Аннотация: Возможна ли искренняя дружба между известным соблазнителем и знаменитой актрисой?
 Конечно, нет!
 Лондонский свет нисколько не сомневается, что маркиза Дарли и Аннабел Фостер связывают самые скандальные отношения.
 Но это все сплетни.
 Дарли и Аннабел – друзья, просто друзья. По крайней мере были друзьями еще совсем недавно.
 И вдруг – совершенно неожиданно – безмятежный союз сердец опалила жгучая страсть, неодолимая и необоримая.


---------------------------------------------


 Сьюзен Джонсон
 Когда вас кто-то любит



 Глава 1


  Лондон, июнь 1816 года 
 Поскольку лондонский сезон находился в самом разгаре, наплыв публики в клуб «Брукс» был не только ожидаемым, но и вполне естественным. К тому же час был поздний – еще одна причина столь многолюдного собрания в клубе. Те джентльмены, которые были обязаны посещать непременные светские ужины и приемы, наконец-то с радостью сбежали в неприкосновенное святилище, куда допускались исключительно мужчины и где они без помех могли предаться игре по высоким ставкам и беспробудному пьянству без упреков и ограничений.
 Разумеется, джентльмены, обладавшие привилегией членства в «Брукс», не испытывали уколов жала всеобщего осуждения в той же степени, как остальные, менее удачливые. И все же их уютный, замкнутый мужской анклав предлагал им нечто неописуемое.
 Эксклюзивность, разумеется.
 Свободное и легкое дружеское общение с равными.
 И возможно, самое ценное: избавление от женской компании.
 Правда, нужно признать, что женщины частенько бывали темами бесед: в основном обсуждались те, которых пытались затащить в постель, которых уже затащили, и те, которые считались недоступными. Правда, последняя категория была весьма спорной.
 Зато о женах почти никогда не упоминалось… если не считать кратких ссылок на их способность произвести на свет наследников. В конце концов, это был привилегированный мужской клуб, и все понимали причины, по которым заключаются браки в высшем обществе.
 И любовь в эти причины не входила.
 Аристократы, женатые или нет, были людьми независимыми. Их интересы в основном сосредоточивались вокруг игры, лошадей и постельных забав, предпочтительно не с законными женами.
 Женщина, которую в эту минуту обсуждали за игорным столом, была столь же независима, как и большинство из присутствующих. Редкостная красавица, объект чувственных фантазий и поползновений каждого мужчины, Аннабел Фостер честно заслужила свою самодостаточность. Можно сказать, заработала ее.
 Для возраста, дававшего женщине мало свободы и еще меньше прав, такая самостоятельность считалась немалым достижением.
 Впервые мисс Фостер засверкала на сцене в роли Нелли Примроуз из «Ложного друга» и за один вечер стала звездой. Спектакли с ее участием неизменно имели аншлаги, принося такие колоссальные прибыли театру «Друри-Лейн», что скоро пришлось пересмотреть ее контракт. Видите ли, она сама писала пьесы и хотела, чтобы их ставили.
 По условиям нового контракта они были поставлены и пользовались большим успехом.
 Превозносимая критиками, эта любимица общества, чье лицо и фигура были запечатлены лучшими портретистами столицы, – особенно точно удалось уловить ее бледную неземную красоту художнику Лоуренсу, – недавно и внезапно исчезла. Не только со сцены и из Лондона, но, по слухам, и из Англии.
 – Словно пропала с лица земли, – заметил граф Минто, вскинув брови. – И это чистая правда. Спросите хотя бы Уоллингейма. Он практически перевернул всю страну в поисках Аннабел.
 – Очевидно, она не желает, чтобы ее нашли, – пробормотал молодой барон Верни, расставляя фишки аккуратными стопками.
 – По крайней мере Уоллингейм. Впрочем, трудно ее осуждать. Этот человек – настоящий деспот. Женщина вроде неотразимой Белл требует более бережного обращения, – заметил лорд Бинг, поднимая бокал. – За прекрасную леди. Пусть остается в уединении, пока мне не повезет самолично разнюхать ее укрытие.
 Громкие смешки сопровождали эту двусмысленность.
 – За то, чтобы мы все оказались счастливчиками, – вторил Минто, поднимая бокал с кларетом. – Я слышал, что она способна заставить мужчину забыть обо всем, кроме постели, в тот момент, когда он переступает порог ее будуара.
 – Однажды Паджета не видели целую неделю.
 – И Уайта тоже.
 – А Сомервилл ударился в поэзию и стал писать на редкость отвратительные стихи после того, как надоел ей, – вставил мужчина, которого вполне можно было назвать фатом из-за модно завязанного галстука и почти неприличного обилия кружев и бриллиантов.
 – Но потом Уоллингейм вернулся в Лондон от смертного ложа отца и приобрел некую странную власть над ней, – вымолвил лорд Бинг, слегка нахмурившись.
 Один из игроков поднял глаза от карт.
 – Никогда не понимал, почему она терпела его и его выходки. При таком-то количестве поклонников!
 – Что-то связанное с векселем, который она подписала у ростовщика, когда была совсем молодой. По крайней мере так я слышал. – Сноп огня от бриллиантовых перстней фата, ударивший в лица присутствующих, подчеркнул важность сказанного.
 – Неужели проныра стряпчий не мог все это уладить? – удивился Минто.
 Палец, украшенный бриллиантовым кольцом, коснулся изогнутой брови.
 – Очевидно, нет. Уоллингейм выкупил вексель у ростовщика, причем за значительную сумму, и прелестная мисс Фостер стала его рабыней.
 – Но она успела составить целое состояние на сцене! Неужели не могла заплатить?
 – У нее где-то в провинции семья, которая нуждается в поддержке.
 Очередной небрежный взмах руки, украшенной кольцами.
 – Разве не все актрисы происходят из заброшенных трущоб Ирландии?
 – Только не наша очаровательная Белл, – возразил Бинг. – Она чистая английская роза.
 – Чистая? Сомневаюсь. Английская? Возможно. Но, джентльмены, – с улыбкой вмешался барон Верни, – поскольку никто из нас не проведет сегодняшнюю ночь в постели с прелестной мисс Фостер, предлагаю продолжить игру. – Его улыбка стала еще шире. – Потому что сегодня я один в выигрыше.
 Тихий стон приветствовал это жизнерадостное объявление, и мужчины обратили внимание на более неотложные и важные дела. Главное – отыграться, а там посмотрим.




 Глава 2


 На следующий день вышеупомянутая леди, послужившая накануне предметом беседы в «Брукс», сидела на одеяле в маленьком садике у коттеджа. Рядом играл пухленький ребенок, и солнце окутывало их обоих теплыми лучами.
 – Ну-ну, малышка, – проворковала она, гладя розовые ножки и ручки. – Сейчас придет кормилица. Ей нужно как следует позавтракать, чтобы ты не голодала. – Приговаривая так, она подняла ребенка, который, судя по сморщенному личику, уже был готов испустить пронзительный вопль. – Пойдем, дорогая, немножко пройдемся.
 Аннабел зашагала по цветущему садику, нежно укачивая малышку на руках, что-то тихо напевая и успокаивая раскапризничавшееся дитя с ловкостью, приобретенной в силу необходимости за последние несколько месяцев.
 Вскоре в дверях коттеджа появилась молодая кормилица, улыбаясь и протягивая руки малышке.
 – Я слышала, как ты плакала, Крикет, [1] и тут же прибежала на помощь. Давайте ее мне, миледи, и мы позаботимся, чтобы скоро животик у нее стал тугой, как барабан.
 Аннабел отдала девочку и улыбнулась кормилице, с которой ей так повезло. Добродушная и жизнерадостная по природе, здоровая и крепкая, и молока у нее достаточно, чтобы выкормить и своего ребенка, и Крикет.
 – Садись под грушевым деревом, если хочешь, – предложила Аннабел. – Сегодня такое чудесное солнце.
 – Уж это точно, мисс. Такое теплое! Буду очень обязана, если проследите, чтобы мою Бетти принесли ко мне, когда она проснется.
 – Конечно. Может, я сейчас же вынесу ее корзинку и поставлю рядом с тобой.
 – Да, если не возражаете, мисс.
 Молли Уитмор слегка присела, благоговейно глядя на прелестную мисс Фостер, бывшую не только самой красивой леди из всех, кого она знала, но и платившую так щедро, что она и ее ухажер Том скоро смогут пожениться и купить свою маленькую ферму.
 Аннабел вынесла сначала корзинку с мирно спящей Бетти, а потом корзинку Крикет и поставила обе рядом с Молли.
 – Я буду в доме с мамой, но позови меня, если что-то понадобится.
 – Не волнуйтесь, мисс. Я прекрасно справляюсь с обеими малышками. А вот вам не мешало бы отдохнуть. Вы почти всю ночь провели на ногах.
 – Может, и отдохну, – пожала плечами Аннабел.
 Но несмотря на то что она действительно допоздна работала над новой пьесой, о том, чтобы немного подремать, не могло быть и речи. Ее мать тоже требовала внимания. После смерти сестры Аннабел, Хлои, она повредилась в уме.
 – Хочешь чаю, мама? – спросила Аннабел, входя в маленький коттедж.
 Мать подняла глаза от шитья.
 – По крайней мере у нас есть Крикет, – заметила она, словно не слыша вопроса.
 – Да, мама, и она пухленькая и здоровенькая. Мы должны быть благодарны Богу за нее.
 – Хотела бы я заставить платить этих Гаррисонов, – в который раз холодно обронила мать. Аннабел слышала это с той минуты, когда приехала домой, чтобы ухаживать за матерью и племянницей.
 – Прежде всего, мама, нам нужно позаботиться о дочери Хлои. Сейчас она куда важнее Гаррисонов.
 – Обещай, что когда-нибудь отомстишь им.
 – Обещаю, мама, – ответила Аннабел, как отвечала обычно. – Обещаю.
 – Клянись Богом, Белл. Клянись!
 – О да, мама, клянусь Богом.
 Подойдя ближе, она нагнулась и вытерла слезы, льющиеся по материнским щекам.
 – Давай-ка, мама, я принесу тебе чашечку горячего чаю с кусочком макового кекса. А потом ты покажешь мне, что шьешь для малышки Крикет, и мы вместе решим, что заказать у зеленщика и мясника.
 Аннабел приехала домой, как только получила известие об отчаянном положении своей сестры. При этом она предпочла никому не говорить о своей поездке, зная, что в ближайшем будущем жизнь сулит немало трудностей. Кроме того, она не желала вмешательства в личные дела семьи, особенно вмешательства Уоллингейма, который в последнее время стал настолько невыносим, что Аннабел порвала с ним, невзирая на все угрозы отомстить.
 Кроме того, она была вполне согласна с матерью: Гаррисонам следовало отплатить за подлость и мучения, которым они подвергли сестру, превратив ее короткую супружескую жизнь в сущий ад.
 Мечтая, чтобы Хлоя стала респектабельной дамой, Аннабел постаралась обеспечить сестре значительное приданое. Знай она о корыстных мотивах Гаррисонов, немедленно положила бы конец этому браку, несмотря на скандал или даже потерю приданого. Но она, как и Хлоя, оставалась в полнейшем неведении и слишком поздно обнаружила, что ее младшую сестру обманули и превратили в настоящую пленницу.
 Она немедленно помчалась спасать Хлою, наняв известного поверенного и двух сыщиков с Боу-стрит, чтобы освободить Хлою из заключения и избавить от тюремщиков. Но здоровье Хлои было серьезно подорвано грубым обращением и жалким существованием на чердаке дома Гаррисонов, и через несколько дней после возвращения у нее начались преждевременные роды.
 Юная милая Хлоя умерла, даже не увидев дочь, поскольку была слишком слаба, чтобы открыть глаза.
 Малышка Силия выжила чудом. И теперь была на попечении Аннабел. Как и мать, слегка помешавшаяся после смерти Хлои. Оставалось надеяться, что она скоро придет в себя, хотя смерть Хлои не будет забыта обеими женщинами. Такой бессмысленный, такой глупый конец цветущей молодой жизни.
 Аннабел винила во всем себя, считая, что должна была все разузнать о семье жениха еще до свадьбы. Став единственным источником дохода семьи после смерти отца, она лучше других женщин понимала жестокость и злобу этого мира. Но Хлоя была так влюблена, что Белл позволила втянуть себя в счастливые иллюзии сестры и словно на некоторое время ослепла, не разобравшись в грубой реальности.
 Больше никогда.
 Урок невыразимых страданий и смерти Хлои был выжжен огненным клеймом в ее душе.
 Больше никогда она не будет столь доверчива.
 Но сейчас ее интересовали вовсе не вопросы доверия или правосудия. У нее были более срочные дела. Она мечтала, что малышка Крикет вырастет здоровой и крепкой. И отчаянно надеялась, что мать станет прежней. И… и нужно быть начеку, опасаясь преследований Уоллингейма.
 Она не питала иллюзий относительно того, позволит ли он ей уйти с миром.




 Глава 3


 А пока стоял жаркий июнь и в маленькой деревушке далеко от широких дорог мира царил покой, совсем рядом с коттеджем Аннабел молодой человек благородного происхождения также вел жизнь отшельника.
 Марри Д'Абернон, тринадцатый маркиз Дарли, известный в обществе под прозвищем Дафф из-за темных волос и смуглой кожи, пребывал в фамильном имении.
 Он вернулся после битвы при Ватерлоо скорее мертвым, чем живым. И очень изменившимся по сравнению с тем, каким был до войны.
 Даже после того как большинство ран зажило, а здоровье улучшилось, он по-прежнему избегал лондонских друзей и привычных занятий. Отвергая все соблазнительные приманки и предложения, он наотрез отказывался присоединиться к веселому братству прежних дней.
 Со временем приятели и родные перестали пытаться убедить его вернуться к былым развлечениям, и он поселился в маленьком охотничьем домике на территории поместья с одним лишь денщиком.
 Какие бы шрамы ни остались у него после кампании на Пиренейском полуострове и последнего, кровавого сражения между Наполеоном и армией союзников, объединившихся против когда-то самого могущественного человека в Европе, они по-прежнему ныли. Боль была так сильна, что он редко улыбался. Почти не разговаривал. И по возможности избегал людей.
 Родители волновались, но старались не показывать этого сыну. Братья и сестры поддразнивали его, пока не осознали, что никакие шутки не могут растопить пустоты его взгляда. Тогда все стали обращаться с ним как с раненым животным. Наконец однажды за ужином он резко бросил:
 – Не стоит ходить вокруг меня на цыпочках. Я пока еще не инвалид. Со мной все в порядке.
 Никто не посмел ему возразить. С тех пор в его присутствии родные старались вести себя как ни в чем не бывало.
 Но Дафф все больше времени проводил в обществе своих лошадей. Его любимец Ромул был одним из табуна коней, которых он брал с собой в европейскую и испанскую кампании. Временами бедняга даже спал в конюшне, словно только в обществе животных, которые стали свидетелями всего того, что видел Дафф, мог он обрести нечто вроде покоя.
 И такое монашеское затворничество продолжалось до того дня, когда благодаря любви к лошадям маркиз встретил Аннабел Фостер.
 Оба поехали на ярмарку лошадей в ближайшую деревню.
 Оба пыталась сторговать одну и ту же чудесную кобылку легендарных кровей Джимкрека.
 Он узнал ее сразу. Да и какой англичанин не узнал бы такую знаменитость. Она была ведущей актрисой театра «Друри-Лейн», прославленным драматургом и первой красавицей Лондона.
 Аннабел улыбнулась Даффу, поднявшему ставку, и последовала его примеру. Сумма была так велика, что толпа дружно охнула. Он слегка опустил голову, словно в знак уважения, и удвоил ее ставку, после чего Аннабел отступила: не ей тягаться с богатством Дарли.
 Представить только, каково было ее удивление, когда на следующее утро ливрейный конюх доставил кобылку в коттедж ее матери. Аннабел вручили поводья и короткую записку:
 «Мои комплименты вашему безупречному вкусу. Прошу вас принять этот скромный дар в знак моего уважения».
 И подписано одним словом: «Дарли».
 Но изумление Аннабел было ничтожным по сравнению с реакцией родных Даффа, которым старший конюх сообщил о том, что кобылка поменяла хозяина.
 Старший конюх был невероятно расстроен потерей кобылы. С другой стороны, он торопливо объяснял герцогу:
 – Зато маркиз немного походил на себя прежнего. Ну… вроде как тот когдатошний блеск в глазах при виде хорошенькой девчонки. Так что, полагаю, все не так уж плохо, даже если он не оставил себе эту кобылку.
 – Совершенно верно, – кивнул герцог Уэстерленд, невероятно благодарный за новости. – Спасибо, что сообщили нам.
 – А я-то как рад, сэр! И конюх клянется, что эта мисс Фостер – настоящая красотка.
 – Так оно и есть. Ослепительно красива.
 Джайлз много раз видел мисс Фостер на сцене и находил ее внешность, не говоря уже об игре, самим совершенством.
 – Я немедленно иду к его матери. Она очень волнуется.
 – Как мы все, ваша светлость. Молодой лорд с самого своего возвращения был не в себе.
 – Любовный роман – как раз то, что нужно, чтобы привести его в чувство, – улыбнулся Джайлз.
 – Да. И заметьте, леди оставила себе кобылку, милорд. – Жилистый немолодой мужчина лукаво подмигнул: – Говорю вам, это хороший знак.
 А тем временем Аннабел, прекрасно понимая истинный смысл столь дорогого подарка, села писать ответную записку маркизу. Поблагодарила за подарок, но вежливо отказалась. Прибавила, что не может принять такую ценную лошадь, но тем не менее благодарит его за великодушие. И немедленно отослала кобылку обратно вместе с запиской и Томом, женихом Молли.
 Она совершенно не собиралась вступать с кем-то в связь, а по ее мнению, роскошный подарок предполагал ответные услуги. Общество считало актрис чуть выше куртизанок, хотя по-своему уважало талант. И хотя Аннабел была совершенно иного мнения о себе, зато отлично сознавала, что о ней думают в свете.




 Глава 4


 Дафф принял поражение со смешанными чувствами. Кобылка была настоящим чудом, и расстраиваться из-за ее возвращения было бы глупо. Он даже понимал, что вежливый, хоть и категорический отпор мисс Фостер связан не столько с ним, сколько с ожиданиями, порождаемыми таким подарком.
 Он мог бы написать и объяснить, что прислал кобылу без всяких двусмысленных намерений. Но оба понимали, что, как бы учтиво и подробно он ни объяснял свои мотивы, она ему не поверит. Аннабел не новичок в обманах и коварстве высшего света.
 Впрочем, как и он.
 Поэтому такая скромность вполне объяснима.
 Но в эту ночь обычные кошмары перемежались снами, в которых ему являлся нежный образ прелестной мисс Фостер. Бледная белокурая красавица заслоняла сцены кровавой бойни, которые тревожили его сон. Исходившее от нее сияние легко затмевало те невыразимые страдания, которые так долго держали его в своих щупальцах.
 Когда он проснулся, утреннее солнце окрашивало горизонт розовым цветом, птицы пели радостным хором, а снизу, из кухни, доносились запахи кофе и бекона, дразнившие аппетит. Лениво потянувшись, он глянул в окно, за которым расцветал теплый летний день, и ощутил полное довольство, впервые с… он не помнил, с какого времени. Даже рана в бедре ныла не так сильно.
 Улыбка медленно раздвинула его губы. Возможно, чудеса действительно существуют, и грубое «рукоделие» его денщика Эдди, зашившего рану прямо на поле сражения, постепенно заживает.
 Откинув одеяло, он поднялся с постели с таким чувством, будто в его жизни появилась некая цель.
 Он даже пересмотрел свой гардероб, впервые выбирая что-то поприличнее. И снял с вешалки новый костюм для верховой езды, присланный матушкой.
 Дафф улыбнулся, зная, как она надеялась на то, что одежда от модного портного привлечет его внимание. Сюртук с пуговицами грушевого дерева был изысканного шалфейно-зеленого оттенка и отделан полосатым шелком. Нужно признать, поистине великолепное зрелище. И прекрасно на нем сидит, даже при том, что он сильно похудел. Все благодаря верному глазу матушки и искусству портного.
 Его хорошее настроение, похоже, было очевидным, поскольку Эдди улыбнулся при виде входившего на кухню Даффа.
 – До чего же вы молодцом сегодня, сэр.
 – Это все новый сюртук. Уэстон, как обычно, отличился.
 Маркиз поднял кофейник с буфета и подошел к столу, стоявшему в центре кухни.
 – Очень уж хорошо пахнет. Я проголодался.
 Эдди едва сдержал изумление. В последнее время Дарли почти потерял аппетит, и завтрак состоял, как правило, из чашки кофе.
 Усевшись, маркиз небрежно заметил:
 – Кажется, я довольно хорошо спал этой ночью.
 – Я так и думал. По крайней мере вы вели себя чертовски спокойно, – ухмыльнулся Эдди. – Если не считать бормотания насчет какой-то леди Белл.
 Дафф вскинул брови и улыбнулся.
 – Не может быть. Хм… впрочем, я действительно видел ее во сне. Куда приятнее, чем обычные кровавые кошмары.
 Эдди так давно не видел улыбки хозяина, что на глазах невольно выступили слезы. Поспешно уставившись в овсянку, которую усердно размешивал, чтобы скрыть свои чувства, он с самым небрежным видом предложил:
 – Мобыть, вам навестить леди? Здесь наверняка такая скучища после лондонской-то жизни. Глядишь, ей захочется потолковать с вами.
 – Только не говори, что уже устал от моего общества, – поддел Дафф, наливая себе кофе.
 – Без обиды, сэр, но вот уже несколько недель от вас слова не добьешься. Неплохо бы вам сменить компанию, если хотите знать. – Поражало уже то, что маркиз обменивается с ним шутками! – Может, нам проехаться сегодня в Шорем?
 Дафф весело блеснул глазами.
 – С каких это пор, Эдди, ты занимаешься сводничеством?
 – Ничем таким я не занимаюсь. Просто подумал: а вдруг леди захочет прокатиться верхом на той кобылке, которую отослала обратно.
 – Значит, ты так считаешь? – протянул маркиз.
 – Уж оченно давно, сэр, мы не навещали дам.
 Целомудрие Даффа неизменно отражалось и на жизни Эдди. А для преданного денщика труднее всего было обходиться без женщин.
 Маркиз, прищурившись, долго рассматривал Эдди.
 – Только не говори, что ты ради меня разыгрывал отшельника.
 – Нет, сэр, – солгал Эдди, не желая объяснять, что боялся оставить маркиза наедине с его демонами. – Так что, седлать нашу кобылку после завтрака? Отправимся вместе в Шорем.
 Дафф глянул в окно, слегка поколебался и кивнул:
 – Почему бы и нет? Чертовски хороший день для прогулки!
 Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как он наносил визиты дамам. И примерно столько же он не ощущал такого волнения, с которым сейчас скакал в Шорем вместе с Эдди.
 – Сегодня один из лучших летних дней, – заметил он. – Погода идеальная: легкий ветерок и ни облачка на небе. Словно специально для нашей поездки.
 Эдди мог бы указать, что последние две недели стояла точно такая же погода, но ограничился лишь кивком:
 – Совершенно верно, сэр. В такой славный денек хорошо побыть на свежем воздухе.
 – Мисс Фостер, возможно, не захочет присоединиться к нам, – пробормотал Дафф, предупреждая не то себя, не то денщика.
 – А вот это все равно, сэр. Но спросить невредно, – ответил Эдди.
 – Полагаю, я мог бы объяснить, что подарил ей кобылу без всяких…
 Дарли затих.
 Поняв, что дальнейших объяснений не дождется, Эдди кивнул:
 – Хорошая мысль, сэр. Полагаю, до сих пор она не получала подарки просто так, без всяких, как вы сказали, условий. Боится, что нужно чем-то обязательно отблагодарить.
 Дафф тяжело вздохнул.
 – Иисусе, как быстро забываешь грубость и безжалостные правила общества.
 – Зато общество ничего не забывает, сэр.
 – Ах, дьявол их побери и всех гарпий из «Олмака» [2] тоже.
 – Да, сэр, – засмеялся Эдди, – особенно если вспомнить, как вас выкинули оттуда, еще до того как вы отправились на войну.
 – Кажется, прошла целая жизнь, – пробормотал Дафф.
 – Скорее уж девять жизней. Ваша, моя и кошек.
 – Господи, сколько же их не вернулось, – тихо сказал маркиз. – Элджин и Грэм, Тайсон и…
 – Каждому отведен свой срок, сэр, и вы это знаете, – перебил Эдди, не желая вновь тонуть в аду воспоминаний. Иисусе, ему не следовало затрагивать тему войны. О чем он только думает? – Нам повезло, – поспешно добавил денщик. – Подумайте об этом именно с такой точки зрения. Нам очень повезло. Немногие с такими ранами, как у вас, сумели выжить. Леди Удача присела на ваше плечо.
 – Иногда я задаюсь вопросом, для чего именно, – буркнул Дафф.
 – Ради этого чудесного дня, и резвой кобылки, и прелестной леди, которую мы скоро увидим, – с деланной жизнерадостностью пояснил Эдди.
 – Тебе тоже пришлось нелегко, верно, Эдди? Как только ты сохранил свой веселый нрав?
 – Да вот сумел, сэр.
 Дарли слегка улыбнулся.
 – Мисс Фостер очень красива, верно? И день действительно чудесный.
 – И опять вы правы.
 – И я чувствую себя не так паршиво.
 – Это сразу видно, сэр.
 Взять хотя бы то обстоятельство, что всего неделю назад он не смог бы ни за какие коврижки уговорить маркиза нанести визит леди.
 – Как ни странно, мне кажется, что с плеч упала огромная тяжесть. Понятно, что это довольно банальная фраза, но кто бы знал, что она так правдива? Все это очень странно.
 – Должно быть, все дело в покупке этой кобылки, сэр. Вы очень давно не покупали скаковых лошадей. Может, это вывело вас, как говорится, на верную дорогу? Теперь, когда вы снова собираетесь участвовать в скачках, сразу почувствовали себя лучше?
 Маркиз с некоторым удивлением глянул на денщика.
 – Разве сезон начался?
 «Два месяца назад», – подумал Эдди.
 – Да, сэр, – осторожно сообщил он. – Несколько скачек уже состоялось. Ваш па выиграл одну весной.
 – Санстар пришла первой?
 – Точно так, сэр. Опередила остальных на три корпуса.
 – Ты ставил на нее?
 – Еще бы! И неплохо заработал!
 – Может, нам действительно стоит выставлять коней на скачках? Думаю, неплохо бы тебе узнать, не согласится ли Гарри Лэндсир пойти ко мне в жокеи? – энергично осведомился Дафф. – Передай ему, я извиняюсь за то, что тянул так долго, но утрою жалованье, которое он получает у нынешнего хозяина.
 – Да, сэр!!!
 Благодаря хорошенькой кобылке и красивой леди маркиз наконец вернулся из чистилища, в котором так долго пребывал.
 И Эдди вдруг подумал, что жизнь не просто хороша, но и первоклассна! И шансы выиграть на скачках по меньшей мере удвоились. Лошади маркиза чаще всего приходили первыми.
 Сегодня Дафф разделял веру Эдди в то, что жизнь хороша. Ощущение было такое, словно он внезапно вышел из темницы на солнечный свет. А вскоре он будет греться в лучах улыбки неотразимой мисс Фостер.
 – Далеко еще? – спросил Дафф, точно ему не терпелось начать новую жизнь, раз уж он снова становится прежним.
 – Как раз за этим поворотом, сэр, и вниз, в долину. Десять минут, мобыть, меньше.




 Глава 5


 Благодаря предусмотрительности Эдди маркиз прибыл в Шорем, нагруженный подарками. Хорошенькая бутоньерка из душистых гвоздик лежала в седельной сумке денщика вместе с изящным набором перламутровых гребней, который Эдди раздобыл бог знает где.
 Полный сладостных предчувствий, Дафф почти против воли улыбался, въезжая в деревню. Странно, как без всяких очевидных причин радость жизни и предчувствие наслаждений могут неожиданно затмить все другие ощущения.
 Не то чтобы он возражал против столь нежных чувств. Не то чтобы боролся с острым возбуждением, вдруг охватившим его. Как давно он в последний раз говорил с дамой… если не считать родственниц? И сколько прошло времени с тех пор, как ему хотелось сделать это.
 Спешившись у ворот, маркиз и Эдди увидели трех женщин и двух малышей. Маленькая компания сидела вокруг чайного стола, поставленного в тени деревьев.
 Женщины, в свою очередь, тоже заметили вновь прибывших. Аннабел негодующе выпрямилась, поджала губы и, поспешно вскочив, небрежно заметила:
 – Они, должно быть, заблудились. Я сейчас вернусь.
 Кивнув своим компаньонкам, она деловито направилась к посетителям. Очевидно, маркиз не пожелал смириться с ее отказом. Впрочем, мужчины его круга не привыкли получать отпор.
 Однако желания маркиза не имели для нее значения. Она не позволит, чтобы незваные гости расстраивали мать. Кроме того, она не собиралась отвечать на неизбежные вопросы, которые возникнут, если Дарли присоединится к их компании. Хотя мать знала, что она зарабатывает деньги игрой на сцене, все же понятия не имела о более рискованных аспектах ее профессии. Аннабел предпочитала, чтобы так было и дальше.
 Столь трудный выбор стал необходимостью после смерти отца, и она стала актрисой, чтобы мать и сестра смогли выжить.
 И ни разу не пожалела о своем решении.
 Но Аннабел приложила немало трудов, чтобы семья оставалась в неведении относительно той жизни, свойственной дамам полусвета, которую она вела с тех пор. И хотя ее имя часто появлялось на страницах газет в разделе светской хроники и было неизменно связано с очередным скандалом, подобные бульварные листки никогда не доходили до отдаленных деревень вроде Шорема, где столетиями ничто не менялось.
 Прежде чем Дафф успел сделать несколько шагов, Аннабел преградила ему дорогу.
 – Маркиз Дарли к вашим услугам, мисс Фостер, – представился Дафф и с изысканным поклоном протянул ей бутоньерку.
 – Добрый день, милорд. – Ее поклон был менее изысканным: она вовсе не хотела казаться дружелюбной. – Моя мать больна, – холодно добавила она. – Иначе я пригласила бы вас к чаю. – Она и глазом не моргнула. Ничуть не покраснела. Ничем не выдала истинную причину, по которой жаждала его ухода. – Надеюсь, вы поймете, – пробормотала она, уверенно играя свою роль.
 – Мне очень жаль слышать это, – сочувственно вздохнул Дафф. – Надеюсь, ее болезнь не слишком серьезна.
 – Она недавно перенесла сильное потрясение, – коротко бросила Аннабел, не собираясь пускаться в откровения по поводу подробностей смерти Хлои. – Но, насколько я заметила, ее состояние постепенно улучшается.
 – Не позволите ли мне послать за нашими фамильными докторами. И доктор Карр, и доктор Стюарт – превосходные специалисты.
 – Нет, но все равно благодарю вас. Боюсь, только время излечит ее раны.
 – В таком случае я желаю ей скорейшего выздоровления. Простите за дерзость, мисс Фостер, – продолжал он с искренней сердечностью, – но не могла бы ваша матушка ненадолго отпустить вас… если не сейчас, то в будущем? – Маркиз кивком показал на лошадей. – Я привел кобылу в надежде, что вы поедете со мной на прогулку.
 Аннабел не успела ответить, как он быстро вставил:
 – Насколько я понимаю, для вас главное – забота о ребенке. Но я просто подумал, что в такой прекрасный день вы могли бы насладиться прогулкой по полям. Заверяю, – добавил он с улыбкой, – мои намерения абсолютно безупречны.
 – Позвольте мне отказаться, милорд, – ответила она с такой же учтивостью. – Хотя, по моему опыту, намерения мужчин редко бывают безупречными.
 В улыбке Аннабел наблюдалась немалая доля язвительности.
 – Что, если я скажу, что всего лишь хочу подружиться с вами?
 Брови Аннабел буквально взлетели вверх.
 – В таком случае вы будете первым мужчиной, возымевшим подобное желание.
 – Считайте меня исключением.
 Она задумчиво оглядела его.
 – Можно подумать, я не знаю вас, Дафф.
 Дафф, не ожидавший подобной фамильярности, очень удивился.
 Ее брови снова поднялись.
 – Значит, вы не помните, верно?
 Дафф слегка улыбнулся.
 – Увы, в юности я чаще бывал пьян, чем трезв.
 – Мы встретились в зеленой комнате после моего второго появления на сцене. Вы предложили мне карт-бланш.
 – Но, как я слышал, вы предпочли принять предложение Уоллингейма, – парировал он, припомнив сплетни сестер за ужином. – Кстати, как он поживает?
 – Представления не имею.
 – Вот как!
 Аннабел поняла, что он еще не слышал о ее разрыве с Уоллингеймом. Впрочем, это и неудивительно при том затворническом образе жизни, который вел маркиз.
 – Мы больше не вместе.
 – Следовало бы сказать, что мне очень жаль, но это вовсе не так.
 – По крайней мере вы честны.
 – Не вижу смысла в увертках.
 – Господи Боже, Дафф, вы и в этом отношении разительно отличаетесь от представителей своего пола.
 Что же, трудно ее осуждать. Женщина ее профессии рассматривается только как предмет наслаждения. Конечно, бывали и исключения: актрисы, выходившие замуж за аристократов, – но подобные браки случались крайне редко.
 В этот момент тишину разорвал детский крик, и Аннабел поспешно оглянулась.
 – Мне нужно идти.
 Он словно обшарил взглядом ее тело.
 – Этот ребенок ваш?
 – Не понимаю, какое вам до этого дело, – холодно отрезала она.
 – Разумеется. Простите меня.
 Ему не следовало этого говорить. Уединенная жизнь дурно повлияла на его манеры и чувство такта.
 – Белл! Белл, дорогая! – крикнула миссис Фостер, делая дочери знак подойти… – Пригласи этого славного человека к чаю.
 Несмотря на приобретенный сценический опыт, Аннабел на этот раз не смогла скрыть разлившегося по лицу румянца.
 – Если я пообещаю вести себя прилично, мне нальют чаю? – осведомился Дарли с легкой улыбкой, явно забавляясь ее очевидным смущением. – Я лишнего слова не скажу!
 – Похоже, у меня нет выхода, – морщась, пробормотала Аннабел. Не могла же она крикнуть матери, что не желает видеть гостя за столом! Это совершенно немыслимо и крайне невежливо, особенно еще и потому, что мать продолжала энергично махать рукой. Поэтому пришлось капитулировать.
 – Я буду паинькой – слово чести.
 И снова эта очаровательная улыбка, знакомая не только ей, по и большинству светских дам. Недаром до отъезда на континент молодой маркиз нашел теплый прием во многих лондонских будуарах.
 – Только недолго, – предупредила она. – И имейте в виду, моя мать не в себе.
 – Я все понял, – кивнул маркиз, сгибая руку калачиком.
 Ей ничего не оставалось, как взять его под руку и направиться по садовой дорожке к столу, поставленному в тени деревьев. Что ж делать: пришлось представить матери и Молли их высокородного визитера.
 – Мама, Молли, это маркиз Дарли. Лорд Дарли – моя мать и наша кормилица.
 – Рад познакомиться, миссис Фостер, Молли.
 Его поклон был самим совершенством. То же самое можно было сказать и о его улыбке.
 – У нас с вашей дочерью есть общие друзья в Лондоне. Вам, без сомнения, известно, насколько она талантлива. И это мнение не только мое, но и каждого театрала и критика в этой стране.
 – Белл идеальна во всем, не так ли? – просияв, жизнерадостно согласилась миссис Фостер. – Садитесь, садитесь молодой человек, выпейте нашего провинциального чаю и расскажите, что делается в большом мире.
 При виде внезапного оживления матери Аннабел широко раскрыла глаза. Она ведет себя так, словно каждый день пьет чай со знатью!
 Дарли немедленно понял, от кого прелестная Белл унаследовала внешность и манеры. Больная или нет, но миссис Фостер имела осанку графини, изумительную улыбку и очевидное влияние на дочь. И он намеревался воспользоваться этими обстоятельствами. Не в подлых целях. Ему просто хотелось побыть в обществе Белл в этот чудесный летний день. И, судя по всему, мать не выглядела серьезно больной. Может, удастся уговорить Белл на прогулку.
 Что же, в его привычках добиваться желаемого. Но как он мог избежать столь эгоистичных порывов, происходя из богатой и знатной семьи? А день был действительно на редкость хорош.
 Пустив в ход всю силу своего обаяния, он вскоре совершенно очаровал миссис Фостер. Та смеялась над его шутками, поддразнивала, беседовала так сердечно, словно они были старыми друзьями. Вскоре обе малышки уже сидели у него на коленях и весело хихикали.
 – У моей сестры близнецы, – заметил он, осторожно покачивая девочек, – и я научился справляться с двумя детьми сразу.
 Это заявление побудило миссис Фостер засыпать Даффа бесчисленными вопросами о его семье, и он совершенно бесхитростно ответил на каждый. А когда упомянул, что живет вместе с Эдди в охотничьем домике, миссис Фостер настояла, чтобы денщик присоединился к ним.
 – Полагаю, ваш камердинер вряд ли умеет печь пирожные, – объявила она. – Я еще не встречала мужчину, который бы разбирался в кулинарии.
 – С этим мне трудно спорить, – улыбнулся Дарли, перед тем как позвать денщика. – Эдди умеет готовить самые простые блюда.
 Следующие полчаса за столом царили смех и шутки. Присутствующие перебрасывались остротами, а Эдди развлекал всех песнями из своего военного репертуара. И то ли его пение, то ли укачивание подействовали на девочек, но они мирно заснули на руках маркиза. Тот, никого ни о чем не спрашивая, уложил их в корзинки и снова уселся с видом человека, который часто нянчил детей.
 Аннабел нашла столь полное отсутствие высокомерия весьма оригинальным. Все ее знакомые аристократы всячески подчеркивали благородство своего происхождения. Даже беседа была самой обычной, без претензий и напыщенности, столь часто встречаемых в светском обществе. Как все это приятно! И какое удовольствие – расслабиться и снова смеяться!
 Что же до Даффа, он не мог припомнить, когда в последний раз так развлекался. Нужно не забыть по достоинству вознаградить Эдди, догадавшегося предложить эту поездку..
 Остальные тоже наслаждались теплом и дружеской беседой. Миссис Фостер переживала редкие минуты радости после бесконечных дней горя и скорби. Эдди понимал, что жизнь маркиза, а следовательно, и его собственная, с этого дня изменилась к лучшему. Молли очень занимали отношения между хозяйкой и маркизом. Похоже, этот аристократ, предпочитающий, чтобы его называли Даффом, ухаживает за мисс Белл по всем правилам, а та сегодня улыбается больше, чем за все то время, что Молли была у нее в услужении.
 – Если вы собираетесь на прогулку, лучше ехать, пока солнце еще светит ярко, – неожиданно объявила мать Аннабел, повелительно подняв руку и, заранее предупреждая все протесты дочери, добавила: – Не волнуйся за меня и Молли. Мы прекрасно справимся. Я знаю, как ты любишь лошадей, дорогая. Видите ли, маркиз, до того как умер мой муж, мы держали маленькую конюшню. Белл была лучшей наездницей в семье.
 – Ты уверена, матушка? – предостерегающе спросила Аннабел.
 Сама она, очевидно, не была так уверена: недаром застыла на месте. Но Дафф, воспользовавшись предоставленной ему возможностью, немедленно вскочил.
 – Мы недолго, миссис Фостер. К закату ваша дочь будет дома.
 Белл ответила яростным взглядом, совершенно не уверенная в том, стоит ли ей ехать.
 Игнорируя грозно нахмуренные брови девушки, Дарли протянул ей руку.
 – Моя новая кобыла – настоящее чудо. Эдди утверждает, что она мчится быстрее лесного пожара. Не хотите устроить скачки?
 Судя по выражению лица, Аннабел вовсе не хотела ничего подобного, но под улыбчивым взглядом матери сдержалась.
 – Может, в другой раз, Дарли. Я не захватила сапожек для верховой езды.
 Она приподняла подол, показав голубые кожаные полуботинки в тон простому платью.
 – О, эти прекрасно сойдут.
 Он протянул руку, поднял Аннабел и, крепко сжимая ее пальцы, поклонился ее матери:
 – Спасибо за чай и кексы, миссис Фостер. Не помню, когда я столь приятно проводил время.
 – Вы всегда желанный гость в нашем доме, молодой человек. Смех полезен для души. Не так ли? – улыбнулась мать Аннабел. – А теперь бегите. Желаю удачной прогулки.




 Глава 6


 – К вашему сведению, Дарли, – пробормотала Аннабел, едва они отошли от чайного стола, – я терпеть не могу мужчин-деспотов.
 – Как только мы скроемся с глаз вашей матушки, я стану умолять о прощении всеми мыслимыми способами, – прошептал он в ответ, не выпуская ее руки, которую она старалась вырвать.
 – Вы воспользовались хорошим настроением мамы, – яростно нападала она.
 – И честно это признаю, но если бы вы только представили, как долго я не был в обществе прелестной женщины, немедленно простили бы мою неучтивость. Расскажи, Эдди. Расскажи, как долго мы были затворниками.
 – Очень долго, мисс Фостер, – подтвердил денщик. – Чистое благословение Господне, что мы встретили вас на ярмарке лошадей. Словно сквозь тучи вдруг проглянуло солнце. Знаете, маркиз в последнее время был не в себе.
 Аннабел перевела взгляд с одного мужчины на другого, пытаясь определить степень искренности Эдди.
 – Клянусь Богом, – сухо отчеканил Дафф, – вы стали чем-то вроде талисмана. Не знаю почему, но так оно и есть. – Он улыбнулся. – Возможно, вам будет легче считать это благотворительностью. Правда, вы уже несете тяжкий долг милосердия по отношению к своей семье. Но я буду счастлив, если вы составите мне компанию, хотя бы и ненадолго. Я просто хочу немного прогуляться, вот и все.
 – Прогулка и ничего больше?
 – Клянусь! – вырвалось у него так чистосердечно, что она вдруг поняла: за этой веселой улыбкой кроется что угодно, кроме веселья.
 Скорее всего страдание.
 И не обязательно быть ясновидящей, чтобы это понять. А может, она сама слишком много знала о страдании.
 «Прекрати!» – молча приказала она себе, отказываясь признать симпатию к человеку вроде Даффа. Совершенный абсурд: ведь они из прямо противоположных миров. И хуже всего, это предполагает, что она может поддаться его чарам. Ну уж этого никто не дождется! Она приехала в Шорем, чтобы заботиться о своей семье. И у нее просто нет времени ни для чего другого, даже если она окажется достаточно наивной, чтобы принять предложение так называемой дружбы.
 Ничего не выйдет.
 Со времени ее скандального разрыва с Уоллингеймом она поклялась никогда не обольщаться насчет мотивов так называемых благородных людей.
 – Надеюсь, вы сдержите слово, – подчеркнула она, высвобождая руку.
 А может, он сам ее отпустил.
 – Я же поклялся.
 Снова эта откровенная простота. Однако ей не до того, чтобы анализировать его тайные побуждения. Да она и пытаться не станет, особенно с человеком, подобным Дарли, который, по слухам, после своего возвращения домой едва ли вообще разговаривал со старыми знакомыми.
 – Спасибо.
 Он ответил мальчишеской улыбкой:
 – Нет необходимости благодарить меня, поскольку вы принесли мне удачу. Куда вы хотите поехать?
 Она едва не сказала, что ей все равно. Интересно, что он подразумевает под «удачей»? Но она промолчала, стараясь не выходить за пределы, определенные приятельскими отношениями.
 – Если мы пересечем Данлоу-Чейз, приедем к руинам монастыря в Бедлоу. Необычайно красивое место, – сказала Аннабел.
 – Превосходный выбор. В детстве я часто ездил туда.
 – Я тоже.
 – И все же мы никогда не встречались.
 – О, это не важно, – отмахнулась Аннабел. Маркиз расплылся в улыбке.
 – Это ваше мнение. А я получил бы огромное удовольствие от знакомства с вами.
 – Я предпочла бы, чтобы вы не флиртовали со мной, – надула губы Аннабел.
 – Попытаюсь. Эдди будет держать меня в узде. Слышишь, Эдди? Ты будешь нашей дуэньей.
 В последнее время Эдди играл много ролей в жизни маркиза, но дуэнья?! Кроме того, если маркиз решил обольстить даму, вряд ли Эдди чем-то сможет помешать.
 Но все же денщик послушно ответил:
 – Да, сэр. Глаз не спущу, сэр.
 – Считайте себя в полной безопасности от моих ухаживаний, – ухмыльнулся Дафф.
 И Аннабел вдруг пришла в голову идиотская мысль: что случилось бы, прими она предложение Даффа много лет назад? Он совсем не изменился, только сильно похудел. Сколько времени прошло? Сколько ему сейчас?
 – Сколько вам лет? – неожиданно для себя спросила она.
 Глаза Даффа удивленно сверкнули. Но голос оставался спокойным:
 – Двадцать семь. Я не стану спрашивать, сколько лет вам.
 На самом деле он точно знал, что Аннабел на пять лет моложе. Теперь, когда она напомнила ему о том вечере в зеленой комнате, он видел все так же ясно, словно это было вчера. Тогда ей только исполнилось восемнадцать, она сама сказала ему… Даффу было двадцать три, и он успел безбожно опьянеть, но помнил ее ослепительную красоту. И толпу мужчин, требовавших ее внимания. Неожиданно наклонившись, он дерзко прошептал ей на ухо:
 – Скажите, Крикет – ваша дочь?
 – Нет.
 Она сама не знала, почему ответила честно. И еще меньше понимала, почему не хочет, чтобы он подумал, будто ребенок Хлои – ее дитя. После стольких лет существования в качестве дамы полусвета ее совершенно не должно интересовать мнение окружающих!
 – Я так и посчитал.
 – И все же спросили.
 Оба говорили очень тихо, чтобы не слышал Эдди. Маркиз пожал плечами:
 – Сам не знаю почему… нет, знаю. Не хочу, чтобы у вас был ребенок от Уоллингейма. И я понятия не имею, почему это так важно для меня.
 – Подобные вещи всегда важны для мужчин, – ответила она без обиняков.
 Он покачал головой:
 – Только не для меня. После Ватерлоо я много месяцев жил словно в черной дыре, и, поверьте, милая, очень немногое имеет для меня значение.
 – Я не ваша милая, лорд Дарли, – сухо бросила она. – Хотя искренне сочувствую вашим бедам.
 И это действительно было так. Она сострадала чужим несчастьям, тем более что смерть Хлои погрузила в бездну отчаяния всю семью.
 – Позвольте мне снова извиниться за столь фамильярное обращение. По правде сказать, сегодня я на седьмом небе и все благодаря вам. Нет, не возражайте: вы не ответственны за мои настроения и вообще за что-либо, касающееся моей жизни. Я действительно обещал воздержаться от вольностей в обращении с вами. Ни одной неприличной фразы не сорвется с моих губ. – Он улыбнулся и прижал палец к губам.
 Аннабел невольно рассмеялась, но тут же выругала себя за это. Нужно уметь держаться на расстоянии! Его улыбка стала еще шире.
 – Вот видите? Смеяться вовсе не так трудно. И учтите, я нравлюсь вашей матушке. Следовательно, это делает меня каким-то образом приемлемым для вашего общества.
 – О, стоит пустить в ход ваше обаяние, как любой воспылает к вам нежными чувствами.
 – Возможно, и вы тоже окажетесь в их числе?
 Она снова засмеялась и легонько ударила его по плечу.
 – Довольно! Сегодня мы катаемся верхом, И только!




 Глава 7


 Дарли подсадил Аннабел в дамское седло, подтянул стремена, вручил поводья кобылы и отступил, любуясь ее посадкой.
 – Ваша мама права. Вы словно родились в седле. Подумайте, может, стоит принять от меня кобылу? Она идеально вам подходит.
 – Слишком дорогой подарок, и вы это знаете, но тем не менее спасибо. Может, в другое время я и поймала бы вас на слове. Но не в этот период моей жизни.
 – Это звучит слишком торжественно.
 Она ответила беспечной улыбкой.
 – Ни в малейшей степени, милорд. Просто сейчас в моей жизни полно хлопот.
 – Дафф, пожалуйста.
 – Как пожелаете.
 – Только не говорите, что внезапно стали сговорчивой и покорной, – хмыкнул он, вскакивая в седло Ромула.
 – Я никогда не бываю сговорчивой и покорной, Дафф.
 Она пробормотала его имя чувственным контральто, отозвавшимся в той части его тела, которая до сих пор дремала. Заерзав в седле, он решительно подавил острый укол наслаждения. Недаром он дал обещание ей и себе. Сегодняшний визит не имеет ничего общего с обольщением. Он не настолько распутен. Да никогда и не был распутником, даже во времена бесшабашной юности. И не стремился ставить рекорды, десятками обольщая падких на соблазн дам. Дело во взаимном удовольствии. А сейчас ему вполне хватает солнечного тепла, ощущения мощи, скрытой в чистокровном жеребце, нетерпеливо перебирающем ногами, и общества прекрасной мисс Фостер. Он всего лишь намеревался жадно впитывать красоту мира, которого слишком долго сторонился.
 Аннабел тоже почти не общалась с внешним миром, хотя по иным причинам. Но сейчас испытывала нечто вроде приятного волнения, предвкушая встречу с любимыми местами детства. После стольких недель заботы о матери и Силии возможность поехать в Бедлоу действительно обрадовала ее. Нужно учесть также, что рядом с ней самый красивый, по мнению света, мужчина в Англии.
 Она украдкой метнула на него взгляд, чтобы убедиться в правоте этой оценки.
 – Готовы? – спросил Дафф.
 Может, она действительно слишком долго прожила в уединении? Растерявшись от его прямого взгляда и того факта, что ее поймали на подсматривании, она, заикаясь, пробормотала:
 – Да… да… конечно… в любой момент.
 И расстроилась еще больше. Теперь она выглядит зеленой школьницей, что, несомненно, на руку Даффу.
 Твердо решив, что его внешность ни за что не вскружит ей голову, она резко бросила:
 – Десять гиней на то, что я первая прискачу к Данлоу-Чейз!
 И взмахнула хлыстом.
 Кобыла рванулась вперед.
 Дафф ухмыльнулся и пришпорил Ромула.
 Эдди решил, что участвовать в скачках – дело зряшное, и пустил коня легким галопом. Раз уж маркиз избавился от черной тоски, Эдди не собирается жертвовать приятной прогулкой. Положим, великолепная мисс Фостер держит в руках ключ от хорошего настроения маркиза, так не стоит ли оставить их наедине и тем самым помочь хозяину?
 Эдди служил маркизу с юности. Они, собственно говоря, выросли вместе. Его отец был камердинером прежнего маркиза, а дед выполнял те же обязанности для старого герцога Уэстерленда до самой своей смерти. Все Харли умели становиться невидимками, когда того требовали обстоятельства, иначе были бы просто недостойны своей фамилии.
 А теперь было самое подходящее время.
 Кобыла Аннабел пришла первой с отрывом в два корпуса. Натянув поводья, Аннабел улыбнулась подъехавшему Даффу.
 – Вы должны мне десять гиней, – жизнерадостно объявила она.
 – Говорил я вам, что кобылка невероятно резва!
 Не настолько резва, как Ромул, но Дафф неизменно оставался джентльменом.
 – Она просто чудо.
 – И она ваша, если только захотите.
 – Не захочу.
 Дафф с сожалением усмехнулся.
 – Похоже, я чересчур оптимистичен относительно своих способностей убеждения.
 Она недобро прищурилась, хотя он разглядел за бахромой густых ресниц лукавый блеск глаз.
 – Подозреваю, что слишком уж часто выходит по-вашему.
 Он пожал плечами, не собираясь объяснять, что, будь это так, он стер бы мрачные воспоминания, которые преследовали его, не давая заснуть по ночам.
 – Возможно, вы правы, – коротко ответил он и, быстро сменив тему, чтобы вновь не попасть в тиски этих воспоминаний, добавил: – Нам следовало бы захватить корзинку с едой. Я уже голоден.
 Как ни странно, Аннабел тоже хотела есть, хотя довольно плотно позавтракала.
 – Гостиница в Бедлоу славится своей кухней, – предложила она.
 – Превосходно. Итак, сначала обед или виды?
 – Как скажете, – ответила она из вежливости, хотя в желудке неприятно сосало. Молли была бы довольна. Она вечно журила хозяйку за отсутствие аппетита.
 – В таком случае обед.
 Близкие Даффа были бы поражены не меньше Молли, став свидетелями этого разговора.
 – Ваш денщик знает, как нас найти?
 Если Эдди сумел отыскать его на поле боя, в темноте и тумане, наверняка сумеет найти при свете дня на проселочной дороге.
 – Разумеется.
 – Не боитесь потерять еще пять гиней? – усмехнулась Аннабел.
 Дафф даже растерялся:
 – А вдруг вы проиграете?
 – Вот это мы скоро узнаем, – весело откликнулась она, ощущая такую легкость в душе, что могла бы посчитать случившееся колдовством, если б не сосредоточилась на будущей победе над Дарли. – Выиграет тот, кто первым доберется до гостиницы!
 Но Дафф про себя считал, что уже и так вышел победителем.
 – По рукам.
 Она мчалась как ветер, и на этот раз он старался не отставать, чтобы проверить возможности кобылки.
 Кровь Джимкрека действительно показала себя: под конец даже Ромул выбился из сил.
 Когда кобыла Аннабел ворвалась во двор гостиницы, девушка с шиком натянула поводья и бросила лукавый взгляд через плечо на Дарли, остановившего Ромула чуть позади.
 – Учитывая ваши потери, может, мне стоит заплатить за ленч, – шутливо заметила она.
 Дафф при желании мог бы купить гостиницу или целое графство.
 – Буду счастлив, – объявил он с легким поклоном. – Приятно сознавать, что вы – женщина со средствами.
 Спешившись, он отдал поводья конюху.
 – Так оно и есть.
 Пусть она не сможет купить графство. Но приобретение гостиницы не опустошит ее кошелек. Слава, и хорошая и дурная, имела свои преимущества.
 Вручив поводья другому конюху, она вынула ноги из стремян и улыбнулась Даффу, который поспешил поднять ее с седла.
 На несколько секунд они оказались совсем близко. Его руки по-прежнему сжимали ее талию. Дыхание Даффа участилось.
 Аннабел вдруг занервничала, словно никогда раньше не стояла рядом с мужчиной.
 Но тут его руки соскользнули. Дафф отступил.
 – Вы не носите перчатки для верховой езды, – словно жеманная девица, пробормотала она первое, что пришло в голову.
 – И никогда не носил, – кивнул он, поворачивая руки ладонями вверх. – А наверное, следовало бы. Полно мозолей.
 Дафф беспечно улыбнулся, явно готовый обсуждать любую предложенную ею тему.
 – Боюсь, они неприемлемы в обществе.
 – По-моему, это не имеет значения.
 Они дружно не упоминали о том, что в последнее время Дарли держался в стороне от толпы.
 – Признаю, что никогда не обращал внимания на белизну своих рук и даже не считал это сколько-нибудь важным. – Согнув руку, он кивнул в сторону гостиницы: – Вы так же голодны, как я?
 Он совершенно не признает церемоний! И умеет разговорить собеседника.
 – Может, и больше, – улыбнулась она. Он бросил на нее короткий взгляд.
 – Но вы стройны, как ива… если не считать некоторых мест, которым просто не полагается быть тощими.
 – Вы снова нарушаете правила нынешнего дня, Дафф, – пожурила Аннабел, но все же улыбнулась и взяла его под руку. – Очень хочется пудинга. Как насчет вас?
 Впервые за много месяцев ему хотелось абсолютно другого, но, помня об учтивости и хороших манерах, он зашагал к гостинице.
 – Лично мне больше по вкусу хороший кусок говядины.
 – Типично мужской вкус, – пожала плечами Аннабел.
 – Каюсь, – улыбнулся Дафф. – Идем?
 Он придержал для нее дверь.
 Едва они вошли в маленький зал, разговоры прекратились. Взгляды присутствующих сопровождали красивую пару, шествующую к единственному свободному столику. Посетители, исключительно мужчины, откровенно глазели на Аннабел, открыв рты, в то время как две служанки сверлили Даффа жадными взглядами.
 Нечасто это место посещали аристократы. Гостиница, находившаяся вдалеке от больших дорог и даже деревень, обслуживала местных фермеров.
 Выдвинув стул для Аннабел так, чтобы она сидела лицом к окну, Дарли сел напротив. Теперь, пока они едят, ее не будет беспокоить бесцеремонное любопытство обедающих. И он предпочитал не думать о том, для чьего спокойствия это делает: ее или своего.
 Не успел он устроиться за столом, как к ним подлетели две улыбающиеся служанки.
 – Чем можем служить, милорд? – спросила та, что постарше, тогда как молодая глупо хихикала, не сводя глаз с Даффа. Было очевидно, что услуги не ограничивались исключительно едой и напитками.
 Аннабел весело наблюдала, как стойко игнорирует Дафф их обожающие взгляды. Сведя брови, он сухо осведомился, есть ли у них хорошая говядина и белый рейнвейн.
 Служанка ответила утвердительно на оба вопроса и вкрадчиво добавила:
 – Если его светлости захочется отдохнуть после обеда, наверху у нас есть уютные комнаты.
 Аннабел, которой было совершенно ясно, о каком отдыхе шла речь, едва сдержала смех. Дарли заметил ее веселую гримаску.
 – Это целиком зависит от леди, – небрежно бросил он, словно не подозревая об истинных намерениях служанки. – Вы не хотели бы отдохнуть, дорогая?
 – Предпочитаю поесть, – сладеньким голоском ответила Аннабел.
 Дафф поднял глаза и спокойно улыбнулся.
 – Мы попросим только еду и вино.
 Едва служанки разочарованно удалились, Аннабел посмотрела Даффу в глаза.
 – Вы могли бы прекрасно провести время с этой парочкой, милорд.
 – Я уже прекрасно провожу время. Зачем мне что-то другое?
 – Как вы вежливы!
 – Просто разборчив, – покачал он головой. – Вы – бриллиант чистой воды, мисс Фостер, хотя, разумеется, знаете это. И вы восхищаете меня.
 – Совершенно не желая этого.
 – И тем не менее… поверьте, я всего лишь хочу наслаждаться видом, не более того. Можете быть полностью уверены в собственной безопасности.
 И она почему-то поверила ему.
 – Я высоко ценю ваше понимание.
 – По-моему, все предельно ясно.
 – Большинство мужчин не так сговорчивы.
 – Возможно, большинству мужчин не пришлось видеть того, что видел я. Наслаждаться приятной прогулкой и ленчем в провинциальной гостинице – верх удовольствия.
 Она вынудила себя не слишком придираться к его определению, хотя, по ее опыту, за словом «удовольствие» могут скрываться изощренные хитрость и коварство. Но над подобными двусмысленностями лучше не задумываться.
 – Мы забыли попросить пудинг, – сказала она, выбирая более безопасную тему беседы.
 – Если не возражаете, я закажу пудинг, когда вернутся служанки.
 – Только не говорите, что вам не по вкусу их льстивое обожание. Вы, разумеется, к нему привыкли.
 – Мне всегда становится неловко.
 – Вы поражаете меня, – заметила она с искренним изумлением. – И это говорите вы, многолетний объект женского преследования?!
 Дафф откинулся на спинку стула и посмотрел на Аннабел из-под полуопущенных ресниц.
 – Тем не менее это мне не нравится.
 – А многим мужчинам польстило бы столь благоговейное отношение женщин.
 – О, если кто-то разбирается в обожании и благоговении, так это вы. И вы находите это лестным?
 Аннабел смешно наморщила нос.
 – Вот именно, – кивнул Дафф. – Предлагаю поговорить о чем-нибудь другом. Расскажите, как вы оказались в провинции, или, если предпочитаете, я поведаю, что привело сюда меня, и мы таким образом скоротаем время в ожидании обеда.
 – Тогда вы первый, – решила Аннабел, не уверенная в том, просто ли откладывает объяснение или вообще не желает откровенничать.
 Он рассказал, почему потерял интерес к обществу, как проводил дни, как снова заинтересовался лошадьми.
 – Эдди доволен, что я опять решил выставлять своих коней на скачках. Он сильнее меня страдал в затворничестве. Кстати, полагаю, ваша матушка вряд ли захочет расстаться с вами на целый день, если я приглашу вас на скачки.
 – Почему же, все возможно, – вырвалось у Аннабел, к ее немалому удивлению.
 – Мы можем побывать только на дневных скачках.
 – Пожалуй, так будет лучше.
 – Вам следовало бы принять от меня кобылу. Вы могли бы выставить ее на скачках.
 – Вы знаете, почему я никогда этого не сделаю.
 – Но я дарю вам кобылу без всяких обязательств. – Цена лошадки была для него сущими пустяками, хотя он не настолько вульгарен, чтобы высказать это вслух. – И она непременно завоюет вам немало призов.
 – Мне не нужны деньги.
 – Я не это имел в виду. И говорил лишь о том удовольствии, которое вы испытаете, когда кобыла придет первой. Когда-то у вас была скаковая конюшня. Вы отказались от нее?
 – Да, совсем недавно.
 – Вот как.
 – Я не обязана ничего объяснять.
 – Разумеется, нет.
 – И, маркиз, не смотрите на меня так, – улыбнулась Аннабел, – это выводит меня из себя.
 – Дафф, – с ухмылкой поправил он. – Бьюсь об заклад, немногое на свете способно вывести вас из себя, в том числе и я.
 Она никак не могла решить, прав ли он. Этот человек обладал необычайным природным обаянием, совершенно убийственно действующим на окружающих. Честно сказать, впервые за много лет она почти ощущала влечение к мужчине.
 Должно быть, слишком долго пробыла в деревне.
 Или в обществе столь эгоистичных, расчетливых людей, что присутствие Даффа оказалось чем-то вроде глотка свежего воздуха.
 Но может, она просто стала одной из длинного ряда женщин, поддавшихся его очарованию, и ее эмоции не имели ничего общего с жизнью, прошлой или настоящей.
 – А вот и ваш денщик! – воскликнула она с таким очевидным облегчением, что Дафф сразу это заметил. Обернувшись, он увидел во дворе только что спешившегося Эдди.
 Дафф немедленно вскочил.
 – Я сейчас вернусь. Вы не возражаете побыть в одиночестве несколько минут?
 – Сомневаюсь, что эти бравые йомены набросятся на меня, – улыбнулась Аннабел.
 – Уверен, что не набросятся, – кивнул Дафф. – Просто не хотел, чтобы вы посчитали меня неучтивым.
 – Господи, Дафф, я сделана не из лебяжьего пуха. На самом деле я крепкий орешек, – заверила она, взмахнув рукой. – Идите!




 Глава 8


 Глядя в окно, Аннабел заметила, как Дафф подошел к Эдди и, очевидно, отдал ему некие приказания. Эдди время от времени молча кивал и сказал что-то, только когда маркиз уже уходил. Очевидно, Дарли это не понравилось, потому что он покачал головой.
 Эдди, абсолютно невозмутимый, как полагается слугам, вытащил из седельной сумки тонкий кожаный футляр и попытался сунуть его маркизу. Дарли отступил.
 Эдди с улыбкой и коротким замечанием сделал шаг вперед и положил футляр в нагрудный карман маркиза.
 Дарли немедленно повернулся и хмурясь направился к гостинице.
 Аннабел достаточно часто видела эти красивые красные футляры от Грея. Ее обожатели посылали ей драгоценности из дорогой ювелирной лавки в надежде на благосклонность дамы. Значит, и маркиз запасся подарками. Бутоньерка – и теперь вот это.
 Аннабел слегка улыбнулась. Точнее говоря, это его денщик запасся подарками.
 К тому времени как Дарли приблизился к столу, выражение его лица слегка смягчилось. А вот настроение не улучшилось. Обозрев пустой стол, он уселся и проворчал:
 – Здешнее обслуживание оставляет желать лучшего.
 Не будь Аннабел так поглощена сценой, происходившей во дворе, наверняка заметила бы, что никто не поставил на стол и кувшина с водой. Но прежде чем она успела ответить, появились обе служанки с вином, бокалами и столовыми приборами.
 – Вот видите, – улыбнулась Аннабел, – они ожидали вас.
 – Пожалуйста, не начинайте. – Но улыбка снова стала сердечной, а голос – довольным. – Мы согласились беседовать на более интересные темы.
 – Вижу, денщик нашел вас.
 Она прекрасно умела понимать намеки и знала, как угодить джентльмену. И осознание того, что ей вдруг захотелось это сделать, послало озноб по спине. Но только на мгновение. Она ни за что не позволит этому красавчику вскружить ей голову.
 – Эдди сумел бы разыскать меня в пустыне, – ответил Дарли. – И один раз так и случилось.
 – И где же находится эта пустыня?
 – В Марокко. Мы шли караванным путем в Тимбукту в поисках чистокровных лошадей, и песчаная буря разлучила нас.
 – Самое экзотическое место, которое я когда-либо видела, – Венеция во время карнавала.
 Дафф поднял брови.
 – Определенно странное и необычайное.
 – Только не в сравнении с Марокко.
 – Может, когда-нибудь поедете туда со мной? – предложил он, словно старому другу. Как будто часто предлагал дамам путешествовать с ним за границу.
 – Как вы великодушны!
 – Это зависит от общества, в котором я нахожусь, – улыбнулся он так тепло, что старшая служанка окинула Аннабел неприязненным взглядом и так порывисто поставила кувшин с вином на стол, что красная жидкость залила платье девушки.
 – Простите, мэм, – пробормотала служанка приторно-злобным голосом. – Может, пройдете на кухню к насосу и смоете вино с платья?
 – Ничего страшного, – спокойно ответила Аннабел. – Оно все равно старое.
 – Вы уверены? – спросил Дафф, рассматривая пятна на платье. При этом он, возможно, чересчур долго задержался взглядом на лифе, пострадавшем сильнее всего. Маркиз откашлялся, не зная, как предложить свою помощь, не показавшись при этом чересчур дерзким.
 – Может, вам помочь смыть… – начал он намеренно безразличным голосом.
 – Нет-нет, это платье безнадежно вышло из моды, – поспешно перебила Аннабел, не зная, почему сама мысль о его прикосновении, пусть самом невинном, так нервирует ее. Стараясь говорить так же бесстрастно, как он, она добавила: – Я все равно собиралась его выбросить.
 – Тогда все к лучшему, – улыбнулся он. – Может, для разнообразия вы захотите увидеть вино в бокале?
 Как он вкрадчив, как учтив!
 – Да, пожалуйста, – кивнула она, отвечая столь же сердечной улыбкой.
 Следующие несколько минут они молча пили вино, давая время расстроенным чувствам успокоиться, пока служанки подавали чисто сельскую еду: ростбиф, ржаной хлеб, сливочное масло и неизбежный вареный картофель.
 Аннабел заметила, что маркиза удостоили прекрасным видом пышных грудей обеих служанок: каждая наклонялась над столом как можно ниже. Она напомнила себе, что не собирается соревноваться с девицами. Более того, сама она не питает нежных чувств к маркизу.
 Аннабел предпочла не признаваться себе в том, что вообще допустила рассуждения о состязании со служанками.
 Дафф, очевидно, никак не реагировал на столь соблазнительное зрелище женской плоти. И только когда еду поставили на стол, он небрежно обронил:
 – У вас, случайно, нет пудинга?
 При этом он благоразумно умолчал, что таково желание леди.
 – Сейчас сезон вишен, милорд, – ответила та, что помоложе. – Наша кухарка славится своим вишневым пудингом.
 – Превосходно. Подайте его тоже. Со взбитыми сливками, – велел маркиз.
 Девицы с последними глубокими реверансами удалились.
 – Вот это да, – пробормотала Аннабел, не в силах сдержаться при виде столь откровенного поведения. Служанки без стеснения предлагали себя. – Очевидно, на вас большой спрос.
 Дафф молча налил ей еще вина.
 – Я был бы куда счастливее, если бы привлек именно ваше внимание.
 Подняв бокал, она кокетливо захлопала ресницами.
 – Не удались я в деревню специально, чтобы избежать подобных вещей, могла бы поддаться соблазну и польстить вам.
 Противопоставляя флирту искренность, он прямо спросил:
 – Что, если бы я попытался заставить вас передумать?
 – Только не сегодня, Дарли. Мы решили поехать на прогулку и ничего более. Помните?
 – Нельзя же осуждать человека за попытку, – усмехнулся он.
 – А по-моему, можно, – холодно бросила она.
 – В таком случае молю о прощении. – И, словно этот диалог напомнил о таинственном футляре, Дафф вытащил его и положил на стол. – Примите это в знак моих благородных намерений.
 – Тот подарок, на вручении которого настоял ваш денщик?
 – Почему? – пожал он плечами.
 – Бросьте, Дафф, вы не хотели этого.
 – Вернее сказать, не знал, захотите ли вы, – вздохнул Дафф и, глянув ей в глаза, честно добавил: – Понимаете, Эдди убежден, что я понравлюсь вам больше, если завоюю вашу благосклонность подарками. Он действительно хочет, чтобы я вам нравился. Бедняга нервничает из-за моего постоянно мрачного настроения. Так что возьмите это ради Эдди. Он будет ужасно доволен.
 – Вы его беспокоите?
 Дафф слегка выгнул бровь.
 – Это весьма слабо сказано.
 – Значит, насколько я поняла, мне предстоит унять его тревоги?
 – Определенно, – кивнул Дафф. – А новости о моем преображении достигнут родного дома со скоростью молнии: слуги сплетничают, тут уж ничего не поделать.
 Аннабел скромно опустила ресницы.
 – Сплетничают не только слуги.
 – Туше. Вы и сами довольно часто были предметом этих сплетен, верно?
 – Раз или два, – улыбнулась Аннабел.
 – Именно поэтому удалились в деревню?
 – Отчасти.
 – Поясните и остальные причины, – попросил он, наклоняясь вперед и ставя локти на стол.
 – Не знаю, – поморщилась она, – стоит ли.
 Дафф пожал плечами:
 – Но какая разница? Я нигде не бываю. Никого не вижу. И даже не отвечаю на письма.
 – Сначала расскажите, почему вы стали отшельником. Мне может понадобиться еще пара бокалов вина, прежде чем наберусь смелости выложить свои причины.
 – В таком случае пейте, – разрешил он со своей теплой, мальчишеской улыбкой.
 – Не могу понять, почему я должна откровенничать с вами, – рассмеялась Аннабел.
 – Мне тоже нужно выпить. В пьяном виде я могу не запомнить всего, что вы наговорите.
 Она окинула его оценивающим взглядом.
 – Вы в последнее время много пьете?
 – Почти совсем не пью. Лишние кошмары мне не нужны. Хотя благодаря вам сейчас они, похоже, исчезнут.
 – Возможно, дело не во мне. Отвлечься можно чем угодно.
 – Позвольте мне не согласиться, – возразил он.
 – Прекрасно, – деловито ответила она под его многозначительным взглядом… или он только казался ей многозначительным. – Кстати, я рада, что у них сегодня вишневый пудинг. Это мой любимый.
 В этот момент она была похожа не столько на умудренную жизненным опытом даму, сколько на молоденькую девушку, только что со школьной скамьи. Правда, не ему допрашивать, владеет ли она собой, когда сам он никак не мог обрести равновесия после Ватерлоо. Поэтому, не желая разбираться в более сложных проблемах относительно того, почему он и она сейчас сидят здесь, Дафф постарался развлечь ее и развлечься сам.
 Они пили, ели и лениво обсуждали скачки и здешнюю жизнь, погоду и урожаи… совсем как простые фермеры, сидевшие в этом зале. И даже нашли общую почву: оба питали одинаковую страсть к скаковым лошадям и беговым дорожкам ипподрома.
 – Правда, сейчас мне не до этого, – заметила Аннабел. – Требуется немало сил и времени, чтобы содержать конюшню, а времени у меня совсем нет.
 – Из-за ваших семейных неурядиц?
 – Да, – тяжело вздохнула она и, глядя на него, спокойно добавила: – Полагаю, не имеет смысла скрывать правду. Тем более что рано или поздно правда все равно выходит на свет божий.
 – Клянусь, что ни одна живая душа, кроме меня, не узнает об этом.
 Какой-то момент она еще колебалась, но потом выпалила, словно стремилась выложить все разом или вообще промолчать:
 – Вы должны понять: сейчас для меня главное – любой ценой избегать Уоллингейма по причинам, вдаваться в которые не собираюсь. Вы должны дать слово, что ни с кем не будете говорить об этом.
 – Уверяю, все, что вы скажете, будет сохранено в строгой тайне. – Он никогда не любил Уоллингейма – властного, грубого деспота – и, поскольку в ее глазах светились то ли страх, то ли отвращение, поспешил предложить ей свою защиту. – Если вам потребуется отпугнуть Уоллингейма, пожалуйста, обратитесь ко мне.
 – Спасибо, но я справлюсь сама.
 Как справлялась в прошлом.
 Для человека, защищавшего интересы Англии в последних кампаниях с Наполеоном, помочь женщине было делом чести.
 – В любом случае предложение остается в силе, если вдруг передумаете.
 – Вы очень добры.
 Возможно, вино развязало ей язык, а может, было весьма утешительно исповедаться кому-то после стольких месяцев одиночества. Аннабел не могла обсуждать свои тревоги с матерью в ее нынешнем состоянии… впрочем, и раньше это тоже вряд ли представлялось возможным. Ради сохранения репутации семьи Аннабел никогда не говорила правды о своей лондонской жизни.
 Но Дарли знал, кто она и что собой представляет. Знал и не осуждал. И необходимость бороться со своими собственными демонами придавала ему уязвимость, которую Аннабел находила привлекательной. Кроме того, в нем были некая доброжелательность, а также понимание чужих бед и проблем, необычные для мужчины его класса.
 – Вы можете пожалеть о том, что выведали подробности моего визита в Шорем, – грустно усмехнулась она. – Обстоятельства вряд ли можно назвать веселыми.
 – Как и мою кошмарную жизнь в последнее время. В любом случае меня сложно шокировать.
 – Так и быть, – начала она с глубоким вздохом. – Несколько месяцев назад я узнала, что муж сестры держит ее в заточении, и немедленно приехала в Шорем, вооруженная двумя поверенными, – вы, конечно, знаете фирму Джорджа Мартина – и несколькими сыщиками с Боу-стрит. Я нашла сестру в ближайшей деревне и смогла освободить. Но она прожила недолго и умерла через несколько дней после рождения Крикет. С тех пор я живу здесь, поскольку уверена, что Уоллингейм разыскивает меня. Нельзя сказать, что мы расстались друзьями. Вот и вся грустная история.
 – Глубоко сочувствую вам. Потеря сестры – тяжкое испытание. Ужасно, что над бедняжкой так издевались! Если я могу хоть чем-то помочь – только попросите. У нас есть несколько фамильных поверенных, которые могут пустить по миру вашего бывшего зятя.
 – Я не желаю иметь с Гаррисонами ничего общего. Вознамерься я что-то предпринять против них, боюсь, они могут отомстить, отобрав Крикет. К счастью, им нужно только приданое Хлои, а не ее ребенок.
 – По крайней мере хоть этим можно утешиться.
 – Да. И спасибо за предложение, но мы волей-неволей вынуждены справляться сами. Молли оказалась просто даром небесным, и я уверена, что матушка рано или поздно оправится. Смерть Хлои окончательно вывела ее из равновесия.
 – Я представляю, что могут сделать с разумом подобные душевные травмы. Возможно, представляю даже слишком ясно.
 – Ну вот, – сказала Аннабел, глядя ему в глаза, – я открыла вам свое сердце. Расскажите о своих бедах.
 Он коротко объяснил, что Эдди буквально вернул его с того света, найдя среди груды мертвецов на поле битвы при Ватерлоо.
 – Он принес меня в дом местного крестьянина и преданно выхаживал все то время, что я лежал без сознания. Только через неделю у него появилась надежда, что я выживу. Мои родные были, конечно, вне себя. Они приехали в Бельгию в поисках меня, а когда нашли, перевезли домой, и с тех пор я заперся в охотничьем домике. Физически я был почти здоров, а вот душевно… – Он сухо улыбнулся. – Мы с вашей матушкой, вне всякого сомнения, могли бы обменяться опытом душевных страданий.
 – Значит, все мы пытаемся найти свой путь.
 – Постоянно. Хотя за последнее время вы привнесли в мою жизнь много радости. – Дафф поднял руку при виде ее внезапно замкнувшегося лица. – Я не требую от вас ничего. Совсем ничего. А теперь достаточно мрака в этот ясный летний день. Откройте этот футляр от Грея и скажите, нравится ли вам содержимое.
 – Я не должна принимать подарки, – пробормотала Аннабел, понимая, насколько благоразумным будет отвергать все ухаживания столь обаятельного мужчины.
 – О, это просто безделушка, – небрежно отмахнулся Дафф. – Жена викария могла бы с чистой совестью принять ее.
 Аннабел ответила веселым взглядом.
 – У вас вошло в привычку дарить подарки женам викариев?
 – О нет, по крайней мере в последнее время, – хмыкнул Дафф.
 – Но дарили?
 – Надеюсь, мы не собираемся обмениваться историями о наших любовных похождениях?
 – Ваши, возможно, были более рискованными, чем мои.
 – Если хотите, обсудим тему, когда лучше узнаем друг друга.
 – Что заставляет вас думать, будто нам суждено лучше узнать друг друга? – кокетливо спросила она, ощутив странное удовольствие от такой перспективы.
 – Назовите это предчувствием, – ухмыльнулся он.
 Она должна была приструнить его за столь неприкрытый флирт. Должна была ясно дать понять, что не поддастся обольщению. Должна была… если бы не наслаждалась так его обществом. Не будь ее жизнь столь безрадостной, она скорее всего сумела бы дать ему отпор. Но всего лишь сказала:
 – Как это приятно: искренне улыбаться и хоть ненадолго забыть все беды!
 – Аминь и десять раз аллилуйя! – Он снова показал футляр. – Откройте.
 Внутри на белом атласе лежал набор перламутровых гребней, изящно украшенных небольшими сапфирами.
 – Они великолепны! – выдохнула Аннабел, поднимая один и поворачивая его к свету. – Жена любого викария была бы в восторге, – добавила она, хорошо зная, что жена викария никогда не будет иметь столь дорогие вещи… если, конечно, не станет любовницей Дарли.
 – Они подходят к вашему платью, – заметил он. – Это, должно быть, судьба.
 Ей пришлось согласиться, что цвет сапфиров почти совпадает с оттенком ее синего люстринового платья.
 – Значит… вы верите в судьбу? – осведомилась она.
 – Больше, чем в доброту людскую, – не задумываясь, ответил он.
 Аннабел чуть заметно поморщилась.
 – Тут я с вами спорить не стану.
 – Я три года сражался с Наполеоном под знаменами герцога Веллингтона и видел столько жестокости, что хватит на несколько жизней. Этого вполне достаточно, чтобы навеки заточить себя в четырех стенах, – пробормотал он, хмуро сводя темные брови.
 Но уже через несколько секунд, встряхнувшись, взял себя в руки и выдавил улыбку.
 – Утешьте раненую душу и возьмите гребни. Ради меня воткните их в волосы, если считаете, что они будут держаться, – добавил он, оглядывая ее локоны. Светлые волосы были коротко острижены по последнему крику моды. Только самые смелые светские львицы осмеливались носить столь радикальную прическу.
 Аннабел слегка поколебалась, по-прежнему держа гребень, но потом все же кивнула, откинула волосы на виске и закрепила гребнем.
 – Идеально, – пробормотал он, имея в виду вовсе не гребень.
 – Благодарю, – вымолвила она и, чуть наклонив голову, взяла из футляра второй гребень и закрепила на другом виске.
 – Я благодарен вам куда больше, – признался Дафф со странными нотками сожаления в голосе. – До сих пор я не сознавал, как мне не хватало общества красивых женщин.
 – Возможно, мы оба слишком долго пробыли в затворничестве, – вырвалось у Аннабел неожиданно для нее самой. Зато это, несомненно, было правдой.
 – Кстати о затворничестве: пожалуй, мне не терпится увидеть здешние пейзажи с вершины монастырского холма, – беспечно заметил Дафф. – Хотелось бы посмотреть на мир свежим глазом.
 – Согласна. Уже и не помню, когда я любовалась прекрасными видами.
 – Простите меня заранее, ибо я уже пользуюсь преимуществами нашей дружбы, но не спросите ли у вашей матушки разрешения посетить скачки?
 Ему не хотелось отпугнуть ее, поэтому Дафф не сказал, что с нетерпением ждет ее согласия и завтрашнего дня.
 – С удовольствием.
 Она предпочитала не думать о том, почему согласилась. Могла бы, конечно, все свалить на легкое опьянение, но понимала всю бессмысленность подобной отговорки. Ее хорошее настроение скорее связано с обаянием Даффа, чем с алкоголем.
 Но тут неожиданно появился вишневый пудинг, и, оставив грустные темы и мысли, они стали наслаждаться вкусным обедом, вином и оживленной беседой.
 Обе стороны согласились, что столь приятное времяпрепровождение можно определить как полное довольство. Дафф не помнил, когда так много смеялся, Аннабел же наслаждалась каждой минутой, как запретным плодом.
 Долго так продолжаться не могло.
 Но пока продолжается, она будет смаковать каждый момент.




 Глава 9


 Вид с монастырского холма был еще более живописным, чем помнили они оба. Долина, расстилавшаяся внизу, зеленая и плодородная, насколько мог видеть глаз, представляла собой лоскутное одеяло полей, буколически усеянных пасущимся скотом. Долину почти надвое разделяла голубая, как небо, река.
 Они сидели на попоне, которую расстелил на земле Дафф, и говорили о прошлых временах, когда они вот так же сидели здесь в детстве и любовались пейзажами.
 – Тогда жизнь была проще, – пробормотал Дафф.
 – Безусловно, проще, – со вздохом согласилась Аннабел.
 – Ничего, скоро все устроится.
 Эдди был слишком далеко, чтобы услышать это оптимистическое заявление, но если бы услышал, наверное, станцевал бы джигу.
 – Надеюсь, вы правы.
 Временами она была не так уж в этом уверена.
 – Позвольте помочь вам и вашей семье, – попросил он и, не дав ей ответить, поспешно добавил: – Вы сделаете мне огромное одолжение.
 – Бросьте, Дафф, не стоит меня искушать. Вы из тех, кто и без подобных затей имеет все, что может предложить ему жизнь.
 – Одного богатства недостаточно.
 – Только не говорите это несчастным, которые каждый день тяжким трудом добывают свой кусок хлеба, – фыркнула она.
 – Понимаю. Но я с радостью сделаю для вашей семьи все, что смогу.
 – Я вполне способна сама позаботиться о родных.
 – Я вам верю. Но у нас десятки слуг, а вам наверняка не помешает пара лишних рук, чтобы снять бремя забот с вас и Молли.
 – Не делайте этого, Дафф, – проворчала Аннабел, поджав губы.
 – Но мне так хочется.
 Она пронзила его яростным взглядом.
 – А вот я совершенно не желаю быть в чем-то вам обязанной.
 – Никаких обязательств.
 – Так не бывает. Принимаете меня за зеленую девчонку? Мужчины непременно хотят получить что-то за свои благодеяния.
 – Только не я.
 – Вас так истощили раны? – с намеренной грубостью осведомилась она.
 Но он не поддался на уловку, а с улыбкой спросил:
 – Хотите узнать точно?
 – Вот видите? Вы действуете, совсем как любой мужчина, делающий вид, что отказывается от того, чего в действительности добивается.
 – Вы очень недоверчивы.
 – Считаете это моим недостатком? – вызывающе бросила Аннабел.
 – Я ничем не заслужил вашего недоверия.
 – Значит, я могу принять ваше предложение, не опасаясь, что вы потребуете чего-то большего?
 – Почему бы вам не сказать прямо? Потребую, чтобы вы стали моей любовницей.
 – Прекрасно. Так вы этого не хотите?
 – Я не сказал ничего подобного. Просто дал слово, что не попрошу этого.
 – Попросите!
 – Ни за что.
 Она издевательски усмехнулась:
 – Полагаю, вы не захотите заключить пари?
 – Проиграете.
 – Сомневаюсь.
 – Ваше дело, – улыбнулся он, – но я не стал бы ставить больше, чем вы можете позволить себе проиграть.
 Она так и не поняла, раздражает или оскорбляет ее абсолютное спокойствие Даффа. Но вызов был брошен, и она не смогла устоять:
 – Что бы вы сказали насчет пятисот фунтов?
 Похоже, она слишком осмелела, зная, что большинство знакомых аристократов могли справиться со своими амурными порывами не больше, чем с приливами и отливами морских волн.
 – Я не советовал бы рисковать столь большой суммой. Вашей семье она пригодится больше, чем мне.
 – Я не намерена проигрывать.
 – Уверены?
 – Совершенно.
 – Значит, пятьсот фунтов. И никаких временных рамок?
 – Вечность? – легкомысленно предложила Аннабел.
 – Я предпочел бы нечто более определенное.
 – Потому что имеете скрытые мотивы?
 – Нет, – рассмеялся он, – потому что привык получать свои выигрыши.
 – Какая спесь!
 – Вовсе нет. Я просто знаю, на что способен. И пока мы определяем правила, я был бы рад, разреши вы пока что помочь вашей семье. Почему бы не… скажем, два месяца? Разве этого недостаточно, чтобы убедить вас в полном благородстве моих мотивов?
 Она очень долго молчала, вовсе не уверенная, хочет ли настолько сближаться с маркизом Дарли, пусть и искалеченным войной. С другой стороны, его помощь действительно пригодится. И нельзя отрицать, что неплохо бы иметь его рядом на случай, если Уоллингейм обнаружит ее местопребывание. И кроме того, пятьсот фунтов есть пятьсот фунтов.
 – Два месяца?
 – Да. – Он не сказал: «Если только вы сами не попросите меня об этом раньше», – мысль, которая застала его врасплох и ужасно удивила. Поэтому маркиз тут же добавил: – Решать вам, конечно.
 – Очень хорошо. Пятьсот фунтов никогда не бывают лишними.
 – По рукам! – улыбнулся он, протягивая руку. Она пожала широкую ладонь.
 Итак, сделка была заключена.
 Он немедленно заговорил на другую тему, словно их пари было случайным пустяком. Словно он думал об этом пари не больше, чем о легком ветерке, колыхавшем листья над головой. Просто стал рассказывать, как мальчишкой часто приходил в развалины монастыря и вел с друзьями рыцарские войны. Показал ей то место, где свалился с полуразрушенной стены нефа, потерял сознание, чем до смерти перепугал друзей.
 – После этого родители запретили мне взбираться на стены, – с улыбкой пояснил он, коснувшись поросшей мхом стены, словно припоминая те давние времена.
 – И вы послушались? – спросила Аннабел, равным образом способная вести легкую светскую беседу. – Полагаю, что нет.
 – Я пытался, – улыбнулся Дафф, – и, конечно, ничего не вышло. В любом случае трудно было бы ожидать такого от мальчишки. Но по крайней мере я стал осторожнее. А вы? Вряд ли вы играли здесь в войну.
 Внезапно ей показалось, что он стоит слишком близко: мужской запах, аромат одеколона, широкоплечий мускулистый торс – все это вызывало предательские чувства, которых она предпочла бы не испытывать. Она отступила.
 – Собственно говоря, я приходила сюда рисовать.
 Потребовалось необычайное усилие воли, чтобы говорить обычным, спокойным голосом… впрочем, она слишком долго была актрисой, чтобы выказать непозволительные эмоции.
 – Руины были идеальным местом для впечатлительной молодой девушки и рождали мириады романтических фантазий. Мало того, я написала роман из средневековой жизни, где действие происходило в Бедлоу.
 – Сколько вам было, когда вы впервые пришли сюда? – спросил он, думая, что ее волосы в солнечных лучах сверкают, как золотая проволока. У него руки чесались их коснуться. И тут, возможно, по ассоциации с этим ослепительным зрелищем перед глазами возникла другая светловолосая голова, тонувшая в грязи на поле Ватерлоо: смерть Мерримена, ужасное, кровавое зрелище.
 Дафф напрягся. Каждая мышца окаменела и стала неподатливой, пока он боролся с мучительным воспоминанием.
 – Восемь или десять. С вами все в порядке?
 Дафф казался высеченным из камня. Его взгляд вызывал одновременно страх и жалость.
 – Я что-то могу сделать? – пробормотала Белл, пытаясь взять его за руку.
 Но он рывком отодвинулся. Она вскрикнула.
 То ли ее потрясение, то ли выражение ужаса вернули ему разум, но он мгновенно пришел в себя.
 – Простите, – бросил он со всей возможной небрежностью. – Я не хотел вас пугать. К несчастью, военные воспоминания имеют способность возрождаться в самое неподходящее время. Извините, если встревожил вас.
 – Вам ни к чему извиняться. Я бесконечно сочувствую вашим страданиям.
 Сознавая, какие терзания им пришлось пережить после смерти Хлои, она вполне представляла, как перестрадал Дафф. Война – это всегда кошмар, а при Ватерлоо творилось нечто неописуемое.
 – Желаете уйти?
 Ему хотелось сказать: «Я не причиню вам зла, и Эдди рядом, так что не бойтесь».
 Но вряд ли слова успокоят ее.
 – Возможно, мы слишком задержались, – вежливо заметил он – Я совершенно потерял представление о времени.
 – Вовсе нет. Я просто хотела помочь, на случай если вам вдруг стало нехорошо.
 Как она учтива. Впрочем, чего ожидать от известной актрисы. Даже в минуту опасности она может изобразить невозмутимость.
 – Со мной все хорошо, но спасибо за предложение. Однако если хотите по-настоящему помочь, – с улыбкой продолжал он, привыкнув настаивать на своем по праву рождения и в силу характера, – поедем завтра со мной на скачки, и я буду искренне благодарен. Скажите «да», и мы немедленно уедем отсюда.
 Она на мгновение растерялась, вообразив, что попала в некий своеобразный плен.
 – Вы не так меня поняли, – рассмеялся он. – И свободны ехать домой независимо от любого ответа. Просто я очень хотел бы проводить вас завтра на скачки… с согласия вашей матери, разумеется.
 – Ваши настроения очень переменчивы, милорд, – чуть настороженно заметила она.
 – Признаю, временами именно так и есть. Но в вашем обществе даже худшие из моих демонов готовы присмиреть. Нет, вы вовсе не обязаны выражать свое сочувствие по этому поводу. Я просто констатирую факт. – Он пожал плечами, и глаза снова весело заблестели. – Итак, что скажете? Если вас беспокоит состояние моего разума, поверьте, среди толпы, собравшейся на скачках, вы будете в полной безопасности. И учтите, вы можете выиграть значительную сумму, если будете ставить на тех же лошадей, что и я.
 Она улыбнулась, успокоенная его честностью. Хорошо, что он может открыто признать существование этих демонов. Не каждый человек на это способен.
 – Хотите сказать, что знаете лошадей лучше меня?
 – Возможно, – хмыкнул он. – Почему бы не проверить?
 – Еще пари, Дафф? – засмеялась она. – Нет, одного достаточно.
 – В любом случае скачки – волнующее зрелище. А если еще и погода продержится, как мы можем проиграть?
 – Действительно, как!
 Она ощущала пикантное возбуждение, за последнее время совсем ею забытое. Да и мысль о завтрашних скачках почему-то радовала.
 – Знаете, я посмотрю, как будет чувствовать себя мама завтра утром, и дам вам знать.
 – Я пришлю Эдди.
 – О, не стоит гонять человека зря. Если вы ничего не услышите от меня до полудня, может, в час заглянете к нам по пути к ипподрому?
 Легкая улыбка заиграла на его четко очерченных губах.
 – Я буду молиться за здравие вашей матушки.
 Она низко наклонила голову:
 – И я тоже.
 – Вот и хорошо, – пробормотал он, взяв ее руку. Она не отстранилась, хотя и следовало бы. Повисла короткая пауза.
 Чуть подавшись вперед, Дафф легко прикоснулся губами к ее лбу.
 – Спасибо за приятное общество.
 Ее вот уже много лет не целовали так платонически. Какой чудесный бесхитростный жест! Аннабел невольно улыбнулась.
 – Благодарю, – прошептала она.
 – Значит, до завтра.
 – Если сочетание звезд будет благоприятным, – поправила она.
 – Посмотрю, что смогу сделать, – шутливо заметил он.
 – Даже вы не настолько высокомерны, Дафф, чтобы командовать звездами.
 – Плохо вы меня знаете.
 Нужно бы сказать, что она и не собирается узнавать его лучше, но вместо этого она едва слышно прошептала:
 – И вы меня тоже.
 – Только не говорите, что флиртуете со мной! – фыркнул он.
 – Разумеется, нет, – запротестовала она, солгав себе и ему и чувствуя при этом ничем не замутненную радость.
 – Как скажете, мисс Фостер.
 – Белл.
 – Белл, – повторил он вкрадчиво, словно смакуя каждую букву.
 Господи, что она делает? Почему так легко поддается его отточенному обаянию? Кто лучше ее знает, как это опасно?
 Потихоньку отняв руку, она быстро пошла к лошадям.
 – Как считаете, ваш конь может обогнать мою маленькую кобылку на обратном пути? – спросила она, словно между ними ничего не было. Словно она не чувствовала необходимости изображать равнодушие к его несомненному притяжению.
 – Это зависит оттого, насколько вы искусная наездница, – живо ответил он, стремясь воспользоваться ее изменившимся настроением.
 Она резко обернулась.
 – Не менее искусная, чем вы.
 – Десять гиней на то, что это не так.
 Он понимал ее потребность оказаться как можно дальше от него. Как приятно, что она так благоразумна за них обоих.
 Аннабел помчалась к кобылке.
 – Посмотрим! – бросила она на ходу.
 Если бы он не боялся позорно проиграть, наверное, так и остался бы на месте, любуясь зрелищем. Ее ноги почти не касались травы, юбки развевались, локоны трепетали, и вся она была сплошным наслаждением для глаз. Сапфиры в гребнях сверкали на солнце. Завтра нужно принести Аннабел еще что-нибудь, хотя бы для того, чтобы видеть ее улыбку.
 Опомнившись, он тут же бросился бежать с криком:
 – Сейчас догоню!
 И как же приятно было слышать ее смех!
 Почему-то он так и знал, что она рассмеется. Словно между ними протянулась незримая нить. В своем новом, радостном настроении он отказывался определить эту нить как общие несчастья. Он предпочитал думать о духовном возрождении. Или, скажем, оптимизме.
 И может, ровно через два месяца это может превратиться в нечто совершенно иное.




 Глава 10


 Дафф удивил свою семью, появившись к ужину.
 – Входи, дорогой! – радостно воскликнула мать, когда он остановился на пороге. – Как мило ты выглядишь!
 – Эдди убедил меня, что давно пора начать переодеваться к ужину, – пояснил Дафф, входя в столовую. В последнее время он не был склонен соблюдать светские формальности. В тех редких случаях, когда он выходил к общему столу, одежда его была самой простой. – Ты, должно быть, позаботилась о смене моих вечерних костюмов, – заметил он, улыбаясь матери в желтоватом свете закатного солнца. – Прекрасно сидят.
 – Уэстон прислал одного из своих людей. Он всегда так услужлив! Ты так элегантен, дорогой. Садись сюда, рядом со мной, – попросила герцогиня, делая знак лакею поставить еще один прибор. – Представляешь, какая у нас радость: малышка Лайза прекрасно сидит на пони. Впервые села в седло, и все мы ее подбадривали. А ты чем занимался?
 – Мы с Эдди добрались до развалин монастыря в Бедлоу. Вид, как всегда, был изумителен.
 Никто не подал виду, что все уже слышали о прогулке. Но, подходя к столу, он заметил общие улыбки и, зная, как быстро разносятся сплетни слуг, добавил: – Как вы уже, несомненно, слышали, мисс Фостер согласилась меня сопровождать.
 – В самом деле? – спокойно заметила мать. – Весьма учтиво с ее стороны. Джулиус, ты слышал? – Она обращалась к мужу, сидевшему на другом конце стола. – Сегодня Дафф был в приятном обществе.
 Герцог Уэстерленд улыбнулся:
 – Ты права. Общество действительно приятное, и очень. Что делает мисс Фостер в деревне в это время года?
 Сезон был в полном разгаре, и Аннабел, дружившую со всеми знатными светскими львицами, часто приглашали на вечера и балы.
 Не сразу сообразив, что ответить, Дафф сжал спинку стула из красного дерева и на миг задумался.
 – Мисс Фостер проводит лето с родными, – избрал он наконец самую нейтральную форму ответа. – Может, она выберет время поехать со мной завтра на скачки. – Все равно они узнают: сейчас самое время рассказать правду. – Я лишь однажды испугал ее, когда впал в транс, но в остальном все прошло прекрасно.
 – Что же, тебя можно только поздравить, – с улыбкой ответила мать. – А может, похвалить мисс Фостер за тактичность. Садись, дорогой. – В этот момент она играла роль идеальной хозяйки, не собиравшейся допрашивать сына. – Выпей бокал вина. Твой папа велел принести из подвала несколько бутылок лучших сортов.
 Значит, они все знают. И знали, что он придет к ужину. Неужели им уже сообщили, что случилось в семье Аннабел? Нет, спрашивать он не собирается. Он дал Аннабел слово, что не станет это обсуждать.
 Все родные сильно тревожились за Даффа со времени его возвращения с войны. Новости о его сегодняшней прогулке стали для них большой радостью.
 Собственно говоря, его родители, братья и сестры под тем или иным неубедительным предлогом предпочли покинуть столицу и провести лето в Уэстерленд-Парк, чтобы быть рядом с ним. Поэтому сегодня здесь собрались две его замужние сестры с детьми, а также младший брат. Джайлз, со своей стороны, был рад сбежать от расчетливых лондонских мамаш, мечтающих поймать завидного жениха в свои сети. Но Джорджина и Лидия жертвовали своей любовью к столичным развлечениям. Кроме того, они скучали по мужьям, которые не могли надолго покидать свои поместья.
 – Ты прекрасно выглядишь, Дафф. Клянусь! – с улыбкой воскликнула Джорджина. Самая младшая из детей, он унаследовала от матери светлые волосы и голубые глаза. – Как приятно видеть тебя прежним!
 Что же, черт возьми, сказал им Эдди? Или «прежний» относится к тому рассеянному образу жизни, который он вел?
 Но он предпочел не понять намека.
 – Эдди считает, что новая кобылка, которую я купил, стала залогом моего выздоровления. Возможно, он прав. Богу известно, он достаточно долго мирился с моими мрачными настроениями, чтобы распознать некоторое улучшение.
 – Собираешься снова выставлять своих лошадей на скачках?
 Его сестра Лидия была с детства помешана на лошадях. Ее породистые животные постоянно выигрывали призы.
 – Всем недоставало твоих великолепных лошадок на скаковом кругу, – добавила она, вскинув темные брови. – На твоего жокея Гарри всегда можно было рассчитывать.
 – Я действительно собираюсь выставить своих лучших коней. Эдди потолкует с Гарри и, может, уговорит его снова работать на меня.
 – Сейчас он служит у Армитиджа. Ты наживешь себя врага, – предупредила сестра.
 – Как решит Гарри, – пожал плечами Дафф. – Что же до Армитиджа… старому скряге следовало бы платить своим жокеям лучше, и тогда они не сбегали бы.
 – Он хорошо платит, и ты это знаешь, – буркнул Джайлз, глядя на брата поверх бокала.
 – Но не так, как я, – ухмыльнулся Дафф.
 – И Гарри преданно тебя любит, – заметила герцогиня, улыбаясь сыну. – Не представляешь, сколько раз он заезжал к нам перед началом сезона скачек в надежде, что ты захочешь с ним увидеться. Он придет к тебе, можешь даже не волноваться.
 – Спасибо за доверие, – кивнул Дафф. – Полагаю, все вы уже успели выставить лошадей на завтрашние скачки.
 – Ну конечно, дорогой, – кивнула мать. – В этом году отец выиграл три скачки, да и моя кобылка тоже в прекрасной форме. У Джайлза – настоящее чудовище, которое еще нужно объезжать. А вот Джорджина и Лидия… – Она глянула на дочерей: – Расскажите Даффу о своих победах.
 Тут разговор пошел о скачках и лошадях – привычная тема за столом Уэстерлендов. И впервые после возвращения в Англию Дафф чувствовал себя в своей тарелке. Нормальным человеком. Не то чтобы его прежняя жизнь считалась нормальной более консервативными членами общества. Зато она была типичной для богатого молодого аристократа.
 Игра, скачки и женщины поглощали его дни и ночи. Само его имя было синонимом игры по большим ставкам, лучших в стране лошадей и плотских наслаждений. И хотя имена его любовниц вызывали бешеную зависть у приятелей, сам он принимал женское обожание с небрежной невозмутимостью, только добавлявшей ему привлекательности. Его репутация любовника была весьма высока. Из уст в уста передавались легенды о его искусстве в постели и внимании к мельчайшим деталям любовных игр, не говоря уже о физической силе и выносливости.
 Правда, в последнее время выносливость в постели была ему ни к чему…
 Однако если все пойдет, как сегодня…
 Мысль об этом шла вразрез с горячей дискуссией о лошадях и жокеях, происходившей в этот момент в столовой.
 Гораздо позже, за десертом, когда зажгли свечи и превосходное вино герцога развязало языки, Джорджина вдруг заявила:
 – Ты должен завтра привести мисс Фостер в нашу ложу. Я сто лет ее не видела. Она так давно исчезла из общества!
 – Она может предпочесть уединение, – сдержанно ответил Дафф. – Я передам твое приглашение, но ничего не обещаю.
 – Какой таинственный у тебя голос… впрочем, она пропала так же таинственно, – лукаво улыбнулась Джорджина. – Ты знаешь, Уоллингейм переворачивает всю страну в поисках мисс Фостер.
 – Знаю.
 – Аннабел месяцами никто не видел.
 – Я увидел ее на ярмарке лошадей, где она ни от кого не скрывалась, – подчеркнул Дафф.
 – По-моему, ее дела нас совершенно не касаются, – вмешалась герцогиня, бросив на дочь предостерегающий взгляд. – Мисс Фостер получила свою долю славы. Возможно, она устала и хочет отдохнуть в деревне.
 – Мне тоже показалось, что она наслаждается тишиной и покоем, – согласился Дафф.
 – Я считаю, что сейчас самое время поговорить о чем-то другом, – вставил герцог, кладя конец беседе. – И совершенно не важно, увидим мы завтра мисс Фостер или нет. Навестим ее в другой раз.
 Последнее было неудивительно: Аннабел пользовалась большим уважением в обществе, учитывая популярность ее пьес.
 – Почему бы не пригласить ее на ужин? – предложил Джайлз. – Мы здесь ведем достаточно уединенную жизнь.
 – Джайлз! – возмутился герцог.
 – Ничего, папа, – улыбнулся Дафф. – Нельзя винить Джайлза за попытку. Мисс Фостер очаровательна. Если она захочет приехать к ужину, я дам тебе знать, Джайлз.
 – Можно подумать, ты один имеешь право общаться с ней, – пробормотал брат.
 – Мы всего лишь едем на скачки. Вряд ли это можно назвать чересчур близким общением.
 – Мальчики, ради Бога! Джулиус, прикажи им замолчать! – возмутилась герцогиня, умоляюще глядя на мужа.
 – Вы слышали, что говорит мать? Тема закрыта. Думаю, сейчас самое время для портвейна. – Герцог кивнул лакею и поднялся. – Будем пить чай и портвейн в гостиной.
 Он обошел стол и приблизился к жене. Элспет в свои пятьдесят четыре года выглядела все такой же красавицей. Аквамариновый прозрачный шелк очень шел ей, подчеркивая голубизну глаз.
 Герцог, хоть и старше жены, был по-прежнему строен и элегантен, хотя волосы немного поседели на висках. Возможно, это любовь сохранила им молодость. Этот брак был исполнен радости, а их преданность друг другу неизменно оставалась глубокой и истинной.
 Герцог взял руку Элспет, помог ей подняться и, обернувшись к детям, намеренно вернулся к теме скачек:
 – Почему бы не сделать наш день на ипподроме немного интереснее? Что скажете, если я поставлю на своего вороного пять к одному? Хотя он и без того выиграет, так что, возможно, я зря предлагаю.
 – С чего это ты взял, папа? – поспешно парировала Лидия. – Мой гнедой имеет все шансы прийти первым. На пробной скачке сегодня утром он пришел на секунду позже твоего вороного.
 – Не говоря уже о том, что завтра бежит жеребец лорда Грейсона, – вставил Джайлз, тоже поднимаясь. – Так что твой вороной может остаться ни с чем. Говорят, он будущий фаворит скачек.
 Герцог зловеще прищурился.
 – Откуда ты знаешь, что он фаворит?
 – Судя по слухам, так оно и есть. Вернее, мне лично сказал надежный букмекер.
 Герцог тихо выругался, но тут же дернул уголком рта в легкой усмешке.
 – Нужно непременно выяснить правду до завтрашних скачек, как по-вашему?
 – Превосходная идея, дорогой, – кивнула Элспет. – Ты знаешь, как я ненавижу проигрывать.
 За портвейном с весьма небольшим количеством чаю программа завтрашних скачек разбиралась во всех подробностях. Тут же решали, на кого завтра ставить.
 Было уже поздно, когда Дафф наконец поднялся и пожелал родным спокойной ночи.
 Вздумай он подслушивать у дверей, сразу понял бы, как рада семья его дружбе с мисс Фостер. Все единогласно посчитали это самым лучшим, что случилось с ним после возвращения с войны, и если все пойдет и дальше таким же образом, мисс Фостер действительно следует пригласить к ужину.
 – Только приглашать буду я, – твердо заявила герцогиня. – И, Джайлз, строго-настрого приказываю тебе вести себя прилично! Мы не желаем, чтобы состояние твоего брата вновь ухудшилось.
 – Я просто шутил, мама, – запротестовал Джайлз.
 – Твоя матушка слишком хорошо знает, насколько ты неравнодушен к красивым женщинам, а особенно к неотразимой мисс Фостер, – заметил герцог. – Она – само совершенство и просто ослепительна, так что не забывай о хороших манерах.
 – Ослепительна? – весело переспросила герцогиня. – Хочешь сказать, что ты заметил?
 – Я не замечаю никого, кроме тебя, дорогая, – ухмыльнулся он. – Но это еще не значит, что я слеп.
 – Понимаю, милый, – мягко ответила герцогиня. – Мы все считаем мисс Фостер бриллиантом чистой воды. Только бы она была добра к нашему милому Даффу.
 Но в коттедже Фостеров этим вечером вопрос доброты к маркизу не обсуждался. Мать Аннабел и Молли наперебой возносили похвалы маркизу. И хотя сама Аннабел не была преисполнена энтузиазма, все же неохотно соглашалась, что Дафф действительно человек обаятельный.
 – Ты во что бы то ни стало должна поехать на скачки с этим славным молодым человеком, – настаивала мать. – Мы с Молли прекрасно обойдемся без тебя. За Крикет можешь не беспокоиться.
 – Мама, пожалуйста, не стоит усматривать в отношении ко мне Дарли что-то, кроме обычной вежливости, – предупредила Аннабел, не желая, чтобы мать питала ложные надежды относительно их дружбы. – Ты не хуже меня знаешь, что аристократы предпочитают общаться с людьми своего круга. Мы по положению стоим куда ниже их.
 – Но никому еще не повредило хорошо проведенное на скачках время, – возразила миссис Фостер. Правда, Молли? – добавила мать, подмигнув кормилице. В отсутствие Аннабел они долго перемывали косточки маркизу.
 – Нисколечко не повредило, – жизнерадостно согласилась Молли. – Неплохо бы вам немного развлечься, мисс Аннабел.
 – Ты должна надеть что-нибудь модное, дорогая, – объявила мать. Как не похоже ее сегодняшнее настроение на обычное мрачное отчаяние. – Может, то прелестное платье из розового узорчатого муслина с оборкой на подоле и кружевным воротничком?
 Белл поморщилась и покачала головой:
 – Не уверена, что стоит так ярко одеваться. Ведь мы в трауре! И Хлоя совсем недавно ушла от нас.
 – Вздор. Даже если ты всю жизнь станешь носить только черное, Хлою не вернешь, – спокойно заверила миссис Фостер. – И твоя дорогая сестра желала тебе только счастья. С тех пор как умер твой отец, нам крайне недоставало всего, что хоть отдаленно напоминало это состояние. Знаешь, маркиз сумел рассмешить меня сегодня, а я уже и забыла, что такое смех. И мне было так хорошо, дорогая. Так что будь хорошей девочкой и надень что-нибудь красивое. Для меня.
 Как Белл могла отказать, если мать месяцами была затеряна в мире несчастий и бед? Тем более отказать в столь простой просьбе?
 – Если хочешь, чтобы я надела розовый муслин, мама, – улыбнулась она, – значит, так и будет.
 – Вот и умница, – обрадовалась мать. – Кроме того, тебе понадобится шляпка от солнца, ведь на ипподроме нет навесов. У нас есть что-нибудь хорошенькое?
 – Да, тот маленький капор, мама.
 Капор был случайно забыт во время одного из предыдущих визитов.
 – Да-да! – захлопала в ладоши мать. – Соломенный, с розовыми лентами и шелковыми розами. Идеально. Только приготовься заранее, чтобы не заставлять маркиза ждать.
 Если поездка на скачки и розовое платье доставят удовольствие матери, она с радостью согласится.
 – Не волнуйся, мама. Я все сделаю.
 И, говоря по правде, она с некоторым нетерпением ждет завтрашнего праздничного дня и скачек в обществе очаровательного маркиза.
 Дафф так отличался от других знакомых ей мужчин.
 И он сказал, что готов быть ее другом.
 Что же, время покажет.
 По ее опыту, дружбы между мужчиной и женщиной не существовало.




 Глава 11


 Наутро Эдди вошел в спальню Даффа с кофе и маленькой кожаной коробочкой, присланной отцом.
 – Это привез управитель герцога, – пояснил Эдди, ставя коробочку на прикроватный столик вместе с чашкой кофе. – Должно быть, пришлось силой вытолкать старика Нортона из дома: сам бы он ни за что не отважился отправиться так далеко.
 – А записка прилагается? – спросил Дафф, распознав фирменный красный футляр от Грея.
 Эдди сунул руку в карман жилета и вытащил сложенную карточку.
 Взяв карточку, Дафф щелчком развернул ее и одним глотком выпил кофе.
 – Иисусе, – пробормотал он, минуту спустя, отбросив карточку, сунув чашку Эдди и открывая красный футляр. – Очевидно, я чертовски долго играл роль монаха.
 Внутри оказалась маленькая усыпанная драгоценными камнями брошка в форме розы, покоившаяся на белом атласе.
 – Розовые бриллианты для мисс Фостер, – протянул он. – Мой отец считает, что у меня не хватит мозгов, чтобы ухаживать за ней по всем правилам.
 – Внизу лежат еще подарки, сэр, – смиренно кивнул Эдди. – Не знаю, а вдруг…
 – Я спущу тебя с лестницы, если ты принесешь все сразу.
 – Да, сэр, – пробормотал денщик, на всякий случай держась подальше.
 – Хорошая мысль, – буркнул Дафф.
 – Они желают вам добра, сэр.
 – Знаю, – вздохнул Дафф. – Итак, какого дьявола там еще приготовлено для мисс Фостер?
 – Точно не знаю, сэр. Но все ваши родные что-то прислали.
 – Все?!
 – Включая вдовствующую герцогиню, сэр.
 Маркиз в изумлении открыл рот.
 – Похоже, даже бабушка строит планы в отношении меня, – покачал он головой. – Что же, тащи чертовы подарки наверх, посмотрим, что там есть.
 Он откинул одеяло и встал.
 – Нет, пожалуй, я сам спущусь. На плите стоит горячая вода?
 – Да, сэр.
 – Помоги мне умыться во дворе. Сегодня тепло, и, если я верно понимаю опасения семьи, все желают меня видеть вымытым до блеска, безупречно одетым и обращающимся с мисс Фостер как с фарфоровой вазой. Господи, как же я, должно быть, их тревожил все это время, – заметил он, подходя к окну и опираясь о подоконник. – Похоже, в последнее время солнце на редкость ярко светит. Будь я проклят, если это не так.
 – Счастлив это слышать, сэр. Наденете сегодня что-то новое?
 Дафф круто развернулся.
 – А что, матушка велела сшить мне полный гардероб?
 – По крайней мере большую его часть, поскольку вы сильно похудели, так что у Уэстона было много работы.
 – Сам выбери что-нибудь, – велел Дафф. – Мне все равно. Хотя учти, что гнев моей семейки падет на твою голову, если я не буду самим совершенством.
 – Сделаю все возможное, сэр.
 Пока маркиз одевался, Молли и миссис Фостер хлопотали над Аннабел с тем же усердием. Молли выгладила каждую складочку на розовом муслине и ленты капора. Миссис Фостер настояла на том, чтобы помочь Аннабел сделать прическу, и даже Крикет и маленькую Бетти усадили и подперли подушками, чтобы они тоже могли наблюдать, как одевается Аннабел. Когда та покрутилась, чтобы показать свой костюм, малышки одобрительно заворковали и заулыбались, словно понимая важность происходящего.
 – Это всего лишь скачки, мама, – напомнила Аннабел, чувствуя необходимость указать на очевидное, несмотря на радостные ожидания присутствующих.
 – Ну разумеется, милая. Мы знаем это, не так ли, Молли?
 При этом обе женщины захихикали, а дурные предчувствия Аннабел возрастали в прямой пропорции с легкомысленным настроением матери и служанки. Но объяснять все это бесполезно: ни мать, ни Молли не склонны считаться с реальностью. А видеть мать такой счастливой – настоящее чудо.
 Поэтому она сдержалась и позволила матери и Молли хлопотать в полное свое удовольствие. То одна, то другая поправляла локоны или оборки, и обе хором уговаривали Аннабел быть повежливее и побольше улыбаться.
 Можно подумать, она не знает, как вести себя с джентльменами!
 Можно подумать, не она считалась на редкость занимательной собеседницей!
 Вопрос в том, хотела ли она ею быть?
 И до какой степени желала угодить маркизу?
 Хотя Аннабел невольно улыбнулась, когда Дафф с шиком остановил свой модный черный фаэтон у ее ворот, закрепил поводья, спрыгнул и, насвистывая, направился по садовой дорожке.
 Почему при взгляде на Дарли всем хочется улыбаться? Словно он легко может поделиться с вами хорошим настроением. Она не знала, что и думать. Вряд ли ее можно назвать легко увлекающейся или легкомысленной натурой. Просто возможности не представлялось.
 Отец перед смертью несколько лет болел, и в детстве она помогала ему создавать прекрасные изделия из серебра. По мере того как болезнь прогрессировала, она все больше и больше принимала на себя бремя его бизнеса.
 Аннабел покачала головой. Захоти она, даже сейчас смогла бы отлить красивую чашу или подсвечник. И если бы кредиторы не одолели мать после кончины отца, она вполне могла бы продолжать его дело. Но у них не осталось ничего, кроме маленькой лавки, совершенно пустой и к тому же заложенной.
 Стоило Даффу постучаться, она стряхнула меланхолические воспоминания, изобразила улыбку – недаром же была актрисой – и пошла открывать дверь.
 Но мать опередила ее и сама распахнула дверь, приветствуя маркиза как давнего друга.
 – Прошу, заходите, лорд Дарли. Какой чудесный сегодня день, не считаете? Просто идеальный для скачек.
 Пока мать и Дафф обменивались любезностями, Аннабел стояла в коридоре, слушая и наблюдая, совсем как на представлении одной из ее пьес.
 Правда, Дарли куда красивее любого ведущего актера, да и манеры были естественными и незаученными, словно у обычного человека, решившего заехать в гости к соседям.
 – Вот и ты, дорогая! – воскликнула мать, заметив в тени силуэт Аннабел. – Ты захватила ридикюль? Она всегда его забывает… еще с детства. Не сердись на меня, милая. Я уверена, что маркиз не осудит тебя за забывчивость. – Она тепло улыбнулась. – Видите ли, у нее всегда столько важных дел! Ее пьесы, политика и тому подобное. Она каждый день читает присланные из Лондона газеты и книги… Господи, столько книг…
 – Мама, маркизу, должно быть, совершенно безразличны мои книги, – вмешалась Аннабел. – И я вполне готова. Ридикюль и все такое.
 – Думаю, вы чудесно проведете время! – воскликнула миссис Фостер. – И поставьте за меня несколько шиллингов на любую серую кобылку. Для меня это всегда счастливая масть. – Она протянула Даффу стопку монет.
 – Считайте, что все уже сделано, миссис Фостер, – кивнул он, предлагая руку Аннабел.
 Пока они шли к фаэтону, женщины стояли в дверях и махали им вслед.
 – Он в нее влюблен, – прошептала Молли. – Это ясно как день.
 – Ты совершенно права, но и Белл права, не следует ждать от него ничего, кроме дружбы. Зато сегодня она хотя бы повеселится, и за это мы должны быть благодарны.
 – Аминь, – кивнула Молли. – Мы все будем рады за мисс Белл.
 И действительно, день получился по-настоящему праздничным.
 Дафф был безупречно учтив, занимателен и излучал очарование, ни разу не преступив границ дружеского общения.
 Аннабел, в свою очередь, отвечала остроумными шутками и обезоруживающе искренними репликами, хотя, возможно, иногда чуть кокетничала.
 Они согласились, что погода чудесная, собравшиеся веселятся вовсю и даже лимонад вкуснее обычного.
 Они обнаружили, что склонны ставить на одних и тех же лошадей и ценят одних и тех же жокеев. Это был день полного согласия.
 Они даже выиграли немалые деньги, когда обе скаковые лошади Уэстерленда пришли первыми.
 – Говорил я вам, – улыбнулся Дафф, когда чистокровный жеребец герцога легко обошел остальных на пять корпусов.
 – Я все равно бы поставила на него. Эта лошадь великолепна от носа до кончика хвоста. И кажется, могла бы без всякого усилия пробежать еще раз.
 – Могла бы, – подтвердил Дафф. – Пустынные кони известны своей выносливостью. Если хотите, можете когда-нибудь покататься на нем.
 – Спасибо. Ловлю вас на слове, – улыбнулась она, хотя не имела ни малейшего желания встречаться с его родными. Она уже вежливо отклонила его предложение выпить шампанского в семейной ложе на трибунах. И хотя ей очень нравилось общество Даффа, она не могла позволить себе нечто большее, чем простое развлечение. Честно говоря, ей очень нравилась платоническая природа их дружбы. Дафф обещал не переступать границ и сдержал слово.
 Хорошо, что она считает его обаятельным… и только.
 Во всяком случае, так подсказывал здравый смысл.
 Зато в душе она находила его необыкновенно привлекательным.
 Но при этом разумно подавляла чувства, в результате все шло прекрасно.
 Они пересчитали выигрыши и долго вспоминали лучшие заезды по пути домой, обсуждая события дня с непринужденностью старых приятелей.
 Однако за несколько секунд до того, как впереди показалась деревня Шорем, Дафф остановил фаэтон в маленькой рощице, окаймлявшей дорогу.
 Аннабел стало немного не по себе, что было вполне естественно, учитывая роль мужчин в ее жизни. И вот теперь придется дать ему возможно вежливый отпор.
 Обмотав поводья вокруг кнутовища, Дафф повернулся к ней и, поморщившись, вздохнул:
 – Я долго пытался найти какой-то наиболее дипломатичный способ заговорить с вами об этом, но не преуспел. Поэтому я просто брошусь вперед очертя голову и отдам все это вам.
 Он вытащил из багажного отделения маленький полотняный мешочек и положил ей на колени.
 – Это все от моей семьи. Очевидно, я показался им таким жалким, что они сочли необходимым улестить вас от моего имени. Нет, не то чтобы я собирался отступить от своего слова, – быстро поправился он, видя, как она хмурится. – Ни в малейшей степени. Сделайте мне огромное одолжение, возьмите эти скромные подарки в знак чистой, ничем не омраченной дружбы.
 Бедняга был так растерян, что Аннабел невольно ему посочувствовала.
 – Ваши родные послали это?
 – Да. Слишком долго я был в плену кошмаров и, похоже, ничего не замечал. В отличие от окружающих. И когда вы вошли в мою жизнь, они это сразу увидели. Я даже стал улыбаться больше… вернее, снова. Так что, пожалуйста, считайте это знаками благодарности от моей обеспокоенной семьи.
 До этого Аннабел не сознавала, как далеко зашла его меланхолия.
 – Вы были в этом состоянии все время после Ватерлоо?
 – Более или менее. Я и забыл, что значит быть нормальным.
 – Должно быть, вас преследуют жуткие воспоминания.
 – Всегда. И хуже всего ночи.
 – Вы хотя бы можете спать?
 – Не слишком много… Но теперь уже лучше благодаря вам, – улыбнулся он.
 – Мне?
 – Кровавые сны о массовой бойне иногда сменяются вашим прелестным образом. Только за это я с радостью скупил бы все, что есть у Грея, но почти год как не бывал в городе. За меня это сделали родные, – неловко пробормотал он. – И поскольку они ожидают, что я уговорю вас, пожалуйста, взгляните на безделушки и скажите, что вам нравится.
 – Надеюсь, от вас не ожидают письменного отчета? – пошутила Аннабел.
 – Скорее всего ожидают. Они обращаются со мной как с ребенком.
 – С вами тоже? Моя мать и Молли практически продиктовали мне, что сказать, чтобы привлечь ваше внимание.
 – О, пусть не волнуются. Я увлечен и заинтригован. Мало того, не бойся я оскорбить вас, просил бы сократить срок нашего пари. Только не отказывайтесь сразу. Скажите, что подумаете.
 – Хорошо. Я обязательно подумаю и только потом скажу «нет», – весело согласилась она.
 Прижав руки к груди, маркиз со стоном откинулся на сиденье.
 – Вы разбиваете мне сердце, – пробормотал он с улыбкой.
 – Не знала, Дафф, что у вас есть сердце. По крайней мере сплетники утверждали обратное, учитывая количество разочарованных дам, которых вы безжалостно оставили.
 – А вдруг я нашел свое непокорное сердце? – в свою очередь осведомился он.
 – Ах, милорд, я не вчера родилась.
 – Вы безжалостно ранили меня, – драматически объявил он.
 Аннабел рассмеялась.
 – Если я взгляну на эти подарки, тем самым облегчу ваши страдания?
 – Неимоверно, – отозвался он. – И успокоите моих родственников.
 Он очень хотел, чтобы она взяла драгоценности. Даже сильнее, чем его родные. Дафф был безмерно благодарен ей за дружбу и, если забыть о пари, мечтал, чтобы она чувствовала себя легко в его присутствии и без угрызений совести приняла подарки.
 В мешочке оказалось шесть футляров: от его бабушки, отца, матери, двух сестер и брата. Подношение Джайлза было решительно великолепным, и Дафф невольно задался вопросом, какая из любовниц брата окажется обделенной, пока тот не возместит ей потерю рубинового браслета.
 – Но это уж слишком, – заметила Аннабел через несколько минут, разглядывая лежавшие на ее коленях драгоценности.
 – А по-моему, слишком мало, – подхватил Дафф. – Вы привели меня назад в большой мир. И если не возьмете всего этого, я снова погону в своей безбрежной печали.
 – Вовсе нет.
 – Все возможно.
 Она оценивающе оглядела его, понимая, насколько трудно и принять, и отвергнуть дары его семейства. Она не хотела обижать Уэстерлендов. С другой стороны, будет весьма нелегко объяснить дома появление столь дорогих вещей.
 – Если я приму это, что скажет моя мать? Она не подозревает о деталях моей жизни в городе.
 – Разумеется. Но они поместятся в вашем ридикюле.
 – Не знаю, – нерешительно пробормотала Аннабел. – Конечно, ваши родные очень добры. Но мне неловко.
 – Они хотели всего лишь порадовать вас за все, что вы сделали для меня. Но они надеются, что наша дружба продолжится.
 – А зачем им это надо? – с подозрением спросила Аннабел.
 – Вы неверно меня поняли, – поспешно сказал он. – Они хотят нам обоим только добра. И вы приглашены на ужин в любое время, как только захотите прийти. Мать твердо решила послать вам приглашение в благодарность за мое выздоровление.
 – Но я по-прежнему в нерешительности. – Аннабел секунду поколебалась, прежде чем продолжить: – Собственно говоря, я не уверена, что хочу распространить свое доброе отношение… – ее ноздри гневно раздулись, – на вашу семью.
 – Но ужин будет в очень узком кругу. И никто из общества не будет приглашен. По крайней мере подумайте над этим. Можно, я скажу матушке, что ваше согласие зависит от состояния здоровья вашей матери?
 – Так вы полностью оправились? – осведомилась Аннабел, никак не реагируя на приглашение к ужину.
 – Скажем так: я на верном пути… после года страданий. Поэтому вы – настоящий ангел милосердия для меня и моей семьи.
 – Не знаю, что и ответить на столь цветистый комплимент. Разве что поблагодарить вас.
 – О, не за что. Вы осчастливили всю семью Д'Абернонов.
 – И как легко это оказалось, – улыбнулась она. На самом деле ей следовало благодарить его за то, что в глазах матери снова засветилась радость. Но она благоразумно промолчала.
 – Итак, я сложу все это в ваш ридикюль. – Он стал складывать драгоценности в ее сумочку, свисавшую с запястья. – А потом отвезу вас домой.
 Ей вдруг не захотелось расставаться с ним, но здравый смысл перевесил.
 – Большое спасибо за чудесный день. Поверьте, я вполне искренна. Не могу припомнить, когда еще так много смеялась. Все было прекрасно.
 – Не хотите завтра посмотреть мою конюшню и скаковых лошадей? Мы могли бы взять с собой вашу мать и детей, если не желаете покидать их так скоро. Я захвачу с собой экипаж побольше.
 – Сколько у вас лошадей?
 Ей следовало сказать «нет». Будь она рассудительной женщиной, наверняка отказалась бы!..
 – Пока всего десять. Но четырех я брал с собой, когда уезжал на войну. Вчера вы видели Ромула. Его собратья так же хороши. Если хотите, Эдди мог бы заварить чай для вашей матушки.
 – Уверена, он будет очень рад, – хмыкнула она.
 – Поверьте, он рад всему, что снова открывает мне дверь в большой мир. Скажите, что приедете. Мы устроим пикник.
 – Наверное, не стоит.
 – Но почему?
 В голову не приходила ни одна веская причина. К тому же в его просьбе не было ничего необычного.
 – Хорошо, я спрошу маму.
 – Превосходно. Может, лучше это сделаю я?
 Но миссис Фостер вежливо отказалась, объяснив, что здоровье не позволяет ей покидать дом.
 – Впрочем, Аннабел вполне может осмотреть ваши конюшни, – поспешно добавила она. – Мне так нравится, что на ее щеках снова появился румянец! В последнее время она слишком долго сидела взаперти и слишком много работала. И не смотри так на меня, дорогая, это чистая правда. – Миссис Фостер снова обратилась к Даффу: – Когда вы заедете за Аннабел?
 – Десять утра не слишком рано?
 Он хотел сказать «восемь», но вовремя сдержался.
 – О, ни в малейшей степени. Мы встаем с солнцем.
 – Уверены, что не хотите тоже поехать? Мы захватили бы Молли и детей, – вежливо предложил он.
 – Господи, нет, но все равно спасибо. И за мой выигрыш тоже.
 Миссис Фостер похлопала по карману юбки, куда положила переданные Даффом банкноты.
 – Серые кобылки всегда приносят мне удачу. И я позабочусь о том, чтобы Аннабел была готова к десяти, лорд Дарли. О, смотрите! Видите, чему она выучилась на сцене? Строить преуморительные гримасы! Не капризничай, дорогая. Солнце и свежий воздух могут творить чудеса. Погоди и увидишь. И поблагодари лорда Дарли за приглашение. Пфф! Можно подумать, у тебя язык отнялся! Ну так вот, милорд, мы благодарим вас, даже если моя дочь забыла о хороших манерах.
 – О, не за что, миссис Фостер. Поверьте, я очень рад. – Дафф поймал взгляд Аннабел и улыбнулся. – До завтра, – пробормотал он с поклоном и направился к двери.
 – Мама, ради всего святого, – прошипела Аннабел после его ухода. – Может, ты прекратишь навязывать меня маркизу! Это так унизительно!
 – Глупости, дорогая. Этот человек на седьмом небе оттого, что ты согласилась составить ему компанию. Верно, Молли? – с улыбкой спросила миссис Фостер, повернувшись к своей сообщнице. – Как мило с его стороны пригласить и нас тоже.
 – В жизни не встречала такого славного джентльмена! Приглашение от человека его положения! Можете себе представить! – воскликнула Молли, закатив глаза.
 – Теперь нужно обдумать твой наряд на завтра, – объявила миссис Фостер с таким видом, словно служила камеристкой у самой королевы.
 – Если не возражаешь, мама, я вполне способна одеться сама! – горячо воскликнула Аннабел.
 – О, я вижу, моя дорогая дочь выведена из себя. Вполне можно подумать, что лорд Дарли чем-то задел ее сердце. Недаром она так яростно протестует, – съязвила мать.
 Не в силах вынести этой пикировки и вполне сознавая, что ее чувства затронуты куда больше, чем ей хотелось бы, Аннабел объявила тоном, который сама посчитала ребячески-капризным:
 – Я устала и иду в свою комнату.
 И она удалилась со сцены с драматичным величием ведущей актрисы театра «Друри-Лейн».
 А вот Дафф в отличие от нее тихонько напевал по пути домой.




 Глава 12


 Лорд Иннес вошел в игорную комнату клуба «Уайтс», обозрел толпу и почти сразу обнаружил того, кого искал. Встав за спинкой стула Уоллингейма, Иннес несколько минут наблюдал за игрой, прежде чем тронуть приятеля за плечо.
 Тот, оглянувшись, недовольно проворчал:
 – Позже, Дугал. Не видишь, что я выигрываю?
 – Я встретил ее.
 Уоллингейм резко развернулся и впился глазами в приятеля.
 – Уверен?
 – Вчера на ипподроме Уайтинг-Хилл. Она была с Даффом.
 Уоллингейм швырнул карты на стол, пробормотал: «Я вне игры» и, даже не посмотрев на большую стопку фишек, поднялся и подтолкнул Инесса к выходу.
 – Рассказывай, – велел он, когда оба очутились в безлюдном коридоре. – Я хочу знать, как она выглядит, что сказала… ты говорил с ней? Она действительно была с этим гребаным бабником? Мне нужны все детали.
 Очевидно, сообщение Иннеса привело его в бешенство.
 – Выглядит, как обычно, неотразимой, и…
 Уоллингейм схватил Иннеса за руку:
 – Ты говорил с ней?!
 – Я не смог подобраться ближе, – признался Иннес, вырвав руку. – Они с Даффом по какой-то причине стояли у самых перил, а ты же знаешь, какова толпа на скачках. Не расступятся даже ради самого короля. Хотя вокруг нее тоже собрались поклонники, и не зря: она просто великолепна. Кроме того, она сняла шляпку. Помнишь, каковы у нее волосы, особенно на свету: этот поразительный оттенок…
 – Да-да, – перебил его Уоллингейм. – Мы все видели ее волосы. А с короткой стрижкой она еще прекраснее.
 – Ну, если дошло до этого, некоторым повезло видеть их куда чаще, чем остальным, – ухмыльнулся Дугал.
 Но возможность найти наконец Аннабел настолько обрадовала Уоллингейма, что тот, игнорируя укол, деловито осведомился:
 – И насколько далеко зашла ее дружба с этим Дарли?
 – Они показались мне большими друзьями.
 – Дьявол! – выдавил Уоллингейм. Мысль о том, что его соперник – человек, подобный Дарли, который мог получить любую женщину, стоило только захотеть, была непереносимой. Впрочем, с самого исчезновения Аннабел он не находил покоя. – Если этот наглый щенок Дарли воображает, будто может вытеснить меня, он жестоко ошибается, черт побери!
 – Но ведь это Аннабел ушла от тебя, так что Дарли тут ни при чем.
 – Она не ушла от меня.
 И какая разница, что Аннабел выплатила по заемному письму, которое он предъявил, все до последнего шиллинга. Уоллингейм не собирался отказываться от нее.
 – Она просто ненадолго покинула театр, чтобы закончить пьесу, – солгал он.
 – Ну, если ты так говоришь…
 Дугал знал, какие сплетни ходят по Лондону. Дом Аннабел был закрыт в самый разгар сезона. Никто из друзей не знал, где она. Владелец театра в отчаянии рвал на себе волосы, каждый день напрасно ожидая ее возвращения.
 – Вот именно, говорю.
 Уоллингейм пожал плечами, словно заглушая сомнения.
 – Так где же этот проклятый Уайтинг-Хилл?!
 – Примерно в часе езды от Ньюмаркета. Поэтому никто о нем не знает.
 – А с какой целью ты потащился туда, позволь спросить?
 – У меня неподалеку живет дядя.
 – И бьюсь об заклад, у этого дяди тугой кошелек.
 – Разумеется, – улыбнулся Дугал. – Неужели в противном случае я отправился бы в провинцию?
 – Не хочешь вернуться туда со мной?
 – Почему бы нет? Я вполне могу проигрываться и там.
 – Захвати пистолеты.
 – Предвидишь проблемы? – осведомился Дугал, хотя всегда был готов к хорошей драке.
 – Просто хочу убедить Белл в серьезности своих намерений. И если для этого понадобится предъявить оружие, да будет так.
 – Ты знаешь, что говорит весь Лондон?
 На случай, если Уоллингейм еще не слышал последних сплетен, Дугал полагал необходимым предупредить друга, что его считают еще одним из толпы мужчин, отвергнутых мисс Фостер.
 – Конечно, знаю, – отрезал Уоллингейм, – и плевать мне на это. Она возвратится со мной и останется со мной, а злые языки могут заткнуться!
 – Теперь мне все ясно, – бросил Дугал, сведя брови.
 – Чертовски ясно, – подчеркнул Уоллингейм. Он всегда был человеком безжалостным, но, получив после смерти отца титул графа и деньги, стал настоящим деспотом. – И чем скорее я найду ее, тем скорее она узнает о моих чувствах. Только на этот раз мою упрямую мисс Белл посадят на короткий и крепкий поводок.
 – Леди это может не понравиться, – мягко заметил Дугал.
 – Можно подумать, меня это трогает, – пробормотал Уоллингейм. – Она всего лишь чертова актриса и не имеет никаких прав. – Кивком головы он указал на лестницу: – Выезжаем через час, так что поторопись.
 Дугалу пришлось почти бежать, чтобы не отстать от приятеля.




 Глава 13


 Дафф проснулся с первыми лучами солнца, но поскольку впервые мирно проспал всю ночь, то прекрасно выспался и чувствовал себя свежим и отдохнувшим. Даже Эдди заметил это.
 – Вы стали новым человеком, сэр, если позволите сказать. Судя по улыбке, вы снова в деле.
 – Да, по крайней мере мне так кажется. Считай свои обязанности сиделки законченными, – жизнерадостно ответил Дафф и, откинувшись на спинку стула, принялся раскачиваться на задних ножках, как часто делал в прошлом. – Какие бы мрак и туман ни наполняли мою голову этот последний год, теперь все развеялось. Я проспал всю ночь. И ни одного кошмара! Я проснулся и умираю от голода, причем не только желудочного! Хотя это исключительно для твоих ушей. Мы с леди пришли к соглашению… нечто вроде пари, и я намереваюсь свято его чтить.
 – Удачи вам, сэр, – сардонически пробормотал Эдди, накладывая Даффу яичницу. – И вам лучше поесть как следует на случай, если условия соглашения каким-то образом изменятся. Кстати, что вы теряете, проиграв пари?
 – Пятьсот фунтов.
 – Значит, вы делаете это не ради денег, – фыркнул Эдди. – Я видел, как за карточным столом вы ставили в десять раз больше. Поэтому готов поклясться, что вы неравнодушны к леди.
 – Я бы не был столь категоричен, – слегка улыбнулся Дафф, ставя стул на все четыре ножки. – Ты отлично знаешь, что я никогда не влюбляюсь.
 – Ну… влюбились вы или нет, если оценили чувства леди в пятьсот фунтов, речь идет уж точно не о деньгах. Подумайте об этом, сэр, вот все, что я скажу.
 Дафф, взяв с тарелки кусочек тоста, поднял глаза.
 – Ты должен согласиться, что она очень красива. Всякий на моем месте увлекся бы.
 – Можно подумать, у вас не было сотни таких, как она.
 – Зато она может меня рассмешить, – пробормотал Дафф, вгрызаясь в тост.
 – Вот и молодец.
 Дафф с улыбкой уставился на денщика.
 – Кажется, я различаю нотки сарказма, Эдди?
 – О, нет, сэр, просто не хочу, чтобы вы так легко относились к своим чувствам. Она не похожа на других, вот и все. Не знаю, чем она отличается, но отличается, и сильно. Разве не видите?
 – Давай не будем говорить об этом, – нахмурился Дафф. – Я не желаю слишком уж усердно задумываться над тем, как весело провожу время.
 – Еще кофе, сэр? – спросил Эдди, зная, когда лучше отступить.
 – Ты стоишь каждого шиллинга, который я тебе плачу, – весело заметил Дафф, кивком показав на чашку.
 – Поскольку вы платите мне достаточно, чтобы осчастливить моего банкира, – заметил Эдди, наполняя чашку Даффа, – я вполне могу общаться на равных с лучшими представителями общества.
 Дафф удивленно вскинул брови.
 – Твой банкир?
 – Конечно, сэр. Я держу деньги в Английском банке.
 – Неужели? – хмыкнул Дафф, кладя сахар в кофе. – Так что ты намереваешься делать со всем этим богатством?
 – Однажды, сэр, когда буду в подходящем настроении, предложу руку и сердце какому-нибудь милому созданию и куплю себе ферму.
 Дафф перестал размешивать сахар в чашке.
 – Но что ты понимаешь в фермерском деле?
 – Это вовсе не обязательно, сэр. Я, пожалуй, найму управляющего на ваши денежки.
 Дафф рассмеялся, наслаждаясь и звуками, и собственным весельем в такой прекрасный день.
 – Что же, по крайней мере предупреди, когда решишь взять жену и покинуть меня.
 – Не волнуйтесь, сэр. Я не тороплюсь. Думаю, вы еще раньше скуете себя цепями брака. Так что я подожду.
 – В таком случае мы оба в полной безопасности, – улыбнулся Дафф.
 – Я тоже так думаю, сэр. По мне, так это даже лучше, особенно с тех пор как мы снова развлекаемся с дамами.
 – Говори за себя. У меня нет срочных планов.
 – Не скажу, что не верю вам, но, полагаю, вы подумываете кое о чем.
 – Возможно, – кивнул Дафф.
 – Возможно? Всего пятьсот фунтов, сэр. Сущая чепуха для вас.
 – Я не уверен, что леди готова, – заметил Дафф. – Но ты можешь проводить вечера, как заблагорассудится. Я вполне обойдусь без тебя.
 – Посмотрим.
 – Я абсолютно серьезен, Эдди. Твоего постоянного присутствия больше не требуется.
 – Да, сэр. Как скажете, сэр, – закивал Эдди, как подобает хорошему слуге, хотя вовсе не был согласен с хозяином. – Сегодня утром вы повезете даме букет?
 – Почему у тебя сложилось такое впечатление? – осведомился Дафф, полуприкрыв глаза.
 – Ваша ма прислала прелестную бутоньерку из фиалок, сэр.
 – Интересно, как это раньше я ухитрялся привлечь внимание дамы без столь усердной помощи родных?
 – Думаю, вы просто шли на приступ, сэр, и все портили, – совершенно серьезно ответил Эдди. – Хотя именно это и нравилось дамам.
 Даффу неожиданно показалось, что все женщины, с которыми он успел переспать, были всего лишь прелюдией к его отношениям с Аннабел, пусть пока и платоническим. Хотя это тоже может измениться.
 Он впервые признал, что между ними может что-то возникнуть.
 – Вероятно, ты прав. Мисс Фостер действительно не похожа на остальных, – пробормотал он, потрясенный огромной разницей между прошлым и настоящим. Почему теперь он так много думает о чувствах Аннабел? Ведь раньше он не придавал значения подобным тонкостям!
 – Во всяком случае, у меня сложилось такое впечатление, сэр.
 – Не знаю, как и почему, – вздохнул Дафф, пытаясь осознать, что происходит. Или все это неестественно?
 – Полагаю, скоро вы сами все узнаете.
 – Может, и узнаю, – согласился Дафф, решив, что Эдди прав и дело тут не в пятистах фунтах. Что же до остального, особенно желаний и стремлений леди… поживем – увидим.
 Несколько часов спустя он шел по дорожке к двери коттеджа Аннабел, по-прежнему не уверенный в том, что именно чувства – побудительный мотив всех его действий. А если отказаться от пари? Повредит ли это его интересам?
 Хорошо бы еще знать, в чем состоят эти интересы. Намеревается ли он всего лишь обольстить Аннабел, как всех остальных женщин, или просто хочет наслаждаться ее обществом, пока она остается в провинции?
 Дилемма, которую он легко мог решить до своей болезни.
 Да тогда это вовсе не было дилеммой. Просто удовлетворением чувственного желания. Но теперь… теперь он не был так уверен.
 Черт, неужели он становится моралистом?
 Неужели полученные на войне душевные раны превратили его в высоконравственного человека?
 Дверь открылась, и на пороге появилась улыбающаяся Аннабел. Жаркое желание мгновенно пронзило его как удар молнии.
 В этих облегающих панталонах любой намек на возбуждение будет очевиден. Поэтому он немедленно попытался подумать о чем-то еще, ну, хотя бы о цене на чай… если бы он ее знал… а еще лучше о том, как забавно хмурится отец, когда сердится.
 Представшая его мысленному взору картина оказалась лучшим лекарством против похоти, и, переступив порог, он уже полностью владел собой. И тон был абсолютно нормальным:
 – Вы хорошо спали?
 Проклятие и адский огонь! Неудачный выбор слов: на ум немедленно пришел образ растрепанной Аннабел в ночной сорочке.
 – Прекрасно. А вы?
 Ее голос был таким же спокойным, как цвет платья оттенка голубиного крыла. Сама безмятежность. И он был благодарен ей за сдержанность.
 – Тоже, – обронил он столь же бесстрастно, заменив мысленное изображение Аннабел в ночной сорочке более приличными картинами скачек. – Надеюсь, вы голодны?
 Иисусе, неужели каждому его слову, произнесенному сегодня, суждено иметь двойной смысл?
 – То есть я хотел сказать, что Эдди приготовил для нас целую корзинку с едой.
 – Я так и поняла, – ободряюще улыбнулась она. По крайней мере у одного из них сохранился здравый смысл! – Эти цветы, надеюсь, для меня?
 Очевидно, хорошо знакомая с мужчинами, находившимися в состоянии растерянности, она поощряла его, как школьника.
 Дафф неприязненно нахмурился.
 – Матушка подумала, что вам нравятся фиалки, – пробормотал он, протягивая ей цветы и гадая, уж не виновата ли в его неуклюжести новообретенная добродетель.
 – Как мило с ее стороны, – улыбнулась Аннабел.
 Когда он передавал бутоньерку, их пальцы на мгновение соприкоснулись, глаза на секунду встретились, и он неожиданно увидел то, что уже миллион раз наблюдал раньше.
 Его неприязнь мгновенно исчезла. Он снова ступил на знакомую почву.
 Аннабел не только влечет к нему, но она еще и готова на большее. Он готов прозакладывать свой титул.
 – Как считаете, ваша матушка может передумать и согласиться сопровождать нас? – учтиво осведомился он, словно не заметил блеска желания в ее глазах. Словно у него на уме не было ничего иного, кроме их прогулки в это прекрасное летнее утро.
 Аннабел покачала головой.
 – Боюсь, мама всерьез взялась за сватовство, – ответила она, не менее его способная на лицедейство. – Она все старается оставить нас наедине.
 – Мне стоит волноваться по этому поводу? – лукаво улыбнулся он.
 – А вот это решать вам, – улыбнулась она в ответ. – Что могу сказать я?
 – Значит, сватовство? – переспросил он, окидывая ее дерзким взглядом.
 – Милорд, я пойму, если вы решитесь сбежать. – Ее взгляд, наоборот, был прям и спокоен.
 – Дьявольски трудный выбор, – вздохнул он.
 – Или предостережение.
 – С другой стороны, хуже, чем при Ватерлоо, уже не будет! – улыбнулся он.
 Аннабел рассмеялась.
 – Боюсь, впервые за мной ухаживают столь романтически.
 – Если вы серьезно насчет ухаживания, считайте, что я в вашем распоряжении! – объявил он. – Вы из меня веревки вьете и прекрасно это понимаете. Банальные слова, но так оно и есть.
 Несмотря на легкую улыбку, ее серые глаза были серьезны.
 – Почему бы нам не посмотреть, что из этого выйдет, милорд?
 – Что, если я предпочту не играть в подобные игры? – бросил Дафф, возможно, подогретый месяцами целомудренной жизни. Или всему виной был се запах… аромат женщины?
 – Но, милорд Дарли, я тоже никогда не играю в игры, – с суровой решимостью объявила она. – И вам, как никому, следовало бы это знать. Вся моя жизнь – это непрерывная цепочка ролей. Лучше идите, поздоровайтесь с матушкой, – внезапно переменила она тему так спокойно, словно они не обсуждали ничего важнее погоды. – А потом отправимся на пикник, устроенный Эдди.
 Она произнесла слово «устроенный» с таким видом, словно считала, что Эдди движут некие скрытые мотивы.
 – Успокойтесь, мисс Фостер, – немедленно вскинулся Дафф. – Я не строю никаких гнусных планов. Я нахожу подобные вещи бессмысленными.
 – Ну вот, теперь я вас рассердила, – пробормотала Аннабел, поднося фиалки к носу и глядя на него с такой откровенной покорностью, что напомнила одну из работ Грёза, любившего рисовать смиренных женщин.
 – Продолжайте в том же духе, и я действительно рассержусь, – хмыкнул он, вдруг сообразив, что она понятия не имеет о его истинном характере. И не ведает, что он вовсе не похож на тех мужчин, которых она до сих пор знала. – И умоляю, успокойтесь. Повторяю, у меня нет непристойных умыслов, хотя вы весьма меня интересуете. Но я вполне способен владеть собой.
 – Приятно слышать, – заметила она, роняя бутоньерку и на несколько мгновений удерживая его взгляд. – Если только это правда.
 – Абсолютная. Составьте мне компанию, и больше я ничего не требую.
 – Честно говоря, вы поражаете меня, Дарли.
 – А вот я поражен тем, как высоко ценю ваше общество. И кстати, о развлечениях: у вас есть бриджи для верховой езды? Думаю, мы могли бы устроить скачки.
 – Настоящие?
 – Поэтому вам и понадобятся бриджи, – кивнул Дафф.
 – Может, я и сумею что-то найти.
 Он предлагал ей покой и душевный комфорт, которых она раньше не испытывала, особенно с мужчинами.
 – Превосходно. Мне подождать здесь?
 – Нет, разумеется, нет, хотя обратите внимание, как старается матушка держаться подальше, чтобы не прервать наш тет-а-тет. В отличие от меня и вас, Дафф, она – романтик. Мама, Молли! – позвала она. – Мы идем. Покажитесь, где вы там! – Улыбнувшись, она протянула руку Даффу. – Пока я ищу бриджи, можете испытать свои чары на маме и Молли.
 Вскоре Аннабел и Дафф уже ехали обратно, в Уэстерленд-Парк. Пара гнедых неслась вихрем, так что Даффу приходилось придерживать Аннабел за талию на поворотах: фаэтон с высокими сиденьями был весьма неустойчив и то и дело грозил перевернуться. Аннабел вцепилась в сиденье, хотя ни в малейшей степени не возражала против того, что маркиз обнимает ее. Наоборот, сейчас она чувствовала себя в полной безопасности. Странное ощущение, особенно в присутствии мужчины. Не то чтобы она искала покровителя, но нельзя отрицать, что его общество ей приятно.
 Дафф был в превосходном настроении. Впереди целый день в компании Аннабел, и она явно неравнодушна к нему. Как, впрочем, любая женщина… но недаром Эдди предупреждал, что Аннабел Фостер совсем другая.
 А может, и он теперь совсем другой.
 Или мир достиг такой точки, где начинались перемены…




 Глава 14


 – Решайте, что сначала: скачка, наши конюшни или пикник? – громко спросил он, перекрикивая свист ветра.
 – Скачка! – откликнулась Аннабел. Она недавно позавтракала и не хотела появляться в поместье Уэстерлендов. Хотя она мечтала прокатиться на одной из лошадей, которых Дафф брал с собой на войну. Любое животное, способное выдержать напряжение и ужас битвы, должно быть превосходным скакуном.
 Едва они приблизились к большому кирпичному строению времен правления короля Якова, окруженному старыми тисами, Аннабел похлопала по саквояжу, стоявшему у ее ног.
 – Почему бы мне не переодеться в конюшне?
 Она предпочла привезти бриджи с собой, а не надеть их сразу, опасаясь, что любой встреченный на дороге всадник косо посмотрит на женщину в мужских штанах. Местные жители любили посплетничать.
 – Вздор! Переоденетесь в доме. Эдди, должно быть, на конюшне, – заметил маркиз, останавливая лошадь. – Похоже, в доме его нет.
 Втайне он подозревал, что денщик исчез из виду по тем же причинам, что и миссис Фостер. Его тоже одолела страсть к сводничеству!
 – Надеюсь, вы не специально попросили своего камердинера удалиться? – осведомилась Аннабел, поднимая саквояж в ожидании, пока Дафф спрыгнет на землю и закрепит поводья.
 Но ее тон был шутливым, поэтому Дафф честно ответил:
 – Одному Богу известны мотивы Эдди. Я так долго был не в себе, что он, возможно, с большим нетерпением, чем остальные, ждет моего возвращения к тому, что бедняга называет нормальной жизнью.
 – И эта нормальная жизнь включает, разумеется, и женщин, не так ли?
 – Откровенно сказать, – ответил Дафф, пожимая плечами, – я больше не знаю, что включает в себя понятие нормального. Что ни говори, а прошел целый год.
 Он повел ее к дому.
 Она заметила, что Дафф все еще припадает на правую ногу, словно зажившая рана по-прежнему беспокоит его.
 – Думаю, друзья успели соскучиться по вас, – вежливо заметила она, не желая высказывать истинные мысли.
 – Сначала они приезжали, но со временем визиты прекратились, хотя письма продолжали прибывать. По крайней мере так утверждает Эдди. Я их не видел.
 – Но теперь, когда вам стало лучше, вы их прочтете?
 Слишком часто он слышал подобные нотки в женском голосе, чтобы не понять, что они означают.
 – Прошу вас, давайте не будем спорить насчет писем, – дипломатично пробормотал он. – Если хотите, можете их прочесть.
 – Вряд ли это прилично. И кроме того, они написаны вам.
 – О, только прикажите, и я готов подчиниться любому вашему приказу, – весело объявил он.
 – О, будь вы молоды и наивны, милорд, я могла бы поверить столь беззастенчивой лести.
 – А мы с вами давно уже потеряли всякую наивность, не так ли?
 – Я вообще не уверена, что наивность является добродетелью.
 – А я не возражал бы время от времени сталкиваться с наивностью, особенно после всего, что навидался, – вздохнул Дафф.
 – Боюсь, в этом отношении я ничем не смогу вам помочь, – с мягким сарказмом заметила она.
 – Вы не так меня поняли. Я всего лишь хотел бы жить в менее кровожадном мире, мире, не совсем лишенном человеческой доброты.
 – Да вы мечтатель, милорд. Сама я давно оставила подобные фантазии.
 – Вы так прагматичны, миледи, – с улыбкой попенял он.
 – Да, и благодарю Бога за это. Быть романтиком – большая роскошь в наше время. Да и, боюсь, не слишком это умно.
 – Вот как?
 – Совершенно верно. Я не могу позволить себе витать в грезах о невинности и благородстве. Но хватит об этом. Сегодня слишком хороший день, чтобы думать о том, чего нет и быть не может. И учтите, если мы устроим скачки, я, возможно, позволю вам выиграть.
 Ее улыбка была волшебной, розовые пухлые губки – сладкими и соблазнительными, и она, разумеется, была права. Ни он, ни она не в силах изменить мир.
 – А может, это я позволю вам выиграть? – нахально ответил он.
 – О, я, кажется, слышу вызов? – игриво подмигнула она, довольная, что беседа приняла более приятный оборот. Во всяком случае, не ей менять заведенный в обществе порядок. – Дайте мне время переодеться, и посмотрим, кто из нас лучший наездник.
 – Ну как я могу отказаться от такого предложения?
 – Вот именно, как? Я имею право выбрать лошадь?
 «Любую, кроме Ромула», – хотел сказать он, но вспомнил о своих манерах, и учтиво кивнул:
 – Да, конечно. Выбирайте любую.
 Открыв входную дверь, Дафф дал ей пройти в холл, заваленный снаряжением для верховой езды.
 – Простите за беспорядок, – смутился он, только сейчас заметив, что тут творится. – Боюсь, Эдди не лучший из дворецких.
 – Не стоит извиняться. Все это ничем не отличается от любого холостяцкого жилища.
 Ему не следовало бы обращать внимание на ее слова, говорившие о слишком близком знакомстве с жилищами холостяков. Но Дафф был достаточно умен, чтобы скрыть владевшие им чувства: в конце концов, она ничем ему не обязана.
 Он показал на лестницу. Резная балюстрада была украшена барельефами со сценами охоты.
 – Не стесняйтесь воспользоваться любой комнатой наверху. А я пока посмотрю, что приготовил Эдди для пикника.
 – Я не задержусь, – пообещала Аннабел, шагнув к лестнице, но, встав на первую ступеньку, ощутила взгляд Даффа и оглянулась.
 Она была права. Он улыбался. Аннабел улыбнулась в ответ, но сердце вдруг начало выбивать барабанную дробь, и острый кинжал желания пронзил каждую клеточку тела, пока теплая волна не сосредоточилась внизу живота.
 Она не сомневалась, что его ленивая, медленная улыбка свела с ума не одну женщину. И что ей грозит немалая опасность.
 Потрясенная своей неожиданной реакцией, она не посмела снова оглянуться. И только когда добралась до тихого убежища в коридоре второго этажа, позволила себе остановиться и разобраться в своих лихорадочных смятенных чувствах. Боже, да она дрожит!
 Нет, так не пойдет, решила она, глубоко дыша, в надежде унять свое возбуждение. Все это совершенно необычно и непонятно! До этой минуты она никогда не поддавалась столь нежеланным эмоциям. Не такова она, чтобы терять контроль над собой!
 Больше всего ее задевало то обстоятельство, что Даффу было слишком хорошо знакомо женское обожание. Она отказывалась присоединиться к толпе дурочек, побывавших в постели Даффа и брошенных им на следующее же утро. Ни за что!
 Сколько лет она гордилась своей независимостью… если не считать недавней истории с шантажом Уоллингейма. Но даже тогда она умудрялась держать его в узде, пока не сумела погасить заемное письмо и вернуть себе свободу. И свободной она останется – во всех смыслах этого слова.
 Твердо решив сдерживать свои порывы в отношении Даффа, она пошла по главному коридору, который пересекали другие, гораздо более узкие коридорчики. По обеим сторонам их виднелось множество дверей. Что же, вполне симпатично.
 Обретя некое подобие спокойствия и взяв себя в руки, она позволила себе поддаться женскому любопытству, и осмотреть логово Даффа, в котором он предпочел зализывать раны. Проходя мимо каждой комнаты, она открывала дверь и заглядывала внутрь. При этом ей не хотелось признаваться себе в неожиданном интересе к жизни маркиза. Признаваться, что он привлекает ее, пусть и самым поверхностным образом. Вместо этого она предпочла предаваться иллюзиям и считать, что, вполне возможно, использует обстановку какой-то комнаты как основу для будущих декораций.
 Ах, этот самообман!
 Оказалось, что спальня Даффа находится в самом конце коридора. Должно быть, он любит утреннее солнце, потому что окна выходят на восток. И поскольку это была не самая большая комната в доме – она видела несколько гораздо больших, значит, он выбрал эту спальню по какой-то причине. Может, потому, что здесь такая широкая постель? Или он велел ее сюда поставить?
 Другие комнаты были обставлены в стиле эпохи короля Якова: вся мебель была рассчитана на то, что люди тогда были гораздо меньше ростом. Должно быть, он хотел иметь кровать, в которой можно хотя бы вытянуться во весь рост!
 Аннабел слегка улыбнулась.
 Дафф, несомненно, был прав насчет беспорядка. Кровать даже не застлана. Стеганое покрывало сброшено на пол, простыни смяты, стулья и столы завалены одеждой, две пары сапог для верховой езды валяются у двери. На туалетном столике лежит груда скомканных галстуков: сразу видно, что Дафф не чужд моде. В то время идеально завязанный галстук был непременным требованием к одежде светского джентльмена.
 Войдя, она бросила саквояж на постель и обошла комнату, радуясь возможности увидеть истинное лицо человека.
 Повсюду разбросаны книги. Очевидно, он увлекался руководствами по конному спорту: семейная программа разведения лошадей была лучшей в Англии. Однако попадались и романы, а на прикроватном столике лежал «Михаэль Кольхаас» немецкого писателя и драматурга Клейста. Аннабел читала книгу и знала, что сюжет вряд ли способен поднять дух человеку отчаявшемуся. Но ей понравился вкус Даффа. Клейст тоже был одним из ее любимых драматургов.
 Зеленый сюртук, который он надевал вчера на прогулку к развалинам монастыря, висел на стуле у кровати, словно Дафф едва успел сбросить его, прежде чем рухнуть в постель. Аннабел подняла его и поднесла к носу. От сюртука пахло мускусом и слегка кожей. Совершенно мужской запах. Вполне присущий такому человеку, как Дафф.
 Она уселась за письменный стол и, положив сюртук на колени, стала изучать миниатюру, прислоненную к гнезду для бумаг: изображение Даффа с сестрами и братом. Дафф, как самый старший, стоял, положив руку на спинку дивана, где другие дети сидели в ряд, как маленькие птички.
 Господи, сколько же ему было тогда? Лет десять? Такой высокий, прямой и серьезный. Одной из сестер не более двух-трех лет: золотоволосая девочка с чарующей улыбкой. Остальные были так же темноволосы, как Дафф, хотя не имели столь торжественного вида.
 Почему-то она никогда не считала его серьезным человеком. Недаром его юность была отдана лондонским развлечениям! Правда, год назад все переменилось, но перед уходом на войну он пользовался славой повесы и распутника и имел самую скандальную репутацию, а о выигрышах и проигрышах за карточными столами ходили легенды. Однако сам Дафф считался достаточно скрытным человеком, и публике были известны только его подвиги в постелях и игорных комнатах.
 Она вспомнила ту давнюю ночь в зеленой комнате «Друри-Лейн». Когда Аннабел отказала Даффу, тот улыбнулся, отвесил ей изящнейший поклон и, не теряя времени, подошел к другой молодой актрисе.
 Сколько всего случилось с ними с тех пор!
 В основном плохого. Потому что хорошего было совсем мало.
 Но теперь они оба на пути к выздоровлению, и нет смысла оставаться пленниками прошлого. Особенно в такой чудесный день. Аннабел намеревалась полностью наслаждаться погодой и прогулкой.
 На этой оптимистичной ноте она встала, бросила сюртук на стул и открыла лежавший на кровати саквояж.
 Она обожала верховую езду, а лошади у Даффа наверняка первоклассные.
 Расстегнув черный жакет, отделанный позолоченной тесьмой в стиле гусарского мундира и помпонами, она сняла его и отложила. За жакетом последовали серое платье, нижние юбки и сорочка. Натянув чесучовые бриджи, Аннабел застегнула пуговицы у талии и колен, снова надела короткий жакет и оглядела комнату в поисках зеркала.
 Ни одного. До чего же равнодушен к собственной внешности этот человек! Впрочем, она наверняка неплохо выглядит, и, кроме того, ансамбль дополняли черные полуботинки и белые чулки: типичный костюм для юноши. Такова была ее первая роль на сцене много лет назад. К счастью, она догадалась заранее привезти костюм матери, поскольку в этот раз ее сборы были весьма поспешными.
 – Мне подняться, или вы спуститесь?
 Голос Даффа эхом отозвался в коридоре. Аннабел вопреки лучшим намерениям слегка поколебалась, прежде чем подойти к открытой двери и откликнуться:
 – Я уже спускаюсь!
 Она не желала думать об этой минутной нерешительности: простое недоразумение. Приход Даффа в эту комнату совершенно немыслим!
 И, словно решительно желая подавить всякие глупые мысли, она скомкала одежду, сунула в саквояж и понесла вниз. Если ко времени их возвращения Эдди не будет поблизости, она сможет переодеться в конюшне. Нельзя поддаваться ни малейшему искушению.
 При виде Аннабел, появившейся на верхней площадке, у Даффа перехватило дыхание. Но улыбка по-прежнему оставалась безразлично-вежливой, хотя идеальная фигура Аннабел, затянутой в узкие бриджи, никого не смогла бы оставить равнодушным.
 – В последний раз вы появлялись в этом костюме в роли Джасинты, – сдержанно заметил он. – Я все еще помню рев толпы, когда вы впервые вышли на сцену.
 – Женщина в мужских бриджах неизбежно вызывает подобные реакции, – сказала Аннабел, спускаясь по ступенькам. – Правда, мой костюм сегодня предназначен для чисто практических целей. Жду не дождусь нашей скачки.
 – Я тоже, – дружелюбно кивнул он, но в глазах горело жадное желание.
 – Вы нашли корзинку для пикника? – пробормотала Аннабел, с трудом находя нейтральные темы для разговора.
 Он тоже переоделся, и замшевая куртка льнула к нему, как вторая кожа. Такова была тогдашняя мода, намеренно подчеркивавшая физическое сложение мужчины и не слишком льстившая дородному принцу-регенту, которому приходилось прибегать к корсетам. Но Даффу с его мускулистой фигурой корсеты не требовались. И короткая куртка, и коричневато-рыжие лосины были словно нарисованы на нем. Несмотря на чрезмерную худобу, Дафф обладал широкими плечами и грудью, а обтянутые лосинами сильные бедра так и приковывали взор. Как и его вздыбленная плоть, натянувшая перед мягкой рыжевато-коричневой кожи.
 Ей, разумеется, не следовало бы так пристально смотреть…
 И… стоило ли винить его за то, что так беззастенчиво выставляет напоказ свои аппетиты?
 Едва уловимый озноб прошел по ее спине.
 Вернее, он казался бы неуловимым, не будь атмосфера так наэлектризована желанием.
 – Вам, надеюсь, не холодно? – спросил он.
 Ему следовало бы промолчать, притвориться, что он ничего не заметил.
 – Нет… просто сквозняк, – солгала Аннабел.
 И тут она оказалась внизу. Где стоял он… ожидая… Слышно было только их дыхание: его – тяжелое, ее – неровное.
 Молчание все тянулось.
 – Я не прошу, – тихо сказал он наконец. – Но очень хотелось бы…
 Ее губы слегка дрогнули, словно она боролась с собой.
 – Мне тоже, – призналась она.
 И словно получив безмолвное разрешение, Дафф улыбнулся:
 – Я с радостью забуду о нашем пари.
 Он поднял руку, но тут же бессильно опустил при виде ее потемневших глаз.
 – Все… все это так… внезапно, – запинаясь, произнесла Аннабел, и было непонятно, кому она лжет: Даффу или себе. – Дайте мне… немного подумать… – Ее глаза вдруг широко распахнулись. – Не дотрагивайтесь до меня!
 Он снова уронил руку, но взгляд был жарче пламени.
 – А если я не послушаюсь?
 Ни терпение, ни покорность не были в числе его добродетелей.
 – Говорю же, не надо!
 Голос ее дрожал.
 Дафф отступил. В этот момент она невольно напомнила ему женщину его круга: трепещущую юную невинность.
 Повернув руки ладонями вверх, он медленно выговорил:
 – Я-не-коснусь-вас.
 Аннабел отчаянно огляделась, словно пытаясь прийти в себя, и ответила нерешительной улыбкой.
 – Я вечно забываю, кто передо мной, – с безыскусной простотой призналась она.
 – То есть дурной или хороший человек?
 – В данный момент – хороший.
 – Вот это мы еще посмотрим. – Обрадованный ее словами и тем, что она не сбежала сразу, Дафф улыбнулся. – Сами скажете, когда будете готовы. Все зависит от вас.
 Она долго молча смотрела на него. Тишина прерывалась лишь птичьим хором за окном дома.
 Должно быть, оба слышали, как напряженно бьются их сердца.
 Очевидно, придя к какому-то решению, она поднялась на цыпочки и легко поцеловала его. Но он не пошевелился, судорожно сжимая кулаки.
 – Я готова сейчас.
 – Могу я коснуться вас?
 Он не хотел, чтобы она сорвалась с места и выскочила за дверь.
 Она кивнула, опустив глаза.
 Искренна ли она или играет очередную роль?
 Скорее всего играет, решил он. Аннабел Фостер слишком опытна для подобной скромности.
 Но он осторожно положил руки ей на плечи и привлек к себе, словно боясь спугнуть молодую девственницу. Приходилось импровизировать, поскольку раньше он никогда не имел дела с таковыми, но и обычная учтивость тоже вполне сойдет.
 Они стояли так близко, что тела почти соприкасались. Дафф нежно приподнял ее подбородок одним пальцем и, низко наклонившись, поцеловал, бережно, осторожно, как неопытный юноша. Но все его чувства были обострены до такой степени, что он невольно оценивал реакцию.
 Ее губы были сладкими, как мед, с привкусом мяты и пахли розами, отчего голова Даффа закружилась. Но он усилием воли продолжал сдерживаться и целовать ее, словно впервые обнимал женщину.
 – Какое безупречное поведение, Дафф, – пробормотала Белл спустя несколько мгновений и, обхватив его за шею, прижалась теснее, приоткрыла рот и ответила страстным поцелуем.
 Следуя ее примеру, он схватил Аннабел в объятия и стиснул с такой силой, что едва не раздавил.
 – Я не спешу… у нас впереди целый день, – прошептал он, неспешно исследуя мятную сладость ее рта. А может, дразня ее. Или после целого года целомудренной жизни предвкушая то, что должно было вот-вот произойти.
 Она нашла его учтивость возбуждающей, и, более того, манящее ощущение его твердой плоти воспламенило ее желания. Но несмотря на всю великолепную силу и мощь, он не пытался принудить ее или употребить свою власть, и за это она была благодарна.
 Слишком долго боролась она за свою независимость, чтобы терпеть тиранию.
 И он, похоже, это понимал. Или, возможно, познав после Ватерлоо сомнение и боль, стал более чувствительным к слабостям окружающих.
 Но когда она зазывно коснулась его бедер своими, словно в безмолвном приглашении или в том, что было принято им за приглашение, он отстранился и, чуть задыхаясь, прошептал:
 – Игра в джентльмена имеет свои пределы. Нам следовало бы подняться наверх, на случай возвращения Эдди.
 – Наверх? – нерешительно спросила она.
 – Все зависит только от вас, – повторил он.
 – Вы всегда так вежливы? – усмехнулась Аннабел.
 – В последнее время мне не с чем было сравнивать.
 – Значит, сегодня мы оба снимаем с себя обеты целомудрия?
 Он попытался не показать, как потрясен, но удалось ему это лишь отчасти.
 – Я тоже долго была одна, – пояснила она, видя его удивленное лицо. – Очень долго. – Ее лицо неожиданно осветила солнечная улыбка. Куда только подевалась ее нерешительность? Может, все дело в сдержанности Даффа? – Уверены, что готовы утолить мою любовную жажду?
 – Во всяком случае, готов попытаться, – мягко пообещал он. – Хотя должен предупредить, что после целого года воздержания я, вероятно, изголодался сильнее.
 Серебристые трели се смеха раскатились по комнате.
 – Звучит почти как очередное пари.
 – Которое вы проиграете.
 – Так уверены, мой дорогой Дафф?
 Он хотел попросить ее не ссылаться на прошлое. Не хотел слышать о нем. Но при этом понимал, что не ему обвинять кого-то в невоздержанности и чувственных излишествах. Слишком много лет он потакал собственным порокам!
 – Прекрасно, – сказал он, смирившись. – Почему бы нам не заключить пари на чисто символическую сумму в десять фунтов?
 – А еще лучше – вообще никакого пари, – пробормотала она, расслышав потки недовольства вею голосе.
 – В самом деле, лучше, – согласился он, взяв ее за руку. – Пойдемте. Позвольте мне развлечь вас.
 На этот раз именно она не смогла скрыть удивления.
 – Только не говорите, будто не желаете, чтобы вас побаловали, – рассмеялся он.
 О, ее слишком часто баловали, но никогда – мужчина, подобный Даффу.
 – С нетерпением жду, что будет дальше.
 – Далеко не с таким нетерпением, как я, – признался он и, наклонившись, подхватил ее на руки и понес по ступенькам.




 Глава 15


 Он стоял в дверях спальни, все еще держа ее на руках и слегка хмурясь.
 – Этой комнате не помешала бы уборка. Может, нам следует найти другую.
 – Ничего подобного. Здесь пахнет нами, – улыбаясь, прошептала она. – И мне очень нравится. Где делают ваш одеколон?
 – В маленькой лавочке, в Мейфэре.
 – Соблазнительный запах.
 – Кстати, о соблазне, – пробормотал Дафф, не склонный обсуждать одеколон, когда на уме было совершенно другое. – Как вы отнесетесь к тому, что мы немного поспешим?
 – Слава Богу, – рассмеялась она. – Именно об этом я и думала. Что же касается меня, я за быстрые и мгновенные действия.
 – Обычно я не так нетерпелив.
 – Обычно я не так одержима желанием.
 – Значит, вы не против незастланной постели. Возможно, я сумею найти чистые простыни, хотя не уверен, где они хранятся. А Эдди меняет их каждый день, просто сегодня еще не успел.
 – Можно подумать, мне есть до этого дело. Отпустите меня.
 Он поднял брови.
 – Я разденусь, – пояснила она.
 – Не настолько я спешу, – улыбнулся он, подходя к кровати и сажая Аннабел на край. – Особенно потому, что с утра до вечера только и думал о том, чтобы раздеть вас.
 – Тогда позвольте мне помочь.
 Она умирала от жажды, она, которая всегда держала себя в руках! И не помнила, когда в последний раз умирала от желания.
 – Вы слишком красивы, Дафф. Я вся трепещу, – призналась она, потянувшись к пуговицам из золотой тесьмы на своем жакете.
 – Прошу, – выдохнул он, медленно отводя ее руки. – Я сам.
 Почему он так настаивает? Она привыкла раздеваться для мужчин! С чего это вдруг так его задело? Ведь сам он не раз наслаждался обществом актрис.
 Но лучше не думать об этом…
 – Вы должны быть сговорчивее. – В ней тоже взыграло самолюбие.
 – Должен? – холодно переспросил Дафф.
 – Вот. Видите? Поэтому мне не следовало приезжать.
 Теперь Аннабел была уверена, что ошиблась: слишком хорошо она была знакома с таким выражением глаз, как у Даффа, – убежденностью, что весь мир должен подчиниться воле богатого аристократа.
 – Прошу простить меня, – резко бросила она, пытаясь встать.
 Он остановил ее, снова уложил и сказал, как надеялся, более дружелюбно:
 – Не могли бы мы обсудить это?
 Она покачала головой.
 – Я, разумеется, извиняюсь. Самым смиренным образом.
 Аннабел снова покачала головой.
 – Говоря по правде, я вообще не должна была появляться здесь. Не знаю, чего я ожидала… вернее, знала, но все равно приехала. Не стоит повторять сцены из моего прошлого, особенно те, которые никоим образом не должны повторяться.
 Аннабел слабо улыбнулась, понимая, что он никак не повинен в том образе жизни, который она вела до сих пор.
 – Видите ли, я сильно изменилась. Но тут появились вы и сломили мою решимость. Какое великолепное доказательство вашего обаяния и несомненных способностей! Не говоря уже о вашей блистательной внешности. Думаю, вы часто это слышали раньше. Но тем не менее должна признаться, что поддалась вашим чарам. Честно говоря, припомнить не могу, когда я так хотела мужчину.
 – Но не ожидаете же вы, что я отпущу нас после такого признания? – с ослепительной улыбкой возразил он. – И хотя я никогда не придавал особого значения духовным связям, дорогая Белл, все же вы затронули нечто глубокое в моей душе. Это я пал жертвой ваших чар.
 – О, прошу вас, – цинично усмехнулась Аннабел. – Ваши порывы не имеют ничего общего с чарами или духовной связью. Просто у вас целый год не было женщины.
 – Если бы все было так просто, – возразил он. – Я последний человек на земле, который признает существование сильных эмоций любого рода, кроме похоти, разумеется.
 – И страсти к лошадям.
 Дафф утвердительно кивнул.
 – И моей семьи, полагаю. Да, согласен, я подвержен этим страстям. Но поверьте, если говорить о страстях более нежных, вы единственная тронули меня. Сам не знаю почему и твердо понимаю одно: не хочу отпускать вас. Останьтесь. Если желаете, я готов забыть о постели. Просто составьте мне компанию. Поедем кататься, как собирались, и устроим пикник.
 Аннабел наморщила нос и угрюмо проворчала:
 – Вы причиняете мне одни неприятности.
 Последняя фраза немало его ободрила, ибо он привык к изменяющимся настроениям женщин. И она так мило морщила носик, что он мгновенно потерял голову.
 – Даю слово никогда не говорить с вами никаким тоном, кроме самого вежливого, и не предъявлять ни одного требования. Только останьтесь. Вы сделаете меня очень-очень счастливым! Понимаете, я, должно быть, лишился разума, если так открыто признаюсь в своих чувствах!
 Он выглядел совершенно растерянным.
 – Да еще женщине, – кивнула она.
 – Прекрасно. Должен честно исповедаться в том, что до сих пор был полнейшим эгоистом, – вздохнул Дафф, понимая, что невозможно отрицать бесчисленные предыдущие романы, с таким жаром обсуждаемые светскими сплетниками. Но, – добавил он, остановившись на мгновение, словно сознавая важность того, что собирался сказать: – Но считайте, что с тех пор я полностью исправился.
 Аннабел невольно рассмеялась.
 – Будь я пятнадцатилетней девчонкой и к тому же далекой от театрального мира, я могла бы почти поверить раскаянию человека с вашей репутацией.
 Ему следовало бы защищаться, опровергнуть ее издевательское заявление, но Дафф знал, что это ни к чему не приведет. Пусть он впервые испытывает нежные чувства к женщине, но в искусстве обольщения ему нет равных.
 – Прошу, поверьте мне, – прошептал он искренне и с очаровательной улыбкой, – я исправился, по меньшей мере во всем, что касается вас.
 – Значит, я особая и необыкновенная? – шутливо осведомилась она, все еще не спеша поддаться на лесть, но тем не менее наслаждаясь происходящим.
 – Можно подумать, вы этого не знаете после стольких лет всеобщего мужского обожания! Но если хотите знать, вы действительно необыкновенная, чрезвычайно дороги мне, и я не хочу, чтобы вы уходили. Скажите, что я должен сделать для того, чтобы вы остались, и я с радостью подчинюсь.
 – Любите меня!
 Конечно, ей не следовало бы этого говорить. Нужно было с самого начала повернуться и уйти.
 – Не издевайтесь надо мной, – нахмурился он.
 – О, если бы это было так! Наоборот, я совершенно искренна, – заверила она.
 Правда, в каждом слове звучала нерешительность, а губы были недоверчиво поджаты.
 Дафф улыбнулся и покачал головой.
 – Все же у вас остались сомнения.
 – Причем так много, что и вам не мешало бы дважды подумать о том, на что идете.
 – Ни в коем случае.
 – Во всяком случае, один из нас уверен, – раздраженно вздохнула она.
 – Почему бы мне не быть уверенным за нас обоих? – вкрадчиво осведомился он.
 – Какая галантность! – сардонически бросила она, явно борясь с собой.
 Он ждал, внешне спокойный и сдержанный.
 – У меня есть одно требование, – выпалила она наконец.
 – Только одно? Я готов выполнить куда больше.
 – Никогда не смейте приказывать мне. Ни при каких условиях.
 – О, за это можете не волноваться.
 Аннабел тихо вздохнула, почему-то сразу поверни ему. Хотя… даже без его заверений она не смогла бы добровольно лишиться радости, которую ощущала в его присутствии. Скорее всего не смогла бы, иначе давно покинула бы и комнату, и этот дом.
 – Простите меня за нерешительность, – улыбнулась она. – Вы проявили немало терпения и великодушия. Что же, продолжим? Полагаю, теперь можно на ты?
 – Разумеется. – Его взгляд был обезоруживающим в своей чистосердечности, улыбка лишь отчасти дразнящей. – Не хотелось бы обижать тебя. И честно говоря, я не настолько отвечаю за свои чувства, чтобы гарантировать учтивость и обходительность. Как только происходящее достигнет… – он помолчал, пытаясь найти подходящее слово, – скажем, точки необратимости, ты не сможешь…
 – Остановить тебя?
 – Да. Именно не сможешь. Эдди утверждает, что временами я не совсем сознаю происходящее вокруг. А на этом этапе…
 – Если бы я смогла сказать «нет», Дафф, давно бы так и сделала, – перебила она. – Не ты один не в силах справиться с ситуацией.
 Невинность его улыбки могла бы сманить птичек с древесных ветвей.
 – Странная мы парочка, верно?
 – Питающая абсолютно неуправляемый аппетит друг к другу.
 Отдавшись очарованию Дарли, она с удовольствием признавалась в своих чувствах.
 – Неудовлетворенный аппетит, – мягко добавил он.
 – И неистовый. К твоему сведению, слова «неистовый» до сих пор не было в моем словаре.
 – В таком случае я ваш покорный слуга, мисс Фостер, – пробормотал Дафф. Обычная учтивость в этом случае приобретала совершенно новый смысл.
 – Такая покорность необязательна.
 – Решай, – ухмыльнулся он.
 – В этом вся проблема, Дафф. Я ни на что не могу решиться. И не понимаю, чего хочу от тебя. Что хочу дать тебе. И сколько еще собираюсь пребывать в этом ужасающем состоянии нерешительности и сладострастия.
 Для человека с его опытом ее признания звучали недвусмысленным приглашением и давали ему полную волю.
 – Пока ты пытаешься решить, – пробормотал он, уверенный в победе, – я приведу эту постель в порядок.
 Она уставилась на него как на сумасшедшего.
 – Это займет не больше минуты, – заверил он, усаживая ее на стул. – Я не собираюсь уходить.
 – Мне нужно быть дома к ужину, – твердо объявила она.
 Расправляя простыню, он оглянулся на нее.
 – Я привезу тебя вовремя.
 – Своей хозяйственностью ты ужасно меня нервируешь.
 Ее легкая улыбка согрела ему душу.
 – Дай мне минуту, и я окончательно лишу тебя равновесия, – хрипловато пообещал он.
 – Тогда я начинаю раздеваться… для экономии времени. Можно?
 По какой-то причине он не позаботился попросить ее об этом.
 – Нет… пожалуйста, – быстро поправился он, скрупулезно подчиняясь всем правилам этого причудливого танца. – Я хотел сам тебя раздеть.
 Он поднял с пола покрывало и бросил в изножье кровати.
 – Ну вот и все. Правда, быстро?
 – А по-моему, ужасно долго, – возразила она, мило надув губки.
 – А теперь скажи, кто стремится поставить на своем? – рассмеялся он.
 – Мне позволено.
 – А мне нет.
 – Мы можем поговорить об этом, – засмеялась она. Дафф рывком поднял ее со стула.
 – Отложим все разговоры на потом, – решил он, снова потянувшись к пуговицам на ее жакете. – После взаимного удовлетворения…
 – Сначала моего, если вам угодно.
 Он застыл, пораженный ее почти повелительным тоном.
 – Ты хмуришься, – улыбнулась она. Лоб его тут же разгладился. Сейчас, в преддверии наслаждения, не стоит выходить из себя.
 – Прошу прощения, – пробормотал он, принявшись расстегивать ее жакет.
 – На самом деле тебе вовсе не стыдно, но я тоже извиняюсь. Это было очень грубо. Надеюсь, тебе не нужны наставления.
 – Нет, и уже давно, – усмехнулся он.
 – Так что мне, возможно, давно пора перестать отдавать приказы.
 – Нет, пытаться ты можешь, – весело блеснул глазами Дафф. – Но не уверен, что нуждаюсь в них. Я довольно хорош в таких играх.
 – Даже после года воздержания?
 – Особенно после года.
 Он легонько коснулся ее нижней губы.
 – Расслабься и дай мне обо всем позаботиться.
 О да, Аннабел прекрасно знала о его постельных подвигах, и пылающий в его глазах огонь зажег в ней ответное желание. Но она стояла неподвижно, впитывая восхитительные ощущения, окрасившие румянцем щеки, бурлившие в крови, готовившие к будущим наслаждениям.
 – Твои волосы короче моих, – пробормотал он, ероша ее локоны.
 – Сказать, что я жалею об этом? – съязвила она, хотя в нынешнем лихорадочном состоянии вполне могла бы извиниться за слишком модную прическу.
 – А если бы я об этом попросил? – улыбнулся он. Оба слышали истории друг о друге. Оба были мастерами этой игры.
 – Это от многого зависит, – промурлыкала она.
 – А именно?
 Он расстегнул вторую пуговицу.
 – Получу ли я достойную компенсацию.
 – О, это можно устроить.
 – Какая самоуверенность, милорд! Его глаза весело блеснули.
 – Годы и годы практики. Каждый на моем месте уже успел бы научиться.
 Снова горячий комок сосредоточился внизу живота при столь недвусмысленном намеке.
 – Да, так всегда утверждали газеты. Вы столько лет были их любимцем и главной мишенью!
 – Я рад, что мы наконец встретились… при благоприятных обстоятельствах, – пробормотал он, слишком хорошо воспитанный, чтобы упомянуть о многочисленных газетных статьях, посвященных несравненной мисс Фостер.
 – Благодаря ярмарке лошадей.
 Может, даже тогда она уже понимала неизбежность сегодняшних событий. Или просто ничем не отличалась от любой женщины, которой доводилось попасть в магнитное поле маркиза.
 – Ты приколола брошь.
 Дафф осторожно коснулся цветка из розовых бриллиантов на лацкане ее жакета, прежде чем стянуть жакет с плеч.
 – Мне она очень нравится… хотя ты нравишься еще больше, – добавила она неосмотрительно. Ей ли не знать, насколько важна осторожность в обращении с мужчинами, подобными Даффу!
 – Я куплю тебе целый букет таких роз, – пообещал он, словно не услышав ее неосторожного заявления. – Всех цветов. За радость побыть с тобой сегодня.
 Его пальцы скользнули под кружева шемизетки. [3] 
 – И за наслаждение, которое ты даришь мне, – прошептал он, неспешно лаская холмики ее грудей.
 Его мозолистые пальцы чуть царапали кожу, взгляд темных глаз оставался невозмутимым, словно все это между ними уже происходило тысячу раз.
 Дрожа под этим спокойным взглядом, она все больше преисполнялась нерешительностью. Хочет ли она отдаться столь сдержанному, не поддающемуся никаким эмоциям мужчине?
 – Не знаю… – выдавила она, вновь заколебавшись. Сейчас ей больше всего хотелось избежать заранее рассчитанного бездушного постельного приключения. – Не уверена, что так уж стремлюсь остаться.
 Но он отметил, что она не попросила его остановиться, не запретила дотрагиваться до нее, и, возможно, понял причину ее сопротивления. Недаром в Лондоне ходили целые легенды о том, как она играла в любовь на своих условиях.
 Поэтому Дафф не стал спорить, не стан уговаривать. И вместо этого вновь положил руки ей на плечи.
 – Останься хотя бы ненадолго. Вдруг ты передумаешь?
 – А если нет?
 – Значит, годы практики потрачены впустую, – задорно улыбнулся он.
 – Наглый распутник.
 Кажется, она начинает терять самообладание, хотя чисто внешне остается спокойной.
 – Мне следует извиниться за все прошлые грехи? – лукаво осведомился он.
 – Разумеется.
 Но огонь желания в его глазах неумолимо гасил все ее лучшие намерения. Ее соски набухли, затвердели, пульсация между ног усилилась, и Аннабел неожиданно задалась вопросом, так ли уж ее интересуют его прошлые грехи.
 Он видел, как драгоценные камешки сосков упираются в тонкую ткань шемизетки, и, хотя не подозревал, что творится с Аннабел, все же было ясно, что она сильно взволнована.
 – Естественно, я готов извиниться. Не припоминаю, когда бы еще извинялся так часто перед одним человеком. Так мы снова друзья? – осведомился он с мальчишеской улыбкой и, не дожидаясь ответа – недаром, по его опыту, женщины часто говорили вовсе не то, что думали, – привлек ее к себе. Их тела соприкоснулись: грудь к груди, бедро к бедру, его замшевая куртка и лосины терлись о более легкую ткань шемизетки и чесучовых бриджей. – Ты должна сказать мне, чего хочешь.
 Он предлагал ей все!
 – Все, что угодно? – прошептала она, словно питала несбыточные ожидания. Впрочем, с Даффом, возможно, так и было.
 – Все, что угодно, – подтвердил он.
 Ничто не страшило его. И неясно, почему порывы взяли верх над здравым смыслом: то ли благодаря его великодушию, то ли всему виной были ее пробудившиеся желания.
 – Тогда я останусь и буду играть, – промурлыкала она, как хорошо обученная одалиска или известная актриса.
 Но именно эти зазывные нотки в ее голосе отчего-то не понравились ему.
 – Я не собираюсь играть, – холодно и отчетливо произнес он, удивляясь сам себе. С чего это вдруг такая разборчивость?
 – Вот как?
 Опять перед ним талантливая актриса: широко раскрытые глаза, невинный вид…
 – Не нужно этого, – потребовал он, словно имел на нее права.
 – Что тебе нужно от меня? – Оттолкнув Даффа, она пожала плечами: – Объясни, потому что я ни в чем уже не уверена. До сих пор передо мной был Дарли, вполне достойный своей репутации уверенного в себе, чувственного, чарующего, обаятельного соблазнителя. И несмотря на все это, – поморщилась Аннабел, – я осталась.
 – Я обязан тебе очередным извинением: боюсь, это уже рекорд, – вздохнул Дафф. – Дело в том… – Он поколебался, но все же решил идти до конца. – Я хочу большего, чем простая короткая связь. Не знаю почему. Да это и не важно. Просто хочу, вот и все.
 Неясно: либо она слышит вкрадчивую, льстивую ложь, либо ей предлагают честный и долгий союз…
 – Ты слишком долго пробыл вдали от света, – бросила она, пытаясь разобраться в происходящем.
 – А ты?
 – Но я окончательно запуталась. И это при том, что предпочитаю здравый смысл и рассудительность.
 – Боюсь, тут я тебе не помощник, – фыркнул он, – но пообещай подумать над этим. Я не предлагаю сегодня же подписать контракт.
 – Хорошо, я подумаю. Над тем, какое понятие включают в себя слова «больше, чем простая короткая связь»? – улыбнулась она.
 – Мы оба новички во всем, что касается истинной любви, – усмехнулся он.
 Она могла бы сказать что-то кокетливое, но почему-то правда казалась более уместной, да и вся ситуация требовала некоей особенной достоверности.
 – Сознаюсь… а я не из тех, кто легко сыплет признаниями, что увлечена тобой так, как не была ни одним мужчиной. Ну вот, я все сказала. Теперь можешь бежать.
 – Не желаю.
 – Но у нас может не быть будущего, – тихо предупредила она: недаром жизнь дала ей подобный урок.
 – В последнее время я научился не загадывать наперед, – сухо улыбнулся он.
 – В таком случае будем собирать розы, пока есть возможность.
 Отдавшись редкому, ничем не омраченному восторгу, словно неожиданно получив разрешение жить свободно и ни на кого не оглядываться, она бросилась к Даффу, обняла за талию и, раскрасневшись от счастья и радости, прильнула что было сил.
 Он немедленно оцепенел.
 Она тут же разжала руки и отступила.
 – Прости, – выдохнула она, багровая от смущения. Как же она ошиблась… столько лет существуя в мире лжи и неискренности…
 – Это не имеет ничего общего с тобой, – прошептал он так тихо, что она едва расслышала. – Друг умер на моих руках… обнимая меня… и никак не хотел отпускать.
 – О Господи!
 Она не знала, что сказать.
 Скрестив руки на груди, словно вид ее полуобнаженного торса внезапно показался непристойным, Аннабел наблюдала, как Дафф пытается взять себя в руки.
 Тяжелое молчание сгущалось, как грозовая туча.
 Взгляд Даффа сделался отсутствующим. Он словно не видел ее.
 Второй раз столкнувшись с его болезнью, она стояла, беспомощная и безмолвная, пока он все дальше удалялся от нее в какое-то неведомое место. Тишина была давящей, напряженной, мучительной. Даже солнечное сияние неожиданно померкло, словно небо затянуло облаками.
 – Мне нужно идти, – пробормотала она наконец. Ее слова будто привели в действие некий механизм выживания. Дафф мгновенно вышел из своего ступора и тряхнул головой.
 – Нет, – коротко бросил он. – Не уходи. Я этого не вынесу. – Снова встряхнувшись, он шумно выдохнул, провел рукой по отросшим волосам и улыбнулся самой заученной и ослепительной из репертуара своих улыбок. – Все в порядке. Прошу прощения. Я испугал тебя?
 Она покачала головой, боясь говорить из опасения снова довести его до приступа.
 – Прекрасно, – кивнул он, словно не онемел всего секунду назад. – На чем мы остановились?
 С этими словами он провел ладонями по ее грудям коротким, безразличным жестом, прежде чем развязать бант на вырезе шемизетки. Словно ничего не произошло. Словно он следовал каким-то собственным планам.
 Его сосредоточенность была пугающей или безумно возбуждающей: Аннабел уже ни в чем не была уверена. Но по ее спине шел знакомый озноб, и пока он развязывал голубую шелковую ленту, она неожиданно ощутила безумное нетерпение.
 Бант распался, и он быстро, ловко стал расстегивать шемизетку. Всего несколько секунд – и жемчужные пуговицы выскользнули из петель. Дафф быстро снял шемизетку и уронил на пол.
 Он по-прежнему был сосредоточен. И возможно, не совсем в себе.
 Как и она, если сказать правду. Будь она в своем уме, ни за что не пришла бы сюда сегодня. И уж тем более не осталась бы.
 Он раздевал ее молча, быстро, умело, словно что-то его подгоняло. Встав на колени, он снял с нее полуботинки, за которыми последовали шелковые чулки и подвязки. Все еще стоя на коленях, он расстегнул ее бриджи, рывком стащил с бедер, поднял сначала одну ее ногу, потом другую. Бриджи легли на пол, и Аннабел осталась совершенно голой.
 Сцена не была предназначена для спектакля.
 Потому что диалог не велся.
 Но может, они уже наговорились достаточно или сверх меры и давно пора бы начаться главному действию. Стоя обнаженная в спальне Даффа, снова солнечной, теперь, когда все облака улетучились, она наблюдала, как он срывает с себя одежду, и дрожала как лист на ветру. Она, которая никогда не трепетала в присутствии мужчин. Постель не место для истерии или хотя бы сантиментов!
 Не будь она захвачена собственным фантастическим, необъяснимым безумием, сумела бы распознать, что ее жизнь необратимо меняется. Что она поддается опасному, всепоглощающему голоду.
 Дафф, с другой стороны, был безразличен ко всему, кроме мучительной жажды слияния с этой женщиной, жажды, пульсирующей в его мозгу, ноющем фаллосе и каждом нерве его тела. Секс будет его лекарством от безжалостных воспоминаний, совокупление принесет облегчение его истерзанному уму… И, потеряв голову, он пришпорил себя и понесся к этой заманчивой цели. Он смутно видел большие, нежные груди и стройную фигурку Аннабел, ее раскрасневшиеся щеки и лихорадочный взгляд, пока рвал пуговицы сорочки и швырял на пол одежду. Знал только, что она была забытьём и спасением, способом утолить жажду и получить облегчение. И это было так же реально, как бешеный стук ее сердца. Но более реальной была уверенность, что вскоре он потеряется в ее сладостном распахнутом ему навстречу лоне.
 Уже через несколько секунд, подхватив ее на руки, он молча понес ее к постели и опустил на смятые простыни. И глядя на нее, неожиданно застыл снова. Глаза смотрели куда-то вдаль, сильное, мускулистое тело словно превратилось в камень, если не считать подергивания гигантской вздыбленной плоти.
 И пока он колебался, затерянный в некоем странном внутреннем мире, Аннабел упрекала себя зато, что покорно ждет, когда он соизволит оседлать ее. Ясно, что он к ней безразличен и в этой постели на ее месте могла лежать любая женщина.
 Если бы только ее не очаровали зовущая красота и чувственная привлекательность Даффа – всю степень этой привлекательности она осознала только сейчас, при виде восставшей плоти с набухшими венами, – она смогла бы взять себя в руки и разобраться в своих переживаниях. И не желай она так отчаянно того, что он был готов ей дать, могла бы оскорбиться его равнодушием. Или посочувствовать его горячке. А всего бы лучше – совершить разумный поступок и оставить его постель, дом и самого Даффа.
 Но вместо этого она, окончательно потеряв голову, покорно отдавалась его ласкам. Позабыв о достоинстве и независимости, превратившись в охваченную страстью самку, Аннабел коснулась руки Даффа.
 – Пожалуйста, Дафф, не заставляй меня ждать, – прошептала она – Я не могу… умоляю… возьми меня.
 Он всмотрелся чуть внимательнее, увидел и услышал женщину, молящую овладеть ею: обычная, даже привычная сцена из прошлого… как и запах ее возбуждения, ударивший в ноздри.
 Знакомое зрелище, знакомый аромат, умоляющий голос пробудили ассоциации и рефлексы столь же автоматические, как само дыхание.
 Деловито кивнув, словно небрежно признав ее нужду и свои обязанности, он шагнул к кровати и с гибкой грацией прижал Аннабел к перине. Осторожно развел ее бедра, слегка приподнялся, и головка напряженного фаллоса скользнула между мягких складок ее лона.
 – Прости меня за поспешность, – с механической учтивостью обронил он, прежде чем сделать первый выпад.
 Пронзительный, задыхающийся крик Аннабел пронесся по комнате, едва он вонзился в тесные, влажные глубины одним резким ударом.
 Он, казалось, не слышал ее криков и лихорадочного шепота, занятый мощным ритмом, идеально предназначенным для получения острейших ощущений. Он действовал, повинуясь инстинкту: его заслуженная репутация распутника сейчас проявлялась как нельзя ярче, когда он следовал по давно и хорошо протоптанной тропе.
 А горячка Аннабел все усиливалась, но он не обращал внимания на ее стоны. В этот момент он по-прежнему слышал знакомые мучительные вопли, которые отдавались в его ушах день и ночь, с самой битвы при Ватерлоо.
 Закрыв глаза, опираясь на ладони, так что мышцы бугрились от напряжения, Дафф продолжал входить в нее, бесчувственный и одновременно сверхчувствительный, без устали работая бедрами. Весь покрывшись потом, он тяжело дышал, стремясь достигнуть того забытья, когда жалобные крики смолкнут, кровавые сцены исчезнут и он наконец сумеет обрести покой.
 Тем временем Аннабел в поисках собственного забытья, хотя и другого рода, безвольно отдавалась взрывному ритму Даффа и тихо стонала, когда неописуемое наслаждение вновь и вновь накатывало на нее при каждом выпаде. Как жадно, с какой благодарностью впитывала сладостную пытку экстаза! Впервые в жизни она чувствовала себя такой разгоряченной, неутомимой, жадной до ощущений. Такой живой!
 И все это сотворил Дафф, в этом нет никаких сомнений. Она не знала, что происходит и почему, хотя все женщины до нее могли бы сказать то же самое. Но тут что-то большее, чем просто секс. Она прекрасно понимала все тонкости физических ощущений и сейчас очутилась в совершенно новом мире: великолепном, необыкновенном, сверкающем и украшенном ослепительным наслаждением.
 Настоящий рай, в котором любой готов потеряться.
 Возможно, она так и сделает.
 Совершенно абсурдная мысль, но в этот момент такая манящая.
 Защищенная теплым, душистым облаком блаженства, с исполненным нежности сердцем, охваченная редким вихрем страсти, она на миг отрешилась от собственных эгоистичных желаний. Дафф был прав: здесь, несомненно, какое-то волшебство, если она вдруг поверила в само существование любви.
 Вздор, чепуха, бессмыслица и не стоит гроша ломаного!
 Но ее благосклонность по отношению к человеку, открывшему ей дорогу в рай, осталась.
 Подняв руки, она осторожно коснулась потного лба Даффа, попыталась унять его скорбь, утешить в терзаниях, пробормотать слова утешения.
 Лаская его веки и виски, упрямый подбородок и напряженное горло, она смягчала боль. Откинув прядь темных волос, упавшую на его лоб, Аннабел шептала его имя не столько для себя, сколько для Даффа, находя невыразимый восторг в этом звуке.
 – Дафф, Дафф, Дафф, – выдыхала она раз за разом, изнемогая от нетерпения и стремления завладеть им хотя бы на те несколько секунд, пока он оставался в ее лоне. Странное ощущение, не похожее на те, что она когда-либо испытывала. Но невыразимо приятное.
 Продолжая гладить его лицо, она повторяла его имя, словно в этом раю, пусть и мимолетном, он целиком принадлежал ей.
 И его чувства медленно, постепенно стали оживать. Кошмары остались позади, и он ощутил прикосновение к своему лицу, услышал ее нежный голос. И вернулся к действительности.
 – О, Дафф, взгляни на меня, – шептала Аннабел, видя, что его веки дрожат, а ритм движений становится не таким лихорадочным. – Ты слышишь меня? Пожалуйста, пожалуйста…
 Она одновременно заклинала и требовала, потому что балансировала на краю, возможно, очень долго и вдруг достигла точки, откуда не было возврата.
 – Ты слышишь меня, Дафф? – повторила она повелительно: примадонна английской сцены ждала, пока получит желаемое. – Открой глаза.
 Он повиновался и на этот раз увидел ее.
 – Если не возражаешь, должна сказать, что я на грани оргазма, – нежно пояснила она, словно в возмещение за резкий тон.
 – Значит, ты нуждаешься в некоторой помощи.
 Голос Даффа казался вполне нормальным… и веселым.
 – Да, что-то менее энергичное, если не возражаешь.
 Ангельские, медовые интонации.
 Дафф едва не поинтересовался, имеется ли какая-то схема, по которой он должен действовать, но она провела его через горячку безумия, вернула в обычный мир, поэтому он улыбнулся и сказал:
 – Как можно отказать столь милой даме?
 – Не издевайся, Дафф, у меня на такие вещи нет времени.
 – Ваш слуга, мэм, – послушно пробормотал он, немедленно впадая в ритм, исполненный изысканной деликатности и изящества. – И я смиренно прошу прощения, если причинил вам боль…
 – Я насквозь мокрая, так что о боли нет и речи.
 – Прекрасно, значит, я тебе понравился.
 – И даже очень, как видишь сам.
 – Возможно, я сумею понравиться тебе еще больше.
 Широко расставив пальцы, он стиснул ее бедра.
 – Скажи, что ты думаешь об этом?
 Подавшись вперед, он вошел до самого конца и чуть надавил на вход в матку: урок, полученный от французской гувернантки, которая научила его не только языку, но и множеству способов ублажить женщину.
 В этом случае другая женщина воспользовалась бы преимуществами знаний, полученных от мадемуазель Белло. Охваченная великолепными ощущениями, Аннабел на мгновение потеряла дар речи и издала долгий тихий стон, вполне могущий послужить ответом.
 Впрочем, Дафф и не ожидал такового, хотя ее лихорадочные стоны возвещали о полном успехе. Все же он отстранился, прежде чем вновь вонзиться в нее, и разочарованный крик невольно вызвал его улыбку. И когда дама отчаянно забормотала что-то, словно лишенная того, чего так мучительно желала, Дафф небрежно сообщил:
 – Сейчас я войду в тебя.
 – Спасибо, – выдохнула она, мигом преобразившись в ненасытную распутницу, подогреваемую не только похотью, но и несчастной склонностью к маркизу, которого следовало бы избегать как чумы. – Спасибо, огромное спасибо, – проворковала она, пренебрегая более цветистыми похвалами в ожидании грядущих наслаждений. – Просто великолепно…
 Ему следовало бы встревожиться, хотя бы из-за шокирующего открытия: раньше он никогда не изливался в женщин. Кроме того, столь откровенная покорность Аннабел тоже весьма нервировала.
 Но сегодня был не тот день, чтобы следовать правилам.
 – Готова? – неожиданно спросил он, проникнув еще глубже в теплую упругость ее мягкой плоти.
 – Хм…
 До этой минуты Дафф еще не имел счастья слышать более соблазнительный шепот. Наклонив голову, он запечатлел поцелуй на пухлых розовых губках.
 – На этот раз твоя очередь задавать ритм, моя кошечка.
 Не будь он по неизвестным причинам безумно увлечен Аннабел, наверняка бы заревновал, испытав на себе ее искусство в любовных играх. И оценил по достоинству силу ее потаенных мышц, сжимавших его плоть. Настоящее колдовство! И она умела так пошевелить бедрами, что он едва не задохнулся от наслаждения.
 Сам же маркиз, похоже, обладал способностью бесконечно оставаться каменно-твердым. Не лежи именно она в его постели, наверняка дала бы волю ревности. Но не настолько она глупа!
 И оба совершенно потеряли головы, охваченные нестерпимым жаром и смутным сознанием того, что происходит нечто необычайное. Выходящее за обычные рамки обычной встречи любовников.
 Оба понимали это.
 Оба сливались в объятиях, и это было за гранью реальности.
 И когда они одновременно забились в ослепительном, невероятном, небывалом экстазе, Дафф нашел нирвану, которая до этой минуты была ему недоступна.
 Аннабел, должно быть, сказала нечто совершенно неприемлемое, упомянув о любви, прежде чем потеряла сознание.
 Действительно потеряла сознание.




 Глава 16


 Очнулась она в объятиях Даффа. Он сидел, держа ее на коленях, и улыбнулся прямо в открывшиеся глаза.
 – Ты правду сказала, что давно была одна. Добро пожаловать в этот мир.
 Он прислонился к изголовью и снова выглядел бесстрастным и непроницаемым, и на какой-то яростный момент она возненавидела его невозмутимость и, не в силах сдержаться, съязвила:
 – Очевидно, годичное воздержание никак на тебя не подействовало.
 – Честно говоря, я никогда не чувствовал себя лучше. И кстати, – улыбнулся он, – я тоже люблю тебя.
 – Я никогда ничего подобного не говорила.
 – Напротив, – весело возразил он.
 – Ну сказала, – неохотно пробормотала она. – Я имела в виду любовь-секс, а не любовь-любовь.
 – Мне так не показалось, – пропел он. Аннабел была краснее вишни.
 – Тогда прости меня. Я просто без ума от твоего сексуального искусства и… от него.
 Она коснулась его почти не уменьшившейся плоти, лежавшей между ее бедром и его животом.
 – Тогда мы оба благодарим тебя, – объявил Дафф, наклоняя голову. – И я не против любой любви.
 – Не издевайся. От тебя вообще странно слышать подобный вздор, и я последний человек на земле, который ему поверит.
 – Не знаю, как насчет тебя, хотя твой обморок говорит о сильных чувствах, но я обрел нирвану. Поэтому не отказывайся так легко от любви-любви, дорогая.
 Не будь она той, кем была, и не будь Дафф тем, кем был, и не обрети она некое подобие самообладания, может, и задумалась бы над такой возможностью. Однако учитывая обстоятельства, всякое упоминание о любви казалось смехотворным и невозможным.
 – Хорошо, не буду, – послушно ответила она, чтобы не тратить времени на глупые споры.
 – Означает ли это, что мы помолвлены? – как ни в чем не бывало осведомился он.
 – Это означает, что когда ты пожелаешь, можешь подарить мне еще один оргазм.
 – Еще лучше, – согласно кивнул Дафф. – Хотя, – добавил он, легко проводя пальцем по мокрым лепесткам ее лона, – нам следовало бы обтереть тебя.
 Схватив край простыни, он принялся промокать свое семя и ее жемчужную росу. Но она сжала его запястье.
 – Подожди!
 Он удивленно поднял глаза. Она, прерывисто дыша, немного помедлила, прежде чем кивком разрешила ему продолжать.
 – Осторожнее, пожалуйста.
 – Значит, я все-таки сделал тебе больно?! – всполошился он. – Прости, я очень боялся, что так получится…
 – О нет, все хорошо, – перебила она. – Более чем.
 – С тобой все в порядке? – удивился он.
 – О да, просто я, так скажем, сверхчувствительна, что, конечно, имеет свои преимущества, но иногда очень мешает.
 Его губы медленно растянулись в улыбке. Она повелительно подняла руку.
 – Прошу тебя, просто подожди немного.
 – Ты уверена?
 Он наклонился так, что их глаза оказались на одном уровне.
 – Второй раз всегда лучше, и не волнуйся, я буду очень осторожен.
 – Если не возражаешь, – бросила она, и по тону было ясно, что сама она очень возражает, – не стоит читать мне наставления. Я нуждаюсь в них не больше, чем ты.
 На самом же деле она отчаянно ревновала к тем женщинам, которых он удостаивал второго раза: ощущение, настолько чуждое ей, что трудно было его осознать.
 – Понимаю, – тактично заметил он, расслышав оскорбленные нотки в ее голосе.
 – И ни к чему быть столь учтивым, – сухо добавила она.
 Очевидно, он не так повел себя.
 – Тогда просто подождем.
 – Кстати, у тебя не найдется вина? Я бы немного выпила.
 Капризная и надутая, она не погнушалась показать свою власть над ним. Словно, попытавшись взять верх и заставить плясать под свою дудку, она избавится от своей возмутительной ревности!
 – Это сойдет?
 Он послушно взял графин с прикроватного столика.
 Ей следовало бы предвидеть это. Неужели она настолько доверчива там, где речь идет о Дарли.
 – Ты все это спланировал заранее, верно? – холодно бросила она. – Вино на столике, странное отсутствие Эдди, небольшое представление внизу.
 – Вовсе нет. – На этот раз рассердился он. – Графин всегда стоит здесь.
 – Вот как, – еле слышно выдавила она.
 – Хочешь вина?
 Оскорбленный ее несправедливыми обвинениями, он почти рычал, сознавая при этом, насколько необычны и глубоки его чувства к ней.
 Она кивнула, не в силах придумать подходящие извинения под его мрачным взглядом. Очевидно, она не права и при этом совершенно сбита с толку. Она хотела его, пусть вопреки своим принципам, но все равно хотела. И в голове не осталось ни единой мысли, кроме этой. Но как можно быть такой дурочкой? Тем более что Дафф известен краткостью своих связей!
 Поставив графин на кровать, Дафф взял со столика бокал, протянул Аннабел, вынул пробку и стал наливать вино.
 – Я тоже выпью, – пояснил он в ответ на ее вопросительный взгляд.
 Они молча разделили бокал вина, словно в этот момент потеряли способность мыслить здраво, и, чтобы не сказать что-то неуместное, предпочли вообще не разговаривать.
 Когда бокал опустел, Дафф не спросил, хочет ли она еще, очевидно, проигнорировав ее попытки командовать. Отставив бокал, он оглянулся и сдержанно заметил:
 – Ты намочила мне ногу. Не возражаешь, если я ее вытру?
 Ей так хотелось броситься ему на шею, признаться, что он свел ее с ума и, что возможно, любовь действительно их посетила.
 – Не возражаю, – обронила она наконец таким же бесстрастным тоном.
 Дафф поморщился, выдохнул, сдержанно улыбнулся… или это очередная гримаса?
 – Ты противная маленькая ведьма, – нерешительно пробормотал он. – Но все же я хочу тебя. Хочу исступленно.
 – Ты чертовски надоедливый мужчина, – ответила она, так же сильно колеблясь. – Но невзирая на это, я нахожу тебя безумно соблазнительным.
 Он тихо выругался. И в этом звуке не было ничего обнадеживающего.
 – Мне нужно домой, – прошептала Аннабел.
 – Нет! – не задумываясь, воскликнул Дафф.
 – Ты не имеешь права говорить мне это.
 Кто и на что имел право? Трудно определить. И трудно выяснить, особенно когда она в его доме, в его постели и он не только взял над ней верх, но и скорее всего куда меньше терзался угрызениями совести.
 Однако, вспомнив о хороших манерах, он тихо попросил:
 – Пожалуйста, не уходи.
 – Мне не нравится то, что я сейчас испытываю, – вздохнула она.
 Ее тон дал ему надежду, тем более что она не попыталась встать.
 – Мне тоже, и все-таки ты околдовала меня, и я… – Он едва не сказал «почти влюблен», но вовремя опомнился. – Схожу с ума от желания. Так что, прошу тебя, останься, и я буду безупречно галантен.
 – И полагаю, ты знаешь, как это делается, – улыбнулась она.
 – Считайте меня в полном вашем распоряжении, мэм, – вкрадчиво пробормотал он, ободренный ее улыбкой.
 – Во всех отношениях? – чувственно улыбнулась она.
 – Безусловно, – кивнул он.
 – Прекрасно.
 Ни один не был способен отказаться от наслаждения. Он все понимал. И поэтому ни о чем ее не спрашивал. Только кивнул, желая поскорее покончить с этой скованной беседой.
 – Ты все еще мокрая. Могу я теперь сделать все необходимое?
 – Да, я буду очень благодарна, – объявила она так вежливо, словно была на приеме у короля.
 Он постарался сдержать улыбку.
 – Такое величие, дорогая.
 – Обычная учтивость, – чопорно парировала она, все еще не придя в себя.
 – Давай не будем снова ссориться.
 Она взглянула на него сквозь полуопущенные ресницы.
 – Я просто соглашаюсь с тобой и пытаюсь угодить.
 И действительно, было в ее тоне нечто сладостно-покорное. Заученное стремление умиротворить и успокоить, которое неожиданно подействовало ему на нервы.
 – А ты знаешь, как угодить мужчинам, – протянул он.
 – Что ты хочешь этим сказать? – На этот раз спокойный тон дался ей с трудом.
 – Ничего.
 – Только не говори, что ревнуешь, – усмехнулась она.
 – Черт, конечно, нет.
 – Тогда не пойму, в чем проблема, – пожала она плечами.
 – Возможно, проблема в том, – мгновенно вспылил он, – что эта горячая маленькая киска… – он провел ладонью по светлому треугольнику волос, – принимала так много мужчин.
 И, словно бесцеремонно утверждая свою власть над этой частью ее тела, он резко сунул в ее лоно два пальца.
 Аннабел оцепенела и напряглась.
 – Всего несколько мгновений назад ты даже не знал, с кем был, – сдавленным шепотом выпалила она. – Вместо меня здесь с таким же успехом могла лежать любая женщина, и для тебя это не имело ни малейшего значения.
 – Но это была не любая, не так ли? Это была прелестная мисс Фостер, которую вожделеет каждый мужчина в Лондоне… Это еще что, черт возьми?
 Он выдернул пальцы, в которых был зажат кусочек губки.
 – Ты не зеленый юнец. На что это, по-твоему, похоже?
 – Значит, ты заранее планировала это маленькое рандеву, – прорычал он, отбросив губку.
 – Нет. Просто защищала себя от знаков твоего внимания, и, как видно, не зря, – надменно парировал она, исполненная сознания собственной правоты. – Я мудро поступала, не доверяя тебе.
 – Не слышал, чтобы ты это говорила вслух, – безжалостно бросил он, ослепнув от ярости, ненавидя ее за каждого поклонника, который у нее был когда-то.
 – Сомневаюсь, что ты вообще слушал, как все мужчины.
 – Ради Бога, не ставь меня в один ряд с Уоллингеймом.
 – Желаю тебе доброго дня, – холодно попрощалась она, соскальзывая с его колен. Не стоит оспаривать неоспоримое или затрагивать старый, как мир, вопрос о двойных стандартах касательно сексуальных развлечений женщины и мужчины.
 – О нет, не сейчас, – процедил он, оставляя синяки на ее руках.
 – Именно сейчас! – горячо возразила она, стараясь вырваться. – Ты вынул мою губку, и я не собираюсь беременеть раньше срока.
 – К твоему сведению, я никогда не изливаюсь в женщин.
 – Если не считать меня, – саркастически напомнила она. – Как мне повезло. – Неожиданно прищурившись, она искоса глянула на него. – То есть как это «ты никогда не изливаешься в женщин»?
 – Так уж вышло. Не желаю иметь рассеянных по всему свету детей.
 – Но ты излился в меня! – спокойно констатировала она, не уверенная, почему задала вопрос.
 – Объяснений у меня нет, – пожал он плечами.
 – Типичное легкомыслие аристократа, – бросила она с уничтожающим презрением. – А я могла бы забеременеть из-за твоего легкомыслия и пренебрежения правилами.
 – Только не говори, что с тобой никогда не случалось ничего подобного, – холодно отчеканил он.
 – Это я устанавливаю правила, Дафф.
 – Можешь не рассказывать о своих правилах, – резко парировал он.
 – У меня давно не было правил, пока не появился ты и не разрушил мою жизнь, – едко напомнила она.
 Его мгновенная улыбка напоминала луч солнца, ударивший из-за тучи.
 – И ты пала жертвой моих чар.
 – Может, я, как и ты, просто хотела секса, – усмехнулась она.
 – Я довольствуюсь и этим. Согласен на все, что угодно, лишь бы ты осталась. Мне все равно, каковы твои доводы, только не уходи.
 Он говорил без колебаний или сомнений, не так, как человек, который покинул Лондон, чтобы уехать на Пиренейский полуостров. А как человек, превративший вкрадчивую лесть в тонкое искусство.
 Аннабел замялась, но тонкий голосок в голове вопил: «Да, да, да, да, оставайся!»
 Пытаясь игнорировать этот назойливый голосок и собственные пьянящие желания, она сумела продержаться самое большее десять секунд.
 – Ты не можешь кончить в меня, – заявила она, словно это приказание должно было избавить ее от всякой ответственности. – И я настаиваю. Обещай, или я немедленно ухожу.
 – То есть можешь попытаться уйти.
 Маркиза не одолевали тяжкие думы об ответственности, на это указывала его жизнерадостная улыбка.
 – Дафф, не шути такими вещами. Я не желаю беременеть по чьему-то капризу.
 – В кухне должны быть какие-то губки. Это лучше? – Он слегка повернул ее в своих объятиях так, чтобы прямо смотреть в глаза. – Я буду твоим лекарством от всех бед. Не волнуйся.
 Он даже погладил ее руку.
 – И, рискуя снова рассердить тебя, я также скажу, что намерен заплатить за проигранное пари. Нет, не протестуй. Именно я попросил первым. Это несомненно. А если не хочешь денег, можешь отдать их Молли и Тому.
 Она хотела что-то ответить, но Дафф поднял руку.
 – И еще одно. Если на меня снова нахлынет безумие, как недавно… – он сложил ее пальцы в кулак, – просто ударь меня изо всех сил.
 Он поднес ее руку к своим губам и легонько постучал по ним.
 – Вот так.
 Глаза Аннабел наполнились слезами. Он так серьезен!
 – Не хочу бить тебя, когда ты и без того несчастен.
 Она коснулась сабельного шрама на его плече, еще одною – на груди и следа от ужасной раны на бедре, которую зашивал Эдди, предварительно вынув мушкетную пулю.
 Дафф легонько сжал ее ладонь.
 – Мне становится лучше. Подожди и увидишь, – улыбнулся он. – Благодаря тебе. Благодаря нам. Благодаря этому. – Наклонившись, он поцеловал ее, сначала нежно, а потом уже не так нежно. И наконец, подняв голову, пробормотал: – Пойду-ка я на кухню. Отыщу губки и корзинку, которую приготовил Эдди.
 Некоторое время спустя он действительно появился с губками и корзиной.
 – Покормлю тебя позже, – ухмыльнулся он, бросая на кровать две большие губки.
 Аннабел невольно засмеялась.
 – Должно быть, ты питаешь невероятные ожидания.
 – А вдруг не хватит? – возразил он, ставя корзинку на стол.
 – Невозможно. У нас слишком мало времени, – заявила она в полной уверенности, что губок такого размера хватит на любые сексуальные излишества, – и, надеюсь, у тебя есть ножницы.
 – В письменном столе, – сообщил он, вынимая ножницы из стола. – Ну вот. Я готов преданно служить нам, мисс Фостер.
 И он сдержал обещание. Но и она отвечала ему тем же.
 День прошел в столь невыразимых наслаждениях, что оба знали: такие ощущения невозможно испытать вне весьма уязвимого круга их крепких объятий.
 И хотя они были глубоко тронуты исступленностью своего желания и безграничного восторга и радости отдаваться ему, все же не потеряли головы настолько, чтобы ожидать дальнейшего продолжения сладостного забытья и слепящего экстаза.
 Но пока… между страстными поцелуями и взрывными оргазмами они безмолвно согласились, что в эти летние дни смогут исследовать только что открытые счастливые берега любви.




 Глава 17


 Уже ближе к вечеру фаэтон Даффа свернул на дорожку, ведущую к коттеджу Аннабел. Заметив что-то, она ахнула. Дафф пристально взглянул на нее.
 – Уоллингейм?
 У ворот стоял черный дорожный экипаж.
 Она молча кивнула. Подтвердились ее худшие страхи.
 – Я пойду с тобой. Ни о чем не тревожься.
 – Не уверена, что это мудрое решение.
 – И тем не менее я пойду. Ты очень напугана.
 – Страшно подумать, что он мог наговорить матери о моей лондонской жизни.
 Она так долго тряслась при одной мысли об этом моменте… вернее, надеялась, что он никогда не настанет.
 – Чтобы он ни сказал, все можно опровергнуть. Ему не верят даже ближайшие знакомые. Я так и скажу твоей матери. Как только провожу его отсюда, – ледяным голосом объявил Дафф.
 – Пожалуйста, Дафф, я не хочу никаких столкновений, – выговорила она, хотя в душе загорелся крохотный огонек надежды. – Неужели от Уоллингейма можно отделаться миром?
 – Не беспокойся, я буду очень вежлив, – пообещал Дафф, останавливая фаэтон сразу за экипажем.
 – О Господи, – едва слышно пробормотала Аннабел, начиная дрожать. – Как раз в ту минуту, когда все было так спокойно… и приятно…
 Наскоро привязав поводья к тормозу, он сжал ее руки и, смело встретив взгляд, сказал:
 – Все снова будет как раньше. Дай мне только отослать Уоллингейма обратно в Лондон.
 Ее губы дернулись.
 – Он не поедет, – прошептала она.
 Дафф осторожно поцеловал кончики ее пальцев.
 – Дорогая, ты зря расстраиваешься, – пробормотал он. – Он уедет. Я гарантирую.
 В голосе Даффа звучало нечто столь ободряющее, что она мигом воспрянула духом.
 – Прошу прощения за то, что впутала тебя в неприятности. Ты действительно считаешь, что он может вести себя прилично?
 – Я просто в этом уверен. Он всего лишь хочет вернуть тебя, – объявил Дафф так невозмутимо, словно присутствие Уоллингейма не имело совершенно никакого значения. – Произнесет свой монолог – и в путь.
 Лицо Аннабел просветлело, хотя она знала, что хватается за соломинку.
 – Уповаю на то, что ты прав, и он не расстроил маму. А кроме того, не видел Крикет и не перепугал Молли. Правда, с таким же успехом я могу уповать на исчезновение бедности во всей стране.
 – О, успокойся, чтобы решить эту дилемму, не требуется никаких фантазий, – усмехнулся Дафф с уверенностью, которую могут дать только богатство и знатность рода. – Мы войдем, посмотрим, как там твоя мать, поздороваемся с Уоллингеймом и проводим до ворот. Учтиво, разумеется.
 – Как ты галантен! Настоящий рыцарь! Если бы Уоллингейм обладал хотя бы крупицей твоего великодушия, я не попала бы в такой переплет.
 – Никакого переплета, – отмахнулся Дафф. – Если же он понимает только грубую силу, то и это не проблема, хотя… да не беспокойся ты, – с неожиданной тревогой потребовал он. – Я не стану смущать тебя в присутствии твоей матери. Буду воплощенной тактичностью и дипломатией.
 – Хотя я терпеть не могу ролей несчастных дам, которым необходима помощь рыцаря в сверкающих доспехах, признаюсь, что невыразимо счастлива твоим присутствием, – с чувством объявила Аннабел.
 – Как я – твоим. Тебе вообще не следовало связываться с ним.
 Он не желал видеть Уоллингейма рядом с Аннабел по множеству причин, главной из которых была ревность.
 – Улыбайся, – велел он, стараясь сосредоточиться на проблеме, требующей немедленного решения. – Мы выходим на сцену.
 Стоило им появиться в гостиной, как миссис Фостер послала Аннабел недоуменный взгляд. Иннес, сидевший в углу, небрежно вскинул руку в знак приветствия, но Уоллингейм немедленно вскочил и низко поклонился.
 – Ваша матушка сообщила, что вы отправились на прогулку вместе с Дарли, – вкрадчиво улыбнулся он. – Надеюсь, прогулка была удачной?
 Как ни странно, но она даже почувствовала некоторое облегчение, слыша столь вежливое приветствие. Неужели он настолько изменился?
 – Да, сегодня был чудесный день для пикника, – ответил за нее Дафф, хотя Уоллингейм обращался не к нему. – Что привело вас в Шорем?
 Уоллингейму явно не понравилось вмешательство Даффа, но его ответ был пронизан тем же фальшивым дружелюбием:
 – Мы случайно оказались в этих краях. У Иннеса неподалеку живет родственник. – Он окинул Аннабел хитрым взглядом. – И поскольку я давно не видел мисс Фостер, вот и подумал: почему бы не заехать?
 Его хищный взор послал озноб по ее спине. Как часто видела она это ненавистное выражение!
 – Матушка, ты выглядишь усталой, – неожиданно сказала она, с трудом сохраняя спокойствие. – Позволь, я провожу тебя в твою комнату.
 Она хотела поскорее увести мать, независимо оттого, хочет этого Уоллингейм или нет.
 К счастью, оказалось, что присутствие миссис Фостер нисколько его не интересовало. Правда, он очень мило попрощался с ней, когда та проходила мимо.
 Но стоило женщинам оказаться в коридоре, как мать Аннабел прошипела:
 – Кто этот кошмарный человек? Он не желал убраться, хотя я недвусмысленно объявила ему, что тебя нет дома, и я не знаю, когда ты вернешься.
 – Это всего лишь один из лондонских знакомых. Надеюсь, он не слишком тебе докучал.
 – Нет, слава Богу, он явился с полчаса назад. Но ввалился в гостиную и уселся без приглашения. Не ушел даже после того, как я попросила его приехать, когда ты будешь дома. И этот дурно воспитанный негодяй засыпал меня вопросами о тебе. Правда, я старалась не отвечать. Не желала иметь с ним ничего общего. Хоть бы он поскорее ушел! Не желала бы я, чтобы ты водила с ним знакомство!
 – Уверена, что мы скоро от него отделаемся, – успокоила ее Аннабел, хотя далеко не была уверена в своих словах. – И спасибо, мама, за то, что ты оказалась такой проницательной, что избегала его вопросов. Кстати, – с деланной небрежностью добавила она, – дети не беспокоили его своими криками?
 – Обе спали, как ангелы, овечки мои. Он наверняка перепугал бы их до смерти своим угрюмым видом и резким тоном.
 Аннабел очень обрадовалась, что ей не придется объяснять, откуда взялись малышки. Страшно подумать, что трагическая история ее сестры станет достоянием светских сплетников!
 – Сейчас принесу тебе чаю, матушка, – предложила она, когда они очутились в маленькой комнате для завтраков. – И как только гости уедут, я приду и расскажу тебе, как чудесно провела день.




 Глава 18


 – Я слышал, что вы вертитесь вокруг моей любовницы, – прорычал Уоллингейм, едва женщины покинули комнату. – Так что я решил вмешаться и вернуть ее.
 – Странно, – лениво протянул Дафф. – Насколько я понял, она порвала с вами и уехала, никому не сказав куда. Именно поэтому вы до сих пор не беспокоили ее своим присутствием.
 – Она лжет! Женщины вроде нее всегда лгут, – бросил Уоллингейм.
 – Вот тут я не согласен, – пробормотал Дафф. – И советую, не причиняя леди дальнейших неприятностей, сесть в экипаж и вернуться в Лондон.
 – Леди? – улыбнулся Уоллингейм. – Это ее вы называете леди?
 – Она истинная леди и находится под моей защитой, – слегка улыбнулся Дафф. – Надеюсь, это вам ясно.
 Дугал неторопливо поднялся и подошел к другу.
 – Я же говорил вам. Вставайте, нам пора.
 Ему не понравился лед в голосе и глазах Дарли. Нрав маркиза был хорошо известен. Перед отъездом на войну он убил противника на дуэли. Правда, подлец заслуживал смерти, но его гибель оказалась последней каплей, переполнившей терпение властей. Дуэли были запрещены, а Дафф не раз стоял под дулом пистолета. Причиной последней стычки была любовница герцога из королевской семьи, и поэтому Даффу, чтобы избежать кары, пришлось бежать из Англии, пока скандал не утихнет.
 – Я вас не боюсь! – рявкнул Уоллингейм, отказываясь отступать.
 – А следовало бы, – зловеще-мягко заметил Дафф. Уоллингейм угрожающе шагнул вперед. Дафф не двинулся с места. И даже глазом не моргнул.
 – Назовите время и место, Уоллингейм, – потребовал он едва слышно.
 – Не будь идиотом, – прошипел Дугал, схватив друга за руку.
 Уоллингейм вырвался, но при этом побагровел и тяжело дышал.
 – Неужели такая, как она, стоит чьей-то жизни? – издевательски ухмыльнулся он.
 – Лично я не собираюсь умирать, – невозмутимо ответил Дафф. – А вот вам придется решать, желаете ли вы покинуть этот мир.
 «Ублюдок холоден как лед», – неприязненно подумал Уоллингейм. Нет, он не собирается драться с Дарли. Законы чести созданы для других мужчин. Для глупцов.
 – Я вернусь, – пробормотал он, – и тогда посмотрим, кто останется в живых.
 Дафф сухо улыбнулся.
 – В любое время. Хотя я не буду столь беспечным, как Хармон.
 Уоллингейм нанял громил, зверски избивших виконта, вместо того чтобы встретиться с ним на расстоянии двадцати шагов, как подобает мужчине.
 – Пропади ты пропадом! – буркнул Уоллингейм.
 – Надеюсь, что нет. И вообще не рой другому яму… – издевательски ответил Дафф.
 Бессильная ярость придала лицу Уоллингейма ядовито-фиолетовый оттенок. Закрывая и открывая рот, как рыба на песке, он протиснулся мимо Даффа и исчез. Дугал поспешил за приятелем.
 Минуту спустя хлопнула входная дверь. Послышались свист кнута и грохот колес набиравшего скорость экипажа.
 В гостиной воцарился покой. Дафф с легкой улыбкой подошел к дивану и сел в ожидании прихода Аннабел.
 Когда Аннабел переступила порог, оказалось, что маркиз удобно развалился на диване и прикрыл глаза. Но, услышав шаги, немедленно выпрямился и спросил:
 – Как чувствует себя миссис Фостер?
 – Теперь очень хорошо, спасибо, – кивнула Аннабел и, оглядев комнату, улыбнулась. – Они ушли!
 – Я же сказал, что постараюсь пустить в ход такт и дипломатию, – удивился Дафф, взирая на нее невинным взглядом святого.
 – А главное, тихо и без скандала. Я не слышала криков!
 – Нечего было слышать. Я объяснил Уоллингейму, что он здесь нежеланный гость. Он, очевидно, все сразу понял.
 – Что-то не похоже на Уоллингейма, – с сомнением заметила Аннабел.
 Дафф небрежно пожал плечами.
 – Подозреваю, что свою роль сыграли уговоры Иннеса, – солгал он. – Тот сказал, что поскольку ты все равно порвала с Уоллингеймом, причин оставаться больше нет.
 В голосе его, однако, слышалось нечто вроде вопроса. Дафф, очевидно, хотел знать наверняка, действительно ли она прогнала Уоллингейма.
 – Но я порвала с ним! – взволнованно вскрикнула Аннабел, желая прояснить ситуацию. – И речи быть не может о моем к нему возвращении!
 – Что же, тогда все всё понимают, – спокойно кивнул Дафф. – Они убрались, и я могу сказать только: скатертью дорога.
 – О да, и я того же мнения! – воскликнула Аннабел, наконец позволившая себе громко и облегченно вздохнуть. – Слава Богу, все кончено. Ты совершил настоящий подвиг! Мы все очень тебе благодарны. – Она обвела рукой комнату. – Мама, Молли и малышки тоже!
 – Тогда в этом мире все опять хорошо и правильно. Иди, сядь рядом со мной.
 Он похлопал по диванной подушке, испытывая при этом чувство глубочайшего довольства, совсем как в те далекие времена до Ватерлоо. Словно жизнь сулила счастье и наслаждения принадлежавшие ему по праву.
 – Если, конечно, твоя матушка не станет возражать, – добавил он, вспомнив о хороших манерах.
 – Она и Молли пьют чай в комнате для завтраков, – сообщила Аннабел, подходя к нему. – Думаю, главной темой для бесед в последующие дни будет Уоллингейм. Ни мама, ни Молли не находят в нем ничего приятного.
 – Как почти все остальное общество.
 – Не смотри на меня так. – Она остановилась и слегка нахмурилась. – Меня принудили: можешь не верить, конечно, но так оно и было.
 – И каким же образом тебя принудили?
 Величественно выпрямившись, она с раздражающей прямотой посмотрела ему в глаза.
 – Я вовсе не обязана тебе рассказывать.
 – Конечно, не обязана, – сдержанно согласился Дафф.
 – О, так и быть, – вздохнула она, не зная, что заставило ее согласиться: собственный здравый смысл или подспудный гнев Даффа. В конце концов, именно он спас ее от Уоллингейма! – Я у тебя в большом долгу, так что, если желаешь объяснений, ты их получишь. И кроме того, мне не нравится, когда ты так на меня смотришь.
 – Как именно? – улыбнулся он.
 – Как будто хочешь вытрясти из меня все сведения.
 – Не путай меня с Уоллингеймом, – рассердился он. – Если не хочешь, можешь не говорить.
 – Я бы предпочла вообще забыть о случившемся. Притвориться, что ты просто привез меня домой после чудесного, сказочного дня, проведенного в твоем охотничьем домике, и что моя жизнь отныне будет исполнена радости.
 В ее голосе вдруг зазвенело отчаяние, и Дафф, совершенно забыв об остальных обитателях коттеджа, – случай для него небывалый, – протянул руки, усадил ее на колени и крепко обнял.
 – Я ревную к каждому мужчине, который когда-то был с тобой, – признался он, даже не испугавшись собственной откровенности. Не пытаясь понять, действительно ли это так. – Ты можешь рассказать мне все или самую малость, как пожелаешь. Мне это безразлично. По моему мнению, тема закрыта. И давай поговорим о более приятных вещах. Как думаешь, твоя матушка отпустит тебя завтра со мной? Тогда давай строить планы…
 – Ты предлагаешь мне рай, Дафф. Во всех смыслах этого слова.
 И она позволила себе секунду помечтать, что останется в этом блаженном месте навсегда.
 – Ты вернула мне жизнь. Почему бы мне не предложить тебе все и вся?
 Если бы только она могла позволить себе поверить, что мужчины вроде Даффа способны дать нечто большее, чем мимолетное наслаждение! Что рай действительно существовал совсем рядом: только руку протянуть, – и ей позволят поселиться там навеки.
 – Сейчас спрошу маму, – пробормотала она, чтобы избавиться от несбыточных грез.
 – А если понадобится избавиться от Уоллингейма окончательно – только попроси.
 Он был достаточно тактичен, чтобы не объяснить, что предъявляет исключительные права на ее время и саму Аннабел. Впрочем, он сам еще никак не мог до конца осознать, что всего две недели назад подобные чувства были для него немыслимы.
 – Возможно, он и не вернется.
 – Возможно, – кивнул Дафф и при виде ее искаженного ужасом лица быстро добавил: – Уверен, что так и будет.
 Но Аннабел слишком долго играла в театре, чтобы не распознать его мысли. Уоллингейм обязательно вернется. Она читала это в глазах Даффа.
 – В любом случае, – заметила она, не желая предаваться мучительным раздумьям и пытаясь растолковать Даффу, почему так долго терпела Уоллингейма, – я бы хотела объяснить суть наших отношений.
 Ему следовало сказать, что это вовсе не обязательно. Отмахнуться от ее исповеди. Но именно к ней он не был так равнодушен, как к остальным любовницам, и поэтому промолчал.
 – Вскоре после того, как я впервые приехала в Лондон, – начала Аннабел, – пришлось занять денег у ростовщика и подписать вексель. Я только что начинала карьеру в театре и жила почти в нищете.
 Она не стала говорить, что должна была посылать деньги домой, матери и Хлое, оставшимся без пенни в кармане. Разве человек, подобный Даффу, знает, что такое «стесненные обстоятельства»?
 – Итак, у меня появились долги, а недавно Уоллингейму удалось узнать о моей сделке с Крассуэллом, и выкупил у него вексель. Я почти выплатила всю сумму, но, зная, что Уоллингейму не терпится выкупить вексель, Крассуэлл заломил огромную цену, так что мне пришлось смириться и платить снова. Я попыталась обратиться в суд, но Уоллингейм пригрозил найти моих родственников и все им рассказать. Что мне было делать?
 – Когда все это происходило? – спросил Дафф, словно от точного количества дней, проведенных ею с Уоллингеймом, зависело, уймется ли его ревность.
 – В начале этого года. До того я была совершенно независима. И ты сам это знаешь. Я никогда не имела покровителей. Уоллингейм, разумеется, был невозможен, вел себя отвратительно, грозил опозорить меня всеми мыслимыми способами. Я постаралась как можно скорее выплатить ему долг и ушла.
 После этого объяснения ему стало легче. Теперь он точно знал, что Уоллингейм не имел на нее никаких прав. И это очень хорошо, потому что, если бы Уоллингейм и дальше настаивал на продолжении отношений с Аннабел, Даффу пришлось бы убить его. При необходимости. Если бы человек не опомнился и не прекратил своих преследований.
 Дафф был не лучше и не хуже остальных членов общества, когда речь шла о принятых в свете правилах поведения.
 Это было жестокое время. И жизнь человека ничего не стоила.
 Мужчин, женщин и детей ссылали на каторгу за кражу булки, а иногда вешали и за меньшее преступление. И хотя бесчеловечные английские законы были писаны не для аристократов, элегантная одежда и безупречные манеры иногда скрывали натуру настоящего варвара. Мужья избивали жен, пускали по ветру их приданое, жены, в свою очередь, наставляли мужьям рога. Мужчины дрались на дуэли из-за карточного проигрыша или иной столь же бессмысленной причины.
 Или из-за женщины.




 Глава 19


 – Дарли был готов разделаться с тобой прямо на месте, – пробормотал Дугал, по привычке устраиваясь в углу экипажа и вытягивая ноги на противоположное сиденье.
 – Сомневаюсь, – отмахнулся Уоллингейм, откупоривая бутылку бренди и делая большой глоток.
 – Можешь отрицать, если угодно, но все это правда. Я видел его глаза. А Дарли из тех, кто не задумается пустить пулю в соперника. Не говоря уже о том что почти всегда он дрался, защищая так называемую честь очередной любовницы. Повезло тебе убраться отгула невредимым.
 – Ты мелешь чушь, Дугал! Что же касается Дарли, я позабочусь, чтобы он заплатил за свою чертову наглость!
 – Подумываешь снова нанять громил? – усмехнулся Дугал.
 – Если понадобится, – прорычал граф, которого мало интересовали вопросы чести Добро и зло были для него простыми словами.
 – Учти, Дарли будет начеку. Он так и сказал.
 – Мне все равно, – процедил Уоллингейм. – Знаю только, что он должен заплатить мне за то, что увел у меня любовницу.
 – А может, и нет, – заметил Дугал. Как человек неглупый, он сдержался и не добавил, что вряд ли Уоллингейм может по праву считать Аннабел своей.
 – Не считай меня глупцом, – фыркнул Уоллингейм. – От них так и несло сексом!
 – С того места, где я сидел, до меня не донеслось никаких особых запахов.
 – Они провели день в постели, – настаивал Уоллингейм, – готов прозакладывать свою конюшню.
 – Поскольку мне очень нравится твоя конюшня, нельзя ли узнать поточнее, спали они или нет?
 – Очень смешно! Теперь моя очередь поиздеваться над твоими привязанностями. Возьми хотя бы Дженет Фергюсон: она так худа, что вот-вот переломится, и тащит в постель кого ни попадя. Надеюсь, ты знаешь, что не один пользуешься ее благосклонностью!
 – А мне все равно, – заверил Дугал, причем вполне искренне. Его возлюбленная была невероятно страстной женщиной, несмотря на мальчишеские формы и склонность к распутству. – Кроме того, вряд ли Аннабел Фостер может считаться твоей исключительной собственностью.
 – Невзирая ни на что, я намереваюсь вернуть ее в свою постель в самое кратчайшее время, – твердо объявил Уоллингейм.
 – И как ты предлагаешь это сделать?
 – Обычным способом, – процедил Уоллингейм. – Хитростью.




 Глава 20


 Перед отъездом Дафф выпил чаю в компании Аннабел, миссис Фостер и Молли. И заодно попросил разрешения у миссис Фостер заехать наутро за Аннабел. Миссис Фостер, разумеется, и не думала возражать.
 Он побыл еще немного, наслаждаясь приятным обществом, строя планы на лето, словно был членом семьи. Они с Аннабел попрощались уже на закате. И долго стояли у садовой калитки, любуясь розовыми полосами, перечертившими небо, вдыхая аромат цветов и впитывая мирную безмятежность, окружавшую их.
 – Не могу вспомнить, когда еще так приятно проводил время, – прошептал он, сжимая ее руку под прикрытием юбок.
 – Я тоже. Еще раз спасибо за счастье, которое ты дал мне. И за то, что ты был так благороден и избавил меня от Уоллингейма.
 – Завтра я пришлю служанок помочь твоей матери и Молли с детьми, а заодно и несколько охранников, чтобы следили за домом.
 – Пожалуй, не стоит, – покачала она головой. – Это может встревожить матушку.
 – Твоя матушка вряд ли будет возражать против одной-двух горничных, не так ли?
 Что же касается охранников… он позаботится, чтобы они не попадались на глаза домочадцам Аннабел. Но они будут охранять дом день и ночь. Если не для ее, то хотя бы для его спокойствия.
 – Согласна, – кивнула она, не желая продолжать спор.
 – Вот и хорошо. – Он снова нежно сжал ее пальцы. – Скажи, что будешь думать обо мне сегодня ночью.
 – Как я могу не думать? – улыбнулась она. Человека, подобного Даффу, забыть нелегко.
 – Приеду завтра в десять. Жаль, что не могу поцеловать тебя сейчас.
 – Очень жаль. Но мама и Молли скорее всего подглядывают в окна.
 – Поэтому я должен вести себя прилично, – вздохнул Дафф.
 – Боюсь, что так, – прошептала она, смаргивая неизвестно откуда взявшиеся слезы.
 – Дорогая, умоляю тебя, не плачь, тем более что я не могу обнять тебя и утешить.
 Она по-детски шмыгнула носом и улыбнулась дрожащими губами.
 – Ну вот, я уже успокоилась. Просто нервы шалят после случившегося.
 – Обещаю, Уоллингейм оставит тебя в покое. Даже не вздумай волноваться!
 Она кивнула, вновь сдерживая слезы.
 – Не буду. До завтра, милый.
 Если Дафф немедленно не уедет, с ней начнется настоящая истерика.
 Он отпустил ее руку, слегка поклонился и с улыбкой ушел.
 Когда фаэтон отъезжал от ворот, Дафф помахал на прощание.
 Усилием воли она продолжала улыбаться, пока он не скрылся с глаз. И только тогда вытерла слезы, повернулась и решительно направилась к коттеджу.
 Они должны исчезнуть к утру.
 Ни в коем случае нельзя оставаться теперь, когда Уоллингейм узнал, где она живет.
 Он вернется. Сомнений в этом нет. Даже если Дафф сумеет защитить ее, что тоже еще не известно, учитывая предательскую натуру Уоллингейма. Именно из-за последнего она и не хотела покровительства маркиза. Потому что всегда избегала положения содержанки.
 Аннабел давно решила, что, несмотря на довольно свободный образ жизни, она по крайней мере сохранит независимость. И как бы она ни наслаждалась обществом Даффа, – весьма слабое определение того рая, который он предлагал, – стоит позволить ему поставить на ней свое тавро, и он поведет себя ничем не лучше остальных мужчин.
 Она долго придерживалась своего собственного свода правил. Первое – дарить благосклонность только тому, кто ей мил. Второе – не позволять мужчинам командовать ею. И третье – только она сама решает, когда разорвать связь.
 Во многих отношениях она ничем не отличалась от аристократок, играющих в любовь. Просто имела несчастье родиться в семье ремесленника, а не в богатом доме. Благородные леди забавлялись, меняя партнеров и увлекаясь постельными играми. Как только высокородный лорд получал наследника, то есть его жена рожала одного-двух сыновей, общество было склонно смотреть сквозь пальцы на подобные связи, лишь бы все обходилось без скандала.
 Впрочем, сейчас эти сравнения вряд ли уместны. Главное – придумать объяснение поспешному отъезду, причем такое, которое не встревожит ее мать.
 Самое позднее к полуночи они должны исчезнуть и оказаться далеко от деревни, когда завтра утром приедет Дафф.
 Как ей не хотелось покидать его! Если бы имелся способ попрощаться как следует без необходимости что-то объяснять, она так и сделала бы. Но, хотя Дафф мил и добр, очарователен и любовник прекрасный, все же не предлагает ничего, кроме мимолетного романа. Она предпочитает жить по-своему.
 «Возможно, лучше всего подойдет остров Уайт», – думала она, полная решимости не мучиться мыслями о том, что никогда не сможет быть с Даффом. Да и вообще плакать над потерянными наслаждениями – пустое занятие. У нее и без того много срочных проблем. Итак, морской воздух бодрит, расстояние от Лондона довольно значительное, а уединенное местоположение просто идеально подходит для того, кто желает укрыться в уединении.
 И ее мать знала остров. В детстве она отдыхала там с дедушкой и бабушкой.
 В конце концов лето – идеальное время, чтобы отдохнуть на море.




 Глава 21


 Герцог и герцогиня наслаждались минутами покоя после ленча. Дети и внуки разбежались по своим делам, и, прежде чем встать из-за стола, супруги решили выпить еще по чашечке чаю. Но тут вошедший лакей вручил герцогу записку.
 Поспешно развернув смятый листок бумаги, герцог пробежал глазами немногочисленные строчки.
 – Это от Даффа.
 Герцог протянул записку жене и обратился к принесшему записку слуге:
 – Кто доставил это в дом?
 – Не знаю точно, ваша светлость.
 – Этот человек все еще здесь?
 – Он, вероятно, ушел, милорд.
 – Найди его и приведи обратно. Скорее, – резко велел герцог. Как только слуга выбежал из столовой, Джулиус повернулся к жене: – Дафф не объяснил, почему уезжает в Лондон.
 – Мы с тобой знаем почему, – ответила герцогиня, хотя, судя по поджатым губам, думала в это время о миллионе других причин.
 – Может, гонец способен пролить свет на внезапный отъезд нашего сына.
 – Уверена, что это так и есть, – пробормотала жена. Но ее лицо тут же просветлело, и, поспешно отодвинув стул, она поднялась, прежде чем лакей успел ей помочь. – Пока ты ожидаешь этого человека, милый, – ласково объявила она, – я, пожалуй, поднимусь наверх и скажу девочкам, что мы уезжаем в столицу. Сейчас пошлю слугу на конюшню к Джайлзу. Пусть передаст, что он нам нужен в доме.
 – Дафф может посчитать, что ты вмешиваешься в его дела, – остерег муж.
 Элспет улыбнулась:
 – Но, дорогой, это право каждой матери. Нам нравится думать, что мы помогаем своим детям.
 – Твоя помощь может не пригодиться, если Дафф вернется до того, как мы успеем приехать в Лондон, – мягко заметил Джулиус. – Ты об этом подумала?
 – Но, дорогой, ты же читал записку. Уверена, это связано с какими-то неприятностями.
 – Откуда ты вывела такое заключение? Из нескольких жалких строчек?
 Жена ответила ангельской улыбкой.
 – Материнская интуиция, дорогой. Доверься мне. Но обязательно дай знать, что скажет человек, доставивший записку. А пока я присмотрю, чтобы девочки как следует приготовились к поездке. А ты тем временем прикажи готовить экипажи.
 Герцог давно приучился не игнорировать материнскую интуицию жены. Обычно она знала, о чем говорит. Но, поговорив с местным фермером, принесшим записку от сына, он получил дополнительные сведения, которые и не замедлил сообщить Элспет:
 – Этот человек живет на маленькой ферме рядом с охотничьим домиком. Он как раз пропалывал огород, когда подъехали два всадника и попросили отнести нам записку. Очевидно, Дафф уже отправился в путь, когда вдруг вспомнил, что неплохо бы известить нас о своих планах.
 – Этим объясняются краткость записки и плохой почерк. Он писал, сидя в седле. Как мило с его стороны подумать о нас, – заметила Элспет, которая, как все любящие матери, была склонна прощать детям их промахи.
 – О да, мы должны считать себя счастливчиками, потому что он подумал о нас, – съязвил герцог.
 – Совершенно верно, дорогой, – без всякой иронии ответила Элспет. – Какой милый мальчик! Так ты понял наконец? Мисс Фостер – вот причина, по которой Дафф променял уединенную жизнь на яркие огни Лондона.
 – Но фермер ничего о ней не знает. Я обиняками расспросил его.
 – В таком случае нам не помешает завернуть в Шорем по пути на юг. Считай это чем-то вроде разведки.
 – Может, нам следует поехать одним.
 – Ты абсолютно прав. Как я ни обожаю наших девочек, они любят посплетничать, а дорогому Даффу это ни к чему. Пока он… еще… на пути… к выздоровлению.
 Герцогиня всегда пользовалась самыми мягкими выражениями для описания эмоционального состояния сына.
 Герцог, однако, был более реалистичен и знал, что иногда война необратимо ломает душу и характер человека. И хотя искренне желал сыну полнейшего выздоровления, каким бы ни был исход, будет защищать и поддерживать его.
 Мисс Фостер, очевидно, сотворила чудо за какие-то несколько дней, чем заслужила вечную благодарность герцога. Теперь он у нее в неоплатном долгу.
 – Мы попросим Джайлза сопровождать девочек. Я велю приготовить дорожный экипаж. Там хватит места всем, хотя подозреваю, что Джайлз предпочтет скакать верхом, вместо того чтобы развлекать кучу детей в духоте экипажа.
 – Я тоже в этом уверена, – заметила герцогиня с легкой улыбкой. – И поскольку все знают, как тщательно я закрываю дом перед отъездом, они с радостью поедут вперед.
 – Что мы скажем мисс Фостер, если вдруг увидим ее в Шореме?
 – Мы ее не увидим. Право, дорогой, не думаешь же ты, что наш сын помчался бы в Лондон, останься она в деревне?!
 Герцог вопросительно вскинул брови.
 – И все же ты собираешься посетить ее дом.
 – На всякий случай, дорогой, только на всяким случай. А теперь, будь так добр, передай Джайлзу, когда придет, что он будет сопровождать девочек. А я тем временем поговорю с остальными.
 Менее чем через три часа все семейство Д'Абернонов отправилось в путь. Еще полчаса спустя герцог и герцогиня, завернувшие в Шорем, стояли перед дверью коттеджа матери Аннабел.
 – Очевидно, никого нет дома, дорогая, – заметил Джулиус. – Можно не стучать.
 – Но мне так легче, – заупрямилась Элспет, продолжая колотить в дверь. – Посмотри, не оставили ли они каких-то слуг, хотя мне так не кажется. Очень странно, – пробормотала герцогиня, не зная, что и думать.
 И когда супруги уже катили на юг в удобной карете, герцогиня задумчиво произнесла:
 – Не думаешь, что у коттеджа заброшенный вид? Ни одного человека поблизости. Такое впечатление, будто все обитатели решили разом исчезнуть.
 – Может, у них вообще не было слуг.
 – Мисс Фостер – отнюдь не нищая. Все знают, в какую сумму ей обошелся лондонский дом. Уверена, что ей по карману содержать горничную или кухарку. Правда, Дафф не упоминал о точном составе семьи.
 – Мы узнаем, как только доберемся до Лондона.
 – Спасибо за хладнокровный совет и поддержку, дорогой. Я ценю твое понимание.
 – Милая, поверь, я беспокоюсь за сына не меньше тебя. Будем надеяться, что с ним все хорошо, – улыбнулся Джулиус, – и, возможно, с мисс Фостер тоже.
 Пока экипажи катились по дороге, Дафф уже отдавал поводья молодому парню на Кингс-плейс. Он уже побывал в городском доме Аннабел, оказавшемся закрытым. Поэтому решил искать Уоллингейма по клубам, сейчас остановился у любимого игорного заведения графа.
 Дафф ни на минуту не сомневался, что Уоллингейм похитил Аннабел. Как не сомневался, что заставит негодяя платить за преступление.
 – Подожди здесь, – велел маркиз Эдди, который попытался было спешиться. – Я дам тебе знать, останемся мы или нет.
 С этими словами он устремился к крыльцу дома, фасад которого был украшен изящной колоннадой, в два прыжка оказался наверху, поднял медный молоток и постучал.
 Дворецкий, открывший дверь, с пренебрежением осмотрел пыльную одежду и сапоги Даффа. Но когда взгляд упал на лицо маркиза, он расплылся в радостной улыбке.
 – Милорд Дарли! – вскричал он. – Какое удовольствие снова видеть вас! Мисс Абби будет просто счастлива, узнав, что вы снова в городе! Прошу, входите! Она наверху. Дорогу вы знаете.
 – Спасибо, Уиллис. Вижу, здесь собралась обычная толпа, – заметил Дафф, кивком показав на смежные комнаты.
 – У мисс Абби ведется честная игра, милорд. Поэтому и клиентов много.
 – Мудрая женщина. И деловая, – пробормотал Дарли, направляясь к широкой лестнице, освещенной великолепной хрустальной люстрой. Прежде он часто бывал в этом доме и поэтому уверенно взбежал наверх, повернул направо и зашагал по коридору, пока не остановился перед последней дверью слева. Стукнув дважды, он, не ожидая ответа, вошел.
 – Если не возражаете, – раздался язвительный голос дамы, стоявшей у полки с книгами, – попрошу вас прежде дождаться разрешения войти.
 Дафф захлопнул дверь.
 – А если не дождусь? – улыбнулся он.
 – Дафф! Дорогой Дафф!
 Абигейл Флеминг, рыжеволосая владелица самого известного в Лондоне игорного заведения, круто развернулась, широко раскинула руки и довольно засмеялась:
 – Наконец-то ты вернулся, дорогой мой! Иди и поскорее поцелуй меня, негодяй! Жизнь без тебя была невыносимо тоскливой.
 – Ты превосходно выглядишь, Абби! – заметил Дафф, оценивающе оглядев великолепную фигуру в ярко-желтом платье с модным низким декольте. Он обнял ее и поцеловал в щеку.
 Она слегка откинулась и уставилась на него с лукавым блеском в фиалковых глазах.
 – И ты называешь это поцелуем после скольких лет отсутствия? – промурлыкала она. – Я уверена, что ты способен на большее.
 Он опустил руки, отступил и едва заметно улыбнулся.
 – Ты должна забыть о моем бурном прошлом, милая Абби. Существует возможность… – он поколебался и, решительно пожав плечами, добавил: – возможность того, что я наконец влюблюсь. Ну да, не смотри на меня так. Я потрясен не меньше тебя.
 Скрывая досаду от перспективы потерять одного из своих самых блистательных любовников, Абби взяла его за руку и наградила чарующей улыбкой.
 – Значит, первый повеса Англии был сражен стрелой Купидона! Я действительно поражена. Но пойдем, любовь моя, сядем, и ты расскажешь мне о богине, укравшей твое сердце.
 Она подвела его к креслу, сама устроилась напротив, откинулась на спинку и грациозно взмахнула рукой, давая понять, что слушает.
 – Начни с самого начала, дорогой Дафф. Я хочу знать все об этом невероятном романе.
 – Честно говоря, я встретил ее всего четыре дня назад… вернее, встретил снова и заговорил впервые за… – Он смущенно заерзал в кресле. – У тебя не найдется бренди?
 – Разумеется, дорогой.
 Она слышала о его бедах, связанных с войной. А теперь еще и это. Дарли, который говорит о любви через четыре дня знакомства? Поразительно!
 Пытаясь заставить его расслабиться, Абби оживленно передавала последние городские сплетни и одновременно наливала бренди себе и Даффу, после чего вновь уселась и подняла свой бокал.
 – За твое возвращение, Дафф, – улыбнулась она. – И за превратности любви.
 – Спасибо. Хорошо возвращаться к друзьям. – Дафф одним глотком осушил бокал и отставил. – Не беспокойся, – заверил он, поймав ее встревоженный взгляд, – в последнее время я почти не пью.
 – И слава Богу. Пьянство – настоящий кошмар, и я знаю это лучше остальных. Если бы те, кто сейчас сидит внизу, пили меньше, наверняка выигрывали бы больше.
 – Но тогда у тебя не было бы такого дохода.
 – Верно… впрочем, деньги меня давно уже не волнуют. Насколько я поняла, ты только что прибыл в город, – продолжала Абби, показывая на его дорожный костюм.
 – Мы с Эдди приехали час назад.
 – И ты еще не был дома?
 Дафф покачал головой:
 – Искал ее.
 – Я так и поняла. Но твоей возлюбленной тут нет. По крайней мере я в этом сомневаюсь. Кто это создание, которое сумело вскружить тебе голову за четыре дня, хотя ни одна другая женщина не смогла удержать твоего интереса и на четыре часа?
 – Аннабел Фостер.
 Она приложила все усилия, чтобы выглядеть спокойной. С другой стороны, Абигейл Флеминг не достигла бы вершин бизнеса и финансового успеха, если бы не хладнокровие и невозмутимость, бывшие неотъемлемыми чертами ее характера.
 – Никто не может отрицать грацию и красоту мисс Фостер, – вежливо отметила она, не высказывая всех слухов, ходивших о прославленной актрисе.
 – К несчастью, она исчезла.
 Его откровенное заявление было столь же шокирующим, как признание в любви. Абби не могла высказать вслух свои мысли. А думала она о том, что Аннабел Фостер часто делалась недоступной для мужчин, которых не хотела видеть. С другой стороны, Дафф определенно отличался от остальных мужчин, особенно если учесть его многообразные таланты.
 Поэтому Абигейл, хорошо зная о крайней нелюбви Аннабел к некоему графу, деликатно осведомилась:
 – Может, есть какие-то иные причины, по которым она предпочла скрыться от света?
 – Уоллингейм! Вчера он нашел Аннабел в доме ее матери.
 – Вот как? И ты был там?
 – Естественно, и выгнал его взашей. Но утром ее уже не было. Думаю, он ее похитил, – объяснил Дафф, сжав кулаки.
 Итак, занавес поднят, и сцена представлена на всеобщее обозрение.
 Абби отставила бокал, словно пытаясь собраться с мыслями.
 – Он бывает у меня регулярно, – заметила она, наблюдая за реакцией Даффа.
 – Знаю. И сейчас здесь?
 – Нет, для него еще слишком рано. Надеюсь, ты не намерен проливать кровь в моем заведении?
 Он неожиданно сделался похожим на себя прежнего: лихой задор и веселый взгляд темных глаз.
 – О, мне бы это в голову не пришло, дорогая. Я вытащу ублюдка на улицу.
 Она невольно улыбнулась.
 – Ты же знаешь, он не будет драться честно. Предупреждаю.
 – Я отлично осведомлен о его беспринципности. Не тревожься, я начеку.
 – Скажи, почему ты так уверен, что Уоллингейм имеет отношение к исчезновению мисс Фостер?
 – Уверен, и все.
 – Она многих оставила с носом. Ты и это знаешь.
 – Да.
 – Но тебя не бросила бы?
 – Не бросила.
 – Ты всегда был бессовестно самоуверен, – тепло улыбнулась она. – Но думаю, что с полным основанием.
 Он ничего не ответил на это утверждение и только вежливо поинтересовался:
 – Не возражаешь, если я подожду его здесь?
 – Ни в малейшей степени. – Она едва не выпалила: «Постой, милый, я сама избавлюсь от него ради тебя…»
 Но Абби давно научилась не встревать между спорящими джентльменами.
 – Ты ужинал? – спросила она. – Судя по твоему виду, хорошая еда тебе не помешает.
 – Нет. И Эдди тоже. Его бы следовало привести сюда и покормить. Передай ему, что я пока останусь здесь.
 Он говорил отрывистыми, четкими фразами, словно берег слова или энергию.
 – Я позабочусь об ужине для тебя и Эдди, – пообещала она, поднимаясь. – Хочешь еще выпить?
 – Нет, – покачал он головой, – я лучше стреляю, когда трезв.
 – А мне кажется, что для тебя это никогда не имело значения.
 Дафф много лет был скорее пьян, чем трезв. И все же его пуля с убийственной точностью всегда находила цель.
 – Скажем так, что с Уоллингеймом лучше не рисковать. Он не играет по правилам.
 – Да он и такого слова не знает!
 – Согласен. Честно говоря, пока тебя нет, я с удовольствием бы вздремнул немного. В последнее время я почти не спал.
 – Ложись на кровать. Там удобнее, и нечего хмуриться. Я не возражаю против дорожной пыли. На что же тогда слуги?
 – Уверена?
 Дафф был неизменно учтив, даже в не совсем трезвом состоянии.
 – Конечно. Ложись скорее. Я позабочусь о твоем Эдди и вернусь с ужином для тебя.
 – Дай мне знать, когда Уоллингейм приедет.
 – Обязательно, А теперь спи.
 Он выглядел усталым. Правда, в последний раз она видела его четыре года назад. Может, дело не только в утомительной поездке в Лондон. Может, война сыграла свою мрачную роль.




 Глава 22


 Два часа спустя дюжий лакей пришел в комнату Абби с сообщением, которого дожидался Дафф. Приехал Уоллингейм.
 – Он не пробыл здесь и пяти минут, а уже поссорился с банкометом за десятым столом, – озабоченно добавил лакей. – Может, вышвырнуть его за дверь, мисс Абби?
 Дафф взвился со стула как ошпаренный.
 – Я сам позабочусь о нем, – резко бросил он. – Пусть Эдди принесет футляр с пистолетами в сад.
 Абби поспешно положила руку ему на плечо.
 – Ты мог бы отложить это на день-другой, – посоветовала она.
 Маркиз поел и отдохнул, но никто не спутал бы его с тем человеком, который четыре года назад отправился на Пиренеи.
 – Совершенно ни к чему драться с Уоллингеймом именно сегодня.
 – Со мной все в порядке, Абби, – с улыбкой заверил Дафф, наклонившись и целуя ее розовую щечку. – И ты не хуже меня знаешь, что это следовало бы сделать много лет назад.
 – Тут я не стану спорить. Но хотела бы видеть тебя не таким усталым, когда ты встретишься с ним.
 – О, для того чтобы прицелиться, много сил не нужно. Не говоря уже о том, что достаточно притронуться к курку моего пистолета, как пуля летит в мишень. Так что все проще простого.
 – Рада слышать это, – грациозно кивнула она, хотя прекрасно понимала, что дело может плохо кончиться для обоих мужчин. Уоллингейм предпочитал обходиться без дуэлей, когда можно было действовать другими средствами, однако несколько раз дрался с противниками… когда те считались достаточно слабыми. Он попал молодому Аддингтону с двадцати шагов прямо в сердце, а сам не получил и царапины.
 – Когда все будет копчено, мы с тобой выпьем по бокалу шампанского, – как ни в чем не бывало объявил Дафф.
 – Это обещание? – пробормотала Абби, не в силах сдержать дрожь в голосе.
 Дафф улыбнулся, притянул се к себе и поцеловал, совсем как раньше.
 – Так лучше? – поддразнил он, надеясь унять ее страхи. – А теперь не волнуйся. – Он отпустил ее, элегантно поклонился, и снова заверил: – Не успеешь оглянуться, как я вернусь пить шампанское.
 Но едва он вышел, Абби подозвала лакея и стала поспешно отдавать приказания.
 – Я хочу, чтобы все прошло гладко. Надеюсь, ты понял, – сказала она наконец.
 – Да, мисс Абби. Не волнуйтесь. Мы знаем, что делать.
 Дафф подошел к комнате, где играл Уоллингейм, и несколько секунд постоял в дверях, обозревая развернувшуюся перед ним сцену. Оказалось, что здесь почти все ему знакомы. В толпе мелькали богатые торговцы, которые могли позволить себе играть по-крупному, провинциальные дворяне, решившие попытать удачи, но остальные были людьми его круга.
 Дафф поспешно спрятал в карман сюртука перчатки, взятые из седельных сумок, наскоро коснулся их, словно желая убедиться, что все на месте, и стал медленно прокладывать себе путь сквозь толпу к столику, за которым играл Уоллингейм.
 Тот заметил Даффа еще до того, как он приблизился, и с деланной небрежностью отложил карты. Партнерам Уоллингейма не пришлось долго искать причину его поступка: стоило только увидеть мрачное лицо Даффа. Неловкое молчание, повисшее над десятым столом, постепенно окутало всю комнату. К тому времени как Дафф наконец остановился рядом с Уоллингеймом, можно было бы услышать, как муха пролетит.
 – Где она? – спросил Дафф абсолютно спокойным голосом, противоречившим жесткому холодному взгляду.
 – Не знаю.
 – Лгун!
 Слово острием кинжала вонзилось в Уоллингейма. Но тот вовсе не собирался сознательно рисковать своей жизнью.
 – Возможно, – бросил он, наклонив голову. – Но только не в этом случае. Я понятия не имею, где эта потаскуха.
 – Я мог бы выбить из тебя правду. Уоллингейм ощерился в неприятной ухмылке.
 – Сомневаюсь. Для этого у вас больше нет ни веса, ни власти. Если хотите, чтобы я сказал, будто сожалею о бегстве суки, не стану упрямиться и повторю все, о чем ни попросите, побольше ничем не могу вам помочь. Черт возьми, она уж точно не сбежала ко мне.
 Он совершенно не собирался проливать кровь ни сегодня, ни вообще, тем более из-за женщины, и поэтому был готов на все, чтобы ублаготворить Даффа.
 Но тот и не думал успокаиваться. Если Аннабел пропала, значит, тут наверняка замешан Уоллингейм, как бы он это ни отрицал.
 – Я назвал тебя проклятым чертовым лжецом, – сказал Дафф так мягко, что остальные сидевшие за столом напрягли слух, чтобы лучше слышать. Вынув перчатки, он ударил Уоллингейма по лицу.
 Красный рубец выступил на щеке Уоллингейма, но он не пошевелился.
 – Я не стану драться с вами из-за этой шлюхи.
 – В таком случае ты лжец и трус! – воскликнул Дафф, словно провоцируя его на дуэль. – Вставай, жалкое ничтожество!
 Он снова ударил Уоллингейма, на этот раз сильнее.
 Тот в бешенстве вскочил, доведенный до той грани, за которой забывалось даже его чувство самосохранения.
 – Ты уже труп, Дарли! – прорычал он. – И я для пущего эффекта поимею суку на твоей могиле!
 Дафф, не подав виду, что слышал, кивком показал на дверь сада:
 – Встретимся там.
 Присутствующие без труда догадались, из-за какой дамы затевается дуэль. Неужели именно Дарли был причиной, по которой Аннабел Фостер покинула Лондон? Значит, Уоллингейму наставили рога? Если это так, почему именно Дарли готов его прикончить, а не наоборот? Никто не сомневался, что Аннабел стоит любой жестокой дуэли. Она даже Уоллингейма смогла поставить на место.
 И хотя Уоллингейм был вынужден принять вызов, все же кое-какой выход у него имелся. Зная, чем обычно кончались дуэли с Дарли, и прекрасно понимая, чем заслужил неудовольствие маркиза, он принял подходящие меры для защиты.
 – Мы деремся с секундантами? – осведомился он, снова взяв себя в руки и разыгрывая джентльмена.
 – Зачем? – обронил Дафф, глядя сквозь него.
 – В таком случае я следую за вами, – вкрадчиво заявил Уоллингейм, незаметно проверяя, на месте ли пистолет. Верно сказал Вергилий – удача на стороне смелых!
 – Мы выйдем вместе, – отрезал Дафф, не собираясь подставлять спину Уоллингейму.
 – Прекрасно.
 Планы Уоллингейма потребуют небольшой корректировки, но пока ничего страшного не произошло, решил он, с оскорбленным видом становясь рядом с Даффом.
 В любом случае скоро все будет кончено, и он отомстит этому глупцу.
 Мужчины прошли в дверь террасы, выходящей на ярко освещенный фонариками сад. По обе стороны от главной аллеи стояли лакеи. На ухоженном газоне ожидал Эдди с футляром для дуэльных пистолетов.
 – Ну и ну, – пробормотал Уоллингейм. – У вас, я вижу, все рассчитано заранее?
 – Мои слуги присутствуют здесь в соответствии с правилами, – заметила Абби, стоявшая у балюстрады террасы. При этом она умолчала, что для выполнения правил необходимы указания хозяйки.
 Уоллингейм внезапно понял, что его план провалился. Любая попытка вытащить спрятанный пистолет в ярко освещенном саду просто невозможна, не говоря уже о том, что лакеи станут свидетелями всей сцены. Итак, он попал в переплет. Осталось меньше времени, чем он думал, чтобы сыграть задуманную партию. Пистолет в его кармане должен был оказаться убийственным сюрпризом. Даже если он сумеет застать Дарли врасплох и пристрелить, бегство при таком количестве народа будет невозможным. Значит, на карту поставлена его жизнь.
 У него просто не остается времени на раздумья.
 Выхватив пистолет из нагрудного кармана, Уоллингейм подскочил к Даффу и, когда тот инстинктивно поднял руки, чтобы защититься, дважды выпалил в упор.
 Даффа отбросило назад ударами пуль пятидесятого калибра.
 Уоллингейм повернулся и ринулся в конец террасы, где было темно.
 Вокруг Дарли поднялась суматоха.
 «Черт! Меня провели, как последнего глупца», – горько подумал Дафф, когда его колени подогнулись.
 – Врача! – завопила Абби, метнувшись к Дарли.
 Но ее голос доносился словно издалека, прорываясь сквозь ужасную боль, раздиравшую тело. Боль, мешавшую дышать. Впрочем, может, лучше и вообще не дышать и не двигаться. Тогда адские пытки не будут так его терзать. Но когда Дафф наконец упал и это падение отозвалось невыразимой мукой, он сжал зубы, чтобы сдержать нараставший крик.
 Двое мужчин успели подхватить его, прежде чем он ударился о землю. Секунду спустя рядом оказался Эдди.
 – Приведи Стюарта, – с огромным усилием прошептал Дафф.
 И тут его глаза закрылись.
 Он не потерял сознания, даже когда его несли обратно в игорную комнату. Но глаз не открывал, а кровь из ран текла рекой. Рубашка и жилет промокли насквозь, как и рукав сюртука: пуля прошла через руку до того, как войти в грудь.
 Даффа уложили в спальне Абби, а Эдди тем временем послал лакея за доктором Стюартом. Потом он вместе с Абби попытался остановить кровотечение.
 Шотландским докторам не позволялось практиковать в Англии. Их менее компетентные английские коллеги не терпели конкуренции. Но в эту минуту никто не думал о законах.
 Дафф лишился чувств почти сразу же, как оказался на постели Абби. Та, тихо плача, подавала Эдди одно чистое полотенце за другим.
 Эдди, мрачно сжав губы, продолжал давить на раны в тщетной попытке остановить кровь.
 С рукой все будет в порядке: пуля прошила мягкие ткани. Эдди туго обернул ее полотенцем и занялся ранами в груди. Последние были очень опасны: одна пуля прошла совсем близко от сердца. Вторая пуля потеряла скорость, ударившись в руку Даффа, но причинила не меньше вреда.
 – Слава Богу, главные сосуды не задеты, – пробормотал Эдди, отнимая пропитанное кровью полотенце от груди Даффа. Кровь из ран хоть и сочилась, но не била фонтаном. Эдди поспешно прижал к груди Даффа чистое полотенце и надавил на него обеими руками.
 – Он всегда был неуязвим, всегда, – твердил он, – Леди Удача может и сейчас оказаться на его стороне.
 – Молю Бога, чтобы так оно и было. Далеко до докторского дома? – спросила Абби, словно могла ускорить приезд доктора постоянными расспросами.
 – Десять кварталов, может, чуть больше, – терпеливо ответил Эдди. – Я велел вашему человеку сбивать конем каждого, кто станет на его пути. Скоро они будут здесь.
 К счастью, доктор Стюарт был солидным семейным человеком, и вряд ли в этот час будет сидеть в клубе или в гостях.
 – Сколько времени прошло? – снова спросила Абби, как маленький ребенок, добиваясь нужного ответа.
 – Они скоро будут здесь, – мягко заверил Эдди, хотя не имел никакого представления о времени. Похоже, прошла тысяча лет с тех пор, как Уоллингейм стрелял в Даффа. Воспоминания об ужасах Ватерлоо захлестнули Эдди. Но даже тогда Дафф не был ранен в грудь.
 Эдди нечасто молился, но сейчас искренне просил Бога пощадить Даффа.
 Прежде чем кончился запас слов – религиозный словарь Эдди был не слишком велик, – вошел один из лакеев Абби и что-то прошептал ей на ухо.
 Поскольку это был не доктор, Эдди не обратил на него внимания и снова принялся за дело.
 Выслушав лакея, Абби понимающе кивнула.
 – Спасибо всем, – тихо ответила она. – Пусть Дадли выплатит обещанные суммы, а потом я хочу, чтобы все замешанные в этом деле немедленно покинули Лондон. И пусть никто не возвращается, пока я не пришлю весточку.
 Минуту спустя дверь бесшумно закрылась.
 – Уоллингейма пристрелили и бросили в Темзу, – бесстрастно сообщила Абби. – Жаль, что он не страдал перед смертью, но времени у нас не было.
 Эдди довольно хмыкнул.
 – Если бы только месть была слаще, – грустно вздохнула она.
 – Если Дафф выживет, она будет сладкой.
 Эдди повернул голову и на мгновение встретился взглядом с Абби.
 – Хорошая работа, – кивнул он. – А теперь, может, стоит помолиться.
 – Не говори так! – тихо вскрикнула Абби. Эдди слегка качнул головой.
 – Не знаю, что еще делать. И не смею вытащить пули: слишком близко от сердца они засели.
 – Тогда я буду молиться, чтобы доктор скорее пришел, – твердо ответила Абби, так и не потерявшая надежды. Она не позволит себе даже думать о плохом: Дафф слишком полон жизни, чтобы умереть, слишком добр и красив. Не должен подлец вроде Уоллингейма убить его!
 Абби начала молиться, заклинать, обещая все, предлагая любое покаяние, если Господь услышит ее молитвы.
 Дафф был больше чем друг: она обязана ему жизнью. Много лет назад он спас ее от бесчеловечного лорда Шелдона. Именно Дафф дал деньги на ее первый игорный дом, причем не требовал возврата долга. Впрочем, ее благосклонность была своеобразным способом отплатить ему за добрые дела.
 Но, попросив Господа о скорейшем появлении доктора, она решила еще и помолиться о том, чтобы Дафф выжил. Тогда она найдет способ вернуть ему долг, спросив, на какое доброе дело потратить деньги.
 И ее молитвы не пропали даром. Дверь неожиданно открылась. Порог переступил молодой Джеймс Стюарт и спокойно объявил:
 – Итак, что у нас здесь?
 С этими словами он немедленно принялся за дело и стал отрывисто и уверенно раздавать приказы. И не казался при этом ни встревоженным, ни расстроенным: настоящий бальзам надуши людей, пораженных страхом.
 Он принес с собой эфир, впервые синтезированный в 1540 году и с тех пор употреблявшийся в различных соединениях. Даффу дали немного, чтобы притупить боль. Из-за сильного кровотечения доктор опасался давать маркизу слишком большую дозу. Но как только Дафф вдохнул эфир несколько раз, доктор ловко и быстро вынул пули из его груди тонкими щипчиками своего изобретения. Свинцовые шарики с глухим стуком упали в тазик, подставленный Абби. Сама процедура показалась окружающим на удивление короткой. Потом доктор очистил и перевязал раны и, отступив, улыбнулся.
 – Ну вот и все.
 – Он выживет? – с ужасом спросила Абби.
 – Вы считаете меня настолько некомпетентным? – весело спросил доктор.
 – А если раны загноятся? – допытывалась Абби.
 – Вы должны позаботиться, чтобы все обошлось. Нет-нет, дорогая, не волнуйтесь. Вижу, вы так расстроены, что не можете оценить мой юмор по достоинству. Я дам вам все необходимые наставления, – пообещал он, моя руки. – Я учился на Востоке, а их медицина во многом превосходит нашу. Раны не загноятся. Даю вам слово.
 – Но он потерял много крови, – возразил Эдди, все еще обеспокоенный, несмотря на заверения доктора.
 – Бросьте, Эдди. Дафф от природы здоров как лошадь. Не тревожьтесь. Что же до потери крови… нужно возместить ее подкрепляющим бульоном.
 Доктор отложил полотенце, пригладил светлые волосы и улыбнулся Абби.
 – Я оставлю рецепты для ваших поваров.
 – Ваша уверенность весьма ободряет, доктор. – Абби позволила себе легчайший вздох облегчения. – И похоже, вы знаете Даффа.
 – Мы встретились несколько лет назад. В караване, идущем на Тимбукту. Эдди нашел нас, когда мы затерялись в пустыне из-за песчаной бури. С тех пор мы дружим, и, когда маркиз вернулся с войны, Эдди часто консультировался у меня.
 – Всегда с превосходными результатами, – добавил Эдди.
 Доктор наклонил голову и улыбнулся.
 – Можно попросить вас провести ночь здесь? – выдохнула Абби. – На случай осложнений. Я отведу вам комнату. Хочу, чтобы вы были поблизости, если что-то вдруг пойдет не так. И если вас заинтересует кто-то из моих девочек, можете выбирать любую.
 – Конечно, я останусь, раз вы этого хотите. Поверьте, я высоко ценю ваше предложение, но все же я счастливо женат, так что вынужден отказаться.
 – Вы – редкое явление, доктор. Нечасто встречаются такие люди, как вы. Приятно узнать, что счастливые браки существуют.
 – О, те, кто не вращается в обществе, могут жениться по любви. Когда нет ни больших владений, ни титулов, брачные контракты и переговоры о приданом не имеют особого значения.
 Абби улыбнулась.
 – Сегодня я чувствую себя так, будто узрела сразу два чуда. Жизнь Даффа спасена, и я встретила счастливо женатого человека.
 – И не забывайте, Уоллингейма больше нет, – добавил Эдди. – Бог троицу любит, так что у нас сразу три радостных известия.
 – Совершенно верно, – весело ответила Абби, внезапно ощутив, что с Даффом все будет хорошо. – А теперь, джентльмены, позвольте прислать вам бутылку шампанского. Выпьем за быстрое выздоровление Даффа.
 Все дружно согласились, но, прежде чем бутылка была распита, Эдди послал родителям Даффа записку с сообщением о случившемся.




 Глава 23


 Герцог с герцогиней получили записку только на следующий день. Она пропутешествовала сначала на север, а потом снова на юг, прежде чем очутиться в доме Уэстерлендов на Портман-сквер.
 К этому времени супруги немного заволновались. Дафф, хоть и приехал в Лондон, не появлялся ни в своем доме на Сент-Джеймс-сквер, ни у них и вообще ни в одном месте, где обычно бывал.
 Когда прибыл гонец, герцог, по счастью, находился один в кабинете. Осознав случившееся, он немедленно спросил, где найти сына. Его заверили, что Дафф в хороших руках, под присмотром доктора Стюарта. Тогда он расспросил собеседника о подробностях происшествия. Внимательно выслушав, герцог поблагодарил лакея, попросил передать мисс Флеминг, что скоро они приедут за Даффом, и учтиво проводил его до порога.
 Но, вернувшись в кабинет, он закрыл дверь, прислонился к ней и почувствовал, как отливает от лица кровь. Несколько мгновений он не шевелился, от всей души благодаря Бога за то, что сын жив. Наконец, глубоко вздохнув, он рассеянно провел руками по груди и вышел из кабинета. Нужно немедленно сказать Элспет. Вопрос в том, как лучше это сделать.
 Перебирая возможные варианты, он спустился на первый этаж, прошел в глубь дома, где располагалась выходившая окнами в сад гостиная жены, и открыл дверь.
 Герцогиня, в этот момент писавшая письмо, подняла глаза.
 – Ты столкнулся с призраком? – ахнула она, поднимаясь. – Дафф? Это Дафф?! Немедленно говори: он жив?
 – Жив.
 Джулиус не спросил, откуда она узнала. Жена обладала шестым чувством во всем, что касалось их детей.
 – Слава Богу, – прошептала она, почти упав в кресло, словно ноги ее не держали. Почти прозрачный голубой муслин ее платья раскинулся вокруг легким облаком.
 – Но он ранен, – добавил Джулиус, подходя к ней.
 – Ранен? – тихо повторила она. Хотя Элспет всегда боялась, что сын ввяжется в очередную дуэль, до сих пор все обходилось. – Тут дело нечисто, так ведь?
 – Ты права, Уоллингейм предательски выстрелил в нашего сына. Но в ту же ночь его самого убили.
 – Прекрасно. Он этого заслуживал! – бросила герцогиня со стальной решимостью. – Не только за то, что покалечил нашего сына. Но за всю его грязную жизнь. – Стоило задеть кого-то из ее детей, и Элспет превращалась в львицу. – Где Дафф? И как он сейчас? – Она долго набиралась храбрости, чтобы едва слышно спросить: – Скажи мне честно: раны очень тяжелые?
 Герцог поспешно нагнулся и подхватил жену на руки.
 – Он жив – и это главное. – Усевшись в кресло, он посадил ее себе на колени и крепко обнял. – Сейчас он в игорном заведении Абби Флеминг, где произошла вся эта позорная история. Немедленно велю запрячь лошадей в карету. И мы привезем его домой.
 – Кажется, мисс Флеминг – давний друг Даффа? – пробормотала Элспет, словно этими ненужными вопросами могла держать страх в узде. – Я помню, как он недавно говорил о ней. Или о…
 – Она действительно старый друг, – успокоил ее герцог. – Но женщина не совсем обыкновенная.
 – Не стоит осторожничать со мной, Джулиус. Я знаю, каковы друзья моего сына. О Господи! – тихо воскликнула Элспет, ежась от холода, словно в комнату вдруг вошел ангел смерти. – Скажи, что с нашим сыном все будет хорошо.
 – Обязательно, дорогая. Не волнуйся.
 – Обещаешь? – В широко раскрытых глазах стыла тревога. – Ты должен мне обещать Я только сейчас испытала ужасное ощущение.
 – Обещаю, – прошептал он, целуя ее в лоб.
 – Спасибо, дорогой, – выдохнула Элспет, кладя голову ему на плечо. Он был ее несгибаемой опорой, убежищем от окружающего зла. – И прости, что так разнервничалась. Но Дафф столько раз был на волосок от смерти! Я невольно боюсь того, что еще уготовила ему судьба. Но сегодня смерть опять промахнулась, верно? – Элспет села прямее и устало потерла рукой лоб. – Ну вот, мне уже лучше, – добавила она в заключение, похлопав себя по щекам, чтобы вернуть им румянец.
 И Джулиус вдруг вспомнил их встречу в доме ее первого мужа. Тогда она точно так же решительно справилась со своими страхами.
 – У нас бывали плохие дни, дорогая, – сказал он с легкой улыбкой. – Но мы все вынесли.
 – И это тоже пройдет, правда? – спросила она и, не дождавшись ответа, вскочила. – Давай поскорее привезем домой нашего сына.
 Герцог поднялся и, взяв жену за руку, повел к двери.
 – Возьмем еще и багажный фургон. Сомневаюсь, чтобы в таком состоянии он мог сидеть в экипаже.
 – Представить только, – улыбнулась герцогиня, – наш дорогой мальчик будет дома к тому времени, когда остальные вернутся из клубов и магазинов. Не подумай, что я не приняла случившееся близко к сердцу. Просто ужасно рада, что наш Дафф жив.
 – Я тоже, дорогая, – согласился герцог. – Он получил две пули в грудь. Чудом не задето сердце. Правда, некоторая опасность еще существует.
 – С ним сейчас Эдди?
 – Разумеется, – кивнул герцог. – И раны обрабатывал доктор Стюарт.
 Элспет с упреком взглянула на мужа.
 – Почему ты не сказал, что за доктором Стюартом успели послать? Право, дорогой, ты уберег бы меня от ненужных волнений. Молодой Джеймс – исключительный знаток своего дела. Значит, все будет хорошо, и он в два счета поставит Даффа на ноги.
 Герцог, не склонный спорить с женой, только улыбнулся.
 – Уверен, что ты права, дорогая.
 Правда, присланные ему вести были куда более серьезными. Но так или иначе, Джулиус был уверен в выздоровлении сына. После того, что Дафф пережил при Ватерлоо, ясно, что его не так-то легко загнать в могилу.
 Кроме того, хорошо, что Уоллингейм мертв. Это избавило герцога от необходимости прикончить негодяя собственными руками.
 Пока герцог и герцогиня Уэстерленд направлялись к Кингс-плейс, Аннабел Фостер и ее домашние находились на пароме, перевозившем их с материка на остров Уайт. Они добрались туда почти без остановок, даже ели и спали в экипаже. Опасаясь возможного преследования Уоллингейма, Аннабел велела останавливаться на почтовых станциях только на то время, пока меняли лошадей.
 Стоял прекрасный солнечный день, и с моря дул легкий бриз. Полоса сверкающей воды пролегла между оставленным ими берегом и пристанью в Райде. Если повезет, они снимут коттедж на дальнем конце острова, где смогут спокойно наслаждаться теплой летней погодой. Жених Молли Том поехал с ними как для спокойствия Молли, так и в качестве сопровождающего. Он был молод, силен и предан Молли и своей дочери. Аннабел была рада такому защитнику.
 Она надеялась, что Уоллингейм прекратит свои преследования, но, хорошо его зная, не позволяла себе расслабиться. Имея дело с таким человеком, как граф, нужно постоянно держаться настороже.
 Приехав, герцог с герцогиней обнаружили, что Дафф находится под действием наркотика. Утром доктор Стюарт вернулся домой, оставив подробные инструкции по уходу за раненым. Доктор считал, что выздоровление идет быстрее, когда пациент не борется с постоянной болью, и, учитывая тяжесть ран Даффа, прописал морфий.
 При звуках материнского голоса веки Даффа затрепетали. Он очнулся настолько, чтобы узнать родителей.
 – Мы заберем тебя домой, дорогой, – пообещала Элспет, целуя его в щеку. Дафф слабо улыбнулся, прежде чем морфий снова подействовал.
 Обернувшись, герцогиня протянула Абби руку.
 – Я хочу поблагодарить вас за то, что помогли спасти жизнь нашего сына. Мы бесконечно вам признательны. Дафф всегда был очень высокого о вас мнения, мисс Флеминг.
 – Спасибо, мэм, – пробормотала Абби, краснея, чего с ней не случалось много лет. Честно говоря, если бы Эдди не настоял, чтобы она осталась, Абби постаралась бы держаться подальше от родителей Даффа. – Лорд Дарли – человек необыкновенный.
 – Мы тоже так считаем, верно, Джулиус? Герцогиня в отличие от большинства светских дам предпочитала называть мужа по имени.
 – Разумеется, дорогая. Он действительно необыкновенный. И позвольте мне, мисс Флеминг, тоже выразить свою благодарность, – сказал герцог, слегка поклонившись Абби. – Мы у вас в долгу.
 – Не стесняйтесь приезжать к Даффу в любое время, как только захотите, – добавила Элспет, ослепительно улыбаясь. – Уверена, что он будет очень рад видеть вас.
 – С удовольствием приеду, – кивнула Абби, только сейчас поняв, от кого унаследовал Дафф свое неотразимое обаяние. Для людей такого положения и богатства эти аристократы были необычайно искренни и великодушны.
 Наконец Даффа перенесли на носилки и положили в фургон, устланный пуховыми перинами. Его родители распрощались с Абби после новых обещаний увидеться как можно скорее.
 Все еще дремлющего Даффа поместили в его бывших покоях. Эдди впервые за два дня позволил себе лечь и уснуть, а герцог и герцогиня устроились в соседней гостиной на случай, если сын очнется.
 – Доктор Стюарт прислал записку, где сообщает, что приедет посмотреть Даффа сегодня вечером, – заметил Джулиус.
 – Эдди говорит, что доктор Стюарт, безусловно, спас Даффу жизнь, – выдохнула Элспет. – Какое счастье, что Дафф был в городе, когда случился весь этот кошмар!
 – Действительно, большое счастье. Но, как ты и подозревала, он приехал в Лондон в поисках мисс Фостер. А теперь хочет, чтобы мы ее нашли. Слышала, что он сказал, когда его укладывали в фургон?
 – Милый мальчик едва языком ворочал и все же настаивал, чтобы мы сделали все возможное, – благо склонно улыбнулась герцогиня. – До чего же он целеустремленный!
 Как всякая любящая мать, она не интересовалась ни мотивами, ни причинами поступков сына.
 – Естественно, мы должны найти ее.
 – Полагаю, она убежала от Уоллингейма. Во всяком случае, так считает мисс Флеминг.
 – Именно об этом вы беседовали так серьезно, когда Даффа несли вниз?
 – Дафф признался ей в своих чувствах к Аннабел Фостер и прямо сказал, что влюблен. Мисс Флеминг, разумеется, очень удивилась, – пояснил герцог.
 – Еще бы! Ты сам подумай: все эти годы слово «любовь» и Дафф были поистине несовместимы! – воскликнула герцогиня.
 – Но ты знаешь, что Аннабел Фостер пользуется определенной репутацией, – осторожно напомнил герцог.
 – Ну конечно, пользуется. Она все же актриса. Каковой была и леди Дерби, прежде чем вышла за графа, и миссис Джордан, которая подарила герцогу Кларенсу уже десятого ребенка. Я никогда не возражала против неравных браков между аристократами и простыми людьми. И мне противны скандалы, возникающие по этому поводу. Какая несправедливость!
 – Тем не менее она существует, – подчеркнул герцог.
 – Пфф! Мне безразличны все скандалы! – весело объявила Элспет. – Иначе разве я влюбилась бы в тебя? Вспомни, дорогой, твоя скандальная репутация влекла меня как магнитом! Впрочем, ты это знал.
 Герцог с самым невинным видом смотрел на жену.
 – Я знаю одно, дорогая, что моментально потерял голову. Ты совершенно меня очаровала и свела с ума.
 – Как мило с твоей стороны, – усмехнулась Элспет. – И мои чары по-прежнему не потеряли своей силы?
 – Ты еще спрашиваешь! Правда, нынче не модно любить собственную жену, и все же я влюблен всем сердцем, сейчас и навсегда.
 – Ты прав, мы очень счастливы, – мягко пробормотала Элспет. – Как по-твоему, Дафф действительно любит мисс Фостер?
 У герцога были кое-какие сомнения, но все же он кивнул:
 – Похоже, он так думает.
 – В таком случае мы должны привезти ее к нему. С чего предлагаешь начать поиски?
 Герцог едва заметно пожал плечами:
 – Англия велика, а мисс Фостер, похоже, не желает, чтобы ее нашли.
 – Но ты же не позволишь такой мелочи встать у тебя на пути? – вызывающе бросила жена.
 – Полагаю, – засмеялся герцог.
 – Ну разумеется. Если наш дорогой мальчик воображает, будто влюблен в мисс Фостер, ты, конечно, понимаешь, как благотворно повлияет на его выздоровление ее присутствие. Клянусь, при одном взгляде на нее он немедленно воспрянет духом.
 – Вне всякого сомнения, – сухо ответил герцог. – В любом случае я предлагаю нанять сыщиков с Боу-стрит. У них есть свои агенты по всей стране. Кроме того, мисс Фостер – такая знаменитость, что ее все узнают, так что ей трудно будет скрыться. Мало того, когда Дафф в следующий раз очнется, я спрошу его, сколько людей могла взять с собой мисс Фостер. Хотя… предупреждаю, дорогая, леди может и отказаться видеть Даффа.
 – Да ты шутишь! Нашего сына? Ошибаешься, дорогой. И разве ты не сам сказал, что она бежала не от Даффа, а от Уоллингейма?
 – Эту информацию мы получили из третьих рук, от мисс Флеминг. Я не могу быть уверен в ее точности.
 – Зато уверена я. Помяни мои слова, она будет счастлива вновь встретиться с Даффом.
 – Можно подумать, ты ясновидящая, – хмыкнул герцог.
 – Да, когда речь идет о наших детях. Кстати, о них: нужно решить, что мы скажем девочкам и Джайлзу. Пока мисс Фостер не найдена, предлагаю вообще умолчать о ней. И без того по городу уже ходят самые невероятные сплетни. Не стоит давать лишней пищи злым языкам. И бесполезно просить людей держать все в секрете. Даже если дети не проронят лишнего слова, слуги обязательно все пронюхают. Если мы обмолвимся кому-то, что собираемся искать мисс Фостер, на следующий же день эту новость будут обсуждать за завтраком в каждом лондонском доме. Если не раньше.
 – Совершенно с тобой согласен.
 – Ты всегда со мной соглашаешься, – поддразнила она. – Наверное, поэтому мы так хорошо ладим.
 – Именно поэтому мы так хорошо ладим, – подмигнул он.




 Глава 24


 Неделю спустя Аннабел открыла дверь снятого на полгода коттеджа и побледнела как полотно. Из окна гостиной она видела человека, идущего по дорожке к дому. Но сейчас на пороге теснились шестеро, причем на пятерых были красные жилеты сыщиков с Боу-стрит.
 Поразительно, как эти пятеро великанов смогли так ловко оставаться незамеченными до самой последней минуты! Пугающее откровение!
 И еще более пугал их мрачный вид.
 – Мисс Фостер?
 Хотя тон говорившего был вежлив, но он не спрашивал. Скорее утверждал.
 – Я мисс Фостер, – объявила она в лучшей манере леди Макбет.
 – Герцог Уэстерленд поручил нам доставить эту записку. – Он протянул запечатанное письмо, явно пострадавшее в дороге: бумага высшего качества измялась и запачкалась. – Если не возражаете, я подожду вашего ответа.
 Не желая выдавать своих эмоций, Аннабел позволила себе только легчайший вздох облегчения. По крайней мере это не люди Уоллингейма. Но и люди Уэстерленда не имеют намерения ее похищать. Возможно, у нее еще есть выбор, невзирая на целый отряд сыщиков у ее двери.
 – Дайте мне минутку прочитать это, – попросила она и, кивнув, повернулась, вошла в дом и закрыла за собой дверь.
 – Кто там, Белл? – окликнула мать из кухни.
 – Не важно, мама, я сейчас приду.
 Сломав печать, она развернула записку. «Дорогая мисс Фостер, Уоллингейм стрелял в нашего сына, Даффа. Он ранен и просит вас приехать. Состояние у него тяжелое, но в настоящий момент не критическое. Однако если вы будете так добры вернуться вместе с сыщиками, мы будем крайне благодарны. Спешу также сообщить, что вам больше нет нужды тревожиться за свою безопасность: Уоллингейм мертв и больше никому не может навредить».
 Письмо было подписано герцогом, а в постскриптуме герцогиня умоляла Аннабел прибыть в Лондон со всей возможной поспешностью.
 Потрясенная и растерянная, Аннабел оцепенела, не зная, что делать. Ее шокировали не только изложенные в письме события, но и состояние Даффа. Кроме того, приходилось принимать решения касательно не только случившегося, но и ее семьи. Сказать им или нет?
 Но тут, словно судьба все решила за нее, в дверь снова постучали, как раз в тот момент, когда в прихожей появилась мать с горячими овсяными лепешками.
 – Открой, дорогая, – велела она, – и приглашай в дом гостей. Хетти только сейчас испекла восхитительные лепешки, так что угощение есть. Это письмо? От кого? – Она кивком указала на листок бумаги в руке Аннабел.
 – Кое-какие неприятности, мама, – честно призналась она, не видя возможности выкрутиться.
 – Ты действительно выглядишь расстроенной, дорогая. Я могу чем-то помочь?
 В последнее время мать вела себя совершенно нормально, словно визит Даффа стал переломным моментом на пути к выздоровлению. С тех пор ее здоровье неуклонно улучшалось: истинное благословение, за которое приходилось благодарить Даффа.
 – Только что получила письмо от герцога Уэстерленда, отца Даффа, – призналась она. – Письмо привезли специально нанятые для этого люди.
 – И они стучат в дверь? Почему ты их не пригласишь?
 По сотне причин, которые не хотелось бы объяснять матери. Может ли она вернуться в Лондон без домашних? Или ее мать, услышав о ранении Даффа, настоит на том, чтобы тоже ехать, и тогда весь с таким трудом выстроенный мир Аннабел рухнет! Может, вообще остаться здесь.
 – Право, дорогая, – пожурила мать, – открой дверь. Ладно, не важно, я сама.
 На пороге вырос огромный мужчина.
 – Хотите лепешку? – жизнерадостно осведомилась мать. – И приводите своих друзей. Вы ведь сыщики с Боу-стрит, верно? Как волнующе!
 Не будь перспективы столь пугающими, Аннабел, вероятно, поддалась бы искушению посмеяться над восторгом матери, любовавшейся людьми, которым предстояло стать ее тюремщиками. Но в этот момент ничего не оставалось, кроме как спокойно играть роль.
 Пока мать поила мужчин чаем с лепешками и задавала миллионы вопросов о Лондоне, Аннабел тихо сидела в уголке комнаты, раздумывая, как поступить с письмом герцога.
 Наконец мать встала, пообещав принести еще чаю, и пронизывающим взглядом окинула дочь.
 – Помоги мне, дорогая. – И, кивнув, в сторону кухни, подмигнула, словно участвовала в каком-то фарсе.
 Ничего не оставалось, кроме как не краснеть слишком уж явно.
 Аннабел покорно последовала за матерью.
 – А теперь немедленно объясни, что происходит, – твердо произнесла миссис Фостер, ткнув пальцем в Аннабел точно так же, как делала, когда та еще ребенком умудрялась напроказить. – Ты получила письмо от герцога Уэстерленда. Однако для того чтобы его передать, вовсе не требуется нанимать шестерых сыщиков, тем более что в Англии очень надежная почта.
 – Герцог просит меня вернуться в Лондон вместе с этими людьми.
 – Зачем? Надеюсь, ты не попала в беду?
 – Нет-нет, мама. – Аннабел тяжело вздохнула и, поняв, что выхода нет, пробормотала: – Дафф ранен… нет, не волнуйся, тут сказано, что он поправится. Но очевидно, он хочет, чтобы я поехала к нему.
 – Господи Боже! – тихо воскликнула мать. – Господи милостивый!
 – Ну же, мама, совершенно ни к чему воображать то, чего нет! Мы друзья. Должно быть, ему просто скучно. Нужно же кому-то сидеть возле его постели, пока он выздоравливает. Он просто нуждается в моем обществе.
 – В обществе? Вот как? Словно Лондон вдруг опустел, и беднягу некому развлечь. Мы, разумеется, едем. Не понимаю, как ты вообще можешь колебаться. Несчастного мальчика ранили, и его семья просит явиться к нему подобно ангелу милосердия.
 – Это не пьеса, а жизнь, – твердо ответила Аннабел. Не хватало еще, чтобы мать вообразила себе какую-то волшебную сказку! – Мы живем в реальном мире, и, как тебе хорошо известно, люди, нам подобные, находятся очень далеко от бомонда и его обычаев.
 – Ради Бога, дорогая, не считай меня полной дурочкой. Но ты не хуже меня знаешь, что лорд Дарли – человек дружелюбный и воспитанный. Не вижу, почему бы нам не навестить его в Лондоне, тем более что его отец так учтиво просил тебя о том же.
 – Кто его знает, мама, как все обернется, если я откажусь. Не уверена, что меня не заставят ехать в Лондон силой.
 – Вздор. Столь порядочный человек, как Дарли, не может иметь родителей-варваров?
 – Хорошо, давай посмотрим, что будет, – объявила Аннабел, раздраженная искаженными представлениями матери о светском обществе, которое, по ее опыту, было далеко не столь благосклонно к людям ее профессии. – Тогда нам не придется спорить попусту.
 Однако когда она спросила, что будет в случае отказа, сыщики заверили, что им всего лишь было поручено доставить письмо.
 – Но герцог будет просто счастлив, если вы согласитесь вернуться с нами. И герцогиня тоже, – добавил старший.
 Аннабел от удивления потеряла дар речи.
 – Я так и говорила, – пробормотала мать, торжествующе глядя на Аннабел, после чего добавила так убежденно, что та тихо охнула: – Моя дочь будет рада вернуться в Лондон с вами.
 – Право, мама, не знаю, – поспешно вмешалась Белл, сверкая глазами.
 – Зато я знаю, дорогая, – весело ответила мать с видом человека, вершившего и суд, и расправу, – и все решу за тебя.
 – Но как насчет тебя и детей? – нетерпеливо спросила Аннабел. – Не могу же я вас оставить?
 – Мы с Молли и Томом превосходно управимся, – величественно, словно сам принц-регент, отмахнулась мать.
 Старший спутник перевел взгляд с нее на Аннабел, прежде чем громко откашляться.
 – Дело в том, мисс Фостер, что я уполномочен пригласить всю вашу семью, – почтительно объяснил он. – Герцог настаивает, чтобы поехали все. Он даже прислал свой дорожный экипаж, очень удобный и с тугими рессорами.
 – Так-так, – пробормотала миссис Фостер, задумчиво хмурясь. – Похоже, все мы едем в Лондон. Прекрасное время для путешествий! Молли! Иди сюда и выслушай хорошие новости.
 И тут Аннабел поняла, что за нее действительно все решили. Даже сыщик улыбался.
 – Герцог и герцогиня будут весьма признательны за ваш приезд, мисс, – тихо сказал он, пока мать весело сообщала Молли об их планах. – И мне настоятельно велели передать вам это.
 Сунув руку в карман, он вытащил маленькую коробочку, обтянутую красной кожей, и передал Аннабел. Та сразу узнала футляр от Грея и невольно улыбнулась, как бы ни была раздражена тем, что ее сопротивление так легко было сломлено.
 – Спасибо, – кивнула она и, не открывая, положила коробочку в карман.
 Но позже, в тишине своей комнаты, она все же полюбопытствовала, что там внутри, и, увидев маленькую розу-брошь из желтых бриллиантов, снова улыбнулась. Значит, он помнит!




 Глава 25


 Сообщение о том, что Дафф и его семья должны вскоре ожидать приезда гостей, прибыло за два дня до того, как дорожный экипаж Уэстерлендов достиг Лондона. Но Аннабел все же удалось настоять на своем. Она применила всю свою власть и отказалась идти на компромисс. Семейство Фостеров остановится в ее лондонском доме. Не в доме Уэстерлендов.
 Наконец пассажиры экипажа вышли в Мейфэре. Их приветствовала давно служившая у Аннабел экономка миссис Уэллс.
 – Мы получили вашу записку, – воскликнула она, улыбаясь, – и все успели приготовить! Как хорошо, что вы вернулись, мисс Фостер!
 – Я тоже рада, – кивнула Аннабел.
 Несмотря на всю серьезность дела, приведшего ее в Лондон, Аннабел обнаружила, что действительно счастлива оказаться дома. Все слуги, работавшие у нее с первых дней появления на сцене, стали едва ли не родными, и ее элегантный маленький дом казался уютным и очаровательным.
 Аннабел представила мать, Молли и Тома миссис Уэллс и слугам, которые выстроились в передней, чтобы приветствовать их. Далее в дом внесли вещи, а экипаж отослали на конюшню герцога. Молли, Тома и детей разместили в гостевых спальнях, а мать и мисс Уэллс удалились под ручку, болтая, как старые друзья. Аннабел внезапно осталась одна.
 Как хорошо, что женщины поладили! Миссис Уэллс всегда единолично правила хозяйством, и Аннабел беспокоилась, как женщины примут друг друга. Но очевидно, все прошло лучше некуда. Слава Богу! У нее и без того полно проблем. И самая главная: воздействие Даффа на ее жизнь. Так ли уж она равнодушна к нему? Или наоборот, неравнодушна? Вернее, насколько она может позволить себе быть неравнодушной? И вообще играют ли ее чувства какую-то роль, если вдело вмешались Уэстерленды?
 Кроме того, необходимо скрыть от матери наиболее постыдные эпизоды ее прошлого. Правда, их насчитывалось не так уж много, если не считать истории с шантажом Уоллингейма, но неприятно было даже вспоминать об этом. И поскольку сплетники никогда не дремлют, необходимо быть начеку.
 Когда в Лондоне узнают о ее приезде, приглашения посыплются дождем. Отвечать на какие-то или запереться в доме? Не принимать никого или только избранных визитеров? Снова очутиться в вихре светской жизни или полностью игнорировать общество?
 К действительности ее вернул громкий стук. Аннабел подняла глаза. Лакей уже открывал дверь. В передней появился форейтор в ливрее Уэстерлендов. Он уведомил слугу, который, в свою очередь, уведомил Аннабел, хотя она прекрасно слышала разговор, что на улице стоит карета, которая и отвезет ее в дом герцога.
 Странно! Дорожный экипаж едва добрался до Портман-сквер, а за ней уже прислали другой!
 Какой-то момент она колебалась, стоит ли разыгрывать примадонну. Она едва успела отдышаться, к тому же никогда не преклонялась перед аристократами, а тем более не являлась по первому зову. Мало того, она получала больше приглашений на балы и приемы, чем многие аристократки.
 Но на этот раз обстоятельства были иными. В конце концов, она отправляется не на какое-то легкомысленное развлечение. Дафф серьезно ранен, и вполне естественно, что его родители хотят ее скорейшего приезда.
 Но несмотря на необходимость спешить, она не может появиться в доме Уэстерлендов в таком растрепанном виде. Время, проведенное в поездке, не прошло даром. Платье помято, прическа в беспорядке.
 – Я буду готова через сорок минут, – сообщила она слугам, отлично зная, что придется уехать из дома с мокрыми волосами.
 Тем не менее она наскоро приняла ванну, оделась и сто раз повторила матери, что будет прилично вести себя в присутствии столь знатных особ. Выйдя на крыльцо с мокрыми локонами, она направилась к тому месту, где ждал элегантный экипаж.
 К счастью, пока они ехали, короткие локоны успели почти высохнуть. Простое белое платье из канифаса было, как того требовала мода, отделано по подолу несколькими рядами сиреневых лент. Такая же лента переливалась в волосах. Она совершила нечто похожее на чудо, сумев привести себя в порядок за такое короткое время.
 Вот только яркий румянец на щеках определенно не соответствовал моде.
 И она предпочитала не думать о причинах появления этого румянца: то ли из-за спешки, то ли потому, что вновь увидит Даффа. В отличие от матери, которая до сих пор цеплялась за романтические фантазии, она давно отреклась от подобных глупостей.
 Нет, она вполне понимала то обстоятельство, что аристократ желает побыть в ее обществе. Очевидно, он ищет чего-то большего, чем мимолетное удовольствие… но она давно поняла, что это не довод.
 Но несмотря на холодный прагматизм и логические рассуждения, Аннабел была до глубины души потрясена, впервые увидев лежавшего в постели Даффа. Он был необыкновенно бледен. Глаза закрыты, грудь вздымается едва заметно, дыхания почти не слышно.
 Сидевшие у постели родители поспешно поднялись, чтобы приветствовать ее.
 – Огромное спасибо за то, что приехали, мисс Фостер, – прошептала герцогиня, сжимая ее руку. В глазах ее светилось неподдельное облегчение. – Дафф с нетерпением ждал вас. Как и все мы.
 Герцог тоже подошел и, в свою очередь, поблагодарил Аннабел зато, что сразу откликнулась на его письмо.
 – Как видите, – добавил он, слегка дрожащим от эмоций голосом, – состояние нашего сына оставляет желать лучшего. Но мы надеемся, что ваше присутствие ободрит его.
 – Совершенно верно, – согласилась герцогиня и показала на ряд стульев у окна. – Пожалуйста, садитесь. Я пошлю за чаем… или вам больше по вкусу шерри? Доктор дает Даффу небольшие дозы морфия. Но скоро его нужно кормить бульоном, поэтому он вот-вот очнется.
 – С удовольствием выпила бы шерри. Я еще никак не приду в себя после поездки.
 – Разумеется. Мы крайне признательны вам за приезд. Садитесь, прошу вас. Я сейчас велю принести шерри и бренди для тебя, дорогой, – добавила герцогиня, улыбнувшись мужу. – Джулиус ненавидит шерри, как большинство мужчин.
 В ожидании напитков герцогиня сообщила о состоянии здоровья Даффа и предписаниях врача. Лакей принес обещанный шерри, и Аннабел с благодарностью пригубила рубиновый нектар. Время от времени герцог вставлял в беседу пару слов, и его сдержанные манеры болезненно напоминали Аннабел Даффа. Разговор в основном вела герцогиня. От нее Аннабел узнала об исходе несостоявшейся дуэли и те скудные сведения, которые Элспет смогла сообщить о гибели Уоллингейма. Оказалось, что Дафф нашел последнего в заведении Абигейл Флеминг. Аннабел слегка подняла брови, хорошо зная, какого рода дополнительные услуги предоставляет Абби. Но сейчас се интересовало другое.
 – Насколько я поняла, именно люди мисс Флеминг и стали орудием мести Уоллингейму, – объясняла герцогиня. – И должна сказать, что от души одобряю ее действия. Только законченный мерзавец мог стрелять в безоружного человека.
 – Признаюсь, мне весьма утешительно слышать, что его больше нет, – кивнула Аннабел. В этот момент она не испытывала ничего, кроме искренней радости. – В нем не было ни капли человечности.
 – Большинство лондонцев согласятся с вами, – заметил герцог. – Хотя, должно быть, это у них наследственное. Какой-то родственник предъявил права на титул, и, по слухам, он еще хуже своего предшественника.
 – Довольно об этих жалких негодяях, – решила герцогиня. – Лучше расскажите, мисс Фостер, как поживают ваши родные.
 – Они прекрасно устроились. Как вы, должно быть, знаете, – продолжала Белл, поскольку сыщики с Боу-стрит уже наверняка успели доложить хозяевам о составе семьи Аннабел, – с нами двое детей. Моя сестра недавно умерла родами, и нам приходится заботиться о маленькой Силии. Пришлось взять кормилицу с ребенком и ее жениха.
 – Полагаю, вы очень заняты. Малыши требуют постоянного внимания.
 – Да, я очень быстро это поняла. Но маленькая Крикет, как мы ее называем, – настоящее чудо.
 – Вам повезло. Но как только ваша матушка немного отдохнет, вы должны привезти ее к нам на чай вместе с Крикет. Обожаю маленьких детей.
 Аннабел, уже успевшая немного освоиться, весело сообщила:
 – Дафф удивительно хорош с детьми. Мгновенно очаровал наших девочек, когда приехал на чай.
 – Дафф привык играть с детьми, тем более что его племянники и племянницы вечно крутятся под ногами. И он весь в отца, – заметила Элспет, гладя руку мужа. – Джулиус очень любит всех наших детей и даже сам ухаживал за ними, не так ли, дорогой?
 – Не вижу смысла передоверять надзор за детьми слугам, – объявил герцог.
 – Совершенно верно. Видите, насколько он современен, – улыбнулась герцогиня. – Мы не придерживаемся старомодных правил воспитания детей.
 – О, если речь идет о моей жене, она вообще не придерживается никаких правил, – хмыкнул герцог, лукаво блестя глазами.
 – Можешь смеяться надо мной сколько угодно, дорогой, но посмотри, какие чудесные у нас дети! Все, как один, красивы, добры и умны.
 – Еще бы! – воскликнул герцог, подмигнув Аннабел.
 Та улыбнулась, чувствуя, что словно попала в волшебный мир. Теперь она лучше понимала, почему Дафф так мил и дружелюбен, так уверен в себе. Герцог и герцогиня обожали своих детей и друг друга. Дом Уэстерлендов был местом, в котором царила атмосфера любви, и малыши буквально расцветали, как цветы под заботливой рукой садовника.
 – От всех этих разговоров о детях я ужасно расчувствовалась, – всхлипнула герцогиня. – Вы должны привезти к нам Крикет. Должна же и я насладиться ее обществом.
 – Я слышал имя Крикет? – Несмотря на то что доносившийся с постели голос был хриплым со сна, в нем звучали знакомые шутливые нотки. – Подойдите и дайте мне взглянуть на вас.
 Аннабел смутилась: каждый мог расслышать, как тепло и нежно он зовет ее.
 Герцогиня немедленно встала, многозначительно глянула на мужа и с привычной учтивостью объявила:
 – Пожалуй, мы оставим вас поболтать вдвоем.
 Дверь спальни бесшумно закрылась.
 – Почему ты так долго не приходила? – прошептал Дафф. – Я умирал от желания видеть тебя.
 – Очень забавно, – сухо бросила Аннабел, поспешно подходя к окну, чтобы скрыть обуревавшие ее эмоции. – Тебе следовало бы найти менее убийственный способ заманить меня в Лондон.
 – Я думал, ты по достоинству оценишь разыгравшуюся драму.
 Он еще и улыбается, несмотря на бледность и слабость. Темные локоны в беспорядке раскинулись по белой подушке.
 – Человеку вроде тебя не требуется дополнительная драма, – невольно улыбнулась она. – Ты и без того достаточно энергичен.
 – И все же ты скрылась, – выдохнул он, вопросительно глядя на нее.
 – Не от тебя. От Уоллингейма.
 – Тебе следовало сказать мне, – уже громче упрекнул он. Теперь он чуть больше походил на себя прежнего.
 – Не хотела спорить.
 – Вот как!
 – Не смотри на меня так! Ты знаешь, что я права.
 Он попытался пожать плечами, но лишь поморщился.
 – До сих пор не могу свободно двинуть ни рукой, ни ногой, И ты была права: я бы попытался остановить тебя.
 – И ни одного возражения? – усмехнулась она. – Ты меня поражаешь.
 – Не воображаешь же ты, что я столько дней ждал тебя ради того, чтобы тут же начать пререкаться, – улыбнулся он. – Не настолько я глуп. – Голос его неожиданно смягчился, стал тише. – Подойди ближе, чтобы я смог коснуться тебя.
 Почему на нее так действуют красота его милой улыбки и взгляд темных глаз? Какое ей дело до того, что он ее хочет? Нужно постараться обо всем забыть и считать Даффа всего лишь очередным поклонником, не больше и не меньше. Но с ней что-то произошло, и теперь она не так холодно-расчетлива, как была в прошлом. Что тут скрывать: она тоже жаждет его прикосновений.
 Он неуклюже шевельнул рукой, лежавшей поверх одеяла, и по лицу было видно, как тяжело дается ему малейшее движение.
 Она ощутила, как переполняют глаза непрошеные слезы, но усилием воли подавила готовые вырваться рыдания и улыбнулась.
 – Рада, что у вас такой превосходный доктор, – небрежно бросила она, пытаясь взять себя в руки, полагаясь на свой актерский опыт, чтобы не выглядеть влюбленной дурочкой. – Твои родители рассказали мне о Джеймсе Стюарте и о том, как он тебя спасал.
 – При том расстоянии, с которого стрелял Уоллингейм, я не отважился бы отдать себя в руки английского доктора. Тем более что рассчитывал снова увидеть тебя и продолжить нашу восхитительную дружбу.
 – Вижу, своего обаяния ты не потерял, – беспечно заметила она.
 – Как и остальных способностей, – заверил он с ухмылкой.
 – Наверное, следует держаться подальше от тебя.
 – Ты в полной безопасности, дорогая. Если я попробую что-то предпринять в отношении тебя, боюсь, что истеку кровью, как зарезанная свинья, а матушка поднимет такой шум, что будет слышно даже в Брайтоне.
 – Значит, пока мне ничто не грозит.
 – Именно «пока». Помни об этом. Теперь, с твоим приездом, у меня появился огромный стимул к выздоровлению.
 Его родители сказали то же самое, хотя в более вежливых выражениях. Нет, она очень хотела помочь Даффу поскорее встать на ноги. Больше всего на свете. А вот до какой степени она готова посвятить себя Даффу… над этим стоило подумать. В любом случае никогда не следует строить далеко идущие планы: жизнь ненадежна. Этот урок она усвоила в тринадцать лет, когда впервые заболел отец.
 Но секунду спустя, коснувшись руки Даффа и осторожно сжав его пальцы, она отчего-то ощутила, что пришла домой после долгого отсутствия. До этой минуты она никогда не испытывала подобных эмоций: отчасти сострадание и нежность, но в основном – чистое, яркое, незамутненное наслаждение, настолько шокирующее, что пело в крови торжествующим гимном.
 – Останься со мной, – попросил он, впившись в нее знакомым дерзким, высокомерным взглядом.
 Аннабел не ответила. Да и что ответить, когда всеми фибрами своего существа она сознавала, до чего же невозможно согласиться на его требование.
 – Только скажи «да».
 Нет, нет, нет…
 – Да, – прошептала она. Сердце взяло верх над разумом.
 Его улыбка согрела не только ее душу, но и всю комнату. И словно волшебной кистью каким-то образом стерла и ее прошлое.
 – Теперь я очень быстро поправлюсь, – весело объявил Дафф.
 В улыбке Аннабел отразилась вся глубина ее чувств.
 – И сделаешь меня очень счастливой, – просто ответила она.
 – Я слышал, ты приехала вместе со всеми домочадцами, – деловито начал он, точно собираясь что-то предложить. – Пригласи их перебраться к нам.
 – Да ты с ума сошел! – Аннабел словно сбросили с небес на землю. Нахмурившись, она упрямо пожала плечами: – Представляю, что будут болтать все злые языки в городе!
 Но маркиз не привык, чтобы его желаниям перечили.
 – Я попрошу матушку их пригласить, – спокойно пояснил он, ничем не уступая ей в упрямстве. – Так что все правила приличия будут соблюдены.
 – Ни в коем случае! Дафф, не усложняй мне жизнь! Мать почти ничего не знает о моей прошлой жизни, и я предпочитаю, чтобы так и оставалось. Если мы станем жить в нашем доме, где я отдаю приказы и не принимаю визитеров, она вряд ли услышит сплетни, которые в изобилии ходят про меня.
 – Визитеров-мужчин, полагаю? – пробурчал он.
 – Нет. Говорю же, все в прошлом. У меня нет приятелей-мужчин.
 «Если не считать меня», – едва не выпалил он. Но не собирался делать сравнений: ведь то, что он испытывал к ней, было так далеко от ее прошлого образа жизни, да и его тоже… невыразимо далеко…
 – Я тоже стал другим. У тебя нет друзей-мужчин, а у меня – друзей-женщин. Поэтому останься.
 – Тебе нет нужды ничего менять ради меня, Дафф, – отмахнулась она. – Честно говоря, я не питаю никаких надежд.
 – Тем не менее я изменился.
 – Когда ты встанешь с постели, все покажется другим, – улыбнулась она. – Просто ты ослабел от потери крови.
 – Считаешь, что в голове у меня одна пустота и ранение повлияло на мой разум?
 – Я просто хочу подчеркнуть, что не нуждаюсь в лести. Я рада быть с тобой, и больше ничего не требуется говорить.
 – Это не лесть, – проворчал он. – Я вполне серьезен. И действительно хочу, чтобы ты оставалась со мной.
 – Дафф, в самом деле, можно подумать, мы с тобой не знакомы с нравами общества. Подобная новость за несколько часов облетит город.
 – Значит, ты просто водила меня за нос, когда обещала остаться, – резко бросил он.
 – Я осталась бы, будь это возможно, – мягко пояснила она. – Но так нельзя. Да и твои родители вряд ли одобрят подобное поведение.
 – Ты не знаешь моих родителей. Их роман был настолько далек от обычного, что люди до сих пор вспоминают тот скандал.
 – Но ведь нужно подумать и о моей матери. Если ты согласен, я готова целыми днями просиживать у твоей постели и только на ночь буду уезжать домой.
 Дафф надулся. Аннабел улыбнулась:
 – Надеешься, что это заставит меня передумать?
 – А вот на мою мать это всегда действовало, – усмехнулся он.
 – Судя по высказываниям твоей матери, ты – само совершенство.
 – И всегда им был, – подтвердил Дафф с ангельским взглядом. Она рассмеялась и порывисто стиснула его пальцы.
 Он охнул.
 – Прости меня, прости, – прошептала она, отдернув руку. – Где болит?
 Он попытался рассмеяться, но лишь горестно скривился.
 – Легче сказать, где не болит. Я срочно нуждаюсь в поцелуе, чтобы облегчить страдания.
 – Ты неисправим, – пожурила она, невольно улыбаясь.
 – Но я все равно тебе нравлюсь и таким, – парировал он.
 «Больше чем нравишься», – подумала она, уже почти влюбленная, хотя всячески старалась этого избежать.
 – Хорошо. Только один поцелуй, пока ты не окрепнешь.
 – Как скажешь.
 Аннабел рассмеялась.
 – Вижу, что ты стал очень сговорчивым в своем неподвижном состоянии.
 – Не рассчитывай, что это долго продлится. Теперь у меня есть все причины как можно скорее подняться с одра болезни.
 – Чтобы затащить меня в постель?
 – Чтобы снова тебя обнять. Остальное зависит от тебя.
 Вот так всегда! Даффу ни к чему просить и умолять. Достаточно улыбнуться, поманить пальцем, и все женщины – у его ног.
 – Поцелуй меня, пожалуйста, – едва слышно попросил он. – Я истосковался по тебе.
 Не знай она репутации Даффа и всех тех историй, которые про него ходили, могла бы, пожалуй, принять его слова близко к сердцу. А может, и приняла… по крайней мере в этот момент.
 – Я тоже тосковала по тебе, – пробормотала она, нагибаясь и касаясь его губ в легчайшей из ласк. И несмотря на краткость прикосновения, почувствовала, как неумолимо влечет ее к нему.
 – Еще, – прошептал он, и это слово прозвучало песней сирены.
 Один поцелуй вел к другому, а третий разжег такое пламя слепого желания, что Аннабел, обретя наконец подобие рассудка, оторвалась от Даффа и отскочила.
 – Это безумие, – прошептала она.
 – Но такое великолепное безумие, – парировал он, ощущая, как бурлит кровь, как вливаются в него новые силы. Поцелуй Белл – лучшее лекарство. – Ты, моя милая, превзошла всех докторов, – пробормотал он, подмигивая. – И я хочу есть. Никаких бульонов и каш. Мне нужна настоящая еда.
 Такая внезапная перемена рассмешила ее.
 – Скоро мне придется отбиваться от тебя, – покачала она головой и потянулась к сонетке.
 – Сомневаюсь, – протянул он.
 – Самоуверенный мальчишка! – бросила она, дернув за вышитую ленту. – Я могу преподнести тебе сюрприз.
 После столь страстных поцелуев он будет крайне удивлен, если Аннабел даст ему время полностью оправиться. Но Дафф, как всегда, был тактичен.
 – Если ты намерена отбиваться от меня, могу только посоветовать копить силы. Потому что через несколько дней я либо поборю, либо соблазню тебя. Выбирай, что предпочитаешь.
 Поразительно, как простые слова могли возбудить ее до такой степени, что его шутливые угрозы расплавили сердце кипящей лавой желания.
 – Позже я дам тебе знать, что именно предпочитаю, – кокетливо откликнулась она.
 Невозможно было не услышать отголосков страсти в ее голосе, понятных человеку с его опытом.
 – Не торопись, – пробормотал он, слабо улыбаясь. – Я скорее всего встану с постели только через день-другой. Хотя полагаю, что для этого вовсе не обязательно вставать с постели. Полагаю, если я очень тебя попрошу, ты поможешь больному калеке… например… возьмешь на себя большую часть самой бурной деятельности. Буду более чем счастлив позже возместить тебе все неудобства. Ты даже можешь уговорить меня подчиняться всем твоим приказам.
 – Как ни соблазнительно ваше предложение, милорд, позвольте мне отказаться, – сухо объявила Аннабел, уже успевшая накинуть узду на свои желания. – И к твоему сведению, я не люблю играть роль госпожи в постели. Надеюсь, это не уменьшит твоего интереса ко мне.
 – Ведьма! Так играть с глубоко влюбленным человеком!
 – Тебя попросту одолела похоть. Прошу не путать эти понятия.
 – Ни в коем случае.
 Она вспыхнула под его неотступным взглядом и, чтобы не признаваться в собственных чувствах, отделалась ехидной репликой:
 – Думаю, твое отношение ко мне изменится, как только ты кончишь.
 – Будь я в силах двигаться, швырнул бы тебе что-нибудь в голову за такую грубость, – усмехнулся он, приняв тот же тон. Кто лучше его поймет боязнь говорить о любви?
 Аннабел отступила.
 – Тогда мне повезло не оказаться на линии огня.
 – Ненадолго, дорогая, – пробормотал он. – Ненадолго.




 Глава 26


 Верный своему обещанию, Дафф заставил себя сесть в постели уже на следующий день, а еще через два дня уже был на ногах. Правда, ходил он, покачиваясь, но без посторонней помощи. Правда, стискивал зубы от боли, на лбу выступали крупные капли пота, и вскоре снова приходилось ложиться в постель.
 Но он не сдавался и к концу недели почти восстановил силы. А вместе с силами вернулся и аппетит, и кухарка то и дело готовила ему подкрепляющие блюда. Короче говоря, выздоровление шло огромными шагами. Даже доктор Стюарт считал его феноменальным.
 Родители Даффа так часто благодарили Аннабел, что она действительно ощущала себя ангелом милосердия, – роль, которую приняла с полным сознанием того, что ее вмешательство было ничтожным по сравнению с геркулесовыми усилиями Даффа.
 Она постоянно была рядом с ним, потому что так желал Дафф и потому что скорее могла остановить солнце, чем отказать любовнику. Да она и не хотела этого. Как, впрочем, мама и Молли с их недвусмысленными замечаниями о Золушке, принце и тому подобными фантазиями.
 Но Аннабел считала свои обязанности сиделки чем-то вроде роли в очередном спектакле, возможно, очень длинном, но не бесконечном. Она прекрасно понимала, что в реальной жизни золушек не бывает и, даже если в редких случаях актрисы и выходили замуж за аристократов, их супружескую жизнь вряд ли можно было назвать идеальной.
 Однако эти ее обязанности были приятными. Более чем приятными, и она каждый день с нетерпением ждала поездки в дом Уэстерлендов.
 В первое время она спрашивала, не хочет ли Дафф, чтобы ему почитали.
 – Нет, спасибо, – отказался он. – Лучше поговори со мной.
 Она и подумать не могла, что у них найдется столько тем для беседы: слишком мало они знали друг друга. И по правде говоря, ее отношения с другими мужчинами не оставляли времени для разговоров по душам.
 Как, впрочем, и у Даффа – с женщинами.
 Оба словно оказались в неизведанной ранее стране, но находили эти переживания невероятно интересными и даже восхитительными. Они много говорили о своем детстве. Его – было идиллическим, другого слова не подберешь. Ее – достаточно приятным, во всяком случае, в ранние годы, когда дело ее отца процветало, а семья жила в комфорте. Да и образование ей дали превосходное. Наставниками девочки были питомцы Кембриджа. И до четырнадцати лет жизнь Аннабел была безмятежной и безоблачной.
 Но по мере того как болезнь отца прогрессировала, все менялось. Она очень неохотно говорила о том, что случилось потом, и ни с кем не делилась правдой.
 – Когда положение моей семьи потребовало решительных мер, – коротко объяснила она, избегая слов «нищета» и «отчаяние», – я отправилась в Лондон искать счастья.
 И счастье ей улыбнулось. Вся последующая ее жизнь была цепью триумфальных побед, которые так часто описывались в газетах того времени.
 – Тогда я и увидел тебя в «Друри-Лейн», – вздохнул Дафф.
 – Да, – кивнула она, умолчав, что перед этим целый год проработала гувернанткой за жалованье, которого хватало только на то, чтобы семья не голодала, не говоря уже о постоянных преследованиях хозяина дома, считавшего, что вся женская прислуга – его законная добыча, так что приходилось всеми способами избегать встреч с ним. Впрочем, она коротко упомянула о карьере гувернантки, добавив, что нашла ее чересчур изнурительной.
 – Вне всякого сомнения, – сухо заметил Дафф. – Да ты с твоей внешностью не протянула бы и двух недель.
 – По правде говоря, я протянула год.
 – Поразительно. Твой наниматель предпочитал мальчиков, или жена приковывала его к своей ноге?
 – Просто в этой семье кошелек был у баронессы. Богатая наследница, которая вышла замуж за нищего, но титулованного аристократа. Сразу понятно, кто в доме главный.
 – Деньги, разумеется, взяли верх. Этим по крайней мере объясняется, почему ты продержалась так долго.
 – Но ситуация в конце концов стала невыносимой.
 – Вполне понятно. Бедняга к тому времени должен был окончательно спятить. И это комплимент, дорогая. Ты необыкновенная… хотя, должно быть, уже не раз это слышала. Итак, как звали это животное?
 – Предпочла бы умолчать.
 – Я не вызову его на дуэль, – заверил Дафф, хотя в голосе отчетливо прозвенело раздражение. И, чтобы умиротворить его, она поспешно заверила:
 – По-моему, семья уехала за границу.
 – Врушка, – попрекнул он.
 – Ты только начал выздоравливать. Будь благоразумен. И учти, если бы этот человек, который останется безымянным, не довел меня до решения стать актрисой, мы никогда бы не встретились.
 – По крайней мере до ярмарки лошадей.
 – Если тебе угодно спорить… – надулась Аннабел.
 – О нет, честное слово, я не хотел. – Он осторожно хлопнул по краю постели. – Посиди со мной.
 Поскольку в последнее время Дафф мог без остановки пройтись по коридору верхнего этажа и обратно, она не собиралась принимать приглашение.
 – Твои родители могут войти, – отговорилась она.
 – Не войдут.
 – Почему ты так уверен? – с подозрением осведомилась она.
 – Я попросил не беспокоить меня, пока не позову.
 Ну зачем она спросила?!
 – Тем не менее я не стану сидеть с тобой, – твердо объявила она.
 – Боишься? – поддразнил он.
 – Вот именно. Боюсь, что буду опозорена, если кто-то войдет, как бы горячо ты ни уверял, что этого не будет. Как насчет слуг?
 – Им тоже приказано не совать сюда носа.
 – Вижу, всем успели отдать приказы.
 – Ну, если бы и ты склонилась перед моей волей, – пробормотал он с мальчишеской усмешкой, – я был бы вполне доволен.
 – И где бы я была, если бы имела глупость склониться перед твоей волей? – надменно пробормотала она, совсем как героиня на сцене.
 – Предпочтительно подо мной, – улыбнулся он. – Знаешь, снобизм и все такое.
 – Очень забавно! Но боюсь, у меня отсутствуют порывы плоти, – отговорилась Аннабел, хотя при виде Даффа, сидящего на постели, красивого, как смертный грех, в лосинах, рубашке с открытым воротом и босого, в глубине души сознавала, что не вполне искренна.
 – Позволь мне не согласиться, – едва заметно усмехнулся он. – После нашей встречи в моем охотничьем домике я сказал бы, что наши плотские порывы идеально совпадают.
 – Пожалуйста, Дафф, остановись. – Аннабел подняла руку и откинулась на спинку стула, словно отгораживаясь от искушения. – Даже не напоминай мне о таких вещах, когда я пытаюсь собраться с силами и держаться в рамках приличий. Должна же я вести себя скромно в доме твоих родителей. – Она набрала в грудь воздуха, и решительно добавила: – В этом отношении я абсолютно тверда.
 Он тихо застонал и окинул ее насмешливым взглядом.
 – А как насчет садового домика во дворе?
 – Следовало бы дать тебе пощечину за наглость, – фыркнула она.
 – Кто тебе препятствует? Подойди и дай, – вкрадчиво предложил он.
 – Дафф, ради всего святого, не надо… – прошептала она. – Через час нам нужно спуститься вниз, к чаю…
 Она убеждала его, чувствуя, как кружится голова, как слабеет воля и все сильнее становится желание броситься в его объятия.
 – И моя мать собирается впервые приехать с визитом, – в панике прибавила она, – Я и без того нервничаю! Хочешь, чтобы я совсем растерялась?
 – Прости, дорогая, – немедленно раскаялся он. – Я слишком эгоистичен. Дело в том, что я попросту схожу с ума. Но не волнуйся. – На этот раз именно он поднял руку. – Я переживу. И ты, конечно, права. Нельзя, чтобы мы спустились вниз помятыми и взъерошенными, тем более что к чаю ждут твою матушку.
 – Даже не говори ничего подобного! – ужаснулась Аннабел. – Я и без того живу в постоянном страхе, что матушка услышит обо мне какую-нибудь скандальную сплетню.
 В отличие от нее Дафф мало обращал внимания на скандалы.
 – Дорогая, ты слишком тревожишься о подобных вещах, – небрежно бросил он. – Все, кого я знаю, рано или поздно обязательно были замешаны в ту или иную неприятную историю.
 Аннабел поджала губы.
 – Подобное поведение может быть приемлемым для аристократии. К сожалению, к простым людям применимы другие стандарты.
 – Вздор и глупости. Я могу защитить тебя от любого скандала.
 – Но мама тем не менее расстроится. И что тогда? – парировала она.
 В этом она, вероятно, права. Хотя все, что он успел узнать о миссис Фостер, указывало на то, что она – женщина светская и вовсе не помешана на приличиях. Но Аннабел, очевидно, страшно боится каким-то образом опозорить мать.
 – Не волнуйся, дорогая, – нежно попросил он. – Я буду очень осмотрительным. Честное слово, я буду так же чопорен, как викарий за чаем. Может, мне лучше обсуждать цитаты из молитвенника?
 Аннабел улыбнулась и вздохнула.
 – Пожалуй, не стоит. Ты вряд ли сумеешь правдоподобно сыграть свою роль. И по правде сказать, наш викарий много пил и держал скаковую конюшню, предоставив младшему священнику выполнять все обязанности. По воскресеньям мы все вместе охотились или ездили на скачки.
 Служение Богу было в то время зачастую последним прибежищем младших сыновей, не желавших идти в армию или на флот и считавших, что призвание юриста не соответствует их положению. При этом никакого религиозного образования не требовалось.
 – Теперь я вижу, что нашей дружбе самой судьбой предназначено быть долгой и счастливой, – рассмеялся Дафф. – Моя семья тоже проводила воскресенье на скачках или на охоте. Значит, сегодня днем нас ждет огромный успех: вот подожди и увидишь. Мы с твоей матерью поговорим о лошадях.




 Глава 27


 И действительно, за чаем речь зашла о лошадях, но только после того, как присутствующие долго восхищались Крикет, охали и ахали, передавая ее из рук в руки. Малышка успела перебывать на коленях у всех сидевших за столом и наконец оказалась в объятиях герцогини, где и задремала, как настоящий маленький ангелочек.
 Герцогиня взглянула на мужа и улыбнулась.
 – Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как в этом доме появлялся младенец.
 – Я помню день, когда родился Дафф, – кивнул герцог.
 Между ними вдруг протянулась ниточка такой близости и любви, что в комнате воцарилось смущенное молчание.
 – Как и все дни, когда остальные наши дети появились на свет, – мягко заметил герцог, улыбаясь растерянным гостям. Общество не терпит столь публичных проявлений взаимной симпатии. Но семья Д'Абернонов всегда жила по собственным правилам.
 – Прекрасно вас понимаю, – кивнула миссис Фостер, которая, подобно дочери, ловила на ходу любые намеки. – Кажется, только вчера мои девочки были совсем крошками.
 Слава Богу, ее мать может спокойно упоминать имя Хлои!
 – Верно, – согласилась герцогиня. – Не успеешь оглянуться, а они уже взрослые.
 – Или, в случае Джайлза, просто стали выше ростом, – заметил герцог. Джайлз только что проигрался в карты, и отцу пришлось уплатить большую сумму. – Наш младший сын слишком беспечен и играет по непозволительно высоким ставкам.
 – Вернее, слишком невоздержан, – пробормотал Дафф.
 – Конечно, родителям тревожно, когда дети связываются с неподходящими людьми, – улыбнулась герцогиня. – Но мне кажется, все это неразрывно связано со взрослением.
 – Вероятно, – вежливо согласилась миссис Фостер. – Девушки, как правило, не играют, так что у меня не было причин волноваться по этому поводу. И обе мои дочери были очень послушны.
 Она улыбнулась Аннабел, и та вспыхнула, смущенная материнской похвалой. К тому же вряд ли понятия матери о том, какова должна быть послушная дочь, совпадали с ее собственными.
 Поняв причину ее неловкости, Дафф поспешил вмешаться:
 – Миссис Фостер, не хотите как-нибудь поехать на скачки? Мы с Аннабел собираемся туда на следующей неделе. Кажется, наша семья тоже выставляет лошадей.
 – С большим удовольствием принимаю ваше приглашение, – просияла миссис Фостер.
 Джулиус и Элспет удивленно переглянулись.
 Аннабел поразилась не менее их. На скачках всегда слишком много народа. Неужели Даффу не терпится выставить напоказ их отношения?
 – К этому времени я совершенно поправлюсь, – небрежно бросил Дафф, словно в ответ на их изумленные взгляды. – Нужно же это отпраздновать! Мама, папа, вы согласитесь присоединиться к нам?
 – Разумеется. Будем счастливы, не так ли, Джулиус?
 – Ты, как всегда, права, дорогая, – кивнул герцог и, подняв бокал с бренди, провозгласил: – За успешные скачки!
 Тут разговор перешел на лошадей. Обсуждались резвость, выносливость, тренировки и те жокеи, которые будут на них скакать. Миссис Фостер ввели в курс последних новостей скакового мира, и оказалось, что она принимает участие в беседе на равных вплоть до деталей, известных только знатокам и любителям этого спорта.
 Время за оживленной беседой летело незаметно, и только когда голодная Крикет с плачем проснулась, требуя очередного кормления, миссис Фостер распрощалась с хозяевами. Срочно позвали Молли, пившую чай со слугами, и вся троица покинула гостеприимный дом, договорившись о встрече на скачках.
 Слуги обожали сплетничать о хозяевах, а в этом случае сам факт, что на чай приглашена мать актрисы, был невероятным. Правда, Молли не отличалась словоохотливостью в присутствии посторонних, но слуг так и распирало любопытство, и они болтали без умолку, так что сегодня в кухне Уэстерлендов царило необычайное оживление.
 Осталось неясным, каким образом новость выпорхнула из герцогского дома и достигла редакции «Морнинг пост». То ли у кого-то из слуг оказался дружок в соседнем доме, то ли разносчик, заглянувший на кухню, оказался слишком любопытным, а может, у этой газеты, как у любой другой, были свои платные осведомители. Впрочем, все знали, что в Лондоне любой секрет сразу становится известен всем. Поэтому на следующий же день в «Морнинг пост» появилась следующая заметка:
 «Вчера герцог и герцогиня Уэстерленд и их наследник, маркиз Дарли, пригласили на чай прославленную актрису, мисс Фостер, ее мать, миссис Фостер, и очаровательную маленькую внучку последней. Маркиз и мисс Фостер недавно вернулись в город после длительного пребывания в провинции».
 Аннабел успела увидеть газету раньше матери и сожгла гнусный листок, прекрасно понимая, на что намекает автор заметки. Предполагалось, что она исчезла из Лондона, чтобы родить ребенка, отцом которого был Дарли.
 За завтраком герцогиня прочла эти несколько строчек своему мужу и с улыбкой спросила:
 – Как по-твоему, что скажет на это Дафф?
 – Поскольку именно он предложил, чтобы мы все поехали на скачки, думаю, ему совершенно все равно. Очевидно, он нисколько не волнуется, что скажут люди относительно его связи с мисс Фостер. Как, впрочем, и я, – подмигнув, ответил герцог и развернул «Таймс».
 Дафф нашел газету на подносе с завтраком. Эдди уже позаботился развернуть ее на соответствующей странице. Пробежав глазами абзац, маркиз чуть приподнял бровь:
 – Пытаешься что-то сообщить?
 – Просто подумал, что вам следует знать, вот и все.
 – Сомневаюсь, чтобы свет жаждал знать, кого мы приглашаем к чаю!
 – Смеетесь?
 – Ребенок не мой, – спокойно заверил Дафф. – Так что меня все это не волнует.
 – А если бы он был вашим?
 – Да ты, похоже, заделался моралистом? – протянул Дафф.
 – Ничего, что на мисс Фостер все станут показывать пальцами? Об этом вы подумали?
 – Мисс Фостер не привыкать к чему-то подобному. И не смотри на меня так. С каких это пор тебя тревожит благополучие женщин в моей жизни?
 – Она славная женщина, ваша мисс Фостер. И нечего это отрицать.
 – Хорошо, я согласен. Мисс Фостер действительно очень славная. И я ничем ее не обижу. Можешь на это рассчитывать.
 – Пфф!
 На этом разговор закончился.
 Маркиз благодушно выслушал упрек денщика и немедленно забыл о нем.
 На следующий день, когда «Морнинг пост» с опозданием доставили в маленькую деревушку Эджелстон, находившуюся в нескольких часах пути к северу от Лондона, жена деревенского сквайра жадно прочла светскую хронику и ахнула.
 – Джеремия, только послушай! – воскликнула она, поворачиваясь к мужу, сидевшему у окна за трубкой и элем. – Эта злосчастная особа Фостер ухитрилась попасть в газеты и, вполне вероятно, способна втянуть нас в свою скандальную жизнь!
 Одутловатое лицо жены сквайра исказила негодующая гримаса.
 Выслушав содержание заметки, Джеремия Гаррисон спокойно отставил кружку с элем и вместо того чтобы оскорбиться, выдул клуб дыма и улыбнулся.
 – Герцог и герцогиня Уэстерленд и маркиз Дарли, говоришь? Интересно, сколько они заплатят, если мы избавим их от этого отродья?
 – Ты возьмешь ребенка дочери этого жалкого торговца? – в ужасе завизжала она, тряся головой так, что двойной подбородок задрожал, как желе. – Я запрещаю, Джеремия! Мой отец перевернулся бы в могиле, узнай он про такое!
 Как дочь адвоката, Миллисент всегда считала себя выше окружающих.
 – Пойми, Миллисент, это выгодное предприятие! Девчонка мертва. Ее отродье можно сплавить в сиротский приют и забыть о ней. А мы получим кругленькую сумму. И не говори, что ты не хочешь новый гардероб или модную мебель для гостиной. А я давно положил глаз на ту ферму, что рядом с нашей.
 – Но это покроет нас несмываемым позором, Джеремия, – возразила миссис Гаррисон, хотя ее негодование значительно уменьшилось при мысли о новом гардеробе и мебели.
 – Зато мы станем намного богаче. Клянусь Богом! – провозгласил ее муж, хлопнув по колену. – Пусть конюх запряжет лошадей в экипаж, а ты пошли за нашим сыном. У нас появились дела в Лондоне.




 Глава 28


 В то время, когда Гаррисоны размышляли, что будут делать с внезапно обретенным богатством, бедный младший священник и его экономка в деревушке к югу от Лондона, раскинувшейся на берегу Темзы, озабоченно смотрели на мужчину, лежавшего в постели священника. Несколько дней назад матросы угольной баржи снесли на берег полумертвого незнакомца в лохмотьях, бывших когда-то дорогой одеждой, и с пустыми карманами, опустошенными его спасителями.
 – Похоже, сэр, он приходит в себя, – тихо заметила экономка, наклонившись над распростертым мужчиной. – Эти торговцы углем были правы, утверждая, что он, возможно, выживет.
 Младший священник был одним из клиентов шкипера баржи, поскольку обменивал провиант на уголь по пути баржи в Ньюкасл и обратно. На этот раз матросы оставили на его газоне неизвестного человека.
 – Он уже не так бледен, и дыхание становится глубже, – согласился священник.
 В этот момент Уоллингейм открыл глаза и уставился на них таким взглядом, что оба отскочили. После священник признавался, что увидел в этих глазах самого дьявола. Но все же сумел взять себя в руки, откашлялся и вежливо сказал, помня о богатой одежде незнакомца:
 – Добрый день, сэр. Позвольте сказать, что ваше состояние весьма улучшилось.
 – Где я, черт бы все побрал? – прохрипел Уоллингейм, и от его ледяного голоса у несчастной экономки прошел озноб по спине.
 – К югу от Лондона, – пояснил священник, не в силах решить, стоит ли посылать за помощью или нет. Ему очень не нравились дюжее сложение и мерзкая гримаса спасенного.
 – Позовите доктора, – велел граф. – И принесите бренди.
 – Боюсь, у нас нет ни того, ни другого, – пробормотал священник, стараясь, чтобы голос не дрожал.
 – Я граф Уоллингейм, – повелительно бросил больной. – Немедленно уведомите моих домашних о том, где я нахожусь. Да побыстрее, черт возьми!
 Священник и экономка дружно отпрянули, поскольку граф приподнялся на локтях, прежде чем снова упасть на постель. Запуганные и униженные, они словно приросли к месту.
 – Проваливайте! – заревел он.
 Священник и экономка вылетели из комнаты и опомнились только у подножия лестницы, пытаясь решить, что делать. В этого человека стреляли несколько раз. А вдруг в преступлении обвинят их?
 – Кто знает? – встревоженно нахмурился священник. – Судьи у нас продажны, а тот, кто лежит наверху, добродушием не отличается.
 – Не можем мы просто послать за его людьми и исчезнуть, когда они прибудут?
 – Здесь все знают, кто где живет, миссис Беннет. Боюсь, мы должны выполнить приказы графа и надеяться на лучшее.
 – Пошлите юного Гарри, – предложила экономка. – Мальчик знает, как обращаться с высокими особами. И не скажет больше, чем следует.
 Младший священник недоуменно уставился на нее.
 – Куда послать? Мы не знаем, где живет этот человек.
 – Вы могли бы спросить у него.
 – Лучше вообще не подходить к нему, – честно признался священник.
 – Кучер в деревенской гостинице наверняка слышал о нем, если он действительно граф. Пусть Гарри справится у него.
 Совет экономки показался священнику дельным. Гарри быстро сбегал в гостиницу и вернулся с нужными сведениями.
 – Кучер действительно слышал об Уоллингейме, – выдохнул он. – Старый Джон говорит, что он сам дьявол.
 – Это уж точно, – пробормотал священник, чье мнение так неожиданно подтвердилось. – Джон знает, где живет граф?
 – Нет, но велел мне идти в Мейфэр и порасспросить там. Эти аристократы все живут недалеко друг от друга.
 – Иди, – приказала экономка, не спрашивая разрешения у хозяина. Желание избавиться от воплощения сатаны перевесило обычный порядок действий. Жильцы этого дома не хотели возобновлять знакомство с временным постояльцем.
 Уж очень силен был страх перед ним.
 Кроме того, бедный священник прекрасно понимал, как опасно навлечь на себя гнев человека, подобного Уоллингейму.




 Глава 29


 Когда на следующий день Аннабел приехала к Уэстерлендам, Дафф уже ожидал в вестибюле.
 – Сегодня ты поздно, – заметил он.
 – Прости за опоздание, но Молли решила пригласить швею, сшить детям новую одежду, а мама посчитала себя слишком провинциальной, чтобы иметь дело с лондонской портнихой.
 Аннабел не добавила, что тоже предпочла не оставлять мать наедине с этой женщиной. Миссис Партридж считалась известной сплетницей и могла наболтать лишнего.
 – Зато теперь мы заказали горы детской одежды. И Молли вполне довольна, – пояснила она.
 Все это время Дафф пристально наблюдал за Аннабел и, едва она договорила, он, словно отдав дань вежливости, взял ее за руку и кивком показал на дверь:
 – Неплохо бы нам немного прогуляться.
 – Я видела экипаж во дворе.
 – День сегодня чудесный.
 – Я заметила, – улыбнулась Аннабел. – Похоже, ты очень спешишь.
 – Я слишком долго был заперт в доме. Пойдем. – Он потянул ее к выходу. – Мне нужно кое-что тебе показать.
 Он не стал ничего объяснять, как ее ни разбирало любопытство. Экипаж миновал Гайд-парк, потом Грин-парк и Сент-Джеймсский парк. На все расспросы Дафф загадочно отвечал:
 – Если я расскажу, сюрприза не получится.
 Когда экипаж остановился перед его городским домом, Аннабел с улыбкой обернулась к Даффу:
 – Уверен, что к тебе полностью вернулись силы?
 – Я купил одну вещь, которую тебе наверняка захочется увидеть.
 Он так и не ответил ей. Может, она ошибается в своих предположениях, а может, и нет. Но он уже открывал дверцу еще до того, как грум успел опустить ступеньку. Выйдя из экипажа, Дафф предложил Аннабел руку.
 – Ты только взгляни на мою покупку, и дольше нам оставаться не обязательно.
 – Хорошо, – спокойно ответила она, сжимая его ладонь. – А потом я прекрасно смогу добраться пешком до своего дома.
 – Как тебе будет угодно.
 Но в его голосе звучала знакомая уверенность. Неужели ни одна женщина не смогла его оттолкнуть?
 Велев кучеру подождать, маркиз повел Аннабел на крыльцо. Молодой лакей немедленно распахнул дверь, и мажордом почтительно приветствовал хозяина.
 – Мы слышали, что вы еще недостаточно здоровы для поездок, милорд. Какой приятный сюрприз – видеть вас в добром здравии.
 – Спасибо. Надеюсь, у вас все хорошо?
 – Абсолютно, сэр. Мы ждали только вашего возвращения.
 – Сегодня мы пробудем здесь недолго, Берн. Но я скоро вернусь. Прибыла ли та вещь, которую я заказывал?
 – В вашем кабинете, сэр. Как вы и приказывали.
 – Пришлите бутылку шампанского. Аннабел, хочешь пирожных?
 Ей следовало бы отказаться, но с сегодняшней суматохой и заказами портнихе она не успела поесть.
 – С удовольствием.
 Дафф бросил на нее быстрый испытующий взгляд.
 – В таком случае, может, и холодные закуски?
 – Да, благодарю.
 – Накройте легкий завтрак в столовой, Берн. Я тоже проголодался.
 – Да, сэр, немедленно, сэр, – поспешил ответить дворецкий, ослепительно улыбнувшись. – Возьму на себя смелость от имени всех слуг выразить, какое это удовольствие снова видеть вас, милорд.
 – Спасибо. Приятно вновь оказаться дома.
 Едва мажордом удалился выполнять приказ, маркиз с улыбкой обратился к Аннабел:
 – Позволь мне показать тебе свой маленький сюрприз.
 – Признаюсь, что умираю от любопытства.
 – Ты так хотела догадаться? – подмигнул он.
 – Собственно, я скорее ожидала чего-то вполне предсказуемого, милорд, однако тебя трудно назвать предсказуемым.
 – Возможно, в некоторых отношениях я действительно предсказуем. Но пойдем, дорогая, и увидишь, что мне повезло приобрести.
 Они прошли коротким коридором в его кабинет. Дафф пропустил ее вперед и показал куда-то вправо:
 – Посмотри на каминную доску.
 Аннабел повернулась и увидела свой небольшой портрет, написанный Рейберном. Художник изобразил только ее голову вполоборота. Маленькая черная шапочка с зеленым пером была надвинута на бровь, щеки раскраснелись, а локоны разметались, словно она только сейчас вернулась с прогулки.
 – Как он к тебе попал?
 Она знала, кем был предыдущий владелец портрета, а принц-регент терпеть не мог расставаться со своей собственностью.
 Дафф удивленно пожал плечами.
 – Обычным способом. Сделал предложение, от которого он не мог отказаться.
 Конечно, вся нация знала, что принц-регент по уши в долгах. С другой стороны, она слышала, что принц все же нашел деньги, чтобы заплатить Рейберну, но если предложение Даффа было достаточно щедрым, вероятно, не смог устоять.
 – Не знаю, что сказать. Однако мне нравится портрет, – спокойно заметила она, хотя все ее чувства были в смятении. Да, она хотела Даффа. Какая бы женщина не захотела?
 Но ее смущали чересчур знакомые обстоятельства… возможно, это ее глупый каприз, но все это уже повторялось, и не раз.
 – Рейберн удивительно реально изображает все свои модели, – добавила она так же бесстрастно. Годы, проведенные на сцене, помогли ей овладеть собой.
 – Поэтому мне и понравился именно этот портрет.
 – У тебя хороший вкус. Это один из моих любимых.
 Она позировала для нескольких портретов.
 И сейчас, смело взглянув ему в глаза, прямо спросила:
 – Питаешь какие-то ожидания?
 – Нет… честно говоря… то есть, возможно, но это не имеет ничего общего с картиной. Просто я доведен до того же состояния, что и твой бывший наниматель.
 – Ты совсем на него не похож.
 Будь он ее первым нанимателем, она могла бы влюбиться в него сразу и навсегда, и что тогда?
 – В какой-то мере похож, и еще как! – Он глубоко вздохнул, повернулся, подошел к выходившему на площадь окну и на миг замер, прежде чем резко обернуться. – Просто нет никаких способов подобраться к этому окольными путями. Господи, хотел бы я, чтобы это было не так.
 И тут она пожалела его… или позволила чувствам взять над ней верх, как всегда бывало в присутствии Даффа.
 – Да никаких окольных путей и не требуется.
 – Вот и хорошо, – с нескрываемым облегчением выпалил он. – Честно говоря, я думал только об этом с тех пор, как ты сбежала из Шорема… все время… Я потерял счет дням. И сейчас почти обезумел от желания. – Он протянул ей руку.
 – Ты достаточно окреп? – посчитала она нужным спросить, превозмогая слепое желание.
 – Думаю, что так оно и есть, – пробормотал он, глядя на свою восставшую плоть, натянувшую лосины. – А если раны начнут кровоточить, мы замедлим темп.
 Аннабел, улыбаясь, шагнула к нему.
 – Ты точно сошел с ума.
 – Это ясно как день.
 – И полагаю… ты знал… что я не сделаю этого… в доме твоих родителей.
 Он кивнул и, сжав ее запястье, притянул ближе.
 – Сознаюсь в недостойной уловке, хотя, если предпочтешь пообедать и уйти, я склонюсь перед твоими желаниями.
 – Уверен? – поддразнила она. Дафф слегка поколебался.
 – Почти, – выдавил он наконец.
 – С другой стороны, ваша светлость, я совсем недавно приехала в столицу из провинции, – весело сообщила Аннабел с деревенским выговором, увернувшись и встав в картинную позу. – И никогда не видела ничего роскошнее этого прекрасного дома и вас, милорд.
 – Клянусь, это Нелли Примроуз, – рассмеялся он.
 – Во плоти, милорд, – почтительно поклонилась она. В эту минуту Аннабел казалась воплощенной невинностью в белом муслиновом платье, отделанном шелковыми бантами, и с такой же желтой лентой в волосах. Настоящий персонаж из той пьесы, которую играла когда-то. – Наверное, вы можете помочь бедной деревенской девушке добиться успеха в большом городе. В светском обществе у меня нет ни одного покровителя.
 Впервые Дафф увидел Аннабел именно в роли Нелли Примроуз и помнил, как дебютантка вскружила головы всем мужчинам Лондона.
 – Если мы продолжим эту игру, моя дорогая мисс Примроуз, – лениво протянул он, – вы узнаете о городских обычаях куда больше, чем предполагали.
 Она кокетливо взглянула на него сквозь бахрому ресниц.
 – Меня уверяли, что я очень способная ученица, милорд.
 Пьеса была далеко не столь рискованной, как нынешняя поза Аннабел. Но Дафф нашел ее игривость очаровательной.
 – В моем доме есть свободная должность. Мне нужен личный секретарь. Вы умеете читать?
 – О да, милорд, и очень хорошо. Один младший священник позаботился обучить меня… – она помедлила для пущего эффекта, – чтению, милорд.
 – И полагаю, еще многому другому, – сухо заметил он, не уверенный, стоит ли обижаться на ее реплику насчет младшего священника. Его ревность распространялась и на ее воображаемое прошлое. – Возможно, вам стоит поделиться со мной, чему именно он обучил вас, прежде чем я решу, подходите ли вы мне в качестве секретаря.
 – О, вы не так меня поняли, милорд. Он научил меня арифметике, и именно это я и хотела сказать.
 Наверное, каждая женщина мечтала ублажить красивого лорда Дарли, имевшего репутацию непревзойденного любовника. И на какой-то момент она с горечью подумала, что все горничные в его доме, наверное, выполняли не только свои прямые обязанности.
 Он прищурился, не зная, что сказать. Реальность и пьеса вдруг смешались в его мозгу, путая мысли.
 – Ты не должна лгать мне, дорогая. Я этого не потерплю.
 – Но зачем мне лгать, когда я искренне желаю угодить вам? Если беспокоитесь насчет моей добродетели, клянусь, лорд Дарли, я чиста.
 При этих словах его плоть набухла до невероятных размеров. Как умело она разыгрывает невинность!
 – Я должен проверить сам, – пробормотал он. – Не желаю быть обманутым.
 – Понимаю. Женщина должна быть целомудренной, – кивнула она, хотя при виде того, что делалось с Даффом, ее обуяло безумное желание. – Разве общество не требует именно этого, милорд?
 Последние слова она произнесла с придыханием, а щеки залила краска.
 – Городские обычаи могут сильно отличаться от деревенских, дорогая, – заметил Дафф с понимающей улыбкой. – Ты скоро поймешь, что добродетель – вещь относительная, особенно для людей светских. Необходимо быть гибкой.
 – И мне тоже? – пробормотала Аннабел, двусмысленно улыбаясь. Лукавый свет ее глаз заставил его окончательно потерять голову.
 – Посмотрим, мисс Примроуз. Не могу ничего обещать, – заметил он с притворной строгостью. – Но ваше продвижение по службе будет зависеть от способности угодить.
 – Вам, милорд?
 – Именно мне.
 – О, прекрасно. А то ваша экономка так свирепо смотрела на меня, когда впускала. – Она задумчиво прикусила нижнюю губу, словно боясь решиться. – Не уверена, что когда-нибудь смогу угодить ей.
 – Вам ни к чему бояться, дорогая, – уверил он. – Ваши обязанности будут весьма ограниченны. И вам придется служить исключительно мне.
 – Подозреваю, что это мне ужасно понравится, – пробормотала она с небольшим реверансом, не спуская глаз с его лосин, туго натянувшихся спереди и, кажется, вот-вот готовых лопнуть.
 – По утрам вы будете приносить мне газету. Время от времени станете читать ее, отвечать на письма, следить за приобретением новых книг. А по ночам, – добавил он с обманчивой мягкостью, – я потребую вашего близкого присутствия на случай, если понадобится срочно написать письмо.
 – Я легко справлюсь со всеми поручениями, милорд. Вы сами увидите, какой хороший у меня почерк, и чтение романов будет настоящим удовольствием. Я просто не могу дождаться, – мило улыбнулась она, – когда смогу во всем вам помогать.
 Неожиданно у него закружилась голова, словно вся кровь прилила к паху при се манящем обещании «всего».
 Опустившись в ближайшее кресло, он поманил свою Нелли Примроуз, чтобы занять ее чем-то другим, кроме беседы.
 Аннабел, встревоженно хмурясь, шагнула вперед. Продолжать их игру или не стоит?
 – Не хочет ли милорд эликсира? – прошептала она, позволяя ему принять решение. – Вы так бледны.
 – Возможно, немного коньяку. Вон там, на столе.
 Он на секунду закрыл глаза. Аннабел тем временем пересекла комнату и налила ему коньяку. Заслышав ее шаги, он поднял веки.
 – Не стоит волноваться, я вполне здоров.
 Аннабел посчитала, что выглядит он плохо, а лицо – болезненно-бледно. Но, не раз видя, как Дафф заставляет себя ходить одним лишь усилием воли, подумала, что если намерен овладеть ею, значит, так и будет.
 Вручив ему рюмку коньяку, она дождалась, пока Дафф выпьет, после чего забрана рюмку и поставила на стол.
 – Вы очень заботливы, мисс Примроуз. Думаю, вы станете ценным дополнением к моему хозяйству, – мягко и очень тихо заметил он. Чувственные нотки в голосе, ленивый взгляд собственника из-под тяжелых век, словно стоит только протянуть руку, и любая женщина будет принадлежать ему.
 Низ живота Аннабел обдало жаром.
 – И у нас достанет сил, милорд? – пробормотала она, желая того, что и он, желая с исступленной настойчивостью, немыслимой до того, как Дафф появился в ее жизни.
 Он растянулся в кресле. Щеки немного порозовели. Взгляд темных глаз упал на нее с той своенравной надменностью, которая отличает только людей богатых.
 – Скоро ты поймешь, Нелли, что первое правило для слуг в моем доме – никогда не задавать мне вопросов.
 Волна постыдного наслаждения окатила ее.
 – Да, сэр, – прошептала она, невероятно возбужденная высокомерием, с каким он предполагал, что ему все доступно.
 – А теперь подойди ближе, и мы проверим, насколько ты чиста.
 Он говорил о себе во множественном числе, как король. Ее он называл на ты.
 – Значит, я получила должность, милорд?
 – Подними юбки, и увидим.
 – А что, если кто-то войдет? – нервно пробормотала Аннабел, не уверенная, что говорит от имени Нелли.
 – Так тебе нужна должность или нет? – усмехнулся он.
 Если не считать тонкостей ее профессии, в душе Аннабел была скромницей.
 – Не знаю, хочется ли мне продолжать игру, – бросила она на этот раз голосом Аннабел Фостер.
 – Прекрасно. Но тем не менее подними юбки, – улыбнулся Дафф. – Если будешь так добра.
 Он тоже говорил своим голосом, голосом вежливого, хорошо воспитанного, дружелюбного человека.
 – Слуги, – напомнила она. – Серьезно, Дафф, они могут войти.
 – Не могут, – ответил он без тени сомнения. Аннабел не знала, что делать: то ли облегченно вздохнуть, то ли рассердиться. Но настоящий лорд Дарли раскинулся перед ней во всей своей неоспоримой чувственной красоте и притом достаточно близко, чтобы коснуться его белоснежной накрахмаленной сорочки и бутылочно-зеленого сюртука, а вид дерзко восставшей и впечатляюще массивной плоти, натянувшей мягкую кожу лосин, будил безумное желание.
 Его руки покоились на позолоченных крокодильих головах, украшавших подлокотники ампирного кресла с обивкой из красного шелка в полоску, ресницы полуопущены, на губах играла улыбка.
 – Я упоминал, как много ты значишь для меня? Это действительно так, – продолжал он, отвечая на собственный вопрос. – Я давно уже не чувствовал себя так хорошо. Побалуй меня, дорогая. Подними юбки.
 – Я побалую заодно и себя тоже и готова честно в этом признаться.
 – Вижу, Нелли Примроуз сбежала, – усмехнулся он, – а на ее месте возникла властная мисс Фостер. Но в любом случае она нравится мне больше. Покорные женщины – это такая скука.
 – Пожалуйста, воздержись от упоминания о своих предыдущих амурах. Если не хочешь, чтобы тебе отплатили тем же.
 – Господи, нет! – с деланным ужасом воскликнул он. – Это может погасить мой пыл.
 – Я почему-то в этом сомневаюсь, – язвительно заметила она, кивком показывая на перед его лосин. – Эта часть твоего тела в прекрасной форме.
 С этими словами она грациозно подняла юбки, образовавшие пышную рамку вокруг ее бедер.
 – Вам по вкусу то, что вы видите, милорд?
 Она стояла перед ним, голая от талии, в белых шелковых чулках, яблочно-зеленых лайковых туфельках и сборчатых подвязках в тон желтой ленте у нее в волосах.
 – Нужно быть мертвым, чтобы не видеть того, что я вижу, дорогая, – признался он, с трудом переводя дыхание. – К тому же и в самом деле прошло слишком много времени. Могу я уговорить тебя снять платье? Я помог бы тебе, будь в состоянии сделать это. Прости мне мою немощь, очень скоро я возмещу тебе все причиненные неудобства.
 Сознавая, что его раны еще далеко не зажили, Аннабел не стала спорить. Только украдкой бросила взгляд на дверь.
 – Может, тебе будет спокойнее при запертой двери? Пожалуйста, не стесняйся.
 Его небрежная уверенность в том, что сюда никто не вторгнется, невероятно раздражала. Неужели слуги настолько привыкли к появлению женщин в этой комнате, что никто не посмеет войти?
 – Насколько я понимаю, твои слуги и без того не появятся, – выпалила она, не в силах скрыть ревность. – Интересно, почему?
 Он поднял глаза. На губах играла полуулыбка.
 – Они знают, что я не терплю постороннего вмешательства.
 Аннабел резко уронила юбки.
 – Особенно в подобные занятия, конечно.
 – Нет, я никогда не привожу сюда женщин. Ты – исключение, – поклялся он и, не дожидаясь, пока она удивится вслух, добавил, выразительно шевеля пальцами: – А теперь порадуй сердце несчастного инвалида и подними юбки еще раз. Но если тебе так удобнее, не снимай платья. Странно, после стольких лет на сцене всякий мог бы посчитать, что ты менее стыдлива.
 – Пренебрежение к мнению окружающих приходит вместе с богатствами и привилегиями, дорогой, – бросила она, несколько умиротворенная. Да и ревность ее улеглась, и теперь она могла улыбаться так же нежно, как и он.
 – Обещаю исправиться, – учтиво пообещал он. – Дай мне посмотреть на тебя.
 – Доктор Стюарт живет далеко отсюда?
 Проследив за направлением взгляда Аннабел, Дафф опустил глаза. Кровавое пятно величиной с отпечаток пальца появилось на его кремовом жилете.
 – Ну какое же это кровотечение? Не обращай внимания.
 – Дафф, не глупи. Ты и без того слишком много двигался по пути сюда. И теперь можешь себе повредить.
 – Берн знает, где живет Стюарт. Но он нам не понадобится. Мне нужна ты. И не убеждай меня, будто не испытываешь того же самого, потому что даже сюда до меня доносится запах твоего возбуждения. – Слабая улыбка приподняла уголки его губ. – Брось, здравый смысл не всегда уместен. Мы не бухгалтеры со счетными книгами. Я хочу чувствовать, как ты смыкаешься вокруг меня. Хочу наполнить тебя до отказа своим семенем и заставить кричать, как ты обычно кричишь, когда теряешь голову от страсти. Итак, скажи мне, ты, как обычно, благоразумна? И губка на месте.
 – Конечно.
 – Конечно, – эхом отозвался Дафф. Он знал ответ еще до того, как был задан вопрос: Аннабел никогда не рисковала.
 – Дай мне взглянуть, – попросил он, согнув палец.
 Расставив ноги, он знаком показал, чтобы она встала между ними, и Аннабел подчинилась, потому что точно так же не могла унять свою похоть. Его полное безразличие к доводам здравого смысла выводило ее из себя, но она тонула в сладострастии и желании, где угрызениям совести не было места.
 Когда она исполнила его желание, он тихо приказал:
 – Раздвинь бедра.
 Она подчинилась. Не могла не подчиниться, невзирая на любые печальные последствия. Каждый удар сердца отдавался в пульсирующем центре ее тела. Каждый вздох нес с собой томление по ласкам этого человека, само имя которого было синонимом распутства и порока.
 – Шире, – бросил он и, подавшись вперед, сунул два пальца во влажное, пульсирующее лоно. – Ну вот, – прошептал он минуту спустя, коснувшись губки кончиками пальцев. – Вижу, ты неуязвима. Меня так и одолевает желание ворваться в столь неприступную твердыню. Ну как, мисс Примроуз? Хотели бы вы иметь ребенка от хозяина?
 Невозможная, неотвязная мечта, которая может стать явью…
 – Не говори так, – выдохнула Аннабел.
 Это не было ответом. Скорее согласием и разрешением от женщины, которая превыше всего ценила свою независимость.
 Но тут Аннабел внезапно вскинулась.
 – Нет! – твердо сказала она и попыталась отодвинуться. Но Дафф удержал на месте, запустив пальцы в разгоряченное лоно.
 – Я не трону губку, – пробормотал он.
 – Обещаешь? – почти яростно прошептала она, глядя ему в глаза.
 Он мог отказаться. Сделать с ней все, что пожелает. Даже сейчас, в своем обессиленном состоянии. Какой-то момент он боролся с прихотливым порывом стать отцом ее ребенка. Но многолетняя привычка возобладала как в ней, так и в нем, и он предпочел послушаться голоса разума.
 – Обещаю.
 – А теперь отпусти меня… – она кокетливо вильнула попкой, – и я все сделаю сама. Ты еще недостаточно силен.
 Он не отнял пальцев и ответил ей дерзким взглядом.
 – Если бы мне нужно было только это, – резко бросил он, – я бы позвал горничную.
 – Так я и думала.
 Он таков, каков есть, и лучше ей не забывать об этом.
 – Итак, – лениво пробормотал он, словно не слыша ее оскорбленной реплики, – ты хочешь кончить первой, вот так… – Он шевельнул пальцами. – Скажем, в качестве первого блюда на случай, если я не выдержу слишком долго. Не хотелось бы лишать тебя множественных оргазмов, которые ты так обожаешь.
 – Ты опять несешь чушь, Дафф, – мягко заметила она, не сводя глаз со второго пятна крови, расцветшего на его жилете. – Я вполне могу подождать, пока ты не выздоровеешь окончательно.
 Он глянул вниз и небрежно отмахнулся:
 – Если предпочитаешь быть самоотверженной, твое дело. А вот я не могу. – Он улыбнулся и отнял пальцы. – Можешь во всем винить мое аристократическое происхождение, или мужской эгоизм, или сотню других недостатков, которые ты приписываешь мужчинам вроде меня. Но я должен ощущать тебя целиком. Иди… иди, сядь на меня. Обещаю почти не двигаться.
 Голос его вновь сделался мягким. Тяжело дыша, он помог ей стянуть с него лосины и взобраться к нему на колени. Голова Даффа кружилась: слишком долго он ждал.
 Она оперлась руками о подлокотники кресла и стала осторожно опускаться. Стараясь не касаться плеч и груди Даффа, она медленно насаживала себя на каменную плоть, пока не уселась на его колени. Теперь он целиком погрузился в ее сочившееся влагой лоно.
 Наступил момент абсолютного молчания.
 Оба затаили дыхание, в полной мере впитывая мучительное наслаждение, прежде чем горячка желания охватила их.
 Она негромко вскрикнула, когда волна экстаза накрыла ее.
 Он охнул, словно получив удар в живот.
 Минуту спустя, снова обретя способность говорить, он горячо прошептал:
 – Ты не можешь меня покинуть.
 – Нет, никогда, – вырвалось у нее.
 В первый раз они кончили очень быстро, причем она старалась двигаться больше, чтобы не причинять ему боли. Но потом, охваченный наслаждением, он словно под действием наркотика перестал обращать внимание на все расползавшиеся пятна и взял ее, как прежде, удовлетворенно улыбаясь, когда ее вопль наполнил комнату.
 – Нам следует подождать, пока тебе не станет лучше, – сказала она.
 Вместо ответа он стиснул ее бедра и снова вонзился в гостеприимное лоно, словно минуту назад не содрогался в оргазме. И она ощутила мгновенную неприязнь при мысли о том, сколько еще женщин теряли головы от этого человека. Но в этот момент Дафф резким движением бедер подбросил ее вверх, и наслаждение отозвалось эхом в каждом трепещущем нерве ее тела. Аннабел тут же забыла обо всем.
 Но кровь текла так обильно, что она все же настоятельно сказала:
 – Если ты не остановишься, я, невзирая на обстоятельства, позову Берна. И я серьезно, Дафф. Я не позволю тебе истечь кровью ради минутного удовольствия.
 Что-то в ее тоне мгновенно пригасило его похоть, и, поглядев на широкую полосу крови, просочившейся сквозь бинты, сорочку и жилет, Дафф поморщился.
 – О Иисусе, – пробормотал он.
 – Не шевелись, – приказала она, сползая на пол и отряхивая юбки. – Даже пальцем не двигай. Сейчас найду полотенца и пошлю кого-нибудь за доктором.
 Наскоро приведя себя в порядок, она натянула лосины на Даффа и отправилась на поиски Берна.
 Пока они ждали доктора, Аннабел принесла Даффу еще коньяку, то и дело нервно поглядывая на его бледное лицо.
 – Я виню себя. Мне следовало бы и близко к тебе не подходить, – проворчала она, осторожно кладя ему на грудь очередное чистое полотенце.
 – Ты ни в чем не виновата, – мягко ответил он, откидывая голову на спинку кресла. – По чести сказать, мне еще никогда не было так хорошо. Перестань волноваться. Я терял куда больше крови. Будь Эдди здесь, подтвердил бы мои слова.
 Оставалось только надеяться, что он не лжет. Она еще не видела мужчину, всего покрытого шрамами. Может быть, она зря волнуется.
 Доктор Стюарт сказал то же самое.
 – Слишком бурная деятельность, как я вижу, – небрежно заметил он, достаточно тактичный, чтобы не обращать внимания на пряный аромат секса в воздухе. – Сейчас мы снова перевяжем раны.
 – Скажи Аннабел, что кровотечения – дело обычное. Со мной такое бывало довольно часто. Она чересчур волнуется.
 Аннабел предпочла сесть за письменный стол Даффа, поскольку ее муслиновое платье было безнадежно измято.
 – Дафф прав, мисс Фостер. И кровотечение повторится не раз, прежде чем он полностью оправится.
 Джеймс Стюарт был человеком светским и, хорошо зная Даффа, подозревал, что его еще не один раз вызовут к раненому до наступления полного исцеления. Особенно если рядом будет находиться мисс Фостер.
 Когда перевязка была закончена, Джеймс и Дафф разговорились так, словно встретились в обычных обстоятельствах. Беседа шла о последних событиях в Эдинбурге и приближавшемся аукционе лошадей «Таттерсоллз». Вскоре доктор откланялся, велев Даффу отдыхать весь остаток дня.
 – Я и близко к тебе не подойду, – заверила Аннабел, едва за доктором закрылась дверью.
 – Я приму совет Джеймса, – улыбнулся Дафф. – И дам тебе письменную клятву, если ты сядешь рядом.
 Он был счастлив, когда она послушалась. Сейчас ему было достаточно и этой простой радости. Аннабел, нежившаяся в лучах любви Даффа, позволила себе на секунду забыться. Всего на секунду.




 Глава 30


 Джайлз ворвался в отцовскую библиотеку, как раз когда герцог беседовал с управителем.
 – Простите, сэр, – пробормотал он, на секунду приостановившись. – Не возражаете, Голуорт? Я не задержу вас надолго.
 – Полагаю, дело не терпит отлагательств, – заметил герцог, когда за управителем закрылась дверь.
 – Дело крайне важное! – кивнул Джайлз, подходя к письменному столу отца. – Уоллингейм жив! Сегодня утром его привезли домой!
 – Понятно. Я уже знаю.
 Герцог не переменил позы. Только глаза сверкнули убийственным блеском.
 Джайлз не стал спрашивать, откуда у отца эти сведения, не поежился под его взглядом.
 – Вот и хорошо! – облегченно воскликнул он, падая на стул, где минуту назад сидел Голуорт. – Значит, ты что-то сделаешь.
 – Естественно.
 Джулиус подпер ладонью подбородок и слегка улыбнулся.
 – Я слишком много вложил в детей и хочу, чтобы они жили долго и счастливо. А с человеком вроде Уоллингейма, нарушающим мои планы, следует посчитаться.
 – Позволь мне поехать с тобой.
 Его отец был не из тех, кто позволял другим вести свои битвы за него.
 – Если обещаешь не делать ничего поспешного. Довольно уже и того, что Уоллингейм едва не убил одного моего сына.
 – Обещаю, – пожал плечами Джайлз. – Что ты предлагаешь?
 Герцог взглянул на маленькие каминные часы.
 – Твой брат уехал с мисс Фостер. Я только жду, когда твои матушка и сестры начнут совершать ежедневный объезд лавок на Оксфорд-стрит, прежде чем нанести визит Уоллингейму.
 – Он может нас не впустить.
 Герцог слегка опустил ресницы.
 – Я так не думаю. Однако предлагаю тебе вооружиться.
 – Этот мир без Уоллингейма, несомненно, станет лучше, – откровенно заметил Джайлз.
 Джулиус вздохнул.
 – Хоть я и согласен с тобой, его кузен, похоже, сделан из того же теста. Не уверен, что, отправив Уоллингейма в ад, мы решим нашу проблему.
 – Тогда давай избавимся от обоих, – проворчал Джайлз.
 – До чего же ты кровожаден, сынок. Прошу тебя помнить о законе.
 – Не уверен, что Уоллингейм разбирается в подобных тонкостях.
 – Значит, начнет разбираться, – холодно бросил герцог. – Я намереваюсь в самых недвусмысленных выражениях объяснить свою точку зрения.
 Сорок минут спустя экипаж герцога Уэстерленда остановился перед домом лорда Уоллингейма. Из экипажа вышли герцог и Джайлз, с козел спрыгнули еще два человека, грума оставили присматривать за лошадьми, и небольшая компания постучалась в дверь.
 Лакей, возникший на пороге, ни о чем не спросил вновь прибывших. Второй слуга вместо ответа на вопрос просто поднял руку, указывая на верхний этаж. Герцог и сопровождающие поднялись по широкой лестнице вдоль стены, увешанной портретами предков Уоллингейма. Шагая по коридору, герцог считал двери, словно точно знал, куда нужно идти. Добравшись до четвертой двери справа, он толкнул ее и вошел в спальню Уоллингейма.
 Ничего не скажешь, осведомители у него превосходные!
 Уоллингейм порывисто сел. При виде вошедших он явно растерялся.
 – Вам следует лучше платить слугам, – вкрадчиво заметил Джулиус.
 – Убирайтесь! – взвизгнул Уоллингейм. – Проваливайте ко всем чертям из моего дома!..
 – Можете кричать сколько угодно. Боюсь, никто вас не услышит. По крайней мере те люди, которые спешат сейчас к выходу.
 Те, которым были обещаны места на службе у герцога.
 Джулиус кивнул обоим мужчинам, и, словно повинуясь негласному приказу, один закрыл дверь и прислонился к ней, второй подошел к окнам, выходившим на улицу, и встал там.
 – Это не займет много времени, – пробормотал герцог непонятно кому: себе, своим спутникам или Уоллингейму.
 – Я потащу вас в суд! – разорялся Уоллингейм. – Вы незаконно вломились в мой дом!
 – Давай разделаемся с ним, – пробормотал Джайлз, целясь из пистолета в голову Уоллингейма.
 – Возможно, позже, Джайлз, – спокойно ответил герцог, бесшумно подходя к кровати Уоллингейма. Остановился у изножья, оглядел графа, плотно сжав губы. – Мне следовало бы убить тебя за то, что ты сделал с моим сыном, – мягко выговорил он. – И никто не упрекнул бы меня за это. Но я подарю тебе жизнь на определенных условиях. И хорошенько выслушай меня, поскольку я не намерен повторять дважды.
 По голосу Джулиуса Уоллингейм понял, что тот не намерен шутить, и боязливо сжался. Недаром в Лондоне ходили слухи о том, что Джулиус не задумается разделаться с врагом. Смерть первого мужа герцогини до сих пор вызывала множество вопросов. Его бракоразводный процесс находился в самом разгаре, но тут лорд Графтон внезапно умер от апоплексического удара… как раз в тот момент, когда герцог вместе с женой лорда Графтона вернулся в Лондон, чем дал злым языкам пищу для сплетен. Многие подозревали нечестную игру, тем более что вдова, Элспет Графтон, обвенчалась с Джайлзом через несколько дней после смерти первого мужа. Находились те, кто клялся, что Джулиус Д'Абернон, тогда еще лорд Дарли, прикончил соперника.
 – Если ты хотя бы искоса глянешь в сторону кого-то из моей семьи, – начал герцог, прерывая боязливые размышления Уоллингейма, – я велю убить тебя. И не стану тратить время на формальности. Тебя застрелят, утопят или сбросят со скалы. Понятно? Мне все равно, каким способом тебя отправят на тот свет. Ты перешел все границы, когда ранил моего сына. Уилл или Морган… – он показал на мужчин охранявших комнату, – не задумаются лишить тебя жизни. Если не они, тогда я или Джайлз, или кто-то из моих друзей, которых я предупрежу. Думаю, больше тебе не понравится жить в Англии. Предлагаю немедленно отправиться за границу. Самое позднее – завтра утром.
 – Вы не сможете меня заставить! – горячо возразил Уоллингейм.
 – Выбор за тобой, – вкрадчиво заявил герцог. – Поезжай или умрешь.
 Уоллингейм побелел как полотно под безжалостным взглядом Уэстерленда.
 – Думаю, нам здесь больше делать нечего. – Джулиус отступил от кровати и на прощание бросил: – За тобой будут следить, пока не уберешься из Англии. Если вздумаешь вернуться, я прослышу об этом в тот момент, когда твоя нога коснется английской земли. Живым до Лондона ты не доберешься.
 Повернувшись, Джулиус дал знак своим людям и вышел из комнаты.
 – Как по-твоему, он уедет? – спросил Джайлз, когда они шли по коридору.
 – У него есть выбор, но, полагаю, он найдет континент более подходящим для спокойной жизни. Люди, подобные Уоллингейму, все трусы в душе. Однако пока граф не покинул Англию, не стоит ни о чем говорить Даффу. Не хочу, чтобы он снова вызвал Уоллингейма на дуэль.
 – А вдруг он уже узнал, что Уоллингейм все еще жив?
 Герцог улыбнулся и покачал головой:
 – Берн прислал известие, что Дафф и мисс Фостер наслаждаются одиночеством в городском доме Даффа. Сомневаюсь, что они скоро явятся. А Уоллингейма к утру уже не будет в Англии. Либо он уедет добровольно, либо его заставят.
 Перед тем как экипаж тронулся, Джулиус о чем-то тихо поговорил с Морганом и Уиллом, которые остались во дворе.
 – В интересах безопасности, – объявил он, садясь напротив Джайлза, – я предпочел бы, чтобы сегодня ты не слишком разгуливал по городу. Оставайся в клубе или с дамой своего сердца, но не ходи один по ночам. Я не доверяю Уоллингейму. Как только он отплывет завтра, все мы вернемся к нормальной жизни.




 Глава 31


 Герцог оказался прав насчет Даффа и Аннабел. Они оставались в доме Даффа до вечера, после чего он проводил Аннабел к матери и под предлогом усталости провел там ночь, играя в карты с мисс и миссис Форест и развлекая дам шутками и анекдотами. К сожалению, как того требовали правила приличия, он ночевал один в гостевой спальне, но после восхитительно проведенного дня это не слишком его огорчило.
 Однако герцог ошибся, надеясь, что жизнь вновь станет нормальной. Вскоре после завтрака, едва он получил известие о том, что Уоллингейма отвезли в Дувр и посадили на корабль, в кабинет снова вошел лакей, сообщивший, что некие мистер и миссис Гаррисон добиваются приема.
 Поскольку герцог не знал никаких Гаррисонов, то и велел лакею им отказать. Но супруги не хотели уходить и наперебой твердили, что должны видеть герцога по делу, касающемуся мисс Фостер и ребенка.
 Пришлось призвать на помощь дворецкого. Однако мистер Гаррисон угрожал прибить старого Бамфорда, а миссис Гаррисон в недвусмысленных выражениях заявила, что она дочь поверенного и требует уважения к себе.
 Когда ссора перешла в скандал и крики донеслись даже до кабинета герцога, тот прижал ладонь ко лбу, раздраженно вздохнул и позвонил слуге.
 – Так и быть, впустите их, – проворчал он. Слава Богу, хоть Элспет сейчас нет дома: она почти все время проводит с дочерьми. Не хотелось бы впутывать ее в эту, по всей видимости, неприятную историю.
 Вскоре в комнате появились дородный мужчина и толстая женщина, втиснутые в давно вышедшие из моды, но сшитые из дорогих тканей костюмы. Лица раскраснелись после стычки в вестибюле. Подняв глаза от стола, герцог приветствовал их вежливо, но сухо.
 Незваные гости на миг застыли, словно окаменев в присутствии столь знатной особы. Понимая, что эти люди вряд ли когда-то встречались с аристократами, Джулиус скрепя сердце постарался разговорить их:
 – Насколько я понял, вы хотите обсудить со мной какое-то дело.
 Он немедленно пожалел о своей учтивости, когда пузатый мистер Гаррисон, очевидно, выйдя из ступора, подступил к его письменному столу и объявил:
 – Я приехал, чтобы сделать вам огромное одолжение, ваша светлость. И вы обязательно поблагодарите меня за это одолжение.
 Прекрасно сознавая, что никогда не примет одолжений от людей, подобных мистеру Гаррисону, герцог внутренне вздохнул и неохотно спросил:
 – Это действительно так?
 Он не предложил им сесть, но жена Гаррисона все же нахально подошла ближе и уселась напротив письменного стола, словно имея на это право. Джайлз слегка поморщился, но постарался не выказать вслух своего неудовольствия.
 – Действительно, ваша светлость. Видите ли, несколько дней назад моя супруга показала мне газетную заметку, в которой упоминались мисс Фостер и ребенок. Я готов избавить вас от этого ребенка… – мужчина масляно улыбнулся, – естественно, не даром, если так можно выразиться.
 – Не помню, чтобы я намеревался избавиться от какого-либо ребенка, – удивился Джулиус и, спеша поскорее узнать, кто так бесцеремонно вторгся к нему, спросил: – Вы приходитесь родственниками девочке?
 – Да, в некотором смысле, – фыркнула женщина.
 – И каким же образом? – продолжал допрос герцог.
 – Наш сын опозорил себя этим браком, – процедила толстуха, – женившись на женщине низкого рода, недостойной его происхождения. К счастью, она умерла в родах, а вот дитя выжило. – Она поджала губы с таким видом, словно само существование несчастного ребенка угрожало ее спокойствию.
 – И все же если ребенок не у вас, тогда где же?
 – У этой актрисы. – Очередное неодобрительное фырканье.
 – У мисс Фостер.
 Теперь все стало ясно. Герцог слышал эту печальную историю от Даффа. Именно Гаррисоны издевались над сестрой Аннабел.
 – Почему вы считаете, что дела мисс Фостер каким-то образом имеют отношение ко мне? – ледяным тоном осведомился он.
 – Вы не хуже меня понимаете, что эта газетная статейка недвусмысленно намекает, будто это ребенок вашего сына, – хихикнул мужчина. – Мы будем счастливы признать, что девчонка – дочь нашего сына Томаса, забрать ее и покончить с пересудами. За деньги, конечно.
 – Вы хотите сами растить ребенка?
 – Ни в коем случае! – презрительно выпалила миссис Гаррисон. – Мы отошлем его в приют.
 – Там она долго не протянет, если понимаете, о чем я, милорд, – подмигнул мистер Гаррисон. – Так что, если вы готовы заплатить нам разумную сумму, мы погасим готовый вспыхнуть скандал, и ваш сын, лорд Дарли, будет полностью оправдан.
 – И о какой же сумме идет речь? – вкрадчиво поинтересовался герцог.
 – Я подумывал о десяти тысячах фунтов.
 – Кругленькая сумма.
 – Вряд ли она станет слишком обременительной для вашей светлости, тем более что на имя вашего сына может лечь несмываемое пятно.
 – К несчастью для вас, – пробормотал Джулиус, – нашей семье не страшны никакие скандалы. Так что желаю вам приятной поездки домой.
 – Минуту! – запротестовал мистер Гаррисон. – Вы, кажется, не понимаете, сколько неприятностей мы можем вам причинить? Обвинить в похищении нашей внучки или того хуже?
 – Вы не в своем уме, если считаете, что способны доставить мне неприятности. А теперь оставьте меня, или я велю слугам вывести вас.
 И герцог, взявшись за перо, стал дописывать неоконченное письмо.
 Гаррисоны побагровели, потом побелели от гнева, но не тронулись с места. И только когда герцог потянулся к колокольчику, выкатились из комнаты, угрожая хозяину весьма неприятными последствиями.
 Появись Аннабел и Дафф пятью минутами позже, судьба уберегла бы их от встречи с Гаррисонами. Но им не повезло. Они столкнулись на крыльце.
 – Шлюха, – прошипела Миллисент Гаррисон, проходя мимо Аннабел.
 – Потаскуха, – вторил ей Джеремия. – Ты еще о нас услышишь!




 Глава 32


 Аннабел побледнела и пошатнулась. Дафф взял ее за руку и привлек к себе.
 – Никто не посмеет обидеть тебя, – прошептал он, сразу поняв, кто так поспешно удирает от него. – Со мной ты в безопасности. – Подняв глаза, он обозрел многочисленных лакеев. – Если эти люди вернутся, – резко приказал он, – не сметь их пускать. И пусть кто-нибудь проследит, где они остановились.
 Как только один из лакеев бросился к двери, Бамфорд выступил вперед.
 – Его светлость только что беседовал с этой наглой, исключительно дурно воспитанной парочкой, – объявил он, закатив глаза к небу. – Его светлость в своем кабинете, сэр, на случай, если желаете побеседовать с ним.
 – Почему бы тебе не пойти наверх и не прилечь, дорогая? – прошептал Дафф, целуя руку Аннабел. – Я сам все улажу.
 Она решительно покачала головой:
 – Если они приходили за Крикет, я должна знать.
 Но ее голос дрогнул, и Дафф понял, как бедняжка волнуется. Гаррисоны убили ее сестру, и это люди не того сорта, которых можно сбросить со счетов. Они способны на любую подлость.
 – Мы все узнаем, но пока следует немедленно привезти сюда твою семью и охранять ребенка день и ночь. И не смотри на меня так. Это самое простое решение, наиболее разумное и, несомненно, самое надежное.
 – Не знаю, Дафф, – робко выдохнула она, представляя, какой шум поднимется в Лондоне. – Подумай о своей семье: им это может не понравиться.
 – Этого не случится, – твердо заверил он. В отличие от Аннабел Дафф ни секунды не колебался. – Мои родные обожают тебя хотя бы за то, что ты вернула меня в этот мир. И поэтому они более чем счастливы сделать для тебя все на свете. А теперь посиди немного. – Он усадил ее на позолоченный стульчик, один из десятка украшавших великолепный вестибюль столетнего дома. – Как только я прикажу Бамфорду немедленно доставить сюда твою семью, мы пойдем к моему отцу.
 Он что-то тихо объяснил дворецкому, который молча кивал, не задавая вопросов, поскольку был вполне способен выполнить любое поручение.
 – И поторопитесь, Бамфорд, – добавил под конец Дафф.
 – Конечно, ваша светлость.
 Глядя прямо перед собой, высокий пожилой мужчина щелкнул пальцами, и два молодых лакея немедленно выбежали вперед.
 Едва молодые люди появились в кабинете герцога, тот немедленно заметил бледность Аннабел.
 – Полагаю, вы имели несчастье столкнуться с Гаррисонами. Не тревожьтесь, мисс Фостер. От них очень легко отделаться.
 – Что они хотели? – спросил Дафф, усаживая Аннабел в кресло.
 – Деньги. Что же еще?
 – Им не нужна Крикет? – ахнула Аннабел.
 Не было ни малейшего смысла томить ее в неизвестности и расстраивать еще больше.
 – Насколько я понял, прежде всего они заинтересованы в шантаже, – уклончиво ответил Джулиус. – Но волноваться нет причин. Людей, подобных Гаррисонам, очень просто усмирить.
 – У них нет ни совести, ни чести, отец, – многозначительно подчеркнул Дафф.
 – Согласен. Но у нас имеется значительное влияние, которого нет у семьи мисс Фостер, простите меня, дорогая, я не хотел вас обидеть, – так что ситуация вполне ясна.
 – Аннабел очень беспокоится за своих родных, особенно Крикет, – вмешался Дафф. – Я велел Бамфорду привезти их сюда.
 – Превосходная мысль. С подобными людьми следует держаться начеку. Шваль вроде Гаррисонов может быть опасной. Но поверьте, все будет хорошо, – поспешил добавить герцог, видя, как расстроена Аннабел. – И больше не думайте о них, мисс Фостер.
 – Я у вас в долгу, ваша светлость, – пробормотала Аннабел, подняв голову и улыбаясь стоявшему рядом Даффу.
 – Наоборот, дорогая, – возразил Джулиус. – Это мы у вас в долгу за то, что вернули нам сына. И надеюсь, в полном рассудке.
 – Совершенно верно, – подтвердил Дафф, кладя руку на плечо Аннабел столь откровенным жестом собственника, что даже герцог это заметил.
 – Элспет будет рада гостям, – заверил Джулиус, улыбаясь Аннабел. – Особенно Крикет. Моя жена очарована вашей племянницей, мисс Фостер. Как и все мы.
 И это было правдой: таким розовощеким пухленьким ангелочком с белокурыми локонами и голубыми глазами обычно принадлежат симпатии всех окружающих.
 – Спасибо… за… все… – заикаясь, пролепетала Аннабел, расслабившись впервые с той минуты, как встретила Гаррисонов.
 – Добро пожаловать, дорогая. Кто-нибудь хочет чаю или шерри? Нужно смыть неприятный вкус во рту после таких визитеров.
 – Шерри… хотя… наверное… еще слишком рано, – нерешительно ответила Аннабел. У нее не было привычки пить с утра. С другой стороны, ее нечасто ждали подобные сюрпризы.
 – Я тоже буду шерри, отец, – поддержал ее Дафф. Он, как правило, вообще не пил шерри, но было ясно, что Аннабел нуждается в успокоительном средстве.
 За шерри разговор шел о посторонних предметах, и к тому времени, как рюмка Аннабел опустела, она уже успела взять себя в руки.
 – Думаю, нам нужно подняться наверх и посмотреть, как готовят комнаты для мисс Фостер и остальных, – заметил Дафф, словно у него вошло в привычку интересоваться домашними делами.
 Отец слегка поднял брови, но, ничем не комментируя внезапный интерес сына к хозяйству, просто сказал:
 – Твоя мать и сестры вернутся к ленчу. Если к этому времени семья Аннабел уже будет здесь, встретимся в малой столовой.
 Герцог тоже почти не обращал внимания на домашние проблемы, но хотел, чтобы Аннабел чувствовала себя свободно, и поэтому решил посоветоваться с поваром. Тому предстояло приготовить еще несколько блюд к ленчу.
 Как оказалось, все прошло лучше некуда. Элспет, Лидия, Джорджина и дети вернулись вовремя, и Элспет вместе с мужем просмотрела меню, не удержавшись от сухого замечания насчет того, что чудеса действительно бывают.
 – Очень смешно! – бодро ответил герцог. – По крайней мере на вина жаловаться не придется. За все остальное можешь винить Франсуа. Он спорил со мной по каждому пункту.
 – И не без причины. Твоя любовь к простой еде широко известна.
 Однако, как выяснилось, после беседы герцога с поваром меню потребовало самых небольших поправок. И семья в полном составе вместе с новыми гостями очень весело позавтракала в залитой солнцем столовой.
 Герцогине и ее дочерям рассказали о причинах визита Гаррисонов, и они сделали все возможное, чтобы Аннабел и миссис Фостер чувствовали себя как дома. Никто из семьи герцога не сомневался, что Гаррисонов нужно поставить на место, хотя при Аннабел и ее матери об этом не упоминали.
 Аннабел, в свою очередь, объяснила матери, что Гаррисоны потребовали денег, а герцог их прогнал. Миссис Фостер пришла в восторг, услышав, что теперь нечего бояться, тем более что они находятся под защитой герцога. Кроме того, они с Молли втайне обсудили кое-какие перспективы касательно будущего Аннабел и маркиза. Обе были уверены, что преодолеют все возражения Аннабел.
 Недаром миссис Фостер и Молли были романтиками. Наверное, именно благодаря таким, как они, волшебные сказки живут веками.
 Надежда – мощный и универсальный стимул.




 Глава 33


 Миссис Фостер и Молли еще больше воспрянули духом, когда после десерта герцогиня предложила отправиться на прогулку в Гайд-парк.
 – День просто чудесный, и Крикет полезно бывать на воздухе, не так ли, дорогая Джулия? – с улыбкой обратилась она к матери Аннабел и, не дожидаясь ответа, повернулась к Даффу: – Будь хорошим мальчиком и вели запрячь коляску.
 Едва Дафф поднялся, Аннабел ощутила нечто вроде страха. Хотя герцогиня ясно дала понять, что отныне Аннабел и ее семья находятся под ее покровительством, при мысли о Гайд-парке, где можно встретить все общество, у нее озноб прошел по спине. Во второй половине дня члены бомонда обязательно прогуливались по аллеям либо в колясках, либо верхом, чтобы людей посмотреть и себя показать.
 А вот мать оставалась невозмутимой. Крикет еще слишком мала, чтобы разбираться в правилах света, а она прекрасно умела изобразить вежливый интерес.
 Итак, вскоре вся компания оказалась в Гайд-парке. Дафф ехал на коне рядом с открытым экипажем. Аннабел с матерью сидели напротив герцогини, державшей на коленях Крикет. Их узнавали, обменивались приветствиями и учтивыми словами, и наконец принц-регент, ехавший в элегантном двухколесном экипаже, запряженном парой лошадей, знаком велел им остановиться. И поговорил с каждым, кто сидел в экипаже, поскольку был человеком, известным своим обаянием. Он даже соизволил восхититься Крикет: весьма галантное отношение со стороны человека, который предпочитал держаться как можно дальше от детей, включая свою единственную дочь. И в знак особой благосклонности пригласил Даффа и Аннабел на обед в Карлтон-Хаус.
 Дафф с удовольствием принял приглашение, хотя по возрасту принц скорее относился к поколению его отца. Но Принни обожал красивых женщин, и Дафф заподозрил, что именно Аннабел была причиной такого гостеприимства.
 Она тоже так посчитала и, когда они вернулись в дом Уэстерлендов, попыталась было отказаться.
 – Неужели мы должны ехать? – спросила она, наморщив нос. Они с Даффом сидели в гостиной, пока остальные члены семейства отправились поиграть с Крикет. – Я много лет избегала принца-регента.
 – Тебе не стоит волноваться. Я буду с тобой, и принц или нет, никому не позволю браконьерствовать на своей территории.
 Аннабел зло прищурилась.
 – Я не твоя собственность!
 Она теряла терпение при одной мысли о посещении Карлтон-Хауса. Не хватало еще, чтобы на нее предъявляли права!
 – Позволь мне перефразировать: если тебе понадобится держать Принни на расстоянии, пожалуйста, не отказывайся от моей помощи.
 – Ты совершенно обезоруживающий негодяй, – рассмеялась она.
 – Знаю, – хмыкнул он. – И к твоему сведению, меня обожает весь Лондон.
 Сам он считал, что шутит. В отличие от Аннабел.
 – Кстати, насчет обожания: заметила, как Принни хвалил красоту Крикет? – спросил он, как гордый отец.
 Сердце Аннабел мгновенно смягчилось.
 – И не говори. Крикет неизменно привлекает всеобщее внимание, – согласилась она, но тут же покраснела. – Хотя ты знаешь, что могут подумать сплетники.
 – Насчет чего?
 – Пожалуйста! Ты прекрасно знаешь, о чем я.
 – Что Крикет – наша дочь? Пусть болтают. Мне совершенно все равно.
 – Пренебрежение сплетнями гораздо легче дается тебе, чем мне. Правда, я привыкла к осуждению, но это? – Она состроила рожицу. – Я всегда боялась клейма незамужней матери. Господи, Дафф, что это с тобой? От тебя ничего не ожидают, и я не намекаю на женитьбу.
 Он был достаточно хорошо воспитан, чтобы не возблагодарить Бога вслух, но ужасно обиделся на то, что Аннабел, как оказалось, вовсе не собирается выходить за него замуж. Для человека, которого много лет преследовали женщины, мечтавшие стать леди Дарли, ее безразличие выводило его из себя.
 – То есть хочешь сказать, что не желаешь стать моей женой?
 – Разумеется! Это все равно невозможно, как тебе прекрасно известно.
 – Невозможно? Но почему?
 – По тысяче причин, которые знаем как мы с тобой, так и весь свет. Что же касается сплетен насчет Крикет, не обращай на них внимания. Тебя это не касается. Я справлюсь сама.
 – Хм, – буркнул он, развалившись в кресле и задумчиво разглядывая Аннабел. – Зря ты считаешь, что о нашей свадьбе не может быть и речи. По-моему, все возможно.
 – Ради всего святого, Дафф, ты ведешь себя, как ребенок, которому что-то запретили. Сплетни насчет Крикет – это не самая страшная клевета, с которой мне приходилось сталкиваться. И не обращай внимания: это не твоя проблема.
 – А если я сделаю ее своей?
 – Не можешь. Крикет не имеет к тебе никакого отношения.
 – Я мог бы назвать ее своей.
 – Ты ужасно избалован, Дафф, – улыбнулась она. – Нельзя всегда получать желаемое.
 – Но я всегда добиваюсь своего, – заверил он, намеренно не вспоминая о жалком существовании, которое влачил последний год. Но тогда от него ничто не зависело.
 – В таком случае тебе давно пора получить урок. Он снова сел прямее.
 – Хочешь сказать, что можешь не дать мне делать все, что вздумается?
 – Полагаю, это зависит от того, что тебе вздумается сделать, – подмигнула она.
 – Черт возьми, – смягчился он, – я серьезно.
 – А я – нет. Пойдем поговорим о вещах более приятных.
 Он взглянул на часы.
 – Или не будем разговаривать совсем. До ужина осталось не меньше…
 – Дафф, вспомни, что было вчера. У тебя опять откроются раны.
 – Но с тех пор… – он широко раскинул руки, – как видишь, ни пятнышка. И Стюарт сказал, что такое бывает. Ты сама видела, он ничуть не встревожился. Почему бы мне не запереть дверь, – пробормотал он, вставая.
 – Не могу. Дафф, не здесь.
 Она подчеркнула, что не может «здесь». Весьма ободряющий знак. Как и легкая дрожь в ее голосе.
 – Тогда в моей комнате.
 Он достаточно ясно дал понять, что к нему никто не входит без разрешения, и мысли Аннабел приняли совершенно непозволительный оборот. И это в тот момент, когда ей следовало опасаться повредить Даффу или услышать стук в дверь в самую неподходящую минуту. А если за дверью окажется кто-то из родных и Дафф прикажет им убираться? В конце концов, вовсе не обязательно ложиться в постель с мужчиной до ужина!
 – У нас полно времени, – прошептал Дафф, словно читая ее мысли.
 Она сделала ошибку, взглянув на часы.
 Дафф привык к тонкостям женского поведения: недаром мужья всегда подозрительно посматривали на него в присутствии своих жен. Он легко мог истолковать малейший жест.
 – А если я обещаю совсем не двигаться? Я покажу, как это делается, – добавил он, перекрывая небольшое расстояние, разделявшее их, и беря ее руку.
 – Я не знаю, Дафф.
 – Зато я уверен за нас обоих. Ну как?
 Он поднял ее руку к губам, легко поцеловал кончики пальцев и улыбнулся своей манящей улыбкой, той, что обещала безумные наслаждения и незабываемые воспоминания.
 Она честно хотела воспротивиться. И в этом случае была бы первой, кто сумел противостоять ленивой улыбке Даффа.
 – Мне не следовало бы… – прошептала она.
 Что вовсе не означало сопротивления, как прекрасно знал Дафф.
 – Похоже, ты нуждаешься в убеждении, – дипломатично пробормотал он, увлекая ее к смежной двери в спальню.
 – Если хочешь знать, – процедила она, принимаясь вырываться и дергая его за руку, – мне вовсе не нравится ощущать, что я в твоей власти.
 Он резко остановился и повернулся к ней.
 – Мы могли бы поспорить о том, кто из нас раб, а кто – господин, – мрачно объявил он. – Будь по-моему, я держал бы тебя под замком и не выпускал бы из своей кровати, а обычно я так не поступаю.
 – Вот как, – тихо пробормотала она.
 – Знаешь, это еще большой вопрос, кто кому подвластен.
 – Понятно, – вздохнула она.
 – Именно, – подчеркнул он.
 – Просто мы оба не привыкли к такому разгулу чувств, – мягко заметила Аннабел.
 Дафф, казалось, с большим трудом взял себя в руки, и на губах заиграла привычная улыбка.
 – С другой стороны, почему бы не наслаждаться ими? – предложил он.
 – Пока светит солнце, – кивнула она, прекрасно поняв, о чем идет речь. – Сколько у нас времени?
 – Вовсе недостаточно, – сообщил он, увлекая ее к спальне.
 Вскоре раскрасневшаяся и тяжело дышавшая после второго оргазма Аннабел прошептала, обнимая его за плечи:
 – Как у тебя это получается?
 Они устроились в постели Даффа. Он неподвижно лежал под Аннабел. Оседлав его бедра, закрыв глаза, она изнемогала от наслаждения. И успела кончить дважды, а он – всего один раз, хотя при этом не шевельнул и пальцем.
 Он не объяснил, что научился этому способу у марокканца, посвященного в тайные духовные обряды. И разумеется, не упомянул, что для этого потребовались месяц в горах, некоторое количество высокосортного гашиша и с десяток услужливых молодых женщин. Но он овладел искусством управлять своим возбуждением и мог, не изливаясь, очень долго оставаться в женском лоне.
 – Все дело в дыхании, – предпочел ответить он, вместо того чтобы пускаться в длинные и сложные объяснения. Но тут кое-какая часть его тела дрогнула и запульсировала, так что Аннабел стало не до вопросов. Уж очень она была занята.
 В пылу страсти и взаимных наслаждений они едва не забыли об ужине.
 И когда оба спустились в столовую, правда, немного опоздав, никто не сделал замечания по поводу ее немного растрепанных волос и их раскрасневшихся лиц. Их приветствовали откровенными улыбками и веселыми взглядами.




 Глава 34


 Наутро за завтраком царила настоящая суматоха. За столом вместе с детьми сидело двенадцать человек, и поэтому стоял ужасный шум. Разговор перескакивал с предмета на предмет, отпрыски Лидии и Джорджины засыпали окружающих вопросами, то и дело возникали стычки и споры. Герцогиня читала вслух наиболее интересные выдержки из светской хроники, герцог время от времени поднимал глаза от газеты, чтобы внести в беседу свою лепту.
 Дафф и Аннабел сидели рядом и больше молчали, обмениваясь взглядами и улыбками при мысли о ночи, проведенной в объятиях друг друга.
 Все находились в прекрасном расположении духа.
 Но тут в комнате появился Бамфорд и, подойдя к герцогу, что-то прошептал. Герцог немедленно отложил газету и поднялся.
 – Прошу, продолжайте без меня. Возникли кое-какие дела.
 Но Дафф по голосу отца понял, что грядут неприятности, и, отставив стул, тоже встал.
 – Я иду с тобой. Нужно до полудня просмотреть программу аукциона «Таттсрсоллз», Аннабел, я сейчас вернусь.
 Герцогиня взглянула на мужа, но ничего не сказала.
 Заметив, как переглянулись муж с женой, Аннабел ощутила, что по спине прошел колкий озноб.
 Но тут Крикет опрокинула стакан с молоком, и все бросились спасать положение.
 – Насколько я понял, возникла какая-то проблема, – пробормотал Дафф, догнав отца. Мужчины направились к кабинету.
 – Приехал поверенный. Наверняка это Гаррисоны его наняли, чтобы вытянуть из нас деньги.
 – Но от них действительно можно откупиться, и тогда они не станут предъявлять права на Крикет.
 – Я не против. Только вот терпеть не могу, когда мне угрожают. И не люблю иметь дело с людьми подобного рода. Планкетт может уладить все дело, и я так и скажу их поверенному.
 Но, войдя в кабинет, они увидели одного из наиболее известных в Лондоне адвокатов. Оба сразу поняли, что Гаррисоны не могут позволить себе нанять Макуильямса, и потому немного успокоились.
 Мистер Макуильямс из конторы «Макуильямс, Стипл-тон и Лоу» сразу перешел к делу. Отвернувшись от окна, из которого внимательно разглядывал улицу, Макуильямс подошел к Даффу.
 – Документы для мисс Аннабел Фостер по поводу права на опекунство. Будьте так добры передать их ей. Насколько я понял, она в настоящее время живет в вашем доме. Граф Уоллингейм обратился к услугам нашей фирмы по поводу ведения этого дела, – спокойно объявил он, взорвав бомбу с бесстрастным выражением прокурора, требующего смертного приговора обвиняемому.
 – Граф покинул Англию, – заметил Джулиус.
 – Но перед этим успел поговорить с нами. Он желает получить исключительные права на ребенка, находящегося в данный момент под покровительством мисс Фостер.
 Дафф едва сдерживался и, судорожно сжав кулаки, подступил к адвокату.
 – Какие доказательства имеются у вас, что это его ребенок? – неприязненно выпалил он.
 – Эти факты будут обнародованы в суде, – спокойно ответил адвокат. – Ваши же поверенные, надеюсь, сообщат мисс Фостер о том, что ей придется предстать перед судом в качестве ответчицы. Доброго вам дня. – Поклонившись, с изяществом, выдававшим большую практику, мистер Макуильямс покинул кабинет.
 Едва за ним закрылась дверь, Дафф выругался громко и очень затейливо.
 – Это ребенок Уоллингейма? – бесстрастно осведомился Джулиус.
 – Будь я проклят, если знаю, – прорычал Дафф. Джулиус уведомил Даффа об отплытии Уоллингейма, а также о своем визите к нему, уже когда судно графа было на середине Ла-Манша.
 – Тогда у нас может возникнуть проблема.
 – Аннабел уверяет, что Крикет – дочь ее сестры. Я могу расспросить ее, конечно, – вздохнул Дафф, – но не уверен, что услышу правду.
 Слишком часто аристократки уезжали в деревню или за границу, чтобы возвратиться с «племянниками» и «племянницами», так что это считалось почти обычным делом. Правда, и среди людей нетитулованных подобные вещи тоже не были исключением.
 – Наверняка имеются слуги, которые точно знают, – заметил герцог. В подобных делах слуги часто свидетельствовали в суде в защиту или против хозяев.
 – Молли ничего не скажет, ее наняли после рождения Крикет. А лондонские слуги Аннабел преданы ей, все до единого.
 – Может, не все?
 – Они служат у нее много лет. Черт бы все это побрал! Следовало прикончить Уоллингейма, и сейчас все проблемы решились бы сами собой.
 – Прикончить его никогда не поздно. Хотя предпочитаю, чтобы он был жив, в противном случае придется иметь дело с его кузеном. Пока Уоллингейма нет в Англии, нам ничто не грозит. А вот его кузен нам неизвестен.
 – Пошли за Планкеттом, – отчеканил Дафф, – он знает, что нужно делать.
 Однако, прежде чем герцог успел отдать приказ, в комнате появилась герцогиня.
 – Я только сейчас видела Макуильямса в холле, – начала она. – И, судя по вашим лицам, он принес дурные вести.
 – Думаю, тебе не захочется знать, – отрезал Джулиус. – Серьезно, дорогая, тебе лучше не вмешиваться во все это.
 – Поскольку такое просто невозможно, – улыбнулась она, садясь в кресло, – лучше честно расскажи, в чем дело.
 – Это касается Аннабел.
 – Что именно касается меня?
 Никто не слышал, как открылась дверь. Присутствующие изумленно обернулись.
 – Пожалуйста, дорогая, уходи, – попросил Дафф. – Мы обо всем позаботимся.
 Но Аннабел не понравился его мрачный тон. Кроме того, она никому не позволяла отсылать ее прочь, как малого ребенка.
 – Либо скажешь сейчас, либо я спрошу самого Макуильямса, – спокойно заверила она и в ответ на растерянный взгляд Даффа пояснила: – Такая рыжая шевелюра, как у него, одна на весь Лондон.
 Поверенного действительно хорошо знали в столице. Как, впрочем, и его ярко-оранжевые волосы.
 – Садись, дорогая, – предложил Дафф. Она еще не знала об Уоллингейме, а такие новости лучше выслушивать сидя. – Хотя, поверь, тут нет ничего серьезного.
 Аннабел, разумеется, не поверила, но все же послушно села.
 – А теперь говори правду. Я готова.
 – Прежде всего я хочу подчеркнуть, что ты в полной безопасности.
 – Звучит довольно зловеще.
 Впрочем, она так и знала, что Гаррисоны не оставят ее в покое.
 – Уоллингейм жив… но покинул Англию, – быстро добавил Дафф, видя, как она побледнела. – Он отплыл из Дувра и больше сюда не вернется. Никогда.
 Полные слез глаза казались огромными на лице Аннабел.
 – Ты уверен?
 – Абсолютно. За ним постоянно следят. Он высадился в Кале и отправился в Париж.
 – Значит, дело не в Гаррисонах, – выдохнула Аннабел, оглядывая присутствующих словно в поисках разгадки.
 – Уоллингейм добивается опекунства над Крикет, но не волнуйтесь, у него ничего не получится, – твердо объявил Джулиус.
 – Разумеется, не получится! – взорвалась Аннабел. – У него нет никаких прав на Крикет! Она – дочь Хлои!
 Ее гнев мгновенно растопил скептицизм Даффа. Никакая актриса, пусть и гениальная, не сыграет так правдоподобно!
 – Мы велим Макуильямсу убираться ко всем чертям и захватить с собой Уоллингейма! – бросил Дафф.
 – Возможно, все окажется не так просто, – вмешалась герцогиня. – Если Уоллингейм задумал мстить, он может потащить Аннабел в суд. Сами знаете, как злые языки обожают скандалы подобного рода!
 – Надеюсь, свидетельства повитухи, принимавшей роды, будет достаточно, чтобы остановить его? Миссис Малкин знает нас много лет. Она с радостью прояснит ситуацию, – поспешно предложила Аннабел.
 – Попробуем задать этот вопрос Планкетту, – решил герцог. – Все мы мало разбираемся в юриспруденции.
 Но втайне он был рад, что Аннабел так уверенно отрицает отцовство Уоллингейма. Будь Крикет его ребенком, даже Планкетт скорее всего не сумел бы ничего сделать. По закону, женщины не имели прав на своих детей.
 – Прекрасно. Значит, все в порядке! – жизнерадостно провозгласила герцогиня.
 Возможно, в этот день судьба не была расположена к Аннабел или некие космические силы разгневались на нее, поскольку не успела герцогиня обрадоваться, что все их беды кончились, как в кабинет вошел Бамфорд с очередным неприятным сообщением.
 – С сожалением должен уведомить вас, что явились Гаррисоны с судебным приставом и поверенным, – скорбно провозгласил он.
 – Вижу, на малышку Крикет нынче большой спрос, – протянул Дафф, весело глядя на дворецкого. С той минуты, как он убедился, что Крикет – действительно племянница Аннабел, его обуяло воинственное настроение.
 – Надеюсь, это последние претенденты, пытающиеся спекулировать на несчастном ребенке, – презрительно фыркнула Элспет. – Хотя, дорогой Джулиус, в этом случае нам стоило бы полагаться на твою мужскую способность убеждать или запугивать, в зависимости от того, как повернется дело. Пойдем, Аннабел, думаю, вам лучше уйти, пока не появились Гаррисоны.
 – Не стану спорить, – кивнула Аннабел. Теперь, когда на ее стороне влияние и сила герцогской семьи, она уже не так волнуется за будущее Крикет.
 Поэтому она молча последовала за герцогиней.
 Через несколько минут появились Гаррисоны с поверенным. И обнаружили в кабинете только герцога и маркиза.
 Багровая от гнева Миллисент Гаррисон, лишившись надежды увидеть Аннабел и высказать ей свое мнение о ней и гнусном отродье, каким она считала Крикет, громко выпалила:
 – Где эта… эта шлюха, которая называет себя актрисой?
 Дафф взметнулся со стула и угрожающе подступил к ней.
 – Позволь мне обо всем позаботиться, Дафф, – пробормотал герцог.
 Дафф яростно уставился на отца. Лицо герцога сохраняло самое благосклонное выражение. Но при этом он укоризненно приподнял бровь. Еле заметно.
 Дафф покорно сел.
 – Итак, что тут у нас? – осведомился Джулиус, оглядывая посетителей. – Пожалуйста, побыстрее изложите ваше дело, мистер… э…
 Он обратил взор на поверенного.
 – Джордж… Карлтон… ваша светлость, – заикаясь, пролепетал красный как свекла адвокат. Нервно вертя в руках бумаги, он продолжал выученную наизусть речь: – Мы… пришли… по делу… то есть мои клиенты… э… мистер и миссис Гаррисон… заверили меня… что это в интересах… э-э… вашей светлости…
 – То есть Гаррисоны по-прежнему желают получить с меня деньги, – холодно бросил Джулиус.
 – Да… э… вполне может быть… зато вы будете избавлены от дальнейших трудностей… вернее, не вы… а маркиз… в отношении ре… ребенка…
 Бедняга, казалось, даже уменьшился ростом под неотступным взглядом Джулиуса.
 – Я не собираюсь выбрасывать деньги на ветер.
 Сейчас Джулиус был истинным олицетворением слова «высокомерие»: и поза, и голос, и надменный взгляд лучше всяких слов говорили о том, что этот человек облечен властью.
 – Однако, – продолжал он тем же ледяным голосом, – в одном вопросе мы можем договориться. Мой сын не отец ребенка, поэтому я предлагаю вашим клиентам поумерить свою жадность. Мой поверенный свяжется с вами. А теперь можете идти.
 В продолжение всей беседы герцог даже не глянул в сторону Гаррисонов.
 – Мы имеем право забрать ребенка! Она наша внучка! – громко пригрозила миссис Гаррисон, взбешенная таким откровенным пренебрежением. Подумать только, обращаться подобным образом с ней, дочерью уважаемого поверенного! А ведь она всю свою жизнь нещадно третировала соседей-фермеров и издевалась над слугами, поскольку считала себя едва ли не знатной дамой. – Подумайте лучше о том, что будет с девчонкой, прежде чем задирать нос!
 И тут Джулиус счел за лучшее окатить ее презрительным взглядом.
 – Если вы хоть словом обмолвитесь о ребенке, – процедил он, – я позабочусь, чтобы вас сослали в колонии, как каторжников. Всех, включая вашего ничтожного сына. А теперь – прочь!
 Поднявшись, он с таким бешенством уставился на поверенного, что тот задрожал, повернулся и бросился из комнаты.
 – Да скажи же что-нибудь, Джеремия! – потребовала Миллисент Гаррисон, побелев от ярости.
 Муж только открывал и закрывал рот, как рыба на песке. Он в отличие от жены хорошо знал, как велико влияние герцога.
 – Джеремия! Скажи, что мы имеем все права! – продолжала визжать жена. – Он не смеет так обращаться с нами!
 Очевидно, решив, что его нынешняя жизнь куда привольнее и спокойнее, чем существование среди каторжников, Джеремия Гаррисон схватил жену за руку, пробормотал нечто неразборчивое и буквально вытащил ее из комнаты.
 Когда громкие вопли Миллисент Гаррисон стихли в коридоре, Джулиус облегченно вздохнул:
 – Прости. Нечасто я выхожу из себя.
 – Трудно держать себя в руках в присутствии подобной женщины, – покачал головой Дафф. – Подумай о бедной сестре Аннабел, попавшей в их лапы!
 – Грустная история. Иисусе, мне нужно выпить. А тебе?
 Герцог подошел к шкафчику с напитками.
 – Тоже. Как можно жить с такой женщиной и ни разу не попытаться прикончить ее? – пробормотал Дафф, шагнув к отцу.
 – Одному Богу известно. Я безмерно благодарен Господу за такую жену, как твоя мать, – усмехнулся герцог.
 – Полностью согласен, – кивнул Дафф, прислонившись плечом к книжным полкам. – Но что теперь будет?
 – Я умываю руки и не желаю иметь ничего общего с этой грязью. Планкетт выделит шантажистам как можно меньшую сумму. Пусть он ведет переговоры с этим Джорджем Карлтоном. И на этом все, – отрезал герцог, вручая Даффу бокал с бренди.
 Дафф улыбнулся.
 – За мир на земле, – пробормотал герцог, поднимая бокал. – И за последнее появление Гаррисонов в нашей жизни.
 – Аминь.
 Мужчины выпили, опустив занавес над всей отвратительной сценой.
 – Теперь, когда мы почти откупились от Гаррисонов, – и учти, нужно взять с них письменный отказ, – каковы твои планы относительно мисс Фостер?
 – Нет у меня планов, – пожал плечами Дафф.
 – А мне казалось, что ты весьма увлечен!
 – Так и есть.
 – Но?
 – Но это не требует никаких планов.
 – Вот оно что!
 – Только не говори, будто вы с матушкой посчитали, что мне стоит строить планы, как ты изволил деликатно выразиться.
 – Твоей матери очень нравится Аннабел, да и мне тоже! – Джулиус наклонил голову. – Не говоря уже о тебе. И Крикет – самое очаровательное дитя в мире, если не считать моих внуков, конечно.
 – Прости, что придется разочаровать тебя, но, даже будь я склонен к женитьбе, Аннабел уже сказала, что не собирается выходить за меня.
 – Правда? – удивился герцог.
 – Да, и в самых недвусмысленных выражениях.
 – Может, ты делаешь что-то не так? – улыбнулся герцог.
 – Я не слышал жалоб, – протянул Дафф. – Ее беспокоят условности: что скажут люди, все в этом роде.
 – Какая разница, что скажут люди?
 – Вот и я твердил ей то же самое, но она упорствует в своих заблуждениях.
 – А если она бросит тебя? У нее репутация женщины, которая уходит первой. Что тогда?
 Дафф долго смотрел в окно, не зная, что ответить.
 – Думаю, я соображу, что делать, – улыбнулся он наконец.




 Глава 35


 И на этом тема была закрыта.
 Герцог отлично понимал, что допытываться не следует. Пусть он и герцогиня успели полюбить Аннабел, но это не важно: у Даффа своя жизнь. Но ни он, ни Элспет не могли забыть, что только благодаря Аннабел сын вернулся к ним.
 Вечером они ужинали в узком кругу. Главным предметом беседы было избавление от Гаррисонов. Назавтра общество собиралось прокатиться на лодках по Темзе, если позволит погода, послезавтра должны были состояться скачки. Несколько бутылок шампанского еще больше развеселили присутствующих. Все были довольны и счастливы.
 – Я отдам деньги, – пообещала Аннабел позже, лежа в объятиях Даффа. – Дай мне знать, сколько заплатили Гаррисонам.
 – Завтра будет известно, Планкетт встречается с ними утром.
 Как выяснилось, полученная Гаррисонами сумма оказалась гораздо меньше той, на которую они рассчитывали. Планкетт уведомил Гаррисонов и Джорджа Карлтона, что герцог собирается подать на них в суд за преднамеренное убийство и начать расследование смерти Хлои. Джеремия Гаррисон понял, что потерял даже то малое преимущество, которое имел до сих пор. Когда Планкетт предложил им тысячу фунтов, если они откажутся от всяких прав на Крикет, Джеремия, несмотря на протесты жены, тут же подписал все необходимые документы.
 А вот проблема с Уоллингеймом оказалась куда серьезнее.
 – Граф готов на все, лишь бы получить ребенка, – начал Макуильямс, немедленно заняв оборонительную позицию. – У него достаточно денег и вполне понятные мотивы, чтобы довести дело до суда. Мисс Фостер не стоит ждать от него снисхождения. Он не пойдет ни на какие компромиссы.
 – Кроме того, обсуждение дела в суде будет довольно выгодным для вашей фирмы, – мягко заметил Планкетт, не терпевший Макуильямса за полное отсутствие этических принципов. – И вы можете поступать как вам угодно. Состояние моего клиента гораздо больше, чем у Уоллингейма. Мало того, герцог обещал не считаться с расходами.
 – Тогда мы посмотрим, как будет держаться мисс Фостер на месте для дачи свидетельских показаний, – нагло парировал Макуильямс.
 – Полагаю, она будет прекрасно держаться. Однако я сомневаюсь, что до этого дойдет. – Планкетт вынул из кожаной папки лист бумаги и протянул Макуильямсу. – Обратите внимание на тот факт, что отцом ребенка назван некий Томас Гаррисон. А вот копия брачного свидетельства Хлои, сестры мисс Фостер, и Томаса Гаррисона. Далее, вот письменные показания повитухи, принимавшей ребенка, Силию Гаррисон, подписанные ею и двумя свидетелями беременности и родов. Дайте мне знать, когда все прочитаете, – слегка улыбнулся Планкетт.
 Макуильямс, хмурясь, просмотрел документы и отбросил в сторону.
 – Все это может быть подделкой и фальшивкой. Мой клиент уверен, что он отец ребенка мисс Аннабел Фостер.
 – В таком случае желаю вам доброго дня. – Планкетт встал и сложил бумаги аккуратной стопкой, прежде чем спрятать в папку. – Увидимся в суде. – Он подошел к двери, повернулся и добавил: – Однако вам стоит подумать о своей репутации. Мой клиент обладает огромным влиянием, и вы обязательно проиграете да еще и прогневаете его светлость. Лучше хорошо взвесить все последствия, тем более что Уоллингейм окончательно дискредитировал себя в глазах общества. Ему не позволят вернуться в Англию: герцог в этом поклялся. До свидания, мистер Макуильямс. – Он взялся за ручку двери.
 – Подождите.
 Планкетт сдержал улыбку и снова обернулся.
 – Возможно, мы сумеем достичь соглашения, – вкрадчиво сказал Макуильямс. – Дружеского соглашения. Если можно так выразиться.
 – Уэстерленд не даст Уоллингейму и пенни.
 – Я тут подумал… – Макуильямс многозначительно смолк. – Мой клиент готов предложить вам плату за услуги. И в возмещение за потраченное время.
 Планкетт предостерегающе поднял руку.
 – Но советую не слишком жадничать. Герцог этого не терпит.
 – Ну… скажем, пятьсот фунтов?
 Планкетт впервые слышал столь нерешительные нотки в голосе Макуильямса. Его так и подмывало снизить цену. Из принципа. Но герцог уже дал ему разрешение заплатить Макуильямсу гонорар, не превышающий пятисот фунтов, поэтому он подавил нарастающую антипатию к этому человеку, абсолютно лишенному совести.
 – Хорошо, остановимся на пятистах фунтах, – согласился он. – И вы сделали верный выбор. Уэстерленд не забудет вашей сговорчивости.
 Вскоре Макуильямс подписал несколько документов, подтверждающих его отказ от дела, и Планкетт, покинув его контору, отправился к Джулиусу с сообщением об успехе своей миссии.




 Глава 36


 Когда новости достигли дома Уэстерлендов, тут же было решено устроить праздник. Герцог велел принести лучшего шампанского, что было немедленно отмечено остальными домочадцами. Раньше только рождения и свадьбы отмечались так торжественно.
 Гостиная звенела смехом. Провозглашались тосты за отбытие Гаррисонов из Лондона, за профессионализм Планкетта, за будущее Крикет. Аннабел горячо благодарила семейство Уэстерлендов за все, что они для нее сделали, а особенно за усмирение Гаррисонов. Но об Уоллингейме старалась не упоминать, поскольку мать не знала о попытке графа отобрать Крикет.
 Позже, когда веселье немного поутихло и беседа коснулась более прозаических предметов вроде ближайшего приема у леди Джерси, Аннабел громко объявила:
 – Думаю, нам настало время возвращаться в Шорем.
 Она специально заговорила об этом на людях, чтобы смягчить удар, нанесенный Даффу. Но, видя изумленные, шокированные лица присутствующих, весело добавила: – Крикет обожает свежий воздух, она наверняка предпочтет жить в деревне. Да и матушке там спокойнее. – Ее улыбка стала поистине ослепительной. – Мне тоже не мешает отдохнуть после волнений и суматохи последних недель.
 Ни один из сидевших за столом не осмелился протестовать, как бы им этого ни хотелось. Герцог и герцогиня и даже брат и сестры Даффа успели полюбить Аннабел.
 Первой реакцией Даффа был гнев. Волнения и суматоха? Неужели эти откровенные слова относятся к его ранению и возможности судебных исков? Какого дьявола она творит? Но возможно, больше всего ему не по душе ее отъезд? Обычно женщины его не бросали. Никогда.
 Но тут на ум пришли слова отца: «У нее репутация женщины, которая уходит первой».
 На миг ему пришло в голову попросить ее остаться, но эта мысль так же быстро исчезла. Он никогда не умолял женщин о благосклонности и сейчас не собирается.
 После небольшого молчания герцогиня постаралась замять неловкость и гостеприимно заметила:
 – Вы и ваша матушка должны обязательно приехать навестить нас, когда захотите.
 – Вы тоже, надеюсь, заглянете в Шорем, – вежливо ответила Аннабел.
 – Если вам понадобится помощь в доме, не стесняйтесь попросить, – с улыбкой предложил герцог. – Наши слуги в Уэстерленд-Парк в вашем распоряжении.
 – Спасибо. А теперь, если позволите, мы с матушкой соберем наши вещи и уедем. В летние вечера так приятно путешествовать.
 Все вели себя идеально, как подобает воспитанным людям: отдавали необходимые распоряжения, велели запрячь экипаж, чтобы перевезти Фостеров в городской дом Аннабел, и с заученной сердечностью распрощались с Фостерами.
 Дафф помог миссис Фостер и Молли с младенцами устроиться в экипаже, прежде чем повернуться к Аннабел и протянуть руку.
 – Желаю удачной поездки, – выдавил он.
 – Благодарю вас, – кивнула она, стараясь не встречаться с его рассерженным взглядом. – И спасибо за…
 – Взгляни на меня, – прошептал он так тихо, что слышала только Аннабел.
 Серые глаза были безмятежны.
 – Будь благоразумен, Дафф, – шепнула она и, отняв руку, взялась за поручень и поднялась в карету.
 Лакей закрыл дверцу.
 Герцог знаком велел кучеру ехать.
 И минуту спустя гости покинули Уэстерленд-Хаус.
 Дафф обернулся к собравшейся на тротуаре семье. Глаза его опасно блестели.
 – Я еду в «Брукс», – резко бросил он.
 – Пожалуй, я чуть позже увижусь там с тобой, – заметил Джайлз. – Но сначала я собираюсь в боксерский зал Джексона. Почему бы тебе не присоединиться? Судя по виду, тебе не терпится с кем-то подраться.
 – Нет настроения.
 Никто ни о чем его не спросил: мрачное как туча лицо Даффа послужило достаточным объяснением. Нехорошо, если в боксерском салоне Джексона кто-то пострадает от гнева Даффа: он был одним из лучших учеников Джентльмена Джексона.
 Вскоре маркиз уже входил в «Брукс», где его приветствовали сердечно, как долго отсутствовавшего друга. Со всех сторон ему протягивали бокалы с бренди, и Дафф не отказывался ни от одного. Усевшись за стол, он стал топить горечь в спиртном.
 Вернувшись в свой лондонский дом, Аннабел велела как можно скорее собирать вещи, запрягать дорожный экипаж, и не прошло и двух часов, как город остался позади.
 Дождавшись, когда Молли и детишки задремали, миссис Фостер воспользовалась первой же представившейся после предотъездной суматохи возможностью, чтобы расспросить дочь:
 – Полагаю, ты не захочешь объяснить мне, что все это значит? Нас прекрасно приняли в доме Уэстерлендов, и мы вполне могли бы остаться до конца сезона.
 Аннабел отвернулась от окошка, за которым городской пейзаж сменился деревенским.
 – И зачем нам оставаться, матушка?
 – Наверное, для того, чтобы наслаждаться пребыванием в прекрасном обществе, – пожала плечами миссис Фостер.
 – Мы – люди не их круга и никогда не сможем в этот круг войти.
 – Ты обращаешь слишком много внимания на мнение общества. Наша семья хоть и не имела титула, но когда-то была процветающей и уважаемой. Ты образованна не хуже, если не лучше, чем многие аристократки, и это образование позволило тебе добиться значительного положения в этом мире.
 – Знаю, мама, и благодарна тебе. Но, живя… – Как объяснить матери, что ее жизнь служит предметом не всегда лестных толков в том же обществе? – Зная обычаи и привычки людей светских, могу тебя уверить, что далеко не все таковы, как Уэстерленды. Существует много и тех, кто смотрит сверху вниз на людей, подобных нам.
 – У тебя прекрасный дом. Благодаря тебе мы живем безбедно. Почему кто-то должен на тебя смотреть сверху вниз?
 – Наверное, мужчине легче проложить себе дорогу в этом мире. Деньги приносят им определенные блага и титулы.
 Она предпочла не объяснять, что женщина независимо от положения в обществе, как правило, почти не властна распоряжаться своей жизнью.
 – Знаю. Ты права. Сквайра Хэмптона возвели в рыцарское достоинство. Ни одной женщине этого не добиться.
 – Совершенно верно. Что же касается меня, мама, – сказала Аннабел, надеясь, что может объяснить свои чувства так, чтобы мать поняла, – я сумела добиться независимости. И мне это нравится.
 – Что же, ты права, – кивнула миссис Фостер, подумав о том, как жалко, что бедняжка не сможет сохранить и независимость, и маркиза. Но своих мыслей она не высказала и только улыбнулась дочери: – Должна сказать, что буду с теплом вспоминать о своем пребывании в Лондоне, и особенно о Уэстерлендах.
 – Да, мама, редко когда удается так хорошо провести время. И Уэстерленды – прекрасные люди.
 Хотя их наследника смело можно назвать необыкновенным. Но она прекрасно знала, чего ожидают от нее. Знала с самого начала. Настало время покончить с этой связью, увлечением, страстью, чем бы ни считать ту глупость, в которой она имела несчастье запутаться. Покончить и начать новую жизнь, занявшись другими делами. Дафф, вне всякого сомнения, сделает то же самое.
 – Признаюсь, однако, – с улыбкой заметила мать, – что мне не терпится снова увидеть наш уютный маленький коттедж. Дом Уэстерлендов хоть и роскошен, но слишком велик. Настоящему уюту там нет места.
 – Верно, мама, – хмыкнула Аннабел. – «Уютный» – вряд ли подходящий эпитет для великолепного сооружения на Портман-сквер.
 После того как все остальные разошлись, герцог и герцогиня уселись пить чай. За столом они обсуждали внезапный отъезд Аннабел. Что не сложилось в отношениях актрисы и их старшего сына?
 – Какая обида! Мне так понравилась Аннабел, и Дафф, похоже, относился к ней всерьез, – заметила Элспет. – Видишь, как он разозлился, когда она уехала!
 – Вопрос в том, как долго будет пылать его страсть. Если вспомнить его поведение в прошлом, вполне возможно, что скоро он найдет кого-то еще, – возразил герцог.
 – Ты, несомненно, прав, – согласилась герцогиня, слегка хмурясь. – Он никогда не проводил с женщиной больше нескольких дней. Но мне обидно за Аннабел! Она абсолютно очаровательна. В отличие от многих благородных молодых дам, которые… скажем так, откровенно, раздражающе глупы.
 – Именно ум Аннабел и привлек Даффа, как и ее красота, разумеется, – заметил герцог. – Такая женщина, как она, способна поддержать любой разговор.
 – Не то что нынешние молодые женщины, которые гордятся тем, что в жизни не открыли книги. Лидия и Джорджина часто жалуются на своих приятельниц, у которых, кроме мод, в голове ничего нет. А вот наша дорогая Аннабел пишет великолепные и уморительно смешные пьесы.
 – Не говоря уже о стихах, – улыбнулся герцог. – Я не большой поклонник поэзии. Но Аннабел поистине талантливая поэтесса.
 – Как наша нынешняя знаменитость, лорд Байрон.
 – Признаю, его поэмы необычны, но, если хочешь знать мое мнение, он слишком влюблен в свою известность.
 – Несчастный мальчик, так долго был… бедным, не осуждай его за желание немного погреться в лучах славы. Сам ты никогда не был беден, поэтому и не поймешь его.
 После смерти отца Элспет осталась без единого пенни, и безвыходное положение заставило ее согласиться на замужество с настоящим чудовищем.
 – Что же до нашего бедного мальчика, – продолжала она с улыбкой, – я надеюсь, что он скоро опомнится и остепенится. Ему давно пора перестать считать любовь простой забавой… – нет, не вскидывай брови, милый, – не каждому приходится ждать до тридцати, чтобы жениться.
 – Но я ждал тебя, – с улыбкой запротестовал герцог.
 – Да, тут ты прав. Но мне кажется, что мисс Фостер – идеальная партия для Даффа. И он ужасно глуп, если сам не видит этого.
 – Хочешь, чтобы я поговорил с ним?
 – Как мило с твоей стороны, дорогой! – пропела герцогиня тоном матери, желающей польстить собственному ребенку. – Но сомневаюсь, чтобы Даффу понравился чрезмерный интерес к его любовным делам.
 – Хотя ты постоянно суешь в них нос, – сухо заметил герцог.
 – Но не слишком явно, дорогой. Однако искушение придумать что-то относительно мисс Фостер, достаточно велико, – усмехнулась она.
 – Придумать что-то?
 – Это тебя пугает? – рассмеялась Элспет.
 – А может, мне просто любопытно, что именно ты изобретешь, лишь бы накинуть узду на нашего Даффа?
 – Вот видишь! Это так все мужчины относятся к браку! Я же, со своей стороны, смотрю на это как на способ сделать счастливым нашего дорогого мальчика.
 Пока герцогиня ломала голову, пытаясь придумать, как восстановить былые отношения сына и Аннабел, маркиз, не подозревавший о коварных планах матери, пытался напиться до потери сознания. Все, что угодно, только бы избавиться от постоянных мыслей об Аннабел. Но она продолжала стоять перед глазами и, хотя он приканчивал вторую бутылку, не собиралась исчезать.
 Тогда он решил сесть за игру, чтобы заставить себя сосредоточиться на других вещах. Но играл машинально, не замечая окружающих и не участвуя в беседе. Вскоре друзья стали задаваться вопросом, насколько правдивы истории о его тяжелом состоянии после Ватерлоо. Похоже, слухи были верны. Дафф не отвечал, когда к нему обращались, не обращал внимания на выигрыши и проигрыши и все это время пил бренди, как воду.
 Наконец стало невозможным игнорировать встревоженные взгляды друзей. Дафф отставил стакан и поморщился.
 – Дело в Аннабел Фостер. Мы… – он немного помедлил и пожал плечами, – встречались. Она только что уехала.
 Собравшиеся дружно закивали. Кто не знал прославленную актрису и ее манеру избавляться от любовников, не говоря уже о последних сплетнях насчет ребенка, которыми гудел весь город.
 Смелее всех оказался Уорр:
 – Она взяла ребенка с собой?
 – Силия не моя дочь. Она – ребенок сестры Аннабел, – пояснил Дафф, вдруг пожалев, что не он – отец Крикет. Ощущение было таким пугающим, что Дафф немедленно потянулся к бутылке, наполнил бокал и осушил двумя глотками.
 – Уоллингейм считает, что ребенок от него.
 – Больше уже не считает.
 – Даже при том, что дело ведет сам Макуильямс?
 – Больше уже не ведет.
 – Значит, ты сумел заткнуть рты сплетникам и на этот счет?
 Дафф, вновь наполнявший бокал, поднял глаза.
 – Истинная правда.
 – А дражайшая Аннабел одержала очередную победу и разбила еще одно сердце.
 – Похоже на это, – пробормотал Дафф, салютуя бокалом. – За будущие амуры.
 – Молодец, Дарли! – объявил лорд Эйвон, в свою очередь, поднимая бокал. – Пора снова вскочить в седло!
 И тут на Даффа посыпались советы относительно дам, с которыми можно утешиться и забыть тоску. Он охотно принимал рекомендации каждого и, когда встал из-за стола и покинул «Брукс», чувствовал себя гораздо лучше и почти примирившимся с отъездом Аннабел.
 В конце концов, не он первый брошен прелестной мисс Фостер. И вне всякого сомнения, не последний.
 Весь последующий час, сидя в кабинете своего городского дома, опустошая очередную бутылку и глядя на портрет кисти Рейберна, он считал эти пустые банальности бальзамом на душу. Но в какой-то момент, словно пораженный громом, неожиданно пришел к заключению, что не стоит слишком полагаться на банальности. Отставив стакан с намеренной осторожностью, присущей полупьяному человеку, он вызвал Берна и приказал оседлать Ромула, уложить в седельные сумки смену одежды и доставить записки родителям и в салон Грея.
 Ожидая прибытия рассыльного от Грея, он со слабой улыбкой рассматривал портрет. Аннабел не успела уехать далеко. Потребовалось время, чтобы закрыть дом, а дорожный экипаж не может сравниться по скорости с породистым жеребцом вроде Ромула.
 И ему вдруг страстно захотелось снова увидеть Крикет.
 Кто бы мог подумать!




 Глава 37


 Дафф догнал экипаж Аннабел на третьей почтовой станции к северу от Лондона. Он скакал во весь опор, не жалея ни себя, ни коня. Боль от незаживших ран притуплялась огромным количеством выпитого бренди.
 Он узнал желтые примулы, нарисованные на дверце экипажа, примулы, известные каждому светскому человеку в Лондоне.
 Если у него и оставались сомнения, то они развеялись при виде Тома, сидевшего рядом с кучером.
 Вручив поводья Ромула груму, маркиз вошел в гостиницу, приблизился к дородному мужчине, стоявшему за высокой стойкой, и сказал:
 – Не будете так добры объяснить, как увидеть мисс Фостер и ее сопровождающих?
 Мужчина, назвавшийся владельцем, неохотно поднял глаза на Даффа.
 – Сомневаюсь, чтобы она хотела кого-то видеть. Леди сейчас ужинает.
 – Я ее друг.
 – И, как вижу, немного под хмельком.
 Дафф едва не спросил, не является ли владелец заодно и опекуном Аннабел, но мудро предпочел протянуть крупную банкноту.
 – Вряд ли она будет возражать, – пробормотал он, – а мое состояние никого не касается.
 При виде денег выражение лица хозяина мгновенно изменилось. Двадцать фунтов в то время были большой суммой.
 – Мисс Фостер и ее компания сейчас в задней гостиной: последняя комната в конце коридора, – объяснил он, показывая направление. – Доложить о вас, сэр?
 – Не стоит, – улыбнулся Дафф. – У вас есть шампанское?
 – Простите, сэр, таких тонких вин не держим.
 – В таком случае хороший белый рейнвейн. Подайте как можно скорее, – велел Дафф, отходя.
 Еще минута – и он стучался в дверь в конце коридора. Услышав голос Аннабел, он снова улыбнулся.
 Неожиданно в этом мире все опять стало на свои места.
 Распахнув дверь, он низко наклонился, чтобы не удариться о притолоку, и переступил порог.
 Его встретил хор удивленных восклицаний.
 – Я ужасно соскучился по тебе, – объявил Дафф, глядя на Аннабел. Это была чистая правда, тем более что в таком состоянии он просто не мог говорить обиняками. – Надеюсь, я не помешал?
 – Нисколько! – воскликнула миссис Фостер. Ее дочь, похоже, потеряла дар речи. – Входите и садитесь, дорогой мальчик! – Вскочив, она энергично замахала рукой.
 В гостиной уже зажгли свечи, и в их мерцании он нашел Аннабел еще более прекрасной, чем всегда, если только это было возможно. Короткие локоны отливали золотом, глаза сияли, полный ротик удивленно приоткрыт. И если у Даффа остались какие-то сомнения относительно того, что он чувствовал или хотел в эти несколько часов, неуверенность мгновенно рассеялась.
 Миссис Фостер даже уступила ему свой стул, чтобы он смог сесть рядом с Аннабел.
 – Садитесь, садитесь, дорогой мальчик, – пробормотала она, похлопав по спинке стула. – Как приятно снова видеть вас. Проголодались?
 На этот вопрос он не мог ответить однозначно, не смутив окружающих. Да, он проголодался, но его голод был не того рода. Его скорее можно было назвать похотью. Но невозможно же объяснить это во всеуслышание.
 Поэтому он только покачал головой.
 – Тогда бокал вина, – предложила миссис Фостер, решив, что придется ей действовать за двоих, поскольку молодые люди внезапно онемели.
 – Пойду-ка прогуляюсь в сумерках вместе с малышкой Крикет, – вмешалась Молли и вскочила, держа на руках дремлющую девочку.
 – Я возьму Бетти и пойду с тобой, – решила миссис Фостер. – Совсем ноги затекли после долгой езды в экипаже. Небольшая прогулка не повредит.
 Если бы главные участники спектакля были способны мыслить здраво, сразу заметили бы заговорщические улыбки женщин. Но им было не до того. Они даже не сразу обнаружили, что миссис Фостер и Молли покинули гостиную.
 Но влюбленную парочку ничто не интересовало. Только когда хлопнула дверь, они немного пришли в себя.
 – Я чувствую себя героиней романтического фарса, – усмехнулась Аннабел. – И наши верные компаньоны ухитрились сбежать.
 – Напомни мне поблагодарить их, – улыбнулся Дафф. – И позволь сказать, что этот оттенок розового невероятно тебе идет. Ты неотразима.
 – Ты просто истосковался по мне, – игриво заметила Аннабел, чувствуя себя снова на коне при виде улыбки Даффа. Господи, как она счастлива!
 – Боюсь, именно так и есть.
 – До чего же неромантично! – поддела она. – У тебя недовольный голос.
 – Я был очень зол. Тебе не следовало уезжать.
 – Почему это? – прямо спросила Аннабел.
 – Потому что я не хотел, – нахмурился Дафф.
 – Не помню, чтобы ты так и сказал.
 – Должно быть, все дело в том, что ты предпочла сообщить о своем отъезде в присутствии такого количества людей, – бросил он, глядя на нее сквозь ресницы. – Я был так поражен, что не нашелся с ответом.
 – Скажем так: я не хотела никаких проблем.
 – А именно?
 – Если хочешь знать, я опасалась, что ты попросишь меня остаться, – пролепетала она, сморщив прелестный носик.
 – Спесивая киска!
 – Дафф, дорогой, – вздохнула Аннабел, – мы с тобой не новички в делах любви и прекрасно знаем правила игры. А это и есть игра, независимо оттого, сколько она продолжается, долго или нет.
 – А если мне вдруг захотелось изменить правила? – протянул он. – Что ты об этом думаешь?
 – Это по-прежнему игра, дорогой, и, откровенно говоря, играть мне расхотелось.
 – Тогда выходи за меня, и мы будем развлекаться на свой лад, по правилам или нет.
 – Ты пьян!
 От него действительно сильно пахло бренди.
 – Вполне возможно, – пожал плечами Дафф, – но я прекрасно сознаю, что делаю.
 Аннабел с сомнением покачала головой:
 – Но утром ты можешь изменить мнение.
 – Хочешь, чтобы я умолял? Именно этого ты добиваешься? Я на все согласен.
 До чего же странно и любопытно наблюдать, как любовь переворачивает весь твой мир.
 – Пожалуйста, не нужно, – улыбнулась Аннабел.
 – Прекрасно, – рассмеялся Дафф. – Не уверен, что у меня бы получилось.
 – Потому что тебе никогда не приходилось этого делать, – холодно обронила Аннабел. Возможно, именно это и задевало ее: его знатность и богатство, разделявшие их почти непроходимой пропастью.
 – Ты тоже никогда не просила о любви, так что не смотри на меня так критически. Послушай, я кое-что принес тебе, – добавил он под суровым взглядом женщины, говорившей с ним столь неприязненно. Порывшись в кармане сюртука, он вытащил маленький красный футляр. – Видишь, я абсолютно серьезен в своем намерении жениться.
 Открыв крышку, он вынул кольцо с гигантским розовым бриллиантом, взял Аннабел за руку и надел кольцо на безымянный палец.
 – Точно по мерке. Очевидно, это кисмет, судьба, как хочешь, так и называй. А теперь давай поженимся. Здесь, в округе, наверняка имеется священник.
 Она честно пыталась противиться уговорам, противиться соблазну… Твердила себе, что он пьян и утром, несомненно, пожалеет о своем предложении. Напоминала себе о прежних сомнениях относительно браков между неравными классами и всех несчастьях, сопряженных с такими союзами.
 – Мы не можем, – бесстрастно заявила она. – Ты забыл? Нам понадобится разрешение на брак.
 – Ничего я не забыл! – жизнерадостно возвестил он, вытаскивая из другого кармана помятую бумагу. – Вот! И, дорогая, я выпил самое большее две бутылки, так что вполне сохранил рассудок. Чтобы по-настоящему надраться, мне нужно не меньше четырех.
 Она не знала, стоит ли радоваться столь честному признанию.
 – Подумай о своих родителях, – все же протестовала она, считая, что хотя бы один из них должен быть разумным и взять на себя ответственность за дальнейшие шаги. – Они наверняка не одобрят того, что ты собираешься сделать.
 – Господи, как же сложно тебя убедить! – проворчал Дафф. – Вот, смотри, родители посылают нам свое благословение.
 Он в очередной раз сунул руку в карман и выудил надушенную записку, которую и вручил ей.
 – А теперь, – пробормотал он, когда она закончила читать, – тебе, наверное, потребуется одобрение принца-регента, но, учти, если понадобится, я добуду и его.
 – Я согласна.
 – Может, тебе понадобится и подпись безумного короля или королевы, которая, к счастью, пока еще пишет самостоятельно. Только скажи, и я на все готов! – горячо воскликнул он.
 – Я сказала «да».
 – Надеюсь, ты сознаешь, что до тебя мне в голову не приходила мысль о женитьбе, и теперь, когда я решился, что же слышу… – жаловался Дафф. И тут неожиданно встретился взглядом с Аннабел. – Что? Что ты сказала?
 – Буду счастлива стать вашей женой, лорд Дарли.
 – Наконец-то, – буркнул он, хотя губы сами собой расплывались в улыбке. – Ты способна любого вывести из себя, Аннабел. Хотя я говорю это с величайшим почтением и уважением. – Его улыбка стала еще шире. – Если хочешь знать, я нахожу эту твою способность, как и все в тебе, идеальным. В моих глазах ты само совершенство.
 – Тем не менее, – рассмеялась Аннабел, – я даю тебе последний шанс передумать, поскольку вместе со мной в твоей жизни появится немало беспорядка и поводов к раздражению. Ты знаешь, что я не одна и приведу с собой всю семейку.
 – С риском оскорбить тебя, дорогая, – поддел он, – должен сказать, что Крикет сыграла немаловажную роль в моем решении жениться на тебе.
 Она ударила его.
 Вернее, попыталась. Даже в полупьяном состоянии он не потерял быстроты реакции и поймал ее руку у самого своего лица, после чего усадил на колени и прижал к себе.
 – Приходи хоть с целой армией, ты все равно нужна мне. Довольна? – прошептал он.
 Она кивнула со слезами на глазах. Он нежно поцеловал ее, сжав щеки большими ладонями, и улыбнулся.
 – Даю слово, мы будем счастливы. Ты и я.
 Он понятия не имел, что значат для нее эти слова. Но она слишком долго жила в свете, чтобы наивно поверить такому обещанию.
 – Представляешь, что будут говорить люди? Какая пища для злых языков! Ты и сам это знаешь.
 – Пусть говорят, – отмахнулся он. – Как маркиза Дарли, ты имеешь право ставить на место любого, кого пожелаешь.
 – Мне не хочется, – покачала головой Аннабел.
 – Даже Гаррисонов? Неужели тебе не доставит удовольствия осадить их?
 – Возможно, ты прав, – усмехнулась она.
 – Ты еще узнаешь, что я всегда прав! – нахально объявил он.
 – А тебе придется понять, что я терпеть не могу мужчин, воображающих, будто они всегда правы. Я человек независимый.
 – Хм… наверное, нам заранее стоит обсудить некоторые условия нашего брака. Я отъявленный собственник.
 – С каких это пор, позвольте спросить?
 Привычка Даффа порхать от одной женщины к другой была широко известна.
 – С тех пор, как встретил тебя, – честно признался он.
 – В таком случае могу сказать про себя то же самое. Я ужасная собственница!
 – Но это невозможно, – заупрямился он. – Разве тебе не известно, что этот мир принадлежит мужчинам?
 – В таком случае забирай обратно свое кольцо и свое предложение. Я отказываюсь выходить за тебя.
 – А если мы придем к какому-то соглашению? – лукаво осведомился он.
 – Дадим обет верности?
 – Именно. Я полностью согласен. Так лучше?
 – Тогда ладно.
 – Что именно «ладно»?
 – Я выйду за тебя.
 – Пойду искать священника, пока ты опять не передумала, – решил он, поднимая ее с колен и ставя на ноги.
 – И заодно отыщи маму, Молли, Тома и детей.
 От счастья она словно светилась изнутри.
 На полпути к двери Дафф обернулся.
 – Но учти, нам придется пожениться еще раз, – спокойно предупредил он. – Матушка расстроится, если женит старшего сына без всякой пышности и церемоний.
 – Почему бы нам не обсудить это?
 Но Дафф недаром считал себя знатоком женской психологии и поэтому понял, что сейчас не время настаивать на своем.
 – Все будет, как скажешь, дорогая, – улыбнулся он.




 Эпилог


 Маркиз Дарли, так долго и упорно противившийся женитьбе, обвенчался с мисс Аннабел Фостер, первой красавицей Англии, в задней гостиной постоялого двора «Белая лошадь» в присутствии се семьи. Сумма, предложенная им, была так велика, что немедленно отыскавшийся священник согласился провести церемонию. Полагающиеся обеты были произнесены, и, прежде чем мисс Фостер успела полностью осознать все последствия такого брака, их объявили мужем и женой.
 Именно этого и добивался маркиз.
 Из уважения к очевидному отвращению Аннабел к пышной свадьбе, на глазах у всего бомонда, герцогиня была вынуждена сильно сократить бесконечный список гостей.
 Месяц спустя Дафф и Аннабел обвенчались во второй раз, в Уэстерленд-Парк, в избранном кругу друзей. Свадьбу почтил своим присутствием и принц-регент, сделав ее тем самым главным событием сезона. Но даже не будь его, церемония прошла бы так же великолепно! И гости искренне веселились и пили за счастье новобрачных.
 Во вторую брачную ночь Даффа, когда новобрачная призналась, что, кажется, ждет ребенка, маркиз побледнел как простыня.
 – Ты уверена? – спросил он, опасаясь, что не совсем готов стать отцом. – Как это может быть?
 – Милый, да ты шутишь? В последнее время ты был крайне настойчив в своих желаниях, – удивленно усмехнулась Аннабел. – Тебя что-то тревожит?
 Что он мог сказать? «Я только что обнаружил, что безумно влюблен? Не торопи меня?»
 – Нет, конечно, нет, – пробормотал он.
 – У тебя есть восемь месяцев, чтобы привыкнуть к этой мысли, – благожелательно сообщила Аннабел.
 – Слава Богу, то есть… я хотел сказать, чудесно, восхитительно… идеально… право, абсолютно идеально.
 – Так перепугался, Дафф? – рассмеялась она.
 – Я ничего не боюсь, когда ты рядом.
 Вот это он знал точно.
 – Ты будешь лучшим из отцов, – прошептала она. – Как уже стал самым любящим мужем на свете.
 Его лицо озарила широкая улыбка.
 – А ты моя драгоценная женушка, – выдохнул он, вполне сознавая, как ему повезло найти не только любовь, но и покой.
 До их женитьбы никто в обществе не поставил бы и пенни на то, что маркиз Дарли женится в самое ближайшее время. К тому же свет был убежден, что Аннабел Фостер никогда не найдет человека, который бы смог ее приручить.
 Если бы не деревенская ярмарка лошадей, кто знает, встретились бы они вообще?
 Но удача Даффа всегда шла рука об руку с лошадьми и красивыми женщинами. Может, тут вмешалась сама судьба?
 И что эта самая судьба готовила следующему лорду Дарли?
 Ответ мы получим много лет спустя, в Крыму, в самый разгар войны.