Аннотация: Кто мог подумать, что гордая княгиня Кристина, подлинное украшение европейского высшего света, на самом деле — разочаровавшаяся в любви женщина, смирившаяся с печальным одиночеством?
 Только — бесшабашно-смелый американец Макс Фокнер. Единственный мужчина, способный дерзко бросить вызов светским условностям — и воплотить в явь свою заветную мечту о пылкой, неистовой, безумной страсти…


---------------------------------------------


 Сьюзен Джонсон
 Греховный соблазн



 Глава 1


  Лестер, Англия 
  Ноябрь 1892 года 
 На сельскую вечеринку, которую давала ее подруга Шейла в своем загородном доме, княгиня Кристина приехала днем позже. Пришлось не только проводить мальчиков в школу, но и попрощаться с родителями, решившими вернуться в Уэльс. Поездка на поезде длилась дольше обычного из-за каких-то неполадок в двигателе, и княгиня, уставшая и раздраженная, прилагала все силы, чтобы не накинуться на горничную, помогавшую ей переодеться к чаю.
 Но на этом ее испытания не кончились. Войдя в гостиную, где уже собрались остальные гости, она пришла в ярость. Джина Кемпбелл, бывшая актриса и новоиспеченная леди Фейн, познавшая многих мужчин, включая Ганса, мужа княгини, можно сказать, правила бал и здесь, в окружении обожающих поклонников.
 Предстоящий уик-энд вдруг показался Кристине бесконечно тоскливым.
 И без того измученная суматошным днем и долгим путешествием, она не находила в себе сил для словесного поединка с Джиной, которая всегда умудрялась задеть ее какой-нибудь грубостью. Пожалуй, стоит извиниться перед Шейлой, сославшись на головную боль, и просидеть в своей комнате до самого ужина.
 Хозяйка, как всегда, посочувствовала ей, и Кристина без помех ускользнула. Вскоре она уже поднималась по широкой мраморной лестнице, благополучно избавившись от обсуждения сегодняшней охоты и пресловутой леди Фейн, Мысль о коротком отдыхе перед ужином неодолимо манила, обещая блаженство, хотя бы потому, что сегодня она поднялась в пять утра. После сна ей будет легче игнорировать самодовольную наглость Джины Кемпбелл.
 Нет, она не была столь наивна, чтобы закрывать глаза на пороки своего класса. Наоборот, Кристина вполне понимала, что любовные похождения и супружеская неверность не только обычны, но и весьма распространены среди ее приятелей. И хотя сама она никогда не чувствовала потребности изменить мужу, но и не считала себя особенно добродетельной или порядочной. Просто каждый живет как хочет, и ее брак ничем не хуже других. Во всяком случае, она получила двух чудесных сыновей, и если ее Ганс отнюдь не совершенство, кто из ее подруг может похвастаться преданным мужем или союзом по любви?
 Добравшись до верхней площадки, она облегченно вздохнула, словно обретя безопасное убежище. В полутемном коридоре ни души; мягкий ковер заглушает шаги. Торопясь поскорее лечь и расслабиться, Кристина остановилась возле портрета адмирала Кавендиша, напротив которого, как ей казалось, была ее комната, повернула ручку и толкнула дверь.
 И тихо ахнула.
 Лулу, баронесса Келли, ее лучшая подруга, льнула к груди мускулистого темноволосого мужчины. Ее ноги обвивали его талию, амазонка задралась до бедер. Мало того, неизвестный прижимал ее к зеркальному шкафу. Бицепсы на руках, легко, как пушинку, державших Лулу, буграми выступили под смуглой кожей. Сброшенная рубашка валялась на полу. Полусползшие замшевые брюки липли к ногам.
 На обоих по-прежнему были сапоги для верховой езды.
 Очевидно, после охоты они предпочли секс чаю. При виде Кристины Лулу изумленно взвизгнула. Мужчина на миг замер и оглянулся. Но только на миг. И почти сразу же повернулся к Лулу, что-то прошептал ей и возобновил прежний ритм.
 Заметив шокирующе-ледяной взгляд незнакомца, Кристина отскочила и захлопнула дверь. Краска стыда бросилась ей в лицо. Сгорая от смущения, она поспешно оглядела коридор. К счастью, свидетелей ее позора не было.
 Придется извиниться перед Лулу, хотя очевидное безразличие ее любовника свидетельствовало, что его не в первый раз ловят на месте преступления.
 Шагнув к следующей спальне, Кристина осторожно заглянула внутрь, узнала свой несессер, стоявший на бюро, и только тогда переступила порог. Ее ошибка была вполне простительна: трудно не заблудиться в загородном доме такого размера, где одних спален было не менее сорока, не говоря уже о бесчисленных портретах адмиралов. И все же Лулу и ее дружок могли бы быть более осмотрительны и хотя бы запереть двери!
 Но и в этой комнате восторженные вопли Лулу были отчетливо слышны: очевидно, стена между спальнями была слишком тонкой. И хотя Кристина ни в коем случае не осуждала подругу, о сне не могло быть и речи. Вернуться в гостиную после жалоб на головную боль Кристина не могла, а это означало, что до ужина она стала заложницей собственной хитрости и должна все это время просидеть в заточении.
 Весь следующий час Кристину немилосердно одолевало шумное свидетельство наслаждений Лулу, но ничто не длится вечно, и в соседней комнате все-таки воцарилась благословенная тишина. Кристина отложила книгу, которую рассеянно листала между очередными приступами криков и вздохов, и легла, чтобы вкусить вожделенного отдыха.
 Но, как оказалось, ненадолго.
 В дверях появилась Лулу и с блаженной улыбкой прислонилась к стене.
 — Я всего лишь хотела признаться, что наконец побывала в раю, — промурлыкала она. — Он непередаваемо…
 Поняв, что мечта о сне оказалась недостижимой, Кристина села.
 — Судя по звукам, он и в самом деле был добр к тебе, — сухо заметила она, — а я со своей стороны извиняюсь за то, что так бесцеремонно ворвалась.
 — Прости за вопли, — ухмыльнулась баронесса Келли и, шагнув к столу, в счастливом изнеможении опустилась на стул. — Но, если честно, мне нисколько не стыдно. — Она выразительно подняла тонкие брови и склонила голову набок. — И тебе незачем просить прощения. Твое вторжение ничуть нам не помешало, тем более что Вейл так восхитительно умеет сосредоточиться! И он куда лучше, чем я себе представляла, даже после всего того, что о нем рассказывали!
 Княгиня тоже слышала немало сплетен на этот счет.
 — Неужели лучше твоего милого Тедди?
 В прошлом месяце Лулу пела точно такие же панегирики лорду Клайдену.
 — Фи! Никакого сравнения. Дорогой Макс — настоящий бог! Такого у меня еще не было.
 — Значит, теперь уже «дорогой» Макс! Быстро! — не удержалась от укола Кристина. — Впрочем, при сложившихся обстоятельствах некоторая фамильярность вполне допустима.
 — И еще какая! Уверяю, это просто восхитительно! — расплылась в улыбке Лулу, подмигивая подруге.
 — Буду иметь в виду, когда встречусь с маркизом. Это внесет некоторую пикантность в нашу беседу, — заметила Кристина. Они с Лулу дружили с детства, и хотя княгиня не разделяла склонности баронессы к бесконечным адюльтерам, все же именно ей доводилось первой узнавать самые интимные подробности очередного романа.
 — Ах, Кристина, когда же ты подумаешь о себе? Мужья, дети, благотворительность… с ума сойдешь от скуки! А жизнь так быстро проходит, дорогая! — Баронесса выразительно скривила губки. — Подумай только, в следующем году нам будет тридцать один!
 — Я всем довольна, Лулу. И не нахожу утешения в неверности. Точнее, мысль об этом меня не волнует.
 Баронесса уставилась на подругу из-под рыжеватых ресниц, точно такого же оттенка, как ее роскошная грива.
 — Иными словами, просто не нашла того, кто бы тебя волновал.
 Кристина пожала плечами:
 — Возможно. Впрочем, я этого и не ожидаю, особенно после того, как перезнакомилась с сотней мужчин.
 — И всех до одного отвергла, — добавила подруга. — Такая преданность мужу просто неестественна. Видит Бог, что наши мужья не собираются хранить нам верность.
 — Не начинай снова, Лулу. Ты ведь знаешь, как мне неприятна эта тема.
 «Еще бы!» — подумала баронесса. Князь Цейс был известен как своими амурными похождениями, так и чрезвычайно редкими появлениями в собственном доме.
 — Во всяком случае, — сказала она вслух, — здесь ты можешь вволю поездить верхом. Всем известно, что в Белвуаре — лучшая во всей стране охота. Кстати, ты привезла Тремейна с собой?
 — Неужели я покину своего любимого скакуна? Грум еще вчера доставил его сюда.
 — Говорят, что Ганс в виде исключения тоже собирается приехать?
 Немецкий князь почти никогда не сопровождал жену-англичанку в ее поездках на родину.
 — По крайней мере так он сказал. Ему нравится кататься с Эдди, поэтому я ожидаю увидеть его ближе к ночи.
 — Макс такой же прекрасный наездник, как Эдди, а может быть, и лучше. Я видела его в Челтнеме, где он взял первый приз в скачке с препятствиями. Ганс может найти в Максе достойного соперника.
 Княгиня едва заметно улыбнулась:
 — Маркиз, вероятно, потеряет слишком много сил, если ты будешь продолжать изматывать его подобным образом. Где уж тут думать о состязании!
 — Ошибаешься, мне кажется, что он вполне способен выдержать любое напряжение и достойно выступит в любом виде спорта, — лукаво усмехнулась баронесса. — По крайней мере так утверждает Софи. В прошлом году она познакомилась с Максом в Бадене, провела с ним восхитительный месяц, и все это время он участвовал в самых престижных скачках.
 — Господи, Лулу, почему бы тебе не поискать какой-нибудь иной формы развлечения?
 Лулу сморщила свой идеальный носик:
 — Для этого у меня еще будет куча времени, когда состарюсь, дорогая. Хотя, учитывая нашу долгую дружбу… — она распахнула руки широким гостеприимным жестом, — я готова поделиться с тобой нашим милым Максом Фокнером. Уверена, он сумеет достойно обслужить нас обеих.
 — Искренне ценю твое великодушие, — учтиво ответила Кристина, — но не нахожу Вейла настолько интересным и не желаю добавлять свое имя к длинному списку его побед.
 — Да, но только потому, дорогая, что ты холодна, как рыба, иначе не смогла бы перед ним устоять.
 — Ты, разумеется, права, — согласилась княгиня, не желая возвращаться к давнему спору. Лулу не стеснялась давать волю чувственности и вот уже много лет пыталась убедить подругу последовать ее примеру и окунуться в море любовных авантюр.
 — Это твоя чопорная мамаша виновата! Только она могла воспитать такую примерную доченьку!
 — Вряд ли ее за это можно осуждать, — улыбнулась Кристина. — Кроме того, я с радостью оставляю подобные похождения на твою долю. Моя жизнь достаточно полна и без них. Кстати, я поднялась в пять часов утра и с удовольствием вздремнула бы перед ужином.
 Намек был достаточно прозрачным, и Лулу лениво потянулась.
 — В таком случае оставляю тебя с миром, — кивнула она, вставая. — А я собираюсь долго отмокать в теплой водичке и думать о том, как бы провести ночь с Максом.
 — Нелегкая проблема, особенно когда рядом спит собственный муж.
 Лулу задорно подмигнула:
 — Все может быть. А вдруг Чарлз найдет леди Дафф столь же привлекательной, как на прошлой неделе в Аскоте? Тем более что она уже приехала.
 — Вместе с Джиной Кемпбелл, — добавила Кристина, поморщившись.
 — Дорогая, давно пора научиться игнорировать Джину! Она видит, что ты позволяешь третировать себя, и с удовольствием этим пользуется. А если она еще не успела переспать со всеми приглашенными сюда мужчинами, то не потому, что плохо старалась.
 — И не напоминай, — уныло отозвалась княгиня, до которой уже успели дойти сплетни насчет ее мужа и леди Фейн.
 — Может, тебе станет легче, если я поклянусь, что она для них ничего не значит. Ни для кого. Так… пустое место. Поэтому не обращай внимания на глупую потаскушку. Бери пример с остальных дам.
 — Зато мужчины так и вьются вокруг нее.
 — Лишь потому, что она никому не отказывает. Сколько раз тебе говорить: давно пора поддаться соблазну незаконной любви. Не брать пример с Джины, разумеется, но хотя бы отведать запретный плод. Для того чтобы понять, тепла ли вода в ручье, не обязательно нырять туда с головой, достаточно всего лишь намочить пальчики. Ладно, мне пора. Увидимся за ужином.
 Лулу помахала ручкой и исчезла.




 Глава 2


 Соседом Кристины за столом оказался маркиз Вейл, и княгиня тут же заподозрила Лулу в том, что это она поменяла местами карточки с фамилиями. Но вскоре оказалось, что она зря заподозрила подругу: хозяйка дома, Шейла Кавендиш, лукаво подмигнула ей и легким кивком указала на маркиза, погруженного в беседу с соседкой справа.
 Шейла, такая же давняя подруга, как Лулу, тоже считала Кристину белой вороной в шумном, падком на развлечения, вечно изменчивом, презирающем узы супружества высшем свете. Очевидно, она твердо вознамерилась свести ее с маркизом, чьи чары неодолимо притягивали легкомысленных дам.
 Заранее приготовясь отражать ненужные и нежеланные атаки, Кристина с холодным безразличием отвечала на вежливые тирады маркиза. Тот, казалось, ничего не заметив, обратился к леди Моффет, с бесконечным терпением прислушиваясь к ее длинному монологу о преимуществах ловли лосося на удочку и добродетелях слуг, знающих свое место.
 В следующий раз он заговорил с Кристиной, только когда подали основное блюдо. К этому времени ей до смерти надоел адмирал Голсуорси, громко рассуждавший о превосходстве английского флота, и когда маркиз умоляюще прошептал: «Буду более чем счастлив извиниться перед вами, если вы этого требуете», она не смогла не улыбнуться. Судя по выражению глаз, ему действительно было неловко.
 — Это мне следовало бы извиниться, — вздохнула она. — Я уже просила прощения у Лулу. Мне так стыдно!
 — Так вам и надо!
 Ответная улыбка зажгла его прекрасные темные глаза, и Кристине показалось, что, несмотря на жесткие черты красивого лица, в нем есть что-то неотразимо мальчишеское.
 — Я никогда не встречал вас у Шейлы.
 — Зато даже в Силезию доходят слухи о вас.
 — И вне всякого сомнения, самые лестные, — ухмыльнулся он.
 — Мои подруги обожают вас. Должно быть, всему причиной прославленное американское обаяние.
 — Хотите сказать, что от отца я ничего не унаследовал? Впрочем, это даже к лучшему.
 Прежний маркиз Вейл отнюдь не славился добродетелями и предпочитал пьяную разгульную жизнь сельского сквайра.
 — Мне сказали, что вы прекрасный наездник. Возможно, это качество передалось вам от отца.
 — Увы, этому искусству я учился на Западе. Мой отчим владел золотыми приисками в Монтане.
 — Вы рано уехали из Англии, не так ли?
 Аристократический мирок был крайне замкнутым. Все знали всё и обо всех. И каждому было известно, что богатая американка Миллисент Картер ушла от мужа в тот же день, как унаследовала состояние отца.
 — В четыре года. Мать решила, что на родине ей будет лучше, — откровенно признался он.
 — А вам? Что вы испытываете к Англии?
 — Мне нравится Минстер-Хилл. Отец держал прекрасных лошадей. Тут его не в чем упрекнуть.
 — Теперь вы собираетесь постоянно жить в Англии?
 — Вероятно, какую-то часть года. Все будет зависеть от состояния дел. Мы с отчимом разрабатываем в Штатах новые нефтяные месторождения.
 — Семья моего мужа владеет угольными шахтами в Силезии. Похоже, что даже при опытных управляющих все равно необходим хозяйский надзор.
 — В мое отсутствие за всем приглядывает мать. Она умеет разведать нефть даже лучше, чем мы с Тедом. Невероятное чутье.
 — Она кажется мне необычной женщиной.
 — То есть? — слегка насторожился Макс.
 — Я завидую такой свободе.
 — Она всегда была независима, — с гордостью пояснил он. — И говорит, что собственные деньги во многом способствуют самостоятельности.
 — О, как она права.
 Уловив едва слышные нотки грусти в голосе княгини, Макс согласно кивнул. Хотя он редко посещал Англию при жизни отца, все же многое знал об этой женщине. Нежные блондинки сестры Грей смогли найти себе титулованных богатых мужей без всякого приданого, лишь благодаря своей неотразимой типично английской красоте. Но, судя по слухам, счастливы в браке не были.
 — Теперь вы в курсе дел нашего прославленного флота? — тихо осведомился он, тактично сменив тему.
 — Готова перечислить все корабли, до последнего катера береговой охраны, — поклялась Кристина. — И, насколько мне известно, отныне вы поняли, как следует обращаться со слугами.
 ―Со строгостью и высокомерием.
 Княгиня с непонятным удовольствием отметила про себя, что голос у него глубокий и восхитительно хрипловатый.
 — Надеюсь, вы последуете совету леди Маргарет, — театрально прошептала она, чтобы скрыть свою странную реакцию на этого человека. Но он заметил, как кровь бросилась ей в лицо, и обрадовался, сам не зная почему: краснеющие женщины были не в его стиле, впрочем, как и добродетельные жены. Он знаком велел лакею налить вина, стараясь не выказать своих чувств.
 — Хотите? — спросил он при виде поспешно подлетевшего лакея.
 — Не стоит.
 Он нашел ее ответ ошеломляюще призывным, словно время повернуло вспять и он, пятнадцатилетний мальчишка, вновь собирается соблазнить свою первую женщину. Глубоко вздохнув, он мысленно одернул себя. Столь поспешные чувства к женщине, твердо верящей в святость брачных уз, по меньшей мере неуместны. И когда он уже собрался ответить с подобающей учтивостью, она вдруг передумала.
 — Пожалуй, я бы выпила немного.
 Вновь попав во власть искушения, он тут же выругал себя. Нужно же быть таким глупцом! Здесь собралось столько доступных женщин, а ему понадобилось совращать саму невинность! Кроме того, она напомнила ему единокровную сестру, не только своей белокурой красотой, но и безупречной нравственностью. Поэтому весь остаток ужина он сознательно вел себя так, словно рядом сидела Селия.
 Когда дамы встали из-за стола, оставив мужчин за сигарами и портвейном, а сами удалились в гостиную, Лулу отвела подругу в сторону и азартно выдохнула:
 — Не правда ли, Макс великолепен?
 — Во всяком случае, очень добр… почти благожелателен. Меня удивила его порядочность.
 — Именно благожелателен, — подтвердила Лулу с плотоядной ухмылкой. — Ты заинтригована?
 — Это все проделки Шейлы, верно? Зачем только она посадила его со мной?
 — Инстинкты свахи взыграли. Он изменит твой мир, если только позволишь.
 — Вряд ли он заинтересовался мной. Впрочем, как и я им, — поспешно добавила Кристина. — Мы в основном говорили о нефтяном бизнесе, его матери и моих мальчиках.
 — Неужели?
 — И нечего так удивляться. Уверена, что и ему иногда надоедает играть роль Лотарио!
 Маркиз не был в Англии с самого августа, когда приехал на похороны отца. И все это время не отличался воздержанностью.
 — Он не пытался тебя соблазнить?
 — Ради Бога, Лулу, иногда мне кажется, что ты одержима сексом!
 Похоже, последнее слово она произнесла громче обычного, поскольку несколько стоявших поблизости женщин разом обернулись.
 — Прошу, поговорим о чем-нибудь другом, — пробормотала княгиня.
 — Хочу шампанского! — решительно объявила Лулу. — Если, разумеется, Шейла не решит добавить в чай бренди. Но, дорогая, я вовсе не собираюсь вмешиваться в твои дела и искренне желаю тебе добра и счастья.
 Подозвав лакея, она взглянула на подругу:
 — Немного шампанского?
 Кристина поколебалась, но в этот момент, перекрывая остальные звуки, по комнате разнесся пронзительный смех Джины Кемпбелл. Княгиня решительно кивнула.
 — Вот это разумное решение! — объявила Лулу, откинувшись на спинку стула. — Тем более что сегодня нам придется спать с мужьями. На каком поезде прибудет Ганс?
 Князь Ганс Генрих XV приехал в начале двенадцатого, вскоре после того, как сильно подвыпившие джентльмены присоединились к дамам. Все еще одетый в дорожный костюм, он на секунду остановился на пороге, оглядывая приглашенных, и улыбнулся двинувшейся навстречу хозяйке. Немного поговорив с ней и с некоторыми гостями, он наконец подошел к Кристине и коснулся губами ее щеки, прежде чем присоединиться к группе, центром которой была Джина Кемпбелл.
 Кристина пыталась скрыть боль от очередной раны, нанесенной столь явным пренебрежением мужа и его почти непристойным вниманием к Джине, становившимся все более очевидным по мере продолжения вечера, но это ей плохо удавалось.
 — Дорогая, не вижу смысла в твоей непоколебимой преданности, — буркнула Лулу, бросив взгляд на Ганса и Джину, сидевших вдвоем на маленьком диванчике и до такой степени занятых тихой беседой, что головы их почти соприкасались.
 — А по-твоему, лучше устроить сцену?
 — Нет, но не мешало бы взять реванш.
 — Твоими методами?
 — Именно они и есть самые действенные.
 Кристина сделала недовольную гримаску:
 — Это сильно напоминает состязание. Интересно, кто-то ведет счет?
 — Я не говорю, что тебе стоит побить мужа в этой бесконечной игре, — покачала головой Лулу. Впрочем, Кристине это вряд ли удастся, учитывая специфические наклонности Ганса. — Я имела в виду, что тебе следует немного отвлечься: посмеяться и пошутить, заняться любовью ради удовольствия, а не из чувства долга, позволить себе быть счастливой.
 — Я обожаю своих мальчиков, Лулу, и ты это знаешь. В них мое величайшее счастье.
 — Тебе не мешает подумать о себе. Неужели хочешь лет через двадцать оглянуться и пожалеть о своей несостоявшейся жизни?
 — А ты?
 — Я по крайней мере пытаюсь. Послушай, мы обе знаем причины, по которым пришлось выйти замуж.
 — Но я действительно любила Ганса.
 Разумеется! Он был высок, красив и так внимателен… давным-давно, когда она еще была способна предаваться грезам юности.
 — Рада за тебя. А сейчас?
 Не дождавшись ответа, Лулу заметила:
 — Если это послужит тебе некоторым утешением, мы не одиноки в наших несчастных браках. Собственно говоря, мы скорее правило, чем исключение.
 — Мои родители были… и сейчас счастливы вместе, — возразила Кристина. — Значит, и такое бывает.
 — А мои — нет. И ты тоже. А если твои родители действительно прожили жизнь в ладу и согласии, то вспомни: никто из них особенно не возражал против выгодного замужества дочерей.
 — Они надеялись, что у меня и Шарлотты будут деньги, которых сами они никогда не имели, — вздохнула Кристина.
 — Довольно жалкая компенсация, не находишь?
 Муж Лулу, будучи всего-навсего бароном, считался одним из богатейших людей в Ирландии и Англии благодаря финансовым талантам предков, догадавшихся приобрести огромные участки земли и недвижимость к западу от Лондона.
 — Не уверена. Боже, Лулу, только не проси меня класть на одну чашу весов любовь к сыновьям, а на другую — бесчисленные измены Ганса.
 ―Но если бы не дети, ты давно бы ушла, верно?
 — Беда в том, что ничего не изменить. Мы можем обсуждать это до Судного дня, все равно ничего не изменится.
 — Вот и заведи себе любовника.
 — И будь счастлива. Самое простое решение. А ты?
 — Иногда. Чаще, чем ты, милая, — мягко упрекнула Лулу. ―Почему бы тебе по крайней мере не подумать о Максе? И учти, я так великодушна только потому, что ты моя лучшая подруга, а он — само совершенство. И если намереваешься намочить пальчики, кто лучше его сумеет завести тебя на глубину?
 — Разве он принадлежит тебе, что ты с такой легкостью его даришь?
 Лулу покачала головой.
 — Но если он заинтересуется тобой, я не вступлю в борьбу.
 — Только он не обратил на меня никакого внимания. Смотри, кажется, сегодня его куда больше привлекает Мей. Не хочешь вмешаться и предъявить свои права?
 — Я вовсе не желаю завладеть им, дорогая. Всего лишь провести вместе несколько часов. И уверена, у него хватит сил обслужить целый гарем. Представляешь, сегодня мы оба кончили по нескольку раз, а он даже не устал. Будь у нас побольше времени…
 — Ради Бога, Лулу, говори потише, — прошипела Кристина, заливаясь краской. Впервые с появления Ганса она забыла о гневе и обиде. Перед глазами вновь встал полуобнаженный маркиз. Какую странную беседу вели они за обедом! Обменивались наблюдениями, словно близкие люди. При мысли о его бархатном голосе она еще больше покраснела.
 — Подумай о нем, дорогая. И о том, какие ощущения он способен в тебе пробудить, — с игривой улыбкой заметила Лулу. — Ты когда-нибудь кричала, достигнув пика?
 — Не собираюсь обсуждать свою интимную жизнь в гостиной Шейлы, — отрезала Кристина, смущенная и в то же время пристыженная. Вряд ли Ганс одобрил бы такие вещи, как ее вопли в подобных обстоятельствах.
 — Ладно, скажи, когда Ганс в последний раз был в твоей постели? Боюсь, ты умрешь от неудовлетворенного желания, — не отставала Лулу и, подавшись вперед, похлопала Кристину по коленке. — И на этом конец моим нравоучениям. Посмотрим, смогу ли я выиграть несколько фунтов в бридж. Пойдем? — Лулу поднялась и протянула руку.
 — Пока не хочется. Лучше понаблюдаю за слабостями и пороками беспутного общества за бокалом шампанского!
 — И подумаешь о том, что неплохо бы тоже позабавиться, договорились? — поддразнила Лулу.
 — Договорились, — засмеялась Кристина.
 Лулу уплыла в облаке фиалкового аромата. Кристине с каждой минутой становилось все труднее не смотреть в сторону мужа и его последнего увлечения. Теперь она понимала причину его внезапного решения приехать сюда. Обычно он как огня избегал тех мест, где могла появиться супруга. Очевидно, он переписывался с Джиной или кем-то знавшим, кто включен в список гостей. И теперь Кристина чувствовала себя брошенной, ненужной и чужой среди этой атмосферы легкого флирта, типичной для сельских вечеринок, где леди и джентльмены украдкой заглядывались на чужих мужей и жен, а хозяйки тратили столько же времени на расселение гостей, сколько на размещение их за столом, ибо неизвестно, кто на кого может наткнуться в темных коридорах.
 — Судя по виду, вам неплохо бы выпить еще.
 Подняв глаза, Кристина обнаружила маркиза Вейла, стоявшего рядом с бутылкой шампанского в руках. От его добродушной улыбки Кристина едва не разрыдалась.
 — Можно мне к вам присоединиться? — осведомился он и, не дожидаясь ответа, уселся на стул, с которого только что встала Лулу. При этом он делал вид, что не замечает повлажневших глаз Кристины. Пусть немного успокоится и возьмет себя в руки.
 Макс отвернулся, поставил на столик бокалы и долго возился с бутылкой. Только наполнив изящные бокалы, он снова заговорил:
 — Не знаю, как насчет вас, но я безнадежно трезв, а это в веселой компании считается большим грехом. Как считаете, может, стоит догнать наших приятелей?
 — Прекрасная идея!
 Губы ее еще подрагивали, но голос уже был сдержанным, а слезы она незаметно смахнула перчаткой.
 — Похоже, Лулу и в самом деле хороший друг. Вы давно ее знаете?
 Макс намеревался затрагивать только приятные темы, ибо ее грусть была так очевидна, что его тянуло к ней, как странствующего рыцаря к попавшей в беду деве.
 — С самого детства. Хотя она куда отважнее меня, — выпалила Кристина и, вспыхнув от собственной откровенности, нервно добавила; — Не то чтобы… То есть… дела Лулу меня не касаются. О Господи, я мелю вздор, верно?
 — Не знал, что у нас комнаты рядом, — спокойно заметил Макс. — Всякий может ошибиться дверью.
 Мысль о том, что она будет спать всего в нескольких футах от него, захлестнула Макса волной неодолимого удовольствия.
 — Вы едете на охоту утром? — поспешно спросил он, едва ли не впервые в жизни ощущая неловкость. Откуда взялись эти искренние, незамутненные эмоции в общении с женщиной, то есть именно там, где более уместна обычная похоть?
 — Не дождусь завтрашнего дня, — оживилась она. — Так люблю эти прогулки на рассвете, когда воздух чист, а солнце словно умыто росой. Это всегда напоминает мне о простых радостях жизни.
 — В таком случае нам следует выпить только одну бутылку, — галантно посоветовал он. — Я велел моему камердинеру разбудить меня в шесть.
 — Значит, я буду на ногах раньше вас. Моя горничная поднимет меня в половине шестого.
 — Не угодно ли вместе со мной прогуляться верхом на рассвете? — неожиданно для себя предложил Макс. Собственные слова громом отдались в ушах, так что он на мгновение прикрыл глаза, пытаясь понять, что наделал. Ведь он всего лишь намеревался немного утешить одинокую женщину, отвлечь от тяжелых мыслей.
 Кристина отвела глаза, и он еще раз выругал себя за такую бесцеремонность.
 — Простите. Кажется, я выпил больше обычного.
 — Нет, почему же, буду очень рада, — медленно выговорила Кристина, словно расправляя крылья с каждым новым словом.
 Макс на секунду потерял дар речи, потому что вовсе не собирался заводить роман с такой высоконравственной особой. Ну вот, она опять краснеет, словно невинная девица, и он, не желая и дальше конфузить ее, поспешно кивнул:
 — Прекрасно. Значит, договорились.
 И неожиданно почувствовал, что ступил на новую и совершенно незнакомую почву, где на каждом шагу может оказаться ловушка. Ему не слишком хотелось разыгрывать джентльмена с утра пораньше.
 — Подождать вас внизу или у конюшни?
 — У конюшни, — торопливо ответила Кристина, краем глаза заметив, что муж вместе с леди Фейн покидает комнату. ―а сейчас прошу меня извинить.
 Она исчезла в мягком шелесте темно-красного бархата, оставив его странно взбудораженным. Наполнив бокал, Макс решил, что ему не по себе из-за весьма редкого появления добродетельных женщин в его жизни. Завтра нужно постараться не сказать и не сделать ничего такого, что могло бы ее поощрить.
 Потому что ее добродетель — последнее, что его интересует.




 Глава 3


 Кристина нашла мужа и Джину слившимися в страстных объятиях едва ли не под дверью гостиной.
 — Я была бы крайне благодарна, Ганс, если бы ты, прежде чем совокупляться с… этой особой, отодвинулся от гостиной далее чем на пять футов.
 Муж отпустил леди Фейн и быстро отскочил.
 — А вы, Джина, вероятно, предпочли бы постель? — ехидно осведомилась Кристина.
 Дверь гостиной неожиданно распахнулась, и в коридоре появилось сразу несколько человек.
 — Ганс! — вскричал один из них. — Пойдем сыграем партию в бильярд! Тедди хвастает, будто отыграет все, что проиграл прошлой ночью!
 — Прошу меня простить, — процедил князь, поклонился Джине и, окатив жену негодующим взглядом, отошел.
 — Теперь вам придется ждать, Джина. Какая жалость! — пробормотала княгиня, поражаясь степени своего гнева. В конце концов, она давно знает, что представляет собой Ганс. — Правда, в гостиной еще достаточно мужчин, чтобы удовлетворить все ваши нужды.
 — Ах, откуда вам об этом знать!
 — Как спят с чужими мужьями? Тут вы совершенно правы: откуда мне об этом знать?
 — Как вообще спят с мужчинами, — съязвила Джина. — Включая собственного мужа.
 — Не всем быть столь щедрыми, как вы… и ваш муж, — парировала Кристина, игнорируя укол. — Насколько я поняла, лорд Фейн больше чем готов поделиться вами со своими приятелями.
 — Сомневаюсь, что Ганс откажется поделиться вашими милостями. Да вот только найдется ли охотник?
 — Его желания и стремления меня не касаются. Главное, что сказала бы на это я. А я в отличие от вас не продаюсь. Доброй вам охоты сегодня ночью, дорогая. Впрочем, ведь вы доступны любому, не так ли?
 — Я не единственная, кого имеет Ганс, — огрызнулась Джина.
 — Зато я — единственная, на ком он женился, — мягко ответила Кристина и, повернувшись, отошла.
 Ганс вернулся в спальню очень поздно, но Кристина еще не спала. Не смогла уснуть после безобразной сцены в коридоре. Столкновение с Гансом и Джиной было последней каплей в долгой череде измен и предательств. Безвыходным тупиком.
 Лежа в темноте, она решила, что больше не намерена терпеть его неприкрытое вероломство. Их брак превратился в фарс, и нужно решать, что теперь делать. От их отношений веет ледяным холодом.
 Заслышав шаги, она села и спокойно объявила:
 — Ганс, я больше не могу так жить.
 Понимая, что история с Джиной не пройдет ему даром, князь заранее отпустил камердинера и принялся раздеваться сам. Прошло несколько минут, прежде чем он, продолжая расстегивать запонки, поднял глаза и равнодушно оглядел жену.
 — Не читай мне мораль, Кристина. Я не в настроении выслушивать лекции.
 — Придется настроиться соответственно, потому что я не твоя служанка и не потерплю подобных отповедей. Итак, я устала от твоего непристойного поведения и желаю, чтобы это прекратилось.
 — Ты серьезно? — удивился муж и, отложив бриллиантовые запонки, стал снимать фрак.
 — Абсолютно.
 Бросив фрак на стул, Ганс стянул с плеч вышитые подтяжки.
 — И какого же дьявола все это значит? — бросил он без особого запала, словно ответ его не интересовал.
 — Это означает, что тебе придется забыть о своем распутстве.
 Ганс развязал галстук и недоуменно уставился на жену.
 — И не подумаю.
 Сердце Кристины гулко забилось.
 — Тогда я разведусь с тобой.
 — Это еще что за выдумки? Ты потеряешь детей, — раздраженно буркнул муж, снимая туфли.
 — А может, и нет.
 — Дорогая, — с ледяным пренебрежением пояснил он, — у тебя в кармане ни пенни, а развод и адвокаты дорого стоят, не говоря уже о том, что в нашем брачном контракте есть пункт, касающийся детей. Они в любом случае останутся со мной. Буду весьма рад, если мы прекратим эту бесполезную дискуссию. — Он сбросил рубашку и выпрямился.
 — Что бы ты сказал, если бы я спала с каждым приглянувшимся мне мужчиной?
 — Иисусе, Кристина, перестань вести себя как капризный ребенок! — крикнул он.
 Кристина так и не поняла, было ли его безразличие истинным или основанным на убежденности в том, что она просто не способна на адюльтер. Проще говоря, он от нее отмахнулся. Его брюки скользнули на пол рядом с рубашкой, и князь остался в шелковом белье. Кристина вспомнила, как ее неизменно завораживали его высокое мускулистое тело и белокурая нордическая красота. Теперь же это чувство казалось таким нереальным, что она не могла припомнить, когда презрение вытеснило любовь.
 — А что, если и  я начну менять любовников? Если можно тебе, почему нельзя мне?
 Ганс снисходительно усмехнулся:
 — Вероятно, потому, что твоя матушка вряд ли одобрит подобное поведение, а ведь ты всегда была послушной дочерью, не так ли?
 — А твоя мать? Одобряет тебя?
 — Во всяком случае, понимает прерогативы княжеского титула, — резко возразил он. — Все! С меня хватит!
 — Желаю тебе всяческого счастья с Джиной, — отрезала княгиня, вскакивая. Опять он загнал ее в угол, пригрозив отнять детей! — Впрочем, боюсь, для нее все мужчины на одно лицо!
 — Я не претендую на исключительность в ее глазах, милая, — насмешливо заметил он, — и вполне готов довольствоваться ее прелестями. Что ни говори, а она — законченная шлюха, а только этого мне и надо.
 — Что же, каждый выбирает по себе, — съязвила Кристина, направляясь в гардеробную. Захлопнув за собой дверь, она подлетела к шезлонгу и рассерженно ткнула кулаком в подголовник — жест настолько для нее нехарактерный, что только сейчас стало понятно: чаша ее терпения переполнилась. Этого оскорбления ей не вынести. Может, Лулу права и единственный способ отомстить — ответить тем же?
 Но, лежа на узком шезлонге в темноте, такой же черной, как ее мысли, она поняла, что не знает, способна ли на подобное возмездие. Как подступить к такому непривычному делу, как адюльтер? С чего начать? И не принесет ли супружеская измена ничего, кроме невыносимой горечи в душе? Не оскорбит ли она прежде всего себя? Или непрерывные поиски самоудовлетворения действительно дают Лулу некую возможность обретения счастья? Счастье и запретная любовь… весьма зыбкая надежда… Хотя в ее жизни так мало этого счастья, если, разумеется, не считать мальчиков. Они — ее единственная радость.
 Гнев и ярость терзали ее, а сон бежал прочь. Кристину трясло как в лихорадке. Мысли путались, потребность действовать не давала покоя. Она впервые серьезно отнеслась к увещеваниям Лулу. Что подруга говорила о сожалении? И что почувствует Кристина двадцать лет спустя, осознав, как мало дала ей жизнь? Дети вырастут, отдалятся от нее, и сумеет ли она сохранить рассудок? И будут ли они с Гансом по-прежнему вести подобное существование? Жить, редко видясь, почти не разговаривая, относясь друг к другу, как незнакомые люди?
 Маркиз Вейл говорил с ней о сыновьях.
 Неожиданное воспоминание кольнуло Кристину, ворвалось в сумятицу, царившую в ее мозгу.
 Она улыбнулась. Они даже обменивались рассказами о детских проделках. До чего же он мил!
 И тут совершенно неожиданно в воображении снова встал он, полуголый, мощный, ублажающий Лулу.
 Кристина ощутила, как горячо стало щекам. И это в тот момент, когда ей следует подумать о своей неудавшейся жизни! А вместо этого она размышляет о Вейле и сексе или о Лулу и сексе!
 Но видимо, эмоциями не так легко управлять, как ей казалось. Кроме того, она вдруг вспомнила, что у маркиза и ее младшего сына Фрица одинаковые вторые имена. Можно подумать, такая мелочь имеет некий скрытый смысл и значение для того позора, в который превратился ее брак! Как-то повлияет на ее судьбу! Правда, они оба посмеялись над таким совпадением.
 Кристина даже сейчас улыбнулась, ругая себя за столь неуместные химеры. И все же на ум отчего-то пришло, что маркиз пригласил мальчиков покататься в Минстер-Хилле, когда те в следующий раз приедут в Англию.
 А его подвиги в постели? Неужели это правда?
 Господи!
 Шокированная, пристыженная своими извращенными фантазиями, Кристина покачала головой, словно отвергая столь непристойные измышления. И строго напомнила себе, что маркиз мало чем отличается от ее мужа. Точно так же использует женщин. И вообще ей лучше еще раз перечислить, какие дела назначены на следующую неделю.
 Но, несмотря на все попытки, соблазнительный образ красавца маркиза постоянно всплывал перед глазами. Потрясенная и сбитая с толку своими неуправляемыми грезами, княгиня решила отменить завтрашнюю прогулку. Мужчины, подобные Вейлу, не для нее!
 Но едва она сказала себе, что никуда не поедет, как в ушах зазвучало надменное заявление мужа о княжеских прерогативах. Так вот каково ее будущее? Измена за изменой и бесконечное терпение? И так — много-много лет пока она не состарится и не потеряет способности страдать.
 Поэтому княгиня снова передумала.
 Возможно, маркиз окажется идеальным противоядием ее нерешительности и смятению… а заодно и способом наказать чересчур любвеобильного мужа.
 Кристина глубоко вздохнула.
 Найдет ли она в себе дерзость и отвагу вступить в непознанный мир мимолетных связей?




 Глава 4


 Очередным толчком к ее предполагаемому падению послужил вид пустой кровати. Когда Кристина в поисках перчаток вошла в спальню, там уже никого не было.
 Она и не представляла себе, что способна на такой гнев после стольких измен. Но сердце отчаянно забилось, а руки затряслись. Какое наглое оскорбление! У Ганса даже не хватило порядочности провести здесь единственную ночь! И так будет всю жизнь, если только…
 Вернувшись в гардеробную, она непослушными пальцами дернула за бант ночной сорочки, вытащила из шкафа амазонку. Из головы мигом вылетели все чопорные рассуждения о добре и зле, морали и адюльтерах. В комнату вошла горничная, но Кристина отослала ее, не желая, чтобы отсутствие Ганса дало слугам повод лишний раз посплетничать. В конце концов, она вполне способна одеться сама.
 Но после ухода Рози она несколько минут неподвижно стояла в центре комнаты, потрясенная чудовищностью собственных намерений.
 Сможет ли она заставить себя пойти на это?
 Невзирая на вызов, брошенный Гансом, невзирая на ее муки и терзания… способна ли она на такой расчетливый поступок?
 Но в мозгу вновь зазвенели слова Лулу о сожалении, пустая кровать бросилась в глаза, и, подстегнутая всей этой несправедливостью, она ринулась к бюро и рывком выдвинула ящичек.
 Смелость города берет. И если благоразумие и чувство долга — верный путь к счастью, она не провела бы в слезах всю прошлую ночь.
 Поэтому… Кристина в нерешительности остановилась перед аккуратно сложенными шелковыми и батистовыми вещицами, готовая пуститься в опасный неведомый путь самопознания. Стоит ли надеть обычное простенькое белье для прогулки верхом или что-нибудь более подобающее свиданию? Правда, их сегодняшнюю встречу вряд ли можно назвать свиданием, поскольку маркиз находится в блаженном неведении относительно своей роли.
 Порывшись в груде белья, Кристина наконец решительно отвергла батист и полотно, выбрав сорочку и панталоны из светло-желтого шелка, чтобы оттенить любимую амазонку из темно-зеленого бархата. Запретная любовь, вне всякого сомнения, требовала соответствующих чувственных ароматов. Надушившись везде, где было можно, и даже в совершенно невероятных местах на случай, если эти самые места, можно сказать, вступят в игру еще до того, как кончится утро, Кристина одновременно ощутила дрожь страха и предвкушения, едва воздух наполнился благоуханием ландыша.
 Впрочем, может быть, ее старания напрасны? Недаром она так и не поняла, каким образом можно изменить мужу на верховой прогулке.
 Сбитая с толку, княгиня подошла к зеркалу. Как они займутся любовью? На земле или стоя? Будет ли он держать ее на весу, как Лулу? Или отвезет в ближайшую гостиницу? Ах, как противно чувствовать себя новичком в подобных делах! Не будь сейчас половина шестого, Кристина непременно разбудила бы Лулу и попросила совета. Но сейчас половина шестого, и она, в свои тридцать, должна сама решать подобные проблемы, без руководств и чужих наставлений.
 В любом случае она скоро обнаружит, каким именно способом предпочитает заниматься любовью маркиз Вейл во время прогулок верхом. Он достаточно опытен в вопросах плотской любви, так что она, по-видимому, зря теряется в догадках.
 Натянув кружевные панталоны, Кристина постаралась сосредоточиться на своем туалете, отбросив мысли о неведомом, и вскоре, полностью одетая, уже шла к порогу. Шагая по длинному коридору, она лениво гадала, кто с кем провел эту ночь… за исключением, разумеется, мужа, который достаточно ясно определил свои склонности. Но сегодня утром она тоже впервые за всю свою жизнь сделала выбор. Правда, еще неизвестно, сумеет ли она взять штурмом волшебный мир адюльтера и хватит ли у нее на это уверенности в себе.
 Исполненная решимости испробовать запретных удовольствий или хотя бы попытаться, Кристина гордо вздернула подбородок и пересекла просторный вестибюль. Ночной портье вежливо распахнул перед ней дверь. Выйдя на яркое солнце, она глубоко вдохнула пряный осенний воздух и улыбнулась.
 Не так ли пахнет свобода?!
 Не в силах заснуть, Макс спустился в конюшню куда раньше условленного времени. Приказав конюху оседлать и вывести лошадей, он принялся нетерпеливо мерить шагами дорожку, словно никогда раньше не ждал женщину, словно превратился в зеленого неопытного юнца, которому предстоит первое свидание. Морщась от назойливого хруста гравия под сапогами, он снова и снова напоминал себе, что это всего лишь утренняя прогулка, что княгиня Цейс — всего лишь очередная женщина, что он уже давно вышел из того возраста, когда с трепетом относишься к подобным вещам, и что сейчас ведет себя как последний дурак.
 Но никакие самобичевания и логические доводы не помогали успокоить его разбушевавшиеся эмоции.
 Не стало легче и тогда, когда в конце дорожки появилась княгиня, настоящая стройная, гибкая Диана, богиня охоты, в одеянии цвета лесной листвы. Солнце зажгло переливчатым огнем светлое золото ее волос. Изгибы ее бедер казались особенно соблазнительными под облегающей юбкой амазонки, а вызывающе торчавшие холмики роскошных грудей, натянувшие ткань жакета, невольно притягивали взоры.
 И что теперь делать, черт возьми?!
 Ощутив, как вздыбилась его плоть, маркиз скрипнул зубами и вынудил себя отвести глаза. Куда угодно, только не на эти полные колышущиеся груди и не на манящую развилку бедер, так ясно выделяющуюся при каждом шаге.
 Он почти резко поздоровался с ней, и она, заикаясь, что-то пробормотала в ответ упавшим голосом. Сияющая улыбка померкла.
 — Простите, — поспешно извинился он, до глубины души тронутый ее детской обидой. — Видите ли, я проснулся несколько минут назад, поэтому и голос у меня такой охрипший. Похоже, я показался вам чересчур грубым, но, поверьте, это не со зла.
 Он лгал без зазрения совести, потому что всю ночь провел, думая о ней.
 Каким же неотразимым красавцем он казался, несмотря на резкий тон и сведенные брови! Высокий, могучий, как древнеримский солдат-преторианец, которых выбирали когда-то за силу и стать. И темный — черные глаза и волосы, смуглая кожа… хорошо, что он не похож на ее мужа!
 — Сейчас и вправду рановато, — согласилась она, чувствуя себя не в своей тарелке. — Надеюсь, вы ничего не имеете против прогулки со мной.
 Голос ее слегка дрожал, а взгляд казался таким нерешительным, что у него не хватило духу быть честным. Улыбаясь, он решительно подавил свои сладострастные порывы.
 — Ну что вы, разумеется.
 До чего же сдавленно звучит его голос!
 Оба неловко замолчали. Напряжение становилось почти непереносимым, и поэтому птичья трель показалась неестественно громкой в наступившей тишине.
 Макс лихорадочно размышлял: стоит держаться от нее подальше или под каким-то предлогом отказаться от прогулки?
 — Вы овладеете мной? — неожиданно выпалила она и тут же покраснела до корней волос.
 Застигнутый врасплох, Макс онемел. Руки инстинктивно протянулись, чтобы подхватить ее и унести в спальню, но здравый смысл возобладал, и Макс поспешно огляделся, чтобы проверить, не слышал ли чего конюх. К счастью, поблизости никого не оказалось.
 — Видите ли, Лулу… вы ее знаете…
 Щеки Кристины густо побагровели, когда она подумала о том, насколько хорошо Макс знает Лулу.
 — То есть, — поправилась она, — мы оба ее знаем… она моя лучшая подруга… и вчера сказала… О Боже, мне еще в жизни не было так стыдно, и если вы посчитали меня сумасшедшей, возможно, недалеко ушли от истины.
 Она прерывисто вздохнула, поняв, что притворяться, будто это всего лишь светская болтовня, попросту нет смысла и если она действительно намерена узнать вкус свободы или хотя бы вдохнуть ее аромат, значит, не имеет права удрать в кусты.
 — Видите ли, — затараторила Кристина, думая, что маркиз либо потрясен до глубины души, либо слишком вежлив, чтобы перебить ее, — я никогда не спала ни с одним мужчиной, кроме мужа. И пришла к выводу, что пора мне выйти из кокона. Если вы пойдете мне навстречу, моя благодарность будет безмерной.
 Она робко улыбнулась, перевела дух и взглянула на него с такой надеждой, что он едва не кивнул. Не сказал, что готов пойти навстречу ее и своим желаниям.
 Но маркиз был далеко не новичком в делах любви и никогда не бесчестил женщин лишь для того, чтобы пойти кому-то навстречу.
 — Не придавайте значения Джине. И не обращайте на нее внимания. Она того не стоит, — сочувственно посоветовал он.
 — Откуда вы знаете?
 Он не ответил.
 — Ну разумеется, — пробормотала она, униженная собственным невежеством и наивностью, подавленная и задетая его отказом.
 — Джина, можно сказать, на короткой ноге со многими людьми, — мягко пояснил он, стараясь действовать как можно тактичнее в ситуации, которая его не касалась. — Но это не означает, что вы должны менять свои взгляды.
 — А что, если мне этого хочется?
 — Все они ничтожества, — настаивал он, пытаясь облегчить ее душевные муки. — Поверьте мне.
 — Вы знакомы с моим мужем? — вдруг спросила она.
 — Состязались прошлым летом в Европе, на чемпионате по стипль-чезу.
 — И он не заслуживает даже моей ненависти?
 Макс покачал головой.
 — Вы видите, что он собой представляет, и все же советуете исполнять свой долг? Похоже, вам виднее. Поистине мужская точка зрения.
 Глаза Макса чуть сузились.
 — Я последний мужчина, кому близка чисто мужская точка зрения. Я люблю женщин.
 — Судя по слухам, это именно так.
 — Я не собираюсь извиняться за свой образ жизни, раз и навсегда запомните это. Кроме того, сейчас вы рассержены и сами не знаете, что делаете. Но советую сто раз подумать, прежде чем очертя голову решиться на то, о чем вы позже пожалеете.
 — А вот это еще неизвестно.
 Макс тяжело вздохнул:
 — Какой удар для моей столь редко пробуждающейся совести!
 Ей сразу стало легче.
 — Значит, вы отвергаете меня не потому, что я совсем не нравлюсь вам?
 — Скорее наоборот.
 — Я рада, — улыбнулась княгиня.
 Ему внезапно показалось, что она стоит чересчур близко; в ноздри ударил ее запах, взору открылись невинность и красота, столь сладостные, что захотелось испить мед ее уст.
 — В таком случае соглашайтесь хотя бы на прогулку, — тихо попросила она.
 «Таким голосом, должно быть, упрашивала Адама Ева», — подумал он, из последних сил пытаясь сопротивляться.
 — Нам не следовало бы…
 — Не обязательно забираться далеко.
 Она сама не знает, что говорит! И это в то время, как его терзает единственная мысль — забраться как можно дальше…
 — Мое общество довольно опасно, — проворчал он.
 — Возьмем моего грума.
 Любовь втроем?
 Господи, о чем он только думает!
 — Для соблюдения приличий? — осведомился Макс.
 Кристина чуть подняла брови.
 — Если вам так уж необходимо.
 Ах, ему необходимо совсем иное!
 — Вы чертовски соблазнительны, и знаете это.
 — Ошибаетесь. Не знаю. Никогда не думала о мужчинах… с этой точки зрения.
 — Весьма польщен.
 — И все же отказались.
 — Душевная чистота всегда устрашала меня, — шутливо пояснил он.
 — Возможно, мне следует постараться быть не столь чистой духом.
 — Пожалуйста, не надо! — воскликнул он, протестующе вскинув руки.
 — Ясно.
 — Сомневаюсь хотя бы потому, что никак не могу разобраться во всем, что происходит.
 — Насладимся по крайней мере утренней прогулкой. Не возражаете, если я позову Дитера?
 — Ничуть, — медленно протянул он и мысленно добавил: «Не повредит, если ее грум будет держаться рядом». — Жаль зря тратить такой прекрасный день.
 — Тем более что мы оба уже встали и оделись, — добавила она, любуясь игрой солнечного света, зажегшего синеватые отблески в его черных как смоль волосах.
 — Так зачем создавать лишние трудности? — усмехнулся он.
 Ответная улыбка Кристины ослепляла.
 — Совершенно согласна.
 И на этой гармоничной ноте Макс велел привести лошадей, позвать грума, и вскоре они уже мчались галопом по покрытым инеем полям.




 Глава 5


 Несмотря на заверения Кристины, они проскакали довольно значительное расстояние, потому что утро выдалось прекрасным, лошади застоялись и теперь летели стрелой, и оба отдались редкостному ощущению радости бытия. Тремейн рвался вперед после долгого путешествия в фургоне из самого Лондона, а огромный вороной жеребец Макса ни на шаг не отставал. Кристина была искусной наездницей, и под ее умелой рукой Тремейн грациозно и без малейших усилий брал препятствие за препятствием. После того как была штурмом взята особенно высокая живая изгородь, Макс почтительно отсалютовал Кристине. Она в ответ помахала рукой и крикнула:
 — Поскачем наперегонки до Дигби!
 Они полетели по полям. Специально обученные гунтеры [1] шли голова в голову, оставив Дитера далеко позади. Где-то слышался звон церковного колокола, серебром разливающийся в ясном морозном воздухе, и Кристина, впервые за много лет, почувствовала себя восхитительно живой. Маркиз же, и без того живший полной жизнью, ощущал непривычное довольство собой и всем окружающим.
 Они улыбнулись друг другу, словно два заговорщика, единственные в мире испытавшие благословенное чудо бытия.
 Вскоре они поднялись на невысокий холм, и Макс, показав на скопление зданий внизу, прокричал:
 — Приглашаю вас на завтрак!
 — С удовольствием!
 — Проигравшему придется сидеть за ужином рядом с леди Моффет!
 Кристина подстегнула Тремейна, и они ринулись со склона. К сожалению, когда впереди уже виднелась мощеная улица, жеребец Макса вырвался вперед и обогнал Тремейна шагов на шесть. Только сейчас Кристина сообразила, что Макс, должно быть, все это время сдерживал вороного, судя по тому, как тот без всяких усилий вырвал у нее уже близкую победу. Но тем не менее она наслаждалась бешеной скачкой и, когда взмыленные лошади перешли на шаг, бросила на него лукавый взгляд:
 — А я-то думала, что джентльмен всегда уступает выигрыш даме.
 — Прошу прощения, — ответил Макс, — но у меня была достаточно веская причина.
 — Но почему вы так уверены, будто именно вам выпадет сегодня вечером быть соседом леди Моффет?
 — Она успела сообщить, что считает меня прекрасным собеседником, и именно поэтому потребовала посадить нас рядом.
 — Понятно, — весело сверкнула глазами Кристина. — Ваше обаяние безгранично.
 — Ничего подобного. Обаяние тут ни при чем. Все дело в моем молчании. Леди Моффет предпочитает звук собственного голоса.
 — И поэтому я должна вас спасти.
 — Придется. В конце концов вы проиграли!
 — Да вы попросту знали, что Тремейну не выстоять против вашего черного зверя. Но я великодушна. Мало того, моя мать и леди Моффет — закадычные подруги.
 — Превосходно. Я, разумеется, отплачу вам за добро.
 — Как мило, — гортанно промурлыкала она. Глаза Макса снова сузились.
 — Я имел в виду… увлекательную беседу или что-то в этом роде. Общение, видите ли…
 — Я именно об этом и толковала. Насчет общения…
 — А я думал, — сардонически усмехнулся он, — сделать вам подарок. Например, цветы…
 — Или нечто совершенно противоположное. Ваша способность делать определенные подарки буквально вошла в легенду.
 — Да, но только не женщинам, чья единственная цель — отомстить мужу.
 — А вы обычно сначала расспрашиваете о целях и намерениях? — едко бросила она. — Сомневаюсь, что я единственная руководствуюсь подобными мотивами.
 — Но первая, кто наделен столь ошеломляющей невинностью.
 — А не будь я так невинна?
 — Я бы поимел вас прошлой ночью, — намеренно грубо бросил он, давая ей понять, что то, о чем просит она, отнюдь не розы и серенады в лунном свете.
 Грязное словцо немедленно ввергло ее в краску.
 — Вижу, — тихо выдохнула она.
 — Вы прекрасны, княгиня, и бесконечно желанны, но я не нахожу удовольствия в том, чтобы посвящать наивных глупышек в таинства любви.
 — Значит, мне придется найти кого-то другого.
 Макс едва не вскинулся, удивившись поднявшейся в душе буре ревности. Но, привыкший не выказывать своих чувств и всячески избегать попыток вовлечь его в более интимные отношения, он только обронил:
 — Как вам угодно.
 — Вы ужасно противный! — Княгиня наморщила носик и неожиданно улыбнулась. — Совершенно не оправдываете свою репутацию!
 — Только потому, что вы белая ворона, дорогая, — ухмыльнулся Макс. — А сейчас давайте позавтракаем и поговорим о чем-нибудь еще, кроме вашей жажды отмщения.
 — Хорошо, — кивнула она, но жажда отмщения отошла на второй план по сравнению с силой притяжения к этому человеку, которого весь свет считал распутником и которого сама она находила поразительно добрым.
 Едва они спешились во дворе гостиницы, появился Дитер, взял лошадей и увел в стойла, ворча, что им давно пора передохнуть. Войдя в обеденный зал, маркиз и Кристина увидели, что здесь яблоку негде упасть. Помещение с деревянными стенами и грубыми потолочными балками было забито посетителями. Но при виде столь знатных господ компания немедленно потеснилась, освободив столик перед камином, в котором пылал огонь.
 — До чего же я люблю раннее утро! — вздохнула Кристина, снимая перчатки. — А вы?
 — Иногда. Особенно такое, как это, — учтиво ответил маркиз. — А если еще и удастся поесть, жизнь будет воистину прекрасна.
 — Тут вы правы. Простые удовольствия: свежий воздух, яркое солнце, хорошая еда…
 — И приятное общество.
 Она вдруг ощутила, что они одни во всем шумном зале… и вообще в мире.
 Наверное, он почувствовал то же самое, потому что поспешно сменил тему:
 — Искренне благодарю вас за будущее спасение от леди Моффет.
 — О, ничуть не возражаю против ее компании.
 Чары развеялись. Кристина положила шляпу на стол, рядом с перчатками.
 — Я спрошу ее о новорожденном внуке, и тогда останется только слушать.
 Поймав взгляд Дитера, входившего в зал, она извинилась и направилась к нему. Они обменялись несколькими фразами, и Кристина, улыбаясь, вернулась к Максу.
 — Они сумели найти для него место на кухне, даже в этой безумной толчее. Сегодня, видимо, в городе базарный день. Здесь очень тепло, правда?
 Она принялась расстегивать жакет.
 — Вы так же голодны, как я? Должно быть, прогулка на свежем воздухе помогла.
 Стянув жакет, она бросила его на стул.
 «Ей не следовало этого делать», — думал Макс, стиснув зубы и не отрывая глаз от ее груди, вздымавшейся под тонким шелком блузки. Он так увлекся, что с трудом припомнил ее вопрос.
 — Я всегда голоден, независимо от свежести воздуха.
 Ответ неожиданно приобрел двойной смысл, и Макс мысленно одернул себя. Кажется, он забыл об осмотрительности.
 Кристина бросила на него быстрый взгляд:
 — Судя по вашему виду, у вас, должно быть, немалый аппетит.
 Каждое ее слово звучало в его ушах откровенным призывом, и он снова выругал себя за столь непристойные мысли. Ясно ведь, что она давно забыла о своем желании мстить. В любом случае она слишком неопытна в постели.
 — Хотите чаю или кофе? — спросил он, сознательно переводя беседу на нейтральные темы.
 — А вы?
 Ну вот. Опять. Невозможно и подумать о том, чего бы он хотел, тем более когда наверху столько пустых спален! Но она не из таких.
 — Предпочитаю кофе, — ответил Макс, из последних сил игнорируя тлеющее в крови желание.
 — Значит, кофе.
 — Можете заказать чай.
 Он не желает видеть ее такой уступчивой, особенно когда глаза застилает похоть.
 — Нет, кофе звучит неплохо в холодное утро. Обожаю, когда он горячий, сладкий и со сливками.
 Господи милостивый, неужели под маской скромницы кроется куртизанка? Горячий, сладкий, сливочный… столь же манящий, как сама она. И на какой-то сумасшедший миг ему захотелось забыть о здравом смысле и отослать Дитера.
 К счастью, рядом появилась молодая служанка, принявшая заказ, иначе он вряд ли смог бы и дальше вести себя как джентльмен, несмотря на то что рядом было полно людей, а она оставалась настоящим младенцем в чаще амурных интриг. И когда девушка ушла, Макс стал расспрашивать о сыновьях Кристины в отчаянной попытке погасить разгоравшееся пламя.
 Они говорили о школе, учителях, предметах, которые больше всего нравились мальчикам, и постороннему взгляду маркиз мог показаться любящим родителем, до того уместны были его замечания и рассуждения. Когда принесли кофе и завтрак, они дружно принялись за еду, весело пересмеиваясь, как давние и хорошие друзья. Кофе действительно оказался горячим и сладким и чересчур возбуждал чувства, которые не требовали возбуждения: их близость и без того была достаточным стимулом. Поэтому, еще не доев омлет, Кристина испытала горячечную пульсацию в том месте, где ранее не возникало ничего подобного. Она незаметно заерзала на стуле, но с каждым движением приятные ощущения усиливались вместе с легким покалыванием между бедрами.
 Макс все заметил. Ее неловкость, разрумянившиеся щеки, усилившийся аромат духов, смешанный с запахом разгоряченной кожи. Прекрасно разбирающийся в предательских признаках возбуждения женщины, он не знал, что предпринять.
 Он никогда не отказывал той даме, которая сумела его заинтриговать… никогда. И ее неопытность и мотивы потеряли свое значение. Всего полчаса назад он думал иначе.
 Так ли уж важно разыгрывать рыцаря? И был ли его отказ благородным, или он попросту боялся связываться с порядочной женщиной? Становился в позу джентльмена ради Кристины или потому, что не желал брать на себя труд обучать ее постельным играм?
 — Вы уже доели?
 Она явно спрашивает не о том, сыт ли он.
 — Если желаете. Хотите уехать? Сейчас пойду за Дитером, — предложил он, откладывая вилку и пытаясь прочесть ее мысли. Он по-прежнему не был уверен в себе.
 — Я отослала Дитера.
 Сердце его тревожно забилось.
 — Думала, вы не будете против.
 «Против того, чтобы поиметь тебя? — подумал он. — Ни в коем случае».
 Но промолчал, боясь напугать ее неистовой силой своего желания. Он оглядел комнату, пытаясь понять, подслушивает ли кто-то их разговор.
 — Я вас смутила?
 Он тихо фыркнул и, когда она улыбнулась, неожиданно тоже улыбнулся.
 — Черт с ними, с приличиями. Хотя я считаю, что во всем виноваты только вы.
 Вместо того чтобы расстроиться, Кристина довольно кивнула:
 — Преодолели свои угрызения совести?
 — Более или менее. — Его глаза хищно блеснули. — Надеюсь, вы станете следовать правилам.
 — А разве существуют правила?
 — Обязательно, дорогая. Всегда и во всем.
 — А по виду вы не из тех, кто склоняется перед авторитетами.
 — Назовите это привычкой или традицией, вроде вашей роли добродетельной жены. Уверены, что хотите пойти на это? — Темная бровь вопросительно поднялась. — Последний шанс.
 — Знаете, я никогда не была такой раньше: беспокойной, разгоряченной, неугомонной, словно меня подталкивает что-то. И считаю, что в этом виноваты только вы. Возьмите меня за руку. Видите, я вся пылаю.
 Макс слегка отстранился, потрясенный ее состоянием. Ободренная собственной смелостью, довольная, что нашла в себе мужество отослать Дитера, Кристина не обратила внимания на его холодность и перегнулась через стол.
 — В таком случае я коснусь вас. — Она вложила в его ладонь свою. — Видите?
 Ему вдруг показалось, что их плоть расплавляется, становясь единым целым, и все сомнения рассеялись перед неоспоримым свидетельством этого поразительного слияния.
 — Пойду сниму комнату, — сказал Макс, вскакивая так быстро, что стул едва не опрокинулся. Он уже шагнул прочь, но внезапно обернулся и с улыбкой попросил: — Только не исчезайте.
 — Вы не представляете, как далеко я зашла для этого, — мягко ответила Кристина. — И никуда не уйду.
 Макс кивнул, впервые признав, что их потребность друг в друге одинаково велика.
 — Сейчас вернусь.
 Кристина жадно наблюдала, как он протискивается между столиками. Головы посетителей одна за другой поворачивались в его сторону. Не часто знатный джентльмен, да еще такой красавчик, посещает подобные места. Он буквально излучал уверенность в себе, как будто ему сам дьявол нипочем! А уж если верить Лулу, это его свойство имеет под собой достаточно оснований, тем более что ни одна дама не уходила от него неудовлетворенной. И поэтому сердце Кристины сладко замирало в предвкушении неизбежного. При одном взгляде на него по ее спине пробегал озноб. Непонятно, то ли это новизна происходящего всему причиной, то ли ее неопытность, то ли мощное мужское притяжение, от которого Кристину бросает в дрожь. И не будь она так потрясена мощью собственных эмоций, наверняка удивилась бы разнице между теперешним желанием и тем, что обычно переживала в брачной постели.
 Макс почти сразу же возвратился с легкой улыбкой на лице, и Кристина в который раз поразилась его необычайной красоте.
 — Все готово, — шепнул он, поднимая ее шляпу, перчатки, жакет и протягивая руку. — Сюда.
 Он старался говорить тихо, чтобы не привлекать внимания, и, обняв Кристину за талию, повел к выходу.
 С ними никто не заговаривал, хотя Кристина почувствовала на себе взгляд хозяина.
 — Он не проговорится, — едва слышно заверил Макс, угадав ее мысли. — Еще несколько шагов, и мы скроемся из виду.
 Изгибающаяся балюстрада защищала их от посторонних взглядов, и, едва они добрались до верхней площадки, он поцеловал ее, чуть коснувшись губами щеки. И когда она подняла на него удивленные глаза, Макс притянул ее к себе и снова поцеловал, на этот раз в губы. В этом поцелуе не было ни деликатности, ни нежности. Он завладел ее ртом и пил, наслаждаясь, сладость губ. Язык проникал, дразнил, пробовал, исторгая блаженные стоны у дамы. Вжав ей в живот свою возбужденную плоть, он напомнил им обоим, что удовольствие проявляется во многих обличьях.
 Но его все же тревожило, что обыкновенные поцелуи так будоражат душу. Возможно, все дело было в стремлении к независимости… или попросту в страхе развратника перед столь непривычными эмоциями.
 Он отпустил ее и, отступив, тихо признался:
 — Я не привык к такому.
 — Я тоже.
 Не понимая его сомнений, она трепетала от желания.
 — Сейчас я растаю… прямо здесь.
 — Ни в коем случае, — возразил Макс, подстегиваемый эгоистическими мотивами, снова ступив на знакомую почву. Вручив Кристине шляпу, перчатки и жакет, он подхватил ее на руки и понес по коридору в снятую комнату. Распахнул дверь носком сапога, быстро переступил порог и, поставив Кристину на ноги, задвинул засов.
 — На этот раз ты вспомнил.
 — И не говори. Ты вообще не должна была этого видеть.
 — Значит, ты не склонен к эксгибиционизму.
 — Нисколько, — резко ответил он, раздраженный напоминанием о других женщинах в тот момент, когда его одолевало столь невероятное, почти юношеское вожделение.
 — Не сердись. Пожалуйста.
 И он вдруг почувствовал себя негодяем, ничем не отличающимся от ее проклятого мужа, стараниями которого она стала такой робкой мышкой.
 — Я не сержусь. И прости меня… умоляю. Иди сюда. Посиди со мной.
 — Не знаю, смогу ли.
 — Просто посиди, — попросил он, взяв ее за руку и предполагая, что она боится.
 — Я только… — Она подняла руку, показывая, как дрожат пальцы. — Не знаю, смогу ли двинуться с места.
 — Иисусе…
 После стольких опытных в любви женщин в его жизни Макс был окончательно сбит с толку.
 — Ты уверена?
 А он предполагал, что такая невинность предпочтет долгую любовную игру.
 — И не испугаешься?
 Кристина покачала головой, явно балансируя на краю пропасти.
 Если она хочет мгновенного удовлетворения, он более чем рад услужить.
 Он поспешно поднес ее к постели и уложил на стеганое покрывало.
 — Скорее, — прошептала она.
 Одним движением подняв ее юбку до талии, он потянулся к завязкам панталон, дернул за бант и, спустив их, отбросил в сторону. Но едва его пальцы коснулись ее пульсирующего лона, как Кристина с тихим всхлипом изошла в судорогах разрядки. Скользнув пальцами в жаркую влажную глубину, он принялся гладить и массировать крошечный бугорок с искусством истинного мастера, впадая в ритм ее извивающихся бедер, проникая на расстояние, необходимое для наибольшего наслаждения. Она истекала любовным соком, он это чувствовав и горел желанием вонзиться в сладостную плоть и загнать ее и себя до смерти.
 И сделает это, как только до конца удовлетворит ее.
 Макс подождал, пока замерли последние содрогания, и, подстегиваемый той же безумной жаждой, что привела ее к вершине, почти оторвал пуговицы на бриджах и, даже не успев снять сапоги, встал на колени между ее разведенными ногами и вонзился в нее. Слишком рано, он знал это, ибо его репутация частично основывалась на способности продолжать игру до бесконечности. Но сейчас ему было не до утонченности. Движимый алчной похотью, он вонзался в нее словно одержимый: свирепо, неутомимо, исступленно. Но даже в тисках безумного жадного сладострастия он со своим природным талантом любовной игры, отточенным в бесчисленных будуарах по всему миру, бессознательно заботился о том, чтобы доставить наслаждение своей даме. Перенесенная в чувственный рай, доселе незнакомый ей, она жадно льнула к нему, обволакивала, расставляла бедра еще шире навстречу каждому мощному выпаду, поглощая его плоть со сдавленными криками блаженства и потрясения.
 Макс слышал эти крики, проникавшие сквозь горячечный туман его сознания, и попытался взять себя в руки, подавляя отчаянное желание погрузиться в нее очередным рывком.
 — Я сделал тебе больно? — встревоженно спросил он. Кристина покачала головой и выгнула спину навстречу его толчкам, чувствуя, как напряжение снова накапливается. Безрассудно счастливый, окрыленный, бесконечно благодарный, он снова вонзился в нее, насаживая на себя, держа в плену своей налитой плотью, прежде чем отстраниться для следующего погружения.
 — Не… не… не смей!
 Она с силой надавила ему на спину, не позволяя выйти, хрипло умоляя о чем-то…
 Все следы невинности были выжжены, уничтожены его ласками.
 Шире расставив пальцы, он стиснул ее бедра, наслаждаясь божественным ощущением мягкой кожи, горячим шелком ее киски, и в который раз дал ей то, чего хотела она, чего хотел он. Поглощая, овладевая, наполняя до отказа. Ее исступленные крики стали мерой, эталоном, метой точных пределов его проникновения. И когда она снова забилась в конвульсиях, он втайне понадеялся, что хозяин окажется достаточно тактичным, чтобы пропустить мимо ушей вопли страсти.
 Но тем не менее глянул на дверь, желая убедиться, что засов задвинут.
 И когда ее буря затихла, оставив лишь легкие вздохи насыщения, он позволил себе достигнуть пика, выйдя из нее в самый последний миг и разбрызгав семя на ее живот. Несколько бесконечных лихорадочных мгновений затмили все. Макс забыл, где он, кто он, забыл все, кроме ослепительного пульсирующего оргазма, сотрясшего его тело. Каждый спазм пронзал его насквозь с такой потрясающей силой, что он закрыл глаза, терзаемый агонизирующим наслаждением.




 Глава 6


 Некоторое время стоявшую в комнате тишину нарушали только звуки тяжелого дыхания. Наконец маркиз открыл глаза.
 — Покрывало розовое, — сообщил он. Ресницы Кристины медленно поднялись.
 — И балдахин тоже.
 Его взгляд остановился на ее лице.
 — Привет.
 — Теперь, когда я вернулась на этот свет, — пробормотала она, жмурясь от удовольствия, — и тебе тоже привет.
 — Бывают в жизни минуты, — объявил он.
 — Теперь я знаю, почему Лулу делает то, что делает.
 Макс чуть поморщился при мысли о том, что она может последовать примеру Лулу.
 — Я бы не советовал.
 — Почему вдруг? — весело осведомилась Кристина. — Странно слышать такое от человека твоей репутации.
 — Не важно.
 Он и сам не знал, почему так вскинулся.
 — Наверное, потому, что остальные мужчины на тебя не похожи.
 — Я не это имел в виду.
 Но, чувствуя себя в блаженном единении с миром, она оставалась равнодушной к словесным изыскам, пояснениям, и сомнения были ей неведомы.
 — Обещаю не задавать трудных вопросов. За исключением, возможно, одного, — с сияющей улыбкой объявила Кристина. — Позже. И если не посчитаешь меня чересчур дерзкой, я бы сказала, что на тебе слишком много одежды.
 — Прошу прощения, мне казалось, что кто-то требовал, чтобы я действовал со всей скоростью.
 — Ах, — засмеялась Кристина, — я ничем не лучше Лулу. У тебя когда-нибудь была возможность сначала снять сапоги?
 Это был не тот вопрос, на который он приготовился ответить.
 — Дай мне минуту отдышаться, и я их сброшу.
 — Извини за то, что так настаивала, но все казалось таким чудесным, и я боялась, что потеряю эти восхитительные ощущения и больше никогда не почувствую… видишь ли, со мной никогда не бывало раньше такого, поэтому я просто не могла остановиться и переждать в надежде, что, может быть…
 Кристина смущенно замолчала.
 — Понимаю, — кивнул он, пытаясь скрыть удивление. Либо князь не желал дарить жене наслаждение, либо считал секс средством самоудовлетворения и не обращал внимания на партнершу. Хотя, зная Джину… весьма сомнительно, что она способна простить любовнику подобный эгоизм.
 — Поэтому, если ты не слишком… э-э… устал и не хочешь уйти или что-то в этом роде, я хотела бы сделать это еще раз. При условии, что ты не против, — быстро добавила она с видом ребенка, просящего второе пирожное.
 — Почему же мне быть против?
 Ее глаза широко распахнулись. После секса Ганс немедленно покидал ее спальню.
 — Правда? Ты — олицетворение соблазна.
 — И ты тоже, — шепнул он, глядя на нее. Ее щеки пламенели от страсти, светлые волосы лежали непокорными завитками на висках. Она выглядела свежей, как утренняя роса, уязвимой, словно молоденькая девушка, и в нем снова возникло безрассудное желание защитить ее.
 — Я так рада, что ты пригласил меня на прогулку.
 Макс ответил не сразу, потому что, кроме природной сдержанности, предвидел многие трудности, связанные с совсем иными, чем секс, проблемами. И главные из них — безоговорочная симпатия… или того хуже — привязанность.
 — Не волнуйся, — заверила она, поняв, о чем он думает, — я не стану навязываться.
 — Дело не в этом. Просто я…
 — Просто на тебя большой спрос. Я понимаю.
 — Нет. Просто ты притягиваешь меня сильнее, чем хотелось бы, — выпалил Макс, спрашивая себя, в уме ли он.
 Недаром искренность всегда считалась страшным недостатком в амурных делах.
 — И ты терпеть не можешь эмоциональных проявлений. Ясно. Я не буду ничего требовать, хотя, если не слишком рассердишься, я все еще горю и пульсирую этой восхитительной ноющей болью и хочу тебя очень сильно и очень скоро, — призналась она, наморщив носик. — Прости. И это после того, как я пообещала не быть требовательной!
 Макс рассмеялся.
 — Не стоит извиняться. Я более чем счастлив угодить даме.
 Еще будет время анализировать причину непонятных чувств после того, как он ею насытится.
 — Я была бы крайне благодарна, — улыбнулась она. — Не очень разозлишься, если я поцелую тебя? Я испытываю поистине всепобеждающее желание целовать тебя, касаться, держать в объятиях и остаться с тобой в этой кровати навсегда, и…
 Он заставил ее замолчать поцелуем, желая того же, что и она, хотя на этот раз секс был не просто сексом, хотя после придется докапываться до источника столь нежных чувств, хотя слово «навсегда» должно было бы напугать его до чертиков…
 И когда он спустя долгое время отстранился, Кристина прошептала:
 — Как ты можешь вызывать во мне такие ощущения всего лишь поцелуем?
 Он не знал. И совершенно не понимал, отчего нельзя отнестись к этому свиданию как к одной из многих постельных битв.
 — Сейчас вернусь, — пробормотал он и поднялся, думая, что следовало бы немедленно уйти — от нее, из этой комнаты, из дома Шейлы.
 Неужели она сказала что-то отпугнувшее его?
 Он уезжает?
 Охваченная паникой, Кристина пыталась разгадать смысл его короткой реплики хотя бы по тону, которым она была сказана. Но он всего лишь шагнул к умывальнику, вымылся, поправил свои бриджи для верховой езды, смочил еще одно полотенце, схватил с вешалки сухое, вернулся к кровати и молча вытер сперму с ее живота. Значит, они уезжают. Она так быстро ему надоела? Он передумал и хочет поскорее от нее отделаться? И больше она не испытает такого острого наслаждения?
 Не знакомая с негласными правилами поведения в подобных ситуациях, никогда до этого не имевшая любовника, с ужасом ожидающая скорого конца своего приключения, Кристина с надеждой смотрела на него, пытаясь разгадать его намерения.
 — Кстати, — неожиданно заметил Макс, прерывая неловкое молчание, — на тебе тоже чересчур много одежды.
 Он швырнул полотенца на пол и сбросил куртку.
 — Подними ногу, — мягко приказал он, потянувшись к ее сапожку.
 Кристина немедленно сделала, как он велел.
 — Я подумала, что ты хочешь уйти. Но я не могу и помыслить о возвращении.
 — Никогда?
 Мало того, что он не совсем понимает намерения своей новоявленной любовницы, но еще и сам не знает, с чего вдруг вздумал допрашивать ее. Бросив изящный сапожок на пол, Макс вновь напомнил себе об опасности слишком тесного сближения.
 — По крайней мере не сейчас. По чисто эгоистическим причинам, — добавила Кристина, поднимая вторую ногу.
 — Можно отправиться куда-нибудь еще.
 Макс стянул ее второй сапог, на этот раз уже всерьез опасаясь, что сошел с ума. Да что это, черт возьми, на него нашло?
 — Правда?
 Она так и светилась надеждой, и он, сам себе не веря, услышал собственный голос:
 — Я мог бы послать записку Шейле… изобрести какой-нибудь предлог…
 Господи, у него такое чувство, будто какой-то незнакомец захватил его тело и разум и теперь высказывается с полным пренебрежением к стремлению всячески избегать слишком тесного сближения. Но в процессе стягивания белой кружевной подвязки и чулка он вдруг решил, что, какой бы сумасбродной ни казалась идея, сознание того, что эти длинные стройные ноги обвивают его талию, само по себе уже является достаточно веским мотивом. И сумасбродство неожиданно приняло форму вполне осуществимого плана.
 — Впрочем, Дитрих знает, что мы здесь.
 Макс стащил вторую подвязку и чулок.
 — Мы пробудем здесь недолго.
 — Ты часто это делаешь? Ах, не знаю даже, почему спрашиваю, разве что чувствую себя так, словно бросаюсь с края земли, и…
 — И я бросаюсь вместе с тобой, — мягко перебил он. — Только не спрашивай почему, ибо я понятия не имею. Разве что хочу любить тебя, пока не лишусь сил и никого уже не смогу любить, пока окончательно не потеряю голову и не смогу пошевелиться.
 Лицо его на мгновение помрачнело.
 — И поверь, я не слишком счастлив при мысли об этом.
 — Мне очень жаль.
 — Не стоит.
 Открытая мальчишеская улыбка вознаградила Кристину за все сомнения.
 — Говоря по правде, я не могу этого дождаться.
 Она села и порывисто обняла его.
 — Ты просто поразителен: идеальный, чудесный любовник, и я, кажется, вновь стала пятнадцатилетней девчонкой.
 Кристина осеклась, потому что в пятнадцать лет не посмела бы сделать то, что сделала полчаса назад. Но ведь тогда ее и не предавали каждый час, каждый день, каждую ночь.
 Сознательно отрешившись от мучительных дум, Кристина улыбнулась человеку, сумевшему хоть ненадолго освободить ее. Тому, кто окунул ее в море несказанного наслаждения.
 — Итак, скажи мне, сколько еще времени нам позволено провести в этой чудесной розовой постели и как часто ты будешь любить меня. А главное, подтверди, подтверди, что это не сон.
 Откинувшись назад, чтобы лучше видеть ее лицо, Макс даже улыбнулся такой горячности.
 — Если это и сон, прошу, не буди меня, — с необычной нежностью прошептал он. — И мы без опаски можем пробыть здесь целый час. Никто не хватится нас до обеда. И поскольку время ограничено, мне остается взять тебя всего лишь тысячу миллионов раз.
 Глаза ее радостно просияли.
 — Ты слишком добр ко мне.
 — В моих намерениях нет ничего великодушного, дорогая. Ничуточки. А теперь подними голову, и я расстегну эти бесчисленные пуговки на блузке.
 — Лучше я. Так будет скорее. — Она поспешно принялась за длинный ряд пуговиц. — Если у нас всего только час…
 Он сжал ее руки и, погладив, заверил:
 — На этот раз мы не спешим. Дитер вернется домой не раньше чем через полчаса, и если даже кто-то вздумает пуститься на поиски…
 Она попыталась что-то ответить, но Макс заглушил протесты быстрым легким поцелуем.
 — На этот раз, — пробормотал он, снова прижимаясь к ее губам своими, теплыми и твердыми, — я заставлю тебя кончить… медленно… очень медленно.
 Кристина улыбнулась и глубоко вздохнула:
 — Попытаюсь расслабиться. И не знаю, как благодарить тебя за это… это невероятное чудо. Мне тридцать лет, из которых я замужем двенадцать, и все это время не подозревала, чего лишена.
 — Рад услужить, мэм, — шутливо отрапортовал он, наклонив голову.
 — Далеко не так, как я, — промурлыкала она.
 — Подожди до следующего раза.
 — Неужели будет еще лучше? Невозможно!
 Макс рассмеялся.
 — И лучше и… дольше, — вкрадчиво начал он, — и глубже и медленнее, и я надеюсь, что на твои крики не примчится хозяин.
 Кристина потрясенно моргнула.
 — Я не кричала.
 Макс молча кивнул.
 — О Боже…
 Глаза его весело заискрились.
 — Ничего страшного, пока дверь остается запертой.
 — И ты не возражаешь?
 — Почему это вдруг?
 Кристина залилась багровым румянцем.
 — Это кажется таким…
 — Страстным и чувственным?
 — Чувственным? — нерешительно промямлила Кристина, словно впервые выговаривала подобное слово.
 — В этом нет ничего плохого, дорогая. Наоборот, это огромное преимущество. И у тебя большой природный талант.
 — Это действительно так?
 Он и вправду имеет дело с воплощенной невинностью! И это несмотря на то, что она уже не так молода и может считаться почтенной замужней дамой!
 — Клянусь, — прошептал он.
 — Мне вдруг захотелось отыграться за все потерянное время.
 Макс не понял, шутит ли она или говорит всерьез. Уж очень тихо говорит.
 — Я готов, — предложил он, вынимая шпильку из ее волос, — помочь тебе возместить все, что было утрачено, и на много лет вперед.
 Он вытащил вторую шпильку.
 — А если я окажусь слишком требовательной? — спросила она, заранее радуясь столь соблазнительной возможности.
 — Сделаю все, чтобы ублажить тебя, — лукаво подмигнул он.
 Кристина счастливо вздохнула.
 — Должно быть, ты — греза каждой женщины, обернувшаяся явью.
 Максу вдруг стало не по себе, такое неподдельное восхищение звучало в ее словах.
 — Держи, — велел он, ссыпав шпильки в ее ладонь.
 — Предупреждаю, — игриво заметила она, согретая его близостью и своим трепетным предвкушением, — что могу оказаться далеко не столь уступчивой, как была раньше. Видишь ли, я впервые испытала наслаждение и, придя в восторг от собственных подвигов, чувствую себя всесильной.
 — Интересно, — хмыкнул он — человек, который всегда чувствовал себя всесильным. — И что теперь? Собираешься взять власть надо мной?
 — Возможно, — улыбнулась она. — Как только научусь плавать немного лучше… говоря метафорически. Лулу сказала, что ты для этого самый подходящий наставник, и была права. О Господи…
 Мимолетная гримаска изумления промелькнула на ее лице.
 — Наверное, мне не стоило говорить этого. А мужчины тоже так откровенны со своими друзьями?
 — Не знаю. Лично я — нет.
 Еще две шпильки оказались в его пальцах, и бледно-золотые волосы рассыпались по ее плечам.
 — Думаю, в твоей жизни столько дам, что нет необходимости обсуждать…
 Она внезапно задохнулась. Он пропускал сквозь пальцы шелковистые пряди, и осторожные касания пробуждали необычайно сильные волны жара, обжигавшего ее лоно. Кристина в изнеможении прикрыла глаза.
 Втайне довольный тем, что ушел от скользкой темы, с наслаждением перебирая роскошные пряди, он нетерпеливо ожидал, когда эта потрясающая женщина, которую он с такой неохотой взял сегодня на прогулку верхом, оседлает его. Запустив руки в золотистую гриву, он привлек Кристину ближе к себе. Она с готовностью подалась вперед, и он лизнул ее губы.
 — Мне все равно, кто возьмет верх, пока мы будем свято, соблюдать условия.
 — Какие именно? — шепнула она, дотронувшись до его языка своим.
 — Мы даем друг другу вдвойне все, чего бы ни захотелось.
 — Чудесно, — выдохнула она. — По рукам.
 Такая сговорчивость заставила его плоть мгновенно рвануться вверх, и Кристина, ощутив эту напряженную твердость сквозь мягкую замшу, погладила ее ладонью. До чего же он велик!
 Мысль об этом опалила ее жаром.
 — Попытаюсь быть послушной и не спешить, но…
 Она на миг затаила дыхание, ощутив ладонью внезапный резкий толчок.
 — …но не могу ни за что ручаться…
 В эту минуту и он, казалось, потерял всякую способность сдерживаться. Маленькая ручка будила в нем давно забытые желания и ощущения. Однако, понимая, что медленный путь приносит более сладкие плоды, Макс убрал ее руку.
 — Позже, — пообещал он и, схватив ее, уложил на подушки. — Потерпи минуту, я сейчас.
 Нагнувшись, он поспешно стянул сапоги, чулки и обернулся к ней:
 — Кажется, мы снова возвратились к тому, с чего начали. Я сниму с тебя блузку, ты сорвешь с меня рубашку и так далее. Посмотрим, сумеем ли мы раздеться до того, как кончим.
 — Значит, не одна я так нетерпелива!
 Его ресницы чуть опустились.
 — Мои друзья были бы шокированы.
 — И мои тоже.
 — Я не жалуюсь.
 — И я тоже. Наоборот, — заметила она, лениво потягиваясь, так что большие груди соблазнительно встали острыми холмиками. — Боюсь, что эта вакханалия чувств так захватила меня, что я готова пренебречь всеми наставлениями своей матушки.
 — Так, значит, она ничего не рассказала об этих наслаждениях? — осведомился Макс, касаясь затвердевшего соска, натянувшего ткань ее блузки. — Знаешь, я даже рад.
 Он чуть сжал тугой бугорок большим и указательным пальцами и не смог заставить себя признаться, что ревновал бы ко всем мужчинам, бывшим до него. Вместо этого он выпалил:
 — Рад, что все это ты берегла для меня.
 — И это, — прошептала она, предлагая ему другую грудь. Восхитительная боль между бедер подстрекала ее на такие выходки, о которых она и не помышляла раньше.
 Макс легонько стиснул второй сосок, ощущая, как он набухает под его пальцами, и, стоило ей качнуться к нему и тихо застонать, легонько толкнул ее назад, так что соски нестерпимо заныли.
 О Боже, она сейчас кончит от одного прикосновения, полностью одетая, а ведь он даже не поцеловал ее.
 — Пожалуйста, — едва слышно попросила Кристина. Он понял, о чем она просит, но отпустил ее, и она тихо протестующе застонала. Но Макс ответил нежным поцелуем, снова уложил ее и пообещал:
 — Скоро. Очень скоро.
 Расстегнув пуговки, он с ловкостью, приобретенной опытом, стянул блузку с ее плеч, ниже, еще ниже, приподнял Кристину и держал, пока она не высвободила руки из рукавов.
 В комнате было довольно прохладно, но Кристина так разгорячилась, что ощутила лишь облегчение. И судорожно принялась расстегивать пояс юбки.
 — Не смей, — велел он, отводя ее руки. — Я не разрешаю.
 Ее горящий взгляд встретился с его властным.
 — Придется.
 Он понимал, что она имеет в виду.
 — Как только я раздену тебя, — пообещал он, берясь за пуговицы юбки.
 — Жаль, что я не могу послать тебя ко всем чертям, — бросила она, изнемогая от нервного ожидания.
 Макс чуть приподнял брови:
 — Вы меня удивляете, княгиня.
 Он не думал, что она может ругаться. Еще вчера она казалась такой чинной, почти чопорной!
 — Может, и я заставлю тебя томиться, когда буду раздевать.
 — Если сумеешь продержаться так долго.
 Он приподнял ее бедра, стащил юбку и бросил в изножье кровати.
 — М-м-м… как сладко.
 Она осталась обнаженной: изящный изгиб бедер, светлые завитки венерина холма, нежный розовый живот — вся эта красота предстала его взору. И она желала его: об этом свидетельствовали предательские капельки влаги на кружеве волос.
 Но тут она выгнула спину бессознательным движением куртизанки, и ее полные груди затрепетали.
 — Ты не носишь корсета, — почти деловито заметил он, словно речь шла о какой-то обыденной детали. Сорочка тесно облегала ее груди.
 — Только когда сажусь в седло.
 — И кого же ты хочешь оседлать на этот раз? — двусмысленно улыбнулся Макс. Перед глазами встала такая соблазнительная картина, что его плоть набухла еще сильнее.
 — Тебя, конечно, — не задумываясь ответила Кристина, в глубине души зная, что еще немного, и она будет лежать с широко разведенными ногами в ожидании, когда он войдет в нее.
 — Что же, посмотрим, какая ты наездница.
 — И сможешь ли ты меня укротить.
 — Да, борьба будет нелегкой, — рассмеялся он и стянул рубашку через голову, не желая тратить время на возню с пуговицами.
 — Но это я должна была тебя раздеть.
 — Я передумал.
 — Тебе можно, а мне нет?
 — Я больше тебя. Сильнее.
 — Это несправедливо!
 — Но тебе все равно понравится. Подвинься.
 Несколько напряженных мгновений она смотрела ему в глаза.
 — Будь хорошей девочкой, — попросил Макс. Чуть поколебавшись, она подчинилась.
 Он устроился рядом и прислонился к изголовью.
 — Я готов, если готова ты, — полушутливо-полувызывающе бросил он. Тон показался ей сардоническим, темные глаза почти не видны за опущенными веками.
 — Ты раздражаешь меня.
 На загорелом лице ярко блеснули белоснежные зубы. Но и улыбка была скорее хищной, чем игривой.
 — Насколько? — допытывался он, с трудом снимая бриджи: его плоть налилась до невероятных размеров. Кристина почти ощущала, как этот чудовищный отросток погружается в нее, и волна удовольствия мигом заглушила ее неприязнь.
 — Тебе лучше? — пробормотал он, угадывая ее мысли.
 — Немного.
 И она может быть смелой! Макс протянул ей руку.
 — Знаешь, это ново для нас обоих: необычное, возможно, неразумное желание. Но иди ко мне, дорогая. — На этот раз улыбка осветила его глаза. — Я тоже не в силах ждать.
 — Ты сводишь меня с ума. Я обезумела от похоти, — простонала она, взяв его за руку. Макс заметил, что Кристина дрожит от нетерпения. Он рывком поднял ее и усадил на себя. Гадая, испытывали ли другие женщины столь же неудержимую потребность в ласках этого человека, Кристина затаила дыхание, пока он медленно насаживал ее на свою окаменевшую плоть. Нежные складки послушно раздвигались, растягивались, медленно поглощая напряженный стержень. Руки, сжимавшие талию Кристины, постепенно опускали ее вниз, пока она не вобрала его полностью.
 И в этот момент окончательного вторжения оба затаили дыхание.
 Он трезв. Сейчас десять часов утра. И все же он одержим, одержим безумным, ошеломляющим наслаждением, подобного которому еще не переживал.
 Потрясенная, трепещущая, одолеваемая восхитительными ощущениями, Кристина благодарила судьбу и мистические таинственные силы, подтолкнувшие ее к решению ехать сегодня на прогулку.
 Он шевельнулся. Слегка.
 И она пронзительно вскрикнула.
 На какое-то мгновение оба потеряли связь с реальностью. И тут она вдруг ощутила силу его плеч под своими ладонями, а он — судорожное сжатие ее пальцев. А когда взмолилась: «еще… еще…», он немедленно доставил это удовольствие ей, а заодно и себе, впервые в жизни задаваясь вопросом, можно ли умереть от наслаждения. Но почти сразу пожалел об этом, предпочитая ограничиться обычным вожделением. Но тут она немного наклонилась, прижавшись к нему теплой грудью, и лизнула в щеку:
 — Я хочу большего.
 Он приподнялся, рванулся вперед изо всех сил, и она тут же взлетела к вершине, опустив голову, овевая теплым дыханием его щеки, стискивая его фаллос пульсирующими мышцами лона.
 Потребовались вся его сила воли и немалый опыт, чтобы сдержаться и не излиться в нее. Но это слишком опасно, да и она еще не до конца насытилась. Он бы довел ее до пика еще несколько раз, если бы не потерял голову окончательно.
 Но он в самом деле одержим. Странное состояние для человека, завоевавшего славу лучшего любовника не только среди дам общества, но и во многих борделях, как здесь, так и за границей. И когда она наконец обмякла, он подмял Кристину под себя и снова вонзился в гостеприимное лоно: для нее, для себя и во имя одержимости.
 Она была совершенно мокрой, а ее длинные ноги идеально вписывались в изгибы его бедер.
 — Я не отпущу тебя, — пробормотала она, обезумевшая, балансирующая на краю новой пропасти, настолько близкая к небесам, что почти ощущала запах лилий. — Прости…
 — Зато я буду иметь тебя последующие сто лет, — выдохнул он, не уверенный, что целого века будет достаточно, если учесть то, что он сейчас испытывает. — Прости…
 И тут она подняла бедра, чтобы вобрать его глубже. Макс ахнул, сосчитал до десяти и прошептал:
 — Скорее, потому что я больше не могу ждать.
 Но он все же был джентльменом и прошел хорошую школу. И поэтому сумел дотерпеть, пока она снова не кончила. И жалкие остатки самообладания позволили ему отстраниться и излиться на ее живот в бесконечных судорогах экстаза. Сердце отбивало барабанную дробь, мозг отключился, и осталось только бесконечное наслаждение, омывающее его теплыми солнечными лучами.
 Потом Кристина притянула его голову к себе и стала покрывать поцелуями глаза, нос, губы, подбородок, тонкие черные брови и широкую улыбку.
 — Это все мои «спасибо», — сообщила она, утонув в тепле его глаз. — А если у тебя есть время, у меня найдется куда больше.
 — Для такого у меня всегда есть время, — заверил он, чмокнув ее в переносицу. — Но если дашь минуту… мне нужно полотенце, тебе нужно полотенце, нам обоим…
 В дверь тихо постучали, и выражение счастья на лице Кристины сменилось гримасой ужаса. Предостерегающе прижав палец к губам, Макс спрыгнул с постели.
 — Кто это? — холодно, почти безразлично спросил он, схватив одновременно бриджи и полотенце.
 — Это я, хозяин.
 — Сейчас выйду.
 Повернувшись к Кристине, он ободряюще улыбнулся и принялся натягивать штаны.
 — Не волнуйся, это мой камердинер Дэнни. Он всегда опережает остальных ровно на шаг. — Однако, спеша к порогу, он слегка хмурился и, прежде чем заговорить с лакеем, плотно прикрыл за собой дверь.
 — Нас ищут?
 — Нет, хозяин. У меня новости получше. Думаю, вам невредно узнать, что князь Ганс уехал сегодня утром с этой бабенкой, ну… актрисой… как ее… Кемпбелл.
 Брови маркиза мгновенно разошлись.
 — Да неужели?
 — Точно, хозяин. Примерно в восемь — восемь тридцать. Удрали в его экипаже едва ли не нагишом, если понимаете, о чем я. Похоже, они за всю ночь глаз не сомкнули.
 — Думаю, для них здесь чересчур уж тесно. Столько народу!
 — Я слышал, жена пыталась урезонить его, — сообщил Дэнни, пожав плечами. — Может, ему надоело миловаться чуть ли у нее не под носом. Да и подружки ее мешали. Ну а когда грум княгини вернулся, как раз после их отъезда, я и сообразил, что вы захотите здесь побыть немного… как бывало раньше. Поэтому и расспросил Дитера… так, обиняком. Правда, он ничего не заметил, но я догадался, где вы сейчас. Ну и решил известить вас на случай, если отъезд этого типа… князя… что-то значит.
 — Значит, и много, — подтвердил Макс. — Спасибо.
 Он поспешно повернул голову на звук открывшейся где-то двери, сознавая, какой опасности они подвергаются здесь, так близко от поместья Шейлы.
 — Нас уже хватились в доме?
 Дэнни покачал головой.
 — Большинство гостей еще на охоте, а остальные дамы еще не вставали.
 — Превосходно.
 И хотя он не слишком заботился о мнении гостей Шейлы, все же был доволен, что Ганс уехал… доволен ради Кристины.
 — Сообразил, что вам нужно знать, как обстоят дела. Видать, вы не слишком хорошо спали прошлой ночью, верно?
 Дэнни, вероятно, знал Макса лучше, чем кто бы то ни было. Макс нашел замурзанного пятилетнего мальчишку на скамейке рядом с каретным сараем в Хелене. Тот, обливаясь слезами, ждал отчима. Мать мальчишки похоронили накануне, а отчим обещал скоро вернуться. Но его так и не нашли.
 — Значит, я и тебе не дал уснуть, — вздохнул Макс. — Извини.
 — Да нет, ничего… только я мог бы оседлать вам коней сегодня утром.
 — Леди попалась норовистая. — Макс нетерпеливо пошевелил пальцами в поисках подходящих слов. — Да и сейчас еще пугается каждого шума. Но ты приехал вовремя. Мы хотим убраться отсюда и поехать… куда-нибудь в другое место. Сам еще не знаю, куда. Я пошлю леди Темпл записку с правдоподобными извинениями. Теперь, когда князь убрался, вряд ли наше отсутствие будет так уж заметно. Но мне… нам понадобится одежда. Только будь осмотрительнее.
 — Горничная княгини — девушка неплохая. И понимающая. Так что тут проблем не будет.
 Дэнни никогда не испытывал особых трудностей, если требовалось добиться благосклонности очередной девицы, к которой был неравнодушен.
 — Даже в этом случае, — предупредил Макс, — постарайся не проболтаться.
 — Не волнуйтесь, хозяин. Я привезу одежду, и никто ничего не заподозрит.
 — Я пошлю записку с сообщением, где мы остановились. — Макс кивнул на дверь. — Здесь нельзя оставаться. Княгиня нервничает.
 — Верно, хозяин.
 К тому времени как Макс закрыл дверь и подошел к Кристине, Дэнни был уже в конце коридора.
 — Они знают? — боязливо прошептала она. Кристина уже успела надеть юбку и блузку и сейчас сидела на стуле, натягивая сапожок.
 — Никто нас не ищет.
 Кристина облегченно вздохнула и отбросила сапожок, но уже через секунду с подозрением уставилась на Макса:
 — В таком случае почему сюда явился твой камердинер? И почему ты не улыбаешься?
 — Дэнни привез новости. Хорошие или плохие — решать тебе.
 — Звучит не слишком ободряюще, — заметила Кристина, слегка хмурясь.
 — Это насчет твоего мужа.
 — Значит, новости вряд ли хорошие. — Она расправила плечи. — Говори.
 — Он уехал часов в восемь утра…
 Лицо Кристины озарилось радостью.
 — Чудесно! Господи, это просто чудесно!
 — Я еще не закончил.
 — Хочешь сказать, что плохие новости…
 — Зависит от того, как на это посмотреть. Он взял с собой Джину.
 — Вот как?
 Она разгладила морщинки на юбке.
 — В нынешних обстоятельствах мне вряд ли стоит оскорбляться, не так ли?
 — Возможно, нет. Но если предпочтешь…
 Она покачала головой:
 — Нет. Удивительно, как мало сейчас значит для меня Ганс, и я уж точно не собираюсь обременять тебя. Я только хочу сказать, что больше не желаю сидеть и ждать… сидеть и ждать в надежде, что он изменится. И за это должна благодарить тебя.
 — Не стоит. Ты сама приняла решение, когда отослала Дитера.
 Кристина поджала губы.
 — Тут ты прав. Итак, я вырвалась из брачного чистилища… во всяком случае, сделала первый шаг.
 Взгляд темных глаз был безмятежным. Его спокойствие казалось истинным противоядием в отравленном ложью мире ее семейной жизни.
 — Я считаю себя счастливчиком, потому что мне повезло оказаться рядом.
 — Ты — моя вселенная, дорогой. Друг, город, страна, вся округа. Нет, не волнуйся. Это всего лишь на ближайший уик-энд, а потом каждый вернется в свою жизнь.
 — Я не тревожусь.
 И, как ни странно, это было именно так, несмотря на то что всю свою взрослую жизнь он как огня боялся слишком властных женщин.
 — Значит, тебе не терпится пуститься в новое приключение, моя внезапно обретшая свободу возлюбленная? Постель пошире, другой вид из окна? Стены потолще? — поддразнил он.
 — А я твоя… возлюбленная?
 Ей неожиданно понравились звучание этого слова, нежные интонации, сам человек, который его пробормотал. Она никогда не была чьей-то возлюбленной, и только сейчас поняла это, хотя двенадцать лет назад выходила замуж, исполненная надежд на счастье.
 — Да, — просто ответил он, не спрашивая, почему она вдруг запнулась.
 — Мне не терпится пуститься в новое приключение, пока ты будешь рядом.
 — Рассчитывай на меня.
 — Только не слишком далеко, — попросила она, вновь загораясь под его жгучим взглядом. — Где-нибудь в тепле и уюте…
 Она с надеждой посмотрела на постель.
 ―Нет.
 Мягкий, но категоричный отказ.
 — Но ты сказал, что нас не ищут.
 — А вдруг хватятся?
 — Пошли Шейле записку.
 — Будь благоразумна, дорогая. Дитер знает.
 — Неужели нам обязательно ехать прямо сейчас?
 Кристина слегка заерзала на стуле: восхитительная пульсация между ног все усиливалась, мешая связно мыслить.
 Схватившись за подол тяжелой бархатной юбки, она резко дернула его вверх, терзаемая новыми неистовыми желаниями, беспомощная против ненасытной потребности в его ласках. И продолжала поднимать ее выше, обнажая колени, бедра, гребешок светлых завитков…
 — Где твои панталоны?
 — Я не знаю.
 — Как же ты собиралась сесть в седло без них?
 — Какой ты ворчливый! Не сердись на меня.
 До чего бессмысленными казались эти вопросы, едва проникавшие в ее воспаленный мозг!
 — Позволь мне почувствовать тебя в себе еще один раз… на прощание, — едва слышно попросила она. — Пожалуйста…
 Ему следовало бы не слушать ее, потребовать, чтобы они немедленно покинули это место, но какой мужчина смог бы устоять перед этим откровенным призывом?
 — Только раз, — предупредил он. — Дитер может вернуться.
 — Я буду так тебе благодарна, — продолжала она, безразличная к его увещеваниям. — Смотря, я истекаю соком. И так хочу тебя!
 Крохотная струйка жемчужно-белой жидкости поползла по внутренней стороне ее бедра. Макс глубоко вздохнул.
 — Ты понимаешь, что мы не можем здесь долго оставаться?
 — Как скажешь. Я сделаю все, как ты скажешь.
 Перед глазами Макса пронесся вихрь самых непристойно-сладострастных картин, но он был слишком благороден, чтобы играть ее репутацией, и не такой уж новичок в игре, чтобы сгорать от нетерпения.
 Зато она не могла ждать.
 Поэтому он подошел к ней, опустился на колени и, разведя ее бедра шире, медленно раскрыл скользкие складки ее лона. Его пальцы проникли внутрь, но, когда он наклонился, Кристина остановила его, потянув за волосы и подняв голову:
 — Что ты делаешь?
 Он отнял руки.
 — Заставляю тебя кончить.
 — Но так нельзя… я… ты не можешь…
 — Как хочешь. — Он слегка отодвинулся, словно желая встать. — Нам и без того пора.
 — Я не об этом.
 Она не отпускала его, по-прежнему вцепившись в волосы.
 — Просто я никогда…
 — Это оргазм, дорогая. Тебе понравится…
 — Не мог бы ты…
 — Так быстрее.
 Макс разжал ее пальцы и нежно поцеловал.
 — Доверься мне, — прошептал он, кладя ее ладони себе на плечи. — Теперь держись.
 Держаться? Разве может она управлять своими желаниями?
 Раскрасневшаяся Кристина дрожала, задыхалась, и, если сама она не знала, как близка к разрядке, Макс видел все.
 Его пальцы обдавали прохладой ее пылающую плоть, и, когда он притронулся к влажной расщелине, она содрогнулась, сжимаясь при малейшем прикосновении. В ушах звучали строгие наставления матери о приличиях, скромности и достойных манерах. Почувствовав, как она напряглась, он поднял голову:
 — Здесь только мы, мы вдвоем, и я отведаю вкус твоей сладкой киски, хочешь ты этого или нет.
 Сгорая от стыда за свое распутство, за его уговоры, она зажмурилась:
 — Нет…
 Бесплодный, напрасный протест, вероятно, дань материнским предостережениям.
 — Но тебе нравится, когда я дотрагиваюсь… здесь… и здесь…
 И, наклонившись, он осторожно лизнул набухшую горошинку плоти. Кристина изогнулась и едва подавила вопль, не в силах противостоять взметнувшейся волне желания.
 — А теперь, если пообещаешь не кричать, я заставлю тебя кончить дважды.
 Раскрыв створки ее лона еще шире, он обвел пальцем пульсирующий скользкий бугорок.
 — А если будешь хорошей и послушной, обещаю поиметь тебя в экипаже, как только мы уедем отсюда.
 Сунув два пальца в ее узкий грот, онприжал ладонь к клитору и медленно повернул.
 Кристина застонала, когда первая рябь наслаждения сотрясла ее плоть.
 — Помни, ты не можешькричать…
 Он почти ощущал, как пронзает ее оргазм, и, подавшись вперед, опустил голову, втянул в рот тугой, подрагивающий узелок и стал сосать.
 Она честно пыталась держать губы сомкнутыми все то время, когда экстаз захлестывал ее живот, бедра, ноющее лоно, там, где шевелились язык и губы маркиза. Но он продолжал сосать, и неодолимое блаженство поднималось выше, выше и выше… предательское… неумолимое, могучее. И она лишилась разума. Даже угроза оставить ее без второго оргазма больше не волновала, растаяв в жарком пламени страсти.
 Кристина закричала: высокий, жалобный вопль разрядки, и Макс улыбнулся сквозь вкус и запах женщины.
 Он рассчитывал на ее неукротимую чувственность.
 Теперь они могут ехать.
 И их новый, никому не известный приют даст возможность изведать пределы их желаний.




 Глава 7


 Маркиз взял напрокат маленький экипаж, которым мог бы править сам, привязал к задку лошадей и проводил Кристину по лестнице черного хода прямо к конюшне. Сейчас, в промежутке между завтраком и обедом, когда почти все местные жители собрались на рыночной площади, они смогли незамеченными покинуть гостиницу. Макс также заплатил хозяину столько, чтобы стереть из его памяти лица недолгих постояльцев, на случай если кто-то вздумает о них справиться. И они направились на север, прочь от поместья Темпл.
 — Куда ты везешь меня? — лениво спросила Кристина, прижавшись к Максу, обнимавшему ее за плечи. — Не слишком далеко?
 — И не уговаривай, — ухмыльнулся он, — я не собираюсь останавливаться по дороге.
 Ее улыбка манила, звала, обещала…
 — В таком случае… надеюсь, ты скоро найдешь гостиницу.
 — В следующей же деревне. Обещаю. Владелец той, что в Дигби, сказал, что «Красный дуб» находится всего в пяти милях к северу, в полумиле от большой дороги. Уединенное местечко.
 — Он так и сказал, «уединенное»?
 — Нет, — солгал Макс, видя, как она смущена. Говоря по правде, хозяин сообщил это с гнусной плотоядной усмешкой, хотя прекрасно понимал, как опасно лезть в личные дела маркиза Вейла.
 — Однако, если ты тревожишься о приличиях, почему бы тебе не представиться маркизой Вейл? Никто не вздумает проявлять ненужного любопытства.
 — Ты не возражаешь?
 — С чего бы это? Мы никого там не знаем и, даст Бог, не узнаем.
 — Ты не думаешь, что кто-то… я хочу сказать…
 — Нет, дорогая. Нет, — твердо заявил он. — Там мы будем совсем одни. Для Шейлы придуман вполне правдоподобный предлог: мой конь внезапно захромал, и мы вынуждены переждать, пока он поправится. Так что она наверняка утешилась, а остальные о нас думать забыли. Дэнни привезет нам смену одежды… потихоньку, — поспешно добавил Макс, заметив, как она встрепенулась. — Не волнуйся, он настоящее сокровище в таких делах.
 — Еще бы! Думаю, он прошел хорошую школу.
 — Нет, просто на него можно положиться. Он что-то вроде члена семьи.
 — В отличие от моих родственников, которые ни за что не поняли бы такого…
 — Праздника плоти?
 — Да они выговорить не смогут подобной непристойности! — засмеялась она.
 — И твоя сестра тоже?
 Он знал мужа Шарлотты. Герцог отнюдь не был образцом супружеской верности.
 — Не уверена. Когда мы на прошлой неделе обедали вместе, Шарлотта сказала нечто такое, что тогда показалось мне странным. Рассуждала о Джо Харли, его охотничьем домике и картинах… словно сама там побывала.
 — Вы не делитесь друг с другом своими секретами?
 — Думала, что делимся. С другой стороны, сомневаюсь, что рассказала бы ей о тебе.
 — Боишься сплетен?
 — Хочу сохранить воспоминания в сердце, а как только выложишь все кому-то…
 — Все равно могут пойти слухи, так что лучше быть готовой заранее.
 Кристина встрепенулась, но он покачал головой:
 — Не от меня. Я никогда бы и словом не обмолвился, но у Шейлы собрались самые разные люди. Сама знаешь, как это бывает.
 — Скучающие, пресыщенные, а иногда ужасные зануды. Не все, разумеется. Взять хотя бы тебя. Уж ты ни в коем случае не зануда.
 — И хотя пресыщенный, но не слишком, — заметил он серьезно. Только уголки губ чуть дрогнули.
 — А я восхищена вашей опытностью и пресыщенностью, милорд. И ничуть не жалуюсь.
 — А я наслаждаюсь твоей восхитительной невинностью. Ах, как давно…
 — Ты не забавлялся в постели с воплощенной неопытностью?
 — Не испытывал подобных чувств.
 — А я так никогда.
 — Значит, нам обоим повезло, — тихо заключил он. Кристина затаила дыхание.
 — Верно, — выдавила она наконец.
 — Если и дальше будет везти, мы сможем удержать это редкое ощущение…
 — Пока не наступит вторник и гости не разъедутся.
 — Какой цинизм!
 Макс, к собственному удивлению, обнаружил, что больно задет.
 — Скорее практичность.
 — Я не позволяю тебе быть практичной до утра вторника.
 — Я и не… То есть хотелось бы навсегда забыть само это слово, но требовать такого — значит искушать судьбу. Все же ты дал мне больше, чем просто наслаждение. Ты подарил мне надежду.
 — На что?
 Он с нетерпением ждал ответа, почему-то желая услышать от нее нечто связанное с ним, хотя в глубине души понимал всю глупость подобных сантиментов. Они так далеки друг от друга, идут разными жизненными дорогами и нашли лишь одну точку соприкосновения: мимолетное удовольствие.
 — На большую свободу. Большую самостоятельность. Я навеки у тебя в долгу.
 Что она имеет в виду? Свободу заводить любовников? Неужели она подобно многим женщинам ее круга отбросит соображения порядочности и морали и станет менять любовников как перчатки?
 — Какую именно свободу? — холодно уточнил он, словно имел на это право.
 — Свободу не ждать, пока в моей жизни что-то произойдет. Свободу искать собственную дорогу и собственные наслаждения.
 — Ты еще долго пробудешь в Англии?
 Ему не следовало спрашивать. Не следовало лезть не в свои дела. Не следовало мечтать о том, чтобы стать источником этих наслаждений.
 — Еще две недели. Потом мои мальчики вернутся домой на каникулы. В Силезии на Рождество всегда идет снег. А ты? Сколько еще времени проведешь здесь? — поспешно сменила она опасную тему: слишком тяжело было вспоминать о доме и детях.
 — Сам не знаю.
 У него уже был билет на судно, отплывающее в Штаты в четверг.
 Последовало несколько минут неловкого молчания: снова окружающий мир вторгся в их импровизированную и незаконную идиллию.
 Испытывая угрызения совести, изнывая под бременем вины, Кристина села прямее, отодвинувшись от Макса как можно дальше, насколько позволяло короткое сиденье.
 — Может, нам стоит вернуться к Шейле?
 — Нет.
 Пусть он сомневается в своих чувствах и будущих планах, но в одном уверен твердо.
 — А если я стану настаивать?
 — Постараюсь переубедить тебя.
 — А вдруг не сможешь?
 Двусмысленность ответа была совершенно ясна.
 — Послушай, мы уже почти на месте.
 И в самом деле, впереди показалась узкая дорожка, ведущая к гостинице.
 — Я не хочу ехать.
 — Потому что знаешь: я в два счета сумею тебя переубедить.
 — Прекрасно. Именно потому. Ты прав. Доволен?
 — Не желаю быть правым. И хочу лишь одного: быть с тобой там, куда никто не вздумает явиться непрошеным.
 — Нет, — покачала головой Кристина. — Я не могу.
 Но он, не обращая внимания на протесты, свернул на дорожку.
 — Ну… если ты настаиваешь, — язвительно бросила она, — тогда я опозорю тебя перед всеми.
 — Попробуй! — звонко засмеялся Макс. Кристина чопорно поджала губы.
 — Выходит, у тебя совсем нет стыда?
 — Да, дорогая. Я потерял его сто лет назад. Но сомневаюсь, что он имеется у тебя.
 — Ты мне угрожаешь?
 — Всего лишь объясняю, что куда меньше забочусь о своей репутации, чем ты, — поддел он. — И если мне придет в голову, я не задумываясь подхвачу тебя на руки, унесу наверх, в одну из пустых комнат, и запру дверь. И ты ничего не сможешь со мной поделать.
 — Похитишь меня насильно? Против моей воли? А как же владелец? Неужели он пальцем не шевельнет, чтобы мне помочь?
 — Зависит от того, сколько денег он получит от меня.
 — Значит, тебе знакомы правила подобной игры… Впрочем, чего ожидать от человека твоих моральных принципов!
 — Вовсе нет. Я, как правило, не похищаю женщин. У меня в этом нет нужды, — мягко добавил Макс.
 Кристина лишилась дара речи, потрясенная этим простым объяснением, мгновенно увидев себя в длинной очереди женщин, поддавшихся его чарам. И неожиданное воспоминание о разделенном с ним экстазе поставило ее лицом к лицу с неоспоримой правдой: она ничем не отличается от остальных. Но, может, на этот раз ей удастся справиться с искушением?
 — Итак, мне предстоит стать исключением? — спросила она, надеясь, что приняла подобающе строгий вид.
 Он ответил не сразу. Наверное, потому, что его чувства пребывали в смятении, а ее тон допускал множество истолкований. Он никогда не принуждал женщин, но и не верил подобно ей в слепой долг.
 — Ты не исключение, если не пожелаешь им быть.
 — Сомневаюсь, что пожелаю…
 Опять. Опять эта нерешительность. Не похоже, что она яростно сопротивляется, однако, если действительно сомневается, у него хватит уверенности для них двоих.
 — Почему бы нам на этот раз не выбрать самую широкую кровать? — вкрадчиво предложил Макс. — Чтобы мы смогли вдоволь наиграться, прежде чем я предложу тебе дюжину различных способов кончить. Тебя когда-нибудь связывали?
 Он повернулся к ней и, увидев пламенеющие щеки, кивнул.
 — Очевидно, нет. Может, предпочтешь связать меня? Ты никогда не повелевала мужчиной в постели?
 Он едва заметно усмехнулся, забавляясь ее изумлением.
 — Видимо, и это для тебя ново. Или я мог бы расцеловать тебя всю, от розовых пальчиков на ногах до нежных губок, и посчитать, сколько раз ты кончишь от одних лишь поцелуев…
 — Будь ты проклят, — прошептала она сдавленным голосом, стараясь отрешиться от мириад соблазнительных сцен, плясавших перед глазами.
 — Если захочешь чего-то еще, — невозмутимо продолжал Макс, — только дай мне знать.
 — Желаю, чтобы ты отвез меня в Темпл.
 — В самом деле?
 — Д-да…
 Едва слышный, робкий звук…
 — Как жаль, дорогая, а я уже представлял, как вонзаю своего истомившегося петушка в тебя… медленно-медленно, чтобы ты чувствовала его каждым налившимся кровью, пылающим дюймом своей сочной киски. И когда я наконец погружусь глубоко, так чертовски глубоко, что ты ощутишь его в собственном горле, даже не подумаю выйти. Так и будешь лежать, заполненная до отказа мной, моими соками, моими ласками, пока твоя горячая маленькая щелка не насытится. — Наклонившись, он коснулся губами ее щеки. — Я бы заставил тебя кончить столько раз, чтобы ты потеряла счет… мы потеряли счет, и потом любил бы тебя еще и еще…
 Она горела, таяла, умирала от жажды. Изнывающее лоно пульсировало так мощно, словно он уже вошел в него.
 — Я не должна… — пробормотала она, судорожно сжимая кулаки. — Мы не должны…
 Макс рывком притянул ее к себе.
 — Должны, и не думай о… — Он раздраженно выдохнул. — Не думай о том, о чем думаешь. Сейчас ничто не имеет значения, кроме этого. Ты, я и это…
 — Мне следовало бы взять себя в руки, — возразила она, слабея от желания. — Подумать о последствиях…
 — И мне тоже. Но мне все и всегда сходило с рук, — заверил он так серьезно, что ее страхи отошли на второй план. Впрочем, может, сама Кристина нашла в себе мужество идти дальше? Или взяли верх ее так недавно проснувшиеся желания?
 — Поверить не могу, что отважилась на такое… что сгораю от вожделения… Боже, Макс, в гостинице обо всем догадаются по нашим лицам!
 — Никто ничего не узнает, — заверил он. — Кроме того, им положено угождать постояльцам. Люди приезжают каждый день и просят отвести им комнату. И я буду пристойнее самого папы. Вот увидишь.
 Так и оказалось. Манеры Макса, как и почтительный тон, которым он обращался к своей краснеющей «супруге», были безупречны.
 — Какой воспитанный молодой господин! — заметил владелец жене после того, как проводил постояльцев в лучший номер. — Наверное, священник, уж больно учтивый и приветливый.
 — А может, и знатный лорд. Такие люди платят священникам за то, чтобы творили добрые дела в своих приходах. Да, а он сказал, что они хотят на ужин? Пошлю-ка я, пожалуй, Джимми за цыплятами к фермеру Уоттсу!
 — Насчет ужина он ничего не говорил, но потребовал воду для ванны. Вроде бы сегодня они полдня скакали верхом.
 — До чего же красивая пара, доложу я тебе. И влюблены друг в друга, — с легкой завистью вздохнула немолодая женщина. — Заметил, как он на нее смотрел? Не слишком благочестиво, я бы сказала.
 — Он заплатил мне вдвое против запрошенного за то, чтобы их не беспокоили, так что мне плевать, кто там он на самом деле. Объяснил, что жена устала и хочет спать.
 — В такое время? Да уж, у богатых нет никакого понятия о приличиях. Делают все, что в голову взбредет!
 — И пусть делают. Хоть на голове ходят. Лишь бы денежки платили!
 — Кстати, давай-ка их мне, — потребовала жена, протягивая руку. — На тот случай, если тебя вдруг потянет сыграть партию в карты. Не желаю, чтобы они перешли в карман Тому Бейли!
 — Ну, как я выглядел? — прошептал Макс, схватив Кристину в объятия, едва за хозяином закрылась дверь. — Обращался ли со своей дорогой женой с той почтительностью, которой она заслуживает?
 — Ты был всем, о чем только может мечтать жена, — кивнула она, завороженная его причудливой фантазией. — Могу поклясться, что ты — радость моей жизни.
 — А ты — счастье моей.
 Как он восхищал ее, как легко было бы влюбиться без памяти… если бы она не держала себя в руках. Но сейчас в ее голосе зазвучали дразнящие нотки, потому… потому что только последняя дурочка может принимать всерьез эту головокружительную авантюру, особенно с таким человеком, как Макс.
 — Вы нашли нам поистине огромную кровать, милорд.
 — Чтобы лучше ублажить тебя… и меня. И нас.
 Его голос был непривычно мягок. В глазах сияла нехарактерная для него нежность.
 Господь и вправду наделил его природным обаянием. Умением покорять женщин с одного взгляда. Как часто Макс повторял это другим любовницам?
 Он услышал ее сожалеющий вздох.
 — Я что-то не то сказал?
 — Я не так искусна в любовных играх и словесных поединках. И поэтому чувствую себя не в своей тарелке. — Она слегка отстранилась. — Не уверена, что сумею казаться беззаботной, беспечной и бесшабашной, как того требует обстановка.
 — Ошибаешься.
 — Вряд ли. Ах, Макс. Признайся, как часто ты бывал раньше… с женщиной, которая тебя хочет?
 — Никогда! — вырвалось у него. — Послушай, честность — редкое свойство… в подобных ситуациях, как и чувства, которые ты во мне пробуждаешь. И сейчас я способен думать о беспечности не больше, чем ты. Даю слово.
 Но яснее всяких слов за него говорили глаза. Это немного утешало, однако отринуть жизненные принципы оказалось не так легко. И хотя она могла поддаться соблазну так же самозабвенно, как в Дигби, что-то изменилось. Больше это не минутный каприз, подогретый гневом и изменой. Они приехали сюда с определенной целью. И теперь ее переполняли сомнения.
 — Я отчаянно хочу тебя и так же отчаянно не хочу. Понимаешь? Желаю остаться здесь с тобой навсегда или уйти за секунду до того, как не смогу сделать это, прежде, чем моя жизнь…
 — Необратимо изменится. Знаю. Кольцо его рук сжалось чуть сильнее.
 — Ты спросила, когда я покидаю Англию. Я должен был ответить «в четверг», но не сделал этого, потому что не уверен, что сумею оставить тебя. Поэтому не говори мне о бесшабашности.
 Мир сошел со своей оси, куда-то покатился, и осталась одна надежная опора — его объятия.
 — Но вчера мы даже не были знакомы, — ошеломленно пробормотала она. — Что происходит?!
 Он долго не отвечал, и она вдруг испугалась, потому что его ответ так много для нее значил.
 — Что бы там ни было, мы с этим справимся, — решил он наконец.
 Как можно истолковать столь явную двусмыслицу? И более того, как Макс разделывается с чересчур любящими заявлять на него права дамами? Или она отдалась человеку, который исчезнет из ее жизни так же неожиданно, как появился?
 — Прежде всего я не уеду в четверг.
 В окружавшем ее жизнь мраке внезапно просияло солнце, и на этот раз она не стала доискиваться причин нахлынувшего счастья.
 — Ты не представляешь, как я рада!
 — Представляю, — возразил он с отчетливым, чуть тягучим американским акцентом. — Еще как представляю.
 Вдруг разом обессилев, она прижалась к нему, положила голову на грудь и разрыдалась.
 — Ну… ну… не стоит… — шептал он, гладя ее по спине. — У нас на это времени нет. За две недели нужно так много успеть!
 Она подняла полные слез глаза:
 — Вместе?
 — Предлагаю тебе отказаться от всех приглашений и визитов. Ты будешь слишком занята.
 — Правда? — вырвалось у нее с такой горечью, что Макс потрясенно кивнул. Сколько же раз ее обманывали и предавали?
 — Слово чести, — улыбнулся он. — Поедем в Минстер-Хилл, а потом… вдруг мне вздумается посетить Силезию?
 — Нет! Ни в коем случае!
 Это невозможно, ведь там за ней следят родственники Ганса!
 Она явно чем-то напугана!
 — Об этом мы еще успеем поговорить.
 — Нет, Макс, — настаивала она, упираясь кулачками ему в грудь. — Мы не станем об этом говорить. Это совершенно исключается. Понятно?
 — Как скажешь.
 Слишком уж он сговорчив!
 — Я серьезно, Макс. Обещай мне.
 — Я не сделаю ничего против твоей воли.
 Туманные, неопределенные, тревожащие слова.
 — Скажи, что не приедешь в Силезию.
 — Я не приеду в Силезию, — повторил Макс и про себя добавил: «Но мог бы оказаться в Силезии, подвернись подходящий предлог». Как человек, выросший на Диком Западе в те времена, когда закон утверждался пулей и петлей, Макс умел позаботиться о себе.
 — Спасибо, — облегченно выдохнула она.
 — И тебе спасибо за то, что одобрила мой выбор кровати.
 Времени и в самом деле было немного, не стоит тратить его на лишние споры. Поэтому он лениво протянул:
 — Что предпочитаешь сначала: ванну или секс? Решать тебе, потому что я из кожи вон лезу, чтобы казаться истинным джентльменом, и никоим образом не собираюсь навязываться.
 — Разве что самым восхитительным образом… по крайней мере я на это надеюсь.
 — О, тут меня просить не нужно,  chou  chou [2] . Речь идет всего лишь о порядке событий.
 — В таком случае мне не придется решать насчет секса, — усмехнулась она.
 — Я принял решение за тебя, — подхватил он.
 — Значит, я должна покориться?
 — Или я должен услужить тебе, зависит от точки зрения.
 — То есть намекаешь, будто я чересчур требовательна?
 — Только в самых определенных и приятных случаях, вроде того, когда просишь рая на земле.
 — Так я тебе все-таки нравлюсь?
 — Да, черт побери! Так что не играй со мной, — прорычал Макс и, ошарашенный воздействием ее невинного кокетства, тем эффектом, который произвели ее слова, и обязанностями, которые они на него возлагали, тихо выругался, резко снял ее руки со своей груди и отступил, словно отгораживаясь от кандалов, какими неизменно представлялись ему искренние отношения. Сколько лет он ловко уклонялся от постоянных связей, и вот теперь добровольно сдается?
 — Мне нужно выпить. А тебе?
 Он огляделся в поисках несуществующего столика с напитками и, не дожидаясь ответа, сухо сообщил:
 — Сейчас вернусь.
 Услышав стук захлопнувшейся двери, Кристина подошла к окну и прислонилась лбом к стеклу. Прославленный донжуан потрясен! Она понимала, что он сейчас испытывает. Ее благополучный мирок тоже разлетелся на осколки: все традиции и законы, правила поведения и приличия сметены человеком, который дал ей столько счастья, что непонятно, как она могла быть довольна пародией на ту жизнь, которую считала настоящей.
 Она тут же напомнила себе, что этот человек всего через две недели исчезнет навсегда. А может, и раньше.
 Кристина вздохнула и потерла пальцем запотевшее пятнышко.
 Очевидно, Макс расстроен или выведен из себя настолько, что нуждается в подкреплении. А это означает, что он вряд ли спокойно воспринимает происходящее… события или ситуацию…
 Кристина снова вздохнула и нарисовала на стекле сердечко… как влюбленная, полная надежд девчонка, готовая отбросить суровую реальность ради блаженных грез. И за то время, что его не было в комнате, она намалевала целую гирлянду сердечек на всех окнах, словно заклинание счастья, и каждое было символом удачи, романтических стремлений и волшебных снов.
 Но, услышав звук шагов, Кристина несколькими широкими взмахами поспешно стерла все доказательства своей глупости и повернулась к двери как раз вовремя, чтобы увидеть входившего Макса. Руки его были заняты блюдом с румяными яблоками, поверх которых возвышались губка, бутылка бренди и два стакана. На его лице сияла широкая улыбка.
 — Я пришел с подарками. Миссис Бегшот подумала, что моя леди жена должна попробовать ее особенных яблок. Губка… ну… я попросил новую, специально для нашей ванны. Правда, посоветовал мистеру Бегшоту не слишком спешить с водой. Надеюсь, ты не возражаешь, но иначе она бы остыла. Я сказал, что ты спишь. Поразительно, как в подобных случаях ложь громоздится на ложь! Не то чтобы я раньше проделывал такое… поверь, никогда. Но, так или иначе, спускаясь вниз, я решил, что больше всего на свете хочу быть с тобой и держать тебя в объятиях, и черт с ним, со всем остальным. Надеюсь, ты не возражаешь, а если возражаешь, помни, что я вешу вдвое больше тебя и не менее чем на фут выше, так что подумай о последствиях. И учти, что пока я пытаюсь договориться миром.
 Он может озарить ее сердце единственной улыбкой и превратить из законченного скептика в озорную, сумасбродную девчонку.
 — А мне кажется, что ты потребуешь гораздо большего и не удовольствуешься тем, что можешь просто держать меня в объятиях, — кокетливо бросила она. — Надеюсь, ты не возражаешь, а если возражаешь, помни, что я собираюсь сорвать с тебя одежду с полным пренебрежением к твоим желаниям и овладеть тобой, хочешь ты этого или нет. — Ее улыбка была ярче солнца. — И учти, что пока я пытаюсь договориться миром.
 — Похоже, эта бутылка мне не понадобится, — вздохнул он, ставя вышеуказанный предмет на стол.
 — Вряд ли у тебя будет время пить, если только не явишь чудеса проворства.
 — Честно говоря, я на это способен, но на ум приходят гораздо более приятные способы пустить в ход столь редкий талант.
 — И что бы ты ни говорил на этот раз, я разденусь быстрее тебя.
 Он с деланной угрозой шагнул к ней, но Кристина ловко увернулась и, зазывно качнув бедрами, отошла в шелесте юбок.
 — На твоем месте я бы поторопилась.
 — Не беспокойся за меня, моя дорогая жена. Я не отстану.
 — А вот это мы еще посмотрим, мой дорогой муженек. И это слово, пусть и брошенное в шутку, растеклось сладостью у нее во рту.




 Глава 8


 Макс едва не проиграл, но все же ухитрился избавиться от одежды на какую-то долю секунды раньше Кристины.
 — Сказывается долгая практика, — шутливо вздохнула она, швырнув в него сорочку — последний предмет туалета.
 Игнорируя замечание, угрожавшее перерасти в перепалку, Макс поймал прозрачную ткань и бросил на пол.
 — Больше тебе это не понадобится. Я намерен отныне держать тебя голой и голодной в своей уютной берлоге. Так что тебе лучше покориться, — прорычал он, решительно двинувшись к ней. — Чтобы исполнять мои прихоти.
 — Или тебе — мои, — сообщила она, вскинув брови.
 — Ах, где ты была до сих пор?
 — Ждала тебя.
 — Черт возьми, сколько же времени я потратил даром!
 — А мне придется наверстывать потерянное время!
 — Идеальное сочетание, не так ли? — усмехнулся он, беря ее за руку и увлекая к постели. — Могу я предложить вам это гигантское ложе, мисс Наверстывающая-потерянное-время?
 — Ты в самом деле хочешь, чтобы я тебя привязала?
 — Конечно, — удивленно протянул он.
 — И не станешь сопротивляться?
 — Все, что прикажешь, дорогая. Я твой.
 Вообще-то он не часто соглашался на такое. Вернее, редко. А еще вернее — всего однажды, и то давным-давно.
 — Тебе этого хочется?
 — Не знаю… если не возражаешь… сама идея весьма интригующа… но только с тобой. Впрочем, с тобой все кажется интригующим: секс и простая беседа, одеты ли мы, или на нас ничего нет. Вот видишь, во что ты меня превратил. Кажется, я влюблена… нет, вернее, увлечена. Думаю, это более точное определение, если учесть, как мало мы знакомы. И кроме того, ты всегда так восхитительно готов! — ахнула Кристина, глядя на его вздыбленную плоть.
 И немудрено: при слове «связать» его плоть неудержимо рванулась вверх.
 — Должно быть, ты что-то такое сказала, — ухмыльнулся он, садясь на кровать и ставя Кристину между раздвинутыми ногами.
 — О, так и быть… хотя ты должен мне помочь. Кстати, а чем тебя связать?
 Макс огляделся.
 — Гардинные шнуры подойдут?
 Она оглянулась. Окна были завешены простыми муслиновыми шторами, перехваченными широкими лентами гро-гро. Обернувшись, она наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку.
 — Как ты мил, что позволил мне такое.
 — Но у меня есть одно условие, перед тем как меня прикуют.
 — О, дорогой, ты этого не хочешь.
 Уж слишком сдержанно он произнес слово «прикуют».
 — Ничего подобного.
 Какая обаятельная, чарующая улыбка!
 — Но в зависимости от обстоятельств я могу опоздать. Понимаешь? Не сумею вовремя выйти из тебя. Тут поможет губка… внутри, — добавил он, отвечая на ее безмолвный вопрос.
 — Значит, губка не для ванны?
 ―Нет.
 Он в который раз поразился ее наивности. После двенадцати лет брака и двоих детей она понятия не имеет о противозачаточных средствах! Можно только гадать, каковы супружеские отношения князя и княгини! Но почему мысль о том, что она редко принимает мужа в постели, так приятна?
 — Наверное, сначала следует сделать именно это.
 — Ты сможешь излиться в меня без нежелательных последствий?
 Он на миг почувствовал себя преподавателем гигиены.
 — Теперь ты видишь мои эгоистичные мотивы.
 — О, мне они нравятся… — Она снова вспыхнула. — То есть… мне так хорошо, когда ты…
 Казалось, даже ее груди порозовели!
 — Садись, — предложил он, подтолкнув ее на кровать, и, встав, улыбнулся. — Подготовимся к сексу.
 — О Господи… Макс… только услышав это, я уже… Она закрыла глаза, отдаваясь на волю расплавленному жару, залившему ее лоно.
 Макс легко коснулся губами ее сомкнутых век.
 — Это неизведанная территория для нас обоих, — пробормотал он, приподнимая ее подбородок согнутым пальцем, и, когда ее ресницы взметнулись вверх, добавил: — Я, как правило, не позволяю себя связывать.
 — Но позволишь ради меня?
 — Я бы сделал для тебя все на свете.
 — Не предлагай мне так много. Я жадная. Он ответил сладострастной улыбкой.
 — О, дорогая, поверь, я намерен получить свою долю.
 — И нам никто не помешает?
 Она чувствовала себя восхитительно развратной и не могла поверить, что у них достаточно времени.
 — Бегшотам хорошо заплатили за наше уединение.
 — В таком случае скорее покажи мне. Покажи губку, которая позволит тебе быть со мной до конца.
 Он подошел к столу, взял губку и, вынув из кармана небольшой золотой ножичек, вырезал из нее овальный кусочек. Потом налил в стакан немного бренди, окунул губку и тщательно выжал.
 Сгорая от вожделения, она тем не менее зачарованно наблюдала за ним. За каждым движением. Каждым жестом. Точным. Завораживающим. Пьянящим. Даже самая равнодушная женщина должна согласиться, что он само совершенство. Тугие бугрящиеся мышцы, живое свидетельство его постоянных тренировок, высокое стройное тело таких идеальных пропорций, что могло бы послужить моделью любому скульптору. Бронзовая кожа, смоляные волосы… как не похоже это на все, что она когда-то искала в мужчине!
 Вернувшись к кровати, Макс показал ей кусочек губки.
 — Наверное… лучше это сделать мне.
 — Ты прав. Не уверена, что смогу правильно…
 Она осеклась. Лулу рассказывала о каком-то каучуковом колпачке и «французских письмах» [3] , но ни словом не упомянула о губке. А откуда узнать о таких вещах женщине, которая за двенадцать лет считанные разы бывала с мужчиной?
 — Боюсь, я никогда не обращала внимания… на такие вещи.
 Он пережил минуту чисто мужского торжества. Сознания того, что обладает женщиной, совершенно невежественной в подобных вещах. И поразился внезапно нахлынувшим угрызениям совести. И это он?! Тот, кто всегда исповедовал принцип равенства в любовных играх?
 — Правда, я слышала о «французских письмах». У тебя их нет?
 — Я не рассчитывал на…
 — …что-то, кроме прогулки верхом. Понимаю. — Она раздвинула губы в медленной улыбке. — А я соблазнила тебя.
 — За что я глубоко благодарен, — хмыкнул Макс.
 — И теперь собираешься позволить мне делать с тобой все, что угодно? — пробормотала она, восхищенная тем, что может впервые в жизни разыгрывать кокетку.
 — Не беспокойся, я отвечу тем же. Пока это всего лишь предупреждение, — поддразнил он, опрокидывая ее на спину.
 — Ты меня тоже свяжешь?
 — Я еще не решил, — лукаво улыбнулся он, поднимая ее колени и раздвигая ноги. — Посмотрим, в каком я буду настроении.
 — Ты по крайней мере хотя бы знаешь, что делать. А для меня это так ново… о Господи, включая и это…
 Она выгнула спину и тихо застонала: длинные, пальцы Макса скользнули вверх, проникли в лоно, чуть нажимая на пульсирующую плоть, проталкивая губку, казалось, в самое ее чрево… удерживая легким надавливанием, пока яростные судороги сотрясали ее существо.
 Только сверхъестественным усилием воли удержался он от того, чтобы не оседлать Кристину, особенно сейчас, когда появилась возможность исторгнуться в нее. Ноздри Макса раздувались от напряжения, необходимости подавлять свои желания, и он, резко выдернув пальцы, встал и отодвинулся.
 — Это будет чертовски трудно, — пробурчал он, снова борясь с ошеломляющим порывом взять ее, сейчас и немедленно. Их взгляды скрестились: ее — лихорадочный, его — жадный.
 — Я не могу ждать. Прости. Я чувствую себя такой простушкой, глупенькой и наивной, но не могу…
 «Слава Богу!» — подумал он, чувствуя, что теряет контроль над собой.
 — Мы слишком долго не были вместе, — выдохнул он вслух, подводя свой набухший фаллос к жаждущему лону, забыв о том, что прошел всего час с тех пор, как они любили друг друга.
 Обезумев от желания, она гостеприимно развела бедра, и он свирепо ринулся в нее, как враг в завоеванный город.
 — На этот раз я наполню тебя своим семенем, — хрипло выдавил он. Властно. Как хозяин.
 — Каждый раз…
 Она поняла, что он предъявил на нее права, и хотела его с яростью, которая всего день назад была бы невозможной.
 — Каждый раз, — поклялся он, и его слова прозвучали скорее вызовом, чем подтверждением. Раздвинув ее ноги еще шире, он снова вонзился в нее могучим, горячечным выпадом.
 И она на кратчайший миг потеряла сознание.
 Из его груди вырвался тихий рык. Подсунув ладони под ее попку, он почти грубо дернул ее вверх, подгоняемый невыразимой потребностью владеть. Сделать своей.
 Равнодушная ко всему, кроме урагана ощущений, не сознававшая того, какие эмоции владеют Максом, она двигалась в одном ритме с ним, желая большего. Дыхание застревало у него в груди, мышцы спины, казалось, вот-вот порвутся, но он только крепче стискивал ее ягодицы, требуя, приказывая, заставляя.
 Их соитие было исступленным, мучительным, алчным.
 Он потерял способность мыслить ясно: поразительное помрачение ума для мужчины, всегда приравнивавшего секс к обычному спорту, разве чуть более азартному. Она, похоже, снова теряла сознание, хотя не знала, возможно ли это в пылу страсти. Но в конце, когда льнула к нему, испуская дикие, бессвязные крики, а он с каждым вздохом изливался в нее мощными струями, и кровать, и гостиница, и ноябрьский день растворились, ушли за грань сознания.
 Некоторое время спустя, когда они немного пришли в себя, а действительность вернулась, до них постепенно стали доходить стук дверей, чьи-то голоса, прохлада, солнечные лучи, проникавшие в окна…
 «Значит, можно на самом деле купаться в наслаждении», — подумала она.
 И секс перестал быть просто сексом, смутно понял он.
 Макс встрепенулся первым, возможно, по привычке: он часто занимался любовью в будуарах, где в любую минуту мог появиться разъяренный муж. И сейчас повиновался инстинкту.
 Кристина подняла голову, когда он шевельнулся.
 — Одновременный финиш, — пояснил он с улыбкой. — Нужно срочно повторить.
 Кристина и не подозревала, что на свете может существовать столь идеальная гармония.
 — Должно быть, это одно из чудес Господних.
 — Так оно и есть, — кивнул Макс.
 — Теперь я не шевельнусь целых десять лет, — объявила она, жмурясь от удовольствия.
 Он улыбнулся.
 — Я пошлю Шейле записку.
 — Если только…
 Макс, как человек действия, был более уверен в себе.
 — Можешь делать все, что пожелаешь.
 — А я думала, только мужчины могут делать все, что пожелают.
 Макс пожал плечами:
 — И некоторые женщины тоже.
 Чмокнув ее в нос, он откатился и потянулся за полотенцем, равнодушный к загадкам пола.
 Лишенная его тепла, она вздрогнула. Макс заметил это и быстро вскочил:
 — Сейчас разведу огонь.
 Укутав Кристину одеялом, он отдал полотенце, сунул руку между ее бедер и молниеносно вынул губку, прежде чем она успела удивиться.
 — Со временем все сама усвоишь, а пока… — галантно пробормотал он и, подойдя к умывальнику, открыл дверцу внизу и избавился от губки. Потом вытерся маленьким полотенцем, бросил под умывальник и его. Очевидно, он был не только знаком, но и вполне освоился со всеми прозаическими подробностями случайных рандеву.
 Он ничуть не стеснялся своей наготы, как и практических вопросов секса, и она с нескрываемым интересом новичка наблюдала за каждым его движением. И вдруг перед глазами всплыла сцена с Лулу в спальне дома Шейлы: безразличный взгляд, отсутствие всякого смущения…
 Волна неловкости… отвращения к себе снова захлестнула ее. Она и в самом деле последняя в длинном списке готовых на все женщин.
 Но он, словно что-то почувствовав, с улыбкой обернулся, и она без всяких видимых причин мгновенно забыла все обиды.
 — Сейчас я тебя согрею, — пообещал Макс, садясь на корточки и подбрасывая дрова в камин. — Здесь достаточно топлива, чтобы поджарить оленя. Вряд ли вы устраиваете барбекю в Силезии.
 Счастье Кристины было так огромно, что сейчас ей было все равно. Ну и пусть она всего лишь очередная одалиска в его гареме, пусть!
 — Да и в Англии тоже, — ответила она, умирая от желания провести ладонями по его гладкой спине, снова ощутить его силу и мощь.
 — Тебе бы понравилось наше ранчо в Монтане, особенно летом, когда цветут дикие розы. Они тянутся вдоль берега реки на многие мили. Ну вот, сейчас разгорится.
 Он встал и отряхнул руки.
 — Я никогда не была в Америке. Но столько слышала о тамошних бескрайних землях!
 — Плывем со мной? Я покажу тебе Америку.
 — Вот так взять и уплыть?
 — Возьми мальчиков.
 — Ты с ума сошел.
 — Возможно.
 «Наверняка», — подумал он. Разве нормальный человек пригласит женщину, которую только что встретил, и ее сыновей, которых в жизни не видел, к себе домой, в чужую для них страну?
 Решив, что глоток-другой бренди успокоит его разгоряченный мозг, он шагнул к столу, взял бутылку и стаканы и понес все это к кровати.
 — Еще немного тепла, миледи, — проговорил он, растягиваясь рядом, твердо решив игнорировать будоражившие душу мысли. Вытащил пробку зубами, наклонился, уронил ее на пол и, налив янтарной жидкости в стаканы, протянул Кристине один.
 — Немного рановато для выпивки, не находишь? Макс удивленно поднял брови:
 — Тогда не пей вообще.
 Но она взяла стакан, осознав, что бренди в такой час — куда меньший грех, чем лежать в постели с мужчиной, которого впервые увидела только вчера.
 — А если терзаешься угрызениями совести, — заметил он с легкой улыбкой, словно читая ее мысли, — подумай о том, что сегодня вечером мы могли бы сидеть за столом в обществе леди Моффет и слушать ее бесконечные рассуждения.
 Кристина невольно улыбнулась.
 — Причина вполне достаточная для того, чтобы наслаждаться твоими ласками.
 — Одна из причин… — хмыкнул он, дерзко оглядывая ее поверх краев стакана.
 — Одна из многих, надеюсь.
 Она осторожно отпила глоточек.
 — Рассчитывай на это, дорогая. Как только комната согреется. Не хочу, чтобы моя возлюбленная подхватила простуду, — объявил он, осушив стакан.
 — Когда ты рядом, мне не грозит никакая простуда. Я бесстыдно пылаю, стоит тебе подойти на шаг. Ты всегда пьешь так рано?
 — А ты что, моя мать?
 Он вновь наполнил стакан и так же быстро выпил.
 — Предпочитаю не быть твоей матерью, если понимаешь, о чем я.
 Он понял и, внезапно забыв о бренди, привлеченный возможностью куда более приятного времяпрепровождения, взял у нее стакан.
 — Довольно разговоров.
 — Это приказ? Ты командуешь, я подчиняюсь?
 — Это вопрос размера, — хмыкнул он.
 — Кстати, о размерах, — пробормотала она, опуская взгляд.
 — Мы готовы, — хрипловато предложил он. — Ко всему на свете.
 — Даже к тому, что я тебя свяжу? — мягко осведомилась она.
 — Или я — тебя, — так же мягко пообещал он. Кристина кокетливо надула губки:
 — Уже в кусты? Несправедливо, ведь я никогда в жизни…
 Его гримаса испугала ее.
 — Не напоминай о той свинье, которую именуешь мужем!
 Кристина уставилась на него, пораженная неожиданно резким тоном.
 — Вряд ли ты имеешь право его упрекать.
 — Надеюсь, ты его не защищаешь.
 Она не защищала. Не могла.
 — У тебя нет причин сердиться на меня.
 А если бы и была, он, честно говоря, не стал бы этого делать.
 — Ты права, — тихо признал он. — Прости меня.
 — Возможно, я могла бы… — Она озорно усмехнулась. — С одним условием.
 — И будешь настаивать на своем, верно? — рассмеялся он.
 — Считай это жизненным уроком. И я счастлива иметь такого наставника, как ты.
 «Весьма лестно», — жизнерадостно отметил он, снова возвращаясь мыслями к более заманчивым занятиям.
 — В таком случае это я должен командовать.
 — А сам не терпишь приказов.
 — Обычно не терплю.
 — А ради меня?
 Нежная, но настойчивая мольба. Она пробует свое новое умение кокетничать.
 Он спустился чуть ниже и долго смотрел на нее, прежде чем махнуть рукой.
 — А, дьявол, почему бы нет? Но не могу гарантировать длительное послушание.
 — Как только тебя свяжут, дорогой, тебе не придется ничего гарантировать.
 — Боже, — простонал он, — на что я только не иду, лишь бы угодить тебе!
 — Не нужно. Можешь уходить.
 — Неужели ты воображаешь, будто я оставлю тебя? Или позволю тебе меня покинуть?
 — Итак?
 Макс подумал, что она слишком уж развеселилась, но был рад потакать ей хотя бы потому, что она невероятно нравилась ему. Такого он еще не испытывал. Нечто новое, свежее, живое… искреннее.
 — Ладно, ты главная, — неохотно буркнул он.
 — Лучше объясни, что сначала делать.
 — Ну уж нет. Справляйся сама.
 — Что же, значит, придется импровизировать.
 — Интересно, как это у тебя получится, — ехидно улыбнулся он.
 Макс успел выпить еще два стакана, пока она отвязывала ленты. При этом он задавался вопросом, почему вообще пошел на это, если ненавидит ограничения любого рода. Да к тому же не мог вспомнить, когда в последний раз повиновался приказам женщины.
 — Представь, дорогой, как тебе пойдет голубое!
 Глаза его зловеще сузились.
 — Забавляешься?
 Кристина кивнула, откидывая назад золотистое покрывало волос.
 — В жизни так не веселилась. Подумать только, я совсем голая перед кем-то еще, кроме моей горничной, и ничуть этого не стесняюсь! Мало того, собираюсь связать этого восхитительного, сильного…
 — Не могла бы ты выразиться поточнее, милая? Исключительно ради моего спокойствия.
 — Восхитительного, сильного, дорогого мне человека, которого я обожаю, — с улыбкой продолжала она. — И это в то время, когда мне не следовало тебя обожать, не следовало быть здесь, а я продолжаю наслаждаться и счастлива до безумия.
 Она никогда не стояла нагой перед мужем?
 В очередной раз поразившись и одновременно обрадовавшись, он мудро не высказал своих мыслей вслух. Сейчас не место и не время напоминать ей о муже. Правда, князя явно не занимали проповеди супружеской верности. Прошлым летом, на стипль-чезе, у него в постели перебывало множество женщин, причем ни с одной он не провел две ночи подряд.
 — Повтори, что там насчет обожания? Я не расслышал. Кажется, мне начинает нравиться, — объявил Макс. — Означает ли это, что мне придется дирижировать всеми твоими дальнейшими действиями?
 — О нет, дорогой. Не настолько уж я тебя обожаю. Считай, что делаешь мне громадное одолжение. Подумай только, чему приходится учиться!
 — Так это научный термин?
 — Совершенно верно. Еще немного, и я наберусь опыта и ни в чем не буду уступать тебе.
 — Черта с два! — вырвалось у него.
 Кристина от неожиданности так растерялась, что он тут же смягчился.
 — Последнее замечание можешь вычеркнуть. Считай, что я просто борюсь с совершенно неуместным собственническим инстинктом.
 — Бедняжка, — улыбнулась она, радуясь, что не одинока в смятении чувств. — Но берегись, ты не знаешь, о чем я думаю. Сказать? Думаю, что неплохо бы навеки приковать тебя к кровати.
 Она несвязно замурлыкала, проводя голубой лентой по его ногам.
 — Поэтому и я проверяю границы своего права на собственность.
 Он имел в виду не это. Но о том, что он имел в виду, лучше не думать, учитывая те обстоятельства, в которых они оказались. Поэтому он устроился поудобнее и предложил:
 — Давай-ка определим, кто кем владеет.
 — Чур, я первая!
 — Не возражаю против того, чтобы оказаться последним. У меня времени больше.
 — Зато сейчас ты в моей власти. Протяни руку, дорогой.
 Он великодушно подчинился, и скоро его руку обвила широкая лента, аккуратно завязанная двойным бантом. Ему следовало бы знать, что она станет украшать его бантиками.
 — Как мило ты выглядишь, словно подарок, упакованный специально для меня, — заметила она с довольной улыбкой. — Другую руку, пожалуйста.
 Он терпеливо ждал, пока она закончит свои манипуляции.
 — А теперь ложись. Хочешь подушку под голову?
 — Неплохо бы кое-чем прикрыть мне лицо. Как тебе такая мысль?
 — Неужели? — Ее глаза широко распахнулись. — Чудесно! Просто чудесно! Видишь, я способная ученица.
 Вскоре обе его руки уже были привязаны к кроватным столбикам, под голову подсунута подушка, и княгиня Цейс вовсю развлекалась, прикручивая его щиколотки к изножью кровати. И не будь он спутан по рукам и ногам, наверняка разделял бы ее радость. Но все же с нетерпением ждал, что будет дальше. Чувственность захлестывала через край, затмевая всякое недовольство его нынешним положением. Его плоть уже поднялась и готова была преподать леди любой урок, которого та требовала.
 — Я нахожу это чрезвычайно возбуждающим, — пробормотала Кристина, стоя у кровати и восхищаясь результатом своих трудов. — При одной мысли о том, что сейчас  это войдет в меня… — она скользнула кончиком пальца по пенису, нежно обвила набухшие вены, — я буквально истекаю соком.
 — Не верю. Дай мне убедиться, — прошептал он сквозь стиснутые зубы, судорожно выгибая спину: каждое ее прикосновение доводило почти до безумия.
 — Смотри.
 Она погладила шелковистый венерин холмик.
 — Отсюда ничего не видно.
 — На сколько я должна приблизиться?
 — Примерно на столько. — Он шаловливо высунул язык.
 Жаркая спираль начала раскручиваться внизу ее живота, но Кристина вынудила себя сосредоточиться на волнующей игре.
 — А может, я пока не хочу, — кокетливо возразила она.
 — Но мы всего лишь попробуем.
 — Эксперимент.
 — Эксперимент, — согласился он, ее любовник, с языком, которым, словно смычком, играл на скрипке ее чувственности.
 — А если я скажу, что и тут хочу быть первой? — игриво улыбнулась Кристина.
 — Значит, будешь первой.
 Она слегка подняла брови, очевидно, еще раз поняв, кто тут хозяин и господин.
 — До чего же ты сговорчив!
 — И какая ты восхитительно пылкая, дорогая! Подойди ближе, — умасливал он голосом, мягким, как бархат. — Позволь мне увидеть, так ли ты горяча, как утверждаешь.
 — А если бы я велела тебе подождать?
 — Тогда я подожду, — кивнул он после крошечной паузы.
 — И долго?
 Последовала еще одна короткая пауза, в продолжение которой он оценивал прочность лент и свою силу.
 — Немного, — выдавил он наконец.
 — Пока я разрешу или нет?
 Макс улыбнулся холодной снисходительной улыбкой.
 — Я сказал, что ты можешь связать меня, дорогая, а не пытать.
 Кристина с притворно наивным видом захлопала ресницами:
 — О Боже, неужели я была такой противной?
 Макс саркастически усмехнулся:
 — Не думай, что такие штучки у тебя пройдут.
 — Конечно, пройдут, потому что я собираюсь позволить тебе посмотреть, как у меня там мокро.
 Его напряжение мгновенно спало.
 — Так лучше.
 — Погоди у меня, — прошептал он, сгибая руки и проверяя крепость своих пут. — Настанет и моя очередь.
 — Но я могу держать тебя связанным очень долго.
 — Ни в коем случае.
 — Значит, ты просто потакаешь мне.
 — Можно сказать и так.
 — А если я против?
 Он снова резко согнул руки, дернул за ленты. Налитые мышцы буграми перекатывались под загорелой кожей. В эту минуту он как нельзя больше походил на статую древнего гладиатора: мощный, могучий, разъяренный. Он внезапно сел, рванул еще раз… и ленты не выдержали. Подавшись вперед, Макс легко развязал банты на щиколотках и схватил ошеломленную Кристину за руки.
 — Прости, — прошептал он, — я не слишком терпелив.
 — Скажи, просто нетерпелив, — прошептала она.
 — Значит, мы прекрасная пара, верно?
 Он притянул ее ближе, продолжая стискивать запястья, обжигая взглядом.
 — Верно?!
 — Тебе лучше знать, — парировала она, не зная, льстит ли ей такая напористость или раздражает.
 — Именно. И я сгораю от желания попробовать на вкус твою маленькую киску. С твоего разрешения, разумеется, — прошептал он.
 Будь даже она раздражена, это чувство немедленно уступило бы место горячечному желанию: откровенная непристойность его слов, чувственное обещание в хрипловатом голосе сводили ее с ума. И когда исходивший от него жар обжег ее, Кристина лукаво, тоном испытавшей все обольстительницы поинтересовалась:
 — А если я не дам разрешения?
 — Придется найти способ убедить тебя. — Он красноречиво опустил глаза вниз и снова перевел взгляд на Кристину. — Меня вполне бы можно было убедить…
 Макс распознал под внешним спокойствием нарастающее возбуждение, но недаром был мастером подобных игр.
 — Это сэкономило бы немало времени, — учтиво пояснил он.
 — А наше время ограничено?
 — Насчет тебя не знаю. Мое — нет.
 Опять откуда-то прорвалась обида на человека, чересчур уверенного в собственной привлекательности.
 — Думаю, я могла бы уделить тебе минуту-другую, — объявила она наконец.
 Макс хмыкнул, но его манеры по-прежнему оставались безупречными.
 — Я польщен, княгиня. Значит, вы готовы?
 И, не дожидаясь ответа, перекинул ноги через край кровати, поднял Кристину и нежно уложил на стеганое одеяло. Глаза ее медленно закрылись. Дрожь предвкушения пробежала по спине, когда он расположился между ее ногами. Сильные руки развели ее бедра еще шире, и она одновременно стыдилась и жаждала испробовать столь беспутные наслаждения. Ей вдруг почудился строгий материнский голос, но секунду спустя на живот легли теплые ладони. Легкое давление оставляло на своем пути обжигающую полоску, и с каждым мигом ее нетерпение поскорее окунуться в слепящее блаженство все усиливалось. Макс погладил светлый газончик завитков, с утонченной медлительностью провел пальцем по росистой расщелине, и Кристина застонала:
 — Хочу тебя…
 — Посмотрим, правду ли ты говоришь, — прошептал он, стиснув ее талию.
 Его слова возбудили ее почти до исступления. Сейчас он возьмет ее. Завладеет. Утвердит свое господство.
 Приоткрыв глаза, она увидела его лежащим между ее ног. Взгляд темных глаз казался ей физической лаской.
 — Океаны полны и горы высоки, — вздохнула она, коснувшись черного шелка его волос.
 — Значит, мне повезло.
 И тут он неспешно потянул ее вниз, пока ее лоно не прижалось к его губам. Аромат его наполнил ноздри Макса, и желание эхом отдалось в лихорадочном биении их сердец. Она была олицетворением соблазна. Страстная, готовая на все, свежая приманка, новый капкан для его пресыщенной похоти…
 Он осторожно разделил пухлые складки, коснулся языком ее жаркой плоти, размышляя о восхитительных особенностях охоты в Лестершире.
 Кристина охнула. Он лизнул скользкие лепестки, провел по ним языком и почувствовал, как трепещет напряженный пульс.
 Она вцепилась в его волосы, воспламененная откровенными ласками. Проникая все глубже, он лизал, покусывал, терзал расцветающий на глазах тугой бутон плоти, сосал, втягивал в рот все глубже с умением, приобретенным и отточенным до совершенства много лет назад.
 Он любил вкус женщин, их благоухание, изысканную мягкость, желания и потребности и еще в молодости усвоил, как любовные игры подстегивают аппетит, приближают рай, возбуждают плотские страсти до пика исступления.
 И княгиня приближалась к этому пику, отметил он. Она уже не помнит себя: руки зарылись в его волосы, бедра извиваются, на его губах хмельной напиток ее страсти.
 Он осторожно раскрыл пульсирующую плоть еще шире, и когда его рот снова прижался к воспаленному бугорку и губы сомкнулись и потянули, Кристина снова ахнула и зашлась громким криком.
 Он лежал неподвижно, пока она не успокоилась. Пока ее пальцы не разжались. И только потом поднял голову и уперся подбородком в венерин холм.
 — Стоило ли это хотя бы минуты твоего времени?
 Она испустила долгий довольный вздох:
 — Я забираю тебя с собой.
 И Макс понял, что впервые в жизни мог согласиться и покорно поехать за ней хоть на край света.
 — Или я заберу тебя с собой, — предложил он, потому что ее муж с меньшей вероятностью мог бы появиться в его гостиной.
 Кристина погладила его по лицу. Пальцы, словно крылья бабочки, порхали над его щеками, носом, лбом, подбородком…
 — Дорогой Макс… я изнываю от желания, и все благодаря тебе. Но мне не хочется так быстро расставаться с этими новыми ощущениями.
 — Тебе и не нужно, — лениво протянул он, втайне радуясь, что она не обратила внимания на то, что сам Макс считал минутным умопомрачением.
 — Как ты галантен, — улыбнулась она.
 Макс рывком сел, отбросив всякую мысль о возможном проявлении человеколюбия.
 — Это чертовски легко, дорогая, тем более что мы хотим одного и того же.
 — Я ничего не знала, — благоговейно выдохнула она. — Совсем ничего не знала о таком… о подобных чувствах… что женщина тоже может иметь желания… Всегда считала, что Лулу либо безумна, либо разочарована в жизни и поэтому старается найти утешение в сексе.
 — Возможно, так оно и есть. То, что испытываем мы… — Он запнулся, не в силах подобрать подходящего определения, и беспомощно пробормотал: — Это нечто иное.
 — В чем именно? Объясни. Мне не с чем сравнивать.
 — Это не просто забавы плоти или утоление похоти. Это все, что я знаю. Не заставляй меня впадать в мелодраматический тон. Я не поэт.
 — Женщины просят этого?
 — Бывает, — пожал плечами Макс, но тут же лукаво подмигнул. — И хотя ты посчитаешь меня натурой прозаической и лишенной изящества, не могли бы мы продолжить дискуссию позднее? Я все еще чертовски тебя хочу.
 — Ты меня поражаешь! — усмехнулась Кристина. — Неужели недостаточно того, что удовлетворена я?
 — Я не настолько альтруистичен, дорогая, — хмыкнул он.
 — Но иногда…
 — Именно «иногда». Нет, не отодвигайся, у меня на тебя грандиозные планы.
 — Значит, я твоя рабыня? — с деланным ужасом допытывалась она.
 — Определенно, — кивнул Макс, подходя к столу и отрывая кусочек губки. — Прости за то, что не подготовился лучше. Не предполагал, что…
 — Редкий приступ совестливости?
 — Совершенно верно, — согласился он, садясь. — Кто бы мог подумать! После всего, что было!
 — Но ты очень мил и добр…
 Он насмешливо выгнул брови:
 — Спасибо… не ожидал. Хотя в моем нынешнем состоянии похоти заранее извиняюсь за всякое отсутствие…
 Громкий стук не дал ему договорить. Макс пробормотал проклятие и, напомнив встревожившейся Кристине, что они далеко от Темпла и вряд ли кто-то из знакомых сюда попадет, поднялся и подошел к двери.
 — Да! — резко бросил он, давая понять незваному гостю, что тот не вовремя.
 — Это я, хозяин.
 Макс недовольно нахмурился. Как, черт возьми, удалось Дэнни их отыскать и, главное, зачем? Приоткрыв дверь, он тихо спросил:
 — Как ты нас нашел?
 — Тому парню, в Дигби, понравился цвет моих денежек, и вот я тут, потому что графиню вот-вот удар хватит. Приехал Уэльс [4] и желает вас видеть.
 — Сейчас?!
 — Вы же знаете, каков Берти, когда ему что-то в голову взбредет! Графиня рвет на себе волосы. Я получил приказ привезти вас обратно к тому времени, когда все вернутся с охоты.
 — Который час?
 — Около половины второго. Я на всякий случай привел свежих лошадей.
 — Тут не лошади требуются, а немного покоя, но, очевидно, мне и этого не видать.
 — Уэльс ждет вас не дождется. Графиня сказала, он и приехал только потому, что узнал, что вы гостите у нее.
 — Чертовски польщен, — процедил Макс сквозь зубы. Даже со своего места Кристина могла видеть мрачное лицо Макса.
 — Что происходит?
 — Нас требуют назад.
 — Правда?
 Кровь бросилась ей в лицо при мысли о возможных проблемах и ожидавшем позоре.
 — Ничего серьезного. Уэльс жаждет нашего общества.
 — Он здесь?
 — К несчастью. Дэнни, подожди нас внизу. Мы спустимся через час-полтора и еще успеем приехать к чаю.
 — Да, сэр, — покорно кивнул слуга, очевидно, привыкший к властному тону.
 — И передай хозяину, чтобы минут через двадцать принес горячей воды.
 Закрыв дверь, он с хмурым видом шагнул к кровати.
 — Очевидно, нашим мечтам не суждено сбыться. Проклятый Берти и его общительность!
 — Ничего не поделаешь, невозможно отказать наследнику престола.
 — Но ужасно хочется.
 — Нельзя.
 — Знаю, — вздохнул он.
 — Все же у нас еще есть немного времени.
 Перед таким энтузиазмом не устоит даже самое сильное раздражение.
 Макс слабо улыбнулся:
 — Времени вполне достаточно.
 — Для твоего удовлетворения.
 — Для нашего.
 — Попытаюсь не быть жадной.
 — Прежде чем все это закончится, дорогая, мы оба можем позволить себе самый разнузданный эгоизм, потому что Берти — это наименьшее из неудобств. И как только он уедет, я намереваюсь монополизировать все твое время.
 — Страшно подумать, чему я только научусь! — поддела она.
 — Начиная с этого момента. Хотя все это живо напоминает мне о юности, когда возможность заняться любовью неизменно ограничивалась временем.
 Ее глаза заинтересованно блеснули.
 — Возможность? С кем это, если не секрет?
 — Горничные, гувернантки, иногда подруги матери.
 — Неужели? В вашем доме?
 — На том этапе моей жизни где угодно.
 — В такой вот комнате?
 — Иногда.
 — Со своей гувернанткой?
 — Иногда, — улыбнулся он.
 — И что с ней было потом? — не унималась Кристина.
 — Вышла замуж за компаньона моего отца и разбила мое юное сердце, — шутливо вздохнул Макс.
 — А моя гувернантка была стара, чопорна и совершенно беспола.
 — Зато у меня была молодая француженка, — похвастался Макс. — Я у нее научился французскому.
 — Среди прочих вещей.
 — Среди прочих вещей, — согласился он.
 — А ты бы потащил меня в постель, будь я твоей гувернанткой?
 — Скорее уж тебе пришлось бы меня тащить. Я был слишком робок, чтобы взять дело в свои руки.
 — Захотел бы юный мастер Фокнер учиться у меня? Мы могли бы спрягать глаголы в уютной теплой кроватке. Хотя вряд ли бы у нас хватило времени.
 — Много времени и ни к чему.
 — До чего же удобно, — промурлыкала Кристина, ложась и раскрывая объятия. — Ты и тогда знал о губках?
 Макс кивнул, поднимая с одеяла забытый кусочек губки.
 — Мой отчим все объяснил. Не желал платить за содержание моих побочных детей. Итак, если мадемуазель позволит… ―Он осторожно раздвинул ее ноги. — Думаю, за несколько минут мы управимся.
 — Я почти ненавижу твою гувернантку, хотя не пойму, за что. По идее мне должны быть безразличны все женщины, которых ты знал.
 — Мадемуазель преувеличивает, — пробормотал он, ловко всунув губку на место. — Я не знал других женщин.
 Приподнявшись, Кристина погладила его по плечу:
 — Прекрасно. Значит, ты весь мой.
 Он подался вперед и вошел в нее.
 — Полностью…
 Они любили друг друга нежно, неспешно, несмотря на то что внизу ждал Дэнни, а в Темпле — наследник престола. Оба сознавали, насколько неопределенно их будущее, и от этого щемило сердце. И когда ворота рая открылись и горячечное наслаждение заполнило души, оба почувствовали безграничное, блаженное упоение.
 — У меня не хватает слов… я потрясена, — прошептала Кристина, словно в бреду. — Где же ты был всю мою жизнь?
 — Только не в Германии, — бросил он чуть резче, чем намеревался. Стоило вспомнить, что у Кристины была своя, отдельная жизнь, как его охватывало безрассудное бешенство.
 — Но ты был очень занят.
 Она тоже могла быть уязвима, если речь шла о неприятных реалиях.
 — Я сержусь, когда думаю об этом… но не на тебя, — быстро поправился он.
 — А я убить готова каждую женщину, с которой ты был.
 — Ведем себя как дети! — буркнул он.
 — Совершенно инфантильны, — подтвердила она.
 — Но отныне я с тебя глаз не свожу, — ухмыляясь, предупредил он.
 Ее улыбка, казалось, могла растопить камни.
 — А ты не смей заговаривать ни с одной женщиной!
 — Когда только мы сумеем разобраться во всем, как подобает зрелым людям, — иронически заметил он.
 — И вести себя, как подобает взрослым, — добавила она. Его губы раздвинулись в подобии улыбки.
 — Ни малейшего шанса.
 Лукавый блеск зажег ее глаза.
 — По крайней мере мы договорились.
 Прибытие хозяина с водой на время прервало обсуждение их нелегкой жизни и запутанных проблем, и когда ванна была наполнена… под аккомпанемент постоянных упоминаний о времени… Макс отказался лезть в воду вместе с Кристиной.
 — Ты уверен? — выдохнула она, усаживаясь поудобнее. В нежном голосе звучал откровенный призыв.
 — Не уверен, но призываю на помощь здравый смысл, — объявил он, шагнув к умывальнику и, очевидно, выбрав менее приятную, но более разумную альтернативу.
 — Вода такая чудесная! — искушала она, жадно оглядывая его великолепное нагое тело.
 — Придется подождать до ночи дорогая, — сдержанно пообещал он, хотя ему понадобилась немалая сила воли, чтобы не броситься к ней.
 — До чего же ты жесток! — надулась она, не отрывая взгляда от прозрачных капелек, блестевших на кончике его пениса.
 В его темных глазах сверкнуло желание.
 — А ты бесстыдная маленькая сучка, — мягко прошептал он. — Но придется потерпеть: не желаю, чтобы каждая сплетница в Темпле злословила на твой счет. Потому что хочу увезти тебя, как только смогу, и не хочу, чтобы за нами потянулся хвост слухов.
 — Когда ты так говоришь… властно… непререкаемо… у меня все ноет внутри…
 — Сегодня я истерзаю тебя так, что ты забудешь о всякой боли, — проворчал он, потянувшись к бриджам. — И если бы Уэльс вместе со сгорающими от любопытства гостями Шейлы не ждал нас, я бы оседлал тебя прямо сейчас.
 — Жаль, что ты не можешь…
 Руки Макса застыли на пуговицах: очевидно, он взвешивал возможности, прежде чем взять себя в руки.
 — Чертовски соблазнительно, но у нас нет и пяти минут. Так что вытаскивай свой разогретый круглый задик из ванны. Пойду потолкую с Дэнни, и предупреждаю: чтобы была готова, когда я вернусь.
 — Обожаю этот приказной тон, — пропела она. Макс набрал в грудь воздуха и схватился за рубашку, как утопающий за соломинку.
 — Неплохая попытка.
 — А что, если я сейчас выйду из ванны, скользкая, мокрая и умирающая от желания?
 — Я надаю по твоей роскошной попке и велю одеться.
 — Неужели? — промурлыкала она, вставая. Оказалось, что и его самообладанию есть предел. Схватив в охапку сапоги и куртку, Макс бросился к двери.




 Глава 9


 — Ты украла его у меня, маленькая соблазнительница!
 Узнав голос Лулу, Кристина отвернулась от туалетного столика как раз вовремя, чтобы приветствовать входившую в спальню подругу.
 — Это все, Рози, можешь идти, — отпустила она горничную. — Докончим прическу позже.
 Дождавшись ухода девушки, Кристина поспешно извинилась:
 — Прости меня, Лулу. У тебя полное право…
 — Нет-нет. Я так счастлива за тебя, — весело подмигнула Лулу и, усевшись напротив Кристины, оценивающе осмотрела ее с головы до пят. — Ты положительно светишься, дорогая. Неужели из-за нашего прекрасного Макса? Расскажи мне все… я желаю знать каждую мелочь.
 Кристина залилась краской.
 — Лулу, пожалуйста…
 Баронесса приняла нарочито строгий вид:
 — И не пробуй увильнуть. Я шагу отсюда не сделаю, пока не услышу все детали твоего рандеву.
 — И я тоже, — поддакнула Шейла, незаметно вошедшая в комнату еще до последней реплики Лулу. — Ужасно интересно.
 Не столь откровенная, как приятельницы, не стеснявшиеся обсуждать своих любовников так же небрежно, как и обеденное меню, Кристина в эту минуту не знала, куда деваться.
 — Макс был очень, очень мил.
 — В каком именно смысле, дорогая? — допрашивала Лулу с иезуитской улыбкой.
 — Во всех возможных смыслах, как тебе, должно быть, известно. Теперь я поняла, что такое желание… а возможно, и похоть, и больше от меня вы ничего услышите.
 Лулу вопросительно взмахнула роскошными ресницами.
 — Чувствую, что вы идеально друг другу подходите.
 — Еще бы! Он ужасно добр, — вставила Шейла. — Кристе нужен именно такой, ведь от Ганса она ничего хорошего не видела. И не бросайся на его защиту, дорогая, — предупредила она Кристину. — Уж мы-то его знаем.
 — Вы правы, — вздохнула Кристина. — Не знаю, зачем я стараюсь.
 — Потому что мать твердила тебе о святости супружеского долга, — резонно заметила Лулу. — Вот тебе и потребовалось двенадцать лет, чтобы познать настоящее наслаждение.
 — А я вмешалась и все испортила, — пожаловалась Шейла. — Но что поделать с Берти? Кроме того, он всегда был к тебе неравнодушен.
 — В то время как меня мало интересуют дородные мужчины, окруженные бесчисленными любовницами.
 — Не то что спортивные молодые люди, окруженные бесчисленными любовницами.
 — И не напоминай, Лулу, — нахмурилась Кристина.
 — Но это вовсе не недостаток, — заверила Лулу. — Именно подобные развлечения и сделали Макса таким очаровательным виртуозом.
 — С другой стороны, у него, возможно, природный талант к постельным играм, — возразила Шейла, наградив Лулу предостерегающим взглядом. — Не настолько он распутен!
 Кристина грустно усмехнулась:
 — Не стоит утешать меня. Я прекрасно осведомлена о репутации Макса.
 — Помни, он благороден и великодушен.
 — Чересчур благороден и великодушен.
 — Значит, он тебе нравится?!
 — Слишком, даже слишком, — покачала головой Кристина. — Хотя следовало бы думать головой, а не сердцем.
 Лулу шутливо погрозила подруге пальцем:
 — Не начинай все сначала. Подобные забавы еще никому не вредили.
 — Воспользуюсь представившейся возможностью, пока еще есть время, — с сожалением заметила Кристина. — Макс должен скоро вернуться в Штаты, а мне нужно успеть домой к началу каникул.
 — В таком случае наслаждайся сколько сможешь, — посоветовала Шейла, — Сегодня же за ужином посажу вас рядом.
 — А я постараюсь найти другую игрушку для Уэльса. Пусть пожирает глазами другую прелестницу, — вызвалась Лулу. — Леди Брук сегодня с ним нет, так что придется пожертвовать собой.
 — О, дорогая, не стоит! Я сумею ускользнуть от Уэльса. Недаром у меня десятилетний опыт в подобных вещах.
 — Говорят, что леди Брук может явиться завтра, — сообщила Шейла.
 — Будем надеяться, — вздохнула Кристина. Лулу театрально воздела руки к небу:
 — Разве мы не лучшие подруги? Разве не наш девиз «Один за всех, и все за одного»?! Поэтому сегодня мы избавим тебя от ухаживаний Уэльса, верно, Шейла?
 — Разумеется. Ты слишком занята, дорогая Криста, чтобы угождать Берти.
 — Вы просто душечки. Но я сумею с ним справиться. И все же буду крайне благодарна, если вы и в самом деле посадите Макса рядом со мной.
 — По рукам. А теперь пора одеваться, — всполошилась Шейла, вскакивая. — Позволено ли мне отметить, что Макс зажег чудесный свет в твоих глазах?
 — В каждом дюйме моего тела, — улыбнулась Кристина.
 — Рада за него. Рада за тебя. Давно пора! — решительно кивнула Шейла.
 Однако ни Лулу, ни Шейле не понадобилось защищать Кристину от назойливых знаков внимания принца Уэльского, ибо Макс достаточно ясно дал понять, что не позволит браконьерствовать в своих владениях. И с таким же успехом мог бы поставить клеймо своего обладания на княгиню Цейс: едва она переступила порог, он оказался рядом. Его рука легла на ее талию. Устремленный на нее взгляд был взглядом человека если не страстно любящего, то по крайней мере влюбленного.
 Те, кто знал его лучше других, были шокированы.
 Остальные, в основном женщины, были раздосадованы и сгорали от ревности.
 Даже принц Уэльский, не отличавшийся проницательностью, понял, что маркиз Вейл повесил знак «Охота запрещена» на свою новую даму сердца.
 Незнакомая с полным списком завоеваний Макса, Кристина не понимала всего значения столь необычного внимания со стороны Макса. Но по достоинству оценила его заботливость, поскольку опасалась, что увлеклась она одна и для человека его репутации их встреча была всего лишь мимолетным развлечением.
 — Я скучал по тебе, — прошептал он, нагнувшись так низко, что его дыхание коснулось ее уха. — Обожаю видеть, как ты краснеешь.
 — Ты смущаешь меня, но мне все равно, — пробормотала она в ответ. — И я тоже тосковала по тебе. Ужасно.
 — Смотри, как самодовольно ухмыляется Шейла, — тихо заметил он, взглянув на хозяйку. — И кажется, умирает от любопытства.
 — Скорее всего. Тебе неприятно?'
 — Ничуть. Меня так и подмывает поцеловать тебя прямо сейчас, если сможешь вынести их взгляды.
 — И не думай!
 Она бы отошла, но его рука по-прежнему лежала на ее талии.
 — Предупреждаю, — выдохнул он, — что намереваюсь поцеловать тебя позже.
 — Только не посреди гостиной.
 — Посреди своей постели.
 — Пожалуйста… — запнулась она, преодолевая обрушившийся на нее водопад желания, — не говори так, иначе мне не пережить целый вечер в обществе посторонних.
 — У тебя может внезапно разболеться голова.
 — Я не такая отчаянная, как ты.
 — Признайся, весьма соблазнительная мысль, — настаивал он.
 — Ну как я дождусь конца вечера? — тихо пожаловалась она, сознавая, что глаза всех присутствующих устремлены на них.
 — Вспомни, если выдержишь, я обещал любить тебя всю ночь.
 Между ними словно молнии проскочили.
 — Всю ночь, — повторил он хрипловатым шепотом. Кристина вздрогнула и со свистом втянула в себя воздух. Он чуть сильнее сжал ее талию.
 — Улыбнись, дорогая, сюда идет Берти.
 Ужин превратился в пытку.
 По требованию принца Кристину посадили слева от него. Он предпочел обсуждать чемпионат по стипль-чезу, в котором прошлым летом участвовали Макс и Ганс. То ли назло сопернику — принц был известен любовью к неумным шуточкам, — то ли потому, что две его лошади выиграли призы, но он пространно рассуждал о тонкостях соревнований, в то время как Кристина была вынуждена слушать и выказывать интерес к предмету, до которого ей не было дела.
 — Жаль, что Ганс уехал так рано, — заметил принц, знаком велев лакею наполнить бокал. — Не дождусь, когда увижу его.
 — У Ганса свои дела, — вежливо ответила Кристина, хорошо сознавая, что Берти уже известно, с кем именно покинул Темпл ее муж.
 — Передайте, что нам недоставало его общества.
 — Обязательно, ваше высочество, когда в следующий раз встречусь с ним, — ответила Кристина таким ледяным тоном, что принц поднял глаза от своего тюрбо и, едва заметно помедлив, осведомился:
 — Вы собираетесь охотиться с нами утром?
 — Не уверена.
 — Но вы поедете, не так ли, Вейл? Нам нужны меткие стрелки.
 — Я обещал княгине, что покажу ей прыжки в Граммоне.
 — Понятно. Привезли Тремейна с собой, не так ли, Кристина?
 — Он с нетерпением ждет, когда— сможет хорошенько размяться, ваше высочество.
 — Еще бы, — с нескрываемым ехидством пробормотал принц.
 — Не хотите ли присоединиться к нам, сэр? — предложил Макс, явно ожидая отказа.
 — Возможно, как-нибудь в другой раз, Вейл, — с заговорщической улыбкой пообещал принц.
 И тоскливая трапеза продолжалась. Одно блюдо сменяло другое. Принц неумеренно пил и, по мере того как пьянел, отпускал все более откровенные реплики. Наконец Макс не выдержал:
 — Кажется, княгине нехорошо, ваше высочество.
 Кристина обожгла его негодующим взглядом:
 — Со мной все в порядке.
 — Вы выглядите бледной, — настаивал он, игнорируя ее уверения. — Возможно, это из-за омара. Не хотите немного отдохнуть?
 — Ничего страшного. Я прекрасно себя чувствую.
 — Надеюсь, вы извините нас, сэр. Страшно подумать, если княгине станет плохо прямо за столом.
 Принц перевел взгляд с Макса на Кристину, пытаясь сообразить, что происходит. Но Макс уже помогал своей даме встать, едва ли не силой оторвав ее от стула.
 — К-конечно… разумеется, — лепетал Берти, сам не понимая, что говорит.
 Макс извинился перед Шейлой и повел Кристину из комнаты. Едва они оказались в коридоре, он тут же заявил:
 — Можешь ругать меня сколько угодно, но больше я не смог вынести ни единой минуты. У меня просто не было настроения слушать непристойности еще четыре часа и терпеть пьяного Берти. Он не мой будущий монарх, поэтому я преспокойно могу быть грубым. Если кто-то спросит, вини во всем меня.
 — И позволь узнать, что мне ответить, если кто-то начнет допытываться, по какой причине я ушла с тобой?
 — Кому какое дело?
 — Мне есть дело.
 — Иисусе, Кристина… неужели ты действительно хотела высидеть весь этот ужин, а потом играть с Уэльсом в баккара до двух часов ночи?
 — Но сплетни затронут меня больше, чем тебя.
 — Почему?
 Кристина замялась. Ни правила приличия, ни этикет, ни мнение общества больше не были так важны, как когда-то.
 — Видишь? — настаивал Макс. — Подумай, дорогая, вся ночь принадлежит нам. Или, если ты наберешься храбрости, мы могли бы уехать прямо сейчас.
 — Но как? Берти взбесится.
 — Он поймет.
 И неожиданно ей и в самом деле стало все равно, кто поймет, а кто нет. Правила и ограничения больше не действовали.
 Она хотела лежать в объятиях Макса.
 Хотела быть счастливой.
 А ведь это так просто…
 Глубоко вздохнув, потому что протянуть руку и взять счастье оказалось не так легко, а от долга не отказываются по простой прихоти, она растерянно огляделась, не зная, что делать.
 — Подумай… мы могли бы быть одни… далеко отсюда.
 Само искушение стояло перед ней в полный рост, греховно прекрасное в своем черном фраке, предлагая счастье, которого ей так недоставало. Какую-то долю секунды Кристина еще колебалась, но самоотречение уступило место желанию.
 — Едем прямо сейчас! — выпалила она.
 Макс не спрашивал. Не задумывался. Не выказал ни малейшего удивления.
 — Молодец, — кивнул он и, взяв ее за руку, повел к выходу.
 — Макс! Что ты делаешь? Нужно сложить вещи. Оставить записку Шейле… и еще одну, с извинениями, для Берти.
 Макс взглянул на нее, улыбнулся, но не замедлил шага.
 — Я обо всем позабочусь, — пообещал он, делая знак открыть дверь.
 — Но как? Макс… Макс!
 Лакей уже отворял дверь.
 — Не волнуйся, дорогая, — заверил Макс и, кивнув лакею, вывел Кристину в холодную осеннюю ночь. — Однако тебе потребуется пальто.
 Макс покачал головой и накинул на ее обнаженные плечи свой фрак.
 — И кто-то, чтобы согреть тебя, — добавил он, подхватывая ее на руки и шагая по залитой лунным светом дорожке. На губах его играла знакомая мальчишеская улыбка. — И этот человек — я.
 Макс усадил Кристину на тюк сена, а сам велел груму приготовить экипаж. Вернувшись, он сел рядом, обнял ее, обдав теплом своего тела, и легонько поцеловал в губы.
 — Мы отправляемся на станцию Таттон, где в полночь останавливается поезд.
 — И куда он идет?
 — Это имеет значение?
 Кристина улыбнулась и покачала головой.
 — Верно. Главное — оказаться как можно дальше отсюда, — уточнил Макс.
 — Там, где никто не сможет нас найти.
 — Минстер-Хилл? — высказал предположение Макс.
 — Это первое, куда они догадаются заглянуть, — возразила Кристина.
 — Если смогут пройти мимо моего привратника.
 Кристина расплылась в улыбке:
 — Уединение.
 — Абсолютное уединение.
 — Так и быть, согласна, — кивнула Кристина.
 — Прекрасно, — рассмеялся Макс, — потому что я передал Дэнни, чтобы он завтра же привез туда наши вещи.
 — Придется обсудить твою вечную страсть командовать, — мгновенно вскинулась она.
 — В любое время, дорогая. Я глина в твоих руках. Мягкий воск. Все, что пожелаешь.
 Кристина многозначительно оглядела его натянувшиеся спереди бриджи.
 — От всей души надеюсь, что нет.
 — Просто метафора, дорогая. Стоит тебе оказаться рядом, как у меня все стоит.
 — И на станцию нас повезет кучер. Лучше не придумаешь, — выдохнула она.
 Макс решительно замотал головой:
 — Не выйдет. Времени нет, да и ты окоченеешь в такую погоду… С другой стороны, может, и нет… — сардонически усмехнулся он, должно быть, вспомнив жар их страсти, — но расстояние слишком невелико, так что ни в коем случае. Придется подождать.
 — Я ждала двенадцать лет, — напомнила она, мило надув губки.
 — В этом-то и беда, — ухмыльнулся он. — Правда, для меня не столько беда, сколько дар небесный, но, дорогая, умоляю, потерпи. Обещаю восполнить тебе все утраченное.
 — И сколько же придется терпеть? — вздохнула она полуразочарованно-полужалобно.
 Наспех вычислив расстояние до своего загородного дома с учетом ее терзаний, маркиз понял, что нужно искать выход.
 — Если мы не сможем занять отдельное купе, значит, останемся на ночь в Таттоне, — пообещал он, — так что долго ждать не придется.
 — Вы так добры, милорд, — гортанным от сдерживаемого смеха голосом выдавила Кристина.
 Макс залихватски подмигнул:
 — А у меня есть выбор?
 — Разумеется. Всегда.
 — Иной, чем заняться с тобой любовью в экипаже?
 — Неужели это так трудно?
 Макс закатил глаза:
 — Мне уже давно не восемнадцать.
 — В таком случае я согласна на Таттон.
 — Как ты добра, — ехидно пропел он. — Но я предпочел бы Минстер-Хилл.
 — Значит, мне не удастся настоять на своем?
 Макс распознал за внешней шутливостью легкое сожаление, напомнившее обо всех угнетающих запретах и ограничениях ее существования. А ведь сам он свободен как птица!
 — В самом деле, становится поздно, — великодушно согласился он. — Имеет смысл провести ночь в Таттоне.
 Из глаз Кристины брызнули слезы.
 — О, спасибо…
 — Счастлив угодить, — прошептал он, сцеловывая прозрачные капли, бегущие по ее щекам. — И не плачь… мне все равно, где ночевать, лишь бы с тобой.
 — Я стараюсь, — шмыгнула она носом, — но все вдруг стало…
 — Нам будет чудесно даже в сарае, — утешил он, думая о том, что князю Цейсу не мешало бы преподать урок хороших манер, и задорно осведомился: — Так чем можно остановить эти слезы? Я всегда считал, что лучшее средство — это подарок, или…
 — Таттон — лучший подарок, — дрожащим голоском перебила она, одарив его робкой улыбкой.
 ―Вижу, тебя легко утешить, — рассмеялся Макс. — Никаких алмазов, рубинов или портсигаров от Фаберже?
 На этот раз она улыбнулась по-настоящему.
 — Это все потом… когда ты прочно запутаешься в моих сетях.
 — Поздно, дорогая, я уже пойман, скручен по рукам и ногам и даже не пытаюсь вырваться.
 — Хотя обычно пытаешься?
 — Просто никто из прежних моих… дам так и не смог затронуть мое сердце.
 Тихая радость засияла в ее глазах.
 — Значит, я первая.
 Макс кивнул.
 — И в этом вся проблема, — пробурчал он.
 — У нас целых две недели, — напомнила Кристина.
 — Начиная с Таттона, — весело заметил Макс, потому что слишком хорошо понимал:, какую роль в ее жизни играет семья. Бесполезно просить ее о большем.
 — Ты ужасно добр.
 — Просто безумец, если не настоял, чтобы мы убрались как можно дальше от щупальцев Берти.
 — Но какой милый безумец!




 Глава 10


 Макс велел кучеру высадить их, не доезжая до Таттона, в надежде сбить со следа возможную погоню. Правда, вряд ли их будут преследовать, но осторожность никому не помешает.
 Он еще до отъезда оставил записки Шейле и Берти, но если Шейла поймет, то Берти всегда был непредсказуем в своих требованиях. В точности как его мать, королева: та тоже вечно стремится настоять на своем.
 Макс и Кристина направились по залитой лунным светом улице к деревенской площади и сразу увидели яркую красную вывеску гостиницы.
 — Единорог, — отметил Макс, рассматривая вставшее на дыбы белое сказочное животное на алом фоне. — Можно ли считать это добрым предзнаменованием?
 — Скорее чистой фантазией.
 — Совсем как наша встреча.
 — И вправду, словно волшебный сон, — согласилась Кристина.
 Макс посмотрел на нее и улыбнулся:
 — Представляешь, а я даже не хотел приглашать тебя на прогулку. Вот и не верь в судьбу.
 — Или удачу, — вздохнула она, подумав, что, если бы Ганс не был так равнодушен к ее чувствам, если бы не ушел из спальни среди ночи, она, возможно, так и не добралась бы в то утро до конюшни.
 — Если нам сегодня удастся снять комнату, я посчитаю себя счастливейшим человеком на свете, — заметил Макс, сознавая, как близок был в то утро к тому, чтобы отказать ей.
 — О, дорогой, об этом я и не подумала. Как по-твоему, у них есть свободные номера?
 — Вполне возможно, но особой роскоши не гарантирую.
 — Главная роскошь — это ты, — объявила она, переплетая его пальцы со своими.
 — А ты — сама красота. — Он сжал ее руку. — Пойдем, дорогая жена, посмотрим, что у них есть.
 — Знаешь, я уже начинаю привыкать к своему новому положению, — призналась Кристина.
 Когда Макс попросил комнату, тощая женщина с поджатыми губами, очевидно, хозяйка, беззастенчиво оглядела парочку, прежде чем пробурчать:
 — В такой час?
 — Именно в такой, — холодно бросил Макс. — А если не можете мне помочь, придется найти того, кто сможет.
 — Здесь никого нет, кроме меня. И не вижу никакого багажа, — презрительно добавила немолодая особа.
 — Я маркиз Вейл, и будьте добры делать то, для чего вы здесь сидите.
 Не ясно, что подействовало сильнее: то ли титул и нескрываемое высокомерие, то ли ледяной взгляд темных глаз, но грубиянка прикусила язык.
 — Прошу прощения, милорд, — подобострастно пропела она, — но молодые парни имеют привычку вваливаться сюда в любое время дня и ночи… особенно в охотничий сезон… вместе с женщинами… э-э… определенной…
 — Меня не интересуют деревенские сплетни, — оборвал Макс. — Комнату, пожалуйста, и побыстрее.
 Владелица еще раз оглядела Кристину и решила, что драгоценности, сверкавшие под фраком маркиза, были такими же настоящими, как те, что переливались на ее запястьях и пальцах. Все это говорило о богатстве, и, шлюха эта женщина или нет, она, очевидно, весьма состоятельна. А аристократу, свысока цедившему слова, невозможно отказать, ссылаясь на какие-нибудь сомнительные обстоятельства.
 Но, несмотря на моральные принципы, деньги оказались важнее всего.
 — Я бы попросила плату вперед.
 — Прежде всего покажите мне комнату, — велел Макс и, обернувшись к Кристине, пробормотал: — Подожди здесь, дорогая, я посмотрю, можно ли вообще провести здесь ночь.
 Хозяйка негодующе фыркнула. И без того тонкие губы совсем вытянулись в ниточку.
 — Прошу заметить, у нас заведение приличное. Еще никто не жаловался.
 — Позвольте мне самому об этом судить, — обронил Макс, кивком давая знать, чтобы она шла вперед.
 Когда женщина проплыла через крохотный вестибюль, он подмигнул Кристине:
 — Сейчас вернусь.
 Макс выбрал большую из двух предложенных комнат, радуясь про себя, что сумел найти приют в разгар охотничьего сезона.
 — Нам и в самом деле повезло, дорогая, — заметил он, закрывая дверь за Кристиной. — Счастливая случайность. Секретарь лорда Пикарда отменил заказ, и только потому мы здесь.
 — Нужно послать ему благодарственное письмо, — предложила она. — Анонимное, разумеется.
 — Обязательно прикажу своему секретарю, как только доберемся до Минстер-Хилла.
 — Ну а пока… ты весь мой.
 ―Глаза Макса весело сверкнули.
 — Мне стоит встревожиться?
 — Предпочитаю полную покорность, — горячо прошептала она.
 Макс рассмеялся:
 — По-моему, мы все это уже проходили раньше. Страстный, готовый на все, даже легко поддающийся убеждению, но покорный… — Он хитро усмехнулся. — Такого гарантировать не могу.
 — Не важно, дорогой. Я так истосковалась, что готова вручить тебе все: силу, власть, господство надо мной — при условии, что через несколько минут я кончу.
 Повернув ключ в скважине, он обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как Кристина поспешно вытаскивает шпильки из волос. Когда она успела сбросить фрак?
 — Опять мы в лихорадочной спешке? — поддел он, прислонившись к косяку.
 — Совершенно верно, — кивнула она, — но ведь я честно терпела всю дорогу сюда.
 — Как! Да последние пять миль я только и делал, что отбивался от тебя! И это теперь называется терпением?!
 Кристина капризно повела плечиком:
 — Кое-кто из охотников, остановившихся здесь, наверняка не счел бы мой пыл таким уж неприятным!
 — Что ж, если сумеешь проскочить мимо меня и выбежать в коридор, у тебя будет немало возможностей проверить, — лениво протянул он.
 Лицо Кристины преобразила кокетливая улыбка.
 — О, как я счастлива, когда ты ревнуешь!
 — Да? Только шагни к порогу, и сразу ощутишь всю меру моей ревности.
 — М-м-м, — промурлыкала она, сбрасывая атласные вечерние туфельки. — До чего же восхитительно ты умеешь убеждать! Вы всегда так убедительны, милорд?
 — Это зависит…
 — От чего?
 — От того, что ты хочешь.
 — Значит, и у тебя есть определенные оговорки?
 — Не столько оговорки, сколько пристрастия. Я не зоофил…
 Глаза Кристины так широко раскрылись, что Макс рассмеялся, оттолкнулся от двери и пробормотал:
 — Итак, ты ищешь в сексе грубой силы…
 — Нет… в общем, нет, — запротестовала она, отодвигаясь, несколько встревоженная его утверждением. — Ты не так понял. Я не имела в виду…
 Но она уже была прижата к столу, а он навис над ней, опаляя взглядом.
 — Ты уже больше не спешишь? — едва слышно, почти издевательски осведомился он.
 — Нет… то есть да, но не для того… на что ты намекал…
 — Ты настолько отстала от своих приятельниц, дорогая, что понятия не имеешь, на что я намекал, — прошептал он, протягивая руку, чтобы спустить бархатную бретельку платья с ее плеча. — Я могу быть опасным.
 — Неправда, — выдохнула она, но дрожащий голос противоречил словам.
 — Ты ничего не знаешь обо мне, кроме того, что я могу довести тебя до оргазма столько раз, сколько захочешь, — перебил он почти нежно. — Недостаточный довод, чтобы привести меня домой к ужину. А теперь тебе захотелось грубого секса.
 — Я не… вовсе…
 Он спустил с ее плеча вторую бретельку.
 — Что ж, может, я и соглашусь тебе услужить.
 — Макс! — Едва слышный, задыхающийся протест.
 — А вдруг тебе это понравится? — спросил он, легко скользя пальцем по холмикам, возвышавшимся над тугим лифом ее платья. — Может, тебе понравится, если я сорву это платье и заставлю ублажать себя?
 Макс снова провел пальцем по краю низкого декольте. Шифон цвета лилового винограда, отделанный изящным серебряным бисером и черными бархатными ленточками, подхватывающий грудь и облегавший талию, казался ему особенно соблазнительным.
 — Ты могла бы сойти за потаскушку в этом платье, очень дорогую потаскушку, — выдохнул он, проникнув глубже, в ложбинку между грудями. — И, ищи ты сегодня клиента, я мог бы заставить тебя сделать все, что пожелаю.
 — Нет… Макс… не…
 Но она уже чувствовала настойчивое биение пульса между бедер, усиливавшееся при каждом нажатии его пальцев, и, стыдясь своего безудержного желания, попыталась отстраниться.
 — Прости, — обронил он, схватив ее руки и толкнув на спину, — но ты не двинешься с места.
 Ей стоило потребовать, чтобы он отпустил ее, но предательское тело самым примитивным образом отзывалось на каждый звук его голоса, чувственный, сексуальный, на каждое прикосновение твердой, требовательной плоти, вжимавшейся в ее живот. Охваченная безудержным желанием, Кристина с восхитительной дрожью во всем теле гадала, что он мог бы заставить ее делать.
 — А если бы я искала клиента, тогда что? — пролепетала она, чувствуя, как бедра раздвигаются, потрясенная собственным вопросом и жаркими волнами, прокатывавшимися по ее лону.
 Темные глаза вдруг заблестели весельем и безошибочным обещанием наслаждения, которое она уже успела распознать.
 — Скажи мне, как тебя зовут, и я решу, захочу ли платить деньги.
 Кристина поколебалась. Смутная мысль, что ей придется разыгрывать куртизанку, казалась невыносимо, ужасающе безнравственной. Но он был головокружительно красив со своими черными растрепавшимися локонами, азартно блестевшими глазами, широченными плечами, заслонявшими свет, мускулистым, тренированным телом: сексуальный пират в шелковой сорочке и прекрасно сшитом вечернем костюме, красив и так невероятно волнующ, что. она вдруг услышала собственный голос:
 — Я Лола. И надеюсь, что понравилась вам, потому что вы неодолимо меня влечете.
 — Вернее, мои деньги, — проказливо усмехнулся он.
 — Нет, совсем нет… наверное, следовало бы, но нет.
 — Шлюха с сердцем из чистого золота. И твоя щелка так же щедра?
 — Во всяком случае, гостеприимна, милорд. Но это решать вам.
 — Ты покорна приказам?
 Кристина едва заметно поколебалась, и что-то вроде опасения мелькнуло в ее взгляде.
 — Думаю, что да, сэр.
 — Я на этом настаиваю.
 — Хорошо, — выдавила она.
 — В таком случае остается только назначить цену за твое… — Он насмешливо улыбнулся. — За твое послушание.
 — Но я еще не знаю…
 Он с деланным удивлением вскинул брови:
 — Неужели? Дорогая, ты не слишком походишь на новичка. Не стоит торговаться.
 — Простите?
 В ее голосе прозвучала искренняя неприязнь.
 — Я не хотел тебя оскорбить, Лола. Просто невинность не слишком меня интересует.
 — Вы очень добры, милорд, но мы еще не договорились о цене.
 На этот раз его удивление было неподдельным, но Макс с небрежностью, показывающей, что ему не раз приходилось бывать в подобных обстоятельствах, предложил:
 — Пятьсот.
 — Тысяча!
 — Но ты должна отработать каждый пенни.
 — Мне не раз говорили, что я лучшая в своем ремесле.
 Невзирая на игру, он сжал кулаки.
 — Неужели?
 Кристина слегка подняла подбородок и спокойно встретила его взгляд.
 — В самом деле.
 — Ты, разумеется, потребуешь деньги вперед.
 Сунув руку в карман, он вытащил пачку банкнот, отделил две, вернул деньги на прежнее место и втиснул оставшиеся в вырез ее платья.
 — Я готов, если готова ты, — коротко обронил он.
 — Я слышала, что вы всегда готовы.
 — Ты верно слышала. А теперь сними платье. Я хочу видеть товар лицом.
 — Я не могу дотянуться до крючков, — пожаловалась Кристина, повернувшись к нему спиной.
 Непонятно, подогрели ли Макса ее высокомерный тон, белоснежная красота плоти или соблазнительно округлая попка в облегающем платье, но он решил, что не станет ждать, пока она разденется. Он поднял ее юбку одной рукой, другой прижал ее лицом к столу и, игнорируя сопротивление, молниеносно стащил панталоны, раздвинул длинные ноги и расстегнул бриджи.
 — Я думала, вы более утонченны, — ахнула она.
 — Утонченность вряд ли уместна в обращении с ночными бабочками. Мое наслаждение — вот самое главное. Подними свою сладкую киску, дорогая, и впусти меня.
 Не дожидаясь согласия, он просунул руку под ее живот и высоко вздернул ее попку.
 — Возможно, ты и вправду стоишь тысячу, — пробормотал он. — Твоя щелка такая мокрая, что, похоже, и вправду протянешь целую ночь.
 — Будем надеяться, что и ты сможешь продержаться столько, — ехидно бросила Кристина.
 — Сравним наши достижения?
 Его набухший фаллос скользнул по скользкой расщелине.
 — Хотя не советовал бы ставить на победителя.
 — Не все же могут подобно вам быть такими неистовыми развратниками, — выпалила она, но тут же, задохнувшись, тихо застонала — он медленно входил в нее, и пожар жгучих ощущений вытеснил из головы все остальное.
 — Надоело скулить? — запоздало бросил он, потому что она уже подалась назад, чтобы глубже втянуть его в себя. Но его голос был так же нежен, как его руки на ее бедрах, и когда она отстранилась, он вжал ее в стол. Стальная плоть растягивала ее, наполняла. Достигнув предела, он удержал Кристину, неподвижную, пронзенную, прислушиваясь к хаотическому ритму ее дыхания, жалобным стонам, благодарный своему искусству, приобретенному в десятках спален и позволившему дать ей такое наслаждение.
 Кристина едва слышно всхлипывала, и Макс, низко наклонившись, прижался к ее затылку и прошептал в надушенное ушко:
 — Я собираюсь любить тебя всю ночь…
 Он почувствовал, что при мысли обо всех заманчивых возможностях снова набухает в ней, и Кристина охнула, когда ее лоно вобрало его возбужденный фаллос до конца.
 — Надеюсь, ты не возражаешь… впрочем, вряд ли это имеет значение, не так ли? — многозначительно добавил он, но, не дождавшись ответа, процедил: — Говори!
 Кристина попыталась и, не проникни он еще глубже, может, и сумела бы что-то выдавить. Но он пронзил ее с новой силой, и оргазм, угрожавший затопить ее, взорвался мучительным, всеразрушающим спазмом, потрясшим ее лоно, пронзившим пульсирующий клитор, ударившим прямо в пальцы ног, и она взвыла. Пронзительно. Как волчица.
 Что ж, и это своего рода ответ.
 Он кончил несколько мгновений спустя, быстро стер семя с ее поясницы ее же нижней юбкой и, оставив Кристину распростертой на столе, вольготно развалился на стуле.
 — Отдохни немного, и мы попробуем еще раз.
 Она чуть повернула голову, чтобы видеть его.
 — Возможно, нечто менее экстравагантное, — пояснил Макс учтиво, бесстрастно, словно случайной знакомой.
 — Никакого следующего раза! — взорвалась Кристина. — С меня хватит!
 Выпрямившись, она рывком одернула юбки и повернулась к нему, разъяренная, пылающая, еще не отошедшая от наслаждения.
 —А с меня — нет.
 — Макс… мне не нравится эта игра.
 — Но я все еще чертовски возбужден. — Выгнувшись так, чтобы его состояние было очевидным, он взглянул на нее сквозь ресницы. — Я довольствуюсь минимальным соучастием.
 Его голос по-прежнему звучал равнодушно, почти механически. Облокотившись на стол, она слегка потупилась под его откровенным взглядом.
 — Возможно, позже.
 — Сейчас и позже, — мягко поправил он и, сжав свой восставший пенис, провел рукой по всей длине подрагивающего стержня, вздрагивая от удовольствия. — На этот раз ты понадобишься мне совсем ненадолго.
 — По-моему, ты вообще во мне не нуждаешься.
 Макс слегка усмехнулся:
 — Мне нравится чувство юмора в женщине, но сейчас я предпочел бы покорность. Так что придвинь свое сочное тело чуть ближе, и мы оба найдем удовлетворение.
 — А если я так и поступлю?
 — В этом случае я, может быть, позволю тебе еще раз кончить.
 Ее злили и его откровенное принуждение, и непробиваемое хладнокровие, и, вынудив себя игнорировать соблазн его манящей эрекции, она презрительно поджала губы.
 — Извини. Уж слишком ты меня раздражаешь.
 Он чуть пожал плечами:
 — Ничего не скажешь, роль дамы полусвета не для тебя. Ты не выжила бы там и трех дней.
 — Вероятно, если бы и остальные мужчины вели себя как дикари.
 — Большинство еще хуже.
 И далеко не так красивы, предположила Кристина, ощутив мгновенную ревность не только ко всем его женщинам в прошлом, но и к наслаждению, которое он им дал.
 — Я больше не желаю это делать, — надувшись, капризно отмахнулась она. — Хочу, чтобы ты любил меня, помог снять платье и оставил этот скучающий тон.
 — А я хочу знать, не рассчитываешь ли ты на то, что удастся переспать сегодня с одним из постояльцев? — холодно ответил он.
 — Если кого-нибудь и должна донимать ревность, так это меня, — запротестовала Кристина.
 — Сейчас не время дебатировать.
 Отвечай на вопрос.
 Она еще ни разу не была объектом его ледяной, устрашающей ярости, и сейчас была потрясена жаждой крови, туманившей эти черные глаза.
 — Как ты можешь даже думать об этом! Макс, не смотри на меня так!
 — Значит, ты уверена.
 — Конечно, уверена. Боже, Макс, что это на тебя нашло?
 Искаженное гримасой лицо разгладилось, так что этот чужой, злобный незнакомец куда-то исчез. Поднявшись на ноги, он поспешно застегнул бриджи.
 — Ты избалованная сучка, — объявил он с прежней дразнящей улыбкой, шагнув к ней. — Но ты  моя избалованная сучка.
 Кристина наморщила носик.
 — А ты спесивый негодяй, вечно стремящийся взять верх.
 — А кто берет верх сейчас?
 — Нужно установить очередность.
 — Дай знать, когда придет моя очередь, — рассмеялся он.
 — Твоя очередь расстегивать мое платье.
 — Вместо горничной?
 — Очень смешно!
 Она надменно повернулась к нему спиной в шелесте шифоновых юбок.
 — Ты искушаешь судьбу, — заметил он, охваченный ощущением дежа-вю. Только человек с более стойкими, чем у него, моральными устоями был способен противиться столь искусительной приманке. Поддавшись порыву, он быстро поднял прозрачную ткань и сунул два пальца в ее раскаленную расщелину. Колени Кристины подогнулись.
 — Господи, — прошептала она, едва слышно застонав, когда к двум пальцам присоединился третий. Она буквально истекала медовым вином: жемчужно-белая жидкость катилась по его ладони к запястью. Он вонзил пальцы до самого конца, зная, что снова хочет ее, как хотел всегда, с первой минуты, когда увидел. Каменно-твердый, жадно вдыхая запах ее щелки, он не собирался ждать. Ему казалось, что ее соки скоро зальют весь пол.
 Стоило ему отнять руку, как она тихонько застонала:
 — Пожалуйста, нет… Макс…
 Он повернул ее лицом к себе: пальцы почти сошлись на тонкой талии.
 — У меня есть кое-что получше, — объявил он, кладя ее ладонь на свою жаждущую плоть. — Кроме того, ты еще не отработала свою тысячу фунтов.
 — Скажи, что я должна делать?
 Задыхающаяся, словно в жару, она могла думать только о том, как бы поскорее ощутить его в себе, кончить, найти выход своей неутолимой похоти. И она потянула за пенис, стараясь привлечь его ближе.
 Потребовалось значительное усилие, чтобы разжать ее пальцы. Резко опустив ее руки, он слегка наклонил голову, так что их глаза оказались на одном уровне.
 — Прежде всего ты должна говорить «да», когда от тебя этого требуют.
 — Как скажешь… — чуть слышно прошептала она. Глаза ее были полузакрыты, бедра судорожно стиснуты.
 — Если хочешь обслужить меня сегодня, помни, что только мои желания имеют значение. Понятно?
 Тихо раскачиваясь в такт пульсирующей боли между бедер, она рассеянно кивнула. Поймав ее подбородок большим и указательным пальцами, Макс прошипел:
 — Повтори, что я сказал.
 — Господи, Макс, ты мучишь меня. Я понятия не имею, что ты сказал. Люби меня, пожалуйста…
 — А что ты мне за это дашь?
 — Все, что пожелаешь… все… только, пожалуйста, не заставляй меня ждать…
 Нагнувшись, она дернула за расшитую бисером юбку и, не обращая внимания на треск рвущейся ткани, единым махом задрала ее до талии.
 — Пожалуйста, Макс, я сделаю все, что угодно, если войдешь в меня…
 Она попыталась коснуться его, но он отстранил ее руку.
 — Все?
 Терзаемый эмоциями, в которых боялся разобраться, Макс продолжал пытку.
 — Я жажду, чтобы ты взял меня. Жажду лежать с тобой в постели и отдаваться каждый день, до конца жизни. Убежать с тобой туда, где нас никто не может найти… родить твоего ребенка…
 Он зажал ей рот и секунду спустя уложил на стол и вонзился в нее словно одержимый.
 Не желая думать.
 Желая только погружаться в нее снова и снова.
 Он вонзился в нее яростно, свирепо, стараясь забыть обо всем, кроме жаркого вожделения.
 — Не двигайся, — умоляла она, изнемогая от экстаза, когда он лежал на ней, войдя до основания.
 — Да, мэм, — согласился он, проталкиваясь глубже. Она вскрикнула, не помня себя.
 Почему ему так дьявольски хорошо, спрашивал себя Макс, если все это повторяется уже в тысячный раз?
 Как может она желать его так отчаянно, дивилась Кристина, если секс никогда не занимал в ее жизни большого места?
 Но тут он сжал ее ягодицы, приподнял и следующим ударом проник так глубоко, что она, трепеща, задохнулась, обвила руками его плечи, ногами — бедра и встретила его безумный ритм своим, исступленным, слепая и глухая к зову рассудка.
 Эта ночь не знала ни преград, ни запретов.
 Ночь неукротимой страсти, вседозволенного секса и бурных восторгов.
 Как это назвать?
 Распутством? Развратом? Бесстыдством?
 Или…




 Глава 11


 Наутро, за завтраком, Макс поднял глаза от тарелки и обратился к Кристине, одетой за неимением пеньюара в его сорочку. На его лице играла улыбка глубокого удовлетворения.
 — Нужно подумать, как найти тебе подходящий дорожный костюм.
 Кристина обратила на него столь же одурманенный взор:
 — Каким образом? Взмахнешь своей волшебной палочкой?
 Макс кивнул в сторону окон:
 — Вернее обратиться в лавку модистки, ту, что на другой стороне улицы.
 Но Кристина покачала головой:
 — Не могу. Представляешь, что скажет модистка, когда я заявлюсь к ней в порванном вечернем платье? Совсем не то, что смотреть в глаза хозяйке несколько минут, прежде чем укрыться в снятой комнате. Примерка потребует немало времени, и все это… — она обвела рукой спальню, — слишком ново для меня. Я не привыкла выставлять напоказ…
 — Своего любовника?
 — Д-да, — выдавила она, залившись краской.
 — Посмотрим. Может, я сам сумею договориться с модисткой, — великодушно решил он. — Меня давно не трогают осуждающие взгляды, а тебе нужно пальто или по крайней мере плащ. Твой туалет…
 — Слишком мешал прошлой ночью, — улыбнулась Кристина.
 Макс подмигнул:
 — Ты чересчур горяча, дорогая. В Минстер-Хилле его обязательно починят.
 — Ну да, чтобы каждый слуга многозначительно на меня посматривал? Благодарю, но этот разрыв…
 — Яснее слов говорит о том, как мы спешили? — весело договорил он за нее.
 — Это ты во всем виноват! Я тут ни при чем. Не будь ты ужасно соблазнителен… как сейчас, голый, загорелый и совсем рядом, только руку протяни, я не хотела бы тебя так сильно и не стала бы постоянно требовать твоих ласк, дерзко и чересчур часто, поэтому мне, возможно, стоило бы извиниться…
 — Нет, и никогда не думай об извинениях, — перебил он, гладя ее руку. — Я опьянен тобой и готов на все. — Он осторожно провел пальцем по ее ладони. — А когда привезу тебя в Минстер-Хилл… серьезно подумываю больше оттуда не выпускать.
 — А если бы сны сбывались, я бы серьезно подумывала остаться.
 Кристина закрыла глаза, чувствуя, как загорается в жилах кровь.
 — Собственно говоря, — заметил он, — нам совершенно не обязательно уезжать первым поездом.
 Ресницы Кристины взметнулись вверх.
 — Согласна!
 Она задохнулась, ощущая прежний голод, как будто не было этой ночи. И все только потому, что он продолжал гладить ее ладонь!
 — Ты сыт?
 Он посмотрел на почти нетронутую еду и после минутного колебания кивнул:
 — Сыт.
 Вопреки уверениям Макс, прежде чем встать, все же подхватил с тарелки намазанную маслом сдобную лепешку. Она протянула ему руки, и он увидел, как они дрожат.
 — Видишь, что ты со мной делаешь? Я словно пьяница… хочу тебя каждую секунду, не могу утолить жажду, даже не даю тебе позавтракать.
 Проглотив лепешку, Макс сжал ее пальцы и поднял на ноги.
 — Я больше не в силах есть. Посмотрим, чем можно утолить твою жажду.
 Она шагнула к нему. О эта его уверенность, столь же соблазнительная, как и красота, его чувственная притягательность, такая мощная, что Кристина понимала женщин, бросавшихся к его ногам.
 — Ты всегда так… неутомим…
 Ее охватило извращенное наслаждение от сознания того, что она была одной из многих. Репутация Макса, его сексуальная ненасытность манили ее, хотелось пасть низко, окунуться в ту грязь, которой она всегда сторонилась.
 — Ты когда-нибудь отказывал даме?
 — Только не тебе, — уклончиво ответил он.
 — А как вы решаете, милорд, — гортанно выдохнула она, — какую из них выбрать?
 Он медленно улыбнулся:
 — Разве это имеет значение?
 — Мне не позволено спросить?
 — Тебе позволяется все, что угодно, дорогая.
 — Тогда скажи, что тебе нравится… больше всего.
 Он уловил нотки возбуждения в ее голосе.
 — Ты снова подумываешь о нашей игре?
 — А если и да?
 Сжав ладонями ее лицо, он наклонился и впился глазами в ее глаза.
 — Тогда мне пришлось бы вновь оседлать тебя, как я всегда это делаю с дамами, которым взбрело в голову поиграть.
 — С другой стороны, — томно протянула она, — я не совсем уверена, чего хочу именно сейчас.
 Она никогда не играла раньше, даже в детстве, потому что мать считала неприличием всякое проявление фантазии, и сейчас наслаждалась прихотливыми поворотами их отношений.
 Макс негромко рассмеялся и выпрямился.
 — Неужели не помните, мисс Грей? — шепнул он, легонько проводя пальцем по ее нижней губе, намеренно употребив ее девичье имя, потому что предпочитал иллюзию доступности. — Я решаю, когда, где и хотите ли вы.
 — Какая спесь, милорд! Неужели женщины находят это привлекательным?
 — Думаю, большинство женщин интересует кое-что другое.
 — Что же именно?
 — Удовлетворение, — спокойно объяснил он.
 — Сексуальное удовлетворение.
 — В основном, — пожал он плечами. — Но ты и без того это знаешь.
 — А есть что-то большее?
 — Ты и не представляешь, насколько. Хочешь получить несколько уроков, как удовлетворять мужчину и удовлетворяться самой?
 — Это займет много времени? — допрашивала Кристина.
 — Зависит от того, чего ты ищешь.
 Она перевела взгляд с его мускулистой груди на очевидное свидетельство желания:
 — Этого, разумеется.
 — Так и думал, что тебе нужен мой петушок, — кивнул Макс. — И как сильно ты его хочешь?
 — До умопомрачения. Слишком сильно…
 Уголки ее губ внезапно приподнялись в зазывной усмешке.
 — Правда, в эту минуту не слишком.
 Макс улыбнулся ее обтекаемым выражениям.
 — Скажи это слово вслух, дорогая, или молодые леди вроде тебя не говорят «петушок»?
 — Прошу прощения? — с легком упреком произнесла она, хотя Макс так и не понял, притворное ли это возмущение или искреннее. Неплохо бы добраться до истины.
 — Тебе придется повторить, иначе… — он залихватски подмигнул, — ты его не получишь.
 Кристина вздохнула и покачала головой:
 — Не могу.
 Но все же переступила с ноги на ногу: чувственный вызов уже зажег ответный огонь в и без того накаленном средоточии желания.
 Он опытным глазом ценителя женщин заметил это легкое движение и понял, как мало она расположена ждать.
 — Все, что от вас требуется, мисс Грей, — сказать вслух это слово, и я вставлю вам этот длинный толстый петушок. Немедленно. Сможете кончить столько раз, сколько вздумается.
 — Сейчас мы увидим, чего бы хотел ты, — объявила она, сообразив, что в эту игру могут играть двое. Протянув руку, она провела пальцем по выпуклым венам его фаллоса и взяла в теплое колечко его горячую головку. Но Макс, куда более поднаторевший в подобного рода забавах, отстранил ее.
 — На этот раз тебе не выиграть, дорогая, — предупредил он, сжимая свой пенис так, что блестящая алая головка с сочащимся влагой отверстием набухла еще больше перед ее зачарованным взором.
 — Почему бы тебе просто не попросить?
 — Пожалуйста, Макс…
 — Не так, — упрямо качнул он головой.
 Она не отрывала взгляда от чудовищно огромной плоти. На какое-то головокружительное мгновение весь мир сосредоточился в одной, чувственной точке плотского желания. Кристина слабо вздрогнула, беспомощная перед этим желанием.
 — Пожалуйста… я хочу… это…
 Он укоризненно вскинул брови.
 — Твой… петушок… — закончила она едва слышно. Окрыленный победой, Макс прижал ее к себе.
 — Вы были самим совершенством, мисс Грей, — заверил он голосом глубоким и мягким, словно ощутимая ласка. — И заслуживаете награды.
 Едва не заплакав, она растаяла в его объятиях. Пульсация внизу живота превратилась в лихорадочную барабанную дробь острой потребности.
 — Я никогда не была такой раньше… ненасытной… жаждущей секса… О, если бы ты вообще не выходил из меня!
 При этом туманном намеке на мужа Макс на мгновение застыл, но быстро обрел способность двигаться, напомнив себе, что любовная игра не имеет ничего общего с личной жизнью, мужьями и женами.
 — Ш-ш-ш, дорогая, я здесь, — шепнул он и, сгорая от той же потребности, влекомый тем же соблазном, легко подхватил Кристину и, поддерживая под ягодицы одной рукой, обвил ее ногами свою талию. Она вцепилась в его плечи и тяжело задышала, когда он уперся своей плотью в ее еще сомкнутую расщелину. Он еще приподнял Кристину и медленно опустил на свое копье, легко скользнувшее в самые глубины. Удовольствие обжигало каждый нерв раскаленной лавой. Макс неторопливо наполнял Кристину, желая ощутить постепенное, упругое раскрытие влажных складок, и, когда дошел до самого конца, когда она полностью поглотила его, когда дальнейшее проникновение стало невозможным, последовал миг захватывающей дух неподвижности.
 И тут он с силой подался вперед. И оба сдавленно застонали. Мир покачнулся, утонченная пытка наслаждением становилась все острее.
 Когда ему удалось снова наполнить легкие воздухом, когда он пришел в себя настолько, чтобы обрести способность говорить, сквозь дымку чувственности, застилавшую мозг, до Кристины донеслось:
 — Мы никогда отсюда не выберемся.
 — Мне все равно, — прошептала она.
 — Не говори так! — возмутился он, не зная, сумеет ли набраться благоразумия за нее и за себя.
 — Мне все равно, все равно, все равно, — бесшабашно твердила она и, отпустив его плечи, подалась вперед, туда, где надеялась обрести экстаз.
 Сиюминутные заботы уступили место более головокружительным ощущениям, и он еще яростнее вцепился в ее ягодицы, как будто она своими словами дала ему полную свободу действий. Изо всех сил удерживая ее на своей вздыбленной плоти, он с беззастенчивой дерзостью объявил:
 — В таком случае отныне ты моя навсегда. — И исступленно врезался в нее.
 И любовниками овладела горячка.
 Для рассуждений и раздумий не осталось места. Он двигался в жестком неумолимом ритме: чувственное наслаждение затмило рассудок, жаркая потребность растворила все остальное в алчном желании.
 Воспламененная, теряющая разум, она впилась зубами в его шею.
 Зарычав от боли, он сверхъестественным усилием подавил мгновенный импульс, побуждающий его сделать то же самое.
 Придя в ужас от содеянного, она покаянно заплакала:
 — О Боже, прости меня… прости… мне так жаль…
 Но во рту ощущался вкус крови, напоминая о ее минутном умопомешательстве.
 — Как и мне, — неприязненно оборвал он, предчувствуя, сколько неминуемых бед обрушится на их головы. Нельзя хотеть друг друга так, как хотят они. А что будет дальше?
 Но, несмотря ни на какие трезвые соображения, он в три шага очутился у стены, прижал Кристину спиной к дубовой панели, вложил всю тяжесть своего тела в следующий резкий выпад и пронзил ее снизу вверх, словно лишь одной грубой силой мог унять бушующий в мозгу ураган.
 Поддавшись тому же отчаянному безумию, она всхлипывала, металась, рвалась к нему, желая большего, желая всего его, желая полного, ослепительного, рвущего душу и сердце восторга, который находила лишь в его объятиях.
 Их слияние превратилось в животное совокупление… грубое, почти грязное… вышедшее из-под контроля.
 Безрассудное, бесстыдное в своей алчности. Фантастически, невозможно прекрасное. И, кончив, он исторгся, бешено, как первобытный дикарь, в ее незащищенное тело.
 В наступившей тишине воцарилась ощутимая атмосфера несчастья и грядущего позора.
 Макс, прижавшись лбом к стене, тихо выругался.
 Кристине хотелось успокоить его, но язык не поворачивался говорить какие-то утешительные слова, когда ее трясло от страха.
 — Мы должны как-то позаботиться об этом, — выдавил он наконец.
 — Мы? — с нескрываемой иронией осведомилась она.
 — Я обо всем позабочусь, — поправился он и, выпрямившись, поднял ее на руки и понес к постели. — В городе должна быть аптека, — добавил он, укрывая ее одеялом.
 — Макс! — возмущенно воскликнула она. Вся ее жизнь превращается в публичный фарс!
 — Не смотри на меня так. Нам что-то потребуется, чтобы вымыть из тебя сперму.
 — Хоть бы сказал, что сожалеешь, черт побери, — прошипела Кристина, злясь на него, на себя, на полный идиотизм их поведения.
 — Я сожалею. И раньше со мной никогда не было ничего подобного, хотя это вряд ли тебя утешит. Но мне в самом деле жаль.
 — Надеюсь!
 О, какое же праведное негодование звенело в ее голосе!
 Макс потянулся было к бриджам, но стремительно обернулся. Глаза опасно вспыхнули.
 — Прости, — с едким сарказмом заметил он, — но я что-то не слышал, чтобы ты хоть раз сказала «нет»!
 — Значит, это я виновата?
 Прошло несколько секунд, прежде чем он набрался мужества признаться:
 — Нет. Не ты.
 — Благодарю.
 Макс поморщился и шумно выдохнул.
 — Иногда ты можешь быть чертовски раздражающей.
 — А ты — глупым.
 За этой репликой последовало мертвенное молчание.
 Угрюмый и обозленный, Макс застегнул бриджи, но когда взглянул на нее, лоб его медленно разгладился, а на губах заиграла улыбка.
 — Мне одновременно хочется и отшлепать тебя, и поцеловать, и, как ни глупо это звучит, сделать тебе ребенка, и я, должно быть, спятил, но это было очевидно уже с того момента, как впервые тебя увидел. Кстати, я терпеть не могу добродетельных женщин.
 Кристина улыбнулась, потому что только сейчас услышала точное описание всех симптомов своего собственного помешательства.
 — По крайней мере добродетель больше проблемы не представляет.
 — Поскольку вытеснена куда более болезненными проблемами. Означает ли это, что мне не стоит бежать к аптекарю?
 — О, лишняя предосторожность не повредит, — заверила она с покаянным видом. — Правда, я надеюсь, ты знаешь, что спрашивать, потому что я не имею ни малейшего понятия.
 — Да и я тоже. Но обязательно выясню.
 Не в его привычках было спать с наивными особами: все дамы в его жизни были достаточно опытны, чтобы предохраняться самим. Но, опасаясь новой ссоры, он мудро воздержался от упоминания этого факта.




 Глава 12


 При виде стоявшего на пороге Макса аптекарь и его помощница потрясенно вытаращились на необычного посетителя. Логичнее всего было предположить, что к ним впервые средь бела дня забрел клиент в вечернем костюме. А может, дело в том, что фрак безнадежно помят, словно его владелец провел ночь в веселом заведении?
 — Мне нужны две вещи для личного употребления, — объявил он в полной тишине.
 Женщина растерянно захлопала глазами, открыла рот, тут же закрыла снова, и пожилой фармацевт, сжалившись над ней, кивнул:
 — Я все сделаю сам, Клер.
 После ее ухода Макс коротко объяснил, в чем дело. Найти первый предмет, как оказалось, не составило трудности. В таком маленьком городке, как Таттон, на подобные устройства не было особого спроса, и, вытащив пыльную коробку, аптекарь старательно вытер ее и подвинул Максу.
 — Что же касается кондомов… в последнее время они пользуются популярностью. Какой вам требуется?
 — Я возьму все, что у вас есть.
 — Все?!
 — Да, пожалуйста.
 Не обращая внимания на удивленное восклицание аптекаря, Макс решил, что их отъезд из «Единорога» может быть отложен на неопределенное время и лучше не шокировать здешних обитателей лишний раз.
 — У меня имеется значительное количество, сэр.
 — Прекрасно. Заверните. И побыстрее, прошу вас.
 Аптекарь принялся заворачивать первую из четырех коробок с презервативами, испытующе глядя на клиента поверх очков в проволочной оправе.
 — Вижу, вы остановились в гостинице.
 — Да, — бросил Макс, многозначительно глядя на часы.
 — Вы из здешних мест?
 — Нет.
 — Гостили у кого-то в округе?
 Макс едва сдержал нетерпеливый вздох.
 — Нет. Дайте мне бумаги, я помогу вам.
 Аптекарь вручил Максу оберточную бумагу и тесьму.
 — Значит, проездом? — допытывался он, очевидно, решив побольше узнать о таинственном посетителе.
 — Более или менее, — уклончиво ответил Макс, не собиравшийся обсуждать свою жизнь с пронырливым незнакомцем в тот момент, когда в Кристине, возможно, уже зарождается новая жизнь, и, ответив аптекарю ледяным взглядом, напомнил: — Я спешу, так что, если не возражаете…
 Испуганный резким тоном Макса и невысказанной угрозой, таившейся в этой простой фразе, фармацевт судорожно сглотнул и замолчал.
 Очередной момент замешательства был вызван крупной купюрой, которую протянул Макс. Аптекарь так долго копался в ящике кассы, что Макс сжалился:
 — Сдачи не надо.
 — Но я мог бы послать вам деньги почтой, сэр. Или сбегать в банк разменять банкноту и оставить сдачу в гостинице.
 — Не стоит, — отмахнулся Макс, шагнув к двери.
 — Спасибо, сэр. Вы очень щедры, сэр. Хорошего вам отдыха, сэр.
 Стук захлопнувшейся двери заглушил последние слова мужчины, а секунду спустя в помещение ворвалась помощница, все это время отсиживавшаяся в задней комнате.
 — Ну и ну! — выпалила она, подбегая к передней двери так быстро, как только позволял ее немалый вес. — Я слышала каждое слово! Должно быть, он богат, как Крез, если оставил вам такие чаевые!
 Наблюдая за Максом, переходившим улицу, она продолжала тараторить:
 — Хотела бы я посмотреть, что за кобылку он себе добыл, если для нее требуется целых четыре коробки сами знаете чего! Видели следы зубов у него на шее? Он и не попытался их скрыть! Погодите, он зашел в лавку Мейзи! Как по-вашему, что ему там нужно?
 — Скоро узнаем, — сухо ответил аптекарь. — Мейзи — первая сплетница в городе.
 — Но какой же красавчик…
 Мужчина в изумлении уставился на помощницу. Вдова Клер считалась заядлой мужененавистницей, как и подобало богобоязненной христианке.
 — То есть это прямо в глаза бросается, — поправилась она, быстро обретя праведный пыл. — Тут явно видна рука Господа нашего.
 — Ну да, а в пороках этого господина явно видна рука дьявола, — хмыкнул аптекарь.
 В отличие от вдовы Клер праведности в Мейзи Картер не было ни на грош. Впрочем, и доброй христианкой ее трудно было назвать. Так что, когда Макс показался в дверях, она подумала, будто умерла и попала на небеса, а Господь достойно вознаградил ее за то, что она всю свою жизнь кланялась и льстила грубым, неприветливым, капризным заказчицам из местного мелкого дворянства, имеющим к тому же привычку не платить по счетам.
 — Доброе утро, сэр, — промяукала она, проводя ладонью по крашеным светлым локонам и жалея, что не надела свое лучшее платье.
 Макс распознал этот тон, такой привычный для слуха, не содержащий никаких тайн, бесстыдно-призывный, и, окинув быстрым взглядом стоявшую перед ним женщину, ответил вежливо, но суховато:
 — Доброе утро.
 — Зовите меня Мейзи! — жизнерадостно объявила женщина. — Меня все так зовут. А как ваше имечко, милорд?
 «Мой породистый жеребец!»
 Но не могла же она высказать такое этому надменному аристократу! Уж лучше держаться дипломатичнее, а там кто знает?
 — Я маркиз Вейл, — ответил Макс, зная, что пытаться обмануть бесполезно. Хозяйка гостиницы наверняка поделится с приятельницами новостью о прибытии богатых постояльцев. — И сегодня мне понадобятся ваши услуги. — Он улыбнулся, по опыту зная, как помогает в таких делах приветливость. — К сожалению, я несколько тороплюсь, но, надеюсь, вы мне поможете.
 — Об этом можете не беспокоиться, милорд.
 Улыбка Макса стала еще шире.
 — Прекрасно.
 Оглядывая лавку, он заметил великолепную соболью накидку, брошенную на прилавок.
 — Мне нужно что-то в этом роде, — пояснил он, кивком указав на накидку. — Подойдет идеально.
 Хотя Мейзи втайне надеялась на то, что красавец маркиз заговорит на темы, более близкие ее сердцу, все же понимала: он не для нее. Но ведь надеяться никому не запрещено, верно?
 Глубоко вздохнув, чтобы показать пышную грудь во всем великолепии, она мягко покачала головой:
 — Прошу прощения, но это заказ. Сегодня за ней приедет лакей графини Темпл.
 — Графиня — мой хороший друг. Она с удовольствием сделает мне одолжение.
 Мейзи не усомнилась в том, что любая женщина будет готова на все ради этого полубога, но графиня и в самом деле была одной из самых выгодных ее клиенток и ожидала накидку именно сегодня.
 — Я заплачу сверху за вашу доброту, — предложил Макс.
 — Вы не из здешних мест, верно? — спросила она, чуть прищурившись. — Выговор вроде как американский.
 — Я и есть американец. Наполовину.
 — Не со стороны Вейлов, разумеется.
 — Разумеется.
 Мейзи беззастенчиво оглядела Макса.
 — Значит, вы друг графини?
 — И принца Уэльского, если это поможет, — упомянул Макс, хорошо знавший, насколько люди по природе своей склонны к пресмыкательству перед сильными мира сего. — Мне в самом деле нужны эта накидка и дорожный костюм.
 — И вы действительно готовы расщедриться?
 — Даю слово.
 — Ну, вы точно родом не отсюда, — засмеялась Мейзи. — Здешние торгуются за каждый пенни.
 — Обещаю вообще не торговаться. Назовите цену.
 — Так вы богатенький американец! — догадалась наконец она, оценивающе оглядывая его фрак, туфли ручной работы и бриллиантовые запонки.
 — Скажем, состоятельный, — слегка улыбнулся Макс, ничем не выказав раздражения столь откровенным осмотром. — Надеюсь, рекомендаций от моего банкира не понадобится.
 — И у вас хватит наличных на соболью накидку? Похоже, вы и в самом деле собирались в спешке, если не успели ничего захватить!
 — Хватит!
 Когда собираешься играть в карты с принцем Уэльским, лучше заранее иметь при себе значительную сумму, поскольку тот не только повышает ставки, но и любит выигрывать.
 — И я был бы крайне благодарен, если бы вы поторопились найти костюм.
 — Вижу, вы прямиком от аптекаря, — заметила опытная особа, узнав форму коробок.
 — Да, вы одобряете?
 — Ну до чего же дерзкий дьявол! — восхищенно выпалила она. — Хотя с вашей-то внешностью… ничего удивительного.
 — Мейзи, дорогая, — тихо взмолился он, — я чертовски спешу.
 — Должно быть, она настоящая красавица.
 Нежность на миг блеснула в его глазах, смягчив напряженное лицо.
 — Да… и больше.
 Сострадательное сердце Мейзи вмиг растаяло при виде столь нескрываемой привязанности.
 — Мужчина с таким выражением в глазах достоин собольей накидки.
 — Спасибо. А костюм?
 — Видать, ваша дама уехала в вечернем платье?
 — Видать, — кивнул он.
 — Какой размер? Хотя я не держу готовой одежды, но у меня есть парочка выполненных заказов, за которыми должны приехать.
 — Такой же, как у графини Темпл.
 — Тогда берите ее прогулочный костюм из лучшего зеленого харрисского [5] твида. Здесь мы часто носим спортивную одежду, так что у моего брата Бена может найтись куртка для верховой езды. Его лавка как раз вниз по улице и чуть дальше. Хотя с вашим ростом… не уверена.
 — Сейчас у меня нет времени.
 — В таком случае потом. Я попрошу его найти вам что-нибудь подходящее. И неплохо бы купить шарф, чтобы прикрыть шею, — объявила она, подмигнув.
 — Он и глазом не моргнул, — заметила Мейзи позже, пересказывая приятельницам подробности знакомства с красавчиком маркизом. — Ну чисто Дон Жуан. — Она завистливо вздохнула. — И к тому же денег полно.




 Глава 13


 — Слишком поздно, слишком поздно, — зарыдала Кристина, едва Макс вошел в комнату. — Что тебя так задержало?
 За те полчаса, что Макса не было, она довела себя едва не до истерики, воображая все возможные беды и несчастья. Винила его, себя и даже мужа, хотя понимала, что моральная ответственность за случившееся лежит только на ней.
 — Покажи, что ты принес.
 Она шагнула к нему и отмахнулась от протянутой одежды, прикрытой муслиновым покрывалом.
 — Я имею в виду средства от аптекаря.
 — Тебе больше понравится костюм, — ухмыльнулся он, швыряя вещи на стул.
 — Сейчас мне не до юмора, — кисло буркнула она.
 — Прости, но я спешил как мог и совсем не опоздал.
 Положив остальные покупки на стол, он обнял Кристину.
 — Я все улажу, только не волнуйся.
 — Тебе легко говорить!
 — Мне действительно ужасно жаль, дорогая, и можешь ругать меня сколько захочешь, как только я о тебе позабочусь, — пообещал он, нежно ее целуя. — Пойдем, посмотришь, что я купил у аптекаря.
 Кристина ахала, ужасалась, радовалась, возмущалась, соглашалась, и когда, наконец, они сумели сообразить, как действует спринцовка, — не без насмешек над собственной неопытностью, — она облегченно вздохнула и снова обрела способность думать связно.
 Лежа на постели, она лениво потянулась и улыбнулась Максу:
 — Ну, уж если ты даже такое способен превратить в наслаждение, я твоя навеки.
 — Погоди, пока увидишь, что я нашел в этом забытом Богом захолустье, — ответил Макс, кладя уже использованную спринцовку в шкафчик под умывальником. — Еще больше обрадуешься.
 Закрыв дверцы шкафчика, он вытер руки, поднял муслиновое покрывало и бросил ей накидку.
 — Я сказал модистке, что нуждаюсь в этом больше, чем леди Кавендиш.
 — Так это Шейлы?
 — Уже нет.
 — О Господи, думаешь, тебе следовало…
 — Следовало или нет, дорогая, дело сделано.
 — Какая прелесть! — воскликнула Кристина, гладя дорогой, отливающий золотом мех. — Подумать только, соболь! Но, как бы он мне ни нравился, вряд ли я могу принять такой невероятно дорогой подарок.
 — Разумеется, можешь, и не будь глупышкой.
 Вернувшись к кровати, он закутал ее в накидку, как в одеяло, прежде чем сесть рядом.
 — И если тебя смущают соображения приличия, считай, что я купил ее для себя. Чертовски мягко будет разложить тебя на ней.
 Кристина неприязненно поморщилась при столь откровенном пренебрежении к ее чувствам.
 — Ты когда-нибудь думаешь о чем-то еще? И я не возьму это.
 — Ради Бога! Я по сравнению с тобой мастер принуждать людей, и, если ты не захочешь, мех останется у меня.
 Ах, не стоило ей сердиться на этого добрейшего, великодушнейшего во многих отношениях человека, но слишком острой была ее вновь обретенная потребность в независимости.
 — Мне нечего сказать на этот счет. Жалуешься, что я не сдержалась?
 — Ни в коем случае, пока в моем теле останется хотя бы искра жизни, — вкрадчиво поклялся он, — и давай не ссориться из-за накидки, которая совершенно Шейле не нужна. Не смотри на меня так: ты прекрасно знаешь, что у нее не меньше дюжины шуб.
 — Не в этом дело.
 — Так мы спорим о… — Он расплылся в улыбке. — Напомни мне, я, кажется, забыл, в чем суть…
 — Суть в том, что тебе обязательно нужно поставить на своем, а мне не всегда это нравится.
 — Рискуя снова обострить бессмысленную перепалку, я все же посмею заметить, что исполняю все твои желания, когда бы ты их ни выразила, и если требуешь большей определенности, я с радостью…
 — Не важно, — поспешно перебила она, вспомнив о своей поистине разнузданной чувственности и его вечной готовности угодить. — Наверное, ты прав. Но только посмей злорадствовать!
 — Ни за что, и спасибо, — бросил он, нахально блестя глазами. — Раз уж ты признала мое исключительное великодушие, могу я со всей почтительностью объяснить, что нам давно пора отправляться в Минстер-Хилл? Всего лишь предложение, разумеется, но очень настойчивое, особенно после моего недавнего похода в город. Сплетни распространяются со скоростью лесного пожара. К тому же учти мои последние приобретения. Итак, что вы думаете, миледи?
 Он легонько коснулся ее пальцев.
 — Придется, наверное, — с видимой неохотой признала она.
 — Самое мудрое решение с точки зрения благоразумия, осмотрительности и так далее и тому подобное…
 — Ну да, это у тебя всегда на первом месте, — поддела Кристина.
 — Обычно даже не на сотом, но с тобой я становлюсь более осторожным. Потому что…
 — Я не желаю никаких проблем.
 — Согласен. Мне бы очень хотелось остаться здесь с тобой в теплой постели на целую вечность, тем более что можно поваляться на соболе, — ухмыльнулся Макс, — но я снова вынужден оставить тебя. Куплю куртку и бриджи, а когда вернусь, ожидаю увидеть тебя одетой. Договорились, дорогая?
 — А если и так? — кокетливо бросила она.
 — Уверяю, ты будешь достойно вознаграждена, когда мы окажемся в Минстер-Хилле.
 — Надеюсь, письменного обещания не понадобится?
 — При моем состоянии перманентного возбуждения? — Он ошеломленно тряхнул головой. — Пожалуй, нет. Уверен, мы найдем, чем удовлетворить миледи. Кстати, дорогая, до следующего поезда еще час. Сумеешь выдержать?
 Кристина кивнула. Он поцеловал ее и решительно вскочил. Чем скорее они доберутся до его загородного поместья, тем надежнее им гарантировано уединение.
 Вернулся он с новой одеждой и билетами на поезд.
 — Удача нам не изменила, — заметил он, протягивая билеты. — У нас отдельное купе.
 — Ты чрезвычайно предусмотрителен.
 Одетая и готовая к выходу, если не считать шелковых вечерних лодочек, носки которых едва выглядывали из складок меховой накидки, она словно сошла с обложки модного журнала.
 — Поговорка «Не подмажешь — не поедешь» как нельзя более применима к Таттону. Бедному поверенному придется сегодня ехать в обычном вагоне, без спальных мест. Но он, как мне сказали, человек еще молодой, так что выдержит.
 — В этом случае угрызения совести меня не замучат, — улыбнулась Кристина.
 — Они вообще не должны тебя мучить. Относи все за счет моего эгоизма. Я хочу держать тебя в объятиях, и наконец получил такую возможность.
 Всю дорогу он действительно не выпускал ее из объятий. Кристина задремала сразу же после того, как поезд отошел от станции. Менее, чем он, привычная к бессонным ночам и необузданному сексу, она в самом деле устала.
 Пока она спала, он получил время поразмыслить о редкостном чуде, случившемся с ним. О своих чувствах к этой женщине и бесчисленных проблемах в их отношениях. Он впервые в жизни испытывал нечто подобное. И хотя знал, как достойно прервать роман, не оставив в любовнице ни ненависти, ни обиды, как попрощаться обаятельно и с чарующей улыбкой, не так-то легко примириться с бурей эмоций, которые пробудила в нем Кристина… или перспективой их расставания.
 Две недели пройдут быстро.
 До чего же необычна сама мысль о том, что он, маркиз Вейл, способен провести две недели с одной женщиной! В прошлом нечто подобное привело бы его в панику, а сейчас он смотрит в будущее без тревоги и страха, и не только предвкушает удовольствие от ее общества, но и с ужасом думает о том, что две недели пройдут слишком быстро.
 Макс тихо хмыкнул. Ничего не скажешь, жестокая справедливость судьбы. Какая же ирония заключена в том, что любовь настигла человека, бросившего столько женщин!
 Но, будучи реалистом до мозга костей, он не собирался сетовать на неумолимость рока. В Минстер-Хилле Кристина целых две недели будет принадлежать ему! Придется довольствоваться этим.
 Что же касается будущего…
 Он молча пожал плечами.
 В телеграмме, посланной Максом из Таттона, уточнялось время прибытия, поэтому на станции Эмери их уже ждал экипаж. Погода выдалась прекрасная: солнце сияло с синего безоблачного неба, деревья стояли во всей красе своей осенней листвы, и кучер повез их по живописной, вьющейся вдоль реки дороге. Харди гордился поместьем, в котором его семья служила на протяжении двадцати поколений.
 На подъездной аллее выстроился весь штат слуг. Дворецкий Уайлдер и экономка миссис Драммонд приветствовали хозяина и его гостью.
 — Господи помилуй, — вполголоса пробормотала Кристина. — Никогда не видела столько народу. Должно быть, ты живешь в королевской роскоши.
 Макс оглядел строй слуг, показавшийся ему длиннее обычного, и задался вопросом, уж не решил ли дворецкий, будто титул княгини требует дополнительных почестей.
 — Думаю, они ради тебя собрали людей из всех окрестных деревень, — прошептал он. — И надеюсь, сумели произвести на тебя впечатление.
 — Вне всякого сомнения. Так ты очень богат? — поддразнила она. — Видишь ли, Лулу вечно твердит, что надеется на мой здравый смысл, поскольку если уж я отважусь завести любовника, то хотя бы не бедного!
 — Иначе говоря, призывает следовать ее примеру, — с внезапной холодностью заметил он.
 — Прости, я неудачно пошутила.
 Макс мрачно нахмурился, но все же взял ее под руку и провел вдоль бесконечной линии слуг, с улыбкой кивая на их приветствия.
 — Кстати, — пробормотал он, когда они поднялись на крыльцо Минстер-Хилла, — больше любовников у тебя не будет.
 — Да, сэр, как скажете, милорд. Считайте меня вашей покорной служанкой. Не хотите ли, чтобы я заодно и туфли вам почистила? Боюсь, у меня это не получится. Недостатки воспитания, что поделаешь, зато я могу отдавать приказания слугам, если удовольствуетесь этим, милорд.
 — Не валяй дурака, — проворчал он, но, тут же осознав, что играет в ее жизни далеко не главную роль, немедленно раскаялся. — Прости меня, я забылся. А если потребуешь от меня начистить туфли, это тоже входило в мое воспитание.
 — Будьте уверены, милорд Вейл, что у меня есть куда более важные просьбы.
 — Требования, хочешь сказать? — уточнил он.
 — После столь непонятного взрыва ревности я старалась быть дипломатичной, но именно требования.
 — По крайней мере мы хоть в чем-то согласны, — сухо обронил он.
 — В самом главном, милорд. Обещаю никогда не брать другого любовника, но не для того, чтобы угодить тебе. Чтобы угодить себе. Понял?
 Она показала ему язык.
 На какой-то момент ему вдруг захотелось дать такую же клятву, но, предвидя, чем кончится их роман, он не смог солгать столь откровенно.
 — А я обещаю, — сказал он, — сдерживать свою ревность.
 Перед ними с театральной торжественностью распахнулись двойные двери, и в вестибюле возникли новые слуги, прервав их беседу.
 Макс повел Кристину по внушительному вестибюлю к мраморной лестнице, показывая по пути портреты предков и тоном завзятого гида объясняя историю каждого. Она отвечала в таком же духе: восхищалась художниками, замечала особенности интерьера, то есть вела себя так, как полагалось всякой хорошо воспитанной гостье.
 Но когда они следовали за лакеем по казавшемуся бесконечным коридору, она все же прошептала:
 — Долго еще?
 — Чертовски, — сообщил он и громко осведомился, нравится ли ей восхитительная ваза, стоявшая в стенной нише.
 — Шестнадцатый век? — в свою очередь, спросила она.
 — Да, самое начало, насколько мне известно.
 — Очень мило.
 — Я рад, что вам нравится.
 Она озорно хихикнула.
 — Слугам придется научиться отводить взгляды при встрече с нами, — вздохнул Макс. — Если я захочу поцеловать тебя за пределами нашей спальни, не собираюсь отказывать себе в удовольствии. Если не возражаешь, разумеется.
 Он вечно забывал о ее довольно бессвязных представлениях о приличии.
 — Между нами далеко не платонические отношения, так что…
 — Слава Богу, нет, иначе мне приходилось бы принимать холодную ванну по десять раз на день.
 — Хочешь сказать, что действительно способен сдерживать свои желания?
 Он мельком взглянул на нее:
 — Возможно, нет.
 — Даже в холодной воде?
 — Даже если бы внезапно нагрянула арктическая пурга.
 — Как мило.
 — Я рад, что ты так думаешь.
 — Насколько сильно?
 — Считай, что покажу тебе степень своей радости ровно через пять минут.
 — Так долго?
 — Черт возьми, нет.
 Он подхватил ее на руки, промчался по коридору мимо лакея, и будь прокляты слуги!
 Их яростная любовная схватка в этот первый день в Минстер-Хилле ознаменовала начало двухнедельного невыразимого счастья для них обоих. Они не делали ничего и делали все, в зависимости от настроения: иногда не покидали постели, иногда гуляли или часами скакали верхом, как туристы, любующиеся видами. Как любовники, довольствующиеся обществом друг друга.
 Как-то вечером они переоделись к ужину и выступили в роли хозяев поместья, и словно малыши, играющие в папу и маму, делали вид, что они почтенные супруги, законные хозяева этого древнего владения. Они даже говорили о детях. О том, что когда-нибудь у них будут двое: мальчик и девочка. И даже выбирали имена и школы, которые те будут посещать.
 Кончилось тем, что на глаза Кристины навернулись слезы. Макс, поспешно поднявшись, обошел вокруг гигантского стола, за которым они играли в свою глупую игру, прижал ее к груди, понес наверх мимо слуг и с утонченной нежностью любил остаток вечера и всю ночь. Стремясь, чтобы она забыла свою печаль, а он — что время утекает все быстрее. Так, чтобы осталось лишь безумное наслаждение, наполняющее их умы, сердца и разгоряченные тела.
 Чтобы завтра не существовало.
 Но завтра наступило с неумолимой реальностью. За ним еще одно, еще… и любовная идиллия подошла к концу.
 Проснувшись в объятиях Макса в то самое утро, когда им предстоял отъезд, Кристина тяжело вздохнула, охваченная невыразимой грустью. Напрасно твердила она себе, что любовные романы по природе своей непостоянны, что Макс не может разделить с ней жизнь и что она навсегда сохранит воспоминания о том огромном счастье, которое было у них на двоих.
 — Я заказал для тебя солнечный день, — прошептал Макс.
 Кристина молча смотрела в его улыбающееся лицо. Как она будет жить без него?!
 — Я не заплачу, — пробормотала она, вытирая слезы.
 — Я тоже обещал не плакать, — шутливо подтвердил он, хотя мысль о том, что она покинет его, была непереносима.
 — Это уже утешение, — кивнула она, растягивая губы в подобии улыбки.
 Макс сделал смешную гримасу.
 — Придется перенять манеру британцев церемонно поджимать губы.
 Кристина невольно хихикнула:
 — Ты ничуть не похож на британца.
 — Это уже утешение, — передразнил он, довольный, что заставил ее смеяться.
 — Ты будешь мне писать?
 — Так часто, как только пожелаешь, — ответил он, сам не зная, сможет ли… захочет ли… сумеет ли вынести сознание того, что она живет с другим мужчиной.
 — Неплохо бы каждую минуту.
 — Что я люблю в тебе, так это твою нетребовательность.
 Интересно, он всерьез сказал о любви?
 Макс спрашивал себя о том же, но не долго, поскольку не привык предаваться бесплодной печали, и, целуя Кристину, уже думал о том, как в последний раз подарить ей наслаждение.
 Этим утром он дал ей только чистое, неомраченное удовольствие, сладостные поцелуи, поцелуи юноши, удивившие и восхитившие ее.
 — Жаль, что я не знала тебя, когда мы оба были молоды, — пожаловалась она, лежа на нем полчаса спустя, еще не успокоившись после только что испытанного оргазма.
 — Но сейчас я лучше, — похвастался он.
 — Зато не такой милый, я полагаю.
 — Не знал, что тебе нужно именно это, — поддел он, прекрасно понимая, что она имеет в виду.
 — Ну вот, теперь обязательно нужно быть циником, когда я еще не отошла от радости твоих невинных юных поцелуев.
 — Рад, что вам понравилось, мадам, — протянул он с отчетливым американским акцентом. И без того он подумать не может о расставании! Поэтому и не намерен предаваться сентиментальным грезам. — Если вы в настроении, у меня найдется еще много чего!
 — Я всегда в настроении, — заверила она, всхлипнув.
 — Не плачь, дорогая. Я буду писать, ты будешь писать. И кроме того, устрою в доме телеграф, — игриво провозгласил он. — А если ничего не поможет, договоримся о тайном свидании.
 Она снова всхлипнула и кивнула.
 — И я буду целовать тебя всю дорогу до Лондона.
 Но она все же плакала, да и он едва не разрыдался, когда экипаж отъехал от Минстер-Хилла. Прижимая Кристину к себе и снимая губами слезы, он гадал, что теперь делать со своей жизнью, сколько бы ее там ни оставалось…




 Глава 14


 Во второй половине дня они уже стояли перед лондонским домом Кристины. Слуги при виде их отворачивались, а голос дворецкого, приветствовавшего их, лишился обычной надменности. Незнакомый с обычаями этого дома, Макс ничего не понял, зато Кристине сразу стало страшно. Но прежде чем она успела расспросить дворецкого, двери библиотеки распахнулись, и на пороге возник Ганс с белым от ярости лицом.
 — Где, черт возьми, ты шлялась… а вы, — прогремел он, тыча пальцем в Макса, — проваливайте из моего дома!
 Подскочив к Кристине, он грубо дернул ее за руку и толкнул к лестнице.
 — Потаскуха! Тобой я займусь позже!
 — Отпусти ее! — бросил Макс, шагнув к Кристине. Но та, быстро обернувшись, вытянула руку, чтобы остановить его.
 — Пожалуйста, Макс, не надо, — умоляюще прошептала она. — Уходи.
 — Вы слышали? — рявкнул князь. — Убирайтесь ко всем чертям!
 Макс колебался, не желая оставлять Кристину в беде, боясь, что ее муж в ярости способен на все. Но она одними губами повторила «пожалуйста» и стала подниматься по ступенькам.
 — Видите? — торжествующе-злобно ухмыльнулся Ганс. — Послушайтесь ее совета, иначе этой шлюхе худо придется!
 Макс растерянно смотрел вслед Кристине. Он никогда еще не чувствовал себя столь беспомощным. Вся его сила и власть ничто, меньше чем ничто в сравнении с ее желаниями. Она просила его уйти. Но как оставить ее одну на муки и терзания?
 Он круто развернулся и встал перед князем.
 — Посмей только пальцем ее тронуть!
 — Она моя жена, Вейл. Надеюсь, ты понимаешь требования закона лучше, чем кто бы то ни было, если учесть твою склонность спать с замужними женщинами.
 — Пропади пропадом все требования закона, — пробормотал Макс. — Если обидишь ее, будешь иметь дело со мной.
 — Это угроза? — бросил Ганс, презрительно скривив губы.
 — Думай как знаешь! Да, угроза, обещание и клятва расправиться с тобой, и, поверь, я ее сдержу.
 — К счастью, ты не живешь в Силезии.
 — Мир с каждым часом становится все более тесным.
 — Какая галантность, Вейл. На человека твоего типа это не похоже.
 — Я изменился, — коротко отрезал Макс.
 — Уверен, что твое следующее завоевание по достоинству оценит новообретенную галантность, — пренебрежительно хмыкнул Ганс. — Но, как тебе известно, я могу делать со своей женой все, что пожелаю. — Светлые, словно выцветшие, глаза чуть сузились. — А теперь вон из моего дома.
 Повернувшись, он последовал за Кристиной. Расстроенный, измученный, обеспокоенный, Макс смотрел вслед князю, пока тот не исчез из виду. Но даже после этого Макс долго спорил сам с собой, порываясь броситься на защиту Кристины. Хотя… имеет ли он право вмешиваться? Ответ, разумеется, был достаточно неприятен, стоило лишь вспомнить о распутной жизни, которую он вел, или о том, что случалось, когда он спал с чужими женами.
 Макс оглядел топчущихся в холле слуг. Судя по их растерянному виду, они не знали, куда деваться, тем более что никаких указаний от хозяина не было.
 — Вряд ли кто-то из вас согласится уведомить меня, если княгиня окажется в опасности, — деловито объявил он, но, как и ожидалось, ответа не получил. Его так и подмывало разбить что-нибудь или хотя бы свалить одного из лакеев с ног ударом кулака, но, понимая, как мало это поможет Кристине, он молча направился к двери.
 Стоя на крыльце, он продолжал мучиться сомнениями. Может, все-таки следовало остаться?
 Войдя в гостиную Кристины, Ганс смерил жену ледяным взглядом. Но Кристина, стоявшая у окна и еще не сбросившая накидку, не обратила на мужа никакого внимания. Ах, если бы он только оставил ее в покое… если бы только у нее был выбор… если бы тысячи бесплодных мечтаний осуществились…
 — Он убрался и больше не вернется, — объявил Ганс, прерывая тягостное молчание. — А ты ожидала, что он спасет тебя подобно романтическому рыцарю в сверкающих латах?
 — Жизнь с тобой научила меня не ждать ничего хорошего.
 Игнорируя ее замечание, он с издевкой бросил:
 — Надеюсь, это твой богатый американец купил тебе такой дорогой мех, потому что я за него платить не собираюсь.
 Кристина наконец повернулась к мужу. Полы накидки чуть слышно прошуршали по ковру.
 — Что тебе нужно, Ганс? Я не в настроении обмениваться с тобой оскорблениями.
 — Какой же ты кажешься одинокой и покинутой, прелесть моя!
 — Твое общество мне неприятно. Так ли уж необходим этот разговор? — Она гордо вскинула голову, твердо намереваясь устоять перед его издевательским пренебрежением. — Я здесь. Этого, по-моему, вполне достаточно.
 — Не воображай, что он влюблен в тебя… Господи милостивый. Так оно и есть! Глупая корова, да он переспал с половиной Англии, и всего за три месяца! Хотя не пойму, что он увидел в такой холодной суке, как ты! Поразительно! Должно быть, все дело в новизне.
 До чего же он вульгарен! Но… нельзя не признать, что в его словах есть правда. Макс действительно…
 Она сама не поняла, почему так вспылила.
 — А Джина? Хочешь сказать, что эта грязная потаскуха тоже имеет для тебя прелесть новизны после всех тех постелей, в которых валялась?
 — Не стал же я терпеть ее две чертовых недели! Уже успел съездить домой и вернуться!
 — Тебя здесь никто не держит. Можешь ехать в Силезию, и чем скорее, тем лучше.
 — Но на этот раз, моя дорогая жена, — с уничтожающим сарказмом объявил он, — ты будешь меня сопровождать. Мы отправляемся в дорогу завтра же. Домой, домой!
 «Я дома!» — хотелось крикнуть Кристине, но мальчики были в Силезии.
 — А если я не пожелаю ехать по твоему приказу? — сухо осведомилась она.
 — В таком случае тебя отправят под стражей, — безапелляционно отрезал он. — Ты моя собственность, купленная и оплаченная… хотя, вероятно, не с американским размахом. — Он грубо ткнул пальцем в ее накидку.
 Ответный взгляд Кристины мог бы заморозить даже пламя.
 — Ты закончил?
 Как величаво она держится: спина прямая, бледное лицо с точеными чертами словно сошло с картин древних мастеров и сияет прелестью… английская роза, которую он выбрал двенадцать лет назад, решив, что она станет достойной матерью его детей. Да, время не коснулось ее. Она не увяла, и пусть совершенно безразлична ему, но он не делит свою жену ни с кем. Тем ненавистнее ее проклятое спокойствие и холодная красота. Ничего, когда они окажутся дома, он покажет, кто тут хозяин. Сломает ее, заставить подчиниться своей воле.
 — Поезд отходит в десять, — буркнул он. — У тебя есть время приготовиться.
 Едва за ним закрылась дверь, Кристина пошатнулась и упала на стул: ноги ее не держали. Такого ужаса она еще не испытывала. Но ведь раньше она никогда не выходила из роли покорной жены и не исчезала на две недели, чтобы окунуться в воплощение сладостных фантазий. Не понимала, какая пропасть лежит между долгом и экстазом.
 Но всякое воспоминание о пережитом блаженстве исчезло при виде стоявшего в холле Ганса. Теперь ее удел — раскаяние, тревога… и жалость к себе. Что несет ей будущее? Цена, которую придется платить за короткие минуты радости, будет непомерно высока. Она может стать узницей Ганса, если тот захочет воспользоваться своими правами. Что ему стоит запереть ее в одном из отдаленных поместий, вдали от цивилизованного мира? Ее непростительное поведение отразится на отношениях с сыновьями. Ганс нередко пользовался детьми как залогом ее послушания и вполне способен обличить ее перед ними.
 Она сделала ужасную ошибку. Не следовало поддаваться соблазну, соглашаться на прогулку тем утром, отсылать Дитера…
 И неожиданно воспоминания о счастье, изведанном в маленькой комнатке в Дигби, наполнили душу. Их сладость изгнала худшие ее страхи, и она еще раз поняла, что в мире существуют доброта и ослепительное наслаждение. Дни, проведенные в Минстер-Хилле, увлекли ее еще дальше по дороге любви, в магический мир нежности, и она снова и снова воскрешала в памяти эти беззаботные минуты, словно переворачивала страницы альбома, где каждая картинка, каждый рисунок воплощали целую жизнь. Другую жизнь. Удовольствие наслаивалось на удовольствие, и теперь, измученная и тоскующая, страшившаяся будущего, она улыбалась, чувствуя, как теплеет на сердце. И что ей будущее? Ведь, кроме ее эгоистических интересов, существует безграничная безусловная любовь к детям. Она уже заранее испытывает восторг при мысли о том, что скоро вновь увидит своих мальчишек! Они приезжают домой на каникулы, а Рождество — лучшее время года, и радость общения с ними станет бальзамом для ее ран. Будущее — в материнской любви, и придется довольствоваться этим. Но все же она раз в жизни побывала в раю, и этот праздник чувств навсегда останется с ней.
 Макс, стоя в темном подъезде на другой стороне улицы, следил за домом Кристины. Не в силах покинуть ее, возможно, по причинам, не имевшим ничего общего с гневом ее мужа, он вот уже несколько часов нес безмолвный караул.
 Когда она на миг появилась в окне, он заметил место— положение комнаты, гадая, ее ли это спальня или… и это было страшнее всего… что, если она у Ганса?!
 Он настолько разволновался, что был вынужден прислониться лбом к холодной стене и далеко не сразу овладел собой. Означает ли это, что он окончательно обезумел? Стоять здесь в темноте в бесплодном ожидании!
 Он поднял воротник и тяжело вздохнул. Приходится признать, что он испытывает к этой женщине нечто большее, чем при обычном мимолетном романе. Иного объяснения его идиотской потребности торчать напротив ее дома в безумной надежде увидеть ее снова просто не найти.
 Пока он пытался разобраться в причинах своей невыразимой тоски, слуги стали задергивать шторы. С каждым затемненным окном Макс все больше мрачнел. Ощущения были такие, словно он изгнан из ее жизни навсегда. В наступающем мраке он казался себе совершенно беззащитным против одолевшего его водоворота эмоций, грозившего захлестнуть и сбросить в пропасть. Неужели это любовь? Или просто сильное увлечение? А если всего лишь неутоленная похоть? Нет, наверное, какая-то толика любви во всем этом есть, ибо до сегодняшнего дня ему бы в голову не пришло стоять под окном любовницы с видом жалкого, спятившего от любви кретина!
 На этой мысленной тираде последняя штора была задвинута, и Макс, сдвинув брови, угрюмо уставился на темный немой фасад.
 И что, черт возьми, теперь делать? Торчать здесь всю ночь?
 Вышибить дверь и избить Ганса до полусмерти? Ворваться в дом и подобно романтическому разбойнику унести Кристину в ночь?
 Последняя возможность казалась наиболее привлекательной, но даже в его одурманенном мозгу — как иначе назвать то, что он вытворял, — мелькнула мысль о том, что дети Кристины могут быть серьезным препятствием его планам.
 И когда ситуация, казалось, зашла в тупик, парадная дверь неожиданно отворилась, и появился князь в вечернем костюме. Ступив на крыльцо, он натянул перчатки, завернул за угол и исчез.
 Вся нерешительность, всякая неопределенность чувств были сметены могучим порывом, и Макс, выйдя из укрытия, направился к дому. Он постучал и, прежде чем лакей сумел его рассмотреть, уже был в холле. Слуга попытался было протестовать, но Макс отшвырнул его и мигом взлетел по ступенькам на второй этаж, очутившись в длинном коридоре. Здесь он стал мысленно отсчитывать комнаты в надежде, что зрительная память его не подвела.
 Три… четыре… пять… есть!
 Макс ворвался в комнату, наспех оглядел обстановку и, узрев соболью накидку, повернул ключ в замке. Оказавшись в относительной безопасности, он заметил полуоткрытую дверь смежной спальни, уловил знакомый запах ландыша и решительно прошел по полу, покрытому желтым ковром. При виде Кристины, лежавшей на кровати с ладонью под щекой, как у спящего ребенка, сердце его перевернулось от нежности.
 Неожиданный грохот нарушил тишину и вырвал Кристину из легкого забытья. В дверь ломились люди. Кристина подскочила, села и испуганно уставилась на Макса.
 — Не волнуйся, — улыбнулся он. — Они не смогут войти.
 — О Боже, нет, — прохрипела она, сползая с кровати.
 — Все хорошо, — утешил он, шагнув к ней. — Дверь заперта.
 — Но Ганс!
 Она явно паниковала.
 — Он ушел, и… — Макс кивнул в сторону непрекращающегося шума, — дверь выдержит.
 Прислонившись к изголовью кровати, Кристина видимо расслабилась.
 — Ты с ума сошел, — прошептала она. На лице играла тень улыбки.
 — Не спорю, — ухмыльнулся он. — Но я истосковался по тебе.
 Он остановился в нескольких шагах от кровати. В конце концов он там, куда так стремился.
 — Они могут послать кого-нибудь за Гансом.
 Макс вопросительно склонил голову:
 — Могут?
 — Он не пользуется большой любовью.
 — В отличие от тебя, надеюсь. Лучше тебе выйти и сказать слугам, что гость скоро уйдет и не подвергнет никого опасности увольнения.
 Она долго вопросительно смотрела на него.
 — Пусть я спятил, но не настолько. И отнюдь не глуп, поэтому не собираюсь подвергать тебя риску. Скажи, что я ненадолго.
 Кристина тихо выдохнула:
 — Спасибо.
 Макс отступил и, изящно поклонившись, взмахом руки указал ей путь. Но все же не смог устоять, чтобы не схватить ее в объятия… так же как она не смогла не подставить губы для поцелуя.
 — Кажется, я влюблен, — прошептал он за миг до того, как их губы слились.
 Кристина покачала головой, но его руки запутались в ее волосах, и все протесты остались невысказанными.
 — И ты не сможешь остановить меня…
 Его поцелуй был нежным и быстрым: дразнящее касание рая, но он тут же отпустил ее и подтолкнул к двери:
 — Вели не беспокоить нас минут десять.
 Пока она разговаривала со слугами, он держался в глубине комнаты. Но едва Кристина отослала их, он стащил перчатки, и не успела она запереть дверь, как он сбросил пальто и с улыбкой направился к ней.
 — Тебе нельзя здесь оставаться.
 — Знаю. — Он притянул ее к себе.
 — Он в любую минуту может вернуться.
 Макс весьма сомневался в этом, учитывая пристрастие Ганса к ночной жизни, но стоит ли мучить Кристину?
 — Несколько минут… это все. Мне нужно поговорить с тобой. И попрощаться по-человечески или поздороваться, или бог знает что…
 — Попрощаться, — тихо вздохнула Кристина. — Мы уезжаем утром.
 — И мальчики тебя ждут.
 Кристина кивнула. Говорить она не могла. Душили слезы.
 — Позволь мне хотя бы приехать.
 — Господи, нет! Если он узнает, что ты в Силезии… — Она прикусила губу и тряхнула головой. — Я не имею права рисковать.
 — А если он не узнает?
 Макс был готов торговаться с самим дьяволом, лишь бы только увидеть ее снова.
 — Должна же у тебя быть какая-то свобода передвижения!
 Кристина даже глаза закрыла, так велико было желание согласиться. О, это лучше всякого рая!
 Наконец ее мокрые от слез ресницы, медленно поднялись.
 — Как бы мне хотелось сказать «да»! Я готова на все, только бы быть рядом с тобой. Только если…
 — Только если это не угрожает твоим отношениям с детьми.
 — Именно, — тихо согласилась она. — Будь я одна, меня ничто бы не удержало. Я пошла бы за тобой на край света… на луну и дальше. Вот видишь, как я хочу тебя. Потеряла всяческую гордость и готова на все.
 — В таком случае я сделаю так, что мы будем вместе.
 Обычные слова. Обычный тон.
 — Нет… нет… — со страхом возразила она. — Даже не думай об этом. Невозможно. Ты знаешь, какие пункты содержатся в брачных контрактах. Каждый параграф, каждое условие, каждый фунт плоти детально описаны и скреплены печатью. Сколько ты знаешь случаев, когда в бракоразводных процессах признавался виновным мужчина?
 Макс пожал плечами:
 — Время, деньги и поддержка влиятельных людей творят чудеса.
 — Макс… пожалуйста… это бесполезно. Ты даже не уверен в том, что любишь меня. Я не знаю, действительно ли то чувство, которое я испытываю…
 — Действительно, — уверенно перебил он. — Так оно и есть. Ты не любишь своего мужа, уж это точно.
 Кристина вздрогнула:
 — Я его презираю.
 Он осторожно коснулся ее щеки:
 — Если я сделаю так, что ты не потеряешь своих детей…
 — Неужели не понимаешь? Тут ты бессилен. Мой старший сын — наследник княжества. Я не могу его увезти.
 — Может, ты права, — спокойно согласился он.
 — Ты знаешь, что я права, — с тихой яростью провозгласила она.
 — Только в отношении детей, — с нарочитой мягкостью, противоречащей ее возбуждению, подтвердил он. — С этим придется что-то делать.
 — Ты не слушаешь! — вскричала она. — И ничего с этим не поделаешь. Я не покину своих сыновей, а они не могут оставить свой дом.
 — И ты будешь несчастна до конца дней своих.
 — Я не единственная, кто несчастлив в браке.
 — Но единственная, которую я люблю, — нежно шепнул он.
 — Ты не можешь быть уверен. Мы провели вместе всего две недели.
 — Итак, ты хочешь, чтобы мы распрощались и никогда больше не видели друг друга?
 — А что прикажешь делать?
 Руки, сжимавшие ее талию, упали.
 — Понимаю.
 — Не сердись, Макс… прошу…
 — Поздно.
 — Скажи хотя бы, что все понимаешь.
 — Если скажешь, что уйдешь от него, я сумею сделать так, чтобы дети остались с тобой.
 — Согласна.
 Он ничего не сможет, это яснее ясного. Пусть хоть миллион лет пройдет, все будет по-прежнему.
 Его лицо осветила довольная мальчишеская улыбка.
 — Слово чести?
 Кристина кивнула.
 — Нет, скажи вслух.
 Он стоял на перепутье. Еще шаг — и жизнь его необратимо изменится. Поэтому Макс требовал подтверждения.
 — Слово чести, — беспечно ответила она, потому что в брачном контракте имелся пункт, предусмотревший опеку отца над детьми в случае расторжения брака. Да и закон будет на его стороне.
 Макс снова схватил ее в объятия и осторожно погладил по спине.
 — В таком случае могу только сказать «адью».
 — Но я не позволю подвергать опасности детей, — остерегла она.
 — Понимаю.
 Он нуждался только в самом малом поощрении и больше ни о чем не просил.
 — Только не приезжай в Силезию.
 — Если приеду, никто меня не увидит.
 — Не слишком ободряющий ответ.
 — Не стану лгать. Не буду клясться, что больше никогда тебя не увижу. Думаю, я все же немного побуду в Англии. Можешь сказать, когда вернешься?
 — Понятия не имею.
 Она не смела сказать, что, вполне возможно, окажется под домашним арестом. Да и обнадеживать его не было смысла.
 — Хоть не полный отказ, и то слава Богу, — ухмыльнулся он. — Я поставлю в церкви свечку за твое благополучное возвращение, — шутливо предложил он.
 — Вот уж не знала, что ты посещаешь церковь.
 Сама мысль об этом почему-то казалась нелепой.
 — Отныне буду.
 Кристина тихо рассмеялась.
 — Вот так-то лучше. Ненавижу грустные прощания. Или прощания вообще.
 — Макс!
 — Знаю-знаю! Брачные контракты, связанные по рукам и ногам жены, наследники трона. Все это звучит чертовой волшебной сказкой.
 — Хотелось бы попасть в сказку, — вздохнула она. — Тогда стоит только закрыть глаза, и все исчезнет.
 — Не бойся. Я, как истинный рыцарь, помогу даме в беде, — заверил он.
 Послышался осторожный стук в дверь, сопровождаемый шепотом:
 — Десять минут прошли, миледи.
 — И если я немедленно не уйду, моя карета превратится в тыкву, — усмехнулся Макс, но, тут же став серьезным, умоляюще шепнул: — Но прежде мне нужен поцелуй… чтобы продержаться…
 «Или последний поцелуй», — печально подумала Кристина.
 Она боролась со слезами, готовыми хлынуть из глаз, и, наконец сосредоточившись на сыновьях, талисмане от тоски и отчаяния, подняла голову:
 — Ты позволил мне краешком глаза заглянуть в рай… и за это я всегда буду благодарна…
 — Не плачь, дорогая, мы еще увидимся.
 Он снял губами слезинку, скользнувшую по ее щеке, и поцеловал ее, бережно, нежно… прижал к груди и утешил в скорби.
 В дверь снова постучали, на этот раз требовательно. Они еще раз обнялись, и Макс отступил.
 — Не забывай меня, — прошептал он.
 — Ни за что, — поклялась она, растягивая губы в вымученной улыбке и понимая, что, возможно, она больше его не увидит. Его, красивого, как грех, темного, как Люцифер, высокого, сильного, способного на утонченную нежность… и он принадлежал ей несколько ослепительных дней.
 На полпути к двери он обернулся и, взяв ее за руку, потащил за собой в гостиную.
 — Еще несколько секунд, — пробормотал он, стиснув ее пальцы.
 Она так мечтала, чтобы время остановилось! Макс поднял пальто, перчатки, поцеловал ее веки, идеально вылепленную переносицу, щеки и дрожащие губы.
 — Я вернусь, — пообещал он.
 Звук его слов порхнул на ее губы, в сердце просиял крохотный лучик надежды, и она попыталась ответить что-то вежливое, хотя отчаялась встретиться с ним еще раз. Но горло сжалось, из глаз хлынули соленые потоки, и она громко разрыдалась.
 — Эй, эй! — уговаривал он, вытирая ей лицо манжетой сорочки. — Ты еще не знаешь, на что я способен! Да я горы могу свернуть! Мы прогрызли четыре тысячи футов кварцита, чтобы докопаться до золота в горах Монтаны, так что стоит спасти одну попавшую в беду девицу?
 — Мои проблемы… слишком уж большая гора, — всхлипнула она.
 — Только не для меня.
 Вытащив платок, он промокнул ее щеки и одарил ее ободряющей улыбкой.
 — Дай мне пару недель во всем разобраться.
 Его уверенность в себе подогрела ее угасающий дух, и Кристина, глубоко вздохнув, постаралась сдержать слезы.
 — Я… всё хорошо… я уже успокоилась, — пролепетала она, жалобно икнув.
 — Надменно поджатые по-английски губы?
 Кристина кивнула.
 — Прекрасно. — Теперь он был воплощением самой чувственности. — Я очень опытен, сама знаешь.
 — Знаю, — невольно улыбнулась она.
 — Кроме того, я намерен свернуть горы, так что не волнуйся.
 Кристина кое-как взяла себя в руки и даже пошутила:
 — В таком случае буду ждать твоего прибытия на белом коне.
 — Хорошо, — просто ответил он и, еще раз поцеловав ее, исчез.
 Она долго стояла у окна, глядя ему вслед и чувствуя, как отчаяние вновь охватывает ее. Несмотря на браваду Макса, она знала, какие препятствия придется ему преодолеть, знала лучше, чем он, неуязвимость главных пунктов ее брачного контракта. Понимала полнейшую беспринципность и жестокость мужа. Она одна, совсем одна в этом несправедливом мире!




 Глава 15


 Отчаяние охватило и Макса, но лишь потому, что он сознавал, как ограниченны его возможности. Но он должен найти способ освободить Кристину от цепей брака, ничем не навредив при этом ее сыновьям… и все это как можно быстрее, если он не желает сойти с ума. Он не был настолько наивен, чтобы не понимать причину ее нерешительности, не собирался навязывать ей свои желания, но предложить какой-то выход необходимо.
 На ближайшем углу он остановил кеб и за солидную плату потребовал от кучера отвезти его в квартал, пользующийся не слишком хорошей репутацией. Правда, тот, не смотря на цену, наотрез отказался ждать.
 Вскоре Макс входил в развеселый портовый кабачок. В зале сразу же наступила тишина: судя по неприязненным взглядам, посетители такого рода редко отваживались появляться здесь. Несомненное богатство наверняка привлекло бы охотников поживиться чужим, но при виде незнакомца, едва не задевавшего головой потолочных балок, завсегдатаи притихли, очевидно, взвешивая «за» и «против». Вскоре стало ясно, что здешние головорезы предпочли не проявлять излишнего героизма. И Макс спокойно направился к стойке. Знакомый с грубыми нравами еще по нефтяным промыслам, он не боялся окунуться в мир насилия и поэтому преспокойно обратился к хозяину:
 — Я ищу Берта Дэвиса.
 — Зачем? — коротко бросил тот, мгновенно прищурившись.
 Но Макс ответил таким же наглым взглядом.
 — А ты что, его агент?
 — Может быть. — Мужчина скрестил руки на грязной манишке. — По обстоятельствам.
 Макс растянул губы в холодной улыбке.
 — В таком случае передай, что у меня для него выгодная работенка. Мой человек, Дэнни, может за меня поручиться.
 — Дэнни Гилл?
 Макс кивнул.
 Беззубый рот ощерился в дружеской ухмылке.
 — Так бы сразу и сказал. Значит, ты и есть его богатенький американец?
 На этот раз Макс искренне рассмеялся:
 — Так оно и есть.
 — Слышал, в свое время ты прикончил немало народу.
 — Вранье! Значит, плохо расслышал.
 — Да, сэр, слух у меня не тот, что в молодости.
 Тон лощеного джентльмена предполагал, что он посчитал такое обращение дерзким, и кабатчик в знак извинения быстро добавил:
 — Берт скоро будет, сэр, если не возражаете маленько подождать.
 — Дай мне пока виски.
 — Да, сэр. У меня виски что надо. Для себя держу. Чистое ирландское из графства Уэксфорд, — гордо заметил кабатчик, нагнувшись, чтобы вытащить из-под прилавка личный запас. Он со стуком поставил бутылку на жирную стойку и принялся вытирать стакан подолом засаленной рубашки.
 Макс, подолгу живший среди шахтеров, не был особенно брезглив, но сейчас возблагодарил Бога за то, что алкоголь убивает заразу. К счастью, виски действительно оказалось первоклассным, а поставив хозяину выпивку, он приобрел верного друга. Оказалось, что Берт Дэвис работал в лондонской полиции до того, как был уволен за некие сомнительные, но недоказанные делишки, имевшие отношение к грузам, приходившим из Китая. Вероятно, речь шла об опиуме, хотя хозяин кабака не уточнял, а Макс не спрашивал. Оставалось надеяться, что Берт был всего-навсего посредником и не увлекался курением. Наркоман вряд ли поможет ему, хотя Дэнни не назвал бы этого человека классным помощником, который щелкает любые затруднения как орешки, без особых на то причин.
 Жена и сын Берта год назад умерли от дифтерии, и он так и не оправился от потери.
 — Он пьет?
 — Нет, хотя… уж лучше бы пил. Тугой, как пружина, завинчен на все гайки, если понимаете, о чем я. Работа, работа, работа — вот все, чем он живет.
 Макс успел пропустить еще несколько порций, прежде чем появился тот, кого он ожидал. Кабатчик, которого звали Фитчем, заорал на всю комнату:
 — Эй, Берт! Вот тут Макс желает перемолвиться с тобой словечком!
 Берт, очевидно, пользовался немалым уважением, судя по количеству приветственно приподнятых шапок. Каждый, мимо которого он проходил, не упускал случая поздороваться с ним. Это был мужчина средних лет, среднего роста, чисто одетый, с аккуратно причесанными волосами неопределенного цвета. Белая ворона среди разношерстной толпы.
 Макс прежде всего взглянул ему в глаза: недаром он с молодости учился таким образом определять намерения человека. Берт спокойно встретил его взгляд. Да, поистине чужак в этой гнусной дыре. Идеально подходит, чтобы выполнить поручение, требующее ума и сообразительности. И то ли причиной было выпитое виски, то ли Берт сразу ему понравился, но Максу стало легче. Первый шаг скорее всего сделан.
 — Мой слуга Дэнни высоко отзывался о вас, — начал Макс, протягивая руку. — Я Макс Фокнер.
 — Маркиз!
 Берт, куда ниже ростом, чем Макс, был вынужден смотреть на него снизу вверх.
 — Далеконько вы забрели от Мэйфера, — заметил он, пожимая руку Максу.
 — У меня не так много времени, иначе я послал бы за вами завтра.
 — Что-то, что не может ждать?
 — И очень важное для меня. Не могли бы мы все обговорить в более спокойном месте?
 — Где именно? — с неожиданно прорвавшимся подозрением поинтересовался Берт.
 — В моем доме, если согласитесь.
 Парень держался настороже, и, разумеется, не без причины, если вел дела в таких вот пабах.
 — Впрочем, — пожал плечами Макс, — вам выбирать.
 Берт кивком показал на дверь:
 — Лучше на улице. Идите вперед.
 Да он еще и осторожен! Прекрасно!
 Макс пошел к выходу. Но только после того как они оказались на тротуаре, Берт дал понять, что готов его выслушать.
 — У меня для вас работа, — без обиняков объявил Макс. — Но для этого требуется, чтобы вы завтра утром покинули Лондон.
 — А если бы я сегодня не пришел в «Пэдди»?
 — Я бы нашел вас.
 Берт удивленно качнул головой:
 — Лондон велик.
 — Деньги всегда сужают район поисков.
 — Мне не слишком по душе спесивые аристократишки.
 — Я редко пользуюсь своим титулом. И вы не так меня поняли. Я всего лишь прошу вас как можно скорее выполнить порученную вам миссию.
 — И для этого уехать из города.
 — Совершенно верно. Кстати, вы, случайно, не знаете немецкий?
 — Случайно знаю.
 — И хорошо?
 — Ровно настолько, чтобы не растеряться в гамбургском порту.
 Впервые после расставания с Кристиной и стычки с Гансом Макс ощутил что-то вроде радости.
 — Мне нужно, чтобы вы кое за кем проследили. Не здесь. За границей. Назовите вашу цену.
 — Вы не торгуетесь.
 — В этом случае мне не до того. Дэнни заверил меня, что лучше вас не найти. Мне необходим лучший в своем деле.
 — Значит, нужно отправляться в Германию?
 — В Силезию.
 — Князь или княгиня?
 Макс замер как вкопанный. Брови мрачно сошлись на переносице.
 — Что вы об этом знаете?
 — Знаю, что вы провели с княгиней две недели в Минстер-Хилле. Сплетни подобного рода быстро разлетаются, милорд. Все сгорают от любопытства. Не часто такие, как вы, появляются в Лондоне. А что, муж-рогоносец решил оскорбиться?
 — Иисусе, — пробормотал Макс, — это не страна, а деревня какая-то.
 — Полагаю, в колониях, на безбрежных просторах, можно ухаживать за дамами, не опасаясь посторонних глаз.
 Он был неприятно близок к правде, но Макс искал его не для того, чтобы обсуждать свои романы, во всяком случае, не все. Не те, что были раньше и теперь казались такими скучными и незначительными.
 — Вне всякого сомнения, — заверил он. — Так вы не возражаете, если мы побеседуем у меня дома? И согласитесь выполнить мое поручение?
 — После того, как я все узнаю… возможно.
 Максу захотелось обнять его, но он вовремя сдержался.
 — Сейчас найдем кеб, — объявил он, стараясь сохранить невозмутимое выражение лица.
 Вскоре мужчины уже сидели в кабинете. На столе стоял графин с виски. Берт предпочел чай.
 — Мне нужно, чтобы вы не спускали глаз с княгини. Прежде всего для ее же безопасности. Ее муж — редкий ублюдок, и я ему не доверяю.
 Берт, не донеся до чашки ложечки с сахаром, поднял глаза:
 — Как долго мне предстоит наблюдать за ней и с какой целью? Не хотелось бы провести остаток жизни в Силезии.
 — Честно?
 Берт наконец помешал свой чай.
 — Если не знаете, так и скажите. Но мне не слишком хочется разыгрывать детектива для ревнивых любовников.
 — После разговора с вами я разыщу своего поверенного и узнаю, как найти способ жениться на княгине.
 — Что?!
 Впервые за все время невозмутимость Берта как рукой сняло.
 — Так вы, значит, всерьез! — ошеломленно охнул он.
 Макс отставил стакан с нетронутым виски и подался вперед:
 — Я еще в жизни не был так серьезен.
 — Но почему бы ей просто не уйти от него? Для этого у нее наверняка достаточно причин.
 — А дети? Княгиня — заложница их будущего. Старший —к тому же наследник княжеского титула. И, судя по всему, в брачном контракте есть пункт об опеке отца.
 — Довольно обычная практика, — заметил Берт, поднося ко рту чашку. — При разводе женщинам приходится отказываться от детей. Думаю, вы уже об этом знаете.
 — Естественно. Но меня не интересует обычная практика. Дети должны любой ценой остаться с матерью.
 — И пока вы с поверенным занимаетесь крючкотворством, я должен заботиться о ее безопасности.
 — Я был бы вам крайне благодарен.
 Берт допил чай и осторожно поставил чашку на поднос.
 — И сколько, по-вашему, займет судебное разбирательство? У меня здесь дела, которые нельзя откладывать до бесконечности.
 — Если бы это зависело от меня, все было бы закончено еще вчера. Но я намереваюсь немилосердно подгонять Лоусона и тех, кого он наймет в Силезии. А реально? — Макс пожал плечами. — Недель шесть.
 — Но если ничего не получится? Вряд ли германский суд примет во внимание ваши доводы.
 — Все будет как пожелает княгиня, но сам я знаю, как поступить.
 — Увезти ее?
 — В Америку. Правда, этому не бывать. На карте стоит жизнь ее детей.
 — Я бы мог найти место в хозяйстве князя.
 — Значит, вы согласны?
 — Князь Цейс как-то пожаловался на меня начальству, когда полицейские стояли в оцеплении у театра, куда должна была приехать королева. Видите ли, я недостаточно быстро уступил ему дорогу. Обозвал меня анархистским агитатором и потребовал строгого наказания.
 Именно эта история была первой в целой цепи событий, стоивших Берту его работы.
 — У меня было много неприятностей, — мягко добавил он.
 — Князь доставляет неприятности всем окружающим, — пробормотал Макс, гадая, уж не в самом ли деле Берт якшается с анархистами. Впрочем, какое ему до этого дело?
 — На этот раз я был бы рад отплатить ему той же монетой. Согласен на шесть недель, — объявил Берт.
 Макс, облегченно вздохнув, протянул руку:
 — Спасибо. Я буду лучше спать, зная, что за ней приглядывают. И если повезет, скоро все это кончится. Дайте мне знать, когда выплатить гонорар. Я немедленно позабочусь о том, чтобы у вас было достаточно денег на расходы и билеты до Германии. Как мы будем держать связь?
 — Я пошлю телеграмму, когда услышу что-то интересное, — пообещал Берт. — Я пользуюсь несложным шифром, который сейчас вам покажу.
 — Превосходно. Я предупрежу слуг, чтобы немедленно доставляли мне ваши послания. И время от времени постараюсь приезжать, так что буду очень благодарен, если найдете мне укромное местечко. А теперь, рискуя показаться грубым, должен откланяться. Мне нужно срочно найти Лоусона.
 — Понимаю.
 Берт поднялся. Макс последовал его примеру.
 — Сейчас отыщем моего секретаря, он уладит все детали. Перечислите ему все, что вам требуется. А если хотите, чтобы вас сопровождал Дэнни, только намекните.
 — Я работаю один, — покачал головой Берт.
 — Понятно. И еще раз спасибо. Огромное. Мысль о том, что Кристина останется без всякой защиты, не давала мне покоя.
 Чуть позже Макс познакомил Берта со своим секретарем Найджелом Каммингзом, отдал необходимые приказы и, еще раз извинившись за поспешный уход, пошел к двери.
 Горничная Тома Лоусона охотно сообщила Максу, где можно найти ее хозяина, и вскоре Макс уже входил в дом военного прокурора Ролстона. И хотя неожиданный посетитель был одет не для вечерних визитов, дворецкий крайне почтительным тоном сообщил, что гости все еще ужинают. Аристократы редко переступают порог служителей закона.
 — Не будете так добры сообщить мистеру Лоусону, что его ожидают? — попросил Макс. — Дело весьма важное.
 Его проводили в небольшую гостиную, но он, даже не присев, принялся мерить шагами комнату. Когда же дворецкий осведомился, не угодно ли посетителю чего-нибудь выпить, тот буркнул что-то резкое. Правда, немедленно извинился за свою грубость, причем так искренне, что, как позднее признался дворецкий лакею, демократия в колониях не просто пустой звук.
 Сидя за обеденным столом напротив мужа, Маргарет Лоусон недовольно хмурилась при виде того, как внимательно он слушает слугу, что-то шептавшего ему на ухо. Когда же Лоусон, извинившись, поднялся, в глазах женщины блеснул гнев. До чего же противно его вечное пресмыкательство перед клиентами, когда все на свете знают, что восхождение на самый верх зависит не от добросовестной работы, а от влиятельных связей!
 Она многозначительно кашлянула, предупреждая, как опасно оскорблять прокурора Ролстона, но муж не обратил на нее ни малейшего внимания и поспешил выйти.
 — Мой супруг так предан своей профессии, — с театральным вздохом заметила она соседям по столу. — Иногда я боюсь за его здоровье. Но разумеется, столь обостренное чувство долга — весьма похвальное свойство.
 Лицо ее, как она надеялась, в этот момент было самим воплощением христианских добродетелей.
 — Прошу прощения, Том, за то, что испортил вам ужин, — извинился Макс, даже не поздоровавшись с поверенным, — но я чертовски растерян, паникую как последний трус и отчаянно нуждаюсь в вашем совете.
 Адвокат пожал мускулистыми плечами:
 — Маргарет только и мечтает, как бы занять заметное место в обществе, хотя я нахожу все ее потуги чрезвычайно утомительными. Поэтому считайте, что хотя бы на сегодня спасли меня от тяжкой участи слушать тот вздор, что несут ее приятельницы.
 — В таком случае вы не возражаете, если я попрошу вас уйти отсюда?
 Глаза адвоката заинтересованно блеснули.
 — Какого черта тут творится?
 — Я женюсь.
 Том расплылся в улыбке:
 — Сегодня ночью?
 — Очень остроумно.
 — Простите, не смог устоять. Не будь я уже осведомлен о подробностях, наверняка спросил бы, кто невеста, но, поскольку всем все известно, позвольте дать вам один совет: не старайтесь напрасно.
 — Именно потому я и нуждаюсь в вас. Вы просто обязаны совершить чудо.
 — Только не в Германии.
 — Боже, — вздохнул Макс. — Неужели и вправду каждый, кто захочет, может сунуть нос в мои дела?!
 — Вы увозите прелестную Кристину Грей в свой загородный дом на целых две недели и при этом надеетесь, что никто ничего не заметит? Простые люди зорко следят за забавами аристократов. За ней внимательно наблюдали с того самого дня, как она расцвела и превратилась в редкостную красавицу. Когда она сделала блестящую партию, каждая женщина в Британии умирала от зависти. Ее фото в газетах затмило снимки уродливых дочерей королевы. Что же вы натворили?! Вообразили, будто затащили в постель хорошенькую горничную?
 — Ее муж в ярости, — спокойно объяснил Макс. — Утром он увозит ее в Силезию.
 — И ваше сердце разбито. Простите, если я сомневаюсь в постоянстве вашей привязанности. Зная репутацию, которую вы успели приобрести…
 — Вы когда-нибудь были влюблены?
 — В свою жену?
 — Не важно… в кого угодно. И если да, знаете, что я испытываю. Если же нет, мне вас жаль.
 — О фанатизм новообращенного! — пробормотал Том.
 — Смейтесь сколько хотите. Я не прошу поверить мне. Просто пустите в ход все свое умение. И если немедленно уйдете со мной, я добавлю к вашему гонорару еще пять тысяч.
 Том расплылся в улыбке и вежливо показал на дверь:
 — Вперед, дорогой маркиз.
 — Вот так-то лучше, — рассмеялся Макс. — Мне не лекции нужны. Я с ума схожу от тревоги за нее. Ее муж — последний подонок, и, поверьте, это не преувеличение.
 У дома Макса ждал экипаж, и по пути в контору Тома он кратко изложил свои требования:
 — Прежде всего необходимо получить копию брачного контракта Кристины. Потом изучите детали наследования княжеского титула Цейсов и условия его перехода от отца к сыну. Может ли Ганс каким-то образом оспорить права наследника? Кроме того, мне нужна подробнейшая выписка из судебного законодательства Силезии, касающаяся прав матери на детей. Наймите столько помощников, сколько потребуется, а при необходимости и еще больше. Время не ждет.
 — Успокойтесь, — предложил Том, — тем более что в этот час все закрыто.
 — Но вы же можете переговорить с кем-то еще сегодня! Поймите, утром она покидает Лондон.
 Поверенному не раз приходилось сталкиваться с впавшими в панику клиентами, и он был всегда рад помочь тем, кто искал его помощи. Макс не только хорошо платил, но и был совершенно лишен свойственных многим аристократам претензий — прекрасное качество в глазах выходца из рабочего класса, добившегося нынешнего положения лишь благодаря таланту и упорному труду.
 — Я знаю молодого атташе в германском посольстве, — сжалился Том. — Он, вероятно, сейчас дома.
 — Я крайне благодарен за все, что вы для меня сделаете. Мне нужны развод для Кристины и судебное решение о родительской опеке в ее же пользу.
 — Причем не позже чем завтра, — улыбнулся Том. Макс позволил себе немного расслабиться.
 — Вы читаете мои мысли.
 — Я попытаюсь кое-что разузнать к завтрашнему вечеру, но на это нужно время. Надеюсь, вы не потребуете невозможного.
 — Если понадобится что-то ускорить, я не постою за расходами.
 — Это само собой разумеется.
 — Кстати, у вас нет знакомых среди силезских судей?
 — Будут. Через неделю-другую.
 — Превосходно.
 — Только не торопитесь шить свадебный фрак, — остерег Том. — Ее мальчики, к сожалению, окажутся самым большим и, боюсь, непреодолимым препятствием. Вам и без меня известно, что при разводе дети остаются с отцом.
 — Она должна их получить.
 — Значит, вы настолько уверены в ее чувствах? И для княгини это не просто легкая интрижка, нечто вроде двухнедельного отдыха вдали от забот ее непростого мира?
 — Думаю, что нет.
 — Всей душой хочу, чтобы вы оказались правы… или бросили эту затею, пока не истратили целого состояния на почти несбыточную мечту.
 Он не сказал «несбыточную», и эта тонкость не осталась незамеченной для маркиза. Эта отвага и готовность взяться за самое, казалось бы, безнадежное дело разительно отличали Тома от его многочисленных коллег.
 — Я уверен, — мягко ответил Макс. — И тратьте хоть все мои деньги с моего же благословения.
 — Жаль, что у меня нет золотых приисков и нефтяных вышек.
 — Жаль, что у меня нет жены.
 — Возьмите мою, — с готовностью предложил Том. Макс покачал головой:
 — Я уже принадлежу другой.
 — На случай, если еще не заметили, княгиня тоже.
 — Но ненадолго, если вы так хороши, как твердят.
 — Чертовски хорош! — с удовольствием подтвердил Том. Белозубая улыбка Макса сверкнула в полумраке экипажа.
 — Это я и хотел услышать.




 Глава 16


 Кристине так и не удалось уснуть в эту ночь. Макс тоже не сомкнул глаз: встреча с германским атташе затянулась едва не до утра. Да и Гансу, пребывавшему в объятиях очередной пассии, было не до отдыха.
 На следующее утро по дороге на вокзал князь, утомленный ночными похождениями, держался сухо и отчужденно. Кристина старалась забиться в самый утолок кареты, чтобы ненароком не коснуться мужа. Но он почти не замечал ее, время от времени клюя носом в уголке противоположного сиденья, и когда они прибыли на место, Кристина поспешно вышла и направилась к поезду. Только бы не видеть мужа!
 Оставалось надеяться, что путешествие не займет много времени.
 Однако за ней неотступно следовали двое: должно быть, Ганс не желал рисковать. Можно подумать, она сбежит, оставив детей!
 — Цветы, миледи? Десять пенсов за фиалки! — окликнула ее молоденькая цветочница. Кристина обернулась к ней. До чего же очаровательная девочка, несмотря на поношенное платье, явно с чужого плеча. И когда цветочница протянула ей букетик, Кристина сунула в маленькую ладонь гинею.
 — У меня сдачи нет, мэм.
 — Не нужно, дитя мое. Это все для тебя.
 Кристина поднесла букет к носу, вдыхая нежный аромат.
 — Посмотрите на обертку, — неожиданно прошептала девочка и, отвернувшись, звонко выкрикнула: — Десять пенсов за фиалки! Свежие фиалки!
 Сердце Кристины тревожно забилось, но она поспешно отошла, боясь привлечь внимание к себе и девочке. Она украдкой огляделась, но не заметила ничего необычного. А в душе уже бурлила радость. Он здесь! Здесь!
 Куда девались тоска и усталость после долгой бессонной ночи! А что, если его рука касалась этих фиалок? Да, конечно, ведь цветочница намекнула на записку…
 Кристина, улыбаясь, прижала к щеке бархатистые лепестки.
 Наблюдавший за ней Макс словно ощутил прикосновение ее губ, и у него отлегло от сердца. Скоро она вернется к нему!
 Ганс немедленно отправился в спальню их личного вагона, а Кристина, облегченно вздохнув, пошла к себе, заперла дверь и только тогда развязала белую ленточку, прижимавшую к стебелькам крошечный листочек бумаги. Расправив его, она прочла несколько слов, написанных уверенным размашистым почерком.
 «Привезу свой рождественский подарок сам. Моя любовь и тысяча поцелуев. Макс».
 Он не должен! Ей следует отговорить его! Такая безоглядная дерзость опасна!
 Но мысль о новом свидании придала ей сил. Она чувствовала только лихорадочное, радостное возбуждение.
 Если они увидятся на Рождество, значит, год будет счастливым.
 И она в самом деле поверит в чудеса.
 Когда они добрались до замка Цейс, выяснилось, что мальчики уже приехали на каникулы. Обнимая их и слушая взволнованный рассказ о волке, повстречавшемся им по пути со станции, Кристина понимала, что ее место здесь. Дети нуждаются в ней, а она — в них. Они связаны нерасторжимыми узами, более крепкими, чем в других семьях, где отцы любят детей. А в девять и одиннадцать лет они еще слишком малы, чтобы обойтись без материнской ласки.
 Этим вечером она засиделась с детьми допоздна, расспрашивая о школе, друзьях и играх, любимых и нелюбимых учителях и предметах. В этом году они начали заниматься фехтованием — грустное напоминание о том, как быстро проходит юность.
 — Не хочу, чтобы вы приезжали домой, разукрашенные шрамами, — шутила она.
 — Это уже позже, мама, в университете, когда вступим в клубы дуэлянтов… станем буршами.
 — Пожалуйста… Фриц… даже тогда.
 — Но, мама, тут ничего не поделать, — серьезно заметил Ганс-младший, которого, однако, все звали Джонни. — Шрам — знак доблести. Даже император одобряет дуэли.
 — И очень жаль, — вздохнула Кристина.
 Два года назад император одним махом уничтожил многолетние старания запретить дуэли в Германии, превознося клубы дуэлянтов как «дающие лучшее образование, которое только может получить молодой человек на всю будущую жизнь».
 — Мама, это всего лишь шрам. Еще никто не погиб на дуэли, — попытался утешить ее Фриц. — А Джонни уже лучший в своем классе. И герр Андерс говорит, что, если я буду лучше работать запястьем, через два года его догоню.
 Время не стоит на месте…
 Кристина снова вздохнула, рассеянно слушая, как дети сравнивают приемы фехтования и оружейных мастеров. Через несколько лет они станут студентами, а она будет одиноко пить свой шоколад долгими зимними вечерами. Ужасная мысль. Бог знает, где будет носить Ганса. Даже сегодня, впервые встретившись с детьми после долгой разлуки, он не нашел для них добрых слов и, пожурив за шумливость и чрезмерную резвость, удалился в свои покои.
 — Скажите, чего бы вам больше всего хотелось на Рождество? — перебила она, пытаясь еще немного удержать при себе детей и не желая думать о своем будущем тоскливом существовании. — Надеюсь, вы еще не слишком взрослые для игрушек?
 — Только не я! — взвизгнул Фриц. — Хочу новые вагоны к моему поезду, и микроскоп побольше, и еще химический набор для опытов, с такими штуками, которые взрываются!
 — При условии, что все свои опыты ты станешь проводить под надзором взрослых, — с улыбкой предупредила Кристина. Прошлым летом Фриц, чересчур увлекавшийся химией, поджег сарай для садового инвентаря. — А ты, Джонни? Тебе игрушки уже не интересны? Или еще осталось то, чего бы ты хотел?
 Мальчик немного подумал.
 — Новую удочку, для ловли лососей в Шотландии. Тетя Шарлотта пообещала, что летом мы целый месяц проведем в их рыбачьем домике! А у Чарлза и Эдварда лучшие удочки, от Осборна.
 Кристина уже все купила, но сейчас с деланной озабоченностью заметила:
 — Не уверена, что мы сможем найти такие же удочки, как у твоих кузенов, за столь короткий срок.
 — Не важно, мама. Ты всегда даришь нам чудесные подарки!
 Старший сын изъяснялся с рассудительной учтивостью, неизменно печалившей Кристину. Мальчик словно боялся быть естественным. Может, он вел бы себя по-другому, будь ее брак счастливым? К счастью, Фриц пока еще не замечал душной атмосферы, пропитанной взаимной неприязнью, но его брат прекрасно видел, что творится в доме.
 — Ты хорошо провела время в Англии?
 Резкость вопроса удивила Кристину. Удивила и напугала. Неужели до Джонни дошли слухи? Или Ганс без ее ведома говорил с мальчиками?
 — Я знаю, что ты всегда любишь гостить у тети Шарлотты.
 — Верно, — поспешно согласилась она, радуясь, что все обошлось. — В Англии было очень весело. Может, после каникул мы сумеем ненадолго поехать в Лондон, до начала занятий. Вдруг Осборн согласится сделать тебе удочку!
 Она улыбнулась старшему сыну и обратилась к младшему:
 — И я знаю, кто делает лучшие игрушечные поезда во всей Англии.
 — Ур-ра!!! И кухарка может дать нам с собой мои любимые сандвичи со сливовым конфитюром, а я, если повезет, сумею посидеть в кабине машиниста!
 — Могу гарантировать только сандвичи, — засмеялась Кристина. — И если прибудем достаточно рано, машинист, возможно, и позволит тебе донимать его минут этак пять.
 — Чарлз и Эдвард вернутся в Итон не раньше середины января, — сообщил Джонни. — Чарлз мне писал.
 — В таком случае можно начинать строить планы. Я пошлю письмо тете Шарлотте.
 И если судьба улыбнется ей, если можно будет сбежать от сторожевых псов мужа, если Ганс, как это часто бывало, отправится после Рождества кататься на лыжах, она может улучить несколько часов для свиданий с Максом. О, какая заманчивая мысль!
 А в это время Том Лоусон прилагал все усилия, чтобы завербовать сторонников среди служителей закона Зелена-Гуры. К сожалению, особых успехов он не добился. Во времена Бисмарка внешняя политика Германии мягкостью не отличалась. Дипломаты были не в чести, а государственные мужи предпочитали бряцать оружием, чему способствовал воинственный дух молодого императора. К несчастью, мишенью их шовинистических выпадов была Британия. Вряд ли англичанка, считающая себя несчастной в браке с немцем, найдет защитников в германском суде!
 — Хотелось бы иметь для вас более обнадеживающие новости, — со вздохом сказал Том, глядя в угрюмое лицо Макса. — Фон Талер вроде бы соглашался нам помочь, но, очевидно, изменил свое мнение. Как вы уже знаете, слабых мест в брачном контракте найти не удалось. Ни единой лазейки. Ганс получает безоговорочную опеку над детьми в случае развода, и даже развод весьма сомнителен, поскольку в этой стране женщины не имеют права обращаться в суд с подобными заявлениями. Даже если будет доказано, что Ганс ее бьет, судьи и в этом случае крайне консервативны. Для вынесения обвинительного приговора нужно иметь веские улики того, что муж постоянно издевается над женой. Я имею в виду не синяк и не рассеченную губу.
 — Иисусе! — проворчал Макс. — Можно подумать, на дворе мрачное средневековье! В конце концов, она не крепостная!
 — В каком-то смысле именно крепостная. Особенно в случаях, подобных этому, когда влияние и богатство так неравны. И хотя с вашими деньгами можно добиться развода, опека — дело другое. Когда откроется, что здесь замешан другой мужчина, то есть вы, пусть речь и не идет об алиментах, судьи склонны осуждать поведение матери и считают ее падшей женщиной.
 — Значит, надежды нет?
 Том едва заметно усмехнулся:
 — Надежда есть всегда.
 — Ну сообщите мне хотя бы одну ободряющую новость, потому что я вот уже десять дней не видел Кристину. Знаете, какой это долгий срок, когда умираешь от тоски? К вашему сведению, это восемьсот шестьдесят четыре тысячи секунд.
 Брови адвоката недоверчиво приподнялись. И это тот маркиз, который всего месяц назад презрительно фыркал при одном слове «любовь»! Потрясающие перемены!
 — Мой детектив едет в Силезию, — сжалился он наконец, — хотя я опасаюсь что-то обещать.
 — Понимаю, — вздохнул Макс. — Но все равно говорите. Я, как утопающий, хватаюсь за соломинку.
 — Могу подбросить вам еще одну. Помните, Берт писал нам о Марлене, кузине Ганса?
 — Той, у которой когда-то была связь с Гансом? И какое это имеет значение? С тех пор у него перебывали сотни любовниц.
 — Мой человек проверяет церковные записи в Легнице. Похоже, эта кузина все еще там живет.
 — И?
 — Больше пока ничего не известно. Но если верить Берту, Ганс регулярно ее навещает.
 — Какую же, черт возьми, власть она имеет над ним? Судя по всему, он ни одной женщине не был верен больше недели.
 — Мы не знаем. Но в нашем случае ничем пренебрегать нельзя.
 — Особенно учитывая то, что пока у нас нет ни малейшей зацепки, — буркнул Макс, бессильно обмякнув в кресле.
 — В качестве последнего довода вы можете предложить Гансу права частичной опеки.
 — То есть заплатить за детей? Марками или фунтами?
 — Если понадобится.
 Макс сел прямее и восхищенно уставился на Тома.
 — Если понадобится, значит, заплатим.
 — Кстати, вы виделись с княгиней после ее отъезда из Лондона? Откуда вы знаете, что она испытывает к вам прежние чувства? — Поверенный поджал губы, хлопотливо передвинул бумаги и неловко откашлялся. — Хочу сказать… то есть… Что, если она передумала?
 Бедняге, очевидно, было так не по себе, что Макс улыбнулся, впервые за весь день.
 — Кто ей позволит!
 — Значит, в атаку? — хмыкнул Том.
 — Чертовски верно, и я намерен победить! — воскликнул Макс, энергично вскакивая. — Плевать мне на препятствия и законы! Я не проигрываю!
 Выйдя из конторы, Макс снова осознал, что впереди ждет долгая борьба. Долгая и тяжелая.
 Он побрел по Пиккадилли, равнодушный к холоду и резкому ветру, снова перебирая в памяти полученные сведения, пытаясь найти выход из тупика и обойти непрошибаемые брачные законы.
 Он телеграфировал семье в тот же день, когда Кристина покинула Лондон, и коротко объяснил причину своего решения остаться в Англии. С тех пор он часто отправлял более подробные письма и получал такие же длинные ответы.
 «Если ты любишь ее, значит, полюбим и мы, — писала его мать. — А если тебе нужна наша помощь, мы с Селией и Тедом приедем в Англию».
 «Нам будет не хватать тебя на Рождество», — гласила последняя телеграмма, и на следующий день в его дом доставили дюжину свертков. Все они валялись на полу в его кабинете: настроение было непраздничным; Макс так и не поставил елку, тем более что он все равно собирался в Силезию на Рождество. Но сегодняшние новости Тома были особенно обескураживающими. Все это время они считали, что один из местных судей может отнестись благосклонно к их делу. И вот теперь тот пошел на попятный.
 Макс так глубоко задумался, что очнулся, только когда кто-то дернул его за рукав. Оглянувшись, Макс увидел маленького грязного оборванца, жалобно на него смотревшего.
 — У вас туфли запылились, сэр. Всего два пенни, и я отполирую как зеркало!
 Парнишка дрожал от холода в своих лохмотьях. Разбитые башмаки были подвязаны веревочками.
 — Сколько тебе лет? — осторожно спросил Макс, тронутый видом ребенка, почему-то напомнившего ему детей Кристины. Они, вероятно, одного возраста, хотя фортуна отнеслась к ним по-разному.
 — Я не какой-то несмышленыш, сэр. Достаточно вырос, чтобы работать.
 Он увидел страх в детских глазах.
 — Здесь ужасно дует, — стараясь говорить спокойно, заметил Макс и показал на церковь в нескольких ярдах от того места, где они стояли. — Там и почистишь мне туфли.
 Тяжелые резные двери по крайней мере защищали от порывов ветра, и Макс попытался разговорить мальчишку:
 — Как сегодня бизнес?
 — А что вам нужно знать?
 Парнишка настороженно отступил.
 — Я ничего плохого тебе не сделаю.
 — Бизнес как бизнес. Ни шатко ни валко, — проворчал он.
 Джонни, по словам Кристины, было одиннадцать, Фрицу — девять. Первый серьезный, второй — настоящий озорник. У этого же мальчишки вряд ли есть время для забав.
 — У тебя есть семья?
 — А зачем вам?
 Макс пожал плечами:
 — Просто так.
 Может, это меланхолия так на него действует, поэтому он вдруг озаботился судьбой нищих детей.
 Парнишка поколебался, решая, стоит ли откровенничать, но, пораженный неподдельной добротой, светившейся в глазах Макса, все же ответил:
 — Моя мама дома с младшими.
 — А отец?
 Станет ли он когда-либо прежним, удивлялся Макс. Ничего не скажешь, новые ощущения для человека, для которого сама мысль об отцовстве была неприемлема.
 — Не помню, когда его и видел, — пренебрежительно бросил мальчик. — Да это ничего. Я сам могу позаботиться о маме и малышах куда лучше, чем он.
 — Бьюсь об заклад, так оно и есть.
 Неожиданно на глазах парнишки выступили слезы. Он поспешно отвернулся.
 — Мне тоже приходилось себя жалеть, — заметил Макс, вынимая из кармана платок и протягивая ему. — Так что я хорошо тебя понимаю.
 — У шикарного джента вроде вас нет причин кукситься, — пробормотал парень, вытирая слезы грязными руками и оставляя на щеках причудливые разводы.
 «Устами младенца», — подумал Макс.
 — Ты прав, действительно нет.
 — Так что, почистить вам туфли? — резко спросил мальчик, застыдившись своей слабости.
 — Валяй, — кивнул Макс, ставя ногу на небольшой ящик.
 Парнишка работал быстро. Тощие ручонки оказались на удивление сильными. Закончив, он выпрямился и объявил:
 — С вас два пенса.
 Макс вручил ему гинею. Они вышли на тротуар под студеный ветер. Макс, видя безысходную тоску в глазах мальчика, вспомнил о своем большом уютном доме, о приближавшемся Рождестве.
 — Хочешь работать у меня? — вдруг спросил он.
 — А что требуется делать?
 Снова эта настороженность!
 — Мне нужен человек, который помогал бы моему камердинеру чистить обувь. Пять фунтов в неделю плюс жилье для твоей семьи.
 — Вы ведь насмехаетесь, верно? Пять фунтов! Неслыханно!
 Макс покачал головой:
 — Я серьезно. Мой камердинер Дэнни был еще моложе тебя, когда стал у меня работать. Над конюшней есть помещение, которое как раз подойдет для твоей семьи. Сколько у тебя братьев и сестер?
 — Шестеро.
 Но мальчик все еще колебался, не веря такому великодушию.
 — Никто ничего не дает просто так.
 — Я ничего и не даю просто так. Придется отрабатывать свое жалованье.
 — Работы я не боюсь, — заверил мальчик, с подозрением взирая на Макса.
 — Вот и хорошо. Пойдем со мной, я познакомлю тебя с Дэнни и остальными слугами.
 — Мама ждет меня дома.
 Значит, хочет предупредить, что его хватятся, на случай если Макс имеет на него какие-то гнусные виды.
 — Я живу недалеко отсюда и предлагаю тебе работу, только и всего.
 — Пожалуй, можно поглядеть…
 Его осмотрительность была вполне понятна: в этом мире чудес не бывает.
 Но Рождество — время чудес, и после того, как Дэнни взял юного Неда под свое крыло, а кухарка накормила его до отвала, после того, как Макс и Дэнни отправились в темный подвал, служивший домом для восьмерых бедняг, и после того, как рыдающих благодарных Оуэнов в экипаже Макса перевезли на новую квартиру над конюшней, даже Нед поверил в чудеса.
 Гораздо позже, когда Оуэны наконец устроились на новом месте, Макс сидел в кабинете, пил и думал о Кристине — с некоторых пор его обычное занятие по ночам. Не в силах уснуть, он отправился на прогулку и, добравшись до церкви, где встретил Неда, открыл дверь и ступил внутрь. Неожиданный покой снизошел на него, словно этот полутемный дом Господа предлагал немедленное спасение для его мятущейся души.
 Макс поразился тому, что с ним происходило. Высокие, взметнувшиеся к небу своды, ряды цветных витражей в готических окнах казались мистическими и нереальными в лунном свете. Будто сама вечность говорила с ним.
 Вдалеке, у самого алтаря что-то сверкнуло. Макс направился туда, влекомый крохотным огоньком. Подойдя ближе, он увидел одинокую свечу, горевшую среди уже успевших погаснуть. Да и ее пламя колебалось, готовое вот-вот исчезнуть.
 Как его надежда.
 Он так и не понял, что подтолкнуло его: возможно, шутливое обещание поставить свечку в честь возвращения Кристины или отчаянная мечта о возрожденной надежде, но он стал зажигать свечи одну за другой, ряд за рядом, пока церковь не засияла огнями. Желтоватый свет вырвал из мрака фигуру Мадонны с младенцем. Макс долго смотрел на олицетворение материнской любви, вспомнив о Кристине и ее детях, о муках, которые она была готова вынести ради них, о боли, которую она испытает, потеряв их, и неожиданно для себя помолился за их счастье. Потом, опустошив карманы, засунул все найденные деньги в кружку для пожертвований и долго смотрел на мерцающие язычки свечей. На сердце стало легче, снова вернулась уверенность в успехе затеянного дела.
 Вполне понимая страхи и нерешительность Кристины, он все же сделает все возможное для ее развода. Но если все законные методы будут исчерпаны, он готов предложить Гансу деньги за согласие на совместную опеку.
 Отвернувшись от алтаря, он направился к дверям.
 Есть немало других действенных мер, и если все остальное не удастся…
 Он чувствовал необычайную бодрость и готовность к действиям.
 Послезавтра он едет в Силезию.
 В сочельник у него назначено свидание, которое невозможно пропустить.




 Глава 17


 Рождество было временем веселья и развлечений для всей семьи Ганса, съехавшейся во дворец. Его мать уже приехала и успела навести уныние и тоску на всех домашних, ибо вдовствующая княгиня Цейс по-прежнему считала дворец своим. Она распоряжалась и отдавала приказы, не считаясь ни с кем.
 — Что мамаша, что сын, — прошептала камеристка, когда вдова ворвалась как-то в будуар невестки и долго выговаривала ей за то, что та велела все приготовить для рождественского кукольного представления в главном зале, а не в голубой гостиной, как обычно.
 — В зале было бы лучше, — в утешение сказала Лиза.
 — Я тоже так думала, — улыбнулась Кристина, лениво потягиваясь в кровати. Ничто не могло испортить ее настроения, особенно теперь, когда встреча с Максом так близка, даже бритвенно-острый язык свекрови, не постеснявшейся явиться к невестке в семь утра.
 — Кухарка клянется, что в один прекрасный день подсыплет мышьяку в чай старой даме.
 — Тише, Лиза, вдруг услышат, — остерегла Кристина, но тут же улыбнулась и добавила: — Ее собственная кухарка говорит то же самое.
 Женщины дружно хихикнули.
 — Мы просто ужасны, — покаянно вздохнула Кристина.
 — И вполовину не так ужасны, как эта старая ведьма, миледи.
 Не найдя в себе сил отрицать правду, Кристина осведомилась, встали ли уже мальчики.
 — Нет. Я спрашивала лакея, перед тем как принести вам шоколад.
 — Они, должно быть, вот-вот проснутся, так что я хочу поскорее одеться. Мы собирались кататься на пруду. Где мои коньки?
 — Остальные родственники прибывают дневным поездом, — напомнила камеристка.
 — На случай если я не успею вернуться, — ответила Кристина, воспрянув духом и ощущая необыкновенную свободу с тех пор, как встретилась с Максом и поняла, что счастье дается тем, кто не боится бороться за него, — экономка знает, какую комнату отвести каждому из братьев Ганса и их семьям. Мальчики любят коньки не меньше меня, и у меня еще будет время выслушать жалобы невесток.
 — Если вас не будет, кухарка приготовит чай.
 — А мать Ганса будет, как обычно, председательствовать за столом. Сомневаюсь, что меня хватятся. — Она отбросила одеяло и соскользнула с кровати. — Представляешь, до Рождества осталось всего два дня!
 Лиза взглянула на госпожу, поражаясь ее воодушевлению. С самого своего возвращения из Англии она была в прекрасном настроении, и ничто не могло ее расстроить.
 — Да, мэм.
 — И все подарки под елкой?
 — До единого.
 За исключением одного, запертого в бюро Кристины.
 — Превосходно. Все идет как нельзя лучше! — весело засмеялась Кристина, делая изящный пируэт и радостно улыбаясь. — Обожаю Рождество!
 На пруд их проводил лакей. Ганс отпустил своих псов, когда они добрались до замка Цейс, и за это Кристина благодарила Бога. Если Макс все-таки приедет в Силезию, лишние глаза ни к чему.
 Она и мальчики соревновались, кто зашнурует ботинки первым, и Джонни выиграл.
 — Догоняйте! — крикнул он, скользя по блестящему льду.
 Мать с братом бросились за ним вдогонку, и Фрицу наконец удалось поймать Джонни за рукав. Но тот немедленно превратился в преследователя сам. Пруд постепенно переходил в реку, садовники чисто вымели лед, и вся троица, наигравшись, румяная и запыхавшаяся, покатила вниз по реке, выпить в гостинице горячего сидра. Сидя в одних чулках на скамье под окном, выходившим на реку, они пили сидр, ели оладьи с яблоками и говорили о подарках, приготовленных для кузенов и родных.
 — Смотри, мама, смотри! — Встав на колени, чтобы лучше видеть, Фриц прижался носом к стеклу. — Какие чудесные красные санки!
 — Кучер слишком гонит лошадей, — мрачно пробормотал Джонни. — Но что за великолепная пара вороных!
 — Арабы, — заметил Фриц.
 — Берберы, — возразил брат. — Они лучшие упряжные лошади. Взгляни на их морды. Это не арабы.
 — Ну да, ты всегда прав, — парировал младший.
 — На этот раз — да.
 — И нет!
 — А вот и да!
 — А вот и нет!
 Кристина неожиданно охнула, и мальчики обернулись к ней.
 — Я поперхнулась сидром, — объяснила она, бледная как смерть.
 — Да эти лошади сейчас врежутся в гостиницу! — вскрикнул Фриц, забыв обо всем, кроме поразительного зрелища.
 — Кучер не сможет вовремя остановить их! Они разобьются! — бросил Джонни, не столько напуганный, сколько зачарованный разворачивавшейся за окном драмой.
 — Довольно, мальчики, слезайте, — велела Кристина. Она едва говорила: сердце выбивало барабанную дробь. Но Фриц, не слушая ее, вопил:
 — Он справился с ними!
 — Прямо как по маслу, — благоговейно вторил Джонни.
 — Ну хватит, — уговаривала Кристина. — Допивайте сидр.
 — Я хочу посмотреть на коней, — заупрямился Фриц, уже слезая со скамьи.
 — Нет! Фриц, нет!
 Поздно. Мальчишка как был, в одних чулках, бросился к двери.
 — Мама, а мне можно? Я никогда не видел таких чудесных лошадок!
 Как она могла отказать, когда Фриц был уже за порогом?
 — Только недолго, — пробормотала Кристина. Оглядевшись, она заметила, что в маленьком зале никого не было. Хоть бы мальчики не задержались! Если повезет, Макс поведет животных на конюшню, и они не встретятся на публике.
 Но разве благоразумие может устоять против мальчишеского энтузиазма? Уже через несколько минут сыновья ворвались в комнату. За ними следовал Макс.
 — Мама! Он пообещал рассказать нам о лошадях, — объявил Фриц, растянув рот до ушей в радостной улыбке и беря Макса за руку. Кристина окончательно растерялась, заметив, что за другую уже успел ухватиться Джонни. Он не был таким общительным, как Фриц. И не так легко заводил друзей, но Макс, очевидно, произвел на него большое впечатление.
 — Мама, это мистер Уэйр. Билл, это наша мама, — учтиво представил Джонни, как и полагалось воспитанному молодому человеку.
 — Доброе утро, — с легким поклоном приветствовал Макс.
 — Он купил коней в Алжире, мама! Расскажите, сколько вам пришлось путешествовать по пустыне, чтобы их добыть, — восхищенно тараторил Фриц.
 — Ничего, если мистер Уэйр присоединится к нам, мама? — встревожился Джонни, видя сдержанность матери.
 — Это вряд ли удобно, — вежливо возразил Макс. — Хотя здесь и нет никого, кроме нас.
 Он был, разумеется, прав, и ей страстно захотелось броситься в его объятия.
 — Пожалуйста, садитесь, — пригласила она с деланным безразличием.
 Мальчики буквально подпрыгивали от нетерпения, пока Макс расстегивал подбитое бобром пальто.
 — Я возьму его, возьму, — закричал Фриц, протягивая руки, и Макс, смеясь, отдал ему пальто. Мальчик пошатнулся под его весом, но мужественно дотащил до ближайшего стола и бросил на блестящую столешницу.
 Дождавшись, пока усядутся мальчики, Макс сел напротив Кристины.
 — Расскажите нам об Алжире. Все! — скомандовал Фриц, поставив локти на стол и подперев подбородок руками. Судя по его виду, он приготовился к многочасовому повествованию.
 — На это не хватит времени, — улыбнулся Макс.
 — У нас полно времени, верно, мама? — вмешался Джонни. — Нам нужно вернуться только к чаю, да и то ты сказала, чтобы кухарка все приготовила, если мы опоздаем.
 Макс несколько мгновений не отрываясь смотрел им в глаза.
 — Как скажете, — мягко ответил он. — Я не спешу.
 — Крестьяне скоро начнут собираться на обед.
 Она надеялась, что он поймет намек.
 — Может, попросить отдельную комнату? Там нас не потревожат.
 Его лицо и голос ничем не выдавали бушевавших в нем эмоций. С таким же успехом он мог говорить со случайными знакомыми.
 — Соглашайся, мама, — умолял Фриц, ерзая на скамье.
 — Нас не хватятся до вечера, — вторил Джонни. Кристина лихорадочно искала предлог отказать. И не находила.
 — Я только что приехал и еще не успел осмотреться. Может, за обедом мальчики расскажут мне, где здесь можно поохотиться? — предложил Макс, не собираясь так быстро расставаться с ней.
 — Мама! — заныл Фриц, дергая ее за рукав. — Ну же, мама.
 — Позвольте, я узнаю, свободен ли отдельный кабинет.
 Макс поднялся и оглядел зал в поисках официанта.
 Она могла остановить его. Должна была. Во что ее втягивают? Запереться с Максом и сыновьями в отдельной комнате? Это безумие! Если ее увидит кто-то из знакомых, наверняка передадут Гансу.
 Но рай был так близок, сыновья раскраснелись от возбуждения, и Макс уже говорил со слугой. Она не могла заставить себя сказать «нет».
 — Все устроено, — объявил Макс, вернувшись. — У них есть отдельная столовая.
 Мальчики спрыгнули со скамьи, и Макс, глядя поверх их голов, прошептал одними губами:
 — Я люблю тебя.
 Щеки Кристины мгновенно приобрели цвет спелых вишен.
 Макс ухмыльнулся, кивнул в знак того, что все понял, и предложил ей руку.
 Кристина вложила пальцы в его ладонь, потому что боялась привлечь к себе внимание.
 Но оба оказались не готовы к тому потрясению, которое вызовет этот простой жест. Кровь бросилась в лицо Максу. Кристина затрепетала.
 Максу пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, прежде чем он смог сжать ее пальцы и сдавленно осведомиться:
 — Вы голодны?
 Двойной смысл его слов мгновенно дошел до Кристины.
 — Ужасно! — жизнерадостно объявил Фриц, размахивая коньками. — Можно нам еще оладий с яблоками, мама?
 Кристина кивнула, не в силах говорить. Пальцы Макса обжигали кожу. Господи, как она вынесет этот обед?
 — Позвольте взять ваши коньки, — предложил Макс, отпустив ее руку и понимая, что иные прикосновения просто опасны.
 — Спасибо, — поблагодарила она почти обычным тоном и даже смогла слегка улыбнуться, как всякий воспитанный человек. Одного только не сумела: сдержать накал своих желаний. Оставалось лишь терпеть и надеяться на лучшее.
 Макс специально сел от Кристины как можно дальше и на протяжении всего обеда не смел поднять на нее глаз. Он отнюдь не был похож на человека, имевшего столько случайных связей и репутацию неотразимого любовника, и с огромным трудом старался сохранять бесстрастный вид. Но в конце концов это ему удалось. Потому что иначе было нельзя. Потому что он не мог рисковать и ставить под удар возможность дальнейших встреч. Потому что твердо намеревался сегодня спать с ней.
 Макс в основном беседовал с мальчиками, отвечал на бесчисленные вопросы, сам расспрашивал, какая дичь водится в здешних местах. Ел с аппетитом, не желая показаться расстроенным. Отказался от местного пива, поскольку не доверял себе: кто знает, какое действие может произвести даже небольшое количество спиртного, когда Кристина так близко?!
 После обеда он немедленно откланялся, объяснив, что должен встретиться со здешним проводником, боясь, что, если останется еще на несколько минут, не выдержит и схватит Кристину в объятия. И поднялся так порывисто, что опрокинул стул, а в ответ на просьбу Фрица встретиться с ними еще раз непонимающе уставился на мальчика.
 — Возможно, после каникул, — вымолвил он наконец. Лица детей омрачились.
 — После каникул мы едем в Лондон, — вздохнул Джонни.
 Макс вопросительно взглянул на Кристину.
 — В зависимости от обстоятельств, — пояснила та.
 — Если тетя Шарлотта будет дома, а папа поедет кататься на лыжах, — вставил Фриц в надежде снова поболтать с Максом.
 — Понимаю, — с легким поклоном ответил тот.
 — А где вы остановитесь? — не отставал Фриц, игнорируя строго сведенные брови матери.
 — Еще не знаю, — ответил Макс, беря пальто. — Но уверен, что мы встретимся снова.
 Он вежливо откланялся и ушел.
 — Как по-твоему, мы еще увидим его? — спросил Джонни, которому явно пришлось по душе общество Макса.
 — Возможно, — уклончиво пробормотала Кристина.
 — Можно прийти сюда: он наверняка будет здесь обедать, — предложил Фриц.
 — У нас слишком много дел дома. Нужно развлекать гостей, — с сожалением напомнила Кристина.
 — А вдруг они скоро уедут? — с надеждой протянул Джонни.
 — Посмотрим, может, удастся как-нибудь утром вырваться из дома, — пообещала Кристина при виде разочарованных мальчишеских физиономий.
 — Ура!
 — Вот здорово!
 Дети снова заулыбались.
 — А сейчас нам лучше вернуться и быть приветливыми с родственниками.
 Все дружно застонали.
 — Вот вырасту и куплю таких же вороных! — объявил Фриц, вскакивая.
 «А вдруг Макс подарит тебе своих?» — ни с того ни с сего подумала Кристина, позволив себе немного помечтать в предвидении предстоящего тоскливого вечера.
 — А я спрошу нового привратника, Берта, может, он сумеет узнать, где остановился Билл. Ему всегда все известно! — вторил Джонни.




 Глава 18


 — Где тебя носило? — тихо прорычал Ганс, когда Кристина и мальчики появились в холле. Вдова как раз спускалась по лестнице, и он не желал новой сцены. — Все уже собрались, а ты опаздываешь к чаю.
 — Кухарке приказано подавать чай без меня.
 — Предупреждаю, если не появишься в гостиной через десять минут, я…
 — Ганс! Подай мне руку!
 Повелительный голос вдовствующей княгини несколько умерил пыл Ганса, но он все же угрожающе пробормотал, прежде чем обернуться к матери:
 — Десять минут!
 Мальчики все это время прятались за спиной Кристины и посмели пошевелиться только после его ухода. Оба робко коснулись рук матери.
 — Идите к себе, — тихо велела Кристина. — Я приду к вам после чая.
 — Мы всего лишь катались на коньках, — мрачно буркнул Джонни.
 Кристина ободряюще улыбнулась:
 — Сомневаюсь, милый, что твоего отца это интересует.
 Мальчики давно уже научились не откровенничать с Гансом. Он кричал на них, а иногда и просто срывал злость.
 — Сейчас прикажу, чтобы вам наверх подали пирожных.
 — Мы поедем завтра кататься? — умоляюще прошептал Фриц.
 — Попробуем, если встанете пораньше, — кивнула мать, жалея, что в жизни ее детей так много запретов.
 — Я проснусь, когда ты скажешь, — пообещал Фриц.
 — Я тоже, — поддакнул старший.
 — Поговорим после чая, дорогие. А сейчас бегом наверх. Кто первый?
 Входя в гостиную, Кристина чувствовала себя разведчиком во вражеском лагере. Пронизывающие взгляды собравшихся были устремлены на нее. Даже после двенадцати лет брака она по-прежнему оставалась чужачкой, «этой англичанкой», хотя, по правде сказать, их мнение давным-давно стало для нее безразлично. Пусть думают что хотят!
 Братьям Ганса, как младшим сыновьям, пришлось жениться на деньгах, и, следовательно, их жены славились не внешностью, а приданым. Дочери богатых бюргеров, типичные буржуа по виду и характером, глубоко презирали аристократическое наследие Кристины, ее безупречные манеры и, самое главное, изысканную английскую красоту. Их мужья подобно старшему брату пользовались негласными преимуществами мужского пола и, равнодушные к чувствам жен, распутничали и заводили любовниц. Ах, знай она только обо всем этом до замужества…
 Но сетовать уже поздно. Пока что нужно выдержать это невероятно скучное чаепитие. Кристина давно уже обнаружила что самое главное — умение правильно рассчитать время. Вот прошла минута… другая… третья… если отмечать каждую, то и конец недалек. Кроме того, теперь, когда Макс рядом, стало легче терпеть холодную удушливую скуку которой, казалось, была пронизана вся обстановка. Она может даже помечтать о блаженной радости увидеть его вновь.
 Она была так счастлива, что не обращала внимания ни на злобные голоса, ни на колкости, ни на глупые сплетни. Забытый чай стыл в чашке.
 Внезапно до нее дошло, что невестки дружно поднимаются с мест шурша тафтой, неуклюже топорщившейся на их пышных бедрах. Осознав, что очередная пытка кончилась, Кристина тоже встала.
 — Ужин в девять, — рассеянно объявила она. — До встречи. — И, грациозно кивнув, направилась к двери.
 — Она и словом с нами не перемолвилась, — взвизгнула одна невестка.
 ―По-моему, просто подвыпила, — вставила вторая, поджав губы.
 — По крайней мере лицо у нее так и сияло, — добавила третья, и злобные гарпии обменялись многозначительными взглядами.
 Ганс, терпеливо вздохнув, поднял глаза к небу.
 — Еще есть время выпить перед ужином. Кто хочет партию в бильярд?
 Семейные сборища были тяжким испытанием и для него, поскольку он не выносил своих невесток и терпеть не мог матери, делавшей из старшего сына мальчика на побегушках.
 — Твоя жена, случайно, не беременна? — осведомилась вдовствующая княгиня, пронзив его скептическим взглядом.
 — Господи, конечно, нет!
 Но тут в голову Ганса пришла ужасная мысль.
 — Прошу простить, у меня дела, — мрачно объявил он. — Встретимся в бильярдной.
 Взбежав по ступенькам, Ганс ворвался в гостиную Кристины, словно разъяренный бык. Но комната оказалась пуста. Он рывком распахнул дверь спальни. Кристина, все еще в нарядном платье, лежала в шезлонге с закрытыми глазами.
 — Попробуй мне признаться, что беременна, сука ты этакая!
 Истерический вопль ворвался в ее блаженные грезы, и глаза Кристины удивленно распахнулись.
 — Только не в присутствии слуг, — резко бросила она, садясь. — Лиза услышит.
 Камеристка гладила ее вечернее платье в смежной со спальней гардеробной.
 — Плевать мне на слуг! — прорычал Ганс. — Отвечай, стерва, ты беременна?
 — Будь добр убраться отсюда.
 Он не заслуживает ответа, этот негодяй, с его постоянными изменами и откровенным безразличием!
 — Отвечай мне, черт возьми! — повторил он, сжав кулаки.
 — Нет. А теперь вон из моей комнаты!
 Презрительно усмехнувшись, она подобрала белую шифоновую юбку и шагнула к двери гардеробной.
 — Ты так не уйдешь! — завопил муж:, преградив ей дорогу и пытаясь схватить за руку.
 — Только коснись меня, — тихо процедила она, — и я закричу так громко, что твоя мамаша услышит меня снизу, или из своей комнаты, или где там еще покоится жирный зад этой старой клячи!
 Руки Ганса бессильно повисли: связываться с матерью не хотелось. Она все еще имела огромное влияние в княжестве и твердо полагала, что прежде всего следует соблюдать внешние приличия.
 — Я еще не покончил с тобой, — шепнул он.
 — Зато я с тобой покончила.
 По крайней мере пока его мамаша торчит во дворце.
 — Если ты беременна… я убью тебя… после ее отъезда, — тихо добавил он.
 Леденящая злоба в его глазах пугала, и Кристина впилась ногтями в ладони, чтобы не заплакать от страха.
 — К счастью, этого не понадобится, — с усмешкой пообещала она и, обойдя его, направилась в гардеробную.
 — Ты принадлежишь мне! — взвизгнул он, сверля ее взглядом. — И не забывай…
 Войдя в гардеробную, Кристина отослала Лизу с поручением, чтобы немного побыть одной и прийти в себя. С чего это он вдруг пришел в такую ярость и стал задавать вопросы? Действительно ли ей грозит опасность, или он просто вспылил? И не приставит ли снова стражу, если так взбешен ее неверностью? Хоть бы это ему не взбрело в голову теперь, когда Макс рядом!
 Только сейчас она позволила себе содрогнуться от страха. Что теперь будет? И что задумал ее муж?
 За ужином она разыгрывала роль идеальной хозяйки, улыбалась с деланной сердечностью, отвечала на вопросы с утонченной вежливостью, смеялась над неуклюжими шутками деверей, командовала слугами. И очень мало пила, боясь, что окончательно потеряет самообладание. Только украдкой, когда становилось совсем невмоготу, поглядывала на часы, опасаясь, что они попросту сломались: стрелка никак не хотела двигаться. Но, удостоверившись, что все в порядке, вздохнула про себя и знаком велела лакею наполнить бокал деверя.
 После ужина мужчины засиделись за портвейном. Дамы пили чай в гостиной, и, пока родственницы перебирали придворные сплетни, Кристина считала розы на юбках пастушек из мейсенского фарфора, украшавших камин.
 Наконец появились мужчины и снова принялись за вино.
 Но все проходит. Часы пробили одиннадцать, и Кристина смогла, не нарушая правил этикета, распрощаться и удалиться к себе.
 Какое счастье!
 Она чувствовала себя ребенком, отпущенным с уроков, и мечтала только об одном: поскорее очутиться в тишине своих покоев. В гостиной ее дожидалась Лиза, но после долгого, бесконечно утомительного вечера Кристине нестерпимо захотелось остаться одной.
 — Я сама разденусь, — сказала она с улыбкой грешника, которому удалось вырваться из чистилища. — Спокойной ночи, Лиза. Разбуди меня в пять. Мы с мальчиками хотим покататься на коньках до завтрака.
 Завтра она предупредит Макса.
 — Да, мадам, — ответила горничная, приседая. — Позвольте только помочь вам с жемчугами.
 Кристина лениво отмахнулась:
 — Не нужно. Иди.




 Глава 19


 — Позвольте только помочь вам с жемчугами.
 Мужской голос — глубокий, низкий, мучительно знакомый…
 Кристина круто обернулась и прижала руку к сердцу.
 — Как ты сюда попал? — потрясенно пролепетала она, вне себя от страха, сомнения, радости…
 — Никто меня не видел. Ну, как прошел ужин?
 Макс стоял у окна, одетый как местные жители: белый свитер, твидовые брюки, высокие охотничьи ботинки. И выговор ленивый, небрежный, словно он случайно проходил мимо. Словно ему не грозила смертельная опасность. И ей тоже.
 — Макс! Тебе нельзя здесь оставаться! Уходи!
 — Я слышал, что по ночам Ганс покидает дворец, хотя и позже обычного, поскольку его мамаша все видит и слышит. Так что, если именно это тебя беспокоит, нам никто не помешает.
 Кристина не расскажет о последних угрозах мужа, иначе Макс потребует, чтобы она уехала… а это невозможно. Она никогда не оставит мальчиков, а Макс, при всех своих добрых намерениях, не сумеет преодолеть препятствий ее брачного контракта.
 — Я боюсь за тебя. Уходи скорее! Мы с мальчиками с утра пойдем на пруд кататься на коньках. Тогда и сможем немного поговорить. А теперь, прошу, уходи…
 — Он что-то сказал тебе?
 Она явно нервничает, и куда сильнее, чем утром.
 — Нет! — Кристина в отчаянии заломила руки. — Он ничего не сказал, но нельзя, чтобы тебя тут обнаружили.
 — Несколько часов назад, в деревне, ты вела себя по-другому. Что случилось?!
 — Пожалуйста, Макс, — взмолилась она. — Все это не играет роли. Подумай о моих сыновьях!
 — Смогу я увидеть тебя позже, если уверюсь в полной их безопасности? Твой новый привратник Берт у меня на службе. Если он подтвердит, что твой муж убрался на ночь из замка, ты согласишься поговорить со мной, хотя бы несколько минут?
 Как он мог оставить ее без защиты, такую напуганную и одинокую?
 — И я должен держать тебя в своих объятиях… — мягко добавил он.
 Она нерешительно подняла руку, то ли прося его уйти, то ли остаться… и, закусив губу, глянула сначала в сторону окон, потом на дверь.
 — Не знаю, Макс… мне очень хочется… но не здесь, ради Бога, не здесь!
 Пытаясь не расстроить ее еще больше, Макс, несмотря на то что безумно жаждал сжать ее в объятиях и пообещать луну с неба, старательно держался на расстоянии.
 — Я не останусь надолго, — пообещал он. — Всего пять минут, если Ганса не будет в замке.
 Кристина глубоко вздохнула. Страхи одолевали ее. Эмоции, которым не было названия, раздирали душу. Любовь всей ее жизни так близко и все же невероятно далеко.
 Волна желания неожиданно захлестнула ее, и Кристина услышала собственный шепот:
 — Я так тосковала по тебе…
 Тоска и боль, звучавшие в ее словах, ошеломили Макса, и он, забыв обо всем, одним прыжком подскочил к ней и сгреб ее в охапку.
 — Я ухожу или остаюсь. Как скажешь, — выдохнул он. — Мы встретимся, где ты захочешь. Я буду вечно ждать тебя. Одно твое слово…
 — Я сама ничего не знаю. И мечтаю о тысяче вещей, которых никогда не смогу иметь, — прошептала она, поднимая голову. В глазах ее сияла любовь. Любовь, которую она не могла скрыть.
 Обретший внезапную уверенность, которой не было раньше, Макс, мир которого вдруг заиграл яркими красками, улыбнулся совсем как тем утром в Дигби, с мальчишеским задором и нескрываемым обещанием.
 — Я дам тебе все, чего бы ты ни пожелала. Положу к ногам все, о чем попросишь.
 Их губы соприкоснулись, и он стал целовать ее с такой жаждой, словно все было впервые. Сейчас все препятствия казались незначительными, их души ликовали, в нежном шепоте звучали сладостная страсть и светлая надежда, и на какое-то мгновение оба забыли мрачное настоящее.
 Но под хрупким ледком счастья лежало отчаяние. Кристина пришла в себя первой, помня об угрозах Ганса.
 — Еще минуту, — взмолился Макс, обдавая ее теплым дыханием.
 В коридоре прозвучали шаги, и Кристина окаменела.
 — Ты должен идти, — заклинала она, упираясь кулачками в его грудь.
 Макс разжал руки и прошептал:
 — Я приду после полуночи, когда Ганса не будет в замке.
 — Только если будешь абсолютно уверен, что это безопасно, — прошипела она, отступая. — Я не шучу, Макс. Мы смертельно рискуем.
 Ему хотелось снова обнять ее и не выпускать тысячу лет.
 — Понимаю, — кивнул он.
 — Будь я одна… — вздохнула она. — Я чувствую себя так, будто в чем-то виновата.
 — Нет, — покачал головой Макс. — На карту поставлено будущее твоих детей.
 Он послал ей воздушный поцелуй.
 — Я вернусь.
 И, подойдя к ведущей на балкон двери, исчез за шторами.
 Послышался тихий стук.
 После его ухода ее снова охватил удушливый страх, и, знай Кристина, куда пошел Макс, бросилась бы за ним и уговаривала немедленно уехать. Но отпечатки на снежном ковре, выстлавшем балкон, уже наполовину занесло, и, даже если бы она хотела найти его, было уже поздно.
 Кристина быстро заперла дверь в покои, но тут же отперла, не уверенная, каким способом Макс предпочтет явиться на этот раз. Правда, будь она по-настоящему сильна, нашла бы в себе мужество отказаться от счастья и прогнать его… навсегда…
 Будь она…
 Кристина молилась о том, чтобы ему не пришло в голову воспользоваться коридорами дворца: здание кишело слугами, гостями и приглашенными помочь жителями деревни. Но тут она кое-что вспомнила: Макс говорил о новом привратнике. Неужели это тот Берт, о котором упоминали мальчики? Но имеет ли он доступ в ее комнаты? Неужели Макс скрывается в его коттедже? Следует ли ей отправиться туда? Может, и в самом деле благоразумнее будет покинуть свои покои?
 Но она все же осталась, потому что Макс ожидал увидеть ее, когда вернется. Осталась, хотя каждый стук, каждый шорох заставлял ее вздрагивать и оглядываться.
 Как он мог быть таким безрассудным, чтобы явиться сюда?
 Как мог подвергнуть такой опасности ее мальчиков?
 Как мог быть так опрометчив?
 Как ей жить, если он не возвратится к ней?
 Кристина горела как в лихорадке, переходя от возбуждения к тревоге и головокружительному восторгу. Она металась по комнате, присаживалась и снова металась. Может, выпить немного вина, чтобы успокоить нервы?
 Но, налив себе бокал, она с отвращением взглянула на него и отставила.
 Дальше начались сомнения относительно того, зажечь или погасить лампы. Что привлечет меньше внимания? Стоит ли переодеть вечернее платье или нет?
 Изнемогая от нервного возбуждения, она никак не могла решить, что делать, и поэтому все осталось по-прежнему до тех пор, пока вскоре после полуночи не открылась балконная дверь. В комнату ступил Макс.
 Неистовое желание заглушило едва слышный голосок разума, и Кристина, подлетев к Максу, бросилась в его объятия и стиснула изо всех сил.
 — Я хочу чуда, — прошептала она. — И хочу тебя.
 Прижимая ее к себе, он коснулся губами маленького ушка.
 — Я твой волшебник… только сначала поздоровайся с Бертом.
 Кристина, сконфуженно багровея, отпрянула. Макс, отнюдь не отличавшийся застенчивостью, небрежно взмахнул рукой:
 — Дорогая, это Берт Дэвис. Берт, это княгиня Кристина. А теперь скажи ей, кто ушел.
 — Князь покинул замок десять минут назад, мэм, — почтительно сказал Берт.
 Кристина облегченно вздохнула.
 — Спасибо, Берт. За то, что помогаете… нам. Будем надеяться, что все скоро уладится.
 — Да, мэм. Маркиз, похоже, готов на все ради этого.
 — Я скоро вернусь в сторожку, — пообещал Макс, кивнув Берту на прощание. У него были дела поважнее. Например, целовать любимую женщину.
 — Да, сэр. Следите за светом в бильярдной, когда будете уходить. Братья все еще там пьют.
 — Обязательно.
 Когда Берт исчез в ночи, Макс закрыл дверь и с улыбкой повернулся к Кристине.
 — Итак… о чем мы? Да, о чудесах, — поддразнил он, притягивая ее к себе. — Что ты скажешь, если мы переделаем мир по нашему вкусу? Каково твое первое желание?
 Кристина глубоко вдохнула, пытаясь успокоить нервы.
 — Я думать связно и то не могу. Слишком уж страшно… видеть тебя тут.
 — Никто не знает, что я здесь. Ганс ушел.
 Имя мужа резануло слух, и она в ужасе сжалась.
 — Ты не можешь оставаться долго, — прошептала она. — Прости, но…
 — Всего несколько минут. Садись, — утешил он, подводя ее к стулу. — Я пока проверю двери и окна. На всякий случай.
 Он чувствовал ее неотступный взгляд все то время, когда обходил комнату, задергивал шторы, задвигал засов, прислушивался к посторонним звукам, перед тем как вернуться к ней. Усевшись на пол у ее ног, он нежно коснулся сцепленных пальцев.
 — Что он тебе сказал?
 — Ничего, — пробормотала она, не глядя на него. — Просто, как всегда, был невыносимо груб. Ничего нового.
 Их глаза встретились, и Кристина вдруг улыбнулась:
 — Теперь, узнав, что такое счастье, я нахожу Ганса еще более омерзительным, чем обычно, вот и все.
 — Он не угрожал тебе?
 — Нет, только говорил гадости.
 — Значит, угрожал.
 — Не более, чем раньше. Дорогой, я не хочу о нем говорить. И даже думать. Никогда.
 — Какой красавицей ты выглядела сегодня утром: розовощекая, свежая, как полураскрывшаяся роза!
 Разве можно было устоять против его улыбки?! Нахмуренное лицо Кристины сразу разгладилось.
 — А ты — словно сон, вдруг ставший явью.
 — Я не смог жить в разлуке с тобой.
 — Я рада, хотя мое сердце готово выскочить из груди.
 — Могу я посидеть с тобой?
 Он чувствовал себя зеленым юнцом, просившим о первом свидании, но в воздухе ощутимо разливалось напряжение.
 — Дверь заперта, — добавил Макс, видя, что она колеблется. — А если кто-то попытается вломиться, я спрыгну с балкона, прежде чем они войдут и увидят, что ты одна.
 Кристина зябко потерла руки.
 — Пожалуйста, садись, — пролепетала она, желая того же, что и он, пусть и на секунду.
 Макс только сейчас понял, что все это время сдерживал дыхание. Одним упругим движением он поднялся на ноги и повел Кристину к диванчику с вышитыми подушками. Устроившись поудобнее, он усадил ее себе на колени, но изо всех сил старался не целовать.
 — Скажи мне, что никто сюда не ворвется, — дрожащим голосом выдавила она, неестественно выпрямившись, словно на экзамене по манерам и этикету.
 — Ты в безопасности, — мягко заверил он.
 — И ты не останешься надолго.
 — Я уйду, когда ты попросишь.
 — Ты уверен? Никто не сможет войти?
 — Им придется взломать дверь, милая, — повторил он, как ему казалось, уверенным тоном.
 Кристина облегченно вздохнула и легко коснулась его руки. Тепло его тела проникало сквозь рубашку, согревая ее ладонь. Спокойная сила умиротворяла.
 — Ты, наверное, считаешь меня…
 — Я знаю, почему ты так напугана, дорогая. Все вполне естественно. И, не будь я безумно влюблен, не стал бы пугать тебя еще больше. Прости. Я знаю, нужно уходить, но… — Он слегка пожал плечами. — Я не могу.
 — А я не хочу, чтобы ты уходил, иначе сразу же вытолкала бы тебя за дверь.
 — Значит, мы оба едины в своем желании, — рассмеялся он.
 — Или в любви.
 — Иногда мне кажется, что это одно и то же. Я никогда раньше не был в Силезии, да и не приехал бы, если бы не ты. А ты… глуха к доводам рассудка.
 Кристина медленно провела ладонью по его руке, до самого плеча.
 — Это доводы рассудка побуждают тебя лазать по балконам в такую метель?
 — Совершенно верно, — кивнул он, сидя неподвижно и наслаждаясь ее прикосновением. — В жизни еще не испытывал подобного вдохновения!
 — Но ты любишь меня?
 — Да, — прошептал он.
 — Не слишком мудро с твоей стороны.
 Макс покачал головой.
 — Ты и не представляешь, на что я способен.
 — Почему же, ведь ты смог принести с собой кусочек рая, — призналась она, обвив руками его шею. Его любовь озаряла ее душу. Его уверенность давала мужество.
 — Я знал, что тебе это нужно.
 — Ты всегда знаешь, что мне нужно.
 Макс перевел дыхание.
 — Тебе, пожалуй, не стоило этого говорить.
 Кристина ощутила, как его возбужденная плоть упирается в ее ягодицы, и осторожно взъерошила волосы любовника.
 — Мне и этого не хватало, — призналась она.
 — Иисусе, Кристина, — взмолился он, — и это после того, как я пытаюсь разыгрывать здесь джентльмена!
 Зеленые глаза озорно сверкнули.
 — Мы могли бы поторопиться.
 — Ты уверена? — сдавленно выдохнул он. Никогда еще он не проявлял подобного бескорыстия!
 — Но ты ведь тоже кое в чем уверен.
 Его достоинство мгновенно набухло еще сильнее, и Кристина с лукавой усмешкой немного поерзала на твердом стержне, сгорая от желания.
 — Я едва держусь, — умолял он. — Не делай этого, если только не намереваешься…
 Но Кристина прижалась к нему еще теснее.
 — Мы так давно не были вместе…
 — Слишком, черт побери, давно, — задохнулся он.
 — Тебе нужна кровать?
 Темные глаза неистово сверкнули.
 — Ты о чем?
 — Думаю, ты мог бы взять меня стоя, на городской площади, средь бела дня.
 — А я думаю, что ты бы мне позволила, — проворчал он, резко поднимая ее и задирая платье и нижние юбки. Снова усадив ее на колени, он легко развел стройные бедра, сунул пальцы в разрез панталон и проник во влажные недра.
 — Ты действительно хочешь, чтобы я поспешил?
 Кристина что-то неразборчиво пробормотала. Каждое его прикосновение воспламеняло, разжигая неукротимое вожделение, опалявшее жестоким огнем желания. Она покачала головой, но он не заметил, потому что в этот момент другой рукой расстегивал брюки. Еще секунда, и он повернул ее так, что она оседлала его бедра. Без малейшего усилия поддерживая ее за ягодицы, он направил свою плоть в ее медовую сладость. И замер, раздувая ноздри.
 — Последний шанс остановить меня.
 Но ее глаза были закрыты. Тело напряглось в ожидании.
 Напрасный призыв совести затих, растворился в порыве страсти, и Макс опустил ее на свой стальной стержень. Она вобрала его, обволокла, приветствовала тихим самозабвенным всхлипом, прозвучавшим эхом его лихорадочного желания.
 И когда прижалась к его бедрам своими, когда светлые завитки смешались с темными, когда его фаллос погрузился глубоко-глубоко, Макс снова остановился — не потому, что хотел. Просто не смог дышать. И Кристина тоже.
 Она забыла, как он велик, какой длинный и греховно огромный, и поэтому раздвинула ноги шире, чтобы дать ему место.
 Макс прерывисто вздохнул.
 — Быстро или медленно? — хрипло, настойчиво пробормотал он, похоже, сам не сознавая, что говорит.
 — Быстро, быстро, я не могу ждать.
 Она шевельнула бедрами, стараясь втянуть его еще глубже.
 Он вонзился в нее, не обращая внимания на секундное сопротивление ее неподатливых мышц.
 Кристина охнула, тихо вскрикнула и прильнула к нему. Он сжал ее талию, поднимая над собой, делая выпад за выпадом, будоража, обжигая, проникая в самые потаенные уголки тела, и не прошло и нескольких минут, как она ощутила первые спазмы.
 — Нет… — заплакала она в отчаянии. Ей так хотелось продлить блаженство!
 — Нет? — повторил он.
 Кристина покачала головой, не в силах говорить. Поздно, слишком поздно!
 Она вцепилась ему в руки, разорвала кольцо объятий, с силой опустилась вниз и, счастливая, оглушенная знакомыми ощущениями, тихо застонала, чувствуя, как омывают ее волны экстаза.
 Когда она немного успокоилась, он немедленно возобновил ритм, сходя с ума от наслаждения после стольких проведенных в целомудрии недель, пробиваясь, заполняя ее ненасытный грот. Кристина снова кончила, когда он вонзился в нее с исступленной яростью, и мгновение спустя, когда его сотрясла первая конвульсия, она внезапно вскрикнула:
 — Нет-нет, ты не можешь кончить в меня!
 Но легче было остановить четверку взбесившихся лошадей.
 Макс выругался, вскинул ее вверх в последнем невероятном усилии и бросил на диван как раз в ту секунду, когда его плоть взорвалась высоким фонтаном, залив все вокруг: ее юбки, его брюки, диван и ковер.
 — Спасибо, — проговорила она, распростертая на диване.
 Макс, тяжело дыша, повернулся к ней: глаза превратились в щелки, лицо потрясенное.
 — Иисусе! — выдохнул он. — В следующий раз хотя бы предупреждай заранее!
 — Я думала, ты знаешь.
 — Я думал, ты воспользовалась губкой! Ты ведь знала, что я вернусь.
 — У меня нет губки.
 Он снова выругался, но тут же извинился, потому что у нее в глазах стояли слезы. И потянулся было к ней, но рука наткнулась на скользкую лужицу. Вытирая ладонь о брюки, он пробормотал:
 — Прости.
 — Боюсь, что не могу позвать горничную, — усмехнулась она.
 — Вот я и заставил тебя улыбнуться.
 — У тебя был такой брезгливый вид!
 — Боже, я чувствую себя пятнадцатилетним, — вздохнул Макс. — Сейчас все вытру. Хотя вот это пятно на юбке… тут я бессилен.
 — Я запихну платье в самую глубину гардероба.
 Плутовские искорки заплясали в его глазах.
 — Могу помочь раздеться.
 — Раздеться?
 — Именно.
 — И ты готов помочь?
 Его голос приобрел вкрадчиво-ласкающие нотки:
 — Учтивость и галантность — моя вторая натура.
 — А я думала — порок.
 — Ах, не верьте пустым сплетням, — манерно произнес он.
 — Что ж, из нас двоих один не дилетант.
 —Лично я считаю твой статус дилетанта весьма привлекательным.
 — А вот я, — призналась Кристина, — нахожу в тебе привлекательным— все. Каждую мелочь.
 — Значит, все?
 И Макс, не дожидаясь ответа, сбросил рубашку. Неужели не понимает, как невозможно будет прогнать его, хоть раз взглянув на этот мощный торс?
 — Твоя очередь, — глухо выговорил он, вытягивая руки вдоль спинки дивана, и она зачарованно наблюдала, как ходят под загорелой кожей упругие мышцы плеч и рук.
 Бессознательная демонстрация мужской красоты и силы…
 Он продолжал улыбаться, дерзко, дразняще, чувственные глаза источали откровенный призыв.
 Макс глянул вниз, словно приглашая ее полюбоваться, и Кристина, проследив за направлением его взгляда, молча любовалась широкой грудью, порослью темных завитков, сужавшихся к пупку, плоским животом в глыбах мускулов, плотью, все еще влажной и блестящей, поднимавшейся из расстегнутой ширинки.
 Он знал, что она жаждет большего. Знал.
 — У тебя ужасно самодовольная физиономия.
 — Просто довольная, дорогая. Я сгораю от нетерпения. Ну же, сними что-нибудь.
 — Туфли? — ехидно осведомилась она.
 — Для начала сойдет, — добродушно согласился он. — Я тоже сниму свои.
 Он расшнуровал ботинки, стащил шерстяные носки и снова растянулся на диване.
 — Теперь чулки, дорогая, а потом я расстегну тебе платье.
 Его негромкие команды усиливали в ее теле, плавящийся жар, оседавший с будоражащей неизбежностью в ее пульсирующем лоне.
 — Почему именно ты всегда отдаешь приказы?
 — Привычка.
 — А если мне это не нравится? — раскапризничалась Кристина.
 — Значит, дольше придется ждать следующего оргазма.
 — И ты готов к такому?
 — Решать тебе, — мягко напомнил он, опуская глаза вниз, прежде чем снова взглянуть на нее.
 — А все твоя надменность!
 Макс покачал головой:
 — Я здесь только для того, чтобы дать тебе все, что пожелаешь. Но сначала нужно избавиться от испачканного платья.
 Про себя он радовался, что страх ее прошел, что она снова прежняя, кокетливая и задорная, готовая вступить в шутливую перебранку.
 — Приказывай ты, если хочешь, — предложил он, всеми силами стараясь отвлечь ее от мыслей о муже.
 — Словно ты согласен подчиняться!
 — Могу попробовать.
 Кристина саркастически усмехнулась:
 — Ну да, как в Таттоне.
 — Я действительно прошу прощения, — улыбнулся он.
 — Сколько?
 — Сколько тебе нужно?
 — Мы говорим об одном и том же?
 — Да, если ты немедленно скинешь это платье.
 — Ты, случайно, не отдаешь приказы?
 — Считай это покорной просьбой.
 — Покорной?..
 — Покорнейшей.
 — Лжец!
 Макс с деланной наивностью вытаращил глаза:
 — Разве нас обязывали говорить правду?
 Кристина ринулась к нему и яростно заколотила в грудь кулачками.
 — И это все, на что ты способна? — ухмыльнулся он. Кристина снова размахнулась, но он легко поймал ее руку и удержал.
 — Есть лучший способ выпустить пар, дорогая, — хрипловато посоветовал он. — Тебе необходим мой петушок.
 На этот раз он не спрашивал разрешения. Просто поднял ее, повернул к себе спиной и быстро расстегнул крючки платья, пока она с нарастающим нетерпением ждала того, что он готовился ей дать.
 Макс действовал ловко и уверенно: ему не впервой было раздевать женщин. Мысль, извращенно-возбуждающая, подстегивала ее, словно именно ей выпало получить сокровище его прославленного искусства обольстителя.
 — Так-то лучше, — пробормотал он, отшвырнув ее платье и поворачивая лицом к себе. Его взгляд медленно полз по ее затянутой в корсет фигуре.
 Ей бы следовало обидеться на его понимающую улыбку, бесстыдную самоуверенность, повелительные манеры, хотя она сомневалась, что его любовниц все это оскорбляло, по крайней мере при виде его внушительной плоти… такой соблазнительной и… о, такой близкой.
 — Сними нижнюю юбку и панталоны, чтобы я наконец смог добраться до твоей дырки.
 Кристина покраснела, поежившись и от грубого слова, и от резкого тона. И от того, как забилась кровь в ее до боли жаждущем лоне.
 — Тебе помочь? — угрожающе-ласково осведомился он. Она молча смотрела на него горящими страстью глазами.
 — Поторопись, и я дам тебе это.
 Он слегка выпятил бедра: и без того напряженная плоть росла на глазах. Воспламененная этим неотразимым зрелищем, она принялась поспешно развязывать нижние юбки и вскоре встала перед ним в одном белом кружевном корсете.
 — У тебя огромные груди, — учтиво объявил он, словно делая комплимент ее умению держать себя.
 Тугая шнуровка превращала ее груди в высокие набухающие холмики: кружевные чашечки натянулись под упругой тяжестью.
 — А твоя хорошенькая светлая щелка…
 Его голос упал до горячего шепота; плоть шевельнулась, и Кристина, остро ощущая его готовность, бессознательно облизнула губы.
 — Я не разрешу сосать меня, дорогая. Пока. Придется подождать. Сначала я хочу вогнать в тебя вот это.
 Он оттянул свой каменно-твердый фаллос, словно давая ей лучше рассмотреть.
 — Покажи, куда ему вонзиться.
 Похоть, нерассуждающая похоть обдала ее, и Кристина, уже не различая, кто командует и кто подчиняется, провела ладонью по шелковистому светлому руну. Макс поманил ее пальцем:
 — Тащи это ближе.
 Кристина мгновенно шагнула к нему, трепеща от возбуждения.
 — Тебе нравится, когда я приказываю, что делать? Верно?
 ―Нет.
 Шепот был едва слышным.
 — Зато твоей киске нравится. Тебе так не терпится заполучить мой петушок, что из горячей маленькой щелки так и каплет.
 Он провел пальцем по горячей беловатой струйке, сбегавшей по внутренней стороне ее бедра. Кристина при каждом прикосновении вздрагивала все сильнее.
 — Смотри, — неумолимо потребовал он и, когда она не сразу повиновалась, сжал ее подбородок и насильно нагнул голову. — Ты готова, верно?
 Он поднес пальцы к лампе, осветившей крохотные капельки.
 Кристина кивнула.
 — Твои груди порозовели, — заметил он, проводя мокрым пальцем по нежным холмикам и проникая под кружевную чашечку, чтобы сжать сосок. — Значит, ты хочешь этого?
 Кристина задохнулась, пытаясь унять рвущееся из груди сердце.
 — Твои груди и в самом деле чертовски велики, — прошептал он, потирая затвердевший бутон ее соска. — Может даже показаться, что ты беременна.
 — Не говори так! — содрогнулась она.
 Макс заметил метнувшийся в глазах страх и, отняв руку, притянул Кристину к себе:
 — Прости…
 — Только больше не повторяй это! — выдохнула она, прижимаясь к нему. Его ладони обжигали ее спину, его запретное присутствие лишь обостряло наслаждение.
 Кристина пыталась отстраниться, но он крепко держал ее.
 — Макс, нам нужно решить, что делать, — расстроенно твердила она. — У меня нет губки, а я так хочу тебя, но мы не можем… по крайней мере сейчас…
 — Но нам не обязательно что-то делать, — мягко напомнил он.
 — Я хочу, — едва не заплакала она, капризно надув губы.
 Макс немного подумал.
 — В таком случае я просто не кончу в тебя, — объявил он с деланным спокойствием, которого на самом деле не чувствовал, потому что это будет настоящий ад.
 — А мне больше нравится, когда ты в меня кончаешь! Дьявол. И что теперь?!
 Мысли Макса лихорадочно метались. Он поднялся с дивана, желая того, что хочет она. Желая всего.
 — Но в ванной наверняка должна быть губка! — сообразил он. — Скажи «да». Сделай меня счастливым!
 — Боже… конечно! — Ее лицо озарилось внезапной улыбкой. — Видишь, что делает паника! Хотя я не рассчитывала, что ты останешься: должно быть, страх совсем мозги затуманил. Только об одном и думала.
 — Как сейчас.
 Ее улыбка стала еще шире.
 — Но это куда лучше.
 В шкафчиках ванной действительно оказались губки, столько, что хватило бы на дюжину борделей. Но Макс благоразумно не упомянул об этом.
 Однако, когда проблема благополучно разрешилась и они подошли к кровати, Макс вдруг остановился и нахмурился.
 — Он никогда здесь не спал, — догадалась пояснить Кристина.
 Макс повернулся к ней, по-прежнему мрачный.
 — Ревность — ужасная штука.
 Она взяла его за руку:
 — Но сейчас мы вместе.
 Макс огорченно вздохнул.
 — И ты мне нужен. Во всех, во всех, во всех отношениях.
 — Думаешь, я способен хоть на минуту это забыть? — рассмеялся он.
 — Я бы тебе не позволила.
 — Так мне предстоит роль жеребца-производителя? — с легкой издевкой осведомился он, лукаво блестя глазами.
 — Я думала, ты понял. Неужели я настолько непроницаема?
 — Ну… твоя мокрая щелка тебя выдала.
 — Так что же я могу ожидать от такого жеребца, как ты, столь чудесно одаренного природой?
 — Наслаждения, мэм, всю ночь напролет.
 — Святители! Неужели всю ночь напролет?
 — Если выдержишь, — поддразнил он, опрокидывая ее на постель, а сам лег сверху, опираясь на локти. Готовый к любовному поединку фаллос вдавился ей в живот, слегка двигаясь взад и вперед, маня, искушая, пробуждая жгучее желание.
 — А если я захочу остановиться? — бесстыдно спросила она.
 — Не сможешь… так же как позвать камеристку или людей на помощь и даже кричать, когда изойдешь оргазмом. — Он провел языком по ее верхней губе. — И как, черт побери, ты кончишь, если кричать нельзя?
 — А как, черт побери, кончишь ты, если я не впущу тебя? — игриво поинтересовалась она и, ни с того ни с сего толкнув его в грудь, быстро откатилась.
 Макс растерялся.
 На одно мгновение.
 И тут же успел поймать ее за ногу, дернуть обратно и подмять под себя.
 На ее лице расцвела восхитительная улыбка.
 На него смотрела искусительница с жаркими зелеными глазами.
 — Вы уж очень скоры, милорд, — промурлыкала она. — И сильны, как бык.
 Она многозначительно посмотрела вниз, а когда ресницы снова поднялись, в глазах сверкали озорные искорки.
 — Не говоря уже о том, что мужскому достоинству может позавидовать любой бык.
 — Хочешь убедиться сама?
 — Я бы с удовольствием… если не посчитаете меня…
 — Маленькой распутной шлюшкой?
 — У тебя есть совесть? — возмутилась она.
 — Ни капельки, — весело сообщил он.
 — Так что же делать, чтобы пробудить твой интерес? Он слегка приподнялся.
 — Разведи ноги.
 — И это все?
 — Единственное более или менее уместное требование, до которого я додумался.
 — Развратник.
 — Ты чего ищешь? Знаний или секса?
 — Ты об этом? — ангельским голоском спросила она, раздвигая бедра.
 Макс устроился между ее разверстыми ногами.
 — Шире, — велел он, усмехаясь. — Существуют разные степени уместности.
 Кристина чуть поерзала, выпятив пушистый венерин холмик и раскрывая бедра еще шире. Она чувствовала, как распускаются лепестки ее лона, пронзенные сладкой болью желания.
 — Очень мило, — одобрил он, присаживаясь на корточки и упиваясь несравненным зрелищем. — Жаркая тесная дырочка так и ждет, когда ее заполнят…
 — Благодаря твоей сообразительности.
 — И хорошо оборудованной ванной. Ты готова принять меня?
 — О да… всегда…
 — Кричать нельзя, — предупредил он.
 — Я буду очень хорошей.
 Макс поднял голову и улыбнулся:
 — Как всегда.
 — Можно коснуться тебя?
 — Нет, — запретил Макс. — Я пока не могу гарантировать своего хорошего поведения.
 — Хорошее поведение меня не интересует.
 — В таком случае я попал в нужное место, — прошептал он, раздеваясь. Войдя в нее, он вдруг остановился, наслаждаясь тугой пульсирующей плотью, обволокшей его жаром. Как долго он ждал, чтобы оказаться здесь! Сколько прошел, чтобы чувствовать это… и долго ли он сможет выдержать, если нетерпение было так велико?
 Руки Кристины обхватили его талию, скользнули вниз, и она, изогнувшись, прижалась к нему и мгновенно утопила в своем ненасытном лоне.
 Вот и вся сдержанность…
 Они так изголодались, что обоим было не до нежных неторопливых ласк. На этот раз она задавала ритм, и Макс, как подобает джентльмену, старался не отстать. После, когда они отдыхали, она поблагодарила его так мило, что он почувствовал себя обязанным ответить тем же, подарив ей следующие три оргазма.
 Несмотря на его шутливые опасения, она не устала в эту ночь. Да и он не мог унять свою бушующую плоть. Ненасытную плоть. Они не замечали ничего, кроме своей плотской страсти и безумных желаний.
 И оба безоглядно любили и ходили по краю пропасти. Он брал ее, она — его, и они вместе возносились к сверкающим высотам, забывая о неприятностях, осторожности и не сулившем ничего хорошего будущем.
 Потому что они наконец снова были вместе!
 — Тебе пора.
 Часы пробили четыре, потом четверть пятого, потом половину…
 — Скоро проснутся слуги.
 — Знаю. — Он крепче сжал руки.
 — Макс, я серьезно.
 Ему нельзя оставаться так долго. Как она позволила?!
 — Знаю.
 — Не смей повторять «знаю»!
 — Да, дорогая.
 — И не смей твердить «да, дорогая» с таким видом, словно не собираешься с места сдвинуться.
 — Да, дорогая. Так лучше?
 — Может, и лучше, не будь я в такой панике.
 — Он никогда не возвращается так рано, — отмахнулся Макс, лениво гладя ее по плечу.
 Но Кристина отстранилась и, опершись на локоть, гневно уставилась на любовника:
 — Если немедленно не встанешь, я собственными руками вытолкну тебя из двери.
 — М-м… вряд ли это достойный стимул, чтобы выгнать меня из кровати, тем более что ты собираешься побить меня собственными руками. Весьма заманчивая мысль…
 — Макс, — сказала она тем холодно-спокойным тоном, который часто слышала от матери, когда та давала знать, что время игр кончилось.
 — Я ушел, ушел, — пробормотал он, наспех целуя ее и спрыгивая с кровати. — Но буду ждать в гостинице.
 — Если мы сможем ускользнуть, — пообещала она, на мгновение забыв о страхах и отдаваясь желанию.
 — Все равно я там буду. Если не сможешь прийти, жду тебя ночью в коттедже Берта.
 Макс быстро оделся и, наклонившись над Кристиной, с трогательной нежностью прижался губами к ее губам.
 — Это чтобы ты меня не забыла, — прошептал он, выпрямляясь.
 — Никогда, даже за десять жизней, — поклялась она, расцветая.
 Но в это утро катание на коньках было испорчено появлением брата Ганса, настоятельно пожелавшего проводить их в гостиницу. Макс не показывался им на глаза в надежде, что Кристина как-то избавится от назойливого родственника, но младший Цейс вцепился в нее как клещ, вероятно, собираясь очаровать невестку своими манерами, хотя та вежливо старалась держать его на расстоянии. Вскоре после прихода в гостиницу она поняла, что Макса увидеть не удастся и мальчикам придется обойтись без увлекательной беседы с мистером Уэйром, поэтому предложила вернуться во дворец.
 Мальчики расстроились из-за несостоявшегося свидания с Биллом, но Кристина весь остаток дня не отходила от них, спускаясь вниз только на обед и чай. Этим праздничным вечером даже мальчикам было позволено сидеть за столом. Как только последнее блюдо было съедено, мужчины, отказавшиеся ради такого случая от портвейна, вместе с женщинами перешли в гостиную, где под огромной елкой лежали подарки. Кристина с сыновьями уже обменялись рождественскими сувенирами, поскольку те, что лежали под елкой, должны были непременно пройти оценку вдовствующей княгини, которая судила о дарах только с точки зрения их стоимости и практичности. Кроме того, мать Ганса не терпела обычных развлечений, считая их уделом черни.
 Невестки, как всегда, получили украшения из бездонных сундуков Цейсов, а жена и дети главы семейства — акции в горнорудной компании. Разумеется, никаких дивидендов им не видать, все это чисто символический жест. Вдове обычно доставались фигурки мейсенского фарфора, изготовленные специально для ее коллекции. Ганс и братья приготовили друг для друга дорогое, сделанное по заказу оружие. В этом году они собирались охотиться на тигров, поэтому сейчас все любовались ружьями крупного калибра.
 Затем вдова прочла несколько страниц из Библии, и праздник закончился.
 Кристина смогла вернуться к себе только к полуночи, после того как уложила детей. Перед тем как покинуть дворец, придется определить, где сейчас находится каждый гость. Вдова, очевидно, отправилась спать, так же как и невестки. Ганс, если верить швейцару, куда-то уехал. Но разве стоит удивляться? Рождество для ее распутного мужа ничем не отличается от обычного дня. Хорошо, что его не будет! Он наверняка не вернется до утра!
 Братья пили бренди в библиотеке, и Кристина пожелала им спокойной ночи, вежливо отказавшись от предложения опрокинуть рюмочку. Закрывая за собой дверь библиотеки, она чувствовала, как глухо колотится в груди сердце, и поспешно прикрыла рот рукой, чтобы спрятать улыбку.
 Она не должна…
 Скоро она будет с Максом.




 Глава 20


 Соболий мех все еще сохранил запах Макса, и Кристи на жадно вдыхала его, подняв воротник и поеживаясь от холода. Она летела по утоптанному снегу навстречу огонькам маленького коттеджа. Носки зеленых замшевых ботинок поочередно выглядывали из-под накидки. Щеки раскраснелись от ветра и возбуждения.
 Дорогу ей неожиданно преградила высокая темная фигура, и Кристина со сдавленным криком отпрянула. Сильные руки удержали ее от падения, и страх уступил место удовольствию.
 — Я думал, ты никогда не придешь, — прошептал Макс, распахивая полы своей бобровой шубы и окутывая ее теплом.
 — А я думала, что они никогда не улягутся, — пояснила Кристина, улыбаясь ему и испытывая невыразимое чувство возвращения в родное гнездо. — Ты долго ждал?
 — Нет, — солгал он, хотя стоял на страже уже несколько часов. — Но теперь ты здесь. Счастливого Рождества…
 — Самого, самого счастливого, — повторила она, прижимаясь к нему.
 — Пожелания уже сбываются, — поддразнил он. Кристина закинула голову, любуясь задорным блеском его глаз.
 — Ты, наверное, говоришь это всем женщинам, — парировала она, ощущая радость жизни.
 — И все дамы собираются забраться в мою постель в этот сочельник, — протянул он.
 Кристина кокетливо похлопала ресницами:
 — А я думала, что только одна.
 — Прекрасно, значит, мне повезло поймать ту, что нужно, как раз рядом с моей берлогой.
 — Значит, ты большой злой волк?
 Макс покачал головой и поднял ее на руки.
 — Я очень, очень хороший…
 — Ангел в моей жизни, — призналась она, целуя его в щеку.
 — Некоторые могут с тобой не согласиться, — возразил Макс, направляясь к коттеджу. — Но все равно спасибо. И, следуя традициям праздника, не могу ли я предложить даме…
 — Все на свете.
 Макс застыл, словно пораженный в самое сердце. Словно очарованный этим единственным словом. Словно старался заколдовать и ее.
 — Если бы только я мог…
 — Можешь. Сегодня ночью мир принадлежит нам. И бриллианты звезд, и темный шелк небес, и снег…
 — И этот домик с нашим именем на нем.
 — Каким именем?
 Пусть это фантазия, но она так истосковалась по мечтам! И он понял.
 — Маркиз и маркиза Вейл.
 — А где наши дети?
 — Спят и грезят о засахаренных сливах. Я сам уложил их в постель.
 — В следующий раз я помогу.
 — Да, знаю.
 Он нежно поцеловал ее под сверкающими звездами и огромным ночным небом.
 — Не разбуди их, когда мы войдем в дом.
 У Кристины в глазах блестели слезы, когда Макс опустил ее на пол в крошечной гостиной.
 — Не плачь, или я сам заплачу, — пропищал он, скорчив уморительную гримасу, чтобы заставить ее посмеяться.
 Она действительно засмеялась, и ему сразу стало легче, потому что он не мог думать о том, чтобы отправить ее обратно в величественный дворец, где бедняжку ждало очередное столкновение с холодной, жестокой реальностью.
 Макс помог ей снять накидку, сбросил шубу и, размотав с ее запястья шнур маленького ридикюля, положил на стол, словом, старался ухаживать, как мать за ребенком.
 — Ты устала? — нежно спросил он, потому что она не шевелилась.
 Чуть качнув головой, она улыбнулась ему:
 — Я наслаждаюсь красотой этого, лучшего в моей жизни сочельника. Спасибо, что приехал.
 — Я считал дни.
 — Я тоже.
 В наступившем молчании слышалось только тиканье часов на каминной полке.
 — Чего бы тебе хотелось?
 Несмотря на то что в комнате было тепло, Кристина вздрогнула: искушение оказалось слишком велико.
 — Я имел в виду стакан вина или бренди. Просто стараюсь быть вежливым.
 — Не хочется.
 — Может, посидишь у огня?
 Кристина, словно не слыша его, огляделась:
 — Где моя сумочка?
 Макс взял со стола ридикюль и вручил ей.
 — Я принесла тебе подарок, — объяснила она, вертя в руках вышитый ридикюль, и поспешно добавила: — Надеюсь, ты не посчитаешь меня слишком бесцеремонной, или наглой, или… — она глубоко вздохнула, теребя золоченую застежку, — бесстыдно развязной. Я купила его, поддавшись порыву, а потом подумала, что, возможно, перешла…
 Он остановил взволнованную тираду, легонько приложив палец к ее губам, взял ридикюль и расстегнул застежку.
 — Любой подарок из твоих рук — благо, — заверил он.
 — Хорошо… я надеюсь… ты можешь подумать…
 Прикусив губу, она порылась в сумочке, вытащила маленькую красную, обтянутую сафьяном коробочку и протянула ему.
 Недоуменно подняв брови, Макс нажал на кнопку.
 — Кольцо, — удивился он, поднимая золотую ленту с бархатного ложа.
 — Понимаешь, — лепетала она, глядя в его бесстрастное лицо, — я не должна была… конечно, не должна.
 Сотни любовниц наверняка осыпали его подарками! Лицо Макса озарилось улыбкой.
 — Великолепно… поразительно…
 Он повернул к свету широкое кольцо, совсем простое, если не считать маленького квадратного рубина.
 — Я знала, что рубин — твой камень. Кстати, внутри кое-что выгравировано, — пояснила Кристина.
 — Насколько я понял, ты купила его не здесь.
 Кристина покачала головой.
 — Я вошла под темной вуалью в маленькую берлинскую лавчонку на окраине. Но молодой ювелир, который делал надпись, должно быть, узнал меня, потому что сказал, когда я пришла за кольцом: «Завидую вашему возлюбленному, княгиня».
 ―И я тот счастливчик, которому он завидует, — добавил с улыбкой Макс, снова поднося кольцо к лампе.
 «Моему единственному», — прочитал он и усмехнулся.
 — Ты даже не подозреваешь, как метко попала в цель.
 Она не знала, то ли радоваться, то ли обижаться.
 — Пойдем в спальню, — предложил он, — посмотришь, что я приготовил для тебя.
 — Я и так знаю, что ты приготовил.
 — А вдруг тебя ждет сюрприз? — Он протянул ей руку. Кристина поколебалась, но Макс улыбнулся еще шире.
 — Какой именно?
 — Хороший, ваша подозрительность.
 Открыв дверь крохотной спальни, Кристина ахнула.
 — Где ты достал фиалки в декабре?!
 Стул, комод и ночной столик были уставлены небольшими хрустальными вазочками, в которых лиловели душистые бутоны.
 — По-моему, дама, продавшая их, упомянула Италию. Но я не это хотел тебе показать. Заходи. Садись.
 — И куда ты приглашаешь меня сесть?
 — На мою кровать, конечно. Если не считаешь меня чересчур бесцеремонным.
 Кристина кокетливо улыбнулась:
 — Я всегда считала, что это одно из главных твоих качеств.
 — В таком случае мы прекрасно поладим, мэм, — с поклоном объявил он.
 Она села и принялась снимать ботинки.
 — Позволь мне, — предложил Макс, но, когда она хотела лечь, он ее остановил.
 — Минутку. У меня кое-что есть для тебя.
 Шутливый тон мгновенно превратился в серьезный, и Кристина нервно вскинулась. Макс вытащил что-то из кармана, разжал кулак, и в согнутую ладонь упало маленькое колечко.
 — Оно принадлежало сначала моей бабке, потом матери, а она отдала его мне. Я носил его на мизинце, пока не перестало налезать. А теперь я хочу, чтобы ты его надела. Оно приносит удачу.
 — Удача мне не помешает.
 — Нам не помешает. И кое-что еще, — добавил Макс, отдавая ей кольцо. — Я тоже велел сделать надпись. Теперь понимаешь, почему я смеялся? Два колечка с рубином, две надписи, ты правильно сделала, подчинившись порыву. Мы предназначены друг для друга.
 — Если бы только боги согласились, — вздохнула Кристина, заглянув внутрь. — «Дигби навеки».
 Она задохнулась от радости.
 — Там, где мы впервые любили друг друга.
 — Там, где мы полюбили друг друга.
 И взяв у нее кольцо, Макс хрипло сказал:
 — Я на коленях…
 Сердце Кристины куда-то покатилось.
 — Я так долго ждал этого…
 Взгляд темных глаз пронизывал ее насквозь.
 — Не сделаешь ли ты мне огромную честь…
 — Макс, — тихо запротестовала она, пытаясь поднять его. — Нет… не надо., .
 Оторвав ее руки, он сказал тихо и настойчиво:
 — Ты меня не остановишь.
 — Я не стану слушать.
 — Тогда не слушай.
 — Макс, будь же рассудительным… практичным…
 Он снисходительно улыбнулся:
 — Как ты уже могла заметить, я человек непрактичный.
 — Это весь мир уже успел заметить. Но, дорогой…
 Она закрыла глаза, стараясь отгородиться от благоговейного страха перед непроизнесенными словами.
 — Не слушай. И не открывай глаз, если не хочешь. Но я все равно скажу, потому что никогда ничего подобного не испытывал, и не намерен расставаться с тобой, и готов передвинуть каждую чертову гору в мире, если это потребуется. Я полюбил тебя с первого взгляда и не раз открывал свои чувства. И, если не считаешь меня чересчур нескромным, находился под впечатлением, что эти чувства не остались без ответа. — Он широко улыбнулся. — Может, всему причиной твои крики или ненасытная природа… как это лучше выразиться… твоего интереса ко мне.
 Ободренный легкой улыбкой, появившейся на ее губах, несмотря на то что глаза были по-прежнему закрыты, Макс продолжал:
 — И должен ли я напоминать, что ты у меня в долгу? Я забросил дела и семью, отказался от общества и проехал бог знает сколько миль, чтобы увидеть тебя.
 Кристина гордо вскинула голову:
 — Я не просила тебя приезжать.
 — Но хотела этого. Разве могла она солгать?
 — И мне казалось, что наша вчерашняя встреча была достаточно пылкой, — весело договорил он.
 — Напрашиваешься на комплименты?
 Он так легко может заставить ее забыть все беды и наслаждаться жизнью!
 — Мне нужно больше, чем комплименты, дорогая. Я снова хочу спать по ночам. Хочу наслаждаться рассветами, скакать по полям, пить бренди, не боясь, что моя меланхолия усилится. Хочу, чтобы в мою жизнь вернулось счастье. Будь моей женой, дорогая. И на это есть только один приемлемый ответ.
 — Да, — вопреки здравому смыслу был ее ответ.
 — В таком случае следующим летом я везу тебя в Монтану любоваться розами, — пообещал он, принимая ее согласие без удивления, не сомневаясь в своей способности изменить мир. Подняв ее левую руку, он надел бабушкино кольцо на безымянный палец, не обращая внимания на то, что она уже носила.
 — А я покажу тебе коттедж на океанском побережье около Брайтона, — прошептала она, забыв обо всем, кроме огромной, безбрежной любви, поселившейся в сердце.
 Макс бросил Кристину на постель, придавил к перине тяжестью своего тела.
 — У нас есть все: у тебя и у меня…
 — На сегодняшнюю ночь…
 — И навсегда…
 Здесь, в Силезии, она казалась более хрупкой, беззащитной и неуверенной в себе, поэтому Макс прижал ее к груди и больше ни словом не упомянул о будущем. Довольно и того, что они вместе в этот сочельник и Господь свершил маленькое чудо.
 Макс стал целовать ее, легонько, чуть касаясь губами: почтительные поцелуи, которые не могут оскорбить. Пока она не прошептала, раскрасневшись и задыхаясь:
 — Дай мне больше чем поцелуи.
 — Мы еще даже не женаты, а ты уже отдаешь приказы, — пошутил он.
 — Но я не могу ждать. Не хочу. Сегодня я думала о тебе тысячу раз. О том, как увижу тебя, о прошлой ночи, об этой…
 — Значит, я получил твое разрешение? — допытывался он, стараясь не пробудить в ней новую волну страха, и без того постоянно ее терзавшего.
 — Не только мое разрешение, но и самое покорнейшее приглашение, — поклялась она. — Не так уж меня легко сломить…
 — Знаю, — солгал он, опасаясь за нее. Кристина выглядела такой несчастной! Совсем не похожей на ту, какой была в Англии.
 — В таком случае я стану грабить и мародерствовать сколько душе угодно, — проказливо ухмыльнулся он, садясь и начиная раздеваться.
 — Ах… мой герой… и это в тот момент, когда я уже начала отчаиваться! Прикажете раздеться или сами сорвете с меня платье?
 Он озорно улыбнулся:
 — Неужели позволишь испортить этот дорогой кашемир?
 — А что, если меня захватило пламя страсти? — театральным шепотом вопросила она, заломив руки.
 — Что ж, придется что-то делать, — подмигнул Макс, уже босой и обнаженный до пояса.
 — Вот и лучший подарок к Рождеству, — пропела она. — Вот и лучший подарок…
 — Ну как, черт возьми, прикажешь мародерствовать и грабить, когда ты на все согласна?
 — У меня новая фантазия.
 — Тогда, — рассмеялся он, — хотя бы намекни, какая, прежде чем я начну.
 — Я скачу на единороге по залитому солнцем лесу…
 — И принц, сгорающий от желания…
 — Пират, дорогой, пожалуйста, я так представила, хотя, вне всякого сомнения, пират с внушительным мужским достоинством.
 Избавившись от одежды, Макс повернулся к Кристине, поднял подол зеленой юбки из мягкого кашемира и потянулся было к подвязкам, но изумленно ахнул.
 — Да тут чертовски легко мародерствовать и грабить! — протянул он. — Куда, интересно, ты подевала нижнее белье?
 — Как! Я его не надела? — медоточиво пропела она.
 — Да уж похоже!
 Кристина метнула на него кокетливый взгляд:
 — Должно быть, забылась, думая о тебе.
 — О, спасибо, мэм, — льстиво поблагодарил он, гладя пальцем створки ее лона. — Должно быть, вы только обо мне и думали, судя по тому, что просто истекаете влагой.
 — Признаюсь, что вспоминала о вас разок-другой. Может, и вы вспоминали обо мне разок-другой, или ваша плоть всегда так своенравна?
 — Только для вас. Вы — единственная женщина, ради которой я день и ночь остаюсь твердым как камень. Клянусь!
 — Ах, как умело вы льстите! Я даже не расстраиваюсь, что вы не пират!
 — А вдруг я самый настоящий пират? — возразил он, снимая с нее чулки и подвязки. — Вдруг украду вас, прикую в своей каюте и заставлю обслуживать с утра до вечера?
 — М-м… с утра до вечера… до чего же заманчиво… какая у вас лодка?
 — Какие лодки, мисс Прекрасная пленница! Корабли, а у меня яхта, словно это имеет значение в таком состоянии, как у вас!
 Перевернув ее, он расстегнул крохотные янтарные пуговки на спине.
 — У меня свои понятия о приличии, — объявила она невнятно, потому что прижималась лицом к покрывалу.
 — А мне казалось, что все, что вам нужно, — это длинное толстое копье, на которое я вас насажу, и побольше времени. Подними руки!
 — Фи! Я думала, мой пират будет выражаться более романтично, — надулась она, когда по лицу скользнули складки кашемира.
 — Как насчет бесконечного, безграничного времени и вздыбленного петушка, перевязанного красной ленточкой, Учитывая, что сегодня Рождество?
 Он стащил платье, и показалось ее счастливое лицо с сияющими радостью глазами.
 — А о красной ленточке я и забыла, — промурлыкала она. — Как же ты догадался?
 — Я знаю о тебе все, — обронил он, растянувшись рядом и проводя пальцем по ее шее. — Я знаю, насколько глубоко проникать в тебя и как часто, знаю, что, если прикусить твои соски, ты извиваешься от наслаждения. Знаю, что ты кричишь, когда кончаешь, и знаю, как долго могу заставить тебя вопить. И если действительно захочешь красный бантик, я его тебе раздобуду. Но тверже всего знаю, что люблю тебя всем сердцем и лучшего Рождества у меня в жизни не было…
 — О Макс… — всхлипнула она, изо всех сил обнимая его.
 Он осушил поцелуями ее слезы и стал целовать, яростно и неистово. Но недолго, ибо понимал, чего она жаждет по-настоящему, и сам жаждал того же.
 И когда вошел в нее, скользнул в ее магическое тепло, оказалось, что дело вовсе не в опыте и искусстве, не в воображаемых пиратах и даже не в страсти или желании. Просто двое влюбленных соединились в объятиях, стремясь, хоть и ненадолго, почувствовать, что мир принадлежит им. Что они принадлежат друг другу. Что их любовь выдержит все.
 Гораздо позже, когда самое острое вожделение было удовлетворено в сладостной и исступленной игре, когда оба лежали на смятой постели, вдыхая аромат фиалок, Макс повернулся на бок и, коснувшись губами розовой щечки, прошептал:
 — Посмотри под подушкой.
 — Что там? — улыбнулась она.
 — Не скажу. Взгляни сама.
 — Хм-м…
 — Ну же, бессовестная девчонка!
 — А мне понравится?
 — Наверняка, — ухмыльнулся он.
 Все еще охваченная блаженной истомой, ленясь даже пошевелиться, она протянула руку и слепо пошарила под подушкой. Пальцы коснулись маленького металлического предмета. Кристина поднесла к глазам золотой кулон-камею и восхищенно ахнула:
 — Какая прелесть! Он открывается?
 — Если знаешь как.
 — Скажи.
 — Сдвинь камею вправо.
 Она так и сделала. Скрытая пружинка тихо щелкнула, открывая овальную крышечку.
 — Теперь подними ее.
 Внутри оказались два портрета: ее к Макса.
 — Где ты взял мой?
 — Твои фото продаются в десятках магазинов, торгующих изображениями первых красавиц мира, моя наивная крошка. Я велел сделать миниатюру.
 — И теперь ты всегда будешь со мной, — вымолвила она, благоговейно дотрагиваясь до миниатюрного портрета Макса.
 — До лучших времен, — кивнул он, взяв камею и надевая ей на шею золотую цепочку. — Вот здесь пусть и будет. — Он положил камею в ложбинку между ее грудей и нежно поцеловал каждое полушарие. — Прости, что не могу купить тебе что-то заметное. Только драгоценности. Но зато ты можешь взять это с собой и думать обо мне.
 — Будто я и без того не думаю все дни напролет! Надолго ты еще можешь остаться? Конечно, я не имею права спрашивать: у тебя своя жизнь…
 — Пока смогу, — ответил он, сознавая, что дела скоро потребуют его внимания. Слишком скоро.
 — Какое счастье — видеть тебя так близко! Передай Берту, что отныне ему придется ночевать в другом месте.
 — Он и без того все понял и устроил себе удобную постель над маленькой конюшней во дворе.
 — Ты будешь носить мое кольцо? Конечно, это детский каприз и ребячество, но так приятно представлять, что мы женаты!
 — Недолго придется представлять! Плохо ты знаешь меня, если воображаешь, будто мне хватит украденных моментов вроде этого. И я, разумеется, стану носить твое кольцо. Всегда. Ты моя обожаемая жена.
 Кристина буквально светилась счастьем.
 — С тобой мне кажется, что все на свете возможно.
 — Абсолютно все, моя дорогая. Даю слово. Том сейчас этим занимается. И обещал вот-вот сообщить мне хорошие новости.
 Кристина, опершись на локти, чуть привстала.
 — Неужели действительно есть какая-то возможность… способ избавиться от этого?
 Не желая упоминать о первой женитьбе Ганса, на случай если сведения окажутся ошибочными, Макс дипломатично ответил:
 — Том чрезвычайно оптимистично настроен, это все, что мне известно. Но он — лучший в Лондоне адвокат, и я на него надеюсь.
 — А я, как выяснилось, целиком полагаюсь на тебя. Ты один приносишь мне любовь, счастье и утешение. Не знаю, что бы со мной было, если бы ты не приехал…
 Ее голос оборвался.
 — Дорогая, не плачь, — уговаривал он, притягивая ее ближе. — Обещаю, еще несколько недель, и ты будешь свободна.
 И это обещание он намеревался сдержать, с помощью Тома или без.
 — Жизнь моя, вспомни, сегодня сочельник, и у нас есть занятие получше, чем волноваться и тревожиться. Например… последние пять минут ты ни разу не кончила.
 Ее тело, как всегда, отозвалось бурей желания на то обещание рая, которое он предлагал.
 — О, вы знаете, как отвлечь бедную девушку от тяжких мыслей, лорд Вейл, — пропела она.
 Он ответил дерзкой усмешкой.
 — Попытаюсь сделать все возможное, мэм.
 — Весьма слабое определение ваших талантов, милорд.
 — Спасибо, мэм, — почтительно ответил он. — А сейчас последняя безделушка, которая вам может понравиться.
 Перевернувшись, он открыл ящик ночного столика, вынул какой-то предмет и протянул ей.
 — Что это?
 Она держала в руках большое резное кольцо тонкой работы из нефрита редкостного фиолетового оттенка.
 — Игрушка.
 — Для меня или для тебя?
 — Для тебя.
 Кристина удивленно округлила глаза:
 — И на что его надевать?
 — Сейчас покажу, — кивнул он, взяв у нее кольцо.
 — Но для чего оно?
 — Чтобы доставить тебе еще больше наслаждения.
 — Больше? — восхищенно ахнула она. — Больше, чем раньше?
 Макс, улыбнувшись, снова кивнул и натянул кольцо на подрагивавшую в готовности плоть. Оно легко скользнуло До самого основания толстого стержня.
 Кристина почувствовала, как расплавленный жар хлынул в живот и ниже, в самое лоно, при виде этого напряженного копья, набухавшего на глазах. Осторожно протянув руку, она коснулась бархатистой плоти, провела по пульсирующим венам, чуть сжала распухшую красную головку.
 — Тебе не больно? — прошептала она, наклоняясь, чтобы поцеловать предмет своего восторга.
 Макс с тихим горловым стоном зарылся руками в ее волосы, на секунду придержал голову и вынудил ее обхватить губами свой чудовищный орган.
 — Не больше, чем тебе, — тихо ответил он.
 Кристина, открыв рот шире, приняла его, так что самый кончик уперся в ее горло. Ей было нечем дышать, он заполнил ее до отказа, но она зазывно шевельнула бедрами, сотрясаемая приливом желания. И тихо застонала, алчная, ненасытная, истекая любовным зельем, мокрая от настойчивой потребности, и каждое движение только усиливало лихорадку вожделения. Она хотела секса, секса и еще секса.
 Высоко поднятая попка, медленно вращающиеся бедра, розовые груди, свисавшие аппетитными спелыми плодами, жадность, с которой она высасывала его, — все эти доказательства ее желания не ускользнули от Макса. Сам он, многоопытный, сохранял самообладание и поэтому неторопливо ласкал сочные пухлые холмики, легонько тянул за соски; пальцы попеременно становились нежными и грубыми.
 — Какая горячая киска, — пробормотал он. — Тебе в самом деле нравится сосать мой петушок? — Макс взвесил на ладони тяжелые полушария грудей. — И все это мое…
 Он сомкнул пальцы, и ударные волны наслаждения докатились до ее раскаленной сердцевины. Кристина что-то забормотала как в бреду.
 — Хочешь этого? — прошептал, он, скользя пальцами по ее спине, ягодицам, проникая в скользкое тепло ее расщелины. — Может, стоит отпустить мой петушок на свободу и дать ему улечься в гнездышко?
 После бесчисленных оргазмов и рискованных любовных игр она была равнодушна ко всему, кроме похоти, тугой пружиной свернувшейся в ее животе, и, отдавшись на волю безумных ощущений, никак не хотела отпускать его, пустив в ход зубы и губы. Максу с трудом удалось сунуть ей пальцы в рот и оттянуть голову.
 — Я лучше знаю, дорогая, — твердо заявил он, сжимая ее лицо ладонями. — Ты еще не испробовала новую игрушку. А мой петушок невероятно затвердел и никак не хочет уняться. Посмотри, дорогая, это все потому, что ты так азартно его сосала.
 Кристина взглянула, вздрогнула и, сжав кулаки, молча опустилась на колени перед ним. Боже, она сейчас умрет, если он снова ее не наполнит!
 — Ты же не хочешь, чтобы все это пропало даром, когда твоя дырочка непрерывно сочится влагой?
 — Но мне так нравилось сосать тебя…
 Едва слышный лихорадочный шепот.
 — Потом, дорогая, сможешь сосать меня хоть всю ночь.
 Кристину затрясло.
 — Как ты можешь быть так спокоен?!
 — Больше опыта, — пояснил он, хотя его голод был не меньше, а может, и больше.
 — Мне следовало бы отказаться.
 — А ты не можешь.
 — А ты можешь?
 — Если бы хотел. Но я не хочу. Ну же, иди ко мне. Он и сам не знал, почему на некоем необъяснимом, чисто мужском уровне подсознания так стремился укротить это искушающее, бесстыдное самозабвение.
 — А я должна подчиниться.
 — Именно должна.
 Он сел, прислонившись спиной к подушкам.
 Она скорее перестанет дышать, чем сумеет противиться этому властному призыву. И поэтому качнулась к нему. Как он и ожидал.
 Кристина взяла руку, предложенную Максом, и уселась на него верхом, закрыв от удовольствия глаза.
 Ему не стоило говорить это: дважды он сдержался. Но на третий раз не вышло.
 — Скажи, что не можешь жить без него.
 Сидя верхом на возлюбленном, с полузакрытыми, мерцающими, как у нализавшейся сливок кошки, глазами, Кристина чуть улыбнулась, внезапно поняв, как велика ее сила.
 — Не могу жить. Не могу жить без него, нигде и никогда, — промурлыкала она. — Когда бы ты меня ни захотел…
 — Тогда здесь и сейчас, — прорычал он, сжимая ее бедра и поднимая над собой.
 Теплый нефрит уперся в пульсирующие складки лона, когда Макс с силой насадил ее на свою плоть. Резной узор кольца чуть царапнул клитор.
 Кристина вскрикнула.
 Он снова сделал бедрами выпад снизу вверх, она вскрикнула во второй раз: высоким, пронзительным, сдавленным воплем, вызвавшим улыбку на губах Макса.
 — Как тебе нравится это? — запоздало пробормотал он, держа ее так, что кольцо щекотало возбужденную плоть, посылая сквозь нее волну за волной горячечного желания. Утонченная пытка продолжалась и продолжалась, прерываясь лишь цепью исступленных, безумных, головокружительных оргазмов.
 — Скажи, как сильно хочешь этого, — свирепо прошептал он, стремясь восстановить равновесие сил, вонзаясь в нее снова и снова.
 Она не могла говорить… дышать… бессильная против этого беззастенчивого обладания, сотрясаемая все новыми конвульсиями, пока наконец не простонала:
 — Не могу больше.
 — Еще чуть-чуть, — настаивал он, исторгая в нее фонтан раскаленного семени.
 Но Кристина не слышала. Она потеряла сознание.
 И пришла в себя уже в его объятиях. Он успел снять кольцо и сейчас наблюдал, как слегка трепещут ее ресницы. Когда же ее глаза открылись, он покаянно прошептал:
 — Прости…
 Странно, ведь до Кристины ему в голову не приходило извиняться перед кем бы то ни было. Наверное, потому, что он никогда не заботился ни о чьих чувствах, кроме своих.
 — Придумай для меня самую жестокую месть. Делай со мной что хочешь…
 — Это в десять раз лучше, — прошептала она со слабой улыбкой. — Но ты все равно заплатишь мне.
 — Все, что угодно, — повторил он, вне себя от тревоги за нее.
 Но глаза Кристины весело заискрились.
 — И сказал, что я могу сосать его всю ночь… потом…
 Макс поднял брови:
 — Вряд ли это можно считать наказанием…
 — Зато я добьюсь своего.
 — Вернее, мы оба добьемся.
 Кристина погладила его по щеке:
 — Скоро, дорогой. Ложись.
 Он послушался, хотя не без легкого колебания, явно говорившего о его нежелании подчиняться приказу. Кристина это заметила.
 — Ты не слишком покорен по натуре, не так ли? — жизнерадостно заметила она.
 Макс закинул руки за голову, чуть повел плечом и, забыв о том, что еще минуту назад был готов на все, долго обдумывал ответ.
 — Я, разумеется, попытаюсь, —дипломатично объявил он наконец.
 — Не так уж это будет невыносимо, — заверила она, очевидно, наслаждаясь моментом.
 — Уверен, что так и есть, — пробормотал он.
 — Но? Я отчетливо чувствую «но».
 — Ты чертовски назойлива, — ухмыльнулся он, — в самом приятном смысле, разумеется.
 — А ты чертовски своеволен и упрям, хотя твои невероятные сексуальные таланты возмещают постоянное стремление командовать. И твое великолепное достоинство, постоянно находящееся в неудержимой, нескрываемой готовности, более чем возмещает твой деспотический темперамент. — Она осторожно взвесила на руке его тяжелую мошонку. — Интересно, у тебя еще что-то здесь осталось?
 — Скоро узнаешь.
 — Мне это… проглотить?
 И без того внушительный отросток прямо на глазах стал удлиняться.
 — Похоже… тебе это нравится, — пробормотала она, гладя морщинистый мешочек и слегка сжимая перекатывавшиеся внутри тугие шарики.
 Макс с тихим стоном выгнул спину.
 — Ты обещал быть хорошим, — прошептала она, продолжая перебирать бархатистые складки кожи. — Чтобы я могла играть с тобой сколько захочу.
 На этот раз горловой стон был слышен яснее: его пенис послушно дернулся.
 — Может, не так уж долго, — возразил он, глядя на него полузакрытыми жаркими глазами.
 — Ты обещал, — кокетливо повторила она.
 — Должно быть, я лгал, — выдавил он.
 — Наверное, мне стоит поспешить.
 Но он позволил ей делать все, напряженный, со стиснутыми кулаками, умиравший от желания вонзиться в нее с бессмысленным отчаянием, никогда ранее не испытываемым.
 И Макс решил, наблюдая, как поднимается и опускается ее голова, борясь с нарастающей похотью, что все эти странные чувства вызваны их долгой разлукой и неопределенностью будущего. И он пытался, в самом деле пытался предоставить ей свободу действий.
 Но на счете «сто двадцать» (Макс считал про себя, чтобы отвлечься от стремления взять верх) он капитулировал, вернее, применил силу, и Кристина оказалась на спине, с раздвинутыми ногами, приняв в себя плоть, которую успела довести до грани оргазма.
 — Прости, — снова прошептал он, яростно погружаясь в нее. — Прости… прости… прости…
 Каждое слово сопровождал все более мощный рывок.
 — В следующий раз, — вздохнула она, забыв обо всем, не расстраиваясь и куда более стремясь к собственному удовольствию, чем к власти, желая только одного: ощущать его в себе или рядом… лишь бы быть вместе.
 — Я всегда буду с тобой, — поклялся он. — Отныне и навеки.
 На сердце Кристины стало теплее от его слов. Ах, пусть это всего лишь мечта, она позволит себе эту слабость.
 — И когда-нибудь мы отпразднуем свое Рождество…
 Макс нагнул голову и поцеловал ее в висок.
 — Это всего лишь первое из многих, моя обожаемая женушка, — пообещал он, поднося свое кольцо к свету. — Отныне и навеки.
 Кристина благоговейно коснулась подаренного им кольца, загадав желание, словно наивный ребенок, ожидающий, что случится чудо.
 — Отныне и навеки, — повторила она.




 Глава 21


 Кристина скользнула через ведущую из подвала дверь, поднялась по истертым каменным ступенькам в кухню, а оттуда вышла в коридор. Везде было темно: слуги в это праздничное утро еще не поднялись. Пробежав на цыпочках к лестнице черного хода, она благополучно добралась до своих покоев как раз в тот момент, когда часы пробили пять.
 Тихо закрыв дверь, она стащила соболью накидку и бросила на стул.
 — Рано ты гуляешь!
 Кристина замерла при звуках знакомого голоса.
 — Я не могла заснуть, — пояснила она, стараясь говорить спокойно.
 — Я заметил. Твоя постель нетронута.
 Озноб прошел по ее спине от этого размеренного, холодно-равнодушного тона.
 — Ты чего-то хочешь?
 — Хочу, чтобы моя жена не раздвигала ноги перед кем попало.
 — Вряд ли ты имеешь право чего-то требовать. Где был ты сам прошлой ночью?
 Ганс поднялся, и Кристина наконец разглядела его в полутьме. Сейчас он казался еще выше и сильнее.
 — Не твое дело. А теперь объясни, где ты была.
 — Не твое дело.
 — Нищие, не имеющие ни гроша жены вроде тебя не могут позволить себе подобные выпады. Будь благоразумной, драгоценная моя.
 — Мне ни к чему быть благоразумной, — спокойно заметила она. — Пока под одной крышей с нами живет твоя мать.
 Его улыбка напомнила ей звериный оскал.
 — Она уехала ночью. Сказала, что неважно себя чувствует и предпочитает болеть дома.
 Кристину словно ударили с размаху кулаком в живот. Она едва не согнулась, но постаралась не давать волю страху. Ее козырная карта бита!
 — К сожалению, ты не смогла с ней попрощаться. Вернее, тебя так и не нашли. А теперь об утренних прогулках. Кто он?
 — Не знаю, о чем ты. Я ходила гулять. Вот и все.
 — От тебя несет прелюбодеянием.
 — Ты бредишь, — упорно стояла на своем Кристина, отказываясь умолять о милости. — А вернее, в твоих ноздрях еще стоит запах твоей последней постельной игрушки.
 — Моя последняя постельная игрушка предпочитает жасмин. Насколько я припоминаю, это не твой любимый запах.
 — Весь этот разговор бесплоден. Я ходила гулять. Теперь вернулась. Жаль, что ты зря потратил время.
 — Какая милая наивность. Впрочем, ты всегда была такой, женушка. А теперь о твоем будущем.
 — Мое будущее принадлежит мне.
 — Ошибаешься. Мне решать, что с тобой будет, и я от души надеюсь, что ты хорошо провела время, поскольку больше тебе это не удастся. Сегодня ты в последний раз предавалась разврату. Я сажаю тебя под домашний арест, чтобы оградить твою… — он сухо усмехнулся, — добродетель. И мою репутацию.
 — О какой репутации ты толкуешь? Ты, всем известный распутник! Не посмеешь держать меня в заключении без ведома окружающих!
 Кристина блефовала, потому что всего год назад молодая, сбившаяся с пути жена одного из соседей внезапно скончалась без всяких видимых причин.
 — Почему же? Посмею. Я уже поговорил с доктором Кетчером, и он весьма сочувственно отнесся к моему описанию симптомов женской истерии. Он считает, что нервный срыв может быть вызван чересчур активной светской жизнью и бурными развлечениями. Поэтому и подписал все бумаги.
 Какой безжалостный у него взгляд!
 — Это мужской мир, дорогая, и власть принадлежит сильному полу, — спокойно добавил Ганс. — Жаль, что ты не поняла этого раньше.
 Слегка поклонившись, он шагнул к двери. Кристина отчаянно надеялась, что он уйдет, что все это время просто запугивал ее. Но Ганс распахнул двери, и в комнату вошли три лакея.
 — К моей жене никого не пускать, — грубо приказал он, — а если ослушаетесь, шкуру спущу.
 Еще секунда — и она осталась одна. Двое стояли на страже в коридоре, третий сидел на стуле в гостиной. Другого входа в спальню не было: даже балконная дверь находилась в гостиной.
 Войдя в спальню, Кристина бессильно прислонилась к позолоченной панели. Слезы жгли глаза. Чем она заслужила такую судьбу? Почему именно она?
 Ноги подкосились, и она, рухнув на пол, зашлась в рыданиях.
 Ей не следовало покидать сегодня дом! Какую ужасную ошибку она совершила! Хотя самой большой ошибкой был брак с Гансом. Конечно, прошлого уже не изменишь, но все же можно найти некоторое утешение в том, что могло бы быть, если… Какое счастье ее ждало! Ибо сегодня она погрузилась в нирвану, вознеслась на небеса, прямо в елисейские поля, в райские кущи.
 Кристина поднесла к губам колечко, подаренное Максом, и поцеловала, вопреки всему надеясь, что оно принесет удачу, как принесло когда-то его бабушке. Она не питает иллюзий относительно благородства Ганса. Он способен на все. Но пусть не воображает, что ее так легко сломать!
 Кроме того, у нее есть защитники: Макс и Берт Дэвис. Они не бросят ее. До них наверняка дойдут слухи, что ее заперли. Слуги любят сплетничать.
 Кристина вытерла слезы, поднялась и глубоко вздохнула, чтобы успокоиться.
 Для паники нет причин.




 Глава 22


 Ранним рождественским утром Джонни и Фриц, собиравшиеся на каток, услышали тяжелые шаги в спальне. Мальчики потрясенно уставились на отца. До этого он никогда не бывал в их комнате на третьем этаже, и столь необычное появление заставило братьев тревожно переглянуться.
 Отпустив слуг, Ганс щелкнул пальцами и жестом подозвал сыновей. Они робко шагнули вперед, но он повелительно ткнул пальцем в то место, где им надлежало стоять.
 — Не горбиться и смотреть мне в глаза, — приказал он. — Вы не какие-то жалкие бюргеры, а сыновья князя!
 Мальчики распрямили плечи и нервно воззрились на отца.
 — Ваша мать заболела.
 Дети побледнели, и Ганс еще больше помрачнел.
 — Ну и маменькины сыночки! — презрительно бросил он. — Вы уже слишком взрослые, чтобы так разнюниться! Вашей матери необходимы покой и отдых, поэтому вам придется раньше обычного вернуться в школу. Сегодня вы уезжаете утренним поездом.
 — А можно попрощаться с мамой? — выпалил Фриц, более порывистый, чем брат.
 — Она спит.
 — Мама не обидится, если мы ее разбудим! — вставил Джонни, забыв обычную осторожность.
 — Невозможно. Доктор не велел к ней никого пускать.
 — Доктор? — разом охнули мальчики.
 — Я не допущу непослушания! — рявкнул отец. — Будете делать как велено. Даю вам час на сборы!
 И, напоследок окинув мальчиков свирепым взглядом, он вышел из комнаты, спустился вниз и объяснил братьям и невесткам, что Кристине нездоровится и у нее, вероятно, та же болезнь, что и у вдовствующей княгини. Поэтому праздник закончен и все могут разъезжаться по домам.
 — Как по-твоему, она в самом деле больна? — с трудом прошептал белый как полотно Фриц.
 — Давай спросим Лизу, — предложил Джонни, пытаясь успокоить младшего брата. — Она наверняка знает.
 Но когда мальчики побежали вниз, чтобы найти камеристку, выяснилось, что та якобы уехала погостить к матери.
 — Но у Лизы нет матери, — прошептал Джонни, выходя из комнаты домоправительницы. — Вспомни, мама всегда жалела ее, потому что она сирота. Папа лжет, и миссис Ислинг тоже.
 — Что же теперь делать? — заплакал Фриц.
 — Прежде всего вернуться к себе и подумать.
 — Но я не могу думать, когда мне страшно!
 — Тогда я подумаю за нас обоих, — решительно заявил Джонни. — Вдруг мы нужны маме? Может, Йозеф сумеет нам помочь? Он не любит отца.
 — Никто не любит отца, — пробурчал Фриц. — Он ужасно злой.
 — Но все его боятся. Пойдем попросим Йозефа спуститься и узнать, действительно ли мама больна.
 Их гувернер был более чем рад выручить своих подопечных. Молодой человек, только что из университета, искренне любил мальчиков и, как все в доме, обожал княгиню, которая не только знала всех слуг по имени, но интересовалась их делами. К сожалению, новости, принесенные им, обнадеживающими назвать было нельзя. Комнату княгини охраняли два лакея, и внутрь никого не пропускали. Когда он попытался справиться о ее здоровье, ему грубо посоветовали не задавать вопросов.
 — Так я и знал! — воскликнул Фриц. — Она вовсе не больна.
 — Хоть это хорошо, — вздохнул Джонни.
 — Но через час нам нужно уезжать, — напомнил гувернер. — Вы прекрасно знаете, что слово вашего отца — закон.
 — Может, подсунуть записку под дверь? — с надеждой предложил Фриц.
 Но Йозеф покачал головой:
 — Охрана не позволит.
 — Он ее убьет? — дрожащим голосом спросил Джонни, глядя на гувернера таким паническим взглядом, что Йозеф попытался разубедить его:
 — Ну, конечно, нет.
 Он не сказал детям, что лакеи тоже были до смерти перепуганы и прогнали его, чтобы спасти свои шкуры.
 Поспешный отъезд мальчиков не прошел незамеченным для привратника. Именно Берт открыл ворота и пожелал молодым господам счастливого пути. Но ему показалось странным, что они отказались от рождественских каникул, и еще более странным, что и остальные гости к полудню разъехались. Пытаясь обнаружить причину столь необычных событий, Берт при первом же удобном случае пробрался на кухню, чтобы выпить чаю с дворецким. Они едва ли не с первой встречи стали добрыми приятелями и часто проводили свободное время в местном кабачке, обмениваясь охотничьими историями. Отец Берта был старшим егерем у герцога Бакли, так что баек Берт знал великое множество. И при этом делал вид, что пьет, а сам старался вытянуть как можно больше информации.
 Прежде всего Берт спросил лакея, не хочет ли тот пострелять кроликов. Мужчины стали договариваться о встрече, что было не так легко сделать, поскольку на Рождество слуги были заняты больше обычного. И тут Берт, наливая вторую чашку чаю, небрежно заметил:
 — Молодые господа с утра пораньше отправились в школу. А за ними и остальные убрались.
 Приятель поспешно отвел глаза.
 — Похоже, так оно и есть, — пробормотал он.
 — Непонятно как-то, — спокойно ответил Берт, добавляя сахара в чашку.
 — Трудно сказать, — с притворным равнодушием пожал плечами лакей, неестественно улыбаясь. — У богатых свои причуды.
 — Верно, верно, — поддакнул Берт, поднося ко рту чашку, и перевел разговор на чудесный рейнвейн, который подают в кабаке.
 — В следующий раз, когда попадем в деревню, попросим поднести еще. Хозяин говорит, у него целый бочонок.
 Обменявшись с лакеем несколькими фразами, Берт распрощался, пообещав зайти к вечеру.
 — Только попозже, — предупредил тот. — У нас дел по горло.
 — Когда скажешь. Князь вряд ли прикажет открывать ворота сегодня ночью. Наверное, не желает никого тревожить. До чего же порядочный человек!
 Губы приятеля сжались в тонкую ниточку, но он, ничего на это не заметив, сказал только:
 — Значит, часов в десять.
 — Так тому и быть, — кивнул Берт, вскакивая. — Поблагодари кухарку за чай.
 Но ушел он не сразу. Проскользнув мимо двух служанок, начищавших медные ручки в нижнем холле, он поднялся по лестнице черного хода, едва они отвернулись. По дороге он никого не встретил, хотя на всякий случай готовился сказать, что ищет дворецкого. Вскоре он уже выглядывал из-за угла коридора, ведущего к покоям княгини. Отметив, что дверь охраняют два лакея, он тем же путем вышел из дворца и пустился бежать к деревне. Маркизу будет интересно узнать о том, что творится в доме князя.
 Маленький домик, снятый Максом, находился неподалеку от деревенской площади, и не успел Берт постучать, как Макс с мрачным видом открыл дверь. Он увидел привратника в окно.
 — Должно быть, случилась беда.
 — Похоже на то, только у всех рты на замке, — объяснил Берт, наспех обрисовав обстановку и рассказав о подозрительном отъезде мальчиков и гостей и аресте Кристины.
 Макс молча выслушал его, низко опустив голову. Только на щеках его играли желваки.
 — Ганс что-то знает, — заметил он, выслушав Берта. — Ждать больше нет смысла. — Он принялся разминать руки, словно для того, чтобы ослабить напряжение. — Если я волнуюсь зря, значит, готов снести гнев Кристины и покорно выслушать ее упреки. Но если она под стражей, ей грозит опасность. Немедленно поезжайте за мальчиками. Надеюсь, вы сможете благополучно увезти их из Германии. Предпочтительно в Минстер-Хилл. Если захотят поехать к тетке, сделайте все, чтобы переубедить их. Можете взять с собой их гувернера, если потребуют мальчики и если он сам пожелает, а заодно и любых слуг. Не нужно их пугать. В общем, вы все понимаете.
 — Все будет сделано, сэр. Правда, они скорее всего знают о том, что мать попала в беду. Оба выглядели расстроенными, а младший плакал. Думаю, будет несложно убедить их, что она скоро приедет в Англию.
 — Негодяй паршивый! — прорычал Макс. — Давно пора дать ему отпор!
 — Каковы ваши планы?
 — Я дожидался, пока Том пришлет мне последние сведения о той потаскушке, с которой Ганс виделся каждую ночь после своего возвращения. Сейчас Том ищет брачное свидетельство. Не думаю, что нам так повезет, но все же стоило попытаться. Однако теперь, когда Ганс поставил охрану у двери Кристины, положение изменилось. Я попробую освободить ее, и если кто-то станет у меня на пути, выстрелю не задумываясь.
 — Во дворце много слуг. Уверены, что справитесь один?
 — Я похож на человека, который с чем-то не справится?
 В эту минуту он выглядел так, будто был способен взять в плен самого дьявола и даже не вспотеть при этом.
 — Жаль, что не смогу помочь, — вздохнул Берт.
 — Не нужна мне помощь, — отмахнулся Макс, воспламененный яростью и злобой. — Не волнуйтесь, слуги разбегутся как зайцы при виде револьвера, а если я приду после того, как Ганс отправится к своей шлюхе, придется иметь дело только с охранниками у двери. У вас есть десять часов, не больше. Я не успокоюсь, пока не услышу, что мальчики в безопасности. Надеюсь, что так и будет.
 — Так и будет.
 — Хорошо, — кивнул Макс, взволнованный, несмотря на внешнее спокойствие. — Я пошел бы прямо сейчас, но не хочу рисковать жизнью Кристины, если Гансу придет в голову сопротивляться. Так что если подождать до полуночи… — Макс натужно вздохнул. — Иисусе, еще так рано… Как я только выдержу!




 Глава 23


 Кристине стало плохо сразу же после завтрака. После обеда ее вырвало, а когда лакей принес поднос с ужином, она с подозрением взглянула на него и отвернулась. В ушах стоял неприятный звон, голова раскалывалась от боли. Она пыталась уснуть днем, подумав, что, возможно, всему причиной разгулявшиеся нервы, но стоило ей лечь, как тошнота подступила к горлу, поэтому она полусидела в шезлонге, пытаясь превозмочь себя. Кроме того, ее мучила неутолимая жажда. Она выпила всю воду и вино, которые стояли в спальне, с каждой минутой все больше убеждаясь, что ее отравили.
 Лакей унес нетронутый ужин, ничего при этом не сказав. Да и она не была расположена говорить с тюремщиками.
 Но Ганс узнал, что она ничего не ела, и перед тем, как покинуть дворец, зашел к жене. Отпустив лакея, сидевшего в гостиной, он ворвался в спальню и встал на пороге, великолепный в своем безупречном вечернем костюме. Набриолиненные волосы поблескивали, лицо сияло торжеством.
 — Я слышал, ты не ужинала, дорогая, — пробормотал он, пожирая ее своими бесцветными глазами. — Но рано или поздно все равно придется поесть. Ничего, не торопись. Я человек терпеливый. — Он тихо рассмеялся. — В разумных пределах, конечно. Сомневаюсь, что ты долго протянешь в новом году, будешь при этом есть или нет. Обещаю сегодня ночью думать о тебе за бокалом шампанского. И даже выпью за то, что нам уже недолго быть вместе.
 — Смотри, а вдруг окажется, что меня не так легко убить? Вдруг мое отсутствие заметят?
 — Все уехали, дорогая. Мальчики, мои надоедливые родственники, словом, все. А твои нервы так чувствительны к малейшему волнению, что всем визитерам велено отказывать. Что же до твоего любовника, то на случай, если ожидаешь героического спасения, я велел вооружить слуг. Так что приятных снов, дорогая.
 Уходя, он оставил дверь спальни открытой, чтобы она могла увидеть, как он говорит с вернувшимся охранником. На поясе лакея действительно висел пистолет.
 Холодное отчаяние охватило Кристину. Она умирает, и даже если Макс успеет прийти на помощь, его попросту убьют.
 Новый приступ рвоты заставил ее метнуться в ванную. После она едва добрела до шезлонга и свалилась, то ли в полусне, то ли в полуобмороке. Перед глазами плыли лица сыновей. Кристина тряхнула головой, пытаясь прогнать видение, но грустные личики с душераздирающим выражением ужаса во взгляде по-прежнему тревожили ее сознание. В ушах звучали их голоса, и по щекам Кристины потекли слезы. Дрожь охватила ее.
 Что, если она в самом деле сходит с ума?
 Берт и мальчики к этому времени уже должны сесть на парижский поезд.
 Макс привычно посмотрел на часы, мирно тикавшие в маленькой гостиной. Сани стояли наготове, лошади нетерпеливо перебирали копытами. Макс проверил оружие, проворачивая барабаны обоих «кольтов». Удостоверившись, что они заряжены, он сунул оружие обратно в поношенные кожаные кобуры, висевшие на поясе. Кроме того, грудь перекрещивали две портупеи. Всего четыре револьвера, двадцать четыре патрона. Хватит, чтобы уложить весь штат слуг дворца. При нем также была толстая пачка марок.
 Там, где не подействует грубая сила, помогут деньги. В сани были навалены шубы, в углу, тщательно обернутые в меховую полость, покоились две бутылки горячего сидра, и теперь, когда Ганс поехал развлекаться, особых проблем Макс не ожидал.
 Луна скрылась за тучами, которые еще с вечера заволокли небо, поэтому приходилось ехать медленно, чтобы не потерять узкую тропу, ведущую ко дворцу. Правда, он уже несколько раз проехал по этому маршруту, чтобы лучше подготовиться.
 Остановившись у подножия холма рядом с прудом, он завел лошадей в сосновую рощицу, чтобы их не было видно с дороги. Белый свитер был почти не виден на фоне снега. Кроме того, он специально надел лосины из светлой замши и такие же мокасины.
 Помедлив у кухонного окна, он увидел собравшихся за столом слуг: очевидно, они наслаждались вечерним пивом. Макс удовлетворенно кивнул и, согнувшись в три погибели, пробежал под окнами к двери в подвал, о которой рассказывал Берт. У Кристины не будет сил перебраться через ограду балкона, поэтому они с Бертом наскоро разработали другой план.
 Макс скользнул внутрь и остановился в темноте, прислушиваясь и мысленно повторяя свой маршрут. Даже сюда доносились голоса из кухни, поэтому он поднимался медленно, постоянно оглядываясь, прежде чем осторожно открыть дверь в коридор.
 Мимо пробежала судомойка с кувшином свежего пива, и Макс поспешно подался назад, затаив дыхание, пока она не скрылась из виду. Только потом он пробежал через холл и несколькими прыжками взлетел по лестнице черного хода. Остановился на площадке, передохнул и двинулся дальше. И тут увидел двух лакеев, стоявших на страже по обе стороны от дверей Кристины. Как ни странно, оба были вооружены. Однако Макс усомнился, что они вообще держали когда-нибудь пистолеты в руках, а если и держали, вряд ли сумеют метко прицелиться. Но шум выстрела может всполошить остальных слуг. Он легко справится с двумя, но не с двадцатью.
 Макс помедлил в надежде, что им вздумается пройтись по коридору или отвлечься разговором, но они стояли абсолютно неподвижно, как статуи. Чем же пригрозил им Ганс, если они не смеют шевельнуться?!
 Но время шло. Дальше ждать опасно, если он хочет убраться подальше от дворца до возвращения Ганса. Он ловким щелчком подбросил монету. Описав высокую дугу, она ударилась об пол. Стражники насторожились и обернулись в сторону шума. В ту же минуту Макс бесшумно подлетел к ним. Обернувшись, лакеи ошеломленно уставились в дула двух револьверов.
 — Если будете вести себя прилично, — тихо объявил Макс, — останетесь живы. Вы тут ни при чем, поэтому не хотелось бы никого убивать зря. Только отдайте свои пистолеты… вернее, положите их на пол и ногой подтолкните ко мне. Получите столько денег, чтобы безбедно жить до конца дней своих, причем как можно дальше отсюда. Подумайте, кто еще предложит вам больше?
 Несмотря на мягкий, почти просительный тон, в ледяном взгляде не было жалости.
 Молодые люди переглянулись, тараща глаза, не находя слов от страха и, очевидно, прощаясь с жизнью. Им впервые пришлось столкнуться с таким хладнокровным убийцей, и они были уверены, что он никого не пощадит.
 — Князю на вас наплевать, но его жена слишком дорога мне, поэтому я не задумываясь спущу курок, — предупредил Макс. — Что скажете?
 — Сколько? — выдавил тот, кто похрабрее.
 — Пять тысяч марок… Каждому. Вам этого и за сто лет не заработать. Берите.
 — С чего это вдруг такая щедрость?
 Столь большая сумма и вправду вызывала подозрение.
 — Говорю же, княгиня мне небезразлична. Ну? У вас пять секунд.
 — Покажите деньги, — выпалил второй.
 — Сначала бросьте оружие. Я считаю.
 Последовала едва заметная пауза, еще миг, и первый лакей уронил оружие на пол. За глухим стуком незамедлительно последовал еще один. Макс кивнул.
 — Подтолкните пистолеты ко мне.
 Едва лакеи исполнили приказ, он швырнул пистолеты в другой конец коридора, сунул в кобуру один «кольт» и вынул из кармана пачку банкнот.
 — А теперь свяжи своего товарища, — велел он, отвязывая с талии шнурок из сыромятной кожи и отдавая охраннику. — Он получит деньги, а потом я свяжу тебя.
 Лакеи и на этот раз повиновались, ни словом, однако, не упомянув о третьем, караулившем в гостиной. Но Макс был старый волк. Недаром вместе с отчимом проводил летние месяцы в становищах индейцев кроу, где конокрадство и набеги до сих пор считались любимым развлечением воинов. И никто никогда не отправлялся в путь без предварительной разведки.
 Поэтому он из предосторожности вывел обоих лакеев из строя точными ударами рукояти «кольта», оттащил подальше, чтобы никто не мог на них случайно наткнуться, и попытался открыть дверь. Она оказалась запертой. Пришлось обыскать лакеев. Не обнаружив ключа, Макс тихо постучал и затаил дыхание, когда услышал металлический скрежет в замочной скважине. Он поспешно отступил и прижался к стене.
 В образовавшуюся щель выглянул человек. Макс обрушил рукоять «кольта» на его голову с такой силой, что охранник мешком рухнул на пол. Переступив через бесчувственное тело и выхватив револьверы, Макс встал на пороге и оглядел гостиную.
 Никого.
 Макс поспешно затащил охранника в комнату, связал и, держа «кольт» наготове, подкрался к двери в спальню и стал прислушиваться. Но тихий жалобный плач мгновенно заставил забыть об осторожности. Послав к дьяволу все правила ведения боя, он всем телом ударил в запертую дверь и влетел в комнату вместе с фонтаном щепок.
 Кристина, свернувшись клубочком на полу, тихо всхлипывала. Тело несчастной содрогалось в спазмах. Макс одним прыжком подскочил к ней и, осторожно подняв, прошептал:
 — Я здесь… здесь… теперь тебе ничто не грозит.
 Она открыла глаза и попыталась улыбнуться. Потрясенный ее видом, Макс поспешно двинулся к гостиной.
 — Я увожу тебя домой, — объявил он нарочито спокойным голосом, хотя уже сходил с ума от страха за любимую.
 Из глаз Кристины покатились слезы.
 — Все будет хорошо, — уверял он, понимая, что лжет: она не в силах говорить и бледна как смерть. Когда они проходили через гостиную, Кристина, казалось, перестала дышать, и Макс, подгоняемый страхом, рискнул спуститься по главной лестнице. Если кто-то попробует его остановить…
 Он прислонил голову Кристины к своему плечу, сунул руку в кобуру и вынул револьвер.
 Стоявший у подножия лестницы лакей поспешил вперед, но при виде бездыханной госпожи почтительно отступил и сделал знак швейцару открыть дверь. Старик перекрестился и прошептал вслед беглецам:
 — Доброго пути, княгиня.
 Зимний ветер накинулся на них, и Кристина задрожала.
 Макс бросился бежать.
 Еще несколько минут — и Кристина лежала в санях, укутанная меховой полостью.
 — Ты меня слышишь?
 Ее веки чуть вздрогнули. Но Макс увидел, каким невероятным усилием далось ей это пустяковое движение, и задохнулся от ужаса.
 — Завтра мы будем в Англии.
 Кристина мигом распахнула глаза, в которых, казалось, навеки застыл страх, и попыталась сесть.
 — Мальчики…
 Он едва ее расслышал, но, очевидно, этот порыв истощил последние силы. Она упала, продолжая следить за ним умоляющим взглядом.
 — Они в безопасности. Берт отвез их в Англию.
 Кристина опустила веки и, похоже, потеряла сознание. Макс застонал.
 Прыгнув на козлы, он взмахнул поводьями, и лошади метнулись вперед. Он гнал как безумный по узкой тропе, презрев опасность быстрой езды в такой темноте. Он не может ее потерять. Не может.
 И Макс все хлестал и хлестал коней. Сани почти летели над заснеженной землей.
 Десять миль до станции.
 Десять миль до доктора.
 Макс стал молиться.




 Глава 24


 Владелец кабачка показал, где живет доктор, и вскоре Макс, по-прежнему держа на руках Кристину, барабанил в дверь, оглушительно зовя на помощь.
 Открыла зевающая, полусонная служанка, но Макс так рявкнул на нее, что она пулей помчалась будить хозяина.
 Макс разводил огонь в гостиной, когда в комнату вошел пожилой врач.
 — Моя жена очень больна, — объяснил Макс, вскакивая. — Вы должны спасти ее.
 Это была не мольба. Не просьба. Приказ.
 Доктор взглянул на посетителя, отметил, что тот вооружен до зубов и говорит по-немецки с американским акцентом, и, подойдя к женщине, лежавшей на полу у камина, едва не спросил, что за трагедия тут произошла. Женщина была завернута в соболью накидку, сделавшую бы честь даже королеве. Доктор снова обернулся к незнакомцу:
 — Кто вы?
 — Маркиз Вейл. Она… умирает, — запинаясь, выговорил Макс. — Сделайте же что-нибудь!
 Доктор встал на колени рядом с Кристиной и, мгновенно узнав ее, резко вскинул голову:
 — Что вы с ней сделали?
  — Боже, нет… никогда…
 — Я знаю эту женщину. Вы не ее муж.
 Доктор, хмурясь, принялся считать пульс больной.
 — Не важно, кто я и кто вы. Только сделайте для нее все возможное, — потребовал Макс, — или я вас убью.
 Старик насмешливо покачал головой:
 — И кто же тогда вам поможет?
 Но Макс ничего не слышал и не понимал. Устремив на доктора взгляд, исполненный безумной скорби, он выхватил револьвер и прицелился.
 — Это ни к чему, — спокойно заметил доктор, поняв, что незнакомец не владеет собой. — Я сделаю все, что в моих силах. Княгиня — мой хороший друг.
 Из Макса словно выкачали воздух. Он мгновенно обмяк.
 — Простите, я еще никогда в жизни не боялся так…
 — Не стоит извиняться, — добродушно заверил доктор. — Ваша реакция вполне понятна, если учесть, что с ней сотворили. — Он приподнял веко Кристины. — Она давно болеет?
 — Нет, еще ночью была совершенно здорова. Именно это и странно.
 — Позвольте посмотреть, что у нас тут, — пробормотал доктор, разворачивая мех.
 Макс наблюдал за ним, то и дело поглядывая на часы. Им ни в коем случае нельзя пропустить последний поезд.
 — Похоже, она отравлена, — решил наконец доктор, снова укутывая Кристину. — Хотя это может быть такой формой инфлюэнцы. Симптомы болезни такие же тревожные, и она развивается быстро. Однако слизистая рта распухла, а это заставляет подозревать отравление, и скорее всего мышьяком.
 — Я прикончу подонка! — воскликнул Макс.
 — Вряд ли это сейчас уместно. Самое главное — позаботиться о безопасности княгини. И вам нельзя оставаться тут. Князь вас найдет.
 — Мы едем последним поездом. Пожалуйста, проводите нас до побережья. Вы видите, как отчаянно она нуждается в вашей помощи. Деньги не имеют значения, вы получите все, что попросите.
 — Княгиня всегда была добра ко мне и жителям деревни, а вот ее муж…
 Неприязнь в его голосе была очевидной.
 — Вы вернетесь завтра. Она… она будет крайне благодарна за помощь.
 Старый доктор немного поколебался, вероятно, опасаясь мести князя. Но человеколюбие победило.
 — Сейчас возьму саквояж, — резко бросил он, вставая. — И велю служанке отменить все визиты пациентов.
 — Спасибо, — выдохнул Макс, облегченно улыбаясь. — Огромное спасибо.
 Он не отходил от Кристины, пока доктор собирался, и, когда тот вернулся, помог ему напоить ее водой. Она сумела проглотить несколько капель, открыла глаза и, казалось, узнала Макса.
 — Я везу тебя домой, — прошептал он. — Мы едем домой.
 И подумал, что она услышала его. Однако доктор с тревогой отметил, что частота пульса падает.
 Они добрались до станции за несколько минут до отхода поезда, но благодаря дружбе доктора с кассиром им дали отдельное купе. Макс внес Кристину в вагон и, держа ее на коленях, с тревогой наблюдал, как ее грудь вздымается все медленнее и слабее. Он знал, что это означает, и продолжал молиться. В отчаянные часы, пока поезд мчался сквозь ночь, он торговался со всеми мистическими духами и божествами, которые слушали его в эту ночь, умоляя о помощи, обещая все на свете, если они не дадут Кристине умереть. Запинаясь, с трудом припоминая полузабытые детские молитвы, он обещал отныне жить праведной жизнью, если ее не заберут у него, клялся в вечной благодарности, если на молитвы ответят, лихорадочно заклинал высшие силы…
 Он шептал Кристине названия городов, мимо которых они проезжали, уверяя, что теперь они куда ближе к Англии, пересчитывая все уменьшающиеся мили, пытаясь объяснить, что они скоро будут дома. Когда они пересекли границу Франции, Макс пообещал, что скоро повезет Кристину в Париж и скупит все товары в модных лавках и все наряды знаменитых кутюрье. Малейший трепет ресниц поддерживал в нем надежду.
 — Смотрите, смотрите, — шептал он доктору. — Она меня слышит.
 На протяжении всего путешествия в Кристину старались влить как можно больше жидкости: доктор объяснял, что вода вымоет из ее организма мышьяк. Такое лечение, однако, было всего лишь полумерой, не только для пациентки, но и для того, кто любил ее.
 Макс не мог вынести сознания того, что ничем не может ей помочь.
 Разве что утешить.
 Эту ночь Кристине удалось пережить, а к утру даже доктор стал несколько оптимистичнее высказываться относительно перспектив выздоровления своей пациентки. Пульс стал более наполненным, дыхание — более глубоким, и лицо, напоминавшее серую маску смерти, чуть порозовело. Когда они добрались до побережья, где Максу удалось снять яхту, на которой они должны были пересечь залив, доктор немедленно уложил Кристину в постель.
 Закрыв за собой дверь крохотной каюты, Макс проводил доктора на берег.
 — Я в вечном долгу перед вами, — заверил он, вручив доктору внушительную сумму в марках. — Если вам когда-нибудь что-то понадобится, только попросите. Ну а едва Кристина выздоровеет, я позабочусь о том, чтобы князь никому больше не создавал проблем.
 — У меня в округе много друзей. Сомневаюсь, чтобы князь посмел причинить мне вред.
 — Тогда моя месть будет исключительно личной.
 — Обычно я не одобряю насилия, но в этом случае готов сделать исключение. Однако будьте осторожны: этот человек готов на любую подлость.
 Но Макс пренебрежительно отмахнулся:
 — Жду не дождусь, когда увижу его физиономию, искаженную страхом.
 — Возможно, прежде всего вам следовало бы позаботиться о безопасности, как вашей, так и княгини.
 — Об этом не волнуйтесь. Да и Гансу не сойдет с рук все, что он натворил. Кто-то должен его наказать.
 — Желаю вам удачи, — со вздохом кивнул доктор.
 Морское путешествие подействовало на Кристину благотворно, а свежий ветер буквально оживил: во всяком случае, она несколько раз открывала глаза, да и Макс все время твердил, что они скоро будут в Англии. Она даже улыбнулась, когда он объявил:
 — Вижу дуврские утесы!
 Когда яхта уже входила в гавань под резкие крики чаек, она впервые заговорила:
 — С-спасибо…
 — Спасибо за то, что любишь меня, — прошептал он в ответ.
 Ее улыбка была слабым подобием той, сияющей, которую он так хорошо помнил.
 Пять часов спустя они уже были в Минстер-Хилле. И когда экипаж подкатил к дверям и Кристина услышала приветственные крики мальчиков, выбежавших навстречу матери, у нее даже слезы навернулись.
 Они буквально ворвались в карету и принялись обнимать лежавшую на руках у Макса Кристину. Оба плакали и украдкой вытирали слезы, поскольку считали себя слишком взрослыми для таких сантиментов.
 — Берт сказал, что ты приедешь! — завопил Фриц. — Я так и знал, так и знал!
 — Он сказал, что Макс может добиться всего на свете, — более сдержанно вторил Джонни, хотя его улыбка была такой же широкой.
 — Но прежде всего нужно уложить вашу маму в постель и накормить теплым бульоном… дать чаю…
 — И булочек с черникой! Мама! Ты обязательно должна попробовать булочки с черникой, которые печет здешняя кухарка! — воскликнул младший, в полной уверенности, что теперь, когда мать рядом, мир снова обрел прежние краски.
 — 3-зву… чит… чуд-десно… — выдавила она свое самое длинное предложение за последние сутки. И только сейчас Макс понял, что она вне опасности.
 Она со своими мальчиками.
 Она свободна.
 Она дома.
 Кристина быстро выздоравливала, становясь с каждым днем все сильнее. К середине недели она уже могла встать с постели и добраться до стула. Макс каждый вечер сносил ее вниз к ужину, где мальчики наперебой перечисляли события минувшего дня. Но к концу недели Макс осознал, что расправу с Гансом откладывать больше нельзя.
 После их возвращения Том Лоусон дважды побывал в Минстер-Хилле, обсуждая возможность получения доказательств давней женитьбы Ганса на кузине, и сегодня как раз должен был привезти с вечерним поездом свой последний отчет.
 — Хотя плодом этого союза явился теперь уже восемнадцатилетний сын, в церковных и светских книгах отсутствуют соответствующие записи. Вернее, соответствующие страницы попросту вырваны.
 — Деньги делают все, — цинично усмехнулся Макс. — А как насчет свидетелей? Вы никого не нашли?
 Поверенный покачал головой.
 — Но я не сдаюсь.
 — Наймите еще помощников, — велел Макс. — Хотя Кристине стало лучше, она смертельно боится, что Ганс украдет мальчиков.
 — Разве ему совладать с вашей армией?
 — Я так и говорю, но логика бессильна против ужаса. И не без основания: Кристина едва не погибла от его руки.
 — Вероятно, хорошо рассчитанный шаг. Марлена снова беременна.
 Макс резко выпрямился:
 — Откуда вы знаете?!
 — Я плачу практически каждому слуге в этом городишке. Тайну открыла служанка повитухи. Роды ожидаются весной.
 — В качестве акта христианского милосердия я, возможно, не пристрелю его до того, как родится ребенок.
 — Вам вообще не следует его убивать. Черт возьми, Макс, вы проведете всю жизнь в тюрьме из-за этой глупой выходки!
 — Кто сказал, что убийца обязательно попадется? Том раздраженно вздохнул: тема беседы была отнюдь не нова.
 — Это идиотизм, но вы, разумеется, на все готовы.
 — Не считаете, что он заслуживает смерти?
 — Я знаю не менее сотни людей, заслуживающих смерти.
 — Вы знаете не тех людей. Но с Гансом необходимо разделаться, все равно — цивилизованным или иным способом.
 — Наверное, вам стоит спросить Кристину, хочет ли она, чтобы его кровь была на ваших руках.
 — Никогда! Она и без того достаточно страдала по его вине. Я не стану впутывать ее во все это, и, надеюсь, вы поймете почему.
 — Да-да, — буркнул Том. — Разумеется. Но вам не удастся вечно держать его на расстоянии. В отличие от вас, дорогой мой, он сражается не оружием. И уже приехал в Лондон, вознамерившись подать на вас иск за похищение жены. Чарлз Гордон показал мне сегодня утром его жалобу. Он требует десять миллионов в возмещение убытков.
 — Жадный ублюдок!
 — Можно подумать, вам это неизвестно. А что говорит Кристина о том войске, которое день и ночь патрулирует ваше поместье?
 — Она не знает точно, сколько человек я нанял. Им велено не приближаться к дому.
 — Но не можете же вы всю жизнь просидеть в осаде! —Макс устало потер лоб:
 — Знаю. Просто хотел, чтобы она набралась сил, прежде чем оставить ее на несколько дней.
 — Чтобы расправиться с ее мужем.
 Макс сухо усмехнулся:
 — Ее двоеженцем мужем, если мы когда-нибудь сумеем это доказать.
 — Не сдавайтесь. Главное, что она в безопасности. Будьте благодарны хотя бы за это. Забудьте о мести. Вы получили все, чего добивались.
 — Но он едва не убил ее, — напомнил Макс. — И заплатит за это.
 — Разве вы судья и присяжные?
 — Почему бы мне не сказать вам спасибо за прекрасную работу и оставить философские споры на потом?
 — То есть когда вы вернетесь?
 Макс едва заметно улыбнулся:
 — Именно. Думаю, князю следует втолковать, что всякий поступок имеет последствия.
 Этой ночью, держа Кристину в своих объятиях и любуясь потоками лунного света, струившимися в окна спальни, Макс сказал:
 — Я должен отправиться в Лондон на день-другой. Том не может без меня обойтись. Срочные дела, дорогая.
 — Тебе обязательно ехать?
 — Не волнуйся, я ненадолго, — уговаривал он. — Мальчики тебя пока займут. И здесь вы в полной безопасности. Никто не ступит на землю поместья без моего разрешения.
 — Ты уверен?
 Ужас случившегося еще жил в Кристине. Кроме того, она была уверена, что Ганс обязательно отомстит за похищение жены и детей.
 — Абсолютно. Никаких сомнений. Даю слово. Этого достаточно?
 — И ты скоро вернешься?
 — Обещаю.
 Как только разделается с Гансом.




 Глава 25


 На следующее утро, перед тем как идти к Гансу, Макс встретился с Томом в его лондонской конторе.
 — На случай если возникнут проблемы, — предупредил он, — и я не вернусь через час, посылайте подкрепление.
 — И вы собираетесь пойти к нему в одиночку? Умоляю, подумайте хорошенько.
 — Мне не нужны свидетели. Вы, как адвокат, должны лучше других это понимать.
 — Я по крайней мере немедленно посылаю людей к дому князя, — настаивал Том, — и никаких споров. Не стоит доказывать свое мужество таким образом. И я хочу, чтобы вы вернулись домой, к Кристине, целым и невредимым. Пообещайте, что не предстанете перед судом за убийство.
 — Вы будете счастливы узнать, что я решил последовать вашему совету. Исход будет не летальным… то есть не обязательно летальным.
 — Я просто счастлив. Кстати, вам уже ясно, что иск князя потеряет всякий смысл, как только мы найдем доказательства более раннего брака?
 — Если…
 — Найдем. Это всего лишь вопрос времени.
 — Прекрасно. Но это моя личная вендетта, — добавил Макс. — Долги нужно платить.
 — Еще раз предупреждаю: будьте осмотрительны. Этот человек, как правило, действует чужими руками.
 — Еще лучше.
 — А может, и нет, если его хорошо охраняют.
 — Он чересчур высокомерен. И привык, что перед ним все пресмыкаются. Ему и в голову не придет, что кто-то способен отомстить. Мой отец был таким, поэтому я хорошо представляю ход его мыслей.
 — Ваша мать тоже оставила мужа, не так ли? Но все равно это не одно и то же.
 Макс равнодушно пожал плечами:
 — Почти. Они очень похожи: оба холодные, несгибаемые, упрямые и крайне эгоистичные. Отец не предполагал, что мать способна его бросить. Вот и Гансу в голову не приходит, что кто-то может пойти против него, потому что оба привыкли брать верх.
 Том знал историю Макса. Весь Лондон бурлил, когда прелестная наследница американского фабриканта швейных машинок взяла сына и ушла от мужа, получив известие о смерти отца. Унаследовав огромное состояние, она смогла покончить с ненавистным браком, навязанным ей из-за титула маркиза.
 — Однако ваш отец подал иск на огромную сумму и внакладе не остался. Ганс тоже требует возмещения.
 — Мать с радостью заплатила, лишь бы избавиться от него. Он просто стремился выиграть дело, а я ему был совершенно не нужен. Как только адвокаты вручили ему чек, он снова пустился во все тяжкие, словно у него никогда не было семьи. Ганс преследует те же цели, только запрашивает куда больше. Инфляция, что поделать. Ничего, я позабочусь, чтобы он излечился от жадности, — язвительно объявил Макс.
 — И я не смогу отговорить вас от этого безумия? ―Макс покачал головой.
 — Что ж, желаю удачи в вашем сумасшедшем предприятии.
 Макс поднялся.
 — Мне не нужна удача. У меня есть кое-что получше.
 — Не спрашиваю, что именно, на случай если вам потребуется защитник в суде.
 — Да я бы не сказал, если бы даже вы спросили, — жизнерадостно заверил Макс. — Так что не беспокойтесь, это много времени не займет.
 Судомойка в лондонском доме князя Цейса в удивлении отпрянула от странного посетителя.
 — Это дверь для разносчиков, сэр, — пояснила она, приседая перед хорошо одетым джентльменом.
 — Я тоже в своем роде разносчик, — вежливо ответил он, протискиваясь мимо нее на кухню.
 Повар и слуги с любопытством уставились на него, но Макс невозмутимо прошествовал к черной лестнице, чтобы подняться на второй этаж. В конце концов они решили, что это какой-то владелец богатого магазина, у которого есть дело к управляющему.
 Макс уже знал, что Ганс редко покидает дом до полудня. Недаром коллеги Берта следили за домом с той минуты, как князь прибыл в Лондон. Кроме того, он предполагал, что князь сейчас завтракает в малой столовой, окна которой выходят в сад.
 Ему удалось незамеченным пробежать коридор и войти в комнату. Распахнув дверь, Макс вынул маленький «дерринджер», прицелился в лакея и тихо сказал:
 — Вон.
 Молодой человек уронил блюдо, которое как раз подносил хозяину. Яичница и дельфтский фаянс полетели на пол. Слуга, оцепенев от страха, уставился на незваного гостя.
 — Убирайся, — еще мягче повторил Макс, показав на дверь коротким дулом пистолета. Лакей мгновенно исчез.
 Не выпуская Ганса из виду, Макс быстро запер дверь.
 — Что за театральщина! — брезгливо поморщился князь, отложив салфетку. — Вот что значит иметь мать-простолюдинку! Это ее воспитание!
 — Кстати, о матерях, — учтиво заметил Макс, выдвигая стул и садясь. — Перед Рождеством я имел случай встретиться с вашей. У нее такой вид, словно всю жизнь коз пасла! — Положив «дерринджер» с перламутровой ручкой на стол, он вкрадчиво заметил: — Я, собственно говоря, пришел сюда не для того, чтобы обмениваться любезностями. Принес вам кое-что к завтраку.
 Он вынул из кармана маленькую фарфоровую фляжку и положил ее на стол рядом с пистолетом.
 — Вы что же, собираетесь пристрелить меня из этой игрушки? — пренебрежительно ухмыльнулся Ганс. — Им и муху не убьешь!
 — Не согласен. Двух пуль в голову вполне достаточно. Люди покрупнее, вас падали замертво.
 Ленивое равнодушие в тоне Макса вызвало небольшой тик в правом глазу князя, но спеси не убавило.
 — Вы, американцы, все как один — буйная наглая шваль.
 — Ну, не всем же быть сдержанными доброжелательными людьми вроде вас, дорогой князь, — протянул Макс. — Правда, сам я никогда не убивал человека беспричинно.
 — Если у кого и есть причина, — парировал князь, — так это у меня! Вы соблазнили и похитили мою жену.
 Макс развалился на стуле.
 — Немного неточно. Кристина не ваша жена, как вам хорошо известно, учитывая, что сначала вы женились на Марлене.
 — Вы с ума сошли, — холодно бросил Ганс.
 — Только последний идиот мог считать, что правда не выплывет наружу. И скоро у меня будут доказательства.
 — Сомневаюсь.
 — Будут. Кстати, поздравляю, вам кажется, предстоит стать отцом в четвертый раз? Собственно говоря, именно это и спасло вам жизнь. Я действительно собирался убить вас, но теперь придется удовлетворить свою склонность к насилию менее категоричным образом.
 — Вам это так не сойдет… ничего не сойдет! — взорвался Ганс. — Сейчас здесь будут мои слуги.
 — Может быть, — спокойно ответил Макс, — но вас не слишком здесь любят, проклятый бесчеловечный ублюдок. А вот вам плохо придется, потому что я в отличие от вас вооружен. И потому что вы трус, способный мстить лишь тем, кто слабее. Но я не уйду, пока не отплачу за все страдания, причиненные Кристине.
 Князь действительно считал, что слуги придут на помощь, но минуты шли, а никто и не думал взламывать дверь. Куда девалось его чванство? Он все больше нервничал, понимая, что имеет дело с безумцем: разве есть другое определение для этого человека, который ворвался к нему средь бела дня и угрожает убить?!
 — Но… мы можем прийти к соглашению? — выдавил он. Былое хладнокровие покинуло его, на лбу выступили капли пота.
 Макс невесело усмехнулся.
 — Еще бы, — заверил он и, подвинув ближе бокал для воды, поднял со стола фляжку, отвинтил крышку и насыпал в воду странный порошок серого цвета с металлическим блеском. — Надеюсь, вы узнали, что это такое?
 Кровь отлила от лица князя.
 — Если я правильно рассчитал дозу, вы не умрете, — заверил Макс и, пожав плечами, добавил: — Жаль, что наука так неточна. Вы, должно быть, столкнулись с этой же проблемой, когда пытались отравить Кристину. Интересно, скоро ли планировали устроить похороны? Через месяц? Через неделю? Впрочем, какая разница, если любовное гнездышко под боком, чудовище вы этакое!
 Тут князь имел неосторожность глянуть ему в глаза, и то, что он там увидел, заставило его окончательно потерять самообладание. В комнате остро запахло мочой.
 — Вижу, вы понимаете серьезность ситуации. Хотя благодаря моему поверенному, — неохотно признался маркиз, — вам дан шанс выжить. Я предпочел бы пристрелить вас на месте, но он считает, что после вашей смерти мне придется долго оправдываться перед судом. Так что это, вероятнее всего, вас не прикончит. Впрочем, по чести говоря, мне плевать, сдохнете вы или нет. — Он рывком подвинул бокал Гансу. — Только попробуйте расплескать, и я всажу вам пулю между глаз. Наказание беспокоит меня куда меньше, чем мнение поверенного, поскольку моя яхта уже под парами, а Штаты неохотно выдают Англии своих граждан, даже если те считаются преступниками. Но выбор за вами. Две меткие пули или мышьяк.
 Ганс задыхался так, словно пробежал десять миль. Лицо позеленело. Ручьи пота текли по щекам.
 — Даю десять секунд на размышления. У меня сегодня много дел.
 Макс взглянул на часы и стал бесстрастно считать вслух. На девятой секунде Ганс схватил бокал и выпил. Макс раздраженно поморщился: ему страстно хотелось пристрелить князя.
 — И еще одно, — вкрадчиво заметил он. — Если выживете, не смейте ни одной живой душе обмолвиться о том, что здесь произошло. Иначе я сделаю так, что вы будете умирать медленно и мучительно, моля о скором конце. Поверьте, содрать кожу с человека дюйм за дюймом не так легко и требует много времени.
 Ужас в глазах Ганса не принес того облегчения, на которое рассчитывал Макс, и он вдруг удивился собственной жестокости. Неужели он действительно настолько неумолим в своей ярости?
 Минут десять Макс равнодушно наблюдал, как валяющийся на полу человек дергается в конвульсиях. Рука его лежала на пистолете: потребность выстрелить так и не угасла, и в глубине души он все еще надеялся на возможность положить конец жалкому существованию мерзавца.
 Но Ганс не пытался сопротивляться. Только вздрагивал и стонал. Кожа приобрела неприятный желтовато-зеленый оттенок. Его вырвало прямо на ковер, прежде чем он потерял сознание.
 Только тогда Макс подошел к окну и забрался на подоконник.
 Женщина, которую он любил, была частично отмщена. Но разве существует возмещение за потерянные двенадцать лет жизни?!
 На улице он встретил людей Тома и вскоре уже рассказывал поверенному несколько смягченный вариант своих приключений.
 — Так и думал, что проблем не будет, но если князь позже найдет в себе мужество вызвать меня на дуэль, пристрелю его как собаку. В любое время. В любом месте. По правде сказать, я едва удержался, чтобы не спустить курок. А пока мои наемники в Минстер-Хилле будут охранять Кристину. Кстати, вы можете примерно сказать, когда мы получим копии церковных записей или найдем сговорчивых свидетелей?
 — Недели через две, а может, и раньше.
 — Серьезно? Вы настолько уверены?
 — Кто-то вырвал страницы. Мы их отыщем.
 — Поэтому вы и стоите каждого пенни тех огромных гонораров, что я плачу, — лениво заметил Макс.
 — Мы почти рядом. Вот настолько. — Том сблизил большой и указательный пальцы.
 — Можно сказать Кристине? Ужасно хочется ее обрадовать.
 Поверенный чуть поколебался: недаром осмотрительность была его второй натурой.
 — Почему нет? — улыбнулся он наконец. — У меня хорошее предчувствие.
 — Ваше хорошее предчувствие — мое хорошее предчувствие, — весело кивнул Макс, вставая. — И на этой жизнерадостной ноте я удаляюсь в Минстер-Хилл.
 — Кстати, я говорил вам, что на прошлой неделе Берт прислал своего племянника?
 — Так вот он, ваш туз в рукаве! Я слышал, что он мастер на все руки.
 Том слегка приподнял брови:
 — Мне тоже так говорили.
 — Может, мне стоит по пути домой выбрать свадебный подарок?
 — Вполне вероятно.
 — А как насчет даты венчания?
 — Недели через две… никаких проблем.
 — Ох, по-моему, вы что-то знаете, но не хотите сказать.
 — Определенного ничего. Пока. У меня еще нет документов.
 — Значит, еще нет, но будут.
 — Не смею отрицать.
 — Насколько это точно?
 — Весьма и весьма.
 — Да, игрок из вас неважный, — ухмыльнулся Макс.
 — В моей профессии подобные качества недопустимы.
 — Но я назначаю день свадьбы.
 — Разумеется.
 — С меня и этого довольно. Увидимся в церкви.
 И Макс, помахав на прощание, вышел из комнаты.




 Глава 26


 — Фиолетовый нефрит… какое чудо. — Кристина подняла великолепное ожерелье с фермуаром из жемчуга и бриллиантов, сверкающих в свете лампы. — Теперь у нас целый гарнитур, — засмеялась она, подмигнув Максу, лежавшему рядом на огромной фамильной кровати, верно служившей многим поколениям Фокнеров со времен королевы Анны.
 — Что вполне справедливо, поскольку нашим жизням суждено слиться в один поток, — кивнул тот.
 — И что означает это эзотерическое заявление? — шутливо осведомилась она, но взгляд уже стал серьезным. Она села и отложила ожерелье.
 — Я хотел выждать, пока мы останемся вдвоем, — ответил он, погладив ее по руке. — И теперь, когда мальчики спят, а ты принадлежишь мне, я хотел бы признаться, что эта безделушка — мой подарок в честь нашей помолвки. Очень-очень короткой, должен тебе сказать. Невероятно короткой.
 Он расплылся в знакомой мальчишеской улыбке, и Кристина ахнула.
 — Нет! Не может быть! — вскрикнула она, бросаясь на него и колотя кулаками в грудь. — Скажи, скажи, скажи…
 Макс, не успев опомниться от внезапного нападения, только глазами хлопал.
 — Ты весь ужин молчал… и потом тоже, хотя вполне мог… Злой, злой, злое животное, мне следует выпороть тебя, высечь…
 — Но я еще не объяснил. Послушай, может, смилостивишься? Нет никаких причин сердиться. — Он схватил ее за руки и покачал головой. — Успокойся, так и быть, обсудим секс позже, — добавил он, таинственно улыбаясь. — А сейчас, дорогая, прошу тебя, посиди спокойно…
 Кристина, не слушая, уже оседлала его бедра.
 — Спокойно, говорю тебе, поскольку твоя восхитительная дырочка уже промокла насквозь, а я не хочу сейчас отвлекаться. Не время, дорогая. Будь же благоразумной. Мне нужно сообщить тебе что-то важное.
 Макс разжал руки и откинулся на подушки.
 — То, что следовало бы сообщить раньше, — упрямилась она, мило надув губки.
 — Но прежде всего нам нужно было остаться наедине, — терпеливо напомнил он. — Итак, ты будешь слушать или нет?
 Кристина капризно вскинула голову:
 — Может, да, а может, нет.
 Макс сурово нахмурился, хотя глаза дразняще блеснули.
 — Ох, придется, кажется, побить тебя.
 — А вот меня разговоры о сексе никогда не утомляют, — дерзко заявила Кристина.
 — Слушай же, иначе не будет тебе никакого секса.
 Рот Кристины возмущенно округлился.
 — Ну вот, слава Богу, удалось привлечь твое внимание, — объявил он и тут же тихо охнул.
 — Так о чем ты? — задорно осведомилась она, улыбаясь и крепко стиснув головку пениса.
 — Ты выиграла, — смиренно вздохнул он, хотя мог легко разжать ее пальцы.
 — И ты собираешься извиниться.
 — Собственно говоря, я собрался жениться на тебе.
 Кристина непонимающе уставилась на него.
 — Ты шутишь.
 — Ничего подобного.
 Кристина судорожно втянула в себя воздух.
 — Когда? Как?! То есть… каким образом…
 — «Когда» будет после того, как ты немного ослабишь хватку, — сообщил он. — А вот что касается «как»… ну, как обычно бывает. В церкви, со священником, невестой, женихом… вероятно, гостями, хотя последнее меня заботит меньше всего.
 — Но как это тебе удалось?! — прошептала она, разжимая руку. И уже секунду спустя лежала под ним.
 — Ты чересчур доверчива, — сказал он, устраиваясь между ее бедер. — Но при всем своем цинизме я нахожу это чрезвычайно привлекательным.
 — Макс! Если немедленно не объяснишь, что ты задумал, я сомкну ноги и заставлю тебя ждать не меньше месяца!
 — А сама вытерпишь?!
 — Если припомнишь, я терпела двенадцать лет.
 Макс мгновенно помрачнел:
 — Об этом я и хотел с тобой поговорить.
 — Надеюсь, это не так серьезно, как твое лицо.
 Откатившись от нее, Макс сел и поднес к губам ее пальцы.
 — Не тревожься. Ничего страшного. Это не слишком добрые, зато счастливые вести.
 — Продолжай, — кивнула Кристина, хотя сердце сильно забилось.
 — Том разрешил мне назначить день венчания. Он вот-вот получит доказательства, которые вернут тебе свободу.
 — Ганс дает развод?
 — Не совсем… видишь ли, все куда более запутанно.
 Кристина насторожилась: уж очень смущенный вид был у Макса. Дурные предчувствия охватили ее с новой силой, несмотря на все его уверения в счастливом конце.
 — Говори, — повторила она.
 — Ты никогда не была законной женой Ганса, потому что в ранней молодости тот тайно обвенчался со своей кузиной.
 — Никогда? — Кристина в ужасе схватилась за горло. — И это значит, что мои мальчики…
 — Никто не должен знать, — поспешно перебил он. — Особенно они. Мы придумаем любую сказку, чтобы лучше защитить мальчиков от сплетен. И я позаботился, чтобы Ганс придержал язык.
 — Ты видел его? — ахнула она, бледнея.
 — Не очень долго. Он был крайне любезен, — объяснил Макс как можно мягче. — Завтра я попрошу Тома немедленно начать процедуру усыновления и по возможности ее ускорить.
 — Ты действительно встречался с ним?
 Он почувствовал, как она задрожала, увидел ее искаженное страхом лицо.
 — Ганс в Лондоне, но скоро уедет. Он просил прощения за все, что с тобой сделал, — солгал Макс, пытаясь успокоить возлюбленную. — Похоже, он все-таки раскаивается.
 — Не может быть, — облегченно пролепетала она.
 — Мне так показалось.
 — Но мне не придется с ним говорить? — едва слышно спросила она.
 Макс усадил ее к себе на колени и обнял.
 — Клянусь, ты больше никогда с ним словом не перемолвишься.
 — А мальчики? — с ужасом допытывалась Кристина. — Они обязаны видеться с ним, пусть по закону и не имеют права носить его имя?
 — Ни в коем случае.
 Она вдруг бессильно обмякла и улыбнулась, сначала робко, потом все откровеннее.
 — Господи, Макс, это действительно счастливый конец. Сон, обернувшийся явью, ответ на все мои молитвы. Как тебе все это удалось, я и знать не желаю… и думать о нем не хочу!
 — Вот это я с чистой душой могу гарантировать, — кивнул он.
 — Обожаю, когда ты говоришь так, словно все просто, ясно и легко… — Она провела ладонями по его рукам, наслаждаясь его близостью и почти захмелевшая при мысли о скорой свободе. — Во всем мире не найдется слов, чтобы выразить благодарность за то, что ты для меня сделал. Спасибо, дорогой. От всего сердца!
 — Рад был услужить, мэм, — довольно протянул он. — Я счастлив, что княгиня наконец спасена, хотя… забыл прискакать на белом коне и надеть сверкающие доспехи.
 — Стоит ли обращать внимание на такие пустяки, когда ты осуществил все мои мечты? — отмахнулась Кристина, обнимая его. — И теперь, когда мы знаем, что мечты сбываются… — она медленно обвела его верхнюю губу кончиком языка, — неплохо бы поинтересоваться, смог бы ты помочь осуществить еще одну…
 — Кажется, я уже знаю какую, — усмехнулся он. Кристина, откинувшись назад, удивленно подняла брови:
 — И в чем же проблема?
 — О, какие тут проблемы, мадам, тем более что это мои грезы превратились в реальность и над Минстер-Хиллом навеки сияет синее небо, а в доме царит рай. Кстати, я не упоминал, что из этого ожерелья можно вынимать бусины?
 — Разумеется, нет!
 — А в некоторых даже есть колокольчики.
 — Интересно, для чего? — промурлыкала Кристина.
 — Позволь мне показать, — предложил он, потянувшись к ожерелью.
 — Как тебе известно, я женщина свободная, — лукаво предупредила она, подставляя губы для поцелуя.
 — Это я слышал.
 Он легонько поцеловал ее в улыбающиеся губы. Кристина коснулась свисавшего с пальцев ожерелья.
 — А это означает, что я могу делать все, все на свете!
 — Интригующая мысль… — согласился Макс.
 — И если бы только знала, зачем тут колокольчики и как их привести в действие, могла бы и сама ими наслаждаться.
 — Мы оба можем ими наслаждаться.
 — Еще лучше, — заверила она, прокладывая языком теплую тропинку по его подбородку.
 — Хочешь, покажу?
 — Если найдешь время, — игриво согласилась она.
 — Даже не будь у меня ни единой свободной минуты, я выкроил бы пару, — заверил он, укладывая ее на подушки и снимая с нитки две самые большие бусины. Потом нажал крошечные выступы, которые немедленно ушли вглубь, и осторожно тряхнул фиолетовые шарики. Раздались тонкие серебристые переливы.
 — Но раньше они не звенели! — удивилась Кристина.
 — Я освободил скрытые пружинки. Теперь стоит тебе шевельнуться, и я услышу.
 — А если я не шевельнусь?
 — Вряд ли это тебе удастся, — категорично заметил Макс.
 — Это они заставят меня двигаться?
 — По крайней мере кончить.
 — Ты так самоуверен, что мне следовало бы оскорбиться.
 — Можешь, если не намереваешься кончить через пять секунд.
 — Целых пять? Так долго? — поддразнила она. — К чему заставлять меня ждать?
 — С твоими аппетитами и вечной потребностью опрокинуться на спину, — пробормотал он, гладя внутреннюю сторону ее бедра, — я предвижу жизнь, полную блаженного довольства.
 — Я готова на все только для тебя. Для одного тебя. — Она опустила ресницы и замерла в предвкушении, когда его рука поползла выше.
 — А я — для тебя, — выдохнул он, теребя набухшие складки ее лона. — Возможно, мне следует держать тебя в кровати, голую, теплую, всегда готовую принять меня.
 — Как только мальчики вернутся в школу, — пообещала она зачарованно, — может, я тебе и позволю.
 — А я заставлю тебя носить эти колокольчики…
 Одна бусина скользнула в тугой грот ее лона.
 — Чтобы всегда знать, где ты.
 — Что скажут люди?
 Жар, распространявшийся вверх от того места, где бусина терлась о плоть, разливался жидким золотом по ее жаждущему телу.
 — Пусть попробуют!
 Легким поворотом запястья он просунул бусину в пульсирующий узкий проход, а она стонала, извивалась и вращала бедрами. Потом, нажав ладонью на живот, приказал:
 — Не двигайся.
 Но это оказалось почти невозможно, потому что рука давила как раз на то место, где находилась нефритовая бусина, а тихий звон вторил ее затрудненному дыханию.
 — Нам следует поупражняться… в самоконтроле. Я же сказал, не шевелись! — с легким упреком заметил он. — Это вопрос дисциплины.
 Но она уже почти не слушала его. Каждый звук обострял и без того распаленные ощущения, и Кристина, почти теряя сознание, подняла бедра и выгнулась в поисках освобождения.
 Зная, как быстро удается ей взлететь на самый пик, он вложил в ее лоно вторую бусину, усадил Кристину повыше и подложил ей под спину подушки. Наслаждение было таким неописуемо мучительным, что она охнула.
 — Теперь можешь двигаться, — мягко предложил он, сведя ее бедра. Кристина застонала, когда безумная, дикая горячка охватила ее, поднимаясь спиралью все выше, атакуя агонизирующим удовольствием каждый вопящий нерв, что делало невозможным определить точное место, где сосредоточилось это удовольствие, ибо вся она пылала.
 Ровно через пять секунд все было кончено.
 После этого Макс вытянулся рядом, ожидая, пока к ней вернется сознание. Открыв глаза, она приветствовала его легкой улыбкой.
 — Лучший свадебный подарок на свете.
 — Мне почему-то так и показалось, — подмигнул Макс.
 — Мысль о том, чтобы оставить эти…
 — Бусины в тебе?
 — Очень соблазнительна.
 — Как только мальчики уедут, можешь побаловать себя. Зато, когда будешь входить в комнату, мне даже глаза поднимать не придется. Я сразу определю, кто это, — усмехнулся он. — Правда, придется научиться не кричать во время оргазма. Представляешь, что подумают твои друзья, когда ты пригласишь их к чаю?!
 — Ох, Макс, до чего же скандальная идея!
 — Пройдись для меня! — Он протянул руку, чтобы помочь ей слезть с кровати. — Посмотрим, понравится ли тебе.
 Кристина покачала головой.
 — Ну же, дорогая, — уговаривал он, взяв ее за руку и поднимая. — Если не придется по вкусу, остановишься.
 Но даже это легкое движение давалось с большим трудом: приходилось бороться с трепетом возбуждения, охватившим ее тело.
 — Тебе, похоже, хочется сделать пару шагов, — мягко напомнил он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее.
 — Только самых коротких, — выдавила она.
 — Мы могли бы подойти к окну и полюбоваться луной.
 Кристина послушно последовала за ним, но при каждом движении бусины скользили вверх-вниз, вдавливаясь в ее пульсирующую плоть. Кристина, тяжело дыша, замерла. Звон утих, но страсть ее все больше разгоралась.
 — Еще шажок, дорогая, — уговаривал он, потянув ее за собой.
 — Не могу, — всхлипнула она, стискивая его руку, но идти все же пришлось, потому что Макс не унимался. С каждым крошечным шажком она поднималась к вершинам наслаждения, и, едва они добрались до окна, он, зная ее способность к молниеносным оргазмам, грубо сунул руку между ее ног, накрыл ее губы своими и, нажав ладонью снизу вверх, вдохнул ее экстатические вопли.
 Она испытывала оргазм за оргазмом: Макс так и не отнял ладони, продолжая вжимать ее в разгоряченную кожу ритмичным вращающим движением. Ее задыхающиеся крики таяли в его рту медовым сгустком. Но он знал, что есть пределы любому блаженству, и, когда она окончательно ослабела, поднял ее и отнес на постель. Кристина льнула к Максу, пока тот укладывал ее на смятое покрывало.
 — Держи меня, — прошептала она, не желая ни на секунду отказаться от надежного тепла его тела, силы и мощи, ощущения приятной слабости и томной неги.
 — Еще секунду, — прошептал он, ловко вынимая бусины, ухитрившись не вызвать при этом очередного оргазма: молниеносное легкое трение, нисколько не возбуждающее.
 — Значит, тебе понравился мой подарок? — с улыбкой допытывался он, придавив ее к кровати и наклоняя голову, чтобы прижаться к ее губам.
 — М-м… не уверена, — пробормотала она, прикусив его губу. — Может, стоит еще раз попробовать?
 Он тихо засмеялся:
 — А может, теперь моя очередь, мисс Жадина?!
 — Это все ты виноват… подарил мне такое наслаждение… — Кристина подняла бедра, прижимаясь к его возбужденной плоти. — С другой стороны, — жизнерадостно объявила она, — бескорыстие — это добродетель.
 — Да ну? — насмешливо осведомился он. — И в чем же заключается твое бескорыстие?
 — Я только подумала, что теперь и в самом деле твоя очередь кончить.
 Макс задорно прищурился:
 — Не уточнишь ли, куда именно?
 — Я опять вся мокрая и… то есть… готова для тебя… если ты, конечно, хочешь, — лукаво сказала она.
 — А ты еще не поняла? — усмехнулся он, потираясь своей плотью о ее бедра.
 — Поняла, поняла! Хочешь, да еще как! — выдохнула она, медленно, зазывно вращая бедрами. — Кстати, я упоминала, что отныне свободна?
 — Вроде бы.
 — Поэтому, как свободная женщина, приглашаю тебя и твое великолепное достоинство немного поиграть, — шутливо провозгласила она.
 — Придется проверить мой распорядок дня, — парировал он.
 — Если позволит твой распорядок, мы могли бы попробовать сделать ребеночка сегодня ночью, — мягко предложила она.
 Макса словно в челюсть ударили. Потрясенный, шокированный, он не знал, что ответить. Потому что всю жизнь избегал самого упоминания о детях.
 — Наверное, — пробормотал он, явно колеблясь. И Кристина поняла.
 — Прости. Мне не стоило этого говорить.
 — Нет, ты права, я просто об этом не думал.
 Мысль об отцовстве неожиданно показалась самой привлекательной на свете. Макс улыбнулся:
 — Главное — начать, а там посмотрим.
 — Это означает, что тебе придется много потрудиться… днями и ночами, — промурлыкала она. — Если хочешь добиться результата, разумеется.
 Он обжег ее пылающим взглядом:
 — Думаю, это можно осуществить.
 — Придется наполнять меня семенем каждый день.
 — И ночь тоже… для пущей уверенности, — вкрадчиво добавил он.
 — Для пущей уверенности, — отозвалась она, широко расставив ноги.
 — Значит, ты готова?
 — Еще как!
 — Мне придется кончать в тебя…
 — И часто, — добавила она, гладя тугую, налитую плоть. — Рано и часто, поздно и часто…
 — Сейчас и часто, — пошептал он и, скользнув в нее, приподнял ее бедра. И держал неподвижно одно головокружительное мгновение, наслаждаясь утонченно-острыми ощущениями, отозвавшимися в ней столь же неукротимо нахлынувшим экстазом, глубоким, невыразимо великолепным. Каждый новый нюанс, не поддающийся определению, был по-своему свеж и необычен.
 — Это любовь во всем блеске ее, — задыхаясь, шепнул он. — Во всех ее разнообразных оттенках.
 И они оба поняли, что весь их мир преображен желанием и надеждой, ребяческими мечтами.
 Он сделал легкий выпад. Они запрокинула голову и сладко вздохнула.
 Он продолжал скользить туда и обратно без усилий и спешки, но она, как всегда нетерпеливая, жадная, возможно, чувствуя себя обделенной за годы равнодушия и жестокости, выгнула спину и подалась вперед.
 — Опять все кончится в один миг? — поддразнил он, сжав ее бедра.
 Кристина поерзала, пытаясь вырваться.
 — Можешь не торопиться, — игриво разрешила она. — А я брошусь в самый омут.
 — Значит, ты эгоистично меня используешь?
 — Вернее, одну часть твоего тела.
 — Боже всемогущий! — покачал головой Макс. — Ты превратилась в сварливую, склочную, злобную ведьмочку.
 — И тебя это волнует?
 — Наоборот. Я даже думаю, что эта сварливая, склочная, злобная ведьмочка, вернее, истинное наказание, специально создана для моего петушка.
 Его улыбка была греховно порочна, невыразимо чувственна и восхитительно близка.
 — А теперь держись, сердце мое, посмотрим, кто первый дойдет до финиша.
 И он всадил в нее свое стальное копье с необузданным, исступленным, сладостным пылом.




 Глава 27


 На следующей неделе племянник Берта лично привез вырванные из церковной книги страницы и отдал Максу. Похоже, что священник, которому заплатил князь Цейс, все же ослушался приказа и не осмелился их уничтожить. Макс достойно вознаградил молодого человека и похвалил за то, что сумел добиться успеха там, где другие потерпели неудачу.
 Кристина разразилась слезами при виде неоспоримого доказательства ее свободы, прижалась к будущему мужу и поблагодарила его способом, который тому больше всего нравился.
 Теперь, когда день свадьбы был назначен, слуги Минстер-Хилла и большинство владельцев модных лондонских лавок погрузились в бесконечные хлопоты. Последним пришлось нанимать дополнительный персонал, чтобы вовремя подготовить свадьбу века.
 Каждый день в Минстер-Хилл прибывали корзины с цветами, хотя на дворе стоял январь. В доме работало не менее дюжины портних, корпевших над подвенечным нарядом. Кроме них, в поместье временно поселились ювелиры, поставщики продуктов и тонких вин. Короче говоря, весь мир склонился перед желаниями Макса.
 Родные Кристины — мать с отцом и сестра Шарлотта с двумя сыновьями — должны были прибыть за два дня до свадьбы. Муж Шарлотты уехал охотиться на львов в Африку, но, впрочем, о его отсутствии никто не жалел. Да и он не любил семейные сборища, предпочитая другие, более приятные занятия. Родные Макса, разумеется, просто не успели бы прибыть к сроку, но пообещали устроить в честь новобрачных роскошный прием, когда те приедут в Нью-Йорк.
 — Приглашай кого хочешь, дорогая, — разрешил Макс, хотя сам предпочел бы более скромную церемонию. — Пусть общество на тебя полюбуется.
 — Знаешь, по-моему, у нас очень мало истинных друзей, — возразила она, — учитывая все обстоятельства. И мальчиков.
 Макс согласился, так что список гостей был крайне невелик.
 Но в день приезда родителей Кристины Макс впервые за последние дни увидел свою невесту в слезах. Дождавшись, пока останется с ней наедине, он посоветовал:
 — Не беспокойся о том, что они могут подумать. У тебя своя жизнь.
 — Ты же видел, какова мать. Во все вмешивается, допрашивает, допытывается. Боится, что я сделала ужасную ошибку.
 — Она не понимает, что собой представляет Ганс.
 — И не желает понимать. А отец все время твердит, что я зря оставила замок Цейс, словно он когда-нибудь принадлежал мне!
 — Может, им требуется время, чтобы привыкнуть. Признайся, дорогая, мы чересчур резко изменили свою жизнь.
 Он всеми силами пытался успокоить невесту, хотя сам с первого взгляда невзлюбил родителей Кристины. Но, зная, что скоро они поженятся и покинут Англию, не хотел затевать ссор.
 — К следующему лету, когда мы вернемся из Америки, они смирятся и привыкнут к новому зятю.
 Кристина смешно наморщила нас.
 — Ты слишком оптимистичен.
 — Просто все это не имеет значения.
 — Тебе легко говорить. Твоя семья всегда тебя поддержит.
 — Нам всего лишь следует улыбаться и поддакивать еще два дня. Ну же, солнце мое, ты выдержишь.
 — Попытаюсь, — вздохнула она.
 Однако полковник и леди Джорджина Грей, похоже, сговорились вывести из себя дочь и будущего зятя и совали нос во все дела, которые их не касались: то осуждали прическу наставника мальчиков, то выражали досаду по поводу того, что обрученные пригласили графа и графиню Баксли, хотя всем было известно, что графиня в девичестве была всего лишь гувернанткой. И постоянно ныли и жаловались на непонятную поспешность дочери и будущего зятя.
 Правда, новости о разводе Кристины и в самом деле их огорчили, да и причины оставались неясными, а уж ее решение вступить в новый брак — совершенно непонятным.
 Хотя за чаем с птифурами и огуречными сандвичами они злобно поглядывали на Макса, тот был неизменно вежлив… ради Кристины. Так продолжалось до ужина, когда мать Кристины снова стала сетовать на несвоевременность свадьбы.
 — Не пойму, почему вы не можете выждать диктуемый приличиями срок? — фыркнула она. — Развод и без того считается величайшим позором, а такая торопливость — вообще дурной вкус. Мои приятельницы будут возмущены.
 — К тому времени, когда мы вернемся из свадебного путешествия, мама, твои приятельницы найдут другую пищу для сплетен.
 — Боюсь, тут во многом моя вина, — вмешался Макс, стараясь выручить Кристину. — Дело в том, что дела в Америке требуют моего присутствия, и Кристина была так добра, что согласилась ускорить свадьбу.
 — Ваш отец всегда считал, что джентльмену не к лицу заниматься бизнесом, — резко бросил полковник. Его короткие усики раздраженно подергивались.
 — Мой отец считал, что джентльмену к лицу пить и охотиться. К счастью, мать дала ему достаточно денег, чтобы поместье процветало, иначе с падением цен на землю ему пришлось бы все распродать.
 — Цены на землю, может, и поднялись бы, но эти никому не нужные социальные реформы съедают весь бюджет, — брюзгливо заметил полковник. — Рабочий класс гнушается тяжелым трудом! Куда идет эта страна?!
 — Да, в последнее время почти невозможно найти хороших слуг: вся молодежь устремилась в города! Можно подумать, здесь медом намазано, — вторила леди Джорджина. — А какое жалованье запрашивают! Просто безумие!
 Макс, отчетливо сознавая, что нет никакого смысла обсуждать с родителями Кристины права простого народа или социальные перемены, спросил:
 — Скажите, полковник, как вы находите кларет с виноградников моего друга?
 Полковник, уже успевший осушить с полдюжины бокалов, раскраснелся и тяжело отдувался, но даже это не вернуло ему хорошего настроения.
 — Неплох, полагаю, — буркнул он. — Хотя даже сравнить нельзя с тем, что подавали у князя.
 — Отец, ради Бога! — взорвалась Кристина.
 До Макса даже не сразу дошла столь откровенная грубость, однако он по-прежнему старался не терять самообладания.
 — Возможно, мы сумеем найти вино, которое придется вам больше по вкусу, полковник.
 — Мама, я думаю, что отец слишком много выпил! — гневно воскликнула Кристина. — Макс, тебе нет нужды беспокоиться. Кларет превосходен.
 К счастью, в этот момент объявили о приезде Шарлотты, и ссора угасла сама собой.
 В столовую влетела Шарлотта в дорожном костюме и принялась извиняться за свой вид, за опоздание и за ошибку управляющего, из-за которой она прибыла едва ли не на день позже назначенного срока. Поцеловав родителей, она подошла к сестре с широкой улыбкой и распростертыми объятиями:
 — Поздравляю, дорогая. Или лучше сказать, — желаю счастья? По-моему, это вас нужно поздравить, маркиз.
 — Нас обоих, Чарли, — засмеялась Кристина, обнимая сестру.
 — Мне повезло больше, — вставил Макс, поднимаясь, чтобы поздороваться с будущей свояченицей.
 — А вот все те дамы, которых вы жестоко покинули, так не считают, — шепнула ему Шарлотта.
 — Позвольте с вами не согласиться, — возразил он. — Кстати, вы взяли с собой сыновей?
 — Еще бы! Разве они упустят возможность повидаться с кузенами? Они уже побежали наверх и сейчас спорят, чья школа хуже.
 — Садитесь рядом с Кристиной, — учтиво предложил Макс, делая знак лакею подвинуть стул. — Не желаете ли шампанского?
 — С удовольствием! У меня праздничное настроение. Чудесные новости, дорогая! Я так обрадовалась, когда услышала о ваших планах.
 Шарлотта взяла Кристину за руку и, подмигнув, тихо добавила:
 — Всего тебе самого лучшего. Ах, если бы только и мне так повезло!
 — Шарлотта, пожалуйста, объясни сестре всю непристойность и неестественность этой странной свадьбы, — вмешалась леди Джорджина. Тон ее был ледяным. — Люди наверняка осудят подобную порочность. Твоему отцу придется не показываться в клубах, пока не улягутся сплетни. Что же касается общества…
 — Мама, в нынешнем обществе разводы не такая уж редкость, — перебила Шарлотта. — И никто не осудит Кристину за уход от негодяя мужа. Что же касается маркиза… — она лукаво улыбнулась Максу, — каждая светская львица готова на все, лишь бы залучить его на свой прием. Так что… а, вот и мое шампанское! Можете оставить бутылку. — Она повелительно постучала по столу и объяснила: — Поездка была ужасно, ужасно долгой.
 Весь остаток вечера она умудрялась парировать все наиболее невежливые замечания родителей и одновременно делиться последними столичными сплетнями, словом, служила не только буфером, но и поддержкой влюбленной парочке, хотя даже при всех ее усилиях беседа была натянутой. Когда подали последнее блюдо, Макс объявил, что не останется пить портвейн с будущим тестем. Говоря по правде, он просто боялся, что не выдержит и придушит полковника, не дожидаясь свадьбы. Поэтому пригласил всех в гостиную, куда велел подать чай и шерри.
 — Не пью этой гадости, — презрительно объявил полковник. — Коньяк — вот настоящий мужской напиток.
 К этому времени он уже основательно набрался, и Макс жестом велел лакею проводить его в гостиную. К счастью, компания быстро распалась, поскольку леди Джорджина поспешила увести мужа в спальню, прежде чем тот рухнет на ковер.
 — Слава Богу, — облегченно вздохнула Шарлотта, когда Макс, как полагается хозяину, пошел с ними. — Они в своем Уэльсе все еще живут в прошлом веке.
 Кристина бессильно кивнула.
 — Всего один день…
 — И они уедут, а дорогой Макс будет только твоим. О, как же я тебе завидую! Подумать только, найти любовь… какое чудо!
 — Я каждый день благодарю судьбу, — призналась Кристина, знавшая, как несчастна сестра в браке. — А мне и в голову не приходило, чего я была лишена.
 — А мне до сих пор это неведомо.
 Кристина нежно погладила руку сестры:
 — Уж мне известно, каким может быть герцог… мне так жаль.
 Но Шарлотта пожала плечами, словно отгоняя гнетущую тоску.
 — Хорошо, что Перси в Африке. Если очень повезет, его съест лев, — без тени шутливости заметила она.
 — Как я тебя понимаю! В толк не возьму, отчего так долго терпела тиранию Ганса. Мать с отцом сослужили нам плохую службу, устроив эти браки. Да еще как хлопотали, чтобы выдать нас замуж повыгоднее!
 — Словно титулы что-то значат.
 — Да и что мы знали о жизни в семнадцать лет!
 Кристина поморщилась: несправедливость все еще жгла сердце.
 — Не говоря уже о том, что матушка страшно боялась скандала!
 — И сейчас боится, — поправила Кристина. — Кстати, я так рада, что ты явилась именно в эту минуту, иначе родители бы нас окончательно извели.
 — Я бы не пропустила твоей свадьбы за все сокровища мира, — улыбнулась Шарлотта. — Твоя удача дает надежду и мне.
 — Приезжай к нам в Америку, — пригласила Кристина. — И мальчиков привози.
 — Оставайтесь сколько захотите, — добавил вернувшийся Макс.
 — Берегитесь, вы можете получить постоянную жилицу, — игриво заметила Шарлотта.
 — И будем очень рады, верно, дорогая? — спросил Макс, садясь рядом с Кристиной.
 — Еще бы, Чарли!
 Герцогиня почувствовала внезапную острую зависть, заметив нежные взгляды, которыми обменивались жених с невестой. Но она давно привыкла делать хорошую мину при плохой игре, поэтому, подняв бокал, улыбнулась:
 — За мою дорогую сестру и человека, подарившего ей любовь и счастье.
 — Самого удачливого человека в мире, — прошептал Макс Кристине.
 Та покраснела.
 — За любовь и счастье, — тихо повторила она.
 Наутро Макс спустился вниз первым, на случай если супруги Грей окажутся ранними пташками. Кристина пока спала, мальчики завтракали с кузенами, а Шарлотта еще вчера объявила, что поднимется не раньше полудня. Так что именно ему предстояло разыгрывать хозяина перед родителями Кристины, и оставалось надеяться, что несколько чашек крепкого кофе приведут его в соответствующее благодушное настроение и позволят выдержать новую осаду.
 В столовую вплыла леди Грей, но при виде будущего зятя замерла на пороге.
 — Это вы, — недовольно заметила она.
 Кого еще она ожидала увидеть?
 Макс все же с улыбкой поднялся и завел было подобающий случаю разговор о погоде, но леди перебила его весьма откровенным заявлением.
 — Моя дочь потеряла голову, и это целиком ваша вина! — резко бросила она.
 — Мне очень жаль, — ответил Макс, стараясь говорить мягко и взмахом руки велев слугам удалиться. — Но когда-нибудь вы поймете, какое огромное счастье мы обрели, и, может, это вас утешит.
 — Никогда! — драматически воскликнула она.
 — Тем не менее мне жаль. Значит, положение безвыходное.
 — Вы разрушили жизнь моей дочери! — продолжала она, тыча в него пальцем.
 — Чертовски верно, именно разрушил! — прорычал полковник, входя в комнату. Судя по багровому лицу, его мучило похмелье.
 — Наверное, это самый подходящий случай обсудить наши разногласия, — дипломатично заметил Макс, намереваясь ради Кристины поддерживать мир в доме. — Мы одни, и можем говорить свободно. Садитесь, пожалуйста.
 — Тут нечего обсуждать! Оставьте в покое нашу дочь! — приказал полковник, протискиваясь к буфету. — Да где же этот чертов кофе?
 — Со временем Кристина вас забудет, и я уверена, что князь примет ее, — вторила леди Джорджина, словно дочь оставила мужа из чистого каприза. — Где уж вам, американцам, понять наш мир, где уважают обычаи и традиции, где считаются с правилами и соблюдают этикет! До встречи с вами у Кристины и Ганса была прекрасная семья!
 Макс сдерживался изо всех сил, но замечание леди Джорджины, понятия не имевшей о том, сколько бед пришлось вынести Кристине, оказалось последней каплей.
 — Ганс пытался убить ее, — объяснил он таким звенящим голосом, что даже полковник поднял глаза от своего кофе. — К вашему сведению, Кристина едва выжила. Поэтому она не вернется к Гансу и к своей прекрасной семье. Ни сейчас, ни когда-либо, как бы вам этого ни хотелось. Даже если сам Господь прикажет ей, она откажется.
 — Я вам не верю, — отмахнулась леди Джорджина. — Сочиняете возмутительные сказки, чтобы добиться своей цели. Князь — идеальный муж и отец.
 — Убить ее? Что за вздор! — вскинулся полковник. — Князь Цейс не может быть убийцей!
 — Он пытался отравить ее, — раздельно повторил Макс. — Доктор боялся, что она умрет.
 — Невозможно! Вы все придумали! — настаивала леди Джорджина.
 — Почему же? Он говорит правду, — раздался во внезапной тишине голос Кристины. — И если бы не мужество и любовь Макса, меня бы уже не было на свете. Поэтому завтра я обвенчаюсь с ним, а если не желаете присутствовать на церемонии, можете уезжать.
 Макс немедленно подошел к Кристине, стоявшей на пороге.
 Лицо леди Джорджины вдруг сморщилось, взгляд стал пустым. Полковник дважды открывал рот, силясь заговорить, но снова закрывал.
 — Ганс был невыразимо жесток ко мне и мальчикам, — спокойно объяснила Кристина. — Я думала пощадить вас, избавив от подробностей того позора, который он навлек на нас, но, наверное, вам лучше все узнать.
 Она глубоко вздохнула, и Макс ясно представил, сколько отваги потребовалось ей, чтобы признаться во всем.
 В этом замкнутом и ожесточенном обществе злословие могло легко погубить любого, самого порядочного человека.
 Он взял ее руку. Кристина подняла глаза.
 — Хочешь, я сам расскажу? ―Но она покачала головой.
 — Пора мне научиться самой говорить за себя. Мама, тебе лучше сесть. Потрясение может оказаться слишком велико.
 Однако мать выслушала всю печальную историю без единого слова, хотя побледнела как смерть, узнав о подлом обмане Ганса. Дождавшись, когда Кристина замолчит, она гордо расправила плечи и дрожащим голосом попросила удочери прощения. И даже извинилась перед Максом, с трудом выговаривая каждое слово. Максу стало жалко ее.
 — Вам не следовало даже слышать о подобных ужасах, — великодушно заметил он и был вознагражден первой за все время пребывания здесь леди Джорджины улыбкой.
 Лицо полковника приняло опасно фиолетовый оттенок.
 — Мне… нужно… выпить… где это проклятое бренди? — прохрипел он и, наспех проглотив пару стаканчиков, мужественно попросил прощения за свое недостойное поведение.
 Этим утром все держались скованно, разговор то и дело прерывался, но процесс заживления ран уже начался, и каждая неловкая попытка заговорить становилась дальнейшим шагом к примирению. Осушив бутылку бренди, полковник неожиданно обнаружил у Ганса кучу недостатков, на которые раньше закрывал глаза, боясь обидеть дочь. Выяснилось, что родные князя крайне недружелюбны и невоспитанны, дикция у него ужасная, галстуки безвкусны, наездник он никудышный, а клубы выбирал всегда неудачно.
 — Этот тип не попадет в слона с десяти шагов! — восклицал полковник. — Моим людям приходится только что не подтаскивать птицу ему под нос, иначе вся дробь летит в молоко! Ну уж что ни говорите, а истинный джентльмен должен уметь поразить цель! Кстати, я видел у вас в кабинете превосходное собрание ружей! — добавил он, бросив дружелюбный взгляд на Макса. — Судя по всему, новейшие модели! Вы метко стреляете?
 — Неплохо, — скромно ответил Макс, не уточнив, что может попасть в муху с пятидесяти ярдов.
 — Я тоже ничего, — пробормотал полковник. — Как-нибудь испробуем эти новые ружья, не так ли, мой мальчик?
 — Когда вам будет угодно, сэр, — улыбнулся Макс. Остаток завтрака прошел уже спокойнее, так что когда Шарлотта часам к десяти, что, по ее меркам, считалось недопустимо ранним часом, вошла в столовую, удивлению ее не было предела. Но сестра в ответ на изумленный взгляд улыбнулась и, подмигнув, пригласила:
 — Садись, Чарли. Папа и Макс собираются пострелять после завтрака. Покажем им, что мы не хуже?
 — Научил девочек обращаться с оружием, — с гордостью объявил полковник. — И если мне, как отцу, позволено будет сказать, обе — высший класс. Уж они заставят нас попотеть, мальчик мой!
 Импровизированное состязание по стрельбе в мишени еще больше скрепило с таким трудом завоеванную дружбу, особенно после того, как Макс благоразумно позволил будущему тестю выиграть, что при его умении обращаться с оружием не составило особых трудностей. Женщины последовали его примеру.
 Дома царила атмосфера веселой суматохи: кое-кто из гостей уже успел приехать. А обед и вовсе превратился в настоящий праздник: родные примирились, друзья рядом, и Макс с Кристиной обменивались нежными взглядами так часто, что Лулу наконец не выдержала.
 — Если мы вас стесняем, не смущайтесь, так и скажите, — игриво заметила она.
 И хотя так оно и было, хозяин с хозяйкой хорошо знали свои обязанности, поэтому, умерив пыл, продолжали занимать гостей.
 Утро свадьбы выдалось ясным и солнечным и для января довольно теплым. В одиннадцать часов гости собрались в часовне, построенной одним из Фокнеров в стиле египетского храма. Аромат роз, лилий и ранней сирени разливался в воздухе, солнечные лучи, проходя через витражи, ложились на пол розовыми и бирюзовыми полосами. У алтаря в ожидании невесты стояли Макс, Джонни и Фриц. Шарлотта и Лулу, выступавшие в роли счастливых подружек Кристины, стояли напротив мальчиков.
 Когда органист заиграл торжественный марш, возвещавший о появлении невесты, все присутствующие обернулись.
 Она стояла одна у двери в платье простого покроя из светлого атласа, переливавшемся сотнями жемчужин. Юбка и рукава были отделаны горностаем, волосы украшал венок из фиалок, с которого ниспадала прозрачная вуаль. Букет невесты тоже был из фиалок, в тон нефритовому ожерелью. Она медленно двигалась по проходу под благоговейными взглядами собравшихся: высокая, стройная, почти неземная красавица, озаренная искренним счастьем. От нее словно исходило сияние, вызвавшее слезы надежды и радости на глазах у многих, кому довелось увидеть эту необыкновенную свадьбу.
 Наконец она приблизилась к алтарю. Макс улыбнулся и протянул руку, а когда их пальцы переплелись, притянул ее к себе и прошептал:
 — С этого дня, дорогая, есть только ты, я и Дигби навеки.
 Те, кому удалось расслышать эту странную фразу, долго потом спорили о том, что бы это значило, но когда попытались узнать у Макса, тот стал уверять, что они ошиблись и ничего подобного он не говорил.
 Только Лулу поняла, в чем дело, и после свадебного завтрака, пригласив Кристину распить по бокалу шампанского подальше от толпы, шутливо заметила:
 — Вижу, Дигби занимает особое место в сердце Макса.
 — Как и в моем, — улыбнулась Кристина. — И это тебя я должна благодарить за то, что помогла мне отважиться в тот день, у Шейлы. Представляешь, я едва не разбудила тебя, чтобы попросить совета. Но решила последовать твоему примеру и просто отправиться на свидание.
 Баронесса с притворным огорчением похлопала ресницами:
 — Значит, мне больше его никогда не увидеть! Говорила же я, тебе понравится! Ах, если бы и мне удалось найти такого неотразимого любовника.
 — Кто знает, может, и найдешь, — тихо ответила Кристина, от всей души желая, чтобы подруге тоже повезло и она обрела величайшую любовь своей жизни. — После того, что произошло со мной, я поверила в чудеса.
 — Ну, я далеко не так романтична, как ты, дорогая.
 — Я и предположить не могла, что придется говорить это именно тебе, дорогая, но, поверь, жизнь настолько прихотлива, а у судьбы полно всяких сюрпризов. Не сомневайся, Лулу, чудеса случаются!
 Как выяснилось позже, Кристина оказалась права. Чудо действительно поджидало Лулу, и для этого даже не пришлось, фигурально говоря, окунать пальцы в воду. Любовь отыскалась не в реке, не в озере, не в пруду, а, как ни странно, в очень мокрой постели.
 Но это уже другая история.