Аннотация: Как невинная молодая девица благородного происхождения оказалась на ночной лондонской улице, да еще неглиже?
 Герой наполеоновских войн Дариус Дебнем, как истинный джентльмен, не намерен задавать спасенной леди Маре Сент-Брайд нескромных вопросов. Каково же было его изумление, когда Мара твердо заявила, что намерена заплатить за услуги собственным телом! Принять скандальное предложение? Никогда!
 Дариус наотрез отказывается – но первая, жгучая, искра соблазна уже вспыхнула в его сердце…


---------------------------------------------


 Джо Беверли
 Искра соблазна



 Глава 1


  Лондон, май 1817 года 
 Лондонская ночь полна звуков. Босая простоволосая девушка быстро шла, почти бежала, изо всех сил стараясь не отвлекаться на посторонние шумы, пока не услышала стук кареты. Гулкий топот копыт неумолимо приближался, а фонари отбрасывали причудливые тени на темный тротуар.
 Леди Мара Сент-Брайд замерла. В карете могли быть люди высшего света. Такие, как она. Можно было попросить о помощи.
 Но к чему ей безопасность, купленная ценой погубленной репутации? Нет, ни за что на свете! Она справится сама. Должна справиться.
 Мара отвернулась, моля небо о том, чтобы люди в карете дремали. Или, даже если они и смотрят из окна, чтобы заметили всего лишь босоногую девицу, завернутую в одеяло. Таких в Лондоне полно, и до них никому нет дела.
 Хотя сегодня ей так везет, что в карете наверняка окажутся милосердные святые, движимые состраданием к падшим женщинам.
 Но к счастью, карета проехала мимо, осветив фонарями мостовую и ограду сначала слева, а затем справа от девушки, и Мира вновь осталась одна в неспокойной, опасной темноте.
 Ей хотелось спрятаться где-нибудь, но она заставила себя пойти дальше. После небольшой передышки девушка еще острее стала чувствовать грубую брусчатку, рвущую ее шелковые чулки, камни, царапающие ступни, и, что хуже всего, что-то липкое и склизкое, попадающееся иногда под ноги.
 Холодно не было, но Мару трясло от страха. Лондон, как оказалось, вовсе не засыпал после полуночи, а, наоборот, был полон жизни. Девушка услышала мяуканье кошки, тихое шуршание, скорее всего крысы, но самыми опасными для нее были звуки, говорящие о присутствии людей: музыка и голоса, доносящиеся из какой-нибудь таверны.
 В прошлом этот район, прилегающий к Сент-Джеймсскому дворцу, был самым престижным в Лондоне. Здесь и теперь сохранилось немало прекрасных улиц, но среди них, переплетаясь, как червоточины в яблоке, лежал лабиринт упадка, порока и насилия.
 Эх, вот бы оказаться в Мейфэре, где газовые фонари праздновали победу над тьмой! Здесь же горели только лампы возле домов зажиточных людей. Их неяркого света хватало лишь на то, чтобы сломить кромешную темноту. Но вот разглядеть, что шебуршится прямо под ногами, а потом поспешно убегает, было просто невозможно.
 Дом ее сестры Эллы в Мейфэре был слишком далеко. До него по меньшей мере миля. Если пораненные ноги Мары и могли бы справиться с такой дорогой, то ее нервы не выдержали бы точно. Конечно, можно попробовать добраться до Грейт-Чарлз-стрит, до дома графа Йоувила, там ей всегда помогут….
 И тут она услышала голоса. Мужские грубые голоса и громкий смех. Они приближались.
 Мара не могла допустить, чтобы ее застали в таком виде: под одеялом не было ничего, кроме корсета и нижней рубашки. Девушка в отчаянии огляделась по сторонам, ища укрытия.
 По правую и левую стороны от нее тянулись сплошные ряды домов, перед каждым домом была металлическая ограда, охраняющая спуск к двери в подвал. Она толкнула ближайшую калитку, но, как и следовало ожидать, та оказалась заперта. Мужчины уже повернули на улицу. Их было четверо.
 Мара притаилась, благословляя темноту, царившую вокруг. Девушка изо всех сил толкнула следующую калитку и чуть было не упала, когда та на удивление легко открылась. Слава тебе, Господи! Оступаясь на крутых ступеньках, она спустилась к подвальчику чьего-то дома и спряталась в густой тени.
 Она чуть не задохнулась от вони. Должно быть, где-то валялось дохлое животное, издававшее этот сладковато-приторный запах. Девушка постаралась затаить дыхание, пока тяжелые ботинки и громкие голоса не уберутся подальше. Она не понимала ни слова из того, что говорили мужчины, такой сильный у них был акцент, но вздрогнула от страха, когда раздался очередной раскат хохота.
 Несмотря на вонь, ей не хотелось покидать свое убежище, но выхода не было, при дневном свете ее положение станет еще хуже. Да еще и служанка не спит, ждет ее дома, чтобы впустить обратно. Если она не вернется этой ночью, Рут запаникует. Она расскажет обо всем Элле и Джорджу, а те расскажут ее семье, и тогда ее вынудят вернуться домой в Брайдсуэлл. И хотя Брайдсуэлл сейчас казался ей раем, Маре вовсе не хотелось, чтобы все узнали о ее безрассудстве.
 Она сможет выбраться из этой ситуации без лишних проблем. Она должна.
 Мара вскарабкалась по крутым ступенькам на пустынную улицу, добежала до угла и взглянула на надпись на доме. Аппер-Эли-стрит! Она знала, где сейчас находится.
 Это недалеко от Сент-Джеймс-сквер и Кинг-стрит, где зал для приемов клуба «Олмак», а Дэр жил на соседней улице.
 Лорд Дариус Дебнем, младший сын графа Йоувила, был близким другом Саймона, брата Мары. Дэр много лет подряд гостил в Брайдсуэлле во время каникул.
 На днях Мара и Элла встретили его в Сент-Джеймсском парке, и он сказал, что живет сейчас в Йоувил-Хаусе. Он даже сообщил, что его родители в отъезде. Где-то в Отленде или Чизике.
 Она покачала головой. Какая разница? Дэр был поблизости, и она может доверять ему, как брату. Дэр поможет ей выбраться из этой передряги и, возможно, даже согласится ни о чем не рассказывать Элис и Джорджу.
 Она поспешила вперед, стараясь держаться в тени. Следующая улица оказалась Грейт-Чарлз-стрит. Слава Богу!
 Особняк Дебнемов должен быть хорошо заметен, но от волнения, да еще и в сумерках, она ничего не могла разобрать. Все дома казались одинаковыми.
 И тут она его увидела – массивный фасад с единственной дверью.
 Она перебежала улицу, но ее радость тут же испарилась: в Йоувил-Хаусе не горело ни одно окне и вообще не было никаких признаков жизни.
 Дэр, наверное, уже давно лег спать. Он еще не полностью оправился от ранений, полученных при Ватерлоо. К тому же была еще одна проблема. Разве опиум не делает сон людей крепче?
 Днем леди Мара Сент-Брайд могла бы просто постучать Теперь же, даже если ей и удастся разбудить кого-нибудь из слуг, они просто захлопнут дверь у нее перед носом.
 Но и дальше идти она не могла. Ступни болели, коленки подгибались, а сердце было готово выпрыгнуть из груди.
 Мара посмотрела на четыре этажа темных окон. Даже если бы она и знала, какое из них принадлежит спальне Дэра, вряд ли смогла бы добросить до него камень.
 Девушка присела на нижнюю холодную ступеньку крыльца и тихо заплакала.
 Если бы она осталась дома в Брайдеуэлле, этого бы не произошло. Там вообще никогда не происходило ничего нового, и там у нее были друзья, семья и привычные занятия. Но даже если бы она и попала в неприятную ситуацию, там в любом доме ей бы помогли и не раздули бы из этого скандал.
 Мара вздохнула и поднялась. В конце концов, она сама заварила эту кашу, самой ей придется ее и расхлебывать. Раз уж нужно идти пешком до Гросвенор-сквер, то так она и сделает.
 Совсем рядом послышались тяжелые шаги, кто-то подошел к дому.
 Прятаться было некуда.
 Мара крепко зажмурилась, словно это могло сделать ее невидимой.
 – Вам помочь? – сказал кто-то мягко.
 Голос был ей до боли знаком, и Мара тут же почувствовала себя в безопасности.
 – Дэр! О, слава Богу, Дэр! Я попала в такую передрягу! Ты должен мне помочь… – Она начала всхлипывать и никак не могла остановиться.
 – Мара! Что с тобой, детка?.. Впрочем, молчи. Давай быстрее в дом. Там поговорим.
 В прихожей при свете свечи Мара смогла рассмотреть Дэра. На нем была самая обычная одежда, вовсе не вечерняя.
 Голова у нее кружилась, и она все плотнее укутывалась в одеяло, словно оно могло помочь ей не упасть. Теперь она в безопасности. Дэр ее спасет.
 – Это как бой с быком, правда? – тихо спросила Мара.
 – В смысле? – Дэр удивленно поднял брови.
 – Ну, помнишь? Я попыталась устроить бой с быком, как это делают испанцы. Ты меня тогда спас. И сейчас… сейчас тоже…
 Он посмотрел на ее босые ноги, неодобрительно покачал головой, нахмурился, подхватил ее на руки и понес наверх.
 – Придется пойти в мою спальню. Ни о чем не волнуйся, Чертенок, я и на этот раз со всем разберусь.
 Чертенок.
 Это прозвище успокоило Мару еще больше. Так он называл ее в те золотые дни, когда она была ребенком, а он – самым красивым молодым человеком, которого она знала.
 Она прижалась лицом к его груди и постаралась больше не плакать. Теперь она в безопасности. Словно нашла приют у одного из своих братьев. Даже лучше. Дэр никогда не станет ругаться и упрекать ее, как это обязательно сделали бы Саймон или Руперт. И уж разумеется, он ни слова не скажет ее отцу.
 Он открыл одну из дверей и усадил ее на высокую кровать.
 – Снимай то, что осталось от твоих чулок, и мы тебя вымоем. – Он пошел к умывальнику.
 Его голос прозвучал так холодно, словно она вызывала у него отвращение. Так скорее всего и было. Она и сама у себя вызывала отвращение. В конце концов, ей же восемнадцать, а не двенадцать. Она была слишком взрослой для подобных глупостей. Он должен считать ее настоящим сорванцом, к тому же на этот раз она столкнулась не с быком, а с намного более опасным существом – мужчиной.
 Она вздохнула и аккуратно скатала свои шелковые чулки. Они были украшены цветочной вышивкой и стоили уйму денег, но теперь были погублены. Точно так же, как чуть было не погибла она сама.
 – Сняла, – сказала она прерывающимся голосом и вновь закуталась в одеяло – Но мне нужно попасть домой, Дэр. Сейчас. Ты можешь…
 – Только после того, как посмотрю твои ноги. – Он повернулся и подошел к ней. В руках у него были тазик с водой, мягкая тряпочка и полотенце, которое он расстелил на покрывале. – Клади сюда ноги.
 Она выполнила приказание, все еще сжимая в руке грязные, порванные чулки. Уж лучше бы он ругался и упрекал ее, как это сделал бы Саймон. Как же Маре хотелось, чтобы Дэр Дебнем видел в ней сейчас молодую леди, взрослого человека, заслуживающего уважения!
 Дэр протянул руку, и она неохотно положила в нее чулки. Он бросил их в огонь, присел у ее ног и внимательно изучил каждую.
 – Крови нет. – Он поднял взгляд и пристально посмотрел на нее своими ярко-голубыми глазами. – Итак, что случилось, Чертенок?
 Мара вдруг поняла, отчего Дэр напрягся и что он больше всего опасается услышать в ответ.
 – О! Ничего в этом роде, Дэр. Я убежала.
 Он заметно расслабился.
 – Так откуда тебе пришлось убегать? – спросил он, промокая ее ноги смоченной в воде тряпочкой.
 – Тебе вовсе не обязательно это делать. Мыть мои ноги.
 – Не пытайся увильнуть от разговора. Перед каким быком ты на этот раз помахала красной тряпкой?
 – Я не виновата, – возразила она, но затем состроила гримасу. – Хотя, наверное, виновата. Я ушла из дома Эллы и отправилась с майором Баркстедом в игровой зал.
 Его руки замерли.
 – Но зачем?
 Она потупила взгляд и увидела, какими грязными стали ее руки. Один ноготь был сломан.
 – Я и сама не знаю, Дэр. Наверное, мне просто стало скучно.
 К ее удивлению, он рассмеялся:
 – Зря твоя семья допускает, чтобы у такого постреленка с дьявольскими волосами, как ты, было свободное время.
 – Скорее всего, больше они такой ошибки не совершат.
 Дьявольские волосы. Так ее семья называла темные волосы с рыжими прядками. Они в лучшем случае предвещали тягу к приключениям, в худшем – катастрофу. Дьявольские волосы – большая редкость, но в их семье было два отпрыска, отмеченных подобным образом.
 Первым был Саймон. Когда на свет появился второй ребенок, родители попытались отогнать дьявола и назвали девочку Адемарой. Она бы предпочла быть Люси, Сарой или Мэри с традиционными каштановыми волосами семьи Сент-Брайд и спокойным характером. Но, как говорится, от судьбы не уйдешь.
 Дэр прополоскал грязную тряпку и продолжил обтирать ее ноги.
 – И кто этот Баркстед? Я так понимаю, он неподходящий поклонник?
 – А вот и нет! То есть он не совсем поклонник, я встречала его дома у Эллы несколько раз. Он член парламента. Из Нортумберленда.
 – Никогда не доверяй политикам, – наставительным топом заметил Дэр. – Так ты сбежала из игрового зала?
 Ей не хотелось врать Дэру, и она горестно вздохнула:
 – Нет. Из его комнат.
 Его взгляд был беглым, холодным и презрительным.
 – Я знаю, знаю. Сейчас я сами не понимаю, зачем я вообще с ним пошла. Просто я раньше никогда не играла в зале и хотела попробовать…
 – Кто тебя там видел?
 – В зале? Многие, но на мне была маска, а Баркстед не называл меня по имени. Он звал меня «моя дама червей», после чего я несколько лет не смогу играть в карты.
 Она постаралась сказать это задорно, но Дэр не улыбнулся.
 – Тебя любой узнает по цвету волос.
 – На мне был тюрбан.
 Он одобрительно кивнул и продолжил заниматься ее ногами.
 – Рассказывай дальше, – сказал он. – И ничего не скрывай.
 – Баркстед был настоящим джентльменом весь вечер. Он мне понравился. Он настоящий военный герой и намного занимательнее большинства знакомых Джорджа. Обычно я неплохо разбираюсь в людях, ты же знаешь.
 – И?.. – Он был неумолим.
 Она сердито посмотрела на него, хотя он ее и не видел. Скорее всего она и не стала бы этого делать, если бы он смотрел на нее в этот момент. Она поняла, что боится его.
 – Мы играли некоторое время, – сказала она. – Он пил и предлагал мне, но когда я отказывалась, он не настаивал. Уж мне-то известно, как некоторые пытаются подпоить человека, чтобы обобрать его как липку.
 – Правда? Но тебе в голову не пришло, что можно потерять что-то более важное, чем деньги?..
 – Нет. Ему же уже под сорок!
 Наконец-то он был готов рассмеяться.
 – Я полагаю, что он вел себя так, словно и не подозревал о своем пожилом возрасте?
 – Но ведь мужчины часто так делают, не правда ли? Он сделал мне предложение.
 Наконец-то она полностью завладела его вниманием.
 – Что?
 – Предложение. Он попросил меня выйти за него замуж. Нет… он сказал, что мы поженимся. Что мое пребывание в его комнатах ничего не значит, поскольку мы скоро поженимся. Разумеется, я ему отказала. Вежливо, – добавила она. Его глаза вновь стали холодными.
 – В его защиту могу сказать, что ты по своей воле пошла в его комнаты ночью.
 – Но это вовсе не означает, что я хочу выйти за него замуж.
 Девушка попыталась вырвать ногу из рук Дэра, но он сжал ее крепче и начал протирать между пальцами. Это показалось Маре очень интимным занятием.
 – Тебе и вправду не обязательно заниматься этим, Дэр!
 – Не могу же я позвать прислугу! И что же случилось дальше? Я же не слепой и вижу, что на тебе слегка не хватает одежды.
 Ее охватила удушающая волна стыда. Покраснели даже пальцы на ногах.
 – Он встал на колени и заверял меня в своих чувствах. Он говорил, что будет заботиться и боготворить меня… Я не знала, что делать, поэтому я сказала, что не могу выйти за него, поскольку мои родители никогда не позволят мне уехать из Брайдсуэлла. Это правда, ты же знаешь, да и я никогда не пойду на это. Вместо того чтобы сдаться, он принял это за вызов и заявил, что мы должны… отправиться в кровать, чтобы принудить их согласиться.
 В его взгляде читался недвусмысленный вопрос.
 – Разумеется, ничего не было! Я не устаю повторять это тебе! Но Баркстеда это только раззадорило. Он сказал, что это доказывает, что я целомудренная леди, несмотря на мое легкомысленное поведение. А потом, решил, что если я просто проведу там ночь, это тоже сработает. Рано утром он отошлет записку, где будет сказано, что мы хотим пожениться и провели ночь вместе. Я сказала, что моя служанка ждет меня и поднимет тревогу задолго до этого, но на него это не произвело никакого впечатления. Никакие мои доводы не действовали. Это все, – недовольно добавила она, – из-за того, что папа, стал графом Марлоу. Никогда бы он не стал себя вести: столь по-идиотски с самой обыкновенной мисс Сент-Брайд из Брайдсуэлла.
 – Ты недооцениваешь свои чары.
 Это было сказано очень сухо, но для Мары слова Дэра прозвучали как райская музыка.
 – Правда? У меня было много поклонников, но ни один еще не сходил так по мне с ума.
 – Ни одного сумасшедшего? Как ужасно! И что же произошло потом? Как получилось, что ты оказалась без платья?
 Вот это ей, наверное, никогда не удастся объяснить.
 – Он снял его. Я допустила ошибку и прямо сказала, что сбегу. Вот он и настоял на том, чтобы я сняла платье и туфли. Я не могла сопротивляться или кричать, иначе меня бы обнаружили. Ты же понимаешь?
 – Да. И что случилось дальше?
 Мара решила опустить то, как Баркстед смотрел на ее корсет и как поцеловал, распуская слюни, прежде чем затолкнуть ее в свою спальню.
 – Он запер меня в своей спальне, – сказала она.
 – На каком этаже?
 – Всего лишь на втором. И там были простыни, из которых я смогла сделать веревку.
 – Как ты и говорила, он тупица.
 – Потому что он не понял, что я сбегу даже без туфель и платья?
 – Потому что не понял, что кто-то его убьет.
 Мара резко выпрямилась.
 – Никаких дуэлей!
 – Тебя никто не спрашивает.
 – Как же так? – Она вырвала ногу у него из рук. – Я не допущу этого, Дэр. Не допущу! Я не позволю, чтобы ты или Саймон пострадали из-за моей глупости. Я даже не хочу, чтобы Баркстеда убили. В конце концов, здесь есть и моя вина.
 – Он проходимец, Мара.
 Она взглянула на его полное решимости лицо, и ей захотелось заплакать от отчаяния. Но, будучи сестрой с большим стажем, она попробовала вызвать его сострадание.
 – Пожалуйста, Дэр. Из-за дуэли об этом случае все узнают, и пострадает моя репутация. Пожалей меня! Прошу!
 Он на мгновение прикрыл глаза.
 – Хорошо. Но ты же не будешь возражать, если я велю ему держаться подальше от тебя и дальнейших неприятностей?
 – Я буду тебе очень благодарна. И, – добавила она, – никому ведь больше не надо знать. Ты же не скажешь Саймону?
 – Раз уж ты не хочешь, чтобы Баркстед умер, то говорить твоему брату с дьявольскими волосами определенно не стоит. Но твоему отцу сказать не мешало бы. Может быть, хоть он вобьет в твою голову немного разума.
 – Нет, Дэр! – Она порывисто прикоснулась к его руке. – Заверяю тебя, я выучила свой урок. Я больше никогда не сделаю ничего подобного. Мне было очень скучно, вот я и натворила глупостей.
 Он отстранился, и их руки разъединились.
 – Разве Джонсон не говорил, что человек, уставший от Лондона, устал от жизни?
 – Я не устала от него. Просто у меня еще не было даже шанса с ним познакомиться. Элла ждет ребенка. И ей не до развлечений. Единственные гости у них с Джорджем – это замужние дамы, такие как Элла, которые разговаривают только о мужьях и женах, да знакомые Джорджа по правительству, которые обсуждают хлебные законы, мятежи и разорительную стоимость армии. Все это очень важно, не сомневаюсь, но ужасно скучно.
 – Не забудь про этого военного, Баркстеда. Полагаю, он красив и привлекателен?
 – Для человека его возраста. – Она чуть было не добавила «Он был при Ватерлоо», но передумала. Именно там Дэр получил свое ужасное ранение. – Он водил меня в Музей восковых фигур, в Египетский зал. И ему известны все лучшие скандалы.
 Он поднялся на ноги и бросил тряпку в тазик.
 – Тебе нужно найти какую-нибудь веселую даму, которая бы сопровождала тебя повсюду.
 Было ясно, что он не одобряет посещение Музея восковых фигур, Египетского зала и особенно скандалов. Неужели он и впрямь стал таким занудой?
 Внезапно ей захотелось вернуть старого Дэра, увидеть его прежнюю улыбку – дикую, яркую и такую заразительную. Она хотела, чтобы он пошутил, предложил какую-нибудь сумасшедшую проделку и позвал ее присоединиться к нему.
 Ему было всего лишь двадцать шесть. Конечно, война, раны и другие проблемы сломили его дух, но ведь никогда не поздно начать жить заново.
 Он все еще был стройным, но стал сильнее, с широкими плечами и крепкими мускулами. Его лицо тоже преобразилось. В изгибе губ и в глазах появилась уверенность. А светло-каштановые волосы были пострижены по последней моде, а не разбросаны по воротнику, как он носил их в дни своей молодости.
 Может быть, ему и идет сдержанность…
 Он приподнял бровь, как бы удивляясь, о чем это она думает. Девушка попыталась встать с кровати.
 – Мне и вправду нужно попасть домой, Дэр. Иначе моя служанка поднимет шум.
 – Подожди минутку. Я найду тебе что-нибудь из одежды Теи.
 Он вышел, а Мара наконец-то смогла восстановить дыхание и собраться с мыслями.




 Глава 2


 Тея была леди Доротея Дебнем, младшая сестра Дэра. Мара читала о ее представлении в свете прошлой весной. Все связанное с Дэром вызывало ее интерес. Даже о том, что его нашли живым, Сент-Брайды узнали из газет. Целый год сын герцога Дебнема считался погибшим при Ватерлоо.
 Газеты печатали полную историю: как его лошадь погибла под ним от пули, а самого всадника затоптала конница, переломав ему несколько ребер и нанеся опасную черепную травму, отчего он на довольно долгое время потерял память и даже не знал, кто он такой.
 За ним ухаживала добрая бельгийская вдова, которая давала ему опиум, чтобы облегчить страдания, но дозы были такими большими и это продолжалось так долго, что он в конце концов пристрастился к наркотику.
 Мара понимала это. Как можно наблюдать за страданиями другого, когда облегчение под рукой? Но стоит только привыкнуть к опиуму, отказаться от него становится очень трудно.
 Она спрашивала их семейного доктора о шансах Дэра, но доктор Уорбетнот лишь покачал головой:
 – Год на опиуме? Большие дозы? Лучше так и продолжать, дорогая. Видите ли, опиум так действует на организм, что становится необходим для его нормального функционирования. Внезапный отказ от опия может убить, а если не убьет, то физическая боль способна свести беднягу с ума.
 Она была шокирована.
 – Но ведь некоторым людям удается освободиться.
 – Очень немногим, по моему опыту.
 – А как насчет системы постепенного отказа? – настаивала она. – Той, что использует лорд Дариус.
 – Я ни разу не видел ее в действии, но у меня есть серьезные сомнения. У кого хватит сил для постоянной пытки, да и к чему все это? Если у человека достаточно смелости, он решает принимать ровно столько опиума, сколько необходимо для жизни. Существует немало мужчин и женщин из добропорядочных и даже зажиточных семейств, дорогая, которые именно так и живут. Тут нечего стыдиться.
 Прогноз доктора огорчил Мару. Но она знала характер Дэра? Он не из тех парней, кто бы смирился со своей участью. Зачем бы иначе он жил в Лондоне, стараясь вести нормальный образ жизни? Так бы и прозябал себе дальше в уединении в Лонг-Чарте, поместье его семьи в Сомерсете, куда его привезли, обнаружив живым…
 Дэр вернулся, и она улыбнулась ему, стараясь не выдать волнующих ее мыслей. У нее не было никакого права лезть в его жизнь, но она просто не могла не беспокоиться о нем.
 Он дал ей хлопковые чулки, туфельки и серое шелковое платье.
 – Не думаю, что Тея будет возражать.
 – Я верну их.
 – Чулки штопаные, туфли истоптанные, и я уверен, что она будет рада избавиться от этого платья. Раньше она его носила как траур.
 «Траур по брату», – подумала Мара, натягивая на себя простенькое платье. Леди Тея, должно быть, была выше и шире, но и так сойдет. Она повернулась к нему спиной:
 – Застегни, пожалуйста.
 Его замешательство привело ее в чувство. Что она делает? Некогда Дэр был ей как брат, но сейчас он был совершенно посторонним мужчиной.
 Несколько лет назад, когда Саймон уплыл в Канаду, Дэр перестал приезжать в Брайдсуэлл. С тех пор они встречались лишь дважды: один раз несколько дней назад в парке и на свадьбе Саймона, в прошлом декабре. Она вспомнила, как ее поразили перемены, произошедшие с ним. Он был таким худым и бледным, чуть ли не хрупким, что она боялась, что он вот-вот потеряет сознание.
 Теперь он уже совсем не казался хрупким. Он запросто поднял ее вверх по лестнице, и в его присутствии она начинала дрожать и нервничать. Но кому-то же нужно застегнуть платье.
 – Пожалуйста! Мне самой не справиться.
 Она услышала его шаги, а затем почувствовала его пальцы у себя на позвоночнике. Она вдруг полностью осознала, что полуголая стоит в спальне мужчины. Она покрепче прижала к себе платье спереди и попыталась найти какую-нибудь тему для разговора:
 – Оно подойдет. У твоей сестры, должно быть, хорошая фигура.
 – С твоей фигурой тоже все в порядке.
 – У меня совсем плоская грудь.
 – Не плоская.
 – Ну ладно, пусть не плоская, но ее почти нет.
 Его пальцы зависли у нее между лопаток.
 – Мара, тебе не кажется, что ситуация и без того достаточно неловкая, чтобы обсуждать еще и твою грудь? – Он закончил застегивать платье и отступил назад.
 Она повернулась, чувствуя себя неудобно от того, что свободное платье выпячивалось впереди.
 – Прости. У меня мало опыта в обращении с незнакомцами. То есть ты, конечно, не незнакомец. Но ты же и не брат…
 – А ты обсуждаешь свою грудь с братьями?
 – Они меня все время дразнили по этому поводу.
 – Ну и негодяи!
 Он улыбался. Улыбался! Как же он был красив в этот момент! И тут, словно он прочитал ее мысли, лицо его вытянулось и все эмоции с него исчезли.
 – Туфли и чулки, – сказал он, кивнув на вещи, которые принес.
 Мара натянула чулки, закрепив их своими розовыми подвязками. Она заметила, что Дэр смотрит на нее, но когда она обернулась, он тут же отвернулся. Мара улыбнулась.
 – Немного велики, – сказала она, надевая туфли. – Но вполне сойдут, нужно только зашнуровать потуже. – Она озабоченно покачала головой, завязывая шнурки. – Я приду домой в другой одежде! Рут… Я даже не знаю, что она сделает.
 – Кто такая Рут?
 – Моя служанка. Она должна ждать у двери в подвал, чтобы впустить меня. Не могли же мы оставить дом незапертым. Особенно в Лондоне.
 – Какая ты ответственная гостья.
 – Не ехидничай. Рут невысоко ставит мужчин и считает своей обязанностью ограждать меня от них.
 – И она позволила тебе отправиться в это ночное путешествие?
 – Она моя служанка, а не опекун.
 – Какая жалость!
 – Не надо, Дэр. Она думает, что я отправилась на бал-маскарад, но когда она увидит это платье, она расскажет Элле, а Элла расскажет Джорджу, который расскажет обо всем отцу, который тут же заберет меня домой и больше никогда не отпустит далеко от Брайдсуэлла.
 Он взял ее за руки. Слезы заструились по ее щекам.
 – Чертенок, только не пытайся меня убедить, будто не умеешь вертеть своей служанкой так, как тебе хочется. Когда ты попадешь домой в целости и сохранности и заверишь ее, что выучила свой урок, она сделает все, что ты захочешь. Но ты должна заверить в этом и меня. Если же нет, то мне придется самому все рассказать твоему отцу.
 Мара не могла ни о чем думать, когда его руки прикасались к ее рукам, так что просто смотрела на него, моргая и стараясь, чтобы не пролились подступившие к глазам слезы.
 – Я серьезно, – сказал он.
 – А? Да, конечно! Я хочу сказать, что  я выучила свой урок.
 Но она, говоря это, имела в виду совсем другое. Мара вдруг поняла, что его руки, такие теплые и сильные, были, чудесными. Что Дэр, которого она считала почти что братом, был необыкновенным. Что она хотела остаться здесь, с ним.
 Нет. Невозможно.
 Но она может увидеться с ним снова. Скоро… Завтра.
 Мара посмотрела на него, постаравшись придать глазам выражение наивного ожидания.
 – Мне было бы проще вести себя хорошо, если бы… если бы у меня был эскорт.
 «Согласись, Дэр, согласись!»
 Он отпустил ее руки.
 – Я не посещаю светские рауты.
 – О, но я не имею в виду «Олмак» или что-нибудь в этом роде. – Она постаралась, быстренько подыскать какое-нибудь нейтральное место. – Для меня даже прогулка в Гайд-парке – настоящее приключение.
 Он внимательно посмотрел на нее, учуяв подвох, но неожиданно согласился:
 – Очень хорошо.
 – Завтра?
 – В десять.
 Вообще-то она хотела пойти туда после обеда, когда в Гайд-парке собирается весь свет, но для первого раза сойдет и утро.
 – Спасибо! – Мара озарила его своей самой яркой улыбкой. Она уже давно поняла, что ее улыбка является мощным оружием. Возможно, он даже моргнул.
 – Если ты готова, то давай доставим тебя обратно к Элле. – Он посмотрел на ее ноги и платье, волочащееся по земле. – Не думаю, что ты сможешь дойти туда пешком.
 Его практичность подействовала на нее как холодный душ.
 – Наверное, нет, извини. Ты мог бы вызвать карету?
 – В такое время? Придется тебе ехать верхом. Ты сможешь дойти до конюшни?
 Мысль о том, что он мог бы ее отнести, была очень соблазнительной, и ноги так болели, но Мара решила не злоупотреблять его вниманием.
 – Разумеется.
 Он взял свечу и отдал ей одеяло.
 – Ты завернешься в него, если мы вдруг встретим слуг. Потом бросим его на улице. Может, кому-то оно пригодится.
 Она накинула одеяло на плечи и, проходя мимо зеркала, бросила быстрый взгляд на свое отражение. Лучше бы она этого не делала. Платье висело на ней как мешок, а всклокоченные волосы напоминали об огородном пугале. Она потеряла свой шелковый тюрбан с бриллиантовой брошью, когда убегала из того дома.
 Мара шла за ним по коридору, чувствуя себя униженной. Он, наверное, все еще считал ее той маленькой девочкой, которую когда-то любил дразнить. А ей казалось, что она выглядит привлекательной юной леди…
 Они прошли коридором, миновали два поворота, а затем Дэр отпер ключом дверь, ведущую наружу.
 Слева раздался какой-то шум.
 – Кто там?
 Мара натянула одеяло на голову. В алькове у двери круглолицый парень привстал и, моргая, взирал на них. Молодой смотритель двери.
 – Лорд Дариус. Все в порядке. Ложись спать.
 Глаза паренька закрылись, и он вновь лег.
 – Он, наверное, даже не вспомнит об этом, – прошептала Мара, когда они вышли на открытый воздух.
 – Надеюсь. – Дэр закрыл и запер дверь. Легкий ветерок всколыхнул пламя свечи, а затем и вовсе задул ее. Мара ахнула, оказавшись в полной темноте, но Дэр взял ее за руку и повел куда-то. Пришлось довериться ему.
 Неярко светила луна, и скоро ее глаза привыкли к сумраку, но без помощи Дэра она бы спотыкалась и падала на каждом шагу. Затем золотое сияние прорезало темноту, и девушка поняла, что это лампа. Через несколько мгновений они очутились на дворе конюшни, пропитанной знакомым запахом лошадей.
 Мара чувствовала себя почти счастливой. Она была в безопасности, стояла чудесная лунная ночь, и рядом был Дэр.
 Раздался скрип – это Дэр открывал дверь, и тут же раздался резкий окрик:
 – Кто там? – На пороге появился крепкий молодой человек с пистолетом в руках. Йоувил-Хаус хорошо охранялся.
 Он уставился на Мару, затем на Дэра.
 – О, милорд! Прошу прощения, милорд.
 – Тебе не за что просить прощения, Адам. Я рад, что ты так бдителен. Возможно, ты мог бы подготовить для меня Нормандию.
 Мара чуть не вскрикнула от радости – это имя всколыхнуло в ней добрые воспоминания. Ее брат Саймон всегда называл своего любимого коня Херевардом в честь их знаменитого предка, возглавлявшего сопротивление нормандским завоевателям после 1066 года. Без злого умысла Дэр решил отдать должное тому факту, что в его жилах текла чистая нормандская кровь, назвав своего коня Завоевателем. Теперь же он звался не Завоевателем, а близким именем – поскольку Вильгельм Завоеватель был графом Нормандии.
 Интересно, о чем он думал, когда менял имя лошади?
 Она тогда тоже присоединилась к этому развлечению, назвав свою лошадь Годивой, в честь матери Хереварда, знаменитой леди Годивы. Кстати, Годива была здесь, в Лондоне. Возможно, они могли бы как-нибудь съездить вместе на прогулку.
 Отдав приказ, Дэр тем не менее помогал груму. В этой обстановке он представлял собой интригующую смесь силы и элегантности, и было видно, что он чувствует себя как дома. Неудивительно. Все ее знакомые мужчины предпочитали конюшню гостиной.
 Мужчины не стали седлать коня. Дэр отпустил грума, запрыгнул на голую спину Завоевателя и подвел его к подставке.
 – Садись, прекрасная леди. – Глаза его улыбались, сияя ярче звезд.
 Мара поднялась по ступенькам подставки, высоко подобрав юбку.
 – Как в «Молодом Локинваре»? Очень романтично.
 – Только когда едешь без седла, безопаснее сидеть впереди. Садись. – Он протянул ей руку.
 Сесть на лошадь было на удивление трудно, но Дэр обхватил ее за талию и помог усесться, отчего у девушки перехватило дыхание.
 – Кому-нибудь стоит возродить моду на подобную езду, – сказала она, когда они тронулись в путь. – На крупе ехать наверняка не так весело.
 – Мара, ты просто неугомонна.
 – Надеюсь, – согласилась она. – Ненавижу, когда меня угоманивают.
 Дэр засмеялся, было видно, что он ничуть не сожалеет о незапланированном ночном приключении.
 Они не хотели привлекать к себе внимание, поэтому медленно плелись по пустынным задворкам, а лошадь покачивалась под ними как колыбель. Несмотря на то, что Маре нужно было как можно скорее оказаться дома, она не хотела, чтобы их путешествие закончилось.
 Мара чувствовала дыхание Дэра, его сильные руки обнимали ее за талию, и от этой близости кружилась голова.
 Копыта гулко стучали по мощеной мостовой, нарушая ночную тишину. Дэр не был настроен на светскую беседу, так что у Мары было время подумать.
 Прошло девять месяцев с тех пор, как его нашли, изможденного от ран и болезней и пристрастившегося к опиуму. От Саймона она знала, что его выздоровление шло медленно, но неуклонно. Теперь он наконец был здоров и выбирался из уединения: Но он не был похож на прежнего себя. Чего-то не хватало.
 На мгновение ей удалось развеселить его и вытащить на свет старого Дэра. Ей нужно сделать так еще раз. И еще. Саймон это наверняка бы не одобрил и даже назвал бы вмешательством в жизнь друга, но кому-то нужно сломать эти стены.
 Да. Стены. Несмотря на все его самообладание, она чувствовала, что Дэр словно находится в заключении. Дело в опиуме? Этим все объясняется, или есть еще и другие проблемы?
 Она была Сент-Брайд с дьявольскими волосами, а следовательно, ее так и тянуло излечивать чужие раны и решать чужие проблемы. Как же ей умудриться больше времени проводить с Дэром? Леди Адемара Сент-Брайд отправляется на помощь своему принцу, заключенному в темной башне.
 Нет, ее повесе.
 В школе Харроу Саймон и Дэр входили в группу, которая называла себя «клубом повес». Истории Саймона были такими интересными, что ей и самой всегда хотелось стать повесой. Но спасение одного из них должно быть куда более увлекательным делом!
 Она спасет своего повесу и выведет его из мрака на солнечный свет. Это благородное предприятие вполне, достойно потомка Черной Адемары и Хереварда Бдительного, и, что тоже немаловажно, оно спасет ее от смертельной скуки.




 Глава 3


 Через полчаса Дэр проводил взглядом Мару Сент-Брайд, возвращающуюся под крыло дома ее сестры на Гросвенор-сквер. Как только он убедился в том, что с ней все в порядке, он тронул Нормандию и отправился к этому прохвосту, майору Баркстеду. С ним лучше всего было разобраться сейчас, без шума. Ему очень хотелось выпотрошить этого негодяя.
 Угрожать маленькой Маре!
 Правда, по ней и не скажешь, что кто-то ей угрожал, да и маленькой ее больше не назовешь. Если только не вспоминать ее жалобы на неразвитую грудь. Его губы скривились в улыбке, он вдруг ясно понял, что назревает проблема.
 Еще вчера он думал, что ни одна женщина больше не сможет заинтересовать его, – возможно, это было как-то связано с наркотиком, – но маленькие груди Мары Сент-Брайд вызвали у него большой и крайне непозволительный интерес. И ее изящная шея, изгиб позвоночника и теплый, едва уловимый аромат духов. Ехать верхом на лошади, прижавшись к ней, было ошибкой.
 Он привык считать Мару чертенком, ребенком. Но сейчас он заметил те изменения, которые произошли за последние четыре года, – изменения, которые превратили плоскогрудого сорванца четырнадцати лет в очаровательную юную шалунью, с которой он встретился сегодня ночью. Не увлечься ею было невозможно. Он даже начал испытывать некоторое сочувствие к ее неуклюжему ухажеру, от которого она сбежала через окно.
 Она вытянула из него обещание сопровождать ее в прогулках по городу.
 «Плохая идея, Дэр». Как он скроет от нее наркозависимость, если они будут встречаться чаще?
 Заключительная битва с опиумом оказалась сложнее, чем он ожидал. Он принимал совсем немного, но уже дважды попытки полностью отказаться от наркотика проваливались. Словно это чудище знало, что может вот-вот проиграть, и от этого сражалось все яростнее. Возможно, ему не следовало уезжать из Лонг-Чарта, но ему наскучили безопасность и уединенность этого места, и ему казалось, что свежее дыхание света поможет ему одержать победу.
 Когда-то прежде он любил свет, людей, Лондон.
 С самого дня своего спасения он стоически боролся за жизнь. А как только он набрался достаточно сил, он обнаружил, что большие, даже изматывающие физические нагрузки помогают избавиться от наркотической ломки. Были дни, когда он отжимался и приседал от рассвета до заката, и бессонные ночи проводил за тем же занятием, лишь бы не принимать опиум. Но борьба была неравной.
 Затем Николас прислал Фенга Руюана, и началось настоящее лечение. Теперь он был сильнее и здоровее, чем когда-либо. Руюан помог ему ясно обозначить цель жизни и очертить те ступеньки, по которым шаг за шагом, день за днем следует идти к победе, соблюдая строгую дисциплину. Свобода была не за горами, но впервые за все это время Дэр начал задумываться, каким человеком окажется, когда выберется из своей тюрьмы.
 Сегодняшней ночью визит Мары наполнил его сердце давно забытыми эмоциями.
 Прикосновение ее кожи, аромат ее тела, взгляд ее ярких глаз пробудили в нем такие чувства, на которые, как ему казалось, он уже давно не был способен.
 Разве раньше он поддавался очарованию женщины? Разумеется, да, но никогда это чувство не было таким сильным. Никогда прежде его не охватывало безумие и желание тут же наброситься на запретный плод. Это пугало его больше опиума. Когда они ехали на лошади, она прислонилась к нему с такой доверчивостью, в то время как похоть съедала его изнутри. Что делать? Любовница?
 Ему не перенести напряжение и нагрузку, связанные с этим, но вот бордель – это уже ближе. Простое деловое предложение, и никаких последствий, если у него ничего не получится, что вполне вероятно.
 Когда же он в последний раз спал с женщиной? Это точно было до Ватерлоо. Терезу он не считал.
 Да, нужно сходить к проститутке. В противном случае одному Богу известно, что может произойти. Лечение, особенно сейчас, требовало, чтобы он жил на грани, в постоянной необходимости опиума.
 Его телу это чудовище было нужно для функционирования. Нехватка опиума наказывалась болью в теле и разуме, а каждая доза награждалась благодатным облегчением. После каждой дозы зверь нашептывал ему, что без него ему никогда не знать такого покоя…
 Он хотел не думать об этом, но уже и сейчас чувствовал необходимость в опиуме. Зуд дискомфорта, ноющая боль в суставах, тошнота.
 Обычно в этот час ему бывало еще хуже, но, отправившись за одеждой для Мары, он выпросил немного наркотика у Солтера, объяснив это тем, что он необходим ему, чтобы благополучно проводить Мару до дома, а потом еще разобраться с Баркстедом. Солтер не препятствовал ему, поскольку его доводы, должно быть, звучали достаточно убедительно, но глубоко внутри зверь урчал от осознания своей победы.
 Солтер был его доверенным слугой, стражником двери в ад. С того самого дня, как Дэр начал вставать с постели, дюжий Солтер скупо выдавал ему позволенное количество наркотика каждый день и следовал за ним повсюду, чтобы он не мог раздобыть где-нибудь еще. Только недавно Дэр начал выходить один, проверяя свою способность противостоять искушению, поджидавшему его в каждой аптеке.
 Опиум от головной или зубной боли или чтобы успокоить неугомонного ребенка. От агонии, которая охватывает человека после того, как он получит удар копытом по голове.
 Когда-нибудь он сможет сидеть в комнате, где на столе разложен опиум, и не обращать на него внимания. Когда-нибудь. Это был его Священный Грааль. Сейчас же его бросило в дрожь от одной мысли о наркотике. Облегчение, принесенное дополнительной дозой, быстро испарялось. Когда он вернется домой, он велит Солтеру никогда больше не позволять ему изменять схему принятия наркотика, ни при каких обстоятельствах.
 Никаких отступлений. Никакой капитуляции.
 Лошадь остановилась, и он понял, что вернулся обратно на конюшню, вместо того чтобы отправиться на Ренни-стрит.
 Дэр передал Адаму лошадь и пошел по дорожке, надеясь, что грум не заметит, что он отправился не прямиком домой. Хотя смешно заботиться о том, что подумает о тебе грум, особенно когда все слуги знают о маленькой проблеме лорда Дариуса.
 Шагая по дороге к Ренни-стрит, он сосредоточился на своей цели. Его сжигало желание убить этого Баркстеда, но Руюану это бы не понравилось. Тайская философия Руюана призывала достигать цели при помощи минимума действий. Это вовсе не похоже на действия английского джентльмена по отношению к злодею, но он же обещал Маре, что тот будет жить. Если восточные учения не могли сдержать его, то уж это точно сдержит.
 Придя на Ренни-стрит, он внимательно рассмотрел два ряда домов. Он не знал номера дома. Разглядев арку между двух домов, ведущую на задний двор, Дэр шагнул в иссиня-черную мглу и внимательно изучил окна. При свете луны он не сразу разглядел веревку, без сомнений, ту самую веревку, которую Мара связала из простыней.
 На секунду Дэр ясно представил себе, как бедная доверчивая Мара, рискуя жизнью, бежала отсюда. Волна ненависти к незнакомцу нахлынула с новой силой.
 Дэр подошел к веревке и потянул ее. Достаточно прочная. Он ловко взобрался по ней наверх и перелез через подоконник в темную комнату. Никого не было. Запахи несвежего белья, табака и помады говорили о мужской спальне. Он втащил простыни в комнату и подошел к двери, подергал ее, а затем постучал костяшками пальцев. Быстрый, нервный стук.
 Что-то зашевелилось в соседней комнату.
 – В чем дело, моя королева? – пробормотал нетрезвый голос. Мужчина, очевидно, пытался утопить свое горе или праздновал то, что все это время считал победой.
 Подойдя ближе к двери, Баркстед добавил:
 – Ты же не сделаешь никакой глупости – не попробуешь ударить меня горшком по голове, не правда ли, моя малышка с дьявольскими волосами?
 – Нет! О нет! – выдохнул Дэр слабым шепотом.
 Ключ повернулся, и дверь открылась.
 Широкоплечему мужчине в панталонах и рубашке с открытым воротом потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к темноте. Он не увидел лица своей пленницы там, где рассчитывал его увидеть, и, часто моргая, поднял глаза к лицу Дэра и выпучил их от изумления.
 – Лорд Дариус Дебнем, – представился Дэр и ударил того так сильно, что пьяный пошатнулся и сел на кровать. – Дама, о которой идет речь, терпеть не может дуэли, так что это оскорбление вам придется проглотить. Сидеть! – рявкнул он, когда Баркстед сделал попытку пошевелиться.
 Возможно, мужчина и был привлекательным – ладно скроенный, с правильными чертами лица и темными глазами, – но в данный момент он был ошалевшим от неожиданности и выглядел нелепо.
 – Вы низкий человек, сэр, – сказал Дэр, чья ярость наконец-то вырвалась наружу. – Подонок, мерзавец. Запомните – события этой ночи никогда не происходили. Если вы хоть кому-то о них намекнете, я вас уничтожу.
 Баркстед пытался вывернуться. И, как ему показалось, нашел верный ход. Его губы изогнулись в наглой усмешке.
 – Дебнем. Я все о тебе знаю.
 Эти слова ранили его, но Дэру удалось это скрыть.
 – Сомневаюсь, но если вы не боитесь меня, бойтесь ее брата.
 – Сент-Брайда из Брайдсуэлла? – Баркстед бросил попытки подняться, но было видно, что он чувствует себя увереннее. – Кучка деревенских мышек. Ни один из них даже не был солдатом.
 – Есть Сент-Брайды и Сент-Брайды. Саймон Сент-Брайд убьет вас даже не задумываясь, а список людей, которые готовы его поддержать, включает имена самых могущественных людей и Англии, ни один из которых тоже не задумается, прежде чем раздавить такую блоху, как вы. Я мог бы начать с герцога Сент-Рейвена и маркиза Ардена.
 Усмешка исчезла. Помимо того, что эти люди возглавляли список повес, эти двое еще были известны и как самые воинственные, дерзкие и опасные люди в Англии.
 – Я хочу жениться на ней! – возразил Баркстед. – Она хочет выйти за меня замуж. Она боится своей семьи. Они не позволяют ей выйти за кого-то, кто живет не в Линкольншире.
 – Откуда вы взяли, что она согласна выйти за вас?!
 – Я куплю дом в Линкольншире.
 Мара была права. Он просто не слушал.
 – Она считает, что вы слишком стары для нее, – сказал Дэр, оглядываясь в поисках одежды Мары.
 На столе все еще были разбросаны карты, стояли два бокала и пустой графин. На стуле он увидел белые перчатки, миленькое розовое платье и легкую пелеринку из бледной материи. Он поднял их, а также туфельки с полу, затем отнес свечу в спальню и отыскал тюрбан.
 Когда он вернулся, Баркстед спросил:
 – Слишком старый?
 – Здесь есть еще какие-нибудь ее вещи?
 Баркстед открыл рот, закрыл его, но ничего не сказал. Он показал пальцем. Дэр поднял бледно-розовый ридикюль с пола у стола.
 Позади него Баркстед бормотал:
 – Слишком старый? Мне только сорок.
 Дэр направился к другой двери, которая должна была вести на лестницу. Напоследок он оглянулся на расстроенного мужчину:
 – Запомните: Мары никогда здесь не было. Это, сэр, ваша единственная надежда на спасение. И поставьте Богу свечку за то, что вы так легко отделались!




 Глава 4


 Мара проснулась на следующее утро, когда Рут сердито раздвинула шторы.
 – Доброе утро, и я надеюсь, что вы накрепко затвердите этот урок про мужчин, мисс Мара.
 – О Господи! Теперь я мисс Мара!
 Рут посмотрела на нее исподлобья:
 – Тогда леди Мара. Но леди должна и вести себя как леди. А ни одна леди не позволит себе уйти из дома в одном платье и вернуться в другом.
 Мара воспользовалась своей самой очаровательной и невинной улыбкой.
 – Дорогая Рут, мне действительно очень жаль, и заверяю тебя, что я выучила свой урок. Больше ничего подобного не произойдет. Клянусь честью Сент-Брайдов.
 Рут все еще продолжала недовольно смотреть на нее, но Мара знала, что она смягчилась.
 – Я знаю, что напугала тебя, но ведь ничего плохого не случилось. Спасибо, что не стала говорить Элле и Джорджу.
 – А следовало бы, – ответила Рут и повернулась, чтобы вылить принесенную ею воду в умывальник. – Поклянитесь, что больше никогда не уйдете из дома с мужчиной.
 – Клянусь.
 – Как вы только могли! Я же предупреждала вас, что мужчинам доверять нельзя. Женщина только тогда в безопасности, если никогда не остается с ними наедине. Они настоящие животные.
 Мара вполуха слушала уже знакомую лекцию, вылезая из постели и снимая ночную рубашку. Рут была отчасти права, пример Баркстеда это доказал; но ведь и женщины не совсем беззащитны, что доказывал ее собственный пример. Хотя приходилось признать, что если бы он планировал нечто большее, чем принудительную помолвку, ей пришлось бы несладко.
 И если бы она не нашла Дэра.
 Вот Дэр доказал, что некоторым мужчинам все-таки можно доверять.
 – А что мне делать с этим уродливым платьем, миледи?
 – Я найду способ вернуть его.
 – А как мне объяснить исчезновение вашего розового платья, хотела бы я знать?
 Мара хотела приказать Рут перестать беспокоиться, но она и сама сейчас беспокоилась.
 – Кто заметит его пропажу, кроме нас? – спросила Мара. – Но лорд Дариус отыщет способ вернуть его.
 – Он? Да у него в голове ни единой серьезной мысли.
 – Он изменился.
 – И я уверена, не к лучшему. Стоит мне только подумать, что могло бы произойти: вы одна с ним…
 – Рут, он мне как брат.
 – Но он вам не брат. – Рут склонилась над ящиком, доставая свежее нижнее белье. Она уже несколько успокоилась.
 Мара умывалась, стараясь понять, не испытывает ли она стыд по поводу того, что произошло вчера. Но наверное, она была очень испорченной, поскольку ей не было ни капельки стыдно.
 Теперь, вспоминая все это в своей безопасной спальне, даже ее бегство по ночным улицам казалось ей увлекательным. А Дэр! Как он был великолепен! Ей вчера очень хотелось посмотреть, как он будет разбираться с Баркстедом, но нужно было торопиться домой, прежде чем Рут забьет тревогу.
 Да и Дэр никогда бы не позволил ей вмешиваться.
 Она чистила зубы, не переставая размышлять об этом.
 Нет, не позволил бы, и это ее тоже волновало. Если ей захочется сделать что-то, что ему не нравится, он ей помешает. Это интересно.
 А теперь перед ней стояло настоящее испытание. Она постарается заманить, завлечь или затащить Дэра Дебнема обратно в свет и начнет прямо сегодня.
 Она прополоскала рот и сплюнула.
 – Какая сегодня погода?
 – Прохладно и облачно, миледи, но кухарка сказала, что дождя не будет, а она всегда костьми чувствует.
 Мара подошла к окну, чтобы самой выглянуть на улицу.
 – Мисс Мара, вы же совсем голая! Отойдите от окна, миледи, и оденьтесь, пока вас не увидел какой-нибудь мужчина.
 Мара так никогда и не узнала, пострадала ли Рут от мужчины или обрела свои страхи каким-нибудь другим путем, но эта ее черта не раз выводила ее из себя. По ее опыту, джентльмены иногда могли быть надоедливыми, но только не опасными.
 Она повернулась, чтобы надеть нижнюю рубашку.
 – Рут, не надо. Даже если бы какой-нибудь мужчина и разглядел мое тело, вряд ли бы он ворвался в дом, чтобы овладеть мной.
 – Он мог бы пристать к вам, когда вы выйдете на улицу.
 – Но я ведь никогда не выхожу одна. И обычно я веду себя именно так, как и полагается вести себя молодой леди, Я даже ношу корсет, хотя он мне совсем не нужен, – добавила она, продевая руки в прорези, чтобы Рут могла зашнуровать его.
 – Но дома-то вы гуляете одна.
 – Только не в городе. Даже не в Линкольне.
 Рут посильнее дернула за шнуровку корсета:
 – Не забывай, что мне нужно дышать, – запротестовала Мара.
 – Хорошая тугая шнуровка не даст вам забыть, что вы леди. А то вы слишком доверчивы.
 – А так я буду бездыханной! Прекрати!
 Когда Рут наконец сжалилась и ослабила шнуровку, Мара сказала:
 – Я признаю, что неверно оценила майора Баркстеда, но все равно главным его намерением было жениться на мне. Это даже забавно. Он был убежден, что любит меня.
 – И когда вы только поймете, что вы завидная невеста, миледи? Но разумеется, вы никогда не смогли бы выйти замуж за человека из Нортумберленда. – Рут произнесла это так, словно он был родом из Америки.
 – Так я ему и сказала. Но он не слушал.
 Рут передала ей чулки и подвязки.
 – Некоторые люди не слышат ничего, кроме того, что они хотят услышать. Какое платье вы сегодня наденете, миледи?
 Мара натянула чулок, с сожалением вспоминая о тех, испорченных вчера, а затем о том, как Дэр бросил их в камин. Это воспоминание почему-то взволновало ее. Все, связанное с Дэром, волновало ее. Его движения, его честные глаза, его твердо очерченный рот…
 – Миледи, какое платье?
 – Кирпично-красное. Я еду на прогулку с лордом Дариусом. Ты же не будешь возражать против того, что с ним абсолютно безопасно? – довольно резко спросила она.
 Рут повернулась к двери, чтобы принести одеяние, но сказала себе под нос:
 – Наркоман.
 – Ему так лучше.
 – Как Дэр, должно быть, ненавидит то, что об этом знают даже слуги.
 – А куда вы едете? – спросила Рут, неся платье и пелерину.
 – Тебя это не касается, – ответила Мара, чтобы напомнить ей, кто тут служанка, а кто госпожа. Но затем добавила: – В Гайд-парк. Днем. Ничего скучнее просто придумать нельзя.
 Рут состроила гримасу.
 – Мы же знаем Дэра с тех пор, как он был мальчиком, – возразила Мара. – В нем нет ничего плохого. Ничего. Так что мы к этому больше возвращаться не будем.
 Рут перестала ворчать, но то, с каким видом она подошла к шкафу и вытащила шляпу, похожую на кивер, говорило о многом. Старые слуги были тяжким испытанием, но Мара не могла бы чувствовать себя комфортно с незнакомым человеком. Рут знала ее с младенчества.
 Обычно Мара не интересовалась своей одеждой после того, как она была куплена, но сегодня ей хотелось как можно лучше выглядеть перед Дэром. Тем более что вчера он видел ее в таком ужасном виде.
 Темный оттенок красного платья был весьма практичен для наполненного сажей лондонского воздуха и, кроме того, был очень ей к лицу. Он выгодно подчеркивал ее темные волосы и цвет кожи. Корсаж был так богато вышит и украшен, что ее грудь казалась больше.
 Разумеется, Дэра это не обманет – он теперь знал правду…
 – В чем дело, миледи? – спросила Рут, одергивая юбку. – Это же ваше любимое платье, и оно вам очень идет.
 Мара повернулась, нетерпеливо пожав плечами:
 – Ничего. Я просто задумалась.
 – Ваш характер, мисс, предвещает неприятности, вот что я скажу. Я так надеялась, что все тревоги остались в прошлом году!
 – Так и есть, Рут, сейчас тебе не о чем волноваться, – сказала Мара, но ей очень хотелось закатить глаза к потолку.
 В прошлом году ожидание того, что их дальний родственник, граф Марлоу, вот-вот отойдет в мир иной, висело над Брайдсуэллом как холодный туман, поскольку это событие должно было принести с собой ужасные перемены.
 Оно должно было превратить ее отца, простого мистера Сент-Брайда, вполне довольного своим положением, в графа. А что было еще хуже, так это то, что замок графов Марлоу находился в Ноттингемшире, и всем им пришлось бы проводить в нем какую-то часть года, поскольку его нельзя было оставлять в запустении.
 Приезд Саймона из Канады стал решением этой проблемы. Ее отец унаследовал титул графа, а Саймон, как его наследник, стал лордом Остри. Тут тоже ничего нельзя было поделать. Но Саймон и его молодая жена взяли на себя обязанность жить в замке и присматривать за Марлоу. Таким образом, семья Сент-Брайд, от прабабушек до младенцев, могла продолжать жить в уютном несовершенном Брайдсуэлле.
 Хотя Саймон и любил их дом, он не чувствовал той привязанности к нему, которая сковывала остальных. В конце концов, он успел отвыкнуть от дома, много путешествуя и проведя несколько лет в Канаде.
 Несмотря на дьявольские волосы, одна мысль о том, что нужно жить некоторое время вдали от дома, приводила Мару в ужас. Нортумберленд! Баркстед, наверное, сошел с ума.
 Стук в дверь оповестил о приходе лакея с запиской. Мара открыла дверь. Она была взволнована, хотя и знала, что в ней должно быть.
 Записка была от Дэра. В ней он официально просил доставить ему удовольствие сопроводить ее на прогулку в десять часов. Она еще никогда не видела его почерка. Длинные черточки и хвостики, но в остальном очень аккуратный. Она ожидала увидеть что-то более свободное и дикое. Она вновь сложила записку и убрала ее в ящик стола.
 – Думаю, следует попросить разрешения Эллы. Пожалуйста, сходи и узнай, сможет ли она меня принять.
 Когда Рут ушла, Мара обулась и тут же почувствовала боль в ногах. Ночная прогулка босиком по Лондону не прошла бесследно. Как хорошо, что они договорились прокатиться в экипаже, а не прогуляться пешком.
 Она вспомнила, как Дэр нежно мыл ее ноги. Интересно, часто ли мужчины моют ноги своих дам? Она не могла представить себе, чтобы серьезный Джордж мыл нога Элле. Но вот чтобы Саймон мыл ноги Дженси? Да, вполне возможно.
 Для нее общение с Саймоном и Дженси было своего рода школой, особенно из-за того, что Дженси и Мара были одного возраста. Молодожены, разумеется, вели себя на людях вполне пристойно, но Мара всегда замечала, как они исподтишка обмениваются взглядами или таинственными улыбками.
 Связь Саймона и Дженси была напряженной. Почти страстной. Достаточно страстной, чтобы Мару бросало в дрожь в их присутствии. Разумеется, после этого ее линкольнширские ухажеры казались еще скучнее.
 Она завязала ленту, подумав, что ее волосы все же влияют на ее судьбу. Только толкали они ее не к путешествиям и приключениям, а к любовной связи.
 Она взяла себя в руки. Страсть Саймона к путешествиям, казалось, перегорела. Возможно, после всей этой лондонской неразберихи она тоже заживет счастливой спокойной жизнью с одним из ее тихих надежных соседей: Мэтью Корбином или Джайлзом Гиллиатом.
 Или с Дэром? Ее сердце взволнованно заколотилось.
 Но он же из Сомерсета, а это почти так же далеко от Брайдсуэлла, как и Нортумберленд. Невозможно.
 Она подошла к трюмо, чтобы надеть жемчужно-гранатовые серьги. После минутного колебания она тронула губы помадой.
 «Что ты делаешь, Мара?»
 Кто бы мог подумать, что она будет стараться привлечь внимание Дэра?..
 Глупости, но глубоко внутри ее что-то заворковало. Вернулась Рут:
 – Леди Элла может принять вас, миледи.
 Мара вздрогнула, словно ее поймали за чем-то неприличным, и поспешила в комнату своей сестры. Она вошла в спальную Эллы, думая о чем-то своем, и застала Джорджа и Эллу целующимися.
 – О, простите…
 Мара уже хотела было захлопнуть за собой дверь, когда Элла позвала ее:
 – Не беспокойся, дорогая. Заходи, заходи.
 Мара вновь зашла в комнату и увидела свою сестру и зятя. Они стояли уже на некотором расстоянии друг от друга, улыбались, но было видно, что они смущены.
 – Мне действительно очень жаль. Рут сказала…
 – Джордж просто зашел попрощаться, – хитро улыбнулась Элла своему мужу. – Так много встреч и заседаний, а затем еще один долгий день в палате.
 Джордж, крепкий упитанный мужчина с румянцем, кивнул:
 – Беспокойные времена. Пора идти, дорогая Мара.
 Мара наблюдала за тем, как Элла провожает взглядом своего мужа.
 – Хотела бы я выйти замуж за кого-нибудь вроде него.
 Элла удивленно посмотрела на нее:
 – Кого-нибудь вроде Джорджа? Ты никогда не сможешь с ним жить.
 Элла была такая же крепкая и здоровая, как ее муж, с нежным цветом лица и тонкой талией. Пока еще тонкой. Ее светло-каштановые волосы – настоящие волосы семьи Брайдсуэлл – лишь слегка выбивались из-под кружевного чепчика, связанного у нее под подбородком.
 – Конечно. Я его просто с ума сведу! – со смехом согласилась Мара. – Я хотела сказать: за кого-нибудь, кого я могла бы обожать так же, как ты его, и который чувствовал бы то же самое по отношению ко мне.
 – Разумеется. Ради меньшего замуж выходить не стоит. Особенно с твоими волосами.
 Вошла служанка Эллы с кувшином свежего шоколада и поставила его на столик у окна, где Элла, видимо, завтракала.
 – Садись и поешь, – сказала Элла, садясь на свой стул и наливая Маре чашку шоколада. – Мне самой со всем этим не справиться. – Она откусила кусочек тоста. – Я заметила, что каждый человек предъявляет к браку свои требования. Съешь булочку со смородиной, дорогая. Они такие вкусные, и раз уж я их не ем, так хоть получу удовольствие, глядя, как ты наслаждаешься.
 Мара взяла булочку и намазала ее маслом.
 – Ты хочешь сказать, что некоторые любят на завтрак булочки со смородиной, а другие предпочитают тосты?
 – Я не люблю тосты, ты же знаешь. Подожди, когда-то придет и твоя очередь есть не то, что хочется. Мы, Сент-Брайды, все такие, но хотя бы роды даются нам легко, а это настоящее счастье. Итак, на чем я остановилась? Ах да. Некоторым довольно и спокойного прохладного брака, в котором супруг значит не более чем друг. – Она допила чай. – Другим нужен настоящий огонь. Я думаю, волосы, как у тебя, вызывают это желание.
 Мара мелкими глотками пила шоколад, ей хотелось спросить, где на термометре чувств Элла поместила бы свой брак.
 – Именно поэтому я еще и не нашла никого подходящего?
 – Может быть, но скорее всего ты просто еще очень молода.
 – Ты вышла замуж в двадцать.
 – Но я нашла Джорджа.
 Самодовольный голос Эллы рассмешил Мару.
 – Вряд ли это можно назвать подвигом, учитывая, что он жил всего лишь в пяти милях от Брайдсуэлла и всю жизнь его принимали у нас в доме. Не найти его было бы настоящим чудом.
 – Ты знаешь, что я хочу сказать. Он ждал меня, а я ждала его.
 Элла еще никогда не заговаривала о чем-то столь романтическом, но она была права. Около четырех лет назад она и Джордж Верни узнали друг друга. Внезапно они изменились, к изумлению остальных, начали вести себя как глупцы, а затем объявили о своем решением пожениться, собираясь, видимо, всех удивить.
 – Разве до этого ты даже не догадывалась? – спросила Мара. – Я знаю всех молодых людей, живущих в радиусе тридцати миль от дома, и не могу себе представить, чтобы кого-то из них вдруг окружило золотое сияние.
 – Дорогая!.. – Элла взяла еще один кусочек тоста. – Но ведь туда может переехать кто-то новый.
 – Или я могу повстречать свою судьбу здесь. – Она ожидала увидеть ужас, но Элла приняла это за жалобу.
 – Прости, дорогая. Я и вправду хочу водить тебя на разные приемы и балы, но в данный момент я иногда так плохо себя чувствую. И быстро устаю, особенно ближе к вечеру.
 Мара сжала ее руку.
 – Не расстраивайся. И у меня для тебя хорошие новости. Дэр Дебнем пригласил меня прокатиться с ним сегодня утром.
 Вместо радости на лице Эллы отразилось недоумение.
 – Ты уверена, что это умно, дорогая?
 – А почему бы нет?
 Элла покраснела и взмахнула кусочком тоста.
 – Ты знаешь…
 – Опиум?.. – почти прорычала Мара.
 – Ну да. Ему не повезло, разумеется, но от этого он становится… небезопасным.
 – Как ты себе это представляешь? Что у него вдруг пена изо рта пойдет или он набросится, чтобы изнасиловать меня?
 – Нет.
 – Тогда зачем говорить все это? Ты же видела Дэра недавно. Он не был ни в ступоре, ни в ярости.
 – Но он очень сильно изменился.
 – Со времени свадьбы Саймона? – спросила Мара, намеренно не желая понимать, что та имеет в виду. – Да, тогда он выглядел лучше. Кроме того, мы всего лишь собираемся прокатиться в Гайд-парке.
 – Только убедись в том, что его сопровождает грум.
 – Элла, в самом деле! Мне не нужен слуга, чтобы чувствовать себя в безопасности рядом с Дэром.
 – Нет, конечно, но я бы чувствовала себя спокойнее, если – бы здесь был Саймон.
 Мара вдруг вспомнила, как Саймон назвал однажды Дэра «треснутым бокалом, с которым нужно обращаться, с крайней осторожностью». Но что могло произойти во время поездки по парку?
 – Но ты мне разрешаешь? – спросила она, поднимаясь с места. – Просто поездка по парку, больше ничего.
 – В сопровождении слуги.
 – Разумеется! – Мара нагнулась, поцеловала сестру в щеку и поспешила в свою комнату.
 Там она задумалась, а затем подсела к столику и принялась писать письмо старшему брату. Она рассказывала о всяких пустяках, спросила, когда Саймон приедет в Лондон, подчеркнув слова «как ты обещал». Затем она упомянула о том, что Дэр пригласил ее прокатиться в парке и что он, возможно, будет сопровождать ее еще куда-нибудь в ближайшие несколько дней.
 Она справилась по путеводителю и перечислила несколько наиболее рекомендованных достопримечательностей: Вестминстерское аббатство, Египетский зал, Тауэр, зверинец, модели Дэбурга из пробкового дерева, панораму Бартера.
 Если Саймон решит, что такая активная жизнь может повредить Дэру, то он лишь быстрее приедет. Она сложила письмо, поставила печать и надписала адрес: «Достопочтенному виконту Остри, Марлоу, Ноттс». Этот ужасный дом был так знаменит, что она могла бы просто адресовать письмо в «Марлоу, земной шар», и оно все равно бы было доставлено. Саймон будет рад любому предлогу уехать оттуда.
 Она отдала письмо Рут.
 – Не хочу ждать Джорджа, отправь его обычной почтой. Хотя лучше пошли срочной почтой.
 Рут сжала губы, недовольная такими ненужными тратами, но, увидев, что письмо адресовано брату, возражать не стала. Для чего еще нужны деньга, если не затем, чтобы заботиться о друзьях и членах семьи?
 Рут отправилась с поручением, так что Мара сама надела высокую шляпу, закрепив ее несколькими булавками, и покачала головой, чтобы убедиться в том, что она не свалится в самый неподходящий момент. В этой шляпе она становилась на целый фут выше, не говоря уже о пере, и ей это нравилось.
 От нетерпения она не могла ждать в своей комнате и поэтому спустилась вниз. В холле Мара нос к носу столкнулась с Дэром. Она остановилась на мгновение, восхищенно глядя на него. При дневном свете он был удивительно красив.
 Ей пришло в голову, что он, должно быть, тратит целое состояние на одежду. Когда его нашли, он был истощен, но ведь ему была нужна одежда. На свадьбе он все еще был слишком худым, но костюм сидел на нем как влитой. Теперь же оливковый пиджак, бежевые брюки и кремовый жилет идеально облегали его сильное здоровое тело. Но в конце концов, денег у него было достаточно, чтобы не экономить на себе.
 Из-за лакея, стоящего рядом, Мара произнесла дежурную фразу:
 – Как мило с вашей стороны пригласить меня на прогулку в парк. – И замолчала, не зная, как он теперь будет относиться к ней после всего, что произошло ночью. Она взглянула на него с опаской, но понять по выражению его лица ничего было нельзя.
 Он окинул ее взглядом с ботинок до украшенной пером шляпки и радостно улыбнулся:
 – Вы выглядите просто потрясающе, миледи!
 «Да уж, по сравнению со вчерашней ночью», – подумала Мара и покраснела. На миг ей показалось, что лакей читает ее мысли.




 Глава 5


 Приняв предложенную руку и выйдя из дома, Мара почувствовала облегчение. Они с Дэром наедине, можно не играть в светскую даму, а быть собой. Все будет просто замечательно – это чувство усилилось, когда она увидела карету.
 – Высокий фаэтон! Я всегда хотела прокатиться на таком. Следовало знать, что у тебя все самое лучшее, Дэр.
 – Должен сознаться, что я позаимствовал его у друга. Я не держу сейчас карет в городе.
 Мара улыбнулась ему:
 – Тогда у тебя великолепный вкус в том, что ты берешь в долг.
 Она нетерпеливо залезла по ступенькам на высокое сиденье.
 – И великолепный вкус в друзьях, – добавила Мара, когда он присоединился кней. – Он повеса?
 – Нет, Сент-Рейвен.
 – Графский выезд? Это еще лучше!
 Дэр взял поводья в руки, а грум тем временем обежал фаэтон, чтобы занять свое место на запятках. Если бы Элла сейчас наблюдала за ними, она была бы успокоена его присутствием. А также тем, как выглядел Дэр. Никто не мог бы заподозрить его в непристойном поведении.
 Может быть, он уже освободился от влияния наркотика. Да. Почему она сразу об этом не подумала? Это объяснило его приезд в Лондон.
 – Vive la liberte! [1]  – воскликнула она, когда они выкатили с площади на Аппер-Брук-стрит.
 Он взглянул на нее:
 – Ты поддерживаешь революцию?
 – Только эволюцию, которая позволила создать такой замечательный фаэтон, чтобы увезти меня из крепости Гросвенор.
 – Что? – Намек на смех, прозвучавший в его голосе, обрадовал ее, и она продолжила нести всякую чепуху:
 – Тебе не кажется, что стены домов на площади напоминают крепостные стены, которые удерживают одних людей внутри, а других снаружи?
 – Вполне возможно. В Лондоне полно других.
 – Точь-в-точь как Монктон-Сент-Брайд, Дэр.
 Он притормозил лошадей, чтобы не задеть фургон, занявший большую часть дороги.
 – Некоторые из других в Лондоне слишком уж другие, Чертенок.
 – Как обитатели Севен-Дайалс? – поинтересовалась она, чтобы дать понять, что и ей кое-что известно о мире.
 Он недовольно посмотрел на нее:
 – А ты-то что знаешь о таком месте?
 – Я хожу туда по ночам. – Она рассмеялась, увидев выражение его лица. – Разумеется, нет. Осторожно, ребенок!..
 Он вновь повернулся к лошадям и придержал их, чтобы уличный мальчишка мог перебежать дорогу.
 – Тебя невозможно понять – когда ты шутишь, а когда нет?..
 – Мне это нравится.
 – Но этого быть не должно.
 – Не будь таким скучным. Но тем не менее довольно странно, что этот воровской притон находится так близко от Оксфорд-стрит и Бонд-стрит. Меньше мили.
 – А откуда тебе это известно?
 – Из книги.
 – Боже, спаси нас всех! Что это за книга такая?
 – «Путеводитель по притонам Лондона». – Увидев ужас в его глазах, она вновь рассмеялась. – Это «Путеводитель юной леди по знаменательным достопримечательностям Лондона», который мне подарила моя бабушка, жена священника. Это весьма достойная книга.
 – Не совсем, раз уж в ней упомянут Севен-Дайалс.
 – Только для того, чтобы предупредить юных леди о таящейся там опасности. На самом деле, – нравоучительно сказала она, подражая его тону, – подобные предупреждения бывают необычайно полезными.
 Он вновь взглянул на нее, и на сей раз она не выдержала и рассмеялась. Его сияющие глаза напомнили ей прежнего Дэра. Маре захотелось вскочить и начать танцевать.
 – Не беспокойся, – сказала она. – Я не собираюсь исследовать это место. Но Меня привлекает другое. – Мара выдержала паузу, но Дэр не спросил ее, о чем именно она говорит, и она добавила: – Общественный маскарад.
 – Нет. – Он повернул пару на Гайд-парк-лейн.
 Мара вздохнула, но не стала настаивать, хотя Дэр был бы идеальным сопровождающим для такого приключения.
 Парк был расположен на самом краю Лондона, городская суета осталась где-то очень далеко. В этот час здесь было тихо, как в деревне, им встретились лишь несколько прохожих да дети, гуляющие со своими гувернантками.
 – Как чудесно! – сказала Мара, наслаждаясь зеленью и мягким стуком копыт по грунтовой дороге. Подковы очень неприятно звучали на брусчатке. – Так нелогично все, Дэр. В деревне я умираю от скуки и хочу в город, а попав в город, скучаю по деревне.
 – Неудивительно, что все эти птицы высокого полета постоянно мигрируют туда-сюда.
 – Перелетая из гнездышка в деревне в город на период размножения…
 – Где не происходит ничего, кроме щебетания, воркования и прихорашивания перышек.
 Они оба улыбнулись, но Мара добавила:
 – Я думаю, мы будем делать то же самое.
 – Но у меня нет гнездышка в деревне, – возразил он. – Да и насеста в городе, если уж говорить об этом.
 – У тебя нет никакой собственности? – Мара удивилась. Ей всегда казалось, что он очень богат, но, в конце концов, он был младшим сыном.
 – Кое-что есть, но все сдано на долгий срок. И ни одно из этих мест не нравится мне настолько, чтобы я решился выселить арендаторов.
 – Но ведь когда-то тебе понадобится дом.
 – Тогда, наверное, я опять буду снимать комнаты в Лондоне, – сказал он.
 – За этим ты и приехал в Лондон? – спросила Мара. – Чтобы найти какое-нибудь место?
 – Нет, просто чтобы сменить обстановку. И чтобы угодить маме. Она хочет, чтобы я чаще «появлялся в свете». Чтобы я вновь стал самим собой.
 Он сказал это сухим тоном, и Мара возблагодарила небо за то, что он вновь сосредоточился на лошадях, стараясь не задеть мальчишек, игравших с воздушным змеем, иначе заметил бы, что она сгорает от стыда. Ведь и она сама занималась тем же – пыталась вернуть старого Дэра.
 Ему не нужна была опека. Ему были нужны его друзья.
 – Скоро приедет Саймон, – сказала она и только потом поняла, что отвечает своим мыслям, вместо того чтобы поддерживать разговор.
 Он остановил экипаж и сказал:
 – Знаешь, я жалею, что не уехал тогда с ним.
 – С Саймоном? В Канаду? – Но Мара уже поняла: если бы Дэр уехал тогда с Саймоном, не было бы никакого Ватерлоо, никаких ранений, никакого опиума. – Нет никакого смысла во всех этих «если бы да кабы», – сказала она, но затем подмигнула: – Извини, это прозвучало слишком нравоучительно.
 – Зато верно. Я не жаловался, просто размышлял. Я живой пример того, что нельзя быть рабом своих эмоций. Прежде чем что-то предпринять, всегда надо думать.
 Дэр стал мрачнее тучи. Все шло совсем не так, как Мара ожидала. Возможно, Саймон был прав насчет ранимости Дэра. Ее намерение вмешаться начинало походить на жонглирование дорогим стеклянным шариком. Мара попыталась перевести разговор на более приятную тему.
 – Знаешь, Дэр, – сказала она, – мне очень хочется познакомиться с другими повесами. Пока что я знаю только тебя. И Саймона, разумеется.
 Лошади шагнули, сдвинув экипаж, и она ухватилась за руку Дэра, чтобы не потерять равновесие.
 Он велел груму придержать лошадей, но Мара расценила это почти как приказание не прикасаться к нему. Она убрала руку и положила ее на колени.
 – Это будет нетрудно, – сказал он. – Члены парламента сейчас в городе на сессии.
 – Сэр Стивен Болл. Я читала одну из его речей в газете. Кто еще?
 – Пэры. Граф Черрингтон…
 – Ли, – сказала она.
 – Виконт Миддлторп.
 – Френсис.
 – Саймон, должно быть, надоел тебе рассказами о нас. Лорд Эмли? – проверил Дэр.
 – Кон.
 – Правильно, но он еще не приехал. У него заболела дочка.
 – Надеюсь, ничего серьезного?
 – Насколько мне известно, она уже поправилась.
 Мара что-то подсчитывала, загибая пальчики.
 – С тобой и Саймоном получается шесть. А кто остальные четверо?
 – Ни один из них не является членом парламента, но Хэл сейчас в городе. Он женат на актрисе, Бланш Хардкасл. Майлс, думаю, в Ирландии, а Люсьен – в своем поместье в деревне, но он скоро приедет на какую-то часть сезона. Николас терпеть не может Лондон, но, подозреваю, он тоже скоро будет здесь.
 – Почему?
 Он взглянул на нее.
 – Потому что я здесь, а он играет в наседку.
 – Совсем не похоже на короля повес.
 Николас Делейни основал «клуб повес» в свои первые дни в Харроу и всегда был их предводителем, несмотря на то, что многие из повес занимали более высокое положение в обществе. Мара удивилась, что Дэр до сих пор так серьезно воспринимает свою роль, хотя все они уже выросли.
 – И тебе не нравится, что он так беспокоится? – спросила она.
 – Да нет, мне все равно.
 – Я надеюсь познакомиться с ним. Со всеми повесами.
 – Саймон тебя представит.
 – Или ты! – вырвалось у нее. – Я хочу сказать… если Саймон по какой-либо причине не сможет приехать.
 – Не думаю, что это будет соответствовать правилам.
 Мара ухватилась за эту возможность:
 – Есть правила?
 – Больше чем правила. У нас есть кровная клятва. Посмотрим, помню ли я ее. – Он откинулся назад, припоминая. – «Сим я даю клятву служить этой благородной группе, защищать каждого поодиночке и всех вместе от любых нападок и никогда не останавливаться в стремлении отомстить каждому, кто причинит вред любому из моих друзей».
 – Как увлекательно! А что случится, если кто-нибудь нарушит клятву?
 – «Если же я нарушу эту клятву, – торжественно процитировал он, и Мара опять увидела в нем старого Дэра, – или раскрою кому-нибудь тайны этой группы, пусть меня сварят в масле, отдадут на съедение червям или подвергнут другим пыткам, слишком ужасным, чтобы упоминать их здесь». Нам тогда, – добавил он с улыбкой, – было около тринадцати.
 – Все это так интересно! Ты сказал, это была кровная клятва?
 – А как же! Мы резали свои ладони перочинными ножичками…
 – У тебя все еще остался шрам?
 Он снял кожаную перчатку и показал ей бледный шрам у основания большого пальца, но она заметила и другие, более поздние. Мара впервые увидела, что его средний палец сросся слегка искривленным. Она изо всех сил постаралась скрыть спою излишнюю наблюдательность и быстро спросила:
 – Так какие же у вас секреты?
 Он натянул перчатку, взял вожжи и тронул лошадей шагом.
 – Вряд ли ты вправе ожидать, что даже под угрозой пыток я стану о них рассказывать. – Дэр улыбнулся.
 – Я думаю, у вас вообще нет секретов.
 – Но это уже само по себе было бы секретом, не так ли?
 – Ужасный человек! А что это за пытки, слишком ужасные, чтобы упоминать их?
 – Просто у нас тогда было мало воображения, чтобы их придумать. Время это исправило.
 Это был глупый, глупый вопрос.
 Мара попробовала выкрутиться из неприятной ситуации:
 – Как жаль, что меня не было здесь в 1814 году на праздновании победы. Помню, я просила папу привезти нас сюда, но он ведь ненавидит Лондон.
 – Преждевременное празднование победы, – заметил он. – Тот факт, что праздничная пагода сгорела, был, наверное, дурным предзнаменованием, но никто тогда не обратил на это внимания.
 Ну почему их разговор все время возвращался к Ватерлоо? Мара не нашлась что ответить. Вдруг крики «Папа, папа!» напугали ее.
 Два ребенка бежали к фаэтону, далеко обогнав своих запыхавшихся гувернанток. Мара инстинктивно потянулась к поводьям, но грум уже соскочил с запяток, чтобы перехватить детей, а Дэр остановил экипаж.
 – Ты справишься с лошадьми? – спросил он ее, побледнев.
 – Да, конечно.
 Он бросил ей поводья, спустился вниз и присел на корточки перед детьми – очевидно, для того, чтобы отругать их. Как бы то ни было, через мгновение от недовольства не осталось и следа, и темноволосая девочка и крепкий мальчик с каштановыми волосами повисли на нем, оживленно рассказывая о чем-то.
 «Папа»?
 Мара едва могла дышать из-за боли, разрывающей ее изнутри.
 Грум держал лошадей, а без помощи она не могла спуститься с сиденья. Хотя с высоты ей было многое видно.
 Гувернантки, улыбаясь, вернулись к своим обязанностям. Дети относились к Дэру так, словно он был божеством, сошедшим на землю, и, хотя он сидел к ней спиной, она видела, что он тоже невероятно рад этой встрече.
 «Папа»?
 Как получилось, что она не знает о том, что Дэр женился? Пусть Саймон только приедет – она свернет ему шею!
 Нет. Невозможно. Саймон рассказал бы об этом всей семье. И хотя девочке на вид было всего четыре года, мальчику, должно быть, было все пять или даже шесть. Он должен был быть зачат, когда Дэру было около двадцати и он непрерывно приезжал в Брайдсуэлл. Он не был женат в то время.
 Значит, незаконные. Но это тоже походило на абсурд. Она не могла представить, чтобы у Дэра были незаконнорожденные дети, он бы не позволил себе этого. Тем более он так их любит. Затем разгадка снизошла на нее.
 Приемные дети.
 Он недавно женился на вдове с детьми. Разумеется, так и было! Та бельгийская вдова, которая спасла ему жизнь. От такого открытия у Мары закружилась голова. Дэр женат! Но почему, почему она узнаёт об этом сейчас, когда стало так очевидно, что он нужен ей?!
 Дэр повернулся, и она увидела его лицо, освещенное счастьем. Ей нужно постараться быть счастливой для него.
 Он поспешил к ней.
 – Прошу прощения, я тебя совсем бросил. Не хотела бы ты спуститься и познакомиться с детьми?
 Мара выдавила улыбку:
 – С удовольствием.
 С его помощью она спустилась с экипажа и подошла к детям, которые явно не расценивали ее появление как что-то приятное. Для брата и сестры они были слишком мало похожи друг на друга. Крепкого мальчика с каштановыми волосами можно было бы назвать некрасивым, в то время как девочка с овальным лицом, огромными глазами и темными буйными кудрями была настоящей красавицей.
 – Мара, – сказал Дэр, – позволь мне представить тебе Дельфи и Пьера. Дети, это моя подруга леди Мара Сент-Брайд.
 – Рада познакомиться с вами, Дельфи, Пьер.
 Дети, не скрывая своего недовольства, все же ответили на ее приветствие идеальными поклоном и реверансом. Но затем Пьер склонил голову набок.
 – Нашего дядю Саймона, его тоже зовут Сент-Брайд. – Он говорил с сильным французским акцентом.
 Получается, Саймон знал о семье Дэра. Его нужно убить, это точно!
 Мара улыбнулась:
 – Он мой брат.
 Дети расслабились.
 – Ah, bon, [2] – сказала Дельфи. – Мне очень нравится ваша шляпка, мадам.
 – Она ни о чем, кроме одежды, не думает, мадам! – возмутился мальчик.
 Мара была очарована их непосредственностью.
 – А о чем думаешь ты, Пьер? О лошадях?
 – Qui, [3] и об оружии, мадам. Когда я вырасту, я стану солдатом. Или, может быть, морским офицером. – И мальчик обратился к Дэру: – Я хочу игрушечную лодку, папа.
 – Посмотрим, – сказал Дэр, но по его интонации можно было сделать вывод, что лодка у Пьера скоро будет. – У меня была замечательная лодка, когда я был маленьким. Интересно, что с ней стало?..
 – Может быть, она в Йоувил-Хаусе, папа? Можно мы поищем?
 Дети жили с ним? Ну разумеется! Они же его приемные дети. Но прошлой ночью Мара была в Йоувил-Хаусе, включая спальню Дэра. И хотя, возможно, у его жены была отдельная спальня, что-то тут все же было не так.
 Ей хотелось разрешить все свои сомнения несколькими прямыми вопросами, но как это сделать тактично? Для подобной ситуации этикета не существовало. Она почувствовала прикосновение к юбке и взглянула вниз. Дельфи рассматривала шелковый шнурок, украшавший ее платье спереди.
 – Cest joli. [4] 
 – Merci beaucoup. [5] 
 Глаза девочки заблестели.
 – Vous parlez francais, madame! Papa, il le parte avec nous, et Janine aussi, mais tous les autres, cest anglais, anglais, anglais. [6] 
 Она болтала не умолкая, а Мара возблагодарила про себя свою учительницу по французскому, занятия с которой она всегда считала напрасной тратой времени, поскольку путешествия во Францию были невозможны из-за войны.
 Затем Дельфи потребовала внимания своего отца, и дети потащили его к Серпентайну, чтобы показать ему что-то, Дэр взглянул на Мару, спрашивая разрешения, девушка улыбнулась и присоединилась к ним. У него была радость в жизни, и ей это должно быть приятно.
 Пьер показал на один очень красивый игрушечный корабль, идущий по воде под полными парусами. Дельфи бегала за утками под присмотром своей гувернантки, а затем остановилась, чтобы нарвать лютиков и ромашек. Это казалось идеальной семейной сценой, вот только Мара была здесь посторонней.
 Девочка подбежала и протянула половину своих цветов Дэру, а половину Маре. Дэр закрепил свой букетик в петлице, как и положено хорошему отцу. Мара же заткнула свой за петельку шнура на корсаже.
 Дельфи посмотрела на нее в упор и сказала по-французски:
 – Моему папе теперь хорошо.
 – Надеюсь.
 – Он не умрет.
 – Нет, разумеется, нет.
 Девочка кивнула, как будто они только что установили правду. Не было сомнений, что Дельфи познакомилась с Дэром, когда тот был при смерти. Мара сглотнула слезы и улыбнулась. Ей хотелось убежать домой и оплакать свое горе.
 Наконец Дэр отвел Мару обратно к фаэтону. Она была уверена, что он с большим удовольствием остался бы с детьми у реки, и если бы была возможность вернуться домой одной, она бы оставила его там.
 – Они замечательные, – сказала она, когда экипаж тронулся.
 – Когда не ведут себя как чертята, – улыбнулся он ей.
 – Они бельгийцы?
 – Возможно. Я не уверен.
 – Не уверен?
 Он взглянул на нее.
 – Разве Саймон тебе не рассказывал? Это дети той женщины, которая ухаживала за мной после Ватерлоо.
 – Я так и решила, но уж она-то должна знать их национальность! – Это прозвучало довольно резко.
 – Если и так, то рассказать об этом она не может. Она умерла.
 – О, Дэр, мне так жаль! – Но жаль Маре не было. У нее было ощущение, словно солнце внезапно выглянуло из-за туч.
 – Саймон и вправду ничего тебе не говорил? – спросил он.
 – Нет… Я подумала, что ты женился на ней. Из благодарности.
 Дэр внимательно посмотрел на нее и ничего не ответил. Было видно, что его мысли далеко.
 Мара ужасно боялась совершить какую-нибудь грубую ошибку, но не могла удержаться от вопроса:
 – Почему тогда дети зовут тебя папой?
 – Они привыкли, и я стану их отцом, если никто не захочет взять эту роль на себя. – И, словно кто-то вынуждал его, Дэр добавил: – Им многое пришлось пережить.
 Они долго ехали молча. Эта неожиданная встреча в парке произвела на Мару сильное впечатление.
 Ее реакция на мысль о женитьбе Дэра не оставила никаких сомнений.
 Ей хотелось самой выйти за него замуж.
 Наверное, это означает, что она любит его, хотя ее эмоции были слишком бурными, чтобы их можно было описать таким нежным словом. Она вдруг стала хорошо понимать влюбленных мужчин, которые на протяжении многих лет похищали женщин. Если бы она могла, то забросила бы сейчас Дэра на круп лошади и ускакала с ним.
 Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не рассмеяться. Она не была ни Эллен, ни Локинвар. Более того, не было причин, по которым она и Дэр не могли бы встречаться, а потом пожениться.
 Когда Дэр остановил лошадей перед домом Эллы, у Мары возникло чувство, будто он ускользает от нее, будто он прямо сейчас может уехать из ее жизни раз и навсегда.
 – Что мы будем делать завтра? – спросила она весело. – Ты обещал развлекать меня.
 – Как обезьянка? – Если он и улыбнулся, это была очень холодная улыбка.
 – В красной шапочке, – добавила она, – танцующая под шарманку. Я слышала, в театре «Адельфи» есть обезьянки.
 – Это уж слишком, Чертенок.
 Грум уже держал лошадей, так что Дэр слез с экипажа и обошел его, чтобы помочь ей.
 Но Мара не собиралась так легко сдаваться:
 – Если ты не хочешь идти в театр, тогда, может быть, подойдут пробки месье Дюбурга?
 По крайней мере, ей удалось его заинтересовать.
 – А это что такое?
 – Художественные модели, выполненные из пробки. Говорят, выставка просто изумительная.
 – Из, пробки? – с сомнением произнес он.
 – Пожалуйста!
 Она испугалась, что он вот-вот откажется, но он сказал:
 – Хорошо.
 Мара еле сдержалась, чтобы не запрыгать от радости.
 – Завтра? В десять? – И, не давая ему возможности передумать, добавила: – Спасибо! – Она поцеловала его в щеку, точь-в-точь как это делала маленькая Дельфи.
 Но она была не маленькая Дельфи, да и он не смотрел на Дельфи с таким недоумением. Мара еще раз ослепительно улыбнулась ему и упорхнула в дом, чтобы не успеть сделать еще какую-нибудь глупость. Она взбежала по лестнице на второй этаж и прильнула к окну. Фаэтон уже исчезал за поворотом, так что она увидела Дэра лишь мельком.
 Мара написала его имя на запотевшем от ее дыхания стекле.
 Дэр.
 Лорд Дариус Дебнем. Леди Дариус Дебнем. Таким будет ее титул после замужества. Леди Дэр.
 Она уже написала Саймону, чтобы он быстрее приезжал в Лондон. Ей нужны были его объяснения и совет. Его приезд все изменит. Дэр не будет больше одинок, и у нее уже не будет поводов вытаскивать его куда бы то ни было.
 Мара отошла от окна, вынимая булавки из шляпки. Ей хотелось каждый день быть с Дэром наедине и взмахнуть волшебной палочкой, чтобы в одночасье избавить его от всех проблем.




 Глава 6


 Дэр расслабился, доверив лошадей груму. Кажется, он вовремя проводил Мару. Его физическое состояние резко ухудшилось.
 Он не закрывал глаза, поскольку в таком случае раскачивание экипажа становилось еще невыносимее. Ледяной пот тонкими струйками стекал по позвоночнику. В желудке было такое ощущение, будто его кто-то сжимал и выкручивал, а зубы в любой момент могли начать стучать.
 Они проехали мимо аптеки, и он почувствовал почти физическое притяжение к этому заведению. Остановиться и купить опиум?
 – Риггс!
 – Да, милорд?
 – Вы не должны ни при каких обстоятельствах останавливаться по дороге домой.
 – Хорошо, милорд.
 Слуги знали. Все знали, какими нечеловеческими усилиями он перебарывает пристрастие к наркотику. Иногда Дэру казалось, что у него не осталось никакой личной жизни, никакого достоинства.
 Он делал все, чтобы обрести свободу. Но дорога к свободе была чертовски болезненной.
 Оказавшись дома, он прямиком направился в свою комнату. Солтер встревоженно посмотрел на него.
 – Ничего особенного не случилось. – Дэр попытался улыбнуться, но неожиданно скривившийся уголок рта превратил улыбку в гримасу. – Не знаю, что не так. Я еще не должен чувствовать таких болей. – Но затем он сказал: – Я принял вчера лишнюю дозу. Проблема в этом? Я все испортил?
 Боже, Боже! Неужели придется начинать медленный процесс снижения дозы заново? Неужели одна доза могла все испортить? Но дьявол внутри его прошептал: «Какой смысл? Ты никогда не освободишься. Сдавайся сейчас. Принимай столько, сколько нужно, чтобы чувствовать себя комфортно». Холодный пот крупными каплями выступил у Дэра на лбу.
 – Присядьте, сэр. – Солтер усадил Дэра в кресло, но тот снова вскочил.
 – Палки!
 Обычно они делали это только ночью. Дэр быстрым шагом прошел в бальный зал, скинув на ходу фрак и жилет. Там он снял ботинки и взял одну из длинных палок, которые принес Солтер, не обращая внимания на холод, озноб и приступы тошноты. Он будет сражаться с дьяволом до смерти.
 Он тренировался самостоятельно, пока Солтер раздевался и пока наконец не напал.
 Это было его лучшее облегчение, его утешение, его спасение в трудные времена – сражаться, потеть, не думать ни о чем, кроме своих движений и реакций.
 Не бокс. Бокс вызывал у него отвращение, особенно если дрались до крови. Фехтование же было слишком утонченным и изысканным. Древнее же искусство квотерстафа было достаточно приземленным и изматывающим, к тому же требовало огромной концентрации.
 Дэр сосредоточился на палках, пока его не отвлекло какое-то движение.
 Фенг Руюан.
 Палка Солтера со всей силы ударила Дэра по бедру, и он моргнул, прежде чем повернуться и поклониться, сложив руки ладонями друг к другу. Что его наставник делал здесь, проскользнув в комнату так беззвучно? Его время приходило ночью.
 Руюана нашел Николас Делейни, человек, который лучше остальных понимал Дэра. Иногда Дэру казалось, что во время путешествий Николасу тоже довелось попробовать опиум и потом спасаться бегством из его сладких объятий.
 Высокий и тихий Руюан привез с собой много умений, например массаж, успокаивавший измученное тело, и травы, избавляющие от самых худших симптомов. Кроме того, он привез искусство физических упражнений, которое спасало Дэра бессонными ночами, целую философию по борьбе с недугом. Он не одобрял квотерстаф, но и не запрещал его.
 – Ты пропустил время. – Руюан, как всегда, говорил тихо, речь его была ясной, хотя и с акцентом.
 Эти слова прозвучали как музыка для ушей Дэра. Он пропустил время приема дневной дозы, а его распорядок дня настаивал на том, что он должен ее принимать, и не менее категорично запрещал принимать ее раньше времени.
 – Возможно, я могу обойтись без нее, – сказал Дэр и сам испугался собственных слов.
 – Так не пойдет.
 – Почему? Может быть, это и есть тот самый момент? Время отказаться от чудовища и выжить? Почему не сейчас? Не сегодня?
 – Импульсивный отказ не меньше говорит о слабости, чем импульсивное подчинение своим желаниям.
 Он вновь поклонился и ушел, его мягкая бесшумная походка маскировала потрясающую физическую силу.
 – Что это значит? – недоумевал Дэр, нервно крутя в руках палку. – Почему я должен следовать по этому пути? Моя цель – освободиться от опиума, но когда я говорю, что хочу это сделать, он заявляет, что рано. Какой смысл во всем этом? Почему нельзя? Если я хочу! Я лорд! Я могу делать все, что хочу…
 Рука Солтера остановила его. Черт, он начал лепетать как ребенок! Еще немного, и он бы начал проговаривать каждую дурацкую мысль, приходившую в его измученную голову.
 – Пойдемте, вы поедите, сэр. – Солтер забралу него палку и отвел его обратно в спальню, где уже были приготовлены холодная ветчина, хлеб и фрукты.
 Дэр не хотел есть.
 Но это тоже было частью порядка, тех правил, которые установил Руюан и которые должны были привести его к цели. Он должен принимать дозу опиума ровно в назначенное время. Перед этим необходимо как следует поесть, чтобы притупить эффект и замедлить всасывание.
 Он впихнул в себя содержимое тарелки, а затем всмотрелся в бокал темной жидкости, который Солтер поставил перед ним. Он попробовал, убедить себя в том, что пьет это, потому что таково правило. Но если бы Солтер попробовал отнять у него бокал, то он мог бы и убить его.
 Черт! У него тряслись руки.
 Ядовитое наследие Терезы Беллер, царствие ей небесное… То, что он ненавидел больше всего на свете, но без чего, не мог жить. Он осушил бокал. На какое-то время мир станет спокойным, без борьбы, без боли, без каких бы то ни было страданий. И с этой иллюзией будет трудно расстаться.




 Глава 7


 На следующий день Мара проснулась очень рано и думала только о том, что скоро увидит Дэра. Кто бы мог подумать, что посещения выставки моделей из пробки можно ожидать с таким волнением?
 Чтобы не считать минуты до появления Дэра, она взялась писать письмо подруге, но послание выходило неискренним, потому что она не могла ничего написать о нем. По крайней мере, пока. Она вышла из того возраста, когда признаются в импульсивных увлечениях.
 Импульсивных?
 Мара уставилась в пространство. Скорее, ей казалось, что ее чувство было предопределено, даже отсутствие интереса к прочим поклонникам, вероятно, объяснялось тем, что она уже принадлежала Дэру. Она могла без труда вообразить себе их свадьбу в церкви Монктон-Сент-Брайд.
 Мара вернулась к письму, описала скучные политические ужины и поездку в парке «со старым другом Саймона».
 Пришла Рут с водой для умывания.
 – Нынче вновь чудесный день, миледи. Что вы наденете?
 – Я сегодня опять пойду с лордом Дариусом. Мы собираемся посетить выставку пробки. – Она мысленно перебрала свои платья для прогулок и решила пожертвовать удобством ради красоты. – Я надену зеленое с оборками и бронзовой мантильей.
 Рут сжала губы, она предпочла бы отправить Мару на улицу в одеянии монахини, но не осмелилась выразить свой протест открыто.
 Одевшись, Мара зашла к Элле и поиграла с маленькой Эми, впервые задумавшись о своих собственных детях. Детях Дэра. Когда слуга доложил, что лорд Дебнем ожидает ее внизу, она поспешила надеть перчатки, мантилью и шляпку, но спустилась в холл медленно, с чувством собственного достоинства.
 Увидев его, Мара еле сдержалась, чтобы не броситься ему на шею. Когда она приняла предложенную руку, это простое движение взволновало ее как поцелуй. Она смогла вежливо поприветствовать его, но затем начала болтать без остановки:
 – Надеюсь, будет интересно, хотя на многое я не рассчитываю. В конце концов, это всего лишь пробка…
 – Мне доводилось видеть занятные модели из бумаги, гипса и даже кости, – сказал он.
 – Помню, как-то наша гувернантка предложила нам сделать египетскую сценку с пирамидами из папье-маше и песка. Мы потом еще долго вытрясали песок из одежды и выметали из ковров.
 – Могу себе представить! Вы занимались все вместе?
 – Обычно да. Хотя Бенджи в конце концов пошел в школу. – Маре хотелось перерезать себе горло. Он умрет от скуки, если она будет продолжать в том же духе. – А когда ты пошел в школу? – спросила она.
 – У меня были гувернеры, а в тринадцать лет я отправился в Харроу.
 – Тебе не жаль было уезжать из дома?
 – Вовсе нет. Даже наоборот, я был рад сменить обстановку.
 Она уговорила его рассказать несколько историй о повесах, в том числе о Саймоне, которые ее брат скрывал от нее. Незаметно за разговорами они прибыли на выставку на Гросвенор-стрит.
 Здание было похоже на любой другой дом на улице, но когда Дэр заплатил за вход, их провели в большую светлую комнату. На столах у стен были расставлены миниатюры, изображавшие древние монументы, а в центре комнаты был установлен удивительный экспонат – гвоздь программы.
 – О Боже! – воскликнула Мара, подойдя ближе к скалистому камню, на вершине которого находились развалины храма. С вершины холма стекала вода, собираясь в небольшое озеро у его основания. – Неудивительно, что они так знамениты. Если бы не размер, я бы могла решить, что они настоящие.
 – Искусно выполнено, – согласился Дэр.
 – Неужели это и вправду все из пробки? – Маре хотелось прикоснуться к модели, чтобы удостовериться. Она оглянулась по сторонам, в комнате были только шесть других посетителей, но смотритель уже спешил к ним.
 – Так и есть, мадам, – ответил он. – Месье Дюбург совершенно случайно обнаружил, что пробка является идеальным материалом, как по текстуре, так и по цвету, для выполнения миниатюр старинных построек.
 Он продолжал о чем-то рассказывать, но Мара просто смотрела, наслаждаясь тем впечатлением, что производила на нее композиция. Наступила тишина, и она увидела, как Дэр дает служителю монетку, а тот уже спешит к следующей паре посетителей.
 – Знаешь, у меня какое-то странное чувство, что из игрушечного храма вот-вот выйдут люди, – сказала она.
 – Возможно, люди не выходят только потому, что это руины? Руины должны быть покинутыми, – улыбнулся Дэр.
 Она взглянула на него:
 – Ты когда-нибудь видел настоящие руины? Я хочу сказать – в Греции?
 – Нет, но когда-нибудь я обязательно туда съезжу.
 Он собирается путешествовать? Она не могла представить себе, чтобы она разделила с ним такой образ жизни. Сент-Брайды из Брайдсуэлла никогда не уезжали далеко от дома. Такова уж их природа.
 – Куда еще ты хотел бы поехать? – спросила она разочарованно.
 – Теперь вся Европа открыта перед путешественниками. Разве ты сама не хотела бы отправиться куда-нибудь?
 – Ну, возможно, короткие поездки я бы осилила, – сказала она, добавляя про себя: «И то только с тобой».
 – Вы всегда была домоседами, Сент-Брайды из Брайдсуэлла, – усмехнулся: Дэр. – Но честно говоря, меня теперь тоже мало прельщают далекие страны…
 – Ты когда-то был полон энтузиазма, Дэр.
 Он взглянул на миниатюру.
 – А храм когда-то был полон прихожан. Пойдем посмотрим на могилу Вергилия.
 – Никаких могил, – твердо сказала Мара. – Если верить моему путеводителю, тут должна быть модель Везувия, который действительно извергается. Я хотела бы взглянуть на это.
 Дэр покачал головой, но подозвал служителя.
 – Да, сэр, мадам. Эта миниатюра находится в той стороне зала, в отгороженном углу, поскольку она должна быть в темноте. Но вулкан извергается только в определенное время.
 – Очень удобно, – прокомментировал Дэр. – Как было бы здорово, если бы люди вели себя так же.
 Его глаза сверкнули, и Маре показалась, что она сама вот-вот взорвется. Поэтому она изобразила яркий энтузиазм:
 – Я так хочу посмотреть, как он будет извергаться, Дэр!
 – Честно говоря, мне тоже хотелось бы это увидеть. Но естественная темнота кажется мне более подходящей, чем занавески. Давай я привезу тебя сюда сегодня вечером?
 – Да! Нет… Как жаль, я не могу! Мы идем в театр. Наконец-то. «Ковент-Гарден». Какая-то новая пьеса под названием «Выбор леди». Но мы обязательно должны сюда вернуться. Обещаешь? И не езди сюда без меня.
 – Обещаю. Я почти все время совершенно свободен, так что ты можешь назначить день.
 – Как день свадьбы! – вырвалось у Мары, и она густо покраснела, – О, посмотри, пирамиды! – Она отвела его к боковому столику. – Они меньше, чем те, что когда-то делали мы, но больше похожи на настоящие.
 Они полюбовались пирамидами, потом прошли мимо амфитеатра и обелиска. Эти модели были совсем крошечными, но очень реалистичными.
 – Храм Сивилл в Тиволи, – прочитала Мара на следующей табличке. – А что такое сивилла?
 – Оракул.
 – А это не одно и то же?
 – Возможно, сивилла – это один из видов оракула. Или оракул – один из видов сивиллы. Точно так же, как шалунья – это вид молодой леди, но не все молодые леди являются шалуньями.
 Она сморщила носик:
 – Но эта шалунья знает кое-что о сивиллах.
 – Что?
 – У одной из них – не помню точно какой – было двенадцать книг с предсказаниями. Она предложила их королю… тоже не помню которому…
 – Не слишком внимательная ученица, – заметил Дэр.
 – А ты был добросовестным учеником?
 – Нет. – Он все еще улыбался, так что Мара продолжила свой рассказ:
 – Эта сивилла предложила книги королю за огромную сумму денег. Он попытался торговаться, тогда она сожгла три книги и предложила ему оставшиеся девять по той же цене. Когда он отказался платить, она сожгла еще три книги. К тому времени, когда он сдался, осталось только три книги, и он заплатил за них первоначальную цену. Она мне нравится.
 – Да уж. Но только подумай обо всей потерянной мудрости.
 – Но это была вина короля – он был слишком мелочным. Наверное, он думал, что женщина уступит его требованиям.
 – От короля следовало бы ожидать большей мудрости.
 – Почему?
 Он рассмеялся:
 – Великолепный вопрос, особенно учитывая то, что наш король сумасшедший. Что у нас дальше? Грот Эгерии. Кто такая Эгерия? Нам нужны Николас или Люсьен.
 – Правда? – Маре понравился его смех. Он взглянул на нее:
 – Николас Делейни и Люсьен, лорд Арден.
 – Это я знаю. Но зачем они нам здесь?
 – У Николаса ум как у сороки, а Люсьен – только не говори никому – был замечательным ученым.
 – Ужасно! – заявила она, переходя к какому-то средневековому зданию.
 Служащий возник словно ниоткуда.
 – А-а, Верона! Место трагической истории двух несчастных влюбленных. Это модель дома Джульетты, Каза-ди-Джульетта. А здесь вы можете видеть тот самый балкон, на котором стояла прекрасная Джульетта, в то время как ею любовался синьор Ромео. Кроме того, здесь находится могила…
 – Никаких могил, – сказал Дэр и утянул Мару дальше. – У тебя и так дьявольские волосы, не хватало еще привить тебе мысли о несчастной любви.
 – Я из Сент-Брайдов из Брайдсуэлла, – запротестовала она смеясь. – Я на такое не способна.
 – …Колизей, где христианских мучеников скармливали диким животным, – с завидным упорством декламировал служитель.
 – Ты можешь себе представить, чтобы семья Сент-Брайд была вовлечена в кровную вражду с кем-нибудь? – поинтересовалась Мара.
 – Если речь идет о Саймоне – да. – Дэр поблагодарил усердного гида и отослал его с еще одной монеткой в кармане.
 – Он сделает себе состояние, приставая к нам, – сказала Мара. – Я думаю, в Саймоне уже перегорела вся ярость, а Дженси – воплощение спокойной практичности.
 – Стало быть, это идеальный союз.
 – Ты думаешь, только противоположности сходятся? Элла и Джордж очень похожи друг на друга, и Руперт с Мэри, и мама с папой…
 – Но ни у одного из них нет дьявольских волос.
 – Так какой же должна быть моя противоположность?
 – Скучной.
 – Полагаю, это комплимент.
 – Думаю, многие мечтают о скучном супруге. – Он развернул ее к экспозиции. – Обрати внимание на руины.
 – Парфенон, – сказала Мара, рассматривая знаменитый храм. – Знаешь, папе бы здесь понравилось. Он считает, что под Брайдсуэллом находится древний храм.
 – Я бы не удивился.
 Мара мельком взглянула на него, удивленная его тоном:
 – Почему?
 – В этом месте есть что-то особое.
 – Да это просто развалюха!
 – Я не имею в виду сам Брайдсуэлл, хотя и в нем заключена своя доля магии, а церковь, деревню. Все это построено на землях старого монастыря. Если бы это было на языческой земле, то было бы понятно, почему там так… хорошо, – закончил он, хотя это слово ему явно не нравилось.
 Сердце Мары быстро билось.
 – Тебе там всегда рады, Дэр. Мы считаем тебя членом семьи…
 «Не хотел бы ты жить там? Женись на мне, и это можно будет устроить. Папа уже построил крыло для Эдмунда и Мэри. Построит одно и для нас».
 Но он уже осматривал комнату.
 – Пьеру бы здесь понравилось. Особенно вулкан.
 Мара упустила момент. Ничего, будут и другие.
 – Мальчишки всегда одинаковы, – сказала она. – И любят шумные извержения.
 Он улыбнулся ей:
 – Кажется, я помню, что некая леди тоже выказывала интерес.
 Мара сморщила носик:
 – Как ты и говорил, все дело в волосах.
 Они прошли мимо последней модели и вышли из дома. Мара посмотрела на облака, надеясь, что дождя сегодня не будет. Дождь, конечно, не испортит ей настроение, но тогда им придется поспешить домой.
 – Купите сувенир для вашей леди, сэр.
 Грубый голос привлек внимание Мары к женщине, торговавшей репродукциями моделей. В руке она держала одну из них, чтобы заинтересовать Дэра. «Вашей леди». Мара смаковала эти слова.
 Копии были довольно грубо выполнены, но Мара подняла ту, что изображала вулкан.
 – Интересно, можно как-нибудь так сделать, чтобы он извергался? Наполнить его порохом, например?
 – Нет, – твердо сказал Дэр, забирая модель у нее из рук. – Но Пьеру она понравится, а подобных мыслей у него не возникнет. – Он купил ее, а также Каза-ди-Джульетта для Дельфи.
 – Ты заложишь в нее мысль о несчастной любви, – поддразнила его Мара.
 Дэр поднял модель могилы Джульетты.
 – Для тебя, – сказал он. – В качестве предостережения от несчастной любви.
 Мара возмутилась при этих словах, но приняла пакет с удовольствием. Первый подарок от Дэра! Они повернули по направлению к дому Эллы, который находился совсем недалеко, но Маре претила сама мысль о том, что их экскурсия вот-вот закончится.
 – Ты не будешь против, если мы заглянем в книжный магазин на соседней улице? – спросила она. – Он совсем не далеко, а меня там ждет копия «Фантазийных рассказов» Сары Берни.
 – О чем же эта фантазия?
 – Обо всяких воображаемых вещах. В данном случае про кораблекрушение.
 – Которое, к сожалению, слишком реально.
 – Во время этого кораблекрушения женщина и ее дочь оказываются на необитаемом острове, прямо как Робинзон Крузо.
 – С мужчиной Пятницей?
 – В виде благородного английского джентльмена, также жертвы этого кораблекрушения.
 Его губы скривились.
 – Вот это уж точно плод воображения.
 – Что? Благородный английский джентльмен? – Ее смеющиеся глаза повстречались с его взглядом. Идеальный момент. – Это должна быть полная приключений история. И очень трогательная.
 – Не сомневаюсь.
 – Дэр, о чем ты думаешь?!
 – Мара, мужчины всегда думают о чем-то подобном.
 Она подмигнула:
 – И женщины тоже.
 Он приподнял брови и провел ее внутрь магазина. Продавец поспешно поклонился и достал «Фантазийные рассказы» в трех томах с уже разрезанными страницами и протянул пакет Дэру.
 – Раз уж у меня есть носильщик, – сказала Мара, – посмотрю-ка я, что еще есть на полках.
 Дэр последовал за ней, протестуя:
 – Разве три тома не займут у тебя по меньшей мере месяц?
 – У Эллы я веду такой уединенный образ жизни. – Она кинула на него быстрый взгляд. – За исключением тех случаев, когда мне на выручку приходит настоящий герой.
 – Скоро приедет Саймон.
 – Брат не может быть настоящим героем для своей сестры.
 – Но когда он приедет, разве ты не переедешь с ним и Дженси в Марлоу-Хаус?
 – Да, и там жизнь обещает быть намного интереснее, особенно если там будут повесы.
 – Звучит как «будут крысы».
 Мара рассмеялась:
 – На целую чуму хватит.
 Она принялась рассматривать корешки книг.
 – О, смотри! – Она схватила четыре тома, озаглавленные «Охотницы за мужьями!!!». – Три восклицательных знака. Весьма многообещающе, как ты думаешь?
 – Даже слишком, особенно от автора по имени Амелия Боклер. А о чем эта? «Бароцци, или Венецианская колдунья».
 – Автор – всего-навсего Кэтрин Смит. Разве такое заурядное имя не предвещает заурядную книгу?
 – Мара, как что-либо, связанное с венецианской колдуньей, может быть заурядным?
 – Ты удивишься, – мрачно заметила она. – Есть писатели, которые придумывают увлекательнейшие заголовки, только чтобы с их помощью продавать нравоучительные рассказы. За такое нужно в тюрьму сажать.
 – Если я когда-нибудь попаду в парламент, постараюсь протолкнуть этот закон. Мне вдруг пришло в голову, что тебе следует писать романы.
 Мара в изумлении посмотрела на него:
 – Мне? Да я письма с трудом пишу.
 – Но у тебя уже есть подходящее имя. Разве ты не видишь? «Пленное тело Жестокой башни». Автор – Адемара Сент-Брайд.
 – Да, великолепно. Только как тело может быть пленным?
 – Но мы же говорим о воображаемых событиях. Тело находится под действием заклятия. Или специального яда.
 – А героиня заперта в высокой башне и ждет, пока какой-нибудь герой явится ее спасти. Как увлекательно!..
 – Так напиши об этом.
 Она театрально вздрогнула и взмахнула ресницами.
 – Ты мог бы сам написать, дорогой Дэр, а я одолжу тебе имя.
 – Саймон меня убьет. Пойдем. У тебя достаточно литературы, чтобы продержаться до Страшного суда.
 – Особенно если я одновременно буду писать книги.
 Мара попросила отослать счет в дом Эллы.
 Они вышли из магазина в радужном настроении.
 – Как мне назвать героиню? – поинтересовалась она.
 – Беллиссима, – отозвался Дэр. – Беллиссима ди Манифико.
 – Нет-нет. Героиня должна быть простой дамой с именем как… Анна.
 – Анна Браун?
 – Слишком тускло.
 – Анна Оранж?
 – Прекрати!
 Он ей ужасно нравился в таком игривом настроении.
 – Тогда Анна Уайт, – заключил он. – Белый цвет такой девственный. Она ведь девственница?
 Мара постаралась не краснеть.
 – Разумеется. Но писать фамилию следует с двумя «т», чтобы придать ей элегантности.
 – «Девсттвенница»?
 – «Уайтт»! – воскликнула Мара. – А героя будут звать…
 – А у него может быть героическое имя?
 – Только если не Глориозо. Как насчет Тристана? – предложила она.
 – Сент-Рейвен убьет нас обоих.
 Они остановились и подождали, пока подметальщик уберет лошадиный навоз, прежде чем переходить улицу.
 – Так зовут герцога Сент-Рейвена? – поинтересовалась Мара.
 Дэр бросил парню монетку.
 – Да.
 – Откуда ты знаешь?
 – Я знал его мальчиком. Какие еще имена тебе нравятся?
 – Дариус, – поддразнила она.
 – Тогда я убью тебя.
 – Писать романы намного сложнее, чем кажется на первые взгляд, – пожаловалась Мара. – Нам нужно благородное имя, Даже королевское.
 – Этельред.
 – Как Этельред Несправедливый? Нет!
 – Халфканут, – предположил он, называя еще одного древнего короля.
 – Никакой халвы, сэр.
 – Ну и замечательно. Значит, твоего героя будут звать Канут. Канут Или-не-Канут, пропавший граф Долит. Они же всегда потерянные наследники чего-то, не так ли?
 Мара смеялась так, что ей было трудно говорить.
 – Ты просто невозможен!
 – Я бросаю тебе вызов.
 – Какой?
 – Написать роман, используя эти имена.
 – Если я это сделаю, то, что я получу?
 – Я тоже напишу роман.
 – Ямбическим пентаметром?
 Он подмигнул:
 – Только он будет очень коротким. – Они прошли несколько метров, и он продекламировал: – Канут – пропавший Долиш сын. Он свинопасом вырос, был босым.
 – Но здесь только четыре ударных слога, а в ямбическом пентаметре должно быть пять.
 – А там немой ударный слог, как немая «т» в слове «лестница». Подожди, подожди, я еще придумал: «Анну Уайтт он полюбил. И взвыл от отчаянья, пока совсем не выбился из сил…»
 Она рассмеялась:
 – У тебя совсем нет ритма. И тут нет ни намека на пленное тело, не говоря уже о замке. Будь посерьезнее.
 Маре очень нравилась эта игра. Она была на седьмом небе от счастья.
 – Хорошо, – смирился Дэр с притворным вздохом. – А кто будет злодеем? Тем, кто отравил бедную Анну и запер ее в подземелье?
 – В свадебном платье, – предложила Мара.
 – Обычно так и бывает. Так кто будет злодеем?
 – Владелец замка, разумеется. Барон Бейн.
 – Хорошо, – сказал он, бросая монетку еще одному подметальщику. – Варвар Бейн, барон Ужас.
 – А это не слишком?
 – Нет, хватит миндальничать. У него наверняка злые глаза и нарывы по всему телу.
 – Никто не назовет ребенка Варваром, – сказала Мара. – Как насчет Каспара? Это настоящее имя, но в нем есть что-то варварское. Каспар Ужас возжелал прекрасную Анну Уайтт, невинную девушку, живущую в деревне. Она возлюбленная Канута Или-не-Канута – а вот это и впрямь смешно! – который мечтает вернуть себе свой титул.
 – Который незаконно присвоил Каспар, его злой дядюшка.
 – Который считает, что убил Канута в младенчестве…
 – …но на самом деле его похитила честная кухарка…
 – …по имени Этель Стремительная.
 – Очень хорошо, – похвалил Дэр. – А Канута вырастила в лесу семья кроликов.
 – Кроликов?
 – Кроликов. Что и объясняет его робкий характер.
 – Но в романе не может быть робкого героя, – запротестовала Мара.
 – Он должен быть робким, иначе как он допустил всю эту тиранию?
 – Он не знает правду.
 – Он считает, что он и вправду кролик? – спросил Дэр, но уже без того энтузиазма.
 – Он не знает, что он граф. А как он узнает об этом?
 – Его найдет сивилла.
 Но искра изобретательного веселья потухла, и они начали разговаривать о книгах, которые любили. К тому времени, когда они дошли до дома Эллы, говорила большей частью Мара и жалела, что не может забросать его вопросами.
 «Ты все еще употребляешь наркотики? Как они влияют на тебя? Сколько ты принимаешь? Ты сможешь освободиться от зависимости? Что мне сделать, чтобы помочь тебе?»
 Но когда лакей открыл дверь, она смогла лишь вежливо попрощаться.
 Только дома Мара с ужасом поняла, что забыла организовать следующую встречу. Девушка поспешила в свою комнату, чтобы написать записку Дэру с благодарностью за посещение выставки моделей из пробки. Она добавила несколько слов о своем страстном желании увидеть лондонский Тауэр. Она и вправду хотела посетить это место, отмеченное столькими историческими событиями, но выбрала его и по другой причине: Тауэр был расположен далеко от Мейфэра, поэтому им придется проделать долгий путь туда и обратно. Несколько часов рядом с Дэром.
 Она задумчиво пожевала кончик пера, обмакнула его в чернила и поставила подпись: «От известной новеллистки Адемары Сент-Брайд».
 Ответ пришел за ленчем. В письме Дэр выражал свое согласие отправиться на экскурсию. Подписана записка была: «Дэр Или-не-Дэр Дебнем».
 Она прочитала его ответ Элле, но сестра лишь неодобрительно поморщилась.
 – В чем дело? – вспыхнула Мара.
 – Ни в чем. Просто мне кажется, что вы очень сближаетесь.
 – Но это же Дэр, – возразила Мара, прекрасно понимая, что лжет.
 Элла помяла в руках мякиш.
 – Я слышала, что с ним живут дети.
 – Это дети той бельгийской вдовы, которая ухаживала за ним. Она умерла. Кстати, Дельфи не старше Эми. Они могли бы играть вместе.
 – Ну, это вряд ли.
 – Почему бы нет?
 – Йоувил-Хаус довольно далеко отсюда.
 Мара увидела сжатые губы своей сестры и почувствовала, как внутри ее закипает злость.
 – Ты просто не хочешь, чтобы Эми играла с Дельфи.
 Щеки Эллы порозовели.
 – Ну, Мара! Откуда нам знать, что это за ребенок?
 – Она приемная дочь Дэра.
 – Все, что мне известно про этих детей, окутано тайной. Насколько я знаю, они выглядят так, словно у них разные отцы, да и сама бельгийская вдова для всех загадка. – Элла еще крепче сжала губы. – Она, возможно, была его любовницей.
 – Даже если так, все это в прошлом, и бедная женщина мертва. Ее дети…
 Элла положила руку на живот.
 – Мара, мне сейчас и вправду нельзя расстраиваться. Ребенок может родиться раздражительным. Мир полон людей, находящихся в куда более стесненных обстоятельствах. Если хочешь сделать что-то хорошее, помоги мне сшить одежду для приюта «Чаринг-Кросс».
 Это было наказание, но Мара согласилась и провела весь день за шитьем. Это занятие убаюкивало, и скоро Элла расслабилась достаточно для того, чтобы поддержать легкую беседу, а Мара больше не пыталась завести разговор о детях. Когда пришло время ехать в театр «Ковент-Гарден», между сестрами царили мир и гармония, и ничто не могло омрачить им поездку.




 Глава 8


 Мара впервые была в лондонском театре, это был прекрасный повод надеть один из самых красивых нарядов. Она выбрала шелковое платье цвета слоновой кости, украшенное полевыми цветами. Оно ей очень шло, а низкий корсаж и вечерний корсет творили чудеса с ее грудью. Жаль, что Дэр ее сейчас не видит.
 В фойе театра к ним присоединились неудачно названные братья Скилли, которые и проводили их в ложу. Преподобный Скилли оказался весьма самодовольным священником одного из преуспевающих приходов Лондона. Капитан Скилли обладал острыми чертами лица и дурным настроением, поскольку мир оставил его без корабля. Оба были холостяками, и оба разглядывали Мару с особым интересом, но это ее ничуть не беспокоило.
 Она поднялась по лестнице под руку со священником, сгорая от нетерпения поскорее увидеть зал, который должен быть одним из самых элегантных в мире.
 Войдя в ложу, она остановилась, с восхищением осматривая все вокруг. Над партером возвышались четыре ряда лож во всем своем золотом великолепии. Зрители сияли в газовом свете. Раскачивались перья, взмахивали веера, а брильянты сверкали в лучах света.
 – Я выгляжу настоящим гадким утенком, – сказала Мара без особого беспокойства Элле, садясь рядом с ней. – Веер, никаких перьев. В прическе только цветы, жемчуг на шее. Никакого шика.
 Преподобный Скилли тут же наклонился вперед:
 – Вы идеал девичьей скромности, леди Мара.
 Мара встретилась взглядом с Эллой и почувствовала, что вот-вот рассмеется.
 – Идеал? Как мило!
 Но она явно недооценивала впечатление, которое произвела своим появлением. Некоторые мужчины даже подняли лорнеты, чтобы получше рассмотреть ее – высшая степень заинтересованности. Она заметила какое-то движение внизу и посмотрела в партер, ожидая увидеть там еще одного поклонника. Так и оказалось, хотя этого воздыхателя лучше бы здесь не было!
 Баркстед!
 Он даже встал, увидев ее, чем привлек внимание своих соседей. Маре было не по себе, что на нее пялится столько народа. Она нахмурилась, пытаясь внушить ему, что он должен сесть на место. Но вместо этого он приложил правую ладонь к сердцу и поклонился.
 Мара отвернулась, щеки ее пылали. Казалось, никто в ложе этого не заметил, возможно, большая часть зрителей даже не поняла, что произошло. Но как это невыносимо! А что, если у него хватит наглости подняться в ложу? Он ведь хорошо знает Джорджа.
 Но вскоре свет выключили, и Баркстед был лишен возможности на нее таращиться. Слава Богу!
 Мара попыталась получить наслаждение от спектакля, но он ее разочаровал. «Выбор леди» звучало так многообещающе. Она тут же вспомнила, как жаловалась Дэру на книги, чья задача – нравоучать. В этой пьесе также заключался урок – что девушки должны предоставлять право выбора супруга своим отцам. Мара надеялась, что в дальнейшем героиня взбунтуется, но понимала, что это маловероятно.
 Во время антракта они, не обращая внимания на танцоров, заполнивших сцену, покинули ложу, чтобы прогуляться по живописной галерее. На этот раз Мара пошла под руку с капитаном Скилли, одаряя своей благосклонностью всех в равной степени.
 – Неплохая пьеса, – сказал он. – Никаких наростов.
 Она удивленно посмотрела на него:
 – Наростов, капитан?
 – В хорошей форме, леди Мара, хоть сейчас спускай на воду, с хорошо отдраенным днищем.
 Мара отчаянно боролась с приступом смеха.
 – Не думаю, что эта пьеса будет протекать, капитан Скилли. Вы часто бываете в театре?
 – Время от времени, леди Мара, время от времени. Я сейчас торчу на берегу без дела.
 – Но ведь вы не хотите войны, капитан?
 – Ни в коем случае, – заявил он но прозвучало это неубедительно.
 – Возможно, вам подошла бы какая-нибудь ответственная миссия, например берберийская кампания?
 Как она и думала, он тут же пустился в разглагольствования о своей роли в этом предприятии, целью которого было освободить христиан, порабощенных берберийскими пиратами. Но в его изложении вся эта увлекательная кампания свелась к топселям и такелажу.
 Мара вставляла приличествующие замечания, но взгляд ее блуждал. В Линкольне она была бы сейчас окружена друзьями и родственниками, тут же она никого не знала. Ее взгляд задержался на затылке мужчины, который показался ей знакомым.
 Дэр?
 Ее сердце забилось чаще. Да, это он. Он беседовал с двумя элегантными парами. Повесы?
 Почти не обращая внимания на бурные моря, подветренные стороны, она исподволь направила своего кавалера к Дэру, пытаясь отгадать, кто были его собеседники.
 Стройный блондин выглядел очень умным. Стивен Болл? Николас Делейни? Или ученый Люсьен, маркиз Арден? Нет, это настоящий спортсмен.
 А кто этот молодой человек с темными волосами и нежным лицом? Френсис, решила она. Френсис, лорд Миддлторп, убедилась она методом исключений.
 Когда они были всего лишь в полуметре от цели, капитана Скилли позвали, и Мара оказалась лицом к лицу с капитаном Макеном и его женой. Начался морской разговор. Мара скрипела зубами, дежурно улыбаясь. Она не могла просто развернуться и уйти, но она не переставая посылала Дэру мысленные мольбы вызволить ее из этой беды.
 И он ее услышал!
 – Леди Мара, надеюсь, вам нравится пьеса?
 Она повернулась, и ей не пришлось прилагать никаких усилий, чтобы на лице засияла ослепительная улыбка.
 – Временами, – сказала она и добавила. – Места без наростов.
 Он приподнял брови в изумлении, но потом взглянул на ее грудь и некоторое время стоял, не говоря ни слова.
 Затем он представил своих спутников.
 Она оказалась права насчет Френсиса, а блондин оказался сэром Стивеном Боллом, членом правительства. Повесы, наконец-то сбылась ее мечта познакомиться с ними! Но реакция Дэра на ее платье взволновала ее намного больше.
 Моряки были обрадованы ничуть не меньше ее. Сын графа, виконт и влиятельный политик!
 Мара тем временем разглядывала жен повес. Леди Болл была настоящей красавицей с роскошными темными локонами и сверкающими глазами.
 Леди Миддлторп не была красавицей в том же смысле слова, но была довольно заметной личностью. Кремовая кожа, густые ресницы и темно-рыжие кудри производили впечатление, которое Мара могла описать только как знойное.
 Разумеется, капитаны были возбуждены этим зрелищем, а капитан Скилли не смог бы поднять риф-топсель, даже если от этого зависела его жизнь.
 Леди Болл повернулась к Маре и сказала:
 – Мы с Сереной планируем отправиться в субботу на небольшую экскурсию. Недавно узнали о потрясающем магазине восточных шелков на границе благопристойного Лондона и намереваемся его отыскать.
 – С сопровождением, – твердо сказал лорд Миддлторп.
 – Разумеется, дорогой, – улыбнулась леди Миддлторп. – Ты же знаешь, я не люблю рисковать.
 – В отличие от Мары, – вставил Дэр. Мара вспыхнула и посмотрела на него Он добавил, увидев ее недовольный взгляд:
 – Всем известно, что Сент-Брайды с дьявольскими волосами рождены дикими.
 Лорд Миддлторп рассмеялся.
 – Это уж точно! Как вспомнишь, что, бывало, вытворял Саймон! От него только и можно было ожидать, что он поедет и начнет войну в Канаде.
 – Но он ее не начинал, – возразила Мара.
 – Меня вам не убедить. Я точно знаю, что он участвовал в набегах с какой-то группой, которая называет себя Зеленые Тигры.
 – У него не было выбора, ему пришлось защищать британскую территорию от нападений, – объяснила Мара.
 – Но стоило ему вернуться в Англию, как началось массовое восстание в Спа-Филдс.
 Было ясно, что лорд Миддлторп просто дразнит ее, и Мара почувствовала себя так, словно они были закадычными друзьями.
 – Саймон не имеет к этому никакого отношения, – заявила она. – Все эти беспокойства связаны с безработицей и хлебными законами, которые лежат на совести членов вашего правительства. – Но она тут же прикрыла рот рукой. – Не могу поверить. Я заговорила о политике!
 Все рассмеялись, включая Дэра, который в этот момент стал так похож на себя старого. Вот таким он и должен быть – смеющимся с друзьями.
 Их взгляды встретились, и они долго не сводили друг с друга глаз. Мара знала, что в этот момент в ее глазах была видна ее душа. Но Дэр повернулся, чтобы сказать что-то леди Болл, а потом раздался звонок, оповещающий о начале второго акта.
 Мара быстро разузнала подробности экспедиции по поиску магазина с шелками и вернулась в свою ложу, жалея, что не может пойти вместе с Дэром.
 Но захотел бы он этого? Она боялась, что ее взгляд был слишком эмоциональным и откровенным и что Дэр намеренно отвернулся от нее.
 Она села на свое место, стараясь побороть слезы. Она много лет флиртовала, но ей еще никогда не приходилось скрывать свои чувства. Раньше это не имело никакого значения.
 Боже! Неужели она ставила Дэра в неловкое положение так же, как Баркстед ее? Эта мысль повергла ее в ужас. Она приняла решение не замечать Дэра на протяжении всего остального вечера.
 Во время следующего антракта она выразила желание посмотреть дрессированных собачек. А во время третьего и последнего Элла пожелала послушать какой-то нравоучительный монолог, но для Мары это было слишком. Братья Скилли настояли на том, чтобы сопроводить ее, но всю дорогу разговаривали друг с другом через ее голову, а единственные люди, которых они встретили, были Макены и сухой и чопорный преподобный Форбс.
 Мара увидела Дэра вдалеке, но решила придерживаться своего первоначального намерения. Она не переставала молиться, чтобы он сам подошел к ней. Но он не подошел, хотя она видела, что он ее заметил.
 Когда прозвенел звонок, она вернулась к ложе в подавленном настроении и остановилась у двери, чтобы взять себя в руки.
 – Пожалуйста, джентльмены, не ждите меня.
 Это была одна из тех просьб дамы, которую мужчины выполняют, не задавая лишних вопросов. Они зашли в ложу, а Мара осталась у двери, теребя перчатку. Для Дэра она ничто более, как досадная помеха. Это было непереносимо.
 Она заставила себя улыбнуться и уже повернулась к открытой двери ложи, когда к ней подошел служитель театра.
 – Леди Мара Сент-Брайд? – спросил он, протягивая сложенный листок бумаги.
 Мара удивилась, но записку взяла. Это был тонкий жесткий сверток, на котором было написано только ее имя. Оркестр заиграл качало последнего акта, так что она спрятала конверт в руке и заняла свое место.
 Это от Дэра?
 Ей не терпелось поскорее посмотреть, что внутри, и как только действие началось, тихонько развернула сверток. К счастью, в ложе была небольшая лампа.
 В чистый листок бумаги были завернуты театральная программка и игральная карта – дама червей.
 Название пьесы, «Выбор леди», было обведено. На полях отправитель написал: «Да будет вашим выбором прощение, моя королева».
 Простить что? От кого это? Уж точно не от Дэра.
 Внезапно у нее зародилось подозрение, и она взглянула в партер. Майор Баркстед опять смотрел на нее, пытаясь поймать ее взгляд.
 Она покачала головой, нахмурившись. Он сложил руки в молитве. Надоедливый фигляр!
 Она старалась не смотреть в сторону Баркстеда, пока пьеса наконец не закончилась и они не поднялись, чтобы уходить. Только тогда она взглянула вниз, чтобы понять, что он замышляет. Слава Богу, его место было пусто, а люди в партере шли к выходам. Она избавилась от него!
 Каким же ужасным оказался этот вечер!
 Но стало еще хуже. Когда они наконец спустились с лестницы, к ним подошел майор Баркстед:
 – Сэр Джордж, леди Верни, леди Мара, великолепная пьеса, не правда ли?
 Маре хотелось прирезать его на месте.
 На обратном пути, в карете Мара не выдержала:
 – Прошу прощения, если это доставит вам неудобства, Джордж, Элла, но я должна просить, чтобы мне больше не было необходимости встречаться с лордом Баркстедом.
 – Боже, но почему? – воскликнул Джордж. – Он отличный парень.
 – У него развилась ко мне сумасшедшая страсть, и он никак не хочет успокоиться. Он сегодня весь вечер глазел на меня самым неприличным образом.
 – Боже правый, – пробормотал Джордж, но было видно, что ему скорее досадно и это известие его не напугало.
 – Ты уверена, Мара? – спросила Элла. – Но он же так часто бывает у нас.
 Мара подумала, не показать ли ей карту, но сочла, что это было бы неразумным. Это вызвало бы слишком много ненужных вопросов.
 – Пусть и дальше ездит, – сказала она вместо этого. – Я ведь не прошу вас изменить своим привычкам. Я просто хочу, чтобы вы больше не сажали меня с ним за столом. И не приглашали с ним на прогулки. Я думаю, это продлится недолго. Вот приедут Саймон и Дженси, и я перееду к ним.
 – Хорошо, хорошо, – нетерпеливо сказал Джордж. По нему было видно, что будь его воля, он бы стер всех женщин и их капризы с лица земли.
 Вернувшись домой, Мара первым делом бросила письмо Баркстеда в огонь и взяла в руки подарок Дэра. «Как все запутано!» – думала она разглядывая гробницу Джульетты. Конечно, было великой глупостью ехать с Баркстедом в тот игровой зал.
 Но не сделай она этого, она никогда бы не провела той увлекательной ночи с Дэром, может быть, даже не знала бы, что он в Лондоне. Она не наслаждалась бы временем, проведенным вместе с ним, и не поняла бы, как много он для нее значит.
 Она словно стояла на вершине утеса, и лишь один шаг отделял ее от катастрофы.
 Дэр был единственным мужчиной для нее.
 Единственным мужчиной, которого она смогла полюбить.
 Единственный, который мог расшевелить ее страсть одним прикосновением, одним взглядом. Он должен ответить на ее любовь взаимностью.
 Она плохо спала той ночью, и когда утром Рут разбудила ее, напомнив, что она собиралась посетить Тауэр, Мара даже подумала, не отменить ли ей эту прогулку.
 Но желание увидеть Дэра пересилило.
 Она вспомнила, как они обсуждали Анну Уайтт и Канута Или-не-Канута. Он не мог счесть ее занудой или приставучей, ему было весело с ней.
 Мара вновь выбрала красное платье. Когда Рут застегивала платье на спине, Мара вспомнила, как Дэр стоял позади псе, застегивая пуговицы и разговаривая с ней. О ее груди.
 Она вспомнила, как он посмотрел на ее грудь прошлой ночью. Она представила их наедине, и вот он, пристально глядя на нее, опускает губы на ее…
 – Не крутитесь, мисс Мара!
 Мара взяла себя в руки, надеясь, что яркий румянец не проступил на спине.




 Глава 9


 Когда Мара спустилась вниз, она ожидала вновь увидеть фаэтон, но теперь это была закрытая карета.
 Она остановилась, поскольку путешествовать в закрытой карете с джентльменом было не совсем прилично.
 – Я поговорил с Джорджем, он не возражает, – сказал Дэр. – Честно говоря, он уверен, что даже ты не сможешь ничего натворить во время поездки по Лондону.
 – Я могла бы расценить это как вызов, – заявила Мара.
 – Надеюсь, ты все же будешь вести себя как следует.
 Она устроилась на малиновом сиденье.
 – Мне больше нравится быть опасной леди.
 Он рассмеялся и занял место напротив. Мара предпочла бы, чтобы он сел рядом с ней, но зато сейчас она могла любоваться им и все равно находилась в волнующей близости от своего спутника.
 – Так почему же мы едем в закрытой карете? – поинтересовалась она, когда экипаж тронулся.
 – Нам придется проехать через некоторые не столь благопристойные районы Лондона.
 – Звучит заманчиво. И чья же эта элегантная карета? – поинтересовалась она. – Малиновый дамаск и полированный орех не совсем соответствуют стилю беспутного графа.
 – А что ты знаешь о беспутных графах?
 – Намного меньше, чем мне хотелось бы.
 – Ну и ну! Ты неисправима, Мара. Карета принадлежит моей матери, а следовательно, не привыкла к таким разговорам.
 – Интересно, сколько мы будем добираться до Тауэра?
 – По меньшей мере час.
 Он сказал это извиняющимся тоном, но Мара была в восторге. Целый час наедине с Дэром!
 – Нам нужно решить, какие части Тауэра мы хотим осмотреть, – сказала она, вытаскивая путеводитель из ридикюля. – Там есть Кровавая башня, ворота Предателей, сокровища короны, оружейная.
 – Она мне понравилась больше всего во время последнего визита. Куча оружия.
 – Как типично для мужчины.
 – Не будь слишком строгой, я был еще ребенком. Мне также понравились львы и тигры.
 Она улыбнулась ему:
 – Хорошо, мы сходим в оружейную и в зверинец, но затем ступим на тропу истории. Вильгельм Завоеватель. Бедная убитая принцесса. Леди Джейн Грей и принцесса Елизавета.
 – Грязноватая экскурсия.
 – Но ведь история полна этого.
 – Чего, грязи?
 – Ужасных трагедий! По крайней мере, принцесса Елизавета выжила и стала одним из величайших монархов. Вспомни хотя бы Армаду.
 – Погибшую в шторме, а не в битве.
 – Но все же она была великой.
 – Это все твои волосы не дают тебе покоя, – недовольно сказал он. – Благословенны те люди, на чью долю не выпадает играть роль в истории.
 Наверное, он думал о своем участии в Ватерлоо. Мара попыталась отыскать какой-нибудь способ отвлечь его и тут же его нашла.
 – Эдвард-стрит. По-моему, это одна из тех семи улиц, что соединяются на Севен-Дайалс. Можем мы съездить туда?
 – Нищета и разруха – это не зрелище.
 Уязвленная его намеком, Мара возмутилась.
 – Я не это имела в виду!
 – Прошу прощения, но я бы не хотел подвергать мамину карету излишнему риску.
 Мара повернулась, когда они проезжали еще одну из семи улиц.
 – Как ужасно жить здесь, особенно если район полон преступников! Неужели нельзя ничего сделать?
 – Это в тебе говорит инстинкт Сент-Брайдов, – сказал он. – Единственным решением было бы снести все это. Семь узких улиц, соединенных в одной точке, не могут не угнетать.
 Она склонила голову.
 – Полная противоположность площади. Как интересно! Я никогда не задумывалась над планировкой улиц и городов. В конце концов, большинство просто разрастаются сами по себе. Наверное, так лучше.
 – Должен заметить, что некоторые из худших и грязнейших районов Лондона тоже выросли сами по себе.
 – А некоторые площади и террасы спланированы и при этом прекрасно выглядят. Возможно ли, что некоторые места осенены благодатью, в то время как другие прокляты?
 – Точь-в-точь как Брайдсуэлл. Ты никогда не жалеешь, что однажды тебе придется жить где-то еще? – спросил он.
 – Я буду не очень далеко.
 – А что, если ты влюбишься в человека, который живет далеко?
 Мара задумалась над вопросом. Он говорил про себя?
 – А как насчет тебя? – спросила она. – Ты не жалеешь, что не, ты наследник Лонг-Чарта?
 – Ни капельки.
 – Но ты же наверняка любишь эту местность. Ты выберешь себе поместье поблизости?
 – Я думаю, с меня хватит комнат в Лондоне.
 – А как же дети? Им нужно жить в деревне. Казалось, он удивился.
 – Они и будут там жить. У них всегда будет Лонг-Чарт.
 – Наверное, здорово самому выбирать, где хочешь жить, а не принимать в наследство место, как Саймон и Марлоу.
 Дэр улыбнулся ей:
 – Тебе ужасно не нравится это место, не правда ли?
 – Это проклятое место. Все эти деньги и усилия, весь этот классический перфекционизм, и все это для чего? Кого это сделало счастливым?
 – Строителей, которые его строили, и слуг, которые сейчас там работают.
 Она состроила гримасу и согласилась.
 – Но ведь их можно было использовать, чтобы создать нечто более… радостное. Ты когда-нибудь был в Марлоу?
 – Да.
 Она удивилась и тут же обиделась на Саймона – тот ей об этом никогда не рассказывал.
 – Когда? – поинтересовалась она.
 – Несколько недель назад. Единственное место, где я был, за исключением Лонг-Чарта.
 – Я бы его не выбрала, – заявила Мара.
 – Там был Саймон.
 Это было простое подтверждение дружбы, но это тоже причинило боль. «Как же я? Будешь ли ты когда-либо счастлив где-нибудь только потому, что я буду там с тобой?»
 – Я все еще содрогаюсь от одной мысли о том, что наша семья должна была туда переехать, – сказала она. – Он… он такой бездушный. Люди должны там просто чахнуть. Старый граф несколько десятилетий жил там беспомощный и всеми покинутый. Его сын старался проводить как можно больше времени вдали от дома, а когда все же приезжал туда, жил в одном из павильонов, но все же и его настиг ужасный конец.
 – Сдерживай свое воображение, Мара. Это всего-навсего дом.
 Слова вырвались у нее прежде, чем она успела подумать.
 – Лучше бы он сгорел.
 – К сожалению, такое количество камня и мрамора трудно сжечь. Но всегда можно разрушить.
 – Нет, нельзя. В этом вся проблема. Люди со всего мира приезжают полюбоваться его совершенством. Видишь, как все это несправедливо? Такое угнетающее место должно быть отвратительным.
 Он наклонился вперед и взял ее за руку. Даже сквозь перчатки Мара почувствовала искру, проскочившую между ними.
 – Не переживай так, Мара. Не трать свое пламя на непроницаемые тени.
 Она сжала его руки пальцами.
 – Но разве пламя не создано для этого – чтобы отгонять тени?
 «Как бы я хотела сделать это для тебя!» – подумала она. Может быть, он понял ее, поскольку вдруг отпустил ее руки и откинулся на спинку.
 – Пламя свечи без воздуха умирает. – Он повернулся и выглянул наружу. – Мы проезжаем Английский банк.
 Она приняла это отклонение от темы и сделала несколько уместных замечаний по поводу банка, Королевской биржи и других мест, связанных с бизнесом.
 Но затем они увидели мачты кораблей на реке, и Дэр сказал:
 – А вот и само здание.
 Внешние зубчатые стены лондонского Тауэра возвышались вокруг знаменитой квадратной Белой башни. Даже в солнечном свете и с развевающимися флагами и знаменами это место выглядело угрюмым, и самые страшные моменты истории больше не казались такими уж романтическими.
 Возможно, она заразилась от Дэра с его темными тайнами и таинственными проблемами. Она даже поняла его предостережение, что его тьма может погасить ее свет.
 Когда они выбрались из кареты, перешли мост и прошли через огромную арку, Мара почувствовала, словно заходит в тюрьму, словно здесь могут произойти ужасные события, словно она может никогда больше не увидеть дневной свет. Тауэр был тюрьмой, хотя сейчас его редко так использовали. Однако когда-то здесь было ужасно.
 Но когда они прошли через еще одну арку, то вышли на ярко освещенную площадь, и все ее страхи показались смешными.
 – Дома и трава. Почему я ожидала увидеть что-то иное? В конце концов, это была любимая королевская резиденция.
 Стражник в красной форме времен Тюдоров поспешил к ним, чтобы принять плату за вход и провести экскурсию. Мара видела других посетителей, прогуливающихся по территории, каждый со своим собственным экскурсоводом.
 – Сэр, мадам, – сказал йомен, – позвольте мне показать вам места, сыгравшие такую важную роль в нашей истории. Прямо перед вами находится Белая башня, построенная Вильгельмом Завоевателем более семисот лет назад.
 Мара слушала заученные слова гида, который провел их по Белой башне и оружейной, которая когда-то так потрясла Дэра. Неудивительно, что сейчас оружие не производило на него никакого впечатления.
 Экскурсовод повел их обратно, чтобы взглянуть на Ворота предателей, «…через которые так много людей попали сюда, чтобы уже никогда не покидать этих стен».
 Он предложил запереть их в неуютной комнате, самой отдаленной спальне, чтобы они могли ощутить на себе, что такое находиться в заточении.
 – Нет, спасибо. – Голос Дэра был спокоен, но Мара услышала в нем нотки ужаса.
 – Нет, нет! – воскликнула она и схватила его за руку. – Я этого не перенесу. Давайте поскорее выйдем на свежий воздух.
 Она прижалась к Дэру, как бы ища поддержки, пока они спускались по узкой лестнице, а ее мозг не переставал работать. Неужели он находился в заточении не только из-за ран и опиума? Но кто тогда держал его там?
 – Зверинец, – напомнила она, как только они вышли. Это было одно из его любимых мест. – Я так хочу посмотреть на слона.
 Гид, которого в основном волновали чаевые, поспешил отвести их туда.
 – За долгие годы многие иностранные принцы присылали животных в дар нашим монархам, и их держали здесь. Львы, тигры, слоны. Многие успели дать потомство, некоторых заменили другими особями…
 Мара с нетерпением вошла внутрь, несмотря на сильный запах, но почему она не ожидала, что все животные будут в клетках? Некоторые обезьяны бегали на свободе, иногда хватая посетителей за шляпы, но величественный лев с огромной гривой лежал в нижней половине двухэтажной клетки, тоскуя по открытым просторам. В другой клетке тигр ходил из стороны в сторону, поглядывая на них с недовольством.
 Ее охватило отчаяние, но она не знала, исходит оно от животных или от Дэра. Она быстрым шагом поспешила к выходу, сказав в качестве извинения:
 – Как ужасно, если они все вырвутся на свободу!
 – Не волнуйтесь, они совершенно безопасны, – поспешил заверить ее йомен. – Даже ручные. Недавно клетку тигра по недосмотру оставили открытой, и он даже не попытался выйти оттуда.
 Мара остановилась, чтобы еще раз бросить взгляд на дикое животное.
 – Как грустно!
 – Только не для посетителей, которые были здесь в тот момент, – заметил Дэр, уводя ее вперед.
 Даже огромный слон, хватающий охапки сена хоботом и запихивающий их в рот, уже не привлекал ее. Ей хотелось поскорее выбраться отсюда, и она была уверена, что волнение, которое она физически ощущала, исходит от Дэра.
 – Сокровища, – предложил йомен, когда они вышли из зверинца. – Думаю, вы хотите взглянуть на сокровища Короны.
 Маре хотелось вообще уйти из Тауэра, но Дэр молчал, и ее желание могло показаться странным. Сокровища казались достаточно безобидными. Они последовали за йоменом, и Мара болтала о разных пустяках, пока их не ввели в еще одну маленькую комнату, больше похожую на камеру.
 Посередине комнаты была установлена решетка, чтобы никто не мог своровать драгоценности. Рядом в качестве дополнительной охраны стоял часовой, хотя за решеткой не было ничего, за исключением деревянного серванта.
 По крайней мере, здесь были свечи, но Мара уже поняла, что поездка в Тауэр была плохой идеей. Даже камни здесь были пропитаны многовековыми страданиями. Она уже хотела сказать, что потеряла всякий интерес, но тут к ним присоединилось семейство: супружеская пара средних лет и две девочки-подростка. Экскурсоводы подвели их к скамьям.
 Дэр не возражал, так что Мара тоже промолчала.
 В помещение за решеткой вошла молодая женщина.
 Она открыла сервант и вытащила коронационную мантию, проговаривая заученный текст с такой скоростью и таким безразличием, что Маре пришлось прикусить губу, чтобы не рассмеяться. Она взглянула на Дэра. Было похоже, что он испытывает то же самое. Остальные лишь охали да ахали.
 Держава впечатляла своей историей, драгоценные камни переливались в свете свечей, но Мара и Дэр привыкли к драгоценным камням.
 За державой последовал скипетр и ряд других предметов, пока наконец на свет не была извлечена корона, украшенная огромными бриллиантами.
 Когда они вышли, щурясь и моргая от яркого света, Мара сказала:
 – Никогда не чувствую в себе того восхищения, которое должна бы испытывать при виде роскошных брильянтов.
 – Не сомневаюсь, твой муж будет очень тебе благодарен. – Дэр взглянул на их гида: – Куда теперь, сэр?
 Мара оценила его готовность продолжать осмотр, но заметила, что он выглядит подавленным.
 – Прошу прощения, – сказала она, – но не могли бы мы уйти сейчас? Я очень устала, и ведь мы всегда можем вернуться.
 Дэр посмотрел на нее с благодарностью. Он даже не пытался скрыть облегчения, которое почувствовал. Он дал служителю на чай, и они вышли из Тауэра.
 Лакей ожидал их.
 – Карета сейчас в «Йоуман-инн», милорд. Я тотчас сбегаю и пришлю ее.
 – Подожди. – Дэр повернулся к Маре: – Быть может, ты хотела бы перекусить, прежде чем отправиться домой? Уже за полдень.
 Мара согласилась. Они неторопливо прошлись до гостиницы. Лакей побежал вперед, так что ко времени их прибытия для них уже приготовили отдельный кабинет с примыкающей комнатой, в которой стояли умывальник и такая желанная ночная ваза.
 Мара вернулась в кабинет, в котором нашла торт, пирожные и чай, красиво сервированные на столе. Но вот Дэра там не было.
 Она заставила себя присесть и выпить чашку горячего и очень сладкого чая. Ей полегчало. Но где же он? В комнате не было часов, но ей казалось, что его нет уже целый час.
 Мара задумалась, вспоминая, как Дэр побледнел при слове «заточение».
 Неужели он был в плену? Но где?
 У французов? Но почему? К тому же они проиграли сражение, так что если он и попал в плен, его должны были очень скоро освободить.
 У бельгийской вдовы? Она выходила Дэра. Неужели она держала его в плену? Но как?
 И куда он сейчас делся?
 Разумеется, он не потерялся, как какой-нибудь безумец.
 Разумеется, он не упал где-нибудь без чувств.
 Разумеется, его не похитили!
 Мара не знала, как смирить свое волнение.
 Вдруг он вернулся, такой беспечный, что ей захотелось швырнуть в него пирогом с кремом. Он даже не извинился и не стал ничего объяснять, просто сел и сказал:
 – Думаю, Тауэр не оправдал твоих ожиданий.
 Он не мог отсутствовать столько, сколько ей показалось. Мара была просто глупышкой, страдающей от любви. Она вздохнула и стала разливать чай.
 – Не знаю, каковы были мои ожидания, но я рада, что мы здесь побывали.
 Еще бы! Это было самое долгое время, которое она провела наедине с Дэром. А теперь они вместе в уютном кабинете пьют чай. Как муж и жена.
 Ей хотелось задать важные вопросы: про опиум и про заточение, но сердце подсказывало ей, что не стоит касаться мрачных моментов жизни.
 – Тауэр представляет собой идеальный материал для Жестокой башни, – сказала она.
 Дэр откусил от мясного пирога.
 – И далеко ты уже продвинулась?
 Мара до этого момента ни секунды не думала об этом романе, но разговор нужно было поддерживать, так что она стала импровизировать на ходу:
 – У меня куча проблем. Анна не может быть девушкой из деревни. Жители деревни никогда не позволили бы, чтобы с ними так обращались.
 – Сейчас – может быть. Но во времена Каспара они все были парализованы от страха.
 Мара прикончила свой пирог.
 – Верно, но граф Канут вряд ли женится на простой крестьянке. В этом нет смысла.
 В его глазах мелькнул задорный огонек.
 – А ты что, думаешь, что во всем этом должен быть какой-то смысл?
 – Нужно попытаться его найти. Я думаю, Анна была на попечении Каспара и была в детстве помолвлена с Канутом, но затем он исчез, и все считали его погибшим.
 – Возможно, тогда он и должен быть пленным телом.
 – Но он не может. Он же герой.
 Дэр приподнял бровь:
 – Мара, Мара, ты хочешь сказать, что только мужчины могут действовать?
 Она замерла, не донеся вилку с тортом до рта.
 – То есть он томится в темнице, а она спасает его? О, Дэр! Мне это нравится.
 – Я так и думал. – Он откинулся на спинку и уставился в потолок. – Бедняга Канут томится в ужасной и темной темнице, смелая Анна Уайтт его ищет, хотя скорпионов боится. – Он улыбнулся ей. – Я немного поработал над ямбическим пентаметром.
 – Я заметила. Но откуда тут скорпионы?
 – Если мы не можем написать идеальное произведение, попробуем хотя бы написать что-то оригинальное.
 Мара наконец положила в рот кусочек пирожного, наслаждаясь как его вкусом, так и замечательным настроением Дэра. Она попыталась поддержать поэтическую тему:
 – Девственная Анна пред жалом скорпиона… – Она скорчила рожицу. – Девственная Вайолет смотрелась бы тут лучше.
 – Нет, хотя ты и предлагаешь ее кандидатуру так поэтично.
 – Тебе тоже так показалось? Но почему бы и не Вайолет? – У него на лице было такое хитрое выражение, что она взмолилась: – Скажи, пожалуйста.
 – Есть одна довольно скандально известная дама по имени Вайолет Вейн. Она вовсе не девственница, не важно, с одной или двумя «т». – Он рассмеялся. – Это может быть довольно философский вопрос. Когда именно Вайолет вышла на тот Т-образный перекресток ее жизни, на котором она свернула с верного пути, и сколько именно тогда Вайолет было лет?
 – Перестань! – взмолилась Мара, боясь, что вот-вот задохнется от смеха.
 – Я только начал, – вздохнул он. – Ну хорошо, пусть нашей героиней будет Энн Уайтт, с одной или двумя «т», которая сражается со скорпионом.
 – Так с одной или с двумя? – спросила Мара.
 – Черт! Тогда там должны быть монстры вообще без буквы «т».
 Мара усмехнулась:
 – Сумасшедший слепой монах.
 Дэр захлопал.
 – С которым наша героиня должна сражаться, поскольку неповоротливый Канут этого сделать не может.
 Мара опять рассмеялась, она была счастлива: прежний Дэр вернулся.
 – Мы превратили его в тело, – заметила она. – Так что его неповоротливость вовсе не его вина. Как ты думаешь, он не будет возражать против того, что его спасет его леди?
 – Если бы мне нужно было спасение, было бы неблагодарно с моей стороны отказаться от подобной помощи.
 Мара моргнула. Дэр ведь и вправду был спасен леди – по крайней мере, женщиной. Она съела последний кусочек своего пирожного.
 – Несмотря на такое благозвучное звучание слова «тело», – сказала она, – нет никакого смысла в том, чтобы держать тело под замком. Что оно может сделать?
 – Оно может подняться и начать охотиться за живыми. Нам нужно другое название. «Ужасный вурдалак Жестокой башни».
 – Он стонет и воет, его характер крут. А вы его узнали? То жуткий наш Канут.
 – Браво! – Он зааплодировал и радостно улыбнулся ей. На какое-то мгновение она подумала, что вот-вот лишится чувств. – А что, если бы Анна была вурдалаком, рыскающим по замку в образе привидения в поисках своего любимого?
 – Пугая слуг.
 – Мне кажется, в качестве прототипа для леди ты взяла себя.
 Она взглянула на него:
 – Это тебе Саймон рассказал?
 – Что ты однажды на Хэллоуин разгуливала по развалинам монастыря, одетая как белая монахиня? Жаль, что меня там не было.
 – Мне тоже жаль, – засмеялась Мара, и эти слова были произнесены от всего сердца. Она пододвинула к нему тарелку с пирожными: – Тебе обязательно нужно попробовать одно из них. Они восхитительны.
 – Вижу. Ты уже два съела. – Он встал. – Думаю, нам стоит тронуться в обратный путь, иначе Элла вышлет поисковую экспедицию. Я велю подать карету.
 Мара проводила его взглядом. Было такое чувство, будто перед ней захлопываются врата рая. Взглянув на его тарелку, она заметила, что он съел лишь небольшой кусочек пирога. Когда-то ему нравились пироги.
 Она надела перчатки и последовала за ним, размышляя, что бы такое придумать, чтобы их встречи стали для Дэра такой же необходимостью, как и для нее. Когда они сели в карету, она заявила:
 – Мне кажется, нам нужно написать этот роман вместе. Вдвоем у нас лучше получается. «Ужасный вурдалак Жестокой башни», роман в стихах…
 – Дары Сент-Мары, – предложил он. Но его прежняя беспечность исчезла.
 – Замечательно! – обрадовалась она. – Нам нужно также подобрать больше материала. Как насчет Вестминстерского аббатства завтра? Там должны быть склепы. Мне кажется, там даже есть изображения известных монархов.
 Она затаила дыхание, ожидая его ответа.
 – Почему бы и нет?
 – И еще надо посмотреть камеру пыток в Музее восковых фигур. – У них впереди было много дней, много восхитительных дней и их удивительный роман. – Спасибо, что привез меня сюда, Дэр. Мне и вправду нравится знакомиться с Лондоном. Хочется лучше знать окружающий тебя мир.
 – Да? Иногда бывает умнее сидеть дома и не высовывать носа…
 Она должна была задать этот вопрос:
 – Ты жалеешь, что участвовал в битве при Ватерлоо, Дэр?
 Он вздрогнул.
 – Прости…
 – Нет, все в порядке. Но у меня не было выбора, учитывая, что Кон должен был вернуться в армию.
 – Но он же был солдатом с шестнадцати лет, не так ли?
 – Он продал свой офицерский патент в 1814 году и считал, что навсегда покончил с этим. Но у него был опыт и подготовка, и он был очень нужен.
 – Поскольку всех ветеранов отослали в Америку?
 Он кивнул.
 – У меня не было ни опыта, ни подготовки, но когда я понял, насколько ему ненавистна сама мысль о сражениях, я не мог остаться дома. Я был молод, здоров, и меня можно было пустить в расход.
 Когда она запротестовала, он сказал:
 – При тех обстоятельствах я мог бы остаться дома, только будучи неизлечимо больным или законченным трусом.
 – Но это несправедливо. Никто из офицеров, не получивших должной подготовки, не сражался при Ватерлоо.
 – Те, кто пытался получить направление туда, не имели поддержки, но я был сыном герцога со связями. Я мог туда попасть, так что я пошел, но это не было жертвой с моей стороны, Мара. Я помню свое яростное желание быть в центре событий.
 – Но ты не жалеешь об этом? О, прости! Это глупый вопрос.
 – Нет, вовсе нет. Не жалею. Любая победа складывается из миллионов маленьких действий. Возможно, то, что сделал я, сыграло свою роль. Помню, что я неплохо справлялся со своей работой.
 Мара не была уверена, что стоило обсуждать все это, но она очень ценила то, что он делился с ней своими мыслями.
 – А что ты делал?
 – Скакал сломя голову из одного конца в другой, развозя донесения и приказы.
 – Ты всегда был замечательным наездником.
 К Дэру вернулась улыбка.
 – Когда-то, помнится, ты называла меня сумасшедшим.
 – Когда ты выиграл те скачки в Луте. Ты перепрыгнул через шлагбаум.
 – Он был у меня на пути.
 Мара не выдержала и спросила:
 – Что произошло? Во время сражения.
 Дэр пожал плечами:
 – Если бы я знал. Думаю, я помню, как моя лошадь падает, но, кроме этого, трудно быть уверенным в том, что было реальностью, а что всего лишь результатом усиленных попыток вспомнить что-нибудь. По крайней мере, я ничего не помню о времени сразу после сражения, и, наверное, это к лучшему.
 «А что ты помнишь из того, что произошло после? – хотелось ей спросить. – Ты попал в плен?»
 Но в нем было что-то, что помешало ей задать этот вопрос. Наступила неловкая пауза.
 – Вчера вечером ты впервые была в «Ковент-Гарден»? – спросил он.
 Мара ухватилась за возможность поговорить на другую тему.
 – Я вообще в первый раз была в лондонском театре.
 – Тебе понравилась пьеса? И что, – спросил он несколько более веселым тоном, – ты имела в виду под наростами?
 Она рассмеялась и рассказала ему про братьев Скилли. Затем Мара припомнила хорошую новость:
 – Мы наконец-то пойдем в «Олмак» на следующей неделе. Ты там будешь?
 – Боже, нет!
 – Но кто же будет танцевать со мной?
 – Половина мужчин в городе. Я буду поражен, если тебе хоть раз придется сидеть во время танца.
 Она сморщила носик:
 – Ну ладно, но это лишь потому, что я хорошо танцую.
 – Это потому, что ты красивая и очаровательная.
 Что-то внутри у нее сделало сальто.
 – Да? Правда? – Она задержала дыхание, но он лишь ласково взглянул на нее, словно брат. – Ты же знаешь, леди нужно постоянно напоминать о ее очаровании.
 – У тебя нет зеркала? – поинтересовался он.
 – С собой нет.
 – Заверяю тебя, что посещение этого ужасного Тауэра ничуть не приглушило твое сияние и не наполнило лицо морщинками. Твои губы все еще полные и розовые, твои глаза чистьте и яркие, а твоя фигура, насколько я вижу, – он провел по ней взглядом вверх и вниз, оставляя ощущение пламенных объятий, – столь же безупречна.
 – Безупречна? – хмыкнула она, пытаясь заглушить колотящееся сердце. – К сожалению, все это изменится, когда пройдет моя юность.
 – Нет, твоя красота вечна, Мара, поскольку время не властно над такими светлыми людьми, как ты.
 Мара облизнула пересохшие губы, пытаясь прочесть его мысли по выражению лица.
 – Это прозвучало не так, словно ты считаешь себя моим братом.
 Она заметила, как он напрягся.
 – Брат точно так же может оценить красоту сестры.
 – Не думаю, что я бы стала описывать Саймона такими же словами.
 – Надеюсь, что нет.
 Мара медленно втянула воздух.
 – Ты же знаешь, что я хочу сказать, Дэр. Мне кажется, я тебя люблю.
 Лицо его стало непроницаемым.
 – Ты просто жалеешь меня, Чертенок, а это совершенно другое.
 Чертенок. Теперь это прозвище было ей ненавистно, при помощи него он ставил ее на место ребенка или своей сестры.
 – Нет. То есть, конечно, мне жаль, что ты был ранен, что… тебе пришлось бороться с опиумом. Это все так несправедливо, но это все не то. Это самое удивительное чувство, как лихорадка, не знаю, с чем еще сравнить…
 – С простудой?
 Он пытался возвести между ними стену. Ей следовало бы замолчать. Слезы наворачивались на глаза, но она знала, что это лишь разрушит все.
 – Прости, – сказала она. – Я тебя смутила. Теперь ты, наверное, никогда больше не захочешь меня видеть.
 – Разумеется, нет. То есть, разумеется, захочу. Черт, Мара…
 – Не надо. – Она нашла выход из ситуации и поспешила ухватиться за него. – Наверное, ты прав, и все это пройдет. Я постоянно влюбляюсь, а потом перестаю любить, – солгала она. – Помню, как я практически не уезжала из Луга, потому что по уши влюбилась в местного врача. А затем я чуть не в беспамятстве валялась в ногах у сэра Ричарда Джаспера.
 Она болтала в том же духе и дальше, преувеличивая детские влюбленности и придумывая новые, а также присваивая себе все необдуманные поступки и глупое поведение друзей и соседей. Дэр, наклонив голову и удивленно подняв бровь, не отрываясь смотрел на нее. Она сгорала от стыда.
 Когда карета остановилась, дом Эллы показался ей раем. Даже дождаться, пока лакей откроет дверцу, было пыткой. Дэр уже вышел из кареты и ждал рядом, чтобы сопроводить ее до двери. Лучше бы он отпустил ее одну. Ей хотелось убежать и выплакать свое горе.
 Он взял ее за руку, на лице его читалась тревога. После долгой паузы он сказал:
 – Не надо, Мара.
 Может быть, он хотел сказать что-то еще, но тут его перебили.
 – Мара, наконец-то ты вернулась. Дэр, не убегай!
 Мара повернулась и оказалась нос к носу со своим братом с дьявольскими волосами, Саймоном.




 Глава 10


 Поскольку Дэр все еще держал Мару за руку, она почувствовала, как он сжал ее чуть сильнее, прежде чем отпустить. И все же, когда она посмотрела на него, он улыбался, а когда он заговорил, в его голосе не было никакого напряжения.
 – Саймон медлительный наконец-то прибыл! Не верю глазам своим!
 Мара впервые поняла, каким хорошим актером был Дэр. Ему не меньше ее хотелось улизнуть, но они попали в ловушку. У него не было выбора: ему пришлось зайти в дом вместе с ней, и когда дверь за ними захлопнулась, это прозвучало так, словно за ними захлопнулась дверь камеры.
 Она собралась с силами, подошла, чтобы поцеловать брата в щеку, и защебетала:
 – Мы были в Тауэре. Очень жутко и завораживающе. Когда ты приехал? А Дженси здесь? Ах, вот и она!
 Она обняла свою последнюю невестку и подругу, которая спустилась по лестнице, такая яркая и сияющая.
 В обществе жену Саймона называли Джейн, но дома она предпочитала, чтобы ее звали Дженси. Это очень подходило ее живой и щедрой натуре. Саймон обожал ее, как и вся семья. Неудивительно, что ее характер был столь же замечательным, как и ее внешность.
 От отца-шотландца Дженси достались золотые волосы и нежный цвет лица, припорошенный веснушками. Мать ее была простого происхождения, так что в остальном у нее не было ничего утонченного. Она была совершенной, рассудительной Сент-Брайд.
 Она бы никогда не выболтала мужчине, что любит его. Маре хотелось разбить свою голову о ближайшую стену.
 – В чем дело? – спросила Дженси.
 Мара натужно улыбнулась:
 – Ни в чем, просто очень хочется чая.
 – Тогда поднимайся наверх. Элла уже разливает. Мы сами только что прибыли.
 Все повернулись к лестнице, и Мара сказала:
 – Ребеночка уже заметно. Ты хорошо себя чувствуешь?
 Дженси вспыхнула, но сказала:
 – Вполне.
 – Твой ребенок и ребенок Эллы будут примерно одного возраста. Это так здорово.
 Так здорово. На верхней площадке она повернулась, чтобы взглянуть на Дэра. Он следовал за ними, слушая рассказ Саймона. Она были старыми друзьями. Ей оставалось только молиться, что она не разрушила их дружбу.
 Вдруг слова Саймона привлекли ее внимание.
 – Газ? – спросила она. – В Марлоу-Хаусе?
 – Да. Пойдем в гостиную, я тебе все расскажу.
 Рут поспешила к ним. Мара сняла перчатки, шляпку и мантилью, чтобы горничная могла отнести их в ее комнату. Затем она вошла в гостиную и села на диван рядом с Дженси.
 – Был взрыв? – спросила она.
 – Нет, – ответил Саймон. – Почему ты сразу думаешь о чем-то ужасном? Остри провел трубы с газом в библиотеку, хотя не могу понять, к чему ему это. Он же почти не читает.
 – Это модно, – сказала Элла, раздавая всем пирожные. – Мне, к примеру, газ вовсе не нужен. Помимо того, что он опасен, он еще и слишком яркий. Мне больше подходят лампы и свечи.
 – Но яркий свет хорош для чтения, – возразила Мара.
 – Он шипит, – добавила Элла. – И все время немного пахнет. Он наверняка вреден для здоровья.
 – Он не просто немного пахнет, – сказал Саймон. – Домоправительница велела открыть окна, так сильно воняло!
 – Вам не стоит жить там, пока все эти трубы не уберут, – сказала Элла.
 – Разумеется, сначала следует убедиться, что жить в доме безопасно. Стоило нам почувствовать этот запах, как мы тут же эвакуировали весь дом. О слугах позаботились, но теперь нам нужно искать отель.
 – Я бы пригласила вас погостить у нас, но здесь нет свободных комнат, – озабоченно сказала Элла.
 – Вы можете остановиться в Йоувил-Хаусе, – вдруг сказал Дэр и, прежде чем Саймон успел возразить, добавил: – Ты же знаешь, там полно места, а сейчас, когда моих родителей нет в городе, я там совсем один. Так что приезжайте, я буду очень рад.
 Саймон оживился:
 – Спасибо. Думаю, это ненадолго. Либо дом скоро приведут в порядок, либо мы найдем другой.
 Мара боролась с искушением и не устояла. Она хотела переехать в Марлоу-Хаус с Саймоном и Дженси, и сама мысль о том, чтобы застрять у Эллы еще на какое-то время, была ей ненавистна. Особенно когда альтернатива была такая соблазнительная – жить под одной крышей с Дэром.
 Она наклонилась к Дженси и пробормотала:
 – Попроси, чтобы я поехала с вами.
 Дженси кивнула и проворковала:
 – Саймон, а может Мара поехать с нами? Я хотела задать ей несколько вопросов о Лондоне.
 – Но она знает Лондон не лучше тебя, – сказал Саймон.
 – Да, но у нее есть книга.
 Дэр пристально смотрел на Мару. Боже, как она могла забыть их недавний ужасный разговор? Все, наверное, выглядит так, словно она его преследует.
 – Книга? – заинтересовался Саймой.
 – «Путеводитель юной леди по знаменательным достопримечательностям Лондона», – пояснила Мара. – Подарок от моих крестных родителей. Очень познавательная книга, но, думаю, Дженси имеет в виду и другое. Возможно, у меня и нет лондонского блеска, но я прожила в свете всю свою жизнь и была бы рада предоставить ей любую помощь, какую только возможно.
 – Не просто рада, а вне себя от счастья, – поправила ее Элла. Мара испуганно посмотрела на нее, боясь, что Элла могла разгадать ее чувства к Дэру.
 – Здесь несколько скучно, – продолжила Элла с улыбкой. – Мне это ничуть не мешает, я люблю спокойную жизнь, особенно сейчас, но, разумеется, Мара предпочла бы более веселую компанию.
 – Душа моя содрогается от ужаса, – сказал Саймон, но все же повернулся к Дэру: – Ну как, ты готов принять еще одну гостью при условии, что она обещает вести себя как следует?
 – Я буду вести себя идеально! – возмутилась Мара. Она послала Дэру ослепительную улыбку, надеясь, что он поймет – она обещает не смущать больше ни его, ни себя.
 Он на мгновение посмотрел ей в глаза, а затем сказал:
 – Ну, если только она пообещает не разрушить своей энергией стены в моем тихом доме.
 Все засмеялись.
 Дэр поднялся. Мара заметила, что он не прикоснулся ни к чаю, ни к пирогу.
 – Прошу меня извинить, у меня тоже есть дела, но я прослежу, чтобы все было подготовлено к вашему приходу. Сколько у вас слуг, Саймон?
 Пока они с Саймоном обсуждали детали, Мара повернулась к Дженси.
 – Спасибо, – тихо произнесла она. – Как и сказала Элла, тут тихо и скучно, и я просто мешаю ей.
 – Это замечательная идея. Я боялась бы Лондона, даже если бы жила в своем собственном доме, не говоря уже о доме герцога. Саймон смеется надо мной, но это и вправду нелегко.
 – Не беспокойся. Ты быстро освоишься, особенно с моей помощью.
 Мара поспешила наверх, чтобы проследить за упаковкой своих чемоданов, полная решимости сдержать безмолвное обещание Дэру. Она не будет преследовать его. Она будет вести себя как идеальная леди и дождется, пока он сам не начнет за ней ухаживать.
 Дэр вернулся в Йоувил-Хаус в карете, наполненной воспоминаниями о Маре. А может быть, и легким ароматом ее духов.
 Они были здесь лицом к лицу так долго, что временами казалось, что он больше не выдержит, и все же у него не возникало желания сбежать. Ее сияющие глаза, ее внимание, само ее присутствие были светом для его души.
 Она сказала, что любит его.
 Ему следовало уехать в Сомерсет. Ради нее. Вместо этого он пригласил ее к себе домой. Что за безумие охватило его? Правда, он также пригласил Саймона и Дженси, но все же…
 Он закрыл глаза и откинулся на подушки, как всегда, очень хорошо понимая, что небольшая доза опиума мигом избавила бы его от всех этих волнений. Он принял свою дневную дозу в «Йоуман-инн», поздравив себя с тем, что смог продержаться все утро, ни разу не уступив искушению.
 Он и вправду не чувствовал никакого искушения, пока мрачность Тауэра не начала действовать на него: камеры узников, клетки, бедные запертые там животные с ненавистью во взоре…
 К счастью, Мара не заметила его состояния, но ему очень повезло, что она устала. Если бы ей захотелось исследовать каждый уголок и закоулок, он не знал, что сделал бы.
 Она сказала, что любит его.
 В тот момент она говорила от чистого сердца, и в нем поднялся голод, хуже, чем жажда опиума. Желание схватить ее, обладать ею, испить ее свет и красоту.
 Поглотить ее.
 Сделать то, чего он боялся больше всего на свете. Что его темнота потушит весь свет – в его семье, друзьях, но особенно в Маре Сент-Брайд.
 Эти проклятые волшебные Сент-Брайды.
 Как семья, они были слишком отзывчивы для реального мира. Голодных следовало накормить, за больными ухаживать, раненых исцелить, обиженных защитить. Те же, кого Господь наградил дьявольскими волосами, были отчаяннее всех. Они были готовы сойти в ад, преследуя свою цель.
 Это чуть было не сгубило Саймона. Ничто не должно повредить Маре. Особенно он сам.
 Она сказала, что любит его.
 Если бы не его проблема…
 Если бы…
 А что, если он остановится сейчас? Что, если доза, которую он только что принял, была последней? Через несколько недель он мог бы одержать победу.
 Он вышел из кареты, зашел в дом и вызвал миссис Ханстабл, чтобы дать ей необходимые указания.
 – Две спальни. Виконту Остри и его жене нужна также гостиная. Какие выходят окнами на улицу?
 – Голубая и Коричневая, сэр. У Коричневой есть примыкающая гостиная, но они несколько шумные.
 – Ничего, они подойдут.
 По ее лицу было видно, что она поняла: эти помещения находятся далеко от бального зала, расположенного в противоположном конце дома, где Дэр истязал себя физическими упражнениями в бессонные ночи.
 – Приготовьте все необходимое. Вино, фрукты, бренди. Еду следует сделать несколько более разнообразной, особенно ужин…
 Что еще?
 – Не беспокойтесь, милорд, – сказала домоправительница.
 Она могла бы еще и погладить его по головке. Дэр волновался, как никогда прежде. Раньше он бы просто сообщил ей количество гостей и оставил бы все детали на ее усмотрение.
 Он ушел в свою комнату. Солтер уже был там.
 – Я жив, со мной все в порядке, но есть небольшая проблема.
 – Да, сэр?
 Когда Дэр объяснил, Солтер сказал:
 – Несколько рановато для гостей, но они же не чужие люди.
 – Нет. – Дэр не мог подобрать слов, чтобы сказать про Мару. – Я подумал, не бросить ли мне совсем?..
 – Это было бы глупо, сэр.
 – Разумеется, ты прав. Приведи Руюана. Нам нужно обсудить стратегию.
 Дэр ждал своего наставника, делая глубокие вдохи и выдохи, которые успокаивали его беспокойный разум, отягощенный теперь новыми проблемами.
 Мысль о том, чтобы принимать опиум, находясь под одной крышей с Марой Сент-Брайд, вызывала у него отвращение.




 Глава 11


 В половине четвертого Мара вместе с Саймоном и Дженси выехала в Йоувил-Хаус. Кто бы мог подумать, что она открыто приедет гостить в дом, где уже тайно побывала три ночи назад! Никто не смог бы ее узнать. Никто, кроме мальчика на кухне и грума, ее не видел, а они видели ее плотно завернутой в одеяло. И все же нервы у нее были на пределе.
 Она будет жить под одной крышей с Дэром. Они будут встречаться много раз на дню. Но она должна сдерживать свои эмоции, чтобы больше не ставить их обоих в трудное положение.
 Однако всякий раз, когда он оказывался поблизости, она теряла контроль над собой.
 – Сиди спокойно, – сказал Саймон. – Ты дергаешься, словно пятилетняя. Неужели у Эллы и впрямь так скучно?
 – Вчера я почти весь день шила одежду для сирот, – пожаловалась Мара. – И почти каждый вечер у нас на ужин бывают политики.
 – Вкусно, – сказала Дженси, что вызвало всеобщий приступ хохота.
 – Скорее жесткие, как старые ботинки, – поправил ее Саймон. – Бедная Мара. И никаких развлечений?
 «Улыбнись».
 – Ни капельки. Кстати, я хотела бы съездить в цирк Эстли. Дэр не хочет меня туда брать.
 Саймон задумчиво посмотрел на нее:
 – А как вообще получилось, что он водит тебя повсюду?
 Воспоминания о той роковой ночи, когда она сбежала от Баркстеда, нахлынули так внезапно, что Мара испугалась, что ее брат вот-вот все поймет.
 – Я попросила.
 Саймон недовольно покачал головой, Мара решила не упускать шанса узнать о Дэре побольше.
 – Ты думаешь, не следовало этого делать? Он выглядит вполне здоровым. Не совсем такой, как прежде, но здоровый. Правда, заметно, что он чем-то подавлен, но я думала, что это развеет его тоску. Я ведь умею подбадривать людей, ты же знаешь.
 – Или сводить их с ума. Полагаю, он в состоянии послать тебя к черту, если захочет.
 – Сомневаюсь, что он настолько груб.
 – В этом-то и проблема. Иногда тебя необходимо одергивать.
 Возглас Мары «Как ты можешь?!» прозвучал одновременно с изумленным «Саймон!». Дженси. Мара улыбнулась своей невестке:
 – Ты же знаешь, мы все время ссоримся из-за пустяков. Серьезно, Саймон, что с Дэром? Я полагала, что он уже освободился от опиума, но теперь я не уверена.
 Саймон скорчил гримасу, не желая разделять с ними эту тайну.
 – Он снизил дозу до минимального уровня, но отказаться совсем очень трудно.
 – Почему?
 – Тебя это не касается. У тебя будет компания Дженси и мое сопровождение. Оставь Дэра в покое.
 Маре захотелось зарычать или заплакать, но она взяла себя в руки.
 – Я буду жить с ним под одной крышей, Саймон. Неужели мне нельзя знать хоть немного обо всем этом?
 – Ну ладно. Врачи никак не могут прийти к согласию по поводу того, как лучше всего избавиться от зависимости. Многие считают, что не стоит даже и пытаться, а нужно просто принимать понемногу каждый день.
 – Я знаю. Но думаю, Дэр на это не согласен.
 – Нет, но внезапный отказ от наркотика опасен – он может убить. Поэтому он избрал метод постепенного снижения дозы. Но в конце нужно сделать большой прыжок.
 Мара нахмурилась:
 – И он не может этого сделать? Я думала, Дэр способен на все. – Удивленные глаза Саймона заставили ее задуматься над теми словами, что она только что произнесла, и ее щеки зарделись. – Я всегда считала его замечательным. Ты же знаешь.
 – Да. – Он задумчиво оглядел ее, и взгляд его был полон нежности. Мара чуть было не спросила, что бы он сказал о ее свадьбе с Дэром, но вовремя опомнилась.
 Карета остановилась перед Йоувил-Хаусом. Мара вдруг вообразила себе, что дверной молоток в форме женской головы вот-вот закричит и расскажет всем о ее предыдущем скандальном посещении этого дома. Но разумеется, дверь всего-навсего распахнулась, и они вошли внутрь.
 В прошлый раз Мара так нервничала, что не разглядела ни деревянных панелей, ни орнаментов, ни портретов мужчин и женщин в мантиях, включая настоящих короля и королеву.
 Мара приготовилась вести себя как следует по отношению к Дэру, но их встречали только лакей, служанка и женщина в чепце и в коричнево-золотом полосатом платье с белым кружевным фартуком. Она представилась как миссис Ханстабл, экономка. Это несколько удивило Мару, поскольку экономки обычно одевались скромнее.
 Их проводили наверх по парадной дубовой лестнице в комнаты, выходящие на улицу и расположенные рядом друг с другом. У нее была только спальня, но Саймону и Дженси досталась еще и отдельная гостиная.
 Ожидая, пока прибудет Рут с ее багажом, Мара сняла верхнюю одежду и стала рассматривать свое новое жилище. Эта комната ей нравилась больше той, что была у нее в доме Эллы. Может быть, потому что она напоминала ей родной дом.
 До этого она и не подозревала, насколько ей по душе слегка потертый ковер и несколько выцветшая обивка, и это ощущение старины, витавшее в воздухе вместе с ароматом лаванды.
 Она присела на небольшой диванчик у камина. За последние несколько часов у нее впервые появилась возможность отдохнуть. Саймон был прав. Теперь, когда он и Дженси приехали, у нее больше не будет повода таскать повсюду за собой Дэра. Зато она будет видеть его дома, по-семейному.
 Если только он не будет ее избегать.
 Он сказал, что у него есть какие-то дела, но ей показалось, что это был всего-навсего предлог, чтобы уйти. Даже если он и избегал ее, она не могла его винить. Какой надо быть глупой, чтобы напрямую заявить о своих чувствах!
 Наверное, это произошло потому, что она еще никогда не влюблялась. Она воображала, что влюбляется, но ей никогда не приходилось переживать по-настоящему.
 Мара поднялась, поскольку сидеть на месте было уже невмоготу. Это чувство – простуда, как сказал Дэр, – было всепоглощающим. Ее так и подмывало прогуляться по дому, чтобы найти его. Постоять где-нибудь в коридоре в надежде, что он пройдет мимо. Она вспомнила рассказы о леди Каролине Лэм, вечно ожидающей Байрона на крыльце. И она тоже собиралась выставить себя на посмешище! Нет, непозволительно быть такой навязчивой… Но как трудно сдерживать себя! Так хочется увидеть его скорее!
 Стук в дверь отвлек ее от дум – прибыла Рут с багажом.
 Мара оставила ее разбирать вещи и вышла в коридор, покрытый ковром. Его стены были увешаны картинами, тут и там стояли резные столики, сундуки и кресла. Дом был очень тихим, можно было даже подумать, что в нем никого нет.
 Она спустилась вниз и спросила лакея, как пройти в гостиную.
 – Здесь две гостиные, большая и малая, миледи. Также есть библиотека, где часто любят проводить время члены семьи.
 – Тогда в библиотеку, пожалуйста.
 Книги по крайней мере отвлекут ее. Конечно, у нее были с собой романы, но они еще лежали нераспакованными наверху. И кроме того, сейчас ей не нужны были романтические истории о поиске мужей. Вполне подойдут какие-нибудь благочестивые проповеди.
 Библиотека Йоувил-Хауса больше походила на гостиную, на полках было небольшое собрание газет, альманахов, отчетов о заседаниях парламента и годовых журнальных подшивок.
 Он просматривала «Джентлменз мэгэзин» за 1815 год, пытаясь отыскать отчеты о Ватерлоо, когда открылась дверь. Она спиной почувствовала, что это Дэр, прежде чем повернулась и увидела его.
 Дэр выглядел уставшим и посмотрел на нее с удивлением.
 Мара покраснела, словно он застал ее за преступным занятием, и положила журнал на место.
 – Ты не возражаешь, чтобы я здесь осмотрелась? Такая интересная коллекция. То есть разнообразная. Немножко этого, немножко того…
 – Надеюсь, тебя здесь все устраивает, – сказал он.
 – Идеально. – Она успокоилась и подошла к нему – Так мило с твоей стороны пригласить нас.
 – Перестань. Это одно и то же, что благодарить Эллу за то, что она пригласила вас к себе домой.
 – Ну, это потому что Саймон тебе как брат. Я не побеспокою тебя, Дэр. То, что произошло в карете, больше не повторится…
 Дэр хотел что-то возразить, но она подняла руку, чтобы остановить его.
 – Так и было. Как глупо! Просто я и вправду переживаю о тебе. Мы все переживаем о тебе, но временами бываем слишком активными, а теперь мы еще и у тебя в доме. Нашествие Сент-Брайдов. Ты знаешь, что это означает. Затруднения и вмешательство, неразбериха и суета, и все это с самыми лучшими намерениями.
 – Я…
 – Если мы будем тебе мешать, вели нам убираться к дьяволу. Если мы можем чем-то помочь, скажи.
 Он на мгновение закрыл глаза, и она опять подумала, что до смерти надоела ему. Но затем он улыбнулся.
 – Нашествие Сент-Брайдов, – повторил он. – Мне следовало бы приветствовать вас цветами и звоном колоколов. Я слишком много времени провожу в одиночестве.
 – Но ты же был в театре вчера вечером.
 – По настоянию друзей. И… – Он помрачнел и прошел в комнату. Мара жадно смотрела на него, пытаясь отыскать какую-нибудь подсказку. Следует ли ей уйти? Прошел ли он сюда, только чтобы освободить ей проход к двери? – И я все еще употребляю опиум. Уверен, тебе об этом известно. Я пытаюсь освободиться от зависимости. И я освобожусь. Я думал, что этот процесс будет… не легче, но проще. Что будут четкие указания, которые можно будет выполнять. Трудные указания, но все же выполнимые. – Его рука сжалась в кулак.
 Мара бесшумно закрыла дверь, ее сердце колотилось после услышанного признания. Ей хотелось прижать его к себе. Не как любовника, хотя ей хотелось стать его любовницей, но как страдающего брата.
 Она сделала шаг вперед, но остановилась. «Хрупкий, как треснутый бокал», – вспомнила она слова Саймона. Лучше не трогать, чтобы не навредить.
 – Я принимаю так мало, как только могу вытерпеть, – сказал он, – три раза в день. Прошло уже довольно много времени после дневной дозы, так что, пожалуйста, прости все, что тебе покажется странным.
 Он принимал опиум в «Йоуман-инн»? Это многое объясняет. Его волнение в Тауэре. То, что его так долго не было. Последовавшее за этим оживление. Неужели все эти шутки и задор были лишь следствием наркотика?
 – Могу я что-нибудь сделать? – спросила она. – Вообще.
 – Нет. – Она увидела, как болезненно вздымается и опускается его грудь. – Я надеюсь победить.
 – Ты победишь. Обязательно победишь.
 Ей нужно было что-нибудь сделать. Опустив взгляд, она увидела брошку в виде цветка, прикрепленную к лифу ее платья, и отстегнула ее. Она подошла к нему, стараясь оставаться спокойной, и произнесла:
 – В прошлом леди дарили рыцарям знаки верности, чтобы они носили их как талисман победы в битвах. – Она протянула руки к лацкану его пиджака. Он не сопротивлялся, так что она приколола брошь, наслаждаясь его теплом и прислушиваясь к стуку его сердца. – Да сгинут все ваши враги, милорд.
 И хотя лицо его осталось безучастным, в глазах появилась улыбка.
 – Как может быть иначе, когда вы оказываете мне такую милость, миледи?
 Он взял ее руки и поднял их к своим губам, поцеловав сначала одну, затем другую. Его руки были холодные, так что она сжала их пальцами, пытаясь поделиться своим теплом.
 – Дэр… – сказала она, подбирая нужные слова.
 – Мара!
 Мара и Дэр отпрыгнули друг от друга и повернулись к двери, на пороге которой стояла Дженси. Ее щеки медленно заливались краской.
 – О… Я… я просто хотела узнать, не хочешь ли ты прогуляться.
 Мара улыбнулась как ни в чем не бывало:
 – Великолепная идея. Я только оденусь и через минуту буду с тобой.
 Мара вышла из комнаты, а Дэр встретил взгляд ярко-голубых глаз жены Саймона. Дженси была молода, так же как и Мара, но, так же как и Мара, не была наивной или глупой.
 – Я не причиню ей вреда, – сказал он.
 – Разумеется, нет. Почему ты вообще об этом подумал?
 «Потому что она любит меня, а у меня, возможно, не хватит сил противостоять ей, как мне не хватает сил, чтобы противостоять зверю. От ее прикосновения у меня захватывает дыхание, ее взгляд заставляет меня поверить, что я лучше, чем есть на самом деле. Но это не так. Я все время помню о том, что она находится под одной со мной крышей и готова лечь со мной в постель. Хотя не думаю, что все еще способен на любовь – ту любовь, которую заслуживает такая драгоценная девушка, как Мара, зато она пробудила во мне уснувшие желания».
 Усилием воли он остановил поток мысли и вернулся к вопросу Дженси.
 – Последнее время я боюсь причинить вред кому бы то ни было. Я несколько непредсказуем. Даже для самого себя.
 – Саймон считает, что ты слишком быстро снижаешь дозу опиума. Он велел мне не вмешиваться, но, боюсь, я не очень послушная жена.
 – Послушные жены обычно такие зануды. Но, Дженси, ты же не будешь запрещать тонущему человеку пытаться доплыть до берега.
 – А вот паника тут ни к чему. Мне кажется, ты должен…
 – Не надо! – Это прозвучало несколько жестче, чем он намеревался, и Дэр закрыл глаза. – Извини. Но не надо. Не надо меня наставлять. Не сейчас. После шести часов можешь говорить все, что хочешь. Мне скорее всего будет все равно.
 Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы посмотреть на нее. Когда Дэр приоткрыл глаза, он увидел, что ее лицо алеет от унижения. Саймон убьет его.
 Но она сказала спокойно:
 – И ты меня прости. Не следовало этого говорить.
 Они услышали шаги.
 – Она любит тебя слишком сильно, – сказала Дженси, прежде чем выйти, закрыв за собой дверь. Он прислушался к приглушенным голосам, а затем хлопнула входная дверь.
 Ушли, ушли, ушли.
 Он еще побродил по комнате, совершенно забыв, что привело его сюда, чувствуя себя одиноким и покинутым, как еще никогда в жизни. Его разрывали два страстных желания: его тянуло к Маре и к чудовищу. Одну он, возможно, никогда не получит. Другой был доступен в любой аптеке, всего лишь за пенни, если он только решит сдаться.
 Тиканье массивных мраморных часов на каминной полке эхом отдавалось у него в голове. До приема оставалось два часа, а эти чертовы часы тикали так медленно. Он сжал их с такой силой, словно это могло заставить их идти быстрее.
 Эти гости, эти друзья, чертовы друзья, чертовы во все вмешивающиеся друзья превратят его жизнь в ад.
 Но с другой стороны, разве она уже не была адом?




 Глава 12


 Прогулка по Сент-Джеймсскому парку успокаивала нервы. Если бы Мара после напряженного разговора с Дэром сидела сейчас в своей комнате, припоминая каждое слово и каждую интонацию, то там бы, наверное, она сошла с ума.
 Лакей в ливрее Сент-Брайдов шел в нескольких ярдах позади.
 – Нам и вправду нужен эскорт? – спросила Мара, когда они завернули на Дьюк-стрит.
 – Саймон переживает.
 – Интересно, что, по его мнению, может с нами здесь произойти?
 – Мне кажется, он боится, что я могу заблудиться. Он говорит, здесь есть довольно неприятные районы.
 – Это правда, но я думаю, вся проблема в том, что он очень сильно тебя любит.
 Дженси улыбнулась, но добавила:
 – Жаль, что нам, женщинам, нельзя так же проявлять заботу о своих мужчинах.
 Мара сжала руку Дженси, помня, в каком отчаянии та была, когда Саймон был ранен. Мысль о том, что Дэр снова может быть ранен, ужаснула ее, мысль же о его смерти…
 Это просто невозможно! Мара прикоснулась к лифу платья, чтобы убедиться в том, что брошки там нет. Талисман. Если в Брайдсуэлле и была какая-то магия, то она надеялась, что смогла передать часть ее Дэру.
 – Мы с Дэром об этом разговаривали, – сказала она и поведала Дженси про Анну, разыскивающую своего Канута, томящегося в заточении.
 – Ты и вправду собираешься опубликовать роман? – удивленно спросила Дженси.
 – Нет. Это просто для развлечения. Дэру нужно отвлечься.
 Дженси кивнула:
 – Ты права. Саймон всякое о нем рассказывал, но сейчас он обращается с ним как с умственно отсталым, если ты понимаешь, о чем я.
 – Да, да, понимаю. А я тащу его из кровати прямо на бега. Но возможно, я причиняю ему больший вред.
 Дженси прикоснулась к руке Мары.
 – Уверена, что нет. Знаешь, в нем появилось что-то, чего не было несколько недель назад.
 – Одышка?
 Дженси улыбнулась и покачала головой:
 – Возможно, он выглядит как больной, который наконец-то выбрался на солнце. О, смотри, вон ребята Дэра. Поиграем с ними?
 Мара повернулась и увидела Пьера и Дельфи, играющих в мяч под присмотром своих гувернанток.
 – Конечно. – Мара была счастлива от мысли, что ей удалось привнести немного света в жизнь Дэра. – Откуда ты знаешь детей? Он приезжал с ними в Марлоу?
 – Они повсюду следуют за ним. Но я видела их и в Лонг-Чарте. Мы ездили туда, когда вернулись из Канады. К сожалению, я была в трауре, а они боятся женщин в черном.
 – Почему?
 – Их мать одевалась в черное.
 – Женщина, которая ухаживала за Дэром? Тебе о ней что-нибудь известно?
 Когда Дженси сказала: «Не совсем», Мара поняла, что она лжет.
 – Даже ее имя?
 Дженси задумалась на мгновение и ответила:
 – Тереза Беллер.
 Дети заметили их и радостно побежали навстречу. Мара улыбнулась в ответ и обратилась к ним по полному имени:
 – Bonjour, mademoiselle Bellaire, monsieur Bellaire. [7] 
 Дети замерли. В глазах Дельфи появились слезы, а Пьер сжал челюсти. С впечатляющим достоинством он сказал:
 – Это не наша фамилия, миледи.
 Мара чуть не начала заикаться.
 – Прошу прощения. Я думала…
 – Наша фамилия Мартан. – Он произнес ее на французский манер, с ударением на последнем слоге.
 – Я запомню. Имена бывают такие путаные. В прошлом году мой отец был мистер Сент-Брайд, а сейчас он граф Марлоу. А мой брат из обыкновенного Саймона Сент-Брайда превратился в виконта Остри.
 – Я всегда буду Пьером Мартаном, – сказал мальчик, – поскольку я не аристократ. Но я надеюсь однажды стать адмиралом Мартаном.
 – Разумеется, – примирительно сказала Дженси. – Хотя, может быть, тебе стоит подумать о том, чтобы стать Питером Мартином. – Она произнесла имя по-английски. – Только представь себе, что вновь начнется война с Францией. Для адмирала французское имя может стать проблемой.
 Мальчика подобная перспектива явно поразила. Он проговорил:
 – Питер Мартин… Спасибо за совет, тетя Джейн.
 Дельфи опустилась в изящном реверансе, расправив юбки.
 – Доброе утро, тетя Джейн.
 Мара чуть не плакала, видя, как по-разному дети относятся к ней и к Дженси, особенно учитывая то, что она хотела когда-нибудь стать их матерью. – Она пыталась придумать какой-нибудь способ, чтобы помириться с ними, когда Дельфи подошла к ней поближе и прикоснулась к украшенной цветами ткани ее платья. Мара присела, чтобы девочка могла получше рассмотреть вышивку лентами и весенние цветы на мантилье.
 – C’est belle, [8] – сказала девочка, медленно водя пальчиками по контурам рисунка.
 – Спасибо. У тебя тоже очаровательный наряд. – Мара улыбнулась. – Вы знаете, что леди Остри и я несколько дней будем жить в Йоувил-Хаусе?
 Ответил Пьер:
 – Да, мэм. Нам велели не беспокоить вас.
 – Не думаю, что вы нас побеспокоите, – заверила их Дженси. – Можно мы как-нибудь придем к вам взглянуть на ваши игрушки и посмотреть, чем вы занимаетесь?
 – Разумеется, тетя Джейн. Можешь посмотреть на мой парусник. Он принадлежал папе, когда он был маленьким. Но его нужно починить, вот мы с папой этим и занимаемся. Может быть, дядя Саймон хотел бы нам помочь? Я разрешу ему поиграть, когда все будет готово.
 У Мары перехватило дыхание, когда она представила себе эту идиллическую картинку: Дэр и мальчик, работающие вдвоем над починкой парусника. Но тут воображение предложило ей другую картинку: уютная гостиная, в которой Дэр и мальчик конструировали корабль, в то время как они с Дельфи занимались каким-нибудь рукоделием. Там же была и детская колыбелька, которую она качала одной ногой, как частенько делала ее мама. В Брайдсуэлле детей свободно пускали в детскую.
 Этот образ был настолько ярким, что ей показалось, будто она видит будущее.
 Поэтому она не стала просить детей называть ее тетей Марой. Она выпрямилась, слушая болтовню детей про уроки и игрушки – Дельфи особенно восторгалась игрушечным домиком для кукол, – а затем они с Дженси ушли, пообещав зайти к ним.
 – Интересно, почему Дэр не дал детям свое имя? – спросила Мара. – Питер Дебнем даже лучше, чем Питер Мартин, а Дельфи Дебнем, особенно с щедрым приданым, сможет когда-нибудь удачно выйти замуж.
 – Для начала следует прояснить вопрос с их настоящими родителями.
 Мара остановилась.
 – Их настоящими родителями? Ведь их мать мадам Беллер, а она была вдовой. А теперь она мертва.
 Дженси вспыхнула:
 – О Боже!
 – Дженси, скажи мне правду.
 Дженси вздохнула:
 – Они не ее дети. Они скорее всего сироты войны.
 – И мадам Беллер, взяла их к себе?
 Дженси вздохнула еще раз:
 – Все не так просто, Мара. Эта мадам Беллер не была хорошей женщиной. Не спрашивай меня о подробностях, поскольку все это очень запутано и связано с какими-то секретами, но она была близка к Наполеону и иногда шпионила для него. Поэтому после Ватерлоо она оказалась в затруднительном положении. Она потеряла доступ к власти и богатству, но все еще думала, что у нее остались деньги в Англии. Она жила здесь в 1814 году. – Дженси задумалась на мгновение, а потом добавила: – Она владела борделем.
 – Борделем?
 – Да. Короче говоря, она притворилась бельгийской вдовой лейтенанта Роуленда, убитого в сражении.
 – Но как?!
 – Подделала запись о заключении брака, которую тогда никто не подвергал сомнениям. Это дало бы ей возможность вернуться в Англию вместе с английской армией и даже получать пенсию, если бы ей удалось и дальше поддерживать этот обман.
 – Но откуда взялся Дэр?
 – Никто не знает. То ли она нашла его на поле боя и решила оставить у себя, то ли нашла его уже после того, как придумала махинацию с Роулендом, и слегка изменила план.
 – Но зачем ей сдался Дэр? Вряд ли ей стало проще с тяжело раненным мужчиной на руках.
 – Зато она получила бы больше помощи, помогая раненому офицеру вернуться в Англию, чем если бы она просто путешествовала как вдова. Но на самом деле это была еще и месть. Она ненавидела Николаса Делейни.
 – Почему?
 – Все довольно сложно, – сказала Дженси. – Когда-то они были любовниками, но он бросил ее.
 – И все? Да она была сумасшедшей!
 – Я уверена, что так и было. А затем он осмелился отказать ей во второй раз, и к тому же он уже был женат и любил свою жену.
 Мара покачала головой, но затем вернулась к теме разговора:
 – А дети?
 – Считается, что она подобрала их, чтобы поддержать иллюзию семьи и получить еще больше государственной поддержки и помощи.
 – Она просто взяла их? Что за мошенница!
 – Не забудь, что она забрала все документы у Роуленда, так что он теперь похоронен в общей могиле. Разумеется, его семье уже сообщили, и то немногое, что у него оставалось, было передано им.
 Мара задумалась над тем, что услышала.
 – Но почему она не забрала деньги и не исчезла, когда оказалась в Англии?
 – Она не смогла сразу получить деньги, что-то помешало. А потом ей нужно было время, чтобы причинить Николасу Делейни страдания. Она даже похищала его дочь, Арабеллу.
 – Какое чудовище! Предполагаю, что король повес убил ее. Так и надо.
 – На самом деле это был другой – майор Хокинвилл.
 Мара посмотрела на детей, играющих в отдалении – таких спокойных и счастливых.
 – Как ужасно она, должно быть, обращалась с ними, раз они боятся одного ее имени. – Мара, нахмурившись, повернулась к Дженси: – Значит, у них где-то должны быть родители, которые их разыскивают? О нет! Бедный Дэр.
 – Нет никаких сообщений о детях, пропавших в районе Брюсселя, подходящих по описанию. Но с французами в тот момент сражались объединенные армии многих государств, так что они могут быть откуда угодно, и поиски продолжаются.
 – Должно быть, они сироты, – заявила Мара, надеясь, что это так и есть. – Если бы их искали, то давно бы уже нашли. Столько времени прошло.
 – Даже если их родители простые люди? Например, крестьяне? Пьер помнит что-то о ферме…
 Мара задрала подбородок.
 – Им будет лучше у Дэра.
 – Мара! Только представь себе, что у них есть родители, которые любят их и которые их ищут!
 Мара знала, что Дженси права, но она сражалась за Дэра, возможно, за его душевное здоровье.
 – Прошу прощения, если покажусь жестокой, но Дельфи и Пьер нужны Дэру. Подозреваю, что бывают времена, когда он живет только ради них.
 Дженси посмотрела на нее:
 – Ты любишь его?
 Мара отвернулась и покраснела.
 – Он был мне как брат с тех пор, как мне исполнилось шесть.
 Дженси ничего не сказала.
 – Ну хорошо, я люблю его. – Она опять посмотрела на невестку. – Я не знаю, как так получилось. Меня словно ударило… как обухом по голове. Я больше ни о чем не могу думать.
 – Я еще у Эллы заметила, как ты на него смотришь…
 – У тебя с Саймоном было так же?
 – Немного сложнее, но в целом так же.
 – Я не знаю, что делать, – сказала Мара. – У меня эти волосы, так что я могу загнать его в угол, как пантера. Я могла бы сделать это, если бы он не был… О, глупо называть его хрупким или больным, но не замечать ничего было бы нечестно. – Дженси не ответила, и Мара повторила: – Нечестно.
 – Да, наверное, так.
 – Но что, если он так никогда и не поправится? Что, если он будет принимать опиум всю оставшуюся жизнь?
 – Тебя бы это остановило? – спросила Дженси.
 Мара задумалась.
 – Нет. Он принимает его сейчас, а я все равно его люблю. Я хочу, чтобы он освободился ради самого себя, но меня бы это не остановило.
 Дженси встала.
 – Тогда счастливой охоты.
 – Ты считаешь, мне следует сделать это? – спросила Мара, поднимаясь вслед за ней.
 – Подобная любовь – это настоящее счастье. Но если все закончится катастрофой, не говори Саймону, что я это одобрила. А вот Хэл и Бланш.
 Мара обернулась и увидела пару, идущую к ним по тропинке. Мужчина был высоким и темноволосым, его пустой левый рукав был приколот к груди. Дама, идущая по правую сторону от него, была небольшого роста, с очаровательным лицом. Из-под необыкновенно красивой соломенной шляпки, украшенной желтыми цветами, гармонирующими с солнечными полосками на ее кремовом платье, выбивались завитки светлых волос. Они о чем-то оживленно беседовали.
 Мара и Дженси подошли к ним. Мара встречала майора Хэла Бомона и его молодую жену Бланш на свадьбе Саймона. Хэл сыграл немаловажную роль в том, чтобы доставить Саймона домой из Канады. Что неудивительно, поскольку он также был повесой.
 – Хэл, Бланш, как замечательно, что мы с вами встретились! – Они поговорили о Лондоне, газе и Йоувил-Хаусе, а затем о скучной пьесе в «Ковент-Гарден». – Уверена, ты никогда не стала бы играть в таком нравоучительном спектакле, – сказала она Бланш.
 – Да, это не мое амплуа, – согласилась та.
 – Видела бы ты ее в «Отважной леди», – сказал майор Бомон, гордо улыбаясь. – Это была настоящая сенсация в прошлом году. Возможно, ее возобновят.
 – Только не со мной. – Голос Бланш звучал раздраженно. – Сейчас я больше концентрируюсь на классических произведениях. Так вы говорите, что Дэр в городе?
 Было видно, что ей не терпится сменить тему разговора.
 – Да, – ответила Дженси, – и я уверена, что он будет рад видеть вас обоих. Хотя, разумеется, не мне раздавать приглашения…
 – Но ведь другому повесе оно и не нужно, – поспешила на выручку Мара. – Правда, майор?
 – Разумеется. Я рад, что он здесь. Это хороший знак.
 Мара и Дженси попрощались и пошли своей дорогой по направлению к дому.
 – Что тут происходит? – спросила Мара, как только они ушли на расстояние, с которого их не могли услышать. – Я думала, что после свадьбы у них все пошло на лад, но, кажется, они едва сдерживаются, чтобы не поругаться.
 – Он хочет, чтобы она продолжила свою карьеру актрисы, включая мужские роли, такие как в «Отважной леди», но она пытается превратиться в миссис Хэл Бомон и быть принятой в обществе. Он тоже этого хочет, но ему нужно и то и другое.
 – Но ведь это возможно, не правда ли? Разве актриса Харриэт Мелон не была представлена при дворе после свадьбы?
 – Да, но она бросила сцену. Существуют и другие трудности. – Дженси бросила быстрый взгляд на Мару. – Никто еще не рассказывал тебе ее историю?
 – Нет, а что с ней?
 – Бланш родилась в семье мясника. – Дженси оглянулась на лакея, следовавшего метрах в четырех за ними. Но все же она понизила голос. – Ее выгнали из дома, когда она забеременела в пятнадцать лет. Она зарабатывала на жизнь… продавая свое тело.
 Мара попыталась скрыть шок. Милая Бланш – блудница?
 – Почти никто об этом не знает, – продолжала Дженси, – но это тяжелым грузом лежит на ней. Другая проблема состоит в том, что она несколько лет была любовницей лорда Ардена и только потом стала любовницей Хэла.
 – Лорда Ардена, повесы? – ахнула Мара. – О Боже! Во время свадьбы Саймона я почувствовала какой-то… намек на скандал, но кто бы мог подумать… А майор Бомон переживает из-за того, что она была… компаньонкой лорда Ардена?
 Раньше она не замечала за собой частого использования эвфемизмов.
 – Не думаю. Они даже дружат: лорд и леди Арден и Хэл и Бланш. Это тоже тайна, но Бланш и леди Арден сами написали «Отважную леди». Я так понимаю, в ней полно дерзких комментариев в адрес мужчин, и в конце концов леди побеждает героя в поединке на мечах.
 – Мне это нравится.
 – Пьеса имела оглушительный успех, а также стала скандально известной. Но, видишь ли, Бланш никогда не скрывала, что является любовницей лорда Ардена или Хэла, и это создает определенные проблемы.
 – Жаль. Хэл заслуживает счастья.
 – Он счастлив, но Бланш не может посещать такие места, как Йоувил-Хаус. Она бывает в домах повес, но не в домах их родителей. Есть определенные рамки, за которые она не может выйти.
 – Какой ужас!
 – Поэтому Бланш и отказывалась выйти за него все эти годы, – сказала Дженси. – Хэл ездил в Канаду, надеясь, что его отсутствие заставит Бланш решиться на свадьбу. Это сработало, но брак, даже основанный на любви, не всегда решает все проблемы.
 Может быть, Дженси думала и о себе?
 – Может, со временем они оба будут идти на компромиссы, – сказала Мара. – Бланш начинает носить цветную одежду. Раньше она всегда одевалась только в белый.
 – Она пытается таким образом разделить две свои жизни – белый для Бланш Бомон, актрисы, и цвета для миссис Хэл Бомон, жены героя войны.
 – Мы должны что-то сделать.
 – Мара, даже Сент-Брайды не могут тут ничем помочь.
 – Как насчет повес?
 – Заставить свет принять актрису с запятнанной репутацией как одну из равных?
 – Почему бы и нет? – спросила Мара, когда они вышли на Грейт-Чарлз-стрит. – Я удивлена, что они еще этого не сделали.
 – Возможно, они просто решили не вмешиваться.
 – Ну и глупо.
 Дженси застонала:
 – Мара, ты невозможна. Нельзя примирить непримиримое и осчастливить всех и сразу.
 Когда они вернулись домой, Мара пошла в свою комнату, размышляя над ситуацией Хэла и Бланш. Рут поставила могилу Джульетты на стол. Мара переставила ее на почетное место на каминной полке, думая о любви. Иногда Купидон выбирал свои жертвы наобум, но что сделано, то сделано.
 Теперь Бланш и Хэл были вместе навсегда. Им придется найти способ сделать свой путь гладким. Она спустилась к ужину, собираясь поднять этот вопрос за столом. Но больше всего ей хотелось увидеть Дэра. Ей казалось, что с их последней встречи прошла целая вечность.
 Новость о том, что Дэр не будет с ними ужинать, вытеснила все остальные мысли из ее головы. Дженси и Саймон словно и не заметили, что его нет, да и сама Мара, учитывая присутствие в комнате слуг, не стала ничего спрашивать. Но аппетита у нее уже не было. Неужели она настолько ему надоела, что он собирается избегать ее все время, пока она будет здесь жить?
 После ужина они сели пить чай в маленькой гостиной, и Мара спросила:
 – С Дэром все в порядке?
 – А ты как думаешь? – отрывисто бросил Саймон. – Разумеется, нет. Нам не следовало сюда приезжать.
 – Он не стал бы нас приглашать, если бы ему не нужна была компания, – сказала Дженси.
 «Но меня-то он не приглашал», – подумала Мара. Следует ли ей вернуться обратно к Элле? Но это вызовет уйму разговоров.
 Возможно, Дэру будет лучше остаться наедине с Саймоном. Они могли бы по-мужски все обсудить.
 – Как жаль, что он не ужинал с нами, – сказала она. – Тогда вы могли бы попить бренди или портвейн, и тебе не пришлось бы пить чай и слушать наши сплетни. Почему бы нам с Дженси не почаевничать в ее гостиной, чтобы поболтать о детях и шелке и оставить тебя в покое?
 – Но меня тоже интересуют дети и шелк.
 – Женщинам иногда хочется посекретничать, милый, – сказала Дженси, поднимаясь и беря поднос с чаем.
 Он тут же забрал у нее поднос и настоял на том, чтобы отнести его наверх самому, хотя Дженси легко могла бы справиться и одна. Мара шла следом, размышляя обо всех тех мелочах, которые Дженси и Саймон делают друг для друга. Разговаривая, они смотрели друг другу в глаза, их тела наклонялись друг к другу, словно хотели слиться в единое целое.
 Ей хотелось того же с Дэром. Иметь возможность заботиться о нем, успокаивать и поддерживать. И даже в самый сумасшедший, занятой день знать, что наступит ночь и они останутся наедине и сольются воедино.
 «Я слишком много времени провожу один», – сказал он, но тем не менее он явно не желал проводить время в ее обществе.
 Она хотела вырвать его из изоляции, но теперь начала задумываться: а вдруг Дэр, как тигр в зверинце, не сможет жить без решетки?




 Глава 13


 Саймон вышел из гостиной, не зная, что делать. Последние шесть месяцев Дэр откровенно рассказывал и писал ему о чудовище, как он называл опиум. Снижение дозы шло успешно, хотя и медленно, и Дэр был настроен вполне оптимистично.
 Пока две попытки полностью отказаться от наркотика не провалились.
 После второй попытки, которая состоялась в марте, родители Дэра даже опасались, что он может покончить с собой. Графиня очень сильно надеялась на Солтера, который в то время ни на шаг не отходил от Дэра. Теперь Дэр проводил время наедине с Марой.
 В другой ситуации Саймон был бы несказанно этому рад. Его друг мог бы стать замечательным зятем. Но та борьба, которую он вел, делала его непредсказуемым и опасным.
 Дэр и Мара.
 Мара была чистым солнечным светом. У нее были яркость и щедрость Сент-Брайдов, но эти дьявольские волосы сделали ее страстной и безрассудной. Саймон не мог предложить другу Мару в качестве лекарства, он всегда хотел, чтобы у его сестры было самое лучшее, самое беспечное будущее, которое только можно представить.
 Он шел по коридору по направлению к комнате Дэра, когда вдруг услышал детский шепот.
 – Quelquim arrive, – прошептал кто-то по-французски.
 – Attendez un peu.
 Один прошептал, что кто-то идет. Другой ответил, что следует подождать.
 – Bonsoir, mes enfants, [9] – сказал Саймон. Из-за угла выглянули две головы.
 – Bonsoir, [10] дядя Саймон, – сказал Пьер на той смеси французского и английского, на которой дети часто разговаривали. – Мы ищем папу. Он не пришел к нам во время lheure du coucher. [11] 
 – Возможно, ему нездоровится.
 Дети знали правду. Да и как могло быть иначе после целого года, проведенного вместе под замком у той женщины?
 – Но где он? – спросил Пьер. В его голосе прозвучало неподдельное беспокойство, и Саймон поспешил их успокоить:
 – Возвращайтесь в детскую. Я найду вашего папу и пошлю кого-нибудь к вам.
 Две пары серьезных глаз внимательно посмотрели на него Он знал, что этим детям довелось видеть и пережить, и это разрывало ему сердце.
 Но затем Пьер кивнул:
 – Merci, [12] дядя Саймон. – Он взял Дельфи за руку и увел ее. Саймон заметил, что за ними последовала черная кошка. Еще одна их охранница, Джетта.
 Саймон вернулся в свою комнату и вызвал слугу. Когда Траффорд вошел, Саймон спросил:
 – Известно ли, где сейчас находится лорд Дариус?
 – Нет, милорд. Хотя я слышал упоминания о его лечебной комнате.
 – А Солтер сейчас не с ним?
 – Нет, милорд. Он сейчас в гостиной для старших слуг, играет в карты с Алстоком. Старшим лакеем, – пояснил Траффорд.
 – Пожалуйста, попроси Солтера зайти ко мне, как только он сможет.
 Траффорд откланялся. Саймон покачал головой, размышляя над формальностью этой просьбы. Жизнь в Брайдсуэлле и Канаде не приготовила его к встрече с миром слуг в богатом доме. В Марлоу было особенно трудно, но они и слуги выработали некую форму сосуществования. В центральном доме, самой официальной части, Саймон старался удовлетворять их ожидания. В своем же собственном доме, одной из пристроенных вилл, он все делал по-своему.
 Интересно, в Марлоу у старших слуг также была собственная гостиная? Наверняка у них были и свои слуги.
 Раздался стук в дверь – это пришел Солтер. Саймон пригласил его войти, не зная, как следует обращаться с ним. Он был не просто слугой, но и ровней он не был. Саймону было все равно, но Солтер мог быть другого мнения по поводу установленных приличий.
 – Я встретил детей, Солтер. Они беспокоятся, потому что лорд Дариус не заходил к ним сегодня.
 Солтер скосил глаза на часы.
 – Я выясню, в чем тут дело, милорд.
 Он хотел уйти, но Саймон сказал:
 – Подождите. Где он?
 – Он где-то в доме, милорд. Я найду его.
 – У него… трудности?
 Солтер посмотрел ему прямо в глаза:
 – Возможно, но серьезной опасности нет, уверяю вас, милорд.
 – Вы хотите сказать, что он не собирается перерезать себе вены? Простите меня, но любому постороннему все здесь кажется достаточно серьезным.
 Солтер взвесил его слова.
 – Лорду Дариусу не терпится освободиться, и он переживает, что никак не может этого сделать. Кроме того, новые волнения и впечатления несут за собой стресс.
 – И что происходит тогда?
 – Он не может поступать согласно своим желаниям.
 – Нам не следует здесь находиться?
 – Лорд Дариус пригласил вас, милорд, а он всегда наслаждался вашим обществом.
 Его ответ прозвучал не слишком искренне, но Саймону понравилось, что Солтер не стал сплетничать.
 – Я хотел бы повидаться с ним, если это возможно. И сообщите детям, что с ним все в порядке и он увидится с ними позже.
 Солтер поклонился и вышел.
 Саймон начал ходить взад-вперед по комнате, сожалея, что предыдущему лорду Остри пришло в голову провести газ в Марлоу-Хаус. Он-то думал, что состояние Дэра несколько лучше. По крайней мере, выглядел он нормально по сравнению с тем Дэром, которого он увидел, вернувшись в Англию в октябре. Тот Дэр был худым, бледным и измученным болезнью.
 Сейчас ему было намного лучше, но все же он был совсем не похож на себя прежнего. Его словно подменили! Где теперь тот веселый нрав, острый ум и великолепные способности, отличавшие некогда Дэра Дебнема?
 В дверь вновь постучали.
 – Лорд Дариус хотел бы поговорить с вами, милорд, – произнес Солтер.
 У Саймона вырвалась глупая фраза:
 – Значит, с ним все в порядке? – И он последовал за слугой, чувствуя, что выставил себя идиотом. Возможно, у Дэра, как и у всех остальных людей, иногда болела голова или желудок. Но он забыл про детей, значит, с ним что-то серьезное.
 Дэр находился у себя в спальне, выглядел вполне обычно и с улыбкой поприветствовал Саймона.
 – Спасибо, что передал сообщение от детей.
 – Не за что. Почему ты забыл о них?
 Улыбка Дэра исчезла.
 – Амбиции. Безрассудство. Отчаяние… Я вбил себе в голову, что должен со всем этим покончить раз и навсегда, и не стал принимать вечернюю дозу.
 – И от этого ты обо всем начинаешь забывать?
 – От этого все, помимо непринятой дозы опиума, становится не важным.
 – А сейчас?
 – Все прекрасно. Я хотел пойти повидать Пьера и Дельфи, но прежде поговорить с тобой. – Он выдержал паузу, словно сомневался, что Саймон поймет его. – Чтобы заверить, что я не представляю ни для кого опасности.
 – И для Мары? – напрямик спросил Саймон.
 Лицо Дэра дернулось, словно от пощечины.
 – Тем более для нее. Уверяю тебя, что я не представляю для нее никакой угрозы!
 – Но она представляет угрозу для тебя?
 Дэр посмотрел на него. Удивление и чувство юмора, отразившиеся у него на лице, до боли напомнили Саймону его старого друга детства.
 – Разумеется, нет.
 – Ты уверен? Она может быть настоящим дьяволенком.
 – Это все волосы.
 – Я отошлю ее обратно к Элле…
 – Нет! Нет, – повторил Дэр спокойнее. – Ее просто нужно чем-то отвлечь. Найди ей какие-нибудь развлечения, и она забудет про меня.
 Саймон не был в этом уверен. Он вспомнил, как сам когда-то влюбился. Тогда все происходящее походило на неконтролируемый сход лавины.
 Но он сказал:
 – Неплохая идея. Ты присоединишься к нам?
 – Если смогу. – Дэр взглянул на часы. – Я должен идти.
 – Да, разумеется. И извини за неудобства. Мы задержимся в твоем доме ненадолго.
 – Не торопитесь. Ваше присутствие благотворно влияет на меня, и я обещаю, что больше не буду делать никаких глупостей. Кто не торопится, тот выигрывает скачки, как говорится, – сказал он сухо.
 Он подошел к двери, Саймон последовал за ним.
 – А будет ли конец у этих скачек?
 – В день моего рождения, двадцать третьего июня. Я уже решился. Закончить или умереть. Но не волнуйся, я собираюсь уехать в Лонг-Чарт на Армагеддон.
 Саймон посмотрел вслед Дэру и пошел в свою комнату.
 Армагеддон – великая битва перед концом света. Из всего, что он знал об отказе от опиума, сравнение было подходящим! Как-то Дэр сказал: «Мы принимаем опиум, чтобы сгладить боль, физическую, психологическую или и то и другое, но мне кажется, мы просто закупориваем ее. И однажды нам придется выпустить демона наружу».
 Саймон вернулся в гостиную и застал Дженси и Мару за партией в шахматы.
 – Ну? – спросила Мара.
 «Напряженные, как взведенные пружины», – подумалось ему.
 – Ему просто нездоровилось, вот и все.
 – Из-за опиума, – добавила Мара.
 Саймон понял, что не может солгать ей.
 – Да, но сейчас с ним все в порядке. Он с детьми.
 – А он не пошел бы к ним, если бы с ним что-то было не так. Саймон, я хотела поговорить с тобой. Мне нужно знать больше…
 – Нет, не нужно. Не вмешивайся, Мара.
 – Я не вмешиваюсь! Ну может быть, и вмешиваюсь, но я не могу не замечать, как страдает мой друг, особенно когда я живу под одной крышей с ним.
 – Я уже сказал тебе. Дэр постепенно снижает количество опиума, что позволяет его телу приспособиться. Он сейчас принимает совсем немного и через какое-то время сможет отказаться от наркотика окончательно. Вот и все. Но это сложный процесс, поэтому лишние волнения ему абсолютно ни к чему.
 – Надеюсь, я не волную его, но я говорила не об этом. Он был в заточении? Мне показалось, что вид темниц в Тауэре его очень расстроил.
 Черт! Саймон подсел к камину.
 – Да.
 – В плену у французов?
 – Нет.
 – Тогда у кого? Скажи мне, Саймон!
 – У этой доброй вдовы.
 Глаза ее расширились.
 – Мадам Беллер?
 – Да. Поначалу, возможно, у нее были серьезные основания давать ему опиум, но она сознательно превышала допустимые дозы, а затем продолжала псевдолечение, когда в наркотике уже вообще не было надобности. Чтобы сломить его волю. К тому времени, как он это понял, непоправимый вред был уже причинен. Его пристрастие к наркотику стало своего рода тюрьмой, но в конце концов он с детьми, включая Арабеллу Делейни, и вправду были под замком – заперты в комнате, не зная, что будет с ними дальше.
 Мара шумно вздохнула.
 – Тогда больше никаких подземелий. И возможно, ему будет лучше без моего общества. Ведь ты и остальные повесы будете выводить его?
 – Возможно, нам следует больше доверять его собственным желаниям. Он сам знает, что ему делать.
 – Я не заставляла его ничего делать. Я просто спросила. Возможно, вам тоже нужно спросить. Может быть, он и в театр пошел только потому, что кто-то потрудился пригласить его.
 Саймон задумался над ее словами. А если она права? Они все оставили Дэра в покое, позволив ему самому задавать темп выздоровления, но, возможно, ему и вправду нужна была помощь. Нужно будет узнать, как Дэр оказался в театре прошлой ночью со Стивеном и Френсисом. Он решил поговорить с остальными повесами, хотя и чувствовал себя не в своей тарелке, зная, что ему предстоит обсуждать Дэра за его спиной.
 – Кстати, о повесах, помогающих другим повесам, – сказала Мара. – Как насчет Хэла и Бланш?
 – А что с Хэлом и Бланш? – спросил он.
 – Я так понимаю, что они не совсем счастливы, потому что Бланш стесненно чувствует себя в обществе. Повесы могли бы им помочь?
 – Как? – Саймон посмотрел на Дженси, внезапно почувствовав необходимость остаться с ней наедине.
 Она поднялась:
 – После такого дня, мне кажется, нам всем следует пораньше лечь спать. Мы можем обсудить все это завтра. А сегодня Саймон устал.
 – Ну разумеется, – сказала Мара, легкий румянец на ее щеках выдавал ее невинность и понимание. – Спокойной ночи.
 Мара стояла в коридоре. Ей было до слез жаль себя, но она никак не могла понять почему. Потому что Саймон и Дженси собирались насладиться супружеской любовью? Скоро придет ее очередь.
 Потому что ее попросили не приставать к Дэру, и она молча согласилась? Разумеется, это было неприятно, особенно учитывая то, что она вряд ли еще увидит его здесь.
 Следовало пойти к себе в комнату, но было еще рано, и она бы все равно не заснула. Поэтому она стала просто бродить по коридорам.
 Дэр был с детьми, следовательно, на другом этаже, но когда-нибудь он спустится вниз. В свою спальню. Она уже была здесь.
 По этому коридору они шли с Дэром той ночью? Да. Она узнала портрет очень некрасивого мальчика, обнимающего мопса. Значит, за последней дверью слева – его спальня.
 Она остановилась, прислушалась, взглянула направо и налево и, убедившись в том, что за ней никто не наблюдает, положила ладонь на полированную поверхность дуба, пытаясь ощутить… что? Воспоминание о нем?
 Какая глупость! Она поспешила прочь. Нужно пойти к себе в спальню и почитать, но ей было слишком неспокойно, чтобы сосредоточиться даже на «Фантазийных рассказах».
 Огромный дом замер. Мара прокралась вниз, чувствуя себя вором, но при этом ощущая какое-то возбуждение. Она виновато вздрогнула, когда встретила горничную, выходящую из столовой со щеткой и тряпкой, но женщина только опустилась в реверансе и поспешила дальше по своим делам.
 Мара пошла вперед, взглянула на лестницу, вспомнив, как Дэр нес ее на руках, но никакого призрачного представления там не появилось.
 Внезапно она почувствовала, себя в полном одиночестве. Слуги, вне всяких сомнений, отдыхали перед отходом ко сну.
 Дэр находился с детьми. У Саймона и Дженси было общество друг друга.
 Она же была не просто одна, она была одинока – чувство, которое она почти никогда не испытывала. Одиночество никогда не было проблемой в Брайдсуэлле или на Гросвенор-сквер, где у нее всегда было общество Эллы. «И политики на ужин», – подумала она с улыбкой, вспомнив шутку Дженси.
 Она зашла в темный зал для приемов, чтобы выглянуть на улицу. Совсем недавно она забрела на эту улицу босоногая, укутанная в одеяло. С ней могло произойти все, что угодно.
 Много всего произошло. В ту ночь они были так близки – она все еще чувствовала, как Дэр мыл ее ноги. С тех пор между ними ничего подобного не происходило – пока он не взял ее за руки в карете и позже здесь, в библиотеке. Он целовал ее пальцы.
 Интересно, если бы Дженси не пришла, поцеловал бы он ее губы?
 Ей вдруг так нестерпимо захотелось увидеть Дэра, что, казалось, еще секунда, и она, забыв про гордость и приличия, пойдет целенаправленно разыскивать его.
 На столе стояли незажженные свечи. Она взяла одну, зажгла ее от ночника, защищенного стеклом, и отправилась на экскурсию по комнатам первого этажа.
 Осторожно приоткрыв одну из дверей, Мара обнаружила за ней стол, стоящий на возвышении, и кожаные кресла возле пустого камина. Наверное, здесь граф принимал посетителей, которые были не настолько значительны, чтобы их можно было допустить в семейную часть дома.
 Она уже закрывала дверь, когда увидела группу миниатюр на противоположной стене. Она подошла ближе, приподняв свечу, чтобы осветить картины.
 Посередине висели два овальных портрета графа и графини в молодости. Справа от них – изображение плотного человека с редеющими волосами. Сходство с оригиналом было очевидно, так что с уверенностью можно было сказать, что это лорд Грейвенем, брат Дэра, хотя здесь он выглядел старше своих двадцати девяти лет. Круглолицая женщина рядом с ним, должно быть, была его женой, а два ребенка – их сыновьями.
 По другую сторону от родителей висел портрет улыбающейся молодой женщины с каштановыми кудрями. Это, должно быть, леди Тея, но Мара едва посмотрела на нее, поскольку она увидела портрет Дэра.
 Это был тот Дэр, которого она помнила с детства, – волосы немного длиннее, искры в глазах, улыбка на губах – улыбка, обещающая озорство и приключения. Она подняла руку, чтобы прикоснуться к портрету, но вдруг услышала шорох позади и резко повернулась на месте, отчего пламя ее свечи вспыхнуло.
 Дэр стоял в дверях без фрака и жилета, воротник рубашки был расстегнут. На руках у него сидела ленивая черная кошка.
 – Прости, я просто…
 – Гуляла, – подсказал он.
 – Совала повсюду свой нос, – призналась она. – Но я не хотела.
 Он подошел к ней, и, к своему стыду, она сделала шаг назад.
 – Джетта кусает только врагов.
 Мара шагнула обратно, хотя теперь она оказалась слишком близко к Дэру.
 – Тогда скажи ей, что я друг.
 Он взглянул на кошку.
 – Верный друг, Джетта. – Он вновь посмотрел на Мару, его глаза казались еще более выразительными в колеблющемся свете ее свечи. – Тебе что-нибудь нужно?
 – Нет, спасибо.
 – Бедняжка Мара. Из одной скуки попала в другую. – Его длинные пальцы гладили кошку, наблюдавшую за Марой своими неподвижными глазами, как бы предупреждая ее не приближаться. – Ничего, все изменится. Скоро ты будешь до утра пропадать на балах, проводя время за танцами и флиртом.
 – Надеюсь, – сказала Мара, но это было ложью. С нее было довольно этой темной комнаты, где она находилась наедине с Дэром. Повисла неловкая тишина, и Мара попыталась найти тему для разговора:
 – Йоувил-Хаус больше, чем кажется на первый взгляд.
 – Теперь ты видишь, почему мне так нужны гости.
 – Даже несмотря на то, что ты избегаешь их?
 Fro пальцы замерли на мгновение, и кошка сама потерлась головой о его руку.
 – Прошу прощения.
 – Нет, это я должна просить прощения. Тебе нездоровилось?
 – Да.
 У Мары было ощущение, словно она в тумане вышла на край высокого утеса, но не могла заставить себя уйти в какое-нибудь безопасное место.
 – Она не будет против, если я поглажу ее?
 – Вряд ли.
 Она поставила свечу на маленький столик, подошла ближе и протянула руку. Джетта не сопротивлялась, и она погладила ее теплую пушистую спинку.
 Они стали вместе гладить урчащую от удовольствия Джетту, и их пальцы соприкоснулись. Мара почувствовала, как сладко забилось ее сердце от прикосновения Дэра, и подняла на него глаза, полные любви.
 Дэр на мгновение замер и вдруг резко сделал шаг назад, забирая от нее кошку и заполняя пространство между ними холодным воздухом.
 Он взглянул на картину, где был изображен в молодости, которую рассматривала Мара, когда он зашел, и сказал:
 – Он умер, Мара. – И пошел к выходу.
 Он дошел до двери, прежде чем она нашла в себе силы сказать:
 – Нет!
 Он даже не остановился.
 Мара подбежала к двери и проводила взглядом Дэра, поднимающегося по ступенькам в тусклом свете единственной свечи, освещавшей холл. Она задула свечу и вернулась в свою комнату мимо тех же самых таинственных теней.
 На следующий день была запланирована поездка в магазин шелка. Но сейчас Мара не могла думать об этом. «Он умер, Мара, умер», – стучало у нее в висках, но вся ее сущность протестовала, не в силах смириться с этим. Она будет бороться за прежнего Дэра, за своего Дэра.




 Глава 14


 Когда Мара и Дженси спустились в холл, карета уже ждала у подъезда.
 – Я их совсем не знаю, – нервничала Дженси.
 – Уверяю тебя, вы сразу же подружитесь, – успокоила невестку Мара.
 И в самом деле, как только они разместились в карете, леди Болл и леди Миддлторп настояли на том, чтобы их называли просто Лаура и Серена.
 – В конце концов, – сказала леди Миддлторп, – мы все повесы.
 Мара не стала напоминать ей, что в отношении ее это было не совсем правдой. Но когда-нибудь это произойдет. Когда-нибудь скоро.
 Через час они оказались перед старым кирпичным зданием, лишь небольшая вывеска на котором указывала на то, что в здании ведется торговля. Под китайскими иероглифами была добавлена надпись по-английски: «Торговый центр лучших шелков Ли». Когда лакей постучал в красную дверь, Мара задумалась, не слишком ли по-английски они выглядят и пустят ли их вообще внутрь.
 Мужчина восточного вида, открывший дверь, удивился, но все же впустил их, поклонившись таким богатым покупателям.
 Девушки ахнули, увидев сокровищницу господина Ли. Разноцветные рулоны заполняли полки от пола до потолка, и дюжина китайцев сновали по ним вверх и вниз, относя рулоны к столам, где другие работники отрезали нужное количество материала. Иногда целые рулоны отправлялись куда-то к задней двери, откуда их, наверное, доставляли прямо на дом покупателю.
 Здесь были и другие англичане, осматривающие товар и делающие заказы, но их элегантная компания сильно выделялась среди посетителей.
 К ним навстречу вышел сам владелец магазина. Одет он был так же, как и остальные, в длинное одеяние, а волосы были собраны в хвост, но его платье было расшито шелком, а на голове была черная шапочка.
 – Мы в основном торгуем оптом, досточтимые леди, – сказал мистер Ли, кланяясь в пояс. По-английски он говорил правильно, правда, с сильным с акцентом. – Но мы рады приветствовать вас здесь.
 Им предложили чай без молока и сахара в маленьких чашечках без ручек, а также предоставили отдельную комнату. Дженси, поскольку она была беременна, это очень понравилось. Затем мистер Ли лично провел их по залам.
 Мара не собиралась ничего покупать. У нее была вся необходимая ей одежда и не было дома, который нужно декорировать. Она просто наслаждалась пышной красотой и царящими здесь нежными ароматами. Сандаловое дерево. Возможно, ладан. Остальные она определить не смогла.
 Заметив, что Дженси любуется отрезом бледно-голубого узорчатого шелка, который ей явно нравился, Мара приступила к выполнению своих обязанностей:
 – Покупай. Он чудесный.
 – Только взгляни на цену! Я сейчас толстею, так что любое платье через несколько месяцев на мне уже не сойдется, а к следующему году вообще выйдет из моды.
 – Тебе предстоят несколько недель в обществе, – возразила Мара, – а первое впечатление дважды не произведешь. Так что тебе просто необходимо выглядеть на все сто. Опытный портной может сделать платье так, чтобы его можно было без проблем расширить. А что касается следующего года, то мода очень редко меняется кардинально.
 – Нет, меняется. Больше отделки, меньше отделки. В этом году бахрома, в следующем оборки. И цвета. Помни, я все-таки дочь галантерейщика.
 – В этом году небесно-голубой, в следующем лазурный. В прошлом году нежно-желтый, в этом лимонный. Разница настолько ничтожна, что ее можно не замечать, а переделать отделку легко. Она возьмет отрез на платье, – сказала Мара клерку. – Большой отрез. Дженси, сколько тебе нужно?
 – Десять ярдов, но этот шелк почти такой же, а цена у него лучше, – засомневалась Дженси, приглядываясь к другому отрезу.
 – Ты хочешь сказать, что он дешевле? Но у этого качество намного выше. – Она обратилась к продавцу: – Не так ли?
 Он поклонился:
 – Да, досточтимая леди.
 – Разве он может так говорить? Он обязан нахваливать весь товар! – проворчала Дженси вполголоса, но согласилась купить выбранную ткань, а также еще один отрез темно-зеленого цвета с бело-золотой вышивкой.
 – Из него выйдет великолепное бальное платье, – подбодрила ее Мара. – Все только и будут говорить, что об очаровательной жене лорда Остри.
 Мара сразу увидела результат своей продуманной речи. Ради Саймона Дженси была готова сделать даже невозможное. А уж переплатить немного за шелк – ну хорошо, очень много переплатить за шелк, – это она могла как-нибудь пережить.
 Следуя принципу «Куй железо, пока горячо», Мара сказала:
 – И давай надеяться, что очаровательным будет и дом лорда Остри.
 – Если ты имеешь в виду Марлоу-Хаус, то он не принадлежит Саймону. Это дом его отца.
 – Учитывая то, что папа ненавидит Лондон, можно сказать, что дом принадлежит Саймону.
 – Все равно я понятия не имею, что там нуждается в обновлении. Мы ведь уехали оттуда сразу же, ничего толком не осмотрев.
 С этим Маре пришлось согласиться.
 – Тогда возьмем образцы того, что тебе нравится. Или того, что может понравиться Саймону.
 – Тиранка!
 – Скряга!
 Они улыбнулись друг другу, и Дженси принялась заказывать образцы тканей для портьер и обивки. Мара оставила ее за этим занятием, размышляя о силе любви. На что она была готова, чтобы угодить Дэру?
 На все, что угодно.
 Она задумалась над этим.
 Она и вправду была готова на все.
 Она бы даже отправилась с ним в кругосветное путешествие, хотя и ненавидела уезжать из дома, но остаться одной без него было бы намного хуже.
 – Какая милая! – подошла к ней Дженси. – Купи ее.
 Мара посмотрела на ткань, лежащую перед ней, – тяжелый белый атлас, вышитый гирляндами розовых роз. Он напоминал ей пеньюар, который ей подарила ее невестка на последний день рождения. Она терпеть его не могла, но все же носила. В конце концов, никто, кроме Рут, ее в нем не видел.
 – Это не совсем в моем стиле, – сказала она.
 – А как насчет этой? Или этой? – Дженси подобрала еще несколько рулонов шелка, все очень милые. – Ты должна что-нибудь купить, Мара, после того как вынудила меня потратить целое состояние.
 Мара сдалась и заказала отрез персиковой тафты.
 Все были довольны, попрощались с еще более довольным торговцем и уехали. Было уже за полдень, и Маре очень хотелось есть. Поблизости не было ни одной таверны, подходившей для посещения леди, но когда они сели в карету, лакей передал Серене плетеную корзинку. Она открыла ее и предложила остальным дамам фрукты, пироги и сидр. Завязался разговор о моде и обществе.
 Мара вспомнила про Хэла и Бланш и рассказала об их проблеме остальным.
 – Ты права, – сказала Серена. – Мы должны что-то сделать.
 Лауру, казалось, – одолевали сомнения.
 – Но ведь Бланш наверняка многие видели сначала с Люсьеном, а потом и с Хэлом.
 – Повесы ввели меня в общество, – сказала Серена, – хотя мой первый муж и впутал меня в некоторые сомнительные дела. Но ни один из тех, кто имел к этому отношение, не подумал вспоминать о моем прошлом. Мало найдется людей, которые захотят оскорблять повес.
 – Но ты по крайней мере была замужем, – заметила Лаура. – Разумеется, я хочу помочь Бланш, но как будет ужасно, если все пойдет не так, как мы того хотим, и общество ополчится против нее!
 – Но ведь Бланш не переходила от мужчины к мужчине, – запротестовала Серена.
 Маре пришло в голову, что Серена не совсем в курсе того, как Бланш начинала свою карьеру.
 – Нужно устроить военный совет, – приняла решение Серена. – Ужин в понедельник у нас дома для всех повес, которые сейчас в городе.
 – С позволения правительства, – добавила Лаура. – Заседание продлится допоздна.
 – Значит, ужин будет еще позже. Я попрошу Френсиса написать Николасу и пригласить его. Мы приглашаем Хэла?
 – Разумеется, как же иначе? Но мне кажется, у Бланш в понедельник спектакль, так что вряд ли он сможет прийти.
 – А сестре повесы тоже можно прийти? – поинтересовалась Мара.
 – Разумеется, – заверила ее Серена. – Это же была твоя идея, и нам понадобится любая помощь. Сент-Рейвен в городе. Граф всегда пригодится, к тому же он почти повеса.
 Карета остановилась перед Йоувил-Хаусом, но Мара не спешила выходить.
 – Почему ты так говоришь?
 Серена рассмеялась:
 – Он прирожденный повеса, но на самом деле он сводный брат леди Анны Пекуорт. Ее отвергли двое повес: сперва Френсис, и это произошло по моей вине, а затем Кон, который встретил свою старую любовь. Повесы чувствовали себя виноватыми, особенно из-за того, что она хромает, и взяли ее под свое крылышко.
 Лакей уже открыл дверь, а их покупки начали переносить в дом, так что Мара попрощалась и вышла.
 – Как несправедливо, – пожаловалась она Дженси, заходя в дом, – что Сент-Рейвен может стать повесой, всего лишь будучи сводным братом девушки, которая чуть было не вышла замуж за одного из них, а сестра повесы считается недостойной этой чести!
 – Не думаю, что его и впрямь считают повесой, – успокоила ее Дженси, поднимаясь по лестнице. – Просто близкий друг, а не сестра, так что ты намного ближе.
 – Но сестра Дэра не повеса. Честно говоря, я не могу вспомнить ни одной сестры, которая являлась бы членом этой компании. Только жены, а в этом направлении у меня никакого провеса нет.
 – Ты слишком нетерпелива.
 – Возможно, мне следует похитить и изнасиловать Дэра. Разве не так обычно приобретают ценных супругов?
 Дженси покачала головой:
 – Подожди, пока он не выздоровеет.
 – Прежде чем похищать и насиловать его?
 – Нет, разумеется, нет.
 – Значит, с этим ждать не нужно? – поддразнила Мара, когда девушки остановились у двери Дженси.
 – Прекрати! – сквозь смех сказала Дженси. – Я хочу сказать, что когда он поправится, все может устроиться само собой. Мне кажется, ты ему очень дорога. Саймон сказал, что до тебя никому не удавалось вытащить его в общество.
 – Парк и Тауэр с трудом можно назвать обществом.
 – Но он напросился на приглашение в театр. Саймон не может понять почему. Мне кажется, все из-за того, что он знал, что там будешь ты. Он знал об этом?
 – Да.
 – Вот видишь!
 Мара не могла скрыть счастливой улыбки. Она поцеловала Дженси и убежала к себе в комнату. К счастью, Рут там не иго, и Мара могла предаться своим мыслям. Неужели это правда? Неужели он провел вечер с друзьями из-за нее? Она упивалась этой мыслью, как кошка, катающаяся в зарослях валерианы.
 Она задумчиво сняла перчатки и шляпку. Часы на каминной полке пробили два, и Мара почувствовала голод. То, что они съели в карете, обеда заменить не могло.
 Вот если бы она могла пообедать сейчас с Дэром. Она так давно его не видела, а им еще надо было работать над «Жестокой башней». Она позвонила. Когда пришла Рут, Мара спросила:
 – Лорд Дариус дома?
 – Думаю, да, миледи.
 – Ты знаешь, где он?
 – Нет, миледи. Он нечасто показывается, по крайней мере, так говорят.
 Мара хотела было отчитать служанку за неодобрение в голосе, но тут уж все равно ничего не сделаешь, а она дала себе слово не бегать за ним.
 Она заказала обед себе, но не смогла удержаться от вопроса:
 – А что говорят про лорда Дариуса в людской?
 – Вы же знаете, миледи, что я не люблю все эти сплетни, – ответила Рут неохотно. Но потом все же продолжила: – Все они давно служат в этой семье и очень любят его. И это, я считаю, правильно, он был таким приветливым молодым джентльменом, таким заботливым. Но…
 Мара ждала этого «но». Рут понизила голос:
 – Говорят, в бальном зале происходит нечто странное.
 – В бальном зале?
 – Да, миледи. Мне прямо приказали никогда туда не ходить, особенно ночью.
 – Танцы? – спросила Мара, представив дикие пляски гостей низкого происхождения. Ей нравилась мысль о том, что Дэр устраивает тайные вечеринки, она бы и сама не отказалась принять в них участие.
 – Нет, миледи. Только он, мистер Солтер и некоторые другие прыгают по залу.
 Мара хотела рассмеяться, но это вовсе не было забавным, это скорее походило на сумасшествие.
 – И знаете, – продолжала Рут уже шепотом, – они бьют друг друга палками.
 – Что?
 – Честное слово, провалиться мне на этом месте. Том, второй лакей, пошел туда по делу и услышал шум. Он поднялся в галерею для музыкантов… Вы же никому не расскажете, миледи?
 – Нет, разумеется, нет.
 – Он был встревожен, потому что был день, а днем ничего необычного, как правило, не происходит. И он увидел лорда Дариуса и мистера Солтера, дерущихся на палках. Большей частью они ударяли по палкам, но иногда попадали и друг по другу, и очень сильно.
 Рут говорила полушепотом, словно передавала секретную информацию. Мара наигранно улыбнулась.
 – Борьба на палках, – сказала она, – ну и что здесь особенного? Это что-то вроде спорта. Эти палки были популярным видом оружия в Средние века. Это не более странная игра, чем бокс.
 Рут явно была разочарована.
 – Саймон тоже любил играть в нее с друзьями. Разве ты не помнишь? Они носились по загону для скота, размахивая палками, нападая и обороняясь. Иногда они и друг по другу попадали, но это было не всерьез. Помню, однажды они затеяли сражение на поваленном через ручей дереве, разыгрывая сценку с Робин Гудом и Маленьким Джоном.
 Внезапно Мара вспомнила, что это была идея Дэра. Перед глазами у нее возникла яркая сцена солнечного летнего дня: хохочущие мальчишки, падающие в ручей, и взволнованные девочки, подбадривающие их с берегов. Ей было около восьми, а Дэру шестнадцать.
 Мара встряхнула головой, словно отгоняя от себя воспоминания.
 – Спасибо, Рут. А теперь я пообедаю.
 Когда служанка ушла, Мара глубоко задумалась над тем, что только что узнала.
 Сражений на палках вовсе не были таким безобидным занятием, как она расписала это для Рут. Ладно, в детстве во что только не играют мальчишки. Но чтобы взрослый мужчина прыгал по комнате и дрался палкой?! Неужели он и впрямь находится на грани безумия?
 Нет, разумеется, нет. Надо обязательно узнать, что происходит в бальном зале по ночам.
 Но для этого у нее была еще уйма времени, так что она решила поработать над «Ужасным вурдалаком Жестокой башни». Это должно быть весело.
 Она записала все, что смогла вспомнить из их разговора в Йоуман-Армз, затем припомнила, что Тауэр мог бы послужить моделью их замка. Она нарисовала план и на этом закончила свои изыскания.
 На плане она отметила подвалы, камеры пыток и секретный ход, по которому Анна Уайтт могла бы бродить, переодевшись привидением, и где могла бы встретить скорпиона, безголового рыцаря и безглазого сумасшедшего монаха.
 Она улыбалась, но в этой улыбке сквозила грусть. Теперь-то она знала, что большая часть этой фантазии была вызвана опиумом. В другие времена Дэр казался сдержанным, а иногда даже напряженным.
 Каким же был настоящий Дэр Дебнем?
 Каким бы он ни был, теперь не так важно. Она любит его. И этот дурацкий роман был лишь поводом проводить с ним больше времени. Она взглянула на часы и стала перечитывать список персонажей.
 «Анна Уайтт». Она улыбнулась и добавила: «Девсттвенница». С двумя «т».
 «Канут Или-не-Канут, потерянный граф Долиш. Временно болен».
 «Этель Стремительная, верная служанка».
 Усмехнувшись, она дописала: «Этель Медлительная, ее ленивая кузина» и «Полу-Канут, карлик графа».
 Ей не терпелось поделиться этими глупостями с Дэром.
 Дженси постучала в дверь и вошла.
 – Что тебя так развеселило?
 Мара показала ей свою работу, и Дженси рассмеялась:
 – Ну и безумцы вы оба!
 – Очень на это надеюсь, – ответила Мара и спросила: – Ты не погадаешь мне на картах?
 Наверное, только Мара и Саймон знали, что Дженси умеет предсказывать будущее по картам. Это было частью ее тайного наследства из ее жизни в юности с цыганской семьей.
 – Ну, я не знаю…
 – Пожалуйста, мне нужна помощь.
 – Но ведь карты не всегда легко прочитать. Что, если мы поймем что-то не так?
 – Но они сказали тебе о том, что Саймон не умрет на дуэли.
 – И предсказали его ранение, хотя я и не хотела этому верить.
 – Значит, они говорят правду. Вот правду я и хочу знать.
 Дженси прикусила губу.
 – Пожалуйста! Дженси вздохнула:
 – Ну ладно.
 Она вышла и вернулась с красивой шелковой сумочкой. Открыв ее, она вытащила грязную, засаленную, потрепанную колоду. Мара не смогла удержаться от того, чтобы сморщить нос.
 – Подарок от женщины, которая научила меня всему, – сказала Дженси, просматривая колоду. Она показала ей даму треф. – Это ты. Трефы активные, общительные, настойчивые и целеустремленные.
 – Мне она кажется нечестной.
 Дженси улыбнулась:
 – Они самодельные, но, может быть, и ты не всегда бываешь честной.
 – Предпочитаю считать это не лживостью, а ловкостью. А кто ты?
 – Дама бубен. Светловолосая и опрометчивая.
 – А почему ты задумалась, прежде чем сказать это?
 – У меня был точно такой же разговор с Саймоном. В ночь перед дуэлью.
 Мара прикоснулась к руке своей подруги.
 – Извини.
 – Нет, все в порядке. Просто странно. Не думаю, что нам нужно это делать.
 – Ты думаешь, что карты вызывают определенные события?
 Дженси тряхнула головой:
 – Нет, разумеется, нет. Ладно. Сними колоду несколько раз.
 Маре не очень-то хотелось даже прикасаться к этим картам, но она Сделала все, что нужно.
 – Маленькая колода.
 – Мы используем только тридцать две карты. – Дженси разложила карты веером на столе. – Выбери восемь карт.
 Так Мара и сделала, а затем еще три раза, после чего на столе образовались восемь кучек по четыре карты. Дженси разложила их и перевернула верхнюю карту на первой стопке.
 – Король треф, – улыбнулась Дженси Маре. – Хороший верный мужчина в твоей жизни, и это правда. Это карта Саймона. – Она перевернула следующую. – Дама бубен. Это я. Великолепный расклад. Дальше – дама треф. Все на месте.
 – Кроме Дэра, – заметила Мара. – А какая у него карта?
 – Судя по тому, что о нем рассказывает Саймон, он должен быть королем червей. Радостный, жизнелюбивый человек.
 Мара кивнула, обрадованная этой картиной, переживая лишь по поводу того, что Баркстед выбрал для своего послания даму червей. Это немного портило дело, но, по крайней мере, она ничего не слышала о нем с тех пор.
 Дженси перевернула следующую карту, девятку червей, и нахмурилась.
 – Что такое? – спросила Мара.
 – Эта же карта выпала Саймону. Она велит беречься острых предметов и огнестрельного оружия, а также приготовиться к потрясениям.
 У Мары по спине пробежали мурашки.
 – Ни я, ни Дэр не собираемся развлекаться с лезвиями или пистолетами, к тому же эта карта ведь не предсказывает смерть, правда?
 – Нет. – Дженси перевернула следующую карту и улыбнулась Маре. – Восьмерка червей, она предвещает любовь от светловолосого человека.
 – Великолепно.
 Следующая карта оказалась восьмеркой бубен, и Дженси задумалась.
 – Эта карта предсказывает какую-то быстротечность. Возможно, недолгое путешествие.
 Мара заставила себя произнести следующую фразу:
 – Или краткосрочную любовь?
 Дженси взглянула ей в глаза:
 – Может быть. – Она перевернула девятку пик. – Извини. Потеря и разрушенные планы.
 Маре захотелось смести карты со стола.
 – Ты права. Не стоило этого делать. А какая последняя карта? Это была десятка бубен.
 – Помощи от нее мало, – сказала Дженси. – Она предвещает перемену, возможно, перемену дома.
 – Значит, она предвещает мою свадьбу. Потому что ничто другое не заставит меня покинуть Брайдсуэлл.
 – Верно.
 Но вопрос, за кого выйдет Мара, оставался без ответа. Когда Дженси попыталась собрать карты, Мара сказала:
 – И это все? Я же оптимистка, всегда надеюсь на лучшее.
 Дженси остановилась.
 – Нижние карты предсказывают более отдаленное будущее.
 – Давай тогда посмотрим.
 – Ты уверена?
 – Да.
 Дженси перевернула стопки карт. Под первой оказался король червей.
 Мара взглянула на невестку:
 – Это должно быть хорошим знаком, не правда ли?
 Дженси улыбнулась:
 – Это великолепно. Кажется, будут определенные проблемы, но в конце концов Дэр будет твоим.
 Мара выдохнула, не в силах сдержать дыхание.
 – А остальные?
 – Десятка червей. Везение в любви. Девятка треф. Удача, особенно в бизнесе или делах, связанных с законом. Туз бубен – хорошие новости. Дама пик – вдова.
 – Но не я, – сказала Мара.
 – Нет, но это карта предупреждения. Следующая карта может что-то прояснить. – Дженси перевернула ее. – Семерка пик. Трудные решения. Все, что я могу сказать: берегись вдов. – Она перевернула следующую карту, восьмерку пик. – Разочарования. – Она быстро перевернула последнюю карту и улыбнулась. – Семерка червей – исполнение желаний.
 – Так что в конце концов все будет хорошо? – спросила Мара.
 Дженси собрала карты.
 – Если ты в это веришь.
 – А ты нет?
 Дженси аккуратно уложила колоду обратно в мешочек.
 – Верю.
 – Не думаю, что ты смогла бы разложить карты на Дэра.
 – Нет.
 – Не сможешь или не хочешь?
 – Не хочу. Мы не имеем права вторгаться в жизни других людей, Мара. Довольствуйся тем, что имеешь. Похоже на то, что твоя судьба быть с Дэром и вас ожидает счастье.
 Мара обняла ее.
 – Спасибо. Ты что-то хотела?
 – Совет по поводу платья. Лаура прислала журналы, чтобы я могла все обдумать, прежде чем обращаться к портнихе.
 – Замечательно, – кивнула Мара, которая была рада отвлечься на что-нибудь от своих мыслей о Дэре.
 Время до ужина прошло в обсуждении последних новинок моды и смехе над самыми нелепыми из них. Мара сменила наряд и спустилась к ужину, надеясь, что Дэр присоединится к ним. Ей казалось, это станет доказательством того, что все будет хорошо.
 Он действительно пришел. Настроение у всех было прекрасным, пока Саймон не объявил, что проблемы с газом в Марлоу-Хаусе решены и на днях они с Дженси возвращаются туда.
 Мара изменилась в лице от этой новости. Было ощущение, что ее изнутри освещала лампочка, которая внезапно перегорела.
 Скоро они переедут из дома Дэра, и она уже не сможет видеть его каждый день! Остались считанные дни, когда она может наслаждаться мыслью, что живет с ним под одной крышей.
 После ужина Саймон предложил сыграть в вист. Естественно, Мара и Дэр стали партнерами, что взволновало ее. Вист, будучи интересным и совершенно безопасным, был хорошим развлечением. Она сидела рядом с Дэром, так что ей было легко присматривать за ним. Она была готова пожаловаться на усталость, если бы заметила у него признаки напряжения.
 Она уже подбирала слова, когда роббер закончился, и Дженси позвонила, чтобы принесли чай. Дэр немедленно встал, словно не мог усидеть на месте, но не вышел из комнаты. Он повернулся к Маре:
 – По-моему, ты играешь на арфе.
 – Это ее единственное достижение, – прокомментировал Саймон.
 Дэр посмотрел на нее:
 – Ты сыграешь для нас, если я попрошу принести арфу?
 Мара покраснела от смущения, но согласилась и послала за медиаторами. Смущаться не следовало. Она уже много лет исполняла на публике, а здесь ее зрителями будут друзья и члены семьи.
 Но сыграть ее попросил Дэр, поэтому ей очень хотелось, чтобы исполнение было безупречным.
 Когда в комнату вкатили арфу, она проверила, настроена ли та, и села за инструмент. Мара боялась, что пальцы подведут ее: будут трястись или окажутся слишком слабыми. Она отвернулась от зрителей, и вскоре полилась музыка.
 Наконец она взглянула на Дэра. Глаза его были закрыты, но это могло быть и от удовольствия, так что она играла для него одного, пытаясь донести волнующую музыку до его расстроенной души.
 Она взглянула в сторону и увидела Дженси с Саймоном, внимавших ей, обнявшись на диване. Их притягивало друг к другу силой любви. Вот бы так же сидеть с Дэром, подумала она, возвращая взгляд на струны. Желание росло в ней, пока ее пальцы совсем не лишились сил.
 Остальные уставились на нее.
 – Простите, давно не играла. Пальцы устали.
 Дэр встал и подошел к ней.
 – Божественная музыка. Спасибо.
 Маре оставалось только надеяться, что все сочтут, что она покраснела от скромности.
 – Как сказал Саймон, это мое единственное достижение.
 – Это неправда. У тебя много достоинств.
 – Тогда каковы остальные? – спросила она с улыбкой.
 – Опять напрашиваешься на комплименты?
 – Как я уже говорила, леди всегда не хватает комплиментов.
 – А как насчет нас? – спросил Саймон, развалившийся на диване. – Или мужчин хвалить не полагается?
 Мара совсем забыла, что они в комнате не одни. Она быстро окинула Саймона взглядом и сказала:
 – Наоборот, я вижу перед собой двух отличных представителей сильного пола в полном расцвете своих сил. Благородных душой…
 – Бойцов за правду и справедливость, – добавила Дженси.
 – Прошедших через огонь.
 – Пострадавших на поле брани.
 – Обреченных на величие. Нам продолжать? – спросила Мара.
 Саймон рассмеялся:
 – Не заставляйте нас краснеть.
 – Когда так говорит леди, – заметила Мара, – это значит, что она готова слушать и слушать.
 Она посмотрела на Дэра, надеясь увидеть оживление на его лице, но нашла там только напряжение. Он отошел в сторону без какой-либо определенной цели, будто хотел сбежать от чего-то.
 Мара встала, сделав вид, что зевает.
 – После игры и всех сил, потраченных на восхваление двух столь прекрасных мужчин, я готова лечь спать. Прошу меня извинить.
 Никто не возражал. А Дэр даже проводил ее наверх. Саймон с Дженси шли следом, и Маре хотелось, чтобы они где-нибудь отстали. Она мечтала оказаться с Дэром наедине, хоть на одно мгновение. У двери она заколебалась, думая, не пригласить ли его в комнату, чтобы показать планы замка, всего лишь на минутку. Пожалуй, будет чересчур смело.
 Саймона удар хватит.
 Дэр пожелал ей спокойной ночи и быстрым шагом ушел по коридору.
 Мара закрыла за собой дверь. Она вспомнила о своем намерении исследовать бальный зал, но тут пришла Рут с водой для умывания, и ей не оставалось ничего другого, как начать готовиться ко сну.
 Как только служанка ушла, Мара подумала, не одеться ли ей снова, но было еще слишком рано, слуги не спали, и ей не хотелось, чтобы кто-нибудь ее видел. Придется подождать, пока все в доме угомонятся, и тогда уж…
 Она подошла к окну и посмотрела на Грейт-Чарлз-стрит. Тут и там горели свечи в окнах. В одном доме их было столько, словно там устраивали бал. Карета подъехала к ступеням дома, и из нее вышли две смеющиеся пары, тут же исчезнувшие в доме. Экипаж проехал прямо под ее окном. Затем по улице прошли два джентльмена в пальто и цилиндрах.
 Снаружи этих стен продолжалась жизнь, яркая веселая жизнь, к которой она привыкла. Несмотря на кажущуюся повседневность всего происходящего, Мара чувствовала, как ее окутывает уныние. Прозаичный Йоувил-Хаус постепенно приобретал черты Жестокой башни.
 Она не знала, сколько еще сможет выдерживать эту угнетающую атмосферу, но у нее не возникало желания сбежать. Это значило бы бросить Дэра. Вопреки логике ей это казалось подобным тому, как если бы она оставила его сражаться с чудовищем в одиночестве. Она подарила ему вчера брошь потому, что он рассказал ей об опиуме и его борьбе с ним так, как вряд ли стал делиться с кем-либо еще.
 Ей хотелось верить, что она нужна ему. Ей нужно было понять, были ли эти прыжки по бальному залу всего лишь спортом, или за ними скрывалось что-то более ужасное…
 Пора. Мара взяла подсвечник и вышла из комнаты. Тяжелые полы и стены заглушали почти каждый звук.
 Она услышала тихие голоса, проходя мимо спальни Дженси и Саймона, и оказалась наедине с отдаленным тиканьем часов внизу в холле. Она отправилась на поиски бальной комнаты.
 Мара нашла двустворчатые двери, прислушалась, но ничего не услышала. Это не было гарантией того, что за ними никого не было, но она чувствовала, что это правда. Вместо того чтобы отыскать черную лестницу, ведущую на галерею для музыкантов, она осторожно открыла дверь.
 Как она и думала, зал был пуст. Сегодня никаких странных прыжков не было.
 Комната выглядела загадочной. Через огромные окна в помещение лился лунный свет, а рамы отбрасывали на пол серебристые тени. Все было готово к призрачному балу.
 Мара задула свечу, поставила ее на пол и начала кружиться по залу, огибая воображаемых танцоров и напевая какую-то мелодию себе под нос.




 Глава 15


 Одетый в широкие белые брюки и рубашку Дэр стоял в темном коридоре и наблюдал за Марой. Она казалась существом из другого мира, да так и было. Она была из волшебной страны Брайдсуэлла, места, которое для него было связано с вечным солнечным светом и смехом.
 Он же был обитателем темнейших уголков ада.
 Но это была другая магия. Она танцевала в лунной магии в свободном платье с рисунком из цветов, ее распущенные волосы струились по плечам. Она очаровывала и пугала одновременно. Но устоять перед ней было невозможно. Он сделал шаг вперед и поймал ее вытянутую руку.
 Она буквально подпрыгнула на месте и вскрикнула от ужаса. Но почти тут же расслабилась, заулыбалась и продолжила свой танец, не отпуская его руки.
 – Что мы танцуем? – поинтересовался он. Мара сменила мелодию.
 – Вальс.
 В ритме вальса они пересекли зал, и ему показалось, что еще чуть-чуть, и он сможет рассмотреть остальных – гостей из другой реальности. Это было похоже на опиумный бред, хотя уже много времени прошло с его предыдущей дозы.
 Похоже, дело не в опиуме. В Маре. Это она засела у него в голове как навязчивая мелодия, мелодия, не замолкающая ни днем, ни ночью. Теперь же ее грациозные движения, ее взгляды, изгибы ее тела, прикосновения ее рук, ее аромат сводили его с ума, не оставляя ни малейшего шанса на здравомыслие.
 Ему следовало убежать, но он был настолько слаб, словно и впрямь попал под действие заклятия. Сладчайшего заклятия, которому хотелось покориться навсегда, на веки вечные.
 Они перешли на движения вальса, и он был вынужден положить руку ей на талию, покрытую лишь тонким слоем щелка, почувствовать изгиб ее бедер и постараться не думать о ее груди.
 Она жаловалась, что грудь маленькая, но он был уверен, что идеальная.
 Как и вся она.
 Ее рука лежала у него на плече как язычок невозможного пламени. Они смотрели друг другу в глаза, пока рисунок танца не разъединил их.
 Время больше не имело значения, с каждым па они становились все ближе и ближе, пока наконец их тела не соприкоснулись.
 Когда призрачные танцоры продолжили движение, Дэр с Марой остались на месте. Они были так близко. Дэр ощутил то иссушающее желание, которое уже очень долго не испытывал.
 – В «Олмаке» это точно не понравится, – сказала она. Ее глаза светились смехом и чем-то еще. Чем-то, чего он не заслуживал. Но, сжимая Мару в своих объятиях, прижимаясь к ее телу, вдыхая сладкий аромат ее духов, он не мог быть благородным.
 Он наклонился и поцеловал ее красивые волосы.
 – Вовсе нет, – прошептал он. Она повернулась так, что его губы скользнули по ее щеке, затем еще раз, и их губы встретились.
 Он отодвинулся.
 – Мы не должны.
 Она вцепилась в его рубашку.
 – Потанцуем.
 И они закружились в танце, пока вновь не остановились, и на этот раз поцелуй был намного дольше.
 «Ты не должен этого делать!». – сопротивлялся разум Дэра, но желание было сильнее. Поцеловать Мару. Обнять. По-настоящему. Провести руками по ее спине и исследовать жаркую сладость ее страстного рта, вдохнуть ее ни с чем не сравнимый аромат.
 Мара приподнялась на цыпочки и прижалась к Дэру. Его губы прижимались к ее губам с той же страстью, которую испытывала и она. Она выгнулась под давлением его сильных рук, потрясенная всем происходящим.
 Он и вправду принадлежал ей!
 Они танцевали, прижавшись друг к другу, и целовались, целовались, целовались. При каждом движении их ноги соприкасались, отчего по ее телу пробегали волны возбуждения, ей хотелось еще и еще. Она и не думала никогда, что поцелуй может быть таким – таким жарким, диким, полным чувства и желания.
 Она обхватила руками его длинную сильную спину, впервые в жизни исследуя тело мужчины. На нем были только свободные брюки и рубашка, и она с наслаждением прильнула к нему своим дрожащим телом. Она чувствовала на себе его руки, они притянули ее бедра еще ближе, ближе к себе, насколько это было возможно. От новизны ощущений у Мары кружилась голова.
 Ее грудь напряглась и болела, она терлась о него, оторвавшись только на мгновение, чтобы передохнуть и улыбнуться. Сказать ему, как она любит его. Он вырвался из ее объятий.
 – Дэр!
 Зрачки его были темные и расширенные, он отступил назад, назад, назад, по направлению к двери.
 – Дэр…
 Он повернулся и побежал.
 Мара неуверенно пошла за ним, но, когда она вышла из зала, коридор уже был пуст. В доме царила тишина, словно этого танца никогда не было. Она попыталась успокоить дыхание, поскольку ее колотящееся сердце оглушало ее, но у нее ничего не получилось.
 На какое-то волшебное мгновение все было так прекрасно, но она снова потеряла Дэра, словно он и впрямь был заколдованным принцем, которого какие-то волшебные силы затащили обратно в ад. Нет. Она не позволит этому произойти! Она побежала к его спальне и ворвалась в нее. Там было пусто. Где же он? В этом ли доме, в этом ли мире, наконец?
 Теперь она знала: все, что до этого ей только казалось, было правдой. Он жил в двух мирах. Один из них был миром света, шелка и общества, но он лишь посещал его, выбираясь из подземелий, где его держал зверь по имени «опиум».
 Ну что ж, подумала она, выпрямившись и отправившись обратно к себе в комнату, это всегда было ее задачей – спасти Дэра. Ничего не изменилось, только теперь она лучше поняла сияние света и силу тьмы.
 И после этого поцелуя она была обязана заботиться о нем, как бы он ни сопротивлялся.




 Глава 16


 Мара плохо спала, но утром она постаралась быть как можно более приветливой с Рут. Страшно было даже подумать, что могло произойти, узнай та о ее ночных похождениях.
 Если бы только ей было с кем об этом поговорить! Но в этом вопросе она не могла доверять даже Дженси. Она обязательно рассказала бы Саймону, и Мара в ту же минуту оказалась бы в карете на дороге в Брайдсуэлл.
 Саймон побоялся бы, что поцелуи могут привести к чему-то большему и что она потеряет девственность до свадьбы. И он мог быть прав. Если бы они продолжили целоваться, если бы руки Дэра проскользнули под ее одежду, если бы он начал шептать ей на ухо…
 Рут вернулась с завтраком.
 – Ну же, миледи. Нора вставать.
 Она несла поднос, положив его на какой-то тюк черной материи. Служанка поставила поднос и протянула госпоже пакет:
 – Только что доставили, миледи. Должно быть, вы это забыли.
 Черная ткань оказалась в упаковке с белыми китайскими иероглифами. Ткань, которую Мара приобрела у мистера Ли, была упакована точно так же.
 – Это доставили в воскресенье?
 Рут презрительно сжала губы:
 – Не думаю, что эти язычники соблюдают воскресенья, миледи.
 Мара отложила сверток в сторону.
 – В любом случае это не мое. Должно быть, это леди Остри. Отдай его, пожалуйста, ее служанке.
 Мара занялась завтраком. Ее не оставляли мысли о Дэре. Она полночи провела в попытках изобрести чудодейственное лекарство. Теперь же ее занимала более насущная проблема. Как он будет вести себя с ней после того, что произошло ночью?
 Он мог опять спрятаться от нее, это было бы невыносимо. Но когда она спустилась, чтобы идти в церковь, он ждал ее вместе с Саймоном и Дженси. На мгновение их глаза встретились, и сердце у Мары замерло. Но Дэр поприветствовал ее как обычно, без лишних эмоций. Да ведь прошедшая ночь не была сном. Как ему удается сдерживать свои чувства?!
 Дженси подошла к подруге и спросила:
 – Ты хотела сохранить этот шелк в секрете, Мара? Я могу пока оставить его у себя.
 – Какой шелк?
 – Атлас с розами.
 – Я его не покупала.
 – Он был в том свертке, – сказала Дженси. – Может быть, мистер Ли послал его в качестве подарка?
 – Как странно! Там была какая-нибудь записка?
 – Туда был вложен листок бумаги с китайскими иероглифами. Я отдам его тебе позже.
 Дэр подошел, чтобы предложить Маре руку, и они вышли из дома.
 – Что-то не так? – спросил он у Мары.
 Их глаза снова встретились, напоминая друг другу о прошлой ночи.
 – Все в порядке, за исключением того, что ты убежал, – тихо ответила она.
 – Всего этого вообще не должно было случиться. Тебе не следовало туда приходить.
 – Я не жалею об этом, Дэр. Я люблю тебя. – Она посмотрела ему в глаза.
 Но Саймон и Дженси уже догнали их, так что он не успел ничего ответить.
 – Забыл сказать, что я получил сообщение от Хэла, – произнес Саймон. – Они с Бланш тоже будут в аббатстве, а также Стивен с Лаурой. Будут пробовать воду.
 – Никто ведь не собирается никого задирать в церкви? – спросила Мара.
 – Есть различные способы задеть человека, – ответил Дэр. – Но церковь – хорошее место для проверки своей репутации. Там будет много старомодных людей, а от них как раз и следует ожидать больше всего проблем.
 Они зашли в старинную церковь, наполненную ангельскими звуками хора мальчиков. Как же все это хорошо!
 Особенно посещать воскресную службу. Идя под руку с Даром. Они были почти как супружеская пара.
 Они присоединились к Бомонтам и Боллам, и во время службы Мара молилась, как никогда прежде: о том, чтобы Дэр одержал победу над опиумом и чтобы они вдвоем счастливо прожили остаток жизни. Не забыла она помолиться и о том, чтобы повесы нашли какой-нибудь способ ввести Бланш в общество и заставить общество принять ее.
 Они вышли на улицу, и их компания стала центром притяжения для друзей и знакомых. Никто не относился к Бланш холодно, но Мара заметила, что некоторые люди старались держаться от них в отдалении. Это говорило о многом, поскольку немногие могли позволить себе игнорировать герцога, наследника графства и выдающегося политика.
 В их группе преобладали модные молодые джентльмены, которые явно были рады вновь видеть Дэра в обществе. Хотя удивляться не следовало. Вне всяких сомнений, до Ватерлоо он был сердцем и душой каждой холостяцкой вечеринки. Мара наслаждалась его популярностью. Многие молодые люди сдержанно ухаживали за ней.
 Она также флиртовала в ответ, наслаждаясь приятным обществом. Пока не поняла, что Дэр от этого в бешенстве.
 Нужно было спасать ситуацию. Она поймала взгляд Дженси. Дженси сказала что-то Саймону. Через мгновение мужчины вокруг них исчезли, и они медленно пошли обратно на Грейт-Чарлз-стрит.
 – Беременность иногда бывает очень кстати, – сказала Мара Дженси.
 – И Саймон так деликатно намекнул об этом, – ответила Дженси.
 – Что до смерти напугало их. Они подумали, что ты вот-вот разродишься, – засмеялся Саймон.
 – Наверное, это вполне естественный страх холостяка перед всем, что связано с детской, – сказал Дэр.
 – Какими же глупцами бывают мужчины, – усмехнулась Мара, беря его под руку. Она заметила, что он все еще напряжен, но ему уже становилось легче.
 Саймон и Дженси шли впереди, так что Мара оказалась наедине с Дэром.
 – Все прошло хорошо, – сказала она, – но я заметила, что почти никто из людей постарше к нам не подошел. Это несправедливо по отношению к Бланш.
 – Без сомнений, это было из-за меня, а не из-за нее, – сказал он. – Не думаю, что дружба со мной может помочь Бланш.
 – Из-за опиума? Но это глупо. Огромное число людей принимают его.
 – А некоторые даже пристрастились к нему, – сказал он. – Но ни один из них не имеет такой дурной репутации.
 – В твоей ситуации нет ничего постыдного, Дэр. Только взгляни, сколько людей желают тебе добра. С тобой где-нибудь обращались прохладно?
 – Я не слишком много появлялся в обществе.
 Не следовало вообще поднимать эту неприятную тему.
 – Я найду выход из этой ситуации, – твердо сказала Мара.
 – Ох уж твои волосы! – застонал он. – Мара, не надо.
 Словно молния, ее настигло воспоминание, как они возвращались домой после посещения Тауэра, после того, как она открыла ему свою любовь. По его глазам она поняла, что он тоже это вспомнил.
 – Но что я могу с этим поделать? – тихо спросила она. – Я действительно тебя люблю, Дэр. Ни ты, ни я ничего с этим сделать не можем.
 – Несмотря на мой ужасный недуг.
 – Ты же знаешь, что я не об этом. Если ты скажешь, что недостоин моей любви, я тебя ударю.
 Его губы скривились.
 – Это ты можешь. Я надеюсь когда-нибудь оказаться достойным тебя. – Он остановился, повернулся к Маре и посмотрел на нее невидящим взглядом.
 – Что? – спросила она, вглядываясь в его лицо и пытаясь понять, что его беспокоит.
 Он взглянул ей в глаза и сказал:
 – Мне не следовало бы этого говорить, но… Мара, ты дождешься меня?
 Она вспыхнула от неожиданной радости.
 – Разумеется! Но зачем ждать? Я готова выйти за тебя прямо сейчас. Или по крайней мере в ближайшем будущем. Когда захочешь.
 Он рассмеялся:
 – Нет. Когда я освобожусь от чудовища.
 Она схватила его за руку:
 – Но я хочу помочь тебе сражаться, а как я могу это сделать, будучи вдали от тебя? Саймон скоро увезет меня в Марлоу-Хаус.
 – Мара…
 – Я всегда все делаю по-своему, ты же знаешь. Три недели. Время на оглашение имен в церкви. Мы обвенчаемся дома, в Брайдсуэлле.
 – Если мы поженимся, то, конечно же, местом свадьбы должен быть твой волшебный дом?
 – Он ведь и вправду волшебный! А когда мы поженимся, то сможем проводить там столько времени, сколько захотим. Он исцелит тебя.
 – Или я заражу его.
 Мара напряглась:
 – Никогда больше ничего такого не говори.
 – Но… Мара, я не могу жениться, пока я в таком состоянии, – сказал он.
 – Я бы вышла за тебя, даже если бы ты был в гораздо худшем состоянии.
 – Я не позволю тебе жертвовать собой ради меня.
 Мара закатила глаза:
 – Но это не будет жертвой. Ты меня любишь?
 Он заколебался, в его глазах читался страх, но затем сказал:
 – Да.
 Мара замерла, чтобы насладиться этим бесценным подарком.
 – Ты бы отказался от меня, если бы я заболела? – спросила она настолько спокойно, насколько могла.
 – Нет. Но…
 – Так это ведь точно то же самое. – Ей хотелось настоять на скорой свадьбе, хотелось полностью окружить его своей заботой и поддержкой, но ей удалось придать своему голосу безмятежность. – По крайней мере, теперь мы помолвлены.
 – Нет.
 – Ты что, бросаешь меня?
 – Мара…
 – О чем вы тут спорите? – спросил Саймон.
 Они с Дженси вернулись обратно, чтобы узнать, почему Мара и Дэр задерживаются.
 Мара посмотрела на Дэра и совершила самый рискованный поступок в своей жизни.
 – Дэр только что попросил меня выйти за него, – сообщила она брату. – И я сказала «да».
 Она увидела, как губы Дэра сжались.
 – Ему следовало сначала поговорить с отцом, – глухо сказал Саймон.
 – Он поговорит. Да? – спросила Мара Дэра, который выглядел так, словно у него голова раскалывалась от боли. О Боже!
 – Если хочешь, – сказал он, но прозвучало это так, словно он отвечал на вопрос «Ты застрелишься?».
 – Пойдемте домой, – вступила в разговор здравомыслящая Дженси. – Мы можем обговорить все детали там, но я тебя поздравляю, Дэр.
 – Мара – бесценный рубин, – сказал он просто. – И я недостоин этой чести.
 Остаток пути они прошли в гнетущей тишине, которую даже Мара боялась нарушить. Она все больше и больше страшилась той ситуации, которую сама же и создала. Подходя к двери, она прошептала Дэру:
 – Нашу помолвку не обязательно оглашать.
 – Все будет, как ты захочешь.
 – Прекрати! – прошипела она. – Перестань со всем соглашаться. Перестань быть таким спокойным и невозмутимым. Если ты не хочешь жениться на мне, так и скажи.
 – Я не привык лгать.
 Она остановилась.
 – Тогда…
 – Я тоже хочу придушить тебя! – резко сказал он и вошел в дом.
 Саймон отдал шляпу и перчатки лакею.
 – Дэр, нам нужно поговорить.
 – Разумеется.
 Маре хотелось настоять на том, чтобы ей позволили принять участие в разговоре, но Дженси взяла ее под руку и отвела наверх, в свою гостиную.
 – Он действительно попросил твоей руки? – требовательным тоном спросила Дженси, когда они оказались в комнате.
 – Он попросил меня подождать. Разве это не одно и то же?
 – Не совсем.
 – Ну и что? Он признался, что любит меня. – Внезапно ее охватила безумная радость. – Он любит меня! – Мара бросилась в объятия Дженси и закружила ее по комнате. – Он любит меня! Он любит меня! Он любит меня!
 Дженси высвободилась из рук Мары.
 – Прекрати, сумасшедшая. Саймон вне себя от ярости.
 – Ну разумеется. Он же мой брат. Но я не понимаю, так он может сердиться. Дэр – его лучший друг.
 – А ты его сестра. Он хочет для тебя только самого лучшего.
 – Самое лучшее – это Дэр. – Мара в одиночестве закружилась по комнате. – Это всегда, всегда, всегда был Дэр!




 Глава 17


 В библиотеке Дэр осматривал своего друга, прикидывая, как ой отбить его атаку, не причинив при этом особого вреда. Его занятия с Руюаном сделали его опасным.
 Но Саймон и не собирался бросаться на него с кулаками.
 – Ты правда просил ее выйти за тебя? – тихо спросил он друга.
 – Как я могу сказать «нет» и при этом остаться джентльменом?
 – Значит, не просил. Ей нужно задать хорошую трепку.
 Саймон облегченно вздохнул, но у Дэра начала закипать ярость внутри.
 – Нет. И ругать ее тоже не надо.
 – Она моя сестра.
 – И моя суженая.
 – Ты… Ты позволишь сделать это с тобой?
 Дэр рассмеялся:
 – Что? Насильно затащить меня в рай?
 Саймон уставился на него:
 – Ты любишь Мару?
 – А разве это такая невозможная ситуация? Уверен, что мужчины влюблялись в нее с тех самых пор, как она покинула классную комнату. Я тот счастливец, которого, по ее словам, она тоже любит.
 Саймон сузил глаза.
 – Ты что, пытаешься вести себя благородно?
 – Я надеюсь всегда оставаться благородным, но сейчас… Я не собирался заходить так далеко, но я предвидел это. Увидев ее в центре внимания… – Он помолчал, чтобы собраться с мыслями. – Я внезапно испугался, что кто-то еще может выхватить ее у меня из-под носа. Поэтому я попросил ее подождать.
 – Подождать чего?
 – Подождать, пока я не освобожусь от чудовища.
 – А если ты не освободишься, ты ее отпустишь?
 Дэр отвернулся.
 – Придется. Если я скоро не избавлюсь от него, то вряд ли мне вообще когда-нибудь это удастся.
 – Но это не причина…
 Дэр вновь повернулся к нему:
 – Еще какая причина! Это было бы преступлением против неба.
 Саймон вздохнул:
 – Я не хочу, чтобы про Мару говорили, что она тебя бросила, так что помолвку придется пока что держать в тайне.
 – Разумеется.
 – Дэр, ты знаешь, что я был бы счастлив видеть тебя членом своей семьи… – Саймон заставил себя договорить фразу: – Даже при том, что ты пристрастился к опиуму.
 – Думаю, я скорее перережу себе горло, чем буду принимать опиум в Брайдсуэлле.
 – Чепуха. Он есть даже у мамы в аптечке.
 – Ты знаешь, что я имею в виду. Это ежедневное осквернение.
 Полдень был уже слишком близко. Тело и разум стали беспокойными, думать было трудно. Точнее, думать о чем-нибудь, кроме облегчения, которое могло принести чудовище. Дэр налил бренди себе и Саймону. Иногда оно работало как заменитель, на некоторое время.
 – Я вернусь в Лонг-Чарт, как только Марлоу-Хаус будет готов, – сказал он. – Боюсь, что этот город не оказывает того действия, на которое я рассчитывал.
 Саймон сделал глоток бренди, разглядывая друга с недовольством.
 – А на что ты рассчитывал?
 – Теперь я уже не уверен. – Бренди обожгло горло, отвлекая его мозг от назойливых мыслей. – Сбежать из места, где все только и делали, что заботились обо мне. Проверить свою способность быть с посторонними. Проверить контроль над собой там, где опиум можно достать на каждом шагу.
 – И все это сработало.
 Дэр осушил бокал и вновь наполнил его.
 – Есть еще одна проблема.
 – Какая? – спросил Саймон.
 – Разве ты не заметил, как некоторые люди избегали нас после службы?
 – Из-за Бланш? Это плохой знак.
 – Из-за меня.
 – Из-за опиума? Но это же глупо.
 Бокал опять опустел, но наполнять его вновь не стоило. Ничего, кроме конфуза, это не принесет.
 – Это и мое таинственное отсутствие. Моя близость с этой подозрительной женщиной.
 – Какой подозрительной женщиной? Насколько известно свету, за тобой ухаживала почтенная бельгийская вдова.
 – Многие удивляются, почему я так долго не давал о себе знать своей семье. Мне говорили, что я не помнил, кто я такой, все это время, но в это трудно поверить. Я начинаю задумываться, уж не узнал ли кто-нибудь, что моей спасительницей была Тереза Беллер. Слишком многие помнят ее кратковременное, но блистательное пребывание в Лондоне.
 – Она заправляла лучшим борделем, который когда-либо видел этот город. Жаль, что я пропустил то время.
 – Жалеть не о чем.
 Саймон поморщился:
 – Прости. Я знаю, сцена сошествия Николаса в ад. Но я не понимаю, как об этом могли узнать.
 – Что оставляет нас с общим мнением, будто я не возвращался, потому что был совершенно счастлив, употребляя опиум. И это, если опустить понятие «счастье», совершенная правда.
 Саймон взглянул на свой бокал и поставил его на стол.
 – Разве ты не хочешь остаться в городе, пока мы не придумаем, что делать с Бланш? Совершенно ясно, что тут будет трудно что-либо предпринять.
 – Какая от меня польза? – Дэр пожал плечами. – Хорошо, ладно… Сделаю, что смогу, пока я здесь. Повесы очень много для меня значат. Но мне пора. Это еще одна причина, Саймон. Периоды времени, когда я нахожусь в здравом уме, весьма ограниченны.
 Маре совершенно не хотелось встречаться с братом, так что, сняв верхнюю одежду, она взяла листок бумаги с иероглифами и отправилась на поиски китайского друга Дэра. Днем найти нужную дверь оказалось намного проще.
 Мужчина, открывший ей, был одет в красное монашеское одеяние и был совершенно лысым.
 Но старым он не был, а по его росту и широким плечам можно было предположить, что он обладает немалой силой. Лицо его было широким, а узкие глаза пристально изучали девушку.
 Мара отступила на шаг, ей стало не по себе.
 – Могу я чем-нибудь помочь? – спросил он.
 – Я леди Мара Сент-Брайд. Я сейчас живу в этом доме.
 – Мне известно об этом, миледи. Могу я вам чем-нибудь помочь? – повторил он.
 Он не приглашал ее в комнату, да Мара вряд ли и согласилась бы туда войти, но стоять в коридоре тоже было несколько странно. Она протянула ему листок.
 – Я получила вот это. Не могли бы вы перевести то, что здесь написано? Мне кажется, это на китайском. Вы ведь китаец?
 Он взял записку из ее рук.
 – Да, миледи.
 Он обращался к ней, как того и требовал этикет, а вот она вела себя не совсем вежливо.
 – Прошу прощения, сэр, но я не знаю, как к вам следует обращаться. Мистер Ян?
 – Меня зовут Фенг Руюан, – сказал он, ничем не выказывая огорчения от ее ошибки. – У меня на родине первое имя является фамилией. Поэтому здесь я мистер Фенг.
 Мара присела в реверансе.
 – Благодарю вас, мистер Фенг.
 Он улыбнулся и взглянул на текст.
 – Кто написал вам это, миледи?
 – Торговец.
 – Вы обещали выйти за него замуж?
 – Разумеется, нет.
 – Тогда будьте осторожны. Здесь написано: «Сшей себе из этого наряд для нашей брачной ночи».
 Лицо Мары вспыхнуло, и она выхватила записку у него из рук.
 – Благодарю вас! Пожалуйста, не рассказывайте об этом никому.
 – Ни единой душе. Но это неподобающее письмо от любого человека, кроме вашего будущего мужа.
 Он был прав, но ведь она обещала отправителю, что выйдет за него. Записка наверняка была от Дэра.
 Мара поспешила в свою комнату, пританцовывая на ходу. Должно быть, Дэр узнал у Лауры или Серены, не было ли в магазине чего-либо, что ей понравилось, но она не купила. Самое замечательное было то, что он думал о свадьбе еще до того, как они покинули церковь. Она не заставляла Дэра и не заманивала его в ловушку!
 Затем она вспомнила про Саймона. Ей все еще не хотелось встречаться с ним, так что она свернула записку трубочкой, запихнула в корсаж между грудей и проскользнула наверх, в детскую.
 Ей нравилось общество Дельфи и Пьера – ее будущих приемных детей, да и нельзя же прятаться вечно. Она спустилась к обеду, готовая к битве, но трапеза прошла спокойно! Дженси болтала на какие-то повседневные темы, Саймон не заговаривал о помолвке, а Дэр не пришел.
 Это ее немного огорчило, но она была уверена, что с ним все в порядке.
 После обеда они отправились навестить Эллу с Джорджем. Мара наслаждалась обществом сестры, и ей нравилось играть с маленькой Эми, хотя это и напоминало о нежелании Эллы видеть детей Дэра.
 Ничего, все изменится, когда они станут приемными детьми Мары. Никто в семье не будет мириться с подобным. Эта свадьба хорошо скажется на Пьере и Дельфи. Все полюбят Дельфи, а Пьер найдет себе много друзей среди мужской половины молодого поколения Сент-Брайдов.
 Ее умиротворение было нарушено, когда в комнату вошел майор Баркстед. Она видела, что приходил лакей, чтобы доложить о прибытии еще одного гостя, но была занята переодеванием куклы с Эми и не расслышала имени.
 Мара кинула быстрый взгляд на Эллу, которая подмигнула ей в ответ. Должно быть, его пригласил Джордж. Этот визит застал Мару сидящей на полу, и. она решила не покидать своего места, чтобы Баркстед не мог к ней подсесть.
 Она изо всех сил старалась не замечать его, но он без устали засыпал ее вопросами. Когда разговор зашел о международных делах, он заметил:
 – Благодати мира. Вы согласны, леди Мара?
 Не поднимая головы от маленькой шляпки, Мара ответила:
 – Мир всегда должен быть благодатью.
 Разговор перешел на рыбу.
 – Лично я предпочитаю шотландскую пикшу: А какая ваша любимая рыба, леди Мара?
 Мара взглянула на него и соврала:
 – Угорь.
 Лицо майора осветилось улыбкой.
 – Очень вкусно. Вам понравилась пьеса, леди Мара?
 Нахал осмеливался напомнить ей о той записке.
 – Мне она показалась глупой, – сказала Мара, вкладывая в слова особый смысл.
 Он сморгнул.
 – Возможно, вы предпочитаете трагедию. Несчастные любовники…
 – Мне кажется, что история Ромео и Джульетты – это две молодые жизни, загубленные впустую…
 – В самом деле, – перебила ее Элла. – Слава Богу, такие кошмары больше не происходят. Еще чаю, майор?
 Баркстед позволил ей наполнить свою чашку, но не сводил глаз с Мары.
 – Вы согласитесь, леди Мара, что в современном мире нельзя разлучать молодых людей, которые страстно любят друг друга?
 Он говорил о них. Она постаралась сформулировать свою мысль так, чтобы она дошла до него.
 – Да, майор. Страстно любящие друг друга люди должны лишь дождаться совершеннолетия.
 – А до этого есть Гретна.
 – Перестаньте говорить о таких непристойностях! – скомандовала Элла и твердой рукой направила разговор в мирное русло беседы о выставке скульптур из искусственного камня.
 Мара вновь переключилась на маленькую Эми, но побранила себя за то, что позволила Баркстеду втянуть себя в разговор. Она просто не умела быть грубой. Но неужели он и вправду считал, что она спустится к нему с балкона по лестнице под покровом ночи и убежит с ним в Шотландию?
 Она умоляюще посмотрела на Дженси, и скоро все они распрощались с Эллой. В карете Саймон усмехнулся:
 – Еще один ухажер, Мара?
 – Это еще одна причина, по которой я торопилась уехать от Эллы. Он считает, что влюблен в меня.
 – Ну, это вполне нормально.
 – Да, но при этом он уверен, что я влюблена в него! Он считает нас Ромео и Джульеттой, счастье которых готовы разрушить мои жестокие родители. Они запрещают мне выходить замуж за человека, живущего вдали от Брайдсуэлла.
 – С чего это взбрело ему в голову?
 Оставалось надеяться, что ее румянец примут за волнение.
 – Он сделал мне предложение и не желал слышать отказ, так что пришлось предложить ему это объяснение. Так что теперь мы несчастные возлюбленные.
 – Бедняжка Мара, – сказала Дженси, но было видно, что она еле сдерживает смех.
 Мара надеялась, что на этом разговор закончится, однако Саймон добавил:
 – Дом Дэра в Сомерсете. Почти так же далеко, как Нортумберленд.
 Он заговорил как раз о том, о чем Маре даже думать не хотелось.
 – Он собирается купить поместье неподалеку от Брайдсуэлла.
 Тут она поняла, что они это никогда не обсуждали.
 – Разумно, – сказал Саймон, – но ведь он может унаследовать герцогство.
 – У Грейвенема два сына.
 – Случаются и более странные события. Взять, к примеру, хотя бы то, как отец стал графом Марлоу. Кроме того, если с Грейвенемом что-нибудь случится, Дэр может счесть своим долгом вернуться в Лонг-Чарт, чтобы помочь в воспитании племянников, особенно если герцог умрет.
 – Прекрати кликать беду! – возмутилась Мара.
 – Но ведь это возможно, – возразил Саймон. – Что бы ты чувствовала в этой ситуации?
 Долго думать ей не пришлось.
 – Тогда я бы стала еще больше нужна Дэру.
 Саймон кивнул, и спор был окончен.
 – Скажи мне, я поступила неправильно? Он ведь действительно попросил меня подождать. Разве это не то же самое, что предложить руку и сердце?
 – Не совсем, хотя он любит тебя так же сильно, как ты его. Но будь осторожна. Напряжение и стресс лишь усложняют его ситуацию. Чем скорее мы переедем в Марлоу-Хаус, тем лучше. Сейчас мы остановимся, чтобы посмотреть, как там продвигается работа.
 Мара хотела возмутиться, она даже могла расплакаться в любой момент, но это не принесло бы никакой пользы.
 До этого Мара видела лишь высокие стены, окружавшие дом, и кусочек греческого дома, мелькнувшего за воротами. При ближайшем рассмотрении особняк выглядел ничуть не лучше.
 Здесь не было так холодно, как в Марлоу в Ноттингемшире, по отделан дом был в том же стиле. Он был классически красив и совершенно бездушен. Но его главный недостаток заключался для Мары в том, что как только в него можно будет переехать, ей придется покинуть дом Дэра.
 Они зашли в подозрительную комнату – библиотеку. Она была обставлена более формально, чем библиотека в Йоувил-Хаусе. Вдоль стен протянулись нескончаемые шкафы с томами и одинаковом темно-синем кожаном переплете.
 – Газом не пахнет, – сказала Дженси.
 – Газ отключили несколько дней назад, – заметил Саймон. – Но я не уверен, что нам следует полностью избавляться от труб. Газ предоставляет отличный свет для чтения, а со временем его использование станет безопаснее.
 Мара заметила, что Дженси колеблется.
 – Но ведь утечка может произойти снова, – сказала она.
 Саймон недовольно посмотрел на нее:
 – Не может.
 Но Дженси сказала:
 – Мне становится не по себе от одной мысли об этом. Это все решило.
 – Значит, мы от них избавимся, – сказал Саймон, подавив вздох. – Пойдемте. Раз уж мы здесь, то давайте осмотрим дом. Ты сможешь решить, где лучше использовать все купленные шелка. Хорошо бы сделать этот дом повеселее.
 После экскурсии по особняку Саймон отправился наверх распорядиться по поводу труб. Мара и Дженси остались одни в холодной серо-белой гостиной.
 – Эти комнаты достаточно большие для приема гостей, – заметила Мара.
 – Не напоминай мне! – Дженси горестно вздохнула. – Саймон говорит, что мы должны устроить бал в честь Хэла и Бланш.
 Мара обняла подругу.
 – Это, вне всяких сомнений, довольно трудная задача для хозяйки, – сказала она, – но все не так уж ужасно. Я уверена, слуги здесь очень хорошие, к тому же мы все тебе поможем в организации вечера. Это будет событие сезона!
 Дженси вновь содрогнулась.




 Глава 18


 Мара думала, что теперь, когда они тайно помолвлены, Дэр будет вести себя по-другому, но ее постигло разочарование.
 Он спустился к обеду, но вел себя точно так же, как прошлым вечером. Они вновь играли в карты, а затем Мара опять играла на арфе. Когда она заметила, что Дэр начал утомляться, она сказалась уставшей. Он проводил ее до спальни.
 Она хотела спросить о том розовом шелке, но в конце концов решила, что в данной ситуации это не лучшая идея. Мара пожелала ему спокойной ночи и пошла в свою комнату настолько несчастная, насколько только может быть девушка, расставаясь с любимым человеком.
 Захлопнулась соседняя дверь. Это поднялись к себе Саймон и Дженси. Комната Дэра была слишком далеко, чтобы расслышать, как захлопнется его дверь, но Мара догадывалась, что он готовится к своей ежедневной битве.
 Прошлой ночью он, наверное, тоже пришел в бальный зал для того, чтобы попрыгать. Одет он был странно. Брюки были слишком широкие, а рубашка – слишком простая. Что-то там явно происходило.
 Рут ушла, пожелав ей спокойной ночи. Мара выждала дольше, чем накануне, и вышла из комнаты. Коридоры были очень, скудно освещены, но она без труда отыскала лестницу, ведущую на галерею для музыкантов. Там было темно, и, поднимаясь, на ощупь находя дорогу, она несколько раз пожалела, что не захватила с собой свечу.
 Во рту у нее пересохло от волнения, когда она нащупала дверную ручку. Приоткрыв дверь, Мара тотчас услышала удары и вскрики. Она проскользнула внутрь, но не увидела ничего, кроме узкой полоски света. Наверное, от зала галерею отделяли тяжелые занавеси.
 Она осторожно сделала шаг вперед, стараясь не опрокинуть стулья и другие предметы, которые могли там оказаться, и закрыла за собой дверь. Удары и шум продолжались, девушка начала сомневаться, что она и вправду хочет это видеть. Но поворачивать назад было поздно.
 Мара медленно пошла вперед, но замерла, услышав восклицание Дэра:
 – Черт!
 Боже, что там происходит?
 Она рванулась вперед так быстро, как только могла. Дэр закричал от боли. Ей хотелось распахнуть занавеси, но она сдержала себя, раздвинув их всего лишь на несколько дюймов.
 После темноты бальный зал казался ярко освещенным, хотя горели там лишь два канделябра. В кругу неровного света она увидела Дэра, одетого в свои необычные просторные брюки, но на этот раз рубашки на нем не было вообще. Он дрался с мистером Фенгом, одетым в такие же штаны, только из красной материи.
 Мара раскрыв рот следила за движениями мужчин, за тем, как они ударяли, парировали, уворачивались и даже прыгали. Она никогда ничего подобного не видела, но по крайней мере здесь никого не мучили.
 Первое удивление прошло, и она начала разбираться в том, что происходило. Он дрались, но не ради победы. Они не старались причинить боль или победить.
 Хотя Дэр выглядел сильным и ловким, Фенг Руюан был его учителем. Казалось, что он совсем без костей, а когда руки или ноги Дэра соприкасались с ним, это происходило потому, что так захотел мистер Фенг. Она видела, как иногда мистер Фенг сдерживал один из своих ударов, который оказался бы смертоносным, доведи он его до конца. Тогда Дэр ругался.
 Мара опустилась на колени и стала наблюдать за происходящим через перила балкона, не зная, плакать ей или смеяться. Грудь Дэра вздымалась и опускалась, его тело блестело от пота, но он ни на секунду не останавливался. Казалось, что он сражается не просто со своим противником, а с чем-то большим, чем-то, что ни в коем случае не должно одержать верх.
 Опиум.
 Она сглотнула. Она и не знала, что у него такая великолепная грудь. В одежде он выглядел просто-напросто стройным, сейчас же стали видны все мускулы, напрягающиеся и переливающиеся при каждом его движении. А еще она увидела белый изогнутый шрам у него на боку.
 Его упругие прыжки и быстрые повороты говорили о силе его ног. Разумеется, он всегда был великолепным наездником, но Мара была уверена, что еще пару лет назад у него не было такого тела.
 Дважды, мистер Фенг ударил Дэра с такой силой, что он не выдержал и взвыл от боли. Маре пришлось побороть желание вскочить и заступиться за него. Один раз, только один, Дэру удалось по-настоящему ударить учителя по спине.
 – Ха! – воскликнул он в триумфе. Мистер Фенг с улыбкой поклонился.
 Время перестало иметь значение, и Маре оставалось только поражаться выносливости обоих мужчин. Скоро им придется закончить. Что они и сделали, но не так, как она ожидала.
 Китаец отдал отрывистую команду, и Дэр застыл на месте: ноги на ширине плеч, ладони соединены, словно для молитвы. Только его грудь все еще поднималась и опускалась. Учитель встал перед ним в той же позе. Он тоже тяжело дышал, но все же мог говорить. Маре показалось, что он говорит по-английски, но голос его был таким тихим, что она не могла разобрать ни слова.
 Он говорил не торопясь, с нежными интонациями, так что это было похоже на песню. Когда дыхание обоих мужчин успокоилось, китаец вытащил что-то из кармана. Коробочку? Да, что-то вроде табакерки. Он открыл крышку и предложил ее Дэру, который закрыл глаза.
 Затем мистер Фенг подошел ближе, по-прежнему говоря что-то, еще ближе, пока табакерка не оказалась вплотную к лицу Дэра, прямо у него под носом.
 Дыхание Дэра снова участилось, все его тело затряслось.
 Нет! Мара произнесла это слово только губами, возможно, из-за того, что ей самой не хватало воздуха. Нет!
 Он предлагал ему опиум, соблазнял его сейчас, когда уже столько времени прошло после его последней дозы. Он усилил соблазн, поводив табакеркой перед носом Дэра. Руки Дэра были все еще плотно сжаты, но Маре казалось, что она видит отчаяние в каждой линии его дрожащего тела.
 Ей хотелось спрыгнуть с балкона и поспешить ему на помощь. Это была жестокая пытка. Но она лишь крепче сжала перила, сопротивляясь вместе с Дэром, пытаясь передать ему свою силу.
 Должно быть, он добровольно обрекал себя на эту пытку. Это была часть его борьбы – той борьбы, для победы в которой она так легкомысленно предложила ему знак своей верности.
 Пот градом катился по нему, а на руках и лице дергались мышцы.
 Наконец учитель отступил, закрыл коробочку и убрал ее обратно в карман. Затем он обошел Дэра со спины и положил руки ему на плечи. Мара подумала, что он мог бы с легкостью его повалить, но вместо этого он стал массировать его шею и плечи, вновь говоря что-то, на этот раз успокаивающим тоном. Дэр задрожал, но иначе, голова его упала ему на грудь, руки опустились.
 Мара медленно отступила назад, закрыв за собой занавеси, и пробралась в свою комнату. Ну и ребенком же она была! Она знала, что у Дэра проблема, но даже в страшном сне не могла представить себе, насколько ему тяжело.
 Дэр лежал на узкой кровати, в то время как Руюан изгонял чудовище из его тела. «Одолей его. Одолей его в душе и в теле!»
 Под руководством Руюана сила возвращалась не только его телу, но и разуму, и в этом была его единственная надежда. Он изучал проблему и знал, что многим удавалось побороть физическую зависимость, но они возвращались к прежним привычкам, потому что забывали про разум и волю.
 В каком-то смысле эта битва была намного сложнее, потому что раньше у него уже была физическая сила, но на нравственную силу он никогда не обращал внимания.
 Сейчас он ценил ее точно так же, как ценил мускулы и суставы, которые исправно работали, но в конце своего пути он окажется довольно необычным джентльменом. В чем-то похожим на Николаса, поскольку он полагал, что тот гораздо глубже проник в эту философию духа и тела, чем кажется на первый взгляд.
 Каждую ночь Руюан проверял его волю, и вот уже двадцать две ночи он находил в себе силы сопротивляться. Сегодня он чуть было не сорвался.
 Во многом это был плохой день, но радостное в нем перемешивалось с грустным. Мара пообещала себя ему, но она не знала, кем он теперь был. Да и откуда ей знать? Она помнила его прежним, таким, каким он был изображен на той миниатюре, которой она любовалась в свой первый вечер здесь.
 Она не знала наркомана, который играл свою роль днем, а ночью начинал войну, в которой, казалось, он мог только выжить, но не победить. Она не видела, как он дрожит и трясется от усилий не схватить предлагаемое Руюаном облегчение. Или когда он сдавался и принимал его.
 Он все время носил в кармане брюк брошку Мары, ее подарок, и тот придавал ему силы. Он заслужит ее. Он должен, потому что она была Сент-Брайд с дьявольскими волосами и настаивала на том, что любит его.
 Господи, только бы это было так… Он не может обмануть ее доверие.
 Массаж закончился, и заструилась музыка флейты, переливающаяся и кружащаяся по-восточному. Он не был уверен, что ему нравится эта музыка, слишком уж она была горестной, но она успокаивала его растревоженный разум.
 Сегодня он даже расплакался.
 – Что вы делали ночью? – спросила следующим утром Рут.
 – Не спала, – ответила Мара, чувствуя себя так, словно она скатилась с горы в бочке, полной пыли.
 – В чем дело? Зубы болят?
 – Я просто не могла уснуть.
 – Вы всегда хорошо спите. – Рут налила воду для умывания и оглядела Мару с ног до головы. У нее был соколиный взгляд, когда дело касалось симптомов и проблем.
 Как выглядит женщина, по уши влюбленная в человека, который испытывает огромные мучения? Которая больше не уверена, кто этот человек, но все равно любит его, несмотря ни на что? Которая не знает, как ему помочь, но должна попытаться?
 Мара вскрикнула, когда мокрая ткань коснулась ее лица. Она схватила ее и протерла еще и шею.
 – Хорошо, хорошо, встаю. – Она выбралась из постели. – А зачем я встаю?
 – Затем, что вы идете к портному с леди Остри.
 – Ах да. – Мара вновь закрыла глаза.
 – Вы что, собираетесь еще спать, миледи? – спросила служанка, и в голосе ее сквозило неподдельное беспокойство.
 – Нет. – Мара разделась и принялась умываться.
 – Хорошо, но почему вы не спали, вот что я хотела бы знать. Вы опять занимались ночью чем-то, чем не следует?
 – Вовсе нет!
 Маре не давало спать чувство вины. Хотя и было очевидно, что Дэр ведет ожесточенную борьбу с опиумом, она предпочла отнестись к этому легкомысленно. Разумеется, это можно было объяснить тем, что раньше ей не приходилось сталкиваться со столь серьезными проблемами, но ей следовало самой обо всем догадаться.
 Она оделась и села завтракать, думая, где он может быть сейчас. Как он провел остаток ночи? Продолжили ли они тренировку? Спал ли он вообще?
 Как правило, опиум делает людей сонными, но зачем тогда прыгать по бальной комнате? Жаль, что она так мало знает. Она замерла, наполнив чашку шоколадом лишь до середины. Вот что она должна сделать – узнать все об опиуме.
 Но от кого?
 Ей вспомнилось спокойное лицо того китайца. Нужно поговорить с мистером Фенгом Руюаном. Нет, мистером Руюаном Фенгом. Ну почему все так запутано?
 Она наполнила чашку и выпила шоколад, обрадованная тем, что теперь у нее есть план. Отправившись с Дженси к портнихе, она жалела, что не может остаться дома. Под одной крышей с Дэром.
 Дэр стоял у окна приемной и наблюдал за уходом Мары, чувствуя одновременно облегчение и одиночество. Ее присутствие в доме стало похожим на всесильную мелодию – приятную, но проигрываемую без остановки раз за разом, отчего он просто сходил с ума.
 Мара. Адемара. Адемара Сент-Брайд.
 Он набросал сюжет, который они придумали, чтобы вспомнить то чудесное время в Йоуман-Армз. Он добавил еще несколько деталей, чтобы обсудить с ней позже. Оживающие и нападающие доспехи. Женщина без лица в черном платье. Призрак ребенка, рыдающий по ночам.
 Он швырнул бумаги в огонь, поскольку они возвращали его в его собственный ад: Тереза, боль, приглушенная опиумом, и безутешно рыдающие дети, у которых не осталось никакой надежды. Со временем они научились плакать беззвучно, но это было еще хуже.
 С детьми все будет в порядке, он в этом поклялся. Теперь они уже почти не боялись незнакомцев, за исключением женщин в черном. Они могли часами играть, даже если его не было рядом. Они смеялись и, что самое главное, осмеливались не слушаться. Это ему удалось.
 Но с Марой дела шли вовсе не так хорошо.
 Не следовало просить ее подождать. Это лишь усугубило их положение. И не следовало танцевать с ней при лунном свете. И уж точно не следовало ее целовать.
 Он должен был понимать, какой пожар разгорится от одного прикосновения к ней, когда отсутствие наркотика и так распаляло его похоть. Одному Богу известно, что могло бы произойти, если бы он не нашел в себе сил сопротивляться охватившей его страсти.
 – Дэр?
 Дэр обернулся и взглянул на Саймона, стараясь не подавать виду, что за черные мысли глодали его изнутри.
 У него всегда было полно друзей, иногда ему казалось, что их у него слишком много, но Саймон был не похож ни на кого. Несмотря на их долгую разлуку, он был его ближайшим, лучшим другом, которому можно довериться во всем. Он не мог ранить Саймона, не мог его предать.
 – Плохой день? – спросил Саймон, зная, что лучше не спрашивать Дэра о его самочувствии.
 – Скорее, плохая ночь. – Дэру даже удалось изобразить подобие улыбки. Внезапно он принял решение: – Итак, женщины ушли, и мы, мужчины, можем развлекаться.
 Саймон удивился, а затем искренне обрадовался:
 – Замечательная идея. Что будем делать?
 Дэр почувствовал, что зашел уже слишком далеко, но пути назад не было. Он ухватился за первую мысль, которая пришла ему в голову:
 – Поехали в «Таттерсоллз».
 – Великолепная идея. Пошли.
 На них уже были бриджи и ботинки, так что им оставалось надеть лишь шляпы и перчатки, прежде чем отправиться в «Таттерсоллз» – место, как магнит притягивающее любителей лошадей со всего Лондона.
 Сколько раз он ходил туда не задумываясь? Сегодня ему казалось, что он делает что-то из ряда вон выходящее. Дэр понимал, что это место символизировало его Священный Грааль – нормальную жизнь. Его ключ к тому, чтобы заслужить любовь Мары.
 Утро было для него лучшей частью дня. Когда над горизонтом вставало солнце, это означало, что он пережил еще одну ночь. После долгой борьбы опиум казался особенно приятным. Само по себе это было опасно, но также дарило ему блаженство, отдых, он чувствовал, что готов на все.
 Однако опиум к тому же снимал и барьеры. Он чувствовал, словно зуд, тревожившее его желание рассказать брату Мары про поцелуй в бальном зале. Слава Богу, Саймон, мудрый Саймон начал обсуждать с ним лошадей и необходимость приобрести пару для своего экипажа.
 – У тебя есть экипаж в городе? – спросил Саймон, когда они уже подходили к «Татту».
 – Я очень давно не ездил. За исключением того раза, когда возил Мару в парк.
 – И на чем вы ехали?
 Он ступил на зыбкую почву:
 – Я брал экипаж у Сент-Рейвена.
 – Какой?
 Они прошли здание насквозь и вышли к открытому плацу, где выводили лошадей; Дэр ухватился за возможность перевести разговор на другую тему:
 – Посмотри туда, Саймон. Великолепный сивый жеребец.
 Это сработало, но Дэр не обманывал себя: полностью избежать неприятного разговора ему не удастся. Особенно учитывая то, что их общий приятель, черноволосый Сент-Рейвен, стоял прямо перед ними. Несмотря на женитьбу и новый образ жизни, герцог выглядел все тем же богатым, модно одетым молодым человеком. Никто бы не подумал, что ему может принадлежать скромно выглядящая карета.
 Но что еще хуже, рядом с ним – спокойный, загорелый – стоял не кто иной, как Николас Делейни. Николас часто посещал Лонг-Чарт и был там желанным гостем, можно даже сказать, что он сделал немало для выздоровления Дэра, но Дэру не хотелось видеть его сейчас.




 Глава 19


 Они с Саймоном пошли поприветствовать своих друзей, и Дэр понял, что его разум, наверное, совсем затуманился, раз уж он предложил прийти сюда, в самое популярное место джентльменов в Лондоне, за исключением клубов.
 Слава Богу, Сент-Рейвен поприветствовал их, не говоря ни одного лишнего слова, и продолжил обсуждать скаковую лошадь, которую он недавно приобрел. Дэру оставалось только надеяться, что он сможет улучить минутку и попросить его не рассказывать ничего о роскошном фаэтоне. Наконец-то он понял, что даже тогда пытался произвести впечатление на Мару.
 Стороннему наблюдателю могло показаться, что приветствие Николаса Делейни было столь же беззаботным, но Дэр-то знал, что он успел быстро оценить его состояние одним метким взглядом.
 И тут началось то, чего Дэр втайне опасался.
 – Как раз то, что мне нужно! Хорошие всадники с глубокими кошельками.
 Широко улыбающийся мужчина с русыми волосами, направляющийся в их сторону, был Майлз Кавана, еще один повеса, ирландец, страстью всей жизни которого было разведение лошадей.
 – Вот одна из моих, – сообщил он, указывая на серую кобылу. – Что тут еще можно сказать? Начнем торги.
 В окружении громких разговоров и веселых поддразниваний Дэр чувствовал, что его мозг вот-вот разорвется. Он не рисковал раскрыть рот. Одному Богу известно, что он мог бы сказать. Когда Саймон отвел его в сторону, он почувствовал себя как ребенок.
 – Тебе стоит взглянуть поближе, – сказал Саймон, подводя его к серой кобыле.
 – Да, – согласился Дэр и добавил: – Спасибо.
 Он похлопал лошадь, которая и вправду была великолепна. Красавица с сильными мускулами и гордо изогнутой шеей повела на него умным глазом.
 – Тебя волнует, в чьих руках ты в конце концов окажешься? – спросил Дэр, осматривая зубы лошади – просто так, проформы ради. – Похоже на аукцион рабов, не правда ли? Но Майлз не допустит, чтобы ты попала к плохому владельцу.
 Майлз Кавана был зажиточным человеком и сам занимался продажей своих лошадей. Большую их часть он продал в Мелтоне во время охотничьего сезона только хорошим наездникам, про которых он знал, что они заботятся о своих животных. В Лондоне у него была договоренность с «Таттерсоллз». Он выставлял здесь некоторых лошадей, вероятно, просто для развлечения, но все же сам занимался продажей и выплачивал «Татту» их проценты.
 Дэр боялся, что его охватит паника на людях. Неужели это будет происходить каждый раз, когда он попытается вести нормальную жизнь?
 – Что ты думаешь? – спросил Саймон. – Мне бы лошадь не помешала.
 Дэр оглянулся и улыбнулся другу:
 – Ты собираешься охотиться? Даже после свадьбы?
 – Но ведь Люс не бросил охоту, а ты можешь представить, чтобы Майлз мог так поступить? Я пропустил четыре великолепных сезона и намерен возместить упущенное удовольствие.
 – А как же Дженси?
 – У Люса есть то загородное место неподалеку от Мелтона, которое осмеливается носить название охотничьего домика. Во время охотничьего сезона он открыт для повес с женами, детьми, кошками и собаками. Но конечно, ты об этом знаешь.
 Разумеется, Дэр знал.
 – Я был там в начале 1815 года, – сказал Дэр. – Кажется, это было в другой жизни. Люс не был еще тогда женат. Никого из наших, кроме Николаса, Майлза, Френсиса и Кона, там не было. Кон и понятия не имел, что ему вновь придется сражаться. Хорошее было время.
 Кто-то, скорее всего Люс, прислал ему приглашение в этом году. Охотиться верхом с собаками, скакать сломя голову, да и вообще оказаться на лошади было слишком для него этой зимой, он точно так же не смог бы справиться с шумной компанией, будь это даже компания друзей.
 Он и сейчас не слишком хорошо справлялся, но ему нужно было это сделать. Вынудить Мару к жизни в тихом уединении – одно и то же, что запереть ценное растение в темном шкафу.
 Он положил руку на лошадь, оценивая характер животного, невозмутимость кобылы, несмотря на всех людей, подходивших взглянуть на нее. Разумеется, его охотничьи лошади до сих пор ждали его, но молодое пополнение лишним не будет. И он понимал, что Завоевателя у него больше нет.
 Он поговорил с грумом и запрыгнул на спину неоседланной лошади, чтобы проехать на ней по рингу, почувствовать ее движения.
 – Ты у нее не найдешь ни одного изъяна! – крикнул Майлз с сильным ирландским акцентом. Он всегда переходил на ирландский акцент, когда начинал продавать лошадей. – Лучшая кровь прямиком из Ирландии.
 – Перестань разговаривать, как торговец на базаре.
 Взрыв смеха не испугал ни Дэра, ни лошадь, да лошадь и впрямь была именно такой, как обещал Майлз. Дэр пустил ее легким галопом, оценив ее отдачу, ум и, возможно, привязанность. Да и почему бы ей не привязаться к нему? Он был отличный наездник. Хотя уже давно не ездил.
 Правда, он ехал верхом с Марой тем вечером, но они двигались шагом.
 Ему внезапно захотелось пришпорить лошадь, вырваться из круга обступивших его людей, наружу, в парк, и скакать, скакать, скакать…
 В другой мир.
 В прошлое.
 Во время до Ватерлоо.
 Это был не путь к свободе, а желание, легкий вкус радости, неуверенная вера в то, что она достижима. Он остановил лошадь рядом с Майлзом и соскользнул с нее.
 – Давай поговорим.
 Сент-Рейвен начал было протестовать и жаловаться, что Дэр украл его серую кобылу, но Майлз велел вывести еще одну лошадь.
 – Уверен, что эта понравится тебе ничуть не меньше. Превосходная скорость и выносливость. Ты еще никогда ничего подобного не видел.
 Сент-Рейвен рассмеялся и принялся рассматривать гарцующую гнедую.
 – Пятьсот гиней, – сказал Майлз.
 – Хорошо.
 Майлз уставился на него:
 – Дэр, Дэр! Ты должен торговаться.
 Поначалу Дэр согласился с предложенной ценой от безразличия – еще одного побочного эффекта наркотика. Но теперь у него возникло знакомое чувство – желание подурачиться.
 – Но ведь ты бы не запрашивал такую сумму, если бы не нуждался.
 Майлз побагровел:
 – Что? Да что за мысль пришла тебе в голову? Лошадь стоит ничуть не меньше четырех сотен.
 – Но я могу заплатить и пять, раз уж они тебе так нужны.
 Вокруг начали собираться зрители.
 – Ты хочешь оскорбить меня? – воскликнул Майлз в притворном гневе. – Нужны? Нужны! Разве я не лучший заводчик лошадей в Ирландии, да и в придачу владелец Клонаха? Я не возьму с тебя больше четырех сотен, на этом и покончим.
 – Боже святый, у меня и в мыслях не было оскорбить друга. Приношу свои извинения. Давай лучше сговоримся на трехстах пятидесяти, чтобы ни у кого не осталось ни малейших сомнений.
 Глаза Майлза блеснули, но затем он рассмеялся:
 – Парень! Вот это мой старый Дэр!
 Он протянул руку, и Дэр с размаху вложил в нее свою ладонь, как издавна принято у торговцев лошадьми, не забывая при этом, что все вокруг улыбаются, словно он ребенок, сделавший что-то забавное.
 Сент-Рейвен попробовал получить гнедую кобылу за триста пятьдесят, но Майлз безжалостно поднял цену до четырехсот.
 – Ты же чертов герцог и вполне можешь себе это позволить.
 Сент-Рейвен согласился на сделку, но сказал:
 – А ты чертов торгаш и можешь угостить нас выпивкой.
 Вывели еще одну лошадь, не принадлежащую Майлзу, и проводчик начал расписывать ее достоинства. Голоса были повсюду, и Дэру хотелось сбежать куда-нибудь. Он пошел с остальными к кабинету составления купчих, надеясь, что сможет держать себя в руках. Николас сказал:
 – Извини, Дэр, я бы хотел поговорить с тобой кое о чем, когда у тебя найдется время.
 Дэр увидел выход из положения и ухватился за него:
 – Почему бы не сейчас?
 Он был уверен, что Саймон понял, что происходит, и они простились в хорошем настроении, не забыв уговориться об ужине у Френсиса этим же вечером.
 Черт!..
 Они молча вошли в парк. Наконец Николас нарушил тишину:
 – Не разговаривай, если не хочешь.
 – Не знаю, – ответил Дэр и рассмеялся. – Это глупо.
 – Разговор – это больше чем слова.
 – Да. Полагаю, Элеонора и дети с тобой?
 – Разумеется. Арабелла ждет не дождется, когда сможет повстречаться с Дельфи и Пьером.
 Тереза Беллер похищала дочь Николаса, чтобы усилить свое давление на повес.
 Он был слишком слаб от недолеченных ран и недостатка еды, чтобы защитить детей, в то время как она разрабатывала свои дьявольские планы. Они переехали из знакомого коттеджа в Брайтон, где и были заточены. Затем Тереза принесла еще одну до смерти запуганную невинную жертву. Злая улыбка плясала на ее губах, когда она сообщила ему, что это дочь Николаса.
 Тереза дала ему опиум и оставила еще одну дозу – в качестве пытки, а не из доброты. Не зная, когда она вернется, он боролся с желанием сколько мог, молясь, чтобы дети были избавлены от того ужаса, который наступал, когда он лишался наркотика на день или два.
 По какой-то необъяснимой причине Арабелла сразу решила, что он защитник, которому можно доверять. Неужели она помнила его? Она была совсем крошкой, когда Дэр видел ее в последний раз, он даже на руки ее не брал.
 Какова бы ни была эта причина, но она свернулась калачиком у него на руках, а остальные двое – его храбрые невинные спутники, уже привыкшие к ужасам этого места, успокаивали ее. Дельфи даже одолжила ей Мариетту, а теперь и у самой Арабеллы была тряпичная кукла.
 Дэр понял, что отвлекся и Николас терпеливо ждет ответа. Он спрашивал, не смогла бы Арабелла прийти в гости.
 – Конечно, приводи ее когда захочешь, – сказал Дэр. – Ты знаешь, что Саймон, Дженси и Мара живут сейчас в Йоувил-Хаусе?
 – Нет. Мы приехали в город только вчера вечером.
 – У них была утечка газа в Марлоу-Хаусе, и я пригласил их погостить.
 У Николаса загорелись глаза.
 – Правда? Это же здорово.
 – Да… Но есть проблема – Мара…
 – Сестра Саймона, – сказал Николас. – Я никогда не встречал ее, но, насколько мне известно, у нее те же самые волосы.
 Дэру хотелось кому-то рассказать о ней. Он желал Мару Сент-Брайд с такой силой, которую с Саймоном он обсуждать не мог. Лучше было поговорить с Николасом.
 – Я в нее влюблен.
 Это было довольно невинное описание обуревавшей его страсти, но на данный момент годилось и оно.
 – А она? – спросил Николас.
 – Она тоже. Хотя это может быть жалость, которую она принимает за любовь.
 – Если бы тебя можно было жалеть.
 – Не будь идиотом.
 – Вернемся к тебе, – предложил Николас. – Она могла бы, я так полагаю, быть твоей помощницей в этой битве. Ей сколько – восемнадцать?
 – Она еще очень юна.
 – Не думаю. Барышни быстро взрослеют, – уверенно сказал Николас.
 Дэр подумал о Маре и Баркстеде. Давняя история только лишь доказывала ее юность, но то, как она вышла из трудного положения, говорило об обратном. Как и его опыт общения с ней.
 – Нет, но я не могу быть, с ней, пока не избавлюсь от опиума.
 – Как ты продвигаешься? – спросил Николас.
 – Неплохо. Но становится ясным, что последний шаг нужно делать решительно. Сделать или умереть. – Он имел в виду это буквально, и Николас его понял. Дэр задал вопрос, который уже давно его мучил: – Ты когда-нибудь был наркоманом?
 Николас кивнул:
 – Да, но не так, как ты. Я экспериментировал. Кстати, именно в то время, когда я был с Терезой. Как и многих, меня соблазнила возможность расширения разума, чтобы узнать больше о своем внутреннем мире. Но я скоро увидел, что это лишь иллюзия, а если и нет, то цена слишком высока. Избавление от зависимости было неприятным, но не более того. Однако я не употреблял его так долго, как ты, да и дозы были меньше. Что говорит Руюан?
 – Я не спрашивал его напрямую, но думаю, он согласится, что сокращение дозы потеряло всякий смысл. Я уже принимаю минимум. Почему бы просто не положить конец всему этому?
 – Обычно так не получается. Мара Сент-Брайд могла бы стать отличной помощницей в этой борьбе.
 – Но только не в том случае, если я проиграю. Я боюсь разрушить ее.
 – Уверен, она намного сильнее.
 – Я могу умереть или сойти с ума.
 – Тебя может убить молнией.
 – Ты думаешь, это пустяки?
 Николас прикоснулся к его руке.
 – Нет, но…
 – Ты должен помнить, как это происходит! Боль, орущий разум, бесформенные демоны. Знание того, что облегчение совсем рядом и оно так доступно. Отчаяние, которое может довести человека до того, что он убьет собственную мать, если она будет стоять на пути.
 Дэр понял, что дрожит.
 Черт!
 Николас крепко сжал его руку.
 – Я не забывал. Ты можешь рассчитывать на всю помощь, которая может понадобиться. Ты же знаешь.
 – Что? Запрете меня? Свяжете? Я слышал о людях, которые гак и делали, считая, что они победили, но скоро вновь принимались за старое, «только чтобы попробовать». Как тигр, который не может жить вне клетки.
 Откуда взялся этот бред?
 А-а, из Тауэра.
 Мара…
 Они замолчали, заслышав шум экипажей на Парк-лейн.
 – Посмотрим, – наконец ровно сказал Николас. – Ты боишься оставить клетку из-за страха вернуться туда?
 – Я боюсь, черт возьми, пройти до ада и обратно и все за просто так. Возможно, все остальные правы, и мне следует научиться жить с той дозой, которую я принимаю сейчас. Это соблазн или здравый смысл?
 – Тебе решать.
 – Я на это не согласен. Я ненавижу эту гадость и все, с чем она для меня ассоциируется.
 Через мгновение Николас сказал:
 – Это все моя вина.
 – Не глупи.
 – Если бы я не был глупым юнцом и не попал тогда под чары Терезы Беллер, много ужасных событий никогда бы не произошли. С Элеонорой, с Люсом, с Бет, с Клариссой, с Арабеллой; с тобой.
 Это было сложно отрицать. Три года назад Николас получил задание от правительства выманивать секреты у его бывшей любовницы, Терезы Беллер. Считалось, что она участвует в заговоре по возвращению изгнанного императора на трон.
 Николас принял задание. Дэр мог это понять. Это было не более безумным, чем его собственное желание принять участие и последней великой битве против корсиканского монстра. Для их поколения Наполеон был воплощением дьявола, которого следует остановить любой ценой. На этой войне потеряли свои жизни двое повес: Алан Инграм и Роджер Мерридью.
 Николасу не повезло: примерно в то же время он женился, после чего ему предстоял ад – быть сексуальной игрушкой в руках женщины, которую он ненавидел, и причинять боль своей любимой. Он почти разрушил собственный брак и чуть было не расстался с жизнью, и даже после этого все они долго не могли расквитаться с последствиями.
 Одно из них угрожало браку Люса, другое предало Дэра в лапы Терезы Беллер, третье чуть было не погубило невинную девушку по имени Кларисса Грейсток, четвертое вырвало Арабеллу Делейни из дома и от ее любящей семьи и превратило счастливого ребенка в запуганного.
 Тереза была мертва. Люс и Бет счастливы. Кларисса была вызволена из беды, унаследовав грязные деньги Терезы. И она и деньги сейчас находились в умелых руках майора Хокинвилла. Арабелла и другие дети почти полностью оправились от потрясения.
 Единственной все еще страдающей жертвой был он сам. Впервые он осознал, что значило его выздоровление для Николаса и повес. Они хотели этого ради него самого, но это также значило бы конец Терезы Беллер и зла, которое она принесла им.
 – Ты сделал то, что тебе казалось тогда правильным, – сказал он Николасу, – но я не хочу, чтобы от этой женщины остались хоть какие-нибудь следы. Если я буду каждый день принимать опиум до конца своих дней, я сойду с ума. От одного его запаха, даже в тот момент, когда я так страстно желаю его, меня тошнит. Каждая доза – это уступка злу. Это все равно что жить с больной проституткой, но с такой, которая умеет довести тебя до экстаза. Чтобы иметь возможность открыто смотреть в глаза людям, я должен освободиться.




 Глава 20


 Беспечный визит к портнихе с тремя подругами должен был бы отвлечь Мару от одолевавших ее мыслей, но он не помогал.
 Страсть к Дэру охватила ее гораздо сильнее, чем она могла себе представить. Теперь-то она понимала, почему возлюбленные ведут себя так безумно. Она была готова преследовать Дэра, петь серенады у него под окном. Теперь она лучше понимала бедного Баркстеда.
 – Мара, с тобой все в порядке? – спросила Дженси. Они слишком долго сидели в тишине.
 – Да, конечно. Прости. Я… я не выспалась сегодня ночью.
 Дженси понимающе улыбнулась, объяснив бессонницу стрессом от тайного обручения. Она даже не догадывалась о том, что мучает Мару на самом деле.
 Мода Мару совершенно не волновала. Кому интересна форма рукава или вырез на лифе? Кому важна разница между черкесской и манчурийской тканями?
 Правда, выяснилось, что она тут была не очень-то и нужна. Купив весь этот шелк, Дженси даже не спрашивала о цене превращения всей этой ткани в платья и принялась обсуждать наряды с портнихой. Мара ломала руки, жалея, что вообще сюда пришла.
 Она могла бы сейчас быть в Йоувил-Хаусе наедине с Дэром.
 Могло произойти все, что угодно.
 Ей хотелось еще раз сходить к мистеру Фенгу и расспросить его об опиуме. Вместо этого она должна была сидеть здесь и выслушивать обсуждение оборок и ленточек, бархата и атласа. Мара была готова закричать от отчаяния.
 Наконец все нужные решения были приняты и они могли идти, но остальные леди захотели прогуляться по Бонд-стрит, находящейся неподалеку, чтобы заглянуть еще в несколько магазинов. Потом разговор о моде плавно, перетек к обсуждению ужина.
 – Николас приехал, – сказала Серена, – так что нас будет шестнадцать.
 Это привлекло внимание Мары.
 – А кто еще, кроме Николаса и Элеоноры, тебя и Френсиса, Лауры и Стивена и Дженси с Саймоном?
 – Ты и Дэр, – ответила Серена.
 Разумеется, она не хотела сказать, что они придут как пара, по Мара опустила глаза и стала возиться с застежкой ридикюля, чтобы скрыть румянец смущения.
 – Но это только десять, – возразила она.
 – Майлз и Фелисити Кавана приехали, – сказала Серена. – Лорд и леди Черрингтон тоже в городе. И еще я пригласила Сент-Рейвена и его жену.
 Совсем недавно Мара почувствовала бы укол ревности, но сейчас это ее вообще не побеспокоило. «Ты и Дэр…» Сама того не подозревая, Серена сказала истинную правду.
 – Так кого же не будет? – спросила она. – Лорда Ардена, лорда Эмли…
 – И Хэла, – добавила Серена. – У Бланш вечером спектакль, а он ни одного не пропускает.
 Они остановились у витрины ювелирного магазина, чтобы рассмотреть экспозицию. У Мары появилась идея. Она вошла внутрь, подруги последовали за ней. Молодой человек поспешил им навстречу, его глаза загорелись при виде богатых покупательниц.
 – Сегодня мне нужны только бусины, – предупредила она его. – У вас есть каменные бусины, например, из яшмы, нефрита или кварца?
 Было видно, что продавец надеялся, что дамы пожелают рубины, но он поинтересовался нужным размером и проворно достал подносы с коробочками разноцветных бусин.
 – Вы хотели бы нанизать их на шнурок, мэм?
 – Что-то вроде этого. – Мара изучала различные цвета и текстуры камней. Некоторые камни она узнавала, некоторые нет. Тогда она показывала на них и интересовалась названием.
 – Белый нефрит, – называл продавец. – Малахит, обсидиан, розовый кварц, чистый кварц, лазурит, красный нефрит, коралл, гематит…
 Мара начала подбирать бусины – по одной из разных секций, просто выбирая цвета и текстуры, которые ей нравились.
 – Что ты делаешь? – спросила Дженси. – Из этого получится необычное ожерелье.
 – Я хочу собрать ожерелье повес. Да, – сказала она продавцу, – мне нужен будет шнурок.
 Он послал за ним помощника.
 – Я расположу бусины в том порядке, в котором знакомилась с повесами, – сказала Мара, но, сообразив, что таким образом Саймон и Дэр окажутся с одного конца, добавила: – С обеих сторон.
 Принесли леску, и первой на нее девушка нанизала темно-красную бусину.
 – Это бусина Саймона. Я так полагаю, это гранат?
 Продавец кивнул.
 Маре хотелось подольше поразмышлять над тем, какую бусину выбрать для Дэра, но приходилось положиться на интуицию. Она выбрала бусину молочно-золотого цвета.
 – Топаз, мэм.
 Мара нанизала ее на нитку.
 – Теперь Хэл, Френсис и Стивен. – Она выбрала гематит для солдат и обернулась к спутницам: – Вы должны выбрать бусины для своих мужей.
 – Нет, – возразила Серена. – Тут важно то, какими ты их себе представляешь. Например, я бы никогда не выбрала топаз для Дэра. Хотя, с другой стороны, я ведь не знала его до Ватерлоо.
 Мара вновь повернулась к подносу, размышляя над тем, как все это странно – ведь люди считают сегодняшнего Дэра настоящим. Но что тогда реальность?
 Она взяла в руки коричневую бусину с зелеными прожилками.
 – Яшма, мэм.
 – Это для Френсиса, – сказала Мара. – А эта голубая – для Стивена.
 – Голубой агат, мэм.
 Мара нанизала их с обеих сторон от тех, которые уже были на нитке.
 – Как же мне выбрать бусины для остальных? Я же с ними еще не встречалась.
 – Значит, придется подождать.
 Мара состроила гримасу:
 – Я не умею ждать, но, полагаю, мне придется. – Она выбрила еще около двадцати камней. – Наверняка среди них найдутся шесть, которые подойдут. – Она вспомнила и добавила: – Но ведь всего повес было двенадцать.
 – Двое уже покинули этот мир, – сказала Серена.
 – Роджер Мерридью и Алан Инграм, – вздохнула Мара. – Они тоже должны быть здесь представлены. – Мара автоматически посмотрела на агатовые бусины, подходящие для траура, но тут же покачала головой. – Жемчуг, – сказала она продавцу. – Мне нужны две жемчужины такого же размера. И я помещу их ровно посередине.
 – Мара, – пробормотала Дженси, – они столько стоят…
 – Но это нужно сделать.
 – Я их никогда не видела, – проговорила Лаура, – но Стивен рассказывал мне о них. Просто ужасно, что так много людей погибли в столь юном возрасте из-за Наполеона.
 – Когда повесы услышали обо всех, погибших на Ватерлоо, они, разумеется, тут же решили, что Дэр – один из них, и Николас произнес тост. Френсис записал его, и сейчас эти слова выгравированы на табличке в нашей церкви в Миддлторпе в память обо всех, пострадавших от войны. «За всех погибших, пусть они остаются вечно молодыми в раю. За всех раненых, пусть у них хватит силы, и да исцелятся их раны. За всех потерявших близких в этой бойне, пусть они вновь обретут радость жизни. И мы молим Бога, чтобы в один прекрасный день этой войне пришел конец».
 Мара наблюдала за тем, как продавец складывает ее покупки в шелковые мешочки.
 Аминь, подумала она. Но для всех них настоящий конец войны наступит, когда Дэр полностью излечится.
 Вернувшись домой, Мара послала лакея узнать, не могла бы она поговорить с мистером Фенгом, но он вернулся и сказал, что китаец сейчас занят. Поэтому Мара легла вздремнуть – довольно необычный для нее поступок, который опять перепугал Рут.
 На ужин в дом лорда Миддлторпа на Хертфорд-стрит она приехала отдохнувшая, но чувства ее были в смятении. Еще совсем недавно перспектива побывать на собрании повес несказанно взволновала бы ее, сейчас же оно вовсе не казалось ей таким уж важным.
 Она пообещала Саймону, что не будет объявлять о помолвке, пока она и Дэр не поговорят с ее отцом. Дэр же не хотел, чтобы об этом стало известно, пока он не избавился от опиумной зависимости. Но Мара не была уверена, что сможет сдерживать свои чувства.
 Когда они вошли в дом, Дэр был невозмутим, но она знала, что на самом деле это не так. Ее даже пугало то, с какой интенсивностью она чувствовала все эмоции, которые он пытался скрыть. Ей хотелось взять его за руку, но приходилось довольствоваться только тем, что она была его партнершей на этот вечер супружеских пар.
 Ее представили Майлзу и Фелисити Кавана, ирландской паре, и лорду и леди Черрингтон.
 Майлз и Фелисити были такими жизнерадостными, что Мара сразу прониклась к ним самыми теплыми чувствами. Он принадлежал к рыжеволосым ирландцам, а она – к типу, называемому «черный ирландец» из-за иссиня-черного цвета волос. Говорили, что это наследство от команды корабля Армады, потерпевшего крушение на побережье Ирландии.
 Черрингтоны были совершенно другие. У Леандра, истинного дипломата, были прилизанные темные волосы, и Мара засомневалась, что будет когда-либо называть его по имени. Увидев его, она почувствовала тревожное желание сделать реверанс.
 Его пухленькая жена леди Черрингтон была вдовой известного поэта, Себастьяна Росситера, а следовательно, его «ангельской невестой»: «Как нежный облик милой сладок и в сумерках тих шаг ее. Как фея хрупкая порхая, вспорхнула Джудит…»
 Фея? Хрупкая? Розовощекая Джудит напоминала Маре практических сельских леди, таких, как ее мать. Она никогда не понимала метафоры поэтов.
 Жена щегольского герцога Сент-Рейвена была еще одним сюрпризом. Крессида Сент-Рейвен оказалась сдержанной молодой дамой со спокойными серыми глазами. Было заметно, что муж во всем прислушивается к ней, хотя Сент-Рейвен не был похож на человека, которого можно укротить.
 Затем она познакомилась с королем повес. Несмотря на подобающий случаю вечерний элегантный костюм, Николас Делейни умудрялся выглядеть так, будто одет в самую будничную одежду.
 – Знаменитая леди Мара, – сказал он.
 – Знаменитая? – спросила заинтригованная Мара.
 – Из-за волос.
 Она нервно прикоснулась к своей прическе.
 – Благословение и проклятие. – Она попыталась найти другую тему для разговора. – Ваша жена с вами, мистер Делейни?
 – А как же иначе? Она наверху, кормит ребенка. О детях можно было говорить без опаски.
 – Сколько ему лет, и это мальчик или девочка?
 – Два месяца, мальчик, Френсис. Ему следовало бы остаться дома. Лондон грязен, причем и с психологической точки зрения, но Хэлу и Бланш нужна помощь.
 А Дэру? Но прежде чем Мара раздумывала, стоит ли обсуждать Дэра с этим человеком, их перебил лорд Миддлторп:
 – Мара, я должен пожаловаться.
 Она повернулась к нему:
 – Но что я сделала?
 – Я так понимаю, что ты подбираешь всем нам бусины, и я стал какой-то скучной яшмой.
 Несмотря на веселые искорки в его глазах, она смущенно потупилась. Она выбрала этот камень, потому что лорд Миддлторп казался таким надежным.
 – Я могла бы выбрать что-нибудь другое…
 – Не надо его баловать, – сказал Николас. – Очень интересно, а я? Какой я камень?
 – У меня еще не было времени решить. – Мара повернулась к Стивену, жалея, что вообще ей пришла в голову эта идея: – Для вас, сэр, я выбрала голубой агат. Надеюсь, вы не разочарованы?
 – Думаю, это идеальный выбор, – сказала Лаура.
 Ее муж улыбнулся ей:
 – Тогда я закажу тебе ожерелье из него.
 – Как хорошо, что Мара не выбрала сапфир, – заметил Николас. – Кому еще ты подобрала камни?
 – Саймон – это гранат, а Дэр – топаз. – Она старалась не смотреть на Дэра и быстро повернулась к легкомысленному ирландцу: – Это будет не слишком банальным, если я выберу для вас зеленый топаз, Майлз?
 – Банально это или нет, но я горжусь тем, что я ирландец!
 – А я? – спросил лорд Черрингтон.
 Мара быстро ответила, удивленная тем, что ей так неприятно быть в центре внимания:
 – Малахит.
 Он рассмеялся:
 – Великолепный выбор! Царь подарил моему отцу стол, сделанный из малахитовой глыбы. Это великая честь. Русские дворяне ценят такие подарки больше золота.
 – А какая бусина для графа? – спросил Сент-Рейвен.
 Но Николас сказал:
 – Только для повес. Нас было двенадцать, двенадцать и останется.
 – А как же жена? Жены – полноправные повесы, помнишь? – Это сказала женщина с каштановыми волосами, которая вошла и взяла Николаса под руку.
 Он радостно улыбнулся ей:
 – Это точно.
 Связь между ними была ощутима и казалась одновременно глубокой и ненавязчивой. Мара стала еще лучше к нему относиться.
 – Вход в ваше общество только по браку? – Сент-Рейвен печально посмотрел на свою жену. – Значит, нам придется развестись, дорогая.
 Крессида Сент-Рейвен улыбнулась:
 – Я не боюсь, сэр. На ком вы тогда женитесь, чтобы добиться принятия в это общество?
 Герцог широко ухмыльнулся:
 – На Дэре. – Он театрально взмахнул длинными ресницами. – Как ты думаешь, я мог бы сойти за женщину? – Он подошел к Дэру и положил пальцы на его руку. – Милорд, будьте моим. У вас такое замечательное приданое.
 Дэр шутливо смахнул его пальцы.
 – Слишком ценное для таких, как ты, шлюха. Но допустимые предложения принимаются. – Он повернулся и сказал всем присутствующим: – Аукцион открыт.
 Все рассмеялись, а Николас заметил:
 – Но из нас только Мара имеет право предлагать цену.
 Все посмотрели на нее. Мара знала, что краснеет, но приходилось продолжить эту игру.
 Она осмотрела Дэра с головы до ног, оценивая его, затем с глубокомысленным видом обошла его кругом.
 – Полагаю, стать членом этого избранного общества и впрямь большая честь, так что я предлагаю… – Она сделала большую паузу. – Фартинг. Раз, два, три – продано!
 Все вновь рассмеялись.
 – Как жаль, что меня оценили так дешево! – пожаловался Дэр, но его глаза смеялись. Мара не нашлась что ответить.
 Слава Богу, молчание нарушил Майлз Кавана:
 – В этом вся проблема участия в аукционе не на том рынке, Дэр. Прежде всего следует убедиться в том, что там будут люди, которые будут состязаться за тебя, даже если тебе придется самому позаботиться об их наличии.
 – Тогда приведите сюда девушек, – распорядился Дэр.
 – Или устрой аукцион еще раз в «Олмаке», – посоветовал Френсис.
 Мара по-хозяйски взяла Дэра под руку.
 – Сделка есть сделка, не правда ли, мистер Кавана?
 Дамы зааплодировали, а Майлз сказал, широко улыбаясь:
 – Конечно. Ты продан с потрохами, Дэр.
 – По крайней мере, сейчас, – добавила Мара, наконец-то получая удовольствие от всего происходящего. – В конце концов, леди всегда может передумать.
 Дэр вздохнул:
 – Я в ужасе. Даже фартинг ты считаешь слишком высокой ценой для меня?
 Всех пригласили за стол. Мара и Дэр сели рядом.
 Их взгляды встретились, и Мара подумала, что они вот-вот поцелуются, но, увы, пришлось сосредоточиться на супе. Мара прислушивалась к оживленным разговорам и наслаждалась непринужденной дружеской атмосферой, царившей за столом. Повесы не были похожи друг на друга, но они вели себя как самая лучшая на свете семья: дружная и приветливая ко всем. Стивен и Леандр даже умудрились начать политический спор по поводу австралийской политики, не разрушив общей гармонии.
 В то же время Мара заметила, как мало говорит Дэр и как мало он ест. Сторонний наблюдатель не заметил бы тут ничего странного, но Мара видела, что он неважно себя чувствует, и была уверена, что это заметили и остальные повесы и что они были встревожены. А также она поняла, каким грузом это внимание должно быть для Дэра.
 Им всем было необходимо, чтобы он выздоровел, чтобы стал тем человеком, которым был до Ватерлоо, но это было все равно как ожидать от него, что он будет вести себя как обезьянка в балагане. Или надеяться, что труп вдруг оживет.
 Обсуждение ситуации Хэла и Бланш было отложено, пока ужин не закончился и слуги не были отпущены. Подали портвейн и мадеру с орешками и пирожными, и Николас сказал:
 – Передаю бразды правления Лабелелле.
 Лаура улыбнулась ему:
 – И правда, вопросы о приеме в общество находятся в компетенции женщины, а у меня в этом больше опыта. Наша первая атака пройдет в «Олмаке» в среду.
 – Но Бланш туда никогда не пустят, – возразил Сент-Рейвен. – Даже под вооруженной охраной повес.
 – Разумеется, нет, – сказала Лаура, – да она и не захочет туда идти. Но это идеальное место для того, чтобы затронуть эту тему.
 – Каким образом? – Сент-Рейвену эта идея явно не нравилась.
 Николас ответил:
 – Присутствующие могут сделать предположение, что миссис Хэл Бомон – член общества, и многие значительные люди будут оскорблены, если кто-то попробует ее обидеть.
 Сент-Рейвен покачал головой:
 – Конечно, повесы обладают влиянием, но вы же не думаете, что у вас достаточно влияния среди бастионов высшего света?
 – Но мы можем найти помощников, – сказал Николас. – Например, различных герцогов. Иначе зачем ты здесь? Есть также Арран, Йоувил и Белкрейвен. Но самое главное, – добавил он с таким видом, будто прозвучала барабанная дробь, – у нас есть графиня Коул.
 Сент-Рейвен присвистнул.
 – Она сделает это?
 – Она крестная Хэла.
 Сент-Рейвен рассмеялся и поднял бокал для тоста:
 – За повес. Может быть, у вас еще и регент в кармане есть?
 – Слишком много хлопот.
 – Да вы и впрямь невозможны.
 – А кто такая графиня Коул? – поинтересовалась Мара у Дэра.
 – Одна из незаметных правительниц общества. Тот, кого она одобряет, одобрен всеми. Тот, кого она презирает, уходит в небытие.
 – Почему она пользуется такой силой?
 – Наверное, потому, что ей это сходит с рук.
 Остальные перебирали имена людей, чьей поддержкой они могли заручиться: Гревиллы, Берли, Данпотт-Ффайфы, Ленноксы.
 – После «Олмака», – сказала Лаура, – Бланш и Хэл появятся на нескольких дружеских светских вечеринках в сопровождении повес, а мы уговорим Бланш, чтобы она иногда выезжала с нами, дамами. Главным событием станет бал в Марлоу-Хаусе, как только Саймон и Дженси смогут его провести.
 – Как обстоят дела с газом? – спросил Николас.
 – Я все улажу через пару недель, – ответил Саймон.
 Дженси, которая на протяжении всего ужина сидела очень тихо, выглядела виноватой.
 – Но у нас же полно бальных залов, – сказал Сент-Рейвен. – У меня есть один. А также в Йоувил-Хаусе.
 – Я хочу это сделать сам, – заявил Саймон. – Хэл выручил меня в Канаде и помог благополучно добраться до дома. Кроме того, Марлоу, и дом, и титул носят отпечаток классической благопристойности, так что могут обелить самый черный скандал.
 Мара решила тоже сделать кое-какие предложения. В конце концов, как она уже говорила, общественная жизнь в Линкольншире ничуть не отличалась от общественной жизни в Лондоне. Ее идеи были очень хорошо приняты.
 Тема разговора сменилась, когда принесли ребенка Элеоноры на кормление. Мару это поразило, хотя Элеонора и весьма неплохо справилась со всем под норвичской шалью. В Брайдсуэлле детей тоже иногда кормили на людях, но только перед семьей.
 Но ведь, подумала Мара, повесы и впрямь были одной семьей, к которой совсем скоро будет принадлежать и она. Ее охватило неземное блаженство.




 Глава 21


 Мара разглядывала Дэра. Было уже поздно, но он держался молодцом. Она хотела подойти к нему, когда Николас сказал:
 – Итак, Мара, ты решила, какой камень подходит мне?
 – А что, если я решу этого не делать?
 – С чего бы это?
 Действительно, с чего?
 – Потому что Френсису мой выбор не нравится.
 – Я ведь только шутил, – сказал удивленный Френсис. – Прости, Мара.
 – Я знаю. – Ситуация становилась все хуже и хуже, но что-то в поведении Николаса Делейни ее волновало.
 – Итак?.. – настойчиво повторил Николас.
 Мара не знала, что отвечать, ей хотелось расплакаться.
 – Ник.
 Дэр сказал всего лишь одно слово, но оно пролетело через комнату как молния.
 Николас приподнял брови:
 – Я не хотел никого обидеть. – Он повернулся к жене: – Элеонора, разумеется, розовая жемчужина.
 – Негодяй! – воскликнула та и рассказала Маре про нитку розового жемчуга, которую он подарил ей, а она – своему брату. Мара не поняла смысла рассказанного Элеонорой, но эта история сгладила неприятный момент, и разговор продолжился.
 Когда Мара подошла к Дэру, ее всю трясло. Возможно, его вмешательство и не было значительным, но ей показалось, что он рыцарь, размахивающий мечом, готовый защищать свою даму.
 Его леди.
 – Спасибо, – сказала она.
 – Ник ко всем пристает. Он иначе не может. Не расстраивайся из-за него.
 Легкое раздражение, прозвучавшее в его голосе, показало Маре, что его спокойствие было лишь наигранным. Он выглядел очень уставшим, и теперь настала ее очередь прийти ему на помощь. Она бросила взгляд на Дженси, которая тут же сказала, что устала, и им всем пришлось уйти.
 Дэр почти не разговаривал в карете по дороге в Йоувил-Хаус и, приехав домой, пожелал всем спокойной ночи. Мара обрадовалась, что Саймон с Дженси тоже пожелали уединиться, она бы не вынесла больше светской болтовни.
 Пока Рут помогала ей раздеться и приготовиться ко сну, Мара болтала о повесах, чего служанка от нее и ожидала. Но оказавшись наконец одна, она облегченно вздохнула.
 Боже! Кто бы мог подумать, что ей захочется остаться одной…
 Она вытащила из ящичка бусины. Девушка разложила их на столе и стала рассматривать, словно они, как карты Дженси, могли открыть ей какие-то тайны.
 Она подтолкнула зеленый агат, и он покатился по столу Простой камень для простого человека, Майлза. Он ей нравился своим открытым характером.
 Леандр, утонченный малахит, не казался ей таким уж простым. У него были безупречные манеры, но в то же время чувствовалось нечто еще. Замкнутость, может быть. Ей понравилась его жена, а человека, наверное, можно оценить по женщине, которая его любит.
 Стивен, голубой агат, нервировал ее, но, возможно, это просто следствие его репутации. Лаура Болл, сама по себе драгоценный камень, развенчала его славу, пожаловавшись, что он иногда настолько погружается в свои парламентские дела, что забывает поесть или не помнит, какой сегодня день недели.
 Френсис, несмотря на свою поэтическую внешность, был твердым агатом.
 Николас? Она посмотрела на имеющиеся у нее бусины: янтарь, тигровый глаз. Что-то одно из двух. Наконец она взяла топаз и стала перекатывать его между пальцами. Дэр, сияющий, золотой, такой, каким он был когда-то давно, а также изредка теперь, по вечерам. Ненадолго, как огонь, стараясь не погаснуть, время от времени выбрасывает языки пламени.
 Она взяла свой кошелек и вытряхнула из него монетки. Вот: фартинг, маленькая коричневая монетка, всего-навсего четверть пенса, которая никак не отражала ценность Дэра в ее глазах. Но что могло ее отразить? Рубинов у нее не было, да и целого рубинового ожерелья здесь было бы мало.
 Ей хотелось немедленно отнести его ему, но она взглянула на часы и увидела, что уже очень поздно.
 Лучше дождаться утра.
 – Если вы будете продолжать в том же духе, мисс Мара, я пошлю за вашей матушкой! – возмутилась Рут.
 Мара лежала в кровати, мало что соображая от недосыпа. Она всю ночь перебирала в уме события прошлого вечера.
 Взгляд Дэра, когда она купила его.
 Фартинги и рубины.
 То, как он прекратил издевки Николаса Делейни, словно отрезал.
 Правильность и неправильность того, что все хотели видеть Дэра прежним человеком.
 Загадочный отрез шелка.
 Подарок, который она не понимала.
 Она открыла глаза и встретилась со взглядом Рут, которая взволнованно ее рассматривала.
 – Мне кажется, я выпила слишком много вина. У меня болит голова.
 – Ну, это вы зря. – Рут немного успокоилась и вернулась к своей обычной раздражительности. – Тогда я пойду и приготовлю тоник.
 Мара вновь закрыла глаза и застонала. Тоники, которые готовила Рут, были отвратительны, но по крайней мере они не причиняли вреда. В отличие от опиума. Она так ничего о нем и не узнала. Сегодня она непременно должна поговорить с мистером Фенгом.
 Она села в постели как раз в тот момент, когда вернулась Рут.
 – А! Значит, вы уже встали.
 – Да, и мне теперь намного лучше.
 Рут протянула ей стакан:
 – Придется все равно выпить, миледи. Особенно учитывая то, что мне пришлось это приготовить. Я старалась.
 Мара выпила отвар, слегка вздрогнув. Не такой уж противный, как многие из них.
 – Спасибо, Рут. А теперь я позавтракаю.
 Мара вылезла из кровати и взглянула на часы. Было уже почти девять. Неудивительно, что Рут взволновалась. Мара никогда не спала так долго.
 Что у нее запланировано на сегодня?
 Она открыла еженедельник и обнаружила, что она записала обещание Дэра отвезти ее посмотреть на вулкан. Возможно, следует ему об этом напомнить. Завтра – «Олмак».
 Когда-то посещение этой святыни казалось ей воплощением самой смелой мечты, теперь же для нее это было лишь место, где она могла впервые потанцевать с Дэром. По-настоящему потанцевать, на людях, под музыку. Рут принесла завтрак.
 – Нам нужно решить, что мне следует надеть в «Олмак».
 – Что-нибудь бледное, миледи.
 – Скромное и целомудренное?
 – Как и вы?
 – Увы и ах!
 – Мисс Мара!
 Мара собралась с мыслями.
 – Извини. Я просто пошутила, Рут.
 – Итак, которое, миледи?
 Рут разложила на кровати три бальных платья нежных цветов. Мара взглянула на них.
 – Розовое.
 – Хорошо. С жемчугом вы будете выглядеть воспитанной молодой леди. Хотелось бы еще, чтобы вы так и вели себя.
 – Рут, прекрати!
 Горничная покраснела.
 – Прекратить что, миледи?
 – Прекрати меня поучать. Можно подумать, что я невоспитанная, вульгарная молодая особа, которая бегает за офицерами на улице и показывает свои подвязки.
 – Уверена, что я бы никогда… – Но затем Рут взорвалась: – Вы просто сами не своя, миледи! И все это началось в тот раз, когда я помогла вам совершить тот сумасшедший поступок – выбраться ночью из дома. Не знаю даже, как вам удалось меня уговорить. С тех самых пор вы ведете себя очень странно. Вы не… вы же не сделали никакой глупости, правда?
 – Разумеется, сделала. – Но затем Мара поняла, о чем спрашивает Рут. – Что? Нет! Боже, нет. Правду говоря, я влюбилась. Я влюбилась в лорда Дариуса. – Она улыбнулась, но Рут всплеснула руками:
 – О, этого-то я и боялась. Что скажут ваши бедные родители!
 – Они будут в восторге.
 – От того, что вы влюбились в человека, который не может жить без опиума?
 – Он скоро избавится от зависимости. Но ты не должна никому ничего рассказывать о помолвке. По крайней мере, до тех пор, пока у нас не появится возможность поговорить с отцом.
 – Ну хоть что-то вы делаете как положено, – сказала Рут, все еще глядя на нее так, словно у нее умер кто-то из родственников. – Я только скажу, что лорда Дариуса все в этом доме любят и уважают.
 – Разумеется. Он замечательный. По правде сказать, он просто идеален.
 Рут закатила глаза и молча принялась убирать платья, а Мара стала раздумывать, чем бы заняться. Следует ли ей найти Дэра и обсудить с ним, где они будут жить после свадьбы?
 Почему-то она начинала нервничать при одной мысли об этом. Ей немедленно захотелось выйти на свежий воздух.
 – Сходи узнай, не хочет ли леди Остри выйти на прогулку, – велела она Рут.
 – Они вышли, миледи.
 – Так рано?
 – Да, по делам Марлоу-Хауса.
 Неужели это означало ускорение их переезда? Маре претила сама мысль об этом, но поделать она тут ничего не могла.
 – Тогда со мной пойдешь ты, Рут.
 – Хорошо, миледи.
 На улице ей сразу стало легче. В Йоувил-Хаусе она задыхалась, но дело было не в спертом воздухе, а в ее знании. Казалось, дом наполняли темнота и мрак.
 Она широким шагом направилась к Сент-Джеймсскому парку, довольная тем, что Дженси не смогла с ней пойти. В сопровождении Рут ей не нужно было поддерживать разговор, и она могла спокойно подумать.
 Следует ли ей пытаться расшевелить Дэра, или лучше оставить его в покое? Была ли «Жестокая башня» развлечением, или она могла вызвать неприятные воспоминания? Была ли ее жизнерадостность благословением или ношей?
 Она умела вести себя в обществе, но не знала, как пройти через все эти тени. Вся ее жизнь не была полностью свободна от несчастий, но это были самые обыкновенные несчастья жизни, такие как смерть ее дедушки Бэддерсли, когда ей было шесть лет, и ее маленькой сестренки, Элис, восемь лет назад.
 Они все беспокоились о Саймоне, когда он оказался так далеко, да еще был вовлечен в военные действия, но он благополучно вернулся домой. Слава Богу, они не узнали о дуэли и ране, которая едва не стала смертельной, пока все это не стало историей.
 – Леди Мара!
 Она так глубоко задумалась, что потребовалось некоторое время, чтобы понять, что перед ней стоит майор Баркстед. Он просто сиял от счастья, увидев ее.
 Пожалуйста, только не это!..
 Она могла бы не обращать на него внимания, но нельзя же быть такой жестокой.
 – Майор, – поприветствовала она прохладно и продолжила свой путь.
 Он пошел следом за ней. Рут немного отстала.
 – Могу ли я угостить вас сливками с вином и сахаром? – спросил Баркстед таким тоном, словно ему суждено будет погибнуть за стакан этого напитка.
 – Нет, благодарю вас, майор. Вообще-то я уже должна возвращаться домой. Меня ждут.
 Мара ускорила шаг, презирая себя за то чувство страха, которое ее охватило.
 – Я провожу вас. – Он понизил голос. – Впервые за столь долгое время у нас нашлась возможность поговорить наедине.
 Мара смотрела прямо перед собой.
 – Нам нет нужды разговаривать наедине.
 Его голос стал еще мягче.
 – Ваша служанка присматривает за вами? Вас накажут? Тогда выскользните из дома, любимая. Я всегда на посту.
 Мара остановилась и уставилась на него:
 – Всегда на посту? Что вы имеете в виду?
 Рут заметила, что происходит что-то не то, и поспешила к ним.
 – Неужели вы могли подумать, что я брошу вас под гнетом семьи? Выйдите ночью из дома через заднюю дверь, любимая. Я освобожу вас. – И Баркстед ушел широким шагом, оставив Мару глазеть ему вслед с открытым ртом. Рут быстро подошла к ней.
 – Что он говорил, миледи?
 – Ничего особенного… – Мара не собиралась рассказывать Рут обо всех глупостях, которые он ей наговорил.
 Всегда на посту? У нее от этих слов мурашки бежали по коже. Тут она подумала о том загадочном подарке – о шелке. Неужели он от него? Баркстед мог проследить за ней до того склада, а затем спросить мистера Ли, не было ли там чего-нибудь, что бы ей понравилось. В той записке отправитель написал, что она должна сшить из этой ткани ночную рубашку.
 Она ее сожжет. И как она сразу не поняла? Дэр никогда бы не выбрал такую пеструю ткань!
 Она поспешила в Йоувил-Хаус, понимая, что ей нужно рассказать Саймону про Баркстеда, но делать это ей совершенно не хотелось. Она бы предпочла поведать обо всем отцу, даже если бы это означало рассказать ему все.
 – Мара, что случилось?
 Ее мысли были так далеко, что она чуть было не лишилась чувств, столкнувшись с Дэром.
 – Ничего. – Мара нервно рассмеялась. – Просто увидела тебя.
 Он приподнял брови и сказал:
 – У меня примерно такая же реакция, когда я вижу тебя.
 Она вновь рассмеялась, уже радостнее.
 Он так был похож на обыкновенного английского джентльмена. Ну, не совсем обыкновенного, но он был спокоен, у него было здоровое выражение лица, а одет он был в повседневную униформу джентльмена: темно-синий фрак, брюки из оленьей кожи, бежевый жилет и высокие сапоги с отворотами. В руках он нес шляпу, хлыст и плетку.
 – Ты ездил верхом, – радостно сказала она.
 Он передал вещи лакею.
 – Я вчера купил нового Завоевателя. Хочешь взглянуть на него?
 – Да, конечно.
 Она отпустила Рут и дошла с Дэром к черному ходу.
 – Сколько Завоевателей у тебя уже было?
 – Четыре. Последний погиб во время Ватерлоо. Бедные лошади. Наши ссоры не должны иметь к ним никакого отношения. Мы должны воевать пешком.
 – А правители, которые затевают войны, должны идти впереди своих армий, – добавила Мара.
 – Наполеон так и делал, – сказал он.
 – Ты восхищаешься этим монстром?
 – Просто констатирую факт, – ответил Дэр, открывая ей дверь на территорию слуг. – Однако он бросил свою армию в России. Возможно, это было необходимо, но все же жестоко.
 Мара огляделась.
 – Мне кажется, я припоминаю этот коридор.
 – Тихо!
 Она прижалась к нему с наигранной кокетливостью.
 – Ты хочешь, чтобы я изнасиловал тебя в стенном шкафу?
 Она прижалась еще ближе.
 – Да, пожалуйста.
 Он рассмеялся и подвел ее к задней двери, которую она тоже помнила. Сегодня альков был пуст.
 – Может быть, когда мы поженимся? – прошептала она, выходя во двор.
 – Тогда все твои порочные желания станут для меня законом.
 Ее охватили порочные желания, так что волосы чуть было не встали дыбом.
 – Жду не дождусь.
 Он прикоснулся к ее спине, чтобы подтолкнуть к тропинке, пьющейся через заросли трав и овощей к воротам, ведущим в сад. Это мимолетное прикосновение вызвало у нее еще один приступ порочности. Интересно, если они остановятся в тени дерева для поцелуя, их никто не заметит?
 Мара взглянула на окна. Возможно. Но она все же поцеловала его, просто быстро прикоснулась губами к его губам и посмотрела на него взглядом, который превратил этот лондонский сад в рай.
 Улыбнувшись, они взялись за руки и пошли дальше. Вот такой будет их жизнь, подумала Мара. Прогулки по саду. Посещение новой лошади на конюшне. Когда-нибудь вместе с ними будут гулять дети. Очень скоро. У них будут Пьер и Дельфи.
 – А дети уже ездят верхом?
 – Немного. Долгое время они вообще отказывались уходить от моей кровати, но Тея нашла с ними общий язык. Она выводила их на улицу, на конюшню, чтобы они привыкали к лошадям. Как только я достаточно оправился, чтобы ходить туда с ними, они начали заниматься.
 Они вошли в конюшню, где как раз чистили величественного сивого жеребца.
 – Он великолепен, – сказала Мара.
 – Один из коней Майлза Каваны.
 – Кстати, я вспомнила. – С улыбкой она нащупала в кармане фартинг и отдала его Дэру. – Чтобы закрепить сделку, милорд.
 Он пораздумал, а затем положил монету в кармашек для часов и протянул Маре руку ладонью кверху.
 – Мы должны ударить по рукам.
 – Ударить по рукам?
 – Чтобы закрепить сделку.
 Мара сняла перчатку и ударила его по ладони.
 – Это означает, что ты теперь целиком и полностью принадлежишь мне?
 Он поймал ее руку и поднес к губам. Он не сводил с нее глаз.
 – Именно так. Я твой раб навсегда.
 Ее рука крепче сжала его пальцы.
 – Теперь тебе не отвертеться.
 Лошадь переступила с ноги на ногу, и они вспомнили, где находятся. Они сделали шаг в сторону, стараясь сдержать улыбки.
 – Это охотничья лошадь, – сказал Дэр. – Ты будешь не против провести здесь какое-то время следующей зимой?
 Мара вновь улыбнулась ему:
 – Вовсе нет, хотя дамам и запрещено охотиться.
 – Хочешь сказать, что ты пойдешь?
 – Хочешь сказать, что ты мне разрешишь? – парировала она.
 – Я принадлежу тебе, а не наоборот, но ты же всегда была такой брезгливой. Ты даже рыбу ловить не любила.
 Она состроила гримасу, вспомнив это.
 – И вы все меня из-за этого дразнили.
 – Мальчишки всегда мальчишки.
 Мара прихлопнула муху, кружившую вокруг ее лица.
 – Ага! – воскликнул он. – Значит, у тебя все-таки кровожадная натура.
 Она попыталась разглядеть в его лице какой-нибудь намек на ужасы войны, но он был ярким, как топаз.
 – Если мне придется, я убью муху и даже осу. И безжалостно наброшусь на личинок моли.
 Они подошли ближе, чтобы полюбоваться Завоевателем, который наслаждался вниманием. Мара видела, что конь уже привязался к Дэру.
 – Я привезла с собой Годиву, но еще не ездила.
 – Значит, нам следует покататься вместе, – сказал он, выходя вслед за ней из конюшни. – Скажите, прекрасная дама, а вы ездите обнаженной?
 Мара уставилась на него:
 – Годива, сэр, – это лошадь, а поэтому она всегда обнажена.
 – Ты ездишь без седла? – удивленно спросил Дэр.
 – Нет, но ведь седло не прикрывает… О… – Она замолчала, густо покраснев. – Что за глупый разговор!
 Они рассмеялись.
 – Мы могли бы покататься завтра, – предложил он.
 – Замечательно. Когда?
 – В десять?
 – В девять, – ответила она, – Поездки должны начинаться рано.
 – Тогда в восемь?
 – Семь!
 – Мара, Мара, в этом соревновании тебе никогда не выиграть. Восемь и так достаточно рано.
 – Значит, в восемь.
 По молчаливой взаимной договоренности они не пошли сразу в дом, а решили прогуляться. Он взял ее за руку, и его прикосновение подействовало на нее чудесным образом.
 – Такое ощущение, что мы за городом, – сказала она, разглядывая растения, расцветавшие там, куда никогда не проникали ни копыта лошадей, ни колеса экипажей. Она остановилась, чтобы вдохнуть сладкий аромат диких цветов, и посмотрела на Дэра. – Нам нужно съездить в Брайдсуэлл, чтобы поговорить с отцом.
 Дэр напрягся:
 – Я не женюсь на тебе, пока я наркоман, Мара.
 – И когда ты освободишься от наркотика? Сколько мне еще ждать, прежде чем я смогу открыто говорить о своей любви?
 – Несколько месяцев наверняка.
 Она открыла рот, чтобы возразить, но решила сменить тему:
 – По крайней мере, я хочу получить согласие отца. Как можно скорее. Я серьезно, Дэр.
 Он посмотрел на нее влюбленным и грустным взглядом:
 – А что, если твои родители не согласятся?
 Она взяла его за руку.
 – Согласятся. Когда?
 Через мгновение он сказал:
 – Мы должны сходить в «Олмак», а потом будет бал в Марлоу-Хаусе. После этого в любой миг, когда захочешь.
 Мара поняла, что наступил момент заговорить о том, где они будут жить. Все еще держа его за руку, она сказала:
 – Дэр, я думала, что нам следует купить дом неподалеку от Брайдсуэлла. Само собой, у нас будет дом в Лондоне, но… Ты этого хочешь?
 Что ей делать, если он скажет «нет»?
 – Забрать Сент-Брайд из ее улья? – сказал он. – Это все равно что совершить преступление против природы. Брайдсуэлл – это особое место, Мара. Возможно, именно из-за него я и женюсь на тебе.
 – Возможно, я выхожу за тебя только затем, чтобы стать повесой.
 Он рассмеялся и наклонился, чтобы поцеловать ее.
 Внезапно он страстно прижал Мару к себе и обжег ее губы поцелуем. Вдруг кто-то резко сзади дернул его за плечо.
 Дэр развернулся и оказался лицом к лицу с майором Баркстедом.
 – Ах ты, дворняга! – взревел Баркстед и замахнулся кулаком.
 Несмотря на то, что он почти потерял равновесие, Дэр увернулся от удара.
 Баркстед вновь бросился в атаку. Глаза его горели, а лицо покраснело.
 Дэр толкнул Баркстеда в грудь. Тот пошатнулся, сделал шаг назад, но успел ухватить Дэра за фрак. Они оба повалились на землю.
 – Остановитесь! – закричала Мара, но затем поняла, что Баркстед не хочет, а Дэр просто не может остановиться. Она в отчаянии огляделась по сторонам, но никто не спешил на помощь.
 Баркстед поднял палку, не тоньше руки Мары, и взмахнул ею, метя в голову Дэра. Дэр откатился в сторону и тут же встал с той проворностью, которую Мара видела в бальном зале. Он был точно так же сосредоточен, но позволил Баркстеду подняться на ноги.
 Баркстед оскалил зубы, вновь взмахнул палкой и еще раз накинулся на Дэра. Мара вовсе не удивилась, когда Дэр выбил палку у него из рук и чуть ли не тем же движением ударил его в живот. Баркстед споткнулся и попятился, но Дэр не останавливался, продолжая наносить удары один за другим.
 – Дэр, остановись!
 К месту драки уже бежали люди: грумы с конюшни, кто-то с улицы, но они были еще очень далеко. Взгляд Баркстеда стал остекленевшим, но Дэр по-прежнему нападал на него.
 Мара подняла палку и ударила Дэра по спине.
 Он развернулся на месте, выбил палку у нее из рук одной рукой, а другая уже двигалась по направлению к ней.
 Потом он замер на месте, лицо его посерело.
 – Мара?
 Сначала она вздрогнула, но поспешила успокоить его:
 – Все в порядке. Со мной все в порядке. Я не могла тебе позволить его убить.
 Она потянулась к нему, но он повернулся, медленно и неуверенно, туда, где Баркстед прислонился к стене, держась за живот, нос его кровоточил. Три конюха подбежали к нему, бросая изумленные и испуганные взгляды на Дэра. Со стороны улицы остановились еще два пожилых джентльмена. Видя, что драка закончилась, они продолжали смотреть.
 Прошло всего лишь несколько секунд. Даже меньше минуты.
 Мара взяла Дэра за руку.
 – Спасибо, что защитил меня. – Он все еще был бледен, и она чувствовала, что его по-прежнему трясет. – Пойдем. Пойдем обратно домой.
 Он стряхнул ее руку.
 – Он сильно пострадал? – спросил Дэр у конюхов.
 Баркстед прохрипел:
 – Вы сумасшедший. Вас следует запереть. Сначала вы набрасываетесь на даму, затем на меня.
 – Он не набрасывался на меня! – воскликнула Мара, – Это вы сумасшедший.
 – Так вы что же, целовались с ним посреди улицы по доброй воле?
 – Да, мы собираемся пожениться.
 Баркстед побледнел.
 – Нет.
 Она рассказала секрет на улице при свидетелях, но что ей оставалось делать?
 – Да, – сказала она громко и твердо.
 – Проводите его до квартиры и сделайте все, что нужно, – велел Дэр конюхам. – Пойдем.
 Он обнял Мару за талию и повел ее к дому. Его тело все еще сотрясали мелкие судороги, и Мара тоже дрожала. При ее словах лицо Баркстеда скривилось от ярости.
 Дэр остановился в саду позади дома.
 – Как Баркстед оказался здесь?
 – Что?
 – Что делал Баркстед на этой улочке рядом с домом? Почему он считает, что у него есть право вступаться за тебя? – строго повторил свой вопрос Дэр.
 – Что?! – воскликнула Мара. – Этот человек идиот! Он считает, что любит меня. И верит, что я люблю его.
 – Неудивительно, после того как ты убегаешь с ним из дома на целую ночь.
 – Это была ошибка, я признаю. Но я ему ясно сказала…
 – Ты встречала его после этого?
 Мара взорвалась. Она толкнула Дэра.
 – Не надо делать вид, будто это только моя ошибка. Ничего бы не случилось, если бы ты вдруг не превратился в убийцу. – По его выражению лица она поняла, что совершила ошибку, и сказала: – Нет. Нет, Дэр. Я не это имела в виду…
 Но он уже повернулся и быстро пошел к дому. Она побежала за ним.
 – Нет. Не уходи от меня вот так. – Она схватила его за руку. – Стой!
 Он вывернулся и высвободил руку.
 – Оставь меня в покое.
 Холодная сила этих слов заморозила ее на месте, и ей оставалось лишь с отчаянием смотреть ему вслед, пока он не скрылся за поворотом.
 Мара взяла себя в руки, вошла в дом, поднялась в свою спальню и там заплакала, дрожа и обнимая себя за плечи.
 Когда кто-то постучал в дверь, она даже не знала, сколько времени прошло. Она пошла открыть дверь, не зная, хочет она, чтобы это был Дэр, или нет.
 Однако пришла Дженси, и она была очень взволнована.
 – С тобой все в порядке?
 Мара постаралась ответить нормальным голосом:
 – Да, конечно, а что?
 Дженси зашла внутрь и закрыла за собой дверь.
 – Потому что Дэр сказал Саймону, что не может жениться на тебе, и отказался это как-то прокомментировать.
 – Что? – Комната начала вращаться перед глазами Мары, и ей пришлось ухватиться за спинку стула, чтобы не упасть. – Мне нужно с ним поговорить!
 – Не сейчас, – сказала Дженси, удерживая ее на месте. – Садись.
 Мара позволила Дженси усадить себя на диван у камина.
 – Что произошло? – спросила Дженси. – Мы слышали про драку в переулке… и что Дэр кого-то убил.
 – Это было ужасно! Баркстед напал на Дэра.
 – Почему?
 – Потому что он сумасшедший. Мы целовались… Дэр попытался объяснить ему… Ты знаешь, как он дерется, чтобы справиться с зависимостью от опиума?
 – Нет, что ты имеешь в виду?
 Мара рассказала о том, что она видела, хотя и не поведала обо всех своих ночных приключениях.
 – Он такой сильный и быстрый. Я думала, он убьет Баркстеда, так что я ударила его палкой. И он повернулся ко мне.
 Только сейчас Мара поняла, что ее руки болят, что на них остались царапины и занозы от палки. Дженси посмотрела на следы на руках.
 – Он тебя еще как-то поранил?
 – Нет, разумеется, нет. – Но затем Мара добавила: – Почти…
 – Ты боишься его?
 – Конечно, нет. Я немного боюсь того, что он может сделать. И его гнева. Он страшен в гневе. Я никогда не видела его таким. Прежде.
 – Возможно, ты просто раньше не видела, как на него нападали. А почему Баркстед затеял драку?
 Мара покраснела.
 – Возможно, потому, что мы целовались. – Она вздохнула и рассказала Дженси про театр, про шелк и про содержание той записки, написанной на китайском.
 – Мара, тебе следовало рассказать обо всем Саймону!
 – Я только сейчас поняла, кто именно отправил этот шелк, и я не хотела еще одной дуэли.
 Дженси прикрыла рот рукой.
 – Видишь? – с отчаянием в голосе продолжила Мара. – Именно поэтому я и не рассказывала обо всем Дэру. Кроме этого, у него полно своих причин для беспокойства. Я думала, что это пройдет. Я не предполагала, что Баркстед будет преследовать меня после того, как я ему все так ясно объяснила. А теперь все погибло!
 – Нет. Все образуется.
 Мара покачала головой:
 – Я набросилась на Дэра, и теперь он меня ненавидит.
 – Ненавидит тебя? Это невозможно.
 – Я сказала ему, что он превратился в убийцу.
 – Боже, но почему?
 – Потому что я страшно на него разозлилась. За то, что он обвинил меня в тайных встречах с Баркстедом. И потому что именно так и было: он действительно превратился в убийцу. Но я бы никогда этого не сказала, если бы не вышла из себя.
 – Никогда бы не подумала, что ты умеешь выходить из себя, – сказала Дженси.
 – Это все волосы, – вздохнула Мара. – Почти ничто на свете не может меня рассердить, но выходить из себя я умею, и теперь я все испортила.
 Дженси встала.
 – Я сейчас закажу горячий сладкий чай и поговорю с Саймоном. Оставайся здесь и не делай больше никаких глупостей.
 Мара решила, что снять шляпку и накидку вовсе не глупо, и сделала это. Она вымыла руки в холодной воде, протерла царапины. Она не боялась Дэра, но ее пугала жестокость, скрывающаяся в нем.
 И она все еще сердилась на него за его глупые предположения. Она увидела план «Жестокой башни» и порвала его, швырнув клочки в огонь.
 И тут девушка расплакалась. Она все еще всхлипывала, когда Дженси вернулась в сопровождении Саймона. В руках она несла поднос с чаем. Саймон довольным не был.
 Дженси разлила чай, и Саймон дождался, пока Мара сделала глоток, прежде чем начать говорить:
 – Дженси рассказала мне про этого Баркстеда. Вне всяких сомнений, ты зашла слишком далеко, чтобы подтолкнуть его на такую глупость.
 Мара покраснела и взмолилась, чтобы брат никогда не узнал, насколько именно далеко она зашла.
 – Я дам ему понять, что ему лучше держаться подальше от тебя.
 – Ты же не станешь вызывать его на дуэль? – спросила Мара.
 Саймон взглянул на Дженси.
 – Понадобится что-то очень серьезное, чтобы вынудить меня пойти еще на одну дуэль. Если он не уступит мне, я привлеку к этому повес, пока он не поддастся.
 Мара налила еще одну чашку чая.
 – А ты видел Дэра?
 Саймон состроил гримасу:
 – Он не выходит, а я не собираюсь силой врываться к нему в спальню.
 – Как жаль! Я беспокоюсь.
 – Я тоже, но у него есть Солтер и Фенг Руюан.
 – Если ты его все же увидишь, – произнесла Мара, – скажи, что я не позволю себя бросить.
 – Ты уверена? – спросил он. – И действительно хочешь выйти за него?
 – Ты не доверяешь ему, Саймон?
 – Доверяю, но это нелегко.
 – Я и не хочу, чтобы было легко, – вздохнула Мара. – Хотя нет, хочу, чтобы легко было Дэру, нам обоим, и когда-нибудь так и будет. Поэтому если мне придется сражаться за это, так тому и быть. Но я надеюсь, что нам удастся как можно скорее уехать из Лондона. Я хочу отвезти его в Брайдсуэлл. Когда будет этот бал для Хэла и Бланш?
 – Через неделю или около того, как только вытащат трубы и уберут мусор.
 – Я вела себя глупо, – сказала Дженси. – Ты говорил, что газа в трубах уже нет, так что не обязательно было их все вытаскивать. Мы могли бы переехать даже сегодня.
 – Нет! – возразила Мара. – Завтра мы идем в «Олмак».
 – Какое отношение к этому имеет «Олмак»? – поинтересовался Саймон. – Ты можешь поехать туда из Марлоу-Хауса с таким же успехом, что и отсюда.
 – Нужно сделать приготовления. Дженси и мне нужно отдохнуть. Должен прийти парикмахер. – Пролепетав это, Мара наконец выговорила настоящую причину. – Мы не можем сейчас уехать. Это будет выглядеть так, будто мы бросили Дэра.
 Он провел рукой по волосам.
 – Думаю, ты права. Тогда в четверг. Мы можем разослать приглашения на следующей неделе, а тем временем заняться приготовлениями.
 – Менее чем за неделю до бала? – удивилась Мара.
 – Музыканты, еда, вино. Что еще нужно?
 Она закатила глаза:
 – Это бал в Лондоне, Саймон, а не вечеринка с деревенскими соседями.
 – Ты хочешь увезти Дэра в Брайдсуэлл или нет?
 Мара взяла себя в руки.
 – Разумеется, хочу. Все можно успеть сделать.
 – Можно? – слабым голосом произнесла Дженси. – Наверное, придет не так много людей.
 – Первый бал в Марлоу-Хаусе за много лет, к тому же с намеком на скандал? Да там яблоку будет негде упасть.
 Мара проигнорировала стон Дженси.
 – Я сделаю большую часть работы, да и повесы помогут. Дом в идеальном состоянии. Тебе понадобится больше прислуги, но, быть может, повесы смогут кого-нибудь одолжить. Это лучше, чем приглашать людей с улицы. При достаточном количестве денег еду и напитки можно раздобыть за ночь. То же самое с украшениями. Свежие цветы. Охапки цветов. За кругленькую сумму почти со всем можно справиться за ночь.
 Дженси сдавленно пискнула.
 – Цена в данном случае не имеет значения, – сказал Саймон. – Извини, Дженси, но это так.
 Дженси напряглась, но произнесла:
 – Да, разумеется. Я, наверное, буду вздрагивать каждые пять секунд, но я согласна.
 – Тебе не придется разбирать счета. – Мара отставила свою чашку. – Мы немедленно начнем все планировать и сейчас же закажем приглашения. Саймон, теперь ты можешь оставить нас, мы сами все сделаем. – Но когда он дошел до двери, она не сдержалась и добавила: – Если… увидишь Дэра, скажи ему, пожалуйста, что мне нужно поговорить с ним.




 Глава 22


 Создавалось впечатление, что Дэр в этом доме не живет. После обеда Мара зашла в классную комнату и обнаружила, что дети грустят, поскольку папа прислал им записку, в которой говорилось, что он не сможет зайти к ним сегодня.
 Куда он делся?
 День, полный хлопот, был настоящим благословением, но за всеми делами: посещением Марлоу-Хауса, чтобы посовещаться со старшими слугами, «Фортнум и Мейсон», типографов и виноделов, а затем флориста – Мара никак не могла отделаться от беспокойства о Дэре.
 Ночью она обошла весь дом, но не заметила ни малейшего следа его пребывания, а утром она поинтересовалась у Рут, не уехал ли хозяин дома.
 – Насколько мне известно, нет, миледи.
 – Ты уверена? – Мара почти не сомневалась, что Дэр сбежал. Она и представить себе раньше не могла, что возможно на расстоянии ощущать присутствие других людей. – Сходи и узнай.
 Рут поджала губы, но все же пошла. Она вернулась через некоторое время с новостью: да, лорд Дариус провел ночь где-то еще, но недавно вернулся.
 – А теперь давайте решим, что вы наденете сегодня, миледи.
 – Мне все равно.
 Рут достала простое синее платье, которому было уже несколько лет. Мара привезла его в Лондон только на тот случай, если бы ей вдруг пришлось помогать Элле по хозяйству. Но она не жаловалась. Оно очень подходило к ее настроению. Если Дэр намеревался избегать ее, что она могла сделать, чтобы исправить эту ситуацию? Она даже не потрудилась надеть корсет, который, впрочем, ей и так не был нужен.
 Когда она пошла в гостиную Дженси, чтобы попросить Саймона о помощи, он велел ей оставить Дэра в покое и даже добавил:
 – Ты и так уже достаточно натворила.
 Она расплакалась, и он ушел, сказав, что ему нужно подготовить Марлоу-Хаус к их завтрашнему приезду. От этого Мара стала плакать еще сильнее. Дженси попробовала успокоить ее, но в конце концов потеряла терпение и ушла. Мара ее не винила. Она с самого детства почти не плакала, но теперь, прижавшись к подлокотнику дивана, никак не могла остановиться.
 – Мара…
 Она подняла голову. На пороге стоял Дэр, и вид у него был мрачный. Нет, страдающий.
 Она сглотнула, шмыгнула носом, выпрямилась и попробовала улыбнуться:
 – Не беспокойся. Со мной все в порядке. – Но слезы продолжали течь, и ей пришлось смахнуть их рукой.
 Он присел на диван и обнял ее.
 – Нет, не все в порядке, и в этом моя вина.
 Она отодвинулась, чтобы заглянуть ему в глаза.
 – Если ты скажешь еще что-нибудь подобное, я опять заплачу.
 – Ты по-прежнему плачешь, – заметил он, вытирая слезы с ее щек. – Дорогая Мара, что мне сделать?
 – Скажи это еще раз.
 – Что мне сделать?
 Он дразнил ее, и слезы моментально остановились.
 – Моя дорогая Мара, – проговорил он, прислонившись лбом к ее лбу. – Разве ты не видишь, что я как плохая лошадь? Ты любишь меня, а я тебя, но я все же могу причинить тебе боль.
 Она прижалась к нему, крепче сжимая его в объятиях.
 – Ты причинил мне боль только своим исчезновением и попыткой разорвать помолвку. Никакая боль с этим не сравнится, Дэр. Кроме твоей смерти.
 – Я чуть было не ударил тебя.
 – Но ты же не ударил. Ты просто подумал, что я еще один нападающий.
 Его взгляд не дрогнул.
 – Я мог убить тебя. Я в этом хорошо натренирован.
 Она прикоснулась к его губам.
 – Я знаю, я прокралась в галерею для музыкантов три ночи назад. Ты опасен, но Фенг Руюан мог убить тебя в любой момент.
 Дэр тихо рассмеялся:
 – Это верно.
 Мара провела рукой по его волосам.
 – Ты не сердишься? За то, что я шпионила за тобой? Я не хотела причинить неприятностей. Просто я слишком о тебе беспокоюсь.
 – Если нам предстоит пожениться, я хочу, чтобы ты все обо мне знала.
 Она взяла его лицо в ладони, поглаживая его щеки большими пальцами.
 – Я уже знаю все, что нужно.
 Она прижалась губами к его губам, но затем он перехватил инициативу. Его поцелуи сначала были медленными, затем стали глубже и наконец такими же страстными, как тогда на тропинке. Теперь они были одни, никто не мог им помешать, и Маре не было нужды сдерживаться. Когда его рука задела ее грудь, она прижала ее еще сильнее.
 Она заметила реакцию Дэра, когда он понял, что на ней нет корсета. Ее сосок стал набухать от его прикосновения.
 – Дженси не вернется, – прошептала она. – Еще, пожалуйста. Пожалуйста. Если ты любишь меня – пожалуйста…
 Со вздохом и стоном он начал поглаживать ее грудь, посылая волны наслаждения по всему ее телу. Она еще крепче прижалась бедрами.
 – Как хорошо…
 Он стянул рукава с ее плеч и освободил ее грудь, подставив ее сначала прохладному воздуху, а затем и своему горячему рту.
 Мара таяла на диване, растекаясь по нему, становясь нежной и покорной. Ее руки проскользнули под его жакет, поглаживая его тело, а губы прильнули к его жадному рту в еще одном страстном поцелуе.
 Мара почувствовала утолщение в его брюках и прижалась к нему, сходя с ума от его прикосновений, его аромата. Она раздвинула ноги, приглашая его приблизиться еще.
 – Ты мне нужен. Ты нужен мне, Дэр. Сейчас же.
 Но он отстранился.
 – Мара, мы не должны…
 Она схватила его за рубашку. Куда делись фрак и жилет? Когда она успела развязать его галстук и бросить его на пол?
 – Мы почти женаты. Не останавливайся. Я не перенесу, если ты сейчас остановишься.
 Он притянул ее к себе, его рука проникла ей под юбку, между ног. Она открылась еще больше, а когда он надавил там, она застонала от блаженства.
 Через мгновение она совершенно потеряла контроль над собой, купаясь в экстазе, хватаясь за него, покусывая, целуя. Он приглушил ее крики поцелуем в тот момент, когда самое сладкое блаженство, которое она когда-либо испытывала, пронзило ее, и еще, и еще, и еще.
 Возможно, она даже потеряла сознание. Когда она вновь ощутила жар своего тела и услышала удары своего сердца, ей показалось, что прошло немало времени. Она открыла глаза и взглянула на него.
 Ей на ум приходили разные слова, но все они казались совершенно неважными, так что она заговорила с ним поцелуями и прикосновениями, пытаясь рассказать ему, как она его любит и какое наслаждение она испытала.
 – О Боже! – Маре пришлось вернуться обратно в реальный мир. – Я порвала твою рубашку! – Но тогда она была поглощена его красивой мускулистой грудью, целовала, лизала ее, пробовала на вкус его пот…
 Его охватила дрожь, но он отсел от нее, поправив лиф ее платья.
 – Ты завораживаешь меня. Буквально. Не следовало мне этого делать. Мы не должны были этого делать.
 – Нет, должны были, и если ты бессилен перед моей магией, то мы сделаем это еще раз. Скоро. – Она потянулась к нему, наполовину шутя. Он со смехом увернулся и встал, чтобы поправить свою порванную рубашку и найти другие предметы гардероба.
 Мара наблюдала за Дэром, наслаждаясь интимностью этого момента. Он надел жилет и отыскал галстук. Затем посмотрел в маленькое зеркало на стене и начал умело его завязывать.
 – Почему мужчины не завязывают просто кусок ткани на шее, как они делали это раньше? – спросила она.
 – Не знаю, зачем мы вообще их носим. – Он закончил, надел фрак и повернулся к ней: – Ну как, я в порядке?
 – Да. А я?
 – В полном порядке. И, – добавил он, поглаживая лиф ее платья, – с твоей грудью тоже все в порядке.
 Она вспыхнула:
 – Тебе все равно? То, что они маленькие?
 – Моя милая глупышка! – Он предложил ей руку. – Если мы хотим сохранить хоть крупицу здравого смысла, нам нужно немедленно уйти из этой комнаты.
 В коридоре было пусто. Ни намека на присутствие Дженси, ни намека на присутствие вообще кого бы то ни было.
 – Наступил конец света? – произнес Дэр.
 – Ну да, тихо, как на необитаемом острове, но в этом доме это не так уж редко случается. Поэтому меня и соблазнили ночные прогулки.
 – Можешь гулять сколько хочешь, дорогая, но когда мы вернемся сегодня, боюсь, ты будешь слишком уставшей.
 – «Олмак», – произнесла Мара, не понимая, как она могла об этом забыть. Она взглянула на Дэра и улыбнулась. – Сегодня вечером мы будем танцевать.
 Если бы не вечер в «Олмаке», Мара могла бы промечтать весь день. Но ей хотелось, чтобы во время ее первого появления на важном лондонском собрании все было идеально. К тому же ей приходилось присматривать за Дженси, которая переживала очередной приступ нервозности. Ее вечно преследовал страх, что она встретит кого-то из Карлисла, кто сможет рассказать всем о ее низком происхождении.
 Мара составила Дженси компанию во время первого для нее общения с лондонским парикмахером. Густые рыже-золотые волосы Дженси были выложены в причудливую форму и украшены янтарем, жемчугом и бриллиантовой тиарой, подходившей к остальным ее украшениям.
 Кудри Мары не требовали столько работы, так что они скоро были уложены и украшены розовыми бутонами и крошечными бриллиантами. Ее платье из белого шелка поверх нежно-розового бархата являлось ее любимым и, как она прекрасно знала, было ей к лицу.
 Она присоединилась к Дженси, чтобы добавить к туалету несколько последних штрихов и искренне восхититься платьем, сшитым из зеленой с золотыми вкраплениями ткани. Дженси выглядела великолепно. Она улыбнулась Маре:
 – Думаю, я готова.
 Когда они спустились вниз, Саймон вышел им навстречу. Глаза его сияли в восхищении. Мара посмотрела на Дэра. Он не отводил от нее очарованного взгляда.
 – Что это за цвет? – спросил он.
 – Девичий румянец. Честно. Цветам дают самые смешные названия. Вы знаете, что при старом французском дворе был оттенок, который назывался саса de dauphin?
 Когда Саймон и Дэр рассмеялись, Дженси потребовала объяснения:
 – Что это означает?
 – Экскременты маленькой принцессы, – перевела Мара.
 – Ты сама это придумала?
 – Нет. Это желто-зеленый цвет. Был еще langue de reine. Язык королевы. Темно-розовый.
 Дэр поцеловал ее руку.
 – А еще, – сказал он тихо, чтобы услышала только она, – cuisse de nymphe emue.
 Мара покраснела, поскольку это означало «бедра возбужденной нимфы».
 – Langue de coquin, – задорно сказала она. – Что я могу поделать, кроме как придумать «язык повесы»?
 Он накинул белый бархатный капюшон Маре на голову и поцеловал ее в шею.
 – Прекрати! – неубедительно возмутилась она. – Я намерена сегодня быть идеальной молодой леди.
 – А не великовато ли у тебя для этого декольте?
 Мара проследила за его взглядом туда, где между ее грудей покоилась розочка. Корсаж только-только прикрывал соски.
 – Сейчас это модно. А пышность достигается при помощи хорошего корсажа. Что тебе наверняка известно, – добавила она с хитрым взглядом.
 – Ты же собиралась быть идеальной молодой леди! – напомнил он.
 Она рассмеялась, но вдруг сообразила, что уже очень много времени прошло с того момента, когда он принял последнюю дозу. Должно быть, ее взгляд был достаточно красноречивым, потому что он сказал:
 – Я принял дозу позже, чем обычно. Выживу.
 – Я рада, что мы можем говорить об этом.
 – Было бы лучше, чтобы в этом вообще не было надобности.
 Она попыталась найти правильный ответ, но они уже подошли к карете, и Саймон торопил их.
 «Олмак» оказался именно таким, как Мара и ожидала: шум, разговоры, шуршание платьев и блеск драгоценностей, но чем дальше они проходили через заполненные залы, тем больше ответственности она чувствовала за своих подопечных: Дженси и Дэра.
 Дженси слишком сильно цеплялась за Саймона, но он по крайней мере был спокоен. Он, наверное, никогда не бывал в «Олмаке», но и у него, и у Мары было много опыта в общении с новыми людьми в новых ситуациях. Иногда эта самоуверенность заводила их слишком далеко. Саймон чуть было не погиб в Канаде, а она чуть было не погубила свою репутацию той ночью с Баркстедом.
 Но сегодня она намеревалась быть очень осторожной.
 Дэр не нуждался в ее помощи. Слева и справа его приветствовали друзья, и если кого-то и волновали его проблемы с опиумом, то виду, как правило, никто не показывал. Леди Дауншир, одна из хозяек, остановилась, чтобы поинтересоваться его здоровьем и попросить его вести себя как следует.
 – Я не забыла про перья, – сказала она.
 Когда она отошла, Мара спросила:
 – Перья?
 – Должны же быть у меня какие-то секреты, – улыбнулся Дэр.
 Появились и другие посетители. К ним подошел коротко постриженный военный и был представлен Маре как капитан Морс, с которым Дэр познакомился в Брюсселе. К ним присоединился лорд Вандаймен – эффектный блондин со шрамом на щеке, который прибавлял ему еще больше шарма. Его жена оказалась красивой дамой, которая была на несколько лет старше своего мужа.
 Каких только пар не бывает на свете!
 Мара взмолилась, чтобы военные разговоры не расстроили Дэра.
 – Их не остановишь, – сказала леди Вандаймен и добавила чуть тише: – Не беспокойтесь. Дэр мой любимый кузен, а Вандаймен – близкий друг лорда Эмли.
 Еще один из контингента повес. Интересно, сколько их здесь еще, в этой сияющей толпе?
 – Это ваш первый визит в «Олмак»? – спросила леди Вандаймен обычным голосом. Мара поняла намек, и они принялись болтать о моде, знаменитых и скандально знаменитых светских людях. Она увидела Черрингтонов, разговаривающих с Дэром. К ним присоединились Сент-Рейвен с женой.
 Какое-то движение у входа отвлекло ее внимание. Стивен и Лаура только что вошли и сразу привлекли внимание людей, словно магниты. По крайней мере, Лаура.
 – Лабелелла, – сказала леди Вандаймен. – Я так рада, что она счастлива.
 Все шло хорошо. Повесы и их друзья будут затрагивать вопрос о миссис Бомон в каждом разговоре, скоро начнутся танцы. Она будет танцевать с Дэром.
 Вдруг она услышала женский голос:
 – Мара!
 Мара повернулась и увидела двух друзей, проталкивающихся к ней через толпу.
 – Софи, Джайлз! Когда вы приехали?
 – В прошлую пятницу, – ответила Софи Джиллиат, слегка задыхаясь, ее золотистые волосы были готовы поднять бунт против шпилек и заколок. – Я бы раньше тебя нашла, но совершенно не было времени – то нужно торопиться туда, то сюда… – Она стали болтать о Лондоне и Линкольншире, и вдруг Софи сказала: – Он очень красив.
 Мара покраснела, поняв, что она время от времени украдкой бросала взгляды на Дэра.
 – Лорд Дариус Дебнем, друг Саймона.
 – А-а, я помню его. С возрастом он стал еще лучше.
 Мара улыбнулась, услышав одобрение Софи, но Джайлз сказал:
 – Ты так говоришь, словно он бутылка вина. Как бы то ни было, он живет не в Линкольншире.
 – Он младший сын, – сказала Мара. – Так что это не имеет значения.
 Софи понимающе улыбнулась, а Джайлз нахмурился. Мара вспомнила, что он был одним из ее ухажеров.
 – Это не он когда-то организовал гонки ежиков? – спросила Софи.
 Мара рассмеялась:
 – Да, это был Дэр.
 – И турнир на лодках по реке. – Софи еще раз посмотрела на него. – Он сильно изменился. – Теперь это был не комплимент.
 – Он участвовал в битве при Ватерлоо и был серьезно ранен.
 – Уже вспомнила.
 – Его считали мертвым, потом он таинственным образом объявился. Подозрительно все это, на мой взгляд, – сказал Джайлз.
 – Тебя никто не спрашивает! – возмутилась Мара. – И это вовсе не подозрительно. Его ранение было очень серьезным, и какое-то время он даже не помнил, как его зовут. Затем он был слишком слаб, чтобы поехать домой.
 – Подозрительно, – стоял на своем Джайлз. – Ты и вправду веришь, что он не мог передать весточку своей могущественной семье?
 – Ты ведешь себя ужасно, Джайлз, – вмешалась Софи. – Прекрати.
 – Все потому, что Мара разбила мое сердце.
 Он попытался обратить это в шутку, но Мара боялась, что здесь была доля правды. Она положила ладонь ему на руку.
 – Если бы я так думала, Джайлз, я бы умерла от стыда.
 Он сгримасничал, но накрыл ее ладонь своей.
 – Это было бы ужасной потерей. Впрочем, надеюсь, что он достоин тебя.
 – Спасибо.
 Музыка сменилась. Мара надеялась танцевать первый танец с Дэром, но поскольку ее ладонь лежала на руке Джайлза, у нее не было выбора, кроме как танцевать с ним. Дэр пригласил Софи.
 Мара любила танцевать, так что все волнения исчезли с первыми тактами музыки. Танцуя, она заметила появление еще одного человека.
 Полная дама в платье прошлого века должна была быть графиней Коул. Люди, спешившие поприветствовать ее, принадлежали большей частью к старшему поколению, что было очень хорошо, так как именно их будет труднее всего убедить принять в свой круг Бланш.
 Эта дама очень удачно выбрала фасон платья, поскольку у нее наблюдалась некоторая склонность к полноте. А принятые сейчас высокие талии и простые ткани придавали крупным женщинам сходство с набитым тюком. Маре понравился дух женщины, которая отказывалась подчиняться моде.
 Когда танец окончился, Мара присоединилась к Дэру и Софи, прогуливающимся по галерее, чтобы уж следующий танец точно танцевать с ним.
 Когда Дэр взял ее за руку, у нее возникло ощущение, словно она парит, и она улыбнулась ему, вспомнив их танец при лунном свете.
 К сожалению, это был не вальс, так что у них с Дэром не было возможности провести много времени наедине. И все же это было редкостное наслаждение – танцевать с ним.
 Но вдруг она почувствовала, что что-то не так. Неужели в зал пробрался кто-то шокирующий? Или кто-нибудь напился? Крепких напитков на таких собраниях не подавали, чтобы избежать подобных проблем.
 Но тут она поняла, что проблема рядом с ней. В буквальном смысле этого слова. Соединив руки с офицером лет сорока в униформе, она заметила злость на его лице.
 Она сделали шаг в одну сторону, затем в другую, и Мара сказала:
 – Я восхищаюсь нашими военными, сэр, и хотела бы поблагодарить вас за вашу службу.
 – Благодарю вас, мэм, – процедил он сквозь зубы.
 – Вы были при Ватерлоо? – продолжала Мара, беззаботно улыбаясь.
 – К сожалению, нет, мэм. Я был в Канаде.
 Танец разделил их. Саймон оставил немало врагов в Канаде. Может быть, злость незнакомца была направлена на нее, поскольку она была сестрой Саймона?
 Когда она вновь добралась до Дэра, он спросил:
 – В чем дело?
 – Все хорошо, когда ты рядом со мной, – улыбнулась ему Мара. Ей не составляло никакого труда смотреть в его глаза, как того требовал танец.
 Вновь очутившись в паре с офицером, она попробовала выяснить кое-что еще:
 – Мой брат, лорд Остри, до недавнего времени был в Канаде. В Йорке. Возможно, вы его знаете? В то время он был Саймон Сент-Брайд.
 – К сожалению, нет, мэм. Я был в Нижней Канаде, в Нью-Брансвике.
 Это «к сожалению» было простой вежливостью, но Мара не чувствовала в нем никакой враждебности. Она попробовала сменить тактику:
 – Мы стали изгнанниками из нашего собственного лондонского дома из-за утечки газа. К счастью, лорд Дариус приютил нас у себя в Йоувил-Хаусе.
 Лицо ее партнера дернулось, как будто он и впрямь почувствовал запах газа. Неужели его злоба была направлена на Дэра?
 Мара продолжала танцевать, не переставая размышлять над этим. Почему, почему, почему? Только из-за опиума? Но это ужасно несправедливо. Возможно, эта злость осталась после какой-нибудь проделки. Шутки Дэра никогда не были злыми, но, возможно, одна из них могла задеть этого человека…
 Танец окончился, а она так ничего и не узнала. Следующий танец она танцевала с Сент-Рейвеном, который напропалую флиртовал с ней. Но затем она вздрогнула. Словно холодный туман пробрался в залы «Олмака». Мара попробовала не замечать его, но затем она поймала на себе скорбный взгляд Софи.
 Сент-Рейвен все еще улыбался, но тоже это почувствовал. Дэра Мара не видела.
 Как только танец закончился, они пробрались через толпу к Саймону.
 – Что происходит? – спросила она, обмахиваясь веером и выглядя как человек, у которого нет ни единой заботы во всем мире.
 Он тоже вежливо улыбался, но она видела, что он напряжен.
 – Глупости, но довольно неприятные. Давай присоединимся к нему.
 Саймон отвел ее к Дэру, передав ее так, как это обычно делают на свадьбах. Маре было легко улыбнуться Дэру, и он тотчас улыбнулся в ответ.
 Начался следующий танец, и теперь это был вальс.
 – Наконец-то, – сказала Мара, и они вышли на танцевальную площадку.
 На какое-то время Мара забыла яро все свои тревоги. Какой бы ни была проблема, теперь Саймон будет всем рассказывать об их помолвке, и это решит дело. Если Сент-Брайды из Брайдсуэлла рады выдать дочь за лорда Дариуса Дебнема, у него не должно быть никаких серьезных проблем.
 Как только танец окончился, Черрингтоны и Боллы окружили их, точь-в-точь как охрана, только улыбающаяся и жизнерадостная охрана. Мара почувствовала, что может отойти в комнату отдыха для дам, что ей уже нужно было сделать, но стоило ей войти туда, как разговор тут же прекратился. Скоро три дамы, которые там были, ушли, и она осталась наедине со служанкой.
 Она взглянула на старую даму:
 – Не могли бы вы мне сказать, о чем они разговаривали?
 Та склонила голову:
 – Это не вы леди Мара Сент-Брайд, мэм?
 – Да, я.
 – Они сплетничали о вашем будущем муже, лорде Дариусе. Сказали, что он струсил при Ватерлоо и скрылся, чтобы не участвовать в сражении.
 Мара ахнула:
 – Это ужасная ложь! Он был серьезно ранен.
 – Но по их словам…
 Две женщины вошли в комнату, и служанка замолчала. Дамы взглянули на Мару, одарили ее ослепительными улыбками и исчезли за шторой, где находились ночные вазы.
 Мара последовала их примеру, а затем ушла, готовая взорваться от ненависти. Дэр – трус? Это подло! Господи! Известие об их помолвке обойдет всю Англию еще прежде, чем они успеют поговорить с ее отцом. С трудом удалось ей вспомнить, что она должна выглядеть как можно беззаботнее, выходя в общий зал.
 Возможно, многие не заметили этого подводного течения. И в то же время она видела, что многие о чем-то перешептывались, изредка поглядывая на Дэра. Она увидела двух распорядительниц приема, склонивших друг к другу головы. Не могут же они попросить Дэра уйти, правда?
 Он все еще был окружен друзьями, уважаемыми и с высоким положением в обществе. Выразительная пожилая пара присоединилась к их кругу как раз в тот момент, когда туда подошла Мара.
 Ее представили герцогу и герцогине Белкрейвен: очаровательной леди с легким французским акцентом и серьезному джентльмену с добрыми глазами. Они явно были готовы оказать ей поддержку, но она услышала, что герцог сказал что-то о каком-то несчастье.
 Дэр был бледным и измотанным, Маре хотелось увести его в какое-нибудь безопасное место, но она понимала, что уйти сейчас – худшее, что можно сделать. Сколько сейчас времени? Сколько еще пройдет, прежде чем действие последней дозы закончится, и что произойдет тогда?
 Она встала рядом с Саймоном.
 – Кто-то должен опровергнуть все эти слухи.
 – Значит, ты тоже слышала?..
 – Это низко.
 – Да, но никакое опровержение не поможет, если только оно не будет от человека, который знает наверняка. Жаль, что Кона тут нет. Он сражался при Ватерлоо.
 – Как насчет лорда Вандаймена? Кажется, они познакомились при Ватерлоо. И еще капитан Морс.
 – Я спрошу их.
 Саймон отошел, но быстро вернулся.
 – Морса я не нашел, а Вандаймен сказал, что вообще не видел Дэра во время сражения. Смысла врать ему нет. Он сказал, что попробует найти майора Хокинвилла. Возможно, он поможет.
 – Дэру нужно уйти.
 – Я знаю, – сказал Саймон, не заботясь о том, чтобы объяснить, почему это невозможно.
 Мара вернулась к Дэру, стараясь излучать ничем не омраченное удовольствие. Затем к ним подошел высокий мужчина в сопровождении рыжеволосой женщины.
 – Господи, неужели это ты? – спросил он несколько громче, чем было нужно.
 Дэр уставился на него, но все-таки смог выдавить из себя улыбку.
 – Хок Хокинвилл. Как тебе живется без снующих вокруг армий?
 – Приходится иметь дело со скотом и уборкой урожая. В конце концов, не такая уж большая разница. – Он представил свою жену и сказал: – Рад, что ты так хорошо выглядишь, Дебнем. Герцог часто вспоминает, как отважно ты воевал.
 Мара медленно выдохнула. Люди, стоявшие поблизости, просто обязаны были это услышать, а герцог был, разумеется, Веллингтон. Мара понятия не имела, почему майор Хокинвилл упомянул его имя таким образом, но это было настоящим благословением.
 Затем майор Хокинвилл повернулся к ней:
 – Позвольте пригласить вас на следующий ганец, леди Мара.
 Она склонилась в реверансе:
 – Разумеется, майор.
 Дэр танцевал с герцогиней Белкрейвен, а герцог пригласил миссис Хокинвилл. Атмосфера изменилась, но теперь в зале царило смятение. Как возможно обелить человека без фактов?
 После танца они решили, что могут уйти. Дженси скромно намекнула леди Дауншир о своем деликатном положении, и это было принято как веская причина.
 Дэр казался спокойным и несколько отчужденным, но как только они сели в карету, он спросил:
 – Ну ладно, что на этот раз?
 Его голос был таким усталым, что Маре захотелось его обнять.
 Саймон откровенно сказал:
 – Кто-то распустил слух, что ты сбежал во время сражения. Что ты спрятался в каких-то кустах. И что твои раны появились, когда эти кусты были растоптаны нашей собственной кавалерией, преследующей бежавших французов.
 – Боже правый! Я всегда этого боялся.
 – Но это неправда! – взорвалась Мара.
 Он взглянул на нее, горько усмехнувшись:
 – Хотелось бы мне быть столь же в этом уверенным.




 Глава 23


 Когда они вернулись домой, Саймон предложил провести военный совет, но Дэр сказал:
 – Извини, Саймон, не сегодня. – И пошел наверх.
 – Черт, я забыл! – Саймон поморщился.
 Дженси взяла его за руку.
 – Мы не можем сегодня сделать ничего такого, что не могли бы сделать завтра. Пойдем спать.
 Мара поднялась наверх е ними и вошла в свою комнату, чувствуя обиду из-за того, что ее все покинули. Ей нужно было поговорить обо всем, что произошло, и ей нужно было быть рядом с Дэром.
 Рут принесла горячую воду и начала помогать Маре раздеваться.
 – Ну и как там было, миледи?
 – Где?
 – В «Олмаке», миледи!
 – А-а, как я и ожидала. – Но если она не хотела возбудить у Рут какие-либо подозрения, лучше выказать хоть какой-нибудь энтузиазм. – Там были Софи и Джайлз Джиллиат.
 – Должно быть, там было замечательно, миледи.
 – И я встретила герцога и герцогиню Белкрейвен. Они родители одного из друзей Дэра. – Она припомнила еще несколько имен, которые могли бы удовлетворить любопытство Рут, но была безгранично рада, когда наконец-то легла в постель.
 Однако Рут не унималась:
 – С вами все в порядке, миледи?
 – Да, конечно, просто немного устала.
 – От нескольких танцев? Это на вас не похоже. – Рут положила руку на лоб Мары.
 Мара стряхнула ее.
 – У меня нет температуры, Рут.
 – Просто проверяю. Это ужасное место. Я про Лондон. Здесь водятся всевозможная грязь и болезни.
 «Включая сплетни», – подумала Мара. Кто мог выдумать такую кошмарную историю? И где сейчас Дэр?
 Он, должно быть, испытывает ужасные муки.
 Мара не могла больше этого выносить. Оставшись одна, она выбралась из кровати, завернулась в накидку и выскользнула из комнаты. Как всегда в этот поздний час, дом спал, так что она спешила по коридору, не боясь быть замеченной. По большому счету ей было все равно.
 Она дошла до галереи музыкантов. Но ее встретила тишина. Она осторожно подошла к занавесу и раздвинула его на несколько дюймов. Бальный зал был пуст. Что-то было определенно не так.
 Мара вышла из галереи и осторожно спустилась по темной лестнице в коридор, скудно освещенный светом ламп. Ей нужно было видеть Дэра, знать, что с ним, помочь, если это возможно. Она делала это по праву любви. Его и ее.
 Она подошла к комнате мистера Фенга и прислушалась, но оттуда не доносилось ни звука. Она подошла к двери в спальню Дэра и постучала, сама удивившись своей отчаянной смелости. Дверь открылась, и она оказалась лицом к лицу с верным лакеем Дэра, Солтером.
 – Лорд Дариус здесь?
 – Нет, миледи.
 – Он с мистером Фенгом?
 – Нет, миледи.
 – Тогда где он?
 Подумав мгновение, он сказал:
 – Я не знаю, мэм. Он поднялся сюда и переоделся. Затем он исчез.
 – О Господи… – Она никогда прежде не разговаривала с Солтером, но поняла, что он сопереживает ей, что они на одной стороне.
 – Что произошло?
 Мара вошла в комнату, закрыла за собой дверь и вкратце рассказала про то, что произошло в «Олмаке».
 – Это может быть правдой?
 – Нет.
 – Вы уверены?
 Его глаза сузились.
 – А вы нет?
 – Я влюблена. Я знаю, что это меняет оценку людей.
 Его напряжение несколько сгладилось.
 – Это неправда, мэм. Я так близко жил с лордом Дариусом на протяжении последних восьми месяцев, что знаю его лучше, чем он сам. Разум – забавная штука и может многое изобрести, особенно под влиянием опиума, но истина все равно одна. В нем нет и намека на подобную трусость.
 – Вы ему это сказали?
 – У меня не было возможности.
 – Куда он мог пойти?
 – Не знаю, мэм. Ничего подобного не происходило с тех пор, как мы приехали в Лондон.
 – Мы должны его найти.
 – Уже поздно, миледи.
 – Я не смогу заснуть в такой ситуации!
 Солтер покачал головой:
 – Я хочу сказать, что после его последней дозы прошло уже много времени. Могут возникнуть сложности.
 – Тем важнее найти его как можно скорее. Попросите мистера Фенга помочь нам с поисками.
 Она вышла из комнаты и пошла по коридору, пытаясь почувствовать, где находится Дэр. Что-то привлекло ее внимание, к верхнему этажу. Дэр не пошел бы к детям, чувствуя себя плохо, но что-то влекло ее туда. Нужно было проверить.
 Как она и подозревала, их комната для занятий была темной и тихой. Она задула свечу, прежде чем заходить к детям в спальню. Лунный свет, льющийся из окна, освещал две кровати, двух спящих детей й больше никого.
 Следующая дверь была закрыта, но оттуда слышались какие-то звуки. Скрипели половицы, раздавались удары. Может быть, Дэр сражался там с мистером Фенгом?
 Она приоткрыла дверь в пустую белую комнату, скудно освещавшуюся лунным светом. Дэр находился в комнате один и был похож на привидение в своей просторной белой одежде, прыгая от стены к стене, ударяя в стены кулаками, не сильно, но с отчаянием.
 Тихо, чтобы не испугать его, Мара позвала:
 – Дэр?
 Он замер, прижавшись спиной к стене, руки шарили вокруг, словно ища, за что бы ухватиться.
 – Солтер говорит, что это не может быть правдой.
 – Откуда ему знать?
 Она услышала дрожь в его тихом голосе.
 – Кажется, он знает тебя очень хорошо. Он волнуется о тебе.
 – Он всегда волнуется обо мне. Обо мне все волнуются. Кроме тех, у кого я вызываю отвращение.
 Она подошла к нему. Когда он отвернулся от нее, она взяла его лицо руками и повернула обратно к себе.
 – Кто-то распустил о тебе ложь, Дэр. Ты не можешь просто так сдаться. Возможно, именно этого они и добиваются – чтобы ты сдался.
 – Но почему?
 – Не знаю. Тот мужчина в первом танце. Офицер. Ты его знаешь?
 – Не помню…
 – Подумай!
 – Мара… – У него подогнулись нога, и он опустился на пол. – Я еле дышу.
 Она села рядом с ним и обняла его, ощущая, легкое дрожание тела и холодный пот, пропитавший его одежду. Она инстинктивно прижала его и стала укачивать, словно ребенка.
 – Я люблю тебя. Я верю в тебя. Ты для меня все, что великолепно и достойно восхищения.
 Его руки сжимали ее так, словно он тонул, а она была соломинкой.
 – Да, – сказала она. – Кто бы ни сотворил с тобой эту подлость, он об этом пожалеет, слово Сент-Брайд.
 Он пробормотал что-то о дьявольских волосах.
 – Вот именно. Теперь я знаю, почему Саймон дрался на дуэли. Если я узнаю, кто это сделал, я… я совершу что-то ужасное.
 Ей показалось, что он рассмеялся, но дрожание не прекращалось.
 – Пойдем, Дэр. К Солтеру и Фенгу Руюану, которые знают, как тебе помочь. – Она взяла его за руку и встала, стараясь поднять его на ноги. Он сделал это, опершись на стеку и тяжело дыша. – У тебя что-нибудь болит?
 – Все понемножку, – выдохнул он. – Самое худшее – в голове. Все неправильно. Все всегда неправильно.
 – Пойдем, – поманила она, пытаясь принять на себя часть его веса, хотя понимала, что если ему действительно понадобится ее помощь, у нее не хватит сил держать его.
 Они добрались до двери.
 – Пойдем, – сказала она опять, направляя его в сторону лестницы. Дэру пришлось удерживать равновесие, придерживаясь за стену. – Я уложу тебя в постель.
 Внизу они встретили Солтера и мистера Руюана, которых, наверное, привлек звук ее голоса. Солтер выглядел так, словно был готов взять Дэра на руки, но Фенг Руюан сказал:
 – Ты опоздал, Дариус. Пойдем.
 Слова были произнесены тихо, но, казалось, выхватили Дэра из сна. Он бросил на Мару испуганный взгляд, словно молил о помощи, но затем, пошатываясь, пошел за китайцем.
 Мара последовала за ними, но Солтер схватил ее за руку:
 – Прошу прощения, миледи, но вы не можете туда пойти.
 Она вывернулась.
 – О нет, могу!
 Мара тихо вошла в бальный зал.
 Дэр стоял в позе молящегося, хотя он дрожал и раскачивался. Фенг Руюан разговаривал с ним, но так тихо, что Мара слышала лишь отдельные слова. Разум. Тело. Контроль. Страх.
 Затем они начали синхронно двигаться, их движения были плавными и текучими. Сначала Дэр двигался как сломанная игрушка, и Мара хотела запротестовать. Она подошла к одному из стульев, стоящих у стены, и села, мысленно пытаясь передать свою силу Дэру.
 Через некоторое время он начал двигаться почти так же плавно, как Фенг Руюан. В этом была определенная красота, напоминавшая об изящном танце, хотя это не было похоже ни на один из известных ей танцев. Она могла сказать, что каждый шаг требовал силы, баланса и сосредоточенности, особенно когда движения стали еще сложнее, с поворотами и прыжками.
 Затем мистер Фенг посмотрел на нее, не прерывая движения. Он сказал что-то Дэру и, пока Дэр продолжал двигаться дальше, поманил ее.
 Мара почувствовала глупое желание спросить: «Я?» – но встала и подошла к нему.
 – Вот так, – сказал он и показал ей движение руками, при котором обе кисти сначала выбрасывались, одна сверху, другая снизу, затем возвращались, обойдя друг друга, и наконец соединялись. Когда она усвоила упражнение, он кивнул и присоединился к Дэру.
 Мара продолжала совершать движения, чувствуя себя немного глупо, но в то же время довольная, что может хоть что-то делать.
 Фенг Руюан вернулся к ней и показал шаги. Вперед, назад, поворот. Для Мары это оказалось сложным, особенно в длинном одеянии, но она была полна решимости освоить и их.
 Она попыталась положить движения на музыку, но они не подходили ни под одну известную ей мелодию. Девушка поняла, что ей нужно вырваться из привычного мира, чтобы сделать это. И вдруг все стадо ясно. Она плавно выполнила движение и посмотрела на Фенга Руюана. Он улыбнулся и показал ей еще один шаг, завершавший цикл, так что теперь она могла двигаться без остановки.
 Это доставляло удовольствие. Движения успокаивали разгоряченный разум, но не опустошали его. Скорее, возвышали его, как самая чистая молитва. Теперь она понимала, почему все это помогало Дэру подниматься над болью и переживать ночь.
 Шум вернул ее обратно на землю, и она остановилась. Теперь мужчины сражались, как она уже видела несколько дней назад.
 Пот градом катился по телу Дэра, а грудь вздымалась так, что ей хотелось закричать и остановить их, но она знала, что вместе с этим потом из его тела выходит зло, а беспокойные мысли улетучиваются.
 Они дошли до того момента, который она уже видела: Фенг Руюан остановил Дэра и попробовал искусить его. Со своего места Мара чувствовала сладковатый запах опиума.
 Дэр дрожал, напряжение было видно в каждой его черте, и Маре захотелось подойти к нему. Она понимала, что в этой битве ему придется сражаться в одиночку. Ему всегда придется делать это в одиночку.
 Когда табакерка с опиумом открылась, его дрожь стала еще сильнее, руки сжались в кулаки. Мара закусила губу, чтобы не попросить его принять наркотик и обрести мир, который он дарует. Она закрыла глаза и стала молиться, чтобы Господь наделил его силой и подарил победу.
 Она услышала какой-то тихий звук и открыла глаза. Фенг Руюан отступил и уже убирал коробочку с опиумом. Дэра все еще трясло. Фенг Руюан, как и в прошлый раз, встал у него за спиной и начал массировать его плечи и говорить что-то нараспев, возможно, на китайском.
 Затем он увел Дэра, который еле стоял на ногах.
 Мара осталась одна в бальном зале, окруженная призраками труда и боли, но также и победы. Слава Богу! Она поднялась, чувствуя, что ей нездоровится, и вышла. Она призадумалась, но ненадолго, прежде чем отправиться в комнату Руюана.
 Она постучала в дверь, удивляясь себе, но не сомневаясь в том, что ей следует делать. Ей никто не ответил, но какие-то звуки изнутри все-таки доносились. Музыка. Переливающиеся звуки флейты, соответствующие тем плавным движениям.
 Она открыла дверь.
 Дэр лежал на высокой узкой кровати, его голова была повернута в другую сторону. Он был обнажен. Фенг Руюан растирал его тело маслом движениями, которые, казалось бы, должны были доставлять ему боль, но Дэр не жаловался. Женщина, сидящая рядом, играла на флейте.
 Мара просто стояла и смотрела, не зная, что ей делать, особенно из-за того, что никто не обратил внимания на ее приход. Фенг Руюан словно говорил: «Поступай как знаешь».
 Она вошла и закрыла за собой дверь. Она вторгалась туда, куда ее не звали. Дэр понятия не имел, что она уже здесь, но Мара сомневалась, что он заметил ее в зале, а больше идти ей было некуда.
 Она наблюдала за работой сильных рук, а значит, одновременно разглядывала великолепное тело Дэра. Идеальное, за исключением шрамов: одного на бедре и другого на боку. Они свидетельствовали о перенесенных им страданиях, точно так же, как его мускулы свидетельствовали о силе.
 С каждым вдохом она чувствовала нежные ароматы, витающие в комнате: кедр, возможно, а также сандаловое дерево и розмарин. Но были тут и другие запахи, сладкие и непривычные, от которых кружилась голова. Мара подошла ближе и встала рядом с кроватью.
 Фенг Руюан накрыл Дэра простыней, размял ноги пациента от бедер до колен, сел на табурет и сосредоточился на его щиколотке, стопе и пальцах ног. Жестом он подозвал Мару поближе. Она без слов поняла, что ее опять будут учить.
 Может ли она? Следует ли ей?
 Она внимательно наблюдала за тем, как он с силой надавил большими пальцами на подошву, провел наверх к основанию пальцев, а затем потянул, сжимая пальцы. Потом он встал и стал разминать ногу по направлению к бедру, в то время как музыка продолжала литься.
 Мара села, сердце ее колотилось. Руки ее зависли над ногами Дэра, не смея притронуться к ним. Она заставила себя крепко схватить правую ногу Дэра, как показывал китаец, и начать растирать ее большими пальцами.
 Дэр пошевелился, почувствовав прикосновение еще одной пары рук, но Фенг Руюан сказал что-то, и он вновь успокоился.
 Она еще никогда ни к кому так не прикасалась, а это был Дэр. От этого у нее кружилась голова, ей казалось, что она может в любой момент потерять сознание. Она пыталась своим прикосновением передать ему свою силу, наполнить жизнью. И пыталась передать удовольствие, которое переполняло ее. Каждый толчок, каждое поглаживание, каждое движение наполняли ее неизвестной ей доселе сладостью. И в этом не было ничего от животного наслаждения. Это чувство было абсолютно чистым.
 Она занялась другой ступней, а затем принялась массировать его ногу выше и выше, вплоть до того места, где она была обезображена ужасным, шрамом. Она могла себе представить, сколько труда и самообладания требовалось, чтобы преодолевать боль и нормально ходить.
 – Он заснул, миледи.
 Тихий голос Фенга Руюана вырвал Мару из другой страны. Она выпрямилась, переживая из-за того, что ее рукам пришлось оторваться от тела Дэра. Музыка не смолкала.
 Фенг накрыл Дэра стеганым одеялом и отошел от постели. Мара последовала за ним.
 – Я хотел бы кое-что вам подарить, если вы согласитесь принять мой подарок, миледи, – тихо сказал Фенг.
 – Разумеется, – заверила его Мара, чувствуя некоторое смущение.
 Жестом он пригласил ее в соседнюю комнату. Это была самая обыкновенная спальня, за исключением восточных украшений.
 Он поднял что-то с полки и протянул ей небольшой диск размером с монету со странным черно-белым закрученным рисунком.
 – Мы называем это инь и ян, леди Мара. Он представляет собой баланс Вселенной, а также тот баланс, которого мы все должны стремиться достигнуть в своей душе.
 – Добро и зло? – спросила она, принимая монету из его рук. Диск был гладким, скорее всего из черного дерева и белой эмали. В каждом завитке была точка другого цвета.
 – Свет и тьма, – сказал он. – Но тьма ничуть не хуже, чем ночь. Свет и тьма также представляют мужское и женское начала в каждом из нас.
 – Тьма – мужское, а свет – женское?
 Фенг улыбнулся и покачал головой:
 – Ваши традиции не отдают должного женщинам. Темная половина – женская – спокойная, рассудительная, целебная Светлая – мужская – горячая, энергичная и подвижная. В отношениях женщина – это тот камень, вокруг которого движется мужчина. У вас сильный инь, леди Мара.
 Она рассмеялась:
 – Я всегда представляла себя подвижной и энергичной.
 – Не забывайте, в каждом из нас эти стороны должны находиться в балансе. А также, – он прикоснулся к двум точкам, – каждая должна уравновешиваться небольшим количеством другой. Для столь юного создания у вас очень хороший, баланс, и он станет еще лучше, по мере вашего продвижения по пути.
 Мара подняла на него глаза:
 – Благодарю вас.
 – Вы очень хорошо подходите Дариусу, миледи, но вам нужно отдохнуть. Вам тоже предстоит встретить завтрашний день.
 Мара собралась уходить, но потом повернулась обратно.
 – Пожалуйста, называйте меня Мара.
 Он поклонился, сложив руки ладонями вместе.
 – Это большая честь для меня, Мара, и она будет еще больше, если вы будете называть меня Руюан.
 Мара поклонилась так же, как он.
 – Для меня это тоже большая честь, Руюан.
 Мара вернулась в свою комнату с диском в руке и тут же заснула. Проснулась она, когда первые лучи солнца начали пробиваться через проем в шторах. Рут будет довольна.
 Но тут она поняла, что комната пропитана восточной магией. Она выскочила из кровати и отдернула шторы, но поняла, что это пахнет масло, попавшее с ее рук на простыни. В комнате не было воды, в которой можно было бы постирать, так что она отыскала бутылочку с духами и вылила немного на себя и на кровать. Из-за этого ей досталось за небрежность, но Рут успокоилась, увидев, что ее госпожа энергична и беспечна.
 Что же сделать сегодня?
 Они с Дэром договорились отправиться на верховую прогулку.
 После прошлой ночи это казалось просто глупым, но теперь она многое понимала. Для него обычные дни были не менее важны, чем необычные ночи.
 Она написала записку, чтобы напомнить ему о его обещании. Вместе с ответом Рут принесла розовую розу, при виде которой у Мары закружилась голова. Но в записке говорилось «Увы, любовь моя, Годиве придется выехать в другой день. Сегодня состоится военный совет».
 «Любовь моя…»
 Он впервые написал ей нечто подобное. Эти слова и роза говорили о его любви, какие бы еще беды ни были готовы обрушиться на них. Мара вдыхала аромат цветка и гадала, знает ли Дэр, что она делала прошлой ночью, и что он об этом думает.
 – Когда закончите вздыхать над этой розой, может быть, скажете, что вы хотите надеть?
 – Доспехи, – ответила Мара. – Я отправляюсь на военный совет.




 Глава 24


 Когда Мара сошла вниз, роза была приколота у нее на груди. Саймон был категорически против ее участия, но Мара приобрела союзника в лице Дэра, который улыбнулся, увидев розу, несмотря на то, что выглядел вымотанным.
 – Разумеется, она должна там быть, Саймон. Ее это тоже касается.
 Она взяла его под руку и вошла в библиотеку, где уже собрались все повесы, находящиеся в городе, плюс лорд Вандаймен и майор Хокинвилл.
 – У них огромный военный опыт и связи, – сказал Дэр, провожая ее до дивана.
 – К тому же, полагаю, они друзья лорда Эмли, – тихо предположила Мара.
 – Мы квартировались вместе в Брюсселе, – сказал Дэр.
 – Значит, они хорошо тебя знают.
 Дэр кивнул.
 Николас передал контроль над собранием сэру Стивену Боллу, сказав:
 – В этом деле нам понадобится законник.
 Стивен взглянул на него так, словно это был не совсем комплимент, но начал излагать проблему с предельной четкостью.
 – Скорее всего, все началось в «Олмаке», – заявил Стивен.
 – Почему? – спросил Вандаймен. – Эта история могла просто быть принесена туда как пикантная новость дня.
 – Потому что в начале вечера ни о чем подобном не говорили, – сказал Леандр. – Мы с Джудит приехали достаточно рано и не слышали и намека на нечто подобное.
 Мара решилась высказаться.
 – Не понимаю, почему этой сплетне поверили? – спросила она.
 Стивен велел ей говорить без намека на эмоции.
 – Но ведь история, предъявленная для того, чтобы объяснить его долгое отсутствие и медленное выздоровление, всегда выглядела подозрительно. Ее было достаточно, пока ей ничто не противоречило, но она всегда была как треснутый горшок.
 – Мы могли бы объявить поиск свидетелей, – предложил Френсис.
 – Подобные объявления всегда подразумевают неуверенность, – заметил Стивен. – Никогда не следует признаваться в том, что мы сами в чем-то не уверены. Первое, что нам следует сделать, – это показать нашу полную убежденность в правоте Дэра. Вся эта сплетня слишком смехотворна, чтобы даже обсуждать ее.
 Все закивали, кроме Дэра, как заметила Мара. Скорее всего, никто не осмелится обвинять его напрямую, но Маре было интересно, что бы он сказал, случись такое.
 – Нашим следующим шагом, – сообщил Стивен, – будет найти распространителя сплетни.
 – Расспросить всех, кто был в «Олмаке»? – встревоженно спросил Леандр.
 – Расспросить тех, кого мы достаточно хорошо знаем, – пояснил Стивен. – Это может указать, откуда именно исходила информация.
 Мара знала, что должна сказать то, что думает. Она сглотнула и произнесла:
 – Знаете, может быть, это имеет некоторое отношение ко мне. Есть некий майор Баркстед…
 – Бедняга, – перебил Дэр. – Возможно, Мара права. Он убедил себя в том, что они Ромео и Джульетта, и напал на меня вчера из-за ревности. Но сомневаюсь, что он был в «Олмаке». Я сломал ему нос и, может быть, несколько ребер.
 Присутствующие одобрительно закивали головами.
 – Где нам его найти? – спросил Николас.
 Дэр дал его адрес.
 – Это недалеко. Солтер мог бы сходить и поинтересоваться его здоровьем.
 На это все согласились, и Солтера отправили с поручением.
 – Он мог послать туда своего приятеля, – сказала Мара. – Дэр, помнишь наш первый танец и того офицера, который казался таким сердитым?
 Он улыбнулся ей:
 – Я танцевал с тобой. Как я мог обращать внимание на каких-то там офицеров?
 Мара покраснела, но не стала отвечать на это и обратилась к остальным мужчинам:
 – Сначала мне показалось, что он сердится на меня. Может быть, это было связано с Саймоном, поскольку он сказал, что во время битвы при Ватерлоо был в Канаде. Мы поговорили о некоторых вопросах, связанных с армией, а затем мы встретились во время танца, ну, вы же знаете, как это бывает. Но затем я увидела, что он смотрит на Дэра с такой… ненавистью.
 На самом деле это было отвращение, но она не решалась произнести это слово.
 – Имя? – потребовал Николас.
 – Простите, я не знаю.
 – Он был в униформе? – спросил Хокинвилл.
 – Да.
 – Опишите ее, пожалуйста.
 Мара постаралась, но мало что смогла вспомнить.
 – Похоже на западный Мидлсекс. Я его найду. – Хокинвилл был на удивление уверен в себе.
 – Если это он, – спросила Мара, – то что мы можем сделать?
 – Узнать причину его ненависти, – сказал Николас. – Кажется, он наше первое свидетельство проявления злой воли.
 – Но почему? – не понимала Мара. – Его же не было при Ватерлоо. Он сам так сказал.
 – Возможно, он слышал эту историю от кого-то, кто там был, – устало сказал Дэр.
 Мара повернулась к нему:
 – Но это неправда.
 Прежде чем он успел возразить, Хокинвилл сказал:
 – Это и впрямь крайне сомнительно. Я же не соврал насчет высокого мнения Веллингтона о твоей службе.
 – Я благодарен за такое подтверждение моей доблести, но это не означает, что позже я не растерял всю свою храбрость. Теперь-то я знаю, как это бывает.
 – Точно так же, как и каждый, кто побывал в битве. Но сомневаюсь, что это в твоем характере.
 – Какой же для этого нужен характер?
 – По моему опыту, – сказал Хокинвилл спокойным голосом, несмотря на все растущее раздражение Дэра, – смелый человек, который вдруг пугается, все это время сражался со своими страхами. Тем больше уважения ему за то, что он все это время держался. В бесстрашном геройстве славы мало. Ты боялся?
 Дэр внезапно рассмеялся:
 – Нет. Меня же всегда считали немного сумасшедшим.
 – Поэтому вся эта история и неправда.
 Заговорил Стивен:
 – Но нам понадобятся доказательства. И свидетели.
 – Где ты был, когда тебя ранило, Дэр? – спросил Вандаймен.
 Дэр нахмурился:
 – Где-то посреди битвы.
 Хокинвилл вытащил блокнот и карандаш.
 – Расскажи все, что помнишь.
 Под градом вопросов Дэр рассказал им о своих отрывочных воспоминаниях об униформах, а затем самое важное – откуда он выехал и куда направлялся.
 Майор Хокинвилл задумался.
 – Кое-что дает некоторые ключи для исследования, – сказал он наконец, – но это может занять немало времени. Думаю, эту битву нам придется выигрывать в воздухе.
 – Как это? – спросил Николас, ясно не понимая, о чем тот говорит.
 – Среди птиц высокого полета.
 Мара взглянула на Дэра и вспомнила, что он тоже отпускал шутки про перышки и деревенские гнездышки. Но у птичек, населявших высшее общество, были острые клювы и когти. Оставалось утешаться тем, что многие из этих орлов и ястребов были повесами.
 – Самое главное наше оружие, – сказал Николас, – это бал.
 – Головокружительный? – поинтересовался Дэр.
 Все рассмеялись, большей частью потому, что обрадовались оставшемуся у Дэра чувству юмора.
 – Сногсшибательный, – подтвердил Николас с улыбкой. – А твоя официальная помолвка прибавит ему веса.
 Наступила тишина.
 – Мы уже распустили слух об этом, так что почему бы и нет? – спросила Мара.
 – Сплетня в «Олмаке» – это одно, – сказал Дэр, – а формальная помолвка – совсем другое. Саймон не хочет, чтобы ты оказалась брошенной.
 – Я тоже этого не хочу. – Она смело посмотрела ему в глаза, и наконец он отвел свой взгляд.
 Саймон запротестовал:
 – Но не можем же мы провести бал в честь помолвки без разрешения отца. Вообще-то нам нужно его присутствие.
 Мара не смогла усидеть на месте и вскочила с дивана:
 – Значит, нам нужно срочно отправиться в Брайдсуэлл! По крайней мере, мне и Дэру. – Больше всего ей хотелось увезти его в свой целительный дом.
 – Почему бы и нет? – сказал Николас. – Кроме того, таким образом ты, Дэр, сможешь удалиться от общества, не вызывая ни малейших подозрений.
 Дэр молчал, и это было принято всеми как согласие.
 Саймон встал.
 – Если мы хотим добраться до Брайдсуэлла и успеть вернуться к балу, то нам следует выехать немедленно.
 – Чем скорее, тем лучше, – согласилась Мара. – Но вам же еще нужно заниматься балом, да и быстрое путешествие не будет на пользу Дженси.
 – Она права, Саймон, – сказал Дэр, вставая. – Дженси и теперь дрожит при одной мысли об организации любого вечера, не говоря уже о бале, приправленном скандалом. Честно говоря, я собираюсь вас узурпировать. Бал пройдет здесь. Слуги могут все сделать без труда, к тому же мои родители вернулись вчера вечером. Уверен, мама будет в восторге.
 Мара чуть было не поперхнулась. Его родители были здесь в тот момент, когда она участвовала вместе с ним в ночной битве, а затем массировала его обнаженное тело?
 Саймон пытался протестовать, но Дэр был непреклонен. Дженси будет очень этому рада, но Мара видела еще одну проблему.
 – Первоначально мы хотели открыть для Бланш дверь в высшее общество, – заметила она. – Мы не можем смешивать эти две проблемы.
 – Ах да, – сказал Дэр. – Моя грязь запачкает ее.
 – Я вовсе не это имела в виду, глупец!
 Голос Николаса заглушил ее:
 – Не будь идиотом, Дэр. Честно говоря, соединение двух этих событий сыграет нам только на руку. Бал в Йоувил-Хаусе вынудит общество либо принять тебя, либо оскорбить твоих родителей, которые являются важными и уважаемыми людьми. Мы оповестим всех, что во время бала будет объявлено о твоей помолвке.
 – А если общество решит не приходить? – спросил Дэр.
 – Что ж, мы рискуем, но у нас много козырей.
 – Но мы же не можем рисковать судьбой Бланш.
 Хэл Бомон до этого молчал.
 – Если дело дойдет до выбора, она будет настаивать на том, чтобы наши проблемы отложили. Уж они-то хуже не станут, – заявил он.
 – Честно говоря, – сказал Леандр, – это смешение пойдет ей только на пользу. Ее несколько неблагоразумных поступков…
 У Мары округлились глаза при такой мягкой формулировке.
 – …затеряются на фоне мрачной драмы Дэра. Она будет играть второстепенную роль.
 – Не уверен, что ей такое придется по душе, – сказал Хэл, но это была шутка.
 – Пойду поговорю с родителями, – сказал Дэр и вышел.
 – Все может пойти совершенно не так, как нам хотелось бы, и привести к катастрофе, – заметил Леандр, когда Дэр вышел из комнаты.
 – А приведет? – спросил Николас. Это был серьезный вопрос, заданный эксперту.
 Дипломат задумался.
 – Если хотя бы один влиятельный человек окажется против, мы погибли.
 – Значит, нам следует убедиться в том, чтобы никто против не оказался. Это твоя работа.
 Черрингтон рассмеялся и покачал головой. Дэр вернулся очень скоро.
 – Мои родители встают, – сообщил он. – Они сейчас спустятся. Солтер сообщил, что Баркстед уехал. Его домовладелец сказал, что его принесли домой раненого, и что он уверял, что я без всяких причин набросился на него. На следующий день он уехал в неизвестном направлении, опасаясь будущих нападений.
 Мара взбесилась и почувствовала, что все это ее вина.
 – Там были свидетели, – сказала она. – Мужчина, пришедший с улицы, ничего не знал о причине. Это все моя вина!
 Дэр взял ее за руку.
 – Успокойся, прошу тебя, ты здесь ни при чем.
 Они посмотрели друг другу в глаза и поцеловались бы, если бы майор Хокинвилл не заговорил:
 – Если этот подонок распространяет слухи, далеко он не уйдет. Я сам поищу Баркстеда и того сердитого офицера, а также очевидцев, видевших падение Дэра при Ватерлоо.
 Он ушел, и Мара спросила:
 – Он сможет это сделать?
 – Если это кому-то и под силу, так только ему, – ответил Дэр.
 Тут вошла герцогиня Йоувил. Она взяла Мару за руки.
 – Дорогая, мы так рады! Никогда бы не подумала, что наш бездельник сделает такой великолепный выбор. Сестра Саймона!
 Это была крепкая женщина с добрым лицом и каштановыми волосами, уже тронутыми сединой.
 Мара попыталась сделать реверанс, но тут же очутилась в объятиях герцогини.
 – И вы так поспешно покидаете нас, – продолжала герцогиня, – что мы даже не успеем поговорить. Но не волнуйтесь по поводу бала. Когда вы вернетесь из Брайдсуэлла, все будет в полном порядке. – Она оглядела присутствующих повес снисходительно, словно детей, и с улыбкой добавила: – Надеюсь, что все будут вести себя хорошо.
 Когда она ушла, Николас сказал:
 – Словно мне опять шестнадцать лет. – Но в его тоне сквозила грусть, поскольку за последние десять лет и впрямь произошло немало перемен.




 Глава 25


 Ровно через час Мара с Дэром и Рут сели в карету герцогини. Они немного задержались из-за детей, которые очень расстроились, узнав, что Дэр покидает их на несколько дней.
 Маре понравилось терпение, с которым он объяснял, что ему нужно поговорить с отцом Мары по поводу их свадьбы. И что они не могут поехать с ними в этот раз.
 В конце концов, Дельфи подошла к Маре:
 – Вы выйдете замуж за папу?
 – Да. И я постараюсь быть для вас лучшей матерью на свете.
 Серьезный взгляд Дельфи не дрогнул.
 – Вы будете добры к нему?
 Мара притянула девочку к себе.
 – Я люблю его, дорогая, возможно, так же сильно, как вы. Я обещаю, что никогда не причиню ему боль и не позволю никому другому этого сделать.
 Дельфи внезапно обняла ее в ответ.
 – Почему мы не можем поехать с вами? Мы будем хорошо себя вести.
 Мара посмотрела на Дэра, готовая уступить ее просьбе, но он сказал:
 – Вы будете задерживать нас, Дельфи, а нам нужно вернуться к балу. Мы скоро приедем.
 Дельфи была вынуждена уступить, но недовольная гримаса на ее лице говорила о том, что она была почти уверена, что папа не устоит против ее просьбы.
 Теперь же, сидя в карете, несущейся по дороге с огромной скоростью, Мара взглянула на Дэра. Должно быть, ему было трудно казаться строгим с детьми, которых он умел только любить и баловать.
 Он был хорошим отцом. Что касается отца Мары, она понятия не имела, как он примет их прибытие и новость. Саймон послал вперед курьера, который бы оповестил их, но все же Сим Сент-Брайд не любил неожиданности и сюрпризы и мог не захотеть, чтобы его дочь была замешана в истории с опиумом и скандалом.
 Они ехали быстро, но Мара настояла на том, чтобы сделать перерыв днем, зная, что примерно в это время Дэру нужно принять очередную дозу опиума, а затем потребовала остановиться на ночлег, когда стемнело.
 Мара и Рут спали в одной комнате, а Дэр и Солтер в другой. Они поужинали все вместе в отдельном кабинете, но это был спокойный, тихий ужин, происходивший в присутствии слуг. Дэр наверняка уже принял свою вечернюю дозу, но он все же выглядел взволнованным.
 Эти ужасные слухи опутали его, и Мара подозревала, что он и сам не мог избавиться от подозрения, что в них была доля правды. Ей хотелось приласкать его. Или по крайней мере побыть с ним наедине.
 – Почему бы нам не прогуляться? – сказал он после ужина, словно подхватывая ее мысли.
 Рут сжала губы, но не смогла найти причину, чтобы воспрепятствовать ему.
 – Мы скоро вернемся, – заверила ее Мара и поспешно надела накидку, шляпку и перчатки, прежде чем служанка успела что-нибудь возразить. Скоро они с Дэром прогуливались по тихой вечерней улице, а луна и звезды светили на темно-синем небе.
 – Знаешь, мы ведь с тобой впервые это сделали, – сказала она, беря его под руку.
 – Сделали что?
 – Пошли гулять в темноте без какой-либо цели.
 – Мне казалось, целью было остаться наедине.
 Он нежно прижал ее к себе и поцеловал в губы. Она почувствовала, что он намеревался просто прикоснуться к ее губам, но нежная страсть оказалась сильнее их обоих. Она взяла его лицо в руки и приоткрыла рот, сливаясь с ним единственным возможным способом.
 Ее спина прислонилась к грубой стене дома, а сильное тело Дэра прижималось к ней спереди. Мара больше ничего не видела и не чувствовала, за исключением Дэра и все возрастающего желания, которое сводило ее с ума.
 Они оторвались друг от друга, их взгляды соединились, и они вновь обнялись. Мара положила голову ему на грудь, в которой бешено колотилось сердце.
 – Я. так тебя хочу, Дэр!.. Я хочу полностью принадлежать тебе. Даже не знаю почему. Мы скоро поженимся. Но как долго этого ждать?..
 – Моя дорогая, любимая Мара, – прошептал он, зарывшись лицом в ее волосы. – Слава Богу, я могу себя контролировать, иначе я бы взял тебя прямо здесь, у стены.
 Они неохотно разняли объятия, но не отпускали рук друг друга всю дорогу до гостиницы и расстались только у комнаты в спальню Мары, поскольку ночь им пришлось провести в разных кроватях.
 Они приехали в Брайдсуэлл утром следующего дня и встретили теплый прием ее родителей. Интересно было узнать их первую реакцию на неожиданную новость.
 – Ты так хорошо выглядишь! – воскликнула ее мать, обнимая Дэра. – На свадьбе Саймона меня так и подмывало поухаживать за тобой и накормить как следует.
 – Думаю, мне бы это понравилось, – сказал он с улыбкой. Эми Сент-Брайд, счастливо улыбаясь, взяла их за руки.
 – Пойдемте внутрь. Как хорошо, что у нас будет еще одна свадьба!
 За чаем с печеньем собралась почти вся семья. Разговор шел в основном о Лондоне и свадьбах, но в конце концов Мара и Дэр остались наедине с ее родителями.
 – Думаю, что у нас небольшая проблема, – сказал Сим Сент-Брайд, обращаясь к Дэру. Отец Мары выглядел младше своих пятидесяти двух лет, это был опрятный здоровый мужчина, весьма уверенный в себе.
 – Проблема в том, что я принимаю опиум, сэр?
 Сим Сент-Брайд отмахнулся от этого предположения.
 – Я имел в виду эти ужасные слухи. Уверен, что все это вранье, но я не хочу видеть Мару расстроенной.
 – Я не расстроена, – возразила Мара. Тем не менее, ее отец сделал строгое лицо.
 – Я всегда считал, что глупо отпускать тебя в Лондон.
 Мара взяла Дэра за руку.
 – По крайней мере, я никуда не уезжаю. Дэр собирается найти дом где-нибудь неподалеку.
 – А-а!.. – Ее отец несколько расслабился. – Что ж, тут неподалеку как раз продается дом. Но, – добавил он, всматриваясь в лицо Мары, – я бы удивился, узнав, что ты не имеешь никакого отношения к этим проблемам. Эти дьявольские волосы…
 За нее ответил Дэр:
 – Это полностью моя вина. Если эту сплетню распустил капитан Баркстед, то это связано с разногласием, возникшим между нами. Оно закончилось несколькими ударами.
 – Но ведь это не приведет к дуэли, правда? – спросила мать Мары, внезапно побледнев.
 – Нет, – заверила ее Мара.
 – Не сомневаюсь в этом, – подтвердил Дэр.
 Она повернулась к нему:
 – Дуэли не будет. Не важно, что сделал Баркстед, это не повод вызывать его на дуэль.
 – А что, если он вызовет меня?
 – На каких основаниях?!
 – В конце концов, я сломал ему нос.
 – После того как он набросился на тебя?
 – Ты там была? – Вопрос ее отца, заданный таким изумленным голосом, вернул Мару к реальности.
 Понимая, что краснеет, она сказала:
 – Я заходила на конюшню, чтобы повидать лошадь Дэра, папа.
 – И этот наглец набросился на Дэра в конюшне Йоувил-Хауса? Да он похож на сумасшедшего.
 Мара постаралась не казаться взволнованной.
 – Мы с Дэром прошли обратно к дому по боковой улочке, папа. Там все и произошло.
 Отец Мары недовольно нахмурился.
 – В этом ничего дурного нет, – сказала ее мать. – Уверена, что мы с тобой прогуливались по многим улочкам, когда ты за мной ухаживал, Сим.
 – Но не в Лондоне, – проворчал он. – Это грязное, ужасное место, и вы еще ожидаете, что мы с матерью поедем черт-те куда, чтобы побывать на балу? Лучше провести его здесь с меньшей суетой.
 Он вновь повернулся к Маре, но тут вмешалась Эми Сент-Брайд:
 – Ты же знаешь, почему бал должен пройти в городе, Сим. И подумай только: ты сможешь побывать на нескольких голосованиях в палате лордов. Ты так всегда переживаешь, что не можешь туда попасть.
 Это нисколько не смягчило его недовольства.
 – Сейчас много работы в деревне…
 – С которой великолепно справится Руперт. А как же заседания агрономического общества в Лондоне?
 Этот соблазн оказался сильнее.
 – Ну хорошо, – вздохнул он. – Если это уж очень нужно, то пусть так и будет. Мы поедем в понедельник.
 – В понедельник? – ахнула Мара. – Но, папа, бал будет во вторник.
 Он уставился на нее:
 – Что это еще за глупость? Мы не сможем там быть, да и ты не сможешь тоже. Что за глупость приезжать сюда в пятницу, прекрасно зная, что мы не можем уехать в воскресенье?!
 Это был настоящий ужас, но тут Дэр пришел ей на помощь:
 – Если мы выедем завтра пораньше, то сумеем совершить путешествие в один день, сэр.
 – Ехать почтовыми? – Ее отец уставился на Дэра так, словно он только что предложил им отправиться на луну. Во время его редких визитов за пределы Линкольншира он всегда пользовался собственным экипажем и путешествовал медленно.
 Даже мать Мары выглядела несколько смущенной, но все же заставила себя улыбнуться:
 – Разве это не замечательно? Давай, Сим. Мы постареем преждевременно, если будем все время избегать приключений.
 – Мы умрем преждевременно, если будем носиться сломя голову, нарываясь на неприятности. Это все вина Марлоу, – пожаловался Сим. – Почему он не мог нарожать побольше сыновей? Не понимаю. И держать их подальше от Лондона, этого места, которое развращает людей. С Остри ничего бы не случилось, если бы он поменьше времени проводил в Лондоне.
 – Ты думаешь, ему было бы лучше, если бы он все время жил в Марлоу? – спросила его жена.
 Он бросил на нее недовольный взгляд и вышел из комнаты, пробормотав что-то о том, что у него много дел.
 Эми Сент-Брайд улыбнулась им:
 – Он это сделает, дорогие, и это будет настоящее приключение. – Но тут она же стала озабоченной. – А как именно путешествуют почтовыми лошадьми? Нам нужно велеть, чтобы почтовая карета приехала за нами сюда? И как нам платить форейторам при смене лошадей?
 – Позвольте мне заняться всем этим, – сказал Дэр. – Полагаю, нам нужно две смены лошадей, даже если Солтер поедет верхом. Если, конечно, больше никто из родственников не хотел бы к нам присоединиться.
 – Только не девочки. Только не в Лондон. А мальчики сейчас в школе. Руперт и Мэри понадобятся здесь. А вот слуги… Нам нужны свои слуги.
 Маре пришлось сделать над собой усилие, чтобы не рассмеяться над беспокойствами матери.
 – Позвольте предложить отправить слуг в вашей собственной карете, – успокаивающим тоном произнес Дэр. – Вообще-то если они выедут пораньше, то приедут в Лондон не намного позже нас. К тому же у вас будет собственная карета, в которой вы сможете затем вернуться домой.
 – О, это было бы замечательно! Ты так все хорошо придумал! Пойду и сделаю все необходимые распоряжения. – Но она остановилась, чтобы от всей души обнять Дэра. – Я так рада всему этому, мой милый мальчик. Не могу и представить себе никого лучше для нашей Мары.
 Когда она ушла, Дэр тихо рассмеялся.
 – Это прозвучало так, словно тебе требуется чрезвычайно выносливый муж.
 Мара светилась радостью. Она была счастлива, что и родители приняли Дэра.
 Устройство почтовых карет заняло всего несколько минут. Дэр послал конюха в Лут с точными инструкциями, зная, что имя Брайдсуэллов будет достаточной рекомендацией. Теперь же он не знал, чем заняться.
 Он бездельничал в старом зале с потертой мебелью в обществе четырех собак и трех кошек, наслаждаясь покоем, который ранее искал и не находил нигде. Брайдсуэлл был удивительным местом, успокаивающим его душевные раны.
 Один из сеттеров шевельнулся и лег у него в ногах, а одна из рыжих кошек прыгнула ему на колени и свернулась клубочком, ожидая, когда ее погладят.
 Он начал гладить ее и подумал, что раньше, до Ватерлоо, его не особо интересовали мир и спокойствие. Но после войны он начал относиться к этим простым понятиям человеческой жизни как к бесценным сокровищам. К сожалению, свое спокойствие он находил только на дне бутылочки из-под опиума.
 До недавнего времени.
 До Мары.
 До приезда сюда.
 Что, если бы он не поехал в Лондон и Мара оказалась там без него? Она могла бы попасть в ужасные неприятности после того приключения с Баркстедом. Да и помимо этого глупца она бы встретила многих мужчин. И могла бы влюбиться в кого-то другого. Сама мысль об этом будоражила его.
 А что, если бы какой-нибудь другой мужчина оказался для нее лучше?
 Он резко поднялся, положил кошку обратно к ее подругам, лежавшим у огня, и направился к двери. Сеттер поднялся и посмотрел на него с надеждой.
 – Хочешь прогуляться? – спросил Дэр.
 Словно по команде три остальные собаки поднялись и подбежали к нему. Он покачал головой и пошел к черному выходу.
 Он так часто бродил по Брайдсуэллу в юности, что довольно легко сейчас находил дорогу в запутанных коридорах дома, пока наконец не заблудился. Собаки терпеливо ждали, не переставая вилять хвостами. Проблема, как он понял, заключалась в том, что к дому было добавлено еще одно крыло, скорее всего, для Руперта, брата Саймона, который женился и теперь жил здесь со своей семьей, а также выполнял обязанности приказчика.
 Он нашел дверь, ведущую наружу, и начал обследовать дом. Собаки составили ему компанию, исследуя новые запахи и гоняясь за птицами. Дэра наполнило умиротворение. Сколько времени прошло с тех пор, как он делал что-то столь простое?
 Он остановился на тропинке между двумя клумбами, чтобы посмотреть на разросшийся дом. Если в нем и была красота, то это была красота дикого лука. Изменения, которые дом претерпел за несколько веков своего существования, были похожи на заплаты на старом платье. Но это место притягивало к себе невероятной энергетикой.
 Неудивительно, что семья Мары была в ужасе от одной мысли провести хоть часть года в спланированной правильности Марлоу. Сент-Брайды завяли бы там, как растения, высаженные в сухой песок.
 От восточной стены дома открывался вид на Северное море, раскинувшееся за огромными пространствами долин и болот, на которых тут и там виднелись крошечные пятна овец. Как они веселились тогда – он, Саймон и целая свора двоюродных братьев и соседей, – в лодках на море! Он любил свой дом и своих родителей, но жизнь в Лонг-Чарте никогда не была такой свободной, как в Брайдсуэлле.
 Он шел дальше, через обнесенный стеной огород, кидая время от времени палку собакам. Навстречу им прошел садовник с тачкой, полной навоза, и поприветствовал его: «Добрый день, сэр».
 Но вдруг собаки совершенно забыли про палку и побежали сломя голову по тропинке. На повороте они повстречались с пухленькой девочкой, бегущей к дому в сопровождении добродушного спаниеля.
 – Не мешайте мне! – крикнула она собакам, быстро перебирая ногами, обутыми в крепкие ботинки, под юбкой, которая на несколько дюймов не доходила до щиколоток.
 Затем она заметила Дэра и затормозила.
 – А вы кто?
 Девочка лет семи с вызовом и любопытством смотрела на него. В ее глазах не было ни капли страха. Впрочем, Дэр ни на секунду не сомневался, что собаки разорвали бы его на кусочки, если бы он попробовал обидеть ее.
 – Дэр Дебнем. Я друг Саймона.
 Несмотря на простую одежду, носившую следы приятно проведенного дня, это скорее всего была одна из младших сестер Саймона. У нее были обычные для Сент-Брайдов каштановые волосы, а лицом она была похожа на свою мать, а следовательно, и на Мару тоже.
 – Вы были на свадьбе, я вас помню, – сказала она, становясь приветливее. – Вы себя плохо чувствовали. Я Люси. Леди Люсиана Сент-Брайд, – поправилась она, закатив глаза и широко улыбнувшись абсурдности этого титула.
 Дэр рассмеялся и поймал ее руку, чтобы поцеловать ее.
 – Лорд Дариус Дебнем к вашим услугам, миледи.
 Девочка рассмеялась от восторга.
 Внезапно он вспомнил свою первую встречу с Марой, и у него перехватило дыхание. Ему тогда было четырнадцать, значит, Мара была даже младше Люси, но обладала точно таким же свободолюбием. У нее была такая же практичная короткая стрижка и короткая юбочка. И похожие удобные ботинки. Тогда она не была леди Марой, и у нее не было никаких надежд когда-либо ею стать, но она называла его «милорд», просто чтобы подразнить.
 – С вами все в порядке?
 Голос девочки вырвал его из задумчивости.
 – Абсолютно. Я приехал сюда с твоей сестрой Марой, поскольку мы собираемся пожениться.
 – Чудесно! Я опять буду подружкой невесты. Но мне уже нужно идти. Я опаздываю. – Она побежала к дому, такая быстрая и стремительная в своей удобной одежде, что Дэр невольно залюбовался ею. И все собаки бросились за ней, позабыв про Дэра.
 Время близилось к ужину, в Брайдсуэлле, конечно же, придерживались деревенского уклада жизни, в этом Дэр был уверен. Теперь, через столько часов после дневной дозы, одна мысль о том, что ему придется предстать перед целым шумным семейством Сент-Брайдов, вызывала у него ужас. Но у него есть возможность принять еще одну дозу до ужина.
 Он понял, что теребит флакончик с опиумом в кармане, и вынул оттуда руку. Проклятый Руюан. Наркотик можно было бы отдать Солтеру, и ему было бы намного проще удержаться от соблазна.
 Чтобы отсрочить встречу с людьми, Дэр возвращался длинной дорогой, по тропинке, обрамленной дикими цветами, затем через сад, где уже начали созревать фрукты.
 Огород был заполнен зеленью и рамами, поддерживающими бобы и горох. Все было на своем месте, но чрезмерного порядка не чувствовалось. Как и дети в Брайдсуэлле, растения росли свободно, но с сорняками и паразитами разговор был короткий. Он взмолился о том, чтобы не оказаться сорняком, достойным уничтожения.
 – Дэр!
 Он поднял глаза и увидел Мару, спускающуюся по тропинке. Ее плечи укрывала простая шаль. Он улыбнулся тому, как естественно она тут выглядела, как не похожа на ту лондонскую элегантную Мару.
 – С тобой все в порядке? – спросила она, с беспокойством глядя на него.
 – Разумеется, – солгал он, поскольку в ее присутствии чувствовал себя намного лучше. – Я встретил Люси.
 – Ох уж этот постреленок! Ей досталось за то, что она опоздала. Хочешь, можно попозже сходить посмотреть на Деребор-Мэнор?
 После ужина и очередной дозы опиума он сможет решиться и на это.
 – Почему бы и нет? – спросил он и притянул девушку к себе.
 Он хотел просто поцеловать ее, но вместо этого прижал к себе изо всех сил, и она ответила на его объятия тем же. И им было этого достаточно, чтобы забыть обо всем, кроме своей любви.




 Глава 26


 После шумного ужина за столом, накрытым на четырнадцать персон, Дэр и Мара поехали осмотреть дом, в котором, возможно, им придется жить. Деребор-Мэнор был построен во время правления королевы Анны. Домоправительница провела их по дому, и они убедились, что все комнаты вполне прилично выглядят и ни одна не нуждается в ремонте. С домом все было в порядке, но в нем не было жизни, той особенной энергетики, что присутствовала в отчем доме Мары.
 – Он оживет, когда здесь поселится семья, – сказала Мара. Но в ее голосе звучало сомнение.
 – Мы можем найти что-нибудь получше, – сказал он и увидел облегчение в ее глазах.
 – Здесь продается не слишком много домов, – озабоченно заметила Мара, когда они сели в фаэтон.
 – Если это необходимо, мы можем построить себе новый дом.
 – Но на это уйдет много времени.
 – А терпение не является одной из твоих добродетелей, – сказал Дэр с улыбкой.
 – Увы! – вздохнула Мара. – Мне уже сейчас, немедленно хочется жить с тобой и не расставаться ни на миг! – Ее глаза светились любовью.
 Они ехали по извилистой дороге. Сгущались сумерки, раздавалось бренчание колокольчиков на коровах, которых вели на вечернюю дойку, и первая песня соловья.
 Дэра объяло невероятное спокойствие, которого он не испытывал за всю свою жизнь.
 – Мы едем в деревню?
 Вопрос Мары вернул его к реальности.
 – Черт! Я опять повернул не туда.
 – Ты всегда это делаешь, – сказала она со смехом. – Саймон когда-то дразнил тебя, что тебя как магнитом притягивает эль в трактире «Пьяный монах».
 – Великолепный эль, насколько я помню. Жаль, что сейчас уже слишком поздно и мы не можем туда зайти.
 Вдоль дороги потянулась стена церковного двора, и они услышали пение – в церкви шла служба.
 – Скоро мы здесь поженимся, – тихо сказала Мара и добавила: – Как бы мне хотелось, чтобы это можно было сделать сейчас.
 Дэр остановил фаэтон.
 – Мне тоже.
 – К сожалению, даже дядя Сципио не согласится обвенчать нас без разрешения.
 Дэр поцеловал кончики ее пальцев.
 – Мы могли бы сходить хотя бы на конец службы. Воздать благодарность за прожитый день.
 И помолиться о милосердии на ночь.
 Он привязал лошадь, и они подошли к церкви по тропинке, окруженной надгробиями и цветами. Когда они открыли тяжелые старые двери, песнопения стали громче.
 Этот старинный храм, где служил священником дядя Мары, когда-то был частью монастыря Сент-Брайд, основанного задолго до завоевания.
 Когда служба закончилась и паства высыпала на улицу, влюбленные поднялись, чтобы поприветствовать священника.
 – Я так понимаю, скоро у нас будет еще одна свадьба. Великолепно, великолепно! – Дядя Сципио, полный и жизнелюбивый человек, с нежностью смотрел на Мару. – Все должны жениться и выходить замуж в своей родной церкви. Я не понимаю все эти лондонские свадьбы.
 – Но некоторые люди все же живут в Лондоне, – заметил Дэр.
 – Правда? – Смеющиеся глаза отца Сципио округлились. – О Боже, полагаю, кому-то приходится! Бедные люди! Ну а вы ко мне по делу? Вы хотели побеседовать со мной по поводу службы?
 – Не сейчас, дядя, – сказала Мара. – Мы просто зашли в церковь.
 – Великолепно, великолепно. Общайтесь с Богом! Тогда вы должны меня извинить. Меня ждет ужин. – Он пошел в ризницу, а Дэр прошел по проходу по каменным плитам, ведущим к алтарю.
 – Эта церковь освятит наш брак, – тихо сказала Мара.
 Он поцеловал ее руку, но вдруг на него напала какая-то тревога. Он так долго и пристально смотрел на Мару, что ей стало не по себе.
 – В чем дело? – обеспокоенно спросила она.
 – Ты знаешь, что женятся мужчина и женщина? Священник лишь освящает их союз. Так ответь мне сейчас… ответь мне. Ты готова выйти за меня замуж, Мара, здесь и сейчас? Готова?
 – Да, – сказала она, зардевшись от волнения. – Только, Дэр, я не помню, какие именно слова нужно говорить…
 – Разве это имеет значение? – Он поднял ее руки и поцеловал их. – Я обещаю, что если ты соединишь свою судьбу с моей, Мара Сент-Брайд, я оправдаю твое доверие. Всю жизнь я буду твоим любящим спутником. Я буду ухаживать за тобой, защищать и уважать тебя, всегда ставить на первое место твое счастье и благосостояние. – Он вновь поцеловал ее руки. – Пока смерть не разлучит нас.
 – Боюсь, я так не смогу, – сказала она.
 В уголках ее глаз блестели слезы.
 – Разумеется, сможешь. Что ты обещаешь?
 Она посмотрела на тенистые своды потолка, затем вновь на Дэра.
 – Я обещаю любить тебя. – Ее голос слегка дрожал от волнения. – Я всегда буду тебя любить, Дариус Дебнем, и я буду хранить тебе верность. Я буду делать все, чтобы всем было радостно: нам, всем вокруг нас, нашей будущей семье. Я буду тебе преданной спутницей, пока смерть не разлучит нас. Это я обещаю.
 Они прижались друг к другу и стояли обнявшись в розовом свете заходящего солнца. Умиротворение души и тела было таким сильным, что у Дэра не хватало сил прервать его. Даже чудовище усмирилось в церкви. В этот момент он напрочь забыл о своей проблеме с опиумом.
 – Тут нас и обнаружат окаменевшими, – прошептал он.
 Мара рассмеялась, а затем отошла, нежно взяла его за руку и вывела из церкви в прекрасный вечер, увенчанный перламутровым небом и пением птиц.
 Во время вечера, проведенного в кругу семьи, который оказался на счастье коротким из-за путешествия, которое предстояло им на следующий день, Мара с нежностью вспоминала об их тайной свадьбе. Она любила свою семью, но в настоящий момент домочадцы мешали ей мечтать.
 Мара улеглась в свою старую кровать в десять часов и свернулась под любимым лоскутным одеялом, удивляясь тому, сколько всего изменилось в ее мире с тех пор, как она спала здесь в последний раз, перед отъездом в Лондон.
 Когда часы внизу пробили десять, Мара вздохнула и села в постели. Она не могла совладать со своим желанием увидеть Дэра и убедиться, что с ним все в порядке.
 Девушка выбралась из кровати и потянулась за розовым платьем, тем, которое ей подарила Мери. Но затем передумала и принялась рыться в ящиках в поисках своего старого. За четыре года ярко-голубая шерсть вылиняла и стала серой, но это было ее «счастливое» платье.
 Она подошла к двери и вспомнила, что по Брайдсуэллу очень сложно пробраться незамеченной.
 Мара открыла дверь и прислушалась к знакомым звукам: четверо часов, тикающих каждые по-своему, и богатырский храп отца. По крайней мере, отец спал. Дженни и Люси были в детской этажом выше. Руперт с Мери находились в своих комнатах в пристройке.
 В этой части дома оставались только двоюродные дедушка с бабушкой Бэддерсли и ее бабушка Сент-Брайд. Интересно, страдал ли кто-нибудь из них от бессонницы? Она понятия не имела. А еще были собаки и кошки. Если они ее услышат, то прибегут в ожидании ночных развлечений.
 Мара прислушалась. Вроде тихо. Коридоры освещались только лунным светом, но она нашла бы здесь дорогу и с закрытыми глазами. Ей уже не раз приходилось это делать во время игр и разных проделок.
 Она прокралась босиком мимо комнаты, которая когда-то принадлежала Элле, затем мимо лестницы и спальни родителей туда, где располагалась половина мальчиков. Рука, которой она держалась за стену, нащупала проход – старая комната Руперта, – а за ним еще один – комната Саймона.
 Она услышала звук, словно кто-то встал со стула и отодвинул его. Значит, Дэр не спит.
 Она повернула ручку и открыла дверь, молясь, чтобы петли не заскрипели, и сразу же увидела Дэра. Он стоял у окна и смотрел вдаль, на море. Мара проскользнула в комнату и закрыла за собой дверь.
 Замок щелкнул, и Дэр обернулся, безо всякого удивления посмотрев на Мару, будто ждал ее.
 – Я всегда считала несправедливым, что именно мальчикам достались комнаты с видом на море, – сказала она шепотом.
 Дэр был одет в восточный халат, а в руке у него был бокал с какой-то темной жидкостью.
 – Это?..
 Он посмотрел на бокал.
 – Опиум? Нет. – Он поставил его на столик. – Тебе не следует быть здесь, Мара.
 – Почему? – спросила она, подходя к нему. – Мы же дали клятву.
 – Мара…
 Она встала на цыпочки и поцеловала его в губы. Она думала, что ей придется бороться с благородным сопротивлением, но своим поцелуем она словно распахнула дверь и выпустила на волю ураган.
 Он мял ее рот с жадностью, от которой у нее подгибались колени. Его прикосновения, жар, запах наполнили ее. Мару обуяло такое желание, что, будь это необходимо, она бы прошла сквозь несколько стен, чтобы добраться до него.
 Она рвала его одежды, когда он подхватил ее на руки, отнес на кровать, уложил ее туда и обрушился на нее. Он схватил ее рукой за бедра, и она прижалась к нему, желая большего, стараясь добраться до его тела, скрытого тяжелым шелком, желая почувствовать его кожу каждой своей клеточкой.
 Задыхаясь, Мара оттолкнула его, но только для того, чтобы скинуть платье, а затем помочь раздеться ему.
 Он взял рубашку со стула, расстелил ее на простыне, уложил на нее Мару и замер в нерешительности, хотя в его глазах горела страсть.
 Мара испугалась паузы и подняла руку.
 – Иди сюда.
 Он взял ее руку, поцеловал, а затем сел рядом. Когда она попробовала возмутиться и придвинуться ближе, он сказал:
 – Медленно, медленно, любимая. Это не вино, нельзя опустошать этот бокал одним глотком.
 Он принялся целовать ее шею, потом грудь, живот.
 Мара лежала, сердце ее колотилось, и она гладила плечи Дэра, пытаясь обрести такой же контроль над ситуацией, как и он. Но страсть разрывала ее изнутри. Она не могла лежать спокойно. Она откликалась на каждую его ласку, каждое движение, дрожа и извиваясь от желания.
 А когда его губы обхватили ее сосок и начали посасывать его, она издала крик блаженства.
 – Ш-ш… – прошептал он, и Мара притихла и не издала ни одного громкого звука, даже когда он сделал то же самое с другим ее соском, и затем, когда его рука проникла между ее разведенных ног, поглаживая это место нежно, почти дразня.
 Она жадно придвинулась к нему и запустила пальцы в его волосы, чтобы он взглянул на нее.
 – На этот раз я хочу, чтобы ты вошел в меня. Пообещай мне, Дэр. Я должна принадлежать тебе полностью.
 – Да.
 – Сейчас же! – Она раздвинула ноги и придвинулась к нему. Он уселся перед ней, грудь его высоко вздымалась, он раздвинул ее ноги еще шире и прижался еще теснее. Мара тяжело вздохнула, словно в тот момент, когда он начал наполнять ее, воздух куда-то исчез. Затем ей стало больно, и она не смогла удержаться от неожиданного стона.
 Он накрыл ее губы своим ртом и сделал еще одно движение, так что ее крик затерялся в поцелуе. Затем он сгладил все воспоминания о боли поцелуями и ласками, пока она не прижалась к нему вновь, ожидая большего. Ей хотелось испытать все.
 Он понял ее и начал медленно входить и выходить.
 – Да, – прошептала она. Именно этого она и хотела, об этом она и мечтала так долго. С Дэром. С Дэром. С Дэром.
 Она прижималась к нему с той же страстью, с которой он входил в нее, стараясь сдержать крики наслаждения, надеясь, что никто их не слышит.
 Все еще слившись с ним, Мара прижала к себе Дэра и принялась целовать его, сердце ее колотилось, огонь текло венам, Наслаждению, которое она испытала, не было никакого сравнения.
 Другой мир.
 Лучший, более совершенный мир.
 – Навсегда и на веки вечные. Аминь, – прошептала она в его грудь. И затем: – Ты все-таки показал мне извержение вулкана.
 Он рассмеялся, вспомнив их первую прогулку, и перекатился на спину.
 Она свернулась на нем, перекинув ногу через его сильное бедро, поглаживая ладонью его плоский живот.
 – Ты само совершенство, Дэр.
 Его рука нежно перебирала ее волосы.
 – С наступлением дня и возвращением здравого смысла мы можем пожалеть об этом.
 – Нет, не пожалеем. Какая разница? Мы поженимся через несколько недель.
 Он поцеловал ее в макушку.
 – Ты действительно бесценна для меня, моя дорогая Мара, и я не предам твоего доверия.
 Они начали мечтать о будущем, затем опять занялись любовью, нежно, но не менее страстно. Начало светать, и Маре пришлось отправиться в свою комнату, чтобы их никто не застал вместе.
 Оставшись один, Дэр лег туда, где только что лежала Мара, вдыхая ее запах. Им не следовало до свадьбы заниматься любовью, но он не жалел ни о чем.
 Как можно сожалеть о рае? Он взял свою рубашку, на которой теперь красовались пятна крови. Он хотел сжечь ее, но не смог. Он сложил ее и спрятал поглубже в чемодан.
 Затем он поднял бокал и выпил.




 Глава 27


 Они вернулись в Лондон после наступления темноты. Все очень устали, но зато поездку удалось совершить в один день. Когда кареты въехали во двор Марлоу-Хауса, Саймон и Дженси вышли, чтобы поприветствовать их. Они уже переехали сюда, а значит, это придется сделать и ей. В любом случае, раз ее родители живут здесь, она не сможет жить в каком-либо другом месте. Как могла она забыть об этом?
 Она вышла из кареты, готовая расплакаться. Дэр вышел из другой кареты вместе с ее отцом и разговаривал с Саймоном, но через несколько минут Дэр уедет к себе, в Йоувил-Хаус. Это было невыносимо для Мары.
 Она заметила, что ему это тоже не нравится. Но затем девушка поняла, что дело тут не только в их предстоящей разлуке. У него был такой вид, словно ему только что сообщили о смерти близкого родственника. Она поспешила к нему:
 – Что случилось?
 За него ответил Саймон:
 – Появилась женщина, которая утверждает, что она мать Дельфи.
 – Нет, не может быть!
 – К сожалению, да. Она пришла всего лишь несколько часов назад в Йоувил-Хаус.
 – Я должен поехать туда, – сказал Дэр и быстро направился к ожидающей его карете.
 Мара побежала за ним, не обращая внимания на свою семью. Она запрыгнула в карету, прежде чем подняли ступеньки, и карета тут же тронулась.
 – Вот увидишь, это неправда, – сказала она, беря его за руку. – Наверное, это кто-то, кто пытается получить награду.
 – Какую награду? – Он смотрел прямо перед собой так нетерпеливо, словно пытался ускорить ход кареты по лондонским улицам.
 – Ты же заплатишь ей, чтобы она ушла, правда?
 Он повернулся к ней:
 – Как я могу это сделать, если она и вправду мать Дельфи? Я всегда знал, что Тереза вполне способна похитить детей, ничуть не заботясь о чувствах их родителей.
 Мара предпочла молчание и молитву.
 Лакей, выглядевший расстроенным, несмотря на все свое обучение, провел их в библиотеку. Там они нашли герцога, герцогиню и молодую женщину в потрепанном черном платье, которая сидела на диване, очень испуганная и в то же время воинственно настроенная.
 Мать Дельфи? Явного сходства не было. Мара молилась, чтобы вся эта ситуация оказалась ошибкой. Потеря девочки больно ранит Дэра.
 Родители Дэра встали и подошли к сыну.
 – Это мадам Клермон, – сказал его отец. – Она утверждает, что является матерью Дельфи.
 – Аннет! – воскликнула женщина. – Elle sappelie Annette! [13] 
 Герцогиня Йоувил ласково обратилась к ней по-французски:
 – Уже несколько лет все называли ее Дельфи. Так она и сама себя теперь называет.
 – Но это моя дочь, мадам. Моя! Моя Аннет. Ее украли у меня после сражения, когда там было так много солдат, так много смертей и страданий. – Она начала раскачиваться и причитать. – Я услышала о ней, и я узнала, что это она. Хорошенькая девочка с черными кудрями, да?
 Мара испугалась, услышав эту подробность, но тут же поняла, что женщина могла повторять описание, приложенное в объявлении.
 Узнает ли Дельфи свою мать? Ее похитили совсем маленькой, но ребенок, которого любили и о котором заботились, должен узнать родную мать.
 – Она уже видела девочку? – спросила она по-английски.
 – Нет еще, – ответил герцог.
 Мара повернулась к Дэру, чувствуя взволнованный взгляд бедной женщины, вслушивающейся в их непонятный ей разговор.
 – Тебе придется привести сюда Дельфи или отвести Клермон наверх.
 – Она в черном, – сказал он. – Дельфи испугается.
 Мара прикоснулась к его руке.
 – Иди. Мы придумаем, что можно сделать.
 Дэр вышел, и Мара посмотрела на женщину. Ей было не больше тридцати лет, но страдания состарили ее раньше времени. Мара подошла и села рядом с ней.
 – Мадам Клермон, – сказала она по-французски, – девочка боится женщин в черном. Это связано с той женщиной, что похитила ее. Вы же не хотите ее испугать? Давайте мы сменим это черное платье на что-нибудь более яркое.
 Но женщина отшатнулась от нее:
 – Как вы можете сравнивать?! Я ее мать. Чего ей бояться?
 – Но она боится черного цвета, – настойчиво повторила Мара.
 Герцогиня вышла и вернулась с огромной шелковой нежно-голубой шалью. Она накинула ее на плечи женщины, та не сопротивлялась. Все внимание мадам Клермон было сосредоточено на двери.
 Она открылась, но только для того, чтобы впустить родителей Мары и Саймона с Дженси. Мара быстро объяснила, что происходит. Дальше они ждали в тишине.
 Наконец вошел Дэр с Дельфи, вцепившейся в Мариетту, на руках. Рядом шел Пьер, было видно, что он готов защищать девочку ценой своей жизни. Это была еще одна проблема. Как можно разделить двух детей, которые выросли как брат и сестра?
 Мадам Клермон уставилась на девочку. Казалось, на мгновение она растерялась, но тут же вскочила и подбежала к Дельфи с криком:
 – Аннет, Аннет! Я знала, что ты не умерла, я знала это!
 Дельфи зажмурила глаза и прижалась к Дэру, а мадам Клермон била его кулаками:
 – Отдайте ее мне! Отдайте ее мне! Отдайте мне моего ребенка!
 Дэр сунул Дельфи в руки мадам Клермон, и все внезапно замолчали. Дельфи посмотрела на Дэра взглядом, в котором ясно читалось обвинение в предательстве. Огромные безмолвные слезы заполнили глаза девочки и покатились по щекам, но она не издала ни слова.
 Мадам Клермон принялась причитать, баюкая ребенка на руках:
 – Аннет, Аннет, Аннет…
 Пьер сделал шаг вперед, выпятив нижнюю губу.
 – Ее зовут Дельфи, – сказал он по-французски.
 Мадам Клермон отодвинулась от него.
 – Кто ты?
 – Я брат Дельфи.
 – Нет. Ты не мой ребенок!
 – Я ее брат, и я должен ее защищать.
 – Нет. Уходи! Вы пытаетесь опять ее отнять?! – Она еще крепче сжала Дельфи. Девочка тихо пискнула, но больше не было слышно ни звука. Мара видела перед собой ребенка, которому пришлось многое пережить, прежде чем она научилась переносить страдания молча.
 Все застыли, не зная, что делать, но тут к мадам Клермон подошла Эми Сент-Брайд.
 – Присядьте, мадам, – сказала она по-английски, поскольку учила французский совсем немного, да и было это давным-давно. Она нежно подвела бельгийку к дивану. – Все будет хорошо, но не стоит расстраивать детей. Думаю, нам всем не помешает чашечка горячего чая, за которой мы сможем решить, что нам делать.
 Поток слов и ее доброта успокоили мадам Клермон, и она вновь села, все еще прижимая к себе молча рыдающую Дельфи. Пьер решительно подошел к ним и взял Дельфи за руку. Она сжала его руку, и слезы остановились.
 Герцогиня вышла в коридор и велела подать чай.
 Мара могла смеяться над маминым универсальным решением любых проблем, но эту проблему чашечка горячего чая уж точно решить не могла. Если Дельфи и вправду была потерянным ребенком этой женщины, она должна быть возвращена ей, несмотря на то, что Дэр любит Дельфи, а Дельфи любит Дэра.
 Дэр стоял неподвижно, словно каменная статуя.
 Мара подошла к нему и взяла за руку, точь-в-точь как Пьер взял за руку Дельфи. Девочка, очевидно, не помнила эту женщину.
 Мара нарушила тишину, обратившись к гостье по-французски:
 – Кажется, девочка не узнает вас, мадам Клермон, а вы не предоставили никаких доказательств.
 Взгляд француженки был почти диким, она засунула одну руку в карман и вытащила бумагу. Герцог взял ее и прочитал вслух:
 – «Свидетельство о рождении Аннет Марии Клермон. Выдано двадцать четвертого августа 1812 года в Хале».
 На мгновение все замолчали, но Саймон сказал:
 – Стало быть, у нее был ребенок. Но это не доказывает того, что Дельфи и есть этот ребенок.
 – Что случилось с вашей семьей, мадам? – спросил герцог. – Вы же не приехали в Англию одна, не зная языка? Должны быть и другие люди, которые могли бы узнать ребенка.
 Она сердито посмотрела на него. Дельфи, которую она все еще прижимала к себе, походила скорее на восковую куклу, чем на живую девочку.
 – В Хале есть. Там все знают мою Аннет. Я прочитала газету, объявление. Я приехала в Англию, в Лондон. Это было нетрудно. Я спросила, как пройти в контору, указанную в объявлении. Мужчина, работающий там, привел меня сюда. – Она поднялась, крепко прижимая к себе девочку. – А теперь я уйду.
 – Нет… – Это была тихая мольба Дельфи, но обращена она была к Дэру.
 – Нет! – сказал он, порывисто преградив ей путь. – Приношу свои извинения, мадам, но я не могу позволить вам покинуть этот дом с Дельфи, пока мы не получили какое-то внятное подтверждение вашего родства. Вы можете остаться здесь и видеться с ней, но вы не можете ее забрать.
 Казалось, что мадам Клермон хочет возразить, но тут вошли слуги с чаем, создав необычную интерлюдию из звона посуды, чайников, расставляемых чашек. Слуги ушли, и матери Мары удалось вновь усадить мадам Клермон на диван. Герцогиня, все еще растерянная, разливала чай.
 Мара предложила чашку чая бельгийке, но та отказалась. Возможно, боялась, что чай отравлен. Маре было ее жаль. Но еще больше было жаль Дельфи.
 Она села на диван и протянула Дельфи пирожное. Девочка покачала головой и посмотрела на Мару, словно говоря: «Разве ты не можешь прекратить весь этот кошмар?»
 Мара не могла устоять перед этой молчаливой просьбой.
 – Мадам, девочка напугана. Ей может стать плохо. Пожалуйста, позвольте мне подержать ее некоторое время. – Она не особенно надеялась на понимание, но мадам Клермон вдруг заглянула ей в глаза, вздохнула и передала девочку.
 Дельфи прижалась к Маре, зарывшись мокрым лицом в ее волосах. Ее сотрясали судороги.
 – Папа? – прошептала она.
 – Папа рядом, – ответила Мара по-английски, баюкая ребенка. Ей хотелось сказать Дельфи, что все будет хорошо, но она не верила во вранье детям.
 Дельфи шмыгнула носом и прошептала:
 – Мариетта?
 Кукла валялась на полу.
 – Пьер, ты не мог бы, пожалуйста, дать Дельфи Мариетту?
 Мальчик поднял тряпичную куклу, расправил на ней юбку и вложил в руки Дельфи. Та прижала куклу к себе.
 – Все в порядке, Мариетта, – прошептала Дельфи по-французски так тихо, что расслышала ее только Мара. – Папа здесь.
 Мара сделала над собой усилие, чтобы не расплакаться.
 Герцог поговорил о чем-то с Дэром и сказал:
 – Мадам, вам нужно послать в Хале за свидетелями. За кем именно нужно послать? Вашим мужем? Священником?
 – Мой муж мертв. Пошлите за кем угодно. Любой подтвердит вам, что это моя дочь. Моя Аннет.
 – А ваши родители? – с каменным выражением, лица спросил герцог. – Они тоже мертвы?
 – Нет.
 – Их имена и место жительства?
 – Ламюль. У них ферма неподалеку от Хале. Они вам скажут. Священник скажет. Все вам скажут, что это моя Аннет.
 Мара видела, как побледнел Дэр. Настойчивость женщины лишала его призрачной надежды. Но даже если она и была настоящей матерью Дельфи, будет ли правильным, заставить девочку уехать с ней?
 – Я. отправлю гонцов в Хале, – сказал герцог. – Дорогая, – обратился он к жене, – не могла бы ты приготовить комнату для леди? Она, наверное, предпочтет расположиться поближе к детям.
 – В детской уже постелили кровать…
 – Мадам, – сказал Дэр, – чувствуйте себя здесь как дома. Вы получите все, что вам нужно, и можете проводить сколько угодно времени с Дельфи в течение дня. Но не беспокойте ее ночью. Вы не можете забрать ее и не можете оставаться с ней наедине. Я прошу прощения, но вы можете оказаться сумасшедшей, которая хочет причинить детям вред. Поймите меня, я вас впервые вижу.
 – Вы увидите. Ну, малышка, – нежно сказала мадам Клермон, – подойди к маме.
 Дельфи напряглась, и ее маленькие ручки, словно клешни, впились в Мару.
 Дэр поднял руку:
 – Сначала я должен объяснить ей все, им обоим. – Он взял Дельфи за руку и встал на колени, обняв другой рукой Пьера.
 Мара вздохнула от любви к нему. Ему было бы так просто настроить детей против этой женщины, но он не стал этого делать. Он даже заговорил с детьми по-французски, чтобы незнакомка не волновалась.
 – Вы знаете, что я люблю вас обоих, – сказал он, – но вы также знаете, что где-то есть родители, которые любят вас ничуть не меньше и которые искали вас повсюду с самого дня вашего исчезновения.
 – Ты наш папа, – заявил Пьер, не сдаваясь ни на йоту.
 – Во многом – да, но не по крови. Если Дельфи действительно дочка мадам Клермон, то на этот счет существуют законы, и довольно строгие законы. Если бы вы были моими настоящими детьми и вас бы у меня забрали, мне было бы все равно, что прошло много лет и что вы меня забыли. Я бы вас нашел и вернул домой. Понимаете?
 Дети кивнули, но неуверенно.
 – И все равно, неужели ничего не значит то, чего мы сами хотим? – спросил Пьер.
 – Может быть, и так. Но что бы ни случилось, я вас не потеряю. Мы никогда по-настоящему не расстанемся.
 Маре хотелось возразить против этого обещания, которое не могло быть выполнено.
 Дэр поставил Дельфи на ноги и встал.
 – Вы оба должны попытаться хорошо относиться к мадам Клермон, но неподалеку все время будет лакей, и, если будет необходимо, он меня найдет. А теперь пора ложиться спать, Пожелайте мадам спокойной ночи.
 Они выполнили это довольно неохотно, и он проводил их в спальню. Выйдя, он вместе с Марой последовал вниз за герцогиней, которая не произнесла ни слова.
 Дэр замедлил шаг и, когда его мать ушла вперед, завел Мару в свою спальню. Она обняла его, вспомнив, как попала сюда в первый раз, когда он ее спас. Ее проблемы казались ей тогда такими серьезными. Теперь-то она понимала, что это было ничто по сравнению с настоящими проблемами. Он вздохнул и отодвинулся от нее.
 – Думаю, она говорит правду.
 – Но ведь нет никаких доказательств, которые подтверждали бы ее слова! – возмутилась Мара.
 – Однако ее слова убедительны, к тому же она прошла испытание Соломона.
 – Что?
 – Она отдала тебе ребенка, поскольку Дельфи страдала.
 Мара опустилась на стул.
 – Это не может быть правдой. Столько времени прошло…
 – Зачем ей отправляться в такой далекий и трудный путь и говорить ложь, если все откроется, как только мы наведем справки?
 На это Маре было нечего ответить.
 – Мне пришло в голову только одно решение, – сказал Дэр, поворачиваясь к камину.
 – Какое?
 Когда он не ответил, Мара повторила:
 – Какое решение, Дэр? Он повернулся к ней:
 – Я мог бы жениться на ней. – И прежде чем Мара успела возразить, продолжил: – Тогда я смог бы заботиться о Дельфи, и им с Пьером не пришлось бы разлучаться.
 У Мары округлились глаза.
 – А как же я? О чем ты говоришь, Дэр?!
 Дэр побледнел.
 – В первую очередь я должен защищать детей.
 – Тогда как же с еще одним ребенком? – возразила Мара. – Нашим ребенком? Вполне возможно, что я уже ношу нашего ребенка, ты же знаешь, это могло случиться!
 Он закрыл лицо руками.
 – Не надо. Не мучай меня.
 Она отняла его руки от лица.
 – Нет уж, слушай! Что мне делать, если я ношу твоего ребенка? Выйти за кого-нибудь замуж и всю жизнь перебиваться с хлеба на воду? Или родить ребенка и попытаться однажды ему объяснить, что ты на первое место поставил другого ребенка – ребенка, который тебе даже не родной? Ты мне клялся, Дэр! Ты не можешь так со мной обойтись. Это подло, в конце концов!
 – Я принес клятву и детям. Что я никогда не позволю никому причинить им вред. Я не могу предать Дельфи и позволить этой женщине забрать ее отсюда. Я просто не могу. Ты же видела, как она на меня смотрела. Она так сильно страдает. – Он вновь повернулся к Маре, вид у него был изможденный. – Ты знаешь, сколько времени у меня ушло на то, чтобы убедить ее плакать громко, как любой нормальный ребенок? Смеяться? Жаловаться или возражать?
 Мара вспомнила абсолютное молчание ребенка посреди ужаса и предательства. Она была почти готова пожертвовать своим счастьем. Вдруг она вспомнила еще об одном.
 – Бал по поводу нашей помолвки! Как быть с ним?
 – Отмени его, – сказал он.
 – Но мы не можем.
 – Разве моя репутация еще что-то стоит?
 – А как же репутация Бланш? Да и моя тоже… Что мне теперь делать, Дэр?
 Он вновь отвернулся и сжал занавеску с такой силой, что Мара испугалась, что он может ее порвать. Она побежала на поиски Руюана. Только убедившись, что китаец и Солтер отправились к Дэру, она покинула Йоувил-Хаус.




 Глава 28


 На следующий день было воскресенье. Мара посетила службу в церкви на Ганновер-сквер вместе со своей семьей. Никогда в жизни она еще не молилась так страстно. Все ее мольбы были о решении проблемы, у которой, казалось, не могло быть счастливого конца.
 В конце концов она, Саймон и Дженси отправились в Йоувил-Хаус, чтобы посмотреть, как развиваются события.
 Она поднялась в классную комнату вместе с Дэром и обнаружила, что атмосфера там была довольно прохладной. Мадам Клермон пыталась поиграть с Дельфи, предлагая ей красивых кукол. Дельфи прижимала к себе Мариетту и делала вид, словно мадам Клермон не существует. Пьер стоял на страже. Он даже надел деревянный меч на ремне.
 Бельгийка тихо злилась, но выглядеть стала намного лучше. Ее уговорили надеть более яркую одежду, и кремовое платье в желтую полоску было ей очень к лицу. Вероятно, она впервые за несколько лет наелась вдоволь и как следует выспалась. На ней все еще была белая шапочка с ленточками, завязанными под подбородком, из-под нее выбивался темный завиток волос. Возможно, не такой темный, как волосы Дельфи, но темный.
 Дельфи тут же взглянула на Дэра, но не подбежала к нему. Было видно, что она боится сделать что-то не то и быть за это наказанной, а худшим наказанием для нее было бы потерять Дэра.
 Мара не стала обращать внимание на давящую атмосферу и какие бы то ни было правила и обняла Дельфи.
 – Здравствуй, моя прелесть, – сказала она по-французски, чтобы не расстраивать мадам Клермон. – Вот настал день отдыха, а ты занялась такой тяжелой работой и переодеваешь кукол. – Это была глупость, но больше ничего ей на ум не приходило. – А у бедной Мариетты нет никаких новых платьев. – Она обратилась к кукле: – Ты позволишь мне подарить тебе кое-какие украшения, Мариетта?
 Через мгновение Дельфи ответила писклявым голосом:
 – Да, конечно.
 Мара как бы между прочим передала Дельфи Дэру.
 – Подержи ее, пока я сниму серьги.
 Она сняла жемчужные серьги, а затем прикрепила их к тряпичной голове Мариетты. Затем она вновь взяла Дельфи на руки, отдала ей Мариетту и отнесла ее к зеркалу.
 – Посмотри, Мариетта. Разве они не красивые?
 – Очень красивые, – пропищала Дельфи. – Вы очень добры, миледи Мара.
 – Могу я тоже тебе кое-что подарить, Мариетта? – спросил Дэр, подходя поближе.
 Мара повернула к нему ребенка и куклу. Он снял с галстука золотую булавку и аккуратно прикрепил ее к платью куклы. «Мариетта» поблагодарила и его. Затем Дельфи добавила:
 – Мариетта хотела бы поцеловать тебя, папа, и я тоже.
 У Мары разрывалось сердце от того, что девочке приходилось просить для этого разрешения и пускаться на хитрость.
 Мара взглянула на мадам Клермон и увидела выражение тревоги на ее лице. Она тоже понимала, что в данной ситуации мало надежды на счастливый конец.
 Было решено, что приготовления к балу стоит продолжить, поскольку его отмена подтвердила бы слухи о Дэре и могла бы испортить репутацию Мары. Новость о женщине, которая заявила, что является матерью Дельфи, уже стала известна многим, но никто бы не счел это достаточной причиной для отмены званого вечера.
 Мара осталась в Йоувил-Хаусе, пытаясь хоть чем-нибудь помочь. Но даже если она и была в силах наполнять жизни людей солнечным светом, тени здесь были слишком густыми. Дэр избегал ее большую часть времени. Неужели он действительно может жениться на этой женщине, чтобы спасти Дельфи?
 Да, он это сделает, и Мара даже может это разрешить. Они оба сильные, они это переживут. А вот Дельфи нет.
 Она вернулась в Марлоу-Хаус на ночь, но утром после завтрака тут же приехала в Йоувил-Хаус. Она не могла быть где-то еще. Одновременно с ней прибыл майор Хокинвилл.
 – Баркстед вернулся, – сказал майор. – Он утверждает, что Мару заставляют выйти за тебя против ее воли. Он даже воспользовался присутствием мадам Клермон, чтобы сочинить очередную небылицу про тебя.
 – И какую на этот раз? – спросил Дэр, недобро усмехнувшись.
 – Будто бы эта мадам была твоей любовницей в Брюсселе. Затем ты бросил ее и украл вашего общего ребенка.
 – Как интересно! Дельфи пять лет. Ему пора в сумасшедший дом.
 – Возможно, но у него еще не идет пена изо рта, к тому же у него есть сторонники. Он был хорошим солдатом и хорошим офицером. Что нам с ним делать?
 Дэр устало развел руками:
 – Оставьте его в покое. Он уже разложил свой яд, и мы применили противоядие, которое сработает или нет, как то будет угодно судьбе. Но, Мара, – добавил он, – не выходи на улицу одна.
 Она кивнула:
 – Это моя вина.
 – Откуда тебе было знать, что легкий флирт будет принят так серьезно?
 Он не упомянул ее настоящую глупость, а она решила, что сейчас не время и не место рассказывать о своих ночных похождениях.
 – А эта женщина, которая утверждает, что является матерью девочки? Это правда? – спросил Хокинвилл.
 – Возможно. До завтрашнего вечера надо собрать доказательства, это крайний срок, – ответил Дэр. – Именно тогда мы с Марой должны объявить о своей помолвке свету.
 – Не вижу никакой связи.
 Дэр взглянул на Мару:
 – Один из способов развязать этот гордиев узел – жениться на мадам Клермон. Тогда Дельфи не потеряет меня.
 – Гордиевы узлы обычно разрубают, – сказал майор. – Заплати ей.
 – Уже пробовал, – ответил Дэр, повергнув тем самым Мару в шок. – Никакое количество денег не может ее удовлетворить. Видишь ли, – он вновь обратился к Маре, – это опять Соломоново испытание. Ее единственное желание – забрать дочь обратно в Хале.
 Майор Хокинвилл, нахмурившись, в глубокой задумчивости смотрел на расстроенную Мару.
 – Компромисс, – сказал он наконец. – Скажите ей, что она может жить с ребенком в качестве матери, только если будет оставаться с тобой и Марой. Это довольно неудобно, но это лучший вариант, который приходит в голову.
 Мара открыла рот от удивления и посмотрела на Дэра.
 Их глаза встретились.
 – Что ты скажешь, Мара?
 – Это замечательное решение, Дэр! Спасибо, майор Хокинвилл!
 Ей показалось, что они оба вздохнули с огромным облегчением. Это была не совсем та жизнь, о которой они мечтали, но это будет жизнь вместе.
 Вошел лакей и сообщил, что внизу ждет Николас Делейни. Дэр и Мара спустились в холл, чтобы встретить гостя.
 Когда они возвратились, то обнаружили, что Дельфи сидит на нижней ступеньке парадной лестницы, прижимая к себе Мариетту, Пьер стоит на страже с игрушечным мечом на боку, а одна из гувернанток суетится рядом, заламывая руки.
 Увидев Дэра, Дельфи бросилась к нему. Он поднял ее на руки, и девочка крепко его обняла.
 – Что произошло? – спросил Дэр у Пьера, успокаивая малышку.
 – Эта женщина ударила ее, папа.
 – Где сейчас мадам Клермон? – Голос Дэра был холодным.
 – Лежит на кровати, – с удовольствием ответил Пьер.
 – А позволь узнать, Пьер, – сказал Николас, – почему мадам ударила Дельфи?
 Мальчик воинственно задрал подбородок.
 – Дельфи не хотела с ней играть, дядя Николас. – Подумав немного, он добавил: – Дельфи стукнула ее.
 Дэр посмотрел на мальчика:
 – Значит, война?
 Пьер торжественно кивнул.
 Дэр поцеловал Дельфи в макушку и заглянул ей в лицо, мокрое от слез.
 – Возможно, если ты стукнула мадам Клермон, с ее стороны было и не так уж несправедливо ударить тебя?
 Он поставил ее на ноги.
 – Пойдемте наверх.
 Дети взяли его за руки.
 – А нельзя ли нам пойти погулять? – протянул Пьер.
 – Пока нет, – сказал Дэр, когда они поднимались по лестнице, перила которой уже были украшены лентами и искусственными цветами. – На улице вас могут поджидать родственники мадам Клермон, и они могут вас украсть.
 – Тогда мы точно никуда не пойдем, – заявила Дельфи. – В любом случае бал будет интересным, так что мы и здесь не соскучимся. – Настроение у девочки улучшалось с каждой минутой.
 Дэр оставил детей в классной комнате и постучал в дверь детской. Получив разрешение, он вошел и закрыл за собой дверь. Голоса скоро стали громче, послышался плач мадам Клермон.
 Дэр вышел, по выражению его лица было невозможно понять, что произошло.
 – Я объяснил ей решение Хокинвилла и заявил, что я приму все меры, чтобы помешать ее общению с Дельфи, если она откажется его принять. И разумеется, сказал, что она больше не должна бить девочку. – Дэр прикоснулся к руке Мары. – Мне нужно ненадолго уйти.
 – Он хотел жениться на ней, – сказала Мара Николасу, когда Дэр ушел.
 – Жениться на мадам Клермон? – переспросил Николас. – Это ни к чему.
 – Я знаю.
 – Давайте найдем место, где можно спокойно поговорить.
 Мара отвела Николаса в маленькую гостиную. Она нервничала, она чувствовала, что разговор предстоит важный.
 – У меня появилось странное сомнение, – сказал он, когда дверь за ними закрылась. – Оно дает надежду, хотя и довольно призрачную. Все это может не понравиться Дэру или, наоборот, помочь…
 – Переходите к делу, – перебила его Мара. Он улыбнулся:
 – Вы очень похожи на Саймона. Дело вот в чем: увидев Дельфи такой решительной, я заметил ее явное сходство с Терезой Беллер.
 Мара уставилась на него:
 – Она может быть настоящей дочерью этой женщины?
 – Это всего лишь мое предположение, но с каждым мгновением я утверждаюсь в нем все больше и больше. Я видел это сходство и раньше, но думал, что она просто переняла кое-какие манеры Терезы. Если Тереза и родила дочь, а поверить в это довольно трудно, она бы никогда не стала заботиться о ней сама. У нее совершенно точно не было на руках никакого ребенка в 1814 году. Но она могла оставить его на попечение какой-нибудь семьи, а потом, когда он ей понадобился, забрать обратно.
 – На попечение семьи мадам Клермон? Но это не поможет. Все равно все будут считать, что она дочь мадам.
 – Это означало бы, что девочка не больше принадлежит к семье Клермон, чем к Дебнемам. Только есть одно «но». Тереза не имела ничего общего с такими провинциальными городами, как Хале. Ее сферой было окружение Наполеона. Когда его сослали на Эльбу, она отчаялась настолько, что приехала в Англию и планировала сбежать в Америку, но как только он вернулся к власти, она возвратилась в его круг. И знаешь…
 – Что? – У Мары от всего этого кружилась голова.
 Николас вздохнул:
 – Это опять же мое предположение, но единственная причина, по которой Тереза могла бы родить ребенка и уделять ему внимание, – это если бы ребенок был ей полезен. Что, – добавил он со сверкающими глазами, – что, если отцом Дельфи был сам Наполеон?
 Мара опустилась в кресло.
 – Это просто невероятно! Но даже если это правда, какой нам от этого прок?
 Николас удивленно поднял бровь:
 – Разве непонятно? Когда мы получим известия из Хале, то, вполне возможно, нам скажут, что мадам Клермон не имеет на девочку никаких прав!
 – Я должна рассказать Дэру. – Мара вскочила с места, но тут же села обратно. – Каково ему будет узнать, что Дельфи – дочь этой жестокой женщины? И Наполеона!
 – Крайне необычное сочетание. Но ему не нужно об этом знать.
 – Боюсь, что не смогу скрывать это от него, – возразила Мара. – Но все сейчас так запутано, это ведь еще может оказаться неправдой… Мне кажется, вы янтарь, – добавила она и посмотрела, как он медленно понимает, о чем идет речь.
 – Вечная темница для насекомых? – поинтересовался он, улыбнувшись.
 Ей-то эту мысль подсказали его янтарные глаза.
 – Лучше сделай меня кораллом, – предложил он, – состоящим из крошечных кусочков, но иногда причиняющим боль.
 – Вы знаете Фенга Руюана? – спросила она.
 – Да, и очень хорошо.
 – Мне надо поговорить с ним.
 Николас не останавливал ее, а китаец оказался свободным. Мара просидела у него два часа, за которые он рассказал ей немного больше об опиуме и о том, что произойдет, когда Дэр начнет свою финальную битву.
 Она вернулась в Марлоу-Хаус, голова ее, кружилась от избытка информации, но девушка радовалась, что им удалось избежать самого худшего – расставания.
 Ночью, когда Мара уже готовилась ко сну, кто-то постучал в дверь. Рут открыла и впустила Дженси. Бледную Дженси со сверкающими глазами.
 – Что случилось? – спросила Мара, холодея от ужаса. Дженси взяла ее за руку.
 – Дэра вызвали на дуэль.




 Глава 29


 – Кто? – спросила Мара.
 – Баркстед.
 – Я так и знала! Глупый вопрос! О нет! – воскликнула Мара. – Вот мерзавец! Но ведь Дэр не примет его вызов, правда?
 – Саймон отправился в Йоувил-Хаус, чтобы поговорить с ним. Не поверишь, но это из-за мадам Клермон.
 – Что?!
 – Я знаю. Это безумство. Но очевидно, Баркстед вбил себе в голову, что Дэр является отцом Дельфи и должен поступить благородно по отношению к его матери – мадам Клермон. Более того, он уже раззвонил о вызове по всему городу. Все уже обсуждают эту проблему и жалеют бедную женщину, которая лишается ребенка из-за знатности и богатства ее отца.
 – Какой кошмар… Что нам делать?
 – Я не знаю. Дэр мог бы отказаться от дуэли, но это только подтвердит слухи о его трусости.
 Мара поднялась.
 – Мне нужно пойти к нему.
 – Уже половина одиннадцатого, – неуверенно сказала Дженси.
 – Какая разница? Рут, подай мне накидку и шляпку.
 – Миледи…
 – Не спорь. Дженси, ты не могла бы велеть подать карету?
 Дженси встала.
 – Разумеется, я тоже поеду с тобой, Мара.
 В Йоувил-Хаусе они поставили лакея, открывшего им дверь, в неудобное положение. Да, лорд Остри дома. Да, с лордом Дариусом. Но в спальне лорда Дариуса.
 – Это не имеет значения, – заявила Мара и поспешила наверх.
 Она постучалась, и Саймон открыл дверь. Он недовольно взглянул на них, но все же впустил.
 Дэр мерил комнату шагами, и Мара видела, как ему трудно; сейчас разбираться с навалившимися в одну кучу проблемами. Она подошла и взяла его за руку.
 – Этот человек – крыса. Нет, скорпион.
 Это вызвало его слабую улыбку.
 – Только почему-то в этих словах нет ни одной буквы «т». У меня путаются мысли. Он не вправе требовать встречи со мной завтра, но если я не…
 – Он сделает все, чтобы это выглядело трусостью. Я думаю, нам нужно встретиться с ним и обговорить все лицом к лицу.
 – Как?
 – Я попробую убедить его, что не выйду за него даже под дулом пистолета. – Она обвела взглядом всех присутствующих. – Лучше бы я никогда не встречала Баркстеда. Все из-за меня…
 – Это не твоя вина, – успокоил ее Саймон, обняв ее за плечи. – Ты же не сделала ничего предосудительного.
 Мара расплакалась и во всем призналась. Саймон и Дженси в ужасе смотрели на нее.
 – Как ты могла? – спросила Дженси.
 – Не знаю. Сейчас это кажется совершенно безумным, но тогда я отнеслась к этому просто как к игре. Конечно, все было очень-очень глупо, но это не причина наказывать меня так сурово! Он подарил мне тот ужасный шелк, Дженси, сопроводив его запиской про нашу брачную ночь. Мне следовало сжечь его, но я сказала Рут, что она может его продать. – Мара содрогнулась. – Он преследовал меня. Следил за мной.
 – Ты должна была рассказать мне, – вздохнул Саймон.
 – Я и представить не могла… Если произойдет еще что-нибудь ужасное, это опять будет моя вина.
 Дженси обняла ее.
 – Ничего не произойдет, и ты ни в чем не виновата.
 Мара услышала шаги и отпрянула от невестки, чтобы поприветствовать Дэра беззаботной улыбкой.
 Но его обмануть было нельзя. Он подошел и обнял ее.
 – Мы пройдем через эти шторма в спокойные воды. Поверь мне, вместе мы все преодолеем, Мара. Поехали, разберемся с Баркстедом.
 «Золотой крест», где обычно проводил вечера Баркстед, был популярным местом. За монетку они узнали от швейцара номер его комнаты и как туда пройти. Саймон постучал в дверь и назвал свое имя.
 Дверь распахнулась. На пороге стоял Баркстед с высокомерным выражением лица, которое, впрочем, тут же изменилось.
 Они все вошли. В комнате был еще один человек – тот краснолицый офицер из «Олмака». Он зло посмотрел на них и назвал свое имя:
 – Лоустофт. Секундант Баркстеда.
 Баркстед не сводил восхищенного взгляда прищуренных глаз с Мары. Та сделала шаг к нему и сказала:
 – Послушайте, Баркстед, вы совершили ужасную ошибку. Я знаю, что мои действия навели вас на неверные мысли, но я не люблю вас. Я никогда не любила вас и не хотела выйти за вас замуж. Вы должны мне верить. – Она повернулась к сопровождающим ее мужчинам: – Пожалуйста, оставьте нас.
 – Нет, – ответил Дэр.
 Баркстед оживился:
 – Видите! Почему же вы не видите? Если вас привели сюда силой, значит, вас заставили это сказать! Я не позволю вам выйти замуж за такого бесчестного человека, как Дебнем.
 Мара ударила его. Она не хотела так делать, но это произошло само собой, когда она услышала оскорбление в адрес Дэра. Ее кожаные перчатки должны были смягчить удар, но Баркстед отшатнулся так, словно его ударили шпагой, а затем рванулся к ней, задыхаясь от злости.
 Дэр встал между ними. Баркстед замахнулся на него, но Лоустофт схватил его за руку.
 – Вы распространили обо мне сплетню, – сказал Дэр.
 – Какую сплетню? – спросил тот, и взгляд его дрогнул.
 – Слух о том, что я сбежал во время сражения при Ватерлоо. К счастью для вас, у нас есть свидетель, которому известна правда.
 Мара постаралась не выказать удивленного облегчения и увидела недоумение на лице Лоустофта.
 – К счастью? – Баркстед задрал подбородок. – Почему это должно доставлять мне удовольствие?
 – Поскольку мне не придется предпринимать никаких действий, чтобы заставить вас публично признать, что вы распустили эту сплетню из чистой злобы.
 – Пытаетесь запугать меня своим титулом? – фыркнул Баркстед, но отступил на шаг. – В наши дни нельзя заставить общество проглотить ложь, всего лишь пользуясь своим титулом! – возмущался он. – Или красть детей и оскорблять беззащитных женщин для вас норма жизни? – Он склонил голову и посмотрел на Дэра исподлобья. – Вы собираетесь жениться на женщине, которую обесчестили?
 – Вы когда-нибудь встречались с мадам Клермон? – спросил Дэр. Видимо, опиум наделял человека бесконечным терпением.
 – Вы отрицаете, что она живет сейчас в вашем доме и предъявляет права на вашу дочь?
 – Нет.
 – И вы хотите сказать, что в дом герцога пускают любого оборванца, который расскажет жалостливую историю?
 – Послушайте, Баркстед, – заявил Дэр, – уже около года я пытаюсь найти родителей этих детей. Разумеется, мне интересен каждый претендент на эту роль. Я проверяю рассказ женщины, но она сейчас одна в чужой стране, и мои родители были так добры, что предоставили ей крышу над головой. Она для меня совершенно посторонний человек, и в то время, когда была зачата Дельфи, я был еще в Кембридже. Я никогда и не говорил, что Дельфи – моя родная дочь.
 Факты и почти сверхъестественное спокойствие Дэра произвели сильное впечатление на капитана Лоустофта и, казалось, сбили спесь с Баркстеда.
 – Так в чем же правда, приятель? – растерянно спросил Лоустофт, до сих пор слушавший молча.
 Губы Баркстеда скривились, словно он пытался сдержать слезы.
 – Я… должно быть, я ошибался. Я только хотел защитить ее, – сказал он своему другу. – Она так молода, так невинна. – Он вновь повернулся к Маре: – Вам нужен человек, который заслонит вас от трудностей жизни. Вы не знаете… Как вы можете знать, что для вас лучше?
 Прежде чем Мара успела возразить, это за нее сделал Саймон:
 – Прекратите нести чушь. В одном мизинце Мары больше ума, чем у вас в голове.
 Баркстед повернулся к нему:
 – Тогда почему она покинула ночью дом, чтобы провести время в моем обществе?
 Мара возблагодарила небо, что уже успела обо всем рассказать брату.
 – Потому что она считала вас своим старшим другом, почти дядей и доверяла вам, – не моргнув, ответил Саймон.
 Баркстед упал в кресло.
 – Вы считаете меня своим дядей? – спросил он у Мары дрогнувшим голосом.
 На одно мгновение ей стало жаль его, но она прямо взглянула ему в глаза и Твердо сказала:
 – Да.
 Повисла долгая пауза.
 – Ну что, мы покончили с этими глупостями? – спросил Дэр. – Никто не собирается драться с вами, Баркстед, но если вы будете еще создавать неприятности, мы соберем все силы и смешаем вас с грязью.
 Баркстед облизнул губы.
 – Понимаю. Вы начнете рассказывать небылицы. Разрушите мою репутацию… Я всего-навсего сделал то, что считал правильным. И до сих пор считаю это правильным. Она слишком хороша для вас!
 – В этом я с вами согласен, – сказал Дэр. – Но нам не придется рассказывать про вас небылицы. Достаточно будет рассказать правду. Условия следующие: вы перестаете вмешиваться в нашу жизнь. Вы стараетесь не попадаться на глаза Маре. Нам придется рассказать Верни о вашем поведении, но если вы не нарушите свою часть договора, никто больше в свете не узнает о вашей глупости и низком поступке.
 – Потому что вы не хотите, чтобы всем также стало известно о ее бесстыдном поведении.
 Мара вспыхнула. Если бы только она могла знать тогда, какими неприятностями обернется ее наивное легкомыслие! Но Дэр сказал:
 – Если вам небезразлична судьба Мары, вы и сами не захотите, чтобы миру стало известно о ее невинных заблуждениях.
 – Невинных… – Баркстед замолчал и проглотил дальнейшие слова. Мара не удавилась. Ведь ему и вправду было нечем крыть.
 Дэр добавил:
 – Мне жаль вас, сэр. Мара – удивительная девушка, она стала для вас чем-то вроде наркотика. Лучшая ваша часть, вне всяких сомнений, пытается сохранить здравомыслие, но ваши животные инстинкты подталкивают к мысли, что жизнь не стоит и гроша, если рядом нет ее, что ваша святая обязанность – защитить ее. Эту напасть можно победить. У вас репутация смелого человека, и у вас есть друзья. Сражайтесь! – Он взглянул на потрясенного капитана Лоустофта: – Надеюсь, вы поможете ему, сэр, и также сохраните все это в тайне.
 – Да, разумеется. Разумеется. – Капитан Лоустофт собрался е силами. – Это я распространил историю в «Олмаке». В тот момент я ей верил. Его раны придавали веса его истории. Я готов принести вам свои извинения, но если вы хотите, удовлетворения…
 – О Боже, нет! – возразил Дэр. – Давайте забудем обо всем этом, как о войне. Вы заблуждаетесь, только и всего. Я не держу на вас зла.
 Он взял Мару за руку и вывел ее из комнаты, вниз по лестнице и вон из гостиницы.
 – Дэр, а кто этот свидетель, который может опровергнуть слухи? – поинтересовалась Мара. – Ты ничего не говорил о нем раньше.
 – Я солгал, – сказал Дэр. – Один из побочных эффектов опиума в том, что становится очень легко лгать, да и что мне оставалось делать?
 Мара вернулась в свою спальню в Марлоу-Хаусе но никак не могла успокоиться. Когда Рут предложила ей настойку опиума, она оттолкнула бутылочку.
 – Но вы должны выспаться, мисс Мара!
 – И ты тоже, Рут. Пожалуйста, уйди. Все будет в порядке.
 Одиночество было для нее настоящим раем, она так устала от потрясений.
 Мара нашла диск, который ей подарил Руюан, и стала работать над движениями, которым он ее научил. Она легко вспомнила их и принялась повторять их снова и снова, представляя, как Дэр проделывает то же самое в Йоувил-Хаусе. Постепенно ее разум очистился, и она надеялась, что это означает, что и Дэру тоже полегчало. Стоило ее голове коснуться подушки, как она тут же заснула.
 На следующее утро Дженси зашла к ней, чтобы позавтракать вместе.
 – Что мы будем делать?
 Мара намазала хлеб маслом и положила сверху джем.
 – Готовиться к балу.
 – Ты знаешь, о чем я. Все в таком беспорядке.
 – Могло быть и хуже, – заметила Мара. – Мадам Клермон не тащит упирающуюся Дельфи в Бельгию. Дэр не дерется на дуэли с Баркстедом. Сегодня весь свет соберется в Йоувил-Хаусе, подтверждая тем самым, что они считают Дэра смелым, честным и правдивым.
 – Ты в этом уверена?
 – Конечно!
 – Не понимаю, как ты можешь оставаться такой спокойной! – взорвалась Дженси. – Ты же знаешь, как трудно бороться со сплетнями! Многие уже наверняка сообщили об этом в письмах, распространяя историю еще дальше, но они и не подумают о том, чтобы написать опровержение. Особенно если мы его не предоставим.
 Мара сжала руки Дженси.
 – Но ведь они напишут и о бале, Дженси. Я просто пытаюсь смотреть на все со светлой стороны.
 – Прости.
 Дженси ушла, и Мара вспомнила, что ей обещана верховая прогулка.
 Она написала записку Дэру и вызвала Рут, чтобы подобрать платье. Бедная Годива не выходила из конюшни уже около недели. Мара только-только успела одеться, когда лакей доложил, что лорд Дариус ожидает ее внизу.
 Но вместо того чтобы немедленно отправиться с ней на прогулку, он провел ее в одну из гостиных.
 Вся ее радость мгновенно улетучилась.
 – Что? Что еще случилось?
 – Ничего плохого. Извини, если напугал тебя. Я просто хотел подарить тебе вот это. – Он достал кольцо: чистый граненый топаз, окруженный негранеными рубинами, а затем крошечными бриллиантами, – и надел его ей на палец.
 – Оно просто идеально. Где ты его нашел?
 – Я заказал его на прошлой неделе, прежде чем мы уехали из города. Рубины защищают топаз, – сказал он, проводя пальцем по камням, – а бриллианты защищают их обоих.
 Она заглянула ему в глаза:
 – И ты больше не собираешься жениться на мадам Клермон?
 – Нет. – Он провел пальцами по ее щеке. – Зачем им с Дельфи мертвый муж и отец? А я не смогу жить без тебя.
 Мара прижалась к нему. Она почувствовала, как он поцеловал ее волосы, и ощутила, что жизнь совершенна, когда Дэр рядом.
 – Нам нужно идти, – неохотно сказал он. – Лошади ждут.
 Они поцеловались, вышли из дома и отправились в Гайд-парк. Они разговаривали, но только о некоторых незначительных пустяках и то не слишком много. В парке они пустили лошадей рысью, а после и вовсе поскакали наперегонки галопом, намеренно оканчивая игру вничью. Это было здорово. Это было нормально. Именно так они и должны жить вместе.




 Глава 30


 Мара пообедала с Дженси и поняла, как ей следует провести остаток дня. Молодой леди, которая собирается на бал, особенно на тот, где она будет центром внимания, следует отдохнуть, а затем заняться приготовлениями к вечеру.
 Но у нее было чем заняться.
 Она вызвала карету и в сопровождении Рут и вооруженного лакея отправилась в ювелирный магазин на Бонд-стрит. Продавец тут же ее узнал.
 – Вам нужны еще бусины, мадам?
 – Нет, – ответила Мара. – Я хотела бы заказать кольцо. Могли бы вы сделать его сегодня?
 Молодой человек приподнял брови, но все же вызвал главного ювелира. Крупный мужчина с тяжелой челюстью и острым взглядом, одетый в рабочий фартук, появился из служебного помещения. Необычный заказ заинтересовал его. Он изучил кольцо Мары.
 – Вы хотите точно такое же, но чтобы рубин был в центре, а топазы располагались вокруг? Но мужчины в наши дни не носят такие кольца. Может быть, булавку для галстука?
 – Это должно быть кольцо, – настаивала Мара.
 – Может быть, тогда нам удастся переделать мужской перстень? – Он вытащил большую золотую печатку с ровной овальной поверхностью, подготовленной для гравировки. – Камни можно поместить в этом углу, тогда у нас останется место для гравировки.
 Мара подумала и кивнула:
 – Да, так будет лучше всего. Вы сможете выполнить работу к вечеру? – Она одарила мужчину своей самой яркой улыбкой. – Это для моего жениха. Сегодня бал в честь нашего обручения.
 В его глазах блеснул огонек.
 – Я могу сделать это сегодня, но мне нужно знать размер.
 Мара не знала размера Дэра.
 – Вы получите его в течение часа, – уверила она мастера.
 Вернувшись в Марлоу-Хаус, она тут же послала записку Солтеру, в которой просила его немедленно сообщить ювелиру необходимую информацию. А сама стала готовиться к балу. Сегодня вечером она должна выглядеть безупречно.
 До бала оставалось каких-то полчаса, а заказ из ювелирной мастерской так и не поступил. Мара заметно нервничала. Она смотрела на себя в зеркало, без надежды поправляя идеальную прическу.
 У нее на голове возвышалась пирамида кудряшек, украшенных венком из желтых роз.
 Ее темное желтое шелковое нижнее платье покрывал чехол из белой сетки, украшенный крошечными бриллиантами. Вырез был очень низкий. Она вспомнила вечер в «Олмаке», когда Дэр восхищался ее грудью. И Брайдсуэлл, когда он боготворил их…
 Тут раздался стук в дверь, и лакей передал ей маленькую коробочку. Мара чуть не подпрыгнула от радости, но лишь сдержанно поблагодарила его, открыла футляр в виде сердечка и увидела кольцо, точь-в-точь такое, как ей хотелось, с драгоценными камнями в одном углу и выгравированными буквами Д и М. Она решила для этого случая назваться Марой, а не Адемарой.
 Прозвенел звонок, и Мара спустилась вниз, сжимая кольцо в руке. Дэр ждал ее у подножия лестницы. Внезапно она вспомнила о теле, которое скрывалось под этим вечерним костюмом, и ее охватила слабость. Он поцеловал ее руку, а взгляд Дэра просто раздевал ее. Их руки сжались.
 – У меня для тебя кое-что есть.
 – Райское блаженство? – Это было утверждением.
 – И кое-что еще. – Она надела кольцо на палец его правой руки.
 Дэр взглянул на него и улыбнулся:
 – Оно прекрасно.
 – Как и наше будущее.
 Они посмотрели друг другу в глаза и слились в поцелуе.
 – Нет, нет, вот этого не надо. Ведите себя прилично, дети мои.
 Мара отпрыгнула в сторону и посмотрела на своих родителей, спускавшихся по лестнице. Эту фразу сказал ее отец, но глаза его улыбались.
 – Я не узнал их сразу, – пробормотал Дэр.
 Мара и сама с трудом верила глазам. Ее родители выглядели как настоящие граф и графиня Марлоу. Она и не знала, что у ее отца есть такой элегантный костюм, а у матери такое роскошное платье.
 – Отец похож на мученика, а вот мама, похоже, получает от предвкушения бала удовольствие.
 – Почему бы и нет? Она все еще молодая красивая женщина, – сказал Дэр и сделал шаг вперед, чтобы поприветствовать Эми Сент-Брайд.
 Мара с удивлением поняла, что он прав, Нежно-голубой цвет был очень к лицу ее матери. Да и в отличие от Мары у нее было что показать в глубоком вырезе платья. Завершали же эффект драгоценности Марлоу, включая тиару, сверкающую в свете свечей. Глаза Эми Сент-Брайд блеснули счастьем, когда она улыбнулась Маре.
 – Куда катится мир? – тихо произнесла Мара, беря Дэра под руку, чтобы поприветствовать дядю, сэра Элджернона Сент-Брайда, и его жену, а также своих крестных родителей. Дэр представил ее своему брату лорду Грейвенему и его жене. Они были очень похожи на свои портреты, такие же обыкновенные и милые.
 Леди Доротея Дебнем также была очень похожа на свой портрет, но в ней было больше от Грейвенема, чем от Дэра. Она тепло, но сдержанно поприветствовала Мару в качестве нового члена их семьи. Мару представили огромному сэру Рэндольфу Данпотт-Ффайфу и лорду и леди Вервуд. Затем она улыбнулась от неподдельного удовольствия видеть лорда и леди Вандаймен и Серену с Френсисом.
 – Ну не тесен ли мир аристократии? – заметила Серена, – Мы пришли оказать Дэру моральную поддержку, но это наша обязанность. Мария Вандаймен в девичестве была Данпотт-Ффайф, а Френсис – дальний родственник Дебнемов по материнской линии. Ее сейчас в городе нет, зато ее сестра здесь.
 – Мисс Херстман, – сказал Дэр, глядя в другой конец комнаты. – Нам лучше подойти к ней. Мара, а то она ударит меня зонтиком.
 – Но ей же не позволят принести сюда зонтик, – возразила Мара.
 – Я бы на это не рассчитывал.
 Мара была с ним совершенно согласна. Платье не слишком красивой мисс Херстман совсем не подходило для бала. Она вообще выглядела так, словно считала все попытки приукрасить себя глупыми. Ее платье было шелковым, но коричневая ткань выглядела простой и неброской. Ворот был закрытым, а рукава длинными.
 – Зато мне не приходится думать о перчатках и шали, – сказала она Маре, словно прочитав ее мысли. И тут же повернулась к Дэру: – Не переживай из-за этой глупой истории. Мы с Мод положим этому конец.
 Они пошли поздороваться с остальными гостями, и Дэр прошептал ей на ухо:
 – Это должно решить проблему. Мисс Херстман не обладает в обществе такой силой, как леди Коул. Она избегает общество с тем же усердием, что и твой отец, но она знает почти всех и осведомлена обо всем, что происходит.
 Мара расслабилась. На балу царила спокойная атмосфера, и, казалось, ничто не могло пойти не так.
 Волноваться она начала, когда они приехали в Йоувил-Хаус. Дом был готов к приему гостей, но в зале их встретили всего лишь несколько слуг. Комнаты были настолько пустыми, что начинало казаться, что так оно и будет до конца вечера. Издалека слышалась музыка, но она звучала лишь для призраков.
 – Давай заглянем в детскую, – сказал Дэр. – Я обещал Дельфи показать твое платье.
 – Хорошо, у меня кое-что для нее есть.
 Дельфи восхищенно любовалась Марой, в то время как мадам Клермон сидела в стороне, чопорно поджав губы. Чем же все это кончится? Оставалось надеяться, что Дельфи не является дочкой этой женщины. Мара внимательно рассмотрела лицо девочки. У нее и впрямь была ямочка на подбородке, как у Наполеона.
 – Видишь, Мара, – сказала Дельфи, – Мариетта тоже готова к балу.
 На кукле была новая юбка из розового бархата и золотой пояс.
 – Как красиво, – сказала Мара, вопросительно глядя на Дэра. – Тея дала мне несколько лоскутков, – объяснила девочка.
 Мара подарила Пьеру золотой ремень с креплением для меча, а Дельфи венок из роз, таких же как на голове у самой Мары.
 Дельфи с искренним восторгом полюбовалась собой в зеркале и так энергично поцеловала Мару, что чуть было не разрушила плоды долгих трудов парикмахера. Пьер маршировал по комнате, время от времени вытаскивая меч и отгоняя им воображаемых противников. Затем пришел лакей и объявил, что начали прибывать гости. Мара с Дэром поспешили вниз и встретили толпу повес.
 Мара наконец-то познакомилась с лордом и леди Арден – сверкающий маркиз ухаживал за всеми напропалую, а его жена бранила его, хотя было видно, что ей весело, – а также с лордом и леди Эмли, которые больше походили на рассудительную пару из провинции. Но тут гости повалили нескончаемым потоком. Многие были оживлены, очевидно, надеясь на скандал, но большинство из них были просто милыми людьми, пришедшими приятно провести вечер. Мара начала верить, что бал и впрямь будет иметь успех. Уже сама толпа пришедших гостей была успехом.
 Но наконец Мара сказала Дэру:
 – Леди Коул нет.
 – Если она решила не приходить, так тому и быть.
 – Но это ведь важно.
 – Важна только ты, – ответил он, и Мара закатила глаза, краснея.
 Затем, когда уже должны были начаться танцы, появилась и леди Коул. На ней было золотое атласное платье и золотая же тиара, а сопровождал ее сам герцог Веллингтон. Мара замерла в тот момент, когда внимание всех присутствующих обратилось на встречу герцога и Дэра.
 Герцог одарил его одной из своих редких улыбок и сжал его руку.
 – Рад видеть, что вы поправились, Дебнем. Вы великолепно несли службу. Великолепно!
 Мара чуть было не потеряла сознание от облегчения. Когда герцог поклонился ей, она одарила его одной из своих самых ярких улыбок. Она могла бы поклясться, что он сморгнул.
 Не хватало еще одного человека, Бланш, но она должна была приехать позже.
 Бомоны прибыли вскоре после этого, Бланш была просто ослепительна в платье небесно-голубого цвета, в тон ее глазам, расшитом жемчугом. Ее волосы были скрыты дымкой голубой, серебристой и белой тканей, закрепленных бриллиантовой булавкой.
 Благодаря своей подготовке она радостно улыбалась и выглядела счастливой, и только самые близкие могли заметить, что она нервничает.
 – Я вся трясусь, – прошептала она Маре. – Боязнь сцены. Это у меня-то!
 – Но тебе же впервые приходится играть роль миссис Хэл Бомон перед такой публикой.
 – Я нормально выгляжу?
 Мара рассмеялась:
 – Ты великолепно выглядишь, и тебе это прекрасно известно.
 – Но я не уверена, что это уместно. Я хотела надеть что-то простенькое, но Хэл не позволил.
 – И он был абсолютно прав.
 Хэл вмешался в их разговор:
 – Бланш, если мы немедленно не подойдем поздороваться с моей крестной, она уйдет, разобидевшись на нас, и все этим испортит.
 – Боже, – пробормотала Бланш и добавила: – По крайней мере, Веллингтон с ней. Он был одним из моих поклонников, когда еще был Уэлсли.
 Мара поняла, что она имеет в виду, и смутилась, но тут официально объявили об их помолвке. Гости зааплодировали. Бал был открыт. Мара и Дэр вышли вперед и начали танцевать.
 – Жаль, что это не вальс, – сказала она.
 – Попозже, – ответил он. – Обещаю.
 Когда раздались первые звуки музыки, Мара взглянула наверх и увидела две пары восхищенных детских глаз, наблюдавших за происходившим с галереи для музыкантов. Две ладошки помахали ей. Ей хотелось помахать им в ответ, но глаза всех присутствующих были обращены на нее, и она не посмела этого сделать. Мадам Клермон не было видно, но она, несомненно, находилась там, призрак на балу.
 Мара целиком растворилась в музыке. После Дэра она протанцевала подряд с тремя герцогами: Йоувилом, Сент-Рейвеном и Веллингтоном. Веллингтон сказал:
 – Я так понимаю, что вы возглавили кампанию в помощь Бланш. Я вам очень за это благодарен. Она замечательная девушка.
 Мара улыбнулась ему с искренней теплотой.
 Но она устала от герцогов, так что постаралась на следующий танец заполучить Дэра, однако пока они стояли в сторонке, ожидая начала музыки, к ним подошел майор Хокинвилл.
 – Боюсь, что должен вас прервать, – тихо сказал он, – но думаю, что причина вам понравится.
 – Свидетель с Ватерлоо? – спросил Дэр.
 – Нет, пойдем.
 Они прошли по комнате, беззаботно улыбаясь гостям, затем по коридору, но на сердце у Мары было тяжело. Ей сегодня сюрпризы были не нужны, не важно, хорошие или плохие, да и Дэру бы лучше обойтись без них.
 – Что такое? – спросил Дэр, когда они наконец выбрались из толпы.
 – Прибыли родственники мадам Клермон. Они ждут в кабинете твоего отца.
 – И это хорошие новости? – недоверчиво спросил Дэр.
 – Да.
 Они поспешили вниз по черной лестнице в просто обставленную комнату, где Мара когда-то рассматривала миниатюры членов семьи Дэра. Там они обнаружили троих жилистых мрачных мужчин в провинциальной одежде. В них с первого взгляда можно было разгадать отца и двух сыновей. Двое лакеев, присутствовавших в комнате, были похожи на охрану.
 – Где моя дочь? – спросил по-французски старший из мужчин, как только увидел Дэра. – Что вы с ней сделали? Этот человек, – он указал подбородком на Хокинвилла, – сказал только, что она здесь. Здесь? Что это за место?
 Дэр поднял руку:
 – Минутку, сэр. – Он отпустил лакеев, зачарованно наблюдавших за всем происходившим, и сказал: – Вы месье Ламюль из Хале, а ваша дочь – мадам Клермон?
 – Это она. Она плохо себя чувствует. Мы должны отвезти ее домой.
 Мара с облегчением сжала руку Дэра. Женщина – сумасшедшая. Это трагично, но зато проблема с Дельфи разрешилась сама собой.
 – Она и вправду потеряла дочь? – спросил Дэр.
 – Да, сэр, так и было. Именно поэтому она и заболела. Сначала погиб муж, затем ребенок. Она вбила себе в голову, что ребенок, найденный после битвы, и есть ее Аннет, и она не желала никого слушать. Я прошу прощения, если она доставила вам какие-то неудобства, но мы приехали, чтобы забрать ее домой.
 Видимо, он считал, что его дочь держат здесь в плену.
 Дэр сжал руки и поднес их ко рту. Мара поняла, что и не подумала узнать, как он поступил с опиумом. Действие обычной вечерней дозы уже закончилось бы даже и без этого дополнительного напряжения.
 После продолжительного молчания он сказал:
 – Пройдемте со мной. Мы отведем вас к ней.
 Мужчины быстро встали. По такому случаю они, наверное, надели свои лучшие костюмы, их ботинки громко стучали, пока они поднимались в детскую. Дэр послал вперед лакея, чтобы попросить мадам встретить их там, но она, очевидно, отказалась отпустить от себя Дельфи. Когда они вошли в детскую, она держала девочку за руку, а Пьер стоял рядом, недоверчиво рассматривая троих незнакомцев.
 Мара наблюдала за мадам Клермон, когда мужчины вошли в комнату, и не увидела ни следа замешательства. Наоборот, женщина радостно улыбнулась им:
 – Отец! Джайлз, Антуан, видите, я была права. – Она подхватила Дельфи на руки. – Вот моя Аннет!
 У Мары сжалось сердце. Но ее отец вздохнул:
 – Франсин, девочка моя, это не Аннет. Аннет мертва.
 – Нет, нет, посмотри, папа! Это она. Неужели я не узнаю своего собственного ребенка?
 Он подошел к ней и положил руку ей на плечо.
 – Аннет мертва, милая. Она на небесах с ангелами.
 Франсин Клермон отодвинулась от него.
 – Нет, нет! – Она прижала к себе Дельфи, но Дэр схватил женщину за плечо. Неожиданное прикосновение испугало ее, она ослабила хватку, и Дэр выхватил у нее плачущую девочку.
 Когда Франсин Клермон попыталась забрать Дельфи обратно, отец преградил ей путь.
 – Это ложь, папа! Я нашла свою дочь. Я знаю, что это она, но они хотят вновь похитить ее. Я хочу забрать свою дочь!
 Отец без малейших колебаний схватил несчастную дочь своими крепкими руками и начал успокаивать ее, словно ребенка:
 – Я знаю, я знаю. Это тяжело, милая, так тяжело. Но она умерла. Она мертва.
 Мара заметила, что Дэр увел детей, и быстро проскользнула за ними в спальню. Дельфи все еще прижималась к Дэру, но плакать она уже перестала.
 – Что происходит, папа? – спросил Пьер. – Кто эти люди? Они мне не нравятся.
 – Это хорошие люди, – ответил Дэр, садясь с Дельфи в кресло-качалку и притягивая к себе Пьера. – Это родственники мадам Клермон. Она не мама Дельфи, но мы должны ее пожалеть. У нее была дочка, которая была ей очень дорога, и ее Аннет умерла. Это стало для нее таким большим горем, что она никак не может в это поверить. Она предпочла считать, что ее ребенка похитили, поэтому она отправилась на поиски дочери. Ее семья позаботится о ней и заберет домой.
 Дельфи кивнула:
 – Хорошо.
 Это могло быть выражением сочувствия, но Маре показалось, что это вздох облегчения. И если Дельфи и впрямь дочь Терезы Беллер, то больше претендентов на материнство не будет.
 – Значит, ты наш папа? – спросил Пьер.
 Дэр помедлил, поскольку их происхождение всегда будет загадкой, но затем сказал:
 – Да, а Мара скоро будет вашей мамой.
 – C’est bon? – сказала Дельфи и спрыгнула с его коленей. – Мы можем вернуться на балкон и посмотреть бал?
 Дэр удивился, но отпустил их с одной из гувернанток. Мара взяла его за руки и улыбнулась:
 – Как быстро они забывают плохое, просто моментально!
 – Да. Я сплю, или основные наши проблемы разрешились сами собой?
 Мара села к нему на колени.
 – Все хорошо, – сказала она и поцеловала его. – Есть только одна мелочь, Дэр.
 И она рассказала ему все, что Николас думал о происхождении Дельфи..
 – Боже правый! – воскликнул он, и Мара испугалась, что совершила ошибку. – Если это и так, то слава Богу, что девочка не унаследовала ее характер! Тереза Беллер не заботилась ни о ком и ни о чем, кроме самой себя, а Дельфи – человек заботливый и любящий. Она добрая девочка.
 – А Наполеон?
 Дэр рассмеялся:
 – Он был великим человеком. Но надеюсь, Дельфи Дебнем не придет в голову организовать мировую войну, – улыбнулся он, глядя ей в глаза, – особенно если она вырастет в Брайдсуэлле.
 Они поцеловались еще раз и спустились к гостям. Слух разнесся среди повес, и все они подошли, чтобы поздравить Дэра. Затем герцогиня объявила, что миссис Бомон, известная актриса, согласилась оказать всем собравшимся большую честь и прочитать отрывок из пьесы перед ужином.
 Мара совсем забыла про Бланш и понятия не имела, что именно их ожидает. Она взяла Дэра за руку и начала молиться, подняв глаза к балкону, где стояла Бланш.
 Девушка, обращавшаяся ко всем присутствующим, стала выглядеть выше, а ее поставленный голос достигал каждого уголка зала.
 – В театре для женщин очень мало сильных ролей, – говорила она, – Но мне удалось подобрать один отрывок для сегодняшнего вечера. Монолог Порции из пьесы господина Шекспира «Венецианский купец».
 Ей удалось смягчить свой голос, не делая его тише.



   Не действует по принужденью милость;
   Как теплый дождь, она спадает с неба
   На землю и вдвойне благословенна:
   Тем, кто дает и кто берет ее.
   И власть ее всего сильней у тех,
   Кто властью облечен. Она приличней
   Венчанному монарху, чем корона. [14] 



 Она сделала паузу, держа весь зал в своей власти, но, возможно, она также просила о милости для себя и Хэла. Бланш закончила свое выступление строками:



   Но вспомни только,
   Что если б был без милости закон,
   Никто б из нас не спасся.
   Мы в молитве
   О милости взываем – и молитва
   Нас учит милости.



 Она склонила голову, и зал взорвался бурными аплодисментами. Мара подумала о милости к Баркстеду и бедной мадам Клермон и сжала руку Дэра. Зачастую месть и даже справедливость никуда не годная расплата.
 Бланш ушла в тень и вскоре вернулась в комнату под руку со светившимся от гордости Хэлом, их окружили восторженные гости.
 Дэр вывел Мару на первый тур вальса, когда уже пробило полночь. Хорошо, что в танце не нужно было менять партнеров, поскольку они были так поглощены друг другом, что ничего кругом не замечали.
 Когда музыка смолкла, он сказал:
 – Повесы будут ужинать вместе.
 Они прошли к двери бального зала. Выходя из зала, они встретили яркого молодого человека с темными волосами и глазами, полными энергии и напористости. Мара невольно напряглась, поскольку в нем было что-то враждебное.
 – Рад видеть тебя, Канэм, – поздоровался Дэр.
 – Теперь меня зовут Дэриен, – сказал молодой человек с улыбкой, которая не отразилась в его глазах.
 «Пожалуйста, Господи, – взмолилась Мара, – только бы не возникло никаких новых проблем!»
 – Прошу прощения, – сказал Дэр. – Как твой отец и два брата?
 – Один погиб от болезни, двое – от молнии. – Дэриен помрачнел. – Очевидно, девиз нашей семьи должен относиться к нам, а не к нашим врагам.
 Дэр повернулся к Маре:
 – Дорогая, позволь представить тебе лорда Дэриена. Дэриен, это моя невеста, леди Мара Сент-Брайд.
 Лорд Дэриен вежливо поклонился, но было в нем что-то неискреннее.
 – Лорд Дэриен и лорд Дариус, – сказала Мара. – Как бы не перепутать.
 – К счастью, у меня не было титула, когда я учился в Харроу, – согласился лорд Дэриен. – Тогда я был просто-напросто Карвеем.
 Мара попыталась поддержать напряженный разговор:
 – Каков же девиз вашей семьи, милорд?
 Он повторил свое имя, и она поняла. Семейное имя и девиз были «Кавэ», что означает «берегись». Она знала семью из Уорикшира, на гербе которой была изображена оскалившаяся собака, и, насколько ей было известно, семья славилась тем, что все они были изрядными смутьянами.
 – Я лишь недавно приехал в город, Дебнем, – сказал лорд Дэриен, – и узнал об этой сплетне. Она меня потрясла. И я хочу, чтобы все узнали, что я видел, как ты упал во время сражения при Ватерлоо.
 – Это замечательно! – воскликнула Мара.
 – Благодарю тебя, – сдержанно произнес Дэр.
 – Я ничего не придумываю, – сухо сказал Дэриен. – Я лишь хочу, чтобы восторжествовала справедливость.
 Дэр улыбнулся и, возможно, слегка покраснел.
 – Да, разумеется. Прошу прощения. Просто трудно ожидать столько счастья в один вечер.
 Лорд Дэриен скривил губы:
 – Впервые, наверное, о семье Кавэ отозвались как о людях, которые могут доставить счастье. Я сделаю все возможное, чтобы об этом все узнали. – Он поклонился и вошел в бальный зал.
 Мара проводила его взглядом.
 – Он враг? – спросила она.
 – Нет, все не так. Пойдем. Нас уже, наверное, все ждут к ужину.
 По дороге вниз Дэр рассказал ей:
 – Это давняя история, но бывает, что старые раны тревожат нас ничуть не меньше новых, а я сделал все еще хуже, назвав его Канэмом.
 – Это не его имя? – И тут она поняла. – Кавэ канэм? Берегитесь собаки?
 – Вот именно. – Они пробирались по коридорам, улыбаясь и кивая всем встречным гостям, к зимнему саду, где для них был накрыт ужин. – Кавэ учился годом младше в Харроу, был маловат для своего возраста, но был полон готовности драться с кем угодно по какому угодно поводу. Он повздорил со мной и хотел уже драться, но я попробовал обернуть все это в шутку, сказав «кавэ канэм».
 – Фраза сама просится на язык, – сказала Мара.
 – Да, но он уже приобрел немало врагов, и мальчишки стали звать его Канэм, причем вовсе не в шутку.
 Мара остановилась перед комнатой, предназначенной для ужина.
 – Странно, что ты назвал его так, зная, что это обидит его.
 – Я не думал, что все будет так плохо. Его все звали Канэмом в армии. Канэм Кавэ, у него была репутация блистательного офицера кавалерии. Сейчас, наверное, ему неприятно слышать это прозвище только от меня.
 Мара прикоснулась к его руке, пытаясь успокоить.
 – Наверняка это всего лишь мимолетное недовольство, к тому же он – свидетель, которого нам так недоставало.
 – Да. Теперь, кажется, и вправду все наши неприятности позади.
 Они вошли в комнату, где повесы и их друзья уже собрались за длинным столом. Когда Дэр рассказал им последние новости, все подняли бокалы.
 Но Кон сказал:
 – Значит, Канэм Кавэ получил пэрство? Берегитесь, друзья, берегитесь! Он один из тех, которым нужна война, чтобы выплеснуть энергию.
 После ужина Мара с Дэром прогуливались по саду, украшенному фонариками. Затем они вернулись в бальный зал, где протанцевали до рассвета.
 Когда последние гости ушли, а некоторые были вынесены к каретам, Дэр отвел Мару в библиотеку.
 Она все поняла еще прежде, чем он успел раскрыть рог.
 – Ты хочешь бросить сейчас?
 – Да. – Он открыл голубую бутылочку и перевернул ее вверх дном. Одна-единственная капля упала из нее, и он посмотрел, как она впиталась в ковер. – Не иметь больше опиума и не иметь надежды его получить – это словно стоять голым в зимнюю вьюгу. Я должен покинуть Лондон, или я поползу в аптеку, что: бы раздобыть еще дозу.
 – Я поеду с тобой.
 – Нет.
 Мара взяла его за руку, все еще сжимавшую пустую бутылочку.
 – Я хочу быть с тобой, и я хочу, чтобы ты поехал в Брайдсуэлл.
 Он горько рассмеялся:
 – Ты не понимаешь!
 – Я понимаю. Я поговорила с Руюаном. Мы будем там почти одни. Я могу уговорить родителей остаться здесь и вызвать сюда Дженни и Люси. Им понравится выставка моделей из пробки и обезьянки в Эстли.
 – А как насчет остальных твоих родственников?
 – Остальные приютятся в близлежащих домах. Думаю, недели будет достаточно… в худшем случае.
 Дэр покачал головой:
 – А если я… – Он замолчал. – Нет, я не провалюсь.
 – Ты сможешь, – сказала она. – Ты обязательно справишься.




 Глава 31


 Они уехали на следующий день. Мара удивилась, что ее родственники ничуть не возражали против этого. Солтер отправился сними в карете. Руюан и его музыкантша поехали следом.
 Дэр казался напряженным, но если в начале поездки он еще держался, то потом стал беспокойным и нервным.
 Мара попыталась завязать разговор, но даже ей самой вся эта напускная веселость казалась фальшивой. Она предложила почитать вслух, и он согласился, но ей все время казалось, что он ее не слушает.
 Дэру становилось все хуже.
 Он поел во время их первой остановки, но через час его вырвало. Он не переставал двигаться и вертеться, и она ничем не могла ему помочь.
 Когда карета остановилась перед Брайдсуэллом, было уже темно. Они вошли внутрь, и Мара подумала, не совершила ли она еще одну ошибку, поскольку безмолвный, покинутый всеми дом совсем не напоминал тот Брайдсуэлл, который она знала и куда так спешила. А что, если вся магия этого места, если она и существовала, заключалась в людях, которые здесь жили?
 Она отвела Дэра в комнату Саймона, а затем показала Руюану соседнюю комнату.
 – Что нам теперь делать? – спросила она у него.
 – Тебе следует поспать, Мара. Когда ты проснешься, у тебя будет много дел.
 Ей необходимо было спросить:
 – Брайдсуэлл – это особое место?
 Руюан улыбнулся ей:
 – Да, и очень. Здесь удивительное  ци. 
 – Даже без людей?
 – Люди приезжают сюда и остаются здесь из-за  ци. Хорошие люди поглощают его, но энергия заключается не в людях.
 – Она поможет ему?
 – Неоценимо.
 Это помогло Маре заснуть. Она специально выбрала такую одежду, чтобы суметь раздеться без посторонней помощи, но ей не хватало возни и болтовни Рут. Когда она проснулась, комната освещалась скудным светом, лившимся из окна, на улице шел проливной дождь, и это казалось плохим предзнаменованием. Мара оделась и поспешила в комнату Дэра. Его там не оказалось.
 Упражнения. Интересно, куда он пойдет? Здесь бального зала нет. Она пробежалась по дому, но нашла лишь троих слуг на кухне, которые здесь остались, чтобы позаботиться о них.
 Начиная волноваться все больше и больше, она поспешила обратно в комнату Дэра, но его там не было. Она выглянула в окно и увидела его и Руюана на лужайке перед домом. Вода лилась с них ручьем. Руюан двигался очень плавно, а Дэр сражался с неуклюжей яростью.
 Вдруг Дэр согнулся и упал на землю. Мара выбежала из комнаты и бросилась вниз по лестнице, чувствуя, что ее ноги едва касаются земли, а через мгновение она уже оказалась рядом с Дэром, ощущая, как он задыхается от боли. Она попыталась прижаться к нему, но тут он начал биться об землю, словно хотел убить кого-то или самого себя.
 Руюан поднял Дэра на ноги.
 – Побежали! – сказал он и потащил Дэра за собой. Через несколько минут Дэр уже бежал сам, или, лучше сказать, спотыкался под дождем.
 Мара опустилась на траву и подняла лицо к льющимся с неба струям воды. Она чувствовала себя абсолютно беспомощной и бесполезной. Ее одолевал страх, и она искренне не понимала, как Руюан и Солтер могут сохранять поистине космическое спокойствие.
 Солтер установил большую ванну в спальне Дэра и выложил ее тканью. Он вылил в нее два ведра горячей воды и отправился за еще одной порцией. К тому времени как он вернулся в третий раз, а ванна была полна наполовину, шаткой походкой вошел Дэр, которого поддерживал Руюан. Учитель раздел его и усадил в ванну как ребенка.
 Очутившись в воде, Дэр замер, хотя все еще тяжело, прерывисто дышал, а глаза его были закрыты. Руюан налил в воду немного масла, и по комнате разлился странный аромат. Дэр начал вертеться и ухватился за края ванны, чтобы не потерять равновесия.
 Мара стояла в стороне, не сводя с Дэра глаз. Руюан массировал ему плечи и что-то пел. Казалось, это помогает. Наконец Дэр зевнул. Затем он зевнул еще раз, но было видно, что спать ему не хочется. Скорее всего, ему не хватало воздуха. В следующий раз, когда его рот раскрылся, из него вырвался крик страдания.
 Мара отступила, вышла из комнаты и побежала. Она ничем не могла помочь в этом сражении, у нее не было мужества даже смотреть на это. Ноги сами принесли ее в церковь. Она упала на колени перед алтарем и начала молиться.
 Она потеряла счет времени и вернулась к реальности, когда подошла миссис Лудлоу, чтобы возложить цветы к алтарю. Что эта женщина могла подумать о ней, молящейся там с непокрытой головой?
 Разумеется, в деревне все всё знают. Она вернулась домой дворами, но все же встретила с полдесятка людей, которые поздоровались и посмотрели на нее с сожалением. Ей оставалось лишь надеяться, что они не будут таить зла на Дэра. Возможно, ей не следовало привозить его сюда. Но Руюан сказал, что  ци здесь очень сильное.
 Значит, ей тоже придется быть сильной. Она поднялась к себе и поправила свой наряд, а затем пошла в комнату к Дэру. Руюан встретил ее у двери.
 – Я убежала, – призналась она.
 – Тяжело видеть страдания тех, кого мы любим. Сейчас ему лучше.
 – Уже?
 – Нет, не так, как вы подумали, но я дал ему травы, которые помогут заснуть.
 – Я могу как-нибудь помочь? – спросила она.
 – Вы не можете облегчить ему страдания, но вы помогаете силой любви. На этот раз он победит, ради вас.
 Мара поняла, что вновь начала плакать, и смахнула слезы.
 – Лучше бы ему не приходилось все это делать.
 Он мягко провел ее в комнату и усадил в кресло.
 – Это глупо, и вы это знаете. Не вы построили его тюрьму, в которой он сейчас заперт. Если он не будет сражаться, ему оттуда никогда не выбраться. Неужели вы обречете его на вечное заключение только из-за боязни боли?
 – Я слышала, что люди умирают от этого. – Она и не осознавала, что у нее внутри живет этот страх, пока не произнесла эти слова вслух.
 – Он не умрет, Мара. Люди, которые употребляют большие дозы наркотика и пытаются мгновенно его бросить, могут умереть. Но Дариус прошел по этой трудной дороге почти до самого конца.
 Мара посмотрела на свои сжатые руки.
 – Какая она? Боль?
 – Я никогда не принимал опиум, – ответил Руюан, – поэтому мне самому не приходилось бороться с ним. Но говорят, человек чувствует, словно у него в крови кислота, желудок скручивает, а в суставах и голове поселяется невыносимая боль. Она накатывает волнами, и все органы восстают против нее.
 Мара уставилась на него.
 – Я могу как-нибудь помочь? – повторила она.
 – Через некоторое время я буду делать ему массаж. Вы поможете.
 Это был приказ, но Мара обрадовалась ему. Бледный Дэр лежал на кровати. Простыни были насквозь мокрые от пота, и каждый мускул его тела был напряжен. Он увидел ее и закрыл глаза.
 – Я думал, будет хуже, – выдохнул он.
 – Лжец, – сказала она, убирая волосы с его лица. Руюан перевернул Дэра и начал массировать его рубящими ударами.
 – Возьмите эту розгу и бейте его, – велел он. Мара с сомнением посмотрела на китайца.
 – Ему не будет больно. Она просто отвлечет его.
 Она взяла ветку и стала ударять по телу Дэра, стараясь не попасть по проворным рукам Руюана. Дэр начал расслабляться.
 Но вдруг он закашлялся, схватился за живот и свернулся в тугой комок.
 – Теперь вам лучше уйти, Мара, – сказал Руюан. Мара помедлила.
 Дэр закричал.
 И она опрометью выбежала из дома, подальше от этого места пытки. Даже когда крики прекратились, она все еще их слышала. Она пробежала полмили до церкви и упала перед алтарем, рыдая и молясь, пока силы не покинули ее. Там ее и нашел дядя Сципио. Он, конечно, все знал. Новости в деревне распространялись со скоростью света. Он молча обнял ее и проводил до дома. У ворот она спросила:
 – Можно я приведу Дэра в церковь, когда ему станет получше? Это особое место.
 – Разумеется, дорогая. Ты же знаешь, ночью ключ от церкви хранится под шилой.
 Она рассмеялась, поскольку шила была фигурой странной женщины, вырезанной на одном из массивных камней справа от церковной двери. В Брайдсуэлле все хранили ключи в подобных местах.
 Дома Мару встретили пустые комнаты. Она выглянула в окно и увидела Дэра, бегающего очень неуклюже, но так стремительно, Словно за ним гнались демоны, и Руюана, быстрого и неутомимого, бегущего рядом с ним.
 Так продолжалось и дальше, днем и ночью. Дэр бегал снаружи или носился по дому, потея и дрожа, зачастую не осознавая, где он находится и кто находится рядом с ним. Иногда Солтеру приходилось останавливать его, чтобы он не влетел головой в стену или не пытался пробиться сквозь нее. Иногда Дэр просто кричал, это был вой агонии и отчаяния. В такие моменты Маре казалось, что Дэр не выдержит и умрет.
 В один прекрасный день она вошла в Брайдсуэлл и замерла от ужаса. Что-то в доме было совершенно не так, тишина была пронзительной. Она взбежала вверх по ступенькам и столкнулась с Руюаном.
 – Он жив?!
 Руюан остановил ее, взяв за плечи.
 – Он спит, Мара.
 Она уставилась на него, все еще думая, что он говорит о смерти Дэра, но Руюан улыбнулся и повторил:
 – Он спит.
 Она прокралась в спальню, чтобы самой убедиться в этом чуде. Окна были открыты настежь, и комнату наполняли звуки деревни. Дэр и вправду спал. Он лежал под покрывалом, так что ей были видны только его волосы, но она видела, что напряжение отпустило его. В его теле больше не было агонии, в его венах не было кислоты, его органы не пытались больше восстать.
 – Слава Богу! – прошептала она. – Это победа?
 – Да, Мара, это победа. Очень немногие способны на это. Дэр относится к числу избранных. Мы можем гордиться им. Но еще примерно месяц уйдет на полную реабилитацию. Его телу нужно излечиться.
 – Сколько длился этот кошмар? – тихо спросила Мара.
 – Пять с половиной дней.
 – Целую вечность! Можно мне посидеть с ним?
 – Разумеется, но я надеюсь, что он не пошевелится еще много часов.
 Он вышел, Мара бесшумно поставила кресло рядом с кроватью Дэра и села в него, чтобы наблюдать, охранять и молиться.
 Был уже поздний вечер, когда он пошевелился. Ему пришлось сделать усилие над собой, чтобы поднять веки.
 – Больно? – спросила она.
 Он вновь закрыл глаза, и Мара не была уверена, что он ее заметил.
 – Пока что нет.
 Она положила руку ему на грудь.
 – Руюан говорит, что все закончилось.
 – Должно быть, он прав. – Дэр пошевелился. – Это трудно. – Голос его был хриплым от постоянного крика.
 – Болит? Где?
 – Неужели это и вправду прекратилось? – Он не мог скрыть своего страха. – Навсегда?
 Мара кивнула, и слезы радости выступили у нее на глазах. Она забралась в его кровать прямо как была, в платье, и прижалась к нему.
 – Руюан сказал, что это победа, что ты больше не вернешься к опиуму. Все закончилось, любовь моя. Все позади. Ты победил.
 Он тоже обнял ее. За эти дни он сильно ослаб и похудел. Она поцеловала его грудь, по которой больше не струился нот.
 – Я не всегда была храброй, – созналась она. – Я не могла спокойно наблюдать за твоими мучениями…
 Дэр погладил ее по спине.
 – Я знал, что ты рядом. – Он пошевелился, повернул голову и прислушался к своим ощущениям, ища боль, словно человек, который ощупывает мертвый зуб.
 Но боли не было. Он был здоров и скоро должен обрести и всю свою прежнюю силу.
 – Я прикажу приготовить тебе ванну.
 Дэр улыбнулся:
 – Это что, жалоба? От меня воняет?
 – Тебе станет лучше. – Она нежно поцеловала его и пошла за Солтером. Она хотела подождать снаружи, но Дэр позвал ее, и она сама помыла ему спину и голову. Дэра пришлось чуть ли не на руках нести в ванну, а потом ему понадобилась помощь Солтера и Руюана, чтобы добраться до кровати.
 – Я чувствую какое-то странное умиротворение, – сказал он.
 Смеркалось, и Мара зажгла свечу.
 – Почему странное?
 – Потому что я успел забыть его вкус. Я считал, что буду жалеть о том спокойствии, которое дарит опиум, но покой без него оказался намного слаще.
 Кто-то постучал в дверь.
 – Войдите, – сказал он, и на пороге появился Солтер с миской в руках.
 – Мистер Фенг говорит, что вы должны поесть.
 Дэр беспокойно посмотрел на миску, но все же с трудом сел и помешал суп ложкой.
 После четырех ложек он сказал:
 – На сегодня хватит.
 Мара только хотела возразить, как через мгновение его вырвало супом обратно в миску, которую Солтер еле успел подставить. Дэр упал на спину, очевидно, его опять охватили боли, и Мара пошла жаловаться Руюану.
 – Он еще не может есть, – сказала она.
 – Его организму придется учиться всему заново, Мара. Это не займет много времени. Дэр принял ванну. Вам следует сделать то же самое.
 Мара покраснела, поняв, что от нее, должно быть, ужасно пахнет, и послушалась его совета. После ванны ей стало намного лучше, и впервые за последние несколько дней она задумалась над тем, что надеть. Она послала за Эбби, посудомойкой, которая помогла ей надеть корсет и прелестное ярко-желтое платье. Когда она вернулась в спальню Дэра, наградой ей была улыбка, сияющая в его глазах.
 Еще несколько дней Дэр не выходил из дома. Он заново учился самостоятельно передвигаться, принимать пищу, как человек после тяжелого недуга. Когда он достаточно окреп для прогулок, Мара повела его в церковь.
 Во время службы Мара украдкой смотрела на Дэра. На его лице не осталось и следа от постоянного выражения тревоги и беспокойства. Он выглядел слегка бледным, но спокойным и уверенным в себе. Он почувствовал взгляд Мары и повернулся к ней. Его глаза светились счастьем.
 Они вышли из церкви на мягкий мирный вечерний воздух.
 – Иногда вся земля кажется священной, – сказала Мара.
 Дэр поцеловал ее в голову.
 – За той изгородью есть небольшое поле, – продолжала она, – где все еще сохранились остатки фундамента монастыря. Мы могли бы построить там дом. Это будет небольшой дом с маленьким садом, но большего нам и не надо, а я уверена, что  ци там очень сильное.
 – А поскольку мы простые люди, – сказал он, – а не настоящие лорд и леди, нам сойдет и небольшой кусочек рая.
 Они шли, держась за руки, и каждый раз, когда он наклонялся к ней, она чувствовала в нем эту новую силу.
 – Спасибо тебе, Господи, – поблагодарила она, обращаясь к звездному небу.
 – Аминь, – сказал он.
 – Так когда мы поженимся?
 – Мне казалось, что мы уже поженились.
 Мара толкнула его локтем в бок.
 – Наши семьи предпочли бы, чтобы мы узаконили эту церемонию.
 Он потерся лицом о ее волосы.
 – Дату должна установить леди, но, думаю, лучше сыграть свадьбу не раньше, чем через месяц. В день летнего солнцестояния, может быть?
 – Или сразу после него.
 – И после моего дня рождения. Лучшего подарка и не придумаешь.




 Глава 32


 Двадцать четвертого июня шел дождь, но это был грибной дождь, переливающийся в лучах солнца. Мара процитировала старую примету:
 – «Дождь в солнцеворот – ангелы молятся».
 Она ожидала ребенка. Пока об этом знали только она сама и Дэр. Дэр предложил перенести свадьбу на более ранний срок, но она отказалась.
 – Мне нравится идея пожениться в день твоего рождения. По крайней мере, ты никогда не забудешь этот день. И я хочу, чтобы в нашу брачную ночь ты был полон сил.
 Это была простая деревенская свадьба. Дождь прекратился, и Мара пешком пошла в церковь. На ней было новое голубое платье и шляпка, украшенная цветами. Семья Дэра ждала ее в церкви вместе с большей частью жителей деревни, но других гостей звать не стали. Словесами и их женами они решили продолжить праздник через неделю, в Марлоу.
 – Будем праздновать изгнание дьявола, – сказал тогда Саймон.
 Победа Дэра над опиумом стала заключительным аккордом в борьбе с темной угрозой, нависшей над жизнями всех повес из-за Терезы Беллер.
 Дельфи шла рядом с Марой, держа ее за руку, с Мариеттой, облаченной в новый наряд, в другой руке.
 Возле колодца они увидели Дэра и Пьера в окружении деревенских жителей.
 – Ты же должен ждать меня в церкви, – удивилась Мара.
 Глаза его блеснули.
 – Я хотел убедиться в том, что моя невеста непорочна.
 – Так и было, – тихо сказала она, весело наблюдая, как он зачерпывает ковшиком колодезную воду. Она осушила ковшик. Когда она не упала тут же замертво, все вокруг радостно закричали.
 Она взяла предложенную Дэром руку, и они вошли в церковь, держа детей за руки. Они произнесли свои клятвы, на этот раз официальные, но только им двоим было известно, что настоящие клятвы прозвучали здесь уже несколько месяцев назад.
 Они вышли из церкви под перезвон колоколов и ливень цветочных лепестков и зерна. Их свадьба совпала с деревенским праздником летнего солнцестояния с соревнованиями, пиром и танцами. И хотя им хотелось ускользнуть пораньше, они дождались темноты, когда зажгли традиционный костер. И все стали танцевать вокруг него. Мара рассмеялась, увидев, что герцог и герцогиня тоже приняли участие в этом увеселении. Грейвенем с женой, должно быть, уже ушли, поскольку их не было видно, но леди Тея веселилась от души.
 Затем Дэр обратил внимание присутствующих на темный угол луга.
 – Это особое развлечение, – сказал он. – Я уговорил месье Дебурга, автора знаменитой выставки моделей из пробки, привезти сюда модель вулкана Везувия, чтобы продемонстрировать ее чудеса.
 Мара взглянула на него:
 – Не может быть!
 – Я же обещал показать тебе, как она взрывается.
 – Извергается, – поправила она его с улыбкой.
 Слуги с факелами осветили невысокий холм, и месье Дебург прочитал небольшую лекцию о вулкане, подчеркнув ужасную природу его извержения, которое застигло жителей Помпеи во сне и убило их на месте.
 Затем он поднес факел к модели, и темный холм начал светиться от жара. Под охи, ахи и причитания толпы на вершине вулкана показалась лава и покатилась вниз по склону, поглощая здания игрушечного города, раскинувшегося у подножия горы.
 Когда вновь стало темно, зрители зааплодировали, а многие из них захотели осмотреть модель и увидеть, как она работает, но охрана уже окружила это место, и им пришлось вернуться к костру, выпивке и веселью.
 Дэр взял Мару за руку и увел ее в сторону.
 – Так ты поэтому настаивал на том, чтобы остаться до темноты? – спросила она.
 – И это в один из самых длинных дней в году, – улыбнулся Дэр. – Ты, должно быть, чертовски устала. Но ты же не сердишься?
 – Вулкан был бесподобен! Вся деревня в восторге. А ты… Ты хотел бы показать мне еще одно извержение? – спросила Мара с хитрой улыбкой.
 – Конечно!
 Им не пришлось далеко идти, поскольку вдовая тетушка Мары, Феба, предоставила им свой деревенский дом на неделю. Готовясь ко сну, Мара сказала служанке:
 – Будет странно делать это здесь.
 – Уж вам-то не должно быть странно, мисс Мара, особенно учитывая, что вы это сделали прежде времени.
 Мара никогда и не надеялась скрыть это от Рут. Она нежно обняла свою ворчливую служанку.
 – Ты найдешь себе хорошего человека и тоже это сделаешь, Рут.
 Рут покраснела и вышла.
 Мара забралась в кровать и стала ждать. Скоро вошел Дэр, На нем был свободный халат. Он совершенно и полностью выздоровел. Он увидел ее чопорную ночную сорочку и приподнял бровь.
 – Я решила, что все нужно сделать как следует, – объяснила она.
 – Следует ли мне затушить свечу и начать возиться с завязками и шнурками?
 – Думаешь, следует? – поддразнила она. Он скинул халат одним движением плеч.
 – Все будет, как вам угодно, миледи, но сомневаюсь, что вулкан извергается, соблюдая правила приличия.
 У нее пересохло во рту, стоило ей увидеть его красоту и силу. Волна желания окатила ее с ног до головы.
 – Тогда я повелеваю вам изнасиловать меня, милорд. Он медленно стянул с нее покрывало.
 – Моя прекрасная леди. Как именно вы хотите, чтобы я вас изнасиловал?
 Сердце Мары колотилось как сумасшедшее, а пальцы на ногах сжимались.
 – Дотла, – ответила она.




 Эпилог


 Обеденный стол был установлен в мраморном зале Марлоу, самом сердце ледяного дома. Как заметил Николас Делейни: «Сомневаюсь, что у него есть душа».
 Несмотря на внушительные размеры Марлоу-Хауса, Саймону и Дженси было нелегко разместить десять пар повес с их детьми, особенно учитывая, что здесь были все дети, от самого старшего – Бастиана Росситера, приемного сына Леандра, до самого маленького – сына Николаса Френсиса.
 Дети веселились в отдельной гостиной, а за столом собрались десять супружеских пар. За круглым столом. Это была идея Дэра, а воплотил ее Саймон.
 Увидев комнату, Николас рассмеялся:
 – Сколько раз я вам говорил, что вы не рыцари короля Артура, а просто повесы!
 – Тогда тебе следовало выбрать двенадцать человек, – сказал Люсьен. – Мы либо рыцари короля Артура, либо апостолы.
 Свет летнего солнца, все еще лившийся через стеклянный купол зала, сливался со светом дюжин свечей, изгоняя злых духов. Атмосфера была такой непринужденной, как бывает в кругу только самых близких людей. Все разговаривали, смеялись и вспоминали. Десять мужчин вспоминали свое детство, и женщины с удовольствием слушали рассказы о детских проделках своих мужей.
 Мара завершила ожерелье из бусин и заказала точь-в-точь такие же для каждой пары, которые она сейчас и передавала за столом. В центре были две жемчужины, представлявшие погибших повес. Дальше следовали топаз, обозначавший Дэра, и гранат, обозначавший Саймона. Далее расположились яшма, нефрит, голубой агат, малахит, гематит и коралл. Завершали ожерелье моховой агат для Кона, серьезного землевладельца, и лазурит для Люсьена.
 На Маре была парюра из граненых топазов, которую она получила в качестве свадебного подарка от Дэра.
 Дэр поднялся и произнес тост:
 – Нет ничего священнее дружбы в жизни и особенно, – он повернулся к своей жене, – в браке. Мы перенесли штормы, проплыли между горгульями и морскими чудовищами и нашли наконец-то спокойные воды в тихой гавани. Пусть все так и остается.
 Все подняли бокалы, присоединяясь к тосту, но Николас добавил:
 – И пусть в нашем кругу год от года прибавляется по малышу! Повес должно быть много! – Он красноречиво посмотрел на Мару.
 Мара зарделась. Похоже, от Николаса ничего нельзя было удержать в секрете.
 – Предлагаю выпить за это стоя, – сказал Дэр, счастливо улыбаясь.
 – За детей! За настоящих и будущих! Жизнь продолжается! – раздалось с разных сторон под перезвон соприкоснувшихся хрустальных бокалов.