Аннотация: Под опаляющим взглядом этого человека Шей Рэндалл ощущала приступы отчаянной паники… и невыразимую дрожь желания. Заложница загорелого и привлекательного бандита, она знала, что ради благополучия отца должна найти путь к спасению. И лишь позднее, когда дни ее плена превратились в недели и горячая страсть Рейфа Тайлера зажгла ее, девушка полностью осознала свое положение: она заперта в горном убежище с мужчиной, который может навсегда завладеть ее сердцем.
 Наказанный за преступление, которого не совершал, Рейф Тайлер провел в тюрьме десять лет и выжил только благодаря своей мечте — свести счеты с человеком, отправившим его сюда. Однако похищение этой злючки, дочери Рэндалла, вовсе не входило в его планы. И вот Рейф вынужден общаться с этой ненужной ему заложницей, которая боится его — и одновременно вызывает взрывное чувство голода, своего рода горячку, способную не только сжечь убеждения мужчины, но и превратить в пепел все, ради чего он жил…


---------------------------------------------


 Патриция ПОТТЕР
 БЕСПОЩАДНЫЙ



 Пролог




Канзас, 1863 год.

 Получить пулю в живот было бы менее жестоко. Или даже веревку на шею. Впрочем, жестокости капитан Рафферти Тайлер изведал за свою жизнь немало, и то, что происходило сейчас, не было исключением. Все надежды, которые он когда-то лелеял, все мечты, на которые осмеливался, — все разлетелось в прах. И не был он больше капитаном Рейфом Тайлером, уважаемым офицером, удостоенным наград, и джентльменом.
 Разжалован. Уволен из армии. Осужден как преступник. Ему хотелось сжать кулаки, но он не доставил подлецам такого удовольствия.
 Вор. Предатель. Суд постановил, что он вор, и чуть было не признал в нем предателя. Но оправдание по последнему пункту обвинения не имело значения. До конца жизни ему не смыть этих двух позорных пятен.
 Он стоял перед гарнизоном, расправив плечи, когда с него срывали капитанские нашивки, пуговицы и отбирали шпагу. Отняли все, что было ему дорого. На виду у всех его лишили достоинства. Души.
 Барабаны возвестили о его позоре, ритмичная дробь сопровождала всю унизительную процедуру. Он старался не слушать, но знал — эхо барабанного боя всегда будет звучать в его голове. Затем настало время выжигать клеймо. Буква "В"на тыльной стороне ладони означала «вор». В армии до сих пор любили прибегать к такому наказанию, хотя на офицеров оно не распространялось. Увы, он уже не офицер.
 Рейф отвел взгляд от того, кто руководил наказанием. Под навесами некоторых домов стояли жены и дочери военных. Он крепче стиснул зубы, отыскивая среди них Аллисон. Не знал, захочет ли она посмотреть, как станут унижать ее бывшего жениха. Когда против Рейфа возбудили дело, она первая покинула его. Даже не спросила, правда ли то, в чем его обвиняют. Просто вернула через третье лицо колечко, пока он сидел на гауптвахте, дожидаясь трибунала. А ведь он считал, что хорошо ее знает, и теперь разочарование причиняло боль.
 Рейф жестом отстранил двух солдат, которым приказали крепко держать преступника, и сам протянул руку к кузнечному горну. Пусть его называют вором, но трусом он не был и никогда не будет. Мысленно он забился в темный угол, куда не было ходу никому, и вытерпел все, что должен был вытерпеть, — ничего другого ему не оставалось.
 Напрасно Рафферти Тайлер пытался заглушить рой мыслей. Воспоминания кружились в голове вереницей событий, приведших к этому дню, полному бесчестья. Больше двадцати лет назад на его глазах погибли родители: с отца сняли скальп, а над матерью надругались, прежде чем убить. Мальчишку забрали команчи и держали у себя три месяца, пока армия не «выкупила» маленького пленника. Но для него мало что изменилось к лучшему Он попал в одну техасскую семью и вскоре понял: те люди усыновили его только потому, что нуждались в работнике; с таким же успехом он мог бы жить у индейцев.
 Но Рейф не пасовал перед невзгодами. Всегда оставался бойцом. В пятнадцать лет он вступил в армию и обрел свой дом. Место, где к нему не относились как к чужаку.
 Восемь лет в строю — путь от рядового до старшего сержанта. Затем началась война с Югом, и Рафферти Тайлер получил первое офицерское звание, а потом еще два повышения в чине. Он нашел свое место в жизни, лидерство давалось ему легко. Он сам когда-то был рядовым и потому понимал солдат, зря не рисковал ими. И знал, что они пойдут за ним куда угодно, выполнят любой его приказ.
 Ему казалось, он одолел свою злую судьбу, но сейчас понял, что судьба всего лишь притаилась на время, готовясь к новому удару.
 В двадцать пять, после ранения, его отправили на бумажную работу, подальше от передовой, где он знал все как свои пять пальцев, и заставили окунуться в военную политику, в которой он ничего не смыслил. Временно ему поручили сопровождать обозы с денежным содержанием армии, которые отправлялись на Запад. Он не доверял своему начальнику, майору Джеку Рэндаллу, — что-то в этом человеке настораживало Рейфа.
 Сейчас он пристально вглядывался в Рэндалла, офицера, солгавшего под присягой суду трибунала и очень ловко обвинившего Рейфа в хищениях казны, которые, как теперь твердо знал Рейф, были делом рук самого Рэндалла. Приписать воровство Рейфу, безродному офицеру с техасским говором, было проще простого.
 Рейф услышал, как зашипело, прикоснувшись к коже, раскаленное железо, почувствовал запах горелой плоти, собственной плоти, и с благодарностью воспринял мгновенный шок, помешавший боли сразу захлестнуть его. Он стоял, связанный по ногам, чувствуя, как мучительная боль просачивается в его сознание и разжигает ненависть еще более безжалостную, чем железное клеймо. Все это время он не сводил взгляда с лица майора Рэндалла. Тот вздрогнул, прочитав в глазах Тайлера обещание мести. Беспощадной мести. Рэндалл облизнул губы и потупился.
 Рейф опустил руку и вопреки собственной воле, вопреки всем клятвам, что не сделает этого, взглянул на нее. Буква "В"уже проступила, кожа обуглилась дочерна, обнажив плоть, в прогретом летним солнцем воздухе завис тошнотворный запах. Рейф сглотнул подступившую к горлу желчь, удержавшись от стона. Боль постепенно усиливалась, накатывая на него волнами, которые с каждым разом становились все сильнее.
 Теперь он помечен. Навсегда помечен как изгой и вор. И что бы он ни сделал, ему никогда не избавиться от этой метки. Ему никогда не вернуться к обычной жизни. Только с клеймом.
 Солдаты схватили Рейфа и заковали в кандалы, не заботясь о том, что его рука горит как в огне. Потом затолкали заключенного на гауптвахту дожидаться отправки в тюрьму штата Огайо, где ему предстояло провести десять лет. В то время еще не существовало военных тюрем и армия передавала преступников в те государственные исправительные учреждения, в которых находились свободные места.
 Рейф Тайлер прикусил губу, чтобы не закричать от боли, от ярости, вызванной такой несправедливостью. Но никому не было до него дела. Рэндалл отлично справился со своей задачей.
 Но даже если придется расстаться с жизнью, он заставит Рэндалла заплатить.
 Именно эта единственная мысль помогла Рейфу пережить первую ночь и продержаться три дня, когда его выставили напоказ в цепях, как животное, во время пересылки в Огайо сначала в повозке, а затем на поезде.
 Рэндалл. Это имя, подобно букве "В", каленым железом вошло в плоть Рейфа. Ему никогда не забыть зловония обгоревшего мяса, унизительного разжалования перед всем гарнизоном, в котором он когда-то служил, никогда не забыть того, как разрушили всю его жизнь. Он не сможет забыть до тех пор, пока Рэндалл, всеми проклятый, не будет страдать так, как страдал он сам, — мучительно долго и безнадежно.




 Глава первая




Бостон, 1873 год.

 Шей Рэндалл знала, что мать умирает.
 Горе смешалось с чувством вины. Ей следовало заставить мать пойти к врачу раньше, но Сара Рэндалл вновь и вновь повторяла, что заболела, по всей вероятности, из-за плохой еды и что скоро все пройдет. Неразумно тратить деньги на врачей.
 Но боль не прошла. Наоборот, усилилась. И теперь Сара Рэндалл лежала на больничной койке, свернувшись калачиком, испытывая такие муки, что даже морфий не помогал.
 Несмотря на внешнюю хрупкость, по своей сути Сара была несгибаемой женщиной. Шей никогда не встречала таких решительных людей. И видеть, как в матери постепенно угасает жизнь, — все равно что всадить нож в собственное сердце.
 Врач сказал, у Сары Рэндалл общее заражение от прободения аппендикса и он не в силах что-либо предпринять. Больная обратилась к нему слишком поздно. Ей осталось жить день, самое большее два. Не дольше, сказал он, да и эти дни пройдут в агонии, потому что инфекция распространяется и медленно разрушает тело.
 Шей держала руку матери. Сара открыла глаза:
 — А как же ателье?
 — Там сейчас миссис Малрони за хозяйку, — ответила Шей, борясь со слезами, которые только больше расстроили бы мать.
 — Тебе… не следовало уходить. Шляпка миссис Лоуган…
 — Шляпка миссис Лоуган уже готова, — солгала Шей, зная, что мать презирает всякую ложь.
 Сара Рэндалл не выносила нечестности любого рода. Ложь, любила она говорить, — это путь в ад. Нельзя солгать единожды: ложь живет своей собственной жизнью и порождает новую ложь. Ее можно сравнить с многоголовой змеей, гидрой, у которой взамен отрубленной головы вырастают две новые.
 Но Шей нашла оправдание в том, что солгала на благо матери. Она на все была готова, лишь бы больная меньше волновалась и страдала. На все. Даже отдала бы ради нее собственную жизнь. Шей почувствовала облегчение, когда глаза матери закрылись. Казалось, Сара Рэндалл успокоилась, но Шей знала — скоро начнется новый приступ.
 Ей не хотелось думать о том, что ждет ее впереди. Они всегда были только вдвоем, Отец умер еще до ее рождения, и мать зарабатывала на жизнь, открыв маленькое шляпное ателье, денег от которого едва хватало на приличное существование.
 Шей с матерью никогда не знали излишеств, но и запросы у них были весьма скромные. Они посещали бесплатные концерты в парке, ходили на церковные собрания, а иногда, если появлялся лишний доллар, выбирались в театр.
 У них были знакомые, но ни одного по-настоящему близкого друга, так как ателье отнимало слишком много времени. Родственников не было. В целом мире нас только двое, часто повторяла мать, но это немало, у многих и того нет.
 Среди приятелей Шей было несколько молодых людей, которые ухаживали за ней, но никого из них она не захотела видеть своим мужем. Мать уговаривала ее получше присмотреться к некоторым поклонникам. Выбери человека достойного, говорила она, и постепенно научишься любить его. Не доверяй чувствам, доверяй рассудку.
 И Шей старалась следовать материнским советам. В числе ее поклонников были, как она считала, вполне достойные люди, под стать отцу, чей образ Шей боготворила. За ней ухаживали очень приличные, по ее мнению, юноши, но ни один из них не заставил ее сердце петь; в чувствах Шей не было той силы, которую познала ее мать, раз столько лет хранила верность мужу.
 Нет, любовь миновала Шей, и несмотря на настойчивые уговоры матери, девушка отказывалась довольствоваться меньшим. Когда ей исполнилось двадцать три, все решили, что на ней можно поставить крест.
 Самой ей было трудно согласиться с таким мнением. Она любила книги, ей нравилось рисовать, и она знала, что хорошо моделирует шляпки, особенно ей удавались причудливые изделия, привлекавшие клиентов в ателье. Эти вдохновенные идеи, а также карикатуры, которые она рисовала на своих знакомых, были порождением чего-то, что девушка, отличавшаяся спокойным и рассудительным характером, держала в тайне от всех. Шей понимала, что никогда не станет хорошим художником, но у нее было развито чувство юмора, которое она скрывала, опасаясь обидеть людей.
 Но сейчас самое главное для нее — мама. Шей даже не могла представить себе, как будет жить без нее. Сара Рэндалл была ей не только матерью, но и другом, учителем. От одной мысли, что впереди ее ждет одиночество, Шей сразу терялась. Хотя временами она восставала против материнской властности и строгих правил, но всегда чувствовала ее глубокую любовь.
 А теперь…
 Безысходное отчаяние охватило девушку, когда раздался стон больной.
 — Принести чего-нибудь? — шепотом спросила Шей, поймав мягкий взгляд серых глаз.
 — Я бы хотела…
 — Да-да?
 — Будь осторожна, Шей, когда решишь выйти замуж. — Глаза Сары наполнились слезами, этого Шей уже не могла вынести. Раньше она никогда не видела, чтобы мама плакала.
 — За такого, как папа?
 Сара почти ничего не рассказывала Шей об отце, и дочь вскоре перестала выспрашивать, полагая, что мама все еще глубоко переживает смерть мужа. Давным-давно Сара проговорилась, что он был обаятелен. Красив, обаятелен и честен.
 Но сейчас Сара не ответила на вопрос, рот ее искривился, когда новая волна боли сотрясла худенькое тело. Она впилась ногтями в руку Шей, расцарапав ее до крови. Потом боль немного отступила.
 — Прости меня, Шей, — прошептала мать. Шей наклонилась к ней поближе.
 — Тебе не за что просить прощения.
 — Я думала, что так будет лучше. — Сара смотрела в лицо дочери, всем сердцем желая, чтобы та поверила ей.
 — Конечно, родная, — произнесла Шей, хотя не понимала ни причины внезапного волнения, охватившего больную, ни смысла сказанного.
 Туту больной вырвался крик. Шей бросилась из палаты на поиски медсестры. Через несколько минут после укола серые глаза Сары заволокло туманом.
 — Я думала, что так будет лучше, — снова пробормотала она.
 — Все хорошо, мама, — успокаивала ее Шей. — Все хорошо.
 Сара закрыла глаза, а Шей показалось, что она никогда не забудет страха, отпечатавшегося на лице матери.


* * *

 Он был так красив. Так обаятелен. Так настойчив. Сара увидела его сейчас, погрузившись в лихорадочное забытье.
 Джек Рэндалл. В нем сочеталось все, о чем мечтает любая девушка. И поэтому, когда он предложил ей стать его женой и уехать вместе на Запад, она восприняла это как чудо.
 А затем чудо обернулось кошмарным сном. Она обнаружила, что Джек Рэндалл — закоренелый вор. В его карманах всегда водились деньги — гораздо больше того, что он зарабатывал. Первое время она верила его объяснениям: выигранное пари, подарок, премия от благодарного начальника. Но потом Джек объявлял, что пора уезжать, и очень часто они отправлялись в дорогу внезапно и посреди ночи.
 Он всегда находил новое место, мог очаровать кого угодно, начальство даже не проверяло фальшивые рекомендации, но затем работа ему надоедала, он начинал жаловаться, что достоин большего, принимался воровать, а когда считал, что его вот-вот поймают, вновь переезжал.
 Подобно многим женщинам, Сара вначале полагала, что сумеет изменить мужа. Но воровство было для него своего рода наркотиком. Он все больше и больше испытывал судьбу, а потом Сара узнала о его участии в ограблении банка, где он служил клерком. Во время их отъезда, последовавшего за ограблением, она обнаружила в его саквояже пачки денег. Случилось это через несколько дней после того, как она поняла, что ждет ребенка.
 Джек столько раз давал обещания исправиться, что она уже перестала в них верить. В ее душе навсегда сохранится любовь к нему, но воспитывать малыша на краденые деньги она не могла. У ребенка не будет отца-вора. Одна — она бы смирилась с таким существованием, но обременять будущее дитя позорным наследством отказывалась.
 И вот, не сказав Джеку Рэндаллу ни слова о ребенке, но пригрозив рассказать о его участии в ограблении, если он станет преследовать ее, Сара покинула мужа, а друзьям в Бостоне сообщила, что он умер. Выходить замуж второй раз она не собиралась. Шей родилась вскоре после смерти отца Сары, оставившего небольшие средства, ровно столько, чтобы купить шляпное ателье, где она работала.
 И началась ложь. Ложь, от которой Сара предостерегала дочь, потому что знала лучше, чем кто-либо, какое разрушение несет с собой любая не правда. Она не могла позволить дочери узнать о дурной крови, которая течет в ее жилах, и поэтому все лгала и лгала, уверив Шей, будто ее отец был хороший, достойный человек.
 Только теперь Сара поняла, какую совершила ошибку. Вынырнув в очередной раз из мутного, тяжелого сна, навеянного морфием, она ужаснулась — вдруг Шей узнает, что ее отец жив, и захочет к нему уйти. Этого нельзя было допустить. Джек Рэндалл причинит ей такое же зло, как всем, кто оказывался рядом с ним. И зачем только она сохранила письма, деньги, газетную вырезку?
 Потому что ты так и не смогла окончательно порвать с ним.
 Он был ее слабостью, ошибкой, от которой она старалась уберечь свою дочь. Возможно, она еще успеет сжечь те несколько памятных вещиц, оставшихся от брака, который был одновременно и раем и адом.
 Сара взглянула на дочь, сидевшую рядом на стуле, и увидела, что ее голубовато-серые глаза закрыты. Хорошо бы суметь дойти домой, подумала Сара, и в эту же секунду боль вновь накатила с мучительной остротой. У нее вырвался стон, и Шей открыла глаза. Такие честные глаза. Дочь ни за что не должна узнать о Джеке Рэндалле. Он очарует ее своей улыбкой, от которой сердце наполняется радостью.
 — Мама?
 — Шкатулка, доченька, деревянная шкатулка, — произнесла Сара. — В моем шкафу. Сбегай принеся ее.
 Шей покачала головой:
 — Я не могу оставить тебя…
 Сара крепче сжала руку дочери:
 — Прошу тебя… это не займет много времени…
 Шей не знала, что делать. Ей не хотелось уходить, но волнение матери возрастало. Что ж, она поторопится.
 — Хорошо, принесу.
 Пальцы Сары впились в ее руку.
 — Только шкатулку не открывай.
 — Не буду, — пообещала Шей. — Я позову медсестру…
 Рука матери ослабла, когда тело содрогнулось от нового приступа.
 — Принеси…
 — Хорошо, мама. Я скоро. — Она наклонилась и коснулась ладонью щеки Сары, и та поняла, что, должно быть, выглядит очень плохо.
 — Ступай, — велела Сара.
 Дочь кивнула и торопливо вышла.
 Боль подступила вновь, и Сара почувствовала, как с каждым новым приступом жизнь постепенно покидает ее. Она должна уничтожить письма Джека, те несколько посланий, в которых он умолял ее вернуться, конверты с отправленными им деньгами. Он так и не узнал о ребенке — она не хотела этого.
 Сэра закрыла глаза и увидела его в своих мыслях, в своем сердце.
 Десять лет назад Джек просил ее вернуться. Говорил, что поступил на службу в армию, стал майором, снискал всеобщее уважение. О воровстве умолчал. Никогда не мог признаться в дурном поступке, но она поняла: он пытался сказать, что с прошлым покончено. Она чуть было не уступила. Господи, какой это был соблазн, а затем она прочитала статью в бостонской газете о заседании трибунала в Канзасе и о том, как майор Рэндалл дал показания против другого офицера, обвиненного в хищении казны. Большую часть украденного так и не нашли. В глубине души Сара знала, что виноват Джек, а не тот, другой человек.
 Ей бы следовало связаться с армейским начальством. Но тогда пришлось бы признаться в собственной лжи и позволить Шей узнать, что ее отец — вор. А вырезку она зачем-то сохранила. И деньги, которые он прислал. Не потратила из них ни цента. Ворованные деньги. Запачканные кровью. Она всю жизнь носила тяжелую ношу вины перед тем человеком.
 Газетная вырезка… в шкатулке вместе с письмами.
 Боль теперь отступила, растворяясь в клубах тумана.
 Поторопись, Шей. Поторопись.
 Джек, если бы только ты…


* * *

 Шей не сразу разыскала шкатулку. Та была хорошо спрятана под грудой шляпных коробок. Их пришлось перебрать по одной, чтобы найти то, что просила мать, — красивую резную шкатулку из дерева, запиравшуюся на замочек.
 Интересно, где же ключ, подумала Шей и поискала в письменном столе. Ведь наверняка маме понадобится ключ.
 Не помня себя от горя, Шей оставила поиски. Ключ скорее всего у мамы или на первом этаже, в ателье. При выходе из дома ее остановила соседка и принялась задавать вопросы; прошло несколько минут, прежде чем Шей удалось отделаться от нее. Наемного экипажа поблизости не оказалось, и девушка пустилась бегом, подгоняемая тревогой.
 Торопливо поднимаясь по больничной лестнице, она держала перед собой шкатулку, как какую-то драгоценность.
 Медсестра отвернулась при приближении Шей. Предчувствуя недоброе, девушка бросилась в палату, где лежали ее мать и еще три пациентки.
 У доктора Сансона был печальный взгляд. Увидев Шей, он покачал головой. Пронзенная страхом, девушка бросилась к кровати. Лицо матери поражало неестественной бледностью. Шей наклонилась и коснулась его, щека была холодна, неподвижна. Безжизненна.
 — Мне жаль, Шей, — сказал врач.
 Шей непонимающе взглянула на него. Еще пять дней тому назад мать прекрасно себя чувствовала. Как могло такое случиться? Шей смотрела на врача сквозь пелену слез. Ей хотелось во всем обвинить его, но она не имела права. Слишком долго пришлось уговаривать мать обратиться в больницу.
 Шей опустилась на колени рядом с кроватью и схватила руку матери, пытаясь увидеть хоть какой-то признак жизни.
 — Ты не можешь так уйти, — прошептала она. — Не можешь.
 Шей мысленно просила мать открыть глаза, усилием воли старалась вернуть ее рукам тепло. В жизни Шей всегда существовал только один человек — Сара. Она почувствовала режущую боль в глазах и смертельное удушье.
 — Не оставляй меня одну, — прошептала девушка, по ее лицу струились слезы.
 Она не знала, сколько времени провела так, стоя на коленях, прежде чем доктор Сансон помог ей подняться, старый ворчливый доктор, неловко пытавшийся произнести слова утешения.
 — Что ты теперь будешь делать? — спросил он.
 — Не знаю, — ответила Шей дрогнувшим голосом.
 Она тупо смотрела на шкатулку, упавшую на пол. Странно, отчего маме вдруг понадобилась эта вещь. Шей всегда считана, что у них друг от друга нет секретов.
 Но сейчас это не имело значения. Сейчас ничего не имело значения, кроме чувства потери и одиночества. Впав в оцепенение, которое всегда оберегает от слишком сильного горя, Шей задумалась о том, что предстояло сделать. Организовать похороны. Известить друзей. Решить что-то с ателье.
 Шей наклонилась и подобрала шкатулку. Позже она займется ею. Когда останется одна.
 Под ее взглядом доктор закрыл простыней лицо матери. По щеке девушки сползла слезинка, и она смахнула ее. Сара Рэндалл всегда была сильной. Шей будет такой же.


* * *

 Рейф Тайлер стоял в нерешительности у дверей тюрьмы штата Огайо. Одежда, выданная охранником, висела мешком на высокой худощавой фигуре, в жаркий летний день шерсть неприятно колола, вызывая зуд. Но все же это было лучше, чем полосатая роба, которую он относил столько лет. Три тысячи шестьсот пятьдесят два дня, если быть точным. Он сосчитал каждый из дней, проведенных в аду. Десять лет были вычеркнуты из жизни. Украдены. Точно так, как были украдены его честь и достоинство.
 Он мечтал надеть рубашку из хлопка и пару хорошо подогнанных брюк, а еще ботинки вместо сандалий на картонной подошве, в которых был сейчас.
 Мечтал о многом. Например, провести ночь, любуясь звездами. Он не видел звезд десять лет. В его тесной камере не было окна, а под замок заключенных сажали задолго до наступления темноты.
 Заключенный. Даже не будь у него этого проклятого клейма, он все равно знал, что в нем легко распознать заключенного. Покинув тюремные застенки, он, как оказалось, продолжал по привычке шаркать при ходьбе, а его голос, как и у многих других обитателей тюрьмы, приобрел хрипотцу от долгого молчания.
 Рука с клеймом скользнула в карман. Абнер был на месте. Благодаря Абнеру он сохранил рассудок. Палец Рейфа погладил маленького довольного мышонка, которому шерстяная одежда пришлась больше по вкусу, чем его хозяину.
 Прохожие на улице посматривали на Рейфа настороженно. Некоторые глядели сквозь него, словно он вообще не существовал. Рейф почувствовал, как на его щеке заиграл желвак. Десять лет взаперти, а теперь…
 Рейф попробовал переключить мысли на что-то другое, о чем он не смел мечтать последние годы.
 Начал думать о коне, будь оно все проклято. Он жаждал вновь оказаться в седле, держать в руках поводья. Мчаться куда душа пожелает.
 И о женщине. Женщине сомнительных добродетелей и без всяких претензий. Черт, после предательства Аллисон от женщин он уже ничего не ждал, кроме нескольких минут наслаждения, которое доставляли их тела. Он хорошо знал, что больше никогда не сможет доверять ни одной из них.
 Но все эти желания отступали на второй план перед его жаждой отомстить. Воздать по заслугам. Добиться справедливости, если она вообще существует на свете.
 Ему бы следовало сейчас пребывать в приподнятом настроении. Радоваться, что вышел из тюрьмы. Испытывать облегчение. Но ничего подобного не произошло. Последние десять лет его планомерно лишали всех человеческих чувств. Гордости. Достоинства. Всего, за исключением ненависти.
 После первых трех лет, проведенных в тюрьме, Рейфа постигло потрясение, когда однажды его навестил Клинт Эдвардс. Клинт, как выяснилось, только что обо всем узнал и сразу понял: в этом подлом обвинении нет ни слова правды.
 Рейф с трудом осознал, что кто-то наконец ему поверил, что нашелся человек, которому абсолютно наплевать на все сказанное в суде. Рейф ухватился за предложение Клинта помочь ему, как утопающий хватается за соломинку. Он сразу отбросил все сомнения о том, стоит ли вовлекать Клинта и его брата Бена в свою затею отомстить.
 Во второй год войны Клинт служил у него в подчинении в чине капрала, а Бен был желторотым рядовым. В бою под Виксбургом Рейф спас им обоим жизнь. Бена тогда подстрелили на открытой местности, а Клинт пополз к нему на помощь. Рейф нарушил приказ, последовал за Клинтом и прикрывал его, пока тот выносил брата с поля боя. Рейфа ранили, когда он возвращался к своим. Клинт с Беном считали, что они у него в долгу, а Рейф ради достижения намеченной цели принял бы помощь от кого угодно. Честь была теперь ему не по карману. Ее выжгли напрочь раскаленным железом.
 Еще один прохожий, заметив Рейфа, стоящего перед тюрьмой, перешел на другую сторону улицы. Рейф знал, что изменился сам и изменилось его лицо. Ненависть — уродливое чувство и оставляет уродливые отметины. Вокруг его глаз пролегли горестные морщины, а в рыжеватых волосах виднелись проблески седины. Когда-то ярко-зеленые глаза потускнели и больше не выражали вообще никаких чувств. Он усвоил это правило в самый первый год заключения: ни при каких обстоятельствах не давать тюремщику возможности догадаться, о чем ты думаешь.
 Он узнал и многое другое: например, как долго человек способен пробыть в карцере — темном, хоть глаз выколи, подвале, куда даже не поставлено помойное ведро. Позже, когда его перевели в камеру в три с половиной фута шириной, семь футов длиной и семь футов высотой, он узнал, сколько кирпичей ушло на каждую стену, сколько железных полос закреплено на двери. На десять лет эта камера, в которой была койка, прикрепленная к стене, ночной горшок и плевательница, стала его домом. Он научился терпеть, но так и не научился смирению.
 Куда же запропастился Бен? Рейф стремился поскорей убраться отсюда, от этих стен, от тюремного зловония.
 Он взглянул на небо. Отсюда оно представлялось совсем Другим. Рейф перестал смотреть вверх в первую же неделю заключения — это оказалось чересчур болезненным. Глядя на небесный простор, можно было сойти с ума, а он не мог себе этого позволить. Ему нужно было завершить начатое дело, которое он обдумывал многие годы. Только ненависть и мысли о будущем поддерживали Рейфа все бесконечные дни и бессонные ночи.
 Прошел час. Наверное, что-то задержало Бена. Смотритель выдал Рейфу десять долларов, но куда можно пойти с такой суммой? Даже если бы у него не было клейма на руке, каждый в Колумбусе тотчас признал бы в нем заключенного по той одежде, которой его снабдили. Работы здесь ему не получить. Наверное, вообще нигде не получить из-за проклятой метки.
 Еще до суда ему удалось скопить кое-какие средства, на которые он хотел строить свое будущее вместе с Аллисон. Позже он все перевел на имя Клинта, чтобы тот порылся в прошлом Рэндалла и начал потихоньку осуществлять их замысел.
 В конце улицы появился всадник, ведущий еще одну лошадь в поводу. Впервые за много лет в душе Рейфа шевельнулось радостное ожидание.
 Он помнил Бена Эдвардса почти совсем мальчишкой, едва начавшим бриться, а теперь, несомненно, это был уже мужчина. Бен выглядел суровым человеком, рано познавшим горе и военные тяготы. После войны они с Клинтом переезжали с места на место, то перегоняя скот, то сопровождая обозы. В довоенное время братья работали на ферме, но война убила в них способность вести хозяйство. Оба Эдвардса слишком много повидали на белом свете, чтобы осесть на небольшом клочке земли и заняться хлебопашеством. Поэтому они поручили маленькую ферму в Иллинойсе заботам своего третьего брата, который никуда не уезжал и любил землю.
 Клинт сообщил в письме, что команду они уже сколотили. Из тех, кто служил под началом Рейфа в его подразделении, набранном из всякой шушеры, когда началась война. Из тех людей, которые так и не сумели осесть после войны и чья неугомонность заставляла их браться то за одну, по за другую работу. Джонни Грин, Билл Смит, Кэри Томпсон, Саймон Форд и Скинни Уэр. Они искали, чем бы заняться, и дело Рейфа стало их делом, потому что ничего другого не предвиделось. Рейф не обманывался на этот счет. Тем не менее он испытывал к ним благодарность.
 Бен перегнулся в седле, чтобы пожать ему руку, при этом оба внимательно вглядывались друг другу в лица, отмечая все перемены, происшедшие за десять лет. Взгляд Бена скользнул к руке, к клейму, и Рейф уловил подавленный возглас.
 Наступила неловкость. Рейф давно привык к своему клейму, как и все, кто его окружал в тюрьме. Он понимал, что на воле будет сложнее, но никак не был готов к такой реакции человека, который уже знал о существовании клейма.
 — Прости, что опоздал, — произнес Бен, стараясь скрыть охватившее его смятение. — Я ехал поездом, но проклятая махина задержалась в пути. Лошадей купил здесь. — Он секунду помешкал. — А еще купил тебе кое-что из одежды. Клинт сказал, тебе понадобятся перчатки.
 У Рейфа сжалось горло, и он только кивнул, не желая признать вслух существование позорного шрама.
 — Может, хочешь для начала где-нибудь остановиться, чтобы пропустить стаканчик?
 — Единственно, что я хочу, это поскорей убраться отсюда, — ответил Рейф. Бен ухмыльнулся:
 — На этот случай я захватил с собой флягу. Перчатки и одежда в седельных сумках на гнедом.
 Рейф еще раз кивнул, подошел к лошади и остановился, чтобы провести рукой по ее загривку. Господи, как это был о приятно. Прежде чем садиться в седло, пришлось переждать минуту. Десять проклятых лет. Внезапно показалось, что он не выдержит нахлынувших чувств.
 — Капитан…
 Это слово вывело его из оцепенения. Вернуло к цели.
 — Больше не капитан, Бен. Просто Рейф.
 Бен замялся.
 — Все равно я мысленно только так тебя называю.
 — Не стоит. — Рейф сам понимал, что резок. Но напоминание отдавалось болью. Болью потери, болью удара по мужскому самолюбию, болью разрушения всего, чем и кем он когда-то был, но больше никогда уже не будет. Эта боль пронзила его, когда он метнулся в седло. Оказавшись верхом на коне, он почувствовал, как играют мышцы животного, и отбросил прочь отчаяние, пытаясь насладиться наступившим мгновением. Сосредоточился на нем, впитывая сиюминутное ощущение, позволившее позабыть обо всем остальном.
 Рейф подставил лицо сухому, горячему ветру, уже не стесненному высокими тюремными стенами. Взгляд задержался на нескольких ленивых облаках, проплывавших в вышине, и ноги крепче обхватили бока лошади. Он был свободен.
 Великий Боже, он был свободен!
 Мозг отказывался осознать это и принять. Пока отказывался. Рейфу все казалось, что он сейчас проснется в своей тесной темной камере и увидит три кирпичные стены и дверь, обитую железными полосами.
 Нет, никогда ему уже не быть по-настоящему свободным человеком. Таким, как раньше.
 Но возмездие должно помочь. Расправа с Рэндаллом. Месть за разрушенную жизнь. А затем сведение счетов с сержантом Сэмом Макклэри, который тоже оклеветал его перед судом трибунала.
 Он посмотрел на Бена:
 — Какой самый лучший путь до Колорадо?
 Бен встретился с ним взглядом. В его глазах Рейф прочел понимание. Не жалость, слава Богу.
 — Тот, каким приехал я.
 Рейф больше не проронил ни слова. Он развернул лошадь и, всадив ей в бок каблуки, пустился галопом. Наконец-то он ступил на путь, ведущий к мести.


* * *

 Похороны прошли скромно. Тихо и с достоинством, так, как пожелала бы ее мать.
 На погребальную церемонию ушли все деньги, которые им удалось скопить. Конечно, у Шей еще оставалось ателье, но она не была уверена, что справится с ним сама. Как не была уверена и в том, хочется ли ей этим заниматься. Ее увлекало творчество, а вот деловая сторона никогда не нравилась. Этим всегда ведала Сара. И все-таки нужно же иметь в жизни какое-то дело. Само ателье почти ничего не стоило. Помещение они арендовали, и их единственное достояние составлял кропотливый труд Сары и фантазия Шей.
 Принять решение оказалось для Шей очень трудным, что было на нее так не похоже. Ее словно окутало облако неверия в свою потерю. Она сознавала, что совершает ошибку, и это совсем ей не нравилось.
 Шей говорила все, что полагается говорить в таких случаях, и слушала себя как бы со стороны. Она была там, ив то же время ее там не было.
 Наконец отбыл последний гость. Адвокат прочитал завещание, по которому все имущество переходило «любимой дочери».
 Шей прошлась по пустым комнатам снятого в аренду дома. Ее взгляд задержался на деревянной шкатулке, стоявшей на столе матери, той самой шкатулке, которую она так и не решилась открыть.
 Почему вдруг эта шкатулка понадобилась маме так срочно, что она даже осталась одна, когда умирала?
 И где ключ? Испытывая настоятельную потребность чем-нибудь заняться, все равно чем, Шей сосредоточила все свои мысли только на шкатулке. Она нашла нож и принялась ковырять в замке. Но он не поддавался, тогда она начала выцарапывать его, оставляя шрамы на прекрасной древесине, не в силах остановиться. Она должна была открыть шкатулку. Прямо сейчас.
 Когда ее старания увенчались успехом, комната уже погрузилась в темноту, но Шей даже не подумала зажечь керосиновую лампу. Она подняла крышку и, увидев содержимое деревянной резной коробки, окаменела. Так и сидела, пытаясь понять, что же это значит.
 Наконец Шей поднялась и зажгла лампу, затем вернулась к шкатулке. Деньги. Пачки денег. Новые купюры, запечатанные лентой канзасского банка. Старые купюры. И письма. Она взяла одно и прочитала в конце подпись. Джек Рэндалл. Отец. Посмотрела на дату. Та оказалась десятилетней давности. Трясущейся рукой Шей взяла другое письмо. Прислано три года назад. Адрес в Колорадо. Городок под названием Раштон.
 Еще письма. Всего десять штук. Под письмами лежала вырезка из бостонской газеты. Шей быстро пробежала ее глазами. Заседание трибунала. Главным свидетелем обвинения выступал некий майор Джек Рэндалл, который обнаружил и вывел на чистую воду предателя, разворовавшего армейскую казну. В газете напечатали портреты осужденного и майора Рэндалла. Шей бросила взгляд на первый, отметив про себя красивые черты лица, а затем тут же обратилась ко второму портрету. Газета вышла десять лет назад. В то время ей было тринадцать лет. Почему она раньше не видела всего этого? А если бы и видела, что изменилось бы? Фамилия Рэндалл довольно распространенная.
 Глядя на портрет, письма и деньги, Шей задавала себе вопрос: что, ради всего святого, это значит? Она прочла письма. Сначала их автор просил ее мать вернуться к нему в Канзас. А затем он просто выражал надежду, что Сара живет благополучно, и называл высланную сумму. О Шей в письмах не упоминалось. Ни единого слова.
 Девушка закрыла глаза, пытаясь собраться с мыслями. Этот майор, должно быть, ее отец. В свидетельстве о рождении в графе «отец» стояло имя Джека Рэндалла. Мысли вихрем проносились в голове Шей. Она хотела вспомнить все, что мама когда-то рассказывала ей об отце. Человек честя. Газетная статья подтверждает это.
 Почему мама оставила его? Почему не оказала Шей, что отец жив? И почему не потратила деньги, когда они так часто терпели нужду?
 Почему мама лгала ей?
 Неожиданно само существование Шей оказалось ложью. Основа, когда-то такая незыблемая, покачнулась и дрогнула, и Шей почудилось, что она сейчас рухнет вниз сквозь легкие перекрытия.
 Кто же она такая?
 Шей поняла, что обязана докопаться до истины. Должна разыскать Джека Рэндалла. Должна разыскать своего отца.




 Глава вторая


 До Кейси-Спрингс в Колорадо Рейф и Бен добрались через три недели. За это время Рейф старался свыкнуться со свободой. Он полагал, что это будет просто. Оказалось наоборот. Его мысли все еще находились в плену у прошлого, в плену гнева. Он утратил часть самого себя: былую уверенность, способность радоваться простым вещам.
 Первая ночь на свободе была одновременно и самой лучшей и самой тяжкой из всех его ночей. Каждое новое ощущение поражало своей остротой. Они проехали верхом целый день, прежде чем сделать привал, и, несмотря на то, что до тюрьмы Рейф провел в седле почти двадцать лет, все мускулы у него ныли, ежесекундно напоминая, сколько времени он не сидел на лошади, сколько времени потеряно впустую.
 Предвидя, что и с оружием он не сможет обращаться с прежней ловкостью, Рейф пострелял для практики. Ему действительно предстоял еще долгий путь, чтобы восстановить былое умение. Когда стрелять стало невозможно из-за наступившей тьмы, он попытался заснуть, но не смог.
 Ночь была полна таинственных звуков для того, чьи уши привыкли слышать брань, стоны, беспорядочные шаги, скрип железных дверей и стук дубинок по железным прутьям. Безмятежность ночи раздражала сильнее, чем звуки выстрелов. Каждая звездочка, вместо того чтобы радовать глаз, посмеивалась над ним, а луна…
 Чертыхаясь, он начал подсчитывать, сколько новолуний пропустил. Все вокруг дразнило, бередило старую рану, не давая покоя. Ему вспомнились ночные кошмары, которые до сих пор не покинули его, когда он просыпался в тюремной коробке и ему казалось, что он в гробу, где нет ни света, ни солнца — ничего, что дает жизнь.
 Только напившись до забытья виски, которое привез Бен, Рейф наконец отключился, а потом внезапно проснулся и увидел склонившегося над ним младшего Эдвардса. Должно быть, он кричал во сне, решил Рейф. Одеяло было скомкано, а его самого до костей прошиб пот. Ему стало любопытно, что же он говорил во сне. Но спросить он не захотел и притворился, как я Бен, что ничего не случилось.
 Из кармана Рейфа выполз Абнер, и Бен вопросительно поднял бровь.
 — Приятель?
 — Приятель, — подтвердил Рейф. На самом деле этот мышонок временами был для него настоящим спасением.
 — Все-таки лучше, чем крыса, — заметил Бен, скривив рот.
 Рейф равнодушно пожал плечами, но в тюрьме он обрадовался бы даже крысе.
 На следующий день Рейф потребовал, чтобы они выехали с рассветом и скакали, пока лошади не выбьются из сил, Бен оказался хорошим попутчиком главным образом потому, что в основном помалкивал. Рейф просто впитывал в себя солнце, ветер, пейзаж, ночную прохладу. Он поглощал все это, как пьет воду страдающий жаждой человек, — без наслаждения, в силу грубой, болезненной необходимости.
 Когда же все-таки им случалось заговорить, речь шла только о Джеке Рэндалле.
 — После войны он поселился в Колорадо, — сообщил Бен, — начал прикупать один участок за другим. Ничего незаконного, насколько нам удалось разузнать. Всегда платил хорошую цену и теперь считается самым крупным землевладельцем в округе.
 — Рассчитывался армейской казной, — с горечью произнес Рейф.
 — С тех пор как Клинт два года назад поступил к нему помощником управляющего, ничего крамольного найти не удалось, — обстоятельно продолжил Бен. — Рэндалл работает вполне достойно, но Клинт нанял детектива, чтобы тот поворошил его прошлое. Прежде чем завербоваться в армию, Рэндалл сменил множество мест, причем каждое покидал поспешно. Война его застала в Канзасе, где он служил управляющим магазина. Помогал отразить атаку людей Куонтрилла, подступивших к городу. За это в ополчении его произвели в майоры. Вероятно, никто так и не удосужился проверить, что у него за плечами.
 — А в последние годы?
 — Видимо, ничего, но это только вопрос времени, если его прошлое хоть о чем-то говорит. Такое впечатление, что, стоит ему столкнуться с финансовыми трудностями, он тут же начинает красть. Но обычно успевает скрыться прежде, чем кто-либо заподозрит неладное.
 — Значит, придется организовать ему финансовые трудности, — сказал Рейф. Бен усмехнулся:
 — Мы тоже так думаем. — Затем задумчиво добавил:
 — Кажется, Рэндалл сделался противником всякого рода насилия.
 — Когда в последний раз забирали казну, убили несколько человек, — сказал Рейф, голос его был суров. Ему не нужно было смотреть на свою руку, чтобы убедиться: то ограбление повлекло за собой и другое насилие.
 Бен кивнул.
 — Есть еще один тип, сержант Макклэри, — медленно проговорил Рейф.
 Ему никогда не забыть Макклэри, которого он один раз подверг дисциплинарному взысканию и который обнаружил часть украденных денег на квартире у Рейфа. Макклэри был одним из солдат, сопровождавших его в тюрьму. Во время пути этот человек использовал малейшую возможность, чтобы унизить осужденного. Рейф никак не мог понять, откуда в Макклэри такая антипатия к нему, — впрочем, эти мысли отступали на второй план перед ненавистью к Рэндаллу. Именно Рэндалл отослал Рейфа с поручением вдень ограбления, а затем отрицал это. Именно Рэндалл сыграл ведущую роль на суде, а потом и во время наказания. Именно Рэндалл явился инициатором всей затеи с ложным обвинением.
 — А что Клинт думает о Рэндалле?
 — Клинт знает, что Рэндалл трус и вор. — Он смешался. — А вот люди в Колорадо не знают, и всем здесь Рэндалл нравится. Такие, как он, умеют втереться в доверие, хотя, конечно, это не меняет дела — он все равно остается вором, который позарился на казну, в то время как мы увертывались от пуль.
 На четвертый день отъезда из Цинциннати они остановились в городе. Рейф был в кожаных перчатках, привезенных Беном, но они оказались неудобными, и он захотел купить другую пару, чтобы срезать с нее пальцы, а оставшейся частью закрыть тыльную сторону ладони.
 Сделав несколько покупок, они нашли публичный дом. Это была идея Бена, Рейф предпочел бы продолжить путь. В постели с женщиной его не покинули душевный холод и безразличие, хотя тело немедленно отреагировало так, как надо. Несмотря на все попытки вернуться к обычной жизни и возродить утраченные ощущения, занятие любовью не доставило ему большого удовольствия. Его не оставляла мысль об Аллисон, так быстро отвернувшейся от него, и потому он вел себя если не жестоко, то по крайней мере грубо и равнодушно. Он только брал, хотя когда-то был очень внимательным любовником. Рейф холодно отметил про себя этот новый недостаток, притупивший былой энтузиазм к плотской любви. Что ж, Рэндаллу зачтется и это.
 Больше ни в каких городах они не останавливались. Внутри Рейфа клокотал вулкан, и он счел необходимым держаться подальше от людей.
 Сейчас они решили обойти Кейси-Спрингс стороной, вместо того чтобы воспользоваться хорошо проторенной горной тропой. Бен остановился, и Рейф взглянул вниз на долину. Посреди расчищенного участка вытянулся изящный дом. Слева от него располагалась большая конюшня, а справа — длинное строение.
 — Это обиталище Рэндалла. «Круг Р» называется, — сказал Бен.
 Рейф медленно окинул взглядом постройки, пасущийся вдалеке скот.
 — Соседи?
 — Ближайшие — в десяти милях. А на юг отсюда расположен небольшой торговый центр. Старая фактория, превратившаяся в городишко, Раштон. По названию ручья, который протекает в этом районе.
 — Законники?
 — В Раштоне есть шериф на полставки, назначаемый местным губернатором. Его зовут Расс Дьюэйн. Он тоже, как и все здесь, занимается скотоводством. В Кейси-Спрингс — собственные блюстители порядка.
 — Как здесь, много копают?
 — Есть несколько участков. Почти все золото уже ушло. Хотя Грин, Смит, Уэр и Томпсон намыли небольшой запасец, пока дожидались тебя. Нечего путного, но хватает на еду и кое-какую мелочь.
 — А что делаете ты и Саймон?
 — Охотимся понемногу. Беремся за сезонную работу. Это дает возможность поездить.
 — Расскажи мне подробнее о хижине.
 — Ее нашел Клинт, когда выслеживал конокрадов. Чистое везение. Услышал рев скота. Иначе ему никогда бы не попасть в глухую долину. Отличное место, где можно спрятаться. Вход только с одной стороны — похоже, проложен прямо в скале. Видимо, хижиной пользовался давным-давно какой-то охотник, промышлявший в горах. Мы иногда натыкаемся на капканы. Но место надежное. Я с трудом находил его, даже когда побывал там пару раз.
 — Конокрады?
 — Они не вернутся, — сказал Бен и указал на группу камней причудливой формы. — Вон там поворот. Постарайся запомнить, как добираться туда.
 Он поехал вперед, и Рейф последовал за ним в лес, где росли сосны и осины.
 В пряном воздухе смешались аромат диких цветов и резкий запах сосны. Верхушки деревьев почти полностью закрыли солнце, отбрасывая пляшущие тени на ковер из сосновых игл. Тропа неожиданно пошла вверх, и лошадям приходилось с трудом преодолевать подъем.
 — Есть еще один путь, — пояснил Бен, — в обход. Зимой нам пришлось несколько раз им воспользоваться. Но он чертовски длинный.
 — Я надеюсь уехать до зимы.
 — Снег здесь выпадает рано, — сказал Бен. — По-настоящему рано. Мы построили укрытие для лошадей и припасов.
 — Бен…
 Юноша обернулся, в его глазах стоял вопрос.
 — Я не хочу втягивать тебя с Клинтом в это дело. И других тоже.
 — Мы нужны тебе.
 — Нет.
 Бен натянул поводья и остановился.
 — Если бы не ты, никого из нас не было бы сейчас в живых.
 Рейф опустил глаза.
 — Была война. Мы все заботились друг о друге.
 — И до сих пор заботимся, — произнес Бен и упрямо выпятил подбородок. — Когда Джонни попал в беду… — Он замолчал и отвернулся.
 Рейф нахмурился:
 — Джонни Грин?
 — Связался с бандой в Техасе, был замешан в ограблении. Его чуть не повесили. — Бен слегка улыбнулся. — Теперь там, внизу, никого из нас не ждут с распростертыми объятиями.
 Рейф помолчал. Горе и десять лет заключения не подготовили его к тому чувству, что всколыхнулось у него в груди. Благодарность? Он сам не знал, стоит ли радоваться этому. Гораздо легче вообще ничего не чувствовать.
 — Капитан, они не позволят тебе действовать в одиночку.
 — Сейчас я справлюсь сам. Мне не нужна больше ничья помощь. Это мой бой.
 — Но мы уже в него ввязались, нравится тебе это или нет. И повернуть назад мы не можем, — сказал Бен.
 Рейф плотно сжал губы, но был вынужден согласиться. Из-за него они завязли и так слишком глубоко. Но он сделает все, чтобы оградить их от беды. Рейф коротко кивнул и перевел взгляд на тропу, по которой они ехали.




 Глава третья


 — Леди, вам не следует ехать туда одной.
 Шей смотрела на служащего в билетном окошке почтовой станции Кейси-Спрингс.
 — Я не могу ждать неделю, — сказала она, изо всех сил стараясь, чтобы он первым отвел взгляд.
 — А я говорю вам, что ближайшие шесть дней карета туда не пойдет. К тому же путешествовать одной небезопасно, особенно с тех пор как на дорогах появились головорезы, которые грабят почту, крадут казну и нападают на все, что движется.
 — Но я должна…
 — Знаете, мисс, — терпеливо продолжил клерк, — вы можете переждать в гостинице или пансионе. Вам не нанять здесь ни лошади, ни повозки, чтобы ехать одной в Раштон или «Круг Р». Не такие нынче времена.
 Шей с досадой опустила на землю саквояж и крепко вцепилась в этюдник, который прижимала к себе. Решив отправиться на Запад, она все распродала. Выбор был сделан, а это означало, что с прошлым должно быть покончено.
 С прошлым связана ложь, которая подорвала все, во что Шей когда-то верила. Она всегда принимала жизнь такой, какая она есть, всегда умела играть по правилам, а теперь…
 Даже не известно, кто она такая. Это незнание делало ее уязвимой, испуганной, хотя раньше она ничего не боялась. Все, во что она верила, превратилось в дым, и Шей не понимала, как и почему это произошло.
 Но она понимала, что обязана все узнать.
 Шей то и дело доставала газетную вырезку. Смотрела на портрет Джека Рэндалла. Сколько раз она жалела, что у нее нет отца? Мечтала, чтобы он появился? Но мать почему-то разлучила отца с дочерью. Каждый раз, разглядывая кусочек газеты, Шей видела и человека, которого отец помог изобличить. Вора и даже, наверное, предателя.
 Он не был похож на вора, во всяком случае если судить по портрету. Его лицо приковывало к себе внимание и говорило о внутренней силе. Шей поражало противоречие между этой силой, которую она разглядела на рисунке, и выдвинутым обвинением. И ее все время терзала мысль, не было ли в деле каких-то смягчающих вину обстоятельств. А что если он сражался на стороне Конфедерации и выбрал такой способ борьбы за свое дело? Тогда зачем он оставил у себя часть денег?
 Эту загадку ей никак не разгадать, но, возможно, она сможет разгадать другую загадку, связанную с отцом. И чего ради мать лгала ей? Шей придумала несколько объяснений. Вероятно, Сара Рэндалл не выносила Запад или скорее всего не смогла ужиться с мужем.
 Чем больше Шей размышляла, тем больше вопросов оставалось без ответа. Получить ответы она могла, только обратившись непосредственно к участнику событий, но это пугало. А что если она не нужна отцу? Он ведь вообще ничего о ней не знает. Поверит ли он ей?
 Когда Шей думала о поездке, ей всякий раз становилось не по себе от дурного предчувствия. А так ли уж в самом деле ей хотелось докопаться до правды? Шей не была уверена. Но одно она знала точно — она должна узнать правду.
 Шей заправила под шляпку выбившийся локон и зло посмотрела на клерка, впервые пожалев, что вид у нее не очень грозный.
 Ее лицо, не лишенное приятности, безусловно, не могло заставить чье-то сердце затрепетать от страха. Все в ней было обычным. Почти прямые каштановые волосы. Серо-голубые глаза, которые могли бы, на ее вкус, быть не такими большими, хотя люди часто говорили, что они ее украшение. Наряды никогда не были для нее предметом волнения, Шей предпочитала чтение и рисование суете по поводу внешности. Мама часто повторяла, что главная ее черта — уравновешенность. И оттого, что это качество радовало маму, самого дорогого для нее человека, Шей подавляла в себе тоску по приключениям.
 Но мама ошибалась. Уравновешенность часто означает недостаток страсти, а Шей испытывала бурные чувства по поводу многих вещей. Она яростно защищала то, что любила, и глубоко чувствовала несправедливость. Просто она держала эти чувства при себе, пряча их под поверхностной практичностью. Слишком это было личное, чтобы делиться с остальными, даже с собственной матерью.
 Но сейчас уравновешенность ничем не могла ей помочь. Как и нетерпеливость и страстность.
 Шей вновь сердито посмотрела на клерка. Неделя для нее была равносильна году. Она попыталась объяснить:
 — Моя фамилия Рэндалл, я… должна добраться до ранчо Джека Рэндалла.
 Чиновник немного смягчился:
 — Родственница?
 Шей сразу растерялась. Последнюю фразу она выпалила главным образом от безысходности. Отец, вероятно, даже не подозревает о ее существовании. Или вообще не поверит ей. Или, волне возможно, здесь какая-то ужасная ошибка. Но фамилия Рэндалл, видимо, произвела впечатление, а именно этого Шей и добивалась.
 Она вздернула подбородок:
 — Дочь.
 — Чудеса, да и только. А я не знал, что у мистера Рэндалла есть дочь.
 — Я жила в восточном штате.
 — Хотелось бы помочь вам, мисс Рэндалл, но не могу.
 У Шей от напряжения потемнело в глазах. Почти вслепую она подняла саквояж и повернулась к двери. Придется искать другой способ.
 Она вышла на крыльцо и остановилась, пытаясь решить, что теперь делать, когда вслед за ней через порог шагнул какой-то человек. Она едва его заметила во время разговора с клерком, просто видела, что у стены стоит высокий мужчина.
 — Мисс Рэндалл? — спросил он, вежливо приподнимая шляпу.
 Она кивнула.
 — Я слышал, вы хотите добраться до ранчо «Круг Р». Вероятно, я мог бы помочь.
 Шей внимательно на него посмотрела. Высокий, стройный, с прямым взглядом серых глаз, говорившим об уверенности. Ей показалось, что он не намного старше ее, но в чем-то он был похож на столетнего старика.
 — Сэр?
 Он улыбнулся от такого обращения.
 — Я работаю у вашего отца, мисс, — сказал он. — Вы ведь мисс, кажется? Я слышал, вы сказали «Рэндалл».
 Шей слегка покраснела.
 — Мисс, — подтвердила она. — Шей Рэндалл.
 — Я заехал узнать, нет ли каких телеграмм, а завтра собираюсь в обратную дорогу. Если хотите, можете присоединиться.
 Шей не была уверена, что ей следует принять приглашение. Путешествовать вдвоем с мужчиной считалось недопустимым. Но все-таки это не Бостон, и мужчины, встречавшиеся до сих пор на ее пути, вели себя с ней очень уважительно, даже те попутчики в дилижансе, которые по дороге из Денвера все время пили. Кодекс Запада, как она узнала. Кроме того, этот мужчина работает у отца. И она не хотела ждать целую неделю, не могла ждать.
 — Так вы говорите, что работаете у моего отца?
 Он кивнул.
 — И отправляетесь завтра?
 — Да, мэм.
 — Ехать долго?
 Он взглянул на девушку, словно взвешивая ее возможности.
 — Верхом на лошади — почти день.
 Она застонала:
 — Мне не часто доводилось ездить верхом.
 Это было еще мягко сказано — Шей просто не осмелилась признаться, что сидела в седле всего несколько раз, катаясь шагом в парке.
 — Я найду вам смирную лошадку.
 Он молчал, выжидая. Это все и решило. Он не настаивал. Просто был услужлив.
 — Как вас зовут?
 — Бен, мэм. Бен Смит.
 Она улыбнулась:
 — Надеюсь, вы позволите заплатить вам.
 — Где вы хотите остановиться?
 Она не знала, что ответить. Огляделась вокруг, рассматривая городишко, который оказался не более чем скопищем ветхих строений. Банк, контора шерифа, гостиница с вывеской «Золотой самородок». В Денвере ей сказали, что теперь, когда почти все золотоносные участки в районе разработаны, Кейси-Спрингс борется за то, чтобы стать большим торговым центром, и Шей ожидала увидеть здесь гораздо больше.
 — «Золотой самородок», пожалуй, подойдет лучше всего, — предложил Бен Смит. — Гостиница не слишком шикарная, но в пансионате полно старателей и рабочих с железной дороги, а это народ грубоватый.
 Шей подумала о деньгах. Те, что прислал отец, она положила в бостонский банк, не решившись их тратить. Те, что были выручены от продажи ателье, быстро таяли, а ведь она до сих пор не знала, какой прием окажет ей Джек Рэндалл.
 — К тому же «Самородок» самое безопасное место, — тихо добавил Бен Смит.
 Шей улыбнулась. Он беспокоился даже о ее безопасности. Последняя неуверенность рассеялась.
 — В таком случае пусть будет «Золотой самородок».
 Вечером она примет ванну. И хорошо выспится на удобной кровати. А завтра — встреча с отцом. Шей радостно улыбнулась Бену Смиту.
 — Я помогу вам с вещами, — сказал он, бросив взгляд на саквояж.
 — Благодарю вас, мистер Смит. Вы очень любезны.
 Когда он наклонялся, чтобы поднять саквояж, она заметила какое-то странное выражение, промелькнувшее на его лице. Что-то вроде сожаления. Вероятно, поразмыслив получше, он раскаялся, что взвалил на себя такую обузу.
 По спине у нее побежали мурашки от дурного предчувствия, но Шей сразу отбросила прочь все сомнения. Она устала, вот и все. Просто устала.


* * *

 Бен смотрел на женщину, ехавшую верхом рядом с ним, и размышлял, не совершает ли он ошибку. Но сама судьба вручила ему оружие, а он был не из тех, кто упускает свой шанс.
 Дочь Рэндалла. Он не подозревал, что у того есть дети. Да и капитан, наверное, тоже. Странно, но даже в мыслях он называл Рафферти Тайлера капитаном. Казалось бы, три недели, проведенные в пути, должны сломать барьер отчужденности, но только с Тайлером этого не произошло. Ни тогда, ни по прошествии двух месяцев, прожитых ими в хижине.
 Когда-то капитан Тайлер был строгим офицером, бескомпромиссным в вопросах дисциплины и обучения, но он также был скор на улыбку и похвалу, когда человек того заслуживал.
 Сейчас никаких улыбок и похвал не было и в помине. Более замкнутого человека Бен не встречал. Закрытого на все замки. Разговор с ним сводился к минимуму, словно Тайлер напрочь забыл, как люди беседуют. Вопрос — ответ. Молчание. Вот и все.
 Бен и Клинт обсудили это, и оба пришли к одному выводу: единственное средство рассеять темноту, нависшую над Тайлером, — разоблачить Рэндалла. И чем скорее, тем лучше.
 Пока что все шло неплохо. На их счету два ограбления, оба раза лишившие ранчо «Круг Р» всей выручки. Рэндалл нес финансовые потери, причем серьезные. Но Бен видел, что капитан начинает терять терпение. И поэтому неожиданная встреча с дочерью Рэндалла явилась редкой возможностью ускорить дело.
 Однако после нескольких часов, проведенных в обществе этой леди, Бена начали одолевать сомнения. Нетерпеливость характера у нее скрывалась за чувством достоинства, и это очень привлекало. Она не надоедала ему, но на привале задавала вопросы. Умные вопросы. От этого Бену становилось как-то не по себе.
 Утром он вручил ей мужскую одежду — рубашку и брюки.
 — Нам предстоит ехать через горы, мисс Рэндалл, Если вы до сих пор не ездили в женском седле, то я не советую начинать сейчас, — добавил он, глядя на ее юбку.
 Она сразу мило раскраснелась, видимо поставив под сомнение пристойность такого шага.
 — Я не возьму вас, если вы не будете благоразумной, — пригрозил он, и она заторопилась обратно в номер, крепко прижав к себе одежду.
 Ни жалобы, ни возмущенного возгласа. Это ему понравилось. Даже против его воли.
 Во время последнего привала он с вниманием наблюдал, как она отвязала от седла этюдник, открыла его и вынула альбом. Затем она прислонилась к дереву и начала рисовать. Ему было очень интересно, что она там рисует, но он не спросил. Хотел свести все разговоры до минимума. Улучив момент, он засунул под подкову кобылы камешек. С тех пор прошел час. Теперь уже в любую минуту лошадь захромает, и тогда он пересадит мисс Рэндалл на своего коня. Вскоре она поймет, что они направляются совсем не туда, куда она думает.
 Они почти доехали до поворота к хижине, когда кобыла начала прихрамывать.
 — Мистер Смит.
 Он обернулся, заранее зная, что увидит. Спешился, затем подошел к кобыле. Поднял копыто и едва взглянул.
 — Вам придется пересесть ко мне, мисс Рэндалл.
 Ее глаза удивленно расширились, и он заметил, как в них промелькнуло сомнение. Бен протянул ей руку, но девушка медлила. Он даже подумал, а вдруг она что-то заподозрила? Хотя вряд ли. Наконец она оперлась на руку и соскользнула вниз. Он сел в седло и помог Шей устроиться сзади. Проехав с милю, он свернул в лес, пояснив:
 — Так короче.
 Горный склон становился круче с каждым шагом, и Шей все крепче цеплялась за своего спутника. Для новичка она держалась совсем неплохо. А потом они остановились. Бен снял свой шейный платок и повернулся в седле.
 — Простите, мисс, но мне придется завязать вам глаза.
 Она мгновенно оцепенела, с трудом сглотнув.
 — Это необходимо. Я не причиню вам никакого вреда, — сказал он.
 — Не понимаю.
 — А вам и не нужно понимать. Мы просто сделаем небольшой крюк.
 — Вы не работаете у моего отца. — Это прозвучало как обвинение, а не как вопрос.
 Он ничего не сказал. Просто завязал ей глаза платком.
 — Цепляйтесь сильнее, — предупредил он. — Подъем предстоит крутой.
 — А если не буду? — Ее голос чуть дрогнул.
 — Тогда я привяжу ваши руки к себе. Он принял ее молчание за знак согласия.
 — С вами ничего не случится, — вновь заверил он.
 — Тогда почему?..
 — Есть причина, мисс Рэндалл. Веская причина. А теперь держитесь крепче.


* * *

 Шей сама не понимала, почему так спокойно продолжает сидеть на лошади, разве что страх лишил ее возможности сопротивляться. Казалось, она едет за спиной Бена Смита целую вечность. Даже если бы ей удалось убежать, все равно она понятия не имела, где они находятся.
 Думай! Пораскинь хорошенько мозгами!
 Оружие. Он носит оружие на боку, как все мужчины, которых она видела в Кейси-Спрингс. Если дотянуться и схватить револьвер…
 Ну и что тогда? Она ведь даже не представляет, как из него стрелять. Шей попыталась сдержать охватившую ее Дрожь. Нельзя показывать, что она боится. Но зачем она ему понадобилась? Куда он ее везет? В голове крутилась только одна мысль, и все же он не был похож на насильника.
 Веская причина, сказал он.
 Какая причина?
 Отец. Бен Смит услышал, как она говорила, что Джек Рэндалл — ее отец.
 Судя по тому, что ей довелось услышать в Денвере и Кейси-Спрингс, отца здесь уважают, считают добропорядочным гражданином, он пожертвовал деньги на строительство школы и церкви.
 Казалось, все его любят.
 Значит, деньги? Выкуп? Клерк на почтовой станции говорил — в этом районе полно бандитов. У нее сжалось горло. Ну почему она так сглупила? Зачем ухватилась за эту чересчур соблазнительную возможность быстро оказаться на месте? Да потому, что рвалась поскорее уехать. Не могла ждать ни минуты, твердо решив поскорее добраться до ранчо «Круг Р». А теперь она доставит неприятности человеку, которого хотела удивить своим появлением. Если именно это на уме Бена Смита. Или что-нибудь более ужасное?
 Внезапно ей расхотелось прикасаться к человеку, сидящему впереди. Она слегка разжала пальцы на его талии.
 — Руки на место, — раздался грубый приказ, — сцепите их вместе. И даже не помышляйте об оружии. Иначе… Несказанные слова повисли в воздухе.
 — Вам не понравится, если я вас свяжу.
 Она крепко сцепила пальцы. Пока руки не связаны, у нее хоть есть шанс убежать.
 Шей не знала, как долго они ехали. Все тело ныло, мускулы болели от непривычной езды на крупе лошади. Наконец они остановились, она перестала за него держаться, ожидая следующего приказа, но его не последовало. Он помог ей спешиться, и она сразу принялась лихорадочно стягивать повязку. В эту минуту из бревенчатой хижины показались два человека.
 — Какого черта? — произнес тот, кто был повыше, хрипловатым, севшим голосом.
 Шей впилась в него взглядом. Знакомое лицо, которое трудно забыть. Это лицо она изучала по газетной вырезке.
 Он стал старше. Суровее. Но, несомненно, он тот человек, который когда-то предал свою страну, украв часть ее казны.
 Именно его отец отправил в тюрьму. Это было лицо Рафферти Тайлера!


* * *

 Последние несколько часов Шей терзал страх. Теперь страх перерос в ужас, которого она до сих пор не знала. Ноги, и так уже нетвердо ступавшие, чуть не отказали совсем, и она протянула руку к седлу, ища поддержки.
 Но она не могла отвести взгляд от лица этого человека. Оно воплощало мечту художника — или ночной кошмар пленника. Яркие сине-зеленые глаза, цвета прозрачной воды, бегущей по светлому песку, густые рыжеватые волосы, словно посыпанные золотой пылью. Хотя больше почти ничего человеческого в нем не было.
 Его лицо, казалось, высечено из камня. От глаз разбегались морщины, и Шей сразу поняла, что они появились не от смеха, а от тяжелых, горестных переживаний. Ни одна черточка его лица — ни глаза, ни рот, ни подбородок — не дрогнула, пока он рассматривал ее с холодным безразличием. Затем он повернулся к Бену:
 — За каким чертом ты ее сюда привез? — У него был хриплый, резкий голос.
 — Она говорит, что приходится Рэндаллу дочерью.
 Словно муха, пойманная в сети паука, Шей, оцепенев, наблюдала, как этот человек на секунду прикрыл глаза, пытаясь переварить невероятно тяжелое известие, а затем вновь открыл их.
 Он повнимательнее вгляделся в девушку, но выражение его лица осталось прежним, и Шей засомневалась, способно ли это гранитное лицо вообще выражать какие-либо чувства.
 — У него нет дочери, — наконец произнес он хриплым шепотом.
 Бен пожал плечами:
 — А она говорит, что есть. Пыталась добраться до Раштона. Я подумал, вот отличный случай, жаль такой упустить.
 Шей возмутило, что о ней говорят так, будто ее здесь нет или словно она не человек, а какая-то интересная вещица. Но она продолжала молчать, все еще не выйдя из транса при виде лица, очень напоминавшего каменное изваяние.
 Сине-зеленые глаза вновь впились в нее взглядом.
 — Как так получилось, что вы дочь Рэндалла?
 — Как обычно это получается, смею полагать, — ответила она, сама удивившись своей дерзости.
 — Вы лгунья. — Слова ударили больно, как кнут.
 Шей окаменела. Она не лгала. Никогда. Ее мама не потерпела бы лжи. Хотя, подумала Шей с внезапной грустью, мама и оказалась самой большой лгуньей.
 Девушка хотела как-то оправдаться, но потом решила молчать. Ей нечего объяснять этому человеку или оправдываться перед ним. Бен сделал шаг вперед, словно хотел защитить ее, но она больше ему не доверяла. Ведь именно он привез ее сюда.
 Шей посмотрела на того, кто стоял рядом с Тайлером. Он был немного похож на Бена Смита, и она подумала, что, наверное, они братья. Выглядел он чуть добрее Тайлера. Впрочем, любой на его месте выглядел бы так.
 — Я… я не знаю, что вам нужно, но у меня есть немного денег… — Дрожь в голосе выдала ее страх.
 — Как вас зовут? — спросил человек, стоявший рядом с Тайлером.
 Шей не нашла, что ответить. Она сама точно не знала, как ее зовут, как не знала и того, что этим людям нужно от человека, которого считала своим отцом. Вот вроде бы и все, что было ей известно. Но она не собиралась в этом признаваться. Нельзя показывать свою слабость; кому угодно — но только не Тайлеру. А то он сразу воспользуется этим. Ей оставалось только спрятаться за наигранное мужество, как бы трудно ни было скрыть дрожь, сотрясавшую ее с ног до головы. Она даже сжала кулаки, чтобы не выдать себя.
 — Проклятие, — произнес Тайлер. — Кто вы, черт возьми, такая? — В голосе прозвучала нотка нетерпения. Шей вздернула подбородок.
 — Почему сказали, что вы дочь Рэндалла? Или вы одна из его шлюх? — спросил он с презрением, и Шей разозлилась как никогда. Он смел судить о ее отце. Он смел судить о ней.
 Она даже обрадовалась, когда ее гнев прорвался, вытеснив страх.
 — А по какому праву вы задаете мне вопросы?
 — О, так вы знаете, кто я? — спросил он с мягкой вкрадчивостью, которая, однако, была обманчивой, Шей сразу это поняла.
 Но уже не могла остановиться. Гнев возобладал над осторожностью и страхом. Ей ли бояться человека, который предал свою страну во время войны!
 — Предатель, — не подумав выпалила Шей. Он чуть не замурлыкал, двинувшись к ней.
 — Это ваш… отец сказал вам?
 В его мягкой походке проскользнуло что-то грозное. Шей отпрянула, но лошадь, стоявшая сзади, помешала ей отступить дальше чем на несколько дюймов. Она попыталась укрыться от взгляда, который, казалось, сверлил ее насквозь.
 — У вас нет никакого права…
 — У меня есть все права, если вы именно та, за кого себя выдаете.
 Он остановился возле нее, и ей показалось, что он едва сдерживает гнев. Шей была высокая, но рядом с ним почувствовала себя маленькой и ничтожной. Он был больше шести футов ростом, а под хлопковой рубашкой с брюками угадывалось мускулистое стройное тело. Но что действительно вселяло страх, так это холодная суровость его лица. Страх, который сковывал самым примитивным образом. По спине девушки забегали мурашки.
 Внезапно на Шей нахлынули прямо противоположные чувства. Она боялась его, но в то же время этот человек внушил ей то, что до сих пор не удавалось внушить ни одному мужчине. Понимание. Скорее всего это было понимание. Она понимала его, и ее притягивало к нему словно магнитом.
 По его взгляду нельзя было определить, что он вообще испытывал какие-то эмоции, но она почувствовала в нем ярость, как чувствуют приближение смертоносной бури.
 Он излучал ярость, которая пронзила ее до самых кончиков пальцев. А ведь это ей следовало гневаться. Это ее похитили, ее запугали до полусмерти. Но Шей осознала, что ей никогда не испытать тот накал страстей, который, видимо, захлестнул Тайлера.
 Тайлер обошел девушку и приблизился к лошади. Правой рукой в перчатке он достал из заднего кармана нож и быстро срезал саквояж и этюдник. Прежде чем открыть папку, он положил ее на пенек.
 Шей хотела остановить его. Он вел себя оскорбительно, но она поняла, что протестовать бесполезно. Ее никто не послушает, а она просто выставит себя в глупом свете. Она не ровня этим троим. Этому одному человеку. Бог свидетель, она и так уже попала в переделку. Следует попридержать свой гнев до лучших времен. Пусть считает ее покорной. Пока, по крайней мере.
 Шей молча наблюдала, как Тайлер взял в руки газетную вырезку, потом повернулся к ней.
 — Зачем вам это? — равнодушно поинтересовался он, но Шей отчего-то поняла, что вопрос отнюдь не праздный. Она не знала, что ответить. Разве такое объяснишь? Разве можно объяснить, что она узнала о существовании отца только спустя двадцать два года? Разве можно объяснить, зачем она сохранила этот портрет, единственный портрет, который у нее был?
 А как ей объяснить Тайлеру, что она хранит и его портрет тоже? Вместе с отчетом о заседании трибунала? За вопросом последовало молчание.
 — В свое оправдание вам сказать, как видно, нечего?
 Никогда еще Шей не была так растеряна. Что бы она сейчас ни сказала, что бы ни сделала — дело может обернуться только в худшую сторону: и отцу навредит, и себя подвергнет еще большему риску. Ей показалось, что она проваливается в зыбучий песок, а ухватиться не за что. Девушка пошатнулась, когда он впился в нее взглядом, стараясь вырвать ответ.
 Но затем он вновь обратился к содержимому этюдника, словно пленница для него не имела никакого значения. Взял несколько писем и прочел их, нимало не заботясь о ее чувствах. Начал перелистывать альбом, пока не дошел до наброска, сделанного с Бена Смита.
 — Полюбуйся, — сказал он, передавая рисунок Бену. — Только последний дурак мог привезти сюда эту… особу.
 Он умолк. Смешался. Но сказанные слова так и повисли в воздухе. Они были произнесены с огромным презрением, близким к ненависти. Шей вздрогнула от холода, хотя солнце палило вовсю.
 Тайлер повернулся к ней, на щеке у него играл желвак. Это был первый признак эмоции, который Шей в нем заметила.
 У Бена был виноватый вид.
 — Я думал, может, обмен…
 — На что?
 — На признание.
 — Ты о Рэндалле?
 Бен слегка улыбнулся:
 — Просто мне показалось… что подвернулся шанс.
 — Бойся даров, Бен, — произнес Тайлер без тени улыбки, затем вновь повернулся к Шей. — За них всегда нужно расплачиваться, а за эту дамочку… похоже, заплатим вдвойне.
 Бен переминался с ноги на ногу, как школьник в ожидании порки.
 — Думаю, вам придется здесь задержаться, мисс… Рэндалл, — сказал Тайлер.
 — Нет. Я поеду на ранчо «Круг Р».
 Он смотрел ей прямо в лицо, но она ничего не разглядела в его глазах. Эта пустота пугала. Все равно что смотреть на чистый холст на подрамнике.
 — Мне жаль, мэм, — сказал он, но было видно, что он не испытывает жалости, по крайней мере к ней. Тон был не извиняющийся, а, скорее, насмешливый. — Ваш… талант тому препятствует. Я не могу позволить, чтобы портреты Бена разлетелись по всей округе.
 — Можете оставить портреты у себя, — поспешно предложила Шей.
 — Да, но ведь у вас слишком острый глаз, — сказал он. — Думаю, вам нетрудно нарисовать такой же еще раз.
 Шей сглотнула, подтвердив молчанием его предположение. Она не умела лгать или скрывать свои чувства. Так и не научилась, а теперь жалела. Девушку возмутило то, как бесцеремонно он обращался с ее личными вещами. Но в одном он был прав: у нее хорошая память на лица, особенно интересные лица. А у Бена Смита как раз такое. Впрочем, нарисовать лицо Рафферти Тайлера было бы гораздо труднее.
 — Я обещаю…
 — Ни от одного Рэндалла обещания не приму, будь оно хоть сто раз подтверждено самим ангелом.
 — Но почему? — удивилась Шей. — Потому что он помог свершиться правосудию?
 Тайлер презрительно хмыкнул.
 — Вам просто нужно… — Шей замолчала на полуслове, не желая произнести вслух догадку, в верности которой не сомневалась.
 — Так что же мне нужно?
 Почему эти глаза имеют над ней такую власть? Почему они принуждают ее сказать больше того, что следует?
 — Отомстить.
 Он улыбнулся. Шей и не подозревала, что улыбка бывает такой зловещей.
 — Очень проницательно, мисс Рэндалл, или как там вас…
 — Я не позволю вам использовать меня для своей цели.
 — Вот как? — Это его позабавило. — Ну и как же вы думаете помешать мне?
 Шей сжала кулачки. Конечно, глупо было бы так утверждать — не в ее положении бросать вызов, — хотя со вчерашнего дня, когда она познакомилась с Беном Смитом, она то и дело совершает глупости.
 — Отцу будет все равно.
 — Охотно верю, — сказал Тайлер. — Рэндаллу всю жизнь все до чертиков. Вот почему я ни в грош не ставлю то, что Бен привез вас сюда.
 — Тогда отпустите меня. Я даже не знаю, где нахожусь.
 — Этому тоже верю, — сказал он. — К сожалению, вы уже увидели лица, которых вам не следовало бы видеть, и, к еще большему сожалению, вы скорей всего сумеете их нарисовать. Поэтому никуда вы не поедете. — Он заговорил еще суровее. — Будьте уверены, мысль поселить здесь представительницу славной фамилии Рэндаллов мне по вкусу не больше, чем вам.
 — Но не можете же вы оставить меня тут.
 — Вижу, вы начали мыслить правильно. Оставлю, как бы ни было это неприятно для нас обоих.
 Шей окаменела, не в силах понять происходящего. Как могло такое случиться? Всю жизнь она знала только покой и уют родного дома и еще материнскую любовь. У нее никогда не было ни одного врага, а теперь этот человек, который явно ненавидит Джека Рэндалла и заодно его дочь, угрожает насильно удержать ее в горах. В глазах Шей отразился ужас, и она поспешила отвернуться, чтобы он ничего не заметил. Ей не хотелось доставить ему такое удовольствие.
 — Вас повесят, — прошептала она.
 Тайлер рассмеялся.
 — Я был бы рад петле еще десять лет назад, — сказал он. — Мне и теперь на все наплевать, если Рэндалл присоединится ко мне на эшафоте. — Он понизил голос:
 — А ведь так и будет, мисс Рэндалл. Так и будет. — Последние слова прозвучали, как клятва кровной мести, и Шей почудилось, что в лицо ей дунул холодный ветер, хотя деревья были неподвижны.
 Шей молчала, поверив в искренность ею слов. Что она могла сказать человеку, которому все равно — жив он или мертв? Его слова отозвались в тишине гулким эхом. Неважно как, но ей нужно было сломать эту тишину, которая только усиливала сказанное.
 — Как долго вы думаете продержать меня здесь? — Шей вновь обратилась к нему, старательно копируя его безразличие, но тут же поняла, что ничего у нее не вышло.
 — Думаю? — Он насмешливо приподнял брови.
 Шей пришла в ужас, что ей предстоит провести какое-то время в обществе человека, так сильно умеющего ненавидеть. От одной этой мысли ее одолели самые страшные предчувствия.
 — Если вы причините мне вред…
 — Не имею ни малейшего желания. На вас не стоит тратить силы. Вы и так подчинитесь мне.
 Как ни странно, но Шей поверила тому, что он не собирается навредить ей. Хотя опасения все равно остались, если не за отца, которого она не знала, то за себя.
 — Вы не можете задержать меня, — она сделала очередную попытку. — Меня будут искать…
 Тайлер взглянул на Бена Смита, тот пожал плечами:
 — Встречающих не было. Вряд ли кто-то ждет ее приезда.
 — Решили сделать сюрприз? — На лице Тайлера вновь появилась та улыбка, которую и улыбкой-то нельзя было назвать. — Мисс Рэндалл — если это действительно вы, — я хочу, чтобы вы ответили на несколько вопросов.
 — Зачем? — возмутилась Шей. — Вы ведь прочитали мои письма.
 — В них говорится чертовски мало и нет ни слова о дочери. Поэтому я снова спрашиваю: зачем вы приехали?
 — Это вас не касается.
 — Все, что относится к Рэндаллу, меня касается.
 — Оттого, что он дал против вас показания? Оттого, что выполнил свой долг?
 — Вы-то что об этом знаете? — Голос его зазвенел, хрипота исчезла, глаза метали молнии.
 — Ну а он что сказал?
 Под таким напором она вновь попыталась отступить.
 — О нет, постойте, — сказал он, схватив правой рукой девушку за плечо. Прикосновение обожгло через ткань рубашки и кожаную перчатку. Но когда Шей попыталась сбросить руку, его пальцы впились в нее как клещи, и она задрожала.
 От плеча по всему телу разлился жар, неприятно обжигающий жар, взявшийся неизвестно откуда. Шей не могла двинуться с места. С ней происходило что-то странное. Этот человек полностью поработил все ее чувства.
 В отчаянии она потупилась, и ее взгляд упал ему на руку. В статье говорилось, что его клеймили. Наверное, поэтому рука была в перчатке? Шей сразу поняла свою ошибку, потому что он прочитал ее мысли и внезапно отпустил плечо, словно змею отбросил.
 — Хотите взглянуть? — Теперь он над ней смеялся, злобно сверкая глазами.
 Шей покачала головой.
 — О, наша леди не лишена чувствительности, — протяжно произнес Тайлер хриплым шепотом. — Это зрелище не для нежных глазок? — Гнев прорвался наружу. — Думаю, вам следует увидеть, что сотворил Рэндалл. — Тайлер сорвал перчатку.
 Шей отвернулась, но он другой рукой взял ее за подбородок.
 — Смотрите, — последовал приказ, — чтобы потом не удивляться.
 Шей хотела закрыть глаза, но поняла, что он все равно заставит ее посмотреть, если понадобится — одной силой воли. А воля у него, насколько она могла судить, была железная. Ничего другого не оставалось. Она посмотрела.
 Шрам четко проступал на руке в виде буквы "В", поставленной навечно. У Шей перехватило дыхание от внезапно нахлынувшего чувства, которое она не могла объяснить. Это была не жалость. Человека, стоящего перед ней, нельзя было жалеть, он бы не позволил. Это чувство скорее походило на сострадание и возмущение тем, что с ним сделали, пусть даже он сильно провинился.
 Шей не представляла, как это можно всю жизнь носить клеймо. Она заставила себя оторвать взгляд от руки и посмотреть ему в глаза. Теперь они горели огнем, и она подумала — лучше бы ей увидеть в них прежнюю пустоту. До сих пор Шей не приходилось сталкиваться с такой неприкрытой яростью и ослепляющей ненавистью.
 Слова здесь ничем не могли помочь. Даже наоборот. Они прозвучали бы как оскорбление. Шей поняла это и потому хранила молчание. Она не смогла бы заговорить, даже если бы знала, что сказать. Ее слишком потрясло то, как она отнеслась к этому человеку и тому, что она увидела на его руке.
 Смотреть на него она тоже не могла, ведь иначе он обо всем бы догадался, а этого нельзя было допустить. Он возненавидел бы ее сострадание, но обязательно воспользовался бы им. Он чем угодно воспользуется, лишь бы посчитаться с ее отцом. Она прекрасно это сознавала.
 Тайлер снова надел перчатку под взглядами двух его друзей. Шей хотела обратиться к старшему из них, но поняла, что это бесполезно. Здесь явно верховодил Рафферти Тайлер, остальные двое, возможно, сочувствовали ей, но не больше.
 — Что вам от меня нужно? — шепотом спросила она.
 — Ничего мне от вас не нужно, — ответил он, — если вы будете делать то, что вам велят, пока я не покончу с делом.
 — Каким делом?
 — Я должен поквитаться с Джеком Рэндаллом, — бесстрастно ответил он и отвернулся. — Тебе лучше вернуться, Клинт, — обратился он к тому, кто до сих пор не проронил ни слова.
 — Ты уверен, что ее нужно оставить здесь?
 — Я уверен, что сейчас ее нельзя отпустить, если только вы оба не хотите оказаться в тюрьме. А уж там вам явно не понравится, можете мне поверить.
 Клинт медлил с ответом, и Шей уже собралась подбежать к нему и молить увезти ее, но тут он кивнул.
 — С ней будет все в порядке. Меня не интересует потомство Джека Рэндалла, даже после десяти лет заключения.
 — Все же никак не могу поверить, — произнес Клинт. — Я изучил его жизнь за последние тридцать лет. Нигде никакого упоминания о ребенке.
 — Но жена ведь была?
 — Очень недолго.
 — Сходство с Рэндаллом есть?
 Клинт повернулся к девушке, и Шей внезапно почувствовала, что ее изучают, как лошадь.
 — Возможно. Глаза такие же. Но волосы светлее. — Он пожал плечами:
 — Черт, трудно сказать.
 — Теперь это уже не имеет никакого значения. Она видела вас обоих, мы не можем отпустить ее.
 — Постараюсь вернуться через пару дней, — сказал Клинт, и у Шей пересохло во рту. С Клинтом ей было как-то безопасней. Даже с Беном. Вероятно, она и с самим дьяволом чувствовала бы себя в большей безопасности.
 Рафферти Тайлер вновь обернулся к ней. Он снял с шеи шелковый платок и, прежде чем она поняла, что происходит, завел ей руки за спину и связал.
 — Ступайте в хижину. Дверь не заперта.
 Девушка не шевельнулась. Только кнутом ее можно было заставить подчиниться человеку, который так уверен в покорности пойманной жертвы. Гордость и неподдельный страх не дали ей послушаться. В ней еще теплилась надежда, что остальные двое воспротивятся Тайлеру и в конце концов заберут ее с собой. Она повернулась к Бену:
 — Вы не можете меня здесь оставить.
 Юноша был явно не в своей тарелке.
 — Он сказал, что не причинит вам вреда. И не причинит.
 — Прошу вас. — Раньше ей никогда не приходилось просить за себя. И теперь она делала это с большой неохотой, особенно на глазах у отцовского врага.
 Бен потупился и отвернулся. Она обратилась к Клинту, глядя на него с мольбой. Тот просто покачал головой, и Шей против воли вновь посмотрела на Рафферти Тайлера, который задумчиво ее рассматривал.
 — Ступайте в хижину, — повторил он.
 — Нет.
 — Тогда я отнесу вас.
 Он поднял ее на руки, и она ощутила твердость его мускулов. Ее вновь обдало жаром. Она почувствовала смешанный запах мыла и выделанной кожи, услышала биение его сердца и короткий вздох, когда их тела соприкоснулись. Он выругался, затем быстро понес ее к хижине. Ударом ноги отворил дверь, подошел к кровати и вместо того, чтобы опустить свою ношу, чуть не сбросил ее.
 — Оставайтесь здесь, черт возьми, — сказал он, оскалившись. — Я не собираюсь играть с вами в игры.
 Он исчез, захлопнув за собой дверь. Шей попыталась сесть и сразу поняла, зачем он связал ей руки. В хижине было полно оружия. На столе, возле стен — повсюду.
 Шей хотела ослабить путы, но не сумела. Она встала и огляделась. В очаге над горкой пепла висел чайник. По столу были разбросаны книги. В углу стояло несколько ящиков. Кровать, чуть шире узкой койки, была аккуратно убрана, в отличие от всей комнаты.
 Нож. Нужно поискать нож. Она могла бы припрятать его, а затем воспользоваться. Когда уедут те двое. Шей внимательно осмотрела каждый дюйм. Высоко на стене висел шкафчик, но с завязанными руками ей было до него не дотянуться. Расстроенная, она подошла к столу, взглянула на книги. Шекспир. Диккенс. Готорн. Торо. Странный выбор для вора.
 До нее донесся стук копыт, и с упавшим сердцем она поняла, что уехал Клинт или Бен, а может, и оба. Она быстро вернулась к кровати и села. Сердце бешено колотилось, она ждала.
 Дверь начала открываться, и внезапно налетевший холодный порыв ветра унес с собой последнюю надежду на спасение.




 Глава четвертая


 Рейф помедлил у двери хижины. Лучше бы эта женщина визжала или плакала, пусть бы даже упала в обморок. Он легко бы с этим справился. Он справился бы с чем угодно, но спокойное достоинство пленницы выводило его из себя.
 Несмотря на то что она действительно могла оказаться дочерью Рэндалла, в нем невольно шевельнулось восхищение. Ей нельзя было отказать в характере, не то что ее папаше. Но это вовсе не означало, что она не такая же хитрая и коварная, как Джек Рэндалл.
 Понятно, почему Бен решил привезти ее сюда, но Рейф хотел посчитаться с Джеком Рэндаллом, а не с женщиной. Он не воспользуется подменой. Не будет брать пример с Рэндалла.
 Клинт сказал — глаза у нее, как у Рэндалла. Рейф не помнил цвета его глаз, но не думал, что они окажутся такого мягкого серо-голубого оттенка, какой бывает у неба в предрассветные часы.
 Если не считать краткого посещения публичного дома, У него не было близости с женщиной. В тюрьме он выбросил из головы все мысли об этом, отрекся от всех желаний и полагал, что сумел подчинить их своей воле. Но теперь они мучили его, словно крошечные дьяволы кололи своими трезубцами.
 И не такая уж она хорошенькая. Совершенно не в его вкусе. Вот Аллисон обладала поразительной красотой: черные волосы, зеленые глаза, округлые формы. А эта женщина — высокая и по-мальчишески худенькая в рубашке и брюках. Светло-каштановые волосы, небрежно заплетенные в мягкую косу, доходили до лопаток, глаза глядели спокойно, даже умиротворяюще, если не считать тех нескольких раз, когда в них зажигались искры, стоило ему заговорить о Джеке Рэндалле.
 Преданность среди Рэндаллов? Этого он совершенно не понимал. Любое проявление порядочности наверняка чуждо этому семейству. Она могла оказаться, если он что-нибудь в жизни знает, шпионкой. Рэндаллы на все способны, будь они прокляты. Эта мысль вновь разожгла в нем гнев и несколько остудила восхищение. Так ему стало гораздо легче.
 Он открыл дверь и переступил через порог, заметив, что она сидит на койке. Рейф заподозрил, что она не все время провела так спокойно: на ее брюках собралась пыль с пола. Он быстро окинул взглядом комнату. Ничего вроде бы не тронуто.
 — Встаньте, — отрывисто приказал он, шагнув к ней. Она отпрянула. Рейф пожал плечами:
 — Хорошо, оставайтесь связанной и дальше.
 Шей прикусила губу, как обиженный ребенок, потом встала и отвернулась, подставив спину. Пальцы Тайлера ловко развязали узел, стягивавший запястья девушки. Она повернулась и посмотрела на него. Увидев выражение его лица, она как будто вздрогнула, но встретилась с ним взглядом, выпрямив спину и приподняв подбородок.
 — А те двое уехали?
 Ясно, что она надеялась на обратное. Это по непонятной причине обеспокоило его, и он, сощурившись, внимательно вгляделся в девушку. Или она солгала, что приходится Рэндаллу дочерью, или это действительно правда. В любом случае он не собирается доверять ей ни на йоту.
 Рейф пропустил мимо ушей ее вопрос и задал собственный:
 — Как вас зовут?
 Она не ответила. Он уже начал привыкать к ее молчанию. И будь все проклято, если он не знал, откуда оно берется. Сколько раз ему самому приходилось прибегать к молчанию, особенно когда оскорбления и ругань неминуемо приводили к наказанию? А она постигала эту науку гораздо быстрее, чем когда-то пришлось ему.
 — Ладно, буду звать вас Джо, — наконец произнес он. Она поискала на его яйце хоть какой-то признак, что он шутит. И не нашла.
 — Должен же я как-то называть вас, — сказал он, сам удивившись тому, что пустился в объяснения.
 — Шей, — сказала она.
 — Шей Рэндалл?
 Она вновь замолчала.
 — Давайте попробуем еще раз, — предложил он. — Откуда вы приехали?
 Она лихорадочно подыскивала причину не отвечать, но ничего не придумала, просто ей не хотелось поддерживать с ним разговор. Поэтому она отвернулась и подошла к двери. Выглянула, надеясь увидеть Бена и Клинта, но ее взгляду открылась только пустая поляна, и девушка поняла, что осталась вдвоем с этим… бандитом.
 — Не поможет, — сказал он за ее спиной. — Все равно найду.
 Шей резко обернулась, гнев, который она старалась подавить, готов был прорваться наружу, чего нельзя было позволить, — ведь он только того и ждал, даже специально ее провоцировал.
 — Зачем вам меня здесь держать?
 — Не ради ваших чар, — ответил он. — Можете успокоиться на этот счет. Хоть я и отсидел в тюрьме десять лет, меня не привлекает потомство Рэндалла. Или его объедки — как угодно.
 Последнее ядовитое замечание прозвучало шепотом. Шей уловила насмешку, презрение, которые он даже не пытался скрыть. Больше оскорблений она не потерпит. Вопреки клятве, данной самой себе, изображать покорность, она замахнулась левой рукой, но та тут же оказалась в железных тисках.
 — Итак, у леди все-таки есть характер, — заметил Тайлер. — И что еще у нее есть? Не скрывайте, мисс Рэндалл.
 — Отпустите, — потребовала она, глядя на пальцы, обхватившие ее запястье.
 Он невесело усмехнулся и ослабил хватку.
 — Вам бы узнать, каково носить кандалы, мисс Шей. Холодные. Тяжелые. Острые. Моя рука ни в какое сравнение не идет с ними.
 — Я бы скорее предпочла кандалы, — бросила Шей.
 — Не прекословьте, иначе вам представится возможность примерить эти браслеты, — сказал он. Кровь отхлынула от ее лица.
 — И вы посмеете?
 — Ради дела пойду на все.
 — И какое же это дело?
 — За вашим отцом, или кем он там вам доводится, остался должок.
 — Потому что он дал против вас показания?
 — О, это только одна из причин, — ответил Рейф.
 — Он просто исполнил свой долг.
 — Неужели?
 Холодные зеленые глаза внезапно загорелись недобрым огнем, и Шей опалил жар его гнева. Было в тех глазах что-то еще. Что-то очень пугающее. Шей отступила в сторону:
 — Что вы задумали?
 — А это, мисс, вас не касается.
 — Касается, — настаивала она.
 — Нет, — спокойно заявил он. — И жить вы будете здесь. В этой хижине.
 — А вы? — Шей старалась не выдать своего беспокойства.
 — Леди, я бы предпочел вообще вас не видеть.
 — Я не могу здесь жить. — Она возненавидела себя за мольбу в голосе.
 — У вас нет выбора. И если вы умны, то не станете противоречить мне.
 — Очевидно, не умна, раз так глупо доверилась Бену Смиту, или кто он там есть.
 — Что ж, посмотрим, насколько вы способная ученица, — сказал Тайлер, оглядывая хижину, а затем подобрал с пола все оружие. Не дойдя до двери, он остановился и обернулся:
 — Я не воюю с женщинами. Но будьте уверены в одном: я пойду на все, чтобы закончить начатое. И если для этого потребуется заточить вас в хижине и даже приковать цепью, я так и сделаю. А пока можете не беспокоиться за свою сохранность. Меня вы не интересуете. Мне важно только, чтобы вы не помешали моим планам. Понятно?
 Она молча, с вызовом посмотрела на него, прижав руки к телу. На запястьях виднелись следы от его пальцев, кожа все еще хранила их тепло. Из прошлого ничего не вернуть — ни оплошной доверчивости, ни слов, которые дали Рафферти Тайлеру оружие против отца. Ей оставалось только попытаться убежать, добраться до Джека Рэндалла и предупредить его.
 Бандиты, как сказал клерк в Кейси-Спрингс. Интересно, известно ли отцу, кто их предводитель и какая ненависть им движет? Ненависть прочно здесь поселилась. Шей с содроганием ощущала ее присутствие в комнате.
 — Понятно? — повторил он.
 Она кивнула, хотя не согласилась с ним. Больше он не произнес ни слова, просто вышел из хижины, не удостоив Шей взглядом. Толчком ноги захлопнул за собой дверь, и в комнате сразу стало темно.
 Через несколько секунд до Шей донесся скрежет металла, и она поняла, что на дверь был навешен замок.
 Свет в комнату просачивался через единственное окно, и с упавшим сердцем Шей ждала, что сейчас лишится и этого. Долго ждать не пришлось. Ставни закрылись, и она услышала, как с грохотом устанавливают засов.
 Она оказалась в темноте, в полном одиночестве, среди лесистых гор, под охраной изгоя, ненавидевшего ее отца — человека, которого она даже не знала. Шей не понимала причин ненависти Тайлера, но не преуменьшала ее. Как не преуменьшала и собственной опасности. Что бы он ни говорил, он не мог не видеть в ней орудие мести. Она попыталась отогнать растущий страх, подавить его другими мыслями.
 Шей старалась найти в Рафферти Тайлере хоть одну слабость, в ней заговорил художник, когда она представила каждую черточку его лица, каждую горестную морщинку. Ей даже стало любопытно, как бы выглядело его лицо при других обстоятельствах, не таких критических, если вообще такое возможно. И она вспомнила, как он говорил о десяти годах, проведенных в тюрьме, о кандалах — сдавленным напряженным голосом. Она вновь пережила ту минуту, когда он буквально излучал гнев, демонстрируя ей свою покалеченную руку.
 А винил он во всем Джека Рэндалла.
 Несправедливо: Рафферти Тайлер сам навлек на себя неприятности, запустив руку в казну. Последовавшее наказание было действительно варварским, но вина в том только его собственная, говорила себе Шей, пытаясь отогнать минутное сочувствие. То, что она была еще способна испытывать к нему какие-то добрые чувства, делало ее побег еще более необходимым.
 Она была просто обязана убежать.


* * *

 Рейф продирался сквозь лес, словно раненый зверь. Ранили его в самое сердце, изуродовали душу, как когда-то руку.
 Он все время видел перед собой нежные серо-голубые глаза, широко распахнутые от страха, горящие непокорным огнем. Когда он запирал дверь хижины, в них, должно быть, отражались те же чувства, что испытывал он сам, когда за ним впервые захлопнулась дверь камеры.
 Ну что он за человек, если способен напугать женщину до полусмерти? В кого он превратился?
 Черт бы побрал Бена!
 Тем не менее Рейф, возможно, сам поступил бы как Бен, появись у него такой шанс.
 Дочь Рэндалла. Ему все никак не верилось, хотя какой-то голос нашептывал, что это вполне вероятно.
 А что, если удастся обменять дочку на признание, вместо того чтобы осуществлять их план — разорять Рэндалла до тех пор, пока он не совершит какую-нибудь глупость?
 Но никто об этой дочери ничего не знал, поэтому вряд ли она много значит для его врага, уж, конечно, не столько, чтобы отправиться в тюрьму. Будь все проклято! Как же с ней быть?
 Если бы только она не видела Бена и Клинта…
 Но она видела, и теперь их жизни и будущему грозит опасность, особенно это касается Клинта, который уже слишком глубоко увяз, чтобы выйти из игры. Ведь именно Клинт организовал первое ограбление шесть недель назад.
 Око за око. Не стоит теряться из-за этой женщины. Он не собирается причинять ей вред. Бог свидетель, она здесь пробудет не дольше, чем необходимо, и, конечно, речь идет не о годах, проведенных им в тюрьме благодаря ее папаше. Всего лишь несколько недель. Возможно, месяцев.
 Господи, как ему выдержать?
 А как выдержать ей? Хоть она и пытается храбриться, ей приходится бояться худшего — что он окажется насильником или убийцей. У нее нет причины думать по-другому.
 Он был уверен, что не способен ни на какие чувства, кроме жажды отмщения, и теперь горько презирал себя за то, что терзался чувством вины.
 Но этого было недостаточно, чтобы он изменил своей цели. Он пережил увечье, унизительнейшее существование в тюрьме, потерю почти трети жизни только потому, что дал себе клятву: Рэндалл заплатит за каждую такую секунду.
 Он не мог позволить ненависти уйти. Пронзительная, всепоглощающая, безжалостная жажда отомстить стала частью его самого, терзала его слишком много лет. И он пойдет на все, лишь бы утолить ее.
 А что потом? Дальше он не загадывал. Дальше просто не существовало. Его окутала пустота, словно он падал в черную бездонную пропасть, несясь в никуда, которое пугало больше, чем любая физическая боль.
 Рейф протянул руку и остановился, коснувшись высокой сосны, усилием воли заставив себя думать о пленнице. Он не представлял, как рассеять ее страхи. Он вообще разучился разговаривать с кем бы то ни было.
 Если не считать Абнера, которому требовалось очень мало внимания. Внезапно подумав о друге, Рейф сунул руку в карман и тут только вспомнил, что забыл мышку в хижине.
 Ему стало любопытно, как мисс Рэндалл относится к мышам. Следовало бы вернуться, но пока он не мог заставить себя. Ему хотелось дотронуться до нее, отогнать прочь все ее страхи. Удивительно. Уже очень давно он никого не касался с нежной теплотой. То, что именно эта женщина в хижине, родственница Рэндалла, разбудила в нем чувства, было невыносимо. Он не должен испытывать к ней ни сострадания, ни жалости. И, черт побери, больше никому не удастся его использовать.
 Он содрогнулся при мысли о заключении. Хотелось бы все забыть, но это оказалось ему не по силам. Он до сих пор не мог спать в доме, даже в самые ненастные ночи: не выдерживал пробуждения в маленькой хижине; и хотя спал снаружи, часто просыпался от кошмаров. Во сне он возвращался в то время, когда с него сорвали одежду и швырнули в карцер, где не было даже помойного ведра, чтобы заключенный потерял последние остатки самоуважения. Там, проводя дни и ночи в кромешной тьме среди собственных отбросов, он превратился в животное. Тогда-то он и лишился самоуважения, которого никогда уже не вернет. Этого и добивались его тюремщики. Они стремились сломать дух человека, попавшего к ним за решетку, чтобы было легче с ним справиться. Тайлер понял, что готов сделать что угодно, сказать что угодно, быть кем угодно, лишь бы снова не попасть в карцер, и сам ненавидел себя за эту слабость.
 Ему уже никогда не вернуть былого достоинства, но, возможно, возмездие как-то облегчит его участь хоть немного.
 Он научился контролировать свой гнев, управлять им. Но иногда все-таки ярость разрывала путы, словно неукрощенная дикая кобылица, и ему приходилось с большим усилием обуздывать ее, учиться терпению. Господи, как же это было тяжело. Пусть медленно, но он двигался к намеченной цели. Ранчо «Круг Р» испытывало недостаток наличных средств. Работники Рэндалла покинут его, если им не заплатят в ближайшее время, — обещания немногого стоят. Как и верность.
 Он пришел к такому выводу очень давно, когда Аллисон и те, кого он считал друзьями, сразу поверили в самое худшее, сразу отвернулись от него. Точно так же, как армия, которой он посвятил свою жизнь. Теперь он не мог полностью доверять даже Клинту с Беном, не говоря уже о других; его все время подтачивало подозрение, что они преследуют собственные цели. Вера в справедливость, преданность, дружбу была разбита десять лет назад. Единственным существом в целом мире, о котором Рейф позволял себе заботиться, был Абнер. Мышке требовалось так мало, ровно столько, сколько Рейф мог дать.
 Мысли Рейфа невольно снова вернулись к пленнице. Шей. Редкое имя. Мягкое и тихое. Ей подходит. И тут же сам себя выругал. Он не должен так думать о ней. Она — дочь Рэндалла, и этим все сказано. Нужно не забывать об этом. От гадюки рождается только гадюка.
 Рейф повернул к дому, двигаясь с привычной осторожностью. Охотники, когда-то поселившиеся в хижине, расставили капканы по всему лесу, и Рейф уже успел найти несколько. В некоторых были мертвые животные, и тогда его посещала безграничная печаль, словно умер кто-то из родных. Живых зверюшек он отпускал на волю. Он подозревал, что капканов гораздо больше, и поэтому всегда ходил осторожно. Не хватает вдобавок угодить в еще одну ловушку.
 А может, подумал он, вспомнив о женщине в хижине, он уже попался.


* * *

 Слезы на лице Шей высохли. Бесполезные, глупые слезы, которые ничего не изменили. Она разозлилась, что потратила столько сил. Еще больше ее разозлила мысль, что тюремщик может догадаться, что она плакала.
 Ей хотелось и пить, и есть, и умыться. А еще ей было очень одиноко. Как никогда прежде. Раньше с ней все время кто-то находился рядом — или мама, или друзья, или клиентки ателье, которые ахали и охали при виде новых моделей шляпок. Иногда рядом оказывался молодой человек.
 Но все это в прошлом. Теперь она даже не знает, кто она и как ее зовут.
 Шей отбросила горестные мысли и сосредоточилась на побеге. Нужно тщательно продумать план. Самое верное средство — обезоружить тюремщика, заставив его поверить, что она смирилась со своей участью. Еще ей понадобится лошадь. Без лошади ничего не выйдет. Здесь, высоко в горах, природа может представлять большую опасность, чем этот человек, который держит ее в плену.
 Шей удивилась, куда подавался Рафферти Тайлер. Сначала она горячо надеялась, что он не вернется, а потом ее взволновало прямо противоположное.
 В темноте она обшарила хижину и нашла спички и несколько свечей. Можно было бы попытаться сжечь дом, но тогда есть опасность погибнуть самой. Тем не менее это выход на тот случай, если он не вернется.
 Шей зажгла свечу и внимательно осмотрелась. В углу стоял ящик, и она открыла его. Несколько жестянок с галетами. Банки с компотом и тушенкой. Ей еще не приходилось есть тушенку, но сейчас она была готова съесть что угодно. Однако банку ей открыть не удалось. Она открыла лишь жестянку с галетами и опустошила ее наполовину. По вкусу печенье напоминало мел.
 Проглотив последний кусочек, Шей ощутила во рту сухость. С отвращением вернулась к кровати, захватив с собою свечу. Поразмышляла, не загасить ли пламя. Но темнота совсем не прельщала Шей. Темнота только усиливает страхи. А с ними она сумеет кое-как совладать, только если будет свет.
 В ногах кровати что-то зашевелилось, и Шей вздрогнула. Кто знает, какие существа здесь водятся. Шей передвинула свечу и увидела мышонка, который рассматривал ее с не меньшим любопытством, чем она его. Мышонок сидел на задних лапках, а передние сложил вместе, словно просил милостыню. Сразу было видно, что он не боится ее. На улицах Бостона Шей видела огромных страшных крыс, а этот мышонок был маленький и симпатичный.
 Шей замерла, гадая, как он поступит — подойдет поближе или убежит. Она пожалела, что у нее нет при себе альбома, который остался посреди поляны на пеньке. Поэтому девушка сосредоточилась на крошечном зверьке, мысленно приказывая ему подойти поближе.
 Она заговорила с ним. Это было все же лучше, чем беседовать сама с собой, а звук собственного голоса действовал успокаивающе.
 — Ты не знаешь, как отсюда выбраться? — спросила она мышонка, который продолжал с любопытством разглядывать ее. — Конечно знаешь, иначе тебя бы здесь не было, но подозреваю, я там не пролезу.
 Мышонок приблизился на несколько дюймов, Шей протянула руку к зверьку и удивилась, когда он подкрался и исследовал ее пальцы крошечным носиком. Затем он пошевелил хвостом и снова присел на задние лапки, как показалось Шей, с разочарованным видом. Шей захотела угостить его печеньем. Но что если он исчезнет, пока она пойдет за жестянкой? Эта мысль приводила ее в отчаяние.
 За дверью послышался шум, и девушка взволнованно ждала. Мышонок не сдвинулся с места, и она поняла, что должна защитить его. Протянула к нему руку, — к ее удивлению, он не убежал. Шей проворно сунула его под кровать, надеясь, что он останется в тени.
 Дверь распахнулась, и яркий свет послеполуденного солнца почти ослепил девушку. Ее глаза были прикованы к огромной фигуре, возникшей в дверном проеме. Освещенный солнцем со спины, Тайлер казался еще огромнее, сильнее и наводил еще больший страх. Шей стоило значительных усилий не забиться в угол подальше от него.
 Он помедлил на пороге, оглядев сначала комнату, затем девушку. Нахмурился при виде свечи. Шей поднялась. Для этого ей понадобилась вся ее смелость, но она встала, заставив себя встретить его взгляд, думая увидеть в нем крупицу раскаяния или сожаления или готовность устроить перемирие. Все, что она увидела, — холодное безразличие.
 — Я хочу пить. — Ее слова прозвучали скорее как вызов, чем просьба, и в его глазах мелькнула какая-то искорка.
 Шей понадеялась, что это в нем проснулась совесть, но надежда быстро улетучилась, когда он заговорил.
 — Привыкли к местам получше? В его словах слышалось явное презрение, и Шей снова вышла из себя.
 — Я привыкла к джентльменам и простой… гуманности.
 — Странно слышать, если учесть, что вы претендуете на роль дочери Рэндалла.
 — Ни на какую роль я не претендую.
 — Верно, — согласился он строптивым тоном. — Вы вообще почти ничего не сказали.
 — И в дальнейшем не намерена разговаривать. С вором и предателем.
 — Поосторожнее, мисс Рэндалл. Ваше благополучие и здоровье зависят от этого вора и предателя.
 — Вы думаете, это меня утешает? — с ехидством поинтересовалась она.
 Его взгляд пронзил ее насквозь.
 — Вам придется извинить меня. Я разучился утешать кого бы то ни было. Десять лет не имел случая.
 В его голосе она не услышала и намека на извинение, только горечь.
 — Значит, вы собираетесь уморить меня голодом?
 — Нет, — медленно проговорил он. — Этого я не собираюсь делать.
 Обещание показалось Шей зловещим.
 — А что вы собираетесь делать?
 — Выполняйте мои условия и не пострадаете.
 — Я уже пострадала. Вы держите меня здесь против моей воли.
 Тайлер помолчал секунду, только щека чуть подергивалась, словно он с трудом сдерживался.
 — Леди, из-за вашего… отца меня продержали в заточении против моей воли десять лет.
 Ей хотелось дать ему пощечину за такую насмешку. Хотелось пнуть куда побольней. Но время еще не пришло.
 — Вот как? И теперь вы вымещаете свою злобу на мне?
 Щека снова дернулась.
 — Нет, мисс Рэндалл, не так. Просто вы случайно оказались не в том месте в неподходящее время. У меня не больше возможностей, чем у вас.
 Он сам не понял, зачем пустился в объяснения, разве что его задело ее последнее замечание.
 — Нет, больше, — настаивала она. Он отвернулся.
 — Думайте что хотите, — сказал он безразлично. — Задуйте свечу и ступайте за мной, если вам нужна вода.
 Очень не хотелось идти с ним, но ей просто необходимо было утолить жажду и привести себя в порядок. Шей задула свечу, надеясь, что выйдя из хижины, он не заметит на ее лице высохшие бороздки от слез.
 Шей зря волновалась. Он не обращал на нее никакого внимания. Она знала, что выглядит простушкой, особенно теперь — в свободной мужской одежде и с косой. Ей следовало бы порадоваться такому равнодушию со стороны Тайлера, но где-то в глубине души у нее возникло желание раздразнить его, смутить… увлечь.
 Румянец залил лицо девушки. Чтобы переключиться на другое, она сосредоточилась на том, что происходит вокруг.
 Ее лошадь исчезла, а вещи были сложены возле пенька. Слева она увидела сарай, запертый за замок. Наверное, туда он унес все оружие и там же держал свою лошадь. А ключи, по всей вероятности, у него в кармане. Тайлер подошел к ветхому строению и подхватил ведро рукой в перчатке.
 Шей попыталась запомнить дорогу, но в лесу, где растут только сосны, осины да кустарник, все кажется одинаковым. Она подумала было повернуть назад и пуститься наутек, но Тайлер шел впереди в нескольких футах. Ему не составило бы труда догнать ее.
 Остановившись у ручья, он прислонился к дереву и принялся наблюдать за девушкой.
 Шей никогда раньше не пила из ручья, но, очевидно, он ожидал от нее именно этого. Во рту пересохло. Шей подошла к краю берега и опустилась на колени, почувствовав смущение под его оценивающим взглядом. Она набрала пригоршню воды, потом еще одну, стараясь выпить ее прежде, чем вода успеет просочиться сквозь пальцы. Но только раздразнила себя. В конце концов Шей легла на живот и опустила лицо в ручей, делая большие глотки холодной как лед воды, не думая о том, что рубашка спереди промокнет насквозь, вообще ни о чем не думая.
 Ощущение было превосходным. И вкус тоже. Такой холодной и чистой воды она раньше не пила. Утолив жажду, она села и обернулась, ее взгляд инстинктивно упал на Тайлера.
 Он стоял в ленивой позе, но глаза, как чистые изумруды, сверкали зеленым огнем, тепло от которого дошло до нее жаркой волной.
 Как ни старалась, Шей не могла оторвать от него взгляда, словно они были вместе спаяны. Он первый отвел глаза, выразившие привычное холодное безразличие.
 Она посмотрела вниз и увидела, что намокшая рубашка прилипла к телу, подчеркнув грудь. Шей с трудом перевела дыхание и отвернулась. Она несколько раз окатила лицо водой, чтобы остудить жар, охвативший ее тело. Она медлила у ручья, сколько могла. Ей не хотелось возвращаться в темную хижину. Ей не хотелось предстать перед ним и вновь испытать непонятные чувства.
 Девушка ждала, что он прикажет возвращаться, но он молчал. Она не смела поднять на него глаза, но чувствовала на себе его пристальный взгляд и знала, что ей следует бояться. Он ведь очень долгое время пробыл в тюрьме. Тем не менее интуиция ей подсказывала, что она не нужна ему как женщина.
 Потому что он презирает тебя.
 Потому что он презирает твоего отца.
 Шей на секунду закрыла глаза, а когда открыла, то увидела за деревьями солнечный луч. Ей захотелось протянуть руку, поймать этот лучик и вскарабкаться по нему наверх, в надежное укрытие.
 Но для нее больше не существовало надежных укрытий.
 Шей следила за лучом света до тех пор, пока он медленно не растаял, потому что солнце скользнуло за горизонт, и только тогда поднялась.
 — Готовы? — спросил он своим хрипловатым шепотом.
 Вопрос прозвучал многозначительно.
 Готова для чего? Ни к чему подобному она не была готова.
 Но она кивнула.
 Он медленно отошел от дерева и предложил ей руку в перчатке.
 Шей не приняла руку и отодвинулась от него, пораженная тем, как сильно ей захотелось коснуться этой руки, снова почувствовать его силу.
 И тогда Шей поняла, что бороться ей нужно не только с ним. С собой тоже.




 Глава пятая


 Рейф не знал, зачем протянул ей руку. Особенно когда она так презрительно отвергла предложенную помощь. Дело в нем самом? В клейме?
 А чего, собственно, он ожидал?
 Она выглядела такой печальной, когда на нее упал луч света. Солнце отражалось от ее мягких каштановых волос, словно вокруг головы девушки сиял ореол. И отчего он решил, что она простушка? В эту минуту она казалась чрезвычайно хорошенькой. И испуганной, стоило ему приблизиться. Он глубоко ненавидел себя за то, что вызывал в ней страх. Но тут нельзя ничего изменить. Он должен поддерживать в ней страх, чтобы она боялась его больше всего на свете. Вот почему ему обязательно нужно отыскать в хижине Абнера. Ну кто, в самом деле, станет опасаться человека, который завел себе мышонка? Позже он найдет Абнера и будет держать его в кармане или в сарае.
 Тайлер нахмурился, чтобы девушка заметила его недовольство.
 — И не мечтайте, что сумеете пройти вдоль ручья, — сказал Рейф. — Он берет начало высоко в горах, а впадает в крутой водопад. Хода здесь нет ни по течению, ни против. А в лесах полно зверья — медведей, волков, горных львов, гремучих змей — и ловушек. Бежать некуда.
 Несмотря на тревогу в глазах, ее голос звучал почти ровно, когда она заговорила.
 — А вы разве позволите мне бежать?
 — Нет, — резко ответил он. — Но я не хочу, чтобы вы даже думали о побеге. Вы уйдете отсюда, когда я разрешу, не раньше.
 — Кажется, я предпочту настоящего дикого медведя.
 — Это оттого, что вам еще не приходилось с ним встречаться.
 — Зато я встретилась с вами, — колко заметила Шей.
 — И вы предпочли бы любого дикого зверя? — ухмыльнулся Тайлер, но она не ответила и не отвела взгляд, словно молча подтвердила его догадку. — Я на вашем месте не стал бы убеждаться в этом на личном опыте, — сказал он дружелюбным тоном, который она уже начала ненавидеть. — Я не имею обыкновения рвать на куски тех, кто попадает ко мне в руки.
 — А как вы с ними поступаете?
 — Я укрощаю их, — произнес он, слегка искривив рот, но снова в его тоне не было и намека на то, что он шутит. Только угроза.
 — Я не поддаюсь дрессировке.
 Голос его посуровел, в нем зазвучали зловещие нотки.
 — Укротить можно любого, мисс Рэндалл.
 Шей понимала, что ступает на рискованный путь, но должна была продолжить начатое.
 — Включая вас?
 — Мы сейчас говорим не обо мне. И никогда говорить не будем. Вот вы — другое дело.
 Шей очень не понравился выпад, прозвучавший в его голосе, своего рода напоминание, что он не потерял бдительности, и одновременно грубая насмешка, которая должна была разозлить и побольнее уколоть. Укол действительно оказался болезненным. Но Шей ни за что бы не доставила ему удовольствия, выдав, как ей стало больно. Она вздернула подбородок:
 — И вы всегда морите их голодом?
 — Иногда, — ответил он. — Это соответствует моему отвратительному характеру. В конце концов, чего можно ждать от бывшего заключенного, вора с клеймом?
 Несмотря на беспечность тона, она уловила в его словах муку, отчаянную боль, несколько остудившую ее собственный гнев. Интересно, а понял ли он, что выдал свою тайну? Тайну, знание которой можно было бы обратить в оружие против него, но она, видимо, никогда ею не воспользуется.
 Шей встряхнула головой, чтобы забыть минуту слабости. Придется воспользоваться любым способом, который подвернется, чтобы совершить побег.
 Он не сводил с нее глаз, видимо ожидая ответа на вопрос.
 — Ничего, — наконец произнесла Шей. — Я ничего не жду.
 — Хорошо. Значит, не будете разочарованы, — протянул он. — Но я все-таки накормлю вас. Вам, похоже, не помешает как следует заправиться. Мне не нравятся худышки.
 Последняя колкость ясно доказала ей одно: он прекрасно сознает, что выдал свою боль и теперь наказывает Шей за это.
 — В таком случае я буду голодать, — бросила она. Он пожал плечами:
 — Как угодно.
 Тайлер спустился к ручью и наполнил ведро, отвернув от девушки лицо. Ей как никогда захотелось убежать, но и теперь она знала, что он догонит ее в два прыжка. Он тоже это знал, и та небрежность, с какой он обращался с ней, возмущала Шей до глубины души. Его уверенность раздражала. Больше чем раздражала.
 Унижала.
 Тайлер выпрямился, и она подумала, что лучше бы у него была не такая примечательная внешность. Одежда подчеркивала мускулистость его фигуры, в нем чувствовалась скрытая энергия, которая электризовала воздух. Электризовала и ее.
 Шей перевела дух. Ей не верилось, что она способна на такие мысли. Раньше она знала и более красивых мужчин, но в их обществе оставалась равнодушной, испытывая облегчение, когда они уходили. Такая холодность вселяла тревогу, и она даже старалась переломить себя.
 Рафферти Тайлер, кем бы он ни был, не оставлял ее равнодушной.
 Он обернулся, и его удивительные сине-зеленые глаза встретились с ней взглядом. Шей попыталась представить, как бы они выглядели, если бы зажглись от смеха; сейчас они решительно отталкивали любого, кто пытался в них заглянуть.
 — Вы все еще здесь?
 — А вы хотели бы, чтобы я попыталась бежать?
 — Это было бы любопытно.
 — Ну так вот, у меня нет ни малейшего намерения развлекать вас, мистер… — она замолчала на полуслове, не зная, как назвать его.
 — Вы действительно быстро постигаете науку, мисс Рэндалл, — сказал он. — Я удивлен.
 — Смотря чему вы хотите меня научить, — сказала она, не желая, чтобы ее тюремщик думал, будто окончательно запугал ее. — Я знаю, когда выбрать подходящий момент, и подозреваю, что сейчас он еще не настал.
 На его лице промелькнуло что-то похожее на восхищение, правда всего лишь на долю секунды, а затем он вновь нахмурился.
 — Такого момента вам не представится, мисс Рэндалл. Говоря, что эти горы таят опасность, я не пытался запугать вас. Сейчас я единственная ваша защита.
 — Это должно меня успокоить?
 — Нет, — ответил он, чуть скривив рот, но не в улыбке. Шей даже подумала, что он вообще не способен улыбаться. — Вам лучше бояться меня, и тогда мы прекрасно поладим.
 — А я не хочу ладить с вами.
 — Мне наплевать на то, что вы хотите, мисс Рэндалл. Свое пребывание здесь вы можете сделать чуть тяжелее или легче. Выбор за вами.
 — Вы негодяй, — процедила она сквозь зубы.
 — Запомните эти слова, — сказал он. — Если вам нужно сходить в лесок, сделайте это сейчас. Но так, чтобы я все время видел вашу голову.
 Она покраснела до кончиков волос. Телесные нужды — тема, которую не обсуждают, да еще так бесцеремонно, тем более мужчина и женщина.
 — Вы разве не будете следить?
 Он снова скривил рот.
 — Только за вашей головой, мисс Рэндалл. Я еще не совсем доверяю вашему здравомыслию.
 Природа боролась с гордостью и скромностью. Природа победила.
 — Надеюсь, отец… — она замолкла, не зная точно, что хочет сказать.
 — Убьет меня?
 — Вернет вас в тюрьму, — неосторожно бросила она.
 — Вы считаете это меньшим наказанием, чем смерть? — спросил он, странно сверкнув глазами, что должно было ее предостеречь, но она кинулась дальше, ни о чем не думая.
 — Гораздо меньшим.
 — Быть может, когда вы сами его распробуете, то измените свое мнение, — колко заметил он. Шей задохнулась.
 — Я ничего не совершила.
 — А я совершил? — спросил он, блеск его глаз стал еще более зловещим.
 — Мне известно, что вы грабили здешние почтовые экипажи.
 — Вот, значит, что вам известно, — произнес он с новой издевкой. — А почему вы так уверены?
 Шей собралась было отвечать, но остановилась. Действительно, почему? Потому, что когда-то его осудили как вора? Потому, что клерк в Кейси-Спрингс рассказывал о грабежах по всей округе? Потому, что он держит ее здесь против ее воли? Ну а что, если ее пленение не имеет ничего общего с грабежами?
 Наверное, она сделала скороспелые выводы. А что с ним было раньше? Что, если он был тогда невиновен? А вдруг он и сейчас невиновен? Но тут его рот опять искривился, и она все поняла. Он провел ее, как дурочку. Увидел, что она сомневается, и подыграл ей. А теперь потешается над ней, теперь показывает, что он и в самом деле тот злодей, за которого она его поначалу приняла.
 — Это вы нападали на экипажи, — наконец произнесла она неуверенным голосом.
 — Разумеется, — беспечно ответил он.
 В ней вновь закипал гнев. Раньше ей никогда не приходило в голову кого-нибудь ударить, но именно это желание у нее сейчас возникло.
 — Зачем же вы позволили мне сомневаться?.. Подобие улыбки исчезло с его лица.
 — Это не важно, мисс Рэндалл. А теперь я даю вам ровно четыре минуты, прежде чем мы вернемся в хижину.
 Наблюдая за тем, как Шей направилась к густым зарослям кустарника, Рейф пожалел, что жестоко с ней обошелся. Он не предполагал, что так выйдет. Думал, она швырнет ему в лицо то старое обвинение, услышав вопрос, откуда ей известно, что именно он грабил экипажи. Но тут в ее глазах промелькнуло сомнение, будь оно проклято, тронувшее его так, что даже вспоминать об этом не хотелось. Он чуть было опять не стал человеком, и в груди его затеплилась надежда. Но ему не нужны ее сомнения. Не нужна ее жалость. Только не от той, которая носит фамилию Рэндалл.
 И поэтому он раздавил ее, как давят насекомое, — бездумно и небрежно. И причинил ей боль.
 А теперь он глаз не сводил с головы девушки, с тонких каштановых волос, похожих на шелк. Так он наказывал самого себя. Вряд ли она попытается сейчас бежать. Слишком умна для этого. Она дождется удобного момента, и тогда, как он подозревал, никакие дикие звери не смогут ее удержать.
 Рейф проклинал себя, проклинал чистоту и незащищенность девушки, выбившие его из равновесия. Он твердил себе, что это всего лишь игра, и сам тому не верил. Господи, до чего ему хотелось узнать о ее отношениях с человеком, которого он презирал всей душой, а она так ничего и не рассказала. Потому что знала: он использует ее рассказ, чтобы навредить Джеку Рэндаллу.
 Тайлер закрыл на секунду глаза, стараясь укрыться от неприятной правды. Ради справедливости он готов использовать эту девушку и вообще кого угодно. Ни о чем другом он думать не может, особенно о том, что на сей раз он сам попирает справедливость. Если и были у него сомнения, то они рассеялись, стоило ему взглянуть на свою руку.
 Рейф почувствовал приближение девушки. Его чувства обострились с той минуты, как она здесь появилась. Даже не взглянув на нее, он поднял ведро и направился к хижине, зная, что у пленницы только один выход — последовать за ним.


* * *

 Шей наблюдала, как он мечется по комнате. Сердце подсказывало ей, Тайлер хочет здесь остаться, и она решила, что это из-за нее. Она взглянула на единственную кровать и забеспокоилась.
 Тайлер, не обращая на нее внимания, быстро выбрал несколько банок с едой и вынул нож, висевший в ножнах у пояса. Потом распахнул окно, но уже наступили сумерки, и окутавшие Тайлера тени сделали его еще больше отстраненным и загадочным.
 Шей жалела, что так плохо его понимает. Ей до сих пор не встречались такие замкнутые, непроницаемые типы. Ни его лицо, ни глаза почти ничего не выдавали, а ведь она всегда отличалась хорошей прозорливостью в отношении знакомых. Пару раз ей почудилось, что в нем промелькнула искорка юмора, которую он сразу же загасил. Возможно, ее просто подвело воображение, уж очень ей хотелось увидеть, как светлое чувство взяло верх над глубоким, неукротимым гневом, который он даже не пытался скрыть.
 И сейчас он тоже не прятал его под вежливой маской, пока вскрывал ножом банки и подчеркнуто мягко ставил их на стол, словно сдерживаясь, чтобы не грохнуть их со всего маху. Он напоминал Шей злобного раненого тигра. Насмешливо поклонившись, он протянул девушке ложку, а сам повернулся и вышел вон, захватив с собой несколько банок Но в комнате все равно ощущалось его присутствие, оно подавляло Шей, как подавлял гнев, который исходил от него. Ей захотелось последовать за ним, нарушить его одиночество, но гордость не позволила ей сделать этого.
 Чтобы разогнать тьму и в комнате, и в собственной душе, Шей зажгла свечу и села за стол, поставив ее перед собой. На столе стояли открытые банки с персиками и бобами. Рядом лежали кусочки вяленого мяса. Шей любила персики, и при других обстоятельствах они показались бы ей чудесными, но сейчас она ела, только чтобы поддержать в себе силы: ведь ей предстояло перехитрить и обставить своего тюремщика. При мысли о нем и о предстоящей ночи ей становилось не по себе. Столько всего произошло за последние двенадцать часов, столько всего изменилось с того времени, когда она отправилась в путь на встречу с человеком, который приходится ей отцом.
 Шей вспомнила о мышонке. Наверное, нужно оставить ему еды.
 А может быть, это не мышонок, а мышка?
 Шей подошла к распахнутой двери и выглянула наружу. От солнца, скрывшегося за горизонтом, осталось всего лишь розовое сияние. Она не увидела своего мучителя, зато увидела саквояж и этюдник. Дверь в сарай была открыта, и Шей даже подумала, не подходящая ли это минута, чтобы попытаться бежать. Она подошла к саквояжу, подняла его с земли, все еще не осмеливаясь ничего предпринять. Похолодало. Ночью будет еще холоднее, и ей понадобится что-нибудь теплое, чтобы не окоченеть в своей легкой рубашке.
 Когда она уже почти отважилась кинуться к лесу, и будь что будет, из сарая неторопливо показался Тайлер, словно специально ждал этой минуты, когда она примет решение.
 — Далеко собрались? — поинтересовался он, растягивая слова.
 — Я замерзла, — сказала она. — Надеюсь, вы не против, чтобы я переоделась в собственные вещи?
 — Нет, если сначала я посмотрю, что в саквояже.
 Мысль о том, что он начнет рыться в ее белье, была невыносимой, но она решила не затевать спора, в котором наверняка проиграет.
 — Доставьте себе удовольствие, — с издевкой произнесла она, хотя понимала, что этого делать не следует.
 Он недовольно выгнул брови, потом пожал плечами:
 — Думайте что хотите.
 — Я не вожу с собой оружие.
 — Не менее опасным может оказаться зеркальце, — сказал он.
 — В ваших руках — вполне вероятно, — язвила она.
 — Вы противница насилия, мисс Рэндалл?
 Ей захотелось, чтобы он перестал мурлыкать как тигр перед прыжком. Он все время почему-то напоминал ей тигра, готового наброситься на нее.
 Шей вздернула подбородок:
 — Да.
 — Тогда у вас не будет никаких проблем, — сказал он.
 — Но вы тем не менее не отказываетесь от своего намерения обыскать мои вещи?
 — Как я уже говорил, мне трудно поверить одному из Рэндаллов.
 — Отчего?
 Он покачался на каблуках.
 — Вы в самом деле не знаете вашего отца?
 Шей растерялась. Не известно, поможет ли ей правда или навредит, сделав ее оружием в руках Тайлера. Если он узнает, что Рэндалл даже не подозревает о ее существовании, то, возможно, и отпустит ее. Хотя сюда она попала совсем по другой причине. Он держит ее в плену из-за того портрета, который она по глупости набросала с Бена, и это уже никак не изменить. Но все-таки стоит попробовать.
 — Да, — сказала Шей.
 — Что — «да», мисс Рэндалл?
 — Да, в самом деле. Я никогда его не видела, и он даже не знает о моем существовании, так что есть я или нет — его совершенно не заботит.
 — Не объясните ли поподробнее?
 — Нет.
 — А придется. Раз уж начали — договаривайте до конца. Старый закон Запада.
 — Но вы же не верите в законы, — отрезала она.
 — Верю, когда они мне на пользу, — лениво парировал он. — Итак, рассказывайте.
 — Мне нечего рассказывать.
 — А мне кажется, есть, мисс Рэндалл. Дочь никогда не знала своего отца и тем не менее проезжает тысячи миль, чтобы повидаться с ним.
 — Я даже не уверена в том, что он мой отец, — в отчаянии призналась Шей, очень сожалея, что приоткрыла ящик Пандоры. Ей претила мысль рассказывать ему о своей жизни или жизни матери. — Просто я так думаю.
 — А почему вы так думаете? — Он не знал жалости в своих расспросах, как и в ненависти, перед которой она почувствовала себя совершенно беспомощной.
 — Из-за писем. Вы их видели, — добавила она не без презрения.
 — Это все? — Было заметно, что он не поверил ей. — И вы решились пуститься в такое долгое путешествие всего лишь из-за нескольких писем?
 — Еще были деньги. — Она тут же пожалела о сказанном, увидев, как сузились и ожесточились его глаза.
 — Сколько денег?
 — Неважно сколько.
 — Для меня важно, мисс Рэндалл.
 — Почему? У меня их с собой нет. Вы ничего не сможете украсть.
 — Я могу украсть что-то другое, если вы будете продолжать испытывать мое терпение, — произнес он опять охрипшим голосом, едва шевеля губами.
 Шей поняла, что зашла слишком далеко. Она наклонилась и подобрала этюдник. Его рука остановила ее.
 — Существует несколько правил, мисс Рэндалл.
 Она взглянула на него снизу вверх. Жаль, что он такой высокий. Жаль, что у него такие яркие глаза. Жаль, что в его присутствии она чувствует себя… распутной. Жаль, что она не понимает природу этого странного тепла, которое разливается по ее телу. Скорее всего это страх, решила она с лихорадочной надеждой. Наверняка страх.
 — Каких правил?
 — Больше никаких портретов людей, которые приезжают сюда.
 — А как насчет вас?
 — Хотите оставить себе на память? — ухмыльнулся он.
 — Я хочу увидеть, как вас повесят, — дерзко ответила она. — Возможно, рисунок поможет это осуществить.
 — Несколько минут назад вы хотели увидеть меня в тюрьме, — продолжал насмехаться над ней Тайлер.
 — Это было давно. Целых несколько минут назад.
 — Мне казалось, вы не сторонница насильственных мер.
 — Вы заставляете меня пересматривать свои принципы.
 Он покачал головой:
 — Какие нестойкие принципы.
 — По крайней мере, они у меня есть.
 — В тюрьме теряешь все принципы, мисс Рэндалл.
 — Полагаю, вы потеряли гораздо больше, — сказала она. Подбородок его напрягся, на щеке заиграл желвак. Можно было подумать, она нанесла ему сильный удар.
 — Очень проницательно, мисс Рэндалл. Что еще обо мне скажете?
 Шей понимала, что это прямая дорога в ад. Поэтому промолчала.
 — Опять осторожничаем? — произнес он с таким самодовольством, что ей захотелось дать ему пощечину. Этого-то он и ждал — повода отплатить той же монетой. Шей не понимала, зачем ему нужен этот предлог, но, видимо, был нужен.
 — А вы разве не ждете от своих поднадзорных послушания?
 Он нахмурился:
 — Черта с два от вас дождешься послушания.
 — Отчею же?
 — Оттого, леди, что я побывал на вашем месте. Вы все время думаете о побеге. Каждую секунду. И готовы рискнуть по-крупному.
 — А вы поступили так же?
 Он промолчал. Ему и не нужно было говорить. Она достаточно о нем узнала, чтобы самой ответить за него утвердительно. Неудача, должно быть, совсем опустошила его.
 — Не сравнивайте меня с собой. Я другая.
 — Разве? — спросил он. — И вы не чувствуете ни капли отчаяния?
 Чувствовала. И гораздо больше, чем прежде, потому что он явно читал ее мысли.
 — А вам это доставляет удовольствие?
 — Как от осмотра ваших вещей? Не слишком большое. Я люблю получать более конкретные удовольствия.
 Лицо ее вспыхнуло от такого намека. Все тело охватил огонь, и ей не удалось справиться с этой внезапной волной тепла. Воздух между ними наэлектризовался как перед грозой, штормовой ветер принес с собой соблазн. Она была уверена, что Тайлер тоже почувствовал это. Он не сдвинулся с места, словно оцепенел, как и она. На его щеке пульсировал желвак, а она ощутила трепет в сокровенной глубине, трепет до сих пор ей неведомый, пробудивший в ней сладостно-горькое желание. И страх. Из всех мужчин на свете только не этот должен был вызвать в ней такие бурные и страстные чувства.
 Он протянул левую руку, коснулся ее щеки, и чувства усилились, желание обострилось. Ей тоже захотелось коснуться его, посмотреть, сумеет ли она разгладить суровые горестные морщины на его лице, но она понимала, что этого делать нельзя, иначе она погибнет. Он может воспринять ее жест как приглашение, а ведь здесь в горах на этой поляне их всего двое. О безопасности можно забыть. Никто не вмешается. Никто не скажет, как глупо она поступила.
 Она сама себе это скажет, хотя не было в ее жизни более трудной задачи. Собрав всю силу воли, какая у нее была, Шей отпрянула от его руки.
 Он сразу опустил руку и отступил назад все с тем же бесстрастным выражением на лице, но в его удивленных глазах засияли огоньки. Она не поняла — то ли от гнева, то ли от желания. Да и не хотела понимать.
 — Бывшие заключенные не в вашем вкусе? — Он весь как будто напрягся, и ей почему-то вдруг показалось, что она ранила его.
 Наверное, это было смешно.
 — Похитители людей не в моем вкусе, — ответила она.
 — Я не похищал вас.
 — Но вы держите меня здесь против моей воли.
 Он несколько расслабился.
 — Лучше скажем, я не хочу, чтобы в этих горах с вами что-нибудь случилось.
 — Вам все равно, что со мной случится, — бросила она в полном смятении. Ее одолевали противоречивые чувства. На минуту ее охватила жалость, оттого что она, быть может, причинила ему боль.
 Она обязана причинить ему такую же боль, какую он причинил ей.
 Он задумался над ее обвинением, начал было что-то говорить, а затем замолчал, плотно сжав губы. Наконец он просто пожал плечами:
 — Думайте так и дальше, мисс Рэндалл, и мы с вами прекрасно поладим.
 — Я не хочу с вами ладить.
 — Придется. Если только у вас не возникнет желания оставаться взаперти день и ночь. Я не намерен попусту тратить время на споры с вами. Делайте, как вам велят, иначе останетесь в хижине… без альбома.
 Она посмотрела на этюдник, который все еще сжимала в руках.
 — Вы так и не ответили, можно ли мне нарисовать ваш портрет.
 — Мне на это наплевать. Я не против, чтобы Рэндалл узнал обо мне. К тому же, — добавил он, беспечно пожав плечами, — как вы знаете, с меня уже рисовали портрет.
 — Вы будете мне позировать? — спросила Шей. Она и так зашла далеко. Можно попробовать шагнуть дальше.
 — Вот что, мисс Рэндалл, вы запрашиваете чересчур много.
 — У вас интересное лицо.
 — В самом деле? — скривился Тайлер. — С чего бы это?
 — Не знаю, — задумчиво произнесла Шей. — Вот поэтому оно и интересно.
 — Расскажите, когда узнаете.
 Он отвернулся, словно устав от разговора.
 — Я…
 Он вновь обернулся:
 — Что?
 — Я не знаю, как называть вас.
 — «Мистер Тайлер» вполне сойдет, — ответил он, — или «сэр».
 Она посмотрела ему в глаза. Былой страх немного отступил, потому что она раздразнила Тайлера и осталась жива.
 — Идите вы… — она замолкла, не желая договаривать, но не из страха, а из чувства приличия. — К черту, — наконец произнесла она.
 — Вы же сами спросили. Я так обращался к моим охранникам в тюрьме. Теперь я сам стал охранником для вас, мисс Рэндалл, и, думаю, нам следует соблюдать заведенный порядок.
 — Прекрасно, — сказала она, — мистер Тайлер.
 Она постаралась произнести последние слова столь же оскорбительно, как он произносил «мисс Рэндалл». На его лице появилась жестокая усмешка.
 — Вот теперь вы все поняли.
 Он вновь повернулся и на этот раз не останавливался, пока не исчез за дверью своего жилища.




 Глава шестая


 Рейф оставил дверь сарая открытой, чтобы впустить последние остатки света и заодно напомнить этой женщине, что он не теряет бдительности. Следовало бы посадить ее под замок и не знать никаких забот, но оказалось, что он не может так поступить. Наверное, смог бы, если бы она вскипела от злости, если бы разразилась громкой бранью или же ударилась в слезы. Однако достоинство, с каким она держалась, тронуло в нем давно забытую струну.
 Простая истина, что он понимает ее страх, жуткое ощущение беспомощности и бессилия, а потому не может не сочувствовать ей, резала душу ножом. Эта женщина, будь она неладна, напоминала ему его самого десять лет назад. Он вспомнил, как скрылся за упрямой гордостью, пока его душу планомерно разрушали сначала на суде трибунала, затем на плацу. Он вспомнил, как пытался изобразить безразличие, когда на его лодыжках закрепляли кандалы, когда погнали на виду у Аллисон и бывших однополчан к фургону, который должен был доставить его в тюрьму. И он вспомнил, как скрывал отчаяние за маской непокорной дерзости, когда впервые перед ним захлопнулась дверь камеры и он понял — пройдет десять лет, прежде чем он увидят что-нибудь другое.
 Все это он теперь разглядел в Шей Рэндалл — отчаяние, гордость, дерзость — и зауважал ее за то, что она бросает ему вызов и в то же время понимает, насколько далеко может зайти. Он знал: она попытается бежать, потому что он сам пытался. Да в то время он вообще ни о чем другом не думал. Сидя на гауптвахте в форте, он предполагал, что рискнет по дороге в тюрьму, но кандалы на ногах, соединенные короткой цепью, сделали побег невозможным.
 Из тюрьмы Огайо он пытался бежать дважды. Во время первой попытки его предал один из заключенных. Вторая попытка также потерпела неудачу. Он несколько месяцев рыл подкоп, но таким же путем немногим раньше сбежал генерал конфедератов Джон Морган вместе с несколькими офицерами из соседнего блока. В результате во всех камерах провели тщательный обыск. Подкоп Рейфа был обнаружен, а он сам отправлен в карцер.
 Он погладил гнедого коня, которого Бен купил в Огайо. Конь отъелся, шкура у него теперь была гладкой и блестящей. Рейф каждый день тренировал животное, обучал сложным трюкам, учил угадывать малейшее желание всадника. Он всегда умел обращаться с животными, и общения с ними ему очень не хватало в тюрьме. Рука Рейфа скользнула по гладкому боку, и гнедой повернул голову, чтобы потыкаться носом ему в плечо.
 Рейф почесал ему ноздри.
 — Заскучал, старина? Мы ведь сегодня с тобой не работали.
 Конь тихо заржал.
 — У нас визитер, — сообщил Рейф. — Гостья.
 Он выглянул в дверной проем и увидел, что она сидит на пеньке, застыв в грациозной позе, как статуя, и положив Руки на этюдник.
 Длинная коса девушки свешивалась до середины спины, и ему стало любопытно, каковы ее волосы на ощупь. Наверное, такие же мягкие, как ее щека. Он сам не понимал, зачем только дотронулся до нее, к тому же через секунду пожалел о содеянном. Этот непроизвольный жест явно обидел ее, несмотря на мимолетное мгновение, когда ему показалось, что…
 Он слишком долго просидел в тюрьме. И теперь ему начало грезиться черт-те что: будто бы она обрадуется его прикосновению. Ласке клейменого преступника! Ну и дурака же он свалял, но больше это не повторится.
 Стараясь заглушить презрение к самому себе, он сунул руку в мешок с овсом и протянул пригоршню коню. А ведь он еще никак не назвал гнедого, не подобрал подходящей клички. С Абнером когда-то было совсем по-другому. Тут Рейф вспомнил, что ему еще предстоит забрать мышонка из хижины. Наверняка мисс Рэндалл и Абнер не уживутся под одной крышей.
 Рейф в последний раз похлопал коня, вышел и тщательно запер дверь на замок.
 Шей продолжала сидеть не шевелясь, устремив неподвижный взгляд на звездное небо, словно от этого зависела ее жизнь. Внезапно до Рейфа дошло, что, вероятно, Шей Рэндалл волнуется по поводу предстоящей ночи. Было время, когда стоило ему захотеть — и он мог заполучить почти любую женщину. А теперь кто, кроме шлюхи, согласится спать с мужчиной, носящим клеймо вора и предателя? Никто, даже дочь человека, который, по существу, является и тем и другим.
 Подойдя ближе, Рейф ясно разглядел при свете почти полной луны ее лицо. Когда он заговорил, голос его прозвучал хрипло:
 — Я пришел забрать скатку. Обычно я сплю на воздухе. Вы будете спать в доме.
 Огромные серо-голубые глаза встретились с ним взглядом. В них угадывалось облегчение, но это никак не задело его умерщвленную душу.
 Девушка кивнула.
 — Я запру дверь, но окно оставлю открытым, — сказал он, стараясь не обращать внимания на то, как она выглядит при лунном свете: нежная, зовущая, чуть взъерошенная. — Сам лягу под окном, и учтите — сплю я очень чутко.
 Если она и услышала предостережение в его голосе, то не подала виду. Он пожал плечами, ругнув себя, что приведен в замешательство не меньше ее, и ушел в хижину.
 Слегка прикрыв за собой дверь, он тихо посвистел, и из-под кровати вылез Абнер, поблескивая яркими глазками-бусинками. Рейф свернул свою скатку, захватил толстую шерстяную рубашку, затем нагнулся и поднял Абнера. Оглядел комнату. На столе лежал кусочек сухого мяса, наполовину обгрызенный. Наверное, Шей Рэндалл оставила его здесь, а мышонок воспользовался ситуацией. Рейф ухмыльнулся, представив, как она вернется и найдет травленный мышью кусочек, но тут же отказался от этой идеи. Она и так напугана, хоть и храбрится, и незачем запугивать ее еще больше.
 Рейф завернул Абнера и кусочек мяса в шерстяную рубаху и вышел вон.
 Теперь она стояла и неуверенно смотрела на хижину, а он слегка поклонился, показывая рукой на дверь, приглашая девушку войти.
 Приглашая?
 Приказывая.
 Шей подавила негодование и зашагала к дому, не выпуская из рук этюдника. Она бросила взгляд на саквояж, но Рейф покачал головой. Будь он проклят!
 В комнату просачивался крошечный лучик света, и Шей как раз зажигала свечу, когда Рейф внес саквояж. Она видела, как он открыл его и перебрал одежду. Возмущению Шей не было предела, особенно когда он добрался до белья, а еще она ощутила уже знакомый прилив тепла.
 — Удовлетворены? — наконец поинтересовалась она. Он приподнял брови.
 — Едва ли, — произнес он опять двусмысленно. И начал нарочито ее рассматривать, окидывая с ног до головы раздевающим взглядом, от которого она вся затрепетала. — Интересно, как вы смотритесь в одном из этих платьев.
 Она тут же решила, что не станет переодеваться, даже если рубашка с брюками совсем придут в негодность. Его губы скривились в подобие улыбки, и она поняла, что он опять прочитал ее мысли. Затем он повернулся и вышел, закрыв дверь и заперев ее на замок.
 Шей огляделась в поисках мышки. Кусочек высушенного мяса исчез. В комнате появилось ведро с водой и жестяная кружка. Шей подошла к окну и выглянула наружу. Постель была разложена в нескольких футах под окном, но самого Тайлера она не увидела. Шей отодвинулась назад, чтобы он ее не заметил, но в то же время чтобы не терять из поля зрения неба. Хоть что-то знакомое. И все же одиночество, которое успело поселиться в ее душе, усилилось.
 Шей уже ничего не понимала — ни новых инстинктивных ощущений, ни таинственного томления, ни того, почему исчез страх.
 Злость осталась, а страх исчез, и в этом не было абсолютно никакого смысла. Ей следовало бы бояться, ведь она оказалась неизвестно где, рядом с изгоем, люто ненавидящим человека, который, вероятно, приходится ей отцом. До Шей донеслось какое-то шуршание, и она подумала, что, наверное, он уже лег спать. Девушка подошла к этюднику, вынула карандаш и альбом. Быстро нарисовала по памяти его портрет, застывшие морщины на лице, придававшие ему индивидуальность. Она пыталась передать его суть, но та все время ускользала. Он почти ничем себя не выдал, если не считать горечи, которая была на поверхности. В конце концов Шей сдалась.
 Решив не переодеваться в ночную рубашку — слишком уж беззащитной окажется она в таком наряде, — Шей задула свечу и в тревоге прилегла на кровать. В ногах лежали два одеяла, и она натянула их на себя, немного успокоившись.
 Под одеялом можно было спрятаться, свернувшись калачиком, как в детстве, когда она пугалась темноты. Но заснуть в этом странном месте с загадочным похитителем на часах Шей так и не удалось. В горах, которые она не знала и не понимала. В тесной каморке, запертой снаружи.
 Шей подумала, каково же было ему все те годы, проведенные в тюрьме. Она даже не могла представить такое, понять. За те несколько часов сегодня днем ей казалось — она сойдет с ума. От этих размышлений легче не стало. А вдруг он в самом деле… потерял рассудок. Вероятно, поэтому он и винит во всем Джека Рэндалла.
 Шей захотелось снова увидеть мышку. Ей нужно хоть какое-то дружелюбное существо.
 Ей нужно…
 И тут Шей поняла: она сама не знает, что ей нужно.


* * *

 Внутри у Рейфа все кипело. Беда была в том, что он на самом деле не знал, только ли от гнева это с ним происходит. В тюрьме ненависть давалась легко. Еще как легко. Он должен был ненавидеть, чтобы выжить, чтобы подчиняться тюремщикам, считавшим его грязью под ногами. Рейф устремил долгий взгляд в небо. Он поступал так почти каждую ночь. Даже когда шел дождь, он часто оставался на открытом воздухе, впитывая прохладную чистую влагу, а если начинался ливень, то Рейф наскоро сооружал над собой укрытие. Хижина при закрытой двери слишком напоминала тюремную камеру.
 Поэтому он оставил окно открытым.
 В душе у него шевельнулось сострадание, что очень ему не понравилось. Он не понимал, откуда оно взялось. Уж кто-кто, а дочь Рэндалла не должна была вызвать в нем ни капли сочувствия. Ему следовало радоваться, что сейчас она переживает малую толику того, что когда-то пришлось изведать ему.
 Рейф постарался переключить свои мысли на другое.
 Бен разведал, что через шесть дней на ближайшую станцию прибудет жалованье для рабочих. Поэтому Бену поручено собрать всю команду здесь. Но целых шесть дней придется провести с мисс Шей Рэндалл, а затем ничего не останется, как запереть ее в хижине, когда они отправятся на дело.
 Нужно держать дистанцию. Нужно избегать взгляда этих глаз, в которых любопытство мешалось с тревогой. По крайней мере страха в них почти не осталось. Ему не хотелось вызывать испуг у женщин и детей, пусть даже у дочери Рэндалла. Но затем он подумал о своей руке и понял, что всегда будет внушать им ужас. На несколько часов он об этом забыл. Почти забыл страх на лице мисс Шей Рэндалл, когда она увидела клеймо.
 И ненависть нахлынула вновь.


* * *

 — Что ты здесь делаешь, черт тебя подери? — спросил Джек Рэндалл, входя в комнату.
 Он был высок и широкоплеч, но не толст, все еще красив в свои неполные пятьдесят, и сохранил улыбку, способную очаровать кого угодно. Эта улыбка, широкая и искренняя, всегда открывала перед Джеком все двери. И ящики с наличностью. И сейфы. Но сейчас ему было не до улыбок. Сэм Макклэри сидел, небрежно развалившись, устроив ноги в заляпанных грязью сапогах на антикварном столике.
 — Видишь ли, Тайлер на свободе. Я подумал, он может завернуть к нам. И мне захотелось защитить свои… капиталовложения.
 Рэндалл отлично знал, какие капиталовложения имел в виду Макклэри. Шантаж.
 Его пронзил гнев. И страх. Он знал еще десять лет назад, что однажды Рейф Тайлер вернется. Он прочел в его взгляде обещание вернуться. Тогда он поверил этому обещанию. Верил в него и сейчас.
 Макклэри злорадно улыбнулся. Улыбка его была по-особому отвратительна.
 — Тебе тогда следовало добиться, чтобы его повесили. Ну и дурака же ты свалял, когда в последний момент струсил.
 — Я не трусил, — огрызнулся Рэндалл. — Я же говорил тебе, что не дам его повесить. Хватит того, что его клеймили. Никогда не думал, что они решатся на такое.
 — Просто тот полковник не поверил, что он не связан с южанами, — сказал Макклэри. — И если уж нельзя было Тайлера повесить, то в остальном полковник позаботился, чтобы соблюсти закон до запятой.
 Он улыбнулся. Ему понравилась проведенная тогда церемония, но большее наслаждение он испытал, когда сопровождал Тайлера в тюрьму. Он даже сам вызвался исполнить эту обязанность, тогда как других конвоиров приходилось назначать приказом. Макклэри не переносил этого ублюдка — ни того, как тот говорил, растягивая по-техасски слова, ни того, как мягко обращался с подчиненными, ни того, как выговаривал ему, Макклэри, когда он муштровал солдат. Все время вмешивался.
 Такому неприятию была еще одна причина — хорошенькая Аллисон, которой Сэм давно домогался. Он завидовал Тайлеру и возненавидел его, когда эти двое обручились. Он тщательно планировал, как оговорить Тайлера, не спеша вовлекая в дело Рэндалла. Это было нетрудно. Рэндалл к тому времени завяз по макушку в хищениях полковой казны, так что выбора у него не было. Но Рэндалл был слабак, он никогда не понимал одной простой истины — разбогатеть можно, только применяя силу, и совсем раскис, мучаясь угрызениями совести, когда несколько его солдат погибли во время последнего налета. Впрочем, Макклэри держал его постоянно на крючке, потчуя время от времени рассказами о жизни в тюрьме и о том, каково это — быть повешенным.
 Вину удалось свалить на Тайлера. Капитан-техасец был крепкий парень. Такой все выдержит. К тому же Тайлер родом с Юга. Следовательно, предал собственный народ.
 Джек Рэндалл закрыл глаза, вспоминая, какому наказанию подвергли Тайлера десять лет назад. Никогда ему этого не забыть. Воспоминания преследовали его дни и ночи. Никогда ему не забыть обвиняющий взгляд ярких глаз Тайлера, когда к его руке поднесли раскаленное клеймо. В ту секунду Рэндалл понял, что совершил ошибку, которую никогда не исправить и не позабыть.
 Он запаниковал, когда Макклэри сказал, что Тайлер начал проявлять к ним излишний интерес, что скоро их выведут на чистую воду и, вполне возможно, они окажутся на виселице. И тогда, внутренне проклиная себя, он согласился с планом Макклэри выступить против молодого капитана с ложным обвинением.
 Рэндалл совсем уже собрался дезертировать и пуститься в бега, как он имел обыкновение, прежде чем подозрение падет на него. Но Макклэри пообещал решить их проблему, и Рэндалл сразу ему поверил, потому что героическое прошлое Тайлера позволяло капитану ожидать снисхождения, на которое Рэндалл не смел надеяться. Обдумав все это, он полностью оправдал свой поступок в собственных глазах, как делал уже не раз.
 Он даже решил признаться в содеянном после суда, но инстинкт самосохранения не позволил ему пойти на такой шаг. Он струсил. Всегда трусил. Даже рассказы о его подвигах во время отражения атаки южан, напавших на Канзас, были ложью. В тот раз он просто организовал всех на оборону города, а сам в ней не участвовал. Он тогда ни разу не выстрелил. Но его сделали офицером, он не смог отказаться от звания. И очень обрадовался, когда его полк был переведен на дальние рубежи — с предписанием обеспечивать доставку довольствия в армию. Признаться, одной из причин, почему Рэндалл согласился на план Макклэри, было то, что Рэндалл не выносил Рейфа Тайлера. В этом человеке воплотилось все, к чему стремился Рэндалл, но не достиг и никогда не смог бы достичь.
 Он потерял Сару, самое дорогое в его жизни, потому что всегда выбирал легкие пути, а это зачастую означало присвоение чужих денег. Когда осудили Тайлера, Рэндалл лишился последнего самоуважения.
 Он старался загладить вину, правда по-своему. Тайлеру все равно нельзя было помочь, не подвергая свою жизнь опасности, а чувство вины донимало его все-таки не так сильно, но он дал зарок больше никогда не воровать. Уволившись с действительной службы, он нашел прекрасную долину в Колорадо и купил здесь землю, Оставив и армию и Макклэри в своем прошлом. Попытался вернуть Сару, но она прочла в газете отчет о заседании трибунала и поняла, что виноват во всем он. Сара попросила больше никогда ей не писать и не присылать денег. Он продолжал делать и то и другое, надеясь, что она поймет, как он изменился, но Сара не отвечала на письма, а у него не хватило смелости поехать к ней и увидеть презрение в печальных глазах. Давным-давно, когда она покидала его, он пообещал, что не последует за ней, — это было одно из немногих обещаний, которые он сдержал.
 Рэндалл старался помочь жителям долины, передал деньги на строительство церкви и школы, чтобы как-то загладить вину за содеянное, но сейчас он понял, что прошлое не отпустит его.
 Рэндалл подумал о налетах, лишивших его денег для рабочих. Первый произошел шесть недель назад, а после него был еще один. Теперь, когда он знал, что Рейф Тайлер вышел из тюрьмы, он понял: Тайлер не остановится, пока не погубит человека, которого считал главным виновником своей беды. Во всяком случае, в тот день он прочитал во взгляде Тайлера это обещание.
 А сейчас вновь появился Макклэри, это уже третий визит за несколько лет. Каждый раз он гостит не меньше месяца, бродит по горам. Рэндалл подозревал, что Макклэри являлся к нему не только для того, чтобы вымогать деньги, — он скрывался от закона и использовал ранчо как временное убежище.
 Выложив большие суммы за землю и скот, Рэндалл испытывал нехватку наличности, и Тайлер, видимо, нашел его слабое место. А теперь и Макклэри старался еще больше выдоить денег из своего бывшего командира. Джек не представлял, как справиться с обеими проблемами.
 Он посмотрел на Макклэри. Господи, как он ненавидел этого типа. И боялся. Макклэри слишком много знал о нем, и, как бы ему ни хотелось, Рэндалл не мог просто так взять и вышвырнуть его с ранчо. Сэм Макклэри самодовольно ухмылялся, ему даже нравилось, что Тайлер бродит где-то поблизости. Но Рэндалл прекрасно понимал, что бывший сержант ненавидит капитана. Рэндалл подозревал, что именно поэтому Макклэри выбрал время для визита: он выследил Тайлера и намеревался сразу покончить с обоими.
 — Чего тебе надо?
 Макклэри откинулся на спинку стула:
 — Ты говоришь, что сидишь без денег. Поэтому у меня есть предложение.
 Рэндалл устало взглянул на него. Он знал, что сейчас последует нечто совсем другое.
 — Мы знаем, что деньги забирает Тайлер, — сказал Макклэри. — Думаю, его деятельность следует расширить и заняться местными старателями, совершив и на них несколько налетов. Судя по тому, что я слышал, он до сих пор действовал очень избирательно. — Макклэри по-волчьи оскалился. — Как недемократично с его стороны.
 Рэндалла чуть не вывернуло наизнанку.
 — Я не стану тебе помогать.
 — Нет, станешь. Ты добудешь нужные мне сведения, а я пока поживу у тебя на ранчо.
 — Нет! Я не стану опять помогать тебе возводить на него напраслину.
 — А мы этого делать не будем. Он уже и так дважды грабил почтовый экипаж. Это же нераскаявшийся преступник, — самоуверенно заявил Макклэри. — А если откажешься мне помогать, я пущу по округе слушок… или даже отобью в Вашингтон телеграмму…
 — И выдашь самого себя.
 — Я умею прятаться. А ты? Ты готов бросить все это?
 К такому Рэндалл не был готов. Он все еще надеялся привезти сюда Сару. Он построил здесь дом — впервые честно, пусть даже начало было за чужой счет. Ранчо при нем стало процветать. Он вдруг обнаружил, что прекрасно справляется с разведением скота. Он ценил уважение, которое добыл своим трудом. Раньше ему казалось, что он ни к чему не способен приложить руки, поэтому и воровал. Джек Рэндалл никогда не думал, что сумеет заниматься своим делом, что у него достанет на это ума. Он всегда считал, что его смекалки хватит только на то, чтобы обдуривать людей на короткое время, как делал его отец. Тот всю жизнь мошенничал, пока однажды его не прибил какой-то разъяренный простак, попавшийся на удочку. Джеку тогда исполнилось четырнадцать, и воспитывался он на философии, по которой человек, легко расстающийся с деньгами, не имеет на них права.
 Думая обо всем этом, он не проронил ни слова, а Макклэри принял его молчание за согласие.
 — Значит, решено, дружище, — Макклэри сделал ударение на последнем слове, глядя, как Рэндалл плотно сжал губы.
 — Можешь остаться, — еле выдавил Рэндалл. — Но я не буду участвовать ни в каких… налетах, тем более сваливать их на Тайлера.
 — Ты разве не хочешь, чтобы его поймали?
 В глубине души Рэндалл не хотел этого. У него просто пороху не хватало. Он уже и так достаточно навредил Рейфу Тайлеру и предпочитал переиграть его, а не помогать арестовывать. Он пошлет за деньгами другим маршрутом. Примет меры предосторожности. Возможно, Тайлер решит, что с него довольно, и исчезнет. Слабая надежда, но это все, что имелось у Рэндалла в данную минуту. Он не станет ни в чем признаваться Макклэри, иначе тот совсем посчитает его за слабака.
 Рэндалл пожал плечами:
 — Уверен, его и так поймают.
 — Но гораздо быстрее, если против него выступят еще и старатели, — сказал Макклэри.
 — Вот уж не думал, что тебе на руку торопить события.
 — О, я успею свое получить, не волнуйся, — сказал Макклэри. — Слышал, некоторые старатели сколотили здесь неплохие деньжата, а банкам они не доверяют.
 Рэндалла охватил гнев и презрение, но он постарался не выдать своих чувств.
 — Что ж, — сказал Макклэри, — по крайней мере, не придется делиться. Все, что мне нужно, — ночлег. Надежная крыша над головой. Поручитель, пользующийся уважением, владелец крупного ранчо вроде тебя.
 Рэндаллу хотелось иметь с ним как можно меньше дел.
 — Я не стану тебе помогать.
 Но, как и прежде, он понемногу сдавался, чувствуя внутри тошноту.
 Макклэри холодно уставился на него:
 — Не думайте, что сумеете выйти из дела с чистенькими руками, мистер Рэндалл. Они такие же грязные, как у меня. Только я не лицемерю на этот счет. — Он направился к двери, затем обернулся:
 — Женщины здесь имеются?
 Рэндалл заскрежетал зубами.
 — Нет. Мне пришлось их отпустить после последнего ограбления.
 — Ладно, посмотрим, что удастся найти в городе. Раштон, кажется? А, Джек? — сказал Макклэри.
 — Предупреждаю тебя…
 — Я весь дрожу, — заявил Макклэри и неторопливо покинул комнату, а Джек Рэндалл остался, сжимая кулаки в бешеном гневе.




 Глава седьмая


 Просыпаясь, Рейф видел над собой открытое небо, что было для него равносильно чуду. Он до сих пор ни к чему не привык: мягкий тихий рассвет пробуждал в нем одновременно и душевную муку, и гнев, и боль.
 Столько всего потеряно. И уже ничего не вернуть.
 Чтобы стряхнуть с себя меланхолию, он медленно вытянулся, с наслаждением вдыхая холодный сухой воздух, который так бодрил. Тайлер всегда спал чутко и просыпался рано. Но в тюрьме от таких привычек толку мало. Ничего нет хуже, чем просыпаться в тесной камере, видеть перед собой только кирпич и железо, страдать от невероятной жары и зловония, а зимой от сырого холода, пронизывающего насквозь.
 Но сейчас рассвет был великолепен, а воздух чист и свеж. Рейф приподнялся, следя за солнцем, поднимающимся надзорами. Прохладный ветерок растрепал его волосы и легко коснулся лица.
 Зашевелившись, он вспугнул Абнера, уютно устроившегося в теплой рубашке, которая лежала рядом с ним. Рейф специально захватил рубашку. Абнер, как он знал, любил знакомые запахи, знакомое тепло.
 Тайлер подумал, что эта женщина тоже хотела бы оказаться в знакомой обстановке. Она наверняка перепугана до полусмерти, хотя чертовски хорошо скрывает это. Ему не хотелось думать о дочери Рэндалла, тем более с симпатией. А ведь придется разговаривать с ней, кормить и охранять ее, и это была самая неприятная мысль из всех. Он невольно сам превращался в пленника, который не имеет возможности уйти побродить в горы, когда ему вздумается.
 Рейф все время старался приучить себя к мысли, что теперь он на свободе и должен сам принимать решения. Им так долго командовали, что сейчас ему казалось, будто он вообще разучился думать. Он даже не мог решить, какую еду выбрать на обед, а первую неделю, проведенную в горах, он был занят только тем, что сидел и перебирал варианты, так и не остановившись на каком-нибудь одном.
 Такая нерешительность, прежде совершенно ему не свойственная, пугала. Разумеется, покончить с Рэндаллом по-прежнему было его главной задачей, но, кроме этого, впереди ничего не вырисовывалось, ни одного определенного желания. Он словно брел по пляжу, а волна вымывала песок у него из-под ног, втягивая его на глубину, где течение слишком сильное, чтобы с ним бороться. По всей вероятности, эта женщина испытывает сейчас похожие ощущения.
 Плотно сжав губы в скорбную линию, Рейф медленно поднялся, подхватив ладонью Абнера, и спрятал мышонка в нагрудный карман. Наверное, с утра стоит пойти порыбачить, поймать несколько форелей на завтрак. Но тогда ему придется снова запереть проклятое окно. Рейф прислушался, из хижины не доносилось ни звука. Интересно, заснула она вчера или нет. Лично ему понадобилось несколько ночей, прежде чем он сумел заснуть в неволе. Он думал, будет наоборот, что сон поможет ему убежать от реальности, но ничего не вышло. Стоило ему проснуться, как ночной кошмар становился еще страшнее.
 Рейф подошел к окну и закрыл ставни, опустив перекладину. Его удивляло, почему предыдущий хозяин хижины сделал запор снаружи, а не внутри, но, видимо, тот, кто строил домик, не боялся внешних врагов.
 Ставни легче навешивались снаружи, чем изнутри, и запоры должны были уберечь скорее от непогоды, чем от хищников.
 Рейф, однако, понимал, что с закрытыми ставнями комната превращается в клетку. Темную клетку, в которой по-особому страшно переживать одиночество.
 Но он все равно не собирался брать с собой пленницу на рыбалку. Кого угодно, только не дочь Рэндалла. Иначе весь утренний покой будет нарушен.
 Да и какого черта он вообще о ней думает? У нее есть гораздо больше того, что было у него в тюрьме. Вода. Пища. Книги. Свеча. Кровать, гораздо лучше тюремной железной койки.
 Рейф скатал постель и отнес в конюшню. Конь, приветствуя хозяина, тихо заржал. Рейф подошел к нему и провел рукой по шее животного.
 — Сегодня мы как следует поработаем. Прости, что так вышло вчера. Небольшая неприятность, но ничего серьезного, справимся как-нибудь. — Он сам не понимал, кого успокаивал — коня или себя.
 Рейф проверил поилку: воды было вдоволь. Скормил коню пригоршню овса, затем прошел в угол конюшни, где держал самодельные рыболовные снасти. Он решил, что больше не станет думать о ней.


* * *

 Шей спала урывками, то и дело просыпалась, чувствуя тихое, но безысходное отчаяние. Человек, стерегущий перед домом, проник в ее сны, заполнив их удушливой чернотой.
 Несколько раз среди ночи Шей поднималась, подходила к окну, тихо ступая по полу в чулках, и смотрела на своего тюремщика. Даже во сне он не давал ей покоя. Она хотела было попытаться выбраться из окна, но тогда пришлось бы ступить совсем рядом с его рукой. А он говорил, что чутко спит. Наверняка не лгал.
 Когда Шей проснулась в следующий раз, сквозь окно не проникало ни света, ни ветра. Она увидела, что ставни закрыты. Попыталась распахнуть окно и поняла, что снова под замком.
 Шей приказала себе не паниковать. Вчера он вернулся, вернется и сегодня. От духоты в хижине голова плохо работала. Шей нашла спички и зажгла свечу. В очаге лежало несколько поленьев с растопкой, и, чтобы чем-нибудь занять себя, она развела огонь, успокоившись немного от тепла и яркого пламени.
 Шей не доставит Рафферти Тайлеру удовольствия, выдав свой страх.
 Чтобы не сидеть без дела, она нагрела воды для умывания, прикидывая, может ли железный котелок послужить ей оружием. Но котелок оказался слишком большим, тяжелым и неуклюжим, чтобы швырнуть его и попасть в цель, к тому же у тюремщика, как она подозревала, была хорошая реакция.
 Шей вновь поискала мышку, но так и не нашла. Опять подкралось одиночество, и она постаралась отгородиться от него. Раньше, когда она рисовала и читала книги, ей всегда было довольно собственной компании. Но в то время она всегда знала, что где-то рядом мама и друзья, и в любую минуту, если понадобится, она может оказаться в их обществе. Сейчас никого рядом не было. Она осталась совершенно одна. Даже мышка покинула ее. Шей почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, но не позволила себе расплакаться. Это было бы слабостью, поражением.
 Ну почему она так сглупила, что поехала с Беном Смитом? Сожаления, однако, не помогли. Шей в уме составила список дел. Сначала умыться и расчесать волосы. Поесть. В жестянке осталось немного галет. Может, в животе не будет так пусто. Затем почитать книгу. Или вновь попытаться нарисовать Тайлера. Или даже ту мышку. А вдруг хотя бы таким способом она сумеет вернуть зверька? Ей не понравилось, что опять накатило отчаяние.
 Интересно, как долго закрыто окно? Который теперь час? Сквозь щели в хижине просачивался свет, но что сейчас — утро или полдень? Шей вздохнула, теряя последнюю надежду.
 В тюрьме, должно быть, он чувствовал себя точно так же. Хорошо бы так много не думать о нем, хотя скорее всего это естественно. Сейчас она от него в полной зависимости. Но кроме этого было еще что-то… то, что она возненавидела и не понимала: сжатая пружина внутри, необъяснимая зачарованность чем-то опасным и непредсказуемым в жизни, которая еще два месяца назад была абсолютно предсказуема.
 Шей сняла с огня котелок, умылась и начала расчесывать волосы, когда услышала, как в висячем замке на двери поворачивается ключ, затем последовал короткий стук и пауза.
 По крайней мере, тюремщик оказался в какой-то степени джентльменом. Она ожидала, что он просто войдет без всяких церемоний.
 Стук повторился, затем дверь открылась, и в темную хижину ворвался солнечный свет, который чуть не ослепил ее, а его очертил черной тенью.
 Рука ее замерла на секунду, прежде чем опуститься. Девушка сидела на кровати с распущенными по пояс волосами. Она чувствовала себя ужасно беззащитной и беспомощной.
 Постепенно ее глаза привыкли к свету, и хотя вошедший не уменьшился ростом, он уже не казался таким страшным, особенно когда она рассмотрела в его руке леску, с которой свешивались две большие форели. У нее невольно потекли слюнки. Шей не хотела смотреть на рыбу, но никак не могла оторвать от нее взгляда. Она не ела как следует уже два дня.
 — Я увидел дым, — сказал он, словно оправдывая свое вторжение.
 Он держался очень напряженно, а она чувствовала себя дурнушкой, одетой в мятую, грязную одежду. Вид у него был как у настоящего головореза, заросшего щетиной. Тронутые солнцем волосы взъерошены, словно он причесывался пальцами, ворот рубашки расстегнут, несмотря на то что утром в горах очень прохладно. Но в хижине внезапно как будто потеплело, когда они взглянули друг другу в глаза и что-то поняли друг о друге. Она видела, как он плотно сжал губы, и догадалась, что он почувствовал то же, что она. Нависла неловкая тишина, наполненная внезапным и настойчивым притяжением, которое становилось все сильнее оттого, что оба знали, насколько все это глупо, невозможно и неосуществимо.
 Он ненавидел ее. Он ненавидел отца. Он силой удерживал ее в горах. Он был прямая противоположность всему, чем она дорожила, всему, что она ценила: честности, чести, преданности.
 Она ненавидела его, он заставил ее почувствовать запретное, пробудил в ее душе то, что до сих пор спало. Ее рука еще раз провела щеткой по волосам, и она заставила себя отвести от него взгляд, и было в этом столько презрения, сколько не могли выразить никакие слова.
 Но такая бравада только позабавила его, он сразу увидел, что она фальшива.
 — Как интересно, мисс Рэндалл, — сказал он. — А я уж подумал, что вы унаследовали немного честности у кого-то помимо отца. Вижу, что ошибся.
 Она зло посмотрела на него:
 — Я не понимаю, что вы имеете в виду.
 — Разве, Шей Рэндалл?
 Взгляд его был холоден. Расчетлив. Намеренно провоцировал ее. Отдалял. Она вдруг поняла, что то странное взаимное притяжение пришлось ему по вкусу не больше, чем ей. Он пытался снова спровоцировать ее, чтобы превратить искорки взаимопонимания между мужчиной и женщиной в злобу между похитителем и жертвой.
 У него получалось.
 — Нет, — дерзко сказала она.
 Он подошел поближе. Она заметила, что его правая рука, державшая рыбу, опять была в перчатке. Он увидел, куда она смотрит, на лице его появилось мрачное выражение, полное горечи.
 — Вы лжете, — сказал он. — Неужели вы станете отрицать, что не чувствуете страха?
 Хрипота в голосе исчезла, а вместо нее появилась какая-то тихая дразнящая уверенность.
 Шей потеряла дар речи, когда он выразил словами то, что она пыталась скрыть. Она знал а, как защищаться. Мысленно все время отвергала те минуты взаимного притяжения, отказываясь думать о нем как о чувственном влечении. Она решила сама атаковать.
 — Вы во второй раз обвиняете меня во лжи. Судите по себе?
 Его взгляд, казалось, пронзил ее насквозь.
 — Лучше скажем — у меня было предостаточно возможности общаться с Рэндаллами, которые лгут.
 Опять все вернулось к тому человеку, которого она считала своим отцом. Она с трудом выпрямилась:
 — Вы всегда обвиняете других в том, что совершили сами.
 — Вы меняете тему разговора. Мы говорим о том, что вы не хотите признаться в минутном, скажем, интересе ко мне.
 Он без всякой жалости вынуждал ее выставить свои чувства напоказ и тем самым унизить себя.
 — Точно такой же интерес у меня вызвал бы любой болтун.
 — Болтуны обладают неким очарованием, мисс Рэндалл.
 — Они отвратительны.
 Тайлер приподнял брови:
 — И опасны. Помните об этом.
 Он повернулся, словно устал от разговора.
 — Пойду чистить рыбу, — сказал Рейф. — Можете выйти, если желаете. — Не дожидаясь ответа, он оставил хижину.
 Шей так и не поняла, что ей больше ненавистно — его внимание или безразличие. Но ей очень хотелось покинуть эту комнату, оказаться под лучами солнечного света, а еще ей необходимо было позаботиться о своих личных нуждах.
 Шей быстро заплела косу, на конце которой повязала голубую ленточку, вынутую из саквояжа. Она надеялась, что он не подумает, будто она прихорашивается ради него. Волосы у нее очень тонкие, и если их не связать, то они разлетаются во все стороны.
 Шей с тоской посмотрела на чистое платье, но решила отказаться от него. В рубашке и бриджах ей было спокойнее. А если подвернется шанс убежать…
 После сегодняшнего разговора она чувствовала необходимость побега острее, чем прежде.


* * *

 Рейф сел на пенек, вынул из ножен на поясе нож и принялся потрошить рыбу, стараясь утихомирить ненужные мысли.
 Он знал, что совершил ошибку. Не следовало пускаться в разговор с пленницей, особенно признавать, что между ними существует странное притяжение. Он сам не понимал, зачем затеял с ней дуэль. Нужно было просто не обращать на нее внимания, притвориться, что она не существует.
 Но когда он вошел в хижину и увидел, как она расчесывает волосы, то на несколько секунд забыл об одиночестве и душевной пустоте. Волосы, на которые падал свет от свечи, смешанный с солнечным лучом, искрились золотом и струились шелковыми прядями по плечам и спине. Выглядела она очень соблазнительно. И он с болью почувствовал нежность, на которую, как думал, был давно не способен.
 Поэтому он подколол ее.
 Черт бы его побрал.
 Рейф напомнил себе, что войну он ведет с Джеком Рэндаллом, а не с женщиной, которая случайно оказалась посреди поля брани. Придется ему пойти на некоторые уступки. Если бы только она согласилась не противоречить. А то он даже не знает, насколько можно ей доверять.
 Рейф закончил чистить рыбу и надевал ее на шомпол, принесенный из конюшни, когда из хижины появилась девушка.
 Он поднялся с пенька:
 — Заключим с вами сделку, мисс Рэндалл.
 Она посмотрела на него с подозрением.
 — Я дам вам уединиться на пять минут, не больше, и, надеюсь, у вас хватит разума понять, что эти горы гораздо опаснее меня.
 Это не было вопросом. Это не было даже сделкой, потому что она пока не узнала, что от нее потребуется взамен.
 — Вы сказали сделка?
 — От вас потребуется слово, что вы не попытаетесь бежать.
 — Вы говорили, что не поверите мне, даже если моя клятва будет в ангельских перьях, — напомнила она сама не зная почему.
 Ей следует согласиться. Она даст обещание, а затем нарушит его. Обещание, данное преступнику, ничего не стоит.
 Нет, стоит. Для нее. Но откуда это известно ему?
 — Все очень просто, — сказал он. — Если вы настолько глупы, то мне вообще не придется о вас беспокоиться. Вам никогда не выжить в этих горах.
 Его слова быстро рассеяли надежду, что он немного смягчился.
 — Тогда зачем вообще волноваться по поводу моего побега?
 — Ваш побег причинил бы мне неудобства, мисс Рэндалл. Чувство долга мне велит уберечь вас от вашей собственной глупости. Возможно, это удастся, возможно, и нет, но я не люблю проигрывать. — Он задумчиво оглядел ее. — Вы способны на необдуманные поступки, мисс Рэндалл?
 Он говорил таким ледяным тоном, что было ясно: его волнует не она, а только собственная неудача. Это было очередное предупреждение.
 Но зачем она спорит с ним? Почему бы не принять его предложение и не попытаться бежать?
 — Скорее всего нет, — наконец ответила она, — но почему вы передумали?
 — Почему я решил поверить вам на пять минут? — Он пожал плечами. — Во-первых, пять минут не такой уж долгий срок, а во-вторых, я подозреваю, что вы наверняка голодны, — сказал он. — Назовем это небольшой проверкой. Если вы удачно ее пройдете, я, может быть, предоставлю вам больше свободы.
 Он предлагал два приза: еду и более удобный шанс убежать позднее.
 Пять минут достаточно, чтобы сделать большой рывок, Достаточно, чтобы затеряться. Достаточно, чтобы убежать от этого страшного человека, который вызывает в ней столько противоречивых чувств, что даже сейчас она с трудом переводит дыхание, обуреваемая желанием протянуть руку и дотронуться до него. Ей мучительно хотелось сделать это и увидеть, что скрывается под суровой внешностью.
 Шей отступила назад, борясь с нечестивым порывом. Он слегка наклонил голову, глаза цвета морской волны смотрели на нее не мигая, словно он пытался украсть ее мысли. Когда она впервые увидела его, ей показалось, что у нею пустой взгляд. Но сейчас она поняла, что ошиблась. Взгляд был вовсе не пустой, а безжалостно сдержанный.
 — Ну так что?
 Она неохотно кивнула, ненавидя себя за такую слабость.
 — Даете слово? Говорите же, — настаивал он, требуя еще большего подчинения.
 Тут Шей поняла, что полностью в его власти. Если она попытается убежать, он больше никогда не поверит ей на слово, а если не попытается, он воспримет это как полную капитуляцию.
 — Идите к черту, — внезапно произнесла она, сама удивившись своим словам.
 Ей и в голову не приходило, что она скажет кому-нибудь подобное. Но она была в ярости. Где-то в глубине души она ожидала от него большего. И теперь из-за тех ощущений, которые он в ней пробудил, она испытывала неукротимый гнев. Собственное тело предало ее, а он манипулировал ее самыми сокровенными чувствами с выгодой для себя.
 — Что за выражение? — протянул он. — А я всегда думал, что юные леди из Бостона отличаются более скромным поведением.
 — Это потому, что они не встречали вас, — колко бросила она.
 Его губы скривились в усмешке, затем он пожал плечами.
 — Пять минут, — повторил он скучающим голосом. — Можете не давать обещаний. Но будьте уверены: попытаетесь что-нибудь предпринять — все оставшееся время проведете в хижине. Если останетесь живы.
 Тут из кармана Рафферти Тайлера высунул головку мышонок, с любопытством огляделся вокруг, затем вскарабкался на его плечо.
 Это был ее мышонок. Шей узнала его по размеру, по любознательности и бесстрашию. Она с изумлением наблюдала, как похититель, безжалостный, бессердечный тюремщик, очень осторожно взял зверька правой рукой и погладил по спинке пальцами левой.
 — Абнер, — объяснил Тайлер, взглянув на девушку. Она шагнула к нему, не сводя глаз с мышки, свернувшейся в клубочек на перчатке.
 — Мы встречались, — выдохнула она. Теперь пришла его очередь удивляться.
 — Он не хотел испугать вас.
 — А я и не думала пугаться.
 — А есть что-нибудь, чего вы не-настоящему боитесь, мисс Рэндалл?
 — Вас.
 — Меня?
 Прежде чем она ответила, он снова заговорил:
 — Вы и должны меня бояться, мисс Рэндалл. Пусть Абнер не вводит вас в заблуждение. Я нашел его в тюрьме. А там подбирают все, что можно найти. Даже мышь.
 Это не объясняло того, как нежно держали его руки укрощенного зверька. Чтобы приручить животное, нужно огромное терпение, особый дар. Шей часто замечала, что животные очень разборчивы в своих симпатиях. Они не станут, любить кого попало, в особенности такие робкие создания, как мыши.
 Но Рафферти Тайлер — и мышь?
 — Животным я предоставляю больше свободы, чем… взбалмошным женщинам.
 Шей не смогла остановиться и бросила ему вызов:
 — Вы имеете в виду меня или всех женщин?
 — Все женщины одинаковы, мисс Рэндалл.
 — В чем же?
 На его щеке дрогнул мускул.
 — Вы в самом деле хотите узнать?
 Она не хотела, но почему-то произнесла:
 — Да.
 Он сунул мышонка в шерстяную рубашку, лежавшую на земле, а затем двинулся к ней, хмуро сдвинув брови. Подойдя поближе, он наклонился, и Шей внезапно поняла его намерение и свою ошибку. Она хотела сдвинуться с места, но его рука сомкнулась на локте девушки и не пустила ее.
 — Вам известно, что говорят о любопытстве? — спросил он.
 Он склонил голову и его губы прижались к ее губам грубо и требовательно. Шей попыталась высвободиться, но не сумела и, к ужасу, обнаружила, что отвечает на его поцелуй. Тот отклик, что родился в ее душе еще в самый первый раз, когда она увидела Тайлера, повторился вновь, унизив ее так, как хотел унизить он. Тело против ее воли устремилось к нему. Она ощутила тепло, которое всегда от него исходило, оно пронзило ее насквозь, связав их вместе.
 Шей и раньше целовали, но то были легкие игривые поцелуи. Этот обжигающий, властный поцелуй доставлял наслаждение. Ее губы стали мягкими, и она почувствовала, как на секунду он тоже стал нежным, но затем вновь погрубел, словно жалея о секундной слабости.
 Но это уже не имело значения. Ничего не имело значения, кроме пламени, вспыхнувшем в ней, когда она наконец ощутила истинный смысл того, что значит быть женщиной. Это было чудесно, и это было ужасно.
 Он обнял ее, и она почувствовала его возбуждение, которое разожгло в ней новый огонь. Его поцелуй стал более настойчивым, он вторгся языком в ее рот. Ей бы следовало возмутиться, воспротивиться, но собственной воли больше не осталось. Ноги ослабели, сердце колоти лось как бешеное, внутри поднялась буря. Казалось, в ее тело что-то или кто-то вселился.
 Господи, что она делает? Он пытается наказать ее, а она… она…
 Шей вырвалась и отвернулась, не желая видеть победного выражения на его лице.
 Она поняла, что он приблизился, когда шеи коснулось его дыхание. Услышала низкий хриплый голос.
 — Я… прошу прощения. Я обещал, что не… причиню вам вреда, если вы будете послушны. Это… не должно было случиться. Больше такого не повторится.
 Шей уловила боль в его словах и повернулась к нему лицом.
 — Откажитесь от вендетты, объявленной… моему отцу.
 — Нет. — Его голос вновь стал суров, а на лице опять проступили горестные морщины. — Не воспринимайте мое извинение за нечто большее. Я просил прощения за одну минуту, которой не должно было быть. Ничего не изменилось.
 — Почему?
 — А этого вам знать не следует, — отрезал он. — Помните ответ на свой вопрос.
 — Но вы только что сказали, что это не повторится.
 — Верно, да, но я не против запереть любопытную почемучку в хижине. — Теперь в его голосе звучал металл. — Не испытывайте мое терпение, мисс Рэндалл.
 Она перевела дыхание, почувствовав необходимость избавиться от его присутствия, от собственных ответных порывов.
 — Пять минут? — спросила она, вспомнив о его предложении, которое было сделано, казалось, несколько часов назад.
 Он задумчиво посмотрел на нее, и она даже забеспокоилась, не изменил ли он свое решение.
 Оказалось, что изменил.
 — Я все-таки потребую от вас обещания, — сказал он.
 Должно быть, она опять выдала свои чувства. Все, что ей хотелось сейчас сделать, — это бежать, бежать, бежать. Из-за того поцелуя. Из-за сумятицы, которую он поднял в ее душе. И она была готова сделать все, что угодно, пообещать, что угодно, лишь бы убежать.
 — Но только один раз?
 Его губы вновь скривились, и она поняла, что он находит забавной ее борьбу между практическими соображениями и честью.
 — Ладно, — нелюбезно проговорила она. — А что будет когда я вернусь?
 — Вы останетесь со мной или будете сидеть под замком в хижине.
 Она хотела сказать, что предпочитает хижину, но не сказала. Разве можно предпочесть темень — свету? Свечу — солнцу?
 Только Шей не была уверена, что дьявол на солнце лучше, чем темень взаперти.




 Глава восьмая


 Рейф нанизал форель на шомпол, поместил над огнем в хижине и снова вышел на поляну. Он дал Шей Рэндалл пять минут. Сколько уже прошло? Четыре минуты? Возможно, пять. Девушки не было видно.
 Он подумал, что свалял дурака. Тюрьма, наверное, повлияла на него больше, чем он предполагал. Иначе какого черта его влекло к дочери Джека Рэндалла?
 А ведь действительно влекло. Он не мог отрицать, что именно так реагировал на нее.
 Будь здесь замешан только физический инстинкт, он бы справился, но, когда он целовал ее, его почти полностью поглотили другие чувства. Ему хотелось успокоить ее страхи, хотелось коснуться пальцами ее лица. Ему нужна была нежность. В нем ожила потребность отдавать нежность и получать взамен. До той секунды он даже не подозревал, как истосковался по этому редкому дару.
 Он был абсолютно серьезен, когда утверждал, что чувствует ответственность за ее безопасность. Он прожил здесь почти три месяца и научился уважать эти горы, знал, что они коварны.
 Сколько минут теперь — шесть? Семь?
 Пробормотав проклятие, он кинулся в лес.


* * *

 Шей пребывала в нерешительности. Она покончила с необходимыми делами, и теперь ей предстояло принять решение.
 Вернуться или спрятаться в лесу. Решение следовало принять быстро. Страх перед пленом — или перед ее собственной реакцией на человека, которого она должна бы ненавидеть — диктовал ей, что нужно бежать.
 Хотя она дала слово. Но разве он не нарушил своего слова, когда поцеловал ее? Этот поцелуй чересчур понравился ей. Тайлер обещал, что не дотронется до нее, не причинит ей зла. Но нарушил слово… самым унизительным образом, вызвав в ней ответный порыв.
 Однако сейчас был неподходящий момент обдумывать все это. Она обязана принять решение, если вообще есть хоть какая-то надежда. Надежда на что? Потеряться в этих горах?
 Шей вспомнила, как он говорил о капканах. О зверье. О змеях. Ложь? У нее не было с собой ни оружия, ни еды, и голод уже сейчас донимал ее. Она представила себе форель, которая поджаривается на вертеле.
 А затем она подумала о нем, о притяжении, которое одновременно было и непонятным и разрушительным. Ну что может быть страшнее для нее, чем Рафферти Тайлер?
 Шей оглянулась, посмотрев туда, откуда пришла. Сквозь осины и сосны разглядела хижину. Может, подождать другого случая? Более удобного? Вдруг удастся заполучить лошадь?
 Шей все еще ощущала тепло, которое исходило от него. Она не забыла, как растаяла на несколько секунд в его объятиях. Шей вспомнила, с какой нежностью он обращался с мышонком, носящим абсурдное прозвище Абнер.
 Он использовал ее. Он использовал ее, чтобы добраться до единственного родственника, который у нее остался. И делал это с искусным коварством.
 Она кинулась в кусты в тот момент, когда заверещала белка и донесся какой-то шорох. Ветер? Преследователь? Неужели прошло пять минут?
 Шей знала, что совершит ошибку, если побежит. Он мог ее услышать и быстро догнать. Наверное, лучше выйти из укрытия как ни в чем не бывало.
 Она поступила иначе. Увидела бревно и залегла рядом с ним, стараясь сделаться как можно меньше. Ежевичные кусты служили хорошей защитой. Если он пройдет дальше, вероятно, она сумеет обойти его, вернуться на поляну и забрать лошадь. Может быть, он не запер конюшню.
 Девушку терзало дурное предчувствие. Она лежала неподвижно, прислушиваясь к малейшему шороху. Но в лесу было тихо. Очень тихо.
 Она выждала, как ей показалось — несколько часов, затем слегка приподняла голову и внимательно осмотрела дерево за деревом. Ничего. Он ушел.
 Шей поднялась, стараясь двигаться бесшумно. Снова заверещала белка. С дерева на землю слетела птица, видимо в поисках чего-нибудь съедобного. Все дышало покоем. Шей взглянула на горные вершины, спрашивая себя, неужели они таят столько опасностей, как он говорил.
 Она не была глупой и знала, что легко может потеряться в этом краю ущелий, каньонов и скал. Она знала, что здесь водятся дикие звери. Но в эту секунду гораздо большую опасность представлял тот поцелуй, жестокий и нежный, и то, как она на него ответила.
 Шей помедлила еще несколько минут. Ничего не услышала, кроме обычного шума леса. Размеренное постукивание дятлов и мелодичный щебет птиц. При других обстоятельствах она бы зачарованно слушала, но сейчас…
 Шей сделала несколько шагов, стараясь тихо скользить меж деревьев и кустов. Камни под ногами гремели с каждым разом все громче, и ей казалось, что она слышит биение собственного сердца. А что если и ему слышно?
 Куда теперь? Направо или налево? Она остановилась, пытаясь сориентироваться. Везде одно и то же — деревья и красноватые скалы.
 «Думай, — велела она себе, — Не паникуй». Но она уже была на грани паники.
 Не может быть, чтобы она отдалилась от хижины. Нужно попробовать сделать несколько шагов в каждом направлении и посмотреть, не расступятся ли деревья.
 А где же он? Шей снова замерла, прислушиваясь, не выдаст ли какой-нибудь звук его местонахождение. Но было тихо, и она почувствовала себя бесконечно одинокой.
 Шей выбрала направление и сделала несколько шагов. Она не узнавала ни валунов, ни стройных осин и сосен. Пришлось вернуться назад. Шей пожалела, что у нее нет ножа оставить отметины, хотя их мог увидеть и Рафферти Тайлер. Она повернула в противоположную сторону и, помня предупреждение своего похитителя о змеях и капканах, все время смотрела под ноги.
 Потом вернулась к исходной точке и снова пошла в другом направлении. Забеспокоилась, не окончательно ли она потерялась. В глубине души ей хотелось, чтобы Тайлер нашел ее. Она подавила закравшийся страх и, неожиданно увидев сквозь деревья хижину, осторожно двинулась к ней.


* * *

 Рейф заметил ее довольно скоро, через две-три минуты после того, как отправился на поиски, и сразу подавил чувство облегчения, загасил искорку беспокойства.
 Девушку выдала голубая ленточка. Светло-каштановые волосы слились по цвету с поваленным деревом, но осталось яркое пятнышко. Он собрался было подойти к ней, но затем раздумал. Захотел узнать, что она предпримет, на что способна, какие мотивы ею движут, что ожидать от нее. Узнай своего врага, сказал он себе.
 Его удивило, что он почувствовал, будто его предали. Она дала слово, пусть даже по принуждению. Хотя что еще можно ждать от Рэндаллов?
 Она ничем тебе не обязана.
 Он знал это и все же в глубине души был разочарован. А чего ты хотел?! Он сам не мог ответить на этот вопрос и только следил, как она все глубже уходит в лес.
 Перед войной он служил на границе. Кроме того, он вырос в одном из самых опасных районов Техаса, на Северо-Западе, где команчи бродили почти свободно. Он научился идти по следу и бесшумно двигаться.
 Во время тихих месяцев, проведенных в горах, старые навыки вернулись. Ему было нетрудно оставаться незамеченным, держать ее в поле зрения, и он невольно восхитился, увидев, как она идет вперед, затем возвращается обратно, не впадая при этом в панику, как поступило бы большинство женщин. Да и мужчин тоже.
 Он понял, что она пытается найти поляну. Тогда зачем ей было прятаться?
 Ответ нашелся достаточно быстро, стоило ему поставить себя на ее место. Наверное, она решила, что он отправится на ее поиски. Тогда она вернется на поляну и заберет лошадь.
 Прежде чем уходить, он убедился, что конюшня заперта, теперь его правая рука нащупала в кармане ключ. Он стоял в раздумье — догнать девушку или позволить ей осуществить свое намерение до конца. Решил остановиться на втором варианте, пожелав точно узнать, насколько она сообразительна.
 Девушка вышла на поляну, осторожно огляделась, подошла к сараю и попробовала открыть дверь. Затем пошарила по земле, нашла камень и занялась висячим замком.
 Он бесшумно подошел к ней и вынул из кармана ключ.
 — Вы, случайно, не это ищете?
 Она резко обернулась, глаза ее были широко открыты от испуга, как у пойманной лани.
 — Я думала…
 — Да? — произнес он сухо и холодно. — Вы думали?..
 Она все еще продолжала держать камень, крепко сжимая его пальцами. Ничего не ответила.
 — Вы решили нарушить слово? — тихо подсказал он. Она сжалась, непокорно выпятив подбородок.
 — Я потерялась.
 — Это вам померещилось, — сказал он.
 — Откуда вы знаете? — Тут она поняла, что он ни на минуту не выпускал ее из виду. — Вы следили за мной все это время?
 Он пожал плечами:
 — Я предупреждал вас.
 — Вы позволили мне думать… — Гнев заглушил слова.
 — Я хотел посмотреть, что вы будете делать.
 — И увидели то, что хотели?
 — Теперь я знаю, что вы дочь своего отца.
 Подбородок вздернулся еще выше.
 — Я принимаю это за комплимент.
 — Не стоит, мисс Рэндалл. Предательство не достойно похвалы.
 — Как и похищение людей.
 Он не обратил внимания на ее слова и протянул руку:
 — Отдайте камень.
 Она и не подумала отдавать.
 — Я не собираюсь просить снова.
 — А вы и не просили, — упрямо произнесла она. Она понимала, что ведет себя как капризный ребенок, но ей не хотелось сдаваться без борьбы, пусть даже слабой. — Вы приказали.
 Он с трудом сдержал улыбку.
 — Не испытывайте мое терпение, мисс Рэндалл.
 — А если буду?
 Он протянул левую руку и вызывающе чувственным движением провел по ее плечу. Совсем не так, как в первый раз, — без нежности. Это была угроза, простая и ясная. Он хотел дать ей понять, чем она рискует, и не ожидал, что его пронзит столь сильное желание, от которого бросит в дрожь. Когда он заговорил, голос звучал хрипло.
 — Я провел в тюрьме десять лет, мисс Рэндалл. Не знаю, понимаете ли вы, что это значит. — Шей замигала, кровь отхлынула от ее лица. — Вижу, что понимаете.
 Лицо девушки внезапно вспыхнуло, она хотела отвернуться, но его рука удержала ее.
 — Посмотрите на меня.
 Шей подчинилась. Ничего другого ей не оставалось. Взгляд его блестящих глаз гипнотизировал, и ей хотелось верить, что огонь, горящий в них, разожжен гневом. Она была слишком напугана, чтобы подумать иначе. Пальцы еще крепче сжали камень.
 Рукой, облаченной в перчатку, он мягко отобрал у нее камень. Прикосновение кожаной перчатки было приятно, и страх улетучился. Все же она не знала, чего ожидать от него, что он сделает в следующую минуту.
 Как всегда, он удивил ее.
 — Вам очень долго пришлось бы возиться с этим замком. — Он помолчал. — Вы хорошая наездница, мисс Рэндалл?
 Этим она не могла похвастаться, но не собиралась ему признаваться, однако была рада переменить разговор, в котором почувствовала угрозу.
 — Вряд ли вам понравилось бы, сломай моя лошадь из-за вас ногу.
 — А если бы это я сломала ногу?
 Он вздохнул:
 — Тогда вы хотя бы сидели на месте, но мне давно уже не везет.
 Такое равнодушие к ее предполагаемой травме возмутило девушку до глубины души. Его больше заботила лошадь, чем она.
 — Я снова попытаюсь бежать, — произнесла она в последней вспышке неповиновения.
 — А я снова остановлю вас.
 Они встретились взглядами и оба замерли. Шей почувствовала, как по всему телу разлилось обжигающее пламя. Ее пальцы все еще ощущали его прикосновение. Она сжала их в кулаки. Ей совсем не хотелось реагировать на него таким образом.
 Тайлер первым нарушил молчание.
 — По крайней мере, мы чего-то добились, — произнес он с холодом, который затушил пламя быстрее, чем вода. — Теперь я точно знаю, насколько можно доверять вам и вашему слову.
 Это был расчетливый удар. Ей бы следовало уже привыкнуть, но она все равно почувствовала боль. Наверное, она равнодушно приняла бы этот укор, если бы не испытывала угрызений совести. Ей было ненавистно болезненное сожаление, которое вызвали в душе его слова, но еще более ненавистно было ощущать себя наказанным ребенком.
 Она нанесла ответный удар:
 — Вы обещали, что не дотронетесь до меня.
 Губы его скривились в неприятной усмешке.
 — А… поцелуй. Мне не показалось, что я причинил вам вред, мисс Рэндалл. Вам даже как будто понравилось в какую-то секунду. Но, может быть, ваши возражения касаются вовсе не поцелуя? Возможно, они касаются меня? И я не соответствую вашим высоким требованиям? Бывший заключенный слишком низкая личность, чтобы дотронуться до вас?
 — Вот именно, — подтвердила Шей в ярости от его насмешки. — Я ничем вам не обязана. Вы вор, похититель людей и…
 — Ну же, продолжайте, — спокойно произнес он, но что-то в его глазах остановило ее. Они потемнели, и ей показалось, что она вот-вот вторгнется в нечто такое, с чем уже не сможет справиться.
 Шей перевела дыхание. Он стоял неподвижно, внимательно наблюдая за ней. Она вновь почувствовала, какая от него исходит тихая отчаянная боль, мука, спрятанная где-то в самой глубине.
 Внезапно Тайлер изменился в лице, словно увидел в ее глазах нечто, что не хотел бы видеть. Усмешка стерлась, и губы мрачно сомкнулись.
 — Вы, должно быть, проголодались, — отрывисто произнес он. — Все это ваша беготня из конца в конец.
 — Вовсе я не бегала из конца в конец, — возмутилась Шей. Хотя ее действительно терзало чувство голода.
 Но самое страшное было то, что она изголодалась но чему-то другому, а не по еде.
 Он взял ее за подбородок двумя пальцами.
 — Я хотел посмотреть, что вы предпримете, мисс Рэндалл. Вы сохранили хладнокровие, но недооценили меня и переоценили себя. Я не лгал, когда пытался объяснить, какими опасными бывают эти горы. Вас легко мог услышать или учуять горный лев.
 Она вспомнила ту минуту, когда ее охватило одиночество, когда ее переполнил страх, который она поборола. Она даже засомневалась, что когда-нибудь вновь почувствует себя в полной безопасности. Ей не хотелось одной возвращаться в лес, но и здесь ей тоже покоя не видать. Рядом с ним. Под взглядом этих глаз, холодных и жгучих в одно и то же время, равнодушных и жадных. Грозных и понимающих. Она не знала, чего от него ожидать. И от себя тоже. Все, что сейчас происходило, было так не похоже на всю ее предыдущую жизнь.
 Он не спешил убрать пальцы с ее подбородка, а затем, словно с сожалением, отошел в сторону.
 — Форель в хижине, на вертеле. Ешьте что хотите.
 Она засомневалась:
 — А как же вы?
 — Мне казалось, вам не нравится общество вора и похитителя людей, — сказал он, хмыкнув, — и… кого там еще, по-вашему.
 — Не забудьте уголовника, — сказала она. Она была сердита на саму себя за минутную слабость к нему.
 — О, об этом я не забываю, мисс Ранд ал л. Никогда не забываю. — Он направился к конюшне, но внезапно обернулся и увидел, что она все еще стоит на месте, словно приросла к земле. — И оставайтесь в хижине, пока я не разрешу вам выйти.
 Она ушла прочь, не сказав ни слова, выпрямив спину, с вызовом и презрением. Когда она скрылась за дверью, у него возникло чувство потери, о чем он сразу пожалел.




 Глава девятая


 Во вторую половину дня Рейф постарался держаться от пленницы подальше, предоставив ей расправиться с форелью самостоятельно. У него после того язвительного разговора пропал аппетит, и он знал, что не смог бы проглотить ни кусочка. Но ей нужно было поесть.
 Тренируя гнедого, он сознательно гнал прочь все мысли о ней. Но ближе к вечеру чувство вины совсем одолело его. Она оставалась в хижине, как он велел, что весьма его удивило. Он ожидал неповиновения. То, что она подчинилась, забеспокоило его. В конце концов он постучал в дверь.
 Форель исчезла. Обе рыбы. Ее аппетит, видимо, не пострадал. Он позволил ей выйти, однако предупредил, чтобы она держала, по крайней мере, голову в поле его зрения, когда пойдет в лес. Девушка опять послушалась, и так выпрямила спину, направившись к лесу, что он подумал — она сломается, если дотронуться до нее.
 А затем, не говоря ни слова, она зашла в хижину, забрала свои рисовальные принадлежности, снова вышла и опустилась на пенек с таким Видом, словно предлагала ему возразить, если он сможет.
 Он не смог и продолжал заниматься выездкой гнедого.
 Все свое внимание он сосредоточил на коне, обучая его подчиняться голосу, а также слушаться прикосновения руки. Выездка лошади требует терпения и собранности, и, Бог свидетель, последнее было действительно ему необходимо, чтобы не думать об этой особе, от которой одни неприятности.
 Портрет Бена вышел чертовски хорошо. Младшего Эдвардса легко можно было по нему узнать. Рейф подозревал, что сейчас создавался его портрет. Шей то и дело бросала молниеносный взгляд в его сторону, а затем углублялась в рисунок перед собой. Надо было бы забрать у нее альбом, хотя на самом деле это не имело смысла. Она, без сомнения, сумеет нарисовать портрет по памяти.
 Впрочем, Рейфа не очень беспокоило, что с ним случится после того, как он посчитается со своим врагом. Впереди его ожидала не жизнь, а жалкое существование. С клеймом на руке он имел перед собой только одну перспективу — смерть. Ни надежды, ни будущего, и он был не настолько глуп, чтобы позволить себе о нем мечтать.
 Однако его волновало, что случится с людьми, которые стали на его сторону. Он уже сжег в очаге рисунок Бена. Но нисколько не сомневался, что она сумеет воссоздать его, как и нарисовать портрет Клинта.
 Все это очень осложняло дело.
 В конце концов ему придется отпустить девушку, но только после того, как Бен и Клинт покинут этот край. У него засосало под ложечкой. В своем стремлении к мести он согласился принять помощь. Сейчас он полностью осознал, какую цену могут за нее заплатить те, кто ее предложил. Он всегда считал, что они сумеют остаться… в стороне, не замеченными, но теперь они уже не в стороне.
 И все из-за девушки с каштановыми волосами, которая, казалось, заглядывает прямо в душу и ужасается увиденному.
 Будь все проклято!
 Он вновь сосредоточил внимание на коне, отошел в сторону, тихо позвал его и обрадовался, когда конь тут же оказался рядом. В его жизни бывали случаи, когда такой трюк буквально спасал ему жизнь. Рейф вынул сушеное яблоко и скормил животному, мягко поглаживая его по шее.
 По дороге с Запада они стали друзьями — он и этот конь. Их дружба да дружба с Абнером давались ему легко. А вот общение с этой колючей леди, сидящей на пеньке, было отнюдь не легким. Хотя этого следовало ожидать.
 От подобных мыслей ему стало еще более одиноко, чем было в тюрьме. Все-таки правильно говорят: можно находиться рядом с человеком и при этом отдалиться от него на миллионы миль.
 Рейф вновь посмотрел на пленницу. На ней по-прежнему были рубашка и брюки, волосы заплетены. Длинная коса, перекинутая через плечо, свисала по правой груди. Девушка склонила голову над альбомом, рука грациозно и отточенно двигалась по бумаге.
 Она выглядела… привлекательно… Солнце зажгло в ее волосах золотые искорки, на лице застыло напряженное внимание. До сих пор он не встречал ни одной женщины, которая бы так явно довольствовалась собственным обществом, умела занять себя. Как она не похожа на Аллисон, которая всегда стремилась быть центром внимания, без конца флиртовала и была несчастна, если только ее не окружала толпа людей. А он принял ее жизнерадостность, потребность в его внимании за любовь. Он не подозревал, насколько мелкими были ее чувства, она больше восхищалась военным мундиром, чем человеком, облаченным в этот мундир.
 Конь ткнулся в него мордой, прося второе яблоко, и Рейф захотел прокатиться верхом. Ему не нужно было седло, с тех пор как зеленым мальчишкой он забрался на спину лошади с забора. Но он не мог уехать в горы, как делал последние несколько недель. Не мог оставить ее.
 Его мучило беспокойство. Он стреножил коня, чтобы тот мог попастись на горном лугу с сочной травой, и подошел к пленнице. Заглянув в альбом, он увидел собственное изображение, которое мрачно уставилось на него.
 Рейф удивился, неужели он действительно выглядит таким… жестоким. Наверное, да. Наверное, он такой и есть.
 — Этот рисунок вы тоже собираетесь уничтожить? — спросила она.
 Он пожал плечами:
 — Не очень-то вы мне польстили.
 — А вы надеялись?
 — Вы, безусловно, не стремитесь польстить.
 — Думаю, это было бы бесполезно.
 Он мрачно улыбнулся:
 — Умная женщина.
 — Когда вы меня отпустите?
 — Когда будет можно.
 — А когда это случится?
 — Не знаю.
 — Не можете же вы держать меня здесь вечно.
 — Я могу держать вас здесь столько, сколько захочу.
 Она метнула на него сердитый взгляд:
 — Мне нужно хоть какое-то уединение.
 — Мы уже говорили об этом. Вы доказали, что вам нельзя доверять. Я буду ходить за вами неотступно.
 — Неужели вы подумали, что я не попытаюсь бежать?
 Он чуть приподнял брови:
 — Да я не знал, что и думать. Оказалось, чертовски мало смыслю в женщинах.
 В его голосе прозвучала та же глубокая горечь, с какой он говорил, что от женщин можно ожидать очень малого. Ей стало любопытно, почему он так считает, и она тут же возненавидела себя за любопытство. За то, что снова захотела протянуть руку и дотронуться до него, развеять безысходность, исходящую от него, понять ту до странного милую неуверенность, с которой он, словно борясь с каждым словом, старался доказать ей, а заодно и самому себе, что он беспощадный человек.
 Однако она сама хотела поверить в его беспощадность. Должна была поверить. Это была ее единственная возможность убежать, найти Джека Рэндалла и рассказать ему о человеке, который намерен его погубить.
 — Вы не ответили на мой вопрос, — наконец произнесла она.
 — Какой?
 — О рисунке. Вы и его украдете?
 — Я уже вам говорил, мисс Рэндалл, что мне на это наплевать, только не рисуйте моих людей.
 — И вам все равно, если вас поймают?
 — Вы всегда задаете столько вопросов?
 — Да.
 — Значит, я не единственный, кто страдает?
 Проклятье, он не собирался начинать все сначала. Ведь уже решил держаться от нее подальше, но что-то все притягивало его к ней. Он не хотел думать, что это одиночество. Или ее привлекательность. Он не знал, чем это объяснить, черт возьми! Возможно, неповиновением, которое она изображала. Возможно, тем, что он не мог вполне связать эту бесстрашную независимую женщину с Джеком Рэндаллом.
 Мысль о Рэндалле прочистила ему мозги. Он повернулся и пошел к коню.
 — Минуточку… — Ее голос остановил его. Он обернулся.
 — Запомните, — сказал он, — «мистер Тайлер» или «сэр».
 Господи, нужно держаться от нее подальше, когда он смотрит в эти серо-голубые глаза.
 Он почти услышал, как она считает про себя до десяти, намереваясь что-то у него спросить. А затем она повернулась к нему спиной, отказавшись от своего намерения.
 В эту минуту Рейф проклял себя, проклял за то, что она чувствует себя униженной, когда вынуждена обращаться к нему с просьбой. А ведь он знал, что такое постоянное унижение: сколько боли оно доставляет, как подрывает душевные силы и калечит саму душу.
 Он вернулся к ней.
 — Рейф. Можете называть меня Рейфом, если не перевариваете другие обращения. — Он помолчал секунду. — Что вы хотели?
 Она обернулась и медленно оглядела его строгим взглядом, словно пыталась понять, не издевается ли он над ней. Он еще больше упал в своих глазах.
 — Я… я хотела бы просто немножко размяться. Пройтись пешком или… еще что-нибудь.
 Это «что-нибудь» заинтересовало его, но он понимал, что они думают о совершенно разных вещах.
 — Ладно, — спокойно сказал он, хотя до спокойствия ему было далеко.
 Он не хотел находиться рядом с ней, но и не мог запереть ее в хижине. Совесть боролась с горячим стремлением к возмездию, которое горело в нем столько лет, и эта борьба не доставляла ему удовольствия. Он вообще даже не представлял, что у него еще осталась какая-то совесть. Мысль, что она затаилась где-то в темном уголке, была неприятной. Сейчас не то время, чтобы действовать по совести.
 Рейф заподозрил, что в ее просьбе скрывается какая-то каверза. Наверняка она будет очень внимательной во время прогулки — в надежде обнаружить тропу, которая выведет ее из долины и проведет через горы. Он не хотел, чтобы она опять совершила подобную попытку. Тем не менее ее просьба была достаточно скромной и разумной.
 — Идемте, — велел он.
 Она пошла. Немного слева, чуть-чуть отстав, так, чтобы не идти совсем рядом, как он про себя отметил. Это его устраивало. Альбом по-прежнему был с ней, и она вцепилась в него, как будто от этого зависела ее жизнь.
 Шел он быстро, ему тоже нужно было размяться, а еще ему была нужна тишина леса. Он не нуждался в этой девушке и во всей сумятице, которую она внесла в его жизнь. Поэтому он сделал вид, что с ним никого нет, и только изредка кидал в ее сторону взгляд, чтобы удостовериться в ее присутствии.
 Ни на какую тропу Рейф не вышел. Долину он успел изучить достаточно хорошо, исходив окрестности вдоль и поперек. В миле от хижины, за густым лесом, прятался водопад, вот туда он сейчас и направлялся. Тайлер обнаружил водопад случайно, когда однажды его особенно сильно мучило беспокойство. Это оказалось отличным местом, где можно было выпить чистой воды и позагорать на скале. Время от времени он ходил туда купаться, иногда просто часами просиживал, наблюдая за животными, которые приходили на водопой или порезвиться у воды. Они успели привыкнуть к нему и терпели его присутствие, которое ничем им не угрожало. Такое в природе случается редко, и он ценил это и никому не рассказывал.
 Он даже не пытался понять, зачем ведет ее туда, лишь интуитивно знал, что это доставит ей удовольствие. А после того, что с ней произошло в последние два дня, его одолевало необъяснимое желание доставить ей удовольствие.
 Наконец они подошли к озерцу, окруженному с одной стороны кустарником дикой малины и высокими соснами, а с другой — массивной красноватой скалой. Тайлер отступил назад, давая девушке возможность увидеть, как с большой высоты по разноцветным камням в озерцо падает вода. Он испытал легкое удовлетворение, когда у нее вырвался восхищенный возглас. Она оглянулась, и на ее губах сияла настоящая улыбка — это было очаровательно. Внезапно она превратилась в красавицу.
 Тайлер прислонился к дереву, заставив себя сохранить равнодушное и холодное выражение.
 — Здесь прелестно, — радостно произнесла она, любуясь брызгами водопада и темно-голубым озерцом, в котором отражались лучи послеполуденного солнца, проникшего сквозь листву.
 Положив альбом на сухое место, девушка шагнула вниз, набрала пригоршню воды, поднесла ко рту, а остаток брызнула себе в лицо. Раздались птичьи трели, в лесу что-то зашуршало, и Шей резко обернулась.
 — Мы вторглись в их мирок, — объяснил Тайлер, встретившись с ней взглядом. — Если прийти сюда на рассвете, можно увидеть, как олени собираются на водопой. Встречал я здесь и волков, и медведей, и горного льва. Наверное, у воды они сохраняют перемирие.
 — А вы просто сидите и смотрите?
 — Иногда.
 «Как-то не вяжется с ним мирный пейзаж, — подумала Шей, — с этой его агрессивностью, с холодом, который излучают эти удивительные глаза».
 Но, видимо, она ошибалась и не понимала почему. Он сливался с природой, словно был здесь рожден, словно был одним из тех диких созданий, о которых только что рассказывал. Она вспомнила, как нежно он притрагивался к мышке, как терпеливо работал с конем. Ему была присуща нежность, когда он имел дело с живыми существами, но только не людьми, особенно с такими, как она. Это противоречие заинтриговало ее.
 — Спасибо, что привели меня сюда, — неожиданно для самой себя произнесла она.
 — Я подумал, вы захотите выкупаться, — резко произнес он и, повернувшись, ушел в лес.
 Но она могла бы выкупаться и в ручье, что протекал рядом с хижиной.
 Шей знала, что Тайлер ушел недалеко. Чего она не знала, так это ушел ли он из уважения к ее праву заниматься своим туалетом без соглядатаев или потому, что не хотел находиться в ее обществе. В любом случае Шей решила воспользоваться его отсутствием. Она сняла ботинки и чулки и опустила ноги в озеро. Вода была обжигающе холодной, но прозрачной как стекло. И хотя достигавшие ее брызги водопада кололи как льдинки, ей нравился освежающий холод капель, которые быстро высыхали на горячем солнце.
 Шей не знала, как долго ей будет разрешено побыть здесь, поэтому вымыла лицо, руки и ноги и нашла камень, на котором можно было посидеть и обсохнуть на солнце. Она быстро зарисовала водопад, пожалев, что у нее нет цветных карандашей, а только уголек. Когда рисунок был закончен, в уголке она вновь нарисовала Рафферти Тайлера.
 Он велел называть его «Рейф». Но она не могла. Это было чересчур… фамильярно. И все же пока ее рука скользила по листку бумаги, она увидела разницу между первым рисунком и этим. Там был изображен человек с холодными злыми глазами и циничной ухмылкой. У этого Рафферти Тайлера взгляд был чуть мягче, а усмешка слегка капризной.
 Секунду Шей разглядывала рисунок, затем смяла его в комок. Первый вариант был правдивее. Она не была настолько глупа, чтобы поверить во что-нибудь другое.
 Шей закрыла глаза, наслаждаясь мягкими лучами солнца в ожидании Тайлера. Устав от беспокойной ночи, она вскоре почувствовала, что ее клонит ко сну, и позволила себе задремать.


* * *

 Какая она беззащитная. И хорошенькая. Очень хорошенькая.
 Рейф вышел из леса, где проверял, нет ли капканов. Он ненавидел эти чертовы штуковины. Нашел один и защелкнул. Звук сомкнувшихся стальных челюстей, ставших бесполезными, доставил ему удовольствие, которого он давно не испытывал.
 Затем Рейф неохотно повернул обратно к озеру. Он только что провел час или больше, уговаривая себя, что его реакция на Шей Рэндалл — жар в чреслах и шевельнувшаяся в душе нежность как раз в то время, когда он не мог себе позволить размякнуть — была не чем иным, как результатом десятилетнего воздержания.
 К несчастью, вид спящей девушки, отдыхавшей на его любимом камне, не погасил разгоравшегося в нем пламени. Что же это он сделал, черт его возьми? Почему просто не оставил ее взаперти?
 Но Рейф знал причину. Насколько он мог судить, она была не виновата. Невиновная сторона. И он не смел поступить с ней так, как когда-то поступили с ним.
 Будь все проклято!
 Тайлер прислонился к дереву и просто смотрел на свою пленницу. Волосы девушки были влажны, и крошечное пятнышко грязи выделялось на розовой, тронутой солнцем щеке. Она глубоко спала, будто не отдыхала несколько дней. Наверное, так и было.
 Ему хотелось дотронуться до нее. Ему хотелось еще раз увидеть ту улыбку, что появилась, когда они пришли к водопаду.
 И это дочь Рэндалла! Если только здесь нет ошибки, подумал он со слабой надеждой. Даже она, казалось, не совсем уверена, и, очевидно, ей не доводилось видеть человека, который считался ее отцом.
 Теперь Джек Рэндалл столп общества. Столп, возникший благодаря предательству и воровству, но она об этом не знает.
 Даже не будь всех этих сложностей, Рейф считал, что ему нет никакого дела до этой женщины. У него, безусловно, нет никакого будущего. До конца жизни он останется бродягой, которого легко узнать по метке на руке. Другие смогут вернуться к нормальной жизни, он — никогда.
 Интересно, подумал он, знает ли Рэндалл, кто создает ему проблемы? Пока Рейф не был готов обнаружить себя, потому что тогда Рэндалл мог прибегнуть к большей осторожности.
 Вот еще одна причина, по которой нельзя отпускать эту женщину. Пока нельзя.
 Он опустился на землю. Нужно дать ей поспать.


* * *

 Шей открыла глаза и слегка вздрогнула. На смену теплу пришел прохладный ветер, солнце почти полностью скрылось за горными вершинами. Над головой девушки мягко покачивались сосны. Небо было все еще ярко-голубым, но горные пики окрасились в малиновые и фиолетовые тона. Легкие облачка набросили на себя алые покрывала. С минуту она восхищалась мирной картиной. А затем ее взгляд коснулся Рейфа Тайлера, и тут она все вспомнила.
 Он сидел, не шевелясь, скрестив ноги, как индеец. Но взгляд его быстро метнулся к ней, словно он сразу почувствовал ее пробуждение.
 Тайлер поднес палец в перчатке к губам и беззвучно поднялся, затем сделал несколько шагов и протянул ей руку. Она замешкалась, и глаза его сузились. Он предостерегающе покачал головой, и Шей поняла, что он приказывает ей подчиниться и хранить молчание. Она нехотя взяла протянутую руку, сразу осознав, что не хотела делать этого из-за трепета, который пробегал по телу, стоило ему оказаться рядом.
 Даже сквозь кожаную перчатку его рука обжигала, в то время как он помогал ей спуститься с камня, и потом, когда, пройдя вдоль озера, они вскарабкались на крутой берег. Тайлер остановился и знаками велел ей лечь плашмя на землю, потом занял место рядом с ней. Она проследила за его взглядом, обращенным к озеру, и принялась ждать. Шей догадалась, что они не зря здесь находятся, так как у любого его поступка всегда была какая-то причина. Она не знала, как долго им придется ждать. В ветвях по-прежнему щебетали птицы, белки наперегонки перескакивали с дерева на дерево. Затем она их увидела: к озеру приблизилась черная медведица, а за ней бежал резвый детеныш.
 Медведица пребывала в нерешительности: она встала на задние лапы и настороженно понюхала воздух, выждала с минуту, заворчав, вошла в озеро и внимательно уставилась на воду. Шей наблюдала, как животное, сохранявшее неподвижность, внезапно молниеносно вскинуло лапу, и из воды вылетела рыбина, которая приземлилась прямо перед медвежонком, а тот принялся играть с ней, потом с жадностью проглотил. С той же быстротой из озера были выброшены еще три рыбины, две из них послужили обедом самой медведице.
 Затем оба зверя напились воды, с удовольствием покатались по грязи и лениво ушли прочь.
 Рейф подождал несколько минут, потом сел и слегка улыбнулся. Шей заметила, что улыбка делает его гораздо привлекательней, чем его обычная усмешка.
 Увиденное привело ее в неописуемое изумление.
 — Разве они не знали, что мы здесь?
 — Я часто наведываюсь сюда. Они привыкли к моему запаху, — объяснил он. — Я наблюдал их и раньше, иногда даже с более близкого расстояния. — Он помолчал секунду, затем добавил:
 — Думаю, они знают, когда им не желают зла.
 Шей пришла в замешательство. Похоже, он пытался ее успокоить каким-то образом и при этом раскрылся с той стороны, которая обычно держалась в секрете. Ей не понравилась внезапная теплота, закравшаяся в душу, симпатия, возникшая к этому человеку. Как она могла? Отщепенец. Уголовник, не делавший секрета из своего стремления отомстить.
 Шей отвернулась, чтобы избежать его взгляда. Ей все время казалось, что он видит слишком много. Помолчав минуту, она справилась со своими чувствами, приведя их в порядок.
 Девушка вздохнула, стараясь придумать, что бы такое сказать, нарушив тем самым напряженное молчание, и вновь обернулась к Тайлеру:
 — Медвежонок просто прелесть.
 — Не вздумайте приблизиться к нему. Медведицы, как известно, всегда защищают своих малышей. Это только одна из опасностей, которые таятся в этих лесах.
 Снова предупреждение.
 — Мне до сих пор не приходилось видеть, как медведь ловит рыбу.
 — А еще сюда на водопой приходят олени, — сказал он. — Можно увидеть даже совсем маленьких оленят, но они обычно появляются перед самым рассветом.
 На какой-то миг Шей забыла, что находится у него в плену, и воскликнула:
 — Мы можем прийти и посмотреть?
 На его щеке дрогнул мускул. Он подумал в нерешительности, затем кивнул, и в глазах его впервые промелькнула теплота, но так быстро исчезла, что девушка решила, будто ей показалось.
 Тайлер встал и на этот раз не предложил ей руки. Шей тоже поднялась, отряхнула одежду от листьев и подобрала свой альбом, который оставила возле камня.
 Тайлер ушел вперед на несколько шагов. Разочарованная и разозленная, Шей плелась позади. Еще минуту назад он казался таким человечным, таким доступным, таким… симпатичным, а потом вдруг снова стал безжалостным бандитом, который ожидал, что она последует за ним как ученая собачка.
 Он все время так с ней поступает. Обезоружит ее капелькой волшебства, а потом вдруг отвергнет, словно она какой-то… слизняк. Такая противоречивость сбивала ее с толку: с одной стороны — восхищение животными, с другой — ненависть к Джеку Рэндаллу; и с ней он то проявляет терпение, то вдруг становится несносен. Она ничего не понимала и ненавидела его за то, что он постоянно вносит в ее душу смятение.
 Ей и следовало его ненавидеть. С трудом поспевая за Тайлером, делавшим широкие шаги, Шей уверяла себя, что на самом деле ненавидит его, но с каждой секундой, к своему неудовольствию, убеждалась, что где-то в глубине в ней теплится и другое чувство.


* * *

 Клинт Эдвардс аккуратно поправил узенький галстук и провел рукой по темным волосам.
 Он не был уверен, что поход на танцы такая уж удачная идея, впрочем он никогда не отличался осторожностью. Жить сегодняшним днем стало его девизом.
 Но с тех пор как он познакомился с Кейт Дьюэйн, его иногда стали посещать мысли, что неплохо бы узнать ради разнообразия, что такое покой. Ухаживание за дочкой шерифа не совсем способствовало осуществлению этого намерения. Да и вообще любое ухаживание было сейчас определенно неразумно. Он играл с огнем с тех пор, как двенадцать лет назад ушел в армию северян, но сейчас он оказался в самом пекле, которое уже начало его поглощать.
 Красавица Кейт.
 Он не мог удержаться вдали от нее, хотя был связан обещанием, которое должен выполнить в первую очередь, обещанием, из-за которого он и отец Кейт оказались по разные стороны закона.
 Насчет закона Клинт никогда особенно не беспокоился. Наверное, потому, что в течение четырех лет войны для него имело значение только одно: преданность людям, сражавшимся рядом с ним. Ему казалось нелепостью, что в военное время он мог делать то, за что сейчас ему грозило осуждение.
 И все же Клинта терзали муки совести. Он спрашивал себя, не была ли причиной тому Кейт, не она ли все перевернула у него внутри — и сердце, и душу, и совесть.
 Сейчас его мучило очень многое: женщина, оставшаяся в лагере у Рейфа, то, что он вынужден лгать отцу Кейт, человеку, которым Клинт восхищался; даже планомерное предательство того, кто нанял его на работу.
 В своем закутке Клинт натянул куртку. Нейт Керри, управляющий, тоже собирался сегодня идти вместе с хозяином.
 Танцы устраивались раз в месяц в школе, которую выстроил в Раштоне мистер Рэндалл. Туда стекались все владельцы ранчо, городские жители и кое-кто из старателей не только чтобы потанцевать и пообщаться, но и чтобы обменяться информацией. Предстоящий вечер был особенно важен. Разговор пойдет о грабежах. Будут обсуждать план действий.
 Клинт надеялся, что гость Рэндалла не притащится за ними. Таких неприятных и требовательных типов, как Макклэри, ему не приходилось еще встречать. Клинт не понимал, почему Рэндалл терпит Макклэри и даже заставляет своих работников ему угождать. Макклэри бывал на ранчо и раньше и каждый раз заводил себе врагов среди прислуги.
 Клинт напомнил себе рассказать Рейфу о Макклэри, когда завтра отправится в хижину. Он уже договорился с Рэндаллом, что уедет на весь день поохотиться на волков. Завтра у хижины Рейфа соберутся Бен, Скинни и остальные, чтобы обговорить следующее ограбление.
 Клинт вдруг подумал о пленнице. Он знал Рейфа достаточно хорошо и был уверен, что тот не тронет ее, но никак не мог забыть страх и мольбу, которые прочитал в глазах девушки. Он понимал, что задержать дочь Рэндалла было необходимо, но это ему нравилось ничуть не больше, чем Рейфу.
 Представив Кейт в подобной ситуации, он почувствовал, как внезапно сжалось сердце. Черт бы побрал его брата.


* * *

 Городские танцы проходили непривычно уныло. В зале было больше беседующих мужчин, чем танцующих пар.
 Вальсируя с Кейт, Клинт с трудом мог сосредоточить внимание на партнерше. Потеряв обычную ловкость, он пытался подслушать, о чем говорят в той или иной компании.
 По правде говоря, он вообще не мог ни на чем сосредоточиться, после того как пришел и услышал последнюю новость: «Прошлой ночью убили старателя. Должно быть, те же бандиты, что нападают на почтовые дилижансы».
 — Клинт, что-нибудь случилось? — тихо спросила встревоженная Кейт.
 Он попытался улыбнуться, но улыбка получилась жалкой. Что, черт возьми, происходит?
 — Прости, — сказал он, пытаясь сконцентрировать свое внимание на девушке.
 Она выглядела очень мило: волосы ячменного цвета были зачесаны назад, и завитки мягко обрамляли лицо. Оно оживлялось, стоило ей заговорить, а еще она умела смеяться счастливым смехом, от которого, казалось, в комнате становилось светлей. В начале вечера ее зеленые глаза сияли, а теперь, внимательно глядевшие на Клинта, они выражали только беспокойство.
 Кейт исполнился двадцать один год, возраст, в котором девушки уже с трудом находят себе пару. Хотя ей часто представлялся случай выйти замуж — Клинт знал, что все холостяки в долине пытались ухаживать за ней, — ее устраивало быть хозяйкой в отцовском доме, где жили еще два старших брата. Она не была похожа ни на одну из девушек, которых знал Клинт; она могла обсудить, как вести дела на ранчо с самым старым коневодом, а на лошади скакала не хуже отца и братьев.
 После танца Клинт проводил девушку туда, где стоял ее отец, шериф Расс Дьюэйн, и братья, Эд и Майкл.
 — Я решил собрать отряд добровольцев, — говорил Расс Дьюэйн, — но Джек не в восторге от моей идеи.
 Клинт повернулся к хозяину, вопросительно приподняв брови. Он-то думал, что Рэндалл первым потребует начать усиленный розыск, лишившись всей наличности, но тот почему-то предпочитал помалкивать.
 Вот и сейчас Джек Рэндалл пожал плечами:
 — Просто я считаю, что это бесполезно. В наших горах тысячи укромных мест.
 — Что же ты предлагаешь? — поинтересовался Дьюэйн.
 — Усилить охрану следующего дилижанса, — ответил Рэндалл. — Предыдущие оказались легкой добычей потому, что там и было всего-то двое — возница да старик Пит.
 Дьюэйн засомневался, внимательно огляделся вокруг и произнес, понизив голос:
 — Как насчет засады? Мы знаем, где они ударили в прошлый раз. Приедем туда пораньше. Ведь со следующей почтой должны доставить новое жалованье для рабочих, не так ли?
 Рэндалл ответил не сразу.
 — Думаю на этот раз послать за деньгами нескольких человек.
 — А меня беспокоит, — произнес Эд Дьюэйн, — нападение на старателя. Мы ведь думали, что оба ограбления совершили какие-то заезжие гастролеры.
 Рэндалл перевел взгляд на танцующих, и Клинт почувствовал, что хозяин хочет переменить тему разговора. Почему? Разве он знает, кто замешан в ограблении? И что более важно, известно ли ему что-нибудь о нападении на старателя? Рейф тут не виноват, Клинт не сомневался. Пустить пулю в спину — это не в характере капитана. Но наверняка обвинят во всем Рейфа. Вместе с теми, кто примкнул к нему.
 Клинт почувствовал, как Кейт дотронулась до его руки.
 Он взглянул ей в лицо и, заметив озабоченность в глазах, подавил внезапный прилив радости. Для него это было внове — видеть, как Глаза женщины темнеют от тревоги, и он не совсем представлял, как с этим быть. Особенно теперь, когда он неминуемо причинит ей боль.
 Клинт слабо улыбнулся, зная, что все сочтут, будто он взволнован недавними ограблениями и убийством. Чужая роль давалась ему нелегко. Он не хотел лгать людям, которые ему нравились и которых он уважал. Или женщине, которая впервые пробудила в нем желание к оседлой жизни.
 Клинт повернулся к шерифу:
 — Быть может, ограбление и убийство не связаны.
 — Обязательно связаны. До сих пор у нас не было таких бед, по крайней мере после войны, когда мы разбили наголову южан. Я не верю в совпадения.
 Клинт немного помолчал. Он тоже не верил в совпадения. Убийство, конечно, могло быть и непреднамеренным. Поспорили два старателя. Какой-нибудь бродяга воспользовался случаем. Но ему самому не очень-то в это верилось. Тем не менее он знал, что ни один из его друзей не способен выстрелить человеку в спину. Оставался Джек Рэндалл.
 Он давно наблюдал за Рэндаллом, хозяин казался потрясенным не меньше остальных.
 Клинт посмотрел на Кейт, затем вновь на ее отца:
 — Что вы намерены предпринять?
 — Джек прав, в этих горах есть где спрятаться. Завтра я съезжу в Кейси-Спрингс и узнаю, не было ли в их краях подобных ограблений. А затем вернусь вместе с дилижансом.
 Рэндалл, который за весь вечер не улыбнулся, явно испытал облегчение.
 — Тогда я велю прислать мне деньги этим путем и дам вам полномочия забрать их.
 Клинт пытался скрыть свою озабоченность. Меньше всего на свете ему хотелось, чтобы отец Кейт взял на себя сопровождение дилижанса. Он подумал было попытаться уговорить Рейфа пропустить почтовую карету с ближайшей партией наличности, но сразу понял, что не сумеет. Весь план строился на том, чтобы лишить Рэндалла денег. Он, должно быть, уже на нуле и успел продать весеннее стадо. Теперь ему придется продать часть племенного скота, чтобы выплатить жалованье рабочим, или придумать еще что-нибудь.
 А может быть, он уже придумал? Может быть, Рэндалл нашел новый источник пополнения дохода — у беззащитных старателей?
 Клинт посмотрел на Рэндалла, внимательно вгляделся в его лицо, но увидел такую же решительность и огорчение, как и на других лицах.
 Компания начала таять, когда одного из собеседников увела жена, и Кейт вопросительно посмотрела на Клинта. Черт возьми, какая она все-таки хорошенькая!
 Он предложил ей руку, пытаясь собраться с мыслями. Танцор он был не из лучших — не хватало практики, а над вальсом ему нужно было еще потрудиться. Двигался он ужасно неуклюже, и от беды его спасала только грация партнерши и ловкость, с которой она избегала его неверных шагов. К тому же его смущало то, как она на него смотрела, словно он был каким-то особенным, а еще не давала покоя мысль о поездке в горы завтрашним утром.




 Глава десятая


 Все семеро помощников Рейфа прибыли на следующий день около полудня. Клинт и Бен Эдвардсы, Джонни Грин, Билл Смит, Кэри Томпсон, Саймон Форд и Скинни Уэр.
 Шей Рэндалл сидела в хижине под замком, с наглухо закрытыми ставнями. Остальных его людей она не увидит.
 Прошлым вечером и сегодняшним утром Рейф держался с Шей Рэндалл холодно и отстраненно только благодаря усилию воли. Она не просила, чтобы на рассвете он снова отвел ее к озеру, а он не предложил. И избегал вопросительного взгляда, когда собирался запереть ее в хижине на ночь, предварительно открыв несколько банок консервов. Две-три банки он захватил для себя, а еще взял галету для Абнера и сушеное яблоко для коня, потом ушел в сарай к созданиям, которых понимал.
 А вот ее он не понимал. Да и себя тоже.
 Предстоящая встреча требовала от Рейфа Тайлера всего внимания. Нужно было нанести следующий удар по Рэндаллу. Ему нельзя было думать о женщине. Особенно этой женщине.
 Но он думал, будь все проклято! Будь он проклят!
 Первым прибыл Клинт. На лице его была написана тревога и озабоченность. Он спешился и пошел к Рейфу, который работал с конем.
 Рейф слегка наклонил голову. Клинта всегда отличало спокойствие и беспечность.
 — Два дня назад убили старателя, — сообщил старший Эдвардс. — Считают, что это сделали люди, ограбившие дилижанс.
 Рейф молча уставился на него.
 — Это не все. Ты упоминал некого Макклэри. Так вот, он недавно появился на ранчо. Он и раньше приезжал сюда, но я почему-то не вспомнил его имя, когда впервые от тебя услышал. Может, потому, что мы не так уж часто с ним виделись, а если и виделись, то без особого удовольствия.
 — Сэм Макклэри?
 — Да. Высокий, худой как палка, светлые волосы.
 Рейф кивнул, ожидая продолжения.
 — Он отлучался в ту ночь, когда погиб старатель.
 — Откуда ты знаешь?
 — Я поспрошал работников, брал ли кто-нибудь лошадь. Один из них вспомнил Макклэри, потому что тот приказал конюху расседлать и обтереть коня, когда вернулся ближе к рассвету. Bee прочие сами заботятся о своих лошадях, даже Рэндалл, но хозяин сказал нам, что Макклэри — гость, поэтому мы должны выполнять его распоряжения. Видно, что ему самому не очень это по душе.
 — Воссоединение воров-сообщников, — сказал Рейф. — Интересно, имеет ли это какое-то отношение ко мне?
 — Чего я только не делал, чтобы подслушать, но они всегда закрывают дверь, когда хотят поговорить.
 — Похоже, мы продвинулись вперед.
 — Или они продвинулись, — мрачно произнес Клинт. — Шериф Дьюэйн хочет собрать отряд добровольцев. — Он помолчал с сомнением, затем продолжил:
 — Расс решил сопровождать дилижанс вместе с сыновьями, поэтому Рэндалл сказал, что деньги отправят все-таки старым способом. Поначалу он думал выслать несколько человек за деньгами отдельным маршрутом, нам бы это очень подошло.
 — Расс? — Рейф удивленно нахмурил брови, услышав, как по-дружески произнес Клинт это имя. Клинт смотрел прямо ему в глаза.
 — Я встречаюсь с его дочерью.
 — Что ты думаешь об отце?
 Клинт ответил не сразу.
 — Мне он нравится.
 Рейф помолчал с минуту, снова сожалея, что втянул молодого человека в свою затею.
 — Выходите из игры, Клинт. Ты и Бен.
 — Нет, — сказал Клинт. — Мы вынашивали наш план в течение пяти лет. Я остаюсь. Кроме того, эта женщина уже видела нас обоих — и меня и Бена. — Он взглянул на запертую хижину:
 — Как она?
 — Злится, но с ней все благополучно.
 А вот с Рейфом не все было благополучно.
 — На ранчо о ней никто не упоминал. Возможно, она лжет.
 — Из того, что она рассказала, и из писем, которые она везет с собой, мне кажется, Джек Рэндалл — если он действительно ее отец — даже не знает о существовании дочери.
 — Тогда это объясняет, почему я не слышал о ней ни слова, — сказал Клинт.
 Рейф кивнул.
 — Может всплыть, что она задавала вопросы на станции, — сказал Клинт.
 — Знаю, — ответил Рейф. — Рэндалл тогда забеспокоится. Все в округе прослышат, что у Рэндалла есть дочь, которую он так и не признал. Репутация уважаемого человека будет поставлена под угрозу. — Говоря это, он не смог сдержать горечи.
 Тут их разговор прервал топот копыт, и появился Бен, а за ним Джонни Грин, Билл Смит, Кэри Томпсон и Саймон Форд.
 Они подъехали к своим товарищам и спешились.
 — А Скинни? — поинтересовался Клинт.
 — Немного опоздает, — ответил Джонни, невысокий толстый человечек, которого многие недооценивали. В этой команде он ловче всех обращался с оружием. — Сейчас он на собрании старателей. Они хотят организовать «комитет бдительности»  <Организация линчевателей в Америке.>. 
 Рейф закрыл глаза. Отряд добровольцев и «комитет бдительности». А он никак не может отделаться от мысли, что за этим убийством стоит Рэндалл. Но на этот раз Рэндалл не останется безнаказанным.
 — Мы так и думали, что он решится на какой-то шаг, если его подтолкнуть, — сказал Бен.
 Клинт молчал. Рейф взглянул на него:
 — Клинт!
 — Я все время думаю о Макклэри. Он хоть и гость, но Рэндалл, видимо, от него не в восторге.
 Пятеро прибывших посмотрели на Клинта, который кратко поведал им о приезде Макклэри и его роли на заседании трибунала, когда судили Рейфа. Видимо, Бен успел рассказать им о пленнице, и они кидали любопытные взгляды на хижину, но из осторожности помалкивали. Каждый отметил про себя, что его не пригласили внутрь пропустить глоток.
 Джонни растянулся на земле:
 — Виски найдется?
 Рейф мотнул головой в сторону сарая:
 — Клинт, бутылка в дальнем углу конюшни. Когда Эдвардс скрылся за дверью, Рейф обернулся к остальным:
 — Думаю, вам пора разбежаться. Дальше я справлюсь сам.
 — Как раз когда наступает самое интересное? — Вопрос задал Кэри Томпсон, высокий худой мужчина, у которого был талант на всякого рода заварухи.
 — Мы не собираемся отступать, — сказал Билл Смит. — И дело не только в тебе, Рейф. Не думай. Мы прошли сквозь ад за те три года. И мне совсем не нравится, что какой-то трус нажился на войне.
 Остальные кивнули.
 — А что говорит Клинт? — поинтересовался Саймон Форд.
 Ответом послужило молчание Рейфа.
 — Мы твой крест, — сказал Саймон. — Нам некуда идти, к тому же мой маленький участок позволяет мне прокормиться. И мне не нравится, что кто-то разгуливает на свободе и убивает старателей.
 Он не сказал, что застолбил участок только с единственной целью — оправдать свое пребывание в Раштоне. Как промолчал и о том, что его теперешний доход даже близко нельзя сравнить с тем, что он зарабатывал, объезжая лошадей.
 — Черт, вы просто сборище дураков, — сказал Рейф.
 Слова давались ему с трудом. Давно ему не приходилось сталкиваться с такой верностью.
 Он беспомощно посмотрел на них, но тут вернулся Клинт, который оглядел всю компанию и ухмыльнулся:
 — Они тоже не купились, что скажешь, Рейф?
 Рейф рассерженно посмотрел на него:
 — Я не хочу быть виноватым, если…
 — А ты и не будешь, — сказал Бен, криво усмехнувшись. — Мы буквально дохли от скуки. Слишком уж спокойную жизнь вели.
 — А женщина хорошенькая? — поинтересовался Саймон, известный любитель дамского пола. Рейф нахмурился:
 — С ней чертовски много забот.
 — Значит, хорошенькая, — хмыкнул Саймон — Можно взглянуть?
 — Нет, если только не хочешь, чтобы твоя физиономия красовалась на плакатах, — прорычал Рейф, но от разъяснения его спас приезд Скинни У эра.
 Клинт пустил бутылку по кругу, каждый делал по глотку, чувствуя себя так же легко в этой компании, как было десять лет назад, до всей этой затеи. Даже еще легче. Теперь они знали, чего ожидать друг от друга. Они стали семьей, как братья. Рейф понимал, что теперь они не покинут его, что бы он ни приказал.
 И отчего все так дьявольски запуталось?
 Клинт рассказал и об отряде добровольцев, и о шерифском эскорте почтового дилижанса. До сегодняшнего дня налеты тщательно планировались, и кровь ни разу не была пролита. Дорогу преграждал валун или поваленное дерево, шестеро вооруженных людей в масках не допускали никаких необдуманных выходок. Каждый раз возница с охранником быстро сдавались; ни одному из них не платили столько, чтобы умирать.
 Но Клинт знал, что Расс Дьюэйн и его сыновья не сдадутся без борьбы.
 — Нам нужно забрать деньги прежде, чем их погрузят в Дилижанс, — сказал Рейф.
 — Ограбление банка? — удивился Клинт.
 — Налет на станцию, — сказал Рейф. — Ты ведь говорил, что деньга обычно кладут в станционный сейф накануне вечером, так как дилижанс отправляется очень рано.
 Клинт кивнул:
 — Да, так случалось.
 — Наличность Рэндалла будет помечена, не так ли?
 — Наверняка. Рэндалл договорился насчет займа. Но это, должно быть; последний раз, когда он его получает. По словам управляющего, кредит Рэндалла на исходе.
 — А деньги принадлежат Рэндаллу или банку?
 Клинт усмехнулся:
 — Рэндалл уже расписался за всю сумму. Он рассказал об этом на танцах, вот почему он намеревался снарядить особую охрану. Деньги его, будь уверен.
 Рейф поднялся:
 — Кто-нибудь умеет обращаться со взрывчаткой?
 Скинни кивнул:
 — Мне доводилось работать с ней на разработках.
 — У нас есть два дня, чтобы достать динамит.
 — Без проблем. Я куплю динамит, сказав, что мне нужно подорвать твердую породу.
 — А тебя потом не заподозрят? — забеспокоился Рейф.
 — Старатели то и дело покупают динамит. Кроме того, я могу купить его прямо здесь, в обычной лавке. Никто не свяжет это со взрывом в Кейси-Спрингс.
 Рейф кивнул:
 — Я кое-что узнал о том, как взламывать замки. Здесь трудностей не должно быть. — Они все посмотрели на него. — В последний год моего заключения, — объяснил Тайлер, — меня научил этому сосед по камере, он мог открыть любой замок, включая тюремный. Но мне оставалось только два месяца, поэтому я решил подождать и выйти законным путем.
 — Когда мы отправимся? — Глаза Саймона загорелись в предвкушении событий.
 — Ты остаешься, Саймон, — сказал Рейф. — Чем нас будет меньше, тем лучше. Поедет Скинни, потому что мне нужен подрывник, Бен и я сам.
 — Проклятье! — сказал Джонни Грин. — Я приехал сюда не для того, чтобы сидеть сложа руки.
 — Ты нам понадобишься, чтобы обеспечить алиби для Скинни и Бена, — сказал Рейф. — Ты и Билл. Ступайте в салун в Раштон, а попозже к вам присоединятся Скинни и Бен.
 Разочарование затуманило глаза Саймона, потом они вновь оживились.
 — Я могу остаться с девушкой.
 — Волк, охраняющий ягненка, — усмехнулся Бен, избавив Рейфа от необходимости сказать то же самое. Все расхохотались.
 — За ней присмотрю я, — предложил Клинт. — Все равно она меня уже видела.
 — А тебя никто не хватится?
 — Скажу, что отправляюсь на северное пастбище. Оттуда то и дело сообщают, что стая волков режет телят. Я и сегодня использовал этот предлог.
 Рейф согласился.
 — Если все пойдет хорошо, мы вернемся на рассвете. — Он ухмыльнулся, взглянув на унылую физиономию Саймона:
 — Она своим острым язычком разрежет тебя на куски, Саймон. А мне всегда казалось, что ты любишь, когда твои женщины ласковы и полны энтузиазма.
 — Да, Саймон, — подтвердил Бен. — Она совсем не в твоем вкусе. Она леди.
 — Иди к черту, Бен, — добродушно огрызнулся Саймон.
 — А как же с тем убийством, которое вешают на нас? — спросил Бен.
 Рейф посуровел.
 — Как ни смешно, но эта женщина обеспечит мне алиби. — Он взглянул на Клинта:
 — Постарайся не спускать глаз с Макклэри. Следуй за ним, если он уйдет вечером или ночью.
 Клинт кивнул, и они принялись обговаривать следующий шаг против Джека Рэндалла.


* * *

 Шей беспокойно вышагивала по хижине. Она слышала, что подъехали несколько всадников, до нее донесся сдавленный смех.
 Заперли ее сразу после завтрака, без всяких объяснений. Конечно, как пленнице ей и не должны были ничего объяснять, подумала она.
 Она все металась от стены к стене, удивляясь, как Рейф Тайлер выдержал десять лет в заключении, когда она не способна вынести и нескольких часов. Впрочем… он заслужил это. Предал страну из-за денег. А она… все, что она намеревалась сделать, — это найти отца.
 Шей попыталась рисовать, читать. Она попыталась приласкать Абнера — Рейф оставил мышку в хижине. Возможно, он это сделал из сострадания, но она сомневалась. Он, наверное, даже не знает, что означает это слово. И она была дурой, когда вчера возле водопада подумала иначе. После их возвращения в хижину он держался холодно и высокомерно, а сегодня утром просто запер ее, как какую-то надоедливую… собачонку.
 Она готова была продать душу, чтобы узнать, что происходит там за дверью. Почти готова. В кармане она вдруг нашла скомканный листок бумаги, который сунула туда вчера. Это оказался набросок погрета Тайлера, где она смягчила некоторые суровые черты ею лица.
 Несколькими штрихами она изменила рисунок, стараясь в очередной раз найти подлинную сущность этого человека, и опять потерпела поражение. В нем было слишком много внешних противоречий, и он слишком многое хорошо скрывал.
 Шей решила разработать план побега. Вчера, когда он отвел ее к водопаду, она держала ухо востро. Запомнила их маршрут, положение солнца. Но ей таки не удалось понять, в каком направлении идти, чтобы выбраться из долины.
 Она не стала из-за этого расстраиваться, а спрятала в саквояж немного галет и сушеного мяса на тот случай, если ей представится шанс убежать. Шей с тоской посмотрела на два чистых платья внутри саквояжа, даже на то, которое не сумела выстирать в Кейси-Сити. Рубашка и брюки, которые были на ней, покрылись грязью и начали уже плохо пахнуть. Тем не менее переодеться в платье означало бы в какой-то мере, что она сдалась и приняла условия, которые нельзя было принять.
 Как долго ее продержат взаперти? Она посмотрела на ведро с водой и мыло, которое Тайлер принес ей сегодня утром, и решила по крайней мере выстирать рубашку. Хоть какое-то занятие.
 Переодевшись в коричневую юбку и подходящую по цвету блузку, Шей взяла чашку и налила в нее воды, чтобы можно было напиться, если захочется, а затем опустила рубашку в ведро и принялась с остервенением ее терзать, словно это была не рубашка, а Рейф Тайлер.
 Вероятно, это будет самая чистая одежда, которую ей когда-либо пришлось носить. Если от этой рубашки что-нибудь останется, когда закончится стирка.


* * *

 Рейф с огорчением смотрел вслед отъезжающим товарищам. Теперь мало что сможет отвлечь его от мыслей о пленнице.
 Бен привез кое-какие продукты, включая мешок картошки и оленье бедро. Возможно, сегодняшнее жаркое внесет разнообразие в их скудный рацион. Горячее блюдо сделает ее более… более какой?
 Он неохотно приблизился к хижине и отпер дверь. Она сидела на кровати и читала при свете свечи. Тайлер заметил, что девушка переоделась в блузку и коричневую юбку и выглядит чрезвычайно привлекательно: она склонила голову над книгой, и на каштановых волосах, перекинутых через плечо, играли отблески свечи. Когда Шей подняла на него глаза, он внутренне сжался от молчаливого укора, который прочитал в них.
 — Ваши… друзья уехали? Или у бандитов не бывает друзей?
 Хороший вопрос, но Рейф не желал на него отвечать.
 — Лучше скажем — нас объединяет одна цель.
 — Мой отец, — произнесла она.
 — Ваш отец, — подтвердил он.
 — И все-таки я не понимаю…
 — Вам и не нужно понимать, мисс Рэндалл. Вас это не касается.
 — Как вы можете говорить такое, когда держите меня здесь?
 — Это неудачное стечение обстоятельств.
 — Неудачное? — Глаза девушки метали молнии. — Неудачное? — Голос слегка зазвенел. Он приподнял бровь.
 — Как насчет чрезвычайно неудачного? — произнес он с насмешкой из чувства самосохранения. Румянец гнева на ее щеках стал еще ярче.
 — Вы отвратительны!
 — Мне так и говорили.
 Он невольно перевел взгляд на руку в перчатке и сразу пожалел. Тем самым он выставил напоказ свою слабость, которую не хотел выдавать. Только не ей.
 Шей проследила за его взглядом, и в ее глазах что-то промелькнуло. Он не хотел, чтобы это была жалость или сочувствие.
 Тайлер резко отвернулся от девушки. Рубашка, которую она носила, висела на спинке стула, и он понял, что Шей занималась стиркой. Рейф подошел к очагу. От вчерашнего огня остались одни головешки. Он сложил в очаге несколько поленьев, растопку и развел огонь.
 — Я собираюсь за водой, — наконец произнес он. — Хотите пойти со мной?
 — А если нет, то вы снова запрете дверь?
 — Правильно, — невозмутимо ответил он.
 Рейф наблюдал, как она размышляет. Его вновь очаровала выразительность ее лица, когда в ней явно боролись дух сопротивления и желание выбраться наружу. Он понимал. Он все понимал.
 Их взгляды на секунду встретились, и он увидел, что она не сдалась, а просто выжидает подходящего момента. Никто другой, подумал он, не мог бы так красноречиво выразить без слов свои мысли.
 Тайлер подошел к двери, открыл и вежливо отступил, пропуская девушку вперед, затем повел ее к ручью. Была середина дня, солнце светило ослепительно. Возможно, вечером он отведет ее к водопаду. Если окончательно лишится здравомыслия.
 Рейф наполнил ведро и прислонился к дереву, наблюдая за ней, дочерью Рэндалла. Она всегда казалась ему грациозной, но сейчас была по-особому соблазнительна в шуршащей юбке и блузке, плотно облегающей фигуру, которую раньше скрывала не по размеру большая мужская рубашка.
 Тайлер подавил глубокий вздох. Когда-то он был офицером и, видимо, джентльменом. Но последние десять лет он вряд ли многим отличался от животного, потому что с ним так обращались. Он не знал тонкостей обхождения, даже ухаживая за Аллисон. Никогда не считал важным дарить цветы или безделушки и был чрезвычайно неловок, делая эти подношения, понимая, что Аллисон их ждет.
 Но никогда еще он не чувствовал себя так неловко, как теперь, пожелав то, чего не мог иметь, то, о чем не смел даже думать. И все-таки он желал эту женщину и пытался уверить себя — это происходит только из-за того, что он столько лет был лишен женского общества. Его мучила ноющая боль в животе, жар чресл и тоска в сердце. Один разон дал слабину, но не намерен был совершать эту ошибку дважды, особенно с дочерью Рэндалла.
 Он уже испытал, что такое предательство Рэндалла и предательство женщины, а Шей Рэндалл была и тем и другим.
 Он оторвал взгляд от земли и увидел, что она стоит в нескольких футах от него.
 — Можно мне уединиться на несколько минут?
 Он знал, чего ей стоит этот вопрос и как трудно произносить его каждый раз. Господи, как бы ему хотелось, чтобы рана была не такой глубокой и болезненной.
 Рейф кивнул.
 Шей продолжала смотреть на него, и он понял, что она чего-то ждет.
 Наконец он произнес:
 — Надеюсь, сейчас мне не нужно предупреждать вас?
 Она по-прежнему не сводила с него внимательных глаз.
 — Вы что, собираетесь следить за мной?
 — А вы хоть что-нибудь поняли?
 — Надеюсь, да.
 Черт возьми, если бы этот взгляд не был таким чистым и прямым.
 — Я тоже на это надеюсь, мисс Рэндалл, — сказал он, — потому что в следующий раз, когда вы решитесь сделать неверный шаг, вы проведете остаток дней запертой в хижине с ведром. — Голос его прозвучал суровей, чем он хотел бы. Лицо девушки залилось краской, и он почувствовал себя школьным громилой. Но выбор был сделан. У него своя дорога, у нее — своя. — Вы поняли?
 — Да.
 — И вы верите, что я так сделаю?
 — Да, — повторила она, и глаза ее вспыхнули непокорным огнем.
 — В таком случае я подожду здесь, — сказал он. — И не заставляйте меня раскаяться в моем доверии.
 — Даже в таком малом доверии, — горько сказала она.
 — А вы заслуживаете большего?
 Теперь ее взгляд жег его насквозь. Гневный. Воинственный.
 — А я не обязана ничего заслуживать.
 — Да, — легко согласился он, — не обязаны.
 Он понял, что его ответ удивил Шей. Ему самому было непонятно, зачем он продолжает с ней пикироваться, почему бы просто не обращать на нее внимания, что разумнее всего.
 И все-таки он знал ответ. Он был чертовски одинок. Ему казалось, что он победил и усмирил все чувства точно так же, как когда-то был усмирен сам, но он ошибся. Если не считать Бена и Клинта, в течение десяти лет он ни разу не имел долгой беседы ни с одним человеком. И если не считать того очень краткого визита в публичный дом, он ни разу не был в обществе женщины, хотя бы просто чтобы поговорить. Он и не осознавал глубины этой потребности, пока не убедился, что его тянет к дочери врага, женщине, которая презирает его и имеет на то полное право.
 Осмыслив все это, Тайлер почувствовал, как гнев к ее отцу стал еще сильнее, еще глубже. У него отняли свободу, гордость, самоуважение, отняли будущее. Теперь оказалось, что даже его воля была изломана так, что больше не поддавалась контролю.
 Его как будто окутало темное облако, загородившее свет, который начал было пробиваться в его сознании. Никогда у него не будет такой женщины, как Шей Рэндалл, никогда он не прошепчет ей ночью ласковых слов, никогда не станет отцом ее детей и не будет идти рядом с женой, чувствуя гордость. Он не понимал этого раньше. А теперь осознал, что радость, которая шевельнулась в нем вчера при виде восхищения на ее лице, когда он"разглядывала медведей, была рождена стремлением к нормальной жизни. К простой дружбе.
 Он услышал приближающиеся шаги и отвернулся. Не хотел, чтобы она заметила, как затуманились его глаза. Ненависть, напомнил он себе. Помни о ненависти. Что-то должно было заполнить пустоту внутри него, но только не любовь. Одна лишь ненависть. Рафферти Тайлеру ничего другого не оставалось. Рэндалл побеспокоился об этом.
 Рейф подхватил ведро с водой и направился обратно к хижине. Он старался не обращать внимания на комок в горле и болезненную потребность взглянуть на Шей.




 Глава одиннадцатая


 После многих дней бездействия Рейф радовался предстоящей вылазке. Он встретил Бена Эдвардса и Скинни Уэра в пяти милях от Кейси-Спрингс, и они бок о бок двинулись к городу.
 Дрейфующие облака, которые спешили по небу, словно преследуя неуловимого призрака, не закрывали луну.
 Рейф радовался возможности убежать от натянутости в отношениях между ним и его пленницей. За прошедшие два дня они почти не говорили друг с другом, так как Рейф старался воздвигнуть между ними непреодолимый барьер.
 Его единственным просчетом было то, что вчера он снова отвел ее к водопаду, перед тем как запереть в хижине на время своего отсутствия. Медведица с медвежонком опять явились на водопой, и Шей следила за ними с той же зачарованной радостью, как в прошлый раз, и даже однажды повернулась к нему с прежней восторженной улыбкой, в ответ на которую он не мог не улыбнуться. Она испугалась, затем смутилась и сразу же перевела взгляд на животных.
 По дороге к хижине они оба молчали. Он выделил себе порцию из остатков жаркого, которое Шей приготовила два дня назад, и удалился из хижины, чтобы поесть. Девушка нашла место под деревом и читала книгу. Он время от времени бросал взгляд в ее сторону, как он сам себе объяснил, главным образом для того, чтобы убедиться — она все еще здесь, и иногда перехватывал ее взгляд. Но она всякий раз так быстро отворачивалась, что он не успевал заметить выражение ее глаз. По всей вероятности, в них была неприязнь. Презрение. Гнев. Недоверие.
 Поздним вечером он смастерил из ложки отмычку. И теперь с отмычкой в ножнах, висевших у пояса, он повернулся к Бену:
 — Ты знаешь, что делать?
 — Старая шахта сразу у выезда из города. Я поставлю взрыватель ровно на четыре, а через пятнадцать минут взорвется лачуга по другую сторону города. И тогда я к вам присоединюсь возле почты.
 Он вынул часы и сверил их с часами, которые купил рейфу. Рейф кивнул:
 — Мы со Скинни взорвем сейф, когда ты подорвешь лачугу. Надеюсь, жители побегут к шахте узнать о случившемся и не поймут, откуда последовал второй взрыв.
 Друзья поспорили, что лучше — прибегнуть к отвлекающему маневру или рискнуть и сделать только один взрыв на почте, а затем удрать, прежде чем кто-нибудь опомнится. Но Тайлер хотел наверняка отыскать нужный ящик, а на это могло уйти несколько минут. Поэтому они решили, что лучшая тактика — вызвать неразбериху.
 Город был тих. Салуны закрывались в два часа ночи, иногда позже, если был наплыв посетителей. Друзья знали, что в четыре улицы будут пусты.
 Когда показались первые строения Кейси-Спрингс, трое друзей расстались. Бен поехал к заброшенной шахте, а Скинни с Рейфом направились к почте, в центр города. Черного входа в здании почты не было, но имелось боковое окно, которое выходило на темную аллею. Это был их путь к отступлению.
 В конторе шерифа, расположенной недалеко от почты, было темно. Рейф спешился, немного не доехав до почты, и отдал поводья Скинни, который отвел обеих лошадей в аллею и там привязал. Рейф держался в тени, подходя к дверям. Он вынул из ножен на боку отмычку и нож. Ему оставалось только надеяться, что с этой дверью справиться не труднее, чем с той, что вела в его камеру.
 Сначала он пустил в ход нож, пытаясь вывернуть замок, прежде чем прибегнуть к более длительной возне с отмычкой. Нож не помог, и Рейф быстро оглядел улицу. Ни души. Ни огонька. Он наклонился и, аккуратно вставив отмычку в замок, начал нащупывать задвижку. Через несколько секунд он услышал щелчок и толкнул дверь. У него вырвался вздох облегчения, когда дверь поддалась. Он скользнул внутрь, оставив за собой узенькую щелку для Скинни.
 Скинни появился через несколько секунд, ею худощавая фигура и темная одежда ничем не выделялись в темноте. После прихода Скинни Рейф запер дверь изнутри.
 Перед вылазкой Бен нарисовал план с указанием, где что расположено, и Рейф со Скинни выучили его наизусть. Они прошли в заднюю комнату и нашли сейф. Рейф зажег спичку. С разочарованием принялся разглядывать кодовый замок, жалея, что ничего не знает о таких сложных механизмах, но в тюрьме не было сейфа. Придется использовать динамит.
 Рейф взглянул на часы. Без двух минут четыре. Они подождали, затем услышали первый взрыв. На улице послышался шум. Кто-то попробовал дверь почты, затем оставил попытки, обнаружив, что она заперта. Прошло около пяти минут. Рейф не хотел зажигать еще одну спичку. Они выждали еще минуту. Затем Рейф чиркнул спичкой, закрыв пламя рукой, и вновь посмотрел на часы. Оставалось две минуты. Еще одна спичка. Осталось пятнадцать секунд.
 Скинни уже укрепил тщательно подготовленный динамит там, где нужно, и обложил его вокруг одеялами, которые должны были действовать как буфер. Затем он дал сигнал Рейфу, чтобы тот отошел назад, подальше от места взрыва. По сигналу Рейфа он поджег короткий шнур и поспешил в укрытие. Взрыв вдалеке раздался почти одновременно с их взрывом. Рейф надеялся, что для городских жителей взрыв на почте прозвучал как эхо первого взрыва. Дверца сейфа повисла на петлях. Скинни зажег спичку, а Рейф осмотрел содержимое. Несколько почтовых мешков. Ящик с наличностью. Небольшой железный ящичек с именем Рэндалла. Рейф кивнул Скинни, который уже отошел к боковому окну и отворил ставни. Каждое движение было заранее спланировано, поэтому им не нужны были слова. На улице опять послышался шум. Крики. Визг. Когда от окна была оторвана последняя филенка, Скинни разбил стекло, и они услышали, что говорят выбежавшие из домов люди.
 — Какого черта?!
 — Шахта…
 — Нет… лачуга старика Даккера.
 Затем они услышали голос Бена, который по плану должен был действовать для отвлекающего маневра. Бен говорил громко и возбужденно:
 — Кто-то забрался в банк. Это ограбление.
 Послышались еще крики людей, удалявшихся по улице.
 Рейф быстро выбрался из окна, за ним Скинни, в ту же секунду на аллею выехал Бен. Рейф и Скинни кинулись к своим лошадям и вскочили в седла, Рейф не выпускал из рук железный ящик. Они пришпорили коней, смешавшись с толпой беспорядочно метавшихся по улице всадников и пеших. Трое друзей повернули к шахте, когда в конторе шерифа зажглись огни.
 Какое-то время Рейф, Скинни и Бен оставались с группой всадников, скакавших к шахте, затем позволили своим лошадям отстать немного, а потом свернули на тропу, уводившую из города. Только отъехав на порядочное расстояние, они перешли на шаг; все это время Рейф держал в своих руках будущее Рэндалла.


* * *

 Клинт подъехал к хижине Рейфа на рассвете. Если в Кейси-Спрингс все сойдет гладко, Рейф, Бен и Скинни вернутся около полудня.
 Он обещал, что приглядит за женщиной, убедится, что с ней все в порядке. Клинт привез с собой корзинку яиц, уложенных в сене, и немного бекона. Он и раньше замечал, как Рейф Тайлер безразличен к еде, и мог только предполагать, что его друг заботится о питании заложницы не больше, чем о своем собственном.
 Клинт испытывал неловкость: ведь они до сих пор удерживают в плену Шей Рэндалл, хотя он был уверен, что девушка останется в целости и сохранности. Капитан, конечно, изменился, как изменился бы любой другой после стольких лет, проведенных в клетке, но по своей природе Рафферти Тайлер порядочный человек. Клинт понял это, когда навестил Рейфа в тюрьме; вот почему он чувствовал себя обязанным добиться для друга справедливости.
 Но Клинт сознавал, что такое донкихотство будет дорого стоить и ему, и другим, и особенно Тайлеру.
 А теперь еще эта женщина. Должно быть, напугана до полусмерти, и поэтому Клинта не покидало чувство вины.
 Подойдя к хижине, он нашел ключ там, где его спрятал Рейф. Прежде чем отпереть дверь, он постучал и выждал, пока не услышал:
 — Да?
 В ее голосе прозвучала неуверенность. Он отпер навесной замок и открыл дверь.
 Девушка стояла посреди комнаты, на ее лицо падал свет от свечи. Она заплела волосы в длинную косу и сменила брюки на юбку. Выглядела пленница немного разочарованно, что удивило его. Если и был в ее взгляде страх, то не за себя. Он сразу это понял.
 — Я Клинт, — сказал он.
 — Вы были здесь в первый день, — устало произнесла она. Он кивнул.
 — Где?..
 — Рейф? Он вернется попозже.
 Клинту показалось, что в ее взгляде мелькнуло облегчение, которое сменилось вопросом.
 — Рейф просил меня присмотреть за вами, — пояснил Клинт. — Разве он не говорил?
 — Он вообще мне ничего не говорит, — с горечью произнесла девушка. — Я даже не надеюсь, что вы здесь для того, чтобы отвезти меня…
 — На ранчо Рэндалла? Нет, ничего подобного. Но я привез вам кое-какую еду. — Клинт понимал, что это малость по сравнению с ее надеждой и добавил:
 — Мне очень жаль.
 — В самом деле? — спросила она. — Тогда позвольте мне уйти.
 — Немоту.
 — Отчего?
 — Рейф — мой друг.
 — Такой друг, что ради него вы готовы в огонь и в воду? — Вопрос прозвучал с издевкой, но было в нем и неподдельное любопытство.
 — Мисс Рэндалл, — спокойно заговорил он, — если бы не Рейф Тайлер, нас с братом не было бы в живых еще десять лет назад. Такие долги трудно оплатить.
 — Как это случилось?
 Ей хотелось узнать о Рейфе Тайлере как можно больше. Узнать о его слабостях, хотя она понимала, что до всей правды ей не докопаться. Ей хотелось раскрыть загадку, которую представлял собой Тайлер, но головоломка никак не складывалась: отсутствовало слишком много элементов.
 Клинт прошелся по комнате. Увидел на столе мышонка и неожиданно улыбнулся:
 — Вы нашли Абнера.
 — Это Абнер нашел меня, — сказала девушка. — Он моя компания. С ним лучше, чем с некоторыми, — сухо добавила она, давая понять, что имеет в виду Рейфа Тайлера.
 Клинт почувствовал, что Шей Рэндалл ему нравится. Он боялся, что его встретят слезами, визгом, обвинениями или чем похуже. Вместо этого девушка воспринимала ситуацию, в которой оказалась, спокойно, даже с какой-то иронией. Но он заподозрил, что она не сдалась.
 — Теперь у вас есть чем перекусить… яйца, бекон.
 Но Шей была не в том настроении, чтобы ее можно было умиротворить. Или позволить ему чувствовать себя не таким виноватым.
 — Для заключенной? — мрачно спросила она.
 — Вы чувствуете себя заключенной?
 — А как бы вы чувствовали себя — запертым в комнатушке, отданным на милость неизвестно кому по причинам, которых вы не знаете?
 — А что если бы вы просидели здесь десять лет? — грубо заметил Клинт.
 — Если вы говорите о… — Она замолчала, не зная, как назвать Рейфа Тайлера. — Он сам виноват во всем, незачем было заниматься воровством.
 — А он им занимался? — Клинт намеренно произнес свой вопрос вызывающе.
 — Что вы хотите этим сказать?
 При виде ее удивления Клинт внезапно ощутил потребность объяснить, что Рейф Тайлер был ни при чем. Но он понял, что это не его дело. Он мог говорить только о собственных делах.
 — Я познакомился с Рейфом, — медленно начал Клинт, — когда он был капитаном, а мне исполнилось девятнадцать, моему брату шестнадцать. Мы вступили в армию северян. Но, Бог свидетель, были еще совсем зелеными юнцами. Нашим офицером был Тайлер, он работал не покладая рук, чтобы вылепить из нас хоть что-то, но армия торопилась послать нас в бой, прежде чем мы были готовы. Рейфу тогда дали капитана, а к нам пришел новый лейтенант, такой же зеленый, как мы. Лейтенант старался как-то выделиться. Он приказал моему брату снять снайпера, Бен попал на открытое место, где его и подстрелили. Снайпер все время вел по нему огонь. Я пополз вслед за братом и тоже получил пулю. С нашей позиции добраться до снайпера было невозможно. Лейтенант запаниковал и велел остальным отступить. Мы остались лежать под огнем. В это время мимо проезжал капитан Тайлер и увидел, что происходит. Он ехал с донесением к генералу Гранту, но нарушил приказ и пополз к нам на помощь. Ему удалось подобраться достаточно близко, чтобы убить снайпера, но прежде в него тоже угодила пуля.
 Клинт не скрывал чувств, которые обуревали его, когда он вспоминал этот день.
 — Лучшего офицера, чем капитан Тайлер, я на войне не встречал. И вы в самом деле думаете, что человек, рискнувший своей жизнью, не подчинившийся приказу ради спасения двух новобранцев, сделал то, в чем его обвинили?
 — Люди… меняются.
 — Но не настолько, мисс Рэндалл.
 — Он практически признался…
 — Разве? Или просто отказался защищаться? Его ведь даже не слушали.
 Он увидел, что она слегка дрожит, обдумывая сказанное.
 — Но теперь он грабит почтовые кареты…
 — Он крадет только у одного человека, мисс Рэндалл, дочерью которого вы оказались. И он подумал, что вы не станете его слушать, раз не слушали другие. Рейф не хотел здесь держать вас. И сейчас не хочет. Он просто старается защитить меня с братом. В очередной раз.
 Они помолчали немного, потом Шей произнесла, широко раскрыв глаза:
 — Если он был невиновен…
 Клинт ждал, что она скажет дальше. Шей видела газетную вырезку, в которой сообщалось, что главным свидетелем против капитана Рафферти Тайлера выступил Джек Рэндалл. Девушка тряхнула головой:
 — Не может быть. Все говорят, Джек Рэндалл прекрасный человек. Его уважают и любят и…
 — Вы ведь его не знаете, мисс Рэндалл?
 — Не знаю, но я слышала…
 — К тому же он ваш отец, — мягко договорил Клинт.
 Она просто см огрел а на него своими удивительными серо-голубыми глазами, и Клинт внезапно понял, почему Рейф в последнее время такой раздражительный. В эти дни Клинту самому приходилось справляться со своей раздражительностью, в которой, кстати, тоже была повинна женщина.
 — Я приготовлю яичницу с беконом, — отрывисто произнес он, давая ей возможность самой сделать выводы.
 Шей вспомнила, как Рейф зашел в хижину вчера поздно вечером, чтобы выпустить ее на несколько минут. Она сразу поняла, что он собирается в дорогу и что его отъезд как-то связан с отцом. Впервые он надел кобуру, пристегнув ее к поясу. Вид у него был воинственный и неприятный, он был такие похож на мужчин, которых она знала в Бостоне. Губы были плотно сжаты, разговаривать с пленницей он не собирался. Лишь удостоверился, что у нее в достатке воды и продуктов, и оставил пустое ведро.
 Всю ночь Шей пыталась найти хоть какую-то лазейку, но ее тюремщик забрал все, что можно было бы использовать для взлома двери или окна.
 И пока она была занята этой явно бесполезной и неразрешимой задачей, ее все время беспокоила мысль, что она будет делать, если он не вернется. А еще, совершенно непонятно почему, она беспокоилась о нем. Неужели потому, что так зависела от него во всех мелочах? Или это было что-то другое?
 Сейчас она использовала возможность узнать как можно больше из рассказов Клинта, хотя и не во всем с ним соглашалась. Клинт находил оправдание для Рафферти Тайлера, а следовательно, и для самого себя. Будь Рейф Тайлер невиновен, разве он не постарался бы обелить себя, вместо того чтобы совершать новые преступления?
 — Расскажите мне еще о… Рафферти Тайлере, — попросила Шей, когда Клинт внес в комнату седельный мешок, из которого достал сковородку.
 — Это все, что я знаю, — пожал плечами Клинт. — Он был чертовски хорошим офицером.
 — Тогда расскажите о себе, — попросила девушка, соскучившись по компании после стольких часов заточения. Он бросил на нее короткий взгляд:
 — Мне не о чем рассказывать.
 — Ни жены? Ни детей?
 С минуту Клинт внимательно разглядывал ее, не без подозрения.
 — Ничего не выйдет, мисс Рэндалл, — сказал он. — Я не отпущу вас. Вы пробудете здесь до тех пор, тюка мы не покончим с нашим делом, а потом поезжайте на все четыре стороны.
 — А каким это вашим делом? — Шей старалась разведать их намерения относительно отца, хотя до сих пор ее расспросы ни к чему не приводили.
 — Вы чересчур любознательны. — Клинт бросил на сковородку несколько кусочков бекона и поместил над пламенем.
 — Давайте я приготовлю, — предложила девушка, желая хоть чем-то заняться.
 Он кивнул и отступил в сторону.
 Если бы ей удалось оставить сковородку в хижине, то у нее появилось бы какое-то оружие.
 Комнату наполнил запах бекона, шипящего на сковородке, и у Шей потекли слюнки. Сколько дней она здесь провела? Когда в последний раз она как следует завтракала?
 — А вы не привезли кофе? — грустно спросила она.
 — Нет, но в следующий раз привезу обязательно.
 Глаза у нее затуманились.
 — И сколько это будет продолжаться?
 — Не знаю.
 Она тяжело вздохнула, внезапно почувствовав, что теряет последнюю надежду. Она была чужой среди этих людей, которые носят оружие и разговаривают о налетах и ограблениях тем же тоном, каким в Бостоне обсуждают концерт. Она не испытывала по отношению к ним физического страха — у них была возможность причинить ей вред, но они этого не сделали, — а опасалась того, что за ними стоит. Тем не менее она была очарована ими, особенно Рейфом Тайлером. Уродливое чувство, считала она. С предположением, что Рейф Тайлер невиновен, она не могла согласиться. Суды не творят такую чудовищную несправедливость. А отец… ее единственная родня… не мог участвовать в таком заговоре.
 Если отец такой жадный, почему все эти годы он посылал столько денег матери? Зачем бы ему тогда строить школу? Зачем помогать многим людям, попавшим в беду, как говорили в Кейси-Спрингс?
 Но ее все время мучило беспокойство о Рейфе Тайлере. От одной мысли, что его могут ранить или причинить вред, ей становилось не по себе.
 Шей почувствовала запах горелого и опустила взгляд — кусочки бекона почернели и съежились. Так как все ее мысли были заняты загадочным Рейфом Тайлером, она инстинктивно схватила ручку сковородки. Рука тут же скрючилась от ожога. Шей выронила сковородку, и жир брызнул на ее платье и оголенную кожу.
 — Черт! — выругался Клинт Эдвардс, быстро подойдя к девушке. Он взял ее руку — кожа на ладони уже побелела.
 Шей держала другой рукой запястье, стараясь унять мучительную боль, которая начинала подниматься вверх по руке. От боли глаза заволокло слезами.
 — Есть вода? — спросил Клинт Эдвардс.
 Она кивнула в сторону ведра с водой, оставленного Рейфом, и Клинт повел ее туда. Шей медленно погрузила ладонь в воду, морщась, но не издав при этом ни звука.
 — Все будет хорошо, — сказал он. — Шрамов не останется, но болеть будет здорово. Черт, жаль здесь нет мази!
 Шей хотела, чтобы боль унялась. Она хотела уехать домой. Но тут же напомнила себе, что теперь у нее дома нет.
 Внезапно ей пришла в голову мысль.
 — А нельзя ли позвать доктора?
 — Нет, но я привезу мазь. — В глазах Клинта промелькнуло восхищение. — А пока просто держите руку в воде.
 Шей вспомнила о клейме на руке Рейфа и подумала, что ее боль нельзя сравнить с той, которую вытерпел он. Но эта мысль была невыносима.
 Она закрыла глаза, чувствуя, как прохладная вода смягчает боль в руке. В правой руке. В руке, которой она рисует. Шей попыталась шевельнуть пальцами и поморщилась, перехватив пристальный взгляд Клинта.
 — Когда вернется… ваш друг? — Ей все еще было неловко назвать своего похитителя Рейфом. Или Тайлером. Или как-то иначе, что могло послужить малейшим намеком на близкие отношения.
 — Сегодня днем.
 — Как видно, у вас нет никаких сомнений по этому поводу.
 — Так оно и есть, — ответил он с раздражающей уверенностью. — Как теперь ваша рука?
 — Ужасно.
 — Наверное, стоит попробовать приложить грязь. Хотите пройти к ручью?
 Шей не очень хотелось вынимать руку из воды, которая приносила ей хоть и маленькое, но все же облегчение, однако выбраться из хижины было довольно заманчиво. Она вынула ладонь из ведра. Боль была мучительной. Когда Клинт повернулся к двери, девушка посмотрела на сковородку, лежавшую на полу. Он забыл о ней! Стоя за спиной Клинта, Шей подталкивала сковородку ногой, пока та не оказалась под кроватью.
 Пробормотав благодарственную молитву, девушка покинула хижину.




 Глава двенадцатая


 Шей пыталась читать, но рука продолжала дергать и ныть, не давая сосредоточиться на книге. Клинт уехал несколько часов назад, обещав вернуться с мазью в этот же день. Она сделала попытку убедить его не сажать ее под замок, но он остался непоколебим, хотя и сожалел, что вынужден так поступить. Перед отъездом, однако, он сделал все, чтобы она чувствовала себя удобно.
 Сковородка все еще лежала под кроватью. Вопрос был в том, хватит ли у Шей духу и сил воспользоваться ею. Нет смотря на грязевую примочку, сооруженную Клинтом, рука горела огнем.
 Время тянулось очень медленно. Разве ему уже не пора вернуться? Должно быть, близится вечер, свечка почти совсем растаяла, еще немного — и она останется без света.
 Абнер выполз на кровать и приподнял передние лапки, будто просил о чем-то. Шей провела пальцем по его спинке, которая выгнулась словно от удовольствия. Девушка подумала о человеке, сумевшем приручить мышь. Наверное, ему тоже было невыносимо одиноко.
 Казалось, Рейф умел обращаться со всеми животными. Шей видела, как он терпеливо занимался со своим конем, как на него не обращали внимания медведи. А затем она припомнила слово за словом рассказ Клинта. Рейф Тайлер был лучшим офицером из всех, кого встречал Клинт. Он рисковал жизнью, чтобы спасти других.
 Эти два качества не противоречили друг другу — мягкость в обращении с животными и преданность людям. Но что никак не вязалось — обвинение в предательстве и воровстве. Правда, улики… На квартире Тайлера нашли деньги. Отец видел, как он встречался с южанами. И Тайлер ничего не отрицал…
 Но никто его и не слушал.
 Так сказал Клинт. Это ничего не значит, мысленно твердила Шей. Теперь Рейф Тайлер поставил себя вне закона. Он преследует отца. Он держит ее в неволе. Невиновные люди так не поступают.
 Шей вновь подумала о сковородке, решив ударить своего тюремщика, когда он вернется, и забрать его коня. Ей нужно скрыться от Рейфа, от тех чувств, что он пробудил в ней, от ее зачарованности этим человеком, который не скрывает, что задумал погубить ее отца.
 Ей нужно предупредить Джека Рэндалла!
 Погрузившись в размышления о собственных невзгодах, Шей очень удивилась, когда до нее донесся скрип отпираемого замка. Она не слышала, чтобы подъехал всадник, поэтому, кто бы это ни был, он пришел пешком.
 В дверь постучали. Так мог стучать только он. Как-то по-особому нетерпеливо.
 Девушка встала, держа в левой руке Абнера, который, казалось, совсем освоился, и посмотрела на входящего Рейфа Тайлера. Вид у него был усталый, лицо огрубело от щетины, а взгляд был, как всегда, непроницаем. Она быстро оглядела его, сама не понимая, что ищет, пока не почувствовала облегчения, убедившись, что он цел и невредим.
 Затем она подверглась его внимательному осмотру, он окинул ее взглядом с головы до ног и остановился на правой руке.
 Светлые брови Тайлера сошлись на переносице.
 — Что, черт возьми, такое?..
 Шей почему-то смутило беспокойство в его голосе.
 — Я… обожглась.
 Два быстрых шага, и Тайлер оказался рядом, протянув руки — обе в перчатках, как отметила Шей, — чтобы забрать у нее Абнера. Он опустил мышку на пол, а затем осторожно осмотрел пострадавшую руку Шей. В мягкости его прикосновения нельзя было ошибиться. Он одними глазами поинтересовался, откуда взялась грязевая примочка.
 — Ваш соратник по разбою, — сказала она, пытаясь напомнить себе, что представляют собой эти люди.
 — Он не?.. — неуверенно произнес Тайлер.
 — Он просто пытался помочь. Я обожгла руку… раскаленной сковородкой.
 Тайлер выпустил руку девушки, стянул перчатки, видимо теперь не беспокоясь о своем уродливом шраме, и сунул их в карман брюк. Затем он вновь взял руку, смахнул пальцами грязь и очень осторожно провел по обожженному месту. Ей показалось, что ладони коснулись пером, и от этого прикосновения по спине пробежали мурашки. Боль даже слегка утихла, когда он подвел Шей к ведру с водой, смыл остатки примочки и вновь внимательно осмотрел руку.
 — Мне очень жаль, — сказал он. Она почувствовала, как трудно даются ему слова. — Я никак не предполагал, что вы поранитесь.
 — Ничего страшного, — еле слышно произнесла она.
 — Совсем нет, — возразил он, на секунду закрыв глаза, и Шей стало любопытно, о чем он задумался.
 Бели бы только можно было прочесть ею мысли.
 — Ожог… — Он смешался, затем продолжил:
 — Должен пройти бесследно, но я знаю, как сейчас вам больно. Дьявол!
 Последнее гневное слово прозвучало, как взрыв. Шей так и не поняла, против кого оно было направлено. Внезапно она почувствовала потребность успокоить его, хотя сознавала, что это чистое безумие. Ей следовало бы воспользоваться ситуацией и потребовать, чтобы он отпустил ее. Но по какой-то непонятной причине она не могла так поступить. Возможно, потому, что знала: шрам на руке — его единственная слабость, изменившая саму природу этого человека, и она не могла воспользоваться ею.
 — Клинт… сказал, что привезет мазь, — наконец произнесла она, наблюдая, как он пытается сохранить на лице обычную непроницаемую маску.
 Жаль, что ей так сильно хочется увидеть за этой маской человека.
 У него вырвался глубокий вздох. Выпустив больную руку, он приподнял пальцами подбородок девушки, заставив ее посмотреть ему в глаза. Внезапно он наклонил голову и коснулся губами ее рта, вопросительно и нежно, что было совсем на него не похоже, как не похоже на все то, что она пережила, оказавшись рядом с ним.
 Тот первый поцелуй был неистовым, гневным, жадным. Поцелуй-наказание. Всего лишь с секундной нежностью. И даже тоща она отвечала на него, поддавшись какому-то первобытному инстинкту, за что сама себя презирала. Теперь она тоже отвечала, но по-другому, испытывая такую всепоглощающую тягу к этому человеку, что доводы рассудка давным-давно умолкли.
 Поцелуй не кончался, и она почувствовала, как ее руки обнимают его, хотя сознавала, что совершает ужасную ошибку, которую нельзя будет исправить. Насколько ужасную ошибку, она поняла, когда, качнувшись, потянулась к нему всем телом.
 Угольки, что тлели между ними с самого первого дня, ярко вспыхнули, окутав их пламенем, которое невольно опалило их болью и желанием.
 Шей забылась от прикосновения его рук и губ и напряженного тела. Целуя, он медленно провел рукой по ее шее. Она почувствовала, что он с трудом сдерживается. От этого ее еще сильней и настойчивей потянуло к нему.
 Она не понимала, что с ней происходит, почему сейчас ничего не имеет значения, кроме этого изгоя, которого ей следовало бы ненавидеть. Она услышала биение его сердца, услышала, как бешено оно вдруг заколотилось, и совсем потеряла голову.
 Ведь она знала, кто он и что собой представляет, и ее мучило сознание, что в ней пробудились новые, неизведанные чувства, но в то же время ее покинуло чувство одиночества. С первой секунды встречи она боролась сама с собой: ум — против сердца, а тело — против воли.
 Его тоже как-то по-особому тянуло к ней, но она не сумела бы сказать, как именно. Шей почувствовала, как он коснулся ее волос, погладил их сильным уверенным жестом, а затем в нерешительности замер. Его рука упала ей на спину, пальцы гладили блузку, отчего по телу пробегала дрожь. Он целовал ее все настойчивей, а она отвечала с таким порывом, что сама была потрясена. Так ее никогда не целовали, да и она так никогда себя не вела.
 Но стой минуты, как его губы коснулись ее, она не могла сопротивляться, не могла остановить трепет каждого своего нерва, не могла отстраниться от его объятий. Ей хотелось укротить ярость, полыхавшую в нем, хотелось увидеть его улыбку, рассеять его горькую осторожность, к которой он все время прибегал.
 Она нуждалась в нем! Эта мысль была мучительна! По тому, как напряглось его тело, она поняла, что поцелуй был столь же невольным с его стороны и спровоцирован какими-то неземными силами, сговорившимися сблизить двух людей, которым и видеться-то не следовало.
 Но она упивалась этим объятием. Его волосы, которые она перебирала пальцами, были влажными. Шей почувствовала, как тело его содрогается, заставляя ее пульс учащенно биться, убыстряя дыхание и биение сердца.
 Она застонала, когда давление внутри стало невыносимым, каждая ее клеточка, каждый нерв больно ныл, словно тело терзали огненные муравьи. Ее руки сомкнулись в объятии, и их тела слились в одно. Ей показалось, что она умрет от желания, которое было все еще не изведано, но тем не менее невероятно маняще.
 С тихим стоном он оторвался от ее губ, глаза их встретились. Шей увидела, как на его щеке вздулся желвак. Взгляд Тайлера больше нельзя было назвать бесстрастным — в глазах горел огонь, который, казалось, мог испепелить все вокруг. Пальцы, еще совсем недавно с осторожной чувственностью касавшиеся ее спины, сжались в кулак, а сам он оставался совершенно неподвижным.
 Затем он выпустил девушку и отпрянул в сторону с такой непереносимой мукой на лице, что Шей показалось, будто ее сердце разорвется.
 Он резко отвернулся и неожиданно грохнул кулаком об стол, в этом жесте было столько необузданного гнева, что она вздрогнула. Он наклонился вперед, чуть ссутулив спину. Их чувства были обострены до предела, и комната как будто превратилась в эпицентр яростной бури, разыгравшейся между ними. Шей абсолютно не понимала сложную природу этой бури. Она просто чувствовала, что задыхается, глядя, как он борется с непокорным течением.
 Рейф выругал про себя злосчастную звезду, под которой родился. С тех пор как много лет назад команчи убили его родителей, судьба и люди систематически губили все, что было ему дорого. Когда-то он считал, что человек сам творец своего счастья, но, очевидно, это не так, если всевышние силы распорядились по-другому.
 Десять лет. Потеряно десять проклятых лет. А на остаток жизни — этот шрам.
 Тайлер не мог забыть ни об этих годах, ни о человеке, повинном в их потере.
 И дьявол поставил на пути капитана дочь его врага. Заставил Рейфа вожделеть ее со всей еще оставшейся в душе страстью. Но мало того, эти пытливые, иногда удивленные, но всегда честные серо-голубые глаза затронули в нем струну нежности, о которой он не подозревал.
 Выбирай, велел демон. Но выбора не было. Его рассудок требовал справедливости. Ненависть оказалась сильнее, чем зародившаяся страсть, потребность в другом человеке. Уродливые чувства, связанные с насилием, такие, как ненависть, жадность и ревность, всегда оказываются сильнее добрых чувств. Рейф выучил этот урок на войне, а затем убедился в его верности в тюрьме.
 Все, что он чувствует к этой женщине, — страсть, убеждал он себя.
 Когда он вошел в хижину несколько минут назад, то заметил, как на ее лице промелькнуло облегчение, даже радость. Он почувствовал себя чудовищем, особенно когда увидел ее руку, но она не стала его укорять, а даже слегка улыбнулась, и эта улыбка сказала ему, что о нем думали. Поэтому он сделал то, что обещал себе никогда не делать. Он дотронулся до нее, и это прикосновение привело к дальнейшему.
 В ту секунду Тайлер понял, что ему нужно гораздо больше.
 Он отогнал эту мысль прочь, как научился отгонять очень многие чувства, и медленно повернулся к девушке. Она стояла, прислонившись к стенке, словно нуждалась в покое.
 Что-то подтолкнуло его нанести ей удар. Возможно, иначе он вновь обнял бы ее и тогда уже не отпустил бы. Ему нужно, чтобы она возненавидела его.
 Окидывая взором пленницу с ног до головы, он специально придал своему взгляду циничность и намеренно огрубил слова.
 — Вы предлагаете мне свою добродетель в обмен на свободу? Если так, то я не заинтересован.
 Рейф понял, что преуспел, когда в глазах девушки вспыхнула ярость. Она взмахнула обожженной правой рукой, намереваясь дать ему пощечину, но он перехватил ее запястье в воздухе. Перевел взгляд на пузыри, которые уже начали образовываться.
 — От этой пощечины вам стало бы гораздо больнее, чем мне, — небрежно бросил он.
 — Вы… вы…
 — Думаю, вы подыскиваете слово «негодяй», — насмешливо произнес он.
 — Это еще слишком мягко сказано, — парировала она. Он ухмыльнулся, хотя ему было совсем не весело:
 — Мне нравится такой характер.
 В ее глазах сверкнули молнии, как сверкает огненная лава в пышущем вулкане. Он испытал минуту блаженства — и сделал ее уродливой. Боль в нем раскрылась глубоким ущельем, поглотившим краткие секунды радости, забытья, возврата к нормальной жизни. Он вновь оказался в тюрьме, за решеткой, которая была хотя и не железной, но такой же глухой и крепкой.
 Тайлер отвернулся от девушки.
 — Если вам нужно сходить к ручью, идемте со мной, — равнодушно предложил он.
 Он топтал ее человеческое достоинство так, как когда-то было растоптано в тюрьме его собственное. В самый первый день в тюремных застенках с него сорвали одежду, обыскали с ног до головы, даже в самых укромных уголках, затем подвергли санитарной обработке от вшей. Тогда он замкнулся в себе, это был единственный способ выжить.
 Десять лет назад у него не было выбора. И теперь тоже. Слишком много жизней стояло на кону. Его месть стояла на кону.
 Это была последняя его мысль перед тем, как позади него послышался шорох. Он не успел ничего предпринять, как на его голову обрушился удар, он упал, и над ним сомкнулась темнота.


* * *

 Шей уставилась на Тайлера. Он казался таким большим, лежа на полу. Сбоку на голове у него запеклась капля крови от удара сковородкой.
 Сковорода тоже лежала на полу. Шей размахнулась ею двумя руками, почувствовав невыносимую боль в правой, а затем бросила, как только нанесла удар.
 На минуту она словно приросла к полу, не в силах отвести взгляда от Рейфа Тайлера. Наклонилась и дотронулась до раны, кожа вокруг которой уже припухла. По крайней мере, дышал он нормально.
 «Иди же» — велела она себе. Но все не могла решиться оставить его лежать без сознания. Наконец она открыла дверь, но прежде ей пришлось слегка сдвинуть распростертое тело с порога.
 Конь, слава Богу, был все еще под седлом, она опасалась, что не сумеет оседлать его, особенно теперь, когда правая ладонь покрыта пузырями. Тут ей пришло в голову, что Рейф Тайлер, должно быть, так беспокоился о ней, что пошел проверить, все ли у нее в порядке, прежде чем отвел коня в сарай.
 Шей оглянулась на неподвижную фигуру, отчасти скрытую за дверью. Скоро ли вернется Клинт? Скоро ли Рейф Тайлер очнется?
 Она вспомнила поцелуй, то, как отвечала на него, насмешливое замечание Рейфа и больше не сомневалась ни секунды. Лишь пожалела, что у нее нет пары перчаток; чтобы взять его перчатки, ей пришлось бы подойти к нему, но она к этому не была готова. Шей наклонилась, оторвала полоску ткани от белой нижней юбки и обернула ею ладонь.
 Затем быстро подошла к коню и, подражая Рейфу, провела рукой по шее животного. Конь был еще в поту, и она хорошо понимала, что его необходимо обтереть и дать ему отдохнуть, но еще настоятельней была необходимость убежать от Рейфа Тайлера. Ей нужно было стереть из памяти тот поцелуй, ту минуту счастья, которая оказалась не чем иным, как одной из его насмешек. Наказанием за давний поступок ее отца.
 Шей прикусила губу, чтобы не застонать, когда положила руку на седельную луку, и переметнулась в седло. Она пожалела, что у нее не было времени переодеться в брюки, вернуться же в хижину она не решилась, ведь Тайлер мог очнуться в любую минуту.
 Юбки высоко задрались, открыв белые панталоны, но Шей было все равно. Она должна была уехать отсюда. Она должна была добраться до места, которое считала своим домом.
 А больше всего ей нужно было убежать от Рейфа Тайлера, от всех этих непонятных чувств, от мучительной боли, которая терзала ее. Шей сжала каблуками бока лошади, чувствуя, как животное сопротивляется ее приказам. Она пнула его вновь, и гнедой медленно отошел от хижины, за полуоткрытой дверью которой осталось лежать распростертое тело.


* * *

 Клинт Эдвардс заехал на ранчо «Круг Р» сообщить, что он подстрелил двух волков в лесу возле горного пастбища, а теперь направляется в Раштон навстречу шерифу и прибывающему экипажу Джек Рэндалл уже уехал в Раштон в надежде забрать наличные. Сэма Макклэри тоже не было, по словам одного из рабочих, кормивших скот.
 Клинт быстро переоделся в чистую рубашку и оседлал свежего коня. С минуты на минуту должна прийти новость об ограблении, а ему еще необходимо остановиться возле лавки и купить мазь. Затем придется найти способ переправить мазь Рейфу, а то в последнее время он слишком часто отлучается. Возможно, мазь отвезет Бен; старательный участок Саймона, у которого часто гостит Бен, расположен довольно близко, а эта женщина уже видела Бена.
 Хоть бы вчерашняя вылазка за деньгами сошла гладко. У Клинта похолодело в животе. Он верил в Тайлера. Он не преувеличивал, когда говорил заложнице, что Рейф Тайлер лучший офицер из всех, кого он знал.
 Все же Бен был для Клинта не только братом, но и лучшим другом. Бен и Клинт всегда были вместе. Временами в эту маленькую компанию допускались и другие — бывшие соратники по оружию, те, кто теперь служит их беспокойному хозяину. Возможно, если бы нашлась женщина, женщина определенного типа, которая поняла бы…
 Кейт могла бы понять. Но Клинт и отец Кейт находятся в противоположных лагерях, а он не заставит Кейт выбирать между семьей и им самим.
 К тому же Клинт прекрасно сознавал, что их с Беном деятельность вполне может закончиться тюремным заключением. А он видел, что тюрьма сделала с Рейфом Тайлером: уверенный, всеми любимый офицер превратился в озлобленного, гонимого, замкнутого человека. И он не станет обременять Кейт таким грузом.
 Но, черт возьми, как это больно. Клинт читал по ее глазам, что она уже почти любит его. А когда он бывал вместе с ней, его обволакивал покой, которого он не знал с тех пор, как закончилась война.
 Нужно держаться от Кейт подальше, увести ее из карточного домика, пока тот не обрушился. Если ограбление вчера ночью прошло успешно, всей затее скоро конец. Вернее всего, они не ошиблись в своих расчетах и отчаяние подвигнет Рэндалла в открытую совершить какой-либо бесчестный поступок, тоща они смогут уехать в конце лета. Двинуться куда-нибудь далеко, в Аризону, например, или в Монтану. Будущее не сулило ничего хорошего. Клинту нравилось работать на ранчо «Круг Р». Оказалось, что он хорошо справляется, но и потом, конечно, здесь Кейт.
 Он отмахнулся от этой мысли. Есть вещи поважней. Во-первых, товарищеская верность. Во-вторых, справедливость. Он никогда не подведет Рейфа Тайлера, чего бы это ни стоило. Его собственные потери — ничто по сравнению с тем, чего лишился Тайлер.
 Когда Клинт подъехал к лавке в Раштоне, он понял, что в этом обычно тихом городке царит волнение. К перилам перед входом были привязаны с десяток лошадей, а рядом стояла двухместная коляска Джека Рэндалла. Возле лавки взволнованно разговаривали несколько человек.
 Клинт спешился и, привязав своего коня к столбику, вошел в магазин. Рэндалл с угрюмым видом разговаривал с Рассом Дьюэйном. В нескольких футах от них стоял Макклэри и ухмылялся. Клинт еще больше невзлюбил этого человека.
 — Мистер Рэндалл, Расс, — поприветствовал он. — Деньги прибыли?
 Дьюэйн поморщился:
 — Почту в Кейси-Спрингс ограбили. Деньги забрали.
 Клинту не пришлось изображать озабоченность на лице.
 — Кого-нибудь поймали?
 — Нет, черт возьми, — сказал Расс. — Я с такой дьявольской штукой никогда не сталкивался. В противоположных концах Кейси-Спрингс прозвучало два взрыва. Поднялась суматоха, и никто не обратил внимания на почту.
 Клинт смог перевести дух.
 — Какие-нибудь идеи, кто за этим стоит?
 — Взяли только наличность, предназначенную для ранчо «Круг Р», — сказал Расс Дьюэйн. — Вот что удивительно. Там ведь были и другие деньги и почта. Похоже, кто-то точит на Джека зуб. Мы стараемся вычислить.
 Клинт взглянул на Джека:
 — Какие-нибудь предположения?
 Прежде чем хозяин ранчо смог ответить, шериф продолжил:
 — Есть еще одно странное обстоятельство. Несколько дней назад на почте появилась молодая дама и заявила, что приходится Джеку дочерью. Узнавала, как добраться до его ранчо. Похоже, она исчезла.
 Клинт приподнял брови:
 — Что значит «заявила»?
 Ответил опять Расс.
 — У Джека нет дочери.
 Клинт повернулся к Рассу:
 — Так она самозванка?
 Рэндалл смешался:
 — Когда-то я был женат… Я и не подозревал, что родилась дочь. — Он обратился к Рассу:
 — Поеду в Кейси-Спрингс, порасспрашиваю, разошлю телеграммы.
 — А что мне сказать на ранчо? — спросил Клинт. Джек Рэндалл закрыл лицо рукой, как бы защищаясь от остальных забот. Показался сразу усталым и постаревшим.
 — Не знаю.
 Клинт отогнал от себя шевельнувшуюся жалость.
 — Вам лучше взять мою лошадь, а я отвезу коляску на ранчо.
 Рэндалл встретился с ним взглядом. В голубых глазах хозяина читалась благодарность, которая ударила Клинта словно молотом.
 — Благодарю.
 — А что мистер Макклэри? — спросил Клинт. — Он поедет с вами?
 Рэндалл быстро покачал головой, и Клинту опять показалось, что хозяин недолюбливает Макклэри. Тогда почему тот здесь гостит?
 — Оставляю тебя и Нейта за старших, — сказал Рэндалл. — Не знаю, долго ли придется отсутствовать. Хочу дождаться ответов на телеграммы.
 — Я попрошу парней потерпеть с оплатой, — сказал Клинт.
 Ему трудно было принять благодарность Рэндалла. Клинт никогда не отличался коварностью. Ему и сейчас не нравилось играть эту роль, черт бы ее побрал!
 Рэндалл повернулся, чтобы уйти.
 — Я приехал на чалой, — сказал ему вслед Эдвардс.
 Рэндалл кивнул словно лунатик.
 — Спасибо, Клинт, — тихо произнес он и исчез за дверью, оставив Клинта и Расса друг против друга.
 — Что ты собираешься предпринять, Расс?
 — Они могут быть черт знает где, даже на севере от Кейси-Спрингс, хотя я так не считаю. Ограбление произошло в округе шерифа Куорлза, не у меня, но все равно, думаю, мне следует поискать в горах. Если им действительно нужен только Рэндалл, они где-то поблизости.
 — Это неразумно, — сказал Клинт.
 — Действительно, — согласился Расс. — Но ведь они как-то пронюхали, что на этот раз экипаж будет под усиленной охраной.
 У Клинта сжалось внутри. Ясно, что имелось в виду. Расс был далеко не дурак. О том, что Расс Дьюэйн с сыновьями собрался сопровождать почтовую карету, знали всего лишь несколько человек. И Клинт среди них.
 Но в глазах Расса не было и намека на подозрение. Он вдруг улыбнулся:
 — Зайдешь сегодня к нам на ужин? Кейт отлично готовит. Я бы хотел узнать твое мнение обо всех этих делах.
 Удивившись такому предложению, Клинт не смог выдумать причину для отказа. Пришлось согласиться.
 — Значит, в семь, — сказал Расс.
 — В семь, — кивнул Клинт, надеясь, что его голос не выдал, как ему стало тошно.




 Глава тринадцатая


 Шей направила лошадь в лес, не представляя, куда ехать. Казалось, долина окольцована горами, но должен же где-то быть выход. Она вспомнила, что в тот день, когда ее привезли в хижину, они сначала карабкались вверх, а потом спускались, поэтому она стала править к самой высокой точке. Конь слушался неохотно, все время старался повернуть голову туда, где стояла хижина, и девушке понадобилась вся ее решительность, чтобы он двигался в нужном направлении.
 Шей услышала звук бегущей воды и поняла, что оказалась недалеко от водопада. В тот раз, когда ее вез Бен, водопада слышно не было, поэтому она повернула в другую сторону, но потом подумала о коне. Наверное, ему давно пора напиться.
 Шей решила все-таки подъехать к водопаду. Там она спешилась и, крепко держа поводья, подвела коня к озерцу. Он начал медленно пить, а она умылась холодной водой и растянулась на берегу. Сейчас ей нужно как следует собраться с мыслями.
 Неожиданно конь заволновался, чуть не вырвал поводья из руки. Шей поднялась и попыталась сесть в седло, но конь отступал назад, стараясь освободиться.
 Затем из леса до них донесся мучительный крик, за которым последовал яростный рев. Первый крик был похож на крик ребенка. В нем слышалась боль, и Шей задрожала. Что-то случилось. Она пожалела, что не захватила оружие, которое было у Рейфа Тайлера.
 Шей сделала еще одну отчаянную попытку сесть в седло, на этот раз успешную, но только после того, как она изо всех сил вцепилась в поводья обожженной рукой. Боль пронзила насквозь. Шей чувствовала, как взволнован конь, обуреваемый страхом. Послышался еще один долгий стон, а потом опять рычание.
 Шей вдруг вспомнила о медведях, которые несколько дней назад так беспечно резвились у водопада. Рев наверняка принадлежал взрослой медведице, а кричал детеныш. Шей закрыла глаза, будто это могло помочь ничего не слышать. Теперь стон перешел в поскуливание.
 Ты ничем не можешь помочь. Уезжай, пока есть силы, — мысленно повторяла она. — Уезжай, уезжай.
 Спасайся!
 Конь грозно заржал, все еще натягивая поводья, и Шей поняла, что не сможет уехать, иначе эти крики будут преследовать ее всю жизнь, Рейф Тайлер говорил, что по всему лесу расставлены капканы. Что если?
 Рейф Тайлер знал бы, что делать. Но он остался в хижине. Неужели она осмелится вернуться? Как он тогда поступит?
 Шей тяжело вздохнула и вновь услышала жалобный, рвущий сердце визг. Она знала, что лошади боятся медведей. Даже если ей удастся подойти к животному, как помочь детенышу, когда рядом с ним разъяренная мамаша?
 Рейф Тайлер знал бы, что делать.
 У тебя не будет второго шанса убежать.
 Она отбросила последние сомнения и отпустила поводья, зная, что конь сам возвратится к своему хозяину.


* * *

 Рейфу показалось, что на него обрушился мир. Голова гудела. Он поднес руку туда, где особенно болело, и поморщился, нащупав большую шишку и запекшуюся кровь.
 Он медленно сел, обнаружив, что любое резкое движение только усиливает боль. Опершись на локоть, осмотрелся и заметил рядом с собой сковородку. Сразу понял, что произошло. Еще раз огляделся вокруг, зная, что не увидит Шей Рэндалл. По крайней мере, оружие осталось в кобуре, а нож — в чехле у пояса. Рейф пощупал карман. Ключ от конюшни на месте. Там он хранил все оружие и спрятал деньги Джека Рэндалла.
 Как долго он пролежал без сознания? И почему он был так неосторожен?
 Рейф вспомнил о проклятом поцелуе и выругался. Только бы удалось вернуть девушку, он тогда будет держаться от нее подальше. А если понадобится — он свяжет ее по рукам и ногам. Если же его поиски ни к чему не приведут, то придется как-то предупредить Бена и Клинта.
 Рейф поднялся, не чувствуя под собой ног, в голове звенело. Прислонился к стене, стараясь собраться с силами.
 Наконец доковылял до двери и выглянул. Конь исчез, как он и думал.
 Бен говорил, что Шей плохо держится в седле. Рейф забеспокоился, как она там одна в лесу, верхом на усталом коне, с которым к тому же трудно сладить. Даже если гнедой не сбросит ее, он может оступиться в горах ночью. День еще не подошел к концу. Как давно она отсутствует? Не может быть, чтобы больше нескольких минут.
 Заскрежетав зубами отболи, Рейф направился к сараю, Там он выбрал винтовку, быстро убедился, что она заряжена. Потом вновь запер сарай и пошел к лесу. С деревьев вспорхнула стайка птиц, а затем до него донесся топот копыт. Рейф быстро зашел за сарай.
 Он увидел, как на поляну выехала Шей Рэндалл. Неужели ее вернул гнедой? Но похоже, она справляется с лошадью. Черт возьми, да она прискакала по собственной воле?
 Он сделал было шаг вперед, но затем отступил. Что если она кого-то с собой привела?
 Девушка соскользнула с лошади и поспешила к дому. В руках у нее не было никакого оружия, да и, видимо, приехала одна. Остановилась на пороге, явно испытывая замешательство.
 Тайлер все еще думал о ловушке. Иначе зачем бы ей возвращаться, когда она стольким рисковала, чтобы убежать?
 Но лес ни о чем его не предостерегал. Птицы вновь уселись на ветки деревьев, белки после короткой паузы опять забегали наперегонки друг с другом, перескакивая с ветки на ветку.
 Тайлер вышел вперед с винтовкой в руке, девушка обернулась и, увидев его, замерла.
 Рейф всегда мастерски скрывал свои эмоции. Но его медленная поступь, он знал, выражала гнев. Она отступила и уперлась спиной в стену хижины. Тайлер подошел ближе, девушка не шелохнулась. Взгляд ее был спокоен, и Тайлер невольно почувствовал восхищение. Прежде чем он успел что-то сказать, она заговорила, и голос ее слегка дрожал:
 — С каким-то животным в лесу случилась беда. Мне кажется, это медвежонок.
 Он увидел, как она с трудом переводит дыхание, и поверил ей. Да, поверил.
 — Где?
 — Недалеко от водопада.
 — Ступайте в хижину, — приказал он.
 — Нет.
 — Не испытывайте свою удачу, — сказал он, в голосе послышались раскаты грома.
 Шей не обратила внимания на его предупреждение.
 — Вы пойдете?
 — Черт возьми, ступайте в хижину, пока я вас сам не отволок.
 — Вы не сможете их найти.
 Таких несносных особ он еще не встречал. Лицо ее было таким умоляющим, таким серьезным, мягкие глаза такими решительными. Проклятье, она все-таки прокралась к нему в душу.
 — Послушайте, дамочка, — наконец сказал он, — вы ведь не умеете стрелять?
 Шей гордо вздернула подбородок.
 — Конечно, умею, — ответила она, но ее выдали невероятно честные глаза.
 — Лгунья из вас никудышная, — раздраженно сказал Тайлер. — Если вы правы и медвежонок действительно попал в беду, его мамочка чертовски опасна. Я не смогу одновременно заботиться о вас и помогать ему.
 — А вдруг что-нибудь случится с вами?
 Он знал, что она беспокоится не о нем, а о себе. В конце концов, разве она только что не пыталась его убить? Он холодно посмотрел на девушку:
 — Клинт сказал, что вернется. Значит, он обязательно вернется.
 Она взглянула на его рану на голове, где запеклась кровь.
 — А с вами… все в порядке?
 — Нет, — ответил он. — А теперь ступайте под замок.
 — А если я пообещаю, что никуда не уйду?..
 — Мисс Рэндалл, даже не заикайтесь. Не просите. Вы хотите, чтобы кто-то помог тому детенышу, значит, ступайте под замок. — Его всегда безразличные глаза метали молнии. Она шагнула в хижину. — И молитесь, чтобы медведица расправилась со мной прежде, чем я вернусь, — тихо произнес он разъяренным голосом, а потом захлопнул дверь и защелкнул замок.
 Тайлер постоял с минуту. Голова гудела. Он не спал уже более тридцати часов, а тут еще эта женщина, так не похожая ни на одну из тех, кого он знал. Совершенно непредсказуема. Поставить все на карту, чтобы убежать, а затем вернуться из-за какого-то медвежонка? Ему была ненавистна мысль, что она не сомневалась: он поможет медвежонку. Потому-то она и вернулась. По крайней мере, у нее хватило здравого смысла приехать за ним, а не пытаться предпринять что-то самой.
 Рейф понимал, что сам себе противоречит, но объяснил это своей усталостью.
 Он быстро расседлал коня и отвел его в конюшню. Гнедого с собой брать нельзя. Почуяв запах зверя, конь станет почти неуправляемым. Еще неизвестно, как все получится. Рейфу приходилось видеть, что делают с животным стальные челюсти капкана.
 Покачивая винтовкой в руке, он медленно бежал по лесу. На полпути к водопаду послышался визгливый крик медвежонка и бешеное рычание его матери. Тайлер ускорил бег, пока не увидел их прямо перед собой.
 Черная медведица поднялась на задние лапы, оскалив пасть; Рейф замер, не шевелясь, чтобы медведица вспомнила его запах. Затем он поискал глазами и увидел медвежонка. Маленький зверь действительно угодил в капкан и то плакал от мучительной боли, то метался из стороны в сторону, пытаясь высвободиться, то принимался грызть раненую лапу. Земля вокруг была залита кровью.
 Рейф медленно натянул перчатки.
 — Все хорошо, — сказал он медведице тихим ласковым голосом. — Я здесь, чтобы помочь.
 Медведица зарычала, угрожающе помахала перед собой лапами, и Рейф забеспокоился, как бы не пришлось выбирать: убить мать, чтобы спасти детеныша, или убить детеныша, чтобы тот не страдал. Рейф подошел поближе, все время приговаривая:
 — Я друг.
 Медведица подвинулась к детенышу и опустилась на все четыре лапы. Она не переставала рычать, скаля зубы, но, по мере того как Рейф приближался, медведица отступала, открывая ему доступ к медвежонку.
 — Ты ведь все понимаешь, правда? — все так же спокойно говорил Рейф. — Ты знаешь, что я просто хочу помочь.
 Но стоило ему оказаться рядом с медвежонком, как медведица ринулась на него и тяжело ударила лапой. Когти оцарапали левую руку, Рейфа обожгло болью, по руке потекла кровь.
 Медвежонок повизжал, затем снова принялся грызть лапу. Придется застрелить его и медведицу тоже. Рейф не мог оставить малыша страдать, и знал, что медведица ни за что не отпустит его.
 Но когда его правая рука потянулась за кольтом, медведица шагнула к детенышу. Лизнула большим языком медвежонка, а затем, словно внезапно приняв решение, отступила. Рейф убрал руку с кольта и склонился над малышом, мягко поглаживая его шерстку, чтобы показать медведице, что у него нет злых намерений. Последовало тихое рычание, но не больше.
 Не обращая внимания на боль в руке, Рейф наклонился ниже и ухватился за стальные челюсти правой рукой, придерживая капкан ногой в ботинке. Потянул на себя изо всех сил, и капкан раскрылся. Медвежонок вытянул покалеченную лапку и отполз немного в сторону, не переставая тихо поскуливать.
 Медведица тут же подскочила к сынишке и начала лизать ему лапу. Рейф немного понаблюдал за ними, затем снял окровавленную рубашку и оторвал от нее полоску ткани, которую крепко обернул вокруг своей зияющей раны. Постоял с минуту в нерешительности, не зная, что делать. В голову ничего не приходило.
 Медвежонок попытался идти, но тут же развопился, и Рейф понял, что животному самому не справиться. Лапа висела плетью, и спасти ее можно было, только наложив шину. Но позволит ли медведица забрать малыша? А если позволит, то удастся ли дойти до хижины?
 Рейф медленно подошел к скулившему зверьку. Медведица не сводила с Тайлера глаз, но враждебность исчезла. — Теперь ты знаешь, что я не причиню ему вреда. Так ведь? — сказал Рейф мягким голосом, которым приручил Абнера и успокаивал гнедого. Он протянул правую руку и поднял медвежонка, думая, что медведица вновь набросится на него. Не набросилась.
 Тайлер тронулся в путь, медведица следовала за ним на небольшом расстоянии. Медвежонок съежился на руках клубочком и подгонял его тихим жалобным поскуливанием. Идти предстояло целую милю, может быть больше. Подумай о Шей Рэндалл, о ее беспокойных глазах. Он заставил себя продолжать путь. Шаг за шагом. Теперь всю руку разрывала боль, а голова все еще ныла от удара. И он так устал.
 Тайлер вышел на поляну и нащупал в кармане ключ от хижины. Левая рука онемела и не слушалась, но в конце концов ему удалось вставить ключ в замочную скважину. Когда дверь открылась, он начал падать. Уцепившись левой рукой за косяк, Тайлер умудрился опустить медвежонка, но затем начал оседать. Он почувствовал, как чья-то рука поддержала его. Тонкая, хрупкая рука. В то же время на удивление сильная, успел подумать он, подходя к кровати, прежде чем сознание отключилось во второй раз за день.


* * *

 Очнулся Рейф от холодной воды. Легкие прикосновения пальцев вернули его к неприятной действительности, заполненной болью. Он лежал в постели, в полном изнеможении. В голове гудело, рука горела, как в огне. Тайлер пытался пошевелиться, но тело не слушалось.
 — Рейф. — Голос был таким тихим, и мягким, и ласковым.
 Он не мог припомнить, чтобы его так называли по имени раньше — тепло и спокойно, словно наносили бальзам на раны, гораздо более глубокие, чем на теле.
 Он поднял веки и увидел прямо перед собой ее глаза. Они были очень близко, серо-голубые, полные беспокойства и тревоги. Но дело тут вовсе не в нем. Незачем ей из-за него тревожиться. Это невозможно ни сейчас, ни в будущем. Он закрыл глаза. Во рту пересохло, и он попытался глотнуть.
 — Рейф, — снова позвала она. — Ты должен мне помочь. Теперь ее голос звучал повелительно и неожиданно твердо. Он снова открыл глаза, пытаясь понять.
 — Теперь путь… свободен, — хрипло прошептал он, отказываясь верить, что она предпочтет остаться. — Я не смогу… помешать.
 Он не хотел, чтобы она оставалась. Не мог позволить ей остаться, потому что тогда… она сделает это по собственному желанию, а с этой ситуацией ему не справиться. Когда она была его пленницей, она была для него под запретом, и он сохранял хоть какую-то дистанцию между ними, хотя временами терпел полное фиаско. Но если она не будет больше под замком…
 — Тише, — сказала она. Ее голос мягко обволакивал. — Это я во всем виновата.
 — Детеныш?
 — Он здесь. Мне нужна твоя помощь. Я не знаю, что делать. Его мать ходит взад-вперед перед хижиной.
 Рейф попытался сесть. От движения голова загудела еще сильней, и руку пронзил новый приступ боли. Он подавил стон, но губы скривились в гримасе. Рейф с трудом прислонился к стенке и увидел в углу медвежонка, обложенного одеялами и одеждой.
 Тайлер посмотрел на свою руку. Повязку, которую он сделал, сменил кусочек белой ткани, которая теперь пропиталась кровью. Он помнил, как по его груди струилась кровь — его собственная и медвежонка, но Шей, видимо, смыла ее.
 Она проследила за его взглядом.
 — Я… зашила твою рану, — неуверенно произнесла она, — пока ты был без сознания.
 Он вопросительно посмотрел на нее.
 — Моя рабочая корзинка. — Шей помешкала, видимо, не зная, нужно ли объяснять что-нибудь еще. — Я хорошо шью. У моей мамы было шляпное ателье. Я помогала ей.
 Рейф попытался переварить сказанное. Дочь Рэндалла. Шляпное ателье. Рабочая корзинка. Он вспомнил эту корзинку, вспомнил, как нашел ее, когда осматривал вещи Шей, и решил не отбирать. Маленькая иголка — это все-таки не оружие.
 — Как долго я пробыл без сознания?
 — Все время, пока я занималась твоей рукой, — сказала она.
 — Почему… ты не ушла?
 Шей слегка склонила голову и неожиданно улыбнулась. Это была поразительная улыбка, полная озорства, которого он никак не ожидал.
 — Медведица меня бы не выпустила.
 — Ты могла бы оставить меня истекать кровью, — упрямо твердил он.
 Ему было не понять, зачем она ухаживала за ним, почему не ушла, когда появилась возможность. Она и сейчас может уйти. В теперешнем его состоянии ему даже котенка не задержать.
 Озорная улыбка исчезла.
 — Ты в самом деле полагаешь, что я могла бы так поступить?
 — Да, — мрачно ответил он. — Любой человек с каплей здравомыслия так бы и сделал.
 — Любой человек с каплей здравомыслия не отправился бы с незнакомцем в горы, — спокойно ответила она. — Ну, что же мы будем делать с этим малышом?
 — То же, что и с моей рукой, — сказал он. — Зашьем рану. Соорудим шину. На лапу нужно наложить шину. Может быть, тогда мы сумеем спасти звереныша. — Слово «мы» вырвалось невольно, и он тут же пожалел об этом. Тем не менее оно прозвучало… уместно.
 Шей кивнула:
 — Ты подержишь его, пока я буду зашивать?
 Он не был уверен, что сумеет удержать медвежонка, но решил попытаться. Он слишком много сделал для этого чертенка, чтобы позволить ему умереть.
 — Да.
 Шей подошла к медвежонку и подняла его так заботливо, что Рейф на секунду позавидовал ему. Он пошевелил раненой рукой, чтобы взять мишку, и чуть не выругался, когда боль полоснула острым ножом. Наверное, что-то отразилось на его лице, потому что она спросила:
 — Ты уверен?
 Вместо ответа он потянулся и забрал медвежонка, стиснув зубы, чтобы не застонать.
 — Делай свое дело.
 Шей опустилась рядом с ним, держа в руках рабочую корзинку. Он наблюдал, как она вдевает нитку в иголку.
 — Сначала нужно сделать ему намордник, — сказал он. — Несмотря на юный возраст, у него острые зубы, и вряд ли он поймет нас.
 На лице девушки промелькнула озабоченность, а затем она кивнула и, наклонившись, оторвала от нижней юбки полоску ткани. Точно такую же, какой была перебинтована рука Рейфа. Он взял ткань и умело обвязал морду медвежонка, потом погладил его по спинке, стараясь успокоить.
 Шей промыла больную лапку водой, которая уже стала красной, — наверное, от его крови, решил Рейф. Она сосредоточенно склонилась над маленьким пациентом и начала шить, пока Рейф крепко держал лапку правой рукой. Движения ее были на удивление ловкими, несмотря на то что зверек то и дело дергался. Когда она сделала последний стежок и закрепила нитку, он взглянул ей в лицо и увидел, что оно выражает беспокойство: губы прикушены, а глаза блестят от слез из-за того, что медвежонок терпит такую боль. По щеке девушки размазалась кровь там, где она коснулась ее, откидывая прядь волос, и это пятно ярко выделялось на коже, побледневшей от напряжения.
 Она встретилась с ним взглядом, и он почувствовал, как слегка улыбается ей, как бы выражая удовлетворение, что они так славно потрудились над медвежонком. У него сжало горло, и с минуту он не мог дышать. Она была вся забрызгана кровью и покрыта испариной, пряди влажных волос выбились из косы и свисали по щекам, и тем не менее ему показалось, что прелестнее картины он никогда не видел.
 В душу незаметно прокралось удовольствие, успокоив наболевшее. После трибунала ему казалось, будто кто-то разорвал его на кусочки, а теперь эти кусочки наконец соединились вместе.
 Медвежонок дернулся, и его приглушенный вопль внезапно рассеял чары, заворожившие Рейфа и Шей. Тайлер вернулся к реальности, вспомнив, кто он такой и кто она такая.
 — Мне нужна шина, — произнес он, стараясь говорить холодно.
 Шей отпрянула.
 — Как она выглядит?
 — Кусочек дерева. Небольшой, но крепкий.
 Она оглядела хижину. Прошлой ночью ей пришлось сжечь в очаге все деревянное.
 — Поищу снаружи.
 Тайлер отдал ей медвежонка:
 — Пойду я.
 Он попытался подняться. Потеря крови, удар по голове, непреодолимая усталость сковали его движения, но Рейф не мог позволить девушке выйти из хижины, когда там бродит разъяренный зверь. Медведица знала его и, видимо, доверяла в какой-то мере. Собрав всю волю в кулак, он поднялся и заковылял к двери.
 Медведица ходила взад-вперед поддеревьями. Она зло посмотрела на него, но не сделала ни шагу. Он подошел к поленнице и выбрал подходящую деревяшку. Затем с трудом вернулся в хижину и упал на кровать, прикрыв глаза и приказав себе не терять сознания. Через минуту головокружение уменьшилось. Ему нужен был глоток виски и хороший долгий сон.
 Тайлер вынул нож и выстругал небольшую шину, пока Шей причитала над медвежонком. Сделал ей знак, чтобы она поднесла к нему зверька, и укрепил шину на лапке. Он знал, что медвежонок попытается сорвать повязку, особенно когда рана будет заживать и начнет чесаться.
 Покончив с делом, он прислонился к стене, а Шей отнесла медвежонка на мягкую постель, которую специально для него соорудила. Рейф прикрыл веки, усталость совсем его сморила.
 Что-то прохладное коснулось его плеча, и он заставил себя открыть глаза. То была рука, зашившая обе раны — его и медвежонка. Всю ладонь покрывали крошечные волдыри, некоторые из них лопнули и сочились.
 — Почему? — прохрипел он, пока Шей опускала его голову на подушку. — И почему ты только оказалась дочерью Рэндалла?




 Глава четырнадцатая


 Шей сидела рядом с Рейфом, пока тот спал. Она не могла отвести от него взгляд. Ни от новой раны на руке, ни от старого шрама на плече, который он, должно быть, получил, когда спасал Клинта и Бена на войне. Две раны. Обе получены потому, что этот человек был смел и умел сострадать.
 Ее взгляд скользнул на руку, туда, где была выжжена буква "В". Она могла только догадываться, какую травму нанесло клеймо его гордости. А о десяти годах, проведенных в тюрьме, ей даже думать не хотелось. Что, если он был невиновен?
 Теперь Шей Рэндалл полагала, что скорее всего так и было. Она и раньше это подозревала, но не хотела в том признаваться даже самой себе, потому что иначе пришлось бы обвинить человека, которого она считала своим отцом. А ведь именно благодаря его показаниям капитан Тайлер был осужден.
 Ни один человек, способный на поступок, подобный тому, что совершил сейчас Рейф, не смог бы запятнать честь мундира. Рейф рисковал жизнью, чтобы спасти звереныша, проявив терпение и нежность, даже после того как его покалечили. Жадный человек, бесчестный человек никогда бы не поступил так.
 Единственное оправдание отцу — то, что капитан Тайлер сражался на стороне его противников, но и в это Шей не могла поверить. Тайлер был слишком прямодушен, слишком честен, чтобы играть роль шпиона, слишком почитаем своими друзьями, которые готовы пожертвовать всем ради него.
 Лучшего офицера, чем капитан Тайлер, я на войне не встречал.
 И вы в самом деле думаете, что человек, рискнувший своей жизнью, не подчинившийся приказу ради спасения двух новобранцев, сделал то, в чем его обвинили?
 Это были слова Клинта Эдвардса. Слова человека, подтвердившего свою преданность, которая могла ему обойтись многими годами свободы.
 На кровать вскарабкался Абнер и пополз по ноге Рейфа. Шей наклонилась, подхватила мышонка, пока тот не добрался до обнаженной груди больного и не разбудил его. Провела пальцами по спинке зверушки.
 — Тебе тоже его не хватает? Да? — поинтересовалась она срывающимся шепотом.
 Рейф Тайлер, лежащий на кровати и забывшийся беспокойным сном, выглядел таким… беззащитным. Строгие глаза, окаймленные золотистыми ресницами, были закрыты. Последние лучи заходящего солнца смягчили суровые черты лица. Она думала о его добром и нежном обращении с медвежонком. Несмотря на все невзгоды, он не потерял сострадания и способности заботиться о более слабом существе.
 И почему ты только оказалась дочерью Рэндалла?
 Он никогда не простит ей этого.
 Ей следовало уйти, но она осталась. С ним может случиться что угодно. Может загноиться рана, может последовать запоздалая реакция на удар по голове. Медведица может рассвирепеть и попытаться войти в хижину. Шей решила, что не имеет права уйти и оставить его беспомощным.
 Во рту внезапно пересохло, и она поняла, что в хижине нет ни капли питьевой воды. Она использовала всю воду в ведре на то, чтобы промыть раны Рейфа. С большой неохотой Шей положила мышонка на кровать и, подойдя к двери, распахнула ее. Медведица больше не металась из стороны в сторону — она сидела неподалеку от хижины и не отрываясь смотрела на дверь. При виде Шей медведица привстала, словно предупреждая, и девушка с грохотом захлопнула дверь, осознав, что все еще такая же пленница, какой была этим утром.
 Шей не могла убежать, даже если бы захотела.


* * *

 К вечеру Рейф покрылся холодной испариной. Ему нужен был доктор. Он нуждался в уходе.
 Несколько раз казалось, что он приходит в сознание, но лихорадочно блестевшие глаза не видели ее. Он смотрел не мигая в потолок и вел себя удивительно спокойно, когда другие на его месте метались бы в бреду. На Шей снизошло озарение, что он настолько привык контролировать свои эмоции, что даже сейчас подсознание диктовало ему оставаться спокойным.
 Шей хотелось пить, и она понимала, что он, несомненно, тоже испытывает жажду. Она старалась уменьшить его жар, обмакивая компресс в окровавленную воду, и вскоре вода стала совсем липкой. Дольше ждать Шей не могла. Она должна была раздобыть воды.
 Несколько раз она пыталась покинуть хижину, но неизменно быстро захлопывала дверь при виде медведицы. Нужно было что-то придумать. Возможно, если медведица увидит своего детеныша, она отступит, поняв, что человеческие существа всего лишь стараются помочь.
 Шей тряслась от страха, наклонившись, чтобы поднять медвежонка. Он поскулил, когда его потревожили, но затем лизнул ей руку. Если бы его мамаша оказалась такой же благодарной…
 Шей медленно открыла дверь, переступила порог и сделала несколько шагов, держа медвежонка перед собой, чтобы показать маме, что он жив и если не здоров, то, по крайней мере, находится в заботливых руках. Положив медвежонка на землю, Шей отступила к двери, наблюдая, как медведица приблизилась и начала внимательно осматривать его, обнюхивать, тыкать носом. Мать призывала детеныша подняться на лапки, но когда медвежонок попытался сделать шаг и упал, она сконфузилась и вновь подтолкнула малыша в спину.
 Шей стояла и смотрела, переполненная жалостью к медведице, которая явно расстроилась. От своего намерения добраться до ручья девушка не отказалась. Медведица словно почуяла ее затруднение, тихо зарычала и отошла в сторону. Медленно и очень осторожно Шей подошла к медвежонку, забрала его и унесла в хижину, затем вновь оказалась у дверей. Медведица ретировалась за деревья.
 Попробовать стоит, решила Шей. Она взяла ведро и осторожно вышла из хижины, произнося молитву на каждом шагу. Медведица оставалась на прежнем месте, и Шей пошла быстрее. У ручья она ополоснула ведро, затем наполнила его доверху холодной водой и вернулась в хижину.
 В ее отсутствие Рейф Тайлер сполз наполовину с узкой койки, его нога теперь лежала на полу. Абнер вскарабкался вверх и устроился у него на локте. Это просто чудо, подумала Шей, что он не придушил мышонка. Она подавила тяжелый вздох, увидев на повязке новые пятна крови. Медвежонок в углу тоже подавал признаки беспокойства.
 Господи, ну где же Клинт?
 Шей не понимала, почему Рейф без сознания. Рана на голове? Потеря крови? Усталость? Все вместе? Она налила воды в чашку и оторвала еще одну полоску от юбки. Обмакнула ткань в воду и затем провела по его лицу, огорчившись, что оно все горит огнем.
 — Рейф, — прошептала она. — Скажи мне, что делать?
 Его глаза, дрогнув, открылись, и он попытался сесть. Шей увидела, как заиграл на его щеке желвак, как в глазах отразилась боль, когда он пытался приподняться.
 Она протянула руку, чтобы остановить его. Он посмотрел сначала ей в лицо, а потом на руку. В его глазах читалось смятение, сменившееся затем чем-то похожим на ярость. Он рывком отпрянул от ее руки, видимо осознав, насколько он слаб и зависим от Шей.
 — Ты мне не нужна… Мне не нужен… никто из Рэндаллов. Я предпочту оказаться на виселице, черт бы меня побрал! Почему ты не уходишь? — Она не ответила, и он прорычал:
 — Убирайся!
 Затем гнев растаял в его глазах, и они снова закрылись. Но кулаки Рейфа были крепко сжаты, и она поняла, что он еще в сознании.
 Его слова были как нож в сердце. Никто и никогда раньше не испытывал к ней ненависти, а теперь ее ненавидели только за то, что она дочь человека, которого даже не знает. Шей отошла к двери, но не смогла себя заставить открыть ее. Она волновалась о нем не меньше, чем медведица о своем детеныше. Отчасти он уже сдался, когда понял, что полностью не контролирует себя и отдан на милость особы, носящей фамилию Рэндалл. И он решил, что ему нужно бороться. Он был очень слаб, опасность заражения еще не миновала.
 Внезапно Шей пришла в голову идея, которая могла бы сработать.
 — А как же твои друзья? Ты хочешь, чтобы они вместе с тобой отправились на виселицу?
 Его глаза моментально открылись, они выражали не боль и не поражение, а бешенство.
 — Ты так не поступишь.
 — Откуда ты знаешь, как я поступлю? — ехидно спросила она. — Я ведь Рэндалл, забыл?
 Он попытался подняться, но не смог, ослабев от потери крови, как она решила. Или из-за усталости, в которой не признался, отправляясь выручать медвежонка. Она успела достаточно его узнать, чтобы понять, как ему ненавистно выдавать свою слабость и боль.
 — Будь ты проклята, — прошептал он.
 — Даже той медведице, которая бродит снаружи, хватило разума осознать, что ей нужна помощь, — мягко произнесла Шей.
 Он встретился с ней взглядом:
 — Ты выходила?..
 — Я показала ей медвежонка, и она, видимо, поняла, что мы пытаемся помочь. Это был единственный способ раздобыть немного свежей воды, — объяснила она.
 — Это было чертовски глупо…
 — Не глупее, чем спасать этого детеныша.
 Он шевельнулся, и она увидела, как напряглось его лицо и задергалась щека.
 — Не двигайся, — сказала она.
 — Почему ты не ушла?
 — Я уже говорила. Медведица не хотела меня отпускать. — Шей знала, другое объяснение — что она беспокоилась о нем — только усугубит положение дел.
 — Но ведь ты раздобыла воды.
 — Я не знаю, как отсюда выбраться.
 — Прежде тебя это не волновало.
 — Кроме того, этот медвежонок…
 Тайлер несколько смутился:
 — Как он там?
 — Болеет. Как и ты.
 На секунду Рейф перестал дышать, и она увидела, что на его лбу выступили капельки пота. Шей намочила ткань, которую использовала для компресса, и промокнула ему лоб. Он поморщился:
 — Перестань.
 — Тебе нужна помощь.
 — Только не от тебя.
 — Ты ведь не делал этого, правда?
 Шей сама не понимала, как у нее вырвался этот вопрос. Она одновременно нуждалась в подтверждении своей растущей уверенности, что его ложно обвинили и наказали, и боялась этого. Вместо ответа он устало произнес:
 — Уходи.
 — Не могу.
 — Нет можешь, черт возьми. Ты мне здесь не нужна.
 — Теперь уже слишком поздно, — произнесла она хрипло, потому что сжалось горло.
 Он не обратил внимания на ее отказ.
 — Просто пообещай, что не выдашь Клинта и Бена.
 — Ты же не веришь моим обещаниям.
 Она хотела было снова промокнуть ему лоб, но он поднял раненую руку, чтобы оттолкнуть ее. Дыхание у него вырывалось с громким шумом, свидетельствуя о мучительной боли.
 Шей не хотела, чтобы он двигался, но он не принимал даже этого проявления беспокойства.
 — Если ты хочешь избавиться от меня, — сказала она, — тебе придется самому отвезти меня. А это значит, что сначала ты должен поправиться. Но этого не произойдет, если ты не отдохнешь как следует, — вот единственное, что она могла придумать, чтобы он перестал сопротивляться ей и тому очевидному факту, что без нее ему не обойтись.
 Лицо его стало чуть мягче.
 — Клинт… должен скоро вернуться.
 — Поспи, — сказала она, — отдохни немного.
 — Не хочу…
 — До тех пор пока тебе не станет лучше, можешь забыть о том, чего ты не хочешь…
 Он поймал ее взгляд. Непокорный. Сердитый. А затем сдался, закрыв глаза. Этим он пытался одновременно и отгородиться от нее, и подчиниться.


* * *

 Рейф не понимал, почему она упрямится. Почему не сбежала. Почему с таким упорством заботится о нем. Почему не может взять в толк, что ему не нужна ее помощь.
 Ты ведь не делал этого, правда?
 Ему совсем не понравилось то, что он почувствовал, когда она задала этот вопрос. Хотя на самом деле она ничего не спрашивала. Это было утверждение, грустно произнесенное, словно ответ был ей заранее ясен. Его захлестнула теплая волна. Господи, никто так тогда и не поверил его словам, если не считать нескольких человек, которые теперь помогают ему в борьбе с Рэндаллом. Те, кого он считал друзьями, покинули его из боязни, что он может помешать их карьере. А женщина, на которой он хотел жениться… ушла первой.
 Сейчас он даже не мог вспомнить, как она выглядела. Перед его мысленным взором стояла Шей Рэндалл. Он все еще чувствовал прикосновение ее рук. Они так нежно дотрагивались до него. Никто никогда так его не касался. Прикосновения Аллисон были полны страсти, а не нежности, и никогда он не видел в ее глазах мягкости и заботы.
 В Шей Рэндалл он никак не ожидал встретить понимание. Поэтому безустанно себе повторял, что все это ложь, обыкновенная ложь. Уловка.
 Ох уж эта несчастливая звезда! Он терзался бессильной злобой, когда она вновь зажигалась над ним, и посылал проклятия силам, которые играли его судьбой. Рейф не желал этого мимолетного чуда — ее присутствия, не хотел видеть, как затуманиваются ее глаза от беспокойства за него, и поэтому набрасывался на девушку с гневными упреками, заставляя предать его, желая доказать себе, что он прав на ее счет.
 Тайлер неустанно твердил себе, что дочь Рэндалла поступит именно так, даже когда забывался сном. Он все равно не смог бы и пальцем пошевелить. Нужно восстановить силы. А потом… а потом он сумеет опять здраво размышлять. Когда на него не будут смотреть эти глаза, к нему снова вернется способность мыслить.


* * *

 Шей оставила дверь в хижину полуоткрытой, чтобы впустить свет и чтобы слушать, не едет ли всадник. Ей предстояло предупредить визитера о медведице.
 Было уже почти совсем темно, когда наконец она услышала испуганное ржание и догадалась, что приближавшаяся лошадь почуяла медведя. Шей взглянула на Рейфа. Он по-прежнему спал, так же беспокойно, но все-таки это был хоть какой-то отдых. Ее волновала его лихорадка, больной то горел огнем, то покрывался холодным потом, а затем у него снова наступал жар.
 Всадником оказался Бен. Шей подбежала к нему, держась подальше от медведицы, которую было очень хорошо видно, так как она не сводила внимательного взгляда с хижины.
 — Какого черта?.. — произнес Бен, пытаясь усмирить норовистого коня.
 — Лучше бы отвести коня в сарай, — сказала Шей.
 — Где Рейф? — с подозрением поинтересовался Бен, настороженно оглядываясь.
 — В хижине. Он болен. Думаю, ему нужен врач.
 — Если вы… — угроза оборвалась, когда Бен понял, что будь она виновата в происшедшем, ее давно бы здесь не было. Тем не менее он очень внимательно вгляделся в лицо девушки:
 — Почему вы все еще здесь?
 — Неважно, — нетерпеливо отмахнулась Шей, так как в эту секунду медведица поднялась на задние лапы и громко зарычала. — Отведи же коня в конюшню, — сказала она.
 Бен спешился и повел коня к сараю, у которого остановился.
 — Дверь на замке.
 — Ключ, должно быть, у Рейфа. — Она заметила ошеломленный взгляд Бена, и, если бы не волнение из-за Рейфа, медведицы и медвежонка, наверное, ее бы это позабавило. — Сейчас принесу.
 У Бена возникли сомнения, но ничего другого, как согласиться, ему не оставалось. Конь почти не слушался, и он не мог привязать его к дереву, когда рядом бродит медведь. Бен кивнул.
 Шей вернулась в хижину и опустилась на колени рядом с Рейфом. Ключ может быть в кармане брюк.
 Рейф снова зашевелился и перевернулся на спину. Дыхание уже не было таким затрудненным, но холодная испарина еще не прошла. Слава Богу, подоспела хоть какая-то помощь.
 Шей проверила карман. Ничего. Легко коснулась груди больного, как бы побуждая его повернуться, но стараясь не разбудить. Ее пальцы задержались на гладком мускулистом теле. Застонав, он слегка повернулся, и девушка сумела дотянуться до другого кармана. Быстро нащупала ключ.
 В ту же секунду, когда она вынимала его, Рейф открыл глаза. Тут же протянул руку и с неожиданной силой схватил ее за запястье.
 — В чем дело?
 Подозрительность, с какой он задал вопрос, разозлила Шей, несмотря на то что прикосновение его руки обожгло, как молния.
 — Мне казалось, ты хотел, чтобы я ушла.
 Он не отпустил руку.
 Шей попыталась отстраниться, но он крепко держал ее.
 — Приехал твой друг. Если он сейчас не поставит в сарай коня, то медведица доведет животное до безумия, — сказала она.
 — Клинт?
 — Бен.
 Он отпустил ее.
 — Виноват, — сказал он, хотя вид у него был отнюдь не виноватый. Но все же он извинился ровно настолько, насколько было уместно в данном случае. Она собиралась уже встать, но ее остановил его вопрос. — Медведица не ушла?
 — Она никуда не денется, пока здесь ее детеныш.
 Он приподнялся на здоровой руке:
 — Как себя чувствует медвежонок?
 — Точно так же, как ты.
 — Так плохо? — в голосе прозвучал слабый намек на иронию, но лицо оставалось по-прежнему суровым.
 Она подумала: неужели он когда-нибудь шутит, смеется или, если уж на то пошло, просто улыбается?
 Шей взглянула на свое запястье, сохранившее красные отпечатки его пальцев, и Тайлер проследил за ее взглядом. Он дотронулся до нее рукой, мягко проведя пальцами по ярко-красным пятнам, а затем перевернул ее ладонь. Ожог еще не начал затягиваться, на его месте было полно лопнувших волдырей. Она почти забыла о своей руке, обеспокоенная гораздо больше болезнью Рейфа.
 — Тебе самой не мешало бы подлечиться, — сказал он грубо.
 Она пожала плечами, подражая его привычке.
 — Да, рука меня подвела, когда я… — она внезапно замолчала.
 — Прихлопнула меня? — усмехнулся он.
 Нет, в нем все-таки есть чувство юмора. Она ничего не придумала. Это видно по его глазам, чудесным, ярким, как морская вода, глазам, в которых скрыто столько тайн, секретов и гнева.
 — И ничуть не раскаиваюсь. Ты это заслужил. Я только жалею, что отправила тебя за медвежонком.
 — Леди, никто меня никуда не отправлял. Я сам пошел. Чертовски глупый поступок, почти такой же глупый, как то, что ты не убежала, а осталась здесь зашивать меня.
 «Леди». Все-таки лучше, чем «мисс Рэндалл», произнесенное с презрением. Но несмотря на относительную беспечность тона, его рот по-прежнему был угрюмо сжат, сказывающееся напряжение углубило и без того ярко очерченные невзгодами морщины на лице. Она чувствовала, что он с трудом ведет борьбу с ней, с самим собой, с ситуацией, с которой почти уже смирился. Борется одним усилием воли, а не физически. Вся слабость и отчаяние, которым он поддался в забытье, ушли, вытесненные беспощадной решимостью, внушавшей ей благоговение и даже страх. Он все еще удерживал ее руку, но не физической, а какой-то другой силой. Они встретились взглядами и не смогли оторваться друг от друга, очарованные непонятным волшебством, связавшим их крепче всяких веревок и цепей.
 Шей никогда не верила в любовь с первого взгляда. Она полагала, что любовь нужно взращивать осторожно и бережно, как любой молодой росток. Так говорила мама, и Шей верила ей. Сара знала, что такое любить, потому что всю жизнь носила в душе скорбь по этой любви. Так, по крайней мере, Шей когда-то думала.
 И все же она не сумела заставить себя принять предложение ни одного из своих поклонников. Никогда в ее отношениях с ними не зажигалась ни одна искорка, даже самая маленькая, не затеплился ни один уголек большой любви, готовый вспыхнуть ярким пламенем.
 Зато теперь искры были. Да еще какие. Искры и фейерверки. Взрывы. Ураганы и бури, порождающие мощные противоположные течения. А кроме того, между ними зародилась какая-то близость, взаимопонимание, которое проявлялось самым неожиданным образом. Он заранее угадал, что ей понравится водопад, что она обрадуется, увидев шаловливых мишек. Она заранее знала, что он отправится спасать медвежонка. Он сам испытал боль — она прочитала это в его глазах, — когда увидел ее обожженную руку. Она почувствовала на себе, как болит рука там, где оцарапал кожу медведь. И неважно, что оба противились этому чувству, — они ничего не могли с этим поделать. Судьба? Шей всегда считала, что люди сами строят свою судьбу. Сейчас она противилась яростным ветрам, справиться с которыми не могла.
 Снаружи донеслось дикое испуганное ржание, и Шей внезапно вернулась к действительности, вспомнив, что ее ждет Бен. Сколько времени прошло? Всего лишь несколько секунд, а, казалось, будто целая жизнь. Она стряхнула с себя наваждение, вызванное прикосновением Рейфа. Прикосновением, с которым она не хотела расставаться, но должна была. Тело ее сотряслось от дрожи, когда она отняла руку, вцепившуюся в ключ.
 Рейф откинулся на подушку, словно его тоже сильно потрепала буря. Но его вопросительный взгляд буквально приклеился к девушке, и ей понадобилось большое усилие, чтобы оторваться от него.
 Шей почти бегом выскочила из хижины. Бен с огромным трудом удерживал коня под непрекращающийся рев медведицы, беспокойно метавшейся за деревьями. Он уже вытащил револьвер, и Шей с криком «Нет!» бросилась к нему.
 Бен дрогнул, затем опустил оружие и ждал, пока она откроет дверь сарая, но ключ выпал из обожженной руки. Бросив нанес взгляд, Эдвардс наклонился, подобрал ключ и быстро отпер дверь. Шей придержала створки здоровой рукой, пока он заводил коня, стараясь успокоить испуганное животное. Когда наконец конь оказался на месте, Бен повернулся к девушке:
 — А вы, как видно, не торопились. Я чуть было не пристрелил этого проклятого медведя, чтобы пойти узнать, в чем дело. Что за дьявольщина у вас тут происходит?
 — Рейф… спас медвежонка… он сейчас в хижине.
 Шей постаралась не замечать удивления в глазах юноши, когда назвала Тайлера по имени. Теперь это имя легко ей давалось. Чересчур легко. Бен начал расседлывать коня.
 — Вы сказали, капитан заболел?
 — Его оцарапала медведица, когда он вынимал из капкана медвежонка.
 Бен как будто не удивился.
 — А вы? Почему вы все еще здесь?
 Шей понимала, что объяснение, данное Рейфу, тут не сработает. Бен видел, что она не боится медведицы. Шей пожала плечами:
 — Я не знала… в каком направлении…
 Он сдержал улыбку:
 — Я слышал, в первый раз это вас не остановило.
 — Я быстро усваиваю уроки.
 Он закончил обтирать коня и подобрал с полу вьюки.
 — Клинт сказал, у вас обожжена рука. Я привез мазь и немного медикаментов. Видимо, чертовски вовремя.
 — Он очень страдает.
 — И это вас беспокоит?
 Насмешка на его лице возмутила Шей.
 — Меня беспокоит даже больной хорек.
 На этот раз он ухмыльнулся:
 — Тогда у вас обоих есть что-то общее. Я еще не встречал людей, которые бы так беспокоились о животных. Взять хотя бы мышонка. Знаете, он провез его с собой тысячи миль…
 Внезапно Шей обозлилась:
 — У меня нет с ним ничего общего. Он изгой, он…
 — Поосторожней, мисс Рэндалл, — произнес Бен сразу другим тоном, — иначе мы поговорим о ваших собственных недочетах или недочетах вашего… отца.
 — Ну и поговорим, — парировала она. — Вы бросаете тень, вы выдвигаете обвинения, вы очерняете, а тем временем похищаете людей, занимаетесь разбоем и воровством…
 Он остановил поток слов пронзительным взглядом:
 — Рэндалл о вас ничего не знает. Если вы действительно его дочь. Он был удивлен, когда ему рассказали, что на почте какая-то женщина заявила, что она приходится ему дочерью.
 Шей окаменела. Она уже давно сделала вывод, прочитав письма, в которых ни слова не говорилось о ней, что отец не подозревает о ее существовании. Все же услышанное больно задело ее. Загадка стала еще более неразрешимой.
 — Я должна увидеть его.
 — Невозможно, пока не покончим с делом.
 — Каким делом? — расстроившись, поинтересовалась она.
 — Рейф расскажет, когда найдет нужным, — ответил Бен, отдавая ей вьюки, а сам направился в угол, чтобы забрать бутылку с виски. Потом он подошел к двери, открыл ее и с важным видом отступил, пропуская вперед девушку.
 Шей вышла. Она задумчиво смотрела, как он запирает дверь и прячет в карман ключ. Подсознательно у нее зародилась мысль попробовать бежать сейчас, когда у Рейфа есть помощь. Однако, взглянув Бену в лицо, Шей поняла, что лишилась этого малого шанса, который у нее был. Она вновь превратилась в пленницу, но на этот раз с двумя тюремщиками.
 До девушки донесся мучительный вой медведицы, так и не покинувшей своего поста. Бедный зверь не понимал, что происходит.
 Шей тоже не понимала. Она вообще не понимала, что происходит, особенно в ее душе. Господи, она ничего не понимала.




 Глава пятнадцатая


 Клинт прогуливался с Кейт по розарию, раскинувшемуся за просторным домом Дьюэйнов. Это был ее сад, и он ей подходил. Розы росли беспорядочно, а не в прямых рядах, но высадили их с избытком. Красные вперемежку с желтыми, розовые — с белыми.
 Они пахли, как их хозяйка, и Клинт подумал, что Кейт, вероятно, использует розовые лепестки для своих тонких цветочных духов, аромат которых был неотделим от нее.
 Ее рука дотронулась до него, и он невольно сжал ее пальцы, несмотря на намерение сделать прямо противоположное. Он предполагал ясно объяснить сегодня вечером, что не сможет часто с ней видеться, потому что обязанности на ранчо мешают активному общению с людьми.
 Но все пошло не так, как он задумал, стоило ему переступить порог дома Дьюэйнов. Кейт приветствовала его улыбкой, которая сразу согрела его. Ее зеленые глаза зажглись, как только он вошел, и Клинт почувствовал, что все его намерения тают, как туман под утренним солнцем.
 Он еще больше расстроился, когда его встретили остальные Дьюэйны. Отец Кейт и оба брата обращались с ним как с членом семьи. А еще хуже, они интересовались его мнением, что предпринять против нового беззакония, случившегося в Раштоне.
 Клинту захотелось уменьшиться и забиться в какую-нибудь щель. Вместо этого он пожал плечами:
 — Странно, что они нацелились на Джека. — Он помедлил, затем добавил:
 — Что-то мне не нравится этот Макклэри, который приехал погостить. В ночь убийства старателя его в доме не было.
 Расс Дьюэйн кивнул:
 — Не скажу, что этот тип мне по душе, но он приехал после того, как начались ограбления почтовых дилижансов.
 — Может так, а может, и нет.
 Намек Клинта был ясен; Макклэри мог не объявлять о своем присутствии до определенного времени.
 — Ты не согласился бы за ним приглядеть? — спросил Расс.
 Снова Клинту захотелось забиться куда-нибудь в щель. За свою жизнь он совершил много такого, чем не особенно гордился, но ни разу не солгал другу, тому, кого уважал и чьим доверием пользовался.
 Клинт кивнул, затем поменял тему разговора, поинтересовавшись стадом Дьюэйнов.
 — Хуже некуда. С самого начала дело не пошло: зима потрепала нас не меньше, чем Джека. Пришлось продать больше, чем хотелось бы. Такова уж доля скотовода: приходится мириться с непогодой, засухой, волками и койотами. Но с чем мы не можем смириться, так это с человеческой падалью, которая завелась в округе.
 Клинт невольно поморщился. Ему захотелось все объяснить. Прямо сейчас. Но он не мог так поступить, не предав Рейфа, собственного брата и всех остальных.
 — Что ты собираешься делать, Расс?
 — Будь я проклят, если знаю. Ждать, наверное. Джек был прав, когда говорил, что не стоит пытаться отыскать кого-то в этих горах. После первого ограбления не осталось никаких следов. Они как будто исчезли. У меня очень скверно на душе из-за Джека. Он работал день и ночь, чтобы создать ранчо. Кое-кто поговаривает о том, чтобы предложить ему денег взаймы, но сейчас у каждого свои проблемы. Как намерены поступить его работники?
 — Они начинают терять терпение. Кое-кто хочет уйти.
 — А ты?
 Клинт почувствовал, как на него глянули разом четыре пары глаз. Он слегка поерзал на стуле и увидел на лице Кейт беспокойство. До сих пор никто на него так не смотрел. И Клинту стало не по себе от мысли, что этот взгляд может выразить что-то другое, например презрение.
 — Я еще не решил.
 — У нас найдется для тебя работа, если захочешь, — сказал Расс.
 Клинт кивнул, молча поблагодарив за предложение, понимая, что здесь пахнет сватовством. Семья Кейт приняла его в качестве кавалера Кейт, и хотя при других обстоятельствах он был бы доволен, сейчас это доставило ему только огорчение.
 Несколько минут спустя Расс предложил, чтобы «молодые люди» прогулялись, и Клинт не смог отказаться, чтобы не обидеть хозяйку дома. Он был просто не в силах огорчить Кейт, особенно теперь, когда ее щеки горели от смущения после такого нетактичного намека. Клинт поднялся, подошел к ней и вежливо отодвинул ее стул.
 Луна была почти круглой, золотой, а не серебряной, и в воздухе повисло ожидание, которое обычно предшествует буре. Между ними тоже возникло напряженное молчание, которое сопровождалось легким прикосновением рук, почти незаметным пожатием пальцев и таким же незаметным ответным пожатием.
 — Прости, — наконец сказала она.
 — За что?
 — За то, что мои устроили… такое неуклюжее сватовство.
 Он невольно крепче сжал ее руку. Он не мог ответить, что ничего не заметил. Он не умел лгать. И в этом-то была вся проблема. По крайней мере, одна из них.
 — Ты не собираешься остаться в Раштоне?
 Как она догадалась? Клинт остановился и посмотрел на девушку. Она прелестно выглядела в лунном свете — задумчивое выражение на лице, рассеянный взгляд.
 — Нет, — сказал он. — Я перекати-поле. Нигде не засиживаюсь подолгу.
 — Но здесь ты живешь уже почти два года.
 Он прямо взглянул ей в глаза:
 — Я бродяга, Кейт, стал таким после войны.
 Он видел, что она с трудом перевела дыхание, словно его слова душили ее. То же самое происходило с ним. Ему так хотелось ее поцеловать. Но именно этого делать не следовало.
 — Ты никогда не хотел осесть?
 Да. Сейчас захотел.
 Он медленно покачал головой.
 — Думаю, я не смог бы. — На большую прямоту он не решился.
 Она кивнула, приняв его объяснение, в честности которого не сомневалась.
 — Когда-то я мечтала путешествовать. Отправиться на Восток. Или в Сан-Франциско. — Кейт так старалась облегчить ему задачу. В конце концов, их мало что связывало, если не считать взглядов, нескольких танцев, разговоров, которые до сегодняшнего вечера текли так легко, и… внутреннего голоса, говорившего двум молодым людям, что происходит нечто необычное. Клинт и не подозревал, что так бывает, а сейчас уже было слишком поздно что-либо менять.
 — А теперь? — тихо спросил он.
 — Теперь я знаю, что мой дом здесь, на этой земле. Среди этих гор.
 Клинт вновь осознал, что она пытается отбросить все недосказанное в их предыдущих разговорах, словно хочетубе-дить его, что его решение — это его решение, и его жизнь — это его жизнь.
 Если бы только…
 — Если бы только?
 Клинт не подозревал, что думает вслух. Он улыбнулся девушке.
 — Если бы только ты не была такой прелестной.
 Он увидел радостный взгляд Кейт, на ее щеках вновь вспыхнул румянец, который очень ей шел. Наверное, она даже не подозревает, какая она хорошенькая, решил Клинт.
 Больше он не мог с собой бороться. Приблизился к ней, наклонил голову и коснулся ее губ. Она действовала на него как магнит, притягивая к себе все ближе и ближе.
 Губы у нее были мягкими, зовущими, кожа невероятно нежной, пахнущей тонким ароматом роз. В этой жизни она была ему нужна как никто. Клинт даже не подозревал, что когда-нибудь будет так отчаянно нуждаться в другом человеке.
 Его губы легко трепетали на ее губах, и она чуть раскрылась навстречу ему. Рука девушки коснулась его плеча и замерла там, словно в нерешительности. Этот невинный жест погубил Клинта. Он обнял ее мягко, но властно, целуя каждую тонкую черточку ее лица, запоминая упоение от каждого прикосновения, тихую довольную радость ее ответов. На секунду Клинт прижался щекой к ее щеке.
 — О Кейт, — услышал он собственный вздох.
 Вместо ответа она чуть отстранила лицо, и губы их снова слились в поцелуе, полном обещания и одновременно такого горького понимания, что Клинт потерялся между раем и адом.


* * *

 Когда Джек Рэндалл прочел телеграмму, он почувствовал, что мир рушится.
 Сара умерла!
 Осталась дочь. Доченька, чье существование Сара скрывала от него, потому что ненавидела его за то, кем он был. Рэндалл скомкал телеграмму. Ту небольшую сумму, которая у него была, он потратил на детектива в Бостоне, пообещав премию за быстрый результат. Детектив справился с заданием быстро. За день. Ему понадобился всего лишь день, чтобы найти два свидетельства — о смерти и о рождении. Рождении дочери по имени Шей. Сердце колотилось так сильно и быстро, что Джеку пришлось схватиться за край прилавка, чтобы устоять. Сара. Умерла. С ней умерли все его надежды.
 — Вы в порядке, мистер Рэндалл?
 Ему понадобилась минута, чтобы справиться с шоком и ответить. Мистер Рэндалл. Последние десять лет он работал для того, чтобы заслужить это обращение, произнесенное с уважением. Он всегда верил, что когда-нибудь уговорит Сару вернуться. Когда-нибудь он докажет ей, что стал другим человеком.
 — Все хорошо, просто небольшое потрясение. Умер… один мой друг.
 — Мне очень жаль, мистер Рэндалл. Я могу вам помочь?
 — Нет. Нет, благодарю вас.
 Он повернулся, ничего не видя перед собой, нашел дверь и, спотыкаясь, вышел на яркий солнечный свет.
 Рэндалл направился в салун.
 Сара так сильно его презирала, что скрыла рождение ребенка. Такую боль ему довелось испытать только один раз в жизни: в тот день, когда он вернулся домой и обнаружил, что жена ушла, оставив записку рядом с банкнотами, которые нашла.
 Теперь он точно знал, почему она ушла. Сара осталась бы с ним, но она не могла позволить, чтобы ее ребенок воспитывался в доме вора.
 Не обращая внимания на посетителей салуна, Рэндалл направился прямо к стойке.
 — Виски, — сказал он бармену и быстро опустошил стакан. — Еще.
 Он надеялся, что спиртное заглушит нестерпимую боль, но оно только освежило воспоминания. Он увидел перед собой удивительные голубые глаза Сары, когда-то смотревшие на него как на бога. Давным-давно он спас незнакомку из-под копыт двух лошадей, понесших по улице Бостона, а затем очаровал девушку и уговорил бежать с ним. Он не понравился ее отцу, потому что был неизвестного происхождения и не имел постоянной работы.
 Ему бы следовало хорошенько подумать. Она была настолько честна, насколько он бесчестен. Он был воспитан так, что не видел ничего зазорного в том, чтобы освободить простодушных обывателей от их денег. Она была воспитана так, что различала только два цвета — белое и черное. А он предстал перед ней в истинно черном цвете.
 До встречи с Сарой Джек не знал, что такое угрызения совести. Да, правду говоря, совесть не пробудилась в нем и позже. Воровство было естественным для него. Когда Сара впервые поймала его на этом занятии, он поклялся, что больше не сделает ничего подобного. Но нарушил слово. Даже тогда она оставалась с ним, пока… пока не появился ребенок.
 Рэндалл проглотил еще одну порцию виски. Он никогда не переставал любить Сару. После ее ухода у него были короткие связи с женщинами, которые не ждали от него ничего, кроме нескольких подношений, но он всегда надеялся, что сможет вернуть Сару. Армейская казна была частью этого плана. Он должен был обеспечить себя достаточной суммой, чтобы вернуться в Бостон за женой и убедить ее, что он изменился.
 Но Сара увидела ту проклятую статью, и он, хотя и продолжал высылать деньги, ни разу не получил от нее весточки.
 Дочь!
 Дочь, которая исчезла.
 Дочь, которая проделала такой долгий путь из Бостона, чтобы повидаться с ним.
 Джек попытался разузнать о местонахождении дочери, пока ждал сообщений от бостонского детектива. В гостинице ему кто-то сказал, что в то утро, когда приехала его дочь, какой-то человек встречал на станции молодую женщину. Больше ничего разузнать не удалось. Описание человека подходило к тысячам мужчин.
 Что с ней случилось? Почему она не доехала до ранчо?
 Учитывая ограбления и новость Макклэри, он сам мог бы представить правдоподобную версию. Рэндалл крепче сжал стакан с виски. Рафферти Тайлер!
 Рафферти Тайлер сумел отомстить.


* * *

 Бен остался ночевать. Шей знала — он поступил так, потому что не доверял ей, но все равно была ему благодарна. Лекарства и бинты, которые он привез для нее, пригодились для лечения Рейфа. Кроме того, Бен обладал элементарными навыками врачевания, которых не было у нее.
 Военное наследие, объяснил он, осматривая рану Рейфа.
 — Там было мало врачей, и мы научились обходиться без них.
 Он отпустил это замечание, разматывая повязку на руке Рейфа. Увидев швы, Бен удивленно взглянул на девушку:
 — Ваша работа?
 Шей кивнула, довольная, что в его взгляде внезапно промелькнуло уважение. Она не задавалась вопросом, почему ее это волнует, просто ей стало любопытно, что связывает этих двух людей, отчего они так преданы друг другу, что даже готовы ради товарища рискнуть собственной жизнью. Неужели причина кроется в войне, которая закончилась более восьми лет назад? Или это сам Рейф Тайлер вызывает такую необычную преданность?
 Закончив с Рейфом, Бен повернулся к девушке. Рейф хотел, чтобы он сначала осмотрел руку Шей, но девушка запротестовала, утверждая, что ожог больше не болит и что рана Рейфа требует немедленного осмотра. Долго убеждать Бена не пришлось, а Рейф был слишком слаб, чтобы противостоять решимости друга.
 Теперь, глядя на обожженную руку, Бен плотно сжал губы. Нанося мазь, он был немногословен.
 — Постарайтесь поберечь руку, — только и сказал он.
 — Вряд ли удастся. Медвежонок.
 Бен бросил взгляд в угол, где мирно спал зверек.
 — Это Рейф лечил его?
 — Я зашила рану. Рейф наложил шину.
 Бен покачал головой, словно дивясь глупости двух детей.
 — Наверное, будет лучше, если я все-таки сделаю вам повязку. Волдыри заживают лучше на воздухе, но если вы твердо решили…
 Шей протянула ему ладонь и удивилась, как нежно касались его пальцы больной руки, когда он осторожно бинтовал ее. Затем Бен повернулся к Рейфу:
 — Сегодня я переночую здесь, так как вы двое, видимо, никак не можете обойтись без неприятностей.
 Произнес он это полушутя, и Шей поймала себя на том, что он ей нравится не меньше его брата. Рейф присел на кровати.
 — Я сам в состоянии обо всем позаботиться.
 — Как же. Тебя мог бы сбить с ног даже Абнер, хотя у него нет сковородки.
 Рейф отказался говорить о ране на голове, и Шей пришлось, запинаясь, все объяснять Бену. Сейчас Рейф не обратил внимания на подкалывание Бена.
 — Есть какие-нибудь новости об ограблении?
 — Пока не слышал. — Бен взглянул на Шей. — Рэндалл уехал в Кейси-Спрингс.
 Шей передернуло от того, с какой легкостью они обсуждали ее отца, свои планы, как погубить его. Она пока точно не знала, что входило в эти планы, но видела — заговорщиков не останавливает ее присутствие.
 Рейф бросил в ее сторону всего лишь небрежный взгляд и снова повернулся к Бену:
 — Макклэри?
 — На ранчо.
 — Клинт?
 Бен нахмурил брови и посмотрел на Шей, будто не был уверен, что ему следует говорить.
 — Он был занят сегодня.
 Рейф зашевелился и слегка поморщился.
 — Я буду спать снаружи.
 — Черта с два, — сказал Бен. — Не хочу, чтобы ты подхватил воспаление легких, а это очень легко при такой лихорадке.
 Напряжение в комнате росло. Оба мужчины повернулись и смотрели на Шей, как будто она была создана с единственной целью — изводить их. Что ж, значит, так она и поступит с ними. Ей надоело, что с ней обращаются так, словно она пустое место или какая-то помеха.
 — Я голодна, — пожаловалась девушка, почувствовав, как сосет под ложечкой. За весь день у нее не было во рту ни крошки.
 Рейф скривил рот, а Бена удивило напоминание, что о пленных нужно хоть как-то заботиться.
 — И медвежонок тоже, — добавила она, когда привлекла их внимание. — И… Рейф.
 Шей почувствовала себя неловко, назвав его по имени в присутствии Бена, но уже было слишком поздно прибегать к чему-либо другому. Рейф еще больше скривил рот.
 — Я, конечно, последний в списке.
 Шей пропустила мимо ушей его слова и смотрела на Бена, который был совершенно ошеломлен.
 — Есть что-нибудь, кроме консервированных персиков и несвежего жаркого?
 Бен взглянул на Рейфа:
 — Какие идеи?
 — Я подвесил остаток туши, но, как пить дать, эта чертова медведица уже добралась до нее. Попробуй наловить рыбы.
 — И оставить тебя с ней?
 Рейф метнул взгляд в сторону Шей. Глаза его, как всегда, ничего не выражали.
 — Она могла уйти и раньше, — наконец произнес он.
 Шей опять вскипела от гнева. Что бы там ни было, но ведь это она зашивала его раны, это она ухаживала за ним, а теперь ее ни в грош не ставят.
 Бен неохотно кивнул:
 — Но ведь она стукнула тебя…
 Шей показалось на секунду, что в глазах Рейфа заплясали веселые огоньки, но они исчезли так быстро, что она засомневалась, не был ли это просто отблеск свечи.
 — Обещаю, что не повернусь к ней спиной.
 — А этого и не нужно. Стоит ей чуть-чуть пихнуть тебя локтем, и урон будет не меньше, чем от проклятой сковородки.
 Рейф не обратил внимания на предупреждение друга.
 — Удочка в конюшне.
 — Если мне удастся пройти мимо вашего медведя.
 Рейф хмыкнул, что можно было принять за сдавленный смех. Однако Шей засомневалась, что Рейф в состоянии рассмеяться, даже если бы его твердокаменный характер не служил тому помехой. Ведь малейшее движение вызывало у него новые приступы боли и слабости. Сейчас, очень медленно опускаясь на подушку, он морщился.
 Бен в последний раз изучающе посмотрел на него, потом на Шей.
 — Надеюсь, Рейф объяснял вам, как опасно оказаться ночью в лесу.
 — Тысячу раз, — устало произнесла она и внимательно посмотрела на Рейфа. — Он даже решил дать мне наглядный пример.
 — Капитан может перегнуть палку, добиваясь своей цели, — сухо прокомментировал Бен, не заметив, как скривился Рейф при упоминании его воинского звания.
 А Шей заметила. Он был лучший офицер из всех, кого я знал. Что означало для Рейфа Тайлера потерять свой мундир? Особенно потерять его с таким позором.
 Господи, ну почему ей так больно за него?
 Шей отвернулась. Она не хотела, чтобы он видел ее лицо, — он уже и так слишком хорошо научился читать по нему. Нужно чем-то заняться, нужно отвлечь мысли от этого несгибаемого худого человека, который вдруг стал очень слабым. Ему бы не понравились такие мысли. Он возненавидел бы ее за них.
 В углу зашевелился, заскулил медвежонок. Шей наклонилась, взяла его на руки и крепко прижала к себе.
 — Все хорошо, — прошептала она. По крайней мере, мишка терпимо относился к ее заботам. — Мы тебя подлечим.
 Рейф передвинулся на койке и посмотрел на девушку. Шей. Он не хотел теперь думать о ней как об одной из Рэндаллов. Только Шей.
 Она с мягкой улыбкой смотрела на медвежонка, а в серо-голубых глазах сквозила озабоченность. Она не переоделась, — видимо, ей было безразлично, что на одежде остались пятна крови обоих ее пациентов.
 Шей сказала «мы», когда ласково заговорила с детенышем. Это «мы» ласкало слух. Оно прозвучало совершенно естественно. Как будто так и надо было.
 Может быть, она вовсе и не дочь Рэндалла, подумал Рейф. Но на самом деле это не имело никакого значения. Им никогда не сказать о себе «мы».
 Тайлер закрыл глаза, пытаясь забыться сном и одновременно боясь ночных кошмаров, которые приходили вместе со сном. Не хотел, чтобы она услышала, как он кричит, и увидела, как просыпается, весь обливаясь холодным потом. Иногда ему снилось, что ему опять выжигают клеймо. Иногда снился карцер в тюрьме. Но что бы это ни было, он каждый раз заново переживал весь ужас, как наяву.
 Ласковое бормотание в углу комнаты превратилось в колыбельную, тихую песню, просочившуюся в его сознание, разогнавшую там темноту. Он позволил себе расслабиться, послушать.
 Когда в последний раз он слышал, чтобы женщина так пела?
 Когда ему было семь? До того, как команчи надругались над его матерью, а затем убили.
 Песня оказалась как будто знакомой. Красивая, печальная, протяжная. Пронизанная любовью, которую звал а. Несущая покой своими добрыми утешительными словами. Обещание счастья. Как давно он не знал истинного счастья?
 Ему не хотелось думать об этом, хотелось только наслаждаться этими звуками, тихим, хоть и быстротечным удовольствием, которое они несли. Хотелось уснуть вместе с ними.
 Он знал, что сегодня его не будут мучить кошмары. Впервые за много-много лет.




 Глава шестнадцатая


 Сэм Макклэри наблюдал, как внизу старатель осторожно слил воду с поддона и рылся в остатках. Что-то обнаружив, он рассмотрел находку в лучах заходящего солнца, удовлетворенно хмыкнул и спрятал в вынутый из кармана кисет.
 Что-то нашел, но чертовски мало, подумал Макклэри с презрением. Он давно уже понял, что те старатели, которые еще остались в этих горах, работали от зари до зари, чтобы добыть малую толику драгоценного металла. Они и не стоили того, чтобы их выслеживать, и польза-то от них была только одна: Рафферти Тайлер.
 Сэм хотел видеть, как Рафферти повесят. Этого «сверхгероя», который унизил и подверг его наказанию на глазах у всею эскадрона. Рейфа Тайлера следовало повесить давным-давно, что наверняка бы и произошло, если бы не трус Рэндалл, который ходатайствовал о помиловании.
 А поступив так, Рэндалл нажил очень опасного врага, который представлял угрозу и для Макклэри, и для самого Рэндалла. Макклэри нисколько не сомневался, что именно он будет следующей мишенью для Тайлера. Когда-то он намеревался убить Тайлера по дороге в тюрьму, но случай не представился. Хотя он сумел выместить свою досаду на заключенном. То, что Тайлер, несмотря на кандалы, смотрел на него с презрением, только усилило его ненависть.
 Теперь у Тайлера появились помощники. Это очевидно. Макклэри не знал, кто именно. Он не знал, зачем они ему помогают, но он знал, что они не новички в своем деле. Поэтому сейчас очень важно схватить Тайлера, и схватить быстро. Убийство нескольких старателей, возможно, подстегнет блюстителей закона, даст Макклэри еще большую власть над Рэндаллом и поможет сколотить немного деньжат.
 А пока нужно выждать, чтобы старатель покинул ручей и направился к своей хижине.
 Рэндалл догадается, кто это сделал, но не сможет выдать Макклэри, не раскрыв свое собственное прошлое. И та же самая робость, что спасла Тайлера, удержит Рэндалла и теперь — он не скажет ни слова.
 Макклэри улыбнулся. В детстве он был низкорослым, и его сверстники в Кентукки все время издевались над ним. Но он научился стрелять. Мог бы даже снять белку с расстояния в тысячу футов. Благодаря своему мастерству он стал сержантом. Однако так и не завоевал уважения, которого жаждал всей душой.
 Старатель у подножия горы еще раз проверил поддон и с отвращением вышвырнул его содержимое. Затем он поднял с земли шерстяную рубаху и надел на себя, небрежно заправив в брюки. Поднял кобуру, которую бросил рядом с рубахой, пристегнул и направился к хижине, расположенной в лесу.
 Макклэри, растянувшийся на земле, тщательно прицелился, держа на мушке движущуюся мишень. Палец стрелка медленно нажал на курок.
 Несколько минут спустя Макклэри украдкой подполз к старателю, вынул из его кармана кисет и взвесил на ладони. Всего лишь несколько унций, но все-таки лучше, чем ничего.
 Он хотел было обыскать лачугу, но потом передумал. Большинство старателей носило свои кисеты с собой, опасаясь хранить то небольшое количество золота, которое им удавалось намыть, в пустых жилищах.
 Не было смысла задерживаться здесь дольше, чем нужно.
 Макклэри бросил последний взгляд на старателя. Кролика подстрелить и то труднее. Лицо убийцы расплылось в циничной улыбке. Еще один старатель, получивший пулю в спину. Это должно расшевелить народ.


* * *

 Перед Рэндаллом стояла дилемма — рассказать Рассу Дьюэйну об исчезновении дочери или отправиться на ее поиски самому.
 Возвращение из Кейси-Спрингс было долгим, вина и раскаяние повисли на всаднике тяжким грузом. Перед его мысленным взором стояла Сара, бросая ему обвинения. Он был повинен в том, чего она опасалась, видимо, больше всего: что он каким-то образом погубит дочь.
 Клерк почтовой станции в Кейси-Спрингс рассказал, что у женщины, которая обращалась к нему, были светло-голубые глаза, светло-каштановые волосы и прелестная улыбка. Когда-то такая же улыбка была и у Сары — прелестная, быстрая, легкая и простодушная.
 Джек Рэндалл был готов все отдать, лишь бы увидеть дочь. Даже, неожиданно осознал он, собственную жизнь.
 А вдруг ее убьют, если он прибегнет к помощи закона?
 Если бы только удалось поговорить с Тайлером. Выяснить, что тот хочет. Но он понятия не имел, где Тайлер скрывается.
 Джек чувствовал себя абсолютно бессильным. Наверное, то же самое, подумал он, испытывал когда-то Тайлер. Каким Тайлер стал сегодня? Что сделали десять лет, проведенные в заключении, с человеком некогда честным и порядочным? Последние несколько лет Рэндалл старался не думать об этом, отметая прочь свою вину, занимаясь благотворительностью, надеясь тем самым загладить единственное настоящее злодеяние, которое он когда-то совершил.
 Наконец Рэндалл принял решение. Ближайшие три дня он посвятит поискам в горах Тайлера и своей дочери. Если не найдет никаких следов, то попросит шерифа сформировать отряд добровольцев.
 А если он все-таки найдет Тайлера? Он предложит взамен свою жизнь, свою репутацию, свою свободу, если нужно.
 А если его дочь уже мертва? Рэндалл понял, что убьет Тайлера, и надеялся, что люди Тайлера в свою очередь убьют его.


* * *

 Шей сидела на поляне, когда Бен вернулся с рыбалки. Она опять вынесла медвежонка к мамаше на осмотр. И опять медведица заставляла его ходить, но неуклюжие попытки привели к тому, что он растянулся, раскинув лапы в стороны, и медведица была вынуждена отступить.
 Рейф спал крепким сном, поэтому Шей устроила медвежонка у себя на коленях и ждала Бена, а когда тот вернулся, приложила палец клубам. Он выделил одну рыбку медвежонку, уступив настойчивой просьбе Шей и просительному поскуливанию зверька, затем тут же на поляне развел огонь, чтобы приготовить из остального ужин.
 При взгляде на небо захватывало дух: на темно-синем фоне мерцало множество бриллиантиков. Все здесь было невероятно красивым и непохожим на грязные улицы Бостона с их шумом и огнями, туманом, который часто клубился по ночам. Шей казалось, что она может дотянуться и схватить звезду, крепко прижать к себе. Ей хотелось отнести звезду в хижину и показать Рейфу, чтобы тот понял: на свете есть еще что-то, кроме мести.
 А затем она погрустнела, и надежда перешла в тупую боль, прокатившуюся по всему телу, когда девушка поняла: ей никогда не разделить его чувств и не узнать, что ощущаешь, потеряв так много.
 Она бросила взгляд на Бена. Тот следил за медвежонком гораздо внимательней, чем присматривал за котелком с рыбой. Медвежонок покусывал ее здоровую руку, а перевязанная правая рука лежала у него на голове.
 А еще Бен не забывал настороженно поглядывать в ту сторону, на край леса, где еще совсем недавно расхаживала медведица; сейчас она исчезла, — видимо, отправилась на поиски собственного обеда.
 — Почему вы не ушли, когда появилась возможность? — Он уже задавал этот вопрос раньше и получил неопределенный ответ, который его не удовлетворил.
 Шей устала кривить душой.
 — Он заработал рану, выполняя мою просьбу.
 — Вы имеете в виду, пошел спасать медвежонка?
 Она кивнула.
 — Он все равно бы так поступил, — сухо заметил Бен. — Во время войны… — и замолк.
 — Так что же случилось во время войны? — спросила Шей спустя несколько мгновений. Ей надоели вечные недомолвки, начатые и неоконченные фразы.
 — Как-то раз нам пришлось прикончить нескольких лошадей. Они возили пушку. Южане вот-вот должны были нас настигнуть. Времени, чтобы отвязать лошадей, не оставалось, а мы не могли позволить мятежникам забрать их. Рейф отдал приказ пристрелить лошадей, и мне никогда не забыть выражения его лица при этом. — Бен отвернулся. — Вы, наверное, уже заметили, что он почти не охотится. Ненавидит охоту.
 — Тем не менее он преследует моего отца.
 Бен бросил на нее пронзительный взгляд:
 — Думаю, он считает, что так надо.
 — Почему?
 — По той же причине, полагаю, по которой вы здесь. Он считает, что обязан это сделать.
 — А ты? — Шей стало интересно, услышит ли она от него тот же ответ, что получила от его брата. — Почему ты здесь?
 — А почему бы мне и не быть здесь? — Он поднялся, словно разговор ему наскучил. — Если хотите знать больше, мисс Рэндалл, спросите у Рейфа. — Он проверил, готова ли рыба, и присвистнул от удовольствия. — Сходите-ка лучше взгляните, не проснулся ли он.
 Шей неохотно поднялась. Спросите у Рейфа. Они только и знают, что твердят это. А Рейф вообще ничего не говорит.
 Рассерженная, она ушла в хижину, задержавшись на секунду на пороге. Однако через окно проникал неяркий свет луны, и Шей разглядела, что Рейф опять наполовину съехал с кровати. Девушка прислонилась к стене и внимательно рассматривала больного, пока ее глаза привыкали к полутьме. Было видно, что ему очень неудобно на узкой койке, очень беспокойно в этой тесной хижине. Волосы его спутались, а лицо покрыла густая щетина. Шей не хотела будить его, но ему нужно было поесть.
 И все же она не могла заставить себя потревожить его сон. Девушка очень тихо прошла в угол, в котором устроила постель для медвежонка, и положила зверька спать; затем она присела на единственный стул и стала просто смотреть на Рейфа Тайлера. Даже во сне с его лица не сходило угрюмое выражение. Шей очень хотела протянуть руку и дотронуться до него. За сегодняшний день ей пришлось многое пережить: сначала отчаянно дерзкое нападение на своего мучителя, затем страх, что он серьезно ранен, короткое опьянение свободой, а потом волнение, когда он ушел спасать медвежонка, и наконец вернулся весь в крови. Ее старания выходить больного. Лечение медвежонка. Мы.
 Неудача и успех. Горе и радость. А теперь…
 Она невероятно устала и была сбита с толку. Как можно волноваться из-за человека, который так яростно ненавидит, который так беспощаден? Но она волновалась и отрицать это больше не смела.
 Шей искала новый дом, место, которое могла бы назвать своим, и теперь ей показалось, что она нашла его. Здесь, в этой покосившейся лачуге, рядом с изгоем, бывшим заключенным, который ни о чем не думал, кроме мести. Нет, что-то здесь не так. Ведь подумал же он о медвежонке. Волновался о ее руке. Заботился о мышке.
 Рейф открыл глаза, словно его разбудили ее мысли, и уставился на девушку.
 — Твой друг приготовил рыбу. Тебе нужно поесть.
 Рейф зашевелился, присел на кровати, прислонившись спиной к стене, и вздохнул. Затем осторожно встал на ноги, качнулся, и она невольно протянула руку, чтобы помочь ему. Когда ее пальцы обхватили его локоть, Рейф окаменел.
 Она растаяла. Прикосновения к нему всегда оказывали на нее одно и то же воздействие. Шей стояла очень близко, его грудь, все еще обнаженная, была в нескольких дюймах. Дыхание было неровным, она не знала — из-за раны или по какой-то другой причине. Она тоже прерывисто дышала, воздух с трудом проходил через пересохшее горло.
 Шей почувствовала, как по его телу пробежала дрожь, и посмотрела ему в лицо. Его губы были совсем рядом.
 — Я принесу тебе поесть. Ты… ты не должен был вставать.
 — Хорошо, — согласился он и оказался еще ближе.
 Тут она тоже затрепетала. Силы покидали ее, желание мягко обволакивало. Она почувствовала себя хрупкой, он мог бы легко сломать ее, разбив на тысячу кусков.
 — Ах, Шей, — произнес он. — Почему ты не ушла?
 Теперь это был не вопрос. Это была мольба, полная боли капитуляция.
 Голова его склонилась чуть ниже, и она подумала, что он собирается поцеловать ее, но вместо этого он коснулся щекой ее щеки и задержался так на миг; в этом жесте было столько нежности и печали, что ее сердце чуть не разорвалось.
 — Я не поблагодарил тебя за… за заботу о моей руке, — прошептал он. — Не знаю почему… — Голос, хрипловатый от переполнявших его чувств, осекся.
 Шей прижала голову к его груди, чувствуя, слыша, живя его сильным сердцебиением. Она оставалась так долго, наслаждаясь каждой секундой близости, запахом и прикосновением к нему. Нежностью, которая исходила от него в эту минуту.
 Затем он отпрянул, и Шей отступила назад. Он сделал несколько неуверенных шагов, но потом как будто окреп. Двигался он к двери.
 — Ненавижу торчать в этой конуре, — внезапно сказал он напряженным, сдавленным голосом, и она поняла, что ему снова вспомнилась тюрьма, что редкая минута нежности поглощена тьмой, которая всегда окружает его.
 Рейф качнулся вперед и прислонился к дверному косяку, глядя на небо. Потом закрыл глаза. Помни, твердил он себе. Помни…
 Но он уже не знал точно, что должен помнить. Услышав позади себя шаги, он открыл глаза. По небу кружили прозрачные облака. Ветер остужал его разгоряченное тело, и Рейф вдохнул смешанный запах рыбы, горящего костра и сосны. Он испытал натиск чувств, переполнивших его душу, и все из-за обычных вещей, которые не должны были так на него влиять.
 — Рейф! — Это был голос Бена. Обеспокоенный.
 — Я в порядке, — ответил он. — Просто…
 Просто что? Хотел бы он знать.
 — Просто ты чертовски слаб, и тебе нужно подкрепиться, — закончил за него Бен. — Ты ведь ничего не ел со вчерашнего дня, я прав?
 Вопрос на секунду озадачил Рейфа. А затем он почувствовал, как между ним и дверью протиснулась Шей. Господи, что происходит с его головой? Он совершенно не способен думать. Когда она рядом.
 Рейф кивнул:
 — Да.
 Бен робко взглянул на Шей:
 — Здесь ничего не найдется, что мы могли бы использовать вместо посуды?
 — Кажется, есть одна оловянная тарелка.
 — Сгодится. — Бен смотрел то на нее, то на Рейфа. Этот понимающий взгляд вернул Рейфа к действительности. Он захотел почувствовать враждебность. Он захотел почувствовать злость. Он захотел почувствовать безразличие.
 Он захотел обнять ее. Он захотел поцеловать эти щеки, которые иногда вспыхивали ярким румянцем, коснуться лица, выражавшего временами такую сосредоточенность. Он захотел увидеть ее улыбку.
 А разве он видел когда-нибудь, как она улыбается?
 Однажды. У водопада, когда она наблюдала за медведями. А с тех пор — ни разу. И до того случая ни разу.
 Что же он натворил?
 Запер ее в лачуге, которую сам не переносил. Заставил испытать голод и ужас, но она все же не убежала, а осталась помочь ему. Он в самом деле превратился в животное, и нечего обвинять в этом других.
 Рейф встретился с ней взглядом и понял, что она прочитала его мысли.
 — Я принесу тарелку, — сказала Шей. — И ложку, — добавила она с насмешкой.
 В тот первый день он забрал всю кухонную утварь, кроме ложки.
 Рейф медленно дошел до костра.
 — Мне не нравится… держать ее под замком, — сказал он Бену.
 — Ты уверен, что в этом дело? — спросил Бен. — А может, тебе это даже слишком нравится?
 Рейф поморщился.
 — Она же видела нас с Клинтом.
 — Знаю, — сказал Рейф. — Но, думаю, она не расскажет…
 — А с какой стати ей молчать? Особенно когда она встретит на ранчо Клинта?
 Рейф не мог объяснить того, что подсказывало ему чутье. Но разве у него было право рисковать двумя жизнями, пусть даже интуиция его не подведет? Ведь в прошлом он знал только горькие ошибки.
 — Ты хочешь отступить? — тихо спросил Бен. — Просто взять и уехать?
 — Я не могу этого сделать, — ответил Рейф срывающимся голосом, ненавидя себя за слабость. — И не хочу, — добавил он на этот раз более твердо.
 Посмотрел на свою руку, напоминание на всю жизнь о том, сколько Джек Рэндалл должен ему.
 В эту минуту появилась Шей, немного бледная при лунном свете. Интересно, слышала ли она что-нибудь, подумал Рейф.
 Бен вынул рыбу из котелка, пристроенного над огнем, и, бросив взгляд на забинтованную руку Шей, израненную руку Рейфа, сам отделил мякоть от костей и передал тарелку Шей, которая поставила ее между собой и Рейфом.
 — А как же ты? — спросила она Бена.
 — Я уже ел, — солгал он. — Разогрел немного бобов. Пойду взглянуть на лошадей.
 Он пошел к сараю, а около костра нависла неловкая тишина. Как Рейф ни старался, из головы не шли последние несколько минут, проведенные в хижине с Шей Рэндалл. Эхо пережитого все еще отдавалось в их сердцах, чувства накатывали волнами. Рейф ощущал себя марионеткой, которую дергают за веревочки. Ощущение было знакомым, а ведь он когда-то поклялся, что оно никогда не повторится.
 Тем не менее за веревочки опять дергали, и опять это был некто по фамилии Рэндалл.
 Рейф весь сжался, боль была нестерпимой. Однако он решил не показывать этого. Заставил себя взять кусочек рыбы и съесть. Ему нужно было восстанавливать силы. Возможно, он стал таким ранимым именно из-за физической слабости.
 Рейф заметил, что девушка ничего не ест, хотя первой пожаловалась на голод. Она сидела неподвижно, как статуя, уставившись в огонь.
 — Ешь, — велел он чуть резче, чем намеревался.
 — Еще один приказ? — Голос ее звучал неестественно, и Рейф понял, что она слышала их разговор с Беном.
 А что она ожидала? Что он бросит все из-за какого-то… поцелуя?
 — Назови как угодно, — сказал он наигранно безразличным тоном, пряча охватившее его отчаяние.
 — Ты не собираешься остановиться, да? — внезапно спросила она. — Хочешь погубить себя вместе с… моим отцом и, вероятно, своими друзьями.
 — Моя жизнь уже погублена, леди, — резко сказал он.
 — Только если ты сам в это веришь, — произнесла она дрогнувшим голосом. Он горько рассмеялся:
 — Неужели ты думаешь, что меня кто-нибудь наймет на работу? Неужели ты думаешь, что когда-нибудь меня примут в обществе? И что какая-нибудь женщина посмотрит на меня во второй раз, увидев это клеймо, и сделает это без отвращения?
 — Да, — тихо, но твердо произнесла Шей. Он повернулся и взглянул на нее, скривив губы в циничной улыбке. Он сразу понял, что она имеет в виду, и не скрывал этого.
 — Здесь, в горах, когда мы одни, — возможно. На несколько минут. Потому что ты напугана и одинока, и здесь нет никого, кроме меня. А в городе? Как ты представишь меня друзьям? Отщепенца. Бывшего заключенного. Человека, который запятнал свой мундир. Человека настолько подлого и гнусного, что ему выжгли клеймо, чтобы каждый знал о его бесчестии и позоре до конца его дней. Ответьте мне, мисс Рэндалл, тогда бы вы посмотрели во второй раз?
 Последовала длинная пауза. Они встретились взглядами, и он увидел, что в ее глазах блестят слезы, прежде чем она опять ответила:
 — Да.
 — Вы лгунья, мисс Рэндалл, — холодно произнес Тайлер, поднимаясь. — Лучше поешьте. — Не дожидаясь ответа, он повернулся и пошел, каждый шаг давался ему с невероятным усилием.
 Он надеялся найти в сарае немного спиртного. Ему невыносимо было видеть эти глаза. Никто никогда не плакал, жалея его.
 Но Тайлер не сомневался в своей правоте, когда говорил, что все ее чувства быстро исчезнут, как только она окажется на свободе.
 Он отыскал Бена, который бросил на него вопросительный взгляд, наполняя кормушку зерном.
 — Меня больше томит жажда, чем голод, — сказал Рейф.
 — Чувствую, мне придется опять сгонять в Кейси-Спрингс пополнить запасы, — понимающе хмыкнул Бен. — Виски пользуется спросом.
 — Иди к черту, Бен.
 — Дружище, что-то мне подсказывает, что ты уже там. Она очень хорошенькая. Вообще-то даже больше чем хорошенькая, — сказал Бен и, порывшись в сумке, вынул флягу.


* * *

 Шей испытывала сильную муку. Теперь она знала, что Рафферти Тайлер никогда не откажется от своей вендетты. Но сначала он погубит себя и всех вокруг.
 Вы лгунья. Ей никогда не забыть гнев, с которым он бросил это обвинение.
 Как видно, он полагает, что у него есть на то причины. Он верит, что ее отец не просто дал против него в суде показания, а повинен в чем-то гораздо худшем. Значит, он думает, будто ее отец солгал и намеренно послал невиновного человека в тюрьму.
 Шей не могла смириться с этим, не могла смириться с фактом, что кто-то мог так поступить, тем более человек, которого она считала своим отцом. Как-то не вязалось это с тем, что рассказывали о Джеке Рэндалле жители в Кейси-Спрингс.
 Ей нужно бежать. Нужно во всем разобраться самой. Но главное — ей нужно убежать от Рейфа Тайлера и всех бурных чувств, которые он в ней пробудил. Иначе он нанесет ей такую же смертельную рану, какая была у него.
 Шей поела, потому что нужно было поесть. Рыба, которая еще несколько минут назад благоухала ароматом, от которого текли слюнки, теперь показалась совершенно безвкусной. Шей через силу заставила себя доесть кусок на тарелке. Остальное она поставила на пенек для тех двоих и ушла в хижину.
 Медвежонок тихо посапывал в углу. Шей захотелось дотронуться до него, чтобы заглушить невыносимую тоску одиночества. Но она не могла разбудить зверька, когда тот так мирно спал. Поэтому она нашла новую свечу, зажгла ее и просто смотрела на медвежонка.
 Возле ног что-то зашуршало, и девушка взглянула на пол. Абнер поставил лапки ей на ботинок и оглядывался, поблескивая глазками. Шей взяла его на руки, приласкала, проводя по спинке пальцем, как, она знала, ему нравилось.
 — Абнер, — прошептала она. — Почему тебя так назвали?
 Какое причудливое имя дал ему человек, не позволявший себе никаких причуд.
 Мышонок тихо запищал.
 — Все о тебе забыли, — заметила девушка. — Ты голоден?
 Мышонок сел на задние лапки, умилительно вытянув передние в просящем жесте. Совпадение, решила она. Он не мог знать, что она сказала.
 Шей осторожно поднялась, держа мышонка в руке, подошла к небольшому складу продовольствия и вынула из жестянки галету. Затем она положила мышонка и галету на кровать и смотрела, какой изящно расправляется со своим ужином.
 — Разве тебе никогда не хочется убежать? — спросила она. — Ты мечтаешь о какой-нибудь маленькой мышке? Или о приключениях? Или твои желания давным-давно исполнились?
 Шей засомневалась, всели в порядке у нее с головой, раз она разговаривает с грызуном, но ей необходимо было слышать звук собственного голоса, и она подумала, что, наверное, Рейф тоже слушал свой голос в тюрьме. Она вспомнила его горестные слова, когда впервые оказалась здесь: «Укротить можно любого, мисс Рэндалл».
 Она не могла себе представить укрощенного Рейфа, но ужаснулась, не приручил ли он ее в конце концов. Быть может, она поэтому осталась здесь, когда могла убежать? Потому что он повел себя с ней не так, как она ожидала?
 Шей вздохнула. Она устала. Столько всего произошло за сегодняшний день. Столько было потрачено душевных сил. Она подошла к кровати, увидела на одеяле запекшуюся кровь, его кровь. Вновь вспомнила ту зияющую рану, и ее чуть не стошнило.
 И все же она слишком устала, чтобы возиться сейчас с пятнами. Шей опустила голову на скатанное одеяло, служившее подушкой, думая, что долго не сможет заснуть. Поэтому она слегка удивилась, когда почувствовала, что погружается в сонное забытье.




 Глава семнадцатая


 Бен Эдвардс уехал на следующее утро, перевязав рану другу, и в течение двух дней Тайлер напоминал рычащую медведицу, которая все еще бродила вокруг хижины. Он был слишком слаб, чтобы ловить рыбу, и слишком обеспокоен, чтобы тихо лежать. Рейф ухаживал за медвежонком, попытался почистить коня скребницей, но от этой затеи пришлось отказаться, когда рана дала о себе знать.
 Рейф был очень слаб и ненавидел себя за это.
 По крайней мере, Шей не навязывалась ему в медсестры. Он сам сумел позаботиться о своей ране. Ему казалось, что он не сможет больше вынести прикосновения Шей Рэндалл, особенно после тех горьких слов, что он произнес несколько дней назад. В тот раз он чересчур раскрылся перед ней и теперь презирал себя.
 А еще он презирал себя за то, что у него разболелась голова, после того как он выпил виски, привезенное Беном. Выпивку приготовил один из старателей, которого Бен называл приятелем, и по крепости она могла бы свалить и слона. Он не пил так много с той первой ночи после освобождения из тюрьмы, когда они с Беном налакались в стельку. Последствия не стоили краткого забытья, да оно ему и не нужно было, черт бы его побрал. Он не хотел забывать. Ему нужно было помнить все. Каждый день, проведенный в тюрьме, полный одиночества и мрака, каждый взгляд, выражавший отвращение, стоило какому-нибудь незнакомцу, даже среди заключенных, увидеть его шрам. Ему нужно было чувствовать прилив ненависти, когда нутро завязывается в узел от одной мысли о Рэндалле.
 Ему не нужны никакие напоминания о прошлом, но проклятая женщина въелась в его сознание, как саранча, облепившая ниву.
 Шей Рэндалл даже заставила его почувствовать вину за то, что ему предстояло совершить. Чувство вины было совершенно лишнее. С него хватало гнева, который заполнял каждый уголок его существа.
 Однако ему было трудно не замечать Шей Рэндалл. Он понял, что теперь не сможет поставить ее на место, пригрозив, что она его пленница. Дело приняло другой оборот. Если поначалу она испытывала к нему страх, то теперь его не было и в помине. Рейф ясно это видел. Они стали своего рода напарниками несколько дней назад, когда она ухаживала за ним и когда они вместе лечили медвежонка.
 Он все еще запирал ее в хижине на ночь, а сам спал под окном после первой ночи, проведенной в сарае, — но делал это, скорее чтобы напомнить самому себе, что она его пленница, чем из страха, что она может убежать.
 Ему очень хотелось узнать, о чем она думает. Глаза девушки смотрели внимательно, вопросительно, но бесстрашно.
 Господи, если бы их не тянуло друг к другу так сильно и так чертовски явно, что даже Бен заметил. Рейф не понимал, откуда взялась эта тяга, не мог смириться с ней, особенно когда речь шла о дочери Рэндалла, но был не в силах ничего поделать. Даже с больной рукой, не дававшей ему ни минуты покоя, он желал эту девушку.
 После отъезда Бена напряжение между ними неуклонно росло. Эдвардс был для них своего рода безопасным клапаном, буфером, но стоило ему уехать, как атмосфера между Рейфом и Шей раскалилась до предела, грозя новым взрывом. Рейф понимал — нужно что-то предпринять, но не знал, что именно.
 Он мог только смотреть на девушку, пытаясь сдерживать свое смятение. Он даже попробовал читать.
 Книги были его единственным спасением в тюрьме. После освобождения он попросил Бена покупать все книги, которые ему попадутся, и у него собралась маленькая библиотечка, которой до вторжения Шей Рэндалл он занимался, когда не бродил по лесам, наслаждаясь свободой.
 Книги помогали ему забыться. Книги освобождали его, пусть и ненадолго, от горьких мыслей.
 Но сегодня, на третий день после отъезда Бена, книги не совершили обычного чуда. Утром Рейф почувствовал себя достаточно окрепшим, чтобы отправиться на рыбалку. Рана прекратила сочиться, и он уже мог шевелить рукой, не испытывая при этом мучительной боли.
 Рейф увидел, как открылась дверь в хижину и на пороге появилась Шей со своим альбомом для рисования. На ней было очень простое голубое льняное платье, подчеркивавшее цвет глаз, волосы не заплетены, а зачесаны назад и схвачены лентой. Девушка села на пенек, на ее коленях расположился Абнер. Она то и дело посматривала на мышонка, и Рейф понял, что она рисует.
 Очаровательная картина, подумал он, безуспешно пытаясь окрасить ее цинизмом и горечью — своими давними компаньонами.
 Но куда же подевалась эта чертова медведица? Последнее время она служила хоть каким-то развлечением, а сегодня утром исчезла, в очередной раз обнюхав сынишку и увидев, что ему лучше. Еще несколько дней, подумал Рейф, и медвежонок сможет вернуться в лес. Уже сейчас он передвигался довольно ловко, так как научился обходиться тремя лапами. Рейф считал, что покалеченная лапа далеко не безнадежна.
 Наверное, сейчас мишка спит. Звереныш расправился со всеми галетами, не считая нескольких штук, припрятанных для Абнера, а Рейф и Шей быстро опустошили ящики с консервами. Нужно как-то пополнить припасы.
 Сегодня днем обещал приехать Бен. Вчера заезжал Клинт, чтобы проверить, как Рейф, и сообщить новости: накануне исчез Рэндалл, сказав только, что собирается поохотиться в горах. Клинт подумал, что, возможно, Рэндалл попытается выследить Рейфа, хотя следопыт из него никудышный, да и эту долину отыскать не так-то просто. По словам Клинта, Рэндалл не упоминал о дочери и был необычно угрюм и неразговорчив.
 Но это не все, добавил Клинт. Еще одного старателя нашли мертвым. Видимо, он был убит несколько дней тому назад. Вечером в Раштоне будет сход.
 Бен затесался в ряды старателей, пытаясь внушить им мысль, что необходимо объединиться для защиты, а не образовывать «комитет бдительности». Он опасался, что комитет может выследить команду Рейфа и обвинить их во всех бедах, случившихся к югу от Кейси-Спрингс.
 Третья новость была более приятной. Работники покидают ранчо «Круг Р». Им не платили уже несколько месяцев, и осталось всего несколько пастухов, чтобы охранять сильно поредевшее стадо Рэндалла.
 Все это было сказано так, чтобы Шей ничего не слышала.
 — А что Макклэри? — спросил Рейф.
 — В ночь убийства второго старателя он опять отсутствовал, — сказал Клинт. — К сожалению, он уехал, когда я был в Раштоне, поэтому я не смог его выследить.
 — В этом наверняка замешан Рэндалл, — сказал Рейф. Клинт пожал плечами.
 — Возможно. — Он метнул взгляд в сторону хижины. — Как девушка?
 Рейф поморщился. Следовало бы спросить, каково ему с этой девушкой. Хуже некуда.
 — Неужто так плохо? — Клинт попытался изобразить улыбку, но ничего не получилось.
 Бен, давясь от смеха, рассказал ему о явной симпатии, возникшей между Рейфом и Шей, но Клинт почувствовал боль за них. Он чувствовал боль и за себя. Теперь он слишком хорошо знал, что означает желать недостижимого.
 — Я подумываю о том, чтобы отпустить ее, — тихо произнес Рейф.
 Клинт молча смотрел на него.
 — Думаю, она ничего не скажет…
 — Думаешь? Или знаешь? — спросил Клинт, и Рейф понял, что поставит на карту жизнь Клинта и Бена, а не свою. Клинт мягко напомнил ему об этом.
 — Черт, я уже больше ничего не знаю, — ответил Рейф, сдаваясь.
 — Мы близки к цели, Рейф.
 — А как же те старатели? — спросил Рейф. — Я не хочу, чтобы еще кто-то пострадал.
 — Мы не знаем, виновен ли в этом Рэндалл.
 — Черта с два не знаем!
 Клинт на секунду смешался.
 — Он мог измениться, Рейф.
 — Он всегда умел заметать следы.
 Клинт кивнул. Он никогда не сомневался в рассказе Рейфа, особенно после того как выяснил многое о прошлом Рэндалла. И все же Джек Рэндалл казался справедливым хозяином. Хорошим хозяином. Все это как-то не клеилось.
 После отъезда Клинта Рейф почувствовал себя как никогда одиноким, даже в тюрьме ему было легче.
 А теперь… Привлекательная, умная, теплая женщина была всего лишь в нескольких футах от него, и он ничего не мог поделать с острым желанием, терзавшим его изнутри, с внезапной неодолимой потребностью окунуться во что-то мягкое, чего никогда в его жизни не было. Ее прикосновения в хижине, когда она занималась его раной, чуть не принесли ему погибель. А еще эти слезы. Эти проклятые слезы прошлой ночью. Слезы по нему.
 Он должен держаться от нее подальше, и это одиночество он переживал гораздо острее, гораздо больнее, чем то, когда был действительно один.
 Как долго он еще сможет выдержать?
 Последние несколько дней Тайлер прекрасно справлялся со своими чувствами, но ведь тогда он был болен и слаб. Сейчас его силы, а вместе с ними и желание возвращались к нему с невероятной быстротой, и он уже не был уверен, что сможет укротить растущую тягу к этой женщине.
 Словно угадав его мысли, Шей взглянула ему в глаза.
 — Ты обещал еще раз сводить меня к водопаду, — сказала она, наклонив голову по привычке, которая стала уже знакома и дорога ему.
 Рейф знал, что неразумно находиться рядом с ней. Но она так мало просила в эти дни.
 — А как же медвежонок? — поинтересовался он, подыскивая предлог, чтобы отказать ей в просьбе. Лицо ее смягчилось.
 — Спит, переваривает свой обед.
 — Раздраженная мамаша все еще где-то бродит, — заметил он.
 — Мне кажется, она доверяет нам.
 Рейф уставился на нее:
 — Не вздумайте поверить в это, мисс Рэндалл. Эта медведица — дикий зверь. Ее детеныш тоже. Они оба непредсказуемы.
 — Я уже начинаю привыкать к непредсказуемости, — отрезала Шей, возмущенная обращением «мисс Рэндалл».
 Только ей начинало казаться, что они достигают какого-то взаимопонимания, как он сразу принимался ворчать. Рядом с ним эта медведица — совершенно безобидное существо.
 — Вы и половины не знаете, мисс Рэндалл. Поэтому не подначивайте меня.
 — А разве я это делаю? — дерзко спросила она. — Мне представлялось, что я прошу вас только выполнить обещание.
 — Отщепенцы не выполняют обещаний.
 — Разве? — парировала Шей. — А я думала, это относится только к женщинам. Или Рэндаллам.
 Он попытался обжечь ее взглядом, но она вернула ему злобный взгляд, отплатив той же монетой.
 — Вас никогда не учили не играть с огнем?
 — А кто все это начал? — возмутилась она, выведенная из себя его враждебным отношением в последние три дня.
 Ей казалось, что она попала на раскаленные угли, что ее вера в него попрана, что…
 Внезапно Рейф почувствовал, как задергался уголок рта. Лицо Шей выражало решимость, в серо-голубых глазах светилось нечто, что он не мог, не хотел понять.
 Он посмотрел на свою руку, напоминая себе о том, что от дочери Рэндалла нужно держаться подальше.
 — Не смей, — тихо приказала она.
 Их взгляды встретились. В ее лице было столько понимания, столько сочувствия, что его гнев совсем угас, гнев, за который он цеплялся изо всех сил.
 Он не хотел ее сочувствия, будь оно проклято. Или ее жалости. Он подумал — нужно уйти, как делал не раз, но это означало бы признание, что она затронула живой нерв. Черт с ним! Он выполнит ее просьбу, и тогда, возможно, она прекратит вторгаться в запретное.
 — Не говори потом, что я не предупреждал, — коротко бросил он и направился к лесу, зная, что она последует за ним.
 Хотя победа в этой битве осталась за ней, ему было приятно пройтись по лесу. Его… успокаивало, что она рядом, пусть даже и идет позади. Просто знать, что она близко, слышать ее мягкие шаги по сосновым иглам было чудесна, хотя он и старался мысленно красить все гневом.
 Если у водопада и была какая-то живность, она успела разбежаться в разные стороны к тому времени, как они достигли озерца. Вода, падавшая с высоких камней, переливалась на солнышке, и ее голубизна казалась более яркой, чем раньше. Рейф подумал — неужели присутствие Шей делает краски более яркими и причудливыми?
 Она смотрела вокруг с трогательным восторгом, который не переставал удивлять его. Она как ребенок веселилась от простейших вещей, но в то же время в ней была и зрелость, сочетавшаяся с невинной простотой, которая околдовала его. Рейф давным-давно не сталкивался ни с чем похожим на невинную простоту.
 Он резко обернулся:
 — Я отойду ненадолго.
 — Не уходи, — тихо, но решительно попросила она. Он сверкнул глазами:
 — Не играйте со мной в игры, мисс Рэндалл. Я очень долго пробыл в тюрьме. Я предупреждал вас, что это значит для мужчины.
 — Рейф.
 Ее голос ласкал его имя. Он не знал, намеренно она это делает или нет, но впечатление было именно таким. Словно молния пробежала по его жилам, а еще казалось, будто она притянула его к себе, как на поводке. Он противился этому, но — безрезультатно.
 — Что вы хотите, мисс Рэндалл? — Он охрип от охватившего его смятения.
 Шей с трудом перевела дух:
 — Я не знаю…
 — Лучше бы вам это знать, — грубо сказал он. — Иначе у вас не будет выбора.
 Шей ощутила комок в горле. У нее и такие было выбора. Не было с того самого поцелуя, три дня назад, с той минуты, как мука исказила его лицо, и она поняла, что он потерял свою последнюю надежду. Прежде она не совсем понимала это, и только приступ мучительного отчаяния открыл ей глубину того, что пришлось ему испытать. Он все время казался таким несгибаемым, таким уверенным, даже гордым, что она не сознавала, как сильно подкосила его несправедливость, в которой она больше не сомневалась.
 Шей хотела излечить его. Но это было только частью правды. Она не солгала, когда заявила, что клеймо безразлично ей — теперь, когда она узнала его. Она жаждала, чтобы он дотронулся до нее еще раз с такой же нежностью, как и раньше. Она даже не подозревала, что прикосновения могут заставить вибрировать каждый нерв, будто виртуоз-скрипач ласково дотрагивается до струн, наигрывая мелодию.
 Шей вместо ответа приблизилась к нему.
 — Шей? — сдавленно произнес он.
 Она коснулась пальцами левой руки его губ, предотвращая дальнейшие протесты. Она не позволила себе думать о том, что делает. Ею руководил инстинктивный порыв. Чувство.
 Он со стоном склонил голову, и их губы встретились. Он коснулся ее рта сначала робко, хотя она сама побудила его к этому. Похоже, он все еще не верил ей.
 А Шей тянулась к нему каждой клеточкой. Она ощущала его боль, его неуверенность, гордость. Она понимала, что внутри у него кровоточащая рана, и эта рана терзала ее не меньше, чем его.
 Она взглянула в обычно настороженные глаза цвета морской волны, но сейчас они потеряли всякую настороженность. Они были полны такого отчаяния и боли, что она содрогнулась.
 Рейф отпрянул от нее, словно уверился, что это дрожь отвращения, а не бесконтрольный трепет в ответ на его прикосновения.
 — Не уходи, — прошептала она.
 — Ты не знаешь…
 — Я знаю все, что хочу знать.
 Это была не правда. Это была в действительности самая большая ложь, когда-либо сказанная ею, но угрызения совести ее не мучили, потому что она увидела, как он сразу успокоился. Он вновь ее поцеловал, на этот раз так жадно, что она затрепетала с ног до головы. По всему ее телу разлился жар, когда он прижал ее к себе, и она почувствовала его твердые мускулы. Он обхватил руками ее бедра и притянул к себе, и жар внутри нее превратился в огненные, бурные реки желания.
 Никогда в жизни Шей не испытывала такого страстного порыва, такой жажды. Она даже не знала, к чему стремится, но ей было все равно. Она хотела всего лишь дотронуться до него, почувствовать ту нежность, которая красноречивей всяких слов.
 Она услышала, как он коротко вздохнул, крепко прижавшись к ней губами, когда почувствовал, что она хочет и жаждет этого не меньше, чем он. Но даже тогда он был скован, это было видно по напряжению, написанному на его лице.
 — О Шей, — сказал он нетвердым голосом, с искаженным от желания лицом, слегка отстранившись от ее губ. — Это…
 Он замолчал. Она не знала, что он хотел сказать — что это невозможно, или смешно, или безумно, или все вместе.
 — Правильно, — договорила она за него.
 — Ничего правильного в этом нет, — прошептал он, но тут же, сам себе противореча, снова поцеловал ее с отчаянием, говорившим совершенно о другом.
 Шей обняла его осторожно, стараясь не коснуться раны на руке. Она подставила губы для поцелуя, чуть приоткрыв рот, уступая его мягкой настойчивости.
 Так ее никогда не целовали, и она с удивлением и испугом обнаружила, что его поцелуи разожгли огонь во всем теле. Затем она перестала удивляться и целиком отдалась ощущениям. Она инстинктивно ответила тем же, когда он начал ласкать ее языком, и почувствовала, как он весь напрягся, тихо застонав.
 Его руки больше не сжимали ее бедра, а скользили вверх и вниз по спине в легком поглаживании. Она вся вытянулась под его ласками, пораженная охватившим ее томлением, тем, что его тело, его руки вызывают в ней дрожь ожидания. Она никогда не думала, что с радостью воспримет такой натиск, но сейчас она его жаждала все больше и больше.
 Он оторвался от ее губ и теперь покрывал ее лицо легчайшими поцелуями. Она закрыла глаза. Ей хотелось только чувствовать и наслаждаться каждым мгновением. Запомнить. Запомнить навсегда.
 Рейф расстегнул ей платье, его руки скользнули под сорочку. Она не носила корсета, ей казалось глупым мириться с таким неудобством здесь, в горах, а теперь она была этому рада, потому что его рука легко нашла ее грудь и дотронулась до нее почти с благоговением. Шей почувствовала, как грудь налилась упругостью и затрепетала.
 И заныла. Нестерпимо заныла. Шей показалось — ее сейчас разорвет от чувств, от новых ощущений, терзавших тело. Новых и чудесных, возбуждающих и томительных.
 Она крепче прижалась к нему, неосознанно стремясь слиться с ним воедино. Провела руками по его спине и, коснувшись шеи, игриво вплела пальцы в густые кудри.
 В ответ он оторвался от ее груди и, развязав ленточку, погрузил руки в ее волосы. Волосы упали ей на плечи и грудь.
 — Господи, до чего ты красива, — прошептал он. Это было сказано почти с обожанием, и она ощутила себя красивой. Впервые в жизни — по-настоящему красивой. Не думая о ране, Рейф подхватил ее на руки, и она замкнула объятия у него на шее. Он пронес ее несколько шагов и опустил на ложе из сосновых иголок, ставших мягкими после того, как пролежали на земле несколько месяцев. Он опустился рядом с ней на колени, напряженно всматриваясь ей в лицо, и она знала, что он ждет ее «нет».
 Она не могла так сказать. Не хотела. Он был ей нужен как никто другой. Она хотела увидеть, как глаза его оттают, губы улыбнутся и суровые складки на лице разгладятся. Она хотела услышать его смех. Она хотела любить его. Но об этом сказать не смела.
 Только глазами дала понять, что он нужен ей так же, как она ему.
 Взгляд его не подобрел, губы не улыбнулись и лицо не разгладилось, когда его руки сняли с нее платье и сорочку и стянули панталоны. Он проделал все это с той же напряженной сосредоточенностью, с какой тренировал коня, лечил медвежонка или колол дрова. Она с печалью подумала, что он совершенно разучился радоваться. Как будто угадав ее мысли, он на секунду замер в нерешительности, прежде чем совлечь с нее последнюю одежду.
 Какой-то миг его пальцы оставались на ее бедрах, затем он взял ее правую руку и, перевернув, внимательно разглядел ладонь. Она больше не носила повязку, и волдыри быстро заживали. Хотя ладонь еще болела — когда он провел по ней большим пальцем, едва касаясь, стало даже приятно.
 — Мне очень жаль, что так случилось, — сказал он.
 Шей разглядывала их руки — белую и тонкую рядом с загорелой и большой. Перчатки на правой руке не было, и клеймо ярко выделялось на коже, но Рейф не пытался спрятать его. Словно для того, чтобы не забыть о нем или подвергнуть испытанию Шей.
 Шей ненавидела это клеймо за то, что оно с ним сделало. Она опустила руку на его запястье и пробежала пальцами по выжженной букве. Ей захотелось принять на себя часть той боли, которую он испытал, когда к его руке приставили раскаленное железо.
 Она поднесла руку Тайлера к своему лицу и прижалась к шраму щекой, удивляясь, что он позволил ей это. Она взглянула ему в глаза — в них, как всегда, сквозил холод, настороженность, выжидание. Она приблизила к руке губы и поцеловала шрам, словно это была печать, достойная уважения, а не уродливый знак.
 Рейф крепко обхватил ее пальцы, а затем снова прижался к ее губам, и было в этом поцелуе, поглотившем ее, и отчаяние, и любовь, и злость.
 Шей не поняла, правильно ли она поступила, не пытается ли он наказать ее, или забыть, или… или, вопреки самому себе, он все-таки к ней неравнодушен.
 Она хотела заставить его позабыть все невзгоды, всю боль и страдания. Она хотела похоронить прошлое, пусть даже совсем ненадолго.
 Обо всем этом она пыталась ему сказать своим поцелуем. Казалось, она всю жизнь ждала этой минуты, стоило ему прикоснуться к ней или встретить ее взгляд подозрительными, недобрыми глазами.
 Поцелуй стал более страстным, он почувствовал ее готовность отдаться ему, когда она потянулась к нему всем телом. Его язык больше не был нежным, а жадно агрессивным, словно Рейф не был уверен, наказать ли ее или…
 Или полюбить. Она поняла это по тому, как мягко скользили его пальцы по ее телу. Он обнял ее за талию и вместе с ней перевернулся так, что Она оказалась сверху. Шей ощутила его дрожь, и по всему ее обнаженному телу разлилось приятное тепло. Она все крепче и теснее прижималась к нему, а затем оторвалась от его губ и начала расстегивать ему рубашку. Ей хотелось ощутить прикосновение его кожи. Ей хотелось устранить все препятствия.
 Освободив Рейфа от рубашки, она начала ласкать его грудь, гладя вверх и вниз, точно так же, как он это делал с ее телом. Почувствовала, как он затрепетал и напрягся. Шей склонилась и, не ведая стыда, провела языком по его груди снизу вверх.
 — Господи, Шей, — прошептал он.
 — Тебе кто-нибудь говорил, что ты вкусный? — спросила она, улыбнувшись про себя, когда увидела, как он изумлен.
 Она принялась целовать его шею, легко касаясь ее губами, наслаждаясь солоноватым вкусом. Такая раскованность была ей совершенно чужда. Шей даже не понимала, откуда она знает, что нужно делать. Просто знает — и все. Она обрела уверенность в том, что соблазнительна, особенно когда увидела, как он безуспешно пытается погасить желание, горящее в его глазах, спрятать неприкрытое удовольствие.
 Он застонал, и его руки потянулись к застежке на брюках. Она слегка приподнялась, с тем чтобы расстегнуть их самой и спустить ниже. И тогда между ними уже не стало преград и он крепко прижался к ее разгоряченным бедрам.
 Рейф снова перекатился так, что оказался наверху, его тело зависло в нескольких дюймах от нее.
 На секунду Шей сковал страх, как будто в ней пробудилось то, что она не могла обуздать. Затем он нагнул голову, слегка касаясь ее лица губами, очень сдержанно. Его тело тоже опустилось, и она почувствовала, как он начал медленно овладевать ею.
 Страх растаял, уступив место желанию, мучительной потребности узнать, что последует за этим. Боль наступила настолько внезапно, что она не сумела сдержать вопль.
 — Господи! — вырвалось у него, и он замер в нерешительности.
 Но несмотря на боль, желание не покинуло ее, а все росло и крепло.
 — Не останавливайся, — прошептала она. Но он не послушался, терзаемый сомнением.
 — Прошу тебя, — взмолилась она.
 Что бы там ни было, она жаждала продолжения. Он снова начал двигаться, даже медленнее, чем прежде, и его губы осыпали ее лицо быстрыми ласками. А потом боль пошла на убыль, вытесненная потоком восхитительнейших ощущений.
 — О Рейф, — прошептала она, потрясенная тем, что с ней происходит.
 Ее тело вдруг начало двигаться, подчиняясь ритму его движений. Потом она перестала думать и могла только чувствовать. Чувствовать, чувствовать и чувствовать. И стремиться отдать. Ей хотелось отдать ему радость, и счастье, и умение забывать. Ей хотелось превратить все плохое в нечто удивительное.
 Внезапно внутри нее произошел бурный взрыв. Тело сотряслось от удовольствия, которое не кончалось, а все нарастало, пока ей не показалось, еще секунда — и она больше не выдержит. Шей закрыла глаза, пораженная свершившимся чудом, и ощутила, как его тело расслабилось и он опустился на нее, удовлетворенно вздохнув.
 Через несколько секунд он пошевелился, переложив ее на бок так, чтобы больше не давить своим весом. Его рука коснулась ее щеки с такой нежностью, что ей показалось, она может в эту секунду умереть от счастья.
 — Я… — он замолчал, слова давались ему явно с огромным трудом, в них сквозило сожаление. — Я не знал… что ты была девственна.
 Она не нуждалась в подобном извинении. Часть радости исчезла. Конечно, он не думал, что она девственница, раз она так отвечала на его ласки, или, возможно, из-за того, что она дочь Рэндалла. Но его признание отозвалось болью. Шей чувствовала, как краснеет от унижения. Но тут Рейф вновь коснулся ее щеки.
 — Не надо, — сказал он. — Просто я никогда… я никогда раньше не был с девственницей, — неловко договорил он. — Проклятье! — добавил он. — Этого не должно было случиться.
 — Есть много такого, чего не должно было случиться, — медленно произнесла она, — но мне кажется, к нам это не относится.
 Он отодвинулся, нарушив единение их тел, но взял ее за руку и крепко сжал пальцы. Глаза его были закрыты, словно он хотел вычеркнуть из памяти все случившееся.
 Минуты ей показались часами, а потом, так и не открыв глаз, он хрипло произнес:
 — Это ничего не меняет.
 Все прошлое унижение Шей не шло ни в какое сравнение с теперешним.
 — Ты думаешь?..
 Она не смогла закончить предложение. Не смогла найти слов. Ей была невыносима мысль, что он решил, будто она продается ради спасения отца или самой себя.
 — Наверное, тебе просто стало любопытно, каково это быть с мужчиной, который десять лет пробыл в клетке? Господи, я даже не мог предположить…
 Голос полный горечи осекся, и она поняла, что он винит себя за все случившееся, и эта вина заставляет его обрушиваться на нее.
 — О Рейф, — прошептала она, — неужели ты не понимаешь, что я сама хотела?.. И если после всего я стала… шлюхой… значит, так тому и быть.
 Он погрузился в такое долгое молчание, что она даже засомневалась, слышал ли он ее слова.
 — Почему? — спросил он. — Почему?
 Она поняла, что он имел в виду: почему она захотела его — осужденного преступника. Ее рука легла ему на грудь.
 — Не знаю, — солгала она.
 — Я не верю в дары. Последним подарком, полученным мною, были кандалы. Сержант, который сопровождал меня в тюрьму, сказал, что это мне подарок от армии.
 Он замолчал, и она поняла, что он вновь переживает ту минуту. Шей было очень больно за него.
 — А что твои родные? — спросила она.
 До сих пор он ни разу не упомянул о своей семье.
 — Убиты команчами, когда я был ребенком, — ответил он бесстрастным голосом, который, как она теперь знала, скрывал кипение чувств.
 — А ты? — продолжала расспрашивать она.
 — Меня взяли в плен, освободили через несколько месяцев. — Он пожал плечами:
 — Если это можно назвать освобождением.
 — Сколько тебе тогда было лет? — спросила она, ужаснувшись.
 Опять пожатие плечами.
 — Шесть. Семь.
 В его взгляде появился знакомый холодок, и она догадалась, что он опять спрятался в скорлупу.
 Рейф дал понять, что больше не собирается говорить о себе. Он все еще крепко сжимал ее руку, но ей показалось, что он даже не сознает этого. Ей хотелось коснуться его по-другому, но она опасалась, что он не правильно истолкует это и совсем отодвинется. Поэтому она ждала в напряженной тишине, нависшей между ними.
 Он первым нарушил молчание:
 — Расскажи мне о Бостоне.
 — Рассказывать особенно нечего. Я уже говорила тебе, что делала шляпки, — неохотно ответила она. Все же ей было приятно, что он не прибегнул к обычному молчанию, которое всегда следовало за любой минутой теплоты, возникшей между ними. — У моей матери было маленькое шляпное ателье. Я придумывала фасоны.
 Наступила долгая пауза. Он мало интересовался ее прошлым. Видимо, ему было достаточно, что она дочь его врага. Он не хотел знать больше, поэтому ее удивило, когда он спросил:
 — Где сейчас твоя мать?
 — Умерла четыре месяца назад.
 — И ты наконец решила найти… своего отца?
 — Я узнала о его существовании только после ее смерти, когда нашла… те письма. Мне она говорила, что он умер.
 — Поэтому ты решила приехать на Запад и выяснить все сама, — сказал он с кривой усмешкой, но в голосе его послышалось восхищение.
 — Моя мать гордилась своей честностью. Не могу понять, почему она ничего мне не рассказала. Он регулярно высылал деньги, поэтому, очевидно, она была ему не безразлична. Я должна была разузнать о нем. Я должна была выяснить, почему она его бросила. Почему никогда не рассказывала о нем. Да и вообще, еще не известно, приходится ли он мне отцом.
 Он отнял свою руку от ее руки, потянулся к брюкам и надел их. А когда он снова заговорил, его голос звучал очень холодно.
 — Прости меня, — сказал он, при этом щека его подергивалась. — Ты не имела никакого отношения… ко всему этому. Мне жаль, что приходится запирать тебя на ночь.
 Она покачала головой и посмотрела ему в глаза:
 — Пустяки. Всего лишь несколько ночей. Разве можно сравнить с… — Она замокла, не желая упоминать о годах, которые он провел в застенках.
 Лицо его окаменело.
 — Рейф.
 Он нисколько не смягчился. Смотрел не мигая вдаль. Но она хотела, чтобы он делил с ней не только удовольствие, но и боль.
 — Как ты мог вынести это?
 Он сжал челюсти, и Шей пожалела о вопросе.
 — Мне помогла ненависть к твоему отцу.
 Казалось, Земля перестала вертеться. Все живые существа будто замерли, скованные льдом холодной угрозы, прозвучавшей в его словах. Даже птицы замолкли.
 Шей пребывала в нерешительности. Она погружалась в опасные воды, но должна была задать свой вопрос.
 — А не могло быть, что он… мой отец… просто совершил ошибку… ему показалось, что он видел тебя?
 — В тот день он отослал меня проверить нескольких поселенцев, которые, по странному совпадению, переехали. Он знал, куда я уехал. А на суде отрицал, что отправил меня с поручением, и заявил, что видел меня совсем в другом месте с человеком, которого я никогда не встречал. Он сказал, правда с большой неохотой, что, несомненно, видел меня и что в человеке, с которым я встречался, он узнал одного из налетчиков, участвовавших в последнем ограблении. И уж конечно я не прятал никаких денег у себя на квартире; — Рейф сглотнул, вспомнив ярость и беспомощность, которые охватили его, когда он выслушал лжесвидетельство Рэндалла. — Он точно знал, что делал, и на суде, и тогда, когда руководил наказанием. — Рейф замолчал и несколько раз глубоко вздохнул. — Во время последнего налета убили пятерых солдат. Джек Рэндалл был одним из тех, кому удалось уцелеть. Он отвечал за охрану, а я разрабатывал маршрут. Мы с твоим отцом были двое из нескольких человек, которым маршрут был известен. — Рейф помолчал. — А как, ты думаешь, он купил ранчо? Разумеется, не на армейское жалованье.
 Шей так мало знала о Джеке Рэндалле, что не могла защитить его. Все же она не верила, что он умышленно обрек кого-то на жизнь в аду.
 Должно быть, он увидел сомнение на ее лице, потому что отодвинулся подальше, воздвигнув между ними барьер, как делал уже много раз. Будто бы тех нескольких минут вообще не существовало.
 Он встал, натянул рубашку, потом передал ей одежду. Повернулся и исчез в лесу, оставив Шей одну. Ее тело все еще горело и трепетало от пережитого чудного мгновения, а ум терзали мучительные мысли и вопросы.




 Глава восемнадцатая


 Тюрьма, должно быть, довела его до полного сумасшествия. Он стукнул кулаком о ствол сосны. Он сам не верил в то, что сейчас сделал.
 Это ж надо — девственница! К тому же дочь Рэндалла!
 Он стукнул другим кулаком по дереву, почувствовав, как удар прошел вверх по раненой руке. Он обрадовался боли. Черт, его следовало бы пристрелить.
 Но того, что произошло несколько минут назад, уже не изменишь. Самое противное, он даже не уверен, хочется ля ему изменить что-либо.
 О Господи, сколько теперь возникло сложностей! Рейф вновь пережил каждую секунду невероятного удовольствия, нежных ласк. Он никогда не знал таких прикосновений, и, несмотря на все злобные слова, понимал: то, что сейчас случилось, не имеет никакого отношения к Джеку Рэндаллу.
 Нельзя подделать блеск, который был в ее глазах, или пылкость в ответ на его любовные ласки. Любовные ласки. Прежде он никогда так не думал о соитии. Оно всегда было для него только удовлетворением плоти, разрядкой, не больше. Он никогда не занимался любовью с Аллисон и даже не пытался, полагая, что офицеру и джентльмену это не пристало. А он из кожи вон лез, чтобы называться и тем и другим.
 Бесполезно уверять себя, что он в состоянии держаться от Шей подальше. Ему и раньше не удавалось, а уж теперь и подавно. Она была как дождь для опаленной земли.
 Рейф подавил вздох. Он был почти уверен, что ему предложили выбор: месть или любовь. Но потом вернулся к реальности. Ему всю жизнь суждено оставаться изгоем. Он-то сможет жить как отшельник, всегда носить перчатки, избегать военных постов и всех, кто его когда-то знал. Он-то сможет, но обрекать на такую жизнь жену и ребенка нельзя.
 Ребенок. Он вновь закрыл глаза. Что если?..
 Его пронзила внезапная радость, а затем охватило невыносимое чувство одиночества. Он содрогнулся при мысли, что в один прекрасный день Шей, возможно, придется поступить так, как когда-то поступила ее мать: солгать, чтобы защитить своего ребенка от отца, который, по ее мнению, может навлечь позор на дитя.
 Шей должна это понять. Ей придется уехать. Внезапно его осенило. Он предложит ей вернуться обратно в Бостон. Теперь, когда деньги Рэндалла у него, ему это по карману. Бен проводит ее до Денвера, минуя Кейси-Спрингс. А взамен она даст слово никогда не говорить о Бене и Клинте. Наверняка она согласится.
 Он припомнил слова Клинта о том, что на карту поставлена жизнь обоих братьев. Но в глубине души Рейф знал, что Шей сдержит слово.
 Он повернулся и побрел назад, словно к ногам были привязаны тяжеленные гири. Невыносимо, когда она рядом; невыносимо, что ей придется уехать.


* * *

 Джек Рэндалл страдал от грязи, усталости и отчаяния. Он так и не нашел никаких следов: ни дочери, ни Рейфа Тайлера, ни разбойников.
 Он провел в поисках три дня, уничтожив те немногие припасы, что захватил с собой, но с таким же успехом он мог бы искать иголку в стоге сена. Теперь ничего другого не оставалось, как отправиться к Рассу и рассказать, если не всю, то по крайней мере часть правды.
 У него сводило живот, стоило ему подумать, что дочь в руках человека, который ненавидит его. Ненавидит справедливо.
 Он заслужил любую кару от Тайлера, но дочь — нет. А теперь Макклэри вновь вышел на тропу насилия и обмана, чего Рэндалл больше не мог перенести. Он ничего не сделал, чтобы прекратить убийства, когда появился Макклэри. Твердость характера, как он обнаружил, не так-то легко в себе воспитать после стольких лет, проведенных в тени из боязни разоблачения. Но сейчас речь идет о жизни его дочери. Он обязан что-то предпринять.
 Рэндалл достиг ранчо и повернул к конюшне. Там, где раньше работало тридцать человек, оставалось только десять, когда он уезжал. Одному Богу известно, сколько их теперь.
 Пастух, который проработал на ранчо три года, выводил под уздцы коня.
 — Приехал сменить коня, — сказал он.
 — Кто-нибудь здесь есть? — спросил Рэндалл.
 — В доме мистер Макклэри, — ответил работник, — а больше никого нет. — Он замешкался, затем добавил:
 — Убили еще одного старателя несколько дней назад. Его только что нашли.
 Джек почувствовал, как внутренности у него скрутило узлом.
 Пастух прочистил горло.
 — Еще трое работников ушли, — сказал он. — Мне тоже придется, мистер Рэндалл, если не получу, что причитается.
 — Понимаю.
 Пастух развернул коня и ускакал.
 Джек смотрел ему вслед. Деньги больше не имели никакого значения. Так или иначе, ранчо все равно потеряно. Он уже смирился с этим.
 Вопрос теперь в том, что еще ему предстоит потерять. Дочь, о которой не подозревал и в которой теперь отчаянно нуждался? Жизнь? Свободу? Он уже утратил остатки самоуважения. Произошло это в ту минуту, когда на ранчо заявился Макклэри и напомнил ему о прошлом, в ту минуту, когда он согласился на требования незваного гостя, понимая, что это приведет к убийству.
 Рэндалл подъехал к дому, спешился и привязал коня. Он должен что-то предпринять, пока мужество окончательно не покинуло его. Он знал, что именно Сара думала о нем, очевидно, до самой своей смерти. Он бы просто не выдержал, если бы дочь узнала о его причастности к убийству невинного человека.
 Если она жива…
 Он на секунду закрыл голову руками, пытаясь сосредоточиться. Ему предстояло заручиться чьей-то помощью, чтобы найти дочь, а еще ему предстояло остановить Макклэри. Даже если он попадет в тюрьму, он должен остановить Макклэри.
 — Сара, — с трудом прошептал он, — что мне делать?
 Он знал, каков был бы ее ответ. Ему следует оседлать свежего коня, отправиться к Рассу и все ему рассказать. Но тут он подумал о Шей, похожей на Сару. Его дочь.
 Внезапно Джек понял, что не сможет рассказать Рассу правду. Не сможет позволить дочери узнать, какой презренный человек ее отец. Вероятно, он расскажет все позже, когда она полюбит его немного. Через неделю. Через месяц.
 Нужно постараться убедить Макклэри уехать отсюда — вдруг удастся? Джек тяжело вздохнул. Такое решение мог принять только слабак. Но все равно — это решение. Потом он сказал бы Рассу, что Тайлер твердо решил отомстить. Его слово против слова Тайлера — совсем как раньше…
 Рэндалл согнулся пополам, и его вырвало на землю. Поднялся на шатких ногах. Сначала Макклэри. Потом подумает об остальном. Он опустил руку на приклад ружья, пытаясь обрести самообладание. Он умел стрелять. Не очень быстро и не очень метко, но Макклэри не знает об этом.
 Полный решимости, Джек направился к дому и нашел Макклэри в своем кабинете за просмотром конторских книг, со стаканом виски в руке.
 — Что ты здесь делаешь?
 — Я слышал, ты отправился на поиски дочери, — произнес Макклэри, самодовольно улыбаясь. — А я даже не подозревал, что у тебя есть дочь. Ах ты старый лис. Она хорошенькая?
 Джек насторожился. Следовало бы предвидеть, что Макклэри что-то пронюхает.
 — Ты слышал, да не то, — сказал он. — Я ездил в Кейси-Спрингс по делу.
 Макклэри приподнял брови.
 — Вот как? Пытаешься раздобыть деньги? — Он взглянул на открытые книги:
 — Я вот что подумал. Судя по записям."дела твои не очень хороши. Я мог бы стать твоим компаньоном, чтобы выправить положение.
 Презрение и злоба переросли в ярость. Благоразумие отступило. Джек был мошенником, вором, но никогда не был убийцей. А сейчас он с удовольствием прикончил бы Макклэри.
 — Нет! — сказал Рэндалл.
 — У тебя нет выбора.
 — Ты уедешь в ближайшее время, — тихо произнес Рэндалл.
 Макклэри рассмеялся:
 — Почему вдруг ты так уверен?
 — Потому что я расскажу шерифу, кто убивал старателей:
 — Ты не сделаешь ничего подобного, — заявил Макклэри с абсолютной уверенностью.
 — Я сделаю даже больше, — парировал Рэндалл с дерзкой бравадой. — Я расскажу ему правду о Рейфе Тайлере, о том, кто на самом деле участвовал в налетах на казну.
 Джек всего-навсего блефовал и ненавидел себя за то, что голос его дрожал. Он не был убийцей, но Макклэри — был. Тот просто пожал плечами.
 — Ты сам себе подпишешь приговор.
 — Этот приговор давным-давно подписал мне ты.
 Макклэри расхохотался:
 — А ты не возражал. Что-то я не припомню, чтобы ты отказывался от денег.
 — Да, — сказал Рэндалл, подавляя отвращение к самому себе. — Я думал, что с помощью денег верну жену. Я был дураком.
 — Ты и сейчас им остался. Трусливый дурак, — презрительно произнес Макклэри.
 — Теперь уже нет.
 Рэндалл понял, что его план не сработает. Макклэри не уедет, по крайней мере добровольно. Оставалось только одно: рассказать правду, и будь что будет. И хотя будущее не сулило ничего хорошего, Джек знал, он не может позволить Макклэри продол жать убивать, как не может рисковать тем, что тот своими поступками подвергнет еще большей опасности жизнь его дочери.
 Макклэри будто понял внезапные перемены. Глаза его сузились.
 — Не будь идиотом. Тебя повесят.
 — Меня посадят в тюрьму. Я уже смирился с этим, ведь я никого не убивал.
 — Разве? — сказал Макклэри. — Ты знал, что я делал. Ты же участвовал в том ограблении в Канзасе. — Он скривил рот. — Я заставлю их поверить, что затея была целиком твоя.
 — Я больше не позволю тебе убивать.
 — Черта с два, — сказал Макклэри.
 Он лениво протянул руку к стакану с виски. Гнев Ранд алла поборол страх. Думая испугать Макклэри, он схватился за ружье. В одно мгновение Макклэри бросил стакан и выхватил пистолет из кобуры, висевшей на поясе.
 Рэндалл ощутил удар пули. Боль накрыла его красной волной, и он рухнул. Из последних сил попытался дотянуться до ружья, но рука не действовала. Затем он провалился в никуда.


* * *

 Макклэри наблюдал, как Рэндалл падает на пол, ударившись головой об угол камина. Кровь залила висок и брызнула на грудь.
 Слышал ли кто-нибудь выстрел?
 Он огляделся и увидел за окном лошадь Джека. Вокруг ни души. Макклэри прошелся по карманам раненого в поисках денег. Джек истекал кровью. Долго он не протянет, решил Макклэри, и нужно все представить как ограбление. Взломав запертый ящик стола, он ворошил его содержимое, когда услышал приближение всадников.
 Будь все проклято!
 Он взглянул на Рэндалла и решил было всадить в него еще одну пулю, но тогда его услышат всадники и отрежут единственный путь к отступлению. Оставался только один шанс — убежать до того, как кто-нибудь обнаружит тело Рэндалла. Макклэри надеялся, что тот истечет кровью и умрет не приходя в сознание.
 Он выскользнул из кабинета, прикрыв за собою дверь, и подошел к окну, выходящему во двор. Черт, Клинт и двое других работников, слишком много. Придется подождать, пока они войдут в конюшню, а тогда он схватит лошадь Рэндалла.
 Макклэри проследил, как последний из трех скрылся в конюшне, затем выскользнул из дверей, забрал лошадь Рэндалла и отвел ее на задний двор, прежде чем вскочить в седло. Безжалостно пришпорив усталое животное, он пустился галопом.


* * *

 Клинт устало вышел из конюшни и взглянул на дом. Еще несколько минут назад во дворе перед крыльцом стояла лошадь Рэндалла, теперь ее не было.
 — Что случилось с лошадью Джека?
 Один из работников пожал плечами — он слишком устал, чтобы глазеть по сторонам.
 Клинт вновь посмотрел на дом. Что-то здесь не так. По дороге с кладбища он встретил пастуха, который рассказал о недавнем возвращении Рэндалла. Не мог же хозяин вновь уехать на обессиленной лошади или позволить кому-нибудь взять ее.
 — Спрошу-ка я лучше у самого хозяина, — решил Клинт и пошел к дому.
 На стук никто не ответил. Он вошел в дом. В гостиной никого не оказалось, но дверь в кабинет Рэндалла была полуоткрыта. Клинт постучал, помедлил и, не получив ответа, толкнул дверь. Увидев на полу распростертое тело, Клинт на секунду замер, затаив дыхание.
 Подойдя к телу, он опустился на колени рядом с ним. Две раны — глубокий порез на голове и пуля в плече, всего лишь на дюйм выше сердца. Повсюду кровь.
 Клинт пощупал шею Рэндалла. Слабое биение пульса. Тогда он поднес руку ко рту раненого. Тот все еще дышал. Клинт склонился, дотронувшись до него:
 — Мистер Рэндалл.
 Рэндалл открыл глаза, затуманенные от боли. Попытался шевельнуться и сразу застонал.
 — Сара. Моя дочь… — Глаза его снова закрылись.
 Наверняка Макклэри, подумал Клинт, но вину свалят на Рейфа. Он должен помочь Рэндаллу выжить, чтобы тот заговорил. Клинт выбежал во двор и позвал двух человек, с которыми приехал. Оба бросились к нему бегом.
 — Джон, отправляйся к Рассу Дьюэйну. Калеб, мчись во все лопатки в Кейси-Спрингс за доктором.
 — Что случилось?
 — Кто-то стрелял в мистера Рэндалла.
 — Опять эти разбойники?
 — Не знаю. Поезжайте скорей.
 Он поспешил вернуться в дом и опять опустился на пол рядом с Рэндаллом. Что же здесь произошло?
 Рэндалл был очень бледен, пульс едва прощупывался.
 Клинт вспомнил войну, как его товарищи по оружию помогали тогда раненым, что им приходилось делать друг для друга.
 Расстегнуть одежду, дать доступ свежему воздуху. Плеснуть холодной водой в лицо и на грудь. Удалить инородное тело. Перевязать рану, чтобы остановить кровотечение.
 Клинт расстегнул рубашку Рэндалла. Кровотечение, видимо, остановилось само по себе, но кусочки ткани прилипли к ране, было видно несколько нитей. Рэндаллу чертовски повезло. Чуть ниже — и он был бы мертв. Убийца, вероятно, таким его и посчитал.
 Клинт прошел на кухню. Кухарка Рэндалла уехала несколько недель назад вместе с мужем, служившим на ранчо пастухом. Мужчины сами кашеварили, и по кухне как будто прошел смерч. Однако Клинту удалось найти относительно чистое полотенце. Он накачал насосом миску воды и вернулся в кабинет.
 В комнате стояла невыносимая жара, и Клинт распахнул окна. Духота. Все пропитано запахом виски и табачного пепла. Но где же Макклэри?
 Клинт смыл кровь и повыбирал нитки из раны в плече. Но Рэндаллу был нужен доктор с настоящими инструментами. Раненый пошевелился и застонал, не открывая глаз.
 Клинт поднялся наверх, нашел несколько простыней и разорвал одну из них на длинные полосы. Потом вернулся в кабинет, крепко зажал раны хозяина тампонами и перебинтовал ему голову, грудь, затем плечо так, чтобы рука была неподвижна. Он сделал все, что мог.
 Клинт омыл лицо Рэндалла в надежде, что тот очнется и что-то расскажет до приезда остальных. В одном Клинт не сомневался: к этой стрельбе Рейф не имеет никакого отношения. Капитан сразу ясно дал понять, какой справедливости он добивается, и ни о какой быстрой смерти он не помышлял.
 Клинт услышал, что подъехало еще несколько всадников. Наверное, Нейт. Клинт подошел к двери и помахал управляющему.
 — Хозяин ранен. Мне понадобится помощь.
 — Серьезная рана?
 — Я уже послал за доктором и шерифом Дьюэйном, но нужно перенести Джека наверх.
 Нейт быстро спешился и наследовал за Клинтом в кабинет. Он наклонился и потрогал влажное лицо Рэндалла:
 — Как ты думаешь, кто это сделал?
 Клинт смешался. Ему не хотелось нечаянно проговориться, но, с другой стороны, он не мог допустить, чтобы подозрение сразу пало на его друзей.
 — Когда мы вернулись с пастбища, лошадь Рэндалла стояла у крыльца, а через несколько минут ее уже не было. Тот, кто это сделал, вероятно, был в доме, когда мы подъехали.
 — Мистер Рэндалл что-нибудь говорил?
 — Только упомянул имя «Сара».
 — Давай устроим его поудобней. Жаль, что доктор живет так далеко. — Он покачал головой:
 — Как ни крути, но думаю, что это как-то связано с недавними ограблениями.
 Клинт почувствовал, как вокруг шеи затягивается петля. Он не мог сейчас заявить, что ограбления не влекли за собой никакого насилия, даже если закон ошибочно связывает их с убийствами старателей. Он пожал плечами:
 — Судя по словам одного работника, в доме отирался Макклэри. Я никогда ему не доверял.
 — Возможно, — с сомнением сказал Нейт. — Надеюсь, мы что-нибудь узнаем от мистера Рэндалла. Давай отнесем его в спальню.
 Клинт, который был сильнее, взял Рэндалла за плечи, а Нейт взялся за ноги. Не успели они положить хозяина на кровать, как услышали, что подъехал кто-то еще.
 — Наверное, шериф, — сказал Клинт.
 Через несколько минут в дверях показался Расс, а из-за его плеча выглядывала Кейт. Она робко улыбнулась Клинту, и это чуть не доконало его.
 — Я подумала, что могу оказаться полезной. Мне приходится ухаживать за тремя мужчинами, у которых то и дело случаются различные травмы.
 Клинт кивнул, боясь улыбнуться ей в ответ, боясь выдать удовольствие и отчаяние, которое она всколыхнула в нем. Кейт появилась в этой комнате как лучик солнца, и ему сразу захотелось подойти и коснуться ее. Но он не мог так поступить. Это было бы слишком несправедливо по отношению к ней.
 — Что случилось? — обратился к нему Расс.
 — Не знаю. Я приехал с северного пастбища и нашел его вот таким. Он упомянул женское имя, больше ничего.
 — Какие-нибудь предположения, чьих это рук дело?
 И снова Клинт смешался. Он не мог рассказать то, о чем знал, и все же хотел, чтобы Расс Дьюэйн поверил, что за этим и другими убийствами стоит Сэм Макклэри.
 — Думаю, — медленно проговорил он, — вам следует поговорить с мистером Макклэри.
 — Почему? — прозвучал резкий вопрос. — Разве тебе еще что-то стало известно со вчерашнего вечера?
 Вчерашний вечер. Вечер, который он провел с Кейт. Вечер, когда он столько лгал, но не о Макклэри.
 — Насколько я знаю, сегодня днем он один оставался в доме. Сейчас его нет.
 Расс опять обернулся к Рэндаллу, которого осматривала Кейт. Она взглянула на Клинта и снова ослепительно улыбнулась:
 — Думаю, ты справился гораздо лучше, чем сумела бы я.
 Клинт почувствовал гордость и удовольствие, встретившись с ней взглядом.
 — Война кое-чему учит. Но хозяину нужен настоящий доктор. Боюсь, как бы не было внутреннего кровотечения.
 К счастью, его отвлек Расс, но прошло несколько секунд, прежде чем Клинт понял, что тот ему говорит.
 — Так он упомянул женское имя?
 Клинт кивнул:
 — Сара.
 — Интересно, нет ли здесь связи с его поездкой в Кейси-Спрингс. Местный клерк утверждает, что на станцию приходила женщина, назвавшаяся его дочерью, а затем она исчезла.
 Клинт проклинал себя за то, что ему приходилось хитрить.
 — Хозяин отсутствовал три дня. И не сказал, куда поехал. Я вернулся справиться, нет ли новостей, и обнаружил его в таком состоянии.
 Клинт проследил, как Кейт отошла от кровати.
 — Принесу воды.
 — Клинт!
 Он оторвался от Кейт и натолкнулся на вопросительный взгляд Расса.
 — Думаю, сейчас самое время созвать отряд добровольцев.
 — Разве не следует подождать, что расскажет нам мистер Рэндалл?
 — Ты ведь убежден, что это Макклэри, не так ли?
 — Хоть хозяин и говорил, что он его друг, отношения между ними были очень напряженные. Я чувствовал, что мистеру Рэндаллу этот гость не по душе.
 Расс засомневался:
 — Подожду до завтра, посмотрим, не объявится ли Макклэри. Или, быть может, Джек нам что-то расскажет. Но если нет, я сформирую отряд на рассвете. Мы можем на тебя рассчитывать?
 У Клинта упало сердце. Он надеялся изо всех сил, что Джек Рэндалл придет в себя и обвинит Макклэри. Если этого не произойдет, блюстители порядка и добровольцы прочешут все горы вокруг.
 — Кто-то должен присмотреть за хозяином, — сказал он. — Почти все работники разбежались. Не хочу, чтобы он очнулся и обнаружил, что весь его скот тоже разбежался.
 Расс кивнул, принимая объяснение, а Клинту стало еще хуже. Нужно немедленно отправиться в путь предупредить Рейфа. И Бена.
 Вернулась Кейт и выпроводила всех из спальни.
 — Больному нужна тишина. Я вас позову, если он очнется, — сказала она.
 Мужчины прошли в гостиную. Клинт нашел бутылку с виски и угостил каждого. Они принялись ждать.


* * *

 — Нет, — твердо сказала Шей, — я не хочу уезжать.
 Рейф сжал кулаки. Он ожидал, что она ухватился за его предложение. Ему стоило немалых усилий сделать его. Ему совсем не хотелось, чтобы она уезжала. Поэтому было совершенно необходимо, чтобы она поскорей убралась отсюда.
 Свобода так много значила для него, и он полагал, что Шей тоже ею дорожит. Он думал, что она ни секунды не колеблясь согласится.
 Услышав отказ, Рейф почувствовал редкий прилив радости, а затем понял, что не он удерживает ее здесь, а отец. Джек Рэндалл служит причиной отказа сесть в поезд и вернуться на Восток.
 Его догадка оказалась верной, когда он услышал следующие слова:
 — Я проделала весь этот путь, чтобы повидать отца, и добьюсь своего.
 — Нет, — резко сказал он.
 Короткая радость превратилась в твердый комок в горле. Разочарование сделало его злым, хотя он не имел никакого права сердиться.
 — Если ты доверяешь мне настолько, чтобы отправить в Бостон, почему не хочешь поверить, что я ничего не скажу ни о тебе, ни о твоих друзьях? — Вопрос был разумным, но Рейф уже не мог считаться ни с какими разумными доводами.
 — Пожалуйста, пойми, Рейф, — взмолилась она. — Я должна выяснить, кто мой отец. Почему мама оставила его? Я должна знать, совершил ли он то, в чем ты его обвиняешь.
 Рейф резко рассмеялся:
 — И думаешь, он тебе расскажет? Джек Рэндалл знает, как обхаживать людей, детка. Он заставит тебя поверить, что белое — это черное, а черное — это белое. И он сделает так, что ты ему расскажешь все, о чем он захочет узнать.
 — Нет, — возразила она. — Я не стану вредить тебе. Или Клинту, или Бену.
 — Не верю, — сказал он. — Я предложил тебе хороший выход.
 — Я не согласна, — сказала она, и всегда спокойные серо-голубые глаза метнули искры.
 Из чувства самосохранения Рейф пошел в атаку. Он должен защитить себя, свое сердце, свою душу. Не позволить ей разрушить то, что осталось от него. Шей Рэндалл придется уехать. Он протянул к ней руку и провел пальцами по плечу, но не было в этом прикосновении ни мягкости, ни нежности. Только грязный намек.
 — Потому что тебе нравится вот это? — спросил он тоном, каким мужчины разговаривают с девками. Глаза ее расширились.
 — Перестань, — сказала она почти шепотом.
 — Отчего же? — поинтересовался он, изображая безразличие. — Тюрьма сделала меня… ненасытным. Любая женщина подойдет. Даже с фамилией Рэндалл. Вот что творит с мужчинами воздержание.
 Рейф понимал, что играет с огнем, но не мог остановиться. Он должен был разрубить те нити, которые начали между ними завязываться. Просто обязан был. Ради них двоих.
 Он продолжал поглаживать плечо Шей, а потом поднес руку к ее волосам и оттянул голову назад, так что ей пришлось взглянуть ему в глаза.
 — Последний шанс, мисс Рэндалл, — сказал он, — если не хочешь стать моей девкой, пока я не покончу с твоим отцом.
 Он сам не знал, кому эти слова причинили большую боль — ему самому или ей. Он попытался воздвигнуть стену вокруг себя, но боль, отразившаяся на лице Шей, разрушила все преграды.
 — Отпусти меня, — сказала она, пытаясь вырваться, в ее глазах застыло потрясение.
 — А мне не хочется, — холодно ответил он.
 Она размахнулась, и он понял, что сейчас последует пощечина. Он не стал ей мешать и почувствовал обжигающий удар.
 — Полегчало, мисс Рэндалл? — спросил он.
 Она молча уставилась на красную отметину на его щеке.
 — Вот и хорошо, — сказал он. — Ненависть как раз то, что надо. Вам следует ненавидеть меня, мисс Рэндалл. И если вы останетесь, то возненавидите меня еще больше. Это я вам обещаю.
 Она стояла на своем, хотя и с трудом сдерживала слезы. Его восхитило такое твердое упорство.
 — Я не понимаю тебя. Почему ты считаешь, что, оказавшись в поезде, я не смогу сойти на следующей остановке и вернуться назад?
 — Потому что, в отличие от меня, — ответил он, — ты обладаешь одним неоспоримым качеством — честностью. Обычно я не особенно восхищаюсь этой чертой характера, но сейчас твоя честность играет мне на руку.
 Увидев в ее глазах какой-то проблеск, он понял, что совершил ошибку. Она не поверила ему. Пытливо вглядываясь в его лицо, она искала то, что он боялся показать.
 — Один раз я уже солгала тебе, — сказала она дрогнувшим, но все еще решительным голосом. — Пообещала, что не убегу, а сама убежала. Думаю, ложь мне удается не хуже, чем тебе.
 Рейф с трудом сдержал улыбку: она была самой плохой лгуньей на свете.
 — Можешь согласиться с предложением или остаться, — произнес он.
 — Я остаюсь.
 Он с изумлением уставился на нее:
 — Я ведь тебе сказал, что это означает.
 Несколько минут она не сводила с него серьезных глаз.
 — Поцелуй меня, — наконец проговорила она. — Поцелуй меня. — На той, кто носит фамилию Рэндалл, скорее всего он вообще никогда не женится из-за своего шрама на руке. Но ее тянуло к нему. Он стер из ее памяти все и всех, и она примет то, что он ей предложит.
 Шей подумала, неужели ее матери довелось пережить то же самое? Она должна узнать, почему Сара оставила мужа.
 Сама она добровольно ни за что бы не покинула Рейфа Тайлера, какой бы глубокой пропастью он ни отгородился. Она также понимала, что сейчас они вместе приблизились к такой пропасти. Она солгала Рейфу: причина, по которой она не уехала, был Рейф, а не Джек Рэндалл.
 Быть может, если бы она верила, что Рейф действительно бесчестный убийца, а не человек, добивающийся справедливости, она бы относилась к нему по-другому.
 Неужели ее мать считала Джека Рэндалла безнадежным? А что, если она пыталась изменить его? И потерпела поражение?
 А вдруг ее дочери суждено совершить ту же самую ошибку? Полюбить не того человека?
 Шей услышала, как завозился медвежонок. Теперь он передвигался вполне сносно, хоть и на трех лапах, оберегая раненую, Рейф сказал, что завтра можно будет вернуть его медведице.
 Ей будет не хватать маленького мишки. Она могла его обнимать и тискать, и ласкать, проявляя любовь, которую не допускал мужчина, находившийся рядом.
 И как это у нее получается — чувствовать одновременно такую печаль и такую… любовь?
 Шей слегка пошевелилась, ощутив тепло его кожи, и кровь побежала быстрей, опалив ее горячим и настойчивым желанием. Она почувствовала, как он напрягся, услышала его тихий стон и едва сдержала свой собственный. Его рука блуждала у нее по спине, вызывая дрожь ожидания.
 И как она могла так полюбить, с такой силой?
 Шей осторожно передвинулась на узкой кровати так, чтобы видеть его. Всегда настороженный взгляд Рейфа стал ленивым и чувственным. Рот скривился в улыбке, когда рука коснулась ее лица.
 — Ты играешь скверную шутку с моей… совестью.
 — Наконец-то признаешь, что она у тебя есть? — спросила Шей, услышав в собственном голосе незнакомые нотки соблазнительницы.
 — Возможно, совесть не совсем то слово, — признал он, улыбнувшись чуть шире.
 Она почувствовала, как он весь, горит от желания, которое сразу вспыхнуло и в ней. По ее телу пробежала волна томления, а из губ вырвался не то стон, не то возглас удивления.
 Он поцеловал ее. Долго, крепко и страстно. А еще в этом поцелуе она ощутила отчаяние, и ответила на него с такой страстью и пылом, что сама пришла в изумление. И он тоже. Она поняла это по его взгляду, по той настороженности, которая означала, что даже сейчас он опасается, не отвернется ли она от него.
 Он все еще не доверял самому себе. Не доверял ей. И это усилило ее тягу к нему, сознание необходимости уверить его, что ее чувства к нему затмевают все прочее.
 — Красавица Шей, — прохрипел он, целуя ее грудь, вызывая в ней сладкую муку, которую она едва могла вынести. О его желании говорил голос, руки, но она знала, что вслух он никогда ей не признается.
 Шей ощущала жар его влажного тела, его чувственный зов и придвинулась ближе, отдаваясь ему, — другого способа сблизиться с ним, стать частью его самого у нее не было. Когда он овладел ею, ее тело выгнулось дугой, чтобы слиться с ним, мод строиться под его требовательный ритм. Ноги сплелись вокруг его бедер, позволяя ему еще глубже проникнуть в нее; она двигалась с ним в такт, уносясь в головокружительном вихре, а потом ее тело всколыхнулось в конвульсии, и она почувствовала, что он опустошен. Одна волна наслаждения следовала за другой, даря ей полноту пережитых минут, она трепетала от каждого нового натиска, все еще сжимая лоно, не в силах его отпустить, не в силах расстаться с ощущением, что он полностью владеет ею. Он содрогнулся, опалив жарким дыханием ее шею, пытаясь обрести утраченный самоконтроль, к которому всегда упорно стремился.
 Шей слегка повернула голову и дотронулась до его губ, пытаясь поведать ему о том чуде, которое только что свершилось. Это был удивительно нежный поцелуй, и Рейф снова вздрогнул, губы его затрепетали, прежде чем он отстранился от нее со стоном, в котором прозвучал и протест, и боль.
 Она подняла руку и отвела прядь волос с его лица, стерла пот со лба. Ей хотелось что-то сказать, но она отчаянно боялась, что он отвергнет ее слова. Отвергнет ее. Поэтому она просто положила голову ему на грудь и удивилась, когда его руки обняли ее властно и крепко.
 Не прозвучало ни слова. Ни одного обещания. Ни одного заверения, в которых она так нуждалась. И Шей поняла, что по существу ничего не изменилось. Между ними лежала пропасть, которую никогда не перейти. Пропасть, которая звалась Джек Рэндалл.




 Глава девятнадцатая


 Рейф осмотрел лапу медвежонка. Порезы заживали, заражения раны не произошло.
 Он вновь наложил на поврежденную лапку шину и завязал крепче, чем прежде, так, чтобы мать или сам медвежонок не сумели легко ее сорвать. Это все, что он мог сделать.
 Медвежонку пора было возвращаться к матери, в лес, где он родился. Медведица по-прежнему бродила вокруг хижины и рано или поздно обязательно кого-нибудь зацепила бы. Да и медвежонку не годилось привыкать к зависимости от людей, которые вскоре должны были покинуть эти места.
 Рейф увидел печаль в глазах Шей. Она успела привязаться к малышу. Рейф часто видел, как она убаюкивает его, поет ему песни. Что ж, это было вполне естественно: она чувствовала себя здесь очень одиноко.
 Так одиноко, что делила с ним постель. Ей было так тоскливо и страшно, что она согласилась бы на любую компанию. Он не обольщался на этот счет — только тоской и одиночеством объяснял все, что случилось между ними.
 Как бы ему ни хотелось, он не мог позволить себе думать иначе.
 Рейф взглянул на медвежонка у нее на руках. Лиходей, мысленно называл он малыша, но ни разу не упомянул прозвище вслух. Не хотел, чтобы Шей узнала кличку, а то ей трудней было бы расстаться со зверьком. Это он был человеком, лишенным душевного тепла. Это он не хотел ни к кому привязываться, не нуждался ни в ком. А Шей нуждалась. Поиски отца служили тому доказательством.
 — Ты в самом деле считаешь, что с ним будет все в порядке в лесу? — спросила Шей, оглаживая толстый мех медвежонка, который тем временем покусывал ее другую руку.
 — Думаю, что медведица как следует о нем позаботится, — сказал он.
 — А как же его лапка?
 — На маленьких все легко заживает.
 — Мне будет его не хватать, — грустно сказала она. — И Абнеру тоже.
 Абнер привык спать рядом с медвежонком, после того как один раз подбежал к нему, чтобы схватить крошку печенья, которое тот разбросал по полу. Медвежонок как раз спал, и Абнер подполз к нему и примостился возле его толстого животика. Потом он так часто делал, а медвежонок не возражал.
 — Он найдет новое теплое место, — с кислым видом произнес Рейф.
 Он заметил ее быстрый вопросительный взгляд. Он говорил не только о мышонке: он пытался уверить себя, что Шей Рэндалл тоже найдет себе теплое и безопасное место.
 Все останется по-прежнему. Он не успокоится, пока не добьется справедливости.
 Шершавый язык медвежонка лизнул его. Наверное, соль, решил Рейф. Соль, оставшаяся от пота после ночи любви. От этой мысли он весь напрягся и понял, что ему нужно окунуться в ледяную воду озера.
 — Пойдем посмотрим, заберет ли его мамаша, — сказал Рейф, стараясь говорить не очень грубо.
 Шей кивнула. Она опять заплела волосы в косу и надела брюки с рубашкой, в которых выглядела соблазнительно, но сделала это без умысла. Она вела себя очень тихо в это утро, подлаживаясь под его настроение.
 Они вышли из хижины. Медведица была на месте, прогуливаясь взад-вперед, как делала каждый день в ожидании своего детеныша. Рейф осторожно приблизился к ней, следя за тем"как она поднимается на задние лапы, остановился, не доходя десяти шагов, очень осторожно опустил на землю медвежонка и отступил.
 Медведица тоже очень осторожно подошла к малышу, лизнула его, а потом подтолкнула носом. Медвежонок проковылял несколько шагов, потом еще несколько. Он оглянулся на хижину, но медведица опять его подтолкнула, и он послушно захромал к лесу. Медведица зарычала и направилась в самую чащу, то и дело оглядываясь, чтобы убедиться, не отстает ли медвежонок. Он не отставал.
 Рейф повернулся и увидел, что глаза Шей блестят. Он еще не встречал никого такого чувствительного и сердечного. Приходилось все время напоминать себе, что она родная дочь Джека Рэндалла. Он не хотел помнить об этом, но Рэндалл стоял между ними.
 — Проклятый медведь сожрал почти все наши припасы, — сказал Рейф, изображая раздражение. — Придется Бену сделать еще одну поездку.
 Шей посмотрела на него и улыбнулась. Он постарался скрыть удовольствие, которое ощутил от ее улыбки, пытаясь загасить его гневом. Но ничего не получилось. Он был полон радости.
 — Ну и чем же мы займемся с утра? — кокетливо спросила она.
 Он мог бы кое-что предложить, Бог ему в помощь. И это не имело никакого отношения к еде. Рейф протянул руку и дотронулся до ее косы.
 — А тебя, как видно, ничто не пугает? — спросил он непривычным тоном.
 — Кое-что пугает, — ответила она пугливо. — Разъяренный медведь. Мрачный разбойник.
 Он хотел снова помрачнеть, но не смог. Его поглотила магия ее сияющих глаз, усмешка на зовущих губах. Он отпустил косу и коснулся пальцами ее лица, провел по гладким щекам, но тут лесные звуки смолкли, и он понял, что кто-то едет.
 Рука машинально потянулась к поясу, и Рейф обнаружил, что не надел кобуру. Винтовка тоже осталась внутри хижины. Его больше не беспокоило, что Шей Рэндалл воспользуется ею.
 Раздался тихий свист, Рейф узнал Клинта. У каждого из его людей был свой условный сигнал.
 — Клинт, — сказал он Шей. — Наверное, с какими-нибудь новостями.
 Он почувствовал, как она внезапно насторожилась, в ее жизнь вновь вернулась реальность. Шей молчала, пока Эдвардс подъезжал к ним.
 Клинт взглянул на пару. Рейф боялся, что он увидит больше чем нужно. Боялся не за себя, а за Шей.
 — Мне надо поговорить с тобой, — сказал Клинт. — Наедине.
 Рейф повернулся к Шей:
 — Подожди в хижине, — бросил он более резко, чем намеревался, но было в глазах Клинта нечто, что ему не понравилось. Во взгляде Шей он прочитал тихий протест. — Пожалуйста, — добавил он, пытаясь вспомнить, когда в последний раз произносил это слово.
 Она повернулась и пошла к хижине. Клинт спешился, последовал за ней и плотно закрыл дверь, затем отвел Рей-фа в сторону.
 — Подстрелили Джека Рэндалла.
 Рейф почувствовал, будто пуля прошила его собственное нутро.
 — Умер?
 — Пока я ехал, вполне возможно. Я нашел его вчера. Он лежал без сознания с пулей возле сердца и глубокой раной на голове. Доктор не уверен, что он выживет.
 — А Рэндалл сказал, кто стрелял?
 — Когда я уезжал, он еще не пришел в сознание, но я готов побиться об заклад, что это дело рук Макклэри. Один из работников утверждает, что Макклэри находился в доме, когда Рэндалл вернулся после поисков тебя и… мисс Рэндалл. С тех пор Макклэри не видели. Но если Рэндалл так и не очнется, ты понимаешь, на кого подумают.
 Рейф застыл на месте. Он хотел совсем другого. До этой секунды он не понимал, как много зависит от того, удастся ли ему вырвать признание у Рэндалла. Обелить свое имя, по крайней мере избавиться от одного незаслуженного пятна.
 Тайлер взглянул на свою руку. Закрыл глаза, подавляя приступ черной боли. Он опять оказался там, на плацу, где был лишен всего под взглядом Джека Рэндалла. Он подождал, чтобы ненависть возросла, окутав его, как раньше, но ничего не произошло. Единственное, что он чувствовал, — пустоту. Дьявольскую пустоту.
 Все это теперь ни к чему. Он успокоился, думая о Шей. Она проделала такой далекий путь, чтобы получить ответы на собственные вопросы.
 Он открыл глаза и увидел озабоченный взгляд Клинта и уже в который раз спросил себя, чем он заслужил такую верность.
 — Ты не захватишь с собой мисс Рэндалл? — спросил он. — Она ничего не расскажет об этом укрытии, о тебе или Бене.
 Клинт кивнул.
 — Еще одно, Клинт. Поскорей уносите с Беном ноги. И другие тоже. Все кончено.
 — А может, он не умрет.
 Рейф насмешливо посмотрел на него:
 — Это с моим-то везением?
 — А как же Макклэри?
 Рейф пожал плечами. Он не собирался говорить, что с Макклэри еще не покончено. Иначе братья захотят остаться.
 — Он скорее всего далеко за пределами штата.
 — Расс Дьюэйн поговаривает об отряде добровольцев.
 — Тем более тебе нужно уходить отсюда. Со мной тебя никто не видел. Никто не знает о тебе.
 — Девушка знает, — сказал Клинт.
 — Вот еще одна причина, чтобы ты уехал. Специально она ничего не скажет, но может случайно проболтаться. Она не очень умелая лгунья.
 Он заметил удивленный взгляд Клинта и понял, что его голос прозвучал мягче, чем нужно.
 Но Клинт только кивнул.
 — Я подожду, чтобы посмотреть, выживет ли Рэндалл. — Он смешался. — И что затеет Расс Дьюэйн.
 Рейф услышал, с какой неохотой Клинт произнес эти слова, и его снова пронзило уже ставшее привычным чувство вины. Клинт как-то упомянул в разговоре о дочери шерифа. Рейф понимал, как должно быть парню нелегко лгать людям, которые ему нравятся.
 — Хватит риска, — сказал Рейф. — С меня хватит.
 — Мы только начали чего-то добиваться. Трудно взять все и бросить.
 — Это моя битва, Клинт, и сейчас, похоже, она подошла к концу. Не хочу больше никаких потерь.
 — Знаю, ты стремился совсем к другому.
 Рейф пожал плечами. Он уже давным-давно не получал того, что хотел. Сейчас ему нужно просто оборвать цепь потерь. Отпустить людей, которые пошли за ним. Отпустить Шей Рэндалл.
 Но если Рэндалл умрет, Рейф никогда уже не будет свободным. Теперь он сомневался, что вообще наступят какие-то перемены. Что сделано, то сделано. Клеймо навсегда останется с ним. Как и воспоминания о тюремных днях.
 Он повернулся и направился к хижине, сердце бешено колотилось. Ему придется сказать Шей, что, возможно, она никогда не увидит отца в живых и что она свободна ехать на все четыре стороны. Если она опоздает, это будет его вина. На Рэндалла ему было наплевать, разве только жаль, что его смерть сломала все планы, но Шей была ему не безразлична, как с неохотой признал он.
 Теперь она опять его возненавидит. И тот свет, который появился в его жизни, вновь погаснет, как случилось десять лет назад.
 Шей сидела на кровати, играя с Абнером, и нервничала, словно подозревала, что случившееся имеет к ней прямое отношение. Она взглянула на Рейфа с мольбой в глазах:
 — Ну что?
 Он с трудом перевел дыхание.
 — Джек Рэндалл… — Рейф не мог заставить себя произнести «твой отец».
 Она неловко поднялась:
 — Что такое?
 — Он ранен. Возможно… умирает.
 Шей словно окаменела.
 — Ты… — голос ее внезапно осекся.
 Он взял ее за плечи.
 — Я тут совершенно ни при чем, как и те, кто связан со мной, — тихо произнес он.
 Было ясно: она не поверила, не могла поверить ему, и он понял почему. Ведь она знала, как сильно он ненавидел Джека Рэндалла, как строил планы погубить его.
 — Нет, — сказал он, — я стремился совсем к другому.
 — К чему же ты стремился? — горестно спросила она.
 Он отвернулся от нее, тоже оцепенев. Десять лет назад никто ему не поверил, никто не поверит и теперь. Даже женщина, которая, казалось, доверяла ему еще несколько часов назад. Было глупо с его стороны думать, что это доверие продлится больше чем несколько минут.
 Он стиснул зубы и вновь повернулся к ней лицом:
 — Я планировал, мисс Рэндалл, заставить его сделать то, к чему он всегда прибегал, когда у него появлялись денежные неурядицы, — украсть. Украсть и бежать. Украсть и свалить вину на кого-то другого. Но на этот раз он бы попался с поличным. Я хотел обелить свое имя, черт возьми, если уже ничего нельзя изменить… с моей рукой. Вот и все, что я планировал, но я не жду, что вы поверите мне. — Он помолчал, затем огорченно добавил:
 — Да и почему вы должны верить мне?
 Наступила тишина. Тягостная и долгая. У Шей дрожал подбородок, глаза налились слезами. Она шагнула к нему:
 — Рейф.
 — Клинт отвезет вас на ранчо, если вы дадите слово ничего не говорить о нем или Бене, — процедил он сквозь зубы, словно и не слышал ее. — Поклянитесь могилой матери.
 Воздух накалился от напряжения.
 — А ты?
 — Если Рэндалл мертв, — он говорил намеренно холодно, — у меня нет причины оставаться здесь.
 — А если… он жив?
 — Наступит еще день, мисс Рэндалл. Так ему и передайте.
 Она протянула руку, но потом уронила ее, не дотронувшись до него.
 — Ты уедешь отсюда?
 — Сразу после вас.
 Он увидел, что она тяжело вздохнула. Он лгал. Он собирался задержаться и посмотреть, что будет дальше, но не хотел, чтобы она вернулась в хижину.
 По ее плечу пробежал мышонок и уселся, просительно сложив лапки.
 — А что будет с Абнером?
 — Моим сокамерником? — специально уточнил он. Рейф протянул правую руку к ее плечу, клеймо было ясно видно. Мышонок пробежал по его ладони, и Рейф осторожно поймал его. — Он поедет со мной.
 — Я не хочу… чтобы ты уезжал.
 — Воя как? — холодно произнес он. — И это вы говорите человеку, которого только что обвинили в том, что он стрелял в вашего отца да к тому же еще солгал? Кто же тогда, мисс Рэндалл, — продолжил он, прищурив глаза, отчего лицо его стало еще более суровым и грозным, — вы после этого? — Он хотел причинить ей боль.
 Он должен был причинить ей боль. Он должен был заставить ее уйти, ни разу не оглянувшись.
 — Не надо, — взмолилась она.
 — Что «не надо», мисс Рэндалл? — насмешливо переспросил он, ожесточаясь против огромных серо-голубых глаз, в которых угадывалась невыносимая боль. — Или вы хотите, чтобы я остался и вновь угодил в тюрьму?
 Шей отвернулась, и он понял, что она старается спрятать слезы. Он вел себя как последний негодяй, но ей следует знать, что отношения между ними невозможны. Выживет Джек Рэндалл или нет — будущее мало что сулит Рейфу. А вместе с Шей у них вообще нет ничего впереди.
 — Поклянитесь, мисс Рэндалл. Поклянитесь, что будете молчать о Клинте и Бене, и можете ехать к человеку, ради которого проделали столь долгий путь.
 — Я клянусь, — сказала она нетвердым голосом. Рейфа пронзила боль. Но он должен был заставить ее испытать к нему ненависть. Должен был.
 — Если вы проговоритесь, то я выслежу вас и, да поможет мне Бог, причиню вред всем и всему, что вам дорого.
 Она резко обернулась:
 — Как ты можешь даже предполагать, что…
 — Я многое предполагаю. И мне известно чертовски много о предательстве. Я научился не ждать ничего хорошего.
 — А как же твои друзья? — горестно спросила она. — Разве ты им не доверяешь, хотя они и рискнули всем ради тебя?
 Рейф молчал. Он не мог ответить на этот вопрос. Он дал себе зарок больше никому не верить, правда от отчаяния один раз отступил от этого правила. А сейчас снова нарушил его с Шей.
 Но, видимо, она приняла молчание за отрицательный ответ.
 — Куда ты отправишься?
 — Вас не касается.
 Она пристально посмотрела на него:
 — Твои дела всегда будут меня касаться, что бы ты там ни думал.
 — Это ваша проблема, мисс Рэндалл, — холодно заметил Рейф, хотя внутри у него все горело. Однако ему удалось скрыть свое смятение, это он понял, когда увидел, как она побледнела.
 Шей начала говорить, но он остановил ее. Он не мог слушать, опасаясь совершить то, о чем они оба пожалели бы.
 — Клинт поможет вам сочинить историю, которая защитит и его и Бена.
 — А тебя? — прошептала она.
 — А мне абсолютно все равно, что вы расскажете обо мне.
 — Так, значит, ты хочешь вернуться в тюрьму?
 — Туда я не вернусь, мисс Рэндалл, — ответил он тоном, говорившим о том, что он скорее умрет.
 — Рейф.
 То, как эти губы произнесли его имя, чуть не сломило Тайлера. Ему хотелось обнять Шей, крепко прижать к себе, почувствовать тепло, которое могла дать только она. Сердце его разрывалось на кусочки, сердце, которое, как он думал, давным-давно умерло. Жаль, что это оказалось не так.
 Он посмотрел на нее, стараясь выглядеть безразличным, чему так хорошо научился в тюрьме.
 Он увидел, как она тяжело вздохнула. Его пугало, а вдруг она все равно произнесет то, что хотела произнести, и тогда он наверняка не выдержит.
 — Мы делили с вами постель, мисс Рэндалл, больше ничего.
 Слезы заволокли ее глаза, но не пролились.
 — Я не верю тебе.
 — Лучше поверьте, — сказал он, — и помните, что Клинт не имел никакого отношения к вашему похищению. Он хороший парень и только из-за своей преданности сбился с пути.
 — А меня ты тоже защищаешь? — тихо спросила она. — Такое впечатление, что ты защищаешь всех подряд, кроме себя.
 — Я не нуждаюсь в защите, — грубо произнес он, — и не идеализируйте мои поступки. Похоже, с делами здесь покончено. Я достиг того, чего хотел.
 — Вовсе нет. Я не знаю точно, что ты планировал, чего добивался, но явно не смерти моего отца. Ты мог убить его раньше, в любую минуту.
 — Никто этому не поверит, — сказал он. В ее глазах забрезжило понимание.
 — А я скажу им, что ты не мог этого сделать. Ты был здесь. Со мной.
 Рейф понял, что совершил ошибку. Он невольно подал ей надежду. Эту ошибку следовало исправить, пусть даже очень жестоким способом.
 — Каждую секунду, мисс Рэндалл? А мои люди? В любом случае я несу ответственность за те несколько… ограблений, и, как я уже говорил, у меня нет желания возвращаться в тюрьму.
 — Я не могу так просто все забыть…
 — Тогда подумайте вот о чем. Я соблазнил дочь Джека Рэндалла. Я использовал вас. Это принесло мне какое-то удовлетворение. А теперь вам предстоит вернуться к другой жизни. — Рейф смотрел ей прямо в глаза, вынуждая принять его слова.
 И тогда слеза прокатилась по щеке, и поднялся кулачок, чтобы со злостью стереть ее. Он хотел нагнуться и слизать эту слезинку и все другие, но заставил себя не шевелиться, сохранив непростительную ухмылку на лице.
 — Вам лучше переодеться в брюки, — сказал он, повернувшись к двери.
 Потом взглянул на альбом для рисования, лежавший на столе, подошел к нему и, перелистав, вырвал несколько страниц и скомкал. Не сказав больше ни слова, он направился к двери и начал открывать ее.
 — Рейф, — позвала она.
 Он остановился как вкопанный, затем медленно повернулся и взглянул на девушку.
 Она сделала к нему несколько шагов, с искаженным от боли лицом. Споткнулась, затем выпрямилась и расправила плечи. Посмотрела на него долгим взглядом, словно стараясь запомнить его лицо.
 — Я люблю тебя, — сказала она.
 Рейф почувствовал, что все барьеры, которые он воздвигал, рассыпались. Но ему удалось сохранить на лице невозмутимость и непроницаемость во взгляде. Такая трудная задача ему до сих пор не выпадала. Церемония на плацу по сравнению с этим была детской забавой. Он приказал себе повернуться и шагнуть за порог, закрыв за собой дверь, отрезав себя от того, что было для него кратким мигом счастья, а для нее будущей трагедией. Он пошел прочь еще более одинокий, еще более опустошенный, чем даже в тот раз, когда за ним впервые захлопнулась дверь камеры.


* * *

 Она должна была произнести эти слова. Они рвались наружу. Вопреки своей гордости, достоинству она должна была сказать их.
 Шей затянул водоворот эмоций, она все еще пребывала в неуверенности, где правда. Ей так и не удалось научиться читать в его настороженных глазах. Ее сбивала с толку противоречивость его поступков. Оставалось полагаться только на интуицию.
 Она молчала, уйдя в себя, пока ехала позади Клинта. Он всегда был добр, но сегодня отнесся к ней как-то по-особенному заботливо. Она не знала — то ли из-за отца, то ли из-за неловкости, возникшей при его приезде, то ли из-за того, что ему поведал Рейф Тайлер. Она сомневалась, что он рассказал Клинту все. Рейф в совершенстве владел искусством скрывать свои чувства… если он вообще что-нибудь чувствовал. Она часто задавалась вопросом, а есть ли у него вообще какие-нибудь эмоции, которые нужно прятать.
 После того как Рейф покинул хижину, Шей медленно сменила платье на брюки с рубашкой и уложила саквояж. Она не стала проверять, какие рисунки были вырваны из альбома. Когда она вышла, Рейфа поблизости не оказалось. Очевидно, он пожелал оставить все так, как есть. Никакого прощания не предвиделось. Никакой отсрочки приговора.
 Клинт стоял рядом со своей оседланной лошадью и ждал Шей. Он взглянул на саквояж и с сожалением, покачал головой.
 — Мы не можем взять вещи.
 — Почему?
 — Вы убегаете от своих похитителей. Вряд ли у вас была возможность захватить с собой саквояж.
 — А мой альбом?
 — Рейф сказал, что вы можете его взять, но… — Клинт неловко замялся. — Мне… очень жаль, что все так случилось, мисс Рэндалл. Вас затянуло в самую середину, а вы этого не заслужили. Если я могу что-то для вас сделать…
 Она не сомневалась в его искренности. К горлу подкатил комок. Ей никто не мог помочь.
 Клинт сделал новую попытку.
 — Рейф… тоже переживает.
 — Разве? — спросила она.
 — Я его таким никогда не видел, — ответил Клинт. — Даже когда навещал его в тюрьме. Он не хотел причинить вам боль.
 Слова давались ему с трудом, словно он чувствовал, что предает друга, и тем не менее отчаянно желал помочь ей хоть как-то.
 Шей отвернулась, еле сдерживая слезы. Она знала, что если начнет плакать, то уже не остановится.
 Она взяла альбом, несколько минут рассматривала его, затем раскрыла. Вырвав несколько страниц, она тщательно их сложила и засунула за пояс. Затем она положила альбом в саквояж, бросила его на землю и тяжело вздохнула, пытаясь показать, что ей все равно.
 — Он… Рейф сказал, что отец тяжело ранен.
 — Он потерял много крови. Доктор говорит, что у него сотрясение мозга и, возможно, заражение.
 — Откуда вам все это известно?
 Клинт смешался. Все равно она рано или поздно узнает. Лучше уж посмотреть сейчас, как она отреагирует.
 — Я работаю на Джека Рэндалла и живу на ранчо «Круг Р».
 — Так вот почему… меня держали под замком. Он кивнул.
 Шей наклонила голову:
 — Расскажите мне что-нибудь о нем. О Джеке Рэндалле. — Ей нужно было переключить мысли на что-то другое, больше не думать о человеке, которого она оставляла. Навсегда.
 Клинт помолчал.
 — Это вам самой придется узнать, — наконец произнес он, метнулся в седло и протянул ей руку, чтобы помочь взобраться на лошадь позади себя.
 Шей обернулась, когда они выезжали с поляны, и не сводила глаз с хижины, пока та не скрылась за листвой, всем сердцем желая, чтобы появился Рейф. Он так и не вышел. Они ехали примерно полчаса, а потом Клинт остановился и, обернувшись, снял с шеи платок.
 Девушка была слишком поглощена своим горем, чтобы обратить на это внимание. Клинт пристально посмотрел на нее.
 — Я собираюсь сказать, что нашел вас в лесу и что вы, видимо, убежали от своих похитителей.
 Он не просил ее согласия, но она покорно кивнула.
 — Мне придется завязать вам глаза.
 — Рейф сказал, что уедет, — бесстрастно заметила Шей.
 — Ради вашей же пользы, мисс Рэндалл. Лучше, если вы скажете, что понятия не имеете, где находились. — Он смутился. — Рейф говорил, что вы не очень умело лжете.
 — А что еще он говорил? — горестно спросила она.
 — Он просил меня позаботиться о вас, — ответил Клинт, чуть заметно усмехнувшись.
 — Почему вы верите, что я ничего не расскажу? О вас, я имею в виду, — особенно подчеркнула она, — если учесть, что лгунья из меня никудышная.
 — А вам и не придется лгать. Вас действительно похитили. Вы на самом деле спаслись. Вы на самом деле не знаете дороги.
 — Но я знаю вас, — продолжала настаивать Шей из желания, чтобы он хоть как-то отреагировал. Из желания, чтобы он отвез ее обратно. К Рейфу Тайлеру. К человеку, которому она не нужна.
 — И вы расскажете?
 Она посмотрела ему в лицо. Волевое лицо с честными глазами. Вспомнила, как он привез ей завтрак, как волновался из-за ее ладони. Его теперешняя неловкость говорила о том, что ему явно не по душе то, чем он занимается в последнее время, но он верит в дружбу и верность и в свое представление о справедливости.
 — Нет, — в конце концов ответила она.
 — Вы настоящая леди, мисс Рэндалл, — произнес он, завязывая ей глаза.
 Но Шей не чувствовала себя леди. Она чувствовала себя пустой, как раковина, у которой кусок за куском вырвали середину. Она надеялась, что опустошение принесет с собой бесчувственность, но этого не произошло. Глубоко в душе болела открытая рана, которая, как казалось Шей, никогда не затянется.
 Не помогала также мысль, что она наконец-то увидит отца. Потому что теперь Шей не знала, жив он или мертв. А если жив, то что же такое он сделал, чтобы погубить человека, которого она полюбила и всегда будет любить?
 И которого никогда не получит.




 Глава двадцатая


 Шей всматривалась в Джека Рэндалла, пытаясь разглядеть в нем собственные черты. Пытаясь понять, что в нем полюбила мать и что возненавидел Рейф Тайлер.
 Он все еще был хорош, а в прошлом, наверное, был очень красив. Шей не могла разглядеть цвет его глаз. Они так и не открылись за те несколько часов, что она пробыла с ним рядом. Он был неподвижен, и ей пришлось поднести руку к его рту и удостовериться, что он все еще дышит.
 Доктор сказал, что все это из-за раны на голове. Может быть, он придет в сознание. А может быть, и нет. Возможно, он вспомнит, что произошло. Возможно, и нет. Ничего суверенностью нельзя утверждать.
 Шей посмотрела на Кейт, которая сидела по другую сторону кровати. Шей сразу прониклась к ней симпатией заве теплоту, за поддержку: Кейт тут же шикнула на своего отца, когда тот начал задавать вопросы.
 — Позже, — произнесла Кейт, увидев усталость в глазах Шей, и поспешно отвела ее в комнату, где тихо лежал Джек Рэндалл. Шей тогда мысленно благословила эту женщину за то, что Кейт сама не принялась ее расспрашивать.
 Сколько уже прошло часов? Сколько времени с того момента, как она покинула Рейфа? Сколько времени она смотрит на человека, которого считает своим отцом? Человека, которому мстил Рейф?
 Она была плоть от плоти этого человека, и все же он был ей как чужой. Ничего знакомого. Она думала, что узнает хоть какую-то черточку, увидит в лице хоть что-то похожее. Что-нибудь, что скажет ей правду. Она сама уже не была уверена, что хочет знать эту правду.
 Шей снова взглянула на Кейт, чувствуя, что ее что-то связывает с этой женщиной, почти ее ровесницей. От нее не ускользнуло то, как Кейт и Клинт обменялись взглядами, и у обоих в глазах стояла тоска, хотя Клинт и представил их очень сухо. В такой же манере разговаривал и Рейф. Потому что она была Рейфу небезразлична? Потому что Кейт была небезразлична Клинту? Что это, оборона? Стена?
 Дочь шерифа. А Клинт сообщник бандитов. Неудивительно, что он проявил столько понимания.
 Послышался стук в дверь, и вошел шериф Дьюэйн.
 — Без изменения? — спросил он. Она покачала головой.
 — Вы не могли бы уделить мне несколько минут?
 — Папа, — предостерегающе произнесла Кейт. Дьюэйн тряхнул головой:
 — С вами связана большая тайна, мисс Рэндалл. По правде говоря, здесь в округе творится много загадочного.
 Рейф говорил, что вы не очень умело лжете. Когда, интересно, она поняла, что все сказанное Рейфом говорилось для ее же пользы? Он мог и не отпустить ее, особенно к человеку, которого ненавидел. Тем не менее он понимал, как это важно для нее.
 А теперь ради него ей нужно правдоподобно солгать. Пускай он твердит, что ему все равно, если Рэндалл узнает, кто за ним охотится, она не будет тем человеком, который затянет петлю на шее у Рейфа или вновь толкнет его в темницу. Повторять историю, которой ее научил Клинт, она не собиралась. Просто потерялась, вот и весь рассказ. Всего-навсего потерялась.
 Шей посмотрела на шерифа Дьюэйна.
 — Рэндалл никогда не говорил, что у него есть дочь, — сказал Дьюэйн.
 — Думаю, он этого не знал, — тихо произнесла Шей. — Я и сама не знала, пока несколько месяцев назад не умерла моя мать и я не нашла несколько его писем. Она… всегда говорила мне, что отца нет в живых.
 — Почему так произошло, как вы думаете?
 — Не знаю, — ответила Шей. — Я приехала сюда, чтобы выяснить.
 — Куда же вы пропали? Клерк на почтовой станции в Кейси-Спрингс сказал, что вы выехали несколько недель назад.
 — Я… потерялась.
 — И так долго блуждали? — недоверчиво спросил он.
 — Я набрела на заброшенную хижину. Там были кое-какие припасы, — сказала она. Шериф прищурился:
 — Мне сказали, что вы отправились в путь с каким-то работником ранчо «Круг Р».
 — Он передумал, — ответила Шей. — Я сама поехала. Верхом я езжу не очень хорошо, лошадь меня сбросила, и я потерялась. А затем нашла хижину возле ручья. Там было немного продуктов. Возможно, какой-то старатель… оставил свое жилье.
 Шей увидела сомнение в глазах шерифа и поняла, что сейчас последуют другие вопросы, с которыми она вряд ли сумеет справиться. Рейф был прав. Лгунья из нее плохая. Хоть она и вовсю старалась, но щеки ее покрыл румянец, а голос звучал довольно напряженно.
 Но от дальнейших расспросов ее спасло то, что Джек Рэндалл застонал. Шей наклонилась пониже, пытаясь расслышать, не скажет ли он что-нибудь.
 Стон повторился, и больной шевельнулся, но глаз не открыл. Шей смочила кусок ткани и нежно провела по его лицу.
 Врача рядом не было. Его ждали другие пациенты, которые нуждались в нем, как он сказал Кейт, а в случае с Джеком Рэндаллом оставалось только одно: ждать. Ждать, вдруг он очнется.
 Шей испытывала к отцу смешанные чувства, ее терзало очень много сомнений. И все же любовь к нему росла в ней с той минуты, как она узнала о его существовании. Ей казалось, что она предает этим Рейфа. Ей казалось, что она предает Джека Рэндалла — человека, который, возможно, подарил ей жизнь — поскольку сомневается в нем.
 Ей хотелось стать бесчувственной и не надеяться, что этот человек выживет, и не желать, чтобы Рейф остался. Эти двое были несовместимы.
 — Сара, — скорее простонал, чем произнес Джек Рэндалл.
 Шериф тут же подошел ближе и опустился на колени рядом с кроватью.
 — Джек. Джек.
 Ресницы Рэндалла затрепетали, открыв затуманенные, непонимающие голубые глаза. У матери Шей были серые глаза, а у нее самой серо-голубые.
 Взгляд Джека блуждал. Больной оглядел комнату, затем с сомнением посмотрел в лицо Шей:
 — Сара?
 Нерешительный тон нарушил хрупкое спокойствие Шей. Она покачала головой:
 — Я Шей. Дочь Сары.
 Он с такой силой сосредоточил на ней свой взгляд, что она даже испугалась.
 — Шей? Моя дочь?
 Слово «дочь» чуть не сломило ее.
 — Я здесь, — тихо произнесла она.
 — Я так… за тебя боялся. Клерк на станции сказал… — Он потянулся и схватил ее за руку:
 — Никто… не причинил тебе вреда?
 Она покачала головой, слыша, видя любовь в его глазах. Ее сердце забилось.
 — Просто я потерялась, — сказала ему Шей. — И была напугана.
 Вмешался шериф:
 — Джек, что здесь произошло?
 Шей видела, что Джек Рэндалл колеблется, лихорадочно оглядывается, словно в поисках чего-то, что могло вернуть ему память.
 — Я… не знаю.
 — Попытайся вспомнить. Кто в тебя стрелял?
 Джек Рэндалл закрыл глаза.
 — Я… пытаюсь. Помню, что искал свою дочь. Помню, как возвращался домой. Больше ничего.
 Шей увидела, как он стиснул зубы, и поняла, что его мучает боль. Она взглянула на шерифа, вид у того был расстроенный.
 Дьюэйн сделал новую попытку:
 — Джек, все это началось с тех первых ограблений. Затем убили нескольких старателей. Здесь есть какая-то связь. Помоги же мне, черт возьми.
 Шей видела, как ее отец борется с беспамятством. Ей не. казалось, что он прикидывается. Он был действительно сбит с толку.
 — Я… не помню. — Он посмотрел на Шей, впитывая глазами каждую ее черточку. — Шей, — вновь прошептал он. — Моя дочь.
 Он слегка подвинул к ней руку, и Шей взяла ее, крепко сжав пальцы и почувствовав, как в ответ он цепляется занее почти с отчаянием.
 Потом он посмотрел на шерифа:
 — Прости меня, Расс. Я только помню… как возвращался на ранчо. — Голос его оборвался, глаза закрылись, дыхание вновь выровнялось.
 Шей все еще держала его руку, боясь оборвать тонкую нить, связывающую ее с отцом. Ее отцом. Он искал ее"Он нуждался в ней. Об этом ей рассказали его глаза.
 Она посмотрела на бледное лицо, на опущенные веки и осознала, что является частью этого человека. Ей так много хотелось узнать. Задать столько вопросов. Услышать столько ответов.
 И среди них самый важный — его причастность к тому давнишнему ограблению. В его лице не угадывался порок. Взгляд не был хитрым.
 Рейф ошибся!
 Дьюэйн поднялся.
 — Черт знает что, — сказал он, потом, взглянул на двух женщин:
 — Прошу прощения.
 Кейт просто улыбнулась, а Шей не смогла. Она был а как натянутая струна и могла лишь только беспомощно взирать на шерифа.
 — Я ждал достаточно долго, — сказал он. — Придется созвать отряд и прочесать эти каньоны, пусть даже на это уйдет целый год. Бог его знает, что здесь произошло, и я не уверен, что Джек в ближайшее время сумеет нам помочь.


* * *

 Клинт стоял, прислонившись к стене, и с неослабевающим интересом наблюдал за происходящим. Шей посмотрела в его сторону и перехватила быстрый взгляд. В нем не угадывалось ни одобрения, ни порицания.
 — Отправляетесь на поиски Макклэри? — лениво поинтересовался он.
 — Да. Заодно поищем и тех головорезов, которые досаждают Рэндаллу, — ответил Расс. — Макклэри может быть мертв, или его самого украли. Пора выяснить.
 Шериф посмотрел на Шей и нахмурился. Девушка поняла, что ему не понравился ее рассказ. Шериф вновь обернулся к Клинту:
 — Где именно ты нашел мисс Рэндалл?
 — Возле Раштонского ручья, недалеко от старой шахты, — ответил он. — Я искал следы Макклэри.
 — Ты думаешь, он недалеко от ручья?
 — Именно там был убит последний старатель, — сказал Клинт.
 — Ты все еще думаешь…
 — Макклэри уезжал из дома каждый раз, когда убивали старателей. Сейчас он снова исчез.
 — Хотелось бы и мне быть настолько уверенным, — сказал шериф. — Но как тогда объяснить ограбления? Там участвовало по крайней мере шестеро, а началось все задолго до приезда Сэма Макклэри.
 — Задолго до его официального приезда, — поправил Клинт.
 — Не исключено. Все же нутром чувствую, что это не все. Кто-то имеет на Рэндалла зуб, и, думаю, такого человека он не стал бы приглашать в свой дом. Черт, как жаль, что он ничего не может вспомнить…
 — Доктор сказал, есть надежда, — сказал Клинт. — Возможно, Джек и вспомнит кое-что.
 — Мы выезжаем на рассвете, если передумаешь и захочешь присоединиться к нам.
 — Мне кажется, я здесь нужнее.
 — Здесь останется Нейт, — заметил Расс.
 — Нейту не справиться со стадом в одиночку, — сказал Клинт. — Почти все работники разбежались, а тот, кто стрелял в хозяина, может вернуться.
 Расс согласился:
 — Ты прав. — Он повернулся к дочери:
 — Кейт?
 — Я останусь здесь, приготовлю обед, — сказала она. — Домой вернусь позже.
 — Не вздумай ехать одна, — предупредил Расс, и Шей увидела, как Кейт слегка нахмурилась.
 — Я езжу одна с тех пор, как мне исполнилось двенадцать.
 — Но у нас тогда не было убийств.
 — Клинт отвезет меня домой, — сказала Кейт, повернувшись к Клинту.
 Лицо Клинта окаменело, затем смягчилось.
 — С удовольствием.
 Расс кивнул и обернулся к Шей:
 — Мне жаль, что ваш визит оказался таким… несчастливым, но, по крайней мере, похоже, что ваш отец поправится. Вы дадите мне знать, если что-нибудь вспомните? Или если вспомнит Джек, когда опять очнется?
 — Да, — ответила Шей, чувствуя себя неловко под его твердым вопросительным взглядом.
 После ухода шерифа Кейт объявила, что отправляется вниз на поиски чего-нибудь, что можно приготовить к обеду.
 — А ты оставайся со своим отцом, — сочувственно произнесла она.
 При взгляде на Клинта ее глаза смягчились, и Шей испытала жалость к молодому человеку. Он стоял, стиснув зубы, на его щеке играл желвак. Интересно, подумала Шей, а знает ли Рейф, какой выбор стоит перед его другом?
 Она болела за него всем сердцем. Уж ей-то было хорошо известно, как мучительно раздваиваться в своей верности.
 Кейт ушла, и Шей осталась вдвоем с Клинтом. Отец снова погрузился в глубокий сон.
 — А вы держались молодцом, — сказал он.
 — Значит, все-таки я неплохая лгунья? — с горечью произнесла она.
 — Не самая лучшая, но сойдет.
 — А вам ложь хорошо удается, — не смогла она удержаться от укора.
 Его губы скривились в улыбке, но он промолчал. Глаза Клинта, однако, затуманились, и она почувствовала — он сожалеет о том, что ему приходится делать.
 — Рейфу повезло, что у него такой друг, — внезапно произнесла Шей.
 — За последние годы ему чертовски мало везло, — сказал Клинт. — Даже сейчас… — Он замолчал, повернулся и вышел из комнаты.
 Шей опять устремил а взгляд на Джека Рэндалла, теперь уже борясь со сном. Ей давно не удавалось поспать. Прошлой ночью…
 Неужели еще прошлой ночью Рейф любил ее? Так нежно. Так страстно. Она закрыла глаза, вспоминая его прикосновения, стирая из памяти те жестокие слова, которые прозвучали сегодня утром.
 — Рейф, — прошептала она самой себе, не подозревая, что это имя как-то проникло в полузабытье человека рядом с ней. — Я всегда буду любить тебя.


* * *

 Сэм Макклэри проклинал свое невезение, пока ехал вдоль Раштонского ручья. И откуда только черт принес тех работников? Оставалось надеяться, что никто не видел, как он уезжал, и что Рэндалл мертв. Хотя Макклэри на это не рассчитывал. Все равно здесь ему делать больше нечего. Никаких денег выманить из Рэндалла больше не удастся. Ему уже не запугать подлеца.
 Проклятье, что Рэндалл вышел из себя. Сэм всегда знал, что Рэндалл трус. Если бы не история с Тайлером… Из-за странного, непонятного чувства вины Рэндалл перестал быть ему полезным. Неужели это как-то связано со слухами о дочери? Рэндалл все отрицал, но…
 Не повезло. Знакомство с Рэндаллом давало свои плоды. У Джека всегда можно было перехватить несколько долларов, когда в каком-нибудь городе становилось слишком горячо. Неужели уехать отсюда, уехать из Колорадо, но Макклэри понимал, что Рейф Тайлер все равно найдет его. Точно так же, как он нашел Рэндалла. Идти на такой риск Макклэри не мог.
 Хотя на ранчо путь закрыт, ему придется здесь немного задержаться. Блюстители закона будут искать его и Тайлера, но у Тайлера клеймо. И Тайлер никуда не уедет — в чем Макклэри был уверен, — если убийства не прекратятся. Тайлер наверняка заподозрит, что Макклэри все еще где-то рядом. Лучше уж сейчас испытать судьбу, чем ждать, что в один прекрасный день Тайлер разыщет его.
 Макклэри хотел видеть Тайлера на виселице. И ради этого готов был рискнуть своей свободой. Тайлер превратился в его навязчивую идею, и не только потому, что представлял для него угрозу. Макклэри возненавидел его десять лет назад, и ненависть за эти годы нисколько не уменьшилась. Ему никогда не забыть презрительного отношения Тайлера даже после разжалования.
 В этих краях сотни мест, чтобы спрятаться, и Макклэри прожил здесь достаточно долго, чтобы узнать многие из них. Заброшенные землянки и хижины старателей, оставшиеся с лучших времен, встречались в этих каньонах на каждом шагу. И заодно он сможет пополнить свой капитал. Еще несколько мертвых старателей дадут ему достаточно золотого песка, чтобы отправиться в Мексику и затянуть потуже петлю вокруг шеи Тайлера.
 Но будь проклят этот Рэндалл. Ему так нравилась жизнь на ранчо. Нравилось травить Рэндалла.
 Мысли Макклэри отвлеклись на другое, когда он увидел то, что искал. Он подъехал к ветхой землянке, вырытой в холме, растянувшемся вдоль ручья. Почти полностью скрытая зарослями кустарника, она была явно давным-давно заброшена. А лошадь он сможет прятать в лесу, в двух шагах.
 Сэм Макклэри спешился и вошел внутрь. От землянки остались только три бревенчатые стены, четвертой стенай служила утрамбованная земля. Из вещей предыдущего владельца не нашлось ровным счетом ничего.
 Здесь он сможет укрыться на какое-то время. А потом снова отправится на охоту. На старателей.


* * *

 Рейф Тайлер сидел на камнях над озерцом. Сегодня он не видел медведей, но надеялся, что медвежонок выздоравливает.
 Рейф смотрел не мигая на водопад, который так нравился Шей. Он старался сосредоточиться на своем следующем шаге, но никаких следующих шагов не могло быть, пока он не узнает, жив ли Рэндалл.
 Что нашла Шей в конце пути? Отца, в котором так нуждалась, что проехала полконтинента? Покойника? Рейф надеялся, что первое. Но в таком случае, что теперь будет?
 Он обязан продолжить начатое. Нельзя отказываться от десяти лет, в течение которых он обдумывал свой план, от всех жертв, что принес Клинт и его товарищи. Нельзя отказываться от последней надежды отомстить.
 Сегодня Рейф вновь надел перчатку. Не хотел смотреть на клеймо. Последние несколько дней он специально не надевал ее, стараясь, как он сам себе объяснил, обратить внимание Шей на клеймо. Но она реагировала по-своему. Не так, как должна была, по его мнению.
 Он все еще не мог поверить, что клеймо не имеет для нее никакого значения.
 Дятлы выстукивали свою меланхоличную мелодию, и она напомнила ему барабанный бой, который он слышал много лет назад. Очень давно, но для него как будто вчера. Он сойдет с ума, если останется здесь. Завтра он отправится на собственную охоту. Найдет Макклэри, потом примет еще одно решение: что делать с Джеком Рэндаллом, если тот жив.
 Рейф чувствовал, что сержант бродит где-то рядом, особенно если именно он убил Рэндалла. Он захочет избавиться от всякого, кто знает о его связях. Макклэри наверняка догадается, что послужит следующей мишенью для Тайлера.
 Рейф вынул Абнера из кармана и провел рукой по спинке мышонка, чувствуя, как тот вздрагивает от удовольствия. Но Абнера ему уже было мало. Он закрыл глаза, стараясь не думать о Шей Рэндалл, о свете в ее глазах, который затем сменился печалью. Он старался не думать о тепле, которое разливалось по нему от ее прикосновения.
 Взглянул наверх. Небо темнело. Надвигалась ночь. Молодая луна была еще прозрачной. Становилось прохладно. Еще несколько часов, и наступит холод.
 Но Рейфу уже сейчас было холодно. И он думал, что никогда не сумеет согреться.


* * *

 Джек Рэндалл то приходил в себя, то снова терял сознание. Его голова раскалывалась от такой мучительной боли, что он сам стремился к забытью. Но мысль о чудесном появлении дочери заставляла бороться с беспамятством.
 Он держал ее за руку, и временами ему казалось, что это рука Сары. А потом он вспоминал, что Сара умерла, а у него даже не было возможности попрощаться с ней.
 Один раз он открыл глаза и увидел, что дочь задремала, сидя в кресле. Любуясь ею, он даже забыл о боли. Она была очень похожа на Сару. Это сходство привело его в восторг, но тут же опечалило, потому что он не узнал радости и удовольствия видеть, как растет его ребенок.
 Он бы изменился. Если бы узнал о ребенке, он бы изменился.
 Джек попытался вспомнить все, что недавно было сказано, но мысли путались и обрывались. Он слышал, как дочь говорила, что потерялась. Слава Богу, ничего не случилось, но потом в его сознание прокрались другие слова, застучав болью в висках, а затем растаяв. «Рейф». Она упомянула его имя. Почему?
 Джек Рэндалл попытался пошевелиться, но боль пронзила насквозь, вытеснив из головы все мысли. Плечо горело огнем, он хотел двинуть рукой, но тут же обнаружил, что она крепко прибинтована к груди. С его губ сорвался стон, и глаза девушки открылись, — глаза его дочери, полные участия и тревоги.
 — У меня есть настойка опия, — сказала она. — Хочешь немного? Или, может быть, воды?
 Он с трудом сглотнул. Ему хотелось забыться, но тогда он снова уснет и не сможет видеть ее, говорить с ней.
 Джек покачал головой и протянул ей руку, которую она сразу взяла.
 — Просто… поговори со мной.
 Она улыбнулась:
 — О чем?
 — О твоей матери. О тебе. Чем вы занимались все эти годы. Чем тебе нравится заниматься… — На последних словах голос его слегка дрогнул, так как подкатил новый приступ, и Джек закрыл глаза.
 Спустя минуту он заставил себя вновь открыть их. Дочь внимательно вглядывалась в его лицо.
 — Пожалуйста, — сказал он, — поговори, просто поговори.
 Она начала тихим, неуверенным голосом, то и дело запинаясь, словно слова мало что значили, но для него они значили все. Каждое слово как драгоценный камень.
 — Мы жили в Бостоне, в маленьком уютном домике, и у нас была мастерская, шляпное ателье. Я придумывала фасоны. Я вообще люблю рисовать.
 Джек закрыл глаза, но слова продолжали звучать, и он впитывал их как губка. Это было гораздо лучше, чем опий.
 — Мы часто ходили на концерты в парк, много читали. Я посещала «Академию молодых дам» и выучилась всем правилам хорошего тона, хотя сейчас об этом трудно догадаться, — сказала она чуть насмешливо и с той же милой простотой, какую он помнил у Сары. — Все мои платья где-то там, в горах.
 Шей замолчала, последовала долгая пауза.
 Он открыл глаза, посмотрел на нее и увидел тоску, даже глубокое душевное горе, которое она пыталась скрыть.
 — Мы купим новые, — сказал он.
 Но печаль не исчезла с ее лица, и снова что-то ударило ему в виски, что-то, чего он не мог забыть. «Рейф». Имя было произнесено мягко, без злобы и горечи, как звучало в его голове в течение многих лет. Но этого быть не могло. Он путает явь и сны. Дочь всего-навсего потерялась.
 Шей замолчала. Она вновь пребывала в сомнении, а потом ее чудесные глаза взглянули на него на этот раз вопросительно.
 — Ты уже что-нибудь помнишь? — спросила она. — О том, кто стрелял?
 В голосе звучала такая тревога, что он перепугался.
 Он пытался вспомнить, раз это так важно для нее. Но память сохранила только то, как он ехал верхом, как думал…
 А затем события начали к нему возвращаться. Короткими, болезненными вспышками. Макклэри вытаскивает пистолет. Макклэри стреляет. Боже мой! Он сказал Макклэри, что собирается во всем признаться.
 Джек смотрел в лицо дочери. Дочери, которую только что встретил, дочери, у которой были к нему свои вопросы. И понял, что не сможет объяснить ей свое прошлое и прочитать на ее лице презрение.
 Джек закрыл глаза. Ему нужно время. Время, чтобы заставить ее полюбить себя. Время, чтобы побаловать ее. Время, чтобы узнать ее.
 Макклэри, вероятно, ушел навсегда, особенно если подумал, что убил человека, которого так долго шантажировал. А Тайлер? Наверное, Рейф Тайлер решит, что достаточно отомщен после этого выстрела. Должен же он понять, что все подозрения сразу падут на него.
 — Отец? — прозвучало очень неуверенно. Очень робко. Пройдет время, прежде чем она поймет, каким он был человеком.
 Он уже не открывал глаз, притворяясь спящим, чтобы не выдать ничего, чтобы уберечься от дальнейших расспросов. Но ее слова он сохранил в памяти, как фотографию, которую можно в любую минуту вынуть и рассмотреть. Потом в памяти всплыло лицо Рейфа Тайлера, его пронзительный взгляд, полный ненависти, как тогда десять лет назад на плацу, и он понял, что Тайлер никогда не отпустит его.
 Рука Шей нежно коснулась отца. Он услышал ее тихий вздох, а затем она легким движением поднялась с кресла, прошла по комнате, шагнула за порог и затворила за собой дверь. Он открыл глаза — комната была пуста.
 Джек Рэндалл снова попытался шевельнуться, сесть, Это ему удалось, но только после нового приступа боли, Он рассмотрел себя в зеркале и отвернулся с отвращением. Он увидел на своем лице отражение той мысли, которая теперь все время вертелась у него в голове.
 У него был один способ удержать дочь — в последний раз погубить Рейфа Тайлера.
 Нужно только сказать Рассу Дьюэйну, что в него стрелял Тайлер.
 Джек Рэндалл крепко стиснул зубы, стараясь проглотить свинцовый комок в горле. Рейф Тайлер или дочь. С одной стороны — чувство вины, с другой — желание узнать и полюбить свою дочь. Он уже знал, какой выберет путь. Пусть даже это ускорит его падение в преисподнюю, которого он пытался избежать последние несколько лет, делая что-то хорошее.
 Но Бог его знал и поставил еще перед одним выбором. Джек Рэндалл понял, что вновь потерпит поражение. В его случае хозяином положения всегда становился дьявол, предлагавший вместо бедности — благополучие, вместо наказания — свободу. Однажды ему придется заплатить по счету, но он никогда не мог сопротивляться предложению дьявола.
 И теперь, он предвидел, тоже не сможет.
 Джек только жалел, что ему никак не вспомнить те слова, которые тревожили его. Слова, произнесенные шепотом его дочерью. Слова, которые он должен вспомнить.
  Глава двадцать первая 
 Кейт приготовила цыпленка, которого зарезал Клинт. В доме оказалось очень мало еды.
 Она обнаружила только лук, картофель и соль. Завтра придется привезти продукты из дому и захватить кое-что из одежды для Шей Рэндалл. Бедняжка, видно, потеряла все свои вещи в горах. Чудо, что она осталась жива.
 Отец Кейт попросил ее разузнать что-нибудь о Шей Рэндалл и о тех неделях, что она провела неизвестно где. Для него было непостижимо, как женщина сумела продержаться столько времени в горах и не погибнуть, но Кейт всегда отличалась самостоятельностью и угадала то же самое качество в дочери Рэндалла. Вдоль ручья было множество заброшенных лачуг, а в лесу полно малины, чтобы человек продержался достаточно долго.
 Она только восхищалась тем мужеством, которое понадобилось уроженке Востока, чтобы проделать такой долгий путь и не сломиться. Шей Рэндалл сразу пришлась ей по душе, Кейт понравилась решительность этой девушки и то, что она явно волновалась об отце, которого не знала. А ее собственный отец, подумала Кейт, просто проявляет излишнюю подозрительность.
 Она отвернулась от кастрюли, когда в кухню вошла Шей Рэндалл — бледная, усталая, глаза тревожные, — и Кейт сразу прониклась к ней сочувствием.
 — Как он?
 — Проснулся на несколько минут, потом снова заснул.
 — Он вспомнил, кто стрелял?
 Шей покачала головой.
 Кейт смешалась, боясь показаться назойливой.
 — Нелегко тебе пришлось.
 Шей вымученно улыбнулась:
 — Я ожидала совсем другого, когда покидала Бостон.
 — Ну а теперь, когда ты уже здесь?
 — Места здесь красивейшие, — сказала Шей.
 Кейт уже успела накрыть на стол и теперь наполнила две тарелки и налила в стаканы воды.
 Шей благодарно опустилась на стул. Хотя у нее давным-давно не было и крошки во рту, неизвестность подавила чувство голода.
 — А мистер Эдвардс?
 — Ты имеешь в виду Клинта? — спросила Кейт. — Он пошел с Нейтом проверить, все ли вернулись. После того что здесь творится…
 Шей попробовала проглотить кусочек и нашла блюдо вкусным, но вопросы набегали один за другим, а задать их она могла очень немногим.
 — Я так мало знаю о… своем отце.
 Кейт улыбнулась:
 — Все его любят. Вряд ли найдется хоть один человек, которому бы он не помог.
 Шей вздохнула:
 — Как ты думаешь, почему в него стреляли?
 Кейт перестала улыбаться.
 — Никто не знает. Отец пытался поговорить с мистером Рэндаллом, но тот говорит, что не представляет, кто мог затаить на него злобу.
 Шей испытала прилив облегчения. По крайней мере, здесь не знают о Рейфе. Пока не знают. Но почему ее отец ничего о нем не рассказал? Неужели он понял, кто стоит за всеми этими ограблениями?
 Кейт сочувственно смотрела на нее.
 — Ты, наверное, очень устала. Хочешь, чтобы я осталась на ночь?
 — Ты и так много сделала. Я очень тебе благодарна. Но я сама справлюсь.
 — Завтра я привезу тебе кое-что из одежды. И окорок.
 Шей подавила вздох. Теперь она понимала, как чувствует себя Клинт, окруженный теплотой и заботой людей, которым нельзя рассказать всю правду.
 — Спасибо, — просто сказала она.
 — Тебе здесь понравится, — порывисто заверила Кейт — Здесь обычно очень спокойно. Папа обязательно поймает тех, кто стрелял в мистера… твоего отца.
 — Я слышала, здесь жил какой-то человек, который исчез, когда отец был ранен. Расскажи мне о нем.
 — Он появился здесь несколько недель назад. Был молчалив, ни с кем не общался. Знаю, что он не пришелся по душе ни Клинту, ни моему отцу.
 — А он не мог стрелять в моего отца?
 — Но за последнее время здесь столько всего произошло… Вот почему Клинт считает, что ему не следует далеко отъезжать от дома.
 То, как Кейт произнесла имя Клинта, заставило Шей улыбнуться.
 — Он ведь тебе нравится, правда?
 Кейт разрумянилась, от ее деловитости не осталось и следа.
 — Я не предполагала, что это так заметно.
 — Совсем немного.
 Улыбка Кейт померкла.
 — Очень жаль, — сказала она. — Он говорит, что привык бродяжничать и никогда не осядет на одном месте.
 Шей протянула руку и дотронулась до нее:
 — Не верь ему. Борись за него.
 Она знала, что не должна так говорить. Клинт руководствовался какими-то причинами, но она видела, как он смотрел на Кейт. С удовольствием, сменявшимся осторожностью. Ту же осторожность она видела у Рейфа.
 Шей не знала, есть ли у нее право вмешиваться, но что-то заставило ее произнести эти слова. «Борись за него». Потому что ей нельзя было бороться за Рейфа?
 Покинул ли он свое убежище? Или солгал, что уедет?
 Иначе зачем бы здесь быть Клинту?
 А тут еще созывают какой-то отряд…
 Шей вздрогнула, и Кейт с беспокойством посмотрела на нее:
 — Наверное, следовало бы вернуть доктора, чтобы он осмотрел тебя.
 — Просто я устала.
 — Ну конечно же. А ты уверена, что мне не стоит задержаться и помочь? Не хочется оставлять тебя одну.
 — А я и не одна. Мистер Эдвардс сказал, что будет поблизости вместе с оставшимися рабочими. Я посплю в отцовской комнате.
 Она тщательно следила, чтобы не назвать Клинта по имени, боясь, что тем самым выдаст их знакомство.
 Кейт кивнула и поднялась.
 — Я приеду утром, привезу одежду. Если тебе что-нибудь понадобится раньше, пришли кого-нибудь за мной. Шей с благодарностью посмотрела на девушку.
 — Пойду переговорить с мистером Эдвардсом.
 Она заспешила к бараку, у дверей которого замешкалась, не зная, можно ли ей войти. На ее стук вышел Нейт.
 — Как себя чувствует мистер Рэндалл, мисс? — спросил он.
 — Временами приходит в себя. Но пока ничего не вспомнил.
 — Значит, теперь вы здесь за хозяйку.
 Шей не знала, что и сказать.
 — Насколько я поняла, очень многие покинули ранчо. Благодарю вас, что вы остались.
 — Я проработал здесь гораздо дольше других. Мистер Рэндалл всегда был по-настоящему справедлив.
 — Я уже слышала это не раз, — сказала она, желая выведать у него побольше, но ей срочно нужно было переговорить с Клинтом. — Вы не скажете, где сейчас мистер Эдвардс?
 — В конюшне, мэм, ухаживает за лошадьми.
 — Спасибо, — поблагодарила она и повернулась, чтобы идти.
 — Мисс Рэндалл. Она обернулась.
 — Если я могу чем-то помочь, сразу дайте знать. Мне жаль, что вы приехали сюда, когда пришла беда. Бог знает что здесь творится. А ведь «Круг Р» был, да и теперь все еще чудесный уголок.
 Пока не начались ограбления. Пока не появился Рейф Тайлер.
 — Насколько плохо обстоят дела? — поинтересовалась Шей.
 — Думаю, вы имеете право знать. Мы теряем скот каждый день, потому что у нас не хватает людей отгонять стадо дальше каньонов, где недостаточно травы, чтобы вдоволь прокормиться. Похоже, у нас не хватит рук и для того, чтобы отправить скот на осеннюю ярмарку, но даже если это нам удастся, выручка будет небольшая. Мистер Рэндалл потерял трехмесячное жалованье, ни одному из работников не заплачено за четыре месяца. Так что не могу винить их, что они разбрелись, особенно когда перспективы не так уж хороши.
 — Спасибо за откровенность.
 — Вам нужно это знать на тот случай, если…
 Если ее отец не выкарабкается. И тогда Рейф Тайлер победит. Тогда он разрушит все, что создал Джек Рэндалл.
 Не думай об этом.
 Но она не могла не думать об этом, пока шла к конюшне и открывала дверь. Клинт, который как раз седлал лошадь, Обернулся и настороженно смотрел, как она закрывает за собой дверь. Они были одни.
 — Он все еще там, ведь так?
 Клинт упрямо выпятил подбородок и ничего не ответил.
 — Вы ведь расскажете ему об отряде добровольцев?
 — Если он все еще там, то сам это поймет. А вам разве не все равно?
 В тусклом свете фонаря его взгляд просверлил ее насквозь.
 — Нет, не все равно, — прошептала она.
 — А как же Рэндалл?
 — Вдруг здесь какая-то ошибка? Возможно, этот Макклэри… — Она с мольбой упрашивала Клинта, чтобы он согласился с ней.
 — Рэндалл рассказал что-нибудь о нападении?
 Она покачала головой.
 — И не расскажет, — с горечью произнес Клинт. — Он обвинит во всем Рейфа.
 — Он не помнит…
 — А вы в этом уверены, мисс Рэндалл? Действительно уверены?
 Шей больше ни в чем не была уверена, даже в том, что земля круглая, небо голубое и солнце всегда восходит.
 — Нет, — наконец произнесла она.
 — Рейф в состоянии о себе позаботиться, — сказал Клинт, чуть смягчаясь.
 — А вы?
 Он бросил седлать лошадь:
 — Что вы имеете в виду?
 — Кейт.
 Он сразу перестал говорить с ней как друг.
 — А что Кейт?
 — Она вас любит.
 — Этого не может быть.
 Шей молча смотрела на него.
 — В любом случае это вас не касается, — резко произнес он. — А теперь прошу меня извинить. Я должен посмотреть, не готова ли она ехать домой. — Он вывел из стойла своего коня, а затем из другого стойла маленькую кобылку, которая, наверное, принадлежала Кейт. Он остановился, обернулся:
 — Спасибо за то, что… вы сказали Рассу Дьюэйну.
 — Думаю, он мне не поверил.
 Клинт криво усмехнулся:
 — Я тоже так думаю, но он не может ничем опровергнуть вашу историю.
 Клинт начал говорить что-то еще, но вдруг замолчал и вывел лошадей во двор, оставив Шей в конюшне. Она присела на охапку сена, чувствуя себя очень одинокой и потерянной, и тут вспомнила о рисунках, которые захватила с собой. Шей вынула их из-за пояса.
 Там был рисунок Абнера, другой — медвежонка. На одном был изображен Рейф рядом со своим конем. Рейф вырвал из альбома ее эскизы водопада и озера, гор, нарисованных с пенька перед хижиной. И она поняла, что он не предполагал скорый отъезд, поэтому вырвал все ее зарисовки ландшафта.
 Но он оставил свои портреты. И от этого ей стало не по себе. А мне абсолютно все равно, что вы расскажете обо мне. Он уже заранее сдался. Или, возможно, только возможно, он не хотел, чтобы она забыла о нем, несмотря на все его слова.
 А Шей не сдалась. Она знала, что никогда не сдастся. Она постарается сделать так, чтобы все было хорошо. Она не знала, как именно поступит, но решила, что обязательно что-нибудь предпримет.
 Шей услышала удаляющийся лошадиный топот, и поняла, что Клинт и Кейт уехали. Она скомкала рисунки, сняла со стены фонарь и вышла во двор. Там она сожгла до последнего кусочка все свидетельства о Рейфе Тайлере.
 Они были ей не нужны. Его образ она держала в своей памяти, в своем сердце. Она помнила каждое выражение, каждую суровую черточку его лица и то, каким оно было нежным утром, перед самым приездом Клинта. Именно этот образ она сохранила в своем сердце.


* * *

 Огни ранчо Дьюэйнов были видны издалека. У ограды стояло несколько лошадей на привязи.
 Вечер был прохладный, но Кейт бил озноб по другой причине. Она стояла на крыльце и ждала, когда появятся Клинт и Шей Рэндалл. Ей показалось, что прошло очень много времени, прежде чем Клинт вышел из конюшни, лицо его было напряжено, и это послужило ей предупреждением не задавать вопросов. Раньше Кейт никогда не ревновала. Раньше она никогда не была влюблена. Пока не встретила на танцах два года назад Клинта Эдвардса.
 Он был красивый мужчина, со светло-серыми глазами и ямочкой на подбородке, которая смягчала суровое лицо, потемневшее от загара. Он мало говорил и, хотя посматривал на нее с интересом, не дарил ей комплиментов в отличие от прочих поклонников.
 Прошел целый год, в течение которого они часто виделись на различных собраниях, прежде чем она осмелилась в шутку пригласить его на танец, так как он явно не собирался этого делать. Он слегка улыбнулся, от чего ее сердце как-то странно подпрыгнуло, а потом признался, что не умеет танцевать.
 Они вышли из зала на улицу, и она научила его нескольким па. Он быстро все схватывал, и улыбка, так редко озарявшая его лицо, стала появляться чаще.
 Таким было начало. Потом он стал искать с ней встреч. Они несколько раз отправлялись на прогулки верхом, когда она заезжала на ранчо «Круг Р» со своим отцом, и со временем он все больше нравился ей. Ей даже нравилось молчать в его компании, потому что в этом молчании никогда не было неловкости, а только теплота и дружеское участие. Он не слишком распространялся о себе или своем прошлом, хотя однажды упомянул войну.
 И стоило ей его увидеть, как голова начинала кружиться, а сердце готово было выскочить из груди. Когда Клинт целовал ее, казалось, что ей принадлежат все звезды вселенной. Но его поведение озадачивало. Взгляд говорил о том, что она ему дорога, об этом же говорила его грустная улыбка, но сам он никогда ничего не говорил, никогда ничего не обещал и не просил ее ни о чем. Он всегда оставался для нее загадкой.
 Однако ей еще не доводилось видеть его таким озабоченным, как теперь, когда он появился на ранчо с Шей Рэндалл, поэтому Кейт мучили ревность и неуверенность. Во взгляде Клинта, обращенном на Шей, сквозила какая-то напряженность, личный интерес, который он не мог скрыть.
 В наступившем молчании Кейт показалось, что он удаляется от нее.
 — Шей Рэндалл очень хорошенькая, — наконец сказала она и ждала, как он отреагирует.
 Клинт бросил на нее взгляд и пожал плечами:
 — Разве?
 Кейт оцепенела, уловив в его голосе безразличие. Во всем этом было какое-то подводное течение, и ей захотелось плакать. Тут она поняла, что не отнеслась серьезно к его словам, произнесенным в тот вечер. Что-то должно было задержать его отъезд. Кто-то должен был остановить это перекати-поле.
 Она посмотрела ему в лицо — оно было сурово и неподвижно. Кейт подавила вздох, боясь обронить неверное слово, которое отдалит его еще больше. Чувствуя себя очень одинокой и несчастной, она подъехала к границе отцовского ранчо, откуда можно было видеть огни дома, и остановилась, развернувшись к нему лицом.
 — Дальше тебе ехать совсем необязательно, — произнесла она изменившимся голосом.
 — Но я хочу, — возразил он.
 — Думаю, — сказала она, — тебе следует вернуться. Ты можешь ей понадобиться.
 — Кейт, — начал говорить Клинт и сразу умолк. На щеке его заиграл желвак, руки крепче сжали поводья. Но как раз, когда она ожидала услышать что-то важное, он кивнул, развернул коня и поехал обратно на ранчо «Круг Р».


* * *

 Шей неспокойно спала в кресле в комнате Джека Рэндалла. На столике в углу тускло горела керосиновая лампа.
 Шей то и дело подкидывала поленья в большой камин, просыпаясь через каждые несколько часов, когда в комнате становилось прохладно.
 Отец приходил в сознание несколько раз, и хотя он сразу узнавал ее, по поводу остальных событий, связанных с его ранением, он пребывал в полном неведении. Правда, в искренности его радости, что она рядом с ним, сомневаться не приходилось.
 Как Шей ни старалась, она никак не могла сравнить этого человека с тем, которого неприязненно обрисовали Рейф и Клинт. Несмотря на сильную боль, терзавшую Джека Рэндалла, его глаза счастливо вспыхивали, стоило ему посмотреть на дочь. Когда он дотрагивался до нее, рука его была теплой, а пожатие радостным. Она не могла подавить свою любовь, которая невольно зарождалась. Если бы он отвернулся от нее, возможно, все было бы по-другому. Но он раскрыл ей объятия, ни о чем не спрашивая.
 Шей хотелось расспросить его о Рейфе. Она должна была знать правду о том, что случилось десять лет назад. Но в таком случае ей пришлось бы признаться, что она знакома с Рейфом, знает, что он скрывается в горах неподалеку и у него нет никаких причин находиться там, если только он не преследуемый бандит. Поэтому она сжималась в кресле под гнетом невзгод, жалея, что не знает Джека Рэндалла лучше, тогда бы она могла предположить, как он поступит, если сказать ему правду о последних нескольких неделях.
 Она не слышала, чтобы Клинт вернулся, и подумала, что, наверное, он отправился в горы поговорить с Рейфом. Шей на это надеялась. Ей хотелось, чтобы Рейф узнал об отряде добровольцев. Хотелось, чтобы с ним ничего не случилось.
 Джек Рэндалл беспокойно заметался по кровати, и Шей попыталась стряхнуть опьянившую ее усталость. Она склонилась к отцу и дотронулась до его лица. Оно горело от лихорадки.
 Шей смочила кусок ткани в миске с холодной водой, стоявшей на столике рядом с кроватью, и обтерла ему лицо.
 Он пробормотал несколько слов, которых она не поняла, и поэтому наклонилась пониже, пытаясь расслышать.
 — Я не… отпущу тебя… Нет.
 Больной сильнее заметался. Шей прижала к кровати его здоровое плечо, пытаясь разбудить.
 Наконец он открыл глаза и уставился на нее, как на привидение, но затем память вернулась к нему.
 — Ты… так похожа на свою мать. — Вздохнул Джек и затих.
 Шей снова обтерла ему лицо.
 — Ты что-нибудь еще вспомнил? Ты сейчас произнес несколько слов.
 — Не помню, — сказал он, но его голосу не доставало уверенности.
 — Постарайся, — настаивала она. — Шериф созывает отряд. Они не знают, кого искать. — Она помолчала с секунду, потом решительно продолжила. — Твой друг… мистер Макклэри, пропал.
 Рэндалл шевельнулся, лицо его исказилось от боли. Чувство вины полоснуло Шей ножом. Она потянулась к настойке опия, налила немного в стакан и поднесла к его губам.
 — Останься, — сказал отец. — Прошу тебя, останься.
 Она знала, что он имел в виду не эту ночь. Он имел в виду — навсегда. Она была ему нужна. А Рейфу — нет. Все как будто бы очень просто. Но на самом деле не так.
 Она тосковала по Рейфу Тайлеру и сердцем, и умом, и телом. Он все время стоял у нее перед глазами. Она старалась не думать о нем, старалась переключить мысли на человека, которого искала и который подарил ей жизнь.
 — Я буду рядом, — сказал Шей, нарочно прикинувшись, что не поняла его слов.
 Он закрыл глаза, — видимо, настойка начала действовать. Тело его обмякло, и Шей попыталась последовать его примеру. Но оцепенение, боль и смятение не покинули ее.
 Чувствуя, что ей не усидеть на месте, она поднялась и отправилась вниз. В гостиной горела керосиновая лампа, она быстро зажгла еще одну на кухне. Ее взгляд то и дело обращался на дверь отцовского кабинета, где в него стреляли. Его кабинет.
 — Нет, — сказала она себе. — Не могу.
 Но ноги сами несли в ту сторону. Она взяла со стола в гостиной лампу и медленно приоткрыла дверь кабинета.
 Толстый цветастый ковер покрывали темные пятна, и Шей внезапно захотелось убежать прочь. Но она не сделала ни шагу. Ей нужно было узнать правду. Хотя она и не знала, что искать. Возможно, подумала она, ей просто нужно убедиться, что Джек Рэндалл именно такой, каким кажется: владелец ранчо, уважаемый всеми соседями и друзьями.
 А кто же в таком случае Рейф Тайлер?
 Обойдя пятно на ковре, Шей подошла к письменному столу. На тарелке лежала недокуренная сигарета, а рядом конторская книга. Чувствуя себя предателем, она тем не менее заглянула в нее. Ее взгляд коснулся первой страницы толстой исписанной книги. Записи были начаты два года назад, в 1871 году. А потом она увидела строчку: «Сэм Макклэри. 1000 долларов». Год спустя еще одна запись, на этот раз на полторы тысячи.
 Ящик стола был слегка выдвинут, замок сломан, — похоже, кто-то в нем рылся, но его спугнули. Бумаги сверху были в беспорядке, но те, что лежали под ними, видимо, остались нетронутыми. Она просмотрела их, и ее рука наткнулась на что-то твердое. Шей уставилась на этот предмет, не веря своим глазам. Фотография матери. Сара выглядела настоящей красавицей, лицо ее озаряла прелестная улыбка. Шей никогда не видела, чтобы мама так улыбалась. Рядом с фотографией лежало письмо. Было видно, что его часто перечитывают.
 В Шей боролись два чувства: уважение к личной переписке Джека Рэндалл а и желание узнать, почему мать скрывала от нее его существование.
 Шей не знала, как долго она простояла, держа в руках сложенную страничку. Наконец она развернула письмо и узнала материнский почерк. Взглянула на дату. Август, 1863. Спустя несколько недель после суда над Тайлером.
 Она прочитала письмо, потом еще раз, более внимательно. Почувствовав пустоту внутри, Шей тщательно сложила листок и хотела вернуть письмо на место в ящик, но засомневалась и отнесла его в свою спальню, где положила под матрас. Она подошла к распахнутому окну и посмотрела в сторону гор, где прятался Рейф. Над вершинами завис полумесяц, окруженный звездами.
 Как, должно быть, Рейф ненавидит ее отца. Как, должно быть, он ненавидит ее. Раньше она этого не понимала.
 В лицо дул холодный ветер, но Шей не обращала внимания. Ее больше ничего не волновало, кроме письма. В душе была полная безнадежность.
  Глава двадцать вторая 
 Джек Рэндалл быстро пошел на поправку. С каждым днем он набирался сил и становился все обаятельней. Если бы Шей не прочитала письмо, она была бы очарована. А так она все время находила для него оправдания. Возможно, в письме имелось в виду совсем другое, не то, что она подумала.
 Первые пять дней Шей воздерживалась от вопросов. Отряд добровольцев ежедневно отправлялся на поиски, а это означало, по словам Клинта, что они ничего не нашли. Клинт не упоминал о своей поездке в горы, но Шей сама догадалась: Рейф знает, что его враг по-прежнему жив.
 На третий день вернулся врач и ничуть не удивился, что Джек Рэндалл так ничего и не вспомнил о стрельбе. Память, возможно, и вернется, сказал доктор, а возможно, и нет. Ранение в голову всегда непредсказуемо.
 Но опасность заражения, по его мнению, миновала, и он разрешил пациенту вставать с постели, хотя рука пока должна была остаться на перевязи.
 Иногда к ним ненадолго заезжала Кейт. В первый свой приезд она привезла продукты и кое-что из одежды. Платья оказались немного широки и чуть коротковаты, но Шей все равно была благодарна.
 Кейт держалась более сдержанно, чем в первый день их знакомства, и Шей недоумевала почему. Но она не долго ломала над этим голову, ее гораздо больше заботило другое: как завести с отцом разговор о Рейфе Тайлере.
 Когда на пятый день Кейт уехала, Шей приготовила лимонад и отнесла графин со стаканами в комнату Рэндалла. Он сидел на краю кровати, успев сделать несколько кругов по комнате, и теперь тяжело дышал, лицо его растянулось в широкой улыбке при виде Шей.
 — Каждый раз, когда ты входишь, в комнате словно появляется радуга, — сказал он. — Ты даже не представляешь, какое счастье мне доставила своим приездом.
 Шей поставила графин и налила им обоим по стакану, прежде чем опуститься в кресло рядом с отцом.
 — Почему вы с мамой разошлись? — Этот вопрос преследовал ее с той минуты, как она открыла шкатулку в Бостоне.
 Он прислонился к спинке кровати и вздохнул. Сделал большой глоток и внимательно посмотрел на дочь.
 — Разве она тебе ничего не рассказывала?
 — Она сказала, что ты умер еще до моего рождения.
 На его лице отразилась боль. Он заговорил только спустя несколько минут.
 — Твоя мать была городской девушкой, нежно воспитанной, — сказал он. — Она никогда не принимала Запад и то, что приходилось иногда делать, чтобы выжить.
 — Не понимаю, — сказала Шей.
 — Часто переезжаешь, — пояснил он. — У нас не было денег. Иногда даже негде было переночевать. Хорошая работа на дороге не валяется. Думаю, когда она узнала, что скоро у нее появится ребенок, ей захотелось надежного укрытия, а я… не мог ей предоставить его. Тогда не мог.
 — А позже?
 — Уже было слишком поздно, — ответил отец. — Думаю, ей самой было неприятно признать, что… из нашего брака ничего не получилось. Родители Сары не хотели, чтобы она вышла за меня, и сопротивлялись постоянно, пока мы не убежали. Возможно, Сара опасалась, что они не примут ее, поэтому сказала, что я умер. Я все время просил ее приехать, но она молила не вмешиваться в ее жизнь. О тебе она так и не рассказала.
 Его глаза взывали к дочери, умоляя поверить ему. Они были полны сожаления, и горя, и тоски, и она поверила, что он на самом деле испытывал эти чувства. Но она также знала, что Сара Рэндалл не спасовала бы перед трудностями. Та Сара Рэндалл, которая одна вырастила дочь.
 — Среди прочих вещей я нашла вырезку из газеты, — сказала Шей. — О заседании трибунала.
 — Когда я служил в армии, на моей памяти было несколько трибуналов, — сказал Рэндалл, и на его шее дернулась жилка.
 — Там шла речь о хищении казны и офицере по фамилии Тайлер.
 Наступило долгое молчание.
 — Я бы не хотел говорить об этом, Шей, — сказал он. — Тяжелое воспоминание. Он… я… мне нравился этот молодой человек.
 Шей захотелось усмирить быстрое биение сердца. Она отыскала отца, а теперь вновь могла потерять его. Какое ей дело, даже если он и совершил проступок, в котором она теперь уже не сомневалась. Ей должно быть все равно, но почему-то не было. Даже наоборот.
 — Твое слово… было против его слова.
 — На его квартире нашли часть денег.
 — Их могли просто подбросить.
 За несколько минут лицо отца так постарело, словно прошли не минуты, а годы. Он взял руку Шей, лежавшую на коленях.
 — Почему? Почему это тебя так волнует? — Пальцы его крепко сжались, словно утопающий хватался за соломинку.
 — Я просто хочу побольше знать о тебе, — сказала она, пока не смея раскрыть то, что могло бы повредить Рейфу Тайлеру, но испытывая огромную потребность рассказать правду.
 Отец не отрывал от нее пристального ищущего взгляда.
 — Где ты была все эти дни?
 — Я же рассказывала. Потерялась.
 — Ты встретилась с Тайлером. — Это был не вопрос, а утверждение.
 Шей ничего не сказала, но ее сердце забилось еще быстрее. Она знала — он сразу поймет, что она лжет, если сказать «нет». Ее выдавало волнение.
 — Ты была с ним в горах. — В голосе слышалась скорее печаль, чем обвинение. — Негодяй, — затем добавил Джек Рэндалл почти шепотом. — Он использовал тебя, чтобы посчитаться со мной.
 — Нет, — вырвалось у Шей, прежде чем она подумала.
 Он закрыл глаза, и Шей захлестнула боль. В течение нескольких недель она нашла возлюбленного и отца, которые ненавидели друг друга и обвиняли друг друга в мотивах и поступках таких темных, что она не только не могла принять чью-либо сторону, но даже понимала их с трудом.
 — Нет, — прошептала она, вновь все отрицая.
 — Что он сказал, Шей? — спросил Джек, совершенно раздавленный.
 Вместо ответа Шей поднялась и подошла к окну.
 — Он посмел?..
 Шей молчала.
 — Боже мой! — едва выговорил Рэндалл. Шей вернулась.
 — А ты? Ты солгал на суде?
 — Нет, — решительно заявил Рэндалл. — И если он дотронулся до тебя, на этот раз я позабочусь, чтобы его повесили. Кража женщины — преступление, за которое вешают.
 — Я просто потерялась, — настаивала на своем Шей.
 — Шей, не позволяй ему встать между нами. Он вор.
 — А ты кто, папа?
 Шей не намеревалась произносить этого слова. Оно просто сорвалось у нее с языка, и она поняла, что давно уже мысленно так его называла.
 — Человек, который нуждается в своей дочери, — просто ответил он, и никакие другие его слова не могли бы так больно ударить.
 Письмо.
 Я люблю тебя.
 Эти слова она сказала Рейфу. Эти слова ее мать адресовала Джеку Рэндаллу.
 Шей поднесла руки к ушам, как будто не хотела больше ничего слушать. А затем выскочила из комнаты, из дома и побежала к конюшне. Ей хотелось уехать. Убежать от всех голосов. Ей даже хотелось убежать от самой себя.
 В конюшне никого не оказалось. За последние несколько недель она много раз видела, как работники седлают лошадей, и знала, что справится с этим. Выбрала себе самую спокойную на вид лошадку. Ее не заботило, что она в юбке. Ее вообще ничего не заботило, только бы уехать отсюда поскорей.
 Шей застегнула подпругу седла и просунула в рот лошади трензель, потом вывела ее во двор. Поблизости никого не было видно. Те несколько работников, что остались на ранчо, должно быть, еще не вернулись с работы.
 Шей услышала крик и увидела в дверях дома отца.
 — Шей, нет!
 Но другой голос был сильнее. Тот, что звучал у нее в голове, веля ей найти какое-то убежище, покой, отбросить все противоречия.
 Шей взметнулась в седло, высоко задрав юбку, и сжала коленями бока лошади. Внезапная реакция животного удивила ее, и она вцепилась в поводья что было сил, когда лошадь понеслась галопом.


* * *

 Джек Рэндалл остался жив. Эти слова все время вертелись в голове у Рейфа. Он не мог разобраться в своих чувствах. Какое-то время, до того как он узнал, что Рэндалл выжил, Рейф чувствовал что-то вроде облегчения. Все было кончено. Клинт и все остальные могут вернуться к нормальной жизни. Он продолжит выслеживать Макклэри, а потом…
 А что потом?
 Последние десять лет он жил только ради одной цели: отомстить и, если возможно, обелить свое имя. Дальше он не загадывал. Сейчас Рейф задавал себе вопрос, а что его ждало впереди, если бы план удался? Пустота. Одиночество.
 Он не подозревал, что значит по-настоящему быть одиноким, пока Шей Рэндалл не покинула его, пока он не узнал нежность и теплоту.
 Как там Шей?
 Неужели Рэндалл сумел и ее очаровать, подобно многим другим? Она была готова к этому. Ей так хотелось найти отца, об этом говорили ее сияющие глаза.
 Клинт вернулся той же ночью, когда отвез Шей на ранчо, и рассказал ему, как держалась Шей, как пыталась защитить Рейфа, защитить всех их. Но как долго она продержится, живя на ранчо в комфорте и благополучии?
 Почему Макклэри стрелял в Рэндалла? Пытался убить его?
 Клинт был уверен, что это дело рук Макклэри. Тот находился в доме, когда Рэндалл вернулся после трехдневного отсутствия. Так как Клинт точно знал, что никто из людей Рейфа не стрелял в Рэндалла, оставался только Макклэри. Но Клинту не удалось убедить в этом шерифа. Скоро отряд добровольцев примется прочесывать горы.
 Охваченный беспокойством, не находя себе места, Рейф решил начать собственную охоту за Макклэри. Дело с Рэндаллом подождет. Макклэри покинул ранчо в спешке. Без припасов. Теперь ему придется воровать их, а старатели — пока самая легкая для него добыча. Некоторые ради безопасности объединились в группы, но другие были слишком независимы и яро охраняли свою собственность, несмотря на то что на своих участках им удавалось добыть лишь жалкие крохи.
 Помимо золотоискателей, которые разрабатывали ручьи и протоки, были еще и те, кто искал новые жилы в заброшенных шахтах, вычищенных дочиста. Эти заброшенные шахты могли служить прекрасным укрытием для типа вроде Макклэри. В округе их было полно, и Рейф решил сосредоточить поиски на них.
 Первые четыре дня ничего не принесли. Один раз он увидел, как под горой движется отряд, тихонько отступил и поехал в другом направлении.
 Рейф понимал, что ищет иголку в стоге сена, но не мог сидеть и ждать. Он просто сошел бы с ума. Каждую ночь он возвращался к хижине на тот случай, если там есть для неге записка от Клинта, Бена или кого-нибудь другого. Абнер, который, видимо, был вполне доволен крошками, оставленными Рейфом, каждый раз выползал из своего уголка и приветствовал хозяина, вымаливая ласку. И каждый раз Рейф вспоминал, какую радость испытывала Шей при виде Абнера и медвежонка.
 Сегодня он попытался вычеркнуть из памяти воспоминания о Шей, пока в очередной раз рыскал по горам. Он привязал коня за густыми зарослями ежевичного кустарника, а сам обходил по краю узкое глубокое ущелье, поглядывая вниз на ручей, где несколько старателей намывали золото. Он пожалел, что у него нет подзорной трубы.
 На секунду взгляд его задержался на кусте, расположенном ниже. Казалось, куст зашевелился, но день выдался тихий, ни дуновения ветерка. Небо было безоблачным, яркое солнце, воздух неподвижен и сух. К подножию горы прилепилась лачуга старателя. Рейф увидел согнувшуюся фигуру человека, который, стоя в ручье, намывал золото. Рядом с ним на берегу лежала винтовка.
 Рейф снова обратил взгляд на движущийся куст. В тускло-зеленой листве блеснуло серебро. Там кто-то затаился и тоже наблюдал за старателем.
 Неужели раз в жизни повезло?
 Рейф осторожно спустился пониже, пробираясь подлеском. Хотел было предупредить работягу выстрелом из винтовки, но тут увидел ствол, торчащий из куста.
 Рейф поспешно прицелился в ствол, понимая, что вряд ли удастся в него попасть. Он спустил курок, как только прогремел чужой выстрел, опоздав на какую-то долю секунды. Рейф промахнулся, взметнув лишь облачко пыли рядом с винтовкой стрелявшего.
 Первая пуля тоже прошла мимо цели.
 Старатель мигом развернулся и, схватив винтовку, кинулся под прикрытие близлежащих камней.
 Невидимый стрелок послал в него еще одну пулю, а за тем развернул винтовку вверх, направив ее на Рейфа. Старатель тоже прицелился вверх и выстрелил в… Рейфа.
 Пуля угодила Тайлеру в руку, пораненную медведицей. Он выронил винтовку и схватился за плечо, согнувшись от боли. Пули усеяли землю вокруг него, на этот раз стреляли из двух винтовок.
 Рейф перекатился за валун, проклиная себя за подобное везение. Старатель явно решил, что Рейф пытается его убить. Тайлер понял, что ему следовало криком предупредить беднягу, но первым его порывом было взять на мушку человека, решившего совершить убийство, человека, которым, как он верил, был Макклэри.
 Теперь Рейф лежал, пригвожденный к земле: он хотел было поползти к коню, но пуля отскочила рикошетом от валуна и задела бедро.
 Рейф оперся на руку и сел, затем посмотрел вниз. Золотоискатель нашел укрытие за деревом, убийцы видно не было.
 Тут до Рейфа донесся крик, за ним другой и топот копыт. Всадников было много. Отряд добровольцев!
 Времени для объяснений не было. Он услышал, как лошади взбираются по крутому склону. Еще крики, приказы, в каком направлении ехать. Рейф огляделся. Отступать было некуда, если только выскочить на открытое пространство и пробежать к ежевичнику, где привязана лошадь. Но он понимал, что не пройдет и пяти шагов.
 В его кольте было шесть патронов. Он вынул револьвер из кобуры, прицелился в ближайшего добровольца, но нажать курок не смог. А ведь думал, что сможет. Думал, что сможет сделать все, лишь бы снова не вернуться в тюрьму. Он с легкостью застрелил бы того, кто прятался под горой, того, кто убивал старателей и клеветал на него. Вероятно, он смог бы убить даже Рэндалла. Но он не мог подстрелить ни в чем неповинного пастуха.
 Тайлер подумал, а не попытался ли убежать, рискуя получить пулю. Но он не был готов умереть. Он еще не закончил своего дела с Рэндаллом. И была еще одна причина, та, которую он все время от себя гнал.
 Рейф отшвырнул кольт и медленно встал с поднятыми руками. Плечо сильно кровоточило, одна штанина была насквозь пропитана кровью.
 Стрелки из отряда осторожно приблизились, держа его на мушке. Один из них с тусклой оловянной звездочкой, приколотой к поношенному кожаному жилету, говорившей о том, что это шериф, спешился и осторожно подошел к Рейфу.
 — Старатель сказал, что вас двое.
 — А он не сказал, что второй в меня стрелял? — сухо поинтересовался Рейф. — Я пытался помочь бедняге.
 — Тем, что украдкой забрались сюда? — спросил шериф, явно не поверив ему.
 — Спуститесь вон к тому кусту, — сказал Рейф. — Сами увидите. Там прятался какой-то человек.
 Шериф пожал плечами.
 — Сообщник?
 — Нет, черт возьми! Я увидел, как он целится в старателя, и выстрелил из винтовки, чтобы предупредить, — сказал Рейф, понимая, что объяснение звучит малоубедительно.
 — А кто вы такой? — поинтересовался блюститель закона.
 Рейф помолчал в нерешительности. На нем были перчатки. Как только эти люди увидят его руку, у него больше не будет шансов что-либо объяснить.
 — Проклятье! — сказал он. — Настоящий убийца этим временем уйдет. Если уже не ушел.
 Шериф посмотрел на него долгим, изучающим взглядом, потом обратился к одному из своих людей:
 — Спустись и осмотри тот кустарник. Нет ли там каких-нибудь следов. Возьми с собой пару человек.
 Он вновь повернулся к Рейфу:
 — Вы так и не сказали мне свое имя и что вы здесь делаете.
 Рейф опустил руки.
 — Думал намыть золотишка, подыскивал участок на ручье, который еще не занят, когда увидел, что какой-то тип проявляет повышенный интерес к старателю, — ответил он.
 — Вот как? — спросил шериф. — Расстегните свою портупею и дайте взглянуть на ладони.
 Рейф окаменел:
 — Зачем?
 — У любого старателя на ладонях мозоли. Не такие, как бывают от поводьев.
 — А я раньше не занимался старательством.
 — Я так и думал, — сказал шериф. Он нагнулся, подобрал винтовку Рейфа и проверил магазин. — Сделан один выстрел, — объявил он добровольцам и повернулся к Рейфу:
 — Расстегните портупею.
 Рейф сделал то, что ему велели. Когда пояс упал на землю, шериф подобрал его и проверил количество патронов. Затем он подобрал револьвер и, провернув барабан, увидел, что все патроны на месте.
 — У вас была возможность подстрелить кого-нибудь из наших.
 Рейф молчал, стоя под прицелом трех ружей, чувствуя на себе враждебные недоверчивые взгляды.
 — Может, вы и тот, за кого себя выдаете, а может, и нет, — сказал шериф. — Но, учитывая все ограбления и убийства, которые случились в нашем краю, я не собираюсь рисковать.
 Он подошел к своему коню и вынул из седельной сумки пару наручников. Рейф весь сжался.
 — Я Расс Дьюэйн, — сказал шериф, и Рейф вспомнил это имя. Клинт хорошо отзывался об этом человеке, считая его справедливым.
 Дьюэйн отложил наручники на камень и снял с шеи платок.
 — Закатайте рукав, — сказал он. — Посмотрим, что у вас там с рукой.
 Рейф кивнул, и шериф занялся кровоточащей раной, разорвавшей неровный шов, оставшийся после когтей медведицы.
 — Что же это такое с вами приключилось?
 — Медведица постаралась, — ответил Рейф. Шериф прищурился:
 — А вы, видно, невезучий, мистер…
 — Тайлер.
 Рейф решил, что бесполезно называть другое имя, особенно если на руке стоит клеймо, которое вскоре обнаружится.
 Шериф больше ничего не спрашивал, а перевязал платком руку, потом проверил рану на ноге. Она больше не кровоточила.
 — Просто царапина, но заняться ею все-таки придется. Я отвезу вас в Кейси-Спрингс, там есть врач.
 — Я могу отказаться?
 — Нет. Старатель утверждает, что в него стреляли вы. И за последнее время у нас тут частенько грабили. Интересно будет посмотреть, продолжатся ли грабежи после того, как вы окажетесь под замком.
 Он подобрал наручники, затем взглянул на руку, которую только что перебинтовал, и засомневался. Рейф понял, о чем думает шериф. Очень сложно спуститься с горы в наручниках, к тому же при наличии раны.
 — Где ваша лошадь?
 Рейф специально приложил руку к повязке, словно рана очень беспокоила его.
 — Там наверху.
 — Далеко отсюда?
 — С четверть мили.
 Шериф сделал знак одному из своих людей, чтобы тот привел лошадь.
 — Давайте спустимся вниз, — сказал он. — Поговорим со старателем. — Он засунул наручники за пояс. — После вас… мистер Тайлер.
 Рейф осторожно спускался по склону, ни на секунду не забывая о нацеленных на него ружьях. Нога болела, рука горела огнем, но он был по-настоящему благодарен тому, кто шел следом за ним. У него появился шанс, хоть и очень маленький, убежать. Или убедить старателя, что он вовсе не намеревался подстрелить его.
 Они спустились к подножию горы. Там стоял старатель с винтовкой в руке, он злобно глянул на Рейфа и угрожающе двинулся на него.
 Шериф преградил ему дорогу:
 — Полегче, Чарли. Он утверждает, что просто хотел помочь тебе. Ты видел еще кого-нибудь наверху?
 — Да, сэр. Их было двое. На солнце блестело два ствола. Так я его заметил, — сказал он хвастливо. — Полагаю, они были вместе.
 — Тогда какого черта он стрелял в меня? Как ты полагаешь? — спросил Рейф.
 — А я этого не видел, — ответил старатель. — Зато я видел, как пули рыли землю вокруг меня.
 — А вот первая пуля, — сказал шериф, — ты знаешь, кто ее выпустил?
 Старатель искоса глядел на гору.
 — Не знаю. Просто услышал, что за спиной раздался выстрел, и схватил свое старое ружьишко, — сказал он, подняв ружье. — Увидел, как на солнце блеснул металл, и выстрелил. Вторая пуля упала совсем рядом, тогда я нырнул в лес и начал отстреливаться.
 — Значит, могло быть и так, как он говорит?
 — Не похоже, — сказал старатель. — Как тогда он оказался здесь именно в это время? Более вероятно, что он один из тех, кто убивает старателей в этих местах.
 Рейф понял, что ловушка захлопывается точно так же, как это произошло десять лет назад. Никто ему не поверит, особенно когда все увидят его руку, а это, он знал, всего лишь вопрос времени, возможно нескольких минут.
 Тайлер изобразил на лице безразличие. Теперь у него оставался один шанс — постараться избежать наручников и, оказавшись в седле, попытаться удрать.
 Один шанс из миллиона.
 Он решил проверить своих стражников, посмотреть, насколько внимательно они следят за ним. Подошел к дереву и прислонился к стволу, словно ослабел и не мог больше стоять. Пока что раны спасли его от наручников.
 Двое тотчас последовали за ним. Ружья их были зачехлены, но они не спускали с него глаз. Как и шериф, который продолжал разговаривать со старателем тихим голосом — так, чтобы Рейф не слышал.
 Подъехали двое всадников, ведя на привязи его коня, затем вернулись еще трое, которых шериф послал на поиски пропавшего стрелка.
 — Следы есть, Расс, но тот, кто их оставил, успел удрать.
 — Нет преданности среди воров, — усмехнулся один из всадников, бросив взгляд в сторону Рейфа.
 Рейф по-прежнему сохранял спокойствие, но внутри у него постепенно что-то умирало. Он больше ее не увидит. Шей. Красавицу Шей. Дочь Рэндалла.
 Рэндалл опять одерживает вверх.
 К Тайлеру подошел шериф.
 — Жаль, что приходится так поступать с человеком, который ранен, — сказал он, — но больше я не могу рисковать. Давайте сюда руки.
 Дьюэйн стоял перед Рейфом, держа наручники.
 Рейф почувствовал, как у него задергалась щека, и сосредоточился на том, чтобы унять дрожь. Он не покажет негодяям, как хорошо ему знакомы эти железки. Как он весь съежился при мысли о них. Только не это, проклятье! Только не это! — кричало у него внутри.
 — Тайлер, — снова заговорил Дьюэйн, на этот раз более настойчиво. — Руки.
 Рейф медленно протянул руки. Железная скоба обхватила левое запястье и начала смыкаться на правом, но ей помешала перчатка. Дьюэйн стянул перчатку и уставился на руку, подавив возглас.
 Шериф помедлил секунду, а затем защелкнул замок на правой руке пленника.
 — Святые угодники, до сих пор ничего подобного видеть не приходилось, — сказал он и натянул перчатку обратно на клеймо, словно прикрывая чужую наготу.
 Рейф пожал плечами. Он знал, что так и будет, и все же едва сдерживал гнев. Теперь они примутся следить за ним, словно ястребы, не сводя с него обвиняющих глаз.
 Но он и вида не покажет, хотя ему больно, нестерпимо больно. Он пытался помочь старателю. И не помог ему. А теперь его повесят за это, потому что на руке у него стоит клеймо.
 Единственное утешение — Клинт и Бен и все остальные в безопасности, вне подозрений. Он должен постараться, чтобы и впредь так оставалось. Пусть его повесят, но повесят одного.
 Рейф взглянул на небо, на солнце, сиявшее над горами. Он думал о последних нескольких месяцах. Когда он начал обретать способность вновь что-то чувствовать. Вновь надеяться. Глупец!
 Шей. Перед его мысленным взором вновь мелькнуло ее лицо. Оно стояло у него перед глазами с тех пор, как она уехала. Интересно, где она сейчас.
 К Тайлеру подвели гнедого, и он забрался в седло, сжав зубы от боли, пронзившей все тело. Один из добровольцев шерифа забрал поводья и повел его коня через ручей, взяв направление на Кейси-Спрингс.
  Глава двадцать третья 
 Шей осторожно спешилась. Она дрожала не меньше лошади, которая вся взмокла и роняла с морды пену. Шей с трудом держалась в седле, когда животное стремительно неслось по холмам и ущельям, окружавшим ранчо, и теперь ее тело было покрыто множеством царапин, оставленных колючим кустарником, а бедра и поясница нестерпимо ныли.
 Ухватившись за поводья, она опустилась на ковер из сосновых игл. Ноги больше не держали ее.
 Она не имела представления, где оказалась.
 Шей вытянула руку, стараясь унять дрожь, но ничего не получилось.
 Мысли все еще путались от того ужаса, который она испытала. Как далеко ускакала лошадь? Она мчалась в горы, туда, где прятался Рейф.
 Рейф. Сейчас ей хотелось быть рядом с ним. Хотелось, чтобы он обнял ее, хотелось почувствовать себя защищенной, как в те редкие минуты, когда он разрушал барьеры между ними. Хотелось, чтобы он протянул к ней руки и коснулся губами ее щеки.
 Шей услышала тяжелое дыхание лошади. Животное стояло с низко опущенной головой, полностью изможденное. Шей поняла, что нужно поискать ему воды. Она огляделась, не зная, куда направиться. Впереди поднимались остроконечные горы. Ранчо «Круг Р» осталось где-то за спиной. Ранчо и отец. Его отчаянный вопль все еще звучал в ушах.
 Но единственное, что она сейчас хотела, — увидеть Рей-фа, уговорить его немедленно уехать и забрать ее с собой, забыть о мести, которая погубила бы не только ее отца, но и его самого. Рейф где-то там, в горах, в долине, не имеющей выхода, которую ей никогда не найти. Она знала, что Клинт не согласится отвезти ее, но Бен, возможно, уступит ее просьбе. Шей догадалась, что Бен каким-то образом связан со старателями. А это значит, что он живет скорее всего на берегу Раштонского ручья.
 Шей медленно поднялась на все еще слабых ногах. Она оглянулась туда, откуда приехала, а потом посмотрела на манящие горы. Теперь она знала, сколько опасностей они в себе таят. Медведи. Пантеры. Змеи. Она знала, как легко потеряться.
 Позади остался покой и уют. Отец.
 Впереди ждала опасность. И Рейф. Возможно, последняя надежда снова увидеть его. Возможно, последний шанс удержать его от пагубного шага, который в конце концов погубит и ее.
 Она знала, что вероятность отыскать его невелика. Знала, насколько безрассуден такой поиск. До этой поездки на Запад ей никогда не приходилось рисковать. А сейчас предстояло пойти на огромный риск.
 Шей подумала о найденном письме, вспомнила, как искренне отец отрицал какую-либо причастность к ложному обвинению Рейфа. И поняла, что не может вернуться в отцовский дом.
 Когда она ехала с Клинтом на ранчо несколько дней назад, их поездка длилась два-три часа. Тогда они все время ехали под гору, а сюда она добралась, все время держа путь в гору.
 Стоял полдень. Ей оставалось всего лишь семь-восемь часов дневного света.
 Почему она решила, что сумеет отыскать его, когда другие не сумели?
 Потому что за время своего пленения она изучила каждую вершину, каждый холм, рисовала пейзажи с разных точек. Ей оставалось только найти правильное направление.
 Вспомни, как ты потерялась в тот первый день. Но тогда она была еще неопытной, растерянной, тогда она боялась Рейфа Тайлера, но больше боялась саму себя.
 В горах много старателей. Она легко найдет кого-нибудь, и он подскажет, где Бен, если ей не повезет обнаружить тропинку, ведущую к долине Рейфа. Правда, у нее нет с собой никаких припасов, а в кармане платья лежит лишь коробок спичек, который она туда сунула, когда утром растапливала плиту.
 До захода солнца восемь часов.
 Вернись домой! Здравый смысл подсказывал не рисковать.
 Рейф! Потребность отыскать его была сильнее. Сильнее, чем инстинкт самосохранения. Сильнее, чем стремление защитить только что найденного отца. Она вспомнила, сколько заботы выражало лицо Рейфа, когда он держал на руках медвежонка или наблюдал, как медведи играют у озера, она не забыла ошеломляющего чуда их любви. Эти мгновения открыли все, что он с таким усердием старался спрятать, от чего открещивался.
 Она начала свой путь в гору, ведя на поводу усталую лошадь.


* * *

 Сэм Макклэри перевел коня на шаг. Ему чертовски повезло, что его не задержал отряд добровольцев. То, что старатель прицелился в человека, спрятавшегося выше него, было чистейшей удачей, позволившей Макклэри удрать при появлении отряда.
 Интересно, кто тот тип? Он не разглядел лица, но нутром чуял, что это был Рейф Тайлер.
 Макклэри не стал задерживаться, чтобы посмотреть, чем все закончится, но это предстояло выяснить. В Раштоне каждый знал его в лицо, а вот в Кейси-Спрингс он не останавливался, направляясь на ранчо «Круг Р» несколько недель назад.
 Кроме того, там была возможность пополнить запасы и решить, куда ехать — в Денвер или в Мехико. С Рэндаллом, правда, ему не повезло. У Джека всегда можно было перехватить деньжат. Как не вовремя в нем взыграла совесть!
 Макклэри дал отдохнуть коню с час, и сам подкрепился вяленым мясом, найденным в лачуге одного из убитых им старателей. Золотой песок был в седельных мешках. Достаточно, чтобы хорошо поесть и сделать припасы в Кейси-Спрингс, и еще кое-что останется.
 Расстояние между ним и отрядом должно увеличиться, прежде чем он отправится на Восток. Макклэри отдыхал, подавляя нетерпение. Он останется здесь до темноты, а затем въедет в Кейси-Спрингс в первые утренние часы.


* * *

 Джек Рэндалл несколько раз чуть не падал с лошади, пока добрался до ранчо Дьюэйнов. Он не сумел оседлать лошадь, действуя одной здоровой рукой, пришлось ехать без седла. С трудом умудрился засунуть в рот лошади мундштук и взобраться ей на спину с пенька. Хотя в голове у него больше не стучало, боль в плече была такая, будто кто-то проткнул его раскаленным копьем.
 Необходимо было найти помощь. Сначала Джек пытался догнать дочь, но она исчезла без следа, и поэтому он отправился к Дьюэйнам.
 Будь проклят этот Тайлер с его разбоем. Из-за Тайлера он остался теперь один. Полагая, что Макклэри давным-давно покинул пределы края, Рэндалл послал Нейта и оставшихся работников присматривать за скотом. Он даже Клинта услал на пастбища, чтобы тот отгонял скотину, нацелившуюся в горы. Теперь каждая голова на счету.
 Он должен спасти ранчо для Шей.
 Собрав все силы, Джек пустил лошадь легким галопом. Десять миль показались ему бесконечными, но в конце концов он увидел ранчо. Во дворе было привязано несколько лошадей, у дверей дома собрались люди.
 Они повернулись к нему почти одновременно, двое подбежали схватить под уздцы его лошадь. Джек склонился:
 — Моя дочь… ее лошадь понесла. Один из подбежавших сказал:
 — Часть отряда как раз вернулась. Мы поймали какого-то типа, который стрелял в Чарли Самза на берегу Раштонского ручья. Расс собирается отвезти его в Кейси-Спрингс.
 Джек попытался выпрямиться.
 — Кто он?
 — Сказал, что его зовут Тайлер. На руке у него клеймо. Наверняка все эти ограбления — его рук дело… Возможно даже, что и тебя ранил именно он.
 Рэндалл на секунду закрыл глаза. Бессмыслица какая-то. Тайлер? Стрелял в старателя? Обвиняется в том, что ранил его? Но это же был Макклэри…
 Неужели Макклэри не уехал? Неужели ему опять как-то удалось оклеветать Тайлера?
 Но сейчас Джек не мог об этом думать. Самым важным для него была Шей.
 Мужчины уже седлали лошадей. На крыльцо вышел Майкл Дьюэйн:
 — В каком направлении она умчалась?
 — В горы.
 — Что же случилось?
 Джек сам хотел бы знать, почему Шей так стремительно бежала прочь.
 — Она… хотела осмотреть ранчо. А в конюшне ей помочь было некому, вот она и взяла Непоседу. Я как раз вышел на крыльцо, когда лошадь понесла. Пока добрался до конюшни, ее уже и след простыл.
 — Мы отыщем ее. Оставайтесь с Кейт.
 Джек покачал головой:
 — Она может… вернуться.
 — Тогда Кейт отвезет вас домой и побудет с вами.
 Джеку кто-то помог спешиться, а тем временем Майкл вернулся в дом, чтобы позвать Кейт. Он возвратился и сказал Рэндаллу:
 — Кейт выйдет через минуту. — Потом, помедлив, добавил:
 — Мы найдем ее, Джек. По крайней мере, мы поймали негодяя, который доставлял все эти неприятности.
 Рэндалл хотел сказать «нет», но не мог сейчас задерживать поисковый отряд.
 Он смотрел вслед удалявшимся в клубах пыли всадникам, а через секунду рядом с ним уже стояла Кейт.
 — Майкл отыщет ее, — суверенностью сказала она, — по следам, которые идут от вашего дома. Подождите здесь, сейчас запрягу коляску.
 Но Джек не мог ждать. Он не мог сидеть и ничего не делать. Он пошел с Кейт к конюшне, сетуя про себя, что шум в голове мешает ему думать. Слишком много всего произошло. Шей пропала. Тайлер под замком. Макклэри бродит неизвестно где. А он-то надеялся, что Макклэри уже убрался подальше, но теперь ясно, что это была пустая надежда. Рейф Тайлер никогда не стал бы выслеживать старателя. Ему нужен был только Джек Рэндалл.
 Джек Рэндалл не знал, как Макклэри добился своего, но он опять вырыл Тайлеру яму.
 А если Шей когда-нибудь узнает… Она уйдет, как ушла ее мать.
 Джек помог, как сумел, запрячь лошадь и забрал у Кейт поводья здоровой рукой. Без дела можно было сойти с ума. Ему отчаянно хотелось отправиться вместе с остальными, но он только был бы им обузой.
 Когда они приехали на ранчо «Круг Р», Кейт хотела помочь ему подняться в спальню, но он отказался. Налив себе порцию виски, он отправился в кабинет и уселся в кресло, пока Кейт готовила кофе. Джек открыл ящик, где хранилась фотография Сары, и вынул ее. Несколько минут он всматривался в лицо жены, находя множество общих черточек у матери и дочери. Тот же самый упрямый подбородок. Глаза, которые вышли здесь карими, но в его памяти навсегда остались серыми. Он снова сунул руку в ящик, чтобы вынуть письмо.
 Письма не было. Он вытянул ящик до конца, надеясь вопреки всему, что оно, возможно, где-нибудь застряло.
 Письмо исчезло.
 Рэндалл проглотил виски и опустил голову на руки. Теперь он начал догадываться, почему ушла дочь.


* * *

 Шей поняла, что окончательно сбилась с пути. Она поднималась все выше, и ландшафт постоянно менялся. Ничего знакомого. С каждой минутой становилось холоднее. Скоро должна была наступить тьма.
 Продрогнув в одном платье, под которым ее защищали только тонкие хлопковые панталоны, она погнала усталую лошадь вниз, надеясь найти Раштонский ручей или какой-нибудь его приток.
 Как глупо, что она так недооценила эти горы, от чего ее не раз предостерегал Рейф.
 Шей немного проехала верхом, затем снова спустилась на землю, ведя лошадь наверх по крутым склонам, и наткнулась на отвесную каменную стену. По ней капала вода, образовавшая небольшую лужицу, которая затем сбегала вниз по камням. Шей остановилась, сложила ладони лодочкой и напилась. Лошадь устремилась к маленькому прудику и принялась жадно пить. Шей присела на камень и попыталась решить, что же ей делать дальше. Она могла спуститься вниз, следуя за бежавшей водой. Или могла остаться на ночь здесь, а утром, при лучшем освещении, вновь начать поиски долины Рейфа.
 Шей огляделась по сторонам. Увидев неподалеку заросли дикой малины, она приняла решение.
 Привязав лошадь к кустарнику, Шей собрала валежник и нарвала немного ягод. Она сложила костер, и через несколько минут дрова весело разгорелись, излучая драгоценное тепло. Шей прислонилась к камню и поела малины.
 За недели, проведенные с Рейфом, она научилась радоваться лесным песням: стрекотне сверчков, уханью совы, возне ночных зверушек. Звукам, которых он был лишен целых десять лет. Он всегда внимательно вслушивался в ночь, и его застывшее лицо выражало удовольствие, что редко случалось по другим причинам.
 Шей была невыносима мысль, что он погубит остаток своей жизни, лишится свободы. Она должна найти его.
 Затем она вспомнила об отце и о найденном письме из его стола. Джек Рэндалл сумеет оправиться от удара. А вот сумеет ли Рейф Тайлер — она не была уверена.


* * *

 К ночи те, кто отправился на поиски Шей, вернулись ни с чем. Клинт тоже вернулся; он приехал с пастбища и узнал о пропаже Шей и захваченном в плен Рейфе. Поговаривали даже о том, что в Кейси-Спрингс отправилось много старателей с намерением устроить суд Линча.
 Кейт успел а приготовить ужин, и, пока она подавала еду, Клинт думал, какая она все-таки удивительная. Кейт уверенно двигалась среди мужчин, перекидываясь парой слов то с одним, то с другим о поисках пропавшей, а тем временем раскладывала по тарелкам вкусное жаркое.
 У Джека Рэндалла был такой вид, словно он состарился на много лет. Клинт знал, что и чувствовал он себя не лучше. Шей, которая наверняка отправилась на поиски Рейфа, блуждает теперь где-то в горах. Нужно будет предупредить Бена и остальных о ее исчезновении и о поимке Рейфа.
 Найти Шей было самой неотложной задачей. Неизвестно, сколько она сможет продержаться. Клинт решил отправиться на ее поиски самостоятельно, как только покончит с ужином.
 Он быстро опустошил тарелку, кивком поблагодарил Кейт и сказал, что возобновит поиск.
 — Подожди до утра, — посоветовал Майкл Дьюэйн.
 — В темноте я вижу не хуже, чем днем, — сказал Клинт, и это была правда.
 Рэндалл посмотрел на него с благодарностью, и Клинт подавил чувство вины, которое было теперь его постоянным спутником. Он извинился, Кейт проводила его до дверей.
 — Что ты думаешь?
 — Один раз ей уже довелось побывать в такой переделке. Она сумеет выстоять, Кейт, хотя по виду этого не скажешь. Она чутьем знает, что нужно делать.
 Он надеялся, что не далек от истины. Шей никогда не оказывалась в подобной ситуации, но, как он знал, она обладала практичным и здравым умом. По крайней мере, до недавнего времени.
 — Ей выпали трудные времена, — сказала Кейт. — Потеряла мать. Проблуждала в горах несколько недель, а теперь еще и отца подстрелили. Наверное, я никогда не смогу быть такой сильной.
 — Ты уже сильная, Кейт, — сказал Клинт, коснувшись ее локтя. Ему хотелось поцеловать ее, но вокруг было слишком много людей, и он не имел права так поступить. И все же он не мог оторвать от нее глаз. — Ты чертовски красива, — наконец произнес он.
 — Будь осторожен, — пробормотала она.
 Его пальцы отвели непослушный локон с ее щеки.
 — Не волнуйся обо мне.
 — Почему?
 — Я не стою этого, — ответил он с ноткой горечи.
 — А я думаю, стоишь, — сказала она, и в ее глазах было столько доверия и преданности, что ему захотелось встряхнуть ее. Но сначала поцеловать.
 Он не сделал ни того ни другого. А просто резко повернулся и быстро зашагал к конюшне. Через несколько минут он уехал, так ни разу и не оглянувшись.


* * *

 Среди ночи Шей то и дело просыпалась, боясь, что огонь совсем потухнет. У нее осталось только две спички.
 Она замерзла, несмотря на то что завернулась в попону и совсем близко придвинулась к огню. К рассвету она совсем закоченела.
 Настало время возобновить поиски. Жаль, что оба раза ее везли с завязанными глазами. Но все же Рейф явно чувствовал, что она узнала достаточно много, иначе не стал бы говорить, что уезжает. Ей нужно добраться до хижины до его отъезда.


* * *

 Джек Рэндалл понял, как должен поступить. Он провел бессонную ночь, терзаемый призраками прошлого. Рейф Тайлер. Сара. Шей. Макклэри.
 Он знал — ему никогда не расплатиться за то, что он натворил давным-давно. Все эти десять лет, Бог свидетель, он очень старался, но сейчас прошлое взяло его в плен и не собиралось отпускать.
 Рейф Тайлер наверняка догадается, куда направилась Шей. Эти горы он знает как свои пять пальцев. Он изъездил их вдоль и поперек за то время, что преследует Рандаила.
 А еще Джек понимал, что должен добраться до Шей раньше Макклэри. Все-таки Макклэри не уехал — недавняя попытка убить старателя служила тому доказательством; очень скоро Макклэри узнает, что Джек выжил. А еще он услышит о Шей и попытается использовать ее, чтобы расправиться с Рэндаллом.
 Джек прикинул варианты. Их было всего несколько. Он мог обо всем рассказать Рассу Дьюэйну, но Рейф Тайлер сейчас находится в чужом округе, его обвиняют в нескольких убийствах. Вряд ли пленника отпустят по одному слову Джека.
 А если даже и отпустят, зачем бы Рейфу брать на себя такую мороку и помогать Джеку? Неплохая мысль — увидеть, как враг признается во всем, а затем оставить его дочь умирать. Тайлер, видимо, соблазнил Шей в горах, когда держал ее в плену. Какой человек мог так поступить?
 Каким человеком теперь стал Тайлер?
 У Джека был на руках единственный козырь. Козырь, который следовало поберечь, пока дочь не окажется в безопасности. Ее безопасность — сейчас самое главное. Возможно, она возненавидит его, когда узнает, кто он такой на самом деле, но Джек был готов пожертвовать всем ради нее. Абсолютно всем.
 Утром он видел, как отряд вновь отправился на ее поиски. Клинт Эдвардс до сих пор не приехал, но Кейт и Майкл, уехавшие вчера поздно ночью, вернулись, и Кейт приготовила завтрак.
 К полудню все еще не было никаких новостей, и Рэндалл понял, что должен делать. Он велел работнику оседлать ему лошадь, а сам надел портупею. Слава Боту, правая рука пока действовала. Он не обращал внимания на постоянную боль в голове, на приступы головокружения, пропустил мимо ушей предостережения Кейт.
 Он покинул ранчо, направив лошадь к горам, но доехав до дороги, ведущей в Кейси-Спрингс, свернул на нее.


* * *

 Рейф мерил шагами пол маленькой комнатушки над конторой шерифа, ставшей теперь его тюрьмой.
 Единственное окно было заколочено, свет проникал только через несколько щелей, к полу было привинчено кольцо. Рейф был в наручниках, на ноги ему надели кандалы и соединили с кольцом цепью пяти футов длиной. Он не мог даже дойти до окна, чтобы попытаться оторвать доски. Потратил много сил, стараясь вырвать из пола кольцо, но оно было накрепко приделано.
 У него оставалось пространство в десять футов. Пять футов от кольца в одну сторону, затем в другую. Он быстро научился укорачивать шаги, чтобы не падать на пол.
 Из мебели была только жесткая койка да помойное ведро.
 Для начала его ранами занялся доктор, а затем Рейфа поместили сюда в ожидании окружного судьи. Рассказ о том, что последний обитатель этой комнаты в конце концов был повешен нетерпеливой толпой, нисколько не улучшил его настроение.
 Из-за этого проклятого клейма он стал преступником в глазах всего города. Если бы не клеймо, они бы еще сомневались. Добровольцы обнаружили следы второго стрелка и признаки, указывающие на то, что он стрелял в Рейфа. И в глазах Дьюэйна читалось сомнение, пока он не увидел эту проклятую метку.
 Рейф поднял правую руку и злобно посмотрел на шрам в виде буквы "В". Перчатки у него отобрали, а заодно отобрали и ботинки, когда заковывали в кандалы. Казалось, шрам стал ярче, чем прежде. Уродливый, грубый, несмываемый. Метка Каина. Отчаяние заставило Рейфа опуститься на койку и вновь рвануть цепь. Боль пронзила раненую руку, в ноги врезались шершавые кандалы.
 Затем он услышал шум, шаги по лестнице, служившей единственным доступом в комнату. Рейф прислонился к стене и положил согнутую ногу на край койки, приняв усталый безразличный вид. Цепь, соединявшая кандалы, была как раз такой длины, которая позволяла это сделать.
 В замке загрохотал ключ, и дверь отворилась. Вошел помощник шерифа, отвечавший за его охрану, а за ним еще один человек. Рейф оцепенел и с трудом подавил прилив ненависти, который на секунду сдавил ему горло.
 — Майор Рэндалл, — произнес он лениво, скрывая яростную злость, охватившую его, когда он впервые с того дня, как получил клеймо, увидел своего врага. — Какая честь.
 Джек Рэндалл постарел за десять лет. Стал грузным — наверное, от хорошей еды, — но не толстым. В каштановых волосах пробивалась седина, а лицо потемнело от солнца. Более внимательный взгляд позволял увидеть морщины на лице и блестящий от влаги лоб. Висок его был забинтован, а левая рука на перевязи. Он нервно облизывал губы, глядя на Рейфа.
 Рэндалл повернулся к помощнику шерифа, на его шее ясно проступили жилы:
 — Я хочу поговорить с ним наедине.
 — Ничего не знаю, — ответил блюститель закона. — Он убийца.
 — У вас же мое ружье, и я буду держаться подальше, чтобы он меня не достал, — нетерпеливо сказал Рэндалл. — Возьму ответственность на себя.
 — Хорошо, мистер Рэндалл, — ответил помощник шерифа, явно благоговея перед известным богачом. У Рейфа все сжалось внутри. — Пятнадцать минут, не больше.
 Губы Рейфа скривились в ироничной улыбке, когда помощник шерифа повернулся и ушел, закрыв за собой дверь на замок. Грохот ключа в замке был громче того, что помнил Рейф, возможно, из-за нависшего в комнате тягостного молчания.
 — Я бы хотел оказать тебе гостеприимство, но, как видишь, мои ресурсы в данный момент чрезвычайно ограничены. Впрочем, такое положение дел длится уже довольно долго.
 Рейф не изменил позы, но каждый его мускул был напряжен, все чувства обострились.
 По лицу Рэндалла скатилась струйка пота, но он, видимо, не заметил. Сделав шаг вперед, он остановился.
 — Пришел позлорадствовать? Или другие причины?
 Рейф сам удивился, как ровно звучит его голос. Конечно, он давно выучился обуздывать свой гнев, но теперь его даже поразило, как непринужденно он разговаривает с человеком, которого ему хотелось придушить.
 Рэндалл ничего не ответил, но Рейф чувствовал на себе его напряженный взгляд. Майор внимательно оглядел повязки на руке и ноге Тайлера, не упустил из виду цепь.
 — О, на этот счет можешь не беспокоиться. Цепь крепкая. — В спокойно произнесенных словах безошибочно угадывалась ярость. — Мне до тебя не добраться, как и десять лет назад. И на этот раз меня все-таки повесят за то, что сделал ты.
 — Нет, — прозвучало так категорично, что Рейф удивился.
 Он медленно опустил согнутую ногу на пол, сосредоточенно вглядываясь в глаза Рэндалла, пытаясь что-то прочесть в них. Он-то думал, что Рэндалл заглянул потешить себя, но сейчас уже не был в этом уверен.
 — Что значит «нет»? Меня не повесят или повесят за то, чего ты не совершал?
 Рэндалл приблизился к нему еще на шаг, было видно, что он пытается найти слова.
 «Еще один шаг!» — мысленно приказывал ему Рейф. Господи, как ему хотелось сомкнуть руки на горле этого человека.
 — У меня… у меня к тебе предложение, — наконец произнес Рэндалл.
 Рейф бросил на него презрительный взгляд:
 — Говори, зачем пришел, и убирайся. Меня тошнит от одного твоего вида.
 — Шей…
 Рейф быстро встал и приблизился насколько мог к Рэндаллу. Цепь остановила его в двух футах. Руки, закованные в наручники, сжались в кулаки, и клеймо выступило ярким пятном на побледневшей от напряжения коже.
 — Так что Шей?
 — Она исчезла. Думаю, она отправилась искать тебя.
 Рейф отвернулся к стене. Он не хотел, чтобы Рэндалл догадался о чем-то по его лицу.
 — Почему ты так думаешь?
 — Она… задавала вопросы.
 — И ты отвечал правдиво? — насмешливо поинтересовался Рейф, пытаясь побороть отчаяние, которое охватило его после слов Рэндалла.
 — Нет, — тихо признался Рэндалл. — Думаю, она поняла это.
 — И что же ты хочешь от меня? — Рейф спрятал свое беспокойство о Шей под маской безразличия. — Благодаря тебе я как раз сейчас очень занят, да и весь этот проклятый городишко, видимо, строит планы моего будущего.
 — Тайлер… — Рэндалл замолчал и на секунду закрыл лицо руками, словно собираясь с духом. Потом сделал еще одну попытку:
 — Я не могу исправить прошлое. Если бы ты пришел ко мне несколько месяцев назад, я бы отдал все, что имею.
 — Этого было бы недостаточно, — горько произнес Рейф, поворачиваясь лицом к Рэндаллу. — Ты мог бы объявиться со своей правдой когда угодно за те десять лет. Ты мог бы помешать этому. — Он протянул руку:
 — Гляди, Рэндалл. Самое меньшее, что ты можешь сделать, будь ты проклят, — это не отводить взгляда!
 Рэндалл стоял не шевелясь под обрушившимся на него гневом Рейфа, подавляя в себе желание отступить назад. Он терпел поражение. Он понимал, что это для него поражение.
 — И поэтому ты соблазнил невинную девушку? — парировал он.
 Рейф мрачно улыбнулся:
 — Это она так сказала?
 — Ей не пришлось ничего говорить. Значит, таково твое представление о мести, Тайлер? — Его гнев теперь был не меньше, чем у Рейфа.
 Рейф убил бы его, если бы смог дотянуться, и он попытался это сделать, проклиная всех чертей. Бросился на Рэндалла, но цепь уже была натянута до предела, и он упал на колени.
 Ему хотелось зарычать от гнева и унижения. Но он застыл неподвижно, пытаясь совладать с эмоциями, чтобы Рэндалл не догадался, какие чувства пробудил в нем.
 Шли минуты. Рэндалл оставался абсолютно неподвижен. Он не отступил, не шелохнулся. Когда Рейф медленно выпрямился и посмотрел ему в лицо, он поразился, увидев муку, не меньшую, чем у него самого.
 — Ты сказал, что у тебя есть какое-то предложение, — напомнил Рейф, удивляясь собственному самообладанию.
 — Если ты поможешь мне найти Шей живой и здоровой, я расскажу властям, что в действительности произошло десять лет назад.
 Рейф посмотрел на свои оковы.
 — Я помогу тебе бежать, — просто сказал Рэндалл.
 — А почему ты думаешь, что я не убью тебя, как только выберусь отсюда?
 — Я готов рискнуть.
 — А у меня есть гарантия, что ты не изменишь своему слову?
 — Нет, — ответил Рэндалл. — Тебе тоже придется рискнуть.
 — Ты хочешь сказать, что мы должны будем поверить друг другу? — презрительно спросил Рейф.
 — До определенной степени. — Рэндалл отвернулся. — Когда-то ты был человеком слова.
 — А ты — нет. Да и сейчас ты в большем выигрыше от такой сделки.
 — Да, — согласился Рэндалл, явно презирая самого себя, — да, мой выигрыш больше. — Он помолчал, затем устало добавил:
 — Ты знаешь, где они хранят ключи от кандалов?
 — Внизу. Ведь я опасный тип. Они бы ни за что не позволили помощнику шерифа неоправданно рисковать.
 Рэндалл наклонился, задрал левую штатину и вынул из сапога короткоствольный пистолет крупного калибра. Протянул его Рейфу, но так, чтобы тот не дотянулся.
 — Даешь слово, что поможешь мне найти дочь?
 — А ты признаешься, что участвовал в ограблении военной казны? — спросил Рейф. Рэндалл кивнул.
 — А в недавних убийствах?
 — К ним я не имею никакого отношения.
 — Зато твой друг Макклэри имеет.
 В эту секунду они услышали на лестнице шаги. Времени на разговоры не оставалось.
 — Если что-нибудь случится, когда я буду добывать ключи, — сказал Рэндалл, — обязательно найди ее.
 Он протянул пистолет Рейфу, и тот засунул его за брючный ремень и прикрыл сверху рубашкой.
 — Я вернусь через несколько минут с ключами, — прошептал Рэндалл, пока открывалась дверь.
 Рейф ничего не ответил, а отошел к койке и принял то же положение, в котором был, когда к нему вошли посетители.
 — Выяснили, что хотели, мистер Рэндалл? — спросил помощник шерифа.
 Рэндалл кивнул и последовал за охранником, который опять загремел ключом в замке.
 Рейф уставился на дверь, пытаясь разобраться в своих чувствах. Одно из них не вызывало сомнений — страх за дочь Рэндалла. Положив руку на согнутое колено, он опустил на нее голову. Сейчас ему оставалось только ждать.
  Глава двадцать четвертая 
 Джек Рэндалл чувствовал себя не в своей тарелке. Он никогда не отличался храбростью, хотя довольно ловко изображал смельчака. А теперь ему предстояло самому сделать решительный шаг.
 Когда он спустился по лестнице за помощником шерифа, его колени слегка дрожали. Он выдумывал тысячу причин, которые могли бы помешать его плану. Вспомнил глаза Рейфа Тайлера, полыхавшие ненавистью ничуть не меньше, чем десять лет назад. Разговор прошел гораздо хуже, чем он ожидал, но он всегда умел оправдать и преуменьшить значение любого своего поступка.
 Еще не поздно отказаться от всей затеи.
 Но тут он подумал о Шей. Одна. Без теплых вещей. Без оружия. Уже два дня. И он расправил плечи, когда они вошли в контору шерифа.
 Помощник шерифа вернул ему портупею и отвернулся, чтобы повесить ключи ко второй связке. От кандалов. Джек осторожно вынул из кобуры пистолет и ударил помощника шерифа по затылку. Поймав осевшее тело правой рукой, он опустил его на пол. Наклонился. Помощник шерифа дышал.
 Джек забрал его оружие, схватил обе связки ключей. Потом он быстро вышел из комнаты и поднялся по ступеням. Ему пришлось перепробовать несколько ключей, прежде чем он сумел открыть замок.
 Тайлер по-прежнему сидел на койке, но сразу же поднялся, как только Джек переступил порог комнаты.
 — А охранник?
 — Лежит внизу без сознания, — сказал Джек, опускаясь на колени рядом с Рейфом, чтобы освободить его от кандалов.
 Покончив с этим, Джек отвернулся.
 — Наручники, — напомнил ему Тайлер.
 — Они останутся, — сказал Джек.
 Он выхватил пистолет и, направив его на Рейфа, протянул руку, чтобы забрать у него из-за пояса оружие, которое сам ему принес.
 — Как же быть с доверием? — спросил Рейф.
 — Простая предосторожность. Наручники не помешают тебе двигаться.
 — А если я откажусь ехать?
 — Не откажешься, — сказал Джек. — Я твой единственный шанс.
 Рейф пожал плечами, и Джек догадался, что он собирается расправиться с ним позже. По крайней мере, в эту минуту он не мог спорить.
 — Лошади?
 — Одну придется взять в конюшне. Я мог бы привести лошадь на поводу, но не стал рисковать. Слишком много людей вокруг, приходят и уходят на поиски Шей.
 Он открыл дверь, подождал, пока Рейф выйдет, а затем запер ее. Такой прием может задержать преследователей. У подножия лестницы он остановился.
 — Где твоя лошадь?
 — В платной конюшне.
 — Что там у тебя?
 — Гнедой. Белая полоса на морде.
 День угасал. Они стояли в конторе шерифа, окутанные тенью. Джек взглянул на наручники Рейфа.
 — Оставайся здесь. Постараюсь раздобыть тебе лошадь.
 Тайлер только злобно смотрел на него, Рэндалл понял, что рано или поздно он с ним посчитается. Но теперь, с этими наручниками, Тайлер нуждался в нем. Поэтому отложил свою месть. На время.
 Джек вышел на грязную улицу и побрел к конюшне. Навстречу ему вышел владелец и сразу узнал его.
 — Мистер Рэндалл, чем могу быть полезен?
 — У вас тут одна из моих лошадок, — сказал Джек. — Гнедой с белой полосой.
 — Тот, на котором привезли убийцу?
 — Точно. Думаю, вы слышали о всех моих бедах на ранчо. Эту лошадь забрали, я даже не успел поставить тавро.
 Владелец конюшни засомневался:
 — Лошадь сюда привел помощник шерифа.
 — Я знаю, — сказал Джек, используя свои давнишние способности ко лжи. — Он сказал, что мне нужно урегулировать счет за ее постой. — Рэндалл вынул из кармана несколько банкнот. — Вот вам парочка долларов сверху за беспокойство.
 Все сомнения хозяина конюшни тотчас же рассеялись.
 — Раз это вы, мистер Рэндалл, думаю, все в порядке.
 — Случайно седла у вас нет? — спросил Рэндалл. — У моего вот-вот лопнет подпруга, а мне не хотелось бы ждать, пока его починят.
 — Конечно есть. Наверное, его седло отдавать пока нельзя. А вдруг оно его собственное? По крайней мере, пока он не повешен.
 — Дайте любое, какое найдется, — нетерпеливо попросил Джек, испытывая волнение, которое всегда охватывало его, когда он совершал очередное мошенничество.
 Хозяин исчез, затем вернулся с потертым седлом.
 — Вид у него, правда, неважный, но оно крепкое. Всего десять долларов, — добавил он с надеждой.
 — Прекрасно. Не откажите в любезности оседлать коня.
 Владелец конюшни взглянул на его руку на перевязи и быстро исполнил просьбу. Он принял еще несколько банкнот от Джека, а тот взялся за поводья.
 — Разрешите, я помогу.
 Джек согласился. Позже он поменяется с Тайлером лошадьми. А сейчас ему нужно срочно вернуться. С каждой секундой его беспокойство по поводу Тайлера росло.
 Через несколько минут Джек уже стоял перед дверью в контору шерифа, готовый в любую секунду кинуться наутек в случае тревоги. Из дверей выскользнул Тайлер, на нем была шляпа помощника шерифа, низко надвинутая на лоб, ботинки и перчатки. Рэндалл указал ему на черную лошадь, привязанную к столбику, и Тайлер быстро взобрался в седло несмотря на наручники. Они доехали шагом до границы города, а затем пустились галопом.


* * *

 Рейф пребывал в превосходном настроении. Если бы не страх за Шей, он бы мог расхохотаться. В конторе шерифа он отыскал пистолет, и тот покоился там же под рубашкой, где совсем недавно был спрятан короткоствольный пистолет Рэндалла. Теперь он может покончить с Джеком в любой момент, когда захочет.
 Рейф задержался в доме из опасения, что ему расставлена ловушка. Многие проблемы Рэндалла были бы тотчас решены, если бы Рейфа подстрелили при попытке к бегству. Но в конторе он увидел только охранника, распростертого на полу.
 Рейф обыскал все углы в надежде найти связку ключей к наручникам. Ключей не нашел, зато в ящике стола обнаружил пистолет. В углу конторы отыскал ботинки и перчатки.
 Он был почти уверен, что встретит внизу с полдюжины молодцов. Все-таки ловушку могли расставить, чтобы выяснить, с кем он связан, и вынудить Рейфа привести отряд добровольцев к хижине. Но на этот риск ему придется решиться — он должен найти Шей. А вот Рэндалла брать с собой совершенно необязательно. Но в эту минуту он просто радовался свежему воздуху, дуновению свободы. А еще он лелеял мысль, как выхватит пистолет, наставит на Рэндалла и наденет на него свои наручники.
 Но сначала Шей. Рейф знал — в одиночку ехать гораздо быстрей. Где-нибудь между Кейси-Спрингс и Раштонским ручьем он оставит Рэндалла прикованным наручниками к дереву. Рэндаллу давно пора попробовать на своей шкуре то, что пережил Рейф. Что касается обещания Рэндалла, то Рейф знал — оно гроша ломаного не стоит. Джеку Рэндаллу он не доверил бы и капли воды посреди озера.


* * *

 Шей наконец нашла то, что искала. Она все время вспоминала свои рисунки и теперь увидела, как солнце блеснуло на знакомой снежной вершине. Она шла в правильном направлении. Только бы теперь отыскать вход в стене каньона.
 Она спешилась на последнем подъеме, и теперь ей захотелось остановиться у ближайшего дерева и отдохнуть несколько минут. Шей натянула поводья, но лошадь попятилась, мотая головой. Животное становилось все упрямее, то и дело пытаясь повернуть назад, в долину. Лошадь метнулась в сторону, Шей отпрянула, оступилась и выронила поводья. Лошадь тут же развернулась и направилась под гору.
 Шей пошла за беглянкой, но вскоре поняла, что не сможет ее догнать. Она остановилась и огляделась. После крутого подъема ландшафт выровнялся. Впереди возвышалась каменная стена. Поляна Рейфа должна быть где-то рядом. Шей устало побрела вдоль стены. А затем она увидела расщелину. Если специально не искать, то обнаружить ее почти невозможно. Шей пошла вперед, вспоминая повороты, которые делала, когда ехала с завязанными глазами, и наконец вновь оказалась в сосновом лесу.
 Покой… Радостное предчувствие захлестнуло девушку. Словно она вернулась домой. Усталые ноги зашагали быстрее, и она пустилась бегом туда, где, она знала, найдет хижину. Рейфа. Дом. Безопасность.


* * *

 Сэм Макклэри пил в салуне, прислушиваясь к разговорам вокруг. Обсуждалась одна тема — повешение. Чем чаще опрокидывались стаканы, тем громче звучали призывы линчевать убийцу, запертого в конторе шерифа. Макклэри даже раскошелился и угостил всю компанию выпивкой, расплатившись украденным песком. Одно только расстраивало — Джек Рэндалл выжил. Но Макклэри был уверен, что как только Рейфа Тайлера повесят, он вновь сумеет подчинить себе Рандапла, особенно теперь, когда у того объявилась дочь.
 Он строил предположения, сколько еще понадобится этим забулдыгам выпивки, чтобы набраться смелости и пойти на штурм тюрьмы. Поговаривали, что помощник шерифа сам не прочь устроить вечеринку с повешением. Но заводилы хотели удостовериться, что на улицах Кейси-Спрингс уже не будет добропорядочных граждан.
 Почти рассвело, когда толпа двинулась к конторе шерифа. Подойдя к ней, они выломали дверь. Первые, кто вошел, обнаружили помощника шерифа. Другие взбежали по лестнице и выстрелами выбили замок, но комната пленника оказалась пустой.
 Макклэри услышал рассказ помощника шерифа о том, как мистер Рэндалл, добропорядочный Джек Рэндалл, помог преступнику бежать. По толпе прокатился ропот разочарования и гнева, и через несколько минут был сформирован отряд добровольцев. Макклэри знал, что это все бесполезно. Вояки уже еле держались на ногах, и утром их ожидало тяжелое похмелье.
 Обуреваемый отвращением, Макклэри понял, как сильно он недооценил Джека Рэндалла. Неизвестно, по какой причине тот присоединился к Рейфу Тайлеру. Наверняка все дело в проклятой девчонке.
 Макклэри мог бы бросить безнадежную затею и направиться в Мексику, но тогда до конца своих дней ему пришлось бы жить с оглядкой. Если бы только удалось сейчас отыскать Рэндалла и Тайлера. Устроить им западню. Но где? Рэндалл не мог вернуться к себе на ранчо, после того как освободил пленника. Они скорее всего отправились в горы.
 Оба ранены, а это должно мешать в пути. Возможно, ему удастся догнать их. Стоило попробовать.


* * *

 Джек Рэндалл и Рейф поехали медленней, чтобы дать передышку лошадям. Рэндалл держался чуть позади, и Рейфа это устраивало. Ему не хотелось глотать пыль, поднимаемую Рэндаллом, или ехать далеко впереди. Мысль о том, что Рэндалл подготовил его побег, была ему ненавистна, и уж конечно он не испытывал к своему врагу никакой благодарности. Если бы не Рэндалл…
 Конь под ним споткнулся, и он понял, что животное устало. Они ехали быстро, чтобы как можно скорее выбраться из города, затем выбрали заброшенную тропу, подальше от Раштонской дороги. Рейфу приходилось бывать здесь и раньше, и он знал, что неподалеку протекает ручей, где они могут напоить лошадей. А еще ему хотелось избавиться от проклятых наручников.
 Они остановились у ручья. Сквозь листву пробивалась луна, слабо освещая все вокруг. Рэндалл чуть не упал, когда спускался на землю. Он сразу пошел к ручью, напился воды из ладони и побрызгал себе в лицо. Когда он повернулся, то увидел направленный на него пистолет в руках Рейфа и оцепенел.
 — Выбрось пистолет из-за пояса и отстегни портупею, — холодно произнес Тайлер.
 Рэндалл улыбнулся. Это была обезоруживающая улыбка, такая, какой ее помнил Рейф. Обаятельная и веселая. Только на этот раз чуть напряженная.
 — Мне следовало бы это предвидеть.
 — Оружие, — повторил Рейф.
 Рэндалл вынул из-за пояса пистолет, бросил его на землю, затем медленно расстегнул портупею, и она упала к его ногам.
 — А теперь тот, короткоствольный.
 — Он в седельной сумке.
 — Ты ни за что не оставил бы его там.
 Рэндалл наклонился и достал пистолет из голенища.
 Рейф злобно усмехнулся:
 — Вот, значит, как ты понимаешь доверие, Рэндалл. Брось пистолет в воду. Мне не нравятся подобные игрушки.
 После того как Рэндалл исполнил приказание, Рейф прицелился ему в колено.
 — Теперь ключ к наручникам.
 — А как же Шей?
 — Ключ, Рэндалл, — сказал Рейф. — Я с удовольствием проделаю в тебе вторую дырку, если ты считаешь, что одной тебе мало.
 Рэндалл сунул руку в карман и вынул ключ.
 — Бросай его сюда, а сам отойди назад. И давай-ка посмотрим, как высоко ты сумеешь поднять правую руку.
 Джек Рэндалл швырнул ключ, потом поднял руку, отступив на несколько шагов.
 Рейф держал Рэндалла на прицеле, пока отстегивал правый наручник левой рукой, затем переложил пистолет в другую руку, которая вдруг отяжелела, рукав рубашки стал влажным. Рейф понял, что опять открылась рана. А еще он понял, что не может позволить Рэндаллу увидеть свою слабость.
 Наручники упали на землю, а Рейф все стоял в нерешительности. Он намеревался нацепить их на Рэндалла, но теперь что-то его останавливало. Левая рука Рэндалла была на перевязи.
 — Что теперь, Тайлер?
 — Ты останешься здесь. Надо бы тебя пристрелить, да не хочется пачкать руки. К тому же ты помог бежать из-под ареста опасному преступнику и за это прямиком угодишь в тюрьму, — злобно произнес Рейф. — Желаю от души повеселиться.
 — А как же Шей?
 Рейф хотел пропустить вопрос мимо ушей — пусть Рэндалл узнает, каково это мучиться неизвестностью. Но лицо Рэндалла внезапно исказилось такой мукой, что насмешка замерла у Рейфа на губах.
 — Я найду ее, — наконец произнес он. — Она не имеет отношения к нашим с тобой делам.
 Рэндалл молча зашевелил губами. Он опустил руку и приблизился к Рейфу, остановившись от него в нескольких шагах.
 — Я сделаю то, что пообещал в Кейси-Спрингс.
 Рейфа захлестнул знакомый гнев.
 — Ты опоздал на десять лет, Рэндалл.
 Рэндалл вздрогнул:
 — По крайней мере, я смогу вернуть тебе честное имя.
 — А клеймо стереть ты тоже сможешь?
 Рэндалл встретился с его взглядом:
 — Нет, этого я не смогу.
 Рейф почувствовал, что силы ею угасают, а вместе с ними уходят ненависть и гаев, которые так долго горели в нем. Он постарался ничем не выдать себя, но что-то промелькнуло в глазах Рэндалла.
 — Позволь мне поехать с тобой. Я могу тебе пригодиться.
 — Не больше, чем гремучая змея.
 Но Рэндалл был прав, и Рейф понимал это. Рэндалл мог поторговаться с отрядом добровольцев; а стоит им увидеть Тайлера — они тут же начнут стрелять. И что тогда будет с Шей?
 Тайлер посмотрел на наручники, лежавшие на земле, и ногой отбросил их в сторону. Ему сразу стало легче, словно в темный раскаленный ад его души ворвался поток прохладного воздуха. Вглядевшись в глаза врага при лунном свете, он понял, что Рэндалл точно разгадал его намерения.
 — Я не откажусь от своего слова, — сказал Рэндалл. — Расскажу о том, что случилось десять лет назад.
 — Это уже не имеет значения, — устало произнес Рейф. — В городе были готовы меня повесить только за одно клеймо. На земле нет такого места, где меня встретили бы без подозрений, вопросов, обвинений. — Он отвернулся. — Ладно, подбери свой арсенал. Нам пора ехать.


* * *

 Долины они достигли на рассвете. Рейф считал, что у Шей нет ни одного шанса отыскать сюда путь. Но нужно же откуда-то начинать поиски.
 Теперь Рейфу было безразлично, что Рэндалл увидит место, где он скрывался. Его единственной заботой стала Шей. Здесь они дадут отдых лошадям, а сами спустятся вниз, чтобы отыскать хоть какой-то след.
 Дверь в хижину была открыта. Не обращая внимания на Рэндалла, Рейф галопом помчался к домику. Внутри никого не оказалось, но на столе он увидел цветок рядом с несколькими разломанными галетами. Он знал, что это для Абнера.
 Рейф улыбнулся. Неизвестно как, но все-таки ей удалось добраться сюда. И теперь он точно знал, где ее искать.
 В хижину вошел Рэндалл и обеспокоенно огляделся по сторонам.
 — С ней все в порядке, Рэндалл, — сказал Рейф.
 Он тихо посвистел, и из-под кровати вылез Абнер, устремился к Рейфу и вскарабкался вверх по его брюкам. Рейф взял мышонка в руку, погладил его под изумленным взглядом Рэндалла.
 — Откуда ты знаешь?
 — Подожди здесь, — велел Рейф.
 — Почему я должен ждать? Где моя дочь?
 Рейф холодно посмотрел на него.
 — Ты же говорил о доверии, — колко произнес он. — Забыл?
 Тайлер повернулся и вышел, не заботясь о том, что станет делать Рэндалл. Он чуть было не пустился бегом, только нога помешала. За последние двое суток он потерял немало крови, рука кровоточила всю ночь, нога пекла и ныла от боли.
 Рейф нашел Шей у скалы возле озерца, куда обрушивались струи водопада, как раз там, где и предполагал найти. Шей крепко спала, свернувшись калачиком, каштановые волосы упали ей на лицо.
 Радость, нежность, что-то очень похожее на любовь разом обрушились на Рейфа с такой силой, что он остался как прикованный на месте, стараясь разобраться в этих непонятных чувствах. Уже одно то, что она попыталась добраться сюда в одиночку, наполняло его смирением и горько-сладкой мукой недостижимого счастья.
 Попытка удалась, что было поразительно и красноречиво свидетельствовало о ее силе духа.
 Ему не хотелось будить Шей. Хотелось просто смотреть на нее. Лелеять мысль, что она рискнула всем для него, хотя такой риск стоил ему огромной боли.
 Утренние птицы завели сладкоголосые песни, и Шей, просыпаясь, затрепетала ресницами, посмотрела вокруг непонимающим взглядом, потом заметила его и широко распахнула глаза.
 — Я надеялась увидеть оленят, о которых ты рассказывал, — произнесла она, хотя ее глаза говорили совсем о другом.
 Он раскрыл ей объятия, она поднялась и упала в них и тоже обняла его, припав к его груди. Рейф опустил голову и прижался щекой к ее волосам.
 Больше им ничего не было нужно.


* * *

 Джек Рэндалл последовал за Рейфом, держась поодаль. Он замер, увидев, как Шей кинулась в объятия Рейфа Тайлера. Так и остался стоять окаменев, скрытый деревьями и кустарником малины.
 Он думал, что Рейф Тайлер использовал Шей для мести. Он так думал до той минуты, пока Тайлер не сбросил наручники и не позволил ему забрать свое оружие. Только тогда он понял, что Рейфа ничто не волнует, кроме безопасности его дочери.
 А теперь он подглядывал, как любопытная кумушка, не в силах оторвать взгляд от сцены, полной такой исключительной нежности, что на глаза наворачивались слезы.
 Рэндалл прислонился к дереву. Сколько раз за последние десять лет он старался не думать об аресте капитана Тайлера, о трибунале, о том утре, когда капитана отвезли в тюрьму? Даже тогда он пальцем не пошевелил, чтобы остановись Макклэри, зная, что сержант устроит для пленного ад по дороге в тюрьму. Он боялся Макклэри. Боялся тюрьмы, позора, который навсегда разлучит его с Сарой. По иронии судьбы, из-за его трусости именно так и случилось — он сам себя засадил в камеру пыток.
 И даже тогда он понимал, что Тайлеру приходится гораздо хуже.
 Джек согнулся пополам от мучительной боли, отведя взгляд от Рейфа Тайлера и дочери, так похожей на Сару. Он не мог смотреть на человека, у которого столько отнял и который тем не менее сохранил способность любить по-настоящему, несмотря на то что его избранницей оказалась дочь человека, сломавшего ему жизнь.
 Ничего не могло быть хуже этой боли. Ни тюрьма. Ни петля.
 Рэндалл медленно повернулся и поплелся, волоча ноги, к хижине.


* * *

 Макклэри взял кровавый след. Он не нашел бы его, если бы не имел общего представления о том, где скрывался Рейф Тайлер все эти месяцы. Отряд из Кейси-Спрингс отправится, как он решил, прямиком к Раштону и ранчо «Круг Р». Он не очень рассчитывал на сообразительность линчевателей или, если уж на то пошло, помощника шерифа, а сам шериф был в отъезде.
 Интересно, подумал Макклэри, чья это кровь? Могла быть и того и другого, хотя Тайлера ранили позже.
 Беглецы не заботились об осторожности. Обнаружив след, Макклэри легко по нему пошел.
 Он выехал к ручью, где они наверняка устроили привал. Земля в нескольких местах была вытоптана. Его взгляд привлек металлический блеск, и он разглядел пару наручников, наполовину скрытую кустиком.
 Макклэри наклонился, спрятал их получше, затем уничтожил все следы привала так же тщательно, как следы крови на дороге. Он не хотел, чтобы за ним кто-нибудь пошел. Он не хотел, чтобы отряд настиг Рэндалла раньше его.
 Странный союз его немного озадачил, он никак не мог понять, что свело этих двух мужчин. Тайлер ненавидел Рэндалла, а Рэндалл испытывал перед Тайлером огромный страх.
 Но Макклэри тут же отбросил все сомнения. Теперь это неважно. Он убьет обоих и того, кто будет с ними.
  Глава двадцать пятая 
 Рейф не знал, как долго простоял там, у озера, не размыкая объятий. Он только знал, что ему хорошо.
 Шей прижалась к нему, словно он был всем для нее в этом мире. Он попытался дышать, но грудь сжало, как обручем, а в горле стоял комок.
 До сих пор он даже не подозревал, как много она значит для него. Просто раньше он не давал себе воли задуматься об этом.
 И сейчас ему тоже не следовало бы так думать, но он ничего не мог с собой поделать. В какой-то момент эта девушка улучила минуту, прокралась к нему в сердце и завладела им. Полностью и навсегда.
 Тем не менее ничего не изменилось. А если что и изменилось, то только в худшую сторону. Теперь он не только бывший заключенный, теперь его ищут за убийство. Из груди Рейфа вырвался сдавленный вздох; она взглянула на него глазами, полными света.
 — Как тебе удалось найти это место? — наконец спросил он, чтобы сломать чары, окутавшие их фальшивой пеленой безопасности.
 Если она сумела отыскать долину, другие тоже сумеют.
 — Я узнала те вершины, — ответила Шей, и он вспомнил рисунки, которые уничтожил из опасения, что они приведут к нему людей.
 Но, видимо, он не учел ее способности воссоздавать увиденное. Шей слегка пошевелилась, и он не сдержал стона, когда она коснулась его раненой руки. Ее взгляд переместился на его рубашку — красную, влажную от крови.
 — Что произошло?
 Он пожал плечами, и Шей прищурилась. Отстранившись немного, она закатала рукав рубашки и увидела ярко-красную повязку.
 — Что случилось, Рейф? — настойчиво повторила она. Он вздохнул.
 — Позже расскажу. — Он почувствовал, что его пошатывает. Сюда его привело только собственное мужество и страх за нее. Но сейчас раны давали о себе знать. — Думаю, мне следует вернуться в хижину.
 Она кивнула, положив его здоровую руку себе на плечи, чтобы хоть немного поддержать. Но он все не решался сделать первый шаг.
 — Шей… В хижине Джек Рэндалл.
 Он все еще не мог смириться с мыслью, что Рэндалл — отец Шей. Она оцепенела.
 — Почему? Как?
 — Я наскочил на отряд добровольцев. Они отвезли меня в Кейси-Спрингс. Он… Рэндалл помог мне бежать, чтобы мы отыскали тебя.
 Шей побледнела.
 — Почему ты покинула «Круг Р»? — тихо прозвучал его вопрос.
 Шей ответила не сразу.
 — Потому что… я узнала… что ты прав. Он совершил именно то, о чем ты говорил. — Ее голос, терзаемый болью, стих до шепота. — Как может один человек поступить так по отношению к другому?
 Рейф не стал спрашивать, как она узнала. Теперь это не имело значения. Ему была важна только та боль, которая увела ее из уютного и безопасного дома, которая заставила ее рискнуть отправиться в эти горы.
 Он опустился на лесную подстилку, не в состоянии более держаться на ногах и не желая в то же время идти туда, где ей предстояло встретиться с человеком, которого она явно не хотела видеть.
 Шей продолжала стоять над ним, и он рукой показал, чтобы она села рядом. Движения ее были неловки, словно она все еще не пришла в себя.
 — Шей, он рискнул всем, чтобы освободить меня, считая, что я единственный сумею отыскать тебя. А ведь его могли подстрелить, могли обвинить в том, что он один из нас, — в конце концов, могли выяснить правду о прошлом. Он заключил со мной сделку. Он расскажет правду, если я помогу ему.
 — Так вот почему ты?..
 — Черт, нет, — сказал Рейф. — То, что между ним и мной, не имеет к тебе никакого отношения. Я никогда не хотел, чтобы наше с ним прошлое как-то больно задело тебя, особенно с той минуты, когда увидел тебя. Я пришел, потому что должен был прийти.
 Глаза Шей заволокло слезами, и он не знал почему. Стал вдруг чертовски беспомощным. Как это глупо защищать того, кого так долго ненавидел.
 Он чувствовал дурацкую озлобленность. И усталость. Огромную усталость.
 Шей, видимо, поняла что-то, и напряженное выражение ее лица сменилось той проклятой решимостью, которая так злила и привлекала его.
 — Ты можешь подняться или, быть может, мне пойти за помощью?..
 Одна мысль, что он будет еще больше обязан Джеку Рэндаллу, придала Рейфу силы. Держась за дерево, он поднялся, а затем неохотно положил руку ей на плечи.
 Прогулка им предстояла длинная.
 Так оно и оказалось. Рейф готов был упасть в любую минуту. Он ненавидел себя за эту слабость, за то, что не способен подумать и найти правильное решение.
 Наконец они дошли до места. Рэндалл сидел перед домом и ждал. Увидев их, он разволновался, особенно когда бросил взгляд налицо Шей. Поспешил им навстречу, хотел подставить здоровую руку, но Рейф отмахнулся, выпрямился и сделал самостоятельно несколько шагов по хижине прежде чем повалиться бесчувственным на кровать.


* * *

 Шей не сводила глаз со спящего Рейфа. Абнер свернулся калачиком у него на локте, явно довольный возвращением друга. Отец отвел лошадей к ручью. Он все время старался быть полезным: принес ведро воды, чтобы промыть Рейфу рану, смотрел, как Шей опять ее зашивает. Шов, который наложил врач, в нескольких местах разошелся.
 Рейф старался успокоить Шей, но его слова никоим образом не относились к человеку, давшему ей жизнь. Взгляд его выражал неприкрытую враждебность, и, воспользовавшись предлогом, что нужно напоить лошадей, Джек Рэндалл исчез.
 В хижину он не вернулся.
 Шей почувствовала облегчение. Ей еще предстояло разобраться с собственным двойственным отношением к Джеку Рэндаллу. Те несколько дней, что она ухаживала за отцом, она чувствовала теплоту и радость, которые исходили от него, а теперь, как сказал Рейф, он рискнул всем ради нее. Но Рейф не простил, а потому ей было ясно, что придется выбирать между человеком, давшим ей жизнь, и тем, кого она полюбила.
 Рейф беспокойно заметался по кровати, и Шей инстинктивно протянула руку, чтобы успокоить его. Возможно, отец рискнул очень многим, чтобы отыскать ее, но Рейф рисковал не меньше, доверившись ему. Шей знала, чего это ему стоило — принять помощь Джека Рэндалла.
 И все из-за нее.
 Она пересела со стула на пол рядом с ним и положила голову ему на руку, стремясь, чтобы эта малая близость продлилась как можно дольше.
 Шей закрыла глаза, успокоенная тем, что Рейф рядом. Ей не хотелось думать ни о чем другом. Он здесь. В безопасности. А все остальное неважно.


* * *

 Джек Рэндалл закончил чистить лошадей, радуясь передышке, когда мог не видеть ненависти Рейфа и неловкости Шей. Он не спал уже много часов, голова болела, правда не так сильно, как раньше. Плечо тоже болело, но он переключился с радостью на работу.
 В сарае оказалась пара мешков овса, он покормил лошадей. Затем медленно пошел к хижине. Дверь была полуоткрыта, и он заглянул внутрь. Дочь спала, положив голову на руку Рейфа Тайлера. Сам Тайлер тоже спал, он был обнажен по пояс, на его плече свернулся мышонок.
 Джек постоял еще несколько мгновений, подивившись, сколько любви было в этом жесте Шей. Из-за его поступка десятилетней давности это могла быть очень трагичная любовь. Но он будет бороться за нее, как не боролся много лет назад за свою собственную.
 Тихо, очень тихо Рэндалл отступил назад и осторожно прикрыл дверь.


* * *

 Сэм Макклэри наконец отыскал проход там, где, казалось, шла сплошная стена. Кровавый след привел его к скале, а дальше он чуть ли не ощупью прокладывал себе дорогу. День клонился к вечеру. Солнце начало опускаться за западные вершины.
 Через час Макклэри заметил еще одно кровавое пятно, а затем расщелину в стене. Следуя по извилистой тропе, он оказался в основном лесу и улыбнулся. Идеальное место, чтобы спрятаться.
 Интересно, нет ли в этой долине кого-нибудь еще, кроме двух раненых людей, подумал он. Отвел коня под укрытие деревьев и зарослей кустарника. Отвязал винтовку от седла и проверил револьвер. Спрятав коня в надежном месте, он принялся рыскать по лесу, пока не увидел поляну и крышу лачуги. Затем бесшумно сделал круг по лесу и наконец нашел то, что искал: груду плоских камней, с которой открывался отличный вид на лачугу. Он подождет здесь, пока ее обитатели не покинут своего убежища, и покончит с ними разом.
 Макклэри вынул из кармана кусочек вяленого мяса и принялся жевать. Ему оставалось только ждать.


* * *

 Первое, что увидел Рейф, когда проснулся, была Шей — ее голова покоилась на его руке. Она казалась такой умиротворенной, что сердце у него забилось. Она была прелестна с рассыпавшимися по плечам волосами, тронутыми солнцем. Нежность захлестнула его огромной волной, и он протянул руку, чтобы коснуться этих шелковистых прядей. Он хотел коснуться и гладкой щеки, но боялся разбудить Шей.
 Второе, что он увидел, был Абнер, который испуганно пробежал по его груди к краю кровати и исчез.
 Рейф попытался сесть так, чтобы не потревожить Шей, но ресницы ее дрогнули, и она открыла глаза. Сразу отыскала его и улыбнулась теплой, восхитительной улыбкой, которая заставила и его улыбнуться в ответ. Он потянулся к ее волосам, мягко отвел их от лица.
 Рядом с ней ему было чертовски хорошо. Слабый, как младенец, он все же ощутил прилив энергии, которую она всякий раз в нем пробуждала.
 Шей погладила его руку со шрамом, потом поднесла ее ко рту и поцеловала. Когда он попытался убрать руку, она покачала головой. Рейф поморщился.
 — Не надо, — сказала она. — Тебе нечего стыдиться. Это не твоя вина. Я даже не могу думать о той боли, которую ты вынес из-за моего…
 Рейф сел и поднес палец к ее рту.
 — А где?..
 — Не знаю. Когда я его видела в последний раз, он занимался лошадьми, — сказала она.
 — Как долго я спал?
 Шей поднялась с пола, подошла к двери и открыла ее.
 — Уже почти стемнело.
 — У нас осталась какая-нибудь еда?
 — Немного, — ответила она. — Две банки персиков. Малина, которую я собрала вчера вечером. — Она помолчала. — А что ты теперь собираешься делать?
 Рейф понял, что не знает ответа на этот вопрос. Все свои силы он потратил на то, чтобы добраться сюда, а потом потерял сознание. Он помнил об обещании Рэндалла вернуть ему честное имя, но большой радости от этого не испытывал.
 Он не был уверен, что поверил Рэндаллу. Но даже если тот сдержит слово, перспектива перед ним открывалась удручающая.
 Рейф не позволял себе задуматься, чем обернется признание Рэндалла для Шей: позором, дурной славой, потерей только что найденного отца.
 Да и что, в самом деле, оно даст? Его оправдают и, возможно, сделают соответствующую запись в военном архиве, но это служило малым утешением, ведь любому при первой же встрече бросится в глаза клеймо, как произошло несколько дней назад.
 Рейф полагал, что месть будет сладка, а справедливость принесет облегчение, но теперь понял, что ошибся. Ему придется научиться жить без этих двух вещей. И без Шей.
 — Пойду проверю, как там Рэндалл, — сказал он, поднявшись.
 Подошел к крючку, где висела другая рубашка, надел ее, а затем взял со стола револьвер. Портупея, как он решил, осталась в конторе шерифа. У него просто не было времени поискать. Он заткнул револьвер за пояс и понял, что все еще не доверяет Рэндаллу. И всегда будет не доверять, несмотря на события вчерашнего вечера. Этот человек — трус и вор; в Тайлере вновь закипала давняя злость, хотя не так сильно.
 Рейф заметил взволнованный взгляд Шей и пожал плечами.
 — Привычка, — сказал он, но когда подошел к двери, она последовала за ним, словно боялась оставить его наедине с отцом.
 Несколько часов сна совершенно его преобразили. Рука все еще ныла, но ступал он твердо, не то что раньше. Сначала он проверил конюшню и сразу нашел там Рэндалла, который сидел прислонившись к стене. Тот тоже выглядел лучше, словно ожил после сна, и при виде Рейфа и Шей поднялся на ноги.
 Рэндалл переводил взгляд с дочери на Рейфа и обратно.
 В глазах его читались вопросы, но Рейф не обратил на них внимания.
 — Я не был уверен, что застану тебя здесь, — сказал Рейф.
 — Мне не хотелось тебя беспокоить, — запинаясь проговорил Рэндалл. — Твоя рука…
 В воздухе нависла тишина подобно густому туману. Между этими двумя людьми кружился водоворот злобы и сожаления. Рэндалл шагнул вперед, остановился, повернулся к Шей, у него дрожали губы.
 — Мне так жаль, что я не такой… какого ты заслуживаешь, — наконец произнес он дрогнувшим голосом.
 Рейф увидел огорченное лицо Шей, на котором отразилась борьба, — она боролась со своей извечной потребностью утешать и делала это ради него. Она дрожала, ее большие серо-голубые глаза заволокло слезами. Он почувствовал ее неуверенность, смятение и боль, как будто они были его собственными. Постарался сказать как можно суше:
 — Нам нужно что-то есть. Рэндалл, ты поможешь Шей развести огонь, а я попробую поймать несколько форелей.
 Это дорого ему стоило, но он был тут же вознагражден искренней благодарностью в глазах Шей. Рэндалл просто кивнул.
 У стены конюшни стояла длинная удочка, которую смастерил Рейф. Взяв ее, он вышел за дверь и направился к ручью. Он знал, что Рэндалл и Шей вышли за ним: он всегда чувствовал ее присутствие.
 Рейф успел свернуть к ручью, когда услышал первый выстрел. Машинально повернулся к Шей и увидел, как Рэндалл рывком закрыл ее тело своим, как раз в ту секунду, когда прогремел второй выстрел, едва не задевший ее. Пуля наверняка попала бы в нее — Рейф это знал, — если бы Рэндалл не успел отскочить с ней влево.
 Одним быстрым движением Рейф отбросил удочку и выхватил из-за пояса револьвер. Кинулся плашмя на землю и перекатился на другое место, когда ствол винтовки повернулся к нему, и нуля упала совсем рядом, подняв фонтанчик грязи.
 От удара о землю плечо Рейфа онемело, и оружие выпало из пальцев, но он продолжал двигаться, слыша свист пуль.
 «А у Рэндалла есть оружие?» — подумал Рейф, но никак не мог вспомнить. Спрятавшись в редких зарослях, служивших плохим укрытием, Рейф огляделся. Револьвер лежал в нескольких футах. Он увидел спину Рэндалла, исчезнувшего в сарае, — видимо, тот увел Шей.
 Звук выстрелов изменился, и Рейф понял, что тот, кто стрелял, теперь перешел на пистолет. Наверное, у него кончились винтовочные патроны. Теперь точность попадания будет меньше. Рейф решил рискнуть и попробовать достать свой револьвер. В ту секунду, когда он покинул укрытие, дверь сарая распахнулась, на пороге появился Рэндалл в полный рост и прицелился на звуки выстрелов. Он нажал курок, и стрельба перешла на него, а Рейф бросился к своему револьверу, схватил его и быстро сделал несколько выстрелов. Он услышал крик, на этом стрельба прекратилась. Выждав секунду, он посмотрел на Рэндалла, который припал к земле.
 — С тобой все в порядке?
 Рэндалл кивнул.
 Они осторожно приблизились к груде камней с разных сторон. Рейф заметил его первым — худую длинную фигуру, растянувшуюся на земле. Рейф увидел Сэма Макклэри впервые после десяти лет, но сразу узнал. Те же жидкие светлые волосы, знакомые светло-голубые глаза, уставившиеся невидящим взглядом в небо. Они больше не выражали злобы, но худое лицо по-прежнему обезображивала недовольная гримаса.
 — Как, черт возьми, он нашел нас? — Рейф даже не понял, что думает вслух.
 — Должно быть, пошел по нашему следу, — сказал Рэндалл. — Мы были не очень осторожны.
 — Это значит, что и другие могут сделать то же самое.
 — Он наверняка уничтожил за собой все следы. Всегда так поступал, — горько произнес Рэндалл.
 — Как Шей?
 Тут дверь сарая распахнулась, и из него выбежала Шей прямо в объятия Рейфа. Ее руки быстро ощупали его, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Он поморщился, когда она коснулась плеча, но криво усмехнулся.
 — Новых отверстий нет, мисс Рэндалл, благодаря, как мне кажется, мистеру Рэндаллу.
 Она взглянула на лежащее на земле тело.
 — Кто это?
 — Некто по имени Макклэри, — ответил Рейф. Рэндалл посмотрел на Рейфа, затем на Шей и задержал на ней взгляд.
 — Человек, который помог мне оклеветать Тайлера десять лет назад. Это он убивал старателей, надеясь опять проделать старый трюк.
 — Зачем? — прошептала Шей.
 — Затем, — Рэндалл напрягся, словно ожидая удара, — что капитан Тайлер заподозрил меня с Макклэри. — Его лицо помрачнело. — Я думал, если у меня будет достаточно денег, твоя мать вернется ко мне. — Он помолчал с сомнением, затем добавил:
 — А потом я боялся разоблачения.
 Он не щадил себя, и Рейф даже почувствовал мимолетное уважение.
 Шей уставилась на Рэндалла, как будто перед ней было чудовище. Рейф понимал ее. Она уже смирилась с тем, что отец виновен в преступлениях десятилетней давности, признала его виновным, но теперь все прошлое казалось ей нереальным. Она старалась найти какие-то причины, объяснение.
 — И ты позволил им… клеймить его за то, что совершил сам? Позволил отправить его в тюрьму?
 Лицо Джека Рэндалла сразу постарело, но он не стал отводить глаза, прячась от ее гнева.
 — Да, — сказал он, не стараясь оправдаться. Шей сама была на пределе.
 — Я все время надеялась — вдруг произошла какая-то ошибка и на самом деле ты не знал, что он невиновен, что кто-то другой… — Она замолчала, а затем продолжила дрожащим голосом:
 — Лучше бы я вообще не находила того письма, лучше бы мне вообще не знать о тебе.
 Она повернулась и побежала к лесу, споткнулась, выпрямилась, побежала дальше.
 Джек совсем сник, опустил плечи.
 — Тебе лучше пойти за ней.
 У Рейфа не нашлось для него ни капли сочувствия. Может, найдется через несколько недель, месяцев. Но не сейчас. Он повернулся, чтобы уйти.
 — Тайлер! — остановил его окрик Рэндалла. Рейф обернулся.
 — Я отвезу Макклэри в Раштон, расскажу Дьюэйну, что это он убивал… а я знал об этом. И, — добавил он, — расскажу ему, что случилось десять лет назад.
 Когда-то Рейф думал, что, добившись признания, испытает радость, облегчение, хоть какое-нибудь чувство, но ничего этого не произошло. С прошлым было связано слишком много боли. Он не мог испытать удовольствия при виде муки на лице Рэндалла, хотя в то же время не мог забыть и простить того, что случилось.
 — Я не буду требовать, чтобы ты сдержал слово, — сказал он. — Когда ты защитил Шей… ты заплатил свой долг. Рэндалл покачал головой.
 — Нет, — сказал он, тщательно подбирая слова. — Я сделаю это ради нее. Она моя дочь. — Он помолчал секунду, стараясь унять дрожь губ, затем продолжил:
 — Что касается того, чтобы рассказать правду о прошлом и о Макклэри, то я должен сделать это. Ради себя самого.
 — А как же Шей? Это причинит ей огромную боль.
 — Ей будет еще больнее, если я промолчу. Она очень похожа на мать. Мне понадобилось слишком много времени, чтобы понять: Сара хотела видеть меня… таким, каким я не мог быть. Она бы все простила, если бы я просто признал свою вину и попытался измениться. Не думаю, что Шей когда-нибудь простит меня, но, по крайней мере, она будет знать, что раз в жизни я попытался поступить так, как надо.
 Рейф помолчал немного, потом сказал:
 — Лучше подожди до завтрашнего утра. Сегодня вечером вокруг Раштона будет полно всадников, и, думаю, они не станут задавать лишних вопросов. Потеряв вчера свою добычу, они примутся сначала стрелять, а потом уже интересоваться, кто идет и зачем. — Сделав паузу, он с сомнением добавил:
 — Все же нам нужно хоть что-то поесть. Умеешь ловить рыбу?
 Рэндалл был рад сменить тему разговора.
 — Я справлюсь.
 Рейф посмотрел на Макклэри:
 — И убери его отсюда с глаз долой.
 Рэндалл кивнул.


* * *

 Рейф знал, что найдет Шей возле озера. Около их камня.
 Она сидела поджав колени, положив на них голову. Он неслышно приблизился, но она все равно узнала, что он рядом. Шей взглянула на него снизу вверх, в глазах ее читалось отчаяние.
 — Неужели тебе не становится противно от одного моего вида?
 Он улыбнулся, впервые за долгое время по-настоящему улыбнулся.
 — Ничуть не бывало. Наоборот.
 — Не понимаю, как он мог так поступить.
 — Он только что спас тебе жизнь, а может быть, и мне.
 — Слишком поздно, — сказала она. — Думаю, я никогда не смогу его простить.
 — А я начинаю понимать, — сказал Рейф, — что нельзя позволить прошлому править твоим будущим.
 — Как ты можешь вообще смотреть на меня и не видеть при этом его?
 — Но ведь ты — это не он. К тому же прошлое не имеет к тебе никакого отношения.
 Она взяла его руку и сжала, что было сил:
 — Тогда…
 В душе Рейфа разлилась горечь. Его медленно отпускала иссушающая ненависть, но он знал, что у него не может быть никакой жизни ни с ней, ни с какой-либо другой женщиной. Он навсегда обречен носить клеймо. Он навсегда обречен быть под подозрением. Как попал под подозрение сейчас.
 Он не станет обрекать Шей на такую жизнь. Но сейчас она была нужна ему. Нужна так, как никто другой. За последние двадцать четыре часа его дважды чуть не убили: один раз винтовка Макклэри, второй раз разъяренная толпа. И он с удивлением обнаружил, что жизнь все еще имеет для него цену.
 Рейф наклонился и поцеловал ее, почувствовав солоноватый вкус слез. Слез, которые она проливала по нему. Рей-фу до сих пор не верилось, что кто-то может так переживать из-за него, что женщина готова отказаться от всего ради человека, который почти ничего не предлагал ей взамен.
 Шей нежно обняла Тайлера, осторожно коснувшись раненой руки, и было в этом жесте какое-то отчаяние, словно она прочитала его мысли. Отчаяние, которое пронзило его душу. Он не обратил внимания на боль в руке. Он отмахнулся от всех предостережений, которые твердил ему внутренний голос. Он даже отмахнулся от угрызений совести, которые после столь долгого молчания наконец дали о себе знать. Завтра он отошлет Шей с отцом, а сам исчезнет где-нибудь в глуши и станет жить, преследуемый воспоминанием о ней до конца своих дней.
 Их губы встретились с такой нежной печалью, что Рей-фа захлестнула невыносимая мука, заглушившая все прочие чувства. Она наполнила его, очистила, возродила. Она заставила его снова почувствовать себя мужчиной, человеком, достойным любви.
 Поцелуй становился все более страстным, его язык все глубже проникал ей в рот. Рейф хотел как можно дольше продлить мгновение, отбросить прочь последние остатки неуемной ненависти, изувечившей его даже больше, чем клеймо. Эта ненависть сейчас уходила, как вода сквозь пальцы, и впервые за все эти годы, прошедшие после трибунала, он почувствовал себя по-настоящему свободным. Ненависть стала для него более страшной тюрьмой, чем та, в которой он просидел десять лет.
 Руки Шей ласкали его, и он перестал думать — он мог только чувствовать. Они нежно и игриво прикасались к его коже, задерживаясь то на затылке, то на широких плечах. Под ее пальцами мускулы наливались силой, он ощутил пробуждение своего мужского достоинства. Рейф застонал от растущего ожидания, от ненасытного желания, которое пылало в нем.
 Ее руки расстегнули его рубашку и принялись скользить вверх и вниз по груди, так что вскоре ему показалось, будто его пронзил десяток молний, разрывая плоть на куски. Он ощутил отчаянный порыв Шей и понял, что она догадалась: это было их прощание.
 Сердце Рейфа чуть не выскочило из груди, когда он почувствовал ее любовь, безмолвную, жертвенную мольбу подарить ей то, что он не имел права дарить. Ей нужна была вечность, а вечности как раз он не имел.
 Он мог подарить только миг и отчаянно боялся доставить ей еще большее страдание, но ему самому нужен этот миг. Ему самому нужно ее тепло. Ему было нужно узнать, что он любим. Ему нужна сама любовь.
 Шей поняла, какая борьба происходит в его душе, по его внезапной нерешительности, несмотря на то что тела их стремились друг к другу. Она прочитала на лице Рейфа неприкрытое желание и осознала, что их безжалостно мучает не обыкновенное стремление удовлетворить физическую потребность, а нечто гораздо большее.
 — Ты мне очень нужен, — прошептала она.
 Ей была нужна его сила, даже то странное и неожиданное сострадание, которое он проявил к ее отцу и которого в данную минуту у нее не нашлось. Ей была нужна опора, раз из-под ног выбили почву, основу их доверия и чести, которые, как она считала, достались ей в наследство, а на самом деле оказались всего лишь пародией.
 Шей подняла руку к его лицу, провела пальцами по скулам с нежной властностью, и он снова жадно припал к ее губам. Его язык медленно и чувственно проник ей в рот, одна долгая ласка сменяла другую. Шей поняла, что в эту минуту он наконец сдался, и намеревалась насладиться своей победой сполна. Она положила руку ему на затылок и вплела пальцы в его густые волосы. Поначалу ей хватало простых прикосновений, но потом каждое движение начало разжигать в ней мучительное ожидание, готовое вырваться наружу.
 Его сильные пальцы удивительно нежно коснулись ее щеки, шеи. А потом его рука скользнула к вырезу платья, медленно расстегнула каждую пуговку и, оказавшись под сорочкой, легла на правую грудь. Ее плоть ожила под его пальцами, томимая желанием, сладкой и острой болью предчувствия.
 Шей помогла ему, когда он стягивал с нее платье и белье, а затем сама начала расстегивать на нем брюки. Так и не сняв их, он привлек ее к себе, и одновременное прикосновение к коже обнаженного тела и ткани заставили Шей содрогнуться от вожделения. Она дрожала от желания, перешагнувшего рамки пылкой страсти, которую она тоже чувствовала. Она хотела, чтобы он овладел ею. Она хотела, чтобы он стал частью ее самой. Она хотела заставить его понять, что они единое целое и всегда ими будут, если только он позволит.
 Их тела слились, он овладел ею единым и страстным порывом, который был в то же время трепетным и нежным, он словно хотел прочувствовать каждое прикосновение и запомнить его навсегда, унести в своей памяти каждую секунду этого чувственного танца любви. Она оплела ноги вокруг его ног, отвечая на каждое движение своим собственным, слаженно двигаясь с ним, помогая ему глубже проникнуть в ее лоно, отдавая ему каждую клеточку своего тела, и сердца, и души.
 — Я люблю тебя, — прошептала Шей, зная, что он не хочет слышать этих слов, но не в силах удержать их.
 Рейф замер, и время, казалось, остановило свой бег на целую секунду, но затем над ним возобладала неутоленность, и его движения стали совсем необузданными, неукротимыми, и она присоединилась к нему в этом волшебном путешествии, взмывая в неизведанную высь, освещенную раскаленными вспышками наслаждения.
 Рейф перекатился на здоровое плечо, не размыкая объятий. Он крепко держал ее, словно не желая вообще отпускать. Шей наслаждалась этим объятием, по ее телу пробежала дрожь от пережитого ощущения. У нее вырвался сладостный вздох удовлетворения, а Рейф криво улыбнулся и положил здоровую руку ей на грудь.
 Она взяла его руку в свои и принялась обводить пальцем шрам.
 — А что будет теперь?
 — Не знаю, — с трудом ответил он. — Я… никогда не загадывал дальше этого.
 — Если он признается в том, что сделал?..
 Рейф медленно и нежно отстранился, хотя ему не хотелось отпускать ее, но он знал, что должен, иначе решимость его покинет. Он должен был покончить со всем.
 — Я участвовал в ограблении экипажей, — мягко объяснил он. — И самой почты. Я до сих пор вне закона. В Кейси-Спрингс на меня объявлен розыск. Куда бы я ни пошел, везде буду меченым. Везде найдется закон, охотники за премиями.
 — Но ты можешь объяснить…
 — Не отыщется ни одного хорошего объяснения тому, что я делал, — сказал Рейф, — ни одного, которое принял бы закон. — Он помолчал, пытаясь подобрать слова. — Я нахожу, что месть приносит чертовски мало удовлетворения. Десять лет я провел, обдумывая ее, а теперь понял, что больше навредил сам себе, чем твой отец мог когда-либо предполагать. А что еще хуже, я навредил тебе, и это непростительно.
 В его голосе было столько печали, что Шей пронзил а тоска и за него, и за себя. Он действительно прощался с ней, и она знала, что не сможет уговорить его передумать, но обязана попытаться. Непременно.
 — Я пойду с тобой, — решительно заявила она.
 — Не пойдешь, если я тебе не безразличен, — сказал он, используя единственный аргумент, который, как он знал, мог разубедить ее. — Мне нужно как-то приспособиться к этой жизни, Шей. Но это невозможно сделать, если встречать на каждом шагу напоминания о прошлом.
 — Это оттого, что я дочь Джека Рэндалла? — шепотом спросила она, терзаемая болью.
 — Да, — ответил Рейф, и горло его сжалось.
 Сердце готово было разорваться, когда он увидел смирение на ее лице. Это был единственный способ ее убедить. Избавить от боли.
 Единственный аргумент. Рейф поднялся, отвернувшись от ее искаженного горем лица. Он молча оделся и ждал, что она сделает то же самое. Ему хотелось схватить ее в объятия и сказать, что плевать ему на Джека Рэндалла. Будь она дочерью самого дьявола — он все равно не перестанет ее любить.
 Но тоща она может умереть под градом пуль, предназначенных для него. Или будет вынуждена жить в изоляции до конца своих дней. Нет, он избавит ее от такой судьбы.
 Рейф отвернулся, пока она одевалась. Она молча поднялась. Вместе, но порознь они пошли к хижине.
  Глава двадцать шестая 
 Рейф взял несколько одеял и провел ночь на озере. Он видел, как пришли медведи, теперь медвежонок очень ловко передвигался на трех лапах. Покалеченная лапка, видимо, уже заживала, потому что зверек то и дело пытался на нее опереться.
 Медвежонок подбежал к Рейфу, а его мамаша держалась в стороне, и Рейф осмотрел лапку. Шины больше не было, — впрочем, он так и предполагал. Он знал, что у природы собственные методы лечения.
 Если бы только и эту острую боль в груди можно было вылечить. Он сам обрек себя на одиночество, из которого не видел никакого выхода, как и не видел смысла продолжать дальше обвинять во всем Рэндалла.
 Рейф наблюдал, как медведица ловит рыбу, выбрасывая из озера форель для медвежонка, а тот жадно набрасывался на нее. Рейф даже улыбнулся при мысли о том, как быстро зверек вернулся к нормальной жизни. Потом он вспомнил сосредоточенное лицо Шей, когда они вместе еще совсем недавно занимались раненой лапкой малыша. Или с тех пор прошли уже годы?
 Ужин превратился в кошмар — чувства были напряжены до предела. Джек принес одну рыбину, которую Шей молча сварила. Рейф просто забрал банку персиков и остатки галет и вышел из хижины, прихватив для компании Абнера. Рэндаллу и Шей пора было разобраться в своих проблемах и прийти к какому-то решению.
 Рейф больше не сомневался, что Рэндалл сделает так, как сказал. Он даже подумывал, не попытаться ли ему отговорить Рэндалла, потому что его откровения могли навредить Шей, но тут же понял, что это бесполезно. Признание нужно было самому Рэндаллу.
 Абнер вскарабкался вверх по руке Рейфа, а тот задумался о своем собственном будущем, о том, что же ему предстоит. Здесь уже делать нечего. Макклэри мертв. Рэндалл наверняка отправится в тюрьму — если не за давнюю кражу, то за то, что знал о теперешних подвигах Макклэри. Самое меньшее, в чем его могли обвинить, это в укрывательстве убийцы.
 Рейф выполнил все задуманное и теперь мог затеряться где-нибудь в глуши, как и планировал. Только жалко, язвительно подумал он, что победа оказалась такой горькой. Добившись «справедливости», он терял самый ценный дар, который когда-либо получал: любовь.
 И Шей. Он вернет деньги, которые украл у Рэндалла. У нее будет достаточно средств, чтобы уехать, куда она захочет, и заняться любым делом. Все у нее будет прекрасно. Она найдет себе порядочного человека, настоящего джентльмена, который даст ей семью и сделает ее жизнь достойной.
 Рейф посмотрел на небо, почти полная луна и миллионы звезд превратили его в драгоценный гобелен. Он никогда не перестанет поражаться этой красоте. Но само великолепие и необъятный простор заставили его почувствовать невероятное одиночество.
 Куда он отправится? А Клинт и Бен? Все остальные?
 Неужели ему придется убегать остаток жизни, подобно Джеку Рэндаллу последние десять лет, если не от закона, то от самого себя?
 Решение начало складываться, и он уже не смог заснуть. Он не хотел терять ночь свободы, одинокую, но величественную красоту яркого чистого неба. Ему хотелось запомнить блеск каждой звезды, сохранить в памяти неброское серебро полной луны.
 Он знал, что любоваться небом ему не придется очень долго.


* * *

 Шей захотела отправиться к озеру. Думала побыть с Рейфом, но он воспротивился, и не без причины. Она только что выслушала некрасивую историю, рассказанную откровенно и без прикрас.
 Отец запускал руку в армейскую казну, и, как он сам признался, не один раз. К воровству он приучился с детства. Ее родного дедушку застрелили, когда он пытался кого-то обмануть.
 Джек Рэндалл рассказал, что намеревался «завязать», когда познакомился с Сарой, но продолжить оказалось гораздо проще, особенно если хотелось столько всего дать молодой жене. Он поморщился, говоря об этом, зная, что такой предлог не может служить оправданием.
 — И ты сознательно оклеветал другого человека, обвинив его в том, что сделал сам? — спросила дочь. — И солгал на суде?
 — Я был трусом, Шей. Всегда всего боялся. Я не хотел ничьей смерти, но во время перестрелки погибли охранники. Я всегда умел найти оправдание для любого своего поступка, и в тот раз я тоже себя убедил, что просто сообщил сведения, о которых мог знать кто угодно. Я все еще надеялся, что твоя мать вернется ко мне и с такими деньгами я смогу купить ранчо, стать другим человеком… Затем Макклэри обнаружил, что капитан Тайлер начал мной интересоваться, и я понял, что скоро правда выйдет наружу. Макклэри предложил мне выход, и я ухватился за предложение. Мне удалось спасти Тайлера от петли. Я думал, что сумею сделать больше, но председатель трибунала решил, что Тайлер предатель, раз он родом из Техаса.
 — И ты позволил, чтобы его клеймили и отправили на десять лет в тюрьму, — горестно произнесла Шей. Рэндалл молчал.
 — Зачем же теперь признаваться? — с сарказмом поинтересовалась она. — Непоправимый вред уже нанесен. Или ты действительно полагаешь, что сможешь как-то изменить мои чувства?
 — Нет, — устало ответил он. — Понимаю, что не смогу. Но по крайней мере, я сниму с него обвинение в этих недавних убийствах. — Во время всего рассказа Рэндалл сидел, а теперь поднялся. — Знаю, никакие мои слова не могут оправдать прошлое, но эти десять лет я тоже прожил в собственном аду.
 — И ты позволил… этому человеку жить в твоем доме, хотя знал…
 — Он много лет шантажировал меня. И стрелял он, когда услышал, что я собираюсь сдаться властям. Слишком поздно, конечно.
 В глазах отца было столько презрения к самому себе, что в душе у Шей впервые шевельнулось сочувствие. Но она все время видела перед собой измученное лицо Рейфа. Она помнила, как он впервые показал ей шрам, как всегда устраивался на ночь под открытым небом, помнила слова Клинта Эдвардса: он любил армию, лучшего офицера, чем капитан Тайлер, я на войне не встречал. А потом она вспомнила, каким было лицо Рейфа всего несколько минут назад. Его напряженный взгляд, когда он произнес: «Я должен как-то построить свою жизнь…» Хотя он понимал, как трудно это будет с такой отметиной, как у него.
 Она с трудом сглотнула и посмотрела на человека, который дал ей жизнь.
 — А ведь я люблю его и никогда не смогу быть рядом с ним из-за тебя.
 — Мне жаль, — ответил Рэндалл хриплым, нетвердым голосом. — Если в моих силах хоть чем-нибудь помочь… Бог свидетель, мне очень жаль. — Плечи его поникли. — Я переночую в сарае, а утром отправлюсь в путь. Ты… поедешь со мной?
 Ей хотелось закричать: «Нет! Я хочу остаться здесь! Я хочу быть с Рейфом!» Но это было невозможно. Она кивнула, на ее глаза навернулись слезы.
 — Шей… я узнал о твоем существовании всего лишь несколько недель назад, но… я люблю тебя. Ради тебя я готов абсолютно на все и хочу, чтобы ты это помнила. А еще я хочу, чтобы ты знала… я ничего не жду в ответ от тебя. Я сознаю, ты не сможешь полюбить такого, как я. Или даже понять. — Он устало подошел к двери и начал ее открывать.
 — Папа. — Голос ее был тих, настолько тих, что она засомневалась, услышал ли он ее, но он повернулся и посмотрел ей в лицо. В его взгляде не было ни малейшей надежды. — Мама никогда не переставала любить тебя. У нее был твой портрет… я видела, как она смотрела на него до самого последнего своего дня.
 Рэндалл замер, лицо его окаменело, затем он молча вышел, оставив Шей в полном одиночестве.


* * *

 Шей не сомкнула глаз всю ночь, терзаемая противоречивыми чувствами. Она говорила себе, что должна ненавидеть Джека Рэндалл а, но не находила в себе ненависти. Она все время видела его печальные глаза, полные сожаления, и поняла, что он тоже заплатил полной мерой за прошлое, а в ближайшее время подвергнется еще одному наказанию. Об отце она знала достаточно много, чтобы понять, как ему будет недоставать ранчо, уважения окружающих — того, чем он собирался пожертвовать.
 А Рейф? Господи, что теперь будет с Рейфом? Вечером она заметила в нем перемену: прежняя темная горечь исчезла, но решимость осталась. Он уедет от нее, потому что считает, что…
 Шей вспомнила каждое слово их разговора и внезапно осознала, насколько неубедительны все его аргументы. Он говорил, что стремится к новой жизни и ему не нужны воспоминания о прошлом.
 Она поверила, потому что была в полном смятении от признания отца, от собственной причастности ко всему этому из-за своего родства. Но сейчас она вспомнила ту нежность, с которой он дотрагивался до нее, чудесные минуты их близости и поняла, что ничего не было бы, служи она напоминанием предательства отца.
 Он произнес эти слова ради ее блага. Как она могла забыть, что Рейф Тайлер не раз пытался защитить ее таким образом?
 Ее мать ушла от мужа. А что бы случилось, если бы Сара Рэндалл осталась с ним и рассказала ему о будущем ребенке? Неужели он не изменился бы? Теперь этого не узнать. Шей понимала, что мать убежала оттого, с чем не могла мириться. Раньше Шей думала — нужно обладать мужеством, чтобы покинуть любимого человека. Теперь ей казалось, что, наверное, еще большее мужество требуется, чтобы остаться.
 Она не была уверена и не находила ответов на вопросы, которые по-прежнему мучили ее.
 Перед самым рассветом Шей поднялась. Ее вещи были там же, в саквояже. Она переоделась в чистое платье, накинула на плечи шаль и отправилась к озеру, когда ночное небо осветили первые лучи солнца.
 Она увидела Рейфа в ту же секунду, когда он услышал ее шаги. Он сидел, скрестив ноги, возле камня, а при ее приближении поднялся.
 Не говоря ни слова, он просто протянул к ней руки, словно тоже пришел к какому-то решению. Она шагнула к нему в объятия, которые он крепко сомкнул, и положила голову ему на грудь, успокоенная его близостью.
 Она не знала, сколько прошло времени, прежде чем они пошевелились. Не хотелось прерывать эту минуту, сказавшую ей о любви больше, чем слова, которых она так и не услышала.
 Наконец Рейф немного отстранился, и она взглянула в его яркие сине-зеленые глаза, ожившие от чувств, которые он раньше никогда не позволял себе проявлять. Он поднес палец к губам, призывая ее к молчанию, и помог взобраться на скалу, с которой они часто наблюдали за медведями.
 Шей не поняла, откуда он узнал, но через несколько минут к озеру вышла лань и осторожно оглянулась по сторонам, а за ней появился молодой олень, и с грацией, которой Шей никогда не доводилось видеть, оба животных склонили прелестные головки и начали пить прозрачную голубую воду. Шей крепко схватила его за руку. Олени, показать которых он обещал ей несколько дней назад.
 Она глубоко вздохнула при виде картины, полной очарования: водопад, окутанный дымкой, тихий водоем, олени, лучи света из вышины, отбрасывающие на все золотые блики, словно даря благословение. Она пожалела, что у нее нет с собой альбома и самых чудесных красок. Но даже если бы они у нее и были, она понимала, что никогда не сумела бы воссоздать на бумаге это воплощение спокойствия. Не сумела бы передать переполнявшую ее радость, что она может разделить все это с тихим, сложным человеком, стоящим рядом. Человеком, способным на исключительную мягкость, позволяющую завоевать доверие животных, и в то же время умевшим приглушить самые бурные эмоции. Она начала его понимать. Какое-то время она ненавидела отца за то, что он сделал; гнев в ней до сих пор остался, хотя теперь ее укротила отцовская боль и сожаление.
 Пока они наблюдали за животными, небо совсем посветлело, и олени скрылись в лесу, моментально слившись с окружающей природой, словно их здесь и не было.
 Она повернулась и посмотрела на Рейфа, зная, что глаза ее выражают то, что у нее на сердце.
 — Неважно, что ты думаешь, — запинаясь, произнесла она, — без тебя мне не будет жизни.
 На его щеке заиграл желвак.
 — Ты не понимаешь, — сказал он.
 — Нет, понимаю, — возразила она, изо всех сил стараясь, чтобы он ей поверил. — Знаю, ты думаешь, для меня будет лучше, если ты оставишь меня. Не будет. Я не ребенок, Рейф. Я никогда… не испытывала таких чувств и никогда не буду испытывать по отношению к кому-либо. Ты можешь уйти, но с тобой уйдет и часть меня, а то, что останется, уже ни на что не сгодится.
 — Я возвращаюсь в тюрьму, — сказал он, приняв наконец решение, к которому шел последние несколько часов.
 Он полагал, что это будет самый трудный шаг в его жизни, но покинуть Шей оказалось гораздо трудней.
 — Ты говорил, что никогда туда не вернешься.
 — Твой отец научил меня, что нельзя убежать от содеянного, — медленно произнес он. — Со вчерашнего вечера я пытаюсь примириться с этой мыслью.
 — У тебя была причина так поступить, — бурно отреагировала она.
 — Но я не должен был вовлекать Клинта и остальных. Не должен был допустить убийств старателей. Этого ничего не было бы, не появись я здесь.
 — К убийству ты не имеешь никакого отношения.
 — Разве? Ненависть порождает ненависть, Шей. Насилие порождает насилие. Мне следовало просто радоваться, что я наконец-то свободен.
 — Тогда я бы не встретилась с тобой.
 — Да. Ты поселилась бы на ранчо как дочь Рэндалла, принимала бы ухаживания поклонников, вышла замуж, — Он смешался:
 — Завела семью.
 — Не думаю, — мягко произнесла она. — Мне кажется, я всю жизнь ждала тебя. Другой мне не подошел бы.
 Он криво усмехнулся:
 — Тебе, должно быть, нравятся безнадежные случаи.
 — Вовсе ты не безнадежный случай, — возмутилась она.
 — Шей, я всю жизнь один. Я не знаю, что значит жить вдвоем… даже если бы появилась такая возможность.
 — И у тебя… никогда никого не было?
 Он ответил не сразу.
 — Только однажды. Мы… собирались пожениться. Она вернула кольцо… не сама, а просила кого-то передать… когда против меня выдвинули обвинение.
 Шей почувствовала, как ее захлестывает возмущение и ревность.
 — Она тебе не поверила?
 — Она даже ничего не спрашивала, — ответил Рейф, пожав плечами.
 — Тогда хорошо, что ты от нее избавился, — сказала Шей, догадавшись по сухости его тона, какая за всем этим скрывается рана. Неудивительно, что он никому не доверял.
 Рейф холодно улыбнулся:
 — В конце концов я пришел к такому же заключению, но…
 Ему незачем было договаривать фразу. Рана действительно болела. И Шей возненавидела ту незнакомую женщину, из-за которой он стал таким подозрительным.
 — И ты полагаешь, я могу поступить, как она?
 — Не знаю, — искренне ответил он. — Я давно уже ни на что не надеюсь.
 — Поэтому ты сейчас решил сдаться?
 Он бросил на нее сердитый взгляд.
 — Брось, Рейф! — потребовала она. — Не сдавайся. Они не могут посадить тебя в тюрьму, особенно теперь, когда отец…
 — Они могут сделать все, что захотят, и я не собираюсь торговать своей жизнью в обмен на жизнь твоего отца.
 — А мне казалось, что именно этого ты и добивался, — парировала Шей, внезапно разозлившись и потеряв осторожность.
 Гнев засверкал в его глазах.
 — Господи, до чего же мы с тобой дошли? — Она поднесла руку к его лицу. — Ты очень много мне дал, Рейф Тайлер, как и… мой отец за эти несколько дней. Теперь ему предстоит… кое-что сделать, и мне нужна твоя помощь. Мне нужен ты.
 Он отвернулся от нее. Он никогда не мог помочь тому, кто нуждался в нем. Никогда. Он вспомнил того шестилетнего мальчугана, которого держали команчи, когда насиловали и убивали его мать. Он тогда чувствовал себя таким беспомощным, словно мог что-то сделать… но не сделал…
 А потом была армия, и это случилось вновь. Его перевели на другую должность, и отделение, которое он обучал, попало под командование высокомерного честолюбца и на его глазах таяло под пулями. Тогда ему удалось спасти Клинта и Бена, но очень многие погибли.
 Если бы только он начал действовать раньше…
 А теперь в нем нуждалась Шей Рэндалл, и он серьезно опасался, что снова потерпит неудачу.
 — Рейф…
 Он повернулся. Она стояла, в зеленом платье, такая стройная и сильная. Сильнее его и Рэндалла, тут же подумал он. Она была готова рискнуть. Всегда была готова, с первой минуты, как попала сюда, с той минуты, как уехала из Бостона на поиски неизвестного отца.
 — Что ты хочешь, чтобы я сделал?
 — Едем с нами, и не мешай отцу поступить так, как ему велит долг.
 — Но я опять могу попасть в тюрьму.
 — Я буду тебя ждать.
 — У меня нет будущего.
 Она шагнула вперед и прислонилась к нему.
 — У тебя есть друзья. Очень хорошие друзья. У тебя есть я. — Шей отчаянно искала, что ему предложить, за какую соломинку ему ухватиться. — Мы найдем клочок земли где-нибудь далеко и… ты так хорошо обращаешься с лошадьми, мы могли бы их разводить. Ты, Клинт и Бен.
 Эта мысль показалась Рейфу более чем привлекательной. Он действительно умел обращаться с лошадьми, всегда умел. С помощью Эдвардсов можно отловить какой-нибудь дикий табун, объездить лошадей и продать их. Возможно, найти где-нибудь небольшую долину. Видение было таким приятным, что даже испугало его. Уже очень давно он не позволял себе мечтать, надеяться…
 Рейф протянул к Шей руки и крепко обнял.
 — Я не знаю, как долго…
 Она заглянула ему в глаза:
 — Я люблю тебя. Я никогда раньше не любила и знаю, что никого не полюблю так, как тебя. Стоит подождать.
 Он наклонился и поцеловал ее. Медленно, с тоской, разрывающей сердце. Прощание. И в то же время обещание. Первое обещание за все это время, и Шей почувствовала тихий, сладостный, пополам с горечью, покой. В его жизни было столько напрасных обещаний, столько сломанных надежд. Что если она ведет его к еще одному разочарованию? И все же ей не верилось, что судьба опять отвернется от него. Этого не произойдет, пусть даже ей самой придется отправиться к губернатору.
 Она хотела что-то сказать, но не смогла. Горло сжалось от страха, сердце переполняла любовь. Что, если он действительно снова окажется в тюрьме? Сможет ли он опять все выдержать? Она говорила искренне. Она будет ждать его. Но если он опять попадет в клетку, останется ли он прежним, тем человеком, который, как она знала, едва пережил прошедшие десять лет?
 Шей почти решилась отказаться от своих слов, просить его убежать вместе с ней, рискнуть превратиться в добычу для преследователей, но у нее не было возможности. Упрямо выпятив подбородок, Рейф взял Шей за руку и повел обратно к хижине твердым решительным шагом.


* * *

 Джек Рэндалл завернул тело Макклэри в одеяло, подтащил к мерину, которого нашел неподалеку в лесу: он знал, что Макклэри наверняка приехал верхом, и после ухода Шей отправился на поиски лошади.
 Не обращая внимания на боль в плече, Рэндалл вынул руку из перевязи и неловко закончил седлать своего коня, когда из леса вышли Тайлер и Шей. Погрузить тело Макклэри на лошадь он не сумел.
 Дочь вцепилась в локоть своего спутника, как утопающий хватается за соломинку. У Тайлера было напряженное и усталое лицо.
 — Я еду с тобой, — сказал Тайлер, поворачиваясь к Шей. — Думаю, пора тебе забрать саквояж. — И добавил, колеблясь:
 — И Абнера тоже возьми.
 Джек проследил за его взглядом, проводившим дочь до хижины. Тайлер, как видно, любил Шей так же сильно, как она его. Рэндалл подавил тяжелый вздох, испугавшись за обоих. Собственная судьба его больше не беспокоила.
 Он с трудом перевел дыхание, затем спросил:
 — Кто это — Абнер?
 Рейф посмотрел на Джека остывшим взглядом.
 — Мышонок. Тюремный друг.
 Джек отвел глаза, не в силах выдержать прямого, вызывающего взгляда. Он вспомнил маленькое существо, которое видел несколько часов назад, когда Тайлер спал. Мышонок. Дочь так естественно отреагировала на просьбу Тайле-разабрать саквояжи… Абнера. Почувствовав себя посторонним, Джек подумал, что, наверное, теперь уже никогда не сможет как следует узнать свою дочь.
 Чтобы скрыть внезапную неловкость, он перевел взгляд на забинтованную руку Рейфа.
 — Ты не поможешь мне… погрузить Макклэри на лошадь?
 Тайлер кивнул, и вместе им удалось поднять тело и привязать к седлу.
 Джек отошел.
 — Могу ли я… еще чем-нибудь помочь?
 — Нет, — коротко бросил Рейф и скрылся в конюшне.
 Через несколько минут он вывел свою лошадь и остался ждать Шей. Джек взял поводья лошади Макклэри и взобрался в седло. Он знал, что Шей поедет с Рейфом Тайлером. Дочь вышла из хижины, держа саквояж, на ладони у нее свернулся клубком маленький серенький мышонок, которого она опустила в карман платья. Шей взглянула на тело, привязанное к лошади, затем на Джека Рэндалла и неуверенно улыбнулась ему, — он почувствовал проблеск надежды.
 Тайлер взметнулся в седло и помог Шей устроиться позади себя. Не оглядываясь, Тайлер пустил коня легким галопом, направившись к расщелине в стене каньона.


* * *

 Они находились в пути около часа, когда заметили первых всадников из отряда добровольцев. Джек узнал сына Расса, Майкла Дьюэйна, затем на Рэндалла и снова на Рейфа, явно придя в замешательство.
 Джек поднял руки:
 — Мы сдаемся, Майкл. Где Расс?
 — Этот выстрел был сигналом для него, — ответил Майкл. — Что происходит, Джек? Помощник шерифа из Кейси-Спрингс зол, как черт, говорит, ты помог бежать Тайлеру из тюрьмы. Тебе чертовски повезло, что мы первыми нашли тебя. Им нужна кровь. — Тут он обратил внимание на лошадь, на которой лежало завернутое в одеяло тело. — А это кто?
 — Сэм Макклэри. Человек, который убивал старателей.
 — Твой друг?
 — Он никогда не был мне другом, но это длинная история.
 — Я должен попросить тебя сбросить портупею. А заодно и те ружья.
 Джек расстегнул портупею правой рукой, затем швырнул на землю ружье. Рейф бросил револьвер, заткнутый за пояс, потом отцепил от седла ружье и осторожно опустил его на землю.
 В этот момент подъехала группа всадников во главе с шерифом. С ними был Клинт. Он пристально посмотрел на Рейфа, который незаметно покачал головой, предупреждая друга, чтобы тот молчал.
 Расс Дьюэйн зло посмотрел на Рейфа и перевел взгляд на Джека.
 — Я так и подумал что-то в этом роде — он захватил твою дочь. Вот почему…
 Джек покачал головой:
 — Нет. Он не крал моей дочери. И он не виновен в убийствах. Я помог ему бежать, потому что добропорядочные граждане Кейси-Спрингс собирались повесить его за преступления, которых он не совершал.
 Его перебил Майкл:
 — Джек говорит, что это тело Макклэри и что именно Макклэри убивал старателей.
 Расс посмотрел на оружие, лежащее на земле.
 — Майкл, подбери все это. А я уведу поскорее отсюда всех троих, пока не приехал этот дурак из Кейси-Спрингс.
 — Куда мы их повезем? — спросил Майкл.
 — На наше ранчо, пока я не разберусь, в чем тут дело. Потом решим, что делать. — Он перегнулся через седло и взял поводья из рук Рейфа. — Джек, насколько я могу тебе доверять?
 Джек оглянулся на Рейфа, вместо обычной непроницаемой маски на лице Тайлера появилось язвительное выражение.
 — Я ехал к тебе на ранчо. Ты должен кое-что узнать.
 — Что именно? — В голосе Расса Дьюэйна послышалось сомнение.
 Джек посмотрел на Шей, казалось, он собирает все свое мужество.
 — Я знал о злодеяниях Макклэри. Он шантажировал меня.
 — Проклятье, Джек! Почему же?.. — Шериф замолчал. — Мы поговорим на ранчо.
 Они ехали еще два часа, выбрав самый трудный маршрут. Было очевидно, что Расс Дьюэйн не хочет столкнуться с отрядом из Кейси-Спрингс. Прибыв на ранчо, Расс спешился и подал знак Рэндаллу с Рейфом следовать за ним в дом. С ними пошли и оба сына Расса.
 Кейт, которая вышла на крыльцо, когда услышала, что подъехало столько всадников, подбежала к Шей:
 — Мы так беспокоились о тебе. С тобой все в порядке? Что же случилось?
 Вопросы сыпались один за другим, а Шей просто стояла и смотрела, как мужчины идут к дому и исчезают за дверью.
 — А это кто? — спросила Кейт, и Шей поняла, что следила за каждым шагом Рейфа, глядя на него с любовью. — О Шей, — сказала Кейт, сразу разгадав причину ее грусти. — Чем я могу помочь?
 — Ничем, — ответила Шей и увидела Клинта, стоящего рядом со своей лошадью. — Разве что дай мне попить…
 — Конечно, — сказала Кейт. — Пойдем в дом.
 — Через минуту. Я бы хотела переговорить с Клинтом.
 Кейт в замешательстве переводила взгляд с Шей на Клинта.
 — Разумеется, — произнесла она и скрылась в доме.
 Шей подошла к Клинту.
 — Хотел бы я знать, что, черт возьми, происходит? — едва слышно произнес он. — Я искал вас… и его.
 — Вы знаете, что… мой отец помог ему бежать?
 — Знаю, черт возьми. Все жители поднялись на его поиски. Я искал вас в долине позавчера ночью, а потом мы нашли вашу лошадь и решили, что вы мертвы… или лежите где-нибудь раненая. Я присоединился к отряду, чтобы попытаться увести их подальше от долины…
 — У меня убежала лошадь, как только я достигла долины. Отец… поехал за Рейфом, думая, что он знает, где меня искать. Их выследил Макклэри и попытался вчера нас подкараулить. Рейф застрелил его.
 — А теперь?..
 — Отец пообещал рассказать о том, что случилось десять лет назад.
 Клинт улыбнулся.
 — Надеюсь, Рейфа отпустят, и мы сможем начать наше собственное дело. Вы с Беном поедете вместе с нами.
 — Большие надежды, — сказал Клинт, криво усмехнувшись. — А как же ваш отец?
 — Не знаю, — ответила она. — Мне сейчас трудно разобраться в собственных чувствах.
 — Я никогда не считал Рейфа везучим. А теперь считаю.
 — Рядом с ним были вы и Бен. Как-нибудь я хочу познакомиться с остальными.
 Он улыбнулся ей:
 — Как-нибудь познакомитесь.
 Она ответила на его улыбку и повернулась, чтобы идти в дом: ее беспокоило, что там сейчас происходит.
 — Спасибо за то, что были ему хорошим другом.
 Пожав плечами, Клинт занялся лошадью.
 Тут Шей заметила Кейт, которая наблюдала за ними, держа в руке стакан; Шей поднялась по ступеням на крыльцо и взяла у нее стакан, впервые ощутив, как сильно пересохло у нее в горле.
 — Где они? — спросила Шей.
 — В отцовской конторе.
 Шей пошла в дом, но на полпути обернулась:
 — Не отпускай его, что бы ни случилось.
 Теперь пришла очередь Кейт разрумяниться.
 — Я думала…
 Шей вдруг поняла, почему в последнее время Кейт так холодно с ней держалась.
 — О нет. Клинт… был просто хорошим другом. Я люблю… того, кто сейчас в доме. Рейфа.
 — Рейфа? — Кейт нахмурилась, пытаясь сосредоточиться на сказанном. — Рейф… Тайлер? Человек, которого мой отец отвез в Кейси-Спрингс? Бандит? О Шей!
 — Не суди, — сказала Шей. — Не делай этой ошибки. Иногда люди совершают поступки, имея на то весомые причины. В последнее время я поняла, что черное часто бывает белым, а белое — черным или серым.
 Она думала о Клинте, о том, что совершил Клинт ради дружбы. Но, говоря это, она думала о Рейфе тоже.
 Кейт обняла ее:
 — Прости меня, я и не думала судить. Если он тебе не безразличен, я уверена… — Голос ее затих, а Шей почувствовала себя защитницей вроде той медведицы, хотя и понимала, что Рейф не нуждается в такой защите.
 Знать бы только, что сейчас происходит в доме.
 Она повернулась и пошла к двери, у которой двое стояли на часах.
 — Я хочу войти, — сказала она.
 — У нас приказ, мэм. Шериф не велел никого пускать.
 Она подумала, не ворваться ли силой, но решила, что, возможно, она только навредит Рейфу. Нужно дать ему возможность самому разобраться с этим делом. Он слишком долго ждал.
 Не обращая внимания на Кейт, Шей уселась напротив двери. И загадала желание. И крепко сцепила кулаки.
 И принялась ждать.
  Глава двадцать седьмая 
 Рейф наблюдал, как хмурит брови Расс Дьюэйн, отчего стали заметнее морщины вокруг глаз. Сначала шериф довольно тепло отнесся к Джеку Рэндаллу, но постепенно теплота угасала по мере того, как он внимательно вслушивался в рассказ.
 Время от времени шериф окидывал взглядом Рейфа, словно взвешивая сказанное. Дьюэйн слушал молча, а его сыновья несколько раз тихо выпаливали себе под нос ругательства.
 Когда Рэндалл закончил свой рассказ, Дьюэйн повернулся к Рейфу:
 — Почему, черт возьми, ты ничего не сказал об этом несколько дней назад?
 — После того как вы увидели клеймо, вы бы не поверили ни одному моему слову.
 Дьюэйн снова повернулся к Джеку Рэндаллу.
 — А почему ты сейчас мне об этом рассказываешь? — подозрительно спросил он, словно Рэндалл что-то не договаривает, скрывая какое-то оправдание своим действиям, и это больно задело блюстителя закона.
 — Я… собирался и сказал об этом Макклэри. Вот он и выстрелил. Думал, что убил меня наповал.
 — А почему я должен тебе верить? Макклэри мертв, и это тебе на руку.
 Рэндалл посмотрел на Рейфа, затем снова перевел взгляд на Дьюэйна.
 — Зачем бы мне оговаривать себя?
 — Из-за дочери, например. Мы знаем, что этот человек действовал не один. Возможно, его сообщники ей угрожают.
 Рейф стиснул зубы. Дьюэйн явно пытался найти Рэндаллу хоть какое-то оправдание. И к черту всю правду! Он резко поднялся, взорвавшись от гнева.
 — Сядь! — приказал Дьюэйн.
 — А почему бы вам просто не передать меня толпе в Кейси-Спрингс?
 Шериф еще больше помрачнел.
 — Мне жаль, что так вышло. Если бы я знал раньше, то отвез бы тебя сюда.
 Рейф хмыкнул, явно не веря ему.
 — Вам жаль? Отчего же? Я ведь просто бывший заключенный, который угрожает дочери вашего самого уважаемого гражданина.
 — Кроме того, ты признался, что грабил экипажи и почту, а теперь садись.
 Рейф сжал кулаки, но сел на место.
 Дьюэйн откинулся на стул, внимательно изучая сидящую перед ним пару.
 — Ну и кашу ты заварил, Джек, — сказал он. — Ты утверждаешь, — ты знал о том, что Макклэри совершает убийства, и не помешал ему. А ведь это делает тебя соучастником.
 — Хотелось бы мне иметь другое оправдание, нежели трусость, но у меня его нет. Я стремился защитить то, что построил.
 Расс Дьюэйн покачал головой.
 — Ведь мне казалось, я тебя знаю. А ты, — Дьюэйн переключился на Рейфа, — ты собирался доказать свою невиновность тем, что грабил экипажи?
 Рейф криво усмехнулся, услышав в голосе шерифа иронию.
 — Мне просто хотелось, чтобы Рэндалл выдал себя. Я думал, стоит как следует его поприжать — и он прибегнет к старым методам, чтобы раздобыть наличность.
 — Кажется, тебе это удалось. Теперь ты сможешь разделить с ним одну камеру на двоих.
 — Это не совсем то, что я планировал, — сказал Рейф.
 — Да, думаю, такого поворота событий ты не предвидел, — сказал Дьюэйн, с неудовольствием глядя на обоих, а затем пристально уставился на Рейфа:
 — За каким чертом тебя принесло сюда вместе с ним? Хотел убедиться, что Джек сдержит слово?
 — Наверное, я пришел к тому же выводу, что и вы. Грабить экипажи было чертовски глупо; и я не хочу провести остаток жизни в бегах.
 — Из-за девушки? — нахально поинтересовался Дьюэйн.
 — Да… отчасти.
 — А как насчет твоих сообщников? Где они?
 Рейф оцепенел.
 — Они… уехали. Все деньги у меня. Они просто хотели помочь мне. Это была моя затея, и все делал я сам. Никто не пострадал.
 — Более странных разбойников я не встречал, — сказал Дьюэйн. — Добровольно расстаются с деньгами. Но неужели ты в самом деле думаешь, что все так просто? И вооруженное ограбление забудется, потому что ты со своими друзьями совершал налеты, борясь, как ты считаешь, за справедливость? Закон этого не потерпит. Я хочу знать, кто остальные.
 — Нет.
 — Ты, видимо, очень стремишься вернуться в тюрьму?
 Губы Рейфа сжались в тонкую линию. Он не ответил. Тишину в комнате внезапно нарушил донесшийся со двора цокот копыт. К окну подошел Майкл Дьюэйн:
 — Это Куорлз из Кейси-Спрингс, а с ним еще человек двадцать.
 Дьюэйн посмотрел на сыновей:
 — Эд, ступай на задний двор и приведи сюда всех, кого найдешь из моих людей. Майкл, ты останешься с этими двумя.
 Он вышел из комнаты вместе с Эдом, а Майкл подошел к двери и чуть приоткрыл ее, чтобы знать, как пойдет разговор.
 — В чем дело, Куорлз?
 — Слышал, ты поймал тех типов, что убежали из тюрьмы, оставив с носом моего недоумка-помощника. Я приехал за ними.
 — Это мои пленные, — сказал Расс. — И они останутся здесь, пока я не отвезу их в Денвер. Я слышал, будто у тебя чуть не линчевали одного из них. Мне всегда казалось, что ты лучше управляешь своими людьми.
 — Они мне нужны, Расс, — сказал шериф из Кейси-Спрингс. — Здесь даже не найдется места, чтобы их содержать.
 — Видимо, в твоем городе такого места тоже не нашлось. Я могу гарантировать, что отсюда они не убегут.
 — Это мои полномочия.
 — Черта с два. Преступления совершены на моей территории. Я сам отвез пленного в твою тюрьму, полагая, что он будет в безопасности. И ошибся. А теперь забирай своих людей и убирайся отсюда.
 — Без пленных не двинусь с места. Из-под моей охраны еще никто не убегал.
 — А из-под моей еще никого не забирали, — холодно произнес Расс Дьюэйн. — И даже не думай пытаться.
 Он огляделся. Из бараков выходили люди с ружьями наперевес и окружали всадников.
 — Ты еще пожалеешь об этом, — пригрозил Куорлз.
 — Можешь жаловаться губернатору. Я никогда не стремился к этой проклятой должности, но раз уж я ее получил, то буду поступать так, как считаю нужным.
 Рейф слышал каждое злобное слово Куорлза, каждый спокойный ответ Дьюэйна. Во внезапном молчании непрошеного визитера угадывалась закипающая ярость.
 С каждой минутой Тайлер все лучше относился к Рассу Дьюэйну. Он понял, что шериф прав. Ни он, ни Рэндалл не продержались бы до конца ночи в импровизированной тюрьме Кейси-Спрингс.
 — Ты заплатишь за это, — выпалил Куорлз, отступая.
 — Возможно, — спокойно произнес Дьюэйн и шагнул с крыльца.
 Больше Рейфу ничего не было слышно. Через несколько минут Дьюэйн вернулся, перекатывая сигару во рту из угла в угол.
 — Итак, на чем мы остановились?


* * *

 Рейф вышагивал по спальне, которую им отвели вместе с Джеком Рэндаллом. Под окном сидел охранник, а второй сторожил снаружи у двери. Дьюэйн, видимо, точно знал, что говорил, когда предсказывал, что Рейф и Рэндалл окажутся в одной камере.
 По удобству комната ни в какое сравнение не шла с тюремной камерой в Огайо, но все же это была клетка.
 Рейф готов был продать душу дьяволу, лишь бы узнать, что задумал Дьюэйн, но блюститель закона оказался неразговорчив, а по выражению его лица нельзя было ни о чем догадаться. Рейф понятия не имел, чего от него ожидать, особенно когда во второй раз отказался назвать Дыоэйну имена своих товарищей.
 Тайлер разрешили провести несколько минут наедине с Шей, и он просто обнял ее, почувствовав силу и преданность своей возлюбленной. Он не осмелился поцеловать ее, ведь за этим поцелуем неизбежно последовало бы то, что он не мог сейчас себе позволить.
 Во взгляде Шей читался вопрос.
 — Твой отец полностью сдержал свое слово, — мягко произнес Рейф.
 Ему хотелось, чтобы она простила отца для ее же блага, пусть даже он сам никогда не сможет этого сделать.
 — Почему тогда они тебя не отпустили?
 — Я ведь все-таки нападал на экипажи, — сказал он, — а потом я не так уж уверен, что Дьюэйн поверил всему, что сказал твой отец.
 — Что с ним будет?
 — Вероятно, он предстанет перед судом.
 Она прислонилась к нему, и он понял, что ей нужна его поддержка всегда, когда они вместе. Наконец он произнес слова, которые были у него в сердце.
 — Я люблю тебя, Шей, У меня нет никакого права… говорить тебе об этом сейчас, но…
 Шей посмотрела на него своими выразительными серо-голубыми глазами, которые, казалось, всегда заглядывают в самую глубину и видят то, что другим не видно.
 — Ты мог бы и не говорить, — сказала она. — Я уже давно догадалась. Но… я очень рада, что ты это сказал.
 Он привлек ее еще ближе, удивляясь, как подобное чудо могло случиться с ним, и сомневаясь, не слишком ли поздно оно свершилось.
 Затем раздался стук в дверь, и на пороге показался Дьюэйн, который пришел за ним…
 Рэндалл так же, как и Рейф, хранил молчание с той минуты, как оказался в этой роскошной тюрьме. Он взял стул, поставил его там, откуда были видны горы, и устремил на них взгляд. Эти двое мужчин уже все сказали друг друга. Их вынужденное соседство ничуть не уменьшило напряженности между ними.
 Рейф занял кровать, положив под голову руку. Он так устал, что уже не мог ни о чем думать, а впрочем, это было к лучшему. Глаза его закрылись, вместо мыслей пришел сон.


* * *

 Рассу Дьюэйну понадобилось три дня, чтобы проверить обе истории. Он знал, что не имеет права потратить больше времени, а то Куорлз примется колотить в двери ко всем сколько-нибудь влиятельным лицам.
 Дьюэйн отправил телеграмму в военный департамент с просьбой выслать подробный отчего заседании трибунала. Он переговорил с оставшимися работниками Рэндалла и выяснил, что их хозяин не мог убить старателей, затем он долго допрашивал Шей, чтобы убедиться в невиновности Рейфа. В конце концов она призналась, что провела несколько недель с Тайлером, но что он никоим образом не похищал ее.
 Чтобы не бросить тень вины на Бена или Клинта, она сказала, что ее первый рассказ отчасти правдив: она действительно потерялась, а Рейф случайно нашел ее. Она рассказала Дьюэйну о медведице и объяснила, что именно по этой причине осталась с Рейфом — выхаживать его после того, как он по ее просьбе спас медвежонка.
 А еще она рассказала Дьюэйну, как нашла шкатулку с письмами и деньгами и газетным отчетом о трибунале.
 После всего Расс пришел к выводу, что за всеми убийствами стоял Сэм Макклэри и что Рейф Тайлер застрелил его из самообороны. А вот с другими вопросами оказалось сложнее. Шерифа беспокоило, что он так ошибся в Джеке Рэндалле и поспешил с выводами насчет Тайлера, увидев клеймо. Если бы Тайлера линчевали…
 Остаток дня Расс провел, записывая объяснение на десяти страницах, которые отослал местному губернатору. Он просил прислать помощника судебного исполнителя, так какие доверяет властям в Кейси-Спригнс. Затем он написал несколько ходатайств и отправил Майкла с этими документами в Денвер.


* * *

 Даже сам дьявол не смог бы выдумать пытку, которой подверг его Расс Дьюэйн. Пять дней провести с человекам, которого Рейф ненавидел в течение десяти лет.
 Идеальная справедливость?
 Утонченная ирония?
 Но для кого?
 И еще, их вынудили остаться друг с другом лицом к лицу. Молчание длилось долго.
 Рейфу позволили провести наедине с Шей только пять минут, не больше. Потом ему снова задавали вопросы. Главным образом о том, кто был в его команде. Видимо, этот вопрос стал для Дьюэйна навязчивой идеей.
 На второй день Рейф понял, что Шей вернулась на ранчо «Круг Р». Клинт, наверное, тоже, решил он, потому что больше не видел своего друга из окна.
 Он был пленником. Никто и не пытался скрывать этот факт. Его и Рэндалла держали под постоянным наблюдением, пищу им приносили поочередно сыновья Расса, а кто-нибудь из работников ежедневно опустошал помойное ведро.
 Кровать была одна. Но одеял и простыней выдали на двоих, так что один мог устроиться на полу. Рэндалл настаивал, чтобы Рейф занял кровать, после того как проспал несколько часов; Рейф не меньше упорствовал в своем желании спать на полу. Он не нуждался ни в каких одолжениях Рэндалла.
 Первыми словами они обменялись только на третий день. Начал Рейф:
 — Что, черт возьми, он затеял?
 — Расс осторожный человек, — сказал Рэндалл. — Я до сих пор лгал, поэтому он должен проверить каждое слово, прежде чем решить, что делать. Более справедливого человека трудно найти.
 Рейф состроил гримасу, вспомнив об их первой встрече. Ему казалось, он вот-вот сойдет с ума от ожидания. Он даже подумывал, не совершил ли он ошибки, придя сюда.
 Рэндалл не спускал с Тайлера глаз.
 — Позаботься о Шей за меня, — наконец произнес он. — Позаботься о ранчо «Круг Р».
 — Мне твоего ничего не нужно.
 — Не ради тебя. Я знаю, что никогда ничем не смогу компенсировать твою потерю. Сделай это ради Шей. Она так любит тебя, а ранчо послужит вам хорошим подспорьем для начала. Бели настаиваешь, я сюда больше не вернусь. Документы твои. Без всяких условий. — Он криво улыбнулся Рейфу:
 — Надеюсь, у тебя найдутся деньги, чтобы оплатить векселя?
 Рейф отвернулся, чтобы не видеть мольбы, написанной на лице Рэндалла.
 — Деньги остались в долине, они спрятаны в тайнике в конюшне. Мне не хотелось их терять, в том случае если бы мы нарвались на другой отряд. Деньги принадлежат тебе… и Шей. А я вполне могу загреметь в тюрьму на пару с тобой.
 — Не думаю. Расс в лепешку разобьется ради тебя. И управиться на ранчо поможет.
 Рейф взглянул на него с неподдельным изумлением:
 — С чего бы это?
 — За восемь лет я успел как следует узнать нашего шерифа. Его будет мучить вина за то, что случилось в Кейси-Спрингс.
 — Мне не нужна жалость, — не сказал, а скорее прорычал Рейф.
 — А жалость тут ни при чем. Для него это вопрос справедливости. Такой же, как отправить меня в тюрьму. Он не в особенном восторге от того, как ты добивался своей справедливости, но ему это понятно, а уж я-то никак не собираюсь выдвигать против тебя обвинение. Насколько я понимаю, я единственный, кого ты обобрал?
 Рейф кивнул.
 — Подумай о том, что я сказал о ранчо, — попросил Рэндалл.
 — Я думаю о Шей, связанной с человеком, который навсегда помечен как вор, — сказал Рейф. — Она заслуживает лучшего.
 Рэндалл поморщился:
 — Как только все в этой долине узнают о том, что случилось, им будет абсолютно наплевать на твое клеймо. Оно даже превратится в некий знак доблести, если можно так сказать. Герой войны, пострадавший от несправедливости. Это я буду бесчестным типом, в котором они разочаруются.
 Рейф прислонился к стене, пытаясь подавить в себе пробуждающуюся жалость к этому человеку, но безуспешно.
 — Все забудется.
 — Нет. Я обдурил их, и этого они не забудут. — Он тяжело вздохнул, и Рейф увидел, что его глаза подернулись влагой. — Я понимаю, что не имею права просить тебя ни о чем, но Шей очень любит тебя, это видно. Не позволяй своей ненависти ко мне ранить ее. Здешние жители дадут тебе шанс, как только узнают обо всем случившемся. Возьми ранчо «Круг Р». Сделай его таким, каким оно может быть.
 Рейф пребывал в нерешительности. Он не хотел ничего принимать от Рэндалла, но если то, что сказал этот человек, правда, если люди в этой долине смогут забыть о клейме, принять его и Шей…
 Но что если Рэндалл ошибся? Что если Шей придется нести двойное бремя — отец в тюрьме и муж, бывший заключенный и грабитель?
 Что если его самого посалят в тюрьму?
 — Подумай об этом, — повторил Рэндалл. — Прошу тебя.
 Рейф стоял на своем:
 — Я верну деньги Шей, все до последнего. Она сможет распорядиться ими как захочет.
 — Я знаю, чего она хочет, — сказал Рэндалл. — И она, нечего греха таить, столь же упряма, как ее мать.
 — Ее мать оставила тебя, — напомнил Рейф.
 — Это я довел ее до этого, — сказал Рэндалл. — Ты хороший человек, Тайлер. И всегда был таким. Думаю, именно поэтому я связался с Макклэри. Я тебе завидовал. Ты был воплощением того, каким я хотел быть: храбрый, честный, прирожденный лидер. Именно таким хотела видеть меня Сара, такого человека я хочу для Шей. Даже если она… откажется вновь увидеться со мной. — Последние слова Рэндалл произнес с трудом и отвернулся к стене.
 Рейф отошел в сторону, чтобы не мешать Рэндаллу. Он понимал, что тому потребовалось огромное мужество, чтобы сделать такое признание. Однако Рейф не был с ним согласен, он не считал себя удачной партией для Шей.
 Поэтому он молчал, удивляясь своему внезапному сочувствию человеку, которого так долго ненавидел.


* * *

 У Клинта Эдвардса не было выбора. Он знал от Кейт, что у Рейфа осталась одна проблема: он отказался назвать людей, участвовавших с ним в нападениях.
 А еще он знал, что больше не может лгать ни Кейт, ни ее семье. Она не поняла, почему он так быстро уехал в тот день, когда привезли Рейфа и Рэндалла. С тех пор он силком заставлял себя не покидать пределы ранчо «Круг Р». Но однажды Кейт приехала навестить Шей, и он почти столкнулся с ней на пороге дома.
 Его руки машинально потянулись к ней, чтобы уберечь от удара, и он не спешил их убрать. Он не хотел уходить от этих зеленых глаз, изучавших его с настороженной сдержанностью. Он понимал, как больно ранил Кейт тем, что так явно избегал встреч с ней.
 Теперь ему хотелось поцеловать девушку, рассеять ее печаль и сдержанность. Но сначала он должен был поговорить с ней. Клинт взял ее за локоть и повел от дома туда, где паслась привязанная к столбику лошадь.
 — Я провожу тебя домой, — сказал он.
 — В этом нет необходимости, — отозвалась Кейт. — Я сама способна позаботиться о себе.
 Клинт улыбнулся проявлению такой независимости, которой за это время научился восхищаться.
 — Знаю, но я хочу поехать. Мне нужно кое-что рассказать тебе… а позже и твоему отцу.
 Она с любопытством взглянула на него, но позволила помочь ей взобраться в седло, а потом ждала, пока он сядет на свою лошадь.
 Клинт молчал, пока они не проехали полпути и не достигли небольшого холма, с которого хорошо были видны ранчо на востоке и горы на западе, только тогда он остановился, спешился и протянул к ней руки, чтобы помочь спуститься на землю. Кейт помешкала секунду, потом соскользнула в его объятия, задержавшись в них на долю секунды, прежде чем отстраниться.
 Клинт взял ее за руку и притянул к себе.
 — Ты не представляешь, как мне хотелось обнять тебя, — сказал он.
 Она с удивлением взглянула на него:
 — Тогда почему…
 — Потому что я не имел на это права, — сказал он. — Потому что я лгал и тебе, и твоему отцу.
 — Я… не понимаю…
 — Я помогал… Рейфу Тайлеру. Вместе с ним грабил почтовые экипажи, — объяснил он. Сказанное потрясло ее.
 — Зачем?..
 — Во время войны он недолго был моим командиром, — медленно проговорил Клинт. — Он спас жизнь моему брату и мне тоже. Тогда ему пришлось нарушить приказ, и его подвергли наказанию. После войны я услышал о трибунале и отправился навестить его. Я знал, что он не может быть виновен. Не такой он человек.
 — А остальные…
 — Они все служили в его эскадроне и считают, что с ним поступили несправедливо. Мы думали, что если как следует подтолкнуть Рэндалла, то правда, возможно, выйдет наружу.
 — Все эти месяцы…
 — Все эти месяцы, — подтвердил он, глядя, как затуманились ее зеленые глаза.
 — Так вот почему… ты…
 Она не смогла договорить, но Клинт понял, о чем она спрашивает, и ему стало больно, очень больно. Она хотела знать, не потому ли он ухаживал за ней, целовал, что ему нужны были сведения, которыми располагал ее отец.
 — Черт возьми, нет! — сказал он. — Я не знал, что… полюблю тебя, и я… Господи, я боялся, что причиню тебе боль, но я просто не мог держаться в стороне.
 Она серьезно посмотрела ему в глаза:
 — Так ты полюбил меня?
 Он коснулся ее щеки:
 — О да, красавица Кейт, я полюбил тебя.
 Хотя Кейт была высокой, ей пришлось привстать на цыпочки, чтобы дотянуться до его губ. Не смея поверить сразу, что она прощает ему двойную игру, Клинт сначала помедлил, затем прижался к ее губам порывисто и жадно.
 Она обняла его, и он прижал ее к себе, впервые осознав, что имеет на это право. Он почувствовал, как его независимая Кейт припала к нему, и понял, что вместе они преодолеют любые преграды.
 Клинт оторвался от ее губ и нежно поцеловал в щеку.
 — Я люблю тебя, Кейт, — прошептал он.
 — Вам понадобилось довольно много времени, чтобы сказать это, мистер Эдвардс, — прошептала она в ответ. — А я люблю тебя уже целую вечность.
 — Значит, ты будешь ждать?..
 Больше ему ничего говорить не пришлось. Их поцелуй сделал это за него.


* * *

 На закате солнца на ранчо Расса Дьюэйна въехало шестеро всадников под предводительством Клинта.
 Он нашел всех шестерых в хижине Рейфа. Они отправились туда, как только узнали один за другим, что Рейф сдался властям.
 Они ожидали, что Клинт в конце концов привезет им какие-то новости.
 Клинт рассказал, как собирается поступить и почему, к посоветовал всем разъехаться в разные стороны. Их работа окончена. Так стоило ли рисковать и очутиться в тюрьме за разбой? Все, что было в их силах, они сделали.
 Бен, который вырезал из деревянной болванки зверушку, оторвался от своего занятия и посмотрел на брата:
 — Ты говоришь, что шериф требует от капитана имена тех, кто ему помогал, а тот молчит. Мы все знаем, что он нечего не скажет, и опять первым попадет в тюрьму. Что-то здесь не так. Мы все знали, в какое дело ввязываемся, и не годится, чтобы он брал всю вину на себя одного. Я еду с тобой.
 Все остальные согласились с Беном…
 Расс стоял у загона для скота, расседлывая лошадь, когда подъехали всадники. Он подошел к Клинту и взглянул на его мрачное лицо, а затем увидел всадника рядом с ним, который был молодой копией Клинта, разве что взгляд у него был суровей. Выражение лица такое же мрачное.
 Расс вздохнул, предчувствуя недоброе. Клинт заговорил без обиняков:
 — Ты хочешь знать, кто помогал Тайлеру. Мы.


* * *

 — Приехал губернатор!
 Сообщение Майкла, который прискакал впереди отряда, сопровождавшего губернатора, ошеломило всех сидящих за кухонным столом. Рейфу и Джеку Рэндаллу разрешили спуститься вниз на ужин. Им сказали, что Расс отослал информацию в Денвер, к губернатору штата, и теперь ждет ответа. Расс не хотел провозить пленных через соседний округ, где их наверняка остановил бы Куорлз, потому попросил прислать судебного исполнителя, чьи полномочия превышали власть и его и Куорлза, вместе взятых.
 А еще на ужин Кейт пригласила Шей и Клинта. Шей вернулась на ранчо «Круг Р» и пыталась вести хозяйство вместе с Клинтом, верным управляющим Нейтом и тремя оставшимися работниками. Рейфу она показалась невероятно хорошенькой в своем зеленом платье, хотя глаза у нее были усталые, как после плохо проведенной ночи. Он смотрел на нее не отрываясь. Как и ее отец.
 Но сейчас их взгляды обратились к двери, а Расс Дьюэйн быстро поднялся и пошел поприветствовать неожиданного гостя.
 Губернатор Уильям Тейт, высокий дюжий человек, видимо, любил появляться с шумом. Он ворвался, как смерч, — крепкий, здоровый, улыбающийся, а из-за его спины выглядывал тощий человек со значком судебного исполнителя на кожаном жилете.
 — Кейт красива, как всегда, — произнес губернатор, направившись к хозяйке дома, когда она быстро вскочила вместе с мужчинами. — А кто эта прелестная дама?
 — Шей Рэндалл, — с улыбкой ответила Кейт. Губернатор повернулся к Джеку Рэндаллу, и его улыбка слегка померкла.
 — Не стану отрицать — меня шокировало то, что я узнал от Расса, — сказал он. — Никак этого не ожидал от вас.
 Лицо Рэндалла вспыхнуло. Но губернатор не дал ему возможности заговорить. Он повернулся к остальным двум, кого не знал, — Рейфу Тайлеру и Клинту Эдвардсу.
 — Кто из вас Тайлер?
 — Я, — отозвался Рейф.
 — Черт знает что здесь случилось. Но у меня для вас хорошие новости. Поговорим, когда отужинаем. Я голоден, как медведь после зимней спячки. Расс, у тебя найдутся еще две тарелки? Ты, кажется, знаком с Эваном Кеттлером, судебным исполнителем?
 Расс улыбнулся.
 — Черт возьми, конечно. Садитесь рядом с Клинтом Эдвардсом, вот сюда.
 — Эдвардс, — повторил губернатор и посмотрел на Расса в ожидании дальнейших объяснений. Расс не заставил себя просить дважды.
 — Он и еще шестеро только что признались, что состояли в банде Тайлера, — озадаченно произнес Расс. — За всю жизнь не слышал столько признаний. — Он помолчал секунду, затем добавил:
 — А еще моя дочь утверждает, что он будет моим зятем.
 Брови губернатора поползли вверх.
 — Похоже, вечер обещает быть интересным, — сказал он, усаживаясь за стол, за которым председательствовал остаток вечера, полностью завладев разговором и не обращая внимания на растущее напряжение и отсутствие аппетита у своих сотрапезников, если не считать Расса и судебного исполнителя.
 — Я не ожидал, что вы проделаете такой долгий путь, губернатор, — говорил Расс. — Мне понадобился только судебный исполнитель.
 — Слишком уж интригующая вышла здесь история, — ответил губернатор. — Получив письмо, я разослал кое-какие запросы. У меня есть друзья среди военных. Если то, что ты сообщил, правда, то они должны сгореть от стыда, — сказал он со смехом, словно ничто другое не могло доставить ему такую радость. — К тому же давненько мыс тобой не сражались в покер.
 Однако час спустя от его веселости не осталось и следа, когда он разговаривал с Рассом в присутствии только судебного исполнителя.
 — Я хотел покончить с делом прежде, чем о нем разнюхают газетчики, — сказал он, — а то у них наступит праздник. Желательно сделать все тихо. Военные против того, чтобы история распространилась, а их помощью нам не стоит пренебрегать. Но мне нужно согласие Тайлера. Если он не потребует восстановить во всеуслышание попранную справедливость, то мне пообещали в армии по-тихому отменить приговор суда и возместить капитану Тайлеру жалованье за десять лет. Он будет полностью оправдан. И с этим будет покончено. Иначе на разбирательство уйдут годы и полетят многие головы.
 Расс уставился в пустоту.
 — Не думаю, что этого достаточно. Мне бы этого было мало.
 — Но ты же не влюблен в дочь Рэндалла, — сказал губернатор и добавил, увидев удивление на лице Расса, — черт возьми, у меня же есть глаза, Расс.
 — Не знаю, как он поступит, — тихо сказал Расс, — но, думаю, он готов на что угодно, лишь бы уберечь от неприятностей Шей Рэндалл и своих дружков.
 — И ты тоже, насколько я понимаю, — предположил губернатор.
 Расс не знал, что ответить.
 — Сначала, когда ко мне пришел Клинт, я дьявольски разозлился. Мне казалось, меня предали, но потом я подумал о Тайлере и чертовски за него обрадовался, ведь у него есть такие друзья, как Клинт, после всего, через что он прошел. Не могу сказать, что одобряю их поступки, но их преданность друг другу говорит о многом.
 Губернатор сочувственно хмыкнул:
 — Таких ребят лучше иметь друзьями, чем врагами.
 — Как выяснил Джек, — добавил Расс.
 — По крайней мере, сейчас он признался. Шаг, требующий мужества, — тщательно подбирая слова, сказал губернатор. — Но я не в состоянии спасти его. Помогу, если он признается в причастности к убийствам, но это все. Тайлера следует простить; Бог свидетель, он и так провел десять лет в тюрьме за преступление, которого не совершал. Можно это учесть при рассмотрении последнего… правонарушения.
 — А остальные? — осторожно поинтересовался Расс. От ответа зависело будущее Кейт.
 — Никто не пострадал. Если деньги возвратят, думаю, я сумею уладить вопрос с почтовиками, поскольку ущерб будет возмещен. В конце концов, Кейси-Спрингс пытается обрести хорошее экономическое положение в этом районе. Вряд ли городу поможет, если станут говорить о подвигах его жителей, сторонников линчевания. Небольшой шантаж.
 — А как же Куорлз?
 — Его назначил городской совет. Я и там смогу использовать свое небольшое влияние.
 — Ну а я что могу сделать для вас? — улыбнулся Расс.
 — Партия в покер сразу после того, как я переговорю с мистером Тайлером. И, — добавил он, — разрешаю тебе проиграть.


* * *

 Рейф провожал Шей домой. Это было странное для нее слово. Но еще более странным оно было для него.
 Как и то, что называется «надеждой». Впервые за много лет он осмелился снова мечтать.
 Но печаль пока не оставила его. Он и не предполагал, что такое возможно, но почувствовал сожаление, когда покидал Джека Рэндалла. На следующий день Джек должен был отправиться в Денвер, где ему предстояло тюремное заключение, возможно долгое.
 Рейф не испытывал никакого удовлетворения, как предполагал раньше.
 Они ехали молча в двухместной повозке, которую взяли по настоянию Кейт. Шей, однако, придвинулась к нему поближе, и во время езды его рука иногда обнимала ее.
 Он был рад, что лошади вели себя смирно, потому что левая рука все еще болела и висела, как плеть.
 Луна сейчас была почти полной. Золотой и яркой, а не бледной и томной, как раньше. Ему показалось, что на небе столько звезд, что они могли осветить весь мир, и сегодня они как-то по-особому сияли, освещая будущее, такое многообещающее, что даже душе было больно.
 Рейфу никогда не забыть беседы в конторе Расса, когда ему подарили весь мир и предупредили, чтобы он не потерял его. Он вновь обретет доброе имя. Его последние проступки будут прощены. Против его друзей не будет выдвинуто никаких обвинений. А Клинта с радостью примут в семью Дьюэйна. Рейфу ясно дали понять, что он может обосноваться здесь, в долине, и заручиться дружбой и поддержкой шерифа.
 Слишком хорошо, чтобы можно было в это поверить. Он сам удивился, не меньше Дьюэйна и губернатора, когда присоединил свой голос к тем, кто просил за Рэндалла, но в этом вопросе никаких уступок быть не могло.
 Шей провела час наедине с отцом, а когда вышла к Рейфу, была спокойна, но в глазах ее читался вопрос.
 — Отец хочет, чтобы ты взял на себя заботы о ранчо, — сказала она. — Это… возможно?
 И вновь, как и раньше, она в первую очередь подумала о нем.
 — А ты как хочешь? — спросил он.
 — Мне… нравится Колорадо, — сказала она. — Здесь я познакомилась с тобой и…
 Он не мог сказать «нет». Ведь она так много дала ему. А теперь настал его черед отплатить добром: сохранить отцовское наследство… дом до возвращения Рэндалла, а там можно будет принять другое решение.
 И вот теперь они ехали к ранчо «Круг Р».
 Домой. Это было странно. Трудно понять. С тех пор как ему исполнилось шесть лет, у него никогда не было дома. А теперь… он у него появился благодаря Джеку Рэндаллу.
 Но еще остались кое-какие сомнения. Он должен убедиться, что Шей знает, что делает, что те дни в долине не были ошибкой, всего лишь чувствами, обостренными опасностью. Он хотел ухаживать за ней, как обыкновенный человек ухаживает за необыкновенной женщиной, а не брать в заложницы, как бандит.
 Он останется в бараке, хоть это будет очень трудно.
 Свобода влечет за собой определенные обязательства. Но он был настолько поглощен своей злобой, что до сих пор не понимал этого.
 Они приехали на ранчо. В бараке светились окна. Наверное, там был Нейт. Нейт и еще несколько работников. Он и Шей обговорили, что завтра эти верные трудяги получат жалованье и сверх того за свою преданность, а затем придется нанять дополнительных работников. К ним присоединится Клинт, хотя бы на первое время. И Рейф знает еще шестерых. Необыкновенные парни.
 Он подал руку Шей и помог выйти из коляски. Она крепко сжала его пальцы, пока он вел ее к дому. Она была ему очень нужна. Он хотел держать ее в объятиях, целовать, заниматься с ней любовью. Он жаждал этого, но убедил себя, что следует дать ей время.
 Они подошли к крыльцу, Рейф наклонился и чуть коснулся Шей губами, еле сдерживаясь, чтобы не схватить ее и не поцеловать, как ему хотелось. Он пошел бы прочь, но она удержала его.
 — Останься, — сказала она. — Прошу тебя, останься.
 — Я хочу дать тебе время.
 — Мне не нужно время. Мне нужен ты. Сегодня. Завтра. Всегда. Разве ты еще этого не понял?
 — У тебя должно быть все, — прошептал он. — Все, что связано с ухаживанием. Розы, безделушки, вечеринки.
 — А мне нравятся недолгие ухаживания. И я равнодушна к розам, безделушкам и вечеринкам.
 Он закрыл глаза, склонился и позволил себе припасть к ее губам, почувствовав их мягкость и радостный трепет.
 — Я хочу, чтобы ты была уверена, — с болью произнес он, стремясь к ней всем телом и душой.
 После одиночества прошедших десяти лет, неизвестности последних нескольких дней он нуждался в ее тепле, в безоговорочной вере, которую она дарила ему. Вере, которой так не хватало ему самому.
 Шей улыбнулась, лунный свет сделал ее улыбку еще прелестней. Ясная улыбка. Ясная и уверенная. И полная любви.
 — А я абсолютно уверена, — прошептала она. — Пойдем со мной. Ты мне очень нужен.
 Следует что-то сказать, подумал он, наклоняясь и подхватывая ее на руки в знак короткого, очень короткого ухаживания.
 Дом, его первый дом, ждал их.




 Эпилог




Август 1878 года.

 В этот день Джек Рэндалл возвращался домой.
 Шей была в доме, в третий раз меняла Саре платье. Сара в свои три года все время умудрялась выпачкаться. В последний раз это приключилось с ней на птичьем дворе, где разъяренная наседка загнала ее в самую грязь.
 Рейф не мог сдержать улыбки при виде заляпанной с ног до головы девчушки с озорными глазами и широкой робкой улыбкой. Ничто не могло обескуражить Сару. Даже встреча с единственным дедушкой.
 Рейф пожалел, что не может относиться к предстоящей встрече с такой же непринужденностью.
 За пять лет он ни разу Рэндалла не видел. Отвозил Шей на свидания в тюрьму Колорадо четыре раза в год, но сам всегда ждал снаружи, и Шей никогда не интересовалась почему. Она понимала, дело тут не столько в отце, сколько в том, чтобы опять не оказаться в этих каменных застенках. По сей день он держит окна в комнате широко распахнутыми и иногда даже уходит в долину переночевать под открытым небом. Шей всегда чувствовала, когда на него накатывали приступы тревоги, и, пока не появились дети, шла вместе с ним. Теперь иногда они брали с собой детей, всех троих. Отправлялись посидеть на скале возле озера и понаблюдать за происходящим внизу, как было в самом начале. Первые три года медведица появлялась на берегу вместе с медвежонком, а затем исчезла. Сначала Шей удивлялась, потом беспокоилась, но больше они ее не видели.
 Приходили олени, ставшие взрослыми, и однажды медвежонок привел с собой еще одного медведя, молодую самку. Пришло время. Всему своя пора.
 Пришла и пора Рейфа. У него росли трое бойких ребятишек: маленький Клинт, которому исполнилось четыре; трехлетняя Сара и малышка Меган, которой было всего восемь месяцев. Шей и дети — богатство Рейфа. Любил он их отчаянно, иногда даже чересчур. Ему не хотелось подавлять их своей любовью, но он так долго ждал, и сейчас оказалось, что у него много нерастраченной любви и нежности, прятавшейся до поры в потаенном уголке.
 А теперь возвращается Джек Рэндалл. Рейф предложил встретить его, но Рэндалл сказал, что доберется один. Ему хотелось сполна насладиться свободой, и никто лучше Рейфа не понял бы его.
 Из дома выбежал маленький Клинт:
 — Папа, я хочу покататься верхом.
 Рейф поймал ребенка и поднял на руки. Мальчишка доставлял ему огромную радость своей непоседливостью и любопытством.
 — Мы должны подождать твоего дедушку, — сказал Рейф.
 — Почему?
 — Потому что ой долгое время ждал, чтобы увидеть тебя.
 — А почему он раньше не приезжал?
 Рейф предвидел этот вопрос. Они с Шей обсудили его и решили не лгать, никогда больше не прибегать ко лжи, если можно ее избежать.
 — Он не мог приехать, Клинт. Он был в тюрьме.
 — Что такое тюрьма?
 Рейф посадил сынишку на ограду загона, в котором было с десяток лошадей. Ранчо «Круг Р» благодаря своим прекрасным лошадям обрело известность, которая быстро распространялась.
 — Ты знаешь, что я тебя наказываю, когда ты нашкодишь, — тщательно подбирая слова, сказал Рейф. — Например, когда один подходишь слишком близко к лошадям без меня или мамы.
 Клинт кивнул. Это был его величайший грех. Он любил лошадей.
 — Ну вот, тюрьма — это место, где наказывают взрослых.
 — А что, дедушка слишком близко подошел к лошадям? Рейф улыбнулся.
 — Нет. Много-много лет назад он сделал ошибку, но теперь расплатился за нее и сейчас возвращается, чтобы повидать тебя.
 — И он останется с нами?
 — Не знаю, — сказал Рейф.
 Будущее Джека Рэндалла не обсуждалось. И, по правде говоря, Рейф не знал, как он будет себя чувствовать, живя под одной крышей с человеком, которого так долго ненавидел. А с другой стороны, без Джека Рэндалла у него не было бы Шей. И маленького Клинта, и Меган, и Сары.
 Эта мысль была мучительна.
 Сморщив маленькое личико, Клинт пытался понять отца. Рейф знал, что ребенок уловил его смятение. Клинт всегда отличался большим чутьем, чем девчонки.
 — Ты хочешь, чтобы он остался? — спросил мальчик.
 — Я не уверен, — правдиво ответил Рейф.
 — Но ты всегда меня прощаешь, когда я себя плохо веду, — сказал Клинт.
 Рейф улыбнулся. Теперь улыбка появлялась очень легко, и ее часто вызывал Клинт своими серьезными, пытливыми вопросами.
 — Да, прощаю, — сказал Рейф.
 — Так почему ты не хочешь простить дедушку? — спросил мальчик.
 — Ты всегда задаешь слишком много вопросов, — сказал Рейф, так и не ответив на последний.
 — А он мне понравится?
 — Думаю, да, — сказал Рейф. — Ты даже на него немного похож.
 Впервые он признал этот факт. В эту минуту из дома вышла Шей, держа на руках Меган. Рядом с ней пританцовывала Сара.
 Материнство сделало Шей еще прелестней. Рейф всегда считал ее красивой, но сейчас ее внешность стала более яркой, глаза смотрели взволнованно и робко, когда она быстро взглянула на мужа и улыбнулась.
 — Теперь уже скоро, — сказал он.
 Шей отдала ему Меган и склонила голову, изучающе глядя на него. За последние пять лет он сильно изменился. Больше не носил перчаток, никогда не стыдился своего клейма. Его полностью приняли и в Раштоне, и в Кейси-Спрингс. Под его началом ранчо «Круг Р» процветало, а за его лошадей давали только самые высокие цены. С ним часто советовались другие владельцы ранчо по поводу разведения и выездки лошадей и уважали его за те качества лидера, которые, как она знала, были у него всегда. Клинт, женившийся на Кейт, был его самым близким другом, теперь он обзавелся собственным хозяйством, а также двумя мальчишками-близнецами. Бен не смог долго усидеть на одном месте, как и два приятеля из их первой компании. Остальные трое по-прежнему работали на Рейфа.
 Муж редко заговаривал о Джеке Рэндалле, и Шей не знала, как все обернется с приездом отца. Не знал этого и отец. Он говорил ей, что, вероятно, поедет дальше, повидавшись с внуками. Он сказал это, не думая о себе, но в промозглой тюремной комнате для посетителей Шей почувствовала его одиночество. И все же она не могла принуждать Рейфа, особенно когда он наконец начал справляться с собственными призраками.
 Маленький Клинт, который следил за дорогой, вскоре произнес:
 — Это дедушка?
 Рейф понял, что сын взволнован, хотя и не совсем представлял, что значит иметь дедушку. Мальчик только знал, что у его друзей, Тима и Тейлора Эдвардсов, есть чудесный дедушка, который всегда приходит с подарками и берет их на рыбалку.
 Рейф оцепенел и, повернувшись, увидел одинокого всадника, который медленно приближался к ним. Заметив на лице Шей растерянную улыбку, он обнял ее.
 — Все в порядке, — сказал Рейф.
 Джек Рэндалл подъехал к ним и спешился. Рейф подумал, что он сильно постарел. Голова стала совсем седой, вокруг глаз пролегли глубокие морщины. Но в лице теперь появился характер, достоинство, которого раньше не было. Шей подошла к отцу, приподнялась и поцеловала его в щеку. Рэндалл на секунду обнял ее, а потом наклонился, чтобы поздороваться с детьми, и его голубые глаза внезапно сверкнули с прежним обаянием.
 Дети окружили его, наперебой задавая вопросы. Наконец он оторвался от них и шагнул к Рейфу.
 — Спасибо, — сказал он. — Спасибо за внуков. Спасибо за то, что позволил мне прийти.
 Рейф протянул Джеку Рэндаллу руку. Рукопожатие было сильным.
 — Добро пожаловать домой, Джек, — услышал он собственный голос и понял, что говорит искренне.
 Рейф почувствовал в своей ладони руку Шей и увидел, что глаза ее блестят от слез. Он крепко сжал ее пальцы.
 — Входи в дом, — добавил он. — Нам как раз не хватает дедушки.
 Он заметил, что глаза Рэндалла увлажнились, услышал, как радостно загомонили дети, и ощутил, с какой любовью Шей ответила на его пожатие.
 И никогда еще он не был таким свободным.