Аннотация: Квинелла, прелестная наследница огромного состояния, не имела намерения выходить замуж, ибо не доверяла мужчинам. Но выбирать было особенно не из чего — либо брак с героем индийских войн, знаменитым майором Рексом Дэвитоном, либо унизительное положение любовницы немецкого принца. И лишь когда Квинелла случайно узнала, что над Рексом нависла угроза гибели от руки убийцы, она внезапно остро ощутила, как мучительно дорог ей стал этот человек…


---------------------------------------------


 Барбара Картленд
 Цветы для бога любви



 Глава 1


  1900 год 
 Перед зданием Министерства по делам колоний остановился наемный экипаж, из него вышел человек с бронзовым от загара лицом и расплатился с кучером.
 Поднявшись по ступеням, он не останавливаясь прошел через открытую дверь, а навстречу ему уже спешил, раскинув руки в восторженном приветствии, молодой человек с лицом и повадками начинающего, но многообещающего дипломата.
 — Добро пожаловать на родину, майор Дэвиот! — воскликнул он, — Вас уже ждут, и я могу добавить от себя — с нетерпением!
 На лице его играла радушная улыбка, а глаза с нескрываемым восхищением смотрели на вошедшего.
 — Да, приятно вернуться домой, — сдержанно улыбаясь, ответил Рекс Дэвиот.
 Они прошли по широкому коридору, увешанному портретами генерал-губернаторов, эмблемами индийских городов и скульптурными изображениями представителей различных расовых типов Индии.
 Министерство по делам колоний имело далеко не клубные традиции. Это было старое, могущественное и несколько мрачное заведение. Жизнь в нем протекала неторопливо, как бы продвигаясь вперед уверенной властной поступью.
 Имея необъятный опыт работы, оно располагало также огромной библиотекой, и об Индии там было известно, наверное, больше, чем вообще в подобном учреждении можно узнать о какой-либо другой стране.
 — Ну, как там сейчас в Индии? — спросил его молодой человек.
 — Очень жарко! — ответил Рекс Дэвиот с улыбкой, смягчающей скрытый сарказм этих слов.
 — А у нас тут ходят самые фантастические слухи о вашем последнем подвиге.
 — Я надеялся, что этого как раз не будет.
 — Но вы же понимаете, майор, что невозможно запретить людям фантазировать, даже если заставить их совсем замолчать. Уверяю вас, мы сделали все возможное и невозможное, чтобы сохранить это в секрете.
 — Надеюсь, что так оно и было, — сухо заметил Рекс Дэвиот,
 Он, конечно же, знал, что секреты обладают таинственной способностью просачиваться в самых неожиданных местах — по крайней мере на индийских базарах обо всех происшествиях обычно знали задолго до того, как об этом узнавал командующий войсками этого округа.
 Они подошли к массивным двойным дверям из красного дерева, и молодой человек, , распахнув их, объявил с торжествующими нотками в голосе:
 — Майор Рекс Дэвиот, сэр!
 Где-то в конце огромной комнаты за столом сидел человек.
 Он поднялся, приветливо улыбаясь, и, когда Рекс Дэвиот появился в дверях, пошел к нему навстречу, спеша приветствовать его.
 Они встретились в центре комнаты, и сэр Теренс 0'Керри, глава Министерства по делам колоний, крепко пожал молодому человеку руку и сказал:
 — Славу Богу, что вы добрались благополучно! Я боялся, как бы не было осложнений.
 Рекс Дэвиот рассмеялся:
 — Насколько я понимаю, вы удивлены, что я не убит предательски из-за угла и никто не узнал меня под маской.
 — Именно так! — согласился сэр Теренс.
 — Вообще-то было несколько очень неприятных моментов, — признался Рекс Дэвиот, — но тем не менее вот я перед вами — целый и невредимый. Вы получили мой доклад?
 — Он показался мне совершенно невероятным и таким увлекательным, словно я читал приключенческую повесть, как в золотые дни детства.
 — Рад, что доставил вам удовольствие, — сказал Рекс Дэвиот, и глаза его лукаво блеснули.
 У него были темно-серые глаза, и он считал этот незапоминающийся цвет чрезвычайно полезным — будь они другого цвета, его легко можно было бы узнать.
 — Мне очень многое нужно сообщить вам, — перешел к делу сэр Теренс. — Садитесь, Рекс, и давайте начнем с самого начала.
 Рекс Девиот чуть удивленно посмотрел на него, но повиновался и уселся в одно из зеленых кожаных кресел, стоявших по обе стороны камина.
 Сэр Теренс расположился напротив и сказал самым серьезным тоном:
 — Я думаю, нет нужды говорить, как все мы вам благодарны и что сведения, добытые вами на этот раз, очень помогут нам при составлении дальнейших планов.
 — Надеюсь, о том, что я вам сообщил, узнает лишь самый узкий круг людей, — тихо произнес Рекс Дэвиот. — Я хотел бы вернуться назад, а в Индии не только стены имеют уши, но и песок!
 — Вы так много участвовали в самых отчаянных, самых невероятных и рискованных предприятиях, что люди, хотите вы этого или нет, уже считают вас своим героем.
 — Я все же надеюсь, что это не так.
 — Ну по крайней мере королева в восторге от ваших подвигов.
 — Ее величество очень добра ко мне, но, честно говоря, я хочу вернуться в Индию как можно скорее и продолжить свою работу. Там меня ждет еще масса дел.
 — Вы можете мне этого и не говорить: я знаю это лучше, чем кто-либо другой, — ответил сэр Теренс, — но в данный момент у нас на ваш счет совершенно другие планы.
 Рекс Дэвиот в недоумении сдвинул брови, и на мгновение его серые глаза сверкнули стальным блеском.
 — Другие планы? — удивленно повторил он.
 — Это как раз то, о чем я собирался вам сообщить.
 — Я слушаю вас внимательно, но, надеюсь, никто не собирается препятствовать моему возвращению на северо-западную границу Индии.
 — Нет, никто не собирается делать этого, но вы можете отправиться туда уже в новом качестве.
 — Что вы имеете в виду?
 — Королева хочет назначить вас вице-губернатором Северо-западных провинций!
 Сэр Теренс произнес это спокойным голосом, но слова эти произвели на его собеседника эффект разорвавшейся бомбы.
 — Вице-губернатором? — повторил он, как бы не веря собственным ушам.
 — Ее величество считает, что вы будете там на своем месте, и я совершенно с ней согласен.
 — Но почему, что за причина?
 — Потому что, и вы знаете это не хуже меня, нельзя же вам вечно ходить по острию ножа — расплата будет неминуемой. Вы, конечно, достигли фантастических успехов, но…
 — А я-то думал, — прервал его Рекс Дэвиот, — , что это как раз веское основание для того, чтобы я остался на прежнем месте.
 — Могу вам сообщить, — доверительно сказал сэр Теренс, — что это назначение уже согласовано с вице-королем.
 — По здравом размышлении, именно вице-король должен был бы противиться какому-либо изменению моего статуса, так как я намного облегчаю ему управление страной, находясь в своей теперешней должности.
 — Он прекрасно все понимает, но в то же время место вице-губернатора освободилось при таких трагических обстоятельствах…
 Рекс Дэвиот не ответил.
 Он знал, что это за трагические обстоятельства, а также то, что предложение ему этой должности являлось, несомненно, высшей степенью признания его заслуг.
 Но все его существо бунтовало против обязательных соблюдения формальностей, официального протокола, а может быть, и против той огромной власти, которую неизбежно повлечет за собой это назначение.
 Кому же как не ему было знать, насколько это важно, чтобы в Доме правительства находился подходящий человек, и особенно сейчас, когда на окраинах Индии вновь росли волнения и смута, а местные племена постоянно и зачастую небезуспешно подстрекались русскими к беспорядкам.
 И хотя по пути в Англию он не раз думал о том, кто же теперь будет назначен вице-губернатором Северо-западных провинций, ему и в голову не приходило, что это может быть он сам.
 Поскольку Рекс Дэвиот так ничего и не ответил, сэр Теренс сам прервал затянувшееся молчание:
 — Мне следует добавить, что если вы примете эту должность, то ее величество намеревается сделать вас пэром.
 — Пэром? Ради всего святого — за какие заслуги?
 — По целому ряду причин, — с улыбкой ответил сэр Теренс, — но прежде всего потому, что в других обстоятельствах вы получили бы высокую военную награду за свою последнюю вылазку. В вашем же случае это только привлекло бы внимание к вашей персоне, чего, как я понимаю, вы меньше всего хотите.
 И помолчав, добавил:
 — Вице-губернаторы обычно имеют титулы — последние шестеро были либо рыцарями, либо баронетами.
 — Да, но почему сразу пэр? — воскликнул Рекс Дэвиот.
 — Ее величество пожелала выказать вам свое расположение, и мы все согласны, что лучшего способа и не придумать.
 — Вы меня просто смущаете!
 — Поверьте, мне не часто приходится говорить людям такие вещи, — продолжал сэр Теренс, — но вы были не только беззаветно храбры, вы спасли жизни сотен, если не тысяч людей, которые иначе были бы захвачены и беспощадно убиты, да еще с такой жестокостью, которую просто трудно себе вообразить.
 И сэр Теренс, и Рекс Дэвиот, оба знали, что обитатели северо-западных границ Индии имеют обыкновение предавать свои жертвы мучительной смерти.
 Пытки и казни, которым они подвергали пленников, приводили в ужас самых отчаянных солдат, а вид обезображенных тел заставлял их содрогаться.
 Рекс Дэвиот поднялся из кресла и подошел к окну, как будто размышлять стоя ему было легче.
 Он смотрел сквозь стекло, но не видел ни серых крыш, ни деревьев в парке Св. Иакова, ни оживленного уличного движения.
 Вместо этого его мысленному взору представились голые бесплодные скалы, где за каждым камнем мог скрываться «соплеменник» с ружьем или с не менее опасным оружием — отточенным узким ножом, готовый без всякого предупреждения вонзить его в живое человеческое тело. Северо-западная граница Индии считалась одним из самых легендарных мест на земле. Казалось, нигде во всем мире не было края, видевшего столько пролитой крови и обмана, отваги и жестокости, столько терпения и столько жертв. После долгого молчания он ответил:
 — Прошу вас передать ее величеству мое глубочайшее почтение и благодарность и сказать ей, что я высоко ценю честь, оказанную мне ее величеством, но тем не менее вынужден отказаться от столь заманчивого предложения.
 — Отказаться? — повторил сэр Теренс. — Но назовите мне, пожалуйста, причину.
 — Она, пожалуй, прозвучит слишком прозаично, — ответил РексДэвиот. — Я не могу себе этого позволить!
 Снова воцарилась тишина. Оба прекрасно знали, что самые важные должности в Индии — как вице-короля, так и другие — требовали от облеченных ими лиц огромных расходов.
 Быть наместником в Индии стоило столь огромных денег, что это мог себе позволить только очень состоятельный человек.
 То же самое можно было сказать и о других крупных постах в этой стране — губернатора Мадраса и Бомбея, вице-губернатора Северо-западных провинций и правителя Пенджаба.
 Резидент Хайдарабада рангом несколько ниже, но даже и он вынужден добавлять немало своих личных денег к официальному окладу, которого в любом случае не хватало на все приемы и на ту роскошную жизнь, которую он обязан был поддерживать.
 — Если я соглашусь на это, — пояснил Рекс Дэвиот, — то моя семья должна будет нести огромные расходы, и мой кредит в банке, который и без того сейчас находится на пределе, этого просто не выдержит. Поэтому мне лучше оставить все как есть.
 Он сказал это без всякого сожаления, и сэр Теренс прекрасно понимал, что проницательный блестящий ум Рекса сумел оценить всю ситуацию за те несколько минут, когда он стоял, молча глядя в окно.
 А уж если он принимал решение, то больше ничего не менял и ни о чем не жалел.
 — У меня было предчувствие, что именно так вы мне и ответите, — помолчав немного, произнес сэр Теренс.
 Рекс Дэвиот повернулся к нему с улыбкой:
 — Но вы же знаете меня уже по крайней мере лет десять, сэр, и не хуже, чем я, можете оценить состояние моих семейных дел.
 Оба они имели в виду то обстоятельство, что отец Рекса Дэвиота несколько лет назад имел несчастье упасть во время охоты с лошади и превратился в полуинвалида, успев до этого промотать большую часть семейного состояния.
 Тем самым он поставил своего единственного сына и наследника в положение, когда тот вынужден был полагаться только на собственную находчивость и изобретательность.
 Сэр Гарольд Дэвиот должен был бы родиться в другом столетии. Ему бы жить в георгианскую эпоху (Период правления четырех королей Георгов в Англии: 1714 — 1830) гда беспутство и расточительность офицеров королевской гвардии ни для кого не были в диковинку.
 Но в царствование королевы Виктории его образ жизни снискал ему славу оригинала и чудака, и наиболее респектабельные семьи вынуждены были закрыть перед ним двери своих домов.
 Сам же Рекс Дэвиот пошел в своего прапрадеда — талантливого, блестящего воина, служившего генералом в Бенгальском уланском полку во времена Клайва (Роберт Клайв — английский колониальный деятель XVIII века, губернатор Бенгалии (1757 — 1760, 1765 — 1767).
 Когда сэр Гарольд повредил на охоте позвоночник и угодил в инвалидное кресло, его сын, ни минуты не колеблясь, взял на себя обязательства выплачивать его долги и поднимать на ноги семейное поместье в Нортумберленде, находившееся в самом плачевном состоянии.
 Кроме того, он обнаружил, что должен содержать еще и немало женщин из тех, что его отец некогда одаривал своей благосклонностью, а потом, когда они ему наскучивали, бросал с детьми и, как правило, без гроша.
 Но и это еще не все: затраты на лечение сэра Гарольда росли, как снежный ком, а кроме того, поскольку он был малоподвижен, а значит, и ограничен в своих занятиях и развлечениях, то он увлекся игрой в карты со свойственными ему страстью и азартом, которые уже не мог, как прежде, обратить на скаковых лошадей.
 Сэр Теренс прекрасно осознавал, насколько безропотно и великодушно Рекс Дэвиот взвалил на свои плечи ношу, которая привела бы в ужас человека с более слабым характером и менее обязательного.
 Помолчав, он сказал:
 — Вы знаете, как я вас понимаю и сочувствую вам, и именно поэтому у меня для вас есть еще одно предложение.
 — Другая работа? — спросил Рекс Дэвиот.
 — Не совсем так, — ответил сэр Теренс. — Но это непосредственным образом связано с тем, что вы только что отвергли.
 — Каким же образом?
 — Именно об этом я и хочу с вами поговорить.
 Поняв, что сэр Теренс хочет сказать ему что-то важное, Рекс Дэвиот отошел от окна и вернулся в свое кресло.
 — Сигарету или сигару? — обратился к нему сэр Теренс, когда тот уселся. Рекс Дэвиот покачал головой:
 — Спасибо, ни то, ни другое. Я давно уже бросил курить. У индийцев очень острое обоняние, так что аромат дорогой «гаваны», исходящий от носильщика или от рикши, сразу вызвал бы подозрение.
 Сэр Теренс расхохотался:
 — А это что — ваши любимые обличья?
 — Нет. Восток знаменит своими факирами, и я не могу вам даже приблизительно сказать, какое великое множество бесполезных молитв и проклятий я выучил наизусть на десятках различных диалектов.
 Оба рассмеялись, и смех сразу снял напряжение, Рекс Дэвиот откинулся на спинку кресла и сказал:
 — Расскажите же мне, в чем суть вашего второго предложения.
 — Первоначально оно исходило от ее величества, — ответил сэр Теренс. — Так как королева страстно желает, чтобы вы заняли предложенный ею пост, она просила меня передать вам: она считает чрезвычайно важным, чтобы вице-губернатор Северо-западных провинций был женатым человеком.
 Несколько мгновений Рекс Дэвиот молча с изумлением взирал на человека, сидящего напротив него. Затем он решительно сказал:
 — Нет, это не для меня! До сих пор Господь берег меня от священных уз брака, и у меня пока нет никакого желания обременять себя таковыми.
 — Но почему? — удивленно спросил сэр Теренс.
 — Ответ прост. Я знаю: ни одна женщина не согласится разделить со мной ту жизнь, которой я жил до сих пор, к тому же я еще не встретил ту, с которой бы хотел разделить свое будущее.
 — Уверен, что охотников на предложенный вам пост найдется немало, — сухо заметил сэр Теренс.
 — Но не охотников жениться, — ответил Рекс Дэвиот, скептически скривив губы.
 — Пора бы уже вам и остепениться, — ответил на это сэр Теренс. — Род Дэвиотов давно носит титул баронетов, и вы все равно рано или поздно захотите иметь наследника.
 Оба понимали, что причиной, почему королева до сих пор не предложила Рексу Дэвиоту рыцарское звание, был его отец — шестой баронет в роду Дэвиотов, он не прибавил ничего выдающегося и не приумножил добродетелей этой славной фамилии.
 Но Рекс Дэвиот был тем не менее горд своей родословной. Он гордился тем, что за исключением его отца все из рода Дэвиотов на протяжении трех столетий честно служили своему отечеству.
 — У меня впереди еще немало времени, — произнес он спокойно.
 — Вы так уверены? — спросил сэр Теревс. — Я думаю, принимая во внимание риск, которому вы постоянно себя подвергаете, вам самое время подумать о том, что ваш сын будет восьмым баронетом, а может быть, и вторым лордом Дэвиотом!
 — Я уже говорил вам: для моего сына такая возможность закрыта.
 — Совсем не закрыта! Только прислушайтесь к тому, что я все время пытаюсь довести до вашего сознания.
 — Ну хорошо, я слушаю.
 — Я не уверен, встречались ли вы с моим братом? — начал сэр Теренс.
 Рекс Дэвиот отрицательно покачал головой.
 — Так вот: он умер год назад. Он был большим авантюристом и имел исключительное чутье, когда дело касалось денег. По крайней мере умер он сказочно богатым человеком.
 Рекс слегка приподнял брови — до этого он слушал совершенно безучастно, — словно хотел спросить, какое отношение все это имеет к нему.
 — У моего брата был только один ребенок, — продолжал сэр Теренс, — дочь, и полтора года назад мы с женой взяли ее в свою семью. Она унаследовала такое огромное состояние, что ни жена, ни я не сомневались, что ей будет очень легко выйти замуж.
 — И в чем же дело? — спросил Рекс Дэвиот. Он догадывался, куда клонит сэр Теренс, и точно знал, что он ему ответит.
 — Когда Квинелла появилась в нашем доме после смерти своего отца, — продолжал сэр Теренс, — ей было девятнадцать. Отец таскал ее за собой по всему свету: они постоянно переезжали с места на место, и у нее не было ни времени, ни возможности почувствовать покой и защищенность жизни в своем доме или найти друзей, с которыми она могла бы иметь общие интересы и делить радости и невзгоды.
 В его голосе появились раздумчивые нотки.
 — Она довольно странная девушка, необычайно развитая и начитанная. Но я не взял бы на себя смелость сказать, что понимаю ее. Может быть, это оттого, что в ее жилах течет русская кровь, а ведь мы знаем, что славяне — народ непредсказуемый.
 — Русская кровь?!
 — Ее прабабка была русская, княжеского рода; она безумно влюбилась в моего деда, служившего в то время дипломатом в Санкт-Петербурге. Пять лет пришлось им ждать, чтобы пожениться: княгиня была вдовой, а первая жена моего деда была жива и страдала неизлечимой душевной болезнью!
 Он замолчал, будто давая Рексу Дэвиоту возможность переварить все сказанное, затем улыбнулся и продолжал:
 — Да, в ней смешались русская, английская и, разумеется, ирландская кровь. Как вы думаете, что можно ожидать от красивой молодой женщины, натуры сложной и загадочной, которая, по крайней мере на мой взгляд, таинственна, как сфинкс, и прелестна, как юная Клеопатра?
 — О-о, вы нарисовали такую яркую картину! — заметил Рекс, скрывая в глазах улыбку, так как понимал, что сэр Теренс старается заинтриговать его.
 — Моя жена специально для Квинеллы стала устраивать приемы, и нет нужды рассказывать вам, что она имела потрясающий успех. Приглашения посыпались к нам ото всех видных семейств. Сама королева обратила внимание на красоту Квинеллы, когда та была представлена ко двору.
 Замолчав, он посмотрел на Рекса Дэвиота и вдруг сказал сявсем другим тоном:
 — Но вот два месяца назад случилась неприятность!
 — Что же произошло?
 Теперь в голосе Рекса Дэвиота звучал неподдельный интерес, и сэр Теренс почувствовал это.
 — На приеме в Виндзорском замке Квинелла встретила принца Фердинанда Шерценбергского!
 — Эту свинью? — совершенно непроизвольно вырвалось у Рекса Дэвиота.
 — Очень точно сказано! — кивнув, воскликнул сэр Теренс. — И хотя мы с вами прекрасно понимаем, что следовало бы закрыть перед его носом двери всех гостиных в Англии и вышвырнуть его из всех порядочных домов, он тем не менее пользуется большим влиянием в Европе. Что поделать? Ведь он дальний, очень дальний, но все же родственник королевы.
 — И что же случилось?
 — Он стал всюду преследовать Квинеллу самым недопустимым и предосудительным образом. В конце концов, он же женат, и, слава Богу, кончились те времена, когда люди столь высокого происхождения могли вести себя распущенно и высокомерно, особенно в Виндзорском замке!
 — А как к этому отнеслась сама молодая леди — ваша племянница?
 — Он ей противен! — ответил сэр Теренс. — Она рассказала мне, что, когда он приблизился к ней впервые, она почувствовала отвращение, будто увидела лягушку или змею.
 Сэр Теренс замолчал, но это явно был еще не конец истории, поэтому Рекс спросил:
 — А что случилось потом?
 — Принц не пожелал оставить Квинеллу в покое. Он продолжал забрасывать ее письмами, заваливал цветами и подарками, пока я не вынужден был сказать ему, что так дальше продолжаться не может.
 Сэр Теренс глубоко вздохнул.
 — Для меня сделать это было очень непросто, а принц отвечал на мои слова с оскорбительной наглостью, как это могут делать только немцы. Он даже угрожал мне: дескать, если я и впредь буду так неосторожен, то это может привести к дипломатическим неприятностям, и он, мол, добьется моего увольнения.
 — Черт побери! — вырвалось у Рекса Дэвиота, но он тут же добавил: — Надеюсь, вы не восприняли его слова всерьез?
 — Уверяю вас, его королевское высочество говорил очень серьезно, но я ответил ему, что если он и дальше будет вести себя подобным образом, то я доведу все происходящее до сведения королевы.
 — Ну и как — это его успокоило?
 — Это привело его в бешенство, но я полагал, что, как и всякий другой, он побаивается ее величества и впредь будет вести себя достойнее.
 — И на этом вопрос был исчерпан?
 — Ничего подобного, — ответил сэр Теренс. — После этого случая он затаился и стал действовать исподтишка, а, согласитесь, гораздо легче заметить и обезвредить злоумышленника, если он действует открыто.
 Рексу Дэвиоту это было слишком хорошо известно: ведь мятежи и заговоры внутри племен, разжигаемые русскими, всегда созревали в обстановке скрытности и подавления свободы.
 — И что он сделал?
 — Втайне от меня он устроил так, что его включили в число приглашенных на прием, куда была приглашена и Квинелла. К сожалению, ни я, ни моя жена в тот день ее не сопровождали. Хозяйка этого дома — наша близкая знакомая, и моя жена была просто счастлива вверить Квинеллу ее заботам.
 Помолчав, сэр Теренс сказал:
 — Откуда мне было знать, что этот дьявол в последний момент попал в число приглашенных и воспользовался доверчивостью хозяйки и невинностью молодой девушки.
 В голосе сэра Теренса послышалась ярость.
 — Принц пробрался в спальню Квинеллы, сорвал с нее одежду и пытался овладеть ею силой.
 — Какое неслыханное скотство! — воскликнул Рекс. — Я знал, конечно, что он грубиян и чистой воды мерзавец, но такие вещи невероятны даже для немца с его непомерно раздутым самомнением!
 — К счастью, крики Квинеллы услышал кто-то в соседней комнате, — продолжал сэр Теренс, — и преступление было пресечено, но девушка до сих пор находится в шоке, и ее состояние вызывает у меня сильное беспокойство.
 — У нее упадок сил или нервное расстройство?
 — Если бы так; это бы еще хорошо, — ответил сэр Теренс. — Нет, такое впечатление, что она полностью ушла в себя.
 Он увидел, что Рекс его не понимает.
 — Мне трудно объяснить словами, что с нею случилось. Квинелла — натура очень гордая. А кроме того, она всегда была замкнутой и отчужденной в отношениях с людьми. Сначала я приписывал это ее происхождению, но после случая с принцем Фердинандом…
 Он замолчал, будто пытаясь подобрать слова, и Рекс, теперь уже явно заинтригованный, сказал почти с нетерпением:
 — Продолжайте же!
 — Такое впечатление, что она отгородилась от внешнего мира каким-то барьером. Она любезна и внимательна со мной и моей супругой, но со всеми остальными она совершенно не хочет общаться. И я подозреваю — хотя ничего подобного она мне никогда не говорила, — что теперь она ненавидит мужчин!
 — Это можно понять, — медленно произнес Рекс Дэвиот,
 — Она не принимает никаких приглашений — ни на званые вечера, никуда.
 — Но не оттого ли это, что она боится увидеть там принца?
 — Я думаю, что он все еще пытается встретиться с ней, — ответил сэр Теренс, — но Квинелла рвет, не разбирая, любые приглашения, даже если совершенно уверена, что его там не будет.
 — Наверное, она еще не совсем вышла из состояния шока.
 — Хотел бы я, чтобы так и было. У меня другое чувство: все это гораздо глубже, и этот случай может повлиять на всю ее жизнь и на ее судьбу.
 Ему показалось, что Рекс Дэвиот несколько скептически усмехнулся, поэтому он быстро добавил:
 — Вот потому я и прошу вашей помощи.
 — Моей помощи? Но что я могу сделать?
 — Вы можете жениться на Квинелле и увезти ее отсюда!
 Наступило неловкое молчание, после чего Рекс
 Дэвиот произнес:
 — Да вы в своем уме?
 — Если вы как следует обдумаете мои слова, то поймете, что это очень разумное предложение, — ответил сэр Теренс. — Я люблю Квинеллу, поэтому и хочу, чтобы ее увезли отсюда. Я хочу освободить ее от этой напасти. Единственный способ спасти девушку от преследований принца — выдать ее замуж, чтобы муж стал для нее надежной защитой, которую я, честно говоря, к сожалению, предложить не могу.
 — Но почему?
 — Потому что принц может наделать мне массу неприятностей, если я и дальше буду противостоять ему. Сэр Теренс говорил об этом совершенно открыто, и Рекс Дэвиот знал, что это чистая правда.
 Глава Министерства по делам колоний занимал такой значительный и ответственный пост, что шумный скандал с одним из правителей Европы повредил бы не только сэру Теренсу, но, быть может, и всей британской системе.
 Рексу Дэвиоту было известно, что предметом особой гордости сэра Теренса было то, что назначение свое он получил в относительно молодом возрасте, но полученное им образование в сочетании с врожденными способностями сыграло тут не последнюю роль.
 И вот теперь такой бесславный конец его карьеры и вынужденный уход в отставку стали бы, несомненно, трагедией не только для Британии, но и для Индии.
 Будто угадав мысли Рекса Дэвиота, сэр Теренс продолжал:
 — Возможно, я и не прав, но у меня создалось впечатление, что если бы вы и захотели жениться на какой-нибудь женщине, чтобы принять назначение на пост вице-губернатора, то выбор у вас был бы невелик: ведь вы почти ни с кем не знакомы, за исключением разве что девиц из «рыболовецкой флотилии».
 Это была шутка; всем было известно, что девушек, ежегодно отправляющихся в Индию в надежде найти там мужа, в обществе называли «рыболовецкой флотилией», а тех, кто возвращался домой после неудачного «промысла», — «пустой тарой».
 Но эти слова не вызвали ответной улыбки Рекса Дэвиота, и сэр Теренс продолжал:
 — А мне кажется очень удачным такое совпадение. Вам нужна жена с деньгами, а Квинелле необходимо найти мужа, который увез бы ее подальше от этого принца. Так почему бы вам не обдумать мое предложение?
 Сэр Теренс снова умолк, но возникшая тишина показалась ему теперь другой: он как бы чувствовал некоторую заинтересованность со стороны Рекса Дэвиота.
 — Вы действительно серьезно говорите об этом? — медленно произнес Рекс Дэвиот.
 — Никогда в своей жизни я не говорил более серьезно! — ответил сэр Теренс. — И не буду даже пытаться убедить вас, что не жду от вашего ответа никакой личной выгоды.
 Он глубоко вздохнул и добавил:
 — Рекс, я прошу вашей помощи. Я совершенно серьезно утверждаю, что нахожусь сейчас на краю пропасти и не вижу другого выхода из этой ситуации.
 В его голосе чувствовалась неподдельная искренность, и именно она, а не что-либо другое, заставила Рекса Дэвиота не ответить ему сразу же категорическим отказом, который уже готов был слететь с его языка.
 Видя, что пожилой человек напряженно и терпеливо ждет его ответа, Рекс сказал:
 — Мне нужно какое-то время, чтобы обдумать ваше предложение, и, возможно, не принимая на себя никаких предварительных обязательств, я могу встретиться с вашей племянницей.
 Он увидел, что глаза сэра Теренса вспыхнули радостью.
 — Правда? Неужели вы действительно согласны? Боже мой, с моих плеч свалилась такая тяжесть!
 — Но имейте в виду: я вам пока ничего не сказал о моем согласии принять ваше необычное и, прямо скажем, беспрецедентной предложение, — предупредил его Рекс Дэвиот.
 — Понимаю, понимаю, — живо согласился сэр Теренс, — но вы для меня сейчас, как спасательный круг для утопающего.
 Глядя на Рекса Дэвиота с мольбой в глазах, он продолжал:
 — Может быть, вам кажется забавным, что человек моего положения испугался какого-то ничтожного немецкого князька, но мне действительно страшно. Ведь все, что я создал за последние два года: связи, которые я налаживал с таким трудом, целая сеть агентов, разосланный в разные концы Индии и подчиняющихся только мне, — все это будет разрушено и уничтожено.
 Помолчав, он добавил:
 — И все это из-за какого-то одного распутника и хама.
 «Да, пожалуй, это как раз подходящие слова, — подумал Рекс Дэвиот, — чтобы кратко выразить сущность этого негодяя».
 — Трудность состоит еще и в том, что вне этих четырех стен, — продолжал сэр Теренс, — должен относиться, к нему с уважением, которого требуют и он сам, и его положение.
 Рекс Дэвиот знал, что сэр Теренс нисколько не сгущает краски, и в то же время считал, что цель едва ли оправдывает средства, по крайней мере там, где это касалось его лично.
 Он отлично понимал, что последствия его отказа будут не очень приятными: готов ли он лишиться награды, которой королева удостоила его за особые заслуги, и пренебречь честью, какой он, пожалуй, больше уже не заслужит до конца своей карьеры?
 Где-то в глубине его сознания зародилась мысль — и теперь пришло время признать ее справедливой, — что он вполне мог бы продолжать свою прежнюю работу совсем по-иному и не менее успешно, заняв в Северо-западных провинциях гораздо более высокое положение.
 Ему лучше других было известно, что нельзя, успешно завершив одно дело, тут же браться за другое: нужно время, и довольно длительное, чтобы все успокоилось.
 Как бы тщательно он ни заметал свои следы и как бы ни были пока невежественны те, кого он обманывал, все равно рано или поздно за его спиной начнут шептаться, показывать пальцем, и он увидит немой вопрос в глазах тех, кто его окружает.
 Возможно, никто и не выдаст его с головой, но все это может вызвать подозрение у тех, кто им интересуется.
 «Сейчас мне необходимо залечь на дно, — сказал себе Рекс Дэвиот, — и лучше всего это сделать в Доме правительства в Лакхнау».
 И может быть, для этого даже больше подойдет не знаменитый, сохранивший на себе следы сражений дворец в Лакхнау, а резиденция губернатора в Наини-Таль, затерянная среди лесистых предгорий Гималаев! Как и все, кто работал и жил в Индии, движимый не только самим характером, но и духом своей службы, подобной которой нельзя было сыскать нигде во всем мире, Рекс Дэвиот развил в себе такую сильную интуицию, которую трудно было представить себе тем, кто жил на родине.
 Это было даже не ясновидение, а что-то еще более глубокое — своего рода проникновение в самую душу Индии, в то, что скрывается под ее яркой необычной внешностью.
 Именно в Наини-Таль, в один из своих приездов к тогдашнему губернатору Северо-западных провинций, Рекс Дэвиот стоял, глядя вверх на Гималаи, на краю отвесной скалы высотою в несколько сотен футов.
 Над снежной вершиной, окутанной облаками, медленно кружились два поблескивающих на солнце золотых орла, дрожа в зыбком мареве прозрачного неба.
 Эта картина своей совершенной красотой поразила Рекса Дэвиота в самое сердце и навсегда запечатлелась в его памяти.
 И вот, совершенно неожиданно, как это бывало у него и прежде, когда в переломные моменты жизни ему нужно было принимать какие-то важные решения или когда ему угрожала опасность, орлы снова предстали перед его мысленным взором: всемогущие, безмятежные и необъяснимым образом связанные с ним в одно целое.
 Он знал, что сэр Теренс ждет. Он знал также, что стоит сейчас на распутье и то, по какой дороге он пойдет — вся его судьба, — зависит от нескольких слов, которые он сейчас скажет. А орлы все парили перед ним!
 Он улыбнулся, и эта улыбка озарила его лицо и разгладила напряженные складки у переносицы.
 — Хорошо, я подумаю, — сказал он. — Вы меня пригласите; отобедать с вами?
 Дом сэра Теренса на Сент-Джонс-Вуд ничем не отличался от тех домов, в которых обычно жили представители среднего класса общества — достаточно зажиточные, но и не слишком богатые.
 Там был дворецкий, принявший у прибывшего Рекса Дэвиота пальто и шляпу, и две горничные в белых чепцах и крахмальных передниках, которые прислуживали во время отличного, если не сказать превосходного, обеда.
 Как догадался Рекс Дэвиот, для него выставили лучшие вина. Из горького опыта он знал, что в жарком климате Индии сохраняются очень немногие сорта вин, и поэтому отдал им должное.
 Когда он вошел в гостиную, расположенную на втором этаже, его уже ждала леди О'Керри. Открывшаяся перед ним картина показалась ему хорошо известной иллюстрацией к книге, которую он читал и перечитывал всю свою жизнь.
 В Индии он часто вспоминал об Англии, и его воображению сразу представлялись такие вот прохладные, со вкусом обставленные уютные гостиные, где женщины в декольтированных платьях с обтягивающими лифами встречают гостей с традиционными радушными улыбками.
 Их бриллианты в несколько старомодных оправах, как правило, нуждаются в чистке, а когда они двигаются по комнате, вокруг распространяется слабый аромат лаванды или фиалки.
 Их руки, протягиваемые для поцелуя, белы и нежны, кожа не высушена изнуряющей жарой, и лица не сморщены от слишком сухого воздуха.
 Цветы, тщательно подобранные по размеру и цвету, чинно стоят в одних и тех же вазах, и только время года вносит разнообразие в их строгий порядок.
 Весной это бледно-желтые нарциссы, летом — розы, потом георгины и хризантемы, а если хозяева могут позволить себе содержание загородного дома, то и гвоздики, выращенные в собственных оранжереях.
 Летом к обеду обычно подаются большие ароматные персики и очень крупный синий мускатный виноград из тех же заботливо ухоженных зимних садов.
 И только Рекс взял стакан хереса, любезно поданный ему сэром Теренсом, а леди О'Керри спросила его о здоровье отца потом, рад ли он возвращению домой, а также жарко ли в Индии, как дверь отворилась и вошла девушка, ради которой он сюда явился.
 По дороге из клуба «Травеллерз», где он остановился, до Сент-Джонс-Byд Рекс Дэвиот пытался представить себе Квинеллу О'Керри.
 Его несколько удивило и даже позабавило, в каких романтических и в то же время весьма неопределенных выражениях сэр Теренс описывал ему свою племянницу.
 Несмотря на свою прозорливость и богатое воображение, которые он обнаруживал, когда дело касалось Министерства по делам колоний, сэр Теренс, как всегда казалось Рексу Дэвиоту, был во всех остальных отношениях вполне заурядным человеком.
 И уж совершенно очевидно, что не было ничего выдающегося в леди 0'Керри, однако Рекс Дэвиот, видя эту пару вместе, всегда думал, что брак их оказался счастливым и что они совершенно довольны друг другом.
 Он знал, что у них три сына — все они разъехались на учебу по интернатам, — и леди 0'Керри однажды призналась ему, что всю жизнь мечтала о дочери,
 — Но такова моя судьба, — добавила она с горькой усмешкой, — у меня будут только невестки, и я чувствую, конечно, что это совсем не то, что своя собственная дочь, если бы она у меня была!
 Интересно, кажется ли ей Квинелла такой же таинственной и непостижимой, как и ее мужу? Хотя, несомненно, оба супруга должны питать к ней одни и те же чувства.
 Для леди 0'Керри любая необычная или, по ее понятиям, «трудная» девушка, наверняка не вписывается в тот образ дочери, который она себе нарисовала.
 Рекс Дэвиот также сомневался в правдивости описания Квинеллы сэром Теренсом. Если леди 0'Керри была для того образцом женской привлекательности, то тогда они с сэром Теренсом очень расходились во взглядах на красоту.
 Он никогда особенно не задумывался о том, какие черты он хотел бы видеть в своей жене.
 Он думал о женитьбе как о самом отдаленном будущем, если вообще она когда-нибудь могла состояться, особенно если учесть, что содержание отца в роскоши, к которой тот так привык, вызывало постоянные денежные затруднения.
 Но он прекрасно знал, какой жены он не хочет: так называемый тип госпожи-повелительницы, преобладающий в английских семьях колониальной Индии.
 Беда этих женщин была в том, что они не знали, чем себя занять: у них было слишком много слуг, и им не разрешалось заводить знакомства среди индийцев, а супруг часто уезжал на маневры, а если был гражданским, то в деловые поездки.
 Их дети жили, как правило, далеко от них, так что, несомненно, это были скучающие, разочарованные и несчастные женщины.
 Единственным развлечением для них были сплетни, интриги, а также бесконечные приемы, устраиваемые обычно в городе Симла, куда все съезжались в жаркое время года, или же тайные любовные интрижки с офицерами-англичанами, которые часто заканчивались настоящими трагедиями.
 И Рексу Дэвиоту приходило в голову, что такая жена, наверное, вызвала бы у него желание задушить ее через несколько месяцев после женитьбы.
 Его романы — а их было довольно много — всегда случались у него с женщинами, которых его современники называли «гранд-дамами».
 После открытия Суэцкого канала Индия сделалась очень легко досягаемой. Вместо долгих четырех, а иногда и пяти месяцев пути вокруг мыса Доброй Надежды теперь вся дорога от Лондона до Бомбея занимала меньше трех недель, и это во многих отношениях кардинально изменило образ жизни в Индии.
 Теперь не составляло никакого труда в нужное время оказаться в обществе вице-короля.
 Женщины обычно возвращались из Индии, нагруженные украшениями, сари, шкатулками, усыпанными драгоценными камнями, которые как-то сразу теряли свой блеск и великолепие, когда их привозили домой.
 Часто бывало так, что женщины, увлекшись загадочным и таинственным молодым майором, когда Рекс Дэвиот бывал в отпуске в Англии, следовали за ним в Индию.
 Они писали ему взволнованные письма на гербовой бумаге, сообщая о своем прибытии и о том, где он сможет найти их в течение месяца.
 Иногда это его увлекало и забавляло, иногда надоедало — и тогда ему не составляло никакого труда исчезнуть.
 Обычно вице-король тактично объяснял, что майор Дэвиот выполняет особое задание на севере страны и сейчас совершенно невозможно с ним связаться.
 Но, в общем, Рекс Дэвиот считал, что такие эпизоды в его странной, беспокойной и опасной жизни были подобны экзотическим цветам на обочине дороги, чьим ароматом и красотой наслаждались, пока они не увядали, а потом равнодушно выбрасывали на дорогу.
 Но хотя женщины в его жизни играли не последнюю роль, он еще ни разу не встречал такой, которая блистала бы среди людской толпы, как яркая звезда в небе, дарящая свои лучи всем без исключения.
 «Так чего же я все-таки хочу?» — спрашивал себя иногда Рекс Дэвиот.
 Образ женщины его мечты был неопределенным, и он думал, что, наверное, родился холостяком, и пусть лучше все остается так, как есть.
 Но ведь не только в Доме правительства в Лакхнау ожидали его решения — сэр Теренс ждал от него помощи, и его голос, в котором звучало отчаяние, до сих пор слышался Рексу.
 Дэвиот прекрасно сознавал, что он в долгу перед сэром Теренсом. Все эти годы тот поддерживал его, ободрял и защищал.
 Если ему нужно было разрешение на какие-то необычные действия, а власти в Индии не хотели идти на риск, он всегда настаивал на своем, ссылаясь на авторитет сэра Теренса.
 И всегда ответ на его просьбу был утвердительным, что давало ему свободу и делало невозможное возможным.
 Но женитьба!
 Рекс Дэвиот беспокойно ворочался на сиденье едва ползущего наемного экипажа, который вез его на Сент-Джонс-Вуд.
 Черт возьми, что он станет делать с женой, которая постоянно будет где-то рядом, требуя внимания, времени и, уж конечно, раз она богата, его постоянно выражаемой благодарности и признательности?!
 «Нет, это невозможно! Я должен найти какой-нибудь другой выход!» — убеждал он себя.
 Но логика неумолимо говорила ему, что выход один: тот, что предложил ему сэр Теренс.
 И вот теперь, когда Квинелла вошла в гостиную, он какое-то время не мог решиться посмотреть прямо на нее.
 Он заметил, что девушка вошла, что она медленно приближается к дяде, и не зрением, а каким-то шестым чувством ощутил ее необыкновенную грацию.
 И лишь когда он услышал голос сэра Теренса:
 «Квинелла, я хочу представить тебе майора Рекса Дэвиота!» — он взглянул ей в глаза.
 И с удивлением увидел, что перед ним, несомненно, одна из самых красивых женщин, которых ему приходилось видеть, — он просто не ожидал и не мог вообразить себе такой красоты!




 Глава 2


 Пока Рекс Дэвиот в немом изумлении взирал на Квинеллу, она наклонила голову в молчаливом приветствии и, не говоря ни слова, отошла к камину.
 При этом она, конечно же, повернулась к нему спиной, и он отметил про себя плавно ниспадающую юбку ее вечернего платья, стройный стан и элегантность, неожиданную для столь юного создания.
 За обедом она сидела напротив, и он смог украдкой, не выдавая себя, рассмотреть ее с близкого расстояния.
 Ее глаза показались ему темными и загадочными — наверное, благодаря русской крови. Они слегка сужались к вискам, как у сфинкса, и это было очень привлекательно, но весь ее вид выражал сдержанность, которую она, казалось, стремилась выдать за безразличие.
 Теперь ему стало ясно, что имел в виду сэр Теренс, говоря, что Квинелла ушла в себя.
 Рекс Дэвиот сразу понял это по манере ее разговора: хотя она была чрезвычайно вежлива и любезна, он видел, что это лишь маска, под которой скрываются совершенно другие чувства.
 Работа в Индии сделала его очень восприимчивым и наблюдательным.
 В своих многочисленных перевоплощениях, которые время от времени ему приходилось проделывать, он научился не столько вживаться, как актер, в определенную роль. сколько проникать во внутренний мир человека, которого он изображал, и как бы на самом деле становиться им.
 Это научило его использовать свой природный инстинкт в оценке человека и, как он сам выражался, «определять, кто чем дышит».
 Его забавляло, что почти за всеми словами Квинеллы скрывались какие-то другие мысли, и если бы она позволила себе говорить то, что думала, у них получился бы совсем другой разговор.
 В то же время он прекрасно понимал, что, каким бы он ни был проницательным, она остается для него загадкой, разгадать которую он пока не может, хотя сделать это было бы чрезвычайно интересно.
 В течение всего обеда они вели самый банальный разговор, причем леди 0'Керри, не умолкая, пересказывала придворные сплетни и болтала о своих многочисленных приятельницах в Индии.
 Она была близкой подругой леди Керзон, супруги вице-короля, и попросила Рекса Дэвиота, если это возможно, передать той несколько книг в подарок, когда он будет возвращаться в Индию.
 Он обещал выполнить все ее просьбы и пожелания. Но не преминул добавить, внимательно глядя на сэра Теренса:
 — Правда, пока не известно, вернусь ли я туда.
 — Ну, разрешите мне в это не поверить, — возразила леди 0'Керри. — Мой супруг всегда говорит мне, что Индии без вас не обойтись.
 — Сэр Теренс льстит мне, — сухо заметил Рекс Дэвиот, — но я соглашусь признать, что все мои интересы действительно связаны с этой странной, ни на что не похожей страной. Чем дольше я в ней живу, тем более восхитительной она мне кажется.
 Он заметил, что Квинелла бросила на него быстрый взгляд, будто хотела задать ему какой-то вопрос, а потом передумала.
 Обед тянулся бесконечно, но вот, с огромным облегчением, Рекс Дэвиот заметил, что дамы собираются покинуть столовую.
 Он открыл перед ними дверь, и леди 0'Керри, проходя мимо него, слегка ударила его веером по руке:
 — Не сидите здесь слишком долго одни, скорее приходите к нам. Теренсу вредно пить слишком много портвейна, а мы с Квинеллой будем с нетерпением ждать вас в гостиной.
 Она не стала ждать его ответа и вышла, а Квинелла прошла мимо, не поднимая глаз.
 После нее остался тонкий аромат духов, который был ему совершенно не знаком.
 Он различал по запаху большинство модных духов, которыми светские красавицы частенько злоупотребляли, но этот аромат был нежен и едва уловим, и все же, вернувшись к столу, он, казалось, опять ощутил его в воздухе.
 Когда они снова уселись, сэр Теренс взглянул на него.
 — Ну?! — спросил он кратко.
 Не было никакой нужды проявлять большее красноречие.
 — Она очень красива, — спокойно ответил Рекс Дэвиот.
 — Да, так красива, что ей совершенно не обязательно быть такой богатой, — сказал сэр Теренс. Отхлебнув портвейна, он продолжал:
 — После нашего разговора нынешним утром я навел более подробные справки о ее состоянии. Это действительно астрономическая сумма, и, похоже, в связи с возрастающим спросом на нефть в течение ближайших лет она вырастет еще в несколько раз.
 Помолчав, он добавил:
 — Ее состояние вложено также в самые разные товары, цены на которые будут постоянно расти.
 Рекс Дэвиот не ответил, но сэр Теренс понял по его стиснутым челюстям и жесткой линии рта, что ему претит сама мысль о том, что он должен всю жизнь быть признательным женщине за ее деньги, тем более если эта женщина — жена.
 Ему было хорошо известно, что по закону он будет управлять состоянием супруги, и фактически при заключении брака оно перейдет в его руки.
 Но он был по натуре гордым и независимым человеком и знал, что будет чувствовать унижение каждый раз, когда ему придется тратить не свои деньги, а деньги жены,
 — .Забудьте об этом, — сказал сэр Теренс, будто подслушав его мысли. — Думайте только о том, что вы принимаете деньги Квинеллы не для своего личного блага, а во благо Индии.
 — Вы действительно так думаете? — спросил его Рекс Дэвиот.
 — Я не знаю другого человека, кроме вас — и я говорю это серьезно, — ответил сэр Теренс, — который сегодня был бы так необходим для мира в стране, которую мы с вами очень любим.
 Наступило молчание. Рекс Дэвиот ждал, почувствовав, что сейчас сэр Теренс сделает какое-то важное конфиденциальное заявление.
 — Надеюсь, нет нужды говорить вам, — начал сэр Теренс, — что то, о чем я сейчас вам расскажу, было сообщено мне под большим секретом. Я вижу, что должен как-то довести до вашего сознания, насколько вы там сейчас необходимы.
 — Я вас слушаю.
 — Когда лорд Керзон в 1899 году прибыл в Индию в качестве вице-короля, до него дошли слухи об активных действиях русских в Тибете, что очень сильно его обеспокоило.
 Рексу Дэвиоту было известно, что положению Британии в Индии часто угрожали успехи русских в Центральной Азии. Как только Россия распространила свою власть вплоть до Афганистана, Британия продвинула границы Индии на запад и северо-запад.
 Тибет, лежащий далеко на севере когда-то бывший под властью Китая, в 1900 году был уже независимым государством и враждебно относился к иноземцам. Это была далекая, холодная и негостеприимная страна, которой управлял далай-лама со своими буддистскими монахами.
 — Лорд Керзон считает, — продолжал сэр Теренс приглушенным голосом, словно подозревал, что и в собственном доме его могут подслушать, — что существует секретный договор между Россией и Китаем, предоставляющий России особые права в Тибете.
 — До меня доходили такие слухи, — ответил Рекс Дэвиот, — но я всегда сомневался в их правдивости.
 — Считают, — продолжал свой рассказ сэр Теренс, — что Россия приобретает влияние в Тибете, и лорд Керзон опасается беспорядков, которые могут быть спровоцированы русскими на границе Индии с Тибетом.
 Рекс Дэвиот слушал с пристальным вниманием.
 Он понимал, что это вполне может произойти. Россия способствовала разжиганию страстей вокруг Хайберского прохода (Горный проход в хребте Сафедкох (Спйнгар), соединяющий Пакистан и Афганистан), подстрекала местные племена к сопротивлению, что стоило Британии многих солдатских жизней.
 Когда он покидал Индию, его донесения, посланные с дипломатической почтой и пришедшие раньше его прибытия, предупреждали власти о возможных неприятностях и о необходимости принимать срочные меры.
 — Вице-король хочет обсудить с вами ваше интереснейшее предложение отправить британского агента в Джангдзе, — закончил сэр Теренс.
 Это был форт на полпути между Лхасой — столицей Тибета — и индийской границей в районе Дарджилинга.
 — Я всегда считал, что это было бы очень полезно, — заметил Рекс Дэвиот, — но жители Тибета не такие уж простаки, их будет довольно сложно убедить в необходимости этого шага.
 — Вот поэтому-то лорд Керзон хочет как можно скорее встретиться с вами и спросить, кого, по вашему мнению, следует послать на переговоры с Тибетом.
 — Кажется, я вам уже говорил, — заметил Рекс Дэвиот, — что идеальным человеком для этой миссии был бы полковник Фрэнсис Юнгхазбэнд.
 — Я уверен, вы сможете убедить вице-короля согласиться с вами, — ответил сэр Теренс.
 — Вообще-то сначала я думал предложить себя, — промолвил вдруг Рекс Дэвиот.
 — Я так и предполагал, что у вас появится такая идея, — улыбнулся сэр Теренс. — Четыре года назад я, возможно, с вами бы и согласился, но сейчас вы слишком незаменимая фигура, чтобы засылать вас в такую, пусть и важную, но очень отдаленную местность. Мы с вами прекрасно знаем: если дело касается тибетцев, могут пройти годы, пока будет достигнут хоть какой-нибудь результат.
 Рекс Дэвиот знал, что это чистая правда, — тибетцы были великие мастера лукавить и увиливать от прямого ответа даже на самое, казалось бы, благоразумное предложение.
 — По моему глубокому убеждению, — продолжал сэр Теренс, — единственным способом чего-то достичь будет какой-то более непосредственный шаг.
 — То есть вы полагаете, что Юнгхазбэнд должен проникнуть в Тибет в район Джангдзе с военным прикрытием, — спокойно произнес Рекс Дэвиот.
 — Мне кажется, именно на это вы намекали в своем последнем донесении.
 — Да, это так, — согласился Рекс Дэвиот. — Но все-таки следует попытаться сначала попробовать мирные переговоры.
 — Я с вами согласен; — ответил сэр Теренс, — и одной из ваших главных задач на новом поприще будет сдерживание наиболее ретивых армейских командиров, чтобы они не делали агрессивных вылазок на территорию Тибета, пока мы их об этом не попросим.
 Рекс Дэвиот ничего не ответил, и сэр Теренс вдруг крепко ударил кулаком по столу.
 — Черт возьми, Рекс! Что заставляет вас все еще сомневаться? Вы ведете себя прямо как тибетцы! Вы не хуже меня знаете, что в данный момент в Индии нет никого, кто бы лучше вас разбирался в ситуации на севере страны.
 — Да, это так, и я признаю это, — раздельно произнес Рекс Дэвиот.
 — Еще бы вам не признавать! — опять взорвался сэр Теренс. — Одному Богу известно, как часто вам приходилось рисковать жизнью, чтобы добыть сведения, в которых мы так отчаянно нуждались!
 Он замолчал и затем продолжал уже более спокойно:
 — Я не представляю себе, как вам удалось остаться в живых среди местных племен во время своей последней вылазки.
 Рекс Дэвиот улыбнулся загадочно и немного цинично, но ничего не сказал, хотя сэр Теренс явно ожидал от него ответа.
 — Ну хорошо! — воскликнул его почтенный собеседник после минутного молчания. — Храните свои секреты при себе. На границе каждое слово может стоить жизни!
 Мужчины обменялись понимающими улыбками, и сэр Теренс решительно встал из-за стола.
 — Что ж, пойдемте к нашим дамам, — весело сказал он, — но когда моя супруга попрощается с нами и уйдет к себе, я хотел бы задержаться и поговорить без свидетелей с вами и Квинеллой.
 Рекс Дэвиот удивленно посмотрел на сэра Теренса, но тот, не дожидаясь его ответа, уже направился к двери, и ему ничего не оставалось, как последовать за ним.
 В гостиной леди 0'Керри с воодушевлением приветствовала их, а Квинелла молча поднялась и подошла к пианино.
 Рекс Дэвиот понял: она явно не хотела вступать с ним в разговор. Поначалу она играла что-то очень тихое и спокойное, служившее прекрасным фоном для непрерывного словесного потока, извергаемого леди О'Керри. Но потом ее пальцы незаметно заиграли мелодию, в которой ему явно послышалась какие-то русские напевы.
 Это была, похоже, песня рабов или крестьян, притесняемых своими жестокими хозяевами, и, как всем простым людям, им нужно было лишь излить свое горе в песне.
 Эта странная мелодия задевала какие-то скрытые струны души и воздействовала больше на сердце, чем на разум.
 «Интересно, что сейчас чувствует Квинелла», — подумал Рекс.
 Играла она великолепно, почти профессионально. Но чего в ней было больше: стремления ученицы блеснуть своими успехами или по-настоящему живого чувства, связанного с ее внутренним миром?
 Вскоре леди О'Керри, видно, и вправду заранее все отрепетировав, поднялась из кресла.
 — Вы простите меня, майор Дэвиот, если я вас оставлю? Я хочу сегодня лечь пораньше, — сказала она извиняющимся тоном. — У меня весь день побаливает голова. Но вы, пожалуйста, не торопитесь. Я знаю, как мой муж ценит вашу компанию. Мы так редко имеем удовольствие видеть вас у себя в гостях.
 — Вы очень добры, — пробормотал Рекс Дэвиот.
 — И, пожалуйста, приходите к нам попрощаться, прежде чем опять уедете в свою Индию, — сказала она с улыбкой.
 С этими словами леди О'Керри вышла из комнаты, и Квинелла, поднявшись из-за пианино, хотела было последовать за ней, но сэр Теренс остановил ее:
 — Я хотел бы поговорить с тобой, Квинелла.
 Она молча подошла к дяде, и он указал ей место на диване рядом с креслом, в котором сидел Рекс Дэвиот.
 Оба покорно ждали, не двигаясь и не говоря ни слова. Повернувшись спиной к камину, сэр Теренс начал:
 — Я хочу кое-что сообщить вам. Это касается вас обоих, и это очень важно.
 Квинелла и Рекс Дэвиот слушали молча, и после секундного замешательства сэр Теренс сказал, обращаясь к Рексу:
 — После того как мы с вами закончили наш утренний разговор и вы покинули здание министерства, я получил некое сообщение и думаю, что его значение вы сейчас оба оцените.
 — От кого оно, дядя Теренс? — спросила Квинелла.
 По ее голосу оба они поняли, как она волнуется.
 — Оно пришло от немецкого посла, — ответил сэр Теренс.
 Глянув на Квинеллу, Рекс Дэвиот отметил, что она, пожалуй, стала бледнее, чем обычно.
 Лилейная белизна ее кожи, как и необыкновенно выразительные глаза, выдавали ее не чисто английское происхождение.
 Волосы ее, не слишком темные, но и не белокурые, слегка отливали золотом в свете газовых ламп.
 Именно волосы и глаза придавали лицу Квинеллы необыкновенное очарование» делая ее непохожей на других женщин.
 «Какая редкая красота», — подумал он.
 И вдруг неожиданно ему пришло в голову, что из-за своей сдержанности, из-за того, что сэр Теренс назвал «уходом в себя», она не притягивает его к себе так, как можно было бы ожидать от такой красавицы.
 Он восхищался ею, как восхищаются скульптурой или картиной великого мастера, но не ощущал к ней никакого влечения.
 Воистину, будь она из мрамора, она вызывала бы те же эмоции.
 — Я получил от посла письмо, — продолжал сэр Теренс, — в котором он спрашивает, согласна ли ты, Квинелла, погостить у него и его жены, баронессы фон Мильденштадт, в их загородном доме в Хемпшире, чтобы присутствовать на балу на следующей неделе.
 Квинелла вся сжалась.
 — Я… слышала об этом бале, — быстро проговорила она. — Почетным гостем будет… его королевское высочество принц Фердинанд.
 — Посол недвусмысленно дал это понять, — подтвердил сэр Теренс, — А кроме того, он намекнул в пространных цветистых выражениях, но с явной угрозой, что твое присутствие там обязательно.
 — С угрозой? — резко переспросил Рекс Дэвиот.
 — Да, это делается очень просто: в конверт он вложил другое письмо, в котором потребовал официальной встречи с министром иностранных дел, маркизом Солсбери.
 Сэр Теренс замолчал, чтобы перевести дух от негодования, и добавил:
 — Я тоже обязан там присутствовать, а предложенная дата встречи — как раз на следующий день после того, как Квинелла должна приехать в Хемпшир.
 — Я не поеду, — решительно сказала Квинелла.
 — Не хочешь — значит, не поедешь, — ответил сэр Теренс. — Если мы ответим отказом — что мы, конечно же, намереваемся сделать, — то в этом случае, как совершенно ясно дал мне понять посол, он пожалуется маркизу на то, что я веду себя неподобающим образом по отношению к его королевскому высочеству. И тогда, как вы оба понимаете, я вынужден буду подать премьер-министру мое прошение об отставке.
 — Но почему? Почему вы должны будете это сделать? — спросила Квинелла.
 — Моя дорогая, когда дело касается дипломатии, никакие логические объяснения не требуются, а слову царственной особы верят беспрекословно, пусть оно явно противоречит приличиям, здравому смыслу или мнению какого-то чиновника.
 — Вся эта история просто невыносима, — воскликнул Рекс Дэвиот. — Совершенно ясно, что принц намеревается добиться своего любой ценой, проявив в полной мере свое тевтонское упрямство.
 — Я не буду его… любовницей! — тихим голосом произнесла Квинелла.
 — Успокойся, моя дорогая, решение полностью зависит от тебя, — ответил ей сэр Теренс.
 — Но… может ли он и в самом деле… навредить вам, дядя Теренс?
 — Боюсь, что да. Наверное, я слишком откровенно объяснился с ним, когда узнал о его безобразном, совершенно непозволительном поведении по отношению к тебе. Мы были одни, без свидетелей, но я уверен: его королевское высочество никогда не простит мне, что я посмел облечь в слова эту постыдную правду.
 — Пусть еще скажет спасибо, что вы не побили его, — заметил Рекс Дэвиот.
 — Ну, тогда это действительно был бы большой скандал, — ответил сэр Теренс, — хотя это как раз то, чем я больше всего хотел бы ответить на его наглость. Но вы же понимаете не хуже меня, что он все равно станет искать способ отыграться на нас.
 — Думаю, именно этим он сейчас и занимается, — сухо заметил Рекс Дэвиот.
 — Не совсем так, — ответил сэр Теренс. — Его королевское высочество ищет сейчас возможность заставить Квинеллу любым способом выслушать, что он желает ей сказать. Видимо, он хочет извиниться, чтобы затем с новой силой начать свои домогательства.
 — Я не собираюсь его выслушивать, — решительно заявила Квинелла.
 — Если ты согласишься поехать в Хемпшир в дом к баронессе фон Мильденштадт, которая возьмет на себя роль твоей компаньонки, у тебя не будет другого выбора.
 Квинелла глубоко вздохнула.
 — А если я откажусь ехать — вы думаете, он действительно попытается расстроить вашу карьеру?
 — Наверняка попытается, — ответил сэр Теренс. — Может, ему и не удастся окончательно ее разрушить, но он определенно может сильно навредить моей работе, которая, поверьте, для меня даже более важна, чем моя личная репутация.
 — Вот вы мне говорили о моей незаменимости для Индии, — перебил его Рекс Дэвиот, — но я не буду вам льстить, сэр Теренс, если скажу, что в данный момент вы тоже незаменимы для империи, да и для всей Европы.
 Мужчины посмотрели в глаза друг другу и поняли, что оба они думают об одном — Британии угрожает растущая день ото дня мощь Германской империи.
 Будто почувствовав, что наговорил уже слишком много, сэр Теренс поспешил подвести итог:
 — Итак, я описал вам в общих чертах, как обстоят дела. Теперь я оставлю вас, чтобы вы сами все обдумали. Хочу только добавить, что я беспрекословно приму любое ваше решение. Перед вами еще вся жизнь. Моя же, хоть я и надеюсь еще немного пожить, уже клонится к закату.
 С этими словами сэр Тереяс вышел, плотно закрыв за собой дверь.
 С минуту в комнате стояла тишина, затем Квинелла встала.
 — Это невыносимо! Совершенно невыносимо, когда человек — не говоря уже о члене королевской семьи — может позволить себе такое неслыханное поведение!
 Она стояла перед камином, глядя на огонь, и яркие блики играли на ее лице, высвечивая точеный маленький нос и изящно очерченные губы.
 Глядя на нее, Рекс Дэвиот подумал, что едва ли такие губы могут принадлежать женщине холодной или безразличной.
 В них угадывались теплота и чувственность — похоже, что под своей ледяной сдержанностью она прятала нечто совсем иное.
 Вслух он сказал:
 — Я полностью с вами согласен, я могу лишь добавить, что, с моей точки зрения, для Великобритании будет настоящим бедствием, если мы не поможем вашему дядюшке в такой трудный для него момент.
 — Дядя Теренс сказал мне, — помедлив, сказала Квинелла, — что единственный выход, как нам… выпутаться из этого… ужасного положения… это мое замужество.
 — Да, ваш дядя совершенно прав, — согласился Рекс Дэвиот. — Если бы было официально объявлено о вашей помолвке, после чего, конечно же, последовали бы поздравления со стороны королевы, то ваш отказ принять предложение посла и срочный отъезд из Англии все бы восприняли как должное.
 Оба прекрасно знали: он имеет в виду, что она выйдет замуж за него, но Квинелла продолжала неподвижно стоять, не сводя глаз с огня, и опять возникло неловкое молчание.
 Наконец она проговорила:
 — Дядя Теренс говорил мне, что у вас тоже… возникли… трудности.
 — Да в общем-то мои трудности намного проще, — ответил Рекс Дэвиот. — Меня хотят назначить на пост вице-губернатора Северо-западных провинций, но я не могу себе позволить принять эту должность.
 Он почувствовал, что это звучит как-то не очень понятно, и разъяснил:
 — Если говорить откровенно, то из-за болезни отца мои финансовые дела расстроены. Поэтому я считаю, что мне следует отказаться от предложения и вернуться в Индию для обычной службы.
 — Мой дядя сказал, что ваше назначение на пост вице-губернатора очень важно для интересов империи.
 — Для меня это не единственный путь служения отечеству, — ответил на это Рекс Дэвиот, — и, признаться, мне, безусловно, было бы легче продолжать ту работу, которую я привык выполнять уже в течение нескольких лет. Честно говоря, у меня сейчас нет никакого желания жениться, тем более на женщине, с которой до сегодняшнего вечера я не был даже знаком.
 Квинелла молчала, и он продолжал:
 — Может быть, это звучит слишком грубо, но мы должны говорить друг с другом откровенно. Кажется, это единственное, что мы можем сделать.
 — Конечно, — ответила Квинелла, — и, с вашего позволения, я тоже не хочу выходить замуж. Я ненавижу мужчин. Ненавижу и презираю. Они просто животные — и ничего больше.
 Она произнесла это спокойным тоном, нисколько не повышая голоса.
 Но за этим спокойствием Рекс Дэвиот почувствовал столь сильное скрытое чувство, что даже испугался, хотя и ожидал услышать нечто подобное.
 — Я понимаю вас, — серьезно сказал он, — но как вы считаете, есть ли у нас другой выход?
 Квинелла вздохнула.
 — Не знаю, — ответила она. — Может быть… я уйду… в монастырь. По крайней мере туда принц не сможет добраться!
 — Если нет подлинного призвания, то я не представляю себе жизни более несвободной, более скованной, тем более для такой натуры, как вы.
 — Что вы можете знать обо мне? — вызывающе спросила она.
 — Ваш дядя рассказывал мне, что вы умны и образованны. И я вижу, что вы впечатлительны и восприимчивы. Подозреваю также, что у вас живое воображение.
 Она посмотрела на него, и взгляд ее сказал: «Как вы смеете вторгаться в мои чувства?» Но вслух она произнесла нехотя:
 — Должна признать, что вы очень наблюдательны.
 — Мне кажется, мы сейчас должны думать не о себе, а о вашем дядюшке, — сказал Рекс Дэвиот. — Я пришел сегодня сюда, потому что очень беспокоюсь за него.
 — Он всегда такой добрый, — мягко сказала Квинелла, — я люблю с ним разговаривать и просто быть с ним. Ну почему все это случилось? И почему именно со мной?
 «Да, — подумал Рекс Дэвиот со скрытой усмешкой, — этот вопрос мужчины и женщины вот уже много столетий задают себе, когда встречаются с неразрешимыми проблемами».
 «Почему это случилось со мной?»
 Извечный крик несчастных, обреченных бороться с неизбежностью, даже если они знают, что ничего не смогут исправить.
 Он подумал, что было бы бестактно говорить сейчас Квинелле, что ее красота всегда будет искушением для мужчин и она обречена всю жизнь противостоять им. Конечно же, это просто несчастье, что она возбудила скотское вожделение в немецком принце — этом спесивом грубияне.
 А вслух он сказал:
 — Кажется, нам следует признать, что у нас есть лишь два выхода: или мы спасаем вашего дядюшку, или спасаемся сами за его счет.
 Когда он закончил свою речь, ему показалось, что он произнес ультиматум, раскатившийся эхом по огромной комнате.
 Он увидел, как Квинелла медленно подняла голову и в первый раз с начала их разговора посмотрела ему прямо в лицо.
 — И что вы собираетесь делать, майор Дэвиот? — спросила она.
 Это был скорее вызов, чем вопрос, и Рекс Дэвиот ответил без всякого колебания:
 — Так как я считаю, что карьера вашего дядюшки гораздо важнее моей, и поскольку он, как и я, посвятил свою жизнь процветанию Великобритании, я прошу вас согласиться быть моей женой!
 Она не отводила своих странных глаз с его лица, пытаясь заглянуть ему в душу и убедиться, что у него нет каких-то скрытых или более личных побуждений.
 Прежде чем она успела ответить, он продолжил:
 — Мы с вами знаем, что это будет брак по расчету, и я могу сказать, что буду обращаться с вами со всем почтением, с которым, естественно, я должен относиться к женщине, носящей мое имя, я никогда не стану предъявлять по отношению к вам супружеские права или требовать от вас благосклонности, которую вы не желаете мне оказывать.
 Он знал, что именно это приводит Квинеллу в ужас, и увидел, как слабый румянец залил ее щеки.
 От этого она, казалось, стала еще более красивой; по крайней мере ее лицо, утратив белизну статуи, приобрело живые, теплые краски.
 Рекс Дэвиот молча ждал. Наконец она сказала:
 — Если вы обещаете… если вы клянетесь, что наш брак будет только деловым… только деловым соглашением… то я готова… выйти за вас замуж!
 Рекс Дэвиот встал,
 — Спасибо, — сказал он, — а теперь, когда мы все решили, я предлагаю позвать вашего дядюшку и обсудить с ним наши планы на будущее.
 Он не стал ждать согласия Квинеллы, а прямо направился к двери, чтобы найти и привести сэра Теренса.
 Тот ждал их решения в маленьком кабинете на первом этаже, и на лице его застыло выражение тревоги и растерянности.
 Сэр Теренс медленно поднялся навстречу молодому человеку, вошедшему со словами:
 — Сэр Теренс, я предлагаю вам вернуться в гостиную. У нас масса вопросов, и нам нужны ваша помощь и ваши советы.
 Сэр Теренс протянул ему руку.
 — Спасибо, Рекс, — горячо сказал он, — и хотя вы можете мне сейчас не верить, моя ирландская проницательность говорит мне, что вы никогда не будете сожалеть о том, что сегодня произошло.
 — Надеюсь, — ответил Рекс Дэвиот. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы Квинелла было счастлива.
 Он не удержался от еле заметной усмешки и по быстрому взгляду сэра Теренса понял, что тот прекрасно понял, что он сейчас чувствует.
 В полном молчании они поднялись в гостиную.
 Сэр Теренс осторожно тронул племянницу за плечо и поцеловал ее.
 Рекс Дэвиот заметил, что она никак не ответила на ласку, и по тому, как девушка непроизвольно отшатнулась, он понял, что она не может перенести даже прикосновения своего дяди, потому что он — мужчина.
 Возвращаясь в клуб «Травеллерз», Рекс раздумывал о том, что никогда еще, в каких бы переделках ему ни приходилось бывать в эти годы, он не попадал в такую немыслимую ситуацию.
 Он и не подозревал, когда возвратился в Англию, что его ожидает такой поворот судьбы и что в ближайшие двадцать четыре часа он должен будет принять решение, которое может изменить всю его дальнейшую жизнь.
 Невероятно, но он должен вступить в брак с женщиной, которая явно его не любит и, более того, взяла с него обещание, что он никогда не будет претендовать на нее как на супругу!
 Безусловно, нельзя не признать, что Квинелла украсит и должность, и титул, к которым он сейчас себя приговорил.
 Все предстоящее неожиданно показалось ему таким страшным и безысходным, что ему вдруг захотелось немедленно оказаться в Индии.
 Сидеть бы ему сейчас где-нибудь во вражеском стане, переодетым в факира, зная, что если хоть в чью-нибудь голову закрадется сомнение, что он не тот, за кого себя выдает, как тут же прольется его кровь.
 Он так долго жил в постоянной опасности, что, когда, в очередной раз вернувшись на родину, входил в Министерство по делам колоний, ему и в голову не приходило, что он пускается в новое рискованное предприятие.
 Но это такое в высшей степени интимное дело наверняка будет стоить ему больше забот и тревог, чем все, что ему приходилось переносить раньше.
 «И что я буду делать с женой, — с досадой думал он, — да еще с такой женой!»
 Он заметил отвращение в глазах Квинеллы, когда ее дядюшка разговаривал с ними о женитьбе, благодаря обоих за уважение и внимание, с которым они отнеслись к его беде.
 — Думаю, нет нужды рассказывать вам, — растроганно сказал он, — что это для меня значит. Могу только сказать — я довольно хорошо успел узнать вас каждого в отдельности: оба вы — личности, у каждого сильный характер, и каждый по-своему уникален.
 Он весело рассмеялся и добавил:
 — Кажется, сама судьба распорядилась, чтобы вы встретились.
 «Если это так, — горько подумал Рекс Дэвиот, — то судьба довольно плохо перемешала карты».
 Прощаясь, он видел, что Квинелла с большим трудом подавляет в себе желание сказать, что она передумала.
 Ей хотелось крикнуть, что она не выдержит этой пустой пародии на брак и что для нее будет настоящей пыткой быть женой вообще какого бы то ни было мужчины.
 Но Рексу Дэвиоту казалось, что в ее отвращении к нему есть что-то глубоко личное.
 Он пытался убедить себя, что это лишь его воображение — просто это реакция на ненавистное ей решение, которое у нее вырвали почти силой.
 Когда сэр Теренс вернулся к ним в гостиную, он еще многое хотел с ними обсудить.
 — Вы, конечно, можете считать меня слишком мнительным, — сказал он, — но я принцу не доверяю. Когда человек, такой испорченный и с таким самомнением, как у него, сходит с ума от любви, его ничто не сможет остановить, ничто.
 — И вы называете это… любовью? — насмешливо спросила его Квинелла.
 — Можно называть это как угодно, — ответил сэр Теренс, — но принц уже не владеет собой, когда дело касается тебя. Ты до такой степени свела его с ума, что он не отдает себе отчета в своих действиях, а это всегда опасно.
 Рекс Дэвиот знал, что сэр Теренс никогда не бросает слов на ветер, поэтому он спросил:
 — И что вы предлагаете?
 — Я предлагаю вам как можно скорее пожениться и уехать из страны, — ответил сэр Теренс. — Может быть, это звучит излишне драматично и театрально, но я настаиваю на этом скорее в интересах Квинеллы, чем своих собственных. Она должна исчезнуть из поля зрения принца.
 — Согласен, — заметил Рекс Дэвиот, — а поскольку я собираюсь поскорее вернуться в Индию, то предлагаю вам устроить для меня срочную аудиенцию у королевы, и тогда мы сможем пожениться по специальному разрешению на другой же день.
 Он замолчал и добавил несколько неуверенно:
 — Мне кажется, в этом случае необходимо дать письменное уведомление о женитьбе по специальному разрешению за двадцать четыре часа.
 Да, выглядит все это довольно неестественно — он женится по специальному разрешению на женщине, которую увидел сегодня вечером первый раз в жизни!
 — Я сообщу королеве и всем, кого увижу, — заявил сэр Теренс, — что вы с Квинеллой обо всем договорились уже давно, но так как вы все это время находились в Индии, то раньше ничего не успели предпринять.
 Он криво улыбнулся и продолжал:
 — И тогда ее величество с ее всем известным пристрастием к сватовству быстро уладит все формальности и обойдет все трудности, и вы проведете свой медовый месяц в Доме правительства в Лакхнау.
 — Звучит довольно правдоподобно, — заметил Рекс.
 — Я должен довести это до сведения принца через немецкого посла, — сказал сэр Теренс, — и мне кажется, что лучший способ сделать это — нанести визит в канцелярию посольства сразу же после вашего отъезда и передать барону Мильденштадту эту добрую весть.
 Рекс задумался в нерешительности.
 — Не кажется ли вам, что было бы лучше подождать, пока мы действительно поженимся?
 Помолчав, сэр Теренс согласился:
 — Да, пожалуй, вы правы. Даже в самый последний момент этот дьявол может выдумать предлог, чтобы опять преследовать Квинеллу или даже пытаться убить ее! Я не должен предоставлять ему такой возможности!
 — Тогда вы должны держать в секрете известие о нашей женитьбе, пока мы не будем уже в открытом море, — сказал ему Рекс.
 «Какая же дикая нелепость вся эта история!» — подумал он.
 Неужели они так испугались правителя какого-то маленького немецкого княжества, что вынуждены бежать из собственной страны?
 Правда, он слишком долго жил рядом с опасностью, чтобы не представлять себе, как глупо недооценивать врага.
 Кроме того, он безгранично уважал сэра Теренса и понимал, что с. его знанием людей и еще большим знанием того, что стоит за каждым из них, он бы не стал говорить об опасности, не будь она совсем рядом.
 — Значит, так и будем действовать! — решительно сказал сэр Теренс.
 — Если, конечно, Квинелла согласна, — ответил Рекс.
 Он умышленно заставил ее выразить свое мнение, так как чувствовал, что она лишь присутствовала в комнате, наблюдая за происходящим равнодушно и отчужденно.
 — Я… согласна.
 Теперь, вспоминая, как она это сказала, он слышал в ее голосе плохо скрываемое отвращение.
 У нее был мягкий голос, мягкий и мелодичный, и все же иной раз в нем проскальзывали решительные и даже угрожающе жесткие нотки.
 И тут он подумал, что единственная вещь, которую он никогда себе не позволит, — это бояться своей собственной жены или раболепствовать перед ней.
 Она может быть как угодно богата и, возможно, даст ему больше, чем он сам сможет предложить ей. И тем не менее сейчас они погибают или выплывают вместе — вернее, они или спасают сэра Теренса, или позволяют ему утонуть.
 Когда экипаж, в котором он ехал, остановился у клуба «Травеллерз», Рекс Дэвиот решил, что не сможет сегодня находиться в своей привычной компании.
 Он был в Лондоне, в самом сердце столицы, где было множество разнообразных увеселений для мужчин: скучающих, подавленных или, как и он, стоящих перед будущим, как на краю пропасти.
 Ночь еще только начиналась, а выспаться он успеет во время долгого путешествия в Индию.
 Кучер ждал, когда он покинет экипаж, но вместо этого он крикнул:
 — Поехали в «Эмпайр»!
 Он откинулся на спинку сиденья и, когда карета тронулась, стал думать, как бы ему провести эту ночь, чтобы потом, на жарких равнинах Индии, она вспоминалась молодому офицеру как безудержное, дикое и бурное наслаждение.
 После того как Рекс Дэвиот попрощался и пожелал всем спокойной ночи, Квинелла сразу же поднялась в свою спальню.
 Она, конечно, догадывалась, что тетушка не спит и жаждет услышать от нее, чем все закончилось.
 Сэр Теренс не объяснил своей супруге причину, почему он решил устроить обед в тесном семейном кругу и пригласить Рекса Дэвиота в качестве единственного гостя.
 — Но нам следует устроить большой прием для майора Дэвиота, мы должны пригласить все общество, — энергично возражала ему леди 0'Керри. — Ты же знаешь, как все его любят, а многие давно уже мечтают с ним встретиться.
 Она кинула на мужа немного насмешливый озорной взгляд и добавила:
 — Ты окружаешь тайной все, что связано с майором Дэвиотом, а я могу тебя уверить, Теренс, — почти все вокруг знают, что он служит в секретной разведывательной службе в Индии и может похвастаться множеством самых невероятных приключений.
 — Пожалуйста, не говори мне таких вещей, — рассердился сэр Теренс.
 — Я только повторяю то, что слышала на званых вечерах, — обиженным тоном ответила леди 0'Керри.
 — Проклятые женщины! Они болтают хуже, чем базарные торговки! — зарычал сэр Теренс.
 Леди 0'Керри расхохоталась:
 — Я вижу, дорогой, что задела тебя за живое, но это же не значит, что я не могу устроить прием и пригласить нескольких милых женщин специально для майора Дэвиота. Она перевела дух и продолжала:
 — Когда он приезжал в прошлом году, он был влюблен в леди Барнстэпл, но, думаю, это у него уже прошло.
 — Повторяю: он будет обедать только с нами и с Квинеллой, — непререкаемым тоном сказал сэр Теренс. — И я не собираюсь больше обсуждать эту тему.
 . — Но почему бы мне не пригласить кое-кого попозже? — упорствовала леди 0'Керри. — Герцогиня всего месяц назад говорила мне, что встретила Рекса Дэвиота в Симле и что все женщины были там по уши в него влюблены. Леди 0'Керри вздохнула.
 — И неудивительно! Он как раз похож на тех романтических героев, которыми я увлекалась, когда была в возрасте Квинеллы…
 Она вдруг замолчала, ахнула и сказала уже совсем другим тоном:
 — Так вот в чем дело, вот почему ты приглашаешь его одного! Господи, какая же я глупая! И как я об этом не подумала! Ну конечно же, что может быть лучше?
 Сэр Теренс не ответил, и леди 0'Керри продолжала:
 — Надеюсь только, что Квинелла будет вести себя немного полюбезнее, чем на прошлой неделе. Она совершенно безобразно разговаривала с лордом Антримом, когда мы встретились с ним в парке, да и вообще она не принимает ни одного приглашения! Квинелла просто убьет меня своим поведением, я это чувствую!
 — Бетти, пожалуйста, сделай то, о чем я тебя прошу, — строго сказал сэр Теренс. — Я хочу, чтобы у нас был хороший обед на четверых, и, кроме того, я прошу, чтобы потом ты нашла какой-нибудь вежливый предлог — а ты это умеешь — и поднялась к себе пораньше.
 — Ты что-то затеваешь! — воскликнула леди 0'Керри. — Я чувствую это по твоему тону, Теренс, и я хочу знать, что ты придумал.
 — Я расскажу тебе обо всем позже, — пообещал ей сэр Теренс.
 Хотя леди О'Керри всегда пыталась выведать у Квинеллы все, что возможно, сейчас она вынуждена была терпеливо ждать в своей спальне, пока внизу, как она это называла, «происходили решающие события».
 Квинелла же не имела никакого желания делиться с тетей новостью о своем предстоящем замужестве. Ей было даже страшно подумать, что та может кому-нибудь рассказать об этом.
 Она поднялась в свою спальню, но не позвала, как обычно, служанку, чтобы та помогла ей раздеться, а села на табуретку перед туалетным столиком и застыла, не сводя глаз с зеркала.
 Но лица своего она там не видела.
 Перед ее глазами опять встала ужасная картина: принц неожиданно врывается в ее спальню и набрасывается на нее, прежде чем она успевает выразить свое возмущение его вторжением.
 Даже и теперь ей делалось дурно при одном воспоминании об этом ужасе.
 До сих пор ей никогда не приходилось испытывать страх — страх перед другим человеком, человеком, потерявшим всякий контроль над собой и превратившимся просто в животное.
 Она боролась с ним изо всех сил, понимая с тоской и ужасом, что все ее усилия напрасны.
 Он стал срывать с нее одежду, и она начала кричать и старалась увертываться от его руки, когда он пытался закрыть ей рот.
 Услышав шум, люди прибежали ей на помощь.
 Принца оттащили и увели прочь, ей сочувствовали, ее жалели, но это, наверное, было не меньшим унижением, чем само нападение принца.
 Она чувствовала, что, несмотря на всеобщее возмущение поступком принца, ее осуждали, считая, что она сама подала ему повод для этого.
 И только одна Квинелла знала, что он не нуждался ни в чьих поощрениях. Он сам заявил ей, что влюбился в нее с первого взгляда.
 Но эта была не та любовь, которой женщина могла гордиться или тешить свое самолюбие. Это была просто разнузданная похоть и желание завладеть ею во что бы то ни стало.
 Она видела, что каждое сказанное ею слово возбуждает его нездоровую и дикую страсть, и жила в постоянном страхе, словно знала, что ее на каждом шагу подстерегает тигр-людоед.
 Теперь, мысленно оглядываясь назад, Квинелла понимала, что с того самого момента, как она впервые встретила принца Фердинанда, она должна была бы сразу понять грозящую ей опасность и стараться избегать его.
 Все начиналось вообще безобидно — один-два танца на каждом балу, но, принимая это злосчастное приглашение в дом хороших знакомых своего дядюшки, она и понятия не имела, что там будет и принц.
 В сущности, он действовал очень хитро: точно паук, незаметно оплетающий свою жертву паутиной, но она поняла это слишком поздно, а когда поняла и попыталась сказать ему, что он ей противен, он пришел в бешенство и решил взять ее силой.
 И вот теперь, чтобы избежать одного мужчины, она выходит замуж за другого!
 — Я ненавижу его! — сказала Квинелла своему отражению в зеркале. — Я ненавижу его и клянусь, что, если он нарушит обещание и попытается притронуться ко мне, я убью его!
 На мгновение в ее глазах, казалось, вспыхнули красные огоньки. И, глядя в темноту зеркала, она добавила:
 — Если я не убью его… то… убью себя!




 Глава 3


 Сэр Теренс поднял бокал.
 — За ваше счастье! — сказал он. — Которое, как подсказывает мне сердце, вы обязательно обретете!
 Он говорил с такой искренностью, что Квинелла, несколько скептически слушавшая его речь, не смогла не ответить.
 — Спасибо, дядя Теренс.
 Леди 0'Керри промокнула платочком слезы.
 — Мне бы хотелось, чтобы у вас была настоящая свадьба, — мечтательно произнесла она, — Представляю, какая это была бы красота — венчание в церкви Святого Георгия или в Вестминстере, в церкви Святой Маргариты. Когда я венчалась, у меня было десять подружек…
 — Их была целая толпа! — вставил сэр Теренс. Все засмеялись, и Квинелла поняла, что дядя со своей обычной находчивостью специально старается избежать сентиментальных сцен, которые обожает ее тетушка.
 — А я благодарю Бога, что мы поженились безо всякой суеты, — сказал Рекс Дэвиот.
 Накануне королева приняла его в Виндзорском замке и поздравила не только с его успехами в Индии, но и с предстоящей женитьбой.
 — Я только сожалею, — сказала она с легкой тенью неодобрения в голосе, — что все это произойдет в такой спешке.
 — Ваше величество, конечно, поймет меня, если я скажу, что для меня чрезвычайно важно вернуться в Индию как можно скорее.
 Этой фразой он отвлек ее от своей женитьбы и удачно обошел ту неловкость, которая неизбежно возникла бы, если бы она узнала, что бракосочетание состоится в Службе регистрации браков. Королева перешла к политике:
 — Я несколько обеспокоена последними донесениями о возможном проникновении русских агентов в Тибет.
 Как это похоже на королеву! Знать все самые важные секреты, которые — он был в этом уверен — тщательно от нее скрывались?
 — Мы не уверены в том, что русские действительно находятся в Лхасе, сударыня, — ответил Реке Дэвиот, — но премьер-министр Непала, который, как хорошо известно вашему величеству, всегда был очень дружелюбно настроен в отношении Великобритании, сделал нам несколько весьма прозрачных намеков.
 — Я уже слышала об этом, — сказала королевa — и мне нет нужды говорить вам, лорд Дэвиот, насколько гибельной может оказаться для русских попытка оккупировать Тибет — как это у них уже произошло с Афганистаном.
 Всех приводила в изумление такая великолепная осведомленность королевы и тот неисчерпаемый интерес, который она проявляла ко всем уголкам своей бескрайней империи.
 Но Рексу Дэвиоту было известно, что Индия была особенно близка ее сердцу и что когда умер ее личный слуга — заботливый и предупредительный шотландец Джон Браун, она заменила его индийцем по имени Мунши.
 Они еще немного побеседовали, и Рекс Дэвиот покинул Виндзорский замок, твердо уверенный в том, что известие о его новом назначении и присуждении ему титула пэра появится в «Лондон-газетт» (Официальный правительственяыи бюллетень, который публикует королевские указы, законодательные акты парламента и т.п.) на следующее же утро.
 А это значит, что он женился на Квинелле, будучи уже лордом Дэвиотом, а поскольку сэр Теренс настаивал на немедленном отъезде, они должны были сегодня в полдень выехать в Саутгемптон и сесть там на корабль до Бомбея, откуда им предстояло добраться до Калькутты.
 — В Калькутте вы сначала встретитесь с вице-королем, — инструктировал его сэр Теренс, — а затем поедете поездом до Лакхнау.
 И серьезно добавил:
 — Вы должны быть очень осторожны, Рекс. В Индии будет пышно и широко отмечаться ваше вступление на пост вице-губернатора. А вы прекрасно знаете, что, кроме веселья, там будет немало и злобы, и зависти, и ненависти.
 Помолчав, он произнес:
 — Но что более важно — теперь вас будут опасаться те, кто прекрасно знает, каким вы можете быть твердым и безжалостным.
 Лорд Дэвиот знал, что сэр Теренс имеет в виду бесчисленных шпионов агентов, работавших на русских, которых он разоблачал, а иногда и уничтожал, прежде чем они успевали принести ощутимый вред империи.
 В завоеванной стране всегда просто найти людей, готовых к мятежу, или тех, кто за деньги готов на все, совершенно не интересуясь, кто эти деньги дает.
 Русские были известными мастерами подстрекать к «священной войне» непокорных — тех, кто хотел избавить Индию от британцев, да и просто бунтовщиков по своей природе.
 Секретная разведывательная служба Индии была лучшей в мире, и то, что было известно как Большая Игра, обеспечивалось людьми, преданными отечеству, отдававшими лучшие годы своей жизни, а часто и сами жизни служению своей стране.
 Утром, когда он осознал, что сегодня у него свадьба, Рекс впервые задумался о том, какое место его жена сможет занять в его хоть и необычайно интересной, но полной опасностей жизни, которую он вел до сих пор.
 Он решил, что женитьба ни за что не заставит его отказаться от своих многочисленных. обязанностей — просто теперь он должен стать более осмотрительным. Не могло быть и речи о том, чтобы губернатор Северо-западных провинций исчезал на многие недели и месяцы, как он делал это раньше, скрываясь под разными личинами, в которых его так никто и не смог ни разу разоблачить.
 В то же время он знал, что старые друзья, помогавшие раньше, готовы помочь ему и сейчас.
 Донесения, приходившие со всех частей Индии и от самых различных людей, будут поступать к нему и впредь.
 Одним из самых фантастических и невероятных условий Большой Игры было то, что никто из ее участников, за исключением нескольких человек на самом верху, не знал друг друга в лицо. Все они были просто номерами, и хотя они случайно встречались или даже помогали друг другу в случае крайней необходимости, только Рекс и еще один человек знали их настоящие имена или где их можно разыскать в случае необходимости.
 Конечно же, и русским, и прочим неприятелям это чрезвычайно затрудняло распутывание хитро переплетающихся связей, мощной сетью покрывавших всю страну и позволявших горстке англичан управлять сотнями и тысячами людей всех рангов и сословий.
 Но несмотря на все, что сейчас, перед лицом неизвестности, его волновало, Рекс вынужден был признать, глядя на свою невесту, что едва ли ему удалось бы сыскать более красивую женщину, ищи он хоть по всему свету.
 Он хотел сохранить в секрете предстоящее бракосочетание вплоть до самой церемонии регистраци и поэтому один, в наемной карете, отправился в службу регистрации браков, расположенную на Сент-Джонс-Вуд неподалеку от дома сэра Теренса.
 Приехав заранее и убедившись, что все его документы в порядке, он стал ждать Квинеллу. Она появилась через четверть часа в сопровождении сэра Теренса и леди 0'Керри.
 Когда она вошла в комнату Службы регистрации браков, Рексу показалось, что это скучное и довольно темное помещение сразу осветилось ярким светом, а регистратор и его секретарь, ошеломленные ее появлением, уставились на нее, буквально разинув рты.
 На ней не было традиционного белого платья — она была в дорожном костюме из шелка с маленьким облегающим вельветовым жакетом, отороченным соболем.
 Видно, она была лишена предрассудков, а может быть, и специально хотела бросить всем вызов: наряд ее был цвета яркой изумрудной зелени, а на шляпе — пышные страусовые перья, тоже зеленые.
 В руках она держала ярко-лиловые орхидеи — Рекс не стал сам покупать букет, а попросил побеспокоиться об этом сэра Теренса, чтобы Квинелла могла подобрать цветы к платью.
 Его слегка развеселил ее смелый выбор, но и тут он вынужден был признать, что она похожа на странный, экзотический цветок, не заметить который не смог бы ни один мужчина.
 Квинелла не подняла на него глаз и не ответила на его приветствие — то ли она чувствовала себя стесненной в его присутствии, то ли до такой степени были ей ненавистны и он и сама мысль стать его женой.
 Но у него не было времени на раздумья, регистратор уже ждал, и после нескольких казенных фраз они были объявлены мужем и женой без благословения церкви.
 Они поставили свои подписи, а потом все вместе направились в закрытом экипаже сэра Теренса в дом на Сент-Джонс-Вуд.
 Там их ждало шампанское и закуски, хотя никто, кажется, не был голоден; вино, однако, показалось Рексу очень уместным.
 После нескольких шутливых фраз, заставивших всех улыбнуться и даже рассмеяться, сэр Теренс взглянул на часы:
 — Квинелла, радость моя, мне кажется, тебе пора идти собираться.
 — Конечно, дядя Теренс, — ответила Квинелла и сразу же вышла из комнаты в сопровождении леди 0'Керри.
 Сэр Теренс поставил бокал на стол.
 — На станции вас будет ждать Арчерсон, — деловито сказал он, — с самыми последними донесениями, доставленными сегодня утром, и с письмами; одно из них я очень прошу вас передать вице-королю, а другое — главнокомандующему.
 — Будут ли еще какие-нибудь распоряжения или пожелания? — спросил Рекс.
 — Только одно: продолжать так же хорошо работать.
 . — Ее величество королева сказала мне, что есть сведения о проникновении русских агентов в Лхасу. Как вы думаете — это правда?
 Сэр Теренс пожал плечами:
 — Абсолютно невозможно получить достоверную информацию из Тибета, но для меня очевидно, что, пока нас держат в напряжении на северо-западной границе, мы вполне можем прозевать то, что происходит по другую сторону Гималаев.
 Рекс вздохнул. Он знал о страшной борьбе, которая в последние годы шла за то, чтобы не допустить проникновения русских в Афганистан.
 Но за величественными пиками и ледяными перевалами Гималаев были и другие страны, такие, как Тибет, где русские принесли бы неисчислимые бедствия, если бы им это позволили.
 До него доходили слухи о русских экспедициях, засылаемых куда-то в предгорья Тибета, но он был твердо убежден, что они не связаны, как утверждалось, с научными или религиозными целями.
 Сам он был до такой степени занят пресечением попыток поднять смуту среди местных племен вокруг Хайберского прохода, что у него совершенно не оставалось времени подумать о границе с Тибетом.
 Будто догадавшись, чем были заняты мысли Рекса, сэр Теренс сказал:
 — Как я завидую вам! Если бы я был хоть немного помоложе! Уж сейчас я бы постарался наверстать все, что мне не удалось в молодости.
 — Я был бы только счастлив, если бы мы могли поехать вместе! — вздохнул Рекс. — Но слава Богу, у нас там есть наш вице-король, лорд Керзон, который провел уже много лет в Индии и прекрасно , осведомлен о всех трудностях.
 — Он удивительный человек, — откликнулся сэр Теренс. — Выдающийся ум — мы все прекрасно это знаем — и в то же время во многих отношениях злейший враг самому себе.
 — Согласен с вами, — сказал Рекс, — Но я думаю, пройдет время, и Индия будет с благодарностью вспоминать о нем.
 — Я уверен в этом, — согласился сэр Теренс. Рексу вдруг пришло в голову, что это немного странный разговор для человека, полчаса назад вступившего в законный брак, и тут сэр Теренс, будто вновь прочитавший его мысли, вынул часы.
 — Вам нужно выехать уже через несколько минут. Ни в коем случае нельзя опаздывать на поезд.
 — Да-да, конечно.
 В это время дверь открылась. Оба они повернули головы, ожидая увидеть Квинеллу, но, к их изумлению и ужасу, вошедший слуга объявил:
 — Его королевское высочество принц Фердинанд Шерценбергский!
 Принц стремительно вошел в комнату. Возникло неловкое молчание. Наконец сэр Теренс выступил вперед и сказал:
 — Ваше королевское высочество! Какая приятная неожиданность!
 — Поскольку барон фон Мильденштадт не получил ответа на свое письмо, в котором он пригласил вашу племянницу погостить в его доме, я прибыл узнать, в чем причина отсрочки ее приезда.
 Принц проговорил все это тоном, который прозвучал оскорбительно.
 Это был высокий, довольно красивый человек лет примерно тридцати пяти, в котором чувствовалась тевтонская спесь и высокомерие, что сразу неприятно поражало большинство людей.
 И хотя принц был в обычной одежде, Рекс почувствовал, что определяющим для этого человека является не только его высокий ранг, но и мундир, и что он обыкновенный солдафон и деспот, уверенный в своем превосходстве над людьми.
 Принц Фердинанд ждал ответа от сэра Теренса, но тот, явно пытаясь выиграть время, сказал:
 — Ваше королевское высочество, разрешите представить вам лорда Дэвиота.
 Явно раздосадованный, принц нахмурил брови. Но когда Рекс отдал ему поклон в соответствии с его королевским достоинством, он сказал:
 — Дэвиот? Кажется, мне знакомо это имя. Да, конечно! Я слышал — о вас что-то говорили в связи с Индией.
 — Совершенно правильно, сэр.
 — Но я не знал, что у вас есть титул.
 — Мне его совсем недавно присвоили, сэр.
 — Ах, вот в чем дело! — заметил принц. — Моя память никогда меня не подводит.
 Вероятно, его заявления, подобные этому, никто никогда не пытался оспорить.
 Явно уже выбросив Рекса Дэвиота из головы, принц снова обратился к сэру Теренсу:
 — Так вот, по поводу этого приглашения. Было бы весьма желательно — и того же мнения придерживается баронесса фон Мильденштадт, — чтобы ваша племянница украсила своим присутствием бал, устраиваемый в мою честь.
 — Весьма сожалею, сэр, — ответил сэр Теренс, — но Квинелла не сможет принять любезное приглашение баронессы.
 — Почему не сможет?
 Вопрос прозвучал подобно пистолетному выстрелу, а в глазах принца мелькнуло выражение, способное привести в дрожь любого из его соотечественников.
 — Квинелла… — начал сэр Теренс. В этот момент дверь открылась, и она сама вошла в комнату.
 Она была в том же платье, что и во время бракосочетания, но теперь поверх него была накинута теплая бархатная пелерина, отороченная мехом.
 Шляпу с пышными перьями она сменила на маленькую шляпку без полей, завязанную лентами под подбородком.
 Квинелла выглядела прелестно — недовольство мигом исчезло с лица принца, и он просто пожирал ее своими белесыми, чуть навыкате глазами.
 Она никак не ожидала увидеть его здесь, но с хладнокровием, достойным восхищения, молча сделала реверанс,
 — Я уже много дней пытаюсь вас увидеть! — сказал принц резко, обращаясь к Квинелле и явно рассчитывая запугать ее, — и я приехал, чтобы выяснить, почему нет ответа нa приглашение ее превосходительства.
 Своим высокомерным тоном он явно хотел показать ей свое превосходство, и большинство женщин на месте Квинеллы наверняка почувствовали бы страх.
 Но Квинелла ответила сдержанным, полным достоинства тоном:
 — Надеюсь, мой дядя уже объяснил вам причину?
 — Нет, он этого не сделал, — раздраженно выкрикнул принц, — и мне бы хотелось услышать это из ваших уст.
 При этом он так посмотрел на ее губы, что Рексу захотелось его ударить.
 С высоко поднятой головой Квинелла медленно подошла к нему.
 — Разрешите представить вашему королевскому высочеству моего супруга!
 Ее голос прозвучал твердо, и только Рекс с его тонким чутьем сразу понял, как ей страшно и какого труда стоит держать себя в руках.
 — Вы замужем?! Принц был явно смущен. — Вы замужем? — повторил он. — Но как это произошло?
 — Моя племянница и лорд Дэвиот вступили в брак сегодня утром, — объяснил ему сэр Теренс, — и прямо сейчас они отправляются в Индию. Я не сомневаюсь, что вы, ваше королевское высочество, выскажете им свои поздравления и наилучшие пожелания.
 Он сказал это предостерегающим тоном, которого принц не мог не понять.
 Тот все еще стоял разгоряченный, сверкая глазами — словно хищный зверь, от которого добыча ускользнула в последний момент, когда он уже был готов схватить ее.
 Он долго стоял молча, не двигаясь. И когда сэр Теренс уже собирался прервать это тягостное молчание, в комнату быстро вошла его супруга.
 — Мне сообщили, что ваше королевское высочество изволили навестить нас, — сказала леди 0'Керри тем веселым оживленным тоном, который всегда появлялся у нее для официальных церемоний. — Как это мило с вашей стороны и как восхитительно, что вы сможете пожелать нашей дорогой Квинелле счастья в ее новой жизни.
 Изливая этот словесный поток на принца, она, подойдя к нему, сделала глубокий реверанс, заслонив таким образом бледное от страха лицо Квинеллы от его пылающего, взора.
 После столь любезного приветствия принц уже не мог не ответить ей.
 — Конечно, леди 0'Керри, — обескураженно произнес он, — но для меня это большая неожиданность. Почему мне об этом никто не дал знать?
 Он обвел всех подозрительным взглядом, будто чувствуя, что от него умышленно скрыли правду и ловко обвели вокруг пальца.
 — Лорд Дэвиот прибыл из Индии три дня тому назад — объяснил ему сэр Теренс, — и вчера он должен был нанести визит королеве в Виндзорском замке и получить подтверждение своего нового назначения на пост вице-губернатора Северо-западных провинций.
 Принц сделал вид, что не слышит слов хозяина, и опять обратился прямо к Квинелле:
 — Вы и в самом деле уезжаете в Индию?
 — И немедленно, — вступил в разговор Рекс, опережая Квинеллу. — Я уверен, ваше королевское высочество понимает, что мы должны поспешить, если не хотим опоздать на поезд.
 И он торопливо направился к леди 0'Керри, протягивая ей на ходу руку.
 — Огромное спасибо за вашу доброту, — сказал он. — Надеюсь, что в самом скором времени вы уговорите вашего супруга приехать к нам в Лакхнау.
 — Непременно приедем, — ответила она. — И с огромным удовольствием!
 Квинелла поцеловала ее.
 — Прощайте, моя дорогая тетя, и спасибо вам за все!
 Чтобы последовать за своим супругом, который уже вышел и ждал ее на лестнице, она должна была пройти мимо принца.
 Он не спускал с нее глаз, и она чувствовала: как человек, получивший удар, когда он меньше всего этого ожидал, принц страшно взбешен и теперь размышляет, как бы отомстить.
 Квинелла сделала реверанс.
 — Прощайте, ваше королевское высочество!
 — Так, значит, это правда? — спросил он тихо. — Вы действительно уезжаете в Индию?
 Не ответив ни слова, Квинелла направилась к двери. Принц выставил вперед руку, будто пытаясь задержать ее,
 — Подождите! — вскричал он.
 Сэр Теренс быстро двинулся вслед за Квинеллой,
 — Извините, ваше королевское высочество, я провожу свою племянницу до кареты, — решительно сказал он.
 Не дожидаясь ответа принца, он вышел из гостиной и закрыл за собой дверь.
 Когда Рекс спустился в холл и предупредительный слуга кинулся помочь ему надеть пальто, он заметил, что принца Фердинанда ожидает его личный адъютант, стоя почти по стойке «смирно».
 После всего происшедшего Квинелле трудно было даже выговорить какие-нибудь сердечные, задушевные слова, и она просто еще раз поцеловала дядюшку и тетю и села в ожидавшую ее карету.
 Рекс последовал за ней и, оглянувшись, увидел, как сэр Теренс и леди 0'Керри, то и дело прижимавшая платок к глазам, помахали им на прощание. Экипаж тронулся и быстро покатил по лондонским улицам.
 Отодвинувшись в угол кареты, Рекс сказал:
 — Вот уж действительно неожиданный и неприятный сюрприз!
 — Как он посмел явиться незваным и силой пытаться заставить меня принять приглашение! — воскликнула Квинелла.
 Теперь, когда опасность миновала, она заговорила с гневом и с дрожью в голосе.
 — Забудьте о нем! — сказал Рекс. — Ваши дороги уже никогда не пересекутся, и каким бы он ни был толстокожим, все равно он чувствует, что проиграл.
 Квинелла поежилась.
 — Надеюсь, что так и будет, но у меня такое чувство, что он из тех, кто будет драться до конца, но не признает своего поражения.
 — Чрезвычайно неприятный тип, — сказал Рекс, — но я уверяю вас, что в его положении ему ничего не остается сделать, как принять неизбежное.
 — Как вы думаете: он не сможет… навредить дяде Теренсу?
 — Теперь ему будет трудно это сделать. Он, н конечно, может попытаться, но я в этом сомневаюсь — ведь он все равно ничего не добьется.
 Некоторое время они ехали молча. Потом Квинелла сказала:
 — Я, наверное, действительно должна поблагодарить вас за то, что вы спасли меня от этого чудовища.
 — Думаю, не стоит нам смущать друг друга обоюдными восхвалениями и подсчетами: кто, кому и чем обязан, — отозвался Рекс с оттенком иронии в голосе. — Лично я всегда ненавидел, когда меня принуждали говорить «спасибо», — еще с тех самых пор, когда в возрасте, кажется, лет шести меня сначала заставили письменно поблагодарить моих крестных родителей за игрушки, подаренные к Рождеству, а уж потом разрешили в них поиграть.
 На губах Квинеллы мелькнула улыбка.
 — Я страдала примерно от того же, но мне кажется, что этот урок хороших манер должны выучить все дети.
 Как только она это сказала, он вдруг совершенно ясно представил себе, что сейчас в ее голове молнией пронеслось: «В нашем браке не будет детей, которых мы могли бы обучать хорошим манерам».
 Он удивился, как просто может читать ее мысли, и совершенно уверился в правоте своей догадки, когда она отвернула голову к окну и сказала слишком быстро для того, чтобы это был вывод из ее наблюдений за дорогой:
 — Кажется, мы не опоздаем на поезд.
 — У нас еще уйма времени, — откликнулся он вынимая часы и глядя на них, — и мне сдается что ваш дядюшка под стать моей матери: она всегда собиралась на один поезд, а успевала на предыдущий.
 — Но это наверняка лучше, чем опаздывать, — сказала Квинелла.
 Оба они замолчали, не зная, о чем говорить дальше, и Рекс подумал, что, они, наверное, обречены вести такие вот обрывочные, вымученные разговоры до конца своей совместной жизни.
 Их постоянно будут подстерегать речевые ловушки, неловкие замечания и двусмысленности, вызывая смущение и замешательство.
 Какой смысл во всем этом?
 И стоит ли Индия того, чтобы променять ее на свою свободу?
 Но тут он вспомнил, что с его женитьбой связана не только Индия, но и карьера сэра Теренса, в которую тот вложил столько сил.
 На какой-то момент он полностью забыл о Квинелле и стал думать об одном патане (Патаны — одна из народностей, живущих в Афганистане) — номер 17 в Большой Игре, — донесения которого спасли многие жизни и который наверняка будет ждать его, как только он прибудет в Лакхнау.
 Был еще бенгалец в Калькутте, и скромный торговец в Бомбее, и десятки других, рассеянных по бескрайним знойным равнинам Индии, — ниточки одной общей «паутины», в которой запутывались русские, когда они меньше всего этого ожидали. Нет, он не мог подвести всех этих людей. Он безраздельно им доверял, и они отвечали ему тем же.
 И они значили для него гораздо больше, чем какие-то странные отношения с женщиной, на которой он и не предполагал жениться и которая также не собиралась выходить за него замуж.
 Корабль, на котором отплывали лорд и леди Дэвиот, был как две капли воды похож на десятки других, развозящих двести тысяч пассажиров из Великобритании по всему свету.
 На географических картах каждый британский корабль был обозначен маленьким красным кружком, и они тысячами красных кровяных телец растекались по артериям земли, питая ее энергией.
 Рекс подумал, что он безошибочно может распознать всех пассажиров, заполнявших черную «Безваду» в порту Саутгемптона.
 Евразийцы сразу выделялись на фоне общей толпы, заметны были и молодые подвижные курсанты — свежие, румяные и самоуверенные, и ветераны с темными лицами и сутулыми спинами, истощенные тысячами лихорадок.
 Усталые «индийские» жены с иссушенной зноем кожей и поблекшими лицами возвращались к своим мужьям после месячного отпуска, навестив детей, которые учились в Англии.
 Тут было, конечно же, и пополнение в «рыболовецкую флотилию» — смешливые белокурые и рослые молодые девушки, лелеющие надежду получить в Индии мужа, а вместе с ним и супружество, которое было началом и концом всех их стремлений.
 Для сотен британских семейств путешествие на Восток стало неотъемлемой частью их жизни, как начало семестра или ежегодное посещение дантиста.
 Обычно пассажиры находили друзей среди судовой команды и, как хорошо было известно Рексу, прилагали все усилия, вплоть до интриг, чтобы в следующий рейс попасть с тем же экипажем, который так хорошо обслужил их в прошлый раз.
 Кроме всего прочего, многих привлекала романтика морского путешествия на далекий Восток — корабли с красивыми звучными названиями, ослепительно белые мостики, вахты, сигналы тревоги и, наконец, ярко-красный флаг торгового флота, развевающийся на корме.
 Сэр Теренс приложил все старания и явно использовал свои служебные связи, чтобы в последний момент обеспечить для Рекса и Квинеллы две лучшие каюты, соединенные между собой маленькой гостиной.
 Как только они поднялись на борт, Рекс сразу же понял, что Квинелла такой же бывалый путешественник, как и он, и вспомнил слова сэра Теренса о том, что ей приходилось много разъезжать по белу свету с отцом.
 Она внимательно осмотрела их каюту и попросила стюарда принести какие-то недостающие мелочи. Быстро и без колебаний она отобрала из багажа все, что ей могло понадобиться в дороге, а остальные вещи передала на хранение.
 Затем, предоставив мужу заниматься всем остальным, она закрыла дверь в свою комнату с такой тщательностью и решительностью, что Рексу стало ясно, что она не впустит к себе ни его, ни кого-либо другого, кто посмеет побеспокоить или испугать ее.
 По дороге в Саутгемптон он раздумывал о том, что по милости принца их семейная жизнь началась почти со скандала и что это никак нельзя считать добрым предзнаменованием.
 С другой стороны, им удалось вовремя овладеть ситуацией, не позволив его королевскому высочеству заявить что-нибудь такое, что могло бы привести к скандалу, и они недвусмысленно дали ему понять что он уже никак не может рассчитывать на какое-то место в жизни Квинеллы.
 Но при всем при этом — каким бы это ни казалось невероятным — Рекс не мог избавиться от необъяснимого ощущения вины перед принцем.
 По выражению его глаз Рекс понял, что все его существо, все чувства и помыслы были обращены к Квинелле.
 Это было как болезнь, как наваждение: он уже не мыслил вернуться в свою обычную, повседневную жизнь, потеряв ее.
 А поскольку Рекс прекрасно изучил мужчин и понимал их психологию, он знал, что это значило для принца, лишенного всякого воображения немца, сброшенного со своего пьедестала тем, что он считал любовью.
 Принц готов был отбросить в сторону чувство собственного достоинства и забыть обо всем, кроме того, что он желает во что бы то ни стало получить эту женщину, а после таких переживаний остается след на многие годы, если не на всю жизнь.
 Трудно понять, даже принимая во внимание необыкновенную красоту Квинеллы, как она смогла внушить принцу такое чувство, не делая никаких усилий со своей стороны.
 Может быть, думал Рекс, причиной было ее полнейшее равнодушие и безразличие, ее сдержанность и холодность, которые, распаляя самолюбие принца, привели его на грань безумия.
 Но как бы там ни было, Рекс все-таки надеялся, что этот случай не положит начало бесконечным происшествиям и неприятностям, которые сделали бы их жизнь просто невыносимой.
 Они прибыли на корабль за час до обеда, а за пять минут до звона колокола, извещающего пассажиров о начале трапезы, Квинелла вышла из своей комнаты в гостиную.
 Рекс уже успел навести там порядок: отправил на хранение лишний багаж, распаковал и разложил по местам свои книги и документы.
 На столе стояли цветы и фрукты, которые сэр Теренс прислал им на корабль, а в ведерке со льдом их ожидала бутылка шампанского.
 Когда Квинелла появилась в гостиной, Рекс увидел, что она успела переодеться к обеду, что было довольно необычно для первого вечера на корабле.
 Но он отметил про себя, что Квинелла правильно поступила, не надев настоящего вечернего туалета — это было бы расценено обществом как незнание этикета. На ней было очень милое платье из темно-синего кружева, а к корсажу были приколоты две лиловые орхидеи из свадебного букета.
 — Мне кажется, вы не отказались бы от бокала шампанского, — сказал Рекс.
 — Как мило с вашей стороны, — ответила Квинелла, — но только полбокала, пожалуйста.
 Он подал ей бокал и спросил:
 — Вам уже лучше?
 Она вскинула брови, будто удивляясь такому вопросу.
 — Едва ли вам удалось сегодня остаться спокойной, — объяснил он, — после формальностей с женитьбой да еще после встречи с вашим царственным и страстным обожателем.
 На мгновение ему показалось, что его слова вызовут у нее раздражение, но она рассмеялась:
 — Да, это был не совсем обычный день в моей жизни.
 — В моей тоже, — откликнулся он, — так давайте выпьем за более спокойное будущее, по крайней мере пока мы не прибудем в Индию.
 Когда они сидели внизу за ужином, каким-то образом избежав места за капитанским столом, Квинелла попросила:
 — Я хотела бы, если это, конечно, возможно, чтобы, пока мы в пути, вы рассказали мне об Индии и, может быть, что-нибудь дали почитать.
 Не дожидаясь ответа, она добавила:
 — Я взяла с собой несколько книг, но в них может не быть того, о чем я хочу узнать.
 — А что вы хотите знать?
 — Прежде всего я хочу понять народ, которым вы будете управлять. Вам, может быть, покажется, что для меня это слишком сложная задача, но ведь нужно же когда-нибудь начинать!
 — Я с вами совершенно согласен, — сказал Рекс. — Удивляюсь, что ваш отец никогда не брал вас в Индию.
 — Папа делал деньги в других частях света, — ответила Квинелла.
 Она глянула на Рекса из-под длинных ресниц и добавила:
 — Трудно даже представить себе двух братьев, менее похожих друг на друга, чем мой папа и дядя Теренс.
 — В чем же они так сильно различались?
 — Папино честолюбие распространялось на материальную сторону жизни, а дядя Теренс, как я понимаю, посвятил себя служению идее.
 «Вполне разумно», — подумал Рекс и, помолчав, добавил вслух:
 — Да, это правда, а из книг об Индии вы среди всего прочего узнаете, что есть очень много людей, и англичан, и индийцев, для которых идеалы значат больше, чем все остальное.
 — Именно это я и хочу найти в книгах и в ваших рассказах. Я понимаю, это трудное дело, но, мне кажется, Индия займет большое место в моей жизни.
 — Почему вы так думаете?
 Помолчав некоторое время в нерешительности, она ответила:
 — Меня всегда тянуло к этой стране, к буддизму. Я кое-что об этом читала и уверена, на Востоке есть некая тайная мудрость, о которой Запад ничего не знает.
 Рекс был поражен.
 Ему приходилось разговаривать об Индии со многими женщинами, но ни одна из них, насколько он мог припомнить, не проявляла интереса к тому, что его больше всего восхищало: Веды (Священные книги древних индусов), санскрит, который изучают лишь ученые-филологи, и вся та сложная религиозная система, на которой держится жизнь в Индии во всех ее изменчивых и живописных проявлениях.
 Но вслух он сказал лишь:
 — Я взял с собой несколько книг, думаю, они вас заинтересуют. А там, в Индии, вам легко будет найти людей, которые смогут рассказать вам и о различных религиях, и о легендах, на основе которых они зародились.
 «Да, — подумал он, — едва ли Квинелла с ее любознательностью и серьезностью выдержит всю суету и обыденность, которыми заполнена жизнь английских женщин в Индии».
 Поскольку большинство из них никак не общаются с индийцами, то им неизбежно приходится заполнять дни более «светскими» занятиями — не последнее место среди них занимают разговоры о том, что климат все время меняется, а прислуга — ленива и нерасторопна.
 Будто заподозрив, что он хочет от нее отделаться и не верит в искренность ее интереса, Квинелла забросала его вопросами. Это были вполне разумные вопросы, и он так же разумно на них отвечал.
 В то же время он отнесся к такому ее бурному интересу к Индии с легким недоверием, из собственного опыта зная, что многие женщины пользуются подобной уловкой: завести разговор о том, что, по их мнению, интересно собеседнику, и таким образом привлечь к себе его внимание.
 Но если Квинелла так проявляет к нему свой интерес, то поистине она выбрала странный путь! Когда обед закончился, она встала и направилась в каюту.
 — Вы дадите мне эти книги? — попросила она.
 — Конечно, — ответил он. — Они еще не распакованы и лежат у меня в книжном шкафу.
 Он тут же нашел их; это были три тоненькие книжки, которые он обычно брал с собой в путешествия.
 Одна книга была о буддизме, вторая представляла собой прекрасное изложение индийской мифологии, а в третьей рассказывалось о Тибете.
 Третью книгу он читал по пути в Англию; он был уверен, что в разговоре с сэром Теренсом они обязательно затронут эту тему, и хотел побольше узнать об этой чужой непонятной стране, лежащей по другую сторону от Гималаев.
 Тогда он еще и не подозревал, что ему придется завязывать с этой страной самые тесные отношения помимо его обычной деятельности в рамках Большой Игры.
 Теперь ему казалось, что сама судьба заставила его выбрать именно эту книгу — ведь он узнал из нее много такого, что могло пригодиться ему в самое ближайшее время.
 Город Лакхнау лежит недалеко от границы с Непалом, который находится между Тибетом на северо-западе и штатом Сикким на юго-западе — через этот штат проходит путь на Джангдзе, и именно об этом пути ему предстоит вести разговор с вице-королем.
 Квинелла взяла у него книги, и если бы она была обычной женщиной, он бы засомневался, так ли уж страстно она хочет их получить — даже и сейчас он не был в этом уверен.
 Ее сдержанность защищала ее как железная броня.
 — Спасибо, — холодно сказала она. — Спокойной ночи.
 . — Спокойной ночи, Квинелла! Сегодня была их первая брачная ночь, и он собрался было уже произнести некую торжественную речь, в которой заверил бы ее, что ей нет нужды опасаться его притязаний ни сегодня, ни в будущем.
 И это была бы не просто дань вежливости, а его твердое решение. В конце концов, она ведь еще так молода! И она лишь носит его имя — не ее и не его вина, что они вынуждены были вступить в этот странный союз — самый странный, какой только могут заключить двое молодых людей!
 Но она не дала ему времени на эти любезности.
 Едва он открыл перед ней дверь, как она тут же быстро прошла в свою комнату, и он остался один в их маленькой гостиной.
 Почти машинально он налил себе стакан шампанского из бутылки, все еще лежащей в ведерке, и, выпив половину, вышел из каюты и отправился на палубу.
 Ночь была свежая, но без леденящего холода — для начала февраля погода была довольно мягкой.
 Подойдя к перилам, он решил посмотреть на огни Англии, все еще видимые со стороны Канала (Английский) Канал — принятое в Англии название пролива Ла-Манш), по которому они сейчас плыли. На этих берегах он собирался провести несколько блаженных дней отпуска — погоняться за дичью и пострелять, прежде чем опять вернуться к работе.
 Но неожиданный поворот событий нарушил все его планы, и единственным благом он счел то, что у него не оказалось времени, чтобы повидаться с отцом.
 Он послал ему вежливое письмо с извинениями, подумав, что отцу будет неприятно узнать задним числом, что сын был в Англии и не заехал к нему,
 «Отпуск мне будет положен лишь в следующем году, — написал он в свое оправдание, — и я надеюсь, что к тому времени вы будете чувствовать себя лучше».
 Рекс отправил письмо отцу вчера, вместе с тем, что было адресовано управляющему имением. В этом письме он распорядился выполнить некоторые работы, давно уже ждущие своей очереди.
 При этом он испытал некоторое чувство неловкости: ведь на исполнение его распоряжений должны были пойти деньги Квинеллы.
 Но по здравом размышлении он решил, что если уж он сам будет жить в непозволительной роскоши, то может же он помочь отцу и поправить его имение, которое рано или поздно все равно перейдет к нему и Квинелле.
 Он, правда, не представлял себе, как она сможет там жить, как не был уверен и во всем остальном, что касалось Квинеллы.
 Вздохнув, он сказал себе, что по крайней мере приложит все усилия, чтобы сделать ее счастливой, и прежде всего постарается понять ее.
 «Девушки — это нечто такое, — подумал он с улыбкой, — в чем я, к сожалению, полный невежда».
 Вообще-то трудно было отыскать в мире вещь, о которой он смог бы заявить подобным образом, но сэр Теренс был совершенно прав: Рекс совершенно не знал незамужних женщин и в течение пяти последних лет делал все, чтобы избегать их.
 Квинелла, конечно же, не похожа на тех рослых, вечно хихикающих молодых девиц из «рыболовецкой флотилии», которых он видел в столовой за обедом.
 Со своей наигранной веселостью, вызывающими взглядами, которые они бросали на каждого мужчину, с их полным незнанием мира, а часто и недостатком образования, они выглядели рядом с Квинеллой совершенными простушками.
 Квинелла, сидевшая напротив него, казалась ему похожей на те орхидеи, что были приколоты к ее корсажу.
 Правда, он сомневался, что сравнение с орхидеей удачно. Тут скорее подошла бы тигровая лилия! И он сразу представил себе прекрасные цветы с огненно-золотыми лепестками в черную крапинку. Это были необычные цветы — они как бы воплощали в себе ту опасность, которая может таиться в красоте.
 «Да, вот это, пожалуй, и есть Квинелла, — почти с удовлетворением подумал он. — Красота, опасная для мужчины, который захотел бы попытаться завладеть ею».
 Он засмеялся своим фантазиям и в тот же момент услышал позади себя восторженный возглас:
 — Рекс! Дорогой мой! Неужели это действительно вы? Я и не знала, что вы на корабле!




 Глава 4


 — Вас можно поздравить — вы теперь лорд! — сказала леди Барнстэпл, не сводя с него взгляда прекрасных голубых глаз. — Это добавит еще лучей в ваш и без того сверкающий ореол.
 Рекс ничего не ответил — он привык к игривым замечаниям Китти Барнстэпл и к ее вызывающему поведению.
 — Вы не согласны со мной, леди Дэвиот? — обратилась она к Квинелле.
 Помолчав, Квинелла серьезно ответила:
 — Не знаю… я об этом никогда не думала.
 Китти Барнстэпл расхохоталась:
 — Боюсь, вам придется вскоре узнать, что Рексом интересуется великое множество женщин. Я часто говорила ему, что они слетаются к нему как мухи на мед.
 — Вы меня смущаете, — шутливо запротестовал Рекс.
 Он поднялся и подошел к столу, чтобы наполнить бокал Китти.
 Напрасно она так фамильярно разговаривает с ним в присутствии Квинеллы. Но что он может с этим поделать?
 С того момента, как она обнаружила Рекса на борту корабля, Китти вцепилась в него и уже не оставляла в покое с присущими ей бесцеремонностью и упрямством.
 В прошлом году в Симле у них была пламенная, но короткая любовная связь.
 Это было для него не только развлечением, но и позволило появиться в нужный момент в обществе в облике офицера, беззаботно проводящего свой отпуск.
 Каждое лето вице-король в сопровождении всех известных представителей светского общества в Индии отправлялся в Симлу — она находилась на высоте семи тысяч футов над уровнем моря и в восьмидесяти милях от железной дороги и, несомненно, была одним из самых необычных мест на земле.
 Маленький, в сущности, ничего из себя не представляющий городишко, лежащий как бы в естественной чаше между холмами в южной части хребта, он был бы похож на любой английский курорт с минеральными водами, если бы не величественная громада Гималаев, возвышающаяся за ним.
 Здешний воздух был так насыщен электричеством и разрежен, что гости с непривычки начинали задыхаться, взбираясь по ступеням, но от близости снегов он был таким морозным и бодрящим, что все время поддерживал в них неестественное оживление и веселость.
 Это сделало Симлу не только центром шумных и непрерывных увеселений (штат вице-короля насчитывал триста служащих), но также и известным местом любовных встреч.
 Китти Барнстэпл была, несомненно, наиболее привлекательной из дам, прибывших в загородную резиденцию вице-короля.
 Как только она увидела Рекса Дэвиота, она сразу же дала ему понять, что он именно тот мужчина, которого она искала здесь, в Индии, и вообще мужчина ее мечты.
 Он привык, что женщины часто в него влюблялись, но Китти отличалась от большинства тем, что за ее легкомысленной внешностью скрывался острый ум и интеллект, что было не совсем обычно для ее современниц.
 Загородный дом вице-короля, построенный в 1888 году и отделанный «Мэйплом и компанией» с улицы Тоттнем-Корт-роуд в Лондоне, был похож на тирольский охотничий домик под одной большой крышей и двумя ярусами деревянных веранд.
 Возможно, он и планировался исключительно как дом для тайных любовных встреч.
 Что же делало его таким удобным для тех, кто хотел встретиться без свидетелей? То, что он был слишком мал, чтобы устроить большой прием или вместить всю вице-королевскую семью.
 Поэтому адъютантов и гостей селили в многочисленных маленьких бунгало, а так как Рекс был холостяк, то ему предоставили одно из них в полное распоряжение.
 Он ложился спать с каким-то бездумно-приятным чувством, зная, что вот сейчас Китти в темном плаще, с шифоновой вуалью на светлых волосах, пробирается к нему, словно привидение, через сад, благоухающий цветами.
 Она приходила к нему в его домик, стоящий так высоко на краю склона, что, казалось, он может в любой момент скатиться вниз, в долину.
 Это было совершенно очаровательное любовное приключение, но, когда Рекс уезжал из Симлы, он знал, что оно уже осталось в прошлом.
 И он не собирался воскрешать то, что было просто приятным эпизодом в его жизни, тем более сейчас, как все считали, во время своего медового месяца.
 На следующий вечер Китти подстерегла его на верхней палубе, куда он вышел подышать свежим воздухом перед сном.
 Он надеялся побыть в одиночестве, но она подошла и встала рядом, зябко кутаясь в черный плащ с меховым капюшоном, прелестно обрамляющим ее пикантное, по-детски озорное лицо.
 — Мне так недоставало тебя, Рекс, — тихо проговорила она. — А как часто я вспоминала ту нашу маленькую комнатку под звездным небом: ну прямо рай в шалаше!
 Он не ответил, и в следующее мгновение она прошептала с хорошо знакомыми ему интонациями:
 — О-о — Рекс!
 Это был крик, мольба, призыв; но когда она грациозно положила голову ему на плечо, он, отвернувшись, посмотрел на море и спокойно сказал:
 — Нет, Китти!
 — Нет?! — воскликнула она.
 — Мы оба достаточно благоразумны, чтобы понять простую истину: ворошить потухшие угли — пустое занятие.
 — Да, но только если огонь погас!
 Он молчал. Тогда она спросила:
 — А разве он погае, Рекс?
 На мгновение в его сознании возник тот же вопрос. Он вспомнил нежность ее рук, жадность губ и аромат волос… Но тут же сказал себе: какие бы испытания ни готовила ему его женитьба, он до конца останется порядочным человеком!
 Слова были уже ни к чему: Китти достаточно хорошо его знала и поняла все.
 Она глубоко вздохнула, и вскоре он обнаружил, что остался один на палубе.
 Море было серое и неспокойное — они уже покинули Английский канал.
 К счастью, и Рекс, и Квинелла хорошо переносили морскую качку, и хотя в следующие несколько дней в столовой почти никто из пассажиров не появлялся, они не пропустили ни одной трапезы, и Китти, к их удивлению, тоже.
 В пустом зале она, конечно же, подсаживалась поближе к ним, и Рекс чувствовал, что ее болтовня и смех разряжали напряжение, которое возникало между ним и его женой.
 Сидя в их маленькой гостиной, она как-то сказала:
 — Интересно, понравится ли вам Индия, леди Дэвиот? Это такая страна, к которой нельзя остаться равнодушной. Она — как человек, которого или любишь, или ненавидишь.
 — Я так хочу поскорее ее увидеть, — ответила Квинелла.
 — И она наверняка покажется вам соперницей в вашей замужней жизни, — продолжала Китти.
 Откинувшись на спинку кресла и держа в руке бокал с вином, она закинула ногу на ногу, показав узкий гладкий носок черной домашней туфли и пышное кружево нижних юбок под шелковым платьем.
 Синие глаза ее мерцали, а светлые волосы были уложены в замысловатую прическу, будто она собралась на бал.
 Да, она была столь привлекательна и желанна и пробуждала в мужчине чувства неким таинственным образом, что было просто невозможно для Квинеллы — по крайней мере по отношению к нему!
 Рекс перевел взгляд на жену и подумал, что ее холодная красота напоминает ему снежные вершины Гималаев. И в который раз задал себе вопрос: неужели под этой ледяной поверхностью может скрываться огонь?
 — Я никогда еще не встречала человека, который был бы настолько привязан к какой-нибудь стране, как ваш муж с его сумасшедшей любовью к Индии и к своей работе, — продолжала Китти, все еще обращаясь к Квинелле.
 — Могу себе представить, как это может затягивать, — откликнулась Квинелла.
 — Вам придется с большим пониманием отнестись к этому его увлечению и смириться с тем, что иногда он будет работать по двадцать четыре часа в сутки, не разговаривая с вами, или исчезать самым таинственным образом.
 Она рассмеялась и добавила:
 — И вы не будете знать — то ли его соблазнила какая-нибудь утонченная гурия, то ли просто собираются восстать эти грязные туземцы, которым больше нечего делать.
 — А вы очень хорошо обо всем осведомлены, Китти, — заметил Рекс, — но, пожалуйста, не запугивайте Квинеллу. У нее будет достаточно всяких дел, и я все время буду рядом с ней.
 — Рекс пытается успокоить вас, — воскликнула Китти, — но вы запомните это мое предостережение и не позволяйте ему так легко исчезать, даже если он представит вам самые убедительные доводы.
 Рекс знал, что Китти слишком добродушна, чтобы всерьез попытаться встать между ним и Квинеллой.
 Но кто знает — она, несомненно, была уязвлена его холодностью, а кроме того, испытывает вполне объяснимую ревность к женщине, которая вышла замуж за ее бывшего любовника.
 Муж Китти был для нее очень удобным супругом: он позволял своей жене жить, как ей нравится, коль скоро это не затрагивало его собственных интересов.
 Чарлз Барнстэпл был богат, обаятелен и очень популярен в обществе. Он приехал в Индию только ради одной-единственной цели — спортивных развлечений: охоты на тигров, охоты на кабанов с копьем, поло.
 Он был там, где было лучше всего заниматься спортом, и, хотя любил свою жену, всегда честно говорил, что если человек хочет всерьез заняться спортом, то женщины для него только помеха.
 На четвертый день пути, когда случился сильный шторм и корабль выделывал чудеса акробатики, Квинелла вошла в гостиную, где Рекс работал за письменным столом, аккуратно разложив на нем множество бумаг.
 До приезда в Индию он должен был проработать горы всевозможных материалов, и ему неожиданно на руку оказалось то, что молодая жена была совершенно счастлива проводить дни за чтением, не досаждая ему непрерывной болтовней, как поступили бы многие на ее месте.
 Они общались только во время еды, а в остальном жили почти независимо друг от друга. Рекс подумал, что хотя бы в этом отношении она замечательный компаньон.
 Дорога в Индию занимала примерно три недели но Рекс, обычно скучавший во время своих морских переездов, сейчас целыми днями прорабатывал горы документов, которые вручил ему сэр Теренс, и грустью думал, что у него и минуты не останется н дорожную скуку.
 Он поднял глаза от бумаг: Квинелла молчала, н он чувствовал, что ей неожиданно понадобилось сказать ему что-то важное.
 Стоять было невозможно из-за сильной качки, она села на стул рядом с его столом.
 Он повернул голову и встретился с ней взглядов
 — Что-то случилось? — спросил он. — Я мог чем-нибудь помочь вам?
 — Я хотела попросить вас кое о чем, если у вас конечно, есть время.
 Рекс положил перо.
 — Простите, если я был невнимателен. Конечно, у меня есть для вас время.
 Квинелла опустила взгляд на книгу, лежавшую у нее на коленях: это была одна из тех трех, что он дал ей, — по индийской мифологии.
 — Она вам нравится? — спросил он. — По этой теме есть большие и очень подробные книги. Я достану их вам, когда мы приедем в Индию. А эта, как вы можете судить по ее внешнему виду, одна из любимых спутниц в моих постоянных скитаниях.
 . — Она просто замечательная! — ответила Квинелла. — И поэтому я хочу спросить, можно ли мне начать учить язык урду.
 — Урду? — удивленно переспросил Рекс.
 За все годы жизни в Индии он познакомился там со многими англичанками, но не мог припомнить, чтобы хоть одна из них изучила язык страны, в которой жила, за исключением нескольких необходимых слов, нужных, чтобы отдавать приказания слугам.
 Квинелла подумала, что он, видимо, колеблется, и добавила:
 — Я очень быстро усваиваю языки. На пяти я уже говорю довольно бегло, но мне хотелось бы понимать, о чем говорят между собой люди в той провинции, где мы будем жить.
 — Ну разумеется, — согласился Рекс.
 — Я подумала: может быть, здесь, на корабле, найдется кто-нибудь, кто согласился бы за деньги учить меня, а я слышала от здешнего эконома, что во втором и третьем классе много индийцев.
 Да, едва ли какой-нибудь индиец, кроме особы королевских кровей, мог бы поплыть в каюте первого класса, а если и отважился бы, то чувствовал бы себя очень скованно.
 — Я буду учить вас, — спокойно произнес Рекс.
 — Ну что вы… нет… Я совсем не это… имела в виду. Вы же так заняты… я вижу. И вам еще так много нужно сделать.
 — Я хотел бы сам учить вас, — серьезно повторил он, — очень важно правильно начать обучение, чтобы вы поняли, насколько отличаются друг от друга наречия различных каст и разных областей.
 В первый раз за все время их знакомства он увидел, как загорелись ее глаза.
 — Тогда, если… можно, — сказала она, — дайте мне книжки для чтения или… задания, чтобы я не надоедала вам.
 — Этого вам нечего бояться, — ответил Рекс, — но мы начнем занятия при одном условии.
 — При каком?
 — Как только вы почувствуете, что вам скучно или очень трудно, вы сразу же честно скажете мне об этом.
 — Да, конечно, обещаю вам, — ответила Квинелла, — но вы тоже должны сразу честно признаться мне, если я покажусь вам слишком тупой, и в этом случае вы найдете мне другого учителя.
 Они начали тут же, не откладывая, — Рекс почувствовал нетерпение Квинеллы и вскоре понял, что она ничуть не хвасталась своими способностями к иностранным языкам.
 К своему великому удивлению, он узнал, что в дополнение к основным европейским языкам Квинелла говорит еще и на русском.
 — Я всегда надеялась побывать когда-нибудь на родине своей прабабушки, — объяснила Квинелла, — а так как папе было всегда некогда, когда мы с ним путешествовали по свету, то я сама находила себе учителей и сама руководила своим образованием.
 Она улыбнулась и добавила:
 — Боюсь, что в результате этого в моих знаниях могут обнаружиться досадные пробелы: ведь я занималась только тем, что мне нравилось.
 — И что же вам нравилось? — с любопытством спросил Рекс.
 Она замолчала в нерешительности, и он подумал, что она не хочет говорить о каких-то своих личных переживаниях. Наконец она сказала:
 — Я изучала географию, народные обычаи в разных частях света и различные религии.
 — И это действительно вам интересно?
 — Очень!
 — Я просто поражен!
 — Но почему?
 — Потому что это очень необычные увлечения для женщины.
 — Вы хотите сказать, — заметила Квинелла, — что считаете эти предметы слишком трудными и недоступными для неразвитого женского интеллекта?
 — Вы неправильно меня поняли, — возразил Рекс.
 — Но ведь именно так вы думаете.
 — Ну хорошо, хорошо, — согласился он, — я сдаюсь. Просто, как мне кажется, женщины прежде всего красивы и очаровательны, и глубоко мыслить — это не их удел. А кроме того, большинство англичанок, как вы и сами знаете, образованы из рук вон плохо.
 — И это только потому, что до последнего времени их родители тратили все деньги на образование своих драгоценных сыновей, а их дочери воспитывались дешевыми гувернантками, которые часто знали не больше или даже меньше их самих.
 Рекс откинулся в кресле.
 — Вы меня все больше удивляете!
 — Потому, что я пытаюсь защитить бедных угнетенных женщин? Из всего, что я увидела — как обращаются с женщинами везде, где бы я ни бывала, — я могу заключить только одно: им нужна не только защита, но и лидер, который призвал бы их к революции.
 Рекс протестующе поднял руки.
 — А теперь вы меня не только удивляете, но и пугаете, — сказал он. — Я слышал о воинствующих женщинах, которые проводят всякие кампании по борьбе за свои права, но и в самых страшных снах не мог вообразить, что женюсь на одной из них.
 — У меня на этот счет есть вполне определенное мнение.
 — Тогда чем быстрее вы научитесь подражать индийским женщинам в их покорности мужу, тем лучше,
 — Теперь я знаю, чего вы ждете от своей жены.
 — Думаю, что не совсем точно.
 — Возможно, вы потому и не женились до сих пор — хотя, судя по рассказам леди Барнстэпл, имели все возможности сделать это, — предположила Квинелла, — что еще не встретили женщину уступчивую и покорную, которая бы вам во всем подчинялась.
 В глазах Рекса проскользнула усмешка.
 Его позабавило предположение Квинеллы о покорности, которую он желал бы найти в своей жене.
 На самом деле, когда он думал о женитьбе, что случалось крайне редко, он уже давно решил, что пустоголовая жена надоела бы ему за две недели.
 В течение следующих дней он обнаружил, что Квинелла совершенно неутомима в своем стремлении не только изучить язык урду, но и узнать все, что можно, об Индии.
 Она попросила эконома принести ей книги, которые можно было достать на корабле, и в их гостиной появилась гора книг, представляющих собой мешанину из страшных, леденящих душу новелл, толстых томов по истории и скверно напечатанных брошюр.
 — Если бы я до отъезда из Англии узнал, что вы всем этим интересуетесь, то подобрал бы все нужные книги! — сказал Рекс, бросив на стол случайно открытую им книжонку. — А это все такой хлам, что мне просто жалко, что вы попусту потратите время.
 — Все равно это мне помогает, — возразила Квинелла. — Я узнаю отсюда мнения самых разных людей. Здесь есть книжка, в которой англичане изображаются как жестокие эксплуататоры, и я думаю, что это поможет и вам взглянуть совершенно по-другому на современную империю.
 — Обязательно почитаю. Откуда вам ее принесли?
 — Наверное, дал кто-нибудь из третьего класса.
 — Если книжка действительно такая, как вы ее описываете, то по прибытии в Индию придется арестовать ее владельца.
 Он пошутил, но Квинелла восприняла все совершенно серьезно.
 — Вы не должны этого делать! Я просила достать лично для себя что-нибудь об Индии, и люди были очень добры ко мне, и непорядочно с нашей стороны использовать теперь это против них же.
 — А вас огорчит, если из-за вас у индийца будут неприятности?
 — Конечно, огорчит! — вспыхнула она. — И вообще я вижу, что англичане часто ведут себя слишком высокомерно.
 — Да, может быть, — согласился Рекс. — Но вы должны помнить, что во всей Индии всего двести тысяч англичан, да еще три тысячи британских офицеров в армии, и они поддерживают порядок в стране с населением свыше трехсот миллионов человек — одной пятой всего населения Земли.
 — Неужели правда — одной пятой?
 — Примерно.
 — Это просто потрясающе! А почему они вас не выбросят вон?
 — Возможно, когда-нибудь они так и сделают, — ответил он. — Это то, чего больше всего хотят русские, и они делают все, чтобы максимально затруднить там нашу жизнь.
 Он вспомнил про уничтоженные английские сторожевые посты в Гиндукуше и про солдат, постоянно сознающих, что в засаде их подстерегают люди из местного племени, далее нависают афганцы, а за всеми ними стоят русские.
 — Расскажите мне, о чем вы сейчас думаете, — попросила его Квинелла.
 Так как это в какой-то мере помогало ему привести в порядок свои собственные мысли, он уселся и объяснил ей в простых, но ярких выражениях какую роль сыграли в этом регионе русские за последние десять лет, неудержимо продвигаясь на юг и восток, поглощая одно за другим ханства Центральной Азии и готовясь окружить Индию.
 Квинелла слушала его с широко открытыми глазами, а он продолжал:
 — Они уже строят железную дорогу через всю Сибирь на Дальний Восток, и ходят слухи, правда, пока еще ничем не подкрепленные, о строительстве железной дороги в Туркестане. Это вполне может быть первым этапом в стратегическом плане с конечной целью — присоединение Тибета.
 Увлекшись рассказом, он почти забыл, что Квинелла не пропускает ни единого его слова. А она, выслушав его, сказала:
 — Тибет ведь рядом с вашими провинциями — так ведь? На карте видно, что его южная граница находится за Гималаями.
 Рекс не отвечал, и она продолжала:
 — Я чувствую, вас очень беспокоит Тибет. Это верно?
 — Откуда вы знаете об этом?
 — Прочитала в брошюрах. И я слышала, как сэр Теренс говорил о том же.
 — Я почти ничего не знаю об этой стране — ведь она много столетий была под покровительством Китая, — уклончиво сказал Рекс.
 — Но вы думаете, что русские интересуются Тибетом?
 — Это вполне вероятно.
 — Наверное, поэтому вас и назначили вице-губернатором Северо-западных провинций!
 И он опять подумал, что она очень умна, но вслух сказал:
 — Может быть, мы вместе сможем прочесть книги о Тибете. Я думаю, это будет и мне интересно — ведь мы очень мало знаем об этой стране.
 — А можно мне будет поехать туда?
 — Боюсь, что нет. Я вообще сомневаюсь, что хоть одна белая женщина когда-нибудь преодолела эти заснеженные перевалы.
 — Как раз по ним мне бы и хотелось пройти, — спокойно заметила Квинелла.
 И потом несколько дней она донимала его вопросами о Тибете, пока он не вынужден был признаться в своем невежестве, сказав, что, пожалуй, больше ничего нового рассказать не сможет.
 Он видел, как она очарована этой таинственной и загадочной страной, и решил, что сразу же по приезде в Индию он сам займется изучением Тибета.
 Тем временем Квинелла почти фанатично предалась изучению урду, и Рекс частенько видел свет, пробивающийся в щель под ее дверью в ранние утренние часы.
 Однажды ночью, когда они пересекали Красное море и жаркая тяжкая духота была особенно невыносима, он поднялся из-за стола, чтобы размяться.
 Когда он увидел свет в каюте Квинеллы, у него внезапно возникло желание постучать в дверь и поговорить с нею.
 И вдруг впервые за эти дни он подумал, что она его жена, его женщина, и что она нужна ему в том смысле, в каком до сих пор у него ни с кем не возникало никаких затруднений.
 Интересно, что она скажет, если он сейчас войдет в ее каюту?
 Он мог бы сесть к ее постели и поговорить с нею.
 Возможно, может быть, обсудить какие-то дела, хотя он был уверен, что при этом они думали бы только о том, что лежит между ними.
 Но тут он вспомнил, что дал слово не настаивать ни на какой благосклонности с ее стороны и никогда не предъявлять к ней своих супружеских прав.
 — Проклятие! — яростно прошептал он. — Это же ненормально! Так не может продолжаться до бесконечности!
 И тут же подумал с тоской, что едва ли Квинелла способна полюбить его.
 Он видел, что со дня их женитьбы она неизменно боится приблизиться к нему или задеть его случайно рукой, старается сесть подальше и даже избегает его помощи, если ей нужно снять или надеть пальто.
 «Она, наверное, испытывает ко мне отвращение как к мужчине, — уныло подумал он, — такое же, как и к принцу, которого ненавидит».
 Он вспоминал ее ровный голос, когда она говорила, что все мужчины — животные, и понимал, какая ярость скрывалась под этим внешним спокойствием.
 «Животное!» — мысленно повторил он и представил себе, как она в ужасе отшатывается от него при одном его прикосновении.
 Он повернулся и ушел в свою каюту, громко захлопнув за собой дверь.
 На следующий день Рекс Девиот проснулся в подавленном настроении, все его раздражало, и только к середине дня после энергичной игры в бадминтон с помощником капитана он несколько пришел в себя.
 Плывущая вместе с ними в Индию Китти была явно озадачена отношениями между Рексом и Квинеллой и со свойственной ей проницательностью сразу догадалась, что здесь что-то не так.
 — Зачем вы женились, Рекс? — спросила она однажды вечером, встретив его на верхней палубе.
 Ночь сияла звездами, и их серебряные отражения на водной глади разбивались на тысячи бликов волной, бегущей от корабля.
 Это была ночь для влюбленных, и в каждом укромном уголке стояли мужчина и женщина — или в молчаливом объятии, или шепча друг другу что-то, не предназначенное для чужих ушей.
 — Моя новая должность предполагает, что я должен быть женатым человеком.
 — Это верно, — согласилась Китти, — но хотя Квинелла необычайно красива — я по крайней мере редко встречала таких красавиц, — она какая-то… неодушевленная.
 — Я не хочу обсуждать Квинеллу, — решительно произнес Рекс.
 — Но я же не говорю ничего плохого, — оправдываясь, сказала Китти. — Мне просто показалось это немного странным. Она совершенно не похожа на ваших прежних возлюбленных, а я знаю многих из них, в том числе и себя.
 И словно опасаясь, как бы ее слова не вызвали у него раздражения, добавила:
 — Вы же знаете — я хочу, чтобы вы были счастливы. Вы такой человек, которому обязательно нужен любовный огонь, и я очень удивлюсь, если вы сможете прожить без него.
 Он ничего не ответил, и в этот момент их уединение было нарушено человеком средних лет, который буквально преследовал Китти еще с тех пор, как они прошли Суэцкий канал.
 Рекс ушел к себе вниз и долго не спал, думая о словах Китти.
 Она была права: любовь всегда была самым главным в его отношениях с женщинами.
 Подобно многим мужчинам, истощающим свою энергию и ум в опасных предприятиях, он находил разрядку в физической страсти, которую Китти так точно назвала «любовным огнем».
 Он был очень пылким любовником и сейчас понимал, что ему будет очень трудно удовлетвориться в своей жизни лишь тем, чего ждет от него Квинелла.
 Но ему претила мысль о том, что он, будучи женатым человеком, может позволить себе тайные любовные похождения.
 В нем, должно быть, пробудился какой-то пуританский предок, который внушал ему, что это было бы унизительно и недостойно его высоких принципов. Но как же он сможет жить монашеской жизнью — в браке, который для него не что иное, как насмешка? Или, как сказала Квинелла — «вынужденная необходимость».
 Все-таки им нужно как-то вернуться к этому разговору!
 Но он боялся испугать Квинеллу или вывести ее из равновесия, что неизбежно отразилось бы на их хоть как-то сложившихся отношениях.
 Подспудно он чувствовал, что за эти недели, проведенные ими на корабле, он не то чтобы пробудил в ней симпатию, но по крайней мере стал внушать некоторое доверие.
 Во время занятий она совершенно спокойно разговаривала с ним — так не ведут себя с теми, кого ненавидят, а в последние дни начала смеяться, а иногда даже и шутить.
 «Мне нужно запастись терпением», — решил он. Но лежа ночами напролет без сна, ворочаясь и вздыхая, он чувствовал, что это будет очень нелегко.
 В Бомбее на борт поднялись несколько официальных лиц с посланиями от вице-короля, и в каюту Рекса внесли несколько запечатанных папок с дипломатической почтой, которые он запер в одном из своих дорожных сундуков до той поры, пока у него появится время, чтобы открыть их.
 Он решил, что они продолжат путь до Калькутты по морю.
 Можно было бы вместо этого поехать поездом через всю Индию, но ему непременно хотелось, чтобы Квинелла получила свои первые впечатления от Индии в Калькутте — этом одном из самых странных, но и самых привлекательных ее городов.
 Поэтому в Бомбее они тут же пересели на другой корабль и продолжили путешествие до столицы Индийской империи.
 И только когда они прибыли в Калькутту, Квинелла поняла, насколько важной персоной является ее муж.
 На набережной их ожидало множество нарядно одетых чиновников, явившихся приветствовать их, и целый кавалерийский эскадрон сопровождал карету вице-короля, в которой их доставили в Дом правительства.
 Квинеллу совершенно заворожила многоцветная людская толпа, медленно плывущая в горячем влажном воздухе и изъясняющаяся на множестве языков — Рекс рассказывал ей, что в Индии около восьмисот наречий.
 Ее поражало все, что она видела вокруг.
 Они ехали в открытом экипаже с огромным зонтом, который держали у них над головами слуги, одетые в красные с золотыми эмблемами ливреи вице-королевского двора.
 Среди уличной толпы Рекс показал Квинелле людей из штатов Райпут, бородатых сикхов из Пенджаба, никогда не расстающихся со своими огромными мечами, умных и разговорчивых бенгальцев, а также людей с монгольским разрезом глаз, возможно, из Сиккима, Батана или Ассама.
 Но что привело Квинеллу в полнейший восторг — так это сари, в которые были закутаны все женщины до единой.
 Они были всех цветов радуги, и после унылой лондонской одноцветной толпы эти яркие куски ткани в сочетании с венками из свежих цветов делали женщин похожими на неведомых богинь.
 Дом правительства показался Квинелле таким, как его описывал Рекс — огромным и впечатляющим.
 Дворец, построенный графом Морнингтоном, старшим братом знаменитого герцога Веллингтона, был символом британского могущества.
 Огромные львы венчали ворота, а лежащие сфинксы, подняв головы, охраняли двери.
 На старых потускневших лафетах стояли пушки, блестящие индийские уланы, оживленно беседуя, разгуливали по внутренним дворикам, тринадцать адъютантов стояли в почтительном ожидании, готовые выполнить любое указание,
 Удивительно, но дом первоначально строился как копия Кедлстон-Холла в графстве Дербишир, родового имения лорда Керзона, теперешнего вице-короля.
 — Как будто было известно, что он когда-нибудь поселится в нем, заняв положение, близкое к рангу королевы, — об этом каждый англичанин может лишь мечтать, — сказал Рекс.
 — Это действительно такое высокое положение? — спросила Квинелла.
 — В Азии найдется мало правителей, равных по положению вице-королю Индии, — ответил он. — Русский царь и китайский император едва ли обладают большей властью. Персидский шах и сиамский король ходят перед ним по струнке, а король Бирмы вообще, можно сказать, его невольник.
 Квинелла рассмеялась:
 — Вице-король, наверное, должен чувствовать себя очень важной персоной.
 — По крайней мере лорд Керзон это прекрасно ощущает, — улыбнулся Рекс. — Когда вы его увидите, то сразу поймете, что это замечательный, но совершенно непредсказуемый человек, и он настолько самоуверен, что большинство людей считают, что он подавляет их волю.
 Лорд и леди Керзон приняли их с еще большей пышностью, чем Рекс был принят королевой в Виндзорском замке.
 Проходя через мраморный зал с мерцающими белоснежными колоннами, с телохранителями в великолепных ливреях, неподвижно, как статуи, стоящими в два ряда, с огромными хрустальными люстрами, сияющими над головами, Квинелла представила себе, в каких великолепных церемониях предстоит участвовать ей и ее супругу в ближайшие годы.
 Как только закончилась пышная официальная церемония приветствия, лорд Керзон заговорил с ними с такой сердечностью, искренностью и с таким обаянием, которых она он него совершенно не ожидала.
 Однако он почти сразу же увел Рекса с собой, оставив Квинеллу в обществе леди Керзон. Это была высокая статная женщина с голубыми глазами, пышными темными волосами и красивыми тонкими чертами лица.
 Леди Керзон поразила Квинеллу сдержанностью и самообладанием, которым она втайне позавидовала, в то же время она была очень приветлива и просто завораживала своей обаятельной улыбкой.
 Квинелла с удивлением обнаружила, что разговаривает с вице-королевой с той легкостью, которую она, как ей казалось, совершенно утратила после происшествия с принцем.
 — Вы скоро почувствуете, что в Индии совершенно необходимо иметь чувство юмора, — сказала ей леди Керзон. — Здесь происходят самые невероятные вещи. И если вы сможете над ними посмеяться, они как-то сами собой становятся несущественными.
 — И какие же это вещи? — спросила Квинелла.
 Вице-королева улыбнулась:
 — К примеру, когда я только что приехала сюда, меня очень смутило, что, если мне нужно было принять ванну, один человек грел воду, другой приносил лохань, третий наполнял ее, а четвертый выливал после всего воду, причем каждому полагалось делать именно эту работу, а не другую, — в соответствии с его кастовой принадлежностью!
 Она рассмеялась и добавила:
 — Могу еще сказать, что кухни здесь обычно находятся на расстоянии двух сотен ярдов от столовых!
 Да, видимо, только благодаря тому, что она родилась в Америке, леди Керзон находила забавными те нелепости, которые любую англичанку скорее всего привели бы в ужас.
 Проведя в обществе леди Керзон около часа, Квинелла подумала, что вице-королева совершенно не испорчена своим высоким положением и вызывает неизменную симпатию.
 — Я должна постараться и быть во всем похожей на вас, — пылко сказала она, — но мне кажется, сударыня, что это будет для меня очень трудно.
 — Напротив, я думаю, искусство быть женой губернатора придет к вам само собой, — возразила ей леди Керзон, — и вам, и мне повезло в том смысле, что у нас замечательные, умные мужья, на которых мы можем положиться, а они, в свою очередь, полагаются на нас и рассчитывают на нашу любовь.
 Она сказала это с такой искренностью, что Квинелла, к своему ужасу, почувствовала, что краснеет.
 Как ей было объяснить вице-королеве, которая наверняка любила своего мужа, как и он ее, что их брак — совсем другое дело!
 Но она тут же решила, что никто в Индии не должен ни на один миг усомниться, что они с Рексом — нормальная и счастливая семейная пара.
 Она чувствовала, что если бы вокруг узнали и стали болтать о том, что между ней и Рексом что-то неладно, это стало бы не просто пикантной новостью, живо обсуждаемой в гостиных и на базаре, но и обстоятельством, которое могло бы нанести огромный вред ее мужу.
 Леди Барнстэпл достаточно ясно дала ей понять, что почти каждая женщина, которую встречал Рекс, не могла устоять перед его неотразимым обаянием и была бы сейчас счастлива быть на месте Квинеллы.
 Не хочет же она сделать его всеобщим посмешищем, чтобы на него показывали пальцами: вот, мол, человек, которого не подпускает к себе собственная жена, женщина, которой он дал свое имя!
 Потом, когда Квинелла уже шла по широким прохладным коридорам, ей в голову пришла другая мысль.
 Предположим, всем станет известно, что их брак — простая формальность. Тогда на Рекса станут смотреть как на охотника за приданым, как на человека, женившегося исключительно из-за денег и вовсе не интересующегося женой!
 Квинелла довольно долго находилась в обществе ровесников своего отца и слышала их разговоры о таких мужьях, которые преспокойно тратили состояние жены, пренебрегая ею как женщиной.
 Сплетничая, мужчины часто забывали о Квинелле, а она сидела рядом и все слышала.
 Это были в основном богатые люди, и деньги занимали огромное место в их жизни и, конечно же, в их разговорах. Все они понимали, что им завидуют многие — те, кто не был настолько удачлив и для которых деньги могли стать навязчивой идеей и страстью, затмевающей все остальное.
 — Вы видели жену Кроуфорда? — сказал однажды в этой компании один из отцовских друзей. — Толстая старая корова, ну прямо как мексиканка! Одному Богу известно, как он может спокойно переносить ее жиры!
 — Ее деньги он переносит прекрасно! — ответил отец Квинеллы. — Ни много ни мало — пять миллионов, хотя сама она не стоит и цента.
 Он засмеялся и добавил:
 — В постели с женой Кроуфорд закрывает глаза и начинает подсчитывать ее денежки, и от этого она сразу кажется ему очень привлекательной.
 За этим последовал взрыв хохота. Никому из них и в голову не приходило, что Квинелла все слышала.
 А теперь эта сцена вспомнилась ей в мельчайших подробностях.
 И впервые за время своего короткого замужества она подумала не о себе, а о Рексе.
 «Никто и никогда не будет говорить о нем в таком тоне», — решила она.
 Весь вечер они провели в Доме правительства, и вице-король дал большой обед, где они были почетными гостями.
 В начале вечера был исполнен государственный гимн, а потом в течение всего обеда играл оркестр.
 Все гости выстроились в один ряд, встречая вице-короля как представителя верховной власти, а женщины делали глубокий реверанс, когда их представляли.
 Квинелла узнала, что за то короткое время, что лорд Керзон стал вице-королем, здесь появилось много новшеств.
 При нем впервые дворец осветился электрическим светом и появились электрические лифты. В большинстве комнат работали вентиляторы, но в мраморном зале дворца и в государственных учреждениях лорд Керзон сохранил старые ручные опахала.
 «Я предпочитаю их размеренные взмахи, — слышала Квинелла мнение лорда Керзона, — скрытому анахронизму вращающихся лопастей».
 Когда Квинелла уже оделась к обеду в одно из великолепных платьев, полученных ею в приданое, служанка принесла ей футляр с драгоценностями. Глядя на россыпь сверкающих камней, оставшихся от матери и подаренных ей отцом, она заколебалась.
 Какое украшение будет уместно для сегодняшнего вечера? Не было рядом тети Бетти, чтобы дать правильный совет, а Квинелле очень не хотелось выглядеть нелепо.
 Спальни Квинеллы и Рекса соединялись дверью, а кроме того, в их распоряжении была еще и небольшая гостиная.
 Сначала Квинелла хотела сказать служанке, чтобы та попросила Рекса выйти к ней в гостиную.
 Но потом подумала, что это будет выглядеть неестественно.
 С чувством робости, в котором ей не хотелось себе признаваться, она подошла к двери, соединяющей обе спальни, и постучала.
 В первый момент ответа не последовало. Она уже хотела постучать еще раз, но тут раздался голос Рекса:
 — Войдите!
 Квинелла открыла дверь и по удивлению, отразившемуся на лице мужа, поняла, что он ожидал увидеть прислугу.
 Он еще не успел надеть смокинг и стоял перед ней в накрахмаленной рубашке с высоким воротником и крахмальными манжетами.
 В этой белой парадной рубашке, черных атласных бриджах и черных шелковых чулках, обтягивающих его стройные мускулистые ноги, он выглядел необычайно привлекательно.
 Казалось, он сошел с картинки, изображающей молодого дуэлянта — Квинелле почудилась в нем какая-то лихость и даже рисовка, которых раньше она никогда не замечала.
 Поскольку он стоял молча, она сказала несколько неуверенно, замолкая после каждого слова:
 — Я… хотела бы… посоветоваться.
 — Конечно, конечно, — ответил Рекс. — Чем я могу вам помочь?
 — Я не знаю, какое украшение мне сегодня надеть.
 — Думаю, это будет несложно решить. Можно мне пойти и посмотреть, из чего вы будете выбирать?
 — Д-да… конечно.
 Он последовал за ней в спальню и увидел огромный раскрытый футляр с драгоценностями, лежащий на стуле у туалетного столика.
 Вышколенная служанка сразу же вышла в другую дверь, оставив их вдвоем. В первый момент Квинелле стало не по себе от сознания, что они стоят рядом с огромной кроватью, покрытой москитной сеткой, как невеста фатой.
 На какой-то миг она почувствовала почти испуг — она была в спальне наедине с мужчиной…
 — Так покажите мне ваши украшения.
 Его спокойный голос прервал ее тревожные мысли. Рекс заглянул в футляр и увидел великолепный набор колье и подобранных им в пару диадем с такими же камнями.
 — Да, представительная коллекция, — заметил он, поджав губы.
 Затем повернулся и посмотрел на нее взглядом, который Квинелла определила как беспристрастный. На ней было платье из шифона и кружев поверх нижних шелковых юбок, издающих шуршание при каждом ее шаге.
 Платье было сшито специально для Квинеллы, когда она была в Париже у «Ворта», магазину которого, как она уже успела узнать, была обязана почти всеми своими туалетами и вице-королева.
 Платье было белое, как у невесты, и отличалось изысканной простотой и шиком, которые Рекс, ценитель женской красоты, сразу увидел и оценил.
 — Думаю, сегодня подойдут бриллианты, — определил он наконец. — В них вы будете выглядеть не только юной невестой, но и блестящей женщиной.
 Улыбнувшись, он добавил:
 — Не сомневаюсь, что так и будет, больше того — вы доставите всем огромное удовольствие.
 — Вы так считаете? — спросила Квинелла.
 — А еще вы вызовете немало зависти, ненависти и злобы во многих женских сердцах — это неизбежно. Квинелла молча слушала, и тогда он добавил:
 — Если вы оденетесь скромно, то вас найдут слишком скучной или даже посчитают это оскорблением. Если вы нарядитесь как сказочная фея на рождественской елке, то это вызовет у них зубовный скрежет и желание вас уничтожить.
 Квинелла искренне рассмеялась:
 — Вы все превращаете в игру!
 — Неужели вы еще не поняли, что это действительно так и есть — игра в умение перещеголять других? Сегодня вечером вы дама номер два на этой лестнице. Когда мы приедем в Лакхнау — вы станете дамой номер один.
 — Не пугайте меня! — сказала она с упреком.
 — Наденьте на голову эту бриллиантовую безделушку, — указал он на диадему, — на шею — колье и этим вы скажете им, чтобы они держали свое мнение при себе. Не важно, что там говорит толпа — главное, чтобы вам не говорили этого в лицо, так как это неприятно.
 — Это ваше кредо? — метнула на него взгляд Квинелла.
 — Бояться, что там могут сказать мои враги? Никогда не доставлю им такого удовольствия, — ответил он.
 Он достал из футляра бриллиантовую диадему, принадлежавшую матери Квинеллы.
 — Вы разрешите мне помочь вам надеть ее?
 — Это сделает моя служанка, — быстро ответила Квинелла.
 — Конечно, конечно, — согласился Рекс. — Я подожду в гостиной, пока вы будете готовы.
 Он вышел через дверь, соединяющую обе спальни, а Квинелла стояла с диадемой в руках и слушала, как удаляются его шаги.
 «Наверное, мне следовало бы разрешить ему помочь мне», — подумала она.
 Она ожидала, что эта мысль вызовет в ней привычную дрожь отвращения.
 И с удивлением почувствовала, что никакой дрожи нет!




 Глава 5


 — До чего же интересно! — воскликнула Квинелла.
 — Вы имеете в виду — ехать в поезде? — спросил ее Рекс, сидящий напротив.
 — Нет — путешествовать вот так через всю страну. Я все время мечтала об этом.
 Они направлялись на северо-запад — в Лакхнау, и вице-король с необычной щедростью предоставил им два вагона своего личного поезда.
 Насколько было известно Рексу, поезд этот был изготовлен еще в 1875 году — специально к приезду в Индию принца Уэльского — и сейчас, несмотря на внешний блеск и великолепие, начинал уже, что называется, разваливаться на части.
 Он состоял из двенадцати кремовых с золотом вагонов, которые тащили два паровоза, и этого едва хватало, чтобы вместить всех, кого вице-король обычно брал с собой в путешествие. Здесь были и многочисленные гражданские и военные секретари, врачи, и около сотни человек различного персонала.
 Впереди поезда обычно пускали паровоз-лоцман, по всей длине линии выстраивалась охрана рекрутов из ближайших деревень.
 Так что эти два великолепных и удобных вагона, прицепленные к обычному поезду, который состоял из вагонов, битком набитых пассажирами, были данью уважения заслугам Рекса Дэвиота и его новому положению.
 Рексу была привычна сумятица индийских железнодорожных станций, но на Квинеллу толпа в Хауре произвела незабываемое, прямо-таки завораживающее впечатление.
 Люди целыми семьями жили на платформах: спали, готовили пищу, ели, дожидаясь своей очереди влиться в пестрые ревущие толпы, набивающиеся до отказа в вагоны третьего класса.
 Казалось, все вокруг сошли с ума: оглушительно кричали разносчики воды, мальчики с газетами, продавцы риса и засахаренных фруктов, сквозь толпу протискивались, изрыгая проклятия, лакеи, разносящие чай, и все эти голоса сливались с детским плачем, выкриками грузчиков и свистками локомотивов.
 Это был ад кромешный.
 — И при всем этом, — заметил Рекс, — поезл отходят точно по расписанию.
 Для восточного человека все двадцать четыре часа в сутки одинаковы — исходя из этого принципа составляется расписание движения поездов в Индии
 Их провожали многочисленные чиновники и, конечно же, личная прислуга вице-короля в красных с золотом ливреях.
 Проходя к своим вагонам, возле которых стояла специальная охрана, они слышали непрекращающиеся и яростные споры между индийскими пассажирами и евразийцами, проверяющими билеты.
 Рекс объяснил Квинелле, что местные жители считают купленные ими билеты магическими амулетами и возмущаются, зачем чужестранцы пробивают в них дырки — ведь их чудесная сила может от этого уменьшиться!
 И уж конечно, Квинелла удивилась, когда к ним подошел кондуктор и спросил Рекса, можно ли ему уже отправлять поезд. Когда Рекс дал официальное разрешение, в глазах Квинеллы заплясали веселые искорки.
 — Это что — всегда так происходит? — спросила она.
 — Всегда, если в поезде едет какой-нибудь важный англичанин.
 Оба весело рассмеялись.
 — Не могу себе представить, чтобы такое могло учиться в Англии или где-нибудь еще на Западе.
 — В Индии англичане считаются победителями, к ним относятся с соответствующим уважением, — ответил Рекс.
 Но это было сказано с нескрываемым сарказмом.
 Выпуская огромные клубы пара и заглушая своим свистом вокзальный шум, поезд тронулся, и когда они проехали пригороды Калькутты, Квинелла, которая не могла оторваться от окна, смогла наконец насладиться видами страны — той, которую ей так не терпелось изучить…
 Сразу за городом Квинелла увидела довольно скучную, почти полностью заболоченную равнину, белых волов и позади них — крестьян, тяжело налегающих на соху, буйволов, неподвижно стоящих в водоемах возле каждой деревни.
 Иногда на фоне безоблачного синего неба мелькал одинокий силуэт верблюда.
 — Я именно так и представляла себе Индию, — вскоре сказала Квинелла, как бы ни к кому не обращаясь.
 — Почему? — спросил Рекс.
 Девушка некоторое время молчала — ему показалось, что она подбирает слова. И наконец, решившись сказать правду, ответила:
 — Мне кажется я вернулась… домой.
 Он удивленно взглянул на нее.
 — Почему вы так говорите?
 — Потому что… кажется, это то, что мне… бдиа ко. Я всегда хотела попасть на Восток. А теперь знаю, что меня… тянуло именно к Индии.
 Ей показалось, что он смотрит на нее недоверчиво, и она добавила:
 — Когда я читала книги, что вы мне дали, меня не покидало ощущение, что я уже знала все это… раньше, и все… о чем там говорится — уже как бы есть… во мне.
 При этом она прижала руки к груди и сказала:
 — Может быть, вы и не поймете меня, это трудно объяснить словами.
 — Нет, я понимаю, — ответил он, — мне тоже всегда казалось, что я здесь уже был.
 Она посмотрела на него серьезным, изучающим взглядом, будто пытаясь оценить, можно ли верить его словам.
 Потом отвернулась и снова стала смотреть в окно
 Вечером, отправляясь на покой в свое отдельное спальное купе, она спросила:
 — Нам дали те самые вагоны, которыми пользуется сам вице-король?
 — Нет, — ответил Рекс, — у него в вагоне спальня, салон и ванная, и точно такой же вагон у вице-королевы. А такие вагоны, как у нас, обычно предоставляются важным гостям, которые едут вместе с ними.
 Их купе были явно меньше и располагались в одном вагоне, но они были прекрасно оборудованы и обставлены, а служанка сказала Квинелле, что на некоторых станциях для таких пассажиров запасают горячую воду для ванн — ее заранее нагревают там в огромных чанах.
 Это, конечно, нужно было иметь в виду на будущее, потому что стояла страшная жара. Квинелла разделась, легла на роскошную постель и стала думать, но не о себе, а об… Индии.
 Какое-то странное возбуждение овладевало ею при мысли, что скоро они окажутся в Лакхнау.
 Могла ли она представить, себе всего месяц назад, что выйдет замуж и займет, как она теперь понимала, высокое положение в той стране, о которой она без волнения не могла даже думать.
 Но, как бы там ни было, это действительно случилось, они здесь, а она вот лежит и думает о великом множестве людей, живущих в Индии, каждый — определенной касты, определенных верований, и каждый — частица огромной многонаселенной страны, которая и без британцев была бы великой державой,
 Граница проходила от Бенгальского залива до Памира и дальше до Карачи. Океанское побережье растянулось на три тысячи миль. Одна десятая часть всей торговли Британской империи осуществлялась через индийские порты.
 Все вокруг казалось ей восхитительным лоскутным ковриком, которые мастерили старушки в английских и американских деревнях, составляя из сотен маленьких пестрых кусочков различных тканей сложный неповторимый узор.
 Она приняла ванну, стараясь не думать о том, каких неимоверных трудов стоило ее приготовить и сколько разного народу принимало в этом участие, и надела элегантное, свободного покроя платье для чая — они только что начали входить в моду в Лондоне у богатых светских дам.
 Такое платье было создано специально для отдыха между пятичасовым чаем и обедом, к которому обычно переодевались во что-нибудь более изысканное.
 Сначала эти платья стали надевать дамы, приглашавшие к себе на чай принца Уэльского. Женщины, которых принц удостаивал чести почтить своим присутствием, обычно принимали его, лежа на кушетках, заваленных подушками, в комнатах, затененных шторами и сильно опрысканных дорогими духами.
 Много сплетен ходило об этих чаепитиях, на которых единственным гостем был наследник престола, а хозяйка была достаточно красива и обольстительна, чтобы он мог увлечься ею.
 И хотя дамы, не вошедшие в этот привилегированный круг, относились к таким приемам с достаточной долей скепсиса, платье, оказавшееся очень удобным, тем не менее быстро завоевало симпатии женщин и вошло в моду.
 Действительно — могли ли женщины отказаться от такой соблазнительной возможности сбросить наконец туго зашнурованный корсет и хоть пару часов подышать свободной грудью? Платье Квинеллы было просто великолепным — | из бледно-сиреневого шифона, с пышной оборкой по подолу, а к нему она надела длинную нитку бледных аметистов, оправленных в бриллианты.
 Когда она вошла в гостиную, Рекс, поднявшийся при ее появлении, отметил про себя, что никогда еще она не выглядела столь прелестной, но самое главное — на ее лице не было того сурового выражения, к которому он уже успел привыкнуть.
 Он едва смел поверить в это, но одно было несомненно — исчезла ее неприступность и ледяная сдержанность и появилось оживление и даже некоторая страстность, которых он никогда не замечал в ней раньше.
 — Мне нужно очень, очень о многом спросить вас! — воскликнула она. Глаза ее блестели.
 Она уселась в кресло у стола, за которым они собирались обедать, и, раскрыв книгу, сразу приступила к интересующим ее вопросам о боге Вишну — Хранителе Вселенной.
 Рекс начал с цитаты из самого Вишну:
 Я сущность, я стержень всего,
 что приходит на свет.
 Я есть начало, жизнь
 и конец всего мирозданья…
 — Я все время пытаюсь понять это, — тихо проговорила Квинелла.
 — Самое главное олицетворение Вишну — это Кришна, — сказал Рекс.
 Квинелла не ответила, и он продолжал:
 — Кришна — несомненно, воплощение человеческой любви в индусской религии. Девушки думают о нем как об идеальном мужчине и возлюбленном, он вдохновляет художников, музыкантов и артистов.
 «Интересно, — подумал Рекс — сейчас, наверное, Квинелла постарается привлечь мое внимание к другой теме — ведь она не терпит разговоров о любви!»
 Но вместо этого она задумчиво сказала:
 — Да… ведь Кришна — танцующий бог, и его всегда изображают играющим на свирели.
 — Верно, — согласился Рекс.
 — В вашей книге рассказывается, как страстно все ему поклоняются.
 — Я думаю, что каждый человек, кто бы он ни был, стремится к любви.
 Наступило молчание. Потом Квинелла проговорила:
 — Кришна, конечно же, олицетворяет собой совершенную любовь. Но разве можно вообще найти ее?
 — Наверное, ее ищут все люди. Каждый мечтает встретить свой идеал — ту мечту, которую он носит в своем сердце.
 — И вы тоже… искали? — спросила Квинелла.
 Он чувствовал, что ей стоило большого труда произнести эти слова, и нарочно ответил безразличным тоном:
 — Конечно. Я нисколько не отличаюсь от остальных людей. Я всегда искал любовь, которая так пре красно описана на санскрите, и надеялся, что когда-нибудь Кришна подарит мне женщину моей мечты.
 Он почувствовал, что его слова задели ее; несколько мгновений Квинелла сидела молча, а потом ответила:
 — Я тоже… мечтала.
 — Вы бы не были человеком, — согласился Рекс, — если бы не верили, что однажды сбудутся волшебные сказки вашего детства, и вы найдете своего принца и будете жить счастливо до конца своих дней.
 — Это же… только сказка.
 — Но так ведь тоже может случиться!
 — Мы-то знаем, что… с нами этого уже… не случится.
 И, прежде чем он успел что-то ответить, Квинелла добавила:
 — То есть это еще может случиться… с вами. По крайней мере леди Барнстэпл говорила…
 — Надеюсь, вы понимаете, — перебил он ее, — что мы с вами говорим сейчас не о той любви, о которой рассуждала леди Барнстэпл и о которой постоянно сплетничают светские дамы.
 — Вы уверены, что это что-то другое?
 — Совершенно уверен! — ответил Рекс. — Ухаживания, ревность — все это только часть отношений между мужчиной и женщиной, всего тень настоящей любви.
 Она посмотрела на него испуганными глазами, а он продолжал:
 — Это похоже на предгорья Гималаев — они, как вы сами увидите, очень красивы, но, когда попадаешь туда, сразу понимаешь, что там, наверху — на недосягаемой высоте, — нечто более прекрасное: величественные пики, нетронутые снега, — и они манят каждого, кто их видит.
 — Я понимаю, что вы имеете в виду, — тихо сказала Квинелла, — но ведь до сих пор никто не покорил самую высокую вершину Гималаев.
 — Я использовал это только для сравнения; но чем больше вы читаете, чем больше изучаете человека, тем больше понимаете, что для некоторых невозможное вполне может стать возможным.
 По выражению ее лица он понял, что она именно к этому и стремится. Глядя на нее, он подумал, что большинство знакомых ему женщин были вполне удовлетворены предгорьями и не имели никакого желания подниматься выше.
 Когда обед завершился, Квинелла поднялась и сказала:
 — День сегодня был такой длинный, а вчера мы легли очень поздно. Наверное, нам стоило бы сегодня разойтись пораньше.
 — Мне еще кое-что нужно сделать, — ответил Рекс, — но вам я желаю хорошо выспаться.
 — Я обычно так и делаю в поезде, — ответила Квинелла. — Перестук колес навевает сои.
 — Тогда спокойной ночи, Квинелла. Надеюсь, завтра вам будет так же интересно, как и сегодня.
 — Я уверена в этом.
 Прекрасно сохраняя равновесие, она прошла через дверь, ведущую в ее спальню.
 Рекс посмотрел ей вслед. И открывая свой портфель с документами, он подумал, что ему сейчас будет очень трудно сразу перейти к бумагам, которые требовали его неотложного внимания.
 Да, она, несомненно, изменилась: это уже не т замкнутая холодная женщина, на которой он женился и которая вся напрягалась от страха и ненависти всякий раз, как он к ней приближался.
 Сегодня вечером Квинелла разговаривала с ним совершенно спокойно, и у него было чувство, хоть он и не был в этом до конца уверен, что, когда они говорили о любви, эта тема уже не вызвала у нее привычного отвращения, связанного с воспоминанием о принце.
 Может быть, она стала немного забывать его, а может, ужас, возбужденный в ней этим животным, стал понемногу отступать.
 Рекс был уверен, что если что-то и могло способствовать ее освобождению от кошмара, то это, несомненно, была Индия.
 Странно, но Квинелла, оказывается, думала о своей неразрывной духовной связи со страной, столь близкой ему.
 Скажи ему об этом любая другая женщина — и он заподозрил бы ее в намерении специально привлечь к себе его внимание или, что было бы еще более хитро, польстить ему.
 Квинелла же говорила с ним так, что у него не оставалось сомнений в ее искренности.
 В отличие от Китти и других женщин, бывших с ним в близких отношениях, она никогда не делала ни малейших усилий привлечь к себе его интерес.
 «Какие бы чувства она ко мне ни питала, — подумал он, — мне она кажется хоть и непонятным до конца, но очень интересным, необычным человеком — не столько как женщина, сколько просто как человеческое существо».
 В своем купе Квинелла попросила служанку помочь ей раздеться и надела тончайшую муслиновую ночную сорочку с кружевными вставками.
 Но как бы ни была легка эта ткань, она не спасала ее от нестерпимой жары и духоты вагона. Совершенно бесполезным казался непрерывно работающий электрический вентилятор.
 Квинелла с сочувствием подумала о пассажирах, едущих третьим классом: упакованные как сардины в банке, они, наверное, едва могли дышать, не говоря уже о том, чтобы спать.
 «Человек никогда не ценит того, что уже имеет», — вспомнила она слова своего отца.
 И, ложась в свою постель, опираясь спиной на мягкие подушки, она почувствовала, какое это на самом деле огромное удобство.
 Она включила лампу и обложилась со всех сторон своими любимыми книгами.
 У нее накопилось уже множество вопросов, которые ей хотелось бы задать Рексу, но она боялась надоедать ему, ведь он и так потратил на нее столько времени, обучая урду, пока они плыли в Индию.
 Жаль, но теперь, наверное, занятия языком закончатся, а ведь из всех ее прежних учителей, которых было немало, ему одному удавалось превращать занятия в увлекательные беседы.
 Кроме того, Рекс всегда вносил в каждый урок что-то свое, личное, и это всегда запоминалось.
 Вечерами она старалась припомнить все их разговоры на уроках, и из-за того, что он был ее учителем и рассказывал ей именно то, о чем она так страстно хотела узнать, она перестала бояться его как мужчину.
 «Папа, наверное, сказал бы, что мне повезло с замужеством», — пришло вдруг ей в голову.
 На какой-то момент она снова с ужасом вспомнила о принце, и его искаженное лицо вновь возникло перед ней в полумраке купе.
 Но тут же Кришна, бог любви, пришел ей на помощь: ей показалось, что он здесь, рядом!
 Она ясно увидела его грациозную фигуру, необыкновенно выразительные руки, держащие флейту, улыбающиеся губы.
 Кришна, бог любви!
 И почти бессознательно она обратилась к волшебному видению с мольбой:
 — Кришна, дай мне любовь. Бог Кришна, дай мне любовь!
 Квинелла проснулась оттого, что поезд с грохотом въехал на станцию, и на платформе началась обычная суета, которую она уже много раз слышала.
 Ее служанка опустила черные шторы, но Квинелла знала, что в тот момент, когда поезд остановился, солдаты сопровождающей их охраны встали напротив купе ее и Рекса. Крики за окном, казалось, усилились, и ей показалось, что среди общего шума выделялись несколько голосов, кричавших громче остальных. Ей захотелось выглянуть в окно, но, зная, что поднимать черную штору было бы неосторожно, она поднялась с постели и перешла на другую сторону вагона. На ходу поезда было невозможно открыть окна из-за пыли, которая мгновенно покрыла бы все в вагоне толстым слоем. Но сейчас ничего не мешало ей хотя бы несколько минут подышать свежим воздухом, а не той душной смесью, которая бесконечно взбалтывалась внутри вагона электрическим вентилятором.
 Квинелла подняла штору и открыла сначала сетку, а потом застекленное окно. Она увидела пути а за ними другую платформу, где не было никакой суматохи, а только лежали горы багажа и темные неподвижные фигуры, похожие на свернутые ковры. Она знала, что это спящие люди.
 Подняв глаза, она увидела небо, усыпанное яркими звездами.
 Воздух был тяжелый и влажный, и она чувствовала, что он не приносит облегчения, хотя она и пыталась вдыхать как можно глубже.
 И вдруг откуда-то снизу до нее донесся шепот — кто-то сказал по-английски:
 — Откройте дверь! Ради всего святого — откройте дверь!
 Она стала вглядываться, кто там внизу, но в темноте ничего невозможно было рассмотреть.
 Она было подумала, что ей это просто послышалось. Но вот снова раздалось:
 — Откройте дверь, умоляю! Быстрее! Я не могу ждать!
 Так как человек говорил по-английски, Квинелла не долго думая открыла задвижку, на которые изнутри закрывались двери вагонов во всей Индии.
 Как только она это сделала, кто-то тяжело протиснулся в купе мимо нее.
 Единственным светильником в вагоне была дампа, да и та была закрыта плотным зеленым абажуром, так что Квинелле сразу было трудно рассмотреть пришельца.
 Но она увидела, что это был мужчина. Он стремительно, одним движением, закрыл за собой дверь и опустил штору.
 Затем он повернулся к Квинелле, и она онемела от ужаса.
 На смуглом лице незнакомца, одетого в тюрбан, зияла свежая рана — по щеке струйкой стекала кровь. Вся его одежда, неимоверно грязная и рваная, была уже в кровавых пятнах.
 Он молча смотрел на нее, а она пыталась закричать, но от страха не могла произнести ни звука. Внезапно он зашатался, как-то странно согнулся и рухнул у ее ног. Квинелла снова хотела закричать, но тут услышала, как он с трудом произнес:
 — Дэвиот… мне нужен Дэвиот!
 Услышав английскую речь, Квинелла, несмотря на ужасный вид незнакомца, решила не звать охрану, стоящую рядом, за стенами вагона.
 Она посмотрела на человека, лежащего на полу, и увидела, что кровь, сочащаяся откуда-то сбоку из его тела, уже запачкала ковер.
 Глаза незнакомца были закрыты, но губы дрогнули, и он снова позвал:
 — Дэвиот!
 Трясущимися руками Квинелла с трудом открыла дверь в гостиную и очутилась в полной темноте.
 Ориентируясь на свет, который проникал в щели между шторами, она, как была, босиком, добралась до двери, за которой было купе Рекса.
 Она была так ошеломлена и напугана, что забыла постучать.
 Лампа освещала его постель, но Квинелла увидела, что он спит, даже не убрав бумаг.
 Он лежал обнаженный до пояса — видно, он тоже пытался как-то избавиться от удушающей жары.
 У нее не было времени на раздумье — даже о том, что она впервые видит своего мужа неодетым.
 — Рекс!
 Голос ее прервался, и она поняла, что он ее не услышал.
 Тогда, не задумываясь, она положила ладонь на его руку.
 — Рекс, — снова позвала она.
 Он спал тяжелым сном сильно уставшего человека, но глаза его тут же открылись, и через мгновение он уже проснулся — так просыпаются люди, постоянно находящиеся в опасности.
 Какое-то время он смотрел на нее, не веря своим глазам. Потом удивленно воскликнул:
 — Квинелла!
 — У меня… у меня в купе… человек.
 — Человек?
 Рекс резко поднялся, и Квинелла поняла, что он сейчас может позвать с улицы солдат.
 — Он звал вас… по имени, — сказала она. — Он ранен и… весь в крови.
 Рекс молча вскочил с постели и, завязав потуже набедренную повязку, в которой спал, бросился через гостиную в купе Квинеллы; она с трудом поспевала за ним.
 Человек лежал там, где она его оставила, и ей показалось, что он уже мертв. Несмотря на смуглость кожи, лицо его было страшно бледным, а губы казались почти белыми.
 Рекс опустился на колени.
 — Кто вы? — мягко спросил он.
 — Номер Е.17…. сэр. Они чуть не схватили… меня!
 Он с огромным трудом шевелил губами. Подняв одной рукой голову раненого, Рекс оглянулся на Квинеллу.
 — На столике возле моей постели лежит аптечка.
 Квинелла кинулась в его купе, а когда вернулась, Рекс уже успел подложить подушку под голову мужчины и стащить с него грязную рубашку.
 Квинелла теперь увидела, что кровь идет у него из ножевой раны в боку и сильного пореза на щеке.
 — Воды! — приказал Рекс. — Но сначала откройте аптечку!
 Квинелла повиновалась, затем принесла маленьком тазике воду и губку из ванной комнаты.
 — Полотенца! Как можно больше! — снова приказал Рекс. — Мои тоже возьмите.
 Когда она вернулась с полотенцами, человек уже открыл глаза, и она увидела, как Рекс дает ему что-то проглотить.
 Раненый начал невнятно говорить:
 — Виноват… сэр. Они… напали на мой след… вчера. Я… убежал и… ехал в телеге… на волах, но на станции… меня поджидали… трое.
 Видно было, что он говорит с большим трудом, но постепенно то снадобье, которое дал ему Рекс, начало действовать, и он немного ожил.
 — У меня… донесение, я должен… доставить его номеру Б.29 в… Дели, — сказал он.
 — Я прослежу, чтобы он их получил. Куда вы это спрятали?
 — Там… в волосах.
 Рекс снял с него грязный тюрбан, и волосы незнакомца, не очень длинные, но такие черные, что, казалось, были выкрашены, упали на выпачканные в крови щеки и шею.
 Квинелла видела, как Рекс нашел в его волосах маленький клочок бумаги и убрал куда-то в свою набедренную повязку. После этого он сказал незнакомцу:
 — Вам необходимо покинуть этот поезд как можно скорее. Они могут заподозрить, что вы здесь прячетесь.
 — Сэр, да я-то… ничего не значу… Самое главное — вы получили… донесение.
 — Еще как значите, — строго сказал Рекс. — Мы не можем позволить себе потерять хоть кого-нибудь в Большой Игре.
 — Нет, сэр, вы не должны… быть замешаны… в эту историю со мной.
 — А я и не собираюсь быть замешанным.
 Квинелла в ужасе смотрела на Рекса. Неужели он собирается выпихнуть на улицу истекающего кровью обессиленного человека, зная, что кругом враги и что он тогда будет обречен на неминуемую гибель?
 Но ее муж вдруг улыбнулся:
 — Я лучше немного изменю вашу внешность. Как вы, сможете уже сидеть?
 Человек слабо улыбнулся:
 — Мне уже… намного лучше, сколько… опиума вы мне… дали?
 — Достаточно, чтобы утолить боль, — ответил Рекс. — Когда вы в последний раз ели?
 — Два… а может… три дня тому назад… трудно вспомнить.
 Рекс взглянул на Квинеллу.
 — Нам нельзя сейчас просить еду, — сказал он, — но, может быть, что-нибудь осталось на столике от обеда.
 — Я пойду взгляну, — тут же откликнулась Квинелла.
 Она вошла в гостиную, включила один из светильников и стала искать. Там был маленький боковой столик, на который прислуга ставила еду перед тем, как ее подавать. Сейчас на нем не было ничего, кроме белой скатерти.
 И вдруг она увидела большой кусок хлеба на полу — видно, во время обеда он скатился со стола, когда вагон сильно тряхнуло.
 Квинелла подняла его.
 Конечно, не очень-то гигиенично есть хлеб с пола, но это все-таки лучше, чем умереть с голоду.
 Вернувшись с хлебом в свою спальню, она увидела, что Рекс с удивительной ловкостью, свидетельствующей о большом опыте, перевязывает рану в боку незнакомца.
 — Вам нужно будет попасть к доктору, и как можно скорее, чтобы он обязательно зашил вам эту рану, — сказал ему Рекс.
 — Есть один доктор — в соседнем городе… он поможет мне… если я доберусь… туда.
 — Вы обязательно доберетесь, — уверенно ответил Рекс.
 — Это все, что я нашла, — сказала Квинелла, протягивая кусок хлеба.
 Человек на полу выхватил у нее из рук хлеб и жадно впился в него зубами, как оголодавшая бродячая собака.
 — Я вспомнил: у меня в дорожной сумке есть шоколад, — обратился Рекс к Квинелле, — а может быть, вы заодно принесете и мои бритвенные принадлежности?
 Она удивленно взглянула на него, но повиновалась, ни о чем не спрашивая.
 Она нашла его бритвы, уложенные в изящный кожаный футляр, и шоколад в специальной упаковке — такой обычно выдается солдатам во время маневров.
 Когда она вернулась со своими находками в спальню, Рекс, к ее удивлению, обстригал волосы незнакомца ножницами, которые он нашел в аптечке. Обрезанные волосы клочьями падали на пол вокруг него.
 — Вы у меня сейчас станете буддийским монахом, — объявил Рекс. — Никто не смеет дотронуться до святого человека, и, кстати, у меня на кровати есть покрывало яркого золотистого цвета.
 На этот раз Квинелла не стала дожидаться приказа и сама пошла в спальню Рекса. Она нашла там покрывало цвета яркого золота и принесла его.
 Раненый уже принялся за шоколад и поглощал его с такой же жадностью, с которой проглотил хлеб.
 Рекс начал брить его голову наголо — так обычно ходят буддийские монахи. Квинелла видела их бритые головы и золотые одеяния, мелькающие в людском море на улицах Калькутты.
 — Хорошую краску вы применяете, — заметил Рекс, продолжая свою работу.
 — Это как раз та… рекомендованная, — ответил Номер семнадцать, — но я накладываю ее более толстым слоем… чем обычно. Теперь, чтобы оттереть ее, нужно… хорошенько поработать.
 — Когда вы должны вернуться? — поинтересовался Рекс.
 — Через две недели. Командир прекрасно все понимает. Я не знаю, кто меня выследил, — но как об этом узнаешь?
 — Действительно, как? — согласился Рекс. Он закончил бритье, и теперь его подопечный разительно отличался от того человека, который час назад появился в спальне Квинеллы.
 Рекс приложил к его ране на лице целебную мазь, и кровотечение прекратилось, а опиум расширил зрачки и совершенно изменил выражение глаз.
 — Проверьте, сможете ли вы подняться на ноги, — предложил ему Рекс.
 Не дожидаясь слов и зная, что ей следует оставить их одних, Квинелла вышла из спальни в гостиную.
 Через несколько минут появился Рекс и торопливо прошел мимо нее в свою спальню.
 — Через четыре минуты поезд трогается, — сказал он. — Если мы не успеем, это будет непростительной ошибкой!
 Ей не терпелось задать ему множество вопросов, но она знала, что сейчас не время.
 Он тут же вновь появился, держа в руках деньги, и Квинелла, теперь уже сгорая от любопытства, последовала за ним в свою спальню.
 Человек, которого она спасла, уже самостоятельно стоял на ногах, но его лишь с большим трудом можно было узнать. Желтое покрывало, перекинутое через одно плечо, и совершенно гладкая, без единого волоска, голова делали его похожим на святых людей — последователей Будды. В Рекс вручил ему деньги и несколько таблеток — Квинелла уже знала, что это опиум.
 — Старайтесь расходовать их поэкономнее, — посоветовал он пришельцу, — они должны помочь вам продержаться, пока вы не будете в безопасности.
 Он осмотрел комнату и увидел на туалетном столике Квинеллы небольшую серебряную чашу с сухими духами из цветочных лепестков. Он высыпал из нее лепестки и протянул ее номеру Е.17.
 — Это вам для сбора подаяний! Человек улыбнулся:
 — Я знал, сэр, что если я найду вас, вы меня спасете.
 — Никогда не говорите, что путешествие окончено, пока не доберетесь до дому, — ответил Рекс цитируя индийскую пословицу.
 Номер Е.17 посмотрел на Квинеллу.
 — Спасибо, мэм. Надеюсь, я не очень сильно вас напугал. Простите, но у меня не было выбора — когда вы выглянули из окна, я понял, что это мой единственный шанс.
 — Я рада, что смогла помочь вам, — ответила Квинелла.
 — Вам пора уходить? — сказал Рекс.
 Он поднял штору и запер дверь, через которую номер Е.17 проник в купе.
 Потом он выглянул в окно, будто желая подышать свежим воздухом.
 Посмотрев на небо, он глянул направо, потом налево и открыл дверь.
 — Благослови вас Бог! — тихо сказал номер Е.17, когда проходил мимо Квинеллы.
 Он очень осторожно спрыгнул на рельсы, видимо, опасаясь, как бы рана вновь не начала кровоточить, пересек пути, почти не видимый в темноте, и взобрался на противоположную платформу.
 На какой-то момент он, казалось, остановился в нерешительности, но потом, увидев, что они наблюдают за ним, опустился и лег между спящими.
 — Это очень благоразумно с его стороны, — прошептал Рекс.
 — Но почему он не уходит сразу? — спросила Квинелла.
 — Потому что те, кто его разыскивает, караулят его у выходов из вокзала и в течение ближайших нескольких часов будут тщательно проверять всех, кто покидает станцию.
 — Действительно! Теперь я понимаю, — воскликнула Квинелла.
 Она подняла глаза на Рекса, стоящего рядом, и спросила:
 — Что вы будете делать с тем донесением, которое он передал вам? И как вы сможете передать его тому человеку в Дели?
 — Какое донесение и какой человек? — спросил Рекс.
 Он сказал это с деланным удивлением, как бы поддразнивая ее, и она поняла, что он без слов предлагает ей забыть обо всем, что здесь произошло.
 Он стал собирать с пола черные волосы, грязную одежду, снятую с номера E.I 7, перепачканные кровью комки ваты — и свернул все это в один сверток.
 Потом он с сожалением посмотрел на пятна крови, оставленные нежданным гостем на светлом ковре.
 — Я смою их, — уверенно сказала Квинелла.
 — Каким образом? — спросил он.
 — Холодной водой, — ответила она.
 — Ах да, конечно, — сказал он, — не беспокойтесь, я сделаю все сам.
 Он намочил полотенце и принялся энергично тереть ковер. Вскоре пятна исчезли, но полотенце превратилось в грязную тряпку.
 Будто отвечая на молчаливый вопрос Квинеллы, он сказал:
 — Не беспокойтесь! Ехать на север нам еще долго — я вполне успею избавиться и от полотенец, и от всего остального.
 Он осмотрел все вокруг, проверяя, не осталось ли еще каких-нибудь следов пребывания их гостя.
 — Как жаль, что мы не смогли накормить его как следует, — посетовала Квинелла.
 — Ну, теперь-то он не будет голодать и сам сумеет раздобыть себе деньги, — заметил на это Рекс. — Вообще-то опиум притупляет чувство голода, а кроме того, народ всегда не прочь пополнить список своих добрых дел, накормив святого человека.
 — Хорошо, что вы догадались изменить ему внешность. Мне кажется, теперь его и родная мать с трудом узнает. Он англичанин?
 — А о ком это мы разговариваем? — поинтересовался Рекс.
 Квинелла вздохнула:
 — Вы со мной очень нелюбезны. А ведь это я впустила его. И даже не закричала.
 — Вы вели себя просто замечательно, — сказал Рекс совсем другим тоном, — и вы поступали так, как я от вас и ожидал.
 — Вы говорите это, чтобы сделать мне приятное, или я и в самом деле со всем справилась хорошо?
 Квинелла, как ребенок, ждала его похвалы.
 — Вы все сделали очень хорошо, — сказал он, — а так как вы моя жена, то такое может с нами случаться и впредь. Завтра, когда у нас будет время, у, я расскажу вам что-нибудь интересное — о чем вам так не терпится узнать.
 — Вот это правильно, — улыбнулась Квинелла.
 Она встретилась с ним глазами, и впервые за эти несколько часов ей пришло в голову, что на ней ничего нет, кроме прозрачной ночной рубашки, а он обнажен до пояса.
 И это не только Индия с ее многообразными религиями и народностями, с ее захватывающей душу красотой, но и что-то еще, очень важное.
 Один сильный мира сего борется с другим, а Реке оказался в самом пекле — в самом центре этого противостояния.
 «Я помогла ему сегодня, постараюсь помогать и дальше», — решила Квинелла.
 Вернувшись в свою спальню, Рекс старательно разрезал грязную одежду, снятую с номера Е.17, на мелкие кусочки.
 Было бы большой ошибкой оставлять сверток рядом с железной дорогой, за которой вполне могли установить усиленное наблюдение в связи с прохождением поезда особого назначения.
 «Никогда не рискуй напрасно» — это был девиз, который накрепко засел в головах тех, кто участвовал в Большой Игре, как и другой — «никогда не оставляй улик».
 Убрать обрезанные волосы не стоило большого труда. Он разделил их на мелкие клочки и через час, когда поезд уже набрал скорость. Открыл окно и стал пускать их по ветру постепенно — чуть ли не по одному волоску.
 С полотенцем тоже было, просто. Он разорвал его, повозил по полу, а потом намочил и выбросил наружу — как сделал бы любой ленивый слуга, не желающий утруждать себя стиркой.
 И лишь когда он успешно избавился от этих улик, а другие ждали своей очереди, когда поезд пойдет по более глухим местам, — только тогда Рекс вытащил донесение из набедренной повязки.
 Он внимательно прочел его, сжег в пепельнице, потом, присев на край постели, написал телеграмму на имя владельца маленького магазинчика в Дели:
 «Посылка слегка повреждена в дороге, но дошла нормально. Высылайте еще, как договорились».
 Подписи он не поставил. Утром его слуга на ближайшей же остановке передаст телеграмму начальнику станции с распоряжением отправить ее немедленно.
 Затем он лег в постель и закрыл глаза.
 Но он думал не о номере Е.17, мирно спящем на платформе, и не о его преследователях, которые сейчас лихорадочно снуют в потоке пассажиров, спешащих на поезд или с поезда, в поисках человека с порезанным лицом и с ножевым ранением в боку. Нет, он думал о Квинелле.
 При первой встрече с опасностью она вела себя просто безупречно
 Другая женщина, такая, как Китти Барнстэпл, наверняка закричала бы или упала в обморок, если бы увидела, что к ней в купе проник мужчина-туземец.
 Поведение же Квинеллы было достойно племянницы сэра Теренса.
 Но ведь она жила в доме у своего дяди совсем недолго и в своей благополучной, полной роскоши жизни никогда не встречала ничего более опасного, чем этот князек, помешавшийся на ее красоте.
 Здесь же было совсем другое: человек, борющийся за жизнь, которого могла спасти или уничтожить женщина, не сумевшая в роковой момент удержаться от крика.
 «Я мог бы и раньше догадаться, что она не похожа на других», — подумал Рекс.




 Глава 6


 Когда они добрались до Лакхнау, Рекс уже совершенно точно знал, что влюблен: влюблен так, как никогда прежде за всю свою жизнь.
 Он понял это в тот момент, когда, стоя в спальне Квинеллы, вдруг заметил, что на ней лишь прозрачная ночная рубашка, а сам он — голый до пояса. Это случилось в ту беспокойную ночь, когда к ним явился истекающий кровью человек номер Е.17.
 Как и она, Рекс был в эти минуты настолько взволнован и полон решимости поскорее изменить внешность пришельца и дать ему возможность уйти, пока не тронулся поезд, что думал тогда о Квинелле лишь как о помощнице, исполняющей все его приказания.
 Но когда они остались одни и он по выражению ее лица понял, что ее смущает то, что он видит ее неодетой, он вдруг сразу почувствовал в ней женщину.
 Ему с трудом удалось сдержать внезапное побуждение привлечь ее к себе и страстно поцеловать. Он почувствовал, как в висках гулко застучала кровь, и по всему телу молнией пронеслась острая волна желания.
 В тот момент он хотел ее так сильно, так неистово… И теперь, вспоминая об этом, понимал, почему тогда, на корабле, впервые сравнил ее с тигровой лилией.
 Под чистотой цветка скрывался настоящий огонь, возбуждающий мужчину настолько, что он совершенно терял голову, и ему оставалось лишь действовать так, как поступил тогда принц.
 Но поскольку Рекс привык жить, полностью контролируя себя и скрывая свои чувства, то он деланно безразличным голосом пожелал Квинелле спокойной ночи, чтобы ни в коем случае не испугать ее.
 Проведя остаток ночи без сна, страстно желая быть с нею вместе, опаленный огнем, охватившим не только его тело, но и разум, он тогда окончательно понял, что влюблен — влюблен безоглядно и безоговорочно.
 Это завладело им неожиданно — когда в своем желании спасти жизнь раненого Квинелла вдруг забыла о своей ледяной холодности и о том кольце безразличия и ненависти, которым она себя окружила.
 Вместо этого он увидел испуганную, полную жалости и сострадания женщину, которая взволнована и потрясена кровавыми происшествиями, свалившимися на нее так неожиданно.
 Думая об этом, он пришел к выводу, что именно такой хотел бы видеть свою жену: бесстрашной, находчивой, но прежде всего — женщиной со всеми ее добродетелями.
 Квинелла влекла его как женщина, и все его тело и разум томились и тосковали о ней.
 На следующий день, когда они с утра встретились в гостиной между своими двумя спальнями, Рекс заставил себя вести себя так же, как и накануне.
 С чувством легкой иронии он думал о том, что из всех ролей, которые ему пришлось играть в жизни, эта, пожалуй, будет самая трудная. Он все обдумал предыдущей ночью. и пришел к выводу, что если Квинелле когда-нибудь суждено полюбить его, а он, видит Бог, больше всего на свете хочет этого, то он будет добиваться ее, как не добивался еще ни одной женщины.
 Он понимал, что, пытаясь сломать существующие между ними преграды, он лишь создал бы много новых.
 Первым шагом здесь было бы убедить ее доверять ему и, как он надеялся, заинтересовать ее — ведь он отличался от других мужчин, которых она встречала.
 Но до этого было еще далеко, и он был уверен что даже одно поспешное слово, один неосторожный жест могут возродить прежний страх в ее глазах, и она опять замкнется в себе.
 Когда она появилась в их общей гостиной в тонком белом платье из муслина, он удивился — и как это он мог вообразить, что она его не привлекала как женщина!
 Теперь он понимал — это потому, что ей удалось тогда скрыть от него свою сущность, как он проделывал это сам, когда заставил целое племя свирепых горцев поверить в то, что он факир, перед которым они должны благоговеть.
 Он как бы закрывал дверь в свой реальный мир, и точно так же смогла это проделать Квинелла.
 Теперь он знал, что она не похожа ни на одну из всех знакомых ему женщин и что он будет бороться за нее, даже если это потребует всей его жизни.
 Никогда раньше Рексу Дэвиоту не приходилось завоевывать женщину.
 Они всегда сами преследовали его и падали в его объятия даже раньше, чем он был готов ответить им взаимностью.
 И он не мог не признать, что завоевание Квинеллы обещало быть не менее захватывающим, чем любая из тех ролей, которые ему приходилось играть в Большой Игре.
 Каким-то неуловимым образом он чувствовал, что, хотя Квинелла и не осознавала этого, между ними уже возникло духовное родство, и теперь его задачей было убедить ее, что они должны принадлежать друг другу: это их кармы, божественное предопределение.
 Когда она села на свое обычное место у окна, он увидел, что глаза ее светятся, а на губах улыбка.
 Они были одни, но, оглянувшись на всякий случай, Квинелла произнесла тихим шепотом:
 — Я молилась за то, чтобы ему удалось уйти! А мы когда-нибудь узнаем конец этой истории?
 Рекс покачал головой:
 — Я не сомневаюсь, что он ушел, но никогда не нужно задавать вопросов.
 Она слегка вздохнула:
 — Это было так невероятно, и теперь я все время буду бояться за вас.
 — За меня?
 — Я ведь вполне могла повести себя глупо и не открыть дверь, когда он просил меня сделать это.
 Рекс прекрасно понял, что она пытается объяснить ему, и, помедлив, сказал:
 — Могу вас успокоить: сейчас, в качестве вице-губернатора, я должен выполнять совершенно другое задание. Правда, после того, что произошло этой ночью, все это может показаться вам довольно скучным и банальнам.
 — Я, конечно же, не думаю, что вся жизнь в Индии состоит из этого, — ответила Квинелла, — но мне хотелось бы помогать вам и тоже участвовать в Большой Игре.
 Рекс улыбнулся:
 — Боюсь, для женщины в вашем положении это совершенно невозможно. Правда, иногда все-таки приходится нам помогать — как это случилось с вами прошлой ночью.
 — Расскажите мне про Большую Игру, — попросила она. — Теперь, когда я увидела, как это опасно, я понимаю, что под этим таким типично британским названием скрывается что-то гораздо более серьезное, чем просто игра.
 — Это верно, — ответил Рекс.
 Тихим голосом он стал рассказывать ей о соперничестве англичан и русских в Центральной Азии и о шпионаже, возникшем на этой почве.
 На самом деле он не рассказывал Квинелле ничего сверх того, что было известно не только большинству старших армейских офицеров, но, к сожалению, и многим совершенно посторонним лицам.
 Тем не менее благодаря своему живому воображению Квинелла поняла, что люди, которых специально вербовали, тренировали и обучали, как в случае необходимости следует распорядиться своей жизнью, были необходимы для защиты Индии и для мира на Востоке.
 Когда Рекс впервые попал на северо-западную границу, он обнаружил, что Большая Игра охватывает всю огромную территорию Индии и в ее сети вовлечены не только англичане, но и многие, многие индийцы.
 В книге, хранящейся под замком в Отделе отчетов по Индии, есть список номеров: шифры самых разных людей и секретных сведений, против которых, в случае неожиданного разоблачения, часто оказывались бессильными русские или другие шпионы. Обычно номер Р.32 не имел представления, кто такой М.14, с которым он был в постоянной связи, точно так же, как Д.7 ничего не знал о номере Г.12. Но всегда был кто-то, к кому они могли обратиться в случае самой крайней необходимости — в минуты отчаянной опасности, как это случилось в прошлую ночь с номером Е.17, — и тот приходил к ним на помощь. Рекс и понятия не имел, откуда номер Е.17 смог установить его личность. Он был уверен, что никогда раньше не встречался с этим человеком и едва ли увидится с ним когда-нибудь еще.
 Но сам факт, что агент рассчитывал на его помощь, говорил о том, что в будущем ему следует быть более осмотрительным, чем прежде.
 Сэр Теренс был совершенно прав, когда уговаривал его на какое-то время покинуть Северо-Запад и другие места, где он так успешно поработал.
 Рекс проговорил с Квинеллой до самого ленча — слуга внес свежую еду, полученную на станции, где они сейчас стояли и откуда доносился привычный шум вокзальной суеты. И Квинелла встала, подошла к окну на другой стороне вагона и подняла штору.
 Она смотрела в окно, и Рекс понимал, что сейчас она смотрит на толпу совершенно иначе, чем раньше, — как бы под другим углом зрения.
 Кто же из этих толкающихся, орущих людей, нагруженных багажом или прижимающих к себе плачущих младенцев, был вовлечен в тайные интриги, где считалось обычным бросить на обочине дороги убитого или замучить до смерти человека из-за сведений, которые он не хотел выдавать?
 Она стояла у окна вполоборота к Рексу. Он увидел мягкую линию ее груди, стройный стан и безупречные, почти греческие черты ее лица на фоне калейдоскопа яркой движущейся толпы за окном, и снова кровь бросилась ему в голову, а сердце бешено заколотилось в груди.
 Рекс заставил себя отвернуться и стал смотреть в окно напротив. Интересно, долго ли еще сможет он играть эту выбранную им роль?
 Удастся ли ему и дальше изображать безразличие и безукоризненную вежливость — ведь он питает к Квинелле совсем другие чувства!
 «Если у меня хватило ума и сил, чтобы расстроить все честолюбивые замыслы и самые изощренные планы русских, — думал он, — то неужели я не смогу внушить любовь молодой женщине? »
 Но Квинелла была весьма необычной молодой женщиной!
 И тут, как это бывало у него всегда в минуты растерянности и неуверенности в себе, он увидел перед своим мысленным взором двух золотых орлов, парящих в небе над Наини-Таль.
 Он видел их так ясно, будто сам летел туда, в небо, чтобы соединиться с ними. Они парили неподвижно, а потом со скоростью пули и с неподражаемой грацией упали вниз, в залитую солнцем долину.
 Теперь Рекс уверился, что обрел необходимую ему силу.
 Они добрались наконец до Лакхнау. Квинелла была поражена красотой страны, по которой они проехали: кругом были голубые поля цветущего льна, желтой горчицы, а вдали, до самого горизонта, заросли сахарного тростника.
 У подножия горных цепей, увенчанных снежными вершинами, тянулись тропические джунгли и топкие наносные равнины.
 Ей нравилось смотреть на странные горизонтальные полоски дыма, тянущиеся над деревнями на закате солнца, на коров, медленно бредущих домой в клубах бледно-золотой пыли.
 И вот теперь она увидела город, который должен был стать ее родным домом.
 Рекс уже рассказывал ей, что город Лакхнау первоначально был столицей королей Удх. Это был город, где соседствовали нищета и великолепие, город удовольствий, порока и место любовных встреч, куда стекались искатели приключений со всей Азии.
 Поэтому Квинелла уже ожидала чего-то необыкновенного, но она не могла себе представить и половины тех чудес, что предстали ее взору.
 Лакхнау славился лучшими розами во всей Индии, а также лучшими профессиональными танцовщицами.
 Но первое, что увидела Квинелла, — это бесконечный лабиринт грязных лачужек и улицы, запруженные людьми всех сословий и оттенков кожи. Там можно было встретить даже диких зверей — например, тигров на цепи.
 Были там дворцы, мечети и надгробия, всякие дешевые архитектурные фантазии и, конечно же, комплекс правительственных зданий, расположенных на вершине холма и окруженных широким кольцом деревьев, что выглядело очень по-английски. Старую резиденцию, выдержавшую ужасную осаду во время восстания сипаев, восстанавливать уже не стали.
 Это было почти полностью разрушенное здание — без крыши, испещренное бесчисленными вмятинами от ядер и пуль. В нем тогда были убиты две тысячи укрывавшихся там женщин и детей европейского происхождения. На эти развалины никто не мог смотреть без содрогания, и их оставили как памятник британской доблести.
 В жаркие июньские дни 1857 года почти пять тысяч человек находились в этом практически незащищенном лагере. Таким ожесточенным и непрерывным был огонь тяжелых пушек и бесчисленных мушкетов, стрелявших из соседних домов, что здание резиденции местами обвалилось.
 Но те, кто выжил, выдержали еще восемьдесят семь дней жары, болезней, мух, лишений и вражеских атак, пока двадцать пятого, сентября их не освободил сэр Генри Хейвлок.
 После мятежа главный комиссар поселился в доме в северо-восточной части города, известном как Хайат-Бакш-Котхи, или «Дом, дарующий жизнь».
 Название звучало несколько иронически, так как изначально дом служил пороховым складом.
 Британцам времен восстания сипаев этот дом был известен просто как «Бунгало-где-играют-в-карты».
 Поскольку дом располагался в очень удобном месте, то он просто расширялся и перестраивался каждым последующим губернатором.
 Тростниковые крыши были снесены, надстроены верхние этажи, добавлены веранды, и сейчас «Бунгало-где-играют-в-карты» превратилось в большой, удобный и красивый Дом правительства.
 Новые кухни, бальный зал и порт-кошер (Крытые въездные ворота для кареты или коляски) сделали его очень внушительным, и Квинелла восхищалась большими величественными комнатами, стенами, украшенными белыми панелями, и мраморными полами.
 Особый ее восторг вызвала каминная доска в восточном стиле, обнаруженная в одной из гостиных — она была сделана из камня, и на ней были высечены изображения хризантем, русалок и рыб.
 Но прежде чем Квинелла успела обойти весь дом, ей и Рексу была устроена официальная церемония встречи и возведения его в должность в бальном зале. Главный судья и другие высокие лица города собрались в конце зала, а на галерее играл полковой оркестр.
 Квинелла и Рекс вошли в зал под торжественные звуки фанфар, и Рекс сел в золотое кресло, заняв, таким образом, официально свой высокий государственный пост,
 Когда церемония была окончена и с улицы донесся оглушительный гром салюта из семнадцати орудий, он и Квинелла под звуки марша «Звезда Индии» проследовали по красному ковру во главе всех собравшихся в соседнюю комнату, где их уже ждали закуски и шампанское.
 Но больше всего Квинеллу поразили сады.
 Она, конечно, предполагала, что в Лакхнау она увидит цветы, но не ожидала такого изобилия, такой потрясающей красоты и такого богатства форм и красок.
 Когда она впервые попала на базар, у нее просто глаза разбежались от обилия товаров: разноцветные сари, золотая и серебряная парча, керамика, глиняные фигурки, причудливые кальяны… Все это так завораживало ее, что она приходила туда снова и снова.
 Но для этого нужно было заставить себя оторваться от кустов благоухающих роз, от оранжево-красных цветов дерева асока, наполняющих воздух неповторимым ароматом, — эти яркие, даже несколько кричащие цветы использовались здесь для украшения храмов.
 Газоны пропалывались и поливались целой армией садовников, а огромное количество разнообразных цветущих кустарников и деревьев приводило Квинеллу в полнейший восторг. Она могла часами смотреть на них, признаваясь себе в том, что никогда не сможет до конца насладиться их совершенной красотой.
 А Рекс обнаружил в саду совсем другой цветок.
 Европейские женщины всегда сажали в Индии привычные для Англии цветы, напоминающие им о доме: анютины глазки, астры, флоксы, настурции, бархатцы — но все они как-то неохотно росли в Индии.
 Они всегда выглядели какими-то хилыми и болезненными, будто им тяжко было противостоять пышности и изобилию своих собратьев, для которых эта местность была родной.
 Но англичанки упорно продолжали сажать их, и в садах Лакхнау часто можно было встретить маргаритки, астры и нарциссы, привезенные сюда леди Хайел, женой последнего губернатора, или леди Купер, ее предшественницей.
 И неожиданно среди этих цветов Рекс обнаружил куст тигровых лилий.
 Один Бог знает, как вообще могли оказаться здесь эти выходцы из Южной Америки, если в Англию-то они попали только в начале девятнадцатого столетия.
 Но это были они: огненно-красные, дерзкие чужестранки — их оранжевые лепестки в черных крапинках живо напомнили Рексу о том, какие чувства он испытал, впервые увидев Квинеллу, и что может скрываться под холодной, снежной белизной ее сдержанности.
 Обнаружив лилии, он долго стоял над ними в молчаливом раздумье.
 Пробудится ли когда-нибудь в Квинелле то чувство, которое Китти Барнстэпл так точно назвала «огнем любви»?
 Он видел, как ее ум стремится к вершинам знаний и как она инстинктивно пытается постичь глубочайшие истины, которые, он был в этом убежден, необходимы для совершенствования души.
 Но в женщине, как в боге Кришне, Рекс прежде всего видел воплощение единства любви духовной, божественной и любви земной, человеческой.
 Настанет ли тот счастливый миг, когда они с Квинеллой почувствуют наконец восторг любви — как люди и как боги?
 Он боялся ответить себе на этот вопрос. Но, вернувшись домой, приказал срезать несколько тигровых лилий и поставить в вазе на столе в своем рабочем кабинете.
 Квинелла вскоре поняла, что увидеться с Рексом в Лакхнау гораздо труднее, чем она предполагала.
 Когда они плыли на корабле, они постоянно были вместе, когда они ехали в поезде, она всегда имела возможность поговорить с ним.
 Но здесь, в Доме правительства, все время находились какие-то люди, которых нужно было принимать и развлекать. Постоянно в доме присутствовали многочисленные адъютанты, а слуг было так много, что Квинелла оставила попытку пересчитать их.
 Когда они выезжали, их карету сопровождал кавалерийский эскадрон, и каждый раз в конце поездки устраивалась небольшая церемония, в которой они обязательно должны были принимать участие.
 Она понимала: поскольку Рекс — новый губернатор, все важные персоны города должны нанести ему визит, и всех их нужно принять и развлечь.
 И неожиданно для себя она обнаружила, что тоскует без ставших уже привычными разговоров наедине, и пришла к невеселому выводу, что, наверное, губернатор и его жена имеют возможность побыть наедине только в той большой белой кровати, что стоит в ее спальне.
 Там они могли бы по крайней мере поговорить без свидетелей и по душам, что было совершенно невозможно в другом месте и в другое время.
 При этой мысли она почувствовала, что краснеет.
 Интересно, что сказал бы Рекс, если бы она попросила его прийти в ее будуар после того, как они разойдутся по своим спальням на ночь.
 Она, конечно же, хотела бы лишь поговорить о книгах, которые прочитала, или, может быть, опять послушать его рассказы о тайнах индийских религий, в которые он начал посвящать ее во время их путешествия в Индию.
 «Ему, наверное, совсем не интересно беседовать со мной», — уныло подумала Квинелла.
 Она знала, что каждую ночь он допоздна сидит в своем кабинете в противоположной стороне дома на первом этаже.
 Там он мог работать совершенно спокойно, и, хотя ей страстно хотелось прервать его занятия, она была слишком робкой, чтобы даже попытаться сделать это.
 Каждое утро адъютант стучал в дверь ее личной гостиной, чтобы ознакомить ее с распорядком дня.
 Однажды она внезапно почувствовала желание зачеркнуть одно из мероприятий и вместо этого вставить:
 «Его превосходительство и леди Дэвиот будут одни с пяти до семи вечера!»
 Или лучше:
 «С десяти вечера до полуночи!»
 Квинелла представила себе удивление на лице адъютанта, но, конечно же, она сама прекрасно понимала, что никогда не пойдет на подобный риск унижения: ведь Рекс может и не одобрить ее самоуправства, и тогда те, кто им служит, узнают о его отказе.
 При встречах он был неизменно учтив и весел, и когда приветствовал ее или объявлял, с кем им предстоит встретиться, она чувствовала, что небезразлична ему.
 Ей давно хотелось предложить ему утром завтракать вместе, пока еще не начиналась эта ежедневная суматоха.
 Но она была уверена, что, если бы Реке хотел видеть ее, он давно нашел бы способ остаться с ней наедине так, чтобы это не казалось странным или необычным.
 Но неожиданно все изменилось.
 К изумлению Квинеллы, хотя с ее стороны было просто глупо не догадаться об этом, она узнала, что через два дня они выезжают из Лакхнау в Наини-Таль, летнюю столицу Северо-западных провинций.
 Конечно, она могла бы сообразить, что раз вице-король выезжает из Калькутты в Симлу, точно так же губернатор Северо-западных провинций должен иметь более прохладную летнюю резиденцию.
 Рекс как-то сказал ей:
 — Мне кажется, вам понравится в Наини-Таль. Я так просто жду не дождусь, когда мы туда попадем.
 — Наини-Таль? — с удивлением повторила она.
 — Мы выезжаем туда в среду. А разве вы не знаете?
 — Никто не говорил мне об этом. Где это?
 Он недоуменно посмотрел на нее.
 — Простите, ради Бога, простите! С моей стороны это просто небрежность. Как я мог не сказать вам об этом! Вы должны простить меня!
 — Что я должна простить?
 — Что я такой недогадливый! И как я не мог сообразить: вы же не знаете, что Наини-Таль — это место, где губернатор провинции живет все время летней жары, с начала апреля!
 — А где же это? — повторила она свой вопрос.
 — Это замечательное место, я уверен, вы будете от него в восторге! — ответил Рекс. — Что до меня — то это лучшее место на всей земле!
 Неудивительно, что Квинелла сгорала от нетерпения и, когда они прибыли в Наини-Таль, поняла, почему Рекса сюда так тянуло,
 В 1839 году британцы обнаружили озеро, запрятанное среди лесистых холмов гималайских предгорий. Согласно местному преданию, оно образовалось на месте ямы, вырытой богиней Наини.
 Легенда гласила, что богиня запретила появляться здесь иноземцам, и когда в 1880 году случился оползень, похоронивший под собой гостиницу «Виктория», зал для приемов и библиотеку, что повлекло за собой человеческие жертвы, туземцы стали дружно утверждать, что богиня наказала тех, кто осмелился вторгнуться в ее владения.
 Сэр Джон Стрейчи, тогдашний вице-губернатор, не боясь гнева Наини, построил себе новый Дом правительства, расположив его вне досягаемости возможных обвалов на высоте в тысячу двести футов над озером на высокой вершине.
 Удивительно, но он построил, в сущности, готический замок с рядом зубчатых орудийных башенок, то квадратных, то восьмиугольных. Сходство с замком придавало ему и то, что он был из желто-серого камня и постепенно весь зарос ползучими растениями.
 Дом правительства выглядел поэтому как кусок Шотландии и казался чем-то совершенно чужеродным здесь, в самом сердце Гималаев, где в горах и долинах, согласно поверьям, обитало множество злых духов.
 Но Квивелла восхищалась готическими арками, роскошной, освещенной сверху лестницей из темного дерева и панелями в столовой, где рельефно выделялись лишь несколько оленьих голов.
 Ей нравилось, что в огромных каминах пылали груды поленьев, потому что здесь днем было тепло, а по ночам холодно.
 Она так восторгалась цветами в Лакхнау, но те просто бледнели в сравнении с теми, что росли в Наини-Таль.
 Территория, на которой располагался Дом правительства, была примерно с хорошее английское поместье, и цветы там росли даже в окрестных лесах.
 Когда они приехали, сад благоухал ароматом ландышей, склоны были красны от рододендронов, розовато-лиловые заросли орхидей вытянулись вдоль дорожек, а дикие белые клематисы покрывали заросли кустарников.
 Квинелла прямо задохнулась от восторга, когда увидела покрытые вечными снегами Гималаи, возвышающиеся над Наини-Таль, а внизу, как декорация с бледнеющим задним планом, на добрых шестьдесят миль простиралась равнина.
 В первый раз с тех пор, как они приехали в Северо-западные провинции, Квинелла смогла наконец хоть немного бывать наедине с Рексом.
 Она поняла, что они обречены и здесь принимать гостей, но теперь, если они устраивали званый обед, бал или прием на открытом воздухе, гости должны были проделать утомительный путь на вершину холма на рикшах, пони или в двухколесных экипажах.
 Это казалось ей довольно забавным, на что Рекс заметил:
 — Нам повезло. Через несколько лет, я в этом уверен, появятся автомобили, и народ повалит к нам толпами, если мы, конечно, еще будем здесь жить.
 — Автомобили? — недоверчиво переспросила Квинелла.
 Она видела автомобили в Англии всего несколько раз и как-то не представляла их себе здесь, в Индии.
 Ей оставалось лишь надеяться, что Рекс не окажется таким уж мудрым прорицателем.
 Наступило время, когда первые приемы закончились и она могла побыть наедине с собой и, что еще более важно, хотя она себе в этом и не признавалась, наедине с Рексом.
 — Я хочу вам кое-что показать, — сказал он ей однажды.
 И повел Квинеллу через заросли розовых и белых астр, растущих возле дома, мимо пышных облаков гортензий, которые, как только она их увидела, живо напомнили ей привычный парк в Англии.
 Там росли дубы, буки и каштаны, но их стволы были покрыты мхом и папоротником, а дорожки, по которым они шли, были окаймлены орхидеями.
 — Здесь, наверное, очень большое хозяйство? — спросила Квинелла.
 — Да, здесь есть ферма, которая снабжает дом молоком, мясом и птицей, и многие-многие акры леса и джунглей — там даже водятся дикие олени и пантеры.
 Они довольно долго шли молча, но вдруг Рекс остановился, и Квинелла увидела почти прямо перед собой огромную трещину в земле: когда-то здесь был оползень.
 Они стояли на краю почти вертикального обрыва в сотни футов — он показался ей бездонным, потому что где-то внизу, прямо у себя под ногами, она увидела маленькое кудрявое облачко.
 Она глянула вверх — перед ней была потрясающая громада Гималаев, уходящая за горизонт. На фоне голубого неба — вершины, утопающие в облаках, солнце, золотом горящее на девственных снегах.
 Квинелла взирала на эту красоту, не в силах вымолвить ни слова, и тут Рекс, стоявший рядом, тихо произнес:
 — Однажды я пришел сюда и увидел двух золотых орлов, парящих высоко в небе. Это зрелище так поразило меня, что я стал воспринимать их как часть самого себя. С тех пор, когда я в опасности или должен принять трудное решение, я всегда думаю о них.
 — И это… помогает вам? — тихо спросила Квинелла.
 — Они подсказывают мне, что делать, — ответил он, — и они еще никогда не ошибались.
 Он повернулся и посмотрел на нее. И, опять очень тихо, сказал:
 — Они ясно предстали передо мной, когда я решал, идти ли мне на встречу с вами, когда меня пригласил ваш дядя.
 — И что они сказали — идти?
 Квинелла не понимала, почему ей так трудно говорить.
 У нее перехватило дыхание, а в горле будто застрял комок.
 — Они сказали: это моя судьба.
 — Ах, если бы я… узнала об этом раньше!
 — Что же тогда?
 — Тогда я… не потратила бы столько времени зря… я боялась и… ненавидела вас.
 — Я понимал ваши чувства.
 — Я знаю… и это меня… злило.
 — А сейчас?
 Она вдруг улыбнулась ему, и лицо ее чудесным образом преобразилось,
 — Я рада, что… орлы сказали вам… что делать.
 Они еще постояли, любуясь снежными вершинами, сияющими в солнечных лучах.
 Рексу казалось, что они без слов разговаривают друг с другом, и он боялся прервать это молчание.
 Когда они уже повернули назад и он думал о том, что ему еще так много нужно сказать ей, из-за деревьев вдруг показался один из его адъютантов, спешащий им навстречу.
 — Проклятие! — шепотом чертыхнулся Рекс, а у Квинеллы учащенно забилось сердце.
 Она поняла — ему не понравилось, что кто-то нарушил их уединение. Солнце уже клонилось к закату, и Квинелла оглянулась, чтобы посмотреть на снежные пики — освещены ли они заходящим солнцем.
 Их сияние ослепило ее, и с чувством, не совсем понятным ей самой, которое она боялась облечь в слова, она увидела, как Рекс, нахмурившись, смотрит на адъютанта.
 Паж доложил ему, что прибыл важный посетитель, которого следует принять со всеми надлежащими почестями.
 В первый же день, как только у нее выдалась возможность уйти из дома, Квинелла снова пошла на то место, куда привел ее тогда Рекс.
 Это случилось после скучнейшего завтрака с какими-то совершенно неинтересными людьми, и ей хотелось попросить Рекса, чтобы он присоединился к ней. Но ей сказали, что он на совещании и в ближайшее время не освободится.
 Тогда Квинелла пошла одна. Презрев все условности, она не надела шляпы, а взяла с собой только зонтик от золнца.
 Она наслаждалась своей свободой, не ограниченной никакими рамками официального протокола, которыми они были связаны в Лакхнау.
 Напевая какую-то мелодию, она неторопливо шла среди орхидей и любовалась белыми клематисами, обвивавшими все деревья, оплетавшими их стволы с какой-то почти чувственной силой.
 Здесь были ярко-красные цветы дхака, знаменитое дерево семал, стояли все в цвету розовато-лиловые баухинии, и Квинелле пришло в голову, что все это — великолепная, драгоценная оправа.
 — Оправа чего? — задала она себе вопрос.
 И тут же, будто увидев его танцующим среди жертвенных цветов в храме, она поняла, что нет места, более подходящего для Кришны — бога любви.
 Квинелла уже почти дошла до того места, куда привел ее тогда Рекс, когда вдруг поняла, что она здесь не одна. Под древним кедром сидел какой-то человек.
 Она не испугалась, только удивилась, потому что на территорию Дома правительства никто из посторонних не допускался.
 Но потом рассмотрела, что это саддху (В Индии монах нищенствующего ордена, отшельник). Ей уже приходилось видеть таких отшельников, и она сразу же признала его — желтое одеяние, небрежно обернутое вокруг тела, так что одно плечо оставалось открытым, голова обрита — точно так, как тогда в вагоне Рекс обрил раненого Е.17, — и общее впечатление святости, отрешенности от внешнего мира.
 Квинелла была совершенно зачарована; она сошла с тропы и направилась, обходя деревья, к сидящему человеку. Подойдя, она молча остановилась. Казалось, он был полностью погружен в сосредоточенное размышление или молитву, и глаза его были закрыты. Но она ждала, инстинктивно чувствуя, что он знает о ее присутствии, хотя и не подает никакого знака.
 На вид ему было лет пятьдесят. Но он вполне мог быть и намного старше. Квинелла знала, что благодаря медитации и аскетическому образу жизни, особенно вблизи вечных снегов, люди, подобные ему, выглядели гораздо моложе своих лет.
 Когда ей показалось, что ожидание уже бесполезно, глаза саддху вдруг открылись, и он взглянул на нее.
 — Простите, если я помешала вам, святейший, — сказала ему Квинелла на урду, — но мне хотелось бы поговорить с вами.
 — Говори, — ответил саддху, — задай вопрос, кторый у тебя в сердце.
 — Вопрос? — удивленно переспросила Квинелла. — Мне хотелось бы понять… очень многое.
 — Ты найдешь то, что ищешь, только через любовь!
 Он сказал это очень медленно, но слова прозвучали как приговор, и не успела Квинелла перевести дух, как он продолжал:
 — Ты смотришь вверх, на вершину. Это правильно, но ты должна и спускаться вниз, в долину. Они дополняют друг друга. Таков закон. И это есть путь к познанию.
 — Мне… кажется, я… не понимаю, — ответила Квинелла.
 — Ты понимаешь, — помолчав, сказал он, — а любовь прогоняет страх.
 Он закрыл глаза, и Квинелла поняла, что разговор окончен.
 Она постояла в нерешительности. Она знала, что он не забыл о ней, просто он уже все сказал, и она не стала больше нарушать его покой,
 Удалившись от саддху, она подумала, что теперь будет перебирать в голове вопросы, которые не успела задать ему, но ей никак не удавалось облечь их в слова. Вместо этого она снова и снова вспоминала, как он сказал ей: «Любовь прогоняет страх!»
 Удивительно, но те страхи, что преследовали ее, когда она покидала Англию, прошли. Они исчезли полностью, и она никогда больше о них не вспоминала. Она вдруг поняла, что уже несколько недель, если не больше, не вспоминает о принце.
 Ей казалось, ненависть и ужас будут преследовать ее всю жизнь, но они были теперь совершенно вытеснены новыми переживаниями и впечатлениями, которыми она была полна благодаря Индии и… Рексу. Она думала о нем не только тогда, когда видела, но и когда засыпала вечером и просыпалась утром.
 Неожиданно у нее возникло непреодолимое желание немедленно увидеть его, услышать его голос, оказаться вместе с ним.
 Это чувство было таким острым, что она не стала ему противиться и, не дойдя до обвала, места, куда она, собственно, и направлялась, повернула назад, к дому.
 Она не стала возвращаться по тропе, а пошла напрямик, через лес, и, еще не дойдя до сада, обнаружила, что попала в лабиринт из рододендронов.
 В сочетании с белыми храмовыми цветами они представляли собой зрелище, которое в другое время привело бы ее в восторг.
 Но сейчас ей хотелось как можно скорее увидеть Рекса, и вдруг она поняла, что заблудилась в диком кустарнике, который шел кольцом вокруг возделанного сада.
 Она подумала было, не вернуться ли ей назад, чтобы найти тропинку с орхидеями, но нетерпение ее было слишком велико, и она продолжала пробираться сквозь густые заросли.
 И вдруг до нее донеслись голоса.
 Она непроизвольно замерла и услышала, как мужчина сказал на урду:
 — Можно напасть в любой момент.
 Квинеллу заставило застыть не только слово «напасть», но и то, как это было сказано — тихо, полушепотом-полусвистом, причем каждый звук плавно переходил в следующий.
 — А как туда попасть?
 — Амар будет ждать в погребе.
 — Стража может его увидеть.
 — Нет, он поможет Садхину притащить дрова, часовые — дураки: не поймут, что там не один лесник, а двое.
 — Вот это умно!
 — Те, кто заказывал, — умные!
 — Да… и платят хорошо.
 Они замолчали, и Квинелла перевела дыхание. Тут снова заговорил первый:
 — А как Амар проберется к господину?
 — Он будет уже там. Все очень просто. Господин придет к себе в кабинет. Когда гости уйдут, камин еще не разожгут — Амар переберется из погреба в камин.
 — Это умно придумано, очень умно!
 — Ход проделали уже два дня назад.
 — Умный план, очень умный план! Говорившие довольно захихикали, и до Квинеллы неожиданно дошел весь ужас того, что она только что услышала.
 Это наверняка очередной ход в Большой Игре, и Рекса должны убить! Но на этот раз русские — кто же это может быть, кроме русских — подкупили двоих людей из обслуги Дома правительства.
 Тихо-тихо, чтобы не выдать своего присутствия, стараясь ступать так, чтобы не хрустнула ни одна веточка под ногой, она медленно и с великой осторожностью стала выбираться из зарослей рододендронов.
 Она думала, двигаясь, как ей казалось, вдоль зарослей, выйти в конце концов на тропинку, заросшую орхидеями.
 И только когда она решила, что уже достаточно удалилась от тех двоих и что можно идти быстрее, с ужасом поняла, что заблудилась.
 Нигде не было ни малейшего знакомого знака или ориентира, и она совершенно не представляла себе, в какую сторону идти, чтобы выйти к дому.
 Она видела огромные деревья — увитые белыми клематисами, они казались совершенно одинаковыми. Кругом были рододендроны — их заросли, казалось, растянулись на многие мили и были совершенно непроходимы.
 Она ожесточенно продиралась сквозь плотный кустарник, петляя то в одну, то в другую сторону, а в душе нарастало паническое чувство отчаяния и беспомощности. Неужели она не успеет?
 Этим людям, кто бы они ни были, было так же, как и ей, известно, что Рекс отправится в свой кабинет сразу же после трех.
 Позже уже зажгут камин, и Амару тогда не удастся спрятаться в большом широком камине и наброситься на Рекса, когда тот будет один.
 Она представляла себе, хотя никогда не была в кабинете Рекса, что его письменный стол стоит у окна, а значит, камин располагается справа, слева или позади него.
 Как просто можно ударить его в спину ножом или выстрелить!
 Но она была уверена: раз они находятся в горах, противник воспользуется ножом, длинным и острым, с помощью которого было убито так много британских солдат и которого они боялись не меньше, чем пуль.
 — Рекс! Рекс! Она знала, что должна попасть в его кабинет раньше, чем туда проберется Амар, но она заблудилась — заблудилась в этом цветочном кошмаре, в этих скорее адских, чем райских кущах!
 И вдруг, когда она уже была готова кричать, звать на помощь, чтобы ее хоть кто-нибудь услышал, она увидела знакомую дорожку, поросшую орхидеями, а впереди, между деревьями, проглядывали башенки Дома правительства!
 Выйдя на дорожку, Квинелла с ужасом увидела, что солнце уже довольно низко, , тени от деревьев вытянуты, и ей стало ясно, что теперь уже минуты решают, успеет ли она спасти Рекса.
 Она отбросила свой зонтик и, подхватив обеими руками подол платья, побежала что было сил к дому. Никогда в жизни не приходилось ей так бегать — она должна была успеть добежать до кабинета, где Рекс сидел, склонившись над своими бумагами, не подозревая, что его караулит смерть.
 Вдоль всего первого этажа проходил длинный коридор, а кабинет Рекса находился в самом его конце с западной стороны.
 Как и в Лакхнау, гостиная, столовая и зал были в другом конце дома.
 Чувствуя, что у нее нет времени ни звать на помощь, ни объяснять часовым у главного входа, что случилось, Квинелла ворвалась в холл и, не обращая внимания на изумленных слуг, бросилась дальше.
 Она прекрасно знала, как трудно объяснить им причину такой спешки, а кроме того, они бы и не поняли ее, если бы она, запыхавшись, стала изъясняться на урду, и это только отняло бы у нее драгоценные секунды.
 Повернув из холла направо, Квинелла из последних сил понеслась по коридору к кабинету Рекса. Она распахнула дверь — комната была пуста!
 Рекса не было! Она почувствовала, что у нее подкашиваются ноги, но тут же усилием воли быстро закрыла дверь и осталась в коридоре.
 Если Рекс жив, то нужно поймать человека, который прячется в камине, чтобы они не могли сделать повторной попытки.
 Сердце ее стучало так, будто хотело вырваться из груди, губы пересохли: ведь она бежала что было мочи от самого парка. Квинелла лихорадочно думала — кто же были эти двое в саду, кроме Амара и того, кто помог ему пробраться в погреб.
 Она стояла, дрожа и тяжело дыша открытым ртом, и вдруг услышала шаги: Рекс как ни в чем не бывало шел ей навстречу вдоль по коридору.
 Она рванулась к нему, не думая ни о чем и не рассуждая, как ей себя вести, а только радуясь, что он жив и невредим и она может предупредить его о грозящей опасности.
 Он удивленно посмотрел на нее, а она бросилась прямо ему в объятия и прижалась к нему всем телом и щекой — к его щеке.
 Она быстро и едва слышно зашептала ему в ухо — он с трудом мог разобрать, что она говорит:
 — Они… хотят… убить вас! О-о, Рекс… вас подстерегает… человек, чтобы… убить!
 Рекс с недоумением слушал, руки его обвили ее дрожащее тело, а она продолжала торопливым шепотом:
 — Он спрятался… в камине… ждет, когда вы… останетесь один… ему… заплатили.
 Рекс крепко прижал ее к себе и спокойно сказал:
 — Все хорошо. Не надо дрожать — расскажите мне по порядку, что случилось.
 Слезы подступили к глазам Квинеллы и побежали по щекам; она плакала от пережитого ужаса и оттого, что в его руках ей было так хорошо, так спокойно, — а еще оттого, что она не могла понять своих чувств.
 — Не волнуйтесь, — мягко сказал Рекс, — расскажите медленно и как можно спокойнее, что вам известно.
 — Я… заблудилась… в саду, — начала она, — и услышала, как… разговаривали двое мужчин.
 — На урду?
 — На урду… но я все… поняла.
 — Продолжайте!
 — Они сказали: кто-то заплатил человеку по имени Амар, и он должен проникнуть в дом с Садхином, когда тот понесет дрова для камина. Он должен… спрятаться в подвале и пробраться в… ваш кабинет через… камин — ход… проделали два дня назад!
 Она замолчала — ей было очень трудно дышать, и Рекс тихо сказал ей на ухо:
 — Продолжайте! Не спешите.
 — Мне кажется… он хочет… убить вас… ножом — вы ведь будете… за столом… Я так боялась… не успеть.
 — Но вы ведь успели, — сказал он ей спокойно. — А теперь слушайте: сейчас вы пойдете в комнату адъютантов и скажете, что я приказал срочно послать двух солдат для охраны выхода из погреба.
 Он замолчал, а Квинелла подняла голову и посмотрела на него.
 — И послать еще солдат… сюда?
 — Это позже, — согласился Рекс, — когда я попрошу.
 Она широко открыла гдаза и вскрикнула:
 — Но ведь вы же… не пойдете туда… один?
 — Со мной все будет в порядке.
 — Нет! Нет! Она обхватила руками его шею.
 — Я не вынесу этого… он убьет вас! Рекс… пожалуйста… пусть пойдут… солдаты… а не вы!
 — Я смогу сделать больше, чем солдаты.
 — Я могу… ошибиться… у него может быть… револьвер.
 — Я буду очень осторожен.
 — Это так… опасно… они хотят… убить вас, и если… это случится, я… не вынесу!
 Она почувствовала, что он еще крепче прижал ее к себе. И услышала его слова:
 — Верьте мне.
 — Пожалуйста… пожалуйста, будьте… осторожнее.
 — Я постараюсь, раз вы просите меня, — ответил он.
 И когда она подняла на него глаза, полные слез, умоляя его не только словами, но и каждой клеточкой своего пробудившегося тела, он встретился с ней взглядом.
 Словно не в силах противиться внезапному порыву, он коснулся губами ее губ.
 Это длилось всего одну секунду. Потом она почувствовала, что объятия его разжались, и услышала его голос. Это был уже совершенно другой голос:
 — Идите в комнату адъютантов, как я вам сказал. Это был приказ. Она видела, что Рекс уже направился в свой кабинет.
 Ей хотелось повиснуть на нем и на коленях умолять не делать этой глупости — ну зачем подвергать себя такой опасности?
 Но она понимала, что он не будет даже слушать ее, и в отчаянии и тоске пошла выполнять его приказ. Теперь она знала, что любит его и что, если он сейчас погибнет, жизнь для нее потеряет всякий смысл.




 Глава 7


 Покинув Квинеллу, Рекс медленно, без всякой спешки направился в свой кабинет.
 Он открыл дверь, вошел в комнату и замер на мгновение. Потом громко, с раздражением в голосе произнес:
 — Черт возьми!
 Затем возвратился к двери, громко хлопнул ею, но остался в комнате.
 Несколько секунд он не двигался, оценивая обстановку.
 Квинелла была права в своих догадках — стол стоял напротив окна, и камин был слева от него.
 Рекс предположил: кто бы ни подстерегал его здесь, в кабинете, он должен находиться в левой части комнаты, так как оттуда можно наблюдать за тем, кто сидит за столом.
 Комната была довольно большая, и после короткого раздумья Рекс стал бесшумно передвигаться вдоль стены, которую невозможно было видеть из того угла, где был камин.
 Первое, чему учили участников Большой Игры, — умению двигаться бесшумно.
 Это было очень легко усвоить индусам, постоянно ходившим босиком, но намного труднее англичанам, носившим туфли или ботинки.
 К счастью, Рекс овладел искусством двигаться без малейшего шума в любой обуви, и через несколько секунд он уже достиг выступающего края мраморной каминной доски.
 Не торопясь, он вынул из кармана маленькую монетку и бросил ее так, что она со звоном покатилась в дальний конец комнаты.
 Это был старый прием, но он сработал.
 Человек, притаившийся в камине, выглянул, чтобы увидеть, откуда идет этот шум, и в следующее мгновение цепкая, как клешня, рука схватила его мертвой хваткой за шею, а нестерпимая боль в запястье правой руки заставила выпустить отточенный узкий нож, который он сжимал.
 Когда Квинелла, задыхаясь от бега, ворвалась в комнату адъютантов, она застала там только капитана Андерсена, бывшего однополчанина Рекса.
 Он спокойно читал, и если бы Квинелла не была так взволнована, то наверняка с интересом заметила бы, что книга была о Тибете.
 Она стояла в дверях, с трудом переводя дыхание, и щеки ее еще были мокры от слез. Капитан Андерсен застыл от неожиданности, но тут же вскочил с места.
 — Ваше превосходительство!.. — начал он.
 — Вы должны немедленно послать… двух солдат к выходу из… погреба, чтобы… никто не убежал, — торопливо проговорила Квинелла. — Торопитесь! Торопитесь! Нельзя терять… ни секунды!
 Капитан Андерсен, не задавая никаких вопросов, быстро отдал необходимые распоряжения — он знал, что это приказ губернатора.
 Рекс подобрал себе прекрасных адъютантов.
 Капитан Андерсен быстро прошел мимо Квинеллы, и она прислонилась к дверному косяку, чувствуя неимоверную слабость, и все же каждый нерв ее тела был как натянутая струна, потому что Рекс был в опасности.
 Могла ли она предполагать, что любовь заставит ее пережить терзания и муки, совершенно не похожие на все ее прежние страдания?
 Она была в страхе за жизнь любимого, и ей хотелось позвать стражу, стоявшую у главного входа, крикнуть слуг на помощь.
 Но, подобно капитану Андерсену, она знала, что должна делать только то, что приказано, и единственное, чего нельзя делать, — это ослушаться приказа.
 Медленно, чувствуя, что ноги не желают ей повиноваться, она пошла обратно по длинному коридору.
 Подойдя к двери кабинета, Квинелла прислушалась, чувствуя, как каждый звук в доме мешает ей услышать самый теперь желанный для нее голос.
 Она боялась, что за дверью будет тишина — ведь мертвые не говорят.
 И вот, когда ей уже показалось, что в комнате — ни звука и она представила себе Рекса, распростертого на полу и истекающего кровью, вдруг послышался его голос.
 Она не могла понять слов, расслышала только, что он говорит с кем-то холодным суровым тоном, и один только звук его голоса снова вызвал у нее поток слез.
 Рекс продолжал что-то говорить, и неожиданно к его голосу присоединился другой — плачущий, умоляющий о пощаде.
 «Почему он не убил его?» — со злобой подумала Квинелла и тут же сама удивилась своей кровожадности.
 Но ведь речь шла о жизни Рекса, и вопрос о выборе для нее не стоял.
 И будь то один или тысяча — все должны умереть, лишь бы Рекс остался жив!
 Через несколько минут она увидела приближающегося капитана Андерсена, и в это время открылась дверь, и на пороге кабинета появился Рекс.
 Он стоял темным силуэтом на фоне светлого проема двери, и все, что Квинелла собиралась сказать ему, застыло у нее на губах.
 Она лишь молча смотрела на мужа, словно он был видением, посланным с неба, чтобы рассеять ее страх.
 — Входите, Андерсен! — сказал Рекс адъютанту, и капитан Андерсен прошел в комнату. Квинелла последовала за ним.
 На полу кабинета лежал поверженный злоумышленник, и вид у него был самый жалкий — Рекс связал ему руки его собственным тюрбаном и заткнул рот носовым платком.
 Рекс указал на лежащего.
 — Уберите отсюда этого человека и заключите под стражу, — отрывисто сказал он. — Ему, а также леснику, которого вы найдете в подвале, будет предъявлено обвинение в попытке кражи. Двух садовников — Дауда и Хари — арестовать, их тоже будут судить, как замышлявших кражу. Все четверо должны сидеть отдельно друг от друга.
 — Понятно, ваше превосходительство, — ответил капитан Андерсен.
 — Об их аресте по возможности никто не должен знать, — продолжал Рекс, — и распорядитесь подать двух лошадей к черному ходу. Я возьму с собой Азима.
 Квинелла в немом изумлений смотрела на Рекса. Азим был его личным слугой — человеком, который жил с ним вместе в течение многих лет.
 Куда он собрался ехать и почему берет с собой Азима?
 Вопрос вертелся у нее на языке, но она не отваживалась произнести его вслух. Тем временем капитан Андерсен, быстрым взглядом оценив, крепко ли — связан человек, лежащий на полу, повернулся и вышел из комнаты.
 И лишь тогда Рекс взглянул наконец на Квинеллу и улыбнулся.
 Она ждала от него каких-то слов, но он быстро увлек ее за собой из кабинета и притворил дверь.
 — Куда вы… собираетесь? Зачем вам… лошадь? — начала она, но он перебил ее.
 — Я постараюсь обернуться как можно скорее, но могу опоздать к обеду. Прошу вас, будьте такой же умницей до моего возвращения — никому ни слова. Никто не должен догадаться, что меня нет в доме.
 — Рекс! Рекс! — отчаянно вскричала Квинелла.
 — Я же просил вас довериться мне, как я доверяю вам, — терпеливо, как ребенка, стал уговаривать ее Рекс. — Вы же сами хотели принять участие в Большой Игре.
 Она хотела возразить; «Я хотела не этого!» Ведь она не знает ничего, только чувствует: он опять идет на риск и оставляет ее одну, в полном неведении!
 Но прежде, чем она успела сказать хоть слово, он уже отвернулся и торопливо зашагал по коридору.
 Она видела, что он скрылся в комнате, которая обычно никак не использовалась, но через нее, как ей было известно, он мог проникнуть на другую лестницу, а затем — в свою спальню, не попавшись никому на глаза.
 На какое-то мгновение ей показалось, что она этого не вынесет.
 Нет! Невозможно выполнить то, что он просит! Она сейчас побежит за ним, будет умолять взять ее с собой или хотя бы рассказать, куда он едет.
 Как он может оставить ее одну теперь, в полной неизвестности и страхе! Это как острый нож в сердце, и это выше человеческих сил!
 Но тут она вспомнила: ведь Рекс доверился ей, и она не хочет его разочаровывать. И медленно и с достоинством она направилась в главный холл и поднялась в свою гостиную. Она не встретила никого по дороге и не нашла никаких следов Рекса вблизи апартаментов, занимаемых вице-губернатором и его женой.
 Там была большая спальня, которую занимала она сама: прохладная светлая комната в три окна — из них был виден сад и открывалась далекая прекрасная панорама гор.
 Спальня Квинеллы соединялась дверью с ее гостиной, всегда полной цветов, а гостиная, в свою очередь, — со спальней губернатора, которую она никогда не видела.
 Квинелла присела на минуту, потом поднялась, подошла к окну и долго стояла, глядя на цветы и деревья, которые так заворожили ее своей красотой с первых дней ее жизни в Наини-Таль, но видела она только Рекса, скачущего без охраны навстречу опасности.
 Она и без рассказов Рекса поняла, что он уехал, чтобы найти человека, который разработал план его убийства.
 Им мог быть либо какой-нибудь русский, либо кто-то, кому хорошо заплатили и для кого смерть Рекса означала бы моральную и физическую победу.
 Терзаясь этими мыслями, она молча, без слез закрыла лицо руками. Ну зачем она так умоляла бога Кришну дать ей любовь?
 Она еще не знала тогда, что любовь может быть обоюдоострым оружием.
 И это оказалось совсем не тем, что она предполагала, — это был вовсе не душевный восторг, возносящийся к сияющим вершинам, а совсем-совсем другое.
 Теперь она действительно поняла, что имел в виду саддху, когда произнес:
 — Ты должна спускаться и вниз, в долину.
 Как раз там она сейчас и находилась. Измученная страхом, тревогой — земными человеческими страданиями — и любовью, совсем не похожей на вспышку страсти.
 Она ощутила дрожь от сознания силы собственных чувств. И вдруг ей послышался голос Рекса — трезвый, спокойный и уверенный: «Доверьтесь мне, как я доверяюсь вам».
 Мужчина из племени патанов, приехавший на рикше, которого он нанял на окраине города Наини-Таль, вошел в дверь грязного обветшалого дома, где сдавались меблированные комнаты.
 Из-под пыльного синего тюрбана смотрели острые ястребиные глаза. Его длинный, грязный, когда-то белый халат был надет поверх узких штанов, доходящих до лодыжек, и заскорузлой от грязи туники, украшенной талисманами и браслетами, надетыми выше локтей.
 Он двигался со спокойной грацией пантеры, выслеживающей свою жертву.
 Широкий пояс из хлопчатобумажной ткани поддерживал штаны и тунику патана, а кроме того, служил хранилищем для огромного кремневого пистолета, двух ножей и длинной кривой индийской сабли, украшенной резьбой, — такая сабля может рассечь надвое летящее перышко.
 За ушами его красовались две красные розы, но им никоим образом не удавалось рассеять впечатление, что главной целью и удовольствием жизни их обладателя было отправлять на тот свет своих ближних, и по возможности долгим и мучительным путем.
 Он подошел к владельцу этой захудалой гостиницы — толстому ленивому бабу (Индиец, получивший образование в английской школе), вложившему все свои сбережения в это ветхое здание, и, коверкая слова, спросил невероятно вульгарным, грубым голосом:
 — Каком комнате чужой сагиб?
 Хозяин окинул его подозрительным взглядом. В то же время он моментально проникся грозным видом ножей и длинной сабли.
 — Он ждать вас? — спросил он пришельца на том же невероятном английском.
 Патан сделал какое-то почти неуловимое движение головой, и хозяин поспешно указал на шаткую деревянную лестницу.
 — Номер два.
 Патан окинул взглядом маленький грязный холл и начал взбираться по лестнице той развязной самоуверенной походкой, которая характерна для людей его племени.
 После ста лет общения с патанами британцы так и не смогли поладить с ними.
 «Жестокие, трусливые разбойники, хладнокровные и вероломные убийцы — писал один офицер из пограничного района. — Ничто не в состоянии изменить этих бессовестных и безжалостных дикарей».
 Но другой оценивал людей этого племени иначе:
 «Патан смел, рассудителен, религиозен в меру своих возможностей, имеет острое чувство юмора и обожает спорт».
 Каково бы ни было мнение хозяина об этом посетителе гостиницы, он не собирался высказывать его или преграждать путь человеку, поднимающемуся на второй этаж.
 Патан вошел в спальню номер два без стука.
 На кровати лежал иностранец — примерно такого он и ожидал увидеть. Это был человек, очевидно, более образованный, чем предполагала его внешность, с чертами лица, явно принадлежащими не индийцу и не афганцу.
 По одежде, несомненно, подобранной обдуманно, его вполне можно было принять за туриста.
 На столе лежали несколько холстов и ящик с красками. Это была старая проверенная уловка, чтобы беспрепятственно путешествовать по предгорьям Гималаев, а за словом «художник» могло скрываться множество других интересов.
 Патан закрыл за собой дверь, и человек испуганно приподнялся на кровати.
 Все было кончено очень быстро, и хозяин гостиницы, обеспокоенный тем, что постоялец долго не требует никакой еды, еще до наступления следующего утра вошел в его комнату и обнаружил того мертвым в постели — скончавшимся от «сердечного приступа» .
 На его теле не было никаких признаков насилия, как не было нигде и следа патана, который определенно не спускался обратно по лестнице в холл.
 Но ведь второй этаж низенького здания находился не очень высоко от земли!
 Квинелла потом никак не могла припомнить, что она говорила гостям, которые приехали и были представлены ей капитаном Андерсеном.
 Городок Наини-Таль, как она уже поняла, пользовался репутацией замечательного места для отдыха: засахаренные фрукты, подаваемые перед обедом, были великолепны, нравилось гостям и губернаторское вино.
 Она переоделась к обеду как во сне, предоставив служанке самой выбрать платье и драгоценности, которые послушно позволила надеть на себя.
 Она сидела за туалетным столиком, глядя невидящими глазами в зеркало. Перед ее мысленным взором стояло только лицо Рекса.
 Он прикоснулся к ней сегодня губами, но, конечно же, это был лишь утешительный жест — так можно поцеловать ребенка.
 Она хотела гораздо большего от его губ и от… него самого.
 В гостиной она никак не могла сосредоточиться на теме разговора, а поскольку гости веселились и явно чувствовали себя непринужденно, она действовала совершенно автоматически и отвечала на вопросы так, как этого от нее ожидали.
 Она пыталась заставить себя не смотреть поминутно на большие, бронзовые с позолотой часы, стоящие на каминной доске.
 И почему это время движется так медленно!
 Она знала, что ужин уже запаздывает на целых четверть часа, но хитмагары (Слуги-мужчины, прислуживающие за столом) в белых, красных и золотых одеждах продолжали наполнять бокалы.
 Она не делала попыток встать и пригласить всех в столовую, где их уже ждал длинный стол, накрытый камчатной скатертью, с рядами сверкающих тарелок и салфетками, искусно уложенными в виде вееров или экзотических птиц.
 «Рекс! Рекс!»
 Это сердце Квинеллы отчаянно призывало его к себе.
 Что там случилось? Почему он не возвращается?
 И как она могла отпустить его, не зная, куда он отправился и что собирается делать?
 На сердце у нее словно лежал тяжелый камень — он становился все больше и больше, пока наконец ей совсем нечем стало дышать. И вдруг хитмагар распахнул дверь, и Квинелла увидела его — одетого как обычно, при орденах и улыбающегося.
 Все гости встали, приветствуя губернатора, — дамы сделали реверанс, а мужчины поклонились.
 Квинелле показалось, что все огни вдруг ярко вспыхнули, подобно сигнальным ракетам в небе, и комната залилась ослепительным сиянием.
 Глаза Рекса и Квинеллы встретились на мгновение, и она поняла, что все хорошо.
 После того, как все гости были ему представлены, он подал ей руку, и они впереди всей процессии проследовали в столовую.
 Хитмагары, по одному на каждого гостя, вытянулись в один ряд, отдавая честь, как это было принято в Доме правительства Северо-западных провинций.
 Рекс ничего не сказал ей, но лишь на миг положил ладонь на ее руку, лежащую на сгибе его локтя, отчего она вся затрепетала.
 После этого Квинелле стало казаться, что она или очень остроумно шутит или говорит необычайно умные вещи, потому что все, с кем бы она ни говорила, начинали смеяться.
 После появления Рекса время как бы убыстрило свой бег, и когда вечер закончился, Квинелла подумала, хотя не могла припомнить ни единого слова из того, о чем там говорили, что это был, пожалуй, самый удачный званый обед.
 Квинелла и Рекс бок о бок поднялись к себе на второй этаж в полном молчании, и только когда дошли до своих покоев, она быстро проговорила, боясь, что он может попрощаться с ней на ночь:
 — Я должна… знать… вы должны… рассказать мне.
 — Разрешите мне только снять свой наряд, — сказал он, — и я уверен, что вам тоже будет гораздо удобнее без своего парадного платья.
 — Да… конечно, — согласилась она. Она пошла в свою комнату, а он в свою.
 Служанка уже ждала ее. Уроженка Бенгалии, специально подобранная для нее в Калькутте, она обслуживала и других губернаторских жен и, как было записано в ее рекомендации, хорошо справлялась со своими обязанностями.
 Она сняла с Квинеллы платье и драгоценности.
 — Расчесать вам волосы, ваше превосходительство? — спросила она.
 — Нет, сегодня не нужно, — ответила Квинелла. Служанка достала из гардероба халат из атласной ткани на подкладке — белый, отделанный кружевом и маленькими бантиками из голубого бархата. Квинелла надела его.
 — Вы можете идти, Налини, — сказала она. — Я сегодня лягу позже.
 Служанка выключила все светильники, кроме лампы у постели, и вышла из комнаты.
 Квинелла опустилась на колени на белую пушистую меховую полость перед камином.
 Поленья, сложенные высоким колодцем, начинали разгораться — пламя еще не охватило всю поленницу, но веселые и резвые огоньки уже пробивались на самый верх.
 «По крайней мере в этой комнате уже никто не сможет спрятаться в камине», — подумала она.
 Но сейчас ей уже совершенно не было страшно.
 Она ждала. Ее сердце возбужденно колотилось в груди, а губы пересохли.
 Открылась дверь, и вошел Рекс. На нем был длинный, типично английский халат, отделанный шнуром по воротнику и бортам, и это создавало впечатление, что он еще не успел переодеться.
 Он направился к ней, и она быстро вскочила на ноги. Не дожидаясь, пока он подойдет, она спросила:
 — У вас все… хорошо? Вы… не ранены? Он улыбнулся:
 — Как видите — я вернулся к вам целый и невредимый, как и обещал.
 — А тот… человек? Вы… нашли его?
 — Да, я его нашел!
 — И… что?
 — Неужели это так важно? — спросил он. Она встретилась с ним глазами и уже не могла больше думать ни о чем, а только купалась в тепле его нежного, ласкового взгляда.
 Он подошел к ней совсем близко.
 — Вы спасли меня, Квинелла, и прежде всего я должен поблагодарить вас за это.
 — Это случайность… чистая случайность, — сказала она. — Если бы я… не заблудилась… Если бы я… не услышала, как разговаривали… садовники…
 — А разве не случайность, что мы встретились? — спросил Рекс. — Разве не случайность, что мы поженились и что вы, хоть я этого сначала и не осознавал, — именно та женщина, которую я искал всю жизнь?
 Она смотрела на него широко открытыми глазами.
 — Это… правда?
 — Неужели вы думаете, что я смог бы сказать вам неправду так, чтобы вы бы этого не заметили?
 Они молча посмотрели друг на друга. И Реке произнес:
 — Нам нужно так много сказать друг другу, но сначала я хочу еще раз поблагодарить вас: не только за мое спасение, но и за слезы, которые увидел в ваших глазах, когда уходил.
 Он сказал это очень мягким и проникновенным голосом, но в нем прорывалось какое-то более глубокое, сдерживаемое чувство, отчего Квинелла вдруг задрожала и опустила темные ресницы.
 — Я боюсь, — неожиданно сказал Рекс.
 — Боитесь? — искренне удивилась Квинелла.
 — Боюсь испугать вас, если скажу, что у меня на сердце.
 — Вы… не должны… бояться.
 — Вы в этом уверены?
 Квинелла не знала — то ли она сделала шаг к нему, или это Рекс притянул ее к себе. Она только поняла, что они совсем рядом друг с другом, и он сейчас почувствует, как бешено колотится ее сердце.
 — Тогда, в коридоре, это был поцелуй просто в благодарность… — еле слышно сказал Рекс, — но сейчас мне хочется поцеловать вас совсем по-другому.
 — Как — по-другому?
 Не в состоянии произнести больше ни слова, почти задыхаясь, она молча подняла к нему свое лицо.
 Она думала, что сейчас он поцелует ее, но почувствовала, как его пальцы нежно пробежали от подбородка к щеке, коснулись уха и спустились внив к шее.
 Это было еще неведомое ей ощущение» огнем пронизавшее все ее тело. Губы ее открылись сами собой, а дыхание стало частым и прерывистым.
 — Вы так прекрасны! — прошептал он. — Но меня восхищает не только ваше лицо.
 — Я… восхищаю вас?
 Ей необходимо было услышать его ответ.
 — Больше, чем я могу выразить словами, — ответил Рекс. — За эти недели, что мы здесь, я чуть с ума не сошел, что не могу обнять вас, прижать к себе, как сейчас.
 — Я тоже… желала этого. Эти слова вырвались у нее непроизвольно, но, стремясь быть до конца честной, она добавила:
 — Но… я раньше… не понимала этого, а сегодня… когда я подумала… что вас могут убить, а я не смогу… предупредить…
 Она сказала это с болью, и Рекс понял, как она страдала. Он еще крепче обнял ее.
 Он посмотрел в ее глаза долгим взглядом и прижался губами к ее губам.
 Едва коснувшись их, он почувствовал, что под снегом действительно бушует огонь — огонь такой невероятной, неистовой силы, что он может поглотить все вокруг, но только не их стремление друг к другу.
 Они наконец нашли друг друга, встретились после многих веков разлуки… Пламя разгоралось все ярче и ярче, и уже невозможно было думать — можно было только чувствовать…
 Много позже, когда поленья в камине рассыпались и превратились в золу, Квинелла сказала:
 — Мне казалось — я уже никогда… не буду с тобой одна… здесь все время народ… и я завидовала… прежним губернаторам и их женам, что они… могли быть вместе… в этой постели.
 Рекс нежно поцеловал ее в лоб.
 — Ну уж что-что, а это у нас с тобой никто и никогда не отнимет, и как мне кажется, любовь моя, — у нас есть право на нечто большее.
 — Что ты имеешь в виду?
 — В Англии, перед отъездом, сэр Теренс обещал нам медовый месяц в Лакхнау. Я думаю, мы вполне можем провести его в Наини-Таль.
 — Медовый… месяц?
 И хоть вопрос был едва слышен, прозвучал он с восторгом — как ликующая песнь.
 — Я думаю, тебе это понравится.
 — Мне понравится все, только бы я могла быть с тобой, говорить обо всем, и чтобы ты мог… любить меня.
 Последние слова она произнесла с дрожью в голосе, и эта дрожь эхом отозвалась во всем его теле.
 — Мы потеряли так много времени, — сказал Рекс, — но уж теперь я хочу, чтобы моя жена была рядом со мной.
 — А тебе… разрешат? — робко спросила Квинелла.
 — Разрешат? Кто должен мне разрешать? — удивился Рекс. — Или я не губернатор этой провинции? Здесь я отвечаю только перед самим собой!
 Она весело рассмеялась.
 — Ну тогда, ваше превосходительство, вы, может быть, расскажете мне, что бы вы… хотели, чтобы мы… делали?
 — Весьма прискорбно, — медленно произнес Рекс, пряча искорки смеха в глазах, — но мы с тобой в следующие две недели будем страдать весенней лихорадкой, что убережет нас от необходимости выполнения служебных обязанностей!
 Квинелла сильнее прижалась к нему.
 — А эта… лихорадка — она что: как… огоньки… которые вспыхивают… во всем теле? — спросила она, едва сдерживая смех.
 — Точно!
 — И у больного… постоянно… комок в горле, и… трудно говорить… и можно только шептать?
 — Действительно, так! — согласился Рекс.
 — И он чувствует, что веки у него… тяжелеют, и губы… распухают?
 — Да — это неизбежный симптом! Какие еще ощущения я вызвал у тебя?
 — О-о, еще много, много всего!
 И уже совсем другим тоном Квинелла продолжала:
 — Я почувствовала — будто ты поднял меня на самую высокую вершину, где… раньше никто и никогда не бывал и где живут… только боги.
 Она помолчала и нерешительно спросила:
 — А ты тоже… чувствовал… такое?
 — Родная моя, наша любовь — это восторг, который я не в силах описать словами. Поверь мне, никогда, никогда в жизни я не был так счастлив!
 — Я так рада… так безмерно… рада!
 — Это и есть то, что называется любовью!
 — Да, я люблю тебя! Люблю!
 — Я ведь не испугал тебя и не сделал тебе плохо, правда? — спросил он. — Я старался, я хотел быть с тобой терпеливым и нежным, любовь моя, — чтобы тебе не было страшно.
 — Мне совсем не было… страшно, — тихо ответила Квинелла, — я просто еще не знала, что человек может так гореть — как в огне, и что это самое лучшее и… самое чудесное, что… есть на земле!
 — Огонь любви!
 — Да, это очень… точное название. Он откинул со лба ее волосы и посмотрел на ее лицо сверху вниз, и в свете догорающих углей увидел устремленные на него глаза и ждущие губы.
 — Я знаю много-много всего, чему хотел бы научить тебя, мой прекрасный цветок, — сказал он серьезно, — но и ты, наверное, многому научишь меня!
 — О чем же мы… расскажем друг другу?
 — О наших душах, наших сердцах и о наших телах, — ответил он. — Мы ведь боролись в этой жизни в одиночку. Теперь же мы можем думать и чувствовать вместе и искать свой единственный путь к нашей общей, самой высокой вершине.
 — Ты сказал, что… можно достичь… невозможного, — прошептала Квинелла, — и это… правда.
 Рекс стал целовать ее нежно и страстно, и она почувствовала, что задыхается от восторга и счастья, а сердце ее неистово стучит в унисон его сердцу.
 Наконец, оторвавшись от ее губ, он сказал:
 — Ты должна поспать, радость моя. Завтра рано утром мы выезжаем, нам оседлают лошадей.
 — А куда мы поедем?
 — Я покажу тебе много прекрасных мест — святых мест, о которых не знает никто из обычных гостей Наини-Таль.
 — Я знаю, они мне понравятся.
 — Туда можно добраться только верхом.
 — Мы и правда поедем одни?
 — Если ты не боишься и готова встретиться с духами и божествами, которые живут в горах, то, обещаю тебе, нам не нужно будет никакой охраны.
 Квинелла от полноты счастья тихонько вздохнула.
 — О-о, Рекс, я и не подозревала, что… меня ждет столько… чудесных приключений… но если это для тебя… опасно, то не нужно — даже если мне… будет очень хорошо.
 — Так ты беспокоишься обо мне?
 — О ком же еще? — спросила она. — У меня никого больше нет. Ты для меня — весь мир: все небо, горы и… долины.
 На последнем слове она как бы запнулась, и Рекс спросил ее:
 — Почему ты так странно сказала «долины»?
 — Потому что так сказал мне саддху.
 — Какой саддху?
 — Он сидел у нас в саду, и он сказал мне, что я все время… ищу вершины, а надо бы… и в долины спускаться.
 Несколько поколебавшись, она сказала:
 — Наверное, долины — это тот огонь и все те чувства, что ты подарил мне.
 — Я тоже так думаю.
 — И еще саддху сказал: вершины и долины… дополняют друг друга и что это… путь к истине.
 — Которую мы найдем вместе с тобой.
 — О-о, дорогой мой Рекс! — страстно вскричала Квинелла. — Могла ли я даже подумать, когда уезжала из Англии, что это со мной случится!
 — Но это случилось! — ответил он. — И это только начало! И нас с тобой еще так много ждет впереди.
 Он хотел поцеловать ее, но она, уклонившись от поцелуя, спросила:
 — Я… хотела кое о чем спросить… тебя.
 — О чем же?
 Он знал, что она с трудом ищет слова, и ждал, думая при этом: за что ему такое счастье?
 Квинелла заговорила, и голос ее звучал как музыка:
 — В тех книгах, что ты дал мне, говорится, что, индусские девушки боготворили своих мужей. Каждая думала, что ее муж — Кришна… Бог любви.
 — Да, верно.
 — И… поэтому, — шепотом сказала Квинелла, — сам… акт любви считали… божественным. Рекс ничего не ответил, и она продолжала:
 — Я… тоже… почувствовала это! Для меня… ты — Кришна… любовь, которую ты… дал мне… священна, и я… боготворю тебя.
 Он сжал ее в объятиях так крепко, что она едва могла перевести дух.
 — Любовь моя, бесценное мое сокровище, пожалуйста, не говори так. Это я должен боготворить тебя, потому что ты — совершенство!
 Порывистым движением она прижала к себе его голову, ища его губы своими губами и прижимаясь к нему всем телом.
 И вот уже тот священный огонь, что горел в каждом из них, превратился в бушующее пламя и, поднимаясь все выше и выше, понес их — пылающих неистовой страстью — к сияющим вершинам восторга…
 Рано утром, когда солнце еще не успело стать нестерпимо палящим, Рекс помог Квинелле сесть в седло — лошади уже были поданы к парадному подъезду.
 Их провожал капитан Андерсен.
 — Пусть слуги подвезут еду на вьючных лошадях и оставят ее под деревьями над водопадом Наини, — распорядился Рекс. — Они должны успеть туда к полудню, потом удалиться, а затем подобрать, что останется, через два часа.
 Квинелла несколько раз порывалась издать радостное восклицание, но не стала прерывать речь своего супруга.
 — Я прослежу, чтобы все было сделано, — ответил капитан Андерсен.
 — И объявите всем, пожалуйста, что в течение двух недель я не буду устраивать никаких официальных приемов, — продолжал Рекс, — а все неотложные дела возлагаю на вас.
 Немного поколебавшись, адъютант спросил:
 — Если у меня возникнут какие-нибудь затруднения — смогу я обратиться по этому поводу к вам сегодня вечером?
 — Нет, — категорически отрезал Рекс. — Мы будем обедать в маленькой гостиной ее превосходительства, и нам будет прислуживать Азим. По всем хозяйственным вопросам — нас нет дома. И исключений из правила не будет!
 — Все понятно, ваше превосходительство. Капитан Андерсен улыбнулся и добавил:
 — Удачи вам, милорд! И, хоть немного запоздалые, но мои самые искренние поздравления!
 — Спасибо, Андерсен!
 Рекс повернулся, собираясь сесть на коня. В это время к дому подошел один из садовников.
 В одной руке он держал огромную корзину только что срезанных роз, а в другой — букет тигровых лилий.
 — Дайте мне их, — сказал Рекс и забрал букет из рук садовника.
 Затем он вскочил на коня и прикрепил букет впереди седла.
 Они тронулись, а капитан Андерсен и двое слуг помахали им на прощание.
 И только когда они добрались до поросшей орхидеями тропинки, которая шла через парк, Квинелла с любопытством спросила:
 — Зачем ты взял тигровые лилии?
 — Эти цветы в моем воображении всегда связывались с тобой, — ответил Рекс. — Для меня они — символ чистоты в сочетании с неприступностью тигра.
 Она поняла, что он пытается сказать, и покраснела.
 — А что ты… собираешься делать… с ними? — поинтересовалась она после минутного раздумья.
 Рекс взглянул на увенчанные снегами горные пики, просвечивающие сквозь ветви цветущих деревьев, а потом на Квинеллу.
 — Я хочу, — сказал он немного торжественно, — положить их к храму, посвященному богу любви!
 Глаза их встретились. Она была так прекрасна на фоне белых, красных и голубых цветов.
 — Я молилась, чтобы бог Кришна дал мне любовь, — нежно сказала Квинелла. — Как мне отблагодарить его?
 — Радость моя, мы еще успеем — впереди у нас целая вечность, — ответил Рекс.