Аннотация: Спасаясь от безумного убийцы, юная служанка Камилла попадает в поместье молодого графа Уэсткотта – и поневоле вынуждена принять участие в романе, играя перед всем роль его невесты. Однако граф, виновник этого маскарада, сам оказывается в собственных сетях и, покоренный невинной прелестью «подставной невесты», очень скоро начинает сходить с ума от любви и мечтать лишь об одном – пробудить в Камилле пламя ответной любви…


---------------------------------------------


 Джил Грегори
 Долго и счастливо



 Пролог


  Париж, 1806 год 
 Время близилось к полуночи. Тьма окутала парижские улицы. Слабый свет уличных фонарей с трудом пробивался сквозь влажный туман, поднимающийся над глянцево поблескивающей булыжной мостовой. Тишину лишь изредка нарушал грохот проезжающей кареты. В этот час перед мраморным фасадом роскошного особняка в центре Парижа остановился всадник. Одетый в ливрею посыльный поспешно соскочил с коня и взбежал по ступенькам. Он требовательно забарабанил в украшенную затейливой резьбой дверь. Вскоре на пороге появилась низенькая женщина с покатыми плечами, глазами хорька и плотно сжатым ртом. В пухлой руке она держала свечу.
 – Мне нужно видеть мадам Саверн – и немедленно! – резко произнес посыльный. – Я привез послание от герцога де Мон де Лиона.
 Услышав это имя, служанка ахнула и вытаращила глаза. Пламя свечи затрепетало от внезапного порыва ветра, ворвавшегося с улицы в открытую дверь. Краска сбежала с пухлых щек служанки, но через секунду она оправилась и попыталась захлопнуть дверь.
 – Уходите. Мадам никого не может принять. Она умирает.
 Посыльный уперся рукой в дверь, не позволяя закрыть ее.
 – Посторонитесь, мадам, – предостерегающе произнес он. – У меня письмо от его светлости. Ваша хозяйка не смеет умереть, не прочитав его.
 Сюзетта – так звали служанку мадам Саверн – гневно посмотрела на высокого человека в ливрее и дала себе слово, что не позволит ему потревожить госпожу.
 – Неужели у вас нет ни капли жалости? Негодяй, – зашипела она. – Убирайтесь. Я вас не пущу в дом! А что до герцога, я плюю на него. Тьфу!
 И она снова попыталась захлопнуть дверь, а он снова ей помешал.
 – Я уже предупредил вас, мадам. Герцог дал мне поручение доставить это письмо, и я его выполню.
 С этими словами он решительно оттеснил ее в сторону и вошел в холл. Роскошная люстра свисала со сводчатого потолка, ее хрустальные подвески сверкали, словно острые кинжалы, в мерцающем свете свечи в руках Сюзетты. В холле стоял маленький столик с зеркальной крышкой, а стены были расписаны золотом. Великолепный особняк с обитой бархатом мебелью и мраморным полом был погружен в таинственный полумрак, широкая парадная лестница поднималась наверх, изгибалась и исчезала во тьме.
 Сюзетта могла бы закричать и позвать на помощь других слуг, но не сделала этого. Она отступила назад и уставилась на герб герцога, красовавшийся на куртке посыльного. Лицо ее исказила ненависть.
 Посыльный торопливо двинулся к лестнице и начал подниматься по ней.
 – Подождите! – крикнула Сюзетта. Она мысленно проклинала его, но галльская практичность заставила ее смириться с неизбежным. – Я вас провожу. Идите за мной, негодяй.
 Сгорбившись, она пошла впереди.
 Мадам Женевьева Саверн неподвижно лежала в постели под шелковым покрывалом. Ее утонченное прекрасное лицо, обрамленное золотисто-рыжими локонами, все еще было красиво, несмотря на мертвенную бледность кожи и запавшие глаза, некогда горевшие живым огнем. Исхудавшие пальцы в кольцах сжимали кружевной платочек.
 Женевьева Саверн за всю свою жизнь любила только одного человека, а он с презрением отверг ее, нанеся жестокий удар по самолюбию. Боль от этого удара превратила ее страстную любовь в злобную, разъедающую ненависть, ненависть, которая в последние девятнадцать лет заполняла всю ее жизнь и почти все мысли. Ее сердцу, заключенному в скорлупу эгоизма, были недоступны нежные чувства. В нем жила лишь одна жажда мести.
 Когда посыльный герцога предстал перед ней и изложил цель своего визита, Женевьева Саверн ничего не ответила, даже не взглянула в его сторону. Охваченная лихорадкой, которая сжигала ее тело, как лесной пожар пожирает сухую ветку, она думала о Жираре.
 «Значит, ты знаешь, да, дорогой? Тебе рассказали. Ах, значит, моя месть свершилась. Прекрасно».
 Женевьева улыбнулась самой себе, радость наполнила ее. Она заставила его страдать так, как когда-то страдала сама. Он никогда не найдет девочку. Никогда!
 Теперь Женевьева рассмеялась вслух, хриплым, злорадным смехом.
 – Мадам, мадам, – услышала она голос посыльного и обратила на него тусклый взгляд. На вид сильный мужчина, но он ничего не сможет сделать. Ничего. – Мадам, письмо от герцога. Я его сейчас прочту. Желаете, чтобы эта женщина осталась здесь?
 Эта женщина? Ах да, Сюзетта. Женевьева взглянула на залитое слезами лицо преданной служанки, которая когда-то была горничной в том же доме, где мать Женевьевы работала кухаркой. Много лет назад они обе обосновались в небольшом заведении. Тогда ни одна из них и представить себе не могла, какой огромный успех ждет красавицу Женевьеву. Дочь кухарки стала блестящей куртизанкой. Сколько богатых дворян были рабами ее красоты! Графы, герцоги, бароны осыпали ее драгоценностями. И все эти годы Сюзетта верно и преданно служила ей, умела держать язык за зубами и ничего не просила взамен.
 Женевьева держалась с ней отчужденно. Сюзетта и доброго слова от нее никогда не слышала. Но после смерти хозяйки Сюзетта станет очень состоятельной женщиной.
 И это справедливо.
 Женевьева Саверн бросила на посыльного холодный взгляд.
 – Она может остаться, – равнодушно произнесла умирающая и закрыла глаза.
 Посыльный начал вслух читать письмо герцога. Слова вихрем кружились вокруг нее, но она почти не слушала, погруженная в собственные мысли.
 «Жирар, Жирар, сейчас ты уже старик. Жаль, что я умираю раньше тебя. Теперь я уже никогда не узнаю, нашел ли ты ее. Никогда не узнаю. Но ты потерял все эти годы… их уже не вернешь. Ты ужасно страдаешь. Ради одного этого игра стоила свеч…»
 Монотонный голос все звучал в ее ушах: герцог на нее гневался. Разумеется. Он хотел получить ответы на многие вопросы, хотел помощи, в противном случае грозил отомстить так, как она даже представить себе не может.
 Угрозы. Бесполезные, глупые угрозы. Она рассмеялась про себя, ее мысли унеслись в прошлое. Молодой, полный сил герцог, деливший с ней ложе, невинный розовощекий младенец в позолоченной колыбельке. Она представила себе крохотного ребенка, крепко спящего, закутанного в одежду из мягкого голубого бархата. Нет, нет, это был другой ребенок, ее ребенок, это он носил голубое платьице. Или оно было желтое?
 Ее мысли стали путаться.
 Рука Женевьевы была мокра от слез Сюзетты, стоявшей на коленях перед постелью умирающей и прижимавшейся к ее руке.
 Младенец. Два младенца. Один умер, второй жив. Герцог никогда теперь не найдет этого ребенка. А она ни единым словом не поможет ему…
 – Не плачь, Сюзетта, – приказала она и с торжествующей улыбкой посмотрела в потрясенное лицо служанки. – Не важно, что он говорит, что делает. Ты понимаешь? Я победила. Я отомстила герцогу.
 – Да, мадам. Да. Вы его превзошли. Вы превзошли их всех, – страстно прошептала Сюзетта, сильнее сжимая руку своей госпожи.
 Но глаза Женевьевы закрылись. Рука безжизненно обмякла. Где-то в холле часы пробили полночь.
 – Она умерла. – Сюзетта тяжело поднялась на ноги и обернулась к посыльному, на ее глазах блестели слезы. – Вы удовлетворены? Теперь идите и скажите своему герцогу, что здесь ему уже никто не поможет.
 – Думаю, что это не так, – тихо ответил посыльный и шагнул к ней. – Вы поедете со мной, мадам, и ответите на вопросы герцога, раз ваша госпожа не может этого сделать.
 – Ни на какие вопросы я не стану отвечать! – крикнула Сюзетта, и в ее глазах вспыхнула ненависть.
 Он взял ее за руку.
 – Посмотрим. Карета герцога стоит внизу. Поехали.
  Лондон, 1806 год 
 Бальный зал леди Хэмптон сверкал, заполнившие его леди и джентльмены были в масках и роскошных маскарадных костюмах. Оживленных, смеющихся гостей кружил вихрь веселой музыки, заражая атмосферой веселого безрассудства, царившего на этом вечере. Весь Лондон съезжался на ежегодный бал-маскарад у леди Хэмптон. Здесь были лесные нимфы и принцессы, драконы, великаны, морские богини и колдуны. Взрывы смеха звенели в воздухе, шампанское лилось из мраморного фонтана в конце зала между двумя высокими серебряными сосудами с красными розами.
 Высший свет танцевал, сплетничал и смеялся, нарядные пары кружились и скользили в танце по мраморному полу зала. Вечер был в самом разгаре, и общество становилось все более веселым, распущенным и буйным.
 Все это служило идеальным фоном для графа Уэсткотта. Он был неотразим в длинном черном плаще с капюшоном, маска разбойника частично скрывала его красивое смуглое лицо. Движения его были изящны, и когда он проходил через переполненный бальный зал походкой пантеры, дамы не могли оторвать от него жадных глаз.
 – Это тот самый граф Уэсткотт? – шепнула Флоренс Персиммонз леди Бриттани Девилл.
 Леди Бриттани, которая всего минуту назад закончила танец с лордом Морроутоном и послала своего галантного партнера за лимонадом, пристально следила за графом из-под своей греческой маски.
 – Возможно. – Ее небрежный тон не вязался с ярким блеском фиолетовых глаз, провожающих высокого, широкоплечего разбойника, который прошел через зал и исчез в одной из комнат, где шла игра по-крупному.
 Леди Бриттани опустилась на обитое бархатом золоченое кресло, небрежно расправляя измявшиеся складки своего белого одеяния греческой богини.
 – Меня гораздо больше интересует, кто из этих джентльменов лорд Марчфилд, – спокойно произнесла она, но ее великолепные глаза не отрывались от двери, за которой скрылся «разбойник». – А граф Уэсткотт меня мало волнует.
 Флоренс спрятала улыбку. Все знали, в какую игру играют в этом сезоне в приемных и бальных залах лондонского света. Леди Бриттани Девилл была общепризнанной первой красавицей в свете, с которой не могла сравниться ни одна из молодых леди, начавших выезжать в этом сезоне. Десятки кавалеров пали жертвой ее очарования, покоренные точеной фигурой и золотыми волосами, и в их числе – самые состоятельные и известные молодые люди высшего света. Надо сказать, и лорд Уэсткотт не избежал этой участи. В возрасте двадцати восьми лет граф завоевал себе дурную славу дуэлянта и ловеласа. На его счету было не одно разбитое сердце. Его ухаживания за ослепительной леди Бриттани вызвали большие толки в обществе. Некоторые злорадствовали: наконец-то этот молодой сердцеед сам попался в любовную западню!
 Однако сегодня леди Бриттани словно не видела его, отдавая предпочтение лорду Марчфилду, лорду Кирби и русскому графу Андрею. Столь небрежное обращение привело графа в большую ярость, хотя он и пытался сдерживать свои чувства. Несмотря на то что все присутствующие в этом зале дамы с радостью согласились бы танцевать с таким состоятельным, блестящим кавалером и несмотря на то что все они старались его завлечь и соблазнить, он ни на одну из них не обратил ни малейшего внимания и мрачный покинул бальный зал.
 Леди Бриттани, довольная результатом, тайком улыбнулась: граф попался на ее крючок. Но действительно ли ей хочется его заполучить, вот в чем вопрос. Она никак не могла сделать выбор между графом Уэсткоттом и лордом Марчфилдом.
 Лорд Марчфилд, обходительный, красивый, богатый, обладающий утонченными манерами мужчина, не волновал ее так, как мужественный, суровый граф Уэсткотт. При мысли о нем сердце леди Бриттани забилось сильнее. Обжигающий взгляд серых глаз графа, тепло его сильной ладони, сжимающей ее запястье во время танца, чувственный изгиб жесткого рта – все волновало ее. В присутствии Уэсткотта Бриттани буквально теряла голову. Хладнокровной и расчетливой по натуре Бриттани это не очень-то нравилось. И уж совершенно не нравилась атмосфера скандала, которая окружала имя графа. О, семейство Одли, несомненно, принадлежало к высшему свету и было принято везде, но также несомненно, что к их благородной крови примешивалось нечто дикое и безрассудное. Это-то больше всего и беспокоило ее. И ее мать тоже.
 Больше всего на свете Бриттани хотелось сделать блестящую партию. У нее было все: и высокое происхождение, и прекрасное воспитание, и деньги, и положение в обществе. Кроме того, Господь одарил ее исключительной красотой.
 И она намеревалась выбирать тщательно – и не промахнуться.
 Ей казалось, что граф Уэсткотт, необузданный и непредсказуемый, представляет собой несколько рискованный выбор.
 А вот лорд Кирби был превосходным кандидатом, и лорд Марчфилд тоже. И все же она продолжала думать о графе. Ей приходилось часто напоминать себе, что, помимо обширных земель, загородного поместья и городского особняка на Беркли-сквер, граф Уэсткотт имеет и определенные недостатки. Во-первых, у него есть младшие сестра и братья, которых он опекает, и потом этот его характер. Бриттани вспомнила о нашумевшей истории, случившейся несколько лет назад, в результате которой погибла его сестра…
 Скандал. Даже от одной его тени Бриттани приходила в ужас. Так же, как и ее отец и мать. Не лучше ли держаться подальше от графа Уэсткотта и обратить свой взор на другое лицо? Но все же…
 Он так красив, и в нем есть что-то пугающе привлекательное. И так приятно одним пальчиком подцепить такую редкую, но великолепную добычу и смотреть, как этот внушающий ужас граф повиснет на твоем крючке…
 – Этот маскарад, – заметила Бриттани Флоренс при виде приближающихся к ней нетерпеливых ухажеров, – просто великолепен. Я уже давно так не веселилась.
 – Могу я просить оказать мне честь и подарить этот танец? – воскликнул мистер Ситон, выходя вперед и склоняясь перед ней в поклоне. Он был одет в костюм легендарного разбойника Робин Гуда, глаза его умоляли ее о снисхождении. Мгновение спустя его оттеснили в сторону другие молодые люди, умолявшие Бриттани позволить сопровождать ее на торжественный ужин.
 – Ну, джентльмены, как может дама устоять перед столь очаровательными мольбами? – улыбнулась Бриттани, встала и милостиво, словно королева, подала руку мистеру Ситону. – Я должна подумать, прежде чем сделаю выбор. Мне искренне хочется поужинать в компании всех вас. Ах, Боже мой!
 И она со смехом ускользнула в танце с мистером Ситоном, оставив других вести вежливую беседу со скучной Флоренс. Во время танца, весело болтая с партнером и бросая на него снизу вверх кокетливые взгляды, она мысленно составляла список новых мучений для графа Уэсткотта, которые подвигли бы его сделать ей предложение: это предложение она тщательно обдумает, а затем с сожалением отвергнет.
 «Я стану известна как леди, которая разбила сердце графа Уэсткотта, – думала она. – Это будет настоящий триумф».
 Или, может быть, она все же выйдет за него замуж – будь прокляты все условности. Тогда она сможет развлекаться до конца своих дней превращением непредсказуемого графа в самого предсказуемого и покорного супруга.
 Каждая из этих перспектив таила в себе несомненную привлекательность для юной красавицы, уверенной в своем искусстве завораживать и околдовывать.
 Что она выберет?
 Граф Уэсткотт играл в фаро самозабвенно – и выигрывал. Вокруг игорного стола собралась толпа, становившаяся все гуще по мере того, как ставки росли, и с каждым удачным выигрышем по толпе зрителей пробегал взволнованный гул, напоминающий жужжание пчелиного роя. Всем хотелось узнать, долго ли графу будет сопутствовать удача.
 В глазах Филипа вспыхнул холодный огонь. Он снял маску разбойника. Молодое, смуглое, полное притягательной силы лицо его хранило скучающее выражение, но под внешним спокойствием скрывалась туго сжатая пружина напряжения. Противником графа был лорд Марчфилд, один из претендентов на руку леди Бриттани. Все находящиеся в игорном зале, от самого юного денди до старого подагрика герцога Крейви, знали о взаимной неприязни двух игроков.
 – Я слышал, леди Бриттани позволила молодому Ситону сопровождать ее к ужину, – заметил один пожилой джентльмен другому, и его слова разнеслись по притихшей комнате подобно звукам колокола. Его спутник подавил смешок. Все присутствующие затаили дыхание.
 Рука графа на мгновение замерла в воздухе, затем продолжила движение и небрежно поднесла к губам бокал с бренди. Он сделал большой глоток, в его серых глазах дрожало отражение пламени свечей, расставленных вокруг стола.
 Теперь настала очередь лорда Марчфилда выбирать карту. Он был одет сатиром, в черный с серебристой отделкой костюм, и его улыбка, обращенная к графу, выражала легкую иронию.
 – Не возражаете, если мы увеличим ставки?
 – Как хотите. – Филип ответил ему взглядом, полным спокойного равнодушия.
 Улыбка Марчфилда стала шире.
 – Я слышал, что в Пэкстон-Хаусе недавно произошел какой-то случай. Возможно, ваш брат вам об этом рассказывал, – проговорил он низким, ленивым голосом.
 Воцарилась мертвая тишина.
 – Мой брат? – Голос графа звучал угрожающе тихо.
 – О, не Джеймс. – Элегантные белые кружева на рукавах бархатного камзола сатира соскользнули с руки, когда Марчфилд поднес к носу щепотку табака. – Ваш младший брат. Джеффри, Джедсон… или как там его?
 Напряжение в комнате стало еще ощутимее.
 Граф поднялся из-за стола, пытаясь скрыть волнение. Глаза его блеснули из-под гривы шелковистых черных волос.
 – Марчфилд, что именно вы пытаетесь сказать, испытывая при этом такие затруднения?
 – Я? Да ничего. Возможно, все это просто ошибка.
 Марчфилд хладнокровно вытянул карту.
 – Вы все еще в игре, милорд? – спросил он очень мягко. – Или с вас довольно?
 – Этот же вопрос мне следовало задать вам, милорд, – тихо ответил Филип. – Возможно, вы предпочли бы другую игру? Пистолеты или мечи?
 – Дорогой мой, – Марчфилд удивленно поднял брови, – я вполне доволен той игрой, в которую мы играем. Дуэли – это для молодых глупцов с горячей кровью, а не для взрослых мужчин, наделенных умом и вкусом. К которым вы себя относите, позвольте узнать?
 Несколько человек ахнули. Граф Андрей тронул Марчфилда за плечо.
 – Берегитесь, друг мой. Я слышал, граф уже убил двоих на дуэли, – шепнул он, но улыбка на приятном лице Марчфилда лишь стала еще шире.
 – Вы не отвечаете, милорд? – проворчал он. – Ну, позвольте мне сделать вам предложение. Я думаю, вас оно очень заинтересует. Речь идет об одной юной леди, которую мы оба знаем.
 Филип поставил свой бокал с бренди.
 – Берегитесь нанести этой леди оскорбление, – тихо предостерег он.
 Марчфилд изобразил негодование.
 – Я? Оскорбить женщину, которую обожаю? Никогда. Я лишь хотел бросить вам вызов. Если вы не побоитесь меня выслушать.
 Обстановка накалилась до предела. Филип Одли с большим трудом держал себя в руках. Настенные часы из орехового дерева пробили полночь. Граф пристально посмотрел в глаза сопернику и, подождав, пока бой часов стихнет, ответил:
 – Боюсь, милорд? Вовсе нет. – Настала его очередь улыбнуться. – Глупцам нравится слушать звук собственной болтовни, – тихо произнес он. – Поэтому говорите, милорд, я вас слушаю.
 Тем временем в глухой таверне «Роза и лебедь», находящейся на расстоянии многих миль к востоку от Лондона, измученная, убого одетая служанка с подносом в руках с трудом пробиралась сквозь толпу пивного зала. Часы в таверне пробили полночь как раз в тот момент, когда один из посетителей, человек в коричневом плаще, заметил ее и принял решение.
 В это самое мгновение в Париже умерла Женевьева Саверн, а в Лондоне, на бал-маскараде у леди Хэмптон лорд Марчфилд бросил свой вызов графу Уэсткотту. И с последним ударом часов в таверне «Роза и лебедь» служанка по прозвищу Щепка поставила свой поднос и, увидев подзывающего ее к себе человека, сделала первый шаг навстречу своей Судьбе.




 Глава 1


 Все началось с того, что высокий человек в коричневом плаще поманил ее пальцем к своему столу в углу таверны «Роза и лебедь» и показал ей письмо в довольно потрепанном конверте.
 – Эй ты, Щепка. Тебя ведь так называют? Как насчет того, чтобы заработать лишний шиллинг? Даже два, если будешь расторопной и не станешь болтать. – Его голос едва можно было расслышать в гомоне многолюдного зала таверны. – Ты кажешься ловкой девчонкой.
 Камилла Брент отбросила со лба прядь темно-рыжих волос. Это была высокая девушка, довольно худая, фигуру ее прятала покрытая заплатками рабочая одежда. Она лишь мельком взглянула на конверт, все свое внимание обратив на человека в плаще. Сквозь чад и дым убогой таверны ей удалось достаточно хорошо разглядеть его. Резкие черты лица и проницательные глаза, прикрытые тяжелыми веками, не соответствовали слабо очерченному, безвольному подбородку. Его засаленный плащ знавал лучшие времена. Он был хорошего покроя, но пришел в полную негодность. От незнакомца сильно пахло перегаром. Камилла насторожилась: было что-то подозрительное во внешности этого человека. От подобных субъектов лучше держаться подальше. Девушка уже готова была отрицательно покачать головой и двинуться дальше с тяжелым подносом в руках, но, словно прочитав в ее глазах отказ, высокий человек со странными, прикрытыми тяжелыми веками глазами, внезапно остановил ее.
 – Три шиллинга, – прошипел он.
 Три шиллинга. Перед глазами Камиллы возникли новые туфли для Хестер, которые можно купить на эти три шиллинга, а может, еще и на конфеты хватит, и она неожиданно кивнула. Ей свойственно было принимать быстрые решения.
 – Минутку.
 Она обогнула пьяного матроса, попытавшегося загородить ей дорогу, и поспешила к столу, за которым сидели уже захмелевшие докеры и громко требовали свое пиво.
 – Спасибо, детка, – заорал самый толстый из них, и Камилла едва успела увернуться от его толстых пальцев, норовивших ущипнуть ее пониже спины.
 Поспешно вернувшись к столику в углу, девушка вытерла руки передником.
 – Чего вы от меня хотите?
 – Отнеси это мистеру Андерсу в гостиницу «Белый конь». Знаешь, где это?
 – Да. Это далеко. Прибавьте еще золотой, чтобы дело того стоило.
 – Не жадничай, милочка… – предостерегающе начал он, его лоснящееся лицо покраснело.
 – Жадность тут ни при чем. Я рискую потерять место, если уйду прямо сейчас…
 – Диббс тебя не выгонит. Ты здесь единственная, кто стоит своего жалованья.
 – Комплименты не золото, мистер…
 – Не важно.
 – Мистер Не Важно, найдите себе другого посыльного. Мне надо приниматься за свою работу.
 Тогда он довольно грубо схватил ее за руку.
 – Хорошо, получай свой золотой, грязная маленькая попрошайка. Только отправляйся сейчас же и никому ни слова. Письмо отдашь прямо в руки мистеру Андерсу. Слышишь? Никому, кроме него. Он в номере двести три.
 Камилла постаралась сохранить бесстрастное выражение лица. Однако в душе она ликовала. Золотой и три шиллинга! Она сможет купить Хестер пальто на зиму да в придачу туфли.
 Девушка взяла письмо и опустила его в карман старой, поношенной юбки.
 – Прошу вас заплатить мне вперед, сэр. Нет никакой гарантии, что вы еще будете здесь, когда я вернусь обратно.
 Глаза под тяжелыми веками гневно вспыхнули.
 – Даю тебе слово.
 – Слово? – фыркнула Камилла и с вызывающим видом уперлась кулаками в бока. – На твое слово можно только головную боль себе на утро купить.
 Тонкие губы сжались. На высоком лбу проступили капли пота. В глазах по-прежнему отражался гнев. Камилла слегка испугалась, но продолжала презрительно кривить губы, дерзко откинув назад голову. Она умела скрывать свои чувства, принимая самый независимый вид.
 – Тогда шиллинги дам сейчас, – произнес незнакомец хриплым голосом. – А золотой получишь потом. Это мое последнее слово.
 – Договорились. – Камилла сунула монеты в карман к уже лежавшему там письму и торопливо направилась к выходу. Пока она пробиралась через переполненный зал таверны, Гвиннет Диббс крикнула ей, чтобы она занялась посетителями, указывая на шумную компанию моряков, но Камилла, не останавливаясь, крикнула:
 – Клара их обслужит. Я скоро вернусь.
 «К полуночи, если повезет», – пробормотала она себе под нос и поморщилась, услышав раздавшиеся ей вслед негодующие вопли Гвиннет. Но вскоре они стихли – Камилла оказалась на темной, мокрой мостовой. Октябрьский воздух был холодным, и девушка пожалела, что не захватила накидку.
 Золотой и три шиллинга! На нее внезапно свалилось целое состояние, и мысль об этом заставила ее ускорить шаги, пока она шла мимо порта к гостинице «Белый конь». Когда-то, размышляла она, такая сумма показалась бы ей сущим пустяком, но то было очень давно. С тех пор в ее жизни многое изменилось.
 Она вспомнила миссис Тумбс, хозяйку работного дома, куда ее отправили после смерти родителей. Та часто говорила:
 – Вся твоя жизнь может измениться в одно мгновение.
 Совершенно справедливо. Однажды ее жизнь уже изменилась в одно мгновение, и изменилась к худшему. Камилла заставила себя не думать об этом. Какой смысл ворошить прошлое? Что было, то было. Но это не означает, что ей нельзя мечтать, сказала себе девушка, сворачивая за угол и перебегая дорогу перед самым носом проезжающего экипажа. Не обращая внимания на грубую брань кучера, она поспешила дальше, слишком озабоченная данным ей поручением, чтобы позволить себе отвлечься на всякие пустяки. «Может быть, на этот раз удача будет сопутствовать мне», – подумала Камилла, перепрыгивая через лужу. С шиллингами в кармане и обещанным золотым она чувствовала себя богатой, окрыленной надеждой и… продрогшей.
 Холодный туман, поднимающийся от реки, проникал сквозь легкую одежду девушки, заставляя дрожать всем телом, пока она шла через погруженный в сумерки город. Внезапно из-за поворота вылетел всадник на коне и чуть не сбил ее с ног. Камилла отскочила в сторону и тихо выругалась. Однако в следующий момент лицо ее неожиданно просветлело. Всадник на коне, который внезапно возник перед ней из темноты, заставил ее кое-что вспомнить, и она невольно улыбнулась, поспешно продолжая путь. Вчера ночью она снова видела  его во сне.
 Это был тот же сон, что и раньше, только на этот раз он приехал к ней на черном коне и сильной рукой подхватил ее в седло. Он прижимал ее к груди, и они скакали в ветреную ночь. Во сне она вздыхала, охваченная восторгом.
 Иногда он приплывал на корабле, как пират, или же чудесным образом появлялся в таверне «Роза и лебедь», многолюдной, дымной, как всегда. Он похищал ее оттуда как разбойник, но обращался с ней как джентльмен. Привозил ее в красивый замок и осторожно опускал на кровать, усыпанную лепестками роз. Его лицо всегда было скрыто от нее, но она догадывалась, что оно красивое, смуглое, подвижное. Его тело было восхитительно: мускулистое, стройное, покрытое бронзовым загаром. Вчера ночью во сне он согревал ее. Ей снилось, что они вместе мчатся верхом под холодными мерцающими звездами, что ей тепло и уютно в надежном кольце его рук.
 Вот он соскользнул с коня и опустился вместе с ней на ложе из мха и листьев, а потом накрыл ее своим телом и стал целовать, страстно впиваясь в ее губы. Руки его изучали тело Камиллы, разжигая в ней огонь страсти. Девушка пыталась спросить его: «Кто ты?» – но не могла. Между ними не было слов, только томительные, жадные поцелуи и этот нарастающий, расплавляющий жар…
 Сон ее прервала Гвиннет Диббс, толстая, злобная племянница Уилла. Войдя в комнату Камиллы, она подошла к спящей девушке и вылила на нее кувшин холодной воды.
 – Проснись же, лентяйка! – С этими словами Гвиннет поставила кувшин на старый комод.
 Промокшая до нитки и дрожащая от холода Камилла в тусклом свете начинающегося дня видела перед собой рыжие волосы и усыпанное веснушками одутловатое лицо. Ух, как она ненавидела эту девицу! Гвиннет была почти шести футов роста, мужеподобная, с маленькими, злобно горящими карими глазками. Более мерзкий характер было трудно себе представить.
 Не успела Камилла прийти в себя, как Гвиннет вновь обрушилась на нее.
 – Если ты воображаешь, что я буду за тебя делать твою работу, то глубоко ошибаешься! – выкрикнула она, ударив ногой лежанку Камиллы. – Пошевеливайся, Щепка, или мне придется стаскивать тебя вниз за волосы!
 Наконец к Камилле вернулся дар речи. Ее худенькие плечи дрожали от холода раннего утра.
 – Если ты еще раз посмеешь облить меня водой, Гвиннет Диббс, я… я… – Она не договорила.
 – Что, Щепка? Что ты сделаешь? – презрительно ухмыльнулась Гвиннет и, уперев в бока толстые ручищи, с угрожающим видом двинулась в сторону Камиллы. – Ты, несчастная, тощая уродина! Еще одно слово, и я сломаю тебе руку! Вот увидишь, я это сделаю! Тебе тут не место со всеми твоими благородными манерами. Стоит мне убедить в этом дядю, и ты вылетишь отсюда, слышишь? И глазом моргнуть не успеешь. Не понимаю, почему дядя до сих пор этого не сделал – ты так неуклюжа, что перебила половину стаканов, да еще спишь допоздна. Да кто ты такая?! Кем себя вообразила? Если ты и была когда-то дочерью эсквайра, то теперь ты никто! И не забывай об этом.
 – Я знаю, кто  ты такая, Гвиннет Диббс.
 – Я твоя хозяйка, и я говорю тебе: пошевеливайся, а не то я сломаю тебе обе руки!
 «И она бы это сделала, – размышляла Камилла, перешагивая через дохлую крысу, лежащую у нее на дороге посреди улицы. – Она бы сломала мне руки, не задумываясь». Поморщившись, Камилла завернула за угол и из слабого света уличного фонаря попала в темноту. Отогнав от себя мысли о Гвиннет Диббс, она опять вернулась к образу таинственного мужчины, так настойчиво являвшегося к ней во сне.
 Если бы только на самом деле кто-нибудь увез ее из «Розы и лебедя», с тоской подумала Камилла.
 Но помощи ждать было неоткуда, и она понимала это. Если ей когда-нибудь и удастся вырваться из рук Гвиннет, из этой постылой кабалы, то только благодаря собственным усилиям. Ведь не может она провести всю жизнь в «Розе и лебеде», моя полы и подавая эль, терпя угрозы Гвиннет, окрики Уилла Диббса и шлепки вонючих, пьяных моряков. Ее угнетали убогая обстановка таверны и тошнотворная смесь запахов эля и дыма, которой пропитались насквозь ее волосы и одежда.
 Губы Камиллы решительно сжались, пока она предавалась этим горьким мыслям, но не от жалости к самой себе, а в трезвых размышлениях о том, как и когда можно устроить побег. Вчера она видела в окне аптеки объявление, что требуется клерк. Может быть, стоит попробовать…
 Увидев наконец, что приближается к убогому кварталу, посреди которого ютилась гостиница «Белый конь», Камилла ускорила шаги. Это был район, в котором она редко появлялась – он пользовался слишком плохой репутацией. В этой части Лондона обитали воры и головорезы, не имеющие иного источника существования, кроме грабежа застигнутых врасплох прохожих.
 Камилла осторожно пробиралась мимо теснившихся по сторонам улицы зданий, ожидая, что на нее в любой момент могут напасть, и вздохнула с облегчением, когда благополучно добралась до дверей «Белого коня». Это было ветхое двухэтажное строение с закрытыми ставнями на окнах и провалившимися ступенями лестницы у входа. Камилла вошла внутрь через полусгнивший дверной проем. Яркий свет заставил ее зажмуриться. Шумная толпа заполняла холл, но все были слишком пьяны и не заметили появления Камиллы. Она поспешно поднялась по узкой лестнице на второй этаж, где были расположены отдельные номера. Здесь царила относительная тишина.
 Идя по узкому коридору, Камилла внимательно смотрела на дверные номера. Неожиданно ее охватило странное чувство. Она не была склонна предаваться фантазиям, но тут ей почудилось что-то зловещее, от чего волосы у нее на затылке встали дыбом. Это тревожное ощущение не покинуло ее и тогда, когда она нашла нужные цифры. Камилла бессознательно сжала в руке свой талисман в виде фигурки льва, который всегда был с ней. Но и он не помог развеять охватившее ее дурное предчувствие.
 Остановившись перед дверью, Камилла постучала. Тишина. Она снова постучала.
 Никто не ответил. Прикусив губу, девушка размышляла, что ей делать, если мистера Андерса не окажется в номере. Ведь она должна отдать конверт лично ему в руки. Если она вовремя не вернется в «Розу и лебедь», Диббс надерет ей уши, но если она вернется, не выполнив поручения, ей придется отдать полученные деньги обратно.
 Встревоженная, Камилла еще раз постучала. Может быть, Андерс спит или лежит пьяный, не слыша ее стука? На этот раз ей показалось, что в комнате послышался какой-то шум.
 – Мистер Андерс? – крикнула она. И повинуясь внезапному порыву – миссис Тумбс в работном доме всегда отчитывала ее за эти порывы, – она взялась за ручку и повернула ее. Дверь распахнулась.
 – Мистер Андерс… – Камилла вошла в комнату, и слова замерли на ее губах.
 Внутри у нее все свело, а протянутые руки застыли в воздухе. На полу в луже крови неподвижно лежал человек, в его груди торчал нож. И комната была забрызгана кровью.
 О Боже! Пока Камилла стояла в немом оцепенении, в глубине комнаты мелькнула чья-то тень. Фигура в черном плаще метнулась к телу убитого, выдернула торчавший из груди нож и одним стремительным движением оказалась рядом с ней.
 Камилла попыталась закричать и не смогла.
 То, что она видела перед собой, внушало ужас. Высокая фигура в черном плаще, казавшаяся неправдоподобно громадной на фоне убогой комнатушки, обратила к ней черное лицо со страшным оскалом.
 «Дьявол!» – промелькнуло в голове Камиллы, и она почувствовала приближение обморока, но в следующее мгновение рассудок взял верх над страхом, и девушка поняла, что на лицо человека надета маска, подобная тем, которые любят носить благородные господа на маскарадах; маска из черного бархата, усыпанная сверкающими бриллиантами. Из узких прорезей на нее смотрели ярко-голубые глаза. В них плясали похоть и безумие.
 Человек в маске поклонился ей почти грациозным движением.
 – Вы появились не вовремя, миледи, – проговорил он приглушенно, его приятный голос звучал совершенно спокойно. – Теперь мне придется убить и вас.
 Колени Камиллы подогнулись.
 – Я на это не рассчитывала, – хрипло пробормотала она.
 Убийца высоко поднял нож.
 Камилла оцепенела. Неужели ей суждено погибнуть в этой грязной комнате с дешевой мебелью, шторами из пыльного джута, грубым шерстяным одеялом на кровати, в комнате, пропитанной кислым запахом эля и чьей-то пролившейся крови?! Из зеркала напротив двери к ней выплыло ее собственное отражение в свете чадящей свечи – долговязая фигура с искаженным от страха лицом, в поношенном платье, с кое-как убранными под капор волосами, замершая в ожидании удара ножа какого-то безумца. Камилла закричала и рванулась с места. И тогда в нее полетел нож. Описав широкую дугу, его лезвие вонзилось в дубовую дверь, за которой уже исчезла Камилла.
 Она стремительно слетела вниз по лестнице и выбежала в холл. Здесь ее окружила толпа полупьяных людей. Камилла попыталась крикнуть, позвать на помощь, но ее голос утонул в шуме и гаме. Никто не прислушался к ее мольбам, никто даже не взглянул на нее – никому не было дела до бедной девушки.
 «Если убийца меня схватит и потащит обратно в комнату, ни один из присутствующих этого не заметит», – подумала она с внезапной ясностью. Надо бежать отсюда как можно быстрее. С трудом продираясь сквозь толпу, Камилла наконец добралась до выхода и выскочила из гостиницы в окутанную туманом лондонскую ночь.
 Ее обступили зловещие тени. Они плыли, подобно призракам, над скользкими булыжниками мостовой и, казалось, жадно тянулись к ней.
 Камилле стало не по себе. Но у нее не было выбора: она знала, что злодей кинется в погоню и если поймает ее, то убьет в тот же миг. И девушка бросилась бежать изо всех сил.
 Пробираясь по узким темным улочкам перенаселенных трущоб, мимо куч гниющих отбросов, мимо сидящих на мостовой оборванных нищих и пьяниц, она все время прислушивалась, не доносится ли сзади стук сапог ее преследователя. Один раз ей показалось, что она слышит звук погони, и она оглянулась, но ничего не смогла разглядеть сквозь клубящийся туман лондонской ночи. Плечи Камиллы задрожали. Ледяной холод сжал сердце. Убийца был где-то здесь, совсем рядом. Она чувствовала это.
 Хватая губами влажный ночной воздух, она побежала дальше. Если бы только ей удалось добраться до «Розы и лебедя»! Она могла бы проскользнуть через черный ход, так что Гвиннет и мистер Диббс даже не заметили бы ее возвращения, а потом спрятаться на чердаке в своей крохотной комнатушке. Там она будет в безопасности. Интересно, застанет ли она в таверне человека в терракотового цвета плаще? Если он еще там… Но в этот момент страшные вопли и конское ржание потрясли ночную тишину. На углу улицы, рядом с выстроившимися в ряд зданиями фабрик, изрыгающих дым, запряженный лошадьми фургон столкнулся с наемным экипажем, и обе повозки перевернулись.
 Камилла резко остановилась. Улица была полностью перекрыта. Прислонившись к обшарпанному фасаду склада, она смотрела на царившую всего в дюжине ярдов от нее суматоху. Дыхание болезненным хрипом вырывалось из ее груди. Она прижалась к шероховатой кирпичной стене, пытаясь успокоиться. Ночной холод пробирал до самых костей. Девушка чувствовала, что едва держится на ногах, но времени отдыхать не было, совсем не было.
 Какое-то шестое чувство подсказывало ей, что убийца все еще где-то рядом, скользит во тьме, подбирается к ней все ближе и ближе. Камилла вздрогнула, вспомнив зловещую фигуру в черном с занесенным над ней ножом. Нет, медлить нельзя, ее жизнь все еще в опасности.
 Девушка бросилась в сторону и свернула на узкую и грязную улицу, которая, петляя, вела к торговому району. В темноте она наткнулась на спящую кошку, которая с визгом выскочила у нее из-под ног. Камилла ахнула и, не останавливаясь, продолжила свой путь.
 Она знала, куда бежит. Еще немного, и она будет спасена… спасена…
 Наконец девушка остановилась перед трехэтажным каменным домом. Ползучие стебли плюща и темный ряд закрытых ставнями окон придавали ему довольно мрачный вид. Железная ограда отделяла здание от ветхих торговых домов и складов, окруживших его. Приколоченная к воротам вывеска гласила: «Работный дом на Порридж-стрит».
 Камилла вошла за ограду, обогнула дом и поднялась на заднее крыльцо. Как она и ожидала, дверь, ведущая в кухню, оказалась незапертой.
 Спасена!
 Вздохнув с облегчением, она вошла в дом, где провела большую часть жизни, и на некоторое время задержалась в просторной кухне, давая глазам привыкнуть к темноте.




 Глава 2


 Сайлас и Юджиния Тумбс управляли работным домом на Порридж-стрит, под крышей которого нашли приют сотни нищих мужчин и женщин. Здесь обитали и дети-сироты, которым иначе пришлось бы прозябать в сточных канавах и бродить по улицам Лондона, чистя карманы прохожих.
 Камилла жила в приюте с восьми до пятнадцати лет и знала все ходы и выходы в этом доме, хранившем немало мрачных и ужасных тайн.
 Три года назад ее отдали учиться на горничную в семью одного лондонского банкира, но результат оказался столь плачевным, что через месяц она снова вернулась под присмотр миссис Тумбс, глядевшей на нее после этого укоризненными глазами. Затем подвернулась работа в шляпной мастерской, но и здесь ее постигла неудача. И вот уже почти три года она служила в «Розе и лебеде», и хотя стряпуха, миссис Пайк, часто ворчала и бранилась, в действительности она очень любила Щепку, как все называли Камиллу.
 Данное ей при рождении имя, которое звучало изящно и напоминало цветок, совсем не подходило высокой, тощей девушке, ноги которой казались слишком длинными, а шея слишком тонкой. Как однажды заметила миссис Тумбс, Камилле следовало быть маленькой аппетитной блондинкой, а не долговязым жеребенком с гривой каштановых волос, вечно падающих ей на глаза. А глаза ее, когда их удавалось разглядеть под копной спутанных волос, невольно поражали своей красотой. Они были зелеными, как изумруд, чистыми, большими и глубокими. Эти глаза то загорались от радости, то темнели от гнева, но всегда в них светился ум, и этот свет не могли погасить ни побои, ни нищета, ни одиночество. Камилла обладала характером независимым и строптивым.
 Миссис Тумбс не раз делала попытки укротить эту непокорную деревенскую сироту и отучить ее задирать нос, но все было бесполезно.
 Покинув работный дом на Порридж-стрит, Камилла наконец почувствовала себя свободной, хотя ее новую жизнь назвать легкой было нельзя. Но работа в «Розе и лебеде» ее не пугала. И это нравилось мистеру Диббсу, который однажды признался, что Камилла – самая работящая и прилежная служанка из всех, работавших в его заведении. Правда, при этом он добавил: и самая дерзкая. Камилла этого не отрицала. Она могла заявить своему хозяину, что ей нужно принять ванну, или назвать посетителя, пролившего пиво, неуклюжим чурбаном, напившимся до потери сознания. Ничто не могло помешать Камилле Брент высказать свое мнение. По крайней мере до сегодняшней ночи.
 Зрелище распростертого на полу тела так испугало ее, что она лишилась дара речи, иначе она прочла бы убийце лекцию о святости человеческой жизни.
 А может быть, и нет, призналась себе Камилла, выходя из кухни в коридор. Ничего хорошего не вышло бы из попытки урезонить этого типа. Он сумасшедший, это было очевидно, а всем известно, что безумца ни в чем нельзя убедить.
 Камилла тряхнула головой, пытаясь избавиться от преследовавшего ее образа убийцы. Теперь она в безопасности. Она проведает Хестер, побудет здесь еще немного, а потом выберется отсюда еще до рассвета так же незаметно, как и появилась. К тому времени сумасшедший наверняка прекратит свои поиски, и можно будет спокойно вернуться в «Розу и лебедь».
 Внезапно она вспомнила о человеке в коричневом плаще и о таинственном письме, которое он ей доверил. Оно все еще лежало в ее кармане.
 Был ли тот убитый мистером Андерсом, подумала она, хмуря брови. Или мистер Андерс и был убийцей? И был ли человек в коричневом плаще причастен к тому, что случилось сегодня ночью в «Белом коне»?
 Камилла сунула руку в карман проверить, там ли еще письмо. Оно было на месте.
 Девушка медленно вынула конверт, ей не терпелось вскрыть его, но сделать это она не решилась. Было темно, а ей не хотелось рисковать зажигать свечу или лампу, ее могли заметить. С чтением письма придется подождать. У себя в комнате в «Розе и лебеде» она прочтет его, а потом решит, что делать дальше. Вероятнее всего, придется как можно быстрее пойти в полицию и сообщить о том, что она видела. Возможно, письмо поможет найти убийцу.
 Камилла вновь похолодела от страха при мысли об убийце. Почувствовав подступившую к горлу тошноту, она дрожащей рукой провела по лбу. «Хестер, – подумала девушка, стараясь глубоко дышать. – Я найду Хестер и посижу возле ее кровати. Это меня подбодрит».
 Детская спальня находилась на третьем этаже работного дома в восточном крыле. Камилла потихоньку приоткрыла дверь, ровно настолько, чтобы ее худенькое тело могло проскользнуть внутрь, иначе дверь скрипнула бы. В темноте ее глаза различили аккуратные ряды кроваток.
 Их было около двадцати. Кровать Хестер стояла в самом конце ряда, у окна. Камилла подошла к ней и остановилась, глядя на маленькую спящую девочку.
 Сердце ее сжималось от любви, пока она смотрела на мягкую россыпь лимонно-желтых кудряшек, обрамляющих овальное личико. Голубые глаза Хестер Веджвуд были закрыты, тщедушная грудь дышала ровно и спокойно. Камилле не хотелось ее будить. Бедняжка нуждалась в отдыхе. Но когда она опустилась на пол рядом с кроваткой и положила голову на край подушки, надеясь немного отдохнуть, девочка шевельнулась, веки ее дрогнули и, открыв глаза, она тихо воскликнула:
 – Щепка!
 – Привет, Тыковка! – Камилла с улыбкой села и обняла девочку, которая с восторгом бросилась к ней в объятия.
 – Ш-ш-ш! – предостерегающе шепнула Камилла, когда девочка начала от волнения говорить слишком громким голосом и несколько детей, спящих рядом в кроватках, заворочались.
 – Пойдем, – прошептала Камилла с улыбкой и, взяв Хестер за руку, повела ее к приоткрытой двери. Они выскользнули в коридор неслышно, как дуновение апрельского ветерка, а потом нырнули в чуланчик – маленькое квадратное помещение без окон, набитое швабрами, тряпками и метелками из перьев для смахивания пыли. Камилла оставила дверь приоткрытой на несколько дюймов, чтобы немного света из окна в коридоре могло проникнуть внутрь; иначе темнота была бы полной. Присев в углу, она потеплее завернула Хестер в одеяло и устроила девочку рядом с собой. Несмотря на полумрак чулана, Камилла видела блестящие глаза Хестер и ее изогнутые в улыбке губы.
 – Я все время надеялась, что ты придешь! – Хестер теснее прижалась к Камилле и, подняв к ней полное надежды лицо, тихо прошептала: – Ты принесла что-нибудь… поесть?
 – Поесть? О, ты имеешь в виду хлеб или картошку? – Камилла задумчиво постучала пальцем по голове. – Извини, боюсь, что нет. Ну, я и сама не съела ни одной картошки за целую неделю, но… Представь себе! У меня действительно тут есть кое-что, совершенно случайно, только… о Боже! Это всего лишь пряничный человечек. Наверное, тебе такой не понравится! – прибавила она с сомнением в голосе, которое тут же сменилось смехом, когда глаза Хестер широко распахнулись от восторга. Камилла улыбнулась и положила хорошенького коричневого пряничного человечка в протянутую ладонь девочки.
 – Нам уже так давно ничего не давали, кроме хлеба, овсянки и картошки. – Долгую минуту Хестер с благоговением смотрела на пряничного человечка, глаза ее сияли в темноте. Потом она медленно поднесла покрытое хрустящей корочкой сокровище ко рту, но вдруг остановилась и протянула руку с пряником к Камилле.
 – Половина тебе.
 – Нет, глупышка. – Камилла нежно дернула лимонный завиток волос девочки. – Я свой сегодня уже съела, – солгала она. – Этот пряничный человечек только для тебя.
 Она с удовольствием смотрела, как Хестер поглощает лакомство, которое сегодня днем было подарено Камилле Питером Колперсом, помощником пекаря. Пит Колперс был низенький, пухлый молодой парень с ямочкой на подбородке и большими ушами, который дважды в день проходил мимо кухни «Розы и лебедя», чтобы увидеть девушку, которую он сам и все остальные называли Щепкой. Камилле он нравился, но только в роли друга, и она сопротивлялась всем его попыткам добиться от нее поцелуя. Сегодня, однако, она с удовольствием приняла от него в подарок пряничного человечка, рассчитывая на днях повидать Хестер и угостить девочку. Теперь ее визиты в работный дом были редкими – Камилла крутилась в таверне с утра до ночи, но все же раз в месяц ей удавалось забежать в работный дом. Из всех сирот заведения на Порридж-стрит ей больше всего нравилась семилетняя Хестер, с ее солнечной улыбкой и доверчивыми голубыми глазами.
 Сидя здесь с Хестер, Камилла все еще находилась под впечатлением от пережитого кошмара. Хестер, жующая пряник, вдруг тревожно нахмурилась, глядя на нее.
 – Что случилось, Щепка? У тебя испуганный вид.
 – Тебе это показалось, Тыковка! – Камилла попыталась рассмеяться. – Чего мне бояться?!
 – Но ты так странно выглядишь: бледная, и у тебя дрожат руки, – не унималась Хестер.
 – Правда? – Камилла прикусила губу. Хестер права. Пальцы Камиллы были холодны как лед и дрожали, а сердце до сих пор колотилось от страха. А она-то надеялась, что здесь, в работном доме на Порридж-стрит, наконец-то почувствует себя в безопасности. – О, это пустяки, глупышка. Просто я всю дорогу сюда бежала – мне так хотелось побыстрее тебя увидеть! – Она выдавила из себя улыбку. – Как София? А у Тори прошел кашель?
 Хестер вздохнула:
 – Тори так и не стало лучше, Щепка. Из-за этого кашля она почти не могла дышать, а потом у нее начался жар и… – Голос ее замер. – Она умерла.
 Господи милостивый! Нет. Ох, нет. Камилла почувствовала, как слезы подступили к горлу. Бедная малышка Тори! Она была такой худенькой, такой растерянной. И ей исполнилось всего девять лет. Сколько детей умерло в работном доме за годы, что она жила здесь? Двадцать? Тридцать? Те, которые заболевали, как правило, редко выздоравливали полностью. Слишком мало одеял и слишком много сквозняков, почти нет лекарств и скудная еда, а самое страшное – равнодушие. Но Тори, бедная Тори…
 Камилла прижалась щекой к упругим мягким кудряшкам Хестер. Ее охватило сильное желание защитить девочку. Она должна найти способ заработать побольше денег, чтобы купить Хестер и другим детям несколько новых одеял. То, в которое завернулась малышка, было изношено почти до дыр. А ведь надвигается зима…
 – Ох, чуть не забыла, – сонно пробормотала Хестер, прижавшись к плечу Камиллы, – сегодня приходил один человек, смешной француз, и он искал тебя.
 Камилле показалось, что она ослышалась.
 – Меня? О нет, Тыковка, этого не может быть. Ты, наверное, ошиблась.
 – Нет, я не ошиблась. – В голосе девочки послышались упрямые нотки. – Он сказал, что ищет сироту, которой принадлежит талисман – золотой лев, точно такой, какой ты всегда носила.
 Рука Камиллы невольно коснулась кулона, который висел на тонкой цепочке у нее на шее. Пальцы нащупали знакомые очертания величественного льва, размером не больше пуговицы.
 – А миссис Тумбс сказала, – продолжала Хестер, – что никогда не видела такой девочки и такого талисмана. Она солгала, Щепка. Она знала, что ты всегда носила этот талисман. Однажды она пыталась отобрать его у тебя – помнишь, ты рассказывала мне, как она заперла тебя в погребе и не выпускала всю ночь?
 Как она могла забыть? Это было одно из ее первых воспоминаний о работном доме. Миссис Тумбс пыталась отнять у нее талисман – последнее, что осталось у Камиллы от той жизни, которой она жила до гибели родителей. Он напоминал ей о худощавом человеке с добрым лицом, который был ее отцом, и об улыбчивой, миловидной женщине, которая была ее матерью.
 В первые месяцы после смерти родителей ей было трудно вспоминать о них – такой острой и болезненной была тоска по ним. Только что она была любимой единственной дочерью эсквайра Эндрю Брента и его жены Матильды, в ней души не чаяли и баловали ее, к ней с уважением относились все в деревне, и вдруг она стала никем – нищей сиротой. Но у нее оставался этот талисман, который служил доказательством того, что когда-то ее любили, заботились о ней, что она жила в красивом каменном доме в деревне и у нее была собственная кровать с пуховой периной. Что мама целовала ее каждый вечер, укладывая в постель, а папа носил на плечах, когда ходил в деревню. У нее было семь разных платьев – по одному на каждый день недели, и она ела гусятину, и пирожные, и пирог с почками на обед и ужин гораздо чаще, чем картошку и овсянку.
 Давным-давно она жила как принцесса, но не понимала и не ценила этого.
 Неудивительно, что когда миссис Тумбс попыталась отнять у нее золотой кулончик, последнее воспоминание о прошлом, она стала кричать и драться, не желая расставаться со своим сокровищем. Тогда миссис Тумбс заперла ее в погребе. Ни один луч света не проникал к ней, по ногам бегали крысы, она дрожала от страха и холода, но не сдалась.
 На следующее утро засов на двери отодвинули, и в погреб сверху хлынул поток света, ослепив Камиллу после долгих часов, проведенных во тьме.
 – Вылезай и принимайся за работу, – услышала она сердитый голос миссис Тумбс. – Иначе не получишь ни завтрака, ни ужина. А свою дурацкую побрякушку можешь оставить себе!
 И Камилла вышла из погреба торжествующая и с тех пор никогда не расставалась со своим золотым талисманом. Так почему же миссис Тумбс отрицала, что знает о нем… и о сироте, которой он принадлежит? И кто был тот француз, который спрашивал о талисмане?
 – Ты уверена, что не придумала очередную свою историю, Хестер?
 – Конечно, нет. Это правда, чистая правда. Спроси Энни, мы видели его собственными глазами!
 Камилла поднялась на ноги.
 – Это очень таинственная история, но одно я знаю точно: ты должна отдохнуть. Через несколько часов зазвонит утренний колокольчик, и ты будешь вылезать из постели, как сонная мышка. Пора возвращаться.
 Хестер уже крепко спала, когда Камилла уложила девочку в ее кроватку. Несколько секунд она стояла и смотрела на мирно спящего ребенка. Правду ли говорила Хестер? Мужчина, француз, искал ее? Это очень странно. Тут какая-то тайна, которую она должна раскрыть. Неожиданно из открытого окна до ее слуха донесся какой-то звук. Камилла обернулась, охваченная внезапным страхом.
 Сквозь густой туман Камилла с трудом различила фигуру в черном плаще, приближающуюся к воротам со стороны фасада. Мужчина, и на нем маска. Ее охватил ужас. Его движения были элегантны. Судя по всему, он принадлежит к высшему свету, богатый, благородного происхождения и обладает властью. И вдруг ее осенило. Она вспомнила: сегодня в Лондоне действительно был маскарад. Даже до Ист-Энда дошли слухи о том, что леди Хэмптон устраивает свой ежегодный бал-маскарад, самый знаменитый бал сезона. Этот человек мог быть одним из гостей. Гость, который пил шампанское, танцевал и обедал, а потом покинул бал, поехал в гостиницу «Белый конь» и убил человека. Но вот досада – его застала на месте преступления служанка!
 И зачем ей понадобилось сегодня ночью идти в эту гостиницу?!
 Каким-то образом он ее выследил. Теперь ему остается только убить ее – невольную свидетельницу его преступления.
 Человек в маске смотрел на ряд окон работного дома, медленно переводя взгляд с одного окна на другое, словно дьявольским образом вынюхивал свою жертву.
 Камилла была так уверена, что скрылась от него, а теперь, оказывается, она привела его прямо к Хестер. С сильно бьющимся сердцем девушка потихоньку придвинулась к окну и заставила себя выглянуть. Он вошел в калитку и направлялся к заднему крыльцу.
 «Боже мой, – подумала Камилла, – если он толкнет незапертую дверь, то окажется в доме и примется обыскивать его уже через несколько минут. С этим ножом в руке, кто знает, что он тут учинит?»
 Она бросила испуганный взгляд на ряды кроваток со спящими детьми. Оставался один выход. Ей надо увести его отсюда. Времени оставалось немного.
 Дрожащими пальцами Камилла подняла оконную раму. Дерево находилось всего в пяти футах, и через секунду она уже спускалась по корявому стволу с ловкостью обезьяны. Ее юбка порвалась, сучок до крови расцарапал шею, но Камилла даже не обратила на это внимания. Спрыгнув на землю, она огляделась.
 Человек в плаще стоял у заднего крыльца и внимательно прислушивался. Камилла подавила трусливое желание просто убежать. Напомнив себе об опасности, которая грозила детям, она вытянула губы и издала пронзительный свист, который сделал бы честь любому сторожу.
 Громкий сигнал вспорол ночную темноту.
 Она увидела, как человек в плаще резко повернулся в ее сторону. Камилла неторопливо шагнула вперед из тени и дала ему рассмотреть себя.
 Целых два удара сердца она стояла под его взглядом в прорези маски на расстоянии трехсот ярдов, а затем что есть сил бросилась бежать, спасая свою жизнь.




 Глава 3


 «Не останавливайся. Он может быть где-то поблизости».
 Камилла сделала над собой усилие и побежала дальше. Она представления не имела, где находится. Вокруг нее все было тихо. Ночные тени сгустились, и начал моросить мелкий дождь, превращая дорогу под ее ногами в сплошное месиво. Камилла шла, погружаясь на каждом шагу по щиколотку в грязную жижу и, втянув голову в плечи, пыталась спрятаться от пронзительного осеннего ветра. Она находилась на пустынном сельском лугу, бог знает за сколько миль от Лондона, окруженная бескрайними лугами и полями фермеров за аккуратными изгородями. В отдалении поднимались столбы дыма из дымоходов смутно видневшихся сквозь дождь деревянных домиков. Мокрая, мирно спящая сельская местность Англии дышала спокойствием, но страх перед неизвестным убийцей упорно гнал Камиллу по кажущейся бесконечной дороге. В темноте каждый куст и частокол грозил опасностью, каждый хруст ветки под ногой или шорох ветра в листьях заставлял ее сердце замирать от ужаса.
 Она шла уже несколько часов по этим проселкам с тех пор, как молочный фургон, в котором она спряталась на выезде из Лондона, свернул на сельскую дорогу. К счастью, возница не видел, как она спрыгнула и спряталась среди изгородей. Она была совершенно одна, во всяком случае, ей хотелось верить в это.
 Может быть, она действительно от него убежала?
 Но Камилла не могла рисковать и останавливаться. Она двигалась дальше. Клочья тумана цеплялись за верхушки деревьев. Она насквозь промокла под моросящим дождем, платье ее отсырело и стало тяжелым. Она еле шла, прислушиваясь к шелесту ветра в лесу и монотонному стуку падающих с листьев капель, вдыхала аромат жимолости и жирной, влажной земли. Запах деревни напомнил ей о давно минувшем времени, навеял воспоминания об уютном сельском поместье, в котором она жила вместе со своими родителями, о красивом, ухоженном садике, где ее мать выращивала розы, о процветающих маленьких фермах в окрестностях.
 Когда-то она вдыхала этот самый сладкий запах земли, носилась, вольная как ветер, по цветущим лугам, весело бегала по проселочным дорогам, таким, как эта. Как давно это было!
 Внезапно сквозь мрак Камилла увидела впереди огни. Она ускорила шаги. Гостиница. Это должна быть гостиница. Девушка в нетерпении ринулась вперед, схватилась за калитку дрожащими от усталости пальцами и одним только усилием воли заставила себя пересечь покрытый лужами двор.
 В гостинице «Зеленый гусь» в это время ночи стояла тишина, но жена хозяина, полногрудая женщина с лицом, напоминающим пончик, в измятом переднике, все еще бодрствовала, когда Камилла открыла дверь. Женщина резко обернулась, сжимая в руке швабру, и, увидев девушку, широко открыла глаза.
 – Посмотри, сколько ты грязи принесла! – рявкнула она, грозно сдвинув брови. – Кто ты такая? Чего тебе надо?
 Она окинула взглядом стоявшую перед ней Камиллу и презрительно скривила губы. Камилла внезапно остро осознала, какой она имеет жалкий вид. Ее единственное платье, которое и так-то нельзя было назвать красивым, теперь было забрызгано грязью и безнадежно изорвано, волосы висели вдоль лица мокрыми, слипшимися прядями, башмаки облеплены грязью. Она вся дрожала от холода. «Должно быть, я похожа на нищенку», – в отчаянии подумала Камилла и сказала первое, что ей пришло в голову:
 – Произошел несчастный случай на дороге. Мне нужна комната на ночь. Я вам хорошо заплачу.
 – Заплатишь мне? Чем? – В тускло освещенном холле раздался ее грубый смех. – Коровьими лепешками?
 – У меня есть три шиллинга.
 – Три шиллинга? Целых три шиллинга, да? – Жирное лицо жены хозяина гостиницы выражало бесконечное презрение. – Тридцать шиллингов мне будет мало, чтобы впустить в дом такую, как ты! Ни в одну из моих комнат ты не войдешь! Проваливай отсюда!
 В этот момент в холле появился толстый лысый хозяин гостиницы. При виде оборванной девушки, за которой по полу тянулись грязные следы, он затрясся от гнева.
 – Черт побери, Бесси, кто это такая? – обрушился он на жену.
 – Во всяком случае, не та, о ком тебе стоило бы волноваться, Джеб, – вздохнула женщина и надвинулась на Камиллу, грозно размахивая шваброй. – Убирайся, замарашка! Убирайся! Мы не принимаем таких, как ты!
 – Пожалуйста! Я могу заплатить! – Камилла едва держалась на ногах. – Cарай, – внезапно произнесла она, дрожа всем телом и думая о теплом, мягком сене, о крыше над головой, об уголке, где можно спрятаться. – Позвольте мне переночевать в сарае, и я заплачу вам шиллинг. К утру я уйду…
 – У нас почтенное заведение. Ты нам тут не нужна, и в сарае тоже. – Жена хозяина схватила ее за руку и потащила к двери. – Здесь останавливаются знатные дамы и господа, девчонка, лорды и леди, – крикнула она, толкая Камиллу к лестнице. – Для таких, как ты, есть другие гостиницы. И держись подальше от сарая, или я спущу на тебя собак, – злобно прибавила она в ответ на умоляющий взгляд девушки. – А теперь проваливай, ты у меня и так отняла достаточно времени. И чтоб я тебя больше здесь не видела, наглая потаскушка, – пробормотала она и захлопнула дверь «Зеленого гуся» за несчастной девушкой.
 – Подумать только, она решила, что сможет снять у нас комнату! – изумился хозяин, поднимаясь по лестнице в спальню.
 Оказавшись опять на дороге, Камилла побрела дальше сквозь тьму холодной октябрьской ночи. Где-нибудь впереди попадется еще одна гостиница или заброшенный сарай, где можно будет отдохнуть, с надеждой думала она.
 Едва держась на ногах от усталости, Камилла одиноко брела по пустынной дороге. Наверное, она задремала на ходу и не заметила несущегося навстречу ей экипажа. Не успела она понять, что происходит, как кони, запряженные в карету с золоченым гербом на дверце, налетели на нее. Камилла, вскрикнув, потеряла сознание.
 Граф Уэсткотт нагнулся над бездыханной девушкой и пощупал пульс. Жива. Слава Богу. Каким-то чудом ему удалось вовремя повернуть упряжку и не дать коням затоптать ее, но одно из колес, должно быть, все же задело бедняжку.
 Вот сумасшедшая! Зачем ей понадобилось шагать одной в такое время – в три часа утра! – по Эджвуд-лейн? Она чудом осталась жива!
 Граф прищурился, окинув беглым взглядом тщедушное, жалкое создание в заляпанном грязью платье посудомойки. Девушка тихо застонала, когда он приподнял ее, но не открыла глаза. Насколько он мог судить, она не слишком пострадала.
 – Чертовски некстати для нас обоих, – пробормотал он вполголоса и подхватил девушку на руки. Она почти ничего не весила, кожа да кости.
 Что за ночь! Сперва этот чертов маскарад, потом Марчфилд, будь он проклят, и в довершение всего – дорожное происшествие. Скривив губы, граф подумал о том, какие еще сюрпризы приготовила ему судьба до окончания этой ночи. Девушка не издала ни звука, пока он нес ее на руках и усаживал в карету. Укрыв пострадавшую своим подбитым бархатом плащом, граф захлопнул дверцу.
 Ему не следовало напиваться сегодня вечером. Хотя сейчас он трезв как стеклышко, так что вряд ли виной наезда была его разогретая выпитым бренди кровь. Граф поморщился. Как он мог потерять над собой контроль и позволить Марчфилду спровоцировать себя?! Но теперь дело сделано. Бесполезно после драки махать кулаками, как любил говорить его старый грум Фейдер.
 И не тратя больше времени, он вскочил на козлы и погнал коней галопом в Уэсткотт-Парк.
 Прошло всего несколько минут, и он уже поворачивал упряжку на длинную и широкую подъездную аллею и мчался между рядами величественных дубов, охраняющих дом его предков, словно часовые во тьме. Впереди замелькали огни в доме. Его ждали, как он и распорядился, хотя он не думал, что вернется так поздно.
 Карета миновала высокую каменную арку и выехала на обширную круглую площадку, залитую ярким светом факелов.
 Перед ним величественно поднимались стены Уэсткотт-Парка. Древний, изъеденный непогодой камень слабо мерцал при свете факелов, вызывая в памяти образ легендарного замка Камелот. Это был не замок в буквальном смысле, а просто большой, красивый господский дом в классическом стиле, с тщательно подстриженной лужайкой перед ним и усадьбой, в которую входили озеро, лабиринт и сады, служившие предметом гордости всей округи. Граф едва удостоил взглядом свой дом. Коринфские колонны, поднимавшиеся вверх до третьего этажа, витражи в окнах, изящно расходившиеся северное и южное крылья, яркие лужайки и пышные сады – все это производило впечатление на гостей и соседей, ему же было так знакомо, как собственный любимый костюм для верховой езды, поношенный, удобный и прочный. Даже старый дворецкий Дарджесс, спешивший к парадному входу приветствовать своего хозяина, казался ему обыкновенным, а ведь дед Филипа держал слугу специально для того, чтобы производить впечатление. Дарджесс был самым величественным из всех дворецких и нисколько не уступал в представительности самому графу. За свои двадцать восемь лет Филип ни разу не видел дворецкого улыбающимся.
 – Дарджесс, – небрежно произнес граф, спрыгивая на землю и распахивая дверцу, – будьте добры, пошлите немедленно за доктором Гривзом. И мне понадобится миссис Уайет.
 Выцветшие синие глаза дворецкого широко раскрылись, а брови поползли вверх при виде хозяина, выносящего на руках из обитой шелком кареты бесчувственную особу женского пола в порванной, грязной одежде. Дарджесс считал, что его давно уже ничто не может поразить, но, очевидно, это было не так, потому что сейчас по спине у него пробежало нечто вроде дрожи, когда он увидел, что прекрасный вечерний сюртук хозяина испачкан грязью, а к всегда безупречно чистым башмакам графа прилипла солома.
 – Сэр… не могу ли я помочь… – еле выговорил он, потеряв на несколько секунд дар речи.
 Граф прошагал мимо него, даже не удостоив взглядом.
 – Полагаю, что у меня достаточно сил, чтобы самому отнести эту молодую женщину наверх, Дарджесс. А, миссис Уайет. – Он обращался к миниатюрной женщине в ночном чепце, с седеющими каштановыми волосами и острым подбородком. – Мне понадобится ваша помощь наверху. Полагаю, мой брат и свояченица уже прибыли?
 – Нет, сэр. От них нет никаких вестей. – Пожилая экономка, не веря собственным глазам, уставилась на необычную ношу графа. – Сэр, могу ли я взять на себя смелость спросить…
 – Пострадавшая крестьянка. Я сбил ее на дороге. Дарджесс, доктора, быстро. – Граф не обращал внимания на пораженных слуг. Он пронес девушку через огромный холл и быстро взбежал вверх по изогнутой лестнице орехового дерева и свернул налево, не оглядываясь, идет ли за ним миссис Уайет – впрочем, ее тяжелое дыхание за его спиной подсказывало ему, что идет, – и широкими шагами направился к двери в комнату.
 Голубую комнату всегда держали наготове для гостей. Собственно говоря, в тот самый день ее с особой тщательностью приготовили для брата графа и его жены, но графа это не остановило. В конце концов, Джеймсу и Шарлотте можно предложить любую другую комнату в доме.
 С бесстрастным лицом он ждал, пока миссис Уайет поспешно откидывала элегантное расшитое шелковое покрывало и поправляла французское постельное белье. Трудно определить, как она выглядит под всей этой грязью и синяками и похожими на водоросли волосами, падающими на лицо, но граф готов был поставить тысячу фунтов на то, что у нее куриные мозги. Девушка, неподвижно лежавшая у него на руках, вдруг застонала, и граф увидел, как затрепетали ее ресницы, но она не очнулась. Черт бы ее побрал! Какого дьявола ее занесло на дорогу?
 В душе миссис Уайет все это время шла напряженная борьба, и в конце концов она не смогла удержаться и, когда граф направился к постели, спросила:
 – Ваше сиятельство, вы ведь не собираетесь положить это грязное существо на эту изящную кровать? – Она не в силах была вынести, чтобы подобное безобразие нарушило красоту, которой славился Уэсткотт-Парк. – Осмелюсь заметить, ваше сиятельство, – продолжала экономка с упреком, словно он все еще оставался тем маленьким упрямым мальчишкой, который упорно покровительствовал всем бездомным и раненым животным, какие только ему попадались, – будет лучше, если Дарджесс или один из лакеев отнесут эту особу в комнату для слуг. Просто нелепо пачкать тонкое белье…
 – Поднимите эту подушку повыше, миссис Уайет, – приказал граф, словно она и не говорила ничего.
 Миссис Уайет застонала про себя. Ей был знаком этот упрямый взгляд его сиятельства. Ему было безразлично мнение других людей, он и не думал о приличиях… точно так же, еще будучи сумасбродным черноволосым юношей, он игнорировал ее мольбы держать всех этих своих ужасных зверей в конюшне. Нет, он держал их у себя в комнате.
 Прикусив губу, экономка выполнила приказ и смотрела, как граф Уэсткотт кладет эту замарашку на подушки. Его сиятельство всегда отличался ослиным упрямством, если уж что-то вбил себе в голову. Все Одли были такими.
 Девушка слабо застонала, когда ее голова откинулась на шелковую подушку. Граф несколько секунд молча рассматривал ее, а миссис Уайет пыталась прочесть его мысли, но, как обычно, безуспешно. Да и кто мог угадать, о чем он думает? Уж во всяком случае, не его няня, даже когда он был еще ребенком, и не Дарджесс. Да и она, на глазах у которой он вырос из веселого мальчишки в угрюмого молодого человека, тоже никогда не могла понять настроения, управлявшие его поступками. Знала только, что вся теплота и беззаботная веселость совершенно испарились после той трагедии…
 Теперь вся его семья от него в ужасе, хотя прежде было совсем не так. Ну, теперь графу стоит только взглянуть в сторону бедного мастера Джереда, и у того делается виноватый вид, как у настоящего грешника, и щеки становятся красными, а Джеймс и двух слов не произнесет в присутствии брата. Даже маленькая бедняжка Доринда его боится. Он ведь не всегда был таким, грустно думала миссис Уайет. Только в последние годы.
 Граф отошел от кровати, бросив на экономку проницательный взгляд.
 – Сделайте для нее, что сможете, до приезда доктора. Приведите ее в чувство, если вам это удастся. Я буду у себя в кабинете ждать Джеймса и Шарлотту.
 – Да, ваше сиятельство.
 Он вышел, не оглядываясь. Оставшись наедине с бездыханной девушкой, миссис Уайет в отчаянии заломила руки. Господи, помоги! Этому существу место в комнате для слуг, а еще лучше на конюшне, но только не в самых роскошных покоях дома.
 Ей претила даже мысль о том, чтобы прикоснуться к этой грязной девице. Кто знает, какими болезнями она может быть больна? Экономка с превеликим трудом сдержалась, чтобы не топнуть ногой. Почему, ну почему граф поступает так неразумно?
 Конечно, никто из его предков не отличался разумными поступками. Его отец, несомненно, был мягким, приветливым человеком, который любил книги, лошадей и собак, но питал, к несчастью, слабость к спиртным напиткам и к азартным играм. Это ли не сумасбродство?! А мастер Джеймс, который был младше графа на два года, имел весьма сомнительную склонность к боксу – до своей женитьбы, разумеется, а после нее, с облегчением подумала миссис Уайет, он вполне образумился, по крайней мере, так ей казалось. И все же Филип очень отличался от отца и брата. Он не обладал их легким характером. Он не был строгим хозяином, вовсе нет, но иногда поневоле внушал страх. Будучи чем-то недоволен, он прищуривал глаза и, не произнося ни слова, пристально смотрел на провинившегося, так что тому хотелось сквозь землю провалиться. Неудивительно, что бедный мастер Джеред, с позором исключенный из Итона, так нервничал. А если граф узнает о последних неприятностях…
 Миссис Уайет содрогнулась, подумав о слухах, которые разносились слугами из кухни одного поместья на кухню другого. Семейство Одли обсуждали чаще других. И самому графу тоже не удалось избежать своей доли внимания. Все эти дуэли, на которых дрался Филип, его вспыльчивый характер, выигранные скачки и возмутительные пари. Об этом знали все, кто интересовался подобными вещами. И еще, тут миссис Уайет невольно поглядела на девушку на кровати, еще эти женщины, сохнущие по нему, пытающиеся завоевать его расположение. Его любви добивались благородные красавицы, а он, как было известно, предпочитал оперных певичек!
 Типичный Одли, до мозга костей, в этом нет никаких сомнений. А теперь притащил в дом эту оборванку. Это дело может кончиться скандалом! Сердце ее болело за него, она любила графа как родного сына. Что с ним станет, если он не изменит свои странные привычки?
 Она подошла к постели и посмотрела на незнакомку с тревогой и растущей неприязнью. Отвратительное создание. Миссис Уайет толкнула девушку в костлявое плечо.
 – Очнись, девушка. Очнись и скажи мне, что у тебя болит.
 Никакого ответа.
 – Очень хорошо, раз так. – Глаза экономки заблестели от прилива вдохновения. – Нюхательные соли. Это приведет тебя в чувство.
 Со злорадным чувством она пошла искать самую сильную, самую крепкую нюхательную соль, какую только можно найти. Поделом этому ужасному созданию!
 Тем временем граф сидел в своем кабинете на первом этаже, задумчиво глядя на языки пламени в камине. Когда по голосам в холле он понял, что его брат и невестка прибыли, он стряхнул с себя задумчивость и быстро допил рюмку бренди. Он понимал, что его долг – выйти в холл и поздороваться с ними, но ему очень этого не хотелось.
 Когда-то они с Джеймсом были очень близки, были братьями по духу, а не только по крови, но три года назад все изменилось. Теперь один вид Джеймса вызывал в памяти горечь и боль…
 После случившегося связь между ними возродить невозможно. И все же долг требовал, чтобы он вышел в холл. Филип вздохнул, расправил плечи и открыл дверь.
 – Добрый вечер, Джеймс. – Он пересек холл, сохраняя спокойное выражение лица. – Добрый вечер, Шарлотта.
 – Филип! – Джеймс выглядел изумленным. – Ты еще не спишь?!
 – Как видишь. – Брат был явно разочарован появлением Филипа. Он специально приехал в столь поздний час в надежде избежать встречи с братом. Что-то в Филипе болезненно сжалось, но глаза в золотистом свете люстры выражали лишь спокойное равнодушие. – Надеюсь, дорога была приятной, – произнес он ровным голосом.
 – Вполне.
 Джеймс Одли, чисто выбритый молодой человек, ростом пять футов десять дюймов, обладал самой приятной наружностью. Правда, во всем его облике ощущалась некая усталость, странная в его возрасте. Волосы темно-каштановые, а не черные, как у графа; он унаследовал от матери синие сапфировые глаза, а не отцовские, серые, но и у него, и у Филипа, и, между прочим, у Джереда тоже, были одинаково прямые носы и надменно очерченные скулы, одинаковые твердые рты и решительные подбородки, характерные для мужчин этого семейства.
 – Ты хорошо выглядишь, – заметил Филип таким тоном, словно обменивался любезностями с чужим человеком в парке, а затем подошел поближе, чтобы поцеловать маленькую ручку Шарлотты в перчатке. – Шарлотта, рад вас видеть, – небрежно произнес он, отметив, как она быстро и нервно заморгала, когда он заглянул в ее порозовевшее хорошенькое личико. – Вы, конечно, рады будете чего-нибудь выпить с дороги.
 Его слова были встречены молчанием. Филип сунул руки в карманы и с насмешливым удивлением переводил взгляд с вытянутого, бледного лица брата на взволнованное лицо его миниатюрной золотоволосой молодой жены.
 – Ну же, неужели я не дождусь от вас ни слова? Джеймс, ты наверняка можешь мне что-нибудь ответить, просто ради приличия.
 – Не стоит затруднять себя ради нас, – выдавил из себя Джеймс. Он двинулся было к лестнице, потянув за собой Шарлотту за руку, затем остановился и резко обернулся к брату. – Я не ожидал, что ты все еще не спишь! Я имею в виду, что уже за полночь. Кто бы мог подумать… – Он внезапно осекся и покраснел, стыдясь собственной вспышки. – Я хочу сказать, – закончил он чопорным, официальным тоном, – что с твоей стороны было очень любезно ждать нас и не ложиться спать.
 – Ты так думаешь? – тихо спросил Филип.
 Джеймс сжал кулаки.
 – Я ведь так сказал.
 – Действительно. Но мы-то знаем, Джеймс, что ты не всегда говоришь то, что думаешь.
 Джеймс отшатнулся, будто его ударили. Шарлотта сжала его руку и храбро повернулась к графу.
 – Собственно говоря, – вмешалась она в разговор тихим, задыхающимся голосом, – мы бы не отказались чего-нибудь выпить, ваше… ваше сиятельство. Видите ли, в гостинице, где мы останавливались по дороге, отдельные кабинеты были уже заняты, а Джеймс решил, что репутация этого заведения не позволяет воспользоваться общим залом. И потом, было уже так поздно, что Джеймс счел за лучшее поспешить, – он упомянул о своей любви к приготовленным вашим поваром жареным цыплятам и… и к хлебному пудингу и надеялся найти здесь что-нибудь из того, что доставит ему удовольствие. Но если это причинит слишком много хлопот, – быстро прибавила она, краснея еще гуще под холодным взглядом своего деверя, – и если уже слишком поздно, мы вполне удовольствуемся чашкой чаю и печеньем. Правда, Джеймс?
 – Конечно. – Ответ Джеймса прозвучал сдержанно, его взгляд не отрывался от жестких, насмешливых серых глаз брата.
 – Дарджесс, – произнес граф, и дворецкий, который попытался было откланяться и незаметно ускользнуть из холла, теперь застыл навытяжку. – Нужно подать поздний ужин. Мастеру Джеймсу необходимо подкрепиться.
 – Да, ваше сиятельство.
 – И принеси ликеру в мой кабинет для леди Шарлотты.
 – Да, ваше сиятельство.
 Не оглядываясь больше на Джеймса и Шарлотту, Филип направился в свой кабинет. Это была просторная, уютная комната, отделанная панелями орехового дерева и обставленная мебелью в темно-желтых, коричневых и зеленых тонах. Письменный стол из грецкого ореха в стиле Людовика XIV стоял у закрытого зелеными шторами окна. Длинные ряды томов в кожаных переплетах заполняли книжные полки от пола до потолка, а над пухлыми кожаными диванами и креслами тускло поблескивали масляными красками картины, изображающие сцены охоты.
 Шарлотта уселась рядом с Джеймсом на темно-зеленую софу и сложила на коленях руки, словно школьница. Джеймс похлопал ее по колену, пытаясь приободрить. Они выглядят такими нервными и напряженными, словно каждую секунду ожидают укуса змеи, подумал Филип. И чуть не рассмеялся. Впрочем, ему было не до веселья. Он терпеть не мог тот циничный юмор, который в последнее время только и был ему доступен. Но сейчас в холле, с Джеймсом и Шарлоттой, ему не удалось сдержать себя. Они с братом никогда уже не смогут поладить, никогда не преодолеют зияющую между ними пропасть. А когда он видит Джеймса, неприятные слова так и выплескиваются из него сами по себе.
 По крайней мере Джеймс хорошо выглядит. Настолько хорошо, насколько может выглядеть жеребенок, ожидающий, что сейчас его оседлает жестокий хозяин, подумал он, и губы его скривились в горькой усмешке. А Шарлотта – у нее такой вид, будто она готова свалиться с софы от страха, стоит ему только посмотреть в ее сторону. Идиотка. «А я – людоед», – подумал Филип. Странно, его никогда раньше не волновало, что о нем думают. Но теперь его собственная семья ненавидела его, а это даже ему трудно было переносить.
 Знает ли Шарлотта, что произошло между ним и Джеймсом? Вряд ли. Но она явно боится его. Это хорошо. Пусть они все его боятся. Это единственный способ держать их всех в подчинении, единственная возможность защитить их от самих себя.
 В кабинете царило молчание, прерываемое лишь потрескиванием дров в камине, когда вошел Дарджесс с наливкой для Шарлотты.
 Филип взял с письменного стола графин, налил бренди в два бокала и молча подал один из них Джеймсу.
 – Как поживают Джеред и Доринда? – спросил тот, пристально глядя на брата.
 Филип одним глотком осушил свой бокал.
 – Очень хорошо, насколько я могу судить.
 – Что это значит, черт возьми, Филип?
 Граф прищурился.
 – Тебя что-то беспокоит? – осведомился он.
 – Я хочу знать, как поживают Джеред и Доринда!
 – Разумеется. Ну, как ты должен, несомненно, понимать, я провожу большую часть времени в Лондоне. Джеред, после того как его выгнали из школы, проводит большую часть времени здесь – так же как и Доринда. Судя по отчетам, которые я получаю от воспитателя Джереда и гувернантки Доринды, оба они успешно учатся и совершенно здоровы.
 Джеймс и Шарлотта обменялись потрясенными взглядами.
 – Когда ты видел их в последний раз?
 – Не припоминаю, разве я должен перед тобой отчитываться, младший братец?
 – Черт побери, Филип, – взорвался Джеймс, вскакивая на ноги, – ты ведешь себя так, будто они тебе абсолютно безразличны. Доринде всего восемь лет. Ей необходимо, чтобы кто-то проявлял к ней интерес! И Джереду тоже! Может быть, ты сердишься на меня, может, даже ненавидишь, но ты не имеешь права переносить свои чувства на остальных! Все, что от тебя требуется, это проводить с ними немного времени, хоть изредка беседовать с ними! Когда-то мы были одной семьей, как ни трудно теперь в это поверить! Даже когда не стало мамы, а отец был жив, в этом проклятом доме царили тепло и смех! Но теперь…
 – Продолжай, – произнес Филип напряженным голосом.
 – Это все. Прошу прощения. Мне не следовало ничего говорить.
 Шарлотта сидела, опустив глаза, на ее щеках горели красные пятна, как и на щеках Джеймса. Она молча сжала ладонь мужа, потом бросила испуганный взгляд на Филипа.
 Но он не обращал на нее внимания, неотрывно глядя на брата.
 – Аплодирую твоему мужеству, Джеймс, если не твоим суждениям. Поэтому оставлю тебя в живых, – сухо пробормотал он. В этот момент вошел Дарджесс и объявил тихим голосом, что ужин готов.
 – Доктор уже приехал? – спросил у него Филип.
 Дарджесс ответил, что доктор в данный момент находится наверху.
 – Доктор? – В голосе Джеймса прозвучала легкая тревога.
 – Да. Сегодня вечером произошел несчастный случай на дороге.
 – Боже мой, – прошептала Шарлотта.
 – Я чуть не убил девушку.
 – Господи помилуй!
 – Не надо волноваться. С ней все в порядке, она наверху, в голубой комнате. – Филип подошел к окну и уставился в дождливую ночь.
 – Но кто она? – настаивал Джеймс. – Из местных?
 Филип пожал плечами.
 – Вероятно. Служанка из таверны, судя по ее внешнему виду. Откровенно говоря, мне это безразлично. О ней позаботятся и, когда она поправится, отправят восвояси. Боюсь, что не смогу присоединиться к вашему ужину. Мне еще надо сделать кое-какие дела. Приятного аппетита.
 И словно в подтверждение своих слов, он подошел к письменному столу и стал перебирать стопку бумаг. Облегчение, отразившееся на лицах Джеймса и Шарлотты, не ускользнуло от его внимания.
 – Я велел миссис Уайет сделать все возможное, чтобы вам было удобно, – коротко прибавил граф.
 – Благодарю вас, ваше сиятельство. Вы очень добры, – пробормотала Шарлотта, стоя в дверях.
 – Вовсе нет. – В глазах Филипа промелькнула тень улыбки. – Однако я ценю вашу учтивость.
 Когда они вышли, Филип положил бумаги на место, опустился в кресло у стола и закрыл глаза.
 Джеймс потерян для него навсегда, теперь он окончательно это понял. А ведь когда-то они вместе охотились и ловили рыбу. В детстве Джеймс ходил за ним по пятам, и они возились, словно беззаботные щенки, в этой самой комнате.
 Теперь же Джеймс чувствует себя рядом с ним крайне неловко, но то, что случилось, нельзя поправить. Он не мог забыть безответственную глупую выходку брата и простить ее, и Джеймс это знал. А что до Джереда и Доринды… Возможно, когда он женится на Бриттани Девилл – а он женится на ней, и пусть Марчфилд убирается к дьяволу, – она подскажет ему способ подружиться с младшими братом и сестрой. Хотя Филип был искусным наездником, великолепным стрелком и грозным противником на ринге, он не знал, как сделать дом теплым и уютным местом для детей, и надеялся, что с появлением Бриттани многое изменится в Уэсткотт-Парке.
 Филип смотрел на огонь, размышляя о том, как лучше всего ее завоевать. Он все еще чувствовал себя уязвленным явным невниманием к нему со стороны Бриттани. Она танцевала с Марчфилдом и даже с Кирби, улыбалась их шуткам, сверкала своими удивительными фиолетовыми глазами и вела себя так, словно не знала, кому из этих джентльменов отдать свое предпочтение. Это лишь прибавляло Филипу решимости заполучить ее во что бы то ни стало.
 До сих пор граф избегал романтических связей, за которыми могут последовать более серьезные отношения, но на этот раз он принял решение: Уэсткотт-Парку нужна хозяйка, а ему – жена. Бриттани, красивая, утонченная аристократка, как нельзя лучше подходила на эту роль. Она должна знать, как вести хозяйство. Она также должна знать, – тут глаза Филипа загорелись ярче, – как согреть душу мужчины, не говоря уже о его постели. Несмотря на то что эта девушка дочь маркиза и вся дышит утонченностью и благородством, соответствующим ее богатству и высокому происхождению, она обладает живой и искрящейся красотой, все в ней полно волнующей чувственности: и стройная фигура, и мелодичный смех, и поразительные глаза, и соблазнительные полные губы. Бриттани Девилл олицетворяла собой женский идеал Филипа. Он был очарован ею с того первого раза, когда встретил на балу в Олмэке, а ее положение несравненной красавицы высшего света только усилило это очарование. Ее добивались Марчфилд, Кирби, Пьермонт, даже этот молокосос Боингтон, который был младше Джеймса, но чье состояние и титул не уступали состоянию и титулу самого Филипа, – все они хотели ее. Но получит ее он.
 Чувства здесь играли лишь второстепенную роль как с его, так и с ее стороны. Граф знал характер Бриттани. Она не искала любви, так же как и он сам. У обоих в натуре не было склонности к романтизму. Их тянуло друг к другу. Они обладали одинаковой страстностью, смелостью характера. Они изумительно подходили друг другу.
 И каждый из них даст то, что нужно другому. Бриттани желала сделать блестящую партию, вести светскую жизнь, занять прочное положение в обществе, жить среди роскоши и неги, и он все это ей даст. Филипу нужна достойная жена и наследник, и Бриттани обеспечит ему и то и другое. Они оба знали правила игры. И оба добьются успеха, если правильно разыграют свои партии.
 А теперь, когда он согласился на это пари с Марчфилдом, не оставалось ни малейшего сомнения, что он во что бы то ни стало добьется Бриттани.
 Проигрывать было не в характере графа Уэсткотта.
 Огонь в камине догорел. Пришел доктор, поклонился, рассказал о состоянии пострадавшей девушки. Он сказал, что ничего серьезного нет, но больной необходим отдых, и через некоторое время она окончательно поправится. Затем он ушел, и снова наступила тишина. Филип наконец поднялся из-за стола.
 Он устал. Джеймс и Шарлотта, должно быть, давно уже удалились, вернее, спрятались в свои апартаменты. Они приехали на Рождество и проведут достаточно много времени с маленькой Дориндой, и, разумеется, они будут присутствовать на балу.
 Каждый год, сколько Филип себя помнил, в Уэсткотт-Парке устраивали большой бал, отмечая первое декабря, день рождения его прапрапрабабки. Начало этой традиции положил его прапрапрадед, и с тех пор на торжество в Уэсткотт-Парк съезжалось все высшее общество Лондона. Бриттани, естественно, тоже приедет, как, впрочем, и все соперники Филипа, но это его не смущало. Взгляды Бриттани, которые он часто ловил на себе, намеки его тетки Лукреции, шепотом сделанные ему на ухо однажды в Олмэке, и многое другое говорило о том, что Бриттани хотелось этого брака так же сильно, как и ему, а ее подчеркнутое равнодушие к нему было всего лишь частью ее игры. Он тоже умеет играть в эти игры. Здесь он непревзойденный мастер, и она скоро убедится в этом.
 Филип вышел из кабинета и отправился наверх, унося в воображении яркий и соблазнительный образ Бриттани Девилл, тающей в его объятиях.
 Граф шел по широкому коридору, на стенах которого висели портреты его предков в позолоченных рамах. Но он не замечал ни одного из них, его мысли были далеко отсюда. Проходя мимо голубой комнаты, он замедлил шаги, повинуясь внезапному импульсу.
 Что-то заставило его остановиться у двери. Он решил нанести визит пострадавшей девушке. Если она не спит, он выскажет ей все, что думает о ее выходках.
 Но когда он постучал в дверь и открыл ее, кровать была пуста, и только свет из коридора лился серебристой дорожкой на откинутое шелковое покрывало.
 Филип нахмурился. Неужели миссис Уайет переселила девушку, не поставив его в известность? А что, если та бродит по дому, еще не до конца придя в себя? Его лицо омрачилось при мысли о том, что он совсем ее не знает. В конце концов, она может попытаться что-нибудь украсть.
 Филип шагнул в глубь комнаты, чтобы осмотреть ее, и в тот же миг что-то холодное и твердое ударило его в висок. Граф почувствовал обжигающую боль в голове.
 – Ни шагу дальше – держитесь от меня подальше! – раздался чей-то голос.
 – Будь проклята эта ночь, – пробормотал граф, морщась от боли.




 Глава 4


 Камилла в отчаянии снова замахнулась подсвечником, но человек, в которого она метила, ловко избежал нового удара и с поразительным проворством выхватил из ее пальцев подсвечник.
 Камилла вскрикнула и, неосторожно ступив, чуть не упала, но мужчина тотчас же поддержал ее рукой за талию. Его сильные руки подхватили ее одним легким движением. Не успела она вымолвить ни слова, как он понес ее к кровати и осторожно опустил на шелковое покрывало.
 – Лежи и не двигайся, дурочка. Что это ты придумала?
 Камилла смотрела снизу вверх на великана с шелковистыми черными волосами. Он казался огромным и очень сильным, и, похоже, ему доставило бы огромное удовольствие свернуть ей шею.
 Руки и ноги Камиллы все еще дрожали от тех невероятных усилий, которые ей пришлось сделать, чтобы выбраться из постели и пересечь всю комнату, не говоря уже о том, чтобы ударить этого человека подсвечником. Девушка чувствовала слабость во всем теле, голова ее кружилась, щиколотка ныла от боли. Услышав чьи-то приближающиеся шаги за дверью, она подумала, что это крадется убийца, которому удалось-таки выследить ее. Девушка в ужасе вскочила и, сжимая в руке свое единственное оружие защиты – подсвечник, спряталась за дверью, готовая дать отпор злодею.
 При свете свечи на туалетном столике она увидела, что у этого огромного, рассерженного человека были другие глаза, серые, а не синие, которые смотрели на нее из прорези в маске.
 – Прошу прощения, – прошептала Камилла, и от облегчения на мгновение прикрыла веки. Потом добавила со смущенной улыбкой: – Я думала, вы пытаетесь меня убить.
 – Заманчивая идея.
 Он подошел ближе, и теперь Камилла могла легко рассмотреть его. Перед ней стоял высокий широкоплечий мужчина, с густыми волосами цвета воронова крыла и красивым смуглым лицом. Но это было не слащавое личико миловидного юноши, нет, это было жесткое мужское лицо, поражающее резкой выразительностью черт: довольно крупный нос, решительный подбородок, твердо очерченные скулы, чувственная линия рта, непреклонность во взгляде серых сверкающих глаз. Он похож на красивого пирата, с содроганием подумала Камилла. Во всяком случае, больше, чем на бледных, вялых молодых дворян, которых она время от времени мельком видела в окнах проезжавших карет. И все же его элегантная одежда и высокомерные манеры не оставляли сомнений в том, что он принадлежит к высшему сословию. На нем была белая сорочка и безупречно повязанный широкий галстук под черным облегающим жилетом, длинные ноги обтянуты черными шелковыми панталонами. Единственными его украшениями были рубиновая булавка в галстуке и тяжелый золотой перстень-печатка.
 – И зачем мне тебя убивать? – протянул он насмешливо, впиваясь в нее взглядом, и Камилла насторожилась, ожидая, что произойдет дальше. Граф сделал движение, и она инстинктивно отпрянула, но он всего лишь взял хрустальный графин с бренди со столика у кровати и налил золотистую жидкость в бокал, подал ей и продолжил с убийственным спокойствием: – Разве что за царапину на моем виске? Пожалуй, мне чертовски повезло: ты могла раскроить мне весь череп.
 – Да, могла. – Голос Камиллы уже не дрожал. – Именно это я и пыталась сделать, – призналась она. – Но это потому, что я приняла вас за другого человека…
 – Он явно очень невезучий тип, – заметил граф.
 – Он убийца! – воскликнула она с жаром.
 Граф насмешливо приподнял брови и бросил на девушку весьма скептический взгляд. Камилла спохватилась и замолчала. Прежде всего надо выяснить, где она находится и кто этот человек. Как она очутилась в этой красивой комнате с шелковыми покрывалами на кровати цвета синих павлиньих перьев и такими же шторами, с розами на мраморном туалетном столике, со свечами, мерцающий свет которых освещал красивые коврики, картины и пару полосатых парчовых кушеток с подушками из розового и голубого бархата? Она готова была подумать, что все это ей снится, так красиво здесь все было!
 Неожиданно в памяти Камиллы всплыла фигура склонившегося над ее постелью мужчины, не этого высокого черноволосого незнакомца, а маленького человечка с крючковатым носом и большими ушами. Он ощупывал ее больную щиколотку жесткими, сухими пальцами, затем дал ей какое-то лекарство – опий, по его словам, чтобы помочь ей уснуть. Судя по всему, это был доктор. А человек, наблюдающий сейчас за ней проницательными серыми глазами, скорее всего хозяин этого дома. Но как она здесь оказалась? Камилла никак не могла восстановить в памяти странные события этой ночи.
 В горле у нее было невыносимо сухо. Она жадно посмотрела на бокал с бренди, который держала в руке, но не решалась поднести к губам.
 Словно читая ее мысли, высокий человек произнес с насмешкой в голосе:
 – Это не отрава и даже не голландская водка, красотка. Выпей. Это всего лишь бренди.
 Камилла с опаской заглянула в блестящие глаза незнакомца и сделала глоток. Огненная струя обожгла ей горло, она задохнулась, но ощутила небольшой прилив сил. Подняв голову, Камилла взглянула на графа, чувствуя, что он следит за каждым ее движением и выражением лица. «Начни с самого начала», – сказала она себе и поставила бокал на мраморный столик у кровати.
 – Может быть, вы сможете мне объяснить. – Она глубоко вздохнула. – Боюсь, я не понимаю…
 – Я тоже, – бесцеремонно оборвал граф. – И если ты уже в состоянии прятаться за дверью и нападать на людей, вооружившись подсвечником, моя милая, то уж наверняка в состоянии мне все объяснить. Что ты делала на Эджвуд-лейн ночью? Да еще на самой середине дороги! Ты пыталась покончить жизнь самоубийством?
 Карета! Камилла села в постели. Внезапно она все вспомнила. Карета, налетевшая на нее в темноте, оглушающий грохот конских копыт, огромные вращающиеся колеса, летящие прямо на нее. Все встало на свои места. Широко раскрыв глаза, она в ярости уставилась на стоящего перед ней мужчину.
 – Это были вы! – вскричала она, отбрасывая с глаз волосы. Ее щеки ярко вспыхнули от гнева. – Вы – тот глупец, который меня чуть не задавил! Вы были пьяны, да? – захлебываясь, продолжала Камилла. – Разве может трезвый человек так безумно гнать лошадей?
 – Если бы я действительно был пьян, ты бы уж точно погибла.
 – Но я уцелела лишь чудом!
 – Может, тебе стоило хорошенько подумать, прежде чем совершать ночные прогулки?
 Камилла сжала дрожащие пальцы.
 – По-вашему, я ради собственного удовольствия бродила в темноте по этой кошмарной дороге? Вовсе нет! Но… – Она замолчала. Лучше держать язык за зубами. Едва ли незнакомец поверит ее рассказу об убитом в Лондоне человеке и о преследовавшем ее убийце. Он может принять ее за сумасшедшую. И вообще, подумала Камилла, чем скорее она уберется из этого дома, тем будет лучше для нее.
 Незнакомец смотрел на нее сверху вниз с непонятным выражением на лице. Гнева? Подозрения? Камилла не могла понять. Но уж во всяком случае, не участия к ней. Наконец он произнес спокойным, твердым голосом:
 – Прошу вас принять мои глубочайшие извинения. Я никак не ожидал встретить кого-то на дороге в столь поздний час. Но это не может служить мне оправданием. – И он добавил с ледяной учтивостью: – Как вы теперь себя чувствуете?
 Камилла откинулась на подушки.
 – Это вас не должно касаться, милорд, – тихим голосом отрезала она.
 – Нет, – упрямо возразил он, – должно!
 – Я уверена, что завтра утром буду в состоянии продолжить свой путь, – сообщила ему Камилла, изо всех сил стараясь убедить в этом и себя, хотя сильная боль в щиколотке свидетельствовала об обратном.
 – Не хотелось бы противоречить женщине, но я обязан это сделать. Вы никуда не поедете.
 – Но я должна! Мне необходимо уехать из Англии! Не можете же вы удерживать меня здесь против моей воли!
 Похоже, это его позабавило.
 – Это не входит в мои намерения.
 – Кто вы? – с тревогой спросила Камилла. – Я требую, чтобы вы отпустили меня! – Сделав усилие, она снова села и попыталась спустить ноги с кровати. Но незнакомец схватил ее за плечи и твердо уложил обратно на подушки.
 Камилла была слишком слаба, чтобы оказать сопротивление. Она была словно былинка в его сильных руках, которые все еще удерживали ее на постели. Неожиданно их взгляды встретились, и ее обдало жаром, гораздо более сильным, чем от глотка бренди.
 Не в силах отвести взгляда от этих серебристо-серых в свете мерцающего огня глаз, Камилла замерла, что-то знакомое проступило в облике этого человека. Девушка вздрогнула. Это был герой ее снов. Именно ему принадлежали эти бездонные серые глаза, это лицо, столь красивое, что у нее дух захватывало.
 Яркое, трепещущее пламя вспыхнуло в самых сокровенных глубинах ее женской души и охватило все ее существо, заставив ее задохнуться, запылать, лишив ее способности думать.
 Опий, попыталась убедить себя Камилла, но чувства ее плавились в блаженном огне, а сердце гулко билось в груди, пока он продолжал держать ее за плечи, пока его лицо находилось всего в нескольких дюймах от ее лица.
 Камилла заставила себя сделать глубокий вдох, пытаясь усмирить бурный прилив чувств, захлестнувших ее.
 – Прошу вас, сэр, – задыхаясь произнесла она, и на мгновение прикрыла глаза, чувствуя, что не в силах больше выдержать его взгляда. – Я… я даже не знаю вашего имени и… и где я нахожусь. – Она снова открыла глаза и посмотрела на него с отчаянием. – Доктор дал мне опий, но я… я не могу спокойно уснуть, пока не узнаю, что мне сулит пребывание в этом доме и почему вы не отпускаете меня?
 Филип невольно почувствовал восхищение, глядя в бледное лицо девушки. Она не теряет самообладания даже при самых неблагоприятных обстоятельствах. И какое спокойное достоинство в этой хрупкой невзрачной особе! В графе пробудилось любопытство. Странное существо его заинтриговало. Сквозь завесу спутанных, неухоженных волос на Филипа смотрели ярко-зеленые, необыкновенно живые глаза. В них светилось столько ума и благородства, что редко встречается в среде, из которой вышла эта девушка. И голос ее тоже был загадкой, мягкий, музыкальный. И манера говорить у нее была не такая, как у тех горничных или девчонок из таверны, которых он встречал. Эта девушка была образованной, это совершенно очевидно. Граф мысленно перебрал все возможные варианты, пытаясь понять, кто она такая, черт побери?
 Подчиняясь внезапному порыву, Филип присел на кровать рядом с девушкой.
 – Успокойтесь. Здесь вам ничего не угрожает. – Граф впервые улыбнулся ей, и хотя улыбка вышла несколько печальной, она осветила и смягчила резкие черты его лица.
 – Позвольте мне представиться. Мое имя Уэсткотт, и это мой дом. Хотя в мои привычки не входит сбивать на дороге молодых женщин, уверяю вас, что я помню о своих обязательствах и, безусловно, постараюсь загладить свою оплошность.
 Он заметил, как девушка широко раскрыла глаза, услышав его имя, и подумал, что она, возможно, знает его титул. После короткой паузы он продолжил небрежным тоном:
 – О вас будут заботиться здесь, в Уэсткотт-Парке, до тех пор, пока вы полностью не оправитесь от последствий этого несчастного случая. Моя экономка к вашим услугам. Я также позабочусь о том, чтобы вам возместили нанесенный ущерб. Полагаю, это вас устроит?
 В ее глазах появилось ошеломленное выражение.
 – Вы очень добры, но… я не могу вас так утруждать… – запинаясь, выговорила она.
 – Вы не понимаете. Доктор сообщил, что у вас растяжение связок. Несколько дней вам трудно будет ступать на ногу. Вы не сможете ходить, не говоря уже о том, чтобы продолжать работать или выполнять семейные обязанности, какими бы они ни были. Поэтому, если вы сообщите мне, где я смогу найти вашу семью, я извещу их и…
 – У меня нет семьи.
 – Тогда кто-нибудь из близких…
 Камилла вспомнила о Хестер, крепко спящей в работном доме. Девочка, наверное, была единственным человеком на свете, которому небезразлична была судьба Камиллы. Но скорее всего она никогда больше не увидит малышку.
 Филип пристально смотрел в лицо Камиллы, на длинные загнутые ресницы ее опущенных глаз.
 – Никого, – решительно заявила девушка. Она произнесла это со спокойной уверенностью, но Филип увидел, как ее нижняя губа едва заметно дрогнула.
 Он резко встал, отошел к окну и уставился в холодную, мокрую октябрьскую ночь.
 – Как вас зовут? – спросил он.
 – Щепка.
 Филип обернулся. И был поражен взглядом ее глубоких зеленых глаз, которые смотрели на него в упор. Он подошел к ней и переспросил, не поверив своим ушам:
 – Щепка?!
 Она кивнула, и губы ее вдруг изогнулись в неудержимой улыбке.
 – Так меня называют в таверне, где я служу, – объяснила она. – Хотя на самом деле это прозвище придумала миссис Тумбс, хозяйка работного дома, где я выросла.
 – Понятно. – Филип засунул руки в карманы. – Все это очень хорошо, моя милая, но я бы предпочел называть вас вашим настоящим именем. – Он произнес эти слова очень властно, потому что привык, чтобы все было именно так, как он желает, и не сомневался, что так будет и впредь. Ему и в голову не могло прийти, что нищая девчонка, оказавшаяся в его доме и полностью от него зависящая, посмеет ему возразить.
 К его изумлению, служанка из таверны ответила идеально вежливым и искренним тоном:
 – Я вполне понимаю ваши чувства, милорд, поверьте. Но не хочу называть вам свое настоящее имя. У меня на то свои причины – я не могу вам их изложить, но верю, что, как джентльмен, вы отнесетесь к ним с уважением.
 Филип с удивлением заглянул в эти сияющие зеленые глаза и встретил взгляд самый твердый и непреклонный. Казалось, ему ничего не стоит заставить ее открыть свое имя. Но он оказался лицом к лицу с молодой женщиной, явно не из пугливых, которая смотрела на него взглядом, полным непритворной уверенности в себе и спокойной решимости.
 Филип невольно рассмеялся. Служанка из таверны? Абсурд. Девушки, которые моют полы в таверне, так не смотрят. А эта имеет обо всем свое мнение и высказывает его, в отличие от тех, кто привык рабски подчиняться приказам других людей.
 Филип медленно произнес, наблюдая за выражением ее лица:
 – Похоже, что вы мне не оставляете выбора в данный момент. Но я не стану звать вас Щепкой. Я буду называть вас мисс Смит. – Он немного помолчал, подсознательно ожидая возражений, но она лишь молча смотрела на него серьезными, очаровательными глазами, и граф продолжил:
 – Кто вы? Я не имею в виду ваше имя, но… – Он осекся, и его черные брови сошлись на переносице. – Вы разговариваете и ведете себя совсем не так, как те служанки из таверны, которых я знаю.
 – А вы многих знаете, милорд? – Теперь в ее глазах заплясали искорки смеха.
 – Не увиливайте от ответа.
 – Зависит ли мое пребывание в этом доме от того, удовлетворю ли я ваше любопытство? Я думала, что со мной будут обращаться как с гостьей.
 Филип, прищурившись, смотрел на нее. Острая, как рапира, вот она какая. Играет с ним, и вдобавок очень ловко. Теперь он был уверен, что она никакая не служанка из деревни или сирота из работного дома, несмотря на ее жалкие лохмотья. Но все же в одном она была права: ее происхождение его не касается. Ему лишь надо обеспечить ее выздоровление – после этого он расстанется с этой странной особой.
 – Вы совершенно правы, – признался он и поклонился с легкой иронией, удивляясь тому, что провел с ней так много времени и ни разу не вспомнил о Бриттани и возмутительном пари, которое заключил с Марчфилдом. – Ваши дела меня не касаются. Прошу прощения. Я пришлю экономку, миссис Уайет, она вам поможет. Надеюсь, вы не нападете на нее с подсвечником, когда она войдет в комнату.
 – О, ей совершенно ничего не грозит, ваше сиятельство, – заверила его девушка.
 Граф двинулся к двери.
 – Желаю вам спокойной ночи и скорейшего выздоровления. И разумеется, надеюсь, вы принимаете мои глубочайшие извинения за те неудобства, которые я вам причинил.
 – С моей стороны было бы крайне невежливо не принять их.
 Подойдя к двери, он остановился и обернулся с небрежной грацией, держась одной рукой за ручку.
 – Могу ли я дать вам совет на будущее, мисс Смит? В целях безопасности постарайтесь держаться подальше от проезжих дорог в предрассветные ночные часы. Следующий, кто на вас наедет, может не дать себе труда остановиться.
 И, блеснув зубами в быстрой улыбке, он вышел, прежде чем она успела придумать ответ.
 Но его образ, яркий и волнующий, еще долго стоял перед ее глазами после того, как он ушел. В полном изнеможении откинувшись на мягкие подушки, Камилла чувствовала, что сердце ее продолжает выстукивать быстрое стаккато.
 Уэсткотт. Граф Уэсткотт. Она о нем слышала. О да, конечно, она о нем слышала. Столько было разговоров о его отчаянных приключениях. В мае он держал пари, что доедет верхом до Ньюмаркета менее чем за четыре часа. Новость о том, что он это сделал, облетела весь Лондон. Фредерика, девушка из «Розы и лебедя», хвасталась, что приходится кузиной одному из лакеев графа. И этот лакей говорил, что его молодой хозяин – очень важный и блестящий джентльмен, но неистовый, как сам дьявол, и когда-нибудь сломает себе шею. Как слышала однажды Камилла, Уэсткотт убил кого-то на дуэли. По словам Фредерики, граф всегда выходит победителем, так как он отличный стрелок и прекрасно владеет шпагой, и никто не может его превзойти.
 Граф Уэсткотт. Известный своим сумасбродным, безрассудным характером, любовью к лошадям, блестящим владением шпагой и пистолетом. А по последним слухам, граф скоро женится. Фредерика с самодовольной важностью человека, посвященного в тайны высшего света, сообщила, что он влюблен в дочь маркиза, элегантную и ослепительно красивую леди, прекрасную, как заря, леди, которую все холостые джентльмены высшего света желали бы заполучить.
 Да, подумала Камилла, именно такую леди должен выбрать граф Уэсткотт. Они великолепно подойдут друг другу.
 Она вспомнила изумление в глазах графа, когда он услышал, что ее зовут Щепкой. Однако, сказала себе Камилла – и тут глаза ее стали слипаться, – это не имеет ни малейшего значения. По всей вероятности, она больше никогда не увидит графа. Через неделю она отправится в Париж и вряд ли будет вспоминать о нем.
 Камилла в глубине души понимала, что не смогла бы отправиться в Париж даже со здоровой щиколоткой, но ей так хотелось узнать, что за таинственный иностранец разыскивает ее! Слабыми пальцами она дотронулась до тусклого золотого талисмана на шее. Когда она покинет этот дом, то отправится к морю и там заработает деньги на билет до Франции.
 А до того времени Уэсткотт-Парк будет для нее надежным убежищем. Она сможет здесь отдохнуть, поправиться, а главное, почувствовать себя в безопасности.
 Камилла с наслаждением прижалась щекой к мягкому шелковому покрывалу. Как чудесно было бы остаться здесь навсегда, в окружении красивых вещей и исполнительных служанок, огражденной от всего темного и уродливого в мире!
 А граф? Вспомнив о высоком, широкоплечем красавце с серыми глазами и чувственным ртом, Камилла ощутила в себе теплый трепет. «Ты дура, – одернула она себя со вздохом. – Может, если бы ты оставалась дочерью эсквайра с солидным приданым и красивыми новыми платьями, он бы и удостоил тебя взглядом, да и то вряд ли. Ты ничего собой не представляешь».
 Впрочем, для убийцы в «Белом коне» она очень важная персона.
 Персона, которую он не должен найти.




 Глава 5


 Миссис Уайет рывком раздвинула шелковые шторы, и золотистые солнечные лучи, заливая комнату теплым веселым светом, разбудили Камиллу.
 – Успеешь еще поспать, – ворчливо заявила экономка. – Скоро завтрак принесут.
 Камилла несколько мгновений лежала не шевелясь, пытаясь понять, где она. Потом с трудом приподнялась на локте и поморщилась от боли во всем теле. Но к счастью, голова в это утро у нее была ясной. Она оглядела красивую, отделанную в сине-голубых тонах комнату, залитую солнечным светом, а потом перевела взгляд на миниатюрную женщину в домашнем чепце, которая сердито смотрела на нее, скрестив руки на груди. Она вспомнила, что миссис Уайет приходила к ней поздно ночью.
 Тогда экономка умыла Камиллу, переодела ее в пеньюар из белого муслина, влила в рот немного горячего бульона и оставила мирно спать. И эта женщина все время ворчала, смутно припоминала Камилла.
 – Доброе утро. Я помню, как вы ухаживали за мной вчера ночью. Благодарю вас. Мне очень жаль, что я доставила вам столько хлопот.
 Поджатый рот миссис Уайет от удивления приоткрылся. Она не ожидала таких хороших манер от этого ужасного создания, которое граф притащил в дом. Недоверчиво глядя на Камиллу, миссис Уайет ответила со строгой снисходительностью:
 – Я немного привела тебя в порядок, милочка, но все равно ты нуждаешься в горячей ванне. Ты покрыта грязью с головы до ног. Мы в Уэсткотт-Парке такого не потерпим.
 – О нет, конечно, не потерпим! – Камилла улыбнулась. – Я с огромным удовольствием приняла бы ванну, – воскликнула она. – Чистота никогда не помешает. Спасибо за вашу доброту, миссис… Уайет, правильно?
 – Да, мисс. – Экономка поймала себя на том, что пристально всматривается в свою подопечную. Эта девчонка, оказывается, довольно мила. Даже очаровательна. Пожалуй, придется немного изменить свое первоначальное мнение о ней. Девушка все же не совсем из простых. А теперь, когда ее немного отмыли, она уже не выглядела такой отталкивающей, какой показалась с первого взгляда. Хотя эти грязные, спутанные волосы, несомненно, следует хорошенько вымыть с мылом.
 – Кейт постарается по мере возможности привести вашу одежду в божеский вид, хотя это и весьма трудно, насколько я вижу. – Экономка кивком указала на грязные тряпки, лежащие в углу. – После того как Кейт принесет завтрак, они с Люси помогут вам принять ванну. – И миссис Уайет чопорно прибавила: – Знаете, вам очень повезло, что его сиятельство проявил о вас заботу. Другие не стали бы так утруждать себя.
 Камилла кивнула. Смуглое лицо графа снова всплыло перед ее мысленным взором.
 – Да, он кажется очень благородным джентльменом, – медленно произнесла она, вспоминая прикосновения сильных рук, когда Уэсткотт легко, почти без усилий, нес ее к кровати. – Несомненно, вы его очень любите.
 – Все, кто знает графа, его любят, – ответила миссис Уайет. – Кроме… – Она осеклась, краска разлилась по всему лицу, от корней седеющих волос до тонкой белой шеи. Она чуть было не сказала «кроме его собственной семьи». Это было бы верхом неприличия. Ругая себя за болтливость, миссис Уайет бросила на рыжеволосую девушку, сидящую на кровати, хмурый взгляд и резко повернулась к двери.
 – Не вздумайте обсуждать его сиятельство! – предостерегла она, и ее прежняя приветливость разом испарилась. – Не таким, как вы или я, сплетничать о наших господах!
 – Нет, конечно, нет…
 – Постарайтесь не забывать об этом!
 Она поспешно вышла из комнаты и с грохотом захлопнула за собой дверь.
 Камилла задумчиво прикусила губу. Она не могла не думать о «его сиятельстве». Его присутствие здесь, в этой комнате, вчера ночью, когда он предлагал ей выпить бренди, требовал назвать свое имя, все еще было живо в ее памяти.
 Камилла оглядела большую, просторную комнату. Да, она неплохо устроилась здесь, на пуховой шелковой постели, в этой роскошной спальне. Вчера в этот час она ползала на четвереньках и скребла пол в таверне под злобным взглядом Гвиннет. А теперь за ней гонится убийца, горничная собирается помогать ей мыться в ванне, мучительно болит лодыжка, а сама она нашла укрытие в волшебном королевстве, которым правит невероятно красивый король.
 Временное укрытие, напомнила себе Камилла. Ей все равно надо уехать из Англии как можно быстрее.
 В этот момент взгляд ее упал на свернутую в узел одежду, и сердце Камиллы прыгнуло в груди, так как она внезапно вспомнила о сунутой в карман записке – той записке, которую ей поручили доставить мистеру Андерсу.
 Через минуту ее дрожащие пальцы сжимали заветное письмо. Ей не терпелось узнать его содержание, но в то же время и не хотелось этого делать. Даже в залитой солнечным светом красивой голубой комнате, в сверкающем блеске утра, вспыхивающем алмазами на хрустале, мраморе и позолоте украшений, к ней вернулся прежний страх, когда она, глядя на письмо, вспомнила о той смертельной опасности, которой из-за него подверглась. Наконец она собралась с духом и сломала печать. Бумага была исписана мелкими, напоминающими пауков буквами.
  Генри! 
  Не соглашайся меньше, чем на тысячу фунтов, приятель. Скажи ему, что это в последний раз. Сперва он может запищать, но будь уверен, он заплатит. Его светлости лишний шум ни к чему, как и нам. Принеси деньги в док, только смотри, чтобы он тебя не выследил. Все эти годы мне удавалось скрываться от него, и я не хочу быть обнаруженным сейчас, когда готов снять его с крючка. 
  До завтра, приятель. Мы будем кататься как сыр в масле, и ты, и я, и здорово повеселимся, как встарь. 
 Письмо было подписано «Сайлас».
 Камилла перечитала его. Ясно, что Сайлас и «мистер Андерс» кого-то шантажировали, и этот кто-то, решив больше не платить, разделался с шантажистами. Она вспомнила мужчину в плаще терракотового цвета. Жив ли он еще, или убийца добрался и до него? Что знали он и ныне покойный мистер Андерс о том человеке? Очевидно, нечто ужасное, если он платил им за молчание.
 Несмотря на теплый солнечный свет, льющийся в комнату, и пушистые белые облака, плывущие в лазурном небе за окном, Камилла почувствовала дрожь. Ее охватил страх. И зачем только она взяла это злополучное письмо и ушла вчера ночью из «Розы и лебедя»!
 Ее грустные размышления прервал звук открывающейся двери. Камилла поспешно спрятала письмо под подушку, и в ту же секунду в комнату вихрем влетела девочка лет восьми, раскрасневшаяся и запыхавшаяся.
 – Ш-ш-ш! Не говорите им, что я здесь! – зашептала она, торопливо оглядываясь по сторонам в поисках укрытия.
 В коридоре послышался топот быстрых шагов. Не говоря ни слова, девочка нырнула под кровать.
 Едва она успела скрыться под шелковыми складками, как в комнату ворвалась толстая неуклюжая дама, размахивая пухлыми белыми руками.
 – Доринда! Доринда, злая обезьянка! Прошу прощения, милочка, – бросила она Камилле кислым тоном, не переставая шарить по комнате взглядом. – Ах, вы не должны так удивляться. Я о вас слышала, вы – та самая молодая женщина, которую его сиятельство сбил на дороге. И вам очень повезло, что он вас не бросил, как поступили бы многие на его месте! Ну, вы видели эту маленькую проказницу? Быстро отвечайте. Его сиятельство желает ее видеть, и если я ее немедленно к нему не доставлю, весьма вероятно, он меня тут же выгонит. Ну, отвечайте же. Вы видели девочку?
 – Нет-нет, конечно, не видела! – быстро ответила Камилла. – Зачем бы ей сюда приходить?
 – Она прячется от его сиятельства, – ответила женщина, словно это все объясняло, и стала обыскивать комнату: отодвинула шторы, заглянула за ширму с восточным рисунком, отгораживающую ванну, потом с тяжелым вздохом опустилась на колени рядом с кроватью.
 – Я бы наверняка знала, если бы девочка была здесь… – выпалила Камилла.
 – Мне надо ее найти, – толстая гувернантка, пыхтя, нагнулась, пытаясь заглянуть под кровать. – Черт бы побрал эту девчонку! Никогда не видела такого сумасбродного, непослушного ребенка…
 – Вон она!
 – Где? – Гувернантка резко вскинула голову.
 – Девочка! У нее черные волосы и розовое платье? Она только что прошмыгнула по коридору, словно мышка! Вон туда!
 – Ох, эта девчонка сведет меня в могилу! – простонала гувернантка и тяжело поднялась на ноги. По ее мясистому лицу катился пот. – Куда она побежала? О, на кухню! Ну значит, собирается полакомиться там пирожными! Она их столько ест! Удивительно, как это она до сих пор не стала толстой, как слон!
 Гувернантка наконец-то вышла, громко топая, из комнаты, сама похожая на слона, виденного однажды Камиллой на картинке в детской книжке, которую показывала ей мама. Как только гувернантка вышла, Камилла встала с постели и поспешила захлопнуть дверь.
 В этот момент из-под кровати вылезла девочка. Она увидела, как морщится Камилла, наступая на больную ногу, и бросилась к ней с протянутыми руками.
 – О, позвольте мне помочь вам, – воскликнула малышка. – Вы – та девушка, которую Филип переехал коляской вчера ночью, правда? Вам ужасно больно?
 – Не так… все плохо, – с трудом ответила Камилла, но все же постаралась улыбнуться. Очевидно, все в доме уже знали о вчерашнем несчастном случае, даже эта малышка. Она с явным облегчением опустилась на кровать и осторожно вытянула ноги, а затем повернула голову и посмотрела с большим интересом на хорошенькое личико стоявшей перед ней девочки.
 Это личико было розовым и круглым, как пуговка, в обрамлении черных как смоль кудряшек, схваченных розовыми лентами. Его украшали красиво изогнутый ротик и вызывающе вздернутый изящный носик. Но больше всего Камиллу поразили глаза девочки. Они были до смешного похожи на глаза графа: тот же серый цвет, та же черная бахрома длинных мохнатых ресниц. Только глаза графа светились холодным блеском, их взгляд был острым и проницательным, а глаза девочки излучали мягкий теплый свет. Глаза эльфа, глядящего на мир сквозь радугу детства.
 Девочка была одета в розовое платьице с пышной юбкой, расшитым шелковым кушачком и кружевной кокеткой. Бедная малышка Хестер потеряла бы дар речи от восторга при виде такого наряда. На ножках девочки красовались бело-розовые шелковые башмачки.
 – Спасибо, что помогли мне! – воскликнула она. – Не знаю, что бы я делала, если бы Герти меня нашла!
 – Полагаю, тебе пришлось бы предстать перед братом, – ответила Камилла с улыбкой, расправляя шелковое покрывало. Заметив, что девочка содрогнулась от этих слов, она спросила: – Неужели ты его так боишься?
 – Да. Он меня не любит.
 – Он не может тебя не любить!
 – Он любит только лошадей. – Девочка нахмурилась и сложила на груди руки. – Любит ужасную гадость – кажется, она называется бренди – и ездить на вечеринки. А еще он любит оперных танцовщиц, – мрачно прибавила она. – Так говорила миссис Уайет, хотя мне это слышать не полагалось. – Она наклонила головку набок, к плечу, и стала похожа на птичку. – Что такое оперная танцовщица?
 Камилла ответила ей серьезным взглядом.
 – Гм-м. Оперная танцовщица. Знаешь, я не могу тебе ответить. – Она приглашающе похлопала ладонью по краю кровати, и девочка забралась и села рядом с ней. – Послушай, ты не должна бояться своего брата, – сказала Камилла, дотронувшись до ее руки. – Он очень тебя любит.
 – Нет, не любит.
 Камилла задумчиво посмотрела на нее.
 – Он на тебя кричит? – мягко спросила она секунду спустя.
 – Нет.
 – Запирает тебя в твоей комнате, оставляя без ужина?
 – Нет.
 – Бьет тебя?
 – Нет, конечно, нет. – Маленькая нижняя губка упрямо выпятилась вперед и подозрительно припухла. – Но он почти со мной не разговаривает, только спрашивает об уроках. Ух!.. – Она скорчила гримаску. – Или читает мне нотации о том, что молодые леди не лазят по деревьям, и не раздеваются, чтобы поплавать в озере, и не ходят по пятам за конюхами, приставая к ним с бесконечными вопросами. Но я хочу знать о лошадях все. Филипу можно знать о таких вещах, и Джеймсу с Джередом тоже, но раз я девочка, то должна только уметь говорить по-французски, носить перчатки и красиво делать реверанс.
 – Реверанс! Ты знаешь, как это делается? Вот бы мне освоить это искусство! – Камилла наклонилась вперед, глаза ее вспыхнули. – Когда моя щиколотка заживет, ты меня научишь, Доринда?
 – Вы хотите сказать, что не умеете этого делать? А ведь вы девушка!
 У девочки было такое изумленное лицо, что Камилла расхохоталась.
 – Но меня никто этому не учил, – объяснила она. – Ну возможно, мама меня учила, когда я была совсем маленькой, но я этого не помню. Я даже ее саму не могу вспомнить как следует.
 – Не можете?
 – Видишь ли, прошло уже много лет с тех пор, как ее не стало. – Камилла едва заметно тряхнула головой. – Я жила в работном доме после смерти моих родителей, – объяснила она, – и нас там не учили таким вещам, как реверансы.
 Глаза Доринды раскрылись еще шире.
 – В работном доме! Герти говорит, это ужасное место, где водятся крысы и блохи и на обед подают лишь хлеб и воду, и что туда отправляют непослушных детей, когда родители хотят от них избавиться. Она сказала, что мой брат Филип тоже отправит меня туда, если я буду плохо себя вести.
 – Какой вздор! – Камилла пристально посмотрела на нее. – Доринда, твой брат не способен на такое!
 – Но Гертруда уверяла, что так ей сказал сам Филип.
 – Ах вот оно что! – Камилла начала понимать, в чем дело, и ее охватил гнев. Она наклонилась к девочке и обняла ее за плечи. – Ну, так она тебе лгала. Послушай меня, Доринда, Филип никогда ничего подобного не сделает, я тебя уверяю. Он производит впечатление сурового тирана, но в душе граф порядочный и добрый человек. Ну подумай сама, он счел себя обязанным позаботиться обо мне, совершенно не знакомой ему девушке, после того пустякового случая. Разве это не благородно с его стороны? А что касается тебя, его родной сестры, то могу себе представить, как он к тебе привязан и как много ему хочется для тебя сделать! Ты всегда будешь жить с ним в одном доме, пока не вырастешь и не захочешь иметь собственный дом, можешь быть в этом уверена. – Камилла прищурилась. – Герти всего лишь пытается тебя запугать. Я знаю таких людей. Когда я жила в работном доме, миссис Тумбс, управляющая приютом, тоже старалась меня запугать, но я ей не поддалась. Я научилась различать, когда мне грозит реальная опасность, а когда меня просто хотят напугать. То, что сказала тебе Герти, было пустой угрозой, Доринда. Понимаешь?
 – Д-да, кажется.
 Камилла несколько мгновений всматривалась в серьезное личико девочки.
 – Так ты только из-за этого боишься встречаться с братом? – спросила она наконец.
 Доринда кивнула.
 – Ну, Герти после этого заслуживает, чтобы ее уволили! Подумать только, меня уволили из магазина только лишь за то, что я посмела примерить одну из шляпок Виктории Моттерли!
 Это отвлекло внимание девочки от собственных неприятностей, и в ее глазах вспыхнул интерес.
 – Вы ее примеряли?
 – Ну да, это была такая потрясающая шляпка, что я не смогла удержаться, – призналась Камилла с грустной улыбкой. – Понимаешь, с такими красивыми салатовыми лентами и крохотными шелковыми цветочками, окруженными кружевными листиками и мелким жемчугом… ох, от нее просто дух захватывало, я никогда раньше не видела ничего подобного. И у меня никогда не было такой шляпки, только уродливые белые капоры, как у Герти. Я просто надела ее на секундочку и только начала завязывать ленты под подбородком, как откуда ни возьмись входит Виктория Моттерли да как завизжит, словно сам дьявол воткнул ей в задницу свои вилы!
 Доринда рассмеялась, прикрывая рот ладошкой.
 – И она вас уволила?
 – После сильного приступа истерики.
 Девочка снова засмеялась.
 – Как вас зовут? – спросила она, с интересом разглядывая Камиллу.
 – Ты можешь называть меня мисс Смит, – ответила та после минутного раздумья.
 Доринда кивнула, потом соскочила с кровати и начала бродить по комнате, рассеянно трогая все, что попадалось ей по дороге: серебряную щетку для волос на туалетном столике, хрустальную вазу, полную роз, подушки на полосатых диванах.
 – Вам бы примерить одну из шляпок тети Шарлотты, – предложила она. – Они очень красивые, может, даже красивее, чем шляпка у мисс Моттерли. Они с дядей Джеймсом гостят у нас, знаете ли. И они тоже боятся Филипа. Я могла бы стащить для вас одну из шляпок Шарлотты и принести сюда, чтобы вы ее примерили. – Она снова подошла к кровати и вопросительно посмотрела на Камиллу: – Идет?
 – О, я в восторге, но лучше этого не делать. Я уверена, что воровство – это именно то, чего твой брат не одобрит, а из опыта я знаю, что всякий раз, кода пытаешься сделать что-то такое, чего делать не следует, тебя непременно поймают и подвергнут самому унизительному наказанию!
 Доринда кивнула с мудрым видом, соглашаясь.
 – Расскажите мне еще одну историю, – попросила она умоляющим тоном. – Первая была ужасно забавной. У вас еще есть истории?
 – Боюсь, их у меня слишком много. – Камилла улыбнулась, с удовольствием глядя на разрумянившиеся щеки девочки и веселые искры в ее серых глазах. – Но сперва тебе следует сделать кое-что, и держу пари, ты знаешь, что именно.
 – Нет… Я не… – Внезапно Доринда отскочила назад, сжав руки в кулачки. – О нет, не заставляйте меня идти к Филипу! – взмолилась девочка, и в ее глазах снова появился страх. – Я не пойду! Не пойду!
 Камилла протянула ей руку.
 – Доринда, ты сама знаешь, что должна это сделать. В конце концов тебя найдут, и будет гораздо лучше, если ты сама пойдешь и поговоришь с ним. Будь храброй девочкой. А потом придешь ко мне и расскажешь все, что с тобой произойдет. Это будет твоя история! А я, – прибавила она, – расскажу тебе еще одну свою. Еще интереснее прежней.
 – Расскажете? Обещаете?
 – Обещаю. Пусть ведьма превратит меня в ящерицу, если не расскажу.
 Доринда рассмеялась.
 – Ну ладно. – Она тяжело вздохнула. – Наверное, надо идти. Но быть храброй нелегко – и хорошей тоже.
 Она пошла к двери, потом обернулась и послала Камилле умоляющий взгляд.
 – А если он все же захочет отправить меня в приют, вы поговорите с ним, чтобы он этого не делал?
 – Обязательно поговорю.
 Девочка с благодарностью улыбнулась Камилле, потом на секунду прикрыла глаза и, смирившись с неизбежностью предстоящего, исчезла в дверях.
 – Только обязательно будьте тут, когда я вернусь! – донеслось до Камиллы уже из коридора.
 «А где мне еще быть?» – с насмешкой подумала она и откинулась на подушки, удивляясь странному семейству, в которое ее занесло. Почему между графом и его родственниками такие напряженные отношения? По словам Доринды, оба брата тоже его боятся. Либо их легко напугать, либо ей еще не пришлось познакомиться с другой стороной характера графа. Тот человек, с которым она столкнулась вчера ночью, ничуть ее не испугал. Более того, она почувствовала, что за щегольской внешностью и невозмутимым видом прячутся усталость и боль. Если только опий, который ей дали ночью, не притупил ее чувства и не создал ложного впечатления, не способного выдержать дневного света.
 Вскоре в комнату вошла бойкая горничная с волосами цвета спелой пшеницы. Она несла серебряный поднос, на котором разместились шоколад и бисквиты на фарфоровых тарелочках, маленький горшочек с джемом, мед и белая льняная салфетка. Камилла чуть было не рассмеялась от удовольствия. «Наверное, я вижу сон, – подумала она, когда почувствовала дразнящий аромат свежеиспеченных бисквитов, – и в любую минуту Гвиннет обольет меня ледяной водой да еще в придачу разобьет кувшин о мою голову».
 – Прошу прощения, мисс. – Служанка присела в реверансе. – Люси и Ирэн скоро принесут воду для вашей ванны. Может быть, вам еще что-нибудь нужно?
 Горничная произнесла эти слова вполне вежливо, ставя поднос на столик, но Камилла заметила, с каким любопытством девушка ее разглядывает.
 – Тебя зовут Кейт, да? – Камилла склонила набок голову, а девушка кивнула и снова присела. – Скажи мне, Кейт, – тоном заговорщицы произнесла она, – что именно говорят обо мне внизу?
 Карие глаза девушки округлились, на лице появилось настороженное выражение.
 – Не уверена, что понимаю, мисс…
 – О, не отвечай мне, дай я сама угадаю. – В глазах Камиллы плясали искры веселья. Она сделала глоток шоколада из чашки. – Смею предположить, одни говорят, что я близка к смерти и никогда не поправлюсь и проведу остаток своих дней здесь, пользуясь услугами сиделки и доктора.
 Кейт открыла рот. Камилла усмехнулась и быстро продолжила:
 – Другие говорят, что я отделалась легкой царапиной, и его сиятельство выставит меня вон сегодня же к вечеру. И уверена, существует множество других мнений, слишком абсурдных, чтобы их повторять.
 Девушка смотрела на нее с таким изумлением, что Камилла не могла удержаться и расхохоталась. Кому как не ей, проработавшей не один год в таверне, знать, с какой быстротой распространяются сплетни среди слуг. Она понимала, что по Уэсткотт-Парку уже носятся рассказы о графе и девушке, которую он сбил на дороге. Слухи, сплетни, домыслы. Все это ее не должно касаться: через несколько дней она уедет из Англии. Но его сиятельство – дело другое. Он вел себя достойно и очень благородно после случая на дороге, и ей не хотелось, чтобы о нем ходила дурная молва.
 – Возможно, ты хочешь узнать, как все было на самом деле, – заметила Камилла, понимая, что пусть даже правда не столь увлекательна, как некоторые из слухов, тем не менее, рассказывая ее другим, Кейт почувствует свою значительность и вырастет в глазах слуг Уэсткотт-Парка. Камилла с притворной небрежностью рассказала, как шла в полной темноте по дороге, слишком усталая, чтобы осознать грозящую опасность, и как мастерское владение вожжами его сиятельства чудом спасло ей жизнь, когда он налетел на нее в самый темный час ночи на огромной скорости. Она показала свою пострадавшую щиколотку, рискнула высказать предположение, что пробудет в доме не больше четырех-пяти дней, и упомянула, что очень благодарна его сиятельству за заботу.
 Камилла ясно видела, что Кейт очень хочется спросить ее, что же она делала на дороге среди ночи, кто она такая и откуда явилась, но она не решилась расспрашивать гостью графа. Что совсем неплохо, с удовлетворением подумала Камилла, потому что она все равно не смогла бы дать вразумительных ответов на эти вопросы. Ни его сиятельству, ни этой приятной служанке, и вообще никому.
 Ей пришлось, преодолевая неловкость и боль, забраться в мраморную ванну с помощью Кейт, Люси и Ирэн. Так чудесно было погрузиться в горячую, душистую воду, вымыть волосы хорошо пенящимся мылом, восхитительно пахнущим сиренью, расслабиться, нежась в огромной мраморной ванне. Она вытерлась досуха мягкими голубыми полотенцами, принесенными Люси, потом надела подобранное для нее миссис Уайет белье и серое батистовое платье с высоким воротом, которое некогда принадлежало, как ей сказали, гувернантке Доринды, уволенной графом за то, что она не справилась с девочкой.
 – Она была примерно вашего роста, – заметила Кейт, оглядывая Камиллу с головы до ног, – только все лицо ее было в веснушках и зубы торчали вперед. И она громко визжала, эта гувернантка. Доринда ее ненавидела. Девочка подложила ей в постель паука, и эта идиотка разбудила воплями весь дом.
 Камилла рассмеялась, и Кейт тоже.
 – Когда граф велел ей укладывать вещи, она была вне себя, носилась взад-вперед и рыдала, а потом уехала, оставив часть своих платьев. Это одно из них. Не совсем похоже на бальное платье, мисс, но ведь вы и не собираетесь танцевать, правда?
 – Боюсь, с больной щиколоткой мне это будет просто не под силу.
 Камилла стояла, держась за спинку золоченого кресла, и изучала себя в зеркале, стоявшем на мраморном туалетном столике.
 «Не так уж плохо я выгляжу», – с удивлением подумала она. Щепка. Неужели она все же похожа на нее? Высокая, но совсем не такая тощая, как она полагала. Поскольку в «Розе и лебеде» у Камиллы не было зеркала, она очень плохо представляла себе свою внешность. Ей запомнились только некоторые высказывания обитательниц работного дома, где ее прозвали Щепкой.
 Зрелище было поразительное. Ее только что вымытые густые волосы волнами рассыпались по плечам и блестели в солнечном свете, словно расплавленная медь. Бархатные зеленые глаза смотрели на нее из зеркала, широко расставленные и умные, оттененные длинными черными изогнутыми ресницами. «Вот так раз, – подумала она, и сердце ее слегка дрогнуло, – я же… хорошенькая!»
 Платье пришлось как раз по фигуре. Покраснев от смущения, Камилла осознала, что оно подчеркивает достоинства ее фигуры, мягкие, округлые формы, которые прежде всегда скрывали мешковатые, бесформенные, слишком просторные рабочие платья и фартуки. За все эти годы Камилла ни разу не удосужилась разглядеть меняющиеся формы собственного тела. Теперь же она с изумлением увидела, что у нее приятно округлая грудь, очень тонкая талия и соблазнительно изогнутые под батистовым платьем бедра. И выглядела она не уродливой плоской щепкой, а цветущей женщиной.
 Это было поразительное, но отнюдь не неприятное открытие.
 Неожиданно она услышала хруст гравия под копытами коней на подъездной аллее. Камилла подошла к окну, подумав, что это, возможно, вернулся с утренней прогулки граф.
 Окна ее комнаты выходили на великолепный мощеный двор, окруженный розарием и прихотливыми кленовыми рощицами. Вдалеке сквозь осеннюю пышную листву блестело голубым сапфиром зеркало озера.
 Камилла присела на подоконник, приникла к витражу окна и, посмотрев вниз, увидела мужчину в костюме для верховой езды, который слезал с белой лошади. Она сразу же поняла, что это не граф Уэсткотт. Этот человек был высоким, но все же на несколько дюймов ниже графа; у него были светлые волосы и более хрупкое телосложение, хотя двигался он с той же грацией атлета.
 – Лорд Кирби, – произнесла подошедшая Кейт.
 Внезапно, словно услышав свое имя, человек поднял голову и посмотрел в их сторону. Тщательно причесанные волосы, белый высокий лоб, гладко выбритые щеки – у него было красивое лицо, умное, аристократичное. Когда он увидел двух молодых женщин, глядящих на него сверху, его изящно изогнутые брови приподнялись, и на мгновение в приятных голубых глазах мелькнула насмешливая искорка. А когда обе женщины отпрянули от окна, он широко улыбнулся.
 – Лорд Кирби живет по соседству, он, несомненно, заехал нанести визит мастеру Джеймсу, – пояснила Кейт, помогая Камилле добраться до одного из полосатых бело-голубых диванчиков возле большого растения в кадке. – Он и его брат-близнец практически выросли вместе с его сиятельством и мастером Джеймсом. Не разлей вода были они, все четверо, как говорит миссис Уайет. Видит Бог, Доринда будет рада повидать его. Она так любит лорда Кирби. – Рассказывая, Кейт быстро и ловко взбила подушки на кровати и вытерла пыль с мраморного ночного столика. – А он просто обожает девочку. И кажется, понимает все ее настроения и капризы. Именно он все время убеждает его сиятельство возить малышку на ярмарки и пикники, но его сиятельство заявляет, что у него нет времени.
 – Правда? Как это грустно.
 Камилла вспомнила круглое личико Доринды, ее страх и нежелание встречаться с братом, и снова спросила себя, что же в действительности представляет собой приютивший ее человек. Но как ни интересно было для Камиллы слушать обрывочные сведения о жизни в Уэсткотт-Парке, она решила не продолжать разговора. Кейт с такой готовностью обсуждала хозяина дома, что Камилла почувствовала некоторую неловкость. Получалось, что она поощряет поток интимных подробностей и критических замечаний в адрес человека, давшего ей убежище.
 Камилла притворилась, что устала, и прикрыла глаза.
 – Кейт, прости, но мне необходимо отдохнуть. Боюсь, ванна утомила меня больше, чем я могла себе представить.
 – Ну, это вполне естественно, – с сочувствием произнесла девушка, проведя влажной тряпкой по последней безделушке на туалетном столике. – К завтрашнему дню вы будете чувствовать себя получше. Однако, мисс, вам не надо выздоравливать слишком быстро, – предупредила она с улыбкой, направляясь к двери. – Вам наверняка захочется дождаться бала.
 Камилла открыла глаза.
 – Какого бала?
 – О, это будет нечто потрясающее. – Карие глаза Кейт сияли. – Каждый год в декабре в Уэсткотт-Парке устраивают бал – самый роскошный в графстве. Традиция семейства Одли. А этот бал, можете быть уверены, будет самым пышным из всех.
 – Почему, Кейт? – не смогла удержаться от вопроса Камилла.
 – Потому что его сиятельство, насколько я наслышана, влюбился впервые в жизни. И молодая леди, как говорят, самая привлекательная и желанная молодая леди в Лондоне, будет присутствовать на этом балу. Наверняка его сиятельство устроит самый грандиозный праздник из всех, которые когда-либо проходили в Уэсткотт-Парке, – и все для того, чтобы произвести на нее впечатление. И, – подмигнув, прибавила Кейт перед тем, как закрыть за собой дверь, – если вы все еще будете здесь, вы сможете увидеть всех этих элегантных леди и джентльменов, возможно, даже саму леди Бриттани!
 Бал… Оставшись одна в голубой комнате, Камилла откинулась на подушки кушетки и попыталась представить себе ослепительное зрелище: сияние люстр над головой, блеск мраморных полов, повсюду цветы, льющиеся вино и музыка. Среди пышно разодетых гостей она с легкостью представила себе графа. Он будет великолепен в превосходно скроенном вечернем туалете, черные волосы гладко зачесаны назад, широкие плечи подчеркнуты покроем фрака. Выражение лица останется невозмутимым, спокойным, но глаза будут гореть, когда он закружится по залу в танце с потрясающей молодой девушкой, одетой в пышное облако белого тюля. И все женщины будут похожи на сверкающие драгоценности, подумала Камилла, а мужчины будут умопомрачительно элегантны, словно принцы из далеких краев. Гостям подадут шампанское, паштет из омаров, крохотные пирожные и, вероятно, сотни других чудесных кушаний, которые Камилла со своим скудным опытом даже вообразить себе не могла. И надо всем будет царствовать музыка, прекрасная, веселая и живая, мечтательно думала она, музыка, которая заполняет душу и пробуждает желание очутиться в мужских объятиях и кружиться по залу до тех пор, пока совсем не выбьешься из сил…
 Она резко тряхнула головой. Что за смехотворные мечты – она в белом платье танцует с графом! Какая глупость! Камилла была в ужасе от своих грез. Хитрая, практичная, рассудительная Щепка, девушка, которая умела с такой легкостью лавировать по таверне, полной пьяных моряков и грубых заводских рабочих, которая выжила в тяжелых условиях работного дома, дав отпор самой миссис Тумбс, девушка, которая знала лондонские трущобы лучше, чем сады и поместья высшего общества, эта Щепка превращается в романтичную дурочку?
 Что с ней происходит? Разве она забыла, что ее удел – это окутанный туманом грязный Лондон, таверны и трущобы, попрошайки на улицах, вонь отбросов, вопли котов, красноглазые крысы, шныряющие по углам?! А теперь она мысленно стремится в мир, к которому никогда не будет принадлежать. Она – мечтательница. Дура.
 «Если ты родилась в семье эсквайра, ты думаешь, что тебе положено жить более пристойной жизнью, чем та, которая тебе досталась? Но твои родители умерли, деньги и поместье пропали, а ты – девка из работного дома, служанка, не лучше и не хуже, чем любая другая. Прекрати предаваться мечтам».
 И Камилла заставила себя не думать об Уэсткотт-Парке, графе и предстоящем бале. Отогнала она и мысли об убийце из «Белого коня». Они слишком пугали ее. Вместо этого она вспомнила о том человеке из Парижа, который наводил о ней справки. Почему он ищет девушку с талисманом в виде золотого льва? И почему миссис Тумбс солгала насчет нее?
 Она снова потрогала цепочку на своей шее. Здесь какая-то тайна, призналась себе Камилла, и она не разгадает ее, пока не доберется до Парижа. Но кем мог быть тот неизвестный и почему он ее искал?
 Камилла не знала ответов на эти вопросы. Усталость навалилась на нее, солнце еще стояло высоко в чистом бирюзовом небе, а она уснула на кушетке и не просыпалась до самых сумерек, когда Кейт принесла ей ужин и тревожное известие.
 – Ох уж эта Доринда, мисс! – Кейт скорбно покачала головой. – Бедный, бедный ребенок. Вы только послушайте. Она попала в ужасную беду.




 Глава 6


 – Как это нехорошо с его стороны заточить тебя в этой комнате, – воскликнула Камилла с горячим участием, и Доринда с вызовом шмыгнула носом, соглашаясь с ней; глаза у малышки были красные.
 Камилла уговорила Кейт «позаимствовать» для нее у графа одну из его прогулочных тростей с ручкой из слоновой кости, с ее помощью проковыляла по лабиринту коридоров, освещенных золочеными канделябрами, и добралась до детского крыла Уэсткотт-Парка. Там она и нашла несчастную узницу, заплаканную, сидящую на пуховой постели под балдахином из полупрозрачного белого шелка в красиво обставленной комнате, стены которой были оклеены обоями в желтые розочки. Но как Камилла ни сочувствовала Доринде, столь несправедливо наказанной, она все же невольно пришла в восхищение от ослепительного изящества этой сказочной детской, состоявшей из просторной спальни и игровой комнаты, занимавшей вдвое большее пространство, чем спальня в работном доме на Порридж-стрит, в которой спали все дети приюта.
 Смежная комната Герти была заперта на ключ. В спальне Доринды все было легким и воздушным: яркие желто-белые полосатые занавески, прелестное бюро из красного дерева и круглый стол для игр, рядом стояли два маленьких кресла, обитых желтым дамаском. На кровати лежало несколько пышных кружевных подушечек, на каминной полке выстроились в ряд фарфоровые куклы. Все они были одеты в изысканные платья и имели настоящие волосы, красиво завитые и уложенные вокруг раскрашенных личиков. У стены возвышался шкаф из красного дерева, полки которого были заполнены книжками, свистками, марионетками и калейдоскопами. Еще в комнате стоял спинет [1] с мягкой банкеткой перед ним, а в центре величественно возвышалась гигантская белая лошадка-качалка, в гриву которой были вплетены золотистые шелковые ленты.
 – Филип самый злой брат на свете. Я его ненавижу, ненавижу! – яростно прошептала Доринда и разрыдалась.
 Камилла тут же забыла о красивой обстановке. Она села на кровать и обняла горько плачущую девочку. Среди всех своих сокровищ Доринда была не менее одинока, чем Хестер. И все лошадки и фарфоровые куклы в мире не могли ей помочь почувствовать себя любимой.
 Несколько минут девочка безудержно рыдала в объятиях Камиллы, затем маленькие плечики перестали вздрагивать, а громкие рыдания сменились тихими всхлипами. Когда же Доринда окончательно успокоилась, Камилла, которая все это время не переставала гладить девочку по головке, обдумывая сложившуюся ситуацию, тихо сказала:
 – Расскажи, за что он тебя наказал, дорогая. Ты действительно пошла к нему, как обещала?
 – Да, только мне не следовало этого делать, – с горечью воскликнула Доринда. – Мне надо было спрятаться в Пиратской бухте. Он бы там меня ни за что не нашел.
 – В Пиратской бухте?
 – В лабиринте, за розарием, есть заросшая поляна, скрытая деревьями. Никто там тебя не найдет, если сидеть очень тихо. Я иногда хожу туда и воображаю, что какой-то пират спрятал там свои сокровища, и копаю палочкой землю, надеясь найти сундук с красивыми драгоценными камнями и золотыми слитками. Это мое тайное место, моя Пиратская бухта. Надо было и сегодня туда убежать!
 Лицо Камиллы осветилось участливой улыбкой.
 – Что сказал Филип, когда ты пришла к нему? Расскажи мне все. Ты не была груба с ним?
 – Ох, нет! – Доринда глубоко вздохнула, и ее серые глаза внезапно потемнели от злости. – Но Герти ему ужасно наврала! Она сказала, что я плохо вела себя, не хотела учить уроки и пнула ее ногой в коленку. Но это неправда, я только наступила ей на ногу. Это все получилось случайно… ну, почти случайно. И потом – так ей и надо!
 – О, Доринда, как ты могла! – Камилла в замешательстве смотрела на нее. Как она ни старалась подавить смех, ей это не удалось. – Господи, что мне с тобой делать? Ты своенравная девочка, но, с другой стороны, я тоже была такой. И долго ты должна оставаться в этой кошмарной мрачной тюрьме? – спросила она, с улыбкой оглядывая очаровательную бело-желтую комнату.
 – Целых два дня. – Доринда с досадой швырнула подушку на пол. – И никому нельзя меня навещать, – мрачно добавила она. – Ни Джеймсу, ни Шарлотте, ни Джереду – никому. Если Филип застанет тебя здесь, он может и тебя наказать.
 – Я готова рискнуть. – Камилла приподняла подбородок девочки. – Твой брат хочет, чтобы ты научилась не пинать ногами тех, кого не любишь, – сказала она, чувствуя необъяснимую потребность найти графу оправдание. – И он, конечно, прав. Такое поведение абсолютно недопустимо. А теперь, если ты действительно хочешь отомстить Герти, я тебя научу, как это можно сделать. Знаешь, я большая специалистка в этих делах. В той таверне, где я работаю, есть одна девица по имени Гвиннет Диббс, самое злое существо на свете…
 – Злее Филипа?
 – Гораздо злее, – заверила ее Камилла. – И когда я хочу отплатить ей за какую-нибудь ее подлость, я составляю продуманный в деталях план мести, так чтобы никто не смог доказать, что это моих рук дело…
 Стук в дверь заставил ее замолчать, и они с Дориндой в тревоге переглянулись.
 – Кто там? – крикнула девочка, вскочила и подбежала к двери.
 – Это Шарлотта, – ответил тихий голос. – Скорее впусти меня, милочка.
 Доринда рукой указала Камилле на шкаф, и той ничего не оставалось, как спрятаться среди изящных платьиц всех мыслимых оттенков, подбитых бархатом пальтишек и муфточек, коробок с крохотными туфельками, ботиночками и капорами. Сквозь тонкую щелку в дверце шкафа Камилла увидела Доринду и ее улыбающуюся гостью.
 Как глупо. Интересно, что сказала бы Шарлотта, если бы обнаружила ее тут. Затаив дыхание, Камилла стала прислушиваться к разговору в спальне.
 – Так мило с вашей стороны навестить меня! О, что это вы принесли? Котенок! – Доринда взвизгнула от восторга, когда Шарлотта открыла крышку корзинки, которую принесла с собой, и девочка увидела внутри уютно устроившегося котенка.
 – Эта кошечка составит тебе компанию, пока тебе не позволено выходить из комнаты, – объяснила Шарлотта, помогая девочке вынуть крохотное бело-серое существо из временного гнездышка и с удовольствием наблюдая, как малышка прижимает пушистый комочек к щеке. – Джеред сегодня нашел ее возле сарая, когда ездил утром кататься верхом, – продолжала Шарлотта, поставив корзинку на пол и усаживаясь на диван. – Знаешь, мы с Джеймсом и Джередом решили, что будет лучше, если ты не станешь показывать котенка Филипу и спрашивать разрешения оставить его в доме. Тогда, – просто добавила она, – он не сможет сказать «нет», правда?
 Доринда гладила пушистый мех, прижималась к нему лицом.
 – Это самый лучший из всех подарков! Но как спрятать его от Герти? Она наверняка расскажет Филипу!
 – О, не волнуйся, у нас есть превосходный план!
 Наблюдающая из шкафа за происходящим Камилла решила, что ей Шарлотта Одли очень нравится. Она была так молода, добра и мила и разговаривала вовсе не так напыщенно, как когда-то мисс Моттерли. Ей хотелось выйти из шкафа и получше рассмотреть хорошенькое платье Шарлотты из канифаса кремового цвета. Но это было невозможно, и Камилла стала прислушиваться к тому, что говорила девушка.
 – Джеред, Джеймс и я решили, что по очереди будем прятать кошечку у себя в комнатах и приносить ее тебе, когда Герти будет уже спать. Никто и знать не будет о существовании котенка.
 – Вы хотите сказать, что мы будем тайком шнырять с ней по дому? – радостно воскликнула Доринда, явно в восторге от этой мысли.
 Шарлотта деликатно кашлянула.
 – Скажем просто, что мы будем держать существование этой милочки в тайне. Пока, по крайней мере. Но теперь, дорогая, – сказала она, поднимаясь и целуя Доринду, – мне действительно пора идти. Не дай Бог, Филип узнает, что я нарушила его эдикт! И Джеймс ждет меня, чтобы прогуляться по саду.
 – Ждет? И вы будете целоваться? – лукаво спросила малышка, в ее глазах заплясали озорные искорки.
 – Что за нескромный вопрос. – Шарлотта рассмеялась. – Конечно, будем. Только никому не говори.
 Доринда положила котенка в корзинку и проводила ее до двери.
 – А где Джеред? Он не собирается меня тоже навестить?
 – Уверена, что собирается. Он тебе очень сочувствует.
 – Я знала, что он мне сочувствует. Держу пари, он сказал, что Филип – людоед!
 – Да что ты! – в замешательстве прошептала Шарлотта. – Он ничего подобного не говорил, и ты тоже не должна так говорить. Это неприлично.
 – Филип говорит, что у нас в семье плохо с приличиями и что нам всем недостает самообладания и благопристойности.
 – И это говорит Филип! Да он сам подает дурной пример! – воскликнула Шарлотта и тут же осеклась, осознав, что ее собственные замечания совершенно неприличны, и поспешно добавила: – Разумеется, Филип – прекрасный человек и… и хочет вам всем только добра. Даже Джеймс так говорит, и Джеред тоже, и мой отец утверждает, что он – очень дельный человек. И уж конечно, весь Лондон его боготворит!
 Между тем Камилла, все еще стоявшая в шкафу, почувствовала явственное покалывание в носу. Ох, нет, нельзя… Она затаила дыхание, стараясь побороть желание чихнуть. Скорее бы ушла Шарлотта!
 – Спасибо за кошечку, – радостно говорила Доринда. – Она – самое чудесное создание из всех, каких я когда-либо видела. Теперь мне нужно придумать ей имя.
 «Уходите, Шарлотта, пожалуйста, уходите», – взмолилась про себя Камилла, чувствуя, что вот-вот чихнет. Черт бы побрал этого котенка!
 – Спокойной ночи, детка. Не забудь спрятать корзинку, если появится Герти.
 Едва за Шарлоттой закрылась дверь, как раздалось громкое «Ап-чхххиии!».
 Казалось, содрогнулся весь шкаф.
 Дверца распахнулась, и Доринда заглянула внутрь.
 – Прошу прощения, я совсем забыла о вас. Вы только посмотрите на эту славную кошечку. – И малышка протянула выходящей из шкафа Камилле крошечный комочек серо-белого меха. – Видите? Как мне ее назвать?
 – Ап-чхи!
 – У вас начинается насморк?
 Глаза Камиллы наполнились слезами.
 – Это из-за котенка. Я всегда чихаю, когда рядом кошки. У меня в носу начинается ужасная щекотка. Доринда, она очень хорошенькая и милая, и мне бы хотелось взять ее на руки, но боюсь, мне лучше уйти, пока я весь дом не подняла на ноги своим чиханием. Ап-чхи!
 – Щекотка! – Доринда рассмеялась. – Я назову ее Щекотка.
 В этот момент снова раздался стук в дверь.
 – Для человека, которого нельзя навещать, у тебя очень много посетителей, – в отчаянии прошептала Камилла.
 – Джеред? – с радостью крикнула девочка, подбегая к двери.
 – Филип, – раздался в ответ низкий голос.
 Камилла и Доринда в ужасе переглянулись. На мгновение повисла гробовая тишина, потом, повинуясь настойчивым жестам Камиллы, девочка ответила.
 – Что… что случилось?
 – Я хотел бы с тобой поговорить.
 – П-подожди минутку, пожалуйста.
 Камилла снова очутилась в шкафу, на этот раз она прижимала к себе не только прогулочную трость, но и корзинку с котенком. «Как я попала в эту историю?» – спрашивала она себя, сердце ее сильно колотилось. Глупо до невозможности. «Интересно, – думала она, стоя в шкафу и чувствуя, что лодыжка начинает болеть все сильнее, а глаза наполняются слезами, – неужели я до конца дней останусь такой невезучей?» В носу у нее ужасно щекотало, и это ощущение распространялось все ниже, в горло. Она слышала, как Доринда открыла дверь и впустила графа. Тяжело вздохнув, Камилла покрепче прижала к себе корзинку и закрыла слезящиеся глаза.
 Совсем рядом раздались шаги графа. Он пересек комнату и остановился, как ей показалось, в нескольких футах от кровати. Камилла представила, как он стоит там, высокий, смуглый, а Доринда обеспокоенно смотрит на него снизу вверх.
 – Я должен сказать тебе кое-что, Доринда. – Низкий, спокойный голос графа ясно доносился сквозь дверцу шкафа. – Садись и не смотри на меня такими испуганными глазами. Я ведь не съем тебя, детка.
 – Извини, – пискнула Доринда. – Что ты хочешь мне сказать?
 Стоя в шкафу, Камилла ясно услышала нотки усталости в его спокойных словах.
 – Мне пришло в голову, что ты, возможно, не совсем понимаешь, почему я требую от тебя примерного поведения. Я чувствую, что надо тебе объяснить. Видишь ли, соблюдение установленных правил не является пустой формальностью, Доринда. Мне бы хотелось, чтобы ты это поняла. – Он помолчал. – Что это за звук?
 Камилла в ужасе широко раскрыла глаза: ранее смирно спавший в корзинке котенок завозился и мяукнул. «Ох, нет, перестань. Сиди тихо!» – едва слышно прошептала она. Котенок потянулся, открыл глаза, поднял голову и уставился на Камиллу горящими немигающими глазами. Крошечный розовый язычок лизнул ее пальцы, и она охнула, чтобы подавить чих.
 – Я ничего не слышала, – сказала Доринда.
 Воцарилось молчание, показавшееся Камилле бесконечным, потом граф продолжил спокойным, холодным голосом:
 – Ты хочешь вырасти и стать уважаемой молодой леди, которую приглашают на приемы и балы, на пикники и прогулки верхом в парке?
 – Мне гораздо больше хочется отправиться путешествовать в Египет и покататься на верблюде. И увидеть мумии. В твоей библиотеке есть книжка с такими смешными картинками…
 – Доринда, ты никуда не поедешь, пока не научишься вести себя прилично, – перебил ее граф. – Ты никогда не покинешь Уэсткотт-Парк и состаришься в его стенах, как твоя двоюродная бабушка Лукреция, если я не удостоверюсь, что ты не опозоришь себя – и меня, – прибавил он жестко. – Для начала слушайся свою гувернантку и делай, что она тебе говорит. Обрати внимание на свои уроки и веди себя прилично. А потом, когда вырастешь, ты станешь прекрасной молодой леди…
 – Как Маргарита?
 Ответом на этот вопрос стало тяжелое молчание.
 – Маргарита, – осторожно произнес Филип, – не соблюдала законов общества. Я не хочу, чтобы ты пошла по ее стопам.
 – Ты боишься, что я умру так же, как она, если…
 – Прошу тебя больше о ней не говорить.
 – Да, Филип, но…
 – Мне больше нечего тебе сказать, Доринда.
 Камилла почувствовала, что сейчас чихнет. Она не могла сдерживаться больше ни секунды.
 – Я уверен, – непринужденно продолжал граф, – что ты сожалеешь о своем поступке в отношении Герти и попросишь у нее прощения…
 – Ап-чхи!
 – Я ничего не слышала! – пискнула Доринда.
 Филип рывком распахнул дверцу шкафа.
 И очутился лицом к лицу с мисс Смит, стоявшей среди платьиц с оборочками и прочих нарядов всех цветов радуги. Но сегодняшняя мисс Смит значительно отличалась от того грязного создания, которое он подобрал вчера ночью. Женщина, которая смотрела на него сейчас, была высокой красавицей с темно-рыжими волосами, одетой в скромное серое платье. Щеки ее пылали.
 У мисс Смит был виноватый вид, но одновременно она выглядела невероятно привлекательной. Даже в полумраке гардероба он мог рассмотреть, как выгодно подчеркивает платье достоинства ее стройной фигуры. Длинные волосы падали мягкими, роскошными волнами вдоль удивительно милого, тонко вылепленного лица. Если бы он встретил ее где-нибудь в другом месте, то не узнал бы.
 Под мышкой у нее торчала трость, а в руке она сжимала корзинку с котенком. Прогулочная трость, насмешливо отметил он, выглядела удивительно знакомой.
 – Я могу объяснить, – произнесла она взволнованным голосом – и снова чихнула.
 Филип сердито взглянул на Камиллу, отобрал у нее корзинку и взамен сунул ей носовой платок.
 – Прошу вас, выходите же из шкафа, мисс Смит, – он протянул сильную мускулистую руку.
 Камилла с благодарностью оперлась на нее и выполнила его приказ.
 – Благодарю вас, ваше сиятельство.
 Она неуверенно улыбнулась ему. Графу удалось сохранить невозмутимое выражение лица, даже суровое, но Камилла видела, что он поражен тем, что обнаружил ее в гардеробе сестры. В этот момент котенок высунул лапку из корзинки и уперся ею в широкую грудь графа. Тот опустил глаза на маленький комочек меха и нахмурился. У Доринды вырвалось сдавленное рыдание.
 – Не обижай мою кошечку! – умоляющим тоном произнесла она.
 Камилла подошла к ней, опираясь на трость.
 – Ну же, Доринда, не будь глупышкой. Никто не собирается обижать твою кошечку, – успокоила она девочку.
 Острый взгляд графа остановился на прогулочной трости.
 – Вы и в будущем можете пользоваться моими вещами, если понадобится, мисс Смит, – насмешливо предложил он.
 Камилла еще раз чихнула.
 – Вы издеваетесь, милорд? Впрочем, я это заслужила, но вашу трость я одолжила совсем ненадолго, только для того, чтобы навестить Доринду.
 В его серых глазах блеснул огонек. Он перевел взгляд с тонкого лица Камиллы на личико малышки, с ужасом глядевшей на него снизу вверх.
 – Ах вот как? Кто из вас, проказницы, потрудится объяснить мне эту крайне интересную ситуацию?
 – Мисс Смит мой друг, – выпалила Доринда. – Она пришла меня навестить, вот и все! И она мой самый лучший друг! Ты должен разрешить мне с ней видеться! И ты должен позволить мне оставить у себя Щекотку! – Она выхватила котенка из корзинки и прижала его к груди, упрямо поджав губы. – Я не позволю тебе отобрать ее, не позволю!
 – Дорогая, твой брат не собирается отбирать у тебя кошечку! – Камилла присела рядом с Дориндой, довольно рискованно балансируя на здоровой ноге, и стала убеждать девочку, с улыбкой глядя в ее задиристое личико. – Он очень рад, что у тебя появилась маленькая подружка, о которой ты будешь заботиться, и я не сомневаюсь, что ты сможешь привить ей очень хорошие манеры, так что она станет желанным членом вашего дома. Разве не так, ваше сиятельство?
 Граф переводил взгляд с одного вопрошающего, полного надежды лица на другое, и наконец сухо ответил:
 – Если мисс Смит говорит, то, наверное, это так и есть.
 – То есть… я могу ее оставить себе? – недоверчиво выдохнула Доринда.
 – Можешь оставить, при условии, что ты научишь ее… э… хорошим манерам. – Он взял Камиллу за руку и помог ей подняться. Котенок, почувствовав победу, замяукал, стараясь вскарабкаться вверх по плечу Доринды.
 – Если хочешь обучить Щекотку хорошим манерам, Доринда, – быстро произнесла Камилла, ощущая тепло сильной руки графа, – то должна подавать ей добрый пример. И прекрасным началом будет, если ты поблагодаришь графа за оказанную тебе милость.
 Лицо Доринды осветила блаженная улыбка.
 – Ох, да. Спасибо, Филип, большое тебе спасибо. Обещаю, Щекотка будет очень хорошей кошкой, самой лучшей кошкой в Англии!
 – Ничего другого я и не жду. – Его глаза несколько секунд не отрывались от лица девочки, и выражение их смягчилось. – Предлагаю тебе позвонить и попросить принести сливок для твоей кошки, Доринда. И может быть, – задумчиво прибавил он, – немного хлеба, чтобы размочить его в сливках, и тогда ты сможешь скормить ей хлеб по маленьким кусочкам. Кажется, мы с Джеймсом делали что-то похожее в те далекие времена, когда были маленькими.
 – Правда? – Доринда изумленно уставилась на него. – У вас был котенок?
 – Даже целых четыре одновременно. – Он внезапно улыбнулся, и лицо его смягчилось. – А однажды утром мы потратили пять часов, снимая проказников с яблони в Райских Кущах.
 – А что случилось?
 Граф собрался было начать свой рассказ, но внезапно замолчал. Лицо его помрачнело.
 – Эта история, – кратко ответил он, – вряд ли послужит тебе примером приличного поведения.
 Доринда явно была разочарована и уже собралась выложить графу все, что она думает о приличном поведении, как вмешалась Камилла:
 – Ну, юная леди, на сегодня ты достаточно нарушила правил, установленных тебе в наказание. Твой брат проявил исключительную доброту. Но я немного устала и должна покинуть тебя. Наслаждайся обществом Щекотки.
 Она ободряюще улыбнулась Доринде и направилась к двери, опираясь на прогулочную трость. Граф нахмурился, глядя ей вслед.
 – Вам не полагается наступать на больную ногу, мисс Смит, – пробормотал он, и не успела она ничего понять, как Филип отбросил в сторону ее трость и легко подхватил на руки.
 Камилла принялась протестовать, заявляя, что в этом нет никакой необходимости, но не могла не признаться себе, что ее окатила сладостная волна, когда она, беспомощная, оказалась подхваченной сильными руками графа. Не обращая внимания на ее протесты и сопровождающий их смех Доринды, он вынес ее из комнаты и по длинному лабиринту коридоров направился к ее покоям. Камилла украдкой взглянула ему в лицо. Оно было спокойно, словно он нес на руках не женщину, а котенка Доринды.
 Ее снова поразила красота этого лица: изысканная, аристократичная линия носа, четко очерченный прямой подбородок, холодные серые глаза, в глубине которых горели ум и проницательность. От него исходило некое очарование спокойствия и твердости, неотразимое в гостиных и в спальнях, насколько она могла это себе представить. Ведь он был созданием из плоти, мужчиной, подверженным сильным страстям, – в этом она не сомневалась.
 У Камиллы было много возможностей изучать мужчин во время своей работы в таверне, и она легко отличала по внешнему виду мужчин, искушенных в искусстве любви, опытных, уверенных в себе, которые умели соблазнить женщину одним движением бровей, легкой, знающей улыбкой, от тех неотесанных мужланов, которые неловко лапали девушек-служанок, исходя похотью. Завороженная Камилла отметила, какие у графа Уэсткотта чувственные губы. Этого человека окружала аура мужественности. Камилла, вовсе не искушенная в вопросах любви, неожиданно поймала себя на мысли о том, каково было бы ощутить на себе взгляд такого мужчины. Взгляд, каким граф Уэсткотт посмотрит на женщину, которая станет его женой…
 Свернув в коридор, ведущий в главное крыло, граф чуть не столкнулся с высоким, стройным, миловидным юношей, на вид лет шестнадцати, в костюме для верховой езды и покрытых грязью сапогах. У него были такие же, как у графа, черные волосы и серые глаза. Бесхитростное лицо молодого человека говорило о незащищенности чистой юной души, но ему явно недоставало самообладания старшего брата.
 При виде девушки на руках у графа он в изумлении открыл рот и пролепетал, залившись румянцем:
 – Что… кто…
 – Позволь представить тебе мисс Смит, – произнес граф, сохраняя полное спокойствие. – Мой брат, Джеред. Обычно он выражается более членораздельно.
 – Я… ну, вы… О, та девица, которую ты сшиб на дороге! – воскликнул Джеред, озаренный внезапной догадкой. И тут же покраснел. – Прошу прощения, мисс. Но… я уже все о вас знаю… по крайней мере кто-то упоминал… мне ужасно жаль, что произошел этот несчастный случай.
 – Спасибо. – Камилла почувствовала, что ее щеки тоже заливает румянец. Ей хотелось, чтобы граф поставил ее на пол. Ужасно неловко знакомиться в таком абсурдном положении. – Моя нога уже не болит. Будьте добры, опустите меня на пол. Я уверена, что смогу пройти остаток пути сама… – начала она, но граф отрицательно покачал головой.
 – Возможно, вы привыкли командовать в своей таверне, мисс Смит, но в моем доме приказы отдаю только я – и никто другой.
 Камилла подавила в себе желание высвободиться из его рук, на секунду представив, как смешно и унизительно это будет выглядеть со стороны, и обратилась к Джереду:
 – Доринда с нетерпением ждет вас!
 Глаза юноши, которые рассматривали ее с огромным любопытством, радостно вспыхнули.
 – Ждет, бедный утенок?
 – Ей не разрешено принимать посетителей, – сообщил ему граф. Его руки крепче сжали Камиллу – в знак предостережения, однако это нисколько не испугало ее.
 – Она на вас рассчитывает, Джеред, – прибавила Камилла с ободряющей улыбкой.
 Ей показалось, что граф скрипнул зубами.
 Джеред бросил на брата неуверенный взгляд.
 – Филип, в самом деле, Дори вовсе не хотела сделать ничего плохого. Между прочим, Джеймс рассказывал, как однажды ты сам дал пинка своему воспитателю.
 Взгляд Камиллы метнулся к лицу графа. «Вы это сделали, ваше сиятельство? Как это неприлично с вашей стороны», – рассмеялась она про себя. Она уже давно заметила, что граф, то и дело провозглашающий себя горячим поборником благопристойности, сам едва ли мог служить примером для подражания. Он требовал от членов своей семьи того, что сам, по ее мнению, вряд ли был способен выполнить.
 – Это не про меня. – Граф бросил на Камиллу грозный взгляд и затем снова перевел его на брата. – Не слишком жалей Доринду, – грубо посоветовал он. – Не сомневаюсь, у нее было множество посетителей с тех пор, как началось ее заточение. Эта девчонка снова завтра даст пинка гувернантке, лишь бы только быть в центре внимания. – Джеред улыбнулся. А граф с самым невинным видом добавил: – Кстати, Джеред. Некий мистер Уимпнелл собирается завтра нанести мне визит. Ты не знаешь, о чем это он хочет со мной поговорить?
 Улыбка исчезла с лица Джереда, щеки его побледнели.
 – Нет, сэр, понятия не имею, – едва выдавил он из себя.
 Бедный Джеред! Он совсем не умел врать. Камилла почувствовала, что граф тоже понял, что брат лжет. Джеред прекрасно знал, какую историю предстоит выслушать старшему брату, но был слишком напуган, чтобы признаться. Камилла заметила, каким абсолютно холодным стал взгляд графа, и ей стало немного не по себе.
 – Если тебе захочется кое-что обсудить со мной до моей встречи с мистером Уимпнеллом, я с интересом выслушаю.
 Джеред заморгал.
 – Обсудить с тобой? Я ничего не знаю. Э-э, я лучше загляну к Доринде. Рад был познакомиться, мисс… э… Смит.
 И он поспешно двинулся дальше по коридору под суровыми взглядами своих предков, хмурившихся со старинных полотен. Граф молча добрался до голубой комнаты и опустил Камиллу на кушетку. В его глазах все еще поблескивала холодная отчужденность. Неудивительно, что Джеред сбежал от своего брата, хотя, как догадывалась Камилла, для него все обернулось бы гораздо удачнее, если бы он во всем признался Филипу. Да, в этой семье необходимо кое-что подлатать.
 Камилла попыталась заглушить в себе привычное желание вмешаться. Она много раз теряла работу из-за того, что воображала, будто лучше других знает, как надо все устроить, а ее работодатели придерживались иного мнения. И какими бы прекрасными ни были ее идеи, ей не прощали то, что она совала свой нос в дела, которые ее совершенно не касались.
 Дела этого семейства ее тоже не касаются, сказала себе Камилла. Но она не могла побороть в себе ощущение, что может им чем-то помочь.
 Пока граф нес Камиллу по коридорам, девушка обдумывала все, что ей удалось узнать в этот день. Некоторые вещи ее особенно поразили. Ей ужасно хотелось спросить графа о Маргарите. Кто она, и почему Доринде запрещено говорить о ней? И о каком проступке Джереда собирается поведать мистер Уимпнелл? Ее снедало любопытство, однако она сдержалась и не стала задавать вопросы. Все это не ее дело, в конце концов. И все же ей придется вызвать графа на откровенный разговор.
 – Прежде чем вы уйдете, – быстро произнесла Камилла, дотрагиваясь до краешка рукава сюртука графа, – могу ли я вас кое о чем попросить?
 «Ну вот, начинается, – подумал Филип. – Сейчас эта дерзкая девчонка докажет, что она совершенно заурядная девица, ничем не лучше всех остальных: она попытается вытянуть из меня побольше денег за обещание не устраивать скандала по поводу наезда. Что ж, ее ждет горькое разочарование, если она принимает меня за голубя, которому легко пощипать перышки». Он глядел в ее простодушное лицо и излучающие чудесный свет глаза и удивлялся, что она ждала так долго, прежде чем выложить козырного туза.
 Филип уже жалел, что в ее присутствии разговаривал с Дориндой и Джередом. Сплетни могут им навредить. Черт бы побрал его собственную импульсивность, заставившую его привести в собственный дом девицу, которая может причинить неприятности.
 – Говорите. – Голос графа звучал угрожающе спокойно. Он ждал, что скажет эта девушка с темно-рыжими волосами.
 – Это касается Доринды. – Камилла, сидя на кушетке, нервно теребила подол платья. Потом подняла лицо и с серьезной прямотой посмотрела в глаза графа. – Видите ли, она очень напугана.
 Граф удивленно поднял брови.
 – Вы много на себя берете, мисс Смит. Вы действительно считаете, что у девочки есть причины меня бояться?
 – Конечно, нет! – Она покачала головой и продолжила: – Не вас, ваше сиятельство, а Герти! Гувернантка рассказывала девочке небылицы, угрожала, что вы отправите ее в работный дом, если она будет плохо себя вести. И…
 – Что вы сказали? – Филип внезапно сел рядом с Камиллой и схватил ее за руку. – Продолжайте, – приказал он, не замечая, с какой силой его пальцы впились в ее тело.
 – Все так, как я сказала. Герти угрожала девочке приютом. – Волнение, охватившее графа, лишний раз свидетельствовало, что он любит Доринду гораздо больше, чем хочет показать. Если это настолько очевидно для нее, почему его собственные родные этого не видят? – Доринда очень боится Герти, – тут Камилла сделала паузу, – боится, что вы действительно отвезете ее в работный дом. Я подумала, что вам следует об этом знать.
 Граф помолчал, затем с досадой поднялся и стал мерить шагами комнату. Подойдя к Камилле, чьи зеленые глаза смотрели на него с такой непоколебимой серьезностью, он заглянул ей в лицо.
 – Я вам очень обязан, – с трудом произнес граф, еле справляясь с бушующей в груди яростью. – Уверяю вас, мисс Смит, я решу эту проблему.
 – О да. Я уверена, что решите. Я предвидела ваше возмущение, – прибавила она, не удержавшись. Увидев его недоуменно поднятые брови, она объяснила: – Я очень хорошо понимаю, как это могло произойти… человек в вашем положении… вы, наверное, очень заняты… множество дел отнимает у вас время и силы. Вы не можете знать о каждом из ваших служащих, что он собой представляет.
 Граф печально покачал головой.
 – Мисс Смит, не стоит меня оправдывать. Я отвечаю за Доринду, и нанять приличную гувернантку – моя святая обязанность, коей я не вправе пренебрегать. Но больше этого не повторится. Воистину я у вас в долгу.
 Камилла покраснела.
 – Вовсе нет. Я просто подумала, что вам следует об этом знать.
 Его взгляд на мгновение остановился на ее лице, отметил полные, мягкие губы, женственную округлость подбородка, блестящие глаза под черными ресницами. Горничная задернула шторы в преддверии сумерек, и при мягком освещении комнаты волосы мисс Смит стали отливать медью. Щепка! Кто мог так назвать ее?
 Филипа охватили чувства, которые были ему несвойственны. Он ощутил внезапный прилив жалости к этой девушке, сидящей перед ним. Судя по тому, что она рассказывала о себе, ее жизнь не была легкой. Этой умной и великодушной женщине выпал несчастливый жребий. Возможно, для нее найдется работа в его доме, размышлял он, такая, которую она предпочла бы рабскому труду служанки в таверне. В конце концов, теперь ему нужна новая гувернантка для Доринды…
 Но ему не хотелось слишком быстро принимать решение. Что ему в действительности известно об этой девушке? Он медленно произнес:
 – Ваша нога благополучно заживает? Возможно, вы будете достаточно хорошо себя чувствовать, чтобы поужинать с нами сегодня вечером?
 – С вами?
 – С моей семьей.
 Камилла почувствовала замешательство.
 – В этом нет необходимости, ваше сиятельство, – пробормотала она. – Благодарю вас, но я вряд ли…
 – Мы ужинаем в семь часов. Миссис Уайет позаботится о том, чтобы у вас было все необходимое. В том числе и трость, более подходящая для дамы. До встречи, мисс Смит.
 Затем он улыбнулся ей быстрой, ослепительной улыбкой, от которой сердце Камиллы затрепетало в груди, словно пойманная бабочка.
 Не прибавив ни слова, он вышел из комнаты с видом человека, привыкшего отдавать распоряжения и уверенного, что все они неукоснительно исполняются. Камилла в отчаянии смотрела ему вслед, но чувство неуверенности боролось в ней с радостным смятением.
 «Как мне узнать, какой прибор использовать? Я наверняка пролью суп себе на колени». Но тревогу заглушило изумление: «Почему граф меня пригласил ужинать? Это очень странно!»
 Может быть, ей лучше сослаться на усталость или боль в щиколотке? Попросить принести ей поднос в комнату и лишь представлять, как они все сидят внизу, что они делают, говорят, едят, во что одеты?
 Камилла мысленно одернула себя. Если жизнь дает тебе шанс, нельзя упустить его. Возможно, ее в первый и последний раз приглашают за стол графа. Но, видит Бог, пообещала себе Камилла, прижимая ладони к горящим щекам, она сядет за стол с высоко поднятой головой и будет наслаждаться каждым мгновением.
 Даже если не сможет проглотить ни кусочка.




 Глава 7


 Новость о том, что граф пригласил таинственную мисс Смит на ужин, разнеслась по всему Уэсткотт-Парку. Уже одно то, что граф принес эту девицу прямо в дом и поместил в голубой комнате, было весьма необычно. А теперь еще она будет сидеть за столом вместе с другими членами семьи! Это переходило все границы.
 Даже миссис Уайет, уверявшая всех, что нет ничего странного в том, что граф привел бродяжку, так как его сиятельство вечно притаскивал в дом бездомных животных, когда был еще мальчиком, даже она была поражена, узнав последнюю новость.
 А Дарджесс, так тот и вовсе высказал самые мрачные предположения. Он заявил, что опасается за благополучие его сиятельства, так как у этой молодой мисс на уме явно что-то нехорошее и она навлечет беду на головы их всех, воспользовавшись крайней беспечностью и излишней добротой графа.
 Джеред, Джеймс и Шарлотта тоже ничего не понимали. Возместить ущерб пострадавшей от несчастного случая – это одно, но усаживать ее за один с ними стол – совсем другое. Либо эта девушка очень умная интриганка, либо Филип что-то задумал. Но что? Если бы его сиятельство захотел вступить с ней в незаконную связь, то едва ли стал демонстрировать своим родным. Тогда что же?
 – Я уже давно бросил попытки понять Филипа, – говорил Джеймс, стоя рядом с сидящей перед туалетным столиком женой и сражаясь со своим галстуком. – Но можешь быть уверена, он что-то замышляет. У Филипа всегда есть свои соображения.
 Шарлотта взглянула в зеркало на хмурое лицо мужа и поднялась со стула, шурша бирюзовыми шелковыми юбками.
 – Я его тоже не понимаю, Джеймс. Он… он меня пугает, – призналась она. – Я знаю, что он был против твоей женитьбы… и знаю, что это было одним из поводов для вашей ссоры… – Она устремила на него обеспокоенный взгляд и прикусила губу. – Я так надеялась рано или поздно найти способ примирить вас, но в присутствии Филипа я всегда нервничаю и не могу собраться с мыслями. А он презирает меня за это, – тихо прибавила она.
 – Он презирает не тебя, любовь моя, а меня. – Джеймс на время бросил хитроумный узел галстука и со вздохом обнял жену. – Нас с Филипом уже ничто не примирит. Я с этим уже смирился. Но, признаюсь, мне так не хватает его дружбы… – Голос Джеймса дрогнул, и Шарлотта, привстав на цыпочки, поцеловала мужа в гладко выбритую щеку.
 – Если бы он знал о моей болезни, то ненавидел бы гораздо больше, – тихо сказала она. – Не пытайся отрицать это, Джеймс. Он бы стал настаивать, что с твоей стороны глупо было на мне жениться, и, возможно, Джеймс, он прав! Ты жалеешь, что женился на мне? Я бы не стала тебя за это винить!
 – Ш-ш-ш. Не говори глупости. – Джеймс пылко прижался губами к ее ладони. – Ты – ангел, если терпишь меня и мое семейство. Я не сделал ничего, чтобы заслужить любовь такой женщины, как ты, Шарлотта! Не волнуйся. Я уже говорил тебе, что это… это не имеет значения. – На мгновение его глаза затуманились от какой-то внутренней боли, которую он силился подавить в себе. Он заставил себя улыбнуться ей и поспешил добавить: – А что касается Филипа, у тебя нет причин его бояться. Он никогда не причинит тебе вреда. Он охотится на меня. Пойдем ужинать, – прибавил он ободряюще, – и посмотрим, какой сюрприз готовит нам брат.
 – Она действительно с вами обедает? – спросила Доринда у Джереда, когда он зашел к ней по дороге на ужин. – Ох, как я хотела бы быть там! Мисс Смит рассказывает такие смешные истории!
 – Правда? Ну, готов поклясться, что сегодня вечером она их рассказывать не будет. Филип явно что-то задумал, иначе он не стал бы приглашать ее за стол.
 – Почему?
 Джеред, замахнувшийся было, чтобы бросить клубок пряжи котенку, остановился.
 – Ну, она же не… не член семьи.
 – Лорд Кирби тоже не член семьи, а он часто у нас ужинает! – возразила Доринда.
 – Это другое дело!
 – Почему?
 – Гости – это одно дело, а служанки – совсем другое!
 Доринда поджала губы, размышляя. Ее серые глаза весело сияли в ярком свете ламп, освещающих красивую комнату.
 – Ну может быть, Филип считает, что таким образом он загладит свою вину перед мисс Смит, которую он сбил ночью? О, я слышала, как миссис Уайет рассказывала об этом Герти, – гордая своей осведомленностью сказала Доринда. Джеред от изумления открыл рот. Придя в себя, он протянул руку и взъерошил ее черные кудряшки.
 Доринда с улыбкой отклонилась в сторону и пригладила волосы.
 – Кроме того, – прибавила она, становясь на защиту своей подруги, – у мисс Смит безупречные манеры. Почему бы не пригласить ее к обеду точно так же, как лорда Кирби и леди Астерли? А может, – тут ее глаза вспыхнули от внезапно пришедшей в голову необыкновенной мысли, – может, Филип влюбился в мисс Смит и собирается жениться на ней, и она останется здесь навсегда! Мне бы этого очень хотелось!
 Джеред зашелся от хохота.
 – Вот уж этого никогда не произойдет! – заверил он ее. – Все знают, кроме такого глупого утенка, как ты, что Филип влюблен в леди Бриттани Девилл. А даже если бы и не был влюблен, он никогда, никогда не женился бы на служанке.
 У Доринды вытянулось лицо.
 – Кто такая леди Бриттани Девилл? – спросила она с невольной неприязнью, хотя ничего еще не знала о женщине, которую назвал брат.
 – Очень красивая и богатая леди, – проговорил Джеред, и его мальчишеское лицо засияло от восхищения. – Если бы я был на несколько лет старше, я бы и сам за ней стал ухаживать, – признался он со смущенной улыбкой. – У нее столько поклонников! Все ее хотят заполучить.
 – Ну, если и Филип хочет заполучить ее, она, конечно, выберет его! – воскликнула Доринда, несмотря ни на что, от всей души преданная брату. – Нет никого красивее, сильнее и храбрее Филипа, это уж точно. А кроме того, я слышала, что все мамаши в Лондоне мечтают выдать за него замуж своих дочерей!
 Джеред уставился на нее, пораженный этим заявлением, и целую минуту не мог выговорить ни слова. Наконец он выдавил из себя:
 – Ради Бога, Доринда, откуда ты все это знаешь?!
 – Герти и миссис Уайет, – самодовольно пояснила девочка. – Они всегда болтают друг с другом, не замечая ничего вокруг себя. А я стою рядом и слушаю. Это так забавно!
 – Подслушивать неприлично.
 – Фу, перестань ворчать. Ты становишься таким же, как Филип! – заявила Доринда и расхохоталась, видя, какое впечатление произвело на Джереда сравнение. – Я, пожалуй, предпочту мисс Смит вам обоим! – прибавила она, потом схватила его руку и сжала ее, прося прощения. – Я ведь всего лишь пошутила, ты знаешь, Джеред. Я никого так не люблю, как тебя. Кроме Щекотки и мисс Смит. О, ты так ее полюбишь, когда узнаешь получше! Обещай, что придешь ко мне и подробно расскажешь, как прошел ужин, – умоляющим голосом попросила она.
 Джеред пообещал, но уйти ему удалось только после того, как выполнил ее требования: погладил котенка и полюбовался им. Наконец он вышел из комнаты, засунув руки в карманы.
 Легко сбегая вниз по лестнице и направляясь в сторону гостиной, он вспомнил озорную хорошенькую молодую женщину, с которой познакомился утром в коридоре. «Ну что ж, успеха вам, мисс Смит, – мысленно произнес он. – Надеюсь, Филип не собирается съесть на ужин вас вместо тех деликатесов, которые приготовила кухарка».
 В гостиной граф угощал бренди лорда Кирби, приглашенного на ужин.
 – Я заинтригован, эта молодая леди, которую ты сбил на дороге, – она, по слухам, совсем не обычная девушка. Каким мужеством надо обладать, чтобы сообщить тебе о поведении гувернантки! – Алистер Кирби внимательно посмотрел на своего старого друга. – Согласись, большинство наших знакомых содрогнулись бы при мысли о необходимости поведать злому графу Уэсткотту о вещах столь неприятных.
 Глаза Филипа насмешливо вспыхнули.
 – Когда познакомишься с ней, увидишь, что заставить мисс Смит содрогнуться не так-то просто. У этой молодой женщины невероятное самообладание.
 – Я мельком видел ее в окне, когда подъехал к дому. – Кирби расположился на обитом золотой парчой диване, вытянув длинные ноги. – Ты ведь не будешь упрекать Джеймса за то, что он рассказал мне о происшествии на дороге?
 Филип помешал угли в камине, от чего они разгорелись ярким пламенем. За изумрудными бархатными шторами гостиной завывал октябрьский ветер так, словно уже наступил ноябрь, но в гостиной было тепло и уютно.
 – Отнюдь, – ответил он, поворачиваясь спиной к огню. – У нас с тобой нет друг от друга никаких тайн. Мы для этого слишком старые друзья. Хотя в последнее время нечасто видимся.
 – Не считая вчерашнего маскарада. И даже там виделись мельком. Леди Бриттани, увы, приковала к себе все мое внимание, – пробормотал лорд Кирби, и Филип уловил в его светло-голубых глазах насмешливую искорку.
 Губы Филипа дрогнули при тонком намеке на то, что именно Кирби удостоился чести танцевать с Бриттани буланжер, кадриль и вальс, в то время как самого Филипа эта леди весь вечер не замечала. Но несмотря на неприятные воспоминания о последнем бале, граф улыбнулся старому другу и опустился в кресло напротив него, как они обычно сидели, беседуя в этой комнате. С висящих на стене над головой Кирби портретов в золоченых рамах одобрительно смотрели на сына родители Филипа. Отец, плотный, седовласый и красивый, улыбался приветливой улыбкой и, казалось, подзадоривал: «Ну же, сынок! Никогда не допускай, чтобы говорили, будто мужчина из рода Одли позволил другому взять над собой верх там, где дело касается женщины!» Мать, смеющаяся красавица брюнетка, которая когда-то покорила весь высший свет Лондона, тоже мягко подтрунивала над ним. А Кирби, ну, Кирби, безусловно, будет добиваться успеха у Бриттани и при каждом удобном случае сообщать Филипу о своих новых победах на этом поприще.
 Филип холодно улыбнулся ему.
 – Наслаждайся обществом этой леди, пока есть возможность, – ответил он и с небрежной грацией опрокинул бокал с остатками бренди. – Я поклялся завоевать ее, друг мой, и я это сделаю. Мы с этой леди поженимся к Рождеству.
 Кирби с силой опустил свой бокал на маленький столик из слоновой кости, расплескав при этом золотистую жидкость.
 – Поклялся?! Черт возьми, как уверенно ты это говоришь. И кому же ты поклялся?
 Филип усмехнулся, видя смятение друга.
 – Марчфилду, – спокойно произнес он. – Он подбил меня на пари во время карточной игры. Он поставил десять тысяч фунтов, а я парную упряжку новых гнедых, которых купил на прошлой неделе в Ньюмаркете.
 – Ты держал пари на… Бриттани? – Тонкие губы Кирби приоткрылись от изумления. Потом в его голубых глазах вспыхнул недобрый огонек. – Филип, ты знаешь не хуже любого, что держать пари на даму – дурной тон. Ты ставишь под угрозу ее репутацию!
 – Не думай, я проклинал и себя, и Марчфилда, но было уже поздно, – огрызнулся Филип. Он встал, выпрямился во весь рост и в приступе ярости заметался по комнате. – Черт возьми, я тоже от этого не в восторге. Но Марчфилд вывел меня из себя, а я был слишком зол на Бриттани за то, что она весь вечер избегала меня. Так или иначе, дело уже сделано, – резко закончил он.
 – Значит, ты собираешься жениться на ней только для того, чтобы выиграть это пари? – возмутился Кирби.
 – Не будь ослом. – Филип бросил на него негодующий взгляд. – Я давно уже решил завоевать ее. А теперь у меня появилась еще одна причина действовать настойчивее. Нанести поражение Марчфилду и жениться на прекрасной Бриттани – это будет приятным завершением всей этой истории.
 Кирби снова поднял свой бокал с бренди и посмотрел на Филипа поверх его краев.
 – Ты считаешь, что у тебя нет других соперников, кроме Марчфилда, мой дорогой друг? Возможно, ни один из вас не получит руки этой дамы, – тихо и холодно произнес он.
 Теперь настал черед Филипа изумленно уставиться на него. Глаза его загорелись жестоким огнем, и все же в их серой глубине теплился лукавый огонек, когда его взгляд встретился со взглядом высокого белокурого человека, сидящего напротив.
 – Я никогда не опасался встретить соперника в твоем лице, мой дорогой друг. – Он с легкой насмешкой поднял бокал, повторяя жест Кирби. – Признаю твою способность очаровывать дам – очень многих дам, – но что касается прекрасной Бриттани, то я уверен в счастливом исходе – для меня счастливом, – прибавил он с коварной улыбкой.
 На несколько секунд воцарилась напряженная тишина, в которой раздавалось лишь тиканье часов на каминной полке, а затем Кирби вдруг рассмеялся, качая головой.
 – Ты сейчас говорил точно так же, как в далеком детстве. Помнишь, когда тебе было девять лет, ты заявил, что сможешь один справиться с гнедыми моего отца, запряженными в коляску? И, клянусь Юпитером, ты это сделал! – воскликнул он. – Под носом у наших родителей. Я думал, твоя мать упадет в обморок и ей потребуется нюхательная соль, когда кони понесли твою коляску, но она, напротив, подбадривала тебя криками, а потом поцеловала, когда ты вернулся на паре притихших, смирных кобыл!
 – Завоевать Бриттани будет гораздо легче, чем укротить тех гнедых, – спокойно улыбаясь, заявил Филип.
 Кирби снова рассмеялся.
 – Ну, поживем – увидим, не так ли?
 Филип наполнил бокалы снова, и они выпили еще бренди, ожидая, когда соберется остальная компания. Граф любил посидеть в обществе Кирби, расслабиться, слушая болтовню друга, который все детство провел с ним рядом. Они с Джеймсом привыкли считать себя почти братьями близнецов Кирби, Алистера и Максвелла. Четверо мальчишек вместе катались верхом, плавали и лазили по деревьям. Когда они подросли, их выходки и эскапады также стали другими. Конечно, братья Кирби не могли сравниться с Одли, когда речь шла о смелых и безрассудных проделках, например, взобраться на крышу Уэсткотт-Хауса и пройти по ней, не свалившись. Правда, этот опыт закончился тем, что десятилетний Джеймс сломал в нескольких местах ногу и руку и был прикован к постели целый месяц. Недостаток физической подготовки братья Кирби с лихвой компенсировали умением придумывать самые зловредные из проделок. Так, однажды они наполнили сахарницы солью перед одним из карточных вечеров леди Кирби и заставили всех гостей кашлять, задыхаться и давиться чаем. За эту эскападу мальчиков хорошенько отшлепали и развели по разным комнатам, но в полночь все четверо тайком сбежали из своих домов и встретились в тайном убежище за Райскими Кущами. Там, в Пиратской бухте, они поклялись в вечной дружбе, и эта четырехсторонняя мальчишеская клятва была в силе много лет.
 Ее нарушила лишь безвременная смерть одного из братьев Кирби – Максвелла, трагически погибшего во время несчастного случая, который унес жизнь пятнадцатилетней сестры Филипа и Джеймса, Маргариты, и едва не погубил самого Филипа.
 В ту ночь, когда так трагично погас яркий, дерзкий огонек, сиявший в душе Маргариты, Филип поклялся изменить свой характер. В глубине души он понимал, что именно проклятая безрассудность Одли погубила Маргариту и Максвелла и если склонность к необдуманным поступкам, этот фамильный порок, не искоренить, то все они будут обречены на трагическую и безрадостную участь. Он винил себя, а также Джеймса и Кирби в том несчастном случае. Если бы он был тогда дома, он не позволил бы Маргарите принять участие в той эскападе. Она не вышла бы из дому той ночью и не оказалась бы рядом с тем проклятым домом.
 Алистер Кирби был тоже потрясен смертью брата и какое-то время путешествовал по Европе, чтобы прийти в себя. А когда вернулся, его отношения с братьями Одли заметно изменились. Да и сами они, Филип и Джеймс, отдалились друг от друга. Мальчишеские проказы теперь были в прошлом. К братьям пришла зрелость. Трагедия, причинившая им столько горя, сделала их более трезвыми людьми, но дружба осталась, правда, теперь она была более сдержанная, овеянная печалью. Они виделись редко, но необременительные приятельские отношения между Алистером, Джеймсом и Филипом продолжали существовать. Тем не менее Филипу все еще было тяжело находиться в комнате наедине с обоими, Джеймсом и Алистером: все время казалось, что кого-то не хватает. Но их действительно не хватало, Максвелла и, что было самое ужасное, Маргариты.
 Этот вечер пройдет легче, подумал Филип, делая глоток бренди и откидываясь на спинку кресла. Можно будет отвлечься на других. Будет Джеред, и Шарлотта, и еще мисс Смит.
 Когда Джеймс и Шарлотта вошли в гостиную, он поднялся с кресла и рассеянно приветствовал их. Его мысли были заняты тем, как эта зеленоглазая оборванка с хорошеньким личиком и дерзким язычком выдержит испытание, которому он собирался подвергнуть ее сегодня вечером. Как бы он ни был к ней расположен, все же не мешает проверить, действительно ли мисс Смит пригодна для роли гувернантки Доринды. Она умеет говорить, умна, даже на удивление умна, если учесть, какое положение она занимает. Но достаточно ли она образованна и воспитанна? Если она не сумеет вести себя за обедом и соблюдать правила этикета, он должен будет отказаться от своей затеи и дать объявление в газеты, чтобы найти преемницу Герти.
 Он уволил слишком властолюбивую гувернантку сразу же после своей беседы с мисс Смит. Разговор был коротким и холодным. Он приказал этой женщине к утру покинуть его дом.
 Филип собирался сам сообщить эту новость Доринде после ужина и освободить ее от наказания. Он представлял себе, как просияет ее личико, когда он ей скажет об этом. Ох, как ему хотелось вырастить Доринду сдержанной и благонравной девочкой, но так, чтобы она при этом не возненавидела его. Только как этого достичь, он не знал. Если мисс Смит, которая так нравится Доринде, сможет помочь, он, безусловно, не откажется от ее помощи.
 И еще рядом будет Бриттани, думал Филип, не отрывая глаз от входной двери в ожидании прихода мисс Смит. Бриттани славится своей элегантностью и прекрасным воспитанием. Когда они поженятся, она послужит Доринде прекрасным образцом для подражания, и покоренная ею девочка пойдет по ее стопам.
 В своей комнате наверху Камилла дрожащими руками пыталась застегнуть замочек на цепочке своего талисмана.
 – Разрешите помочь вам, мисс, – вызвалась Кейт, подходя к ней с приветливой улыбкой. Ей очень нравилась эта таинственная молодая женщина, к которой ее приставили в качестве служанки, и она старалась изо всех сил угодить ей. Например, Кейт почистила и отполировала золотой кулон Камиллы, и сейчас это изящное украшение в виде фигурки льва ярко заблестело на шее девушки.
 Талисман Камиллы был ее единственным украшением.
 Но разглядывая свое отражение в зеркале на туалетном столике, девушка решила, что она прекрасна в своей простоте. Ей никогда и не снилось, что она увидит себя такой, как сейчас, в этом простом, но изысканном платье с высоким воротом из темно-желтого крепа, с распущенными, тщательно расчесанными волосами, которые рассыпались по ее плечам и спине каскадом блестящих темно-рыжих локонов.
 «Я не красивая, – призналась она самой себе после пристального, беспристрастного осмотра, – но я и не уродливая щепка». Да, сейчас она ничем не напоминала ту оборванную нищенку, которую его сиятельство впервые увидел на Эджвуд-лейн.
 – Вы готовы, мисс?
 Сжимая перламутровую ручку новой трости, которую принесла ей Кейт вместе с платьем, она отвернулась от зеркала.
 – Да, Кейт, надеюсь, что да. – Она взволнованно улыбнулась. – И еще я надеюсь, что его сиятельство не забыл о том, что пригласил меня, иначе я окажусь в ужасно глупом положении!
 – Об этом не волнуйтесь, мисс. Его сиятельство никогда ничего не забывает. И очень редко меняет свои решения. Он всегда точно знает, чего хочет, хотя окружающие теряются в догадках относительно его желаний. – И Кейт усмехнулась.
 Наконец Камилла двинулась к выходу, моля Бога, чтобы мужество ее не покинуло. Открыв дверь, она тихо ахнула – в коридоре за дверью стоял навытяжку атлетического сложения лакей в зеленой бархатной ливрее.
 – Его сиятельство прислал меня, чтобы я помог вам спуститься вниз, мэм.
 До Камиллы не сразу дошел смысл сказанного.
 – Вы собираетесь… нести меня на руках? – Тот кивнул, и тогда девушка покачала головой: – Спасибо, не надо. Я вполне способна идти сама.
 – Но его сиятельство…
 – …не имеет права командовать в данном случае, – резко оборвала его Камилла и высокомерно кивнула головой, не хуже самой мисс Моттерли: – Вы мне больше не нужны.
 Подождав, пока слуга уйдет, девушка медленно заковыляла к лестнице. Если бы только у нее не была растянута щиколотка! Ее раздражало, что с ней обращаются, как с калекой, эти попытки носить ее на руках пора пресечь. Камилла раньше считала, что так приятно, когда с тобой нянчатся и прислуживают тебе, но сейчас мысль о том, что ее снесут вниз к его сиятельству, словно мешок с углем, вызывала у нее отвращение. Она спустится по лестнице самостоятельно и сделает это так грациозно, как только сможет, или просто съедет вниз по перилам и спрыгнет в конце, приземлившись на здоровую ногу, разумеется. В какое-то мгновение, остановившись на площадке красиво отполированной лестницы, она испытала искушение так и сделать, но здравый смысл взял верх. Выходки, которые она позволяла себе в работном доме, неуместны в Уэсткотт-Парке.
 Однако, едва начав спускаться по лестнице, Камилла услышала пронзительный вопль, несущийся из детского крыла. Девушка замерла в тревоге: это кричала Доринда!
 Камилла поспешила на этот звук, не обращая внимания на боль, пронзавшую щиколотку.
 Тем временем Филип направлялся в библиотеку, чтобы отыскать книгу, о которой спросил Алистер Кирби, и увидел своего лакея, Клода, идущего по коридору.
 – Где мисс Смит? – спросил граф. – Я приказал тебе помочь ей спуститься по лестнице.
 – Да, ваше сиятельство. – Клод встал навытяжку под острым взглядом хозяина. – Я пытался, но леди отказалась, ваше сиятельство.
 – Что за упрямство! – Подчиняясь внезапному порыву, Филип резко повернулся и бросился мимо лакея вверх по лестнице. Мисс Смит все же слишком своенравна, вряд ли из нее получится хорошая гувернантка, подумал он с отчаянием.
 Его раздражало то, что она его не послушалась. Никто в этом доме так не поступал, разве только Доринда, и то он всегда старался дать младшей сестре понять, насколько бесплодны и неразумны такие поступки. Возможно, мисс Смит, пока она еще находится под его кровом, следует преподать тот же урок.
 Камилла с трудом добралась до детского крыла. Из коридора до нее донеслись чье-то тяжелое дыхание, топот ног, яростные вопли и тонкий визг. Завернув за угол, Камилла застыла в ужасе. То, что она увидела, заставило ее заскрипеть зубами и ринуться вперед.
 Доринда, вцепившись в развевающуюся черную юбку Герти, изо всех сил старалась удержать гувернантку, которая рвалась вперед и размахивала саквояжем, пытаясь отогнать от себя ребенка.
 Увидев Камиллу, девочка закричала:
 – Мисс Смит, на помощь! Она… у нее Щекотка! Она хочет забрать ее! Помогите мне, мисс Смит, помогите!
 Красная и запыхавшаяся Герти бросила дикий взгляд на приближающуюся Камиллу. Девушка заметила, что одна рука гувернантки была спрятана под просторной накидкой.
 – Сейчас же прекратите, Герти, – приказала Камилла. – Вы можете покалечить ребенка!
 На пухлом лице Герти появилось выражение страха и злобы. В тускло освещенном коридоре гувернантка смотрела на Камиллу почти оскалившись.
 – Эта девчонка снова лжет! – заявила она и, нагнувшись, попыталась ударить Доринду саквояжем. Камилла крепко схватила Герти за руку.
 – Отпустите меня! – взвизгнула та. – Вас это вовсе не касается! Я не потерплю подобного безобразия! Не видела я никакого котенка, на что мне это отвратительное животное? Его сиятельство меня уволил, и я ухожу, вот и все. Но я сейчас задам этой девчонке, если она не отпустит…
 И тут Камилла услышала слабое мяуканье. Стремительно сорвав с Герти накидку, она заметила висевшую на ее руке корзинку, из которой выглядывала Щекотка.
 – Это я возьму, – сказала Камилла и схватила корзинку прежде, чем Герти успела ей помешать. Сунув корзинку в руки Доринде, девушка произнесла настойчивым тоном: – Бери Щекотку и беги, Доринда. Все в порядке. Я провожу Герти…
 – О нет, ничего подобного! Я уйду, когда буду готова! Это мерзкое создание слишком дорого мне стоило, и я ей сейчас отплачу!
 Очевидно, увольнение произвело на Герти столь сильное впечатление, что она совершенно потеряла способность держать себя в руках. Схватив бронзовый подсвечник с небольшого столика, стоявшего в коридоре, Герти стала медленно надвигаться на ребенка явно с недобрыми намерениями.
 – Доринда, беги! – закричала Камилла и бросилась наперерез обезумевшей гувернантке.
 – Убирайся с дороги и оставь мне эту девчонку! – взвизгнула та. Ее лицо блестело от пота, голос охрип. – Ну, я тебя предупреждала…
 Герти замахнулась тяжелым подсвечником, но неожиданно потеряла равновесие и растянулась на полу. В то же мгновение Камилла, не поверив своим ушам, услышала голос графа, приказавший:
 – Отойдите, мисс Смит. Я сам этим займусь.
 Она подняла глаза и увидела рядом с собой его высокую фигуру. Он смотрел вниз на поверженную Герти.
 Камилла обрадовалась его появлению, как никогда не радовалась ничему в жизни, но потом увидела выражение его лица.




 Глава 8


 Камилла задохнулась от ужаса. На мгновение ей показалось, что граф сейчас убьет Герти.
 – Ваше сиятельство, никто не пострадал! – закричала девушка, хватая Уэсткотта за руку, но он, не обратив на нее никакого внимания, вырвал подсвечник из пальцев Герти и сжал его в кулаке так, что побелели костяшки пальцев. Мгновение спустя он отшвырнул подсвечник прочь. Тот с грохотом ударился в обшитую панелями стену.
 – Встать! – рявкнул граф голосом, настолько похожим на рык, что Камилла содрогнулась.
 Ни жива ни мертва от страха, Герти лежала на полу, глядя на него снизу вверх. Ее пухлое лицо стало пепельно-серым.
 – Я сказал, встать!
 Тем временем в коридор сбежались почти все обитатели Уэсткотт-Парка, и началась страшная суматоха.
 – Филип, что случилось? – Джеймс подскочил к Уэсткотту и рывком поставил дрожащую как осиновый лист гувернантку на ноги.
 Камилла повернулась к Доринде и увидела, как Шарлотта присела и обняла плачущую девочку.
 – Одна из горничных услышала крики из детской и позвала Дарджесса, – быстро говорил Джеймс. – А я случайно услышал. Боже мой, что все это значит?
 Граф крепко взял Герти за плечо, та начала причитать, уверяя, что все это ошибка, что у нее и в мыслях не было уносить котенка. Несмотря на ярость, граф полностью овладел собой. Только бешено пульсирующая жилка на шее выдавала бушующие в нем чувства. Не обращая внимания на мольбы Герти, он повернулся к Джереду и стал отрывисто отдавать распоряжения:
 – Отведи мисс Фитцсиммонс в конюшню. Она должна немедленно покинуть поместье. Вели Питерсу отвезти ее в деревню и дождаться, пока не прибудет дилижанс. Он должен посадить в него мисс Фитцсиммонс и напомнить ей, что если она когда-нибудь еще приблизится к Уэсткотт-Парку, я сам сдам ее констеблю и ее посадят в тюрьму до конца дней, как она и заслуживает.
 Он снова повернулся к Герти с ледяным выражением на лице.
 – Я сомневаюсь, что теперь вы найдете работу в приличной семье. Рекомендации от меня вы не получите. Так что будет лучше, если вы вернетесь домой, в Йоркшир, и проведете там остаток своих дней. Время от времени я буду наводить о вас справки, и если когда-нибудь услышу, что вы покинули Йоркшир для работы в семье, где есть дети, вы горько пожалеете об этом. Даю вам клятву, – прибавил он. – Вы поняли?
 Гувернантка прекратила дрожать ровно настолько, чтобы кивнуть в ответ, и хрипло прошептала со слезами на глазах:
 – Да, ваше сиятельство. Вы очень добры, ваше сиятельство. Я не хотела никого обидеть, ваше сиятельство…
 – Джеред, убери ее с глаз моих.
 Джеред поспешно увел гувернантку.
 Затем Филип приказал всем, включая Доринду, идти вниз, в столовую.
 – Можешь поужинать с нами, – сказал он ей, – и объяснишь, что же все-таки произошло. Я видел только часть случившегося.
 – Меня спасла мисс Смит, и Щекотку тоже. – Слезы девочки высохли при упоминании об ужине в кругу взрослых, будто она настоящая молодая леди. Доринда покинула райское убежище в объятиях Шарлотты и подскочила к брату. – Если бы не мисс Смит, Герти украла бы Щекотку. Мисс Смит была такая смелая!
 – Знаю, – ответил Филип. – Я видел.
 Его взгляд остановился на лице Камиллы, и девушка почувствовала, как душа ее возносится к небесам, когда увидела в глазах графа теплоту и восхищение.
 – Я ничего такого не сделала. – Внезапно она почувствовала смущение. – К счастью, вы подоспели вовремя и все закончилось хорошо.
 Он взял ее руки в свои. Его ладони были теплыми, сильными.
 – Мы у вас в долгу. Нельзя выразить словами… Но пойдемте, я хочу представить вас как следует, а здесь совсем неподходящее место. Если позволите, мисс Смит… – И, не дожидаясь разрешения, он снова поднял ее на руки и понес. Присутствующие только рты открыли в изумлении.
 Когда они дошли до конца коридора, кошачья шерсть оказала на Камиллу неизбежное действие, и она чихнула.
 – Будьте здоровы, – сказал граф, и Камилла почувствовала, что он искренне желает ей этого.
 Этот ужин сильно отличался от официальной трапезы, которой так боялась Камилла. Все сидели за громадным резным столом из красного дерева в обшитой панелями столовой, длиной в сотню футов, и говорили одновременно. Стол был уставлен фарфоровой посудой и цветами в хрустальных вазах. При виде невероятного количества золотых вычурных приборов Камилла совершенно растерялась, не зная, как надо ими пользоваться. К счастью, леди Шарлотта, заметив ее панику, стала незаметно подсказывать ей при каждой перемене блюд. И сколько там было этих перемен! Аппетитные блюда из мяса, рыбы, жареных каплунов, ароматно пахнущие супы и восхитительные желе, пирожки с начинкой и сладости, сыры, фрукты и пирожные, – такого роскошного пира Камилла не могла и вообразить. И все так красиво сервировано на подносах под рифлеными серебряными крышками!
 Но самым необычным на этом ужине было не количество блюд, не ряды подносов, и даже не изысканный вкус еды, а оживленное веселье за столом. Всем хотелось знать, что произошло в коридоре с Герти, почему ее уволили, а потом, когда все узнали об угрозах, с помощью которых гувернантка пыталась управлять девочкой, все стали поздравлять Камиллу и благодарить ее за спасение маленькой Доринды из когтей такого чудовища.
 Джеред, вернувшийся после выполнения порученной задачи, стукнул кулаком по столу и заявил, что, будь его воля, бросил бы эту женщину в озеро, а не поручал заботам старого Питерса. Джеймс лично выразил Камилле благодарность за защиту Доринды. Шарлотта улыбалась ей приветливой улыбкой, от которой в комнате становилось светлее, а лорд Кирби, молча прислушивающийся к ее попыткам преуменьшить собственную роль в этой истории, посоветовал принимать все похвалы без возражений, так как семейство Одли еще никому не удавалось переубедить в чем-либо.
 – Вы героиня, и все тут, – сказал он с улыбкой. Вблизи он показался Камилле еще привлекательнее. Глядя на него сверху из окна, она не могла получить полного впечатления о его элегантной, высокой, худощавой фигуре, обаятельной, сердечной манере общения и излучающих доброту чертах лица. Его глубоко посаженные глаза и улыбка были на удивление мягкими.
 – От имени Доринды мы все вам низко кланяемся.
 Камилла залилась краской, когда пили за ее здоровье, а затем, уже в который раз за время ужина, невольно перевела взгляд на графа. Он сидел во главе стола и в кои-то веки, казалось, был в ладу с остальными членами семьи. Доринда, которую посадили справа от него, даже вызвала у него улыбку, принявшись рассказывать длинную историю о мрачной участи, которая, как она надеялась, постигнет Герти Фитцсиммонс. Начиналась эта история с того, что почтовая карета потеряет колесо и сорвется с обрыва (разумеется, всем пассажирам, кроме Герти, удастся спастись). Далее она рассказала, как Герти будет убита разбойниками с большой дороги и ее тело будут клевать птицы, потом она утонет во время небывало сильной грозы и заблудится в болотистом лесу, где водятся привидения.
 – И не забудь про пчел, – прибавила Камилла, проглотив последний кусочек восхитительного пирога с начинкой из ягод. – В лесу она наткнется на рой пчел, которые будут жалить ее часами, гоняя по темному лесу.
 – А потом, – добавил Джеймс, вдохновленный этой сказкой, – она свалится в глубокую черную яму, полную змей, которые обовьются вокруг ее шеи.
 Доринда повернулась к Джереду, глаза ее выжидательно горели.
 – Теперь твоя очередь.
 – И пауки заползут в эту яму и оплетут ее паутиной, пока она будет сражаться со змеями, – весело произнес тот.
 Доринда захлопала в ладоши.
 – Лорд Кирби?
 Кирби допил остаток вина в бокале и подмигнул сперва Камилле, потом девочке.
 – Естественно, – сказал он, – королева пауков заползет в яму и откусит Герти все ее толстые пальцы на ногах, один за другим.
 Рассказ подхватила Шарлотта.
 – А когда пауки с ней покончат, – произнесла она своим нежным, красивым голосом, – ужасные, красноглазые летучие мыши слетят вниз и запутаются в ее волосах.
 – А потом, – закончил Филип, когда его младшая сестра с готовностью повернулась к нему и он увидел, что все эти страшные истории заставляют быстро потускнеть кошмарный образ Герти, превращая его в комичный персонаж, – потом летучие мыши унесут ее в пещеру злого волшебника, который будет держать ее в плену до конца дней, в клетке, полной крыс, ящериц и волков, и каждый вечер, когда пробьет полночь, все лесные создания на много миль кругом будут слышать ее жалобные вопли.
 – Здорово. – Доринда сияла. Ее серые глаза горели почти так же ярко, как свечи в золотой люстре над головой. – Надеюсь, все это сбудется.
 – Что за кровожадный маленький вампир! – ахнула Камилла, рассмеявшись.
 Граф широко улыбнулся. У него обезоруживающая улыбка, заметила Камилла.
 – Мы, Одли, придерживаемся правила всегда мстить сторицей нашим врагам. Все началось, когда прапрадедушка Эдвин, четвертый граф Уэсткотт, отрубил пальцы человеку, который пытался украсть его земли. – Глаза Камиллы широко раскрылись, но он небрежно продолжал: – А потом прапрадедушка Фергус проткнул мечом разбойника, который пытался стащить его изумрудную булавку для галстука и рубиновое кольцо-печатку. А моя собственная матушка однажды вылила бокал шампанского за шиворот одной герцогине, которая посмела высказать предположение, что мамины сорванцы-сыновья являются для нее суровым испытанием.
 И Джеймс, и Джеред кивнули и рассмеялись, подтверждая его рассказ, и Камилла невольно тоже рассмеялась. Как было приятно знать, что все они – члены одной семьи, что они умеют за себя постоять и всегда держатся вместе. Наблюдая за ними во время ужина, Камилла видела, как они похожи друг на друга, их смуглую красоту, быстрый ум и силу, обаяние и прямоту. Поскольку она сама обладала прямотой и быстрым умом, то между ними вскоре установилась полная гармония, и время за ужином пролетело совершенно незаметно.
 Теперь семейство Одли интересовало ее еще больше, чем прежде. Она снова и снова спрашивала себя, если они так любят друг друга, то откуда взялась эта пропасть, отделяющая Филипа от его младших братьев, эта напряженность в их отношениях, которая сейчас ослабела, пусть и ненадолго.
 – Мы знаем, как защитить своих, – произнес в заключение Филип, поднимаясь из-за стола и предлагая Камилле руку. – Собственно говоря, – продолжал он, глядя на нее сверху вниз лукаво поблескивающими глазами, – Герти Фитцсиммонс повезло, что мы живем в так называемом цивилизованном обществе, иначе мы, возможно, разрешили бы Доринде проткнуть ее мечом. Тебе бы этого хотелось, а, Дори?
 – И даже очень.
 – Может быть, привезти ее обратно? – усмехнулся Джеймс, когда все последовали за Филипом и Камиллой к богато украшенной двухстворчатой двери из красного дерева.
 – Нет, нет, достаточно, – воскликнула Шарлотта, беря под руку мужа и грустно качая головой. – Давайте больше не будем продолжать эту кровожадную тему, умоляю. Наверняка мисс Смит шокирована. Такие разговоры даже в шутливой форме, да еще при Доринде… это…
 – Скандал? – хохотнул Джеред. – Это так похоже на нас, Шарлотта, вам уже следовало это понять. Родиться Одли – значит родиться сумасбродом, мы ничего не можем с этим поделать.
 При этих словах Филип повернулся к нему, и его вдруг ставший мрачным взгляд на мгновение остановился на худощавом юном лице младшего брата. Потом он перевел взгляд на малышку Доринду, идущую рядом с ним.
 – Молю Бога, чтобы в этом ты ошибался, Джеред.
 Оживленное настроение пропало.
 Направляясь вслед за остальными в золотую гостиную, прилегающую к библиотеке, Камилла внезапно очутилась в коридоре наедине с графом и Дориндой.
 – Ты опять сердишься? – спросила Доринда брата, прижимаясь к Камилле, когда его взгляд, снова ставший ледяным, остановился на ней.
 – Не на тебя, Доринда. – Его голос был на удивление мягким, в нем звучали грустные, почти печальные нотки. Филип махнул рукой Кейт, поджидавшей у лестницы, чтобы отвести девочку спать. – А теперь беги. Тебе необходим отдых, а я хочу поговорить наедине с мисс Смит.
 – О, пожалуйста, – взмолилась Доринда, цепляясь за руку Камиллы. – Нельзя ли мисс Смит уложить меня в постель и что-нибудь рассказать на ночь? Она знает такие интересные истории! Я хочу еще послушать про мисс Моттерли и про эту ужасную женщину из работного дома. Ты знал, Филип, что мисс Смит жила в работном доме?
 – Да, Доринда, – признался граф. – Я это знал. Но сейчас уже поздно. Не теряй даром времени. А не то мое терпение кончится, и даже доблестная мисс Смит не сможет тебя спасти.
 Однако когда он произносил эти слова, в его глазах светилась любовь, и Доринда застенчиво улыбнулась ему и отправилась вместе с Кейт за своим котенком, который во время ужина спал у очага на кухне.
 – Вы очень добры к ней, ваше сиятельство, – заметила Камилла, слегка опираясь на трость. – Она славная девочка и явно вас обожает.
 – Правильнее было бы сказать, ненавидит, – поправил он. – Не пытайтесь меня надуть, мисс Смит. Я знаю, как относится ко мне Доринда.
 – Она вас обожает, – твердо повторила Камилла. – Но ужасно боится. По крайней мере боялась до сегодняшнего дня. Теперь, когда Герти уехала…
 – Именно это я хотел с вами обсудить. – К ее удивлению, вместо того чтобы направиться в золотую гостиную, он взял ее за руку и повел в библиотеку.
 У Камиллы даже захватило дух, когда она оказалась сидящей наедине рядом с графом на темно-красном диване. Граф смотрел на нее с доброжелательным интересом. В своем облегающем сюртуке из синего тонкого сукна, подчеркивающем ширину его плеч, с белоснежным широким, тщательно завязанным галстуком и зачесанными назад гладкими, черными как вороново крыло волосами, он был неправдоподобно красив. Она внезапно вспомнила свой последний сон, в котором ее возлюбленный приехал за ней на черном коне и умчал в звездную, ветреную ночь. Только теперь она ясно видела на его месте графа Уэсткотта – у ее великолепного возлюбленного было его лицо, хотя прежде оно всегда скрывалось в тени. Она подавила безумное желание потянуться к графу, обнять его и подставить ему губы для поцелуя…
 Безумие! Камилла тряхнула головой, заставив себя спуститься с небес на землю.
 Граф пристально посмотрел на нее, подняв брови.
 – Что-то случилось?
 – Нет. Нет, прошу прощения. – Камилла почувствовала, как горячая краска заливает ее щеки, и нервно сжала золотой талисман.
 Она не знала, что теплый свет, засиявший в ее глазах – отблеск ее мечтаний, – все еще оставался в них. Граф поймал себя на том, что внимательно вглядывается в дерзкое, энергичное лицо, словно завороженный. Трудно было поверить, что эта стройная молодая женщина с сияющими глазами и массой тяжелых темно-рыжих волос, обрамляющих нежное, словно перламутровое лицо, была тем самым жалким созданием, которое он сбил вчера ночью на Эджвуд-лейн. Одно наблюдение, которое он сделал вчера вечером, все же оказалось верным: в мисс Смит не было ничего заурядного. Или в Щепке. Черт, он даже не знает ее настоящего имени!
 Однако если она согласится быть гувернанткой Доринды, ей придется стать более разговорчивой. Она должна разрешить ему навести справки о ее происхождении и ответить на некоторые его вопросы. Граф был уверен, что когда девушка узнает, какую работу он ей предлагает, она сама о себе расскажет. И прекрасно, мисс Смит очень подойдет для Доринды: она веселая, добрая и уравновешенная, и явно хорошо воспитана. Несмотря на то что она не владеет всеми тонкостями поведения за столом, например, какой ложечкой пользоваться для помешивания кофе, а какой для фруктов, она вполне прилично справилась за ужином, следуя примеру Шарлотты. Поразительнее всего то, что она умудрилась сохранить естественность и изящество движений. Природное изящество – вот чем она обладает, думал Филип, и именно это качество пробуждало в нем такое любопытство. Что-то подсказывало ему, что жизнь мисс Смит была столь же необычной, как и она сама. Почему-то его к ней тянуло, она вызывала в нем странное желание защищать ее. Природу этого желания он понять не мог. Да и зачем? Его обязательства по отношению к ней скорее всего кончатся, когда заживет ее нога.
 Теперь Камилла наблюдала за ним со смешанным выражением страха, любопытства и надежды на лице, которое придавало ей трогательно-беспомощный вид. Он протянул руку и не задумываясь провел большим пальцем по нежной щеке.
 – Не волнуйтесь, мисс Смит, я не собираюсь вас укусить, – мягко произнес граф. – Хотя, – прибавил он, – я подумываю, не убрать ли все подсвечники из дома. За последние два дня они дважды использовались в качестве оружия.
 – Ах, не напоминайте мне об этом, ваше сиятельство! – Нежное прикосновение графа обжигало кожу Камиллы. Ей ничего не оставалось, как только сидеть смирно и терпеть этот восхитительный ожог. Она пробормотала: – Мне так жаль, что я вас ударила вчера ночью. Надеюсь, шишка уже почти исчезла? – с надеждой спросила она.
 – Да, но не воспоминание. Удивительно, что меня не мучили кошмары, когда я лег спать после этого ужасного приключения.
 – Ну, вы смеетесь надо мной, – упрекнула его Камилла и вздернула подбородок. – Я полагаю, что легкий удар по голове вряд ли может привести в ужас кого-либо из Одли.
 Рассмеявшись, он наклонился и взял ее ладони в свои.
 – Вы очень сообразительны, мисс Смит! И очень отважны. Я восхищаюсь обоими этими качествами. – На его лице появилось задумчивое выражение, он испытующе заглянул ей в глаза. – Собственно говоря, вы кажетесь мне достойной восхищения молодой женщиной. Вот почему я хочу сделать вам одно предложение.
 Филип увидел, что ее глаза широко раскрылись, и почувствовал, как напряглись ее руки.
 – Я не хочу его слышать, сэр, – воскликнула она и, резко вырвав руки, вскочила с дивана.
 – Вы меня не так поняли, – быстро произнес Филип, поднимаясь на ноги, и попытался схватить ее, но Камилла увернулась и ринулась к двери. «Все женщины, – в отчаянии подумал Филип, – думают, что мужчины хотят только одного». – Мисс Смит, я не имею намерения соблазнить вас, – произнес Филип, испытывая одновременно раздражение и некое удовольствие. Он легко догнал ее и схватил за руку. Не давая ей вырваться, граф повернул ее лицом к себе и притянул поближе. – Мисс Смит…
 – Отпустите меня! Я знаю единственное предложение, которое такой человек, как вы, хотел бы сделать девушке моего положения, и прошу вас, не наносите мне дальнейшего оскорбления, не произносите его вслух!
 Он крепко держал ее, мысленно проклиная самого себя за неудачный подбор слов. Он совсем не хотел обидеть или унизить ее. То, что она сочла подобную перспективу оскорбительной для себя, говорило в ее пользу. Ему надо быстро исправить это недоразумение, или оба они будут еще больше смущены, чем сейчас. Филип прижал ее к стене и крепко держал, обхватив одной рукой за талию. Глядя сверху вниз на ее разъяренное лицо, чувствуя горящий взгляд этих гневных зеленых глаз, он неожиданно улыбнулся.
 – Мисс Смит, – заговорил граф, тщательно выговаривая слова, словно обращался к несмышленому ребенку. – Я не собираюсь вас соблазнять. В мои планы это не входит. Так что мои намерения по отношению к вам абсолютно благопристойны.
 Гнев Камиллы улетучился, когда до нее дошел смысл его слов. Она всмотрелась в его лицо и увидела в нем искренность. Трудно сохранить ясную голову, когда граф вот так держит тебя, когда он так близко, что можно чувствовать сильное биение его сердца у своей груди, сильные руки, магнетический жар его тела. Он казался раздосадованным, но твердо решил не отпускать ее до тех пор, пока не выскажет все, что хотел сказать. Чувствуя, что голова ее идет кругом, Камилла еще раз попыталась вырваться, и он сжал ее еще крепче. Ей оставалось только одно – сдаться, и теперь девушка стояла смирно, глядя на него снизу вверх с беспомощным отчаянием.
 – Ради Бога, не устраивайте мелодраму, – сказал ей граф, словно она была не старше Доринды. – Я не хочу вас обидеть и уж наверняка не нанесу урон вашей чести.
 – Тогда отпустите меня, – сказала Камилла, пытаясь говорить со спокойной настойчивостью, а вместо этого с ужасом услышала, как предательски дрожит ее голос.
 – Не отпущу, пока вы меня не выслушаете.
 Камилла внезапно заметила, что его челюсти упрямо сжаты. Он ее не отпустит, пока сам этого не пожелает. Его тесные объятия действовали опьяняюще, вызывая не испытанные доселе ощущения.
 – Ну же? – Она старалась говорить как можно спокойнее. – Выкладывайте, что там у вас?
 Она изо всех сил старалась сосредоточиться на том, что он ей скажет.
 – Я хочу знать о вас больше, мисс Смит. Не ради собственных похотливых намерений, – поспешно прибавил он, видя выражение ее глаз. – Я просто хочу расспросить вас, прежде чем предложить вам занять место гувернантки Доринды.
 Гувернантки Доринды? Изумленная Камилла потеряла дар речи.
 Внезапно дверь в библиотеку распахнулась и влетел Джеред со словами:
 – Леди Бриттани и лорд Марчфилд желают знать…
 Джеред осекся и остановился в изумлении. За его спиной стояли ослепительно красивая белокурая девушка и высокий мужчина. Оба смотрели на графа Уэсткотта с нескрываемым удивлением. Нетрудно было понять их состояние. Мощные руки графа обнимали стройную талию привлекательной молодой женщины. Пылкий любовник, застигнутый в момент попытки тайком сорвать поцелуй. Что тут еще можно предположить?
 – Вижу, мы появились в неподходящее время, – злорадно протянул высокий мужчина, и его рыжеватые брови насмешливо взлетели вверх.
 Белокурая девушка стала белой как полотно.
 – Простите нас за вторжение, – едва смогла проговорить она. Ее удивительные фиалковые глаза обратились на Филипа, и в их горящей глубине на мгновение появилась сильная боль, но тут же ее изумительно красивое лицо приняло высокомерное выражение, и она одарила его ледяной улыбкой. И все время ее маленькие руки в перчатках крепко сжимали раскрашенный веер.
 Филип тотчас отпустил Камиллу, проклиная себя. До чего же они неудачно выбрали время! И хотя вид его по-прежнему оставался невозмутимым, мысли в голове кипели, как в котле. Его мозг лихорадочно искал выход из этого неприятного положения. Он должен был спасать не только репутацию мисс Смит, но и свою собственную.
 В то первое мгновение, когда Бриттани увидела его с мисс Смит, ее лицо омрачилось. Значит, он все же был прав: ее чувства к нему гораздо сильнее, чем она желает показать. И тут у графа зародилась идея – дикая, смелая, тактически блестящая идея, которая завоюет для него Бриттани и спасет репутацию бедной мисс Смит.
 Объяснить то, что только что произошло между ним и этой девушкой, было невозможно. Представить Камиллу в качестве новой гувернантки Доринды – значит окончательно ее погубить. Девушка выступит в роли служанки, продающей себя, чтобы получить место, а он – одним из тех, кто принуждает горничных и гувернанток спать с хозяином дома, чтобы сохранить место. Но был великолепный способ спасти репутацию мисс Смит и одновременно завоевать Бриттани. Если, конечно, вызвать ревность Бриттани и означает завоевать ее.
 – Ваше чудесное появление, Бриттани, невозможно назвать вторжением, – произнес он с непринужденной улыбкой. – Я очень рад вас видеть. И вы, Марчфилд, как всегда, желанный гость. – В его темно-серых глазах появился блеск, когда он встретился взглядом с соперником, который мгновенно насторожился.
 – Разрешите представить вам мисс Смит. Она… – Он всего на секунду заколебался, потом продолжал без запинки: – Это кузина Шарлотты, приехавшая погостить из Хэмпшира. И, – продолжал он радостным голосом, краем глаза видя, что мисс Смит, опустившись в кресло, смотрит на него не мигая широко открытыми глазами, – она только что сделала меня счастливейшим мужчиной во всей Англии. Она оказала мне честь, согласившись стать моей женой.




 Глава 9


 Больше всех была поражена заявлением Филипа сама Камилла. Широко раскрытыми глазами она смотрела на него, не в состоянии вымолвить ни слова.
 В библиотеке стояла гробовая тишина. У леди Бриттани открылся рот самым неэлегантным образом, а лорд Марчфилд уставился на учтивого графа со смесью подозрительности и недоверия, которые отнюдь не польстили Камилле, когда она перехватила его взгляд. Только Джеред проявил исключительное самообладание: широко улыбнулся и бросился вперед с протянутыми руками.
 – Прими мои поздравления, Филип. Пока что ты ничем не заслужил своего счастья.
 Потом поцеловал руку Камилле с грацией, удивительной для такого молодого человека, и подмигнул ей.
 Камилле весь этот эпизод представлялся совершенно абсурдным. Сначала граф просил ее стать гувернанткой Доринды, а секунду спустя публично заявил, что она станет его женой, – и заявил это в присутствии леди Бриттани, женщины, на которой собирался жениться.
 Нет, она решительно отказывалась понять, что происходит. Либо граф тронулся умом, либо ведет какую-то чудовищную игру, которую она не в состоянии разгадать. Правда, безумцем его трудно было назвать. Доказательством тому служило хитрое, настороженное выражение лица человека, который держит все под контролем. Его глаза блестели иронией. Он явно развлекался. Да, граф что-то задумал, но что?
 «Мне не следовало бы, – подумала Камилла, чувствуя, как щиколотка снова начала пульсировать от боли, – принимать участие в этом фарсе». Но девушка понимала, что никогда не сделает ничего, что могло бы расстроить графа или причинить ему боль.
 Филип подошел к Камилле и коснулся ее руки. Он стоял спиной к леди Бриттани и Марчфилду, и на его лице появилось выражение озабоченности. Кажется, искренней.
 – Вы плохо себя чувствуете? – спросил он тихо и, не дождавшись ответа, обратился к гостям: – Мисс Смит недавно получила травму во время дорожного происшествия… прошу вас, входите и позвольте мне представить вас должным образом. – Пока Джеред пропускал Бриттани и Марчфилда, за которыми следовали Джеймс, Шарлотта и Кирби, граф вновь обратился к Камилле: – Мисс Смит, быстрее, ваше имя.
 – Камилла, – шепотом ответила она.
 – Прекрасно. В дальнейшем следуйте моим подсказкам. Все будет в порядке. Я не допущу, чтобы вы пострадали. – Он похлопал ее по плечу и с ослепительной улыбкой повернулся к остальным. Теперь в библиотеке собрались, кажется, все, и граф познакомил Камиллу с самой красивой женщиной, которую она когда-либо встречала. Несмотря на протесты Филипа, Камилла заставила себя подняться, чтобы ее глаза оказались на уровне глаз, сияющих на неописуемо прекрасном лице леди Бриттани Девилл. В платье из бледно-голубого шелка, выгодно драпировавшего ее пышные формы, Бриттани являла собой идеал женской красоты. Камилла отметила классически совершенные, точеные черты лица и большие выразительные глаза необычного фиалкового цвета. Изящный породистый носик леди Бриттани был слегка вздернут, а ее грациозная шея могла вызвать зависть у лебедя. Она стояла перед Камиллой, словно сказочная принцесса с нежным цветом лица и роскошными золотистыми волосами, уложенными по самой последней моде. Даже алебастровая бледность, покрывшая лицо Бриттани после заявления Филипа, только усилила ее очарование и заставила казаться хрупкой и царственной.
 – Леди Бриттани Девилл, разрешите представить вам мисс Камиллу Смит. – Тон графа стал чуть-чуть жестче, когда его взгляд переместился на высокого мужчину с каштановыми волосами, стоявшего рядом с Бриттани. – А это лорд Марчфилд, мой старый знакомый.
 – Счастлива с вами познакомиться, – пробормотала Бриттани сквозь стиснутые зубы.
 Лорд Марчфилд, напротив, не выказывал ни малейшего смущения и без стеснения разглядывал Камиллу острым как бритва взглядом. Приблизившись к ней, он медленным жестом поднес ее руку к губам.
 – Ваш покорный слуга, мисс… э-э… Смит, – протянул Марчфилд. Холодная улыбка мелькнула на его красивом насмешливом лице. – Разрешите поздравить вас с предстоящим браком. Хотя, должен сказать, я поражен тем, что Уэсткотт так долго скрывал вас от нас. Или это, возможно, молниеносный роман, возникший всего несколько драгоценных часов назад?
 В его тоне безошибочно улавливались издевательские нотки, несмотря на тщательно сохраняемое невозмутимое выражение лица. Камилла почувствовала, как от его прикосновения по ее телу пробежала холодная дрожь, а пронзительный взгляд его острых голубых глаз вызвал у нее желание отступить на шаг назад. Но она ему не поддалась и продолжала держаться с неизменным достоинством, которое не раз помогало ей в самых трудных обстоятельствах жизни. Стоявший рядом Филип заговорил спокойным тоном, но она почувствовала в его голосе нескрываемую неприязнь к лорду Марчфилду.
 – Мы с мисс Смит знакомы уже давно. Но лишь недавно почувствовали взаимное влечение, а все остальное, – сказал он, привлекая к себе Камиллу и нежно улыбаясь, – могут понять только те, кто разбирается в страстях человеческого сердца. Правда, Камилла?
 На мгновение растерявшись от нежности и гордости, с которыми он произнес ее имя, девушка почувствовала, как у нее кружится голова от вспыхнувшей надежды. Но рассудок, а также напряжение, которое она ощущала в его руке, легонько обнимавшей ее за плечи, напомнили ей о том, что все это лишь смехотворный фарс, розыгрыш.
 – Д-да, ваше… Филип. Все произошло слишком внезапно, чтобы можно было объяснить. – Камилле удалось улыбнуться ему, хотя колени ее дрожали. Она заметила выражение лиц Джеймса, Шарлотты и лорда Кирби, которые прислушивались к их беседе и силились подавить истеричный смех. Они пребывали в том же состоянии, что и она сама, – состоянии шока.
 Только Филип и Джеред явно развлекались.
 – Ты уже наметил дату этого великого события, Филип? – храбро спросил Джеред, когда все уселись в большой светлой библиотеке, вдоль стен которой до самого потолка поднимались стеллажи с книгами. Большой письменный стол, удобные кресла, бронзовые подсвечники и роскошные обюссонские ковры на полу делали эту комнату уютной и удобной для работы.
 – Еще нет. – Филип сел рядом с Камиллой на кожаный диван и вытянул длинные ноги. Вид у него был самый непринужденный. Однако за внешней безмятежностью, которую граф демонстрировал своим гостям, скрывалась лихорадочная работа мысли. Он ступил на опасную тропу. Теперь каждое произнесенное слово следовало взвешивать и рассчитывать, если он хочет провернуть эту аферу. Оставалось лишь надеяться, что сидящая рядом с ним девушка не погубит все дело случайным замечанием. Пока что мисс Смит справлялась с ситуацией с необычайным самообладанием. Но Филип понимал, что ее надо поскорее удалить от Марчфилда и Бриттани, чтобы подготовить к предстоящим трудностям.
 Бросив взгляд на Камиллу, он увидел ее болезненно бледное лицо, на котором ярче обычного блестели зеленые глаза. Могла ли она предвидеть столь неожиданный поворот событий, спускаясь сегодня вечером к ужину? Собственно говоря, лукаво подумал Филип, и Камилла, и Бриттани – обе были белы как мел. Джеймс и Шарлотта тоже побледнели, отметил он, внимательно обводя взглядом комнату. Один лишь Кирби включился в игру с ходу, и хотя не понимал ее, но она явно импонировала его чувству юмора. Встретившись взглядом с Филипом, он лукаво подмигнул ему, уголки его рта приподнялись, а глаза зажглись озорным огнем, почти так же, как в детстве, когда мальчики затевали какую-нибудь озорную выходку. Ответная улыбка Филипа выражала молчаливую благодарность за помощь в разыгрывающемся фарсе. Кирби тотчас же повернулся к Бриттани, сделал комплимент ее вечернему туалету, заверил, что счастлив видеть ее в загородном поместье, и спросил, надолго ли она оставила столицу. Черт бы его побрал, внезапно подумал Филип, и его добрые чувства к старому другу внезапно сменились острым приступом ревности. Можно не сомневаться, что Алистер не упустит случая и воспользуется сложившейся ситуацией, чтобы самому попытаться завоевать сердце Бриттани.
 Только ничего у него не выйдет.
 Бриттани с Марчфилдом прибыли в Мэрроуинг-Холл на большое семейное торжество и специально заехали в Уэсткотт-Парк, чтобы передать его обитателям приглашение на праздничный ужин с карточной игрой и танцами, который должен был состояться в Мэрроуинг-Холле в четверг вечером.
 – Мы с Камиллой с удовольствием приедем. – Филип невозмутимо принял приглашение леди Мэрроуинг и повернулся к брату: – А ты, Джеймс?
 – О да. – К Джеймсу наконец вернулся дар речи. – Мы будем очень рады. – Он толкнул локтем Шарлотту, которая все еще не могла прийти в себя после объявления Филипа о женитьбе. – Правда, нам очень приятно будет повеселиться на таком празднике, Шарлотта? Хотя, конечно, я знаю, ты будешь очень занята, помогая своей кузине в подготовке к свадьбе. Но ведь ты, разумеется, не захочешь пропустить ужин в Мэрроуинг-Холле?
 – О да. То есть, я хочу сказать, нет. Это так заманчиво.
 Лицо Шарлотты залилось нежно-розовым румянцем. Она казалась такой смущенной, что Джеймс, сжалившись над ней, прибавил:
 – Шарлотта так рада этому браку; видите ли, она всегда втайне надеялась на него.
 – Правда? – Цепкие глаза лорда Марчфилда снова посмотрели на Камиллу, отмечая ее скромное платье, просто уложенные волосы и отсутствие украшений, а также ее странную молчаливость. – Как вам удалось, Уэсткотт, утаить от нас этот очаровательный цветок? Еще вчера вечером, на маскараде у Хэмптонов, вы ни словом не обмолвились, что ваше сердце уже занято пленительной мисс Смит.
 – Все это очень просто объясняется, Марчфилд. – Произнося эти слова, Филип ободряюще сжал руку Камиллы. – Из уважения к Камилле я хранил молчание. Понимаете, она не была готова принять столь серьезное решение, а торопить ее мне не хотелось. Но сегодня вечером она оказала мне честь, согласившись стать моей женой, хотя публичное объявление о помолвке будет сделано только в конце сезона.
 – Значит, между вами это еще не решено окончательно? – быстро спросила леди Бриттани, пристально глядя в его лицо.
 – С моей стороны решение принято окончательно. – Серые глаза Филипа холодно взглянули на нее. – Мое сердце уже давно в плену. А теперь… теперь у меня есть нечто гораздо большее, чем просто надежда, и это меня вдохновляет. После одного сезона, на протяжении которого я буду изо всех сил стараться завоевать ее любовь, – произнес он, с нежной улыбкой глядя на сидящую рядом с ним девушку, – я всем сердцем надеюсь, что эта прекрасная леди отбросит все свои сомнения и официально объявит о нашей помолвке.
 У Джеймса вырвался удивленный возглас. Камилла почувствовала, как ее щекам стало горячо. Зачем вся эта ложь?! Чего он добивается?
 И вдруг она заметила надежду, вспыхнувшую в глазах Бриттани, ее неуверенный взгляд, брошенный на Филипа, и в ту же секунду поняла причину этого обмана. Ей стало плохо. Довольно! Она не желает принимать участия в этом глупом фарсе. Камилла с трудом поднялась на ноги.
 – Любимая, что случилось? – Филип мгновенно оказался рядом, поддерживая ее.
 – Моя щиколотка немного разболелась. Я… я слишком долго пробыла на ногах сегодня вечером… Прошу прощения, но я вынуждена покинуть вас и пойти к себе и отдохнуть…
 – Мне не следовало позволять тебе так переутомляться. – Филип взглянул на Бриттани и Марчфилда, давая им понять, что прием окончен. – Прошу прощения, Камилле нужно отдохнуть. Шарлотта, может быть, вы пойдете с нами наверх и поможете Камилле устроиться поудобнее?
 – Ну конечно, с удовольствием. – Шарлотта, казалось, тоже была рада оставить собравшееся в библиотеке общество.
 У самых дверей Филип внезапно остановил Камиллу.
 – Нет, любимая, ты уже и так слишком долго сегодня утруждала свою бедную ножку.
 Он с нежной решимостью отобрал у нее трость, отдал ее Шарлотте, а затем, не дав Камилле возразить, быстро подхватил ее на руки.
 – Опять! – невольно вырвалось у Камиллы, и Филип рассмеялся.
 – Да, опять. Но, – прибавил он с лукавой улыбкой, рассчитанной на то, как догадалась Камилла, чтобы помучить Бриттани, – это всего лишь репетиция перед нашей первой брачной ночью, когда я наконец смогу перенести тебя на руках через порог нашей спальни.
 С этими словами Филип вышел из комнаты, нежно прижимая ее к себе. Оцепеневшая фигура Бриттани, глядевшей им вслед с вымученной улыбкой, не ускользнула от его внимания.
 Наверху, в голубой комнате, Филип опустил Камиллу на кровать.
 – Шарлотта, будьте добры, оставьте нас на минуту.
 – Ваше сиятельство… я… я не знаю, следует ли мне… все это так неприлично… – Голос Шарлотты дрожал, глаза наполнились слезами. – Каковы ваши намерения? Вы заставляете меня участвовать в чем-то ужасном… моя мама предупреждала меня, что если я выйду замуж за одного из членов вашей семьи…
 – Избавьте меня от ваших истерик.
 – Но, милорд, вся эта ситуация скандальна, это… неслыханно… эта ложь… О, что вы делаете?
 – Отправляйтесь хныкать к Джеймсу, возможно, он это терпит, а я не намерен. – Филип схватил Шарлотту за руку и довольно бесцеремонно выставил из комнаты, захлопнув за ней дверь. Камилла со страхом отметила выражение жестокости на его лице.
 – Вы были с ней грубы, – упрекнула она его тихим голосом, стараясь говорить спокойно. Очевидно, не в его характере мириться с причитаниями, слезами и прочими проявлениями женской слабости. – Шарлотта привыкла к мягкому обращению и к тому же искренне пыталась проявить заботу.
 – Я тоже пытаюсь ее проявить – о вас, мисс Смит. Вы были великолепны там, внизу. Простите, что поставил вас в такое положение, но, – прибавил он с мимолетной улыбкой, – вы вели себя восхитительно.
 – Я делала все необходимое, чтобы спасти положение. Но я не понимаю, зачем вы говорили этим людям такие смехотворные вещи.
 – Знаю, что не понимаете. И попытаюсь объяснить. Но сперва – ваша нога. Очень больно?
 – Нет, – солгала Камилла. – Болит совсем немного.
 Он пристально вгляделся в нее.
 – Вам не удастся меня одурачить, моя милая.
 – Одурачить? – Камилла уставилась на него широко открытыми, полными негодования глазами. – И вы смеете говорить это, вы, который только что наплел столько небылиц всем этим людям в библиотеке? Это вы мастер дурачить людей, милорд!
 Граф коротко и невесело рассмеялся.
 – Пусть так, я все равно пришлю к вам миссис Уайет с опием, когда мы закончим разговор. Любому болвану ясно, что вам больно. У вас был бурный вечер, и вы провели слишком много времени на ногах. В этом моя вина – и не только в этом. Кажется, я порядком осложнил вашу жизнь, мисс Смит.
 – Она и до встречи с вами была достаточно сложной, – пробормотала Камилла, вспомнив об убитом, о записке, спрятанной в ящике бюро, и о тайне талисмана, висевшего у нее на шее.
 Граф бросил на нее быстрый, оценивающий взгляд, затем медленно подошел к окну и стал смотреть на сверкающий октябрьский полумесяц, тихо плывущий по звездному морю.
 Казалось, он погрузился в глубокую задумчивость, лицо его стало напряженным и сосредоточенным. Камилла подавила в себе желание подойти к нему, взять его лицо в свои ладони и целовать морщинку между бровями, пока она не разгладится. Если она не научится подавлять эти странные вспышки чувств, то, несомненно, выставит сама себя на посмешище и разобьет собственное сердце. Сбросив туфли и устроив ногу поудобнее на шелковом покрывале, Камилла молча ждала, что же он скажет дальше.
 Наконец граф отвернулся от окна и сел в одно из кресел у камина, которое казалось слишком хрупким для такого крупного, атлетически сложенного человека. Он заговорил ровным, спокойным голосом, который тотчас же снял тревожное напряжение Камиллы.
 – Я буду говорить прямо, потому что считаю вас рассудительной молодой женщиной, которая предпочитает честность и откровенность красивым фразам. Я прав?
 – Ваша проницательность в отношении моего характера не уступает вашему искусству придумывать небылицы.
 Граф наклонил голову и длинными пальцами начал развязывать узел галстука. Когда он его снял, серая шелковая сорочка распахнулась, открыв взгляду курчавые темные волосы на широкой груди. Казалось, он не осознает, что делает, целиком погруженный в предстоящий разговор, но Камилла, как завороженная, смотрела на него, и ее обдало жаром.
 – Я счел необходимым наплести все эти небылицы, как вы их называете, – сказал Филип, – чтобы спасти репутацию и вам, и себе. Нельзя было представить вас этим людям как будущую гувернантку Доринды. – Он нахмурился и запустил пальцы в иссиня-черные волосы. – К несчастью, нас застали в самый неподходящий момент, и хотя мы оба знаем, что между нами не происходило ничего, что было бы похоже на любовь или страсть, никто из вошедших в комнату – особенно это касается Бриттани и Марчфилда – не поверил бы в это ни на секунду.
 – Вы пытались спасти мою репутацию? Не понимаю почему. – Камилла нервно теребила складки своего платья. – Я всего лишь служанка, ваше сиятельство, – тихо произнесла она. – Эти люди меня не знают, а я не знаю их. Какая разница, если они приняли бы меня за девушку, которая… что я…
 Граф встал, подошел к кровати и склонился над бледным, взволнованным лицом Камиллы.
 – Вы очень хорошо понимаете, что разница есть. Каково бы ни было ваше окружение, мисс Смит, вы не заурядная служанка. Возможно, я и пользуюсь репутацией повесы, – добавил он с горькой насмешкой в голосе, – но я не посмею причинить вреда невинной молодой девушке.
 Камилла глубоко вздохнула. Она не знала, что сказать. Никто еще так бережно не обращался с ней. Что за загадочный человек!
 – Ценю вашу галантность, сэр, – наконец пробормотала она. – Благодарю вас.
 – Не благодарите меня! – Глаза графа потемнели. Он резко повернулся и зашагал по комнате. – Я не заслуживаю этого. Я вас впутал в скандальную историю, но обещаю, что ваше доброе имя не пострадает и вы ни о чем не будете жалеть.
 Камилла наблюдала за ним с невольным восхищением, отмечая его атлетическое сложение и гибкость движений.
 «Мне следует покинуть Уэсткотт-Парк», – подумала она, боясь выдать чувства, кипящие в ее сердце. Оставаться в этом доме не менее опасно, чем подвергаться преследованиям убийцы за его пределами. Граф Уэсткотт, с которым она только вчера познакомилась, способен был одним своим прикосновением воспламенить ее. Его серые глаза завораживали, негромкий низкий голос будоражил кровь. Граф заставлял ее мечтать о невозможном, заполнял ее мысли, ее сердце, а ведь она его почти не знала. Но она знала главное. Знала, что за холодной маской деспотичного главы дома, за равнодушием обаятельного, но бессердечного распутника, за вежливым безразличием и иронией светского человека скрывается вспыльчивый мальчик с добрым сердцем, печальный, гордый мужчина, способный на нежность и сострадание.
 Он повернулся к ней, в свете ламп его глаза казались дымчатыми.
 – Хотите услышать, что я вам предложу?
 – Ведь не замужество, ваше сиятельство? – Ей удалось выдавить из себя смешок. – Боюсь, мне придется вам отказать.
 Он улыбнулся.
 – Нет, конечно, не замужество. Но если вы согласитесь на некоторое время – до окончания нашего традиционного бала в Уэсткотт-Парке – сделать вид, что вы кузина бесцветной бедняжки Шарлотты и предмет моей глубокой привязанности, я вам заплачу тысячу фунтов и помогу найти приличную работу.
 – Мне не нужны ваши деньги! – Камилла вспыхнула и хотела было подняться с кровати, взволнованная его словами, но граф в два шага оказался возле нее и удержал ее за плечи.
 – Разрешите мне все объяснить. Думаю, вы согласитесь, что нам обоим этот небольшой розыгрыш принесет пользу, если, конечно, вы хорошо сыграете свою роль, а я не ошибусь в характере женщины, которую обожаю.
 Камилла при этих словах замерла и снова откинулась на подушки. Филип убрал руки и улыбнулся ей.
 – Это совсем просто. В течение следующего месяца вы будете жить со мной в Лондоне. Гарантирую, вы чудесно проведете время: балы, приемы, театр. У вас будут самые дорогие платья, накидки, шляпки и украшения – все, что должно быть в гардеробе блестящей молодой женщины. Мне не нужна мисс из обедневшей дворянской семьи – вы должны одеваться по последнему слову моды, это очень важно. А когда наступит день бала в Уэсткотт-Парке, – прибавил он с небрежной улыбкой, – будете на нем почетной гостьей.
 – То, что вы предлагаете, это… фальшивка! И ее жертвой будет все общество, все ваши друзья!
 – Да. – Он поднял брови. – Ну и что?
 – Как вы можете планировать нечто подобное?
 – Я уже начал нечто подобное сегодня вечером, объявив о своем намерении жениться на вас, и теперь должен идти до конца, – мрачно произнес граф. – И кроме того, с помощью этой мистификации я скорее добьюсь своей цели. Есть одна вещь, о которой вам следует знать.
 – Да? – Камилла почувствовала, что последует дальше, и собралась с силами.
 – Я хочу жениться на несравненной леди Бриттани. Я так решил и даже заключил небольшое пари, что эта красивая маленькая кокетка будет моей.
 Пари? Камилла в недоумении уставилась на него.
 К ее изумлению, Филип покраснел. Впервые с того момента, как начался этот ужасный вечер, граф потерял хладнокровие.
 – Дело в том, что лорд Марчфилд тоже хочет жениться на Бриттани, – кратко объяснил он. – И лорд Кирби тоже, как, впрочем, и все мужчины Лондона. Но Марчфилд – мой личный враг. Он бросил мне вызов, и я поспорил с ним, что женюсь на Бриттани до Рождества или отдам ему две пары лошадей из моих лучших упряжек.
 – Вы поставили лошадей против руки леди Бриттани? – переспросила Камилла. Она была в полном смятении и не знала, ахнуть или расхохотаться. Филип внезапно вздохнул и, присев рядом с ней, осторожно приподнял ее подбородок большим и указательным пальцами.
 – Вас это удивляет, правда? – Его улыбка была грустной. – Это проклятие Одли. Мы – скандальное семейство, не можем устоять против вызова или пари. Я пытаюсь поступать как лучше, мисс Смит, поверьте мне, я стараюсь, но в этот раз Марчфилд завел меня так, что я не смог выдержать. И теперь, когда пари заключено, его нужно выиграть.
 – Но ведь вы хотите жениться на леди Бриттани?
 Камилла, затаив дыхание, ждала его ответа.
 – Всем сердцем, – страстно произнес граф, и ее пронзила стрела боли при виде решимости, сверкающей в его взгляде. Значит, он все же любит Бриттани и желает ее, и дурацкое пари здесь ни при чем. «А почему бы и нет?» – подумала она, вспомнив красавицу Бриттани. Она потрясающе красива и элегантна и занимает такое же высокое общественное положение, как и граф. А она, Камилла? Пешка, орудие для достижения им своей цели.
 – Бриттани играла со мной, – продолжал граф, и в его голосе зазвучали слегка насмешливые нотки. – Вчера на маскараде у Хэмптонов она вела себя так, будто меня не существует, и танцевала всю ночь с Кирби, Ситоном, Марчфилдом, прекрасно понимая, что этим приводит меня в ярость. Маленькая кокетка. – Он тихо рассмеялся. – А теперь, мисс Смит, настала очередь Бриттани страдать от мук ревности. Пусть она считает, что между мной и вами полное взаимопонимание, что я влюблен в вас, что она меня потеряла. Насколько я знаю мою дорогую Бриттани, это заставит ее сходить с ума от желания. Человеческие существа всегда хотят того, что не могут получить, правда?
 – Да, – прошептала Камилла с отчаянием.
 – Не надо так огорчаться. – Он отпустил ее подбородок и отвел со лба упавший на него локон темно-рыжих волос, медленно пропустив его через пальцы. В воцарившейся тишине Камилла услышала за окном пение соловья, чудесное и бесконечно печальное.
 – Вы отлично повеселитесь в Лондоне, Камилла. И никто никогда не узнает правды. Когда Бриттани будет сходить с ума от ревности и не сможет больше скрывать от меня свои чувства, мы скажем, что вы передумали выходить за меня замуж и расторгли нашу помолвку. А потом я оплачу вам билет до Парижа и дам приличную сумму денег, чтобы вы смогли обосноваться там с удобствами. Ведь ваши намерения не изменились?
 – Нет. – Камилла лихорадочно размышляла, пока он говорил. Затем она набрала побольше воздуха в легкие и сказала: – Ваш план не сработает, ваше сиятельство. Я не смогу вам помочь.
 – Почему?
 – Я не могу поехать в Лондон. Есть причины, вынуждающие меня как можно быстрее уехать в Париж.
 – Какие причины?
 Камилла покачала головой.
 – Извините, но они касаются только меня. Я не могу вам о них рассказать, но… совершенно невозможно, чтобы я поехала в Лондон.
 Граф прищурился и внимательно посмотрел ей в лицо.
 – Вы чего-то боитесь. Или кого-то.
 Пораженная Камилла взглянула в его проницательные глаза. Какая-то часть пережитого ужаса, должно быть, отразилась в ее взгляде, так как он тотчас же схватил ее за руку и сказал:
 – Если вы попали в беду, мисс Смит, я вам, безусловно, помогу. Но вы должны объяснить…
 – Нет, нет, я не попадала в беду! – воскликнула она, внезапно испугавшись, что он слишком близко подберется к истине. Ей не хотелось посвящать его в историю с письмом; и единственным выходом для нее сейчас было бы уехать из Уэсткотт-Парка как можно быстрее. – Я не могу сделать то, о чем вы просите, и была бы очень признательна, если бы мы больше не говорили об этом.
 – Вы меня плохо знаете, – мягко возразил он. – Упрямство – один из моих пороков, о котором так любят напоминать мне мои домашние. Рано или поздно я получу от вас согласие. И уверяю вас, через месяц Париж будет стоять на прежнем месте и вы сможете туда уехать, причем с полным кошельком. Будьте же благоразумны, мисс Смит. Совершенно очевидно, что вам выгодно сотрудничать со мной, – твердо произнес граф. – Разве только вы питаете отвращение к красивой одежде и прочим вещам?
 – Конечно, нет, но…
 – Ненавидите вечеринки и элегантные балы?
 – Нет-нет, но…
 – Вам не нравится мое общество и при одной только мысли обо мне у вас волосы встают дыбом?
 – Нет…
 – Тогда все решено. Отказа я не приму, мисс Смит. – Он быстро прижался губами к кончикам ее пальцев и встал. – Сейчас я пришлю к вам Шарлотту. Несомненно, она умирает от желания обо всем вас расспросить. Хорошо бы вы подружились, ведь вам надо делать вид, что вы – двоюродные сестры. И, между прочим, Шарлотта обучит вас всем этим абсурдным правилам приличного поведения в обществе. Возможно, она и робкая мышка, но вхожа в высшие круги лондонского общества и может стать для вас ценной наставницей.
 – Я еще ничего не решила, ваше сиятельство! – запротестовала Камилла.
 – Привыкайте называть меня Филипом. Иначе это всем покажется странным. – И он направился к двери. У порога граф остановился. – Миссис Уайет скоро принесет вам опия. Вам необходимо выспаться. Впереди у вас трудные дни. Вам предстоит очень много сделать и узнать. Ужин у Мэрроуингов будет серьезным испытанием для вас. Спокойной ночи, мисс Смит… э-э… Камилла.
 И, сверкнув ослепительной улыбкой, приведшей Камиллу в ярость, он исчез. Через секунду в комнату влетела Шарлотта:
 – О, этот ужасный человек! Что он сказал? Мисс Смит, что это за безумие? – Шарлотта заметалась по комнате в лихорадочном возбуждении.
 Ошеломленная, сбитая с толку Камилла молча смотрела на нее.
 – Скажите, леди Шарлотта, – наконец проговорила она, – удавалось ли кому-нибудь сказать этому человеку «нет»?
 Вместо ответа Шарлотта в отчаянии развела руками.




 Глава 10


 На следующее утро Камилла была разбужена яркими лучами солнца, щедро освещавшего голубую комнату. Начинался новый, ясный день, за окном раскинулся и манил к себе своим пышным великолепием Уэсткотт-Парк. Через два дня, подумала Камилла, на торжественном ужине в Мэрроуинг-Холле граф приступит к осуществлению своего плана. Девушка почувствовала невольное волнение.
 Ей хотелось остаться в Уэсткотт-Парке, пусть совсем ненадолго, и вкусить жизни, совершенно отличной от той, которой она жила до сих пор. Эта возможность влекла ее, как волшебные чары влекут к заколдованному лесу. Подумать только, что у нее появится красивая одежда, она сможет кататься в роскошных каретах, увидит чудесные спектакли, познакомится со всеми интересными, модными дамами и господами высшего света. Но была еще одна причина, по которой Камилла решила принять предложение графа.
 Мысль о том, что она будет проводить в обществе Уэсткотта долгие часы, беседовать с ним, ужинать во время многочисленных приемов, заставляла ее сердце учащенно биться.
 Конечно, Камилла понимала, что ведет себя очень глупо. Граф никогда не обратит на нее внимания как на женщину, она навсегда останется для него служанкой, которая помогает завоевать леди Бриттани. Но и это не так уж плохо, размышляла она, лежа в просторной постели на шелковых простынях. Если женитьба на Бриттани сделает графа счастливым, он станет относиться к Доринде с большим пониманием и снисходительностью, и, возможно, к Джеймсу тоже. Счастливая семейная жизнь может удивительно изменить человека.
 Более того, рассуждала Камилла, наматывая прядку волос на палец, у нее нет выбора. Ей остается только подчиниться графу.
 Неожиданно Камилла напряглась: ее поразила одна мысль. Страх охватил девушку.
 Убийца. Судя по всему, он тоже принадлежал к сливкам общества, может быть, он даже был на маскараде у Хэмптонов вместе с Филипом и его друзьями. Что, если она встретится с ним в Лондоне? Она не смогла бы узнать его. Но если он узнает ее?
 Камилла, прихрамывая, подошла к зеркалу. Щиколотка всю ночь сильно болела, но сегодня боль почти прошла и нога лишь слегка беспокоила ее при ходьбе. Она схватилась за спинку стула у зеркала, остановилась и стала рассматривать свое отражение в овальном зеркале.
 Даже в простом пеньюаре, который принесла ей Кейт, выгодно подчеркивающем стройную фигурку, с распущенными темно-рыжими волосами и сияющими в ясном утреннем свете зелеными глазами она была совершенно не похожа на ту девушку, которая под бдительным надзором Гвиннет Диббс скребла и мыла полы и подавала эль в «Розе и лебеде».
 Вряд ли тот человек, охваченный ненавистью, яростью и безумием, которое она ясно читала в его глазах, в состоянии будет узнать в великосветской молодой леди в нарядном платье и драгоценностях, под руку с одним из самых известных членов светского общества жалкую служанку, которая в ужасе убежала от него из «Белого коня».
 Камилла Смит, прошептала она про себя. Кузина леди Шарлотты. Невеста графа Уэсткотта.
 Ей всем сердцем хотелось сыграть эту роль и в течение одного месяца наслаждаться заманчивым приключением. Но только один месяц, сурово напомнила она себе. До бала в Уэсткотт-Парке. И ни днем больше. Затем она покинет Лондон и навсегда распрощается с графом Уэсткоттом.
 Камилла подошла к бюро и вынула записку для мистера Андерса. Сжала ее в руке, задумчиво вглядываясь в написанные слова. В Лондоне она найдет способ анонимно отправить эту записку властям, вместе с письмом, в котором изложит все, что связано с убийством в «Белом коне». Возможно, сведения, которые она может дать, каким-то образом наведут полицию на след убийцы.
 На душе у нее стало немного легче от этой мысли. И она повеселела, вспомнив об обещанном ей графом вознаграждении за помощь. Ведь это означало, что она сможет купить теплую зимнюю одежду для Хестер и подарки для всех детей из работного дома на Порридж-стрит. Когда еще может появиться у нее такая счастливая возможность?
 Может быть, ей даже удастся устроить так, чтобы снова повидать Хестер, с надеждой подумала Камилла, провести с девочкой немного времени и объяснить, почему ей приходится уехать.
 Все это сводилось к одному: она сыграет ту роль, которую предложил ей граф. От этого выиграет он сам, и Хестер, и лондонские власти, разыскивающие убийцу. А она сможет хоть на короткое время заглянуть в роскошную и изящную жизнь, о которой ей остается только мечтать.
 Она встретилась с Шарлоттой за завтраком в столовой некоторое время спустя, где та нервно потягивала кофе из чашки.
 – Мисс Смит! – воскликнула Шарлотта, заметив входящую Камиллу. – Как вы себя чувствуете? Э-э, съешьте булочку. На буфете есть яичница с ветчиной и картофелем. – Последовала короткая напряженная пауза, затем Шарлотта выпалила: – Вы приняли решение насчет предложения графа?
 – Кажется, да. Я собираюсь попытаться сыграть ту роль, которую выбрал для меня граф, – ответила Камилла, садясь на один из обтянутых красным бархатом стульев, стоящих вокруг огромного стола. Стул был восхитительно удобным, отполирован до блеска, да и вся комната казалась такой красивой. Но в утреннем свете, льющемся в окна, Шарлотта выглядела бледной и усталой, будто после бессонной ночи. И ей явно не понравился ответ Камиллы. На ее личике в форме сердечка промелькнуло выражение отчаяния, которое тут же сменилось выражением холодной вежливости.
 – Вам не по душе эта идея? – спросила Камилла с легкой тревогой. – Я не стану выдавать себя за вашу кузину, если вы решительно против, – твердо произнесла она, – как бы граф ни настаивал.
 Шарлотта покачала головой.
 – Вы не знаете Филипа, если думаете, что можно сопротивляться его приказам, – с горечью ответила она. – В этом доме его слово – закон. И даже Джеймс, который обычно бывает очень резким и упрямым, как и все Одли, даже он уступает воле брата. Думаю, это потому, что он чувствует свою вину.
 – Вину в чем?
 Шарлотта, намазывающая джемом одну из ароматных маленьких булочек, которые кухарка испекла рано утром, замерла, сообразив, что она сказала лишнее, и краска волной разлилась по ее лицу и шее. Она бросила на Камиллу испуганный взгляд.
 – Я не должна больше ничего говорить. Умоляю вас, забудьте, что я это сказала.
 Несмотря на снедающее ее любопытство, Камилле ничего не оставалось делать, как кивнуть головой в знак согласия.
 – Забудем об этом, – быстро согласилась она, но про себя подумала: «Почему Джеймс чувствует себя виноватым? Если бы я это узнала, то, возможно, поняла бы причину натянутых отношений между ним и графом». Вслух же она спокойно сказала: – Шарлотта, надеюсь, вы будете со мной откровенны по поводу этого необычного розыгрыша, который задумал его сиятельство. – Она сжала руки на коленях. – Вы хотите, чтобы я отказалась?
 – Я… вы… – Шарлотта запнулась и замолчала. – Мы с Джеймсом разошлись во мнениях, – наконец сказала она. У нее был очень несчастный вид, и Камилла тотчас же пришла к выводу, что вчерашний инцидент в библиотеке привел к ночной ссоре между супругами. – Джеймс не видит ничего ужасного в планах Филипа. Готова поклясться, что он столь же безрассуден, как и его брат! Но нельзя же так попирать законы общества! – Шарлотта устало провела рукой по глазам. – Меня всегда учили соблюдать определенные правила приличия, считаться с законами и ограничениями, принятыми в обществе воспитанных людей, и не делать ничего такого, что может вызвать скандал. Если этот обман раскроется, мисс Смит, нас всех ждут ужасные неприятности!
 – Значит, он не должен раскрыться, – неожиданно раздался голос графа.
 Камилла слегка вздрогнула и повернула голову, глядя на входящего в столовую Филипа. Он выглядел великолепно в сюртуке для верховой езды и туго облегающих бедра коричневых панталонах, в высоких сапогах, начищенных до блеска. В отличие от Шарлотты граф в это утро выглядел отдохнувшим, являя образец здоровья и бодрости. Выражение его худого лица было непринужденным, а в серых глазах застыла холодная, спокойная решимость, к которой Камилла успела привыкнуть.
 Шарлотта напряглась и уставилась на стоявшую перед ней фарфоровую чашку с золотым ободком, пока граф наполнял себе тарелку различными яствами из блюд, стоявших на буфете, и усаживался напротив Камиллы.
 – Полагаю, вы готовы начать брать уроки. – Этот вопрос был больше похож на приказ.
 Ее глаза воинственно вспыхнули.
 – Вы заранее предположили, что я собираюсь подчиниться вашим желаниям, милорд. Ну возможно, я мало осведомлена о жизни великосветского общества, но зато я знаю, что ничего нельзя предполагать заранее.
 – Я и не предполагаю, Камилла, – я настаиваю, – вкрадчиво произнес он. – Не говорите мне, что вы передумали. У меня сложилось впечатление, что все уже решено. – Он налил себе чашку горячего кофе и холодно взглянул на Камиллу. – Не надо горбиться за столом, моя милая. Расправьте плечи. И кладите нож вот так, когда он вам больше не нужен. Не так, а именно таким образом. И мне кажется, вам больше пойдут другие цвета, – прибавил он, критически оглядывая ее темно-серое платье. – Бледно-розовый или ярко-розовый больше вам подойдет, и еще зеленый, любого оттенка. И голубой тоже будет неплохо смотреться. Портниха должна посоветоваться со мной до того, как вы сделаете свой окончательный выбор. Сегодня после обеда я выделю для нее время.
 Щеки Камиллы вспыхнули от его бесцеремонных замечаний.
 – Я думала, что моей учительницей будет леди Шарлотта, а не вы, ваше сиятельство, – резко ответила она, вздернув подбородок. И повернулась к Шарлотте: – Вы ведь тоже так поняли?
 Шарлотта кивнула, теребя пальцами лежавшую на коленях салфетку. Граф неспешно глотнул кофе и поставил чашку, в упор глядя на Камиллу.
 – Если вы хотите быть неуязвимой в компании Бриттани Девилл, лорда Марчфилда и этой чертовой кучки гостей на вечеринке в Мэрроуинг-Холле, мисс Смит, вам не следует пренебрегать никакой помощью. Вы умеете красиво говорить, и ваши манеры достаточно изысканны, но вам еще многому надо научиться. Некоторые вещи могут показаться вам не столь уж важными, но поверьте мне, другие сочтут крайне странным, если вы не будете знать имен патронесс Олмэка, не будете обращаться с веером именно так, как это принято в свете, не будете держать вилку именно так, а не иначе, и не будете всякий раз появляться в модных, элегантных и безупречно сидящих нарядах, которые вам больше всего к лицу.
 Камилла бросила взгляд на Шарлотту. Та кивнула в знак согласия.
 Девушка вздохнула. Внезапно еда на стоявшей перед ней тарелке стала казаться ей не такой уж вкусной.
 – Вы говорите так, словно люди только тем и заняты, что следят друг за другом придирчивым взором и ждут случая придраться к чему-нибудь.
 – Так оно и есть.
 – Все?
 – Почти все. Лично мне наплевать на то, что думают окружающие, – это кредо семьи Одли, между прочим, – сардоническим тоном прибавил он и осушил свою чашку. – Но в вашем случае дело обстоит иначе. Мой план ни за что не удастся, если вы не выдержите перед ними экзамен.
 Камилла пыталась сохранять спокойствие, испытывая спазмы в желудке.
 – Это звучит устрашающе.
 – Да, но только в том случае, если вы позволите себе волноваться по этому поводу. – Его взгляд внезапно смягчился, и он подарил ей одну из своих редких, теплых улыбок. – После того как овладеете этими идиотскими светскими тонкостями, вы сможете отдохнуть и насладиться жизнью, я вам обещаю. Но сначала вам предстоит тяжелая работа, и пора уже к ней приступать. Перечислите нам с Шарлоттой, что вы умеете, если, конечно, что-то умеете.
 Что она умеет?
 – Умею пронести одновременно два подноса, уставленные кружками с элем, по переполненному залу таверны, не расплескав ни капли.
 Граф подавил улыбку.
 – Впечатляет, – невозмутимо протянул он. – Это все?
 – У меня отличная память, ваше сиятельство. Как вы считаете, если я процитирую наизусть все слова из самых популярных застольных матросских песен, это завоюет мне любовь ваших друзей?
 – Вряд ли. Вам придется их спеть.
 У Шарлотты вырвался звук, напоминающий сдавленный стон.
 – Милорд, – сказала Камилла и слегка улыбнулась напряженной улыбкой, – может быть, вы все же откажетесь от своего плана? Видите, я не так много умею.
 – Умеете рисовать?
 – Нет.
 – Вышиваете?
 – Нет.
 – Играете на фортепьяно?
 – Ни одной ноты.
 Граф окинул ее хладнокровным взглядом. Выходит, у нее нет ни одного из тех так называемых достоинств, которые ценит общество в молодой девушке. Впрочем, это не имеет значения, сказал он себе. Она сможет продержаться несколько недель и без этих никому не нужных вещей. И все же, глядя на Камиллу, он подумывал, не отказаться ли ему от своего плана. Вчера вечером, ему, воодушевленному ревностью Бриттани, эта идея показалась прекрасной, вполне осуществимой и вовсе не такой скандальной, как многие другие аферы, проходящие незамеченными в высшем свете. Однако колебания мисс Смит передались и ему. Можно преодолеть отсутствие определенных знаний и навыков, в котором она призналась, но отсутствие уверенности в себе, если только это не мимолетный страх, могло привести к катастрофе. Куда подевались ее самообладание и бесстрашие, которые она обнаружила при первой встрече с ним?
 – Шарлотта, оставьте нас ненадолго.
 – Ваше сиятельство, если вы собираетесь запугивать мисс Смит… – храбро начала Шарлотта, но осеклась, когда он перевел на нее ледяной взгляд. – Я… я не могу со спокойной совестью этого допустить… – закончила она шепотом.
 Несколько мгновений Филип пристально смотрел на нее, словно впервые видел жену своего младшего брата.
 – Значит, у вас все же есть мужество, не так ли? – Его серые глаза вспыхнули. – Вы не побоялись возразить мне даже в отсутствие Джеймса. – Он внезапно широко улыбнулся. – Возможно, вы не такая робкая, какой притворяетесь, – пробормотал он одобрительно. – Можете со спокойной совестью удалиться, Шарлотта. За мисс Смит вам опасаться нечего. Она ведь победительница Герти, помните? И в состоянии сразиться со мной. У меня на голове еще не прошла шишка, доказывающая это, не так ли, мисс Смит?
 Камилла сжала губы и не пожелала ответить. Шарлотта в изумлении посмотрела на них, затем нерешительно встала из-за стола.
 – Мисс Смит? – наконец спросила она.
 – Не беспокойтесь, Шарлотта, я нисколько не боюсь остаться наедине с его сиятельством.
 – Ну, тогда…
 Шелестя юбками, Шарлотта встала из-за стола. Когда за ней закрылись широкие двустворчатые двери, граф встал и принялся ходить по комнате.
 – Вы считаете меня глупцом? – спросил он через несколько секунд.
 – Вас? Конечно, нет.
 – Значит, вы доверяете моим суждениям?
 «Куда он клонит?» – подумала Камилла и ответила более осторожно:
 – В большинстве случаев.
 Граф остановился рядом с ней и легонько опустил ладонь на ее плечо.
 – Мисс Смит, нет, Камилла, – мы должны привыкать обращаться друг к другу по имени, – я совершенно убежден в вашей способности выдать себя за кузину Шарлотты.
 Камилла, отодвинув стул, встала и посмотрела ему прямо в глаза.
 – Я не доверяю себе, ваше сиятельство, – откровенно призналась она. – Мне кажется, я не сумею обмануть всех этих людей.
 – А я думаю, сумеете.
 – Почему?
 Граф улыбнулся, уголки его чувственного рта приподнялись, смешливый огонек заблестел в глазах. Камилла почувствовала, как дрогнуло ее сердце, когда он легонько прикоснулся к ее щеке.
 – Потому что вы обладаете врожденной грацией, детка, которую невозможно изобразить и которой нельзя научиться. Одно только это принесет вам успех. А остальное просто… внешний лоск. Но чтобы его приобрести, надо брать уроки. Но сначала расскажите мне кое-что о себе. Я должен хоть немного знать о вашем прошлом. Несомненно, вы научились так говорить и двигаться не в работном доме. Тогда где же?
 Она заколебалась.
 – Это не слишком интересно.
 – Попытаюсь не уснуть до конца рассказа.
 Она рассмеялась, понимая, что этого он и добивался.
 – Давайте пойдем в беседку, – предложил граф, беря ее под руку. – Там поговорим.
 Беседка была восхитительным местом; она находилась в южной части сада у фонтана. Ее окружали роскошные цветочные клумбы и кустарник, солнечный свет заливал ее, и лишь незначительную часть укрывала тень величественного дуба. Миниатюрный розарий гудел от пчелиного жужжания. У стены стояла каменная скамья; рядом молодые березки тянулись ветвями к сияющему бирюзовому небу; мощенная камнем дорожка, вдоль которой росли аккуратно подстриженные кусты, вела из сада вниз, к лабиринту и роще за ним.
 Они сели в удобные плетеные кресла.
 – Красиво, – выдохнула Камилла, с восторгом оглядываясь вокруг.
 – Эту беседку любила моя сестра, – тихо произнес граф. Он огляделся и, казалось, впервые обратил внимание на это прекрасное место. – Она приходила сюда с книгой каждое утро. Ее гувернантка мисс Пим уверяла, что Маргарита лучше усваивает уроки, когда занимается на природе. Солнечные лучи, пение птиц, цветущие розы благотворно влияли на нее. – Неожиданно по лицу графа пробежала тень. – Все это уже в прошлом. – Голос его звучал хрипло. – Сестра умерла три года назад. Сейчас мы говорим о настоящем.
 Граф сидел вполоборота к ней. Он казался таким мрачным, его сильные плечи поникли, глаза вдруг потускнели. Камилла почувствовала холод, несмотря на теплые лучи солнца, заливающие каменные плиты дорожки под ее туфельками. Что случилось с Маргаритой? Как она умерла и почему это его так мучит?
 Ей хотелось спросить у графа, но она не посмела. Воспоминания причиняли ему боль, незачем ворошить прошлое.
 – Мне очень жаль, – просто сказала Камилла. Над беседкой повисло молчание, нарушаемое лишь мирным гудением пчел и радостным щебетом невидимой птицы в осенней листве деревьев.
 Граф стряхнул с себя задумчивость и снова повернулся к Камилле.
 – Поговорим о вас, мисс Смит. Думаю, лучше нам не уходить от этой темы. Расскажите мне о себе.
 Желая поскорее увести беседу от печального предмета, Камилла вкратце рассказала свою историю: о детстве в Брентвуд-Мэнор, о гибели родителей, о том, как обнаружились долги отца и как ее поместили в работный дом. «Вот и все», – закончила она с легким вздохом.
 Эти тихо произнесенные слова болью отозвались в сердце Филипа. «Вот и все». Смирение Камиллы перед судьбой, которая выпала на ее долю, произвело сильное впечатление на Уэсткотта. Он быстро повернул голову и снова взглянул на нее. Эта девушка, Камилла Брент, не жаловалась на свою жизнь и не ждала сочувствия к себе. В эту самую минуту она сидела рядом с ним со спокойным достоинством, хрупкая девушка с нежным личиком камеи и сияющими зелеными глазами, стоически переносившая свалившиеся на нее несчастья.
 Граф встал и заходил по беседке взад и вперед, потом остановился перед ней.
 – Вам не место в «Розе и лебеде», – внезапно произнес он. – Вы туда не вернетесь. Когда все кончится, мы придумаем, что вам делать. Но я не позволю вам снова стать служанкой в таверне.
 Слова графа уязвили гордость Камиллы. Его жалость ранила ее, словно острый нож. Как ни ужасна ее судьба, она не позволит никому, даже графу Уэсткотту, распоряжаться своей жизнью. Она всегда была сама себе хозяйка, и миссис Тумбс и мистер Диббс могут это подтвердить, так же как мисс Виктория Моттерли и остальные ее хозяева, знакомство с которыми было столь кратким и заканчивалось столь плачевно. Камилла встала. В ее взгляде сверкал вызов.
 – У меня нет ни положения в обществе, ваше сиятельство, ни состояния, но у меня достаточно здравого смысла и ума, чтобы принимать решения самостоятельно, благодарю вас. Вы не можете мне «позволять» или «не позволять». Сейчас обстоятельства сложились так, что у меня нет намерения возвращаться в «Розу и лебедь». Но это мое дело, а не ваше. Я вам уже сказала, что собираюсь в Париж.
 – Почему в Париж?
 Камилла поджала свои хорошенькие губки, что одновременно забавляло его и приводило в отчаяние.
 – Это мое дело.
 – Вас там ждет молодой человек? – спросил граф.
 Она в изумлении посмотрела на него, чувствуя, как щеки заливает горячий румянец.
 – Нет! – вскрикнула она, пытаясь отвернуться от него. – Не ждет.
 Он поймал ее за руки.
 – Вы уверены? Тогда почему вы покраснели?
 Какое-то мгновение Камилла не знала, что ответить, так как сама себе не могла этого объяснить.
 – О, вы невыносимы, – воскликнула она, покраснев еще сильнее, и попыталась освободиться, но не могла вырваться из его железной хватки. Граф внезапно рассмеялся, вглядываясь в ее смущенное лицо.
 – Прошу прощения. Я не хотел вмешиваться в ваши личные дела. – Забавляясь, он притянул ее поближе, взгляд его глаз потеплел от смеха. Камилла напряглась, отчаянно пытаясь не реагировать на его близость, на завораживающую силу его глаз, которые сейчас вглядывались в ее лицо с такой пугающей проницательностью.
 – Но вы заявили о своей поездке так решительно, Камилла, – продолжал граф, – что я подумал, вас кто-то ждет в Париже. Я знаю, так ведут себя молодые влюбленные девушки.
 – Знаете, милорд, почему это меня нисколько не удивляет?
 Он улыбнулся в ответ на ее колкость. И слегка встряхнул ее.
 – Кокетка! Но мы говорим о вас. Значит, ни в какого лощеного француза вы не влюблены?
 Камилла глубоко вздохнула.
 – Я никогда не была влюблена, – заверила она его. – У меня не романтичная натура. – Камилла подумала о своих волнующих сновидениях. Они не в счет. В дневное время она практична и рассудительна. Слишком рассудительна, чтобы поддаться влиянию пустых мечтаний. Она быстро добавила: – Думаю, что рассказала все, что вам необходимо знать обо мне. Кроме, пожалуй, того, что я действительно работала некоторое время горничной в доме виконта и научилась там разговору и манерам благородных молодых леди. Полагаю, этот опыт может пригодиться для нашего плана, но если вас это не устраивает, – поспешно продолжала она, – тогда забудем обо всей этой истории. Я себя чувствую уже гораздо лучше и могу уехать сегодня же. Возможно, так будет лучше всего.
 – Мисс Смит. – Граф притянул ее еще ближе, уголки его рта приподняла улыбка. – Успокойтесь. Вы так просто не убежите. Мне нужна ваша помощь, и я вполне удовлетворен тем, что вы мне рассказали. Поэтому…
 – Да? – Камилла ждала, затаив дыхание, глядя на него, а ее сердце начало громко стучать в груди, и биение его все учащалось, пока его взгляд изучал ее лицо: сначала остановился на глазах, потом спустился ниже и задержался на губах, потом медленно вернулся и снова встретился с ее взглядом.
 Филипу вдруг пришло в голову, что ее, несомненно, будет окружать толпа поклонников, стоит ей только появиться в Лондоне. Она очень привлекательна, даже в этом темно-сером платье. Его мрачная расцветка не способна притушить блеск ее выразительных глаз и стереть живое очарование ее лица, лучезарно сияющего при солнечном свете, заливающем беседку. Однако ее румянец говорил графу о том, какая она, в сущности, еще неискушенная, эта обезоруживающая девчонка-сорванец. И он, отведя упавший на ее щеку локон цвета темной меди, мягко проговорил:
 – Вам придется сыграть роль влюбленной женщины, если мы хотим успешно осуществить мой план. Это важно. Как вы считаете, Камилла, – медленно произнес он, – вы сможете вести себя так, будто влюблены в меня?
 У Камиллы пересохло в горле. Ладони стали влажными. Она облизнула губы, и этот нервный жест был неосознанно женственным и дразнящим.
 – Я… думаю, что смогу. Я, конечно, попытаюсь, ваше сиятельство.
 – Филип. – Он смотрел сверху вниз в эти широко раскрытые зеленые глаза, и его внезапно подхватил порыв, нежный и безрассудный. И граф, подчиняясь ему без раздумий, внезапно склонил голову к этому поразительному, застывшему лицу и поцеловал мисс Камиллу Брент в губы, очень легко и осторожно.
 Это был нежный поцелуй, удивительно приятный. У ее губ вкус цветочных лепестков в меду, подумал Филип и крепче сжал девушку в объятиях. Ее рот был мягким, как бутон розы, влекущим, губы слегка приоткрылись от изумления при легком прикосновении его рта, а пышные округлости ее тела излучали сладостное тепло.
 Он поцеловал ее еще раз, уже сильнее, более пылко, повинуясь инстинкту, а не расчету. Это было прекрасно. Когда граф поднял голову и улыбнулся Камилле, он заметил затуманенное, мечтательное выражение в ее глазах. Потом девушка моргнула, взгляд ее стал осмысленным, и с коротким, сердитым возгласом она рванулась прочь.
 Потрясенный своим собственным дерзким поступком, Филип отпустил ее.
 – Мисс Смит…
 – Как вы смеете! – выдохнула Камилла и отступила на два шага назад, чуть не споткнувшись о стул.
 Руки графа взлетели, чтобы ее поддержать, потом упали. Черт возьми, он чувствовал себя, как школьник, лихорадочно подыскивающий какое-то объяснение своим действиям.
 – Это урок, Камилла, всего лишь! – поспешно произнес он, находя, что его слова звучат весьма убедительно. – Если мы собираемся играть роль любовников, то необходимо немного потренироваться.
 – Так вот какие уроки вы для меня задумали? – ахнула Камилла, теперь ее лицо пылало не хуже роз, растущих вдоль беседки.
 – Нет, вы не так поняли! – Филип почувствовал, что лоб его покрывается потом. Черт, что с ним происходит? В конце концов, все это задумано для того, чтобы завоевать Бриттани. Какого черта он поцеловал Камиллу Брент?
 – Этого больше не произойдет, – твердо произнес граф. И слава Богу, добавил он про себя. Зачем ему осложнять свою и без того сложную жизнь? – Даю вам слово.
 Камилла дрожала. Ее привела в ужас собственная реакция на его поцелуй. «Неужели я получила удовольствие от поцелуя?» – беспомощно подумала девушка. Да, ей понравилось, понравилось чувствовать тепло его рук и жар его рта, прижатого к ее губам. Однако восторг быстро сменился отчаянием.
 Ей грозит катастрофа. Из этого ничего не выйдет. Ей следует немедленно ретироваться, пока она не подошла к самому краю пропасти, разверзающейся перед ней.
 – Если я останусь в Уэсткотт-Парке и стану играть роль, которую вы для меня выбрали, между нами должны существовать только деловые отношения, – услышала она свой голос, отчитывающий графа. Камилла выпрямилась во весь рост и произнесла так спокойно, как только могла: – Я не позволю себя использовать и не позволю со мной так обращаться. Если у вас имеются тайные намерения, милорд…
 – Нет у меня никаких намерений. – Филип тоже был потрясен, и не понимал почему. Дьявол! И еще ему было непонятно, что заставило его поцеловать эту девушку. Ветреность Одли, что еще? Ничего больше. И все же… странное чувство нежности охватило его в те минуты, когда он вот так тесно прижимал ее к себе. Этого граф не понимал. Да, она выглядит очень привлекательной, даже неотразимой, когда стоит здесь вот так и солнечные лучи золотят ее волосы, с изумленными и мягкими глазами, с влекущими губами, но, черт его побери, если он собирается заполучить Бриттани – а именно этого он и добивается, разве не так? – ему лучше не отвлекаться от дела. Он не хотел сделать ничего такого, что обидело бы или напугало мисс Смит. Она оказывает ему ценную услугу и заслуживает не меньшего уважения, чем остальные его работники. И пусть в ней есть нечто, настойчиво влекущее его, это не должно осложнять их отношений. Ему надо считаться с ее репутацией и с ее чувствами.
 Впервые в своей жизни он не мог позволить себе быть повесой – ни под каким видом, ни в малейшей степени. Кроме того, еще раз напомнил себе Филип, все это затеяно с целью жениться на Бриттани.
 – Мисс Смит… Камилла. – Голос его звучал твердо. – Я приношу извинения. Между нами останутся только деловые отношения, ничего больше. В течение всего срока нашего соглашения вы будете пользоваться моим уважением. Даю вам слово джентльмена.
 – Ах, но джентльмен ли вы? – дрожащим голосом спросила она.
 Солнце скрылось за облаком, и октябрьский день стал холодным и неприветливым. Мрачная улыбка тронула губы Филипа. Внезапно его лицо стало жестким.
 – Некоторые могут оспаривать это утверждение, но вам нечего опасаться с моей стороны.
 «Есть чего опасаться», – подумала Камилла, кровь стучала у нее в висках. Или она боялась самой себя? Но она ничего не ответила.
 – Значит, соглашение заключено? Чисто деловое соглашение?
 – Да. – Она опустила взгляд на свои руки. – Думаю, теперь мне следует посоветоваться с леди Шарлоттой.
 – Отличная идея, – быстро согласился он.
 Но когда они уже собрались уходить, в беседке появилась Доринда, прижимая к себе Щекотку.
 – Вот вы где, мисс Смит. – Она взволнованно подбежала к ним. – Расскажите мне, пожалуйста, какую-нибудь занимательную историю! – И, повернувшись к брату, робко добавила:
 – У меня ведь теперь нет гувернантки, значит, и никаких уроков, которые надо учить, правда?
 – Сегодня нет, но я найду тебе новую гувернантку, Дори, и быстро, можешь быть уверена.
 – Почему мисс Смит не может быть моей гувернанткой? – воскликнула малышка, и в ее глазах вспыхнуло вдохновение. Она обратила восторженные, полные надежды глаза к брату. – Ох, Филип, мне бы этого так хотелось, больше всего!
 – Боюсь, это невозможно, – ответил он, с грустной улыбкой посмотрев на Камиллу. – У мисс Смит другие обязанности. И ты не должна ей надоедать, пока она занята работой, которую выполняет для меня.
 Граф вынул золотые часы и нахмурился, взглянув на них. Лицо его замкнулось, он стал казаться холодным, мрачным. Неожиданно он превратился в высокомерного аристократа, у которого есть дела поважнее, чем служанка и ребенок, сыплющий вопросами.
 – У меня важная встреча, – обратился граф к Камилле. Потом рассеянно погладил по головке Доринду. – Я должен идти. Обсудим ваши успехи сегодня за ужином.
 С этими словами он вышел из беседки, оставив Камиллу и Доринду одних. Они молча смотрели друг на друга.
 – Какую работу ты делаешь для Филипа? – настойчиво спросила девочка. Котенок мяукнул, словно повторил ее вопрос.
 Но Камилла не слышала ее вопроса. Она вспоминала, как Филип сжал ее в объятиях и поцеловал, заставив забыть обо всем на свете. Все ее напряжение куда-то исчезло. Камилла мечтательно подумала о чудесном месяце, который ей предстояло провести в обществе графа.
 На мгновение она остро почувствовала всю гибельность той сказочной жизни, в которую собиралась вступить. Она понимала, что если бы была более мудрой, то должна была бы испугаться таящихся в ней опасностей.
 Но отступать было поздно.
 – Какую работу ты делаешь для Филипа? – нетерпеливо повторила свой вопрос Доринда.
 Камилла ответила ей со слабой улыбкой:
 – Мы немного поиграем в одну игру, Доринда.
 – Игру?
 Камилла кивнула и погладила котенка.
 – Это такая игра, в которую любят играть не только дети, но и взрослые. – Она вздохнула. – Называется «представьте себе, будто…».




 Глава 11


 В течение последующих двух дней Камилла была очень занята. Ее день был заполнен интенсивными уроками с Шарлоттой, которая обучала ее всему: как себя держать в обществе и о чем вести беседу. Приходилось запоминать самые разнообразные сведения, от перечня самых лучших и модных магазинов на Бонд-стрит до имен людей, которые модно было небрежно упоминать в разговоре. Самым важным было освоить многочисленные обычаи и словечки, принятые в высшем свете.
 – Никогда не разговаривайте через стол за ужином, как делали мы вчера вечером, – предупредила Шарлотта, разливая чай и протягивая чашку Камилле во время вечернего чаепития. – На неофициальных семейных сборищах это разрешается – по крайней мере в большинстве домов, – но никогда в обществе. Вы должны беседовать только с теми, кто сидит рядом с вами. И еще, – настойчиво продолжала она, – никогда не надевайте утреннее платье к ужину. Да, не забыть бы посетить мадам Фаншон, как только мы приедем в Лондон, и купить для вас платьев, только самых элегантных, самых модных. И поделом Филипу, если они окажутся ужасно дорогими!
 – Ох, нет, не надо, – запротестовала Камилла, уверенная, что граф не имел в виду таких больших затрат.
 – Надо, он сам сказал мне, чтобы я не жалела денег на вашу экипировку. Никто не поверит, что он безумно влюблен в вас, если ваши туалеты не будут ослепительны. Не дай Бог выглядеть обедневшей аристократкой! Филип известен своим превосходным вкусом. Свои костюмы он шьет у Уэстона, самого лучшего портного в Лондоне. Все будут ожидать, что невеста Филипа появится в самых стильных туалетах. Вы видели платье Бриттани? Ну, так вы не должны уступать ей в элегантности и даже обязаны превзойти ее.
 Шарлотта явно наслаждалась своей ролью наставницы, хотя временами ее все еще мучили страхи.
 – И вам следует помнить разницу между большим ландо и фаэтоном, – продолжала трещать Шарлотта. Она говорила обо всем, что приходило ей в голову и что, по ее мнению, могло разоблачить Камиллу. – Большое ландо очень в моде. Когда приедем в Лондон, я вас покатаю на нем. Мы поедем на Бонд-стрит, там уйма модных магазинов, и я знаю одну восхитительную шляпную мастерскую, в которой найдутся как раз такие шляпы и капоры, которые вам очень пойдут.
 – Наверное, они ужасно дорого стоят, – возразила потрясенная Камилла.
 – Действительно. Но это проблема Филипа, а не наша, – решительно отмела ее возражения Шарлотта, и Джеймс, вошедший в эту минуту в комнату, рассмеялся и поцеловал жену.
 – Рад видеть, что ты начинаешь проникаться духом этой игры, Шарлотта. – Он уселся на диване рядом с ней и принял из ее рук чашку с чаем. – Мы еще сделаем из тебя настоящую Одли. Ну, мисс Смит, кажется, вы делаете успехи. В библиотеке вы великолепно сыграли свою роль. – И он ухмыльнулся.
 – Я всего лишь следовала подсказкам его сиятельства. Мне больше ничего не оставалось делать. – Камилла улыбнулась ему в ответ. Джеймс Одли вел себя свободно и непринужденно в отсутствие брата. Выражение усталости исчезло с его лица, и голубые, как сапфир, глаза сияли от удовольствия. Камилла чувствовала, что супруги обожают друг друга, хотя иногда между ними и возникало какое-то странное напряжение. Она замечала, как по тонкому лицу Шарлотты пробегала тень грусти, и тогда Джеймс, бросив на нее тревожный взгляд, отпускал какую-нибудь шуточку, чтобы заставить ее улыбнуться, или просто подходил к ней и сжимал руку. И все же Камилла восхищалась их отношениями, в которых царили любовь и согласие. В большой степени это было заслугой Джеймса Одли, натуры веселой и легкой. Те же черты Камилла наблюдала и в характерах Джереда и Доринды.
 А не скрывается ли под сардонической внешностью Филипа то же доброжелательное отношение к жизни? Может быть, он пытается подавить свой импульсивный, озорной темперамент, присущий его младшим братьям и сестре, напуская на себя суровый вид и строго соблюдая внешние приличия?
 – Когда вернется его сиятельство? – спросила Камилла, стараясь не выдать своего волнения. Граф уехал из Уэсткотт-Парка неожиданно по срочному делу в Лондон в тот же день, когда они разговаривали в беседке. И с тех пор она его не видела.
 – Он обязательно вернется к ужину в Мэрроуинг-Холле, – заверил ее Джеймс. – А так кто знает? Филип не имеет привычки посвящать меня в свои дела.
 В этот момент Доринда и Джеред ворвались в гостиную и заговорили одновременно. Доринда хотела напомнить, что ей разрешено попробовать свежий пирог из черники, а Джеред тихо спросил у брата, не появлялся ли в их доме некий мистер Уимпнелл.
 – А кто он такой? – Джеймс прищурился. – Выкладывай, негодник, во что ты на этот раз влип?
 Джеред покраснел, как вишня, зацепился за коврик и едва удержался на ногах, чуть не опрокинув чайный поднос.
 – Проклятие, Джеймс, это уж слишком! – запротестовал он. – Да еще в присутствии дам. Постыдился бы.
 – Чувствую, что стыдиться придется тебе, – парировал брат.
 – Он снова играл, вот что я думаю, – небрежно бросила Доринда. Все уставились на нее. Девочка пожала плечами. – Я слышала, как миссис Уайет разговаривала с Дарджессом.
 – Ты хочешь сказать, сплетничала! – взорвался Джеред. – У них нет никаких оснований думать так!
 Бедная Щекотка так испугалась громкого голоса и сердитого тона, что выпрыгнула из рук Доринды и выскочила за дверь.
 – Вот видишь, что ты наделал! – закричала Доринда. Больше она не стала терять времени на взрослых в гостиной, а бросилась бежать по коридору в погоню за своим котенком. – Щекотка может спрятаться в погребе и съесть каких-нибудь ужасных крыс… о, как ты мог, Джеред…
 Она пробежала мимо лестницы и исчезла в длинном коридоре, ведущем в отдельное крыло здания, ее голос замер вдали.
 Джеред опустился в кресло с таким убитым видом, что Камилла сочла за лучшее оставить его одного и дать возможность исповедаться Джеймсу. Она наклонилась к Шарлотте.
 – Не пойдете ли со мной наверх? Мне хотелось бы кое-что с вами обсудить…
 – О, не надо убегать из-за Джереда, – не церемонясь, возразил Джеймс. – Он уже давно погряз в этом, еще с тех пор, как его послали в Итон.
 – Кажется, это семейство не успокоится, пока весь мир не будет знать о моих неприятностях, – горько пробормотал Джеред.
 Камилла перевела взгляд с веселого лица Джеймса на полное сочувствия лицо Шарлотты.
 – Ну возможно, если вы расскажете нам о своих неприятностях, мы сможем вам помочь. – Она ободряюще улыбнулась Джереду. – Знаете, меня не может шокировать ваш рассказ. Я несколько лет проработала в таверне и слышала там такое, от чего у вас бы наверняка уши отсохли.
 – Ради Бога, Камилла, никогда не произносите ничего подобного в лондонском обществе! – умоляющим тоном произнесла Шарлотта.
 – Конечно! – Камилла с негодованием взглянула на нее. – Может быть, мне не хватает светского лоска, но мозги у меня на месте! – Она снова повернулась к Джереду. – Ну же? – настаивала она.
 Но он лишь покачал головой и ничего не ответил. Камилла чувствовала его отчаяние, но ничего не могла поделать. В следующие полчаса он старался казаться веселым, как обычно, а потом ушел под предлогом прогулки верхом перед ужином.
 Тем не менее позже, когда Камилла в ожидании ужина спустилась вниз, она заметила в маленькой гостиной Джереда, угрюмо глядевшего в окно. Его широкие плечи были сгорблены, а руки засунуты глубоко в карманы жилета. Сердце ее наполнилось сочувствием к нему. При свете масляной лампы она увидела на юном лице выражение страдания.
 – Что бы ни случилось, Джеред, наверное, все не так плохо, – тихо произнесла Камилла, вошла в комнату и закрыла дверь.
 Он резко обернулся и тотчас же попытался изобразить на лице улыбку, но ему это не удалось. Камилла видела отчаяние в его серых глазах, так похожих на глаза брата.
 – Не пытайтесь меня обмануть, – твердо сказала она, подошла к нему и взяла за руку. – Расскажите мне все. Вы меня не можете шокировать. Я знаю по опыту, что у каждой проблемы есть решение, если только у человека хватит мужества бороться до конца.
 – Вы не понимаете… вы просто не знаете – я попал в самую ужасную переделку!
 – Позвольте мне помочь вам, пожалуйста.
 Несколько секунд он смотрел на нее, с трудом сдерживаясь. Но, чувствуя спокойную уверенность этой юной особы, терпеливо стоявшей перед ним в ожидании, видя ее добрую улыбку, он капитулировал и выпалил:
 – Хорошо, но сперва вы должны дать слово, что ничего не скажете Филипу!
 – Конечно, не скажу, ни единого слова.
 Джеред подошел к дивану и бросился на него, запустив пальцы в блестящие кудрявые волосы.
 – Все дело в этих проклятых долгах, – простонал он сквозь стиснутые зубы.
 – Карточные долги? – Сердце Камиллы упало. Она опустилась на диван рядом с ним. – Значит, Доринда была права?
 – Да. Видите ли, – продолжал он, садясь на диван и откидываясь на подушки, – я подружился с группой ребят в Итоне – очень хороших ребят! Мы имели привычку вместе шалить… ничего такого ужасного, конечно, но… Ну, все это не важно. Перед тем как меня выставили из школы за… ну, это не имеет значения, мы поехали в Лондон. Прогуливали уроки, понимаете, и один из парней, не важно, кто именно, ухитрился затащить нас в игорный дом и… ну, в результате вышло так, что я проиграл пятьсот фунтов.
 – Пятьсот фунтов? – В голосе Камиллы невольно прозвучал ужас. Сумма была ошеломляющая. Несколько секунд девушка могла лишь смотреть на него, открыв рот. – Но это же целое состояние, – ахнула она. – Как вы могли надеяться когда-либо… Ох, Джеред!
 – Я же вам говорил, что это безнадежно! – Он застонал и закрыл лицо руками. – Мистер Уимпнелл, владелец Пэкстон-Хауса, того клуба, в котором я проиграл основную сумму денег, потребовал от меня уплаты долга, но мне удалось уговорить его подождать. Теперь он узнал, что Филип – мой опекун до совершеннолетия, и на прошлой неделе я получил письмо… вы помните, как Филип сказал, что ожидает приезда этого человека, будь он проклят?
 – А вы говорили, что ничего об этом не знаете.
 Джеред повесил голову.
 – Трусливый поступок, правда? Вы, должно быть, меня презираете.
 – Нет, нет. – Камилла сжала его руку, лихорадочно размышляя. – Джеред, вы сделали ошибку. Большую ошибку, но поступок ваш не злонамерен. Вы ведь никого не убили, не пытались жульничать на экзамене или обворовать кого-нибудь. Мне доводилось выслушивать куда более страшные признания, чем ваше, – ласково заверила она его, стараясь загладить впечатление от того испуга, который только что продемонстрировала. «Думай, Камилла, думай», – приказала она себе, на мгновение прикрывая глаза, чтобы сосредоточиться.
 Когда девушка открыла их, в ее взгляде горела надежда. Она медленно произнесла:
 – Судя по всему, Филип не встречался с мистером Уимпнеллом до своего отъезда.
 – Он уехал только после полудня. Мистер Уимпнелл мог прийти утром.
 – Но ваш брат вам ничего не говорил перед отъездом. Как вы думаете, он бы сообщил вам о своем разговоре с Уимпнеллом?
 – Он бы мне голову свернул, – фыркнул Джеред.
 В этом Камилла не была уверена, но ничего не ответила.
 – Сможет ли Филип одолжить вам денег на выплату долга?
 – Ну конечно. Для него это пустяковая сумма. Но я не хочу втягивать его в это. Мой долг – я и должен его выплатить, только мне на это потребуется много времени, а мистер Уимпнелл не склонен ждать.
 – Значит, его надо убедить. – Камилла быстро поднялась и прошлась по комнате. За высокими окнами вечернее солнце сияло в зеленоватом небе, розарии и живые изгороди Уэсткотт-Парка отбрасывали длинные, причудливые тени. – У вас есть хоть сколько-нибудь денег, чтобы дать ему в счет долга?
 – Пятьдесят фунтов, – мрачно пробормотал он. – Капля в море.
 – Тогда вам надо сделать вот что, – сказала она, поворачиваясь к нему с решительным видом. – Вы должны найти способ послать ему эти пятьдесят фунтов…
 – Один из конюхов, Боб, сделает это для меня.
 – Хорошо. – Камилла подошла к Джереду и опять сжала его руки. – Тогда все получится, вот увидите. Пошлите записку с деньгами и объясните в ней, что скоро вы будете в Лондоне и сразу же по приезде выплатите остальную часть долга. Потом нам надо уговорить Филипа позволить вам поехать в Лондон вместе с нами…
 – Но где мне достать эти деньги?
 – Я их дам вам взаймы.
 – Вы… дадите… взаймы… Боже правый, нет!
 – О, я знаю, вы думаете, что у меня их нет, и у меня их действительно нет… пока. Но видите ли, ваш брат обещал заплатить мне тысячу фунтов за роль его невесты, и я попрошу его дать мне половину денег, когда мы приедем в Лондон. Если я дам вам из них четыреста пятьдесят…
 Камилла быстро подсчитала в уме. Она может отдать Джереду свой аванс, а остальные деньги потратить на детей из работного дома. О, сколько еды и теплых вещей она купит им! Сама она привыкла обходиться немногим: самое большее, что ей потребуется, – это пятьдесят фунтов на дорогу в Париж и небольшая сумма на то, чтобы устроиться на несколько дней в приличной гостинице или в меблированных комнатах, пока она не сможет найти работу. Подумать только, она получит огромные деньги лишь за то, что будет носить красивую одежду и посещать чудесные вечеринки, да еще танцевать с графом Уэсткоттом! Это смехотворно, и рассудительная девушка, которая выросла в работном доме на Порридж-стрит, знала, что эти деньги можно потратить с гораздо большей пользой. Но прежде чем Камилла успела что-либо объяснить Джереду, он, вспыхнув, вскочил и заговорил с ней громовым голосом, который странным образом напоминал голос его старшего брата.
 – Нет, нет и нет!
 – Но вы еще не слышали…
 Он схватил ее за плечи.
 – Я не могу взять ваши деньги, мисс Смит. Боже мой, за кого вы меня принимаете? Я никогда не возьму в долг у леди и…
 – Вы очень добры, Джеред, – возразила Камилла, – но я не совсем леди, как вам хорошо известно. Я всего лишь служанка, и поэтому вам не следует испытывать никаких сомнений…
 – Вы настоящая леди, до мозга костей, и я готов дать пощечину любому, кто станет утверждать обратное! – яростно запротестовал он, приходя в еще большее волнение.
 Камилла была растрогана, но все же покачала головой:
 – Послушайте меня, мой дорогой, милый сэр Галахад. [2] Я ценю ваши благородные чувства – очень ценю, – прибавила она с грустной улыбкой. – Но посудите сами: если у меня есть лишние четыреста пятьдесят фунтов, которые мне не нужны, а вы отчаянно нуждаетесь в этой сумме, и если мы друзья, – и тут она послала ему обезоруживающую улыбку, – а я надеюсь, что так и есть, – в этом месте Джеред утвердительно кивнул, – то мне кажется вполне естественным одолжить вам эти деньги. Вернете, когда сможете, я с радостью их приму.
 – Это неправильно, – уныло ответил Джеред. – Я, конечно, очень ценю…
 – О, не надо напыщенных слов! – Камилла сделала выразительный жест. – Джеред, пожалуйста, перестаньте быть галантным и рассудительным. Это спасет вас!
 – Но брать деньги у женщины… это не принято…
 – С каких это пор Одли поступают так, как принято? – с вызовом спросила она. Джеред посмотрел в ее смеющиеся глаза, и у него вырвался короткий смешок.
 – Вам надо стать членом парламента, – пробормотал он. Но в благодарном взгляде, брошенном на нее, сквозило уважение. – Ладно, мисс Смит, вы победили. Я… я это сделаю. Спасибо! Но если Филип когда-нибудь узнает об этом, он нам обоим шею свернет!
 – Не узнает. Почему это он должен узнать? – улыбнулась Камилла. Голоса в холле напомнили им, что давно пора ужинать. – Господи, сколько мы тут пробыли! Нельзя заставлять ждать всех остальных. Я должна быть прилежной ученицей, знаете ли, если я сделаю что-нибудь ужасное на вечере у Мэрроуингов, вся эта затея закончится, едва начавшись, и тогда мы оба пропали.
 – Мне почему-то кажется, что вы принадлежите к тем девушкам, у которых не бывает неудач, – медленно произнес Джеред и, неожиданно повеселев, взял ее под руку. – Пойдемте?
 – Конечно.
 Ужин прошел хорошо, но ночью, свернувшись калачиком в своей постели, Камилла погрузилась в тревожные раздумья. Она лежала в темноте, прислушиваясь к звукам за окном, и воображала себе, как граф скачет к Уэсткотт-Парку на вороном коне, великолепном коне из ее снов, как он взбирается вверх, к ее окну, перебрасывает ногу через подоконник и, оказавшись в ее комнате, подходит к кровати… Но тут ею овладел сон, увы, лишенный сновидений, после которого она проснулась отдохнувшей и свежей.
 Весь следующий день от графа не было никаких вестей. Заходил лорд Кирби и удивил Камиллу тем, что научил ее играть в вист. Наконец пришло время одеваться к вечеру у Мэрроуингов. Кейт пришла ее причесать и помочь надеть платье из голубой тафты, в котором ей предстояло появиться на ужине. Только когда она сидела перед зеркалом у туалетного столика и надевала сережки с опалами, которые одолжила ей Шарлотта, послышался наконец топот конских копыт на подъездной аллее.
 – Это, наверное, его сиятельство! – воскликнула Кейт и подбежала к окну, чтобы выглянуть из него. – О да, так и есть! Ах, как удивится граф, когда увидит вас, мисс! Вы похожи на принцессу!
 Камилла подавила в себе сильное желание броситься к окну и самой выглянуть. Внезапно каждый нерв в ее теле затрепетал.
 – Кейт, я не уверена, что смогу это сделать! – Камилла подняла широко раскрытые глаза на раскрасневшуюся, взволнованную горничную. – Я не знаю, смогу ли поехать на ужин в Мэрроуинг-Холл!
 Девушка уставилась на нее.
 – Ну конечно же, сможете, наверняка. Вы должны… его сиятельство ждет от вас этого!
 – Д-да…
 В этот момент в дверь постучала Шарлотта.
 – Камилла… ох! О, вы прекрасны в этом платье!.. – выдохнула она.
 – Правда? – Камилла почувствовала, что ее голос дрожит. Если она будет вот так разговаривать весь вечер, то она обречена.
 Шарлотта, розовощекая и восхитительная в шелковом платье цвета чайной розы, подошла к ней, и лицо ее осветила улыбка. Кейт, сделав книксен, выскользнула из комнаты, а Шарлотта восхищенно потрогала блестящие локоны, обрамлявшие сияющее лицо Камиллы.
 – До самого последнего момента я не была уверена в успешном исходе затеи графа, но теперь, при виде вас… Камилла, вы великолепны и можете стать новой сенсацией Лондона. Собственно говоря, меня нисколько не удивит, если вы отнимете у Бриттани Девилл пальму первенства.
 «Мне хотелось бы отнять у нее только графа», – грустно подумала Камилла, но тут же постаралась прогнать от себя эту опасную мысль. Она слишком хорошо знала, что союз между ней и графом Уэсткоттом был бы губителен для него и его семьи. Это опозорило бы его в глазах равных ему по положению. Нет, она знала строгие рамки своей роли в предстоящем розыгрыше.
 Кроме того, он любит леди Бриттани Девилл. И они прекрасно подходят друг другу, вынуждена была признать Камилла. В этом нет никаких сомнений.
 – Только что приехал граф, – сказала она Шарлотте, стараясь говорить спокойно, хотя ее сердце лихорадочно билось.
 – О, как он мог так опоздать? Впрочем, – поспешно прибавила она, видя, как нервничает ее протеже, – он не заставит нас долго ждать себя. Не сомневаюсь, что он успеет переодеться и будет готов к отъезду еще до того, как мы выпьем по рюмке миндального ликера в гостиной. Пойдем туда.
 Камилле не хотелось вставать со стула. Ей хотелось забраться под кровать и спрятаться от всего мира, как сделала Доринда, когда ее преследовала Герти. От одной мысли о новой встрече с Бриттани Девилл и лордом Марчфилдом, не говоря уже об остальных гостях, которые будут присутствовать сегодня на ужине, у нее перехватывало дыхание и дрожали коленки.
 Но Шарлотта держала дверь открытой и ободряюще улыбалась ей, и ничего не оставалось делать, как только спуститься вниз и встретиться лицом к лицу с тем, что ждало впереди.
 Камилла выпрямилась, гордо подняла голову и, шурша тафтой и кружевным шлейфом платья, стала спускаться по широкой лестнице. «Все это для благого дела, и тебе будет весело, если не дашь себе увлечься», – уговаривала себя девушка. Но у нее было неспокойное чувство, что она, возможно, вошла в реку, которая слишком глубока для нее, и что прежде, чем все закончится, она вполне может утонуть.




 Глава 12


 – Не сыграете ли нам что-нибудь, мисс Смит? – попросила леди Мэрроуинг, когда гости уселись в длинной гостиной Мэрроуинг-Холла. Леди Мэрроуинг, высокая бледнолицая женщина с величественной осанкой, отнюдь не была красавицей, но обладала приветливым и прямодушным нравом, придававшим ей определенную привлекательность, и Камилла с самого начала почувствовала, что ей хорошо в этом доме. Лорд Мэрроуинг, коротенький толстяк, страдающий подагрой, радостно приветствовал ее, словно они старые друзья, затем подмигнул Филипу и поздравил его с тем, что тот выбрал такую красавицу. Воспрянув духом от такого многообещающего начала, Камилла почувствовала, что ужин прошел хорошо, но теперь, когда перед ней возвышался большой рояль, похожий на блестящее, гладкокожее чудовище, она просто оцепенела.
 – Ну, я, собственно, не играю на рояле… – начала она несколько неуверенно. И тут же, заметив выражение ужаса на лице Шарлотты, быстро прибавила: – достаточно хорошо, чтобы доставить удовольствие обществу.
 – Может быть, Бриттани согласится нам сыграть, – быстро вмешался лорд Кирби. Он с улыбкой принял благодарный взгляд Камиллы, затем повернулся к Бриттани, которая сидела рядом с ним. В зеленом шелковом платье она была так хороша, что дух захватывало. Кирби посмотрел в фиалковые глаза светловолосой девушки и нежным, умоляющим тоном попросил: – Для меня.
 Ослепительная улыбка осветила лицо Бриттани. Она грациозно встала и уселась за рояль.
 Когда она начала играть, Камилла с особой остротой почувствовала собственное несовершенство. Бриттани была не только красива, но и всесторонне образованна. Камилла невольно восхитилась мастерством ее игры и украдкой бросила взгляд на Филипа. Он стоял у камина, немного в стороне от группы гостей, среди которых были Джеймс, Шарлотта, лорд и леди Мэрроуинг, Марчфилд и еще мисс и мистер Фитцрой, жизнерадостные брат и сестра из Беркшира, а также довольно неприметная молодая женщина, которую представили как леди Джейн Дрю. Она заикалась каждый раз, как с ней заговаривали. Весь вечер Филип с холодным вниманием наблюдал за всем, что происходило вокруг него. Камилла была уверена, что откровенный флирт лорда Кирби с Бриттани не остался им незамеченным. Марчфилд и мистер Фитцрой тоже проявляли большое внимание к Бриттани, но, к изумлению Камиллы, граф не выказывал никаких признаков ревности или раздражения. Он казался таким же, как всегда: невозмутимым и слегка насмешливым.
 За ужином граф развлекал гостей саркастическими репликами в ответ на восторги мисс Фитцрой по поводу поэм лорда Байрона, ел и пил с явным удовольствием и оказывал Камилле такое головокружительное внимание, что в какой-то момент она чуть было не поверила, что он и правда в нее влюблен.
 Однако сейчас он смотрел на Бриттани с явным восхищением, и сердце Камиллы болезненно сжалось. Вымученная улыбка застыла на губах, и ей с трудом удавалось заставлять себя слушать музыку.
 Все горячо зааплодировали, когда Бриттани закончила. Мистер Фитцрой просил поиграть еще, но она со смехом встала.
 – О, теперь очередь леди Джейн, я думаю.
 Услышав это, бедная леди Джейн побледнела как смерть.
 – Нет… нет, я н-не могу… п-пожалуйста, пусть кто-нибудь другой! – Она выглядела такой напуганной, что Камилла неожиданно заговорила, стремясь избавить девушку от смущения.
 – Шарлотта прекрасно играет! Мне так хотелось бы, чтобы теперь сыграла она!
 Эти слова вырвались у нее прежде, чем она подумала, что, возможно, Шарлотта вовсе не так уж хорошо играет. К счастью, Камилла не ошиблась, и Джеймс тут же поддержал ее просьбу. К нему присоединился Филип в свойственной ему насмешливой манере, так что Шарлотта улыбнулась и довольно охотно заняла место за роялем.
 Как только она начала играть, Камилла увидела огромную разницу между исполнением Шарлотты и леди Бриттани. Бриттани играла хорошо, а Шарлотта – блестяще. Каждая нота волновала, проникала в самую душу, ее пальцы проворно порхали по клавишам, она вся отдавалась музыке. Камилла, чей музыкальный опыт ограничивался случайно услышанными отрывками из произведений Бетховена в плохом исполнении, которые доносились до коридора на верхнем этаже загородного дома Моттерли, тем не менее сразу же ощутила истинное мастерство и страсть в исполнении Шарлотты. Достаточно было посмотреть на графа, чтобы понять, что и он тоже удивлен. Наверное, Шарлотта никогда прежде не играла в его присутствии! Все сидящие в гостиной слушали, очарованные, и когда Шарлотта закончила, стали умолять ее поиграть еще. Шарлотта с удовольствием согласилась.
 Только Бриттани казалась недовольной, когда прекрасная музыка еще раз заполнила комнату. Эта гордая леди не терпела превосходства над собой, и Камилла невольно подумала, что зависть Бриттани к таланту Шарлотты может сделать их отношения напряженными, когда они станут родственницами.
 После того как Шарлотта доиграла третью пьесу, Бриттани с улыбкой обратилась к Камилле:
 – Мисс Смит, если вы не хотите играть, может быть, вы развлечете нас песней? Несомненно, вы и ваша кузина выступали вместе на семейных праздниках. Позвольте и нам послушать одну из ваших любимых песен.
 Камилла замерла. Молодая мисс Фитцрой и ее брат тоже присоединились к просьбе Бриттани, леди Мэрроуинг ободряюще улыбнулась ей и даже подошла, чтобы отвести Камиллу к роялю. Лорд Кирби прикусил губу, Джеймс ошеломленно молчал, а Бриттани смотрела на нее с большим любопытством, и губы ее изогнулись в легкой улыбке, когда она заметила колебания молодой женщины.
 Камилла лихорадочно соображала, что ей делать. Внезапно Бриттани что-то шепнула лорду Марчфилду. Он бросил на Камиллу острый взгляд и кивнул, на его губах играла неприятная улыбка.
 Что-то внутри Камиллы возмутилось при виде его взгляда.
 – О, почту за честь спеть вам, – непринужденно произнесла она и поднялась одним плавным движением со своего места.
 Приближаясь к роялю, она заметила, что Джеймс смотрит на нее с тревогой: он, казалось, был в растерянности и не знал, как ей помочь. Камилла бросила взгляд в сторону графа, чтобы проверить, не смотрит ли и он на нее с той же тревогой.
 Но граф с невозмутимым видом прошел вперед и поклонился леди Мэрроуинг.
 – Разрешите мне сопровождать Камиллу, мадам. Я хочу попросить ее исполнить ту песню, которая мне особенно нравится.
 Затем он сжал локоть Камиллы и повел ее к роялю, где ждала Шарлотта, широко распахнув глаза.
 – Упадите в обморок, – шепнул граф на ухо Камилле.
 – Что?
 – Вы должны притвориться, что падаете в обморок. Я скажу им, что вы не совсем хорошо себя чувствуете после недавнего случая на дороге, и мы уедем домой. Только побыстрее, – настаивал он, когда они подошли к роялю.
 Значит, он тоже считает ее жалким созданием, лишенным каких-либо дарований! Может быть, думала Камилла, он решил, что она собирается спеть одну из матросских непристойных песен, о которых недавно вспоминала в шутку? В нее вселился бес упрямства, а самодовольное выражение на лице Бриттани, предвкушающей ее провал, окончательно решило дело. Она одарила графа быстрой и очень милой улыбкой.
 – Но я хочу петь, ваше сиятельство, – прошептала она.
 И с этими словами она наклонилась к Шарлотте и прошептала ей что-то на ухо.
 Филип опустился в кресло рядом с камином. Отсюда ему хорошо было видно очаровательное лицо мисс Смит, хотя в тот момент у него в голове было только одно желание – свернуть ее изящную шею.
 Он понятия не имел, что произойдет дальше. Неужели она не понимает, по какому тонкому льду ступает? Ну, у девушки есть мужество, это несомненно. Больше мужества, чем в данный момент было у него самого, с досадой подумал он. В следующие несколько мгновений вся его безумная затея может с треском провалиться на виду у всех присутствующих.
 Между тем Камилла сложила перед собой руки, улыбнулась, глядя ему прямо в глаза, и начала петь.
 Она пела простую народную балладу. Эту песню знали все, но никто из присутствующих не слышал ее в таком прекрасном исполнении. Голос Камиллы звучал нежно и чисто, каждая спетая нота была совершенной. Ни один человек в гостиной не шевельнулся, пока девушка пела. Все сидели, как в трансе.
 Глядя на нее, Филип неожиданно почувствовал нечто вроде гордости за Камиллу. Превосходная игра Шарлотты бледнела перед завораживающей красотой исполнения мисс Смит этой короткой баллады. Ее пение, понял он, было столь же искренним и очаровательным, как она сама.
 Граф вспомнил, как увидел ее сегодня вечером в гостиной перед отъездом в Мэрроуинг-Холл. Он просто замер, пораженный. Мисс Смит в голубом платье потрясла его. Она сияла, волосы ее напоминали расплавленную бронзу, а глубокий вырез на восхитительном платье из голубой тафты соблазнительно обнажал начало белоснежной упругой груди. Не осталось и следа от той оборванной и грязной крестьянки, которую он сбил на Эджвуд-лейн. Эта дерзкая, красивая женщина приветствовала его мягкой улыбкой, и уже сидя рядом с ней в карете, он почувствовал легкое головокружение от тонкого аромата французских духов.
 «Как бы ни сложились в дальнейшем обстоятельства, Камилла Брент не должна вернуться в ту таверну, – подумал граф. – Она гораздо выше той среды, в которой до сих пор обитала». Всего несколько дней назад судьба служанки по прозвищу Щепка его не касалась, но теперь он не может остаться безучастным к ней. Он позаботится о том, чтобы она получила пристойную работу. Это самое меньшее, что он может сделать. Мысли Филипа были прерваны громкими аплодисментами. Камиллу осыпали комплиментами, уговаривая спеть еще.
 Филип с удовлетворением отметил, что Бриттани совсем не понравился успех Камиллы.
 Значит, все же их план срабатывает. Он заставил себя оторвать взгляд от застывшего лица Бриттани, прекрасного даже с этой очаровательной морщинкой между бровями, и намеренно сосредоточился на Камилле. Бриттани не должна чувствовать на себе его восхищенный взгляд. Она должна лишь замечать, как он с любовью смотрит на Камиллу. И граф с удвоенным энтузиазмом стал улыбаться Камилле и кивать в знак одобрения, невольно восхищаясь естественной грацией, с которой девушка принимала щедрые комплименты окруживших ее слушателей.
 Камиллу просили спеть еще. Она пыталась отказаться, но гости не унимались, особенно мистер Фитцрой.
 – У вас такой чарующий голос, – воскликнул он, глядя на нее с восхищением, которое вызвало у Филипа прилив раздражения.
 – Да, спойте, пожалуйста, еще. – Филип лениво улыбнулся ей, присоединяя свою просьбу к остальным. – Ваши таланты не перестают меня поражать – и доставлять удовольствие.
 Ничего не оставалось, как подчиниться, поэтому она спела еще, после чего решительно заявила:
 – Мисс Фитцрой, теперь ваша очередь нас развлекать. Не откажите нам в удовольствии послушать вас.
 Но мисс Фитцрой играла не на фортепьяно, а на арфе, и хотя она была очень живой девушкой, ее музыкальные способности не могли сравниться со способностями выступавших до нее. После сдержанных похвал общество распалось на маленькие группки – одни засели играть в вист, другие болтали у камина.
 Камилла оказалась у одного из высоких, задернутых шторами окон рядом с Филипом.
 – Вам нравится меня пугать, маленькая проказница? – произнес он тихо, поднося ее руку к губам для поцелуя, демонстрируя манеры истинного джентльмена. – Мне следует надрать вам уши!
 – Вы не посмеете! Иначе я отвечу вам тем же, – предупредила Камилла.
 Граф, запрокинув голову, расхохотался.
 – Будь я проклят, если вы этого не сделаете, – наконец успокоившись, тихо проворчал он.
 – Вы начинаете понимать меня, милорд. – Она дерзко улыбнулась ему. – Хорошо. В конце концов, это была ваша идея – разыграть всех, и вы говорили, что мне можно будет повеселиться.
 – Я не имел в виду веселья за мой счет, негодница!
 – Разве можно так разговаривать с леди? Неудивительно, что леди Бриттани вас отвергла.
 Камилла тут же поняла, что пошутила неудачно. Она проклинала свою способность говорить то, чего говорить не следует.
 – Простите, – быстро произнесла она, но было уже поздно. Глаза графа гневно прищурились. Он стоял перед ней, высокий и худой, и смотрел на нее так, будто действительно собирался надрать ей уши – или еще похуже.
 – Не сердитесь, – выдохнула Камилла.
 При виде жесткого выражения его лица ее обдало холодом.
 – Позвольте мне вам заметить, что вы переходите границы, мисс Смит.
 – Да, у меня есть такая привычка, – призналась она и прикусила губу. – Как вы думаете, почему меня прогоняли со всех мест, где я пыталась служить? Я всегда ухитрялась сказать что-то лишнее, людей раздражала моя самонадеянность… – Голос ее замер.
 Филип, видя искреннее раскаяние Камиллы, почувствовал, как его гнев испаряется. Он совершенно исчез после следующих слов Камиллы:
 – Конечно же, леди Бриттани вас не отвергнет, – заявила она. – Я сказала это только в шутку. Вы ведь знаете, что нравитесь женщинам.
 В его серых глазах загорелся огонек.
 – Да, иногда у меня появляется такое подозрение. Но похоже, вышеупомянутая дама сделана из более прочного материала.
 – О, всем, у кого есть глаза, ясно, что она в вас влюблена.
 – Неужели? – Он окинул ее оценивающим взглядом и наклонился поближе. – Не слишком ли вы перегибаете палку, детка? Вы мне льстите, но даже такой самоуверенный человек, как я, не осмелится назвать отношение ко мне Бриттани любовью. И все же, – пробормотал он, – я полагаю, что мои ухаживания не были для нее неприятными. А теперь, когда она думает, что я для нее потерян…
 – Вот именно. Она захочет заполучить вас больше, чем когда-либо прежде, ваше сиятельство. И я убеждена, что она в вас влюблена. Готова биться об заклад, она бы выцарапала мне глаза, если бы ей представилась хоть малейшая возможность.
 – Правда? – Его серые глаза блестели, а падавшие на лицо отсветы огня камина придавали ему дьявольское, сардоническое выражение. – Но мы не предоставим ей этой возможности. В конце концов, у вас такие красивые глазки!
 У Камиллы дух захватило от такого неожиданного комплимента. Никто никогда не говорил ей ничего даже отдаленно похожего на эти слова, и, уж конечно, не с такой потрясающе красивой внешностью, как у графа.
 – Благодарю вас, ваше сиятельство. – Она улыбнулась ему, показав ямочки на щеках и не сознавая, как очаровательно выглядит ее выразительное лицо в обрамлении темно-рыжих локонов.
 – Филип, – с отчаянием прошептал он. – Не забывайте.
 – Я постараюсь, – пообещала она, и румянец вспыхнул на ее щеках.
 В этот момент к ним подошли лорд Кирби и мистер Фитцрой и заговорили о предстоящем пикнике. Граф отошел от них и направился в сторону Бриттани, сидевшей у камина. Когда он обратился к ней со своей обычной обаятельной легкой улыбкой на губах, красавица живо повернулась к нему, и Камилла невольно пришла в восхищение от ослепительной улыбки, осветившей ее лицо. Даже на расстоянии двадцати шагов Камилла почувствовала, как тепло этой улыбки обволакивает Филипа, ощутила искру, которая проскочила между этими двумя людьми.
 «Хорошо, все идет так, как задумано, – сказала она себе, пытаясь не обращать внимания на слабый укол ревности. – В конце концов, чем скорее все это закончится, тем скорее я смогу отправиться в Париж».
 Камилла отвернулась, но не смогла удержаться и время от времени бросала взгляды на графа, занятого оживленной беседой с Бриттани. Однако вскоре он вернулся, и их игра в жениха и невесту продолжилась. «Ему хорошо удается эта роль», – уныло подумала Камилла. Весь остаток вечера она улыбалась и поддерживала приятную беседу со всеми гостями, отвечала на шутки мистера Фитцроя, который явно был увлечен «свеженькой» мисс Смит, как шепнул ей на ухо Джеймс, играла в вист с лордом Кирби, но настроение у нее было испорчено.
 Когда Камилла наконец оказалась в карете Филипа, которая везла их домой в Уэсткотт-Парк, она чувствовала себя совершенно разбитой. Джеймс и Шарлотта от всей души поздравляли ее с успехом, но она отвечала им машинально, с застывшей на губах улыбкой. Их похвалы не доставляли ей почти никакого удовольствия.
 Филип подал Камилле руку, помогая выйти из кареты, и заглянул ей в лицо.
 – Вы выглядите усталой, – озабоченно заметил он.
 – Да, я устала немножко.
 Граф бросил на Камиллу острый взгляд и молча вошел следом за ней в дом. Помогая ей снять мантилью из голубого шелка, которую только в последнюю минуту перед отъездом в Мерроуинг-Холл прислала портниха, он нежно проговорил:
 – Вы сегодня были восхитительны, Камилла. Благодарю вас за помощь.
 – Не нужно меня благодарить. – Голос ее звучал резко. – У нас деловое соглашение, не так ли? Я просто прилагаю все силы, чтобы выполнить свою часть сделки.
 – И вам это прекрасно удается, – вставила Шарлотта, положив руку на ее плечо. – Вот уж никак не ожидала, что вы так чудесно поете.
 – Бриттани, по-моему, не была в восторге, – хохотнул Джеймс.
 – Так ей и надо. – Филип положил шляпу и перчатки на столик в холле. Он был в прекрасном настроении. – Завтра мы отправимся на прогулку верхом, а потом на пикник у Серебряного озера. А на следующий день уезжаем в Лондон.
 – С Джередом и Дориндой? – быстро спросила Камилла, вспомнив о своем намерении помочь Джереду.
 – Джеред, может быть, и поедет, – сказал Филип, – а Доринда нет.
 Джеймс нахмурился. Шарлотта сжала его руку.
 – Доринда будет разочарована, Филип. – Джеймс упрямо не опускал глаз под холодным взглядом брата. – Почему она должна остаться дома? Это несправедливо. У девочки теперь даже нет гувернантки… что она будет делать целый день…
 – Я уже навел кое-какие справки насчет гувернантки, когда был в Лондоне, – коротко ответил граф. – В ближайшее время я собираюсь уладить это дело. А пока Доринда останется в Уэсткотт-Парке. За ней будет присматривать одна из горничных, а миссис Уайет позаботится о том, чтобы девочке было чем заняться. Кроме того, – прибавил он резко, – насколько я припоминаю, именно я отвечаю за благополучие нашей сестры, а не ты.
 – Это не означает, что ты принимаешь правильные решения! – парировал Джеймс.
 – Можешь быть уверен, что с Дориндой не случится ничего плохого, пока я за нее отвечаю. Ты в этом сомневаешься?
 Джеймс несколько секунд гневно смотрел на него, поджав губы. Потом отвел глаза.
 – Как я могу сомневаться? – спросил он, и его губы скривились в горькой улыбке.
 – Вот именно.
 В холле воцарилось напряженное молчание.
 В последнее время Камилле казалось, что между братьями установилось негласное перемирие, но теперь старая вражда и обида снова выплыли на поверхность. У Джеймса был сердитый и несчастный вид. На его щеке дергался мускул, а обычно милое лицо Шарлотты исказилось гримасой страдания. А Филип снова надел свою непроницаемую броню. При свете огромного настенного канделябра с мигающими свечами его глаза были холодными и мерцающими, как иней зимой.
 Стремясь разрядить напряжение, Камилла заговорила.
 – Если вы позволите Доринде поехать в Лондон, я за ней присмотрю, – предложила она. – Ей так понравится путешествие. Она любит быть в кругу семьи, и я… я знаю, девочка будет безутешна, если мы оставим ее здесь.
 Она умоляющими глазами посмотрела на Филипа, но он отвернулся.
 – У вас в Лондоне дел более чем достаточно. Доринда будет вас отвлекать, а я хочу, чтобы вы сосредоточились на том, что вам предстоит. Очаровать гостей в Мэрроуинг-Холле – это детская игра по сравнению с тем, что ожидает вас в Лондоне.
 В его голосе зазвучали резкие ноты приказа.
 – А теперь идите наверх и отдохните, – распорядился он. – Завтра вам придется продемонстрировать все свои актерские способности.
 Шарлотта встревожилась и быстро взглянула на Камиллу.
 – Что вы имеете в виду? – спросила Камилла.
 Но хорошее настроение графа испарилось. Он не был расположен к разговору.
 – Завтра узнаете, – ответил он нетерпеливо. – Спокойной ночи. – Коротко кивнув, он прошел к себе в кабинет и закрыл дверь.
 Джеймс поморщился.
 – Не обращайте внимания на Филипа, – сказал он Камилле, глядя на массивную дверь кабинета так, словно старался увидеть сквозь нее находящегося там человека. – Он не на вас сердится. Просто… он становится тираном, когда речь заходит об устройстве жизни Доринды. И Джереда тоже, кстати. Но он хочет сделать как лучше. Я отчасти избежал его тирании благодаря своей женитьбе. Думаю, именно это и приводит его в ярость, он больше не может мной помыкать.
 – Но почему? Почему ему надо всех вас контролировать? – вырвалось у Камиллы.
 Джеймс развязал галстук и вздохнул.
 – Из-за Маргариты, – тихо и грустно ответил он.
 – Ваша сестра… та, которая умерла?
 Джеймс кивнул. Они с Шарлоттой обменялись печальным взглядом.
 – Не надо, Джеймс, – прошептала Шарлотта.
 Но он смотрел Камилле в глаза.
 – Видите ли, я был причиной ее смерти. Это длинная история с трагическим концом. Маргарита умерла из-за меня, и Филип считает меня виновным. Но, что еще хуже, он считает виновным и себя тоже.
 – Не понимаю.
 Джеймс быстро проговорил:
 – Филип был в отъезде, когда погибла Маргарита. Он дрался на дуэли с Андре Дюбуа – протеже Марчфилда. Меня оставили дома за старшего… – Его голос оборвался. Он прикусил губу, а Шарлотта положила ладонь на его плечо, словно желая утешить.
 – Не вспоминай об этом, Джеймс, – попросила она.
 – Не так-то просто забыть ту ночь, – медленно произнес он. – Но все мы сильно изменились с тех пор. И хотя я иногда ненавижу Филипа, в глубине души понимаю, что он всего лишь боится за Джереда и Доринду, боится, что недостаточно заботится о них, боится, что не оправдает возложенной на него ответственности за их судьбу. Так что, – закончил он и взял под руку Шарлотту, направляясь к лестнице, – вы должны его простить. Иногда он кажется холодным, даже деспотичным в отношении Доринды, но, уверяю вас, он желает ей самого лучшего.
 Камилла не смела больше расспрашивать Джеймса о прошлом. Эта тема была слишком болезненной для него. Но то, что он ей уже сказал, во многом проливало свет на поведение Филипа. Теперь ей были понятны та постоянная печаль, которую она отмечала в его взгляде, и то напряжение, которое существовало между ним и Джеймсом. Но каким образом Джеймс стал причиной смерти Маргариты? И что именно с ней произошло?
 Они поднялись наверх и свернули в широкий коридор, ведущий к спальням. Камилла в задумчивости пожелала Джеймсу и Шарлотте спокойной ночи.
 Как хорошо было снять с себя платье и шелковые туфельки и переодеться в изящную ночную сорочку из кремового шелка, отделанную кружевом! Камилла присела на подоконник и прислонилась щекой к прохладному стеклу, задумчиво глядя в ночное небо. Ее охватила грусть. У нее столько еще не выясненных вопросов, сколько звезд на небе. Но одно можно с уверенностью сказать: граф Уэсткотт любит свою семью, очень любит.
 Только выражает свою любовь очень странным способом, подумала она.
 «Возможно, я смогу убедить его найти более мягкий подход, – с надеждой подумала Камилла и тут же спохватилась: – Опять я за свое, пытаюсь всех учить, даже графа». Но теперь Филип Одли и его семья были для нее не просто титулованными посторонними людьми, они стали ей как родные. Особенно Доринда. Малышке нужны любовь и нежность больше, чем дисциплина и уроки. Так или иначе, но Филипа следует заставить это понять.
 Но пока Камилла гасила свечи и ложилась в постель, ее мысли перенеслись с Доринды на самого графа, такого высокого, такого необычайно красивого и дьявольски обольстительного… И такого одинокого, добавила она про себя, с нежностью глядя в темноту.
 Бриттани, несмотря на всю свою элегантность и красоту, не казалась ей способной заполнить эту печальную пустоту в его душе. Или, может быть, у нее пока не было возможности попытаться сделать это? «Я бы смогла, – подумала Камилла, улыбаясь про себя и натягивая одеяло до подбородка. – Если бы он когда-нибудь посмотрел на меня так же, как смотрит на Бриттани. Я бы сделала его счастливым, чего бы мне это ни стоило!»
 Только Филип Одли больше похож на создание луны и ночи, подумала она, поворачиваясь на бок и подкладывая ладонь под щеку. Он был бы в своей стихии под таинственной и чувственной властью тьмы, этот мужчина, опытный в спальне не менее, чем в гостиной. Ее сердце забилось быстрее, а дыхание оборвалось, когда она на мгновение представила себе, каково было бы оказаться с ним наедине в комнате, залитой лунным светом, лежать в его постели, в его объятиях, отвечать на его поцелуи…
 «Выбрось из головы подобные мысли, – приказала она себе, резко садясь и прижимая ладони к горящим щекам. – Граф и служанка? Слишком невероятно. Он собирается жениться на Бриттани, и ты взялась ему помочь. Лучше думай о завтрашнем дне и о том сюрпризе, который ты приготовила Филипу».
 Камиллу охватило сильное волнение. Завтра ей вновь предстоит столкнуться с пресловутой вспыльчивостью и упрямством Одли. Правда, у нее еще оставался слабый луч надежды.
 Может быть, пойдет дождь.




 Глава 13


 – Не умеете? – переспросил Филип Камиллу, сидящую напротив него за столом.
 Они завтракали одни. Ослепительный свет октябрьского солнца заливал поверхность стола из красного дерева, накрытого чистейшей белой скатертью и уставленного посудой из расписанного цветочным узором фарфора. На безупречно голубом небе не было ни единого облачка, с сожалением отметила Камилла. Шарлотта и Джеймс еще не спускались, и Дарджесс доложил, что мастер Джеред отправился на прогулку верхом, а у Доринды был насморк, и ей отнесли чай и тосты в постель.
 – Мне очень жаль, – повторила Камилла, вздернув подбородок под взглядом Филипа. – Но я никогда в жизни не ездила верхом. Ну может, на пони, когда была совсем маленькая, – поправилась она. – Я не помню точно. Но в работном доме не было лошадей для прогулок верхом.
 Филип нахмурился. Конечно, не было. Ему следовало подумать об этом, прежде чем строить планы.
 – Нельзя ли поехать в карете? – начала Камилла, но, увидев выражение лица графа, замолчала.
 – Покажется странным, если мы вдруг начнем менять планы. Кроме того, Бриттани – первоклассная наездница, и ей захочется покрасоваться. Не волнуйтесь, я подберу для вас смирного коня, и вы с ним справитесь. Поторопитесь с завтраком, у нас есть еще немного времени, чтобы потренироваться.
 Камилла выронила ложку.
 – Сейчас?
 – Сейчас.
 Через короткое время она почти бежала за графом по направлению к конюшням, стараясь поспевать за его широкими шагами.
 – У вас есть маленькая лошадь? – задыхаясь, спросила она.
 – У нас есть пони – он принадлежит Доринде. Но девочка уже давно переросла его. – Он насмешливо улыбнулся ей. – Вы бы очень нелепо выглядели на нем.
 – Но может быть, мы все же попробуем…
 – Доверьтесь мне, Камилла, у меня есть лошадь, с которой вы справитесь. – Он слегка замедлил шаг, поджидая ее на посыпанной гравием дорожке. Граф окинул критическим взглядом раскрасневшуюся, встревоженную молодую женщину, поднявшую к нему смущенное лицо.
 В костюме для верховой езды цвета темного бордо Камилла Брент выглядела аристократкой, ничуть не уступающей самой Бриттани Девилл. Костюм обтягивал ее высокую, гибкую фигуру, обрисовывая каждый изгиб, а его цвет оттенял живое сияние ее глаз и кожи. На голове красовалась кокетливая маленькая шляпка для верховой езды, из-под которой были видны темно-рыжие волосы, перехваченные сзади черной лентой. Она выглядела очаровательно и элегантно, как настоящая леди. Что и было на самом деле, напомнил он себе. Она родилась наследницей благородного эсквайра Брента.
 Но могла бы оказаться и принцессой, подумал граф, таким прелестным и нежным было ее лицо, так грациозна фигура. Щепка! Как мог у кого-то язык повернуться дать ей такое прозвище?
 – Вы боитесь лошадей? – спросил он, видя ее встревоженное лицо.
 Она покачала головой.
 – Боюсь только упасть с лошади.
 – Если будете следовать моим инструкциям, не упадете и лошадь вас не сбросит, что гораздо опаснее. – Он поздоровался с конюхом, подметающим двор конюшни, окликнув его по имени, затем распахнул дверь конюшни и провел Камиллу внутрь.
 – Вот она. Это Мармеладка.
 Граф остановился у стойла, где стояла гнедая лошадь с широкой спиной и большими бархатными глазами. Она ела из мешка корм.
 – На ней ездила Маргарита, когда впервые пересела с пони на лошадь, – объяснил Филип, ласково глядя на кобылу. – Она довольно старая, но очень добрая, такая добрая, что моя озорница сестра долго на ней не ездила. Неделю или две, а затем Маргарита пересела на самого резвого жеребенка в конюшне.
 – Мармеладка, – тихо произнесла Камилла, когда граф вывел лошадь из стойла. – Она действительно смирная?
 У девушки был такой испуганный вид, что Филипу пришлось подавить смех. Ему вдруг очень захотелось успокоить ее, погладив по щеке. Но вместо этого он твердо взял ее за подбородок.
 – Где же ваше мужество и храбрость? – поддразнил он, но глаза его оставались холодными. – Та ли это девушка, которая ударила меня по голове подсвечником несколько ночей назад? Которая только вчера пела как соловей в комнате, полной незнакомых людей? Ну же, встряхнитесь и будьте внимательны. У меня очень мало времени, чтобы сделать вас похожей на всадницу, имеющую хоть какой-то опыт.
 – Если вы считаете, что это возможно…
 – Я знаю, что это возможно.
 Он был удивительно терпелив, когда показывал Камилле, как садиться на лошадь и управлять ею. Сначала девушка испытывала страх, сидя на высокой спине Мармеладки, но вскоре, следуя советам графа, она почувствовала себя увереннее. По натуре Камилла не была робкой и пугливой, но ей казалось, что невозможно за короткое время добиться успеха. А попасть в глупое положение перед изысканным обществом ей не хотелось. Но час езды под умелым руководством Филипа вселил в нее надежду, что она сможет успешно выдержать этот день.
 – Мы с вами не станем ждать полудня, когда остальные приедут в Уэсткотт-Парк, мы выедем пораньше и встретим гостей у озера, – сказал Филип, наблюдая, как Камилла ездит шагом на Мармеладке по двору возле конюшни. У нее хорошие осанка и посадка, с одобрением отметил он, и она больше не выглядит до смерти перепуганной. – Таким образом, – объяснил он, – вам придется только возвращаться домой в обществе, а для этого у вас уже достаточно практики верховой езды.
 – Отличная идея! – Камилла благодарно улыбнулась ему. – Надеюсь, вашим гостям не придет в голову ехать галопом?
 – Я прослежу за этим, – мрачно пообещал граф. – Но если даже это и случится, то мы отстанем. Никто не увидит ничего необычного в том, что влюбленная парочка хочет побыть некоторое время наедине. Представляю, как Бриттани будет мучиться от ревности!
 По-видимому, такая перспектива ему очень нравилась. Камилла кивнула и похлопала Мармеладку по шее. «А почему бы и нет?» – сердито подумала она. В конце концов, именно ради этого и затевается весь спектакль!
 Вскоре появился Джером, ведя под уздцы крупного вороного жеребца графа. «Капризный дьявол по кличке Сатана», – так назвал его Филип.
 Если она и обратила внимание на то, с какой грацией граф Уэсткотт вскочил на своего горячего жеребца, с какой легкостью он властной рукой управляется с животным и какие у него широкие плечи под коричневым сюртуком, то не подала виду. Решительно поджав губы, с потемневшим, сосредоточенным взглядом, она пустила Мармеладку шагом рядом с Сатаной, и они двинулись к озеру.
 Стоял чудесный день, и Филип поддерживал с ней непринужденную беседу, указывая на разные интересные места, попадавшиеся им по дороге. Сады, цветники, лабиринт и тщательно подстриженные лужайки Уэсткотт-Парка – все вызывало у Камиллы восхищение.
 «Я бы с радостью провела здесь всю жизнь», – подумала девушка, наслаждаясь пением птиц и великолепным зрелищем небесного купола, раскинувшегося над мирной сельской местностью, подобно ярко-голубому шатру.
 Когда они добрались до намеченного места пикника, ее охватил еще больший восторг.
 – Ох, как чудесно! – воскликнула Камилла с неподдельной радостью. На расстоянии нескольких ярдов от них сверкало на солнце озеро. Пара лебедей безмятежно скользила по его серебристо-голубой поверхности. Сама поляна заросла густой мягкой травой, в центре ее живописно раскинулся одинокий старый дуб. Среди низкого кустарника и камней прыгали белки, воздух был полон птичьих трелей. Она знала, что Шарлотта должна привезти с собой съестное для пикника – холодных цыплят, хлеб, сыр и пирожные, и ее энтузиазм еще усилился. Особенно теперь, когда она так удобно чувствовала себя на Мармеладке.
 – А что находится за той оградой? – спросила Камилла, указывая на низкую кирпичную стену с южной стороны озера.
 – Пастбища. Они располагаются значительно ниже и сильно заболочены. Туда ездить не советую, если только вам не нравится шлепать по грязи.
 Камилла увидела, как он легко соскочил с седла, и спросила:
 – А как я слезу?
 – С моей помощью. – Граф улыбнулся, поднял руки и осторожно спустил ее на землю. Руки у него были сильные и крепко сжимали ее за талию, когда он опустил ее на мягкую траву.
 – Как щиколотка? – осведомился он, и Камилла обратила внимание на то, что он так и не убрал рук с ее талии.
 – Гораздо лучше, я уже почти не чувствую боли.
 – Хорошо.
 Он все еще не убирал рук с ее талии. Напротив, его объятия стали еще крепче, он старался притянуть ее поближе к себе. Камилла затрепетала, чувствуя опасную близость мужского тела. Его чистый, пряный запах привлекал ее; она инстинктивно уступила силе его рук, неотрывно глядя в смуглое, притягательное лицо, в глаза, так пристально всматривающиеся в нее.
 – Милорд… – начала она совсем не таким твердым голосом, как хотела, но он лишь покачал головой и прижал ее к себе еще сильнее.
 – Филип. Скажите это, Камилла.
 – Филип – что это значит? Не думаю…
 – Вот и хорошо, и не думайте. Я уже сам обо всем подумал. Гости скоро будут здесь, и мы должны разыграть перед ними небольшую любовную сцену.
 Сердце Камиллы бешено забилось.
 – Вот как вы это называете? – выдохнула она.
 Граф рассмеялся низким, хриплым смехом, от которого в ее жилах вспыхнул огонь.
 – Я хочу, – тихо продолжал он, – чтобы Бриттани застала нас в момент поцелуя. Ну же, это всего лишь часть нашей договоренности, клянусь вам. Но станет очень эффективным оружием, если правильно все сделать. Вы позволите?
 Нет. Она должна ответить «нет». Это неприлично, глупо, даже опасно. Целоваться с мужчиной, чтобы заманить в ловушку другую женщину? Это безумие! И все же, когда она смотрела в эти сверкающие глаза, серые, как рассвет, нечто неподвластное ей дрогнуло и расцвело в ней пышным цветом. Сердце забилось от предвкушения, и она поймала себя на том, что смотрит на его чувственный рот. Камилла помнила тот поцелуй в беседке и, Боже правый, ей хотелось еще.
 – Вы уверены, что это необходимо?
 – Абсолютно уверен.
 Внезапно послышался топот копыт, и, оглянувшись, они увидели группу всадников, скачущих к ним по парку.
 – Бриттани, вы как раз вовремя, любовь моя, – пробормотал граф с коротким смешком и еще ближе привлек к себе Камиллу. Руки его скользнули по ее затылку, прижимая крепче. Он нагнул голову и поцеловал ее со всем пылом необузданной, пламенной страсти.
 Он, наверное, воображает, что целует Бриттани, подумала Камилла, чувствуя, как его рот настойчиво ищет ее губы, а сильные руки крепко обнимают ее. Потом она уже ни о чем не думала. Его восхитительно пылкие губы слились с ее губами, и Камилла ощутила, как земля уходит у нее из-под ног.
 Его руки сжимали ее все сильнее, скользили по ее плечам и спине, обжигая своими прикосновениями. Инстинктивно ее руки обвились вокруг его шеи, и Камилла страстно ответила на его поцелуи. Прошла тысяча лет или одно мгновение, – она не могла сказать, – когда рядом раздался небрежный, спокойный голос Бриттани:
 – Марчфилд, кажется, у нас входит в привычку вторгаться в самый неподходящий момент. Покорно просим прощения, Филип.
 Граф отпустил Камиллу и медленно поднял взгляд. Все еще ошеломленная после горячих, страстных поцелуев, девушка с восхищением отметила выражение удивления, которое так правдоподобно изобразил граф на своем лице. Без малейшего смущения он поздоровался с группой молодых людей, спешившихся неподалеку от них.
 – Простите нас, Бриттани. Мы совершенно забылись. – Держа Камиллу за руку, учтивый и спокойный, как всегда, он повел ее к вновь прибывшим. – Шарлотта, у вас корзина с продуктами для пикника? Мы с Камиллой проголодались, пока ездили верхом.
 – Миссис Уайет превзошла самое себя. У нас тут хватит еды на две недели, – рассмеялся Джеймс.
 Пока Филип беседовал с мистером и мисс Фитцрой и с мисс Дру, Бриттани, ослепительная в костюме для верховой езды персикового цвета и шляпе с перьями, разглядывала Камиллу с насмешливой улыбкой.
 – Ваша лошадь ушла далеко, – заметила она, и Камилла увидела, что Мармеладка, которую не привязали, забрела к кирпичной ограде. – Но, – рассмеялась Бриттани, обмениваясь взглядами с Марчфилдом, стоящим, как обычно, рядом с ней, – она выглядит слишком смирной, чтобы убежать. Бедная мисс Смит! Разве Филип не мог найти для вас в своей конюшне более достойного коня?
 – Конечно, мог, но я выбрала Мармеладку. Она напомнила мне о моей собственной дорогой Гвиннет, лошади, на которой я училась ездить верхом, – объяснила она, находя тайное удовольствие в том, чтобы назвать лошадь именем своей старой мучительницы. – Боюсь, я слишком сентиментальна, но о своем выборе не жалею. У этой лошади самый добрый нрав, какой только можно себе вообразить.
 – В этом нет сомнения, но ведь для верховой лошади это не самое главное! – И Бриттани похлопала свою серую кобылу, которая казалась столь же резвой, как и Сатана графа.
 – Конечно, нет.
 – Я немного разочарована, – призналась Бриттани, пристально глядя на спокойное лицо Камиллы. – Ведь я надеялась, что мы устроим сегодня скачки.
 Марчфилд сардонически поднял брови.
 – Бедная мисс Смит, – сказал он, повторяя слова Бриттани, что Камиллу несказанно разозлило. – Боюсь, верхом на этом животном у вас не много шансов на победу.
 Лорд Кирби, услышав это замечание, подошел к ним и подмигнул Камилле.
 – Если вы задумали скачки, Марчфилд, то держу пари, что победит Филип. Он всегда побеждает.
 – Он ни разу не соревновался ни с Марчфилдом, ни со мной, – возразила Бриттани.
 Кирби, который был еще более красив, чем обычно, в темно-желтом сюртуке и коричневых бриджах, с блестевшими на солнце светлыми волосами, запрокинул голову и рассмеялся.
 – Прелестница, он соревновался со мной, и если уж я не смог его победить, то тем более никому из вас не удастся это сделать.
 – Вы так легко признаете его превосходство над собой? – уколола Бриттани, ее тон был язвителен. – Как это не похоже на вас. Я полагала, что вы более высокого мнения о собственных способностях.
 – Красавица ненаглядная, вы меня ранили в самое сердце. – Кирби покачал головой, глаза его смеялись. – Но правда должна восторжествовать, какой бы болезненной она ни была. Когда речь заходит о лошадях, или пистолетах, или о кулачном бое, Филипу нет равных. Никто не может его победить, в том числе и вы, Марчфилд. Даже Джеймс, со своей любовью к боксу, не смог бы победить его на ринге. Но когда дело касается фехтования, миледи, – прибавил он, холодно кланяясь Бриттани и улыбаясь Камилле, – то тут я непревзойденный мастер. Филип в детстве был искусным фехтовальщиком, но не выиграл у меня ни одного боя.
 – Это правда. – Филип подошел к ним вместе с остальными и со смехом продолжал: – У тебя есть излюбленный неожиданный смертоносный выпад, который способен сразить любого противника. Но не забудем отдать должное Джеймсу. Он всегда был непревзойденным победителем в другом виде соревнований.
 – Правда? – заинтересованно спросила Шарлотта. – В каком?
 – Кто больше съест пирогов.
 Все засмеялись, и Камилла почувствовала облегчение: Бриттани больше не заводила с ней разговора о Мармеладке. И все благодаря лорду Кирби. Догадавшись, какую игру затеял граф, и продолжая оставаться его соперником в борьбе за Бриттани, он тем не менее уже дважды помог Камилле выйти из неловкого положения, и она испытывала к нему самые теплые чувства. Внезапно Камилла почувствовала себя счастливее, чем когда-либо, оттого, что находится здесь, участвует в странном приключении вместе с этими неожиданно появившимися у нее новыми друзьями.
 Участники пикника вышли на поляну и здесь, на ковре из сочной зеленой травы, разостлали цветное одеяло.
 – Да, Джеймс мог съесть за четверть часа больше пирогов, чем любой из деревенских мальчишек, которые считали себя отличными едоками, – продолжал Кирби. И он похлопал ухмыляющегося Джеймса по спине. – Помню, один раз он проглотил пятнадцать пирогов с персиками, а мы всего по три каждый, – и выжил!
 – Не напоминай, – простонал Джеймс. – Меня потом два дня тошнило!
 Лицо Кирби смягчилось.
 – Ты так позеленел, и Макс решил, что ты умрешь. Он заставил тебя дать обещание, что ты никогда больше не совершишь такого дурацкого поступка. А Маргарита сказала…
 Тут он осекся и, прикусив губу, бросил на Филипа пристальный взгляд. Но тот уставился на свои сапоги, лицо его оставалось непроницаемым. Кирби продолжал с притворной веселостью:
 – Ну, посмотрим, что сегодня приготовила для нас миссис Уайет. Надеюсь, не пирожки с персиками.
 Все это произошло очень быстро, но Камилла заметила, как напрягся Филип при одном упоминании имени Маргариты, и еще она заметила, что в глазах Джеймса появилось знакомое мрачное выражение. Лорд Кирби тоже на некоторое время притих, но когда корзинка с продуктами была вскрыта и ее содержимое было встречено восторженными восклицаниями, печальные воспоминания исчезли, и возобновился оживленный, веселый разговор.
 День был прекрасный, и компания была в настроении повеселиться. Предложение устроить гонки было принято. Филип согласился участвовать и соревноваться с Бриттани, лордом Кирби, мистером Фитцроем и Джеймсом.
 Шарлотта предложила Камилле присоединиться к ней и другим молодым женщинам, которые также отказались участвовать в гонках и отправились собирать цветы.
 – Не покидайте меня, мисс Смит, – неожиданно окликнул ее лорд Марчфилд. – У меня нет желания ни мчаться сломя голову на коне по парку, ни охотиться за цветами. Спасите меня от скуки, почтив своим обществом.
 Отказаться от этого приглашения было невозможно. Камилла бросила на Шарлотту тревожный взгляд.
 – Мне кажется, вы должны согласиться, чтобы не показаться невежливой, – успела лишь шепнуть она: мисс Фитцрой взяла ее под руку и увлекла за собой.
 Пока всадники рассаживались по седлам, лорд Марчфилд повел Камиллу в сторону озера.
 – Пойдемте, мисс Смит, я знаю идеальное место, с которого можно наблюдать за скачками. Вон там. – И он указал на длинное ровное возвышение недалеко от озера. – Линия финиша будет у того дерева. Вы сможете сами определить победителя. Но конечно, вы уверены, что это будет ваш возлюбленный Филип.
 – Я надеюсь.
 – По-видимому, вы сильно привязаны к нему. Но, боюсь, вы слишком неопытны и не знаете, что всего несколько дней назад Филип пылко добивался благосклонности другой женщины.
 Камилла замерла. Этот человек либо заподозрил что-то неладное, либо просто пытается мутить воду. А она не намерена никоим образом ему помогать.
 – Мои отношения с графом Уэсткоттом никого не касаются, сэр. – Камилла посмотрела на него в упор, как часто смотрела на пьяных возчиков, торговцев или матросов в «Розе и лебеде», когда их ухаживания становились оскорбительными. Не многие мужчины могли бестрепетно выдержать этот пылающий взор. – Если я не подвергаю сомнению то, что у него на сердце, почему вы должны это делать?
 – Смертельный удар, – насмешливо воскликнул он, хватаясь за грудь и изображая раненого.
 Камилла подобрала юбки, собираясь уйти.
 – Ваше поведение оскорбительно, милорд, – тихо произнесла она.
 – Погодите. Я прошу прощения. – Он схватил ее за руку и заговорил примирительным тоном. – У меня нет изысканных манер графа Уэсткотта, и иногда я говорю чересчур откровенно, но уверяю вас, дорогая мисс Смит, я не хочу никого обидеть.
 «Лжец», – подумала Камилла, но остановилась, холодно глядя на него. Интересно, что именно вызвало такую вражду между ним и Филипом? Нечто большее, чем заключенное пари. Не говорил ли Джеймс что-то о дуэли в ту ночь, когда умерла Маргарита, дуэли, на которой граф дрался с протеже Марчфилда?
 – Вы с Филипом знакомые, но не друзья, как мне кажется, – медленно произнесла Камилла, наблюдая за его невозмутимым лицом. Какую-то секунду он казался изумленным ее откровенным высказыванием, потом маска вежливости снова опустилась на его лицо, и он рассмеялся:
 – Вы не только красивы, но и наблюдательны, мисс Смит. Поздравляю моего знакомого Филипа. У него отличный вкус. Только лучше ему поостеречься, когда он привезет вас в Лондон. Вас может украсть какой-нибудь пылкий поклонник.
 – Это столь же вероятно, милорд, как и то, что вы можете выиграть скачки пешком. Смотрите, они начали.
 Камилла почувствовала воодушевление, когда Сатана сразу же опередил всех остальных. Она невольно отметила, с какой легкостью Филип управляет конем. Странное чувство гордости охватило ее, когда она смотрела на этого умелого наездника, восхищаясь его мастерством, очевидным даже для нее, неопытной в искусстве верховой езды. В какой-то момент бешеной гонки по просторному лугу гнедой Джеймса приблизился было к великолепному черному жеребцу, затем отстал. Бриттани и Джеймс шли голова к голове. Внезапно Бриттани пришпорила лошадь, и та сделала резкий бросок вперед и догнала Сатану, когда обе лошади проносились под нависшими ветвями дерева. Они вровень прошли последний поворот перед финишной прямой.
 – Леди Бриттани великолепно ездит верхом, не так ли? Она вот-вот обгонит Филипа, – шепнул Марчфилд на ухо Камилле.
 Камилла не ответила. Ее взгляд не отрывался от двух всадников, мчащихся по изумрудному полю. Гривы коней развевались, копыта мелькали в траве.
 – Давай, Филип. Давай, Сатана, – выдохнула она и услышала, как рассмеялся рядом с ней Марчфилд.
 – Бесполезно, мисс Смит, Бриттани впереди! – хрипло произнес он, но только он произнес эти слова, как Сатана рванулся вперед, подобно шаровой молнии, и пересек финишную линию, опередив кобылу на длину корпуса.
 Сама того не сознавая, Камилла подпрыгнула, возбужденно хлопая в ладоши. Однако в следующую же секунду у нее вырвался крик: Бриттани, натягивая поводья своей лошади, неожиданно допустила ошибку, и ее кобыла споткнулась на полном ходу. Бриттани вылетела из седла.
 В то же мгновение Камилла и лорд Марчфилд бросились к ней, но Филип подоспел первым.
 – Бриттани, любимая, с вами все в порядке? Господи помилуй, вы не ушиблись?
 Он спрыгнул с коня и обнял Бриттани. Она подняла на него взгляд, что-то прошептала, и ее руки обвились вокруг его шеи. Лицо графа осветилось радостной улыбкой.
 Камилла застыла. Она чувствовала себя так, словно получила удар в солнечное сплетение. Нежность, с которой Филип прижимал к себе белокурую девушку, неоспоримо свидетельствовала о его любви к ней. А страстно произнесенные графом слова расслышал даже лорд Марчфилд и метнул на Камиллу насмешливый взгляд.
 – Как видите, мисс Смит, в отличие от меня наша милая Бриттани для графа больше, чем просто знакомая.
 Камилла приложила все усилия, чтобы овладеть собой и ответить на укол графа.
 – Забота графа о своей гостье вполне естественна. Разумеется, леди Бриттани не просто его знакомая, она его друг. И надеюсь, станет и моим другом, когда мы с Филипом поженимся. Простите, я должна пойти и помочь ей.
 Камилла поспешно подошла и опустилась на колени возле пострадавшей. Бриттани, немного бледная, посмотрела на нее с торжествующей улыбкой.
 – Это пустяки, просто царапина. Как глупо с моей стороны! В последний раз я упала с лошади в пять лет! Филип, мне кажется, что я могу встать. Ох! – Она слегка пошатнулась и прижала тонкие пальцы к виску. – Наверное, все же не могу, голова кружится. – Бриттани очаровательно улыбнулась, когда Филип подхватил ее на руки.
 К этому времени к ним подоспели остальные.
 – Вы в состоянии ехать верхом? – спросил Кирби, беря ее за руку.
 – О да, конечно.
 – Лучше не будем рисковать. – Филип покачал головой. – Вы поедете вместе со мной на Сатане. На сегодня хватит и одного несчастного случая.
 – Прошу вас, – запротестовала Бриттани, – я уверена, что в этом нет необходимости. Как глупо с моей стороны стать причиной всей этой суеты. Моя бедная кобыла… Марчфилд, Кирби… кто-нибудь, скажите… с ней все в порядке?
 Кобыла не пострадала, но пикник явно закончился. Быстро уложили остатки еды, оседлали лошадей, и вскоре все были готовы ехать назад к дому. Бриттани с победоносным видом сидела в седле впереди Филипа. Камилла почувствовала легкое замешательство. Теперь ей придется ехать вместе со всеми. Главное – стараться не отставать от других. К счастью, подумала она, все будут ехать медленно из-за Бриттани, у которой кружится голова.
 Ситуация осложнялась тем, что участники пикника наблюдали за ней, и нетрудно было догадаться почему. Открытое проявление нежных чувств Филипа к Бриттани не ускользнуло от внимания компании. Мисс Фитцрой, ее брат, мисс Дру и лорд Марчфилд – все они смотрели на нее, не скрывая жалости и насмешки.
 В их глазах она была женщиной, которой пренебрегают.
 Джеймс подвел к ней Мармеладку. Даже его эта ситуация поставила в тупик.
 – Филип ведет себя чертовски глупо, – пробормотал он. – Теперь эта вертихвостка думает, что он снова у нее на крючке.
 – Полагаю, что теперь мне нет необходимости ехать в Лондон, – слабым голосом сказала Камилла. – Ясно же, что он своего добился. Они оба выглядят очень счастливыми…
 Но вскоре Камилла увидела, что это не так. Бриттани, привыкшая быть в центре внимания десятка поклонников, не могла удержаться, чтобы не купаться в лучах собственной славы после столь драматических событий. Сидя в кольце оберегающих рук Филипа, она продолжала чарующе улыбаться лорду Марчфилду, ласково разговаривать с лордом Кирби, умолять мистера Фитцроя не считать ее бедняжкой из-за того, что с ней случилось. И теперь глаза Филипа потемнели, он хмурился, так как понял, что совершил ошибку, позволив красавице разгадать свою игру. Он посмотрел в сторону Камиллы и, на мгновение задержавшись на ней взглядом, сказал:
 – Любимая, поезжай, пожалуйста, рядом с нами. Твое общество поднимет настроение Бриттани.
 Камилла поразилась спокойствию, даже холодности в его голосе, ничем не выдававшем того огорчения, которое, как она понимала, он должен был испытывать.
 Кивнув в знак согласия, она позволила Джеймсу помочь ей сесть на Мармеладку. И тут все пошло не так.
 Как только Камилла очутилась в седле, добродушная кобыла встала на дыбы и яростно заржала. Отчаянно вцепившись в гриву Мармеладки, девушка изо всех сил старалась не свалиться. Джеймс попытался схватить повод, но лошадь в панике рванулась вперед, закусив удила, и помчалась прямо к кирпичной ограде, за которой начинались пастбища.
 Камилла в отчаянии натянула поводья, пытаясь замедлить стремительный бег Мармеладки. Но лошадь ее не слушалась. Камилле ничего больше не оставалось, как стараться удержаться в седле и не свалиться под ее копыта. Ветка хлестнула ее по лицу. Лошадь и не думала сбавлять темп перед вырастающей впереди кирпичной оградой. Камилла сжала зубы и приготовилась к худшему. Но в последний момент Мармеладка резко остановилась, и девушка, не удержавшись в седле, перелетела через голову кобылы и приземлилась по другую сторону кирпичной преграды.
 Вся компания тревожно закричала. Филип быстро соскочил с коня и, поручив Бриттани попечению мисс Дру, побежал к ограде. Остальные последовали за ним.
 Забравшись на ограду, граф посмотрел вниз и не поверил своим глазам: Камилла лежала лицом вниз, покрытая грязью с головы до ног. Когда она подняла голову, с ее лица и волос стала стекать черная болотная жижа.
 Филип спрыгнул на землю и, не обращая внимания на грязь, обнял девушку.
 – Вы ранены? – спросил он напряженным голосом.
 Ранена? Ошеломленная Камилла покачала головой.
 – Только моя гордость, – шепнула она.
 Прекрасный сюртук графа был весь заляпан грязью. Посмотрев на собственный наряд, Камилла убедилась, что он выглядит не лучше. И вдруг до нее дошел весь комизм их положения. И Камилла звонко расхохоталась.
 Филип изумленно уставился на нее. Но что-то дрогнуло в нем при виде этих сияющих глаз и звуках веселого смеха. И неожиданно он тоже расхохотался.
 – Она не пострадала! – крикнул он Джеймсу и лорду Кирби, которые тоже взобрались на ограду и готовились спрыгнуть вниз. Видя их растерянные лица, Камилла и граф переглянулись и рассмеялись еще сильнее.
 – По-моему, они оба спятили, – воскликнул Джеймс, обращаясь к Кирби, но тот только усмехнулся.
 – Я не слышал, чтобы Филип вот так смеялся с тех пор… очень давно, – задумчиво произнес он. – Эта девушка способна его исцелить, Джеймс.
 Глядя на брата, лежащего в грязи рядом с Камиллой, на них обоих, задыхающихся от хохота и резвящихся, словно дети, Джеймс покачал головой. Но на какое-то мгновение ему показалось, что Кирби прав.




 Глава 14


 Прибытие графа Уэсткотта на следующий день на Беркли-сквер произвело большой фурор. Его свита была достойна короля. В число гостей входили его невеста, два брата и младшая сестра, а также жена брата. Их сопровождала дюжина одетых в ливреи слуг и лакеев. Для этого переезда понадобилось семь карет, доверху набитых багажом, и проворным слугам графа потребовался почти час, чтобы только разгрузить все вещи семейства.
 Однако никто из проходящих или проезжающих по улице в это время не имел возможности увидеть нареченную графа. Перед зеваками лишь промелькнули элегантная голубая накидка и такого же цвета капор, но слухи уже летели по гостиным лондонского общества.
 – Она несравненная красавица, – авторитетно заявил один денди, щеголяющий в желтом сюртуке и коричневых панталонах.
 – Она заурядная скучная девица, – провозгласила Флоренс Персиммонз, подруга леди Бриттани.
 – Ну, если она кузина Шарлотты Одли, то наверняка унылая, чопорная девица. Семейство леди Шарлотты, несомненно, принадлежит к высшему обществу, но они все ограниченные и скучные люди, как кучка епископов, – сделала вывод леди Астерли.
 Ее подруга леди Джерси, патронесса Олмэка, придерживалась иного мнения.
 – Уэсткотт никогда бы не выбрал чопорную и скучную девицу. Если это не очередной слух и он действительно с ней обручен, можно смело утверждать, что она точно так же неординарна и привлекательна, как он сам.
 Камилла быстро устроилась в особняке на Беркли-сквер. Она была счастлива, что Филип в последний момент все же передумал и позволил Доринде ехать с ними в Лондон. Он нанял новую гувернантку, пухленькую молодую женщину по имени мисс Бригэм, которая представила самые лучшие рекомендации и сообщила, что питает особую любовь к маленьким девочкам, а также к кошкам, собакам и всяким другим домашним животным. При виде Щекотки она стала вспоминать о том, как ее папа когда-то принес домой обезьянку для нее с братьями и обо всех проделках, которые та устраивала, и Доринда была тут же покорена.
 Дом на Беркли-сквер представлял собой жилище, о котором можно только мечтать. Он был обставлен с отличным вкусом и имел множество элегантных гостиных и салонов, а также армию предупредительных слуг. Отведенная Камилле просторная кремово-розовая спальня была столь же очаровательна, как и голубая комната, которую она так полюбила в загородном поместье. Девушку мучило лишь волнение перед предстоящим испытанием. Ей было очень странно снова оказаться в Лондоне, но уже не в качестве служанки, а модной и знатной молодой леди.
 Первые несколько дней ее пребывания в Лондоне в качестве мисс Камиллы Смит пронеслись как в тумане. С утра до вечера в доме на Беркли-сквер толпились посетители, приехавшие с визитом к графу. Каждого Камилла встречала с дружелюбием и теплотой, стараясь произвести как можно лучшее впечатление. Пока ей приходилось только пить чай, жевать кексы и поддерживать несложную беседу. С этим девушка легко справлялась. И все же она замечала, что ее пристально рассматривают – лицо, фигуру, как она держит чашку, как отвечает на вопросы. Однако постоянные тренировки с Шарлоттой сделали свое дело: во время таких визитов Камилла чувствовала себя вполне непринужденно. Но что было для нее настоящим мучением, так это продолжительные походы по магазинам и ювелирным мастерским на Бонд-стрит в сопровождении Шарлотты.
 – Это действительно необходимо? – спросила она Шарлотту, когда они стояли перед дверьми уже четвертой за этот день шляпной мастерской.
 – О да, совершенно необходимо, – заверила ее Шарлотта и, войдя в декорированную плюшем мастерскую, с восторгом огляделась. – Мадам Модейн – самая модная мастерица в Лондоне. Если вы хотите произвести неизгладимое впечатление на всех в Лондоне, вы просто обязаны иметь одну, а может, и несколько ее знаменитых шляпок.
 Разумеется, это лучше, чем провести день за уборкой стаканов и мытьем полов в «Розе и лебеде», призналась себе Камилла, завязывая под подбородком шелковые ленты хитроумного сооружения из бледно-розовых шелковых розочек, бисера и кружева. Потом склонила голову к плечу и изумленно посмотрела на свое шикарное отражение. Какой у нее элегантный вид в платье для прогулок цвета зеленого яблока и таких же перчатках! Никто, даже миссис Тумбс и Гвиннет, не узнали бы в этой прекрасно одетой молодой леди с завитыми волосами и румяными щеками служанку из таверны.
 – Эту мы берем, – сказала Шарлотта мадам Модейн, хотя шляпка была очень дорогая. Камилла едва сдержалась, чтобы не запротестовать. Шарлотта с Филипом не уставали повторять ей, что она должна сорить деньгами направо и налево, если хочет произвести нужное впечатление. Каждое потраченное пенни, заверял ее Филип с таким знакомым ей решительным блеском в глазах, оправдает себя, когда их цель будет достигнута.
 Камилла взяла шляпку, упакованную в яркую коробку и перевязанную лентой, и они с Шарлоттой наконец-то покинули мастерскую, направляясь к поджидавшей их городской карете Филипа. Неожиданно они увидели нищего мальчишку лет двенадцати, сидевшего у обочины дороги. Он встал и протянул к ним грязную руку.
 – Подайте шиллинг на пропитание, мисс, – умоляюще произнес он.
 Камилла резко остановилась. Она посмотрела на бледное, изможденное лицо ребенка, и сердце ее болезненно сжалось. Все это время она ходила по магазинам и смеялась с Шарлоттой, а где-то совсем рядом бродили в трущобах голодные дети, не имевшие ни пищи, ни крыши над головой. А Хестер по-прежнему заперта в работном доме, совсем одна, и у нее даже нет теплого одеяла.
 Камилла полезла в сумочку, вынула соверен и положила его на ладонь мальчика.
 – Спасибо, мисс! – выдохнул он, лицо его осветила изумленная улыбка.
 Стоявшая рядом с ней Шарлотта ждала, с тревогой замечая удивленные взгляды, которые бросали на них прохожие.
 – У тебя нет родных? – спросила Камилла у мальчика, не замечая этих взглядов.
 – Нет, мисс.
 – Где ты живешь?
 Он смущенно переступил с ноги на ногу.
 – В переулке возле стекольного завода вместе с другими ребятами. Там не так уж и плохо, мисс, если ночью не дует северный ветер.
 – На Порридж-стрит есть работный дом. Там тебя примут, будут кормить и учить грамоте. Вот, возьми, это тебе обеспечит приветливый прием у женщины, которая заведует этим домом. – Она вынула из сумочки еще один соверен. – Если я дам его тебе, обещаешь пойти на Порридж-стрит?
 Мальчик заколебался, жадно глядя на блестевшую в ее руке монету, и облизнул сухие, потрескавшиеся губы.
 – Хорошо, мисс, – неуверенно произнес он.
 – Как тебя зовут?
 – Саймон.
 Камилла мягко взяла его за руку и посмотрела прямо в круглые карие глаза мальчика.
 – Саймон, я очень хочу, чтобы ты пошел в работный дом. Это приличное место, гораздо лучше того, где ты живешь сейчас. Тебе больше не надо будет попрошайничать ради пропитания. И там живут другие мальчики и девочки, с которыми ты сможешь подружиться. Тебе там понравится, правда. Ну как, пойдешь в работный дом и отдашь эту монету миссис Тумбс?
 – Да, мисс. – Он нагнул голову. – Клянусь, пойду!
 Она отдала ему монету и смотрела, как он побежал в направлении Порридж-стрит.
 – Вы ведь не думаете всерьез, что он пойдет туда? – спросила Шарлотта, когда Саймон исчез за углом.
 – Не уверена. Но я должна была попытаться.
 – Не знаю, как он здесь оказался, – пробормотала Шарлотта, растерянно оглядывая красивые магазины и цветочные бордюры вдоль улицы. – В этой части города редко встречаются нищие, слава Всевышнему.
 Камилла бросила на нее гневный взгляд.
 – Да, – ровным голосом произнесла она, – неприятно видеть голодных, зябнущих людей, когда тратишь целое состояние на наряды. А лучше вообще не знать о существовании этих людей.
 Шарлотта охнула, но ничего не ответила. Они молча поднялись по ступенькам кареты и уселись на бархатные сиденья. Когда кучер тронул карету в направлении Беркли-стрит, Шарлотта набрала в грудь побольше воздуха и тихо сказала:
 – Я знаю, что в Лондоне есть обездоленные. Мы с Джеймсом участвуем в благотворительных акциях нашей церкви, и Филип, конечно, щедро жертвует на многие нужды. Но… видеть это так близко… лицом к лицу… я не представляла себе…
 – Да. – Камилла смягчилась, увидев на лице Шарлотты искреннее огорчение. – Вы и не могли себе представить, никогда не сталкиваясь с этим уродливым миром, невероятно далеким от Беркли-стрит и Уэсткотт-Парка.
 Некоторое время они ехали молча. Солнце скрылось за облаками, и стало заметно холоднее. Камилла подумала о Хестер и дала себе слово, что завтра же купит новое шерстяное одеяло и теплое пальто для Хестер и отправит в работный дом с надежным посыльным.
 Когда они добрались до особняка, Шарлотта сообщила ей, что через час они должны будут одеваться.
 – Филип везет нас в оперу, – объявила она.
 – Сегодня? – изумилась Камилла. – Я думала, мы начнем выезжать только на следующей неделе.
 – Граф хотел сделать вам сюрприз. Ему казалось, что если он скажет заранее, вы будете весь день нервничать.
 – Какая проницательность! Но… что мне надеть? – На мгновение ее охватила паника, она мысленно перебирала дюжину великолепных платьев, купленных за последние несколько дней. Но какое из них подходит к данному случаю, Камилла не имела представления.
 – Шелковое платье цвета «румянец розы» с коротким шлейфом, – не задумываясь, ответила Шарлотта. – Не трусьте, ваша горничная вам поможет. И я тоже. Будет очень весело.
 Весело. Так же, как на том пикнике у озера, когда она выставила себя на всеобщее посмешище, приземлившись прямо в грязь? Всякий раз, вспоминая об этом, она краснела от унижения.
 Но в тот вечер Филип, взяв обе ее ладони в свои руки, настойчиво внушал ей противоположное.
 – Это я чуть было все не погубил, поддавшись своим чувствам, когда Бриттани упала. Как только она поняла, что я все еще к ней неравнодушен, она принялась флиртовать, как самая заурядная кокетка, со всеми присутствующими мужчинами. – И, глядя на нее с улыбкой, добавил: – Больше я не сделаю подобной ошибки. С этого момента я буду предан только вам, моя дорогая мисс Смит.
 – Что ж, я польщена, – со смехом ответила Камилла. Потом стала серьезной. – Но сможем ли мы потом объяснить, что же между нами произошло? Я хочу сказать, если мы объявим всем, что помолвлены…
 – Мы скажем только то, что уже сказали в библиотеке в Уэсткотт-Парке, что намерены пожениться, но окончательного решения еще не приняли. Так все поступают. Это даст нам достаточно свободы для дальнейшего маневра, когда мы представим дело так, будто вы передумали и уехали домой, чтобы выйти замуж за свою первую любовь.
 – Понимаю. А вы получите возможность строить совместное счастье с Бриттани.
 – Именно так, – удовлетворенно улыбнулся граф.
 Еще одно беспокоило ее при воспоминании о том пикнике – внезапная непредсказуемая перемена в поведении Мармеладки. У Филипа на этот вопрос тоже был ответ.
 – Я нашел под ее седлом колючку, – мрачно сообщил он Камилле. – Вот почему она пыталась сбросить вас с седла.
 – Но как туда попала колючка? – Она подняла на него недоуменный взгляд.
 – Марчфилд. – Глаза Филипа гневно сверкали. – Это его рук дело! Негодяй уже давно меня ненавидит, хотя я никогда не думал, что он опустится до такой низости.
 – Но почему он хотел причинить вред мне?
 – Лично вам он не хотел причинить вреда. Если бы вы хоть немного умели ездить верхом, вы бы справились с кобылой и не упали бы. Марчфилд, несомненно, рассчитывал на то, что поднимется небольшой шум, которым он воспользуется, чтобы снова занять свое место возле Бриттани.
 – Какое коварство, вы не находите? – Камилле показалось ужасным, что кто-то может рисковать благополучием другого человека только для того, чтобы достичь собственных целей, но потом, вспомнив холодное, насмешливое выражение лица Марчфилда и его злорадные глаза, она подумала, что он еще не на такое способен.
 – Он опасный человек. – Видя беспокойство на ее лице, Филип сжал ее руки. – Но вам нечего опасаться, Камилла. Больше ничего подобного не произойдет. Я никогда никому не позволю причинить вам вред. Марчфилд дорого заплатит за свою выходку.
 Поглядев на него, Камилла вздрогнула. Его глаза горели такой мрачной решимостью, что ей невольно стало жаль лорда Марчфилда.
 – Что вы намерены делать?
 – Сбить с него спесь.
 Больше он не захотел ничего ей сказать. Но сейчас, одеваясь в оперу, она невольно подумала о Марчфилде. Этот человек казался таким холодным, таким жестоким. Эти ледяные голубые глаза…
 Внезапно ее охватил ужас. Нет, этого не может быть! Камилла опустилась на кровать и прижала ладони к щекам. Неужели это Марчфилд?
 У убийцы голубые глаза. Возможно, он принадлежит к аристократическому обществу и был на маскараде у леди Хэмптон. Лорд Марчфилд удовлетворяет всем трем условиям. Именно на маскараде он заключил пари с Филипом.
 Возможно ли, что он ушел с бала и убил Андерса в гостинице «Белый конь»?
 Камилла села на стул у туалетного столика и закрыла глаза, пытаясь представить себе лицо Марчфилда под той ужасной маской.
 Это мог быть он, но с уверенностью утверждать это она не могла.
 Камилла бессознательно комкала в руках тонкую ткань своего платья. Неожиданно она бросилась к комоду и выдвинула ящик, где хранились ее перчатки и носовые платки. Порывшись в них, девушка нашла смятую записку, которую привезла с собой в Лондон. Она не откладывая должна отправить ее властям вместе с анонимным письмом, в котором все объяснит.
 Стук в дверь заставил ее засунуть письмо обратно в ящик.
 – Войдите! – крикнула Камилла дрожащим от волнения голосом.
 Это была ее горничная Мэри, полная краснолицая женщина средних лет, обладающая большим запасом здравого ума и отличным вкусом.
 – Прелестно, мисс, просто прелестно. – Мэри широко улыбнулась и протянула ей белую бархатную коробку. – Это для вас, мисс, от его сиятельства. С его самыми искренними пожеланиями, сказал он.
 Внутри бархатной коробки на белой атласной подушечке покоилось сверкающее жемчужное ожерелье, в центре которого сиял крупный розовый аметист точно такого же оттенка – «румянец розы», как и ее платье.
 – Оно… изумительное, – выдохнула Камилла, с благоговением вынимая ожерелье. И, на мгновение позабыв о присутствии Мэри, она прошептала: – Ох, я не могу его принять. Оно слишком дорогое… я не могу…
 – Конечно, мисс, возьмите его, – заявила Мэри. – Но это еще не все. Видите? Эти длинные серьги, возможно, будут выглядеть немного вызывающе на молодой девушке, только что начавшей выезжать в свет, но они великолепны и вам пойдут. У вас особенная внешность, знаете ли, не просто красивая, но… необычная, броская. О, они на вас будут великолепно смотреться, можете быть в этом уверены. Его сиятельство был совершенно прав, когда выбрал их для вас.
 Камилла не знала, что на это ответить, и промолчала. Пока Мэри застегивала жемчужное ожерелье на ее шее и причесывала ее волосы, девушка думала о расходах, на которые шел Филип, чтобы только завоевать Бриттани Девилл. А ведь, насколько могла судить Камилла, Бриттани вовсе не надо было так усердно уговаривать. Эта девушка желала всем сердцем заполучить Филипа, но ей мешали гордость и непомерное самомнение.
 Интересно, будет ли сегодня в опере Бриттани? Может быть, именно поэтому Филип решил туда поехать. И поэтому хотел, чтобы Камилла явилась во всем блеске. Она посмотрела на свое отражение в висящем в простенке зеркале. Розовое платье с глубоким вырезом безукоризненно сидело на ней, ожерелье мерцало в пламени свечей. Казалось, ее глаза тоже мерцают, как жемчужины, а щеки отливают тем же розовым светом, что и драгоценный камень на ее шее.
 Ей вдруг очень захотелось увидеть реакцию Филипа на ее наряд.
 Камилла стала спускаться вниз. Короткий шлейф поднимался за ней облаком розового газа, а атласные туфельки шуршали по ступенькам, и чувствовала она себя так, словно плыла по воздуху. Филип выходил из библиотеки и, увидев ее, резко остановился, словно пораженный громом.
 – Вы восхитительны, – наконец произнес он, беря ее за руку, когда она спустилась с лестницы. – Камилла, вы выглядите обворожительно.
 Впервые в жизни Камилла смутилась.
 – Благодарю вас за ожерелье, – еле выговорила она. – Оно очень красивое… но такое дорогое. Конечно, когда я уеду, вы сможете его продать… или подарить…
 – Ш-ш. – Граф приложил палец к ее губам. Его глаза с жадностью оглядывали ее с головы до ног. Он не скрывал своего восхищения. – Это ожерелье не может даже сравниться с вашей красотой. Клянусь Богом, я никогда не представлял себе… – Он осекся и покачал головой. – Кто бы мог подумать, что вы окажетесь такой? – удивленно закончил он.
 От его слов Камилла засияла, и ее глаза озарились теплом. Граф был ошеломляюще красив и больше чем когда-либо походил на смуглого, отчаянного пирата. На его галстуке красовалась изумрудная булавка, пышные кружевные манжеты сияли белизной, на пальце поблескивал золотой перстень-печатка. По телу Камиллы пробежала теплая волна удовольствия, когда он взял ее руку и прижался губами к тонким пальцам.
 – Вы тоже великолепно выглядите, – с серьезным видом заверила она Филипа, и тот рассмеялся, запрокинув голову.
 Как раз в этот момент из гостиной вышли Шарлотта и Джеймс и тоже с изумлением уставились на нее. Камилла чувствовала себя, словно во сне. Эта роскошно одетая девушка, собирающаяся в оперу вместе с графом Уэсткоттом и его семьей, всего лишь плод ее фантазии. Сейчас она очнется и очутится на своем чердаке в «Розе и лебеде», а Гвиннет выльет ей на голову ведро воды за то, что проспала рассвет.
 Опера привела Камиллу в восторг. Страстная музыка омывала ее чарующими звуками, заставляя трепетать каждый ее нерв. Из ложи графа она могла видеть всех и быть на виду у всех знатных и разряженных зрителей, большинство из которых, по-видимому, с большим удовольствием смотрели на соседние ложи, чем на сцену.
 Во время антракта Филип ненадолго покинул ложу. В его отсутствие зашли засвидетельствовать свое почтение лорд Кирби и мистер Фитцрой в сопровождении молодого денди лорда Уинтропа. Мистер Фитцрой, явно покоренный прекрасной молодой женщиной с локонами цвета темной меди и блестящими зелеными глазами, выказывал ей всяческие знаки внимания и с явной неохотой представил своего друга, который немедленно упал на одно колено и, схватив руку мисс Смит в розовой перчатке, воскликнул:
 – Моя тетя мне о вас рассказывала. Фредди тоже рассказал о вас, но все равно, все равно я не был готов!
 Камилла, выслушав эту патетическую тираду, онемела от изумления.
 – Не готовы к чему, объясните, сэр?
 – К вашей красоте, вашей утонченности. Моя тетя, леди Астерли, нанесла вам вчера визит и сказала, что вы дьявольски красивая женщина с очень хорошими манерами. А Фредди говорил мне, что вы поете, как ангел. Но мисс Смит, моя дорогая мисс Смит, я никогда не думал… никогда не мечтал… никогда не представлял себе… Простите меня. Я болтаю, как дурак, но хочу только сказать, что я – ваш преданный слуга!
 Камилла расхохоталась и, раскрыв веер, как ее учила Шарлотта, ответила с улыбкой, показывая ямочки на щеках:
 – Как это мило. Вы знаете мою кузину, леди Шарлотту? И ее мужа…
 – О да, да! Но, мисс Смит, позвольте мне узнать, вы посетите костюмированный бал у моей тети во вторник? Она утром пришлет вам приглашение.
 – Как любезно с ее стороны. Я польщена, – воскликнула Камилла. Она вспомнила леди Астерли, матрону с крючковатым носом в коричневом платье и тюрбане, которая во время чаепития очень пристально разглядывала ее и уехала, так и не дав понять, одобряет она ее или нет. Очевидно, одобрила.
 Мистер Фитцрой, бросая недовольные взгляды на лорда Уинтропа, попытался привлечь к себе внимание Камиллы.
 – Не желаете ли завтра покататься в парке, мисс Смит? – удалось вставить ему, прежде чем Уинтроп успел снова заговорить.
 Лорд Уинтроп повернулся к нему и раздраженно нахмурился.
 – Я и сам собирался пригласить мисс Смит покататься, – сказал он сквозь стиснутые зубы. – Проклятие, Фредди, ты меня перебил…
 – Да ведь дай тебе волю, ты никому и слова не дашь вставить, – насмешливо возразил мистер Фитцрой. – Правда, мисс Смит? – с обезоруживающей улыбкой повернулся он снова к Камилле.
 – Мисс Смит уже дала обещание совершить прогулку в парке со мной, – раздался голос за их спинами, и в ложу вошел граф Уэсткотт, непринужденно улыбаясь растерявшимся при виде его джентльменам. – Не так ли, Камилла?
 – Да, действительно, – тут же подтвердила она, лукаво улыбаясь своим разочарованным поклонникам. – Но я буду рада, если вы оба придете завтра к нам на чай – и вы тоже, лорд Кирби, – обратилась она к Кирби, который как раз закончил тихую беседу с Джеймсом и Шарлоттой.
 – С удовольствием. – Кирби улыбнулся ей.
 Лорд Уинтроп и мистер Фитцрой тоже поблагодарили за приглашение и вышли из ложи. Занавес поднялся, и Филип, усаживаясь на свое место рядом с Камиллой, тихо сказал:
 – Наглые выскочки. Разве они не знают, что мы помолвлены? Мало того, что они неделями не отходили от Бриттани, теперь они собираются разбиться в лепешку ради вас.
 Камилла повернулась к нему, в ее глазах прыгали озорные искорки.
 – О, но они такие милые! Так приятно, когда за тобой ухаживают и говорят комплименты. Мне никогда в жизни не делали комплиментов, и смею сказать, это утомительно для женщины вроде Бриттани, которую беспрестанно преследуют поклонники, но не для меня!
 – Не перестарайтесь, – произнес граф ей на ухо, как раз когда начала играть музыка. – Помните, что вы считаетесь моей невестой.
 – Вы действительно собираетесь завтра на прогулку в парк? – шепнула Камилла.
 – Я же сказал, не так ли? А теперь молчите и смотрите на сцену, а не то на нас начнут шикать.
 Но его голос звучал шутливо, и она откинулась на спинку стула со странным чувством удовлетворения: перспектива провести с ним завтра наедине целый час наполнила ее невыразимым волнением. Камилла украдкой бросила взгляд на резко очерченный профиль графа. Какое счастье быть рядом с ним! Даже в том случае, если он проводит с ней время только ради того, чтобы вызвать ревность Бриттани…
 Наступит день, когда этот розыгрыш подойдет к концу. Граф женится на Бриттани, у них будут дети, а она уедет в Париж и начнет новую жизнь, одна. При этой мысли ее охватило ощущение леденящей пустоты. За эти несколько дней она привыкла к великолепной жизни в Уэсткотт-Парке, к семье графа – даже про себя она думала обо всех Одли как о собственной семье. Но они не ее семья. Она не из их круга, никогда не была и никогда не будет одной из них.
 Но сейчас она не хотела думать об этом. Она в Лондоне, ослепительном, великолепном, рядом с самым обворожительным и привлекательным мужчиной в городе, она та женщина, которой он шепчет на ухо, чью руку он держит в своей, на которую смотрит с восхищением, пусть даже это всего лишь его роль в их маленьком спектакле.
 «Давайте вообразим, будто…»
 Когда занавес наконец упал и опера закончилась, а Филип набросил на ее плечи расшитую золотыми блестками шаль, Камилла всем сердцем возжелала, чтобы та игра, в которую играют они, стала реальностью.




 Глава 15


 – Джеред, вот четыреста фунтов. Не потеряйте их ни в коем случае! Как вы думаете, это удовлетворит мистера Уимпнелла, пока вы не сможете достать остальных денег?
 – Придется ему удовлетвориться этим. – Джеред посмотрел на туго набитый деньгами кошелек, врученный ему Камиллой. Они только что встретились в холле и нырнули в библиотеку, залитую солнечными лучами.
 Джеред покачал головой.
 – Мисс Смит, как я смогу вас отблагодарить?
 – Есть две вещи, которые вы можете для меня сделать, Джеред. Одна из них – пообещать мне больше никогда не играть в азартные игры.
 – Это просто! – быстро ответил он и скорчил гримасу. – Ноги моей больше не будет в игорном заведении – по крайней мере до тех пор, пока я не научусь играть получше…
 – Джеред!
 – Я пошутил! Обещаю. Что еще я могу для вас сделать?
 – После визита к мистеру Уимпнеллу вам придется сделать для меня кое-какие покупки. Если это вас не слишком затруднит…
 – Конечно, а какие именно покупки?
 Камилла вручила ему список, и он прочел его вслух:
 – Полдюжины шерстяных одеял, шерстяная ткань, пуговицы, хлеб, сыр, окорок… что это такое, Камилла?
 Она взяла у него список, сложила пополам и сунула в верхний карман его куртки.
 – Хочу послать немного провизии в тот работный дом, в котором я выросла. У меня там осталась маленькая подружка, Хестер. А шерстяная ткань и пуговицы нужны мне, чтобы сшить ей хорошее теплое зимнее пальто.
 Джеред заморгал глазами, глядя на нее.
 – Но так нельзя, Камилла! Деньги, которые дал вам Филип, вы должны потратить на себя!
 Камилла грустно улыбнулась и покружилась перед Джередом, демонстрируя свое платье из кремового муслина с фестонами по воротнику и узкими рукавами, отделанными брюссельскими кружевами.
 – Разве похоже, что я в чем-то нуждаюсь, Джеред? А вам необходимы деньги, чтобы спастись от серьезных неприятностей. Я уж не говорю о Хестер и других детях-сиротах. Им так много всего нужно!
 – Конечно, я помогу вам, – быстро произнес Джеред, видя, как тень грусти затуманила лицо Камиллы. – Вы – самый щедрый человек из всех, кого я знаю, мисс Смит. Я вами восхищаюсь.
 – Спасибо, Джеред, – мягко ответила Камилла, и ее щеки порозовели от этого комплимента. – Мне надо взять капор, – сказала она, с улыбкой направляясь к двери. – Филип сегодня утром везет меня на прогулку, и мне не хотелось бы заставлять его ждать.
 – А я так заставил ждать мистера Уимпнелла, – с отвращением произнес Джеред. – Будь он проклят. Но по крайней мере Филип ничего об этом не знает. Слава Богу. Он бы меня убил.
 – И угроза этого еще не миновала.
 Голос Филипа раздался из-за высокой спинки одного из красных кожаных кресел, стоящих у окна. Через секунду он встал, холодно глядя на застывшую от ужаса пару.
 – Тот, кто подслушивает, никогда не услышит ничего хорошего о себе! – с упреком и возмущением воскликнула Камилла первое, что пришло ей в голову. Джеред побелел, как мрамор, и казалось, безуспешно старается найти подходящие слова.
 Филип подошел к ним с ленивой грацией. Но глаза его горели яростью, и сердце Камиллы упало. Она приготовилась к буре, но он заговорил с ледяным спокойствием, и это было гораздо хуже, чем если бы он начал кричать.
 – Ты меня разочаровал, Джеред. – Слова графа звучали так резко, словно он наносил удары рапирой. – Тебе не только не хватило мужества рассказать мне прямо об угрозах мистера Уимпнелла, но ты опустился до того, что взял деньги у леди. Я предлагаю тебе немедленно вернуть кошелек мисс Смит, если у тебя осталась хоть капля чувства собственного достоинства.
 Джеред, губы которого совсем побелели, отдал Камилле кошелек, избегая встречаться с братом глазами.
 – Тебе, возможно, будет интересно узнать, – холодно произнес Филип, – что твой долг мистеру Уимпнеллу уплачен некоторое время назад.
 В библиотеке раздавалось лишь тиканье часов в ореховом футляре. И Джеред, и Камилла в изумлении смотрели на графа.
 – Он приезжал ко мне в Уэсткотт-Парк, я ведь предупреждал тебя о его визите, помнишь? Я по глупости надеялся, что ты сам придешь ко мне и расскажешь о своих долгах.
 – Я хотел, Филип, но думал, что ты мне шею свернешь.
 – Мог и свернуть. Но мог и понять тебя. Это не приходило тебе в голову? Или ты просто струсил?
 Джеред покраснел как мак, упреки брата привели его в ярость. Но прежде чем он успел сказать что-либо в свою защиту, Филип продолжил мрачным, едким тоном:
 – Я заплатил по твоим обязательствам, Джеред. Но клянусь самим дьяволом, ты возместишь мне каждое пенни из этих денег. Твое ежемесячное пособие будет сильно урезано, и ты будешь докладывать мне ежедневно о своем местонахождении и о своих занятиях в течение неопределенно долгого времени.
 – С радостью. – У Джереда вырвался вздох облегчения. – Что угодно, только бы избавиться от преследований мистера Уимпнелла. Все время на меня это давило… если бы я только знал…
 – Ты бы знал, если бы пришел ко мне, как мужчина, – возразил Филип. – Но мы обсудим это позже. Сейчас мне надо сказать тебе кое-что, не предназначенное для ушей дамы.
 Камилла подняла точеные брови.
 – В английском языке осталось мало слов, которых я бы не слышала много раз, – колко заверила она его. – Я должна сказать кое-что в защиту Джереда. Наша договоренность – это целиком моя идея, не его, и он не должен один нести бремя вашего гнева. Его поведение по отношению ко мне было безупречным. И кроме того, он очень хороший юноша, и вы должны им гордиться…
 – Моя дорогая мисс Смит, – ледяным тоном перебил ее Филип, сильно поколебав мужество Камиллы, – насколько я помню, я плачу вам за то, чтобы вы притворялись влюбленной в меня, хотя вы и не испытываете подобных чувств. Я плачу вам не за то, чтобы выслушивать ваше мнение относительно моего младшего брата, меня оно совершенно не интересует, и держите его при себе.
 Камилла оцепенела. Джеред возмутился было резкостью брата, но девушка заговорила первой, в ее глазах вспыхнул огонь.
 – Я вижу, что с вами невозможно разговаривать, милорд. Вы считаете, что только ваше мнение важно, и больше ничье. И вот что, сэр, – воскликнула она и, сунув руку в кошелек, достала оттуда монету и бросила ее графу. – За сегодняшний день можете мне не платить. Я использую его по своему усмотрению, так что вы не будете обременены ни мной, ни моими мнениями.
 Камилла решительно двинулась к двери, но граф схватил ее за руку.
 – Ничего подобного!
 – Филип, – расстроенно сказал Джеред. – Не вымещай свой гнев на мисс Смит. Ты же сердишься на меня. Это все моя вина…
 – Оставь нас, – гневно перебил его Филип. – Я хочу поговорить наедине с мисс Смит. Мы с тобой выясним отношения позже. Чего ты ждешь? Или ты думаешь, что я собираюсь поколотить эту девушку? Не скрою, она того заслуживает, но полагаю, ты меня знаешь достаточно хорошо.
 – Возможно, ты ее и не поколотишь, но ты будешь кричать на нее и обвинять во всей этой истории, а виноват в ней только я один, и… и я этого не допущу. – Джеред схватил брата за руку и попытался освободить Камиллу, но она быстро заговорила, внезапно испугавшись, что братья подерутся из-за нее.
 – Джеред, пожалуйста, ступайте. Я его не боюсь, – с вызовом прибавила она. – Собственно говоря, у меня тоже есть кое-что, что мне хотелось бы высказать вашему брату наедине.
 – Но…
 – Уходи! – Камилла с Филипом крикнули ему в один голос.
 Джеред, обескураженный, переводил взгляд с одного на другого, потом медленная улыбка разлилась по его лицу.
 – Полагаю, силы равны, – протянул он, пятясь к двери. – Однако, Филип, если бы я бился об заклад, то поставил бы свои деньги на леди.
 – У тебя нет никаких денег, – успел бросить ему Филип сквозь зубы, прежде чем со стуком захлопнулась тяжелая дубовая дверь библиотеки.
 Филип посмотрел сверху вниз на девушку, чей горящий взгляд обжигал его, как огонь. «Думай только о деле», – приказал он себе, невольно любуясь зеленым огнем ее необыкновенных глаз, чувственным ртом, темно-рыжими густыми локонами. Одна упрямая прядь волос выбилась из прически и очень мило упала ей на лоб. Камилла нетерпеливым жестом отбросила ее назад. Она одновременно выглядела до крайности взбешенной и очень решительной. Взрывоопасное сочетание.
 – Мы должны поговорить, – заговорил граф, пытаясь вспомнить, почему так разозлился.
 – Могу ли я вас остановить?
 – Даже не пытайтесь. С каких это пор вы считаете необходимым вмешиваться в мои семейные дела? Долгами Джереда должен заниматься я, а не вы. Если вы не понимаете всего неприличия вашего поступка…
 – О, так мы говорим о приличиях, милорд? Но разве не вы навязали служанке роль вашей невесты, и это для того, чтобы леди, которую вы любите, прибежала к вам, словно покорная собачонка? И где же тут приличия, милорд?
 – Перестаньте называть меня милордом.
 – Почему? Разве вы обращаетесь со мной как с равной? Впрочем, вы никого не удостаиваете таким обращением, даже членов своей собственной семьи. Они все вас боятся. Как вы могли ожидать, что Джеред придет к вам добровольно, если у него были все основания полагать, что вы будете с ним резким и сурово накажете его? Ваша строгость делает его несчастным. А Доринда так ждет, чтобы вы обратили на нее внимание, но…
 – Довольно!
 Лицо графа стало белым, гримаса боли исказила его черты. В глазах застыло невыносимое страдание.
 Камилла ахнула и поднесла дрожащие руки к горлу. Что она сказала? Как могла причинить ему такую боль? Филип резко повернулся и подошел к окну. Долгое мгновение Камилла смотрела на него в потрясенном молчании.
 – Простите меня, – сдавленным голосом произнесла она и, подойдя к нему, сжала его руку. – Ох, Филип, пожалуйста, простите. Это неправда, все не так, ваша семья вас любит – они все вас ужасно любят. Вы не должны обращать на меня внимания, я всегда говорю не то, что надо, любой вам подтвердит…
 – Вы сказали правду. Никогда не извиняйтесь за правду, Камилла. – Его голос звучал ровно и невероятно спокойно. Но пальцы, которые она держала в своей руке, слегка дрожали.
 – Это только часть правды. То, что они вас любят, тоже правда. Семейные отношения очень сложны. Чувства не всегда понятны. Любовь, ненависть, страх, уважение, нежность. Все это может существовать одновременно. Филип, я знаю, как сильно вы всех их любите, и они тоже это знают.
 Камилла почувствовала, что плачет. Из жалости не к себе, а к нему. Она никогда и никому не причиняла боли, а сейчас заставила глубоко страдать человека, который был к ней добрее, чем кто-либо за все время после смерти ее родителей. Человека, который всегда обращался с ней, как с леди, который привел ее в дом, доверился ей и на время сделал членом своей семьи. Она не могла перенести жестокости собственной вспышки.
 Граф вдруг обернулся и посмотрел ей в глаза.
 – Почему вы плачете? – Теперь его голос звучал хрипло.
 – Я… я сделала вам больно.
 – Камилла, не плачьте. Не надо из-за меня плакать. Я заслужил все то, о чем вы говорили.
 – Нет, не заслужили, – прошептала она. Импульсивно она протянула руку и прикоснулась к его лицу, к этому худощавому, красивому лицу, в надежде хоть как-то смягчить горечь в его глазах. – Я вспылила… и все преувеличила…
 – Одна из черт, которая мне в вас больше всего нравится, – вы всегда говорите правду. Не пытайтесь сгладить впечатление, детка. Я всем порчу жизнь и очень хорошо это понимаю.
 Филип хотел ущипнуть ее за щеку, чтобы придать своим словам шутливый оттенок. Готов был поклясться, что именно это он и собирался сделать. Но вместо щипка он ласково провел по щеке пальцем. И мгновенно ощутил, как по телу Камиллы пробежала дрожь.
 Что-то в нем дрогнуло в ответ, и граф почувствовал знакомое томление. Он посмотрел в ее лицо, отражавшее самые разные чувства: удивление, нежность, нетерпение, сострадание. И внезапно, не задумываясь, привлек ее к себе.
 Не успев ничего понять, он уже ласкал ее, черпая силу в женской нежности ее тела, успокаиваясь от прикосновения ее пахнущих розами волос к своей щеке.
 – Камилла, Камилла. – Он удивился: один звук ее имени приносил ему исцеление.
 – Все в порядке, Филип. – Она прижалась к нему, полная желания ободрить его, загладить свои резкие слова. – Джеред, Доринда, Джеймс – с ними все в порядке.
 – Я пытался задавить в них это проклятое сумасбродство и склонность к необузданным поступкам, но мне это не удалось. – Зачем он ей все это рассказывает? И что еще более странно, он не мог остановиться. – Я лишь заставил их ненавидеть меня. – Граф застонал, ему нелегко давалось признание собственного провала.
 – Они не испытывают к вам ненависти. – Камилла откинулась назад в кольце его рук и улыбнулась ему завораживающей улыбкой, шедшей прямо из глубины ее души. – Что бы вы ни сделали, я знаю, что у вас были на то причины. Я… мне не следовало вмешиваться.
 Она выглядела такой милой, такой встревоженной и грустной, ее грудь так невинно прикасалась к его, что он вдруг ощутил непреодолимое желание поцеловать девушку. Вот и говори о присущем Одли сумасбродстве! Изо всех сил стараясь подавить в себе это преступное желание, которое шло вразрез с их договоренностью, Филип медленно отпустил Камиллу, сделал шаг назад и глубоко вздохнул, чтобы прийти в себя.
 – Я обещал вам прогулку по парку, Камилла. Идите за своим капором и поедем.
 Она несколько мгновений смотрела на него долгим, испытующим взглядом, затем, не говоря ни слова, кивнула. На этот раз вопреки обыкновению она повиновалась беспрекословно.
 Когда Камилла вышла из библиотеки, Филип в отчаянии запустил пальцы в волосы и уставился невидящими глазами на массивные книжные полки вдоль обшитых панелями стен. В его библиотеке были тысячи томов по истории, романы, поэтические сборники и философские эссе, все они содержали в себе мудрость и знания многих веков. И все же, стоя перед ними, он напрасно пытался понять свое собственное поведение. Что-то в Камилле Брент было такое, что нарушало все его планы. На нее он не мог сердиться. С ней ему хотелось говорить и думать о том, о чем он ни с кем не говорил, – о горестных событиях последних лет, которые он похоронил внутри себя, стараясь изо всех сил быть сильным ради своей семьи.
 Может быть, причина в том, что она посторонний человек, и он мог, не опасаясь, открыться ей? Ему никогда не пришло бы в голову признаться Бриттани в собственной слабости. Внезапно Филип понял, что никогда ни о чем серьезном не разговаривал с Бриттани. Она никогда не проявляла ни малейшего интереса к его семье. Филип задумался. Как бы она прореагировала на проблемы Джереда? Сразу же пришла бы к нему и все рассказала во избежание скандала, решил он. Но с другой стороны, Джеред не доверился бы Бриттани. Она внушала ему слишком большую робость.
 А вот в Камилле нет ничего пугающего. Милая, честная девушка, она слишком близко все принимает к сердцу, и поэтому к ней испытываешь доверие. Слишком прямодушная, да. Несколько эксцентричная. Он ухмыльнулся, вспомнив, как она пряталась в шкафу у Доринды, как чихала, стоя с котенком в руках. И как лежала в грязи после того, как Мармеладка перебросила ее через ограду. И как ангельски пела в Мэрроуинг-Холле. Она была возмутительна, восхитительна и необычайно рассудительна в одно и то же время. Но возможно, именно поэтому всем вокруг – даже Шарлотте, которая обладала особым чутьем на неискренность, – было с ней так чертовски легко.
 В этот момент Филип понял, что Камилла теперь для него нечто большее, чем просто служащая, выполняющая за деньги временную работу. Она стала ему другом. Всем им.
 Через несколько минут Камилла спустилась вниз по лестнице. Филип ждал в холле и смотрел на прекрасное видение в шляпке со страусовыми перьями, приближающееся к нему.
 – Миледи, ваша карета ждет, – торжественно произнес граф, и глаза его сверкали от удовольствия, когда он накидывал ей на плечи мантилью.
 – Вы поедете очень быстро? – нетерпеливо спросила Камилла, после того как граф отпустил конюха, державшего лошадей под уздцы, и помог ей сесть в экипаж. – Мне всегда было интересно, что чувствуешь, когда несешься вперед с бешеной скоростью, так что ветер свистит в ушах. Это должно быть очень здорово! Когда я узнала, что вы доехали до Ньюмаркета меньше чем за четыре часа…
 Граф бросил на нее странный взгляд.
 – Кто вам рассказал о Ньюмаркете? Это было много месяцев назад.
 – О! – Камилла покраснела, потом громко рассмеялась. – Я слышала об этом в таверне. Тогда весь Лондон говорил о вашем знаменитом пари. Видите ли, одна из служанок в таверне приходится кузиной одному из ваших лакеев. Поэтому ей было все известно об этом пари, и точное время вашего путешествия, и в какое восхищение привела ваша победа весь высший свет.
 – Понятно. А как зовут этого очень болтливого лакея? – сухо осведомился он.
 – Кажется, Эндрюс или, может быть, Уолтерс?
 Он улыбнулся.
 – Ваша память так же исключительна, как и ваше умение ездить верхом. Не припоминаю никого из моих слуг с таким именем. Когда-то у нас был Сандерс и конюх по имени Андерс, но это было очень давно…
 – Андерс? – Камилла подпрыгнула на сиденье рядом с ним. Несмотря на свежий октябрьский воздух, она побледнела. – Не… не Генри Андерс?
 – Да, но он не мог быть кузеном этой девушки. Генри Андерс ушел из Уэсткотт-Парка три года назад и поступил на работу к Марчфилду. С тех пор я о нем ничего не слышал.
 Голос графа звучал угрюмо. На его лице появилось прежнее замкнутое, жесткое выражение.
 – Нет, Андерс не был кузеном Фредерики, но имя его мне знакомо. Однажды я встретилась с его другом в «Розе и лебеде», и тот что-то говорил о нем. Похоже, вам не очень нравился этот человек.
 – Он был уволен при весьма неприятных обстоятельствах, – сухо ответил Филип.
 – Вот как. Он… что-нибудь украл… или…
 – Он пренебрег своими обязанностями.
 Филипу явно не хотелось говорить об Андерсе, но Камилле было необходимо узнать о нем как можно больше.
 – Вы говорите об этом с такой горечью. Значит, вы его не любили?
 Филип, ловко управляя резвой парой каурых коней на узких лондонских улицах, мысленно перенесся на три года назад, в то время, когда Маргарита еще была жива.
 – Генри Андерс позволил моей сестре уехать из дому одной в ту ночь, когда она погибла. Маргарита была сорвиголовой и последовала за Джеймсом и братьями Кирби, пустившимися в очередную дикую эскападу. Если бы Андерс ее остановил или предупредил бы ее гувернантку или миссис Уайет, возможно, она и Максвелл Кирби сегодня были бы живы.
 – Я не знала. Простите меня. – Камилла спрятала лицо в меховой воротник своей мантильи. По ее телу внезапно пробежала дрожь. Она спрашивала себя, было ли простым совпадением то, что тот человек, убитый в «Белом коне», работал у Филипа, а затем у Марчфилда. Что-то во всем этом ее настораживало, но она не могла понять, что именно. Итак, между убитым и лордом Марчфилдом существовала связь. Возможно, Андерс запугивал лорда Марчфилда все эти годы; вероятно, он заставил Марчфилда взять его на службу, а потом стал вымогать у него огромные суммы денег.
 Но почему? В чем заключалось это вымогательство?
 Камилла вздрогнула, и Филип бросил на нее внимательный взгляд. Когда кони вошли в ворота Гайд-парка, граф свернул на дорогу для карет и пустил каурых шагом.
 – Вам холодно. Вот, возьмите это. – Граф достал из-под сиденья красное шерстяное одеяло, которым Камилла закутала ноги. Но не прохладный осенний воздух заставил ее дрожать, а родившиеся в ее голове подозрения. Камилла попыталась думать о чем-нибудь другом. Сейчас не время размышлять об этом деле, иначе Филип заметит ее тревогу и начнет расспрашивать, а она никого не хотела впутывать в эту историю.
 – Вы очень молчаливы, – заметил Филип, обменявшись приветствием со знакомым наездником, который поскакал вперед по параллельной дорожке.
 – Я думала о Джереде. – Камилла незаметно скрестила пальцы, чтобы оправдать свою ложь. К счастью, разговор перешел на другую тему, ту, которую ей хотелось обсудить гораздо больше.
 – Я должен извиниться перед вами за свое поведение в библиотеке, – сказал граф, бросая на нее быстрый взгляд. – Вы проявили большое великодушие, пытаясь помочь Джереду. Благодарю вас.
 – Как же иначе? – с чувством ответила Камилла. – Он был в таком отчаянии, когда признался мне во всем.
 – Самое обидное, – тихо сказал он, – что он доверил свою беду вам, а не мне.
 – Он благоговеет перед вами, Филип. – Камилла повернулась на сиденье и пристально посмотрела на его чеканный профиль. – Он так хочет получить ваше одобрение, что страшится вашего гнева. Он молод и, несмотря на все свои браваду, юмор и обаяние, в глубине души понимает, что ему необходима ваша помощь.
 – Только я не слишком тороплюсь предложить ее, не так ли? Бог мой, а я ведь так хотел защитить их, защитить их всех!
 – Нельзя защитить их от самих себя, – мягко сказала она. – Они такие, какие есть. И они чудесные люди. Неужели вы этого не видите?
 – Я вижу, что они – Одли до мозга костей. Так же, как и я сам.
 – Это же прекрасно. И не пытайтесь меня обмануть, вы тоже так думаете!
 Несмотря на мрачное настроение, Филип не смог сдержать улыбки.
 – С одной стороны, это хорошо, но с другой – плохо. Однако… ну, наверное, единственный способ заставить вас понять – это рассказать вам кое-что, о чем знают лишь немногие. – Он остановил коней на одной из пустынных дорожек, вдоль которой росли кусты поздних роз, и, глядя прямо перед собой неподвижным взглядом, заговорил: – Когда умер отец, я унаследовал не только его титул, но кое-что еще. Никто не знает об этом, кроме поверенного и судебного исполнителя. Мой отец настолько запустил свои дела, что ему угрожало полное банкротство. Пришлось заложить Уэсткотт-Парк. Другие поместья уже давно были заложены. Я унаследовал одни долги. Отец имел несчастье пристраститься к азартным играм и сильно проигрывал. Он занимал деньги, пытаясь отыграться, и все больше увязал в долгах. Никто, разумеется, ничего об этом не знал. Вступив в права наследства, я только тогда обнаружил, в каком плачевном состоянии его денежные дела.
 Камилла ужаснулась. Она представила себе, как Филип был потрясен, когда узнал обо всем и понял, что теперь на его плечи ложится ответственность за спасение семьи от долгов.
 Камилла старалась найти слова утешения, но, судя по выражению лица графа, он не очень-то нуждался в них. Однако она знала, что под кажущейся спокойной уверенностью таятся боль и отчаяние.
 – Какое тяжелое время вам пришлось пережить! – мягко сказала она. – Я вас могу понять, хотя бы отчасти. Мой отец тоже был страстным игроком, и его постигла та же участь. – Филип повернулся к ней. Он вспомнил печальную историю, однажды ею рассказанную. – Когда умерли мои родители, – тихо продолжила Камилла, – открылись долги отца. Все ушло на их уплату.
 Да, она его понимает, подумал Филип, и у него сжалось сердце. И насколько все оказалось ужаснее для нее, маленькой девочки, которая не могла исправить безнадежное положение дел. У него были преимущества – время, средства и власть, чтобы действовать, ведь он был уже взрослым и принадлежал к высшему обществу.
 – Что было дальше? – спросила Камилла, сжав руки на коленях.
 – Я ввел строгую экономию и сделал несколько довольно смелых вложений, чтобы избавиться от кредиторов. И к счастью, деньги, столь необычно вложенные мной в морские перевозки, принесли хорошую прибыль. Появились средства на уплату долгов и для дальнейших инвестиций. Кажется, у меня есть способности к бизнесу, которые не являются слишком хорошей рекомендацией для высшего света, но очень полезны в жизни. – На мгновение его лицо осветила лукавая улыбка, смягчившая резкие черты. – Во всяком случае, я смог выкупить закладную на Уэсткотт-Парк и получать прибыль от поместий. Ни братья, ни сестры так и не узнали, какая опасность грозила нам всем. Но я-то знал. И впервые меня начала тревожить эта проклятая необузданность Одли, которая имела такие печальные последствия для моего отца. Но только после гибели Маргариты я по-настоящему испугался.
 Камилла долго не могла решиться задать сокровенный вопрос.
 – Как погибла Маргарита? – Эти слова прозвучали почти неслышно, как дыхание ветерка.
 Филип откинулся на спинку сиденья и отпустил поводья. Каурые беспокойно перебирали копытами.
 – Я вам расскажу, – тяжело произнес он. – Я не говорил об этом ни с кем с той ночи, когда это случилось, но… вам я расскажу, Камилла. Тогда вы поймете, что произошло между мной и Джеймсом. Я вам расскажу, как моя красивая младшая сестра, у которой впереди была целая жизнь, умерла ужасной смертью. Я вам расскажу, что именно случилось с Маргаритой.




 Глава 16


 – Однажды вечером, когда я был в Лондоне, Джеймс, Алистер и Максвелл Кирби решили поехать в соседнюю деревню, переодевшись простыми фермерскими парнями, чтобы выпить и покутить с местными ребятами в таверне. Очевидно, там работала служанка, которая… э-э… привлекла внимание Джеймса. Это была глупая мальчишеская выходка, – мрачно продолжал Филип, – которая обернулась трагедией. Маргарите тогда исполнилось пятнадцать, и она была большой озорницей. Девочка подслушала их разговор и стала умолять взять ее с собой. Они отказались, отослали ее прочь и на том успокоились. Но Джеймсу следовало знать, что Маргариту это не остановит. Более упрямой и капризной девчонки я не знал. Она ни за что на свете не согласилась бы провести вечер в обществе гувернантки, за шитьем или чтением, зная, что ее брат отправился на поиски приключений.
 Камилла представила себе бойкую девочку, которая наметила свой план действий.
 – Значит, она тайком отправилась следом за ними?
 – Да. Сказала мисс Пим, что у нее болит голова, и сделала вид, что отправилась спать. А сама прокралась на конюшню, взяла свою полудикую лошадь по кличке Полночь и поскакала в деревню одна. Джеймс видел, как она появилась в таверне, переодетая мальчиком, и заказала кружку эля. Он пришел в ярость и хотел было вытащить ее из таверны и отвезти в Уэсткотт-Парк, но Алистер и Максвелл, уже порядком опьяневшие, стали собираться домой и предложили взять с собой Маргариту. Джеймс отпустил ее с братьями Кирби, а сам остался. Он был в прекрасном настроении, к тому же, как он мне потом признался, служанка из таверны проявила к нему интерес.
 Филип замолчал, его пальцы с силой сжали поводья.
 – В том, что произошло потом, не было их вины. Это был несчастный случай, результат глупого, капризного желания Маргариты отправиться ночью в таверну и безответственности Джеймса, который не проследил, чтобы она благополучно вернулась домой.
 Внезапный порыв ветра сорвал с деревьев золотисто-красные листья и погнал их по дорожкам парка. Камилла стряхнула с колен листик и осторожно сняла второй лист с плеча графа. Филип неподвижно уставился на стройные ряды деревьев, окружающие Гайд-парк.
 – В ту ночь стоял туман, ни луна, ни звезды не могли указать им путь. Алистер потом рассказал мне, что Маргарита, которой мало было уже совершенных в тот вечер глупостей, уговорила братьев скакать наперегонки. Те были пьяны и согласились; они пустили лошадей в галоп, но вскоре Алистер вынужден был остановиться, так как его затошнило. Начался сильный дождь. Алистер уже приближался к границам родного поместья, когда вспомнил, что неподалеку отсюда стоит заброшенный домик смотрителя, где можно укрыться от дождя. Проехав немного, он вдруг увидел пламя, бушевавшее над вершинами деревьев. Не разбирая дороги, Алистер поскакал в сторону огня и увидел, что горит тот самый дом. Но не это заставило его похолодеть от ужаса – в стороне от дома были привязаны лошади Макса и Маргариты. Обезумев от страха, животные били копытами и вставали на дыбы. Мы точно не знаем, что произошло, но похоже, что, пытаясь развести огонь в очаге, Макс, все еще сильно пьяный, опрокинул масляную лампу. Дом вспыхнул в одно мгновение – вот так. – Филип щелкнул пальцами. – Никто из них не успел добраться до выхода. И Макс, и Маргарита сгорели заживо. – Граф закрыл глаза и медленно опустил голову на руки.
 Камилла почувствовала, что к глазам подступили слезы. Какая нелепая, страшная смерть! Маргарита, которой было всего пятнадцать лет, и Максвелл Кирби, беззаботный, веселый юноша. Неудивительно, что ни Джеймс, ни Алистер Кирби, ни Филип не в силах были говорить о случившемся.
 – Мне очень жаль, Филип, – наконец с трудом проговорила Камилла. – Но как вы можете обвинять Джеймса в гибели Маргариты? Ведь он никак не мог предвидеть столь трагической развязки!
 – Если бы он сам отвез Маргариту домой, сегодня она была бы жива. Равно как если бы я был в Уэсткотт-Парке, а не дрался на дуэли с Андре Дюбуа. – Он посмотрел на нее, и в его серых глазах отразилась глубоко спрятанная боль. – Я виню себя ничуть не меньше, чем Джеймса, – прошептал он.
 – Если бы, если бы… – Камилла нежно взяла его лицо в свои ладони. Голос ее прервался. – Вы не можете вечно казнить Джеймса и себя! Вы не вернете Маргариту, но у вас еще остались братья и сестра, которым нужна ваша любовь. Любите их, Филип, лелейте их. Пусть ваши гнев и боль останутся в прошлом, иначе они разрушат ваше настоящее!
 – Не могу.
 – Нет, можете. Вы должны любить своих ближних такими, какие они есть. Возможно, следует рассказать им правду о вашем отце, чтобы они поняли, к чему может привести дикое сумасбродство Одли. Хотя лично я нахожу эту черту очень привлекательной!
 Филип задумчиво смотрел на Камиллу. Девушка подавила в себе желание убрать с его лба упавшую прядь волос. «О, перестань делать глупости, – одернула она себя. – Разве не очевидно, что у него есть более важный повод для беспокойства, чем то, что ты в него влюблена? Если он догадается, все будет испорчено».
 В последнее время между ними завязалась дружба. Камилла чувствовала это и была несказанно рада. На большее она и не смела рассчитывать. Но эта дружба драгоценна для нее, и она пойдет на все, лишь бы сохранить ее. Прежде всего он не должен догадываться об истинном характере ее чувств к нему. Ей придется быть очень осторожной и осмотрительной во всем, что она говорит и делает, чтобы скрыть правду.
 – Я действительно расскажу им об их деде, – медленно произнес Филип. – Может быть, тогда Джеред поймет, какая опасность таится в азартных играх.
 Он подобрал поводья и тронул коней. В лицо им подул резкий ветер.
 – Погода меняется, – пробормотал граф. – Лучше мне отвезти вас домой, пока вы совсем не замерзли. Вряд ли это хороший способ отблагодарить вас за то, что вы выслушали меня.
 – Нет нужды меня благодарить, – прошептала Камилла и, помолчав, спросила: – Почему вы не можете примириться с Шарлоттой?
 – Джеймс познакомился с ней всего через год после смерти Маргариты. Я считал, что ему еще рано жениться. Казалось, это очередной безрассудный поступок – связывать себя в столь юном возрасте семейными узами, да еще с девушкой, с которой он знаком всего два месяца. Их роман развивался стремительно, и они настаивали на том, чтобы вступить в брак как можно скорее. Я пытался их остановить, хотел, чтобы они проверили свои чувства в течение какого-то времени, но Джеймс стоял на своем. Мне ничего не оставалось, как уступить, хотя я и был уверен, что он совершает ошибку.
 – Но это не было ошибкой, – мягко напомнила она. – Они с Шарлоттой влюблены друг в друга. Вы наверняка это видите.
 – Да, даже я это вижу, – согласился он с коротким смешком. – Ясно как день, что они счастливы вместе. Но поскольку в свое время я резко возражал против брака, то между нами теперь существует неловкость, которую мы не в состоянии преодолеть. У Шарлотты все время такой вид, будто она меня до смерти боится, и сознаюсь, мне хочется за это надрать ей уши. Какой-то бес внутри меня заставляет играть роль жестокого тирана.
 Камилла прижала ладони ко рту, пытаясь подавить смех.
 – Так вы делаете это нарочно?
 – Я хотел бы остановиться, но… знаете, при вас мне легче. – Он усмехнулся. – Я заметил, Камилла, что уже не чувствую себя таким чудовищем в вашем присутствии. Как вы думаете почему?
 – Возможно, потому, что вы тратите всю свою энергию на то, чтобы исправлять мои ошибки, прежде чем я выставлю себя на посмешище перед обществом, и у вас не остается сил на то, чтобы мучить бедняжку Шарлотту.
 Филип рассмеялся.
 – Ваши ошибки исчезают быстрее, чем я думал. Вы меня восхищаете. Если бы я не знал вашу историю, то подумал бы, что вы получили воспитание в семье герцога или маркиза, а они, как вы знаете, очень чопорны.
 – Бриттани – дочь маркиза, вы хотите сказать, что она тоже чопорна? – уколола его Камилла.
 Каурые кони вынесли экипаж из ворот парка и свернули на оживленную улицу. Филип задумчиво ответил:
 – В какой-то мере. Бриттани – воплощение аристократизма, леди с головы до ног. Сама благопристойность, как и ее мать. Они поклоняются принятому этикету и ненавидят все необычное. Их обеих оскорбили бы некоторые повадки Одли. Я старался вести себя как можно осторожнее, когда ухаживал за ней, чтобы не отпугнуть, но мне это не всегда удавалось. – Он невесело рассмеялся. – Если бы Бриттани узнала о нашем с Марчфилдом пари, например, она возненавидела бы нас обоих. И была бы абсолютно права, это действительно очень дурной тон.
 – О нет. Я думаю, это так романтично, когда двое мужчин соревнуются между собой, пытаясь добиться благосклонности дамы.
 – Правда? – Он с недоверием посмотрел на Камиллу, его позабавил восхищенный блеск в ее глазах. – И вы еще заявляете, что совсем не романтичны?
 Камилла ахнула. «Дурочка, эдак он тебя быстро раскусит!» – укорила она себя, напуганная собственным промахом. Она думала о том, как чудесно было бы, если бы Филип так отчаянно добивался ее, заключал пари с другим мужчиной, сражался за нее, делал все, что в его силах, только бы заставить ее полюбить его.
 – Я не романтична, но… наверное, любая девушка, даже очень здравомыслящая, становится немного романтичной, если любит, – пробормотала она. – О, смотрите, вон Бриттани и Флоренс Персиммонз едут с лордом Марчфилдом. – Испытывая облегчение от возможности уйти от разговора, она радостно помахала им рукой, а Филип кивнул головой, проезжая мимо всадников.
 – Марчфилд времени зря не теряет, – сердито сказал он и поджал губы.
 – Да, но я думаю, что успех не сопутствует ему. Вы видели, как Бриттани на меня посмотрела? Словно кинжалом пронзила. Наверняка она ужасно ревнует.
 – Возможно. – Филип нахмурился и погрузился в собственные мысли.
 Камилла догадалась, что он думает о своем глубоком чувстве к Бриттани. Ему хотелось бы быть сейчас с ней в экипаже, целовать ее, держать в своих объятиях, строить планы предстоящей свадьбы. Как ему, наверное, скучно быть связанным этим розыгрышем, ухаживать за женщиной, которая его совсем не интересует! Настроение ее резко упало. А она-то думала, что граф действительно получает удовольствие от проведенного с ней времени. Наивная мечтательница! Ее недавняя радость от возникшей между ними дружбы улетучилась. Она отвернулась, чтобы Филип не заметил заблестевших на ее ресницах слез.
 Филип быстро погнал коней к Беркли-сквер, стремясь оставить позади воспоминание о Бриттани и Марчфилде. У него вдруг резко упало настроение, и он не мог понять причину этого. Только что он был совершенно доволен, даже более чем доволен, он был почти счастлив. Но встреча с Бриттани в компании с Марчфилдом напомнила ему о стоявшей перед ним задаче.
 Задаче! Он удивился этому странному слову. О чем он думает? Добиться руки Бриттани было не задачей, а самым заветным его желанием. Брак с Бриттани положит конец его сумасбродным наклонностям, поможет создать домашний очаг для Доринды и Джереда. Ее элегантный аристократизм благотворно повлияет на своенравные порывы Одли, а ее полная страсти красота и смех… они согреют его душу и его постель, сделают их совместную жизнь счастливой. Бриттани. Скоро она будет принадлежать ему, пообещал он себе. И бросил взгляд на молчаливую девушку, сидящую рядом с ним в экипаже. Заручившись помощью Камиллы, он не может потерпеть неудачу.
 Когда они вошли в дом, Дарджесс сообщил, что приходили лорд Кирби, мисс Дру и мистер Фитцрой с визитом к мисс Смит и очень сожалели, что не застали ее. Камилла рассеянно что-то ответила, положила капор на инкрустированный золотом столик в холле и принялась расстегивать мантилью.
 Пальцы у нее дрожали, и она никак не могла справиться с верхней пуговицей.
 – Позвольте мне. – Филип протянул руку, чтобы помочь ей, но Камилла отпрянула. Нет. Ей не вынести его прикосновения, она не в силах справиться со своими чувствами.
 – Пустяки, я сама расстегну, – пробормотала Камилла и дернула изо всех сил, не замечая, что за пуговицу зацепилась ее цепочка от талисмана. Пуговица и цепочка отлетели одновременно, зазвенев по мраморному полу. Пока Дарджесс доставал пуговицу, укатившуюся под раскидистый папоротник, который рос в кадке рядом со столиком, Филип нагнулся и поднял фигурку льва на разорванной цепочке. Он держал ее в руке, и она сверкала в лучах вечернего солнца, проникавших сквозь полукруглое окно над дверью.
 – Мой талисман! Ох, нет! – воскликнула Камилла при виде разорванной цепочки.
 – Мне очень жаль. – Заметив на ее лице выражение отчаяния, Филип удивился: – Он имеет для вас какую-то особую ценность, не так ли?
 – Ничего особенного. – Камилла вдруг вспомнила о французе, который приходил в работный дом в поисках сироты с талисманом в виде фигурки льва. – Разве что… Ну, это не имеет значения.
 Филип почувствовал, что она не хочет говорить в присутствии Дарджесса, и взял ее под руку.
 – Пойдемте в малую гостиную.
 Камилла послушно направилась в малую гостиную, небольшую комнату, оклеенную золотистыми обоями и изящно обставленную желтыми бархатными диванами и креслами с высокими спинками. На столике у дивана и на каминной полке красовались вазы с букетами ярких цветов.
 – Вы собирались рассказать мне, что значит для вас этот талисман.
 – Ничего особенного. – Камилла покачала головой. – Просто когда я в последний раз навещала свою подружку Хестер в работном доме, она рассказала мне странную историю. Хестер не из тех детей, которые любят врать, иначе я бы ни за что ей не поверила.
 Камилла подошла к камину, за решеткой которого горел небольшой огонь, и протянула к нему руки, наслаждаясь теплом. Филип следил за каждым ее движением.
 – Что же рассказала девочка?
 – Однажды к ним приходил какой-то француз, он искал сироту, у которой был талисман в виде золотого льва. Но миссис Тумбс, управляющая работным домом, ответила, что не знает такой сироты и никогда не видела подобного талисмана.
 Камилла отвернулась от огня и взглянула прямо на Филипа, молчаливо стоящего у двери.
 – Миссис Тумбс солгала. Она хорошо знала этот талисман. Когда я впервые появилась в работном доме, она пыталась отнять его у меня. Это была битва характеров.
 – Нет нужды спрашивать, кто победил, – заметил граф, и смех в его глазах согрел ее внезапным теплом. Несмотря на грустное настроение, Камилла невольно улыбнулась в ответ.
 – Да, я одержала победу. Миссис Тумбс сказала, что я могу оставить себе этот проклятый кулон и убираться вместе с ним к дьяволу.
 Смех в его глазах исчез. Он внезапно представил ее себе, испуганную, несчастную девочку, которой пришлось сражаться за талисман – единственное, что у нее осталось от ее семьи, и его словно кинжалом пронзило.
 – Я все время забываю, какая у вас была трудная жизнь. Подумать только, через что вы прошли…
 – Я рассказала вам это не для того, чтобы вызвать сочувствие, – быстро сказала смущенная Камилла. – Вы спросили меня о талисмане, и я рассказала все, что мне известно.
 – Так вот почему, – медленно произнес Филип, внимательно глядя в ее зеленые глаза, которые, как он знал, скажут ему правду, – вы собирались в Париж. Вы хотели отыскать этого француза.
 Попалась. Ей ничего не оставалось, как кивнуть. Лукавая улыбка тронула ее губы, когда она взглянула на него.
 – Теперь вы знаете мою тайну. Знаете, что я еду во Францию не потому, что влюблена в кого-то.
 – Да, конечно. – Внезапно граф подошел к ней и сжал ее руки в своих сильных, больших ладонях. – Вы очень милая, Камилла Брент, вы знаете об этом? – мягко спросил он. – Милая и наивная. – Он покачал головой. – Как бы там ни было, вы не можете ехать в Париж одна. Это не место для красивой девушки, не имеющей покровителя. – Камилла попыталась было возразить, но граф остановил ее: – Я не собираюсь мешать вашим поискам, я хочу вам помочь. – Он опять осторожно сжал ее руки. – Возможно, я смогу добыть для вас кое-какие сведения до бала в Уэсткотт-Парке. Вы мне позволите попытаться?
 – Можно подумать, что если я отвечу «нет», вы откажетесь от этой мысли! – усмехнулась Камилла, слишком хорошо зная характер Филипа.
 – Разумеется, нет! Я задал этот вопрос ради приличия. – Он улыбнулся, глядя на нее сверху вниз. – Кокетка, – ласково произнес он.
 Сердце Камиллы сжалось. Она почувствовала, как горят ее ладони от его прикосновения, как ее телу становится тепло от его близости.
 – Раз уж вы все равно сделаете то, что пожелаете, – ответила она, заставив себя отнять у него руки, – я не только даю вам разрешение, но и благодарю вас. Вы очень добры.
 Внезапно ее охватило сильное желание встать на цыпочки и поцеловать его. Не только у Одли бывают дикие, безрассудные порывы. На какое-то мгновение, глядя в его смуглое красивое лицо, в его пронзительные серые глаза, так внимательно смотревшие на нее, она испугалась, что поддастся этому безумию. Невольно отпрянув, Камилла сжала кулаки, так что ногти впились в ладони.
 – Я обещала Доринде поиграть с ней в домино перед ужином. – Она заставила себя весело улыбнуться и обошла его кругом. – Спасибо за прогулку. И за обещанную помощь. Я увижу вас вечером?
 – Боюсь, что нет. Я собираюсь в клуб.
 Камилла постаралась ничем не выдать своего разочарования и покинула его, весело пожелав приятного вечера. Наверху, в своей комнате, она встала перед зеркалом и в отчаянии посмотрела на свое раскрасневшееся, напряженное лицо.
 – Я не влюблена в Филипа Одли, – сердито сказала она себе. – Я слишком благоразумна, чтобы в него влюбиться. – Она топнула ногой и произнесла, как заклинание: – Я ни в кого не влюблена.
 Но внутренний голос насмешливо шепнул: «Лгунья. Несчастная глупая лгунья».
 Лучше бы ей никогда не покидать «Розу и лебедь», никогда не чувствовать ласкового прикосновения шелковых платьев к своей коже, не спать на пуховой постели в спальне с пылающим камином, не пробовать деликатесов за дворянским столом, не наслаждаться приятной беседой в изысканном обществе. Лучше бы ей никогда не знать могучей силы объятий графа Уэсткотта, не ощущать его поцелуя на своих губах, не заглядывать в его завораживающие глаза. Лучше бы никогда не видеть его улыбки, не слышать его голоса, не смотреть, как он входит в комнату – сама элегантность – весь в черном, стройный, полный насмешливого юмора. Он отчасти рыцарь, отчасти пират, отчасти одинокий маленький мальчик. И отныне и навсегда – он часть ее самой.
 Камилла сбросила с ног кожаные кремовые туфельки, бросилась на кровать под балдахином и дала волю слезам отчаяния.


* * *

 Он быстро вытер слезы, услышав стук в дверь кабинета. Он был слишком горд, чтобы обнаружить свое горе, даже перед старым Жаном, самым преданным слугой.
 Жан низко поклонился, глаза его взволнованно блестели при тусклом пламени свечей.
 – Ваша светлость, она будет говорить! Эта проклятая женщина наконец-то желает рассказать вам то, что ей известно.
 Герцог выпрямился в кресле, в его глазах зажглась надежда.
 – Приведи ее ко мне немедленно, – приказал он ровным голосом, пытаясь сохранить самообладание.
 Сколько времени он насильно продержал в замке эту женщину? Ее заперли в удобной спальне, кормили отличной пищей, не причиняли никакого вреда, лишь предупредили, что она останется пленницей герцога до тех пор, пока не расскажет ему все, что знает о его дочери. Но она проявляла упорство – до сих пор.
 Неужели она действительно откроет ему нечто такое, что поможет найти девочку? Или это только уловка, чтобы попытаться получить свободу?
 Сейчас все станет ясно, мрачно подумал он.
 Герцог встал и прошелся по кабинету, глядя в окна на холмы и поля, окутанные ночной тьмой. Где-то в этом мире живет его дочь. Но где? И сможет ли он ей объяснить ту извилистую цепочку событий, которая привела их к нынешнему положению?
 Мысли герцога перенесли его в прошлое, к тому глупому, добродушному юноше, которым он когда-то был, женившемуся по желанию своей семьи на высокородной красавице, с которой едва был знаком, и одновременно имевшему тайную связь с самой знаменитой куртизанкой Парижа. Женевьева околдовала его на время – о, как она его околдовала! Он был ослеплен ее чувственной красотой. А потом он узнал, что его молодая прелестная жена ждет ребенка, и все каким-то образом изменилось. Он сам изменился, по-настоящему влюбившись в свою милую, прелестную Антуанетту, и твердо решил порвать с любовницей. Неожиданно выяснилось, что Женевьева тоже носит ребенка. Герцог был в потрясении. Пообещав куртизанке обеспечить будущее ее и ребенка, он признался, о чем потом горько пожалел, что любит Антуанетту и отныне будет ей верен.
 По воле судьбы оба младенца появились на свет в один день – обе девочки. Ребенок Антуанетты был здоровым, крепким, а ребенок Женевьевы родился мертвым, как сообщил герцогу посыльный. Оплакивая в глубине души эту потерю, герцог все же почувствовал облегчение: теперь ничто больше не связывало его с Женевьевой и он мог смело перечеркнуть эту страницу своей жизни.
 Однако герцог жестоко ошибся. Женевьева, любившая его сильно, неистово, была глубоко уязвлена неверностью своего любовника. В ней вспыхнула безумная жажда мести, которая толкнула ее на чудовищный поступок. Герцог ни о чем не догадывался и только недавно узнал ужасную правду…
 А тогда он был счастлив и беспечен. Семейная жизнь дарила ему столько радостей: нежная любящая жена Антуанетта, очаровательная малышка Лизетта. Так прошло четыре года. Страшная трагедия лишила его всего, что было ему дорого в жизни. Антуанетта с маленькой Лизеттой отправилась в путешествие в Лиссабон, где он должен был вскоре присоединиться к ним, но этому не суждено было случиться. Их корабль утонул в море во время шторма. Антуанетта и Лизетта погибли вместе с остальными пассажирами. В его замок пришло страшное известие о гибели жены и единственного ребенка.
 Он был уничтожен.
 Герцог так и не женился снова. Проводил свои дни в одиночестве, в трауре, не в состоянии забыть свою прекрасную жену и очаровательную маленькую дочь. Один за другим шли скучные, пустые годы. Герцог состарился и чувствовал себя опустошенным и уставшим от жизни.
 Недавнее событие сильно изменило жизнь герцога. В его руках случайно оказался дневник с записями врача, принимавшего роды у его жены.
 Ребенок Женевьевы не умер. Он родился живым и здоровым. Но его мать задумала дьявольский план. Она заплатила врачу Антуанетты и сопровождавшей его акушерке, и те похитили из колыбели законнорожденную дочь герцога и подложили вместо нее ребенка, рожденного любовницей. Без сомнения, Женевьева испытывала огромное удовлетворение при мысли о том, что ее дочь теперь живет в доме герцога, купается в роскоши, ее любят, лелеют и растят, как герцогиню. Законная же дочь герцога была отдана бездетной паре англичан, путешествующих по Франции, с которыми случайно познакомился доктор, как явствовало из его записей в дневнике. Эсквайр и его жена, которые увезли девочку в Англию, были уверены, что она сирота, подарок от Бога, доставшийся им в ответ на их молитвы, и воспитывали ее как собственную дочь.
 Герцог резко отвернулся от окна и обратил изможденное, но все еще красивое лицо к портрету Антуанетты над письменным столом.
 – Я стараюсь найти ее, любимая, – хрипло прошептал он. – Стараюсь найти девочку, которую мы никогда не знали, нашего ребенка, нашу малютку…
 В этот момент дверь открылась и Жан ввел Сюзетту.
 – Что вы можете мне сказать? Где моя дочь? – холодно спросил герцог.
 – Все, что я знаю, я вам уже сказала, – огрызнулась она. – Разве вам не сообщили имен тех людей, которым отдали ребенка?
 – Да, сообщили. Более того, я узнал, что они погибли, а девочку поместили в работный дом или сиротский приют где-то в Англии. – Герцог гневно сжал кулаки. – Мой человек обшарил всю страну в поисках хоть каких-то следов. Но мы зашли в тупик, Сюзетта. Ни в одном из работных домов и приютов не подтвердили, что к ним поступала девочка по имени Камилла Брент. Никто ничего не знает о золотом талисмане с фигуркой льва, который доктор положил в одеяло малютки, перед тем как передать ее эсквайру и его жене. Мы не можем двигаться дальше. Вы должны знать больше! Вы должны мне помочь! Разве вас не мучит стыд, угрызения совести, за то ужасное деяние вашей хозяйки, деяние, которое вы помогли ей осуществить?
 – Я не испытываю никаких угрызений за мои услуги мадам! – воскликнула Сюзетта, злобно сверкая своими маленькими глазками хорька. – Но мадам умерла, а я хочу сейчас покинуть этот дом, поэтому я скажу вам то единственное, что мне известно, и это, возможно, вам поможет. Но вы должны поклясться мне, – сказала она, выпрямляясь и с вызовом глядя на графа, – что я смогу выйти отсюда и меня оставят в покое!
 – Клянусь, вы не задержитесь здесь ни на минуту, но что касается покоя, то это зависит от вашей совести и от Бога, – ответил герцог, стараясь сдержать бурлившие в нем чувства.
 Сюзетта улыбнулась холодной, торжествующей улыбкой.
 – Ну, тогда слушайте, ваша светлость, – насмешливо произнесла она. – Несколько лет назад мадам решила сама выяснить, что стало с девочкой, которую она у вас похитила. Тогда она узнала о гибели эсквайра и его жены и попыталась найти девочку. И нашла ее в одном из работных домов Лондона.
 – Лондон! Но мы справлялись в каждом из…
 – Вы снова недооценили мадам. – Сюзетта бросила презрительный взгляд на герцога. – Она заплатила людям, управляющим этим работным домом, крупную сумму в обмен на молчание. Эти люди должны были начисто отрицать факт пребывания Камиллы Брент в их работном доме, кто бы и когда бы ни стал расспрашивать о ней. Мадам добилась того, что какие бы поиски вы ни предприняли в будущем, они неминуемо завели бы вас в тупик.
 Герцог замер, пораженный злобной предусмотрительностью Женевьевы. Он произнес очень осторожно, стараясь точно понять сказанное ею:
 – Значит, управляющие одного из приютов солгали мне: они знали Камиллу Брент, но намеренно отрицали правду.
 – Да. И этой парочке хорошо заплатили!
 – А теперь вы сообщите мне имена этих людей и адрес приюта, или, клянусь всем святым, вы не уйдете живой из этого замка!
 Сюзетта без страха встретила его бешеный взгляд.
 – Тумбс, – бросила она ему, как мясник бросает кость собаке. – Мистер и миссис Тумбс из работного дома на Порридж-стрит в Лондоне. Они, возможно, скажут, где ваша драгоценная дочь, – за определенную цену!
 Она повернулась и зашаркала к двери. Жан и еще два лакея преградили ей путь, но герцог с горечью произнес:
 – Пусть убирается к дьяволу! Ее присутствие оскверняет этот дом.
 Оставшись один, герцог посмотрел на портрет Антуанетты, и его лицо осветилось слабым светом надежды.
 – Может быть, дорогая, может быть, мы ее скоро найдем! – тихо и горячо прошептал он. – Наша дочурка наконец-то будет с нами!




 Глава 17


 Сумерки уже опустились на Беркли-сквер, когда Шарлотта пришла к Камилле и сообщила ей о том, что Доринда простудилась и должна лежать в постели. Когда она прибавила, что, по словам мисс Бригэм, подвижная маленькая мисс не только плохо себя чувствует, но и хандрит из-за необходимости лежать в постели, Камилла сразу же предложила составить ей компанию на вечер. Шарлотта же выдвинула другой план: молодые женщины заказали много сладостей на ужин, который прислали в детскую, и устроили для девочки маленький праздник. Вскоре к ним присоединились Джеймс и Джеред, которым не понравилось ужинать внизу в одиночестве.
 Доринда, в ногах у которой спала Щекотка, была очень довольна тем, что оказалась в центре всеобщего внимания. Ее развлекали игрой в домино и лотерею, а также рассказами о приемах и операх, которые посетили Шарлотта и Камилла.
 – Жаль, что я еще не взрослая и не могу выезжать, – вздохнула Доринда, гладя котенка. Щекотка проснулась, потянулась, зевнула и удобно устроилась опять под боком у девочки, которая сидела в постели, подложив под спину розовые шелковые подушки. – Взрослым достаются все веселые развлечения, а детям ничего не позволяют.
 Джеред улыбнулся ей.
 – Тебе бы не понравилось на большинстве этих приемов, глупышка. Надо быть вежливой и тихой. Не допускается никакой беготни и прыжков.
 – Это я знаю. – Доринда сердито посмотрела на него и шмыгнула носом, потом потянулась к чашке с бульоном, которую Камилла поставила рядом с кроватью. – Но даже если нельзя бегать и прыгать, то можно танцевать. А это еще веселее, особенно в пышной юбке, со шлейфом и с каким-нибудь очень красивым партнером, вроде тебя, Джеред.
 – Танцы! – Камилла уронила клубок шерсти, который сматывала после того, как им поиграла Щекотка. Девушку охватило сильное волнение. – Я только что подумала вот о чем, Шарлотта: завтра на приеме у леди Астерли будут танцы?
 – Конечно. Вы ведь не хотите сказать, что не умеете танцевать? – испуганно ахнула Шарлотта.
 – Конечно, я умею танцевать, по крайней мере думаю, что сумею, если меня научат основным движениям, – объяснила Камилла, стараясь успокоить Шарлотту.
 – Джеймс, ну почему мы об этом не подумали? – воскликнула Шарлотта, растерянно глядя на мужа.
 – Об этом следовало подумать Филипу, Шар. Ну, не надо так переживать. Мы можем научить Камиллу самому необходимому сегодня вечером. Начнем прямо сейчас.
 – Я помогу, – с готовностью вызвался Джеред и вскочил с пола, где он лежал, растянувшись, рядом с лошадкой-качалкой.
 – А я буду смотреть! – удовлетворенно сказала Доринда, и глаза ее заблестели при мысли о предстоящем развлечении.
 Вскоре Камилла уже кружилась по комнате так, что дух захватывало, сперва с Джеймсом, потом с Джередом, а Шарлотта играла на спинете и время от времени выкрикивала свои замечания.
 Контрданс легко было выучить, и кадриль не представляла большой трудности, но вальс почему-то никак не давался Камилле.
 – Попробуйте еще раз, – предложила Шарлотта, когда Камилла уже готова была сдаться, и заиграла снова. Джеред грациозно обнял ее за талию, и они плавно закружились по комнате. Танец настолько увлек их, что они едва не налетели на графа Уэсткотта, который незаметно вошел в комнату.
 – Филип! – мрачно пробормотал Джеред, выпуская из объятий Камиллу. – Я тебя не заметил.
 – Еще бы, как ты мог заметить? Ты был слишком занят, глядя в глаза Камиллы, и надо сказать, в очень красивые глаза, – ответил Филип ровным голосом, однако Камилла заметила выражение беспокойства на его лице. Интересно, подумала она, что случилось? Сегодня вечером он уехал в клуб, а по словам Шарлотты, мужчины любят засиживаться в клубе допоздна. Сейчас же еще не было девяти часов.
 Скорее всего это последствие их размолвки с Джередом, подумала Камилла. Джеред признался ей, что они с братом не разговаривали после той утренней сцены, так что, возможно, причина в этом. Но чутье подсказывало ей, что за этим кроется что-то еще.
 – Джеред, Джеймс и Шарлотта учили меня танцевать, – сказала Камилла, всматриваясь в его лицо и стараясь понять, что его тревожит. – Видите ли, Доринда слегка простудилась, так что мы пришли сюда, чтобы составить ей компанию.
 – Простудилась? – Филип внимательно посмотрел на Доринду, выглядывающую из-под шелковых одеял постели.
 – Легкий насморк – так сказала мисс Бригэм, и мне вовсе не нужен покой, поэтому, пожалуйста, пожалуйста, не прогоняй их от меня! – в отчаянии взмолилась девочка, готовая расплакаться.
 Филип подошел к ней и пощупал ее лоб.
 – Я не собираюсь никого прогонять, Дори, – примирительно сказал он. – Но мне жаль, что ты себя плохо чувствуешь. – Лукавая улыбка внезапно осветила его лицо. – Уверен, что зрелище танцующих очень тебя развлекает. Можно мне остаться и тоже посмотреть?
 – О да! И Щекотке тоже хочется, чтобы ты остался! – прибавила Доринда в полном восторге, так как котенок внезапно проснулся и замяукал.
 Филип взял Щекотку на руки и уселся вместе с ней на ближайшее кресло. Джеймс заметил, что ему, должно быть, было ужасно скучно в клубе, раз он вернулся так рано. Филип пожал плечами.
 – Сегодня карты меня не увлекали – как и собравшееся общество. – Его беспокойный взгляд снова нашел Камиллу. – Не хочу прерывать ваш урок. Продолжайте.
 – Я слишком часто наступала на ноги Джереду, – грустно сказала Камилла. – Не удивлюсь, если ему больше не захочется со мной танцевать.
 – Нет, мне очень хочется. – Джеред схватил ее за руку и потащил на середину комнаты. – Вы уже уловили ритм движений, признайтесь, Камилла! И вам начинает нравиться танец!
 – Ну… – Камилла не знала, хочется ли ей танцевать под пристальным взглядом Филипа, но Шарлотта уже начала играть, рука Джереда крепко схватила ее за талию, и они снова закружились по комнате под одобрительные восклицания Джеймса.
 – Вот так! Очень хорошо!
 Доринда взволнованно воскликнула:
 – Следите за его ногами! Постарайтесь закончить танец, не наступив… о-ох! – И девочка весело захохотала, так как Камилла все же наступила Джереду на ногу.
 – Я опозорюсь и перекалечу своих партнеров на балу у леди Астерли! – простонала Камилла, увлекаемая Джередом, продолжавшим кружить ее по комнате, и Филип не мог сдержать улыбку.
 Он чувствовал, как в этой комнате, в присутствии родных людей его покидает напряжение. Странно, что он никогда не видел их вот такими – Шарлотту веселой и непринужденной, Джеймса раскованным, Джереда, старающегося выглядеть галантным и опытным кавалером, в то время как он всего лишь неуклюжий и длинноногий жеребенок. Доринда выглядела милой и восторженной. Им всем весело, подумал Филип, и во многом благодаря Камилле. Она всех заставила чувствовать себя свободно и естественно. В ней столько свежести, простоты и тепла, она вся лучится добротой, и от этого краски кажутся более яркими, улыбки становятся шире, и сам воздух звенит от радости и возбуждения. Он вдруг встал и положил котенка на колени Доринде.
 – Могу ли я украсть у тебя партнершу на один танец? – обратился он к Джереду, голос его звучал тихо и почти официально.
 Джереда застало врасплох то, что брат обращается к нему с почтительной приветливостью, а не с обычным сердитым сарказмом. Он резко остановился и ответил ему в тон:
 – Если дама пожелает…
 Филип вопросительно взглянул на Камиллу.
 Сердце ее стремительно забилось, щеки вспыхнули ярким румянцем. «Успокойся, – приказала она себе и бессознательным движением разгладила лимонно-желтую муслиновую юбку. – Он всего лишь хочет проявить вежливость. Не выставляй себя в глупом свете перед всеми присутствующими».
 – Буду в восторге, – ответила она и поклонилась с достоинством королевы.
 Филип улыбнулся и прижал ее к себе так крепко, что она тихонько ахнула. Шарлотта снова начала играть, и Камилла закружилась в танце с партнером, который очень сильно отличался от предыдущих. Танец Джеймса был изысканно гладок, он старался ее подбодрить. Джеред танцевал с большим пылом и живостью, но менее умело.
 Филип танцевал с непревзойденной элегантностью. Он тесно прижимал к себе Камиллу, вел легко и уверенно, чуть насмешливо улыбался, глядя сверху в ее глаза.
 – Не надо выглядеть такой озабоченной, – посоветовал он. – От танцев полагается получать удовольствие.
 – Я так боюсь наступить вам на ногу…
 – Вы не наступите.
 – Откуда вам знать? – Камилла старалась сосредоточить внимание на ритме, пока он ловко кружил ее по комнате.
 – Потому что если вы наступите мне на ногу, я ударю вас по голове подсвечником, – предостерегающе прошептал он ей на ухо так, чтобы никто не слышал.
 Камилла невольно рассмеялась.
 – А что, если вы мне наступите на ногу? – спросила она, ее зеленые глаза сияли у его глаз. Глядя в его смуглое прекрасное лицо, девушка забыла обо всем на свете.
 – Тогда я разрешаю вам сообщить всему высшему обществу, что граф Уэсткотт – неуклюжий деревенщина и не достоин танцевать с благородными леди.
 – Но ведь после этого ни одна воспитанная леди никогда уже не согласится танцевать с вами, – поддразнила она его.
 – Кроме вас?
 – Ну да, наверное…
 – Тогда я буду совершенно удовлетворен, – сообщил он ей и еще крепче сжал в объятиях, а Камилла с изумлением посмотрела на него снизу вверх.
 Он говорит серьезно. Она вдруг осознала, что музыка смолкла, что Джеймс, Джеред и Шарлотта окружили их и осыпают ее похвалами и поздравлениями.
 – Вы так великолепно смотрелись вместе, – воскликнул Джеймс. – Камилла, в вашем обществе мой брат буквально на глазах преображается!
 Филип шутливо хлопнул его по плечу.
 – Когда дело касается красивой, очаровательной женщины, я всегда преображаюсь. Так было, когда ты еще держался за юбки своей няньки, – парировал он.
 – Это я научил Камиллу танцевать вальс, – вставил Джеред и вдруг захромал по комнате. Доринда пришла в восторг и захлопала в ладоши, и все расхохотались. Но улыбка быстро сползла с лица Камиллы, когда она увидела, как горят щеки и блестят глаза девочки.
 – Доринда, у тебя жар!
 Она бросилась к кровати и прикоснулась ко лбу ребенка, как сделал недавно Филип. Пылающий лоб подтвердил ее подозрения.
 – На сегодня хватит развлечений, – твердо произнесла Камилла и уложила девочку на подушки, укутав шелковым одеялом.
 Шарлотта поспешила позвать мисс Бригэм, а Филип высказал предположение, что сестре нужно поспать.
 Но Доринда вцепилась в руку Камиллы.
 – Расскажите мне сказку, – взмолилась она. – Мне совсем не хочется спать.
 – Солнышко, – ласково обратилась к ней Шарлотта, – я с удовольствием останусь и расскажу тебе сказку, если хочешь. И мисс Бригэм сейчас придет. Она посидит с тобой, пока ты не успокоишься и не уснешь.
 – Я хочу, чтобы осталась мисс Смит. Я хочу, чтобы она мне что-нибудь рассказала. Мисс Смит, вы рассказываете лучше всех! О, пожалуйста, не уходите. – Голос Доринды дрожал. Она подняла маленькое личико и так жалобно посмотрела на Камиллу, что у той сжалось сердце.
 – Глупышка, конечно, я останусь. Но только одну сказку. Твой брат прав, тебе нужно отдохнуть. Потом ты должна свернуться клубочком, как котенок, и уснуть. Обещаешь, Дори?
 – Обещаю.
 Камилла присела рядом с ней на кровать. К ее удивлению, Филип не ушел. Он потушил лампу и остановился возле спинета, глядя на нее. Джеред и Шарлотта задули все свечи, кроме двух, в настенных подсвечниках, и уселись в удобные кресла.
 – Что же тебе рассказать? О, я знаю. – Голос Камиллы в полутьме зазвучал с шутливой таинственностью. Она взяла руку Доринды в свои ладони. – Это сказка, которую моя мама рассказывала мне, когда я еще была совсем маленькой. Это была моя любимая история, и кажется, я ее тебе еще не рассказывала.
 – Это сказка про русалочку и злого тролля? – прошептала Доринда.
 – Нет. – Камилла покачала головой. Дверь в смежную комнату открылась, и на цыпочках вошла мисс Бригэм. Филип сделал ей знак, и она молча остановилась у двери.
 – Это… о принцессе, запертой в башне? – не унималась Доринда.
 – Нет. Ты хочешь гадать всю ночь, глупышка, или хочешь послушать сказку?
 – Сказку. – Доринда улыбнулась, слегка кашлянула и выжидательно посмотрела на Камиллу.
 – Ну хорошо. Это история про бедного фермера и его жену. Фермер и его жена были очень добрыми людьми и жили в хорошеньком маленьком белом домике. У них было три свиньи, пять коров и курятник, полный цыплят, но они не были счастливы. У них не было детей. Они только и говорили о том дне, когда у них появится маленький ребенок, которого можно держать на руках, целовать и любить. Но они не знали, что злой волшебник заколдовал их. Однажды, когда фермер и его жена ехали через соседнюю деревню, они встретили старую цыганку, которая предложила разгадать им их самое заветное желание.
 – Ты не знаешь нашего заветного желания, а даже если бы и знала, то не могла бы его исполнить, – печально ответили они и хотели было уйти.
 Но цыганка заворожила их, и они застыли на месте. И пока они так стояли, она сказала им:
 – Ваше самое заветное желание – иметь ребенка. Маленького ребенка, которого можно держать на руках, целовать и любить. – И фермер с женой ахнули, потому что она угадала правильно. Цыганка махнула рукой, и они снова смогли двигаться, но уже не стали убегать.
 Фермер подошел поближе к старухе цыганке и спросил:
 – Ты правда можешь нам помочь?
 Цыганка кивнула и велела им прийти в полночь к розовому кусту на краю деревни.
 В ту ночь ярко светила луна, а небо было черным как уголь. Цыганка пришла к розовому кусту, держа на руках крохотную девочку, завернутую в одеяло.
 Она молча отдала им ребенка. Фермер и его жена заплатили ей золотую монету и вернулись домой. Они были вне себя от счастья. И решили назвать маленькую девочку Розой, потому что старуха цыганка передала им девочку возле розового куста.
 Фермер и его жена любили Розу больше всего на свете. Она была красивым ребенком, грациозным, как цветок, ярким и веселым, как солнышко. Но однажды злой колдун узнал, что у фермера и его жены появился ребенок, что они нашли способ обойти его чары, и тогда он очень разозлился. Он приехал на ферму и попытался окутать Розу клубом дыма, чтобы украсть ее, но знаешь, что случилось?
 Доринда, широко раскрыв глаза, покачала головой. В полутемной комнате царила полная тишина, все сидели не шевелясь и затаив дыхание. Камилла улыбнулась. Это была ее любимая часть истории.
 – Не успел колдун произнести заклинание и поднять свою злую волшебную палочку, как маленькая Роза щелкнула пальчиками и произнесла: «Исчезни!»
 И тут появился клуб дыма и окутал злого волшебника. Когда дым рассеялся, колдун исчез!
 – Он исчез навсегда! – сказала Роза своим родителям, и фермер с женой несказанно обрадовались, но их очень удивило то, что эта красивая, грациозная девочка обладает волшебной силой.
 – Дело в том… – тут Камилла нагнулась поближе к Доринде и заглянула ей в глаза, – что Роза была в действительности дочерью короля и королевы эльфов. Старуха цыганка украла ее из волшебного леса и продала фермеру за золото. Так что Роза была в действительности принцессой эльфов.
 Она замолчала. Доринда села в постели.
 – Дальше, дальше, – умоляла она.
 – Но это конец сказки.
 – Но… как же король и королева эльфов – и сама Роза? Она когда-нибудь нашла своих настоящих родителей? Или осталась с фермером и его женой? Должно же быть у этой сказки продолжение!
 – Конечно. – Камилла улыбнулась ей и поцеловала в лоб. – Но это совсем другая история. Я обещала тебе сегодня одну сказку, Доринда, и боюсь, что она подошла к концу.
 Доринда запротестовала было, но тут подошел Филип и спокойно сказал:
 – Дори, Камилла выполнила свое обещание. Теперь твоя очередь. На карту поставлена честь Одли, знаешь ли.
 Девочка вцепилась в руку Камиллы.
 – Ну хорошо, только… вы мне завтра расскажете, что было дальше?
 – Да, обещаю. – Камилла погладила девочку по горячей щеке. – А теперь спи, – настойчиво сказала она. И вдруг чихнула. – Вот, опять начинается! Боюсь, я слишком долго пробыла в обществе Щекотки. Спокойной ночи, дорогая, – нежно сказала она Доринде.
 Все тихо пожелали малышке доброй ночи и вышли в коридор. Камилла заметила, что у Шарлотты покраснели глаза. Она плакала. Бросив быстрый взгляд на Джеймса, девушка увидела, что и у него было расстроенное лицо. Что могло их так огорчить?! И почему они так поспешно попрощались со всеми и ушли к себе?
 – Я хотел бы поговорить с тобой и Джеймсом завтра утром у себя в кабинете, – обратился Филип к Джереду. Камилла с облегчением отметила, что голос у него совсем не сердитый. Он звучал спокойно, почти сердечно. Однако у Джереда был такой неуверенный вид, что Филип расхохотался.
 – Я не собираюсь превращать тебя в лягушку или растворять в облаке дыма, как злой волшебник Камиллы, – пообещал Филип. – Я просто хочу поговорить с вами обоими.
 – Я приду, – кивнул Джеред и направился к своей комнате.
 Филип зашагал рядом с Камиллой по коридору.
 – Это была захватывающая сказка.
 – Кажется, это первая сказка, которую мне рассказала мать. И к тому же ее любимая. Я никогда не уставала ее слушать, когда была маленькой.
 – Вы хорошо помните свою мать?
 – О да. Особенно отдельные моменты. Как она расчесывала мои волосы на ночь, как улыбалась, когда все садились завтракать по утрам. Помню, что от нее пахло вербеной. И у нее были розовые щеки и большие черные глаза.
 – Значит, у вашего отца были зеленые глаза, как у вас?
 Камилла остановилась у двери своей комнаты и задумчиво сморщила нос.
 – Я не помню.
 Граф небрежно отмахнулся:
 – Это не важно. Камилла…
 – Да?
 Мгновение он смотрел на нее, колеблясь, затем покачал головой.
 – Спасибо, что вы так добры к Доринде. Спокойной ночи.
 Он быстро зашагал прочь и исчез за углом. Камилла вошла к себе и, закрыв дверь, прислонилась к ней спиной.
 Если бы все обстояло иначе, мрачно подумала она. Если бы только она действительно принадлежала к их обществу, если бы Филип действительно любил ее, а не Бриттани… Если бы…
 На нее навалилась усталость, но, пройдя в освещенную лампой комнату, она вспомнила, что собиралась сегодня вечером кое-что сделать. Ей надо перечитать письмо от Сайласа и постараться понять его смысл в свете того, что она узнала сегодня о Генри Андерсе.
 Камилла выдвинула ящик комода и поискала в стопке носовых платков. Письма там не было. Она перерыла все содержимое ящика – письмо исчезло.
 В ней шевельнулось дурное предчувствие. Письмо от Сайласа к Генри Андерсу мог взять только кто-то из живущих в этом доме.




 Глава 18


 Камилла быстро осмотрела комнату и обнаружила, что ящик туалетного столика не задвинут до конца, карточки с приглашениями и бумаги для записей беспорядочно валялись на письменном столе, карман ее мантильи в гардеробе оказался вывернутым наизнанку…
 Неужели здесь побывал сам убийца, трогал ее вещи, обыскивал комнату? Щупальца страха обвились вокруг ее сердца и крепко сжали его. Или же, думала она, отчаянно пытаясь сохранить спокойствие, он кого-то нанял, возможно, из слуг, работающих в этом доме, для выполнения этой грязной работы?
 Камилла беспокойно заметалась по комнате, борясь с паникой. Возможно, ей грозит опасность, всем обитателям Уэсткотт-Парка грозит опасность. Доринда…
 Она прижала ладони к вискам и попыталась сосредоточиться. Оставалось только одно. Ей надо узнать побольше об убийстве, о Сайласе. Возможно, эта информация подскажет ей, кто украл записку и кого именно она должна опасаться.
 Ей надо узнать это сейчас, сегодня же вечером.
 Есть только один способ. Камилла подбежала к шкафу и достала коробку, спрятанную в углу.
 Через четверть часа неприметная фигурка в изношенной до дыр бедной одежде выскользнула из кухонной двери роскошного городского дома графа Уэсткотта и исчезла в тумане ночных улиц. На голову девушки был накинут посеревший капор, в руке она несла корзинку. Подозвав проходящий мимо наемный экипаж, она велела извозчику везти ее через весь город в фабричный район к таверне «Роза и лебедь».
 В спешке Камилла не заметила высокого смуглого человека, который следил за ней, когда она садилась в экипаж. Мысли в ее голове путались; трясясь по булыжной мостовой, она со страхом думала о предстоящем возвращении в убогую таверну.
 Наконец извозчик остановился, и Камилла вышла из экипажа. Она постояла несколько секунд в темноте, словно собираясь с силами, а потом решительно вошла в ярко освещенную, зловонную и шумную таверну «Роза и лебедь».
 Здесь все было по-прежнему: шаткие столы и скамьи, длинная, липкая стойка бара, уставленная стаканами и бутылками, громкие возгласы и грубый смех, теснота и едкий табачный дым. Мимо пробежала Клара, не замечая ее, в руках девушки был поднос с кружками эля. На другом конце зала Уилл Диббс стоял у стойки бара, а рядом с ним Гвиннет разливала эль. В то самое мгновение, когда Камилла посмотрела на нее, Гвиннет подняла глаза и взгляды их встретились.
 Кружка с элем выскользнула из рук рыжеволосой толстухи и с грохотом разбилась о стойку. Уилл Диббс с проклятием обрушился на нее, но осекся, когда она подняла руку и указала на оборванную фигуру в противоположном конце зала.
 У него отвисла челюсть.
 – Убирайся! – заорал Диббс, и лицо его побагровело от ярости. – Ты убежала без спросу, не показывалась несколько недель, а теперь ждешь, что тебя возьмут обратно? Вон, вон, убирайся вон!
 Никто не обратил никакого внимания на его рев, потонувший в общем шуме таверны. И Камилла тоже. Она протиснулась вперед, сквозь толпу заводских рабочих, матросов, извозчиков и конюхов, переступая через распростертых на полу пьяных.
 – Не сердись, Уилл, – поспешно произнесла она, когда тот снова открыл рот, чтобы заорать на нее. – Мне ничего от тебя не нужно. Я хочу купить выпивку.
 – Ты? Не пытайся меня провести, Щепка, ты и капли в рот не берешь. – Он был так поражен ее заявлением, что забыл о своей ярости.
 – Это для тебя. – Камилла вынула из кармана золотую монету и бросила ее на стойку бара. – И еще одна для Гвиннет.
 Гвиннет Диббс широко открыла рот. Не успел ее дядюшка прикоснуться к монете, как она уже схватила ее.
 – Откуда у таких, как ты, такие деньги? – спросила она. Презрительная усмешка кривила ее губы, когда она смотрела на девушку, которую всегда ненавидела. – Ты занялась другой работой? Не думаю. Кто станет платить деньги такой тощей уродине, как ты? Что у тебя в корзинке, Щепка? – Гвиннет протянула руку, чтобы приподнять ткань, прикрывающую большую корзину, но Камилла оттолкнула ее руку.
 – У тебя всегда были манеры, как у тролля, Гвиннет.
 – Кого это ты называешь троллем?
 Уилл схватил племянницу за руку, когда та замахнулась, чтобы ударить Камиллу.
 – Никаких драк, иначе будешь платить за ущерб! – пригрозил он. – Гвиннет, держи себя в руках, детка. – Он вырвал золотую монету из ее сжатого кулака. – А ты! – Он ткнул пальцем в сторону Камиллы. – С чего это ты тут шляешься, выпивку покупаешь?
 – Мне надо кое-что у вас спросить. – Теперь Камилла заговорила быстро, с беспокойством оглядывая пивной зал. – В ту ночь, когда я ушла, кто-нибудь приходил сюда, искал меня?
 – Конечно, сам принц-регент приходил, просил твоей руки! – злобно воскликнула Гвиннет. – И еще герцог Веллингтон и граф Уэсткотт…
 Пальцы Камиллы вцепились в край стойки. Она не знала, смеяться ей или плакать.
 – Уилл? – напряженным голосом спросила она, испытующе глядя на него.
 Он пожал жирными плечами.
 – Не-е, не припоминаю… ну, может, и приходил. Теперь припоминаю, был один парень, спрашивал про служанку в сером переднике. Сказал, она что-то обронила на улице и он хочет ей это вернуть.
 Пальцы Камиллы побелели, так сильно они впились в стойку бара.
 – Как он выглядел?
 Уилл почесал ухо.
 – Какого дьявола я должен это помнить? С тех пор прошло много недель!
 – Но должен же ты помнить хоть что-то, – в отчаянии сказала она. – Пожалуйста, это… это очень важно.
 – Высокий. – Хозяин таверны нахмурился, стараясь вспомнить. – На голове что-то вроде извозчичьего капюшона. Голубые глаза, кажется, да, припоминаю. Он был здесь в ту самую ночь, когда ты сбежала, теперь вспомнил. Я был страшно зол на тебя и сказал ему, что ничего не знаю и знать не хочу ни о каких служанках. – Диббс посмотрел на Камиллу и сердито отмахнулся от нее. – И это все. Я тебе давал шанс и считал самой лучшей служанкой, но ты сбежала от меня! – Он опустил золотую монету в карман своего готового лопнуть на брюхе пурпурного жилета. – А теперь убирайся, нечего отнимать у меня время, – проворчал он и ушел на кухню.
 – И у меня тоже! – Гвиннет перегнулась через стойку и схватила Камиллу за серый потрепанный воротник, прежде чем та успела отпрянуть. – Я всегда знала, что от тебя никакого толку не будет. Что ты задумала? Держу пари, ты стянула эту золотую монету, а? Или продалась? – Она прищурила глаза. – Хотя кто на тебя позарится? Расскажи-ка мне обо всем.
 – Отпусти, Гвиннет. Мне с тобой не о чем говорить.
 – А мне с тобой есть. Скажи мне, что ты затеваешь, Щепка, почему это ты приходишь сюда задрав нос и швыряешься золотыми монетами, как грязью. – Гвиннет сильнее дернула за воротник. Задыхаясь, Камилла сделала то единственное, что смогла: она схватила кувшин с элем со стойки и выплеснула его содержимое прямо в лицо Гвиннет. В ярости Гвиннет отскочила назад, отпустив ее. Эль капал с грязных прядей ее рыжих, как морковь, волос.
 – Ты… ты… грязная потаскушка! Я тебя убью! – завизжала она и ринулась было с кулаками на Камиллу, но в этот момент из кухни появился Диббс. Он грубо схватил Гвиннет за ухо.
 – Принимайся за работу и оставь Щепку в покое, – произнес он сурово. – У меня хватает неприятностей с посетителями, которые того гляди разнесут всю таверну, а тут еще служанки дерутся, как матросы! Щепка, убирайся отсюда и больше не возвращайся, чтоб глаза мои тебя не видели!
 – И не увидишь, к моему великому удовольствию! – огрызнулась Камилла и, бросив на Гвиннет насмешливый взгляд, повернулась к выходу и начала пробираться сквозь толпу. Неожиданно она заметила Клару, которая, боязливо оглядываясь, махала ей рукой.
 – Щепка, где ты была? Я все время вспоминала о тебе. Ох, клянусь, я считала тебя мертвой! – Клара обняла ее, прячась от взоров Уилла Диббса за спинами троих широкоплечих докеров, направлявшихся к столу.
 – Это длинная история, Клара. С тобой все в порядке? – с беспокойством спросила Камилла, указывая на подбитый глаз служанки.
 – Один пьянчуга ударил меня за то, что я замешкалась с ужином, – пробормотала девушка. – Ничего особенного. Но как ты? Щепка, сын булочника, Пит Колперс, почти каждый день заходил и спрашивал про тебя, пока Гвиннет не оттаскала его за волосы и не вышвырнула за дверь. И все девушки тоже гадали, что с тобой. – Она бросила на Камиллу настороженный взгляд. – Особенно когда узнали, что того высокого парня нашли мертвым.
 – Высокого парня? – Камилла схватила Клару за руку. – О ком ты говоришь, Клара?
 Клара заговорила еще тише.
 – Высокий парень, который был тут той ночью, когда ты ушла. Очень неприятный тип, надо сказать, меня от него в дрожь кидало. Я видела, как он дал тебе какую-то бумагу и несколько монет. – Она пристально поглядела на Камиллу, словно ожидая подтверждения, но та ничего не ответила, и Клара, пожав плечами, продолжила: – Ну, на следующее утро его нашли мертвым в проулке. Он лежал весь в крови, зарезанный. Мы все подумали, что тебя, наверное, тоже убили, Щепка.
 – От меня не так-то просто избавиться, Клара. – Несмотря на шутливый тон, Камилла дрожала. Значит, Сайлас и Андерс, оба шантажиста, мертвы. Убийца в ту ночь много успел. Камилла хотела поскорее выбраться из этого дыма и толчеи. Ей надо подумать.
 Она сжала руку Клары.
 – Спасибо. Лучше я пойду, пока Диббс или Гвиннет не застали нас за разговором – у тебя и так хватает неприятностей.
 – Береги себя, Щепка, – сказала Клара, собираясь уходить. Повинуясь внезапному порыву, Камилла сунула руку в карман и достала пригоршню монет.
 – Вот, возьми. – Она вложила их в свободную руку служанки. – Прощай, Клара, и… удачи тебе.
 Снова выскользнув на темную улицу, Камилла пошла в направлении Порридж-стрит, крепко сжимая в руке корзинку. Ей надо повидать Хестер, пусть это даже будет в последний раз. Она незаметно проберется в дом и оставит девочке корзинку с подарками.
 Но когда Камилла проходила по узкому грязному переулку, внезапно из темноты перед ней вынырнули двое оборванцев. Тот, что был повыше и пошире в плечах, держал в руке здоровенный нож и со свистом рассекал им перед собой воздух.
 Камилла в отчаянии оглядела пустынный переулок. Если она попытается бежать, то вряд ли ей удастся далеко уйти!
 – Ух ты, кто это к нам пожаловал? – Тот, что повыше, бросился вперед, прежде чем Камилла успела пуститься наутек, и схватил ее за руку. Его спутник вцепился в корзинку.
 – Отдай! – Не отрывая глаз от блестящего ножа, Камилла старалась говорить спокойно, но голос ее предательски дрожал. – Там ничего нет интересного для вас. Только безделицы для ребенка…
 – Ха, посмотри-ка, Алфи, – ухмыльнулся один из них, открывая крышку и вынимая кусок сыра, который Камилла завернула в салфетку. – И тут еще буханка хлеба, и жареные орешки, и пирожки…
 – Нет! Это не для вас! – воскликнула Камилла и оттолкнула негодяя прочь, не обращая внимания на нож. От неожиданности тот не удержал равновесия и упал.
 – Зря ты так сделала, детка, – в ярости зарычал второй и бросился на Камиллу. Но в ту же секунду из темноты возникла высокая фигура и мощным ударом отбросила его назад.
 – Советую вам держаться подальше от этой леди, – приказал жесткий, ледяной голос, в котором Камилла с изумлением узнала голос графа Уэсткотта.
 Ее изумление стало еще больше, когда она разглядела щегольское темно-оливковое пальто с несколькими пелеринами, бобровую шляпу, задорно сидящую на черноволосой голове, и тяжелую, инкрустированную золотом прогулочную трость, которая в умелых руках могла быть очень грозным оружием.
 Оба головореза притихли. Они умели отличить человека из высшего света по внешнему виду, а сейчас перед ними, несомненно, стоял именно такой человек. Он держал себя с вызывающей самоуверенностью очень богатого и очень могущественного человека, а им было хорошо известно, как опасно связываться с подобного рода людьми. Более того, этот аристократ был высоким, широкоплечим и, похоже, не менее хладнокровным и жестоким, чем они сами. Плохо одетая девчонка, слабая и беззащитная, – это одно дело, а разъяренный и сильный аристократ с оружием в руках и убийственной решимостью во взоре – нечто совершенно иное.
 – Мы не хотим неприятностей, ваша светлость… – промямлил один из головорезов.
 – Нет нужды поднимать шум. – Второй подтолкнул к ним носком ботинка стоявшую на земле корзину. – Мы только пытались помочь этой леди…
 – Убирайтесь с глаз долой, пока я не вызвал констебля, – презрительно проворчал Филип, – или, что еще хуже для вас, сам вас не проучил.
 Оба негодяя начали неуверенно пятиться назад.
 – Ну! – угрожающе рявкнул граф и сделал шаг вперед.
 Тогда они испуганно бросились бежать и быстро исчезли за углом полуразрушенного строения. Тяжелый топот их ног эхом раздался в ночи.
 Филип быстро подошел к Камилле.
 – С вами все в порядке? – тревожно спросил он и озабоченно заглянул в ее бледное лицо.
 – Да. Спасибо. – Камилла с облегчением вздохнула. Теперь она в безопасности с Филипом. Какое счастье, что все так закончилось!
 – Как вы… нашли меня… ох, корзина Хестер! – вдруг в отчаянии воскликнула она и подхватила корзину с едой.
 Филип молча разглядывал корзину, потом впился глазами в Камиллу. Если эта корзинка с едой была подарком для девочки-сироты, о которой Камилла ему недавно рассказывала, почему она решила доставить ее в приют при столь странных обстоятельствах: ночью, переодевшись? И зачем возвращалась в ту жалкую таверну, где прежде работала? Он не понимал, не понимал ничего из происходящего, но дал себе слово все выяснить в ближайшее время.
 – Моя карета ждет за углом. Пойдемте, в ней мы сможем спокойно поговорить обо всем. Полагаю, на одну ночь хватит опасных приключений, Камилла, как вы считаете?
 – Мне очень жаль, что я доставила вам столько хлопот, – пробормотала Камилла, и они поспешили к карете с золотым гербом.
 – Слава Богу, что я следил за вами, а то кто знает, чем все это могло кончиться, – негромко сказал он, помогая ей сесть в карету.
 – Так вот как вы здесь оказались! – Камилла с усталым вздохом откинулась на плюшевые подушки. Невозможно было поверить своим глазам, видя графа здесь, в этой убогой части города, но он ничуть не казался раздраженным и, несмотря на свою элегантную внешность, не выглядел здесь чужаком.
 – Да, я видел, как вы вышли из дома, и последовал за вами до «Розы и лебедя», – объяснил он, внимательно рассматривая рваную одежду, которую Камилла выбрала для своего выхода. – Не желая привлекать к себе внимания, я наблюдал за происходящим через окно таверны. – Он прищурил глаза в полутьме кареты. – Очаровательная у вас там подружка, – мрачно протянул он.
 Гвиннет. Камилла вспыхнула, надеясь, что он не видит ее в темноте.
 – О да, истинный алмаз, – с усмешкой ответила она. – Ее дядя – владелец этой таверны, и поэтому она всегда строит из себя хозяйку перед другими служанками.
 – Она вам сделала больно?
 – Не очень.
 – За свою жизнь я не ударил ни одной женщины, – задумчиво произнес граф, – но тут едва сдержался, чтобы не удавить эту чертову амазонку, она была на волосок от гибели. Однако ваше решение оказалось почти столь же удовлетворительным – или следует назвать его «прохладительным»?
 – Гвиннет вполне заслуживает, чтобы ее охладили, – тихо ответила Камилла. Она все еще не могла прийти в себя после всего, что произошло. Воображение рисовало перед ней страшные картины. Она видела Сайласа, в его коричневом плаще, лежащего мертвым в переулке. И мистера Андерса в луже крови в гостинице «Белый конь»… и убийцу в ужасной маске… На нее накатил приступ тошноты.
 – Вы дрожите. Вам холодно? – Филип пересел на сиденье рядом с ней и поставил корзину на пол. Его руки обняли дрожащее тело девушки и крепко сжали. От его пальто приятно пахло кожей и пряностями. Камилла вздохнула, когда граф вытащил из-под сиденья меховой коврик и завернул в него ее ноги.
 – Так лучше?
 – Да, – шепнула она. – Чудесно.
 Карета грохотала по булыжнику, но тряску смягчали искусно сделанные рессоры графской кареты. Ночной сторож на углу прокричал время.
 – Что вы делали в этом Богом забытом месте ночью? И в этой одежде? Почему ушли из дому? – Филип посмотрел сверху вниз на девушку в своих объятиях. Она выглядела почти так же, как в ту первую ночь, когда он ее встретил, – на ней была та же потрепанная одежда и она была так же напугана. Но что в этот раз вызвало у нее такой сильный страх? Неужели встреча с теми головорезами в переулке?!
 «Она расскажет мне, что происходит, раньше, чем закончится эта ночь, – поклялся он себе. – Все эти ее тайны становятся слишком опасными. Она чересчур упряма, это не доведет до добра».
 – Ну? – настойчиво произнес граф, и в его голосе послышались нетерпеливые нотки.
 Камилла молчала. И вдруг ее охватило неудержимое желание все ему рассказать. Он доверил ей свои тайны. Разве не может она теперь доверить ему свои?
 – Я видела убийцу! – едва слышно проговорила Камилла.
 – Что?
 Она вцепилась в его руку.
 – В ту ночь, когда вы сбили меня на дороге. Я видела убийцу и его жертву. – Больше Камилла не могла говорить: ее стала бить дрожь. Ужас, который она пережила в ту роковую ночь, снова вернулся к ней. Глухие рыдания сотрясали ее плечи, ноги ослабли. Когда карета остановилась на Беркли-сквер, Филип подхватил рыдающую Камиллу на руки, молча прижал к груди и понес в дом.




 Глава 19


 В нижних комнатах городского дома царили темнота и холод, огонь во всех каминах был на ночь погашен. Филип отнес Камиллу наверх в свою спальню и осторожно уложил на массивную кровать из красного дерева. Потом принес бокал бренди и присел рядом с ней.
 – Выпейте это, – приказал он почти так же, как в ту первую ночь, которую она провела под его крышей.
 На этот раз Камилла не стала колебаться. Она все еще дрожала и с такой жадностью глотнула огненную жидкость, что Филип поспешил остановить ее.
 – Не так быстро, детка! Я не позволю вам заснуть, пока вы не ответите на мои вопросы.
 Камилла сделала еще несколько глотков согревающей жидкости и отдала бокал. Ни о чем не думая, почти не сознавая, где находится, она упала на пышные, роскошные подушки его кровати и закрыла глаза, отдавшись ощущению медленно растекающегося по ее телу пламени.
 – Камилла, – позвал ее чудесный спокойный голос.
 Она открыла глаза. Филип сидел рядом с ней, резкие черты его лица озарял призрачный свет пляшущих в камине языков пламени. Голос его звучал неожиданно мягко, он укутал ее в плотное красное шелковое покрывало.
 – Теперь расскажите мне все без утайки. Если дело касается убийства, вы не должны скрывать правду ни одной минуты.
 Он прав, Камилла понимала это. И, видит Бог, каким бы было для нее облегчением поделиться тем, что ей известно, с человеком, которому она может доверять. А таким человеком и был Филип. Глядя в его пристальные, умные серые глаза, Камилла была уверена, что он ей поможет, что бы ни случилось.
 Впервые в жизни она чувствовала себя в полной безопасности в этой громадной, богато обставленной комнате, увешанной гобеленами. Тяжелые красные шторы с золотистыми шелковыми оборками отгораживали ее от ночной темноты, в камине горело жаркое пламя, а рядом сидел Филип, сильный, мудрый, готовый ей помочь.
 Она рассказала ему все – начиная с того момента, когда Сайлас отправил ее из «Розы и лебедя» с этим злосчастным поручением, и до того, когда она обнаружила убитого мистера Андерса и подверглась упорному преследованию со стороны убийцы. Камилла ничего не утаила, в том числе и своих подозрений, что убийца принадлежит к высшему обществу и имеет доступ к ее собственной комнате в этом доме.
 – Сегодня я обнаружила пропажу этой записки из ящика своего комода. В моей комнате устроили обыск. – Голос ее невольно задрожал при мысли о том, как близко от всех них должен находиться этот убийца. Она подняла к Филипу взволнованное лицо. – Я все время думаю о возможной связи между Генри Андерсом и лордом Марчфилдом. Случайно ли Андерс поступил на службу к Марчфилду после ухода от вас, или у него были на то особые причины, которые могли бы послужить ключом к этому убийству?
 Филип с задумчивым видом встал и прошел через комнату к камину.
 – Постарайтесь вспомнить, что было в этом письме.
 Камилла знала его почти наизусть. Когда она сказала, что письмо было подписано именем Сайлас, граф вздрогнул:
 – Неужели это Сайлас Трегарон?
 – Кто это?
 – Один из управляющих Кирби. Они с моим конюхом Андерсом были закадычными дружками. Как он выглядел?
 – Высокий. Резкие, неприятные черты лица. У него были странные глаза.
 – Это Трегарон.
 – Что с ним случилось?
 – Не имею представления. – Филип нахмурился. – Мне кажется, он уже давно не работает у Алистера, но я точно не знаю, когда он уволился. Неужели окажется, что это произошло примерно в то же время, когда Андерс покинул Уэсткотт-Парк?
 – Это значит, что вы знали обоих шантажистов. Может ли так случиться, что вы знаете и того, кого они шантажировали? – медленно произнесла Камилла. – Того, кто выкрал из моей комнаты письмо?
 Граф молчал. Камилла никогда еще не видела его таким мрачным.
 – Вы думаете о том же, о чем думаю я? – тихо спросила она.
 Филип ткнул носком сапога горящие в камине поленья, взлетел сноп искр, и пламя поднялось выше, мягко осветив эту большую, красиво обставленную комнату. Филип вернулся к кровати.
 – Марчфилд – негодяй, – задумчиво произнес он, обращаясь, скорее, к самому себе. – И все же трудно представить себе, что он убийца. – В голосе графа звучала тревога. – Он аморален, безжалостен и коварен, я бы доверял ему не больше, чем тем бандитам, с которыми мы сегодня столкнулись, но… хладнокровное убийство… – Он сжал губы. – Проклятие, кто знает? Если его шантажировали, все возможно. Но чем они могли ему угрожать – вот что мне очень хотелось бы знать.
 – Между вами явно существует вражда, – заметила Камилла. – Я слышала кое-что о вашей дуэли с его племянником. Это после нее Марчфилд вас возненавидел или тут замешана леди Бриттани?
 – Вражда между мной и Марчфилдом началась задолго до появления Бриттани. Что же касается дуэли, да, я убил его племянника, Андре Дюбуа. Выстрелил ему прямо между глаз. И сделал это без малейших колебаний.
 Камилла содрогнулась, увидев выражение смертельной ненависти на лице графа.
 – Почему? – спросила она. Ей хотелось прикоснуться к нему, увидеть, как смягчится его лицо, но она не могла решиться, пока в его глазах сверкал этот холодный блеск. – Что вы имели против этого человека?
 – Андре Дюбуа изнасиловал женщину. – Голос его дрожал от ярости. – Это была молодая особа по имени Маура Пайк. – Он судорожно стиснул в руке шелковое покрывало. – Я расскажу вам эту не очень-то красивую историю, Камилла. В те дни меня считали известным развратником. И я делал все, что мог, чтобы оправдать свою репутацию. Но я никогда не обманывал женщину и не обращался с ней с меньшим уважением, чем она заслуживала. Я встречался с одной молодой оперной певицей. Если говорить совсем откровенно, Камилла, то она была моей любовницей.
 Камилла молча кивнула, ожидая продолжения.
 – Маура была красавицей – молодой, веселой, жизнерадостной. Все повесы в Лондоне поглядывали на нее. Но в то время между нами существовала особая договоренность, и она была мне верна. Однажды вечером во время своего выступления она привлекла внимание Дюбуа, и он попытался флиртовать с ней. Она его отвергла, как и всех остальных. Дюбуа был еще зеленым юнцом, наглым и самолюбивым – такие люди особенно несносны. Он пришел в ярость после отказа Мауры. Назвал ее шлюхой. Сказал, что если она принадлежит мне, то, значит, точно так же может принадлежать и ему, а затем набросился на нее и изнасиловал. Маура не вынесла оскорбления. В тот же день она бросилась под колеса кареты и погибла.
 – Нет, ох нет!
 Филип продолжал, словно не слышал ее восклицания, словно не заметил ужаса в ее глазах.
 – Она оставила мне записку, в которой описала все, что с ней сделал этот мерзавец Дюбуа. Ее принесли мне в Уэсткотт-Парк на следующий день вместе с известием о гибели Мауры. Я отыскал Дюбуа в заведении Уайта. Он как ни в чем не бывало сидел там вместе с Марчфилдом за игрой в кости.
 – Продолжайте.
 – Я с ним не стал церемониться, – сказал граф ровным, холодным тоном. – Я ударил этого негодяя по физиономии, так что он отлетел в противоположный конец комнаты, после чего вызвал на дуэль. В такой ситуации он едва ли мог отказаться со мной встретиться.
 – И вы его убили.
 – Убил. – Он уронил голову на руки. – Это произошло на рассвете, всего несколько часов спустя после гибели в огне Маргариты. Если бы я только знал. Но именно из-за Дюбуа и этой дуэли я оказался в Лондоне в тот вечер, а не в Уэсткотт-Парке.
 – Филип, вы потеряли двух близких людей почти одновременно. – Камилла нежно сжала его руку.
 – Это был самый мрачный период в моей жизни. – Филип поднял на нее глаза, лицо его стало мрачным. – Марчфилд обвинил меня в том, что я убил Дюбуа из ревности. Он не говорил мне этого в глаза, разумеется, только за моей спиной. Кирби чуть было не вызвал его на дуэль, но его отговорили более трезвые головы. Марчфилд так никогда мне и не простил смерти Дюбуа. Он испытывал слабость к этому мальчику. Мальчик! Дюбуа был подонком, таким же, как и его дядюшка! Но способен ли Марчфилд на убийство?.. – Филип опять вернулся к их разговору.
 – Я не хотела навлекать беду на ваш дом, – пробормотала Камилла. – Теперь я опасаюсь за всех вас, особенно за Доринду. Если убийца действительно Марчфилд и он меня узнал, все может случиться.
 – Ничего не случится. – Филип посмотрел на нее долгим спокойным взглядом. Бедная Камилла, она сидела, съежившись, на кровати и выглядела такой огорченной и беспомощной! Опустившись рядом с ней, Филип накрыл ее руку своей ладонью.
 – Я умею заботиться о своих близких, – медленно произнес он. – Не бойтесь, Камилла.
 Она бессознательно прижалась к его плечу.
 – Что нам делать? Мне надо уехать?
 – Нет-нет, вы не должны никуда уезжать. Мы будем по-прежнему разыгрывать наш спектакль. Пусть все идет по плану. Но я отошлю Джереда, Доринду и мисс Бригэм обратно в Уэсткотт-Парк. Там они будут в большей безопасности. А о вас я побеспокоюсь сам. – На его лице промелькнуло подобие улыбки. – В конце концов, мы помолвлены, разве не так? И вполне естественно, что мы будем проводить вместе каждую секунду.
 – Вы действительно думаете, что убийца попытается… – Камилла не договорила.
 – Нет. – Филип покачал головой. – Вы не представляете для него угрозы. Особенно теперь, когда он завладел запиской Сайласа. Он достаточно умен, чтобы это понимать.
 Камилла отвернулась, глядя на оранжевые языки пламени в камине. На нее навалилась усталость.
 – А что, если он сумасшедший? – тихо спросила она. – И не захочет прислушаться к доводам рассудка?
 – Он до вас не доберется. Сначала ему придется иметь дело со мной.
 Камилла успокоилась, но ненадолго. Она вспомнила о корзине, которую собиралась доставить в работный дом. Филип пристально посмотрел на нее.
 – Завтра я сам отнесу ее на Порридж-стрит, – сказал он. – Вам следует держаться подальше от той части города.
 – Именно там мое место, – напомнила ему Камилла. Ее пальцы прикоснулись к грубой ткани заштопанной юбки. И, не давая ему возразить, она поспешно продолжила: – Я собиралась потратить на нужды приюта часть денег, которые зарабатываю у вас. Вы согласитесь передать их миссис Тумбс от моего имени? Я хочу, чтобы она купила одеяла, пальто и башмаки для детей, а также что-то из еды. – Ее глаза слипались. – Шарлотта рассказала вам о том мальчике, которого мы видели на Бонд-стрит? Надеюсь, он пошел в работный дом, мне очень не хочется думать, что он спит в переулке в такую холодную ночь, как эта…
 Голос Камиллы замер. Она уснула.
 Филип смотрел на ее прелестное личико, такое спокойное во сне. Ресницы лежали, словно кружево, на щеках, дыхание было ровным, мягким. Он укрыл ее одеялом, убрал прядь волос с ее высокого нежного лба.
 Дождь тихо стучал в окна. Филип налил себе бренди и стал обдумывать все, что узнал этой ночью. Когда дождь усилился, он придвинул кресло поближе к огню и устроился в нем, вытянув длинные ноги и устремив взгляд на девушку, крепко спящую на его постели.
 Он гнался за ней по абсолютно темному коридору. Нигде не было света. Она бежала вслепую, полуживая от страха. Ей удалось ускользнуть от него, раствориться в темноте. Свернув за угол, она бросилась вперед, к далекому свету, обещавшему безопасность. Внезапно перед ней возник злобный призрак убийцы с окровавленным ножом в руке.
 – Камилла, пора тебе умереть! – крикнул он ей, громко захохотал и поднял нож. Ноги ее прилипли к полу. Крик замер в горле. Она знала, что сейчас умрет.
 Нож со свистом разрубил воздух у ее лица, а его злорадный смех зазвенел в ее ушах…
 – Камилла! Проснитесь. Все в порядке, вы в безопасности. Вы меня слышите, вы в безопасности!
 Она широко открыла полные ужаса глаза, крик замер у нее на губах.
 – Филип, – с благодарностью ахнула она, а он прижал ее к себе и держал так до тех пор, пока ее тело не перестало дрожать.
 – Мне снилось, что за мной гонится убийца… он хотел меня убить…
 – Не думайте об этом. – Филип гладил ее волосы, перебирая пальцами мягкие локоны. – Это всего лишь сон, и все уже позади. Никто не причинит вам вреда.
 Спокойный голос графа прогнал все страхи Камиллы. Девушка прильнула к нему, чувствуя силу крепкого мускулистого тела. Она в безопасности, она рядом с ним, в его спальне на Беркли-сквер.
 В его спальне? Внезапно двусмысленность этой ситуации поразила ее. Ей вовсе не следует здесь находиться…
 – Мы давно вернулись?
 – Некоторое время назад. Через пару часов рассветет.
 Рассветет! Она оглянулась вокруг. Огонь в камине догорел до мерцающих угольков, комната погрузилась в полумрак.
 – Здесь холодно. Я сейчас помешаю угли в камине…
 – Нет. – Камиллу вновь охватил страх, когда он попытался отодвинуться от нее. Она так крепко вцепилась в лацканы его сюртука, что граф удивленно посмотрел на нее. – Не уходите, побудьте еще немного со мной, – с мольбой в голосе проговорила она, и его руки сейчас же крепко ее обняли.
 – Как вам будет угодно, – ответил он своим обычным насмешливым тоном.
 Она положила голову ему на плечо. Страх улетучился, и Камилла почувствовала желание чего-то большего, чем дружба и сочувствие. Она остро ощущала чистый мужской запах, твердые выпуклости мышц его рук, колючую щетину небритого подбородка. Все эти ощущения сливались в одно жгучее, страстное нетерпение.
 Похоже, Филип переживал те же чувства. Между ними словно пробежал электрический разряд, нечто горячее, непреодолимо влекущее. Они одновременно резко отодвинулись друг от друга, потрясенные до глубины души.
 – Вам следует уйти, – хрипло произнес он. – Я отведу вас обратно в вашу…
 – Нет! – Кончиком пальца она провела по его губам, потом рука ее замерла, она с отчаянием посмотрела прямо в его глаза. – Я хочу остаться. – Боже, что это она говорит?
 – Камилла. – Глядя на нее, такую красивую и хрупкую, прижавшуюся к нему теплым и податливым телом, он изо всех сил пытался оставаться спокойным. Но это плохо ему удавалось. Он был всего лишь человеком, а Камилла Брент выглядела просто очаровательной при свете углей в камине, стройная принцесса эльфов, окутанная облаком пышных локонов цвета расплавленной меди, с глазами, в которых сияла колдовская страсть. Страсть? Эта девушка вне себя от ужаса, сказал он себе. Вот и все. Он не может обманываться, не может злоупотребить ее страхами… не может…
 – Вы должны пойти к себе в комнату, – настойчиво повторил Филип, заставляя себя говорить твердо, но не в состоянии оторвать взгляда от нежного, чувственного изгиба ее губ. – Я напрасно принес вас сюда. Но в нижних комнатах не горели камины, а вы были так напуганы, что я хотел влить в вас немного бренди, чтобы вы согрелись и успокоились…
 – Я хочу остаться с вами.
 Итак, она снова это произнесла. Ее щеки ярко алели, и на долю секунды она испугалась, что он посмотрит на нее с презрением или отвращением, но вместо этого граф так крепко сжал ее руки, что она ахнула, а его серые глаза вспыхнули, как горящие угли.
 – Вы понимаете, что говорите? Что собираетесь сделать? Камилла, вы не думаете…
 – Нет, думаю. Думаю и чувствую. Филип, пожалуйста, не прогоняйте меня! – Она прижалась к нему, пальцы ее руки погрузились в его густые черные кудри, а другой рукой она коснулась его щеки. – Я не стану ничего у вас просить, – услышала Камилла собственный шепот. – Но я хочу… хочу…
 Она не могла выговорить это вслух. Это было слишком неловко. Но она желала его с такой страстной, всепоглощающей силой, перед которой отступали все правила и ограничения, наложенные обществом. Ее чувства глубоки и прекрасны, так почему она должна их скрывать?
 Камилла настойчиво потянулась к нему, дрожа всем телом, повинуясь велению сердца, и прижалась губами к его губам.
 Филип изо всех сил прижал ее к себе, его руки были твердыми как сталь. В нем запылал огонь. Ее поцелуй разжег в нем пламя страсти, которое распространилось по всему его телу. Прогнать ее? Больше всего на свете ему хотелось бросить Камиллу на постель и долгие часы любить ее, исследовать каждый дюйм ее тела, попробовать на вкус его сладость.
 Но он не мог…
 Камилла льнула к нему, словно тонкий побег плюща к могучему стволу. Ее рот был мягким и податливым, но в то же время требовательным.
 – О Господи, Камилла, ты уверена? – хрипло спросил Филип. Произнося эти слова, он схватил ее за плечи и опустил на кровать, потом склонился над ней всем телом. Каждый его мускул напрягся, сжатый пружиной сдерживаемого желания.
 – Никогда ни в чем не была так уверена… – Ее глаза сияли желанием у его глаз, она нетерпеливо притянула его к себе. – Пожалуйста…
 Филип страстно поцеловал ее. Она приподнялась, инстинктивно стараясь слиться с ним в одно целое.
 Он отдался взрывной силе, притягивающей их друг к другу. Она была девственницей, он это видел, девственницей, охваченной огнем. Она стонала от изумления и удовольствия всякий раз, когда он прикасался к ней, и он понимал, что это новые для нее ощущения.
 От этого он еще больше желал ее. В нем бушевал огонь мужского желания. Когда он накрыл ладонью ее грудь, она вскрикнула от наслаждения. Он принялся мучительно медленно гладить ее, и с ее губ сорвался стон удовольствия.
 Филип стал снимать с нее одежду – уродливые, изношенные тряпки, которые она надела, отправляясь в таверну.
 – Ты красива даже в этих лохмотьях, – прошептал он в ее губы. – Но еще красивее без них.
 Он был первым мужчиной, который сказал ей, что она красива. Глаза Камиллы, излучающие свет, словно зеленый жадеит, засияли в ответ, в них отражалась любовь, пронзившая ее, как метко пущенная стрела. Любовь согревала ее, бушевала в ее теле, заставляя бешено колотиться сердце. Она подогревала ее страсть, ее желание.
 Камилла взяла его руку и поцеловала ее. Этот простой жест странным образом заставил смягчиться выражение его лица.
 Камилла подалась вперед, глядя на сидящего на кровати Филипа, и ее пальцы неуверенно коснулись его одежды.
 – Смелее, – прошептал он, дразня усмешкой, от которой сердце ее на секунду замерло. Между поцелуями, прикосновениями и смехом она раздела его донага. «Какой он сильный и великолепный», – подумала Камилла, глядя на выпуклые мускулы, бронзовую гладкую кожу, упругие завитки черных волос, покрывающих его широкую грудь. Она была поражена идеальной красотой его великолепного тела. Поражена, и в какую-то долю секунды, когда ее взгляд скользнул вниз, она испугалась…
 – Я постараюсь не сделать тебе больно, Камилла, – пообещал он и нежно прикоснулся к ее волосам. – Не бойся.
 Бояться? Она для этого слишком его любит.
 – Я не боюсь, я хочу… Филип, я действительно хочу… Ты и правда думаешь, что я красивая?
 Этот вопрос, заданный так мило и простодушно, с такой надеждой, пробил щит его эмоций, словно снаряд. «Она так молода, так неопытна и полна надежды. Мужчине так легко причинить ей боль, – подумал Филип почти сердито, – так легко воспользоваться ею». На мгновение он заколебался, разрываясь между своими желаниями и угрызениями совести. Потом он увидел сияющее в ее глазах нетерпение, и что-то в нем оборвалось. Со сдавленным стоном он крепко обнял ее за плечи и поцеловал. Поцелуй его был таким жадным и жарким, что Камилла едва не задохнулась.
 В нем бушевали чувства. Не только страсть, изумленно понял Филип, но чувства – подлинные, истинные, сбивающие с толку, для которых у него не было названия.
 Его взгляд скользнул по обнаженному телу Камиллы. Она была прелестна. И полна желания. Его глаза горели, глядя на нее. «А почему бы и нет? – горячо подумал он. – Мы оба этого хотим». И мысленно он уже предвкушал пьянящее наслаждение, которое им предстояло.
 И в то же время он предостерег сам себя. «Не торопись, будь осторожен. Она заслуживает того, чтобы ее первый опыт был радостным, незабываемым и полным нежности».
 Но, глядя на ее роскошное тело, он понимал, что ему потребуется вся сила воли, чтобы сдержаться.
 Камилла под его пристальным взглядом покраснела с головы до ног. Когда Филип увидел ее густой румянец, он улыбнулся, и она еще сильнее покраснела, розовый цвет ее кожи приобрел более глубокий оттенок – оттенок розовых лепестков. Филип рассмеялся от восторга, наклонился и нежно поцеловал ее в губы.
 «Как в моем сне», – с изумлением подумала Камилла. Поцелуй становился все более глубоким, и Камилла вскоре признала, что реальность превосходит все ее сны. Перед ней был не бесплотный любовник, сотканный из тени, а настоящий сильный мужчина. Он провел языком по ее полураскрытым губам, повторяя их нежный контур, и Камилла застонала, закрыв глаза в экстазе, ее захлестнули ощущения, которые она прежде никогда не испытывала. Его язык, изящный меч, кидающийся в безумную битву, скользнул в ее рот и нашел ее язык. Камилла затрепетала от восторга. Даже в своих самых восхитительных, самых смелых снах она не могла себе и представить такого…
 Филип пробовал ее на вкус, пил ее сладкий, восхитительный нектар, теплый и пьянящий, как кипящий мед. Ему хотелось взять ее тут же, быстро, прижать к себе покрепче и погрузиться в нее, ощутить ее всю, заявить на нее свои права, но он заставлял себя сдерживаться, действовать медленно, осторожно, чтобы не сделать больно или не испугать эту чудесную девушку, которая отдавалась ему так доверчиво и с такой готовностью.
 Он встал над ней на колени, мощный, большой и сильный, полный магнетической страсти, и дал себе клятву, что не причинит ей боли. Нежно гладя ее пальцем по щеке, он внимательно рассматривал ее вытянувшееся тело. И едва сдержал стон. Господи, до чего она прекрасна! Матовая кожа, тело нежное и теплое, как шелк, глаза ярче и волшебнее всех драгоценных камней. Изящные изгибы ее тела ждали его прикосновений, и вся ее хрупкая фигура была соблазнительно женственной.
 Филип вспомнил, как она выглядела на Мармеладке в тот первый раз, как ее бедра соблазнительно колыхались при каждом шаге лошади. Вспомнил о том, как грациозно она танцевала сегодня вечером. В нем закипела нежность, соединенная со страстью.
 Камилла. Она вся состояла из контрастов, невинная девушка, ослепительная женщина, простолюдинка без средств к существованию и в то же время воплощение силы и здравого смысла, гораздо более мудрая, чем он сам. Он жадно и восхищенно всматривался в нее, а Камилла наблюдала за его лицом, тихо наслаждаясь восторгом, которое читала в его пристальном взгляде.
 Его серые глаза потемнели, подернулись дымкой, когда взгляд их задержался на ее груди с розовыми бутонами сосков, тугих и острых, как пики. Он поочередно поцеловал их, медленно и ласково обведя вокруг них языком. Камилла затрепетала от его прикосновения.
 Когда она уже думала, что сейчас взорвется от наслаждения, Филип медленно отстранился, глаза его блестели, а взгляд скользнул ниже, пробежал по упругой, белой округлости живота, мимо чувственных изгибов бедер, к темному треугольнику волос между ними.
 Его палец прикоснулся к чувствительной точке и, дразня, нырнул в глубину. Камилла ахнула. Блестящая влага встретила его осторожно продвигающийся палец, и он скользнул глубже, в таинственную теплую глубину.
 – Филип, – ахнула Камилла, и он остановился, глядя на нее с нежной и ободряющей улыбкой, обещающей еще большее наслаждение.
 – Это только начало, любовь моя. Продолжать?
 – Вечно, – выдохнула она с глубоким грудным смехом.
 Он гладил ее, терзал трепетные соски, затем спускался дорожкой обжигающих поцелуев вниз, к болезненно чувствительному месту между бедрами, пробуждая в ней наслаждение, превосходящее все, что она знала прежде. Его рот и руки возносили ее на самые вершины страсти.
 Она не испытывала ни страха, ни колебаний, только тепло и желание, которое стремительно нарастало в ней. Камилла все крепче прижимала его к себе, ослепленная желанием, и чувствовала, как напрягаются мускулы Филипа, как учащается его дыхание.
 – Еще не время, Камилла, – хрипло прошептал он. Его желание становилось все отчаяннее, все нестерпимее. Он был сильным мужчиной, но даже Геркулес не смог бы дольше это выносить. Он с любовью погладил ее шелковистые волосы, рассыпанные по подушке, и прошептал: – Скоро, моя сладкая, невинная, любимая малышка, очень, очень скоро.
 Он осыпал поцелуями ее плечи и шею и наконец лег на нее сверху, раздвинув ее бедра своими мускулистыми ногами.
 Теплое дыхание коснулось ее губ, он поцеловал ее и вошел в нее. Она была теплой и влажной, и у нее вырвался только один еле слышный, потрясенный вздох, а ее бедра приподнялись навстречу его жаждущему телу.
 – Правильно, Камилла. – Теперь его глаза блестели от страсти, которую он уже не мог сдержать. – Иди мне навстречу, люби меня, сливайся со мной!
 Он дышал ее цветочным женским ароматом, ритм его движений убыстрялся, и толчки становились все более сильными и мощными. Камилла отвечала ему. Ее бедра раскачивались под ним, спина выгибалась, руки обвивались вокруг него, как змеи, прижимали к себе все сильнее и сильнее. Мир закружился вокруг них. Так вот что такое любовь, промелькнуло в голове у Камиллы, а потом она уже не могла думать. Ее пальцы впивались в его тело, терзали его. Он целовал ее лицо, ее шею, ее волосы, вовлекая ее в бурю своей всепоглощающей страсти.
 Теперь существовало лишь заполнявшее ее блаженство, его толчки и стоны, вырывающиеся у обоих, а потом они слились в безумном взрыве экстаза…
 Жемчужно-персиковый рассвет разогнал ночную тьму. Они лежали притихшие, без сил, удовлетворенные и радостно наполненные, их обнаженные тела переплелись.
 – А у тебя это чудесно получается, – прошептал Филип. – Знаешь, с этих пор ты должна причислить к своим многочисленным талантам и этот – талант заниматься любовью.




 Глава 20


 Камилла медленно просыпалась на просторной кровати. Бледный утренний свет просачивался сквозь тяжелые шторы. Она закрыла глаза, чтобы продлить остатки сладких сновидений. Она находится в комнате Филипа, вспомнила Камилла, и он сейчас здесь, рядом с ней, охраняет ее, любит ее.
 Она протянула к нему руку, ее тело сладко ныло в предвкушении его прикосновения. Филип…
 Его там не было. Она открыла глаза и рывком села в постели. Оглядевшись, Камилла увидела, что в комнате она одна.
 Девушка откинулась назад на подушки, оглушенная, испуганная. Потрогала свои покрасневшие, распухшие губы, вспоминая все, что происходило этой ночью.
 Возможно, ей следовало стыдиться, но ей не было стыдно. Она чувствовала себя восхитительно, изумительно живой. Прошлой ночью Филип занимался с ней любовью с невероятной страстью. Он пробудил в ней такие чувства и ощущения, о существовании которых она даже не подозревала раньше, он заставил ее почувствовать себя любимой и желанной. Сладкое, обжигающее воспоминание. Чувства и ощущения из ее сновидений поблекли в сравнении с прошлой ночью. Их любовь была более радостной, более прекрасной, более насыщенной, чем в любом из ее снов.
 Филип! При мысли о нем глаза ее засияли. Он был великолепен. Как может такой сильный человек быть таким нежным? – подумала она с удивлением, и по телу ее пробежала сладостная дрожь. Как ей хотелось, чтобы он сейчас был здесь и они могли снова заняться любовью. Ей необходимо было чувствовать, как ее обнимают его руки, как ее целуют его губы, хотелось еще раз испытать то блаженство, которое они познали в объятиях друг у друга.
 Но где же он?
 Камилла лежала одна, и ей казалось, что сама тишина посмеивается над ней. Ужасная мысль омрачила ее радость. Может быть, Филип пожалел о том, что произошло между ними? Может быть, сегодня он прикажет ей покинуть его дом и никогда не возвращаться?..
 Пока ее испуганное воображение рисовало картины одну мрачнее другой, дверь спальни открылась, и вошел Филип собственной персоной. Он выглядел невероятно красивым в бледном утреннем свете. Чисто выбритый, в темно-синем сюртуке из тонкого сукна, белом шелковом жилете, расшитом золотом, черных облегающих панталонах, он излучал силу, уверенность и беспечную властность высокородного дворянина. Его черные волосы были гладко зачесаны и блестели, накрахмаленная сорочка казалась ослепительно белой на фоне его смуглой кожи. Он запер за собой дверь и загадочно взглянул на Камиллу.
 Сердце девушки сильно забилось, и она невольно натянула простыню до подбородка. Невозможно было определить по выражению его лица, что у него на уме.
 Филип подошел к кровати и остановился, молча глядя на Камиллу.
 Она открыла было рот, чтобы сказать «Доброе утро», но он внезапно присел на край постели и заговорил первым:
 – Я прошу прощения, Камилла.
 Сердце Камиллы застучало еще сильнее.
 – За что? – спросила она упавшим голосом.
 Она надеялась начать этот день сладкими поцелуями и нежными словами. Все, что угодно, только не эта холодная официальность.
 – Вчера ночью я совершил ошибку. То, что случилось, – моя вина. Мне не следовало… – Голос его прервался, и Камилла увидела, как дергается мускул на его щеке. – Этого не должно было произойти, – медленно произнес он. – И больше это не повторится. Виной всему проклятое безрассудство Одли, Камилла, и мое неумение владеть собой. Я полностью принимаю на себя всю ответственность.
 Так же, как он принял на себя всю ответственность за то, что сбил ее на дороге Эджвуд-лейн? Он думал о проведенной вместе с ней ночи как о каком-то несчастном случае. Настроение Камиллы окончательно испортилось.
 Значит, он действительно всего лишь использовал ее, наслаждался ее телом, как наслаждался бы телом любой другой женщины, подвернувшейся под руку. То, что этой женщиной оказалась она, Камилла, не имело никакого значения. Им руководила одна лишь похоть. И теперь ему остается только сожалеть о своем безрассудном порыве.
 – Постарайтесь об этом забыть! – Голос Камиллы звучал спокойно и даже слегка небрежно, в то время как ее сердце разрывалось от боли. – Я сама этого захотела. Вы меня ни к чему не принуждали. – Пронзительный неискренний смех сорвался с ее губ. – Моя одежда. Пожалуйста, дайте мне одежду.
 Филип повиновался. Он чувствовал себя таким неловким и несчастным, как никогда в жизни. Наклонившись, он поднял с пола одежду и протянул ее Камилле. На секунду его охватило сомнение: ее глаза, всегда такие яркие, сияющие, сейчас казались потухшими. Взгляд их был печален. Филипу вдруг захотелось заключить ее в объятия, крепко прижать к себе, быть с ней нежным. Но это было невозможно. Больше между ними не должно быть близости. Он собирается жениться на Бриттани Девилл. Камилла знает об этом, напомнил он себе с отчаянием, и знала все время.
 Черт возьми, во всем виноват он! Ярость на собственную слабость охватила его. Вчера ночью Камилла Брент оказалась в его объятиях, и он не устоял перед очарованием этой женщины.
 Теперь он ненавидел себя за то, что потерял самообладание. Но он постарается загладить свою вину перед Камиллой, будет продолжать расследование, которое уже начал вчера после того, как она рассказала ему о своем талисмане.
 Это самое меньшее, что он может сделать.
 – Я должна вернуться к себе в комнату. – Одной рукой Камилла прижимала к себе одежду, которую ей подал граф, другой придерживала простыню. – Слуги начнут болтать, если…
 – К черту слуг, Камилла. Я беспокоюсь о вас. – Он схватил ее за плечи так неожиданно, что простыня соскользнула с ее плеч, явив его взгляду полные, округлые груди.
 Филип тотчас же отпустил Камиллу и отступил назад.
 – Пожалуйста, уходите, чтобы я могла одеться в одиночестве, – поправляя простыню, проговорила она, ненавидя себя за алый румянец, заливающий ее щеки. Теперь Камилла чувствовала себя совершенно униженной. – Почему бы вам не… поехать навестить леди Бриттани… или… или покататься в Гайд-парк, или понюхать табаку – сделать что-нибудь, что у вас, людей из высшего света, так виртуозно получается, и не оставить меня в покое!
 Вот он и разрушил возникшую было между ними дружбу. Филип усмехнулся с горьким презрением к самому себе: а чего он ожидал?
 Выражение его лица стало жестким.
 – Вы хотите уехать? Аннулировать наше соглашение и отправиться в Париж? Что ж, я не стану вас удерживать. – Он сделал глубокий вздох. – Вы должны меня ненавидеть.
 Ненавидеть его?
 В Камилле проснулась гордость, и неожиданно она заговорила с графом в том же тоне, в котором обычно разговаривала с Диббсом:
 – Мои личные чувства здесь ни при чем. У нас деловое соглашение, и я не желаю его нарушать. Если вы, конечно, хотите продолжить наше сотрудничество.
 – Я хочу продолжить.
 – Договорились. А теперь уходите, пожалуйста. Скоро полдень, – Камилла с вызовом посмотрела на графа, подбородок ее был вздернут.
 Она высокомерна, как герцогиня, отметил Филип, одновременно забавляясь и испытывая отчаяние. Потом резко повернулся и направился к выходу.
 Но он не мог заставить себя забыть о том, как простыня соскользнула с ее плеч, обнажая соблазнительную грудь. Он оглянулся. Если бы она только знала, как страстно ему хочется сорвать с нее снова эту простыню и сжать в объятиях ее обнаженное тело. Проклятие, если бы она только знала, как прекрасны ее рассыпавшиеся по обнаженным плечам волосы, ее матовая кожа, только и ждущая его прикосновений.
 Лучше ему поскорее уйти, а не то он еще больше испортит все дело. Камилла Брент слишком красива, к несчастью для себя – и для него тоже.
 Дверь за Филипом захлопнулась. Камилла запустила в нее подушкой. Пальцы ее в отчаянии вцепились в покрывало, и она прошептала: «Скатертью дорога!» А через секунду разрыдалась.
 Филип ее не любит. «Конечно, не любит, – шепнул насмешливый внутренний голос, очень похожий на ненавистный голос Гвиннет Диббс. – Ты никто и ничто. С чего это ты взяла, что он сможет тебя полюбить?»
 Камилла незамеченной добралась до своей спальни, вымылась, оделась и стала ходить взад и вперед по комнате, сосредоточенно размышляя. Он ее не любит, это было очевидно. Но ведь она знала об этом с самого начала. И только собственная глупость заставила ее поверить в невозможное. Но разве она не может сделать вид, что события прошлой ночи для нее не имеют особого значения? Она остановилась и прижала пальцы к пульсирующим болью вискам.
 Ей придется притвориться, будто то, что между ними произошло, – случайный эпизод, что лишь обстоятельства и импульсивность характеров бросили их в объятия друг друга. Ей надо заставить его поверить, что они могут вести себя, как прежде, словно ничего особенного не случилось. Но сумеет ли она?
 Ее решимость росла. Филип Одли, граф Уэсткотт, был самым добрым человеком из всех, кого она знала. Несмотря на все его богатство и воспитание, несмотря на холодность, сумасбродство и вспыльчивость его натуры, он всегда обращался с ней как с леди, рядом с ним она чувствовала себя спокойно и уверенно. Она была главным партнером в осуществлении его сумасбродного плана. Губы ее слегка изогнулись в улыбке, когда она вспомнила, как он учил ее ездить на Мармеладке, как подхватывал на руки всякий раз, когда опасался, что у нее болит нога, как подшучивал над ней, вспоминая историю с подсвечником. Он защитил ее от головорезов в переулке и танцевал с ней вальс в комнате Доринды, и все это делал с одинаковой спокойной уверенностью. Она вспомнила, как он нежно целовал ее в беседке в Уэсткотт-Парке, вспоминала, как прошлой ночью его мощное тело пылало горячим желанием, которое она с большой готовностью удовлетворила. Она не могла перестать думать об этом черноволосом разбойнике, уверенная, что именно она могла бы сделать его счастливым.
 Но об этом не может быть и речи. И кроме того, напомнила себе Камилла с грубой прямотой, он любит Бриттани. Не ее, а Бриттани.
 Около полудня Камилла явилась в детскую, где мисс Бригэм с улыбкой сообщила ей, что Доринда быстро поправляется.
 И это была правда. Девочка сидела в постели, ее черные волосы были причесаны и схвачены желтой лентой, на коленях она держала блокнот для рисунков. Заглянув в него, Камилла увидела, что девочка рисует Щекотку, спящую на ее кровати.
 – Я и не знала, что ты такая талантливая художница, – воскликнула Камилла. Доринда расплылась в улыбке, и Камилла с радостью увидела, что ее лицо порозовело, а в глазах больше нет лихорадочного блеска.
 – Сегодня я поеду домой в Уэсткотт-Парк, – радостно сообщила ей Доринда.
 – Вот как?
 – Сегодня рано утром заходил Филип и сказал мне. Со мной поедут мисс Бригэм и Джеред. А вы приедете завтра.
 – Как славно. В Уэсткотт-Парке так красиво. Я знаю, что мисс Бригэм там тоже нравится.
 – Нам там будет весело, – согласилась Доринда. – Мы можем вместе ездить на прогулки верхом и ходить пешком, ведь ваша нога уже зажила.
 – Да, мы чудесно проведем время, – пробормотала Камилла, с внезапной болью подумав о том, как ей будет недоставать Доринды – да и всех остальных, – когда настанет время расставаться.
 Через некоторое время Камилла спустилась вниз, хотя совершенно не чувствовала голода. В столовой она встретила Джеймса под руку с Шарлоттой, подошла к ним и заговорила.
 Однако не успела она сказать и двух слов, как появился Дарджесс и подал ей на серебряном подносе письмо.
 – Это, наверное, послание от Филипа. Он просил нас сегодня выполнить одно его поручение, – сказал Джеймс. Камилла взяла в руки письмо и увидела, что оно написано на плотной матовой бумаге графа Уэсткотта с его титулом и гербом в верхней части листа.
 – Поручение? – рассеянно переспросила она, глядя на письмо.
 – Да, что-то насчет пожертвования работному дому на Порридж-стрит, – сказала Шарлотта. – Он все объяснил Джеймсу.
 Камилла услышала в ее голосе напряженные нотки, подняла глаза от письма графа и с беспокойством заметила припухшие глаза Шарлотты и болезненную бледность ее лица. Джеймс тоже казался чем-то озабоченным и держал себя с принужденной веселостью. Камилла почувствовала неладное, но от расспросов удержалась.
 – Филипу пришлось срочно уехать по какому-то делу, – заметил Джеймс. – Прочтите письмо, я уверен, оно вам все объяснит.
 Бумага дрожала в руках Камиллы. Она положила письмо на стол и стала читать.
  Дорогая Камилла! 
  У Дарджесса хранится корзинка с продуктами и документ, свидетельствующий о существенном пожертвовании работному дому. Джеймс и Шарлотта лично отвезут и то и другое на Порридж-стрит и поговорят с миссис Тумбс, если вы согласны. Прошу прощения, что не смог заняться этим лично, но сегодня мне предстоит одно неотложное дело. 
  Я последовал вашему совету и рассказал Джеймсу и Джереду о состоянии дел, оставшихся после отца. Они были поражены и возмутились, что я им до сих пор ничего не рассказывал. Их не только испугало то, что мы чуть было не разорились, теперь они не хуже меня осознают, как опасна порывистая, импульсивная натура Одли, если ее не держать в узде. Я также сообщил Джереду, что они с Дориндой должны вернуться в Уэсткотт-Парк немедленно. Он даже не стал со мной спорить – полагаю, он счел это наказанием за историю с Уимпнеллом. Я решил, что лучше всего нам всем завтра вернуться в Уэсткотт-Парк под предлогом подготовки к балу. 
  Простите меня за все. Я никогда не хотел вас обидеть и надеюсь, что мы все же сможем остаться друзьями. Для меня это очень важно: вы первая женщина, с которой я мог говорить о своих проблемах, о своей жизни, своих семейных заботах. Мне очень не хотелось бы потерять то ощущение душевной близости, которое установилось между нами, хотя я понимаю, что именно этого и не заслуживаю. 
  Камилла, на карту поставлено очень многое, больше, чем мы оба можем себе представить. До тех пор пока все не решится, нам надо держаться вместе. Я постараюсь не создавать для вас излишних трудностей. Но ради вашей собственной безопасности вы должны сегодня оставаться на Беркли-сквер. Вечером я вернусь и отвезу вас на бал к леди Астерли. Никуда не выезжайте ни с кем, кроме Джеймса или Кирби. 
  До вечера, и будьте очень осторожны. 
  Филип. 
 Если бы даже он был судебным приставом, и то не мог бы написать более официального послания, мрачно подумала Камилла. Но чего она ожидала?
 Девушка аккуратно сложила письмо пополам и подняла взгляд на наблюдавших за ней Джеймса и Шарлотту.
 – Достойно восхищения, как вы стараетесь помочь детям из работного дома, – заметил Джеймс, ставя кофейную чашку на блюдце. – Особенно этой маленькой девочке, Хестер. Доринда мне сегодня утром призналась, что она хотела бы познакомиться с ней, особенно после всех этих ваших рассказов о ней. Судя по всему, это необыкновенно умная, добрая девочка.
 Мысли о Хестер отвлекли Камиллу от собственных страданий.
 – Да, мне бы и самой хотелось ее повидать. – Ей стало тоскливо. Она представила себе радость малышки, когда та получит подарки. Интересно, увидит ли она еще когда-нибудь Хестер снова? – Но если миссис Тумбс заподозрит мое участие в этом пожертвовании работному дому, она задаст вам сотню вопросов, и на одни только ответы ей у вас уйдет уйма времени.
 – Мы обо всем позаботимся, Камилла, – заверила ее Шарлотта, которая так и не притронулась к еде, рассеянно ковыряя вилкой.
 – Что-нибудь случилось? – Камилла не смогла удержаться от вопроса.
 Джеймс кашлянул. Потом сложил салфетку и положил ее рядом с тарелкой.
 – Шарлотта устала. Эти рауты и приемы совершенно выбили ее из колеи. Мы ведем в Хэмпшире тихую жизнь и привыкли к ней.
 – Или, может быть, сказывается напряжение от страха, что ее «кузина» назовет пэра не тем титулом или опозорится во время танца, – улыбнулась Камилла.
 – О нет, вы прекрасно справляетесь. – Шарлотта дружески прикоснулась к плечу Камиллы. – Жаль, что вы и правда не моя кузина – или сестра, – прибавила она с тоской в глазах.
 Камилла была растрогана.
 – Я тоже чувствую себя так, будто вы – моя семья, – застенчиво призналась она. – Вы были ко мне так добры – вы оба.
 Джеймс встал.
 – Эта дурацкая затея моего брата имела, как ни странно, самые положительные результаты. Вы оказываете на него необыкновенное влияние, Камилла. Филип очень изменился за эти дни, что он провел с вами.
 – Не знаю, что вы имеете в виду. Я старалась стать его другом…
 – Вы стали другом для всех нас. С вашим появлением в Уэсткотт-Парке стало светлее, теплее и веселее. Мы почувствовали себя раскованно. Прежде здесь царило напряжение. За это мы вам благодарны, и я, и Филип.
 Камилла была поражена.
 – Он вам так сказал?
 Джеймс кивнул.
 – Он сказал это сам сегодня утром. – И Джеймс прибавил, не обращаясь ни к кому: – Я только надеюсь, что когда он наконец завоюет Бриттани, а он ее обязательно завоюет, она принесет в нашу семью хотя бы половину того солнечного света, который принесла эта девушка. – Обойдя вокруг стола, он взял руку Камиллы, поднес к губам и поцеловал кончики ее пальцев. – Мы у вас в долгу, мисс Смит, – тихо произнес он, затем повернулся к Шарлотте: – Я прикажу подать карету. Лучше нам съездить в работный дом сейчас и вернуться, пока дождь не разошелся.
 Только тут Камилла заметила, что небо затянуто свинцово-серыми тучами и первые капли дождя ударили в окно. Но несмотря на мрачную погоду, настроение у девушки поднялось после неожиданных слов Джеймса.
 Оставшись в столовой наедине с Шарлоттой, Камилла внезапно почувствовала радостное волнение при мысли о том, что Хестер и другие дети наконец-то получат ощутимую помощь.
 – Спасибо вам за то, что согласились отвезти эти вещи в работный дом. Не могли бы вы сделать для меня еще кое-что?
 – Все что угодно, – немедленно ответила Шарлотта.
 – Пожалуйста, найдите возможность поговорить с Хестер наедине. Скажите ей, что эта помощь от меня, что я помню ее и люблю. – Камилла задумчиво посмотрела в окно. – А что касается миссис Тумбс, то вам, наверное, лучше всего сказать ей, что это пожертвование от знакомого покойных родителей Хестер, – медленно произнесла она. – После такого известия миссис Тумбс будет обращаться с Хестер, как с драгоценностью.
 – Она для вас много значит, эта девочка, правда? – тихо спросила Шарлотта. Они сидели в столовой одни, слышалось лишь тиканье часов на каминной полке да шум дождя за окном.
 – Она такая славная, вот увидите! Я хотела бы повидать ее снова, но… – Камилла вздохнула, понимая, что вряд ли теперь у нее будет такая возможность. – Башмачки и одеяла – это то, что нужно детям. И вы должны потом рассказать мне, какое будет у Хестер выражение лица, когда она получит подарки и узнает, от кого они.
 – В таком случае, – тихо сказала Шарлотта, – мне необходимо ехать вместе с Джеймсом. Мужчины обычно не замечают деталей, которым женщины придают такое значение. Если Джеймс поедет один, он, конечно, вручит корзину и документ миссис Тумбс, но он не заметит, сказала она спасибо или нет.
 – Джеймс не хотел, чтобы вы ехали в работный дом? Надеюсь, вы не из-за этого поссорились, – быстро спросила Камилла, огорчившись при мысли, что невольно могла быть причиной размолвки между супругами.
 – О нет. Мы вовсе не ссорились. Просто… Ничего.
 Камилла видела, что Шарлотта едва сдерживает слезы, что ей хочется довериться Камилле, но она не может решиться на это. Понимая всю неловкость положения, Камилла взяла нож, намазала маслом булочку и как ни в чем не бывало сказала:
 – Доринда выглядит сегодня гораздо лучше, правда?
 Казалось, Шарлотта ее не слышит. Ее нежно-голубые глаза медленно наполнялись слезами, и тут самообладание покинуло ее: кофейная чашка перевернулась, ложечка со звоном покатилась на пол, Шарлотта закрыла лицо руками и зарыдала.
 – Что случилось? Дорогая Шарлотта, что с вами?
 Камилла немедленно подбежала к ней и обняла за плечи. Шарлотта трясла головой, слезы лились сквозь пальцы в три ручья.
 – Это… та сказка… которую вы рассказывали Доринде, – сквозь рыдания сказала она.
 – Что? – Пораженная Камилла пыталась понять. – Та сказка, что я рассказала Доринде вчера вечером, – о фермере и его жене? Но почему она заставила вас плакать?
 Плечи Шарлотты затряслись еще сильнее.
 – Я не могу… говорить об этом. Джеймсу не понравилось бы…
 Камилла взяла ее под руку и подвела к маленькому диванчику у окна.
 – Шарлотта, я не хочу, – тихо начала она, усаживая рядом с собой Шарлотту, – чтобы вы посвящали меня во что-то очень личное, но если я могу хоть чем-то помочь…
 – Никто не может помочь. – Шарлотта прерывисто вздохнула. – Камилла, я так несчастна! А когда мы с Джеймсом услышали вчера вечером ту сказку, мы еще сильнее ощутили свою боль. Мне бы хотелось… ох, как бы мне хотелось, чтобы появилась цыганка, которая могла бы продать нам ребеночка… больше всего на свете хотелось бы… Господи, не выдавайте Джеймсу, что я вам рассказала. Он не любит об этом говорить…
 Камиллу осенила догадка. Она обняла плечи рыдающей Шарлотты.
 – У вас с Джеймсом не может быть детей, – медленно произнесла она, и это был не вопрос, а утверждение.
 Шарлотта отняла пальцы от покрасневших глаз и кивнула.
 – Мы пытались… один раз. Я потеряла ребенка… доктор сказал, что если мы еще раз попытаемся, я, вероятно, умру, и ребенок тоже. – Голос ее прервался. Слезы текли по щекам.
 – Шарлотта, мне очень жаль.
 – Джеймс говорит, что ему все равно. Говорит, что нам не нужны дети, нам и вдвоем хорошо. Но я знаю, что он страдает. Он так ждал ребенка… а потом… – У нее задрожали губы. – Он никогда мне не жаловался, никогда не обвинял, ни разу. Но мы оба чувствуем эту… эту пустоту. Нам хотелось попросить Филипа, чтобы он разрешил Доринде проводить некоторое время с нами в Хэмпшире. Я знаю, что ее место в Уэсткотт-Парке и что Филип с Бриттани создадут для нее хороший дом, но… иногда так приятно слышать детский смех, видеть это личико, такое милое и оживленное. Конечно, я знаю, что всего лишь ее невестка, а не мать, но… иногда я могу представить себе, что…
 Сердце Камиллы разрывалось от сострадания. Та дисгармония, которую она иногда замечала в их отношениях, была вызвана не гневом, а печалью. Они оба страдали, и ни один из них не хотел обременять другого собственной болью. Камилла гладила Шарлотту по волосам и старалась ее успокоить.
 – Вы любите друг друга. Вам надо искать утешения в этом, – шептала она, понимая, что ее слова звучат неубедительно. – И я уверена, Филип разрешит Доринде проводить часть времени у вас в Хэмпшире. Она обожает вас, Шарлотта, и ей будет с вами хорошо.
 – Вы и правда думаете, что Филип согласится? Когда мы в первый раз приехали в Уэсткотт-Парк, мы были уверены, что он откажет, презрительно посмеется над нами и скажет, что нам нельзя доверить Доринду. Он все еще думает, что Джеймс – беспечный мальчишка, на которого нельзя положиться. Но это не так! – воскликнула она, и из глаз ее снова брызнули слезы при мысли о несправедливом отношении Филипа к своему мужу. – Джеймс – самый верный, самый надежный человек из всех, кого я знаю. Он, то есть мы – очень заботились бы о Доринде!
 – Я в этом уверена.
 – Может быть, Филип согласится. – Слабая надежда вспыхнула в глазах Шарлотты. Она достала из кармана носовой платок и вытерла слезы. – Он изменился, знаете ли. Сегодня утром граф встретился с Джеймсом и Джередом и разговаривал с ними на равных. – Она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и бросила на Камиллу внимательный взгляд. – С тех пор как вы появились, он стал другим. Потерял ту злобную вспыльчивость, которая так меня пугала прежде. Он мог быть таким жестоким…
 – Филип никогда не был жестоким, – возразила Камилла с негодованием. – Он самый добрый, самый мягкий человек на свете. Я никому не позволю говорить о нем дурно.
 Выражение изумления на лице Шарлотты исчезло и сменилось выражением ужаса.
 – Камилла, вы ведь не собираетесь в него влюбиться?.. – ахнула она, схватив девушку за руки. – Скажите мне, что это не так.
 – Это… не так. Я ценю его дружбу, уважаю его, я очень ему благодарна за все, что он для меня сделал, но…
 – О Господи, я по вашему лицу вижу, что вы вовсе не это имеете в виду! Вы его любите! Ведь правда?
 – Д-да, – с трудом выдавила Камилла. И тут же прошептала отчасти с гордостью, отчасти с вызовом: – Я его люблю.
 Теперь настала очередь Шарлотты обнимать подругу. Но Камилла не плакала, а держалась с удивительным достоинством.
 – И что вы собираетесь делать? – озабоченно спросила Шарлотта.
 Камилла пожала плечами.
 – Прежде всего я доведу до конца начатое дело. А потом, когда Филип вызовет у Бриттани такую ревность, что она перестанет кокетничать со всеми мужчинами Лондона и прибежит к нему, как он того желает, я уеду.
 – Но вы не можете вернуться к жизни служанки в таверне, – быстро возразила Шарлотта. Она посмотрела на изящное платье Камиллы из тонкого муслина персикового цвета, отделанное кремовыми кружевами, на ее элегантный шиньон и атласные туфельки. – Вам не место в таверне, Камилла!
 – Здесь мне тоже не место. – Камилла ответила на растерянный взгляд Шарлотты с решимостью и спокойствием, которых вовсе не чувствовала. – Не беспокойтесь обо мне, Шарлотта. Я сталкивалась в своей жизни еще не с такими трудностями. Да, когда я покину Уэсткотт-Парк, я буду ужасно скучать без вас. – Тут Камилла почувствовала, что слезы подступили к ее горлу, но она вздернула подбородок и отогнала от себя мрачные мысли. – Но я устрою свою жизнь, что бы ни случилось. Вот увидите!
 – Уверена, что так и будет. – Шарлотта улыбнулась дрожащими губами. – Вы самый сильный человек из всех, кого я знаю, Камилла. Мне тоже будет вас недоставать. Жаль…
 Она замолчала – в дверях показался Джеймс.
 – Карета подана.
 – Я иду. – Шарлотта снова повернула к Камилле заплаканное лицо. – Я сказала вам правду. Мне действительно хотелось бы, чтобы вы были моей кузиной. Или чтобы все сложилось как-то иначе… – Шарлотта прикусила губу, печально покачала головой и вышла, не прибавив больше ни слова.
 Камилла медленно прошла по коридору в малую гостиную. Она опустилась на узорчатый диван. Дождь за окном стал еще сильнее. Она старалась не думать о том, что очень скоро ей придется расстаться с ролью мисс Камиллы Смит.
 Тем временем на другом конце города граф Уэсткотт входил в великолепную гостиную французского посольства, обставленную с самым изысканным вкусом.
 Посол, высокий, представительный мужчина с белоснежными волосами, пышно взбитыми над блестящим розовым лбом, любезно его приветствовал, приглашая сесть в одно из просторных удобных кресел.
 – Ваше сиятельство, рад вас видеть. Чем могу быть вам полезен?
 Филип вытянул перед собой длинные ноги, несколько мгновений смотрел на гладкое, вежливое лицо дипломата, потом достал из кармана талисман Камиллы в виде фигурки золотого льва.
 – Взгляните на это, прошу вас, месье. Полагаю, он может кое о чем вам сказать. – Граф увидел, как в хитрых глазах посла вспыхнул огонек, когда он взял в руки талисман.
 – Да, месье, несомненно. Где вы его взяли?
 – Всему свое время, месье. – Филип ничем не выдал своего волнения, которое охватило его при виде реакции посла. Значит, он был прав. Если его подозрения подтвердятся, жизнь Камиллы резко изменится.
 Он нагнулся вперед и вперил твердый взгляд в лицо собеседника.
 – Нам надо многое обсудить, – спокойно произнес он. – Но сперва будьте добры ответить мне на некоторые весьма важные вопросы.




 Глава 21


 – Тебе придется потрудиться, мой мальчик, если ты хочешь отбить мисс Смит у Уэсткотта, – заметила леди Астерли своему племяннику, наблюдая за переполненным бальным залом, где граф и его красавица невеста были центром всеобщего внимания. – Уэсткотт весь вечер от нее не отходит.
 – Возможно, он и сделал окончательный выбор, тетушка Элизабет, но это не означает, что и она его сделала, – возразил лорд Уинтроп, следя ревнивым взором за вышеупомянутой парой, кружащейся по мраморному полу в танце.
 Общество собралось блестящее – шелка и атлас, бриллианты и жемчуг, но ни один человек в великолепном, залитом светом зале не был так ослепителен и не привлекал к себе такого внимания, как широкоплечий граф Уэсткотт и его очаровательная невеста. Все собравшиеся смотрели на них с восхищением, женщины пожирали жадными глазами Филипа в элегантном вечернем костюме, джентльмены откровенно любовались Камиллой. Изысканное платье из изумрудно-зеленого шелка, отделанного золотым кружевом, с пышными рукавами и узкой бархатной лентой, обвивающей тонкую талию, подчеркивало женственность ее фигуры. Темно-рыжие волосы были подняты в высокую прическу и скреплены изумрудными гребнями, а на стройной шее сверкало ожерелье из бриллиантов и изумрудов. Она была похожа на сияющую богиню, когда кружилась по залу в танце, увлекаемая своим искусным партнером.
 – Не похоже, чтобы она через силу танцевала со своим кавалером, – сухо заметила леди Астерли, следя маленькими, как пуговки, глазками за красивой парой.
 – Это не то же самое, что выйти за него замуж! По словам Фредди, между ними еще ничего не решено окончательно. Всем известно, что мисс Смит не давала официального согласия на этот брак. И они уж точно не делали никакого официального объявления о помолвке.
 Леди Астерли вздохнула и ласково похлопала его веером по руке.
 – Они весь вечер друг с друга глаз не сводят. Если это не влюбленная пара, мальчик мой, то я не знаю, что это такое.
 – Она не смеется.
 – Какой ты странный! И о чем это, по-твоему, должно говорить?
 – У мисс Смит восхитительное чувство юмора. Если бы она была действительно счастлива, она бы улыбалась и смеялась сегодня вечером. А вместо этого она такая серьезная, какой я ее еще никогда не видел.
 Леди Астерли еще раз прищурилась и взглянула через зал. К своему удивлению, она вынуждена была признать, что ее довольно бестолковый племянник на этот раз прав. Мисс Смит действительно выглядела несколько мрачной. И граф тоже, между прочим. Возможно, на их пути к алтарю и в самом деле есть какие-то препятствия. Возможно, мисс Смит, так недавно появившаяся в Лондоне, питает теперь склонность к кому-то другому – вокруг нее вертелось столько пылких поклонников. Может быть, им даже окажется ее дорогой Тимоти. Она бросила на него взгляд и грустно покачала головой.
 – Вы, молодые люди, всего несколько недель назад преследовали наследницу Девиллов, как стая волков. А теперь гоняетесь за мисс Смит. – Она возмущенно тряхнула головой. – Можно подумать, что вы гоняетесь за любой юбкой, к которой проявил интерес граф Уэсткотт.
 – Тетушка Элизабет, что за чепуха! – вознегодовал лорд Уинтроп и, расправив лацканы своего вечернего фрака, взял щепотку табака из севрской табакерки, украшенной эмалью. – Леди Бриттани никогда не обращала на меня ни малейшего внимания, она была занята Марчфилдом, Уэсткоттом и Кирби. Но мисс Смит – это совсем другое дело. Несмотря на свой успех у мужчин, она улыбается мне так, будто ей действительно нравятся мои комплименты и восхищают мои остроты. Да, она находит их остроумными, пусть даже мои собственные родственники так не считают.
 – Правда в том, дорогой мальчик, что она делает вид, будто считает тебя остроумным. Со стороны женщины это очень умно, я всегда это говорила. Признаю, что нахожу ее поведение очень милым, и не возражала бы, если бы ты сделал ей предложение. Но примет ли она его при таком сопернике, как граф Уэсткотт, вот в чем вопрос!
 – Посмотрим, тетушка Элизабет, – пообещал племянник решительным тоном и покинул ее.
 Мелодия вальса наполнила своды зала, и Камилла и Филип закружились мимо сливающейся в одно пестрое пятно толпы зрителей. Весь вечер между ними сохранялась некоторая неловкость, но движения их были безукоризненно точными и плавными. «Только наши чувства потеряли равновесие», – подумала Камилла, считая такты и моля Бога, чтобы ей удалось закончить танец без ошибок.
 – Странно думать, что в этом зале может присутствовать убийца, – наконец произнесла она. Молчание между ними слишком затянулось, и окружающие могли это заметить. И так каждая пара глаз в зале внимательно следила за ними, хотя Камилла и убеждала себя, что это лишь игра ее воображения.
 – Безопасная тема для беседы, – заметил граф. – Жаль, что я сам не выбрал ее.
 Она вспыхнула.
 – А о чем вам хотелось бы поговорить? О том досадном случае вчера ночью? – Она не смогла удержаться от этих слов, их дерзость скрывала ее боль.
 Рука Филипа предостерегающе сжала ее талию.
 – Едва ли сейчас время и место обсуждать это, Камилла. Я не виню вас за ваш гнев. Я виню себя за тот досадный случай, как вы выразились.
 – Напрасно. – Она беспечно улыбнулась.
 – Простите?
 – Я не ребенок, – ответила она с невольным раздражением, – а взрослая женщина, и сама отвечаю за свои поступки. В том, что я делала – что мы делали, – есть и моя доля вины. Это была ошибка, я с вами согласна, и лучше нам поскорее о ней забыть.
 – Ошибка? Вы тоже так считаете?
 Камилла содрогнулась, отметив, с каким облегчением он это произнес, несгибаемая воля помогла ей сохранить самообладание.
 – О да, – заверила его она. – Это была… очень приятная ошибка, но не можем же мы позволить, чтобы она помешала нашему делу.
 – И нашей дружбе, Камилла, – быстро сказал он. – Вот что меня действительно огорчает. Вы мне нравитесь. Я питаю к вам уважение. И не хотел бы, чтобы что-то разрушило нашу дружбу.
 Мужчины. Они все идиоты. Ей хотелось взвыть от ярости, но вместо этого она произнесла безразличным тоном:
 – Филип, я сейчас озабочена не тем, как сохранить нашу дружбу, а тем, как найти убийцу.
 Филип пристально посмотрел на нее. Казалось, она говорит правду. Но с этой женщиной, как он уже знал по собственному опыту, нельзя ни в чем быть уверенным.
 Вальс закончился. Когда он отвел Камиллу на место, то заметил, как горят ее щеки, и предложил принести бокал лимонада.
 – Подождите меня здесь, – приказал Филип, указывая на один из трех изящных позолоченных стульев, стоящих возле растущей в кадке пальмы. – Я вернусь через секунду.
 Граф внимательно обвел взглядом зал, пробираясь к столу с освежающими напитками и закусками. Невероятно, что один из этих смеющихся, болтающих гостей может быть убийцей, но он хорошо знал, что слишком часто за блестящей внешностью скрываются порок и нравственное уродство. Этот француз, Андре Дюбуа, например, сверкал среди высшего общества подобно ослепительному бриллианту до тех пор, пока не проявил свою истинную натуру – грубую и низменную.
 Взгляд Филипа остановился на представительной фигуре лорда Марчфилда. Рядом с Марчфилдом, наклонив голову, чтобы слышать его шепот, стояла Бриттани, слегка опираясь затянутой в перчатку рукой на его локоть. Когда Филип посмотрел на нее, она внезапно повернулась в его сторону, и их взгляды встретились. Даже на расстоянии он увидел тоску в ее глазах. Она продолжала настойчиво смотреть на него. Граф понял, что Бриттани хочет что-то сказать ему и наверняка будет искать с ним встречи. И не ошибся. Не успел он подойти к столу с напитками, как почувствовал легкое прикосновение к своему рукаву. Он повернул голову. Бриттани молча смотрела на него снизу вверх.
 Шарлотта и Джеймс проскользнули в скрытый бархатным занавесом альков, когда заиграли кадриль. Там, наедине, они сжали друг друга в объятиях с едва сдерживаемым волнением.
 – Мне так хочется кому-нибудь рассказать об этом! Ох, Джеймс, – воскликнула Шарлотта, глаза ее сияли счастьем, и у Джеймса от этого защемило сердце. – Ты и правда хочешь это сделать?
 – Больше всего на свете. Не могу дождаться. – Он поцеловал ее, потом провел кончиком пальца по изящной линии ее подбородка. – Когда я увидел эту милую, красивую девочку…
 – Да, да, я тоже сразу же это почувствовала. Ох, Джеймс, это судьба! Нельзя ли рассказать сегодня Камилле? И Филипу тоже. Я хочу рассказать всему миру!
 – Думаю, нам следует немного подождать. Филип сегодня утром признался мне кое в чем, кроме того, о чем я тебе уже рассказывал, и… у них с Камиллой и так сейчас много забот. Думаю, лучше всего будет, если мы пока отложим наше приятное сообщение.
 – Но ты немедленно приступишь к оформлению документов, да? – с тревогой спросила Шарлотта.
 Он снова поцеловал ее.
 – Завтра же, клянусь.
 Шарлотта обняла его за шею и расплакалась.
 – Шарлотта! – в отчаянии воскликнул Джеймс и протянул ей носовой платок.
 – Я так счастлива, – прошептала она, задыхаясь, и вытерла слезы, готовые упасть на ее роскошное желтое платье. – Полагаю, мы должны снова присоединиться к гостям, но я едва могу удержаться, мне хочется прыгать, как Доринде, когда она особенно чему-то рада.
 – Попробуй, – улыбнулся Джеймс.
 Она ответила ему улыбкой.
 – Какие заботы еще предстоят Филипу и Камилле? Ведь их план, кажется, близится к успешному завершению?
 – Ш-ш. – Джеймс быстро оглянулся. – Никогда не знаешь, кто может оказаться рядом, – упрекнул он ее и взял за руку. – Пока это не имеет значения. Я тебе расскажу завтра, когда мы благополучно доберемся до Уэсткотт-Парка. Идем, дорогая, выпьем по бокалу шампанского. У нас есть для этого повод.
 «Да, – подумала Шарлотта, возвращаясь вместе с ним в сверкающий бальный зал с сердцем, полным надежды и предвкушения. – У нас действительно есть для этого повод. И все благодаря Камилле. Если бы только она знала, какое счастье мы с Джеймсом сейчас испытываем!»
 Она быстро оглянулась, отыскивая взглядом подругу в переполненном зале, и увидела ее в окружении восхищенных денди. Филипа рядом с ней не было.
 Одного взгляда на Камиллу было достаточно, чтобы понять, что за ее храброй улыбкой скрывается отчаяние. Шарлотте очень захотелось найти своего великолепного деверя и надрать ему уши.
 – Филип, мне нужно поговорить с вами наедине. Встретимся на террасе, хорошо?
 Сейчас на лице Бриттани не было и следа привычно веселого выражения. Она была одета в роскошное платье из золотой тафты, волосы завиты и уложены в сложную прическу, тонко очерченное лицо казалось очень юным, красивым и полным отчаянной надежды.
 Сердце Филипа учащенно забилось.
 – А где лорд Марчфилд? – спокойно осведомился он.
 – Я оставила его в обществе Флоренс, когда увидела, что представился случай поговорить с вами, – ответила она вполголоса. – Я весь вечер пыталась поймать ваш взгляд. Но вы так увлеченно танцевали с мисс Смит…
 В голосе Бриттани явственно прозвучали ревнивые нотки, и Филип едва сдержал улыбку. Тем не менее ему удалось сохранить равнодушное выражение лица.
 – Так и должно быть, – заметил он и отвернулся в сторону.
 – Нет. Да. Наверное, но… возможно, и нет. Филип, вы придете на террасу?
 Он окинул ее невозмутимым взглядом.
 – Как пожелаете.
 В нем нарастало чувство удовлетворения. Пари выиграно. Он победил. Она пришла к нему, она сдалась, как он и предвидел. Филип ждал, что его охватит восторг, но восторга не было.
 Позже, сказал он себе, видя радостную улыбку Бриттани. После того, как она признается ему в том, как несчастна, и расскажет о своих истинных чувствах.
 – Через несколько секунд следуйте за мной, – сказал он ей. – Я буду ждать вас у фонтана. – С ленивой грацией Филип пошел прочь, бросив взгляд в сторону Камиллы. Она была в окружении восхищенных поклонников. Краем глаза Филип заметил приближающегося к ней Кирби.
 Ну что ж, пока Камилла в безопасности, и он может позволить себе пойти на свидание с Бриттани. Филип выскользнул из двери на террасу, выходящую в сад. В нем нарастало волнение. Глаза его горели. Он чувствовал азарт охотника, настигающего свою добычу. Наконец-то настал тот момент, которого он ждал. Он будет держать ее в объятиях, ощущать вкус ее чувственных розовых губ. Услышит ее признание, что она хочет принадлежать ему.
 Филип бесшумно пересек террасу и спустился по ступенькам в сад, к фонтану, рассыпающему струи в прохладной ночи. Аромат поздних роз наполнял воздух.
 Ему не пришлось долго ждать: Бриттани выскользнула из темноты и подошла к нему.
 – Очень неординарный поступок, леди Бриттани. – Он не смог удержаться, чтобы не уколоть ее. – Не с моей стороны, а с вашей. Должно быть, дело очень срочное, если вы захотели встретиться с джентльменом наедине в темном саду.
 – Не дразните меня, Филип. – Она вцепилась в его фрак. – Пожалуйста, сегодня не надо – я этого не вынесу. И так очень трудно…
 – Что именно?
 – Сказать вам… признаться вам… – Она прикусила губу и, взяв себя в руки, посмотрела на него почти высокомерно. – Я была дурой, – сказала она. – Признаю, что вела себя, как избалованная дурочка, но больше я не могу этого выносить. Я должна вам сказать – пусть даже это меня унизит перед великим графом Уэсткоттом. Черт бы вас побрал, почему вы заставляете меня продолжать? Разве вы не понимаете, что я хочу сказать?
 – Опасно пытаться читать мысли дамы. Этим грешат очень самонадеянные люди.
 – Но вы же любите опасность – это одна из ваших неотразимых особенностей, – прошептала она. – К большому горю моей мамы.
 – А при чем здесь ваша мама?
 – Ни при чем, вы очень хорошо знаете, что ни при чем! – С нервным смехом Бриттани обвила его руками за шею и придвинулась поближе, в напоенной запахом роз ночи ее дыхание было частым и легким. – Ох, Филип. – Огромные фиолетовые глаза пристально вглядывались в его лицо, красавица дрожала в его объятиях. – Вы действительно любите эту развратницу, которая похитила вас у меня?
 – Мисс Смит – не развратница, – резко ответил граф. – Поосторожнее, Бриттани.
 – Прошу прощения. – В ее блестящих глазах показались слезы. – Она хорошенькая, это правда, и я могу понять, почему вы ею увлеклись, но, Филип… я думала, что между нами существуют особенные отношения.
 – Неужели? Трудно догадаться об этом, Бриттани, когда вы окружаете себя толпой поклонников и избегаете меня, как на прошлом маскараде.
 – Но я не… это смешно…
 – Бриттани. – Он коснулся рукой ее подбородка и приподнял ей голову, чтобы заставить ее встретиться взглядом с его горящими глазами. – Это ночь правды, помните?
 Глаза Бриттани наполнились слезами. Одна из них скатилась по хорошенькой щечке.
 – Да, Филип. И правда в том, что… я без вас скучаю.
 – Вокруг полно других джентльменов, которые вас развлекают.
 – Мне они безразличны. Ни один из них не вызывает во мне таких чувств, как вы, когда я с вами. Я… я ненавижу мисс Смит. Ужасно так говорить, но я ничего не могу поделать. Всякий раз, когда я вижу, как вы на нее смотрите, танцуете с ней, мне хочется ее задушить – почему вы смеетесь?
 – Я всегда знал, что вы страстная женщина, Бриттани, но сегодня вы просто огонь. Надеюсь от всей души, что вы воздержитесь и не выплеснете свои бурные эмоции на мисс Смит. Лучше обратите их на меня. Даю вам слово, я знаю, как на них ответить.
 – И что же вы сделаете? – Бриттани улыбнулась, губы ее приоткрылись, и она придвинулась к нему поближе.
 – Вот что. – Граф сжал ее в объятиях и жадно накрыл ее рот своими губами. Это был долгий, требовательный поцелуй, и Бриттани отвечала на него точно так, как он и предвидел. Ее пышное тело призывно прижималось к его телу, губы страстно отвечали на его поцелуй, а когда пальцы Филипа погрузились в ее волосы, она застонала от наслаждения.
 – Мисс Смит, – произнес лорд Уинтроп, низко склоняясь над затянутой в перчатку ручкой Камиллы. – Позвольте мне сказать вам, что вы сегодня выглядите совершенно потрясающе. Рубины, бриллианты и жемчуг меркнут перед вашим великолепием.
 Камилла ответила ему улыбкой, показав ямочки на щеках.
 – Вы преувеличиваете. – Она рассмеялась. – Но вы так добры, милорд.
 – И к тому же вы опоздали, – грубо прибавил мистер Фитцрой, сердито глядя на только что подошедшего лорда, который втиснулся между ним и Камиллой. – Мисс Смит уже обещала следующий танец мне, а следующий за ним – Кирби. А после этого вам придется соперничать с Уэсткоттом.
 – А где Уэсткотт? – мрачно спросил лорд Уинтроп.
 – Не все ли равно? – яростно прошептал ему на ухо юный мистер Ситон. – Мы все впервые получили возможность высказать свои комплименты мисс Смит. Он весь вечер сторожит ее, как пес свою кость. Черт бы его побрал!
 Камилла приняла из рук Алистера Кирби бокал с лимонадом и попыталась выглядеть веселой и беззаботной. Трудно было скрывать разочарование по поводу исчезновения Филипа. Естественно, он и думать о ней забыл с того момента, когда к нему подошла Бриттани. Она видела их встречу у столика с напитками, краем глаза следила за ним, притворяясь, что легкомысленно кокетничает с Фредди Фитцроем. Невыразимая боль пронзила ее, когда она заметила, как Филип, а затем Бриттани выскользнули за дверь, ведущую на террасу.
 Это мог быть именно тот момент, которого ждал Филип. Ее роль в розыгрыше, очевидно, близится к концу, думала она, поднимаясь, чтобы идти танцевать с Фредди. Ее охватило чувство нереальности. Этот пышный бал, великолепный зал с мраморным полом, хрустальные с золотом канделябры, разодетые мужчины и женщины, которых она знала теперь по имени и которые почтительно приветствовали ее, – все это скоро исчезнет из ее жизни. Ее платье, украшения, кокетливая воздушная шляпка, которую она купила у мадам Модейн и надевала во время визита на чай к мисс Дру на прошлой неделе, – все это скоро станет лишь приятным воспоминанием. Уютные завтраки по утрам с Шарлоттой, заботливая предусмотрительность миссис Уайет, часы, проведенные на диване рядом с Дориндой, слушающей ее рассказы, – все останется в прошлом. Но печальнее всего была мысль о том, что она никогда больше не увидит Филипа, то хмурого и озабоченного, то веселого и озаренного улыбкой, но неизменно притягивающего к себе взоры всех. Рассеянно слушая комплименты Фредди, она представляла себе кровать Филипа из красного дерева в мигающем свете камина, его руки, которые гладили ее, его нежные губы во время поцелуя, вспомнила, как их тела переплетались, сливались воедино с такой незабываемой страстью.
 Слезы брызнули у нее из глаз.
 – Мисс Смит, – ахнул Фредди Фитцрой, с изумлением глядя на всегда жизнерадостную красавицу, неожиданно залившуюся слезами. Это было ужасно. Люди подумают, что он нанес ей смертельное оскорбление. Потрясенный, он остановился посреди зала. – Что… что случилось?
 Камилла не в состоянии была говорить. Она беспомощно затрясла головой, вырвалась из ослабевших рук Фредди и бросилась бежать через бальный зал, подобрав пышные изумрудные юбки.
 Прошло немало времени, прежде чем Филип поднял голову.
 – Что случилось? – Бриттани провела по его губам кончиком пальца. – Филип, не останавливайтесь… я так часто мечтала об этом мгновении…
 – Это было больше, чем одно мгновение, Бриттани. – Он услышал свой голос словно издалека. Аромат роз наполнял ночной воздух. Ему почему-то стало не по себе. – Нам лучше вернуться обратно.
 Она надула губки, потом улыбнулась дразнящей улыбкой, провела рукой по его волосам.
 – Не говорите мне, что вас волнуют приличия. Вас волнует только мисс Смит, разве это не так?
 Он действительно волновался о Камилле. Он слишком надолго оставил ее одну. Обещал не отходить от нее весь вечер. Какая дьявольская ирония в том, что вот сейчас он держит Бриттани в объятиях, она страстно целует его, а его мысли все время возвращаются к другой женщине.
 Он взял Бриттани под руку и повел обратно к дому.
 – Мы должны проявлять осторожность, Бриттани. Если нам с вами суждено быть вместе…
 – Вам придется освободиться от мисс Смит. Но, Филип, как вы собираетесь это сделать?
 – Вы сомневаетесь в моей способности выполнить то, что я задумал, Бриттани? Если так, то вы станете мне очень плохой женой.
 Сияющие фиалковые глаза зачарованно заглянули в его лицо.
 – Это предложение, милорд? – с надеждой прошептала Бриттани.
 – А как бы вы отнеслись к нему?
 – Думаю, что я его приняла бы, – ответила она и обвила руками его шею.
 Он посмотрел на нее сверху вниз, недоумевая, почему он не испытывает ожидаемого восторга. Он победил, не так ли? Бриттани принадлежит ему, она согласилась стать его женой, и он выиграл пари с Марчфилдом задолго до назначенного срока. Филип чувствовал в душе странное равнодушие и пустоту и попытался заполнить эту пустоту новым поцелуем, только кратким, так как теперь они уже находились в поле зрения гостей.
 – Предоставьте мне остальное. Все уладится без тени скандала. Через несколько дней…
 – Так долго?
 Он взял ее за руку и потянул к террасе.
 – Терпение, любовь моя, приносит победу. Непременно. Поверьте мне.
 Они подошли к двери. Бриттани еще на секунду прижалась к его плечу.
 – Филип, вы мне еще не сказали, что любите меня!
 Филип посмотрел на нее. Бриттани была неотразима, но странно – он оставался холоден к ее красоте. А ведь месяц назад один взгляд этих великолепных глаз способен был бы расплавить его панталоны!
 – Я же собираюсь жениться на вас, глупышка. Как вы думаете?
 Ее пальцы резко сжали его руку.
 – Филип, погодите. – В ее голосе появились жалобные нотки. – Я думаю, для влюбленного мужчины вы слишком торопитесь уйти.
 – Бриттани, я уже сказал. Сейчас не время…
 Леди Бриттани Девилл была тщеславна, эгоистична и избалованна, но далеко не глупа. Что-то не так. Она почувствовала это, когда он ее целовал. Чего-то недоставало.
 Когда ее целовал лорд Марчфилд, в нем чувствовалась ярость, жажда, страсть…
 Поцелуй Филипа был странно пустым.
 – Скажите мне, что вы меня любите, – произнесла она, и на ее лице появилось странное выражение.
 – Бриттани…
 – Скажите это! – Она ахнула, так как он продолжал молча смотреть на нее, в его глазах читалось смятение, они потемнели от напряжения. – Боже мой, вы не можете этого сказать! Потому что вы… меня не любите, – прошептала она, пораженная.
 – А вы меня любите?
 – Не знаю. Я думала, что не люблю… а потом подумала, что люблю. Я ревновала…
 Они смотрели друг на друга, а из зала ветерок доносил до них обрывки музыки и веселого смеха.
 Она красива, думал Филип, но ее красота не согревает ему сердце, не трогает душу. Другое дело Камилла, эта прелестная, серьезная маленькая красавица с заразительным мелодичным смехом, нежными прикосновениями и любящим сердцем…
 – Значит, не суждено, Филип? – медленно произнесла Бриттани, впервые осознавая, что этому и впрямь не бывать. – Вы действительно любите мисс Смит? – недоверчиво спросила она.
 – Да.
 Эта истина поразила его не меньше, чем ее. Они снова уставились друг на друга.
 – Понимаю. – Бриттани сделала шаг назад. – Ну, тогда…
 – Бриттани, простите меня. Я был глупцом. – Филип не знал, что сказать. Когда все это случилось? Как это все случилось?
 Бриттани слегка тряхнула головой, словно желая избавиться от навязчивой мысли.
 – Желаю счастья, милорд, – с притворным спокойствием сказала она, круто поворачиваясь к двери. – Лорд Марчфилд с ума сойдет от беспокойства за меня. Я должна идти к нему…
 Филип еще несколько секунд постоял снаружи, вдыхая прохладный ночной воздух. Неужели он был настолько слеп?
 Граф вошел вслед за Бриттани в зал и зажмурился от яркого света. Не теряя больше ни секунды, он отправился на поиски Камиллы, уверенный, что эта своенравная красавица не будет послушно ждать его там, где он ее оставил.
 Гости пили шампанское, смеялись и сплетничали, и никто не заметил исчезновения Камиллы. Ей удалось добраться до отгороженного занавесом фойе, которое вело в коридор. Здесь было тихо и безлюдно.
 Неожиданно послышался какой-то шум. Шаги сзади? Она оглянулась, но никого не увидела. Лицо ее было мокрым от слез. Ей хотелось найти уединенное место подальше от толпы, где она могла бы выплакаться, не опасаясь любопытных глаз. Камилла долго бродила по запутанному лабиринту коридоров, смутно понимая, что заблудилась. Свернув за угол, она вдруг очутилась в узком проходе, в конце которого виднелась дверь.
 Камилла побежала вперед, надеясь, что за этой дверью находится гостиная, где она сможет посидеть несколько минут одна и прийти в себя.
 Но, распахнув дверь, девушка чуть было не скатилась вниз по ступенькам крутой лестницы, ведущей в темноту. Камилла вскрикнула в ужасе и быстро захлопнула дверь. Наверное, это винный погреб. Она слишком далеко забрела.
 В этот момент за ее спиной послышалось какое-то движение. Испуганная Камилла хотела было обернуться, но не успела: чьи-то сильные руки с грубой силой схватили ее за горло и стали душить. Беспомощная, не в силах вдохнуть, Камилла отчаянно вырывалась, шурша своими пышными юбками. Но силы были неравными. Камилла вдруг с ужасом поняла, что ее противник неумолимо толкал ее к двери, ведущей в погреб. Девушку охватила паника. Внезапно до ее слуха донеслись чьи-то голоса. Они звучали вдалеке, неясно. Ее противник напряженно замер. Железная хватка его рук ослабла, и Камилла услышала, как он выругался. Тихий, хриплый шепот был ей до ужаса знаком. Это шепот убийцы в маске из номера двести три, поняла она. В памяти всплыли произнесенные им той ночью слова: «Неудачное вторжение, миледи. Теперь мне придется убить и вас».
 Но на этот раз он прошипел ей в ухо:
 – В следующий раз, Камилла. В следующий раз ты умрешь.
 Руки еще мгновение продолжали сжимать ее. Затем на нее навалилась тьма, пол поплыл у нее под ногами, и она потеряла сознание.
 – Камилла! – услышала она отчаянный голос сквозь окутывавшую ее бездну тьмы. Филип?! Сознание постепенно возвращалось к ней, а вместе с ним и ощущение боли во всем теле.
 – Камилла, открой глаза. – Его голос был властным, но в нем слышалось волнение. – Посмотри на меня. Очнись и посмотри на меня. Тебе очень больно?
 Он встревожен, смутно подумала она. И попыталась сделать то, что могло бы его успокоить.
 С ее губ сорвался хрип, когда она открыла глаза. Мир плавал в синем тумане. Сквозь него Камилла увидела склонившееся над ней смуглое лицо, застывшее в напряжении. Сильные руки подняли ее, прижали к теплой мускулистой груди.
 – Филип. – Ее голос ужаснул ее саму, это был хриплый шепот, едва слышный, вырывавшийся из пересохших губ. Говорить было мучительно больно, но ей надо ему сказать. – Это… был… он… – Ее глаза наполнились слезами, она закашлялась. – Он пытался… – Камилла глотнула и вцепилась пальцами в его рукав. – Филип, он пытался меня убить…
 – Я знаю, любимая, знаю.
 Граф убрал с ее влажного лба прядь волос. В этот момент к ним подошел Джеймс.
 – Какого дьявола… – начал было он, но Филип остановил брата.
 – Не сейчас. Завтра объясню. Прежде всего ее надо увезти из Лондона. Мы прямо отсюда поедем в Уэсткотт-Парк. Ты можешь доставить Шарлотту домой?
 – А как ты думаешь? Скажи, что надо делать.
 – Уведи отсюда Шарлотту и, ради Бога, не отходи от нее ни на шаг.
 Джеймс, бледный и мрачный, кивнул. Филип продолжал, прижимая к себе Камиллу:
 – Уложите вещи и уезжайте утром. Я все объясню, когда вы приедете в Уэсткотт-Парк. А пока передай леди Астерли наши извинения за столь внезапный отъезд и придумай какое-нибудь правдоподобное ему объяснение.
 – Филип, кто это с ней сделал? Ты знаешь?
 – Пока нет, но собираюсь узнать, черт побери.
 И с этими словами он подхватил Камиллу и почти бегом бросился обратно по коридору.
 Камилла изо всех сил сдерживала подступавшие к горлу рыдания. Все болело. Но ей не хотелось сдаваться этой боли. Не хотелось тревожить Филипа.
 Наконец они покинули дом, и Камилла с наслаждением ощутила дуновение холодного ветра на своем разгоряченном лице. Через несколько минут она уже сидела в карете рядом с Филипом, закутавшим ее в бархатную темно-красную накидку. Свежий воздух помог ей окончательно прийти в себя. Она опустила голову на плечо Филипа и прижалась к его надежному, сильному телу. Ее била дрожь.
 – Камилла. – Опустив подбородок на ее макушку, Филип с нежностью прижимал к себе девушку. – Все в порядке, мы едем в Уэсткотт-Парк. Там ты будешь в безопасности. Обещаю тебе, девочка моя, ты будешь в безопасности. – Его охватил тошнотворный страх при мысли о том, чем все могло кончиться, опоздай они с Джеймсом хотя бы на несколько минут…
 – Питершем, быстрее!
 Дверца кареты захлопнулась, кучер щелкнул кнутом над спинами коней, и украшенная золоченым гербом карета графа Уэсткотта с грохотом унеслась в ночную тьму.




 Глава 22


 У них отлетело колесо на главной дороге, в двух милях от Лондона. Раздался треск, лошади заржали, а затем последовал мощный толчок, разбудивший Камиллу, которая задремала в объятиях Филипа. Кучер подбежал к дверце кареты.
 Филип уже распахнул ее и помогал Камилле выбраться из накренившегося экипажа.
 – Дальше на дороге стоит гостиница, – сказал он ей, пока она застегивала бархатную накидку, затуманенным взором глядя на черное, усыпанное звездами небо. – Мы поужинаем в отдельном кабинете, пока будут чинить колесо. Понести тебя на руках?
 – Нет. – Она усмехнулась. – Я прекрасно себя чувствую. А если ты меня будешь носить на руках, мои ноги отвыкнут ходить сами. В какой стороне гостиница?
 Камилла действительно чувствовала себя гораздо лучше сейчас, когда ее обдувал свежий ветер, а Филип был рядом. Страх прошел, она ощущала себя странно возбужденной и активной. Тот факт, что убийца действительно предпринял попытку разделаться с ней сегодня вечером, доказывал одно: он был там, на балу у леди Астерли. Он действительно принадлежал к высшему обществу.
 Вскоре они подошли к гостинице, и Камилла увидела рисованную вывеску над дверью: «Гостиница "Зеленый гусь"»!
 Филип провел ее по ступенькам в холл, прежде чем она успела его остановить. Чадящие свечи мигали в холле, и толстый лысый хозяин, который велел вышвырнуть ее вон в ту ночь, когда она бежала из Лондона, выскочил им навстречу с почтительным поклоном.
 В какой-то момент Камилле показалось, что он узнает ее и спросит, зачем она вернулась назад и пачкает его пол. Но нет. Его крохотные, как бусины, глазки смотрели не на нее, а на Филипа в роскошном бальном наряде и бархатном пальто с пелериной, который стоял в холле с выражением нетерпения на лице.
 – Да, милорд? Чем могу служить, милорд?
 Хозяин источал угодливое подобострастие и кланялся так низко, что его нос картошкой почти касался пола.
 Филип резко приказал:
 – Нам нужен отдельный кабинет и что-нибудь перекусить, пока чинят нашу карету. И хороший огонь в камине в придачу. Леди продрогла.
 – Конечно. Тысяча извинений, мадам. – Взгляд хозяина окинул Камиллу, и на этот раз в нем горело не презрение, а восхищение и желание угодить. – Сюда пожалуйте, вам не придется долго ждать. Хороший огонь в камине, разумеется. Бесси! Бесси, быстрее, старая корова! Милорд, прошу вас о снисхождении. Все будет сделано в мгновение ока.
 Он проводил их в тускло освещенную просторную комнату и засуетился, зажигая канделябры и раздувая огонь в камине.
 Комната оказалась удобной гостиной с зелеными, отделанными золотистыми воланами шторами на окнах, мягкими диванами и креслами, а в камине разгорался огонь.
 – Бесси, где тебя носит? – рявкнул хозяин появившейся в дверях жене. – Разве ты не видишь, что у нас в гостях джентльмен и его дама, и они желают ужинать? Быстро, быстро – милорд не может ждать всю ночь.
 Жена владельца гостиницы от неожиданности уронила стопку тарелок, которую держала в руках. Тарелки с грохотом разбились о безукоризненно чистый деревянный пол.
 – Неуклюжая уродина! – взорвался хозяин.
 – Прошу прощения, ваше сиятельство. – Женщина низко присела в реверансе и поспешно начала собирать разлетевшиеся осколки. Когда ее муж выбежал из комнаты, чтобы прислать служанку со шваброй, Камилла подошла к камину и встала возле него, протянув руки к яркому огню.
 Она вспоминала о той, другой ночи, когда она, измученная и испуганная, умоляла пустить ее переночевать в сарае на сене. С каким презрением и равнодушием отнеслись тогда к ней эти люди, выставив ее в дождливую, холодную ночь. Теперь же, когда она явилась в образе «леди», в сопровождении джентльмена, явно богатого и знатного, с ней обращаются, как с королевой, привечают, балуют. Бесси даже присела перед ней в реверансе.
 Какая разительная перемена! В ту ночь она была бедно одета, одинока, несчастна, и ее прогнали прочь. Теперь, в обстоятельствах менее отчаянных, с ней обращались бережно, как с хрупкой фарфоровой куклой, на нее смотрели с благоговением и почтением. Камилла покачала головой и посмотрела на Филипа, который снял пальто и подвинул для нее кресло к камину.
 Сердце ее болезненно сжалось. Только Филип, несмотря на всю свою репутацию высокомерного, вспыльчивого и острого на язык человека, обращался с ней уважительно, даже был добр. И так же вели себя Джеймс и Шарлотта, и Джеред тоже, подумала она. И лорд Кирби. Они все знали правду, но это не помешало им принять ее в свой круг, заставить почувствовать себя как дома. Они стали ее семьей, и Камилла вдруг поняла с особенной ясностью, как сильно она будет скучать по ним, когда этот блестящий маскарад закончится и она снова станет просто Камиллой Брент, одинокой песчинкой, скитающейся по жизни.
 И это время наступит раньше, чем она предполагала, подумала Камилла, внезапно вспомнив, как Филип и Бриттани вместе выскользнули на террасу из бального зала.
 Когда Камилла опустилась в кресло, пододвинутое для нее Филипом, Бесси бросила быстрый взгляд в ее сторону.
 – Надеюсь, вам теперь достаточно тепло, миледи. – Она вытянула шею. Ее острый, птичий взгляд с подобострастием рассматривал элегантную молодую женщину в сверкающих драгоценностях.
 – Да, спасибо. – Камилла замерла, затаив дыхание. Не узнает ли ее эта женщина, несмотря на красивую одежду? Нет, вряд ли. Бесси видела перед собой только бледную, утонченную леди в потрясающей темно-красной бархатной накидке, с волосами, уложенными в сложную прическу, в ушах которой сверкают драгоценные камни, а на ногах красуются изящные атласные туфельки.
 – Ужин будет подан через минуту, ваше сиятельство, – пообещала она, переводя взгляд на представительную фигуру Филипа, такого импозантного в черном вечернем костюме. Заметив нетерпение в его глазах, она живо вылетела из гостиной.
 Дверь за ней со стуком захлопнулась, и Камилла с Филипом остались одни.
 – Ты уже лучше себя чувствуешь? – Он налил бренди из графина, который принес хозяин, и подал ей бокал. Когда она расстегнула накидку, его взгляд упал на красные следы от пальцев у нее на горле. Филип стиснул зубы.
 – О да, теперь со мной уже все в порядке, – заверила его Камилла. – Это был всего лишь шок после нападения. Обычно я не такая чувствительная, уверяю тебя.
 – Твоему самообладанию может позавидовать любой мужчина. Это одно из тех качеств, за которые я… которые мне в тебе так нравятся, – быстро поправился он.
 Камилла посмотрела Филипу в глаза. Их необычное выражение удивило ее.
 – Ты… ты имеешь представление о том, кто на меня напал? – спросила она, чтобы скрыть замешательство. – Лорд Марчфилд был в бальном зале, когда ты вернулся?
 – Возможно. Сказать по правде, я не заметил. Видел, как бранились Фитцрой и Уинтроп с Ситоном. Из их разговора я понял, что ты внезапно убежала во время танца. Уинтроп обвинял Фитцроя в том, что он тебя оскорбил. Дело чуть ли не дошло до драки. Я отправился на поиски тебя, Джеймс присоединился ко мне. В суматохе я не заметил, был ли Марчфилд в зале.
 – Значит, мы не приблизились ни на шаг к разгадке личности убийцы.
 – Мы найдем его, Камилла. – Филип осушил свой бокал. – Я уже говорил с лондонскими властями, они благодарны за те сведения, которые ты сообщила. До тех пор пока они не раскопают это дело или мы что-нибудь не узнаем, я буду тебя оберегать.
 – Тебе не придется этого делать, – возразила она. – Я очень скоро уеду.
 Выражение лица Филипа стало настороженным, он бросил на Камиллу пронзительный взгляд, но ничего не ответил.
 – Ты и Бриттани – вы пришли к взаимопониманию, не так ли? – медленно произнесла Камилла, опустив взгляд на свои руки.
 – Да.
 Ей кое-как удалось изобразить на лице улыбку.
 – Понимаю. Значит, она согласилась выйти за тебя замуж?
 – Да, она согласилась… но…
 Филип не торопился с объяснениями, ему хотелось узнать больше о ее собственных чувствах. Но, глядя в ее лицо, он обнаружил, что не может прочесть на нем ровным счетом ничего.
 – Камилла, пусть тебя не тревожит твое будущее, – медленно сказал он. – Я навожу относительно тебя кое-какие справки, которые могут привести к совершенно неожиданным результатам. – Точнее сказать, совершенно чудесным. Но этого он ей пока не хотел говорить. – Ты стала другом всем нам, и мы не хотим, чтобы ты вернулась к своей прежней жизни. Мы собираемся тебе помочь устроиться где-нибудь…
 – Где, Филип? – Она невесело рассмеялась. – Чем мне заняться? Стать продавщицей или гувернанткой? Но в Лондоне меня знают в качестве мисс Смит, той самой мисс Смит, которая вот-вот разорвет свою помолвку с графом Уэсткоттом и вернется обратно в свое поместье. В Уэсткотт-Парке для меня тоже нет места: вряд ли Бриттани понравится, если я останусь. И как ты ей это объяснишь? Нет. – Камилла решительно расправила плечи и встала. – Я привыкла справляться самостоятельно со всеми своими трудностями и ни в чьей помощи не нуждаюсь.
 Граф со стуком поставил пустой бокал на буфет.
 – Черт побери, Камилла, ты самая упрямая, гордая и возмутительная женщина из всех, кого я встречал.
 – Спасибо за комплимент!
 Насмешливая искра в ее глазах заставила его заскрипеть зубами.
 – Это не комплимент.
 Филип быстро подошел к ней и крепко сжал ее плечи, желая призвать ее к здравому смыслу.
 – Что мне с тобой делать? – с отчаянием спросил он. – Надрать тебе уши, положить тебя на колено и нашлепать или…
 – Или что? – шепнула она.
 Он хотел сказать «целовать тебя до потери сознания». Она выглядела такой красивой и соблазнительной, ее улыбка была так мила, а глаза при свете камина сияли, словно живые изумруды, плечи были такими теплыми под его ладонями, что он невольно уступил мгновенному порыву, не имеющему ничего общего со здравым смыслом: крепко прижав ее к себе, граф завладел ее сладким ртом и стал жадно целовать. Он вдыхал ее аромат, пробовал на вкус ее губы, запускал пальцы в пылающее облако ее волос. Сила пробудившихся в нем чувств потрясла его, растеклась по его жилам, подобно крепкому вину.
 Они отскочили в стороны, когда двери открылись и вошли хозяин с женой, за которыми следовали двое слуг, несущих множество закрытых крышками блюд.
 Щеки Камиллы пылали, но Филип вовсе не казался смущенным. Он с самым невозмутимым видом подошел к камину и стал смотреть на пляшущие языки пламени. Одному Богу было известно, какая буря бушевала в душе у графа.
 Слуги вышли.
 – Может быть, – вкрадчиво произнес хозяин, наклоняя набок лысую голову и лукаво поглядывая на леди, – милорд пожелает снять комнату на ночь? Мы готовы предложить вам самую лучшую спальню, достойную…
 Голос его замер на середине фразы, когда он увидел грозно нахмуренные брови графа.
 – Прошу прощения, ваше сиятельство. – Хозяин попятился назад, осознав свою ошибку, лоб его покрылся испариной. – Я ничего плохого не имел в виду, я только подумал…
 – Ты не думал, потому что не способен думать, паршивый пес. – Филип двинулся к нему с угрожающим видом. – Убирайся и дай нам поужинать спокойно.
 – Конечно, ваше сиятельство. Сию минуту, ваше сиятельство. Приятного вечера, ваше сиятельство.
 – Убирайся к дьяволу.
 Его лоснящаяся, бессмысленно улыбающаяся физиономия исчезла за скрипнувшей дверью. Филип усадил Камиллу за стол.
 – Ешь, – приказал граф и занял свое место напротив нее. Он понял, что пришел в такую ярость потому, что сам ничего другого и не желал бы, как только увести Камиллу в какую-нибудь комнату этой чертовой гостиницы, уложить на кровать и всю ночь заниматься с ней любовью.
 Кто бы мог подумать, что эта оборванная замарашка, шатающаяся по пустынным дорогам, может оказаться такой очаровательной красоткой, чье сердце способно испепелить душу мужчины и смех которой чарует, словно песня? Только не он. Когда-то ему казалось, что он влюблен в гордую золотоволосую богатую наследницу, но теперь, сидя напротив Камиллы в гостинице «Зеленый гусь» и наблюдая, как она пробует на вкус кусочек ягненка, он понимал, что никогда не чувствовал к Бриттани и сотой доли того, что чувствует к Камилле Брент.
 У него испортилось настроение, он стал мрачным, встревоженным. И что ему теперь делать? До тех пор, пока он не выяснит до конца некоторые обстоятельства рождения и дальнейшей жизни Камиллы, он не скажет ей о своих чувствах. У нее могут появиться такие возможности выбора, о которых она даже никогда и не мечтала, так вправе ли он навязывать ей свои желания? И кроме того, он не был вполне уверен в ее чувствах. О да, она только что целовала его с нежностью и пылом, от которых кровь закипала в его жилах, а в ту памятную ночь любила его со страстной самозабвенностью, но после она сказала, что это была ошибка. Она ни разу ничем не показала, что ревнует к Бриттани или что ее волнуют его планы женитьбы на ней. Правда, она, казалось, опечалена необходимостью покинуть Уэсткотт-Парк, однако это могло объясняться ее привязанностью к его родным. Она любит Доринду, и Шарлотту, и Джереда – а его? У нее щедрая натура, готовая отдавать. Но насколько глубоки ее чувства к нему, действительно ли они похожи на те, что испытывает к ней он?
 Правда, было в ней и еще кое-что. Гордость. Если она и любит его, то никогда не выдаст себя, считая, что он собирается жениться на Бриттани Девилл.
 Тем не менее он дал себе слово, что прежде всего выяснит загадочную историю с талисманом. А для этого ему придется уехать во Францию.
 Она будет в безопасности в Уэсткотт-Парке в его отсутствие, Джеймс за ней присмотрит. Филип с удивлением отметил, что больше не считает брата безответственным мальчишкой. За эти несколько недель он увидел Джеймса в новом свете. Филипу стало спокойно от мысли, что он может доверять брату. Он даже улыбнулся Камилле через стол.
 – Думаю, что карету починили. Через час мы будем дома.
 Камилла кивнула. Дома. У него дома, не у нее. Губы еще хранили тепло его поцелуя, но душу терзала острая боль.
 Она знала наверняка, что Бриттани Девилл последует за Филипом в Уэсткотт-Парк и что оснований для ее пребывания там с каждым днем становится все меньше.
 Уэсткотт-Парк недолго будет ее домом.
 – Мне надо уехать на несколько дней по делу. – Филип прервал ее мысли. – Джеймс будет охранять тебя до моего возвращения. А ты займись подготовкой к балу, и время пролетит незаметно.
 Неужели он так слеп? Неужели не может догадаться, что она чувствует всякий раз, когда он входит в комнату или здоровается с ней, улыбаясь своей неотразимой пиратской улыбкой?
 – Будет лучше, – осторожно сказала она, – если я уеду, не дожидаясь бала. У нас еще две недели. К тому времени ты мог бы официально объявить о своей помолвке с Бриттани и…
 – Нет.
 Камилла посмотрела на него с удивлением.
 – Почему нет?
 – Сделаем так, как я говорю. Ты останешься до конца бала. Затем…
 – Бриттани никогда не согласится на такую задержку.
 – Неужели? – Он отодвинул кресло и встал. – Не будьте так уверены в том, чего не знаете, мисс Смит. Жизнь часто преподносит любопытные сюрпризы.
 – Например, сумасшедшего, который пытается меня задушить на балу, где присутствуют все мои друзья, – сухо заметила Камилла, сложив салфетку.
 – Есть сюрпризы куда более приятные.
 – Что ты имеешь в виду? – с подозрением спросила она. На лице Филипа было странное выражение, словно он знал нечто очень важное, о чем пока не хотел говорить. Он рассмеялся, подошел к ней и набросил ей на плечи накидку.
 – Подожди и узнаешь.
 – Я не люблю ждать. И не очень-то умею.
 – Мне кажется, ты очень хорошо умеешь делать все, за что берешься. Поешь, как ангел, танцуешь вальс, покоряешь сердца…
 – Не говори ерунды.
 – Уинтроп, Фитцрой и другие попали в твои сети. Я и понятия не имел, что ты такая опасная женщина, когда задумывал с тобой этот маленький план. Если бы я действительно был твоим женихом, мне пришлось бы сторожить тебя днем и ночью.
 – Именно это ты и делаешь, – напомнила Камилла.
 – Не слишком успешно, – мрачно ответил Филип. – Если бы я сегодня вечером не оставил тебя одну, этот сумасшедший не добрался бы до тебя.
 Его лицо стало таким мрачным, что Камилла прикоснулась к его плечу.
 – Это не твоя вина. С моей стороны было глупо уходить из бального зала и бродить по глухим закоулкам…
 – Это другой вопрос. А кстати, почему ты ушла? Фитцрой говорил, что ты плакала.
 Камилла отвернулась, теребя жемчужную застежку накидки, и ответила первое, что пришло ей в голову:
 – Он наступил мне на ногу.
 – И это заставило тебя расплакаться? Тебя? – недоверчиво спросил Филип, поворачивая ее к себе так, что ей пришлось посмотреть ему в лицо.
 – Да. – Теперь ей ничего не оставалось делать, как только настаивать на своем. – Кто бы мог подумать, что такой очаровательный мужчина может быть таким неуклюжим?
 – Ты уверена, что дело только в этом? Скажи мне правду, он тебя оскорбил?
 – Конечно, нет. – Она слабо рассмеялась. – Более воспитанного человека нельзя себе и представить! Он вел себя как истинный джентльмен.
 – Перестань болтать, Камилла. – Он мягко прижал палец к ее губам. Она замерла. – Так, значит, Фитцрой тебе нравится, потому что он джентльмен? Интересно, а я кто?
 Камилла с удивлением посмотрела на него. Почему вдруг Филипу стало небезразлично, что она о нем думает? Бриттани он уже заполучил, чего еще ему желать?
 – Ты настоящий джентльмен, самый настоящий из всех, кого я встречала, – прошептала Камилла, не в силах слукавить, не в силах удержаться и не ответить ему с честной прямотой, которая была ее основной чертой. – Джентльмен до мозга костей.
 – Но я еще и мужчина, – хрипло прошептал он, и его ладонь легла на затылок Камиллы. – А ты так красива. – Он обнял ее и привлек к себе, сила его воли уступила сиянию ее глаз. – Когда ты так на меня смотришь, я теряю голову, черт возьми!
 У Камиллы перехватило дыхание. Их взгляды встретились, она чувствовала биение его сердца, чувствовала тугое, как натянутая струна, чувственное напряжение, охватившее его. Забыв обо всем на свете, Камилла обхватила ладонями его лицо и потянулась губами к его красивому, мужественному рту.
 И поцеловала со всей силой любви, бушующей в ее сердце.
 Бархатная накидка соскользнула на пол, волосы рассыпались по спине огненным каскадом. Пальцы Филипа крепче сжали ее талию, и он с такой же страстью ответил на ее поцелуй. Груди Камиллы налились и стали упругими от желания под его ласкающей ладонью. Они медленно опустились на диван, охваченные одним желанием.
 – Ты чертовски прекрасна, – пробормотал Филип, все ниже склоняясь над ней.
 – Хозяин, – простонала Камилла, когда он умело освободил ее от многочисленных одежд.
 – А хозяин совсем некрасив, – прошептал он, целуя округлую выпуклость ее груди.
 Камилла тихо рассмеялась, задыхаясь.
 – Если он войдет…
 – Если он войдет, я его убью, поэтому не думай больше об этом, – заверил ее Филип с дьявольской усмешкой. Она снова рассмеялась и притянула его к себе, пока он сражался со своими панталонами.
 Наконец, полунагие, запутавшись в одежде и обхватив друг друга руками, смеясь и задыхаясь, они слились воедино на скрипящем диване. Филип ласкал языком ее соски, гладил бедра, его мощная плоть напряглась и жаждала освобождения. Когда он вошел в нее, Камилла едва смогла удержаться от радостного крика и выгнула спину, желая слиться с ним в любовном экстазе…
 В камине трещал огонь и озарял комнату янтарным блеском, Филип прижался поцелуем к нежной ямке у шеи Камиллы.
 – Камилла, любовь моя. Моя драгоценная, прекрасная возлюбленная.
 Сердце ее так жаждало счастья. Неужели он говорит всерьез? Или это всего лишь необдуманные слова одного из Одли, сказанные под влиянием очередного безрассудного поступка, о котором он очень скоро пожалеет? Ведь не может же он действительно хотеть, чтобы его возлюбленной стала служанка. Разве что на ночь, самое большее – на две. Но ведь не навсегда?
 Донесшийся из коридора звук разрушил колдовство их полусонного оцепенения. Филип поспешно натянул панталоны, поднял с пола платье Камиллы и с улыбкой бросил ей.
 – Поторопись, дорогая! Менее чем в часе езды отсюда нас ждет уютный дом.
 Через четверть часа Камилла была готова. Расправив платье и воткнув последнюю шпильку в волосы, она высоко подняла голову и направилась к двери.
 В холле их ждали хозяин и его жена. Если у них и были подозрения насчет того, что произошло за закрытыми дверьми отдельного кабинета, они не подали виду и подобострастно лебезили перед высокими гостями.
 – Надеюсь, вам у нас понравилось, ваше сиятельство. – Бесси присела в реверансе перед Камиллой, когда та шла через холл. Камилла остановилась на том же месте, где недавно ночью оставила грязные следы на безукоризненно чистых полах Бесси.
 – Не совсем.
 Бесси удивленно подняла брови и, слегка побледнев, спросила:
 – Что-то было не так?
 Камилла пристально смотрела на нее. Филип молча стоял рядом.
 – Несколько недель назад несчастная молодая женщина умоляла вас дать ей приют. Вы ее прогнали. Помните?
 Бесси смотрела на стоявшую перед ней леди, сверкающую драгоценными камнями. Не может быть! Сбитая с толку, она сперва кивнула головой, потом энергично затрясла ею.
 – Н-нет, ваше сиятельство, я не припомню…
 – Вы спросили ее, не собирается ли она заплатить за комнату коровьими лепешками.
 Бесси ахнула. Филип попытался было что-то сказать, но Камилла остановила его.
 – Теперь вспоминаете? – тихо спросила она.
 Бесси судорожно глотнула и кивнула.
 – А вы, сэр, – обратилась Камилла к хозяину гостиницы, – вы вспоминаете, как гнали ее прочь, словно надоедливую муху? На будущее советую вам обоим помнить, что ни один добрый поступок, как бы мал он ни был, не остается незамеченным на небесах. – Камилла взяла под руку Филипа. – Мы можем теперь ехать?
 – Несомненно. – Он кивнул и вывел Камиллу в холодную ночь, где ждала их карета.
 – Ты, случайно, не переодетая принцесса? – спросил он, подсаживая ее в карету. – Ты так справилась с этим, словно в твоих жилах течет королевская кровь.
 – В моих жилах тек только гнев, – ответила она с грустной усмешкой. – Но с другой стороны, возможно, мне следовало бы поблагодарить этих людей. Если бы они в ту ночь меня не выставили, я не оказалась бы на Эджвуд-лейн и мы никогда бы не встретились.
 – Кто бы мог подумать, – ответил Филип, – что я теперь в вечном долгу у таких дурней.
 За окнами кареты шумел ветер в старых дубах. Столбы дыма поднимались из дымоходов сельских домиков, тянувшихся вдоль дороги.
 – Есть одна вещь, которую ты должна знать, Камилла, – наконец сказал Филип, глядя на сидевшую рядом с ним девушку.
 – Да?
 – Я не люблю Бриттани.
 Она вцепилась в складки своей юбки. У нее перехватило горло.
 – Но ты сказал, что вы обо всем договорились.
 – Да. Мы решили не вступать в брак.
 – Но ведь именно этого ты хотел!
 – Хотел.
 Камилла заставила себя сохранять спокойствие.
 – Филип, я не понимаю, – пробормотала она, едва смея надеяться.
 – Видишь ли, я давно собираюсь создать семью, мне нужен наследник. Я думал, что Бриттани для меня будет самой подходящей женой. Она была первой женщиной, которая… устояла перед моим обаянием, даже казалась ко мне равнодушной. Это сделало ее еще более желанной для меня. Но то, что я к ней чувствовал, не было любовью. Только желанием. Она была целью, призом, который почетно выиграть и которым приятно обладать. Недавно я понял, что мне не приз нужен, каким бы красивым он ни был. Мне нужна женщина, Камилла, совершенно особенная женщина. Она должна обладать определенными качествами.
 – Определенными качествами? – с сомнением переспросила Камилла.
 Филип кивнул.
 – Она должна чихать, когда находится в одной комнате с котенком более десяти минут. Она должна очаровательно смеяться, падая в грязную лужу. Должна любить маленьких девочек, у которых есть жестокие гувернантки и недалекие старшие братья, переживать из-за маленьких сирот, которые ходят босиком, и, входя в комнату, затмевать всех присутствующих там женщин. Она должна уметь петь и сельские баллады, и матросские песенки, выглядеть, как герцогиня в бриллиантах и жемчугах, и видеть доброту в сердце тирана, когда почти все махнули на него рукой. Я ясно выражаюсь?
 – В-вполне.
 – Она должна быть достаточно мужественной и отважной, чтобы одной ночью отправиться путешествовать по опасным улицам Лондона; она должна с одинаковым достоинством вести себя и с бандитами, и с аристократами; и она должна сводить меня с ума от желания обладать ею.
 С гибкой грацией он придвинулся к ней и обнял за плечи.
 – Единственное, что мне хотелось бы знать, согласна ли она взять в мужья недостойного глупца, если он докажет, что достоин ее?
 Камилла прикоснулась к его щеке дрожащими пальцами.
 – Да, – прошептала она.
 Его объятия стали еще крепче, глаза горели в темноте.
 – Вот так просто «да»? Никаких вопросов? Никаких сомнений?
 – Один вопрос, Филип. – Камилла обвила руками его шею. – Ты меня поцелуешь еще раз? Пожалуйста!




 Глава 23


 По мере приближения дня бала в Уэсткотт-Парке суеты становилось все больше. До этого события оставалось меньше двух недель, а дел оставалось еще много. Приготовления были в полном разгаре. Составляли меню, заказывали цветы, сады приводили в идеальный порядок. Слуги носились по поместью и умело выполняли свои обязанности, в то время как наверху, в комнатах обитателей поместья, платья, украшения и туфельки выбирали с такой тщательностью, с какой отбирают оружие во время военных действий.
 Однажды в полдень, когда солнце сияло в голубом, как сапфир, небе, Камилла вышла на террасу с книгой, стараясь не думать об отсутствующем Филипе. Он уехал три дня назад, и от него не было никаких вестей. Она недоумевала, какое такое важное дело потребовало его срочного отъезда именно сейчас, когда еще оставалось столько нерешенных вопросов. Он заверил ее, что речь идет не о поисках убийцы, но не смог больше ничего объяснить.
 Камилла очень скучала по Филипу. Она так привыкла к его обществу, что когда он уехал, мир стал казаться более тусклым. Глаза ее затуманились, когда она вспомнила его слова, сказанные ей перед отъездом:
 – Скоро все прояснится, Камилла. Ты будешь в безопасности, и мы сможем поговорить о будущем.
 Один долгий поцелуй на прощание.
 Камилле с трудом верилось, что он любит ее, а не Бриттани Девилл, но все же выражение его глаз в ту ночь, в гостинице, и потом, в его постели в Уэсткотт-Парке, ясно говорило об искренности его чувств. Подумать только, она была уверена, что Филип для нее потерян, и вдруг он ей говорит, что любит ее.
 «Вся твоя жизнь может измениться в одно мгновение».
 Камилла нежилась в лучах полуденного солнца, держа на коленях раскрытую книгу, и пыталась поверить, что все это не сон.
 Она с тревогой думала о будущем. Если они захотят пожениться, то для графа это будет позорно неравный брак. Впрочем, проявив достаточную осторожность, они смогут сохранить в тайне ее прошлое.
 Ей очень не хотелось, чтобы Шарлотта или Джеймс считали ее авантюристкой, погнавшейся за богатой добычей, но, вероятно, близким трудно будет смириться с огромной разницей в социальном положении между ней и Филипом.
 Неожиданно Камилла вспомнила об убийстве. Он все еще где-то здесь, поблизости, словно призрак, бродит рядом. И если его не найдут и не посадят в тюрьму, она не сможет остаться в Уэсткотт-Парке, не подвергая опасности Доринду, Джереда, Филипа и всех остальных.
 Камиллу охватила дрожь. Она вспомнила безумные глаза убийцы, их дикую, мерцающую голубизну. Он снова и снова будет охотиться за ней, пока не добьется своего. Она знала это так же твердо, как написание собственного имени.
 Может быть, ей все же следует уехать?
 Она гнала от себя эту мысль, но вкрадчивый внутренний голос шептал ей, что Филип скоро забудет ее, что он может в конце концов жениться на Бриттани, и его жизнь в этом случае станет куда менее сложной.
 Ее мрачные мысли были прерваны появлением Шарлотты и мисс Бригэм, которые вышли на террасу в поисках Доринды.
 – Но я ее не видела, – воскликнула Камилла, вдруг встревожившись.
 Однако мисс Бригэм выглядела больше огорченной, чем озабоченной.
 – Бедняжка так долго пробыла взаперти из-за этой простуды, что просто дождаться не могла, когда ей разрешат хоть ненадолго выйти из дома. Но ей уже давно пора приниматься за уроки, а она еще не вернулась. Я думала, она играет в саду, но на дорожках ее не видно.
 – Я сбегаю в конюшню. – Камилла быстро поднялась, отложив в сторону книгу. – Возможно, она отправилась навестить своего пони и заговорилась с конюхами. Она любит им «помогать», как она выражается.
 Шарлотта предложила поискать в лабиринте, излюбленном убежище Доринды.
 – А я пойду к пруду. – Мисс Бригэм вдруг заволновалась. – Неужели она пошла туда одна?
 – Скорее всего она играет в беседке, – попыталась успокоить ее Камилла. – Я только вчера нашла там одну из ее кукол.
 – Давайте разделимся, и я уверена, мы найдем ее где-нибудь, – заявила Шарлотта.
 Камилла быстрым шагом двинулась в сторону конюшен. Зная, как Доринда любит животных и обожает Джерома, старшего конюха, она была почти уверена, что найдет девочку там.
 Мармеладка приветствовала ее появление на конюшне дружелюбным ржанием. Камилла улыбнулась, подошла к стойлу и протянула руку, чтобы погладить ее бархатную морду.
 – Не сегодня, девочка, – с сожалением сказала Камилла, после своего возвращения в Уэсткотт-Парк взявшая за правило каждый день после обеда ездить верхом. Не вина Мармеладки, что под ее седлом в тот день оказалась колючка, и Камилла решила, что один досадный эпизод не должен помешать ей выучиться верховой езде. Конюх Джером помогал ей, даже несколько раз сопровождал во время прогулок. Шарлотта с Джередом тоже предлагали свои услуги. У нее врожденная грация и чувство равновесия, так говорили ей все, и она каждый день делает успехи. Скоро она приобретет достаточно навыков, чтобы попробовать сесть на более резвую лошадь.
 Камилла застала Джерома за починкой седла. Он заверил ее, что мисс Доринда сегодня ни разу не заходила на конюшню.
 – Что-нибудь случилось, мисс? – Он поднял лохматую голову и взглянул на нее из-под тяжелых черных бровей.
 – Нет-нет, Джером, – ответила Камилла несколько рассеянно. Где еще могла быть Доринда?
 Она вышла из конюшни в глубокой задумчивости. Внезапно она вспомнила, что Доринда в первый день их знакомства рассказывала ей что-то насчет Пиратской бухты, любимого своего убежища.
 Камилла повернулась и пошла мимо лабиринта, через розарий, к участку, покрытому кустарником, который описывала Доринда. Раздвинув ветки, она действительно обнаружила едва заметную тропку, ныряющую вниз по некрутому склону. Направившись по ней, Камилла вскоре оказалась на небольшой полянке. Там сидела Доринда, держа на коленях блокнот для рисования. Рядом в густой траве прыгала Щекотка, а на небольшом валуне сидела кукла Агнес. Доринда, сморщив от усердия личико, сосредоточенно рисовала Агнес.
 – О, привет. Как вы меня нашли? – Она весело улыбнулась, когда Камилла приблизилась к ней.
 – Я пошла по твоему следу из хлебных крошек.
 – Но я не бросала… ох, вы меня разыгрываете, – с понимающим видом кивнула Доринда. – Если присядете, я вас тоже нарисую, – великодушно предложила она.
 Камилла покачала головой.
 – А ты знаешь, что мисс Бригэм и Шарлотта уже давно тебя ищут? Ты пропустила время своих уроков.
 – Ох! – Доринда казалась искренне огорченной. – Я забыла, – призналась она. – Хорошо, что Филипа нет дома.
 – Он все равно об этом узнает, если не поторопишься обратно в дом и не скажешь Дарджессу или миссис Уайет, что ждешь мисс Бригэм в детской.
 Доринда нахмурилась.
 – А потом, – ласково посоветовала Камилла, – было бы очень хорошо, если бы ты сама села за уроки. Тогда мисс Бригэм будет так довольна тобой, что закроет глаза на многие твои проказы.
 – Меня просто тошнит от учебников, – проворчала Доринда и надула было губки, но, поймав твердый взгляд Камиллы, добавила, грациозно пожав плечами: – Ну ладно. Надо так надо.
 Камилла рассмеялась.
 – Вы идете вместе со мной?
 Камилла оглядела восхитительную полянку и, вспомнив, что это было одно из любимых мест Маргариты, почувствовала желание побыть здесь некоторое время.
 – Беги, Доринда, я тебя догоню через несколько минут.
 Она помогла девочке собрать блокнот, карандаши, Агнес и Щекотку и смотрела, как та стала взбираться вверх по тропинке. Потом нашла небольшую лужайку под гигантским дубом и села, расправив вокруг себя юбки.
 Стояла тишина, прерываемая случайным криком птицы и шелестом листвы, когда по ней пробегал легкий порыв ветра. Где-то вдалеке слышалось тихое журчание ручья. Камилла прислонилась к стволу и устремила взгляд сквозь корявые ветви к небу. Несколько деревьев окружало поляну, все они были старые, с узловатыми широкими сучьями. Под одним из них она заметила какой-то белый предмет. Это оказалась белая льняная салфетка с вышитым на ней гербом семьи графа Уэсткотта. К ткани прилипли крошки имбирного пряника.
 Доринда. Очевидно, она стащила или выпросила пряники у кухарки и съела их тайком в своем укрытии в Пиратской бухте. Улыбнувшись, Камилла сложила салфетку в аккуратный прямоугольник и засунула в карман платья. Неожиданно взгляд ее упал на вырезанные на стволе дерева буквы.
 Камилла нагнулась поближе. Это были буквы М и А. Маргарита и… кто? Алистер? Она улыбнулась. Неужели юная, жизнерадостная Маргарита питала тайное чувство к другу своего старшего брата? Повинуясь смутной догадке, Камилла осмотрела стоявшие рядом деревья. На одном из них она обнаружила вырезанный контур сердца. Внутри него были другие инициалы – М и М.
 Брат Алистера, Максвелл?
 Она покачала головой. Очевидно, Маргарита разрывалась между двумя братьями. Интересно, подумала Камилла, догадывался ли Филип, Джеймс или один из Кирби об увлечении девушки?
 Вероятно, она никогда не узнает ответа. Даже коснуться в разговоре Маргариты было настолько болезненным, что лучше и не упоминать ее имени. Возможно, когда пройдет больше времени, Филип сможет оглянуться назад и вспомнить, какое счастье было иметь такую красивую, полную жизни сестру, сможет дорожить счастливыми воспоминаниями, а не горевать, оплакивая ее смерть.
 Камилла провела рукой по грубо вырезанным буквам. И только тут заметила небольшое зияющее отверстие в стволе дерева.
 По спине Камиллы пробежал холодок. Пиратская бухта. У нее было такое чувство, что она сейчас найдет клад. Когда она уже готова была сунуть руку в отверстие, ей пришло в голову, что, конечно же, и Маргарита, и Джеймс, и Джеред, и, вероятно, Филип тоже, все играли здесь в дни своего детства, и любой из них мог вырезать этот тайник и хранить в нем всевозможные сокровища. Например, дохлых крыс, пауков или жуков, подумала она, задохнувшись от отвращения, но любопытство победило, и она пошарила рукой внутри.
 Ее пальцы сомкнулись на чем-то, на ощупь похожем на книгу, плотно втиснутую в отверстие.
 Камилла вытащила ее и обнаружила, что это не обычная книга, а дневник. Когда-то изящный, томик в красном кожаном переплете теперь от времени имел изрядно потрепанный вид. Она осторожно раскрыла его и увидела крупные, летящие строчки:
 «Этот дневник является исключительной собственностью леди Маргариты Одли – и никому, кроме леди Маргариты, не позволено его читать!»
 Маргарита. Она представила себе хорошенькую живую девочку, сидящую на траве и пишущую эти слова. Камилла вздохнула. Она должна отдать это Филипу. Ему будет больно видеть эту личную вещь, некогда принадлежавшую Маргарите, но иначе она не могла поступить. Не имела права.
 Камиллу странным образом влекло к этому дневнику. Ей не хотелось вторгаться в частную жизнь Маргариты, и все же она открыла его. Между страницами было заложено письмо. В глаза ей бросилась изящная подпись: «С любовью навсегда. Алистер».
 Камилла испытала потрясение. Любовное письмо? От Алистера Кирби? Значит, тайная страсть не была такой уж тайной и явно не была неразделенной. Ее охватило чувство вины. Она не должна это читать. Это нехорошо. Девушка резко захлопнула дневник.
 И в тот же момент на тропинке послышались чьи-то шаги. Камилла взглянула вверх и увидела темную фигуру, спускающуюся к ней по склону. Инстинктивно она спрятала книжку в карман. В следующую секунду девушка узнала лорда Кирби, шагающего к ней мимо посаженных ровными рядами ежевичных кустов.
 Надеясь, что щеки ее не покраснели, Камилла заторопилась ему навстречу. Он поймал ее руку, поцеловал и подмигнул ей.
 – Таинственная мисс Смит, которая покинула бальный зал, не сказав никому ни слова. – Он улыбнулся, глядя на нее. – Я был жестоко разочарован. Мне так и не достался обещанный танец.
 – Мне тоже жаль, что я лишилась удовольствия танцевать с вами, – заверила она его. – Очень рада, что вы пришли. Но вы знаете, что Филип уехал?
 – Да, знаю. Но я хотел повидать вас. Кстати, я приехал не один, – сухо произнес он. – Бриттани, лорд Марчфилд и Фитцрой с небольшой компанией друзей прибыли из Лондона вчера вечером и остановились у Мэрроуингов до бала. Они приехали вас навестить и ждут в доме.
 – Правда? – растерянно спросила Камилла. – О Боже, как раз их мне и не хотелось бы видеть.
 Кирби внимательно смотрел на Камиллу, пока та размышляла, как ей вести себя с лордом Марчфилдом. Конечно, он едва ли попытается убить ее в золотой гостиной в присутствии гостей, но ей вовсе не улыбалось пить чай с человеком, который, возможно, пытался ее задушить.
 – Полагаю, нам лучше вернуться, – наконец произнесла Камилла. Она решила вести себя так, будто она ничего не подозревает.
 Выражение сочувствия, появившееся на лице Кирби, смягчило резкие черты его лица.
 – Послушайте, Камилла, не торопитесь возвращаться. Я с удовольствием составлю вам компанию. Может быть, они побеседуют немного с Шарлоттой и уедут, не дождавшись вас.
 – По-моему, это трусливый поступок, но стоит попробовать. – Она рассмеялась, испытывая облегчение оттого, что пока ей не надо встречаться ни с Бриттани, ни с Марчфилдом, ни с Фитцроем. Фредди, несомненно, засыплет ее вопросами, отчего она так внезапно исчезла из бального зала, а Камилла была не в настроении изобретать оправдания.
 Кирби прошелся по поляне, на его лице появилась счастливая улыбка.
 – Пиратская бухта – так Доринда называет это место? Мы с Джеймсом и Максвеллом играли тут в Робин Гуда и его разбойников. А Маргарита обычно изображала шерифа Ноттингема и пыталась всех нас поймать. – Он рассмеялся и присел на пенек. – Это были самые замечательные дни, – грустно сказал он. – Мы были молоды, дики, как волки, и пребывали в счастливом неведении детства.
 – Маргарита участвовала в ваших играх? – с любопытством спросила Камилла.
 – Да, когда ей было лет девять или десять, она бегала за нами хвостиком, как щенок, и от нее никак нельзя было отделаться. – Он лукаво улыбнулся. – Уже тогда она была совершенно особенной. Умная, энергичная, такая сорвиголова, что любого мальчишку могла за пояс заткнуть. Ее ничто не могло напугать, на спор она могла сделать что угодно.
 Он заметил, как Камилла бросила взгляд на дерево за их спиной, на котором были вырезаны инициалы, и сказал, даже не оглянувшись:
 – Когда она стала старше, она по-детски влюбилась одновременно в Макса и в меня. Вы видели вырезанные на деревьях инициалы? Она привела нас сюда, на это место, каждого по отдельности, конечно, и каждому показала сердце с его инициалами, а потом пыталась поцеловать. – Выражение нежности промелькнуло на его резко очерченном лице. – Естественно, мы пришли в ужас. Она для нас была как младшая сестра. К счастью для всех нас, она быстро переросла это увлечение, и нам снова стало по-прежнему хорошо вместе.
 Кирби встал и улыбнулся Камилле.
 – Но все это было очень давно, – мягко произнес он. – Меня больше беспокоит то, что происходит сегодня, сейчас. Камилла, вы мне очень нравитесь. Я вами просто восхищаюсь. Но я беспокоюсь за вас.
 – За меня? Почему?
 Он заколебался, потом начал говорить, тщательно подбирая слова.
 – Я вижу, какое влияние вы оказали на Филипа за очень короткое время. Поверьте мне, я просто восхищен этим. Он снова стал самим собой, после всех этих лет затворничества. Вы вернули ему прежнюю веселость, терпимость, даже милосердие. После смерти Маргариты он стал злым, грубым, холодным. Вы растопили лед в его сердце, и теперь он счастлив и может получать удовольствие от жизни и окружающих его людей. Вы необычная, прелестная женщина, Камилла, – вот почему мне ненавистна мысль о том, что вас могут обидеть.
 Его слова были для Камиллы полной неожиданностью. Она изумленно посмотрела на него.
 – Обидеть? Что… вы имеете в виду?
 Он опустился рядом с ней на траву и дотронулся до ее руки.
 – Я не слепой, Камилла. Мои ухаживания за великолепной Бриттани, пусть даже тщетные, не могли скрыть от меня того очевидного факта, что вы влюбились в Филипа.
 Камилла ничего не ответила, но сердце ее сильно забилось. На лице Кирби отражались сочувствие и доброта, которые были трогательны, но в то же время и унизительны для Камиллы. Тем не менее она продолжала молчать и слушать его.
 – Любая женщина, которая знакомится с Филипом, в него влюбляется. – Он печально улыбнулся. – Даже Бриттани. Она хотела поводить его за нос, но и ей в конце концов пришлось сдаться. Представив вас в роли ее соперницы, Филип сделал гениальный ход. Вы свежи, красивы и очаровательны и привели Бриттани в замешательство. Когда вы с Филипом были вместе, то все видели, что вы искренне наслаждаетесь обществом друг друга.
 – Какое это имеет отношение к тому, что меня могут обидеть? – с трудом проговорила Камилла.
 – Боюсь, Филип слишком хорошо сыграл свою роль.
 – Что вы хотите этим сказать, лорд Кирби?
 Камилла не хотела слышать ответ. Ей совсем не нравился тот оборот, который принимал их разговор.
 Очевидно, ему тоже. Лицо его стало напряженным.
 – Мне очень жаль, Камилла… черт побери, мне так же трудно, как и вам. Мне очень не хочется видеть вас обиженной.
 Камилла сделала над собой усилие и заговорила спокойно:
 – Я уже давно поняла, что если нужно сказать кому-то нечто очень неприятное, лучше всего сделать это как можно быстрее.
 Кирби запустил пальцы в свои светлые волосы.
 – Конечно, вы правы. Ну ладно. – Он набрал в грудь побольше воздуха и заговорил тихим и решительным голосом: – Вчера в Лондоне я видел Филипа. Разговаривал с ним, и… он поделился со мной своими затруднениями.
 – Затруднениями, связанными со мной? – еле выдохнула она.
 – С вами и с… Бриттани.
 Сердце Камиллы замерло. Несколько мгновений она не могла говорить. Потом прошептала:
 – Понимаю.
 – Понимаете, Камилла? – Он повернулся к ней и осторожно сжал ее запястье. – Филип запутался вдвойне и не знает, что делать. Когда я его видел, он катался с Бриттани в парке. Они очень оживленно беседовали. После того как он отвез ее домой, мы с ним встретились у Уайта. У нас был долгий разговор – о Бриттани и о вас.
 «Господи, – мысленно взмолилась Камилла. – Пусть окажется так, что он использовал эту прогулку с Бриттани для того, чтобы окончательно порвать с ней. Пусть он вернется ко мне».
 – Филип вчера подарил Бриттани кольцо с изумрудом, – продолжал Кирби, – чтобы скрепить их помолвку. Но он признался мне, что просил ее пока что не надевать его, держать в тайне их планы, пока он не найдет время уладить отношения с вами. Мне очень жаль, Камилла, – выпалил он, на его лице было написано горячее сочувствие. – Я не хотел причинять вам боль, но я пытаюсь помочь. Помочь вам и Филипу.
 – Он просил вас прийти ко мне и поговорить от его имени?
 Камилла не могла в это поверить. Филип – самый прямолинейный человек из всех, кого она знает, и он ничего не боится. Он без колебаний пришел бы к ней и сказал правду – по крайней мере она в это верила.
 Кирби быстро покачал головой.
 – Господи, нет. Он собирается сам сказать вам об этом, как только вернется. Вы же знаете Филипа. Но он был так несчастен. Я знаю, как это для вас обоих будет тяжело. Поэтому я подумал…
 – Вы подумали, что лучше всего сообщить мне эту новость и помочь избежать неприятной сцены.
 Кирби со стоном вскочил и стал ходить взад-вперед по поляне.
 – Вы сердитесь на меня за то, что я вмешиваюсь. Простите, если я вышел за рамки дозволенного. Камилла, это очень неприятная история. Но вы не заслужили, чтобы вас обидели, и я подумал, что могу избавить вас и Филипа от унижения во время этого разговора лицом к лицу… Я недавно понял, как глубоки в действительности ваши чувства к Филипу.
 Как глубоки ее чувства? Она вспомнила, как Филип целовал ее в гостинице «Зеленый гусь», как отблески огня играли на его твердом, красивом лице, как его ладони, обжигавшие ее кожу, пробуждали в ней невероятные ощущения. Вспомнила, как он прошептал ей: «Ты чертовски красива, Камилла».
 Импульсивность. Она всегда знала, что он слишком импульсивен. В ту ночь в гостинице он снова поступил, подчиняясь первому порыву, его слова любви, его отказ от Бриттани – все это было вызвано лишь мгновением страстного желания. О, наверное, в тот момент он говорил это всерьез, с тоской подумала она. Его захватила запретная любовь, тайная связь в сочетании с благородным стремлением защищать ее… о да, его здравый смысл изменил ему, и он действовал и говорил опрометчиво.
 Потом он одумался и пожалел о содеянном. И теперь она, Камилла, не более чем мертвый груз на его шее, бремя, которое надо каким-то образом сбросить – естественно, как можно более деликатно, проявив доброту и щедрость, – но все равно сбросить.
 Камилла почувствовала невыносимую боль в груди, словно на месте сердца у нее была кровоточащая рана. В тот момент она ненавидела Филипа, ненавидела Кирби, ненавидела их всех. Но больше всего ненавидела саму себя за то, что поверила, будто мечты могут сбываться.
 – Чего вы от меня хотите, лорд Кирби? – вырвалось у нее с болезненным вздохом. – Что я должна сделать? Уехать из Уэсткотт-Парка до возвращения графа? Убежать, как испуганный заяц, навсегда исчезнув из его жизни?
 – Да, – тихо ответил он. – Именно это, как я полагал, вам и захочется сделать.
 Воцарилось молчание. Камилла боролась со жгучими слезами, обжигающими ее веки. Она не станет плакать. Не здесь, не сейчас, перед Алистером Кирби, чтобы он потом не мог сказать Филипу с жалостью в голосе:
 – Да, бедная девочка была ужасно расстроена, а чего ты ожидал? Чертовски некрасивая история.
 Птичка чирикнула на дереве. Ветер взметнул золото опавших листьев. Камилла посмотрела на встревоженное лицо Алистера Кирби.
 Конечно, он прав. Нет никаких причин задерживаться здесь ни на минуту дольше.
 – Хорошо. – Камилла встала с мрачной решимостью, избегая его взгляда. – Я знаю, что мне делать, и буду вам очень признательна, лорд Кирби, если вы поможете мне уехать отсюда.




 Глава 24


 Предвечерние облака скользили по темнеющему небу, когда карета лорда Кирби неслась по сельским дорогам к Портсмуту. В ней сидела, съежившись, безутешная Камилла. Поднялся ветер, протяжно завывая в кронах. Вот-вот готов был разразиться ливень. Красивые гнедые кони, искусно управляемые хозяином, неслись стремительным галопом. Карету сильно трясло, но Камилла, погруженная в свои переживания, почти не замечала этого.
 Они ехали уже несколько часов. Все это время в ее голове проносились мысли, одна обгоняя другую. Она сжимала и разжимала руки, разглаживала юбку, убирала со лба выбившиеся пряди волос и заправляла их за уши. Думала о том, что сейчас происходит в Уэсткотт-Парке, хватился ли ее уже кто-нибудь в доме. Гадала, о чем они все будут говорить за ужином, когда ее исчезновение будет обнаружено. И вернется ли завтра Филип, и как он отнесется к известию о ее внезапном отъезде. Она воображала радость Филипа и Бриттани. Теперь не осталось никаких преград на пути к их счастью.
 И она изо всех сил старалась сдержать потоки слез, готовых утопить ее, если она хоть на секунду поддастся слабости. Она не станет плакать.
 В карете стало холодно. Камилла начала дрожать. Она вспоминала о том, как незамеченной проскользнула в дом через вход для слуг, пока Бриттани, Марчфилд и Фредди, ни о чем не подозревая, болтали в гостиной с Шарлоттой. Думала о записке, адресованной Джеймсу и Шарлотте, которую оставила у себя в комнате, – короткой официальной записке. В ней объяснялось, что она уезжает во Францию, как и намеревалась. В нескольких строчках она благодарила всех Одли за их доброту к ней и желала им всего хорошего. Она не в состоянии была написать ни единого слова Филипу, но в этом и не было необходимости.
 Он поймет и, без сомнения, облегченно вздохнет.
 У нее сжалось сердце. Она написала эту записку так, словно обращалась к почти незнакомым людям, которые были ей безразличны, выполняя долг вежливости и ничего больше. Ни в этом письме, ни в безупречно прибранной голубой комнате не было и намека на сокрушительную боль, рвущую ее душу. Она уехала, не взяв ничего, кроме накидки, маленького дорожного саквояжа и ридикюля, исчезла, как призрак, в вечерних тучах, как совершенно посторонний человек, о котором очень скоро забудут, как туманное порождение сна, растворившееся в золотистом свете нового дня.
 Камилле было холодно, очень холодно. Она плотнее запахнула накидку, слушая стук дождевых капель по крыше кареты, и вдруг почувствовала, что в кармане платья лежит какой-то твердый предмет. И вспомнила о дневнике Маргариты.
 Салфетка с гербом Уэсткотт-Парка тоже осталась у нее в кармане, с грустью подумала Камилла, вытаскивая тонкую книжечку и вертя ее в руках. Она пыталась навсегда оставить позади себя Уэсткотт-Парк, но крохотные его частицы преследовали ее.
 Она отдаст дневник и салфетку лорду Кирби, когда они приедут в Портсмут. Теперь уже, наверное, близко.
 Занятая собственными бедами, погруженная в настроение столь мрачное, что по сравнению с ним грозовые тучи за окнами кареты казались светлыми облачками, она рассеянно начала листать страницы дневника, пока одна фраза не бросилась ей в глаза. «Он меня пугает», – было подчеркнуто три раза.
 По спине Камиллы поползли мурашки. Недоброе предчувствие заставило ее внимательно прочитать эту страницу.
 «Алистер не желает ничего понимать. Он пишет мне каждый день, постоянно ищет со мной встреч. Все это похоже на преследование. Я думаю, не следует ли рассказать Филипу. Или Джеймсу. Но они начнут расспрашивать меня обо всем, и я боюсь, что нечаянно выдам свои чувства к Максу. Это будет катастрофой, потому что Филип скажет, что я слишком молода, чтобы влюбляться, и запретит мне с ним встречаться. А я умру, если не смогу его видеть!
 Макс говорит мне, что может справиться с Алистером. Но вчера они ужасно подрались. Я плакала, когда увидела лицо Макса, страшно избитое.
 Я решила сохранить последнее письмо, которое мне прислал Алистер, на тот случай, если все же расскажу Филипу и должна буду доказать ему, что ничего не преувеличиваю. Это письмо покажет Филипу, как решительно настроен Алистер, хотя он знает, что я люблю Макса.
 Больше всего я боюсь, что Филип станет драться с Алистером – вызовет на дуэль своего старого друга, и все из-за меня. Но иногда мне хочется, чтобы Филип разобрался во всем этом. Он не допустит, чтобы со мной и Максом случилось что-то ужасное, в этом я уверена. Мне стали сниться такие кошмарные сны. Это как-то по-детски, но я не могу от них избавиться.
 Я никогда не подозревала о существовании такой стороны в характере Алистера. Не знаю, что делать. Он меня пугает.
 Но я не стану рассказывать Филипу или Джеймсу. Пока не стану».
 Карета замедлила ход. Выглянув в окно, Камилла поняла, что они свернули с главной дороги на подъездную аллею, ведущую к гостинице. Ее огни горели, словно желтые кошачьи глаза, сквозь густую завесу дождя и ночную тьму.
 Камилла поспешно спрятала дневник в карман накидки. В голове у нее все путалось. Алистер Кирби подошел к дверце кареты и открыл ее. С пелерин его пальто серебристыми потоками лилась дождевая вода.
 – Я подумал, что вам не помешает немного подкрепиться перед концом нашего путешествия. Ехать осталось недолго.
 Он говорил весело, выглядел таким же воспитанным и красивым, как всегда, и протянул ей руку с вежливой учтивостью.
 В нем не было ничего пугающего!
 Но, как ни странно, Камилле вдруг совершенно расхотелось выходить из кареты.
 Ярко-голубые глаза Кирби смотрели на нее из темноты.
 – Пойдемте, прошу вас, – настаивал он с улыбкой. – Я промокну насквозь. Что-нибудь не так, Камилла?
 – Нет-нет, конечно, нет. Прошу прощения.
 Ее рука дрожала, когда она вложила ее в его ладонь.
 – Чашечка крепкого горячего чая нас обоих подбодрит, – пообещал он. И бережно повел ее через залитый водой двор к узкому входу в гостиницу «Хвост дракона».
 Герцог ждал, сидя за письменным столом в своем кабинете. Пылающие угли камина освещали высокие стены, вдоль которых стояли книжные шкафы, диваны и кресла с резными подлокотниками из красного дерева. Красные шторы, отделанные золотой бахромой, украшали огромные окна, за которыми открывался великолепный сельский пейзаж Франции: череда холмов, извилистых плодородных долин, от которых дух захватывало, а вдали сверкало бледно-голубое озеро.
 Мягко ступая по красно-синему обюссонскому ковру, Филип подошел к столу и опустился на предложенное ему кресло.
 – Месье, полагаю, вы знаете, зачем я приехал, – сказал он, окинув герцога оценивающим взглядом.
 – Да. – Резкий голос француза дрогнул, выдавая его волнение. Этот внешне бесстрастный, чопорный человек все еще цеплялся за последнюю соломинку надежды. – У вас есть доказательства, месье? Доказательства, что эта девушка – моя дочь?
 – Нет, – спокойно ответил Филип. – Доказательств нет, могу лишь рассказать одну историю. И конечно, вот это.
 Он вынул из кармана сюртука крохотный золотой талисман в виде фигурки льва и положил его на письменный стол перед седовласым аристократом. Лицо герцога де Мон де Лиона стало бледным, как зимнее небо.
 – Она никогда с ним не расставалась, – сообщил ему Филип. – Когда я впервые увидел этот талисман, у меня родились кое-какие подозрения.
 – Какие именно? – Герцог нетерпеливо подался вперед. – Вы должны мне все рассказать, все! Это крайне необходимо. Садитесь, садитесь, молодой человек. Не заставляйте меня ждать! Я желаю знать, нашлась ли моя дочь.




 Глава 25


 Зал в гостинице «Хвост дракона» был в этот дождливый вечер почти пуст, и хозяин проводил их в отдельный кабинет, пообещав принести бренди, чай и хорошее угощение.
 К явному удивлению Кирби, Камилла попросила рюмку бренди и одним глотком осушила ее, шагая взад и вперед перед камином. Во время ужина она казалась рассеянной, не пожелала снять накидку и почти не притронулась к еде. Она не проявила никакого интереса и к испеченным хозяйкой пирожкам с черникой, зато с жадностью выпила чай.
 Не выдержав, лорд Кирби мягко спросил ее, не жалеет ли она о своем решении так поспешно покинуть Уэсткотт-Парк.
 – Нет! – воскликнула она, глядя на него так, словно только сейчас вспомнила о его присутствии. – Прошу прощения. Я задумалась… простите мне мою невоспитанность.
 – Вы думали о том, что больше никогда не увидите Филипа? Не вернуться ли нам обратно?
 Камилла поймала себя на том, что пристально вглядывается в это открытое, привлекательное лицо и удивляется, как можно испугаться Алистера Кирби. И все же слова, написанные Маргаритой, прочно засели у него в голове. Они занимали ее мысли во время ужина, преследовали ее, предостерегали.
 Она пыталась убедить себя, что Маргарита была юной и впечатлительной девушкой, а в этом возрасте все склонны к преувеличениям и романтическим фантазиям. Ревность Алистера, на которую она намекала, могла быть плодом ее воображения. И все же эти слова дышали отчаянием, которое не позволяло Камилле отмахнуться от них, отнести на счет преувеличенных фантазий девочки-подростка.
 – Я не хочу возвращаться назад, – медленно проговорила она, встала из-за стола, подошла к камину и протянула руки к огню. – Я знаю, что приняла правильное решение. Но я действительно думаю о Филипе и его семье. И знаю, что буду по ним скучать, – прибавила она почти шепотом. Потом обернулась и с тревогой посмотрела на него. – Вы думаете, Бриттани убедит Филипа проводить побольше времени с Джередом и Дориндой?
 – Бриттани не такая альтруистка, как вы, Камилла. – Кирби поставил чашку на блюдце и встал из-за стола. – Она захочет получить Филипа в свое полное распоряжение, по крайней мере на первое время. Но не волнуйтесь, ни Джеред, ни Доринда не пострадают. Я уже подружился с Джередом – он, знаете ли, очень напоминает мне Филипа в юности. Я возьму его под свое крыло. А что касается Доринды… – Он как-то странно улыбнулся. – О ней я тоже позабочусь. Хотя она маленькая, но иногда бывает очень похожа на Маргариту. Конечно, у нее своя красота и свой характер, несомненно, но… очень часто, особенно когда она играет с этим своим котенком, прелестная маленькая Доринда напоминает мне Маргариту.
 Камилла замерла. Потом провела языком по пересохшим губам.
 – П-правда?
 – Да, очень. Хотя кто может сравниться с Маргаритой? Она была… несравненная.
 Камилла подошла к нему поближе, пораженная напряженным, мечтательным выражением его лица.
 – Маргарита была очень красива, я знаю. Я видела ее портрет в галерее, – тихо произнесла она.
 – Ее портрет! – Кирби возмущенно фыркнул. – Никакой портрет не может сравниться с живой Маргаритой – он не передает ее характер, ее душу, ее жизнерадостность… – Он замолчал и быстро налил себе еще бренди. – Простите. Но я иногда очень остро ощущаю ее потерю…
 – И потерю вашего брата тоже, я уверена. Вы редко говорите о нем. Я знаю, что вы были близнецами и, наверное, очень дружили.
 – Да. – Кирби кивнул, и глаза его загорелись. – Мы с Максом любили одно и то же и ненавидели одно и то же. Были как две стороны одной монеты. Они с Маргаритой умерли вместе, знаете ли, и они этого заслуживали…
 – Заслуживали?..
 Его взгляд медленно сосредоточился на ее изумленном лице.
 – Я хотел сказать, так им было суждено судьбой, – поправился Кирби, не отрывая глаз от рюмки с бренди в своей руке. – Выпейте еще бренди, – вдруг предложил он.
 – Нет… спасибо. Я выпила достаточно. – Только что ей было холодно, а теперь она чувствовала невыносимый жар. Лицо горело, накидка со спрятанным в кармане дневником показалась вдруг тяжелой. Почему он говорит, что его брату и Маргарите судьбой было суждено умереть вместе?
 – Я не понимаю… – Камилла хотела расстегнуть накидку, но это требовало слишком больших усилий. И кроме того, через несколько минут они отправятся в Портсмут, где она сядет на пакетбот, плывущий в Дьепп.
 – Поймете, – мягко ответил Кирби, улыбаясь ей. – Вы очень скоро все поймете. Вы уверены, что не хотите выпить еще рюмку? Она вас согреет в дороге.
 Его глаза… Камилла почувствовала, что смотрит, как завороженная, в его глаза. Она прежде не замечала, какие они ярко-голубые. И сейчас, в мигающем свете камина, в этой мрачной, убогой комнате они напомнили ей что-то другое, что-то ужасное…
 Ее мысли стали путаться. Камилла тряхнула головой, пытаясь разогнать туман. Капли пота выступили у нее на висках, покатились по лбу. Здесь невыносимо жарко и душно. Ей вдруг захотелось вернуться обратно в прохладную дождливую ночь, глубоко вдохнуть свежий осенний воздух. И ей никуда не хотелось ехать с Алистером Кирби. Несмотря на туман, в ее голове звенел сигнал тревоги.
 – Как далеко… как долго нам добираться до Портсмута? – спросила Камилла, чтобы выиграть время, так как Кирби уже двинулся к двери.
 – Не очень долго.
 Она старалась говорить как можно спокойнее:
 – Не лучше ли нам остаться тут на ночь? Я устала. Мы могли бы продолжить путь завтра.
 – Но у меня свое расписание, Камилла, и оно не позволяет мне здесь задерживаться. Мы должны ехать сегодня.
 Кирби схватил ее за руку. Он очень сильный, внезапно осознала Камилла. Ей вдруг стало страшно. Она вырвалась с нервным смехом.
 – Лорд Кирби, я достаточно причинила вам неудобств. Знаете, что я сделаю? Я останусь здесь, в «Хвосте дракона», а вас отпущу домой. Утром я сяду в почтовую карету и доеду до Портсмута. Вы очень любезны, но я не хочу больше ни минуты злоупотреблять вашей добротой. Я вполне могу продолжать путь одна.
 – Этого я не допущу.
 – А я не допущу, чтобы вы терпели из-за меня дальнейшие неудобства…
 Он громко рассмеялся, и по спине Камиллы побежали мурашки.
 – Вы знаете, не так ли? – весело спросил он. – Что же меня выдало?
 – Не понимаю, что вы хотите сказать.
 – Ну-ну, Камилла. Совершенно очевидно, что вы меня узнали. И догадались о том, что в действительности произошло между мной, Максом и Маргаритой. Признайтесь, – добродушно настаивал он.
 – Лорд Кирби, – в отчаянии воскликнула Камилла, чувствуя какую-то странную тяжесть в голове. – Я вынуждена пожелать вам спокойной ночи. Я собираюсь попросить у хозяина приготовить мне комнату и…
 – Вы ничего подобного не сделаете.
 Он схватил ее за руку, резко повернул и толкнул через всю комнату, и Камилла рухнула как подкошенная на диван. Потом подошел к ней, теперь его лицо было мрачным и сосредоточенным.
 – Вы поедете со мной. И больше не спорьте.
 – Но я слишком устала, чтобы ехать в Портсмут…
 – Портсмут! – Он резко рассмеялся. Это был безумный, демонический хохот. – Я вовсе не собираюсь везти вас в Портсмут, идиотка.
 Этого не может быть. Это ночной кошмар. Лорд Кирби был ее другом, другом Филипа.
 – Куда же мы едем?
 – В Корнуолл. В мое поместье. Вы найдете его очаровательным, я знаю. Филип и Джеймс однажды провели там лето вместе со мной, Максом и нашим дедушкой. Оно очень живописное, там море и скалы. Только ехать до него еще довольно далеко.
 – Я с вами не поеду. – Камилла с трудом поднялась с дивана и попыталась бежать, но с ужасом поняла, что ноги не слушаются ее. – Оставьте меня! Если вы попытаетесь силой заставить меня ехать с вами, я закричу.
 – У вас ничего не получится, – ответил он почти нежно. Теперь он улыбался ей широкой, дружелюбной улыбкой, полной насмешки и снисходительности. – То снотворное, которое я положил в ваше бренди и в чай, с минуты на минуту начнет действовать в полную силу, и вы будете крепко спать. Я скажу, что вы заболели и мы должны спешить дальше. – Он посмотрел на карманные часы, все его движения были спокойны и неторопливы. – Вы должны проспать всю дорогу, до самого приезда в поместье Кирби. Спокойной ночи, дорогая мисс Смит.
 – Вы сумасшедший, – в ужасе ахнула Камилла и на подгибающихся ногах пошла к двери. Она хотела закричать, но Кирби грубо зажал ей рот и подхватил на руки.
 Снотворное делало свое дело. Тело Камиллы отяжелело, она даже не могла сопротивляться его душащим объятиям.
 Погружаясь в тяжелый сон, она слышала его смех, мягкий и мелодичный, и тихие, почти ласковые слова:
 – Вы совершенно правы, как всегда, мисс Смит. Достаточно сумасшедший, чтобы убить. Я убил Макса и убил Маргариту. Не говоря уже об Андерсе и Сайласе. Но у меня были веские причины. Очень веские причины, как вы скоро узнаете. Я не убью вас до тех пор, пока не объясню вам все. Если бы у меня получилось, вы бы погибли от несчастного случая на пикнике или на балу у Астерли, но теперь я вижу, что любой из этих вариантов был бы несправедлив. Вы чудесная женщина, хотя и простая служанка, и заслуживаете объяснения перед смертью. Спите, мисс Смит, и не бойтесь.
 Удушливая тьма обволакивала Камиллу, и она слышала голос Кирби словно издалека.
 – Я убью вас нежно, мисс Смит, – пообещал он, и Камилла почувствовала, что Кирби улыбается. – Вы даже не почувствуете прикосновения лезвия.




 Глава 26


 – Это совсем не похоже на Камиллу. Она рассудительна и не совершает необдуманных поступков. Почему же она уехала?
 Филип был спокоен и невозмутим, как всегда, но чего ему это стоило! Глаза его сверкали, на щеках играли желваки. Видно было, что он едва сдерживается. Его вопросительный взгляд по очереди обращался к каждому из собравшихся в библиотеке родственников.
 – Ты видел ее записку, – с отчаянием произнес Джеймс сквозь сжатые зубы. Он ходил, хмурый, взад и вперед, понимая, что Филип винит его в отъезде Камиллы. Если бы только ему удалось остановить ее! Но она ускользнула из дома незаметно для всех. Джеймс был огорчен почти так же, как и сам Филип. Дом без Камиллы сразу же опустел, теперь в нем царила печальная тишина. Даже малышка Доринда сидела, съежившись, на диване с покрасневшими от слез глазами.
 Записку нашли накануне вечером, когда Камилла не вышла к ужину. Филип вернулся в Уэсткотт-Парк на следующий день и пребывал в состоянии шока с того момента, как ему сообщили новость. Джеймса несколько удивила реакция брата. Это могло значить только одно: неукротимая «мисс Смит» играла в жизни Филипа куда большую роль, чем он хотел признать.
 – Давайте подумаем спокойно, – предложил Джеймс, остановившись у камина и оглядывая напряженные лица собравшихся.
 – Я спокоен, – отрезал Филип. – Абсолютно, дьявольски спокоен.
 – Доринда, беги в свою комнату, – тихо, но настойчиво сказала Шарлотта, обращаясь к девочке. Доринда начала было протестовать, но, увидев лица братьев, покорно поднялась с места.
 – А вы обещаете мне, что мисс Смит вернется? – Она обвела братьев умоляющим взглядом.
 Филип сдержал нетерпение, опустился перед малышкой на колено и посмотрел ей в глаза.
 – Обещаю тебе, Доринда. Камилла вернется. Как только я найду ее след, – поклялся он, сжав зубы.
 Она положила хрупкую ручку на его плечо.
 – Но почему мисс Смит уехала? – прошептала девочка. – Она больше нас не любит?
 – Не знаю. Я действительно не знаю. – Он заколебался. – Может быть, в этом виноват я. Но я собираюсь все выяснить до конца и уладить раз и навсегда.
 Доринда посмотрела в его сверкающие глаза, и ее страх улегся.
 – Хорошо. – Она улыбнулась. – Тогда я пойду. Мисс Бригэм сказала, что сегодня мы можем провести урок в Пиратской бухте. Дай мне знать, когда Камилла вернется, – крикнула она, выбегая за дверь.
 Оставшиеся в библиотеке мрачно переглянулись.
 – Если бы только все было так просто, – прошептала Шарлотта, комкая в руках кружевной носовой платок.
 – Я хочу знать обо всем, что произошло вчера, – Филип пододвинул поближе кресло и уселся в него, подавшись вперед. – Обо всем, – резко повторил он. – Джеймс, начинай ты.
 Когда Джеймс пересказал ему по порядку события вчерашнего дня, Филип задумчиво откинулся на спинку кресла.
 – Значит, Бриттани, Фитцрой, Марчфилд и Алистер приехали с визитом, но Камилла ни с кем из них не виделась.
 – Да, так. – Джеймс потер усталые глаза. – И я все время наблюдал за Марчфилдом. Он ни на секунду не оставался один.
 – Лорд Кирби пошел искать Камиллу, – вмешалась Шарлотта. – Они с Дориндой были в Пиратской бухте. Камилла отослала девочку домой к мисс Бригэм и сказала, что скоро тоже придет.
 – Значит, мы можем предположить, что именно там с ней встретился Кирби, – сказал Филип и нахмурился. – И во время их беседы Камилла почему-то приняла решение покинуть Уэсткотт-Парк. Но какого черта Кирби вмешивается в мои дела?
 – Возможно, Камилла приняла решение сама, а Алистер пытался ей помочь – и тебе тоже, – высказал предположение Джеред с заметным раздражением в голосе.
 – Что ты хочешь этим сказать? – Филип перевел взгляд на покрасневшее лицо брата и прочел в его глазах укор.
 – Ну, мне совершенно ясно, и, как я подозреваю, всем остальным тоже, что Камилла в тебя влюблена, – ответил Джеред.
 Шарлотта тихо ахнула и стиснула руки на коленях. Джеймс кивнул в знак согласия и, не дрогнув, встретил взгляд прищуренных глаз Филипа.
 Филип промолчал. Джеред сердито продолжил:
 – Видишь, мы все это знали. И все, в том числе и Камилла, знали, что ты любишь леди Бриттани и намерен на ней жениться. Мисс Смит, наверное, была так несчастна, что больше не могла тут находиться и просто решила уехать до того, как ты вернешься и заставишь ее продолжать этот дурацкий розыгрыш. И может быть, Кирби, желая помочь вам обоим, предложил Камилле отвезти ее в Портсмут.
 – Возможно, – кивнул Филип. Такое объяснение звучало вполне разумно. И все же сердце его протестовало. Камилла знает, что он ее любит, что он намеревался сделать так, чтобы у них все получилось. Разве не так? Он вспомнил о минутах нежности, проведенных вместе, об обещаниях, данных ей. Неужели она пересмотрела свои чувства или почему-либо усомнилась в них?
 «Ох, Камилла, непредсказуемая, упрямая, озорная девчонка. Ты и правда бежишь от меня или попала в беду?»
 Его пронзил ледяной ужас, когда он стал перебирать возможные варианты. Несмотря на записку, несмотря на свидетельства того, что она по своей воле уехала с Кирби, он не мог отделаться от ощущения, что с Камиллой произошло нечто ужасное.
 – Откуда мы знаем, – спросил он у Джеймса, стараясь держать свои предчувствия при себе, – что она действительно уехала вместе с Кирби? Никто не видел их вместе. Разве не вероятно, что… – Он собрался с духом, чтобы закончить фразу. – Разве не вероятно, что их обоих ввели в заблуждение?
 Но Джеймс покачал головой.
 – Я не хотел рисковать, Филип, после того как ты поручил мне охранять Камиллу от убийцы. Я договорился с Джеромом, что он будет держать Камиллу под постоянным наблюдением.
 Филип пристально посмотрел на него.
 – Молодец, – медленно проговорил он. – Это очень умно с твоей стороны, Джеймс. Я поражен.
 Джеймс покраснел от удовольствия, услышав этот комплимент.
 – Вчера я расспросил Джерома. Он видел, как Камилла проскользнула в дом, когда Бриттани, Марчфилд и Фитцрой еще были здесь. Он также видел, как она вышла из дома через дверь для слуг. Джером последовал за ней до дороги и видел, как Кирби помог ей сесть в карету. Никого другого там не было.
 Значит, это правда. Она уехала с Кирби по собственной воле. Ей не грозит опасность, она просто бежит от него. Филип почувствовал, как напряглись его мускулы.
 «Она меня любит, – упрямо сказал себе Филип. – Я знаю, что она меня любит. Но она мне не доверяет. Не верит мне».
 И кто может ее в этом винить? Все это время он выставлял себя на посмешище, добиваясь Бриттани, когда настоящая, единственная в его жизни любовь была прямо перед ним. Он был слеп. Неудивительно, что Камилла не верила ни его обещаниям, ни его любви.
 «Зато у меня достаточно веры для нас обоих, любимая!»
 Он зашагал к двери, не замечая недоумевающих взглядов Шарлотты и братьев.
 – Дарджесс! – рявкнул граф, и дворецкий поспешно возник из тени, словно джинн из бутылки.
 – Мне нужна легкая дорожная карета и гнедые, пусть запрягают немедленно. Я уеду через четверть часа. И скажи О’Нилу, если он уже распаковал мою дорожную сумку, пусть он лучше снова уложит ее, черт побери, и пусть поторопится. И пошлите за Джеромом – я хочу поговорить с ним перед отъездом.
 Миссис Уайет, которая как раз спускалась по лестнице, когда его сиятельство ринулся наверх, обменялась с дворецким тревожным взглядом. Его сиятельство был в необычном волнении. И они оба догадывались почему.
 Хорошенькая мисс Смит, которая уехала самым таинственным образом, не сказав никому ни слова, – вот причина.
 Кто бы мог подумать, что эта девушка так сильно повлияет на ход событий в их доме? Но даже миссис Уайет, которой пришлось проглотить все свои прежние сомнения, не могла отрицать, что в этой зеленоглазой леди со звонким смехом, которая заставила ожить Уэсткотт-Парк, было нечто особенное. Ни она, ни Дарджесс не успели, однако, обдумать этот вопрос, поскольку когда его сиятельство пребывает в таком настроении, Боже упаси проявить нерасторопность. Миссис Уайет поспешила вниз, чтобы сообщить кухарке, что его сиятельство все же не будет ужинать дома, а Дарджесс, все с тем же суровым лицом, засеменил прочь, чтобы сделать необходимые распоряжения в конюшне.
 Джеймс и Шарлотта ожидали в холле, когда Филип сбежал по лестнице в пальто и перчатках.
 – Ты едешь за ней? Но, Филип, если она действительно хочет уехать…
 – Не хочет.
 Шарлотта вдруг заговорила.
 – Она не взяла с собой ничего, кроме накидки, а у моря прохладно. Я велела Мэри упаковать некоторые ее вещи – муфту, перчатки на меху и ее бархатную пелерину.
 Филип взглянул на дорожный саквояж, который протягивала ему Шарлотта, потом на ее встревоженное лицо.
 – Вы очень предусмотрительны, Шарлотта. Я вам признателен. – Внезапно он наклонился и поцеловал ее в щеку. – Я знаю, как вы любите Камиллу. Не волнуйтесь, я благополучно доставлю ее обратно – и очень скоро. Можете передать это Доринде.
 В этот момент в холле появился Джером, спешно вызванный из конюшен.
 В суматохе сборов никто не обратил внимания на резкий стук дверного молотка у парадного входа.
 – Проклятие! – Филип тихо выругался. – Кто бы это ни был, у меня нет времени с ним разговаривать. Кирби опередил меня на целый день, и есть вероятность, что Камилла уже в Париже.
 Портсмут… Париж. Он отправится разыскивать ее следы по всей Франции, если возникнет такая необходимость. Он не вернется домой без Камиллы. Он не станет жить без Камиллы.
 Филип вспомнил талисман, который носил с собой. Теперь он знал его значение, и Камилла должна тоже узнать обо всем. Он расскажет ей о жизни, которой она была обманом лишена, о месте, принадлежащем ей по праву, в котором ей так долго отказывали. А потом ей предстоит решать будущее, будущее их обоих.
 Он повернулся к конюху, неловко переминающемуся с ноги на ногу.
 – Джером, – начал было граф, но вопрос так и остался незаданным – снова раздался стук бронзового дверного молотка, эхом разнесшийся по холлу.
 Филип потерял терпение. Но тут Дарджесс стремительно проскочил мимо собравшихся в холле и открыл дверь. Все уставились на крошечного кривоногого человечка, замершего на пороге.
 И с этого мгновения, как позже вспоминал Филип, начался новый отсчет времени.




 Глава 27


 Замок был сырой, тускло освещенный и полный сквозняков. В его бесконечных каменных коридорах эхом отдавались шум моря, резкие крики диких птиц на утесах и тщетный ропот давно умерших предков Кирби.
 Камилла лежала в темноте на узкой кровати, в комнате, расположенной в башне. Руки и ноги ее были привязаны веревками к кровати, но если бы она даже была свободна, то все равно не смогла бы убежать. Под воздействием снотворного сознание в ней едва брезжило.
 Ночью Кирби время от времени приходил и смотрел на нее. Он был возбужден, как ребенок перед днем рождения. Он нашел дневник Маргариты в кармане накидки Камиллы и несколько часов читал его, испытывая восторг пирата, откопавшего ценный клад. Мысли и чувства Маргариты были записаны в дневнике, и он мог изучить их и понять. Ее глупое увлечение Максвеллом, ее абсурдный страх перед ним самим. Все это служило для Алистера подтверждением того, как необходимо было убить ее, убить их обоих.
 Он был благодарен Камилле за этот неожиданный подарок. Больше чем когда-либо он был полон решимости убить ее как можно безболезненнее. Безусловно, он обязан сделать это для нее.
 Когда звезды стали исчезать с неба, он осторожно приподнял голову Камиллы и влил ей в рот еще немного вина со снотворным. Потом опустил обратно на шерстяное одеяло и прикоснулся к нежной, как лепесток розы, бледной щеке.
 Дрожь волнения охватила его. Такая красивая. Ее так любит Филип. Он был в восторге.
 Он никак не мог решить, каким способом ее убить. И в какой именно момент. Но в самом предвкушении заключалось особое удовольствие.
 Когда прохладный сиреневый рассвет стал просачиваться в узкое окно башни, Кирби на цыпочках вышел из комнаты Камиллы. Он лег спать в детской, в которой спал вместе с братом, когда они были еще маленькими. Ветер свистел в щели высоких окон. Поскрипывал узорчатый паркет. Ему снились прекрасные сны.
 Сегодня будет совершенно особенный день – день убийства.
 Он просто сгорал от нетерпения.
 Камилла проснулась от грохота волн, разбивающихся о серые скалистые утесы Корнуолла. Тело ее онемело от холода. Во рту было такое ощущение, словно его набили опилками. В висках пульсировала боль. Она попыталась понять, что с ней. Обнаружив, что она связана, Камилла разом все вспомнила, и к ней вернулся ужас.
 Оглядевшись, Камилла увидела, что находится в узкой комнате башни с единственным зарешеченным окном и массивной дверью. За этим высоким окном белел квадрат тусклого серого неба, и она поняла, что уже наступил день.
 Итак, заброшенный замок на высоких утесах Корнуолла и безумец, намеревающийся ее убить.
 Камилла старалась выбраться из пут. Ее запястья и щиколотки распухли и начали кровоточить, но узлы держались крепко. Она лежала на кровати без сил, ее била дрожь, несмотря на все усилия сдержать ее. Ветер, врывающийся в открытое окно, дул прямо с моря. Он был холодным и влажным, с резким привкусом соли. Комната в башне, казалось, гудела при каждом ударе ревущих волн.
 Проходили часы. Камилла думала о Филипе, о семье Одли, собравшейся в Уэсткотт-Парке. Вернулся ли Филип? И как он отнесся к ее неожиданному отъезду? Испытывая бессильное отчаяние и растущий страх, она вдруг подумала: действительно ли он подарил Бриттани кольцо? Все то, что лорд Кирби рассказал ей в Пиратской бухте, имело целью выманить ее из Уэсткотт-Парка и увезти с собой. Из груди Камиллы вырвалось сдавленное рыдание. Как она не догадалась об этом раньше! Ведь в глубине души она была уверена, что Уэсткотт не мог передумать.
 Впрочем, какая ей теперь от этого польза! Даже если Филип захочет поехать за ней следом и попытается сделать это, он отправится в Портсмут, а оттуда в Париж. К тому времени будет уже слишком поздно.
 Она знала, что Кирби собирается очень скоро ее убить. Камилла почувствовала это еще в «Хвосте дракона», эту жажду крови, стремление убивать. Он не сможет удерживаться долго.
 Да и Филип никогда не приедет сюда, в замок Кирби, искать ее. За все эти годы он ни разу не заподозрил Алистера Кирби в том, что он виновен в смерти Маргариты. Он не заподозрил в нем и убийцу из гостиницы «Белый конь». Он продолжал подозревать Марчфилда. А Кирби, когда ее не станет, будет его утешать, будет стоять рядом с ним и смотреть, как он женится на Бриттани. И… строить ужасные планы в отношении Доринды, которую считает юной копией его возлюбленной Маргариты.
 Раздался скрип ключа в замке. Взгляд Камиллы метнулся к двери навстречу входившему в комнату лорду Кирби. Он был одет в элегантный сюртук из темно-синего шелка, вышитый жилет и панталоны в желтую полоску и выглядел бы в глазах всего света как красивый молодой лорд, собравшийся на променад в парк, если бы не демоническая, усыпанная бриллиантовыми блестками черная маска, скрывающая его лицо.
 – Час настал, милая Камилла. Пора. Не бойтесь.
 Она долгие часы собиралась с духом, готовясь к этому моменту, и все же, услышав эти слова, почувствовала ледяную струйку ужаса, пробежавшую по спине. Камилла посмотрела на Кирби нарочито спокойным взглядом, молясь в душе, чтобы он не смог заметить ее ужаса, превращающего кровь в лед, ужаса, от которого ее сердце забилось так стремительно, что она едва могла дышать. Ей удалось произнести с правдоподобной резкостью:
 – Лорд Кирби, я надеялась, что вы придете. Я хочу поговорить с вами.
 – Неужели, мисс Смит? – Эти несколько слов были полны насмешки. Как и его блестящие голубые глаза. Она не обратила на это внимания.
 – Да. У меня в голове полно вопросов, вопросов, на которые можете ответить только вы. Вы обещали мне все объяснить, помните?
 – Это правда.
 Он приблизился к кровати легкой, танцующей походкой и посмотрел на нее, словно она была экзотическим цветком, лепестки которого он сорвет один за другим.
 – Я так и не смог ничего объяснить ни Маргарите, ни Максу. Это очень мучило меня все эти годы. Андерс и Сайлас – всего лишь грязные ничтожества, они не заслужили никаких объяснений, но Маргарите и Максу я очень хотел рассказать, почему их постигла такая судьба. Вы верите в судьбу, мисс Смит?
 – Действительно, верю. Лорд Кирби, разве моя судьба в том, чтобы умереть, испытывая огромные неудобства? – Она изобразила на лице улыбку, как она надеялась, милую и умоляющую. – Вы затянули эти веревки так туго, что они остановили мое кровообращение. Не могли бы вы ослабить их немного? Или совсем снять на время? Вы ведь не боитесь, что я окажусь сильнее вас?
 Насмешливый демон улыбнулся ей из-под черной маски.
 – Вы пытаетесь меня обмануть, мисс Смит?
 Камилла посмотрела на него прямым и честным взглядом, который был ей так свойствен.
 – Конечно, нет. Я пытаюсь устроиться удобнее, чтобы лучше сосредоточиться на том, что вы мне будете объяснять.
 Он мгновение поколебался, вглядываясь в ее лицо в поисках признаков неискренности, затем пожал плечами и подошел к ней так стремительно, что она испугалась. Откуда ни возьмись в его руке появился нож.
 – Позвольте мне помочь вам, мэм.
 Как чудесно снова оказаться свободной! Камилла сейчас же начала растирать распухшие запястья и щиколотки, стараясь не смотреть в сторону открытой двери.
 – Спасибо. Не найдется ли в замке немного… еды? Я… я могла бы приготовить нам завтрак, и мы бы поболтали на кухне, если пожелаете.
 Кирби рассмеялся веселым, безумным смехом, который разнесся эхом по комнате, отражаясь от стен башни.
 – Не испытывайте свою удачу, мисс Смит. Вам недолго осталось ощущать голод. Ваш последний час ближе, чем вы думаете.
 – Но вы же не заставите меня встретить его на пустой желудок?
 Однако ее попытки быть легкомысленной начинали вызывать у него раздражение. Он быстро ткнул в ее сторону ножом.
 – Вы действительно хотите понять причины неизбежности вашей смерти или просто хотите выиграть время, пока… что? Пока Филип не приедет вас спасти, как сэр Ланселот к своей Джиневре?
 – Мы оба знаем, что этого не произойдет, – тихо ответила Камилла, прикусив губу.
 – Да, потому что я снова его перехитрил. Подумать только, я перехитрил великого и блестящего графа Уэсткотта! – Он расхохотался от восторга. Подскочил к трехногому табурету у окна и присел на него, его движения были мальчишескими и казались нормальными по сравнению к наводящей ужас демонической маской. – Филип всегда был во всем самым лучшим, знаете ли. Ему все давалось легко. Джеймс невероятно им восхищался, и Макс тоже. Но я знал и обратную сторону медали.
 – Обратную сторону медали?
 Съежившись на кровати, Камилла старалась прикинуть число шагов до двери. Кирби, сидящий у окна, теперь находился на противоположном конце комнаты. Ему придется обежать вокруг кровати, чтобы перехватить ее. «Еще не время, – предостерегала она себя, каждая струнка ее тела была напряжена. – Подожди подходящего момента, чтобы застать его врасплох. Это может дать тебе драгоценное преимущество в несколько секунд».
 – О да, в самом деле, – продолжал Кирби, наблюдая за выражением ее лица. Он все еще держал в руке нож, небрежно, вяло, словно забыл о его существовании. – Филип умел быть очень властным, еще ребенком. Он всегда сам планировал приключения, выбирал игры. Он был прирожденным лидером. И это заставило его думать, будто он имеет власть над нами, остальными, что он может определять нашу судьбу.
 – Я… боюсь, я не понимаю.
 – И я не понимал до того дня, когда Маргарите исполнилось тринадцать лет и я обнаружил, что она расцвела и превратилась в самую очаровательную юную женщину. В тот день я в нее влюбился, или это произошло в тот день, когда я ее впервые встретил, я так и не знаю точно, когда именно, но к ее тринадцатому дню рождения я уже, без сомнения, любил ее, и Макс тоже. Мы оба были твердо намерены на ней жениться.
 – Вы к нему ревновали?
 – К Максу? Не смешите меня. Маргарита предпочитала меня, всегда предпочитала меня. Но Филип однажды увидел, как я разговаривал с Маргаритой, глядя в ее глаза, – у нее были самые прекрасные глаза. И он сказал ей, что я для нее слишком стар и она должна держаться от меня подальше. А позже он пришел ко мне и избил меня за то, что я посмел взглянуть на его сестру. Мы ведь считались друзьями, Камилла, а разве друзья не должны друг другу доверять? Но он не доверил мне Маргариту. Он считал, что я для нее недостаточно хорош. Он всегда больше любил Макса.
 Плечи его сгорбились, напряглись под темно-синим сюртуком. На лице застыло хмурое выражение. Однако он взял себя в руки и, справившись с нарастающим гневом, продолжил:
 – Но Маргарита любила меня, – настойчиво повторил он. – Она хотела выйти за меня замуж, когда подрастет, но знала, что Филип никогда этого не одобрит, потому что считает ее достаточно красивой, чтобы подцепить себе герцога или графа. А я всего лишь младший сын виконта. Макс родился на две минуты раньше меня, вы это знали, Камилла? Он унаследовал титул и поместья из-за этих двух минут. Поэтому меня не считали подходящей партией для леди Маргариты, хотя я и был другом Филипа.
 Ярость и горечь, прорвавшиеся в его голосе, испугали Камиллу. Теперь с его лица исчезло выражение спокойствия и насмешки. На табурете сидел демон, трясущийся от гнева, рот под безобразной маской кривился от ярости.
 – Тогда я поклялся, что Филип мне заплатит. И вы, мисс Смит, будете орудием моей мести.
 – Я? – прошептала Камилла онемевшими губами.
 Он кивнул, и внезапно его пальцы стиснули рукоятку кинжала, так что костяшки побелели.
 – Если я недостаточно хорош для Маргариты, то вы тем более недостаточно хороши для Филипа. – Он вдруг рассмеялся. – Вы думали, что я хочу убить вас только потому, что вы были свидетельницей убийства Андерса, да? С этого все началось, но теперь у меня есть более веская причина. Филип вас любит. Я могу судить об этом по тому, как он все время говорил о вас в клубе в тот вечер, накануне бала у Астерли. На вашем месте могла оказаться Бриттани – я действительно думал, что так и будет. Вместо нее он выбрал вас. Мне жаль в некотором смысле. Это было бы нелегким делом – убить знаменитую леди Бриттани и не попасться, а разделаться с вами будет значительно проще. У вас нет друзей, нет семьи, никто не станет настойчиво вас разыскивать. Только Одли знают ваше настоящее имя, но они думают, будто вы уехали в Париж. Это слишком легко. – Внезапно его голос стал почти жалобным. – Мне бы так хотелось дать ему понять, что вы мертвы, и посмотреть, какое у него будет при этом лицо. Но риск слишком велик. Одли наверняка уже знают, что вы уехали вместе со мной. И должны думать, что вы исчезли во Франции.
 – Но если Филип действительно меня любит, он не сдастся, – с отчаянием возразила Камилла. – Мы собирались пожениться. Он пошлет на поиски всех сыщиков Лондона и сам будет наводить справки. Вы же знаете, как решительно он может действовать.
 – Это ему не поможет. У него не будет никаких доказательств моего участия в этом деле. Я стану умолять его простить меня за то, что помог вам уехать из Уэсткотт-Парка, объясню ему, что вы просили меня увезти вас. Какая благородная жертва с вашей стороны! Вы, простая служанка, не захотели покрыть позором его имя, вы совершенно уверены в том, что этот брак был бы ужасной ошибкой с его стороны, мезальянсом, о котором он когда-нибудь пожалеет. А вы, в действительности, не согласились бы ни на что другое, кроме женитьбы, не так ли? Филип поймет, поверьте мне, и полюбит вас еще сильнее за ваше самопожертвование. Его горе будет глубоким и острым.
 – Он обрушит свою ярость на вас.
 – Он меня простит, когда я расскажу, как вы были растеряны, как умоляли меня о помощи, как хотели найти самый лучший выход для вас обоих.
 Кирби начал расхаживать по комнате, не переставая говорить. В какой-то момент он подошел к окну и на мгновение остановился, повернувшись к ней спиной. Что-то привлекло его внимание. Неожиданно он ахнул, подался вперед и прижался лицом к решетке.
 Камилла не стала выяснять, что его так удивило. В ту секунду, когда он повернулся к ней спиной, она одним прыжком соскочила с кровати и бросилась к открытой двери, зажав в руке край юбки. Пробегая под аркой, она услышала за спиной его резкий крик. Он ринулся через комнату вслед за ней.
 Перед ней тянулся длинный, тускло освещенный коридор. Камилла помчалась по нему, скользя на влажных плитах пола. Внезапно неизвестно откуда перед ней возникла изогнутая, уходящая вниз лестница, освещенная рядом факелов. Она с отчаянной быстротой начала спускаться по ступенькам. В спешке Камилла поскользнулась и, пролетев десять ступенек вниз головой, упала на грубо обтесанный камень лестничной площадки.
 Мгновение Камилла лежала неподвижно. Голова ее кружилась, она не могла вдохнуть воздух. У нее болело разбитое колено, а локоть был ссажен в кровь. Но времени заниматься ранами не было: она слышала быстрые шаги, приближающиеся сверху, и ужас заставил ее вскочить на ноги. Камилла попала в еще один сырой коридор, тускло освещенный единственным факелом. Кирби знает этот замок, а она нет. Удастся ли ей спастись? И все же свойственное человеку стремление выжить заставило ее бежать, путаясь в лабиринте проходов, бросаясь из стороны в сторону, напрягая зрение почти в полной темноте; из горла ее вырывалось мучительное, хриплое дыхание.
 Наконец она свернула направо, под низкую арку, и увидела дверь в конце тоннеля.
 – Стоп! – раздался голос Кирби за ее спиной. – Вам не убежать – вы в ловушке. Если вы сейчас остановитесь, я все же убью вас нежно. Если нет…
 Камилла не дослушала. Она рванулась к видневшейся впереди двери, моля Бога, чтобы она оказалась не заперта. Толкнув раз, другой, девушка широко распахнула дверь и увидела похожий на пещеру холл – главный зал замка, как она поняла, – а прямо впереди маячили огромные двустворчатые двери, ведущие наружу, к скалам и морю.
 Камилла почувствовала, как что-то со свистом рассекло воздух возле самого ее уха и сильная рука вцепилась в нее. Камилла рванулась вперед. Послышался звук рвущейся ткани. Кирби злобно выругался, не удержав девушку.
 Камилла с бешеной решимостью устремилась к двери мимо древних доспехов, охраняющих торжественные порталы парадного зала, мимо громадной арки, ведущей в темные помещения в глубине средневекового замка. Она добежала до входной двери, дернула за массивные бронзовые ручки и увидела пожелтевшую траву и поднимающиеся уступами утесы.
 Но не успела она выбежать из замка, как рука Кирби грубо схватила ее за волосы и с силой дернула назад. Камилла закричала. В следующий момент его рука обхватила шею девушки, и он крепко прижал ее к себе. Камилла ощутила леденящее лезвия ножа у своей щеки.
 – Я хотел позволить тебе умереть тихо, но теперь я разрежу тебя на ленточки, – прошипел он.
 Из темноты раздался негромкий голос:
 – Отпусти ее, Алистер. Она здесь ни при чем. Это наше с тобой дело.
 Из тени соседнего проема выступил Филип. Он выглядел измученным, лицо осунулось и посерело, но в глазах горела железная решимость. Он стоял, выпрямившись во весь рост, его взгляд был прикован к ножу, который замер возле нежной щеки Камиллы.
 – Я не понимаю! – Голос Кирби стал высоким от изумления. Камилла чувствовала на своей шее его быстрое обжигающее дыхание. – Как ты здесь оказался?! Ты должен был поехать в Портсмут.
 – Я чуть было не поехал туда. Ты почти меня перехитрил. Ты очень умен, Алистер. Поздравляю тебя. – Произнося эти слова, Филип прикидывал расстояние между ними. По крайней мере двадцать шагов отделяло его от Камиллы и Кирби. Если он попытается броситься к ним, у Кирби будет достаточно времени, чтобы убить ее. На лбу Филипа выступили капли пота. Нет, лучше убедить его отпустить ее или бросить нож. Нужно говорить ровным, спокойным голосом, не позволять чувствам отражаться на лице, несмотря на страх за Камиллу, терзающий его. Если Кирби причинит ей вред…
 – Назад! Не двигайся! – взвизгнул Кирби, заметив, что Филип слегка приблизился к нему. В панике он провел языком по пересохшим губам. – Откуда ты узнал? – спросил он почти капризным тоном. – Отвечай!
 На лице Филипа не дрогнул ни единый мускул.
 – Полегче, друг мой. Это заслуга Боу-стрит. Они прислали ко мне сыщика.
 – Сыщика? – удивленно переспросил Кирби.
 – Я рассказал полиции о том, что видела Камилла в ночь убийства в гостинице «Белый конь», и пересказал им содержание той записки, которую ты выкрал из ее комнаты. Сыщик появился у моего порога как раз в тот момент, когда я собирался ехать в Портсмут. Он принес известие, что Сайлас Трегарон оставил подробное письмо, спрятанное в его квартире, в котором рассказал обо всем, что ты сделал с Максом… и с Маргаритой.
 Филип на мгновение замолчал, а затем, сделав над собой усилие, продолжил уже спокойным голосом:
 – В этом письме говорилось, что в ту ночь Сайлас и Генри Андерс находились неподалеку от домика смотрителя, когда к нему подъехали Макс и Маргарита. Они подкрались к окну и стали наблюдать. И видели, как целовались Макс и Маргарита, Алистер.
 – Маргарита не хотела целоваться с Максом – ведь она любила меня! Но она считала, что ты не одобряешь меня…
 – Они видели, как ты ворвался в дом и зарезал Маргариту и Макса, а потом поджег дом.
 – Ты лжешь! – Пальцы Кирби впились в тело Камиллы с такой силой, что она вскрикнула. Он не обратил на нее внимания, дикий взгляд из-под маски был упорно прикован к Филипу, неподвижно стоящему в сумраке зала. – Я обыскал комнату Сайласа – там ничего не было, я бы нашел…
 – Следователи были более внимательны, они нашли письмо, засунутое в пустую флягу в буфете. Ты, наверное, чертовски торопился и проглядел его.
 – Я заглянул в буфет, я помню, – пробормотал Кирби, почти что про себя. – Но я пропустил его… чертов буфет был набит бутылками, битыми тарелками и чашками. И кишел тараканами. Никогда бы не подумал…
 Внезапно он расхохотался, и от этого смеха по спине Камиллы пробежала дрожь. Кирби сумасшедший. Он убьет их обоих. Теперь это вопрос нескольких секунд…
 – Так даже лучше, – злорадно воскликнул Кирби. – О да, теперь я это понял. Гораздо лучше. Я все время хотел, чтобы ты узнал, Филип. Я убил Маргариту. И Макса. Потому что они меня предали. Но на самом деле Маргарита не виновата, – быстро и истерично поправился он. – Это твоя вина, Филип. Она отвернулась от меня из-за тебя.
 – Правильно, Алистер. И ты меня за это ненавидишь, – быстро согласился Филип, понимая, что Кирби вот-вот потеряет контроль за своими действиями. – Но Камилла не имеет к этому отношения, ты же знаешь. Мой конюх Джером видел, что твоя карета двинулась не на юг, в сторону Портсмута, а на запад. Я понял, что ты направляешься в замок Кирби, и поспешил за тобой. Отпусти Камиллу, Алистер, она здесь лишняя. Все, что произошло, касается только нас двоих.
 Кирби продолжал, словно не слыша слов Филипа.
 – Мне пришлось убить Андерса и Сайласа, потому что они были свидетелями всего случившегося и шантажировали меня. После того как я заплатил им в первый раз, они оставили меня в покое. Я думал, что все кончено. Но год спустя они вернулись и потребовали еще. Мне понадобилось некоторое время, чтобы узнать, кто они такие, но к тому времени они уже уехали из страны. До этого Андерс работал у Марчфилда, как я узнал, но исчез бесследно, прежде чем я смог до него добраться. И Трегарон тоже. И когда я решил, что избавился от них навсегда, они снова появились и потребовали пять тысяч фунтов. Только на этот раз я нашел этих жадных ублюдков и убил их.
 Он вдруг рассмеялся, и Камилла вновь почувствовала щекочущее прикосновение к щеке его ножа.
 – Но тебе на них наплевать, правда, Филип? Тебе небезразлична только Маргарита! Ну, это правда, я ее убил. Только потому, что ты твердо решил не пускать ее ко мне.
 – Маргарита была еще слишком юной, Алистер. Слишком юной и для тебя, и для Макса…
 – Наверху лежит ее дневник. Я прочел его весь. Маргарита написала, что любит Макса, но она вовсе так не думала. Моя дорогая девочка так не думала. Она хотела только меня, но боялась, что ты найдешь дневник и разоблачишь нас, поэтому она написала все это, чтобы замаскировать правду. Правда была в том, что мы любили друг друга, а ты нас разлучил. Ты меня избил, чтобы нас разлучить.
 – Я никогда не бил тебя, Алистер. – По лбу Филипа катился пот. Нож был у самой шеи Камиллы. Филип ощущал ее ужас и снова попытался пробиться сквозь броню сумасшествия Кирби, найти в нем хоть каплю здравого смысла.
 – Я всего лишь предупредил тебя, что Маргарита слишком молода, чтобы с ней флиртовать, – мягко сказал он, – и попросил оставить ее в покое, пока она не повзрослеет, но я ни разу не ударил тебя, даже не повысил голоса.
 – Ты меня избил! – закричал Кирби. – Ты хотел, чтобы она досталась Максу.
 – Отпусти Камиллу и давай выйдем наружу и обсудим это, – в отчаянии повторил Филип.
 – Я должен был тебя наказать. И Макса. Другого выхода не было. Но я потерял Маргариту… только теперь Доринда становится ее точной копией. Я уже вижу это… мне лишь надо подождать, и у меня будет еще один шанс на счастье… – Тут он вдруг вспомнил о Камилле, которую все еще держал мертвой хваткой. – И еще для меня будет счастьем убить твою драгоценную мисс Смит. Ты ее любишь, Филип, не так ли?
 – Мисс Смит тут ни при чем. Это дело касается только нас.
 – Она красивая, правда? И так полна жизни. Я убью ее и заставлю тебя смотреть, Филип.
 – Если ты прольешь хоть одну каплю ее крови, я разорву тебя на куски, – предостерег его Филип с каменным спокойствием.
 Воцарилось молчание, которое нарушал лишь рев морских волн под стенами замка. Кирби потащил Камиллу через входную дверь во двор замка. Она попыталась сопротивляться, но он безжалостно сжал рукой ее горло, перекрыв доступ воздуха, а потом вдруг взмахнул ножом и полоснул ее по руке.
 – Остановись! – крикнул Филип и бросился вперед, но Кирби тут же опять поднес нож к ее шее, проколов острием нежную кожу ниже уха.
 – Еще один твой шаг, и она умрет, – оскалился он, и Филип замер на месте, на его лице отражались ярость, отчаяние и боль.
 – Держи себя в руках, Кирби! – крикнул Филип, сжимая руки в кулаки. – Причиняя боль Камилле, ты ничего не добьешься. Это мне ты хочешь сделать больно. Отпусти ее и давай встретимся лицом к лицу, как мужчина с мужчиной. Ты же никогда не был трусом.
 – Заткнись! – взвизгнул Кирби; он почти бежал, волоча Камиллу по мертвой жухлой траве сквозь туман, поднимающийся к скалам. – Перестань сопротивляться, Камилла, или я разрежу тебя, как фаршированную куропатку, – заорал он на нее.
 Камилла чувствовала, как его пожирает безумная жажда убийства. Теперь он не остановится ни перед чем, с леденящей ясностью поняла она.
 Они достигли выступающей гряды скал над самой пропастью. Далеко внизу блестели серо-зеленые, в шапках пены морские волны.
 Все ее чувства, казалось, внезапно проснулись и приобрели необычайную остроту. Над головой кружилась чайка, потом нырнула за рыбой, издав пронзительный вопль. Воздух с резким привкусом соли наполнил ноздри Камиллы, заставив во всей полноте почувствовать прелесть жизни, которая вот-вот оборвется.
 – Ни шагу ближе! – проревел Кирби Филипу, который следовал за ними, повторяя каждый шаг их мучительного продвижения.
 Высокая фигура Филипа напряженно застыла. В глазах горела яростная решимость. Камилла боялась, что его попытка спасти ее – а он попытается ее спасти, она это знала, – только приведет к его гибели.
 «Я люблю тебя!» – хотелось ей крикнуть, но рука Кирби, обвившая ее шею, как удавка, медленно выдавливала из ее тела воздух и силы.
 Вдруг смертельная хватка ослабла. Камилла обмякла, почти лишившись сознания, на руках у Кирби.
 – Пора, Филип, – произнес Алистер Кирби ровным, почти мечтательным тоном. – Пора посмотреть, как твоя драгоценная Камилла умрет, Филип, а потом я убью тебя. Меня ничто не может остановить, ты же видишь. Ни один человек. Я слишком умный, слишком сильный. Ты всегда считал себя непобедимым, но теперь ты видишь, что это не так.
 Внезапно в воздухе мелькнули сцепившиеся тела, раздались резкие крики и стоны, глухие звуки ударов. Камиллу толкнули по направлению к замку, и она упала на колени в траву. Мимо нее пронесся Филип, прямо к Кирби. Она подняла глаза и увидела Джеймса и Джереда, сцепившихся в яростной схватке с Кирби и пытающихся отнять у него нож.
 Кирби дрался так, словно в него вселилась демоническая сила. Он ударил Джереда ножом в грудь, и юноша упал на землю, истекая кровью. Кирби сделал стремительный бросок в сторону Джеймса, ринувшегося к раненому брату, и занес было нож.
 – Нет! – закричала Камилла. – Джеймс, берегись!
 На мгновение клинок Кирби замер в воздухе, но этого оказалось достаточно для Джеймса. Его рука молниеносно взметнулась вверх и схватила Кирби за запястье. С яростной силой он вырвал у него нож.
 В ту же секунду Филип налетел на Кирби. Оба они рухнули на землю и сцепились в смертельной схватке. Камилла с трудом поднялась на ноги, держась руками за горло. Она подбежала к Джереду и оттащила его подальше от места схватки, а затем, испытывая головокружение и тошноту, опустилась рядом с ним и прижала к себе его голову.
 Глаза Джереда были широко раскрыты от боли и шока, он дышал часто и неглубоко, истекая кровью. Камилла знала, что ей надо остановить кровотечение, или он наверняка умрет. Дрожащими пальцами она развязала узел его шейного платка, сложила его и попыталась перевязать им рану. Потом вспомнила о салфетке из Уэсткотт-Парка, все еще лежавшей в кармане ее платья, поспешно вытащила ее и использовала для того, чтобы перекрыть поток крови. И все время шептала:
 – Все в порядке, Джеред, не шевелись. Все в порядке.
 Но это было далеко не так. Безумный Кирби оказывал яростное сопротивление Филипу и Джеймсу. Вдруг прозвучал выстрел, и Камилла в ужасе увидела, как Джеймс валится на бок. Медленно, затуманенным взором, он посмотрел на след от пули на своем предплечье, затем застонал и попытался подняться на колени. Кирби стрелял из пистолета, спрятанного в кармане. Он несколько мгновений восторженно улыбался, а потом с новым приливом сил вырвался из рук Филипа и, вскочив на ноги, с быстротой молнии вытащил из ножен шпагу и стал размахивать ею перед собой, удерживая Филипа на расстоянии.
 – Я мог бы тебя тоже застрелить, Филип, но я хочу убить тебя своим клинком. Тогда я отниму жизни у всех членов семьи Одли. Кроме Доринды, конечно. Я ни за что на свете не причиню зла Доринде… Когда-нибудь я женюсь на ней…
 – Не слушай его, Филип! – крикнула Камилла, перекрывая шум моря. – Джеред жив. Я пытаюсь остановить кровотечение. И у Джеймса пустяковая рана.
 – Со мной все будет в порядке, – задыхаясь, произнес Джеймс и попытался подняться.
 Но Филип заговорил, не отрывая взгляда от лица противника. Под черной, усыпанной бриллиантами маской глаза Кирби сверкали, словно две молнии.
 – Теперь мы остались вдвоем, Кирби. Ты и я. Ведь ты этого все время хотел, не так ли?
 Кирби конвульсивно кивнул, и его рот скривился в улыбке.
 – Я хочу пронзить тебя моей шпагой, Филип. Ты помнишь, как мы устраивали шутливые дуэли, когда были маленькими? А уроки фехтования, когда стали молодыми людьми? Я всегда побеждал. Это был единственный вид спорта, в котором я мог тебя победить. И все еще могу, ты знаешь. Я в лучшей форме, чем когда-либо.
 – Опусти клинок, Кирби, – сказал Филип. – Хватит кровопролития. Ты болен. Я не хочу причинять тебе вреда. Я хочу только помочь тебе. Мы должны позаботиться о Джереде и Джеймсе…
 – Очень хорошо, тогда… я убью мисс Смит – это заставит тебя драться со мной! – процедил Кирби, во что бы то ни стало желая добиться своего, и бросился к Камилле, потрясая шпагой. Она ничего не успела предпринять, только беспомощно смотрела на него, все еще прижимая к себе голову Джереда.
 Но в ту же секунду между ней и Кирби вырос Филип и, выхватив собственную шпагу, направил ее острие на Кирби.
 – Я пытался тебя предостеречь, – хрипло произнес он. – Отступись, Алистер. Не причиняй больше никому вреда, и я привезу тебя в Лондон живым.
 – Я должен тебя убить, всех вас убить – это ваша судьба! – взвизгнул Кирби. – Я не хотел убивать Маргариту и Макса – но ты меня заставил, Филип. Ты встал между нами. Это ты во всем виноват! – Он молниеносным движением бросился в атаку, его клинок рассекал воздух ловко и быстро.
 Филип мрачно подумал, что теперь у него нет выбора. Ему придется убить Кирби, чтобы остановить его. Самая изнурительная, отчаянная схватка за жизнь началась.
 Оба они дрались с яростной сосредоточенностью, дыхание тяжело вырывалось из груди, крупные капли пота блестели на лицах.
 Джеймс поднял нож Кирби здоровой рукой и попытался напасть на Кирби, но Филип остановил брата.
 – Я сам с этим закончу, – бросил он ему. – Займись Камиллой и Джередом.
 Они втроем наблюдали за сражением. Кирби дрался с большим мастерством и хитростью. Каждое его движение было точным, продуманным и грозило смертельной опасностью. Филип вначале казался в невыгодном положении. Он вынужден был защищаться от быстрых выпадов и натиска Кирби. Но когда облака над их головами разошлись и небо из свинцового превратилось в фиолетово-розовое, у него словно прибавилось сил. На лице отражалась суровая решимость, глаза были пронзительными и настороженными на худом, красивом лице. Он начал драться с яростным воодушевлением, каждый удар его шпаги был подобен молнии.
 Он не сдастся, поняла Камилла. Он не позволит себе потерпеть поражение.
 Филип наступал все решительнее, в то время как Кирби начал заметно уставать. Его отчаяние можно было ощутить на расстоянии. Внезапно Филип сделал резкий выпад, и шпага Кирби вылетела из руки и упала в колючий куст, растущий на краю пропасти. Уставший и отчаявшийся, Кирби, не задумываясь, бросился за ней и чуть было не соскользнул с края утеса, вовремя схватившись за куст. Истерически хохоча, Кирби отступил от опасного края и снова поднял над головой свою шпагу. Его глаза сверкали, словно осколки голубого льда.
 – Ты не можешь победить меня, Филип, – закричал он. – Я непобедим. Каждый раз, когда я убиваю, это придает мне новые силы. Я убью вас всех еще до заката, я буду смотреть, как вы умираете…
 Внезапно взвыл ветер, так яростно, что сам замок, казалось, задрожал под напором бури, а волны внизу взметнулись вверх, вскипая пеной. Кирби, застигнутый врасплох внезапным порывом ветра, потерял равновесие и сорвался с края утеса.
 Филип подбежал к парапету и увидел далеко внизу крохотную фигурку, которую швыряли волны. Тело Кирби исчезло из виду в яростно бушующем море, затем снова появилось на поверхности, потом его утянуло под воду. Больше оно не появлялось. Солнце позолотило пастельного цвета горизонт. Филип понял, что Кирби навеки погребен в бушующем море.
 Филип отвернулся от свирепых волн. Потом сел рядом с Камиллой, испытывая головокружительную радость оттого, что во всей этой истории она не пострадала серьезно. Он посмотрел на ее бледное лицо и погладил кончиками пальцев ее щеку. Слезы облегчения и радости сияли в ее глазах. Она сжала его руку и с благодарностью поднесла к губам.
 Филип устало посмотрел на пепельно-серое лицо младшего брата.
 – С Джередом все будет в порядке, – успокоил его Джеймс. – Рана не глубокая. Но нам лучше побыстрее привезти к нему врача из деревни.
 – Да, я еду. Камилла?
 Она постаралась улыбнуться.
 – Со мной все хорошо.
 – Даже более чем хорошо, – вставил Джеймс и поморщился, потому что, пытаясь приподняться, задел раненую руку. – Она остановила кровотечение у Джереда и перевязала мою рану. Она о нас как следует позаботилась, пока ты там развлекался, танцуя вокруг Алистера.
 Филип усмехнулся натужной шутке брата, но его взгляд с нежностью задержался на поднятом к нему лице Камиллы.
 – Конечно, она как следует о вас позаботилась. Моя девочка молодчина, – мягко произнес он. И быстро ушел.
 Камилла услышала все, что хотела.
 Море билось о древние скалы, земля была забрызгана кровью, но сердце Камиллы пело от счастья. С тихой радостью она ждала возвращения своего возлюбленного.




 Глава 28


 Замок величественно возвышался среди цветущих пастбищ винодельческого края, отливая серебром в свете раннего утра. Он был похож на сказочный: романтичный, с грациозными шпилями, башенками и каменными парапетами. Гигантский, мощенный булыжником двор окружал его кольцом, а за ним, в долине росли фруктовые деревья. Ближе к замку идеально подстриженные газоны чередовались с причудливыми садами, украшенными фонтанами и каменными скамьями, а также великолепными статуями. Высокие стены, башни и контрфорсы, каменные парапеты, террасы и оконные витражи – все сверкало древним величием под сапфировым куполом неба. Внутри этих вознесшихся к небу стен, с благоговением поняла Камилла, находятся гобелены, роскошные ковры, длинные холлы, салоны и пиршественные залы, полные несказанного богатства и роскоши.
 – Зачем ты привез меня сюда? – спрашивала она Филипа в сотый раз, почтительно и с опаской глядя на замок из окна кареты, которую он нанял в Париже. Так много всего произошло с тех пор, как они покинули Корнуолл! А ведь прошло лишь несколько дней после поединка в замке Кирби. Джеймса и Джереда перевезли домой, в Уэсткотт-Парк, где они выздоравливали от ран, которые, к счастью, оказались неопасными. Шарлотта встретила Камиллу со слезами радости на глазах, обнимала ее, пожимала ей руки и тут же ошарашила известием о том, что они с Джеймсом намереваются удочерить Хестер и воспитывать ее как собственную дочь. И все же, несмотря на все эти волнения и на грандиозный бал, который должен был состояться уже через несколько дней, Филип настоял на их отъезде почти сразу же по приезде в Уэсткотт-Парк.
 Он заявил, что немедленно должен отвезти ее во Францию, но не объяснил почему. Намекнул только, что разгадал тайну ее талисмана.
 – Ну скажи мне, – настаивала Камилла, которой не терпелось наконец все понять.
 – Не я должен тебе все рассказать, – ответил он ей и поцеловал в кончик носа. И никакие уловки и требования не могли его поколебать. – На рассвете мы выезжаем в Портсмут и переправимся через пролив в Дьепп. И тогда, любимая, ты все узнаешь.
 И вот они здесь, пересекают по мосту ров и приближаются к этому величественному замку, который, как сообщил ей Филип, принадлежит герцогу де Мон де Лиону.
 И он так и не вернул ей ее талисман.
 Какая связь между этим талисманом, который мать надела ей, когда Камилла была совсем маленькой, и этим французским замком, она не могла себе представить, как не могла понять, зачем какой-то француз приходил искать ее в работный дом. Филип обещал, что скоро ей все расскажут, и Камилле ничего не оставалось, как только ждать.
 Кроме сжигающего ее любопытства и благоговейного трепета при виде замка, в который ей предстояло войти, она испытывала счастье – никогда еще она не была так счастлива. И как могло быть иначе, когда Филип рядом с ней? Любовь и радость, которые светились в его глазах каждый раз, когда он смотрел на нее, согревали собственную радость.
 Узнав, что Кирби лгал и Филип не дарил Бриттани обручального кольца, она испытала огромное облегчение. И все же порой в объятиях Филипа она сомневалась, разумно ли вступать в брак. Его имя будет опозорено, если кто-нибудь узнает, что он женился на служанке. Не важно, что она родилась в семье дворянина – дочь эсквайра все равно гораздо ниже графа. Она знала, что для Филипа и его семьи это не имеет значения, но когда-нибудь это может обернуться бедой для них всех.
 – Пойдем. – Филип выпрыгнул из кареты и протянул ей руку. – Один человек хочет с тобой познакомиться.
 Но перед самым входом в замок он внезапно привлек ее к себе. Его глаза странно блестели.
 – Позволь в последний раз поцеловать мою маленькую служаночку, – хрипло пробормотал он и прижал к себе.
 Они отскочили в разные стороны, когда слуга в ливрее открыл дверь.
 – Мадемуазель Брент и граф Уэсткотт, – сказал ему Филип. – Полагаю, герцог нас ждет.
 Ее охватил трепет, когда они шли по огромному замку, поднимались по изогнутым лестницам, проходили по просторным, покрытым коврами залам. Наконец они вошли в большой, отделанный темными панелями кабинет, в котором сидел, склонившись, за письменным столом худой элегантный мужчина. Он резко поднял голову при их появлении и встал, но ничего не сказал, пока Филип не закрыл за собой дверь.
 – Подойди, Камилла. – Филип мягко подтолкнул ее вперед, голос его звучал как-то странно. Камилла удивилась, почему он сам остался сзади. – Иди к нему, Камилла. Послушай его. У него есть ответы на твои вопросы.
 Камилла поняла, что мужчина, который неторопливо, с достоинством поднялся с резного кресла, и есть герцог де Мон де Лион.
 Это был высокий, худощавый человек, с благородными сединами и красивым, утонченным лицом. Его глаза имели необычный оттенок зеленого цвета. Неулыбчивый рот с тонкими губами был твердо сжат.
 Но остановившаяся посреди комнаты Камилла смотрела вовсе не на герцога. Она смотрела на картину в золоченой раме на стене за его спиной, изображавшую молодую женщину с темно-рыжими волосами, бирюзовыми глазами и оживленным прелестным лицом, так похожим на ее собственное. Камилла уронила свой ридикюль на пол, потрясенная картиной.
 Никто не пошевелился, чтобы его поднять. Филип оставался позади, молчаливый, как скала, герцог тоже молчал, глядя на стоящую перед ним молодую женщину.
 Что касается Камиллы, она наконец перевела взгляд на герцога. Он долго смотрел ей в глаза, его взгляд зажегся нетерпением, которого она не поняла. Сердце ее забилось быстрее, и она почувствовала, что в комнате сейчас происходит нечто важное. Когда герцог заговорил с ней, его голос был учтивым и мягким, и в то же время полным боли. И неужели у него в глазах блестят слезы?
 – Подойди, дитя мое. Сядь. То, что ты видишь перед собой, – правда. Эту женщину на картине можно принять за твою сестру-близнеца. Но это твоя мама. Ах, дорогая, ты так же красива, как она.
 – Нет!
 Он обошел стол с удивительным проворством для человека его лет, хотел было обнять Камиллу, но сдержался, видя, как она отпрянула. Филип наконец подошел и остановился рядом с ней.
 – Дорогая моя, – проговорил герцог, медленно выговаривая слова и твердо глядя в ее бледное лицо, – это день истины. Наконец-то, наконец-то истина восторжествует. Эта женщина – моя жена, герцогиня Антуанетта де Мон де Лион – твоя мама, дорогая. А я твой отец.
 Камилла вздрогнула от этих слов. Герцог настойчиво продолжал:
 – Это фантастическая история, но совершенно правдивая. Послушай меня, дорогая, и я объясню великую трагедию, которая произошла со всеми нами в то время, когда ты родилась – восемнадцать лет назад.
 Губы Камиллы дрожали. Она боролась с желанием выбежать из комнаты. Неужели Филип привез ее сюда, чтобы слушать эту безумную ложь? Ее родителями были эсквайр Брент и его жена Матильда, а не герцог и герцогиня де Мон де Лион.
 Герцог вдруг достал из кармана фигурку золотого льва на золотой цепочке. И положил ее на ладонь Камиллы.
 – Лев – это наш фамильный герб. Рисунок тот же, как ты могла заметить, когда вошла сюда. Вот такой.
 Он показал ей великолепное кольцо с резным изумрудом на своем пальце. На нем был изображен точно такой же лев с рубинами вместо глаз.
 Камилла дрожала, рыдания душили ее. Филип обнял девушку за плечи, желая приободрить ее. Герцог молча смотрел на Камиллу, в его глазах отражались печаль и надежда. И тогда она произнесла тихим, но твердым голосом:
 – Теперь я вас выслушаю. Пожалуйста, ваша светлость, расскажите мне эту невероятную историю.
 Камилла сидела в саду на резной каменной скамье и слушала, как ветер шелестит ветвями тополей. Слезы катились по ее щекам. Из дома вышел Филип, спустился по каменным ступеням террасы и неслышно подошел к ней. Камилла не пошевелилась. Но вот он произнес ее имя, и она бросилась в его объятия.
 – Это правда, все это правда, да, Филип? Герцог действительно мой отец?
 Камилла громко разрыдалась, а Филип крепко обнял ее и стал гладить шелковый водопад ее волос, словно она была ребенком, которого он хотел утешить.
 – Я стал догадываться об этом, когда впервые близко рассмотрел твой талисман. Я узнал его. Но не мог понять, какая тут связь. Твоя сказка Доринде о фермере и его жене натолкнула меня на мысль об украденном ребенке. Но это казалось таким невероятным, таким…
 – Абсурдным, – шепотом закончила она. Воспоминание о матери, Матильде Брент, так часто рассказывавшей ей эту сказку в поместье Брентвуд, вызвало у нее странные чувства. Добрая, милая, хорошая Матильда. Она и ее муж так никогда и не узнали, что ребенок, которого они привезли в Англию, был украден из богатой семьи. Они были славными, любящими родителями, и она всегда будет их помнить…
 Камилла расплакалась еще сильнее. Все это время Филип не выпускал ее из своих объятий. Наконец она успокоилась и вытерла глаза его носовым платком.
 – Эта злая женщина украла меня из мести, – шепнула Камилла. – И ее бедный ребенок погиб вместе с моей матерью на корабле. Все это так печально!
 Она подумала о герцоге, терпеливо ожидающем в своем кабинете ее возвращения. Долго ли он ее разыскивал? С тех самых пор, как он узнал правду, он горел желанием ее найти. Теперь он снова ждет, на этот раз, чтобы она к нему пришла.
 Сердце Камиллы наполнилось состраданием к нему. Она его не знает – пока. Но хочет узнать. Они так долго были разлучены. Так много всего им надо сказать друг другу. Герцог был не только утонченный аристократ, но и добрый человек. Она была уверена, что сможет уважать его. Может быть, она никогда не полюбит его так, как любила Эндрю Брента, но кто знает? Там, где есть уважение и дружба, может возникнуть и любовь.
 – Я пойду к герцогу, – внезапно сказала Камилла. – Мне хочется задать ему столько вопросов – о матери и о многом другом.
 – Подожди. – Филип поймал ее руку, и она повернулась к нему, положив ладони на его широкую грудь. – Есть одна вещь, о которой ты должна подумать, возможно, не сейчас, а когда ты привыкнешь к мысли, что ты дочь герцога, леди Камилла де Мон де Лион.
 Он произнес это так серьезно, что Камилла невольно рассмеялась.
 – И что? – спросила она и погладила его по щеке.
 – Камилла, не знаю, как и сказать.
 Она замерла, удивленная холодным, суровым блеском в его глазах, его жестким тоном.
 – Ты имеешь полное право разорвать нашу помолвку, Камилла, – быстро сказал Филип. – Нет, послушай меня. – В его голосе прозвучала твердая решимость, когда Камилла попыталась перебить его. – Герцог хочет представить тебя великосветскому обществу Парижа. Ты должна серьезно подумать об этом. Твоя жизнь меняется. Это очень неожиданно. Теперь у тебя много возможностей.
 Камилла прищурилась.
 – Мне они не нужны.
 – Послушай, Камилла, не принимай необдуманных решений. Тебе нет нужды выходить замуж за английского графа. Ты настоящая француженка, дочь герцога, и в один прекрасный день унаследуешь все это. Многие мужчины будут бороться за твою руку – ты сможешь выбирать из самых высокопоставленных аристократов. Многие из этих мужчин смогут предложить тебе столько же, сколько и я, а может, и больше, и ты не должна отворачиваться от того, что принадлежит тебе по праву…
 – А ты, – тихо спросила Камилла, стараясь держать себя в руках. – Что будешь делать ты, Филип, пока я буду флиртовать в высшем обществе Франции, подыскивая самую великолепную партию?
 – Я буду тебя ждать. – Его тон был холодным. Он хочет проявить благородство, поняла Камилла, и ей захотелось его поддразнить. – И если ты решишь после знакомства с высшим светом, что все еще хочешь выйти за меня замуж, я буду в твоем распоряжении.
 – Понимаю, ты будешь меня ждать. А если я выберу другого?
 Его глаза потемнели.
 – Я… я…
 Она лукаво улыбнулась ему, наблюдая на его лице признаки внезапно вспыхнувшей ревности.
 – Если я решу, что мне хочется целовать другого мужчину и спать с ним, – прошептала она, и ее ладони призывно заскользили по его мускулистой груди, – рожать ему детей и играть с ним в постели…
 – Я его убью! – яростно воскликнул Филип и изо всех сил прижал к себе Камиллу.
 – Так как я не хочу, чтобы тебя повесили за убийство, то лучше всего нам осуществить наши планы и пожениться как можно скорее, – с милой улыбкой предложила она, но Филип не дал ей договорить, накрыв ее губы своим ртом.
 Поцелуй был жадным, неистовым, властным. Пальцы Филипа запутались в ее волосах, его горячий язык проник глубоко в ее с готовностью приоткрытый рот. Он долго не отпускал ее.
 – Ты права, – наконец произнес он. – Твоя судьба решена. Ты станешь графиней Уэсткотт еще до конца месяца, я достану специальное разрешение – нравится тебе это или нет.
 Камилла отвела с его лба темные кудри и обхватила его лицо ладонями. С любовью глядя в его сверкающие глаза, она поняла, что ее мечты действительно осуществятся.
 – Думаю, что мне это очень понравится, ваше сиятельство. И держу пари, вам тоже.




 Эпилог


 В этот день утро выдалось ясным и погожим. Весь Уэсткотт-Парк гудел от пьянящего возбуждения: ведь предстоящий бал был одновременно и свадебным балом. Граф Уэсткотт и его невеста собирались отпраздновать это событие с таким размахом, что все предыдущие празднества в Уэсткотт-Парке должны были померкнуть по сравнению с ним.
 Восхитительные запахи доносились из кухни, где готовился ужин для банкета, достойный самого принца-регента. Слуги и служанки носились по дому и парку, вытирали пыль, подметали, подстригали, полировали, подготавливали все к приезду гостей. Дом блестел, как алмаз. В длинном овальном бальном зале с мраморной лестницей музыканты настраивали свои инструменты и уже сыграли первые пробные такты вальса. Вазы с роскошными орхидеями были установлены на мраморных подставках с золотыми прожилками. Из серебряного фонтана било шампанское. Хрустальные канделябры со сказочным количеством горящих свечей освещали великолепие убранства. Все было готово к торжественному вечеру.
 Джеред, Джеймс и Шарлотта, одетые в свои лучшие наряды, ожидали в бальном зале у подножия лестницы появления жениха и невесты. Герцог де Мон де Лион присоединился к ним, окинул одобрительным взором полное цветов волшебное царство и с непринужденной грацией поцеловал руку Шарлотте.
 Время шло, и в любой момент могли появиться первые гости, а виновников торжества все еще не было видно.
 Джеймс и Джеред переглядывались за спиной герцога; Шарлотта нервно теребила перчатки.
 – Не могу представить себе, что могло их задержать, – произнесла она и тут же вспыхнула.
 Герцог сухо заметил:
 – Неужели, дорогая? Ну, они ведь только сегодня утром поженились… – И после крохотной паузы добавил: – Мне кажется, им надо развернуть столько свадебных подарков…
 Джеред нервно сказал:
 – Как вы думаете, они не забыли о бале? Будет чертовски неловко, если в их отсутствие появятся первые гости…
 – Дарджесс, – Джеймс остановил дворецкого, который шел мимо с необычайно важным видом, – будь так добр, постучи в дверь моего брата и узнай, что его так задержало. Он опаздывает на собственный бал.
 – Я, сэр? – Чопорный Дарджесс в ужасе уставился на него. – Стучать в дверь спальни его сиятельства? Но ведь это было бы в высшей степени неприлично… крайне неловко… абсолютно неприемлемо…
 – Черт возьми, не важно. Я сам пойду за ним! – с раздражением воскликнул Джеймс и побежал вверх по лестнице.
 В зеленой бархатной гостиной, которая соединяла комнаты хозяев поместья, Филип и Камилла слились в волшебном, чувственном объятии.
 – Любимый, ты помнешь мне платье, – наконец пробормотала Камилла, пытаясь освободиться из его рук.
 – Тогда сними его, – предложил Филип, и его рука поползла к изящным перламутровым пуговкам на ее спине.
 – Я его уже снимала – дважды, – напомнила ему Камилла, и тут же ахнула от удовольствия, когда он впился в ее губы жадным поцелуем, от которого огонь пробежал вниз по всему ее телу.
 – Еще раз, – настаивал Филип, опуская голову к округлым выпуклостям ее груди, так дразняще открытой глубоким декольте платья. – Камилла, я никак не могу насытиться тобой. И это не моя вина, ведь ты так красива, что сводишь меня с ума.
 Раздался стук в дверь, и от неожиданности они вздрогнули.
 – Какого черта?..
 Филип широко распахнул дверь. На пороге стоял Джеймс.
 – Дурной тон опаздывать, да еще на собственный свадебный бал! – Заметив всклокоченные волосы, развязанный галстук и горящий взгляд Филипа, Джеймс усмехнулся.
 – Но ведь еще не прошло и получаса! – рассердился Филип, и Джеймс расхохотался.
 – Давно прошло. Мы все ждем внизу появления первых гостей – твой тесть ведет себя очень терпеливо, – заметил Джеймс, – но трудно будет объяснить вашим гостям, почему хозяин и хозяйка еще не появились.
 – О Господи, какой скандал! – Поспешно расправляя свое платье, появилась Камилла, одарив Джеймса лучезарной улыбкой. – Ты чудесно выглядишь, Джеймс. Мы спустимся через минуту, даю тебе слово. Я должна еще надеть свои драгоценности. – Камилла отправилась с кружащейся от счастья головой в просторную, персикового цвета спальню, куда сегодня после свадьбы Мери и Кейт перенесли все ее вещи.
 Вдевая в уши сверкающие сапфировые серьги и застегивая изящное колье из сапфиров и бриллиантов, свадебный подарок Филипа, она слышала, как Джеймс сказал:
 – Что означает эта карточка от Марчфилда? Надеюсь, он не собирается устраивать в нашем доме скандала?
 – Напротив, – ответил Филип, – он подарил мне к свадьбе пару гнедых, которых я ему проиграл на пари. Очень мило с его стороны, правда? Мне он никогда не нравился, но единственное, в чем я могу его обвинить, – это в дружбе с сукиным сыном Дюбуа. Да и было это много лет назад. Так что, возможно, мы с Марчфилдом еще заключим перемирие. – Он пожал плечами. – А может, и нет.
 – В конце концов вы оба получили то, что хотели. По-моему, они с Бриттани прекрасно подходят друг другу. Ты прав, пора забыть прошлое, – тихо согласился Джеймс.
 – Особенно если видишь перед собой сверкающее будущее, – услышала Камилла ответ Филипа. – А я вижу это будущее всякий раз, когда смотрю в глаза моей жены.
 Камилла улыбнулась своему отражению в зеркале, согретая этими словами. Как ей повезло! Она нашла любовь, дом и семью. Еще совсем недавно она была совершенно одинока, а теперь у нее есть Филип и все Одли, готовые поддержать ее в трудную минуту. Они любят ее.
 Камилла посмотрела на свое отражение в зеркале. От жалкой особы по прозвищу Щепка не осталось и следа. Перед ней стояла графиня Уэсткотт.
 Густые темно-рыжие локоны были подняты наверх и скреплены под роскошной сапфировой тиарой. В бархатном платье с глубоким вырезом и длинным кружевным шлейфом, атласных туфельках и драгоценностях она выглядела по-королевски прекрасной, кожа ее была молочно-белой и сияющей, глаза горели в предвкушении предстоящего вечера. Отец ждал ее внизу, отец, которого она только начинала узнавать. И вскоре она встретится с Марчфилдом, Бриттани, леди Астерли, мисс Дру, мисс Фитцрой и Фредди… и со всеми другими людьми из высшего общества, с которыми познакомилась за это время.
 Когда-то эта перспектива ее пугала – теперь она думала о ней с удовольствием. Она умеет ценить доброту там, где она есть, знает цену лести, подсмеивается над эксцентричностью и чопорностью аристократов.
 Теперь она – одна из них, и все же она продолжает оставаться Щепкой, девушкой, которая знает, как тяжело трудиться ради куска хлеба, как печально быть одинокой, затерянной в холодном, равнодушном мире.
 «Пусть роскошь и богатство, которыми я теперь буду наслаждаться, не сделают мое сердце черствым!» – молча взмолилась она и отвернулась от зеркала, когда Филип в сопровождении Джеймса вошел в ее комнату.
 – Что это? – спросил ее муж.
 Она вслед за ним посмотрела на кровать под балдахином, покрытую пышным персикового цвета покрывалом, и увидела краешек желтого муслинового платья, торчащий из-под шелковой оборки над полом. В ту же секунду глаза Камиллы наполнились слезами.
 – Доринда! И Хестер? Вылезайте-ка из-под кровати! Если вы притащили сюда этого котенка… вы уже давно прячетесь в моей комнате?
 Девочки вылезли на свет, хихикая, и без малейших угрызений совести смотрели на нее.
 – Мы спрятались здесь за несколько секунд до того, как Джеймс постучал в дверь. Не волнуйтесь, – заверила ее Доринда. – Мы не очень много поцелуев слышали.
 Хестер прижимала к себе Щекотку и выглядела такой веселой, какой Камилла никогда прежде ее не видела. Девочка призналась:
 – Мы думали, вы все уже ушли вниз, на бал, и хотели примерить некоторые из твоих шляпок и туфелек.
 – Вот как? – Джеймс подхватил Хестер на руки и слегка потрепал по щеке. – А ты не знаешь, что надо спрашивать разрешения, когда входишь в чужую спальню?
 – Мне очень жаль, – начала она, явно боясь расстроить своего нового отца, но он немедленно поцеловал девочку.
 – Никому не говори, но в детстве я совершал куда более страшные преступления, – серьезно прошептал он ей на ухо.
 – Расскажи ей, как вы насыпали соли в сахарницу, – подсказала ему Доринда, но Филип прервал ее, нахмурив брови:
 – Мы сегодня говорим не о прошлом. Мы говорим о том, что происходит здесь и сейчас. Думаю, это нарушение, за которое полагается наказание, – сурово прибавил Филип, бросив многозначительный взгляд на брата, но Доринда, сперва с опаской смотревшая на него, поймала искру смеха в его глазах и улыбнулась, показывая ямочки.
 – Ты не посмеешь меня наказать – Камилла на тебя рассердится! – предупредила она его.
 – Ого! – Камилла беспомощно рассмеялась, стараясь держаться подальше от котенка. – Нет, я не рассержусь, Филип. Делай с ними обеими что пожелаешь, только убери подальше этого котенка, а не то я появлюсь на балу такой заплаканной, будто прорыдала много часов подряд!
 – Ага! Вы слышали, что она сказала?! Нам разрешили наказать эту парочку, как мы сочтем нужным. Джеймс, что с ними сделать?
 Девочки взвизгнули, когда Джеймс подхватил каждую из них под мышку, причем Хестер продолжала крепко сжимать в руках котенка.
 – Унеси их! – приказал Филип, не в состоянии сдержать улыбку, и открыл перед братом дверь.
 – Куда ты нас несешь? Что ты делаешь? – Девочки визжали от восторга, пока Джеймс нес их по коридору, а Камилла бросила на мужа озадаченный взгляд.
 – Над бальным залом есть закрытая галерея, откуда они смогут наблюдать за гостями, – сообщил ей Филип, подходя сзади и обнимая за талию. – Маргарита всегда ею пользовалась. Шарлотта распорядилась, чтобы там была мисс Бригэм с подносом пирожных и лимонада для них. Они устроят собственный пир и неплохо проведут время – еда, музыка и возможность шпионить за находящимися внизу, оставаясь незамеченными.
 – Может, проберемся тайком к ним наверх? – предложила Камилла, прижимаясь головой к его груди. – И я люблю шпионить за своими ближними не меньше всех остальных.
 – В самом деле? А что еще ты любишь? – тихо спросил Филип, и его рука скользнула к ее груди.
 – Вот это, – выдохнула она и закрыла глаза.
 Она была такой мягкой и чувственной в его объятиях. Ему хотелось снять с нее бархатное платье и прямо тут же заняться с ней любовью. В зеркало Филип видел, как в ее глазах зажглась страсть от его ласковых прикосновений, чувствовал, как прижавшееся к нему тело становится горячим.
 – А что еще? – пробормотал он, касаясь языком мочки ее уха.
 – И это тоже, – прошептала она. – Ох, Филип, и еще многое другое…
 Они оба одновременно услышали громкий хруст гравия за окном. Это подъехала карета.
 – О нет!
 Ее глаза мгновенно раскрылись, и она в тревоге замерла. Филип разочарованно опустил руки.
 – Проклятие!
 Однако в следующий момент, когда Камилла схватила его за руку и потащила бегом к двери, он уже улыбался.
 В ярко освещенном бальном зале герцог, Шарлотта, Джеймс и Джеред растерянно переглянулись.
 – Я думал, они уже идут, – пробормотал Джеймс.
 – Что мы скажем… – начала смущенно Шарлотта, но вдруг замолчала, услышав топот и смех. Граф и графиня в роскошных вечерних туалетах, задыхающиеся, как малые дети, изо всех сил бежали вниз по украшенной гирляндами лестнице Уэсткотт-Парка, чтобы занять место хозяев, встречающих своих гостей. Они влетели в бальный зал, всего на десять секунд опередив первую группу гостей – лорда Марчфилда, леди Бриттани и чету Мэрроуинг.
 – Давно пора, – сквозь смех прошептал Джеред. – У вас двоих впереди еще вся жизнь, чтобы заниматься… чем бы то ни было.
 – Вот именно, – ответил Филип, сжимая руку Камиллы в перчатке. – У нас впереди сегодняшняя ночь, завтрашний день и целая вечность.
 Целая вечность. Как чудесно звучит! Камилла подняла взгляд на Филипа. Бальный зал наполнила вдохновенная музыка, а любовь, увиденная ею в глазах мужа, наполнила ее сердце.