Аннотация: Владелец ресторана «У Мерфи» Рейф, по мнению его новой соседки Дженни, мужчина как раз того типа, которому поневоле говоришь «да», когда нужно сказать «нет». Глаза с дьявольским блеском, чеканный подбородок, чувственный рот. А Рейф, увидев Дженни, сразу вспомнил любимую мелодию времен юности — «Венера в голубых джинсах».
 Не успев познакомиться, эти двое решили безотлагательно пожениться. Нет, не потому, что потеряли голову от любви. Так, во всяком случае, они уверяют себя… Однако жизнь оказалась мудрее самых изощренных расчетов.


---------------------------------------------


 Кэти Линц
 Бегом к алтарю



 Глава 1


 — Откуда берутся дети? — спросила Синди, пятилетняя соседка Дженни Бенджамин. Она следовала по пятам за Дженни и безостановочно задавала невообразимые вопросы с самого утра, когда Дженни начала переносить вещи в свой новый — а на самом деле довольно-таки старый — дом. Позади остался почти целый месяц хлопот, связанных с покупкой, и сегодня наконец Дженни впервые должна была ночевать в собственном доме, а не в гостях у своей подруги Мириам.
 Несмотря на то что в Норт-Дануэе, штат Нью-Гемпшир, Дженни появилась каких-нибудь несколько недель назад, она уже успела приобрести здесь немало друзей и подруг, самой юной и самой преданной из которых была маленькая Синди из соседнего дома. Всякий раз, когда Дженни выходила за очередной коробкой с вещами, Синди была тут как тут, поджидая ее. Малышка с копной коротко подстриженных каштановых кудрей и огромными карими глазами была восхитительным созданием. Но ее тактика допроса посрамила бы и испанскую инквизицию.
 — Спроси об этом у мамы, — ответила Дженни.
 — Мамочка умерла, когда я была еще маленькой, — сказала Синди. — Но теперь я уже большая девочка и по ней почти не скучаю.
 — Моя мама тоже умерла, когда я была маленькой. — Дженни присела рядом с Синди на ступеньке крыльца.
 Синди обратила на нее взгляд широко распахнутых глаз, от искренности которого мучительно сжималось сердце.
 — Да-а?
 — Да.
 — А тебе еще иногда грустно? Дженни кивнула:
 — Бывает.
 — Мне тоже. Я рада, что ты приехала. Если хочешь, мы будем дружить.
 — С удовольствием, Синди. Ты мне очень нравишься.
 — И мой папочка тебе тоже понравится. Он всем девочкам нравится. Он здесь… известник. Его знают даже лучше, чем Чудовище!
 Здорово, как раз то, что мне нужно, подумала Дженни. Малышка с переворачивающим душу взглядом и мужчина с известностью чудовища. Увлекательная комбинация.
 Но Дженни перебралась в Норт-Дануэй вовсе не для развлечений. Она приехала работать и не могла себе позволить забыть об этом факте. Очень многое зависело от ее успеха здесь. Да, верно, бабушка оставила ей значительное наследство. Но, так сказать, в качестве «приданого», то есть этими деньгами нельзя было воспользоваться до замужества — а вот этот-то шаг как раз и не входил в ближайшие планы Дженни.
 Значит, что касается финансов, Дженни приходилось рассчитывать только на себя. И этот переезд значил для нее очень много. Туг либо пан, либо пропал.
 Дженни могла лишь надеяться, что удача будет по-прежнему на ее стороне и что все у нее получится. Ну а пока на повестке дня стоял последний вопрос Синди:
 — Так откуда берутся дети?
 — Великолепна! — воскликнула Дженни несколько дней спустя, поздно ночью. Откинувшись на спинку рабочего кресла, она разглядывала свое последнее творение — медведицу по имени Бонита. — Уши у тебя были маловаты — вот в чем я ошиблась. Теперь ты выглядишь куда лучше. — Дженни с любовью потрепала вышитый носик Бониты. — А вы как, ребята, согласны? — поинтересовалась Дженни у целой компании больших и маленьких игрушечных мишек, расположившихся полукругом на ее рабочем столе. — Она великолепна, верно? Как и все вы.
 Дженни, отмеченная наградами дизайнер плюшевых мишек, во время работы всегда окружала себя своими созданиями. Они приносили ей вдохновение. Не говоря о том, что они приносили ей и средства для безбедного существования, ведь ее хобби прежних дней превратилось в процветающий бизнес.
 Началось все почти четыре года назад, когда ее первая удачная игрушка по имени Бенджамин получила несколько наград на выставках плюшевых мишек по. всей стране, а затем и самый престижный приз — Золотого Медвежонка. С тех пор на свет появилось еще несколько игрушек: Бертрам, лохматый малыш с хитринкой в глазах; Дедушка Медведь, своим твидовым брюшком и глазами-пуговичками напоминавший игрушки прадедов. Далее последовал целый ряд Мишуток, каждый из которых был неповторим. Дженни всех их обожала. Покупатели тоже, судя по цифрам последних продаж.
 Откровенно говоря, Дженни оказалось не под силу справиться с хлынувшим потоком заказов, отчего она и рискнула сорваться с прежнего места, оставить тесную двухкомнатную квартирку в Коннектикуте и переехать сюда, на западную окраину туристского городка Норт-Дануэй в штате Нью-Гемпшир. Земельный участок, перед которым проходило шоссе и позади которого высились покрытые лесами холмы, показался ей очень удобным. Не так далеко от города — она не будет изнывать от одиночества. Но и не так близко от шумного центра — не будет страдать от толкотни. В общем, лучше не придумаешь. По сути дела, двойное преимущество… Лесистые холмы на самом краю ее участка давали Дженни ощущение жизни в деревне, в то время как от центра города ее отделяло каких-нибудь пять минут езды.
 Когда-то, возможно сотни полторы лет назад, эта земля была частью фермерского хозяйства, но от фермы остался только амбар. Собственно, Дженни и купила участок скорее из-за амбара на заднем дворе, чем из-за дома. Просторное помещение очень хорошо подходило для стремительно растущей фирмы «Медведь Бенджамин и Компания».
 Пока кабинет, где Дженни сегодня задержалась допоздна, был единственным сносным местом для работы, но ремонт уже начался, и недели через две переделка будет завершена. Так, во всяком случае, пообещал ей подрядчик мистер Гарднер. И она на него надеялась.
 Похоже, все в конце концов получается — включая и последнее детище, медведицу Бониту.
 — Кажется, у меня наконец-то готова тебе подружка, Бенджамин. — Дженни пристроила переделанную Бониту рядышком с Бенджамином. — Вот так. — Склонив голову набок, Дженни с минуту разглядывала парочку, после чего одобрительно кивнула. — Да вы, ребята, просто созданы друг для друга. Как она тебе, а, Бенджамин? Прелесть, правда? — Дженни ухмыльнулась. — Счастье еще, что сейчас два часа ночи и поблизости нет ни души, а то некоторые решили бы, что я тронулась, раз беседую с плюшевыми мишками. Разумеется, любой уважающий себя поклонник плюшевых мишек понял бы меня, но вот остальные… А, ладно, нам-то какое до них дело, верно я говорю? — Дженни чуть выпрямила спинку Бониты и нахмурилась. — Слушай-ка, а у тебя теперь не слишком большие уши?
 В следующий миг Дженни навострила собственные уши — до нее донесся какой-то шум снаружи. Поначалу она просто отмахнулась, решив, что это вышла на ночную прогулку пара ее приятелей-енотов — Дженни их подкармливала за сараем. Однако шум постепенно стал громче, ближе, отчетливее. Это был звук шагов — человеческих шагов!
 Дженни внезапно со всей остротой ощутила свое весьма уязвимое положение — она одна, среди ночи, в пустом сарае. Из полумрака к ней вдруг поползли зловещие тени. Подчиняясь инстинкту, Дженни схватила первый попавшийся под руку крупный предмет. И только потом поняла, что это плюшевый мишка футов четырех высотой.
 Из темноты раздался насмешливый мужской голос.
 — И что ты собираешься делать с этой штуковиной? — пророкотал он. — Заставишь ее задушить меня в объятиях?
 — Не подходите ко мне! — громко предупредила Дженни незваного гостя и угрожающе замахнулась медведем.
 — Ну и ну, разве так встречают соседей? — Человек вступил в освещенный лампой круг. — Я Рейф Мерфи. Отец Синди. Мы познакомились, когда ты только переехала. Я живу в соседнем доме, помнишь?
 Еще бы Дженни его не помнила! Да и кто забыл бы? Высокий, смуглый, молчаливый, Рейф Мерфи был весьма запоминающейся личностью. Глаза хулигана и чеканный подбородок — как раз тот самый тип, от которого матери уберегают своих дочерей, тот самый тип, которому поневоле говоришь «да», когда нужно сказать «нет». Даже в полумраке сарая она заметила опасный взгляд его глаз, цветом немного темнее, чем ее собственные.
 Уловив насмешку в его глазах, обратившихся на медведя-великана, чуть было не выступившего в роли оружия, Дженни поспешно усадила игрушку в свое кресло и снова обернулась к гостю с тревожным вопросом:
 — С Синди все в порядке? Что случилось?
 — С Синди все отлично.
 — Тогда что вы здесь делаете в такое время? — с вызовом поинтересовалась она. Дженни знала, что Рейф — отец Синди и владелец ресторана «У Мерфи», расположенного по соседству с ее новым участком, но это вовсе не объясняло появления Рейфа Мерфи среди ночи у нее в амбаре. Причем появления совершенно неожиданного, напугавшего ее до полусмерти. — Только не говорите, что пришли попросить взаймы стакан сахара!
 — Нет. Я пришел с тобой поговорить. Я как раз закрывал ресторан и заметил у тебя свет. Обычно ты так поздно не засиживаешься.
 Откуда он знает? Дженни с подозрением вглядывалась в него. Не хватало еще, чтобы он за ней следил. Одна эта мысль выводила ее из равновесия. Он выводил ее из равновесия. В этом человеке чувствовалось нечто большее, чем необузданность. В его фигуре, облаченной в черный свитер и слаксы, ощущались гибкость и дьявольская самоуверенность ночного хищника.
 — Как вы вошли? — В ее вопросе прозвучало недоверие. — Дверь я закрыла.
 — Она была открыта.
 Дженни могла бы поклясться, что заперла дверь, но не собиралась спорить тут с ним в такой поздний час.
 — Вы так и не сказали, зачем пришли, — напомнила она.
 — Я сказал, что хочу поговорить.
 — В такое время? О чем же? Мне, знаете ли, совсем не по душе, что вы прокрадываетесь как вор и пугаете меня. — Его беззвучный смех в ответ тоже был Дженни совсем не по душе!
 — Когда испугаешься в следующий раз, то хватайся за трубку телефона, а не за дурацкую игрушку, — язвительно посоветовал Рейф. — Тебе эта штука не слишком бы помогла, если б я оказался на самом деле грабителем.
 Его тон не улучшил ее настроения.
 — Премного вам благодарна за лекцию по самообороне. Скажите-ка мне вот что, мистер Мерфи. Остальные соседи такие же мастера пугать людей или это только ваша отличительная особенность?
 Рейф, вместо того чтобы ответить, молча стоял, не двигаясь с места, и изучал Дженни, которая, руки в боки, взирала на него с вызывающей воинственностью. Светло-каштановые, до плеч волосы разделены сбоку пробором, а челка закрывает лоб, чуть-чуть не доходя до огромных небесно-голубых глаз. Губы как будто созданы для поцелуев, а матовая кожа — для ласк…
 Напомнив себе, что его привело сюда дело, Рейф оторвал взгляд от Дженни. Оглядел пустое помещение и произнес:
 — Мне показалось, что ты с кем-то разговаривала.
 — Да так, сама с собой. Он приподнял бровь.
 — И часто с тобой такое случается?
 — Время от времени. Но я уверена, что вы пробрались сюда в два часа ночи не для того, чтобы обсуждать мои яичные причуды.
 — Не знаю, не знаю. — Рейф никак не мог отвести взгляд от ее губ. Плавные изогнутые линии. И тело такое же. — Твои личные причуды, наверное, весьма любопытны, — тихонько пробормотал он.
 Дженни раздраженно шевельнулась. Дымчатый взгляд его синих глаз не оставлял сомнений в том, что Рейф Мерфи заинтересовался ею как женщиной.
 — Спасибо за беспокойство, но вам не стоит тревожиться. Как видите, я в порядке. Можете откланяться.
 — Могу, значит, вот как? — Его глаза вдруг пронизали ее холодом. — Никто не смеет приказывать мне, леди.
 Глаза Дженни сузились.
 — А, наконец-то… хоть что-то общее между нами. Мне тоже никто не смеет приказывать, мистер Мерфи. Запомните это — и мы вполне сможем общаться.
 — Слышал, ты разговаривала с моей дочкой, Синди, — заявил Рейф.
 — Точно. Это запрещено законом?
 — Ей всего лишь пять лет.
 — И что?
 — Ее легко обидеть.
 — Вы пришли ко мне в два часа ночи, чтобы потребовать не обижать вашу дочь? — не веря своим ушам, переспросила Дженни.
 — Нет, я пришел сделать тебе предложение. Недоумение Дженни мгновенно превратилось в подозрительность.
 — Что за предложение?
 — А ты недоверчивая, малышка, а?
 Дженни выпрямила плечи, добавив еще с четверть дюйма к своему и так достаточно значительному росту в пять футов семь дюймов.
 — Еще одна вещь, которую вам следует усвоить, мистер Мерфи. Я терпеть не могу, когда меня называют «малышка».
 — Как ты считаешь, мы можем поговорить как цивилизованные люди или ты будешь каждую секунду срываться с цепи? — поинтересовался Рейф с истинно мужской снисходительностью, от которой Дженни пришла в ярость.
 — Запросто — если только вы прекратите ходить вокруг да около, — сладким голоском парировала она.
 — Коронный номер, верно? — заметил Рейф. — Ледяной тон, вид королевы.
 — Да что вы? Неужто королевы? — Дженни даже улыбнулась его абсурдному заявлению. — С каких это пор фланелевая рубашка и джинсы считаются королевским нарядом?
 — Не важно — что, важно — на ком, — отозвался Рейф. Он мог лишь догадываться об изгибах, скрытых под свободной рубашкой, но то, как на ней сидели джинсы, его определенно будоражило. Тот же эффект производил на него и ее голос — хрипловатый… сочетание огня и ледяного холода. Плохо только, что она вспыльчива и враждебна. Рейф предпочитал женщин застенчивых и тихих — таких, какой была Сюзан. От воспоминания об умершей жене его пронзила горько-сладкая боль.
 Прошло уже четыре года с тех пор, как умерла Сюзан. Рейфу хотелось думать, что он справился со своими мучительными переживаниями и привык к мысли о смерти жены, год отчаянно боровшейся с недугом. Рейфу пора было уже возвращаться к жизни. Иногда ему это почти удавалось, иногда — нет.
 Заметив промелькнувшую в его глазах тень страдания, Дженни мягко спросила:
 — Что-то случилось?
 Ее вопрос воздвиг между ними невидимую стену, заслонив от Дженни все его чувства. Или почти все. Явное нетерпение так и осталось в его голосе, когда Рейф ответил:
 — Да, случилось. Ты игнорировала мои звонки — вот что случилось. За последние пару дней я звонил тебе несколько раз и оставлял сообщения на автоответчике. Почему ты не перезвонила?
 — Я была очень занята. — В действительности этот замечательный мужчина, этот «известник», отец Синди, заставлял ее здорово нервничать. Причем еще до того, как она с ним пообщалась хоть сколько-то времени. Сейчас, оказавшись с ним лицом к лицу, Дженни совсем издергалась. Кроме того, его властные манеры раздражали ее. Ей не нравилось, что он обращается с ней как с некоей аномалией, которая его то веселит, то выводит из себя.
 — Хочешь сказать — слишком занята, чтобы снять трубку и набрать номер? — рявкнул он. — Я звонил по делу.
 — По какому делу, мистер Мерфи?
 — Рейф. Так меня зовут. А дело касается этого участка. Как ты уже, без сомнения, успела заметить, тут все довольно запущенно. Старик Миллер превратил свои владения в дер… в сточную канаву, — исправился он. — Я хочу сделать тебе заманчивое предложение — я куплю эту землю.
 — Да вы, должно быть, шутите! Я только что переехала. Я вовсе не намерена сделать поворот на сто восемьдесят градусов и уехать обратно.
 — Ты даже не выслушала мое предложение.
 — Какая разница. Я не продам участок, что бы вы мне ни предложили.
 — Я хочу предложить очень крупную сумму.
 — Мне плевать, — твердо заявила Дженни. Она окончательно решила переехать сюда и затратила достаточно много средств на ремонт. Она уже заказала каталоги с новым адресом. — Я никуда не уеду. Я намерена развернуть здесь свой бизнес.
 — Какого рода бизнес ты собираешься развернуть в амбаре?
 — Доходный, — только и ответила Дженни, прежде чем задать собственный вопрос:
 — Давно вы в ресторанном бизнесе?
 Перемена темы заставила его нахмуриться.
 — Семь лет. А что?
 — Так давно? — Дженни покачала головой. — Просто поражаюсь, как это вам удалось столько продержаться, учитывая ваши недружелюбные манеры.
 — Это твой способ обвинить меня в грубости? — поинтересовался он.
 — В точку! Ваше желание поссориться, по-моему, уже выросло выше пика Вашингтон, и я хочу знать, откуда оно взялось, — напрямик заявила Дженни.
 — Скажем, мы с тобой просто из очень разных кругов.
 — Вы понятия не имеете, из какого я круга, — возразила Дженни. — С начала месяца, когда я сюда переехала, мы не обменялись и дюжиной слов. Счастье еще, что ваша дочь куда разговорчивее вас.
 — То есть?
 — То есть я знаю, что вы родом из Чикаго. Ваш отец, отставной моряк, живет с вами и помогает воспитывать Синди. Вы живете втроем над рестораном.
 Ax да, еще у вашего отца на правой руке вытатуирована обнаженная женщина.
 — У меня дочь — болтушка, — заметил Рейф недовольно и даже с раздражением.
 — В то время как вы предпочитаете не сообщать ничего, кроме имени, звания и личного номера.
 — Военным был мой отец, а не я. И вообще — с чего мы об этом заговорили?
 — Я ответила отказом на ваше предложение, а вы принялись осыпать меня оскорблениями.
 — Что за манера преувеличивать без зазрения совести… — начал Рейф.
 — Сейчас два часа ночи, Рейф, — прервала она его. — Я не желаю продолжать эту пикировку. У Меня был нелегкий день.
 — У меня тоже.
 — Что ж, значит, у нас есть еще кое-что общее. Оба мы преуспевающие бизнесмены, хозяева сами себе и помногу работаем. Просто так вышло, что вы заняты в ресторанном бизнесе, а я — в производстве.
 — Производстве чего?
 — Плюшевых мишек, — отозвалась Дженни.
 — Ты шутишь?
 Она покачала головой.
 — Вовсе нет.
 — Синди что-то говорила. Вроде у тебя уйма игрушечных мишек, но… какой это бизнес — делать плюшевых мишек?
 — Как я уже сказала, весьма доходный, — ответила она.
 — Не могу поверить, что ты отказываешься продать мне участок только потому, что собираешься производить такое…
 — Вы уже как минимум дважды за этот разговор нахамили мне, — оборвала его Дженни, устремив на него взгляд сощуренных глаз, в котором читалось предупреждение. — На вашем месте я бы серьезно подумала, прежде чем сделать это в третий раз.
 — Нет, ты действительно занимаешься подобными штуками? — переспросил он, показывая на гигантскую игрушку, которой она едва не шарахнула его по голове.
 — Нет, этот мишка промышленного производства. Мои — вот эти, — она обвела рукой компанию на ее рабочем столе.
 Рейф шагнул поближе, и ей неожиданно пришло в голову, что оставаться с ним один на один в пустом амбаре — не самая лучшая из идей. Он груб и слишком возбуждает ее. Для его спокойствия надо бы ей поскорее разделаться с ним. Да и для ее спокойствия тоже, если уж на то пошло.
 — Выбирайте выражения, — снова предупредила его Дженни, заметив, как ей показалось, неодобрительный взгляд в сторону ее мишек. — Вы раньше посчитали, что я срывалась с цепи, но это просто цветочки по сравнению с тем, что произойдет, если вы плохо отзоветесь о моей работе.
 — Они ничего, — проговорил он наконец.
 — Вот это да, большое спасибо! — Похвалил как будто выругался, подумала она. И почему ему так трудно поощрить человека?.. Нет, неподходящее слово, тут же исправилась она, вспомнив жаркие вспышки в его глазах. Не нужно ей от него никакого поощрения.
 Рейф обернулся к ней.
 — Значит, ты собираешься остаться здесь и делать игрушечных мишек?
 — Вот именно.
 — Здесь, в этом амбаре?
 — Опять в точку. — Она жестом обвела усыпанные опилками полы и еще не до конца возведенные стены. — Может, сейчас все выглядит не ахти как, но после ремонта и переделки вы этот сарай не узнаете.
 — А почему ты выбрала именно этот амбар?
 — Он достаточно большой. И мне по средствам.
 — Существует уйма других таких же больших помещений. А если ты примешь мое предложение, то сможешь купить даже что-то просторнее. Повторяю, за деньгами я не постою. Я намерен заплатить тебе в два раза больше, чем ты отдала за этот участок.
 — А зачем он вам понадобился?
 — Я планирую расширять ресторан.
 Дженни только снаружи видела принадлежавший Рейфу ресторан — строение в викторианском стиле, — но до нее дошли слухи, что кормят там отменно. Совершенно очевидно, что это популярное и процветающее заведение. Расширение — вполне логичный шаг.
 — И что же вас останавливает?
 — Ты останавливаешь. Здание должно достраиваться в эту сторону. С остальных трех сторон места нет.
 — Так почему вы не купили этот участок, когда появилось объявление о его продаже?
 — Я пытался. Вернее, я даже считал, что все решено. Мы со стариком Миллером уже заключили сделку. А потом появилась ты.
 — Вы подписали с ним контракт на покупку? — поразилась этой новости Дженни.
 — Нет, — вынужден был признать Рейф, — но уже подошли к этому. А потом появилась ты.
 — И пообещала не сносить амбар, который принадлежал нескольким поколениям Миллеров. Вот почему он решил продать дом и амбар именно мне. И имел на это полное право. Может, он и чудак, но выбор покупателя был за ним.
 — Почему ты хочешь остаться здесь? — не скрывая раздражения, выпалил Рейф. — Ведь твой бизнес можно основать где угодно.
 — Мне здесь нравится, — только и произнесла она. Ее ответ, похоже, привел его в еще большую ярость.
 — Это не причина.
 — Для меня — причина. — Она пожала плечами, не в силах избавиться от чувства некоторого удовлетворения. Наконец-то ей удалось разозлить его хоть вполовину того, как он злил ее.
 — Так ты не продашь?
 — Последние четверть часа я только об этом и твержу. Я не продам. — Она заметила, что Рейф готов уже заскрежетать от злости зубами, и в ней проснулась жалость. — Разве нельзя расширить ресторан со стороны заднего двора?
 — Там не хватит места для банкетного зала, о котором я мечтаю.
 — Мне очень жаль.
 — Не стоит жалеть, — парировал Рейф. — Дело еще не закончено. Ты еще можешь передумать — и продать участок. Ты здесь не так давно. А вдруг выяснится, что это место нравится тебе куда меньше, чем показалось вначале?
 — Звучит угрожающе, — отметила она.
 — Реальность часто штука грозная.
 — Это не сиюминутная прихоть, мистер Мерфи. Свой шаг я тщательно обдумала.
 — Так же тщательно, как и когда схватила этого дурацкого мишку, чтобы защититься от грабителя? — насмешливо поинтересовался он. — Серьезный бизнес требует более глубокого ума. Иначе успеха тебе не видать.
 В ее ответном взгляде смешались злость и сарказм. В голосе тоже.
 — Как же я не догадалась, что человек, имеющий столько талантов, обладает еще и способностью предвидеть будущее? Может, просветите меня — кто выиграет Суперкубок этого года? А как насчет чемпионатов мира? Или лотереи?
 — Не требуются особые мозги, чтобы предсказать, что ты скоро бросишь это занятие.
 — Только человек, у которого вообще нет мозгов, способен сделать настолько дурацкое предположение, основываясь исключительно на собственной мелкой обиде за то, что я, видите ли, хочу поступать по-своему!
 — И кто же сейчас грубит? — нанес он ответный удар.
 — Должно быть, дурные примеры заразительны, — парировала она. — И вообще, по-моему, уже слишком поздно продолжать спор!
 Рейф заметил, что ладони Дженни снова легли на бедра, привлекая его внимание к мягким изгибам. Любимая мелодия пятидесятых пришла ему на память, и Рейф ухмыльнулся. «Венера в голубых джинсах». Точно, это подходит ей больше, чем сравнение с королевой. Она выглядит Венерой в голубых джинсах;
 Есть много способов заставить женщину передумать, решил Рейф.
 — Если твоя работа на сегодня закончена, я провожу тебя в дом, — отозвался он.
 — В этом нет необходимости.
 — Ага, знаю. Просто изображаю из себя рыцаря. Пользуйся, пока можешь. Это временно.
 — В таком случае… — она схватила парочку своих мишек и вручила ему, — помогите мне вернуть эту банду домой.
 — А почему бы их здесь не оставить?
 — Потому что… — она улыбнулась при виде хулиганистого Рейфа Мерфи с мишками в руках, которых он держал так осторожно, словно это был динамит, — они здесь заскучают. — Одной рукой она подсадила на бедро Бенджамина, а Бониту обняла другой рукой. Одинаковой высоты, по восемнадцати дюймов, игрушки были и одинаково пухленькие. — Я ни за что не смогла бы оставить их здесь одних, в темноте.
 — Ну ясно, не смогла бы, — насмешливо отозвался Рейф. — Ты прямо как Синди.
 — Она очень похожа на вас.
 — Она еще больше похожа на свою мать.
 — Мне очень жаль, что ваша жена… — Дженни запнулась, не зная, как выразить свое сочувствие.
 Он не произнес ни слова, но что-то в его поведении подсказало Дженни — не продолжай разговор на эту тему.
 Она учла его безмолвное предупреждение и замолчала. Она отметила, что он не носит обручального кольца, но совершенно очевидно, что он все еще не справился с болью от этой смерти, которой, без сомнения, и объясняется его мрачное, угрюмое настроение. Натянутое молчание повисло между ними, когда они вышли из амбара. Дженни только-только повернула ключ в замке, как услышала шум.
 Она резко обернулась и испуганно выдохнула:
 — Что это было?
 Секунду спустя через освещенную луной тропинку проковыляли мама-енотиха и трое детенышей-колобков. Увидев их, Дженни улыбнулась.
 — Ой, взгляните. Это же просто еноты. Ну разве не прелестные?
 — Нет. Противные. — Обернувшись, Рейф бросил на нее неодобрительный взгляд. — Надеюсь, ты их не подкармливаешь.
 — Почему это?
 — Потому что это дикие животные и они должны сами добывать корм. Ты оказываешь им плохую услугу.
 — Время от времени капелька помощи никому не помешает, — тихонько отозвалась она. — Даже енотам.
 — Это дикие животные, которые питаются падалью, а не комнатные собачки.
 — Я не любительница комнатных собачек.
 — Предпочитаешь диких животных, верно? — спросил он.
 Оба понимали, что их беседа больше не касается местной фауны.
 — Пока они не кусают руку, которая их кормит, — последовал ее ответ.
 — С животными такое нередко случается. Они уже дошли до полуразрушенных ступенек заднего крыльца дома. Рейф нахмурился, заметив их печальное состояние.
 — Тебе обязательно нужно их починить. Поразительно, что ты до сих пор еще не сломала себе шею.
 — Для вас это был бы один из способов получить участок, не так ли? — Дженни сама не поняла, что ее заставило такое сказать, просто вырвалось — и все.
 Рейф не оценил шутку. Он ткнул ей игрушки, нисколько не заботясь об их сохранности, чем вызвал у Дженни крик негодования:
 — Эй, поосторожнее!
 — Постой тут еще — и осторожность понадобится тебе! Мое терпение лопнуло, — предупредил он.
 — Не дурите, — буркнула она. Рейф явно не только кажется мрачным, он таков на самом деле. Ее заявление было не очень-то приличным, но его выходка совсем беспардонная.
 — Не забывай о моем предложении, — отрывисто бросил он. — И почини ступеньки. — Через мгновение он уже исчез, растворившись в темноте с легкостью человека, привыкшего бродить в ночи.
 — Так, с дикими животными Норт-Дануэя покончено, — пробормотала себе под нос Дженни. — Этот экземпляр определенно кусается.
 Ее слова донеслись в темноте до Рейфа, который стоял в нескольких ярдах от нее, дожидаясь, пока она благополучно войдет в дом.
 Единственным доказательством его присутствия стала для нее внезапная вспышка во мраке. Его белозубая ухмылка сверкнула как волчий оскал.
 — Да, еще как кусаюсь, — прошептал он достаточно громко, чтобы она услышала его. — Но сначала я узнаю тебя получше.
 Его мягкий смех преследовал Дженни, когда она взбежала по ступенькам, влетела в дом и захлопнула за собой дверь с такой силой, что возмутила местную фауну и развеселила Рейфа.
 — А я точно узнаю тебя лучше, — пообещал он ей — и самому себе. — Я тебя близко узнаю. Можешь в этом не сомневаться.




 Глава 2


 Дженни неважно спала эту ночь и на следующее утро проснулась со смутными воспоминаниями об очень ярких снах, где центральным действующим лицом был волк — волк с хлесткой ухмылкой Рейфа Мерфи и его же хулиганскими глазами. Она поймала себя на том, что мурлыкала мотивчик «Нам не страшен серый волк» все время, пока принимала душ и надевала вязаную юбку из хлопка и подходящий светло-голубой свитер длиной с мини-платье.
 — Слишком поздно ложишься последнее время, — сделала она выговор собственному отражению, пока подкрашивалась перед зеркалом. — Беседы с плюшевыми мишками — это прекрасно, а вот сны о Рейфе Мерфи — совсем нет. — Она решительным жестом захлопнула коробочку с тенями. — Так вот, нечего воображать Бог знает что. Когда дело касается мужчин, тебе всегда не везет, — строго напомнила она себе. — К тому же у тебя и так проблем по горло с фирмой «Медведь Бенджамин и Компания». Лишние заботы тебе ни к чему. Запомни как следует.
 Завершив и лекцию, и макияж, она отправилась на кухню, потирая по дороге руки. Вечером она выключила термостат, и сейчас в доме было прохладно. Похоже, их хваленое бабье лето подходит к концу, с легкой дрожью подумала она. Определенно осень вступила в свои права, и в этой части Нью-Гемпшира зима не заставит себя ждать. Чашка горячей овсянки — вот лучший завтрак для такого свежего утра, как сегодня.
 Пока она варила кашу на старой и довольно капризной газовой плите, раздался телефонный звонок. Она сняла трубку на кухне:
 — Алло?
 — Уезжай, — произнес сдавленный мужской голос.
 — Вы, должно быть, ошиблись номером. — Она повесила трубку. Ох уж эти подростки с их дурацкими анонимными звонками. Рейф, может быть, и мечтает согнать ее с места, но он все же уважаемый член делового сообщества Норт-Дануэя. К подобным уловкам он не станет прибегать. Он обратился к ней напрямик и всячески старался вытянуть из нее согласие. Правда, не очень-то преуспел.
 Выбросив звонок из головы, Дженни рассеянно пробежала кончиками пальцев по мягкой ткани свитера. Это был один из ее любимых — не только из-за прелестного голубого оттенка, но и из-за мягкой выработки хлопка.
 Осязание всегда было важным для Дженни — «любительницы все пощупать», по словам ее бабушки. Дженни умела ценить великолепие натурального шелка, соблазнительную гладь чистого хлопка, ворсистость нежной замши. В детстве и юности ее одеждой зачастую были вышедшие из моды чужие вещи, которые ее бабушка — прекрасная портниха — переделывала по ее фигуре. И лишь совсем недавно Дженни смогла себе позволить роскошь наслаждаться любимыми тканями — причем это касалось не только одежды, но и, например, шикарных хлопковых простыней на постели или толстых пушистых полотенец в ванной.
 Ее умение ценить приятные на ощупь вещи отразилось также и в выборе материалов для медвежат. Во время завтрака она просматривала присланный поставщиком каталог материалов — здесь были образцы великолепного импортного мохера и нежнейшего плюша.
 В тот момент, когда Дженни во второй раз наполнила свою чашку кофе, раздался стук в заднюю дверь.
 — Уж не запах ли кофеина я учуяла? — воскликнула, зайдя в дом, ее подруга и помощница Мириам Вайсе.
 — Угощайся, — с улыбкой пригласила Дженни. Мириам стала основной причиной переезда Дженни в Нью-Гемпшир. Они познакомились на съезде производителей плюшевых мишек в Нью-Йорке — Дженни на мгновение задумалась — Господи, должно быть, целых пять лет назад! С первого взгляда между ними возникла симпатия, а затем и дружба, которая со временем только окрепла; прямота и колкий юмор Мириам прекрасно дополняли более замкнутый характер Дженни.
 Когда в прошлом году Мириам и ее муж Макс перебрались сюда, в Нью-Гемпшир, Мириам стала буквально преследовать Дженни уговорами бросить свою маленькую квартирку в Коннектикуте — все расписывала прелести этого города, убеждала Дженни, что лучше места, чем у подножия Белых гор, не найдется для истинного художника. В конце концов Дженни приехала к ней в гости и влюбилась в этот край. Неделю спустя она вложила деньги в свой нынешний участок. Ну а остальное, как говорится, уже история.
 — Рабочие, как я погляжу, вовсю ремонтируют амбар, — заметила Мириам, наливая себе кофе.
 — Правда? — Для Дженни это было новостью, так как этим утром она еще не видела рабочих.
 — Это я острю, — отозвалась Мириам. — Уже девять, а в поле видимости ни единого рабочего.
 — Мистер Гарднер заверил, что его самая лучшая бригада появится у меня утром, но позже.
 — С каждым утром они появляются все позже, — буркнула Мириам, принимаясь за кофе. — Вот в чем беда.
 — Он утверждает, что догонит график ремонтных работ…
 — Утверждает он, видите ли. Здесь этим словом пользуются регулярно. Я ж тебе говорила, этих утверждателей нужно погонять, постоянно погонять.
 Дженни не сдержала улыбки от ворчливого тона и особой речи своей старшей подруги.
 — Так же, как я тебя погоняю?
 — Погоняешь-погоняешь! Ха! Ты меня в жизни не погоняла. К счастью для тебя, я сама по себе трудолюбива. Но такое можно сказать не про каждого.
 — Я не пущу дело на самотек. Если к десяти рабочих не будет, я позвоню мистеру Гарднеру и все выложу. Как тебе?
 — Уже лучше.
 — Отлично. — Дженни взяла свою кофейную чашку с нарисованным плюшевым мишкой и направилась в гостиную, временно служившую ей кабинетом. Здесь находились два компьютера, факс, ксерокс и коробки с материалами для игрушек. На этой неделе рабочие должны были закончить возведение внутренних стен в амбаре, и Дженни решила не работать там, пока ремонт не завершится. Кроме того, ей не хотелось, чтобы ее зажигательный сосед повторил свой полуночный визит. — Ты уже выяснила, что там с отправкой наших деталей для мишек? — спросила Дженни у Мириам.
 — Поставщик утверждает, что все отправили еще две недели назад. Пообещали выслать замену.
 — Очень хорошо. Без этих деталей мы никак не сможем начать производство. А как с нашими новыми служащими? Документы в порядке, все оформлено?
 Мириам кивнула.
 — Оформили как положено.
 — Замечательно. — Пять новых служащих плюс Мириам — как раз подходящее число работников для ее домашнего производства. Из этих пяти только трое, по сути дела, будут работать в пошивочном цехе в бывшем амбаре, а остальные двое — матери с маленькими детьми — получат работу на дом. У Дженни мама тоже была вынуждена работать дома, чтобы поддержать семью, вот почему Дженни радовалась, что поможет этим женщинам как-то справиться во время первых, самых тяжелых лет с детьми. — А как те заказы… — ее вопрос был прерван стуком в дверь.
 — Кого-нибудь ждешь? — спросила Мириам. Дженни покачала головой.
 — Может, доставили наконец наш пропавший груз?
 — Нет, это не посыльный, — отозвалась Мириам, подавшись вперед в своем кресле и вглядываясь сквозь матовое стекло парадной двери в стоявшего там. — Разве что он сильно уменьшился в размерах с нашей последней встречи.
 Дженни открыла дверь и обнаружила на пороге Синди. А в руках малышка держала самого потрепанного плюшевого мишку, какого Дженни только доводилось видеть.
 — Нужно починить Задиру, — на одном дыхании выпалила Синди. — А то у него из живота все вываливается.
 — Да уж, вижу.
 — Дедушка хотел его выбросить, а я спасла. Ты можешь сделать его как новенького?
 — Попытаться, наверное, можно. — Хоть это и не было основным занятием Дженни, но она прочла немало книг о починке игрушечных мишек. И даже парочку таких сама спасла от гибели на помойке.
 — Вот хорошо. — Осторожно обняв Задиру одной рукой, Синди сунута другую в карман джинсов и выудила оттуда пригоршню мелочи. — У меня сейчас больше нет. — Раскрыв ладошку, она продемонстрировала несколько монет. — Хватит, чтобы починить Задиру?
 — Мне не нужны деньги, Синди. — Дженни мягко пригнула пальчики крошечной по сравнению с ее собственной рукой детской ручки и подтолкнула кулачок девочки в сторону кармана, откуда появились монеты. — Оставь себе.
 — И что у нас за гости? — Мириам остановилась на пороге рядом с Дженни.
 — Это Задира, — ответила малышка. — А я — Синди.
 — Твой мишка? — спросила Мириам. Синди покачала головой.
 — Он был папин сто лет назад… когда папа был маленьким.
 — Сто лет назад? Слышал-слышал, юная леди, — пробормотал Рейф, останавливаясь позади дочери на крыльце дома Дженни. — И почему это ты беспокоишь мисс Бенджамин в такую рань? По-моему, я велел тебе оставаться дома.
 — Знаю, папочка. Но это же было, когда дедушка еще не нашел Задиру в коробке на чердаке. Дедушка искал свою матраску.
 — Свою… что? — недоуменно переспросил Рейф.
 — Свою матраску. Ну, ту, которую он носил на том большом корабле, где он раньше жил.
 — Ах, свою матроску, — перевел наконец Рейф. Синди кивнула.
 — Угу. Только он ничего не нашел. Зато нашел Задиру. И хотел его выбросить, потому что животик порвался и все вываливается. Ну, папочка, я же не могла дедушке разрешить… Задира просил меня его спасти. Вот я и принесла его к Дженни.
 — Мисс Бенджамин, — поправил ее Рейф.
 — Я сказала Синди, что она может звать меня по имени, — вставила Дженни.
 — А папочке тоже можно звать тебя Дженни? — спросила Синди.
 — Наверное.
 — А ты можешь звать его Рейфом, — объявила Синди. И, наклонившись вперед, заговорщицки добавила:
 — Это его имя, вот!
 На мгновение на крыльце наступило молчание. Дженни перевела взгляд на Рейфа, одетого в джинсы и толстый свитер. Она заметила, что зачесанные назад волосы влажно поблескивают, словно он только что принял душ. А в результате высокие скулы стали еще заметнее, как и тень щетины на небритом подбородке.
 Как будто прочитав ее мысли, он провел по подбородку ладонью.
 — Прощу прощения. Синди сбежала из дому, и я не успел побриться. — И, обернувшись к дочери, добавил:
 — Вы, юная леди, меня не послушались.
 — Только потому, что Задире нужна скорая помощь! — честно призналась Синди. — Я не хотела, чтобы он умер, как мамочка.
 Дженни увидела вспышку боли в глазах Рейфа. Эта вспышка да еще стиснутые челюсти были единственными признаками его смятения от слов дочери.
 — Я правильно сделала, папочка? — В голосе Синди теперь прозвучала неуверенность. — Ты не злой на меня, правда же, нет?
 Рейф присел на корточки и обнял ее.
 — Нет, я не злюсь, что ты захотела помочь Задире, но ты должна меня слушаться, когда я прошу тебя не выходить из дому. И ты не должна мешать Дженни, тем более так рано.
 — Она мне не помешала, — заверила его Дженни. — Мы с Мириам как раз собирались приниматься за работу, но, по сути дела, еще не начали.
 — А где ты работаешь? — с естественным любопытством пятилетнего ребенка тут же спросила Синди.
 — Пока что у себя в гостиной. Но как только ремонт в амбаре закончится, буду работать там.
 — Будешь делать мишек, да? — спросила Синди.
 — Точно, — подтвердила Дженни. Синди обернулась к Рейфу и сообщила:
 — Она делает плюшевых мишек, папочка.
 — Да вчера ночью она мне сказала, — отозвался Рейф.
 — У тебя с моим папочкой вчера ночью было свидание? — переспросила Синди с восторгом и удивлением, глядя то на Дженни, то на отца.
 — Нет, не свидание, — поспешно ответила Дженни увидев любопытство во взгляде Мириам. Прекрасно зная подругу, Дженни не сомневалась, что позже Мириам потребует объяснений.
 — А почему нет? — спросила Синди.
 — Потому что… — . Дженни запнулась, не зная, что же ей сказать.
 — Да, почему? — поддакнул Рейф, явно наслаждаясь тем двойственным положением, в котором оказалась Дженни.
 Она стрельнула в него полным раздражения взглядом.
 — Ответь ей ты.
 — У нас еще не было свидания, но скоро будет, — хватило у Рейфа наглости сказать Синди.
 — Отлично. — Синди расплылась в одобрительной улыбке. — Помучто я люблю Дженни. Ты тоже ее любишь, да, папочка?
 — Да, ласточка.
 — Так когда у вас свидание? — потребовала ответа Синди.
 Рейф мгновенно переадресовал вопрос дочери Дженни.
 — Так когда у нас свидание? — повторил он с плутовской ухмылкой.
 — Эдак в году двухтысячном, — буркнула она.
 — Слишком поздно. Я уже буду старая, — заявила Синди. — А ты с моим папочкой будете совсем дряхлые!
 — Ну, спасибо тебе, детка, — ворчливо отозвался Рейф.
 Его горестный взгляд, обращенный к Дженни, проник ей в душу и тронул ее. Она просто не в состоянии была отвернуться от человека, который умеет смеяться над собой.
 Словно почувствовав миг ее слабости, Рейф произнес:
 — А что, если ты присоединишься к нам с Синди в понедельник? Мы собираемся на пикник. В ресторане выходной, да и у Синди нет никаких специальных занятий в детском саду. Мы могли бы проехаться на гору Вашингтон или еще куда-нибудь… Ты как?
 Дженни нужно бы было ответить «нет». Вежливо, но твердо. Что она и намеревалась сделать, пока не увидела горящие восторженным ожиданием глаза Синди. Обычно понедельник был для Дженни рабочим днем, но, по правде говоря, ближайшие две недели или около того дело еще не развернется в полную силу. И в этом промежутке она вполне могла бы позволить себе выходной, особенно в свете того факта, что большинство воскресных дней она проводила за созданием своих Мишуток. Но все же ей так много нужно сделать до того, как отремонтируют сарай…
 Пятилетняя Синди, не дождавшись согласия от призадумавшейся Дженни, заволновалась и нетерпеливо дернула ту за руку, чтобы привлечь к себе внимание.
 — Тебе разве не нравится мой папочка? — потребовала ответа малышка.
 Ну что могла ответить на это Дженни?
 — Конечно, нравится…
 — Отлично, — встрял Рейф. — Значит, мы зайдем за тобой в половине двенадцатого в понедельник.
 Поесть мы возьмем. До встречи. Пойдем, детка. Нам пора возвращаться.
 Синди едва успела сунуть бедолагу Задиру в руки Дженни — и Рейф ее увел, оставив изумленную Дженни гадать, как это вышло, что она согласилась поехать с ними на пикник. Если уж на то пошло, она и не соглашалась, но это не помешало Рейфу ринуться в атаку и получить все, чего он добивался.
 — Итак, что это за таинственная личность, явившаяся невесть откуда? — с широченной ухмылкой спросила Мириам.
 — Сосед. — Дженни прикрыла дверь, а потом осторожно усадила Задиру на массивный резной сервант в викторианском стиле, доставшийся ей вместе с домом, поскольку из-за тяжести его не смогли вынести.
 — У меня в округе почему-то нет таких соседей, — тяжко вздыхая, заметила Мириам.
 — Смотри при Максе такого не скажи, — предупредила Дженни, имея в виду мужа Мириам уже с тридцатилетним стажем.
 — У меня счастливый брак, но я же не мертвая, — отозвалась Мириам. — А вот ты точно мертвая, если не заметила, что у этого парня за…
 — Мириам… — предостерегающе оборвала ее Дженни, отлично знавшая пристрастие подруги к откровенным выражениям. Как и ее грубоватое чувство юмора.
 — Глаза. Я хотела сказать — глаза.
 — Ну, ясное дело, я так и подумала.
 — Правда, я не откажу себе в удовольствии признать, что он очень даже симпатично заполняет собою джинсы. Да и щетина на подбородке мне приглянулась. У него, когда он небрит, облик эдакого неприрученного зверя, ты меня понимаешь?
 Дженни могла бы сообщить Мириам, что у Рей-фа, даже когда он свежевыбрит, облик все того же неприрученного зверя, но она лишь сказала:
 — Не придумывай лишнего. Он всего лишь отец Синди.
 — Давно он потерял жену?
 — Она умерла, когда Синди была совсем крошкой.
 — Вот бедный парень. — Сострадание во взгляде подруги вскоре сменилось задумчивостью. — Итак, твой ближайший сосед — привлекательный вдовец с маленькой дочерью. Здесь намечаются вполне определенные перспективы. — Мириам одобрительно кивнула.
 — Поверь, его интересует исключительно мой участок.
 От удивления Мириам заморгала.
 — Прошу прощения — как это?
 — А вот так. Вчера ночью он заявился с предложением выкупить у меня участок, чтобы за счет этой земли увеличить свой ресторан.
 — И что ты ему сказала?
 — Что я не заинтересована.
 — Ну, так он, похоже, заинтересован. В тебе.
 — Я бы ему не советовала думать, будто он может очаровать меня и таким образом заставить продать ему участок, — пробормотала Дженни.
 — В таком случае зачем ты согласилась на этот пикник?
 Дженни неловко дернулась.
 — Вообще-то я и не соглашалась.
 — Вообще-то ты и не отказалась, — напомнила Мириам.
 — Мне не хотелось разочаровывать Синди.
 — Как благородно с твоей стороны.
 — Просто вежливо, — неуверенно выдавила Дженни.
 — Ну, разумеется, — согласилась с насмешливой улыбкой Мириам. — Ты очень вежливый человек. Даже в высшей степени вежливый человек. И еще — благородный человек.
 — Благородный-модный, — выкрутилась Дженни с помощью любимого оборота Мириам. — Давай займемся делом.
 Понедельник, по мнению Дженни, наступил слишком быстро. Она тысячу раз за суматошные выходные порывалась позвонить в ресторан Рейфа и отменить обещанную встречу. Но воспоминание о горящем ожиданием взгляде Синди всякий раз ее останавливало. Ей не хватало духу разочаровать малышку.
 Речь ведь идет всего лишь о половине дня, убеждала себя Дженни. Ну что может случиться страшного? Да и передышка ей не помешает. Выходные она почти полностью посвятила работе — чертила выкройки новых игрушек, доделывала последнего Мишутку, да и Задиру, плюшевого мишку Рейфа, уже начала чинить.
 Занимаясь оторванным ухом Задиры, пришивая его на место мелкими аккуратными стежками, она старалась представить себе, каким ребенком был Рейф. Настоящим разбойником, вне всякого сомнения. Интересно, эта дьявольская самоуверенность дана ему от природы или же он приобрел ее в течение жизни? Были ли у него братья и сестры? А может, он единственный ребенок, как и она сама?
 Не очень-то умно с ее стороны так интересоваться симпатичным соседом, напомнила себе Дженни. В ней теплилась надежда, что сегодня пойдет дождь и пикник не состоится. Так нет же, день занялся ясный и солнечный, и ничто не предвещало перемену погоды.
 Если уж она намерена отправится на этот самый пикник, то нужно решить вопрос с одеждой — и побыстрее, подумала Дженни, усаживая наполовину готового Задиру на столик. Меньше чем через час появятся Синди с Рейфом. Придется доделать Задиру завтра.
 Дженни остановила свой выбор на черных слаксах и свитере с воротником «хомут» из синели цвета неба, с яркими мазками всех цветов радуги — от красного до зеленого. Свободного покроя, почти до колен, этот свитер был одним из самых любимых в гардеробе Дженни. Пара черных замшевых спортивных ботинок довершила ее наряд.
 Испробовав несколько способов справиться с волосами — от конского хвоста до пучка, схваченного на затылке заколкой, — она в конце концов остановилась на черной замшевой ленте-повязке. Пусть хотя бы распущенные по плечам волосы не падают на лоб.
 К назначенному времени Дженни была готова. Половина двенадцатого. Без двадцати. Ни Рейфа, ни Синди.
 Я даже рада, заявила сама себе Дженни. Возможно, пикник отменен. Но при этом она продолжала каждые две минуты поглядывать на часы. Без четверти двенадцать раздался звонок в дверь.
 — Просим прощения за опоздание, — извинился Рейф.
 — А все потому, что моя Лапка… — начала Синди.
 — Лапка? — Дженни перевела взгляд на миниатюрные кроссовки, которые вместе с джинсами и курткой составляли сегодня одеяние малышки.
 — Лапка — это ее кошка, — объяснил Рейф. — Она сегодня утром потерялась.
 — Но мы ее нашли, — тут же вставила Синди. — Она здорово играет в прятки.
 — Прячется она точно здорово, — суховато отметил Рейф.
 — Я испугалась, что она убежала, а она спала за занавесками.
 — Поближе к обогревателю, — добавил Рейф. — Это создание своей выгоды не упустит.
 — Лапка — кошка, папочка. А не это. Ты не должен называть ее это. Котяток у нее уже больше не будет, — прибавила Синди исключительно ради Дженди. — Но она все равно кошка-девочка.
 — Ну, конечно, я не сомневаюсь, — отозвалась Дженни.
 — Ты можешь прийти к нам в гости и познакомиться с ней, если хочешь, — сказала Синди. — Лапка сама не выходит. Ей дома нравится.
 — Я же сказал, эта кошка своего не упустит. Так ты готова? — спросил Рейф у Дженни.
 Она кивнула.
 Для нее не стало сюрпризом, что Рейф водил мощный джип, автомобиль, практичностью и увертливостью походивший на его хозяина.
 Но вот что действительно стало для нее сюрпризом, так это жар, пронизавший ее от прикосновения Рейфа, когда он подсаживал ее в джип. Одну ладонь он положил ей на руку, а другой подтолкнул в спину — и Дженни ощутила отпечаток каждого его пальца, как будто они выжгли клеймо на ее теле. Она даже мурашками покрылась, мгновенно обвинив в этом погоду — довольно-таки неубедительный довод, учитывая, что на улице было не меньше шестидесяти пяти градусов по Фаренгейту.
 Устроившись на сиденье, она старательно избегала взгляда Рейфа, чтобы он не увидел ее смятения. Она сосредоточила все внимание на салоне джипа. Дженди слышала мнение, что по состоянию машины можно многое сказать о ее владельце. В этой машине на зеркальце не болтались никакие двусмысленные безделушки. Но Рейф же вдовец с маленькой дочерью на руках, порядочный член делового сообщества… который двигается с бесшумной грацией хищника. Он и сейчас ее продемонстрировал, возникнув в джипе рядом с Дженни так, что она этого и не заметила.
 Он поднял брови при виде ее явной заинтересованности машиной, и Дженни сочла необходимым хоть что-то сказать:
 — Отличный джип. — Больше ей ничего не пришло на ум.
 — Ради тебя я его сегодня утром отдраил, — сообщил он в ответ.
 — Не стоило.
 — Нет, стоило. Заднее сиденье было все завалено барахлом, в том числе кипами только что отпечатанных меню. Ресторанный бизнес требует. Тебе там сзади как, ласточка, удобно? — спросил Рейф и заглянул в зеркальце, чтобы убедиться, что Синди пристегнула ремень.
 — Отлично, папочка. А как Задира? — спросила Синди у Дженни. — Ты его уже починила?
 — Почти. Завтра сможешь забрать его домой. Тебе повезло, что Синди спасла твоего мишку, — добавила она, обращаясь уже к Рейфу.
 — В чем же?
 — Это ведь мишка Штайффа.
 — Не понял?
 — Это мишка фирмы Штайффа. Видел ярлычок у него в ушке?
 — Так это фирменный ярлык? А отец, когда я был ребенком, говорил, что это личный номер Задирь, как у моряка. Кажется, он привез мне мишку из какого-то немецкого порта.
 — Вероятнее всего. Мишек Штайффа делают в Германии. Когда он обретет приличный вид, ты должен его беречь.
 — То есть ты хочешь сказать, что плюшевые мишки имеют какую-то ценность?
 — Не какую-то, а огромную. Не только материальную, хотя в наши дни многих, похоже, заботит лишь эта сторона вопроса, — мрачно пробормотала Дженни. — Знаешь, как однажды выразился Оскар Уайльд? «Люди сегодня знают цену вещей, но не знают их ценности».
 — А о какой, собственно, материальной ценности идет речь? — уточнил Рейф.
 — На аукционах некоторые мишки Штайффа уходили почти за семь тысяч долларов. Рейф присвистнул.
 — Ну, разумеется, в полной сохранности и куда более старые, чем твой, — добавила она.
 — По словам Синди, старше меня с Задирой и на свете-то никого нет. — Рейф моргнул, вдруг подумав, что грамматически правильнее было бы сказать «старше меня или Задиры». Что-то такое в Дженни заставило его вспомнить о правильности речи. Он готов был поклясться, что у нее никогда не бывало проблем с падежами и что она никогда не коверкала слов. Выпускница колледжа — вне всякого сомнения. С легкостью цитирующая Оскара Уайльда. Не иначе как этот лоск ей обеспечил какой-нибудь привилегированный колледж Новой Англии.
 Сам-то он любил повторять, что закончил «школу тумаков». Разумеется, у него за плечами вечерние бухгалтерские и бизнес-курсы в местном колледже, но никакого диплома о высшем образовании. Черт, на это не было ни времени, ни денег. Наверное, стоило бы повоевать за стипендию, но, по правде говоря, школьные парты всегда наводили на него скуку.
 За год-два шатания по свету можно получить больше знаний, чем из всех учебников мира. А Рейфу в детстве пришлось немало попутешествовать — десять штатов за десять лет сменил. В конце концов отец обосновался на морской базе Великих озер, недалеко от Чикаго, где Рейф и провел свои юношеские годы.
 С тех пор словно целая вечность прошла, подумал Рейф, взглянув на Синди, пока задним ходом выводил джип на дорогу. Ресторанный бизнес он освоил с азов — сначала был мальчиком на побегушках (в старших классах средней школы), потом официантом на теплоходе во Флориде, потом менеджером в ресторане в Нью-Йорке. И наконец завел собственное дело. Он уж и не помнил, с каких лет стремился к этой цели — открыть свой ресторан и ни от кого не зависеть.
 В его розовых мечтах о будущем с ним рядом всегда была Сюзан, но жена умерла, когда Синди не исполнилось и года. И все его планы провалились.
 А мать Сюзан, Алфея, вообще никогда не принимала всерьез его планов. Больше того, теща не считала его достойным ее «золотой девочки» и по сей день напрямую обвиняла в смерти Сюзан, словно Рейф был в ответе за рак, постепенно подточивший силы его жены. Алфея не видела в нем никаких достоинств — ни раньше, ни теперь — и совершенно не одобряла методы, какими он воспитывал Синди.
 — Папочка, мы скоро приедем? — пропела сзади Синди.
 — Мы еще даже с главной дороги не свернули, детка.
 — Знаю. Но мы скоро приедем?
 — А я так даже не знаю, где мы собрались устроить пикник, — вставила Дженни.
 — Я подумал, что можно сначала подняться на вершину Вашингтон, чтобы нагулять аппетит, — ответил Рейф.
 — Мне там нравится. Это на самой крыше света, — сообщила Синди Дженни.
 Дженни, конечно, слышала об этой горе, но не знала точно, где гора находится.
 — Отсюда далеко? Рейф покачал головой.
 — Чуть-чуть дальше по этой дороге. Все забываю, что ты не из этих мест.
 — Заметно, правда?
 — У тебя не тот акцент.
 — Я родом из Коннектикута.
 — А!
 — И что означает это «а»?
 — В Коннектикуте немало состоятельных семейств.
 — Верно, — согласилась она. — Но моя — не из их числа.
 — Вот как?
 — Да. Отец ушел от нас, когда мне было шесть лет, поэтому маме пришлось вернуться к родителям и пойти работать, чтобы как-то выкручиваться. Она умерла, когда мне исполнилось девять, и меня вырастили дедушка с бабушкой. — Дженни умолкла, вдруг спохватившись — сколько же она выложила… Не то чтобы ее жизнь представляла какой-то секрет, просто не в ее правилах было сообщать первому встречному о предательстве отца. А Рейф хоть и сосед, но все же совершенно незнакомый ей человек. С неловким ощущением она быстро поменяла тему разговора:
 — Ну, расскажи мне об этой горе, Вашингтон.
 — Она не для слабонервных.
 — То есть? Мы что, заберемся на вершину?
 — Мы туда заберемся на джипе.
 — Но дорога-то там есть, я полагаю?
 — Разумеется, есть.
 — Отлично. — А то перед ней уже начали мелькать картины, как они трясутся на ухабах какой-нибудь горной тропы.
 — Дорога есть, и всем, кто ее преодолел, наклеивают на бампер этикетку с надписью «Я поднялся на гору Вашингтон», — добавил Рейф. — Высоты не боишься?
 — Не знаю, — честно призналась Дженни.
 На его губах промелькнула понимающая улыбка.
 — Что ж, это мы выясним, — пробормотал он. У Дженни возникло такое ощущение, что это не единственная вещь, которую она должна была выяснить в тот день.




 Глава 3


 — П. Т. Барнум назвал все это… — Рейф широким жестом обвел открывавшуюся с вершины горы Вашингтон панораму, — вторым по великолепию зрелищем в мире.
 Дженни пыталась, без особого успеха, сосредоточиться на панораме, а не на тонких и сильных пальцах Рейфа. Мужские руки всегда были ее слабостью, особенно такие изящно вылепленные, как у Рейфа.
 За время подъема по горной дороге, в основном галечной, Дженни обнаружила, что не относится к слабонервным и не боится высоты, — весьма кстати, поскольку ограждения практически не встречались, дорога петляла вдоль головокружительного обрыва, а подъем был настолько крут, что у многих сердце зашлось бы от ужаса. И все же кое-что действительно вызывало у нее серьезные опасения — а именно ее эмоциональное напряжение от близости Рейфа. Но ведь ее нельзя было отнести к тому типу женщин, которые теряются при виде мужчины… или даже просто его рук.
 Впрочем, она художник как-никак, напомнила себе Дженни, и, следовательно, для нее вполне естественно и приемлемо беспристрастно восхищаться красотой мужского тела. Проблема была в том, что она уж слишком восхищалась мужской красотой Рейфа, который в тот момент доставал что-то с заднего сиденья джипа. Тыл ничего себе, как сказала бы Мириам, ухмыльнулась Дженни.
 — Вот… — Рейф легко выпрямился и протянул ей куртку, — надень-ка. Здесь, наверху, холодно. — Он набросил на нее огромную ветровку и застегнул молнию, едва Дженни просунула в рукава руки. — На высоте в шесть тысяч футов даже летом холодно… температура почти никогда не поднимается выше нуга.
 — А при ветре кажется еще холоднее, — с легкой дрожью отметила Дженни.
 Рейф натянул на нее капюшон и завязал под подбородком тесемки, словно она была не старше его дочери. Но взгляд, которым он ее одарил, был неистовым и голодным.
 Дженни потянулась было убрать упавшую на лицо прядь, но обнаружила, что ее руки запутались в длиннющих рукавах ветровки. С поразившей ее нежностью Рейф смахнул прядь, и его пальцы, скользнув по холодной от ветра щеке, оставили на коже Дженни горящий след.
 Она, как зачарованная, на мгновение затаила дыхание. К реальности ее вернул по-детски звонкий смех Синди.
 Я ведь даже не осмотрелась как следует, вдруг одернула себя Дженни, и она принялась исправлять оплошность с таким рвением, словно после прогулки их ожидал экзамен. Они забрались значительно выше тех мест, где еще росли деревья, и ничто здесь не смягчало сурового одиночества голых скал. А окружающие горы, наоборот, казались мягкими дымчато-голубыми волнами, тянувшимися за горизонт. Дженни виделся в их контуре изогнутый хребет Земли…
 — Здесь, наверху, я всегда смотрю на вещи как бы со стороны, — тихонько прошептал Рейф. — И начинаю понимать, что, даже если ты его не видишь, тебя окружает огромный мир.
 Внимание Дженни переключилось с впечатляющего пейзажа на не менее выразительные черты его лица. Оно казалось чуточку грустным, чуточку угрюмым — и бесконечно завораживающим. Отчего у него такой взгляд? В этом человеке столько неразгаданных глубин, но нужно быть сумасшедшей, чтобы думать, будто до них можно вот так запросто добраться. Он был… значителен — она не могла подобрать иного выражения. Как вулкан с клокочущей внутри раскаленной лавой.
 Что же это — она опять грезит наяву. Пора бы сосредоточиться на чем-то более приземленном, молча выговаривала она себе. И тут же обнаружила, за что зацепиться — столбик с табличкой.
 — А я оказалась права насчет того, что здесь ветрено. Именно на этой горе зарегистрирована самая большая сила ветра — двести тридцать одна миля в час. Мировой рекорд, — прочитала Дженни.
 — Как это можно вычислять силу ветра? — с ленивой улыбкой возразил Рейф.
 — Многое можно почувствовать, даже не видя воочию. — Например, то силовое поле, что я чувствую всякий раз, как приближаюсь к тебе, мысленно добавила Дженни. Оно абсолютно невидимо, но ощутимо, еще как ощутимо. — Более того, часто невидимое обладает огромной мощью.
 — А мы на поезде покатаемся, папочка? Синди их снова прервала, чему Дженни была несказанно рада. Ей требовалось определенное время, чтобы оправиться от взгляда Рейфа с его магнетизмом.
 — Нет, сейчас дорога не работает, — ответил дочери Рейф.
 — Я и понятия не имела, что сюда проведена подвесная дорога, — заметила Дженни.
 — Это первая подобная дорога в мире.
 — И все еще действует? Поразительно. Да, теперь уж так не строят.
 — В наше время мало что длится долго, — подтвердил Рейф, и скорбь в его взгляде была как черная туча, заслонившая солнце. Наверное, он вспомнил о своей жене, о том, что их счастье длилось недолго, подумала Дженни. И вдруг размечталась: а каково это — когда тебя так сильно любят?
 В смятении от собственных мыслей, Дженни поспешила к длинной деревянной лестнице, ведущей вниз, к парковочному пятачку. Она так и не поняла, почему — может, из-за высоты, а может, из-за голода (она сегодня не позавтракала), — но внезапно у нее сильно, очень сильно закружилась голова.
 Поймав ее руку, Рейф воскликнул:
 — Тпру-у! Поосторожнее! — Благодарная за поддержку, Дженни на миг прильнула к нему. — Не хватало еще, чтобы ты упала. Сначала твое расшатанное заднее крыльцо, теперь вот эта лестница. — Он укоризненно покачал головой. — Когда дело касается ступенек, ты становишься просто опасной.
 Таков ее жизненный жребий, мрачно отметила про себя Дженни. Другие женщины — сирены. А в ней мужчины видят… опасность. Она не принадлежала к тому типу женщин, которые возбуждают мужчин, в лучшем случае ее воспринимали просто как «соседку» — ей так и говорили… все говорили. От ее дантиста до последнего приятеля.
 Да уж, она не из тех, кто кружит мужчинам голову. Значит, нужно искать другую причину для явных попыток Рейфа ее очаровать. Наверняка все дело в участке. И то внимание, которым ее окружил Рейф, — это лишь его способ заставить ее увлечься им. А тогда она, думает Рейф, согласится на продажу земли… Так что с ее стороны будет мудро не упасть в его объятия.
 Вновь обретя равновесие, она легко отстранилась от Рейфа.
 — Я не успела позавтракать, вот голова и закружилась. Где мы будем есть, прямо тут, наверху? — прозаически поинтересовалась она.
 — Нет, я имел в виду местечко поудобнее. Дженни не слишком понравился его ответ, но, подумала она, Рейф вряд ли позволит себе что-то в присутствии такого соглядатая, как его пятилетняя дочь. И Дженни очень порадовалась этому обстоятельству. Местечко поудобнее, упомянутое Рейфом, оказалось полянкой под деревьями в стороне от шоссе, ведущего обратно к дому. Землю устилал покров из желтых и буроватых листьев, поверх которого Рейф развернул старый плед. Осень была любимым временем года Дженни. Разноцветье пейзажей матери-природы она воспринимала скорее как знак начала, а не конца.
 Рейф с Синди, усевшись рядышком, склонились над большой плетеной корзиной, и Дженни была очарована представшей ее глазам сценой. У нее сжалось сердце от сладкой боли, как бывало всякий раз, когда она видела отца с маленькой дочерью. Дженни прослушала немало психологических курсов, прочла немало книжек из разряда тех, которые называются «Помоги себе сам», и поняла, что эта боль рождена потерей отца, что именно такой близости с отцом не хватало в детстве и юности ей самой.
 Ее дед был сухим и довольно грубым человеком, он никогда не сажал ее на колени, не обнимал, не играл с нею. Он не принадлежал к любящему типу дедушек.
 Не приходилось сомневаться, что Рейф обожает Синди. Это чувство читалось в его взгляде, когда он смотрел на дочь. В его глазах светились любовь и гордость. И мягкий юмор.
 Ему нравилось, Дженни видела, быть отцом.
 — Ой, папочка, ты только посмотри. Хьюго положил этот вонючий сыр! — Синди сморщила от отвращения носик.
 — Хьюго — это мой шеф-повар, — объяснил Рейф для Дженни. — Он считает любую трапезу незавершенной, если в ней недостает блюд французской кухни. Даже на пикнике нельзя обойтись без сыра бри, французского хлеба и вина. А по мне, так хватило бы сэндвичей с ростбифом и пива.
 — Может, стоило ему об этом сказать? — заметила Дженни.
 — Тысячу раз. говорил, — отозвался Рейф. — А потом прикусил язык. Хьюго чертовски вспыльчив. Но лучшего повара во всем штате не найдется.
 — Папочка, ты сказал нехорошее слово! — воскликнула Синди. — Ты должен мне десятицентовик!
 — В мужском обществе непременно должен быть какой-то закон против ругательств, — виновато пояснил Рейф, пока доставал из кармана монетку.
 — Вчера я получила от дедушки целых пятьдесят центов, — гордо провозгласила Синди, отвлекая тем самым внимание Дженни от джинсов, туго обтягивавших бедра Рейфа.
 — Он исправляется, — заметил Рейф, достав наконец десятицентовик для дочери. Синди согласно кивнула.
 — Сначала он платил мне по два доллара в день.
 — Похоже, характера ему не занимать, — высказала свое мнение Дженни, радуясь, что голос не выдал ее смятения. Фью-ю! Она была готова схватить салфетку и начать обмахиваться ею как веером! Мириам была права. Этот парень в самом деле очень даже симпатично заполняет собою джинсы!
 — Да уж, мой отец крепкий орешек, — подтвердил Рейф.
 — Смотри, папочка. Клубень сделал для нас картофельный салат! Вот здорово! Это мой любимый!
 Дженни вспомнила, что Синди уже говорила ей о Клубне. Кажется, он старый приятель ее дедушки, морской кок. Вышел в отставку и работает у них в ресторане.
 — Клубень и Хьюго всегда ссорятся, — продолжала Синди. — И лица у них становятся красными, как картофельный салат. — Она ткнула пальчиком в плошку с салатом — он действительно был красноватым из-за кубиков свеклы. — У Клубня тоже есть татуировка, только не такая большая, как у дедушки. Просто змейка. Голая дама мне больше нравится.
 Дедушка умеет даже шевелить рукой, чтобы заставить голую даму танцевать. Вот бы ты посмотрела!
 — Звучит впечатляюще, — сказала Дженни.
 — Что это значит? — спросила Синди.
 — Значит — «хорошо», но только еще лучше, — объяснила Дженни.
 — А мне… мне ты кажешься впе-чат-ля-ю-щей, — старательно выговаривая новое слово, призналась Синди. — Тебе тоже, папочка?..
 — Ну конечно.
 Дженни наверняка знала лишь одну впечатляющую вещь — силу воздействия на нее Рейфа. Он сидел сейчас на расстоянии как минимум футов двух, и все равно она ощущала его тепло, и от этого ощущения мурашки пробегали по всему ее телу. Он и не подумал хотя бы из вежливости опустить глаза. Взгляд его был восхищенным и откровенным — но не оскорбительным, что уже редкость. Никогда в жизни на Дженни не смотрели такими глазами.
 — Папочка, ты ничего не ешь. Ты что, не голоден?
 — Умираю с голоду, — отозвался, не отрывая взгляда от Дженни, Рейф голосом соблазнительно бархатным и хриплым.
 — Меня в меню нет. — Тихое предупреждение Дженни предназначалось исключительно для ушей Рейфа.
 — Я этого и не говорил, — парировал он.
 — Верно, но смотрел на меня как изголодавшийся человек на свою последнюю трапезу.
 — У тебя слишком живое воображение. Должно быть, оно часть твоей работы.
 — Может, у меня и живое воображение, но почву под ногами я чувствую, не сомневайся. Практическая жилка у меня длиной с милю, не меньше, — сообщила она ему.
 — Да ну, аж с милю?
 — Именно, — подтвердила она. — И с ног меня свалить не удастся.
 — Может, тебе просто не попадался подходящий партнер, чтобы свалить тебя с ног, — возразил Рейф. — Предпочитаешь «с перцем» или без?
 Дженни недоуменно моргнула. Это еще что за вопрос?
 — Прошу прощения?
 — Ростбиф. — Он приподнял две пластиковые коробочки. — У нас есть со специями и без. Какой предпочитаешь?
 — О, наверное, без специй.
 — Так я и думал. А хлеб? У нас булочки, ржаной, ну и, разумеется, французский хлеб Хьюго.
 — Давай французский.
 — Ага, хоть в этом рискнула. Браво. Сверху майонез или горчицу?
 — И то, и другое. Он приподнял бровь.
 — Помидор?
 — Да, спасибо. И салат, — предвосхитила она его следующий вопрос.
 Она протянула к нему руку, вверх ладошкой, за тарелкой и сэндвичем.
 — Что с твоим пальцем? — Рейф нахмурился при виде зловеще багрового пятна на кончике пальца.
 — Профессиональная болезнь, — виновато объяснила Дженни. — Туда же относится и затекшая спина. Просто укололась, вот и все.
 Не успела она сообразить, что он делает, как он поднес ее руку к губам и поцеловал поврежденный пальчик. От прикосновения его губ к чувствительной коже Дженни вся задрожала.
 — Прямо как в «Спящей красавице», — расплываясь в довольной улыбке, объявила Синди. — Она тоже уколола до крови палец, а принц ее поцеловал.
 Дженни на несколько мимолетных мгновений позабыла о присутствии малышки — настолько сильным был разряд тока между нею и Рейфом. Дженни вырвала ладонь, про себя отметив, что в подушечке пальца, к которой прикоснулись его губы, все еще покалывало.
 Ей пришлось напомнить себе — она знает, к чему все это, за чем он гонится. Вовсе не за ней. А за ее землей. Нужно, чтобы эта мысль прочно засела у нее в голове, и тогда она сможет спокойно сидеть рядом и наблюдать за попытками Рейфа ее обольстить.
 Странно, однако, но у нее возникло ощущение, что Рейфу не свойственно добиваться цели с помощью своих чар. Для этого он человек слишком прямой, слишком нетерпеливый. Но в то же время он из тех, для кого цель оправдывает средства. Из тех, кто знает, чего хочет, и получает желаемое.
 Поэтому позже, когда он привез их обратно и будто по ошибке свернул на дорожку, ведущую к его, а не к ее дому, Дженни нисколько не удивилась, услышав его приглашение зайти.
 — Нет, спасибо, — ответила она. — Меня еще ждут кое-какие дела.
 — Если ты уверена…
 — Уверена.
 — Что ж, тогда я провожу тебя. Иди в дом, Синди, — сказал Рейф дочери. — Покажи дедушке, какие красивые листья ты собрала.
 Ах, как ловко, подумала Дженни. Рейф явно больше не хотел присутствия дочери в качестве соглядатая.
 — Ты улыбаешься, — заметил Рейф и легонько, едва касаясь, прошелся кончиком пальца по ее губам.
 Ее как током пронзило, и куда только девалось все ее спокойствие!
 — Правда? Рейф кивнул.
 — Было правдой. Сейчас у тебя вид испуганного кролика.
 — Вот еще — благодарю покорно! — Дженни нахмурилась и стрельнула в него недовольным взглядом. — Ты уже слышал, что способен наговорить лишнего?
 — Нет, но одна женщина с горящими глазами и гигантским мишкой в руках назвала меня недружелюбным, было дело.
 — Ты действительно имеешь обыкновение наезжать на людей как паровой каток, чтобы заставить их делать то, чего хочешь ты. Меня, например, заставил поехать сегодня на пикник, — напомнила она уже на ступеньках своего крыльца.
 — Да ладно, все получилось не так уж и плохо, верно? — проговорил Рейф.
 — Нет, не плохо… нет.
 — И еще… — Приподняв ладонью ее подбородок, Рейф приник к ней поцелуем.
 Дженни казалось, что она ко всему готова. Она подозревала, что он избавился от Синди исключительно с этой мыслью — чтобы целовать ее без зрителей. Да, она была готова… только до того мгновения, когда его губы прижались к ее губам. Медленно, нежно, соблазняюще.
 Тогда-то Дженни, в тумане смятенных чувств, вдруг осознала, что прежде не знала поцелуев. Просто не знала — и все. Потому что, если поцелуй означает песню души… значит, раньше Дженни была в полном неведении… была… до этого мгновения. А теперь каждая клеточка ее существа пела… звенела дивной мелодией.
 Это было… грандиозно! Это было то ощущение, которое превращало обычных людей в поэтов и увело не один корабль в плавание. Несказанно возбуждающее ощущение… невероятное искушение. А был-то всего один поцелуй. Но — о! — какой поцелуй!..
 Он отстранился ровно настолько, чтобы она сумела заметить победное, но и удивленное выражение его глаз. Этого мгновения оказалось достаточно, чтобы она вновь овладела собой.
 — Можешь целовать сколько угодно, все равно не заставишь меня продать участок! — выпалила она.
 — Целовать сколько угодно, ммм? — прошептал Рейф, обдав теплым дыханием ее влажные губы. — Принимаю вызов.
 — Я вовсе не это… — договорить ей не удалось. Ее губы уступили натиску его губ, потом приоткрылись, и Рейф не замедлил этим воспользоваться, перейдя к следующей стадии соблазнения. Теперь он действовал смелее, возбуждая ее легкими толчками языка, но старался не испугать, не оттолкнуть напором. С каждым следующим поцелуем он овладевал новой территорией — уголком ее рта, изгибом верхней губы, — ни на секунду не оставляя своих попыток разжечь ее.
 — Ну, все еще не готова поддаться искушению? — спросил он после их пятого поцелуя.
 Еще как готова! Искушению целовать его. Но не продать…
 — Именно, — храбро ответила она. — Все еще не готова. Спокойной ночи.
 — Я ведь не сдался, — предупредил он ее, прежде чем она закрыла дверь.
 Не сдался? О чем он? Будет продолжать попытки склонить ее к продаже? Или же попытки просто ее соблазнить?
 — Ну, как прошло свидание, сынок? — поинтересовался у Рейфа его отец, Чак, едва Рейф вошел в их квартиру над рестораном.
 — Отлично, — коротко бросил в ответ Рейф.
 — У тебя на лице помада.
 — Мне уже давно не семнадцать, папа, — с раздражением в голосе отрезал тот.
 — Знаю-знаю. Ты уже сам отец, и у тебя есть дочка, которая задает вопросов больше, чем Картер получил голосов. Опять спрашивала, откуда берутся дети.
 Рейф застонал.
 — И что ты ей ответил?
 — А я ее отвлек. Рассказал байку. Неплохую, кстати. Знаешь, ту, о бармене… Вроде сработало. До поры до времени. Но если она заметит губную помаду и вычислит, что ты целовался с нашей хорошенькой соседкой, туг же засыплет тебя вопросами. На которые у тебя, может, и нет желания отвечать.
 Уж чего-чего, а вопросов, на которые он не хотел бы и сам себе отвечать, у него по горло. Например, зачем он целовал Дженни — так, как он это делал. И почему она его до такой степени интригует. А еще — почему он не в силах устоять перед ее небесно-голубыми глазами.
 Сначала Рейф оправдывал свое поведение тем, что его выставили с участка, который почти уже был у него в руках. Старик Миллер ведь пообещал продать землю ему, а потом, чертов старикашка, дал от ворот поворот. Нет, конечно, себялюбие Рейфа не простиралось так далеко, чтобы он считал, будто ему достаточно поцеловать Дженни — и та согласится продать участок. Просто он думал, что если узнает ее получше, то найдет-таки возможность построить банкетный зал. В конце концов, она может шить своих мишек где угодно. А вот ресторан никак иначе не расширишь.
 Однако создается впечатление, что Дженни его насквозь видит, потому, должно быть, и подсмеивалась над ним весь день напролет.
 Стоило бы, наверное, покончить с этой затеей и двигаться дальше. Но если говорить правду, Дженни Бенджамин растревожила в нем ту частичку его души, которую он считал умершей вместе с Сюзан. Дженни его заинтриговала. Она поглощала его внимание так, как раньше только две вещи — его работа и семья. Это не любовь, просто-напросто это не может быть любовью, и все же ему нравились их веселые стычки — поединок характеров.
 — Она невероятно упряма, я такого и не ожидал, — пробормотал Рейф себе под нос.
 — Ты о ком? — мгновенно отреагировал отец.
 — О нашей хорошенькой соседке.
 — Хочешь сказать — у тебя с ней могут быть проблемы? Тогда это впервые. Раньше тебе всегда удавалось задуманное. Впрочем, на тарелочке с голубой каемочкой жизнь тебе ничего не преподносила. Мое воспитание! Чтобы чего-то достичь, нужно трудиться. Ты так всегда и делал. Трудился — и получал, чего хотел.
 — Не всегда, — тихо и горько отозвался Рейф. — Я не хотел, чтобы Сюзан умерла.
 — Я знаю. Но ты работал не покладая рук, и Сюзан получила самый лучший уход и лечение — что бы там ни твердила ее полоумная мать. Кстати, она опять звонила, пока вас не было.
 — Что ты ей сказал?
 — Что тебя нет дома и что ты гуляешь с дочерью. Она все пыталась прочесть мне очередную лекцию. Послушать ее, так она крупнейший специалист в воспитании детей. — Чак негодующе фыркнул. — Сюзан была такой кроткой, такой милой девочкой потому, что ее воспитала няня, а не эта стерва, ее мать.
 — Полностью согласен.
 — Да, Сюзан была чудесной, но ее больше нет с нами. Уже четыре года, как она умерла. Пора бы и о себе подумать, сынок. Я так обрадовался, что ты снова начал с кем-то встречаться. Не очень-то ты много развлекался с тех пор, как… В общем, если бы у тебя кто-нибудь появился… — Заметив разъяренный взгляд Рейфа, Чак потерянно умолк.
 — Смерть Сюзан едва не свела меня с ума, — сквозь зубы выдавал Рейф. — Не собираюсь пройти через такое еще раз, па.
 — Не может быть, чтобы у тебя умерла еще одна любимая женщина…
 — Ты не понял. Не будет никакой другой любимой женщины. Никогда. И закончим разговор.
 — Куда могли запропаститься эти чертовы чертежи? — в третий раз обыскивая ящики письменного стола, бормотала Дженни. После поцелуев Рейфа она все никак не могла успокоиться и решила наконец направить требующую выхода нервную энергию в рабочее русло.
 В полной растерянности усевшись прямо на стол, она вдруг сообразила, что складывала чертежи не в том порядке, в котором они сейчас лежали. А некоторые, похоже, и вовсе исчезли.
 — Ну, не выросли же у них ноги, в конце-то концов! — буркнула она себе под нос.
 Ее поиски были прерваны телефонным звонком. Она не сумела скрыть раздражения:
 — Да!
 — Уезжай! — произнес сдавленный мужской голос.
 — Сам проваливай! — выпалила она и швырнула трубку. — Недоумки малолетние, — процедила она и вернулась к поискам. — Просто не могу поверить, что потеряла их. Нет, они должны быть где-то здесь.
 Но чертежей нигде не было. Она обыскала гостиную, где временно находилось ее рабочее место, затем расширила район поисков на весь нижний этаж. Она еще не успела распаковать все свои вещи, да и мебелью новой не обзавелась, так что искать-то особенно негде было. Но она все-таки поднялась и на второй этаж, заглянула в спальню — на всякий случай, а вдруг вчера вечером, перед сном, хотела посмотреть чертежи? Ничего. Набросков новенького Мишутки, над которым она работала в последнее время, и след простыл.
 Чаще всего Дженни создавала своих мишек на глаз, работая сразу с материалом, как будто игрушки были мягкими скульптурами, постепенно оживавшими под ее руками. Но случалось, что она не могла обойтись без набросков.
 Счастье еще, что пропали не самые интересные из чертежей — она, в общем-то, собиралась их переделывать. Но все равно подобные необъяснимые исчезновения выводят из равновесия. Так же, как и поцелуи Рейфа. У этого парня совершенно бесподобные губы. Она и представить себе не могла, что поцелуй способен настолько ее потрясти, перевернуть ей всю душу.
 Может, все дело в гормонах? Или в полнолунии? Дженни пыталась найти какое-то приемлемое объяснение… ну хоть какое-то оправдание своей реакции. Если уж на то пошло, Рейф не первый мужчина, который ее поцеловал, но он первый, от чьих поцелуев она едва не лишилась сознания. Все предыдущие поцелуи просто побледнели в сравнении с его… Побледнели?.. Черт, да от них просто ничегошеньки не осталось, они испарились! А воспоминание о губах Рейфа, приникших к ее рту, похоже, навеки отпечаталось у нее в мозгу.
 Я не сдался — предупреждал ее Рейф. И слово сдержал. За последние несколько дней он не раз звонил или заглядывал к ней.
 Дженни все время собиралась вернуть ему обновленного Задиру — и все время забывала. Забывчивость по Фрейду, твердила она себе, ворочаясь ночью без сна. Цепляешься за мишку Рейфа — значит, цепляешься за него самого. Каждую ночь она клялась себе избавиться от его чар, вернув ему его чертова мишку, и каждое утро забывала исполнить клятву. Она оправдывалась тем, что голова у нее все эти дни была забита кучей других дел. Вот здесь она нисколько не кривила душой.
 Как будто ей мало было Рейфа с его воздействием на нее! У Дженни появились проблемы с бизнесом. Да что там — складывалось впечатление, что неприятности идут косяком. Бесследно исчезли в пути еще две партии отправленных ей материалов, а для того, чтобы в срок починить сарай, казалось, понадобится настоящее чудо.
 — Вы уверены, что вовремя справитесь с ремонтом? — уже в пятый раз за последние пять дней спросила Дженни у подрядчика.
 — Ага, — мистер Гарднер был весьма лаконичен.
 — Пять дней назад вы говорили то же самое, а дело с тех пор не сдвинулось с мертвой точки. Ее собеседник пожал плечами.
 — Погода не в моей власти.
 — Все эти дни светило солнце, мистер Гарднер.
 — По прогнозу ожидались дожди. Шансы — двадцать на восемьдесят.
 — Послушайте, мистер Гарднер, вот что я вам скажу. Либо вы закончите ремонт в установленные контрактом сроки, либо не получите от меня ни цента.
 Он нахмурился.
 — Оставь свои угрозы при себе, малышка. Ты еще под стол пешком ходила, когда я уже строил дома.
 — И похоже, строите их до сих пор — не закончив ни единого! — выпалила она.
 — Не нравится, как я работаю, — пожалуйста, обращайся к другим.
 Дженни предвидела подобную угрозу в ответ — разорвать контракт и оставить ей полный разгром. Именно поэтому она и сдерживала себя — столько, сколько в силах была терпеть черепашьи темпы мистера Гарднера. Но и она приберегла про запас козырную карту.
 — Что ж, если вы не в состоянии завершить ремонт, я обращусь за помощью к мистеру Фаддену.
 Ей не доставило много хлопот узнать, что шурин мистера Гарднера недавно отделился, открыв конкурирующую фирму. Зная человеческую — в частности, мужскую — натуру, Дженни была готова поклясться, что мистер Гарднер ни за что не уступит контракт шурину. Она оказалась права.
 — Ну-ну, в этом нет необходимости, — примирительно проговорил мистер Гарднер. — Через четверть часа вся бригада будет у вас.
 — Отлично. Будет бригада — будет и контракт. Не будет бригады — я звоню мистеру Фаддену.
 Мистер Гарднер большим пальцем сдвинул кепку на затылок.
 — Атакуете, а?
 — Приходится.
 — Ладно, не волнуйтесь. Работа будет сделана — или меня зовут не Герберт Гарднер.
 Дженни подозрительно сощурила глаза:
 — Вы вроде говорили, что вас зовут Генри Гарднер?
 — Ну да, я и говорю — Генри.
 — Хватит проволочек, мистер Гарднер. Больше я предупреждать не стану. Просто обращусь к вашему шурину. Вам ясно?
 — Ясно как Божий день.
 — Очень хорошо. Рада, что мы договорились. Само собой, через пятнадцать минут сарай кишмя кишел рабочими. Звенели голоса, стучали молотки, верещали пилы. Дженни оставила это столпотворение и вернулась в дом, где ее ждала с аплодисментами Мириам.
 — Чем я заслужила такую овацию?
 — Тем, что поставила на место проходимца Гарднера. Я бы этого момцера спустила с лестницы сей же миг, как только ремонт закончится.
 — Объясни-ка, что значит это определение, Мириам, — отозвалась Дженни. Большинство любимых выражений подруги на идише она уже знала, но сейчас прозвучало что-то новенькое.
 — Скажем так — он не мет. Теперь понятно. Мет, как было известно Дженни, — это достойный и благородный человек.
 — В отличие от твоего соседа, — продолжила Мириам. — Того, симпатичного. Вот он-то как раз мет! Кажется, он у тебя частый гость, а?
 — Я же тебе говорила…
 — Знаю. Он интересуется твоей… собственностью.
 — Забавно, откуда у меня ощущение, что ты используешь слово «собственность» совсем не в том значении, в каком его использую я?
 — Да я же видела, как он на тебя смотрит!
 — Так, вроде хочет силой вколотить в меня хоть крупицу здравого смысла. Ты это хотела сказать?
 — Да просто вид у него — Хитклиффа [1] …
 — Что?
 — Вид у него такой — мрачный и задумчивый. Признаться, он от этого только выигрывает.
 — Ты неисправима.
 — Но я права.
 — О'кей, пусть от этого мрачного, задумчивого вида он выигрывает. Дальше что?
 — Дальше — зачем он продолжает являться сюда каждый день?
 — Чтобы свести меня с ума.
 — В самую точку.
 — А тогда, он думает, я продам ему участок.
 — Это одно из объяснений.
 — Мириам!
 — Ничего не могу с собой поделать, — ни капельки не раскаиваясь, Мириам ухмыльнулась.
 — Хватит с меня разговоров о Рейфе, — заявила Дженни и с силой сжала виски, где, как ей казалось, маленькие человечки вовсю стучали молотками. — У меня от них голова раскалывается.
 — У кого угодно голова начнет раскалываться от того адского шума, что стоит снаружи.
 — Пусть. Хоть принялись за дело. А то я уже начала сомневаться, закончат ли они в этом тысячелетии — или придется ждать до следующего.
 — Ты им задала жару. Хвала тебе. — Мириам потрепала ее по плечу.
 — Когда нужно, я на своем настоять умею, — провозгласила с пафосом Дженни. — И не позволю какому-то там упрямому идиоту преградить мне путь!
 — Это частная вечеринка феминисток или будет позволено присоединиться? — сухо поинтересовался из прихожей Рейф. — Я стучал, но вы меня, должно быть, не слышали.
 — А кто и что может услышать в таком грохоте? — пожаловалась Мириам. — Пойду приму аспирин. Я скоро.
 И Дженни опять осталась наедине с Рейфом.
 — Чего ты испугалась? — спросил Рейф. — Я не собираюсь тебя насиловать. Не здесь и не сейчас, во всяком случае.
 — И не думала пугаться!
 — Еще как испугалась. Вот, — он положил ей ладони на плечи и развернул лицом к зеркалу в прихожей, — взгляни на свое лицо.
 — Не хочу, — вырвалось у нее. Рейф, возвышаясь за ее спиной, встретился с ней взглядом в зеркале.
 — Почему же? Очень милое лицо.
 Милое, про себя повторила она. Именно. Те самые слова, которые мечтает услышать всякая женщина. Она сморщила нос.
 — У тебя такой изящный маленький носик, ты знаешь об этом? — глухо пробормотал он.
 — Поосторожнее, а то я еще приму твои щедрые комплименты за чистую монету, — отозвалась она насмешливо.
 — И рот… — Рейф пробежал большим пальцем по ее пухлой нижней губе, ни на миг не отрываясь от ее глаз в зеркале, в непостижимой тайне которого сливались их взгляды. — Когда ты сердишься, то закусываешь нижнюю губу… Вот опять. Видишь?
 Видеть Дженни сейчас могла только отражение Рей-фа в зеркале — такого стройного и слегка пугающего в черном свитере и черных джинсах. Усилием воли она попыталась вернуть ритм сердца в норму — безуспешно. Дыхание тоже участилось, и потому, вдыхая, она каждый раз касалась спиной его груди и ощущала, как облако первобытного желания сгущается вокруг нее.
 — Я, знаешь ли, прекрасно понимаю, что именно ты сейчас делаешь, — решительно сообщила ему Дженни.
 Он приподнял бровь, отчего стал еще больше похож на сатира.
 — Правда?
 — Разумеется.
 — Итак — что же я пытаюсь сделать?
 — Очаровать меня.
 — Успешно?
 — Абсолютно нет.
 — Почему — нет?
 — Почему — нет? — огорошенно повторила она.
 — Если мои методы порочны, я бы с радостью воспользовался твоими советами.
 — Твои методы превосходны, и тебе чертовски хорошо об этом известно, — огрызнулась она и отпихнула искушающую ладонь подальше от своих губ.
 — Если мои методы настолько превосходны, как ты говоришь, почему же они не срабатывают?
 Сработали — до определенной степени, про себя сердито отметила Дженни. И ее этот факт отнюдь не обрадовал.
 — Я тебе уже говорила, что меня нельзя сбить с ног и очаровать настолько, чтобы я сделала то, чего делать не хочу.
 — Как насчет того, что ты сделать хочешь?
 — Я не собираюсь продавать тебе землю, Рейф, — напрямик заявила она. — Сколько бы ты ни старался меня улестить.
 — Мои шансы невелики, мм?
 — Вот именно.
 Он прикоснулся кончиком указательного пальца к бешено пульсировавшей жилке у нее на шее.
 — А сердце у тебя так бьется из-за?..
 — Злости.
 — Ах, из-за злости. Сильное чувство. Как страсть. Или голод.
 — Или вожделение. — Дженни готова была себе язык откусить за то, что не сдержалась.
 — Правда? Договаривай. Не знал, что тобою движет именно оно.
 — Ничего подобного!
 — Нет?
 — Абсолютно!
 — Я не помешала? — с надеждой поинтересовалась Мириам.
 — Нет, конечно, нет, — поспешно заверила ее Дженни и шагнула в сторону.
 — Я просто пытался продемонстрировать Дженни ее истинное «я», — объяснил Рейф.
 — Удалось?
 — Время покажет, — отозвался Рейф и неспешно двинулся к выходу.
 По воскресеньям людям положено отдыхать. Отвлекаться. Но Дженни не в состоянии была ни отдохнуть, ни отвлечься ~ слишком уж много навалилось на нее тревог: Рейф, ее собственный отклик на его чары, целый ряд недоразумений и неудач в делах. Она предпочла бы сосредоточиться исключительно на проблемах бизнеса, уклонившись от мыслей о Рейфе, но приходилось считаться с тем, что эти два момента, возможно, взаимосвязаны.
 Слишком уж многое идет наперекосяк — нет, неспроста это! Товары пропадают в пути, чертежи исчезают из дома, ремонт постоянно откладывается — а все вместе попахивает саботажем! С этими мыслями Дженни вышла из дому и спустилась по хлипким ступенькам заднего крыльца — до них у мистера Гарднера еще не дошли руки, хоть он и пообещал заняться крыльцом в ближайшее время.
 — По-моему, я предупреждал, чтобы ты починила ступеньки, — прозвучал рядом голос Рейфа. Дженни аж подпрыгнула.
 — Сколько можно! — воскликнула она и прижала ладонь к груди, чувствуя, что сердце готово оттуда выскочить.
 — Что — сколько можно?
 — Вот так подкрадываться! И что ты вообще тут делаешь в такую рань? По идее ты должен спать мертвым сном после работы допоздна в ресторане.
 — Спать мертвым сном? Ты определенно не жила с пятилетним ребенком. Для них же никакие законы не писаны.
 — Ладно, так что ты тут делаешь? — без обиняков переспросила она.
 — Ба-а, да кто-то сегодня спозаранку не в духе, — протянул он.
 — Тебе бы мои проблемы — ты бы тоже был не в духе, — огрызнулась она.
 — Что за проблемы?
 — Да так, всего-навсего саботажные штучки. — Она повернулась к нему лицом. — Ну, тебе-то, разумеется, не известно — кто бы это мог вставлять мне палки в колеса? Может, тот, кто мечтает взять меня на испуг и заставить продать участок? — с издевкой поинтересовалась она.
 Рейфу не понравились ее инсинуации — она поняла это мгновенно. Та-ак, плохо. Ей тоже кое-что не нравилось — в частности, тревожно-острое ощущение его близости.
 — Представь себе, не известно, — отозвался он голосом, полным едва сдерживаемого гнева. — Я не запугиваю беззащитных женщин и не нападаю на них.
 — Неужели? А что же ты делаешь с этими беззащитными женщинами? — не сдавалась она.
 — С такими упрямыми и невозможными, как ты, я делаю вот что… — И без дальнейших объяснений Рейф прижал ее к себе и приник к ней поцелуем.




 Глава 4


 Дженни была потрясена. Как это произошло? Как это вышло, что она очутилась в его объятиях? Почему не воспротивилась? Потому что все произошло слишком быстро: он закрыл ей рот поцелуем прежде, чем она успела вымолвить хоть слово.
 Он склонился над ней, и ее губы приоткрылись с изумленным вдохом. Он чуть повернул лицо, чтобы завладеть ее ртом полностью. Дженни ощутила стремительную силу его желания… и поняла, что отвечает — слепо, бездумно. Его язык, продолжая обольщение, проник внутрь, и ее язык отозвался на ласку — сначала осторожно, потом все с большим пылом.
 Она ощущала в себе первозданную свободу — словно стояла на вершине горы, а ветер хлестал ей в лицо. Раскрытые ладони Рейфа поддерживали ее затылок, пальцы, запутавшись в волосах, едва заметными, соблазнительно-мягкими движениями гладили ее с опасной вкрадчивостью тигра.
 Ее кулаки легли ему на грудь — в безуспешной попытке отразить его натиск. Но вместо того, чтобы оттолкнуть, она прижала ладони к теплой ткани его рубашки и оказалась в коконе его рук и куртки. Когда он притянул ее еще ближе, ей ничего не оставалось, кроме как скользнуть руками вдоль талии и сцепить ладони у него на спине.
 Жар его тела — от плеч до бедер — словно навечно проник в нее. Поцелуй становился все горячее, страстное пленение длилось, заставляя ее прижиматься головой к его плечу. С каждым толчком языка он увлекал ее все глубже в водоворот первобытного желания.
 Нет, она не может вот так сдаться. Она обязана остановиться. Издав возглас протеста, она вырвалась из его рук и кинулась прочь. Ее душила ярость: на себя — за то, что поддалась искушению, на него — за то, что он позволил себе так ее искушать.
 Она вихрем помчалась к амбару, замешкалась на пороге, открывая замок и бормоча мрачные угрозы в адрес некоей мрачной личности. Рывком распахнув дверь, она ворвалась в амбар — и остановилась как вкопанная. Внутри царил полный разгром!
 Вода была везде — покрывала пол, капала на столы, заполняла коробки с материалами, которые Дженни водрузила друг на друга вдоль стены. На северной стене деревянная панель, лишь вчера доделанная, такая сверкающе-новенькая, сейчас потемнела от пола до потолка.
 Дженни оцепенела, потрясение глядя на хаос вокруг и не в силах сдвинуться с места.
 Позади нее послышался шум. Дженни испуганно подпрыгнула и, резко обернувшись, увидела на пороге Рейфа. Гнев и ярость на его лице сменились изумлением. Через миг Рейф развил бурную деятельность.
 — Где у тебя отключается вода?
 Отрывистый вопрос вывел ее из минутного шока.
 — Сюда еще не провели воду.
 — А свет?
 — Электрик собирался завтра закончить проводку. До сих пор рабочие пользовались удлинителями — из дома, — но сейчас все выключено. Не понимаю, откуда могла взяться эта вода?
 Взглянув наверх, Рейф ответил:
 — Крыша.
 — Крыша? — тупо повторила она.
 — Крыша протекла. — Он ткнул пальцем в щель, откуда проникал дневной свет. — Ночью шел жуткий ливень.
 — Но мистер Гарднер ни слова не говорил о дырявой крыше.
 Вместо ответа на ее замечание Рейф произнес:
 — Возьмись за тот угол стола, сдвинем его в сторону, пока не намок.
 Дженни подчинилась, лихорадочно пытаясь определить размеры уже нанесенного ущерба. Она не знала, за что хвататься в первую очередь, что спасать. Коробки с материалами, оказавшиеся на полу, уж точно загублены.
 — Все не так плохо, как кажется, — услышала она голос Рейфа.
 — Нет, куда хуже, — буркнула она, не в силах справиться с клокотавшей в душе яростью. Как могло такое случиться? Сарай ей должны были по идее починить, а не разрушить! — Все, баста! Вызываю подкрепление!
 — Куда ты? — крикнул ей вслед Рейф, когда она выскочила из амбара.
 — Сделать то, что нужно было сделать давным-давно, — позвонить мистеру Фавдену и попросить его взять на себя эту работу.
 Через пять минут она вернулась.
 — Он выезжает. Я позвонила и Мириам. Они с Максом тоже сейчас подъедут.
 Пока ее не было, Рейф уже убрал все ненамокшие коробки — либо переставил их повыше, либо перенес в безопасные углы сарая.
 — У меня есть насос, можно им собрать воду с пола, — сказал он. — Тут всего дюйма два, но уж больно пространство большое. Да, и еще я бы позвал на подмогу Клубня.
 — Ты вовсе не обязан… — Голос ее пресекся, когда Рейф силой развернул ее к себе.
 — Не думаешь же ты, что я как-то со всем этим связан, а? — рявкнул Рейф.
 От ее потерянного взгляда у него перехватило дыхание — как будто он получил удар в солнечное сплетение. Какая она бледная. Он и так уже чувствовал себя подонком за тот поцелуй, за то, что с такой злостью набросился на нее. У него и в мыслях не было ее целовать, когда он шел сюда. Она его заставила это сделать, заставила своими издевательскими намеками.
 Нет, так не пойдет, тут же нехотя поправился Рейф. Он мужчина и должен принимать на себя ответственность за собственные поступки. Правда в другом — он поцеловал ее потому, что она доводила его до белого каления, а еще потому, что его тянуло к ней. Он сам не мог толком объяснить, в чем тут дело — в сочетании ли огня и льда в ее голосе, в искреннем ли жизнелюбии или в соблазнительных изгибах губ, — но она его влекла. Однако доверяет она ему ровно на плевок, то есть нисколько, ведь общеизвестно, что такие, как она, воспитанные леди плеваться не обучены.
 Ему нужно что-то сказать, хоть чем-то стереть это обреченное выражение с ее лица.
 — Дженни…
 Их прервало появление новой ремонтной бригады. Пока мистер Фадден давал указания рабочим, пока они устанавливали снаружи лестницы и забирались на крышу, Рейф сходил к себе за насосом. Вернувшись, он обнаружил в сарае Мириам с мужем. Вместе с Дженни они сортировали коробки, пытаясь спасти то, что еще можно было спасти.
 — Буклированный мохер — сразу на помойку, а вот распушенный мохер, наверное, подсохнет, — говорила Мириам.
 — И станет еще более распушенным, — горестно пошутила Дженни.
 Рейф не мог не отдать ей должное — она крепилась. К сожалению, наедине им не удалось поговорить до конца дня, потому что спустя какое-то время в амбаре уже шагу некуда было ступить от добровольных помощников. Клубень тоже рьяно взялся за дело, но после двух ему пришлось вернуться в ресторан, помочь с вечерним наплывом посетителей. Рейф остался в амбаре. Если только не грянет третья мировая, Хьюго с Клубнем вдвоем справятся — во всяком случае, он на них надеялся. А сам он больше нужен здесь.
 Ну и что ты себе вообразил? — мысленно задавался вопросом Рейф несколько часов спустя, пристраивая пару вентиляторов для просушки стенной панели. Что Дженни сменит гнев на милость — из-за твоей помощи сегодня? Нет уж, теперь-то он ее знает. Она, скорее, считает, что все это ловко подстроено — он специально учинил разгром, чтобы потом ее же и спасти. А тогда она из благодарности исполнит все его желания… Ага, точно. От нее дождешься. Главное, впрочем, что он и сам бы на такое вовек не пошел.
 Неужто Дженни действительно считает его настолько подлым? Рейф, нахмурившись, покачал головой. Она так и не ответила — винит она его в этом несчастье или нет.
 Весь день Дженни работала как ломовая лошадь, ни на секунду даже не присев. Он-то точно знает, поскольку пытался заставить ее отдохнуть — и едва не получил оплеуху. А потом еще одну, когда пытался заставить ее проглотить хоть кусочек из принесенного Клубнем ланча.
 На дворе уже темнело, и большинство добровольцев отправились по домам. Худшее позади. Амбар почти высушен, рабочие мистера Фаддена залатали крышу. Деревянный настил, наверное, придется местами переделать, но испорченных досок не так уж и много. Дженни хватило смекалки сделать снимки прежде, .чем здесь начали наводить порядок, так что завтра утром, когда придет страховой инспектор, ей будет что ему продемонстрировать.
 После первоначального шока весь остаток дня она была хладнокровна, спокойна и собранна. Чересчур собранна, на мой взгляд, решил Рейф. Теперь результат такого напряжения начинал сказываться. Он это видел в глубине ее застывших глаз, слышал в вежливой хрупкости голоса. Наверняка валится с ног от усталости, но не обнаруживает ни малейшего признака слабости. Утомление смыло краску с ее лица, и она казалась сейчас тенью себя самой.
 — Все, хватит, — прорычал Рейф, отбирая у нее тряпку. — Пока ты больше ничего не можешь туг сделать. Запираем амбар — и ты идешь ко мне ужинать. За целый день ты не проглотила ни кусочка, и вид у тебя определенно полуобморочный.
 — Вот, пожалуйста, опять ты стараешься вскружить мне голову комплиментами! — не удержалась она от издевки.
 — Очень смешно. Пойдем. — Он потянул ее за руку, явно намереваясь вывести из сарая. Дженни заартачилась.
 — Я не в настроении наряжаться для ужина в ресторане. Нет, честно, я устала.
 — Я сказал хоть слово о переодевании? Ужин неофициальный. — В ответ на ее подозрительный взгляд он добавил:
 — За столом будут еще мой отец и Синди. — Она все еще колебалась, и он воспользовался последним козырем:
 — Хьюго приготовил запеченный окорок со спаржей и молодой картофель со свежей петрушкой. А на десерт — ананасовый пирог!
 — Не могу же я появиться там в таком виде! — Она указала рукой на себя — от волос до джинсов, закатанных до колен еще с самого утра, когда ей пришлось шлепать по залитому водой полу в амбаре.
 — Можешь привести себя в порядок в ресторане, — предложил Рейф. Она покачала головой.
 — Не хочу, чтобы меня кто-нибудь видел такой.
 — Ладно. Войдем с черного хода, и ты умоешься в служебной уборной. Идет? — выражение его глаз подсказало ей — даже если она и не согласна, он все равно настоит на своем.
 У Дженни больше не было сил спорить. Да и голод давал о себе знать: у нее уже кружилась голова.
 — О тебе нужно кому-то заботиться, — пробормотал он, заметив, как она покачнулась. — Ясно? — Обняв за плечи, он вывел ее из амбара, взял у нее из рук ключ и сам закрыл дверь.
 Он опекал ее, как нянька, всю дорогу к своему дому, а там, похоже, готов был взять на себя и руководство ее туалетом, в связи с чем Дженни пришлось шикнуть на него — и выпроводить из служебной комнаты. Разглядывая свое отражение в маленьком настенном зеркале, она вынуждена была признать, что выглядит не лучшим образом. Щедро намыливаясь, а потом смывая с себя дневную грязь, она упивалась мечтами — как это, должно быть, чудесно, когда за тобой присматривает такой человек, как Рейф! Все предыдущие мужчины в ее жизни не умели заботиться ни о ком и ни о чем, кроме собственной шкуры. У деда не хватало терпения сносить чью-то слабость. Короче, рядом с Дженни никогда не было человека, готового поступиться собой ради того, чтобы защитить ее или позаботиться о ней.
 Она понимала, что не должна привыкать к этому… и не привыкнет, конечно. Но позволила себе, пусть на минутку-другую, понежиться в ласковом тепле заботы.
 Вымывшись, она почувствовала себя лучше, правда, все равно пожалела, что Рейф утащил ее так быстро — не дал даже заскочить домой за сумочкой. А теперь у нее нет ровным счетом ничего: ни косметики, ни помады, ни, на худой конец, расчески. Честности ради ей, однако, пришлось признать, что, заскочи она домой, ее бы уже оттуда даже силком не вытащили. Устала до чертиков.
 Она вышла и тут же почувствовала самые восхитительные запахи — жареного окорока, ананасов и пикантных приправ, названия которых были ей неведомы, но от которых рот у нее наполнился слюной, а в животе заурчало. Служебная комната находилась сразу у двери черного хода, так что кухню ей пока увидеть не довелось. Теперь, осмотревшись, она отдала должное сверкающим хромированным и белым поверхностям, уж не говоря о самом современном оборудовании.
 А в общем и целом на кухне царил рабочий беспорядок, так хорошо знакомый ей еще со времен колледжа, когда она дежурила в студенческой столовой. Официанты в белых рубашках и черных брюках озабоченно хватали полные подносы и исчезали вместе с ними за вращающимися дверьми, ведущими, судя по всему, в главный зал ресторана.
 — Ну, наконец-то, — сказал Рейф. Взяв за руку, он повел ее мимо кипящих котлов на громадной печи и остановился рядом с человеком в белом поварском колпаке. На лице, похожем на резиновую кукольную маску, в данный момент застыла недовольная гримаса. Волосы, насколько было видно из-под колпака, были темно-русыми… зализанными назад с высокого лба. — Это Хьюго, — произнес Рейф. — А вот это все — кухня Хьюго.
 Дженни смущали здешние правила приличия. Может, Хьюго ждет от нее слов благодарности за то, что ей дозволено пройти в его владения? Она остановилась на том, чтобы просто отметить:
 — Пахнет тут у вас восхитительно, Хьюго.
 Похоже, она попала в точку, потому что Хьюго просиял и одобрительно кивнул, словно она успешно сдала экзамен. Но через мгновение он опять помрачнел и буркнул:
 — Делаю, что могу, в такой теснотище.
 — А с Клубнем ты уже знакома, — махнул рукой Рейф в сторону человека постарше.
 Клубень, сверкнув передним золотым зубом, приветственно улыбнулся. У него был вид заправского корабельного кока — плотная, коренастая фигура и короткий ежик.
 — Вы для всех без исключения Клубень или же позволите мне величать вас по имени? — обратилась к нему Дженни.
 — А я уж другого имени и не помню, — ответил он. — Приклеилась, понимаете, ко мне кличка еще с флотских времен, за то, что чистил горы картошки. И вот, полюбуйтесь, сижу тут… — он продемонстрировал в одной руке картофелину, а в другой — нож, — и продолжаю чистить картошку.
 — Причем плохо, — фыркнул Хьюго. — На этой кожура осталась. — Он брезгливо ткнул в сторону огромного дуршлага.
 — Да не бери в голову, Хьюго, — весело отозвался Клубень. — В мире ж нет совершенства, не знал, а? И потом, кусочек кожуры проглотить даже полезно для души, так сказать.
 — У тебя-то, ясно, душа крестьянина, — с актерским пафосом провозгласил Хьюго.
 — Это лучше, чем душа зануды, — парировал Клубень.
 Неминуемую ссору остановило появление Синди.
 — Ты пришла! Пришла! — Синди так и светилась от восторга. Малышка со всех ног бросилась к Дженни, и та, присев на корточки, поймала ее в объятия. — Пойдем… — Синди потянула Дженни за руку. — Посмотришь мою комнату, все игрушки…
 — После ужина, детка, — сказал Рейф. — Руки вымыла перед тем, как сюда спуститься?
 — Да, папочка. — Она повернула ладошки вверх для обозрения. — Ты уже ее спросил?
 — О чем меня нужно спросить? — поинтересовалась Дженни.
 — О том, покрасишь ты мне ногти или нет, — захлебываясь, скороговоркой выпалила Синди. — Никто же больше не умеет. А у меня есть лак и все что нужно.
 — Бабушка купила ей косметичку для девочек, — объяснил Рейф. — Я уже скоро свихнусь от ее нытья — намажь да намажь.
 — Пяточка говорит, что мальчики такого не делают.
 — Они могут научиться, — отозвалась Дженни, искоса взглянув на Рейфа.
 — Я все равно не хочу, чтобы папочка учился на мне, — твердо заявила Синди.
 Мудрое замечание. Против такого не возразишь, решила Дженни.
 — Ну, так ты мне поможешь? — настаивала Синди.
 — Конечно, — согласилась Дженни.
 — Только после ужина, — тут же добавил Рейф, уловив нетерпеливый блеск в глазах дочери.
 — Я бы поела лучше, папочка, с накрашенными ногтями. — Синди одарила его обаятельнейшей улыбкой.
 Рейф изумленно покачал головой. Это ж надо, как она машет ресницами, как плутовски опускает взгляд… И где его дочь набралась этих женских уловок? Ясно только, что не в мужском обществе, в котором проводила большую часть времени. Да и детский сад винить не приходилось, поскольку этот трюк был в ее арсенале задолго до прошлого месяца, когда ее впервые привели в группу.
 — Попытка неплохая, но безуспешная. — Рейф потрепал малышку по щеке.
 — Так вы, значит, и есть наша таинственная соседка? — пророкотал звучный голос, и в кухне появился старик с копной белоснежных волос и бесовскими огоньками в синих глазах. — А я — Чак, отец Рейфа. Рад с вами наконец-то познакомиться. — Чак ухватился за руку Дженни, как за рычаг старомодной помпы, и решительно затряс. — Наслышан о вас.
 — Я тоже много о вас слышала, — ответила Дженни.
 — Не верьте ни единому слову, — рявкнул Чак.
 — Только хорошее… — поспешно заверила его Дженни.
 — Вот именно. Я и говорю — не верьте ни единому слову.
 — У папы весьма неординарное чувство юмора, — сухо вставил Рейф.
 — Дедуля знает целую кучу анекдотов! — воскликнула Синди. — Расскажи про голую леди, деда!
 — Как-нибудь в другой раз, кнопка, — сказал Чак, взъерошив внучке волосы огромной мясистой ладонью.
 — А я его и так знаю назубок! — с гордостью объявила Синди. — Давай я сама расскажу. Очень смешной. Про то, как однажды голая леди…
 Рейф молниеносно закрыл дочери рот ладонью — прежде, чем она успела пуститься в подробности одной из любимых баек Чака, старой, как седой океан, но слегка сомнительного толка.
 — Пойдем ужинать, детка. Я так голоден, что готов тебя слопать. — Он подкинул дочку и заклацал зубами, подбираясь к ее шее. Ладонь Рейфа соскользнула с губ малышки, и кухня огласилась детским визгом.
 — Подобное веселье мешает пищеварению, — неодобрительно провозгласил Хьюго.
 — Да не бери ты в голову, Хьюго, — посоветовал Клубень, хлопнув разок шеф-повара по плечу. — Желудок у этого ребенка железный.
 Хьюго не изволил произнести ни слова, выразив свое возмущение только фырканьем.
 — Не обращайте на него внимания. — Эту реплику в сторону Клубень адресовал Дженни. — Вечно он чем-нибудь недоволен.
 Изо всех сил удерживаясь от улыбки, Дженни проследовала за остальными в небольшую комнату рядом с кухней.
 — Поначалу здесь и была кухня, — помогая ей сесть, заметил Рейф. — Мы перестроили дом и оборудовали современную кухню, а эту комнату превратили в семейную столовую. Так проще — и поесть можно, и продегустировать блюда.
 Дженни кивком дала понять, что оценила преимущества житья прямо над рестораном. Не притащи ее Рейф сегодня сюда, она сейчас так и таращила бы глаза на замороженный ужин, если вообще бы нашла силы достать его из холодильника.
 — А знаешь что, деда? Дженни ведь делает игрушечных мишек, — пропела с другого конца стола Синди.
 Хьюго, опуская на стол огромную супницу, в очередной раз негодующе фыркнул.
 — Potage! [2] — объявил он и удалился царственной поступью.
 — Проще говоря — суп. Хьюго у нас слегка высокопарен. Суп с сельдереем и грецкими орехами, — наливая каждому в миску, пояснил Клубень. — Название таинственное, но вкус отменный, как и у всех блюд Хьюго.
 За ужином разговор то оживлялся, то угасал, но Дженни никто не заставлял принимать в нем участие, за что она была им страшно благодарна. На нее навалилась такая усталость, что едва хватало сил сосредоточиться на еде. Если уж на то пошло, то она вряд ли бы даже сумела составить осмысленное предложение.
 После заключительного блюда — громадного куска ананасового пирога — Дженни как будто заново родилась. Очень кстати, поскольку Синди больше ничто не могло удержать. Малышка просто дрожала от нетерпения, пока тащила Дженни наверх, чтобы показать свою комнату и игрушки — уж не говоря о том, чтобы сделать обещанный маникюр.
 Девчушка трещала без остановки и кружила по комнате крохотным смерчем. Ее владения представляли собой типичную детскую, с кроватью под пологом из бело-розового шитья. Игрушки у Синди оказались на удивление разномастными — здесь была не только любимая кукла-младенец, но и электрические автогонки в комплекте с гаражом и заправкой. Как только осмотр был завершен, Синди усадила Дженни напротив себя на широченную кровать, разложив посередине свое сокровище — новую косметичку.
 — Так, давай-ка положи ручку мне на колено. — Дженни догадалась, что будет куда легче… попасть в неподвижную цель, ведь до сих пор пальчики Синди без устали тыкали то в одну, то в другую игрушку. — Отлично, так и держи, пока я крашу ноготки, договорились?
 Малышка кивнула и. Прикусив нижнюю губку, устремила на Дженни пытливый взгляд студента-медика, наблюдающего за сложнейшей операцией на мозге.
 Завершив окраску ноготков на одной руке — в цвет розовой жевательной резинки, — Дженни сказала:
 — Прекрасно, теперь поменяем руки. Положи сюда правую ладошку, только левой рукой ничего не трогай — лак еще не просох.
 Синди с готовностью растопырила в воздухе пальчики, а потом доверчиво прижалась к Дженни, ожидая, когда та закончит работу. От этого жеста у Дженни перехватило дыхание.
 — Ты у нас останешься ночевать? — спросила у нее Синди. — Мы могли бы всю ночь разговаривать.
 — Я бы с удовольствием, но мне обязательно нужно домой.
 — Почему?
 — Потому что мои мишки скучают без меня, им ночью страшно. — Дженни была рада, что так ловко выкрутилась. Малышка должна посочувствовать. Не могла же она заявить Синди, что торопится домой из-за Рейфа!
 Словно прочитав ее мысли, на пороге возник Рейф.
 — Ну, как вы, справились? Тебе пора купаться, детка. А потом — сразу в постель.
 — Ты только посмотри, папочка! — воскликнула Синди и, скатившись с кровати, помчалась к отцу похвастаться розовыми ноготками. — Правда, они… впечатляющие?
 Рейф усмехнулся, услышав теперь уже любимое словечко дочери.
 — Очень впечатляющие, солнышко.
 — Ты подождешь, пока я лягу, правда ведь? — обернулась Синди к Дженни, и та в ответ кивнула.
 Ванная была совсем рядом по коридору, и до Дженни доносился плеск воды и веселые возгласы девчушки. Очень скоро отец с дочерью вернулись — одна в разноцветной пижаме, а другой — в промокшей на спине рубашке, поскольку Синди ехала на нем верхом. Почетный круг по комнате — и Синди рухнула на кровать под боком у Дженни.
 — А где мои сказки, папочка? — едва приняв горизонтальное положение, потребовала Синди.
 — В гостиной. Давай сегодня почитаем другую книжку.
 — Нет. Хочу «Спящую красавицу».
 — Ты же ее уже двадцать раз слышала, детка.
 — Знаю. Это моя любимая. А дедушкина морская история мне совсем не нравится.
 — «Моби Дик», — объяснил Рейф Дженни. — Отец обожает этот роман. Ладно, детка. Укладывайся пока, а я принесу тебе «Спящую красавицу».
 — Хочешь меня причесать? — спросила у Дженни Синди, как только ее папа вышел из комнаты.
 Кивнув, Дженни взяла у малышки расческу, которую та нашла на тумбочке рядом с кроваткой.
 — Если бы у меня были такие же красивые волосы, как у тебя! — завистливо протянула Синди, когда Дженни начала ее причесывать.
 — У тебя и так прекрасные волосы, — заверила ее Дженни. — Очень красивые локоны.
 — Но они все время спутываются, их так трудно расчесывать. И дедушка ругается. Иногда я могу получить даже три десятипенсовика, пока он меня причешет.
 — Мужчинам не всегда удается ловко орудовать расческой, — признала с грустной улыбкой Дженни.
 — Моему папочке удается. Почти так же хорошо, как и тебе.
 — Тебе повезло с папочкой.
 — У меня самый лучший папочка на свете! — с гордостью провозгласила Синди.
 Проглотив неизвестно откуда взявшийся комок в горле, Дженни молча кивнула в знак согласия.
 — Ну вот, получай, детка, — Рейф вернулся и протянул дочке книгу. — «Спящая красавица».
 Синди настояла, чтобы Дженни читала за принцессу.
 — А ты разве не разбудишь ее поцелуем, папочка? Дженни окаменела. После чудовищно тяжелого дня у нее вряд ли достанет сил оттолкнуть Рейфа, если он приблизится с поцелуем.
 — Не сегодня, детка, — отозвался Рейф. — К тому же у Спящей красавицы не было зрителей во время того поцелуя. Все, пора выключать свет.
 Синди кинулась Дженни на шею, крепко обняла, а потом упала на подушку и уютно свернулась под одеялом калачиком.
 — Я приготовил кофе. Без кофеина, — обратился Рейф к Дженни в коридоре, рядом с дверью детской. — Выпьешь чашечку?
 Дженни кивнула.
 — Там все готово. Наливай сама. — Рейф махнул в сторону гостиной. — Кухня, если ее можно так назвать, налево по коридору. Чашки в шкафчике над раковиной, — добавил он. — А мне нужно спуститься в ресторан, посмотреть, как там дела. Я слышал, Хьюго с Клубнем ругались. Я скоро.
 Его отсутствие предоставило Дженни возможность как следует осмотреться в гостиной. Стены и палас на полу были светло-бежевого цвета. Синие диванные подушки оживляли нейтральную гамму обстановки, гармонируя с пейзажем бурного моря, что висел над камином.
 Кухня оказалась просторным помещением сразу за гостиной, и на столе Дженни действительно обнаружила полный кофейник. С чашкой в руке она вернулась в гостиную и в ожидании Рейфа опустилась в глубокое кресло с подголовником.
 Только она села — как на колени к ней прыгнула серо-белая кошка.
 — А ты, полагаю. Лапка, — с легкой усмешкой заметила Дженни.
 Покрутившись, кошка наконец устроилась, зажмурила зеленые глаза и довольно заурчала. Дженни, не в силах удержаться, отставила на журнальный столик чашку и почесала Лапку за ушами. Урчание усилилось.
 — Похоже, ты нашла подружку, — отметил вернувшийся Рейф.
 — Это она меня нашла.
 — Кошкам свойственно… — согласился Рейф.
 Дженни опустила глаза на удовлетворенное создание и кивнула, снова ощутив уже знакомый ком в горле. Кажется, сегодня ей не суждено успокоиться.
 Усталость, должно быть, берет свое, решила Дженни. Глупость какая-то — она готова расплакаться только потому, что у нее на коленях устроилась кошка. Но это была еще одна ее не осуществленная в детстве мечта.
 Как будто почувствовав неладное, Рейф сказал:
 — Если кошка тебе мешает — спихни ее, вот и все.
 — Да нет, кошка не виновата. Просто я думала… вспоминала… как сильно мне в детстве хотелось иметь кошку. Но я жила с родителями мамы, а дед кошек терпеть не мог.
 — Ну а сейчас?
 — Сейчас?
 — Ты же теперь самостоятельная. Можешь, если захочешь, завести кошку.
 — Да, знаю. Я так и собиралась сделать, как только все более или менее устроится.
 — Ну а до тех пор, если тебе нужна кошачья компания, можешь приходить к нам и возиться с Лапкой в свое удовольствие.
 — Спасибо.
 — Само собой разумеется, ты можешь приходить к нам в любое время и возиться со мной тоже — в свое удовольствие.
 — Какое щедрое предложение, — передразнила она его же шутливый тон.
 — Итак, Дженни, расскажи мне — почему все-таки плюшевые мишки?
 Она улыбнулась с облегчением, довольная, что он сменил тему разговора на менее интимную. На этот вопрос ей совсем не трудно было ответить. Правда заключалась в том, что ее отец сбежал, мама умерла и только мишки неизменно оставались с нею.
 Вслух же она просто сказала:
 — Я с детства полюбила плюшевых мишек. Бабушка научила меня шить, и я из лоскутков мастерила для своего мишки одежду. А потом я взялась сшить нового мишку, потому что денег на игрушки у нас не было. Довольно жалкая попытка — мне ведь тогда и десяти не исполнилось. Но я не бросила свою затею, прочитала уйму книг в библиотеке — и дело пошло лучше. Уже подростком я сшила несколько мишек для подруг. Мишки имели успех, и у меня скоро все наперебой стали просить мишек. Позже я случайно наткнулась на одну статью в журнале — вот тогда-то я и поняла, что моему таланту есть где развернуться. Это случилось шесть лет назад, я только-только поступила в колледж. Отхлебнув кофе, Дженни продолжила:
 — Разумеется, я достаточно практична, и, чтобы обеспечить себе тыл, я получила диплом секретаря-референта, закончив одновременно и курс по искусству. После колледжа я два года проработала в крупной страховой компании. И все это время продолжала мастерить плюшевых мишек, а по выходным продавала их на местных выставках-продажах. Кроме того, я немало проштудировала журналов, посвященных этой теме. Из них-то я и узнала, что в нашей стране коллекционирование кукол и плюшевых мишек стоит на третьем месте. Впереди только марки и монеты. Прошло уже четыре года, как я стала зарабатывать продажей своих мишек столько, что смогла оставить работу и полностью посвятить себя любимому делу. — Решив, что разговор слишком долго крутится вокруг ее персоны, Дженни добавила:
 — Ну хватит обо мне. А ты что скажешь?
 — Я что скажу? — переспросил он.
 — Ты прекрасно ладишь с Синди, — вместо ответа произнесла Дженни.
 — Моя теща с тобой бы не согласилась, — возразил Рейф. — Не так давно она мне в очередной раз выражала свое негодование по поводу моего воспитания Синди.
 — Господи, да чем же она может быть недовольна? — возмутилась Дженни.
 — Недостатком «женского влияния» на мою дочь. В чем-то она права. Синди окружают одни мужчины. Ты же видела ее восторг из-за такой малости, которую только ты смогла сделать. Ох уж эти ногти!
 — Мне Синди сама сказала, что у нее самый лучший папочка на свете, и, должна признать, я с ней согласна.
 — Ценю вотум доверия.
 — К вашим услугам.
 Дженни была захвачена врасплох теплотой его взгляда. Впервые за время их знакомства это было дружеское, а не откровенно чувственное тепло. Результат же оказался вдвойне соблазнительным — между ними как будто возник мостик. Это был один из тех редких моментов в жизни, о которых, оглядываясь назад, люди говорят, что именно тогда произошло нечто особенное. Какая-то особенная связь возникала между ними, но… все оборвала Лапка. Кошка неожиданно решила спрыгнуть с колен Дженни.
 Отведя глаза от его завораживающего взгляда, Дженни пробормотала:
 — Уже поздно. Мне нужно идти.
 — Я провожу тебя, — отозвался Рейф. К удивлению Дженни, доведя ее до двери дома, он лишь пригладил выбившуюся из-за ее уха прядку, оставил на лбу целомудренный поцелуй — и повернулся уходить, причем предостерег, чтобы она как следует заперла дверь.
 Она остановила его жестом:
 — Минуточку. Я собиралась тебе кое-что дать… Его ухмылка сверкнула в темноте волчьим оскалом.
 — Правда? — В голосе Рейфа сквозило нетерпение.
 — Подожди тут. — Она убежала в дом и сразу же вернулась. — Вот. — Она протянула ему обновленного Задиру. — Надеюсь, ты не станешь возражать, что я облачила его в свитер? Я не смогла заштопать вырванный клочок у него на плече, поэтому оставила как было, но свитер, по-моему, скрывает все огрехи. Что ты думаешь по этому поводу?
 — Что нельзя делать поспешных выводов, когда что-то касается тебя, — виновато ответил Рейф. — Спокойной ночи.
 Той ночью Дженни спала как убитая. В понедельник утром ее разбудил телефонный звонок страхового инспектора. Не успела она принять душ и одеться, как телефон зазвонил снова.
 — Алло?
 — Уезжай, — произнес сдавленный мужской голос.
 Дженни мгновенно бросила трубку. Она уже больше не принимала эти звонки за детские проказы. Теперь-то она отнеслась к ним серьезно. Кто-то определенно ее предупреждал. Вопрос лишь в том — кто?
 Опять зазвонил телефон. Она дождалась, пока заговорит автоответчик. На этот раз ее разыскивал управляющий банком, мистер Френдэлл. Дженни сняла трубку.
 — Не могли бы вы сегодня утром подъехать ко мне? — спросил мистер Френдэлл. — Нам необходимо обсудить кое-какие вопросы, и я бы предпочел не распространяться по телефону.
 Вполне естественно, что после подобного комментария Дженни туг же ответила согласием. Тревоги по поводу угрожающих телефонных звонков отошли на задний план, и теперь ее в первую очередь занимал вопрос: что нужно от нее банку? Мириам пообещала заняться страховым инспектором, а Дженни тем временем помчалась в банк.
 Мистер Френдэлл, нужно отдать ему должное, не стал ходить вокруг да около, а сразу перешел к делу. Суть заключалась в том, что банк, недавно влившийся в другой банк, пересмотрел ее ссуду, признал слишком «рискованной» и, соответственно, решил отказать ей в кредите.
 Та-ак, начало недели не блестящее, подумала почти в панике Дженни, выйдя из банка на залитую солнцем улицу. Сначала саботаж, затем потоп, а теперь, пожалуйста, еще и это! Кто-то твердо решил не допустить успешного открытия фирмы «Медведь Бенджамин и Компания». Очень удобно, конечно, было бы обвинить Рейфа, но она собственными глазами видела его лицо вчера, когда он зашел в амбар. Рейф был поражен не меньше ее.
 Нет, тут что-то другое, и уж она выяснит, кто за всем этим стоит. На обратном пути она первым делом заехала в библиотеку и после недолгих поисков выяснила имя нового владельца банка.
 — Эврика! — воскликнула она, чем заслужила озабоченно-хмурый взгляд библиотекарши.
 Вот же оно, черным по белому. Тот самый конгломерат, что завладел ее банком, владел также и предприятием по производству игрушек «Мега-тойз», которое предлагало Дженни продать им ее оригинальные макеты. И компания эта так легко не смирилась с ее отказом.
 Головоломка неожиданно сложилась: анонимные телефонные звонки, пропавшие чертежи, утерянные грузы, таинственная течь в крыше. Недаром ведь мистер Фадден подозревал преднамеренное повреждение. А теперь ей еще и в кредите отказали. Каждый шаг прямиком ведет к «Мега-тойз»! Доказательств, разумеется, недостаточно для возбуждения уголовного дела, но более чем достаточно, чтобы она убедилась: во всем этом замешана «Мега-тойз».
 Неожиданно оказавшись на мели, Дженни с тоской вспомнила о бабушкином наследстве. Как бы ей именно сейчас пригодились эти семьдесят тысяч долларов! Откровенно говоря, получить их — для нее вопрос жизни и смерти, учитывая последнюю новость из банка. Но проблема в том, что бабушка по старинке завещала эту сумму в качестве «приданого» и оговорила, что Дженни получит его только после замужества. Правда, Дженни не сомневалась, что узнай бабушка, в какие она попала ужасные тиски, то не стала бы возражать против того, чтобы внучка получила эти деньги сейчас.
 Из чего следовал ее очередной шаг — звонок своему поверенному.
 — Послушай-ка, Миранда, мне нужно поговорить о завещании бабушки.
 — А именно?
 — Сколько потребуется времени, чтобы опротестовать условие насчет моего замужества?
 — Минимум несколько недель, — ответила Миранда. — А в чем дело? Мне казалось, ты с радостью оставила деньги на процентном счете. Тебе же это очень выгодно. Зачем снимать их?
 — Затем, что банк отказал мне в кредите под предлогом слишком большого риска. Сегодня утром управляющий сообщил мне, что моя ссуда пересмотрена и я обязана выплатить ее полностью. Я тут поработала детективом и выяснила, что банком владеет тот же конгломерат, что и компанией «Мега-тойз».
 — Это та компания, что предлагала купить у тебя твои макеты?
 — Предлагала — это мягко сказано! Они посчитали мой отказ величайшим оскорблением. Я ведь на их предложение ответила, что мои мишки должны быть отлично выполнены, а у их компании репутация производителя низкопробного товара. Они используют материалы плохого качества, дешевую рабочую силу и надувают покупателя, прикарманивая огромные барыши.
 — Таков бизнес девяностых, — отметила Миранда.
 — Бизнес, но не мой, — парировала Дженни.
 — Не хотелось бы выступать в роли пессимиста, но даже в случае аннулирования условия о замужестве останется еще одно условие — что ты не имеешь права на получение наследства до достижения тридцатилетнего возраста. Завещание гласит — либо после тридцати, либо после замужества, в зависимости от того, какое событие произойдет раньше.
 Дженни нахмурилась.
 — То есть ты хочешь сказать, у меня нет никаких шансов получить деньги сейчас?
 — Именно. Если только ты не выйдешь замуж. В завещании оговорена также невозможность использовать эту сумму в качестве обеспечения под ссуду.
 — Это мне известно. Потому-то я и отправилась первым делом в банк. И они приняли меня с распростертыми объятиями. Но несколько недель назад их поглотил другой банк — ты же знаешь, мелкие банки повсеместно разоряются. А я и понятия не имела о том, что произошло, до сегодняшнего утра, когда меня пригласили на конфиденциальную беседу.
 — Жаль, что ничем не могу тебе помочь. Когда они требуют вернуть деньги?
 — Вчера, — криво усмехнулась Дженни. — А когда я получу деньги, если выйду замуж?
 — При желании справимся за два-три дня. А что? Собираешься повесить хомут на шею?
 — Похоже, выбора у меня нет, — пробурчала Дженни. — Даже если и не хочется…
 — Каких-то несколько комнат над баром — неподходящее место для воспитания юной леди, — заявила по телефону Алфея Лейтон ледяным тоном.
 Рейф мог бы возразить, что «У Мерфи» — вовсе не бар, а приличный ресторан. И что их семья занимает не «каких-то несколько комнат», а целых два верхних этажа здания. Но его теща и так все это прекрасно знала. Какая разница? Все равно она будет упорствовать в своем неодобрении. Поэтому он только и сказал:
 — Мы уже это обсуждали.
 — Вот именно. Представь, что вчера Синди пересказала мне неприличный анекдот. Вот, значит, как ты ее воспитываешь? Учишь сальным анекдотам?
 — Она не знает сальных анекдотов.
 — А по-моему, еще как знает!
 — Ну, может, они чуть-чуть вольные…
 — Все дело во вкусе, полагаю. Если ты рос в трущобах, то для тебя эти шутки просто вольные. А вот Сюзан не назвала бы их «вольными», и тебе это известно. Моя бедная девочка пришла бы в ужас от того, как воспитывают ее единственное дитя. Или, вернее, портят.
 — Послушайте, вы не имеете никакого права учить меня, как мне воспитывать дочь, — со злостью выпалил Рейф, которого больно укололо замечание о Сюзан. — Вы даже не потрудились приехать взглянуть на внучку, пока ей не исполнилось три!
 — Я была в отчаянии от смерти моего ребенка. Я была вне себя от горя!
 — Вы были слишком заняты собой, чтобы думать еще о ком-то, черт бы вас побрал!
 — Вот, пожалуйста, снова ругань. Говорила же я дочке — ничего из этого брака не выйдет. И оказалась права. Где она теперь? В могиле.
 — Я ее не убивал, — с силой стиснув зубы, процедил Рейф. — Она умерла от лейкемии.
 — Да она никогда бы не заболела, если бы не выматывалась так с твоим дурацким баром!
 Еще одна вечная тема споров, поднимаемая даже чаще, чем вопрос о воспитании Синди. Рейф долгие годы жил с ощущением вины.
 — Разговор окончен, — рявкнул он.
 — Это уж точно, — согласилась теща. — Дальше связь будет осуществляться через моего адвоката.
 — Вашего адвоката?
 — Именно. Я намерена возбудить дело о получении опекунства над своей единственной внучкой. — И, выложив эту новость, она повесила трубку.
 — Ты выглядишь так, как я себя чувствую, — сообщил Рейф Дженни, устроившись в ожидании соседки на верхней ступеньке ее крыльца.
 — Как именно?
 — Отвратительно.
 — Ну что ты будешь делать — опять потоки лести, — съязвила она, присев рядом с ним, но усталости в ее голосе было больше, чем насмешки.
 — Ага, точно. — Похоже, он подавлен не меньше ее.
 — У меня был невероятно неудачный день, — призналась Дженни. — А как твои дела?
 — Моя чертова теща смешала меня с грязью и горит желанием забрать у меня дочь, — заявил Рейф.
 От изумления Дженни на миг даже забыла о собственных неприятностях.
 — Ты шутишь!
 — Хотел бы, чтобы это было шуткой, уж поверь.
 — Но с какой стати она хочет забрать у тебя Синди?
 — Помнишь наш вчерашний разговор — о том, что Синди не хватает женского влияния?
 Дженни кивнула.
 — Моей теще кажется, что Синди необходимо иметь перед собой женский идеал для подражания. В ее собственном облике. Вот она и угрожает получить через суд опекунство над Синди.
 — А что, такое возможно? Я уверена, что ни один суд не отнимет у тебя Синди.
 — Не собираюсь этого проверять. Ни за что не допущу, чтобы моя дочь прошла через всю грязь судебного процесса. Скорее всего, мать Сюзан не удастся выиграть дело, но у нее достаточно денег, чтобы очернить меня в суде и здорово осложнить мне жизнь.
 — И что же ты намерен делать?
 — Я все обдумал. Чтобы сохранить дочь, мне необходима жена. Чем скорее, тем лучше. Тебя эта мысль, полагаю, не привлекает?
 — Забавно, что ты спросил. Видишь ли, — ответила Дженни, — так случилось, что мне нужен муж. Срочно!




 Глава 5


 — Не повторишь еще раз? — растягивая слова, произнес Рейф, словно боясь поверить такой удаче.
 — Мне нужен муж.
 — Зачем?
 — Ради бизнеса. — Дженни очень Даже понравился такой ответ. Куда умнее, чем просто «ради денег».
 — Не потрудишься ли объяснить?
 — Бабушка оставила мне в наследство крупную сумму денег, которые я, к сожалению, не могу получить, пока мне не исполнится тридцать… или же пока я не выйду замуж. В зависимости от того, что произойдет раньше.
 — Кажется, ты говорила, что твоя семья была не из богатых.
 — Верно. Эти деньги — страховка за смерть деда. В больнице допустили халатность. Но бабушка отказалась взять хотя бы пенни. Сказала, что это будет выглядеть так, будто она празднует его смерть. Она положила все деньги на счет под проценты и отписала их мне в своем завещании.
 — С оговорками. Дженни кивнула.
 — А что мы получаем в жизни без оговорок?
 — Ты советовалась с адвокатом? Она снова кивнула.
 — Еще четыре года назад, после смерти бабушки, я узнала об условиях завещания и проконсультировалась со своим адвокатом. Условие замужества обойти было бы не очень сложно, а вот пункт насчет «достижения тридцатилетнего возраста» — орешек покрепче. В любом случае в то время я не собиралась ничего оспаривать, мне не хотелось идти против воли бабушки. Она предназначала эти деньги мне в качестве приданого. Я привыкла самостоятельно зарабатывать на жизнь. И мне не особенно нужны были тогда деньги.
 — А сейчас?
 — Для открытия фирмы мне жизненно необходимы средства, и нет времени для длительного судебного разбирательства. Мои шансы ничтожны, а некая крупная корпорация мечтает вообще свести их к нулю. Не в их интересах позволить мне основать фирму «Медведь Бенджамин и Компания».
 — Почему это?
 — Потому что «Мега-тойз» сама хочет завладеть моими разработками. Я им уже однажды отказала, так они решили испортить мне жизнь. Потерянные грузы и остальные акты саботажа, включая и потоп в амбаре, — их рук дело. Я в этом уверена. Мистер Фадден высказал мне свои подозрения насчет намеренной порчи крыши амбара.
 — Почему ты мне об этом не сказала вчера вечером? Ты что, думала, что я к этому причастен?
 — Нет. Меня убедило выражение твоего лица, когда ты влетел за мной в амбар. Ты был изумлен не меньше, чем я. А ничего не сказала я потому, что была слишком разбита.
 — Ты и сейчас выглядишь не лучшим образом, — с некоторой тревогой отметил он. Она в шутку отпихнула его плечом.
 — Ну, хватит уже комплиментов!
 Рейф улыбнулся, и Дженни показалось, что солнышко выглянуло из-за облаков. Но уже через мгновение к Рейфу вернулась привычная мрачность, а вместе с ней — и немалая доля скептицизма.
 — Ты в самом деле считаешь, что компания по производству игрушек пойдет ради дюжины мишек на такие крайние меры?
 — Коллекционирование старых плюшевых мишек и производство новых — это международный бизнес, который приносит триллионные доходы! — пылко возразила Дженни. — Бьюсь об заклад, что за всем этим стоит «Мега-тойз»! Питер Ванборн, президент компании, по слухам, всегда добивается всего, чего захочет.
 — Я тоже. И что? Это не значит, что я пойду против закона.
 — Такой пойдет. У Ванборна репутация дельца сомнительного толка, но благодаря ему компаньоны получают прибыль, так что никто и пикнуть не смеет. Он самый настоящий гониф, вот почему я отказалась связываться с ним или с его компанией.
 — Гониф? — недоуменно повторил Рейф.
 — Одно из любимых словечек Мириам. Значит — проходимец. Клянусь, это он организовал звонки с угрозами в мой адрес, уж не говоря о наглом вторжении в мой дом…
 — Минутку-минутку, — прервал ее Рейф. — О чем это ты? Когда к тебе забирались?
 — Помнишь день, когда мы ездили на пикник? Рейф кивнул. Еще бы не помнить — в тот день он впервые поцеловал ее, впервые понял, что их что-то связывает.
 — Ну так вот, вечером я не могла найти себе места… — Дженни вспыхнула и заторопилась:
 — Короче, я решила поработать над чертежами новых Мишуток, но выяснилось, что они исчезли. Я перевернула все вверх дном, но так и не нашла их.
 — Может, просто засунула куда-нибудь?
 — И я поначалу так же подумала, но другие вещи тоже оказались не на своих местах. В тот день я не догадывалась, но теперь убеждена: кто-то забрался ко мне в дом и украл мои эскизы.
 — Это уж слишком! Тебе необходима защита, и начать нужно с первоклассной системы безопасности, напрямую связанной с полицией. Причем одну нужно поставить в амбаре, а другую — в доме. А что, если бы ты вернулась домой раньше и поймала их на месте? Вообще тебе следовало сразу позвонить в полицию.
 — И что бы я сказала? Что кто-то украл чертежи моих плюшевых мишек? Ты и сам мне не поверил, когда я тебе рассказала.
 — Да-а, ну что ж, если эти подонки попытаются провернуть еще какой-нибудь фокус, им придется иметь дело со мной, — прорычал Рейф. — С этой минуты любой, кто станет у тебя на пути, будет оправдываться передо мной. Тебя должен кто-то беречь и защищать.
 В мозгу у Дженни зазвучал сигнал тревоги. Мужчины и раньше давали такие опрометчивые обещания. Только вот выполнить их никому не удалось. Отец обещал заботиться о ней, но сбежал, когда ей исполнилось шесть. Долгие годы она втайне ждала его возвращения. Он так и не вернулся. Лишь несколько лет назад Дженни узнала, что он переехал во Флориду, снова женился, а в пятьдесят лет умер от сердечного приступа. Конец всей истории.
 Мораль: мужчинам свойственно обещать то, чего они не намерены выполнять. Дженни давно поняла, что лучший способ защитить себя — заботиться о себе самой.
 — Я не ищу себе настоящего мужа, — предупредила она Рейфа.
 — А я не ищу себе настоящую жену, — кивнул в знак согласия Рейф. — Мною движут чисто практические соображения.
 — Мною тоже, — подхватила она, в душе убеждая себя, что его слова должны бы ее успокоить. Почему же не успокоили?
 — Ты не была замужем? — спросил Рейф. Дженни отрицательно покачала головой.
 — А парень какой-нибудь поджидает за кулисами?
 — С чего бы я тогда согласилась на этот план? — вспылила она. — Послушай, тебе дорога дочь. А мне дорога моя фирма. И я намерена сражаться и защищать ее точно так же, как ты сражаешься и защищаешь свою дочь.
 — Учти, речь вдет не о кратковременной сделке, — в свою очередь предупредил ее Рейф. — Я не хочу, чтобы Синди страдала, если ты расторгаешь наш договор через неделю, через месяц или через год.
 — Я бы ни за что ничем не обидела Синди.
 — Минимальный срок — пять лет, далее — продление по обоюдному согласию, — заявил Рейф.
 Дженни вспомнила, как быстро пролетели последние пять лет. Изготовление мишек, создание собственного дела поглотили ее с головой. А затем перед ее мысленным взором предстали все ее грандиозные мечты — пятилетний план развития ее фирмы. Столько забот. Ей и вздохнуть свободно будет некогда. Может, для кого-то пять лет и долгий срок, но только не для нее.
 Кроме того, она полюбила Синди и, уж конечно, не хотела бы, чтобы малышка страдала. Не хотела бы, чтобы судебный процесс омрачил ее детство. Ведь Дженни воочию убедилась, что Рейф был для дочери и матерью, и отцом, что девочке с ним очень хорошо.
 Словно уловив ее мысли, Рейф тихонько пробормотал:
 — Думаю, ты станешь Синди хорошей матерью.
 — А ты не будешь переживать? Я хочу сказать… мне и в голову не придет занять место родной матери… Я имею в виду… даже если бы я и захотела, мне бы все равно не удалось… Я… — Казалось, язык у нее узлом завязался — с таким трудом давалось ей объяснение.
 — Я знаю, что ты имеешь в виду, — заверил ее Рейф.
 Набрав побольше воздуха в легкие, Дженни продолжила:
 — Если мы действительно решимся осуществить наш план, то нужно внести кое-какую ясность. Ммм, даже не знаю, как и выразить…
 — Словами.
 — Короче, мне необходимо удостовериться, что этот план не попытка с твоей стороны завладеть моим имуществом, — выпалила она. — Ты ведь не особенно скрывал свое желание расширить ресторан, а для этого тебе нужна моя земля.
 Рейф окаменел — с лицом, искаженным от злости.
 — Моя дочь значит для меня куда больше, чем сотня ресторанов, — рявкнул он. — Но чтобы предоставить тебе доказательства, я попрошу поверенного составить брачный договор, по которому эта чертова земля остается твоей собственностью. Счастлива?
 — Нечего нападать на меня, — парировала Дженни. — В данных обстоятельствах вопрос был вполне закономерен.
 — Есть еще вопросы? — поинтересовался он.
 — Вообще-то есть. Этот брак — ты видишь его исключительно номинальным? — Раздражение прорвалось несвойственной ей прямотой.
 — Нет, не обязательно.
 — Но ведь ты сам сказал, что тебе не нужна настоящая жена, — напомнила она, гадая, что за чувства охватили ее душу — страх или же предвкушение. А может, смесь и того, и другого?
 — Я имел в виду жену в традиционном смысле, — внес ясность Рейф. — У нас ведь не традиционная помолвка. У каждого из нас есть личные причины для брака. И мы друг от друга эти причины не скрывали. Угроза нависла над тем, чем мы дорожим больше всего на свете. И мы предпринимаем шаги, чтобы это дорогое нам защитить.
 — Верно, — согласилась Дженни.
 — Но это вовсе не значит, что мы обязаны начисто отвергать физиологию, — добавил Рейф.
 — То есть? — подозрительно осведомилась Дженни.
 — То есть будем подбирать мелодию на слух. Пять лет — срок немалый, чтобы исключить всякие физические отношения. А интрижки на стороне мне не по нутру.
 — Мне тоже, — быстро согласилась Дженни.
 — Вот видишь, у нас уже много общего: похожее чувство юмора, одинаковые жизненные ценности. Мы стали друзьями. И нет смысла отрицать сексуальное влечение… Оно могло бы стать основой прекрасных взаимоотношений.
 Она отметила тщательность, с которой Рейф избегал слова «любовь», в чем Дженни его нисколько не винила. Нет сомнений, что он глубоко любил свою жену. И вполне понятно, что сейчас он ищет чего-то абсолютно иного.
 Впрочем, и она ведь не любовь ищет, решительно напомнила себе Дженни. Все мужские заверения в любви всегда заканчивались предательством — начиная с ее отца. Она еще в детстве поняла — нельзя надеяться, что мужчина будет рядом, когда он тебе больше всего нужен, и с тех детских дней ничто не смогло изменить этого мнения. Скорее наоборот, весь ее взрослый опыт лишь упрочил ее убежденность, что, как только события принимают опасный оборот, сильный — предположительно — пол предпочитает спрятаться в кусты.
 Она, конечно, поняла, что не все мужчины похожи на ее отца, не все бросают свои семьи. Но в глубине души ее терзало тайное сомнение — может, в ней самой причина, отталкивающая мужчин, заставляющая их спасаться бегством? Сейчас хотя бы — учитывая окончательные условия их с Рейфом договора — она точно знала, что он уйдет, и знала точную дату ухода.
 Потому-то этот договор о браке по расчету и имел смысл. Избегай любви — и ты избежишь ссор и разочарований. Рейф ей любовь не предлагал. Он предлагал ей стать членом его семьи на определенный отрезок времени, предлагал участвовать в воспитании его дочери. А взамен Дженни получит то, что нужно ей, — фирму «Медведь Бенджамин» и деньги для осуществления ее планов. Вариант, конечно, не идеальный, но компромисс вполне сносный.
 Нельзя только позволить себе самообман. Никаких иллюзий. Нужно отдавать себе отчет, что Рейф не обещает любить ее. Она знала, что он больше не желает впускать в свою жизнь любовь. Ему не понадобилось произносить это вслух. Не нужно владеть телепатией, чтобы понять: смерть жены лишила его всех душевных сил. Дженни догадалась об этом по нескольким замечаниям его отца во время вчерашнего ужина.
 — Обещаю, что не сделаю ничего, что тебе было бы неприятно, — нарушил Рейф повисшее между ними молчание.
 — Ты из тех, кто всегда добивается желаемого, — заметила Дженни.
 — Не стану отрицать. Но как бы я ни хотел тебя, куда больше я хочу, чтобы моя дочь выросла в обстановке стабильности и спокойствия.
 Трудно высказаться яснее, про себя решила Дженни. А боль в груди — от голода, не иначе. Сегодня ей не удалось ни позавтракать, ни пообедать.
 — Так каков будет твой ответ? — спросил Рейф.
 — Мой ответ — «да».
 Как будущие партнеры — а что это еще, если не партнерство, — они скрепили договор рукопожатием. Дженни этот жест показался вполне естественным. Но ей не показалось ни естественным, ни разумным то опасное тепло, которое разлилось у нее по телу от прикосновения его пальцев. В ней жила надежда, что их долгий деловой разговор полностью уничтожит ее страстный отклик на его прикосновения. К несчастью, ничего подобного не произошло.
 Вырвав ладонь, она отрывисто спросила:
 — И когда же мы поженимся?
 — Чем скорее, тем лучше.
 — Согласна.
 — Скажем, через десять дней? Неделя уйдет на анализы крови и получение разрешения, не говоря уже о некоторых организационных моментах.
 — Что за организационные моменты? — Дженни не доводилось устраивать свадьбы, тем более — свою собственную.
 — Ну, найти свидетелей, подготовить небольшой свадебный обед и все такое. Мы же не хотим демонстрировать явную спешку? Возникнут подозрения. Свадьба должна выглядеть настоящей, иначе наш план не сработает. Если Алфея — это моя теща, — если только она пронюхает про сделку, то все равно заварит свой процесс.
 — Если она что и вынюхает, так только аромат свадебных роз, — отозвалась Дженни, заочно испытывая к этой женщине отвращение. — Ты пригласишь ее на церемонию?
 — Нет. Извещу как о свершившемся факте. Не дам ей даже малейшей возможности устроить здесь сцену.
 — Похоже, она просто фурии, — пробормотала Дженни.
 Рейф согласно кивнул:
 — Трудно поверить, что она воспитала такую чудную дочь, как Сюзан.
 Вот оно, опять, подумала Дженни. Тоскливый взгляд, который появляется в его глазах при всяком воспоминании о жене. Дженни захотелось стереть этот взгляд.
 — Итак, — с наигранной бравадой спросила она, — когда же мы сообщим всем новость?
 — Лучше времени не выберешь. Сейчас же идем ко мне и скажем Синди и моему отцу.
 — Сейчас? Прямо сейчас?
 — А что такое, есть возражения?
 — Нет, но ведь вчера я только познакомилась с твоим отцом. Надеюсь, ему не покажется странным на следующий день услышать о нашей помолвке?
 — Не более странно, чем услышать о нашей свадьбе через десять дней, — возразил Рейф. — Поверь мне, отец придет в восторг. Ты ему понравилась. Да он и сам склонен к неожиданным поступкам. Он ни капельки не удивится.
 — А Синди?
 — Она тоже будет в восторге. Она еще вчера хотела, чтобы ты переехала к нам. Сказала мне об этом в ванной.
 — Просто потому, что я для нее в диковинку, я — новая соседка, которая делает плюшевых мишек. А как только я стану членом вашей семьи, ее мнение может измениться к худшему.
 — Почему?
 Дженни молча пожала плечами.
 — Твой отец здорово потрудился над твоей самооценкой, а? — В проницательности Рейфу нельзя было отказать.
 — Отца я едва помню, — отозвалась Дженни.
 — Очень может быть, но держу пари, «по причиненную им боль ты еще как помнишь.
 Дженни снова пожала плечами и резко отвернулась. Несколько прядок, взметнувшись, наполовину скрыли ее лицо.
 — Я привыкла справляться в одиночку, — с трудом выдавши она.
 — Все это прекрасно и здорово, но больше тебе не требуется справляться в одиночку, — мягко прошептал он и так же, как вчера, заправил ей выбившиеся пряди за ухо.
 — Я не ищу для себя замену отцу, — заявила ему Дженни.
 — А я смею тебя заверить, что испытываю к тебе отнюдь не отцовские чувства, — возразил он, снова сверкнув своей дьявольской улыбкой. — Так что идем, объявим новость и насладимся восторженной музыкой. — Он протянул ей руку.
 Дженни на миг застыла. Итак, час пробил. Готова ли она пройти через все испытания, связанные с этим планом? Как сказала бы Мириам, нужно быть бестией, чтобы все это выдержать.
 В прошлом Дженни дерзостью не отличалась. Наоборот, дед частенько обвинял ее в излишней мягкотелости, в излишней чувствительности. Он постоянно предупреждал, что в этой жизни невозможно добиться успеха без значительной доли напористости и целеустремленности. Дженни взглянула на Рейфа. Да уж, жизнь в течение пяти лет с человеком такого склада потребует от нее немало напористости и целеустремленности. Работа не из легких, но кто-то должен ее сделать. Обратного пути нет, решила Дженни и с улыбкой приняла предложенную Рейфом руку.
 Дождавшись, когда стихнет всеобщий хохот после последнего восторженного тоста Клубня за будущих молодоженов, Хьюго громко фыркнул в знак негодования. Проследив, как Клубень одним духом осушил бокал шампанского, Хьюго произнес:
 — У тебя душа крестьянина.
 — Ты мне уже говорил. — Клубень с такой силой хлопнул Хьюго по спине, что худосочный шеф-повар едва не переломился пополам. — Все те годы, что я тебя знаю, как минимум раз в день. Придумал бы что поновее, Хьюи. А то уже смахиваешь на заезженную пластинку.
 Хьюго разразился ядовитой французской тирадой.
 Клубень покатился со смеху.
 — Забыл, что ли, Хьюи? Я ж родился на севере, на границе с франко-канадским Квебеком, так что меня не удивить гнусным французским. Но ты не тушуйся, для парня родом из Южного Бронкса звучит не так уж и плохо. И ударения почти все на месте.
 — Злобная клевета. Я никогда не бывал в Южном Бронксе!
 — А до меня доходили такие слухи, — издевался Клубень.
 Разъяренный, Хьюго рывком развернулся и, задев высоким колпаком одну из своих драгоценных медных кастрюль, смахнул ее с крючка над плитой прямо на пол.
 — Ну вот, посмотри, что я из-за тебя натворил! — простонал Хьюго, после чего схватил пустую кастрюлю и крепко прижал к своей вздымавшейся груди. — В этой кухне развернуться негде! Артисту нужно пространство!
 — Так, слушайте, вы двое, мы собрались праздновать, а не любоваться склокой поваров, — предупредил Рейф.
 Хьюго поправил сбившийся набок колпак с надменностью короля, поправляющего корону.
 — В этой кухне только один шеф-повар, — провозгласил он.
 — Именно, — согласился Клубень. — И ты смотришь прямо на него, — добавил Клубень, стукнув себя кулаком в грудь.
 — Из-за этой парочки Дженни пожалеет о своем решении войти в нашу семью, — насмешливо заметил Чак.
 — Ты ведь не передумаешь, Дженни, нет? — удрученно обратилась к ней Синди.
 — Нет, не передумаю, — заверила девчушку Дженни и для вящей убедительности крепко сжала ее в объятиях.
 — Вот хорошо, — расцвела Синди. — Значит, ты сможешь жить у нас и все время красить мне ногти.
 — Уверен, что у Дженни просто сердце замирает от ожидания, — с ухмылкой вставил Чак. — Но нельзя понапрасну тратить время. Нужно обзвонить столько народу, подготовить приглашения…
 — Свадьба будет скромной, па, — напомнил отцу Рейф. — И праздничный прием тоже. Так что не слишком-то усердствуй, а то потопишь корабль.
 — Я больше тридцати лет прослужил на флоте, сынок, — парировал Чак. — Уж мне ли не знать, как не потопить корабль!
 Знаменательные слова…
 — А где же обещанная скромная церемония в городской ратуше? — буркнула Дженни, десять дней спустя сидя рядом с Мириам в белом лимузине — шикарном авто с кожаными сиденьями и мини-баром в салоне.
 — Ратуше — шмратуше, — без намека на сочувствие хмыкнула Мириам. — Да идея с самого начала была идиотской. К тому же Макс с судьей уже тысячу лет водят дружбу. Раз уж выходить замуж в церкви ты наотрез отказалась, остался только этот вариант. Судья с удовольствием поженит вас в своих владениях.
 — В церкви нужно подавать заявление заранее. Нам бы пришлось ждать аж до декабря, — напомнила подруге Дженни.
 — Я тебе говорила, что кое-какие связи у меня есть…
 — Нет. Все и так отлично, Мириам. Честно. — Дженни не сказала Мириам, что у Рейфа и Сюзан была роскошная церковная церемония, с четырьмя подружками невесты. Дженни увидела фотографию, когда переносила свои вещи к Рейфу. Все вышло случайно, она не собиралась выведывать чужие тайны. Просто искала пустой ящик. А нашла фотографию. Снимок навечно запечатлел взгляд Рейфа на Сюзан: он смотрел на нее так, словно солнце вставало и садилось вместе с ней. Дженни дрожащими пальцами положила фотографию точно на то место, где взяла. Свадьба в церкви только лишний раз напомнила бы Рейфу о том, что он потерял. Но Мириам она об этом рассказать не могла.
 Не рассказала она Мириам и о практической подоплеке взаимоотношений с Рейфом. Ей было непросто удержаться и не выложить все начистоту — в конце концов, Мириам ведь ее самая близкая подруга. Но потом Дженни поняла, что она правильно сделала, исполнив просьбу Рейфа сохранить их мотивы в секрете. Но самое главное — ее все же мучило кро-охотное ощущение вины за то, что она выходит замуж ради денег. Но ведь ради своих денег, а не его, напомнила себе Дженни. Не поразит же ее за это кара небесная?
 — Итак — есть ли у тебя вопросы, которые бы ты хотела мне задать в эти последние минуты перед тем, как станешь замужней женщиной? — Мириам повернулась к ней на мягком сиденье и подкрепила вопрос ухмылкой.
 — Да. Нельзя ли развернуть машину и вернуться восвояси?
 — А-а, предсвадебная паника! Я все гадала, когда Же она проявится.
 — Паника? Да у меня в желудке двухэтажные динозавры отплясывают! А ты говоришь — паника.
 — У меня бы тоже отплясывали двухэтажные динозавры, если бы я проглотила такой завтрак, как ты, — заметила Мириам.
 — Мне нужно было успокоиться.
 — И поэтому ты уничтожила пол-упаковки замороженного шоколадного десерта.
 — Раньше, когда я нервничала, это помогало. Меня тошнит. Я ни одной ночи нормально не спала с самой помолвки… И вовсе не потому, о чем ты сейчас подумала, — добавила Дженни, кинув на Мириам мрачный взгляд.
 — Ладно, оставь свою блажь, — снова усмехнулась Мириам. — Ты знаешь, что хочешь выйти замуж за Рейфа. Я об этом тоже знала — едва увидела вас вместе.
 — Большинству подруг показалось бы странным, что мы так поспешно женимся, — сердито проворчала Дженни. — Хоть бы попыталась отговорить меня или еще что. Предупредила бы, например.
 — Чего-чего, а уж предупреждений ты получила навалом, — заявила Мириам, и ее ухмылка стала еще шире. — С моей стороны это было бы лишнее. Добрый совет — пожалуйста, сколько угодно.
 — Так каков же твой добрый совет?
 — Вперед! И помни, что я тебе говорила о нас с Максом. Я поняла, что это он, как только мы познакомились.
 — Здорово, должно быть, чувствовать такую уверенность, — заметила Дженни.
 — Кто говорил об уверенности? Мы понятия не имели, что и как у нас выйдет. Но в нас жила вера — а с верой можно горы свернуть. Помни об этом, и все у вас будет хорошо.
 Мириам крепко обняла ее, и Дженни стало гораздо лучше.
 — Спасибо тебе за то, что ты такая замечательная подруга, Мириам. И за то, что согласилась быть моей свидетельницей, и за то, что сносила всю мою блажь. Не представляю, что бы я без тебя делала.
 Сморгнув слезы, Мириам произнесла:
 — Ну, все, все, хватит. Хочешь испортить мою новую шляпку? Да, ты ж не сказала — как она тебе? В ней есть смысл?
 — Бесподобная шляпка. Все эти цветы и ленточки… мне очень нравится.
 — А Макс сказал, что это не шляпка, а винегрет какой-то. На что я ему ответила: «И мне это заявляет человек, не способный подобрать себе галстук к рубашке?» В конце концов он решил, что шляпка ему нравится.
 — Мудрый парень, — оценила Дженни.
 — Это одна из причин, почему я вышла за него замуж, — отозвалась Мириам. — Именно потому, что он так мудр. Я, знаешь ли, и Рейфу пару словечек сказала насчет мудрости.
 — Правда?
 — Определенно. Я сообщила ему несколько правил удачного брака, которые у меня прикреплены к дверце холодильника. Правило номер один: правила всегда создаются женщиной. Правило номер два: правила для того и создаются, чтобы менять их без предварительного извещения. И правило номер три: ни один мужчина не способен узнать все правила. Но любимое у меня — пятое правило, которое гласит: женщина не может ошибаться.
 Дженни залилась смехом.
 — И что сказал Рейф?
 — Отреагировал точно так же, как ты. Засмеялся. Я ж тебе говорила, что он — менч. Вам будет хорошо вместе, вы дополняете друг друга.
 На разговоры больше не осталось времени, так как лимузин плавно затормозил у городского суда. Внушительное здание из красного кирпича с белой отделкой словно сошло с полотен Нормана Рокуэлла. У Рейфа был не менее внушительный вид. Он дожидался их у кромки тротуара — в безукоризненно сшитом синем костюме с белоснежной рубашкой и галстуком насыщенно-вишневого цвета.
 Интересно, оценит ли он ее выбор наряда. По сути дела, это был белый костюм, элегантный, классических линий, с единственным цветным мазком в виде голубой блузки. V-образный вырез блузки как нельзя лучше подходил к покрою жакета без воротника. Юбка миди была в широкую складку.
 Волосы Дженни уложила в высокий пучок и попросила мастера украсить прическу веточкой девственно-белых цветов. Та же мастер сделала ей макияж, удачно подчеркнув синеву глаз и изгиб розовых губ. Дженни даже на маникюр отважилась — впервые в жизни. И осталась очень довольна результатами. Она надеялась, что и Рейф будет доволен.
 Он же произнес лишь:
 — Слава Богу, ты приехала. Синди нас с ума сводит вопросами, когда же ты появишься.
 Вот тебе — называется, обратил внимание, с самоуничижительным юмором подумала Дженни.
 — А где она?
 — Уже внутри, с дедом. Подозреваю, что он ее учит играть в покер.
 — Та-ак, вижу, я пришла на помощь вовремя, — с улыбкой заметила Дженни, и вся ее паника моментально улетучилась. Рейф казался настолько растерянным, что она его даже пожалела. Ее женское чувство справедливости напомнило о себе при этой картине: надо же, такой мужественный парень — и так взволнован! И так хорош.
 — Что-о? Ни единого комплимента красоте невесты? — возмутилась Мириам, явно разочарованная тем диалогом, свидетельницей которого только что стала.
 — Ты права, Мириам. Я заслуживаю хорошей порки. Ты выглядишь прелестно, Дженни, — сказал Рейф и прикоснулся поцелуем к ее руке.
 Мириам огласила свое одобрение:
 — Так-то лучше.
 Дженни же голос напрочь потеряла. Черт, снова этот предательский жар, такой же сильный, как всегда. Простое прикосновение пальцев у Рейфа никогда не бывает простым. Оно переворачивает ей душу.
 — У меня кое-что для тебя есть, — тихонько добавил Рейф и заглянул ей в глаза таким проникновенным взглядом, что Дженни на какой-то миг почти поверила, что их ожидает самый настоящий брак. Рейф достал из кармана пиджака ювелирную коробочку и протянул ей.
 Дженни недоуменно посмотрела на него.
 — Я думала, что кольцами обмениваются перед судьей.
 — Верно. Это не кольцо. Это что-то другое. Свадебный подарок.
 Дженни прижала ладонь ко рту, огорченно ахнув:
 — Но я… у меня же для тебя ничего нет!
 — Не страшно. Открой.
 Она повиновалась, обнаружив внутри великолепный овальный кулон на золотой цепочке. Сам кулон — огромный небесно-голубой топаз, — казалось, сиял светом собственной жизни, настолько прекрасно он был огранен.
 — Он напомнил мне цвет твоих глаз, — сказал Рейф. — Надеюсь, тебе нравится.
 — Очень, очень, — прошептала она. — Спасибо.
 — Давай-ка я его тебе надену.
 Он развернул ее спиной к себе и застегнул на шее цепочку. Дженни затаила дыхание, почувствовав прикосновение его пальцев к своей коже. Опять эти мурашки по всему телу.
 — Ну вот. — Он снова повернул ее к себе лицом. — На тебе он выглядит превосходно. Очень идет. — Рейф вытянул руку и указательным пальцем легонько поправил камень. V-образный вырез ее блузки позволил кулону устроиться в самом чувствительном месте — в ложбинке груди.
 — Эй, вы! Хватит уже любезничать на тротуаре, на виду у всех. Пора бы и пожениться, — провозгласила с ухмылкой Мириам.
 Рейф предложил Дженни руку. Опустив пальцы на его локоть, она сделала глубокий вдох и зашагала с ним к входу.
 Следующий час для Дженни пролетел в сплошном тумане. Краешком глаза ей удалось заметить кое-какие картины — например, Синди в нарядном платьице, подпрыгивавшую от нетерпения и восторга. Отец Рейфа был шафером; несказанное счастье и гордость, сиявшие на его лице, очень воодушевляли Дженни. Мириам утирала слезы радости и сморкалась в кружевной платочек. А потом все закончилось. Дженни сказала «да», Рейф тоже. Настало время скрепить свои клятвы поцелуем.
 Вот на этом этапе она занервничала. До сих пор она ничем не выдавала своего волнения, а сейчас задрожала. Рейф, опустив ладони ей на плечи, склонился и поцеловал ее. Один раз. Очень быстро. Едва успев начаться, поцелуй закончился. Ее закружили в медвежьих объятиях Чак и Клубень, нежно обняла Мириам — все еще со слезами на глазах.
 У Дженни, собственно, и времени-то не было сосредоточиться на коротком поцелуе Рейфа, потому что лимузин умчал их в ресторан «У Мерфи», где уже ждала целая толпа гостей.
 Среди тех, кто пришел пожелать счастья новобрачным, была и адвокат Дженни, Миранда. Чуть позже, во время короткого затишья на празднике, женщины смогли поговорить без свидетелей.
 — Вы с Рейфом подписали весьма разумное и справедливое соглашение, сохранив за собой свою собственность. Я рада этой мере предосторожности — независимо от того, удачно ли сложится ваш брак. Ах, да, я же хотела тебе сказать, что уже занялась завещанием твоей бабушки, так что очень скоро ты получишь заключительный акт.
 — Отлично. Спасибо огромное, Миранда. Я очень довольна, а вот «Мега-тойз» это не понравится.
 — Еще были какие-нибудь поползновения с их стороны?
 — Нет, пока все спокойно, хотя мне позвонил сам великий человек, Питер Ванборн. Буквально на следующий день после нашего с тобой разговора.
 — И что он сказал?
 — Интересовался, не передумала ли я случайно насчет сотрудничества с его компанией.
 — А ты?
 — Ответила, что ни за что и никогда. Уверяю тебя, голос у Ванборна был о-очень недовольный.
 — А ты ему рассказала о своих подозрениях? Ну, что это он стоит за всеми твоими неприятностями? — спросила Миранда.
 — Нет. Зачем себя выдавать? К тому же достаточных доказательств у меня еще нет, и я вовсе не хочу, чтобы он получил основание обвинить меня в клевете или в чем похуже.
 — Ты поступила правильно.
 — Очень надеюсь, что так, — пробормотала Дженни, взглянув на своего новоиспеченного мужа и искренне надеясь, что и с браком этим она тоже поступила правильно.
 Два часа спустя Дженни осторожно высвободила одну ступню из новой туфли и буркнула мужу:
 — Ты не помнишь, как говорил что-то насчет скромного обеда?
 Рейф кивнул с виноватым видом.
 — Для отца это и есть скромный обед. Как только он получил в свои руки список гостей, назад пути уже не было.
 Интересно, подумала Дженни, а Рейф хотел бы получить возможность отхода?
 — Ты сильно против? — спросила она.
 — Нет. С чего бы это?
 С того, что он уже был женат, на женщине, которую всей душой любил, в то время как этот брак для них обоих всего лишь взаимовыгодное соглашение. Дженни изо всех сил старалась избавиться от некоторой неуверенности, мучившей ее. Ее спасла необходимость разрезать пятиярусный марципановый торт, изготовленный Хьюго в честь молодоженов.
 Рейф накрыл ее ладонь своею, и они вместе вонзили нож в торт. Рейф стоял к ней так близко, что она ощущала его дыхание. Ей казалось, что ее место здесь, в кольце его рук. Опасное ощущение, оно приводило ее в трепет. Она не могла позволить себе привыкнуть к Рейфу. Ведь их брак — всего лишь временное соглашение.
 Она отшатнулась от него в тот же миг, когда торт был разрезан.
 — Секундочку. Теперь вы должны угостить друг друга тортом. Причем руками. Это счастливая примета, — сказала Мириам.
 Ох-ох. Вот тут-то, поняла Дженни, она и утонет. Но ведь я же теперь дерзкая женщина, напомнила она себе. Я справлюсь — без проблем. И храбро взяла кусок торта с тарелки, которую держал Рейф. Все шло более или менее неплохо, но потом она поднесла кусок к его рту, и его губы коснулись кончиков ее пальцев. И тогда она едва не уронила торт прямо на его девственно-белую рубашку!
 Слава Богу, он вовремя увернулся, чем и спас положение. Сам он накормил ее без всяких неожиданностей. Но ведь он, в конце концов, уже имеет опыт по части этих свадебных штучек, сердито подумала Дженни.
 Следующим номером был танец молодых. Мириам пригласила ансамбль венецианских скрипачей, и они развернулись во всю мощь, заполнив зал звуками вальса Штрауса.
 Дженни едва успела проглотить свой торт, как Рейф уже увлек ее за собой и закружил в вальсе.
 А ведь мы впервые вместе танцуем, потрясение подумала Дженни. Она вышла замуж за человека, с которым ей даже потанцевать прежде не довелось. Но ведь это необычный брак. А Рейф — необычный человек, добавила она про себя, не в силах противиться головокружительному жару, проникавшему в нее при всяком его прикосновении.
 Когда его рука легла на ее талию и он увлек ее на небольшой танц-круг, температура сжигавшего ее пламени поднялась еще на несколько градусов. А когда Рейф притянул ее к себе поближе, Дженни показалось, что она попала в эпицентр чувственного взрыва.
 Он был прекрасным партнером, танцевать с ним — одно удовольствие. Собственно, ей следовало сразу догадаться, что человек с такой кошачьей походкой непременно должен великолепно танцевать. Кружиться с ним в вальсе — все равно что скользить по облаку. Даже лучше, чем поедать замороженный шоколадный десерт прямо из коробки!
 Дженни следовала ритму, инстинктивно повторяя каждое движение Рейфа. От восторга у нее кружилась голова, и она не могла этого скрыть. Она не сомневалась, что ее улыбка выдает все ее чувства. На несколько коротких мгновений она перестала быть Дженни Бенджамин-Мерфи, которую отец бросил в детстве и которую ее муж взял себе в жены только для того, чтобы спасти свою дочь. Она была просто женщиной, которая кружилась в объятиях красивого мужчины и ощущала себя Золушкой на королевском балу!
 Но… так же как и у Золушки, с последним ударом часов в полночь ее сказка закончится, и ей нужно быть готовой вернуться в свою прежнюю жизнь… одной.
 — О-ой! Вот это прием! — воскликнула Мириам, как только Рейф усадил радом с ней задыхавшуюся Дженни.
 — Прием отличный, — согласился Рейф. — Но нам уже пора уезжать.
 — Дженни должна еще бросить букет, смотрите не забудьте, — предупредила Мириам.
 Дженни бросила-таки букет, но слегка перестаралась. Она обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как тот проплыл над толпой замерших в ожидании незамужних женщин, едва не задел Хьюго — тот увернулся с неподдельным ужасом на лице — и наконец был благополучно подхвачен Синди.
 Среди взрывов всеобщего хохота Рейф расцвел улыбкой гордости за ловкость дочери.
 — Моя дочь — лучший голкипер!
 — Твоя дочь — следующая на очереди выходить замуж, — поправил его Чак с ухмылкой.
 Дженни с веселым изумлением следила, как горделивая родительская улыбка Рейфа тускнела, пока наконец не превратилась в гримасу отчаяния от тех неминуемых событий, которые его ждут.
 — Ни за что. Я ей не позволю даже на свидания ходить — аж пока ей не исполнится тридцать!
 Времени на разговоры больше не оставалось, поскольку Рейф хотел ускользнуть раньше, чем его отец успеет подготовиться к пышному прощанию. К несчастью, они опоздали! Крепко держась за руки, чтобы их не разделила толпа, Рейф с Дженни пробирались к выходу из ресторана под самым настоящим ливнем из риса, которым осыпал всех гостей сияющий Клубень.
 Дженни слышала легкий шорох рисинок о металл капота и крыши джипа. Затем машина тронулась, и Дженни услышала кошмарный грохот. Консервные банки. Чак и Клубень ухмылялись — они успели привязать длинный хвост из жестянок к заднему бамперу джипа.
 На этом со всеми традициями настоящей свадьбы было покончено, и Дженни осталось лишь гадать, насколько настоящим будет их медовый месяц.




 Глава 6


 — Ты ведь понимаешь, почему нам пришлось заказать один номер в той гостинице, куда мы сейчас направляемся, верно? — спросил Рейф. Он как раз вернулся в машину после кратковременной остановки — отвязывал грохочущие банки.
 — Понимаю, — отозвалась Дженни. — Твоя бывшая теща вполне может следить за нами, так что нам ради Синди нужно сохранять видимость брака.
 — Именно. Алфея уже рыскала вокруг. Я слышал, ей даже хватило наглости позвонить некоторым из приглашенных на свадьбу гостей и устроить им допрос с пристрастием.
 — Ей хватило наглости не только на это, — пробормотала себе под нос Дженни.
 — То есть? — спросил Рейф.
 — Да ладно.
 — Нет, скажи. Она же не… Боже, неужели она и тебе звонила!
 Дженни кивнула.
 — Я не хотела ничего говорить. Рейф сквозь зубы выругался.
 — Совать нос в мою жизнь — это одно, — процедил он. — Но я не потерплю, чтобы она приставала к тебе. Что она сказала?
 — Ничего такого, с чем я не могла бы справиться, — ответила Дженни. Эта Алфея заявила, что Рейф любил Сюзан и ни одной женщине не удастся занять в его сердце место ее покойной дочери. Дженни не узнала ничего нового, но эти слова из уст постороннего человека больно ударили по ней. Да, они причинили ей страдание, но Дженни справилась. Или же убедила себя, что справилась. — Могу тебя кое в чем просветить. Мадам коллекционирует игрушечных мишек.
 — Ты шутишь!
 — Ничуть.
 — Откуда ты знаешь?
 — Она сама сказала. Перед тем, как аннулировать свой заказ двухнедельной давности. Она хотела получить мишку от фирмы «Медведь Бенджамин и Компания».
 Рейф опять выругался. Ему ли не знать мстительности Алфеи!
 — Очень жаль.
 — Не стоит жалеть. В любом случае мне не хотелось бы отдать моих мишек в ее руки. У нее им было бы неуютно.
 Услышав комментарий Дженни, Рейф не сдержал смеха.
 — Ты говоришь о мишках так, словно они живые!
 — Для меня они и есть живые. Они — мои дети, мои создания.
 Рейф поймал себя на том, что гадает — хотела бы Дженни иметь своих собственных детей или нет, но тут же одернул себя. Этот брак не для того задумывался.
 — Мои мишки действительно живут своей жизнью, — говорила Дженни. — К тому времени, когда я их полностью сшиваю и принимаюсь за их мордочки, они словно оживают — у каждого появляется собственный характер, своя индивидуальность. Именно в этом одна из причин, почему я решила расширить бизнес и нанять мастеров: мне нужно больше времени, чтобы создавать новых мишек, но мне нужно удовлетворять и желания тех покупателей, которым хочется получить уже известные модели мишек.
 Рейфа отвлекала от ее рассказа идея удовлетворения совсем других желаний — вроде тех, которые сейчас владели его телом и от которых у него пересыхало во рту.
 А Дженни продолжала:
 — Мысль, что я сделаю игрушку в единственном экземпляре и уже больше никогда ее не увижу, наводит на меня страх, и тогда мне трудно с ней расстаться.
 Трудно? Рейф заерзал на своем месте. Ей просто-напросто неведомо истинное значение этого слова. Он взглянул на ее лицо, освещенное в этот момент огнями встречной машины. Дженни казалась такой открытой, такой чистой в белом свадебном костюме. Ясно, что в ней не зародилось и тени подозрений в похотливости его мыслей. Она ему доверяет. Пока.
 — Ну вот, а теперь я смогу поймать двух зайцев сразу — самые лучшие мишки будут по-прежнему появляться на свет, а я буду по-прежнему создавать авторских мишек.
 Чувствуя, что ему нужно внести свою лепту в разговор, чтобы Дженни ничего не заподозрила, Рейф сказал:
 — Что значит «авторские мишки»? Ты уже несколько раз употребила это выражение.
 — «Авторские» — это те мишки, которых я изготавливаю собственными руками. От выкройки игрушки до последнего стежка на ее одежде. А другие мишки, те, которых мне помогают делать мои мастера, называются «коммерческие». Как только компания встанет на ноги и заработает в полную силу, мы сможем выпускать до сорока-пятидесяти выполненных по моим эскизам мишек в неделю, в то время как сама я, в одиночку, трачу неделю только на одного мишку.
 — Не многовато ли хлопот ради какого-то плюшевого мишки?
 В салоне было темно, но он с легкостью представил себе, каким яростным огнем сверкнули ее глаза, когда она с важностью ответила:
 — Некоторые веши стоят всяческих хлопот. На это Рейф ничего не смог возразить. Не смог он придумать и подходящего ответа. А потому сменил тему:
 — Думается мне, что окружающие купились на нашу отговорку, что мы не можем себе позволить настоящий медовый месяц из-за намеченного через несколько дней открытия твоей фирмы.
 — Но ведь это же и не было просто отговоркой, это правда, — ответила Дженни. — В данный момент максимум, на что бы я решилась в любом случае, — однодневное путешествие.
 — Совсем никуда не уехать мы тоже не могли, — добавил Рейф. — Представь, как это странно бы выглядело, если бы мы просто распрощались с гостями и отправились к себе наверх.
 При этих словах у Дженни больно сжалось сердце. Значит, остаться с ней наедине кажется ему странным? Да-а, каждая новобрачная мечтает услышать такое, с горечью подумала она. Вот Рейф и признался, что ему нелегко будет привыкнуть к мысли о совместной с ней жизни.
 Что ж, и ей будет не легче, решила Дженни, стараясь не поддаваться боли. И для этого сосредоточилась на том единственном, что принадлежало только ей, — на ее компании.
 — Я поражена и страшно довольна тем, как быстро мистер Фадден закончил переделку амбара, — произнесла Дженни вслух. — Наконец-то мы справились с ремонтом и через два дня будем готовы к церемонии открытия.
 Рейф кивнул.
 — Фадден свое дело знает. Я бы сразу его тебе порекомендовал, если бы ты потрудилась спросить, — добавил он покровительственно, чем определенно вывел ее из себя.
 Как типично для Рейфа, как по-мужски, со злостью подумала Дженни, борясь с внезапным порывом хорошенько ему врезать. С самого их отъезда из ресторана он и дюжины слов не сказал, а сказанные — все не те!
 — Не смей разговаривать со мной в подобном снисходительном тоне!
 — Какой снисходительный тон? Я просто сообщил факт.
 — Причем с таким видом, словно у меня в голове винтиков не хватает!
 — Опять твоя щепетильность, — укорил он.
 — Опять твоя властность, — парировала она. В машине повисло молчание. Дженни неподвижно сидела на своем месте, смотрела в окно и про себя гадала, много ли супружеских пар начинали медовый месяц с перебранки.
 Рассматривая эту мысль так и эдак, Дженни безостановочно крутила на пальце кольцо. Она не привыкла носить кольца. Они постоянно мешали ей, цеплялись за материал, когда она шила. Это кольцо — широкое, гладкое, с целым рядом глубоко посаженных бриллиантов — подходило и для обручения, и для свадьбы. Золотая поверхность была теплой, странным образом напоминая о прикосновениях Рейфа. Дженни вздохнула.
 Рейф, услышав этот вздох, готов был отдать дневную выручку ресторана, только бы узнать, о чем она думает. Изменчивостью поведения она напоминала ему кошку: всегда настороже, всегда готова отпрыгнуть, всегда ожидает подвоха. Похоже, ночь у них впереди не из легких.
 Когда они добрались до гостиницы и устроились в заранее заказанном номере, ситуация еще обострилась. Дженни заметила, что Рейфу не терпится рассовать вещи и спуститься на первый этаж, где был расположен трехзвездочный ресторан. Не путает ли Рейф свадебное путешествие со служебной поездкой, думала она. Небось изнывает от желания ознакомиться с меню конкурента.
 Ужин прошел очень напряженно и неловко. Беседа, и без того натянутая, то и дело замирала, да и поддерживать ее пыталась одна Дженни.
 В совершеннейшем отчаянии она произнесла:
 — С погодой нам повезло. Молчание. Никакого ответа. Она сделала еще одну попытку:
 — Для конца октября довольно тепло, тебе не кажется?
 Рейф снова оставил ее вопрос без комментариев. Третья попытка:
 — Листва просто бесподобна. Здесь всегда такая красивая осень?
 — Наверное.
 Вот и весь вклад Рейфа в беседу за столом. Дженни пыталась некоторое время молчать, но это оказалось еще хуже, чем поддерживать разговор, пусть даже и натянутый.
 Они заговорили одновременно:
 — Тебе…
 — Ты уже…
 — Ты первый, — предложила Дженни.
 — Нет. Дамы вперед.
 Она уж и забыла, о чем собиралась спросить, так что пришлось импровизировать:
 — Я просто хотела узнать — тебе понравился бифштекс?
 — У тебя такой же.
 — Мне очень понравился. Знаешь, мне как-то друг посоветовал каждый кусок бифштекса запивать глоточком липового шербета. Он утверждал, что шербет раздражает вкусовые окончания и придает мясу незабываемый вкус. — Дженни непринужденно болтала, не переставая думать о том, как она, должно быть, глупо выглядит. Подобного стеснения она не испытывала со школьных времен, когда на уроке ораторского искусства ей пришлось выступать с речью о пользе пчеловодства.
 Рейф изображал вежливый интерес, но она очень сомневалась, что он услышал хоть слово. Она могла бы поклясться, что ее болтовня интересует его не больше, чем пчел — плавание.
 Ужин подошел к концу, и Дженни почти с облегчением оставила напряженную обстановку ресторана. Так ей, во всяком случае, казалось — до тех пор, пока за ними не закрылась дверь гостиничного номера. Наспех распаковывая сумку с самыми необходимыми принадлежностями, она, как могла, старалась не попадаться ему на пути. Собственно, почти все вещи так и остались в сумке, словно Дженни готовилась удрать при первой же возможности. Когда они с мамой переехали в дом к бабушке и деду, Дженни целых две недели не разбирала свою детскую сумочку — так и держала ее под кроватью. Все, что находилось внутри этой сумочки, принадлежало только ей. А вот дом, комната, кровать — нет, поскольку могли исчезнуть так же внезапно и неожиданно, как это сделал отец.
 — Может, примешь ванну? — предложил со своей половины комнаты Рейф.
 — С удовольствием. — Дженни схватила халат, метнулась к ванной и щелкнула замком.
 Клацанье дверной защелки снова и снова эхом звучало в голове Рейфа. Он помрачнел. Дженни дала понять яснее ясного, что не доверяет ему — несмотря на его безупречное поведение в период помолвки. Правда, это был очень короткий период, тут же напомнил он себе. Каких-то десять дней, да и то ему пришлось с головой уйти в работу, чтобы обеспечить продуктами две вечеринки, один шведский стол и еще свадьбу, в придачу к его собственной.
 С самого свадебного приема Дженни становилась все более взвинченной. За ужином ее напряжение достигло предела: казалось, тронь ее — и она разлетится вдребезги, словно хрупкое стекло. Наверное, боится, что он набросится на нее и изнасилует.
 Рейф твердо решил доказать, что она ошибается. Всю ночь он будет вести себя как истинный джентльмен, пусть даже эта ночь убьет его, что вполне вероятно, судя по его состоянию.
 За ужином он никак не мог сосредоточиться. Но все его внимание мгновенно замкнулось на губах Дженни, когда она, аккуратно откусив от шоколадного торта, слизнула взбитые сливки с верхней губы. Нельзя сказать, что он ее не слушал, — нет, старался, разумеется. Но его по-прежнему отвлекало возбуждающее сочетание огня и холода в ее голосе. Голосе, который притягивал его к ней как магнит.
 В который раз Рейфу пришлось напомнить себе свое собственное обещание, данное Дженни, — не давить на нее, не принуждать ни к чему силой. Время еще есть. Впереди у них пять лет. Он перевел глаза на кровать. Сегодня вечером им не упасть на это королевское ложе и не заниматься любовью. Их не ждет изысканный, страстный секс до самого утра, когда усталое удовлетворение завладевает каждой мышцей. Не будет сегодня поцелуев. От кончиков пальцев и — по всему телу… его губы на ней, ее губы на нем. Одежда разбросана вокруг… Влажные тела сливаются… Горят, пульсируют…
 Рейф, выругавшись сквозь зубы, подскочил на своем месте и повернулся к кровати спиной. Потом, прошагав к окну, он рывком распахнул створку и вдохнул полные легкие прохладного осеннего воздуха.
 — Ты в порядке? — раздался от двери ванной осторожный вопрос Дженни.
 — Да, все отлично, — процедил он. — Просто захотелось свежего воздуха. Вернусь через пять минут.
 Он исчез, не дав ей времени ответить. Здорово, подумала она. Наверное, вспомнил о своей жене, своей настоящей жене, той, которую он любил; этим и объясняется мука на его лице.
 Ясно как Божий день, что Рейф не в силах даже находиться с ней в одной комнате. У Дженни начали дрожать губы — верный признак неминуемых слез. Не самое удачное начало супружеской жизни.
 Она аккуратно сложила покрывало, стараясь хоть чем-то занять руки и удержаться от слез. Наверное, им с Рейфом стоило заранее обсудить, как они будут спать этой ночью. Нет, она не особенно волновалась:
 Рейф ведь ее заверил, что женился исключительно ради блага дочери. Дженни прекрасно понимала, что она для него — всего лишь средство достижения его цели, не более того.
 Если даже она и подозревала, что их отношения в какой-то момент могут стать более интимными, то уж никак не ждала этих перемен сегодня. Большинство вступающих в брак пар любят друг друга… или же испытывают достаточно сильную страсть, чтобы принять ее за любовь.
 У них с Рейфом не тот случай. Каждый из них преследовал в браке определенные практические цели. Ни любовь, ни страсть роли не играли.
 Ладно, с ее стороны, возможно, капелька вожделения все же была. Да и Рейф находил ее достаточно привлекательной. Изредка. Когда не думал о своей несравненной Сюзан.
 Открылась дверь, Рейф вернулся в номер. Дженни потуже запахнула халат. Атмосфера в комнате сгустилась так, что ее впору было резать ножом.
 — Ты устраивайся, — произнес Рейф, кивком указав на кровать. — А я перед сном немного посмотрю телевизор.
 С этими словами он взял пульт, уселся в кресло перед телевизором и через несколько секунд с головой погрузился в футбольный матч. Ни единый мускул не дрогнул на его теле, когда она сдернула с себя халат и юркнула в постель.
 — Ничего, если я выключу ночник? — подала она голос, чувствуя, как невыносимо першит в горле.
 — Ради Бога.
 Она пролежала почти час. Ей казалось, что она справилась со слезами, угрожавшими пролиться с тех самых пор, как они приехали в гостиницу. И ошиблась. Слезы хлынули беззвучным, но сплошным потоком — правда, Рейф был настолько захвачен футболом, что вряд ли заметил это. Снова она ошиблась.
 — В чем дело? — совсем рядом произнес его голос.
 — Ни в чем. — Наполовину спрятав лицо под одеялом, она старалась не шмыгать носом.
 — Не можешь заснуть?
 — Сейчас, через минутку все пройдет.
 — Хорошо, — отозвался Рейф.
 Она не могла поверить своим ушам. Этот идиот принял ее слова на веру и вернулся к своей дурацкой игре!
 Внезапно, охваченная яростью, она села на кровати:
 — Слушай, я ведь не каждый день выхожу замуж! Ничего удивительного, что я лежу тут и плачу как последняя дура! А я вообще никогда не плачу! — Она всхлипнула. — Никогда! Ненавижу плакать! Тем более в присутствии посторонних.
 — Я не совсем посторонний, — сухо напомнил ей Рейф. — Теперь я твой муж.
 — Ну, так и в присутствии мужей я тоже не привыкла плакать! — крикнула Дженни, и ее уже прорвало по-настоящему.
 — Ну-ну, все хорошо, — успокаивающе произнес он и, присев на край кровати, обнял Дженни. Она ткнулась лицом ему в грудь.
 — Я намочу тебе рубашку, — промямлила она.
 — Ничего, переживу.
 — Это все стресс. И усталость, — попыталась объяснить свое состояние Дженни, хотя ее трезвый тон звучал довольно странно при залитом слезами лице и изредка прорывающейся икоте. — За последние несколько дней я ни разу по-человечески не выспалась.
 — Знаю. — Он откинулся на подушки, положил на матрас ноги — медленно, осторожно, чтобы лишний раз не потревожить ее. — Закрой-ка глаза и отдыхай. — Ладонь его легла на ее голову, пальцы запутались в волосах. — Поверь, придешь в себя — и все увидишь в лучшем свете.
 Дженни выплакалась от души, и веки ее отяжелели. Она и в самом деле вымоталась. Предсвадебные хлопоты, подготовка к открытию фирмы «Медведь Бенджамин и Компания» оставляли ей в среднем по четыре-пять часов в сутки на сон. Она только закроет глаза, всего лишь на минуточку…
 Когда Дженни в следующий раз открыла глаза, снаружи было светло, а ее щека все еще прижималась к груди Рейфа. Видимо, ночью он накинул на них обоих покрывало. Его белая рубашка сильно измялась, да и слаксы, как подозревала Дженни, были не в лучшем состоянии. На подушках, подсунутых вчера вечером под спину, ему вряд ли было очень удобно.
 Словно почувствовав ее взгляд, Рейф неожиданно раскрыл глаза. Темно-синие глаза впились в ее, обласкали лицо, остановились на ее полураскрытых губах. Не успела она угадать его намерение, как он уже наклонил к ней голову с поцелуем. Но его губы так и не прикоснулись к ее рту — он застонал и вытянулся, горестно потирая онемевшую шею.
 — Кажется, я для такого уже староват, — пробормотал он.
 Дженни почувствовала вину за его страдания.
 — Прости, что вчера разрыдалась у тебя на плече. Не нужно было всю ночь держать меня… Рейф пожал плечами.
 — Тебе было одиноко…
 — Одиноко? — Она отпрянула, как будто ее ударило током. — Ты решил, что мне одиноко, пожалел меня — и потому был ко мне так добр?
 — Я этого не говорил.
 — Но имел в виду.
 — Не подсказывай мне, что я имел в виду, а чего — нет. Я сам знаю.
 — Так просвети меня. Рейф буркнул едва слышно:
 — Это просто смешно.
 — Согласна. Уверяю тебя, нет никакой необходимости испытывать ко мне жалость.
 — Я и не испытывал к тебе жалости, — прорычал он.
 — А что тогда?
 — Вот что. — Он притянул ее к себе. Оказавшись прижатой к нему всем телом, она ощутила его возбуждение. — Похоже на жалость?
 Но она не собиралась так легко сдаваться.
 — Не смей хватать меня в объятия всякий раз, когда тебе что-то нужно мне доказать!
 — Не буду. — Чисто мужской гнев буквально распирал его.
 — И не смей целовать меня, пока мы не договоримся, — тут же предупредила она, уловив уже знакомый блеск в его глазах.
 — Почему нет? — Он легонько прихватил зубами нежную кожу на шее, прошелся губами к виску. — Похоже, такое общение нам лучше всего удается.
 — Перестань, я не могу думать!
 — Ну, так и не думай.
 — Ты обещал не давить на меня, — напомнила она.
 Рейф нехотя оторвал губы и, нахмурившись, взглянул ей в лицо.
 — Это же не значит, что ты будешь таять в моих объятиях, а я буду лежать как каменный.
 — Ах так?! Значит, я во всем виновата? — Она вскочила с кровати и уставилась на него сверху вниз, воинственно уперев кулаки в бедра. — Ну, ты тот еще фрукт, Мерфи, вот что я тебе скажу!
 — Ты теперь тоже Мерфи. И предупреждаю — не забывай об этом.
 — У меня нет времени стоять тут с тобой и препираться.
 — Не с этого ли мы начали? — насмешливо поинтересовался он, припомнив их ссору при первом знакомстве. И кулаки она тогда точно так же упирала в бедра. Приковывая его внимание к их мягким изгибам — как и сейчас.
 — Поэтому я и хочу подождать, прежде чем двигаться дальше, — говорила Дженни. — Именно потому, что мы, похоже, не спорим, только когда… — Ее голос неуверенно затих. Что-то в его горящем взгляде заставило ее сначала опустить руки, а потом скрестить их на груди, словно защищаясь от его глаз. — Я имею в виду, что нам нужно научиться лучше ладить друг с другом.
 — Это нелегко сделать, учитывая, что ты вечно превратно истолковываешь мои слова и поступки, — возразил Рейф, выведенный из себя ее мгновенным превращением из оскорбленного ангела в мымру-учительницу.
 От его гнева загорелась и она.
 — Может, если бы ты мне сообщал хоть изредка, о чем думаешь, я бы не блуждала в потемках, — выпалила она в ответ. — Твоя драгоценная Сюзан, возможно, умела читать мысли, но мне это не дано.
 Дженни поняла, что совершила промах, едва увидела помрачневшее, а потом и вовсе холодное, замкнутое лицо Рейфа.
 Она сделала попытку исправить промах:
 — Послушай, нам просто нужно время, чтобы получше узнать друг друга…
 — Прекрасно. Тебе нужно время — оно твое, — оборвал он. Прошел в ванную, с треском захлопнул дверь. Через несколько секунд до нее донесся шум льющейся воды.
 С какой радостью она сейчас сбежала бы отсюда — только пятки бы засверкали! Совершив тяжелейший грех — упомянув Сюзан, — она здорово ухудшила ситуацию. Но Дженни твердо решила, что, пока Рейф не разберется сам с собой, она ни за что не ляжет с ним в постель, ни за что не превратится для него в подручное средство на несколько часов забыть его бесценную жену.
 Она знала, что прежде не хотела его любви, и убеждала себя, что и сейчас не хочет. Но если они будут заниматься любовью, то с ними в постели не должно быть призрака его покойной жены. Разве это такое уж непомерное требование?
 Завтрак этим утром по напряженности не уступал вчерашнему ужину. Желудок Дженни словно сводило судорогами.
 — Может, расслабишься? — прорычал Рейф. — Я не собираюсь прыгать через стол и насиловать тебя, так что успокойся и дай вилке отдохнуть от твоей смертельной хватки.
 — Послушай, у нас ничего не выйдет, если мы станем каждую минуту впиваться друг другу в глотку. — Дженни вспыхнула, припомнив, как совсем недавно он нежно покусывал ее шею. — Я хочу сказать — нам нужно постараться поладить. Я знаю, как непросто привыкать жить с кем-то рядом.
 — Откуда ты знаешь? — подозрительно поинтересовался он, чувствуя, как от мысли, что она жила с другим мужчиной, в жилах закипает кровь.
 — Ребенком, когда я переехала к бабушке с дедушкой, мне было очень непросто, — отозвалась Дженни. — Но в конце концов все уладилось. Поэтому я и предлагаю объявить на этот период притирки перемирие.
 — Перемирие?
 — Да. Так сказать, временное прекращение огня.
 — То есть разбежаться по своим углам — так, что ли?
 Она согласно кивнула.
 — Ладно. — Он пожал плечами. — Раз тебе так хочется.
 Дженни вообще не знала, чего ей хочется, и это выводило ее из себя, но не больше, чем идея делить с Рейфом постель в течение следующих пяти лет. А ведь, как только они вернутся домой, деваться будет некуда.




 Глава 7


 — Папочка, вы вернулись! Как я скучала! — Синди с радостным визгом бросилась им навстречу. Рейф наклонился и подхватил дочку на руки.
 — Я тоже скучал по тебе, кнопка.
 — Папочка, у меня вопрос.
 — У тебя их каждую минуту миллион, детка. Валяй, выпаливай. Что ты хочешь узнать на этот раз? — спросил он, молясь в душе, чтобы это не был ее излюбленный вопрос о том, откуда берутся дети.
 — Мне теперь нужно называть Дженни «мамочка»?
 Рейф знал, ему следовало бы быть к этому готовым, и умом он в самом деле подготовился. Но сердце у него сжалось от вины перед Сюзан, он даже не смог скрыть своих чувств. Он удивился, когда Дженни пришла ему на помощь:
 — Ты можешь, если хочешь, по-прежнему называть меня Дженни, — обратилась она к Синди. — Я не против. А если тебе когда-нибудь захочется назвать меня «мама» — тоже хорошо. Я буду твоей второй мамочкой.
 — Отлично! Знаешь что? — Синди протянула ручку, чтобы показать, как стерся лак, хотя Дженни накрасила ей ногти всего два-три дня назад. — У меня стали такие смешные ногти!
 Сердце Дженни тоже творило «смешные» вещи — а все оттого, с какой легкостью приняла ее Синди. По крайней мере хоть одному члену семейства Мерфи вовсе не казалось странным видеть ее у себя в доме.
 — Эй, детка, дай Дженни хоть часик-другой на отдых, прежде чем упрашивать ее перекрасить твои модные ноготки. Договорились? — Рейф поставил малышку на ноги.
 — Ваш медяковый месяц получился впечатляющим? — спросила Синди.
 — Правильно — «медовый». Все было нормально, — ответил Рейф.
 — Что мне понести, папочка? Я тоже хочу помогать, — настаивала Синди, пока Рейф вынимал вещи из джипа. — А подушки вы не брали? Всем известно — когда уезжаешь из дома на ночь, нужно брать подушку.
 — И я даже понимаю — зачем, — отреагировал Рейф, стрельнув в сторону Дженни многозначительным взглядом и рассеянно потирая шею.
 Дженни схватила свою сумку и проследовала внутрь. Ресторан еще не открылся для посетителей, так что она прошла через пустой зал к лестнице, которая вела в квартиру.
 Поднимаясь по ступенькам, она вдруг поняла, что в новом качестве — жены Рейфа — делает это впервые.
 В спальне Рейфа она уже побывала, когда перевозила из своего дома несколько коробок с вещами. Весь третий этаж — как ей объяснили, бывший чердак — теперь представлял собой роскошную спальню с застекленной крышей и отдельными ванной и туалетом. Мебели оказалось не очень много — только гардероб и широченная кровать с пологом. Рейф признался, что, не долго думая, заказал все это по каталогу. Своим вещам Дженни нашла место в одной из двух кладовок.
 Дженни неловко замялась на пороге спальни, как будто не отваживаясь ступить дальше, внутрь комнаты. В этот миг она особенно остро ощутила присутствие бывшей жены Рейфа.
 За ее спиной Рейф, словно получив способность читать мысли, тихонько произнес:
 — Сюзан никогда здесь не была. Ремонт третьего этажа был закончен только после ее смерти. Наша спальня находилась на втором этаже, и эту мебель я купил, когда перебрался сюда. Нам понадобится еще один шкаф для тебя, — будничным тоном добавил он.
 На взгляд Дженни, комната казалась просторной и пустой. Мягкий палас темно-синего цвета на полу, а белые стены совершенно голые, ни единой картины или эстампа.
 — Теперь это и твой дом, так что будь хозяйкой и меняй все, что захочешь, — сказал он.
 Она не чувствовала себя здесь как дома. Она и у себя-то едва успела устроиться, и вот теперь новый переезд, по соседству. Дженни не знала, что она станет делать со своим домом, просто не успела обдумать этот вопрос. Но продавать его пока не стоит — на всякий случай.
 — Наверное, нам нужно договориться, как мы будем спать, — продолжал Рейф. — Придется делить. эту спальню — из тех же соображений, по которым мы вчера ночевали вместе.
 Дженни понимающе кивнула.
 — У меня есть армейская раскладушка, купил по случаю на распродаже. Могу поставить ее здесь, пока суд да дело.
 — Мне подойдет, — быстро согласилась Дженни.
 — Да не тебе. Я имел в виду для себя.
 — Глупости. — Он уже и так заставил ее испытывать вину за свернутую шею. Хватит с меня, подумала Дженни. — На раскладушке буду спать я.
 — Она не слишком удобна, — предупредил он.
 — Ничего, сойдет.
 — Что ж, отлично. Поступай как знаешь. Смею, однако, заметить, что кровать достаточно велика, чтобы спать на ней вдвоем без особых проблем.
 Проблем? Это она, что ли, для него проблема? Дженни вся напряглась от обиды.
 — Лучше раскладушка.
 — На здоровье.
 Разумеется, Дженни поторопилась со своим «лучше раскладушка», как выяснилось той же ночью, когда она безуспешно пыталась уснуть. Во-первых, раскладушка была слишком узка, на ней нельзя было даже повернуться. Во-вторых, эта штуковина оказалась просто погибелью для поясницы. Дженни тяжко вздохнула, с тоской мечтая о коробке замороженного шоколадного десерта для поднятия духа. Но она не захотела, чтобы Рейф застал ее за поглощением огромных количеств лакомства, а потому оставила все свои запасы у себя на кухне. А еще дома остались ее восхитительно мягкие простыни на не правдоподобно мягкой постели…
 Дженни снова вздохнула.
 — Это просто смешно, — рявкнул Рейф. Усевшись на кровати, он включил бра. — Ты же так и не сомкнешь глаз на этой штуке. — Он наклонился и откинул край покрывала с другой стороны кровати. — Иди, забирайся сюда.
 Дженни колебалась.
 — Послушай, меня тебе сегодня нечего опасаться, — заверил он ее, а потом не удержался от подковырки:
 — Разве что ты не мне, а себе не доверяешь?
 Она подозрительно вглядывалась в него.
 — Откуда мне знать, что ты не выкинешь какой-нибудь номер?
 — Оттуда, что я сегодня не в том настроении, — ответил Рейф. — Ну, так ты идешь или останешься на всю ночь на этом прокрустовом ложе?
 Дженни, набычившись, решила, что травмированная гордость все же лучше, чем навечно травмированный позвоночник. Подтянув пижаму, она метнулась к кровати и затаилась под одеялом на самом краешке матраса.
 Настал черед Рейфа вздыхать.
 — Если ты так заснешь, то дело кончится падением и сломанной ногой. Протяни руку назад, — предложил он, — там же целая миля свободного пространства — только и ждет, чтобы ты устроилась поудобнее.
 Дженни последовала его совету. В самом деле, свободного места было более чем достаточно. Она уныло призналась самой себе, что выглядит, должно быть, круглой идиоткой, цепляясь за край кровати, как скалолаз, у которого внезапно начался приступ головокружения. Она постаралась расслабиться и улечься поудобнее. Ее последней мыслью перед тем, как заснуть, было напоминание себе самой — не забыть купить на эту кровать новые простыни, такие же прекрасные нежные простыни, как те, что остались дома.
 Рейф, опираясь на локоть, смотрел на нее и удивлялся, как она быстро уснула. Бледный свет луны, проникавший сквозь застекленную крышу, позволял ему видеть ее профиль — изгиб высокой скулы, алебастровую прозрачную мочку уха, пушистые длинные ресницы.
 Заметив, как одна непокорная прядь сползла ей на щеку, Рейф машинальным жестом убрал ее. Матовая кожа Дженни казалась такой гладкой, такой манящей… Здесь, в темноте, Рейф признался самому себе, что вторая жена пробуждала в нем слишком сильные чувства. И, если откровенно, Рейфа охватывала паника. Дженни сказала, что им нужно время. Сейчас он склонен был с ней согласиться. Ему нужно время, чтобы справиться с этим влечением, которое грозит превратиться в нечто большее, чем просто влечение. Итак, ему придется обуздать вожделение — пока ситуация не вышла из-под контроля и он не потерпел полный крах.
 Дженни проснулась с ощущением надежности и защиты. Секунды две ей понадобилось, чтобы осознать, что она второе утро подряд просыпается в объятиях Рейфа. Кажется, это входит в привычку. А Дженни вовсе не была уверена в мудрости такого поведения.
 Пусть так, но ей все равно было слишком хорошо, чтобы сразу отстраниться. Слава Богу, он еще спал. А потому она осталась как была — с щекой и ладонью на его груди. На его обнаженной груди. Теплый, пряный запах его кожи щекотал ей ноздри. Ее ладонь поднималась и опускалась с каждым его вздохом. Прислушавшись, она смогла даже уловить биение его сердца. Каа-бум. Каа-бум. Она улыбнулась.
 Она наслаждалась его объятиями, ей нравилось слушать его ровное дыхание. К этому нетрудно и привыкнуть, с усмешкой подумала Дженни. В том-то и проблема. Усмешка погасла, когда вернулись ее опасения. Ей не следует слишком сильно привязываться к Рейфу. Их ситуация — временная, а чувства… в чувствах полный разброд. Во всяком случае, в ее чувствах к Рейфу.
 Ее к нему тянет. Сильно. Непреодолимо. И это еще не все. Он вызывает в ней желание, восхищение, нежность, раздражение, злость, желание… список пошел по кругу.
 А как же насчет любви? — раздался тоненький внутренний голос. Разве тебе не хотелось бы испытать и любовь? Чтобы он любил тебя так же, как любил Сюзан? Чтобы смотрел на тебя так, словно солнце для него с тобой встает и садится, словно ты — центр его мироздания?
 Нет ничего хорошего в несбыточных мечтаниях. Так говорил ее дед, когда она, еще совсем ребенок, горько плакала от желания иметь котенка. Это пустая трата времени.
 Интересно, а как в такой ситуации поступила бы дерзкая женщина? — рассуждала сама с собой Дженни. Добивалась бы желаемого, вот как.
 Приподнявшись на локте, Дженни заглянула в лицо спящего Рейфа. Красивый. Уставший, но очень, очень красивый. Ее тянуло обвести кончиком пальца изгиб его губ, но она лишь смахнула спутанные густые пряди с его лба. Он повернулся в ее сторону, будто ожидал следующего прикосновения. А потом он произнес имя…
 — Сюзан…
 Дженни как ошпаренная выскочила из постели, не заботясь о том, что разбудит его.
 — Что это? — Глаза Рейфа распахнулись как раз вовремя, чтобы заметить Дженни, которая стремглав ринулась в ванную и захлопнула за собой дверь.
 Он уселся на кровати, с трудом отделываясь от сна, где видел Сюзан. Он пытался догнать ее, но в тот момент, когда уже почти схватил, Сюзан обернулась, покачала головой и махнула, чтобы он возвращался. Возвращался… куда? — недоумевал Рейф. К Дженни?
 Дженни стояла под душем, ожидая, что струя горячей воды вернет ей здравый смысл. Да сколько же ей учиться уму-разуму! — корила она себя и остервенело терла тело мочалкой. Нет ничего хорошего в несбыточных мечтаниях. Напрасная трата времени. К тому же все шансы за то, что даже если мечта исполнится, то все равно долго не продлится, добавила она.
 Только насухо вытершись мягчайшей банной простыней из египетского хлопка, Дженни сообразила, что оставила всю одежду в спальне — не удосужилась схватить хоть что-нибудь, когда выпрыгнула из кровати. Следовательно, выбор у нее невелик — придется завернуться в простыню. Не может же она торчать тут. У нее масса дел перед открытием фирмы. Сегодня у нее великий день, и она не позволит ничему его испортить. И никому. В том числе и Рейфу.
 Она расправила плечи и зашагала из ванной прямиком к своему стенному шкафу — даже не взглянув на все еще нежившегося в постели Рейфа.
 — А знаешь, я всегда поражался, как это женщинам такое удается. Ну, как вы удерживаете на себе целое полотенце одним малюсеньким узлом сверху? Я пробовал сам: завернулся в полотенце, сделал шаг — и оно свалилось к моим ногам.
 Вообразив себе картину — Рейф стоит с полотенцем в ногах, а на нем ничего… лишь капельки воды, — Дженни на миг отвлеклась от поисков подходящего к случаю наряда. Но лишь на миг. Затем она решительно выбросила из головы эротическое видение и протянула руку за шелковым брючным костюмом серовато-зеленого цвета. Схватив в охапку трусики, лифчик и белую блузку, она вернулась в ванную, не соизволив ответить на риторический вопрос Рейфа.
 — Интересно, почему у меня такое ощущение, что ты на меня злишься? — услышала Дженни сквозь массивную дверь ванной.
 — Наверное, потому, что я на тебя злюсь, — отозвалась она.
 — Не потрудишься объяснить — за что?
 — Нет.
 — Предполагается, что я должен прочитать твои мысли, так, что ли? — сказал он, когда она открыла дверь.
 Дженни бросила в его сторону ледяной взгляд и ответила лишь:
 — Удачного дня, Рейф. Я исчезаю.
 — Секундочку. Куда ты?
 — На работу. У меня сегодня открытие фирмы, если ты не забыл.
 — Не забыл. — Несколько дней назад он предложил ей пойти на открытие вместе, но она поспешно ответила, что и так будет чувствовать себя не в своей тарелке — без его присутствия. А потому он заказал ей на торжество цветы.
 Рейф смотрел на нее, безмолвно отмечая, что Дженни выглядит бесподобно в своем зеленом шелковом брючном костюме. Струящийся материал льнул к ее телу, искушая дотронуться и убедиться, что на ощупь она не менее прекрасна, чем на глаз. Даже опустив веки, Рейф видел матовый изгиб ее грудей и тенистую ложбинку между ними…
 Дженни, терзаясь тем, что он закрыл глаза и, соответственно, спрятал от нее свои мысли, сказала:
 — Да уж, ты ничего не забываешь, верно? Цепляешься за прошлое и не позволяешь ему уйти. Он вскипел:
 — То же самое могу сказать и о тебе.
 — То есть?
 — То есть — я не единственный, кто страдает от ран прошлого.
 — Нет. Но ты единственный, кто произносит имя другой женщины, когда мы вдвоем в постели! — И с этим Дженни покинула спальню.
 — Ты слишком рано, — пожаловалась Мириам, когда Дженни переступила порог амбара. — Я еще не готова к твоему появлению. Выйди сейчас же.
 — Что ты там делаешь, на лестнице?
 — Ногти крашу, — моментально нашлась Мириам. — А на что похоже? Пытаюсь повесить вывеску. Вернее, лозунг с приветствием. А он не желает сотрудничать. Как и ты. Это же должен был быть сюрприз.
 — Я не могу попасть к себе в кабинет, Мириам.
 — Точно. Ты и не должна туда попасть. Только после церемонии разрезания ленточки.
 — Что еще за церемония разрезания ленточки?
 — Церемония открытия фирмы. Ты думала, что мы разобьем о дверной косяк бутылку шампанского? Это для кораблей, а не для зданий.
 — Откуда все эти цветы? — спросила Дженни.
 — Из цветочного магазина, — пробубнила Мириам с полным ртом гвоздей. — Хватит уже вопросов. Становись вот тут и помогай.
 — Слушаюсь, мэм, — насмешливо отсалютовала Дженни.
 — Мэм-шмэм, — парировала Мириам. — Ты мне весь сюрприз испортила. Должна бы выразить полнейшее раскаяние.
 Дженни быстренько поменяла ухмылку на скорбную гримасу.
 — Так лучше?
 — Гораздо. Подай-ка молоток, будь добра.
 — Дай лучше я, — предложила Дженни. Мириам не пришлось уговаривать. Поменявшись с ней местами, Дженни вбила несколько гвоздиков еще для одного транспаранта.
 Заметив, с какой страстностью Дженни орудует молотком, Мириам поинтересовалась:
 — Ну и как прошел медовый месяц?
 — Отлично. — Дженни еще яростнее ударила по гвоздю.
 — А вы с Рейфом часом не сцепились, нет?
 — С чего ты взяла?
 — С того, что ты готова забить этот гвоздь до самого Китая.
 — Мужчины просто невыносимы, — заявила Дженни.
 — Это относится ко всему полу в целом или же к одному представителю? Дженни вздохнула.
 — Не обращай на меня внимания. Пусть сегодня все будет хорошо.
 — Непременно, — уверенно пообещала Мириам. — У тебя будет грандиозное торжество…
 — Только, пожалуйста, не настолько грандиозное, чтобы приглашать губернатора, — насмешливо вставила Дженни.
 — Ты так решила? А то ведь у меня есть связи, — сказала Мириам. — Я могла бы заполучить сюда и губернатора.
 — Я решила. В отличие от свадьбы мне хотелось бы, чтобы этот праздник получился скромным.
 — Тебе не понравилась свадьба? — У Мириам был оскорбленный вид.
 — Ну, я этого не говорила.
 — Тогда в чем дело?
 — Я нервничаю, — призналась Дженни..
 — Из-за чего?
 — Боюсь провалиться.
 — Этого не случится. Ты же не шлемазл.
 — Это хорошо или плохо?
 — Сейчас объясню. Есть такая старая поговорка: когда шлемазл заводит часы, они останавливаются, а когда он продает зонтики, тучи рассеиваются и проглядывает солнце.
 — Иными словами, я не неудачница?
 — В точку! Так что покончим с переживаниями. В моих глазах ты просто молодец, а остальное не имеет никакого значения. — Мириам расплылась в ухмылке.
 Дженни схватила ее в объятия.
 — Чем я могла заслужить такую подругу?
 — Должно быть, чем-то очень хорошим, — отозвалась неугомонная Мириам.
 — Должно быть, — с улыбкой согласилась Дженни.
 — А я для такого случая приготовила особую шляпку. — Мириам надела обнову, чтобы продемонстрировать ее Дженни. — Видишь? Сама лиловая, а сбоку аппликация из мишек. И я собственноручно вышила логограмму фирмы «Медведь Бенджамин и Компания». Высший класс, верно?
 — Здорово. А что Макс сказал?
 — Что это произведение искусства. Наконец-то он чему-то научился, после тридцати лет супружества.
 — Из тебя вышел хороший учитель, Мириам, — усмехнувшись, ответила Дженни.
 — Вот одна из многих причин, почему я тебя люблю, — отозвалась старшая подруга. — У тебя превосходный вкус. Кто бы мог подумать, когда мы пять лет назад познакомились на выставке-продаже мишек, что все кончится вот этим?
 — Ты помнишь женщину, которая к концу выставки вернулась и расплакалась, увидев, что понравившегося ей мишку уже купили?
 Мириам кивнула.
 — Еще бы. А тот парень, что купил мишку Бертрама по причине поразительного сходства с его родным дядей?
 — А еще был тот фанат, коллекционер мишек, который всю выставку проносил Бенджамина в рюкзаке за спиной, причем у того высовывалась лапа, вроде он всех подряд приветствовал.
 — Ты наверняка приобрела там немало клиентов.
 — Буквально позавчера я получила письмо от того самого коллекционера с уверениями, что мой мишка жив-здоров и в прекрасном настроении.
 — Все остальные мишки тоже. Взгляни на них. — Мириам жестом указала на огромную выставочную витрину, на которую они потратили большую часть прошлой недели — не только для торжественного открытия фирмы, но и для будущих покупателей.
 Бенджамин и Боинга, как влюбленная парочка, сидели на специально изготовленной скамеечке. Неподалеку восседал верхом на деревянной лошадке один из Мишуток, в ковбойской шляпе и ботинках. Плутишка Бертрам, с ярко-голубым бантом на шее, соорудил перед собой гору из деревянных кубиков, а Дедушка, в очках и с газетой на коленях, удобно устроился в кресле-качалке и поглядывал на всю эту картину.
 В другой группе расположились остальные игрушки Дженни, почти все в одежде. Здесь был студент Тедди, в форме своего университета и с портфелем. Теодора, медведица из пушистого белого мохера, одетая с элегантностью викторианской эпохи — вплоть до кружевных панталончиков и шляпки с цветами. Мишка Берни в матросской форме стоял на борту деревянной парусной шлюпки. Мишку Бойо Дженни поместила рядом со снеговиком из пенопласта, которого сделала своими руками, а потом обсыпала их обоих искусственным снегом.
 У Дженни была и собственная коллекция мишек других мастеров, собранная за годы увлечения. Игрушки работы Мэри Холстед, Сью Коул, Беверли Порт и других она хранила в специальном выставочном шкафу у себя дома. Забавно, она никак не может привыкнуть, что ее дом теперь у Рейфа. Но здесь… здесь все принадлежит только ей.
 Дженни оглядела мастерскую — ей хотелось, чтобы здесь все было в самом лучшем виде. Она проверила держатель с катушками ниток: обычных хлопчатобумажных для шитья, специальных, для вышивания носиков и ртов, а также средней толщины лески для пришивания глаз. Остальные необходимые рабочие принадлежности — от изогнутых игл для пришивания ушек до инструментов в виде буквы «Т» для набивки туловищ — помещались в пластмассовых коробках на рабочих столах. Тут же стояли в полной готовности две новенькие швейные машины.
 На одном из столов были разложены образцы новых материй — гладкий мохер с вплетенными в основную нить темными волосками, крученый мохер прелестного приглушенно-лилового оттенка и синтетическая ткань с густым ворсом в дюйм длиной. Материал, который Дженни выбирала для мишек, придавал каждому из них разный облик и соответственно разный характер. Она щупала образцы, представляя себе, какие из них могут получиться мишки.
 — Хватит уже прятаться, — поддразнила ее Мириам. — Пришло время открываться. Все зрители, я не говорю о работниках и Максе с видеокамерой, собрались снаружи и ждут. Ты это сделала, Дженни… — Мириам стиснула ее в медвежьих объятиях. — Ты осуществила свою мечту!
 В дом Рейфа Дженни вернулась только после восьми. Это был тяжелый день, но они и сделали немало, чтобы начать разгребать быстро растущую гору заказов. На открытии присутствовали местные журналисты; Дженни и ее мишек несколько раз сфотографировали для прессы. Дженни чувствовала глубокое удовлетворение от сознания успешно прошедшего дня и от того, что ее идеи нашли воплощение в нескольких мишках, изготовленных сегодня с помощью ее новых мастериц, из которых одна женщина кроила материал и набивала туловища, вторая шила вручную, а третья ловко управлялась с машинкой.
 Все заключительные операции Дженни по-прежнему выполняла собственноручно — электробритвой подстригала каждому мишке шерсть на мордочке, вышивала глаза и рот, а где необходимо, орудовала ножницами. Случалось, она тратила больше двух часов на одного мишку, чтобы добиться нужного выражения.
 Вышивая носик одному из мишек, она снова уколола палец. Металлические наперстки мешали ей осязать материал, поэтому она привыкла работать с кожаными, а те ее частенько подводили.
 Рассматривая крошечную ранку, она вспомнила, как уколола палец в прошлый раз. На следующий день Рейф повез ее и Синди на пикник на горе Вашингтон. Там он, увидев укол, и поцеловал ей палец. Она впервые ощутила его губы на своей коже. Дженни следовало догадаться, что он перевернет ее жизнь. Так нет же, она, глупая, решила, что держит все под контролем. Теперь-то она понимала, что к чему.
 Когда она вошла в дом, Рейф уже поджидал ее с ужином. Он кинул на нее всего один взгляд, усадил за стол в семейной столовой и поставил перед ней тарелку. От блюда исходил божественный аромат.
 — Что это?
 — Тушеное мясо. Попробуй. Дженни так и вскинулась.
 — Кролик? — Она покачала головой. — Не буду.
 — Я почему-то так и решил, что ты к этому относишься неодобрительно. Нет, сегодня блюдо дня именно кролик, но у тебя — телятина. Точнее, four-nedos de veau a I'oseille. Телятина под соусом из свежего шпината, — перевел он с французского в ответ на сосредоточенный взгляд Дженни.
 — Учти: если там все же есть крольчатина, я тебя во сне удавлю, — пообещала она.
 Рейф вернулся на кухню, где царила обычная вечерняя суматоха, но Дженни показалось, она уловила его бурчание — что-то насчет того, что она его так или иначе угробит.
 Ужин оказался превосходным, как и сretе caramel на десерт. Она до последней ложки наслаждалась нежнейшим густым кремом, который обволакивал ей небо и язык, наполняя рот изысканным вкусом.
 — Синди ждет, чтобы ты ее уложила, — произнес вернувшийся Рейф.
 Они вместе поднялись на второй этаж, где нашли Чака, который держал оборону, безуспешно пытаясь заинтересовать Синди «Моби Диком».
 — Прочитайте мне «Спящую красавицу», — потребовала Синди у Рейфа и Дженни. — Только на этот раз ты должен ее поцеловать, как в книжке, — добавила проказница.
 — Приказ генштаба, — с ухмылкой прокомментировал Чак и ушел, оставив их втроем.
 Дженни читала вслух свою роль, а все мысли ее были прикованы к приближавшемуся моменту, когда принц целует принцессу, чтобы пробудить ото сна. Дженни убеждала себя, что Рейф, наверное, пропустит эту часть, как и в прошлый раз, когда его дочь предложила разыграть сказку по ролям.
 Но ей следовало бы помнить, что Рейф редко поступает так, как она ждет. Когда знаменательный момент наступил, Рейф склонился над кроватью, где сидела Дженни, парализованная дьявольским блеском в его темно-синих глазах. Его дочь смотрит на нас, в полном отчаянии сказала себе Дженни. Ему же не удастся сделать ничего особенного, так ведь?.. Может, просто поцелует ей пальцы, как на пикнике.
 Рейф был нежен и искушающ одновременно. И поцеловал он ее губы, а не пальцы. Для невинного наблюдателя этот поцелуй, возможно, и выглядел поцелуем принца, но с выигрышной позиции Дженни показался откровенно страстным.
 — И они жили вместе долго и счастливо, — пробормотал Рейф, едва оторвав губы от ее рта.
 Синди восторженно зааплодировала, после чего подскочила на кровати и прыгнула к ним в объятия.
 — Больше всего люблю счастливые концы! — воскликнула она.
 Дженни тоже их любила, но вся беда в том, что она в них не слишком верила с тех самых пор, как вышла из возраста Синди.
 — Отличная новость! — провозгласил Рейф уже совсем поздно вечером, входя в спальню. — Только что позвонил адвокат Алфеи.
 — Поздновато для звонков адвокатов, тебе не кажется? — заметила Дженни, кинув взгляд на часы у кровати.
 — Только не для того, которому Алфея платит бешеные деньги, — возразил Рейф. — В общем, адвокат сказал, что в данных обстоятельствах, то есть учитывая нашу недавнюю свадьбу и твою прекрасную репутацию, он посоветовал Алфее отказаться от требования опеки над Синди и согласиться на право гарантированных встреч.
 — Но оно ведь у нее и так есть, верно? Ты же никогда не пытался препятствовать ее встречам с Синди?
 — И не думал, — ответил он. — Но Алфея — настоящий параноик. Ей хочется, чтобы это право было официально зафиксировано, вот я и согласился. Я вовсе и не хотел разлучить ее с Синди навсегда, я лишь был против того, чтобы она забрала у меня дочь.
 — И теперь она этого сделать не может, правильно?
 — Правильно.
 — Новость действительно отличная, — с улыбкой кивнула Дженни. Что-то хорошее вышло-таки из их брака по расчету. Собственно, все складывалось в точности так, как они и планировали: Рейф смог сохранить свою дочь, а Дженни смогла сохранить свою фирму. Если бы Дженни смогла теперь и чувства свои привести в столь же идеальный порядок…
 — А что это за комок на постели? — спросил Рейф, присев на кровать, чтобы снять туфли.
 — Это старая традиция Новой Англии, — отозвалась Дженни. — Тряпичная граница. Чтобы мы наверняка остались на своих половинах постели, — для вящей убедительности добавила она.
 — Думаешь, свернутого одеяла хватит?
 — Но это свернутая перина, а не какое-то там тонюсенькое одеяло. В прежние времена было принято использовать доску, которую прокладывали от изголовья к изножью кровати, но я решила, что для нас пока и так сойдет.
 Рейф вспомнил, как буквально прошлой ночью призывал себя не торопить события. Но его сознание и тело вступали в противоречие. Что же до сердца… Оно было в полном замешательстве, и это раздражало Рейфа. Как и тряпичная граница.
 — Отлично. Если тебе так спокойнее. Но мы не будем спать вечно с этой… границей, — предупредил он. — Наступит время, когда мы разделим постель как муж и жена.
 Однако Дженни уже приняла решение: она ни за что не согласится… пока не будет уверена, что он именно с ней разделит постель, а не с памятью о Сюзан.
 — На медвежьем фронте все спокойно, — по телефону сообщила своему адвокату Дженни дня два спустя. — Я тебе очень благодарна, что так быстро справляешься с моими делами.
 — Это моя работа. Тебе не стоило присылать мне этого восхитительного мишку, но я очень рада такому подарку, — ответила Миранда. — Эсквайр Томас просто великолепен.
 — Это мой первый мишка-юрист, — сказала Дженни. — Я решила, что ты по достоинству оценишь его юридические аксессуары.
 — Ну конечно. И книжка по праву, и портфель — все великолепно. Как и желтые подтяжки с галстуком-бабочкой, — довольно фыркнула Миранда. — Если честно, я бы хотела заказать еще несколько — для своих друзей.
 — Сделаем обязательно, но пока мы еще не успели справиться с предыдущими заказами, так что придется немножко подождать.
 — Ну и хорошо. Как думаешь, к Рождеству успеешь?
 — Полагаю, это реальный срок.
 — Ты, должно быть, сильно загружена сейчас.
 — Осень всегда самый трудный период, ведь впереди рождественские праздники, — ответила Дженни. — Хотя, слава Богу, мне вообще не приходится простаивать.
 — В связи с чем «Мега-тойз» и мечтает прибрать тебя к рукам.
 — Я очень надеюсь, что Питер Ванборн в конце концов осознал, что меня их предложение не интересует и что им меня не запугать. С тех пор как я установила сигнализацию, никаких происшествий не случалось.
 — А что с тем подрядчиком, не выполнившим работу? Кажется, его фамилия Гарднер? Хочешь, я предприму шаги против него?
 — Я не заплатила Гарднеру оставшуюся сумму и прекратила выплаты по чеку, который передала ему за день до аварии с крышей.
 — Если он станет возмущаться, отправь его ко мне, — сказала Миранда.
 — Обязательно. Спасибо.
 Повесив трубку, Дженни просмотрела несколько эскизов для будущих мишек-юристов. Потом у нее разыгралось воображение, и она начала представлять себе мишек — банкиров, врачей… Ее карандаш летал над бумагой с невероятной скоростью, а гора набросков все росла. Дженни, захваченная вдохновением, забыла о времени.
 Внезапно она что-то услышала. Может, ветки деревьев бьются о стены амбара? Ветер, кажется, усиливается. Она взглянула на часы и только тогда поняла, что уже перевалило за десять. Давно пора на покой.
 Звук повторился. На этот раз Дженни поднялась из-за стола и выглянула в окно. Наступило полнолуние, и яркий свет луны позволил ей увидеть тень от человеческой фигуры. Рейф?
 Нет, это не он, поняла она в испуге. Этот человек был гораздо ниже ростом, да и двигался украдкой. Дженни отпрыгнула назад, к столу, и мгновенно нажала кнопку тревоги. Полиция будет немедленно поднята на ноги.
 А что, если неизвестный уйдет прежде, чем появится полиция? Наверное, стоит еще раз выглянуть в окно и попытаться рассмотреть его получше. Она осторожно обходила свой стол, двигаясь в сторону окна, как вдруг услышала громкий оклик. Ее звал по имени Рейф. Секунду спустя возник и он, собственной персоной.
 — Ты его видел? — выпалила она.
 — Кого?
 — Так, отлично. Вот что ты наделал. Разорался и спугнул его!
 Рейф схватил ее за руку, как будто боялся, что и она исчезнет, как тот злоумышленник.
 — Что ты здесь делаешь, одна, в такое время? — прорычал он. — Дверь была открыта! Как я могу заботиться о тебе, если ты выкидываешь такие фокусы?
 Дженни собралась было ответить, но Рейф опередил ее, закрыв ей рот поцелуем.
 Не было никакой нежной прелюдии. Все смела страсть. Рейф голодным поцелуем впился ей в рот и, не обращая ни малейшего внимания на ее сопротивление, почти силой заставил ее разжать упрямо сомкнутые губы. Теперь он мог пустить в ход язык…
 Рейф почувствовал дрожь в ее теле. Она была вся огонь, и больше никакого льда — как и обещал ее возбужденно-хрипловатый голос. Она как будто даже приветствовала его вторжение: отзывалась на напор языка, льнула к нему, вместо того чтобы отталкивать.
 У нее был завязан шарф вокруг шеи. Этот шарф мешал ему. Повозившись секунду с узлом, он развязал его и отбросил в сторону.
 Ощущение тончайшего шелка, скользнувшего по коже, вызвало еще одну волну дрожи у Дженни. Рейф заменил шелк теплом своих губ, и она застонала от удовольствия. Легкие, как летний бриз, поцелуи прошлись по ее шее. Язык прикоснулся к атласной коже, лаская ее идеальную гладкость.
 Дженни казалось, что каждая клеточка ее тела вдруг ожила, загорелась желанием, стала чувствительной к малейшему прикосновению. Тепло его рук обжигало Дженни, когда он просунул их под ее блузку, выбившуюся из юбки. Шероховатые ладони гладили ее обнаженное тело, оставляя след наслаждения везде, где он прикасался.
 А Рейф все продолжал целовать ее; один поцелуй переходил в другой, словно он надеялся выпить ее до дна, переполниться ею до краев. Чувственные ощущения затопили ее. Слишком многое можно было узнавать на ощупь — шелковистую, горячую влажность его языка, упругую мощь его тела, так тесно прижатого к ней, рытый бархат небритых щек, приятно покалывавший ей пальцы. Она обвила его шею и зарылась пальцами ему в волосы, с восторгом перебирая тугие завитки.
 Плывя в тумане ощущений, Дженни едва замечала, что Рейф опустил ее на кушетку напротив рабочего стола. Способность мыслить ей отказала, ее вела одна страсть. А потому ее больше восхищало и тревожило его сильное тело, нежели сомнения в мудрости их поступка.
 Он пристроил одно колено между ее ног, усилив и без того опасную интимность их объятия. Она ощущала каждый дюйм его мускулистого тела на ее, по-женски мягком, податливом.
 Задыхаясь от возбуждения, она принялась лихорадочно расстегивать пуговицы на его рубашке. Одним молниеносным движением он сдернул с нее пуловер. Она едва успела сделать вдох, как он уже снова целовал ее, целовал так, как она и хотела — сначала натиск губ, потом языка. Пока длился поцелуй, он справился с последними двумя пуговичками на ее блузке и распахнул на груди белый хлопок, впервые открывая ее для себя.
 От мучительного желания ощущать его руки на своем теле у Дженни сжималось все внутри. Она закрыла глаза и вздохнула от удовольствия, когда он накрыл тончайший шелковый бюстгальтер ладонями и погладил заострившиеся соски. От чувственности этого движения она судорожно ахнула. Не останавливая дьявольской магии прикосновений, он наклонился и с поцелуем вдохнул в себя ее следующий восторженный выдох.
 Ничего подобного Дженни не приходилось испытывать в жизни. Наслаждение пробегало дрожью по позвоночнику, а извечное женское вожделение поднималось из глубин ее существа. Но это было больше чем просто физическое влечение. Это был ключ к ее сердцу, дорожка к самому центру ее души. Это была любовь.
 Но у нее не хватило времени поразиться своему открытию, потому что рот Рейфа бросил ее в очередную волну чувственного океана. Оторвавшись от ее губ после их бесконечного утонченного поцелуя, Рейф провел щекочущий, будоражащий след по ее шее вниз, к ключицам. Предвкушение спиралью закручивалось в ней тем сильнее, чем ближе его губы спускались к ее груди. Рейф приподнял голову ровно настолько, чтобы его рот оказался прямо над одним из изнывающих в ожидании сосков. — Предвкушение сменилось жгучим наслаждением, когда его язык обжег пламенем ее грудь, увлажнив шелк бюстгальтера.
 Дженни сейчас не сказала бы, кто она и где находится. И ей было все равно. Единственное, что имело значение, — Рейф и то наслаждение, которое он ей дарил. Его пальцы подбирались к застежке лифчика, он уже наклонил голову, чтобы снова поцеловать ее…
 — Полиция Норт-Дануэя, — раздался громкий возглас. — Всем оставаться на местах!




 Глава 8


 — Та-ак. Теперь поднимайтесь, но очень медленно и аккуратно, — приказал полицейский Рейфу. — Никаких резких движений. Руки держать на затылке.
 Выдав сквозь зубы обойму ругательств, Рейф обжег Дженни взглядом, очевидно считая лично ее виноватой в том переплете, в который он попал. В данный момент ему не оставалось ничего другого, кроме как повиноваться приказам копа, но, судя по выражению лица Рейфа, Дженни впоследствии ожидало наказание.
 — Почему ты не предупредила меня, что вызвала полицию? — со злостью выдохнул он.
 — Встать! Ну-ка! — рявкнул коп.
 — Послушайте, я ее муж, — произнес Рейф, подчиняясь отрывистому возгласу полицейского. Страж закона не унимался:
 — Руки держать так, чтобы я мог их видеть.
 — Она не из-за меня вас вызвала, черт возьми!
 — Успокойся, Рейф, — сказала Дженни, неуклюже поднимаясь на ноги и поспешно приводя в порядок блузку на груди. — Я — Дженни Бенджамин.
 — Мерфи, — встрял Рейф. — Дженни Мерфи.
 — Точно. Дженни Бенджамин-Мерфи. Но сейчас важно то, что именно я подняла тревогу, — объяснила офицеру полиции Дженни. — Я заметила снаружи какого-то человека, злоумышленника. Как следует я его не рассмотрела, увидела лишь тень. А потом появился мой муж и напугал злодея прежде, чем я смогла получше его увидеть.
 — Ну да, разумеется, вали все на меня, — стрельнув в нее взглядом, сказал Рейф.
 — У вас есть документы, удостоверяющие личность, сэр? — спросил второй полицейский. Рейф кивнул.
 — Я владелец ресторана «У Мерфи», это в соседнем здании.
 — Я по ресторанам не очень-то хожу, — отозвался коп. — Предъявите мне документы. И вы, мэм.
 Рейф, выверенными, осторожными движениями достав из заднего кармана водительское удостоверение, протянул полицейскому.
 — У меня при себе нет документов, — сказала Дженни. — Я оставила сумочку дома. Я живу в двух шагах. отсюда.
 — Я за нее поручусь, — заявил Рейф. Дженни его начальственный тон нисколько не обрадовал, о чем она ему тут же и сообщила выразительным взглядом.
 — Ладно. — Полицейский вернул револьвер в кобуру, а удостоверение — Рейфу. Кивнув своему партнеру, который все это время невозмутимо стоял на пороге, он добавил:
 — Берт осмотрит все снаружи. Поглядим, найдутся ли какие-нибудь следы. — Затем полицейский повернулся к ним спиной и начал говорить по радиотелефону.
 Рейф воспользовался моментом, пока полицейские занимались своими делами, чтобы поговорить наедине с Дженни.
 — Просто не могу поверить, что ты такое сделала! — понизив голос, прошипел он, сверкнув на нее глазами. — Почему ты не сказала мне, что подняла тревогу?
 — Да ты же не дал мне возможности, — парировала Дженни. — Слишком был занят упреками за то, что я пришла сюда работать.
 — Это был дурацкий поступок.
 — Я бы не назвала дурацким поступком работу в собственной мастерской, где установлена охранная сигнализация. А вот то, что тебя полиция застукала милующимся с собственной женой… этот поступок вполне подходит под твое определение.
 — Почему ты им сразу не сказала, кто я такой? — Но, не дав ей и рта раскрыть, Рейф сам ответил на свой вопрос:
 — Ты это специально сделала, точно?
 — Ты совершенно прав, Рейф, — сладчайшим, но полным сарказма голоском отозвалась Дженни. — Подняв тревогу, я твердо решила до появления полиции вовлечь и тебя, и себя в компрометирующую ситуацию. Потому-то я и соблазнила тебя против твоей воли и силой повалила на эту самую кушетку. Вот. Признаюсь. Надеюсь, теперь-то твоя душенька довольна?
 Ее издевка его нисколько не обрадовала. Она это прекрасно видела. Что ж, мы в расчете, подумала она. В данный момент его поведение ей тоже ни капельки не нравилось.
 Они буравили друг друга взглядами в молчаливом поединке, который был прерван появлением полицейского по имени Берт.
 — Снаружи не очень-то много увидишь, — сообщил Берт. — Несколько отпечатков ног, да и то едва заметные.
 — Уверена, что там кто-то был, — настаивала Дженни. — Я видела его!
 — Как он выглядел? — спросил первый полицейский, открыв свой блокнот и держа карандаш наготове.
 — Его лица я видеть не могла, — призналась Дженни. — Но ростом он был пониже Рейфа. И двигался украдкой. Кажется, одет он был во что-то черное.
 Толстым я бы его не назвала — скорее, среднего телосложения.
 — Почему вы решили, «по это мужчина? — спросил полицейский.
 — Из-за его походки, — ответила Дженни.
 — Как насчет возраста?
 Дженни отрицательно покачала головой.
 — Я не видела его волос, но не похоже, чтобы они были седыми. А вообще на нем, должно быть, была темная вязаная шапочка или что-то вроде того. Я пыталась разглядеть его получше, но тут влетел мой муж и спугнул злоумышленника. — Она одарила Рейфа многозначительным взглядом.
 — Вы что-нибудь видели? — поинтересовался коп у Рейфа.
 — Нет.
 — Могу ли я спросить, почему вы так поспешно здесь появились? — продолжал допрос офицер.
 — Я переживал за жену, — ответил Рейф.
 — Вот как? А почему?
 — Было уже поздно, а она все не возвращалась домой.
 — О телефоне никогда не слышал? — буркнула Дженни.
 Рейф молча уставился на нее, не желая признавать, что ее отсутствие в столь поздний час испугало его до такой степени, что воспользоваться телефоном даже не пришло ему в голову.
 — У вас имелась конкретная причина так переживать за жену? — спросил у Рейфа полицейский.
 — У нее здесь и раньше случались неприятности, — сказал Рейф.
 Ведущий расследование офицер вновь перевел взгляд на Дженни:
 — Так у вас это не первый случай?
 — Нет, — вынуждена была признать Дженни. — Несколько раз уже случались инциденты, но до сегодняшнего вечера я никого не видела собственными глазами.
 — Какого рода инциденты вы имеете в виду? — продолжал офицер полиции.
 — Поначалу очень незначительные. Самым серьезным из всех был пролом в крыше. Мистер Фадден — это подрядчик, которого я наняла устранить неисправность, — сказал мне, что, по его мнению, дыра была проделана намеренно. С другой стороны, мистер Гарднер — явно не самый лучший мастер на свете. Это он, мистер Гарднер, занимался ремонтом до того, как я обратилась к мистеру Фаддену, — мимоходом объяснила она. — Тем не менее подозрений у меня не возникало до тех пор, пока не произошел инцидент с банком. Тогда-то я и поняла, что за всем этим стоит «Мега-тойз».
 — «Мега-тойз»? — переспросил полицейский, с трудом поспевая записывать за ней. Дженни кивнула.
 — Именно. Видите ли, я мастерю плюшевых мишек. И когда я отказалась продать мои разработки «Мега-тойз», там очень разозлились. После чего и начали вставлять мне палки в колеса, чтобы моя компания не встала на ноги.
 На лице у копа было написано, мягко говоря, недоверие.
 — Послушайте, офицер, уверяю вас, дело очень серьезное, — заявила Дженни.
 Рейфа позабавило то, как при этих словах ее ладони машинально легли на бедра — совершенно определенный знак, что она начинала выходить из себя.
 — Не сомневаюсь, мэм. У вас есть какие-нибудь доказательства, что вас донимает именно «Мега-тойз»? Кто-нибудь видел, как вам ломали крышу?
 — Нет. Никто не видел и тех парней, что забрались ко мне в дом недели две назад и украли несколько чертежей, — с раздражением отозвалась Дженни.
 — Вы утверждаете, что кто-то забирался к вам в дом? И вы нам об этом не сообщили? — спросил полицейский.
 — Нет, — нехотя призналась Дженни.
 — Послушайте, ведь дверь амбара, когда я пришел, была открыта! — вдруг вставил Рейф, который совсем позабыл об этом факте из-за последующей неразберихи.
 — Мастерской… — машинально поправила Рейфа Дженни. — Теперь это моя мастерская, а не амбар. Больше это не амбар. Да, и я уверена, что закрыла дверь после того, как Мириам ушла… около шести.
 — Эй, кажется, что-то нашел! — раздался из полутемного угла мастерской голос Берта.
 Он сейчас находился в дальнем конце помещения, самом дальнем от кабинета Дженни, — в том, который она, по сути дела, и видеть не могла со своего рабочего места. Это был складской отсек, где готовые мишки ждали отправки к своим новым хозяевам.
 Рейф вбежал туда первым.
 — Нет, Дженни, не нужно… — Он обхватил ее рукой, как будто пытаясь закрыть от нее это зрелище.
 Но она должна была увидеть. И поэтому, сделав над собой усилие, выглянула из-за его плеча.
 Пять мишек ждали отправки… и три из них были разодраны в клочья. Вернее, разрезаны… похоже, каким-то очень острым инструментом.
 У Дженни перед глазами вдруг встал образ Страшилы из «Волшебника Изумрудного города» — такого несчастного, со вспоротым животом и вывалившейся оттуда соломой. Страшила выжил. Этим мишкам уже ничего не поможет. Глаза ее наполнились слезами. Да кто же мог сотворить такое с плюшевыми мишками, всемирным символом дружбы и любви? Она вздрогнула.
 Рейф притянул ее к себе поближе.
 Как только первый шок прошел, боль в сердце Дженни сменилась яростью. Одно дело — разломать крышу сарая или даже забраться к ней в дом, но совсем другое — причинить вред ее мишкам! Эти негодяи, кто бы они ни были, зашли слишком далеко. Теперь ее уже по-настоящему трясло от переполнявших душу чувств.
 Рейф заметил, как усиливается ее дрожь. Он прижимал Дженни к себе, пытаясь подбодрить, успокоить, но у него самого все внутри кипело, поскольку он ни на мгновение не подумал, что все это как-то связано с бизнесом. Они наверняка имели дело с каким-то извращенцем, психом… который находился здесь, наедине с Дженни. Ее мишек изуродовали намеренно, и потрясение, написанное на лице Дженни, невыносимо терзало его. Но Дженни сама могла оказаться на месте своих мишек, и вот этот-то факт терзал его куда больше.
 Следующий час для Дженни прошел в сплошном тумане. Появились и исчезли еще какие-то полицейские — кажется, они снимали отпечатки пальцев. Дженни оставалась в кабинете до самого конца: отвечала на вопросы, заполняла анкеты и горько оплакивала своих мишек.
 Помимо всего прочего, полиция вызвала мастера сменить замок и код охранной сигнализации. Рейф следил за его работой и молча вспоминал события прошедшего вечера. Одно Рейфу становилось совершенно очевидно: Дженни забралась к нему в душу и, похоже, обещала обосноваться в его сердце. Он был потрясен, когда понял, что она стала для него настолько близким человеком — и так скоро.
 — Сегодня ты здесь больше ничего не можешь сделать, — обратился Рейф к Дженни после ухода мастера по замкам. Опустив обе ладони на стол, он наклонился вперед и одарил ее одним из своих загадочных, мрачных взглядов. — Не смей больше выкидывать такие номера. Как я могу следить за тобой, если ты убегаешь в одиночку? — Тот ужас, что он пережил из-за нее, прорвался теперь резкостью тона.
 — Никуда я не убегала. Я все время здесь была, работала.
 — Среди ночи. Одна-одинешенька.
 — В здании, которое, как предполагалось, надежно защищено. В здании, которое находится в двух шагах от твоего ресторана.
 — И что это означает? Ты меня, что ли, обвиняешь в случившемся?
 — Нет. Не набрасывайся на меня всякий раз, как я открою рот. Я лишь хотела сказать, что не рисковала своей жизнью в пучине неизвестности. И если бы ты не ворвался сюда со своими оскорблениями, то мы поймали бы негодяя.
 — Или же ты оказалась бы рядом со своими мишками. Такое тебе в голову ни разу не приходило? — рявкнул в ответ Рейф.
 — Я не допущу, чтобы эти люди меня запугали, — тихо, но твердо заявила она. — Не позволю им одержать надо мной победу.
 — Речь идет не о победе или проигрыше. Речь идет о твоей безопасности.
 — Потому-то я и установила кодовый замок и сигнализацию, хотя все эти меры предосторожности не очень-то помогли. Бедные мои мишки. — Дженни закусила губу, не желая расплакаться у него на виду.
 — Я уже видел, как ты плачешь, — туг же напомнил он.
 Дженни ничуть не обрадовало это напоминание.
 — Я хочу знать, каким образом негодяй сюда попал, — со злостью проговорила она.
 — Наверное, ты забыла закрыть дверь после ухода Мириам.
 — Ничего я не забыла!
 — Дженни, ты же забыла о времени, — раздраженно выпалил он. — Ты сама говорила, что забываешь обо всем на свете, когда работаешь.
 — Но дверь закрыть не забыла.
 — Как ты можешь быть уверена?
 Она не была уверена, во всяком случае — не на все сто, но то, что он заставил ее сомневаться в себе самой, ее нисколько не порадовало. Да и злиться причина была у нее — а не у Рейфа. Дженни не могла вот так просто стоять тут и ничего не делать. Не могла и вернуться к нему домой, притворившись, будто ничего не произошло. Или она будет действовать, или просто сойдет с ума.
 — Сейчас я перенесу оставшихся мишек к себе домой. И останусь — буду защищать их, — решила Дженни.
 — Ничего подобного. Полиция пообещала, что в этом районе будет дежурить патрульная машина.
 — Они не смогут остановить того негодяя, если он надумает вернуться.
 — И ты не сможешь.
 — Я не оставлю своих мишек без защиты.
 — Здесь будет закрыто. И сигнализация включена.
 — Все это до сих пор не помогало.
 — Что за глупости! Я ни за что на свете не позволю тебе рисковать жизнью ради нескольких дурацких мишек, — прорычал он.
 Ну, хватит! Дженни потеряла над собой контроль.
 — Не смей указывать, что мне ценить в жизни! — крикнула она.
 — А как насчет самой жизни? Зачем нужны будут эти самые мишки, если покончат с тобой?
 Это замечание она проигнорировала и принялась молча складывать мишек в специальный контейнер, нечто вроде плетеного короба. С церемонии открытия офиса у нее еще оставалось много мишек на витринах.
 Рейф, приблизившись, успел заметить ценник на одном из мишек, и у него от изумления отвисла челюсть.
 — Их производство очень дорого, — сообщила Рейфу Дженни. — Один ярд качественного материала может стоить от двадцати до восьмидесяти долларов. А мохер — так тот вообще стоит от семидесяти до ста тридцати долларов ярд.
 — И за такую цену их покупают?
 — Здесь фирма, разве не так? — раздраженно отозвалась она. — И у меня в руках бизнес, который вполне мог бы успешно развиваться, если бы не постоянные акты саботажа. К тому же я ведь не заявляю, что твои обеды слишком дороги?!
 — Нет.
 — Вот и ты не говори, что я слишком дорого запрашиваю за моих мишек. Предмет коллекционирования. Нужно самому быть коллекционером, чтобы это понять.
 — Я понимаю: когда видишь что-то и хочешь получить, не постоишь за ценой. — Взгляд его был задумчив, полон чувства и скрытых мыслей, которые Дженни отчаянно мечтала расшифровать, но не могла.
 Усилием воли она заставила себя отвести от него глаза и принялась собирать оставшихся мишек, а Рейф просто наблюдал за нею, чем невероятно ее смущал. Потому-то ее голос и был резок, когда она спросила:
 — Ты намерен мне помочь или нет? Чертыхнувшись сквозь зубы, он взял у нее из рук наполненный доверху короб.
 — Чтобы его донести, нужны двое, — предупредила она.
 — Разве что двое слабаков, — отозвался он, игнорируя ее попытки помочь.
 — Ну да, разумеется. Ни за что не лишу тебя шанса продемонстрировать свои мужские возможности, — с сарказмом ответила Дженни и, заперев мастерскую, включила сигнализацию. Потом поспешила к дому, чтобы открыть Рейфу дверь. Как только Рейф внес короб в гостиную и задвинул под стол по ее просьбе, Дженни проводила его к выходу. — Спасибо. Увидимся утром.
 — Точно. А еще — сегодня вечером.
 Она стрельнула в него удивленным взглядом.
 — Тебе нет нужды оставаться здесь.
 — Тебе тоже нет нужды оставаться здесь. И ты не останешься, — заявил он.
 Дженни поразило, что по величайшей иронии судьбы они вернулись к началу их знакомства. Вот снова они стоят на прежнем месте и спорят, как в самую первую ночь. Тогда Дженни могла лишь догадываться, какую сумятицу и душевный непокой внесет в ее жизнь Рейф. Но сегодняшние объятия в мастерской все изменили. Теперь она наверняка знала, что он может сделать с ней, какие чувства он в ней возбуждает, как умеет заставить ее позабыть обо всем… умеет заставить мечтать о несбыточном и даже думать, что она его любит. Ей необходимо время — ей необходимо побыть одной и взять себя в руки.
 С той первой ночи столько произошло! Она увлеклась Рейфом. Теперь они муж и жена. Даже те самые расшатанные ступеньки мистер Фадден успел укрепить. Но в данный момент Дженни необходимо было сосредоточиться на укреплении собственной обороны.
 — Я останусь здесь, Рейф.
 — Ни за что.
 Дженни терпеть не могла, когда ей приказывали.
 — Что ты сказал?
 — Ни за что. И это не просто слова. — Без дальнейших пререканий Рейф взял у нее ключи, а ее перекинул через плечо, как пожарный шланг. Не обращая ни малейшего внимания на негодующий визг, Рейф одной рукой прижал ее к своему плечу, другой повернул ключ в замке, после чего спустился по ступенькам.
 — Ты чокнутый! — вопила она, свешиваясь вниз головой за его спиной.
 Он не обращал никакого внимания и продолжал вышагивать, причем с такой скоростью, что ей пришлось ухватиться за него, чтобы не биться головой о его спину. Она уцепилась за петли для ремня у него на джинсах. Опасаясь разбудить Синди, Дженни перестала вопить и лишь тихо рычала, пока Рейф нес ее по темной прихожей, мимо остолбеневшего Клубня, который как раз заканчивал уборку, прямиком к лестнице, что вела в их квартиру.
 Рейф как раз прошел первую площадку и собирался отсчитать ступени к третьему этажу, когда Дженни, изловчившись, мгновенно обеими руками ухватилась за ручку двери гостиной. Ага, с удовлетворением подумала Дженни, остановился-таки… как вкопанный!
 Из глубины коридора раздался голосок Синди:
 — Что вы делаете? Что-то случилось? Дженни, заметив обеспокоенный взгляд малышки, перестала вырываться, но ручку двери тем не менее не отпустила. А потом изобразила на лице ободряющую улыбку:
 — Ничего не случилось. Твой папочка просто играет в такую игру. Понарошку он — безмозглый пещерный человек.
 — А она делает вид, что она — взбалмошная женщина, — прорычал Рейф.
 — Можно и я с вами? Можно? — затараторила Синди.
 — Ну конечно, — сказала Дженни. — Твой папочка как раз собирался меня отпустить, правда ведь, Рейф?
 Рейфу ничего не оставалось, как только согласиться. С едва слышным проклятием он спустил Дженни с плеча на пол. Чтобы восстановить равновесие, Дженни пришлось на секунду опереться о дверь.
 — А что ты здесь делаешь так поздно, детка? — нахмурившись, обернулся Рейф к Синди. — Тебе давным-давно пора спать.
 — Я не могла заснуть.
 — Страшный сон приснился? — с тревогой спросил Рейф.
 — Нет. Я не могла заснуть, потому, что забыла попросить о чем-то Дженни. Я ждала, ждала, но ты так и не пришла домой на ужин.
 — Извини, пожалуйста, — тихонько сказала Дженни. — Мои мишки меня задержали — никак не хотели отпускать, — добавила она, стараясь успокоить малышку. Синди ведь всегда относилась к мишкам так, словно они живые. — А о чем ты хотела попросить?
 — Можно я приведу тебя на наше занятие «Показывай, рассказывай»? — спросила Синди. — Воспитательница сказала, что мы можем принести все что угодно, а я хочу привести свою новую мамочку.
 Дженни проглотила застрявший в горле комок и украдкой взглянула на Рейфа, чтобы увидеть его реакцию на слова Синди. Но он снова надел свою маску стоика — ту, что не позволяла Дженни разглядеть его истинные чувства.
 — Ты придешь завтра? — просила Синди. — И принесешь своих мишек? Это было бы так… впечатляюще.
 — Завтра? Времени на подготовку не очень-то много.
 — Я хотела раньше тебе сказать, только все забывала. Но это же ничего, правда? Ты же все равно придешь на наше занятие, да?
 — Никогда раньше меня не показывали и обо мне не рассказывали, — с улыбкой призналась Дженни.
 — Волноваться не нужно, — заверила ее Синди. Потом придвинулась к ней и заговорщицки добавила:
 — Даже если ты провалишься, воспитательница все равно не будет ругаться.
 — Ты меня утешила, — сморщилась Дженни.
 — Я это точно знаю, потому, что так уже было, и миссис Кент не ругалась, — добавила Синди. — Так ты придешь?
 — Да, конечно.
 — Ну, пойдем, детка. Пора в постель, — сказал Рейф.
 Пока Рейф укладывал Синди, Дженни потихоньку улизнула. Ее так и подмывало сбежать обратно в свой дом, и она, наверное, сбежала бы, если бы не твердая уверенность, что Рейф просто-напросто последует за ней и будет тарабанить в дверь, пока не поднимет на ноги всю округу.
 А потому Дженни неохотно поднялась наверх и переоделась, все время мысленно подготавливая себя к очередной схватке с Рейфом. Она не позволит ему думать, будто он может обращаться с ней так, как сегодня. Беда лишь в том, что Рейф не появился. Она ждала его, пока не провалилась в сон.




 Глава 9


 Дженни проснулась от монотонного звука мотора прямо у нее над ухом и от ощущения, что кто-то на нее смотрит. Рейф?
 Она открыла глаза и встретилась взглядом с парой желтовато-зеленых кошачьих глаз.
 — Лапка, что ты здесь делаешь? — сонно поинтересовалась у кошки Дженни.
 А потом ее сознание прояснилось, и она все вспомнила. В три часа ночи она проснулась от кошмара, в котором ее мишек снова уродовали, а Рейф от нее уходил. Ужасный сон до такой степени потряс ее, что она не смогла сразу уснуть и поэтому украдкой спустилась вниз за коробкой шоколадного десерта — она недавно купила его и спрятала в глубине крошечного кухонного шкафчика Рейфа. Схватив ложку, она повернулась, чтобы отправиться назад в спальню, и едва не наступила на Лапку, тершуюся о ее ноги.
 Огромные глаза на серо-белой мордочке так молили о ласке, что Дженни сдалась и принесла Лапку с собой наверх. Лапка мурлыкала и устраивалась на постели, чтобы приняться за процедуру умывания, а Дженни тем временем в один присест умяла полкоробки десерта.
 Во время своего полуночного набега Дженни не видела и не слышала Рейфа. В постель он так и не лег. Во всяком случае, в эту постель. Ведь спальня для гостей на втором этаже по-прежнему существует, напомнила себе Дженни. Та самая спальня, которую раньше он делил с Сюзан.
 — Спасибо, что составила мне компанию ночью, Лапка, — пробормотала Дженни и в качестве особого вознаграждения почесала кошку под мордочкой.
 Лапка прижмурила глаза и в экстазе замурлыкала.
 Лаская кошку, Дженни вспоминала свои объятия с Рейфом прошлым вечером — на кушетке в ее офисе. Это было нечто большее, чем просто физическое влечение. И Дженни была напугана до глубины души тем, что влюбилась в Рейфа, несмотря на отчаянные усилия этого не допустить. Потому что, если сама она, кажется, влюбилась в него, он ее наверняка не любит. Да и как бы он мог ее полюбить, если его сердце похоронено вместе с его умершей женой?
 О, вполне возможно, что его влечет к ней, что он находит ее привлекательной, но он не испытывает к ней того, что она испытывает к нему. И ей необходимо решить, что же с этим делать. Что она могла бы сделать? Разумеется, дерзкая женщина стала бы добиваться Рейфа, пустила бы в ход все свои чары, чтобы заставить его в нее влюбиться. Но Дженни уже начала сомневаться, что в ней есть хоть что-то от дерзкой женщины. В данный момент она скорее чувствовала себя шлемазлом — то есть человеком, у которого никогда ничего не выходит. Вечным неудачником.
 Приняв душ и вымыв волосы, Дженни почувствовала себя немного лучше. Она не забыла об обещании, данном Синди, появиться у них на занятии в детском саду, но решила отказаться от строгого костюма и одеться как-нибудь попроще. Итак, чтобы придать себе уверенности, она выбрала свой любимый наряд — черные слаксы и свитер из синей синели с яркими разноцветными мазками. Длинный, как туника. Тот самый, что она надевала на пикник с Рейфом. Тот самый, что был на ней, когда Рейф поцеловал ее в первый раз.
 А может, лучше переодеться? Но ведь перемена одежды не изменит ее чувств, со вздохом признала Дженни. Уж лучше встретить своего стража с высоко поднятой головой. И Дженни, набрав в легкие побольше воздуха, направилась вниз, готовая встретиться с Рейфом.
 Гостиная была пуста. Дженни поняла, что у нее перехватило дыхание, лишь тогда, когда сделала наконец выдох. А потом решила, что ей будет легче выдержать разговор с Рейфом после чашки кофе и тоста. Она уже расправилась с тостом и принималась за вторую чашку кофе, когда заметила, что Лапка, завтракавшая сухим кормом для кошек, снова вспрыгнула на светло-коричневую тахту и уснула.
 Дженни присела рядышком с дремлющей кошкой. Какой же у этого создания мягкий мех, отметила она, пробегая пальцами по спинке кошки. А еще у Лапки замечательная мордочка. Такое впечатление, что художник взял чисто-серую кошку и белой краской нарисовал полоску от носа ко лбу. А еще — сапожки на всех четырех лапках и нагрудничек. Дженни обдумывала, не добавить ли к своей коллекции кошек, и кое-что уже мысленно заготавливала, когда внезапно услышала мужской голос.
 — Не могу поверить, что эта кошка снова спит! — поразился, входя в комнату, Чак.
 — Где-то я, помнится, читала, что коты проводят во сне две трети жизни.
 — Ну все, решено. В следующей жизни я превращусь в домашнего кота, — заявил Чак.
 Дженни улыбнулась в ответ, а сама осторожно поглядывала за спину Чаку — не пришел ли с ним и Рейф. Но ей, очевидно, не удалось проделать это так осторожно, как хотелось, поскольку Чак сказал:
 — Рейфа нет дома. Ему нужно было решить кое-какие проблемы с поставщиками, сделать закупки — мотается по разным делам и все такое.
 — Вам нет необходимости его оправдывать, — сказала Дженни. Старик вздохнул.
 — Мне нет никакого смысла прикидываться, будто я не знаю о вашей с Рейфом вчерашней стычке.
 — Рейф с вами говорил об этом?
 — Конечно, нет. Но у меня и самого есть уши. Я слышал, как вы вчера ночью возвращались. Видел, как ты висела у него на плече, и вид у тебя был далеко не довольный.
 — Верно. Я и сейчас недовольна.
 — Потому-то Рейф и спал в комнате для гостей? Итак, подозрения Дженни подтвердились. Он спал в той спальне, где привык проводить ночи с Сюзан. Эта мысль не могла облегчить боль Дженни.
 — С .этим вопросом вам придется обратиться к. нему, — сказала она. — Я и мечтать не могу о том, чтобы попытаться прочесть его мысли. Все равно мне не пробиться сквозь его броню.
 — Ну как ты не понимаешь? — сказал Чак. — Рейф ведет себя так именно потому, что ты ему дорога. Если бы он не боялся чертовски собственных чувств, он был бы счастлив и весел, а не ярился бы, как медведь, у которого зубы болят.
 — Вы хотите сказать, что Рейф так ведет себя из-за меня? Это я приношу ему такое несчастье? — Дженни была потрясена до глубины души.
 — Да нет же, совсем нет. Может, ночью ты с ним справляешься… — Чак вспыхнул, как девушка. — То есть… Поверь, я вовсе не сую нос в ваши дела… — поспешно добавил он. — Просто я подумал, может, тебе бы пригодились один-два… не знаю, как сказать… — он почесал в затылке, — намека, что ли, как обращаться с моим сыном. Я же понимаю, что его не так-то просто вычислить.
 — Что да, то да. И я с удовольствием воспользовалась бы любой подсказкой, что касается его поведения.
 — Только не пойми меня не правильно. Я люблю сына. И воспитал я его так, как надо. Он работал в поте лица, чтобы получить то, что сейчас имеет. Никто ему ничего не подносил на тарелочке с голубой каемочкой. Все, что он хотел, он зарабатывал тяжелым трудом. Но нельзя отрицать тот факт, что смерть Сюзан его изменила, ожесточила.
 — Я знаю, что он ее очень любил, — шепнула Дженни, с трудом протолкнув слова, потому что горло как будто тисками сжало.
 — После смерти Сюзан Рейфу было очень плохо. Для него это было тяжкое время. Невыносимо тяжкое. Ее смерть едва не погубила его самого.
 Дженни отвернулась, с трудом удерживая слезы. Она не хотела этого слушать. Ее боль лишь усиливалась от таких слов.
 — Рейф не хотел снова влюбляться, — напрямик заявил Чак. — Но совершенно очевидно, что это произошло. Он влюбился. В тебя.
 Дженни в изумлении уставилась на Чака:
 — По мне, так это совершенно не очевидно.
 — Он же женился на тебе, разве нет? Дженни кивнула. Верно, для многих этот поступок стал бы доказательством любви, доказательством желания основать прочный союз. Однако с Рейфом все обстояло совсем не так, но она не могла рассказать об этом Чаку.
 — Еще не все, — продолжал Чак. — Я видел, как он смотрит на тебя.
 — А как он на меня смотрит? — не удержалась от вопроса Дженни.
 — Так, как Хьюго — на все эти новомодные иностранные каталоги из Европы с последними достижениями науки и техники в области кухни. Голодными глазами.
 Лишнее доказательство того, что Рейф, возможно, испытывает к ней физическое влечение, но — не любит, про себя отметила Дженни.
 — Нельзя забывать и о его поведении, — добавил Чак. — Я уже говорил, что Рейф расстроен потому, что влюбился в тебя, хоть и не хотел. А не хотел потому, что боится повторения того ужаса, который он перенес со смертью Сюзан.
 Отчасти Дженни понимала его. Ведь она и сама не хотела влюбляться в него по той же причине — чтобы не испытывать снова боль и чувство невыносимой потери, когда он бросит ее, как бросил отец. Но Дженни не была уверена, что полностью согласна с объяснением Чака. С таким же успехом Рейф мог вести себя как измученный зубной болью медведь из-за того, что жалел о женитьбе на ней, из-за того, что страдал от вины за свое желание разделить с ней постель, когда его сердце принадлежит Сюзан.
 — Ты просто допусти, что Рейф так ведет себя потому, что ты ему дорога. Можешь? — спросил Чак. — И будь с ним терпеливее.
 — Не знаю, как насчет того, чтобы быть терпеливее. Он способен и святого вывести из терпения, а я далеко не святая. Но я обязательно подумаю над тем, что вы сказали, Чак. Спасибо, что со мной поговорили. Я ценю ваше внимание.
 — Еще чего! — Чак смущенно отмахнулся от ее благодарности, а потом крепко обнял Дженни. — Ты же теперь часть нашей семьи. Это самое малое, что я могу для тебя сделать. Только не говори Рейфу, какой я болтливый советник, ладно?
 — Ни за что, — заверила его Дженни.
 — Хэнк, ты будешь первым, а потом — Синди, — сказала миссис Кент, воспитательница в детском саду.
 — Сегодня я принес Бена, — начал Хэнк, заняв место перед всей группой.
 Устроившаяся на задней парте в комнате для занятий Дженни решила, что этот самый Бен окажется хомячком или, еще хуже, ужом. Однако Бен оказался всего-навсего куклой. Дженни огляделась по сторонам, поразившись, что никто из малышей не удивился, никто не захихикал.
 — Когда-нибудь благодаря Бену я стану хорошим папочкой, — гордо заявил Хэнк. — Сначала я тренировался на маленькой сестренке, но я ее чуть не уронил, и мамочка дала мне Бена. Ну вот, теперь, когда мой папочка меняет грязные пеленки моей сестре, я беру Бена и пеленаю его, а его пеленки совсем не такие грязные. И я хочу вам показать, как нужно пеленать, потому что это совсем даже не просто. Нужно быть очень умным.
 Слушая простодушный рассказ Хэнка, Дженни думала о том, как это замечательно, что некоторые половые стереотипы разрушаются прежде, чем успеют окончательно сложиться, и что отцовский опыт ценится даже в таком юном возрасте. Возможно, если бы ее отцу пораньше объяснили, насколько важно отцовство, вся жизнь ее могла бы сложиться по-другому.
 Взгляд Дженни остановился на Синди. Рейф понимает, насколько это важно, так хорошо понимает, что женился на нелюбимой женщине, лишь бы сохранить рядом свою дочь. Дженни все еще противилась тому, чтобы полюбить Рейфа, но к тому, что она любит Синди, она уже привыкла. И все равно родительские чувства были для Дженни внове, и она очень боялась совершить ошибку.
 А вот Синди не выказала ни малейших признаков страха. Она уверенно поднялась со своего места, встала перед всей группой и начала рассказ:
 — Дженни была моим другом. Теперь она стала моей мамочкой. И она делает игрушечных мишек. И еще она очень знаменитая. И я очень рада, что она стала моей мамочкой. Теперь она вам расскажет о своих плюшевых мишках.
 Закончив предисловие, Синди вернулась на свое место, а Дженни встала. Она открыла большую матерчатую сумку, которую принесла с собой, и начала доставать оттуда мишек, одного за другим, чувствуя себя скорее фокусником, достающим из пресловутой шляпы кроликов. Она принесла с собой мишек разных размеров. И начала с самых маленьких, дюймов четырех в высоту.
 — Мишки, как и люди, бывают всех размеров, цветов и форм. От таких маленьких, пухленьких, как вот этот паренек, до высоких и похудее, как вот этот…
 Дженни заранее обдумала, стоит ли вдаваться в историю плюшевых мишек — касаться, например, факта самого их названия [3] , связанного с политической карикатурой на Тедди Рузвельта, а точнее, на Рузвельта-охотника, каким он показал себя в 1900 году. Но она быстро отказалась от этой идеи. В конце концов, это же пятилетние малыши, они не очень-то способны надолго сосредоточиваться.
 Поэтому Дженни решила остановиться на том, чем хороши мишки.
 — Понимаете, ребята, мишки отличные собеседники, — сказала Дженни. — Вы можете поведать им все свои секреты, зная наверняка, что они никогда ничего не расскажут другим. А все, что нужно этим мишкам, — очень много любви. Их нужно крепко-крепко обнимать не меньше двух раз в день!
 Малыши могут быть очень любопытны, а ее сделанные на заказ мишки не предназначались для детей (более того, в целях безопасности, учитывая, что мелкие детали, например глаза, могли оторваться, адвокат даже посоветовала Дженни прикреплять ярлычки с напоминанием, что это предмет коллекционирования, а не игрушка для маленького ребенка). Поэтому Дженни не принесла в детский сад свои авторские произведения. Но зато она принесла чуть ли не самое популярное свое детище — Дедушку Мишу из шерстяного твида, поскольку как раз у него глаза были вполне прочно пришиты. Детей, как правило, приводили в восторг его очки.
 Передав Дедушку по партам для знакомства, Дженни сказала:
 — Дедушка Миша стареет, и теперь ему нужны очки, хоть он и жалуется на них постоянно.
 — И мой дедушка тоже, — звонко воскликнул один из малышей. — Он еще их все время теряет.
 — Дедушка Миша тоже все время терял свои очки, пока я не пришила их к нему крепкими нитками. Только с вашими дедушками этого лучше не делать! — спохватилась Дженни. Мало ли что может прийти в головки этим маленьким фантазерам!
 После этого Дженни пустила по кругу несколько снимков своих медвежат.
 — Посмотрите, здесь еще мишки, сделанные моими руками. Всем им пришлось сегодня остаться дома, вместо них появился Дедушка, чтобы вы могли представить себе их получше.
 Огромный успех у малышни имели коммерческие игрушки, поскольку она облачила их во всевозможные наряды.
 — Врачи тоже любят игрушечных мишек, — продолжала Дженни. — Даже приносят их в больницы, чтобы пациенты побыстрее выздоравливали. — Дженни лично знала нескольких педиатров и даже двух-трех психиатров, которым мишки помогали в ходе лечения. Более того, полицейские и сотрудники «Скорой помощи» всегда возили с собой мишку — на тот случай, если несчастье случится с ребенком. Имея это в виду, Дженни сама преподнесла в дар разным службам города не одного мишку.
 — Когда мой папочка лежал в больнице и ему делали операцию, врачи дали ему мишку — чтобы папочка его держал, и тогда папочке было легче кашлять, — пропела с заднего ряда малышка. — А потом он даже принес мишку с собой домой.
 — Любой из вас может взять Дедушку к себе на вечер и на ночь, — сказала Дженни. — Миссис Кент разрешила Дедушке остаться пожить у вас в группе, а вы будете приглашать его к себе домой, но с условием — написать о Дедушке рассказ и принести его на следующий день воспитательнице. Понимаете, в чем дело: Дедушка потихоньку стареет и начинает забывать, как он прожил жизнь, что делал, — со смущенной улыбкой призналась Дженни. — Поэтому он и решил попросить вас, ребята, записать всю историю его жизни. — Дженни заранее договорилась обо всем с миссис Кент, и воспитательница с радостью согласилась на ее план. — А потом вы сложите свои рассказы вместе, и у вашей группы будет своя книжка про Дедушку Мишу.
 Вся группа встретила эту идею с воодушевлением.
 — Какая ты счастливая, что у тебя такая мамочка, — донеслись до Дженни завистливые слова подружки Синди. Та в ответ расплылась в улыбке и кивнула с важной гордостью. Вот если бы и Рейф чувствовал то же самое, мечтательно подумала Дженни. Если бы он был счастлив иметь такую жену, а не просто мать для своей дочери.
 — Ну и как прошло мероприятие? — поинтересовалась Мириам, едва Дженни после обеда переступила порог кабинета. — Похоже, тебе посчастливилось выйти целой и невредимой из комнаты, полной малышни. Медаль заработала?
 — Все было не так уж и плохо, Мириам.
 — Ну да, ну да. Плохо — это когда тебя совершенно голую пришпиливают к муравейнику, предварительно обмазав медом. А комната, битком набитая пятилетними непоседами, — это всего лишь небольшая неприятность.
 — Не такие уж они и непоседы. Ты просто не поверишь, насколько другими стали пятилетние дети с тех пор, как мы были маленькими.
 — В чем изменились?
 — Ну, к примеру, один из мальчишек принес куклу. Никто и глазом не моргнул. И этот малыш расписывал, как он на этой кукле учится пеленать детей — берет пример с папы, который меняет пеленки у его крохотной сестрички.
 — Очень может быть, что молодое поколение все-таки несет нам надежду, — высказала заключение Мириам.
 — Ну, нам-то здесь пока что нужно сосредоточиться на сегодняшних проблемах. Страховой инспектор в мое отсутствие приходил?
 Мириам кивнула.
 — Его явно мучили подозрения. Все-таки второй случай за такое короткое время. Сначала крыша, теперь вот это.
 — Какие там подозрения, когда преступление налицо! Какой ужас — моих растерзанных мишек полиция использует в качестве улики!
 — Ужас в другом — что кто-то влез сюда вчера ночью.
 — Я закрыла дверь после твоего ухода, Мириам. Я точно знаю, что закрыла.
 — И я знаю. Я слышала, как замок клацнул.
 — Господи, слава Богу! — воскликнула Дженни и стиснула подругу в объятиях. — Хоть один свидетель есть, что я не схожу с ума!
 — О чем это ты?
 — Я была уверена, что закрыла дверь, но, по словам Рейфа, когда он пришел, дверь была открыта. Рейф убеждал меня, что я закрутилась и забыла запереть. Впрочем, я действительно плохо соображаю иногда, когда он рядом, — буркнула Дженни.
 — Да, я слышала. Макс сказал, что по округе ходят слухи, как полиция застала тебя с Рейфом милующимися в офисе.
 — Здорово, — процедила Дженни. — Уже весь город в курсе?
 — Ну-у, может, пока еще не весь. Дженни испустила тяжкий стон. Мириам согласно кивнула:
 — Понимаю. Все это довольно грустно. Куда только идет эта страна, если женщина не может вдоволь нацеловаться с собственным супругом без того, чтобы не ворвалась полиция и не остановила их! — Плутовская улыбка Мириам противоречила торжественности ее тона.
 — Полиция вовсе не поэтому появилась. Они сюда приехали потому, что я включила сигнал тревоги.
 — До или после того, как вы с Рейфом очутились на кушетке?
 — До. Из-за него я забыла…
 — Ой, не надо мне объяснять! Мы уже тридцать лет с Максом вместе, а я еще частенько забываю обо всем из-за него, — вставила Мириам, удовлетворенно сверкнув глазами.
 Дженни промолчала, и Мириам, уловив неладное, впилась в нее проницательным взглядом.
 — Так что же тебя беспокоит? Что полиция застала тебя в щекотливой ситуации с мужем?
 — Нет.
 — Что-то не так. И не пытайся запудрить мне мозги, свалив все на катастрофу с мишками. Тебя тревожит что-то еще.
 — Считаешь, мне недостаточно того, что кто-то порезал моих мишек? — вскинулась Дженни.
 — Более чем достаточно. И все равно это не единственная причина. Вы с Рейфом повздорили?
 — Он меня перекинул через плечо и силком утащил с моего крыльца. А я хотела остаться дома. Я бы не назвала это «повздорили»!
 — Боже милостивый! Он тебя перекинул через плечо? Макс такое проделал со мной лишь однажды, сто лет назад, когда мы были еще новобрачными. А я опозорилась, вывернув на него содержимое желудка. Ох и обидно! Вся романтика пропала.
 — Этот человек настоящий неандерталец, — провозгласила свое решение Дженни.
 — Ну, я бы не сказала. По-моему, у Макса были определенные причины для недовольства. В конце концов, это была его любимая рубашка!
 — Я говорю о Рейфе. Он никак не возьмет в голову, насколько для меня важны мои мишки. Он не желает понять, что я не терплю, когда мною командуют. Короче, он вообще меня не понимает — и все тут. — Уж не говоря о том, что не любит, про себя добавила она.
 — А тебе не приходило в голову — может, он так отвратительно себя вел потому, что волновался за тебя? Знаешь, мужской пол странные вещи вытворяет от испуга.
 — Не ты первая мне об этом говоришь.
 — Вот если бы Рейф сказал, что ему наплевать на тебя и что ты можешь хоть сто лет торчать на крыльце своего дома, тогда бы у тебя в самом деле появились основания переживать. Да, а с какой стати вы с ним оказались на твоем крыльце?
 — Я отнесла мишек к себе. Вернее, их отнес Рейф, в нашем плетеном коробе. Потом я спрятала короб под стол в гостиной, на тот случай, если опять кто-нибудь заявится. Там они должны были быть в безопасности. Скатерть свисает до самого пола, да и дом поставлен на сигнализацию. Правда, я теперь в нее не очень-то верю — после всего, что случилось прошлой ночью.
 Мириам удрученно покачала головой:
 — Господи, кому же могло прийти в голову изуродовать игрушечных мишек?!
 — «Мега-тойз» ясно дали мне понять, что у них на уме. Похоже, они готовы идти ва-банк. Ну, так и я тоже, — клятвенно заявила Дженни. — И тот, кто ответственен за все это, дорого мне заплатит!
 Этим вечером за ужином Дженни впервые встретилась с Рейфом после ссоры. Он был так же молчалив и так же задумчив, как всегда. Зато Синди трещала без умолку, восторженно расписывая события дня в группе. Рейф, нужно отдать ему должное, терпеливо выслушал рассказ Синди, несмотря на бесчисленные повторения.
 Дженни воспользовалась случаем приглядеться к Рейфу, пока его внимание было полностью поглощено дочерью. И почему она так влюбилась в него? Что в нем такого, что взяло в плен ее сердце? Да, конечно, он обладатель бесподобно очерченных губ, которые умеют целовать так, как никакие другие в целом мире. И что? Это еще не причина по уши в него влюбляться.
 Ладно, согласна, еще он восхитительный отец. Ей это с самого начала было известно, и все же она как-то держалась. Или она обманывала себя? Может, она продолжала убеждать себя, что испытывает к нему просто симпатию, в то время как ее захватило более глубокое чувство?
 Ответа Дженни не знала. Знала лишь, что сейчас увязла с головой. И отчаянно этого боится. Потому что Рейф не давал ей ни малейшего знака, что испытывает к ней похожие чувства.
 Тебе бы довольствоваться тем, что ты вошла в его семью и что Синди с Чаком приняли тебя с распростертыми объятиями, корила себя в душе Дженни. У тебя есть крыша над головой… точнее, даже три: собственный дом, мастерская и дом Рейфа. Есть еда на столе — да не просто пища, а потрясающие блюда, от одних названий которых текут слюнки. Плохо разве? Вот и прекращай ныть и наслаждайся жизнью.
 Прочитанная самой себе лекция мало чем помогла Дженни, поскольку Рейф по-прежнему ее практически не замечал. После ужина он исчез в своем кабинете — комнате, которую Дженни ни разу не видела и даже не представляла себе, где она находится. Кажется, где-то на первом этаже. Этот дом по размерам вполне подходил под статус особняка. В викторианскую эпоху толк в удобном жилье знали.
 Этим вечером Дженни возилась с Синди: перекрашивала ноготки, купала, укладывала в постель, читала ее любимую «Спящую красавицу» — и все это без Рейфа, который, как крот, зарылся в бумагах — подсчитывал месячный доход ресторана. Так, во всяком случае, ей объяснил Чак.
 К полуночи напряжение Дженни достигло предела. Лечь-то она легла, но заснуть не сумела, а потому поднялась, натянула старенькие джинсы и мягчайшую фланелевую рубашку. Глоток свежего воздуха — вот что ей необходимо. Сообразив, что на улице может быть довольно прохладно, она накинула сверху джинсовую куртку и спустилась вниз.
 Из-под закрытой двери гостевой спальни не пробивалось ни лучика — Дженни так и осталась в неведении, лег ли Рейф спать там или же все еще занят делами в кабинете. В любом случае ей сейчас не хотелось с ним сталкиваться. Ей нужно успокоение, а не очередной спор. Прогулка наверняка поможет. Недалеко, конечно, всего лишь вокруг дома.
 Луна, хоть и не такая яркая, как в полнолуние, все же дала Дженни возможность найти тропинку, ведущую от задней двери к парадному входу в ресторан. Листья с деревьев облетели почти полностью и хрустели под ногами. Голые ветви темными штрихами выделялись на подсвеченном небе. Дженни внезапно пробрала дрожь — не столько от свежести ночного воздуха, сколько от пронзительного чувства одиночества.
 Сунув руки в карманы, Дженни решила, что раз уж она вышла из дому, так можно сделать еще несколько шагов и проверить, все ли в порядке у нее в мастерской. Казалось, было тихо, Дженни уже собралась повернуть назад, как вдруг услышала какой-то звук. Невдалеке зашуршали листья.
 Дженни окаменела. Ей только сейчас пришло в голову, что это не самая лучшая из ее идей — бродить вокруг мастерской в полночь, рискуя столкнуться со злоумышленником, который все еще на свободе. Дженни раскрыла рот, готовая завизжать, но в этот момент из-за угла мастерской выкатилась ее подопечная — енотиха. Ясно, енотиха и шумела!
 Дженни обмякла от облегчения. Вот и смейся над теми, кто боится привидений! А сама? Увидела опасность там, где ее и в помине не было.
 Ну, теперь-то она наверняка не заснет — слишком возбуждена. И раз уж зашла так далеко, возьмет, пожалуй, домой какую-нибудь работу. Дженни решила, что не останется надолго в мастерской, только заберет то платье, которое начала шить для последнего Мишутки. Если не спать, так хоть закончить сегодня это платье… по крайней мере руки будут заняты, размышляла она, отключая сигнализацию.
 Не успев сделать и двух шагов, Дженни уже осознала свою ошибку. В офисе она была не одна. Там был кто-то еще! Не Рейф — это она почувствовала инстинктивно. Над ней нависла опасность, настоящая опасность.
 Дженни крутанулась к выходу, но в этот миг ее схватили за плечи и чья-то безжалостная рука зажала ей рот.




 Глава 10


 Ох эта Дженни — снова испарилась! На этот раз он не ограничится тем, что перекинет ее через плечо и оттащит домой, грозился в душе Рейф, в считанные минуты покрыв короткое расстояние от ресторана до ее мастерской. На этот раз он ее так проучит, что она на всю жизнь запомнит.
 Но вдруг он сам увидел сцену, которую ему вовек не забыть. Дженни билась в руках грабителя в маске!
 Дженни не поняла, что произошло: она отчаянно вырывалась, не в силах справиться с железной хваткой преступника, а уже через мгновение оказалась свободна, и рядом был Рейф, который заехал кулаком в физиономию грабителю, не иначе как припомнив школу кулачных боев своего детства.
 Грабитель, что касается физических данных, Рейфу и в подметки не годился, поэтому драка завершилась, не успев начаться, и преступник свалился на пол бесформенной грудой.
 — Ты в порядке? — обернулся Рейф к Дженни с тревожным вопросом. Он пригладил ее растрепанные волосы, лихорадочно всматриваясь в ее лицо.
 — Все нормально, — дрожащим голосом заверила она и облегченно прижалась к Рейфу. — Он не успел причинить мне вред.
 Грабитель застонал: похоже, к нему возвращалось сознание, и Рейф, оставив Дженни, склонился над лежащим и сорвал маску.
 — Мистер Гарднер! — воскликнула Дженни. И на секунду засомневалась, не поспешили ли они с расправой. — Что вы делали в моей мастерской?
 — Вы должны мне деньги, — отозвался подрядчик, мотая головой, словно пытаясь избавиться от тумана в мыслях.
 — И вы вломились ко мне в мастерскую, чтобы их заполучить? — не веря своим ушам, выпалила Дженни.
 — Вызывай полицию, — коротко приказал ей Рейф. — Пусть Гарднер с ними объясняется.
 — Зачем же полицию? — запротестовал мистер Гарднер.
 Рейф поднял его за воротник рубашки и окинул полным ярости взглядом.
 — Зачем полицию? Ты напал на мою жену. Это оскорбление действием. Считай, тебе повезло, что я всего лишь расквасил твою мерзкую физиономию.
 Гарднер начал вырываться, и Рейф, легко подавив сопротивление, приказал Дженни найти что-нибудь подходящее, чтобы связать подрядчика. Дженни повесила трубку после звонка в полицию, схватила удлинительный шнур и протянула Рейфу.
 Накрепко связанный, Гарднер стал давить на жалость:
 — Ну послушайте, это же не я все придумал. Рейф, ты ж меня знаешь. Я не преступник. Может, я кое в чем перегнул палку…
 — Ты напал на мою жену.
 — Я не знал, кто это. Она меня напугала. Я плохо соображал.
 — Что верно, то верно, — согласился Рейф. — Но об этом дне тебе придется всю оставшуюся жизнь сожалеть, Гарднер. Обещаю.
 — Мне были нужны деньги.
 — Кто вас купил? «Мега-тойз»? — спросила Дженни.
 — Если я скажу, у меня будут неприятности.
 — Тебе не кажется, что у тебя уже и так неприятностей по горло? — поинтересовался Рейф, и вслед за этим вопросом раздался вой полицейской сирены.
 Гарднер побледнел, глазки у него забегали.
 — Про арест мне никто ничего не говорил. Ребята из «Мега-тойз» уверяли, что дело плевое. Ты ее просто напугай, говорили, чтобы она не смогла открыть фирму.
 Дженни приблизилась и уставилась на него сверху вниз.
 — Так, значит, вы признаетесь, что это именно вы звонили мне с угрозами, саботировали мои поставки… и, что самое худшее, изуродовали моих мишек! Порезали их!
 Дженни пришла в такую ярость, что была готова расправиться с Гарднером, как он это сделал с ее игрушками. Рейф смотрел на нее с веселым восхищением. А еще он заметил, что Гарднера последнее обвинение привело в замешательство.
 — Может, я кое-что и сделал, но уж мишек точно не кромсал. Да нужно быть чокнутым, чтобы пойти на такое! Это не я! — замотал головой мистер Гарднер.
 — Кто же, если не вы? — вспылила Дженни.
 — Убейте меня, не знаю, — простонал подрядчик.
 — Убила бы с превеликим удовольствием, — процедила Дженни. Кулаки ее по привычке уперлись в бедра, а глаза сверлили скорчившегося преступника.
 Прибывшие полицейские оказались теми самыми, что приезжали по вызову прошлым вечером.
 — Похоже, у вас сегодня опять развлечение, — Заметил Берт, входя вслед за напарником в мастерскую.
 — Я поймал этого парня, когда он напал на мою жену, — сообщил Рейф полицейским. — На нем была лыжная маска, и он незаконно вломился в мастерскую. Он уже признался, что все предыдущие преступления — его рук дело.
 — Кроме мишек, — вставил Гарднер. — К мишкам я не прикасался.
 — Тогда что вам здесь было нужно сегодня? — выкрикнула Дженни.
 — Мне приказали взять баллончики с краской и испортить несколько мишек…
 Рейф оттащил Дженни назад, пока она не набросилась на Гарднера с кулаками.
 — Но это ведь не то же самое, что кромсать их на части, — выдавил подрядчик. — Резать мишек — это куда хуже. Вы меня обвинили в том, что я отрезал у них лапки, а я ничего подобного не делал…
 — Пойдемте с нами. — Полицейский помог Гарднеру подняться и начал зачитывать его права, в то время как другой сменил удлинительный шнур на пару наручников.
 Полицейские вывели Гарднера из мастерской, и Дженни услышала, как Берт обратился к нему:
 — Эй, послушай, а это не ты мне прошлой весной соорудил крыльцо? То-то твоя личность показалась мне знакомой. Так вот, парень, крыльцо покосилось и грозит развалиться…
 — Надеюсь, ты понимаешь, что это значит? — сказал Рейф, когда полицейская машина уехала. — Это значит, что негодяй, распотрошивший твоих мишек, может быть по-прежнему рядом.
 — Вполне возможно, что Гарднер врал. @Мега-тойз» не имело никакого смысла платить двоим за одну и ту же работу.
 — Им не имело смысла платить и одному. И они в этом убедятся — они еще сами поплатятся.
 — Уже поплатились, — сказала Дженни. — В последних «Новостях» сообщили, что «Мега-тойз» оказалась вовлеченной в крупную аферу, которая провалилась, и теперь идет расследование. Я думаю, у них будут проблемы поважнее, чем моя компания. Во всяком случае, на какое-то время.
 — А что, если Гарднер все-таки не резал мишек?
 — Если ты задался целью напугать меня до чертиков, то ты в этом преуспел, — вздрогнув, призналась Дженни.
 — Я не собирался тебя пугать. Ты хоть представляешь, что я испытал, когда увидел, что ты снова ушла из дому, ни словом меня не предупредив? И потом, когда прибежал сюда и увидел, как ты вырываешься из рук этого негодяя? — Рейф протянул руку и дотронулся до ее щеки, как будто ему нужно было убедиться, что Дженни рядом — целая и невредимая. — Все могло слишком плохо кончиться.
 — Я понимаю. Я вообще-то не собиралась сюда заходить, — чистосердечно заверила его она. — Хотела просто прогуляться вокруг дома. А потом — раз уж была недалеко — решила взять работу, потому что мне не спалось… — Она заметила странное выражение на его лице, и ее голос неуверенно затих. Вздохнув, она добавила:
 — Сделай одолжение, Рейф, не кричи на меня и не читай нотации. С меня хватит на сегодня, ладно? .
 Она выглядела такой уставшей и расстроенной, что Рейф был просто не в состоянии ее ругать. Она и сама уже поняла свою ошибку. И незачем тыкать ее носом в содеянное. В данный момент Рейф был счастлив тем, что она осталась невредима.
 И потому он не изображал сурового мужа, а помог ей закрыть дверь и проводил домой. Он опекал ее, как в день катастрофы с крышей. Сейчас, как и тогда, ему хотелось защитить ее. Оградить от всех опасностей. Он едва ли не собственноручно облачил ее в пижаму и подоткнул, как ребенку, одеяло, когда она забралась в постель.
 Дженни одолевали сомнения, она никак не могла решить, что ей делать с этим новым Рейфом. Может, это повторение той свадебной ночи, когда он ее «пожалел»? Или же тут что-то другое, что-то большее?
 Уловив ее неуверенное молчание, Рейф приписал все шоку после перенесенного нападения. Он твердо решил не давить на нее сейчас. Лишь последний подлец воспользовался бы при таких обстоятельствах слабостью женщины. И Рейф подбадривал ее, стараясь, чтобы его голос звучал успокаивающе, но не интимно. А потом и сам, натянув пижамные штаны, устроился на своей половине кровати.
 Дождавшись, когда она заснула, Рейф вышвырнул вон «тряпичную границу» и привлек Дженни к себе. Она что-то пробормотала во сне, поворочалась, устраиваясь на новом месте, и наконец затихла.
 Рейф же почти не сомкнул глаз. Он мог сегодня потерять ее, и эта ужасная перспектива возродила старые страхи и разбередила старые, не совсем зажившие раны.
 Когда Дженни проснулась и взглянула на будильник у кровати, то обнаружила, что уже почти одиннадцать часов. Рейф, должно быть, выключил звонок. Потом она вспомнила, что сегодня суббота и мастерскую открывать не нужно.
 Она сладко потянулась, поражаясь, что проспала так долго. И лишь тогда заметила «тряпичную границу» на полу у кровати. Лоб Дженни перерезала морщина — она соображала, на самом ли деле ночью ничего не произошло.
 Рейф оставил для нее записку на прикроватном столике:
 «Выспись как следует, отдохни. Пала увел Синди в библиотеку, так что наслаждайся, пока можешь, покоем и тишиной.
 Рейф».
 Дженни впервые видела его почерк, если не считать подписи на брачном свидетельстве. Она долго, внимательно изучала неровные буквы, словно искала в них ключик к его сердцу. Обвела кончиком пальца смелый росчерк и решила, что почерк Рейфа отражает его страстность и вспыльчивость натуры.
 Она чуть было не прижала записку к груди, но успела остановиться. Что же это такое — ведет себя как влюбленная школьница, впервые получившая записку от приятеля.
 Звонок телефона весьма кстати прервал ее мысли, и она с облегчением схватила трубку.
 — Ой вэй, что это за ужасы мне рассказали? Неужели на тебя действительно напали прошлой ночью? — выпалила Мириам. — С тобой все в порядке? А этот гонифф — он за решеткой?
 — Я в порядке, а он в участке. Это был мистер Гарднер.
 — Тот самый пройдоха подрядчик? Я должна была догадаться. Я его сразу невзлюбила. У него такой… скользкий взгляд. А что с мишками? Он до них не добрался?
 — Нет. К тому же он заявляет, что прошлой ночью в мастерской был кто-то другой. Твердит, что не кромсал мишек, хотя и собирался вымазать их краской.
 Дженни не понадобилось особое знание идиша, чтобы понять, что Мириам посылает Гарднеру проклятия. Чуть-чуть успокоившись, Мириам спросила:
 — А ты ему веришь — ну, что не он порезал тех мишек?
 — Не знаю…
 — Мне все это не нравится, Дженни.
 — Я тоже не в восторге, Мириам, — сухо отозвалась Дженни.
 — А что говорит Рейф?
 — Да он молчит. Вообще, нужно признать, он вел себя замечательно. Не стал вытряхивать из меня душу за то, что я среди ночи оказалась в мастерской.
 — А он как считает — этот гонифф Гарднер врет?
 — По его мнению, второй негодяй может шататься где-то рядом.
 — На кой черт тогда нужна система сигнализации? — возмутилась Мириам.
 — Боюсь, тут есть часть и моей вины, — удрученно сказала Дженни. — В качестве шифра я использовала дату своего рождения. Мистеру Гарднеру не составило труда узнать, когда я родилась. Он попытался открыть — и попал в точку.
 — Мне казалось, ты сменила шифр.
 — Верно. До этого я использовала свое имя. Укладывая меня в постель вчера ночью, Рейф прочел мне лекцию на эту тему. Теперь-то я придумаю шифр, который будет не просто угадать.
 — Рейф уложил тебя в постель? Похоже, хоть что-то хорошее из этой суматохи вышло, — заметила Мириам.
 — Он был просто очень добр ко мне.
 — Ну, разумеется. А гора Вашингтон — просто скромный пригорок, — насмешливо заметила Мириам. — Неужто ваши с Рейфом проблемы еще не закончились? Ты, конечно, можешь сказать, что я слишком любопытна и сую нос не в свое дело…
 — Ты слишком любопытна и суешь нос не в свое дело, — с чувством отозвалась Дженни, зная наверняка, что подруга поймет ее и не обидится.
 — …но я все равно считаю, что тебе пора прекратить все это и следовать голосу сердца.
 Совет Мириам, конечно, хорош, размышляла, повесив трубку, Дженни, но все далеко не так просто. Да, Рейф вчера ночью искренне тревожился за нее и радовался, что с ней все в порядке, но он обращался с ней как с сестрой или с ребенком, когда укладывал в постель. Разве так ведет себя влюбленный мужчина? А откуда ей знать? Рядом с ней никогда не было влюбленного мужчины, так что опыта у нее никакого. Что касается Рейфа, она блуждала в потемках.
 Когда Рейф вчера ночью, в мастерской, прижал ее к себе, ей почудилось что-то новое в его объятиях. Чувство другого уровня. Может, любовь?
 Этого Дженни не знала. Но она точно знала, что не может сидеть в спальне и копаться в мыслях целый день. И так уже пошла вторая половина субботы.
 Она приняла душ, вымыла волосы и, чтобы поднять себе настроение, надела длинную ярко-красную рубашку из мягчайшего вельвета на кнопках. К рубашке нашлись и подходящие черные брюки. Прежде чем спуститься на первый этаж, она спрятала записку Рейфа в потайном кармашке своей сумочки, рядышком с кулоном, который он подарил ей на свадьбу.
 На втором этаже она заскочила в кухоньку рядом с гостиной, выпила чашку кофе и лишь затем спустилась на первый. Едва она направилась к двери в ресторан, как на пороге появились Чак и Синди. Поход в библиотеку был завершен. С ними вошел и Рейф.
 — А потом дракон начал плеваться огнем, и мышке пришлось убежать, чтобы не сгореть живьем, — говорила Синди. — Папочка, ты меня не слушаешь?
 — Конечно, слушаю, — отозвался Рейф, хоть и слегка рассеянно. — Я тебя всегда слушаю.
 — Ладно. А потом мышка… Ой, подожди, я забыла, где остановилась. О чем я рассказывала?
 — Ты мне рассказывала историю, которую услышала в библиотеке.
 — Мы ее даже смотрели! Там была настоящая сказочница, и у нее были на руках такие игрушки — дракон и мышка. Она рассказывала и показывала. Это было очень впечатляюще!
 — Похоже на то. Остальное расскажешь попозже, ладно? А сейчас беги-ка умойся перед обедом, детка.
 Синди умчалась. Рейф обернулся и увидел Дженни, топтавшуюся на пороге.
 — А вот и ты, — сказал он. — Как раз вовремя. Хьюго приготовил для нас нечто особенное.
 — По какому случаю? — спросила Дженни.
 — По случаю поимки распоследнего мерзавца, который на вас напал, — ответил вместо Рейфа Клубень.
 — Да, но еще один распоследний мерзавец, возможно, разгуливает на свободе, — мрачно вставил Рейф. — Гарднер утверждает, что не резал мишек. По его словам, это мог сделать только какой-то извращенец.
 — Не произносите у меня на кухне таких слов, — испуганно заявил Хьюго и принялся так яростно орудовать ложкой, что едва не ошпарил Рейфа кипящей подливой.
 — Кто ж это мог так низко пасть, чтобы отрезать лапки у плюшевых мишек?! — не унимался Клубень.
 — Не знаю, — покачала головой Дженни. — Но как только его отыщут, я лично оторву ему руки и посмотрю, как это негодяю понравится! — воинственно заявила она.
 — Тебе придется встать в очередь, — возразил Рейф, увильнув от половника Хьюго. — Первым до этого парня доберусь я!
 Дженни краешком глаза заметила, что Хьюго с прежним пылом сосредоточенно размешивает соус — так, что брызги летят во все стороны.
 — Ты вырвешь ему руки, а я — ноги, — закончил Чак.
 — Я в доле, приятель, — проговорил Клубень. — Эй, Хьюи, в чем дело? Ты что-то позеленел.
 — Все эти разговоры о насилии плохо действуют на мою впечатлительную натуру, — вспыхнув, пробормотал Хьюго.
 Синди вернулась из ванной, разговор перешел на другую тему, и вся семья отправилась за обеденный стол. К удивлению Дженни, Рейф придержал для нее стул. Ее тронула такая старомодная учтивость.
 Хьюго, с пылающими щеками, внес в комнату свое фирменное блюдо.
 — Pot-au-feu [4] с артишоками, — объявил он.
 — Горшок с огнем [5] , — перевел Клубень. — Похоже, сегодня ты переборщил с огнем. Здорово же тебя тронул наш разговор, если ты спалил свое знаменитое жаркое, Хьюи. Ну, ничего, ничего, не тушуйся. — Клубень потрепал по плечу Хьюго, который, казалось, был на грани истерики. — Можешь возвращаться на кухню, я сам подам. А то спалишь что-нибудь еще.
 Хьюго, побагровев, вышел из столовой. У него не хватило сил даже на то, чтобы по обыкновению возмущенно фыркнуть.
 — Наверное, мне не стоит так уж к нему цепляться, — с виноватым видом кивнул Клубень в сторону закрывавшего дверь Хьюго. — Но я просто не могу удержаться. Что-то в нем такое… Вот, пожалуйста, Дженни. — Он протянул первую тарелку с жарким.
 Дженни опустила тарелку на стол. Потом моргнула, присмотрелась…
 — Кажется, я в самом деле схожу с ума… — пробормотала она. — Это так похоже на… — Она вилкой убрала кусочек морковки, лук и подливку. — Да нет же, так и есть! — Она подняла вверх крошечную лапку от мишки, всего каких-нибудь два дюйма длиной. Она узнала этот мягкий мохер цвета меда. Один из мишек, изуродованных два дня назад, был сшит из такого же. — Это лапка одного из моих мишек!
 — Хьюго, вернись! — коротко крикнул Рейф. Шеф-повар мгновенно очутился у стола, и Рейф спросил ледяным тоном:
 — Не потрудишься ли объяснить, каким образом это попало в твое жаркое?
 — Это я нашла, — пропела с другого конца стола Синди.
 — Где? — спросил у нее Рейф.
 — В комнате Хьюго. Той, которую он называет солянкой.
 — Solaire. «Солнечная» по-французски, — расшифровал Рейф выговор дочери. Так Хьюго называл большую кладовку со стеклянной, выходившей на юг стеной, где он держал свои кулинарные книги.
 — Да, я это там нашла и положила на стол в кухне, — продолжала Синди.
 — А я был очень расстроен. Я подумал, что это сосиска. И положил в кастрюлю. Да, тогда все понятно, — поспешно сказал Хьюго и повернулся, чтобы сбежать.
 — Ничего не понятно. Каким образом лапка от мишки Дженни оказалась в твоей кладовке, Хьюго? — В голосе Рейфа был лед.
 Хьюго, казалось, сейчас рассыплется, как песочный замок под натиском мощной волны.
 — Я сделал это ради кухни, — заныл он. — Мне нужна большая кухня! Я заслуживаю большой кухни и большой славы! — Глаза его засверкали фанатичным огнем. — Так было бы правильно. И честно. Я сделал то, что должен был.
 — А что конкретно ты сделал, Хьюго? — повысил голос Рейф.
 — То, что нужно было сделать. Я был уверен, что, когда Дженни за вас выйдет замуж, она отдаст вам амбар. Но этого не произошло. Она не сдавалась. Я понял, что кто-то хочет того же, что и я. Кто-то ей мешает. Но они действовали слишком медленно. Я знаю, она любит мишек точно так же, как я люблю свои прекрасные медные французские кастрюли. Вот я и уничтожил их. Чтобы она закрыла фирму и продала амбар вам, Рейф. — Хьюго обернулся к Рейфу, умоляя понять его. — Вы же тоже хотели расширить ресторан!
 — И тогда у Хьюго была бы новая кухня и банкетный зал, — пробормотал Рейф, по кусочкам складывая всю картину.
 — Точно, точно. — Хьюго упал на свободный стул, уставился безумным взглядом в пространство и невнятно залепетал:
 — Все это ради кухни, все ради нее. Вы же понимаете, правда? Я это сделал ради кухни. Ради Кухни…
 — Рейф, нам нужно поговорить. — Прошло уже много часов с тех пор, как полиция увезла Хьюго. Уже много часов Рейф не показывался из своего кабинета, который Дженни в конце концов отыскала — не без помощи Чака.
 Она закрыла за собою дверь, встреченная холодным, отчужденным взглядом Рейфа. Наверное, он во всем винит меня, подумала Дженни. Из-за ее отказа продать амбар у Хьюго крыша поехала, и теперь Рейфу придется искать себе другого шеф-повара. А Хьюго, несмотря ни на что, был непревзойденным мастером своего дела и бесценным помощником в ресторане. А теперь его нет.
 — Тебе не кажется, что нам стоит все это обсудить? — спросила она.
 — Нет. — Выражение его лица было таким же холодным, как и тон.
 — Ну а мне кажется, стоит. — Но для Дженни оказалось непросто вести беседу, в которой Рейф не желал принимать участия. Она попала в тупик. — Ты так и будешь здесь сидеть будто каменный сфинкс? — Отчаяние прорвалось в ней криком.
 — Я вовсе не каменный! — рявкнул он в ответ.
 — Наконец-то, хоть какой-то отклик, — одобрительно кивнула она. — Значит ли это, что ты уже в состоянии рассказать мне, что с тобой творится? Почему ты замкнулся в себе? Конечно, я понимаю, что Хьюго тебе здорово помогал и что его потеря тебя расстроила…
 — Значит, ты ничего не понимаешь! — со злостью прервал ее Рейф.
 — Что ж, отлично, — бросила она. — Может, объяснишь все сам?
 — Я чувствую себя виновным в том, что произошло.
 — Ты? Господи, с какой стати?
 — Хьюго работал у меня. Я обязан был заметить, что мой шеф-повар не в себе. Я считал его вспыльчивым, но никогда не думал, что он способен на такое. А ты могла пострадать оттого, что я не заметил состояния своего повара. Что, если бы Хьюго решил расправиться с тобой, а не с твоими мишками?
 Вот оно что!
 — Тебе никто никогда не говорил, что у тебя чересчур развито чувство ответственности?
 — Да, один-два раза говорили, — буркнул Рейф. Ему говорила об этом Сюзан, уже смертельно больная. Она тогда очень спокойно сказала, что он не должен винить себя в ее болезни. Ты не можешь нести ответственность за то, что у меня лейкемия, сказала тогда Сюзан. Но он решил, что она его просто утешает. Впрочем, Дженни не похожа на Сюзан. Дженни никогда не пыталась говорить ему только приятное. Она всегда говорила правду. Напрямик, без обиняков.
 Дженни, положив ладони на стол, как это, она помнила, однажды сделал он, наклонилась и заглянула ему в глаза.
 — Никто, кроме самого Хьюго, не виноват в случившемся, — четко произнесла она. — Ну, может, еще его друг из Южного Бронкса — тот, что помог ему отключить сигнализацию. Но ты тут точно ни при чем. С таким же успехом ты мог бы сказать, что вина полностью лежит на мне. Если бы я согласилась продать тебе амбар, ты расширил бы ресторан, а Хьюго остался бы при тебе.
 — Не говори глупостей.
 — Только если и ты не будешь…
 Он поднял на нее глаза, и Дженни окунулась в их синеву, жалея, что не в силах проникнуть в его чувства.
 Неожиданный стук в дверь отвлек их.
 — Прошу прощения за беспокойство, — сказал Чак, — но Синди ждет вас обоих с поцелуем на сон грядущий.
 Дженни увела Синди наверх сразу после истерического припадка Хьюго, и малышка не видела, как того забирали в участок. Поскольку Хьюго и раньше плакал в присутствии Синди, например, над испорченным суфле, то вид заливающегося слезами шеф-повара не очень удивил ее.
 Синди поджидала их на этот раз без привычной «Спящей красавицы» в руках.
 — Знаете, откуда берутся дети? — воскликнула она. — Я знаю! Дедушка сегодня взял для меня книжку в билетеке. — Она с восторгом продемонстрировала им книгу. — И я на день рождения хочу сестричку, понятно?
 Рейф и Дженни неуверенно переглянулись.
 — Вы что, не знаете, как сделать лялю? — выпалила Синди. — Папочка, ну ты же не забыл, правда? Ведь я когда-то тоже была лялей, помнишь?
 — Ага, и в те времена была куда спокойнее, — буркнул Рейф, заливаясь темным румянцем.
 — Мамочка и папочка для этого должны любить друг друга. Вы ведь любите друг друга, а? — Тактика допроса Синди, как и в день знакомства, заставила Дженни снова вспомнить об испанской инквизиции. — Ну так любите?
 Рейф кивнул.
 Дженни последовала его примеру, хоть и подозревала, что из них двоих искренна была лишь она.
 — Вот и отлично, — удовлетворенно сказала Синди. — Так не забудьте. Маленькую лялю. Сестричку. А если будет мальчик, отдадите обратно, — радостно предупредила Синди.
 Когда они наконец уложили малышку спать и перешли из ее спальни в гостиную, Дженни остановила Рейфа:
 — Я понимаю, ты с ней согласился, только чтобы не расстраивать…
 — Я люблю тебя, — хрипло признался Рейф. — Я хочу, чтобы у нас был настоящий брак.
 Если бы у него неожиданно выросли крылья и он бы взмыл под небеса — и тогда Дженни не была бы поражена сильнее.
 — Нам нужно наконец распрощаться с прошлым, — продолжал Рейф. — Самым трудным будет научиться снова надеяться и верить, но, на мой взгляд, это будут не напрасные усилия. И ты, и я — мы с тобой натерпелись в жизни. Но это не значит, что нам осталось только плакать в подушку. Наверное, стоит взглянуть на все иначе.
 — То есть?
 — Скажем так — свою долю страданий мы уже получили, и теперь настало время для радости. Мы заслуживаем счастья. И мы не повинны в том, что с нами случилось в прошлом. Никто из нас, Дженни.
 — Я всегда считала, что из-за меня… — слабым шепотом призналась Дженни, — что отец бросил нас из-за меня.
 — А я считал, что Сюзан умерла из-за меня.
 — Но ведь она умерла от лейкемии, Рейф. Ты ничего не мог поделать.
 — А ты ничего не могла поделать, чтобы заставить твоего отца остаться. Он был эгоистом до мозга костей. В противном случае он никогда бы не бросил тебя. Дело было не в тебе, ты понимаешь? Все дело было в нем. И только в нем.
 По щекам Дженни струились слезы, и она лишь в этот миг поняла, как нужно ей было услышать то, что сейчас сказал Рейф. Что ее вины здесь не было. А значит, она все-таки достойна любви.
 Рейф, вытирая слезы с ее лица, сказал:
 — Вместо того чтобы прятать голову под крыло только потому, что жизнь обошлась с нами круто, мы могли бы решить раз и навсегда, что получили свое с лихвой и худшее позади. А впереди нас ждет только прекрасное. Что скажешь?
 — Скажу, что люблю тебя, Рейф Мерфи.
 — Я так рад, миссис Мерфи. Его улыбке нет равных в мире, подумала Дженни, как завороженная глядя на него.
 Он взял ее за руку и скомандовал:
 — Теперь пойдем!
 — Куда?
 — Медовый месяц начинается. С некоторым опозданием, тебе не кажется?
 Дженни молча кивнула в знак согласия. На третьем этаже Рейф подхватил ее на руки, но, слава Богу, не перекинул через плечо, как уже сделал однажды.
 — Что ты делаешь? — воскликнула она.
 — Переношу тебя через порог. Все должно быть по правилам, — объяснил он, осторожно опуская ее на кровать.
 — Так-таки и все? — расцвела она улыбкой. — Собираешься следовать всем традициям медового месяца?
 — Всем до единой. Но сначала мы избавимся вот от этого… — он скинул свернутую перину на пол. — А потом избавимся от этого… — он принялся расстегивать кнопки ее рубашки, нарочито медленно, продлевая и усиливая предвкушение и сладкое ожидание.
 — Тогда уж и от этого тоже нужно избавиться, — пробормотала она, старательно расстегивая пуговицы на его рубашке.
 Руки их переплелись, запутались, и вся процедура закончилась хохотом. А потом Рейф склонился, чтобы поцеловать ее, и Дженни, уже падая на кровать, потянула его за собой.
 Его поцелуй был полон страсти, как всегда, только на этот раз смешанной с глубочайшей нежностью. Каждое его прикосновение, каждый поцелуй говорили о его любви к ней. Для Дженни его ласки казались шоколадным лакомством, которое она попробовала после долгих лет воздержания. Только лучше. Нет, ей не с чем было сравнить это наслаждение. Раньше ей казалось, что ничего не может быть лучше на свете, чем их поцелуи в ее мастерской. Но она ошибалась. Теперь, когда она могла не скрывать свою любовь, когда она верила, что он всегда останется рядом, что он тоже любит ее, их близость стала для нее неизмеримо прекраснее.
 Он прошептал ее имя, признаваясь в пылкой любви, соблазняя ее тысячами восхитительных обещаний. Сбросил с нее расстегнутую рубашку. Щелкнул застежкой бюстгальтера, покрывая бесчисленными поцелуями шею, ключицы, плечи.
 — Ты прекрасна, — хрипло сказал он. — Когда я увидел тебя в первый раз, то подумал…
 — Что я слегка спятившая особа с плюшевым мишкой в руках вместо оружия, — вставила она с кривоватой усмешкой.
 — Нет. — В наказание Рейф оставил на ее губах поцелуй. — Я подумал, что ты — Венера в голубых джинсах.
 — Правда? Он кивнул.
 — Но зачем рассказывать, что я чувствую, если я могу показать… — Склонившись над ней, он осыпал поцелуями ее грудь, затопил ее ласками.
 На этот раз в его страсти не было поспешной горячности, как будто он наконец понял, что впереди у них целая жизнь и он успеет насладиться и плавными линиями плеч, и изгибом губ или мочки уха… И Дженни, купаясь в чувственном удовольствии, не оставляла без ответа ни одну из его ласк.
 Она сама не заметила, как нега прелюдии перешла в острую жажду близости. Оставшаяся одежда так же незаметно для нее исчезла. Каждым прикосновением Рейф поднимал ее на новую ступеньку вожделения, так что, когда он наконец проник в нее, она не сдержала удовлетворенного крика. Его толчки переполняли ее счастьем, и горячая волна, зарождаясь глубоко внутри, неотвратимо захлестывала с головой, добираясь до каждой клеточки, до каждого нервного окончания. Она льнула к нему, как будто пытаясь раствориться в нем полностью, пока эта все нарастающая волна не унесла ее в пределы по ту сторону сознания…
 Дженни зарылась лицом в шею Рейфа, размякнув от наслаждения, греясь в лучах истомы. Блаженствуя, она прижалась губами к жилке на его шее, отмечая постепенно успокаивающийся пульс. Лихорадочное биение страсти переходило в ровный ритм удовлетворения.
 — Знаешь, а я ведь так и не сделала тебе свадебный подарок, — тихонько проговорила Дженни. Рейф кончиком пальца приподнял ее подбородок и заглянул в глаза.
 — Только что сделала, — сверкнув своей дьявольски белозубой улыбкой, заверил ее Рейф.
 — Я серьезно.
 — И я. — В его глазах появился уже знакомый ей манящий блеск.
 Она подняла руку, чтобы остановить его поцелуи, от которых теряла способность мыслить.
 — Я хочу в качестве свадебного подарка отдать тебе свой дом. Ты сможешь пусть по-другому, но расширить ресторан. В конце концов, я купила участок ради амбара, а не ради дома. Если мы перепланируем участок — так, чтобы можно было подъезжать со стороны амбара, — то квалифицированный архитектор наверняка сможет объединить два дома в один.
 — Дженни, я не могу принять… Она прижала палец к его губам:
 — Шш. Считай, что это подарок нашим детям.
 — Нашим де-е-тям? Мне это нравится.
 — Мне тоже. И еще… Что бы там ни говорила Синди, если это будет мальчик, он останется с нами.
 — А ты со мной… всегда рядом… в моих объятиях, — шепнул Рейф, с нежностью целуя ее. — Ну, ты хочешь еще что-нибудь сказать, прежде чем мы примемся за создание наших детей?
 — Раз уж ты об этом заговорил, — протянула она, окинув комнату поверх его плеча многозначительным взглядом, — мне нужен туалетный столик, два-три стула. Стоит, наверное, повесить хоть несколько картин на стены. У меня есть акварели, они будут бесподобно смотреться с голубым ковром. А Задира будет бесподобно смотреться на трюмо, — добавила она, улыбаясь от счастья. Теперь дом Рейфа стал казаться ей действительно ее домом.
 — По-моему, Задира еще слишком мал, чтобы наблюдать сцены, которые я задумал для этой постели, — прошептал Рейф.
 — Вот как? — Дженни расплылась в чувственной улыбке.
 — Именно, — заверил он и поспешил еще и еще раз показать ей, как сильно он ее любит. И — навсегда.