Аннотация: Прелестная и невинная Честити Лоуренс спасла Рида Фаррела от верной смерти. Девушка и подумать не могла, что отныне ее жизнь изменится навсегда, что раненый незнакомец послан ей самой судьбой. Честити предстояло отправиться вместе с Ридом в смертельно опасный, полный приключений путь по диким индейским территориям. Но никаким опасностям не под силу разорвать связавшие их огненные узы страсти.


---------------------------------------------


 Элейн Барбьери
 Добродетель в опасности



 Глава 1




1882 год

 — Как вы позволили этому человеку дойти да такого состояния?
 Врач был высоким, худым, с узким морщинистым и обветренным лицом. Его маленькие глазки осуждающе смотрели на Честити [1] . Когда минутами раньше Честити Лоуренс появилась в дверях его кабинета со своим полуобморочным попутчиком, доктор быстро осмотрел больного и после этого обратился к ней.
 — Я сделала все, что могла, — возразила девушка. — Он отказывался выходить из поезда до тех пор, пока мы не приехали в Седейлию.
 — А зачем вы его слушали? Он болен, у него сильный жар. Вы должны были понять, что этот человек не отвечает за свои слова.
 — Да, но…
 — Но, но, — язвительно передразнил доктор, — хватит спорить! Ваши отговорки ему не помогут.
 Врач опять повернулся к пациенту. Принимая во внимание его черное одеяние и воротничок священника, он уважительно сказал:
 — Меня зовут доктор Карр. А вас, преподобный отец?
 — Меня — Рид Фаррел, — отозвался раненый.
 — Вы больны, Рид. Что-то с ногой, не так ли? — Доктор Карр дотронулся до внутренней стороны бедра пастора и нахмурился, услышав тихий стон. — Мне надо взглянуть.
 Священник не ответил, и доктор обернулся к Честити.
 — Вы должны мне помочь, — проворчал он. — Этот человек не в состоянии самостоятельно раздеться, а мне одному не справиться с таким великаном.
 С этими словами он щелкнул пряжкой на ремне пастора и начал расстегивать его брюки. Когда слегка обнажилось тело, Честити испуганно затаила дыхание.
 — Что с вами, женщина? — разозлился доктор Карр. — Сейчас я его приподниму, а вы снимите с него брюки.
 — Снять с него брюки?
 — Вы что, глухая?
 — Но, доктор, я…
 — Делайте, что вам говорят!
 Девушка взглянула на врача, потом на пастора, который опять впал в полузабытье. Этот мужчина был ей едва знаком, но доктор Карр прав: пастор не может раздеться сам, значит, у нее нет выбора. Судорожно сглотнув, она взялась за расстегнутые брюки, ощутив под пальцами теплые упругие бедра. Руки ее дрожали, голова кружилась. Видели бы ее сейчас незамужние тетушки, у которых она воспитывалась…
 — Готовы?
 Она кивнула.
 — Тяните!
 Честити зажмурилась и потянула брюки вниз. Медленно открыв глаза, она с непередаваемой радостью заметила, что доктор не смотрит в ее сторону, а пастор без сознания и не знает, что она его раздела. Набравшись смелости, девушка перенесла взгляд с мускулистой груди больного на нижнюю часть его тела и, увидев, что самое интимное место скрыто от глаз короткими кальсонами, облегченно вздохнула. Но ее облегчение длилось недолго. Врач размотал пропитавшуюся кровью повязку и снял ее с бедра мужчины. Девушка охнула при виде ужасной раны.
 — Ну конечно, теперь мы будем охать! — продолжал ворчать доктор Карр. — Рана нагноилась. Ему повезет, если он сохранит ногу. Скажите на милость, каким образом священник получил пулевое ранение?
 Пулевое ранение?
 Потрясенная словами доктора, Честити лишь покачала головой, затем, спохватившись, пробормотала:
 — Мне кажется, вам надо спросить это у него самого.
 Похоже, такой ответ удовлетворил рассерженного доктора не больше всего остального, что она ему говорила.
 — Я займусь раной, — сказал он, — а вы сходите на кухню и вскипятите воды. — Он сдвинул брови. — Вы ведь можете это сделать?
 Честити нарочно не стала отвечать. Интересно, на западе все мужчины такие грубияны?
 — А потом достаньте из шкафа тряпочки. Надо будет снять воспаление горячими припарками. Надеюсь, вы готовы не спать ночь.
 Она лишь взглянула на доктора и пошла выполнять его поручения.
 Бедро полыхало огнем. Рид громко застонал и вдруг увидел ее лицо. Дженни!
 Она была еще красивее, чем в его воспоминаниях: каштановые волосы отливают золотом на солнце, белая кожа усыпана ненавистными ей веснушками. Он вспомнил, как скользил поцелуями по дорожке из этих веснушек, неизбежно приводившей к ее губам, теплым и сладким, как мед.
 Но чудный образ начал исчезать, уступая место другой картине: Дженни лежит на холодной земле бездыханная, раздавленная, истекающая кровью, похожая на брошенную тряпичную куклу.
 Нет! Он не хочет опять это видеть!
 Рид гнал прочь жуткое видение, призывая другую Дженни: веселую, полную жизни. Ему хотелось вновь обнять ее, почувствовать ее тепло, убедиться, что она не ушла от него навсегда. Он произнес ее имя и с трудом поднял тяжелые веки. Перед ним в пелене плотного тумана вырисовывался ее силуэт. Отчаянно борясь с болью и жаром, Рид протянул к девушке руку. Если ему удастся обнять ее, значит, все будет хорошо. Наконец-то все будет хорошо…
 Но она не обращала на него внимания.
 Дженни, пожалуйста…
 — Что с вами, женщина? — рявкнул доктор Карр. — Вы что, не видите, чего хочет этот человек?
 Честити промолчала, лишь сосредоточенно сдвинула брови. Уважение к искусству седовласого доктора заставляло ее молча, несмотря на сильный соблазн огрызнуться, сносить его незаслуженные нападки. Конечно, она знала, что в угрожающем состоянии пастора нет ее вины. Она сделала все возможное, чтобы помочь этому почти незнакомому человеку. Девушка увидела его в поезде, идущем в Канзас-Сити, поняла, что он болен, и попыталась помочь. Она привела его к врачу и, поскольку там не было санитарки, осталась за нее. Вместе с доктором Честитн три часа возилась с преподобным Ридом Фаррелом, который все это время крутился и выворачивался, сопротивляясь их действиям, и очень устала.
 Девушка взглянула на страдальческое лицо незнакомца, и в горле ее застрял комок. Их усилия мало повлияли на его состояние. Доктор Карр тоже знал об этом, потому и нервничал. Неужели слишком поздно и они не спасут священника?
 — Я задал вам вопрос, женщина!
 — Хватит называть меня женщиной! — Голос ее дрожал от сдерживаемого гнева. — Меня зовут Честити, и, пожалуйста, обращайтесь ко мне по имени.
 — Честити? — переспросил врач по-прежнему ворчливо. — Ну так что, я вас спрашиваю: вы ослепли? Взгляните на этого человека! Он тянется к вам, хочет что-то сказать. Ему больно, он нуждается в вашем утешении. Бросьте эти чертовы припарки! Я и сам их поставлю. Но я не могу утолить его страдания. Это можете вы. — Девушка не двинулась с места, и тогда он приказал: — Возьмите его за руку, черт бы вас побрал!
 Пораженная злой тирадой врача, Честити опять обернулась к пастору и увидела, что его ярко-голубые глаза смотрят на нее, а губы шевелятся в немом призыве. Комок в горле девушки стал еще больше. Она потянулась к больному, взяла его за руку и… вздрогнула. С неожиданной силой он притянул ее к себе и заключил в жаркие, жадные объятия. Честити почувствовала его руку на своих волосах и услышала тихие нежные слова, полные боли, тоски и невыразимого отчаяния.
 Глаза девушки невольно наполнились слезами. Она подняла голову и заглянула в бородатое лицо священника.
 Когда Честити увидела его глаза, тоже влажные от слез, у нее защемило в груди. Пастор страдал и томился, но не только физически. Ей хотелось утешить его… но как? Честити дотронулась до бородатой щеки, и губы больного дрогнули в улыбке. Он прохрипел что-то невнятное и, крепче ухватив ее за волосы, приблизил к себе лицо девушки. Их губы на мгновение соприкоснулись, и у Честити перехватило дыхание.
 — Дженни… — хрипло прошептал пастор.
 Честити позволила ему прижать себя к груди. Его сердце колотилось так же часто, как и ее собственное. Она почувствовала, как плещется в нем любовь, и закрыла глаза, зная, что ему стало легче.
 — У вас усталый вид.
 Честити обернулась, удивленная сочувственным тоном доктора Карра. Он стоял у нее за спиной в номере гостиницы, куда недавно в полуобморочном состоянии принесли Рида Фарре-ла. Робкий свет раннего утра падал в одинокое окошко, выходящее на главную улицу городка, пока не слишком оживленную. На кровати играли серые тени. Пастор крепко спал после долгой изнурительной ночи. Старый доктор ждал ответа девушки. На его усталом лице отчетливо виднелись глубокие морщины. Но Честити заметила не только это.
 «Неужели он в самом деле пытается улыбнуться?» — подумала она.
 — Простите, — доктор Карр положил свою тяжелую руку ей на плечо, — ночью я был с вами не очень вежлив. Любая другая отплатила бы мне той же монетой, но вы, как истинная леди, не смогли опуститься до грубости. Я очень волновался за своего пациента и, наверное, поэтому был так несдержан.
 Честити взглянула на кровать. Она была не совсем готова принять извинения доктора.
 — Я тоже за него волновалась, — отозвалась девушка.
 — Знаю. Вы мне здорово помогли.
 — У меня есть некоторый опыт ухода за слабыми.
 — Так вот почему вы были столь хладнокровны и не теряли самообладания. Иная на вашем месте ударилась бы в панику. Риду очень повезло, что рядом с ним оказалась такая женщина. — Доктор Карр обернулся к больному. — Я дал ему снотворное, он еще какое-то время будет спать. Советую и вам немного отдохнуть, пока есть такая возможность. Я зайду и осмотрю его попозже.
 Сознание Честити притупилось от усталости, и она не сразу уловила смысл слов доктора. Он Думает, что она останется. Нет-нет, она не может остаться! Ей надо ехать.
 — Мне кажется, будет лучше, если вы найдете кого-то другого, доктор, — тихо заметила она, — я не могу. Видите ли, я…
 — Как это не можете? — искренне удивился доктор Карр. — Все-таки запаниковали? Бросьте! Если что-то случится, я всего в нескольких шагах отсюда, на этой же улице. И потом, вы уже наглядно доказали свое умение обращаться с больным.
 — Я не паникую, — начала девушка и вдруг осеклась.
 Как она могла объяснить, что ей надо ехать в канзасский Калдвелл, что это поездка, о которой она думала всю жизнь? Честити боялась, что дальнейшее промедление подорвет ее мужество, уже заметно убывающее, но как заставить доктора Карра понять это?
 — Разве здесь нет кого-то другого, кто мог бы о нем позаботиться? Я хочу сказать… — она подыскивала слова, не желая показаться эгоистичной, — кого-то более подходящего?
 — Моя милая, — произнес доктор, и в тоне его сквозило явное удивление, — кто может быть более подходящим, чем вы? Вы видели, как Рид реагировал на вас этой ночью. Не знаю, какие демоны его терзали, но вы, безусловно, оказались единственным человеком, который сумел его успокоить. Разумеется, вы понимаете, что в противном случае мы могли проиграть схватку со смертью. Опасность еще не миновала, и я думаю, что для успешного лечения Рида вы по-прежнему незаменимы.
 Смущенно покраснев, Честити опять взглянула на кровать. Она слишком хорошо помнила сильные теплые объятия пастора и нежные слова любви, которые он шептал. Но эти слова были предназначены не ей.
 — Он был без сознания и не понимал, что делает.
 — Все он понимал, милочка, — убежденно заявил врач.
 Не желая спорить с доктором, Честити выпалила:
 — Но… мне некогда с ним сидеть! У меня столько дел! Мне надо встретиться с людьми…
 — Я не знаю, дорогая, какие у вас дела, но уверен, что они могут подождать. Сейчас это дело — самое спешное. И не надо расстраиваться по пустякам.
 По пустякам? Честити широко раскрыла глаза. Хорошенькие пустяки! Она бросила чемодан с вещами в поезде и выскочила на перрон, чтобы помочь Риду Фаррелу. Хорошо хоть деньги были при ней. Тетушка Пенелопа обычно говаривала, что в дороге деньги надо держать поближе к телу, и, слава Богу, ее мудрые наставления не забылись, иначе сейчас она осталась бы без гроша.
 Лицо доктора Карра смягчилось.
 — Прилягте, милая. Поспите пару часиков, и у вас будет совсем другое настроение. Да и Рид окажется не один, когда проснется.
 Девушка вскинула брови:
 — Вы что же, хотите сказать, что я должна спать в этой комнате?
 — Разумеется. — Доктор Карр озадаченно посмотрел на Честити. — А что вас не устраивает? Комната большая. Я попросил гостиничного служащего принести для вас подушки и одеяло. Они вон там, на кресле в углу. Вы могли бы сесть в это мягкое кресло, закинуть ноги на оттоманку и вполне удобно отдохнуть.
 — Но…
 — Прошу вас, хватит пререкаться! Нам обоим надо поспать. — Доктор Карр дошел до двери и, взявшись за ручку, обернулся. — Я еще зайду сегодня днем. Если понадоблюсь раньше, пошлите за мной кого-нибудь. Рид еще очень слаб, но, думаю, к моему приходу ему будет лучше. — Закрывая за собой дверь, доктор Карр выдавил еще одну улыбку. — И, пожалуйста, постарайтесь не волноваться. У вашего мужа сильный организм.
 «У вашего мужа»?
 Дверь с легким щелчком закрылась, а ответ так и застрял у Честити в горле. Она медленно обернулась и посмотрела на кровать. Муж… Так вот почему доктор сердился на нее за то, что у пастора запущена рана. Вот почему он так небрежно велел ей снять брюки с больного и был недоволен, когда она медлила. Вот почему он с такой легкостью раздевал Рида у нее на глазах и… и почти приказал ей броситься в его объятия.
 О нет…
 Бледные щеки Честити вспыхнули от стыда. А она-то выполняла все приказания врача и ни разу не возмутилась! Даже помогла ему раздеть пастора, как будто иметь дело с полуголым мужчиной было для нее делом совершенно обычным. Что подумает доктор, когда узнает правду? Ее репутация будет безнадежно загублена! Куда бы она ни поехала — в Калдвелл или куда-то еще, — ее повсюду будут преследовать грязные слухи. Люди назовут ее распутницей.
 Честити невольно сжала в руке свой медальон. Нет, ей это совсем не нужно, особенно сейчас, когда она наконец-то едет домой.
 Девушка закрыла лицо руками, но тут с кровати донесся тихий стон, и она резко вскинула голову. Это был первый звук, который издал пастор после того, как выпил сонный порошок. Честити подлетела к кровати. Лицо больного, до этого лихорадочно пылавшее, теперь пугающе побледнело. Голубые глаза в окружении темных теней на мгновение открылись. Бородатая щека дернулась от боли, а губы скривились, обнажив нижний ряд ровных белых зубов. Честити вспомнила вкус этих губ и почувствовала, как по спине пробежала легкая дрожь. Несмотря на снедавшую его тоску, этот мужчина был ласков и нежен с ней, потому что принимал ее за свою возлюбленную Дженни.
 Интересно, где сейчас его Дженни? Наверное, это так приятно, когда тебя любит такой мужчина!
 Тяжелые веки священника опять приподнялись, глаза его вновь сверкнули и закрылись, а губы дрогнули в улыбке. Но девушка знала, что эта улыбка не для нее и, хотя она стоит здесь, возле постели пастора, в его сознании вообще не существует Честити Лоуренс.
 Внезапно на нее навалилась усталость. Честити повернулась к стоявшему в углу креслу. «Надо отдохнуть, — подумала она, — поспать хоть несколько часов. Проснусь и во всем разберусь, а потом поеду своей дорогой».
 Опустившись в кресло, девушка натянула одеяло на плечи, сняла очки и закрыла глаза.
 Превозмогая гул в голове, Рид разомкнул свинцовые веки и, скосив глаза, оглядел незнакомую комнату. Перед его смутным взором промелькнули очертания разномастной мебели и выцветшие обои на стенах.
 «Где я и как сюда попал?» — подумал он.
 В голове загудело еще больше, когда Рид попытался вспомнить, что с ним случилось. Он ехал поездом в Седейлию, ему было плохо. Нога. Он сунул руку под одеяло и обнаружил, что лежит голый, если не считать коротких кальсон и повязки на бедре. Дотронувшись до раненого места, Рид скривился от боли. Да, вспомнил. Врач предупреждал его, что рана загноилась и ее нужно лечить, но он все-таки погнался за Уиллом Морганом, решив, что на этот раз негодяй от него не уйдет.
 Ему стало жарко. Рид откинул одеяло, с облегчением почувствовав, как прохладой обдало потную грудь. У него была лихорадка. Да… эта поездка на поезде была нескончаемым кошмаром. Помнится, кондуктор крикнул, что они подъезжают к Седейлии, он встал, чтобы взять сумку…
 На этом его воспоминания обрывались. Значит, он сейчас в Седейлии? Рид осторожно пощупал ногу. Повязка была сухой. Кто-то сменил ее.
 «Черт возьми, что все это значит?» — раздраженно задал он себе вопрос и вдруг, разозлившись, поднял голову и застонал от резкой боли, одновременно пронзившей висок и бедро. Тут же у постели возникла женщина. Он напрягся, пытаясь ее узнать.
 Нет, не может быть! Перед глазами у Рида плыло. Он моргал, чтобы прояснить видение. Женщина молча стояла у кровати и серьезно смотрела на него сверху. Ее волосы красновато поблескивали в оконном свете. Нет, у Дженни были каштановые волосы, а на солнце они отливали медовым золотом.
 «Жарко… как же жарко!» — внутренне изнемогал он.
 Рид хотел раскрыться, чтобы спастись от сжигавшего его огня.
 — Нет, не делайте этого!
 Видение заговорило, и Рид застыл в изумлении. Радость медленными волнами заполняла все его существо. Это в самом деле она! Живая! Она вернулась к нему!
 Смех заклокотал у него в горле и вырвался наружу странным каркающим звуком. Рид опять попытался сбросить одеяло.
 — Не надо, прошу вас! Вы больны, вам нельзя раскрываться.
 Девушка сделала попытку остановить его, и Рид схватил ее за руку.
 — Не уходи, — прошептал он.
 Она замерла, потом тихо откликнулась:
 — Вы не поняли. Я не та, за кого вы меня принимаете.
 — Не уходи… — свет начал меркнуть, — не бросай меня снова!
 — Преподобный отец… Рид, пожалуйста, попытайтесь понять…
 Его охватила паника. Огонь внутри разгорался все жарче, поглощая свет. Девушка исчезала, и он молил из последних сил:
 — Не уходи!
 Наконец угасла последняя искорка света, и тут он услышал ее ответ.
 — Нет, я не уйду, — сказала она отчего-то печальным голосом.




 Глава 2


 Был солнечный полдень. Изрезанная колеями главная улица Седейлии оживленно гудела. Честити шла по тротуару, щурясь от яркого света. Мимо с шумом и грохотом проехал большой ветхий фургон, груженный шкурами. На большую дорогу повернула группа всадников в запыленной одежде, низко надвинутых на лоб шляпах и с болтавшимися на бедрах револьверами. Из пестро раскрашенного салуна на другой стороне улицы доносились громкая музыка и визгливый женский смех, а впереди, вдоль деревянных домов с декоративными фасадами, торопливо шагали немодно одетые женщины. Все здесь казалось девушке безнадежно убогим по сравнению с мощеными улицами и изящной архитектурой Нью-Йорка — города, в котором она росла и училась. Ее вдруг охватило чувство нереальности происходящего.
 Чувство это усилилось, когда Честити поймала свое отражение в витринном окне магазина. Женщина, которая смотрела на нее из стекла, мало напоминала ту ухоженную, строго одетую Честити Лоуренс, которая несколько дней назад отправилась в поездку на Запад. Огненно-рыжие волосы, раньше аккуратно спрятанные под скромной шляпкой, теперь бесстыдно блестели на солнце. Теплый ветерок трепал игривые локоны. Она долго думала, что бы надеть в дорогу, и наконец остановила свой выбор на глухом черном платье скромного фасона. Теперь это платье было мятым и грязным. Не оставалось никакого сомнения, что она в нем спала. В довершение всего на лифе не хватало двух пуговиц, потерянных где-то в суматохе ночи, и ворот совершенно неприличным образом распахивался на груди. В результате создавалось абсолютно ложное впечатление о ее нравственности. Можно было подумать, что она шлюха, только что обслужившая клиента.
 Честити хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Ей удалось лишь немного вздремнуть после утомительной ночи. Когда ее разбудил доктор Карр, велев плотно позавтракать, она еще плохо соображала и поэтому вышла на улицу, даже не подумав о своем растрепанном виде.
 Теперь она с досадой вспоминала советы своих заботливых тетушек.
 — Честити, — тетушка Пенелопа обычно старалась быть дипломатичной, — твои волосы, милочка… Они вызывающе яркие и чересчур непослушные. Тебе нужно получше следить за ними, если хочешь выглядеть респектабельно. Шляпка, милая… ты должна немедленно купить себе другую шляпку и спрятать под ней свои волосы. Это твое единственное спасение!
 Ну а тетушка Генриетта, конечно же, спорила с ней, не стесняясь в выражениях:
 — Шляпка, как же! Пенелопа, ты, должно быть, совсем ослепла. Сейчас Честити нужно побеспокоиться совсем о другом. Шляпка — дело десятое.
 — Ей нужна шляпка, говорю тебе… и очки! Где твои очки, Честити?
 И правда, где же ее очки? Она не могла вспомнить, куда они делись.
 Просто невероятно, какой поворот произошел в ее жизни! А все началось вчера, когда преподобный Рид Фаррел сел в поезд. Девушка начала восстанавливать в памяти недавние события.
 По правде говоря, он привлек ее внимание, как только вошел в вагон. Бородатый, одетый в темный костюм с пасторским воротничком, в шляпе, низко надвинутой на лоб, он так же, как и она, резко выделялся на фоне остальных пассажиров, типичных жителей Запада. Сильно хромая, он подошел к свободному месту, сел, прикрыл шляпой лицо и заснул.
 А за окнами вагона мелькали дикие земли, и тревога в душе Честити росла. Она ехала совершенно одна навстречу неизвестности и чувствовала, как мужество покидает ее. Девушку все сильней тянуло к спящему священнику. Она вспоминала старичка пастора из той церкви, которую посещала вместе с тетушками. Он всегда поддерживал ее мудрыми советами и ободряющим словом.
 Может, подойти к нему?
 «Нет, ни в коем случае! — тут же отозвался ее внутренний голос. — Ведь человек спит!»
 «А если его разбудить?» — не унимался другой, более упрямый внутренний голос.
 Словно в ответ на ее мысли пастор заворочался. Она с волнением подошла к нему и нерешительно начала:
 — Д-добрый день, преподобный отец. Меня зовут Честити Лоуренс. Я видела, как вы заходили в вагон, и подумала, что, если вы не заняты… если у вас есть несколько свободных минут… — Она осеклась, заметив блуждающий взгляд пастора и неестественный румянец на его щеках. — Вам плохо, сэр?
 Он неожиданно нахмурился и рявкнул:
 — Что вам нужно?
 Она растерянно отступила назад.
 — Я… я не хотела вас беспокоить. Я подумала, что, если у вас нет других дел, мы могли бы поговорить.
 — Я занят, — бросил он.
 Пораженная его резкостью, девушка выдавила:
 — Интересно, на Диком Западе все служители церкви такие грубияны?
 — Я занят! — повторил он.
 Наверное, на этом их знакомство и закончилось бы, но в глазах его появился предательский стеклянный блеск, а лицо на мгновение исказилось от боли. Вместо того чтобы отойти, Честити невольно протянула руку и пощупала лоб пастора. Он дернулся назад, но было поздно — она успела почувствовать жар.
 — Да у вас лихорадка! — охнула девушка.
 Необыкновенной голубизны глаза холодно буравили ее.
 — Нет у меня никакой лихорадки.
 — Нет, есть, — возразила она с не меньшей твердостью.
 Голубые глаза превратились в колючие льдинки.
 — Убирайтесь.
 Честити не поверила своим ушам. Растерянно заморгав, она поправила свои маленькие очки в проволочной оправе.
 — Прошу прощения…
 — Убирайтесь! — прорычал он.
 Девушка вздрогнула, но не двинулась с места. Пастор скрипнул зубами и прижал к виску дрожащую руку.
 — Вам больно? — спросила она, не в силах молчать.
 — Это вас не касается, черт возьми!
 — Сэр, как вы разговариваете? Священнослужителю не положено так ругаться.
 — Послушайте… — взгляд его стал угрожающим, — как я разговариваю, это мое личное дело. Оставьте меня в покое!
 Честити застыла.
 — Я только хотела помочь.
 — Мне не нужна ваша помощь.
 — Вам нужен врач.
 — Нет, не нужен.
 — Нет, нужен! Вы должны показаться врачу на ближайшей станции. — Девушка взглянула на уголок билета, который торчал из кармана его сюртука. Седейлия. Она встревожилась. — Неужели вы собрались ехать до самой Седейлии? Мы будем там только вечером, а вам нужен врач немедленно.
 Пылающее лицо пастора перекосилось.
 — Да кто вы вообще такая?
 — Меня зовут Чес…
 — Честити Лоуренс. Я это слышал. Но кто вы?
 Вопрос поставил ее в тупик, но она быстро взяла себя в руки, заметив, как напряглось его лицо.
 — Вам больно, — заявила девушка.
 Молчание.
 Он вдруг побледнел.
 — И еще вас тошнит, правда?
 Пастор не ответил, только болезненно прищурил глаза.
 — И голова у вас болит.
 В его лихорадочном взгляде появился злобный блеск.
 Девушка внимательно оглядела его мощные плечи, занимавшие всю ширину спинки сиденья, и мускулы груди, рельефно проступавшие под темным сюртуком. Подняв голову, она наткнулась на тот же холодный взгляд, и по спине ее пробежала легкая дрожь. Только теперь она заметила, что пастор вовсе не дряхлый старик, как ей показалось сначала. Да, он хромал и сутулился, когда заходил в вагон, но, очевидно, у него что-то случилось с ногой, и он был сильно болен, хоть и не понимал всей серьезности своего состояния.
 — Вы больны, — мягко сказала она, — вам нужна помощь.
 — Послушайте… — тихо прорычал пастор, — если я и болен, вам-то что? Отстаньте от меня! Убирайтесь к черту!
 Она решила не спорить.
 — Ладно, пускай это не мое дело, но в этой части вагона попрохладней, так что, если вы не возражаете, я сяду здесь. Можете спать, если хотите. Я не буду вам мешать. — Он молчал, все сильнее сдвигая брови, а Честити не унималась: — Но, может, вы хотя бы скажете мне, как вас зовут?
 — Кажется, вы говорили, что не будете мне мешать.
 Бедняга, ему было совсем плохо.
 Спустя несколько часов она поднесла к губам пастора фляжку с водой, умоляя его попить. Прошел долгий день пути, во время которого поезд часто тормозил, останавливался. Наступила ночь. Состояние пастора резко ухудшилось. Он начал бредить, бормотал что-то бессвязное, но последние остатки сознания заставляли его твердить, что он не сойдет с поезда, пока не приедет в Седейлию.
 Честити оглядела темный вагон, тщетно пытаясь отыскать хоть одно доброжелательное лицо, хоть один участливый взгляд или слово поддержки. Ее охватило отчаяние. Она заметила, что плачет, только когда чья-то нежная рука смахнула слезинку с ее щеки. Испуганно обернувшись, девушка с удивлением увидела, что пастор очнулся и наклоняется к ней.
 — Не надо плакать, милая, прошу тебя! — встревоженно прошептал он и провел мозолистыми пальцами по ее подбородку.
 Она сидела, не в силах вымолвить слова, чувствуя странное волнение в груди. Приблизив губы к ее губам, пастор прохрипел:
 — Ты прекрасна, даже когда плачешь, Дженни.
 Это «Дженни» поразило Честити.
 На миг священник застыл от боли и вдруг пылко проговорил:
 — Я так по тебе скучал! Мы больше никогда не будем расставаться, обещаю. Ты всегда будешь…
 — Седейлия! Следующая остановка — Седейлия! — раздался крик проводника.
 Пастор вздрогнул и огляделся. Его растерянные глаза на мгновение задержались на девушке, он хотел что-то сказать, но тут раздался громкий скрип тормозов и в темноте за окном появился тускло освещенный перрон. Честити напряженно следила за пастором. Пошатываясь, он поднялся на ноги, потянулся за шляпой и сумкой, висевшими на крючке у него над головой, и неожиданно покачнулся.
 Проводник схватил его за руку.
 — Вы сможете выйти, преподобный отец?
 — Смогу.
 Честити сидела на краю своего сиденья и с тревогой следила, как оба мужчины спускаются по двум ступенькам на платформу. Она затаила дыхание, когда проводник отпустил руку пастора. Тот, сильно хромая, пошел, и девушка опять задышала.
 — Все по местам!
 Вслед за знакомым криком раздался оглушительный свисток паровоза, а она почему-то никак не могла оторвать глаз от пастора, медленно ковылявшего по перрону.
 — Следующая остановка — Канзас-Сити!
 Поезд рывком подался вперед, и в этот момент пастор оступился. Честити вскочила с места. Священник качнулся, схватился рукой за деревянный столб и начал медленно оседать на колени. Девушка бросилась к двери и выпрыгнула на платформу.
 Она подбежала к сгорбленному пастору и подставила ему под руку свое плечо, чтобы он мог опереться и встать. Он посмотрел на нее тусклым взглядом. В этот момент поезд, издав еще один оглушительный свисток, отошел от станции.
 Девушка обернулась на звук.
 — Подождите! — закричала она вслед уходящему составу. — Мой чемодан!
 Пастор повис у нее на руке. Охваченная гневом и отчаянием, она подняла на него глаза и резко сказала:
 — Вам не кажется, что сейчас пришло время хотя бы назвать свое имя? И не говорите, что это не мое дело!
 Холодные голубые глаза и молчание были ей ответом.
 Вернувшись мыслями к настоящему, Честити тяжело вздохнула и с удивлением оглядела улицу, на которой стояла. В свои девятнадцать лет, воспитанная в пуританской строгости незамужними тетушками, презиравшими «дикий запад», она вдруг оказалась в незнакомой миссурийской Седейлии, лишилась всех своих вещей и репутации. А все почему? Потому что хотела помочь больному грубияну священнику, который с самого начала отвергал ее помощь.
 Как же такое могло случиться?
 Честити опять глубоко вздохнула и вскинула подбородок. Что толку теперь сокрушаться? Случилось так случилось. Тетушек нет рядом, значит, придется самой выбираться из создавшегося положения.
 Приняв решение, она отбросила прочь смущение и не долго думая направилась в магазин одежды.
 Войдя внутрь, девушка с облегчением увидела, что, кроме нее, посетителей пока нет, и подошла к прилавку, за которым стоял лысый полный хозяин магазина. Мужчина скользнул по ней откровенным взглядом, и Честити мысленно поморщилась. Она не знала, как бы поделикатнее перечислить нужные ей предметы дамского туалета, и нерешительно начала:
 — Я хотела бы приобрести кое-что из вещей и думаю, вы можете мне в этом помочь.
 Лавочник плотоядно осклабился:
 — В самом деле? И чем же я могу тебе помочь, милочка?
 Его хамский тон покоробил девушку. Неужели на Западе нет ни одного порядочного мужчины?
 — Я приехала поездом вчера вечером без вещей, — холодно объяснила она, — мне нужно купить одежду и прочее.
 — Без вещей? — Он усмехнулся. — Значит, и без денег?
 — Деньги у меня есть.
 — Тогда покажи их, лапочка, иначе… — он лукаво подмигнул, — мы с тобой сочтемся по-другому.
 — Я же сказала: у меня есть деньги, — сухо бросила Честити.
 — А я говорю: покажи их, а то и близко не подпущу к товарам.
 Лицо девушки вспыхнуло от гнева.
 — Вы не хотите меня обслуживать? В таком случае я пойду в другой магазин.
 Она повернулась к выходу и услышала, как он бросил ей вслед:
 — Что ж, иди, только другого магазина не найдешь. Во всяком случае, в этом городе.
 Честити сбавила шаг. К сожалению, ей некуда было деваться…
 Пунцовая от стыда, она резко сменила направление и пошла в дальний угол магазина. Встав за вешалками с одеждой, она сунула руку в вырез платья, чтобы достать маленький матерчатый ридикюль, в котором были спрятаны деньги. Почему-то она не догадалась приготовить его, перед тем как зайти в магазин. Впрочем, понятно почему. Она утратила ясность мысли с того момента, как увидела в вагоне поезда хромого священника Рида Фаррела и решила к нему подойти. Девушка шарила рукой на груди, пытаясь отстегнуть кошелек. Но каков нахал этот лавочник! Таращился на нее своими сальными глазками, не поверил ей на слово да еще оскорбил грязным предложением, как будто она какая-то… какая-то…
 — Что это ты там делаешь, киска?
 Увидев неожиданно возникшего перед ней хозяина магазина, Честити испуганно охнула и отступила назад, упершись спиной в стену. Он подошел ближе, и она передернулась от отвращения.
 — Хочешь, я тебе помогу? В такого рода делах я настоящий мастер.
 Честити с трудом сохранила спокойствие.
 — Я понимаю, сэр, что моя внешность, должно быть, вводит вас в заблуждение, но повторяю: у меня есть деньги. Если вы дадите мне несколько минут побыть одной, я их вам покажу.
 — Не скромничай, рыбка, и деньги тебе вообще не понадобятся.
 — Нет, спасибо! Я заплачу за покупки.
 — А я разве сказал, что ты не заплатишь?
 Охваченная внезапной яростью, она резко сказала:
 — Хватит, вы мне надоели!
 — Как же это хватит, лапочка? Ты еще не получила и половины из того, что тебе причитается.
 — Я вас предупреждаю…
 — А ты горячая девчонка!
 Лавочник схватил ее за плечо, и у Честити перехватило дыхание. Непроизвольно отреагировав на это прикосновение, она сжала кулак и изо всей силы двинула ему в челюсть.
 Дальше все было как во сне. Лавочник выпучил глаза, шатаясь, попятился назад, наткнулся спиной на прилавок и тяжело рухнул на пол.
 Стук упавшего тела был прерван неожиданными аплодисментами. Резко вскинув голову, Честити увидела стройного брюнета, стоявшего рядом и одобрительно улыбавшегося.
 — Вы здорово проучили его! — Незнакомец протянул руку и улыбнулся еще шире, когда Честити милостиво ее пожала. — Меня зовут Уилл Джефферсон. Очень рад познакомиться с вами, мэм. — Он обернулся к хозяину магазина, неуклюже встававшему с пола. — Похоже, здесь вы ошиблись, мистер. Эта дама хочет что-то купить, и я советую вам ей не мешать. — Он помолчал. — Вы меня хорошо поняли?
 Дав лавочнику пару секунд на то, чтобы переварить его слова, незнакомец обернулся к Честити:
 — Мне кажется, мы оба достаточно ясно высказались, но на всякий случай имейте в виду: я буду стоять за дверью. Если у вас опять возникнут с ним какие-то проблемы, дайте мне знать. Я приду и все улажу.
 — Большое спасибо, мистер Джефферсон, — поблагодарила Честити, понимая, как обязана этому улыбчивому незнакомцу. Обернувшись к лавочнику, она собрала все свое достоинство и холодно произнесла: — Будьте добры, покажите, где я могу найти готовое платье и предметы женского туалета.
 Лавочник, утративший плотоядную ухмылку, прорычал:
 — В другом конце магазина.
 — Благодарю вас.
 Вскоре девушка вышла со свертками под мышкой и оглядела улицу. К ее разочарованию, мужчины, который ей помог, нигде не было видно. Но тут за спиной послышался низкий голос:
 — Я здесь, мэм.
 Обернувшись, Честити увидела приветливую улыбку на обаятельном лице Уилла Джефферсона. Она улыбнулась в ответ и сказала:
 — Даже не знаю, как вас благодарить, мистер Джефферсон. Хозяин магазина вел себя не по-джентльменски, но, по правде говоря, мне трудно винить его в этом. Боюсь, мой внешний вид оставляет ложное впечатление о моей порядочности.
 — Вы не правы, — милая улыбка Уилла Джефферсона согрела девушку, — любой мужчина, у которого есть хоть капля мозгов, сразу поймет, что вы леди. Думаю, теперь он это понял.
 Честити услышала топот лошадиных копыт и, обернувшись, увидела двух подъехавших всадников.
 — Пора ехать, Уилл! — бросил один. — Уже поздно.
 — Сейчас. — Вновь взглянув на Честити, ее спаситель приложил руку к краю своей шляпы. — Мне надо ехать. Очень жаль, что мы с вами не успели получше познакомиться. — Он помолчал. — Как вас зовут, мэм?
 — Честити Лоу… — она осеклась, — меня зовут Честити.
 — Честити. Очень хорошее имя. Я почту за честь, если вы будете звать меня Уиллом.
 — Поехали, Уилл! — нетерпеливо напомнил приятель.
 Не обращая на него внимания, Уилл Джефферсон добавил:
 — До свидания, Честити. Надеюсь, мы с вами еще увидимся.
 — Я была бы очень рада, — искренне отозвалась Честити.
 Трое всадников поскакали по дороге, и Честити вздохнула, глядя им вслед: наконец-то здесь, на Западе, ей встретился джентльмен.
 Она не слышала, как попутчик Уилла Джефферсона сердито рявкнул:
 — Что все это значит, черт возьми?
 Милая улыбка исчезла с лица Уилла.
 — С каких это пор я должен перед тобой отчитываться?
 — Лучше не связывайся с этим божьим одуванчиком: нарвешься на неприятности!
 — Думаешь?
 — Уверен.
 Темные глаза Джефферсона сузились.
 — Она чертовски хороша.
 — Я сказал тебе…
 Джефферсон злобно сверкнул глазами.
 — Не смей мне указывать, Уолкер, понял? — прорычал он.
 Его спутник промолчал.
 — Ты понял, я спрашиваю?
 — Понял.
 — Не слышу!
 — Понял, я сказал!
 И трое мужчин исчезли за поворотом.
 Открытое пастбище тянулось до самого горизонта, отливая золотом на солнце. Здесь не было ни тенечка.
 У Рида першило в горле и пересохло во рту.
 Он услышал знакомый перестук тяжелых копыт, а потом выстрел, еще и еще один… Показалось испуганное стадо, в панике несущееся по полю.
 Бычки мчались прямо на него! Он знал, что случится дальше.
 О Господи… это она! Скачет рядом с перепуганными животными, низко пригнувшись к седлу, и пытается их развернуть. Вот она подняла голову, и Рид увидел ее напряженное лицо. Она что-то кричит ему.
 Рид пришпорил лошадь и поскакал к ней, крича, чтобы она бросила стадо, ведь ей все равно не остановить его.
 Но девушка его не слышала.
 Ужас объял Рида. Он пустил лошадь во весь опор. Но тут ее конь споткнулся. Сердце Рида оборвалось. Девушка натягивала поводья, пытаясь удержать на ногах своего сильного жеребца, попавшего в центр обезумевшего стада. Рид видел, как она упала…
 Нет!
 Бегущее стадо исчезло вдали. Выстрелы смолкли.
 Он спрыгнул с лошади в тучу пыли и бросился к девушке. Она лежала на земле неподвижно, раздавленная, истекающая кровью…
 В голове его снова и снова звучал собственный отчаянный вопль: «Не уходи от меня, Дженни, пожалуйста, не уходи!»
 — Нет, я не уйду от тебя, Рид.
 Рид замер. Откуда взялся этот тихий голос? Раньше он не слышал его в своем страшном сне.
 — Лежи спокойно, Рид, — уговаривал голос, в котором теперь слышались знакомые нотки, — ты болен. Сейчас доктор Карр тебе поможет.
 Он попытался открыть глаза, но веки точно налились свинцом. Наконец он чуть-чуть приподнял их и сквозь узкую щелочку увидел ее.
 — Вот так, лежи. У тебя воспалилась нога, и рана не заживет, если ты будешь крутиться.
 Но Рид не слушал. Он потянулся к девушке, ему хотелось прикоснуться к ней.
 — Рид, пожалуйста…
 Тут послышался другой голос, низкий и ворчливый:
 — Вот, дайте ему это лекарство. У меня он его не возьмет. Это чтобы он заснул.
 — Выпей, Рид.
 «Заснуть? Нет! Я опять ее потеряю, если засну», — промелькнуло у него в голове.
 — Ну же, Рид, пожалуйста!
 Рид схватил девушку за руку и крепко сжал ее теплые пальцы.
 — Он сделал мне больно.
 — У него опять начинается жар, и он возбуждается. Поговорите с ним, успокойте.
 — Выпей это, Рид, тебе станет легче.
 — Нет!
 Он почувствовал ее руку на своей щеке. Она повернула к себе его лицо, нагнулась ближе и проговорила сиплым шепотом:
 — Выпей это, Рид, ради меня. Прошу тебя!
 «Ради нее… ну что ж, я готов на все», — мысленно рассудил больной.
 Жидкость оказалась горькой.
 — Должно подействовать, — опять прозвучал ворчливый голос. — Сейчас самое главное, чтобы он успокоился, тогда мы справимся с лихорадкой. Рана выглядит уже получше, чем вчера. Так все-таки каким образом он получил пулю?
 Честити не ответила.
 — Он заснет через несколько минут и после такой дозы будет спать всю ночь. Советую и вам поспать.
 Голоса стихли. Рид почувствовал, что рука девушки выскальзывает из его пальцев, и сжал ее крепче.
 — Рид, мне больно! Отпусти меня!
 — Вы впустую тратите слова. Он вас все равно не отпустит, — опять проскрипел низкий голос, — не волнуйтесь, сейчас он заснет.
 Он боролся с одолевавшим его забытьем, тщетно пытаясь открыть глаза. «Только бы не заснуть», — твердил он про себя, держась за теплую женскую руку.
 — Кажется, он меня услышал, — пробурчал недовольный голос, — и заволновался.
 — Не бойся, Рид, я не уйду. Я буду сидеть рядом с тобой, обещаю.
 Девушка села. Он почувствовал, как под ней прогнулась кровать, и услышал ее ласковый голос:
 — Засыпай, Рид, пожалуйста. Когда ты проснешься, я буду здесь.
 «Она сказала, что будет сидеть рядом со мной, пока я буду спать. Она не стала бы меня обманывать», — подумал Рид и закрыл глаза.
 Стемнело. Гостиничный номер освещала единственная лампа, стоящая на ночном столике. С улицы доносились звуки ночного веселья, в самой же комнате было тихо.
 Честити сидела на краю кровати и смотрела на спящего мужчину. Доктор Карр ушел, оставив ее присматривать за больным, который даже во сне не отпускал ее руку.
 Девушка закрыла глаза. Наверное, все это ей снится. Провести еще одну ночь наедине с мужчиной, которого встретила только два дня назад? Держать его за руку и слушать бессвязные слова любви, обращенные к другой женщине? Нет, это не может происходить наяву! Вот сейчас, сейчас она проснется в своей комнате и услышит за дверью привычную перебранку тетушек, спорящих о ее будущем:
 — Что с тобой, Генриетта? Ты никак спятила? Разве можно, чтобы Честити посвятила свою жизнь работе в дешевом квартале, среди бедноты? Какая неслыханная глупость! Было бы полным безрассудством с ее стороны войти в такие слои общества, к общению с которыми она совершенно не готова.
 — Это я-то спятила, Пенелопа? А по-твоему, будет лучше, если Честити выйдет замуж за «респектабельного» мистера Бертрана Бауэлса?
 — Честити совершенно ясно дала понять, что она думает по этому поводу. Она не собирается замуж. Во всяком случае, этот жених был отклонен.
 — И слава Богу! Старый мистер Бауэлс годится ей в отцы, к тому же он туп как пробка. Ему нужна не жена, а рабочая лошадь, чтобы смотреть за его выводком, пока он будет шляться по бабам.
 — Откуда мне было знать, что он такой распутник?
 — Спрашивается, как ты могла этого не знать?
 — А вот так и могла. У меня нет привычки заниматься досужими сплетнями.
 — Ты что же, намекаешь, что у меня есть такая привычка?
 — Само собой.
 Нависла угрожающая тишина.
 — Тебе не удастся меня завести, Пенелопа!
 — Я и не думала тебя заводить. Я только хотела…
 — Пожалуйста, Пенелопа, послушай меня! Честити слишком умна, чтобы связывать себя узами брака и растрачивать свои многочисленные достоинства на семейную жизнь.
 — Брось! Ты говоришь это только потому, что ни один мужчина никогда не делал тебе предложения! А я хоть и не замужем, но имею другое мнение на этот счет, потому что в молодости у меня не было недостатка в женихах.
 — Ты, конечно, шутишь!
 — А Брэдфорд Диллон? Он чуть ли не на коленях умолял меня выйти за него замуж!
 — Этот болван думал, что у тебя богатенький папа. Узнав о твоем скромном приданом, он быстренько испарился.
 — Он был вне себя от горя, когда я ответила ему отказом.
 — Неправда.
 — Он жутко страдал!
 — Черта с два!
 — Генриетта, как ты выражаешься?
 Тетушка Пенелопа с пеной у рта доказывала, что замужество — самый лучший и надежный путь для Честити, а тетушка Генриетта рьяно отстаивала теорию личной независимости.
 Но сама она лелеяла совсем другие мечты.
 Тетушки взяли ее на воспитание совсем маленькой, и девочка очень быстро почувствовала их любовь и доброту, которые они стеснялись выставлять напоказ. Но эти милые женщины уже ушли из жизни одна за другой, с перерывом в несколько месяцев. Что ж, неудивительно: сестры все время соперничали друг с другом. Каждая не давала себя обойти.
 Не открывая глаз, Честити поднесла руку к своему медальону и сжала его в кулаке. Неделю назад она отправилась в путь, чтобы воплотить в жизнь свои давние мечты, а вместо этого попала в какой-то дурацкий сон, который все никак не кончался.
 Она медленно открыла глаза и посмотрела вниз, на кровать.
 Нет, это не сон.
 Глядя в лицо пастора, Честити чувствовала знакомый трепет под ложечкой. На ум ей пришел все тот же вопрос: что она здесь делает? Этот человек с ясными голубыми глазами и несносным характером не сказал ей ни одного доброго слова, а она выхаживает его, забросив все свои дела, терпит стыд и унижение, даже лжет, позволяя окружающим считать ее его женой.
 Мучимая раздирающими ее душу мыслями, девушка разглядывала спящего больного. Его пальцы, крепко сжимавшие ее руку, постепенно разжались. Как видно, лекарство подействовало и он наконец крепко заснул.
 Честити посмотрела в угол комнаты, где лежали ее подушка и одеяло. Мягкое кресло манило ко сну. Она начала потихоньку вытягивать руку из ладони Рида, и тут он резко открыл глаза. Девушка вздрогнула от неожиданности. С паническим страхом во взгляде он беспокойно заметался по постели.
 — Не надо, Рид! — Обеспокоенная этим внезапным волнением, она схватила его руку и крепко ее сжала. Он поднял на нее глаза. Их взгляд пугал своей пронзительностью. — Видишь, я никуда не ухожу, — прошептала она, — я сижу на кровати рядом с тобой.
 Рид замер и растерянно заморгал, силясь ее узнать, потом облегченно расслабился и закрыл глаза.
 Девушка с сожалением посмотрела на кресло в углу и подавила вздох. Спина разламывалась, веки будто свинцом налились… Она так устала! На кровати рядом с пастором было свободное место. Честити зевнула.
 Ох, как же она устала!




 Глава 3


 Настало утро. После ночи, полной странных обрывочных снов, у него болела голова, мысли путались, а в памяти то и дело всплывал образ Дженни. Рид пытался избавиться от него и той знакомой душевной боли, которую он вызывал.
 Медленно открыв глаза, он заморгал от яркого солнца. Болела каждая косточка. Рид попытался пошевелиться, но понял, что не в силах это сделать.
 Прищурившись от пульсирующей боли в висках, он оглядел выцветшие обои и разномастную мебель. Обстановка была смутно знакомой. Да, он все вспомнил. Дженни погибла, когда угоняли скот, и он поставил перед собой цель найти и покарать виновного в ее смерти. Недавно он получил телеграмму с сообщением, что Моргана и его банду видели в Седейлии, и договорился встретиться в этом городе с человеком, приславшим ее. Но рана на ноге воспалилась, и поездка превратилась в сплошной кошмар.
 Но что это за звук? Совсем рядом. Какое-то легкое посапывание… Он резко повернул голову и с испугом увидел в своей постели спящую женщину в мятом черном платье. Во сне она повернулась лицом к Риду, всколыхнув недавние воспоминания.
 Ее зовут Честити Лоуренс. Она хотела поговорить, а он не хотел; сказала, что ему нужна помощь, а он не желал ничьей помощи. Потом она пообещала, что не будет ему мешать, а сама все равно мешала.
 Рид упорно вглядывался в спящую. Вдруг веки ее задрожали, она открыла глаза и с испугом наткнулась на его взгляд. Охнув, женщина резко села — так быстро и стремительно, что даже закачалась кровать. Это движение вызвало боль в ране. Рид схватился за больную ногу и громко застонал. Между тем женщина вскочила на ноги, схватила с ночного столика свои очки и водрузила их на нос. У Рида наконец прорезался голос.
 — Что вы здесь делаете? — прохрипел он.
 — Что я здесь делаю? — Раздражающе знакомые коричневато-зеленые глаза внимательно разглядывали его через жуткие очки. — Вы что, не помните, кто я?
 — Как я мог забыть! — отозвался он, сердито сверкая глазами.
 — Ну и кто же я?
 — А вы сами не знаете?
 — Я задала вам вполне нормальный вопрос.
 Он не ответил.
 О, этот человек просто невыносим!
 Честити глубоко дышала, тщетно пытаясь успокоиться. Поразительно, что этот грубый тип всего несколько часов назад шептал ей, вернее, своей Дженни, ласковые слова любви. А то, что такой человек был служителем церкви, вообще не укладывалось в голове.
 Рид резко сбросил одеяло, обнажив широкие плечи и грудь. Девушке стало совсем неловко, но она, напомнив себе, что он серьезно болен и не может отвечать за свое поведение, обвела его оценивающим взглядом. Его волосы, прежде темные от пота, оказались светло-русыми. На хмурый лоб падали выгоревшие на солнце пряди. В глазах пропал лихорадочный блеск, взгляд прояснился, а кожа щек стала не такой красной. Честити хотела пощупать его лоб, но он резко дернулся, не дав ей этого сделать.
 Губы ее обиженно скривились.
 — Я только хотела проверить, нет ли у вас жара.
 — Я здоров.
 — Нет, не здоровы, — возразила Честити, с трудом сдерживая свое раздражение, — у вас гнойная рана. Доктор Карр боялся, что придется отнять ногу.
 Его ясные голубые глаза подернулись льдом.
 — Это было бы ошибкой.
 Она не успела ответить. Сзади послышался звук открывающейся двери, и в комнату вошел доктор Карр. Честити вдруг подумала, что доктор, до этого заблуждавшийся относительно ее отношений с больным, к ее великому стыду, очень скоро узнает правду. На нетвердых ногах она попятилась от кровати.
 — Вам плохо? — Доктор Карр подлетел к девушке. От его встревоженного взгляда не укрылась ее бледность и круги под глазами. — Вам не помешает немножко отдохнуть, милая.
 Похлопав ее по плечу и не дожидаясь ответа, он повернулся к своему пациенту.
 — Так, так… мы наконец-то очнулись. — Доктор с улыбкой протянул руку и представился: — Доктор Карр. Многие зовут меня просто док. Когда вы были в тяжелом состоянии, я звал вас только по имени, если не возражаете, буду и впредь так звать. Мне так сподручней. Ведь вы сейчас без пасторского воротничка, — крепко пожав Риду руку, доктор пощупал его лоб, — и жар у вас спал. Ну-с, а теперь давайте осмотрим ногу.
 Доктор Карр не церемонясь откинул одеяло с полуголого Рида и начал снимать повязку с его бедра. Рид метнул быстрый взгляд на девушку, и та вспыхнула от смущения, однако почему-то не отвернулась. Между тем старенький доктор перешел на более серьезный тон:
 — Думаю, вы не до конца сознаете, насколько опасно было ваше состояние, Рид. Войдя сюда, я услышал обрывок вашего разговора с Честити. Я понимаю, вам стало не по себе при мысли о том, что вы могли потерять ногу, но мне не нравится ваше непонимание серьезности положения. Разумеется, сейчас, когда удалось вытянуть из раны почти весь гной, необходимость в таких радикальных мерах отпала.
 Он помолчал, прищурив глаза.
 — Но вы не должны раньше времени пытаться вставать и ходить. — Седые брови доктора Карра сошлись в одну линию. Он задал вопрос, который уже задавал несколько раз до этого: — Интересно, каким образом священник умудрился заполучить пулевое ранение?
 — Была драка с перестрелкой, и я по глупости полез разнимать дерущихся, вот и схлопотал пулю.
 Доктор Карр нахмурился.
 — Вам следовало быть умней. — Он обернулся к Честити: — А вы как же позволили ему совершить такое безумие?
 — То, что я совершил, не имеет к ней ни малейшего отношения, — резко ответил Рид за девушку.
 — Не смейте так говорить! — осадил его седой доктор. Честити вздрогнула от неожиданности и с округлившимися глазами стала слушать его гневную речь в ее защиту. — Я не позволю вам обижать эту женщину! Похоже, вы не представляете, чем ей обязаны. На мой взгляд, Честити совершила почти чудо, когда сама привела вас с вокзала на главную улицу. Хорошо, что потом ей помогли двое наших горожан, но я уверен: если бы не они, она в одиночку дотащила бы вас до самого моего кабинета.
 Доктор Карр оглянулся на девушку, которая стояла в той же позе, точно приросла к месту.
 — Признаюсь, сначала я был груб. с ней, обвиняя в том, что она запустила вашу рану. Но она подняла себя в моих глазах в первую же ночь. А теперь мне совершенно ясно, что вы далеко не подарок. Наверное, с вами очень нелегко жить, хоть вы и носите пасторский воротничок. Пока вы здесь лежите, постарайтесь не забывать то, что я вам сейчас скажу. Сразу после того как Честити привела вас ко мне в кабинет, я возился с вами битых три часа, и все это время она работала бок о бок со мной, безропотно выполняя все мои распоряжения. Мы прервались только тогда, когда я — заметьте, я! — уже не стоял на ногах от усталости. Потом мы принесли вас сюда, я пошел к себе немножко отдохнуть, а она осталась за вами приглядывать. Ни от какой женщины вы не могли бы потребовать большего! Поэтому прошу вас в моем присутствии разговаривать с Честити вежливо и уважительно, иначе я не посмотрю на то, что вы больны.
 — Я здоров, — сухо отозвался Рид, которого, казалось, ничуть не тронули упреки доктора.
 — Вы больны, черт возьми! И только я вправе сказать вам, что вы поправились, когда это произойдет. Не смейте этого забывать!
 Доктор Карр наконец снял повязку с раны и одобрительно кивнул.
 — Ну вот, взгляните-ка, а потом скажите, что вы не стояли на краю могилы.
 При виде красной вспухшей раны у Честити перехватило дыхание. Из маленького круглого отверстия, оставленного пулей, сочился гной. Почему-то сейчас это зрелище подействовало на нее сильнее, чем в первый раз. Она покачнулась, но, поймав суровый взгляд Рида, быстро взяла себя в руки.
 — Конечно, пока это выглядит неважно, — продолжал доктор, — но есть значительное улучшение. Правда, нам еще придется вытягивать гной. — Он взглянул на Честите: — Ваша работа еще не закончена, милая.
 Доктор Карр опять посмотрел на своего пациента и, наткнувшись на его бесстрастный взгляд, спокойно заметил:
 — Вы совсем не похожи на пастора. Глядя на вас, можно подумать, что вы холодны как лед, но я-то видел, как вы на самом деле относитесь к этой женщине. Вы тогда были в лихорадке и не могли скрыть своих истинных чувств. Как бы то ни было, Честити — необыкновенная женщина, и любой дурак скажет, что вам здорово повезло с женой.
 «Ну вот он и сказал!» — Честити зажмурилась и мысленно застонала, ожидая бурную реакцию Рида.
 Но Рид ничего не ответил. Осторожно открыв глаза, она увидела, что он удивленно смотрит на нее.
 Доктор Карр, похоже, отнес возникшее неловкое молчание на счет своего резкого выговора.
 — Сейчас я наскоро забинтую вам ногу, — сообщил он, — пока нет смысла делать что-то еще, ведь Честити опять начнет накладывать на рану горячие компрессы, как только вы позавтракаете.
 — Я не хочу есть, — отрезал Рид.
 Пропустив его слова мимо ушей, доктор Карр обратился к Честити:
 — Проследите, чтобы он поел и выпил побольше воды. А потом, если вы не очень устали, можете помочь ему помыться. Ему не мешает немножко освежиться.
 Девушка молчала. Доктор взял свой черный чемоданчик и направился к выходу. Уже собираясь открыть дверь, он обернулся и сказал напоследок:
 — Я осмотрю других пациентов и вернусь, а пока скажу Салли, чтобы принесла вам поесть.
 Когда за доктором Карром закрылась дверь, Честити замерла в тревожном ожидании. Ждать ей пришлось недолго.
 — Что все это значит? — прорычал Рид.
 — Я в самом деле не знаю, как это все получилось. — Честити Лоуренс смотрела на него сквозь стекла своих нелепых очков. Вид у нее был усталый и растрепанный. Сейчас она мало походила на ту строгую чопорную леди, что подошла к нему в поезде. Рид заметил, с каким смущением она продолжила свои объяснения. — Видите ли, у меня были некоторые сомнения относительно разумности моей поездки, и, увидев ваш пасторский воротничок, я подумала, что вы поможете мне их разрешить. А когда я к вам подошла, вы…
 Она замолчала, и Рид почувствовал раздражение. Тело начала одолевать слабость, а желудок заныл от голода. У него не было времени на эту женщину. Все планы летели к черту! Насколько он знал, Морган уже уехал из города. Теперь надо как можно скорее встретиться с информатором, пока хоть он еще здесь. Весь вопрос в том, как это сделать.
 Честити сделала глубокий вдох.
 — Я думала, вы мне поможете. — Она помолчала. — А когда подошла ближе, увидела, что вы больны.
 — Я говорил вам, что мне не нужна ваша помощь.
 — Вам необходима была помощь, и не важно чья.
 — Я и сам мог о себе позаботиться.
 — Вы свалились прямо на перроне! — Девушка встряхнула головой, и поразительно яркие кудряшки, выбившиеся из строгого пучка, смешно запрыгали на ее шее. — Я видела, как вы падали.
 Последняя фраза не на шутку разозлила Рида.
 — И вы бросились меня спасать, — процедил он сквозь зубы.
 Она поморщилась.
 — Вот именно… как последняя дура.
 — Почему вы это сделали?
 Вопрос застал Честити врасплох. Она растерянно заморгала, не зная, что ответить, а когда заговорила, было заметно, что ее слова удивляют даже ее саму.
 — Когда я подошла к вам в поезде, я думала, что мне нужна ваша помощь… но оказалось наоборот: вы нуждались в моей помощи.
 У Рида закружилась голова.
 — Ну хорошо, — не унимался он, — вы пришли мне на помощь, отвели меня к врачу, а потом остались. Почему?
 — Я и сама много раз спрашивала себя об этом, — печально сказала девушка. Во взгляде ее сквозило презрение. — Но уж конечно, не потому, что вы мне понравились. Я в жизни еще не встречала таких неприятных и неблагодарных людей, как вы!
 — Зачем вы сказали доктору Карру, что я ваш муж?
 — Я не говорила этого!
 Он ответил ей таким же презрительным взглядом. Бледные щеки Честити вспыхнули.
 — Доктор Карр сам подумал, что вы мой муж, когда я привела вас к нему в кабинет. У нас с ним не было времени на разговоры, да я как-то и не подумала, что надо объяснить ситуацию, а потом было уже поздно.
 Рид тряхнул головой, пытаясь прояснить мысли.
 — Поздно? Что вы имеете в виду?
 — Видите ли… получилась очень неловкая, даже двусмысленная ситуация. Я боялась за свою репутацию и решила ничего не объяснять доктору.
 Он недоуменно посмотрел на нее:
 — За свою репутацию?
 — Незамужняя женщина проводит ночь, две ночи, в одной комнате с мужчиной. Господи, что могут подумать люди? — Она схватилась за свой медальон, видневшийся в расстегнутом вороте платья. Этот жест показался Риду смутно знакомым. — Я не могла этого допустить.
 — Так почему все-таки вы остались?
 — Как я могла уйти? Вы умоляли меня не бросать вас.
 — Я умолял вас?
 — Вы думали, что я… Дженни.
 Услышав это имя, Рид застыл в неподвижности.
 — И что еще я говорил?
 — Немного. Бормотали что-то про вашу миссию, про то, что кто-то вас ждет.
 — Мою миссию?
 — Вы упоминали какого-то Моргана.
 Рид напрягся, потом кивнул:
 — Ах, ну да.
 Честити шагнула ближе. Рид, хотя и не совсем ясно соображал, все же отметил, что она выглядит гораздо лучше без своей старушечьей шляпки. Правда, ее по-прежнему портили уродливые очки и жуткое черное платье, которое делало кожу девушки похожей на разбавленное молоко.
 Она слегка вздернула подбородок, и Рид понял: сейчас что-то будет.
 — Хотите вы это признать или нет, но я оказала вам услугу.
 Он почувствовал разочарование.
 — Вы что-то хотите взамен? Что? Деньги?
 — Нет, вы совершенно несносны!
 — Так что же? — не унимался он.
 Она еще выше подняла подбородок.
 — Я намерена как можно скорее уехать из Седейлии, и вы можете избавить меня от позора, если не станете до моего отъезда рассказывать правду. А я с удовольствием напишу письмо вашей Дженни и все ей объясню, если вам кажется, что она может не так понять ситуацию.
 — Дженни умерла.
 — Ох, простите.
 Рид закрыл глаза. Ему было нехорошо. Почувствовав на своем лбу мягкую ладонь девушки, он резко дернул головой и открыл глаза.
 — У вас холодный лоб.
 — Да?
 — Слишком холодный. Вы чувствуете слабость?
 «Черт бы ее побрал», — подумал он.
 — Вам надо поесть.
 В желудке у Рида еще больше забурлило.
 — Нет, не надо.
 — Доктор Карр сказал…
 — Мне плевать на то, что сказал доктор Карр. — Он закрыл глаза. — Убирайтесь, я хочу спать!
 Ощутив на губах стекло, Рид открыл глаза и встретился с непреклонным взглядом коричневато-зеленых глаз.
 — Выпейте. Это вам оставил доктор Карр.
 — Что это такое?
 — Лекарство. Помогает заснуть. Он велел дать вам его, если вам будет плохо.
 — Мне не плохо.
 — Нет, плохо.
 — Нет, не плохо!
 — Пейте!
 «Итак, у этой ласковой малышки санитарки твердый характер», — заметил про себя Рид и, ощутив прилив странного удовольствия, выпил до дна все лекарство.
 — Вот и хорошо. — Честити помолчала. — Мы продолжим наш разговор, когда вы проснетесь.
 — По-моему, я достаточно ясно высказал свое мнение.
 Он заметил ее напряженно-выжидательный взгляд и нарочно закрыл глаза, ничего больше не сказав. Чувство удовольствия усилилось.
 Вся дрожа, Честити отступила от кровати и с негодованием посмотрела сверху вниз на нахального пастора. Ну ладно, пусть будет так, как он хочет.
 Она решительно направилась к креслу, где лежали ее свертки с покупками. Он сказал, что не был болен и не нуждался в ее поддержке, закончил разговор, даже не потрудившись ответить на ее просьбу. Жуткий, отвратительный человек!
 А она-то хороша! Навязывала ему свою помощь, когда он с таким упорством ее отвергал. Ну нет, хватит, больше она не будет дурой.
 Схватив свертки и высоко вскинув голову, девушка пошла к двери. Неосознанно она подняла руку и сжала в кулаке медальон. Ей надо попасть в канзасский Калдвелл, это первый этап ее поисков. Она ищет сестер, пропавших много лет назад, и уверена, что они живы. В отличие от мужества эта уверенность никогда не ослабевала в Честити. Остановившись в Седейлии, она прервала начатый путь к цели, но больше этого не повторится!
 Девушка оглянулась на преподобного Рида Фаррела. Он лежал полностью расслабившись — снотворное оказало свое действие. Доктор Карр обещал зайти попозже. До его прихода несносный пастор будет спать, а потом пусть рассказывает врачу правду. Без сомнения, ему доставит огромное удовольствие поведать о том, какая она дура.
 Честити взялась за ручку двери и задержалась на пороге, прислушиваясь к его глубокому, ровному дыханию. А вдруг доктор Карр понадеется, что она сама обработает рану, и не придет? А если в ее отсутствие у больного опять разыграется лихорадка, вновь начнется воспаление и ногу придется отнять?
 О Господи!
 Девушка крепче прижала свертки с одеждой к груди и вгляделась в спокойное лицо преподобного Рида Фаррела. Жуткая каштановая борода скрывала его черты, как маска. Она вспомнила, как прикасалась к колючей щеке. Интересно, Дженни одобряла эту бороду? Наверное, бедняга стал таким неприятным человеком после смерти своей любимой Дженни.
 Да, несмотря на свой пасторский воротничок, он был жутким типом.
 Приняв решение, Честити вышла в коридор и плотно закрыла за собой дверь.
 Рид поморщился, медленно пробуждаясь от бессвязного сна и чувствуя сквозь закрытые веки яркий свет полуденного солнца Он поднял руку, чтобы убить на щеке комара, и услышал над ухом тихий возмущенный возглас. Назойливый комар опять впился в кожу, и Рид отвернул голову.
 — Осторожно! — предупредил знакомый женский голос.
 Открыв глаза, он увидел возле самого лица зеленовато-карие глаза… и лезвие бритвы на своем горле!
 Невольно дернувшись, Рид услышал резкий возглас:
 — Не двигайтесь!
 Честити Лоуренс смотрела на него через свои жуткие очки, сосредоточенно прищурив глаза и стиснув зубы. Она приподняла подбородок Рида и снова приставила лезвие к его обнажившемуся горлу.
 Он почувствовал на своих губах ее легкое дыхание и услышал ворчливые слова:
 — Если вы будете двигаться, я вас опять порежу.
 «Опять?..» — мелькнуло у него в голове.
 Рид осторожно поднес руку к лицу. Щека была гладко выбрита! Бороды, которая вкупе с одеждой священника служила ему удачной маскировкой, как не бывало!
 — Что вы делаете, черт возьми?
 — Брею вас.
 — Кто вас просил об этом?
 — Доктор Карр велел привести вас в порядок.
 У Рида застучало в висках.
 — Убирайтесь, оставьте меня!
 — Я еще не закончила.
 — Нет, закончили, хватит!
 — Ладно, как скажете, — холодно бросила она, отступая от кровати.
 Риду не понравился ее тон. Полный тревожного предчувствия, он пощупал свою бритую щеку, потом дотронулся до другой. Так и есть, другая щека была бородатой.
 — Дайте мне бритву.
 — Не дам.
 — Дайте бритву, я сказал!
 — И не подумаю.
 О черт! У Рида кружилась голова, в желудке было пусто, а в горле першило от сухости, но он твердо решил больше не подпускать ее к своей постели с бритвой в руке.
 Протянув руку, он с неожиданной для самого себя силой схватил девушку за тонкое запястье и повалил ее на постель. Очки слетели с носа Честити, и она, потеряв равновесие, упала прямо на Рида.
 — Дай сюда бритву, — прохрипел он.
 Она прижималась к нему своим мягким женственным телом. На удивление пышные, упругие груди расплющивались о его крепкий торс. Губ Рида коснулось волнующе-сладкое дыхание девушки…
 Раздался резкий стук в дверь, и в следующее мгновение на пороге появился доктор Карр. Застыв на месте, он издал глухой неодобрительный стон, потом сердито бросил:
 — Такого рода вещи пока исключаются.
 Лицо Честити сделалось пунцовым, но Рид и не думал ее отпускать.
 — Дай мне бритву, — процедил он сквозь зубы.
 Доктор Карр шагнул в комнату и, получше разглядев своего пациента, оторопело остановился.
 — О Боже, женщина, что вы сделали с человеком?
 Рид остро сознавал, что Честити все так же лежит поперек его груди.
 — Вы сами сказали, чтобы я привела его в порядок, если представится такая возможность.
 — Ну да, сказал, — доктор с трудом сдержал улыбку, — а уж вы постарались на славу. Кажется, я вовремя пришел. Еще немного, и вы бы перерезали ему шейную артерию.
 Рид оставил эти слова без комментариев.
 — Отпустите ее, Рид.
 — Нет.
 — Я не знаю, что вы задумали, — настаивал доктор Карр, — но могу вам заранее сказать, что у вас ничего не выйдет.
 Рида окутывал легкий и нежный запах женщины. То ли от этого пьянящего аромата, то ли от болезненной немощи, он вдруг почувствовал упадок сил и, заглянув в бледное лицо Честити, тихо сказал:
 — Больше не вздумай подходить ко мне, когда я сплю. В следующий раз тебе так легко не отделаться!
 Тонкие черты девушки исказились от сдерживаемого гнева, и она еле слышно прошептала:
 — Не беспокойся. Как только ты меня отпустишь, я уйду, и больше ты меня не увидишь.
 — Зто меня вполне устраивает, — откликнулся он и отпустил Честити.
 — Отлично! — Она неуклюже сползла с кровати, встала на ноги и, обернувшись к доктору Карру, протянула ему бритву: — Вот, можете его добрить. Он спал все то время, пока вас не было. Я ставила на ногу горячие компрессы, и теперь рана выглядит получше. Еще я заставила его выпить немного воды. Дальше дело за вами. Я ухожу.
 — Идите, идите, голубушка, — примирительно улыбаясь, доктор Карр взял бритву, — вы устали, вам нужно отдохнуть, заняться собой. Я договорился с Салли Гринвуд, и она разрешила вам за умеренную плату пользоваться ванной на первом этаже. Уверен, что, помывшись и переодевшись, вы почувствуете себя значительно лучше. А я пока присмотрю за вашим мужем.
 Рид заметил решимость, блеснувшую в глазах Честити.
 — Доктор Карр, этот человек не…
 — Делай, как говорит доктор! — перебил ее Рид, сам не зная, что его к этому побудило, и добавил ровным тоном: — А он посидит со мной.
 — Вот и замечательно, — язвительно откликнулась Честити, — потому что я не вернусь.
 — Честити, милая… — доктор Карр сочувственно улыбнулся, — вы устали и несете вздор.
 — Это не вздор. — Она резко обернулась к Риду и бросила с вызовом: — Ну давай же, скажи доктору!
 Рид злорадно молчал, понимая, что его молчание бесит ее еще больше. Честити расправила тонкие плечи, тряхнула растрепанными волосами и, подхватив свои свертки, обратилась к доктору Карру:
 — Спасибо, что позаботились о ванне для меня, и спасибо за работу. До свидания, доктор.
 Не говоря больше ни слова, девушка повернулась к Риду спиной, тихо открыла дверь и исчезла в коридоре.
 Погруженный в свои мысли, Рид не замечал, что лежит, уставившись в закрытую дверь. Наконец доктор Карр вывел его из задумчивости.
 — А вы и впрямь тяжелый человек! — проворчал он. — Не знаю, как только она вас терпит. Если она не вернется, это будет вам хорошим уроком.
 — Она вернется.
 Доктор Карр нахмурился.
 — Да вы еще и чертовски самонадеянны для священника!
 — Это не самонадеянность. — Рид тихо выругался, почувствовав очередной приступ слабости. — Мне нужно что-нибудь поесть, — заявил он ровным тоном.
 — Салли сейчас принесет вам поднос с завтраком. — Помолчав, доктор Карр добавил: — Может быть, я старый провинциальный док-торишка, но, поверьте мне, я неплохо разбираюсь в людях. Мне кажется, на этот раз вы обошлись с Честити чересчур грубо. Она может не вернуться.
 — Вернется.
 — Самонадеянный молокосос! — не выдержал доктор Карр и отвернулся к своему чемоданчику.
 Рид ничего не сказал. Воспользовавшись моментом, он поднял с постели очки в уродливой проволочной оправе и злорадно сунул их под подушку.
 Ей еще никогда не было так хорошо.
 Откинувшись на спину, Честити вспомнила, с каким удивлением вошла сюда, в эту примитивную ванную комнату. Наверное, опыт последних дней подготовил ее к увиденному. Помещение представляло собой обыкновенный сарайчик, пристроенный сзади к гостинице, а ванна была не чем иным, как гамаком из парусины, натянутым на каркас, таким хрупким на вид, что, казалось, не выдержит даже ее тяжести. Все еще злая, Честити думала вообще отказаться от мытья, но забыла все свое раздражение, как только теплая вода коснулась ее обнаженного тела.
 Немного понежившись в ванне, девушка шумно вздохнула и потянулась к полочке за мылом и мочалкой, купленными у нахального лавочника. Взбивая пену, она ощутила нежный аромат роз и снова вздохнула. Тетушки Генриетта и Пенелопа ненавидели цветочные запахи, а ей всегда нравился розовый аромат. Он вызывал в памяти смутный образ матери. Честити помнила, как купалась в обычной ванне с сестрами, а мама усердно терла их дочиста. Сильный розовый запах часто сопровождался капризными голосами сестер.
 — Так нечестно, мама! У Честити волосы красивей, чем у нас!
 — Неправда, — спорила мама, — да, у Честити самые яркие волосы, зато у Онести они черные, как атлас, совсем как у папиной прабабушки-ирландки, а у Пьюрити — цвета пшеницы, как у меня. Ваш папа гордится всеми вами. Он говорит, что его дочки — красавицы.
 — Да, но у Честити волосы курчавые, как у папы, а это красивее, чем прямые.
 — Я хочу, чтобы у меня были волосы, как у папы!
 — Так нечестно!
 А потом, лежа в кровати, сестры гладили ее волосы и приговаривали:
 — Какая ты счастливая, Честити!
 На Честити нахлынула знакомая грусть. Она мало помнила сестер, но знала, что Онести была самой красивой и своенравной из них троих, а Пьюрити, несмотря на ангельскую внешность, частенько испытывала терпение отца своими проказами. Честити помнила, с какой радостью она брала пример со старших сестер и как гордилась тем, что унаследовала от отца вьющиеся рыжие волосы и карие глаза с зелеными искорками. Бывало, она залезала к нему на колени и, уткнувшись носом в его нос, так упорно смотрела ему в глаза, что он не выдерживал и начинал смеяться. Она любила его смех и не знала большего счастья, чем сидеть у него на коленях.
 Честити смахнула слезинку со щеки. Ее родители погибли, когда их фургон снесло в бушующую реку. Она точно это знала. Будь они живы, непременно нашли бы своих девочек.
 Зато сестры, она уверена, живы. Сжимая в руке медальон (отец подарил одинаковые медальоны всем дочерям), Честити чувствовала, как бьются их сердца, и не сомневалась, что найдет сестер, если наберется мужества для поисков.
 Девушка знала, что тетушки не разделяли ее уверенности, хоть никогда и не говорили об этом напрямую. Будучи к тому же женщинами старых нравов, они никак не могли привыкнуть к яркому цвету и упрямым завиткам ее волос. Считая, что такие волосы привлекают слишком много внимания, тетушки советовали прятать их под шляпку, забирая игривые кудряшки в тугой пучок. Честити понимала, что ее воспитательницы желают ей только добра, и поэтому, отбросив детскую гордость, последовала их совету.
 — Вам подлить еще горячей водички, милая?
 Вздрогнув, Честити подняла голову и увидела Салли Гринвуд, стоящую возле ванны с дымящимся котелком в руке. Лицо ее было ярко накрашено, волосы высветлены до золотого оттенка, а дородная фигура затянута в чересчур молодежное платье. Честити невольно представила, что сказали бы ее тетушки по поводу этой женщины. Тетушка Генриетта наверняка заметила бы, что у нее вызывающий вид, а тетушка Пенелопа скорее всего возмутилась бы прямотой сестры, согласившись с ней в душе. Честити же смотрела в сильно подведенные глаза Салли и видела в них одну доброту.
 — Да, пожалуйста, Салли, — отозвалась она.
 Салли осторожно подлила в ванну горячей воды.
 — Док говорил мне, что преподобный отец сильно болен. Я только что отнесла наверх поднос с завтраком, но док забрал его с порога, и мне не удалось увидеть пастора. Надеюсь, сейчас ему получше.
 Старательно избегая взгляда женщины, Честити снова намылила мочалку и потерла плечо.
 — Да, ему получше. Воспаление скоро пройдет.
 Салли покачала головой:
 — Док говорит, что пастор в бреду бормотал что-то насчет миссии и человека, с которым он должен встретиться. По словам дока, он очень встревожен. Конечно, ведь его там ждут.
 Честити растерянно подняла глаза.
 — Ну да… наверное, его там ждут.
 — Я-то знаю. Одно время я работала со старым пастором, который ездил проповедовать в миссию.
 Честити не смогла скрыть своего удивления.
 — Что, не похожа я на служительницу Господа? — засмеялась Салли и привалилась спиной к этажерке. — По правде говоря, я не всегда ездила с пастором. Долгое время я работала в салуне, таком же, как «Раундап», что через дорогу. Я никогда не была так хороша, как вы, но в молодости парни на меня заглядывались. Конечно, эти деньки давно прошли.
 — Да нет, что вы! Это не так, — сочла нужным возразить Честити.
 — Не волнуйтесь. Я знаю, что говорю правду, и ничуть не страдаю. — Салли улыбнулась. — Но однажды я почувствовала внутри какую-то пустоту. Вы, как жена священника, должны меня понимать.
 Девушка почувствовала укор совести, но промолчала.
 — Тогда я на все накопленные деньги купила этот отель. Дела шли хорошо, я неплохо зарабатывала, но пустота в душе все не проходила. Как-то я встретила старого отца Стайлза. Он был совсем немощным. Нужно было, чтобы кто-то опекал его в этих диких краях, иначе бы ему не выжить. Я оставила отель на подругу и стала ездить в миссию с пастором. Год назад он умер.
 — Мне очень жаль.
 — Миссия, которую он основал на индейской территории, осталась без проповедника. Правда, ходили слухи, что пастор скоро приедет вместе с женой. Представляю, как там обрадуются, когда он и в самом деле рриедет, да еще с такой молоденькой женой!
 — Ну, я не такая уж и молоденькая! — возразила Честити и сама удивилась, зачем она это сказала.
 — Все равно я считаю, что мне здорово повезло. Если бы пастор не заболел и по пути в Бакстер-Спрингс не сделал вынужденную остановку в Седейлии, я бы не встретилась с вами обоими.
 — Преподобный отец Фаррел, то есть Рид, вовсе не собирался ехать в Бакстер-Спрингс. Он с самого начала хотел попасть в Седейлию и рвался сюда любой ценой.
 — В самом деле? — Салли пожала плечами. — Я что-то не совсем понимаю. Бакстер-Спрингс находится как раз на границе с индейской территорией, но, наверное, человек вправе сам выбирать тот путь, который знает лучше.
 Этот разговор все больше тяготил Честити, и она с улыбкой сказала:
 — Я уверена, что Риду и самому не терпится поскорей добраться до миссии, ведь его там так ждут. Вы не подскажете, который час? — вежливо спросила она, пытаясь сменить тему.
 — Когда я сюда вошла, было начало четвертого. — Салли улыбнулась. — Я, пожалуй, пойду — не буду мешать вам мыться. Если что-нибудь понадобится, крикните, я услышу.
 — Спасибо, Салли.
 Когда за женщиной закрылась дверь, Честити мысленно застонала. Невольная ложь, намеренные увертки… Нет, хватит с нее всего этого! Она взглянула на новую одежду, аккуратно разложенную на стуле рядом с ванной. В кармане купленного простого платья лежал железнодорожный билет до Калдвелла. Она уже поинтересовалась, когда отправляется поезд. Еще два часа, и она уедет из этого города, вернется к своим делам.
 Однако эта мысль почему-то не успокаивала. Честити начала яростно намыливать голову. Она смоет с себя остатки Седейлии и сотрет из памяти эти два трудных дня! А что касается преподобного Рида Фаррела, то с ним покончено навсегда!
 Доктор Карр слегка отступил назад, чтобы полюбоваться на свою работу.
 — Черт возьми, — проворчал он, — если бы в свое время я не окончил медицинский колледж, из меня мог получиться недурной парикмахер!
 Рид провел рукой по бритой щеке и мысленно выругался. Он нарочно растил бороду, зная, что его лицо слишком хорошо знакомо местным бандитам. Теперь придется быть чертовски осторожным.
 Доктор Карр нахмурился.
 — Никогда еще не видел такого невежливого пастора. Вы бы хоть спасибо сказали!
 — Спасибо.
 — Вижу, эта благодарность идет из самого сердца. — Врач оценивающе прищурился. — А вы неплохо потрудились над теми тарелками, что принесла Салли. Должно быть, вы чувствуете себя гораздо лучше?
 — Вообще-то да.
 — Я так и думал. Только не надо делать поспешных выводов. Да, вам стало получше, но это еще не значит, что вы здоровы. Нужно время, чтобы нога зажила, иначе все может повториться. Так что пока вам придется быть очень осторожным.
 В холодном взгляде Рида доктор Карр уловил знакомое раздражение. Он нахмурился и посмотрел на часы.
 — Честити нет уже два часа. Она ни разу не оставляла вас на такое продолжительное время. Говорю вам, вы перегнули палку. И вот еще что я вам скажу: если она действительно ушла от вас и сейчас сидит в поезде, идущем на восток, то так вам и надо.
 — Она вернется, — холодно заявил Рид не моргнув глазом.
 — Молите Бога, чтобы это было так, иначе на время своего пребывания в гостинице вы окажетесь под присмотром Салли. — Доктор Карр фыркнул. — Не поймите меня превратно. Салли — добрая женщина, но она далеко не так привлекательна, как ваша молодая жена, и она не станет терпеть ваши грубые выходки, как это делала Честити.
 Рид не ответил. По правде говоря, за последние два часа он в полной мере осознал всю степень своей беспомощности. Рид поел и чувствовал себя уже не таким слабым, но, получив возможность как следует рассмотреть рану, понял, что доктор прав. Сейчас он соображал чуть лучше, чем раньше, и идея, родившаяся в его затуманенной голове, теперь окончательно созрела. Да, у него был план. Наверное, осуществить его будет нелегко, но Рид умел справляться с трудностями.
 В дверь постучали. Он поднял голову. На пороге появилась невысокая, сильно накрашенная женщина средних лет в ослепительно алом платье. Она окинула Рида таким опытным взглядом, что у того не осталось никаких сомнений относительно ее бывшей профессии. Продолжая откровенно разглядывать его, она обратилась к доктору Карру:
 — Я пришла за подносом, док. Вижу, на этот раз наш пастор неплохо подкрепился.
 — Верно. — Доктор Карр покосился в ее сторону, потом сказал Риду: — Это Салли Грин-вуд, про которую я вам говорил.
 Салли хохотнула и, подойдя к кровати, взяла поднос.
 — Рада с вами познакомиться, преподобный отец. Не знаю, что наговорил про меня док, но думаю, судя по вашему лицу, что-то не очень хорошее.
 — Милая Салли, то лицо, с которым вас встретил преподобный отец, не имеет отношения ни ко мне, ни к вам, — заявил доктор Карр, приподняв седые брови. — Пастор — человек скрытный и никогда не признает этого, но на протяжении последнего часа он ждал прихода своей жены.
 — Что ж, его можно понять, — Салли умело балансировала подносом на руке, явно не желая уходить, — не знаю, почему она так долго не возвращается. Она помылась и пошла в сторону железнодорожной станции. Я решила, что преподобный отец послал ее с каким-то поручением.
 — И когда это было? — впервые подал голос Рид.
 Салли окинула его оценивающим взглядом.
 — Около часа назад.
 — Около часа… — Рид нахмурился.
 — Она такая милая девушка, — сказала Салли, бесстыдно скользя по нему глазами. — Я рассказала ей, что после смерти преподобного отца Стайлза индейская территория осталась без проповедника и с тех пор в миссии ждут обещанную замену. Они так обрадуются, когда вы приедете, да еще с такой юной хорошенькой женой!
 — В миссии?..
 — Ну да. Вы же туда направляетесь, правда? Я сказала вашей жене, что не понимаю, почему вы поехали через Седейлию, ведь можно было сесть в прямой поезд до Бакстер-Спринг-са, а оттуда добраться фургоном. Так быстрей.
 — Сначала мне нужно уладить здесь кое-какие дела.
 — Я так и подумала. А ваша жена, похоже, не знает этого.
 — Ей это ни к чему.
 — Наверное, вы не единственный мужчина, который так считает. — Еще мгновение задержавшись взглядом на Риде, Салли резко повернула к двери. — Через часок принесу вам еще что-нибудь поесть.
 — Хорошая мысль, Салли, — одобрительно кивнул доктор Карр, — нашему пастору нужно восстанавливать силы.
 Размышляя над словами хозяйки гостиницы, Рид почти не заметил ее ухода. Итак, в католической миссии на индейской территории ждут проповедника с женой. Это очень кстати! Насколько он знает местные нравы, слух о его приезде уже облетел окрестности, и теперь, куда бы он ни направился, у него будет надежное прикрытие.
 Мысли его прервал очередной приступ боли в бедре, и Рид скривился.
 — Хотите, я дам вам обезболивающий порошок?
 Рид покачал головой. Лекарство может подействовать на голову, подумал он, а ему сейчас необходимо сохранять ясность мысли. Когда Че-стити вернется, он должен ее уговорить. Вряд ли с этим возникнут проблемы. Ему знакомы такие «божьи одуванчики», все они одинаковы. Но куда, черт возьми, она запропастилась?
 «Поезд до Канзас-Сити отойдет через полчаса. Я должна найти сестер!» — думала Честити, уже в третий раз подходя к железнодорожной станции. Внезапно на нее нахлынула непонятная тревога.
 Еще недавно, блаженствуя в теплой ванне, она верила в то, что скоро все наладится, ей удастся вмиг разрубить гордиев узел случайных обстоятельств, которые два дня назад привели ее в Седейлию. Она купила билет на поезд, отправлявшийся через два часа, наконец-то твердо решив сделать то, о чем с самого начала просил ее преподобный Рид Фаррел, — оставить его в покое.
 Девушка вспомнила, с каким удовольствием вылезала из ванны — чистая, посвежевшая. Надев новое белье, она заставила себя не думать о пасторе и принялась расчесывать мокрые волосы.
 Чувство беспокойства возникло, когда она надела простенькое ситцевое платье, купленное в местном магазине. Взглянув на себя в поцарапанное зеркало, которым ее снабдила Салли, девушка поморщилась. Она уже слышала недовольное ворчание тетушек, не любивших светлые тона. Увидев бледно-голубое платье с весьма скромным квадратным вырезом, они бы в один голос назвали его неприличным. Однако, с трудом застегивая пуговицы на спине, Честити поняла, что цвет — это еще полбеды.
 Девушка воинственно вскинула подбородок. Разве она виновата, что вымахала такой каланчой — пять футов и семь дюймов? И можно ли ее судить за то, что в единственном галантерейном магазине Седейлии нашлось не так много одежды на ее рост? И уж конечно, не ее вина, что пышные женственные формы, обычно тщательно скрываемые, заметно выпирают из лифа нового платья. Честити всегда считала, что у нее чересчур большая грудь.
 Мысленно застонав, девушка взглянула на свое черное платье. «Что ж, придется надеть старое», — решила она, взяла его в руки, но, сморщившись от запаха, брезгливо отбросила в сторону.
 Желая успокоиться, Честити достала из кармана нового платья билет на поезд. «Ничего, скоро я выберусь из этой жуткой ситуации», — подумала она. Девушка решила проверить проставленное на билете время отправления и только тогда хватилась своих очков. После нескольких минут лихорадочных поисков она быстро замотала мокрые волосы в пучок на затылке и вышла на улицу. «Наверное, обронила по дороге», — предположила Честити. С тех пор она ходила до вокзала и обратно, внимательно глядя себе под ноги.
 У входа в гостиницу Честити подняла голову и судорожно сглотнула. До отхода поезда оставалось совсем мало времени. Но она не может ехать без очков! Есть еще лишь одно место, где они могут быть, решила девушка.
 Войдя в вестибюль, Честити направилась к лестнице.
 — Преподобный отец ждет вас, — сказала подоспевшая Салли.
 «Вот это вряд ли!» — мысленно произнесла Честити.
 — Он хорошо поел и чувствует себя получше, только, кажется, не в духе.
 «Обычное его состояние!» — отметила про себя девушка.
 — А у вас симпатичный муж.
 Честити выдавила слабую улыбку.
 — Но он не похож на священника, — продолжала Салли доверительно, — на вашем месте я бы за ним как следует присматривала.
 — Простите, мне надо идти. — Морщинистое лицо доктора Карра стало серьезным. Он задумчиво посмотрел на Рида и, помолчав, продолжил: — Ее нет уже больше двух часов. Если хотите, я поищу ее в городе.
 — В этом нет необходимости. Она вернется.
 — Вы уверены?
 — Да.
 Доктор Карр еще раз взглянул на Рида.
 — Ну что ж, надеюсь, вы не разочаруетесь. В любом случае Салли скоро опять принесет вам еду. Если понадобится что-то еще, обращайтесь к ней.
 Рид промолчал, а когда за доктором Карром закрылась дверь, тихо выругался. Все это ему ужасно не нравилось. Лежать здесь в беспомощном состоянии было очень опасно. Кроме того, теперь его планы зависели от того, есть ли у этой несносной Честити Лоуренс запасные очки.
 Минуты тянулись томительно медленно.
 Рид вдруг не выдержал. «Сколько можно валяться? — мысленно возмутился он. — Хватит, черт побери, больше не буду ждать ни секунды!»
 Сцепив зубы от боли, он кое-как приподнялся и сел на постели, потом выпрямил спину и глубоко вздохнул.
 Внезапно его поразила нелепость ситуации, и он невольно расхохотался. Рид Фаррел — охотник за преступниками! Человек, который преследует беглых бандитов, как диких зверей, а потом сдает их властям за вознаграждение. «Разве это не смешно?» — подумал он. Если бы несколько лет назад ему сказали, что он будет лежать в гостиничном номере с пулевым ранением и заработанными охотой на людей деньгами в кармане, он бы ни за что не поверил. Хотя, конечно, сейчас он совсем не тот человек, каким был несколько лет назад.
 Рид любил Дженни с тех пор, как только узнал значение этого слова. Обнимая ее, он обнимал весь мир. Но она погибла, и он мог лишь одним способом заполнить пустоту.
 Вообще-то все начиналось довольно благородно. Власти не сумели найти угонщиков скота, повинных в смерти Дженни, и тогда он решил, что найдет их сам. Он неотступно преследовал банду и наконец настиг негодяев. Рид вспомнил, с каким наслаждением предал их в руки закона и с каким разочарованием узнал, что это не те люди, из-за которых Дженни попала под копыта собственного стада.
 Награда, предложенная за поимку преступников, оказалась неожиданно велика. Рид нуждался в деньгах, а потому взял их, поклявшись, что найдет тех людей в следующий раз… или в следующий. Годы спустя во время одиноких ночных раздумий ему пришло в голову, что он вступил на этот путь неосознанно: не по своей воле, а в силу обстоятельств.
 Теперь обстоятельства привели его в Седейлию, в гостиничный номер, где он и лежит совершенно беспомощный. Эта мысль была невыносима. Рид сделал еще один вздох. Нет, хватит ждать, решил он. Ему не нужна Чести-ти Лоуренс! Ему вообще никто не нужен! Сейчас он встанет и сделает несколько шагов, потом завтра — еще несколько, а послезавтра уже сможет выйти отсюда и встретиться с нужным человеком.
 Шаги за дверью прервали его размышления. Услышав тихий стук, Рид напряженно замер.
 «Так-так…» — мелькнуло в голове.
 Дверь медленно отворилась, и в темном проеме возник стройный девичий силуэт.
 Ну вот и Честити Лоуренс!
 Честити растерялась от неожиданности. Преподобный Рид Фаррел сидел на кровати и смотрел на нее ясными, осмысленными глазами. Встретившись с ним взглядом, она почувствовала ставшее уже знакомым волнение. Да, Салли права: пастор и в самом деле красивый мужчина. Без жуткой бороды выгоревшие на солнце русые волосы стали казаться еще светлее, а глаза — голубее. Открылись правильные черты лица и сильная линия подбородка. Надо же, она целых два дня ухаживала за этим человеком и только сейчас толком его рассмотрела! Он оказался моложе, чем она думала. В его внешности было мало религиозного фанатизма, зато хватало привлекательности…
 Девушка мысленно одернула себя: «О чем я думаю? Какая может быть привлекательность в человеке с характером гадюки?»
 Доктор Карр прав, решила Честити, ей нужно отдохнуть.
 Остановившись на этой мысли, девушка сказала с порога:
 — Не волнуйтесь, преподобный отец, я сейчас уйду. Просто я потеряла очки и подумала, что они могут быть где-то здесь, в комнате.
 — Проходите.
 Она не двигалась.
 — Проходите, пожалуйста.
 «Пожалуйста?» — удивилась девушка.
 — Вижу, вы удивлены. Лихорадка не оправдание плохим манерам, но, надеюсь, вы меня простите.
 Пораженная Честити не могла вымолвить ни слова. Неужели это тот же самый человек, которого она оставила в этой кровати несколько часов назад? Догадываясь, что свет из коридора удачно оставляет в тени ее удивленное лицо, девушка нерешительно прошла в комнату и повнимательнее взглянула на пастора.
 — Я смутно помню события последних дней, но кое-что все-таки припоминаю. Например, вы сказали, что доктор принял вас за мою жену и вы смущены этим недоразумением. Можете не переживать. Через несколько часов я встану и…
 — Что вы сказали? — перебила его Честити. — Доктор Карр разрешил вам сегодня встать?
 — Я этого не говорил.
 — Но вы сказали…
 — Я сказал, что скоро встану. Вообще-то я собирался это сделать, когда вы постучали в дверь.
 Честити охнула.
 — Вам нельзя вставать! Вы же видели свою рану! Если она опять воспалится, вы можете…
 — У меня есть дела.
 — Дела подождут!
 — Это очень важно.
 — В первую очередь вы должны думать о своем здоровье, а потом уже о делах.
 Пастор молчал.
 — Что может быть важнее здоровья?
 — Здесь, в Седейлии, мне надо переговорить с одним человеком… это насчет миссии. — Во взгляде священника появилась знакомая решимость.
 — Я понимаю, вам хочется поскорее добраться до миссии, но, по словам Салли, там уже давно ждут замену отцу Стайлзу. Ничего не случится, если подождут еще недельку.
 — Отец Стайлз? Ах, ну да. — Помолчав, Рид с головой нырнул в отчаянное вранье: — Помню, мне передавали некоторые его сообщения. Видите ли, здесь, в Седейлии, я должен встретиться с правительственным агентом по индейским вопросам. Мне надо обсудить с ним кое-какие проблемы миссии. Он уже возвращается в Вашингтон, и я боюсь с ним разминуться.
 — О!
 Девушка была тронута таким рвением. Заглянув в ясные глаза пастора, она увидела в них неподдельную самоотверженность и подошла ближе к кровати.
 Честити Лоуренс вышла к нему из тени, и Рид с трудом сдержал удивленный вздох. Куда делись строгая прическа и жуткое черное платье! Ее волосы были убраны в свободный узел на затылке. Мелкие кудрявые локоны, выбившиеся из массы блестящих золотисто-рыжих завитков, игриво обрамляли бледные щеки. Теперь, когда на девушке не было очков, он впервые заметил безупречную линию бровей и невероятно длинные ресницы, а черты лица стали казаться тоньше и изящнее.
 Рид продолжал разглядывать Честити. Голубое платье выгодно подчеркивало ее нежную кожу и облегало на удивление женственные формы. Этот наряд шел ей гораздо больше прежнего, но не только в платье было дело. Лишь сейчас Рид понял, как сильно болел. Болезнь ослабила его способность наблюдать и оценивать, и поэтому он не воспринимал Честити как красивую женщину.
 Сознавая важность своих слов, Рид осторожно сказал:
 — Мне необходимо встретиться с этим парнем из индейского агентства. — Он помолчал для большего эффекта. — В миссии страдают дети…
 Честити внимательно смотрела на него. По ее глазам Рид видел, что воображение уже рисует ей несчастных индейских ребятишек.
 — Я надеюсь, что с его помощью мне удастся положить конец непорядкам в миссии.
 Наконец, нарушив молчание, девушка возмущенно заговорила:
 — Как вы не поймете: все ваши усилия будут напрасны, если у вас опять воспалится рана!
 — Да, наверное, это может случиться.
 — И случится, если вы не будете слушаться доктора Карра.
 — Я должен попытаться.
 — Но… но… — в светло-карих глазах Честити заиграли зеленые искорки, — может быть, кто-то другой найдет этого человека и попросит его прийти сюда, к вам?
 — Если он еще не уехал из Седейлии.
 — Я уверена, что нет. Если понимает всю важность вашей работы, он не может уехать.
 Рид чувствовал, что победа близка.
 — Он понимает, но у него нет времени: он человек занятой.
 — А может, Салли вам поможет?
 «Нет, только не это! — пронеслось в голове у Рида. — Салли слишком умна и не клюнет на байку, сочиненную на ходу».
 — Нет, вряд ли, — проговорил он. — Салли — хорошая, добрая женщина, но у нее обманчивая внешность.
 — Да? — пробормотала Честити, но Рид видел, что в душе она с ним согласна.
 За сочувственным взглядом девушки угадывалась отчаянная внутренняя борьба. Она взглянула на часы, стоявшие на ночном столике, и покачала головой.
 — Мне бы хотелось вам помочь, но через пятнадцать минут отходит мой поезд.
 Этого Рид никак не ожидал.
 — Ваш поезд?
 — Да, я еду в Калдвелл, штат Канзас. Это важная поездка. Я… меня там ждут. То есть я хочу сказать… — Она опять взглянула на часы.
 Итак, в Калдвелле есть человек, который ждет Честити Лоуренс, размышлял Рид. Как же он сразу не подумал о возможности такого варианта?
 — Вы вернулись за очками, — сказал он.
 — Да.
 — Я их не видел.
 В глазах девушки мелькнуло смущение.
 — Вы не возражаете, если я их поищу?
 — Ищите.
 Он почувствовал слабость и закрыл глаза. Ему было слышно, как она ходит по комнате. Когда звуки стихли, Рид поднял веки.
 — Их здесь нет. — Честити помолчала. — Ну ладно, я пойду. До свидания.
 «Нет, этого нельзя допустить!» — подумал он.
 — Пока вы еще здесь, я хотел бы попросить вас об одной любезности. Возьмите, пожалуйста, мою одежду, — он показал на брюки и рубашку, висевшие на крючке в углу, — и положите ее на край кровати.
 — Зачем вам одежда? — всполошилась она. — Вы что, собрались вставать?
 Он не ответил.
 — Вам нельзя вставать без разрешения доктора Карра.
 — Честити… — Рид выдержал многозначительную паузу. Впервые назвав ее по имени, он рассчитывал сыграть на чувстве дружеского расположения. — Не надо обо мне беспокоиться. Идите, а то опоздаете на поезд.
 — Но…
 — Я сделаю все, что надо.
 — Доктор Карр найдет кого-нибудь, и вам помогут.
 — Ваш поезд отходит… — он взглянул на часы, — через десять минут.
 — Доктор Карр знает всех в этом городе. Он наверняка подскажет, где отыскать нужного вам человека.
 — Найти его не проблема. На телеграфе должно быть сообщение с указанием места нашей встречи. Я чувствую себя гораздо лучше и все сделаю сам.
 — На телеграфе? Вы что, собрались идти на телеграф? Да вы представляете, как это далеко отсюда?
 — Ничего, как-нибудь дойду.
 — Нет!
 — Да!
 — Нет!
 «Ура, еще немного — и она сдастся!» — мысленно обрадовался он. Его удовольствие омрачил очередной приступ слабости. Рид прикрыл веки. На лоб ему тут же легла теплая ладошка. Открыв глаза, он увидел, что Честити склонилась над ним, озабоченно хмурясь. На него пахнуло легким ароматом роз.
 — Вы слишком слабы и не можете идти на встречу с агентом. Неужели вы сами этого не понимаете?
 — Я должен попытаться.
 Поколебавшись еще одно мгновение, Честити сказала:
 — Я пойду вместо вас.
 — Но ваш поезд…
 — Завтра будет другой. Все равно я не могу ехать без очков. Как зовут человека, с которым вы должны встретиться?
 — Нет, я не могу допустить, чтобы вы…
 — Как его зовут?
 — Эдвард Дженкинс.
 Она кивнула и направилась к двери.
 — Должен вас предупредить, — сказал Рид ей вдогонку, — в здешних краях есть люди, которые испытывают ненависть к индейцам, поэтому мистер Дженкинс путешествует инкогнито. Он вас не знает и может не сказать вам, кто он такой. Советую вам просто слушать его и не спорить.
 Честити вновь кивнула и вышла.
 Рид смотрел на закрытую дверь. Его поразила доверчивость девушки. «Интересно, о чем думал тот парень из Калдвелла, отпуская ее одну в дорогу? — возмутился он про себя и, подавляя досаду, закрыл глаза. — В конце концов, мне-то до этого какое дело?»




 Глава 4


 «Что-то здесь не так, черт возьми!»
 Небрежно привалившись к стене и щурясь от предвечернего солнца, Эд Дженкинс смотрел на рыжеволосую женщину, которая вышла из здания телеграфа и зашагала по улице. Он надвинул шляпу на лоб и стал внимательно наблюдать за ней. Такой поворот событий ему совсем не нравился. Целых два дня он ждал встречи с Фаррелом и сейчас чуть не выдал себя, когда эта рыженькая появилась на телеграфе и спросила, есть ли сообщения для преподобного Рида Фаррела.
 Преподобного?
 Дженкинс невольно фыркнул. Ему много рассказывали о Риде Фарреле, и, судя по тому, что он слышал, этот парень больше умел сажать преступников, чем обращать их на путь истины. И еще он слышал, что Фаррел работает в одиночку.
 Получше вглядевшись в незнакомку, Дженкинс медленно выпрямился и, размышляя на ходу, двинулся за ней. Дело ясное: Уилл Морган узнал, что он в городе, и подослал эту женщину, чтобы заманить его в ловушку. Морган был мастер на такие штучки. Он умел дурачить людей, заставляя их верить ему. Вот и Санни поверил лживым обещаниям Моргана. Он не слушал предостерегавшего его отца и поплатился за это жизнью.
 Рыженькая исчезла из виду, и Дженкинс прибавил шаг. Завернув за угол, он успел заметить, как она заходит в гостиницу «Билтмор». Дженкинс помедлил, осторожно оглядывая улицу, и вошел в вестибюль гостиницы. Он увидел, как женщина исчезла за поворотом лестницы. Внимательно изучив обстановку, Эд начал подниматься за ней следом, но почувствовал руку на своем плече и остановился.
 — Она симпатичная, правда?
 Дженкинс обернулся и увидел перед собой женщину средних лет в ярко-красном платье.
 — Очень симпатичная! — подхватил он. — Она подмигнула мне на улице, а потом зашла сюда. Я сразу понял, что это приглашение.
 — И не мечтай, парень. — Женщина засмеялась и протянула руку. — Меня зовут Салли, я хозяйка этой гостиницы и могу тебя заверить, что ты ошибся. Женщина, которая только что поднялась по этой лестнице, настоящая леди. К тому же она замужем.
 — Замужем? — Дженкинс покачал головой. — Вы уверены?
 — Совершенно. Ее муж — преподобный Рид Фаррел, так что выбросьте эту девушку из головы.
 — Священник? На мой взгляд, она совсем не похожа на жену священника.
 — А ее муж совсем не похож на священника. Так что, я думаю, они друг другу подходят. Знаете, она так о нем заботится!
 — Заботится?
 — Он болен. К нему ходит док Карр.
 — Да ну?
 — В ту ночь, когда они здесь появились, его поднимали по лестнице три человека. Слава Богу, первый номер был свободен. Он такой здоровенный мужчина! Вряд ли его протащили бы еще хоть на шаг.
 — Так, по-вашему, мне не стоит знакомиться с этой дамочкой?
 — Послушай-ка, парень, вот что я тебе скажу. — Лицо Салли вдруг стало серьезным. — Если не хочешь неприятностей, держись от нее подальше. У ее священника такие глаза… в общем, с этим типом лучше не связываться.
 — Вы так считаете?
 — Да уж это точно.
 — Как, вы говорите, его зовут?
 — Преподобный Рид Фаррел.
 — Кажется, я его однажды видел. Он такой невысокий, черноволосый… полноватый.
 — Да нет же, черт возьми! — Салли хохотнула. — Этот пастор высокий, у него светлые волосы и голубые глаза, холодные как лед… И насколько я могу судить, в нем нет ни грамма жира.
 — Наверное, я его с кем-то перепутал. — Дженкинс приподнял шляпу. — Спасибо за совет, мэм.
 Улыбаясь, он направился к двери. На улице улыбка с его лица исчезла, и Дженкинс тихо выругался. Нет, он не перепутал, это именно тот человек, который ему нужен. Но что-то здесь не так…
 Честити постучалась в гостиничный номер и в ожидании ответа взялась за ручку двери. Вдали послышался затихающий свисток паровоза, и девушка невольно поморщилась: поездка в Калдвелл откладывается еще на один день. Час назад она решительно настроилась забыть события последних двух дней и ехать по своим делам, но пришлось опять отложить поездку, и все ради человека, которого едва знала!
 Она вспомнила свой недавний разговор с преподобным Ридом Фаррелом. Когда она стояла у его кровати, невероятно голубые глаза пастора уже не были холодны. В них мелькало какое-то чувство, вызывая в ней легкую дрожь волнения. Потом его одолела слабость, и Честити поддалась сочувствию.
 На стук не отвечали. Девушка встревожилась. «А что, если Рид попытался встать, пока меня не было? — подумала она. — Нет, не может быть, ведь он должен понимать, как это опасно».
 Честити постучалась громче. Опять тишина. С бьющимся сердцем она толкнула дверь и увидела, что Рид неподвижно лежит на кровати. Девушка мгновенно подлетела к нему и пощупала лоб. Неожиданно глаза его открылись, и он схватил ее за руку. Честити испуганно вскрикнула.
 — Я говорил вам не подходить ко мне, когда я сплю! — прорычал он угрожающим тоном.
 — Я не подходила к вам! Я дважды стучалась, но вы не ответили, и я подумала… — Она вдруг замолчала, разозлившись на себя: с какой стати она оправдывается? — Не важно, что я подумала. Пустите меня!
 Он отпустил ее руку и, с видимым усилием стряхнув с себя остатки сна, тихо пробормотал:
 — Простите. Я, должно быть, заснул, и вы меня напугали. — И, не дожидаясь ответа, спросил: — Что вы выяснили на телеграфе?
 — Ничего, — обиженно бросила Честити.
 — То есть как ничего?
 — Вот так и ничего. Я все сделала, как вы сказали. Спросила, есть ли сообщения для преподобного Рида Фаррела, и телеграфист сказал, что никто вас не спрашивал.
 — Вы уверены?
 — Конечно, уверена! В этом не было ничего трудного. Я…
 За дверью послышались тихие шаги, и Рид с пугающей быстротой сел на постели.
 — Уходите! — прошипел он, сделав стремительный взмах рукой.
 Она хотела возразить, но тут дверь распахнулась и на пороге возник человек с револьвером.
 — Мне нужен преподобный Рид Фаррел, — заявил он.
 Честити судорожно сглотнула.
 — Зачем он вам? — так же резко спросил Рид.
 Незнакомец сузил глаза.
 — Фаррел — это вы, верно? И вы послали эту женщину, чтобы она меня нашла?
 — Да, если вас зовут Эд Дженкинс.
 — Мы должны были встретиться два дня назад.
 — До сегодняшнего дня я был не в состоянии что-то предпринять.
 Мужчина с револьвером взглянул на Честити.
 — Кто она такая?
 — Просто посыльная. — Рид обернулся к девушке: — Мистер Дженкинс хочет поговорить со мной наедине.
 Честити не двигалась.
 — Честити…
 Она удивленно посмотрела на пастора:
 — Вы хотите, чтобы я оставила вас с ним наедине?
 — Нам с мистером Дженкинсом надо обсудить кое-какие дела.
 — Но у него револьвер!
 — Это всего лишь мера предосторожности.
 — А вдруг он…
 — Идите.
 — Нет, стойте! — вмешался Дженкинс. — Она никуда не пойдет!
 — Если вы ее не отпустите, наш разговор не состоится, — резко заявил Рид.
 Честити видела, как маленькие глазки Дженкинса тревожно заметались, потом он медленно опустил револьвер. На лице Рида появилось удовлетворение.
 — Можете идти, Честити. Не волнуйтесь, у нас с мистером Дженкинсом будет недолгий разговор.
 Вся дрожа, Честити вышла из номера и в нерешительности помедлила у закрытой двери, прислушиваясь к тихим голосам. Убедившись, что в тоне разговора нет угрозы, девушка пошла по коридору. Удивительно, как мало она знала о Западе! Оказывается, ненависть к индейцам дошла до такой степени, что правительственному агенту приходится идти на тайную встречу с человеком, который хочет им помочь. А что касается револьвера мистера Дженкинса…
 — Дикий Запад — это варварский мир…
 Наверное, в словах тетушки Пенелопы было больше правды, чем ей казалось.
 Но правдой было и то, что Рид нисколько не испугался при виде оружия мистера Дженкинса, и это почему-то не было для нее неожиданностью.
 Честити спускалась по лестнице, озадаченная этой мыслью.
 Эду Дженкинсу на вид было лет сорок пять. Низкий и коренастый, с обветренным морщинистым лицом и мозолистыми руками ковбоя, проведшего долгие годы на ранчо, он, казалось, был полон решимости добиться поставленной цели. Эта готовность принять и осуществить свое решение была знакома Риду. У него самого когда-то был такой взгляд, а потом ненависть в душе превратилась в лед. Он знал, что человек с таким взглядом не остановится ни перед чем.
 Поборов очередной приступ слабости, Рид спросил:
 — Вы сообщили в телеграмме, что Моргана и его банду видели в окрестностях Седей-лии. Я хочу знать, почему вы сами не погнались за ним, если вам нужно вознаграждение, а если не нужно, тогда почему связались со мной, а не с полицией?
 Дженкинс грубо хохотнул:
 — С полицией? Вы прекрасно знаете, что полиция никогда не поймает Моргана. Эти люди скованы правилами и законами, и он будет вечно ускользать от них.
 — Но от вас-то он не ускользнет.
 Взгляд Дженкинса стал суровым.
 — Нет, от меня не ускользнет. Но я не дурак и понимаю, что самому мне не справиться с Морганом и его бандой. Он ловок и хитер, а я не профессиональный бандит. Дело не в том, что я боюсь за свою жизнь, просто, если он опять уйдет, я никогда себе этого не прощу.
 — Я тоже не профессиональный бандит.
 — Ну конечно, рассказывайте!
 — Говорю вам… я не бандит.
 Мгновение Дженкинс молча разглядывал Рида.
 — Может, вы и не бандит, но люди говорят другое. Я слышал, у вас с Морганом личные счеты и вы уже давно охотитесь за ним. И еще много разного про вас рассказывают.
 — Например?
 — Например, что вы никогда не сдаетесь в погоне за кем-то и ничего не боитесь.
 Нога опять начала болезненно пульсировать, и терпение Рида истощилось.
 — Ну хорошо, что же вам от меня нужно?
 — Мне нужна шкура мертвого Моргана.
 — И это все?
 Ковбой заметил сарказм Рида.
 — Да, все! — рявкнул он.
 — Зачем вам его шкура?
 — Это мое дело.
 — Нет, это не ваше, а мое дело!
 — Когда-то у меня был сын, — начал Дженкинс, и его худое лицо напряглось, — а теперь его нет, и за это я должен благодарить Моргана. Я хочу, чтобы он заплатил.
 Слова Дженкинса больно врезались в сердце Рида.
 — Где сейчас Морган?
 — Он уехал из города. Я не мог проследить за ним, потому что ждал вас, но знаю, куда он направился. У него есть убежище на индейской территории, где закон не имеет власти. Морган держит там угнанный скот и заново клеймит его. Черт возьми, он настолько самонадеян, что даже не берет на себя труд оглядываться.
 Дженкинс полез в карман, достал оттуда листок бумаги и, натянуто улыбаясь, разложил его на постели Рида.
 — Я нарисовал карту. По ней вы легко найдете Моргана. — Он помолчал. — Я прошу вас только об одном.
 Рид резко поднял голову и взглянул на ковбоя.
 — Когда вы его поймаете, пошлите мне телеграмму. Больше мне ничего не нужно. Адрес я написал на обратной стороне карты.
 Взгляд Дженкинса переворачивал Риду душу. Этот ковбой потерял сына, а он — Дженни…
 — Ладно. — Рид судорожно вздохнул. — А теперь уходите и больше здесь не показывайтесь. Не хочу, чтобы у кого-то возникли подозрения. Через несколько дней я смогу ходить и примусь за дело.
 Дженкинс медленно выпрямился. Рид заметил, как предательски дернулась его щека.
 — Я вам очень обязан, Фаррел, — сказал ковбой, протягивая руку.
 Когда Дженкинс вышел из комнаты, Рид сложил карту и сунул ее под подушку. Наткнувшись на лежавшие там очки, он нахмурился. Итак, Морган на индейской территории… и там же находится миссия, в которой ждут пастора с женой. Все складывается как нельзя лучше! Им нужен пастор с женой? Что ж, они дождутся их.
 Рид откинулся на подушку и закрыл глаза.
 — Плохие новости, — тихо сказал Рид.
 Честити внимательно смотрела на пастора, ожидая, что он скажет дальше. Она опять искала на улице свои очки, когда Эдвард Дженкинс вышел из гостиницы и направился к платной конюшне. Отчего-то встревожившись, девушка поспешила обратно в гостиницу и, едва взглянув на Рида, поняла, что дела плохи.
 Рид продолжал, не спуская с нее взволнованных ясно-голубых глаз:
 — Дженкинс сказал, что в миссии неприятности.
 — Неприятности?
 — Дети… — Рид хмуро помолчал. — Преподобный отец Стайлз открыл в миссии школу и привез туда хорошую учительницу. Она занималась с индейскими детьми. Теперь с ней что-то случилось. Дженкинс не знает что, но она уехала.
 Рид прищурился.
 — Миссия в плачевном состоянии. Когда умер отец Стайлз, индейцы почувствовали себя покинутыми. Они обратились за поддержкой к учительнице, и она какое-то время успешно справлялась с ролью духовного наставника. После ее отъезда индейцы, обращенные отцом Стайлзом, начали покидать миссию.
 — Но… вы скоро туда приедете…
 — Им уже больше года обещают, что приедет пастор с женой. Между тем они лишились еще и учительницы. По словам Дженкинса, индейцы считают, что они и их дети стали никому не нужны. Он говорит, что, если я хочу их вернуть, у меня осталось одно средство: ходить по индейским деревням и разговаривать с жителями. Но вот беда: пока я буду это делать, потеряю других обращенных, которые еще водят своих детей в миссию.
 — Разве вы не можете приехать в миссию и объяснить, что скоро вернетесь и школа опять откроется?
 — Им слишком часто давали обещания, а потом обманывали. По словам Дженкинса, единственный способ удержать индейцев в миссии — открыть школу немедленно.
 — Но вы же не можете разорваться!
 — В том-то и дело.
 — Неужели никто не подумал об этом, когда вас туда посылали?
 — Тогда еще не было ясно, как обстоят дела. Жена пастора, которого хотели послать сначала, была хорошей учительницей, но она заболела, и они не смогли приехать. Вместо них послали меня.
 — А…
 Рид нахмурился.
 — Никто, и я в том числе, не предполагал, что мне придется задержаться. А теперь, похоже, мой приезд в миссию мало поможет бедным индейцам.
 — Вы не должны так думать.
 — Самое ужасное то, что, по словам Дженкинса, правительство собиралось направить средства на финансовую поддержку школы, но, если индейцы потеряют к ней интерес, никаких денег не пришлют, а значит, не будет и школы.
 — А может, вы пошлете телеграмму и попросите прислать учителя, хотя бы временно, пока вы не вернетесь из деревень и не возьмете школу на себя?
 — Думаю, в конце концов они кого-нибудь пришлют, но я не смогу дать Дженкинсу никаких обещаний.
 — Но…
 — Больше всего я волнуюсь за детей… — Рид расстроенно заморгал. — Мне не хочется их терять.
 Тон пастора тронул сердце Честити. Его честные голубые глаза горели решимостью, а бледное осунувшееся лицо выражало несгибаемую твердость. Девушка видела, что эта непреклонность сильнее его самого, и сочувствовала пастору. Когда она заговорила, голос ее дрожал от волнения:
 — Наверняка найдется человек, который сможет вам помочь. Например, Салли…
 Рид сдвинул брови.
 — Едва ли Салли подойдет для такого дела.
 — Салли — хорошая женщина, — пылко возразила Честити, — она работала с преподобным отцом Стайлзом.
 — Она никогда не преподавала в школе. Мне кажется, у нее не получится.
 — А может, она порекомендует вам подходящего человека.
 — Я не могу допустить, чтобы о делах миссии всюду судачили.
 — Но вы не справитесь в одиночку! Вам нужна помощь.
 — Я справлюсь.
 — Жаль, что я не могу вам помочь.
 — Я понимаю. Вам надо ехать в Калдвелл.
 — Да. Это очень важная поездка. Я уже послала телеграмму, меня ждут.
 — Так поезжайте и не тревожьтесь за меня. Через день-два я встану на ноги.
 Честити внимательно вгляделась в пастора, и сердце ее сжалось. Ей стало жаль Рида. Взгляд священника по-прежнему выражал твердость и непреклонность. Несмотря ни на что, он выполнит свой долг… но за этой решимостью угадывалась болезненная усталость.
 — Я понимаю, это ваша работа.
 — Да, это моя работа.
 — И вы должны это сделать, даже если вам никто не поможет.
 Рид чувствовал, что здесь уместнее промолчать.
 — Я помогу вам, если у меня получится. — Она произнесла это прежде, чем успела осознать, и поспешила добавить: — Но я останусь с вами только на несколько недель, до тех пор пока вы или кто-то еще не возьмет школу под свою ответственность.
 Ей показалось, что в глазах пастора мелькнуло удовлетворение.
 — Это очень благородно с вашей стороны. Я знаю, вы переживаете за свою репутацию.
 «За свою репутацию?» — удивилась девушка, и щеки ее зарделись. Вот о репутации-то она как раз и не подумала.
 — В Седейлии все считают вас моей женой. Ничего не случится, если мы оставим их в заблуждении. Так будет удобнее.
 Честити кивнула.
 — А что касается Салли, то она милая женщина, но болтушка. Мне кажется, с ней не стоит слишком откровенничать.
 «Тоже верно», — согласилась про себя Честити.
 — Спасибо.
 «Спасибо? — мысленно изумилась девушка. — Этот человек не перестает удивлять».
 — Пожалуйста, преподобный отец, — произнесла она вслух.
 Усталость на лице пастора стала заметнее.
 — Зовите меня Ридом. Пожалуй, так будет лучше.
 Вновь охваченный слабостью, Рид опустился на подушку.
 — Я немного отдохну, — пробормотал он и почти сразу заснул.
 Честити медленно попятилась от кровати и, наткнувшись ногами на кресло, резко села. Сжимая в кулаке свой медальон, она смотрела на загадочного мужчину, лежавшего в нескольких шагах от нее. Всего час назад она собиралась сесть в поезд и уехать от него без оглядки, а теперь вдруг решилась сопровождать его на индейскую территорию да еще учить детей в индейской миссии. А ведь она никогда и в глаза не видела живого индейца!
 — Честити должна научиться управлять своими эмоциями и предвидеть последствия своих поступков.
 — Угомонись, Пенелопа! Честити — умная девочка и будет принимать умные решения. Я в нее верю.
 «Так ли уж я умна и правильное ли решение приняла?» — размышляла Честити и никак не могла найти ответы на свои вопросы. А в голове все звучали голоса тетушек Пенелопы и Генриетты.
 — Так, так… Семейная идиллия!
 Рид, вздрогнув, проснулся. Доктор Карр смотрел на него сверху и улыбался. Взглянув в окно, Рид увидел, что уже стемнело. Он покосился в угол комнаты. Честити поспешно встала с кресла. Они оба спали. Рид мысленно обругал себя. Опять человек вошел в комнату, приблизился к его кровати, а он даже не проснулся. Это яснее всяких слов доказывало, как он сейчас уязвим.
 — Как всегда хмуритесь? — Доктор Карр дотронулся до его лба. — Жара нет. А как нога, болит?
 Все еще злясь на самого себя, Рид бросил:
 — Я здоров.
 — И как всегда спорите. — Доктор Карр обернулся к подошедшей Честити: — Этот парень хорошо себя вел, пока меня не было?
 Она кивнула.
 — Салли говорит, что вы не выходили ужинать. Сейчас она принесет вам еду.
 — О, ей незачем беспокоиться, — возразила Честити.
 — Конечно, это не входит в ее обязанности, но она всегда рада услужить такой милой молодой паре.
 Честити метнула на доктора откровенно виноватый взгляд. Рид всполошился. Слава Богу, доктор Карр не смотрел в ее сторону. «Даже удивительно, как такая наивная и бесхитростная девушка умудрилась добраться до этих диких мест, избежав беды!» — подумал он.
 Ему вдруг пришло в голову, что поездка Честити на индейскую территорию — сама по себе беда. Но Рид отогнал эту мысль. Приходилось выбирать: либо пощадить ее, либо завершить свое дело. Последнее было важнее.
 — Ну что ж, давайте-ка посмотрим ногу.
 Доктор Карр бесцеремонно откинул одеяло, и Рид заметил смущенный румянец Честити. Размотав повязку, доктор небрежно обратился к девушке:
 — Идите сюда, Честити! Взгляните.
 Она растерянно топталась на месте.
 — Да подойдите же ближе! Вы должны видеть, ведь в этом и ваша заслуга.
 Она нерешительно подошла к кровати. Рид даже не потрудился взглянуть на свою рану, неотрывно следя за лицом девушки.
 — Ну-с, что скажете?
 — По-моему, хорошо.
 — Не просто хорошо, а замечательно! — Доктор Карр обернулся к Риду: — Уж и не знаю, то ли ваш священный сан привлек к вам особое расположение Всевышнего, то ли мы с Честити здорово сработались, но только ваша рана почти совсем очистилась от гноя. Если так пойдет и дальше, вы сможете встать уже через неделю.
 — Через неделю! — воскликнула Честити.
 — Через неделю? — разочарованно спросил Рид.
 Доктор Карр хмуро переводил взгляд с одного на другого.
 — Что это с вами? Я что-то не пойму, рады ли вы? Черт возьми, надо радоваться, что все идет так гладко.
 Честити слабо улыбнулась.
 — Я радуюсь.
 — А я нет, — прорычал Рид, — я встану сейчас.
 Доктор Карр усмехнулся:
 — Вы шутите?
 — Нисколько.
 Рид сел, опершись на локти. «О том, чтобы валяться здесь еще неделю, не может быть и речи! — мысленно заключил он. — Мне необходимо встать прямо сейчас, и никто меня не удержит!»
 — Не валяйте дурака! Ложитесь немедленно! — крикнул врач.
 — Нет, док, я встану, — процедил Рид сквозь зубы, — и сделаю это сейчас, пока вы здесь и можете мне помочь. А нет — так я встану сам, когда вы уйдете.
 — Вам пока нельзя ходить.
 — Зато мне можно вставать, и именно это я собираюсь сделать.
 — Рид, доктор Карр лучше знает, что тебе можно, а что нельзя.
 Врач взорвался:
 — Не надо его отговаривать, Честити! Даже я успел узнать этого человека, а уж вы-то и подавно должны его знать. Он хочет встать и не успокоится, пока не сделает этого. Ну что ж, давайте предоставим ему такую возможность. Увидите, через минуту он опять будет лежать.
 Замолчав, доктор принялся смазывать рану вонючей мазью, потом сделал новую перевязку и резко сказал, обращаясь к Честити:
 — Ладно, я возьму его за одну руку, а вы за другую.
 Девушка взглянула на раздетого пастора, и щеки ее жарко запылали.
 — Но… может, он хотя бы наденет брюки?
 Доктор Карр сердито сверкнул глазами:
 — Что с вами? Он продержится на ногах всего несколько минут!
 — Но…
 — Хватит пререкаться! По моей команде возьмите его за руку.
 Она еще раз взглянула на Рида, и тот прочел в ее глазах настоящую панику.
 Он смотрел на нее в упор, и Честити чувствовала, как у нее на лбу и над верхней губой проступают капельки пота. Конечно, не совсем удобно молодой девушке ухаживать за полуголым мужчиной, когда он, беспомощный и больной, лежит в постели, но вести полураздетого мужчину за руку…
 Рид осторожно спустил ноги на пол, и Честити затрепетала. Почему-то сейчас, когда он сидел на постели, расправив плечи и готовясь встать, он казался крупнее и шире. Его волосы стали как будто более светлыми, глаза — более голубыми, а тело… более обнаженным.
 — Возьмите его за руку!
 Услышав команду доктора, Честити вздрогнула и подскочила к Риду. Тот положил свою тяжелую теплую руку ей на плечи. Сердце взволнованно запрыгало в груди девушки, когда его мозолистая ладонь прошлась по нежной коже ее предплечья. Она чувствовала исходивший от него мужской запах и дрожала все сильнее.
 Лицо Рида на мгновение исказилось от боли.
 — Что с тобой? — невольно вырвалось у нее.
 Он обернулся к ней, обдав пронзительным взглядом своих невероятно голубых глаз, и Чес-тити застыла, потрясенная. Вдруг у нее в голове возникла отчетливая мысль, что сейчас Рид нуждается в ней так, как еще никто и никогда в ней не нуждался.
 Рид сделал шаг, другой, потом постепенно перестал опираться на их плечи и наконец встал без поддержки. Честити видела, как от удивления вытянулось лицо доктора Карра. Когда же Рид самостоятельно пошел по комнате, доктор был просто потрясен.
 — Вы решили любой ценой доказать мне, что я ошибаюсь, не так ли? — Доктор Карр схватил Рида за руку. — Что ж, вам это удалось. Вы можете ходить, но для первого раза достаточно. Не будьте упрямым, иначе навредите себе. Придется лечиться заново.
 Когда Рид лег в постель, Честити дрожащими руками укрыла больного одеялом, почему-то избегая его взгляда.
 — Я ухожу, — резко сказал доктор Карр, — пейте лекарство, которое я оставил Честити. Зайду завтра утром. — Он помолчал. — И помните: независимо от ваших личных ощущений, вы еще не совсем окрепли, и вам противопоказаны любые другие нагрузки… надеюсь, вы поняли, что я имею в виду?
 Честити недоуменно смотрела на доктора Карра. Она не поняла, на что он намекал. Вдруг ее осенило. Девушка украдкой взглянула на Рида и с облегчением увидела, что он никак не отреагировал на замечание врача.
 Доктор задержался в дверях.
 — Ведите себя хорошо, Рид, иначе весь мой труд пойдет насмарку. Подождите недельку. Уверяю вас: вам необходим отдых.
 Когда доктор Карр ушел, Рид спокойно заявил:
 — Мы отправляемся через два дня.
 Музыка, громкие голоса, женский смех вперемежку с грубым мужским хохотом, — все эти звуки, нарушавшие тишину гостиничного номера, доносились снизу, с ярко освещенной улицы. После ухода доктора Карра Рид почему-то не мог уснуть и лежал, размышляя. Голоса становились все громче, музыка — оглушительней, а смех — визгливей. Даже не глядя на часы, он знал, что уже перевалило за полночь. Рид и сам частенько бывал участником подобных ночных гуляний и заранее мог сказать, как будут развиваться события.
 Очередной взрыв пронзительного женского смеха прервал мысли Рида. Он поморщился. Это могла быть Трикси… или Перл… или Руби. Их имена не имели значения. Женщины легкого поведения были неотъемлемой частью любого приграничного городка… Рид и сам прибегал к их услугам, когда подпирала нужда. Его отношения с такими женщинами были взаимовыгодными… и удовлетворяющими обе стороны, если верить улыбкам, провожавшим его до дверей.
 Рид услышал шорох и, нахмурившись, посмотрел в угол комнаты. Честити уже не первый раз беспокойно ворочалась в кресле. Лицо ее было в тени. Он вспомнил, как прижимался к ее теплому боку, когда пробовал ходить, как провел ладонью по ее руке, как она подняла голову и взглянула на него…
 Он резко оборвал свои воспоминания. Уличные женщины были мягкими снаружи и твердыми внутри. Уходя от них, мужчина мог не сомневаться: они сумеют сами о себе позаботиться. Честити Лоуренс не принадлежала к их породе. У Рида не было времени на отношения с ней, но она подвернулась как нельзя кстати. Взглянув в ее невинные глаза, ни один смертный не подумает, что они приехали на индейскую территорию с какими-то нехорошими намерениями. С этой наивной девушкой он может сколько угодно колесить по штату, выискивая логово Моргана. По своей доверчивости она ни на секунду не усомнится, что он именно тот, за кого себя выдает.
 По правде говоря, Честити Лоуренс нужен опекун. Мысль о том, что в Калдвелле ее ждет мужчина, готовый взять на себя эту обязанность, почему-то слабо утешала. Рид недовольно заворочался, и тут же ногу пронзила боль. Услышав его невольный стон, Честити резко села. В ее темной фигуре чувствовалось тревожное напряжение.
 — Вам плохо? — спросила она.
 — Нет. — Пожалев о своем резком ответе, Рид тихо выругался и более любезно сказал: — Все в порядке, просто неловко повернулся. Я не хотел вас будить.
 — Я не спала.
 — И это понятно. Сегодня в «Раундапе» веселая ночка.
 — Да.
 — Это дело обычное.
 — Я так и подумала.
 — Вы не привыкли к такому, верно?
 — Ну…
 Дальнейших слов Риду не требовалось.
 Молчание затянулось. Наконец Честити нерешительно спросила:
 — Вы не возражаете, если я задам вам один вопрос?
 Рид тревожно подобрался.
 — Задавайте.
 — Когда сегодня днем к вам приходил мистер Дженкинс… как вы узнали, что он стоит за дверью с револьвером?
 — Я не знал этого.
 — То есть?
 — Я не знал, что это Дженкиис… но знал, что кто-то там есть с револьвером.
 — Откуда?
 — Я слышал щелчок взведенного курка.
 Рид чувствовал, что девушка удивлена и хочет еще что-то спросить, но ему самому надо было кое-что узнать.
 — Вы сказали, что в Калдвелле вас кто-то ждет?
 — Да.
 — Вам надо ему сообщить, что вы задержитесь, — продолжал Рид.
 — Я пошлю телеграмму.
 Ему не нравились ее лаконичные ответы.
 — Он рассердится?
 — Надеюсь, что нет.
 — Значит, он человек понимающий.
 — Да, он замечательный!
 — Он фермер?
 — Нет, банкир.
 «Банкир…» — удивился Рид.
 — Вы едете в гости или собираетесь остаться насовсем?
 — Если все пойдет хорошо, я надеюсь остаться.
 — А он хочет, чтобы вы остались?
 — Не знаю.
 Рид вдруг разозлился:
 — Ни один нормальный мужчина не позволил бы такой женщине, как вы, путешествовать одной в этих диких краях.
 — Такой женщине, как я? — переспросила Честити, и в ее голосе послышалось раздражение.
 — Я хочу сказать, что вы совсем незнакомы с этими местами, — осторожно объяснил Рид.
 — Я вполне самостоятельна.
 Разумеется!
 — Я точно знаю, куда еду и что собираюсь Делать. Я долго готовилась к этой поездке.
 Он молчал.
 — Это очень важно для меня.
 — То есть вам важен этот человек?
 — Он мне нужен.
 Рид услышал в ее ответе нотки отчаяния, и у него защемило сердце.
 — У вас больше никого нет?
 — Нет… да… — Она замялась, потом просто сказала: — Сейчас мне нужен только он.
 Рид силился получше рассмотреть девушку в полумраке комнаты, но ее черты были такими же расплывчатыми, как и ее ответы. Расплывчатыми, но правдивыми — в этом он не сомневался. Она не умела лгать.
 «Ничего, со мной быстро научится», — мелькнуло в голове у Рида.
 За окном вспыхнул свет, на мгновение осветив лицо Честити. Она лежала, сжимая в кулаке свой медальон. Эта ее привычка, ставшая уже знакомой Риду, будила в нем какие-то смутные воспоминания.
 Он резко прервал молчание:
 — Когда все уладится, я позабочусь о том, чтобы вы благополучно добрались до Калдвелла.
 — Не надо.
 — Нет, надо.
 «Странно, зачем я это сказал?» — сам себе удивился Рид и неожиданно понял, что знает ответ. Залетавший в окно душный ночной воздух, тихий женский голос во тьме, щекочущий чувства аромат роз… «Нет, я не попаду в эту ловушку!» — решил он.
 — Мы выезжаем через два дня, — сухо бросил Рид, заканчивая разговор.
 — Но доктор Карр сказал…
 — Через два дня, не позже.




 Глава 5


 Прошло два дня.
 Ранним утром Рид выглянул из окна гостиничного номера и посмотрел на еще не слишком оживленную, залитую ярким солнцем улицу. Честити встала раньше и, как обычно, спустилась вниз принять ванну. Рид сделал вид, что спит. Он терпеливо дождался ее ухода: ему нужно было побыть одному.
 Осторожно спустив ноги с кровати, Рид поморщился от боли в бедре, потом с усилием поднялся и проковылял к умывальнику. Два дня оказались неожиданно коротким сроком, но обстоятельства, вынудившие его принять решение, не изменились. Насколько он знал, Морган не собирался долго задерживаться на индейской территории, и нельзя было допустить, чтобы этот подонок опять ускользнул.
 С этой мыслью Рид налил воды в кувшин, взял кусок мыла и взбил пену. Стараясь глубоким дыханием разогнать остатки болезненной слабости, он натирал ею лицо, грудь и руки. Моясь, Рид продумывал план на ближайшие дни. Через несколько минут, посвежевший и взбодрившийся, он взял полотенце и начал медленными круговыми движениями растирать широкие плечи и разминать крепкие мышцы рук и груди. Почувствовав резкий прилив сил, Рид потянулся за бритвой.
 Полностью одевшись, он наконец взглянул з зеркало. Оттуда на него смотрел высокий, гладко выбритый, светловолосый мужчина в темном костюме с пасторским воротничком. Лицо его было бледным, под холодными голубыми глазами темнели круги, но стоял он без видимого усилия, успешно скрывая пульсирующую боль в ноге.
 Довольный, Рид поднял с пола свой саквояж, настороженно покосился на дверь, достал с самого дна из-под подкладки маленький револьвер, спрятал его в голенище сапога. Теперь он был полностью готов.
 Направившись к двери, Рид с досадой отметил свою не совсем уверенную походку и тихо выругался. Нужно подышать свежим воздухом, тогда все будет в порядке. С этой мыслью он медленно спустился по лестнице на первый этаж гостиницы.
 — Нет, этого не может быть!
 Честити поднесла к глазам полинявшее черное платье, которое после долгих раздумий было выбрано ею в качестве дорожной одежды, и с расстройством покрутила его в руках. Сегодня утром она встала рано и, понежившись в ванне Салли, пошла в маленькую лачужку-прачечную, куда два дня назад отнесла в стирку свое платье. Теперь она стояла в ветхом здании и глотала слезы.
 Хозяин прачечной — пожилой коротышка с пышными бакенбардами — смотрел на девушку с холодным прищуром. Она резко обернулась к нему и, не в силах сдержать упрека, сказала:
 — Что случилось с платьем? Оно стало по крайней мере на два размера меньше, чем было, а цвет… цвет вообще пропал!
 — Я с ним ничего не делал. Мои девочки постирали его и погладили, как вы просили.
 — Но… но…
 — Они одинаковым способом стирают всю одежду, которую нам приносят. Уж не думаете ли вы, что они нарочно что-то сделали именно с вашим платьем? Щелочное мыло отстирывает все начисто.
 — Щелочное мыло? — Пораженная, Честити только покачала головой.
 — И кипяток. Во всем штате нет такой грязи, которую мои девочки не смогли бы от-кипятить.
 — Откипятить? — возмутилась Честити и, понимая, что дальше спорить бессмысленно, сказала: — Ладно. Оставьте это платье себе. Может, кому-нибудь отдадите.
 — Я не слышал, чтобы у нас в городке кто-то ходил в трауре.
 — В трауре?
 — А кто еще наденет такое платье? Только женщина в трауре. — Он помолчал, задумавшись над собственным вопросом. — Хотя, может, старая мамаша Джиллис возьмет его. У нее мало одежды, и она вовсе не так привередлива, как кажется.
 Губы девушки дрогнули в слабой улыбке.
 — Вот и прекрасно, — пролепетала она и пошла к выходу.
 Хозяин прачечной хмуро сдвинул брови.
 — Эй, постойте! А кто будет платить за стирку?
 — Платить за стирку? Вы испортили мне платье и хотите, чтобы я за это еще и заплатила?
 — Послушайте, леди, — злобно процедил старик, пожевав беззубыми деснами, — я не знаю, как там у вас на востоке, но здесь принято платить за услуги или расплачиваться по заслугам, если вы понимаете, что я имею в виду.
 Девушка удивленно посмотрела на задиристого коротышку:
 — Вы мне угрожаете, сэр?
 — Боже упаси! Я только предупреждаю вас о том, что произойдет, если я не получу то, что мне причитается!
 «Варварские края…» — Голос тетушки Пенелопы настойчивым эхом звучал в ушах Честити.
 Усилием воли прогнав этот голос, она шлепнула на стойку монету и отвернулась от злого старика.
 Выйдя из прачечной, девушка взглянула на галантерейный магазин в дальнем конце улицы, потом на свою юбку из бледно-голубого ситца. «Нет, я больше никогда не доверю нежную ткань своих платьев рукам приграничных прачек!» — мысленно заключила она.
 «Что же мне теперь делать?» — размышляла Честити. Последние два дня Рид удивительно быстро шел на поправку, как будто желание поскорее встать на ноги придавало ему сил. Но в чем бы ни крылась причина его заметно улучшившегося самочувствия, она не сомневалась, что скоро они отправятся на индейскую территорию.
 Подумав, что на эту поездку она согласилась в момент слабости и сочувствия, девушка расстроенно вздохнула. Эти дикие края повлияли на нее самым неожиданным образом. Она никогда не считала себя эмоциональным человеком, полагая, что все ее поступки основаны не на чувствах, а на логике, однако после встречи с преподобным Ридом Фаррелом что-то слишком часто стала поддаваться этим самым моментам слабости и сочувствия. Прошлой ночью, лежа в тишине, Честити наконец твердо решила: как бы трудно Риду ни пришлось в будущем, она больше не станет жертвовать ради него собственными интересами. Конечно, девушка не без стыда сознавала, что чересчур слаба перед взглядом ясных голубых глаз пастора, которые в последнее время все чаще задумчиво останавливались на ней. Тем не менее она решила не придавать этому значения.
 Внезапный порыв теплого ветра взметнул юбку Честити, и мысли девушки вернулись к насущному. Факт оставался фактом: она не может ехать, не имея смены одежды. Что ж, из этого положения был лишь один выход, и Честити зашагала по улице в сторону галантерейного магазина.
 Рид медленно брел по тротуару. Мысли его были далеко. Солнышко приятно припекало плечи, а теплый ветерок освежал лицо. Изо всех сил стараясь не замечать боль в ноге, он шел в конец улицы, к зданию телеграфа. При встрече с почтенными дамами он вежливо приподнимал шляпу. Скрывая свой острый интерес к местности и прохожим за небрежными манерами, он уже около часа гулял по городку и пока был доволен своими наблюдениями.
 В лучшем и единственном ресторане Се-дейлии его встретили радушными расспросами о здоровье, за которыми последовали небрежные вопросы об индейской миссии. Расплывчатые ответы Рида явно удовлетворили всех. Потом он зашел на почту, и там в нем тоже немедленно узнали раненого пастора, который держит путь на индейскую территорию. Осторожно беседуя с местными жителями, Рид выяснил, что Дженкинс не соврал: мужчин, по описанию похожих на Моргана и двух его дружков, действительно видели в городе. Они пробыли здесь больше недели.
 Контору шерифа Рид обошел стороной, опасаясь быть узнанным. Он на собственном горьком опыте убедился, что охотники за преступниками не пользуются любовью властей и едва ли могут рассчитывать на их поддержку, а потому решил как бы невзначай заглянуть на телеграф и там попытаться с помощью наводящих вопросов получить нужные ему ответы.
 — Доброе утро, преподобный отец!
 Лысоватый крепкий парень своим теплым приветствием прервал мысли Рида.
 — Доброе утро, сэр.
 — Меня зовут Арчи Уиллард, — парень протянул руку, — я городской кузнец. Вижу, вы пошли на поправку. Очень рад. Знаете, я восхищаюсь людьми, которые, подобно вам, бесстрашно выбирают себе трудный путь. Если понадобится помощь, обращайтесь ко мне: сделаю все, что смогу.
 — Спасибо, сэр, — откликнулся Рид, крепко пожал парню руку и, улыбаясь в душе, пошел дальше.
 Все складывается отлично! В городке знают о его ранении и о том, куда он направляется. Относительно источника этих сведений Рид нисколько не сомневался: Салли была знакома со всеми местными жителями. К тому времени когда он доберется до индейской территории, его появление там ни для кого не будет неожиданностью и не вызовет лишних подозрений.
 «Спасибо тебе, Салли!» — мысленно поблагодарил Рид женщину и резко сбавил шаг. «Что называется, легка на помине!» — ухмыльнулся он. В нескольких ярдах от него, перед салуном, стояла Салли, а с ней — пышногрудая блондинка. Одного быстрого взгляда на размалеванное лицо девушки и ее золотистое платье в обтяжку было достаточно, чтобы определить: симпатичная, опытная, ждущая…
 Рид вдруг вспомнил, что очень давно не был с женщиной. Он знал опасность длительного воздержания и не хотел терзаться от неудовлетворенности долгими днями и ночами, которые ему предстояло провести на индейской территории в компании с рыжеволосой красоткой, чересчур искренне верившей в его пасторскую непогрешимость. Он и так уже пережил немало томительных часов за две последние ночи, лежа без сна и вдыхая волнующий аромат роз.
 А почему бы и нет? До отъезда в Седейлшо у него есть несколько часов…
 — Правда, он красавчик?
 Салли оторвала взгляд от медленно шагавшего по улице Рида и подмигнула стоявшей рядом блондинке.
 Юная Опал Картер работала в салуне «Раундап» и пользовалась большим спросом у клиентов. Глядя на нее, Салли вспоминала себя много лет назад. Когда-то она была такой же молодой, беспечной прожигательницей жизни. Опал ей нравилась. Одно время она даже пыталась обратить девушку на путь истинный. Ее попытки не увенчались успехом, но это не повлияло на их дружбу, и Салли была рада этому. Она очень надеялась, что через несколько лет, когда Опал повзрослеет и истаскается, ей все-таки удастся образумить девушку, а пока…
 — Красавчик, это точно! — откликнулась Опал, томно вздохнув. — Вообще-то попы не в моем вкусе, но я бы не отказалась от проповедей этого парня и даже, может быть, задумалась бы, будь это мне на руку.
 — Ты зря раскатала губки, милая! — Салли хохотнула. — У его жены нет ни одного изъяна. Уж я-то это знаю: за последние дни я видела ее в чем мать родила чаще, чем он.
 Опал удивленно вскинула свои подведенные брови, и Салли опять засмеялась.
 — Эта женщина полюбила мыться в моей ванне, и я могу сказать лишь одно: пастор — счастливчик, несмотря на то что едва не потерял ногу.
 — Глядя на него, я бы сказала, что его жене тоже здорово повезло.
 Лицо Салли стало задумчивым.
 — Как знать? В этом мужчине с небесно-голубыми глазами и крепкими мускулами есть нечто… нечто отталкивающее.
 — То есть?
 — Мне показалось, что у него не очень хороший характер. Он тяжелый, упрямый человек, хоть и пастор.
 Опал издала хриплый стон.
 — Как раз такие мне и нравятся.
 — Говорю тебе, выбрось его из головы и не трать время на напрасные мечты! Если бы ты видела, как он смотрит на свою жену… — Салли помолчала. — Знаешь, я еще никогда не видела, чтобы мужчины так смотрели на своих жен.
 — Послушай, Салли, там, где замешан мужчина, трава всегда кажется зеленей.
 — В любом случае они собрались уезжать из Седейлии, как только он окрепнет после болезни.
 Опал подмигнула:
 — Мне нужно всего несколько часов, милая.
 Салли тихо фыркнула:
 — Ну вот же он. Дерзай!
 — Доброе утро, Салли.
 Женщина не сразу ответила на приветствие пастора. Он навис над ней громадой, и она вдруг подумала, что еще не видела его стоящим так близко. По спине ее пробежала легкая дрожь восторга. Бесподобный мужчина, хоть и пастор! Он взглянул на Опал, обнажив в широкой улыбке ровные белые зубы, и Салли поняла, что улыбающимся она его тоже еще не видела. Ярко-голубые глаза священника оценивающе скользнули по явным достоинствам Опал, и стало ясно, что его мысли исходят из части тела, значительно удаленной от головы.
 Салли подавила усмешку. Опал была права: трава показалась ей зеленей, чем на самом деле. Наверное, она стареет.
 — Доброе утро, преподобный отец, — сказала Салли, вымученно улыбнувшись, — знакомьтесь, это Опал, моя подруга.
 — Приятно с вами познакомиться, Опал.
 «О да, это заметно!» — отметила про себя девушка.
 — Мне тоже, преподобный отец.
 Опал с откровенным интересом подошла ближе и дотронулась до его руки своей белой, гладкой и теплой ладошкой. Она чуть наклонилась вперед, чтобы пастор мог получше рассмотреть ее роскошную грудь, и подняла на него черные и блестящие, как эбонит, глаза.
 — Салли говорила мне, что вы болели, — она окинула его оценивающим взглядом, — но мне кажется, у вас совершенно здоровый вид.
 Рид разглядывал девушку с той же откровенностью. Она была моложе, чем казалось издалека, с чистой кожей, местами проглядывавшей из-под толстого слоя косметики, и стройной округлой фигуркой. Он подумал, что по годам она вряд ли намного старше Честити, но взгляд…
 Мысль о Честити вызвала в нем неожиданную грусть.
 — Я себя чувствую намного лучше, — откликнулся Рид.
 — Рада это слышать, преподобный отец. — Опал с расчетливым кокетством взмахнула густо накрашенными ресницами. — Салли рассказывала мне, что вы собираетесь уехать из Седейлии и заняться миссионерством. Я работаю в « Раундапе», но сейчас у меня есть несколько свободных часов, и я подумала: может, вы захотите попрактиковать на мне свое искусство проповедника? Мне очень нужна поддержка священника. Вообще-то я поняла это только тогда, когда вы ко мне подошли. Я не сомневаюсь в том, что вы сможете мне помочь. — Опал придвинулась ближе, якобы ненароком задев его руку своей упругой грудью, и прошептала, дразняще облизнув языком нижнюю губу: — Мне кажется, вы умеете делать свое дело, преподобный отец. Открою вам секрет: я тоже умею делать свое дело. Мы можем объединить наши таланты ко взаимной выгоде. — Ее взгляд упал на его губы. — У меня есть комната в задней пристройке, мы могли бы уединиться и поговорить по душам. Если хотите, я буду ждать вас там через несколько минут.
 Ах, это женское тело — жаркое и сладкое, как мед…
 Взгляд Рида задержался на откровенно зовущих глазах Опал, потом опустился к ее полуоткрытым губам, потом — к теплой груди, которая все более настойчиво прижималась к его руке. Окутанный душным, пьянящим ароматом мускуса, Рид вдруг почувствовал новый прилив необъяснимой грусти. «Интересно, — подумал он, — была ли эта девушка когда-нибудь так же невинна и доверчива, как Честити? И пахло ли от нее когда-нибудь розами?»
 Рид резко прервал свои мысли. «Да что это со мной такое, черт возьми?» — изумился он.
 Ответ напрашивался сам собой и вызывал определенное неудобство.
 Твердо решив избавиться от незваного чувства, Рид посмотрел на Салли. Было видно, что она не слишком удивлена тем оборотом, который принял его разговор с Опал. Эта женщина — тертый калач в такого рода делах и, можно не сомневаться, будет молчать. А если и нет — какая разница? Полчаса с Опал исцелят все его недуги, а потом они с Честити сядут на дневной поезд и уедут из городка, оставив Опал, довольную и немножко разбогатевшую.
 Решение было принято. Рид ласково накрыл ладонь девушки рукой и, услышав ее короткий взволнованный вздох, почувствовал ответный жар ее тела. Он хотел что-то сказать, но тут в конце улицы мелькнула знакомая рыжая головка.
 Салли проследила за его взглядом и тихо выругалась. Рид резко обернулся к ней.
 — Что вы сказали? — спросил он.
 — Да нет, ничего.
 Рид опять посмотрел в конец улицы.
 — Это ведь Честити только что зашла в галантерейный магазин?
 — Кажется, она.
 Он ждал, что она скажет дальше.
 — Не волнуйтесь, с ней там ничего не случится. Насколько я слышала, у Честити сильный кулак.
 — Сильный кулак?..
 Салли удивленно подняла брови:
 — Разве она не рассказала вам о случившемся? Наверное, она решила, что это ни к чему, ведь вы были прикованы к постели, а она и сама сумела за себя постоять. Но в городке потом было много смеху.
 Рид насторожился:
 — Много смеху?
 — Да. Это случилось на другой день после вашего приезда. Честити зашла что-то купить, а Чарли Доббс, хозяин магазина, принял ее за женщину легкого поведения. Говорят, она пыталась сказать ему, что он ошибается, но Чарли не слушал. Он полез ее лапать, а она вырвалась и одним ударом уложила его на обе лопатки.
 «Он полез ее лапать» — эта мысль вытеснила из головы Рида все остальное.
 — Говорят, у Чарли было такое лицо, когда он поднялся, — это надо было видеть! В магазин зашел какой-то парень и встал на сторону Честити, так что Чарли больше не возникал.
 «Он полез ее лапать…» Дрожь, охватившая Рида, не имела отношения к болезненной слабости.
 — Ну что ж, зато теперь я не прикован к постели, — прорычал он.
 — Подождите минутку, преподобный отец!
 Не слушая окриков Опал, Рид зашагал по улице. В груди его вскипал всепоглощающий гнев.
 Зайдя в галантерейный магазин, Честити начала осторожно пробираться по узким проходам между рядами с товарами. Оглядевшись вокруг, она нахмурилась. Хозяина нигде не было видно, и, похоже, она была единственным посетителем в магазине.
 Девушка догадывалась, что после ее предыдущего визита галантерейщик вряд ли будет с ней слишком любезен, поэтому решила побыстрее купить все необходимое и уйти. Она направилась в тот угол магазина, где находились товары для женщин, и, машинально сунув руку в карман, сжала в кулаке маленький матерчатый кошелек, надежно приколотый булавкой. У нее было много денег, и на этот раз она поместила их в более удобное место: ей не хотелось опять краснеть от стыда, когда придет время расплачиваться за покупки.
 Честити подошла к стойке с одеждой, перебрала несколько вешалок с готовым платьем и разочарованно вздохнула. Да, выбор невелик, но что делать? Ей позарез нужно…
 — Я знал, что вы вернетесь!
 Девушка испуганно вздрогнула, услышав за спиной голос хозяина магазина, и обернулась.
 — Мы с вами еще не все уладили, — продолжал он угрожающим тоном. — Вы выставили меня на посмешище всего городка и думали, что это сойдет вам с рук?
 — Сэр, — начала Честити; отступив назад, она опять, как в тот раз, уперлась спиной в стену, — я пришла сюда за покупками. У меня нет намерения выяснять с вами отношения. Прошу вас: дайте мне сделать свое дело и спокойно уйти.
 — Ну нет, на этот раз вам так легко не отделаться. — Одутловатое лицо Доббса блестело от пота, а маленькие глазки налились злостью. Он медленно подошел к Честити, и у нее поползли мурашки по спине. — На этот раз вас никто не защитит, — сказал Доббс вкрадчивым голосом, — и не надейтесь опять застать меня врасплох.
 Он окинул девушку нахальным взглядом, и щеки ее запылали огнем.
 — Так ты жена священника? — Он грубо хохотнул. — Ну и ну! Когда ты заявилась сюда в прошлый раз, у тебя был вид шлюхи, а не пасторской жены: платье расстегнуто на груди, а в глазах — бесстыжий призыв.
 — Бесстыжий призыв? — Честити задохнулась от гнева. — А ну дайте мне пройти! Я больше не намерена слушать ваши оскорбления!
 — Ну нет, ласточка, никуда ты не уйдешь.
 Тяжело задышав, Честити сжала кулаки.
 — Вы мне угрожаете, сэр?
 — Нет, я тебе не угрожаю, киска, я говорю: ты не спрячешься за пасторский воротничок своего мужа. Поубавь свою спесь, рыбка, теперь никакой проныра ковбой не уведет тебя у меня из-под носа, сняв за два вонючих цента.
 — Сняв за два вонючих цента? — с отвращением повторила она. — Я ухожу! Убирайтесь, дайте мне пройти!
 Лавочник продолжал медленно наступать на девушку, и она почувствовала прилив ярости.
 — Я вас предупреждаю… — проговорила Честити.
 — Ты меня предупреждаешь? Ну и что же ты будешь делать, если я тебя не отпущу?
 За девушку ответил низкий голос, неожиданно прозвучавший сзади:
 — Будет делать не она, а я.
 Вздрогнув, Честити обернулась и увидела Рида, который уже подошел к ним. Одетый с иголочки и гладко выбритый, он держался прямо, без малейшего признака болезненной слабости. Его рослая, мускулистая и широкоплечая фигура зрительно сузила пространство того угла, где они стояли. Пасторский воротничок был на месте, но взгляд Рида отнюдь не выражал религиозного смирения. Честити не ожидала, что у него может быть такой пугающий вид.
 Ноги Доббса приросли к полу.
 — К-кто вы такой?
 Честити видела, как губы Рида скривились в усмешке, а руки сжались в кулаки.
 — Ты и сам знаешь, кто я.
 — Я думал, вы больны. В городке говорили, что вы при смерти.
 — Что ж, они ошибались.
 Доббс оглядел Рида, цепко прищурив маленькие глазки.
 — Нет… вы не пастор! — Он усмехнулся и покачал головой. — Будь на вас хоть два воротничка… Я еще никогда не видел пасторов с такой внешностью.
 Рид язвительно хмыкнул.
 — Ты прав, я не пастор — сейчас. Сейчас я просто человек, который хочет услышать, как ты будешь извиняться перед дамой за свое хамское поведение.
 — Перед дамой?.. Это вы о ней, что ли? — Доббс окинул Честити презрительным взглядом. — Видали мы таких дам! Не собираюсь я перед ней извиняться. Она получила то, что хотела. Заявилась сюда с таким видом, как будто только что кувыркалась с мужиком в постели и готова опять запрыгнуть туда с другим.
 Рид злобно двинулся на Доббса. Предвидя его реакцию, Честити быстро шагнула вперед и встала между двумя мужчинами. Рид внезапно схватил ее и притянул к себе. Она грудью почувствовала, как колотится его сердце, а горячее тело содрогается от ярости.
 — Не надо, Рид, прошу тебя! Не связывайся с ним, он этого не стоит! Лучше пойдем отсюда.
 — Нет.
 Рид отодвинул ее в сторону таким стремительным жестом, что она не успела сообразить, что происходит, и пошел вперед. Парализованная почти осязаемой силой его гнева, девушка стояла в немом оцепенении и наблюдала за дальнейшим ходом событий. Рид, схватив перепуганного лавочника за грудки, оторвал его ноги от пола.
 — Ты извинишься перед этой женщиной, причем сделаешь это немедленно, — сказал он убийственным тоном.
 — Извините! — пролепетал Доббс, выпучив глаза и мелко кивая головой. От его нахальства не осталось и следа. — Извините, извините!
 — Умоляй, чтобы она тебя простила!
 Доббс испуганно сглотнул и перешел на визг:
 — Умоляю вас, простите меня, пожалуйста!
 — Рид… — хотела вмешаться Честити, но тот не обращал на нее внимания.
 Он грубо встряхнул завывающего от ужаса Доббса и прошипел:
 — Твое счастье, что я в одежде священника, иначе бы…
 Не закончив фразу, он бросил лавочника и, тут же забыв о его присутствии, обернулся к Честити. Рид долго разглядывал бледное лицо девушки, потом смахнул непослушный локон с ее щеки и сказал:
 — Занимайся покупками, я тебя подожду.
 Вся дрожа, Честити прошептала:
 — Нет, Рид, пожалуйста, пойдем отсюда!
 Он тронул ее плечо и на мгновение задержал руку. Это прикосновение было волнующе нежным, но взгляд Рида дышал холодом.
 — Мистер Доббс извинился. Мы должны дать ему возможность загладить свой проступок.
 Только сейчас она заметила, что бедный лавочник стоит как вкопанный, не в силах пошевелиться.
 — Я правильно говорю? — спросил Рид, взглянув на него.
 — Да, да! Конечно!
 — Честити позовет тебя, когда выберет товар, — процедил Рид сквозь зубы.
 Доббс исчез за полками, а Честити осталась стоять, смущенная и растерянная.
 — Ты зря так, Рид. Я… я и сама могла бы за себя постоять.
 Взгляд Рида стал суровым.
 — Как ты постояла за себя в прошлый раз?
 — Да.
 — Выбирай себе вещи, я подожду.
 Честити видела, что спорить с ним бесполезно. Повернувшись к одежной стойке, она сняла с вешалок темную юбку строгого фасона и простую ситцевую блузку.
 — Все, я выбрала.
 Несколько минут спустя, когда они вышли на улицу, Честити пыталась выбросить из головы и навсегда забыть сцену у прилавка. Рид отодвинул в сторону ее руку с деньгами и сам расплатился за покупки, при этом взгляд Доббса являл собой отвратительную смесь ненависти и страха. Напоследок Рид наградил лавочника таким страшным взглядом, что ей не хотелось его вспоминать, потому что она не сомневалась в его совершенной искренности.
 Они направились к гостинице. Рид неожиданно взял ее руку и просунул себе под локоть, прижав девушку к своему боку.
 — Почему ты не сказала мне о том, что случилось с тобой в магазине? — резко спросил он, и Честити удивилась его злобному тону.
 — Потому что… — она отпрянула от него, тоже вдруг разозлившись; — потому что это не твое дело.
 — Нет, мое. — Он посмотрел на девушку своими невероятно голубыми глазами, и по спине ее пробежала странная дрожь. — Не забывай, что ты моя жена.
 Удивляясь своему волнению, Честити вызывающе бросила:
 — Я не твоя жена. Это только уловка, придуманная для удобства.
 Он медленно оглядел ее лицо.
 — Больше никогда не поступай так со мной, Честити.
 — Как не поступать?
 — Никогда не ставь себя в такое положение.
 От удивления Честити проглотила язык.
 — Обещай мне, — потребовал Рид, и она растерянно заморгала. — Честити…
 — Нет.
 — Почему ты не хочешь дать мне это обещание?
 — Потому что ты не имеешь права просить меня об этом!
 — Я имею право, потому что несу за тебя ответственность.
 Она удивленно посмотрела на него:
 — С чего ты это взял?
 — Мы будем путешествовать как муж и жена!
 — Это всего лишь хитрость, временная хитрость!
 — Черт, ну почему ты такая упрямая?
 — Как ты выражаешься?
 — Как хочу, так и выражаюсь!
 — Я тоже делаю что хочу, и не смей мне указывать!
 — Я буду тебе указывать до тех пор, пока наша «временная хитрость» остается в силе.
 — Ты что, хочешь со мной поругаться?
 Рид напрягся.
 — Нет, не хочу. Мы отправляемся на дневном поезде.
 Честити охнула:
 — Сегодня?
 Ответом ей был лишь его суровый взгляд.
 Рассерженная и удивленная его беспричинным гневом, девушка отвернулась и тут увидела Салли. Та стояла рядом с молоденькой блондинкой, и обе смотрели в их сторону. Они наверняка видели ее перебранку с Ридом! Честити готова была провалиться сквозь землю от стыда. Заставив себя улыбнуться, она подняла глаза на Рида и процедила сквозь сжатые зубы:
 — На той стороне улицы Салли с подругой. Они на нас смотрят.
 Рид равнодушно взглянул в их сторону.
 — Они тебе машут. Помаши в ответ, — попросила она и поняв, что он не собирается это сделать, простонала: — Господи, что они подумают?
 Рид прожег ее взглядом:
 — Пусть думают что хотят. Мне нет до них никакого дела. — И повторил серьезным тоном: — Никогда больше не поступай так со мной, Честити. Этого слизняка я отпустил, но, если подобное повторится, я не могу за себя ручаться.
 Честити не нашлась что ответить.
 Они зашагали по тротуару, Честити по-хозяйски держала его под руку.
 — Ну, теперь ты видишь, что я была права? Ты думала, что он твой, но ошиблась, подруга. — Салли обернулась к Опал, вопросительно вскинув брови.
 Красавчик пастор никак не отреагировал на их попытки привлечь его внимание. На виду у всех он был совершенно поглощен своей спутницей: что-то шептал ей и смотрел так, что казалось, в целом мире существует только одна она.
 На юном лице Опал появилось непривычно хмурое выражение.
 — Я не думала, что он мой, — заявила она, — он действительно был мой… несколько мгновений.
 — Пока не увидел Честити.
 — Черт возьми, о ней он думал меньше всего, когда держал меня за руку и представлял сладкие минуты нашего свидания.
 Салли громко расхохоталась:
 — Что ж, может быть, несколько мгновений ты потешила свое воображение, но он наверняка забыл о сладких минутах свидания с тобой, как только услышал, что кто-то пытался прикоснуться к его жене.
 — Это еще ничего не значит. Когда мужчина стоит перед алтарем и слышит, как женщина клянется ему в супружеской верности, он начинает считать ее своей собственностью, только и всего.
 И все-таки Салли хотела, чтобы последнее слово осталось за ней. Она оглянулась на перешептывающуюся парочку.
 — Да ты только посмотри на него! Знаешь, я еще никогда не видела, чтобы мужчина так смотрел на свою жену. Он просто пожирает ее глазами. И дураку ясно: он злится, что она пошла в этот магазин без него. Я могла бы поспорить на последний доллар, что Чарли Доббс сейчас стоит за прилавком в мокрых штанах. Взгляни на этого человека, — Салли покачала головой и невольно вздохнула, — он не бросит свою жену, даже если случится всемирный потоп.
 — Да… но мне бы хотелось попытаться еще разок.
 — Говорю тебе: не трать напрасно время!
 Опал вдруг притихла.
 — Что для этого надо, Салли? — серьезно спросила она подругу.
 — Для чего?
 — Что надо для того, чтобы мужчина вот так на тебя смотрел?
 Лицо Салли сделалось унылым.
 — Милая… если б я знала! — сказала она после долгого молчания, и в голосе ее послышались нотки искренней грусти.
 Он еще сердился и не мог понять отчего.
 Молча сидя в темном вагоне поезда, Рид рассеянно слушал монотонный перестук колес. После случая в галантерейном магазине прошло несколько часов, а он все никак не мог остыть.
 Рид взглянул на соседнее место. Честити сидела с закрытыми глазами, но он знал, что она не спит. Их резкий разговор на улице перед магазином задал тон на весь остаток дня. Перед тем как они пошли на вокзал, к ним в номер заглянул доктор Карр. Разумеется, решение Рида отправиться в дорогу с незажившей ногой очень ему не понравилось. Приняв плату за лечение, старенький врач, по обыкновению не стесняясь в выражениях, высказал Риду все, что о нем думает.
 Потом в комнату вошла Салли — попрощаться. Он почувствовал себя неловко в присутствии этой женщины, а потому разговаривал с ней хмурым, сердитым тоном. Честити сказала, что он вел себя неприлично, однако он сам так не считал.
 Когда Честити чудесным образом нашла в номере свои очки там, где искала несколько раз до этого, его раздражение усилилось.
 В довершение всего на вокзале выяснилось, что поезд задерживается и прибудет только к вечеру. Уже стемнело, и нога ныла так сильно, что, когда они наконец сели в поезд, ему с трудом удавалось скрывать боль.
 Взгляд Рида задержался на спокойном лице Честити. Почему он так разозлился, услышав рассказ Салли? Ответ напрашивался сам собой. Честити то и дело шутила с огнем. Благие намерения побеждали в ней голос разума, и она, точно маленький ребенок в дремучем лесу, уверенно шагала вперед, совершенно не замечая опасностей, подстерегавших ее за каждым кустом.
 Ясные глаза Рида потемнели. Дженни тоже верила в благие намерения. Она была честной, ласковой, полной жизни, но эту жизнь так быстро отняли у нее, что он до сих пор просыпался среди ночи и удивлялся, что ее нет рядом.
 Но правда была безжалостной, а реальность — неумолимой. Перед смертью Дженни кричала ему, звала на помощь. А он не успел ее спасти, хоть и любил всем сердцем.
 Однако Честити не просила о помощи, она помогала сама, не задумываясь о возможных последствиях.
 Черт возьми, что за дурак бросил ее одну на произвол судьбы?
 Надо узнать ответ на этот вопрос.
 — Честити… ты не спишь?
 Девушка беспокойно заворочалась и открыла глаза, в которых плясали злые зеленые огоньки.
 — Ты еще сердишься?
 Молчание.
 — Этот лавочник получил по заслугам, но я был не прав, когда сорвал на тебе свой гнев, — искренне сказал Рид.
 — Ты не должен был вмешиваться.
 Рид не хотел спорить.
 — Я бы сама все уладила, как в прошлый раз!
 Губы Рида дрогнули в улыбке.
 — Это правда, что ты уложила Доббса на обе лопатки?
 Девушка густо покраснела.
 — Я не хотела его бить, но он меня так разозлил… а потом он вдруг попятился и грохнулся на пол. Я не поверила своим глазам.
 — Поделом ему.
 — Нет, я не должна была… — Честити осеклась. — Вообще-то все правильно. Он низкий человек.
 — Неужели ты думала, что он простит тебе это, когда снова пошла в магазин?
 — Я не ожидала, что он опять ко мне полезет.
 — Ты полагала, что он все забудет?
 — Порядочный человек должен был признать свою ошибку.
 — Если бы он был порядочным человеком, вообще ничего бы не случилось.
 Честити промолчала.
 — Ты уже не на востоке, Честити. Здесь слишком много желающих воспользоваться твоей… неопытностью. А я не хотел сидеть и ждать, чем все это закончится.
 — Я понимаю.
 Она смотрела на него чистыми, невинными глазами.
 — Расскажи мне о своем банкире.
 — Каком банкире?
 — Который ждет тебя в Калдвелле.
 — Он не мой. Это просто друг. Точнее, не совсем друг…
 Риду стало не по себе.
 — Если он не друг…
 — Я с ним никогда не встречалась, поэтому, наверное, не могу назвать его своим другом…
 — Ты с ним никогда не встречалась? — Рид удивленно уставился на девушку. — Ты хочешь сказать, что отправилась за сотни миль… одна, уверенная, что в конце пути тебя встретит человек, с которым ты никогда не встречалась, только потому, что он тебе это обещал?
 — Он не говорил, что будет меня ждать. Я написала в письме, что выезжаю, и отправилась, не дожидаясь ответа.
 Рид был потрясен.
 Бледные щеки девушки тронул румянец.
 — Ты считаешь меня глупой, но в глубине души я верю, что поступаю правильно. Я знаю, ты волнуешься за меня. Не надо. Понимаешь, — проговорила она срывающимся голосом, — я еду домой.
 Честити с трудом сдерживала подступавшие слезы, и Рид сам почувствовал комок в горле.
 Не в силах продолжать расспросы, он нежно обнял девушку и притянул к себе. Она положила голову ему на плечо, странно успокоив его своим теплом. Рид прижался щекой к ее волосам и сказал неожиданно ласковым голосом:
 — Хватит говорить. Уже поздно, ты устала. Засыпай, Честити.
 Уютно устроившись в объятиях Рида, Честити лежала щекой на его плече и слушала мерный стук его сердца, баюкавший ее в темноте. Он говорил ей, что в этом незнакомом «диком» мире мало кому можно доверять. Наверное, это так, но она могла доверять ему. Почему-то теперь у нее не было в этом сомнения.
 Честити закрыла глаза.




 Глава 6


 Уилл Морган стоял у окна хижины на индейской территории и разглядывал грязную дорогу, проложенную на север по редкой траве. Его моложавое лицо и темные глаза были напряжены, а движения стройного крепкого тела скованны. Было жарко, но яркий солнечный свет раннего утра постепенно слабел. Собирался дождь.
 Морган с досадой взглянул на загоны для скота, наспех построенные рядом с хижиной, в которых вяло передвигались его люди с железными клеймами в руках. Угнать скот проще всего. Ему нравились волнение, риск и сознание того, что можно кого-то лишить жизни одним движением пальцев. Но потом нужно было сделать еще много нудных вещей, чтобы, не будучи пойманным, продать краденых животных, и эта часть работы всегда вызывала в нем нетерпеливое раздражение.
 Морган повернулся к ведру с водой, стоящему в углу, хлебнул из ковшика и с отвращением выплюнул теплую жидкость. Он приехал сюда несколько дней назад, надеясь, что скот уже готов для перевозки, но не тут-то было. Заново клеймить скот — тяжкий труд, а его люди не привыкли трудиться. Эти ленивые свиньи начинают шевелиться, только когда он стоит у них над душой, вот и пришлось подгонять их почти все утро. Как же это осточертело! К тому же их лень мешала ему заняться личными делами, что вызывало еще большее раздражение.
 Рыжие волосы, огнем горевшие на солнце… карие глаза с зелеными проблесками… нежная белая кожа… Она сказала, что ее зовут Честити. Он представился Джефферсоном. После их короткой встречи Морган только о ней и думал. Она была леди, но он почувствовал внутренний огонь, таившийся за ее спокойным лицом, когда она взглянула на него и улыбнулась. Чувствовалось, что эта девушка легко не отдастся. Он приподнял шляпу и ускакал, но с тех пор его не покидало ощущение, что, если бы не срочный отъезд, он получил бы от нее гораздо больше, чем просто улыбку.
 Моргана преследовали фантазии о влажной белой коже и жадных губах. Мысли о девушке были так мучительны, что, приехав в убежище, он доводил своих людей до изнеможения, надеясь как можно скорей вернуться в город и разыскать рыжеволосую красавицу. Но он не мог уехать, не убедившись, что работа сделана, и это выводило его из себя. Морган видел эту женщину совсем недолго, но желал ее с отчаянной силой. Такого с ним еще не было. Когда он думал о ней, внутри у него все сжималось, причиняя почти физическую боль.
 Морган вдруг спохватился. «Хватит пускать слюни!» — одернул он себя. За спиной послышался шорох, он резко обернулся и увидел черноволосую девушку, возившуюся у очага. Она почувствовала его взгляд и тоже обернулась. Морган нашел Кончиту несколько месяцев назад в мексиканском салуне приграничного городка. Пара улыбок, немного ласковых слов — вот и все, что от него потребовалось, чтобы ее покорить. Все получилось легко… слишком легко. Она его боготворила и старалась во всем ему угодить.
 Морган усмехнулся. Это его нисколько не Удивляло. Женщины сходили по нему с ума. Их притягивала смазливая юношеская внешность, за которой скрывался характер зрелого мужчины. Морган знал, что, помимо прочего, он очаровывает людей своим воспитанием. Отец научил его учтивости и благородным манерам, раскрыл чудодейственную силу улыбки. Вся беда в том, что, прививая сыну эти качества, он внушал ему, что религия оправдывает жестокость, а вежливость является средством для достижения любой, даже самой гнусной цели.
 Его мать умерла, когда мальчику было десять лет, но он почти не ощущал потери. Она была слабой женщиной, которая безропотно подчинялась мужу, сносила его побои и только молила Господа о его спасении. Говорили, что мать умерла от воспаления легких, но Морган знал, что отец замучил ее до смерти. С тех пор он решил, что, став взрослым, не позволит себе разделить горькую участь матери, а если кто и будет издеваться над другими, так только он сам.
 Морган довольно улыбнулся. Когда ему было четырнадцать, отец женился, но он, Морган, превзошел талантами своего папочку, уложив Джессику в свою постель. Она бегала за ним, как течная сучка за кобелем, а потом он ушел из дома и в день своего ухода сделал так, чтобы отец узнал о его связи с мачехой. О, это было одно из самых счастливых мгновений в его жизни!
 Ступив на самостоятельный путь, Морган быстро усвоил, что у мужчины есть лишь один верный друг — тот, что висит на бедре, уложенный в кобуру, а женщины отличаются друг от друга лишь тем, как скоро они ему надоедают.
 Если Морган замечал в себе признаки отцовской жестокости, то не пытался от них избавиться. Обращаться с револьвером он научился так же легко и свободно, как и с женщинами. Единственный человек, которому он хотел доставить удовольствие, был он сам.
 Морган выглянул в окно проверить, где его люди, потом обернулся к подошедшей девушке. Кончита прижалась к нему и прошептала, подняв свои черные блестящие глаза:
 — Ты меня любишь, Морган?
 Любит ли он ее? Кончита потерлась об него своим гибким телом, и Морган почувствовал, как внизу живота разгорается знакомый жар. Вот было бы весело сказать этой шлюшке, что он меньше всего думал о ней, вернувшись из Седейлии, что у него уже есть намерение заменить ее на другую и что их плотские утехи не имеют ни малейшего отношения к любви. Но пока не стоит расстраивать девушку. Ей хочется услышать, что он ее любит? Ладно, он это скажет.
 Морган опустил глаза на ее губы и с удовольствием увидел, как они раскрылись под его взглядом. Он начал нежно поглаживать ее грудь. Кончита тихо вздохнула от удовольствия, и это было именно то, что он хотел услышать. Схватив Кончиту за руку и чувствуя, как она дрожит, он торопливо потащил ее в смежную комнату.
 Когда они вошли в спальню, Морган захлопнул дверь. Девушка бросилась в его объятия. «Черт, да с ней даже и говорить не надо!» — мелькнуло у него в голове.
 С каждой минутой небо угрожающе темнело. Душный воздух сделался еще тяжелее, а в деревьях у дороги смолкли птичьи трели. Вместо них издалека доносились глухие раскаты грома, а горизонт время от времени озарялся вспышками молний.
 Честити это совсем не нравилось.
 Их фургон миля за милей углублялся в дикие земли индейской территории, и по спине Честити бегали мурашки. Они с Ридом приехали в Бакстер-Спрингс ранним утром. Там Рид, не теряя времени, взял фургон и погрузил в него все необходимое, явно намереваясь сразу отправиться в путь. Честити успела наскоро поговорить с жителями городка. То, что она узнала, подтвердило слова Рида: здесь было немало людей, горевших ненавистью к индейцам, а миссия преподобного отца Стайлза в самом деле находилась в плачевном состоянии. Разумеется, она понимала желание Рида немедленно ехать, но…
 Честити украдкой взглянула на Рида, молча сидевшего рядом на кучерском месте. Они ехали уже не один час, и все это время лицо его хранило спокойное, сосредоточенное выражение. Он с холодным вниманием оглядывал окрестности и правил лошадьми, держа поводья в сильных уверенных руках. Девушка молча наблюдала за своим странным попутчиком, и в голове ее теснились тревожные вопросы. Она вспоминала свою первую встречу с Ридом. Не прошло и недели с того дня, как он вошел в вагон поезда, но еще ни разу перемена в нем не была столь разительной. Прямой, гладко выбритый, с аккуратно постриженными светлыми волосами и ясными голубыми глазами, в которых читалась непреклонная решимость, этот человек источал силу и мужественность. Сейчас в нем трудно было узнать того сгорбленного бородатого пастора, к которому она подошла за помощью.
 Перемена была не только внешней. С самого начала поездки между ними установилось Полное молчание. Рид уже не заикался ни о миссии, ни о несчастных индейских детях. Он даже не пытался обсуждать ее будущие обязанности школьной учительницы и те вещи, которые понадобятся ей в работе. Складывалось впечатление, что он посвятил себя какой-то новой цели, а ее намеренно исключил из своих планов. Честити не верила своим глазам. Куда девался тот заботливый рыцарь, защитивший ее от домогательств нахального лавочника, или тот ласковый утешитель, обнимавший ее в ночном поезде? Ей уже казалось, что тогдашний Рид был плодом ее воображения. Преподобный Рид Фаррел поворачивался к ней все новыми гранями, и она никак не могла понять, какая из них настоящая.
 «А может, я еще не видела его настоящим?» Эта мысль не на шутку обеспокоила девушку.
 «Может, согласившись поехать с ним, я совершила самую большую ошибку в своей жизни?» — думала Честити.
 Они ехали по необжитым прериям, и девушка снова и снова спрашивала себя: что она здесь делает?
 Фургон подбросило на ухабе, и Честити очнулась от своих мыслей. Сердце ее сжалось от нового страха. Она вспомнила, как впервые увидела эту большую повозку с верхом из беленой парусины, натянутой на прочный каркас, внутри которой взрослый человек мог стоять почти в полный рост. Вид фургона вызвал в ней тревожные воспоминания.
 Мерное громыхание колес тронуло еще одну болезненную струну в сердце Честити, возродив горьковато-сладкие образы счастливой жизни, любви и семьи. Она вспомнила родителей и сестер, потерянных много лет назад в точно таком же фургоне.
 — Как девочки, Джастин? Им стало хуже?
 — Им нужен доктор. Что-то случилось? Клэй! Почему ты молчишь? Не пугай меня. Пожалуйста, ответь.
 — Мы подъехали к речной переправе, но вода поднялась. В этом месте переправляться небезопасно. Если мы не найдем другого, придется ждать, пока спадет вода.
 — Пока спадет вода? Дождь не кончается. Сколько же мы будем ждать? Девочкам нужен доктор, срочно!
 — Переправляться опасно, Джастин.
 — Клэй…
 — Ну что я могу сделать?
 Охваченная мучительными воспоминаниями, Честити невольно потянулась к висевшему на шее медальону и крепко сжала его в руке.
 Тихие стоны удовольствия разорвали тишину темной спальни. Становилось все жарче. На теле Моргана выступили капельки пота. Он резко повернулся в постели, всей тяжестью навалившись на лежавшую под ним обнаженную женщину.
 Раздвинув ей ноги коленом, он помедлил, услышав ее шепот:
 — Подожди немножко, querido [2] , — в томных глазах Кончиты светилось волнение, — еще рано.
 Морган видел, как пылало золотисто-бронзовое лицо девушки, как страстно блестели ее глаза. Его взгляд заскользил по скуластым щекам Кончиты, по пышным грудям, щедрым округлостям бедер и наконец остановился на теплом проеме между ног, где его ждало удовольствие.
 «Рано? — подумал он. — Нет, для меня в самый раз!»
 Он резко погрузился в девушку и, услышав ее возмущенный возглас, застонал от удовольствия. Приподнявшись, он углубился дальше и начал порывисто двигаться, возбуждаясь от ее протестующих вскриков. Его толчки становились все сильнее, все неистовее. Наконец Морган тяжело дыша, повалился на Кончиту.
 Он уже хотел выйти из нее, но она обхватила его руками и, прижав к себе, неуверенно прошептала:
 — Ты любишь меня, querido?
 Выпутавшись из ее объятий, Морган заставил себя улыбнуться. Его так и подмывало ответить начистоту.
 «Но нет, не сейчас», — мысленно решил он.
 Нагнувшись, он с улыбкой погладил прямые черные пряди, рассыпавшиеся по подушке.
 — Конечно, я люблю тебя, Кончита, — прошептал он, — как ты можешь в этом сомневаться? — Он намотал на пальцы шелковистые волосы и с удовольствием услышал, как она тихо охнула от боли. — Мне всегда приятно с тобой, Кончита. Надеюсь, ты это знаешь.
 Он нагнулся еще ниже, и тяжелые веки девушки затрепетали. Она взглянула на его губы.
 Все еще сжимая ее волосы, Морган перекатился на спину, увлекая ее за собой. Кончита легла сверху. Он почувствовал жаркое влажное лоно девушки и мысленно улыбнулся, видя ее неуверенность.
 — Ты любишь меня, Кончита? — прошептал он.
 — Si… [3] — Губы ее дрожали, в глазах стояли слезы. — Я люблю тебя, Морган, так сильно, как еще никого не любила.
 — Это хорошо. — Морган посмотрел ей в лицо. Он поторопился, и она не успела удовлетвориться. Улыбнувшись своей мальчишеской улыбкой, он поднял руку и начал ласкать ее грудь. — Тебе нравится, когда я тебя трогаю?
 Кончита тяжело задышала.
 — Si…
 Он провел губами по темным твердым соскам, заметив страстный огонь в глазах девушки.
 — Мне тоже нравится, когда ты меня трогаешь.
 Кончита закусила нижнюю губу. Он чувствовал, как она дрожит.
 — Мне хорошо с тобой, Кончита… — прошептал Морган, — лучше, чем с другими женщинами.
 Она задрожала сильнее.
 — Это именно то, чего я хочу, Морган. Я хочу сделать тебя счастливым.
 — У нас мало времени, скоро вернутся ребята.
 Девушка бросила взгляд на дверь. Глаза ее были влажными.
 — Я люблю тебя, Морган.
 — Ладно, еще один, последний разок… Кончита опустилась на него сверху, и Морган судорожно вздохнул.
 Раздался удар грома, и Честити испуганно вздрогнула. Рид обернулся к ней, недовольно сдвинув брови. Застывший силуэт девушки вырисовывался на фоне быстро темнеющего неба. Она сидела белая как полотно и смотрела перед собой неподвижными глазами, сжимая побелевшими пальцами свой медальон, и, казалось, почти не дышала. Рид разозлился.
 «Нужно было быть полным идиотом, чтобы потащить ее с собой! Черт возьми, с чего вдруг я решил, что от нее будет польза?» — подумал он.
 Рид заставлял себя не замечать очевидное. Честити была смертельно напугана. Когда он пригнал повозку, она смотрела на нее глазами, полными ужаса. Он видел, какого мужества ей стоило залезть в фургон и сесть на сиденье рядом с ним, и чувствовал, как ее затрясло, когда они тронулись. Весь день он нарочно не обращал внимания на ее тревожные взгляды, стараясь не думать о девушке и внимательно сверяя местность с тем маршрутом, который обозначил Дженкинс на своей карте.
 Челюсть Рида напряглась. Один-два дня, и он наконец подберется к логову Моргана. Индейская миссия находилась к северу от его убежища, но план Рида был прост. Если он наткнется на Моргана или его бандитов, то сделает вид, что заблудился в дороге. Его пасторский воротничок и несомненная невинность Честити послужат надежной защитой от подозрений. Он немного покрутится возле лагеря Моргана, оценив ситуацию и ознакомившись с местностью, и сразу поедет в миссию, где оставит Честити и свой маскарадный костюм.
 А потом Морган, вор и убийца, умрет от рук охотника на преступников.
 Он должен убить его ради Дженни.
 Эта мысль холодным камнем легла Риду на сердце. Он еще мгновение задержал взгляд на бледном лице Честити. Рука ее судорожно сжимала медальон. Почему этот жест казался ему смутно знакомым? Где раньше он мог его видеть?
 Наверху гремели раскаты грома, трещали молнии. Воздух стал невыносимо тяжелым. Рид знал: через несколько минут разразится сильный ливень.
 Честити передернуло.
 — В чем дело? — спросил он. — Ты боишься грозы?
 Она растерянно заморгала и отпустила свой медальон.
 — Нет.
 Рид видел, что она лжет. Черт возьми, у него нет времени на детские страхи!
 — Если начнется дождь, можешь сесть к задней стенке повозки, — проворчал он, — там ты не намокнешь.
 Девушка покачала головой, и тут упали первые капли дождя.
 — Я думаю, тебе все-таки лучше пересесть. Похоже, будет сильный ливень.
 Честити посмотрела на него.
 — Я не боюсь намокнуть, — упрямо заявила она.
 Рид заглянул в ее решительное лицо:
 — Какой тебе смысл сидеть здесь всю грозу?
 — Но ты же не собираешься останавливаться?
 Ее упорство озадачило Рида.
 — У меня есть дождевик.
 — Я тоже под ним укроюсь.
 — Нет, иначе мы оба намокнем.
 Опять прогремел гром, и хлынул проливной Дождь. Спасаясь от холодных струй, Рид полез под сиденье за дождевиком.
 — Иди к задней стенке повозки!
 — Нет!
 Дождь хлестал как из ведра. Рид надел защитный плащ. Огненно-рыжие волосы девушки потемнели от воды, по лицу ее стекали блестящие струйки. В считанные мгновения она вымокла до нитки, но не двинулась с места.
 — Уходи, Честити!
 Она сидела не шевелясь, только дрожала крупной дрожью. Взбешенный Рид натянул поводья. Когда лошади остановились, он спрыгнул на раскисшую землю, быстро подошел к девушке и, не обращая внимания на ее сердитые крики, стащил ее с сиденья и перенес к задней стенке фургона.
 — Не знаю, что все это значит, — прорычал он, еле сдерживая гнев, — но ты останешься здесь, в сухом месте, пока не кончится дождь. Понятно?
 Честити ответила ему таким же пылким взглядом. На ее гладких щеках блестели дождевые капли. Они катились по напряженным скулам, тонкой длинной шее и исчезали в мягкой ложбинке на груди. Рид судорожно сглотнул и с усилием отвел глаза. Наверху ударил гром, и молния на мгновение осветила темнеющее пространство. Рид опять посмотрел на девушку и спросил уже мягче:
 — Ты меня поняла?
 Честити не шелохнулась.
 Рид повернулся к ней спиной и зашагал обратно, на кучерское место. Весь кипя от злости, он стегнул лошадей и погнал фургон дальше.
 Шел дождь.
 Кончита выглянула в окно и увидела, что загоны быстро наполняются грязными лужами. Она обернулась к стоявшему неподалеку столу, за которым ужинали члены банды. Морган сидел во главе стола и доедал остатки приготовленного ею рагу. Мужчины вели легкий разговор, не глядя в ее сторону.
 Девушка медленно распрямилась, оглядывая по очереди каждого из них. Тернер, самый старший по возрасту, чернявый, бородатый и пузатый, был жутким человеком, нечистым и телом и душой. В свои семнадцать Кончита успела узнать много подобных мужчин. Стоило Моргану отвернуться, и Тернер тут же начинал к ней приставать. Когда Морган в последний раз уезжал в Седейлию, она постоянно была начеку. Лишь кинжал, который она носила спрятанным в ножнах на бедре, удерживал Тернера на расстоянии, ибо он знал, что она не задумываясь пустит его в ход.
 Лысеющий коротышка Бартелл был помоложе, но почти такой же гнусный. Он любил прихвастнуть и приврать, ему нельзя было верить.
 Симмонс и Уолкер были тоже отпетыми мерзавцами, как и остальные, но Морган предпочитал брать на дело именно их, потому что эти люди боялись его и безропотно ему подчинялись.
 Однако сам Морган был не такой, как его люди. При мысли о нем сердце Кончиты затрепетало в груди. Он был молодым и красивым, его глубокий голос казался ей самой сладкой музыкой. Она влюбилась в него сразу. Морган вошел в салун, где она работала, стройный, чистый и хорошо одетый, с блестящими черными волосами и сверкающими карими глазами. К нему подлетело множество женщин, но он видел только ее одну. Он подошел к ней, улыбнулся, и его чудесная теплая улыбка растопила ей сердце, покорила ее.
 Девушка прикрыла глаза, с волнением вспоминая те счастливые мгновения. Впервые прикоснувшись к Моргану, она уже знала, что в ее жизни не будет другого мужчины. Она мысленно поклялась себе в этом, и когда он взял ее с собой на север, ей было все равно, что говорят люди о жизни Моргана и его прошлом. Теперь она начала понимать, что этот человек далеко не безгрешен, но все равно твердила себе, что нет ничего страшнее, чем потерять его.
 Морган засмеялся над чьей-то шуткой, и Кончита опять взглянула на своего любимого. После того как они переспали сегодня днем, он стал спокойнее. Она гордилась тем, что смогла дать ему удовлетворение. Порой она чувствовала в Моргане перемену и боялась, что когда-нибудь надоест ему. Но страх проходил каждый раз, когда они занимались любовью. В такие моменты он снова был только ее.
 Кончита знала, что парни из банды считают ее дурой, потому что она живет только для того, чтобы угождать Моргану. Но она знала и то, что Моргану не было дела до их мнения. И если он не всегда относился к ней так, как ей хотелось, она не позволяла себе расстраиваться, чтобы не вызвать его неудовольствие.
 По правде говоря, она могла вынести все что угодно, лишь бы остаться с Морганом. Раньше она выбивалась из сил, пытаясь выжить вместе с себе подобными в жестоком, равнодушном мире, и вдруг пришел он, выделил ее, приподнял над той жизнью. Кончита знала, что сделает для него все.
 Морган посмотрел на нее, и девушка судорожно вздохнула. Он встал из-за стола и пошел к ней. Сердце начало гулко стучать в ее груди. Она замерла, когда Морган обхватил ее рукой за талию и, не обращая внимания на мужчин за столом, шепнул ей на ушко:
 — Сегодня днем именно ты мне и была нужна, Кончита.
 Тронутая этими словами, она обвила его руками за шею и тихо прошептала в ответ:
 — Ты моя радость, querido.
 Девушка крепче прижалась к Моргану, чувствуя, как напряглось его тело. В душе ее вспыхнуло счастье. Она привяжет к себе Моргана его же желанием, сделает все возможное, чтобы он никогда ее не бросил.
 — Seremos juntos siempre, mi amado [4] , — прошептала Кончита, не боясь, что Морган ее поймет: он не знал ее родного языка.
 Да, они всегда будут вместе. Уж она об этом позаботится.
 Барабанная дробь дождя по парусиновой крыше… натужный скрип колес и громыхание неуклюжего фургона… рев грома и стрелы молний, озарявшие ночное небо…
 Тот кошмар вернулся!
 Фургон упорно катил вперед по размытой дороге. Честити сидела в глубине повозки, там, куда час назад ее бесцеремонно затащил Рид, и тупо смотрела на парусиновые стенки. Она твердила себе, что это не тот семейный фургон, в котором когда-то много лет назад она ехала вместе с сестрами, и что сейчас, несмотря на бушующую грозу, ситуация мало напоминает роковой день из ее детства.
 Но звуки были так похожи, а воскресшие образы так отчетливы! В голове ее все настойчивее перекликались голоса из прошлого.
 — Ты слышишь меня, дочка?
 — Папа?
 — Нет, нет, молчи, только слушай. Мы с мамой скоро будем переправлять фургон через речку. Приготовься, будет немножко трясти.
 — Но мама говорила…
 — Мама будет править фургоном, а я поведу лошадей. Она не сможет сидеть с вами, но я не хочу, чтобы вы боялись. На тебя можно положиться, милая?
 — Да, папа. Я люблю тебя, папа.
 — Я тоже люблю тебя и знаю, что мои девочки всегда будут заботиться друг о друге.
 Позже послышался хриплый голос Онести:
 — Папа везет нас через речку… к доктору.
 — Да, потому что я больна.
 — И я тоже.
 — Засыпай.
 В памяти всплыло запоздалое предупреждение Онести:
 — Не бойся, слышишь? Папа нас убережет.
 Боль острой иглой пронзила сердце Честити. Нет, она больше не хочет вспоминать! Это так тяжело! Все равно изменить ничего нельзя.
 Загремел гром, и девушка опять напряглась. Когда небо вспорола яркая вспышка молнии, Честити в ужасе широко раскрыла глаза, чувствуя, что мучительные воспоминания вот-вот вернутся.
 Нет, она не будет слушать ни дождь, ни шум реки! Она не позволит голосам из прошлого терзать ей душу. С нее хватит, решила Честити, зажала уши руками и легла на матрас. Сердце ее колотилось, челюсть свело от напряжения. Она закрыла глаза.
 Гроза не прекращала свое безжалостное наступление. Зигзаги молний освещали ночную тьму, а следом за ними землю сотрясали удары грома. Рид с мрачным лицом сидел в глубине повозки недалеко от Честити. Час назад на дороге стало совсем темно, и он был вынужден остановить фургон, радуясь предлогу отдохнуть. Не обращая внимания на тупую боль в ноге, он пробрался к задней стенке, сбросил с себя мокрый дождевик, рубашку и надел сухую одежду. Ему не давало покоя чувство вины перед девушкой. Зря он так резко обошелся с ней днем, ведь ему с самого начала было известно, что она мало знакома с дикой стихией. Честити молода, и можно понять ее страх. Неистовые силы, разбушевавшиеся у них над головами в столь одиноком месте, неизбежно вызывали чувство беспомощности.
 Честити не подняла головы и не взглянула в его сторону. С тех пор как он бросил ее под парусиновую крышу фургона, прошло уже несколько часов. За это время они не обмолвились ни словом. Рид никак не ожидал увидеть ее в таком состоянии. Она лежала, свернувшись калачиком под одеялом и вжавшись в деревянный борт повозки. Даже в темноте было видно, как она дрожит, зажимая ладонями уши.
 Рид разозлился. Она ведет себя как ребенок!
 Но злость скоро сменилась тревожным беспокойством. Нет, дело явно не только в детском страхе перед грозой. Черт возьми, здесь что-то не так!
 Внезапно сверху раздался оглушительный удар грома, вслед за ним полыхнула молния. В повозке стало светло как днем. Честити испуганно вскрикнула. Больше не в силах выносить ее страдания, Рид присел на матрас рядом с девушкой, схватил ее за плечи и повернул к себе. Ее платье, намокшее еще днем, до сих пор было сырым.
 При виде пепельно-серого лица Честити сердце Рида сжалось.
 — Ну хватит, — прохрипел он, — я знаю, тебя пугает не только гроза. Здесь кроется что-то еще. Скажи мне, в чем дело. Я должен знать.
 Честити покачала головой, глядя на него безумными глазами:
 — Нет.
 — Скажи, Честити.
 Девушка вновь тряхнула головой. Было видно, что ею владеет панический страх.
 — Нет! Я не могу! — Она вдруг оттолкнула его, пытаясь вырваться. — Пусти меня! Я хочу уйти отсюда!
 — Прекрати, Честити! — Рид пожалел, что пришлось удерживать ее силой. — Куда ты пойдешь в такую грозу?
 — Пусти меня! Мне надо уйти отсюда!
 — Нет, Честити, пожалуйста…
 Девушка вдруг перестала вырываться. Все еще дрожа, она подняла голову и посмотрела ему в глаза.
 — Я хочу помочь тебе, Честити, — ласково упрашивал он, — пожалуйста, скажи мне, что с тобой.
 Взгляд девушки заметался. Рид чувствовал, что она ужасно боится, и страдал вместе с ней. Губы Честити беззвучно зашевелились. Он тревожно ждал. Наконец она прошептала:
 — Я хочу забыть тот день. Воспоминания так тяжелы!
 Она отвернулась, и Рид мягко попросил:
 — Расскажи мне, Честити.
 — Нет, это было очень давно.
 — Расскажи.
 Девушка резко повернула к нему свое бледное лицо.
 — Мои родители погибли! Сейчас я уверена в этом как никогда. — Она сглотнула подступившие слезы. — Мы ехали в таком же фургоне, как этот, была такая же, как сейчас, гроза. Гремел гром, и сверкали молнии. Мы с сестрами были больны, но Онести не разрешала нам плакать. Мой отец хотел переправить фургон через реку и отвезти нас к врачу. Вода в реке поднялась, но он сказал нам, чтобы мы не боялись. Когда повозка была уже на середине реки, послышался страшный рев… Онести вскочила и закричала. Она увидела гигантскую стену воды, которая катилась по реке прямо на нас. Мама тоже видела это. Она бросилась внутрь повозки, пытаясь дотянуться до нас, но тут волна ударила в борт…
 Честити уткнулась лицом ему в грудь, вздрагивая от рыданий.
 — Фургон опрокинулся… — прохрипела она, — и стал разваливаться… Я слышала, как кричали Онести и Пьюрити, но сама не могла издать ни звука! Меня накрыло с головой. Вода затекла мне в нос и в рот. Я ничего не видела и не слышала, не могла дышать!
 Рид прижал девушку к себе и начал нежно ее покачивать, шепча на ухо слова утешения и с упоением вдыхая аромат роз, исходивший от ее ярких волос. Честити постепенно перестала дрожать. Дождавшись, когда она успокоится, он спросил:
 — Твои родители и сестры бесследно пропали?
 — Да.
 Рид откинул с ее лица рыжие локоны. Щеки девушки покрылись пятнами, веки покраснели от слез, но в глазах горела вера, когда она сказала:
 — Все говорили, что мои родные утонули в тот день, но я знаю: Онести и Пьюрити живы.
 Честити неожиданно взяла его руку и приложила к своему медальону.
 — Мои сестры живы, — прошептала она, глядя на него в упор, — я знаю это, Рид. Они носят такие же медальоны, подаренные отцом. Когда я держусь за свой медальон, я чувствую, как бьются их сердца. Ты тоже должен это почувствовать. Слышишь? Их сердца бьются сильно и ровно, как раньше. Мои сестры где-то здесь и ждут, когда я их найду. Я уверена в этом.
 Ее серьезный взгляд был полон надежды.
 — А что говорит об этом твой банкир из Калдвелла?
 — Он поможет мне их найти.
 — Он так сказал?
 — Да нет…
 У Рида упало сердце.
 — Я его еще не просила об этом, но Эмили сказала, что, начав поиски, я могу рассчитывать на его помощь.
 — Кто такая Эмили?
 — Его жена. Она умерла.
 — Понятно. — Он помолчал. — А что, если он не захочет… или не сможет тебе помочь?
 — Тогда я сама их найду.
 Риду стало не по себе.
 — Как?
 — Я не знаю как, но найду обязательно.
 Рид крепче сжал медальон девушки. Ему хотелось почувствовать, как бьются сердца ее сестер, но он ничего не чувствовал, хотелось также искренне верить в то, что они живы, но он не верил, хотелось сказать ей, что она проделала весь этот путь не для того, чтобы увидеть свои разбитые мечты, но он не мог ее обмануть.
 Он ощущал, как бьется только одно сердце — сердце Честити. Оно стучало на его груди, вторя гулким ударам его собственного сердца. Рид нагнул голову и заглянул ей в глаза.
 Если бы прикоснуться губами к этим мокрым щекам… нежно пройтись по красным векам… унять поцелуями ее дрожащие губы… Ему отчаянно хотелось утешить несчастную девушку, прижать к себе, ощутив мягкое теплое тело, поглотить ее, сделать частью себя и изгнать все страхи из ее души. Это желание было таким сильным…
 Теплое золото медальона вдруг обожгло ему ладонь, и Рид резко отдернул руку.
 Усилием воли отогнав пришедшие в голову мысли, он прошептал:
 — Тот кошмар давно в прошлом, Честити. Тебе нечего бояться. Гроза скоро кончится, и нам с тобой не придется переправляться через разлившуюся реку.
 Честити молча подняла на него глаза.
 — Завтра будет сиять солнце. Не бойся.
 Она судорожно вздохнула.
 — Я должна найти своих сестер. — Она еще мгновение смотрела на него, потом закрыла глаза и прошептала: — Я уже не боюсь.
 Рид прижал ее крепче, пронзенный горьковато-сладкой болью. «Она уже не боится… а жаль», — неожиданно подумал он, поудобнее устраивая девушку в своих объятиях.




 Глава 7


 Град обломков. Бурлящая река неумолимо затягивала ее под воду. Она погружалась все глубже.
 — Мама!
 — Твоей мамы здесь нет, малышка, но не бойся. Ты не одна.
 Она слышала этот высокий голос, но не могла открыть глаза.
 — Мы нашли ее лежащей у реки, доктор. Нам показалось, что она не дышит. Мы так испугались! Бедная девочка, она такая маленькая, беспомощная… такая одинокая. Как вы думаете, она меня слышит?
 — Откуда доктор может это знать, Пенелопа?
 — Вы не правы, мисс Лоуренс, — отозвался глубокий мужской голос, — я уверен, что девочка слышит.
 — Вот видишь, Генриетта? Я же тебе говорила!
 — Ты никогда не упустишь случая сказать: «Я же тебе говорила!»
 — Неправда!
 — Так уж и неправда?
 — Дамы, прекратите, пожалуйста!
 Высокие женские голоса продолжали возмущенно переговариваться, а она вдруг ощутила прилив страха и слабо позвала:
 — Онести… Пьюрити… [5] 
 Испуганный вздох.
 — Сделайте что-нибудь, доктор! — тревожно вскричал высокий голос. — Девочка бредит! Она называет добродетели! Может, она умира…
 — Мисс Лоуренс, возьмите себя в руки или я попрошу вас выйти!
 Молчание.
 Низкий голос сделался ласково-просительным:
 — Пожалуйста, открой глазки, милая! У тебя жар, и ты пережила страшное потрясение на реке, но я знаю, ты сможешь это сделать, если постараешься.
 Она с трудом разлепила тяжелые веки и увидела над собой мужчину с седыми волосами и пышными усами.
 — Вот умница! Ты можешь нам сказать, как тебя зовут… и откуда ты?
 — Честити…
 — О Господи… Господи, она опять бредит!
 — Пенелопа, хватит!
 — Честити? — переспросил седой мужчина. — Тебя так зовут? Ты можешь мне ответить?
 Она кивнула и тут увидела двух женщин. Они подошли к кровати и встали, глядя на нее сверху. У обеих были бледные невзрачные лица с похожими чертами. Их взгляды светились сочувствием.
 — Не волнуйся, милая девочка… милая Честити, — прошептала одна из них, — ты не одна. Мы будем заботиться о тебе до тех пор, пока ты не найдешь свою маму.
 Обжигающая слеза выкатилась из ее глаза.
 — Не плачь, милая! Прошу тебя, не плачь! Обещаем, что не бросим тебя. Генриетта, скажи ей, пожалуйста!
 — Мы тебя не бросим, девочка, даем тебе слово.
 Образы померкли.
 Дождь все не кончался, а фургон опять катил по грязной дороге. Честити молча сидела на матрасе, покачиваясь в такт движению.
 Ночь была долгой. Сон ее, наполненный тенями из прошлого, то и дело прерывался, и тогда барабанная дробь дождя по парусиновой крыше оживляла прежние страхи. Но Честити перестала бояться, как только почувствовала теплые объятия Рида и прижалась щекой к его мерно вздымавшейся груди.
 Странно, но ей и в голову не пришло, что лежать в такой позе неприлично. Она льнула к его теплу, вдыхала в темноте его запах и успокаивалась. Крепкое мускулистое тело Рида было блаженным убежищем, и девушку инстинктивно влекло к нему. В его объятиях было так уютно! Когда наверху бушевала гроза, он крепче прижимал ее во сне, и она понимала, что сейчас для нее нет места лучше, чем эти объятия.
 Преподобный Рид Фаррел оказался совсем не таким человеком, каким она его представляла. За то время, что они провели вместе, ей не раз довелось испытать на себе его гнев. Впрочем, она платила ему той же монетой. Когда понадобилось ее защитить, Честити с удивлением увидела, каким он может быть страшным. Все эти эмоции вызывали в ней настороженность, ибо она понимала, какая сила таится за поразительно голубыми глазами Рида. Но ничто не тронуло ее сердце так сильно, как его неожиданная нежность.
 Честити открыла глаза и ощутила прилив знакомого волнения. Рид лежал рядом, прижавшись к ней всем телом и положив руку ей на грудь. Неожиданно он открыл глаза, и при виде их голубого блеска сердце девушки затрепетало. Он приподнял голову и медленно нагнулся к ней. Честити как зачарованная раскрыла губы… Губы Рида были уже совсем близко, но тут он вдруг отпрянул, резко встал и надел свой дождевик. Господи, куда же он? Ей хотелось кричать от разочарования.
 Он вышел из фургона, не сказав ни слова. Потом они в неловком молчании ели холодный завтрак. Честити мысленно ругала себя за глупую обиду. Ведь в его молчании не было злобы. Просто он решил не обсуждать то, что на краткий миг возникло между ними, посчитав произошедшее неразумным. Потом она спросила, скоро ли кончится дождь, а он что-то буркнул в ответ, но и эта резкость вполне объяснима: он расстроился из-за того, что гроза их задерживала.
 Оглушительный удар грома прервал мысли Честити. В душе ее опять зашевелились страхи, которые она считала уже побежденными. Рид ошибался, когда говорил, что сегодня гроза кончится. Ливень и не думал стихать.
 Второй удар грома потряс землю, и Честити испуганно вскрикнула. Фургон остановился. Девушка осторожно прошла к переднему краю повозки и выглянула наружу. Плотная стена дождя сократила видимость до нескольких ярдов. На кучерском месте Рида не было.
 Она подалась вперед и увидела, что он медленно идет по дороге. Остановившись, он долго стоял в неподвижности, потом резко повернулся и зашагал обратно к фургону, щурясь от дождевой воды, непрерывными струями стекавшей с капюшона дождевика.
 И тут она услышала едва различимый на фоне ровного шума дождя звук.
 Леденящий ужас сковал сердце девушки.
 — Ты спятил! — крикнул Тернер. Его бородатое лицо исказилось злобой.
 Начавшаяся ночью гроза резко изменила настроение Моргана. Сегодня утром он проснулся в ярости. Уолкер и Симмонс благоразумно помалкивали, зная, на какие жестокости способен этот человек, а Тернер не унимался.
 — Если ты хочешь клеймить скот под таким дождем, иди сам и клейми! — бросил он с вызовом.
 — Я тоже не пойду! — заявил Бартелл, быстро примкнув к бунтующему Тернеру. Он хватил ладонью по столу, на котором стояли остатки неубранного завтрака. — Я не хочу промокнуть до нитки и продрогнуть до костей. Зачем это надо? С таким успехом я мог бы остаться гуртовщиком. Черт… — он сплюнул на пол, — те времена навсегда ушли.
 Морган ответил с той же злостью:
 — Не надо было валять дурака, пока я ездил в Седейлию! За это время можно было заклеймить весь скот. И не думайте, лентяи, что я позволю вам бить баклуши, дожидаясь хорошей погоды.
 — Я не лентяй… — заявил Тернер с легкой угрозой в голосе. Взгляд его был таким же мрачным, как тучи на небе. Он подобрал свое пузо и покосился на револьвер. — И никому не позволю называть меня лентяем!
 — Хочешь со мной потягаться, Тернер? — ласково спросил Морган. Его неожиданно теплая улыбка странно контрастировала с убийственным блеском глаз. — Ну же, хватай свой револьвер, а я схвачу свой. Посмотрим, кто быстрей. В последнее время я мало разминался, так что ты еще можешь меня одолеть, — улыбка его сделалась напряженной, — но думаю, будет нелишним напомнить тебе про Абилин… и Канзас-Сити. Ведь ты был там, не так ли?
 Лицо Тернера побелело.
 — Ты был там? — не отставал Морган.
 Небритая щека Тернера дернулась.
 — Да, был.
 — Конечно, с тех пор прошло уже больше полугода. За полгода многое может измениться. Помнится, тот парень сказал, что он самый быстрый в округе. А вдруг ты окажешься быстрей его?
 Тернер пожал плечами.
 — А другой похвалялся, что никто не заставит его убежать, позорно поджав хвост. — Морган помолчал. — Хотя между ними не было большой разницы. У обоих кровь оказалась красной.
 Рука Тернера безвольно повисла.
 Морган со змеиной стремительностью обернулся к остальным:
 — Может, среди вас кто-то еще думает, что нажимает на курок проворней меня?
 Мужчины ответили ему нестройным ропотом.
 — Отлично, тогда слушайте. Объясняю только один раз. Мне надоело здесь торчать. Я свое дело сделал — нашел в Седейлии хорошего покупателя, теперь пора и вам поработать. Предупреждаю сразу: впереди меня ждут приятные занятия, и я никому не позволю меня задерживать. А это значит, что мы будем клеймить бычков и в дождь, и в зной. Начнем прямо сейчас и закончим, когда я скажу «хватит». Вы меня поняли? Услышав нестройный хор согласия, Морган двинулся к двери, накинул дождевик и, задержавшись на пороге со шляпой в руке, сказал:
 — Я пойду в хлев, разожгу огонь в очаге. Железные клейма раскаляются быстро, так что не мешкайте. Кто не придет, пусть заранее готовится к неприятностям.
 Морган хлопнул дверью и, не оглядываясь, зашагал по раскисшей земле к хлеву.
 — Черт, да он псих! — прорычал Тернер, глядя ему вслед.
 — Может, и так. — Уолкер медленно подошел к вешалке у двери и надел свой дождевик. — Но уж если он что-то решил, его не переубедишь. А одолеть его никто из нас не в силах, и ты это знаешь.
 — Да что с ним творится, черт возьми? — Бартелл с явной неохотой подошел к двери следом за Уолкером, нервно поглаживая свою лысину. — С тех пор как вы с ним приехали из Седейлии, он стал какой-то дурной. Я еще не видел, чтобы у него были такие дикие перепады настроения. — Симмонс усмехнулся, и Бартелл обернулся к нему: — В чем дело? Может, в Седейлии что-то случилось?
 — Да нет, ничего. Мы уладили все дела и уехали из города, — Симмонс прищурился, и его маленькие глазки превратились в щелочки, — но Морган жалеет, что не успел кое-что доделать.
 — О чем ты?
 Уолкер взглянул на Симмонса и покачал головой.
 — Я с тобой согласен. Все дело в этой рыженькой. Я сказал ему, чтобы он с ней не связывался, но он ведь меня не слушает.
 — Какая еще рыженькая?
 — Ты же знаешь, какой становится Морган, если ему приглянется женщина. Он встретил ее в то утро, когда мы уезжали из города. Она посмотрела на него со сладкой улыбкой. Черт, надо было видеть Моргана! Он прямо из кожи вон лез, пытаясь ее охмурить. Ну ты знаешь, он на это мастер. Ее он, может, и одурачил, но только не меня. Я сразу его раскусил и решил: быть беде! Эти «божьи одуванчики» все одинаковы.
 — «Божьи одуванчики»? — Тернер грубо хохотнул. — С каких это пор Морган стал заглядываться на таких женщин?
 — Она симпатичная, но мне кажется, Моргана сразила не только ее внешность. Они встретились в магазине, а потом он ждал ее у выхода и весь извертелся от нетерпения, как блохастый кот. И скажу я вам, его явно не устроило такое окончание знакомства.
 — Как же я сразу не догадался, что здесь замешана женщина? — Тернер вслед за остальными подошел к двери и сдернул с вешалки свой дождевик. Его потное лицо было мрачным. — Черт возьми, если б я знал, чем Морган думал, я бы не стал ничего говорить. — Он фыркнул. — Этот парень хуже кобеля! Я уже видел, что с ним творится, когда он охотится за сучкой. Нам надо сматываться отсюда, пока не влипли в историю.
 Мужчины согласно загудели. Тернер рывком распахнул дверь и вышел под дождь в сопровождении остальных.
 В комнате стало тихо. Кончита напряженно застыла у очага. Мужчины по обыкновению разговаривали, совершенно не стесняясь присутствия девушки. Они даже не потрудились взглянуть в ее сторону, чтобы посмотреть, как она реагирует на их слова.
 Лицо Кончиты пылало. Эти люди считали ее пустым местом. По их мнению, она была неспособна на истинные чувства, а Морган не испытывал настоящих чувств к ней!
 «Все они свиньи, кроме Моргана!» — подумала она.
 Дрожа от гнева, Кончита подошла к окну. Мужчины исчезли в хлеву как раз в тот момент, когда из трубы потянулись первые струйки дыма.
 «Обманщики, вот кто они такие! Подлые обманщики и трусы! — продолжала она размышлять. — То, что рассказали Уолкер и Симмонс о случившемся в Седейлии, — ложь от начала до конца. Они боятся Моргана, боятся, что он накажет их за строптивость, и от страха готовы сочинить все что угодно».
 Кончита невидящим взглядом смотрела на бушующий ливень. «Морган меня любит, он столько раз говорил мне об этом! — уверяла она себя. — Со мной ему приятней, чем с другими женщинами. Он и это мне говорил».
 Лицо Кончиты напряглось от гнева, челюсти сжались, со щек сошел юный румянец. Она скользнула рукой по бедру и нащупала спрятанные там ножны. «Рассказ Уолкера о рыжеволосой женщине — ложь, — продолжала успокаивать себя девушка. — А если и нет, какая разница? Мой кинжал уже пробовал кровь и в случае необходимости попробует еще. На свете нет такой женщины, которая могла бы увести у меня Моргана!»
 Рид смотрел на дорогу и не верил своим глазам. Раньше здесь явно была мелкая переправа, которую Дженкинс даже не счел нужным отметить на карте, теперь же ревела река. Рид не раз видел, как какой-нибудь безобидный ручеек в овраге, сухом большую часть года, после продолжительных ливней разливался бурлящим потоком.
 Он оглянулся назад. У него был небогатый выбор.
 Можно подождать, пока утихнет гроза и спадет вода. Но на это уйдет несколько дней. Он потеряет драгоценное время и скорее всего упустит Моргана.
 Если ехать по другой дороге, которую указал Дженкинс на карте, придется вернуться назад, и результат будет тот же.
 И наконец, можно переправиться прямо сейчас.
 Сильная челюсть Рида напряглась. Он понял, что совершил ошибку, взяв с собой Честити. Надо было заранее предвидеть, как все обернется. Эта девушка путала все его планы, и даже сейчас, когда ему нужно было принять единственно верное решение, он не мог выбросить ее из своих мыслей. Рид помнил, как смотрел на нее спящую, вдыхал запах ее кожи, хотел ее.
 «Черт побери, у меня нет времени с ней церемониться! — думал он. — Но как она дрожала этой ночью при каждой вспышке молнии и каждом раскате грома… Ее страх был настоящим. Мучительные воспоминания все глубже впивались в душу».
 Рид поднял голову и взглянул на свинцовое небо. На лицо обрушились холодные дождевые струи. Тихо выругавшись, он поправил капюшон дождевика, потом посмотрел на разлившийся ручей. Рид был уверен, что там неглубоко — вода едва дойдет до днища фургона. У него сильные лошади, они легко преодолеют течение. Будь он один, он бы не раздумывал ни минуты. Но с ним была Честити.
 В памяти Рида отчетливо всплыл нежный аромат роз, обдав его жаром желания. Решение было принято. Нельзя откладывать поездку, от этого будет хуже и ему, и Честити.
 Он повернул назад к фургону и с тревогой увидел, что Честити вышла из повозки. Не защищенная от дождя, она не успела сделать и пары шагов, как уже вымокла до нитки.
 Разозлившись, он направился к ней размашистыми шагами.
 «Как, опять? Нет, только не это!» — звучало у нее в голове.
 Честити остановилась, не обращая внимания на потоки дождя, и в ужасе уставилась на бушующую реку. Она слышала рев течения, видела у берега жадные пенные буруны. Звук бурлящей воды болезненным эхом отзывался в памяти девушки. Она уже слышала крики сестер, видела, как мама протягивает к ним руки…
 Рид подошел ближе и громко сказал, стараясь перекричать шум потока:
 — Что ты делаешь под дождем? Быстро иди в фургон! Ты уже вся вымокла!
 — Ты говорил, что мы не будем переправляться через реку! — крикнула она с укором.
 — Я был не прав!
 Он схватил ее за руку и потащил обратно к фургону, но Честити вырвалась.
 — Ты говорил, что дождь кончится.
 — Сейчас не время обсуждать погоду!
 Она увернулась от его рук, отчаянно пытаясь унять предательскую дрожь.
 — Пусти меня! Ты солгал! Ты сказал, что будет сиять солнце и нам не придется переправляться через реку…
 — Ну ладно, хватит!
 Рид схватил ее в охапку и оторвал от земли. Захваченная врасплох, Честити резко дернулась, но он крепко прижал ее к груди и сказал, гневно сверкая своими невероятно голубыми глазами:
 — Успокойся, черт возьми! Я делаю это ради твоей же пользы!
 Вдруг обессилев, Честити закрыла глаза, чтобы забыть про все обиды и не видеть страшную реальность. Рид понес ее к фургону. Его сердце бешено колотилось в груди.
 Она почувствовала под спиной матрас и снова открыла глаза. Рид стоял на коленях рядом с ней. Скинув капюшон, он потянулся за одеялом и заботливо укрыл девушку, потом откинул с ее щеки мокрую прядь и процедил сквозь стиснутые зубы:
 — Зря я взял тебя с собой. Только теперь понял свою ошибку. Тебе здесь не место. У тебя свои недостатки, у меня — свои. Они разводят нас в разные стороны. Правда, одно время я думал… — Он помолчал. — Не важно, что я думал. Я был не прав.
 Ее зубы выстукивали дробь, она едва могла говорить.
 — Я не поеду через реку.
 — У тебя нет выбора.
 — Есть! Ты можешь ехать, если хочешь, а я остаюсь здесь!
 — Послушай, Честити, — лицо его сделалось суровым, — это не река, а всего-навсего разлившийся ручей глубиной в несколько футов!
 Честити молчала.
 — Лошади легко перевезут фургон на тот берег.
 — Мой отец тоже так думал.
 — То было тогда, а это сейчас.
 — Я не поеду через реку.
 — Я не собираюсь возвращаться на другую дорогу и терять два дня. Мне дорого время.
 — Мы не можем ехать через реку!
 — Можем!
 — Нет, ты ошибаешься! Ты ошибся, когда сказал, что дождь кончится к утру и нам не придется переправляться через реку. Сейчас ты тоже ошибаешься. Вода нас остановит, и случится несчастье!
 — Нет, не случится.
 — Случится, случится, случится!
 — Честити, послушай!
 Она отвернулась, и Рид схватил ее за руку.
 — Посмотри на меня, Честити, — приказал он.
 Девушка впервые услышала в его голосе нотки отчаяния, и сердце ее дрогнуло. Она медленно обернулась и замерла, увидев лицо Рида, раскрасневшееся от волнения. Грудь его тяжело вздымалась, дрожащие пальцы впивались в ее руку.
 — Неужели ты думаешь, — прохрипел он, — я повез бы тебя через реку, зная, что это опасно? Думаешь, я стал бы рисковать твоей жизнью, если бы хоть немного сомневался в том, что фургон благополучно переправится на другой берег?
 Она опять задрожала, но не от холода.
 — Доверься мне, Честити. Больше я ни о чем не прошу. Мы переправимся, я тебе обещаю. Ты права, я ошибался, когда говорил, что дождь сегодня кончится и у нас на пути не будет переправы, но сейчас я не ошибаюсь. — Рид прикоснулся к ее щеке и проговорил срывающимся шепотом: — Знай: я никогда не сделаю тебе ничего плохого.
 Честити судорожно сглотнула.
 — Я боюсь, — сипло прошептала она, не удержавшись от постыдного признания.
 — Честити… — Прежде чем посмотреть ей в лицо, Рид скользнул жарким взглядом по ее губам. Она заметила, какого труда ему стоило отвести глаза. — Лежи здесь и не бойся. Мы быстро переправимся. Всего несколько минут, и мы будем на другой стороне.
 — Рид…
 — Лежи здесь, Честити, пожалуйста. Скажи мне, что сделаешь, как я прошу.
 В горле у нее вдруг сделалось сухо. Честити опять сглотнула и хотела что-то сказать, но наткнулась на умоляющий взгляд ярко-голубых глаз Рида.
 Силой воли сдерживая душившие ее рыдания, девушка только кивнула в ответ.
 Рид отпустил ее и встал. Она слышала, как он вышел из повозки, но так и не открыла глаз. Фургон дернулся и покатил вперед. Чес-тити почувствовала, как он постепенно спускается в воду, и крепко зажмурилась, не смея дышать от страха.
 Рев воды становился все громче.
 Когда в повозку ударила первая волна, лошади недовольно заржали.
 Фургон закачался.
 За плотными ледяными струями дождя Рид с трудом различал бурлящие волны, которые яростно били по колесам, раскачивая повозку. Он крепко держал поводья и силой тянул вперед упиравшихся лошадей.
 Внезапно фургон подхватило течением, и он угрожающе накренился. Бревно, плывшее по воде с бешеной скоростью, ударило в борт, и повозка затряслась под ними.
 — Проклятие! — пробурчал Рид, беспокоясь за Честити.
 Сзади, из глубины повозки, не доносилось ни звука. Он вывел упряжку на середину ручья. Здесь течение было сильнее.
 Лошади громко заржали и встали. Рид прикрикнул на них, заставив двигаться дальше. А гроза ревела и бушевала. Гремел гром, трескучие молнии пронзали свинцовое небо, и оно обрушивалось вниз ливневыми потоками, лупившими Рида по плечам.
 Наконец упряжка добралась до другого берега.
 Рид остановил лошадей, как только они ступили на твердую землю, а сам, спрыгнув с кучерского сиденья, бросился к заднему борту повозки. Он уже откинул парусиновый полог, как увидел в воде далеко от берега запасное колесо. Оно оторвалось от бокового борта фургона и зацепилось за камень.
 Колесо тянуло и приподнимало течением. Надо было срочно достать его, пока оно не уплыло.
 Рид зашел в воду и поймал колесо как раз в тот момент, когда вода сдернула его с камня. С трудом держась на ногах, он пытался получше ухватиться за него, а когда обернулся и увидел несущуюся на него огромную ветвь, было уже поздно: он не успел увернуться от сокрушительного удара.
 Падая в бурлящий поток, Рид почувствовал, что теряет сознание.
 Увидев, что Рид падает, Честити закричала. В следующее мгновение он исчез под водой, и ужас охватил девушку.
 Спрыгнув на размытый дождем берег, Честити, не помня себя, побежала к бурлящей воде. Она видела, как Рид вынырнул из потока, пытаясь устоять на ногах. Она звала его, и этот испуганный крик-мольба звучал у нее в ушах, когда она заходила в воду.
 Она не могла потерять Рида! Еще и его? Нет, только не сейчас…
 Рид еще не пришел в себя после удара и беспомощно барахтался в ручье, не в силах преодолеть течение. Нахлебавшись воды, он задыхался и ловил ртом воздух, пытаясь удержать сознание. Он слышал, что кто-то зовет его. Этот крик придавал ему сил.
 Наконец в голове у него прояснилось. Он узнал голос Честити, обернулся и увидел ее рядом. Поборов слабость, Рид все же сумел удержаться на ногах, схватил девушку за руку, и они побрели к берегу.
 Честити упала на колени в жидкую грязь. Рид опустился рядом. Они долго не могли отдышаться. Наконец он поднялся с земли и потянул за собой Честити. Обхватив ее рукой за талию, он нагнулся к ее лицу. Она прильнула к его боку и подняла глаза, судорожно всхлипывая.
 Спустя несколько мгновений Рид помог девушке забраться в повозку и сел рядом с ней. Наверху вовсю бушевала гроза. Он долго сидел, спокойный и неподвижный, дожидаясь, когда Честити успокоится.
 Наконец она перестала плакать. Рид протянул руки и заключил ее в свои объятия.
 Честити ощутила себя в крепких объятиях Рида и невольно охнула от счастья. Он прильнул губами к ее губам, и она с восторгом ответила на этот поцелуй. Его язык проник ей в рот, поцелуй становился все более жадным и требовательным. В приливе чувств Рид бормотал ей какие-то нежные слова, и она уже не слышала звуков грозы.
 Девушка отвечала поцелуем на поцелуй и лаской на ласку. Она все крепче обнимала его за шею, стремясь избавиться от только что пережитого ужаса. В то страшное мгновение, когда Рид у нее на глазах ушел под воду, она вдруг поняла, почему ее так влекло к нему с самого первого дня их встречи, почему все-таки решила остаться с ним, несмотря на все разногласия. Эти несколько минут на реке установили между ними такое доверие, какого нельзя было достичь словами.
 Страсть нарастала. Губы Рида оставили ее губы. Откинув мокрые пряди с лица девушки, он убрал поцелуями капли дождя с ее лба, погладил губами ее трепещущие веки, затем снова вернулся к ее губам. Его поцелуи становились все более жаркими. Шепча пылкие слова любви, он попробовал на вкус ложбинки ее уха, нежную мочку, скользнул губами по подбородку и стройной шее. Его поцелуи приятно согревали ее продрогшее тело. Он спустил платье с плеч и, задохнувшись от волнения, нежно погладил белые груди, потом нагнул голову и припал трепещущими губами к розовому соску.
 Честити охнула от охватившего ее восторга.
 Рид вдруг резко отпрянул. Было видно, какого усилия ему это стоило. Он смотрел в глаза Честити, ожидая, что она скажет. Но, не в силах справиться с бушевавшей в ней бурей чувств, она не могла говорить.
 Воцарившееся между ними молчание становилось натянутым.
 Честити лежала под ним, и Рид мучился от непереносимого желания. Ее потемневшие от воды волосы покрывали подушку веером огненно-рыжих локонов, на гладкой коже лица блестели капельки влаги, а мокрые ресницы густо обрамляли глаза, сверкавшие зелеными искорками. Губы девушки были раскрыты, и Рид жадно смотрел на них, то и дело опуская взгляд на теплую женственную плоть, которую только что пробовал на вкус.
 Она была прекрасна. Он видел доверие в ее глазах и знал, что она готова ему отдаться. Совсем недавно эта девушка, забыв про страх, смело бросилась в бурный поток спасать его. Сейчас она вся горела от страсти, и можно было легко овладеть ею. Думал ли он об этом с самого начала, когда прикоснулся к ней и заключил в свои объятия? Рид и сам не знал ответа. Да, он сильно желал ее, но не мог разобраться в своих мыслях. Лишь в одном он был уверен: здесь, на краю земли, они были совсем одни, и самое главное чудо ждало его в объятиях Честити.
 Он убрал прядь волос с ее щеки и прошептал слова, которые шли из самого сердца, из того его уголка, который остался нетронутым, несмотря на горькие потрясения последних лет и сумятицу этих дней:
 — Я хочу тебя, Честити. Это желание зрело во мне с того момента, когда я впервые отчетливо тебя рассмотрел, но никогда еще оно не было таким сильным, как сейчас. Мне кажется, никому не дано испытать более острые чувства. — Рид помолчал, чувствуя, что его слова, несмотря на их искренность, все же звучат преувеличением. — Но мне надо знать, что ты тоже этого хочешь. Я должен быть уверен, потому что… потому что я не хочу тебя обидеть.
 Честити подняла на него блестевшие от слез глаза и прошептала:
 — Ты сказал, что хочешь быть рядом со мной. Я тоже хочу этого, Рид… Но я помню и другие твои слова. Ты говорил, что у тебя свои недостатки, у меня — свои, и они уводят нас в разные стороны. — Замолчав, Честити сделала глубокий вздох и продолжила с явным усилием: — Может, это и так, — губы ее задрожали, — но одно я знаю точно: я хочу тебя, Рид, очень хочу. — Она опять замолчала, заметив сомнение в его глазах. — А ты уверен в своем желании, Рид?
 Рид ответил пылкими ласками и поцелуями.
 Сердце отчаянно стучало в груди Честити. Она задыхалась от непереносимого желания. Их страсть накалялась с каждым мгновением. Рид быстро снял одежду, раздел Честити и прижался к ней всем телом. Ей казалось, что еще немного, и ее сердце разорвется от восторга.
 Она обвила Рида руками за шею, с наслаждением запустив пальцы в светло-русые, выгоревшие на солнце волосы. Ею владела странная уверенность, что она родилась ради этого мгновения в его объятиях и что на свете нет большего удовольствия, чем отдаваться ему так же полно, как он отдавался ей.
 С каждым поцелуем в ней росло какое-то сладкое томление, с каждой лаской желание становилось все более требовательным. Волнуя ей душу мучительной, пронзительной нежностью, он поднял ее к таким чувственным вершинам, где восторг был обжигающе остер и напоминал боль. Он не отказывал себе ни в чем… кроме одного.
 Она знала, что момент близок. Она чувствовала это по его пылкому поцелую, дрожи его сильного тела, по его страстному взгляду, с которым он откинулся назад и скользнул рукой у нее между ног.
 — Пора, милая, — прошептал Рид, и она снова охнула, — я должен знать, что ты хочешь меня так же сильно, как я тебя. Скажи, что ты меня хочешь, Честити.
 — Я хочу тебя, Рид, — проговорила она дрожащими губами.
 Ласки Рида становились все более смелыми. Теперь он дразнил маленький бутончик ее страсти, и новые пьянящие ощущения накатывали на нее сладостными волнами.
 — Я должен знать, что нужен тебе так же, как ты нужна мне. Скажи, что я тебе нужен, — прошептал он, глядя на нее блестящими голубыми глазами.
 Задыхаясь от наслаждения, Честити простонала:
 — Ты… ты нужен мне.
 — Повтори, Честити. Я хочу еще раз услышать эти слова. Скажи, что я тебе нужен, что ты так же сильно, как я, мечтаешь о нашей близости.
 Он раздвинул ей ноги и начал быстрыми нежными движениями ласкать теплое мягкое лоно. Честити с замиранием сердца почувствовала его набухший символ страсти.
 — Скажи мне это, Честити.
 Выхватывая слова из кипящих глубин сердца, Честити хрипло проговорила:
 — Я хочу тебя, Рид. Еще никогда в жизни я не испытывала такого сильного желания.
 Рид проник в нее. Она тихо охнула и закрыла глаза, но боль быстро прошла. Рид застонал от удовольствия и начал осторожно продвигаться глубже. Ее тело плотно обхватило его горячую твердую плоть. Она крепко прижала его к себе, чувствуя, как нарастает его нетерпение. Рид начал двигаться, сначала медленно и нерешительно, потом быстрее и яростнее. Вскоре она забыла обо всем. В каждом вздохе ей слышалось его имя, а перед глазами крутился радостный калейдоскоп красок. Наконец все это многоцветие взорвалось ярким фейерверком, и она унеслась вместе с Ридом к сияющим вершинам блаженства.
 Девушка лежала, ощущая в себе влажную плоть Рида, и слушала, как дождь барабанит по парусиновой крыше фургона. Она уже не боялась этого звука. Рид превратил его в упоительный ритм любви, навсегда избавив ее от навязчивых страхов.
 Преисполненная признательности и тепла, оставшегося после мгновений близости, Честити медленно открыла глаза и наткнулась па его внимательный взгляд.
 У Моргана было отвратительное настроение. Кончита поняла это сразу, как только он вернулся в хижину в мокром дождевике и заляпанных грязью сапогах. Остальные мужчины зашли следом за ним. Почти не разговаривая между собой, они сняли плащи и повесили их на крючки у двери.
 С самого утра они клеймили скот под проливным дождем, и дела шли неважно. Кончита слышала доносившийся из загона сердитый голос Моргана. Ливень все не кончался, и грязь сильно мешала работать. Кончита знала, что Морган вернется злым, и делала все возможное, чтобы сгладить его недовольство. Она с особым усердием приготовила обед и потратила немало времени и трудов на свою внешность: до блеска расчесала черные волосы, вылила на себя остатки духов, которые купил ей Морган несколько месяцев назад, надела чистые блузку и юбку.
 Мужчины топтались у порога, не решаясь первыми идти к столу. Они ждали, когда Морган сделает первое движение. Кончита видела, с каким презрением Морган покосился в их сторону, и с упавшим сердцем подумала, что когда-нибудь такой же взгляд он может бросить и на нее. Внутренне содрогаясь, она ждала скандала, и он не преминул разразиться.
 — Чего вы ждете? — рявкнул Морган, сверкнув темными глазами. — Есть хотите? Так садитесь! Сегодня вы не заработали себе на пропитание, но это еще не значит, что вы останетесь без обеда.
 Мужчины с ворчанием уселись за стол, и Тернер не удержался:
 — Мы не виноваты, ты сам это знаешь. Нельзя клеймить скот под дождем, от такой работы мало проку!
 — Нельзя, говоришь? В вашем распоряжении было много солнечных дней, чтобы сделать работу, а вы все проспали. Это, по-твоему, можно? — Морган вонзил вилку в кусок говядины и шлепнул им по тарелке, потом поднял голову и злобно оглядел сидящих. — Я уже договорился о продаже стада. Сделка заключена, а скот не готов. Это тоже можно?
 — Да, ты заключил сделку в Седейлии.
 Морган уловил легкий намек, сквозивший в тоне Тернера.
 — Совершенно верно. Ты что-то хочешь сказать по этому поводу?
 — Да, я хочу сказать. — Тернер больше не мог молчать. — Тебе надо было остаться там чуть подольше и развлечься с той рыжей шлюхой, а не отыгрываться теперь на нас!
 Морган угрожающе застыл.
 Кончита резко отступила к задней стене, в страхе ожидая, что будет дальше. За столом повисла зловещая тишина. Тернер стал белым как полотно. Взгляд его испуганно заметался по столу и наконец остановился на ледяных глазах Моргана.
 — Я не имел в виду ничего такого, — пробормотал он, пожимая плечами, — Симмонс рассказал нам про рыжеволосую женщину, только и всего.
 Кончита вдруг заметила, что Морган дрожит, но не чувствовала в нем ни капли страха. Он прошипел, с трудом сдерживая гнев:
 — Это был первый гвоздь в твой гроб, Тернер. Предупреждаю сразу: следующий вылетит из дула моего револьвера. И вот еще что. Я больше не желаю слышать ни слова о рыжеволосой женщине. Никогда! Запомните это все, если вам дорого ваше здоровье. И раз уж на то пошло, знайте: завтра мы будем клеймить скот, несмотря ни на дождь, ни на пекло. Мы начнем с того, на чем остановились, и у вас есть только два способа увильнуть от работы: либо вы отсюда уедете, и мы распростимся навсегда… либо вас отсюда унесут. Выбирайте.
 Тяжело дыша, Морган взялся за нож с вилкой, отрезал кусок мяса, немного пожевал и с отвращением выплюнул.
 Швырнув на тарелку столовые приборы, он резко встал, кинул мрачный взгляд на дрожащую Кончиту и ушел в другую комнату, хлопнув дверью.
 Девушка выдавила из себя улыбку. «Морган злился, потому что мужчины нагородили про него небылиц, — думала она. — Все их разговоры про рыжеволосую женщину были враньем. Теперь он напряжен и холоден, но я знаю, как поднять ему настроение».
 Кончита направилась к двери.
 — Не советую тебе туда ходить.
 Кончита обернулась к Уолкеру.
 — Я не собираюсь тебя слушать! — огрызнулась она. — Твоя ложь разозлила Моргана.
 — Это не ложь. — Уолкер взглянул на дверь, прищурив свои маленькие глазки, и сказал, понизив голос: — Послушай, мне плевать: можешь делать что хочешь, но если бы у тебя были мозги, ты бы не стала сейчас лезть к Моргану. Я видел, на что он способен, и это было не очень приятное зрелище.
 — Морган злится не на меня.
 — Какая разница?
 Оставив его слова без ответа, Кончита подошла к двери и тихо постучалась.
 — Морган, это я, Кончита.
 Ответом ей было молчание.
 — Морган… — опять позвала она, — это я, Кончита.
 — Оставь меня в покое!
 Рука девушки застыла в воздухе. Очнувшись от потрясения, она продолжала:
 — Я хочу войти, Морган. Хочу с тобой поговорить.
 — Отойди от двери, — прорычал он, — оставь… меня… в покое!
 Кончита стояла, похолодев, не смея даже вздохнуть. Ей вдруг все стало ясно.
 Ложь оказалась правдой… а правда — ложью.
 На деревянных ногах девушка отошла от двери спальни. Не обращая внимания на провожавшие ее взгляды мужчин, она пересекла комнату, открыла входную дверь и шагнула под дождь.
 Когда за Кончитой закрылась дверь, Симмонс пожал плечами и обвел стол понимающим взглядом.
 — Черт возьми, — насмешливо фыркнул он, — эта шлюха получила хороший урок. Вы видели, какое у нее было лицо, когда Морган сказал, чтобы она оставила его в покое?
 — Да… — Бартелл выковырял застрявший в зубах кусок мяса. — Она в самом деле думала, что он безумно ее любит. Так мне и сказала, когда я пытался подбить к ней клинышки в его отсутствие.
 Небритое лицо Тернера напряглось.
 — Она и мне дала от ворот поворот. Черт, я и глазом не успел моргнуть, как у нее в руке блеснул нож!
 — Да, но нельзя забывать, — криво усмехнувшись, вступил в разговор Уолкер, — что вы не так хороши, как Морган. У вас нет такого смазливого детского личика, и вы не умеете так красиво говорить, как говорит он, пытаясь чего-то добиться. Завидев его, женщины сами готовы прыгнуть к нему в постель, даже такие «божьи одуванчики», как эта рыжая.
 — Да что в ней такого особенного, в этой рыжей?
 Уолкер задумчиво посмотрел на Бартелла.
 — Трудно сказать. Ну, рыжие волосы, белая кожа… Да, еще она высокая. Такая жеманная недотрога, — он хохотнул, — но Морган говорил, что она уложила лавочника на обе лопатки, когда он начал к ней приставать.
 — Да ну? И Моргану это понравилось, верно?
 — Думаю, да.
 Бартелл нахмурился, потом бросил свою вилку.
 — Вот что я вам скажу. Если Морган привезет из Седейлии эту бабу, я уеду отсюда сразу, как только он продаст стадо. Я не хочу схлопотать случайную пулю, когда эта горячая мексиканка будет выяснять отношения с новой шлюхой.
 — Как ты думаешь, может дойти до этого? — спросил Тернер у Уолкера. — Ты знаешь Моргапа лучше всех нас. Думаешь, он привезет ту бабу, пока здесь эта потаскуха?
 Уолкер равнодушно пожал плечами:
 — Даже если и привезет, я не буду переживать по этому поводу.
 — Ты уверен, что он с ними справится?
 — Справится? — переспросил Уолкер и убежденно продолжил: — Если они его слишком разозлят, он прострелит сердца им обеим, уж это я вам точно говорю!
 Дождь все так же стучал и стучал по крыше повозки, когда Рид, приподнявшись, вышел из теплого лона Честити. Лицо его было сосредоточенно-серьезным.
 В глазах ее еще блестела утоленная страсть, губы распухли от поцелуев, а кожа порозовела от бурного акта любви. Ее тело легко и естественно приспособилось к его тяжести, и он лежал, упиваясь ее красотой.
 Она поборола свой самый жуткий страх, чтобы спасти его из разлившегося ручья, а потом отдалась ему без остатка.
 Между ними осталась единственная преграда, и преградой этой была его ложь.
 Просунув руки девушке под спину, Рид прижал ее к себе. Он вспоминал, сколько раз обманул Честити, и испытывал угрызения совести, но не решался сказать ей правду о фальшивом пасторском воротничке, об истинной причине своей поездки на индейскую территорию, эгоистичном стремлении взять ее с собой в качестве прикрытия. Ему вдруг пришло в голову, что Честити совсем его не знает. Если она пойдет на попятный, он может упустить Моргана. И это сейчас, когда удалось подобраться к нему так близко! «Я могу выпустить из рук Моргана и потерять Честити», — подумал Рид.
 Встревоженный ее молчанием, он приподнял голову и посмотрел ей в лицо.
 — Ты себя хорошо чувствуешь, Честити? — спросил он, приблизив губы к ее губам.
 — Да.
 На губах девушки заиграла улыбка, и Рид вобрал ее своим поцелуем, потом нехотя отстранился и перекатился на бок, увлекая ее за собой. Когда теплое нагое тело Честити вытянулось рядом, он прижал ее к себе и, не в силах отпустить, сказал, глядя ей прямо в глаза:
 — Дождь все идет. Лошади устали на переправе, им надо немного отдохнуть. Думаю, нам с тобой тоже.
 Он опять поцеловал девушку. Губы ее раскрылись, приняв его теплый ищущий язык. Поцелуй Рида становился все более страстным, сердце его снова запрыгало в груди. Воспламенившись в ответ, Честити невольно прижалась к нему своим мягким податливым телом. Охваченный новым приливом желания, Рид откинулся назад и нежно приложил ладонь к ее щеке, стремясь запечатлеть в памяти каждую черточку любимого лица.
 — Я распрягу лошадей, — прошептал он, — пусть попасутся.
 Честити кивнула. Нагнувшись, Рид легко провел губами по ее груди и припал к соску в долгом поцелуе. Она охнула, по спине ее пробежала новая волна дрожи. С сильно бьющимся сердцем он раздвинул ей ноги и скользнул в ее лоно, на мгновение закрыв глаза. Она содрогнулась всем телом и почувствовала, как восторг вновь набирает силу.
 Рид начал ритмично двигаться.
 — Пожалуй, лошади подождут, — сипло прошептал он, задыхаясь от страсти.




 Глава 8


 — Ну что, рады? Сегодня с утра сияет солнце! — заявил Морган, выходя из спальни.
 Мужчины осторожно обернулись к нему и промолчали.
 Морган взглянул на стоявшую у очага Кончиту. Девушка не смотрела в его сторону. Он знал, в чем дело: вчера вечером он впервые оттолкнул ее. По правде говоря, его мало волновало, что теперь она может поверить разговорам о рыжеволосой женщине. Он целый день работал под дождем и не имел ни малейшего желания потворствовать чувствам обидчивой шлюхи.
 Морган выдвинул стул и сел за стол, мужчины заняли свои места вокруг него. Кончита выставила на стол блюдо с бисквитным печеньем. Он не спрашивал, где и как она провела ночь, отлично зная, что, если Тернер или кто-то еще из его парней протянет к ней руку, она запросто ее отрежет.
 Морган почувствовал знакомое раздражение. Стоило ему уехать из лагеря, Тернер с Бартеллом тут же начали домогаться Кончиты, думая, что он об этом не узнает. «Наивные! — усмехнулся про себя Морган. — Напрасно тратили время. Будь хоть малейшее сомнение на этот счет, давно бы разобрался с мерзавцами». Их поведение лишь слегка раздражало Моргана. Ему вообще было плевать на то, к кому пойдет Кончита, когда он предоставит ей полную свободу. А именно это он и собирался сделать, вернувшись из Седейлии.
 Рыжеволосая красавица лишила его покоя. При одной мысли о ней кровь вскипала в жилах у Моргана. В этой девушке было нечто такое… Он рассчитывал легко найти ее в Седейлии. Много ли женщин с такой внешностью: с огненно-рыжими волосами и кожей цвета теплых сливок? Ему очень хотелось попробовать эти сливки на вкус, и он твердо решил добиться своего. Пусть Уолкер болтает все, что хочет, он-то знает: эта рыжая ведьма будет его. «Как она на меня смотрела!» — вспомнил Морган. Он не раз видел этот женский взгляд и прекрасно понимал его значение.
 Однако погода разгулялась, настроение у Моргана поднялось, и он начал жалеть о том, что прогнал Кончиту вчера вечером. «Когда еще я поеду в Седейлию? — размышлял Морган. — Наверное, не раньше чем через неделю. А пока можно было бы попользоваться этой девкой».
 Мысли его прервал грохот падающей жести. Обернувшись к очагу, он увидел, что Кончита уронила второй противень с бисквитным печеньем. Мужчины засмеялись над ее неловкостью, и девушка вспыхнула. Морган решил воспользоваться моментом.
 — Что с тобой, Кончита? — участливо спросил он. Дождавшись, когда она поднимет печенье и положит его на стол, он изобразил на губах виноватую улыбку. — Иди сюда, милая. — И, видя ее нерешительность, продолжил: — Давай забудем вчерашнее. — Он поймал и удержал ее взгляд. — Ну же, хватит дуться!
 Кончита подошла ближе, и Морган нежно взял ее за руку, не обращая внимания на ее настороженность и пристальные взгляды мужчин, следивших за каждым его движением.
 — Я вот что думаю, — сказал он, — через несколько дней мы закончим клеймить скот, и я опять поеду в Седейлию. Хочу взять тебя с собой. В городе есть одна симпатичная гостиница, мы могли бы наедине пожить там со всеми удобствами. Еще там имеется неплохой магазинчик. Сходим за покупками. Я куплю тебе новое платье, красивое и яркое, туфли и какие-нибудь духи. — Он смотрел на девушку, ожидая ее реакции. — Тебе нравится моя идея?
 Кончита кивнула.
 — Какого цвета платье ты хочешь? — не отставал Морган.
 Она молчала.
 — Ну же, скажи.
 — Зеленого. Я хочу зеленое платье.
 — Отлично, купим зеленое. Не вижу твоей улыбки.
 Кончита посмотрела ему прямо в глаза, потом перевела взгляд на губы. Он видел, что она едва сдерживает слезы. Наконец девушка вскинула подбородок и слабо улыбнулась.
 Черт возьми, она покладиста до отвращения…
 Морган отпустил ее руку.
 — Налей-ка еще кофе, и ребята пойдут в загон. Чем быстрее мы закончим работу, тем скорее поедем в Седейлию.
 Кончита послушно завозилась с кофейником. Когда она оглянулась, улыбка уже померкла на ее лице. Морган усмехнулся. «Эта шлюха, хоть и не смогла дать отпор, все же подозрительна… и ревнива», — подумал он.
 После завтрака Морган вывел мужчин во двор, а сам задержался в хижине. Кончита поглядывала на него. Он одарил ее прощальной улыбкой, сошедшей с его губ сразу, как только он закрыл за собой дверь.
 Мужчины направились к хлеву. Уолкер, шагавший рядом с Морганом, вдруг засмеялся:
 — А ты умеешь обращаться с бабами! После вчерашнего я и подумать не мог, что сегодня утром вы так быстро помиритесь. Ты что, в самом деле собираешься взять ее с собой, если опять поедешь в Седейлию?
 — Я туда поеду, без всяких «если».
 Уолкер удивился.
 — А я думал, это просто уловка! — Он покачал головой. — Так значит, ты действительно возьмешь ее с собой.
 — Ни в коем случае.
 — Ч-что? — Уолкер совсем растерялся.
 — У меня в Седейлии важная встреча, и я ни за что не потащу ее с собой.
 — Ты хочешь встретиться с той рыженькой…
 — Вот именно.
 — Ты уверен, что ради этого стоит ехать?
 — Совершенно уверен, черт возьми!
 — А что, если у нее другие планы?
 — Она их изменит.
 — Ты ее хочешь?
 — Да, и намерен сделать так, чтобы она захотела меня.
 — Заносчивый негодяй!
 Морган улыбнулся и посмотрел на остальных мужчин, бросавших в огонь свои железные клейма.
 — Может, и заносчивый, но…
 Тут Морган взглянул на дальний загон, и улыбка застыла у него па губах. Загон был пуст.
 — Черт возьми! — прорычал он, чувствуя новый прилив раздражения. — Наверное, скот испугался грозы. — Он осуждающе посмотрел на Тернера. — Я говорил тебе, что надо починить изгородь! За ночь во время грозы бычки могли убежать за много миль отсюда. — Грудь Моргана гневно вздымалась. — Седлай свою лошадь, Тернер. И ты, Бартелл. Найдите бычков! И не возвращайтесь, пока не соберете всех до единого!
 Оба недовольно пошли выполнять приказ, а Морган опять обратился к Уолкеру. Прежний их разговор был забыт.
 — Если они не найдут всех бычков, я с них спущу шкуру! — процедил он сквозь зубы и вне себя от ярости двинулся к хлеву.
 Ярко сияло солнце. Бурная гроза за ночь утихла, и раскисшая дорога уже начала высыхать под его жаркими лучами. Лошади с новыми силами тянули фургон вперед.
 Рид время от времени поглядывал на Честити, которая сидела рядом с ним и смотрела на проносившийся мимо пейзаж. В это утро он проснулся первым и был рад возможности немного поразмышлять в тишине, пока Честити лежала, прижимаясь к нему во сне. Но она слишком скоро проснулась. Рид не успел до конца осмыслить события прошедших суток, но одно знал с непоколебимой уверенностью: он ею еще не насытился.
 Честити хотела что-то сказать, но он закрыл ей рот поцелуем. Она повернулась и оказалась в его объятиях. Он овладел ею с неистовой страстью. Но к сожалению, пришло время вернуться к реальности. Надо было ехать дальше. Рид нехотя надел свой пасторский костюм.
 Странно, но в последующие утренние часы они почти не разговаривали друг с другом. Риду надо было внимательно следить за дорогой, чтобы не отклониться от маршрута Дженкинса, поэтому он гнал прочь все мысли о личном. Лишь позднее, обернувшись к девушке, он заметил, что ее взгляд стал необычно задумчив.
 Услышав его шепот, она обернулась, и у Рида захватило дух при виде ее красоты. Волосы Че-стити, собранные в свободную прическу, обрамляли изящные контуры ее щеки огненно-рыжими колечками. В глазах блестели грустные зеленые искорки, кожа слегка потемнела на утреннем солнце, а полные губы были раскрыты в теплом призыве. Она была необыкновенно хороша. Рид подумал, что еще никогда не видел таких прекрасных женщин. Он коснулся ее губ своими губами, с трудом удержавшись от порыва заключить девушку в объятия и немедленно выразить действием свое восхищение.
 Но время шло, и вид у Честити становился все более задумчивым. Она сидела молча, только крепко сжимала в руке свой медальон и внимательно вглядывалась в придорожный пейзаж, прищурив глаза и сжав губы в плотную линию.
 Рид накрыл ладонью ее кулак, стиснутый на колене, и ласково спросил:
 — Что с тобой, Честити?
 Она неуверенно взглянула на него:
 — Не знаю. Эти места… они мне знакомы, хоть я никогда раньше здесь не была, — Ты уверена?
 — Мои тетушки нашли меня в Техасе и сразу же забрали к себе домой, на восток. А это индейская территория. Я знаю, они не могли меня сюда повезти. Им не терпелось поскорее вернуться в цивилизованные места.
 Рид нахмурился.
 — Может быть, эта местность похожа на ту, которую ты видела в детстве, с родителями?
 — Нет… не в этом дело. — Честити так сильно сжала свой медальон, что побелели костяшки пальцев. — Как ты думаешь, Рид, мы скоро приедем в миссию? — спросила она, с явным усилием оторвавшись от своих мыслей.
 Этот вопрос застал его врасплох.
 — Не знаю. Через день… может, через два.
 Он лгал.
 — И что ты будешь делать потом?
 Он больше не мог обманывать.
 — Я не знаю…
 Честити тряхнула головой.
 — То есть как не знаешь?
 — Сначала мне надо выяснить, как обстоят дела в миссии.
 — Ясно.
 Рид почувствовал в ее голосе неуверенность.
 — А почему ты спрашиваешь? — поинтересовался он.
 — Потому что… — она вздохнула и вдруг в упор посмотрела на Рида, — потому что мои сестры близко. Я чувствую это.
 — Близко? Где?
 — Не знаю.
 Его охватила внезапная тревога.
 — Я не понимаю, что ты хочешь сказать? — не отставал он.
 — Я не могу остаться в миссии, Рид, и ждать, пока ты уладишь там все дела. Мне нельзя терять время. Я должна немедленно начать поиски сестер, иначе может случиться, что я никогда их не найду.
 — Но ведь ты говорила…
 — Да, я говорила, что останусь до тех пор, пока в миссию не пришлют нового учителя, но я не могу этого сделать.
 Рид молчал. Ему хотелось сказать, что пройдет всего неделя, от силы две, и он покончит с Морганом и его бандой, признаться, что дела обстоят совсем не так, как она думает, и слишком опасно менять планы, основательно все не взвесив. Он рад был бы сказать, что потом отвезет ее, куда она только пожелает, но язык ему связывало нагромождение собственной лжи.
 — Ты действительно этого хочешь? — только и мог сказать он.
 — Я не хочу тебя бросать, Рид. Думаю, ты и сам это знаешь, — ее страдальческий взгляд разрывал ему сердце, — но у меня такое чувство… я вдруг поняла, что мне нельзя медлить, иначе я могу вообще никогда не найти своих сестер.
 Рид не мог ничего сказать в ответ.
 — Пожалуйста, Рид, попытайся понять. Когда-то давно я поклялась их найти, поклялась им и себе самой. Отказаться от этой клятвы все равно что отказаться от своих сестер. Я не могу так поступить, Рид. Ведь ты меня понимаешь?
 Да, клятва — это как раз то, что он понимал даже чересчур хорошо.
 — Рид…
 Он нахмурился.
 — Я понимаю, — наконец ответил он, и ему показалось, что сердце его лишилось всей радости жизни.
 — Хорошо, что я собрал нам кое-что поесть.
 Бартелл взглянул на полуденное небо, потом обернулся к молчавшему приятелю. На скуластом лице Тернера застыло угрюмое выражение. Он хмурился с тех пор, как они по приказанию Моргана оседлали лошадей и поскакали на поиски пропавших бычков.
 Бартелл вновь покосился на Тернера. Это по его вине скот убежал из загона во время грозы: Тернер должен был починить изгородь и не сделал этого. Однако Бартелл не собирался упрекать его. Хватит и того, что они почти все утро натирали задницы в седлах, но не нашли и половины пропавших бычков. Найденных животных они пригнали на лужок. Там росла неплохая трава, и можно было надеяться, что какое-то время скот не разбредется. Тернер совсем помрачнел. И не потому, что не хотел работать. Работать он никогда не хотел, дело было в другом. Тернера что-то мучило, и Бартелл чувствовал, что ему не придется долго томиться в догадках.
 — Знаешь, с меня хватит! Я сыт по горло выходками Моргана! Да кто он такой, в конце концов? Какое он имеет право так с нами разговаривать? — Тернер сплюнул на землю и с яростью дернул уздечку. Его лошадь возмущенно заржала. — Он стал просто невыносим. Сначала я охотно работал на него, потому что он умнее большинства местных полицейских. Идея была неплохой: украсть техасский скот и перевезти его через границу индейской территории, где нас уже не тронут власти Техаса. Придумано ловко. Этот парень верно смекнул: техасский полицейский будет долго искать местного шерифа, который согласился бы рисковать жизнью ради того, что напрямую его не касается. Я думал, нам не о чем беспокоиться, — Тернер презрительно фыркнул, — я и представить себе не мог, что Морган вдруг сделается таким психом.
 — Он не псих.
 — Не псих? — Тернер приподнял мохнатую бровь. — А как по-твоему, что было бы, если бы мы отказались выполнить его приказ и не поехали бы искать этих проклятых бычков?
 Бартелл пожал плечами:
 — Я не знаю. У меня не было желания это выяснять.
 — Так я тебе скажу: он бы взял свой револьвер и выпустил в нас по пуле.
 — Нет, он не зашел бы так далеко.
 — Можешь поручиться жизнью?
 Бартелл молчал.
 — Я так и думал.
 — Ну хорошо, и что ты собираешься делать?
 — Я? — Тернер пожал плечами. — Пока ничего. А вот когда Морган продаст скот и у меня на руках будет моя доля, я тут же смотаю удочки.
 — Ты ошибаешься, — приподняв шляпу, Бартелл вытер пот с лысеющей головы, — мы оба знаем, отчего бесится Морган, и дело вовсе не в пропавших бычках.
 — Я уже не могу слышать про эту рыжую бабу!
 — Он получит ее и придет в норму. Разве ты сам никогда не горячился из-за женщины?
 — Нет, так, как он, никогда. Черт, да для меня все бабы одинаково хороши.
 — Он угомонится.
 — Если все пойдет так, как ему хочется.
 — Я еще не видел женщины, которая могла бы ему отказать.
 — Ну и что? Может быть, эта станет первой. В любом случае сегодня вечером я не вернусь в хижину.
 — Что?
 — И ты тоже.
 — А ты за меня не решай!
 — Погоди! Выслушай меня. — Тернер усмехнулся. — Морган велел нам не возвращаться, пока не найдем всех бычков, так?
 — Да.
 — Ну вот мы и будем их искать. А вернемся завтра, к вечеру. Приведем бычков, как он нам и сказал. К этому времени ребята должны заклеймить почти весь скот. Утрем Моргану нос! Пусть-ка поработает за нас сам.
 Бартелл молчал.
 — А что Морган может нам сказать? Ведь он сам велел не приходить, пока не найдем весь убежавший скот.
 — Сначала его надо найти, а это может оказаться не так легко, как тебе кажется.
 — Мы соберем всех бычков за час.
 — Почему ты так уверен?
 — Посмотри-ка вон туда. — Тернер показал вдаль, на поросший травой холм. — Хочешь, поспорим, что они там?
 — А что мы будем делать, когда соберем их?
 — Заляжем в каком-нибудь уютном тенистом местечке и будем отдыхать.
 Бартелл задумался. Ему и самому надоело самодурство Моргана, и он не меньше Тернера мечтал исподтишка насолить ему. А что, в самом деле, он им сделает? Они приведут всех бычков, как он им и приказывал. Бартелл пожал плечами:
 — Что ж, идея как будто неплохая.
 — Парни сейчас, наверное, только-только вернулись в хижину, поливая потом свои железные клейма.
 — И проклиная грозу…
 Эта мысль развеселила Тернера. Захохотав, он пустил свою лошадь галопом.
 Смеркалось. Рид остановил фургон на ночь возле узкого ручья и занялся лошадьми, а Честити пошла прогуляться по берегу.
 Девушка смотрела на блестящую струйку воды, отражавшую закатные лучи солнца. Сердце ее переполняли тысячи разных чувств, не передаваемых словами. Сопровождая Рида в этой поездке, она неожиданно для себя распростилась с кошмаром прошлого. В бурном потоке на переправе она победила свои навязчивые страхи. Ей уже никогда не стать их рабыней.
 Но с каждым часом ею овладевали новые ощущения. Солнце, припекавшее плечи, запах прерии, необъятные просторы, окружавшие ее со всех сторон, — все это вызывало чувство беспечной свободы, согревало душу и поднимало настроение. Она не могла объяснить, почему эти места казались ей такими знакомыми, но все больше и больше убеждалась, что едет домой.
 Внезапно она поняла, что дрожит, подняла руку к глазам и почувствовала на пальцах влагу. Сзади послышались шаги, и девушка резко обернулась.
 Рид стоял рядом и смотрел на нее своими поразительно голубыми глазами. Этот взгляд, казалось, проникал в самую душу.
 — Почему ты плачешь?
 Она отвела глаза.
 — Я не плачу.
 Рид ладонью вытер ее мокрую щеку.
 «Как объяснить ему мои чувства?» — подумала она. Во время грозы ей вдруг открылась истина: она поняла, что его объятия — это блаженство, которое она неосознанно искала всю жизнь. Лежа рядом с ним, прижимаясь к его теплому телу, она забывала о прошлом и не думала о будущем. В такие моменты для нее существовало лишь настоящее, наполненное потрясающими эмоциями, которые он ей дарил. Но разве могла она сказать ему об этом сейчас? Он смотрел на нее так, как будто во всем свете не было ничего важнее их двоих, и ей совсем не хотелось от него уезжать.
 Разве могла она раскрыть ему свою душу, а потом сообщить, что хочет его оставить?
 — Честити, пожалуйста, не мучай себя, милая.
 — Ох, Рид, мне бы хотелось…
 Она осеклась, наткнувшись на его взгляд. Было видно, что в нем борются противоречивые чувства. Наконец он принял решение и прошептал:
 — У тебя свои обязательства, у меня — свои. Они уводят нас в разные стороны. — Рид схватил ее за руку и взволнованно продолжил: — Но не надо думать об этом сейчас. Эта ночь наша. Мы здесь совсем одни. Завтра наступит через несколько часов, а пока есть только я и ты, Честити.
 Рид обнял ее и прижал к себе. Честити почувствовала, как содрогается его сильное тело, и подняла лицо. Она увидела страдание в его взгляде, и сердце ее сжалось от боли. Его желание было и ее желанием. Вскинув руки, девушка зарылась пальцами в волосы Рида и притянула к себе его голову. Она раскрыла губы, чтобы полнее ощутить сладостный поцелуй, и отдалась ему, растворившись в море нежности и любви.
 — Как ты думаешь, что они сейчас делают? — спросил Тернер, грубо хохотнув.
 Солнце садилось. Они развели костер и разложили свои походные постели, выбрав такое место, где ветерок и жаркое дневное солнце полностью высушили землю. Ночь обещала быть теплой и приятной. Черт, все складывается как нельзя лучше!
 Оторвав зубами кусок вяленого мяса, Тернер принялся жевать его с довольной улыбкой.
 — Морган наверняка рвет и мечет. Небось весь день гонял Уолкера и Симмонса, а сам то и дело поглядывал, не едем ли мы.
 — Да, но я не понимаю, чему ты радуешься, — сказал Бартелл, нахмурившись. — Если Морган такой злой, я не знаю, что нас ждет, когда мы вернемся.
 — Сдрейфил, Бартелл, а Бартелл? — Тернер презрительно фыркнул.
 — А ты у нас смелый, да? — сердито огрызнулся Бартелл. — Это здесь ты такой разговорчивый. Посмотрим, как ты запоешь перед Морганом. Да, втравил ты меня в авантюру! Господи, и зачем только я тебя послушал?
 Он взглянул на бычков, пасущихся неподалеку. С каждым часом его все сильнее одолевали сомнения в разумности их поступка. Как и говорил Тернер, бычки оказались на другом склоне холма. Они пригнали их к остальному стаду, а сами улеглись на травке. Счастливчик Тернер почти весь день безмятежно дремал, но Бартеллу не спалось. Он лежал и размышлял.
 — Знаешь, в чем твоя беда, Тернер? — сердито спросил Бартелл. — Ты считаешь себя умнее Моргана, но это не так.
 — Я тебя не слушаю.
 — А зря! Днем, пока ты дрых, у меня было время подумать. Какой же я был дурак, что согласился на это безумие! Черт возьми, если бы не темнота, я бы отвел бычков в лагерь прямо сейчас!
 — Да, но уже темнеет, и ты не сможешь этого сделать.
 Бартелл злобно сверкнул глазами.
 — Ладно, не трусь! Морган нам ничего не сделает! Ему неймется поскорее уехать в Седейлию, и он не станет осложнять ситуацию, — Тернер улыбнулся, — мы нужны ему. А когда станем не нужны, я уже буду далеко отсюда.
 Бартелл достал свою фляжку и приложился к горлышку. Вода была теплой и противной на вкус. Выплюнув ее, он поднял голову. Тернер все еще смотрел на него.
 — Что смотришь, Тернер?
 — Не переживай ты так, завтра мы поедем назад.
 — На рассвете.
 — Нет, черт возьми!
 — Я сказал, на рассвете! — Лицо Бартелла вспыхнуло. — И ты сильно пожалеешь, если будешь меня удерживать.
 Тернер напрягся.
 — Это угроза?
 — Мы поедем на рассвете. Все, разговор окончен!
 Бартелл резко встал и скрылся в кустах.
 В хижине стояла гнетущая тишина. За ужином все молчали. Ни Уолкер, ни Симмонс не решались взглянуть в лицо Моргану, боясь встретиться с ним взглядом.
 Весь день Морган беспощадно гонял их обоих, но они не смели роптать, потому что сам Морган работал наравне с ними и истязал себя не меньше. В полдень появились первые признаки напряженности. Уолкер часто поднимал голову и видел, что Морган вглядывается в горизонт. С каждым разом беспокойство его росло.
 Морган совершил ошибку, послав Тернера с Бартеллом за пропавшими бычками, думал Уолкер. Наверное, он и сам уже понял это и догадался, почему они задерживаются. Скот не мог убежать далеко, и парни должны были вернуться до захода солнца. Но они решили проучить Моргана, а заодно и полодырничать.
 Уолкер взглянул на Моргана. Тот сидел, мрачно сжав губы. Шлюха-мексиканка тоже была напряжена. Он не доверял этой женщине и считал, что Морган недооценивает ее хитрость.
 Молчание стало невыносимым. Уолкер заерзал на стуле и, дернув себя за жесткий ус, обратился к Моргану:
 — Как ты думаешь, что с ними случилось?
 Морган резко обернулся. Его моложавое лицо было таким свирепым, что Уолкер невольно отступил назад.
 — Ты не хуже меня знаешь, почему задерживаются эти мерзавцы! — прошипел он.
 Уолкер покосился на Симмонса и, увидев, что от него поддержки не будет, нарочито небрежно пожал плечами:
 — Может, у них что-то произошло? Все-таки это индейская территория.
 — Индейцы не проблема, и тебе это известно, — Да, конечно…
 Лицо Моргана исказилось злобой.
 — Они пригонят скот завтра и сделают вид, что ничего не случилось. Парни думают, что они утерли мне нос, но их ждет сюрприз.
 По спине Уолкера пробежал холодок.
 — Что ты имеешь в виду?
 Морган остановил на нем свои темные глаза, и Уолкер внутренне содрогнулся от его взгляда.
 — Тернер будет наказан.
 Уолкер судорожно сглотнул.
 — Тернер неплохой малый, просто он слишком долго торчал здесь, в глуши, и одичал. Ему надо некоторое время пожить в цивилизованном обществе, выпустить пары, тогда он придет в норму.
 Морган ничего не ответил. Резко поднявшись из-за стола, он медленно зашагал к спальне. Мексиканка проводила его взглядом и смотрела даже тогда, когда он захлопнул дверь.
 Уолкер взглянул на Симмонса, потом на женщину и решил ее приободрить:
 — Я бы не стал волноваться за Моргана. Он немного расстроен. Утром это пройдет.
 Кончита повернула к нему каменное лицо.
 — Не надо меня жалеть, пожалей лучше Тернера! Вот кому скоро понадобится сочувствие.
 Окатив Уолкера презрительным взглядом, Кончита подошла к двери спальни и, немного помедлив, постучала. Морган разрешил войти, и девушка победно вскинула подбородок.
 — Ох уж эти женщины! — тихо проворчал Симмонс.
 Уолкер обернулся к своему компаньону.
 — Плевать мне на эту шлюху, — отозвался он, — а вот Тернер, кажется, влип. Да и Бар-телл может попасть под горячую руку. Завтра, когда парни вернутся, я не хочу случайно оказаться между ними и Морганом.
 — Морган звереет с каждым днем.
 Уолкер испуганно покосился на дверь.
 — Ты что, спятил? — прошипел он. — А если Морган тебя услышит? Он же убьет нас обоих!
 — Да… я знаю, — сказал Симмонс, глядя на него в упор.
 Симмонс был человеком немногословным, но Уолкер прекрасно понял все, что хотел сказать его компаньон. Он тяжело поднялся со стула. Скоро придется принимать нелегкие решения.
 Завтра будет горячий денек.
 Взошло солнце. День был ясным.
 Рид осторожно огляделся по сторонам и надел пасторский воротничок, который с каждым днем все больше «натирал» ему совесть. Однако сейчас он как никогда отчетливо понимал, что должен совершить задуманное, а пасторский воротничок в ближайшие дни будет самой главной защитой для Честити.
 Рид еще раз мысленно представил себе карту Дженкинса. Если все пойдет хорошо, он уже сегодня подберется к убежищу Моргана. Там он быстро разведает обстановку и уедет.
 Рид уже запрягал лошадей, когда вернулась Честити. Он поднял голову и замер при виде ее красоты. Нежная кожа девушки, казалось, светилась после купания, волосы, убранные в свободный пучок на затылке, ярко блестели в лучах утреннего солнца. Честити шла с задумчивым, серьезным лицом. У него на глазах она дотронулась до своего медальона, потом сжала его в кулаке…
 И тут он вспомнил!
 Сердце его взволнованно забилось в груди. Он сознавал всю важность своего воспоминания. Это было год назад в Техасе. Он охотился за одним угонщиком скота, который разорял южные ранчо, и однажды проезжал через лагерь гуртовщиков. Он спросил главного, и бригадир сказал, что их начальника сейчас нет. Рид выведал нужные ему сведения и хотел уже ехать, но тут прискакал начальник. Им оказалась женщина. Они поговорили с ней совсем недолго. Помнится, она была высокая и стройная, в шляпе, низко надвинутой на лоб, одета как гуртовщик. С первого взгляда ее можно было принять за мужчину, если бы не длинная русая коса на спине… и золотой медальон в форме сердечка, видневшийся из распахнутого ворота рубашки. Лицо женщины было в тени, он плохо его рассмотрел, но сейчас, оглядываясь назад, вспомнил, как она сидела на лошади и следила за работой своих людей, выводивших из стада покалеченного теленка. Женщина хмурилась. У него на глазах она подняла руку и сжала свой медальон. Она все сжимала его в кулаке, когда Рид развернулся и ускакал из лагеря.
 Рид сглотнул. Честити была права, когда говорила, что ее сестра где-то близко.
 Но Морган тоже был рядом.
 Рид в раздумье смотрел на девушку. Сказать или нет? Их поездка подходит к концу, в ближайшие дни все должно решиться…
 Он вдруг осознал всю нелепость своих мыслей. Стоит допустить хоть одну оплошность, и опять придется лгать.
 Честити обернулась к нему, и хмурое лицо Рида озарилось улыбкой. Очень скоро она узнает всю правду. До этого момента остались считанные часы, но они стали бесценными. Рид не мог ими пожертвовать.
 Перед его мысленным взором неожиданно ясно возникло безжизненное лицо Дженни. Горло сдавило. Призраки прошлого преследовали Честити, ей надо было от них избавиться. Но и ему не давало покоя прошлое. Он гонялся за собственными призраками.
 Отведя взгляд от глаз девушки, Рид накрепко пристегнул сбрую, потом долго проверял ее, пользуясь моментом, чтобы успокоить душевное смятение. Наконец он обернулся к Честити и заставил себя улыбнуться.
 — Ты готова ехать?
 Он подошел к девушке сбоку и невольно обнял ее за талию. Она прильнула к нему, и сердце его болезненно сжалось.
 Медальон Честити ослепительно сверкал в лучах утреннего солнца. Рид нежно коснулся губами ее губ, потом подхватил девушку на руки я усадил в фургон. ***
 В воздухе стоял густой запах крови.
 Бартелл сидел в седле и, дрожа от ярости, осматривал сцену бойни. Пять бычков, нет, шесть лежали мертвые в лужах крови. Рядом пошатывались и истекали кровью несколько раненых животных. Такую картину он застал, когда, проснувшись, поехал проверить стадо, которое они собрали на лужайке для короткого перегона в лагерь.
 Вернувшись к месту привала, он разбудил Тернера, рывком поставил его на ноги и потащил смотреть на последствия ночного нападения хищников. Тернер мрачнел с каждой минутой.
 Несмотря на прохладный утренний ветерок, из-под шляпы Бартелла стекали ручейки пота. Он обернулся к Тернеру, остановившему свою лошадь рядом, и заорал, злобно скривив небритое лицо:
 — Это ты виноват! Я хотел вчера пригнать бычков в лагерь! А теперь смотри, что получилось!
 — Возьми себя в руки. Это еще не конец света! Подумаешь, потеряли несколько бычков! Что нам Морган за это сделает?
 — Дело не только в потерянных бычках… — Бартелл опять взглянул на кровавую сцену, удивляясь, как он мог спать и не слышать шума. — Еще неизвестно, сколько нам понадобится времени, чтобы снова собрать оставшийся скот. Морган будет в ярости.
 — Знаешь, Бартелл, меня тошнит от тебя!
 — Конечно…
 Бартелл кипел от злости. «Тернер — большой говорун, — думал он, — но посмотрим, как он запоет перед Морганом! Надоело прикрывать его. И зачем только надо было соглашаться на эту авантюру?»
 — Вот что я тебе скажу, — заявил он ровным голосом. — Мы немедленно собираем стадо и быстренько гоним его обратно в лагерь, или я поеду один. Но если я это сделаю, ты уже не доживешь до продажи скота и не получишь свою долю прибыли.
 — Не забудь кое-что, Бартелл: ты сам согласился немножко поиграть в прятки. Я тебе рук не выкручивал.
 — Шевелись, Тернер, иначе я…
 — Ладно! — Тернер дернул поводья. — Едем, но только помалкивай, черт возьми! Если скажешь еще хоть слово, я за себя не ручаюсь!
 Тернер припустил галопом, оставив Бартелла в облаке пыли. Услышав, что Бартелл скачет сзади, он презрительно фыркнул. Трус проклятый! Что им сделает Морган? Да ничего. А он уже штаны намочил от страха. Ну ничего, он покажет ему, кто он такой! Он вернется в хижину и сместит Моргана, а потом…
 Впереди на дороге показались клубы пыли. Тернер остановил лошадь и увидел фургон, кативший им навстречу. Бартелл подъехал сбоку.
 — Ты чего встал, Тернер? Бычки убежали на север.
 Тернер покосился на своего компаньона:
 — На дороге фургон. Как ты думаешь, что он делает здесь, на индейской территории?
 — Не знаю и знать не хочу.
 — А зря! Здесь запрещено устраивать поселения.
 — А кто сказал, что это поселенцы? А даже если и поселенцы, может, они просто едут мимо.
 — Ага, так и скажем Моргану. А если он спросит, кто был в фургоне, мы ответим, что поселенцы… а может быть, и не поселенцы.
 Бартелл пригляделся к подъезжавшему фургону.
 — Кто же еще это может быть?
 — Сейчас мы все выясним.
 — У нас нет времени!
 — Может, у тебя и нет времени, а у меня есть!
 Тернер пришпорил коня и поскакал вперед. На лице его появилась любезная улыбка — школа Моргана! Здесь, на индейской территории, закон был пустым звуком, а в фургоне могло найтись что-нибудь ценное. «Почему бы не поживиться? — смекнул Тернер. — Лишние деньжата никогда не помешают…»
 Приблизившись к фургону, он улыбнулся пошире.
 — Впереди кто-то едет.
 Честити попыталась разглядеть приближавшихся всадников. Одна лошадь… нет, две. Она посмотрела на Рида. Он нагнулся, достал из-под сиденья револьвер и положил его рядом с собой так, чтобы не было видно. Девушка испуганно застыла.
 — На всякий случай, — коротко объяснил Рид.
 Когда мужчины подъехали ближе, Рид остановил фургон и осторожно поприветствовал их, натянуто улыбаясь.
 — Доброе утро, джентльмены. Вот уж не думали, что сегодня нам кто-то встретится на дороге!
 Честити видела, как один из двоих всадников — тот, что был покрупней, — впился в нее глазами и долго разглядывал. По телу ее побежали мурашки. Наконец его толстые губы растянулись еще шире, и он сказал:
 — Мы тоже не ожидали никого встретить. — Он помолчал, покосившись на Рида с нескрываемым подозрением. — Что вы делаете здесь, на индейской территории?
 Улыбка Рида стала еще более натянутой.
 — Едем в миссию, чтобы заменить преподобного отца Стайлза. Там давно ждут нового пастора.
 — В индейскую миссию? — подал голос второй всадник — тот, что был помельче, — и окинул быстрым взглядом пассажиров фургона. — Да, я слышал про это. — Он помолчал. — Даже индейцы думали, что новый священник никогда не приедет. Как видно, они ошибались.
 — Откуда вы? — заинтересованно спросил большой. — Из Канзас-Сити?
 — Нет.
 — Тогда из Сент-Луиса?
 Рид замялся.
 — Да, верно.
 — Приехали поездом… Седейлия, потом Бакстер-Спрингс…
 — Похоже, вы неплохо знаете эту дорогу.
 — Седейлия — милый городок. Вы там долго пробыли?
 — Несколько дней.
 Мужчина все упорнее вглядывался в Честити, и она невольно придвинулась ближе к Риду, почувствовав, как он напрягся в ответ.
 — Меня зовут Рид Фаррел, — (девушка заметила, что ее он представлять не стал), — рад познакомиться с вами, мистер?..
 — Тернер, — толстяк кивнул на своего попутчика, — а это Бартелл. Знаете, вы проехали поворот, — добавил он, — миссия к северу отсюда.
 — В самом деле? — Рид нахмурился. — А я и не знал. — В его голосе Честити почему-то не услышала искренности. — Может быть, вы подскажете нам, как побыстрее добраться до миссии?
 — Это нетрудно. Поезжайте прямо, а на ближайшем перекрестке свернете на север. Через день-другой вы будете на месте.
 Рид кивнул.
 — А вы не поедете с нами? — спросил он как бы невзначай.
 — Нет, — ответил мужчина по имени Бартелл, — нам надо собрать стадо.
 Рид удивленно вскинул брови:
 — Разве индейцы позволяют разводить скот на их землях?
 Мужчина по имени Тернер ответил:
 — Они довольно милые соседи, надо только знать к ним подход. Наш шеф умеет с ними договариваться.
 — Ваш шеф?
 — Да, — коротко бросил Тернер и резко развернул свою лошадь, — значит, вы меня поняли: держитесь этой дороги, а на развилке повернете направо.
 — Спасибо, джентльмены.
 — Приятно было с вами познакомиться, пастор… И с вами, мэм.
 Оба всадника ускакали с подозрительной поспешностью. Честити хмуро взглянула на Рида и похолодела, увидев его плотно сжатые губы.
 — Эти люди… — нерешительно произнесла она.
 — Не волнуйся. Со мной ты в безопасности, — он стегнул лошадей поводьями, — скоро мы будем в миссии.
 Его уверенный голос разогнал опасения девушки. Она опять увлеклась дорогой, забыв про недавнюю встречу.
 Как только фургон скрылся из виду, Тернер резко осадил лошадь и с ухмылкой взглянул на подъехавшего сбоку Бартелла.
 — «И с вами, мэм», — повторил он с насмешкой и громко расхохотался.
 Бартелл удивленно посмотрел на компаньона:
 — Ты думаешь, это была она?
 — А кто же еще? — Ухмылка сошла с лица Тернера. — Уолкер говорил про рыжие волосы и белую кожу. Как по-твоему, много ли женщин с такой внешностью? И сколько среди них «божьих одуванчиков», которые несколько дней назад были проездом в Седейлии?
 — Да, но Уолкер ничего не говорил про ее мужа.
 — Может, он просто не знал о нем. И потом, когда Морган охотится за женщиной, муж для него не помеха.
 — Да, но не все мужья такие великаны, как этот Фаррел.
 — Фаррел — священник! Будь он хоть трижды великаном, ему никогда не сравняться с Морганом.
 — Не знаю… В нем есть что-то такое… Ты видел глаза этого парня? Черт возьми, я в жизни не видел пастора с такими холодными глазами.
 Тернер насмешливо фыркнул:
 — Если тебя так беспокоят его глаза, можешь рассказать о них Моргану. Мы возвращаемся, и немедленно.
 — А как же бычки?
 — К черту бычков! Когда Морган услышит о том, кого занесло в наши края, он забудет про всех бычков на свете. Он бросится вдогонку за этим фургоном и будет рад, что мы сразу же сообщили ему об этой встрече. Ты, если хочешь, можешь ехать за бычками, но я не такой дурак. Я возвращаюсь в лагерь.
 Тернер ударил свою лошадь пятками в бока и понесся вперед. Бартелл чертыхаясь поскакал следом.
 Рид смотрел на дорогу со всевозраставшей тревогой. Встреченные всадники не шли у него из головы. Их вид ему не понравился. Описание людей из банды Моргана было весьма расплывчатым и подходило многим мужчинам, в том числе и этим двоим. Морган был единственным, кого Рид мог безошибочно узнать по портретам с плакатов о розыске, но внутреннее чутье никогда его не подводило.
 А как они смотрели на Честити! Это тревожило Рида еще больше. Они задавали очень много вопросов и слишком уклончиво отвечали на встречные вопросы.
 Рид взглянул на Честити и увидел ее напряженное лицо. При всей своей неопытности она тоже почувствовала опасность.
 Он мысленно выругался, вспомнив, под каким предлогом взял девушку в эту опасную поездку. В миссии ждали пастора с женой, и он придумал себе прикрытие, чтобы выполнить нужную работу. На самом же деле он просто не хотел отпускать ее, хоть и боролся с этим всеми силами. «Подумать только, — удивлялся Рид, — я даже самого себя заставил поверить в эту чушь!»
 Сердце болезненно сжалось. Однажды он уже потерял любимую женщину из-за мерзавца Моргана и ни за что не допустит, чтобы то же самое повторилось с другой. Надо как можно скорее отвезти Честити в миссию, там она будет в безопасности.
 Рид напряженно вспоминал большую карту Дженкинса. Если ему не изменяет память, всего через несколько часов на дороге будет развилка.
 Покрепче ухватив поводья и стиснув зубы, Рид с силой стегнул лошадей. Фургон дернулся и быстрей помчался вперед.
 — Вон они едут! — мрачно объявил Уолкер.
 Морган поднял голову, потом медленно выпрямился и стиснул в руке железное клеймо, которое только что достал из огня. Тихо выругавшись, он смахнул рукой пот со лба, при этом взгляд его не сходил с двух приближавшихся всадников.
 — Как ты думаешь, что случилось? Где скот?
 — Не знаю и знать не хочу, — процедил Морган сквозь зубы, — я сказал им, чтобы без бычков не возвращались. Я их предупреждал.
 Бросив железку обратно в огонь, Морган подошел к изгороди, взял и надел свою портупею.
 — Наверное, что-то случилось, Морган, иначе бы они не вернулись без стада. Они не такие болваны.
 — Уолкер прав, — нехотя вступил в разговор Симмонс, — Тернер — подлец, но не дурак. Он знает: ты слов на ветер не бросаешь.
 Всадники подъехали ближе, и Морган поправил револьвер в кобуре. «Эти мерзавцы вернулись с пустыми руками, и мне плевать на их объяснения!» — думал он.
 Тернер и Бартелл остановили лошадей в нескольких ярдах от загона и спешились. Морган угрожающе расправил плечи. «А может, они настолько глупы, что просто не понимают, что их ждет?» — пронеслось у него в голове.
 — Я говорил вам, чтобы вы не возвращались без бычков! — рявкнул он, и Уолкер с Симмонсом предусмотрительно отступили назад.
 — У нас возникла проблема, — несмотря на прохладный ветерок, Бартелл обливался потом, — вчера вечером мы согнали весь скот, но возвращаться было уже поздно. А утром, когда мы пришли за стадом… в общем, ночью какой-то зверь напал на бычков, и те из них, кто не успел убежать, полегли.
 — Хорошая работа, — язвительно бросил Морган и медленно шагнул назад, — а хорошая работа требует хорошей оплаты.
 — Погоди, Морган, — вмешался Тернер, видя, что рука Моргана скользнула к бедру, — не торопись с выводами. Мы бы не пришли сюда без оставшихся бычков, если бы не срочное дело. Нам надо тебе кое-что сказать. — Рука Моргана дернулась, и Тернер начал запинаться. — С-скоро здесь будет кое-кто проезжать, и мы решили заранее предупредить тебя. Мы знали, что тебе это будет интересно.
 Темные глаза Моргана обдали прибывших смертельным холодом.
 — Не тяни кота за хвост! Выкладывай, что у тебя там.
 — Сюда едет фургон, а в нем пастор с женой. Они направляются в миссию, но сбились с пути.
 — Плевать я хотел на какого-то пастора и его…
 — Его жена молода и очень красива. У нее рыжие волосы и кожа нежная, как молоко. Они сказали, что проездом были в Седейлии и провели там несколько дней…
 Морган застыл. Сердце его вдруг так гулко забилось в груди, что удары отдавались в ушах.
 — Как она выглядела? Высокого роста, глаза зеленоватые?
 — Мы не разглядели, какого она роста, потому что она сидела, но я бы сказал, что она немаленькая, — он сдвинул брови, — а вот какие у нее глаза, я что-то не припомню.
 — Что до меня, то я смотрел на ее мужа, — осторожно вступил в разговор Бартелл. — На нем был пасторский воротничок, и он говорил правильные вещи, но я еще ни разу не видел таких странных священников. Он смотрит так, как будто просвечивает взглядом насквозь. Здоровенный детина с крепкими мышцами.
 Морган почти не слушал.
 — Она сказала, как ее зовут?
 — Она вообще не сказала ни слова. Мы разговаривали только с ее мужем.
 — И что еще он вам сказал?
 — Сказал, что едет в индейскую миссию на смену покойному отцу Стайлзу. Я сказал им, что они пропустили поворот, и велел ехать до первого перекрестка, а там повернуть на север. Потом мы сразу поскакали сюда. Я знал, что тебя заинтересует эта встреча.
 Морган судорожно вздохнул. Это она! Тернер стоял перед ним весь потный от волнения.
 — Что ж, Тернер, только что ты спас себе жизнь.
 Тернер молчал.
 — Вы правильно сделали, что сразу вернулись, но я хочу сказать вам одну вещь. Слушайте внимательно, повторять я не буду. Я здесь главный, и я отдаю приказы. А вы их выполняете. Если вы не хотите их выполнять, тогда одно из двух: либо вы убираетесь отсюда, либо вас выносят вперед ногами. Это понятно?
 Тернер отрывисто кивнул. Морган обернулся к Бартеллу.
 — У тебя тоже есть выбор, Бартелл. И в следующий раз, если Тернер опять предложит устроить мне какую-нибудь пакость, советую хорошенько подумать, прежде чем соглашаться… иначе потом ты сильно пожалеешь об этом.
 Повисла гнетущая тишина. Наконец Морган зашагал к хижине, бросив на ходу:
 — Сейчас я помоюсь, и мы выезжаем. Готовьтесь.
 На пороге появилась Кончита. Увидев девушку, Морган недовольно нахмурился. Он уже успел забыть о ее существовании.
 — Что случилось, Морган?
 Морган взял ведро и плеснул воды в умывальник у двери, потом скинул рубашку.
 — Принеси мне чистую рубашку.
 Девушка послушно ушла, а он снял шляпу, бросил ее на стоявшую тут же скамейку и принялся старательно намыливать лицо и торс. Сполоснувшись, Морган вытерся полотенцем, тщательно расчесал свои темные волосы и взял у Кончиты рубашку.
 — Куда ты собрался, Морган?
 — С чего ты взяла, что имеешь право задавать мне вопросы? — прошипел он, застегивая пуговицы. Взгляд его был ледяным.
 Девушка обиженно поджала губы.
 — Так вот, сообщаю тебе просто так, к сведению: ты не имеешь такого права. Здесь у тебя вообще нет прав.
 Кончита вскинула подбородок.
 — К моему возвращению приготовь что-нибудь на ужин, да повкусней.
 Она молчала.
 — Ты меня слышала, Кончита?
 — Я тебя слышала, Морган.
 Морган пригладил волосы, в последний раз взглянул на себя в облезлое зеркало, взял шляпу и вышел, ни сказав больше ни слова.
 Морган опять направился в хлев. Обиженная Кончита шла за ним. Когда он исчез за дверью, она остановилась во дворе, прислушиваясь к тихим разговорам сидевших в седлах мужчин.
 — Вот что я тебе скажу… — произнес Уолкер вполголоса, обращаясь к Тернеру, — твое счастье, если ты не ошибся и это действительно та самая женщина. Иначе плохи твои дела!
 — Я не боюсь Моргана! — усмехнулся Тернер. — Может, будет даже лучше, если это окажется не она. Тогда все решится само собой.
 — Да, а ты будешь лежать на земле и смотреть в небо мертвыми глазами.
 — Я в этом не уверен.
 — В любом случае мы не виноваты, даже если это не она, — возмущенно заявил Бартелл Уолкеру, — мы знаем только то, что рассказали вы с Симмонсом: симпатичная, с рыжими волосами. Может быть, в том фургоне ехала другая женщина. А хоть бы и так. Вдруг Моргану эта больше понравится?
 — Сомневаюсь. Он…
 — Тихо! Он идет.
 Кончита обернулась. Морган вышел из хлева, ведя под уздцы свою лошадь. Ни слова не говоря, он быстро вскочил в седло и поскакал из лагеря. Мужчины двинулись за ним.
 Девушка смотрела им вслед до тех пор, пока они не скрылись из виду, потом вернулась в хижину, обуреваемая мрачными мыслями.
 Мечты разлетелись в прах. Настало время горьких слез, время кровопролития.




 Глава 9


 Честити потянулась, потом медленно пошла к повозке, радуясь возможности немножко размяться. Рид возился с лошадьми. Он остановил фургон несколько минут назад. Это была их первая остановка после утренней встречи с двумя всадниками. Девушка подняла голову и взглянула на небо. Она переняла у Рида привычку определять время по солнцу. Всего несколько недель назад, когда она только выехала с цивилизованного востока, одолеваемая сомнениями в разумности своего поступка, этот дедовский способ определения времени казался ей смешным пережитком, но теперь она совершенно освоилась с ним и считала вполне естественным.
 Она и сама изменилась, как внутренне, так и внешне. Той бледной девушки со строгой прической, в очках и скучном черном платье, которая совсем недавно села в поезд, идущий в канзасский Калдвелл, больше не существовало. Теперешняя Честити уже не так сурово смотрела на нормы поведения и приличия, и наружу выступили новые грани ее характера.
 Честити задумалась. Нет, она не изменилась. Просто из души наконец-то ушел страх. Осталась только надежда. В этом была заслуга Рида. Его присутствие рядом и те эмоции, которые он в ней будил, придавали сил, открывали сердце.
 Девушка вернулась мыслями к насущному и опять взглянула на небо. Близился полдень. После утренней встречи с двумя всадниками Рид погнал фургон быстрее. Она чувствовала, как он напряжен, и в ее душе росло беспокойство. Честити знала: он не поверил этим мужчинам, да и сама она почему-то тоже им не верила. Они так странно на нее смотрели… От этих взглядов у нее по спине бегали мурашки. И теперь Рид торопился в миссию, по возможности сокращая число остановок. Эта мысль вызывала противоречивые чувства.
 Невольно обернувшись на шорох, Честити испуганно охнула и замерла. Невдалеке, наполовину скрытый кустами, стоял индеец и внимательно разглядывал ее своими темными глазами. С бьющимся сердцем она повернулась к фургону.
 — Рид!
 Рид поднял голову, тут же подошел и обнял девушку.
 — В чем дело, Честити?
 — Там индеец… — Она обернулась к кустам, в которых стоял индеец, и округлила глаза. — Его нет!
 — Ты видела здесь индейца?
 — Да, — только сейчас Честити поняла, что дрожит, — вон там, в кустах. Он ничего не сказал.
 Девушка осталась стоять, застыв на месте, а Рид осмотрел кусты. Вернулся он хмурый.
 — Он ушел. Догонять его бесполезно. Но ты не волнуйся. Здесь уже давно не было стычек с индейскими племенами.
 Честити кивнула, пытаясь справиться с дрожью:
 — Да, конечно.
 — И все-таки, я думаю, нам нужно ехать. Чем скорее мы попадем в миссию, тем лучше. — Рид замолчал и взглянул на девушку. Она видела в его глазах вину, сочувствие и еще какое-то чувство, которому она не могла подобрать название. — Прости меня, Честити, — прошептал Рид, — я не должен был везти тебя сюда.
 — Не говори так, Рид, прошу тебя!
 — Честити, если бы я только мог…
 Он осекся и решительно зашагал к фургону.
 — Поехали!
 Слыша тревогу в его голосе, Честити не заставила себя уговаривать. Настороженно оглядевшись по сторонам, она пошла садиться в повозку.
 «Честити, если бы я только мог…»
 Эта незаконченная фраза не выходила у Рида из головы.
 «Если бы я только мог повернуть время вспять и начать все сначала! Если бы я только мог стереть из памяти образ Дженни! Если бы я только мог быть уверенным в том, что не потеряю тебя…»
 Они продолжали путь. Лошади мерно катили фургон. Честити сидела рядом, касаясь его ногой. Ее тепло облегчало тупую боль не совсем зажившей раны. И в этом он солгал: сказал, что хотел остановить перестрелку и случайно попал под пулю. На самом же деле он сам и вызвал ее тремя простыми словами: «Теперь ты попался!»
 Он поступил опрометчиво: вошел в хижину Маккоя, полагая, что его напарник уехал в город. Эта ошибка едва не стоила ему жизни.
 Все-таки он выжил в отличие от Маккоя и сумел доставить его напарника в тюрьму, прежде чем свалиться без чувств. Потом, немного придя в себя, он получил награду, не обращая внимания на то откровенное презрение, с которым шериф отсчитывал деньги. «Интересно, когда Честити узнает всю правду, она будет смотреть на меня с таким же презрением? — подумал Рид. — Что ж, очень скоро я это выясню».
 Утренние события ясно показали Риду, что Честити необходимо как можно скорее отвезти в миссию, подальше от опасности. Когда они поравнялись с этими парнями — Бартеллом и Тернером, — по его спине пробежал холодок предчувствия, а он научился доверять своим инстинктам. Индеец, который неожиданно появился у дороги и так же внезапно исчез, тоже вызывал опасения.
 Рид взглянул на Честити. Она повернула к нему свое сосредоточенно-хмурое лицо. Приобняв девушку, он коснулся ее губ нежным и легким поцелуем, и мысли его побежали дальше.
 Он любит ее. Сколько раз он закрывал глаза на эту истину, придумывая самые разные предлоги! Но теперь все они казались не важными. Он должен признаться ей в своей любви, должен сказать эти слова, чтобы она знала…
 Рид резко вскинул голову. Впереди на дороге показались какие-то всадники.
 Индейцы?
 Нет. Рид напрягся, рука его упала с плеч Честити. Лучше бы это были индейцы…
 Нагнувшись, Рид поправил револьвер, лежавший на полу под сиденьем, потом нащупал гладкий ствол винтовки, которая была спрятана там же. Он надеялся, что ему не придется пускать в ход оружие.
 С напряженным вниманием Рид следил за приближавшимися всадниками. Их было пятеро. Число совпадало. Он пытался разглядеть человека, скакавшего впереди. Это был невысокий мужчина средней комплекции — тоже совпадало. Рид узнал двоих всадников по бокам от него. Это были парни, с которыми он разговаривал утром. Он остановил фургон и стал ждать, когда они подъедут.
 Стоило ему поближе взглянуть на лидера, и сомнения сразу отпали. Да, это Морган, подлец и убийца…
 — Мистер Джефферсон! Какая приятная встреча!
 Услышав неожиданное приветствие Честити, Рид резко обернулся к ней. О Господи! Она мило улыбалась Моргану и смотрела на него с искренней симпатией.
 Морган улыбнулся в ответ и приподнял шляпу.
 — Я тоже рад вас видеть, Честити. Вот уж не ожидал встретить вас здесь, но это, конечно же, очень приятный сюрприз. Бартелл сказал вскользь, что сегодня утром наткнулся на ваш фургон, и я решил поехать посмотреть, та ли это рыжеволосая красавица, с которой я познакомился в Седейлии. Честити зарделась от удовольствия, и Рид напряженно замер. Ему не нравилось, как Морган смотрел на девушку, и не нравились бегающие взгляды его компаньонов. У него было такое чувство, что они так же, как и он, не имеют понятия о намерениях Моргана.
 — Познакомься, Рид, это мистер Уилл Джефферсон, — сказала Честити, оборачиваясь к Риду, — помнишь, я тебе рассказывала про тот случай в магазине мистера Доббса? Это было, когда ты болел… — Она замялась, явно смущенная неприятными воспоминаниями. — Так вот, мистер Джефферсон был там, когда все это случилось. Он мне очень помог.
 Рид заставил себя улыбнуться.
 — Я рад возможности поблагодарить вас за то, что вы помогли Честити, мистер Джефферсон. Меня зовут Рид Фаррел. Мы с Честити едем в миссию. Ваши люди сказали мне, что я пропустил поворот.
 — Да, верно. Однако ваша оплошность — моя удача. Если бы вы не пропустили поворот, я бы вряд ли имел удовольствие еще раз встретиться с вашей очаровательной женой.
 Женой… Честити покосилась на Рида. Он угадал мысли девушки. Обманывать было не в ее характере, и она собиралась раскрыть Моргану правду. Рид поспешил предупредить ее реплику:
 — А я и не знал, что правительство разрешило пасти скот на этой земле.
 — Официального разрешения не было, но у меня договоренность с индейцами. Они меня не трогают.
 Рид кивнул, огромным усилием воли сохраняя на лице приветливое выражение.
 — Ваша ферма недалеко отсюда?
 — Да. Хозяйство у меня маленькое, зато дает неплохой доход.
 Насчет этого Рид не сомневался.
 Искренняя улыбка Моргана была настоящим произведением искусства.
 — Я был бы очень рад, если бы вы остановились у меня на ночь. Моя кухарка не бог весть что, но вполне прилично накрывает на стол, и еды всегда больше чем достаточно.
 — Спасибо за любезное приглашение, — с трудом выдавил Рид, — но мы с Честити торопимся в миссию.
 — Очень жаль! — Морган посмотрел на девушку и обратился к ней напрямую. В душе Рида бушевала ярость. — Прошу вас, Честити, уговорите вашего мужа изменить свое решение. В здешних краях белые люди редкость, и мне не часто выпадает случай провести время в приятной компании.
 Девушка нерешительно обернулась к Риду.
 — Прошу прощения, — сказал тот и твердо добавил: — я не могу сознательно затянуть поездку еще на день.
 Улыбка Моргана померкла, и Рид, нагнувшись, начал почесывать голень. Оружие было под рукой. Ненависть владела всеми его помыслами. В этот момент он даже мечтал о том, чтобы Морган выхватил свой револьвер.
 — Ну ладно. Я вижу, вы ни за что не уступите, — заявил Морган, примеривая еще одну подкупающую улыбку, — надеюсь, вы не будете возражать, если я заеду в миссию после того, как вы устроитесь.
 — Конечно, заезжайте, — Рид медленно выпрямился, — путь в миссию не заказан никому.
 — Спасибо, преподобный отец.
 Рида уже тошнило от этого обмена лицемерными любезностями. Он чувствовал, что долго не выдержит.
 — Мне очень жаль прерывать эту встречу, но нам нужно ехать.
 — Мне тоже очень жаль, мистер Джефферсон, — в голосе Честити звучали нотки искреннего сожаления, — надеюсь, мы с вами еще увидимся.
 — Непременно увидимся, мэм.
 Морган приподнял шляпу, и Рид резко стегнул лошадей поводьями. Упряжка испуганно рванула с места и понеслась вперед.
 Рид видел напряженную позу Честити и знал, что ее молчание продлится недолго.
 Морган быстро стер улыбку с лица и проводил взглядом удалявшийся фургон. Его люди переглянулись, и Уолкер рискнул прервать напряженное молчание.
 — Только зря потеряли время, — проговорил он.
 Морган резко обернулся к нему.
 — Ты так думаешь? — процедил он сквозь зубы. — А по-моему, все получилось прекрасно.
 Щетинистые усы Уолкера раздвинулись в усмешке.
 — Может быть, ты заметил что-то такое, чего не заметил я, но мне показалось, этот пастор дал ясно понять: ему не понравилось то, как ты смотрел на его женщину.
 — Я на него не обращал внимания. Я смотрел на его жену… а она смотрела на меня. Было совершенно очевидно, что она рада меня видеть.
 Уолкер пожал плечами:
 — Что верно, то верно.
 — Она выглядит еще лучше, чем в день нашей первой встречи. В ней есть что-то такое… — Грудь Моргана начала медленно вздыматься. — Мне кажется, огонь этой женщины заключен не только в цвете ее волос. Она хотела познакомиться со мной поближе… и я предоставлю ей такую возможность.
 — Да, если пастор не будет возражать.
 — Он не будет возражать.
 После этих слов Моргана повисла гнетущая тишина. Наконец Уолкер осторожно спросил:
 — Неужели ты хочешь…
 — Индейская земля — место дикое, — Морган вскинул свои темные брови, — здесь всякое бывает.
 Уолкер оглядел остальных мужчин, стоявших рядом. Они удивленно смотрели на Моргана и наверняка думали о том же, о чем и Уолкер.
 — Ты шутишь? — вскричал он. — Сейчас мы спокойно делаем свое дело, и все идет тихо-мирно, но если ты убьешь этого пастора, начнутся неприятности. По всей индейской территории будут рыскать конные шерифы.
 Морган покачал головой:
 — Вряд ли.
 Уолкер передернул плечом:
 — А Кончита? Как она это воспримет?
 — Мне плевать на нее.
 — Эта баба умней, чем ты думаешь. Тебе придется следить за ней в оба глаза!
 Лицо Моргана вдруг стало свирепым.
 — Нет такой проблемы, с которой я не мог бы справиться. Эту мексиканскую шлюху я просто выгоню, пусть ищет себе пристанище в ближайшем борделе!
 — Какой же ты все-таки черствый мерзавец!
 — Возможно… — Морган вновь посмотрел на дорогу — туда, где скрылся фургон, — но у меня такое чувство, что Честити может меня смягчить.
 — Не нравится мне твоя затея, — наконец вступил в разговор Симмонс, — я не хочу принимать в этом участие.
 Морган гневно сверкнул глазами:
 — А кто тебя спрашивал?
 — Я возвращаюсь в лагерь.
 — Нет, ты останешься. Сначала нам надо найти бычков и позаботиться о деле, — он обернулся к Тернеру, — а Тернер поедет первым и покажет дорогу.
 Скуластое лицо Тернера напряглось.
 — Я уже говорил тебе: бычки убежали ночью. Сейчас они, наверное, разбрелись кто куда.
 — Ты знаешь, где они! — Взгляд Моргана стал зловещим. — Просто тебе было лень опять собирать их и перегонять в лагерь. Но на этот раз не отвертишься. Мы сейчас же поедем за бычками и без них в лагерь не вернемся. Показывай дорогу!
 Тихо выругавшись, Тернер резко развернул свою лошадь и погнал ее быстрым галопом.
 Морган скакал сзади, глядя Тернеру в спину. Мысли его вернулись к той женщине, которая сейчас ехала в противоположном направлении. «Черт возьми, она опять ускользнула! Но ничего, это ненадолго. Осталось подождать самую малость», — успокаивал себя Морган.
 — Тебе он не понравился, да? — спросила Честити, едва шевеля губами.
 Фургон быстро катил по дороге. После встречи с Морганом прошло уже несколько часов. Все это время они почти не разговаривали друг с другом.
 Рид ответил не сразу. Как он мог объяснить ей всю опасность ситуации? И опасность эта усиливалась одним непредвиденным обстоятельством, о котором Честити, похоже, не подозревала. Морган хотел ее. Рид видел вожделение, спрятанное за показной любезностью, и в душе его полыхала едва сдерживаемая ярость. Она и сейчас еще не остыла.
 — Рид?
 Смеркалось. Рид обернулся к Честити. Причудливые краски заката освещали нежные контуры лица девушки, и сердце Рида замерло при виде этой волшебной красоты.
 — Рид…
 Он с трудом справился с волнением.
 — Кто не понравился?
 — Ты отлично знаешь, о ком я говорю.
 Рид решил промолчать.
 — Ты был резок с ним.
 — Разве?
 — Да.
 — Но мы не могли затянуть поездку еще на один день. У нас мало времени.
 — Ты вел себя грубо.
 — Раз ты так считаешь, я не буду с тобой спорить.
 — Но почему? Он помог мне, Рид! Тогда, в магазине, он дал понять мистеру Доббсу, что в случае чего защитит меня. Не знаю, как бы все обернулось, если бы не он.
 — Ты слишком доверчива, Честити.
 — Как прикажешь тебя понимать?
 Рид больше не мог скрывать свой гнев.
 — Ты не замечаешь очевидного, того, что прячется за любезной улыбкой, — рявкнул он.
 Честити застыла.
 — Ты хочешь сказать, что мистер Джефферсон ведет себя неискренне?
 Крепко сжав поводья в кулаке, Рид обернулся к Честити и в упор посмотрел ей в глаза:
 — Да, но это еще не все.
 — Что же еще?
 — Он хочет тебя, Честити!
 Девушка охнула. Щеки ее запылали.
 — Ты ошибаешься! В его поведении нет ничего, кроме вежливой учтивости. Ты же с ним разговаривал и видел! Этот человек — настоящий джентльмен.
 Ответ уже рвался с уст Рида, но он вовремя прикусил язык.
 Лицо Честити неожиданно смягчилось.
 — Конечно, я польщена, что ты считаешь меня такой привлекательной, — она еще больше раскраснелась, — но ты судишь предвзято, Рид. После того, что между нами было, ты смотришь на меня не так, как большинство мужчин. Мистер Джефферсон был ко мне по-дружески приветлив, и только.
 Рид с досадой возразил:
 — Тебе придется мне поверить, Честити. Я сотни раз видел подобные вещи и знаю, что говорю.
 — Ты ошибаешься.
 — Нет, не ошибаюсь.
 — Я не хочу с тобой спорить, Рид, но я также не хочу, чтобы ты из-за меня грубил мистеру Джефферсону. Обещай мне, что больше не будешь так себя вести.
 — Я не могу тебе этого обещать.
 — Ну почему ты такой упрямый?
 Рид сжал зубы.
 — Ты что, не хочешь мне ответить?
 Он продолжал молчать, и Честити сердито вздохнула:
 — Когда мы остановимся на ночлег?
 — Мы не будем останавливаться.
 Честити посмотрела на него, удивленно открыв рот.
 — То есть как?
 — Мы будем ехать всю ночь.
 — Но уже темнеет. Скоро мы не увидим дороги.
 — Ночь ясная, к тому же полнолуние. Если понадобится, я пойду впереди с фонарем, а ты поведешь фургон.
 — Это безумие!
 — Так надо:
 — Это из-за Джефферсона? Я правильно тебя поняла?
 — Ситуация изменилась, и здесь уже небезопасно.
 — Из-за мистера Джефферсона… или из-за того индейца? — Пунцовые щеки девушки вдруг сделались белыми. — Ты торопишься, потому что… потому что боишься нападения индейцев?
 — Нет.
 — Тогда в чем дело?
 Рид не ответил.
 — Ты торопишься из-за мистера Джефферсона. — Честити покачала головой. — Что с тобой, Рид? Он обычный ковбой и, как все ковбои, пытается заработать себе на жизнь, выращивая скот.
 — Нет, все не так.
 — Что не так? — Она схватила руку Рида и грубо ее встряхнула, заставив его натянуть поводья. — Скажи мне!
 — Ладно, скажу! — прохрипел Рид, чувствуя, как в душе нарастает раздражение. — Рано или поздно тебе придется это узнать. Он не Джефферсон, а Морган, Уилл Морган. И вовсе не ковбой, зарабатывающий на жизнь выращиванием скота. Он вор, преступник.
 — Откуда ты это знаешь? — спросила Честити, задыхаясь от волнения. — Он же с тобой не знаком.
 — Я видел плакаты с объявлениями о розыске.
 — Плакаты?
 — Полиция Техаса разыскивает его за кражу скота… и за убийство.
 — За убийство? — Честити на мгновение зажмурилась. Ее трясло как в лихорадке. — Нет, я не верю! Ты ошибся. Ты, как и я, недавно приехал в эти края и никого здесь не знаешь. Этот Морган, о котором ты говоришь, просто похож на мистера Джефферсона.
 — Послушай меня, Честити! — Рид схватил ее за плечи, заставив посмотреть ему в глаза. — Здесь нет никакой ошибки. Это Морган! Я знаю, потому что уже больше года иду по его следу.
 — Идешь по его следу? — Девушка удивленно округлила глаза, но взгляд ее постепенно озарился догадкой. — Так, значит, — медленно проговорила она, — мистер Джефферсон вовсе не Джефферсон, а Морган. — Она вскинула подбородок и сказала, повысив голос: — Надо ли это понимать так, что и ты не Рид Фаррел? Кто же ты, Рид?
 — Честити, прошу тебя…
 — Ты не священник, верно, Рид?
 Он смотрел на нее в упор.
 — Нет, я не священник.
 — Тогда кто? Кто ты такой?
 Рид почувствовал близкую истерику.
 — Не бойся меня, Честити, пожалуйста, — прошептал он, — меня зовут Рид Фаррел, как я тебе и говорил.
 — Ты полицейский, да?
 — Нет.
 — Тогда кто же ты?
 Он крепче стиснул ее плечи.
 — Я охотник за преступниками.
 Девушка содрогнулась под его рукой. Он хотел прижать ее к себе, но она стала отбиваться, крича:
 — Убери руки! Пусти меня!
 Рид отпустил ее и прошептал:
 — У нас нет времени, Честити. Можешь думать про меня что хочешь, но нам надо ехать дальше. Мы должны поскорее выбраться отсюда. Здесь опасно!
 Честити отпрянула. Ее напряженные плечи подрагивали.
 — Как же я сразу не догадалась? Пулевая рана в ноге… ты сказал, что пытался остановить перестрелку, но ведь это не так?
 — Нет.
 — Это не случайная пуля. В тебя стреляли! А тот, кто стрелял, остался жив?
 — Нет.
 — О Господи…
 Рид протянул к ней руку.
 — Нет! — вскрикнула Честити и помолчала, тяжело дыша. — А тот человек, мистер Дженкинс, он не федеральный агент по индейским вопросам?
 — Нет. Он принес мне карту, на которой отмечена дорога к убежищу Моргана. Оно совсем близко отсюда.
 — Так вот зачем ты сюда приехал!
 — Да.
 — Все, что ты говорил мне о себе, было ложью. Тебя не ждут в миссии. Ты не пастор. Тебе нет дела до индейских детей и учительницы, которая им так нужна, — Честити издала истерический смешок, — ты все это придумал!
 Рид молчал.
 — Ты все придумал, да?
 — Да.
 — Зачем?
 — В миссии ждали пастора с женой.
 Честити смотрела на него во все глаза.
 — И ты решил прикинуться этим пастором? А тут еще я так удачно подвернулась под руку — наивная дура! Я верила каждому твоему слову. — Она поднесла дрожащую руку ко лбу.
 Рид огляделся. На дороге быстро темнело.
 — Сейчас у нас нет времени на разговоры, Честити. Мы должны уехать отсюда и как можно скорее попасть в миссию. Там ты будешь в безопасности.
 — Раньше ты не волновался о моей безопасности.
 — Да, но сейчас ситуация изменилась. Я не знал, что ты уже встречалась с Морганом, и не ожидал, что он поедет тебя искать. Я не мог предположить, что он…
 — Что он меня захочет? — Честити судорожно вздохнула. — Кто ты такой, Рид? Сейчас ты говоришь мне правду? Я уже не понимаю, где правда, а где ложь. Ты притворялся, когда держал меня в своих объятиях?
 — Нет.
 — Ты все это время смеялся надо мной?
 — Нет!
 Рид протянул к ней руки, но она отпрянула.
 — Не трогай меня!
 В глазах девушки стояла такая невыразимая боль, что Рид не выдержал и опять потянулся к ней. Но Честити неожиданно подалась назад и, со всей силы взмахнув кулаком, ударила его.
 Рид видел выражение неподдельного ужаса, мелькнувшее на лице девушки. Потом она отвернулась, спрыгнула на дорогу и исчезла в темноте. Несколько секунд спустя Рид тоже выпрыгнул из повозки.
 — Честити! Не убегай от меня, пожалуйста!
 Голос Рида звучал в темноте у нее за спиной. Его тяжелые шаги приближались. Она метнулась в окутанные мраком кусты и начала пробираться сквозь густые придорожные заросли.
 С каждой минутой становилось все темнее, но темнота не пугала Честити. Теперь она вообще не знала, чего ей бояться. Правды не существовало, кругом была одна ложь. Рид говорил ей, что она нужна ему, и это была неправда. Каждое ласковое слово, каждый взгляд, каждое прикосновение — все, все было ложью!
 Честити побежала быстрее. Дыхание ее сделалось хриплым и прерывистым. Только услышав собственные рыдания, девушка поняла, что плачет. Ну нет, она не будет лить слезы! Конечно, она глупая и доверчивая, но не слабая! Ей не нужен Рид и вообще никто не нужен! Она сама доберется до города, поедет туда, куда собиралась с самого начала, и забудет весь этот кошмар!
 Тяжелые шаги за спиной звучали все ближе. Честити оглянулась… и не заметила крутого склона оврага впереди. Нога ее скользнула в пропасть, она упала и кубарем покатилась в темноту.
 Рид остановился и прислушался. Грудь его тяжело вздымалась, раненая нога пульсировала болью. Быстрые шаги Честити впереди стихли. Он вглядывался во тьму, тщетно пытаясь что-нибудь рассмотреть.
 — Честити, где ты? — крикнул он, охваченный тревогой.
 Тишина.
 — Отзовись, Честити. Не бойся, прошу тебя!
 Опять никакого ответа.
 «Что-то случилось! Она не стала бы от меня прятаться», — подумал Рид.
 Тут он вспомнил, что оставил оружие в фургоне. Тихо выругавшись, он медленно пошел вперед.
 — Отзовись, Честити!
 Неожиданно перед ним возник обрыв. Рид остановился, пронзенный страшной догадкой.
 — Честити, что с тобой? — крикнул он и начал спускаться по склону.
 Горло Рида сжал спазм. Чувство тревоги не покидало его. Скользя и падая, он продвигался все ниже, продолжая звать девушку, и наконец добрался до дна оврага.
 До ушей его донесся тихий стон. Рид замер на месте. Стон повторился, и тут в нескольких ярдах от себя он увидел лежащую на земле Честити. Рид бросился к ней. Она попыталась сесть.
 Лицо девушки было в тени, и он не мог как следует ее рассмотреть.
 — Как ты, Честити?
 Дрожащей рукой он отвел прядь волос с ее лица.
 — Это ты, Рид? Это действительно ты? — сипло спросила она, и Рид услышал надлом в ее голосе.
 В следующее мгновение она была уже в его объятиях. Он целовал ее в исступлении, говорил, что любит ее… что всегда будет рядом с ней… что для него нет ничего важнее, чем заботиться о ней, что он никогда ее не отпустит.
 Но Честити оставалась безучастной к его ласкам. Он отпрянул.
 — Тебе плохо, Честити?
 — У меня болит голова.
 — Ты можешь встать? — Голос его осип от внезапного страха.
 Рид помог ей подняться. Она качнулась, и он подхватил ее на руки.
 — Не надо меня нести, Рид.
 — Надо.
 Когда он наконец подошел к фургону, голова девушки безвольно приникла к его груди. Он отнес ее к заднему борту и положил в повозку, потом залез туда сам и зажег фонарь. Взяв фляжку, Рид смочил тряпочку и стер грязь с ее лица. На щеке девушки темнел синяк, лоб был поцарапан, но она еще никогда не казалась ему такой красивой, как сейчас.
 Нежно коснувшись ладонью ее щеки, он прошептал:
 — Я люблю тебя, Честити.
 Она смотрела на него влажными от слез глазами.
 — Это правда… или ложь? — спросила она срывающимся шепотом.
 Сдернув с шеи пасторский воротничок, Рид отбросил его в сторону.
 — Сейчас можешь мне верить, Честити. Клянусь, я никогда не лгал, когда прижимал тебя к своей груди.
 Честити не ответила, но попыталась сесть.
 — Что ты делаешь?
 — Ты сказал, что нам надо ехать дальше, что здесь оставаться опасно.
 — Да, мы поедем, — Рид с усилием улыбнулся, — но не сейчас. Я не хочу выпускать тебя из своих объятий.
 Честити постепенно расслабилась, и Рид крепче обнял девушку, чувствуя, как стихает ее дрожь.
 Фонарь освещал повозку мерцающим светом.
 — Я люблю тебя, Честити, — снова прошептал Рид. Слова эти сорвались с его губ так же легко и естественно, как весенние капли дождя срываются с ветки, — я люблю тебя.
 Когда утренняя заря осветила небо, Морган проснулся и обвел спальню полусонным взглядом. Тесная комнатка была завалена разным хламом: ненужной одеждой, всевозможными предметами конской сбруи и жалкими пожитками Кончиты. Морган недовольно нахмурился. Надо сказать мексиканке, пусть наведет здесь порядок и устранит все следы своего пребывания. Честити — благородная леди, и, если узнает, что перед ней в его постели была какая-то жалкая бродяжка Кончита, она этого не потерпит.
 Морган осторожно сел. После того как они разъехались с фургоном, дела пошли плохо. Тернер привез их к тому месту, где лежали растерзанные хищником бычки. Они поехали на поиски остального стада, нашли его неподалеку и пригнали в лагерь. Морган велел немедленно приступить к клеймению. Мужчины возмутились, но вынуждены были подчиниться приказу и работали дотемна.
 Вечером, вернувшись в хижину, все заметили, что Кончита необычно молчалива. После ужина, когда Морган ушел к себе в спальню, она даже не попыталась войти к нему. Морган понял, что Уолкер отчасти был прав: Кончита оказалась умнее, чем он думал. Она понимала, что между ними все кончено и спорить бесполезно. Но и Морган не ошибся насчет нее. «При всем своем уме, — размышлял он, — эта мексиканка все-таки обыкновенная шлюха. Она знает свое место и знает, когда надо уйти. Конечно, она хорошо готовит и кормит мою банду…» На этой мысли Морган задержался, вспомнив гладкие белые руки Честити. «Вряд ли от нее будет толк в работе, — подумал он, — зато эти ручки умеют творить другие чудеса».
 Морган резко встал. В соседней комнате было тихо. В такую рань Кончита еще не возилась у очага. Ребятам не захочется идти работать, не позавтракав, но они пойдут, никуда не денутся! Парни знают: с ним лучше не спорить, особенно когда он что-то задумал. А задумал он нечто необычное.
 Морган улыбнулся своей мальчишеской улыбкой. Сейчас они быстро закончат клеймить скот, решил он, он продаст бычков, расплатится с ребятами, а потом возьмет Честити и увезет ее, куда она пожелает. Вряд ли муж-пастор дал ей вкусить хорошей жизни. Это сделает он, Морган. Он будет потакать всем ее прихотям, ублажать ее, и в конце концов она не сможет ему противиться.
 Конечно, продолжал мечтать Морган, она благородная дама, и, наверное, потребуется время, чтобы добиться ее. Но он чувствовал: игра стоит свеч. Он уже ощущал вкус ее теплых губ, уже чувствовал под собой ее гладкое тело, уже слышал, как она шепчет его имя в порыве любовной страсти.
 «О да, игра стоит свеч… но, черт побери, я не стану ждать ни одной лишней минуты, чтобы овладеть ею», — сказал себе Морган.
 Подгоняемый жаркими мыслями, он быстро оделся и вышел в соседнюю комнату, где в походных постелях спали его люди.
 — Пора вставать! — громко объявил он. — Сегодня утром мы начнем пораньше. Покупатель в Седейлии не будет ждать вечно, а у нас еще полно работы.
 Пока мужчины с ворчанием просыпались, Морган прошел к очагу и увидел там готовый кофе. Он взглянул на Кончиту, которая снимала с огня противень с бисквитным печеньем, и довольно усмехнулся. «Расторопная баба! Что ни говори, а эта шлюха знает свое место. Наверное, мне все-таки будет ее не хватать».
 Рид заворочался во сне и крепче обнял лежавшую рядом женщину. Он вдохнул запах ее волос, погладил ее мягкое тело… и, вздрогнув, проснулся.
 Сквозь парусиновый полог в повозку проникал солнечный свет. Рид изумленно моргал. Неужели он проспал всю ночь? Он покосился на Честити, спавшую рядом, и тихо выругался. Синяк у нее на щеке потемнел, а на лбу образовалась шишка. После падения блузка и юбка девушки были грязными, а в огненно-рыжих кудряшках запутались листья. Он вспомнил, как испугался, когда она исчезла в темноте, и как обрадовался, найдя ее. Потом они вернулись в повозку, и он обнял Честити. Ему так не хотелось ее отпускать!
 Веки девушки затрепетали, и Рид затаил дыхание. Она открыла глаза, ясные, незамутненные, и попыталась пошевелиться, но тут же застонала и схватилась за лоб.
 — В чем дело, Честити?
 — Голова болит.
 Рид нахмурился. Он винил себя в случившемся.
 — Прости меня, Честити. — Он попытался улыбнуться. — У тебя на лбу шишка, и, мне кажется, твоя голова пройдет не сразу.
 Честити взглянула на солнечный свет, проникавший в повозку.
 — Уже утро.
 — Да.
 — Ты сказал, что хочешь ехать ночью.
 — Знаю.
 Она судорожно вздохнула:
 — Нам надо ехать.
 — Нет, не сейчас. Сначала я должен кое-что тебе сказать.
 Вдруг, растерявшись, Рид замолчал. Он все сказал ей вчера вечером, но в ее глазах осталась тень сомнения. Это нельзя было так оставлять.
 Сердце отчаянно колотилось в груди, а горло сдавило от волнения. Ему было трудно говорить.
 — Я не хотел тебя обманывать, Честити, но так получилось, и теперь ты не знаешь, можно ли мне доверять. Наверное, я заслужил это. Но я даю слово, что больше никогда не буду лгать тебе, как бы горька ни была правда. И часть этой правды состоит в том, что нам надо как можно скорее добраться до миссии.
 — Это очень далеко?
 — Не думаю. Мы должны приехать туда к вечеру.
 — А что ты будешь делать потом?
 — Убедившись, что ты в безопасности, я вернусь за Морганом.
 — Нет, тебе нельзя сюда возвращаться! — Честити вскинула голову, сморщившись от боли, — Их много, а ты один!
 — Послушай меня, Честити. — Риду понадобилась немалая сила воли, чтобы произнести: — Я не в силах изменить прошлое. Именно оно привело меня сюда. — Он перешел на шепот. — Если бы я только мог его изменить! Единственное, что я бы оставил, — это любовь к тебе.
 — Рид…
 Он приподнялся, встал рядом с ней на колени и поправил одеяло у нее на груди.
 — Поспи немножко. Еще рано, и у тебя болит голова. — Он помолчал. — Я люблю тебя, Честити. — Эти слова вышли из самого сердца.
 Честити взглянула на него, и в ее прекрасных глазах вдруг заблестели слезы. Когда она заговорила, голос ее дрожал:
 — Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, Рид.
 — Засыпай, Честити. Когда ты проснешься, тебе будет лучше. Я никуда не уйду.
 Он поцеловал девушку. Губы ее были мягкими и теплыми, но Рид заставил себя оторваться от них. Выйдя из фургона, он поднял голову и взглянул на ясное утреннее небо. «Честити не сказала, что любит меня, — грустно подумал Рид. — Она не хочет, чтобы со мной что-то случилось. К сожалению, обещать это я ей не могу, ибо сам не знаю, чем закончится моя погоня за Морганом».
 Рид поклялся говорить только правду, а правда была горькой.
 Черт возьми, какая жара!
 Морган задрал голову и с проклятием посмотрел на ясное голубое небо, потом опустил глаза и взглянул на железные клейма, накалявшиеся в пламени костра. В дальнем загоне стоял еще неклейменый скот. Они вкалывали с рассвета. Парни недовольно ворчали, и ему приходилось то и дело подгонять их, иначе бы они уже давно бросили работать.
 В животе у Моргана урчало. Близился полдень, и он был голоден. Уже целый час в загон долетали вкусные запахи стряпни Кончиты и дразнили усталых мужчин. Но мысли Моргана были далеки от еды.
 «Как же мне все осточертело!» — думал он. Дела шли со скрипом, а он не привык ждать. С каждым часом надежды на скорейшее возвращение в город таяли.
 Морган снова вспомнил улыбку Честити и крепче сжал в руке железное клеймо. При мысли об этой женщине внутри его бушевало всепоглощающее пламя. «А почему, собственно, надо ждать, пока эта парочка приедет в миссию? — соображал Морган. — Если соблюдать осторожность, можно легко устроить несчастный случай на дороге. Этот голубоглазый негодяй уходит в мир иной, Честити рыдает, и тут неожиданно появляюсь я — утешаю несчастную вдову, говорю ей ласковые слова — уж я-то знаю, что сказать! — потом везу ее в свою хижину, чтобы там она оправилась от горя, и постепенно становлюсь для нее необходимым как воздух».
 Морган представил себе, как будет утешать девушку, и тело его напряглось в предвкушении.
 Внезапно решившись, он бросил железку обратно в огонь и сказал в ответ на недоуменные взгляды мужчин:
 — На сегодня хватит. Отведите остальных бычков в загон и будем обедать.
 Не обращая внимания на удивленные лица, Морган направился к дому. Он наливал воду в умывальник, когда в дверях появилась Кончита.
 — Ты пришел обедать, Морган?
 — Нет, я не голоден, — сказал он, не глядя на девушку.
 Он сбросил шляпу и рубашку, потом торопливо намылил торс, лицо и руки. Кончита внимательно следила за его действиями.
 — Ты куда-то собрался?
 — Не твое дело!
 Она поджала губы. Морган хмуро вытерся полотенцем и снова надел рубашку.
 — Я вернусь через пару часов. К моему приходу уберись в спальне и забери оттуда свои вещи. Поняла?
 Кончита молчала.
 — Comprendes, puta? [6] — рявкнул Морган на ее родном языке.
 Лицо девушки сделалось каменным.
 — Si. Comprendo… comprendo muy bien [7] .
 Схватив шляпу, Морган направился в хлев. Спустя несколько минут он выехал оттуда верхом на лошади и галопом проскакал мимо мужчин, не сказав им ни слова.
 Симмонс проводил Моргана удивленным взглядом.
 — Что за бес в него вселился?
 Бартелл грубо хохотнул.
 Тернер захлопнул ворота загона за последним бычком и вместе с остальными пошел к хижине.
 — Ты же не такой дурак, а, Симмонс? — прорычал он.
 — Нет, я не дурак. И Морган тоже не дурак. Думаешь, он поехал на дорогу за пасторской женой? Среди бела дня он ее не тронет.
 — А что его остановит?
 — Здравый смысл, вот что! — Симмонс покачал головой. — Я знаю Моргана. Он и раньше волочился за бабами, но при этом никогда не терял головы.
 — Пора тебе поумнеть, Симмонс, — стоял на своем Тернер, — Морган перестал думать головой. Теперь у него мозги в другом месте. Он не успокоится, пока не залезет на эту рыжую телку, и, мне кажется, ждать осталось недолго.
 Тернер толкнул дверь хижины, прошел к столу и, не обращая внимания на Кончиту, которая выставляла тарелки с едой, тяжело опустился на стул. Когда уселись остальные, он продолжил:
 — Морган сейчас плохо соображает. Нам пора самим шевелить мозгами, если мы хотим выбраться живыми из этих мест.
 — Ты болтун и трус, Тернер! — злобно бросил Уолкер. — Это сейчас ты хорохоришься, а придет Морган — и ты опять подожмешь хвост.
 — На этот раз нет, если буду знать, что вы все меня поддерживаете.
 — А с какой стати нам тебя поддерживать? — презрительно фыркнул Уолкер. — Мы что-то не заметили, что ты умнее Моргана.
 — Зато я не такой псих, как он.
 — Он не псих.
 — Не псих? Ты что, дожидаешься, когда из-за него на нас набросятся все местные полицейские? Убить пастора и похитить его жену вместо того, чтобы по-тихому делать свои дела, не привлекая внимания властей, — это, по-твоему, не безумие?
 — Он не псих, и я не пойду против него.
 — Потому что у тебя кишка тонка, Уолкер. — Тернер обернулся к остальным: — Вы собираетесь слушать этого труса Уолкера, чтобы в конце концов погибнуть от пули шерифа?
 — Морган скоро перебесится. Он не дурак и не станет рисковать жизнью из-за женщины. К тому же через несколько дней мы, закончим клеймить скот и уедем отсюда.
 — Если будем живы. Он сумасшедший, говорю вам! Он…
 Тут Тернер заметил в углу аккуратно сложенную стопку одежды и оборвал себя на полуслове.
 — Что случилось, Кончита? — обратился он к стоявшей рядом женщине. — Морган велел тебе забрать свои вещи из его комнаты? А может, он велел тебе еще и прибраться там, потому что приедет не один?
 Гладкое лицо Кончиты застыло, и Тернер громко расхохотался:
 — Ну да, так и есть! Смотрите-ка, парни, а я попал в точку!
 Кончита схватила с пола свои вещи и, оскорбленно выпрямив спину, пошла к выходу. Когда дверь за ней захлопнулась, Тернер опять расхохотался. Наконец, отсмеявшись, он торжествующе оглядел стол.
 — Ну что, кто-то еще хочет мне сказать, что я несу вздор?
 — Моргану надоела эта шлюха, только и всего. Он дал ей от ворот поворот. Это еще не значит, что он собирается привезти сюда пасторскую жену.
 — Спорим, что он ее привезет? Ставишь свою долю?
 Уолкер молчал.
 — Я так и думал. — Тернер взял маисовую лепешку и наложил на нее щедрую горку рагу из своей тарелки. — Ладно, умолкаю. Морган все скажет за меня, когда сегодня вечером вернется вместе с пасторской женой.
 — Ты псих!
 — Ладно, сделаем так. — Тернер подался вперед и уставился на Уолкера. — Если окажется, что я не прав, мне придется заткнуться. Но если все-таки правда окажется на моей стороне и Морган притащит сюда эту бабу, вы все должны будете согласиться, что нам надо самим решать свою судьбу.
 — И кто же будет командовать? Ты, что ли?
 — А чего ты боишься, Уолкер?
 — Я ничего не боюсь!
 — Ты говоришь, что Морган не дурак, что он не будет убивать пастора и поднимать на уши местные власти, так?
 — Так.
 — Раз ты в этом уверен, значит, тебе и терять нечего! Если он привезет сюда эту бабу, мы начнем думать за себя сами. В ином случае вы от меня больше слова не услышите.
 Уолкер не ответил. Тернер обвел взглядом лица сидевших вокруг мужчин.
 — Что скажете, парни? Будете ждать, пока нас всех перебьют из-за Моргана?
 — Если Морган вернется один, все пойдет по-старому? — неуверенно спросил Симмонс.
 — Да.
 — И мы не будем ничего предпринимать, если кто-то из нас имеет возражения?
 — Верно.
 За столом повисла напряженная тишина. Тернер оглядел всех по очереди и, увидев согласие на лицах мужчин, довольно улыбнулся.
 — Давайте есть, — сказал он и, сложив лепешку, отправил ее в рот.
 Тернер энергично жевал, не обращая внимания на тишину за столом. Еще не проглотив последний кусок, он протянул руку и взял вторую лепешку.
 — Вкусно, черт возьми! Пожалуй, я оставлю Кончиту здесь. Она здорово готовит.
 — Не зарывайся, Териер. Цыплят по осени считают.
 Тернер улыбнулся:
 — На твоем месте я бы попридержал язык, Уолкер. Скоро я буду твоим начальником.
 Ответом ему послужил недовольный ропот. В этот момент в хижину вернулась Кончита. Как всегда незаметная, она взяла кофейник и налила еще кофе в опустевшие чашки мужчин. Обед продолжался.
 Честити медленно просыпалась под мерное покачивание фургона. Открыв глаза, она увидела яркий солнечный свет, проникавший сквозь задний полог повозки, и на мгновение утратила чувство реальности. Ей послышались горячечные стоны сестер, лежавших рядом с ней, и встревоженный голос отца. Сердце девушки бешено запрыгало в груди. Она в замешательстве поднесла руку ко лбу и нащупала шишку. Голоса из прошлого сразу смолкли.
 Мысли Честити прояснились, и она поняла, что былые опасности ей больше не грозят. Теперь она ехала по индейской территории. Мистер Джефферсон оказался не мистером Джеф-ферсоном, а вором и убийцей. Рид на самом деле был не пастором, а охотником за преступниками, и они с ним не собирались помогать индейским детям, страдающим в миссии, а двигались навстречу катастрофе.
 Медленно приподнявшись, девушка села. Голова уже не кружилась, как при пробуждении, осталась лишь тупая боль. Правда, болела щека, и одежда была грязной… Напряженно держа спину, она вспоминала события прошлой ночи. Когда она упала, Рид на руках отнес ее в фургон, заботливо обмыл ей лицо и успокоил. В его светлых глазах светилась тревога. Всю ночь он держал ее в своих объятиях, оберегая от всех напастей.
 Он сказал, что любит ее.
 Честити вновь услышала его срывающийся шепот, и в душе ее всколыхнулась боль. Она зажмурилась. Можно ли верить его словам? Она вспомнила пронзительный взгляд его голубых глаз и то, как сразу же после признания в любви он заявил, что оставит ее в миссии, а сам вернется за Морганом.
 Эта мысль оказалась невыносимой, и девушка поспешила от нее отделаться. Новый день обещал быть тревожным, и надо было подготовиться, чтобы Риду не пришлось встречать опасность в одиночку.
 Честити скинула с себя грязную одежду, открыла стоявший рядом чемодан и достала оттуда свое голубое платье. Увидев себя в зеркале, прикрепленном изнутри к крышке чемодана, она испуганно охнула. Ее правая щека посинела и вспухла, а на лбу вскочила уродливая шишка, которая тоже начала темнеть. Под глазами пролегли глубокие тени, в волосах торчали кусочки веток и листьев. Что и говорить, теперь она была уже не та женщина, которая несколько недель назад села в поезд, идущий на запад.
 Девушка надела платье, вычесала из волос разный сор и, стараясь унять эмоции, решительно направилась к переднему борту повозки.
 Остановившись, Честити сделала глубокий вздох и раздвинула полог. Рид обернулся к ней. Его темные брови поползли вверх.
 — Как ты себя чувствуешь, Честити? — спросил он, разглядывая ее лицо. — Может, тебе не надо было вставать?
 Горло Честити сдавило от волнения. Она не могла говорить. В голубых глазах Рида появилась огненная искорка. Она постепенно разгоралась и наконец превратилась в пламя. Он обхватил ее за талию и усадил рядом с собой на кучерское сиденье. Девушка счастливо охнула. Зарывшись пальцами в ее густые шелковистые волосы, он припал губами к ее губам.
 Поцелуй был долгим и страстным. Это была молчаливая клятва, которую Рид подкрепил пылким взглядом, нехотя оторвавшись от губ Честити. Наконец девушка заговорила, и ее тихие слова шли из самого сердца:
 — Я люблю тебя, Рид.
 Рида переполняли чувства. Не в силах говорить, он крепче обнял Честити и еще раз поцеловал. В глазах его смешались счастье и боль. Потом, с видимым усилием повернувшись к дороге, он стегнул лошадей, и фургон полетел вперед.
 Морган скакал по дороге, обуреваемый волнующими мыслями. Возбуждение гнало его вперед. Хижина и работа, которую он намеревался закончить сегодня, остались далеко позади. Эта рыжеволосая женщина стала для него наваждением. Вылетев сломя голову из лагеря, он тем самым поддался своим опасным эмоциям. Он привык добиваться женщин легко, почти без усилий, а эта рыжая красавица бросила ему вызов. Азарт борьбы придавал остроты предвкушению победы, а в том, что победа будет за ним, Морган ни секунды не сомневался. Он изнывал от нетерпения и содрогался при мысли о предстоящем блаженстве.
 Однако он не забывал про осторожность и поэтому быстро сбавил скорость и теперь ехал не торопясь, внимательно оглядывая местность. Он знал, что по такой ухабистой дороге фургон не успеет добраться в миссию до темноты и, значит, у него было время.
 Остановив лошадь на пригорке, Морган посмотрел вдаль и замер, увидев впереди на дороге вздымавшиеся клубы пыли. Спустя несколько мгновений показался большой неуклюжий фургон.
 Не задумываясь, Морган пришпорил лошадь и медленно поскакал навстречу фургону. Когда впереди мелькнули яркие локоны Честити, сердце его чуть не выпрыгнуло из груди. Он принял решение.
 Заметив впереди на дороге всадника, Рид напрягся и убрал руку с плеча Честити.
 — Это он, да? — испуганно спросила девушка, обернувшись к Риду.
 — Похоже, что он. Спрячься в повозку.
 — Нет. Если он не увидит меня рядом с тобой, то заподозрит неладное.
 — Уходи, Честити!
 — Нет.
 Рид нагнулся и нащупал под сиденьем револьвер.
 — Может возникнуть перестрелка, — прошептал он, — я не хочу, чтобы ты была на виду.
 — Нет, я останусь с тобой.
 — Упрямая…
 Всадник подъехал ближе. Да, это в самом деле был Морган. Рид медленно выпрямился. Странно, он не ожидал так быстро увидеться с ним снова. Этот мерзавец наверняка что-то задумал. Он был один, и при других обстоятельствах можно было бы воспользовался моментом…
 Рид покосился на Честити. Она сосредоточенно следила за приближавшимся Морганом. Нет, нельзя рисковать жизнью девушки. Сначала надо отправить ее в безопасное место.
 Морган ехал прямо на них, и Риду пришлось остановить фургон. С трудом изобразив на лице спокойное равнодушие, он ждал, что предпримет бандит.
 Морган подъехал к фургону. Рид внимательно следил за его действиями. Сейчас на нем не было пасторского воротничка, и Моргану пришло в голову, что Бартелл прав: у этого мужчины слишком холодный взгляд для священника.
 Поравнявшись с фургоном, Морган остановил лошадь, и на лице его появилось встревоженное выражение.
 — Как хорошо, что мы с вами встретились! — начал он. — А я как раз собирался вас искать.
 В этот момент Честити повернулась к нему, и Морган увидел ее синяки. Это привело его в бешенство. Он покосился на Фаррела. Тот сидел с непроницаемым лицом, но Морган знал, что произошло. Едва сдерживая ярость, он тихо спросил:
 — Что с вами случилось, Честити?
 Он заметил, что теперь она держалась с ним как-то отчужденно и, прежде чем ответить, растерянно взглянула на Фаррела.
 — Я упала. Было темно, и я не заметила обрыва. Я такая неловкая, даже стыдно!
 Морган не верил ни одному ее слову. Ему был хорошо знаком тип людей, которые делают другим больно, прикрываясь религией, и находят в этом удовольствие. «Муж избил ее из ревности, подонок! — заключил про себя Морган. — Ну ничего, Фаррел, ты за это заплатишь!»
 Тщательно скрывая злобные мысли, он проговорил:
 — Что ж, я рад слышать, что это никак не связано с бесчинствами местных индейцев. Честити напряглась.
 — Бесчинствами индейцев? — Она опять взглянула на Фаррела. — Вчера я видела индейца недалеко от места нашего привала… Вы думаете…
 — Я уже сказал тебе, Честити: забудь про него. Если бы он хотел на нас напасть, то давно бы сделал это. — Фаррел опять посмотрел на Моргана: — Когда мы были в Бакстер-Сприн-гсе, там не было слышно ни про какие бесчинства индейцев.
 — Просто тогда о них никто не знал.
 — О чем вы говорите, мистер Джефферсон?
 — Обычное дело. Индейцы напиваются и устраивают пальбу. Прошлой ночью мы потеряли часть стада.
 — Это индейская земля.
 — Верно, — Морган не хотел спорить, — но, как я уже говорил, у меня с ними есть договоренность. — Его пальцы нетерпеливо подергивались, но он ничем не выказывал своего раздражения. — Я подумал, что вам будет лучше переночевать у меня в хижине. Подождете, пока все утихнет, и поедете в миссию. В моем лагере вы будете в безопасности. Можете отправиться утром. Если хотите, я дам вам в сопровождение кого-нибудь из своих людей.
 — В этом нет необходимости.
 — Не думайте, что вас спасет ваше пасторское звание. Краснокожие налакались дешевого виски и не станут разбираться, кто вы такой. — Он посмотрел на Честити. — Я беспокоюсь за вашу безопасность, мэм.
 — Вряд ли нам грозит какая-то опасность.
 Морган вгляделся в лицо Фаррела. «Этот негодяй не хочет подпускать меня близко к своей жене», — подумал он.
 — Что ж, наверное, вы рассчитываете на помощь Всевышнего, но, как говорится, на Бога надейся, а сам не плошай. Иногда бывает просто необходимо принять дополнительные меры безопасности.
 — С нами ничего не случится.
 Морган взглянул на безоблачное небо и прикинул время по солнцу.
 — Мне надо возвращаться к моим людям. Если передумаете, милости прошу ко мне в хижину!
 Фаррел с трудом растянул губы в улыбке.
 — Благодарю за приглашение, будем иметь в виду.
 Морган приподнял шляпу и улыбнулся Честити:
 — Вы самая красивая женщина, которую я когда-либо видел.
 — Спасибо, мистер Джефферсон.
 — Да, спасибо, мистер Джефферсон, — сказал Фаррел ледяным тоном, — а теперь давайте прощаться.
 Морган еще раз покосился на избитое лицо Честити, развернул лошадь и ускакал не оглядываясь.
 Он отъехал за пределы видимости фургона и натянул поводья. Вчера ночью индейцы тайком бродили вокруг его лагеря. Это очень кстати. Его обман будет выглядеть правдоподобно.
 Морган снова взглянул на небо. Через пару часов будет темно. Время есть!
 — Вон он, едет!
 Шаркая ногами по дощатому полу хижины, Бартелл и Симмонс подошли к стоявшему у окна Уолкеру. Тернер последним выглянул из окна. Щетинистые усы Уолкера расползлись в торжествующей улыбке.
 — Ну, что я говорил? — заявил он Тернеру. — Он приехал один! — Уолкер засмеялся. — Думал, ты знаешь Моргана лучше нас? Ты ошибся, приятель! Может быть, теперь ты заткнешься и дашь нам пожить спокойно?
 Но Тернер почти не слушал его. Он внимательно следил за приближавшимся Морганом.
 — Он скачет как безумный.
 — Ты опять за свое? Хочешь убедить нас в том, что Морган псих? Хватит! Надоело! — Уолкер злобно подступил к Тернеру. — А может, рассказать ему, что ты тут затевал в его отсутствие? Пусть-ка приструнит тебя!
 — Заткнись, Уолкер! — прорычал Сим-монс. — Мне не хочется, чтобы Морган устроил здесь пальбу.
 Тернер вернулся к столу, и Уолкер проводил его насмешливым взглядом.
 — Не волнуйся, я не скажу. Тебе ничего не грозит.
 — Да, мне ничего не грозит… так же как и вам всем.
 Тем временем Морган въехал во двор и остановил лошадь. Все глаза вновь устремились к окну, повисло напряженное молчание. Морган быстрыми, размашистыми шагами подошел к хижине, толкнул дверь и застыл на пороге, увидев немую сцену ожидания.
 — Что здесь происходит?
 — Ничего, — ответил Уолкер, пожимая плечами, — просто мы удивились, почему ты так поспешно вернулся.
 — Скоро узнаете. Седлайте лошадей, поедем по делам!
 — По каким еще делам? — спросил Тернер, смело взглянув на Моргана. — Ты говорил, что сегодня мы больше не будем ничего делать.
 — Я передумал. Сейчас мы немножко поиграем.
 — Что? — с вызовом бросил Тернер. — Я не ребенок, чтобы играть в игры.
 — Во что мы будем играть, Морган? — вмешался Уолкер. Его маленькие глазки превратились в щелочки. — Ребята собирались вечером переброситься в картишки.
 Лицо Моргана возбужденно горело.
 — Мы разыграем ночное нападение. Будем кричать, улюлюкать, стрелять — словом, вести себя как дикари-индейцы.
 — Ты опять гоняешься за пастором и его женой? — Тернер окинул остальных мужчин многозначительным взглядом. — Что ты задумал? Хочешь одурачить эту женщину? Решил изобразить нападение индейцев и под шумок убить ее мужа, но так, чтобы она не знала, кто это сделал?
 Морган посмотрел на Тернера. Румянец сошел с его лица.
 — Я всегда знал, что ты дурак.
 — Нет, я не дурак! И я не собираюсь делать за тебя твою грязную работу!
 — Ты будешь делать то, что я тебе говорю, Тернер. — Морган по очереди оглядел каждого. — Вы все будете делать то, что я считаю нужным.
 — Я… я не желаю участвовать в убийстве пастора, Морган.
 Морган обернулся к Симмонсу, и тот отступил назад.
 — Тебе не надо никого убивать. Ты должен только немножко пошуметь, а я сделаю остальное.
 — К чему все это, Морган? Она не стоит таких хлопот. — Бартелл нервно провел рукой по своей лысине. — Зачем затевать столько возни ради одной женщины, когда на свете полно других?
 — Она этого стоит.
 — Это ты так считаешь! А мне плевать на твою бабу! Я никуда не поеду. — Тернер оглядел остальных. — А вы что скажете, парни? Будете вместе с этим психом гоняться впотьмах за рыжей шлюхой?
 — Я тебя предупреждаю, Тернер…
 — Я сыт по горло твоими предупреждениями! — Потное лицо Тернера сияло торжеством. — Ты не заставишь меня делать то, чего я не хочу делать.
 — Заткнись, Тернер! — рявкнул Уолкер, блеснув своими маленькими глазками.
 — Нет, пусть говорит. — Морган улыбнулся. — Я хочу послушать, что он скажет.
 — Я скажу, что нам с ребятами надоело терпеть твои выходки и мы не пойдем за тобой в могилу только потому, что тебе приспичило переспать с какой-то бабой!
 — В самом деле?
 — Да. Теперь я здесь главный. Мы будем делать то, что я скажу, и продадим стадо, когда я скажу, что оно готово. А ты помалкивай!
 — Стреляй в меня, Тернер.
 Молчание.
 Мужчины в страхе попятились.
 — Я сказал: «Стреляй!»
 — Не буду я стрелять в тебя! — На скуластом лице Тернера выступил пот. — И ты меня не запугаешь! — Он обернулся к стоявшим вокруг мужчинам: — И вы собираетесь это терпеть? Он же псих, я вам говорил!
 — Повторяю в последний раз…
 Получив в ответ молчание, Морган резко обернулся к Тернеру. Рука его скользнула к револьверу.
 В следующий момент тишину разорвали выстрелы.
 Тернер с тяжелым стуком упал на пол. Когда рассеялся дым, все увидели его окровавленную рубашку и безжизненные глаза, смотревшие вверх. Сомнений не было: пули попали в цель.
 — Черт возьми, ты убил его! — Уолкер потрясенно уставился на Моргана. — Ты убил его!
 — Он сам нарывался. Я его предупреждал, но он меня не послушал. — Морган нахмурился. — Уберите его отсюда! Отнесите в хлев. Закопаем завтра.
 — А почему не сейчас?
 — У нас нет времени. Надо ехать.
 Уолкер покачал головой:
 — Ты не успокоишься, пока не получишь эту бабу, да? Ради нее ты готов на все.
 — Верно. У тебя есть возражения?
 Уолкер благоразумно промолчал.
 — У вас есть возражения? — спросил Морган у остальных.
 Никто не раскрыл рта.
 — Тогда уберите его отсюда, — приказал он.
 Морган смотрел, как его люди выносят из дома тяжелый труп Тернера, и на его губах играла презрительная ухмылка. «Тернер никогда не умел держать язык за зубами. Рано или поздно это должно было случиться», — подумал он.
 Увидев оставшуюся на полу кровавую лужу, Морган нахмурился и огляделся в поисках Кончиты. Девушка молча стояла в углу комнаты и смотрела на него с непроницаемым лицом.
 — Вытри здесь, да как следует! — распорядился Морган.
 Мексиканка еще несколько мгновений стояла, вызывающе глядя на него своими темными глазами, и лишь потом кивнула.
 Наглая шлюха…
 — Ты забрала свои вещи из моей спальни? — прорычал он.
 — Да, Морган, — ответила Кончита.
 — Если там не убрано, у тебя будут неприятности.
 — Там убрано.
 Услышав шаги во дворе, Морган вышел и встретил возвращавшихся мужчин резким приказом:
 — По коням! У нас осталось мало времен.
 Кончита слышала, как затихает вдали топот лошадиных копыт. Морган ускакал не оглянувшись.
 Тьма над дорогой сгущалась. Рид вел упряжку вперед, внимательно оглядывая придорожные кусты. Честити сидела рядом, прижавшись к его боку. На душе у нее было тревожно. Рид крепче обнял девушку за плечи, и она подняла голову.
 — Ты боишься, да?
 Рид замялся с ответом. Честити подозревала, что сейчас он жалеет о своем обещании говорить только правду.
 — Да, — наконец отозвался он.
 — Мистер Джефферсон… то есть Морган… — Она растерянно покачала головой. — Не важно, как его зовут, только он, похоже, озабочен бесчинствами индейцев, но при этом не догадывается об истинной цели твоего приезда. Ты отказался от его помощи, и он вроде бы совершенно спокойно тебя отпустил.
 Рид уперся в нее взглядом.
 — Никаких бесчинств индейцев нет, Честити.
 — Откуда ты знаешь?
 — Я знаю Моргана. Я гоняюсь за ним много лет, за ним и подобными ему людьми. Послушай меня, Честити, — Рид понизил голос, — он убийца. Он привык добиваться своих целей любой ценой. Его волнует только то, что связано с его личными потребностями, на остальное ему плевать.
 — Что ты хочешь сказать?
 — Я хочу сказать, что он не просто так оторвался от своих дел и предупредил нас об индейцах. Этот человек что-то задумал.
 — А может, ты обознался, Рид? — с надеждой спросила Честити. — Может, ты преследуешь не того человека? Он кажется таким искренним…
 — Этот искренний полгода назад в Техасе убил человека только ради того, чтобы доказать свою ловкость и проворство в стрельбе. Во время последней кражи скота он погнал стадо прямо по одному из пастухов-охранников и затоптал его насмерть. Морган возглавляет список разыскиваемых преступников, который есть у каждого техасского полицейского.
 Честити слушала Рида с ужасом. Когда он замолчал, она долго вглядывалась в его решительное лицо и наконец проговорила:
 — Ты уверен, что это он?
 — Совершенно уверен.
 — Ну хорошо, полиция разыскивает Моргана, потому что он совершил все эти жуткие преступления… — Она опять помолчала и, набравшись мужества, спросила: — Но я все-таки не понимаю, зачем преследуешь его ты. Зачем, Рид? — Этот вопрос терзал ее сердце, и она больше не могла его сдерживать. — Ты сказал, что охотишься на преступников. Это значит, что ради денег ты гоняешься за людьми, как за дикими зверями. Я не верю, — прошептала она, — это неправда. Я не могу себе представить, что ты способен на такое.
 Лицо Рида стало суровым.
 — Не старайся сделать меня лучше, чем я есть на самом деле, Честити. Вот уже много лет я занимаюсь этим ремеслом.
 — Зачем? — Она замялась и наконец решилась спросить: — Из-за Дженни?
 В глазах Рида мелькнула боль, и у Честити перехватило дыхание. Он обвел ее лицо неуверенным взглядом и медленно проговорил:
 — Мне бы хотелось сказать тебе то, что ты надеешься услышать, убедить тебя в благородстве моих мотивов, в моем стремлении исправить зло, которое на самом деле неисправимо. Наверное, сначала мной действительно владели эти побуждения. Я любил ее, Честити, — голос Рида сделался сиплым от волнения, — я знал Дженни всю свою жизнь. Когда она погибла по вине безжалостных воров, у меня как будто вырвали часть души. Я не мог с этим смириться, не мог просто так вычеркнуть ее из своей жизни и начал искать людей, виновных в ее смерти. Мне казалось, что таким образом я смогу удержать ее рядом с собой.
 Он помолчал.
 — Но прошло много лет… и я постепенно начал понимать: сколько бы преступников я ни поймал, сколько бы денег мне ни заплатили за них, это ничего не изменит. Дженни нет, и ее уже не вернешь. И тогда, Честити, я начал преследовать этих людей ради себя самого. Мне хотелось свести с ними счеты, отомстить за свое горе. В моем сердце не было благородства, когда я смотрел на них поверх дула своего револьвера и надеялся, что они дадут мне повод выстрелить. Иногда такой повод появлялся… и я стрелял без колебания и оглядки.
 Рид смотрел на девушку, глазами умоляя понять его.
 — Но в последние недели я начал меняться, — прошептал он, — сначала я не мог понять, в чем дело, сердился и нарочно закрывал глаза на эти перемены, стараясь их не замечать… Почему тогда, в Седейлии, когда ты купила билет на поезд, я удержал тебя, не дал от меня уехать? Очень долго я избегал ответа на этот вопрос. Вряд ли когда-нибудь смогу себе это простить. Но правда состоит в том, что я просто не мог тебя отпустить.
 К горлу девушки подступил ком, она не могла говорить, только смотрела в пронзительно-голубые глаза Рида и слушала его хриплую речь.
 — Я понимаю, у тебя еще осталось много сомнений, но мне хочется, чтобы ты была уверена в одном: я люблю тебя, Честити, и проклинаю тот день, когда взял в эту опасную поездку. Если бы я только мог исправить свою ошибку!
 — Нет, не говори так. — Честити покачала головой. Слова Рида глубоко врезались в ее сердце. — Если бы мы расстались в Седей-лии, если бы ты не удержал меня тогда, не важно, по какой причине… — Она осеклась. — Я хочу сказать, что не жалею ни о чем, и если бы сейчас мне дали возможность выбирать: спокойно уехать в Калдвелл или остаться здесь, с тобой, в окружении опасностей, — я бы все-таки осталась с тобой.
 — Честити, я… — Рид резко замолчал. Взгляд его метнулся в придорожные кусты.
 — В чем дело, Рид?
 — Тихо…
 Глаза Рида сделались ледяными, он внимательно оглядел местность. По спине девушки поползли мурашки.
 — Скажи мне, что случилось, Рид.
 — Уходи в повозку, Честити.
 Он погнал лошадей быстрее. Замирая от страха, Честити осматривалась по сторонам. Становилось все темнее.
 — Я ничего не вижу. Что случилось?
 — Уходи в повозку!
 В темноте она не видела выражения его лица. Неожиданно он схватил ее с сиденья и бросил назад, в повозку. Девушка попыталась подняться, но Рид стегнул лошадей, и фургон резко рванулся вперед. Честити потеряла равновесие. В этот момент где-то поблизости раздался дикий пронзительный крик, и вслед за ним прогремели выстрелы. Честити лежала в повозке ни жива ни мертва.
 Фургон с грохотом мчался по темной дороге, а из придорожных кустов доносились крики, свист и улюлюканье. Звуки пальбы приближались, жуткие дикарские вопли становились все громче… Честити наконец встала на ноги, с трудом подошла к переднему борту повозки и встала за спиной у Рида. Он вновь стегнул лошадей, пустив их бешеным галопом.
 — Уходи назад, Честити! — Рид на мгновение обернулся и сунул ей в руку револьвер. — Возьми и уходи в повозку, черт побери!
 — Нет, я не уйду! — закричала она, сжимая в пальцах холодную рукоятку револьвера. — Индейцы…
 — Это не инде…
 Настигнутый пулей, Рид вдруг начал крениться на бок. Из виска его потекла кровь, он свалился с сиденья. Честити закричала и схватила его за руку, не давая выпасть из повозки. Стрельба не кончалась. Напрягаясь от усилия, девушка пыталась подтянуть его к себе, но он начал выскальзывать из ее рук. Честити зарыдала и в отчаянии вцепилась в Рида, но тут ее пронзила острая боль, и она невольно отпрянула.
 Фургон стремительно несся вперед, и девушке с трудом удавалось держаться на ногах. Уставившись на пустое кучерское место, она поняла, что Рид выпал из повозки, и сознание ее на мгновение померкло.
 Рид…
 В ушах стоял громкий гул. Честити дотронулась до груди и нащупала кровь.
 — Рид… — простонала она, судорожно глотая ртом воздух.




 Глава 10


 — Кто из вас в нее стрелял, черт возьми?
 Боевые дикарские крики и стрельба прекратились. Мчавшийся во весь опор фургон был остановлен. Морган забрался в повозку, дабы утешить напуганную вдову, и с удовлетворением заметил кровь на кучерском сиденье.
 В следующее мгновение он увидел ее!
 Тяжело дыша от возбуждения, Морган нагнулся к неподвижно лежащей девушке, и тут его постигло страшное разочарование. Честити была без сознания, на лифе ее платья темнела кровь.
 Разорвав окровавленную одежду, он увидел дырку от пули прямо под плечом девушки, схватил лежащую рядом тряпку и крепко прижал к ране. Мужчины в молчании столпились вокруг.
 — Я велел вам стрелять поверху, черт возьми! — прорычал он. — Я сказал, что сам разделаюсь с пастором! Я говорил, чтобы никто не стрелял рядом с фургоном!
 — У нее сильное кровотечение, Морган, — сказал Уолкер, перебив его гневную тираду, — мне кажется, сейчас не время для разговоров.
 Морган весь трясся от гнева. Он не ожидал такого поворота событий. Честити лежала перед ним без чувств, и ее кровь текла по его руке. Странное чувство потери владело Морганом. Однако Уолкер прав: у него нет времени для обвинений.
 — Симмонс, подгони фургон к хижине, — распорядился он, — а ты, Бартелл, возьми мою лошадь. Уолкер, возвращайся на дорогу и найди труп Фаррела. Захвати с собой лошадь Симмонса, чтобы было на чем везти его в лагерь.
 — Да ты что? Я не найду его в такой темноте!
 — Найдешь, я сказал! Когда эта женщина очнется, она спросит, где ее муж, и, если она захочет увидеть его мертвое тело, я должен буду его показать.
 — Сегодня ночью она ничего не спросит, — упорствовал Уолкер, — сейчас искать без толку! Лучше я вернусь сюда утром и найду труп.
 — Послушай меня, Уолкер… — Морган, глядя ему прямо в глаза, сказал, отчетливо проговаривая каждое слово: — Я хочу убедиться в том, что он мертв.
 — Он мертв, никаких сомнений! Ты же видел, как он вылетел из фургона. Он либо погиб от пули, либо сломал себе шею. В любом случае он покойник.
 — Пройдись вдоль дороги и поищи его.
 — Но…
 — Делай, что я говорю!
 Не сказав больше ни слова, Уолкер выбрался из фургона, и Морган рявкнул:
 — Поехали! Нам нельзя терять ни минуты!
 Фургон рванул с места, и Морган склонился над Честити, глядя в ее неподвижное лицо.
 Кончита услышала топот лошадиных копыт и грохот катившей повозки намного раньше, чем увидела в темноте большой неуклюжий фургон.
 Она подбежала к окну хижины с револьвером в руке. Фургон остановился неподалеку, и мексиканка взвела курок. Тут она узнала человека, сидевшего на кучерском месте. Глаза ее сузились.
 Бросившись в угол комнаты, Кончита спрятала револьвер в лежавшие там дрова, потом вернулась к окну и стала наблюдать за дальнейшими событиями. Морган спрыгнул с заднего борта повозки, принял на руки женщину и понес ее к хижине. Мексиканка мрачно сдвинула брови. Ногой распахнув дверь, он направился прямо в спальню, бросив через плечо вжавшейся в стену Кончите:
 — Хорошо, что не спишь. Ты мне понадобишься.
 Мексиканка взглянула на женщину, которая расслабленно лежала на его руках. У нее были ярко-рыжие волосы… и платье, залитое кровью.
 Кончита вскинула подбородок и улыбнулась.
 Морган исчез в спальне, за ним прошел Симмонс. Она ждала.
 — Кончита, зайди сюда!
 Она медленно вошла в комнату и, наткнувшись на гневный взгляд Моргана, невольно попятилась.
 — Когда я тебя зову, надо идти быстро, понятно?
 Она кивнула. Морган повернулся к женщине, лежавшей без сознания на кровати, и дотронулся до нее дрожащими руками. Сердце Кончиты заныло от ревности. Она видела, с каким лицом он приспустил ее платье и открыл рану. Пуля попала под самое плечо, и из раны еще шла кровь. Осторожно повернув женщину на бок, Морган взглянул на ее спину, потом поднял голову.
 — Ранение не сквозное. Тебе придется доставать пулю.
 Кончита молчала.
 — Я знаю, что у тебя на уме, — лицо Моргана перекосилось от гнева, — ты не глухая и слышала все, что здесь говорилось. Тебе известно, кто эта женщина. Да, она моя новая любовница, хоть сама об этом пока не догадывается. Я разделался с ее мужем так же, как и с Тернером. Я и с тобой разделаюсь точно так же… если понадобится.
 Морган схватил ее окровавленной рукой за подбородок. Кончита скривилась.
 — Достань пулю, Кончита. Я знаю, тебе уже приходилось делать подобные вещи. Но предупреждаю сразу: будь осторожна! Если она умрет, умрешь и ты. — Морган выдержал паузу, чтобы его слова дошли до сознания девушки, и прохрипел: — Но если она выживет, ты уйдешь из этой хижины с карманами, полными денег, и сможешь с шиком доехать до дома или в любое другое место. Comprendes?
 — Si, — ответила Кончита, — comprendo.
 Она пошла к двери, с отвращением ощущая липкую кровь на своем лице, а Морган остался стоять у постели раненой женщины. В большой комнате мексиканка налила в тазик воды и смыла кровь с подбородка, потом слила воду в ведро и понесла в спальню пустой тазик, захватив по пути бутылку с дешевым виски и чистую тряпочку.
 Чувствуя, что Морган следит за каждым ее движением, она налила в тазик виски, затем задрала подол своей юбки и достала кинжал из подвязанных к бедру ножен.
 — Уж не хочешь ли ты извлекать пулю с помощью этой грязной штуки? — прорычал Морган.
 — Мой нож режет чисто и глубоко. У него острое лезвие.
 Кончита бросила кинжал в тазик, с молчаливым вызовом ожидая ответа Моргана.
 — Так приступай, хватит тянуть!
 Мексиканка взяла нож. Лежавшая перед ней женщина была молода, с гладкой белой кожей и тонкими чертами лица. Ярко-рыжие волосы, которые так нравились Моргану, колечками обрамляли ее неподвижное лицо. Морган не называл ее шлюхой и не отходил от нее ни на шаг, мучаясь острым желанием.
 Кончита обмакнула тряпочку в жидкость и стерла кровь с поверхности раны. Женщина тихо застонала. «Это хорошо, — подумала мексиканка. — Значит, она все-таки чувствует боль».
 Мексиканка резко погрузила нож в рану.
 Это все равно что искать иголку в стоге сена, хмуро думал Уолкер, трясясь в седле. Морган уехал, а он опять остался делать его грязную работу. Казалось бы, давно пора было к этому привыкнуть, но он никак не мог справиться с возмущением. И давно, наверное, пора было уйти от Моргана. Но Морган был умней всех его бывших сообщников. А то, что шеф был еще и жесток до крайности, никогда не волновало Уолкера, ведь жестокость Моргана пока не касалась его.
 Уолкера охватило знакомое раздражение. Он не хотел открыто признавать это, но Тернер все же был прав: пасторская жена делала Моргана психом. Надо было избавиться от нее, прежде чем Морган погубит их всех, как и говорил Тернер. Кто разберет, откуда прилетела шальная пуля? Вот он и воспользовался моментом. Жаль только, пуля попала чуть выше, чем надо. Но женщина потеряла слишком много крови, и можно было надеяться, что она долго не протянет. Взяв ее в лагерь, Морган всего лишь отложил неизбежное.
 Лошадь Симмонса плелась сзади. Уолкер резко дернул ее за поводья и поднял глаза к ночному небу. Набегавшие на луну облака топили дорогу во тьме. Симмонс был недоволен, когда его лошадь взяли для перевозки трупа Фаррела. Он считал это дурным знаком, но спорить с Морганом не стал, дабы не нарываться на неприятности.
 Уолкер осматривал края дороги. Он уже несколько раз проехал взад и вперед по этому участку, но так и не нашел Фаррела. Фургон ехал слишком быстро, и нельзя было точно определить место его падения. Труп мог лежать где-то в густых зарослях. Чтобы найти его в темноте, придется рыскать почти всю ночь.
 Внезапный порыв ветра зашевелил кусты, и копь испуганно взвился на дыбы. От неожиданности Уолкер чуть не вылетел из седла. Наконец обуздав лошадь, он обнаружил, что кобыла Симмонса тоже испугалась и скрылась в темноте.
 «Ну все, с меня хватит!» — решил Уолкер и развернул коня. Он знал, как сладить с Морганом. К. его возвращению женщина уже будет мертва и поиски трупа Фаррела потеряют смысл.
 Уолкер задумался. Может быть, когда-нибудь Морган даже скажет ему спасибо за то, что избавил его от этой рыжей ведьмы, если, конечно, вообще узнает о его причастности.
 Щетинистые усы Уолкера дрогнули в кривой усмешке. Но он не дурак и не скажет Моргану об этом. Как ни крути, а жить-то хочется!
 С этой мыслью Уолкер наподдал пятками в бока своего коня и поскакал вперед.
 Пронзительное ржание и барабанная дробь лошадиных копыт совсем рядом… приглушенные ругательства… исчезающий вдали тяжелый топот стада…
 Рид застонал и попытался шевельнуться. В висок ударила острая боль. Он опять застонал. Голова кружилась. Медленно открыв глаза, Рид понял, что уже наступила ночь.
 Он чувствовал, что лежит на земле. Вокруг шелестела листва.
 «Где я?» — подумал он.
 Тело ныло, в голове стучало все сильнее. Рид дотронулся до виска и ощутил под пальцами липкую кровь.
 «Честити… фургон…» — вспоминал он.
 С трудом сев, Рид огляделся вокруг. Дорога была совсем рядом, а фургон исчез.
 И тут он вспомнил! Сердце гулко забилось в груди. Догонявшие их выстрелы и дикарские крики были чистой воды фарсом. Их хотели убедить в том, что это нападение индейцев.
 Рид покачнулся. Он вдруг отчетливо понял замысел Моргана: этот подонок предупредил их о бесчинствах индейцев, а потом разыграл нападение, чтобы убрать «мужа» Честити и выступить в роли ее защитника.
 Но куда же все подавались? — мучительно соображал Рид. Честити не могла уехать с Морганом, не попытавшись его найти. Что-то здесь было не так.
 Борясь с новым приступом головокружения, Рид припоминал подробности. Он гнал фургон на безумной скорости… Честити подошла к переднему борту… Она была за его спиной, и тут все померкло… О Господи, нет!
 Рид попытался встать. «Надо найти ее! Надо убедиться, что с ней ничего не случилось», — решил он.
 Поднявшись, он сделал неуверенный шаг, потом другой, но темнота кружилась у него перед глазами, а земля качалась под ногами. Рид понял, что падает, и в следующее мгновение ударился головой о землю.
 — Она открывает глаза. Она очнулась.
 — Нет, она опять теряет сознание.
 — Кончита, принеси ей воды!
 — Она не может пить! Она еще в забытьи!
 — Делай, что тебе говорят и не рассуждай!
 Сердитые голоса вихрем кружились в голове Честити, перемежаясь с острой нестихающей болью в плече. Она пыталась открыть глаза, веки как будто налились свинцом.
 — Честити… как вы себя чувствуете?
 Этот голос…
 — Вы можете открыть глаза? Посмотрите на меня, Честити.
 Она узнала его и заставила себя открыть глаза. Новая волна обжигающей боли исторгла стон из ее груди.
 — Проклятые индейцы… — Лицо Моргана возникло перед ней. — Мы услышали выстрелы, приехали туда и разогнали этих пьяных негодяев. — Он склонился так низко, что она чувствовала тепло его дыхания на своей щеке. — Вы меня слышите, Честити?
 — Да… — едва слышно прошептала девушка. Ее сил едва хватало на то, чтобы держать глаза открытыми. — Рид… — хрипло выдавила она, — где он?
 Лицо Моргана смягчилось, на нем появилось сочувствие.
 — В него стреляли.
 — Где он?
 Морган накрыл ее руку своей.
 — Мне очень жаль. Мы приехали слишком поздно. Он погиб.
 — Нет! — сипло выкрикнула Честити.
 — Принеси ей воды! — прорычал Морган.
 Честити отвернулась от чашки, поднесенной к ее губам.
 — Выпейте, Честити, — ласково прошептал Морган, — я знаю, вам плохо, но вы должны выпить воды, иначе у вас начнется лихорадка.
 Девушка отпила каплю и почувствовала, что голос ее слегка окреп.
 — Где он? — прохрипела она. — Я хочу его видеть.
 — Парни отнесли его в сарай. Вы еще слишком слабы и сейчас не сможете пойти посмотреть на него. Вам повезло, что вы остались живы. Если бы пуля попала на дюйм ниже… — Он крепко сжал ее руку. — Но не волнуйтесь. Вы поправитесь, и все у вас будет в порядке. Я позабочусь об этом.
 — Морган! — позвал мужской голос. — Приехал Уолкер, он хочет с тобой поговорить.
 — Морган… — машинально пробормотала Честити и закрыла глаза.
 Рид был прав. На их фургон напали не индейцы. Это были Морган и его банда. Они убили Рида.
 Рида больше нет…
 Честити опять впала в забытье.
 Морган схватил Симмонса за руку и рывком вытащил его в соседнюю комнату.
 — Чертов придурок! Что ты наделал? Я же говорил вам: меня зовут Джефферсон!
 Он резко отпустил Симмонса и взглянул на Уолкера, который стоял неподалеку с хмурым выражением лица:
 — Ты нашел его?
 — Нет, — отозвался Уолкер, пожимая плечами.
 — Что?
 — Я не смог его найти. Я ездил взад-вперед по дороге, но в темноте ничего не видно. Завтра с самого утра я поеду туда снова и привезу его.
 — Я велел привезти его сейчас.
 — Говорю тебе: сейчас искать бесполезно! Ни черта же не видно! Посмотри сам: темень такая, что хоть глаз выколи!
 Сердито поджав губы, Морган взглянул в окно.
 — Ладно, завтра. Но ты отправишься туда, как только рассветет, понял? Я не хочу, чтобы этого негодяя нашел кто-то другой. Его труп должен быть у нас. Я уже сказал Честити, что мы положили его в сарай.
 — Рядом с Тернером? — усмехнулся Уолкер.
 Моложавое лицо Моргана передернулось.
 — Тернера уберите! Делайте с ним что хотите — мне плевать! — только в сарае его быть не должно.
 Уолкер осторожно возразил:
 — Я могу притащить сюда труп Фаррела, но Тернера трогать не хочу. Черт возьми, я целый год ездил с ним в одной банде!
 — Это тебя коробит? — Морган неожиданно улыбнулся. — Но я думаю, когда подойдет время, ты не откажешься поделить его долю добычи, а?
 Уолкер смолчал.
 — Я так и думал. Убери его труп и сделай это до того, как поедешь за Фаррелом.
 Обернувшись, Морган увидел Кончиту. Она стояла в стороне и внимательно за ним наблюдала.
 — Что смотришь? — процедил он сквозь зубы.
 — Да нет, ничего, Морган.
 Морган попытался собраться с мыслями. Гнев мешал сосредоточиться. Он не любил, когда дела шли не так, как он задумывал. Да и взгляд мексиканской шлюхи ему тоже не нравился.
 — Приготовь что-нибудь поесть для Честити, — прорычал он, — ей надо подкрепить силы.
 — Сегодня ночью она не будет есть. Она еще плохо себя чувствует.
 Морган молча взглянул на Кончиту. Теперь ему казалось странным, что когда-то он испытывал влечение к этой мрачной ведьме.
 — Все равно приготовь ей что-нибудь, — приказал он, — дашь, когда она захочет есть. И смотри не болтай лишнего! Ты знаешь, что здесь происходит. Если испортишь дело, простишься с жизнью!
 Морган вернулся в спальню и закрыл за собой дверь.
 Медленно очнувшись, Рид открыл глаза и увидел бледный свет утра. В голове стучало, перед глазами плыли круги. Он долго моргал, дожидаясь, когда прояснится зрение, потом кое-как поднялся с земли и осторожно шагнул вперед.
 И тут он отчетливо вспомнил события прошлой ночи. Фургон исчез, и Честити вместе с ним! Надо выяснить, где она и что с ней. Если Морган сделал с ней что-то плохое…
 В зарослях послышался шорох. Рид медленно обернулся на звук и сунул руку в голенище сапога — туда, где был спрятан пистолет. Но рука его замерла при виде гнедого мерина, бредущего возле ближайших кустов. Заметив человека, лошадь встала. Она была под седлом, со спины свисали поводья.
 Рид медленно пошел к ней.
 — Спокойно, мальчик, — ласково приговаривал Рид, на нетвердых ногах подбираясь к мерину и превозмогая нестихающую боль в голове, — тебя тоже здесь бросили, да? Ну за тобой-то они обязательно вернутся! Вот только не найдут ни тебя, ни меня.
 Рид уже был возле самого бока мерина, когда животное вдруг испуганно шарахнулось.
 — Не бойся, мальчик, все хорошо.
 Рид протянул дрожащую руку, сомкнул пальцы на поводьях и издал судорожный вздох облегчения. Закинув поводья на голову взволнованной лошади, он уселся в седло и неуверенно огляделся по сторонам. «Надо выбираться отсюда, пока не поздно!» — подумал он.
 Рид ударил лошадь пятками в бока, и та поскакала вперед. Висок пронзила острая боль. Скривившись, он отпустил поводья и без сознания повалился на спину лошади.
 Кончита вошла в спальню, держа в руках чашку с бульоном. Было утро. Морган пошел в сарай помогать своим людям выносить труп Тернера, а рыжеволосая женщина спала.
 На губах мексиканки играла невеселая улыбка. Тернер совершил свою последнюю месть. Его труп окоченел за ночь, и огромная туша стала неподъемной. Мужчинам пришлось позвать на помощь Моргана, который терпеть не мог возиться с трупами. Легко пуская в ход свой револьвер, он не привык иметь дело с последствиями.
 Кончита вздернула подбородок, вспомнив лужу крови, которую вытирала с пола по приказу Моргана. Он пролил эту кровь не моргнув глазом. Она знала, что он и раньше убивал людей, но, будучи его любовницей, просто закрывала на это глаза.
 При воспоминании о былом блаженстве по спине Кончиты пробежала сладкая дрожь. Вообще-то она плохо помнила моменты близости. Лежа в объятиях Моргана, прижимаясь к его чистому теплому телу, слушая нежные слова, которые шептал ей на ушко его глубокий бархатный голос, она забывалась от восторга. Но одно она знала точно: до него ни один мужчина не дарил ей такого наслаждения. Когда он клялся ей в любви, она возбуждалась от одного звука его голоса.
 Но все эти клятвы были обманом. Морган охладел к ней. Теперь его любящий взгляд был устремлен не на нее, а на рыжеволосую женщину, и Кончита знала, что кровь на полу в хижине легко могла быть ее кровью.
 Рыжеволосая женщина…
 Кончита стояла над ее кроватью. Незнакомка повернулась и что-то пробормотала во сне. Рана была неопасной. Пуля, которую она достала, почти не повредила окружающие ткани. Женщина страдала от боли и слабости, но это скоро пройдет. И тогда Морган сделает ее своей.
 Эта мысль острым кинжалом вонзилась в сердце мексиканки. Кончита любила Моргана. Отдав ему все, что у нее было, она заставила себя поверить в то, что он тоже ее любит.
 Девушка вскинула голову. Она была уверена, что Морган действительно любил ее, но любовь ушла, уступив место вожделению к белой женщине. Его ослепили прекрасные рыжие волосы, мучило желание прикоснуться к нежной белой коже, овладеть стройным и длинным телом, так не похожим на ее.
 «Не будь этой женщины, — подумала Кончита, — Морган полюбил бы меня снова».
 Женщина заворочалась, и рука Кончить! задрожала. «Это было бы легко устроить, — мелькнуло у нее в голове. — Женщина так слаба…»
 Незнакомка открыла глаза и посмотрела на нее. Губы ее начали беззвучно шевелиться.
 — К-кто вы? — наконец проговорила она.
 «Я женщина, которую любил Морган», — хотела сказать Кончита, но лишь нагнулась и поднесла чашку к губам больной.
 — Вам надо пить, если хотите поправиться.
 Женщина помотала головой, отказываясь от бульона, и опять спросила:
 — Кто вы?
 Мексиканка задумалась над этим вопросом. В уме у нее замелькало множество разных ответов, но она отбросила все варианты и сказала с горькой усмешкой:
 — Я никто.
 Жаркое утреннее солнце пекло Уолкеру плечи. Он медленно ехал по дороге, внимательно оглядывая придорожные кусты.
 — Где же он, черт возьми? — процедил Уолкер, обернувшись к ехавшему рядом Сим-монсу. — Он вылетел из фургона где-то здесь, на этом участке дороги, и должен был упасть в кусты. Но его нигде нет!
 — И моей лошади тоже, — хмуро добавил Симмонс.
 — А, не говори мне про свою лошадь! Когда моя встала на дыбы, твоя шарахнулась, как испуганный кролик. Первый раз вижу такое пугливое животное! Наверное, до сих пор бежит.
 — Это отличный мерин. Я никогда не знал с ним хлопот. Знаешь, не нравится мне все это…
 — Ты о чем?
 — Этот чертов пастор — здоровенный детина, и его труп — не иголка. Знаешь, почему мы не можем его найти? Потому что его здесь нет! Я скажу тебе, как было дело. Парень встал, нашел мою лошадь и поехал в индейскую миссию. Скоро он вернется сюда с подмогой и найдет нас.
 Уолкер расхохотался:
 — Ты хочешь сказать, что этот парень воскрес из мертвых, сел на лошадь и поскакал в индейскую миссию, чтобы рассказать индейцам о том, что на его фургон напали индейцы? Что ж, желаю ему удачи!
 — Он жив… и дела наши плохи!
 — Он мертв. И мы найдем его труп. А если даже и жив, то не мог далеко уйти. Я видел, как он вывалился из фургона. Он наверняка сильно ушибся и был не в состоянии поймать твою пугливую лошадь. Насчет этого я не волнуюсь.
 — А зря. Я, например, волнуюсь, но не по поводу пастора. Меня волнует Морган. Как ты думаешь, что он сделает, когда мы скажем ему, что не смогли найти труп пастора?
 Улыбка Уолкера померкла. Еще свежи были воспоминания о могиле, которую они копали сегодня утром.
 — Хватит тратить время на болтовню! Я сказал: даже если он встал и пошел, то не мог уйти далеко. Надо поискать подальше от дороги. Мы найдем его.
 — Хорошо, если ты прав.
 — Я прав, — твердо заявил Уолкер, однако в его хмуром взгляде не чувствовалось уверенности. Развернув лошадь, он поскакал в кусты.
 — Что значит «не смогли найти»?
 Уолкер молчал. Как он и ожидал, Морган был вне себя от ярости.
 — Я задал тебе вопрос.
 — Я уже сказал, мы не смогли найти его.
 Морган свирепо двинулся на него, и Уолкер невольно отступил назад.
 — Куда же он делся, по-вашему, а? Встал и ушел? Он мертв, а мертвецы не ходят!
 — Он жив, и мы не нашли его. Земля слишком твердая, следов не осталось.
 — Поезжайте обратно и поймайте его! Пешком он не мог далеко уйти!
 Симмонс покосился на Уолкера. Морган заметил его взгляд.
 — Он не пешком ушел, да? Он взял лошадь Симмонса!
 — Мы не знаем, как было дело, но мы не нашли ни его, ни лошади.
 — Идиоты!
 — Мы не виноваты. Откуда нам было знать, что он до сих пор жив? Да и какая разница? Он думает, что на фургон напали индейцы. Если он заявится сюда, ты добьешь его, и дело с концом, а если отправится в индейскую миссию, то они поедут искать краснокожих разбойников. Если увидят здесь фургон, мы скажем, что ты привез раненую женщину, чтобы вылечить ее, потому что думал, что Фаррела убили индейцы. Ему не узнать правды. Черт возьми, он ранен и после такого падения вряд ли вообще что-нибудь помнит!
 — Ты забываешь: я сказал Честити, что он мертв.
 — Ну и что? Скажи ей, что ошибся.
 — Я сказал, что мы положили его труп в сарай.
 — Вряд ли она помнит твои слова. А если и помнит, скажи, что ей это приснилось. Она тебе верит. Ты для нее почти святой.
 — Ты все продумал до мелочей, да? — Морган улыбнулся. — Наверное, всю обратную дорогу ломал голову, как бы получше выкрутиться. А почему? Потому что знаешь — в этой истории виноват ты, черт возьми!
 — Я? — Уолкер покачал головой. — Я не виноват!
 — Если бы ты послушал меня и нашел пастора ночью, можно было прикончить его на месте и у нас сейчас не было бы этих хлопот!
 — Я не виноват…
 — Я не собираюсь с тобой спорить! — Неожиданно повернувшись к стене, Морган сорвал с крючка шляпу и пошел к двери. — Пойдемте!
 Уолкер и Симмонс двинулись за ним. Подойдя к двери, Уолкер набрался смелости и спросил:
 — Куда мы идем?
 — Мы идем клеймить скот. Бартелл уже там. К вечеру мы должны закончить работу. Потом соберем вещи и быстро погоним стадо.
 — А как же женщина?
 — Возьмем ее с собой… в фургоне.
 — Это неразумно.
 Морган резко остановился. Аицо его вспыхнуло гневным румянцем.
 — Что ты сказал?
 Уолкер судорожно вздохнул.
 — Я… я сказал, что это неразумно. Когда эта женщина немного поправится, она начнет говорить.
 — Верно. Она расскажет всем и каждому, как индейцы напали на их фургон и убили ее мужа, а полицейские приедут и найдут где-нибудь его труп. Потому что, если мы найдем Фаррела по пути, обязательно его прикончим.
 Уолкер кивнул:
 — Что ж, хорошо.
 — Конечно, хорошо, черт возьми! Все так и будет.
 Морган зашагал к загону для клеймения скота. Симмоис с Уолкером шли сзади.
 — Морган совсем потерял голову из-за этой бабы, — тихо прошептал Симмонс. — Не знаю, как ты, а я смотаюсь, как только получу деньги. Только он меня и видел!
 — А ну пошевеливайтесь! — прикрикнул Морган, оборачиваясь.
 Уолкер резко поднял голову.
 — Идем, идем!
 Рид медленно открыл глаза и увидел над собой голубое небо. Он лежал на земле, а где-то рядом плескалась вода.
 Услышав поблизости шорох, он резко сел. В голове стучало. Гнедой мерин стоял па берегу ручья и лениво пил воду. Рид осторожно поднялся и огляделся. Дикая прерия… не видно ни следа обитания человека.
 Рид подошел к лошади. Она обернулась и позволила ему взять поводья. Привязав ее к ближайшему дереву, Рид лег на живот на берегу ручья, обильно смочил лицо и голову холодной водой, потом смыл кровь с виска. Осторожно прощупав пальцами рану, он понял, что был на волосок от смерти.
 Освежившийся, с прояснившейся головой, Рид вернулся к лошади и достал винтовку из кожаной кобуры, прикрепленной сбоку к седлу. Порывшись в седельных сумках, он нашел немного патронов. На дне сумки лежала вяленая говядина. Рид оторвал кусок и осторожно пожевал. Все еще пошатываясь и проклиная свою неуверенную походку, он начал подниматься на вершину поросшего лесом холма.
 Там он затаил дыхание. Прямо под ним тянулся ряд построек: хижина, сарай и несколько загонов для клеймения скота, а недалеко от двери хижины стоял… большой крытый фургон. Рид сразу узнал его.
 Сердце запрыгало у него в груди, и в то же мгновение висок пронзило острой болью. Он упал на колени и схватился руками за голову, дожидаясь, когда стихнет боль.
 Чтобы успокоиться, Рид сделал несколько глубоких вдохов. Он понял, что произошло. Утром он ехал на лошади почти без сознания, кое-как держась в седле и отпустив поводья. Животное было предоставлено само себе и, повинуясь инстинкту, просто-напросто вернулось домой. Но по счастью, он выскользнул из седла прежде, чем они проехали последний пригорок. Обученный мерин остался рядом с седоком. Так волей случая, без малейшего усилия со своей стороны, он оказался совсем рядом с человеком, за которым охотился много лет… но, к сожалению, сейчас у него не было физической возможности что-либо предпринять.
 Рид смотрел вниз, на хижину. Честити нигде не было видно. Он отпрянул, заметив движение в загоне. В поле зрения появились двое мужчин, за ними шел третий. Рид сразу узнал Моргана и людей из его банды.
 Но где же Честити?
 Дверь хижины распахнулась, и во двор вышла женщина. Она крикнула, и Морган торопливо зашагал в ее сторону. Сказав ей что-то резкое, он бросился в дом.
 Затаив дыхание, Рид внимательно смотрел на дверь, ожидая, что будет дальше.
 Честити сидела на краю кровати и глубоко дышала, пытаясь справиться с болезненной слабостью. Она твердо решила встать с постели. Молодая женщина, которая за ней ухаживала, хотела остановить ее, но Честити не подпустила ее к себе. Эта женщина как-то странно на нее смотрела. Ее прикосновения были нежными… но черные глаза дышали холодом. Молчаливый, неожиданно злобный взгляд резал, словно нож. Казалось, от него должны оставаться кровавые раны.
 Честити не понимала, чем вызвана эта злость, но на размышления времени не было. Она хотела собраться с силами и встать, чтобы уйти отсюда, любым способом добраться до миссии, а там найти людей, которые накажут Моргана за его преступления.
 Рид мертв… его больше нет…
 Эти слова гулким набатом стучали у нее в голове, выворачивая душу. Честити вспоминала те страшные мгновения, когда в Рида попала пуля и он начал вываливаться из фургона. Она изо всех сил старалась его удержать, но не смогла.
 По щеке девушки покатилась слеза. Рыдания подступили к горлу. Презирая себя за слабость, она вновь попыталась встать. Неожиданно в дверях спальни появился Морган.
 Она ненавидела этого человека всеми фибрами своей души. «Ему не уйти от ответа! — думала Честити. — Он заплатит за все, что сделал!»
 Морган подошел к ней, недовольно сдвинув брови.
 Ненависть придала девушке решимости. Она улыбнулась и протянула ему руку.
 — Вам пока нельзя вставать.
 Остановившись перед кроватью, Морган взял протянутую руку Честити. Она вновь попыталась улыбнуться, но губы дрожали от слабости. Ее великолепные волосы спадали на плечи густой спутанной копной. Темные круги под глазами подчеркивали их зеленый цвет. Морган смотрел на эту красоту — нежную и хрупкую, как стекло, — и изнывал от желания обладать ею.
 — Вам надо лежать, — сипло прошептал он, — вы потеряли много крови.
 — Я хочу встать.
 Она покачнулась, и Морган поддержал ее, обняв за талию.
 — Вы растревожите рану на плече, и опять пойдет кровь.
 — Я должна встать. Мне надо увидеть Рида.
 Морган напрягся и крепче ухватил ее за талию.
 — Его здесь нет, Честити.
 Она зашаталась, потрясенная услышанным.
 — Но вы говорили, что он здесь, — пролепетала девушка, пытаясь справиться с волнением.
 — Нет, вы ошибаетесь, — при виде ее тревоги Моргана охватила ревность, — его застрелили. Он выпал из фургона. Потом мы видели, как индейцы, уезжая, тащили за собой его труп.
 Она испуганно охнула.
 — Я вам сочувствую, Честити.
 Морган крепче обнял девушку и привлек ее к своей груди. Вдохнув упоительный аромат ее волос, он вдруг почувствовал такое острое желание, что едва совладал с собой.
 Нет, он не станет брать ее силой, думал Морган. Пусть эта женщина отдастся ему добровольно! Он хотел завладеть ею полностью — и телом, и душой, на меньшее был не согласен.
 Честити дрожала.
 — Вам нужно лечь и отдохнуть, Честити. — Морган изобразил ласковую улыбку. — На днях мы уедем отсюда.
 — Нам надо кому-то сообщить… — она запнулась и с явным усилием продолжила: — про индейцев.
 — Конечно. Мы обязательно расскажем о том, что сделали индейцы.
 — Да.
 Морган уложил девушку в постель и накрыл одеялом, недовольно отметив, что на ней все то же испачканное кровью платье. Покрутив в пальцах рассыпанные по подушке огненно-рыжие завитки волос, он нагнулся и коснулся губами ее щеки.
 Честити вздрогнула от отвращения. Морган почувствовал трепет ее тела, и кровь в его жилах закипела.
 — Засыпайте, — прошептал он, с трудом сдерживая себя, и поднялся.
 Отвернувшись от кровати, Морган увидел в дверях Кончиту и грубо вывел ее из спальни.
 — Когда она проснется, сними с нее это платье, — приказал он, плотно закрыв за собой дверь, — и одень во что-нибудь чистое, ясно? Я не хочу, чтобы она лежала в таком виде.
 — Да, Морган.
 Он отпустил руку Кончиты и тут же забыл о ней, обратившись мыслями к неотложным делам. Скоро они заклеймят всех бычков, мечтал Морган, он продаст стадо и уедет отсюда. У него будет много свободного времени, и все его он посвятит Честити.
 Морган вышел из хижины и решительно зашагал к загонам для скота.
 Рид спрятался за холмом. «Где же Честити? — соображал он. — В хижине? Это надо выяснить».
 Превозмогая головную боль, он пытался прояснить мысли. Девушка должна быть там. Рид помнил, как смотрел на нее Морган. Этот мерзавец не даст ей уйти.
 И все же в этом необходимо убедиться.
 Кончита дрожала от гнева.
 «Одень ее во что-нибудь чистое, ясно? Я не хочу, чтобы она лежала в таком виде» — эти слова Моргана снова и снова звучали у нее в голове. Когда-то его прикосновения были полны нежности и страсти, теперь стали грубыми и резкими; слова ласкали теплотой, сейчас от них веяло холодом. Тогда она верила, что Морган ее любит. «Какая же я была дура!» — сокрушалась Кончита.
 Снедаемая яростью, Кончита прошла в угол, где лежала аккуратно сложенная стопка ее одежды, и вытянула оттуда свою ситцевую ночную рубашку. Она часто ложилась в постель к Моргану в этой рубашке, и они занимались любовью так страстно, что у нее останавливалось сердце. Вот во что она переоденет рыжеволосую женщину, решила девушка. Морган узнает эту рубашку и вспомнит ее, Кончиту. Он все вспомнит и опять почувствует жар тех мгновений. Глядя на рыжеволосую женщину, он невольно будет думать о близости с другой.
 Сжимая в руке мягкий белый ситец, Кончита вошла в спальню и остановилась перед кроватью. Рыжеволосая женщина спала. Лицо ее было спокойно, грудь мерно вздымалась под повязкой. Золотой медальон, лежавший в ложбинке у нее под горлом, раздражал Кончиту. Она протянула руку и хотела сорвать его.
 Но в тот момент когда ее пальцы коснулись золотого сердечка, рыжеволосая резко открыла глаза. Она отбросила в сторону руку мексиканки и крепко зажала свой медальон в кулаке.
 Кончита улыбнулась и заговорила сладким голосом:
 — Да не нужен мне твой медальон! Я уже видела точно такой. Другая молодая женщина так же гордо носила его на своей белой шее и держалась за него так же, как ты сейчас. Но она была красивее тебя. У нее были черные как смоль волосы и голубые, как небо, глаза. Эта женщина работала в салуне. Она была шлюхой, плутовала в карты и любви. Все знали, кто она такая. Так что носи свой медальон… и все, кто его увидит, будут думать, что ты ничуть не лучше меня.
 Рыжая незнакомка смотрела на нее во все глаза.
 — Эта женщина, о которой ты говоришь… — прохрипела она, — скажи мне ее имя.
 Кончита засмеялась.
 — Скажи!
 Мексиканка пожала плечами:
 — У этой женщины не было имени. Как и я, она была никто.
 Довольно улыбаясь, Кончита бросила на постель свою ночную рубашку и ушла.




 Глава 11


 В темнеющем небе величественно плыли ярко-красные облака, подсвеченные розовато-золотыми лучами закатного солнца, но Рид не замечал красоты уходящего дня. Он лежал на вершине холма и сосредоточенно наблюдал за хижиной.
 Несколько раз на протяжении дня он проваливался в сон и, просыпаясь, корил себя за это. Однако мгновения отдыха в конце концов сослужили Риду хорошую службу: силы его быстро возвращались. Он стал лучше соображать и решил сначала убедиться, что Честити действительно в хижине, а уже потом начинать действовать.
 Рид жевал последний кусок волокнистого вяленого мяса и следил за лагерем. Морган и его люди весь день работали не покладая рук и только сейчас отошли от огня для накаливания клеим. Рид понял, что стадо готово для перегона.
 Бандиты подошли к хижине. Целый день из трубы вился дымок, значит, та женщина, которую он видел утром, хлопотала у очага. Женщина была молодой. Интересно, чья она? Рид, немало наслышанный о постельных подвигах Моргана, почему-то нисколько не сомневался, что это именно его любовница.
 А если так, то где же Честити? Что они с ней сделали? Ее наверняка привезли в лагерь, иначе зачем было гнать сюда фургон?
 Темнело. Скоро он все узнает.
 — Как вы себя чувствуете, Честити? — спросил Морган, подходя к кровати.
 В душе девушки поднялась такая лютая ненависть, что она едва сдержала резкий ответ. Большую часть дня она дремала — и слава Богу, потому что минуты бодрствования были невыносимы. Она вспоминала жаркие объятия Рида, его мягкий глубокий голос, его дыхание на своей щеке, его сильное теплое тело, и сердце ее изнывало от горя.
 «Рида больше нет» — эта мысль настойчиво колотилась в мозгу. Но силы возвращались, а вместе с ними крепла решимость отомстить Моргану за все его злодейства! Прошлой ночью она дала Риду эту клятву, запечатлев ее в своем любящем и скорбящем сердце. Морган считал ее наивной дурочкой, которую можно купить своим обаянием. Когда-то она и в самом деле была такой, но теперь поумнела. За время своего короткого знакомства с Морганом она узнала, что предательство часто бывает с улыбкой на лице, и собиралась воспользоваться этим знанием.
 Честити взглянула на Моргана. Он ждал ее ответа.
 — Я чувствую себя лучше и хочу встать, — сказала она, вымученно улыбнувшись.
 — Нет, вы слишком слабы.
 — Я хочу пройтись, — настаивала девушка, — я… я доставляю вам слишком много хлопот. Мне надо встать на ноги и самой о себе заботиться.
 — Слишком много хлопот? — Моложавое лицо Моргана передернулось. — Что, Кончита жаловалась? Она с вами плохо обращалась?
 Честити уловила в его голосе свирепые нотки, и по спине ее пробежал холодок. «Жестокий подонок! Точно так же, свирепо и безжалостно, он убил Рида», — подумала она.
 — Нет. Просто… просто я должна рассказать полиции о том, что случилось с Ридом. Надо, чтобы кто-то поймал этих распоясавшихся индейцев и наказал их.
 Честити на мгновение утратила самообладание и сделала глубокий вдох.
 Морган склонился над кроватью, и от его шепота тело девушки покрылось мурашками.
 — Я знаю. Из-за этого можете не волноваться. Ради вас я сам обо всем позабочусь, когда мы приедем в ближайший городок. Не думайте ни о чем, кроме своего здоровья. Вы еще не совсем окрепли, и вам нельзя ходить.
 — Можно.
 — Нельзя.
 — Нет, можно!
 Честити почувствовала, как Морган напрягся. Он не любил, когда с ним спорили. С лица его не сходило приятное выражение, но она видела, что внутри его происходит борьба.
 — Ну ладно, походите, только немного, — наконец сказал он.
 Девушка медленно поднялась с постели, поддерживаемая Морганом (ее так и подмывало оттолкнуть его руку). Ноги не слушались. Она сделала робкий шажок, потом другой. Приказав себе быть сильной, Честити распрямила спину и пошла увереннее. В какой-то момент она подняла голову и увидела Кончиту. Мексиканка стояла в дверях и мрачно наблюдала за происходящим.
 И тут Честити все поняла. Кончита — бывшая любовница Моргана, а в будущие он выбрал ее.
 Девушка еще раз вздохнула, набираясь решимости.
 — Я сама могу ходить, — заявила она, пытаясь высвободиться.
 Но Морган ухватил ее покрепче.
 — Нет.
 — Я хочу попробовать.
 — Нет.
 Внезапно оторвав Честити от пола, он отнес ее обратно в кровать.
 — Мистер Джефферсон, — начала она, когда он накрывал ее одеялом, — я…
 Морган резко повернул к ней голову.
 — Зовите меня Морганом, — сказал он, сдвинув брови. — Меня все так зовут. Это мое второе имя. Мне будет удобнее, если вы тоже будете называть меня так.
 «Морган… Второе имя?» Честити мысленно усмехнулась. Его признание только усилило ее решимость.
 — Я понимаю ваше стремление помочь мне. Вы хотите как лучше, но…
 — Да, я хочу как лучше, и я знаю, что для вас лучше, особенно сейчас. — Темные глаза Моргана сделались серьезными. — Вы одиноки, Честити, и впервые в этих краях. А я знаю местность. Положитесь на меня, и я о вас позабочусь. — Он помолчал и продолжил проникновенным голосом: — Я хочу, чтобы вы мне доверились.
 Довериться ему? У Честити засосало под ложечкой.
 — Что с вами? Вы побледнели.
 — Нет, ничего. Все в порядке.
 — Вам надо поесть. — Морган оглянулся на Кончиту, которая все так же стояла в дверях: — Принеси Честити что-нибудь поесть.
 Мексиканка не шелохнулась.
 — А ну живо! — прорычал он.
 Дождавшись, когда Кончита выйдет из спальни, Морган опять посмотрел на Честити. Аицо его пылало гневом.
 — Неплохая кухарка, но с характером, — сказал он, пытаясь взять себя в руки, — я с радостью от нее избавлюсь.
 — Сегодня утром мы с ней немного поговорили. Она сказала вскользь, что видела женщину с таким же медальоном, как у меня. Как ее звали, она не запомнила.
 — Сомневаюсь, что такая женщина вообще была. А что еще она говорила?
 — Ничего. Кажется, она не очень разговорчива.
 — Я уже говорил, она с характером. Но вам больше не придется из-за нее беспокоиться. Завтра мы начнем перегонять стадо.
 — Завтра? — У Честити перехватило дыхание.
 Морган снова обаятельно улыбнулся.
 — Вы поедете в фургоне. Кончита может выполнять обязанности кучера. Когда мы доберемся до города, я покажу вас врачу. — Его голос сделался тихим и сиплым. — Я должен убедиться в том, что ваша рана хорошо заживает. Ведь вы мне небезразличны.
 «Лицемер!» — мысленно негодовала Честити.
 — А потом я пойду к шерифу и подробно расскажу ему о том, что случилось.
 «Лгун!» — презрительно подумала она.
 — Я буду о вас хорошо заботиться. Вам уже никогда не придется ни о чем беспокоиться.
 «Убийца!» — простонала про себя девушка.
 — Вы в самом деле очень бледны. — Морган обернулся к Кончите, которая появилась в дверях с тарелкой: — Честити неважно себя чувствует. Наверное, ей нужна помощь.
 — Мне не нужна помощь.
 Морган взглянул на нее, потом опять на Кончиту.
 — Поставь тарелку у кровати, — распорядился он.
 Кончита сделала, как он сказал, и вышла из спальни. Дождавшись, когда за ней закроется дверь, Морган сказал:
 — Я скоро приду. — Потом нагнулся и опять поцеловал ее в щеку, на этот раз задев уголок губ.
 Охваченная отвращением, Честити смотрела ему в спину.
 Рид ждал, когда в лагере улягутся спать. Время тянулось томительно медленно. Наконец в хижине погас свет и прекратилось движение. К ночи силы его вернулись, голова работала четко. Перекинув через плечо винтовку, он двинулся в темноту. План Рида был прост. Он убедится, что Честити в хижине, а потом заберет ее оттуда любым возможным способом.
 Задыхаясь от сильного волнения, Рид заглянул в первое окно. На жестком полу стояли четыре походные постели, одна пустовала. Пятый член банды целый день не появлялся в лагере, не было его и сейчас.
 С бьющимся сердцем обогнув домик, Рид прокрался к заднему оконцу и заглянул внутрь. Руки его похолодели. Пламя одинокой свечи, освещавшей комнату, выхватывало из темноты лицо Честити. Она спала на койке. В вырезе ее ночной сорочки виднелась повязка с кровавыми пятнами.
 Девушка шевельнулась и застонала во сне. К горлу Рида подступил комок. Сглотнув, он опять настороженно огляделся по сторонам и хотел уже залезть в раскрытое окно, но тут в углу спальни послышался какой-то шорох. Рид отскочил назад, С кресла в углу поднялась темная мужская фигура и подошла к кровати. Рид узнал Моргана.
 В душе его ослепляющей волной поднялась ненависть. Она толкала его к окну. Но здравый смысл все же возобладал над эмоциями. Содрогаясь от сдерживаемой ярости, Рид следил за происходящим в спальне. Морган нагнулся к постели Честити и зашептал. Девушка что-то пробормотала в ответ, отвернула голову и опять заснула. Морган долго стоял над ней.
 С трудом обуздывая гнев и призывая на помощь остатки самообладания, Рид начал обдумывать ситуацию. Он хорошо видел револьвер Моргана и понимал, что не сможет сейчас залезть в комнату: Морган убьет его раньше, чем он это сделает. Выстрелить в Моргана через окно? Прибегут его люди, начнется заварушка, и Честити может пострадать. Нет, он не станет рисковать ее жизнью!
 Рид отошел от окна. «Сначала надо выяснить, — размышлял он, — насколько серьезно она ранена, и уже исходя из этого строить план действий. Придется набраться терпения и ждать более удобного момента для ее спасения. Нельзя подвергать жизнь Честити опасности. Но если Морган дотронется до нее!..»
 Морган стоял и смотрел сверху на бледное лицо Честити. Его одолевало беспокойство. Когда недавно он схватил Кончиту за руку, она так на него посмотрела… Этот взгляд не предвещал ничего хорошего. Вдобавок на него навалилась странная тревога, не дававшая заснуть. Морган ворочался на своей походной постели, а час назад встал и зашел в эту комнату, к Честити. Один взгляд на хрупкую красавицу — и он уже не мог уйти.
 Она спала. Ее грудь поднималась и опускалась в такт ровному глубокому дыханию. Как же он хотел эту женщину! Еще никогда он не испытывал такого сильного желания. Честити была для него долгожданным вызовом. Он почувствовал это сразу, как только ее увидел. В ней ощущалась внутренняя сила. Эта сила влекла его как магнит. Он должен был завладеть рыжеволосой красавицей.
 Сидя в углу комнаты и время от времени задремывая, Морган мечтал, как окружит Честити вниманием и лаской, обворожит ее и заставит ему поверить. Придет время, думал он, и мир для нее будет неполным без его любви. Он проделывал это со многими женщинами и не сомневался в успехе.
 Одно лишь беспокоило его: сможет ли она ради него отказаться от строгих правил своего воспитания? Но в чем Морган был уверен, так это в том, что он пошел на убийство, чтобы получить эту женщину, и готов убить еще, чтобы удержать ее, даже если конечной жертвой будет она сама.
 Все или ничего! Таков его принцип.
 Морган долго смотрел на Честити, потом вернулся в угол и сел в кресло. Все это время Рид стоял неподвижно, содрогаясь от неприязни.
 Презирая себя за слабость, он дождался, когда Морган заснет, потом нехотя отошел от окна и тихо растворился в темноте.
 — Запрягай лошадей! Черт возьми, Бартелл, от тебя нет никакого толку!
 Утренние лучи солнца пекли Моргану плечи. Он сердито пересек двор и вырвал упряжь из рук Бартелла. Пристегнув лошадиную сбрую, проверил поводья и рявкнул:
 — Возвращайся к стаду и помоги остальным. Пусть готовятся к перегону. Двинемся по моей команде.
 Морган вернулся в хижину и оглядел большую комнату. Все собрано. Остались только кое-какие малоценные продукты. Довольный увиденным, он прошел в спальню. Честити сидела на краю кровати, в стороне стояла Кончита.
 Подняв голову, Честити взглянула на Моргана, и он остановился, пораженный и восхищенный. На ней были простые блузка и юбка, волосы лежали на затылке, собранные в свободный пучок. Она то и дело смахивала рукой влажные локоны, упрямо падавшие на лоб и щеки. Их яркий блеск резко оттенял бледную кожу и зеленые глаза, окруженные темными кругами, глаза, которые имели свойство западать в самую душу и преследовать днем и ночью. Девушка была необыкновенно хороша. Морган еще не видел ее такой красивой.
 Он двинулся к кровати. Честити встала и медленно, пошатываясь, пошла по комнате. Моргана разозлило ее упорное стремление к независимости.
 — Вы еще слабы, — с укором сказал он, — я отнесу вас.
 — Я могу ходить.
 — Я отнесу вас, я сказал.
 Он хотел поднять ее на руки, но она его оттолкнула.
 — А я сказала, что дойду сама.
 Честити с вызовом смотрела ему в глаза, и Морган напрягся, охваченный гневом. Он заметил, как невольно передернулась Кончита, и с удивлением понял, что любую другую женщину не задумываясь поставил бы на место. Но Честити… Честити была не такая, как все.
 — Ладно, идите, — кивнул он.
 С явным усилием и частыми передышками девушка заковыляла к двери спальни. Морган шел за ней, хмуро сдвинув брови. Ни слова не говоря, Честити пересекла большую комнату. На середине ее зашатало. Он чувствовал, что силы ее на исходе. Наконец она шагнула во двор и встала, чтобы отдышаться. Лоб ее был покрыт испариной. Морган ждал, когда она свалится от изнеможения, но, к его удивлению, этого не случилось. Девушка двинулась к фургону и, подойдя к заднему борту, остановилась.
 Морган терпеливо стоял на пороге хижины. «Ничего, все равно скоро попросит помощи, никуда не денется!» — думал он. Но Честити самостоятельно преодолела ступеньку и, собрав остатки сил, забралась в повозку. Морган в ярости отвернулся и наткнулся на внимательный взгляд Кончиты. Он подошел к ней и распорядился, тщательно сдерживая эмоции:
 — Ты умеешь водить фургон. Поедешь впереди стада. Держи скорость, чтобы бычки тебя не перегнали. Кто-нибудь все время будет скакать рядом с фургоном, чтобы ты не заблудилась. — Морган шагнул ближе. — И смотри без фокусов, Кончита! Ты знаешь: если с ней что-то случится, тебе несдобровать.
 Кончита в упор смотрела на него своими темными глазами.
 — Si.
 Морган взглянул на Бартелла, сидевшего на лошади неподалеку от них:
 — Поедешь рядом. Будешь за ней присматривать.
 Фургон тронулся. Морган вскочил в седло и резко пришпорил лошадь.
 Как только фургон двинулся вперед, Честити в изнеможении закрыла глаза. Она сидела покачиваясь и едва не падая. Все ее силы, до последней капли, ушли на то, чтобы забраться в повозку. Сначала она думала, что не сможет этого сделать, но ей так хотелось лишить Моргана очередной возможности продемонстрировать свою лживую улыбку! Это желание в последнюю минуту придало энергии, и она сама справилась с подъемом.
 На сердце Честити лежала невыносимая тяжесть. Она разгладила под собой матрас и вдруг вспомнила, как лежала здесь в объятиях Рида. Воспоминания были так свежи и остры, что у нее перехватило дыхание. Она больше никогда не увидит его… не услышит его голос… не ощутит его ласковые прикосновения… Девушка смахнула слезу.
 Вдруг почувствовав на себе чей-то взгляд, она обернулась к кучерскому сиденью. Кончита смотрела на нее через плечо, держа в руках поводья.
 — Оплакиваешь погибшего возлюбленного? — язвительно спросила мексиканка, стараясь перекричать грохот фургона.
 — Нет, — решительно ответила Честити, — я не трачу время на слезы.
 На губах Кончиты заиграла холодная улыбка. — Хорошо. Я тоже.
 За холмом Рид оседлал гнедого мерина. В голове его теснились тревожные мысли. Они не давали ему уснуть всю долгую ночь, последовавшую за его возвращением из лагеря. Итак, он узнал, что Честити в хижине. Морган обращался с ней крайне почтительно, значит, она не раскрыла ему правды о своем «муже» и не сказала, зачем на самом деле Рид Фаррел приехал на индейскую территорию.
 Интересно, что думала Честити о его исчезновении? Морган, разыгравший нападение индейцев, наверняка сказал ей, что его убили. Эта мысль была мучительной.
 Может быть, она и сейчас скорбит по нему? Сердце Рида разрывалось на части.
 Девушка еще не окрепла после ранения. Он видел, как она ковыляла к фургону. Морган шел рядом, но не поддерживал ее. Похоже, Честити отвергла его помощь. Но Рид хорошо знал Моргана. Он не позволит ей долго показывать зубки. «Если бы только знать, что затеял этот мерзавец…» — беспокоился Рид.
 Тревога росла. Надо было вырвать Честити из лап Моргана, пока у того не кончилось терпение. Как же ему хотелось обнять девушку, оградить ее от всех напастей! Он чувствовал себя виноватым в том, что ее ранили и привезли в бандитское логово, и клялся искупить вину.
 «Я спасу Честити и буду любить ее. Нежно, всем сердцем…» — говорил себе Рид.
 Первый день пути подходил к концу. Яркий солнечный свет сменился вечерними сумерками. На дороге темнело. Перегон был трудным, и Моргану пришлось остаться со стадом на весь день, а рядом с фургоном скакал Бартелл. Морган злился, что не мог заменить Бартелла и ехать вместе с Честити, как задумывал с самого начала. В результате Бартелл целый день валял дурака, и это тоже раздражало Моргана. Он решил отыграться на нем ночью.
 — Ну что ж, Бартелл, ты первым заступаешь в дозор.
 Бартелл метнул на него сердитый взгляд, и Морган это заметил.
 — Есть возражения? — прорычал он.
 — Да нет, если через пару часов меня кто-нибудь сменит. Я не собираюсь всю ночь караулить стадо.
 Глаза Моргана вспыхнули зловещим огнем, а голос стал угрожающе тихим:
 — Ты будешь караулить стадо столько, сколько я тебе скажу. Скажу всю ночь — будешь не спать всю ночь. И попробуй только сомкнуть глаза! Вы с Тернером уже скормили хищникам часть бычков, но не думай, что я и дальше намерен терпеть это разгильдяйство! Если сегодня ночью мы потеряем хоть одно животное, я вычту его стоимость из твоей доли.
 Бартелл сорвал с головы шляпу и швырнул ее наземь.
 — Я никуда не пойду, пока не поем! — заявил он.
 — Ешь побыстрей и отправляйся к бычкам.
 Не дожидаясь ответа, Морган медленно зашагал к фургону. Лицо его было хмурым. Он не виделся с Честити целый день и впервые мельком взглянул на нее, когда они остановили стадо на ночлег. Конечно, ему не хотелось показываться ей на глаза в таком виде: он был весь в дорожной пыли, и пахло от него не лучше, чем от тех бычков, которых они перегоняли. Но Моргану не терпелось ее увидеть. Она слабо улыбнулась в ответ на его слова… Эта улыбка показалась ему чересчур слабой. Морган встревожился.
 Остановившись у костра, он взял тарелку, знаком велел Кончите ее наполнить, потом пошел к фургону.
 — Она говорит, что не хочет есть, — крикнула ему вслед мексиканка.
 Морган бросил на Кончиту уничтожающий взгляд.
 — Я разве давал тебе слово? — Он залез в фургон и подсел к Честити. — Я принес вам еду.
 — Я не хочу есть.
 Морган легко дотронулся до раненого плеча девушки, и она невольно отпрянула.
 — Вам больно? — спросил он, нахмурившись.
 — Нет.
 — Вы меня обманываете. Она сердито взглянула на него:
 — Я чувствую себя прекрасно.
 — Кончита сменила вам повязку?
 — В этом нет необходимости. Кровотечение прекратилось.
 — Черт бы ее побрал! Я же просил осмотреть рану! — Он вздохнул. — Дайте-ка я сам взгляну.
 — Нет.
 — Я сказал…
 — Говорю вам, у меня все в порядке!
 — Нет! — Морган едва сдерживал раздражение. — Ну ладно, я вас понимаю. Я скажу Кончите, чтобы она сделала перевязку позже. Но если вы хотите окрепнуть, вам надо поесть. Через пару дней мы встретимся с тем парнем, что покупает стадо. Как только все уладим, я сразу же покажу вас врачу. — Он помолчал. — Я волнуюсь за ваше здоровье, Честити.
 Она молча смотрела на него, потом губы ее дернулись.
 — Мне надо немножко размяться.
 — Нет, я не разрешаю…
 — Я хочу пройтись.
 «Будь на ее месте другая женщина…» — злился Морган.
 — Хорошо, раз вы так хотите…
 Морган протянул руку, но Честити отстранилась.
 — Лучше я сама. Так будет больше пользы, — сказала она, натянуто улыбнувшись.
 Морган согласно кивнул. Мысль, что он готов выполнять любые ее желания, лишь бы получить свое, его озадачила. «А нужно ли идти на такие жертвы? Зачем усердствовать, если можно добиться своего без лишних хлопот? Да что со мной творится, в конце концов? Того и гляди, Честити сделает меня честным человеком…» — рассуждал про себя он. Ему стало смешно.
 «Ну уж нет! — подумал Морган, с трудом сдерживая улыбку. — Этому не бывать!»
 Кончита смотрела на фургон, в котором исчез Морган, и лицо ее пылало от обиды и злости. «Мало того что он меня бросил, так еще унижает, заставляет терпеть свое грубое отношение!» — горевала девушка.
 — В чем дело, Кончита? — усмехнулся Бартелл, сидевший у костра с тарелкой в руке. — Когда до тебя наконец дойдет: ты больше не интересуешь Моргана! Он завел себе новую кралю.
 — Нет.
 — Что ж, здесь ты права. Он еще не овладел этой своенравной женщиной, но непременно овладеет. Похоже, он готов на все, лишь бы ее добиться. Я еще не видел, чтобы он так заводился из-за бабы, и не замечал, чтобы нашлась такая, которая могла бы ему отказать. У Моргана есть подход к вашей сестре. — Бартелл засмеялся. — Черт возьми, тебе ли это не знать?
 Отправив в рот остатки своего ужина, Бартелл бросил тарелку на землю и придвинулся к девушке.
 — Ну что, милашка, скоро будешь присматривать себе нового любовничка?
 Кончита взглянула на него, брезгливо скривив губы.
 — Что, не нравлюсь, а? — Потное лицо Бартелла потемнело от злости. — Конечно, куда уж мне до красавчика Моргана! Я не так пригож, не так молод и от меня не так сладко пахнет!
 «Culebra!» [8] — подумала Кончита.
 — Тогда катись обратно в бордель! Черт возьми, там у тебя будет богатый выбор мужиков! Но знаешь, что я тебе скажу? Все они до единого пахнут не лучше, чем я.
 — Гад ползучий! — не выдержала Кончита.
 Бартелл громко расхохотался и лениво встал. В этот момент Морган вышел из фургона, подхватил Честити на руки и поставил ее рядом с собой.
 — Ты только глянь, Кончита, — прошептал Бартелл, — он обращается с ней, как с хрустальной вазой! Здорово, да?
 Мексиканка молча расправила плечи.
 — Как ты думаешь, сколько ему понадобится времени, чтобы затащить ее в койку? Она женщина приличная, богобоязненная. По-моему, не меньше недели.
 Кончита резко встала и, дрожа от ярости, ушла в темноту, провожаемая грубым хохотом Бартелла.
 Подойти ближе он не решался.
 Спрятавшись в ближайших кустах, Рид наблюдал за людьми у костра. Весь долгий и трудный день Честити была совсем рядом, и все-таки он не мог до нее дотянуться.
 Мужчины ужинали. Сам он уже поел, воспользовавшись тем провиантом, что оставили в хижине бандиты.
 Заметив движение у заднего борта фургона, Рид подался назад. Из повозки вылез Морган и помог спуститься Честити. Рид застыл на месте.
 Сердце его начало гулко биться. Она была так близко… Вот она пошла. Он видел ее бледное лицо, видел, как она дрожит…
 Морган протянул к ней руку.
 «Не трогай ее, черт возьми!» — мысленно крикнул Рид.
 Честити отмахнулась от руки Моргана, отклонив предложенную помощь. Девушка обходила костер по кругу, и внутри у Рида все сжималось от боли. Она была так слаба! Даже если ему удастся ее похитить, у нее не хватит сил для побега.
 Рид схватил винтовку, висевшую у него на боку. Искушение выстрелить было очень велико… но нельзя рисковать жизнью Честити! Однажды ее уже ранили в перестрелке. Больше он этого не допустит.
 Рид не слышал разговоров бандитов и поэтому не знал, куда едет Морган и какие у него планы, но опыт подсказывал ему, что при такой скорости передвижения, чтобы выбраться за пределы индейской территории, понадобится по меньшей мере еще один день. Еще он чувствовал, что скоро наступит момент, когда надо будет действовать, и упускать его нельзя, иначе окажется слишком поздно.
 Рид не спускал глаз с Честити и взволнованно шептал в окружавшую его темноту:
 — Я здесь, Честити, я скоро спасу тебя. Держись, любимая, не сдавайся!
 Он вдруг почувствовал всю нелепость последней просьбы. Девушка была слаба, как котенок, и все же держала Моргана на расстоянии.
 Улыбка тронула губы Рида, а сердце пронзила сладкая боль.
 — Я люблю тебя, Честити, — прохрипел он, — ты слышишь меня, милая? Я люблю тебя.
 Честити решительно шла к костру. Вдруг сердце ее радостно подпрыгнуло, точно на него пахнуло теплом. Девушка сглотнула образовавшийся в горле комок. Ей показалось, что Рид коснулся ее губ своим поцелуем.
 «Я люблю тебя, Рид», — прозвучало внутри ее.
 — В чем дело, Честити?
 Она не могла вымолвить ни слова.
 Морган принял ее волнение за слабость.
 — Я же говорил: вам нужно лежать! — недовольно сказал он и, подхватив девушку на руки, отнес ее обратно в повозку. — Вы слишком торопитесь. — Было видно, что ярость так и клокочет внутри его. Она по-прежнему молчала, и Морган резко распорядился: — Перед сном обязательно поешьте!
 Когда он ушел, Честити вздохнула с облегчением.




 Глава 12


 Морган стоял под палящими лучами утреннего солнца и смотрел на лежавший перед ним окровавленный скелет бычка. Наконец он поднял голову. Лицо его пылало от гнева.
 — Ладно, Бартелл, рассказывай, как это случилось.
 — Чертова рысь подкралась так тихо! Я ничего не заметил и только утром увидел мертвого бычка.
 — Ты спал, да?
 — Нет!
 Морган злобно сверкнул глазами и оглядел стадо, беспокойно топтавшееся неподалеку.
 — Ну что ж, расплачиваться придется нам всем. Посмотри на этих бычков! Они так напуганы, что теперь будут вздрагивать от малейшего шороха.
 — Я не виноват!
 — Ну конечно, ты никогда и ни в чем не виноват.
 Морган презрительно отвернулся от Бартел-ла и, пришпорив свою лошадь, поскакал назад. Вернувшись на привал, он спрыгнул с седла и решительно зашагал к фургону.
 — Приготовься ехать, Кончита! — Мексиканка обернулась на крик, и он бросил на нее пренебрежительный взгляд. — Нам нельзя терять время. Будет чертовски трудный денек.
 Он пошел к заднему борту повозки. Непредсказуемое ночное нападение хищника рушило его планы на день. Стадо успело привыкнуть к дороге, и Морган рассчитывал, что сегодня перегон будет легче, чем вчера, а значит, у него наконец-то появится возможность провести время с Честити. Он хотел как можно скорее добиться ее полного доверия. Честити была необычной женщиной. Даже раненая и скорбящая, она не теряла силы духа, держала себя независимо и не подпускала Моргана близко. Надо было найти к ней подход, и он не сомневался в успехе. Время — вот все, что ему требовалось, но болван Бартелл украл его время.
 Проклиная упущенную возможность, Морган зашел за угол фургона и увидел стоявшую в повозке Честити. Его раздражение сменилось приятным возбуждением. Она выглядела намного бодрей и была сама женственность. Услышав ее сдержанное приветствие, Морган распалился еще больше.
 — Вы готовы ехать? — спросил он с улыбкой.
 — Да. — Она помолчала. — Как вы думаете, до города еще далеко?
 — Точно не знаю, — уклончиво ответил Морган, — все зависит от того, как пойдет стадо. Бычки встревожены, и перегон может занять чуть больше времени, чем я думал. Сегодня с вами поедет Уолкер. — Он нахмурился. — Мне придется почти весь день ехать со стадом, иначе мы задержимся еще больше.
 Честити молчала.
 — Если вам что-то понадобится, обращайтесь к Кончите. Она все сделает. А если откажется, Уолкер ее вразумит.
 — Кончита — очень ценная помощница.
 — Да… обязательно скажите ей, чтобы сменила вам повязку. — Морган сдвинул брови. Его моложавое лицо вдруг сделалось серьезным. — Мне не хочется перекладывать заботу о вас на других людей, но у меня нет другого выхода.
 — Я понимаю.
 — Скоро я возмещу свое невнимание к вам.
 — В этом нет необходимости.
 — И все-таки я сделаю это. Обещаю вам, Честити.
 Девушка опустила глаза, и Моргана охватило неведомое ему доселе сильнейшее чувственное влечение. «Как жаль, что надо уходить, а то бы…» — вожделенно подумал он.
 Резко отвернувшись, Морган подошел к стоявшему в стороне Уолкеру.
 — Ты головой отвечаешь за этот фургон, понял? — предупредил он и, не дожидаясь ответа, ускакал.
 Фургон, громыхая, покатил вперед. Честити вспоминала слова Моргана «скоро я возмещу свое невнимание к вам» и испытывала крайне неприятное, гадливое чувство.
 «Обещание убийцы!» — неприязненно думала она.
 Девушка обернулась к кучерскому месту, где сидела Кончита. Эта мексиканка при всей своей молодости в некотором отношении была намного старше ее. Интересно, сколько лживых обещаний давал ей Морган? И верила ли им Кончита?
 Наверное, это скоро выяснится.
 Честити подошла к кучерскому месту.
 — Ты не знаешь, куда мы едем, Кончита? — громко спросила она, стараясь перекричать грохот повозки.
 Мексиканка не отрывала глаз от дороги.
 — Нет. Морган не посвящает меня в свои планы.
 У Честити дрогнуло сердце.
 — Мне очень жаль, Кончита.
 Мексиканка обернулась к ней. Глаза ее метали искры.
 — Не надо меня жалеть! Пожалей лучше себя!
 Честити почувствовала легкое удушье.
 — Что ты сказала?
 — Ничего я не сказала! Это вообще не мое дело. Морган ясно дал мне понять, чтобы я не вмешивалась, а я уже убедилась, что к его словам надо прислушиваться.
 — Почему, Кончита? — Горячая волна ярости нахлынула на Честити, заставив ее содрогнуться. — Потому что ты знаешь, что Морган вовсе не такой, каким хочет казаться? Потому что ты знаешь, что он творит ужасные вещи?
 — Выходит, ты не такая дура, как кажется.
 — Нет, я не дура. Я знаю, что Морган убий…
 — Ты будешь дурой, если не замолчишь, — грубо оборвала Кончита.
 — Так это правда?
 — Правда? — Мексиканка вдруг холодно улыбнулась. — Правда — роскошь, которая мне недоступна. Я больше привычна ко лжи. Когда борешься за выживание, годится и она.
 — Но есть люди, которые не заслуживают того, чтобы жить, Кончита, потому что они лишают жизни других. Они убивают невинных людей, честных и порядочных. Нельзя допускать, чтобы они безнаказанно чинили свои злодейства!
 — Это меня не касается!
 — Это касается каждого!
 — Морган любил меня!
 — Морган никогда никого не любил!
 — Неправда!
 Честити била крупная дрожь. Она едва могла говорить. Чтобы немного успокоиться, девушка глубоко вздохнула.
 — Правда или нет — это не меняет дела. Сейчас он тебя не любит.
 — Из-за тебя!
 — Нет, я здесь ни при чем. Просто Морган устал от тебя. Он точно так же устал бы и от меня, но он не получит такой возможности.
 Кончита буравила ее своими темными глазами.
 — Морган всегда получает то, что хочет.
 — На этот раз не получит. Я люблю другого.
 — Но он мертв.
 — Нет, он живет в моем сердце.
 Кончита громко расхохоталась:
 — Моргану не нужно твое сердце. Он добивается другого.
 По телу Честити прокатилась волна слабости. Она еще раз вздохнула и схватилась за свой медальон. Он придавал ей сил. Кончита опять засмеялась.
 — Медальон шлюхи!
 Впившись в нее гневным взглядом, Честити проговорила:
 — Не было никакой шлюхи с таким медальоном, как у меня. Морган сказал, что ты меня обманула.
 — Я не обманывала!
 Сердце Честити опять забилось от волнения.
 — Где ты видела эту женщину?
 — В том салуне, где она работала.
 — И где этот салун?
 — Недалеко отсюда. — Кончита поджала губы. — Если хочешь, можешь ее найти. Тогда Морган увидит, что я сказала правду. Это доставит мне огромное удовольствие.
 — Кончита… пожалуйста, скажи, я должна знать: где этот салун?
 — В Калдвелле.
 У Честити перехватило дыхание.
 — В Калдвелле? Штат Канзас?
 — Да.
 Не может быть! Честити зажмурилась.
 — Эй, о чем это вы там болтаете? — крикнул Уолкер, ехавший на лошади рядом с фургоном.
 Честити резко открыла глаза и медленно опустилась на колени, не в силах больше терпеть физическую слабость, разочарование и душевные муки.
 Уолкер не на шутку перепугался.
 — Идите в повозку и лягте, черт возьми! — прорычал он. — Если Морган увидит вас в таком виде, нам всем не поздоровится!
 Почти не слушая Уолкера, Честити вернулась в повозку и села на матрас. Она думала о том, что потеряла свою любовь и утратила возможность найти сестер. От этих печальных мыслей кружилась голова. Девушка легла на спину и закрыла глаза.
 Стадо брело по дороге в густом облаке пыли. Прячась на обочине, Рид внимательно следил за бычками. Солнце стояло высоко, и животные волновались от жары и усталости. Все утро они с громким жалобным мычанием шли вперед. Морган и его люди ехали по бокам и с трудом удерживали скот, норовивший сойти с дороги. Нехватка погонщиков оказалась для Моргана непредвиденным затруднением, и Рид очень скоро заметил это. Морган не стал ставить человека позади стада. Он посылал туда кого-нибудь из своих помощников только тогда, когда в этом возникала необходимость. Это было его ошибкой, и Рид решил ею воспользоваться.
 Проведя всю ночь в размышлениях, он тщательно продумал план действий и теперь осторожно ехал в густом тумане позади стада, низко пригнувшись к седлу. Близился полдень. Люди были голодны, а измученные жаждой бычки стали еще более раздражительны. Рид знал: более подходящего момента не будет.
 Он чиркнул спичкой и зажег заранее заготовленный факел. Вспыхнувший огонь напугал ближайших бычков. Пришпорив коня, Рид рванулся вперед. Глухо покрикивая, он нагибался и касался горящим факелом ног животных.
 Результат был мгновенным.
 Прошли какие-то доли секунды, и обезумевшее стадо обратилось в паническое бегство.
 — Что это, черт возьми?
 Кончита тоже услышала позади какие-то звуки и одновременно с Уолкером сообразила, что это грохот копыт.
 — Стадо бежит! — закричал Уолкер. — Убирай фургон с дороги, а не то эти проклятые бычки опрокинут его и затопчут!
 Дрожащими руками Кончита стегнула лошадей, и фургон рванулся вперед. Однажды она уже видела, как такой же фургон попал под копыта бегущего стада. От его пассажиров почти ничего не осталось.
 Кончита увела фургон с дороги и с ужасом увидела, как из облака пыли появилось несущееся стадо. Рыжеволосая женщина на нетвердых ногах подошла к переднему краю повозки. Она смотрела на приближавшихся бычков, округлив глаза от страха.
 — Что происходит?
 — Скот бежит, — Кончита вскинула подбородок, стараясь унять дрожь, — что-то напугало животных.
 Лошадь беспокойно гарцевала под Уолкером. Обернувшись к Кончите, Уолкер крикнул:
 — Я поеду к ребятам, помогу справиться с бычками, пока мы не потеряли половину стада. А вы сидите здесь. И не вздумай уехать, поняла, Кончита?
 Мексиканка молчала.
 — Отвечай, черт возьми, или я всажу тебе пулю в сердце!
 — Я никуда не уеду, — огрызнулась она, злобно сверкнув глазами.
 Уолкер исчез в пыли.
 Гром копыт затихал вдали, а в освещенном солнцем воздухе еще клубилось облако пыли, оставшееся на дороге после пронесшегося стада. Пыль медленно оседала на фургон, стоявший на безопасном расстоянии от дороги.
 Спрятав лошадь в кустах, Рид начал осторожно подкрадываться к фургону. Он держал винтовку на взводе. Уолкера нигде не было видно. Его план сработал, и пока все шло как по маслу. Уолкер услышал, что стадо побежало, и тут же убрал фургон с дороги, а потом поскакал усмирять бычков.
 Рид подошел к повозке и еще раз огляделся. Уолкера не было. Отлично! Значит, путь к спасению Честити свободен.
 Неожиданно за спиной раздались шаги.
 — Опустите оружие, сеньор! — приказал женский голос с леденящей душу надменностью.
 Рид быстро обернулся.
 — Рид!
 Честити закачалась от потрясения. Рид стоял перед ней живой и невредимый! Каких-то пару минут назад Уолкер, поскакавший вперед собирать стадо, исчез из поля зрения, и ей в ребра уперлось дуло револьвера Кончиты. Ошеломленной девушке ничего не оставалось, как подчиниться приказу мексиканки, выйти из фургона и молча встать позади него. Разве могла она ожидать, что, выйдя из-за повозки, увидит в нескольких шагах от себя Рида?
 Душа Честити пела и ликовала. Встретившись взглядом с невероятно голубыми глазами Рида, она невольно шагнула к нему. В спину ей больно уперся револьвер Кончиты.
 — Не двигаться!
 Рид рванулся вперед, и мексиканка скомандовала:
 — Стой, стрелять буду!
 Он резко встал.
 — Брось оружие!
 Рид выпустил из рук винтовку, и она упала на землю.
 — Ты в порядке, Честити? — спросил он.
 Его глубокий голос был сладкой музыкой, которую Честити уже не надеялась услышать.
 — Он сказал, что ты погиб! — Девушку все еще шатало. — Я видела, как в тебя попала пуля, как ты упал. Я ему поверила!
 Кончита знаком разрешила Риду подойти ближе и остановила его за несколько ярдов. Крепче вдавив револьвер в спину Честити, она резко спросила:
 — Так вы не священник, сеньор? Вы просто притворялись служителем Господа?
 Рид бросил на Честити взгляд, полный муки, и девушка опять задрожала.
 — Нет, — коротко ответил он мексиканке.
 — Так и знала. Зачем вы здесь?
 — Я приехал на индейскую территорию, чтобы поймать Моргана, — Честити заметила, как вздрогнула Кончита, — за которым давно охочусь. Я хотел найти его и сдать полиции… но сейчас это меня не волнует. Все, что мне нужно, — это увезти отсюда Честити, пока еще не поздно.
 — Вы хотели убить Моргана?
 Крепкие плечи Рида напряглись.
 — Если бы он попытался меня убить или прикоснулся к Честити, я убил бы его.
 — Я знала, что вы следите за фургоном.
 Услышав эти неожиданные слова, Честити вздрогнула и удивленно взглянула на мексиканку.
 — Вчера ночью вы были около нашего привала, — продолжала та, — вы видели, как ходят Морган и ваша женщина. Вы были тише тени. — И вдруг неожиданно она спросила: — Что вы будете делать, если я опущу револьвер?
 — Я заберу Честити, и мы уедем. Нам нужно время, чтобы выбраться отсюда. Вот почему я устроил панику в стаде. Надо было отвлечь Моргана, чтобы он нас не догнал.
 — На стадо не надейтесь. Оно отвлечет его ненадолго, вы не успеете убежать.
 Скулы Рида напряглись.
 — Я отвлеку его, — сказала Кончита, опуская револьвер.
 Честити бросилась вперед. Она сделала всего несколько неуверенных шагов и попала в крепкие объятия Рида. Какое счастье вновь ощущать это тепло!
 — Уезжайте быстрее!
 Честити обернулась к мексиканке:
 — Ты должна уехать с нами.
 — Нет.
 — Если Морган узнает, что ты помогла нам бежать, он может наказать тебя.
 На губах Кончиты появилась холодная улыбка.
 — С Морганом я разберусь.
 — Но…
 — Мне от тебя нужно только одно. — Задрав юбку, Кончита выхватила из ножен кинжал и быстро взмахнула руками. Честити не успела сообразить, что она собирается делать, и опомнилась лишь тогда, когда увидела, что та держит прядь ее рыжих волос. — Идите!
 Рид поднял свою винтовку и обнял Честити за плечи:
 — Пойдем!
 — Но…
 Кончита резко отвернулась и залезла в повозку. Возражение Честити повисло в воздухе.
 Спустя несколько мгновений девушка сидела в седле впереди Рида и, забыв обо всем, прижималась спиной к его знакомой теплой груди.
 «Чертов придурок! — рвал и метал про себя Морган. — Нельзя было оставлять их одних!»
 Развернув свою лошадь, Морган погнал ее обратно. Дорога была вытоптана бычками, пробежавшими здесь всего час назад. Морган был взбешен. Он никак не ожидал такого поворота событий и до сих пор не мог понять, что же все-таки напугало стадо. Увидев Уолкера, вдруг возникшего из тучи пыли у него за спиной, он сразу решил: этот парень не жилец.
 Вглядевшись вдаль, Морган увидел впереди очертания фургона и облегченно вздохнул: его опасения не подтвердились. Он не доверял Кончите. Эта мексиканская шлюха могла увезти фургон и Честити. Правда, Морган надеялся, что у нее хватит ума не делать этого, ведь она знала: он ее все равно догонит, и тогда жить ей останется ровно столько, сколько нужно ему, чтобы нацелить револьвер и спустить курок, ни секундой больше.
 Честно говоря, его начала утомлять та роль, которую он играл по отношению к Честити. Терпение его истощилось. Случилось слишком много непредвиденного.
 Подъехав к фургону, Морган натянул поводья и насторожился, почуяв неладное. В повозке было подозрительно тихо.
 Расстегнув кобуру, он медленно повел свою лошадь вперед, внимательно оглядывая придорожные кусты. Когда Морган был в нескольких ярдах от фургона, из-за повозки вдруг вышла Кончита.
 Он спрыгнул с седла.
 — Где Честити?
 — Спит.
 — Спит? При такой-то суматохе? — Морган поднял голову и взглянул на фургон. — Ты смотрела, как она? Может, у нее лихорадка?
 — Нет. Она спит.
 Морган подозрительно покосился на мексиканку. Как-то странно она на него смотрела…
 — Уж не хочешь ли ты меня одурачить, Кончита? — спросил он, приторно улыбаясь.
 — Одурачить тебя, Морган? Я не понимаю, о чем ты говоришь.
 Кончита шагнула вперед, и Морган обратил внимание на блеск ее черных волос, золотисто-бронзовый оттенок кожи и темные, как омут, глаза. Вдохнув знакомый мускусный запах, когда-то окутывавший его дурманом вожделения, он вспомнил время, которое безвозвратно ушло.
 Морган грубо оттолкнул мексиканку и, не обращая внимания на ее удивленный ропот, пошел к фургону. Забравшись в повозку, он резко остановился. Честити лежала, укутанная с головой в одеяло. Виднелась лишь прядь ее роскошных волос.
 Озаренный страшной догадкой, Морган медленно двинулся к девушке. Честити лежала неподвижно, слишком неподвижно. Тяжело дыша, он нагнулся к ней и коснулся ее волос. Ярко-рыжая прядь осталась у него в руке.
 Вскрикнув, Морган рывком отбросил одеяло и увидел под ним тряпичный сверток. Вне себя от ярости, он выпрыгнул из фургона и бросился к Кончите, но, увидев дуло ее револьвера, замер на месте.
 — Шлюха… что ты с ней сделала?
 Кончита улыбнулась. Ее великолепная улыбка могла ослепить любого другого мужчину, но на Моргана она не действовала.
 — Она уехала, Морган. Ее муж жив. Он забрал ее и сейчас везет туда, где тебе до нее уже не добраться.
 — Наверное, в индейскую миссию. Он думает, что там она будет в безопасности. Болван! Я заберу ее оттуда! Я…
 — Нет, болван как раз ты, Морган! — Улыбка Кончиты сделалась надменной. — Этот человек только притворялся священником, а на самом деле охотился за тобой. Он приехал на индейскую территорию, чтобы поймать тебя и сдать полиции. А женщина ему помогала.
 Морган покачал головой:
 — Нет… Я не верю.
 — Она не твоя женщина, Морган, — улыбка сошла с лица Кончиты, — и никогда не будет твоей.
 — Тебе доставляет удовольствие говорить мне это, Кончита? — Морган смело шагнул вперед. — Ну что ж, а мне доставит удовольствие сказать тебе, что ты уже никогда не будешь моей женщиной. Меня тошнит от одного твоего вида. А ну прочь с дороги!
 — Нет! Не двигайся, Морган! — Палец Кончиты лег на спусковой крючок. — Ты не поедешь за ней.
 — Поеду!
 — Нет!
 — Нажми на курок, Кончита. Давай же! — Морган громко расхохотался. — Не можешь! Потому что все еще любишь меня, все еще надеешься, что я опять возьму тебя в любовницы. Ты не можешь меня застрелить, верно?
 — Могу, Морган, — Кончита заметно дрожала, — мне нечего терять! Ты растоптал мою любовь, забрал у меня надежду и жизнь. У меня ничего нет, и сама я ничто! Я ничего не потеряю, если…
 Стремительным, неуловимым для глаза движением рука Моргана скользнула к кобуре. Он выстрелил. Пуля попала в грудь, Кончита дернулась и упала на землю. Веки девушки дрогнули и закрылись, но Морган успел заметить удивление в ее глазах. Это его развеселило. Она хорошо его знала, и он никак не думал, что способен ее удивить.
 Но веселость его быстро прошла, и он торопливо зашагал к своей лошади. Кончита сказала, что Фаррел увез Честити. Девушка слишком слаба, чтобы ехать верхом, а если они вдвоем сели на лошадь Симмонса, то не могли далеко уйти. Все еще сжимая в руке огненно-рыжую прядь волос, Морган пришпорил коня и ускакал, ни разу не оглянувшись.
 Когда стих стук копыт, Кончита с трудом открыла глаза. Дыхание ее было слабым и прерывистым. Свет дня угасал, ее жизнь тоже.
 Она гнала прочь подступавшие слезы страдания. Растерзанная душа девушки болела от неутоленной жажды любви и напрасных надежд, которые уже никогда не сбудутся.
 «Ох, Морган… — Кончита судорожно всхлипнула. — Как же я тебя любила! Если бы только любовь моя была взаимной…»
 Ей стало трудно дышать… Вдруг перед ней мелькнуло лицо Моргана. Она хотела позвать его, но не могла издать ни звука. В глазах быстро темнело, и ей пришло на ум, что нелюбимая женщина — мертвая женщина.
 Сердце Кончиты остановилось. Она приняла свою смерть без борьбы.
 — Честити, милая…
 Девушка привалилась к Риду спиной. Вот уже несколько часов они скакали по ухабистой дороге. Солнце уплывало за горизонт. Он торопил коня, понимая, что, если им удастся избежать встречи с Морганом до наступления темноты, их шансы на побег увеличатся.
 Но Рид чувствовал, как с каждой милей растет напряжение Честити. Ее рана болела все сильнее. Она не жаловалась, но Рид знал, какого усилия воли стоило ей молчание.
 — Как ты, Честити?
 Она не ответила. Ее голова вдруг запрокинулась ему на грудь, и Рида охватил страх.
 С отчаянно бьющимся сердцем он остановил лошадь и повернул к себе девушку. Лицо ее было совершенно бескровно. Страх превратился в панику.
 Быстро спешившись, Рид поймал соскользнувшую с седла Честити, отнес ее в кусты и положил на холодную землю. Повязка у нее на плече была испачкана свежей кровью. Он достал фляжку, снял с шеи платок и протер ей лицо холодной водой. Честити открыла глаза.
 — У тебя опять пошла кровь.
 — Нет, — она попыталась улыбнуться, — я ушиблась, когда вместе с Кончитой выпрыгивала из фургона. Тогда из раны и потекла кровь. Но она уже остановилась. — Честити заметила его встревоженный взгляд. — Со мной все хорошо. Просто я устала.
 Девушка огляделась по сторонам. Казалось, она только сейчас поняла, где они.
 — Нам нужно ехать, Рид. Морган погонится за нами, как только вернется к фургону и увидит, что меня там нет.
 Она попыталась сесть, но Рид удержал ее.
 — Нет, — сказал он, покачав головой, — тебе надо немного отдохнуть.
 Он погладил ее по щеке и легко поцеловал в губы, вдруг осознав с неожиданной ясностью, что дороже этой женщины у него нет никого на свете.
 — Я хочу ехать, Рид. — Честити с трудом села. Рид попытался ее удержать, но она оттолкнула его руку. — Ты знаешь, что будет, если мы здесь останемся.
 — Ничего не будет. — Рид взял ее руку и поднес к своим губам. — Мы останемся здесь всего на полчаса. Ты отдохнешь, и мы поедем дальше.
 — Послушай меня, Рид, — прошептала она. Голос ее был слабым, но в мерцающих зеленых искорках глаз светилась знакомая решимость. — Если бы несколько месяцев назад кто-то сказал мне, что я окажусь с тобой здесь, что меня ранят в плечо и я буду спасаться от убийцы, я бы назвала этого человека безумцем. Но безумие стало реальностью, а тот человек, который нас преследует, и есть настоящий безумец. Ты знаешь Моргана. Я тоже успела его узнать. Это лжец и убийца. Он пойдет на все, лишь бы добиться своего. Когда он увидит, что меня нет в фургоне, он придет в ярость. Я боюсь за Кончиту. Мне никогда не понять, как она могла полюбить такого человека.
 Честити взволнованно вздохнула и посмотрела Риду в глаза.
 — Но ее чувства мне понятны. Когда я думала, что потеряла тебя, Рид, мне казалось, что жизнь кончилась. Теперь ты вернулся, и я не переживу, если с тобой опять что-то случится. Пойми меня, я устала, но, когда ты меня обнимаешь, я снова становлюсь сильной. Я уже не тот человек, каким была до поездки. С тех пор как мы встретились в поезде, я стала сильней, мудрей, поняла, что такое любовь, и не позволю Моргану отнять у меня все это.
 Охваченный внезапным волнением, Рид не мог говорить. Он смотрел на Честити и вспоминал ту девушку, которая подошла к нему в поезде. Она была такой чопорной и жеманной, но в ней уже тогда чувствовалась внутренняя сила и несгибаемая воля к победе. Честити изменилась внешне, но ее решимость осталась прежней. Почему же он вдруг решил, что этот характер подведет их сейчас?
 Он заговорил шепотом, сиплым от волнения:
 — Я годами искал справедливость, пытаясь исправить зло, которое было неисправимо. Приехав на индейскую территорию, я полагал, что, если не нашел справедливости, найду хотя бы отмщение. Но в результате я обрел нечто более важное. — Сглотнув, Рид произнес слова, что хранились в самой глубине его сердца: — Я люблю тебя, Честити.
 Не в силах больше сдерживать эмоции, Рид подхватил Честити на руки и понес к стоявшему рядом мерину. Он знал, что у них мало времени, поэтому лишь коснулся губами ее губ и поднял в седло, а сам сел сзади.
 Морган скакал по дороге с искаженным злобой лицом, мечтая расправиться с Фаррелом. За ним ехали остальные бандиты. Ему понадобилось немного времени, чтобы вернуться к стаду и собрать своих людей. Все вместе они помчались вдогонку за беглецами.
 Он оставил истекающую кровью Кончиту лежать на земле. Наконец-то отделался от нее! «Дура, любила до последней минуты!» — злобствовал Морган.
 «Честити… Кто же она такая?» — не раз он задавал себе этот вопрос и не находил ответа. Одно лишь он знал точно: кто бы ни была эта женщина, он ею овладеет.
 «Фаррел… Этот подонок, — думал Морган, — доживает свой последний день… последний час!» Он представил, с каким удовольствием прикончит его на глазах у Честити. «Тогда она уже не будет упираться, — уверял себя Морган. — Или будет?»
 Он мучился от нетерпения и вдруг впереди на дороге увидел конного всадника и замер от радости.
 Резко обернувшись, он крикнул своим людям:
 — Помните: не стрелять! Фаррел не рискнет воспользоваться оружием — с ним Честити.
 Издав победный клич, Морган пустил свою лошадь бешеным галопом.
 Услышав сзади топот копыт, Рид оглянулся. Он почувствовал, как задрожала Честити, и погнал свою лошадь быстрее.
 Всадники приближались.
 Вот они совсем рядом…
 Вот они скачут вровень с ними!
 — Стой, Фаррел, или я всажу в тебя пулю!
 Услышав крик Моргана, Честити задрожала сильнее. Рид заметил испуг девушки. Он не мог рисковать ее жизнью.
 Люди Моргана окружили их, и Рид осадил свою лошадь, крепче сжав в объятиях Честити.
 Морган, Уолкер, Бартелл, Симмонс. Он хорошо помнил их имена.
 — Слезай, Фаррел! — Морган с ненавистью смотрел на Рида. Когда тот подчинился, бандиты спешились тоже. — Так значит, ты вовсе не пастор? Кончита сказала мне, зачем ты приехал на индейскую территорию. Ты хотел поймать меня. — Он мрачно хохотнул. — Чему ты так удивился? Ты же знал, что Кончита будет ждать меня возле фургона. Она схватилась за револьвер, но собиралась только припугнуть меня в надежде на то, что я к ней вернусь. Я видел это по ее глазам. Но я честно сказал ей, что между нами все кончено. Тогда она сказала, что убьет меня, — улыбка сошла с лица Моргана, — но я не дал ей этого сделать.
 Честити громко охнула и качнулась в седле. Рид невольно протянул к ней руки.
 — Не трогай ее! Теперь она моя.
 Рид обернулся к Моргану с презрительной усмешкой.
 — Я твоя? — сказала Честити, тяжело дыша. — Ты убийца! Ты убил Кончиту и пытался убить Рида. Неужели ты в самом деле думаешь, что я позволю тебе ко мне прикоснуться? — Волосы девушки ослепительно блестели в лучах заходящего солнца. — Даже не надейся!
 — Вы слышали, парни, что она сказала? — Морган быстро оглядел стоявших вокруг мужчин. — Постарайтесь не забыть эти слова. Потом вы напомните Честити о них, когда она вылезет из моей постели, сияя довольной улыбкой.
 — Негодяй! — Рид рванулся вперед.
 — Стоять! — Морган поджал губы. — Я пока не хочу тебя убивать.
 — Отпусти его, Морган, — сказала Честити громким шепотом.
 — Ты меня умоляешь, Честити? — Морган обернулся к Уолкеру: — Сними ее с лошади, я должен посмотреть ей в глаза. — Уолкер поставил девушку на землю, и Морган продолжил: — А теперь попроси меня как следует, Честити. Скажи, что ты мне сделаешь, если я отпущу Фаррела.
 — Заткнись, Морган! — Светлые глаза Рида загорелись гневом, его крепкое тело напряглось. Он взглянул на Честити, стоявшую всего в нескольких шагах от него. — Не надо его уговаривать, Честити. Ты знаешь, кто он такой. Ты сама это сказала. Он лжец и убийца.
 — Хватит, Фаррел! — Морган обернулся к Честити и вдруг улыбнулся по-мальчишески милой улыбкой, в которой не было ничего зловещего. — Подойди поближе, Честити, — ласково позвал он.
 Девушка не двигалась.
 Улыбка Моргана померкла.
 — Я сказал: «Подойди поближе».
 — Стой на месте, Честити.
 Морган метнул на Рида угрожающий взгляд:
 — Помолчи!
 — Не подходи к нему, Честити!
 Рид взглянул в глаза девушке. Он знал: Морган ждет удобного момента, чтобы убить его, и хочет сделать это на глазах у Честити, дабы вселить в нее страх.
 Надо было помешать ему.
 Он шагнул к девушке.
 — Не подходи к ней, Фаррел! — Морган быстро пошел к нему, вскинув свой револьвер. — Еще один шаг — и тебе конец!
 — Слушай, Морган, мне уже надоело! — неожиданно подал голос Уолкер, сердито передернув плечами. — Я не собираюсь целый день ждать, когда ты наиграешься с Фаррелом! Кончай его и поехали!
 — С какой это стати ты мне указываешь, Уолкер? — Разъяренный Морган обернулся к своему компаньону и навел на него дуло револьвера. — Ты что, забыл, кто здесь главный?
 Но Уолкер не думал сдаваться.
 — Нет, не забыл, — прорычал он, — но мне надоело…
 Злобная перепалка продолжалась, но Рид не прислушивался к словам бандитов. Он искоса поглядывал на винтовку, висевшую совсем рядом на седле. Уолкер кричал, остальные внимательно смотрели на Моргана. Такого удачного момента больше никогда не будет…
 Бросившись к седлу, Рид схватил винтовку. Морган обернулся к нему и вскинул револьвер. В этот момент Честити метнулась наперерез двум вооруженным мужчинам.
 Прогремел выстрел.
 Стройная фигурка Честити дернулась.
 Рид выкрикнул ее имя и, машинально протянув руки, подхватил девушку.
 Он стоял, прижимая ее к себе, и с удивлением смотрел на Моргана, который вдруг пошатнулся и свалился на землю.
 Честити развернулась в объятиях Рида и, содрогнувшись, увидела умирающего Моргана. Смертельно раненный бандит издал последний хриплый вздох.
 Рид поднял голову и оглядел компаньонов Моргана. Они были удивлены не меньше его.
 И тут из придорожных кустов вышел незнакомец с дымящимся револьвером в руке. Рид быстро шагнул назад, увлекая за собой Честити. Прищурившись от яркого закатного солнца, он увидел, как за спиной у мужчины появилось еще несколько человек. «Индейцы!» — подумал Рид.
 Незнакомец подошел и остановился в нескольких шагах от него. Это был крупный парень с длинными темными волосами до плеч, одетый в оленьи шкуры. На голове его была повязка индейца. Смотревшие на Рида зеленые глаза были признаком смешанной крови. Парень покосился на Честити, и в то же мгновение из-за его спины вышла молодая женщина в дорожном костюме и направилась прямо к девушке.
 Увидев идущую к ней высокую стройную женщину, Честити изумленно охнула. Она поняла, кто это, и кожа ее покрылась мурашками. Девушка задрожала, но на этот раз не от гнева или страха.
 Женщина подошла ближе, и в лучах солнца вдруг блеснул золотой медальон сердечком, висевший у нее на шее. Честити стояла, не смея шелохнуться. Подошедшая сняла шляпу, и стали видны ее тонкие, почти ангельские черты лица и блестящие светло-русые волосы, заплетенные в длинную косу.
 Из горла Честити вырвались рыдания. Она помнила эти волосы и знала это лицо. Женщина была потрясена не меньше Честити. Она долго шевелила губами, не в силах произнести ни звука, и наконец выдавила хриплым шепотом:
 — Честити… это ты?
 Плача от радости, Честити протянула к ней дрожащие руки. Еще мгновение — и она ощутила себя в знакомых теплых объятиях. Годы мучительной разлуки разом ушли в прошлое. Честити крепко прижимала к груди стройную блондинку. Долго сдерживаемые эмоции выплеснулись в счастливые слова любви, слетавшие с ее губ бессвязным взволнованным шепотом.
 Оторвавшись наконец от груди женщины, Честити заглянула в ее залитое слезами лицо. Она видела ясные, светлые глаза, до боли похожие на глаза ее матери, робкую улыбку, очень напоминавшую ее собственную, и чувствовала родственную близость, которую не смогли стереть долгие годы разлуки.
 Счастье переполняло сердце Честити. Она обернулась к Риду и произнесла дрожащим, срывающимся от волнения голосом:
 — Рид, познакомься, пожалуйста, с моей сестрой. Ее зовут Пьюрити.




 Глава 13


 — Дай-ка я тебе помогу.
 Рид встал за спиной у Честити и развернул ее плечи к свету, чтобы лучше видеть цепочку, на которой висел медальон. Цепочка запуталась в ярко-рыжих волосах девушки, и надо было ее высвободить. Когда-то эта задача относилась к числу немногих, перед которыми Рид пасовал, но со временем пришел необходимый навык.
 Утренний солнечный свет струился в окно скромной спальни фермерского дома. Комната была небольшой, но уютной. Здесь стояли туалетный столик с маленьким зеркалом и широкая кровать с мягким пуховым матрасом.
 Честити вспомнила упоительные часы близости, проведенные на этой кровати минувшей ночью, и затрепетала от волнения. Они любили друг друга, и их любовь, глубокая и искренняя, затмившая мучительные переживания прошлого, не ограничивалась простым чувственным влечением, а доверие было выше тех клятв, которыми они обменялись неделю назад. Теперь, когда все было сказано, Честити поняла: ее союз с Ридом скреплен не только словами, их сердца закалились в совместном преодолении испытаний.
 Честити подняла голову и с улыбкой взглянула на Рида, вспомнив мрачного бородатого мужчину, с которым встретилась в поезде. Тогда она подошла к нему как к священнику, ища понимания и совета, и он показался ей невероятным грубияном, лишенным какого бы то ни было сострадания, а она все-таки не смогла с ним расстаться.
 В ушах Честити звучали голоса ее тетушек:
 — Вот видишь, Генриетта? Я же тебе говорила! Ты зря волновалась. Честити — сильная, умная, способная принимать мудрые решения. Я знала, что она найдет свой путь в жизни.
 — Ты знала? Это я знала. Я всегда говорила, что ее независимость сослужит ей добрую службу.
 — Ты не хотела, чтобы она ехала на Запад!
 — Ты тоже этого не хотела!
 — Ты говорила, что ей вообще не надо выходить замуж!
 — А ты подыскала ей какого-то завалящего жениха!
 — А ты хотела, чтобы она работала в нищенском квартале!
 — Я этого не хотела!
 — Нет, хотела!
 — Ты, как всегда, помнишь только то, что тебе выгодно помнить.
 — А ты, как всегда, упряма до невозможности!
 Честити не сомневалась, что сейчас ее тетушки перестали бы браниться. При всех своих разногласиях эти милые женщины были единодушны в одном: они желали ей счастья.
 Мысли ее перекинулись на события того ужасного дня, когда погиб Морган. Честити вспомнила, как Рид потянулся к винтовке, как Морган в этот момент повернул к нему револьвер, а она сама не задумываясь бросилась наперерез мужчинам.
 Откуда ей было знать, что молодой индеец, которого звали Бледнолицый Волк и который неожиданно появился в придорожных кустах в самом начале их поездки по индейской территории, узнал ее медальон, потому что точно такой же носила его возлюбленная Пьюрити? Могла ли она предположить, что он поедет ее искать, увидит труп Кончиты и, погнавшись за Морганом, обнаружит их всех на дороге?
 Бледнолицый Волк, или Касс Томас, — наполовину индеец, наполовину белый. Это его выстрел уложил Моргана.
 В тот день Рид и Бледнолицый Волк стали друзьями, и их дружба грела сердце Честити. Судьба связала две пары самым невероятным образом, но теперь, оглядываясь назад, Честити видела в этом некую закономерность.
 Что касается ее раны, то она зажила, не оставив и следа.
 Бандиты Моргана сидели в тюрьме, а краденый скот, владелец которого был неизвестен, остался на индейской земле. Награда, полученная за Моргана и членов его банды, была передана индейскому племени, к которому принадлежал Бледнолицый Волк. Рид и Честити посчитали, что это справедливая плата за их спасение.
 Сейчас они жили на ранчо Серкл-Си. Владелец фермы Стан Корриган в далекий трагический день нашел Пьюрити на речном берегу и вырастил ее. Пьюрити настояла на том, чтобы Рид и Честити приехали сюда и поженились. Они сыграли прекрасную свадьбу. Торжественный день стал еще более радостным благодаря…
 — Ну вот, я распутал!
 Рид повернул жену к себе лицом, прервав ее размышления. Она подняла руку и дотронулась до его щеки. В серьезных глазах Рида светилась любовь, и сердце Честити таяло от счастья. Наверное, ей никогда не привыкнуть к этому взгляду, как не привыкнуть к мысли о том, что теперь они будут вместе до конца жизни. Запустив пальцы в его густые светлые волосы — ей нравилось трогать эти шелковистые локоны, — Честити ласково спросила:
 — Почему ты такой серьезный, Рид?
 — Просто я подумал… — он смотрел на нее своими поразительно голубыми глазами, проникавшими в самую душу, — если бы не этот маленький кусочек золота у тебя на шее и то, что он для тебя символизирует, ты, возможно, никогда не решилась бы оставить цивилизованный восток и поехать на поиски своих сестер, а я не нашел бы тебя в том поезде.
 Честити не смогла сдержать улыбку.
 — Это я нашла тебя, Рид.
 Он притянул ее к себе и сказал:
 — Когда я думаю о том, как легко мы с тобой могли разминуться…
 — Я не позволяю себе думать о том, что могло бы быть, Рид, а думаю только о том, что есть.
 Он крепко прижал девушку к своей сильной груди и прошептал:
 — Мне очень нравится то, что есть, Чести-ти. Долгое время я думал, что уже никогда не произнесу эти слова. Моя душа была черна от горя. Все окружающее воспринималось мною только в мрачных тонах. У меня была одна-единственная цель, но я отказался от нее в день встречи с тобой, хоть и не сразу признался себе в этом. Ты бросала мне вызов, сбивала меня с толку и злила так, как ни одна другая женщина. Когда у меня прошла лихорадка, а в голове прояснилось, я все еще не мог решить, кто ты — ангел во плоти или дурочка.
 Рид помолчал, глядя ей прямо в лицо.
 — Ты была такой наивной… такой доверчивой. У меня была цель — найти Моргана, и я подумал, что из твоей доверчивости можно извлечь пользу. Сначала я обманывал тебя ненамеренно, потом продолжал хитрить, потому что так было удобно, а когда наконец собрался открыть свои истинные чувства, было уже поздно. Я хочу высказать их сейчас, чтобы у тебя не возникало никаких сомнений. Ты прогнала терзавшие меня тени минувшего, заставила понять, что надо перестать ворошить прошлое и жить дальше. — Обдавая ее губы своим теплым дыханием, Рид прошептал: — Я радуюсь, что ты моя жена, смело смотрю в будущее, потому что знаю: ты всегда будешь рядом со мной. С великой радостью думаю я о том, что каждый день буду держать тебя в своих объятиях.
 Он коснулся ее губ своими губами. Поцелуй становился все более страстным и напористым. Ощутив знакомый всплеск эмоций, Честити закинула руки Риду на шею и крепче прижала его к своей груди. Она почувствовала, как в нем поднимается желание, и у нее перехватило дыхание, а сердце часто застучало.
 — Эй! Когда вы придете? Мы же вас ждем!
 Знакомый женский голос разрушил упоение момента. Рид напрягся и с явной неохотой оторвался от Честити. Увидев его кривую усмешку, девушка молча улыбнулась.
 — Твоя сестра такая нетерпеливая, — сказал он.
 — Просто она привыкла командовать. — В улыбке Честити появилась добродушная снисходительность. — Вот что бывает, когда ты младший в семье, Рид. Твои сестры никогда не забывают о своем старшинстве.
 Взявшись за руки, они спустились по лестнице на первый этаж. Внизу их ждала темноволосая красавица. Увидев ее, Честити просияла.
 — Онести! — воскликнула она.
 Прелестная Онести с блестящими черными волосами и сапфировыми глазами, сверкавшими ярче любого драгоценного камня, была самой старшей, самой красивой и самой властной из сестер. Именно Онести сильнее всех верила в то, что когда-нибудь они снова будут вместе.
 Честити до сих пор с удивлением вспоминала день их приезда на ранчо Серкл-Си. Ни она, ни Пьюрити не ожидали такого сказочного поворота событий. Когда они подъехали к фермерскому дому, на крыльцо вдруг вышла Онести. Обе женщины сразу узнали сестру. Их сердца дружно возвестили о том, что это именно она.
 Что было потом, Честити помнила плохо. Осталось лишь радостное ликование: они снова все вместе!
 Теперь ей казалось, что сама судьба назначила Онести найти их. Ее молодой муж Уэс Хау-элл, высокий смуглый красавец, был техасским рейнджером, от которого не мог скрыться ни один преступник.
 — Ну наконец-то! — воскликнула Онести, подходя к сестре.
 Сверкая ослепительной красотой, она раскинула руки и заключила Честити в свои объятия, потом подмигнула Риду:
 — Я на время похищу твою жену, Рид. Хочу выполнить одно давнее обещание.
 — Какое обещание? — Честити недоуменно взглянула на Пьюрити, стоявшую в сторонке, но та лишь пожала плечами.
 Вслед за Онести Честити вышла из дома и увидела огромную лошадь, стоявшую под седлом у перил крыльца. Она обернулась к сестре и с удивлением заметила слезы у нее на глазах.
 — Помнишь, — сказала Онести, — как однажды я без спроса взяла папину гнедую кобылу и мы с Пьюрити устроили бешеные скачки? Папа догнал нас в прерии, привез домой и как следует отшлепал. А ты тогда плакала громче всех, потому что была еще слишком мала и не могла поехать с нами. Когда нас уложили спать, я пообещала тебе, что когда-нибудь мы поедем кататься все втроем. — Лицо Онести просияло улыбкой. — Этот день настал.
 Через несколько минут Честити сидела на огромной кобыле и оглядывалась назад, на троих мужчин, стоявших на крыльце дома. Уэс снисходительно покачивал головой, хотя вообще-то редко спускал жене ее сумасбродные выходки. Касс внимательно смотрел на трех наездниц, а Рид весело улыбался. Пьюрити издала громкий возглас, и Онести ударила пятками в бока своей лошади, пустив ее бешеным галопом.
 Ветер в лицо… восторженные крики сестер… Они неслись по залитой солнцем земле, и дикая, сумасшедшая радость переполняла Честити.
 Казалось, вот-вот сердце ее выпрыгнет из груди. Звонко смеясь, она вдруг ощутила нежный аромат роз и увидела улыбку отца. В этот момент Честити поняла, что ее родители наконец-то успокоились на небесах, потому что теперь все их дочери — все три опасные добродетели — опять были вместе.
 Она летела вперед, едва дыша от восторга. Но счастье ее стало еще более полным, когда скачки закончились и она оказалась в теплых объятиях Рида.
 — Я люблю тебя, Честити, — сказал Рид.
 Этих слов не нужно было повторять. Они светились в его глазах, обещая будущее, и отражались в ее сердце, наполняя его неугасимым огнем.