а как же иначе? — вызвали для тушения огня и для обгоревших охранников.
 «Скорая» уже стояла у ворот. Пожарные тоже разворачивали свои брандспойты. Но милиции было пока не видать.
 Док влетел на участок, прошмыгнул мимо этих деловитых спасателей и влетел в горевший дом, не дав пожарным даже сообразить, что происходит.
 В огне искать было трудно, но Док подобрал несколько мобильников. Один даже еще работал. Только бы там сохранились номера!
 — Пишите! — ввалился он в машину.
 — Приятно пахнешь, — сказал Муха, который только сейчас приоделся — нашел в багажнике какую-то ветошь. — Колбасой копченой.
 — Молчи, эксгибиционист, — улыбнулся Артист. Сергей переписал номера с мобильников. Их оказалось одиннадцать.
 — Муха, включай свой ноутбук. Ищи там адрес вот по этим номерам.
 Муха забегал пальцами по клавишам.
 Пока он искал нужную программу, Сергей повернулся к ребятам и сказал:
 — Ну теперь еще горячее будет. Джеф, скорее всего, находится там. А у него команда... Словом, я не уверен, что мы все вернемся в Москву. И еще — мы деремся за мираж, большое вранье, блеф... В общем, решать нам. Если кто-нибудь считает, что его жизнь — слишком высокая цена за результат, мы не на базаре. Торговаться не будем. Поймем. Сейчас еще можно уйти, можно дать задний ход. У кого какие соображения?
 — Мне тут Тимоха приснился, командир...
 — А мне Трубач, — удивился Муха сну Доктора.
 — Я думаю, они бы одобрили, — за всех высказал общую мысль Артист.
 В машине повисла тишина. Не гнетущая, что порой бывает, когда вспоминают покойников, а теплая, светлая и спокойная. Это были их товарищи по оружию и друзья по духу.
 — Есть, — сказал Муха. — Поселок Яковлевка, дом одиннадцать. — Это же где-то здесь...
 «Ниву» с телами Носорога и Гладкова оставили в укромном месте. А сами поехали искать адрес той дачи, откуда и куда часто звонили с дачи-ловушки.
 Она оказалась не так уж близко. Километра три отмахали, участки были огромными, всего-то в поселке их и было штук пятьдесят, не больше, а места занимали — простым смертным по шесть соток на тысячу хватило бы.
 Муху оставили у ЗИМа. Остальные залегли у забора. Кто знает, может, это вполне безобидная дача, а может, их там ждет смерть.
 Видно было, что вокруг дачи пусто.
 — Любит он шикарные места. Эдак он всю местную элиту разорит, — сказал Артист.
 Дача была такая же шикарная, как и те, что превратились в обгоревшие останки на Апшероне и здесь.
 — Эй, Вадик! — крикнули в доме. — Джеф, возьми трубку.
 — Пошел, — сказал Сергей Доку. — Это нужная дачка.
 Док перемахнул через забор, подкрался незамеченным к дому. Ребята следили за домом. Док показал рукой — чисто, можно идти.
 — Артист, пошел, — скомандовал Пастухов.
 Док, медленно и бесшумно ступая, прошелся по первому этажу дома, никого не обнаружил и вернулся в каминный зал, где в огромном кресле дремал человек. Он подошел к нему и чуть наклонился, пытаясь определить, не притворяется ли тот. И в этот момент получил подсечку и рухнул на пол. Человек в то же мгновение выскочил из кресла, выхватил пистолет и тут же охнул и осел: в горле у него торчал нож — привет от показавшегося в окне Артиста.
 — Ты чего подставляешься? — тихо сказал он Доку и влез в каминный зал.
 Когда Док поднялся, отряхнулся и огляделся по сторонам, они осторожно двинулись в глубь дома, прикрывая друг друга.
 Наверху кто-то говорил по телефону.
 — Пусть договорит, — сказал Артист.
 — ...Хорошо, еду, — наконец закончил разговор охранник и положил трубку.
 — Не насмерть, — приказал жестом Артисту Док.
 Они спрятались за лестницей.
 Сверху сбегал, насвистывая, парень.
 Док подставил ему ногу и прибавил удар кулаком в затылок. Парень рухнул лбом на пол. Громко получилось. Артист уже сидел на нем, закрывая рот рукой. В доме было тихо. Артист еще раз стукнул парня, тот и вырубился.
 — Посмотри наверху.
 Док сначала прошел по первому этажу, потом по второму, потом снова спустился на первый.
 — Кажется, никого?
 Артист утвердительно кивнул, но вдруг прислушался.
 Послышалось какое-то движение.
 Артист жестом позвал Дока за собой. Они подошли к люку в подвал и остановились. Сначала было тихо, а потом снизу постучали.
 — Выпустите меня, мне в туалет надо, — раздался утомленный голос. — Эй, вы слышите...
 Док направил оружие на люк, а Артист неожиданным рывком открыл его... За люком открылось помещение, обложенное кирпичом, достаточно просторное и высокое, чтобы человек мог перемещаться там в полный рост, да еще и не задевал лампы на потолке. Из подвала на них смотрела изможденная физиономия пленника.
 Док спрятал оружие и подал человеку руку.
 — Вы Филин, что ли? — спросил его Док, убирая свое оружие. С бородой, уставший, Игорь на себя был не похож.
 Бородач отряхнулся и приветливо протянул Доку руку.
 — Да, — сказал человек.
 — Какое совпадение, — хмыкнул Артист. — А мы как раз за вами.
 Когда вышли из дома, выволакивая бессознательного охранника и ведя под руку Игоря, Сергей даже встал в полный рост.
 — Что, все? — спросил он.
 — Все.
 — А я ждал... Ну, Игорь, здравствуйте. Вы как?
 — Я — жив. А вы не знаете — с отцом что?
 — С отцом-то все в норме, — мрачно сказал Сергей.
 — Ас кем не в норме?
 Он, конечно, еще не знал, что в машине лежит тело старинного друга его отца, Носорога, погибшего так нелепо.
 Игорь наклонился к уху Пастухова и сказал:
 — Они знают про суперсейсмограф. Они смогут справиться без меня.
 Сергей и сам знал это, значит, надо разбивать команду, значит, кого-то придется послать на подмогу Боцману.
 Муха вел «Ниву». Игоря решено было вместе с погибшими доставить к ближайшей больнице. Времени было в обрез, но они не могли бросить тела.
 Охранник рассказал им, что Джеф сейчас сидит в отеле «Восточный двор». Переговоры начались и сделка должна была состояться с минуты на минуту. Вадим, так звали охранника, сообщил, что Джеф приказал ему явиться в банк Мурыгина.
 — Зачем?
 — Это... Ну, банкира мочить.
 — Мурыгина?
 — Нет. Юсефова банкира.
 — Так он всех убрать хочет?
 — Всех...
 Смерть Носорога как-то сразу подкосила Фила. До города он даже не разговаривал.
 Машина быстро домчала своих пассажиров до больницы.
 Игорь Филин еще не знал о судьбе своей жены, ему только предстояло узнать об этом, и ребята не представляли, как он переживет это, а поэтому и не торопились рассказывать.
 — Ну что, — попытался взбодрить его Док, — жив, здоров? Помощь не нужна?
 — Все нормально, ребята. Спасибо, — ответил Игорь устало.
 — Так ты что ж, — встрял Пастухов, — после всего этого продолжишь свою бескорыстную службу во благо отечества?
 Филин с удивлением посмотрел на него. Какой-то странный вопрос. И какой-то неуместный.
 — Наверное, — пожал плечами геофизик. — А что?
 — Ну тогда до встречи, — улыбнулся Сергей.
 Игорь Филин печально улыбнулся. Не очень удачной получилась шутка, но все-таки ему стало полегче.
 — Нет уж, — ответил он. — Лучше прощайте.




 Глава семьдесят шестая


 Самолет, как ни странно, долетел до Куляба.
 — Если долетим до вот этого места, — показал азиату на карте Кожевников, — останешься в живых.
 — Долетим, долетим, — согласно закивал азиат.
 Кожевникову нечего было делать в Кулябе, его интересовала заброшенная воинская часть. Там должен был храниться в подземном бункере СПЧ-1. Все коды и пароли Кожевников знал, но вполне резонно предполагал, что Седой мог изменить их: ведь теперь он был по другую сторону баррикады.
 Сверху воинская часть представляла собой голое поле с саманным домиком посредине.
 — Мы верно прилетели? — спросил Кожевников.
 — Все точно, командир!
 Кожевников сделал широкий круг над местом — в радиусе нескольких километров только этот саманный домик и был.
 — Садимся, — сообщил Кожевников.
 Самолет послушно пошел на посадку, краем глаза Кожевников видел, как азиат зажмурился — все-таки не верил, что Кожевников сможет посадить его этажерку без происшествий.
 Кожевников и сам сомневался, но — справился.
 Самолет, правда, пару раз подкинуло, чуть качнуло на левое крыло, но он сел.
 — Так, ребята, без меня никуда не уходите. Я скоро.
 На всякий случай он вынул фишку, без которой завести самолет было невозможно. Проверил путы — ничего, не сбегут.
 Сунул за пояс пистолет азиата и спрыгнул на землю.
 Его обдало жаром, словно кто-то специально к его прилету натопил сауну, да сильно перестарался.
 Пока добежал до саманного домика, промок, как будто из воды вылез.
 Хоть и объясняли ему, вход нашел не сразу.
 Нашел, отсканировал руку — Седой сказал, что их отпечатки занесены в компьютер, также голос.
 Телекамера над входом повернулась в его сторону.
 — Ситуация экстраполируется в гиперпространство, — проговорил Кожевников абракадабру пароля, который придумывали скучающие аналитики в штабных кабинетах, а если бы пришлось спасаться от преследования, из головы вылетело бы запросто.
 Дверь отворилась.
 Двое солдат смотрели на Кожевникова подозрительно, автоматы были взведены и направлены ему прямо в грудь.
 — Привет, воины, — козырнул Кожевников. — Вольно.
 — Документы, — приказал солдат.
 — Ага, сейчас, — иронично улыбнулся Кожевников. — Я буду тащить через границу документы. Да ты счастливый, что лицо мое вообще видишь. Я что, с паролем напутал?
 — Нет.
 — Так в чем дело? Ведите меня к начальству.
 Солдаты, не опуская автоматы, повели Кожевникова по узким и, слава богу, прохладным коридорам. Потом спустились на лифте, потом петляли, а потом оказались перед дверью, на которой было самодеятельно написано на стекле — «Командир объекта майор Г.Н.Сукачев».
 Кожевников не дал солдату постучать в дверь, сам толкнул ее и вошел.
 — Здравия желаю, товарищ майор. Майор удивленно вскинул голову. Был он лысоват, неопрятен и толст.
 — Вольно, — сказал Кожевников, хотя майор и не собирался даже вставать. — Полковник Кожевников, — прикрыв дверь, доложился Старший.
 Теперь все зависело от этого майора. Если ему сообщили, придется устроить бойню, если не сообщили — договориться.
 — Кожевников? Это про вас мне из ФСБ депешу прислали?
 — Я у вас должен спросить, — строго сказал Кожевников, соображая, какую депешу: первую — благоприятную или вторую — запретительную.
 — А, да-да, было дело с месяц назад. Я уж и позабыл.
 — А то, что вы военный человек, вы не забыли?! — гаркнул Кожевников. — Встать, смирно, когда со старшим по званию разговариваете.
 Майор нехотя поднялся.
 — Совсем тут распустились. Ладно, вольно, я не с инспекцией к вам. Чего вас инспектировать, когда мы вас вообще прикрыть решили.
 — Как? — опешил майор.
 — А вот так. СПЧ я забираю, твои бойцы мне сейчас помогут его погрузить на самолет. Вы полетите со мной.
 Майор какое-то время смотрел на Кожевникова, хлопая мелкими ресницами.
 — На самолет? — спросил он наконец.
 — На самолет.
 — На какой самолет?
 — Ан-2. Вон он стоит на площадке.
 Кожевников ожидал какой угодно реакции на свои слова — спора, возмущения, требования разрешительных бумажек, но не такой — майор вдруг схватился за живот и захохотал, сгибаясь в три погибели.
 Кожевников не любил, когда над ним смеялись, а когда он не понимал, почему над ним смеются, — ненавидел.
 — Смирно! — снова рявкнул он. — Что смешного, майор?
 — На самолет, — все еще не мог остановиться тот. — Вы СПЧ видели?
 — Нет, — растерялся Кожевников, впрочем уже соображая, что дал маху.
 — Так пойдемте, я вам покажу.
 Майор вывел гостя в коридор и снова повел его лабиринтами коридоров.
 Действительно, ни в один из существующих на земле самолетов суперсейсмограф не поместился бы. Тем более в «кукурузник». Это была махина, занимавшая почти весь огромный подземный зал.
 — Это что, он и есть? Вот этот зал?
 — Ага.
 — Ни... чего себе. И сколько народу его обслуживает?
 — На моем веку его никто не обслуживал, — пожал плечами майор. — Скажу вам по секрету, я вообще думаю, что эта штука не работает.
 — Как это?
 — А вот так — пытались мы тут разобраться. Ничего не поняли.
 — А-а, — саркастически протянул Пастухов, — раз вы не разобрались, тогда конечно...
 — Зря иронизируете, товарищ полковник. У меня высшее техническое образование — электронщик я. Впрочем, думаю, сам СПЧ не такой уж большой. Это все поддерживающая аппаратура. Только я сердцевины, так сказать, сколько ни искал — не нашел.
 — Может, СПЧ в другом месте?
 — Отсюда ничего не вывезли — ни гайки.
 Кожевников встал в тупик. Его план захватить суперсейсмограф, а потом диктовать сволочам, которые их продали, свои условия, разваливался на глазах.
 — Не может быть, — проговорил он.
 — Может, — пожал равнодушно плечами майор.
 — И что же делать?
 — Да что делать — оставить все, как есть. Пользы от этой аппаратуры никакой, но и вреда — тоже.
 Ах, майор-майор, подумал Кожевников, если бы ты знал, сколько уже от нее вреда. А пользы действительно не получается.
 Но этого не может быть!
 — Так, майор, вместе будем разбираться, — рубанул Кожевников. — Найдем в этом железе что стоящее — я заберу. Проводите меня к выходу — надо отпустить самолет.
 — Так вы у нас останетесь?
 — Останусь.
 Не так уж все и плохо. Если он не найдет тут сейсмографа, он будет ждать тех, кто за ним придет. И уж он их встретит!..




 Глава семьдесят седьмая


 Юсеф о чем-то рассеянно беседовал с командиром своих охранников, еще трое охранников сидели в креслах, откровенно скучая. Двое охранников Джефа, сидя напротив, в креслах, под пухлыми подушками которых находились их ВСС, невольно бросали взгляды на часы.
 — Где же господин Филин? — спросил Юсеф. — Мои люди уже перевели деньги.
 — Будет с минуты на минуту. Мне только что сообщили — едут.
 Джефу действительно звонили, но это было сообщение о бойне на подставной даче и об освобождении Филина. Вадим пропал. Ну что ж. Банкир Юсефа останется жить — пусть всю жизнь молится Аллаху за Пастухова.
 Джеф еще раз позвонил в Москву человеку, который должен был получить деньги в «Парусе».
 — Сделано, — коротко ответил тот.
 Все. Надо уходить. Со спокойной душой.
 Джеф поднялся и любезно улыбнулся:
 — Я покину вас ненадолго.
 Чуть склонив голову, он не торопясь вышел из гостиной номера, прикрыл за собой распашные с мозаичным стеклом двери, подошел к огромному зеркалу в холле, посмотрелся в него, бросив взгляды на двери в гостиную и на дверь в соседнюю комнату, где сейчас сидели два губернаторских милиционера. Третий отправился в банк вместе с человеком Юсефа. Левой рукой Джеф во встроенном стенном шкафу нащупал винтовку, достал, и она привычно легла в руку. «Винторез» был легкий и очень удобный. Бесшумно подойдя к двери, Джеф раскрыл ее и вошел в комнату. Оба милиционера взглянули на него, увидели, как из-за его спины появилась винтовка, но не успели ни вскрикнуть, ни вскочить. Два глухих хлопка, и они рухнули на пол.
 И тут же, как подтверждение, запукали в гостиной стволы Паши и Рябого.
 Джеф бросил свою винтовку и быстро пошел прочь. Когда поворачивал к лестничному пролету, он вынул из кармана дистанционное управление и нажал кнопку. Загорелся светодиод. Потом еще одну кнопку, и через мгновение страшный взрыв потряс гостиницу. Посыпалась штукатурка, сзади полыхнуло, и Джефа бросило к лестнице. Он удержался на ногах, но это стоило больших усилий. Зазвенели осколки. Пополз дым. Послышались крики людей и топот ног. В гостинице начиналась паника.
 В номере люкс никого не осталось в живых. В этом можно было даже не сомневаться. Ни арабов, ни русских — обоих своих охранников Джеф дожидаться не стал.
 Он спустился на четыре этажа ниже, туда, где он снял еще один номер. Маленький. На одного. Скинул одежду, сорвал, поморщившись, осточертевший парик, накладные усы, переоделся в белые шорты, футболку и сандалии, вставил цветные линзы в глаза, а потом подхватил кожаную сумочку с ремешком для запястья и вышел из номера. В этой сумочке лежали двести долларов, пятьсот рублей, билеты на самолет и паспорт на имя Андрея Крылова.
 Человек по имени Петр Иванов перестал существовать.
 А человек по имени Андрей Крылов очень торопился в Москву.
 Когда он выходил из гостиницы, оглядываясь на полыхающие окна седьмого этажа, к гостинице подкатил допотопный ЗИМ.
 Джеф прошел в трех шагах от выскочивших из него солдат удачи. Теперь он смог разглядеть и Пастухова, и его команду. Крепкие, хорошие ребята. Жаль, что они были не с ним.
 Солдаты его не узнали.
 Жаль, конечно, что в банке все закончилось мирно. Все концы убрать не получилось. Джеф рассчитал так заранее, потому что понял, что всем вместе не уйти. Оставались еще, конечно, ребята у шахты, но ведь они не в курсе происходящих в городе событий.
 Да и встречаться с ними Джеф не собирается больше никогда. Так что об этом можно было не беспокоиться.
 Нет, Джеф все рассчитал правильно. И точно.
 Нацепив на нос солнцезащитные очки, он не спеша двинулся навстречу бежавшим к отелю людям, по направлению к Советскому проспекту, чтобы поймать там такси и спокойно добраться до аэропорта.




 Глава семьдесят восьмая


 10 января. Норвежские сейсмологи зафиксировали серию подводных толчков в районе гибели подлодки Курск. Выдвигаются разные версии, но специалисты склоняются к тому, что российские военные проводили испытания нового оружия. Судя по амплитуде колебания, это были мощные взрывные устройства (Рейтер).


* * *

 Таджикская граница напоминала решето. Через нее в обе стороны ходили торговцы наркотиками, боевики таджикской оппозиции, диверсанты, родственники тех, кто жил на противоположной стороне, да просто пацаны бегали туда и обратно. Горную границу невозможно охранять. Никаких солдат не хватит. Бабки водили коз за границу, чтобы покормить сочной травой, пастухи вели стада баранов и не спрашивали, чья это территория. Но бывало, что какую-то давно протоптанную тропу вдруг перекрывали солдаты, ставили дозоры, ловили всех, кто по привычке шел сюда. Тогда люди открывали новые тропы, которых тут было вдоволь.
 Кавказцев проводник повел по новой тропе, которую еще никто не знал.
 Шел он легко, даже не оглядываясь, поспевают за ним люди или давно отстали и потеряли его из виду. Кавказцы пытались с ним поговорить, но он молчал, и поначалу бойцы решили, что он всегда такой молчаливый, потом оказалось, что проводник глухой и немой. Если это было нужно, а таких случаев за все время четырехдневного перехода было всего два, проводник объяснялся жестами. Первых случай их общения имел место, когда они вышли на нейтральную полосу.
 Проводник остановился, повернулся к бойцам, показал на их оружие, а потом на землю.
 Было ясно, что он требует, — оружие оставить.
 Бойцы поначалу было опешили. Как они пойдут без оружия, но потом поняли, что, если отряд будет обнаружен вооруженным, проводнику несдобровать. Его расстреляют пограничники. Проводник просто не хотел рисковать.
 Щуплый попытался со стариком поспорить, но это было бесполезно. Старик долго смотрел на убеждавшего его кавказца, а потом просто развернулся и пошел в обратную сторону.
 Щуплый догнал его, пригрозил пистолетом, но старик только махнул рукой и продолжил свой путь.
 Конечно, они могли бы убить проводника, но тогда им самим через горы не пробраться. А вот без оружия они, по крайней мере первое время, обойтись смогут.
 И Щуплый дал приказ разоружиться. Правда, воины незаметно оставили себе по пистолету и паре гранат, а также ножи. Но старик подобного надувательства не потерпел. Он показал на торчащий из-под рубашки у одного из бойцов пистолет и снова ткнул в землю.
 Игра в эти поиски утаенного оружия могла затянуться, если бы старик снова не повернулся и не двинул туда, откуда и привел кавказцев.
 Тогда они оставили все оружие.
 И вот теперь они шли по территории Таджикистана. Проводник знал свое дело. Он провел их так, что по дороге им не встретилась ни одна живая душа, если не считать горных козлов, орлов, которые парили в вышине, и кузнечиков, которые веером выскакивали из-под ног.
 Только здесь, внизу, когда они спустились с гор, старик остановился и начал свой «разговор». Он расчистил от камешков место и начертил на земле довольно понятную схему. Вот здесь они — двенадцать бойцов и проводник. Вот здесь граница, которую они уже прошли, вот место их назначения. Вот имя человека, который их встретит возле излучины вот этого ручья. А старик — стрелка показала — вернется домой. Его дело сделано.
 — Что за человек? — спросил Щуплый.
 Старик поднял белый камень. А чтобы тот понял окончательно — поднял черный камень и показал на Щуплого.
 Значит, их встретит белый. Русский? Но почему у него тогда имя Джеф?
 Впрочем, эти вопросы Щуплый оставил на потом. Сейчас надо было проводить старика. Конечно же Щуплый не собирался так просто отпускать проводника. Да, старик нем, но может же объясниться. Значит, тайну могут узнать враги. А этого Щуплый не мог допустить.
 В самом деле он был даже рад в глубине души, что остальных бойцов больше нет в живых. Оружие Аллаха помогает избранным, им не должны владеть сотни и даже десятки.
 Щуплый считал себя избранным.
 — Хорошо, — сказал Щуплый старику. — Благодарим тебя, Аллах тебе в помощь.
 Старик не понял, но улыбнулся. Это была странная улыбка. Щуплый считал, что старик вообще не умеет улыбаться.
 Они попрощались со стариком, пожелали ему счастливого пути и отправились в указанном направлении.
 Старик пошел обратно к границе.
 Когда он скрылся из виду, Щуплый остановил отряд и сказал своему помощнику:
 — Догони его.
 Тот все понял сразу. Поднял с земли увесистый, но не очень тяжелый камень и побежал за стариком.
 Отряд кавказцев уселся в тенечек ждать своего бойца.
 Тот вернулся очень быстро, руки были в крови.
 — Ты его спрятал? — спросил Щуплый.
 — Да.
 — Обыскал?
 — Да.
 — Что-нибудь нашел?
 — Нет.
 — Старик все носил в голове.
 — Теперь ему не в чем будет носить, — усмехнулся помощник.
 К излучине ручья они вышли к вечеру. По дороге не встретили никого, старик знал свое дело, он их вел к победе, не зная, что в этой победе он будет очередной жертвой.
 Просто так сидеть и ждать Джефа Щуплый не хотел. Надо было действовать. Надо было доставать оружие. Возвращаться за брошенным не было никакого смысла. Оружие надо было взять здесь, а в том, что оно здесь было, кавказцы были уверены.
 Щуплый оставил своего помощника ждать Джефа, а сам с остальными решил пойти дальше, найти заставу или хотя бы дорогу, по которой ходят военные машины.
 В лагере их обучили, как драться без оружия. Собственно, приемы были вполне известные — задушить, свернуть голову, выколоть пальцами глаза. Но для того чтобы приблизиться к врагам на расстояние вытянутой руки, когда враг воспользоваться оружием не может, нужна была хитрость.
 Хитрости эти тоже были отработаны в лагере.
 Из группы военных выманивались один-два солдата, а там уже дело простое.
 Заставу Щуплый и его соплеменники не нашли, до дороги не добрались, но заметили небольшой дозор, который с собакой на поводке обходил границу.
 Это было как раз то, что нужно.
 Щуплый подозвал к себе одного из соплеменников, выбрав его в качестве приманки, острым камнем полоснул того по щеке, от чего кровь залила все лицо. Кавказец лег в траву, постанывая и хрипя. Остальные воины скрылись в ближайших кустах.
 Дозор очень скоро приблизился. Собака стала рваться с поводка. Солдаты — это были не русские, а, скорее всего, таджики — вскинули оружие.
 — Помогите! Помогите! — звал «раненый».
 Пока что все шло по плану. Один сейчас останется помогать «раненому», а двое других отправятся с собакой искать тех, кто ранил «несчастного».
 Щуплый уже распределил роли между соплеменниками. Он и еще двое возьмут на себя поводыря собаки, двое убьют собаку, остальные убьют напарника. Того, кто остался с «раненым», убьет сам «раненый».
 План удался, впрочем, не все так просто оказалось.
 Когда дозор увидел в траве истекающего кровью человека, один из солдат достал рацию и сообщил на заставу, требуя прислать помощь.
 Щуплый знал, что солдаты сообщат о случившемся на заставу, однако надеялся, что они сначала осмотрят раненого. Эти, видно, были хорошо проинструктированы, они сообщили сразу. Ну что ж, значит, у кавказцев осталось совсем немного времени.
 Тот, что с рацией, остался возле истекающего кровью. Кавказец стонал и показывал рукой в сторону засевших в кустах соплеменников.
 Поводырь спустил собаку. Та рванулась в кусты. Здесь ее ждала смерть. Собак, даже самых злых, убивать тоже учили в лагере. Главное — перевернуть ее на спину, лишить движения. И соплеменники Щуплого справились с этим блестяще. Один из них поймал в прыжке собаку за передние лапы и резким движением перевернул ее и ударил о землю. Собака даже не успела взвизгнуть, как второй вонзил в ее раскрытую оскаленную пасть кол, пробив небо и раскроив череп. Собака только ногами задергала.
 Поводырь ничего не понял, все произошло моментально и тихо. Он влетел в кусты вслед за собакой и был встречен ударом палки по кадыку. Такой удар лишает человека сознания сразу же. Он не успевает издать ни звука. Второй кавказец поймал падающего назад поводыря и резко повернул его голову. Жутко хрустнули позвонки, полилась изо рта кровь. Но хруст позвонков вполне можно было принять за звук сломавшейся ветки. Поэтому и второй солдат ничего не заподозрил. Он, впрочем, бежал несколько в стороне, держа автомат на изготовку. Надо было привлечь его внимание. Надо было заманить в кусты.
 Щуплый бросил камень, солдат обернулся и позвал сослуживца:
 — Рахмат! Ты где?
 — Я! — просипел Щуплый. — Сюда!
 Солдат обманулся. Он кинулся в кусты и был встречен сразу двумя ударами — двумя пальцами Щуплый ударил солдата в глаза, а его соплеменник, вывернув автомат в сторону, ударил солдата в область сердца. Солдат обмяк, как кукла, и осел.
 Теперь оставался третий, который был возле раненого. Раненый ждал, он должен быть уверен, что с остальными покончено.
 А оставшийся возле него солдат стал проявлять беспокойство. Как-то слишком уж быстро пропали его сослуживцы.
 Он позвал их, они не откликнулись. Он встал в полный рост, снова включил рацию.
 А раненый все ждал чего-то.
 И тогда Щуплый понял, что сейчас все сорвется.
 Штык-нож, вынутый у убитого, он метнул в горло радиста.
 И попал. Тот только успел поднести руки к торчащей рукоятке и свалился.
 Теперь у них было три автомата, три штык-ножа, семь гранат и рация. Этого явно было недостаточно. Ведь им предстояло еще пройти по чужой земле много километров. Им предстояло пробиваться через стан врагов.
 И тогда Щуплый принял решение. Они нападут на заставу.
 Сейчас часть ее уйдет по тревоге. Останется всего несколько человек, они должны с ними справиться.
 Только вот где эта застава? Откуда пришел дозор? Щуплый обыскал убитых солдат. Какие-то письма, фотографии, мелочь, ерунда — ничего, что могло бы вывести кавказцев на заставу, нет.
 Он нашел только листок со странными записями: «5 ст. 2 шага, пень. 11 ст. один метр вправо, камень...»
 — Что это? — спросил он у соплеменников. Никто не понимал.
 Пятый столб, что ли? От него два шага? Куда, зачем?
 — Я знаю, — сказал помощник. — Я служил. Это телефоны.
 Да, это были координаты телефонов связи с заставой. Обычно их прятали в пнях, деревьях, в траве и камнях. Запомнить места, куда спрятаны телефоны, было трудно. Устав, конечно, запрещал носить с собой такие шпаргалки, но новобранцы, которым еще не удалось на память находить телефоны, делали такие записи.
 — Пошли, быстро.
 Возле пограничного столба с еле заметной цифрой "5" они нашли пень, в котором был достаточно ловко спрятан аппарат.
 Дальше все было просто. Телефонный провод вел к самой заставе.
 Он был, правда, присыпан землей, но неглубоко.
 Щуплый отослал одного из своих соплеменников к излучине ручья, чтобы предупредить Джефа, если тот появится, что бойцы задержатся на некоторое время. Они достают оружие.
 А сам двинул отряд к заставе.
 Щуплый все рассчитал правильно. Когда они приблизились к заставе — нескольким баракам за колючей проволокой, на территории оставалось всего семь человек.
 С ними двенадцати обученным боевикам справиться было легче легкого.
 Короткий бой начался с того, что двое кавказцев проникли на территорию заставы и прямо в казарме уложили из автомата пятерых спавших. Видно, солдаты вернулись с ночного дозора. Они не успели даже проснуться. За остальными двумя, попытавшимися скрыться на «газике», бойцы даже не устраивали особой погони. Они бросили в машину гранату. Солдат расшвыряло кусками.
 Правда, шум боя могли услышать остальные. Но и это было на руку Щуплому. Теперь он приказал занять позиции на заставе. Теперь у них было много оружия, боеприпасов немерено. На вышке стоял станковый пулемет. На складе были гранатометы, мины, новенькие автоматы и несколько винтовок с оптическим прицелом.
 — Может быть, нам следует возвращаться? — спросили Щуплого соплеменники. — У нас ведь задание.
 — Я знаю. Наше задание начнется только через два дня. Это время мы можем использовать по своему усмотрению.
 Бой на заставе, конечно, услышали поднятые по тревоге пограничники.
 Они решили, что бой кончился так быстро потому, что бандиты, контрабандисты или незаконные вооруженные формирования уничтожены. Они нашли трупы своих сослуживцев и вернулись на заставу. Правда, почему-то с заставой не было связи. Но связь никогда не была сильной стороной армии. Она всегда отказывала в самый нужный момент, а потом оказывалось, что сели батарейки или какой-нибудь салага покрутил ручки, которые крутить нельзя было.
 Двадцать человек пограничников возвращались на базу, не зная, что их ждет смерть.




 Глава семьдесят девятая


 Ребята Пастуха смотрели на полыхающие окна гостиницы, на воющие сиреной машины пожарной охраны, на милицейские патрули, на любопытных прохожих. Они уже поняли, что опоздали.
 — Что будем делать? — спросил Док. Сергей немного помолчал.
 — Едем, — сказал он.
 Аня увидела их и всплеснула руками:
 — Да что у вас, каждый день подвиг? И где вы только этих старушек берете? Здравствуйте, Сергей.
 — О! — встрепенулся Пастухов. — Здравствуйте. А я совсем о вас забыл.
 — Ничего, — улыбнулась Аня. — Ребята уже все сделали.
 И она показала Пастухову распоряжение губернатора.
 — Могу уже переезжать. А сейчас быстро за стол.
 — Потом, Аня, потом, мы еще вам и перебраться поможем.
 Он вывел ребят на улицу и усадил в беседке:
 — Так, братья славяне, распоряжение будет такое... Дима там в Кулябе один. Ты, Семка, и ты, Олежка, поедете туда. Главное — найти суперсейсмограф. Он на заброшенном полигоне воинской части. Те, кто вас встретит, расскажут подробнее. Вам надо его уничтожить. Мы с Ваней отправляемся в Москву — возьмем Иванова с компанией. Смысл разделения в том, чтобы проделать все почти одновременно. Иначе Иванов успеет предупредить тех на полигоне и заложников уничтожат. Одному Боцману не справиться. А Иванову свидетели не нужны. Но сначала доведем до конца другое дело. — И он, подмигнув, кивнул на домик, откуда слышалось тихое и мелодичное пение Ани.
 Через час Аня собрала вещи. Собственно, вещей у нее было мало, небольшой чемоданчик, который она привезла из Москвы, и все.
 Ребята уже были готовы. Пастухов допил кофе и встал.
 — Ну, на ново-старо-селье.
 Команда погрузилась в машину и помчалась по улицам вечерней Йошкар-Олы.
 Аня показывала дорогу. Все были в приподнятом настроении. Когда завершаешь доброе дело, всегда на душе птички поют.
 — Вот здесь остановите, — попросила Аня.
 Они остановились возле новенькой девятиэтажки.
 — Ну что, ребята, спасибо вам. Дальше я сама.
 — Еще чего! Мы с вами, — сказал Артист. — Но сначала...
 Он хищно оглянулся по сторонам. Увидел что-то и осторожно выбрался из машины.
 Аня и команда с интересом наблюдали за тем, как Артист на цыпочках крадется к ближайшим кустам.
 — Он чего? — спросил Док.
 Сергей рассмеялся. Он уже понял чего.
 Артист подкрался, притаился, а потом вдруг сделал стремительный прыжок.
 Из кустов с визгом вылетела кошка. Артист успел схватить ее за хвост, но добыча в его руках не осталась, кошка царапнула Артиста и помчалась по газону в сторону автомашины с командой.
 — Лови ее! — закричал Артист.
 Все выскочили, расставили руки, Аня смеялась. Кошка летела прямо на них. Но в последнюю секунду резко изменила направление и, пробежав газон поперек, вскарабкалась на стену дома. Совсем невысоко. Но достать ее было невозможно. Невозможно для обычных людей, но кошка имела дело с командой солдат удачи. Уже через мгновение Артист вспрыгнул на подставленную спину Пастухова и снял кошку со стены. Как она там держалась — чудо.
 — Ну, тихо-тихо, — приговаривал Артист, поглаживая кошку по спине. — Ты же талисман, а талисман должен вести себя прилично.
 С кошкой они поднялись на четвертый этаж, Аня достала ключи.
 — Они даже замок не сменили, — сказала она, отпирая дверь. — Так были уверены, что я не посмею прийти.
 — Секундочку, — оттеснил Аню от двери Артист. — Сначала — талисман.
 И он впустил в открытую дверь кошку.
 Кошка повертела мордочкой, хвостом и медленно, степенно вступила в квартиру. Прошла по коридору, юркнула в комнату.
 И в то же мгновение оглушительный взрыв отбросил команду от двери.
 Только чудом никто не пострадал. То ли сработала годами отработанная реакция, то ли сила взрыва ушла вся в сторону, но солдаты, повалившиеся на пел, вскочили, отряхиваясь от пыли. Из квартиры валили клубы дыма.
 — Ничего себе, — сказал Артист.
 Настроение было испорчено. Бедная кошка спасла команду. Если бы они оказались внутри, потерь не избежали бы.
 Только Аню сильно ударило вылетевшим осколком двери в бок. Она стонала. Док быстро осмотрел ее, сказал:
 — Ничего страшного. Ушиб.
 Пастухов уже держал наготове пистолет. Медленно вошел в квартиру. Да, к их встрече здесь готовились. Помимо мины, которую привела в действие кошка, Пастухов увидел две растяжки, они не сдетонировали, из угла смотрело дуло пулемета, который приводился в действие потайной педалью, на которую могли наступить вошедшие. Все сделано было довольно профессионально.
 — Как же вас соседи не любят, — усмехнулся Артист Ане.
 Вернулись на дачу мрачные.
 Завершить в Йошкар-Оле дела не получилось.
 Стали прощаться.
 — Что ж, я тоже иногда мечтаю о тихом острове в теплом море... — сказал Пастухов и обнял сначала Артиста, а потом Муху. — Берегите себя. И крепко вспоминайте Трубача и Тимоху. Не может же быть, чтобы все это было напрасно. Пусть эта мысль вас больше не беспокоит. Гнид к ногтю.
 Док постеснялся проявлять чувства. Тогда оба отъезжающих подошли к нему сами.
 Сергей взял телефон и набрал номер Голубкова.
 Ответили почти сразу, словно там ждали, не сводя глаз с трубки.
 — Товарищ полковник, принял решение направить в Куляб Мухина и Злотникова. Прощу обеспечить быстрое перемещение...
 — Понял тебя хорошо. Поезжайте в авиаполк. Ну что там у вас?
 — У нас?.. Вот прилечу и расскажу, — быстро проговорил Сергей. Ему стыдно было признаться, что операцию он провалил. Что взять Иванова у него нет никаких шансов.
 — Ладно, — что-то понял Голубков, поэтому и расспрашивать не стал. — Берегите себя, ребята.
 И от того, что полковник Голубков сказал эту последнюю фразу, лица четверых мужчин потеплели.
 Пастухов повернулся к девушке:
 — Аня... Что нам с вами делать? С собой мы вас брать не можем...
 — Почему?
 — Потому что там стреляют. Потому что женщинам там не место.
 — Тогда я погибла.
 Сергей посмотрел на девушку. «Мы в ответе за тех, кого приручили». Махнул рукой:
 — Ладно, поехали в Москву. Остановитесь у меня.
 Аня погрустнела.
 — Можно вас на минутку, — тронула она Сергея за рукав.
 — Можно, — пожал тот плечами. Аня с Сергеем вышли во двор.
 — Сережа, — сказал Аня тихо, — у вас ведь есть семья?
 — Да.
 — Можно тогда я не поеду с вами? Останусь здесь.
 — Не понял...
 Аня снова взяла его за руку.
 — Вы простите, Сергей, но я так не могу. Я ведь... Я люблю вас. Мне с вами нельзя. Я останусь в городе.
 Для Сергея ее слова были, как пыльным мешком по голове.
 — Аня, вы меня простите, я дурак, я не знал...
 — Серега, Пастух! Вы скоро там?
 — Сейчас! — крикнул Сергей. — Вы меня простите...
 — Это вы меня простите, Сережа. Видите, какая история...
 — Но вам здесь оставаться нельзя.
 — Да что со мной случится?
 — Нет, я вас не оставлю. — Сергей на секунду задумался. — Знаете что, поехали с нами в авиаполк. Там, что ли, поживете, пока я вернусь.
 — Вернетесь?
 — Обязательно. Завтра или послезавтра. Я вас не брошу. Взялся за гуж...
 — Как жаль, — сказала Аня.
 — Чего?
 — Что я вас не встретила раньше...
 В авиаполку их уже ждали. Дока и Пастуха тут же посадили на истребитель. Артисту и Мухе придется подождать.
 Они втроем, с Аней, махали руками, когда истребитель разгонялся и взлетал, покидая город, который оказался центром мирового события, о чем, правда, никто, кроме очень узкого круга людей, не знал.




 Глава восьмидесятая


 — ...Они держат их не на шахте. Понял? Шахты для испытаний, а людей они держат в административном поселке. Это километрах в пяти. Сюда они свезли заложников и здесь же держат арсенал. Только что один человек Иванова загрузил в машину три «винтореза» с боекомплектом и погнал в город... Круто ребята подготовлены, если у них на вооружении такая техника.
 Машину, из которой Артист вел сейчас разговор с Пастухом, ребята загнали в лес, сразу за поселком, и замаскировали на всякий случай ветками. Боцман и Муха наблюдали за передвижениями на полигоне прямо там, в непосредственной близости от противника, укрывшись в развалинах котельной, а вот Артист вернулся к машине сразу, как только заработала рация.
 Аня все-таки напросилась, и ребята не оставили ее в авиаполку, взяли с собой. И правда, что ей делать в воинской части? Пусть пока поживет в Кулябе.
 Но оставаться одна дома Аня отказалась наотрез.
 — Я теперь поняла, какие вы подвиги совершаете. Я, между прочим, младший лейтенант запаса, проходила курсы военфельдшеров, я вам пригожусь.
 И ребята сдались, но на том только условии, что Аня никуда влезать не станет.
 Сейчас она, как мышка, сидела в машине и слушала переговоры Артиста с Пастуховым.
 — Сколько там у Ладена бойцов? — спросил Пастух.
 — Было шесть человек, но один минут десять назад уехал. Так что теперь пятеро.
 — А у Джефа?
 — Кого?
 — У Иванова?
 — Трое.
 — Сколько заложников?
 — Тоже трое. Еще какая-то женщина и ребенок.
 — Значит, они в поселке?
 — Да. Это заброшенный поселок. Он уже почти разрушился. Заложников они держат в бывшем административном здании. Оно самое высокое и меньше всего разрушено... Серега, у нас хорошие позиции. Мы готовы начать действовать в любую минуту.
 — Уверен?
 — Абсолютно.
 — Значит, так, запоминай. — Голос Пастуха был уверенным и решительным. — Заложников надо освобождать. Узнает об этом Иванов или не узнает, уже не так важно.
 — Я понял.
 — Самое главное. Не знаю, как талибы, а у Иванова ребята очень серьезные. Возможно, это бойцы террористического спецподразделения...
 — Ни хрена себе.
 — ...поэтому предельная осторожность, Семка! Понял?
 — Понял.
 — Шахты рвани re к чертовой матери.
 — Есть.
 — А потом — уничтожить суперсейсмограф.
 — Есть.
 — Ну тогда — удачи...
 Когда сеанс связи с командиром закончился, Артист осторожно, приложив указательный палец к губам, что означало — тихо, — подмигнул Ане и, стараясь не издать ни одного мало-мальски громкого звука, выбрался из машины и прихватил с собой все оружие и снаряжение.
 Через пять минут Артист уже плюхнулся между Мухой и Боцманом.
 — Ну что? — спросил Муха, не отрываясь от оптического прицела, который использовал в качестве подзорной трубы. Находились они метрах в двухстах от заброшенного административного здания, где люди Иванова и Ладена держали заложников.
 — Пастух просил передать, чтобы начинали, — сказал Артист, выкладывая из спортивной сумки три автомата Калашникова, снабженные подствольными гранатометами, десяток запасных обойм и гранаты.
 — Понятно, — сказал Боцман, — значит, заложников надо вытаскивать как можно быстрее. Ну мы как всегда. Попали в самое нужное место и в самое подходящее время.
 — Работа у нас такая, — отозвался Муха. — Попадать в это самое место.
 — То есть, — сформулировал Боцман, — пока другие будут смотреть в бинокли и слушать наушники, мы подставим свои задницы под пули.
 — Совершенно верно, — кивнул Артист.
 — Хорошенькое дело...
 — "Винторезы" мне их не нравятся, — пробурчал Муха. — Откуда они их взяли? И что у них в таком случае еще имеется?
 — Не знаю, что у них там еще имеется, — сказал Артист, — но кто они такие, Пастух мне рассказал. На всякий случай.
 — Ну?
 — Террористы.
 — Не понял?
 — Диверсионное спецподразделение.
 — Это как те черные маски?
 — Вроде того.
 — Ну и развелось у нас убийц.
 — А мы кто, по-твоему?
 — Мы — хорошие и убиваем только плохих парней.
 Муха оторвался от оптического прицела и посмотрел на Артиста.
 — А хорошего чего-нибудь Серега нам не сказал?
 — Сказал, что вылетает к нам, как только закончит в Москве.
 Муха усмехнулся.
 — Ладно, — сказал он. — Мы тут раньше разберемся.
 — Ну вот, — заметил Боцман, — а вы еще не хотели брать с собой стволы. Глянем, мол, одним глазком и вернемся. Хороши бы мы были... Ну что ты там высмотрел?
 Муха положил прицел и вздохнул.
 — Главное, мужики, — сказал он, — что все там спокойно. Они, конечно, ребята не промах и ситуацию секут, но наезда на себя не ждут. Это точно.
 — Один — ноль в нашу пользу.
 — Два — один в их пользу, — возразил Боцман. — Их девять. Мы пока только сокращаем счет.
 — Теперь дальше. Их по-прежнему торчит пять человек. Трое где-то внутри, один на крыше и один на первом этаже рядом с главным входом. Где сейчас заложники, сказать сложно. Их опять увели внутрь...
 Центральная часть заброшенного поселка с трехэтажным административным зданием в центре просматривалась как на ладони. Залитое ярким солнцем и давно обветшавшее здание, в котором не осталось ни одного стекла в окнах, заросшие травой дороги по обе стороны здания, высокие плиты забора с одной стороны, полуразрушенный одноэтажный дом с другой стороны.
 Вокруг было тихо. Только стрекотали кузнечики. Солнце палило совершенно невыносимо, и при этом солнечный свет был настолько ярким и образовывал такую густую тень, что в пустых глазницах окон административного здания ничего невозможно было разглядеть.
 — А вы заметили, — сказал Артист, — что шестой слинял уже минут десять назад, а пыль от его машины до сих пор стоит?
 Муха и Боцман задумчиво переглянулись. Они словно пробовали на вкус то, что сейчас им сказал Артист. Ведь это не просто наблюдение. Это идея.
 — Не кататься же нам вокруг них? — с сомнением сказал Муха.
 — Да, не покатаешься. Сразу просекут, — вздохнул Артист.
 — А было бы идеально. Сегодня совсем нет ветра. И влажность низкая. Пыль — столбом.
 — А здесь все в пыли, — поддакнул Боцман. — Поднять бы ее...
 — Думаешь, стоит рвануть вокруг дома пару-тройку гранат? — спросил Муха.
 Они прекрасно знали, что ВСС оснащаются лазерными целеуказателями и луч от целеуказателя будет виден в густой пыли.
 Это единственный способ справиться с «винторезами», поскольку стреляют они почти бесшумно.
 — К тому же отвлекающий маневр... Это возможность лишить их преимущества.
 — Значит, так, — предложил Артист, — Боцман, поработай отсюда из подствольника, причем начни с крыши. Мне тот деятель наверху очень не нравится. А мы с Мухой подойдем с двух сторон поближе и попробуем взять на прицел остальных. Если повезет, они тут же замелькают своими рубиновыми лучами.
 — А если не повезет?
 — А мы постараемся...
 — Ладно, уговорил, — сказал Муха, переваливаясь на бок и отползая к их арсеналу. — Пошли...
 За ним отползли остальные.
 Минут через семь Боцман снова занял позицию у полуразвалившейся стены бывшей котельной и оглядел поле предстоящего боя в прицел своего автомата.
 Никаких изменений — один чуть выделяется над очертаниями плоской крыши, почти над козырьком парадного подъезда, рядом с проросшей там тоненькой березкой, а второй время от времени проявляется в темноте за разбитым окном на первом этаже справа от входной двери.
 Чуть пискнула рация.
 — Боцман?
 — Я, — поднес Боцман рацию к губам.
 — Готов? — спросил Артист.
 — Готов.
 — Муха?
 — Я, — донеслось из рации, — этот гад у входа, жрет чего-то. Я держу его.
 — Отлично. Я вижу еще одного в окне второго этажа. Скорее всего, он с кем-то разговаривает... Ладно, все. Пора. Муха?
 — Держу.
 — Боцман, начинай на счет три.
 Боцман упер в плечо приклад автомата, чтобы удобнее было стрелять из подствольного гранатомета, и прицелился в выглядывающую рядом с березкой на крыше голову.
 — Раз, — сказал он. — Два... Опустил палец на спусковой крючок.
 — Три.
 Нажал и содрогнулся от отдачи.
 В следующее мгновение раздалось несколько автоматных хлопков и только после этого грохот взрыва на крыше, но Боцман был уже занят другим. Он вставил вторую гранату, прицелился и положил ее справа от здания, потом быстро — третью и дал выстрел слева от здания. А потом подхватил автомат и перекатился назад, к выходу из котельной. Юркнул наружу, перебежал к куче песка, упал и снова зарядил гранату. Теперь он прицелился по центру и последним выстрелом раздолбал входную дверь. Задумка удалась — почти все здание (благо оно было довольно скромных размеров) оказалось окутанным поднятой взрывами пылью.
 Перекатившись еще подальше, Боцман вскочил и короткими перебежками — от стены до дерева и от дерева до проржавевшего трактора — понесся к административному зданию. Затихшая было на какое-то мгновение стрельба вдруг началась снова. Это Артист выскочил слева, подстраховав себя. Подбежав к окнам здания, он метнул туда гранату и привалился к стене. Взрыв — Артист вскочил на ноги и запрыгнул внутрь.
 Мухи справа не было видно.
 В это мгновение Боцман боковым зрением, сквозь пыль и пот, уловил движение сверху. Он тут же сообразил, что это может быть только тот боец, который был на крыше. Видимо, граната не задела его. Вскинув резко автомат, Боцман сделал один за другим пять одиночных выстрелов. Убедившись, что попал, он побежал ко входу в здание, а бандит рухнул на землю прямо за его спиной.
 Влетев внутрь здания, Боцман перекатился за колонну и замер с автоматом на изготовку, оглядываясь по сторонам. Граната из его гранатомета и граната, которую метнул Артист, сделали свое дело. Все вокруг было разметено двумя взрывами. Рядом с Боцманом лежало тело еще одного бандита, который с самого начала был у входа. И никакого движения вокруг. А вот оттуда, где была лестница наверх, послышался шум, а за ним два выстрела. Артист там, понял Боцман, и метнулся к лестнице.
 — Боцман? — донеслось до него сверху. Это был голос Артиста.
 — Я, Артист, — отозвался Боцман. Не называть прозвище своего друга рискованно. Мало ли кто может кричать "Я".
 Боцман взбежал на второй этаж и сразу столкнулся нос к носу с Артистом.
 — Все? — спросил Боцман.
 — Четверо точно. Если ты, конечно, этого Карлсона на крыше достал.
 — Не боись, достал... Где Муха?
 И тут в пространстве второго этажа, заволоченном пылью, блеснул рубиновый лучик. Все среагировали мгновенно. Боцман и Артист рухнули на пол, пытаясь сообразить, с какой стороны появился этот лучик, и в то же мгновение оглушительно треснула короткая очередь. Оглушительно, но успокаивающе, потому что стрелял явно Муха.
 А через минуту появился и он сам, спокойно насвистывая какую-то песенку. Выпендриться он всегда любил. Да и почему бы не выпендриться, если бой закончен, и закончен без потерь в личном составе?
 — Ты куда пропал? — спросил Артист.
 — В засаде сидел, — ответил довольно Муха. — Ждал, пока этот архаровец не выползет... Как там наши заложники? Я что-то нигде их не видел.
 — А я подумал еще, — сказал Боцман, — какого хрена Семка гранату в дом швырнул? Там же заложники...
 — Да нету их здесь, — отмахнулся Артист. — Мне хорошо видно было.
 — А где же они? — спросил Боцман. Артист пожал плечами:
 — В подвале, в другом здании или...
 — Отставить «или», — скомандовал Муха. — Не будем поддаваться панике. Мы же их видели полчаса назад. Так что ничего с ними не могло случиться. Найдем.
 Неожиданно растворилась дверь соседнего здания и оттуда вышли несколько человек.
 — Я слышал, вы по-русски говорите? — с сильным акцентом произнес один из них.
 — Вообще-то да...
 — Спасибо вам, — сказала все еще дрожащая от страха женщина.
 — Да чего уж там, — отмахнулся смущенно Артист.
 — Спасибо, — повторила вслед за мамой шестилетняя девочка, которая, наверное, так и не поняла до сих пор, зачем их привозили в это ужасное заброшенное место, держали здесь, ничего не требуя от них и ни о чем с ними не разговаривая, страшные люди с оружием.
 — Дай Бог вам здоровья, — произнесла женщина и взяла дочь за руку.
 — Здоровья, — это бы нам не помешало, — согласился Муха. — Люди, вы откуда повылазили?
 — Там ходы есть. Соединяются подвалы... — Человек подошел поближе. — А вы за Рахимом?
 — За каким Рахимом?
 — Ну ученый, Дашев.
 Муха пожал плечами:
 — Наверное.
 — Его убили вчера...
 — Ясно. — Муха вздохнул.
 Он считал, что бой уже закончен.
 Так думали все солдаты удачи...




 Глава восемьдесят первая


 Он окончательно запутался сам и запутал майора. Как только Кожевников появлялся в его кабинете, майор тоскливо закатывал глаза и робко спрашивал:
 — Опять?
 — Пошли-пошли, — торопил Кожевников. — Мы эту машину разъясним.
 И они снова шли в машинный зал и копались в проводах, щелкали тумблерами, включали и выключали компьютеры.
 На главном мониторе время от времени вспыхивали какие-то цифры. Майор говорил, что это показания сейсмографа. Но к главному монитору шло такое количество проводов, что уследить, какой механизм дает основную информацию, было невозможно.
 — А давайте методом исключения, — предложил майор.
 — Как это?
 — Ну вот будем отключать один за другим составные и смотреть, что получится.
 — Ну что ж, — согласился Кожевников. — Самый русский метод — «авось» называется.
 И весь сегодняшний день с утра они посвятили тому, что один за другим отсоединяли провода от монитора.
 Майор вел подробную запись, что и как получилось, когда они отключали очередной шлейф. Оказалось, что монитор по-прежнему выдает цифры, которые внешне никак не изменяются.
 — Это туфта, — сказал Кожевников, когда они отключили уже десятый или двадцатый провод.
 — Очень может быть, — весело согласился майор. — Но может и не быть.
 Они провозились до обеда, а потом сидели в кабинете майора и горячо спорили — работает сейсмограф или нет.
 — Да там все дело в программе, — втолковывал Кожевникову майор. — Понимаете, суперсейсмограф, насколько я понимаю, должен выдавать какие-то очень точные сведения, скажем, суперточные. Специальная программа просчитывает варианты и выдает место, силу и результат применения направленного взрыва.
 — Ну?
 — Или наоборот, вы хотите, скажем, разрушить Нью-Йорк...
 — Лучше Москву.
 — Вот. И задаете компьютеру задачу, как это сделать, он, на основании наблюдений сейсмографа, выдает вам нужный вариант. Это в принципе. Но может ли такая программа существовать, можно ли вообще вычислить все с такой точностью?
 — Компьютер же!
 — Ну и что? Вон Каспаров эти компьютеры в шахматы обыгрывал, а там вариантов куда меньше — всего-то шестьдесят четыре клетки. А тут целая Земля...
 В дверь постучали.
 — Товарищ майор, посторонний на территории части.
 — Кто такой? Пастух опять какой-нибудь?
 — Да нет, сами посмотрите.
 Кожевников с майором поднялись и двинулись в охранную комнату, где на нескольких экранах видна была наружная жизнь.
 — Вот, — ткнул пальцем в экран солдат. Майор пригляделся.
 — Что за черт! Женщина.
 Кожевников тоже склонился к экрану. Нет, не может быть. Это ему показалось. Но женщина бежала прямо ко входу, опасливо оглядываясь назад.
 — Черт побери, — сказал Кожевников. — Это ж Аня.
 — Кто?!
 — Да знакомая одна... Ерунда какая-то, она в другом городе...
 — Хорошая знакомая, видно, если вас и здесь нашла.
 — Я ее едва знаю, — честно сказал Кожевников.
 Аня тем временем подбежала ко входу, нашла потайную дверь и оказалась перед сканерами и телекамерой.
 — Ну что, впустить? — спросил майор.
 — Погодите, а связь есть? Ну она нас может слышать?
 — Да, вот кнопка.
 Аня стояла перед железной дверью, поглядывая на глазок телекамеры, и тыкала во все кнопки.
 — Аня, что вы здесь делаете? — спросил по громкой связи Кожевников.
 Девушка на секунду замерла. Снова опасливо оглянулась.
 — Кто это? — спросила она.
 — Кожевников. Я у Пастухова недавно был.
 — Господи! Слава тебе! — всплеснула руками Аня. — Откройте мне быстрее. Меня Сергей послал.
 — Открывайте, — сказал Кожевников майору.
 — Иди встреть, — приказал тот солдату и повернулся к гостю. — Кто такой Пастухов?
 — Наш человек, — успокоил Кожевников. — Видно, что-то у них стряслось.
 Через несколько минут солдат привел Аню, и все разъяснилось.
 — Они сейчас на полигоне под Кулябом, — быстро говорила она, огромными глотками опорожняя стакан с водой. — Им туго. Боюсь, они...
 Аня закрыла руками лицо.
 — Ну-ну, успокойтесь, — сказал Кожевников. — Выпейте еще воды.
 Аня справилась с рыданиями, еще выпила воды.
 — Меня Сергей попросил бежать к вам. Я только не знала, что вас здесь застану.
 — А если бы не застали?
 — Даже не знаю... — Она взглянула на майора. — Попыталась бы убедить.
 — Что ж Сергей, ни пароля вам не сказал, ни кода?
 — Он, наверное, и не знает. Это вообще от отчаяния. Бандиты скоро явятся за каким-то аппаратом сюда. Вот он и просил предупредить.
 — Далеко это отсюда?
 — Далеко. Я еле добралась.
 — Все, майор, собирай свою команду, идем на выручку Пастуху.
 — Что вы! — воскликнула Аня. — А здесь кто останется? Нет, Сергей просил никакой помощи не присылать. Он просил вас держаться. Свяжитесь с кем-нибудь, вызовите подмогу.
 — Верно, — кивнул майор. — Надо людей вызывать.
 Он пошел в свой кабинет, Кожевников все пытался утешить Аню.
 Она плакала и плакала.
 — Знаете. — сказал она, когда слезы потихоньку просохли, — я ведь его люблю.
 — Кого?
 — Сергея.
 Аню отвели в комнату с кроватями, настрого запретили ее беспокоить, а сами, расставив посты, еще раз проверив все входы и выходы, опять занялись сейсмографом.
 — Теперь понимаешь, майор, что я тут делаю? — спросил Кожевников.
 — Выходит, это не туфта... Ну давайте искать, полковник.
 И они снова принялись отключать от главного монитора провода.
 Когда отключили уже тридцатый или сороковой, вдруг монитор написал — «ошибка, отключен основной компонент».
 — Есть! — закричал радостный майор. — Нашли!
 — Это какой провод мы сейчас отключили? — заволновался и полковник.
 — Да вот он! — поднял шлейф майор.
 — И куда ты нас, родимый, приведешь? — потянул за провод Кожевников.
 — Да, тут еще пойди найди.
 Майор втиснулся в промежуток между двумя железными стойками, пошел по проводу.
 — Не видно ничего! Куда-то сюда идет.
 — Ищите! Ищите! Майор вылез обратно.
 — Торчинский! — крикнул он что было сил. — Бегом сюда. — И добавил уже тише: — Сейчас фонарь принесут. Торчинский! Я сказал — бегом!!!
 Солдата не было.
 — Позасыпали они там, что ли. Стуков! Иди сюда! Стуков!
 И снова никого.
 — Ох, блин, я им сейчас наваляю, — отряхнул ладони майор. — Сейчас я им выдам по первое число.
 Майор пошел за фонарем, а Кожевников снова подключил тот самый провод.
 — Не туфта, — шептал он, — не туфта.
 Через десять минут, когда полковнику надоело включать и отключать шлейф, он решил сам найти нужный аппарат. Тоже притиснулся между железных стоек и потянул за провод — конец его терялся в нагромождении техники. Тут действительно было темно.
 — Да где он там с фонарем?!
 И Кожевников пошел искать майора.
 Он нашел его сразу же за дверью. Тот лежал в непомерно большой луже крови, вытекшей из его горла. Оно было перерезано до самых позвонков.
 Полковник моментально прижался к стене, выхватил пистолет.
 Все-таки они проскочили. Никакая охрана им не помогла. Ну, сволочи, держитесь.
 И он пошел вперед, осторожно выглядывая из-за каждого выступа.
 Крови было много. Ни одной живой души он не встретил — одни страшные, почти обезглавленные трупы.
 Где же они прячутся? Чего не идут к нему? Почему они уже не ворвались в зал с СПЧ? Заблудились? А что, это здесь вполне возможно.
 Полковник замер. Из-за двери он услышал шорох.
 Взвел курок и распахнул дверь.
 Тут же увидел в темноте испуганное, побледневшее лицо Ани. Да где же он ее раньше видел? Нет, не у Пастухова, а раньше?
 — Где они? — спросил шепотом.
 — Не знаю, — замотала она головой.
 — Сиди здесь, я сейчас.
 — Нет, я боюсь. Я с вами.
 — Ладно, пошли. Только ни на шаг. Стрелять умеешь?
 — Н-нет, не знаю, может быть.
 — Держи. Просто нажмешь на курок.
 И он вручил ей подобранный по дороге автомат.
 — Я боюсь.
 — Не бойся.
 И Кожевников повернулся к выходу.
 Что-то быстро коснулось его шеи, грудь обожгло горячим. Он выронил пистолет, стал заваливаться на бок.
 Последнее, что он увидел, — лицо Ани. Спокойное, мирное даже, красивое лицо убийцы.
 И в эту секунду вспомнил, где он видел ее — на секретной базе спецназа под Ростовом...




 Глава восемьдесят вторая


 Когда кавказцы вернулись к излучине реки, человек, который должен был их встретить, уже был на месте. Иванову было приказано — встретить отряд недалеко от Куляба, проводить к месту испытаний и включить в общее дело.
 От кого исходил приказ, Иванов не знал, он знал только, что откуда-то с самого верха, от его покупателей. Самому отправиться встречать отряд, который, как ему сказали, будет численностью до сотни, у Иванова не было никакой возможности. И он послал своего помощника. Он с самого начала вывел его из игры. Такие приказы должны выполняться точно. Здесь рисковать нельзя было. Его, правда, настораживала анонимность приказа и странное стремление хозяев набить кулябский полигон боевиками. Это могло привлечь внимание. В Кулябе уже было достаточно бойцов, чтобы даже в случае нападения выдержать довольно длительную осаду. А за это время оборудование можно было вывезти куда угодно. В тот же Афганистан, скажем. Но если покупатели решили прислать еще бойцов, они на то и хозяева.
 Помощника Иванова звали Андрей. Он-то и должен был стать Джефом. Парень был здоровый, немного туповатый, но с реакцией молниеносной. Иванов объяснил ему задание. Заранее отправил в Куляб, чтобы точно к сроку, точно в нужном месте Андрей встретил отряд и проводил к кулябскому полигону.
 Иванов не знал, что посылает парня на верную гибель.
 Собственно, весь замысел Ладена строился на том, что отряд безо всяких условий возьмет оборудование тектонического оружия и переправит его в лагерь под Кабулом. Усама Бен Ладен ни с кем не хотел делиться. Даже с преданными ему людьми. Отряд в лагере тоже ждала не лучшая участь. Всех их давно приговорили к смерти. Усама внимательно следил за продвижением отряда по Афганистану. Тот самый четвертый, который сбежал, был его шпионом. Он даже рассчитал, что кавказцы в конце концов возьмут власть в отряде в свои руки. Не зря он так внимательно к ним приглядывался. И когда он договаривался с талибами и максудовцами, он уже знал, что кавказцы отделились от отряда. Шпион все время следовал за отрядом, сообщал ему обо всех передвижениях и переменах. Он послал этих сто двадцать человек только для того, чтобы выявить сильнейших. Как он и предполагал, ими оказались кавказцы. Ну что ж, остальные ему просто были не нужны. Вот тогда он и отдал их на растерзание талибам. У талибов, впрочем, был приказ, кавказцев отпустить восвояси. Это уже хитрый восточный ум талибов пришел к тому, что раз Ладен так заботится о каком-то небольшом отряде, значит, там что-то важное, значит, они попытаются обставить даже своего благодетеля.
 Не получилось. Кавказцы теперь шли к Кулябу, их вел Андрей.
 Андрей, в отличие от проводника, был разговорчив. Щуплый сразу же вызнал у него конечную цель и даже смутно стал догадываться, что за оружие Аллаха ждет их там.
 На второй день пути Андрея зарезали. Теперь они знали все. Теперь они явятся на эту землю и вообще на Землю, как воины Аллаха, в белых одеяниях победителей. Нет, они не отдадут оружие Бен Ладену. Они сами устроят кровавый пир победителей.
 К лагерю они пришли ночью. Но не стали выходить к охранникам, не стали обращаться с паролем, который назвал им Андрей, они снова затаились. Здесь было посложнее. Охранники были здорово укреплены. У них были и автоматы и гранатометы. Они могли пощелкать кавказцев за полчаса.
 Щуплому не терпелось, но он понимал: самое трудное оставаться хладнокровным, когда цель близка, когда она вот, рядом.
 Надо было ждать. Ждать удобного момента. А такой момент обязательно должен был наступить. До сих пор Аллах был на их стороне.
 И такой момент настал. На третий день кавказцы заметили, что в окрестностях базы появились белые чужаки.
 Охота на охотников — вот, оказывается, какого момента ждал Щуплый. Он рассматривал исподтишка здоровых, ловких ребят и понимал, что они настоящие противники. Правда, смогут ли они справиться с охраной? Впрочем, это тоже было не так уж важно. В бою и та, и другая сторона изрядно потреплют друг друга. И этим моментом как раз и воспользуются кавказцы. Охранников было мало, тех, кто собирался на них напасть, — всего трое. А их, кавказцев, было все еще двенадцать. Но Щуплый не хотел рисковать.
 Теперь он достаточно ясно представлял себе, что за оружие Аллаха скоро будет в их руках. Он видел шахты, из разговора с Джефом-Андреем он понял, что речь идет не об атомных бомбах, но о чем-то куда более серьезном. Это оружие стирает с лица земли целые города, огромные территории превращает в руины. Как оно действует, Щуплый не знал, но в другом оружии он разбирался, сможет разобраться и с этим.
 Ночью он собрал своих соплеменников.
 — Мы можем сами напасть и на охранников, и на белых. Но мы будем ждать.
 Соплеменники с ним согласились, хотя им тоже не терпелось побыстрее взять в руки карающий меч Аллаха.
 А на следующий день тройка белых напала на базу. Бой кавказцы видели издали. Это был отличный бой. Белые действовали слаженно и умело. Охрану они положили за каких-нибудь полчаса. Всю. До единого человека. И при этом не были ни ранены, ни тем более убиты.
 Когда тройка белых стала освобождать из подземелий заложников, Щуплый понял — их час настал.
 — Аллах акбар! — сказал он.
 Бойцы повторили клич. Небольшими группами по три человека они рассредоточились вокруг базы. Теперь нападать надо было с четырех сторон. Щуплый взял на мушку винтовки с оптическим прицелом самого здорового из белых.
 Это был Боцман. Впрочем, Щуплый не знал его имени. Он сейчас выжидал момента, когда Боцман остановится и можно будет наверняка спустить курок.
 А Боцман словно чувствовал опасность. Он бегал по развалинам, носил какие-то ящики, тянул какие-то провода. Ни на секунду Щуплому не удавалось поймать Боцмана в прицел.
 Он знал, что еще двое из оптических винтовок тоже целятся в тех, кто напал на базу.
 И пока не слышал выстрела.
 Пока выстрела не было.
 Боцман не просто чудом избегал пули снайперской винтовки. Еще минут пять назад они все заметили блеск оптического прицела. И теперь понимали, что бой вовсе не закончен. Они минировали шахты, базу, они отослали людей в укрытие, а сами делали вид, что ничего не замечают. Как же они обмишулились. Не проверили окрестности, полезли сразу к базе. А оказывается, Иванов не так глуп. Он выставил дозоры, которые их сейчас и накроют. Пока солдаты удачи не знали, сколько врагов вокруг. Но догадывались, что не двое-трое. Их может быть с десяток или даже два.
 Решение пришло к Артисту.
 — Ребята, их надо выманить. Издали они нас пощелкают в два счета.
 — Как? — спросил Боцман.
 — А вспомни людей в масках.
 — Финт в бакинском дворце?
 — Да. Какую шахту ты не заминировал?
 Боцман незаметно кивнул на вход в ближайшее подземелье.
 — Не успел.
 — Вот и отлично. Теперь по одному спускаемся в заминированные шахты, а оттуда незаметно перебираемся в незаминированную.
 — Ясно. Хитрость еще та! — на бегу сказал Муха.
 Ни секунды они не оставались на месте. Это была игра со смертью. Но другого выхода остаться живыми и не дать врагам снова завладеть базой у них не было.
 — А у тебя есть предложение лучше? — спросил Артист.
 — Нет.
 — Вперед, славяне.
 И они по одному, но достаточно демонстративно скрылись в шахтах.
 Щуплый не слышал, о чем говорят солдаты. Он видел только, что по одному они скрылись за люками.
 И он отдал приказ наступать.
 Его подвело нетерпение. Горячая кровь. Ощущение близкой победы. Желание стать властелином мира. Это было так близко. И всего-то несколько белых теперь стояли на его пути.
 — Гранаты приготовьте! — скомандовал он. Дальше все было просто.
 В люки, за которыми скрылись белые, кавказцы бросили по три гранаты.
 Грохот взрывов. Дым, пыль, гарь. И все кончено.
 — Надо проверить, — сказал Щуплый.
 Он составил три группы и отправил их в шахты, чтобы найти трупы белых, а если те еще живы, уничтожить их.
 А Муха, Артист и Боцман уже были в четвертой шахте.
 — Не торопись, не торопись, — умолял Артист Боцмана, державшего наготове взрыватели. — Дай им войти поглубже.
 — Двое остались, — доложил Муха, наблюдавший за кавказцами.
 — Не надолго.
 Как только группы, посланные Щуплым, спустились в люки, тот пошел по территории базы искать заложников. Он видел, что белые их куда-то отправили.
 За ним следил Боцман. Второй оставшийся на поверхности кавказец залег за выступом стены, на случай, если кто-то из белых покажется из шахты.
 — А теперь давай! — скомандовал Артист.
 Боцман крутанул ручку динамо и вжал соединитель.
 Из люков двух шахт вырвались сначала столбы земли, а потом пламя. Столбы осели, похоронив под собой входы. Теперь эти шахты раскопать будет невозможно.
 Боцман вдавил соединитель еще раз, но третьего взрыва не было.
 — Провода перебило! — скрежетнул он зубами.
 Поздно. Теперь надо было вступать в открытый бой. Залегшего за стеной кавказца Муха снял из автомата. Тот от неожиданности вскочил и оказался на виду.
 А Артист с Боцманом бросились искать Щуплого. Кстати, про себя они его окрестили — Шкелет.
 Щуплый все понял. Он понял, что в засаду попали они сами. Он недооценил белых. Те оказались настоящими профессионалами. Они заманили кавказцев и теперь уничтожают их.
 Ему надо было найти заложников. Это был единственный и излюбленный способ уходить от возмездия. Белые почему-то жалеют людей. А Щуплому это было на руку.
 Он метнулся к едва заметной двери в основании здания и замер. Там были люди. Он услышал женский голос.
 Вот сейчас он ворвется туда, схватит эту женщину за волосы и выйдет с ней, держа пистолет у ее виска. Если там будет ребенок — еще лучше. Белые детей жалеют еще больше.
 В этот момент прогремело подряд два взрыва.
 Муха вкатил вылезавшим из люка кавказцам гранату прямо под ноги. А потом еще добавил очередь. Щуплый потянулся к двери, вот сейчас, сейчас... Но тут кто-то по-простецки тронул его за плечо.
 — Кого ищешь, парень? — спросил Артист. — Меня?
 Щуплый повернулся вместе с вылетавшим из его руки кинжалом. Но кинжал не нашел жертву. Он чиркнул по стене, вышибив искру, вместо того чтобы вонзиться в горло человеку. А человек уже стоял перед Щуплым, держа пистолет у его лба.
 — Бросай оружие, Шкелет. Давай по-хорошему.
 Но по-хорошему Щуплый не мог и не хотел. Он вскинул руки, выбил пистолет и бросился на Артиста головой вперед.
 Артист просто сделал шаг в сторону.
 В этот момент, услышав шум борьбы, одна из заложниц открыла железную дверь.
 Щуплый налетел на ребро этой двери со всей силы. Голова его оказалась все-таки мягче железа. Она раскололась, а Щуплый так и повис, дергая ногами. Артисту тут делать было больше нечего. Шкелет сам себя убил.
 Девочка закричала. Мать закрыла ей глаза.
 Артист оттащил тело Шкелета в сторонку, чтобы не пугал людей своим раскроенным черепом.
 Здесь все было кончено.




 Глава восемьдесят третья


 Заброшенный полигон воинской части был в километре от шахт. Надо было добираться туда.
 Артист собрал бойцов и приказал двигаться за ним на расстоянии двести метров, поодиночке.
 Они углубились в пустыню и через час уже вышли к заброшенному полигону. Теперь начинался завершающий этап операции.
 — И где эта машинка может быть? — спросил Артист самого себя.
 — Надо разведать, — ответил Муха.
 — Ты думаешь, там охрана?
 — А что? Так бросили? Это же и есть то самое сверхоружие.
 — А если туфта?
 — Тогда тем более охраняют, чтобы никто не понял, что туфта.
 — Кто охраняет — наши или эти? — Артист кивнул в сторону афганской границы.
 — Вот это мы и проверим. Хитрость старая: я ползу в лоб, ты с правого фланга, Боцман с левого. Подползем поближе — увидим.
 Они расползлись в разные стороны.
 Артист первым вышел на боевую позицию. И она ему не понравилась. Единственный саманный домик на полигоне казался совершенно безжизненным. Он внимательно всматривался в песок полигона — свежих следов на нем видно не было. Может, все это действительно туфта, может, вообще нет никакого суперсейсмографа. Тогда зачем охранять пустоту? Может, их идея по поводу большого блефа — тоже полная туфта?
 Долго раздумывать было некогда. Артист стал подбираться поближе. И тут услышал откуда-то прямо из-под земли странный звук, совершенно невозможный здесь, посреди пустыни, — звук как бы идущего лифта.
 Артист приложил ухо к горячему песку, прислушался — точно. Под землей работал какой-то механизм, действительно напоминавший по звуку обыкновенный домашний лифт.
 Он поднял голову и теперь внимательнее осмотрелся вокруг.
 Принятое им поначалу за кустик саксаула было не чем иным, как миниатюрной телекамерой, которая медленно поворачивала свой объектив.
 Нет, не туфта.
 Под землей была, очевидно, настоящая база. Вот туда и надо было проникнуть. Кто там теперь — наши или враги?
 Сергей сказал — взорвать, значит, вполне вероятно, что о суперсейсмографе прознали враги. Значит, вполне вероятно, что они уже были там. Тем более надо было быть осторожными.
 Он тихонько свистнул, услышал отзыв совсем неподалеку — это Боцман. Потом еще свист — Муха. Все уже на местах, но как пробраться внутрь?
 Артист трезво рассудил, что разгадка, скорее всего, в саманном домике. И когда глазок телекамеры отвернулся, пополз туда.
 Очень скоро он открыл скрипучую дверь и оказался в заброшенном помещении, на первый взгляд заброшенном, но от взгляда Артиста не ускользнуло, что пол здесь был чисто выметен, а паутина была только по углам, на двери ее не было. Паутина, собственно, помогла ему найти и вход. Вернее, не сам вход, а замаскированную в стене кнопку, которая — что? Вызывала лифт, открывала потайную дверь или вызывала охрану?
 Через минуту в домике уже были Боцман и Муха. Артист показал им кнопку:
 — Что делать?
 — Жать, — сказал Боцман. — Или у тебя есть другие предложения?
 Муха кивнул.
 Артист вздохнул и нажал кнопку.
 Это была все-таки потайная дверь. Она вела в темный аккуратный коридорчик, который упирался в железный люк. А вот уже на этом люке были и сканер, и телекамера, и даже идентификатор голоса.
 — Приплыли, — сказал Боцман. — Сюда нам не войти.
 Артист посмотрел на телекамеру. Их все равно уже видели. Значит, придется принять открытый бой или, если там свои, раскрыть карты. Благо рация у Артиста была с собой — он всегда может затребовать подтверждения своих полномочий у Пастуха, а тот, в свою очередь, у Голубкова.
 — Бандитов тут не было, — сказал Артист. — Люк не взломан. Охранники так просто никому не открыли бы. Значит, мы успели вовремя.
 И он помахал рукой в телекамеру.
 Никакой реакции. Люк не открывался, никто не выходил, никто не стрелял.
 — Уснули они там, что ли?! — разозлился Боцман и стукнул по люку своим огромным кулаком.
 И люк распахнулся.
 Первое, что увидели солдаты за люком, — перерезанное горло солдата, из которого еще вытекала кровь.
 Командовать никому не надо было. Они все знали, что делать.
 Артист выдернул пистолет — при ближнем бое только он и годится, — Муха и Боцман прикрывали его.
 Перешагнув через тело солдата, Артист вошел внутрь. Второй труп лежал за поворотом. И тоже с почти отрезанной головой.
 Мы не успели, пронеслось в его голове. Хотя с другой стороны, солдат убили совсем недавно. Значит, бандиты еще здесь.
 На следующий поворот выходил Боцман, а Артист и Муха его прикрывали.
 Здесь было уже два трупа. Один также с перерезанным горлом, а второй застрелен в голову.
 Работали профессионалы.
 И они были еще здесь, значит, бой предстоял серьезный, может быть, последний в их жизни бой.
 На третий поворот выходил Муха. Он уткнулся в новый железный люк, тихонько толкнул его, и тот распахнулся. Из-за люка никто не стрелял. Боцман осторожно заглянул внутрь. Лифт.
 Кабина была где-то внизу. Вызывать его сейчас сюда было бы сплошным безумием. Те, кто внизу, наверняка встретили бы их плотным огнем. Нет, надо было действовать осторожнее.
 И солдаты, тихо взломав сетчатую дверь, стали спускаться по тросам.
 Внизу их ждала та же картина — трупы, трупы...
 Два коридора вели от лифта. Боцман пошел налево, Артист с Мухой направо.
 Коридор, по которому отправились Артист с Мухой, оказался коротким, всего метров десять, и вел в огромный зал, всю площадь которого занимало нечто сложное: сбившиеся в кучу железные стойки со множеством кабелей, циферблатов, мониторов, лампочек, клавиатур, мигающих датчиков.
 Вот он, мелькнуло в голове у Артиста, суперсейсмограф, одна из важнейших частей тектонического оружия. Сверхуничтожитель, против которого не было и не будет никакого спасения у людей.
 И это оружие было так близко...
 Коридор Боцмана тоже был коротким, но вел к другому лифту — грузовому. Здесь никого не было.
 И он повернул обратно.
 Сделал два шага и остановился.
 Эту дверцу он не приметил, когда шел по коридору, а вот теперь что-то заставило его толкнуть ее.
 Он выждал секунду, чтобы глаза привыкли к темноте, которая была в комнате за дверью. Там кто-то был. Он уловил какое-то слабое шевеление.
 Если бы это был бандит, он бы уже выстрелил. Сейчас Боцман представлял собой прекрасную мишень. Значит, там мог спрятаться свой.
 — Эй! — тихо позвал боцман. И за дверью послышался сдавленный стон. Боцман вкатился в темноту, залег, ожидая подвоха, но и сейчас никто не стал стрелять.
 — Эй, — снова позвал Боцман. И снова услышал сдавленный стон совсем рядом.
 Он протянул руку — человек. Ощупал того в темноте и понял, что человек связан.
 — М-м-м...
 Боцман быстро разрезал в темноте веревки, услышал звук отдираемого пластыря и совсем тихий голос:
 — Помогите...
 В эту же секунду Боцману показалось, что он сошел с ума. Это был голос Ани.
 — Аня, ты? — прошептал Боцман.
 — Тихо, они здесь, — еле слышно ответила Аня.
 — Кто?
 — Их трое. Они схватили меня в машине. Они все про вас знают, они взяли меня в заложницы, — горячо шептала девушка. — Они куда-то ушли. Они сейчас вернутся.
 — Куда они ушли?
 — Не знаю, они связали меня и заперли здесь. Нам надо уходить...
 — Надо, — согласился Боцман, — только когда выполним задание.
 — Какое задание — нас убьют!
 — Не бойся, мы тоже умеем стрелять. Сиди здесь, я мигом вернусь.
 Аня осталась в темной комнате, а Боцман бросился за Артистом и Мухой.
 Те все так же лежали у входа в машинный зал, высматривая противника.
 Боцман сбивчиво рассказывал им о своей удивительной находке, пока они бежали к темной комнате.
 Артист, когда до него дошла суть рассказа, остановился.
 — Аня здесь?!
 — Да, а бандиты ушли куда-то. Они сейчас вернутся, им нужно увезти сейсмограф. Наверное, пошли за помощью.
 — Увезти? Как его увезти? Это пять составов понадобится.
 — Я прикинул — там много обычной аппаратуры, а сам сейсмограф, наверное, не такой уж и большой.
 — Вот только где он?
 — Если знать, найти легко.
 — Так, взрываем этот чертов сейсмограф и уходим, встретим их наверху.
 — Где наверху? Здесь несколько выходов?! — спросил Боцман. — Я видел грузовой лифт. Он явно ведет наверх, на самый верх.
 — Значит, будем ждать их здесь.
 — А нам точно надо взрывать эту машинку? Может, ее просто потихоньку разбирать и увозить?
 — Куда? И кому? Очередному идиоту, который захочет завоевать весь мир?
 — Аня, — позвал из темной комнаты Боцман. — Выходи.
 — Да, лоханулись, зачем брали женщину? Непрофессионально, — сказал Артист. — Ладно, Муха, идем заложим взрывчатку. А ты, Боцман, веди Аню к пассажирскому лифту. Мы будем через две минуты.
 Они кинулись снова к машинному залу.
 — Ой, я не могу встать, — позвала из темноты Аня. — Помогите.
 Боцман, скидывая с плеча автомат, решительно шагнул в комнату.
 Это его и спасло. Острое лезвие со скрежетом полоснуло по оружейной стали. Дальше Боцман действовал механически — выбросил ногу в тяжелом ботинке, он легко откинул к стене чье-то тело, а в следующую секунду выстрелил из пистолета туда, где шмякнулось тело врага.
 Тело рухнуло с шумом.
 — Аня, — позвал Боцман, — ты где?
 Тишина.
 Он зажег фонарь — Аня с простреленной грудью лежала у стены.
 Боцман наклонился.
 Лицо Ани исказила предсмертная злоба. Оно было некрасивым.
 В руках у нее поблескивало лезвие тонкого стилета. Этим лезвием был убит когда-то человек с тяжелым затылком, допрашивавший в машине ученого. Этим лезвием был убит Кожевников.
 Этим лезвием были убиты солдаты в подземном бункере, охранявшие суперсейсмограф. Это лезвие не смогло убить только солдат удачи, а ведь было так близко.
 Через четыре минуты все трое — Боцман, Муха и Артист — уже были наверху, бежали от саманного домика, а еще через полминуты из-под земли раздался оглушительный гул, и саманный домик словно надулся изнутри, а потом лопнул пыльным облаком.
 Проект тектонического оружия был уничтожен.
 Впрочем, ни Боцман, ни Артист, ни Муха так и не узнали до конца жизни: то, ради чего они рисковали жизнью, то, ради чего бандиты положили стольких людей, то, что солдаты удачи наконец уничтожили, — было ли это настоящим оружием или только огромным блефом...




 Глава восемьдесят четвертая


 20 февраля. Новая американская администрация отправила в конгресс запрос о повышении ассигнований на разработку новых видов вооружения американской армии. Судя по просочившимся в прессу сведениям, это сумма в несколько десятков миллиардов долларов (Рейтер).


* * *

 В Москве как-то резко похолодало. Но Голубков и Пастух словно бы не замечали этого. Они сидели на скамейке в сквере возле управления. Разговор их носил личный характер, как просил Сергей, имея в виду, разумеется, чтобы их никто не подслушал. И полковник вывел Сергея в сквер, то ли действительно наивно полагая, что здесь нет чужих ушей, то ли делая вид.
 Сергей подробно рассказал о последнем этапе операции, сообщил банковский счет, на который должны прийти деньги, о страшных потерях, которые понесли обе стороны. И закончил последним сообщением, которое получил уже час назад: сейсмограф был взорван.
 — И похоже, это был самый грандиозный блеф, который когда-либо разыгрывался нашими спецслужбами.
 — И когда же ты об этом догадался? — напрягся Голубков.
 — Давно.
 — А вот я до сих пор не сподобился, — признался полковник.
 — Потому что вы так увлеклись грандиозностью поставленной задачи, что явно рассчитывали на заинтересованность в этом англичан, немцев, американцев, террористов, в конце концов, и не подумали о наших любителях политических игр. Вообще мне кажется, многое в системе взаимоотношений «великолепной семерки» и УПСМ должно подвергнуться корректировке.
 — Даже так?
 — Да, мы не работаем бесплатно. Что с того? Слишком много истрачено светлого в наших душах, а затем оплачено в лучшем случае равнодушием — это еще самое слабое определение. Я не о прошлых делах, я о людях, которые нами повелевали, направляли и были ответственны за состояние наших умов, кошельков, уважения.
 Сергей сделал протестующий жест, заметив желание Голубкова что-то сказать.
 — И пятьдесят тысяч — это предоплата, как говорят теперь. Лично против вас я ничего не имею, но покопайтесь среди окружения, взвесьте — кого мы ведем? Найдется ли на десяток кормчих хоть пара с «чистыми руками, холодным сердцем и...»? Вот видите, стало уже забываться... Если это грандиозный блеф, но блеф ради России, мы согласны, а так... не за понюшку табака... Круглов — мудак, но ведь таких еще в России миллионы, одураченных, униженных и все-таки надеющихся на что-то. И Круглов убит.
 — Бунт на корабле? — неожиданно улыбнулся полковник.
 Пастухов впервые увидел улыбку на его лице. Он считал вполне естественным ее всегдашнее отсутствие. Да, видимо, и сам Голубков уже разучился это делать.
 — Ладно. Забудем. Это так... Это непрофессионально. Видимо, я начал уставать... Продолжим.
 — Многое из того, что ты сказал, я передумал в твоем возрасте и теперь спрятал это внутри себя. Черт с ними, с кормчими. Кормчие приходят и уходят, а Россия остается всегда. Пусть другая, но — своя. Для нее и будем...
 На скамейке по соседству какие-то мужики лили пиво, то и дело повторяя рекламный слоган — «надо чаще встречаться».
 Ну хоть так, подумал Сергей.
 — А вообще-то с некоторых пор меня не оставляет в покое нехорошее предчувствие.
 — С каких пор, капитан, ты стал суеверным?
 — Это не то, что вы думаете. — Сергей внимательно посмотрел на полковника, как бы взвешивая и решая, какая доля откровенности тут возможна. В свете последних событий он окончательно уверился в том, что Голубков ни сном ни духом не ведает о подозрениях группы относительно той роли, которую ей отвели в происшедших событиях.
 Он не стал заходить издалека. Будучи человеком прямым, когда того требовали обстоятельства, Пастухов предпочитал играть с открытыми картами. И самым весомым аргументом в пользу именно такого решения было то, что Голубков ни разу не скрывал от него правды. Правда, дозировал он ее по своему усмотрению.
 Сергей напомнил полковнику историю СОИ и наконец добрался до нынешней ситуации.
 — Ты хочешь сказать, что все это грандиозный блеф на уровне государственной политики?
 — А вы разве не сталкивались с подобными вещами раньше? Кому было нужно вводить президента в безвыходное положение? Кто больше всех кричал, что пора кончать с Чечней? Кто убеждал, что там хватит одного полка регулярных войск и батальона танков? Кто составлял ориентировки и подсовывал их во время утреннего доклада?.. Вопросов тьма. Виновных нет, так же как нет сейчас ответов.
 — Это было бы слишком невероятно, чтобы быть правдой...
 — Я вас очень ценю, товарищ полковник. Вас ценят и люди, находящиеся выше вас по служебной лестнице. При игре в шахматы иногда для достижения победы жертвуют ферзем. И делают это как можно более убедительно.
 — Но Джеф, Олег Григорьевич, вся команда спецназа, Круглов... Особенно Круглов.
 — Иногда мне становится страшно. Да. Страшно. Может быть, это кризис понимания собственной ненужности?
 — Сережа, не мели чепухи. Такими людьми не бросаются. Вас осталось пятеро. Пятеро, которым УПСМ доверяет безгранично.
 — УПСМ? Да не УПСМ, а вы лично. И в этой глобальной игре, где на карту поставлены даже не миллионы, а миллиарды бюджетных средств... Да что там бюджет. Безопасность державы. Неужели вы думаете, что наши жизни, сама постановка вопроса, берутся во внимание? Я согласен не просто рискнуть своей шкурой, я поведу за собой ребят. Помните, как Луспекаев сказал: ЗА ДЕРЖАВУ ОБИДНО. Так вот, нам уже давно за державу обидно.
 — Ребята в курсе того, что ты мне сейчас сказал?
 — В курсе.
 — Ну и?..
 — Может быть, мы замызгали многие слова, но слово Родина не вытирается, сколь бы часто его ни трепали. Есть понятия растяжимые. Их каждый трактует в силу собственного разумения. Но есть понятия вечные. К ним я отношу слово «Родина». И мои ребята тоже...
 — Ну спасибо, ну утешил. Ты хоть понимаешь, что ты мне сейчас сказал? С таким настроением нельзя заканчивать операцию.
 — Именно с таким и нужно. Когда человек решает стать военным, он должен себе отдавать отчет в том, что может прийти такое время, когда Родина потребует от него жизнь. Это на гражданке можно еще размышлять. Нам такой роскоши не дано. Только сегодня в наших действиях должно присутствовать одно немаловажное обстоятельство: мы должны твердо знать, во имя чего и в чьих интересах льем свою и чужую кровь.
 — Все то, что ты мне сейчас сказал, необходимо осмыслить. У меня сложились довольно неформальные отношения с аналитиками. Попробую подкинуть твою мысль о блефе им. Естественно, никаких бумаг и официальных запросов. Что ж, если ты прав... Ну а коли так, где наша не пропадала.
 — Не пропадет, — убежденно сказал Сергей.




 Глава восемьдесят пятая


 Как только Джеф добрался из аэропорта в Москву, он первым делом позвонил своему человеку, который должен был принять здесь деньги.
 — Алло, Олег Григорьевич? — любезно осведомился Джеф.
 — Да, — ответили ему.
 — Как там наши дела?
 — Все в порядке. Деньги у меня.
 — Вся сумма?
 — Да.
 — Очень хорошо. Документы?
 — Я распорядился. Фирму прикроют быстро и без хвостов.
 — Отлично. Слушайте меня внимательно. Я через двадцать минут буду у вас. Есть еще несколько вопросов к вам. Если все будет в порядке, получите свои деньги и навсегда забудете обо мне. Вам светит спокойная жизнь без нужды и проблем. Только не сделайте ни одной ошибки. Вы меня поняли?
 — Да. Но тут обстоятельства несколько изменились.
 — В чем дело?
 — Речь шла о миллионе долларов.
 — Ах вон что?! А вы получили не миллион, а сорок?!
 — Это и меняет обстоятельства.
 — Ладно, приеду, поговорим.
 — Готовься к тому, что потеряешь половину. Это я так тебе говорю, чтобы было о чем подумать дорогой.
 — Ждите.
 Вот старый пес. Ну ладно, он еще и с ним разберется. Сегодня же разберется, а завтра он уже будет гулять по Монмартру и вспоминать о своей прошлой жизни, как о дурном сне. Безумные властители, жестокие порядки, предательство и кровь — он сам стал частью всей этой действительности. Он стал таким же, как и те безумные и жестокие, отдававшие ему приказы и распоряжавшиеся его жизнью. Разве миллионы долларов и свобода — несправедливая компенсация за это? А ведь его хотели уничтожить. Его хотели оставить без выигрыша! И почти добились этого. Если бы Сергей Пастухов оказался рядом на полчаса раньше, он, может быть, и выиграл бы эту партию в прятки. Но профессия Джефа имеет большое достоинство: она научила его всегда чуть-чуть спешить. Быть впереди. Иначе не выиграешь. Так что Сергей Пастухов, пожалуй, не смог бы успеть, даже если очень бы захотел.
 Четыре часа дня. Пора.
 Он подошел к проезжей части и принялся ловить машину.
 Его согласился подвезти бородатый мужик на сорок первом «Москвиче», а через двадцать две минуты он уже объяснял этому бородачу, где удобнее развернуться. Бородачу пришлось проехать немного вперед, чтобы развернуться, и поэтому к подъезду, где жил Олег Григорьевич, Джеф подкатил через полчаса после разговора по телефону, а не через двадцать минут, как обещал. Но такие мелочи его уже не беспокоили.
 Расплатившись с водителем, Джеф неторопливо зашел в подъезд, поднялся на третий этаж и позвонил в дверь. Несколько минут ожидания в давящей тишине пустого подъезда, и вот за дверью зашебуршились.
 — Кто? — спросил заметно нервный голос.
 — Свои, Олег Григорьевич, открывайте. Дверь отворилась, впуская Джефа внутрь.
 — Не беспокойтесь, я один, — хмыкнул Джеф.
 В следующее мгновение он увидел перед собой появившуюся откуда-то, словно материализовавшуюся, фигуру Сергея Пастухова. Это было настолько неожиданно, это было настолько неправильно и несправедливо, что Джеф в это самое первое мгновение и замер. А когда пришел в себя, тело его чуть подалось в сторону, а рука едва уловимым движением скользнула в карман шорт, потом обратно, и он нанес удар, в который вложил, казалось, всю свою ненависть.
 Сергей среагировал точно так же — он тоже нанес удар. Получилось, как любил повторять Джеф, синхронно — и их кулаки столкнулись в воздухе с резким костяным стуком. Сергей, правда, успел чуть ослабить напор, поэтому его кисть осталась цела, а вот Джеф свою сломал. Но у него даже лицо не дернулось. Он просто завел руку назад и теперь дрался одной левой. Боец он был превосходный. Даже одной рукой он доставал Сергея. Пастухов уже жалел, что начал драку, Джефа можно было просто арестовать. Оружия у того с собой не было. Но это был бойцовский азарт, это было освобождение от ненависти к негодяю. И Пастухов бил, впрочем тоже не пользуясь правой рукой.
 Выдох, приглушенный вскрик, стук удара — они били одновременно. Но всего один раз Джеф опоздал. Голова его дернулась назад, руки безвольно замельтешили, и он рухнул на лестничную площадку.
 Пастухов уже шагнул к Джефу, чтобы скрутить того, как неожиданно сверху невидимый ими обоими человек выстрелил.
 Приподнявшаяся голова Джефа брызнула розоватой жидкостью и гулко ударилась о бетонные ступени.
 Когда на лестничную площадку вбежали Док и Голубков, Джеф был уже мертв, а Сергей потирал разбитую руку.
 — Серега, охренел?! — воскликнул Док. — Ты что за дуэль-то устроил?
 Пастухов промолчал, глядя туда, откуда стреляли.




 Глава восемьдесят шестая


 — ...Едва ли вы собирались послужить государству, — перебил Олега Григорьевича Голубков, — просто благодаря своей должности вы узнали о тектоническом оружии и решили его продать.
 — Да вы что?! — прохрипел Олег Григорьевич. — Не смейте меня обвинять...
 — А я не обвиняю, — спокойно пояснил полковник. — Я восстанавливаю ход событий. Ну так вот. Вы решили воспользоваться этим. От своего приятеля Владимира Петровича Круглова, депутата Думы, вы узнали, что террористический интернационал, как его называют, Усамы Бен Ладена давно интересуется тектонической бомбой и готов выложить за нее большие деньги. Тогда вы затеяли свою якобы официальную операцию, поставили во главе ее Джефа. Так было?
 Олег Григорьевич ничего не ответил на этот раз.
 — Еще пару минут внимания, — попросил Голубков и закончил историю. — А когда мы готовы были выйти на вас, вы просто от страха сдали своего коллегу нам. Впрочем, не до конца. Деньги-то на фирму «Парус» уже пришли?
 Седой открыл рот. Но ничего произнести не смог.
 — Кстати, Олег Григорьевич, — полюбовался произведенным эффектом Сергей, — а вас не мучила бы совесть, если бы, не дай бог, испытания прошли успешно и Бен Ладен начал бы активно использовать тектоническое оружие, стирая города с лица земли?
 Но Олег Григорьевич снова молчал.
 — Вот это и есть террористический интернационал, — сказал Пастухов. — Вот он, Константин Дмитриевич, и никакого политического заговора. Просто тот, кто высоко сидит, может позволить себе взять все, что угодно. И берет. Даже то, что не хочет. Из принципа. Это мое...
 Сергей пошел к выходу.
 — Нам пора, — сказал он. — Док уже в машине ждет.
 — А как ты вообще тут оказался? — спросил Голубков.
 — А я знал, что он сюда придет. Я не поверил вашему Олегу Григорьевичу. Я знал, что он ждет Джефа, чтобы дело закончить. Слишком многое на нем сходилось. Но у меня другой вопрос: это ваши люди убрали Джефа?
 — Нет.
 — Ты оказался прав, Сергей, — опустил голову Голубков. — Вся история с «Меркурием» была прикрытием. Теперь на Западе и на Востоке считают, что у нас есть нечто посильнее ядерной бомбы.
 Сергей кивнул.


* * *

 Седой только теперь, когда незваные и неприятные гости уже ушли, понял, что у него до сих пор дрожат руки. Все! Это конец. Он мог еще рассчитывать на деньги, с ними бы он ушел быстро и легко. А теперь — куда ему? Не сегодня завтра к нему в дверь постучат ребята с наручниками. Впрочем, до тюрьмы его, скорее всего, не довезут. Попытка к бегству. В их ведомстве дело до следствия, а тем более до суда не доводили.
 Седой вскочил и заметался по своей одинокой квартире.
 Бежать, все-таки он должен бежать. Да, в свою деревню, откуда приехал еще в начале пятидесятых, чтобы устроиться на крепкое место, а таким — он это знал всегда, — были органы. В своей деревне он не был давно, вот как уехал, так и не возвращался, а с некоторых пор в графе место рождения стал прибавлять к названию маленькой калужской деревушки буковку "г". Стеснялся своего происхождения. Вот теперь оно ему и поможет. Там его никто не найдет. Он про свою деревню никогда никому не рассказывал.
 Олег Григорьевич быстро оделся, бросил в чемодан только самое необходимое, подумал, но машину вызывать не стал — доберется сам. Только надо успеть заехать в гараж, вытащить из тайника деньги, которые — Иванов оказался прав — он получил за темную сделку во время первой чеченской кампании.
 Ну что, все? Бесславно кончает свою карьеру в Москве Олег Григорьевич.
 А ничего, злорадно подумал он, зато живой.
 Он открыл дверь и вышагнул на лестницу.
 Человек в маске шагнул ему навстречу и одной рукой вцепился в горло.
 — Пустите меня, я сам, я сам шел сдаваться, — прохрипел Седой. — Меня нельзя убивать, я знаю многое... На мне висят несколько секретных операций. Я требую передать меня начальству.
 Но человек хватки не отпускал. У Олега Григорьевича уже круги поплыли перед глазами.
 — Мы можем договориться, у меня есть деньги...
 Седой выронил чемодан и стал сползать по стене. Человек в черной маске ослабил хватку.
 — Я все отдам, я... у меня есть...
 — Не расплатишься, — сказал человек в маске очень знакомым голосом.
 И, одной рукой обхватив седого за голову, он свернул старческую шею. Хрустнули позвонки, Седой задергал ногами и затих.
 Человек встал, оглянулся — его никто не видел. Но выходить на улицу в маске было нельзя, поэтому он снял ее перед самым выходом.
 Шедшие навстречу люди не обратили на него внимания. А если бы и обратили, подумали, что парень очень уж молодой.
 Он и был молодым, поэтому в отряде секретного спецназа его называли Младший.




 Глава восемьдесят седьмая


 И опять некуда спешить и незачем торопиться. Опять расслабленное спокойствие, похожее на какую-то легкую, но не очень приятную разновидность опустошения. Судьба, которая каждый раз неожиданно собирала их — Пастуха, Артиста, Дока, Боцмана, Муху — вместе, а потом так же неожиданно разбрасывала, завершила свой очередной круг. И, может быть, стоило поблагодарить ее за то, что, оказавшись жестокой и беспощадной ко многим вокруг, она на этот раз была благосклонна к ним. Поблагодарить за то, что они закончили бег по этому кругу без потерь. Все пятеро.
 Живые и здоровые.
 И больше ни о чем не думать.
 Что будет дальше? А какая разница! Все равно не угадаешь. Ну а то, что было... То, что было, надо просто помнить.
 Помнить, и все. Без всякого пафоса. Тихо. Про себя.
 И когда сегодня рано утром они с Доком встретили прилетевших из Таджикистана ребят, а уже к вечеру простились и разбежались, каждый в свою сторону, до какой-нибудь следующей неожиданной встречи, Сергей решил заехать снова сюда. В Спас-Заулок. В эту маленькую церквушку, где бывал каждый раз. Где были похоронены двое из них.
 Подбросив Артиста к Александре и предупредив свою жену, что задержится ненадолго, он погнал свою машину в Спас-Заулок. Окно было открыто, и сильный ветер с шумом задувал в салон. Этот ветер словно проветривал хорошенько сознание Сергея Пастухова, унося подальше все то, что загружало его последний месяц...
 Ни Пастухов, ни его друзья, ни Голубков так и не узнали того кремлевского умника, который заварил всю кашу, зато с удовольствием читали препарированные нашей прессой сообщения иностранных СМИ о новой угрозе и оружии массового поражения, которым владеет Россия.
 Особенно впечатляли цифры сумм, дополнительно выделенных конгрессом США на создание нового оборонительного комплекса, способного предотвратить и защитить страны развитой демократии.