Аннотация: Прекрасная леди Лили, с первого взгляда покорившая сердце сурового саксонского рыцаря Радолфа, молила Бога, чтобы в ней не узнали дочь злейшего врага короля, осужденного за измену. Однако когда Радолфу становится известна истина, он ведет юную пленницу не на плаху, а на брачное ложе – ибо нет способа присмотреть за опасной женщиной лучше, чем взять ее в жены.
 Но заключенный по принуждению брак приносит Лили не боль и страдания, а счастье пылкой страсти, способной озарить своим пламенем всю жизнь...


---------------------------------------------


 Сара Беннет
 Лилия и меч


 Роббину, Эмме, Алексу и всем, кто сделал возможным появление этой книги



 Пролог


  Нортумбрия  ,   Северная Англия 1070 год 
  –  Я видела его! – прошипела Рона.
 – Где? – Лили придвинулась ближе к огню, поколебав дыханием парок, поднимавшийся над котелком с жидким рагу.
 – Осторожно, миледи! – Несмотря на строгость тона, ее старая няня смотрела на нее с нежностью. – Я видела, как он со своими людьми скакал сквозь лесную чащу по следам Хью. На короткое время они остановились у ручья, чтобы напоить лошадей. Я наблюдала за ними из-за деревьев.
 – Как он выглядит? – шепотом спросила Лили, стараясь унять дрожь.
 Радолф был врагом, человеком, желавшим поставить ее на колени.
 – Большой. Могучий. Такие обычно внушают страх. – Рона подняла на воспитанницу внимательный взгляд.
 Лили отвернулась.
 – Я должна бежать.
 – Да. Сегодня же. – Тени в задымленной лачуге становились длиннее – ночь в лесу быстро вступала в свои права. – Ваш супруг Ворген убит, ваш родич Хью бежал на север, и теперь Радолф начнет охоту на вас. Говорят, он не из тех, кто отступает.
 – Если я сдамся, боюсь, он отдаст меня своему повелителю, королю Вильгельму, и тот раздавит меня в кулаке, как мошку. – Лили поежилась. Она уже имела возможность видеть, во что Вильгельм со своими воинами превратил север Англии. Последние четыре года война там не прекращалась.
 – Последуйте за Хью в Шотландию, – настоятельно посоветовала Рона. – Только там вы сможете найти убежище.
 – Ты предлагаешь мне бежать? – с горечью спросила Лили.
 – Но Хью ведь бежал.
 – Я не Хью.
 «Нет, – подумала Рона, – ты не заяц». Нежная Лили искала мира, когда ее отец Олуэйн, ее муж Ворген и двоюродный брат Хью стремились воевать. Теперь Олуэйна и Воргена уже нет на свете, а Хью оставил Лили одну – как раз тогда, когда Вильгельм отправил на ее поиски Радолфа.
 – Миледи, – твердо произнесла Рона, – мы не можем изменить прошлое, но будущее еще в наших руках.
 – Отчего-то мне кажется, что у меня нет будущего.
 Лили закрыла глаза. Темные тени длинных ресниц легли на ее бледные щеки. Капюшон зеленого плаща скрывал лунное серебро волос, лишь на висках вившихся своевольными кудряшками. Лили чувствовала себя бесконечно усталой и бесконечно одинокой. Одно имя Радолфа вселяло ужас в сердца англичан – не зря его прозвали Меч Короля, ибо он и впрямь являлся продолжением сильной руки Вильгельма. На самом деле это был обыкновенный алчный наемник, пришедший разграбить Англию и уничтожить ее законных правителей. Безземельный нормандец низкого происхождения, Радолф имел репутацию кровожадного, внушающего страх убийцы. В то же время Лили принадлежала к английской аристократии, а ее мать являлась дочерью норвежского короля. Никто из ее родственников не стал бы пресмыкаться перед каким-то наемником, и она тоже не станет.
 Лили открыла глаза и взглянула на темное, грозовое небо.
 – Если я покину Англию, то никогда не смогу вернуться обратно.
 Однако остаться означало погибнуть. Ее смерть стала бы еще одним бессмысленным эпизодом в мире, где мужчины взбесились от жажды крови. Лучше она поживет еще и постарается принести хоть какую-то пользу своему народу.
 – Если бы я была мужчиной, – пробормотала Лили, – я бы осталась и встретилась лицом к лицу с Радолфом.
 – Женщина тоже обладает оружием, миледи, и порой оно бывает куда опаснее, чем меч, – заверила ее Рона. – А сейчас вам пора идти, а то будет поздно. Радолф – очень сильный и могущественный враг.
 Лили нахмурилась, и ее рука на секунду легла на костлявое плечо Роны.
 – Прощай, Рона.
 – Прощайте, миледи. Да храни вас Господь.
 Как только хрупкая фигурка Лили растаяла в чаще, Рона переключила внимание на горшок с варевом. Когда она видела Радолфа и его солдат, Меч Короля стоял один, огромный и устрашающий. Охваченная страхом и каким-то магическим очарованием одновременно, Рона подобралась ближе, желая разглядеть его лицо. На покрытой плесенью палой листве ее нога поскользнулась, издав легкий шорох.
 Звук заставил Радолфа обернуться.
 Темные глаза на суровом лице с сильными, типично мужскими чертами прищурились. Он долго неподвижно всматривался в чащу, и Рона затаила дыхание. Когда он наконец отвернулся, у нее от облегчения даже закружилась голова. Лишь после того как норманны оседлали лошадей и уехали, Рона вернулась к своей хижине.
 Ей оставалось только молить Бога, чтобы ее госпожа благополучно избежала встречи с беспощадным Мечом Короля. Если он обнаружит Лили, бедняжке не будет пощады.




 Глава 1


 Лили стояла в полной неподвижности и прислушивалась.
 Уже много дней провела она в пути, обходя стороной одинокие фермы и деревушки. Выехав на опушку леса, она едва успела спрятаться среди деревьев в ожидании, когда проскачет мимо отряд вооруженных воинов. Безопасной дороги на север не было, и Лили петляла по пересеченной местности, снова и снова запутывая следы, пока окончательно не выбилась из сил.
 Теперь перед ней лежал Гримсуэйд, и у нее возникло чувство, будто дорога специально вывела ее сюда. В местной церкви был погребен ее отец, и мать тоже покоилась рядом. Если уж ей предстояло навсегда покинуть Англию, то навестить это место на прощание просто необходимо.
 Исполненная решимости, Лили направилась к церкви. Перед ней высился знакомый прямой силуэт церковной башни со сводчатыми окнами, мерцавшими слабым светом. Интересно, подумала Лили, там ли отец Люк – священник с добрыми голубыми глазами. Отец Люк сочувствовал повстанцам и ненавидел солдат короля. В случае чего он спрячет ее и окажет помощь.
 Со стороны деревни, расположенной на возвышенности за церковью, доносились запах древесного дыма и лай собак. Лили окинула взглядом каменистые поля и узкую дорогу, бежавшую между уцелевшими посадками кукурузы. Свою кобылу она оставила среди скрюченных от ветра деревьев, в нескольких ярдах от церкви.
 От легкого прикосновения дверь в храм отворилась, открыв взору Лили помещение, освещенное чадящими сальными свечами, и она остановилась, ожидая, что с минуты на минуту ей навстречу суетливо выбежит отец Люк. Подол ее плаща, скользнув по полу, взметнул в воздух легкий запах розмарина. От долгих странствий одежда Лили покрылась грязью, а подкладка плаща за время жизни в лесу прохудилась, но все же скрывала спрятанный под складками красного шерстяного платья и полотняной сорочки укрепленный на ремне маленький, украшенный драгоценными камнями кинжал – ее единственное оружие. Узел с немногочисленными личными вещами был закинут на круп кобылы, и это было все, что осталось у Лили от прежней жизни.
 Сделав еще один шаг по нефу, Лили ощутила, как ее окутывает непроницаемая тишина – по-видимому, кроме нее, в церкви никого не было и рассчитывать на помощь священника ей не приходилось. Для Лили это означало, что ее не ждет здесь теплое гостеприимство и предложение укрыться от погони, как не ждут трепетные воспоминания о далеких временах, когда жизнь казалась ей прекрасной.
 От разочарования в горле Лили образовался ком. Сглотнув его, она набрала полную грудь холодного воздуха. Сейчас она не могла позволить мужеству ее покинуть. Да, ей пришлось остаться одной, но и раньше она была одинока. Она отдохнет, как только пересечет границу с Шотландией. Теперь Лили сознавала, что ей следовало покинуть родину сразу после смерти Воргена, поняв, что все потеряно и ее земли никогда больше не будут принадлежать ей. Но она думала, надеялась, что, до тех пор пока остается в Англии, у нее будет возможность исправить зло, сотворенное ее мужем. Когда король Вильгельм из ее уст выслушает историю вероломства, историю о том, как Ворген предал короля, а затем убил ее отца, чтобы завладеть его землями. Лили полагала, что после этого ее оставят в покое и дадут ей возможность самой править своими землями.
 Какая наивность!
 И с чего она взяла, что Радолф не такой, как Ворген или Хью? Радолф никогда не позволит ей вернуть то, чем она прежде владела! Он никогда не поверит, что Лили сможет установить и поддерживать мир на севере. Она – женщина, следовательно, никто не станет с ней считаться, и Радолф будет топтать ее земли и воевать с ее народом.
 Лили остановилась у алтаря, где были погребены ее родители. Когда-то она собиралась соорудить здесь впечатляющий памятник, чтобы увековечить их добродетель, но Ворген не позволил ей это сделать, что дало Лили еще один повод ненавидеть покойного супруга.
 Постаравшись сосредоточиться, Лили сложила руки перед собой и приготовилась помолиться.
 Однако едва она склонила голову, как снаружи донеслись топот копыт, ржание лошадей и звон военного снаряжения.
 Неужели Радолф?
 С расширившимися от ужаса глазами Лили бросилась к одному из сводчатых окон и выглянула в темноту.
 В этот момент мимо пронеслась неясная тень, за ней вторая – мальчик с горящим факелом. Колеблющееся пламя выхватило из тьмы сцену начинавшегося ночного кошмара: скопище нормандских воинов, пеших и конных, блики огня на кольчугах и щитах. Отовсюду доносилось бряцание оружия...
 Лили отшатнулась; кровь застучала в висках. Радолф! Он таки пришел за ней! Она была достаточно о нем наслышана. Исполин с безобразным лицом и с мечом, обагренным кровью. При упоминании его имени дети начинали плакать. Этот бесчеловечный монстр был куда хуже Воргена, много хуже.
 Почувствовав, что ее руки непроизвольно сжимают шерстяную ткань плаща, Лили попыталась вернуть самообладание. Возможно, это вовсе не Радолф. В Нортумбрии хватало и других норманнов, небольшие отряды которых наносили ощутимый ущерб огромным пространствам графства. Она должна быть отважной и хитрой. Эти люди не догадаются, что она была женой Воргена. Отчего бы ей не выдать себя за другую женщину, за нормандскую леди, например, спасающуюся от английских солдат точно так же, как она спасалась от нормандских воинов?
 Поскольку два года Лили пробыла женой Воргена, ей будет нетрудно сыграть роль нормандской дамы. К тому же она умела говорить по-французски, так что вряд ли кто-нибудь догадается, что она именно та женщина, на которую охотится Радолф.
 Дверь с грохотом распахнулась, и Лили притаилась за одной из колонн, погасив стоявшие рядом свечи, чтобы их свет ее не выдал. Если ей повезет, то ее не заметят, но если все же заметят... Скрывающаяся от преследования нормандская дама, повстречав группу вооруженных солдат, непременно захочет спрятаться, и никто не сочтет это чем-то особенным.
 Тяжело дыша и шаркая ногами, вперед по нефу пробежал пеший воин, за ним появился второй, державший факел. Пламя осветило молодое, чисто выбритое лицо, обрамленное короткими каштановыми волосами.
 Застыв на месте, Лили не отводила взгляда от этого лица, и, когда юноша громко крикнул, Лили вздрогнула и впилась пальцами в материю плаща с неожиданной силой, словно хотела в ней раствориться. Много ночей подряд она провела без сна, и теперь у нее щипало в глазах.
 – Эй, священник! Где вы? – пронесся под сводами дрожащий мальчишеский голос. – Милорд желает с вами говорить!
 Лили захлопала ресницами. Милорд?
 Куда же подевался отец Люк? Может, он заранее знал о прибытии солдат и не захотел втягиваться в предстоящее противостояние? Впрочем, что Бог ни делает, все к лучшему – теперь он по крайней мере не мог сказать, кем на самом деле являлась Лили.
 Солдат и мальчик с факелом вошли в алтарь; мерцающее пламя факела осветило стены хоров, отбрасывая блики на разноцветные стекла окон. Мальчик повернулся, устремив взгляд на дверь, и тут снова прозвучал его голос:
 – Милорд, священник сбежал!
 Медленно, опасаясь, как бы движение не выдало ее, Лили высунулась из-за колонны, чтобы взглянуть в направлении дверного проема. Поблескивая факелами, из-за спины стоявшего там мужчины появлялись все новые и новые солдаты, но темная фигура не шевелилась. Сама эта неподвижность таила в себе скрытую угрозу и завораживала одновременно.
 Мальчик торопливо двинулся назад по нефу. Свет его факела стремительно приближался к мужчине в дверях, постепенно открывая взору невероятно широкие плечи и грудь; кольчуга, матового серебра, с шеи до колен укрывала гиганта. Голову его защищал шлем с широкой пластиной посредине. За исключением бледной линии рта и подбородка, его лицо оставалось скрытым глубокой тенью.
 – Никого нет, милорд, – сообщил юноша, в голосе его звучало разочарование.
 – Пока нет, – не скрывая раздражения, ответил гигант глубоким, низким голосом и шевельнулся, словно собирался пожать плечами, но тут же с присвистом втянул в себя воздух, вздрогнув, как от боли.
 – Вам нехорошо, милорд?
 Рыцарь нетерпеливо покачал головой:
 – Ступай и приведи мою лошадь. Придется отправиться на север без священника.
 – Может, он пытается убедить жену Воргена сдаться? Может, ей и самой опостылело это кровопролитие, милорд?
 Ответом молодому человеку послужил тихий смех.
 – Они тупоумные, эти англичане, – буркнул рыцарь. – Их вечно нужно тыкать носом в ошибки. А теперь приведи мне лошадь, малец.
 – Слушаюсь, милорд Радолф.
 При звуке этого имени Лили ахнула. Сбылись худшие из ее страхов. Хотя мужчина и мальчик ничего не услышали, ее услышала собака, о присутствии которой Лили до сего момента не подозревала – с рыком ринувшись вперед, она увлекла за собой солдат. Лили попыталась спастись бегством, но пес с пронзительным лаем понесся за ней.
 – Есть, сэр! Похоже, здесь прячется священник! Догнав Лили, юноша поднял факел.
 От яркого света Лили зажмурилась. В следующий момент ее схватили грубые руки и, протащив на неф, бесцеремонно швырнули под ноги врага.
 Скорчившись, Лили застыла в ожидании; ее сердце колотилось как бешеное.
 Молчание, казалось, растянулось до бесконечности.
 – Что это? Неужели священники в Нортумбрии опустились до того, чтобы скрываться под женскими одеяниями?
 Прозвучавший в хриплом голосе сдержанный юмор поразил Лили больше, чем если бы ее ударили.
 – Нет, милорд. – Юноша как будто не заметил, что господин потешается, и принял его слова за чистую монету. – Это и в самом деле женщина.
 Радолф не удостоил его ответом и обратился к лежавшей у его ног Лили:
 – Подними лицо, женщина, дай мне на тебя посмотреть.
 Это был приказ, но Лили никогда не проявляла страха перед нормандскими завоевателями, которым ее сдержанность казалась лишь холодным высокомерием.
 Выпрямив хрупкие плечи, она медленно подняла голову и невольно вздрогнула.
 Возвышавшийся над ней мужчина подавлял своей непоколебимой мощью; каблуки его кожаных сапог украшали серебряные шпоры, темные штаны, плотно облегавшие сильные ноги, были перехвачены крест-накрест кожаными подвязками. Его ладонь лежала на рукоятке меча, убранного в ножны. Лили заметила, что костяшки этой руки пересекает не заживший до конца порез. Сплетенная из металлических колец кольчуга после дня сражения выглядела потускневшей.
 Под шлемом Лили с трудом смогла разглядеть чисто выбритый подбородок и рот с полными губами. К своему стыду, она не сразу смогла оторвать взгляд от этих губ и посмотреть ему в глаза, мерцавшие темным блеском по обе стороны защитной носовой пластины. Поймав их внимательный взгляд, Лили поразилась светившемуся в них живому уму. Второй раз за короткий срок она испытала удивление.
 Вероятно, какие-то из ее мыслей нашли отражение на ее лице, ибо сияние в темных глазах мужчины вдруг погасло и он подозрительно прищурился.
 – Кто ты? – осведомился Радолф. – Как твое имя?
 Лили потупила взгляд, сосредоточиваясь на руках и давая себе время придумать какую-нибудь правдоподобную версию.
 Она держала ладони с крепко сжатыми пальцами на уровне талии, и тут в свете факела на большом пальце что-то блеснуло...
 Золотое кольцо отца, подарок матери Лили! Кольцо, которое позже присвоил себе Ворген. Когда он был убит, кольцо попало к Лили, и с тех пор она его не снимала, ибо кольцо по праву принадлежало ей. Оно было особенным и являлось символом власти ее отца – на нем был выгравирован сокол с кроваво-красным рубином вместо глаза; рисунок обрамляла надпись: «Тебе отдаю я свое сердце».
 Зная цену символам, Ворген присвоил себе сокола, когда убил отца Лили, и с тех пор гордая птица реяла на флагах и стягах над всеми полями сражений, в которых он участвовал.
 Лили подняла глаза и уставилась на Радолфа, не зная, что сказать ему; а пальцы, скрытые под плащом, торопливо пытались стащить единственную улику, которая могла выдать ее тайну.
 – Милорд, я гостила у своей родни по ту сторону границы, в Шотландии, когда начались эти беспорядки в Нортумбрии, – услышала она свой взволнованный голос. – Когда стало известно о смерти Воргена, меня отправили домой. Мой отец Эдвин Реннок – вассал графа Моркара и проживает в десяти лигах к югу от Гримсуэйда. При въезде в лес к северу отсюда на нас напали разбойники, но я сумела ускакать. Что случилось с моими людьми, я даже не представляю.
 Английский граф Моркар являлся сторонником короля Вильгельма и отказался присоединиться к Воргену, когда вспыхнул мятеж. Таким образом, каждый вассал графа Моркара тоже хранил верность королю Вильгельму. Лили знала, что у Эдвина Реннока есть молодая светловолосая дочь.
 – Я очень устала и испугалась, поэтому укрылась в этой церкви, надеясь найти здесь убежище. На севере все воюют, и трудно сказать, кто друг, а кто враг.
 – Отличить одних от других и впрямь непросто, – согласился Радолф. Размышлять над его странной манерой разговора у Лили не было времени, ибо Радолф обратился к ней с вопросом: – А вы знаете, кто я такой, леди?
 Лили кивнула. В этот момент кольцо под плащом соскочило с пальца, и она едва его не уронила.
 – В таком случае вам известно, что я человек короля. Если вы в самом деле та, за кого себя выдаете, то со мной вы будете в безопасности.
 – Да, милорд.
 Неужели он поверил ей с такой легкостью? Лили крепко сжала кольцо во влажной ладони, когда Радолф склонился над ней; в его темных глазах поблескивали отражения мерцающего факела. Медленным движением Лили осторожно опустила кольцо в прореху подкладки своего плаща.
 Радолф подал ей руку, и с ощущением, что кладет голову в пасть волку, Лили протянула ему дрожащие пальцы. Его кожа, заскорузлая от меча, обдала ее теплом.
 Радолф помог ей подняться и пробежал взглядом по ее лицу, словно составлял опись имущества. От этой мысли Лили ощутила вспышку гнева, смешанного со страхом, она хорошо сознавала, что он мог там увидеть: овальное лицо с высокими скулами, прямой нос, чуточку длинноватый для истинного совершенства, и упрямый подбородок. Перламутровая кожа, слегка зардевшаяся от непривычно пристального внимания. Однажды в имение ее отца пришел бард и пел песни, в которых восхвалял ее красоту, и говорил, как мечтает растопить ее сердце, поскольку, красоту Лили отличала холодность, и те, кто ее не знал, полагали, что она обладает столь же холодным сердцем.
 На самом деле сердце Лили было мягким и нежным, и ей приходилось тщательно оберегать его, чтобы оно не разбилось; со временем она утратила способность к открытости.
 Осторожно, словно боясь испугать, Радолф стянул с ее головы скрывавший волосы капюшон и увидел непокорную массу выбившихся из прически кудрей.
 Внезапный огонь полыхнул в темных глазах Радолфа.
 – Луна сошла с небес, чтобы осветить нам путь, – пробормотал он. – Что скажешь на это, Стефан?
 Вместо ответа юноша рассмеялся, и Радолф, приподняв прядь ее волос, пропустил их сквозь покрытые боевыми шрамами пальцы. У Лили перехватило дыхание и жар прилил к щекам. Вид собственных волос в его руке странным образом будоражил ее, но причина этого волнения была ей непонятна. Это Радолф, вынуждена была она напомнить себе, человек, который охотится на нее, чтобы уничтожить.
 Рука Радолфа медленно обвела ее лицо, словно он хотел навеки запечатлеть в памяти ее черты.
 От его прикосновения Лили охватил трепет, распространившийся волной от лица вниз по шее и груди к животу. Она была перед ним бледной свечой, а он – огнем, заставившим ее воспламениться. Теперь она горела медленным, томным пламенем.
 – Вы не назвали свое имя, – подсказал он мягким, глубоким голосом и слегка наклонил вбок ее голову, чтоб она могла заглянуть в его глаза. Он хотел поцеловать ее – Лили прочла это в их темных глубинах. И она тоже этого хотела.
 Чувствуя головокружение, Лили отвела взгляд, поймав себя на том, что вновь уставилась на его чувственный рот, уголки которого слегка изогнулись вверх.
 – Ваше имя? – повторил он.
 – Лили. Меня зовут Л или.
 Она тотчас принялась ругать себя за потерю бдительности, но тут же вспомнила, что норманны знают супругу Воргена под именем Уилфриды. Это отец звал ее Лили. «Моя холодная прекрасная лилия».
 – Лили, – повторил рыцарь, согревая слово своим голосом. – Да, это имя подходит к вашей холодной красоте.
 Он провел большим пальцем по ее подбородку и, когда сквозь полураскрытые губы Лили вырвался тихий вздох, смело коснулся ее полной нижней губы. Лили задрожала. И тут его рот приблизился к ее губам настолько, что она ощутила теплое дыхание Радолфа и уловила его мужской запах. 
 В этот момент Лили осознала, что все это происходит с ней не в мечтах и не во сне. Этот человек, кажется, и в самом деле собирался поцеловать ее прямо здесь, под сводами церкви Гримсуэйда. А если да, то что? Лили боялась, что растает, растечется лужей у его ног и станет абсолютно послушной. Тогда ее положение будет куда более опасным, чем сейчас.
 Лили сделала шаг, и хотя ее локоть нечаянно угодил ничего не подозревавшему юному пажу в подбородок, тот лишь отшатнулся, но не произнес ни слова.
 Лили почувствовала, как предательская краска залила ее бледную кожу. Никогда за свою жизнь не вела она себя столь дерзко! И никогда в жизни этого не хотела.
 Радолф сделал шаг назад. Он улыбался, но от добродушия на его лице не осталось и следа. Казалось, страх Лили разрушил странные чары, в сети которых они оба оказались, напомнив ему о том, кто он и кому служит. На этот раз, когда Радолф заговорил, в его голосе сквозила угроза.
 – Да, леди, меня стоит бояться, так что постарайтесь это запомнить. Вы говорите, что служите королю Вильгельму, но с какой стати я должен вам верить? Ваша лояльность может быть в такой же степени адресована Воргену или его дьяволице-жене.
 Лили покрутила головой, желая смирить бешеное биение сердца. Дьяволица! И он гремел назвать ее так, хотя она пеклась лишь об одном – благополучии своего народа! К тому же до сих пор ее землями управлял Ворген, и это он вел войну от ее имени.
 – Милорд, – упрямо произнесла она, – на самом деле я никакая не дьяволица.
 Глаза, только что смотревшие на нее с таким теплом, стали холодны; рот, суливший удовольствие, вытянулся в твердую тонкую линию. Перемена, происшедшая с рыцарем, пугала, но все же она принесла Лили некоторое облегчение. Именно таким представляла она Радолфа, и таким она могла его ненавидеть.
 Отвернувшись от нее, Радолф спокойно заговорил с юным Стефаном:
 – Отведи леди в мой шатер и не спускай с нее глаз. Когда я вернусь из замка Воргена, я снова ее допрошу.
 Лили чуть не ахнула. Она ожидала, что к ней отнесутся с подозрением и усомнятся в правдивости ее истории, но все же надеялась, что Радолф отпустит ее восвояси. К несчастью, она не предвидела, что этот человек проявит сверхосторожность. Впрочем, как иначе смог бы он выжить в море ненависти?
 Радолф снова уставился на нее, рассеянно потирая плечо в том месте, где на кольчуге зияла прореха, украшенная ржавым пятном запекшейся крови.
 Сердце Лили сжалось.
 – Кажется, вы ранены, милорд?
 Слова прозвучали, прежде чем она успела подумать. Исполняя роль супруги Воргена, Лили научилась хитрить и лицемерить, и это очень помогало ей. Но сколь благоразумно в данной ситуации проявление женского участия?
 – Пустяк, – решительно пресек Радолф ее попытку позаботиться о нем.
 – Никакой это не пустяк!
 Он уставился на нее сузившимися глазами, и Лили ощутила, как между ними растет каменная стена подозрительности.
 – Так что же вы предлагаете, миледи?
 Лили замерла. Он смотрел на нее не мигая, словно рассчитывал увидеть какой-то знак... Но что это за знак?
 – Я... я позабочусь о вас, милорд.
 – Позаботитесь обо мне? – Его тело заметно расслабилось, рот скривился. – Вы полагаете, что это благоразумно?
 Лили удивленно заморгала:
 – Милорд?
 Радолф придвинулся к ней ближе, и ее тело напряглось; ей с трудом удалось подавить в себе безумное желание броситься в его объятия.
 – Я могу попросить вас позаботиться не только о моем плече. – Радолф усмехнулся, обдувая дыханием тонкие завитки ее волос.
 Лили вскинула глаза и прочла в его глазах то, что ей и так было ясно. Радолф испытывал к ней похоть... как и Ворген. От страха по ее спине покатились ледяные капли пота. Этот темный сгусток ужаса, пронизанный мириадами нитей сомнения и стыда, поселил в ней когда-то Ворген.
 – Леди? – Радолф вздохнул. Он, похоже, ощутил разочарование, решив, что она боится его. – Отведи ее в лагерь, – велел он Стефану. – Немедленно! – Затем, отвернувшись, он не спеша зашагал в темноту.
 Стефан взял Лили за руку.
 – Идемте, миледи, – весело позвал он ломким голосом. – Лорд Радолф распорядился, а наше дело выполнять.
 Снаружи воздух был пропитан запахами горящих факелов и лошадиного пота. Солдаты торопливо двигались через кукурузное поле в северном направлении к дому Лили и бывшей цитадели Воргена. В глазах Лили блеснули слезы. Они ничего там не найдут, кроме обгоревшего черного остова замка. После того как Лили бежала, ее люди подожгли все строения, чтобы норманны не смогли использовать их для размещения своих солдат.
 Крепко сжав пальцы Лили, Стефан потащил пленницу за собой, однако та решительно стряхнула его руку. Чары, опутавшие ее в присутствии Радолфа, мгновенно рассеялись.
 – Там в чаще у меня спрятана кобыла. – Она указала на густые заросли деревьев. – Если я о ней не позабочусь, ее похитят.
 Некоторое время Стефан смотрел на Лили с подозрением, но затем, вероятно, решив, что ее слова не лишены смысла, отправил за кобылой своего помощника.
 – Зачем Радолф едет в замок Воргена? – спросила Лили скорее у самой себя, чем у Стефана.
 Некоторое время паж колебался с ответом, но юность и восторженность в конце концов развязали ему язык.
 – Милорд думает, что там скрывается жена Воргена. Он собирается ее поймать и доставить к королю.
 Доставить к королю? А что дальше? Желая скрыть свои мысли, Лили опустила глаза; подобные меры предосторожности стали для нее с недавних пор неотъемлемой привычкой, столь же важной для поддержания жизни, как дыхание.
 Рядом появился солдат, и Лили поняла: к ней приставили конвой. Выходит, Радолф боялся, что «дочь Эдвина Реннока» может попытаться сбежать. Возможно, она бы и вправду предприняла такую попытку, если бы не умирала от усталости; но даже если бы она сбежала, то куда бы направилась? Как ни странно, шатер Радолфа представлялся ей в настоящий момент самым безопасным убежищем – вряд ли кто-то станет искать «дьяволицу» там.
 – Я устала, – проговорила она наконец. – Ночь была длинной и опасной. Шатер твоего господина далеко, Стефан?
 Молодой человек смущенно улыбнулся:
 – Палатка совсем рядом. Наша армия расположилась лагерем прямо за деревушкой Гримсуэйд.
 Кивнув, Лили предусмотрительно натянула на голову капюшон и крепко завязала тесемки – она не хотела подвергать себя напрасному риску.




 Глава 2


 Радолф старался не обращать внимания на боль в плече и непрестанную мелкую капель с серого неба, казалось, промочившую его до самых костей. В этот момент он предпочел бы находиться не где угодно, а в постели леди Лили. При воспоминании о ее бледной красоте, блеснувшей в полумраке церкви, о мягком шелке волос, струящемся сквозь пальцы, он ощутил горячий, болезненный толчок, не имевший никакого отношения к раненому плечу.
 Сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз владел женщиной? В Йорке была у него одна пухленькая покладистая купеческая жена, ну а до этого?.. Уголки его рта угрюмо опустились, и Радолф беспокойно шевельнулся в седле.
 Холодный свет зари давно уступил место дню, а он все еще двигался со своими людьми на север, туда, где стояла цитадель Воргена. Они остановились у церкви в надежде, что священник сможет поговорить с женой Воргена и склонить ее к благоразумию. Она не одержит победу. Если Радолф не раскроет ее местонахождения, то это сделает Вильгельм. В любом случае жена Воргена обречена.
 Впереди лежали зеленые холмы, окутанные белым туманом, и на наиболее высоком из них виднелись остатки того, что когда-то служило крепостью Воргена. Вонзаясь в пасмурное небо, развалины темной тенью возвышались над окрестностями. Возведенная из дерева крепость поднималась высоко над насыпанным вручную бастионом из земли и камней. Снаружи ее окружал глубокий ров, над которым вздымался высокий деревянный частокол, а за частоколом стояла цитадель Воргена. Точнее, бывшая цитадель – кто-то попытался ее сжечь и достаточно хорошо справился с этим делом.
 Радолф нахмурился. Подобные сцены он наблюдал в сотнях других мест и сомневался, что кто-либо мог обитать на пепелище, тем более эта высокородная ведьма по имени леди Уилфрида.
 Оглянувшись, Радолф тяжело вздохнул. Много месяцев назад он и его воины покинули свои дома на юге страны, и теперь ему ничего не хотелось так сильно, как вернуться домой. Он устал от войны.
 Чувство это разрасталось, и выполнять приказы короля с прежним энтузиазмом день ото дня становилось все труднее. Все же он продолжал бороздить Англию вдоль и поперек, усмиряя мятежи, закладывая новые крепости и укрепления. Когда-то Радолф, подобно многим другим мужчинам, горел желанием взять в руки меч и заняться тем, что умел делать лучше всего. Теперь же он все чаще думал о Кревиче и каменном замке, который строил, и урожаях, которые выращивал. Он мечтал снять с себя кольчугу и промчаться по полям, подставив обнаженную голову лучам солнца, вдыхая всей грудью запах спеющей пшеницы и полевых цветов на лугах.
 – Как старый жеребец, выпущенный на пастбище, – пробурчал он себе под нос.
 Что ж, это соответствовало правде. Он устал от смерти.
 Радолф пришпорил своего боевого друга, и от огромных копыт взметнулись в воздух комья сырой земли. Его воины старались не отставать от командира; вероятно, они думали, что он намерен покарать как можно больше мужчин, женщин и детей, которые подвернутся ему под руку. Его репутация давно затмила реальность; она сделалась столь ужасной, что ему было достаточно появиться перед противостоящей армией или потребовать у осажденной крепости открыть ворота, как его повеление немедленно выполнялось.
 Все бы хорошо, но у медали имелась еще и обратная, темная сторона. Когда Радолф смеялся и когда был ласков, люди смотрели на него с одинаковой опаской, ожидая подвоха, думая, что он заманивает их в капкан и собирается нанести удар исподтишка. Только те, кто хорошо его знал, видели настоящего Радолфа, но их можно было сосчитать по пальцам.
 В его памяти снова возникло лицо женщины из церкви, и он нахмурился. В годы отрочества он поклялся никогда не влюбляться в женщин – будь то простолюдинка или высокородная леди. Опыт отца наводил его на горькие размышления. Когда Радолф вырос и стал мужчиной, он понял, что вряд ли найдется женщина, способная полюбить Меч Короля.
 Тогда почему он вдруг испытал желание любить и быть любимым? Радолф никогда прежде не предавался глупым грезам. Человек его положения должен довольствоваться сражениями, удовлетворяться жаждой крови, богатства и власти, верно служить королю. Радолф и впрямь был до недавнего времени всем доволен. Но по мере того как пропадал у него вкус к войне, в нем разрасталась иная потребность. Возможно, она всегда жила в нем и вот теперь выплеснулась наружу.
 Радолф беспокойно поерзал в седле. Неужели он все же такой, как его отец? Неужели и он жаждет всепожирающей страсти, той, что сродни безумству, той, которая овладевала стариком до такой степени, что, ослепленный, он отказывался видеть реальность? Неужели и ему суждено погибнуть из-за собственной слабости?
 Лицо Радолфа омрачилось. Женщины были существами, от которых следовало после использования избавляться, и уж, конечно, ни в коем случае не доверять им. К счастью, чаще всего их отпугивает одно его имя. Сам он проявлял благоразумие, отвергая настоятельные просьбы короля Вильгельма вступить в брак и обзавестись наследником для своих огромных владений. Жена могла представлять для него опасность. При мысли о том, что она поселится с ним в Кревиче, у него по спине пробегала судорога, словно от ножа.
 – Милорд!
 Радолф вздрогнул и осадил коня. Они достигли места, где когда-то стояли ворота, и теперь перед ними высился обугленный остов крепости. Солдаты сразу окружили своего командира; по разгоряченным лицам струился пот вперемешку с дождем, а их лошади всхрапывали и фыркали.
 – Милорд, – устало произнес капитан Жервуа, – похоже, здесь никого нет.
 Радолф нахмурился:
 – Жена Воргена должна быть здесь, и мы ее отыщем. Кто возглавит поиски?
 Сразу нашлись добровольцы для выполнения задания. Когда-то и Радолф с радостью согласился бы рискнуть жизнью ради чести, но теперь он рисковал жизнью каждый день и каждый день был готов умереть. Вот только ради чего? Придет день, и он умрет, а его легенда останется. Но было ли это благословением или проклятием?
 Радолф видел, как его воины повели лошадей вниз, в ров, а затем снова вверх по склону, осторожно обыскивая пустынный двор и сгоревшие развалины замка Воргена. Куда она подевалась, эта дьяволица, из-за которой он торчал на севере, в то время как больше всего на свете хотел вернуться домой?
 Может, она отправилась в Шотландию искать пристанища у коварного Малькольма? Или она снова собирает армию, чтобы прогнать Вильгельма из этих мест? Неужели эта женщина не понимает бессмысленности подобных попыток? Вильгельм покорил повстанцев и опустошил их земли, так что если люди не будут голодать в этом году, то голод настигнет их в следующем. Эта Уилфрида и впрямь дьяволица и представляет для Вильгельма реальную угрозу. Вильгельм предпочел бы, чтобы ее убили, и Радолф понимал образ его мыслей. Поначалу Вильгельм был настроен оставить кое-кого из англичан управлять поместьями, но, когда они не оправдали его доверия, он стал подчинять их с помощью силы, а не дипломатии. Да и что такое жизнь одной женщины по сравнению с миром в целом королевстве?
 Радолф познакомился с Воргеном, когда норманны вторглись в Англию. Вместе они сражались при Гастингсе. Ворген, седовласый человеке лицом, изборожденным морщинами, оставленными тяжелой жизнью, был стойким воином. Радолф не сомневался, что Ворген, которого он знал, не мог один заварить такую кашу на севере и скорее всего поддался воздействию жены, убедившей его поднять мятеж против Вильгельма. Про нее говорили, что она внучка скандинавского короля Гарольда и скандинавской обольстительницы Хардраады. Хитростью и заманчивыми речами эта женщина вполне могла превратить верного Воргена в предателя. В таких, как она, сидит дьявол, и все их прелестные улыбки и сладкие поцелуи служат лишь приманкой, ведущей к погибели. Как в случае с Анной.
 Насколько непохожа на них девушка из церкви! С ее бледной неземной красотой, огромными серыми глазами и мягким трепетом губ. Радолф ощутил укол стрелы сладострастия, нанесшей рану не менее реальную, чем боевое копье. В тот миг он испытал непреодолимое желание защитить ее, оградить от зла и страхов. К несчастью, вспомнив, кто он такой, она задрожала от страха перед ним, и Радолф с досадой отвернулся от нее. Неужели его имя, воплощение жестокости, всегда будет затмевать реального человека?
 Радолф вспомнил историю, рассказанную незнакомкой о ее путешествии с границы и последующем бегстве от неизвестных разбойников. Он знал графа Моркара и слышал об Эдвине Ренноке; до сих пор оба демонстрировали преданность королю. Не верить девушке у него не имелось оснований, хотя подозрительность была у него в крови. И все же тут что-то не то...
 Наконец он приказал своим людям возвращаться, и они тронулись в обратный путь. Лес, о котором толковала леди Лили, лежал чуть в стороне от их дороги. Если она сказала правду о схватке между ее конвоем и разбойниками, то наверняка они обнаружат какие-нибудь следы.
 Прошел целый день с тех пор, как Стефан доставил Лили в шатер Радолфа. Охваченная беспокойством, она слонялась из угла в угол, предаваясь тревожным мыслям. Возможно, теперь ей ничто и не угрожало, но это относительное состояние безопасности не могло продолжаться вечно; ей необходимо бежать, и чем скорее, тем лучше. А может, она сумеет убедить Радолфа отпустить ее?
 Постепенно, по мере того как сгущались сумерки, Лили стала испытывать усталость. Не имея иного занятия, она бросилась на кровать. Это была, вне всяких сомнений, кровать Радолфа. О нем ей напомнили шерстяные одеяла и шкуры животных, впитавшие запах его тела. Едва осознав это, Лили хотела немедленно вскочить, но все же заставила себя остаться на месте. «Ты не должна бояться его, – приказала она себе. – Он всего лишь мужчина, как Ворген... или Хью».
 Вот только права ли она? Лили пронзила дрожь, и она задумалась, как мужчина со столь чувственными губами и умными глазами мог быть таким жестоким и страшным, каким его рисовали. Лили всегда считала, что способна читать мысли людей и правильно определять характер, благодаря чему она до сих пор оставалась жива, но Радолф представлял для нее загадку. Человек, с которым она столкнулась в Гримсуэйдской церкви, не был похож на того жестокого рыцаря, о котором вполголоса рассказывали легенды. Утверждая это, Лили могла поставить на кон все свои земли, если, конечно, еще владела ими. Он определенно воспылал к ней страстью, но, что поражало ее куда больше, она сама тоже испытывала к нему влечение. Собственные чувства вызывали у нее удивление не потому, что Радолф не мог представлять для нее интереса – такой большой мужественный мужчина не мог не быть привлекательным, – а из-за Воргена.
 Между Лили и ее мужем не было любви; больше того, Лили ненавидела его. Ворген же смотрел на нее как на средство утверждения своей власти на севере. Впрочем, он и не притворялся, что любит. Лили тоже не могла любить человека, убившего ее отца и превратившего ее размеренную, спокойную жизнь в сплошной ад.
 Вначале, когда они только обвенчались, Ворген неоднократно пытался осуществить их брачные отношения. Он проявлял настойчивость, а когда не мог добиться желаемого, пускал в ход кулаки, причиняя ей боль. Со временем его попытки становились все реже, но по-прежнему оставались столь же отчаянными и пугающими. Лили приписывала его мужскую немощь старости, ибо Ворген был почти ровесником ее отца. К несчастью, с каждой неудачей желание Воргена только разрасталось: он кричал на нее, обвиняя в своих неудачах, обзывая ледяной стервой и осыпая упреками, утверждая, что ее холодность лишает его мужской силы.
 – Что ж, я только рада. Рада! – кричала Лили в ответ и тут же, получив зуботычину, усмехалась тому, что он не может взять у нее то, что лишь она сама вправе отдать.
 И все же жестокие слова мужа ранили ее ничуть не меньше его грубых кулаков. Он так часто и с такой ненавистью повторял их ей, что Лили почти уверовала в справедливость его обвинений.
 Время от времени Ворген угрожал ей соединением с другими мужчинами. Он говорил, что заставит ее силой совокупиться с кем-либо из них, ибо нуждается в наследнике, чтобы укрепить свою позицию землевладельца. Подданные смотрели на него как на иноземца, но они примут ребенка, рожденного от норманна и англичанки, и присягнут ему в верности.
 Но эти угрозы так и не были приведены в исполнение, а потом Воргена убили, и Лили стала вдовой, не побывав женой.
 Прихода ночей она всегда ждала со страхом, но теперь вдруг подумала, что вряд ли боялась бы ночи, если бы ее супругом был Радолф. А может, и он найдет ее холодной и нежеланной? Что, если, поцеловав ее с пылкостью, он обнаружит, что страсть остыла и испарилась, ничего не оставив взамен?
 «Он мой враг», – напомнил ей усталый рассудок, но это не помогло. Казалось, ее тело и разум затеяли войну: кто кого одолеет.
 Постель Радолфа была мягкой и теплой, и Лили очень удобно расположилась в ней. Последние годы она жила, балансируя на лезвии ножа. Как же давно не доводилось ей чувствовать такое спокойствие и умиротворение!
 Постепенно усталость взяла верх, и она уснула.
 Ее сон был так глубок, что она не слышала ни доносившихся снаружи звуков лагеря, готовившегося ко сну, ни Стефана, пришедшего зажечь свечи, ни совы, подававшей голос в ночи. Лили спала и не видела снов, а ее волосы разметались по подушке.
 – Милорд?
 Последние остатки сна внезапно слетели с нее, и Лили затаила дыхание. Со стороны входа в палатку донесся тихий голос Стефана, но разбудил ее столь неожиданно отнюдь не он.
 Над ней кто-то возвышался. Лили чувствовала его присутствие, чувствовала его запах – смесь пота, влажной шерсти и мужчины.
 Радолф.
 Рука Лили невольно сжалась, ногти больно вонзились в ладонь.
 – Милорд? – повторил Стефан с возросшим недоумением.
 Теперь все органы чувств Лили пробудились и трепетали. Она ощутила рядом с собой движение, и тяжелая шерсть плаща, взметнувшись, задела ее щеку. От этого прикосновения она поморщилась, но Радолф уже отвернулся, и по шагам она поняла, что он отошел от кровати. Очень осторожно Лили приоткрыла один глаз и взглянула на него сквозь ресницы. Ее враг стоял к ней спиной и, судя по наклону головы, пил из кубка. Рядом с ним находился Стефан, ожидая, когда хозяин закончит, после чего повторно наполнил кубок из помятого металлического кувшина. Лили заметила, что он снял кольчугу, шлем и теперь на нем осталась зеленая туника с короткими рукавами, из-под которой виднелись белая полотняная рубаха и коричневые штаны. На одном плече его свободно висел плотный шерстяной плащ. Без кольчуги Радолф не казался таким огромным, но все же удивлял крепкой спиной, широкими плечами и мускулистым телом большого воинственного животного. Могучий. Использованное Роной слово характеризовало его как нельзя лучше.
 – Милорд Радолф, – снова заговорил Стефан, – хотите, чтобы я перевязал ваши раны?
 Радолф медлил с ответом, ероша темные, коротко остриженные волосы.
 – Нет, – наконец ответил он. – К тому же миледи уже предлагала свои услуги, – усмехнулся он и кивнул в сторону пленницы.
 Лили вжалась в постель. Перевязывать раны рыцаря входило в обязанности дамы, но перспектива касаться его теплой кожи пугала ее.
 – Вы обыскали цитадель Воргена, милорд?
 – Да. Все пусто.
 – Выходит, не было никакой схватки, милорд? – В голосе Стефана прозвучало нескрываемое разочарование.
 Радолф презрительно фыркнул:
 – Нет, не было. – Он повел плечом, словно желая облегчить боль.
 – И дьяволица все еще на свободе?
 Казалось, сама мысль о том, что кто-то посмел бросить вызов его господину, приводила Стефана в смущение.
 – Да. Было бы меньше кровопролития, если бы она теперь же сдалась, вместо того чтобы плести заговоры. Впрочем, значения это не имеет. Рано или поздно она мне попадется.
 Лили прикусила губу, чувствуя на спине холодные мурашки страха. А если он узнает, что женщина в его палатке и есть та, которую он разыскивает? В самом ли деле он ее убьет?
 – Женщины – слабые существа, место их в четырех стенах, – заявил Стефан со знанием дела, как если бы был не зеленым юнцом, а познавшим жизнь ветреником. – Нельзя давать им свободу, нельзя, чтобы они главенствовали над мужчинами и вели войну, иначе они устроят на земле кромешный ад!
 – Ладно, успокойся, малыш.
 По голосу Радолфа Лили догадалась, что он смеется. Как мог Радолф, кровожадный воин, усмиритель мятежей, смеяться? Лили знала, что мужчины не слишком часто смеются, а если и смеются, то их юмор отличается грубостью и цинизмом. Радолф представлял для нее загадку, и Лили больше не могла лежать спокойно; она открыла глаза и села.
 Стефан нахмурился и быстро перевел взгляд на хозяина; Радолф все еще стоял с кубком в руке и угасающими искорками смеха в глазах.
 Дыхание Лили чуть не прервалось навсегда. В церкви накануне ночью было сумрачно и не хватало света. Получив весьма смутное представление о комплекции и силе рыцаря, о его опасных темных глазах, она на самом деле Радолфа не видела. Только теперь Лили представилась возможность разглядеть, каким он был в действительности. Ее сердце лихорадочно забилось, как водяное колесо под напором бурлящей воды.
 Почему его лицо так ее волновало? Красивым в обычном понимании этого слова его никто не назвал бы; в нем не было и отдаленного совершенства белокурого красавца Хью. Радолф имел слегка крючковатый нос; пересекая левую скулу и минуя глаз, к линии лба тянулся глубокий шрам. Это было сильное, мужественное лицо мужчины, многое повидавшего в жизни. Глубоко посаженные темные глаза смотрели внимательно и делали Радолфа старше его лет. А его рот...
 Лили почувствовала, что слабеет от желания слиться с ним в поцелуе и ощутить движение его губ на своих губах. Боясь потерять контроль над собой, она поспешно опустила глаза, стараясь, чтобы он не догадался, о чем она думает. Наверняка другие женщины постоянно бросались ему на шею, не давая прохода. Такой мужчина был для любой дамы истинной находкой, горшочком с медом.
 В плену неотразимых чар и испуганного ожидания Лили молча наблюдала за приближением рыцаря. В его глазах, теплых и смеявшихся мгновение назад, промелькнули сердитые искры, губы искривились, придавая лицу злое выражение. Неужели он уже узнал правду? Вряд ли: тогда он пришел бы в неистовство.
 Радолф остановился у ее постели, и Лили затаила дыхание. Вот он, ужас севера, кровавый Меч Короля! По ее телу пробежала дрожь... И тут же разум Лили взялся за работу. Почему, если Радолф был таким опасным, если его лицо было таким твердым и холодным, в его глазах она читала выражение болезненной усталости? Словно его дурная слава оказалась для него тяжким бременем, выносить которое он был не в силах.
 – Я не боюсь вас, – спокойно ответила Лили.
 В его глазах вспыхнуло удивление, саркастическая улыбка исчезла.
 – Нет, леди? – Радолф пожал плечами. – В таком случае я считаю вас довольно глупой. Все меня боятся. – Еще мгновение он мерил ее взглядом, после чего повернулся к Стефану. Следующие его слова, произнесенные довольно бесцеремонно, содержали обманчиво беспечный вызов. – Впрочем, если вы говорите правду и на самом деле обладаете достаточной отвагой, то сможете обработать мои раны. Обычно этим занимается Стефан, но его руки в большей степени приспособлены для того, чтобы кромсать мясо, но никак не лечить его.
 Лицо Стефана вытянулось, однако он не посмел ничего возразить.
 Лили медленно поднялась на ноги и расправила платье, слегка помявшееся на бедрах. Она не могла не заметить, как глаза Радолфа внимательно следят за каждым ее движением. Странным образом это напоминало ей голодного волка, вдруг повстречавшего жирного ягненка. Этот взгляд она не могла спутать ни с чем и, повинуясь инстинкту самосохранения, должна была бы бежать прочь от Радолфа... но куда?
 Лили вскинула подбородок, и ее гордый жест заставил его улыбнуться. Желая скрыть улыбку, Радолф нагнул голову, но Лили успела заметить, как дрогнули уголки его губ.
 Так он находит ее забавной? В какой-то момент она ощутила вспышку гнева, но тут же заставила себя успокоиться.
 – Вы не пугаете меня, милорд, но скорее по непонятной причине пытаетесь запугать. К тому же вы забыли, что я перед вами в долгу.
 – В долгу передо мной?
 Если он забыл обстоятельства их знакомства, то она – нет.
 – Вы взяли меня под свою защиту...
 – Спас от беды, – пробормотал он, и невольная радость озарила его глаза.
 Лили терпеливо ждала, когда он еще раз запишет в памяти ее черты, мысленно спрашивая себя, чего надеется добиться, принимая его вызов. Доверия? Вряд ли. Все было куда сложнее. Существовала какая-то тайная причина, заставлявшая трепетать ее сердце. По крайней мере уход за ним давал ей возможность касаться его крепкого тела и предаваться несбыточным мечтам.
 Когда Радолф в знак согласия кивнул, Лили не знала, радоваться ей или огорчаться.
 – Очень хорошо, леди. Стефан, принеси все необходимое, а потом позаботься о еде. Я голоден, леди тоже поест со мной, после чего ты отведешь ее в палатку Гадрен.
 Когда Стефан удалился, Лили заметно осмелела.
 – Эту рану вы получили сегодня?
 Радолф наградил ее одним из своих непроницаемых взглядов.
 – Нет, леди, все случилось вчера, когда мы дрались с остатками армии Воргена. В мою кольчугу попала стрела. Удар пришелся вскользь, рана несерьезная, и я могу без труда скакать и драться, если в этом возникнет необходимость.
 Лили молчала. Люди, подобные этому человеку, казались ей неуязвимыми. Один из мифов о Радолфе гласил, что его нельзя убить, но Лили уже начала распутывать этот клубок загадочности.
 Стефан вернулся с тазиком теплой воды, чистыми полотенцами и полосками полотна для наложения повязки. Из небольшого сундука в углу он извлек глиняный горшочек с мазью и поставил его на стол, затем поклонился и выскользнул из шатра, оставив их наедине.
 Радолф опустился на скамейку и, оглянувшись на Лили, насмешливо улыбнулся:
 – Говорите, что не боитесь меня, леди? Ну так докажите это. – Он отвернулся.
 Лили с притворной небрежностью пожала плечами. С его стороны это был отважный поступок – повернуться спиной к незнакомому человеку. Возможно, он проверял ее.
 Лили приблизилась к Радолфу на шаг, потом еще на один, пока не очутилась прямо у него за спиной. От его большого тела исходило тепло, которое неумолимо влекло ее. Внутренний голос еще пытался возражать, но Лили не обращала на него внимания. С ней творилось нечто странное, и Радолф был тому основной причиной. Ее пальцы дрожали, когда, подняв руки, она осторожно опустила их на его могучие плечи. От ее прикосновения он напрягся и беспокойно шевельнулся на табурете.
 – Я делаю вам больно, милорд?
 Радолф невесело рассмеялся:
 – Да, миледи. – Он оглянулся на нее через плечо и, увидев ее недоумение, вздохнул. – Точнее, нет. Вы не делаете мне больно.
 С бесконечной осторожностью Лили принялась снимать с него одежду, которая отличалась изысканностью и доброкачественностью. Помогая ей, Радолф поднял руки, и она стащила с его головы сначала тунику, а потом рубашку. Аккуратно сложив, Лили отложила их в сторону, затем снова повернулась... и прикусила губу.
 Когда Лили была ребенком, мать рассказывала ей замечательные истории о Валгалле, скандинавском небесном царстве, населенном богами вроде Одина, Тора и Фрейра. Тор, исполин, самый сильный и самый умный, был любимцем Лили. К тому же, по словам матери, он обладал такой мужской красотой, что все девы тотчас попадали под воздействие его обаяния. Лили слушала эти истории с широко раскрытыми глазами, мечтая лишь о том, что в один прекрасный день ей выпадет счастье увидеть этого бога.
 И вот этот день настал.
 Спина Радолфа была широкой и смуглой, с четким рельефом тугих мышц. Лили испытала искус пробежать руками по лопаткам и вниз по спине, скользя ладонями по твердому, пышущему здоровьем торсу. А что касалось его рук, то ей и двух ладоней не хватит, чтобы измерить окружность его предплечья. Хью был хрупким и светлокожим, Ворген – старым и жилистым, а вот такого, как этот, она не видела никогда.
 «Прекрати! Помни, кто он и что может сделать с тобой», – попыталась она урезонить себя. Рана – вот что должно ее заботить.
 В мякоти его плеча, рядом с выступом кости, имелась незначительная вмятина. Лили сразу увидела отметину, оставленную стрелой, прорезавшей кожу и плоть. К счастью, стрела вошла неглубоко, однако она вызвала кровотечение, которое уже прекратилось, но воспаление до сих пор не прошло. Вероятно, рана все еще причиняла Радолфу значительную боль.
 Лили аккуратно надавила на край раны, чтобы определить, нет ли скопления жидкости или нагноения. Ей было отлично известно, что иногда люди умирали от незначительных царапин, едва стоивших внимания. Сначала они заболевали, а потом в течение короткого времени прощались с жизнью в страшных муках.
 – Здесь больно?
 – Нет, – хрипло ответил он. – У вас ласковые руки, леди. За мной давно никто не ухаживал с такой нежностью. – Радолф сидел, как изваяние, и ни разу даже не вскрикнул.
 Лили быстро смыла запекшуюся кровь. Пока она занималась целительством, в палатку вошел Стефан, неся с собой еду и вино. Поставив все это на стол, он снова оставил их одних.
 Наконец Лили подняла глиняный горшочек и, открыв крышку, поднесла его к лицу и понюхала содержимое.
 Радолф повернул голову и вопросительно посмотрел на нее:
 – Вы в самом деле собираетесь наложить это на рану?
 Лили кивнула.
 – Мне знакома эта мазь, – произнесла она с облегчением. – Снадобье сделано из бархатцев. Хорошее средство для лечения ран вроде вашей.
 – Так вы целительница? – спросил он отрывисто.
 Лили рассмеялась:
 – Нет, милорд, но я училась этому. Совсем немного, однако в данном случае этого хватит.
 Радолф кивнул и снова отвернулся. Наверняка он замерз и проголодался, но его обращение с ней оставалось вполне корректным; он сидел спокойно и терпеливо, позволяя Лили делать с собой все, что было необходимо.
 Странный норманн.
 – У меня есть время, чтобы осмотреть вас здесь?
 Радолф удивленно поднял руку, словно впервые заметил порез. Неужели до сих пор он не ощущал дискомфорта? Или этот человек настолько привык к подобным вещам, что совсем не обращал на них внимания?
 – Как пожелаете, миледи. – Он с любопытством посмотрел на нее.
 – И еще. Вы должны распорядиться, чтобы слуга лучше следил за вашей одеждой. Она должна быть теплой и сухой. Север Англии отличается от юга, милорд: здесь холод вползает внутрь, заставляя кости болеть. Вы захвораете, если не смените одежду на сухую и теплую.
 Радолф рассмеялся.
 – Довольно меня пугать, – сказал он, все еще улыбаясь. – Давайте сперва поедим, а потом можете меня раздеть и растереть досуха. – Одна его бровь красноречиво поползла вверх. – Если, конечно, пожелаете.
 Лили почувствовала, как кровь снова бросилась ей в лицо.
 – Милорд... – начала она, задыхаясь от возмущения, но мысль уже билась между ними, словно нашла реальное воплощение, не давая Лили отвести от него глаз. – Вы, должно быть, проголодались, милорд, – с трудом выдавила она.
 Радолф провел пальцем по ее нижней губе, как он это сделал в церкви, и Лили ощутила, как у нее под ногами дрогнула и заколыхалась земля.
 Радолф обнял ее и, медленно притянув к себе, заглянул ей в глаза.
 – Что вы делаете, милорд?
 – То, что хотел сделать с первой минуты, как вас увидел. Он приподнял длинные пряди ее волос, и Лили ощутила на губах его теплое дыхание. Его глаза и впрямь были черными: в них она увидела свое отражение: ее щеки пылали, влажные губы приоткрылись, а серые глаза спрятались под полуопущенными ресницами. Она выглядела соблазнительной и, казалось, просила, чтобы ее поцеловали.
 Лили не удивилась, когда Радолф и в самом деле поцеловал ее. Кончиком языка он обвел ее губы, затем просунул язык внутрь. Лили не сопротивлялась и даже не была уверена, что хочет сопротивляться. Еще момент, и она пропала...
 Неожиданный звук заставил ее отпрянуть назад, и жар тут же стал уходить из ее тела, подобно вину из прохудившейся бочки.
 – Милорд?
 Голос Стефана показался ей противоестественно громким; переминаясь с ноги на ногу, юноша стоял у входа в шатер и не знал, куда смотреть.
 Лили приложила дрожащую руку ко рту, словно желала скрыть следы поцелуя.
 – В чем дело, малец? – раздраженно спросил Радолф, видимо недовольный тем, что им помешали. Затем он перевел взгляд на Лили, а она боялась пошевелиться, опасаясь поднять на него глаза. Как бы Ворген посмеялся над ней! Мгновение назад в руках Радолфа она совсем не была холодной и, должно быть, окончательно потеряла рассудок, если позволила врагу подобную власть над собой. Определенно ей пора успокоиться.
 Однако следующие слова Стефана заставили Лили вздрогнуть.
 – Мы нашли священника, милорд!




 Глава 3


 Сердце Лили ушло в пятки. Отец Люк! Ситуация становилась по-настоящему опасной. Она всегда любила отца Люка и надеялась, что он тоже питает к ней добрые чувства. Оставалось только молиться, чтобы у него хватило здравого смысла не выдать ее.
 – Нашли? И что? Я должен увидеться с ним немедленно? – В голосе Радолфа прозвучало недовольство.
 – Но, милорд, разве вы сами не желаете с ним поговорить? – Стефан явно был растерян, и в любой другой момент Лили, возможно, посчитала бы это достаточно забавным, но теперь...
 В напряженной тишине Радолф потянулся за рубашкой.
 – Ладно уж, – изрек он сердито. – Только пусть поторопится, я голоден.
 Стефан не мешкая сделал знак кому-то, стоявшему у входа:
 – Проходите, милорд готов оказать вам честь и поговорить с вами.
 – Он окажет мне честь?
 Лили отступила в тень и стояла там не шевелясь, в то время как отец Люк вошел в круг света, отбрасываемого свечами. Это был маленький, круглый человечек в грубом коричневом одеянии. От гнева его лысая, как дыня, голова порозовела, а голубые глаза засверкали. До появления норманнов отец Люк имел жену и детей, поскольку англиканская церковь не видела ничего дурного в том, чтобы ее служители заводили семьи. Но с приходом завоевателей, как слышала Лили, жену и детей Люка отправили в неизвестное место, и с тех пор отец Люк вел одинокое существование, более соответствовавшее идее норманнов о благочестии.
 – Милорд! – Люк нахмурился. – Ваши люди грубы и неотесанны. Чего вы добиваетесь подобной непочтительностью?
 – Чего добиваешься ты? – Радолф даже не удосужился подняться. – Ты так хорошо спрятался, священник, что мы тебя едва нашли.
 – С тех пор как вы пришли на север, меня многие ищут, милорд, – с достоинством ответил отец Люк. – Сельскохозяйственные орудия разбиты, урожай на полях сгорел, скотину перебили. Люди пухнут с голоду. Они обращаются за помощью ко мне и Господу, и я даю им то, что в моих силах.
 – Ну так помоги и мне, святой отец.
 Люк прищурился, словно хотел прочитать мысли Радолфа.
 – В каком смысле, милорд?
 – Я ищу жену Воргена. Ты ее знаешь?
 Священник осторожно кивнул, по-прежнему не отрывая от Радолфа глаз, но у Лили возникло ощущение, что он догадывается о ее присутствии.
 – Вы ищете леди Уилфриду?
 – Как давно ты ее видел?
 – Она сбежала, лорд Радолф, сбежала тотчас, как только услышала, что сюда идет Меч Короля. Ваше имя обладает могучей силой. Только глупец может бороться с вами.
 Радолф фыркнул:
 – Ворген боролся.
  –  Да, милорд, но он и был глупцом.
 – А меня ты за кого держишь, старик? – Радолф угрожающе подался вперед. – Ходят упорные слухи, что леди Уилфрида все еще в Нортумбрии. Я не верю, что она сбежала на север. Возможно, я смогу найти с тобой общий язык, священник? Мне известно, что божьи люди небогаты...
 Отец Люк пожал плечами, его округлая фигура как будто съежилась.
 – Она сбежала, это как пить дать. Возвращайтесь домой, милорд, и золото свое забирайте.
 А он не трус, подумала Лили. Вот только стоит ли открыто противостоять Радолфу? Она быстро взглянула на норманна, ожидая увидеть признаки гнева на его лице, но слова старика рыцаря, по-видимому, не задели.
 – Я уйду домой, только когда найду Уилфриду, – ворчливо ответил Радолф. – А до тех пор мне придется вести охоту.
 Рот священника сжался.
 – Пока же, надеюсь, ты окажешь мне содействие в другом деле. – Радолф повернулся и уставился на Лили. – Эта леди пряталась в твоей церкви. По ее словам, она – дочь Эдвина Реннока и возвращается с границы домой. Ты ее знаешь?
 Отец Люк мельком взглянул на Лили, затем отвел взгляд, и ее сердце сжалось. Священник наверняка узнал ее, узнал еще в тот момент, когда переступил порог палатки рыцаря.
 – Я не знаю дочери Эдвина Реннока, милорд.
 – Но деревенские жители знают о ней.
 – Это совсем другое дело. У него действительно есть дочь, белокурая и пригожая лицом, но я никогда с ней не встречался. Вы говорите, это она? – Священник кивнул в сторону Лили. – Надеюсь, вы ее не обидели? Ее отец – вассал графа Моркара, а Моркар – человек короля. Наверняка король разгневается, если узнает, что Меч крушит его друзей, как врагов.
 Радолф замер в напряжении, и Лили затаила дыхание. Отец Люк подвергал сомнению действия посланца короля, и, если бы на месте Радолфа был Ворген, священник уже давно лежал бы мертвым. Но неужели она позволит, чтобы этого маленького человечка постигла подобная участь? Разумеется, нет. Лили не желала, чтобы кто-либо снова пострадал из-за нее, и поэтому решила сказать правду.
 К ее удивлению, Радолф расправил плечи, откинулся назад, и хмурое выражение сошло с его лица, отчего сила и могущество, исходившие от него, только усилились. В этот миг Лили поняла, что Радолфу не нужно убивать и калечить, чтобы доказывать свою значимость.
 – Ты смелый человек, священник, только не забывай следить за своим языком. – Уголки губ Радолфа изогнулись в подобии улыбки, но в темных глазах по-прежнему светилось предупреждение.
 Священник смиренно склонил голову.
 – Мальчик!
 Стефан тотчас повернулся к своему господину, удивленно глядя то на хозяина, то на священника.
 – Можешь отпустить старика; в конечном счете он оказался бесполезным.
 – Благодарю, милорд. – Отец Люк поправил платье и стряхнул с подола грязь. Сохраняя бесстрастное лицо, он повернулся к Лили: – Желаю вам здравствовать, леди Реннок. – Его голубые глаза сверкнули. – Полагаю, очень скоро вы будете среди друзей.
 Когда он ушел, Лили еще некоторое время пыталась разгадать значение сказанного. Ей показалось, что его слова содержали нечто большее, чем просто утешение.
 – Священник, которого нельзя подкупить? – Радолф покачал головой. – В наше время это большая редкость.
 Лили нахмурилась и медленно направилась к столу. Проходя мимо Радолфа, она резко бросила:
 – Вы так циничны, милорд...
 – Какой есть, уж не взыщите.
 Снова этот взгляд, словно под оболочкой закаленного в боях воина скрывается израненная душа.
 – Может, все дело в людях, с которыми вы общаетесь?
 Радолф рассмеялся.
 – Что ж, возможно. Присаживайтесь, миледи. Будем завтракать, и, надеюсь, на этот раз нам никто не помешает.
 Его глаза обещали гораздо больше, чем она могла предположить, но Лили старалась на него не смотреть.
 – Я так устала, милорд, что предпочла бы лечь спать.
 Тишина становилась гнетущей, но Лили по-прежнему отказывалась поднять глаза. Наконец она услышала, как Радолф вздохнул.
 – Хорошо, миледи. Я велю Стефану отвести вас в палатку Гадрен.
 У Лили отлегло от сердца, и одновременно она почувствовала разочарование. Ей хотелось, чтобы Радолф ее снова поцеловал, но поцелуи могли привести к другим действиям, и Лили не была уверена, что имела достаточную силу, чтобы устоять.
 Радолф проглотил очередной кусок баранины и потянулся за другим. Его тело горело, но не от лихорадки. Вылив в себя изрядную порцию вина, он торопливо наполнил кубок, словно кислая красная жидкость могла утолить огонь, который разожгла в нем Лили. Заставив себя пожевать еще мяса, он впился зубами в черствый черный хлеб. Радолф лихорадочно гадал, стоит ли велеть сквайру прислать ему одну из шлюх, составлявших неотъемлемую часть любого солдатского лагеря.
 Впрочем, теперь шлюхи его не привлекали; он хотел Лили.
 Желание это возникло в нем тотчас, как только он вошел в шатер и увидел ее спящей на кровати с разметавшимися по подушкам волосами и таинственной улыбкой на губах. Если бы не присутствие Стефана, то он, возможно, решился бы разбудить ее ласками, одурманить поцелуями, чтобы она забыла, кто он такой. А после того как дело зашло бы слишком далеко...
 Но вместо этого он велел пленнице заняться его раной. Вдыхая ее запах, щекотавший его ноздри, он страдал от вожделения, в то время как ее нежные пальцы касались его тела и каждое прикосновение лишь подливало масла в костер его желания.
 Недовольный собой, Радолф вздохнул. Ну что за глупец! Он наблюдал ужас в ее серых глазах, когда она проснулась и увидела его рядом. Все же она обработала его рану и, разговаривая с ним, не отводила глаз. Эта женщина обладала отвагой. Возможно, когда-нибудь благодарность затмит страх и она забудет хотя бы на время, кто он и какая опасность исходит от него.
 Радолф вспомнил, какими сладкими были ее губы, когда она раскрылась ему навстречу. Чтобы сдержать стон, ему пришлось стиснуть челюсти. Он держал ее в объятиях, и ресницы темными серпами лежали на ее бледных щеках, а длинные светлые волосы непокорными кудрями рассыпались по спине и плечам. Ее грудь, вздымавшая красную шерсть платья, поднималась и опускалась при каждом вдохе и выдохе; казалось, Господь нарочно создал ее, чтобы она точно вписалась в размер его ладони.
 Вздохнув, Радолф отказался от дальнейших попыток поесть.
 Ему бы надо подробнее расспросить ее о Моркаре и Ренноке, о путешествии с границы, о засаде, из которой ей одной удалось спастись бегством. И почему трое его солдат, посланных обследовать указанный ею лес, вернулись, не обнаружив следов схватки?
 Что, если она лжет ему?
 Увы, его это не волновало. Его вообще ничто теперь не волновало, кроме огня в паху и желания унять его с ней.
 Радолф не представлял, как долго просидел без движения, пялясь в пространство. В себя его привели какие-то звуки, с трудом проникшие в его сознание.
 И тут же звон мечей и крики людей красноречиво сообщили ему о внезапном нападении на лагерь.
 В шатре Гадрен было достаточно просторно, хотя порывистый ветер время от времени наполнял палатку клубами дыма от костра.
 Как только Лили привыкла к полумраку и едкому запаху дыма, она обнаружила, что внутри тепло и чисто. Не обращая внимания на ее протесты, Гадрен подала ей на ужин ломоть хлеба и козьего сыра, а также эль, чтобы запить еду.
 Гадрен была женщиной средних лет с пухлым телом и светлыми глазами в обрамлении тонкой сетки морщин. Обратившись к ней несколько раз, Лили получила в ответ лишь улыбку и безмолвные кивки.
 После ужина Лили решила привести себя в порядок. Гребнем из оленьего рога она причесала спутанные волосы и заплела их в одну длинную косу. Гадрен как будто дремала, сидя с полузакрытыми глазами; дрожащее пламя сальной свечи стерло с ее лица признаки возраста и придало красноватый цвет ее седым волосам.
 Снаружи все было тихо; солдаты укладывались спать, кто у костра, кто в палатках. Как ни странно, Лили чувствовала себя в полной безопасности, как в детстве, когда была под защитой крова отцовского дома. Она словно слышала голос отца...
 «В твоих венах, Лили, течет кровь воинов и королей. Но возможно, в один прекрасный день тебе придется склонить голову перед менее достойными людьми во имя твоих земель и твоего народа. Будь гордой и помни, что умение вовремя согласиться на компромисс не делает тебя слабой, скорее, наоборот, добавляет тебе силы».
 Неужели отец уже тогда знал, что война неизбежна? Возможно, он чувствовал холодный ветер, дувший с канала, со стороны нормандских завоевателей. Возможно, он стоял у ворот, чтобы приветствовать этих завоевателей и увидеть алчный огонь в глазах Воргена.
 Что бы он сказал о Радолфе? Увидел бы еще одного норманна или разглядел за внешней оболочкой человека?
 Шорох снаружи палатки насторожил Лили. Вглядевшись в дымный полумрак, она увидела силуэт солдата, стоявшего у входа, он беспокойно переступал с ноги на ногу, звякая ножнами меча о кольчугу.
 Лили снова закрыла глаза, пытаясь вернуть прежнее ощущение, но состояние теплого удовлетворения исчезло.
 – Ты устала, моя прелесть?
 – Немножко, мама.
 Лили ответила прежде, чем подумала. Ее охватил страх, и, медленно открыв глаза, она выпрямилась. Гадрен только что обратилась к ней на языке викингов, и Лили ей ответила.
 Гадрен широко улыбалась; в ее светлых глазах мерцали хитрые искорки. Только тут Лили поняла, что Гадрен молчала не из любви к тишине, а потому, что была чужестранкой, плохо владевшей французским, если вообще им владела. Неудивительно, что теперь она радостно улыбалась! Много ли найдется нормандских женщин благородного сословия, говорящих на этом языке?
 От Гадрен исходил густой запах трав.
 – Много времени прошло с тех пор, как я слышала чудные звуки языка моей страны. Вы из Норвегии, леди?
 Лили покачала головой. Кривить душой было бессмысленно.
 – Я родилась и выросла в Нортумбрии. А что вы делаете в Гримсуэйде, матушка?
 Гадрен вздохнула:
 – Я последовала за своим мужем Олафом. Он пришел в Англию с Вильгельмом Нормандским в качестве наемника и теперь служит оружейником у лорда Радолфа.
 Лили сделала большие глаза:
 – Он, должно быть, трудится не покладая рук!
 От этих слов Гадрен только рассмеялась.
 – Вы правы. Трудно обрядить в доспехи такого великана, как лорд Радолф, но он щедро платит своему оружейнику. К тому же Олаф кует мечи, такие же превосходные, как английские; они ладно сидят в руке, как будто всю жизнь там находились, и поют от радости, когда крошат плоть и кости.
 Лили почувствовала дрожь. Она не считала себя неженкой и давно научилась спокойно смотреть в лицо войны; но уж слишком много было кругом убийств. Почему норманны взирают на каждую пустячную ссору как на шанс испытать свое боевое искусство?
 – Вы прибыли с земель Радолфа? – осторожно осведомилась Лили.
 Гадрен кивнула:
 – Да, из Кревича. Уже много месяцев прошло с тех пор, как мы уехали из дому. Это замечательный край, – добавила она с грустью. – Холмы и долины, высокая зеленая трава и болотистые равнины. Лорд Радолф скучает по дому, хотя никогда в этом не признается.
 Лили попыталась представить Радолфа скучающим по чему-нибудь. Радолф из легенды больше всего на свете любил рубить своих врагов, наедаться от пуза и снова рубить. В легенде ни словом не упоминалось о его тоске по дому.
 Гадрен подлила себе еще эля.
 – Вас, похоже, интересует лорд Радолф. Хотите, я расскажу вам историю его жизни? – Гадрен откинулась на стуле.
 У порога палатки послышался шум, затем раздался крик. Оттолкнув стражника в сторону, в задымленную палатку ворвался огромный, как гора, человек.
 Лили взвизгнула. Белые волосы, загорелое, почти черное лицо и голубые, как небо, глаза сразу поразили ее.
 Повертев головой, незнакомец, сжимая в руке топор, направился к ней.
 – Олаф! – неожиданно раздался позади укоризненный голос Гадрен. – Зачем ты пугаешь леди?
 Олаф посмотрел на жену и грозно оскалился:
 – На нас напали, женщина! Разве ты не слышишь звуков боя, что доносятся с холма? Ну да, твой язык трещит слишком громко, чтобы ты могла что-нибудь услышать! Идемте. – Он протянул мясистую ладонь Лили. – Я должен отвести вас к своему господину, а уж он позаботится о вашей безопасности.
 Теперь, когда ее сердце слегка успокоилось, Лили действительно услышала шум: глухие удары и человеческие крики, вопли раненых. Их атаковали, но кто? Если враги норманнов, то значит ли это, что они – ее друзья?
 Первым ее импульсом было оттолкнуть Олафа и бежать, но великан представлял слишком реальную угрозу. Вряд ли она сумеет с ним справиться. К тому же тогда ей придется как-то объяснять свой поступок Радолфу.
 Лили послушно подала гиганту руку.
 – Она говорит на языке далекого севера, – не без удовольствия сообщила мужу Гадрен. Пожилая женщина держалась так, словно ничего дурного за пределами лагеря не происходило.
 Суровая гримаса на лице Олафа не изменилась, но непоколебимое спокойствие жены зажгло в его глазах искорки одобрения.
 – Побудь здесь, Гадрен. Я, оставлю нескольких мужчин охранять палатки. – Его голос понизился. – Не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
 Гадрен безмятежно улыбнулась:
 – Я это знаю.
 В какой-то момент их любовь друг к другу полыхнула ослепительным огнем. Впечатление было столь сильным, что Лили не сомневалась – стоит ей протянуть руку, она почувствует источаемое им тепло.
 При мысли о своем злосчастном браке с Воргеном и предательстве возлюбленного юности Хью ее накрыла волна тоски по безвозвратной потере. Почему ей не дана любовь, подобная любви Гадрен и Олафа? Почему она всегда должна жить в страхе и одиночестве?
 – Идемте, – приказал Олаф.
 Снаружи тьму ночи разгонял свет полной луны, освещавший окрестности много ярче жалкого пламени лагерных костров. Звуки битвы то делались громче, то затихали, следуя за порывами холодного ветра. Олаф упрямо тащил Лили вперед, лавируя между палатками и бегущими солдатами.
 От лязга щитов и мечей у Лили загудело в голове.
 – Мы порежем их, как свиней, – грозно пообещал Олаф.
 – Кто они? – Проглотив ком в горле, Лили наконец обрела голос.
 – Люди Воргена: они следили за нами и подобрались слишком близко к лагерю. Не уверен, что они хотели схватиться с нами, но наши лазутчики их обнаружили. Теперь мы их всех перебьем.
 Не этих ли «друзей» подразумевал отец Люк? Лили надеялась, что нет. Она не хотела, чтобы из-за нее гибли люди, чтобы продолжалась эта уже проигранная война. Если бы только она могла обратиться к своему народу, заставить его понять, что дальнейшее сопротивление никуда не приведет, а лишь ввергнет страну в еще большие несчастья и единственной надеждой является заключение мира с Вильгельмом Нормандским...
 Когда они наконец добрались до шатра Радолфа, Олаф бесцеремонно втолкнул ее внутрь.
 – Оставайтесь там! – рявкнул он и тут же скрылся.
 Лили снова оказалась в том месте, которое только недавно покинула.
 – Миледи! – На этот раз Стефан показался ей совсем мальчиком. – Господин попросил, чтобы я оставался с вами, пока он не вернется. Хотите вина? У меня есть немного.
 Лили кивнула, и Стефан наполнил кубок. Звуки боя становились тише, и при мысли о поражении ее сторонников Лили пронзила дрожь. Она торопливо сделала глоток и ощутила, как по горлу разливается тепло, наполняя ее прежней отвагой. Ее ум заработал с удвоенным усердием, занятый поисками хоть какого-нибудь выхода, за который она могла ухватиться. Но чем больше она думала, тем больше проникалась уверенностью, что ее появление является для Нортумбрии единственным шансом избежать полного опустошения.
 От внезапного осознания собственной ответственности у Лили подкосились ноги, и она, продолжая сжимать в руке кубок, опустилась на один из стоявших в шатре табуретов.
 – Миледи, вам нехорошо? – Присевший было Стефан поспешно вскочил со своего места у входа.
 Лили отрицательно покачала головой, и в шатре повисла тишина. Затем снаружи послышалась тяжелая мужская поступь.
 Лили подняла голову и прислушалась к приближавшимся голосам... в одном из них она узнала голос Радолфа, но он говорил слишком тихо, чтобы можно было что-либо разобрать. Рядом всхрапнула лошадь и затопали копыта, потом кто-то рассмеялся. Олаф?
 В следующий миг Стефан по-солдатски выпрямил спину, и в шатер вошел Радолф.




 Глава 4


 В тяжелой кольчуге и шлеме Радолф выглядел настолько впечатляюще, что его воинственный вид привел Лили в состояние трепетного шока. Ей даже показалось, что они снова вернулись в Гримсуэйдскую церковь, в самое начало, когда еще не были знакомы. Впрочем, она тут же поняла с некоторой долей удивления, что они и вправду почти не знают друг друга. К тому же Радолф был ее врагом, которого ей надлежало убедить в своей правоте, если она хотела вернуть себе земли и спасти свой народ.
 Радолф снял шлем, и Лили поспешно опустила глаза. Все вокруг вдруг потеряло для нее значение, кроме его темного, сосредоточенного на ней взгляда. Единственное, чего ей теперь хотелось, – находиться с ним рядом.
 Стефан бросился к своему лорду, чтобы помочь отстегнуть меч и снять боевое снаряжение. Когда Радолф остался в полотняной рубахе и штанах, юноша, сгибаясь под невероятной тяжестью кольчуги и оружия, унес его прочь.
 Радолф провел рукой по коротким черным волосам, потом, расправив плечи, поднял кубок с вином. Вновь открывшийся порез, пересекавший костяшки пальцев, служил единственным свидетельством его участия в сражении.
 Лили старалась смотреть на него с безразличием, но сердце подсказывало ей, что она пытается себя обмануть.
 – Полагаю, вы взяли пленных? – спросила она, вновь обретая дар речи.
 Радолф покачал головой:
 – Предводитель и половина банды обратились в бегство, прежде чем мои люди успели их окружить, остальные предпочли сражаться. Никто не сдавался, все бились до последнего, как и мы. Храбрые люди, хотя и введенные в заблуждение.
 – Кто они?
 Радолф пожал плечами и поморщился, видимо, превозмогая боль в раненом плече.
 – Люди Воргена или отщепенцы. А может, те и другие.
 Стефан подлил ему вина и вполголоса предложил поесть, но Радолф лишь покачал головой.
 – Ступай спать, малец, с едой я сам что-нибудь придумаю.
 Когда Стефан ушел, Радолф допил остатки вина и поставил бокал на стол. В лагере наступила тишина – по-видимому, возбуждение от битвы прошло, и все разошлись отдыхать после одержанной победы.
 Радолф мог ожидать, что благодаря наступившей усталости сладострастие его наконец отпустит, но этого не случилось. Тем не менее испытываемое им чувство заметно отличалось от похотливого томления самца по самке. Им владело нечто другое.
 Зачем он послал за ней? В палатке Гадрен женщине ничто не угрожало: Олаф был вполне способен позаботиться о ее безопасности. Радолф подозревал, что присутствие в лагере Лили и нападение повстанцев каким-то образом связаны, но у него не было достаточных доказательств, чтобы всерьез верить этому. К тому же ему отчего-то хотелось, чтоб она и дальше оставалась под его покровительством.
 Внезапно он вспомнил об отце. Когда он видел отца в последний раз, его лицо искажала гримаса боли. Говорили, что в могилу его свело разбитое сердце, и после смерти отца Радолф поклялся, что не позволит ни одной женщине взять власть над собой. Любовь же он считал уделом дураков.
 И вот теперь он тщетно вспоминал избитые фразы, которые прежде отлично работали, но на ум, как нарочно, ничего не приходило. Все вокруг утратило важность. Он затерялся в чужом для себя краю, одинокий, сбитый с толку, испуганный. Ему уже довелось побывать там однажды, и после он долго расхлебывал катастрофические для себя последствия. Так стоит ли рисковать еще раз?
 Медленно опустив кубок, Радолф исподлобья взглянул на Лили. Ничего особенного. Она всего лишь женщина... Только женщина...
 Лили стояла у стены шатра с аккуратно заплетенными в косу светлыми волосами, прижав ладони к груди, и он вдруг задумался над ее возрастом, но тут же прогнал эту мысль. Она выглядела достаточно взрослой. Его взгляд пробежал по ее груди, где под красным платьем отчетливо проступали округлые формы. У нее был тонкий стан, такой тонкий, что он мог обхватить его руками, а ее бедра, несмотря на хрупкость, выглядели достаточно крутыми.
 Прогнав непристойную мысль, Радолф задумался над цветом ее волос в том месте, где расходились ноги. Были ли они светлыми, как кудри на голове, или темными, как ресницы и брови?
 Она всего лишь женщина.
 У него на лбу выступили капельки пота, когда его глаза встретились с глазами Лили, и скрытый в их глубинах огонь вспыхнул с новой силой. Теперь она точно убежит... или нет?
 – Милорд...
 Радолф с удивлением обнаружил, что ее голос слегка дрожит. Может, она чувствует то же, что и он? Одно он знал точно: она не убежала, и если не убежит в ближайшее время, то он сделает ее своей. И не беда, что она женщина, ведь он – Меч Короля. Разве он не обладает правом брать то, что хочет?
 – Вы поразительно хороши собой, леди Лили.
 Ее ресницы затрепетали, дыхание участилось. Возможно ли, чтобы и она находилась во власти того же огня страсти, который сжигал его? Впрочем, он все равно не станет набрасываться на нее, подобно дикому зверю, а прибегнет к обольщению и завоюет ее покорность. Овладеть и потом ничего не видеть, кроме страха и презрения на ее лице, – это было бы хуже смерти.
 – Подойдите. – Радолф протянул руку, и Лили уставилась на нее, словно не понимая, что он имеет в виду. – Пожалуйста...
 Великий Радолф просит! В этот момент он был не более чем мужчиной, а она – всего лишь женщиной. 
 Лили сделала несколько шагов и, приблизившись к нему, нерешительно подала ему свою ладонь. Радолф медленно притянул ее к себе, и она оказалась в промежутке между его раздвинутыми коленями. Глаза Лили закрылись, превратившись в серебристо-синее мерцание, проглядывающее сквозь густоту пушистых ресниц, но она не отодвинулась.
 Радолф наклонился ближе к ней и, действуя бесконечно медленно, чтобы у нее было время сказать «нет», провел рукой по ее волосам. Внезапно его пальцы задрожали.
 Лили ждала. Ее грудь вздымалась так бурно, словно каждый вдох давался ей с огромным трудом.
 Наконец его пальцы едва уловимым движением коснулись ее губ, но тут же быстро заскользили вниз по шее. Их кончики были шершавыми и слегка царапали ее кожу.
 Внезапно его ладонь замерла, сомкнувшись вокруг округлости ее груди.
 Лили вскрикнула, ее тело напряглось; оно излучало жар, какого она прежде никогда не испытывала. В одурманенном сознании бился лишь один вопрос: сколь велика над ней власть Радолфа? Его прикосновение действовало на нее магически.
 Когда грудь в его руке набухла и сосок затвердел, Радолф провел по нему большим пальцем. От этого движения ее окатила новая волна жара, а кожа словно занялась огнем.
 Негромко застонав, Радолф оторвал ее от пола и посадил к себе на колени. Его руки сложились в теплое, уютное кольцо плоти и мышц, однако Лили знала, что ощущение безопасности было иллюзорным.
 Не прикладывая значительных усилий, она уперлась руками ему в грудь, надеясь, что он не обратит внимания на ее слабую попытку самосохранения, так как на самом деле ей совсем не хотелось, чтобы Радолф прекратил то, что делал. Однако он вдруг остановился, словно она его ударила. На мгновение повисла тягостная тишина, нарушаемая лишь шумом их дыхания.
 Наконец Радолф, приподняв ее подбородок, заглянул ей в глаза. От неутолимого желания его лицо окаменело, а рот вытянулся в жесткую линию.
 – Итак? – Вопрос прозвучал, словно хриплый скрежет.
 Лили томно вздохнула. Ее согревшееся тело таяло, пробуждаясь навстречу новым, волшебным ощущениям, и ей не хотелось, чтобы он останавливался. Она едва помнила причину, по которой здесь оказалась, и, что бы ни случилось позже, этот момент навсегда запечатлеется в ее памяти.
 Должно быть, Радолф прочел ответ в ее глазах, ибо внезапно утратил самообладание, стоившее ему стольких усилий, и, склонив голову, глубоким, страстным поцелуем приник к ее губам.
 Лили тихо застонала. Ее руки птицами взвились к его лицу и пробежали по шраму, пересекавшему щеку, после чего зарылись в волосы, притягивая ближе его лицо. Она почувствовала, как напряглись под ней мышцы его бедер и дерзко восставшая мужская плоть уперлась в ее тело. Радолф не прерывал поцелуя, казалось, целую вечность; похоже, он желал оценить ее вкус, словно она была его винным кубком. Скользнув внутрь, его язык начал поиск ее языка, и его жар немедленно передался ее плоти.
 Когда Радолф наконец отпрянул, Лили почувствовала странное опьянение.
 – Теперь слишком поздно убегать. Ты – моя, – выдохнул он, обжигая дыханием ее шею, и его рот торопливо заскользил вниз, оставляя нежные поцелуи, пока не спустился до выреза платья, за которым притаилась сладостная мякоть. Затем его рука снова поднялась вверх, чтобы осыпать ласками ее грудь.
 Когда его горячий рот сомкнулся вокруг одного из сосков, Лили словно взлетела в недоступную прежде высь. Ей никогда не приходило в голову, что подобные ощущения возможны. Как могла она узнать о существовании подлинной страсти из бессильных злобных попыток Воргена разбудить в ней женщину или из мальчишеских поцелуев Хью? А вот Радолф нашел в ней то, о чем она даже не подозревала.
 Но если Радолфу так легко удалось изменить ее сущность, как сможет она противостоять ему... И как сможет оставить его?
 Лили попыталась оттолкнуть его голову, словно не хотела, чтобы он делал с ее грудью то, что делал, но, когда Радолф поднял взгляд, она тотчас ощутила всю полноту своей потери.
 Он смотрел на нее так, словно что-то искал на ее лице, и Лили внезапно почувствовала испуг. Она попыталась подняться.
 – Нет, не надо. Не забывайте, рыцарь должен заботиться о даме, находящейся под его покровительством.
 Радолф поднялся вслед за ней, наступая кошачьей поступью, когда она попятилась к постели.
 – Мне кажется, леди сама желает...
 – А что, если леди замужем? – вырвалось у нее. Это его остановило. Он нахмурился, но по-прежнему продолжал смотреть на нее.
  –  Так ты замужем, Лили?
 – Нет. Уже нет. Его больше нет на свете, – нехотя сообщила она.
 Улыбка снова приподняла уголки его рта – улыбка победителя.
 – Тогда иди скорее сюда! – Он решительно притянул ее к себе.
 Лили невольно ахнула, когда его руки, скользнув по ее спине и бедрам, замерли на ягодицах. Она ощутила твердую длину его плоти, и жаркие видения наполнили ее разгоряченное воображение. Она прикасается к нему, держит в ладони, раскрывается ему навстречу. В недрах ее лона возникла томительная боль. Если до сих пор у нее имелась возможность пойти на попятную, то теперь эта возможность исчезла окончательно.
 – Радолф, – простонала Лили.
 Он стянул с ее плеч платье, затем сорочку, и Лили осталась по пояс обнаженной. Когда он нашел ее груди и принялся мять и тискать их теплую мякоть, Лили тихо вскрикнула.
 Издав низкий, гортанный звук, Радолф склонил голову и приник к одной из набухших почек. Лили откинула назад голову. Ее длинная коса зазмеилась вниз по изогнутой спине. Только рука Радолфа, обнимавшая ее за плечи, помогала ей сохранять неустойчивое равновесие.
 Она снова застонала, и ее тело утратило силу, стало мягким, податливым. Руки Лили слепо забрались под его рубаху и теперь гладили твердый рельеф мышц на его груди. Она и там обнаружила шрамы и ласкала их кончиками пальцев, словно ее прикосновения могли исцелить прошлые раны.
 Может быть, подумала Лили опьянено, они смогут вылечить друг друга?
 Покончив с одной грудью, Радолф перенес внимание на другую. Лили стояла, покачиваясь, подставляя свой стан его рукам и губам. Но и этого ему показалось мало. Радолф подхватил ее на руки и одним плавным движением уложил на постель. Лили хотела было возразить, но, взглянув на него, замерла в удивлении.
 Радолф раздевался, торопливо срывая с себя одежду. Восхищенный взгляд Лили, скользнув по его широкой груди, опустился вниз по плоскому животу, к узким бедрам и восставшей мужской плоти. У Воргена он никогда не был таким... большим и таким твердым. Лили не подозревала, что мужское тело бывает до такой степени гордым, важным и в то же время таким красивым.
 Она протянула руку, словно хотела к нему прикоснуться, но тут же отдернула ее, вспомнив слова Воргена. Он называл ее холодной и бесчувственной, говорил, что ее тело сочится ядом и мешает ему становиться мужчиной, когда он с ней. При этом он хвастался своими победами над другими женщинами.
 Радолф заметил ее движение, но принял его за женскую скромность. Наклонившись над ней и стянув с ее бедер одежду, он отбросил ее в сторону и стал плотоядно пожирать глазами открывшуюся наготу.
 – Светлые, как и волосы на голове, – пробормотал он, легко касаясь пальцами кудряшек между ее ногами.
 И тут его взгляд упал на усыпанный драгоценностями кинжал, все еще пристегнутый ремнем к верхней части бедра Лили. Пальцы Радолфа быстро пробежали по кремовой поверхности ее плоти к кожаному ремешку и ножнам, замерев на зеленых и красных камнях, украшавших рукоятку кинжала.
 – Что это? – подозрительно спросил он. – У моей Лили есть шип?
 – Это... всего лишь для защиты.
 Их взгляды встретились. В какой-то момент Лили показалось, что он готов ударить ее, но Радолф неожиданно беспечно рассмеялся. Расстегнув кожаный ремешок, он бросил кинжал на пол, после чего зарылся лицом в ее кудряшки между ног.
 Лили, когда он нашел языком ее влажное ядро, выдохнула его имя и вцепилась пальцами в его волосы. Отчаянная дрожь охватила ее тело, в ней волной начало вздыматься жаркое, нестерпимое желание.
 Лили изогнулась и сильнее прижалась к этому изумительному рту. Она закрыла глаза и, взлетая на волне, впитывала в себя новые ощущения. Но едва ей показалось, что в следующий миг она достигнет какого-то неведомого ей волшебного пика, Радолф отстранился.
 Лили вскрикнула, и ее глаза широко распахнулись. В этот момент она почувствовала, как на нее навалилось его большое тело с крепкими мышцами и твердыми сухожилиями, целиком накрыв ее. Темные глаза сузились и пристально смотрели на нее, а его рука очутилась между ее ног, и пальцы скользнули в липкий жар. Лили задвигалась, откликаясь на его действия, и уголки его губ изогнулись в удовлетворенной улыбке.
 Осторожно раздвинув ноги Лили, Радолф устроился между ними, и у него вырвался вздох облегчения, словно он наконец прибыл туда, где мечтал находиться всю жизнь.
 – Ты готова для меня?
 Его голос будто опалил Лили. У нее возникло пугающее и одновременно упоительное ощущение великой силы, с трудом удерживаемой под контролем в ожидании ответа.
 Но что он имел в виду? Раньше Лили не понимала, какая требуется от нее готовность к акту совокупления, и полагала, что в обязанность женщины входит терпеть, как она терпела Воргена. Теперь ей наконец приоткрылась истина.
 Ахнув, Лили непроизвольно подняла бедра ему навстречу, и Радолф вошел в нее одним глубоким проникновением. При своих огромных размерах он всегда считал быстроту лучшим способом внедрения. Зато внутри у него будет достаточно времени для нежностей. В тумане наслаждения он услышал ее тихий вскрик, почувствовал, как по ее телу пробежала конвульсия, встретился с восхитительным, почти не испробованным сопротивлением и замер, сожалея, что так поторопился. Лили была молода, и ему не приходило в голову, что она могла давно овдоветь.
 Сама Лили чувствовала больше, чем готовность; ее временный дискомфорт уже прошел, и она застонала, ощущая, как расширяется ему навстречу ее тело, норовя вобрать его всего. Радолф приник к ней губами и нашел языком ее язык, в то время как она подстраивалась под его размеры. Его кожа под ее пальцами горела как в лихорадке.
 – Вы готовы для меня, леди? – снова спросил Радолф, щекоча дыханием ее ухо, и на этот раз она поняла, чего он от нее добивается.
 – Готова, – выдохнула она, и он тут же пришел в движение, увеличивая скорость и силу, уча ее ладонями и телом приспосабливаться к своему ритму. Лили схватывала все на лету, желая быть хозяйкой собственного наслаждения.
 Постепенно Радолф начал терять над собой контроль; его могучие руки задрожали, он наклонил голову, чтобы присосаться ртом к ее груди, и со стоном произнес ее имя.
 Когда все остальное вдруг потеряло значение, Лили с готовностью последовала за ним.
 Где-то на задворках сознания Радолфа забрезжила странная мысль: прежде чем испытать удовлетворение, он должен позаботиться об удовольствии Лили.
 Сунув руку между их потными телами, он нащупал ее набухшую почку, и Лили от удивления замерла. При виде изумления в ее серых глазах Радолф едва не рассмеялся. В следующий миг она закричала, извиваясь, словно никогда прежде не достигала этого пика. Она все еще ловила ртом воздух и льнула к его телу, когда он предпринял еще один-два глубоких рывка и с хриплым стоном последовал за ней через горный перевал.
 Лили показалось, будто ее душа на время оставила тело и улетела в прежде недоступные яркие сферы. В объятиях Радолфа она чувствовала себя тепло и уютно, уткнувшись плечом ему в грудь и бедром – в живот. То, что произошло между ними, было выше всяких ожиданий. Она только что сделала восхитительное открытие и отныне хотела бы еще не раз пережить волшебное чувство, только что испытанное ею с Радолфом.
 Столь приятная мысль заставила ее улыбнуться, и она открыла глаза. Радолф смотрел на нее, и его взгляд был внимательным и настороженным. Этот взгляд испугал ее, но только на мгновение.
 Лили подняла руку и погладила его по щеке, нежно следуя пальцами по собранной в складку коже старого шрама.
 – Откуда он у вас, милорд? – прошептала она. Радолф вздрогнул, как будто прикосновение вызвало у него боль. Но когда, вспомнив грубые уколы Воргена, Лили хотела убрать руку, он повернул голову и нежно захватил губами ее пальцы.
 – Я дрался с храбрым человеком и заслуженно получил это от него. – Он тут же начал жадно целовать ее ладонь.
 Лили смотрела на него, затаив дыхание. Это был Радолф, ее злейший враг, человек, от которого она собиралась спасаться бегством, Радолф – ужас севера. Теперь он принадлежал ей.
 Лили переполнило чувство величайшего облегчения, и вместе с ним пришла невероятная нежность к мужчине, лежавшему рядом с ней. Лили за не слишком долгую жизнь научилась тщательно оберегать то, что считала своим, будь то живое существо из плоти и крови или ступка с пестиком.
 Приподнявшись на локте, она вытянулась, чтобы встретиться с ним губами. Его язык проник ей в рот, а рука, все еще соединенная с ее рукой, двинулась вниз к его паху. Лили напряглась в попытке оказать сопротивление, но он рассмеялся и еще крепче стиснул ее. Его достоинство снова отвердело, и он, похоже, весьма гордился этим.
 – Милорд, – ахнула она, когда Радолф перевернул ее на спину и оседлал.
 Подняв ее руки и заведя их ей за голову, он с удовлетворенной улыбкой на губах лишил ее возможности сопротивляться. Теперь она не могла при всем желании противодействовать его поцелуям. Но Лили к этому и не стремилась.
 – Меня взяли в осаду, – прошептала она.
 Радолф высокомерно рассмеялся:
 – Замки, которые я осаждал, всегда капитулировали передо мной. Они открывали ворота. А вы передо мной откроетесь, леди? – пошутил он с томной хрипотой. – Вы сдадитесь на мою милость?
 Вновь охваченная огнем, Лили могла лишь стоном выразить согласие.
 Когда они оба лежали, с трудом переводя дух, Радолф потянул одеяло, чтобы накрыть их наготу. Внезапно Лили почувствовала, что он напрягся, а теплая нежность вдруг обернулась холодом. Он остановил на ней темный взгляд, и, хотя его глаза оставались бесстрастными и нечитаемыми, Лили ощутила, как в нем разрастается гнев. Так она получила важное напоминание: Радолф, хотя и стал ее любовником, все же оставался самим собой.
 – Леди, вы мне солгали.
 Его голос прозвучал спокойно, словно голос палача. Лили удивленно уставилась на него. Как он мог догадаться?
 Между тем Радолф тихо продолжал:
 – Вы сказали, что были замужем и что вашего мужа больше нет в живых.
 В горле у нее пересохло.
 – Я действительно была замужем, и моего мужа больше нет...
 Радолф вытянул пальцы, и при свете дымящихся свечей Лили увидела на них темные пятна крови.
 – Вы были девственницей, – холодно констатировал он.
 Лили выдержала его взгляд.
 – Это правда, – сказала она, преодолевая смущение. – Я состояла в браке, но муж... он был бессильным. Я только называлась его женой.
 Радолф продолжал сверлить ее взглядом, словно хотел увидеть, что скрывается за ее словами, что творится в ее голове.
 – Тогда почему вы не вышли за другого? – недоверчиво спросил он. – Зачем нужно было терпеть так долго?
 Лили ничего не ответила и наклонилась вперед, чтобы прижаться щекой к его груди и услышать под толщей могучих мышц гулкие удары его сердца.
 – Я ждала тебя, – прошептала она, и это была правда.
 Когда Радолф недоверчиво рассмеялся, Лили дрожащей рукой коснулась его кожи, исследуя жесткие курчавые волосы на груди, зарываясь в них пальцами. Он не шевелился, и она чувствовала его отчужденность, его сопротивление. Вероятно, Радолф думал, что она солгала ему, и потому не доверял ей.
 Все же он не оттолкнул ее, не сделал попытки встать с постели, и Лили продолжала его ласкать. Нащупав кончиками пальцев его соски, она вспомнила, что Радолф делал с ней, и опустила голову, приникнув к одному из них ртом. Радолф судорожно втянул в грудь воздух. Поймав руками ее голову, он заставил ее замереть.
 – Леди, скажите, как вы попали в Гримсуэйдскую церковь?
 Лили улыбнулась у его груди.
 – Я искала укрытие, – прошептала она, – и нашла его.
 Он наклонил голову так, что, не имея выхода, она встретилась с ним взглядом.
 – Я послал людей в лес, о котором вы говорили, – сказал он резко. – Они все осмотрели, но не нашли никаких признаков схватки между вашим сопровождением и разбойниками.
 Ничего не отвечая, Лили молча посмотрела в его черные глаза, а затем нервно облизнула губы.
 У Радолфа из горла вырвался глубокий стон. Он зарылся руками в длинные пряди ее волос, приник к ним лицом и начал целовать шелковые локоны.
 – Ах, Лили, Лили, – простонал он. – Напрасно ты думаешь, что сделанный тобой дар смягчит меня, если я обнаружу ложь.
 Его боль придала Лили смелости. Надавив ладонями ему на плечи, она вернула его назад. Когда он снова лежал среди простыней и шкур, она склонилась над ним так, что соски ее груди слегка касались его кожи. Ее струящиеся водопадом волосы образовали над его лицом пещеру.
 – Я все же воспользуюсь этим шансом, – сказала она тихо. – Не думаю, что вы меня обидите, милорд.
 Некоторое время Радолф раздумывал, словно борясь с искушением лишить ее иллюзий, но в следующий миг увлек ее на постель, чтобы приникнуть к ее губам и забыть все, о чем они говорили.




 Глава 5


 Лили проснулась на рассвете и сразу увидела Стефана; тихо передвигаясь по шатру, чтобы не побеспокоить хозяина, он наводил вокруг порядок. Лили лежала неподвижно, пока он не ушел, после чего освободила из-под тяжелой руки Радолфа волосы и села.
 Неужели всего два дня прошло с тех пор, как она пришла в церковь, испуганная и одинокая? Теперь она стала другой, и не только телом, хотя ее конечности приятно болели, а рот был опухшим от поцелуев Радолфа. Лили стала другой мыслями и сердцем.
 Темные, болезненные воспоминания о времени брака с Воргеном теперь слегка померкли. У Радолфа не возникло с ней никаких затруднений. Значило ли это, что Ворген был не прав и ее прикосновения вовсе не лишали мужчин мужской силы? Но тогда выходит, что вина заключалась в самом Воргене?
 В сердце Лили зародились ростки надежды. Ей вдруг захотелось, чтобы история, которую она поведала Радолфу, соответствовала действительности. Как бы просто все складывалось, будь она в самом деле дочерью Эдвина Реннока! Может, стоит разбудить Радолфа и рассказать ему всю правду? Но сумеет ли она объяснить...
 Однако холодный шепот рассудка удержал ее от необдуманной поспешности. Радолф – нормандский лорд, а она отлично знала, сколь высоко эти люди чтят честь и свою преданность королю. Обуреваемый алчностью, Ворген отвернулся от короля и в итоге возненавидел себя за то, что не нашел в себе сил остановиться. Тем не менее Лили инстинктивно чувствовала, что Радолф не относится к числу людей, способных пойти на компромисс с честью или предать короля. Если она выдаст ему свой секрет и сознается, что является леди Уилфридой, он сдаст ее королю Вильгельму.
 «Напрасно ты думаешь, что сделанный тобой дар смягчит меня...»
 Когда в голове у нее снова прозвучали слова Радолфа, Лили пробрала дрожь. В любом случае ей не миновать проклятия – скажет ли она правду или солжет. Охваченная беспокойством, она больше не чувствовала радостного душевного подъема прошедшей ночи и мрачно смотрела на спящего рядом мужчину, как будто ожидая, что у него вот-вот вырастут рога или хвост.
 Радолф лежал, распластавшись на постели, прекрасный в своей строгой мужской красоте. Его крупное тело было неподвижным и в тоже время каким-то настороженным. От сна и пальцев Лили его короткие темные волосы растрепались, но лицо оставалось спокойным: морщинки у глаз разгладились, а губы чуть приоткрылись.
 Лили очень хотелось погладить шрам на щеке Радолфа и разбудить его поцелуем, но ни того, ни другого она не сделала. Занимаясь с ней любовью с неистовством, свойственным любому мужчине, он, однако, не забыл позаботиться и о ее нуждах. С раскрасневшимися щеками Лили вспомнила, как, прежде чем предаться наслаждению, он снова и снова давал ей возможность получить удовольствие.
 Интересно, смог бы Ворген заставить ее ласками вознестись на недосягаемые высоты, чтобы она забыла даже собственное имя? При условии, конечно, что обладал бы соответствующей половой потенцией. При мысли поменять местами Радолфа и Воргена Лили содрогнулась. Ворген отличался от Радолфа так же, как дождь от солнца. А Хью? Как же он? Когда-то давно Хью умолял ее позволить ему нанести ей ночной визит, и Лили по молодости лет согласилась. К счастью, ее отец догадался: что-то затевается; тогда он предупредил возможные неприятности, ожидавшие его драгоценную дочь.
 Лили рыдала, проливая слезы стыда и сожаления, как и положено упрямой девчонке, в одиночестве воспитываемой отцом после смерти матери. Теперь она могла только радоваться, что той ночью отец остановил Хью.
 А вот Радолф – неподражаемый любовник. Но спасут ли его поцелуи, если он обнаружит правду?
 Нет, конечно, нет! С чего бы? Он даже не знает, кто она, и считает ее овдовевшей нормандской леди, благодарной ему за покровительство.
 «Не думаю, что ты причинишь мне зло...»
 Лили и вправду была уверена в своих словах, когда произносила их в трепетном тепле объятий Радолфа. Зато теперь... Теперь страх холодными пальцами сжимал ее горло.
 Она пережила ночь любви и знала, что никогда ее не забудет. Но теперь ей нужно уходить. К сожалению, она не представляла, куда может направиться. Страх, что Радолф ее разоблачит, гнал Лили прочь, и этот страх имел мало общего со здравомыслием.
 Осторожно, чтобы не разбудить его, она выбралась из кровати и, трясясь от холода и мрачных мыслей, торопливо оделась. Драгоценный кинжал лежал на полу; подобрав его, Лили закрепила оружие ремешком чуть выше колена, затем, затаив дыхание и не спуская глаз с Радолфа, подхватила плащ и нащупала за подкладкой кольцо. Сунув руку в дыру, чтобы достать его, она замерла в нерешительности. Вряд ли ей удастся найти такое место, где можно спрятать это кольцо, так что уж пусть лучше остается там, где лежит сейчас.
 Бесшумно передвигаясь по шатру, Лили заметила, что вместе с холодным мясом Стефан принес воду для умывания, кусок ароматного мыла и полотенце. Воспользовавшись благами цивилизации, она задумалась о том, стоит ли заниматься приведением в порядок спутанных волос. Ночью Радолф расплел ее косу, выпустив на свободу серебряные пряди, и купал в них руки, как в мерцающем потоке.
 Услышав шорох за стеной шатра, Лили поспешно отбросила прочь сладкие воспоминания. У нее нет времени заниматься прической. Убрав волосы под плащ, она накинула капюшон и, приготовившись к побегу, в последний раз кинула взгляд на человека, лежащего на постели.
 Радолф продолжал мирно спать, вытянув длинные загорелые ноги; его сильное, мускулистое тело выглядело великолепно в обрамлении мехов, а лицо скрывалось в тени.
 Лили нервно втянула в грудь воздух, и ее охватило сожаление по поводу того, что не она управляет развернувшимися событиями. Если бы они встретились с Радолфом в другое время и при иных обстоятельствах, то могли бы полюбить друг друга.
 Подняв подбородок и решительно выпрямив спину, Лили легкой поступью устремилась к выходу, по дороге прихватив со стоявшего на столе подноса несколько ломтей черного хлеба.
 Отодвинув полог палатки, Лили выглянула наружу, в серое, стылое утро.
 Лагерь тонул в мареве дыма, и все кругом занимались своими обычными делами. Где-то смеялась женщина, била копытом лошадь, о чем-то спорили на повышенных тонах несколько солдат. У входа в шатер Радолфа стояли два стражника в доспехах.
 Лили отскочила назад.
 Конечно, Радолф не мог обойтись без охраны, и не имело значения, с какой целью он поставил ее: то ли караулить Лили, то ли охранять свой покой от вторжения посторонних. Одно ей было ясно: она теперь узница, и сбежать ей не удастся.
 Неожиданно для себя Лили вдруг испытала облегчение; у нее с сердца как будто камень свалился. Господи, она должна немедленно пресечь это безумие!
 – Он проснулся, Стефан? – донесся до нее голос снаружи.
 Лили снова осторожно выглянула наружу. В сторону палатки двигался какой-то плотный мужчина среднего роста. Начищенная до блеска кольчуга, украшенная камнями рукоятка меча, самоуверенная манера держаться – все это выдавало в нем рыцаря.
 Похожий на рьяного подросшего щенка, Стефан тотчас бросился ему навстречу.
 – Нет еще, лорд Генрих, однако вчера он сказал, что сегодня с утра мы продолжим поиски на юге. Не знаю, рассердится ли хозяин, если я его разбужу.
 Рыцарь, откинув голову назад, рассмеялся. Он был почти так же хорош собой, как Хью.
 – Пожалуй, Радолф еще больше разозлится, если ты этого не сделаешь! Ладно, малыш, позволь, я сам. К его ворчанью мне не привыкать...
 Лили торопливо отступила назад и неожиданно налетела на что-то очень большое, теплое и... голое. Радолф! Слава Богу, что она не предприняла попытки побега: он бы поймал ее так же легко, как волк зайца.
 – Осторожно, – пророкотал голос позади нее. – Склонив голову, хозяин шатра начал нежно покусывать чувствительное место на ее шее за ушком.
 – Милорд! – воскликнула Лили, дивясь, что плотский голод вспыхнул в ней с новой силой. – К вам гость.
 В тот момент, когда пришедший появился на пороге, руки Радолфа сомкнулись на плечах Лили. Поежившись, она подняла на него глаза и замерла в изумлении, поражаясь волшебному преображению его лица: обычно жесткое, оно вдруг стало молодым и беспечным.
 – Генрих! – приветливо воскликнул Радолф, выступая вперед.
 Скрытая от взгляда гостя, Лили стояла в тени большого тела Радолфа и озадаченно хмурилась. Неужели Радолфа смущает ее присутствие или он стыдится ее? Вряд ли. Он слишком высокомерен, чтобы тревожиться по поводу того, что думают о его поступках другие.
 – Твой мальчик сообщил мне, что ты собираешься на юг. Это правда, Радолф? – Желая получше разглядеть Лили, Генрих попытался заглянуть Радолфу за спину, но тот надежно загораживал ее своим телом. Собственная нагота и присутствие одетой женщины, похоже, ничуть его не заботили.
 – Да вот никак не поймаю эту ведьму, жену Воргена.
 – Жаль, что сейчас, когда север более или менее утихомирился, ты по-прежнему не можешь вернуться домой в Кревич.
 Радолф пожал плечами:
 – Я оставил достаточное количество людей, чтобы охранять мое добро от завистливых глаз. Сам я нужен королю здесь, поэтому и остаюсь.
 – А это, мой друг, – Генрих кивнул в сторону невидимой за широкой спиной приятеля женщины, – помогает тебе скрасить разлуку с домом?
 Радолф напряженно замер, его взгляд неожиданно помрачнел.
 – Я знаю, что ни одна девка не в состоянии устоять перед твоим обаянием, Генрих, но эта – моя, и только моя, – предупредил он и кликнул Стефана.
 Лили обомлела. «Моя»? В самом ли деле она была его? Не по этой ли причине он столь торопливо спрятал ее за спиной?
 – Может, они в меня и влюбляются, Радолф, но всегда разинув рот глазеют на тебя. Если ты научишься меньше хмуриться и больше улыбаться, то будешь иметь неотразимый успех. – Генрих заговорщицки подмигнул приятелю, потом перевел взгляд на Лили, и его лицо вдруг стало серьезным.
 Радолф недовольно буркнул что-то, затем повернулся к Лили и привлек ее к себе. Стащив с ее головы капюшон, он высвободил непокорные волосы, выпустив на волю вместе с ними аромат цветов и весеннего дождя.
 Лили почувствовала, как от дерзкого взгляда Генриха ее лицо запылало.
 – Возможно, леди подтвердит правдивость моих слов, – проговорил он вкрадчиво. – Что вы думаете о лорде Радолфе? Разве он не образчик успешного мужчины?
 Хотя Генрих откровенно шутил, Лили почувствовала, как напряглись руки Радолфа в ожидании ее ответа. Ей следовало бы сказать что-то легкомысленное и забавное, но жизнь ее всегда была чревата опасностями, и она не умела свободно держаться в обществе. Пока она была женой Воргена, каждое ее слово подвергалось пристальному вниманию, расчленению и осмеянию. Какие уж тут шутки! В результате Лили совсем утратила способность к остроумию.
 – Нет, милорд, – ответила она наконец. – Он – бог. Лицо Генриха покраснело от едва сдерживаемого смеха. Лили даже показалось, что он вот-вот лопнет, и она оглянулась на Радолфа.
 Сдержанно хмыкнув, Радолф еще крепче сжал Лили в объятиях, потом склонился над ней, согревая ее своим дыханием. На его лицо вновь вернулось настороженное выражение, которое тут же сменилось каким-то новым, непонятным сиянием. Лили поняла, что доставила ему удовольствие, хотя его слова низвели ее до положения чуть ли не простой «подружки» войны.
 – Леди испытывает трудности во всем, что касается правды; с какой стати мне верить ей теперь?
 Лили открыла рот, собираясь возразить, но в этот момент у входа неожиданно появился Стефан:
 – Милорд, прошу прощения, я был...
 Однако Радолф не стал тратить время на выслушивание объяснений.
 – Отведи леди в палатку Гадрен, – грубо приказал он. Ощущая на себе восхищенный взгляд Генриха, Лили шагнула в светлеющий за пологом шатра день. После теплых объятий Радолфа воздух на улице показался ей особенно стылым.
 Прикрыв глаза от солнца, она осторожно окинула лагерь внимательным взглядом. Палатки почти сливались со склоном холма, а неподвижный дым создавал дополнительную маскирующую завесу. Вокруг повозки, с которой гримсуэйдский предприниматель торговал свежеиспеченным хлебом, столпилась группа женщин, в то время как мужчины на соседнем лугу упражнялись в боевом искусстве. Неподалеку седлали большого жеребца Радолфа, готовя его для хозяина.
 Лили с тревогой подумала о том, как долго он собирается отсутствовать и что будет с ней. Впрочем, если его ревнивая забота что-то да значит, ей нечего бояться. Вот только...
 В отсутствие Радолфа она могла бы сбежать. Да, сказала себе Лили, подавляя дрожь сожаления, потрясшую ее до глубины души, именно это она и сделает.
 – Идемте, леди. – Бросив на нее нетерпеливый взгляд, Стефан быстро зашагал по утоптанной дорожке, и Лили последовала за ним, вдыхая странную смесь витавших в воздухе ароматов, включавших запах лошадиного навоза, горящих костров и хлеба. В желудке у нее давно уже урчало, и она понадеялась, что у Гадрен найдется чем перекусить.
 Если сегодня ей в самом деле представится возможность бежать, то она предпочла бы сделать это на сытый желудок.
 Радолф натянул чистую пару брюк и рубаху, а Генрих сел за стол и начал без стеснения угощаться завтраком, в то время как Радолф с неодобрением наблюдал за ним. Он сознавал, что Генрих всего лишь забавляется, глядя на его отношение к Лили, но ничего не мог с собой поделать. Едва он увидел, какими глазами приятель смотрит на нее, как тут же ощутил бешеный приступ ревности, от которого, казалось, у него задымились подошвы.
 – Так эта дама находится под твоим покровительством? – хмыкнул Генрих после короткого объяснения Радолфа. – А ты не боишься при таких обстоятельствах... пользоваться прелестью ее неотразимых чар?
 Выплеснув на голову остатки уже остывшей воды, Радолф взял полотенце, которое еще хранило запах Лили, и в нем тут же снова вспыхнуло жаркое, нетерпеливое желание.
 В его ушах все еще звучали ее слова. Хотя он сознавал, что Лили всего лишь отвечала Генриху, но говорила она не улыбаясь. Впрочем, Анна лгала ему не моргнув глазом. Уж лучше совсем не верить женщинам и не давать воли чувствам... как бы ему ни хотелось обратного.
 – Эй, друг, ты что, никак не проснешься? Или у тебя мозги высохли?
 – Она пряталась в церкви, – быстро ответил Радолф. – Я пытаюсь припомнить ее историю.
 – Припомнить историю? – Генрих понимающе закивал.
 Не обращая на него внимания, Радолф присел к столу и, наполнив едой серебряное блюдо, налил в кружку изрядную порцию эля.
 – Лили – дочь одного из вассалов графа Моркара, Эдвина Реннока. По ее словам, она гостила в Шотландии, а когда услышала, что мятеж Воргена подавлен, отправилась домой с отрядом вооруженной охраны. В лесу к северу от Гримсуэйда на них напали, и она спаслась, укрывшись в церкви, где я ее и обнаружил.
 Прекратив есть, Генрих с любопытством посмотрел на приятеля:
 – А ты как будто не очень-то веришь в ее версию...
 – Вот именно, не верю. Я отправил отряд обыскать лес, но следов борьбы не нашлось.
 – А лес большой?
 – Не особенно. Что-нибудь должно было остаться и подтвердить правдивость ее слов. Где тела и другие свидетельства сражения? Или все тщательно убрали? Но с какой целью?
 – Может, из страха, что ты предпримешь ответные меры? – подсказал Генрих.
 Радолф поморщился.
 – Вряд ли эта история правдива. Она не та, за кого себя выдает. Дочь вассала? Брось, дружище, ты же прекрасно разбираешься в людях, и что же ты видишь, когда смотришь на эту даму?
 Радолф ответил не сразу. Когда он смотрел на Лили, его мысли были направлены совершенно не на то, о чем сейчас шла речь. Как мог он объяснить Генриху радость, которую испытал прошлой ночью в ее объятиях, или передать то глубокое удовлетворение, которое чувствовал каждый раз, проникая в нее, ощущая под собой дрожь и трепет ее тела?
 Впрочем, Генрих прав: у него высохли мозги. От его решений зависит слишком много жизней, и ему давно пора взять себя в руки.
 – Она в самом деле производит впечатление леди, воспитанной в благородном доме, однако я научился не доверять глазам. К тому же что-то в ней меня настораживает.
 – И что же это, Радолф? Поделись со старым другом.
 Радолф колебался. Он ощущал в Лили какое-то внутреннее беспокойство, страх, который она всеми силами старалась скрыть. Возможно, она боялась его? Большинство людей перед ним трепетало, и такая реакция представлялась ему естественной. Этим она ничем не отличалась от других, и все же...
 – Она слишком горда для дочери простого вассала, – заявил он наконец, – хотя я знавал многих таких дам, которым особенно-то и гордиться было нечем.
 Генрих расхохотался.
 – На всякий случай я опросил кое-кого из деревенских жителей здесь, в Гримсуэйде, и они подтвердили, что Эдвин Реннок действительно имеет белокурую дочь, молоденькую и хорошенькую.
 – Ну в таком случае это не она! Эта девушка – просто красавица!
 Радолф пропустил замечание приятеля мимо ушей.
 – Они, правда, не упоминали, что дочь Реннока была замужем, однако Лили сказала, что ее мужа уже нет на свете, так что, возможно, это не так уж важно. Что до ее одежды, она скорее практична, нежели богата.
 – Разумная девушка не станет одеваться в самое лучшее, отправляясь в такое опасное путешествие, и к тому же, возможно, все пожитки находились на другой лошади, которую увели разбойники. Ты ее об этом не спрашивал? – поинтересовался Генрих.
 Радолф нахмурился:
 – Какая разница? Я никуда ее не отпущу, пока не узнаю правду.
 – А пока будешь ею наслаждаться? – Генрих сделал изрядный глоток эля.
 Радолф пожал плечами, словно данный предмет его больше не волновал.
 – Что ж, она довольно мила.
 На лице Генриха снова появилась улыбка, и Радолф понял, что так и не смог одурачить друга своим притворным безразличием. Генрих знал его с детства – тогда он появился в их доме в Нормандии, чтобы получить воспитание рыцаря.
 Видимо, не желая больше выпытывать у Радолфа столь тщательно оберегаемые им секреты, Генрих наконец сменил тему:
 – По дороге на север я встретил лорда Кентона...
 Радолф замер.
 – Он присутствовал за столом у короля в Йорке, где я остановился на пути к тебе. Кентон – темная лошадка: улыбается, а глаза остаются холодными. А еще он вьется вокруг молодой жены, как влюбленный юноша...
 Радолф не заметил презрения в тоне Генриха и, не прерывая еды, спросил:
 – Ну и как поживает его жена?
 Генрих ответил не сразу; некоторое время его глаза изучали непроницаемое лицо друга. Выходит, боль еще не прошла. Неужели Радолф никогда не простит себя? Неужели горечь и самобичевание никогда не отпустят его?
 Наконец он пожал плечами.
 – Жена сейчас с ним в Йорке; она по-прежнему хороша собой и все еще умело скрывает свою истинную натуру в компании других людей. Кстати, – он взглянул на бесстрастные черты Радолфа и вздохнул, – она справлялась о тебе и просила передать привет, причем дважды напомнила мне об этом. 
 Радолф усмехнулся:
 – Тщеславие женщины не знает границ!
 На мгновение он увидел под собой красивое лицо с янтарными глазами. Вот они расширились и отвели взгляд в сторону... Его наполнило отвращение к себе, к ней, и он захлопнул дверь перед потоком нежеланных воспоминаний.
 – С меня довольно дурных новостей, Генрих. Лучше скажи, зачем тебя прислал король.
 – В качестве подкрепления. Вероятно, он полагает, что его Меч устал. – Генрих улыбнулся, желая немного смягчить свои слова. – Я должен взять на себя управление землями Воргена, пока Вильгельм не решит, кому их передать.
 – Бедный, заброшенный край, – пробормотал Радолф. – Люди в поте лица трудятся, чтобы вырастить урожай и прокормить себя и свою скотину. Подобные трудности вызывают недовольство; Воргену ничего не стоило найти тех, кто пожелает присоединиться к его мятежу. Они здесь слишком далеки от Лондона и никогда не думали, что их смогут достать длинные руки Вильгельма.
 Генрих зевнул:
 – Деревня – это, может, и хорошо, мой друг, но я предпочитаю проводить время при дворе.
 Радолф покачал головой;
 – Ты одерживаешь победы языком, Генрих, в то время как мне приходится постоянно упражнять руку. В этом состоит разница между нами.
 – Разница в том, что, когда я уже встал, ты все еще валялся в постели! – быстро возразил Генрих, и губы Радолфа растянулись в улыбке.
 Морщинки вокруг его глаз разгладились, твердая линия рта смягчилась. Возможно, этой загадочной женщины ему как раз и не хватало в жизни. Что ж, он заслужил хоть немного счастья. Если она та, за кого себя выдает, Радолф не отпустит ее от себя.
 А если нет?
 Внезапно Генрих понял причину, по которой Радолф не желал расследовать это дело. Его друг боялся того, что мог раскопать! И все же правда, как бы она ни была горька, лучше лжи. Радолф имел перед глазами пример отца, страдавшего в раю дураков. Неужели и он теперь намерен идти тем же неверным путем?
 – Ты говоришь, что направляешься на юг? – задумчиво справился Генрих. – Как далеко лежат земли Моркара? Три дня пути? Почему бы не взять девушку и не отвезти к любящему отцу? Реннок, вероятно, с ума сходит, и ты окажешь ему неоценимую услугу. Если выяснится, что она та, за кого себя выдает, ты сможешь продолжить свое праздное времяпрепровождение. В Англии не найдется человека, который осмелится отнять женщину у Меча Короля.
 Радолф поморщился.
 – Давай, дружище, это отличный план. Я продолжу твою охоту на жену Воргена и присмотрю за ее землями. Всего два дня понадобится тебе, чтобы добраться до Реннока, но зато твоя совесть успокоится.
 Радолф задумался. Пожалуй, его приятель прав: лучше уж сразу разузнать о Лили всю правду. Но тогда откуда это страшное внутреннее сопротивление? Словно он заранее предвидел, что не такую правду хотелось бы ему услышать. Вот и его отец тоже отказывался признавать правду... Нет уж, ему негоже следовать тем же путем!
 Как только он подумал об этом, к нему сразу же пришло чувство успокоения. Лили могла оказаться кем угодно: лгуньей, сбежавшей женой, английской шпионкой, соратницей жены Воргена. Список неприятных возможностей можно было продолжать до бесконечности. Но, кем бы она ни была, у него еще есть время, чтобы насладиться ее обществом, прежде чем они прибудут в Реннок, можно многое успеть... 
 Радолф коротко кивнул, выражая этим свое согласие, но Генрих заметил, что в этом жесте не было искренности.
 В палатке Гадрен Лили снова обдало запахом дыма и козлиного сыра. Хозяйка встретила гостью оживленным щебетанием на языке своей родины, и Лили оставалось лишь время от времени кивать головой, чтобы делать вид, что она слушает гостью.
 На самом деле ее слишком занимали собственные мысли, чтобы уделять внимание болтовне Гадрен.
 Он что, действительно бог? И почему она это сказала? Хотя мужчины посчитали ее слова шуткой, высказывание это сполна выдавало глубину ее чувств. Более того, Лили знала, что Радолф уловил в ее реплике правду, хотя подозревал, что в остальном она лжет.
 Скоро он уедет, решила Лили, и тогда она составит план побега. Другого такого шанса ей не представится. Как только Радолф вернется, он тут же снова пошлет за ней. Тогда смириться с расставанием с каждым моментом будет все труднее, а опасность выдать себя – все реальнее. Она не могла рисковать.
 – Твои мысли где-то далеко, моя прелесть.
 За ней внимательно наблюдала пара светлых глаз норвежки. От улыбки ее круглое лицо стало еще шире.
 – Мне есть что обдумывать, матушка.
 Гадрен понимающе кивнула:
 – У лорда Радолфа жуткая репутация, леди, но вы не должны верить всему, что слышите.
 Сама того не желая, Лили тоже улыбнулась:
 – Неужели он ягненок, за которым можно покорно следовать? Сомневаюсь.
 – Все зависит от того, кто задает этот вопрос, – хитро ответила Гадрен.
 – Говорят, – произнесла Лили задумчиво, – что у него нет ни сердца, ни души, что он убивает, чтобы утолить жажду крови, и ничего не признает, кроме власти своего короля. А еще он так же холоден и жесток, как меч в его руках.
 – Мало ли что люди болтают. Радолф – великий воин, это правда, и он – умный и справедливый лорд. Не могу говорить за других, но знаю, что моему Олафу он щедро платит за работу. У нас есть сухое и теплое жилище, и наш стол ломится от еды. В Кревиче люди тоже не жалуются, что у лорда нет сердца: они сыты и согреты и всегда рады хозяину, когда он возвращается домой.
 Лили смущенно потупилась:
 – Вы почти заставили меня поверить, матушка, что ваш лорд – великий человек.
 – Так оно и есть, леди. Еще я слышала, что он – превосходный любовник...
 К щекам Лили прихлынула краска. Неужели в лагере все уже знают о прошедшей ночи? Скорее всего да – ведь здесь трудно что-либо скрыть. Иначе и быть не может. Иноземцы в чужой стране всегда держатся вместе и обмениваются информацией для безопасности, а также из чувства родства.
 – Вы не поняли... – забормотала Лили, но тут ее перебил гортанный голос снаружи:
 – Лили?
 Расширившимися глазами она взглянула на Гадрен. Если она промолчит, притворившись, что ее нет в палатке, Радолф просто войдет и вытащит ее силком.
 – Благодарю вас, матушка. Я не забуду вашу доброту.
 Гадрен проводила ее взглядом, и понимающая улыбка осветила ее лицо.
 Радолф стоял снаружи; его волосы были тщательно причесаны; лицо чисто выбрито. Лили стало трудно дышать. Что ж, это к лучшему, что он уезжает – этот человек представлял большую опасность для нее, чем все норманны, вместе взятые.
 – Я пришел за вами, леди, – спокойно сказал Радолф и протянул ей руку.
 Лили машинально сделала то же и почувствовала, как его пальцы сомкнулись вокруг ее запястья. В его темных глазах засверкали искры, и Лили тут же захотелось прижаться к нему, словно она была одиноким слабым существом; однако ей все же удалось заставить себя сохранять дистанцию.
 – Олаф сказал, что вы говорите на языке далекого севера. – Радолф нахмурился. – Положим. Ну и откуда вы знаете этот язык? – Его вопрос прозвучал неожиданно жестко.
 «Скажи ему правду, – нашептывал Лили предательский голос. – Помнишь, что говорила Гадрен? Добрый и справедливый лорд выслушает тебя и все поймет. Скажи ему сейчас! Не медли!»
 Однако Лили лишь неуверенно покачала головой, и Радолф решил, что ее жест обращен к нему.
 – Леди, вы испытываете мое терпение, – сурово произнес он. – Я жду ответа.
 Над ними, на склоне холма, приготовления к отъезду близились к завершению. Лили заметила, что и ее кобыла уже оседлана и как будто ждет хозяйку.
 Она резко повернулась к Радолфу:
 – Кажется, вы собираетесь взять меня с собой?
 – Кажется, я задал вам вопрос...
 Лили ничего не оставалось, как только сдаться.
 – У меня была служанка, говорившая на этом языке; она меня ему и обучила.
 Лили солгала лишь наполовину – она и впрямь когда-то имела норвежку в услужении, но языку научилась от матери.
 Радолф продолжал хмуриться.
 – Я отвезу вас домой, к отцу.
 Лили словно окаменела; ее бледная кожа стала еще бледнее. Однако уже в следующий миг она улыбнулась, словно услышала самую радостную новость, какую только могла услышать.
 – Отец будет рад меня видеть. – Ее голос прозвучал совершенно спокойно. – Мы с ним так давно не виделись...
 Радолф протянул руку и убрал с ее лица выбившуюся из прически прядь.
 – И запомните, леди, – сказал он резко. – Я жду не дождусь момента, когда вы снова окажетесь в моей постели.
 Разумеется, он ждал, что она посетует на его дурные манеры или убежит, как испуганная лань, однако вместо этого Лили лишь легонько провела пальцами по тыльной стороне его ладони.
 – Во мне тоже все горит, милорд.
 Ладонь Радолфа с силой схватила ее руку.
 – Берегитесь, леди; если вы лжете, да хранит Бог нас обоих!




 Глава 6


 Лошади уже били копытами, и Лили беспокойно ждала, когда отряд приготовится выступить в путь. Они уезжали налегке; большую часть армии Радолф оставил в Гримсуэйде дожидаться своего возвращения, тогда как управление землями Воргена взял на себя лорд Генрих.
 «Моими землями», – подумала Лили с горечью.
 Она решила совершить побег задолго до того, как они прибудут к Ренноку, но не представляла, как это сделать: Радолф не спускал с нее глаз, а когда его не было поблизости, за ней неотрывно наблюдали его солдаты.
 Все же Лили надеялась, что подходящий момент рано или поздно настанет, и тогда... Одного момента ей будет достаточно. Местность по пути из Гримсуэйда в Реннок изобиловала холмами; времени у нее также вполне хватало. При первой же подвернувшейся возможности она приведет свой замысел в исполнение.
 – Милорд!
 Лили подняла взгляд и увидела приближающихся солдат, которые что-то тащили; когда они бросили к ногам Радолфа тело человека, она в ужасе отшатнулась.
 Длинные каштановые волосы мужчины были спутаны, туника разорвана, штаны заляпаны грязью; на руке его краснела промокшая от крови повязка. Человек был, судя по всему, мертв.
 – Мы нашли эту крысу в хижине в деревне, – сообщил один из солдат, когда достаточно отдышался. – Вероятно, это один из тех бунтовщиков, которые напали на нас ночью. У одного из них был топор, которым он чуть не отсек мне ухо. Я пронзил его своим мечом, но не видел, как он упал.
 – Должно быть, уполз куда-то умирать, – хмыкнул другой солдат и смачно сплюнул.
 Радолф тронул коня и подъехал ближе. – Переверните его.
 Солдаты перевернули тело на спину, и Лили сжалась, ее пальцы вцепились в поводья.
 Она чувствовала, как по ней скользит, словно норовя выведать ее секреты, пронзительный взгляд Радолфа, оставляя за собой теплую дорожку. Атмосфера между ними, казалось, наполнилась звоном скрытых тайн. «Из-за вас, леди, во мне горит кровь», – сказал он ей раньше. Будет ли он так же пламенеть, когда выведает ее тайну?
 Наконец Радолф отвернулся, и с губ Лили сорвался тихий вздох облегчения. Она искоса взглянула на мертвого мужчину и тут же отвела взгляд. Один из людей Хью. Если, как утверждал солдат Радолфа, он прошлой ночью принимал участие в атаке...
 У Лили от напряжения заболела шея. Присутствие людей Хью в Гримсуэйде противоречило всем известным ей сведениям. После гибели Воргена Хью со своими людьми бежал за границу, в Шотландию, чтобы обезопасить свое будущее, но прежде он пришел за ней.
 Растолкав фрейлин Лили, Хью, спотыкаясь, влетел в ее покои; всегда грациозный, на этот раз он поразил ее своей неловкостью. Взглянув в его красивое лицо, Лили с удивлением увидела, что оно постарело и побледнело от усталости и безысходности. Он предал ее отца, когда присоединился со своими солдатами к Воргену, и вот теперь потерпел поражение.
 Хью встал перед ней на колени, и, когда он склонил голову, она увидела, что золотистые волосы слиплись от крови. Через несколько мгновений он поднялся и, взяв ее дрожащую руку, вложил ей в ладонь маленькую тяжелую вещицу.
 Опуская взгляд, Лили уже догадывалась, что увидит. Золотое кольцо еще хранило тепло руки Хью, но оно не согрело холодной ладони, потому что в этот момент Лили поняла: возвращение кольца могло означать только одно – Ворген мертв.
 Хью коротко сообщил ей, что битва проиграна и мятеж подавлен, а Радолф одержал победу, но Лили не слушала его; в ее голове билась только одна мысль: она свободна! Ее душа, столь долго томившаяся в плену, воспарила, чтобы тут же снова опуститься на грешную землю. Ворген умер, но вместе с концом его алчных устремлений пришла новая и, возможно, более страшная угроза.
 Как жена Воргена, она могла бы примкнуть к тем, кто остался у нее от прошлой жизни, но вскоре их тоже разобьют и уничтожат. Радолф заберет ее земли, а возможно, и жизнь.
 Лили смутно ощущала на себе обнимавшие ее руки Хью, прикосновение его усов, щекотавших щеку, навязчивый, приторный запах смерти и войны, исходивший от его волос и одежды.
 – Я собираюсь за границу, – торопливо проговорил он. – Едем со мной, Лили, пока еще не слишком поздно.
 Да, да, скорее бежать, подумала она.
 – Король Малькольм был другом твоего деда; он предоставит нам убежище. Это еще не конец, Лили! Мы снова соберем армию и возвратимся, чтобы обратить норманнов в бегство!
 Хью говорил с напором и злостью; на мгновение он показался ей все тем же мальчиком, которого она когда-то любила и за которого собиралась выйти замуж. Но когда Лили взглянула ему в глаза, то поняла, что все его эмоции были притворством. Хью потерпел поражение; они все потерпели поражение.
 Лили медленно подняла голову и огляделась вокруг. Она увидела своих людей; все они смотрели на нее, и в их глазах читался страх. Их надежды и их будущее зависели теперь от нее, от нее одной. Если она сбежит, что станете ними? Лили была всем, что у них осталось, всем, что отделяло их от окончательной погибели. Они не стремились участвовать в войне Воргена, точно так же, как она не стремилась стать его женой. И они не могли поджав хвост бежать за границу, бросив свои дома, свой урожай, свои семьи.
 Возможно, в конце концов ей все же удастся добиться для них хоть какого-то мира? Вот только она не сможет сделать этого, прячась в Шотландии.
 Лили медленно покачала головой:
 – Я не могу поехать с тобой, Хью. Я нужна здесь.
 Его лицо скривилось от боли.
 – Они убьют меня, если я останусь! – воскликнул Хью. – И тебя тоже!
 Бросив на него презрительный взгляд, Лили выпрямилась.
 – Значит, так тому и быть.
 Тогда она видела его в последний раз. То, что часть людей Хью осталась в Нортумбрии, вызвало поток вопросов, размышлять над которыми у Лили не было времени. Голос Радолфа, прорвавшись сквозь прошлое, вернул ее к реальности, сразу напомнив, где она находится и какому риску подвергается.
 Нормандцы по-прежнему недоуменно смотрели на распростертое тело.
 – Узнал ли его кто-нибудь из деревни? Кто-нибудь просил его выдать?
 Ответом Радолфу было молчание. Наконец один из солдат угрюмо произнес:
 – Нет, лорд Радолф. Никто из тех, с кем мы разговаривали, не признался, что видел его прежде.
 – Они боятся. – Капитан Жервуа наклонился к Радолфу. – Боятся, что вы их накажете, если выяснится, что они поддерживают мятежников Воргена. Но если они будут поддерживать вас, то их накажут мятежники.
 Радолф кивнул.
 – Когда вернемся из Реннока, нужно будет позаботиться о нашей репутации. Лорд Генрих любит говорить, что, когда горячие головы остывают, войну выигрывает звонкая монета.
 Жервуа мрачно усмехнулся:
 – Да, господин. Лорд Генрих часто бывает прав. Радолф искоса посмотрел на своего капитана. Жервуа был сыном нормандского наемника и находился при Радолфе с 1066 года, когда за участие в битве при Гастингсе король Вильгельм даровал своему Мечу огромные поместья в Кревиче.
 Кревич служил для Радолфа источником радости, но он создавал большие проблемы. Многие смотрели на любимца короля завистливыми глазами, и Радолф нуждался в преданных людях, которые помогли бы ему сохранить обретенное состояние. Жервуа проявил себя преданным и умелым воином; к тому же в отличие от Генриха он не был особо тщеславен.
 Радолф и сам был когда-то таким, как Жервуа. Превосходное владение мечом позволило ему узнать собственную силу и почувствовать себя непобедимым, но теперь это его больше не радовало. В который раз он поймал себя на мыслях о Кревиче. Вероятно, в возрасте тридцати трех лет он уже состарился и устал. Ему хотелось увидеть, как по пшеничному полю гуляет теплый ветер, вдохнуть запахи лета...
 И еще ему больше не хотелось жить одному, даже в раю. Он видел на лошади прямо перед собой женщину, чувствовал ее теплое тело, слившееся с его телом, ласкал ее светлые волосы, струящиеся по его плечу, целовал ее обращенное к нему раскрасневшееся лицо, озаренное улыбкой...
 – Может, мне стоит остаться в лагере и загнать их в угол? – предложил Жервуа.
 Радолф ощутил невольную досаду. Ему пора прекратить все это, выкинуть ее из головы! Он знал примеры, когда люди гибли из-за секундной потери бдительности; и знал, как проигрываются сражения из-за невозможности сосредоточиться. Если Жервуа почувствует, что он чересчур углублен в себя, то начнет задумываться об уходе к другому лорду, который будет понадежнее и не отправит его на верную смерть.
 – Нет, – ответил он резко, – пусть этим занимается лорд Генрих. А мы, когда вернемся, разгребем что останется. До Реннока всего два дня пути, так что не стоит мешкать.
 Когда маленький отряд отправился в путь, никто не заметил усталого человека в коричневой сутане. Отец Люк, скрываясь в тени деревьев, не спускал взгляда с понурой головы Лили; лишь когда всадники, отъехав на изрядное расстояние, скрылись в клубах поднятой копытами пыли, он повернулся и направился прочь.
 Солнце чередовалось с проливными дождями, и Лили не знала, что лучше – сырость промокшего плаща или парящее тепло. Чем дальше лошадь уносила ее от родной земли, тем стремительнее один безумный план сменялся в ее голове другим, не менее безумным планом.
 Откуда взялось тело человека Хью? Возможно, он принадлежал к последней горстке повстанцев, которые, потеряв лидера, решили пожертвовать собой в попытке прогнать норманнов с севера? Вряд ли. Подобное объяснение казалось Лили неправдоподобным. Олаф сказал, что повстанцы вели наблюдение за лагерем, и когда норманны их обнаружили, то загнали всех в ловушку.
 Может, эти люди высматривали ее?
 Лили не заметила, как ее кобыла замедлила шаг, и очнулась только после того, как к ней подъехал один из охранявших ее солдат:
 – Леди, вы не должны отставать.
 Тронув лошадь, Лили заставила ее двигаться быстрее. В любом случае мятежники не могли знать, что Лили в лагере, если только отец Люк не сказал им. Уж не на это ли он намекал, говоря, что очень скоро она снова будет среди друзей? Может, эти люди пытались освободить ее из нормандского плена, чтобы получить нового предводителя?
 Эта идея ее испугала. Она не желала становиться во главе еще одного бессмысленного бунта, который ничего не принесет ее народу, кроме горя. Лили хотела мира, и единственный способ обрести его состоял в переговорах с нормандскими завоевателями.
 Что ж, у нее уже есть недурное начало. То, что она переспала с их вождем, разве не идет в зачет? Впрочем, она никогда не пошла бы на это, чтобы завоевать доверие Радолфа! Да и о каком доверии тут можно толковать, когда Лили не сказала ему ни одного слова правды. Если бы она сделала это, он тут же взял бы ее в плен и доставил к королю!
 Лили рассеянно посмотрела на дорогу. Если люди Хью пытались вырвать ее из рук норманнов, чтобы поставить во главе своего обескровленного повстанческого отряда в надежде, что в их ряды затем вольются свежие силы, тогда ее побег определенно будет им на руку. И никто, кроме нее, не остановит их.
 Лили начала прислушиваться к разговору своих спутников, надеясь услышать что-нибудь полезное. Поначалу солдаты держались скованно, но по мере продолжения путешествия они привыкли к ее присутствию и уже без стеснения обменивались всевозможными замечаниями, обсуждая свои обыденные заботы: как чистить боевое снаряжение и сапоги, насколько годится окружающий рельеф для погони или засады, как тоскуют они по женщинам, которые ждут их дома.
 Постепенно Лили поняла, что и капитан Радолфа, Жервуа, также наблюдает за ней; время от времени он справлялся, не хочет ли она пить или есть, не устала ли и не желает ли, чтобы они ехали помедленнее. Лили не знала, действовал ли он по приказу Радолфа или заботился о ее благополучии по каким-то иным причинам. Может, он полагал добиться ее благосклонности и таким образом большего расположения Радолфа; подобные вещи часто происходили, когда она была женой Воргена. Его люди соперничал и друг с другом, борясь за ее внимание, пока не поняли, как мало власти она имеет, чтобы что-либо для них сделать.
 Но возможно, это все же было распоряжение Радолфа, ибо несколько раз Жервуа подъезжал к нему и о чем-то с ним разговаривал. Время от времени он отъезжал, углубляясь в окрестности, и по возвращении докладывал командиру об обстановке.
 Радолф скакал во главе отряда. Порой он оборачивался и, обводя отряд зорким взглядом, казалось, проверял каждую деталь. Однажды он даже заменил ее охрану, но саму Лили как будто не замечал. Она была для него лишь важной деталью какого-то плана, о которой не следовало забывать.
 Возможно, он уже забыл ночь, проведенную ими вместе, и свои слова в то утро. Теплая щедрость его любви в один миг обернулась холодным расчетом. Вероятно, подобно Воргену, Радолф обладал способностью отсекать эмоции, когда того требовала ситуация; его рослая фигура в шлеме, громоздкая от доспехов, представляла собой воплощение холодного, безжалостного воина. Боевая машина. Радолф, Меч Короля.
 Это имя ему отлично подходило.
 Лили поежилась. Она никак не могла объяснить себе его поведение. Обычно эмоции составляли неотъемлемую часть ее существа, и она не могла включать и выключать их по собственному усмотрению. Как бы она ни старалась принимать решения бесстрастно, у нее это не слишком получалось. Всеми ее поступками повелевало сердце, хотя порой не без участия головы. Но если возникал конфликт между одним и другим, то сердце неизменно одерживало победу.
 Если бы женщины правили миром, сказала она себе, то люди не знали бы, что такое кровопролитие. Женщины лучше понимают ценность жизни, ибо именно они дают ее миру, заботятся о ней, лелеют ее. А что может знать Радолф о страданиях других людей? Какие заботы его тревожат?
 Лили столь глубоко погрузилась в свои мысли, что не заметила, как окружающий ландшафт изменился. Скалистые образования и неровный рельеф уступили место покатым холмам и лесам из высоких буков.
 Вскоре они спустились по склону в долину, и тут прозвучала команда остановиться.
 Лили вскинула голову, чтобы понять, что происходит впереди.
 Среди гладких камней струился, поблескивая серебром, узкий ручей. Берег с одной его стороны порос склонившимися над водой деревьями, пестрыми от мхов и лишайников, в то время как другой, открытый, зеленел травой.
 Радолф отдавал распоряжения, хотя все и без него знали, кто чем должен заниматься; они это делали постоянно, бороздя Англию вдоль и поперек, пока Меч Короля усмирял англичан, принуждая их покориться нормандскому владычеству.
 Разбив лагерь, солдаты развели костры и занялись приготовлением ужина. Люди, развалясь на траве, ели и пили, устроив себе настоящий отдых. Но атмосфера беспечности была обманчивой. На главенствующей высоте Радолф выставил караул, и оружие свое ратники держали на расстоянии вытянутой руки.
 Лили сидела в середине лагеря на плоском валуне рядом с рябиной. Она уже перекусила хлебом с сыром, которые принес ей капитан, и теперь пила из чашки холодную воду из ручья.
 Неожиданно Жервуа присел рядом с ней. Его лицо, обрамленное копной желтых волос, хранило выражение напряженной настороженности. Усердие капитана несколько удивляло Лили: она находилась в окружении солдат и убежать от них никак не могла. Только глупец отважился бы на это.
 Сняв тяжелый плащ, Лили достала гребень из оленьего рога, собираясь расчесать волосы, которые непослушными прядями сбегали по ее спине и плечам, в то время как лицо обрамляли кудряшки коротких локонов. Ей приходилось расчесывать каждую прядку по нескольку раз, и каждый раз, глядя по сторонам, она замечала, что мужчины тщательно отворачивали от нее взгляды.
 Один Радолф не спускал с нее глаз и хмурился. Все же, не обращая внимания на его устрашающий вид, Лили продолжала приводить себя в порядок, слушая, как в ветвях рябины запела коноплянка, соревнуясь с черными дроздами за звание самого сладкоголосого певуна.
 Улыбнувшись, она допила воду из чашки и сладко потянулась. Солнце грело ее спину, и, хотя на небе еще оставались серые тучи, ливни прекратились.
 На какой-то миг прошлое померкло, и все, что случилось с ней за прошедшие четыре года, показалось Лили далеким сном. Она почувствовала себя молодой, и на сердце у нее стало удивительно легко. Слишком долго она несла тяжкое не по годам бремя и только теперь не без удивления вспомнила, что ей едва минуло двадцать. Легкий прохладный ветерок взметнул вверх шелковый плащ Лили, и ей вдруг захотелось смеяться.
 Внезапно она ощутила рядом присутствие Радолфа; сняв кольчугу, шлем и тунику, он расправил плечи, и дыхание ветра разгладило на его широкой, рельефной от выступающих мышц груди влажную от пота рубашку. Короткие, до колен, брюки плотно облегали его стройные бедра и могучие ноги. Проходя между своими людьми, Радолф останавливался то тут, то там, чтобы перекинуться словом, выслушать жалобу или отпустить шутку. Лили знала, что солдаты испытывали перед ним благоговейный трепет, но теперь она убедилась, что они его любили. Каждый, к которому он обращался, поднимал выше голову и распрямлял спину. Гадрен права: за такого предводителя они будут биться насмерть.
 Внезапно подняв глаза, Радолф перехватил ее взгляд и понял, что она за ним наблюдает. Лили вздрогнула, однако он как ни в чем не бывало тут же переключил внимание на своих людей.
 И все же что-то произошло.
 Лили задержала дыхание. Ее сердце гулко забилось. Радолф только делал вид, что просто переходит от одного человека к другому; на самом деле он с каждым шагом снова приближался к ней. Сердце подсказало Лили, что в действительности именно она была объектом его интереса. 
 С чего бы это вдруг? До сих пор он едва замечал ее присутствие. Теперь же, когда кольцо постепенно сжималось, она чувствовала себя как беззащитное животное, на которое ведется охота.
 По телу Лили прошел озноб, она с трудом подняла руку, чтобы собрать в пучок волосы и заплести косу, и почувствовала, как дрожат ее пальцы.
 Наконец он оказался рядом. Темные ресницы Лили мгновенно опустились, скрывая глаза – она боялась, как бы он не прочел в них правду. На память ей вдруг пришло все, что они делали прошедшей ночью в его постели, и ее сердце громко заколотилось в груди; Лили даже испугалась, как бы Радолф не услышал его яростного стука.
 Он стоял перед ней гигантской темной тенью на фоне грозового неба – легендарный воин, чье имя никогда не будет забыто. Но не по этому Радолфу Лили испытывала настоящее томление. Ей нужен был другой Радолф, который нежно держал ее в объятиях, даря ее телу волшебные ласки до тех пор, пока она не перестала принадлежать себе, безоглядно отдавшись ему.
 – Милорд?
 Жервуа стоял рядом в растерянности, по-видимому не понимая, что от него требуется.
 – Ступай и смени караул, – тихо приказал Радолф. С облегчением кивнув, капитан удалился.
 Лили постаралась собрать воедино разбегающиеся мысли. Он стоял слишком близко, и она улавливала его свежий мужской запах. Ворот его рубашки был расстегнут. Ее глаза скользнули по плоскому животу к шнуркам, удерживающим брюки, и ниже, где между ног топорщилась ткань. От ее внимания его мужское достояние стало наливаться кровью, в ответ на что у нее немедленно набухла грудь, а затвердевшие соски отчетливо проступили под тканью платья.
 Пораженная предательством собственного тела, Лили исподлобья взглянула на Радолфа. Ее щеки зарделись, и она молила лишь об одном – чтобы он ничего не заметил.
 Но было уже поздно. Его взгляд на мгновение застыл, а когда он поднял глаза, Лили опалило пламя, бушующее в их глубинах. Она не знала, что видеть ее во всем великолепии стало для Радолфа испытанием, от которого его кровь мгновенно вскипала. Он стремился к ней, как пловец, подхваченный потоком, стремится к берегу.
 Борясь с собой, Радолф не мог оторвать взгляд от Лили, от нежного изгиба ее шеи и округлости груди. В паху у него все пульсировало и горело. Ему хотелось запустить руки в волну ее волос, прижаться к ним губами и крепко держать, погружая в нее свое тело.
 Несколько дней Лили проведет в Ренноке у своего отца, дальнейшее скрывал мрак неизвестности. Слишком мало времени выпало ему побыть с ней, в то время как она стала луной для его океана, притягивая его к себе слабой, но неодолимой силой.
 Радолф знал, что проиграл свою битву, а теперь, похоже, даже утратил волю притворяться.
 – Идем! – Он протянул ей руку.
 Лили подняла на него глаза:
 – Милорд?
 Но Радолф не мог тратить время на объяснения и рывком поднял ее на ноги, отчего Лили тихо вскрикнула.
 Он торопливо пошел вперед, таща ее за собой, и его люди торопливо уступали им дорогу.
 «Они думают, что он собирается убить меня, – предположила Лили, – и, может, он это и сделает».
 По скользким камням они перебрались через мелководный ручей и шли до тех пор, пока ветки деревьев над их головами не образовали сплошной покров, сквозь который с трудом пробивался солнечный свет.
 – Радолф! – Лили в очередной раз оторвала подол платья от цепких шипов кустарника. Камешки и обломки сучьев, врезаясь в кожу, причиняли боль ее нежным стопам; волосы, на приведение в порядок которых она потратила столько времени, лезли в глаза.
 Резко повернув, Радолф прижал ее к себе и припал губами к ее губам. Обхватив ладонями ягодицы Лили, он дал ей сполна ощутить всю степень своего нетерпения.
 Лили ахнула, но тут же обмякла, наконец осознав причину его внезапной грубой резкости. Он не злился, он просто хотел ее, хотел с отчаянным, необузданным нетерпением.
 Но и она тоже хотела его.
 Обвив руками его шею, она прильнула к нему. Ее губы раскрылись ему навстречу, и язык нетерпеливо заметался в неутолимой жажде упиться его вкусом.
 Застонав, Радолф схватил ее за талию, чтоб вместе с ней упасть на колени на мягкий, толстый ковер из листвы. Над ними залилась звонкой трелью коноплянка, и буки тихо зашелестели на прохладном ветерке.
 Разомкнув губы, они некоторое время только тяжело и отрывисто дышали. Может, они молились? Поразившись нелепости ситуации, Радолф чуть не рассмеялся. Что подумают его люди о своем командире, который, потеряв голову от похотливого желания, поволок девушку в лесную чащу?
 Но не уподоблялся ли он своему отцу, делая из себя дурака?
 Эта мысль охладила Радолфа настолько, что он едва сдержался, чтобы не оттолкнуть ее. В этот момент Лили положила ему на плечи свои легкие, как крылья бабочки, руки и, прильнув к нему, подняла губы ему навстречу. Радолфа вновь окатил рокочущий вал желания, и он склонился к ней, а она еще плотнее прижалась к нему. Сквозь ткань рубашки он ощутил твердость ее налитых сосков. Радолф заключил в ладонь одну из крепких округлых форм и почувствовал, что Лили дрожит. С ее губ сорвался стон. Если он немедленно не завладеет ею, то лопнет.
 Не заботясь о влажном грунте и еще более влажных листьях, Радолф сел на землю и оперся спиной о ствол дерева. Теперь он мог завладеть ею – быстро и без помех. Эта мысль показалась ему очень соблазнительной, но ему хотелось, чтобы и она получила удовольствие от совокупления не меньшее, чем он. И еще он хотел как можно дольше продлить эти минуты.
 Обхватив Лили за талию, Радолф притянул ее к себе, усаживая верхом на колени. Медленно и умело его теплые сильные руки проникли под подол ее сорочки, лаская и нежа шелковистую кожу, исследуя завитки и углубления плоти.
 От наслаждения Лили застонала и потянулась к нему, однако Радолф, обхватив ее за бедра, заставил ее замереть.
 – Нет, – прошептал он. – Вы слишком нетерпеливы, леди, ваш черед еще не пришел.
 Руки Радолфа гладили, ласкали и нежили ее до тех пор, пока у Лили голова не пошла кругом. Затем его пальцы скользнули в ее кудряшки между ног и погрузились во влажное тепло.
 Это было уже слишком. У Лили все поплыло перед глазами, ее губы приоткрылись, а он наблюдал за ней, и его глаза мерцали сквозь полуопущенные ресницы. От внутренней борьбы, связанной с преодолением желания, его лицо напряглось...
 Потянувшись к нему, Лили прижалась губами к его губам и почувствовала, как он вздрогнул. Его поцелуй углубился в тот момент, когда палец еще немного внедрился в ее тепло. Ахнув, Лили затрепетала, как подстреленная птица, опьяненная ощущениями, которые он в ней пробуждал. Двигаясь, палец повторял движения его языка во рту.
 Вскрикнув, Лили достигла апогея и, дрожа, впилась пальцами в грудь Радолфа. Он подождал, пока она успокоится, нежно поглаживая ее по спине и плечам, а затем поднял вверх ее платье и сорочку и наклонился вперед, чтобы поцеловать обнаженную грудь. Языком он пощекотал чувствительную кожу сосков, и Лили застонала. Зарывшись пальцами в его волосы, она притянула его голову ближе к себе.
 Внезапно он отстранился и, глядя в ее затуманенные страстью серые глаза, улыбнулся.
 – Теперь твой черед, – прошептал он.
 Когда Лили поняла его намек, нежная краска залила ее лицо. В какой-то момент в ее памяти пронеслись воспоминания о Воргене, пробудив горечь и сомнения, посеянные им в ее сердце. Он называл ее прикосновения отравой и мерзостью...
 Теперь она очень хотела дотронуться до Радолфа.
 Медленно, осторожно пробежала она руками вверх по его груди под рубашкой, поднимаясь к плечам. Под коричневой кожей бугрились на груди мускулы. Она подалась вперед, желая осыпать его грудь поцелуями. Жесткая волосяная поросль щекотала ей нос. Кончиком языка Лили покружила вокруг сосков и затем по груди спустилась вниз к твердой плоскости живота.
 Радолф застонал. Ему, очевидно, нравились ее прикосновения и поцелуи! Эта мысль придала ей храбрости.
 Пальцы Лили нащупали завязанные на поясе шнурки, но поначалу она медлила. Радолф нагнулся над ней, чтобы осыпать горячими поцелуями ее лицо и шею. Окончательно осмелев, она потянула за шнурки...
 Как только узел развязался, она стащила штаны вниз, чтобы увидеть... Увидеть то, чего так не хватало Воргену.
 Тогда она не представляла, что происходит с мужчиной, возжелавшим женщину. Радолф чуть-чуть отклонился назад, и Лили помедлила. Ее пальцы были прохладными по сравнению с кожей его живота. Вновь она вспомнила Воргена... это случилось помимо ее воли.
 – Продолжайте, леди. – От глубокого, томного голоса Радолфа по ее телу прокатилась волна дрожи. – Дотроньтесь до меня.
 Рука Лили поползла вниз и осторожно сомкнулась вокруг его твердости. Он был гладкий и большой, словно железо, обтянутое бархатом. Когда она слегка сжала ладонь, Радолф снова застонал и закатил глаза. Лили немедленно ослабила хватку и собиралась уже отпустить его, когда почувствовала, как поверх ее руки легла его ладонь, возвращая ей присутствие духа.
 – Я очень тебя хочу! Потрогай меня, почувствуй. Все это для тебя. Я – твой.
 Лили повиновалась.
 – Вам нравится, когда я это делаю, милорд? – прошептала она.
 Уловив удивление в ее голосе, Радолф связал его с ее девичьей робостью.
 – Да, Лили, – пробормотал он со смехом. – Мне это очень нравится. Но мы еще не закончили.
 Радолф знал, что, если она продолжит свои ласки, он взорвется. Нежно взяв ее руки, он положил их себе на шею, потом он наклонился вперед, чтобы поцеловать ее, и в то же время обнял ее за талию, приподняв с уютного места на коленях.
 Прислонившись к его плечам, Лили испуганно вскрикнула. При виде неуверенности в ее глазах он улыбнулся. Его глаза пламенели огнем. Невероятно медленно он начал опускать ее, пока кончик его плоти не скрылся в светлых кудряшках ее лобка. Взглянув вниз, Лили затаила дыхание. Он снова ее приподнял, затем опустил, потом снова приподнял и опустил, повторяя движения снова и снова, с каждым разом все глубже и глубже погружаясь в ее тепло.
 Губами Радолф отыскал ее грудь и, взяв в рот, пососал сначала один, потом другой сосок. Лили вскрикнула, изгибаясь ему навстречу и откидывая назад голову. Ее волосы шелковой волной рассыпались по плечам. Когда он наконец полностью вошел в нее, Лили потянулась к нему, оставляя на его лице и шее легкие поцелуи.
 Радолф еще крепче обхватил ее бедра, и его движения стали нетерпеливее. Ладони Лили гуляли по его груди. Она дрожала и задыхалась, в то время как он стремился проникнуть к самому ядру ее существа. Между ними разлился плотный и горячий океан наслаждения. Лили вцепилась в его плечи, словно боялась, что ее оторвут от него и унесут прочь ураганные ветры.
 Когда волна конвульсий вознесла их на вершину, Радолф внимательно взглянул на нее.
 Он не произнес ни слова, но Лили показалось, будто она услышала его безмолвную клятву: «Что бы ни случилось потом, в этот момент ты – моя».
 Силы вдруг оставили Лили, и она рухнула на Радолфа, припав щекой к его груди. Его теплое дыхание колыхало ее волосы.
 – Что бы потом ни случилось, – прошептала она.




 Глава 7


 Лили приподняла лицо к солнцу, давая отдых затекшей спине и ногам. Непрерывная езда в седле утомляла; к тому же она обнаружила, что натерла кожу в самых неожиданных местах... хотя у нее могли быть и другие причины для повышенной чувствительности.
 Прошлой ночью они разбили лагерь на укрытом с одной стороны склоне холма, и Радолф взял Лили в свой шатер. Тепло его рук было все, в чем она нуждалась, когда они лежали вместе в темноте. Он обращался с ней так, словно испытывал в ней такую же потребность, как в еде и питье. Познав его, ее тело начинало ощущать трепет предвкушения, едва он к ней приближался. Ее соски твердели, и между ног сочилась влага.
 Радолф чувствовал то же, она в этом не сомневалась.
 Подняв глаза, Лили ощутила на себе его взгляд. Не видя его в тени, она тем не менее знала, какие эмоции им владеют.
 Желание. Страсть.
 Радолф хотел ее.
 Она вздохнула и беспокойно поерзала в седле. Как могла она позволить норманну проникнуть в себя? Близость с таким человеком – откровенное безумие! Желание, испытываемое ею, было чревато опасными последствиями. Отец Лили погиб на войне. Возлюбленный юности предал ее ради удовлетворения собственных амбиций. Из своего ограниченного опыта она знала, что на таких мужчин, как Радолф, нельзя полагаться и нельзя им доверять. Она не собиралась еще раз сближаться с кем-либо из них, и все же...
 Радолф был человеком чести, нормандским лордом, принесшим присягу верности своему королю. Еще он был человеком контрастов, объединившим в себе свет и тьму, человеком куда более сложным и противоречивым, чем рисовали его мифы. Сочетание силы и уязвимости, властности и настроения Лили находила неотразимым, ее тело тосковало по нему, как растрескавшаяся от засухи земля сохнет без воды.
 В итоге Лили попала в ужасную ситуацию. Узы желания привязали ее к мужчине, который – узнай правду о ее личности – должен будет передать ее в руки короля. Прошло уже два дня, и теперь каждый час неумолимо приближал их к Ренноку... и разоблачению.
 Отряд Радолфа не спеша продвигался вперед, частенько останавливаясь, позволяя всем наслаждаться хорошей погодой. Когда Лили спросила Радолфа, почему они не торопятся прибыть в Реннок, он лишь рассмеялся:
 – Неужели есть необходимость спрашивать, леди? Или вы чересчур любите лесть?
 Лили вскинула подбородок.
 – Если бы у меня не было необходимости, я бы не спрашивала.
 Радолф провел пальцем по ее щеке. Ее гордость как будто забавляла его.
 – Это ты мешаешь мне выполнять мой долг.
 У Лили потеплело на сердце, и ее губы сложились в обольстительную улыбку.
 – Сколько же дней вы отмерили себе на это развлечение, милорд? И что будет со мной, когда они истекут?
 Эти же вопросы Радолф задавал и себе, но ответов по-прежнему не находил.
 – Трудно сказать. – Он тоже заставил себя улыбнуться. – А ты сегодня чересчур задумчивая.
 Лили отвернулась, наблюдая за ястребом, одиноко парившим над каменистым утесом.
 – Я думаю о Ренноке...
 Радолф ехал рядом с ней в молчании, изучая ее идеальный профиль и мягкие завитки светлых волос, пляшущими пружинками обрамлявшие ее лицо. Лили не была похожа ни на одну из женщин, которых он знал прежде. Подобной красоте присуще определенное тщеславие, ожидание немого обожания со стороны мужчин, но Лили вела себя так, словно не подозревала о своем совершенстве. В ней не было застенчивости, но не было и кокетства.
 Если бы Радолф встретил ее в другом месте, а не в стенах Гримсуэйдской церкви, где она пряталась, он бы охотно поверил ее рассказу, но обстоятельства их встречи делали его подозрительным и осторожным. Только ложась с ней в постель, он забывал о своих сомнениях.
 – Расскажи мне о своем отце.
 Его вопрос удивил Лили, но она не подала виду. Ястреб упал камнем вниз, исчезнув за низкорослыми деревьями, а она все продолжала смотреть в его сторону, надеясь дождаться возвращения птицы.
 – Эдвин Реннок – человек добрый, но твердый. Он хороший отец и надежный вассал.
 – А ты – хорошая дочь?
 Лили улыбнулась:
 – Конечно.
 – Послушная?
 – Да.
 – Любящая?
 – Да.
 – Благодарная?
 Все еще улыбаясь, Лили взглянула на него:
 – Почему вы спрашиваете меня об этом, милорд? Хотите пожаловаться ему на мои недостатки?
 Радолф нахмурился:
 – Я бы не осмелился, миледи. Это вы можете составить список моих недостатков. Я обращался с вами с куда меньшим почтением, чем вы того заслуживаете.
 Лили с удивлением увидела в его глазах признаки не только раскаяния, но и высокомерия.
 – Вы сожалеете, что переспали со мной, или вас угнетают обстоятельства того, как это случилось?
 – Вы были девственницей.
 – Я была вдовой. Откуда вам было знать, что я все еще невинна?
 – Мне следовало догадаться. – Он действительно выглядел огорченным. – По правде сказать, Лили, я уже тогда не мог себя обуздать. Нет, я не сожалею, что переспал с тобой, но жалею, что все произошло в такой спешке.
 – Не надо, – прошептала она и положила руку ему на бедро. – Между нами вспыхнул огонь, и ни один из нас не мог затушить его иным способом.
 Радолф перевел взгляд на ее руку, и Лили ощутила, как его и без того крепкие мышцы еще больше затвердели. Она говорила в прошедшем времени, но они оба знали, что и сейчас этот огонь не погас и по-прежнему горит ярким пламенем.
 – Что будет, когда мы достигнем... когда я буду дома? – спросила она тихо и сама удивилась своему вопросу.
 Она знала, что будет. Всему когда-нибудь приходит конец. Просто ей хотелось еще немного продлить игру, внушить себе, что она и впрямь дочь Эдвина Реннока и Радолф везет ее домой. Тогда она смогла бы спросить себя, достаточно ли сильно его желание, чтобы ему пришла в голову мысль оставить ее при себе. Может, он захотел бы навещать ее по мере обстоятельств? Завернуть в Реннок, побыть часок и снова уехать?
 Лили вздрогнула. Нет, не этого она хотела. Если уж продолжать мечтать, то мечтать так, как ей хочется. А ей хотелось, чтобы Радолф всегда был с ней.
 И все же это смахивало на безумство. Этого не могло быть. Только ребенок мог поверить в такое, а Лили уже давно выросла. Она мечтала о Радолфе, это правда, но ей не следовало предаваться мечтам, ибо если она сдастся, то погубит себя.
 – Что случится, когда мы приедем в Реннок? – повторил ее вопрос Радолф и сам ответил: – Я не знаю, Лили.
 – Милорд!
 Радолф повернулся и увидел Жервуа; успокоив взмыленную лошадь, капитан подъехал к нему вплотную, чтобы сообщить новости. Все время, пока они разговаривали, их лица оставались серьезными.
 Лили с любопытством наблюдала за ними. Радолф смотрел куда-то промеж ушей своего коня и хмурился, а затем Жервуа отъехал от него. Прошло несколько минут, но он по-прежнему хранил молчание. И тогда Лили осмелилась нарушить тишину:
 – Вас что-то гнетет, милорд?
 Радолф бросил на нее непроницаемый взгляд:
 – Как сказать, Лили. Никогда не мешает быть осторожным в любых делах.
 По ее спине побежали мурашки. Он что, предупреждает ее? Внезапно ее собеседник показался ей невероятно далеким. Что сказал ему Жервуа?
 Пришпорив лошадь, Радолф понесся галопом в авангард отряда. Как по сигналу, Жервуа немедленно занял его опустевшее место.
 – Что-то произошло? – обеспокоилась Лили, хотя не надеялась получить подобающий ответ. – Вы долго отсутствовали...
 Отсутствие Жервуа она заметила еще накануне, но ей не пришло в голову поинтересоваться, куда он делся... Неужели они ей так и не скажут, что происходит?
 – Успокойтесь, миледи. – Жервуа вскинул светлые брови. – Просто я решал одну головоломку, но теперь все пойдет по плану.
 – Вы боитесь нападения?
 Жервуа смерил ее задумчивым взглядом.
 – Было бы неосмотрительно и глупо нападать на отряд столь хорошо вооруженных воинов.
 – Тем не менее лорд Радолф остается начеку.
 Жервуа улыбнулся, и его лицо вдруг помолодело.
 – Он никогда не теряет бдительности, и это делает его очень хорошим солдатом. К тому же он никому и ничему не доверяет.
 Еще одно предупреждение?
 Похоже, подозрительность была второй натурой Радолфа, и не только в том, что касалось выполнения долга; он относился к числу людей, которые никогда не раскрываются с легкостью, и он столь же рьяно оберегал свои эмоции, с какой оберегал ее.
 И он же занимался с ней любовью с таким неистовством, словно умирал с голоду.
 Однако все это не меняло ее намерения сбежать, прежде чем они достигнут Реннока. Если она этого не сделает, правда раскроется тотчас, как только они въедут в ворота замка.
 Почти сразу же после этих событий Радолф значительно усилил охрану Лили. За каждым шагом ее кобылы следил особый конвой. Солдаты с суровыми лицами не спускали с нее глаз и не позволяли ей ни на секунду скрыться из виду. При таких обстоятельствах невозможно было даже помышлять о побеге. Тревога Лили разрасталась. От напряжения у нее начали болеть плечи и шея, а под глазами легли тени, ибо она то и дело обшаривала взглядом окрестности в поисках любой удобной возможности.
 В полдень они снова сделали остановку, но на этот раз, когда Радолф нашел Лили, он не потянул ее в кусты, чтобы заняться с ней любовью. Поймав пальцами ее подбородок, он повернул к себе ее лицо и, пристально глядя ей в глаза, нахмурился так, что его темные брови сурово сошлись на переносице.
 – Прошлой ночью вы должны были ответить мне отказом, – пробормотал он. – Вам следовало отдохнуть.
 Лили нервно рассмеялась.
 – Милорд, хочу ли я сказать вам «нет»? – пошутила она.
 Радолф улыбнулся и провел пальцем по ее подбородку, в то время как его рука незаметно соскользнула вниз, под плащ, чтобы нежно заключить в ладонь ее грудь. Лили судорожно втянула в себя воздух. Ей надо было отодвинуться, но она не имела на это сил. От его ласк у нее закружилась голова.
 Опьяненная, она уже готова была отдаться ему, как вдруг он наклонился ближе к ней:
 – Мы совсем рядом с Ренноком, леди. Вы почти дома.
 Радолф неподвижно смотрел на нее, словно оценивая реакцию. Лили сглотнула и спокойно кивнула, в то время как ее сердце бурно заколотилось от страха и ярости. Неужели он ласкал ее лишь для того, чтобы затем смутить и застать врасплох? Неужели он в действительности столь вероломен и жесток?
 – Если мы поторопимся, то прибудем туда к ночи, – продолжал Радолф у самого ее уха, – но, боюсь, вы устали. Неподалеку отсюда расположен Трайерский монастырь; сегодня мы переночуем там, и у вас будет кровать, а завтра вы вернетесь домой, к своему отцу.
 Отсрочка. Что ж, пусть хотя бы это. Вот только не заметил ли он искры облегчения в ее глазах?
 – Благодарю вас, милорд.
 Радолф кивнул и, отойдя от нее, приказал седлать коней. Итак, монастырь будет ее последним шансом. Завтра по пути в Реннок Радолф еще больше усилит бдительность.
 – Прошу вас, леди.
 Солдат подвел ей кобылу, и Лили, поставив ногу на его ладонь, легко вскочила в седло. Ожидая, когда все будут готовы выступить, она ничего вокруг себя не видела. Сегодня она непременно должна бежать и навсегда расстаться с Радолфом, который возненавидит ее за этот обман. Разумеется, он подумает, что она его использовала, но Лили ничего не могла с этим поделать. Сбежав, она уже не сможет оправдаться. Лили не сожалела о том, что случилось между ними; ее беспокоило только одно: она никогда не сможет заставить его понять, что обстоятельства не имеют никакого отношения к ее любви. Моменты нежности были для нее островами затишья в огромном холодном море, но теперь настало время снова встретиться со штормами.
 До монастыря они добрались только поздно вечером. Трайер представлял собой бедное, жалкое сооружение из дерева и камня; постройки, казалось, тонули в углублении между окружающими холмами. Аббат, лишь недавно назначенный на должность норманнами, был весьма рад оказать гостеприимство Радолфу и его отряду.
 Лили знала, что этот монастырь относится к ордену Святого Бенедикта, а его обитатели именуют себя черными монахами. Как и обитатели других святых обителей, монахи Трайера сами обеспечивали себя продуктами и пекли хлеб. Еще они имели небольшое стадо коров и занимались изготовлением собственного сыра. На склоне холма раскинулся крохотный виноградник, из плодов которого давили вино.
 Лили получила возможность попробовать его, когда вместе с Радолфом и аббатом они сели ужинать. Аббат, хотя и был стар и строг лицом, рассказывал о своем доме в Нормандии с тоской ребенка, соскучившегося по матери. Нортумбрию же он находил суровой и жестокой.
 – В этом краю нет никакой цивилизации, его населяют язычники. – Монах поморщился. – Король Вильгельм должен относиться к ним строже, лорд Радолф, если хочет их усмирить. Они, как непослушные дети, нуждаются в твердой дисциплине.
 – Не думаете ли вы, ваше преподобие, что даже непослушные дети скорее откликнутся на доброту, чем на строгость? – спросила Л или.
 Аббат неподвижно уставился на нее близорукими глазами, и Лили пожалела, что не промолчала, как обычно делала это за столом Воргена. Но когда старик ответил, то его ответ прозвучал скорее удивленно, чем сердито.
 – Неужели вы сочувствуете мятежникам, миледи?
 Лили улыбнулась своей обаятельной улыбкой, в то время как внутри ее расцвело опасное чувство свободы.
 – Ни война, ни те, кто ее разжигает, не вызывают у меня симпатии. Я считаю... – Она сделала паузу. Аббат и Радолф внимательно слушали ее: один – с любопытством, другой – с явным неодобрением. – Я считаю, что на севере пролилось достаточно крови. Теперь мы могли бы жить в мире, если бы король дал нам такую возможность.
 – Если вы полагаете, что король Вильгельм – поджигатель войны, то ошибаетесь, леди, – пробурчал Радолф. – Вильгельм хочет мира, как и вы. Его казна и настроение в равной степени страдают из-за того, что он и дня не может прожить в своем королевстве, не опасаясь мятежа. Вы считаете его жестоким, но эта жестокость вызвана самим народом.
 Аббат кивнул седой головой:
 – Пора призвать этот народ к порядку!
 – Вероятно, так было в прошлом. – Лили наклонилась к Радолфу, словно говорила с ним одним. – Но разве сегодня нельзя остановить жестокость? Среди мятежников есть готовые прислушаться к разумным словам... По крайней мере я так считаю. Разве англичане и норманны не могут жить в мире?
 Радолф прищурился:
 – Пока жена Воргена сеет смуту, мира не будет.
 – Леди Уилфрида? – Ее имя, произнесенное вслух, заставило Лили замереть в ледяном молчании, но аббат как будто не заметил ее реакции и спокойно продолжал: – Я слышал жуткие истории о ее жестокости, милорд. Ее сравнивают с волчицей, пожирающей собственных детей.
 Радолф внезапно повернулся.
 – Так вы ее знаете? – полюбопытствовал он вкрадчиво.
 Неподвижный взгляд гостя заставил аббата поежиться, и он торопливо покачал головой:
 – Нет-нет, я не знаю ее. Но зато я могу заглянуть ей в сердце.
 Радолф пожал плечами.
 – Все о ней слышали, но никто ее не знает, – пробурчал он. – Я поневоле начинаю верить, что она ведьма, которая может исчезать и появляться по собственному усмотрению!
 У аббата округлились глаза, и он перекрестился.
 – А я слышала, – заявила Лили, чувствуя опьянение от собственной храбрости, – что Ворген держал жену взаперти, скрывая от мира. Она была его наградой и его пленницей.
 Радолф отхлебнул вина, но ничего не сказал.
 – Все говорят об Уилфриде так, как если бы она была дочерью дьявола, но, как вы справедливо заметили, милорд, никто из разносчиков этих слухов не видел ее и не говорил с ней. Возможно, она совсем не такая ужасная, какой ее изображают в россказнях. Возможно, и она устала от войны...
 Глаза Радолфа впились в Лили, но она все же сумела заставить себя сохранять спокойствие, в то время как его темный взгляд проникал все глубже в ее сердце, пока у нее не началось головокружение. Наконец, когда она решила, что он уже знает все ее сокровенные тайны, Радолф пожал плечами и уставился в кубок с вином.
 – Вы просто не понимаете, о чем речь. Я знал Воргена, потому что сражался с ним при Гастингсе. Он был преданным солдатом, и это жена превратила его в предателя.
 Пораженная его слепотой, Лили недоуменно захлопала ресницами, но при воспоминании о жизни с Воргеном в ней закипел гнев. Боль и унижения, страдания ума и тела – вот что ей пришлось перенести, находясь рядом с этим человеком. Она с трудом сумела подавить эмоции, для чего ей понадобилось все ее самообладание.
 И все же Лили чувствовала, что должна хотя бы попытаться заставить Радолфа очнуться ото сна. Может, это было глупо, но ей хотелось, чтобы потом, когда она уйдет он все же увидел истину.
 – Люди меняются, – мягко заметила она. – Вероятно, Ворген, которого вы знали, тоже изменился. Алчность, как болезнь, способна поразить любого. Ворген отправился на север по поручению короля и в конце концов возомнил, что сам может стать королем. По крайней мере... именно это я слышала о нем.
 – И все же мы должны быть бдительны, чтобы не впасть в грех стяжательства, – наставительно произнес аббат; после обильного возлияния он явно утратил интерес к разговору, и его голова безвольно склонилась на грудь.
 Неподвижно глядя на него, Радолф задумчиво поигрывал ножкой своего кубка. Он предпочитал думать, что Уилфрида поймала Воргена в свои сети подобно тому, как злобный паук заманивает в паутину беспомощную муху. У него уже сложилось свое представление о ней: черноволосая, с горящими глазами, она улыбалась и, глядя людям в лицо, говорила одно, в то время как подразумевала другое. Уилфрида в его представлении стала Анной, и он ее от души ненавидел.
 – От кого вы слышали подобную ерунду? – холодно осведомился он, едва сдерживая гнев. – Или ваш отец, леди, замешан в государственной измене?
 Испугавшись выражения его глаз, черных и яростных, как грозовое небо над холмами вокруг цитадели Воргена, Лили покачала головой.
 – Вы выступаете в защиту Уилфриды, – продолжал Радолф, наклоняясь к ней. – Это неспроста.
 Стараясь не поддаваться страху, Лили снова покачала головой:
 – Нет, милорд, я просто высказываю свои мысли. Разве женщинам при дворе короля Вильгельма запрещено иметь собственное мнение? Я слышала, что король в восторге от своей супруги и всегда прислушивается к ее советам.
 – Матильда – это другое дело...
 – Но почему? – Лили чувствовала, что не может больше молчать. – Матильда – женщина, такая же, как Уилфрида, такая же, как я. Разве нельзя относиться справедливо, без предвзятости и к женщинам, и к Воргену?
 Лицо Радолфа почернело.
 – Вы не понимаете, о чем говорите, леди. Это сугубо мужские дела. Не вмешивайтесь в то, в чем не разбираетесь, и учтите – я уже сделал свои выводы. Жена Воргена – наказание севера; она будет схвачена и доставлена к королю для справедливого и беспристрастного наказания.
 По спине Лили пробежал холодок; ответ, готовый сорваться с языка, застрял у нее в горле.
 Гневный голос Радолфа разбудил задремавшего аббата, и он тут же попытался включиться в разговор:
 – Я знавал вашего отца, милорд! Замечательный был человек, исключительно щедрый, особенно к нашему ордену. Он просил, чтобы после смерти мы о нем молились, дабы сократить его пребывание в чистилище. Да, чудесный человек. Вы должны гордиться им и следовать по его стопам!
 Радолф повернулся к аббату, и что-то в его лице заставило старика вздрогнуть. Он вдруг замолчал, испуганно шевеля губами, затем неуверенно произнес:
 – Простите, милорд, я не хотел вас обидеть...
 Но Радолф уже отвернулся; его гнев мало-помалу улегся. Вместе с ним ушел из глаз и красный туман. Он напомнил себе, что старик не мог знать о размолвке, происшедшей между ним и отцом. Теперь ему следовало бы извиниться и исправить положение, но он так и не смог подобрать соответствующих слов. Рана в его душе еще не затянулась. Возможно, она никогда не заживет. Эта рана была его болью, о существовании которой знали немногие. К несчастью, за прошедшие годы эта боль стала его неразлучной спутницей.
 И все же его куда больше разозлили спокойные возражения Лили. Она обвиняла его в отсутствии беспристрастности и поучала, как вести себя с мятежниками! Ни одна представительница слабого пола прежде не смела соваться нос в его дела, так что попустительствовать этому он не собирался и впредь. Хотя Лили возбуждала в нем неистовый, неутолимый голод, она была всего-навсего женщиной. Тем более он не имел права доверять ей после того, что обнаружил Жервуа.
 А что, если она права?
 Прозвучавший где-то в отдалении голос сильно смахивал на голос Генриха. Ехидный, докучливый придира. Радолф поморщился. Разве она может быть права? Он знал Воргена, но не знал Уилфриды. Мог ли он опорочить порядочного человека и поверить в невиновность мятежной, вероломной женщины?
 Но почему леди Уилфрида напомнила ему Анну? Возможно, он позволил ненависти к одной женщине повлиять на мнение о другой.
 Радолф попытался припомнить Воргена более четко, отбросив прочь рыцарскую браваду и чувство товарищества, объединявшее их в Гастингсе, и вдруг воспоминания неприятно поразили его сделанным открытием.
 Ворген выиграл у своего товарища меч. Вещица была изумительная, с рукояткой, украшенной изумрудами, рубинами и золотой филигранью, а лезвие казалось острее, чем язык сплетника. Ворген говорил, что меч достался ему по справедливости, но Роджер – тот, кому оружие принадлежало раньше, утверждал, чем Ворген смошенничал, и жаловался каждому, кто был согласен его выслушать. Так продолжалось, пока он не погиб, нарвавшись на засаду.
 Впрочем, и после этого разговоры не утихли. Друзья Роджера говорили, что он погиб не от рук солдат Гарольда Годвинсона, но от собственного меча, которым орудовали жадные лапы Воргена. Поскольку обвинения не смолкали, Радолф провел расследование, но Ворген все яростно отрицал, и дело в конце концов закрыли за отсутствием доказательств.
 Теперь эта история невольно заставила Радолфа задуматься, но он тут же постарался отбросить сомнения. Завтра они прибудут в Реннок, а сегодня... Ночь уже стояла у порога, и он не мог отменить свой план, даже если бы захотел.
 Итак, пусть будет что будет. Чем ни завершится грядущая ночь, возможно, он сидит здесь с Лили в последний раз, в последний раз смотрит на нее наяву, а не в мечтах. Здесь он не может взять ее в свою постель: похоть являлась грехом, который аббат явно не одобрит. «Пусть это будет моим наказанием за то, что я привез ее в монастырь, чтобы осуществить задуманное, – подумал Радолф с тоской. – Теперь я могу только смотреть на нее, но не имею права прикасаться».
 Он взял руку Лили и поднес кончики пальцев к своим губам, затем перевернул ладонью вверх и снова прижался к ее руке губами.
 Его голос, прозвучал хрипло и проникновенно, когда он неожиданно сообщил:
 – Завтра я доставлю тебя к отцу.
 Лили не отводила от него глаз, не смея говорить, не смея дышать. От слез у нее перехватило горло.
 – Миледи? – Он стиснул ее тонкую ладонь в своей большой ладони. Она увидела в его темных глазах свое отражение, печальный бледный призрак, но по-прежнему хранила молчание. В мерцании свечей ее серые глаза казались огромными. – Миледи, я знаю, что у вас есть секрет. Почему вы не хотите мне довериться?
 Глупо спрашивать. Он понял это сразу, едва слова сорвались у него с языка. Как могла она довериться ему, когда он только что продемонстрировал, что не в состоянии слушать ее, не закипая тут же от гнева? И все же он хотел, чтобы она ему доверилась, этого требовала его гордость, этого жаждало его сердце!
 Некоторое время его темные глаза вглядывались в глубину ее серых, и наконец Лили тихо усмехнулась. Чуть поколебавшись, она погладила его по виску, отодвигая со лба черную прядку коротких волос.
 – Милорд, я уже доверилась вам, и даже больше, чем вы себе представляете.
 Ее дрожащие губы изобразили улыбку, и Радолфу понадобилось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не наклониться и не поцеловать ее, не забыться в сладостном вкусе ее губ. Это было больше чем желание – его грудь пронзила ужасная боль.
 «Сумасшествие», – прошептал разочарованный скептик где-то в глубине его сознания, но Радолф не обратил на него внимания. В этот момент он бы с радостью утонул в глазах Лили.
 В этот момент аббат громко чихнул, и Радолф со вздохом откинулся назад, создавая между собой и Лили приличествующее расстояние; при этом он заметил, что в глазах Лили сверкают слезы.
 – Не пора ли вам, леди, на покой? – ворчливо заметил монах. – Вы, должно быть, устали после изнурительного пути и нуждаетесь в отдыхе. Я приготовил для вас в своем доме отдельную комнату.
 – Благодарю вас. – Лили исподлобья взглянула на Радолфа.
 – Я и мои люди разместимся в помещениях для гостей, – ответил он на ее молчаливый вопрос.
 Лили покорно склонила голову.
 – Я действительно устала и готова удалиться прямо сейчас. – Она встала, и Радолф поднялся вместе с ней. Поднеся ее руку к губам, он тихо произнес:
 – Спокойной ночи, леди.
 Его теплое дыхание опалило ее кожу, и Лили не сдержала вздоха. Блеск в его глазах говорил о желании обладания, о нетерпеливом томлении, но, возможно, она видит его в последний раз. Слезы, наполнившие ее глаза, грозили перелиться через край и хлынуть потоком по щекам. Лицо Радолфа вдруг утратило четкость, и она сморгнула, чтобы прояснить зрение.
 – И вам того же, милорд.
 Уходя следом за провожатым, она даже не обернулась. «Доверься мне», – сказал Радолф. Как ни странно, она была почти готова сделать это, но его гнев, его непоколебимое упрямство в отношении Воргена заставили ее понять, насколько это опасно. Как в игре на удачу, она не смогла бы просчитать результат до последнего момента, и тогда, возможно, было бы уже поздно.




 Глава 8


 Сопровождающий вел ее через небольшой двор, когда звон колоколов на часовне возвестил о начале вечерней молитвы. Лили остановилась и, чтобы успокоиться, сделала несколько глубоких вдохов. Темный небосвод над ней сверкал множеством звезд, но сегодня их красота казалась ей далекой и холодной.
 Отгоняя прочь желание расплакаться, она покачала головой. Когда Радолф узнает о ней правду, он ее возненавидит и будет только рад, что она ушла. Она обманула его и должна понести за это наказание.
 Лили судорожно вздохнула. У нее еще будет предостаточно времени, чтобы предаваться горю. Заставив себя собраться, она впервые за все время появления в монастыре огляделась.
 От маленького двора отходило несколько открытых сводчатых проходов; за одним из них Лили увидела в лунном свете обнесенный стеной огород, а за другим – угловатой формы башню с воротами. Вот они, ее пути на свободу.
 – Миледи?
 У двери ее терпеливо поджидал монах, и Лили послушно последовала за ним.
 Предоставленная ей комнатка была узкой и без излишеств; в ней находились кровать, распятие да сальная свеча, но после предыдущих ночевок это место показалось Лили дворцом. Когда монах ушел, она устало опустилась на тюфяк. Несмотря на невероятную усталость, она сознавала, что не должна смыкать глаз. Ей следует дождаться, когда все уснут, и отправиться на конюшню. Там она найдет свою кобылу и ускачет отсюда.
 Подальше от Радолфа.
 Ее сердце заныло, но был ли у нее другой выход? Многочисленные вопросы все еще продолжали роиться в ее голове, но ответ приходил только один. Она должна сегодня же бежать и никогда больше не встречаться с Радолфом.
 Время тянулось нестерпимо медленно. Постепенно в монастыре все стихло, и Лили решила, что норманны уснули. Радолф, разумеется, спит вместе с ними. Во сне его суровое лицо делалось открытым и незащищенным.
 Ее глаза обожгло слезами, но на этот раз она позволила им скатиться вниз по щекам, и от соли у нее защипало губы. Дрожащими пальцами Лили поднесла ко рту уголок плаща, чтобы промокнуть соленую влагу, и тут за подкладкой она нащупала что-то твердое.
 Кольцо.
 С трудом достав золотой ободок, Лили зажала его в ладони. Сокол на кольце уставился на нее рубиновым глазом, мерцавшим в пламени свечи.
 – Я отдаю тебе свое сердце, – прошептала она. В представлении Лили кольцо являлось воплощением честного и справедливого правителя, а также любви, которую питала скандинавка-мать к ее английскому отцу. Ворген украл кольцо и сделал своим, превратив в нечто злобное и хищное, но теперь оно принадлежало Лили, и она надеялась, что рубиновоглазый сокол благодаря ее усилиям в один прекрасный день станет-таки символом честного и справедливого правителя, потому что этим правителем будет она сама.
 Вот только смогут ли эти мечты осуществиться, или она обречена всю оставшуюся жизнь убегать и скрываться?
 Лили покрутила кольцо и, ощутив знакомую тяжесть, надела его на палец. Время для притворства прошло. Схватят ли ее сейчас, когда она попытается бежать из монастыря, или завтра, когда отряд прибудет в Реннок, ее судьба предрешена. По крайней мере теперь она стала сама собой: леди Уилфридой, дочерью английского аристократа и скандинавской принцессы, полноправной правительницей нортумберийских земель своего отца.
 С сухими глазами и ясным умом Лили поднялась на ноги. У двери она в нерешительности остановилась, затем вынула из ножен драгоценный кинжал и заткнула его за пояс. Она не предполагала использовать кинжал в соответствии с его назначением, но, если ситуация потребует, он поможет ей ограничиться простой угрозой.
 Осторожно, стараясь не дышать, Лили приоткрыла дверь.
 В доме аббата было пусто и темно, но Лили все же предусмотрительно положила руку на кинжал. Она ожидала, что вот-вот перед ней появится кто-нибудь из солдат Радолфа и поинтересуется, куда она направляется, но вокруг никого не было. На ее коже проступили капли холодного пота, и по всему ее телу прошел озноб, но, как ни вглядывалась она в темноту, ее опасения оказались напрасными. Где-то в глубине сознания Лили шевельнулось подозрение. Как мог Радолф проявить такую безалаберность, не приставив к ней обычную охрану? И все же его оплошность так ее обрадовала, что она без труда прогнала сомнения прочь.
 Оторвав дрожащие пальцы от кинжала, Лили медленно выскользнула из комнаты и прикрыла за собой дверь.
 За пределами дома аббата стражи также не оказалось, и Лили, натянув на голову капюшон, чтобы спрятать светлые волосы, направилась к конюшням. Ее сердце гулко стучало, дыхание сделалось прерывистым и учащенным, но она старалась не обращать на это внимания.
 Вокруг возвышались темные, безмолвные монастырские строения, наблюдавшие за Лили, как ей казалось, десятком внимательных глаз. Тишину по-прежнему ничто не нарушало. Когда она прикоснулась к двери конюшни, та с легкостью приоткрылась. В нос Лили тотчас ударил знакомый и потому успокоительный запах лошадей и сена.
 Она осторожно заглянула внутрь.
 На стене горел факел. И этот факт Лили восприняла как знак провидения. На присутствие солдат Радолфа или монахов ничто не указывало. На чердак вела приставная лестница, и Лили, задержав дыхание, прислушалась. Не уловив подозрительных звуков, она заключила, что там пусто.
 Почуяв хозяйку, кобыла издала тихое приветливое ржание, и остальные животные беспокойно зашевелились. Огромный жеребец Радолфа взглянул на Лили строгим глазом, словно спрашивал, имеет ли она право здесь находиться. Как и его хозяин, боевой конь вызывал у нее чувство трепетного страха и... сожаления.
 Впрочем, время ли сейчас для сожалений!
 Лили торопливо бросилась вперед. Подол ее плаща тихо шуршал по устланному соломой полу, пока она добиралась до кобылы, высунувшей мягкий нос над шестом, служившим запором стойла.
 – Тише, моя красавица, – прошептала Л или. – Потерпи немного, сейчас я тебя выведу отсюда, и тогда мы улетим, как безмолвные и стремительные ночные совы. – Она торопливо взялась за засов, и он с глухим стуком упал на земляной пол.
 – Лили!
 Ее имя, произнесенное шепотом, произвело эффект удара грома. Вздрогнув, беглянка обернулась и инстинктивно нащупала рукоятку заткнутого за пояс кинжала.
 – Лили!
 Бледнея, Лили выхватила оружие. От страха у нее сжалось горло, и ей стало трудно дышать.
 Колеблющиеся тени, отбрасываемые факелом, превратили стоящего у стены мужчину в гиганта.
 – Не двигайся! – отрывисто приказала Лили.
 Словно почувствовав ее испуг, лошади в стойлах беспокойно заметались, однако незнакомец не обратил ни малейшего внимания на ее приказ; он смело вышел вперед, и в пламени факела его длинные волосы занялись золотистым мерцанием, а улыбка на его красивом лице показалась Лили до боли знакомой.
 Кинжал безвольно выпал из ее онемевших пальцев, когда она устремилась к нему.
 – Хью! Откуда ты тут взялся?
 Он поймал ее, обдавая теплым дыханием, его руки обхватили ее стан с железной силой.
 – Тише, Лили, здесь небезопасно. Мы должны действовать быстро, пока не проснулись нормандские ублюдки.
 Лили вздрогнула.
 – Да, конечно, но...
 Она вдруг отпрянула. В радостном возбуждении она многое забыла, думая лишь о солнечном детстве, когда они с Хью были мальчиком и девочкой. Но разве можно сбрасывать со счетов происшедшие с ним перемены и его честолюбие, безжалостность, вероломство...
 – Почему ты здесь? Я предполагала, что ты давно бежал за границу в Шотландию.
 Хью погладил ее по щеке, и черты его красивого лица смягчились. Он казался таким знакомым, что у нее возникло чувство, будто отец вернулся из царства мертвых. Когда-то этот человек был ей родным и близким, как брат, но сейчас Лили обязана перебороть в себе инстинктивное желание ему поверить.
 – Я путешествовал в стране Малькольма, Лили, но теперь вернулся, чтобы призвать армию под твои знамена. Вот для чего мне нужна ты.
 Едва затеплившееся чувство близости вмиг пропало. Лили уставилась на него в немом оцепенении, словно проглотила язык.
 Неожиданно Хью улыбнулся ей своей обезоруживающей улыбкой, которую всегда пускал в ход в затруднительных случаях, и Лили похолодела.
 – Король Малькольм готов прислать нам в поддержку людей, но он должен действовать осторожно, ибо присягнул королю Вильгельму Бастарду в верности. Как только он даст нам своих солдат, я смогу собрать под наши знамена еще людей. Они примкнут к нам, но сначала ты должна отправиться в Шотландию и пообещать Малькольму, что возглавишь армию, таково его условие. Поверь, если бы он его не выдвинул, я бы сам это предложил.
 Наконец обретя дар речи, Лили с жаром проговорила:
 – Это ложь, Хью. Ты бы никогда не согласился подчиняться моим приказам.
 Молодой человек широко улыбнулся, ничуть не устыдившись своей лжи.
 – Возможно, ты и права. И такая ты мне нужна, красивая и трагичная леди Уилфрида, потерявшая на войне мужа и земли, узурпированные нормандскими оккупантами! Ты ведь можешь выглядеть трагично, не так ли? Тебе надо только улыбнуться Малькольму и пообещать ему все, что он пожелает, правда, а остальное сделаю я сам.
 Он сам? Как бы не так! Напрасно этот человек решил, что она позволит снова втянуть свой народ в войну.
 Но Хью, которого Лили знала, не очень-то любил принимать отказ. Если она откажет ему сейчас, он вытащит ее отсюда и силой вынудит согласиться. Не лучше ли пойти другим путем? Она согласится бежать с Хью, а по прибытии в Шотландию будет действовать по собственному плану. Возможно, король Малькольм не откажется ее выслушать; он умный и порядочный человек. Ее только удивляло, как мог он позволить Хью уговорить себя принять участие в новой смуте. Впрочем, Хью, безусловно, обладал даром убеждения.
 – Хорошо, я поеду с тобой. – Быстро повернувшись, чтобы Хью не угадал правду по ее глазам, Лили направилась к кобыле. Выроненный ею кинжал все еще лежал на полу, и она, наклонившись, подобрала его и заткнула за пояс.
 Мягко ступая, Хью последовал за ней. Когда он коснулся ее плеча ласковыми пальцами, Лили усилием воли заставила себя не обращать на это внимание. Возможно, от нее Хью хотел большего, чем платоническое сотрудничество, но у нее не было сил даже разыгрывать симпатию, которой больше не существовало. Ей удалось бы это с легкостью раньше, когда она не знала Радолфа, но только не теперь.
 Лили поежилась и, чтобы Хью не заметил ее отвращения, плотнее укуталась в плащ, делая вид, что замерзла. Когда-то она думала, что любит Хью, что больше всего на свете хочет стать его женой, постоянно находиться в его объятиях. Теперь-то Лили понимала, какими неглубокими и глупыми были ее девичьи мечты. Она никогда не любила Хью. Время, проведенное с Радолфом, позволило ей узнать вкус истинной любви, огнедышащего дракона, от которого вскипает кровь.
 Подняв взгляд, Лили обнаружила, что Хью внимательно наблюдает за ней. Его голубые глаза улыбались, но как-то холодно, словно излучаемое им добродушие было всего лишь фасадом, за которым коварный ум замышляет что-то недоброе.
 Все же Лили заставила себя улыбнуться в ответ:
 – Как ты меня нашел?
 – Священник, отец Люк, дал мне знать. Он всегда хорошо к тебе относился, Лили. Мы следовали за тобой от самого Гримсуэйда, надеясь на возможность освободить тебя, но у Радолфа слишком бдительная охрана. Как ты попала к нему в руки?
 Желая выиграть время, Лили потрепала кобылу по холке.
 – Я пряталась в церкви, когда он меня обнаружил.
 Хью молчал, и Лили почувствовала, что все уроки, усвоенные ею за время брака с Воргеном, возвращались. Осознание этого всколыхнуло в ней горечь. Сегодня, сидя за столом аббата, она внезапно ощутила, что способна наконец отбросить прочь ограничения, наложенные на нее браком с Воргеном. Наконец-то она смогла сказать то, что хотела, а не то, чего от нее ждали. Теперь же Хью вынуждал ее снова прибегнуть к ненавистному лицедейству, стать холодной нормандской дамой, отмеряющей свои слова с такой же тщательностью, как и приправы, хранящиеся в шкатулке.
 – А что ты делала в Гримсуэйдской церкви, Лили?
 Она вскинула на него глаза, не скрывая своего удивления.
 – Мои отец и мать похоронены там. Я приходила попрощаться.
 Хью кивнул, сделав вид, что и раньше помнил об этом. Но он забыл. Лили видела, как в его глазах блеснул огонек воспоминания.
 – Выходит, – продолжала она, беря в руки седло, – это твои люди наблюдали за лагерем?
 – Да, но они проявили беспечность, и нормандские ублюдки перебили добрую половину, а остальные сбежали. К счастью, я мог ими пожертвовать в ожидании, когда Малькольм пришлет мне подмогу. – Хью вскинул брови. – Но я достаточно увидел, чтобы понять: ты была не совсем обычной пленницей. Неужели ты спишь с врагом, Лили? Неужели ты еще хитрее, чем я думал?
 Лили чувствовала, как краска заливает ее лицо.
 – Вероятно, ты недостаточно хорошо знаешь меня, вот и все.
 Хью невесело рассмеялся:
 – О нет, я так не думаю. Напротив, я полагаю, что знаю тебя очень хорошо. Ты бы не отдала свое прелестное тело этому норманну, если бы не предполагала получить что-то взамен. Ты холодная и расчетливая, как и говорил Ворген, которого ты околдовала, как теперь околдовала Радолфа.
 Лили оставалось только дивиться его глупости. Ворген почти не знал ее, и если и был околдован, то не по ее вине. Но Хью все же поверил ему, а не ей. Радолф тоже поверил Воргену.
 Лили охватила досада, но все же она не разрешила себе предаваться эмоциям. Сейчас должна управлять голова, а не сердце.
 – Я наблюдал за тобой с того самого утра, как вы покинули лагерь близ Гримсуэйда, – продолжал Хью, – и я видел нежности лорда Радолфа. Ты сыграла с ним отличную шутку, Лили. Ему придется перед королем Вильгельмом Ублюдком объяснять, почему он разъезжал по стране с женщиной, которую обязан был поймать и доставить ко двору. Думаю, ты хорошо постаралась, и его звезда вскоре закатится!
 Лили лишь пожала плечами, словно сказанное ее не касалось, и глаза Хью засветились уважением. Этот человек восхищался женщиной, которая лжет и использует других во имя осуществления своих амбициозных планов. Он оказался куда хуже, чем она представляла, и Лили это особенно потрясло.
 – Помоги мне оседлать кобылу, – попросила она сухо, ни голосом, ни жестом не выдав сердечной боли.
 Хью с улыбкой повиновался.
 – Если бы ты сейчас не вышла, я бы сам явился за тобой, – произнес он, ловко управляясь с подпругой. – Остатки моих людей ждут за перевалом. Я им не доверяю, особенно после Гримсуэйда, потому что они все полные придурки в отличие от нас.
 Лили взяла кобылу под уздцы, и они двинулись к выходу. Снаружи их встретила темнота. Монастырь продолжал мирно спать. Хью подсадил Лили в седло и, взяв поводья, повел лошадь к сторожевой башне, черным громоздким силуэтом возвышавшейся на фоне холодного звездного неба.
 – Я уговорил одного из братьев открыть мне ворота, – пробормотал он. – Сказал, что являюсь твоим мужем и что Радолф похитил тебя. К счастью, он поверил. Ничего удивительного – он поверил бы и худшему, раз речь идет о человеке с репутацией Радолфа.
 – Ты всегда был превосходным лжецом.
 Хью негромко рассмеялся, приняв ее слова за похвалу.
 – Может, на самом деле не такая уж это и ложь. Я хочу обвенчаться с тобой, Лили. Вместе мы станем непобедимой силой, еще более могучей, чем ты и Ворген, который ничего не понимал в нашем народе.
 – Я помню, мой отец сказал тебе то же самое незадолго до того, как ты его предал.
 Хью поднял на нее мрачный взгляд, и Лили испугалась. Могла ли она предполагать, что ей придется его бояться? Он всегда был для нее просто Хью, которого она когда-то любила, а теперь ненавидела. Это был опасный для нее человек, недруг. В настоящий момент он испытывал в ней нужду из-за выдвинутого Малькольмом условия, но когда Хью получит своих солдат…
 Прямо перед ними возникла сторожевая башня с воротами, и Хью, отойдя в сторону, вывел из тени, отбрасываемой стеной, своего коня, а затем проворно вскочил в седло, не отпуская поводья кобылы Лили. Его подозрительный взгляд все сказал лучше всяких слов: он ей не доверял.
 Вероятно, подумала Лили с горечью, когда человек предал столько людей, ему трудно поверить кому бы то ни было.
 – Мы сперва доберемся до берега, – тихо шепнул Хью, въезжая в глухую тень сторожевой башни, – а затем найдем лодку и переправимся на север к Малькольму. Так безопаснее и быстрее, чем по суше.
 – Как скажешь.
 Лили чувствовала себя опустошенной: ей казалось, что позади она оставляет свое будущее – будущее вместе с Радолфом. Почему она не доверилась ему, когда ей представился такой шанс? Если бы она это сделала, то не поставила бы себя в столь опасное положение. Хотя Радолф и числился ее врагом, рядом с ним она никогда не ощущала, что подвергает свою жизнь опасности.
 С Хью дело обстояло иначе.
 Словно прочитав мысли Лили, ее спутник пробормотал:
  –  Сожалею, что в моем распоряжении имеется слишком мало людей, а то я бы убил Радолфа, перерезав ему глотку твоим кинжалом, пока он спит. – Хью повернулся к Лили и зловеще улыбнулся, словно находил свое заявление забавным. – Но сначала я разбудил бы его, чтобы перед смертью он увидел твое лицо и понял, как ловко мы его провели.
 Лили закрыла глаза. Она тоже представляла Радолфа, но не так, как описывал Хью. Он стоял рядом с ней. Его темные глаза смотрели на нее, излучая тепло, а чувственные губы улыбались.
 Она судорожно вздохнула и вдруг услышала звон металла и мягкий шорох вынимаемых из ножен клинков.
 Хью резко дернулся и, натянув поводья, повернул лошадь, чтобы лицом к лицу встретить опасность.
 В следующее мгновение ночь раскололась.
 Солдаты с грозными криками бросились к ним со всех сторон; на их доспехах и отточенных клинках играли блики лунного света.
 – Беги, Лили! – крикнул Хью и ладонью ударил ее кобылу по крупу.
 Однако, вместо того чтобы помчаться прочь, кобыла в страхе заржала и поднялась на дыбы. От неожиданности Лили не успела схватиться за гриву и, не удержавшись, рухнула вниз.
 От удара о твердую поверхность у нее остановилось дыхание. Бесформенной грудой смявшихся тряпок лежала она в неподвижности, утопая в жидкой грязи. Где-то по правую руку от нее Хью хлестал своего испуганного коня, понуждая его нестись через ворота к монастырским постройкам. Вслед ему раздавалось яростное улюлюканье нормандских солдат.
 Лили ощутила, как чьи-то руки подняли ее. Она закачалась на нетвердых ногах, но ей помогли сохранить равновесие.
 Медленно, как в дурном сне, Лили подняла голову, чтобы увидеть своего захватчика.
 Он вполне соответствовал ее ночным кошмарам. Возвышаясь над ней горой, он казался еще массивнее из-за кольчуги, защищавшей его могучее тело. Его широкая грудь тяжело поднималась и опускалась при каждом вдохе. Из-за шлема она не могла разобрать выражение его лица, однако сверкающие глаза были ей безусловно знакомы.
 – Он оказался прав, – услышала она низкий голос. – Ты должна была попытаться сбежать.
 Лили молчала; ее тело ныло, голова гудела. Холодный липкий страх лишил ее дара речи. Даже дыхание, казалось, застыло у нее в горле, не согревая облачками холодный ночной воздух.
 – Мои разведчики заметили, что мятежники следуют за нами от самого Гримсуэйда, и я задался вопросом почему. – Радолф продолжал внимательно смотреть на нее.
 – Теперь ты знаешь ответ.
 – Теперь знаю.
 – Милорд! – Один из солдат приблизился к ним с понурым видом, говорившим о неудаче. – Мы его потеряли.
 – Продолжайте поиски, – приказал Радолф, не отрывая глаз от Лили.
 Сделав шаг вперед, он схватил Лили за обе руки и грубо притянул к себе. Она тотчас ощутила жар его тела и его великую силу, но ни то ни другое больше не могло служить ей утешением.
 – Вы не нормандка, леди. – Голос Радолфа прозвучал глухо и угрожающе. – И вы не возвращались с шотландской границы в Реннок. Я отправил Жервуа вперед поговорить с Эдвином, и вчера он вернулся. Дочь Эдвина, Элис, находится в Ренноке. Я узнал, что вы лжете, еще до приезда в Трайер и попросил вас сказать правду, но вы отказались... '
 – Я не могла, – прошептала Лили, упираясь руками в его грудь. – И не вините ни в чем Элис. Она ничего не знала.
 – Так кто же вы? – Радолф стиснул ее руки с такой яростью, что кольцо с соколом больно врезалось в кожу.
 Лили вскрикнула, и Радолф замер. Этого кольца он прежде у нее не видел.
 – Кольцо? Что за кольцо?
 Громовым голосом Радолф велел принести огня. К ним тотчас подбежал солдат с факелом и осветил их соединенные руки. От едкого дыма глаза Лили начали слезиться, но она даже не сделала попытки отвернуться. Она была почти рада. Ей не придется больше лгать и притворяться. Рано или поздно это должно было случиться.
 Радолф наклонился ниже и, когда ему подмигнул красный глаз сокола, чуть не окаменел.
 – Леди Уилфрида больше не скрывается, не так ли? – произнес он, дрожа от бешенства. – Она теперь здесь, со мной.
 – Да.
 Он посмотрел на нее так, что Лили почти не сомневалась – сейчас он ее ударит.
 Однако, против ожидания, Радолф сдержался, но в его голосе прозвучала горечь.
 – Что вы замышляли сделать, леди? Убить меня? Не для этого ли вы носили кинжал? Хотели вонзить его в мое сердце? Вам, должно быть, было забавно держать в когтях самого Радолфа.
 Лили покачала головой. Что бы он о ней ни думал, она должна его переубедить.
 – Послушай, Радолф, я не собиралась водить тебя за нос. Ты не можешь думать...
 Он наклонился к ней ближе и обжег ее своим дыханием. Его глаза сверкали, как оникс. Когда он заговорил, его голос дрожал, выдавая неимоверное усилие, которое Радолф предпринимал, чтобы не потерять самообладания.
 – Может, я и свалял дурака, леди, но вы были для меня превосходной шлюхой!
 Лили отпрянула. Неужели он не прочитал правды в ее глазах? Или он не мог... не хотел ее видеть?
 – Я не шлюха, – ответила она сухо. – И ты, как никто, знаешь это.
 Он брезгливо отбросил ее руку.
 – Вы правы. Это чересчур честное занятие для особы со столь вероломной душой.
 Лили охватил гнев. Боль, страх и обида, смешавшись вместе, свились в ее груди в огромный твердый клубок, пожираемый огнем ярости. Как могла она считать его добрым? Как могла вообразить, что между ними возникла нежность? Он – Радолф, ее враг. Он ненавидит ее, и она ненавидит его.
 Ослепленная гневом, Лили нащупала на поясе кинжал. Она убьет его, пронзит его сердце, если, конечно, оно у него имеется!
 Выхватив клинок, Лили замахнулась, но Радолф без труда остановил ее занесенную руку, и вместо того, чтобы скользнуть по защищенной кольчугой груди, лезвие полоснуло его по большому пальцу.
 На платье Лили брызнула теплая кровь, и Радолф гневно рассмеялся.
 – Да, теперь я вижу настоящую Лили! – Его глаза метали молнии.
 Лили побледнела и выпустила оружие; ей стало дурно. Заткнув нож за пояс и не обращая внимания на неглубокий порез, Радолф продолжал сверлить Лили глазами.
 – Нет, миледи лгунья, – усмехнулся он. – Я еще не готов умереть. А вас ждет расплата – справедливая, как я и обещал.
 Лили молчала, у нее не осталось больше слов.
 – Взять ее под стражу! – прорычал Радолф и отвернулся. – Утром мы отправляемся в Йорк, к королю Вильгельму!




 Глава 9


 Такого приступа ярости Радолф еще не испытывал. Ярость терзала его плоть и рвала душу, пуская раскаленные стрелы в мозг. Прошло уже несколько часов, а он все еще оставался погруженным в себя и пламенел гневом вонзившим в него когти еще в Трайере.
 Радолф предполагал, что Лили лжет, до того, как его человек вернулся из Реннока, но теперь это не имело значения. Когда он расставлял сети, в которые она должна была попасться, ему отчаянно хотелось ошибиться! Дожидаясь ее в засаде, он молил только об одном, чтобы самой большой потерей этого бдения стала потеря сна. Снова и снова говорил он себе, что должно найтись какое-то объяснение всему тому, что вскоре должно было выясниться.
 Каким же идиотом он был!
 Как Генрих будет над ним смеяться!
 Радолф – дурак Короля, обманутый дьяволицей, женой Воргена – той самой женщиной, за которой он гонялся по всему северу...
 Радолф заскрежетал зубами. Его люди держались от него на почтительном расстоянии, но он не замечал этого, вспоминая, как она кричала под ним от страсти, как трепетало ее тело и какой нежностью светились глаза... Она и вправду ведьма, если сумела так опутать его паутиной своих чар.
 Что за безумие владело им, когда он поверил в ее историю, хотя все признаки свидетельствовали об обмане? Что за безумие владеет им сейчас, если он до сих пор сожалеет, что она сама не прониклась к нему доверием и не сказала всю правду?
 И что бы он тогда сделал? Отпустил ее? Дал ей возможность воссоединиться с ее возлюбленным, с этим напыщенным фатом?
 Радолф отправил к Лили Жервуа, чтобы узнать имя и личность сбежавшего человека; пойти к ней сам он так и не решился, потому что от боли и ярости чуть не сходил с ума.
 Жервуа вскоре вернулся и сообщил, что сбежавшего зовут Хью; он двоюродный брат Лили и явился специально, чтобы вызволить ее из плена.
 – Она даже не пыталась это скрыть. – Жервуа оставался настороже на тот случай, если его господин все же утратит железную выдержку и даст волю своему гневу. – Еще она просила передать, что всем сердцем сожалеет о своей неудаче.
 Радолф прищурил глаза и сжал челюсти. Кто бы сомневался! Разумеется, ей хотелось бы сейчас находиться со своим любовником. Что ж, он позаботится, чтобы она никогда больше его не увидела. Скорее он убьет ее... или навеки посадит под замок в Кревиче. Кстати, хорошая идея: оставаясь его узницей, Лили будет всецело в его власти, и он сможет и дальше наслаждаться ее телом. Держать ее для себя, вдали от ее любовника, – чем не выход из положения!
 Вот только он не был ее любовником.
 Радолф нахмурился, и его мозги, свившиеся в голове в клубок, как змеи, стали наконец проясняться. Не мог ли он придумать в пылу страсти, что она была девственницей? Нет, ошибка исключалась: даже теперь Радолф без труда вспомнил ощутимое сопротивление, которое испытал, когда нарушил естественную преграду.
 «У меня был старый муж», – сказала Лили.
 Ворген действительно был старым, и он был немощным.
 Радолф вспомнил ходившие еще до Гастингса слухи о том, что Ворген не имел мужской силы. Значит, она лгала не во всем.
 Он стал еще угрюмее. Если иногда Лили все же говорила правду, может, она не солгала и когда говорила о своей страсти?
 Радолф сердито повел плечами. Какая разница? Зачем ему ломать голову из-за мелочей? Она – леди Уилфрида, а он получил приказ короля разыскать ее и доставить; остальное не важно.
 Жервуа прервал череду его тревожных мыслей:
 – Прошу прощения, милорд, но леди не желает ни есть, ни пить. Боюсь, эта дама хочет себя извести, и, когда мы прибудем к королю, она превратится в бесплотный дух...
 Мельком взглянув на капитана, Радолф отыскал среди усталых и грязных солдат источник своих бед.
 Лили ехала в окружении охраны, гордо подняв голову. Леди Уилфрида, поправил себя Радолф. Сгореть бы ей синим пламенем за то, что она сделала из него такого идиота. Он был готов раскрыть перед ней свое изболевшееся, израненное сердце и получил в награду ложь. Злобная, хитрая стерва, такая же, как Анна...
 – Милорд? – Жервуа, видимо, устал ждать.
 От головокружения Лили повело в седле. Ее лицо побледнело, длинные серебристые волосы свисали спутанными тусклыми прядями, прикрывая синяк, образовавшийся в результате падения с лошади во время попытки побега.
 И все же ее удрученный вид не смягчил сердце Радолфа. Напротив, в нем снова закипела ярость, еще более свирепая и неистовая, чем прежде. Ярость налетела на него разбушевавшимся дьяволом, выворачивая наизнанку душу, не давая покоя.
 Внезапно он понял, что не в состоянии больше выносить этой муки.
 – Стоять!
 От его грозного рыка отряд остановился. Из-за резкости, с которой солдаты натянули поводья, их лошади затанцевали, вскидывая копыта; руки мгновенно легли на рукоятки мечей в ожидании вражеской атаки.
 – Вольно, – приказал Радолф сердито, заметив, что наделал. Он окинул взглядом усталые, изможденные лица, словно впервые их увидел. – Объявляю короткий привал.
 Никто не произнес ни слова, но все тут же стали молча спешиваться.
 Спрыгнув с коня, Радолф зашагал к Лили, по-прежнему остававшейся на своей кобыле и в напряженном ожидании наблюдавшей за его приближением. Из-за недостатка сна ее глаза были красными, воспаленными, а лицо от дурных предчувствий лишилось последних признаков молодости. И все же она не хотела, чтобы он видел ее слабость.
 Крепко сжав поводья, чтобы остановить дрожание рук, Лили гордо выпрямилась, но, когда Радолф протянул к ней руки и вытащил ее из седла, она уже не чувствовала в себе сил для того, чтобы оказать ему сопротивление. К тому же ее руки были стянуты веревкой, но в знак противодействия она постаралась обмякнуть всем телом, усложнив ему работу.
 Опускаясь с помощью Радолфа на землю, Лили против воли скользнула грудью по его груди, и эти ощущения вкупе с его ладонями, обнимавшими ее за талию, чуть не разрушили ее возведенную с таким трудом оборону. Всецело сосредоточившись на стремлении оставаться сильной, она все же не могла не заметить, с какой осторожностью он поставил ее на ноги.
 Темные глаза взглянули сверху вниз, серые – снизу вверх. Ярость и лед, встретившись, столкнулись в единоборстве. Возможно, из-за гордой холодности в глазах, столь странной в ее нынешнем состоянии, Радолф почувствовал, что его ярость утихает, и, когда он обратился к Жервуа, его голос прозвучал почти ласково:
 – Так, говоришь, она ничего не ест и не пьет?
 Жервуа, бежавший следом за своим командиром, ответил, запыхавшись:
 – Да, милорд, она от всего отказывается.
 Радолф нахмурился. Подняв руки Лили, он проверил крепость веревок и сразу заметил красные следы, оставленные грубыми волокнами на ее нежной коже.
 Разыгрывая высокомерное безразличие, Лили позволила ему исследовать синяк на запястье и сломанный ноготь. Она держалась как королева, но выглядела куда царственнее, чем все королевы, которых Радолфу доводилось встречать. Он вдруг ощутил неистребимую потребность сжать ее в объятиях и держать так до тех пор, пока гордая незнакомка не исчезнет, уступив место его милой, красивой Лили, девушке из Гримсуэйдской церкви.
 Но Радолф решительно подавил в себе этот порыв. Тем не менее, вынув из-за пояса ее кинжал, он перерезал стягивавшие ее руки веревки.
 – Теперь ешь! – приказал он и, отвернувшись, зашагал прочь.
 Лили безмолвно опустилась на землю. У нее болело все тело и раскалывалась голова, но больше всего у нее болело сердце. Хотя она и прежде догадывалась, что будет, когда Радолф узнает правду, где-то в глубине ее сознания жила надежда, что он поймет все и простит.
 Как могла она быть такой слепой? Радолф – нормандский лорд, для которого долг превыше всего; доставив к королю, он принесет ее в жертву на алтарь собственной гордости.
 Лучше бы ей уехать с Хью.
 Лили покачала головой. Нет, она ни за что не вернулась бы в прошлое и не стала супругой негодяя. К тому же Хью сбежал, и Лили даже не знала, радоваться этому или печалиться. Хью расстроил планы Радолфа, но теперь он снова свободно разгуливает по северу.
 – Вы поняли, леди, что сказал милорд? – услышала она прозвучавший рядом голос. – Вы должны есть и пить, чтобы сохранить силы.
 Тут же у нее в руках оказалась чашка с водой, и Лили не задумываясь начала пить. Затем она позволила Жервуа проводить себя к остальным и усадить на плоский камень. Холодный ветер раздувал полы ее плаща и длинные пряди волос, обжигал глаза.
 Жервуа подал ей еду, и Лили стала медленно жевать, устремив взгляд в пространство.
 Жервуа отвернулся к командиру. Он сопровождал Радолфа в походах уже почти четыре года и не раз становился свидетелем его гнева; однако ослепленным яростью он видел его впервые. И во всем виновата женщина! Да, она была хорошенькой, но Жервуа никогда не чувствовал себя комфортно в компании женщин.
 Он искоса взглянул на Лили. По крайней мере она больше не выглядела бледной и напряженной и не была похожа на человека, который в любой момент может упасть в обморок, и это его порадовало: ничего хорошего не будет, если они не довезут ее до Йорка и где-нибудь на полпути она свалится замертво. Несмотря на спешку, устроенную Радолфом, Жервуа не оставляла гнетущая мысль, что если с леди, не дай Бог, что-нибудь случится, то полетит в первую очередь именно его голова. Жервуа уже давно знал, что, когда дело касалось прекрасного пола, здравый смысл часто изменял людям. Другое дело драка – мужчина против мужчины. Жервуа чувствовал себя куда увереннее в бою, чем перед женской улыбкой.
 И тут неожиданно в его мозгу возникло чудное видение с золотистыми волосами и яркими голубыми глазами. Элис Реннок. Он видел ее во время короткого визита, который нанес Малькольму по приказу Радолфа, и даже разговаривал с ней.
 – Я уверена, что леди Лили имела вескую причину поступить подобным образом, – безапелляционно заявила Элис, своей решительностью откровенно восхитив Жервуа. До сих пор он частенько вспоминал ее слова и интонацию.
 Пока Жервуа размышлял над несообразностями жизни, Лили ругала себя за проявленную глупость. Для человека, привыкшего жить в состоянии повышенной опасности в замке Воргена, она оказалась слишком беспечной. Ее должен был сразу насторожить хотя бы тот факт, что Радолф не оставил у двери охраны; как хитрый лис, он наблюдал за ней и выжидал, а когда настало время, выпрыгнул из засады. Теперь Лили даже сомневалась, что такого человека, как Радолф, могла произвести на свет женщина из плоти и крови; скорее он был творением оружейника Олафа, выковавшего его из закаленного в огне железа. У такого человека не могло быть сердца.
 Глаза Лили защипало от слез, но она не позволила им пролиться. Возможно, ей суждено век оставаться одной, но чему быть, того не миновать; вероятно, это ей на роду написано.
 Лили сознавала, что должна использовать это время, чтобы продумать предстоящий разговор с королем Вильгельмом. Она не боялась, что разрыдается и упадет на колени, моля о прощении; этого не случилось, даже когда Ворген угрожал ей расправой. Вряд ли Вильгельм окажется еще хуже. Но она находилась в каком-то оцепенении, и нужные слова никак не приходили ей на ум.
 Вечерний свет окутывал крепкие деревянные стены Йорка теплым сиянием, в то время как крыши и шпили зданий поблескивали золотом. Городу повезло: за годы войны ни одна армия оккупантов не разграбила и не сожгла его.
 Первыми сюда пришли римляне, затем настал черед викингов и датчан, звавших город Йорвиком. Тогда благодаря торговле и оживленному судоходству город стал процветать. Потом Йорк был столицей англиканского королевства Нортумбрии, и вот теперь сюда явились норманны. Вильгельм провозгласил Йорк своим центром на севере и вторым городом Англии после Лондона.
 Водные рукава рек Уз и Фос огибали Йорк серебряными змеями. Вдоль берегов более полноводного Уза стояли многочисленные корабли, вокруг суетились занятые их разгрузкой моряки. На земляном валу возвышался замок короля Вильгельма, представлявший собой деревянную башню, обнесенную стеной. На противоположном берегу Уза король сооружал второй замок: в условиях непрекращающихся беспорядков на севере возведение дополнительных фортификационных укреплений стало насущной необходимостью.
 Отряд Радолфа приблизился к городской стене, и Лили разглядела впереди железную цепь: преграждая им путь, она была натянута в нескольких ярдах от ворот, перед которыми стояла стража.
 Вздохнув, Лили потянулась, разминая затекшее тело. По сравнению с предыдущими днями теперь они двигались значительно медленнее, и хотя Лили слышала, как один из воинов поделился с товарищем предположением, что их командир наконец переборол свой гнев, она не могла с ним согласиться. Ярость Радолфа просто ушла внутрь, где будет копиться, скрытая от посторонних глаз. Мало того, что он пережил нечто вроде предательства, так Лили еще и сделала из него дурака, с чем ни один норманн, конечно, не мог смириться.
 Нет, его гнев не испарился, и Лили понимала, что ей еще придется пострадать от него.
 После того как Радолф перерезал веревки на ее руках, Лили больше не связывали, и взамен она перестала отказываться от еды, хотя и понимала, что он ее освободил вовсе не из добрых побуждений. Радолф хотел доставить ее к Вильгельму достаточно бодрой; он хотел, чтобы она увидела, услышала и прочувствовала всю полноту уготованного ей наказания. Лили не сомневалась, что, если бы она не ела сама, он скорее всего кормил бы ее насильно.
 Чувствуя, что задыхается от обиды и гнева, Лили с трудом усмирила свой мятежный дух. Возможно, ей следовало сказать Радолфу правду в самом начале, как только он обнаружил ее в Гримсуэйдской церкви, но тогда она никогда бы не познала сладость рая... зато и не страдала бы сейчас.
 Миновав Бутемские ворота, отряд двинулся по Питерсгейту, одной из главных магистралей Йорка, провожаемый жадными взглядами назойливых попрошаек. Проезжая мимо деревянных домиков, лавок и каменных церквей, ратники окунались в облака городских запахов, то приятные, то отталкивающие. С минуты на минуту Лили ждала, когда откроется вид на мрачную громаду замка Вильгельма, но Радолф почему-то вывел их на второстепенную улочку, где солдаты на всякий случай окружили или еще более плотным кольцом.
 Когда из возвышавшегося прямо перед ними здания понеслись ароматы эля и сдобной выпечки, Радолф велел отряду остановиться. Усталые лошади тут же замедлили шаг и зафыркали, раздувая бока; но грязные от многодневного пути лица солдат хранили стоическое выражение. Лили с изумлением огляделась. Это был вовсе не замок, а гостиница с таверной.
 Между тем Радолф жестом подозвал к себе Жервуа. Стоя рядом с командиром, капитан медленно кивал, как будто то, что он слышал, было ему совсем не по душе и приказ командира он находил несколько странным.
 Внезапно оба они обернулись – Радолф с каменным лицом, Жервуа с явной неохотой – и уставились на пленницу.
 Лили затаила дыхание. Она понимала: сейчас что-то лучится... Но что именно? И почему у Радолфа такой неумолимый вид?
 Когда он направил к ней своего коня, Лили внешне оставалась спокойной, хотя ее сердце колотилось в груди как бешеное и каждый вдох давался с невероятным трудом. В этот момент ей больше всего хотелось повернуться и убежать... Но куда?
 Приблизившись к ней почти вплотную, Радолф натянул поводья и остановил раздраженного жеребца. Чувствуя на себе его неотрывный взгляд, Лили не сразу сообразила, что он адресует свои слова не ей, а своим людям.
 – Обеспечьте охрану гостиницы. Мы останемся здесь на ночь, и в здании не должно быть посторонних.
 Какое счастье! Ее обдала могучая волна облегчения, грозившая разрушить тонкие стены гордости, возведенные Лили для самообороны. Возможно, она даже расплакалась бы, если бы Радолф по-прежнему не сверлил ее взглядом.
 Переборов слабость, Лили с вызовом посмотрела на него.
 – Эта гостиница, леди, – насмешливо сообщил Радолф, – совсем не плоха. Единственное, о чем здесь стоит беспокоиться, – это состояние постелей и чистота на кухне.
 Он уже собирался отвернуться и отъехать от нее, но Лили вдруг подала голос:
 – Милорд, когда я предстану перед королем Вильгельмом? Мне нужно как можно скорее переговорить с ним.
 Радолф некоторое время пристально вглядывался в ее черты. Неужели он откажет ей просто на основании того, что имеет такую возможность? Улыбнется и скажет «нет». Что ж, Воргену тоже доставляло удовольствие отказывать ей в малейшей просьбе.
 Радолф, вероятно, прочел ее мысли и улыбнулся:
 – Не бойтесь, леди Уилфрида, я не чудовище и не тиран, – спокойно ответил он, – и вы скоро увидитесь с королем Вильгельмом. – Радолф сделал паузу, словно ожидал услышать от нее слова благодарности, но отчего-то Лили не могла вымолвить ни слова. – Я оставляю вас с Жервуа, которому доверяю, как брату: он предотвратит любую возможную опасность.
 К глазам Лили подступили слезы, и она, чтобы не расплакаться, произнесла с вызовом:
 – Опасность с чьей стороны, милорд? Я здесь одна и без друзей. Едва ли я представляю какую-либо опасность для вас или для короля.
 Радолф пригнулся к ней:
 – Вы представляете опасность для меня, миледи.
 Лили не могла не понять его намека; ее большие серые глаза стали еще больше, но Радолф уже выпрямился и вернул на лицо маску суровости.
 – Делайте все, как велит Жервуа, и ничего дурного с вами не случится.
 Лили поморщилась. Она совсем запуталась в своих эмоциях и теперь сомневалась, что когда-либо сумеет в них разобраться. Что он имел ввиду? Как может она находиться в безопасности, оставаясь с Радолфом и его людьми?
 Он ее враг, враг, и только.
 Или...
 Хотя улица была узкой и многолюдной, Радолф пришпорил коня; в результате какой-то мужчина, не успев увернуться, резко отпрянул назад и упал, скатившись в грязь, поливая всадника проклятиями. Радолф и сам проклинал себя. Он вел себя как глупец и знал это, но ничего не мог с собой поделать, как не мог расправить руки и взмыть в небо.
 Испытывая презрение к себе, он сердито фыркнул. Память о ее вероломстве будет еще долго жить в его сердце, но сейчас ему следовало на время забыть об этом.
 Если он передаст Лили королю, то Вильгельм посадит ее в темницу и он потеряет ее навеки.
 Радолф вздрогнул. Нет, только не это. Ее безопасность ее жизнь – вот что должно волновать его в первую очередь. Он не позволит ни одному волосу упасть с ее головы ни за что на свете не уступит ее другому мужчине. Она принадлежит ему, и если уж должна понести наказание, то лучше он сам вынесет приговор и приведет его в исполнение!
 Устремив взгляд в пространство, Радолф продолжал скакать вперед. Как убедить Вильгельма отпустить Лили? Даже если он заявит о ее непричастности к мятежу, в чем и сам не был уверен, Лили будет представлять угрозу для мира и стабильности на севере. Она является здесь ключевой фигурой, и задача номер один для Вильгельма – обезвредить ее и подчинить себе.
 От безысходности Радолф заскрежетал зубами. Генрих наверняка нашел бы вкрадчивые, витиеватые слова, чтобы уговорить, убедить короля, но Радолф всегда выражал свои мысли прямо, без обиняков и пышных фраз. Это означало, что у него оставался только один способ спасти Лили. Если Господь ему поможет, то он непременно им воспользуется. Эта идея пришла ему в голову по дороге. Поначалу Радолф отверг ее, поразившись собственному безумству, но упрямая мысль продолжала мучить его, как камешек в сапоге, пока он всерьез не задумался над тем, что прежде представлялось ему чистым безрассудством. Теперь же он рассматривал эту идею как единственный выход из положения.
 Радолф с силой стиснул поводья.
 Он это сделает! Он изложит дело королю и будет уповать на то, что здравый смысл и крепкие узы многолетней дружбы помогут ему решить вопрос в свою пользу.
 Разумеется, он не скажет Вильгельму, что уже отдал Жервуа соответствующие указания. Скорее всего Жервуа посчитал, что его господин спятил, но Радолф знал: если ему не удастся убедить короля, его верный капитан немедленно доставит Лили в безопасное место.
 Ну а потом, разумеется, Радолфу придется ответить за свои действия, и он был к этому готов. Он даже готов был отдать жизнь, титул и свои земли, лишь бы с ней ничего не случилось.
 Радолф нахмурился. Мог ли он прежде подумать, что настанет такой день, когда Меч Короля откажется от всего ради женщины!
 Выходит, он и вправду сын своего отца.




 Глава 10


 Лили проснулась, разбуженная неясными звуками за дверью. Она слышала смех и голоса, большинство из которых сразу узнала: они принадлежали людям, с которыми она много времени провела в дороге. С ними она чувствовала себя вполне уверенно, что несколько ее озадачивало, поскольку все они являлись ее врагами.
 Но почему она не слышит голос Радолфа?
 При мысли о нем Лили повернула голову и стала осматривать комнату. Прежде у нее такой возможности не было: едва она оказалась в этой маленькой комнатке, как долго сдерживаемые слезы хлынули из глаз безудержным потоком. Оставшись наконец одна и без всякой надежды на будущее, она дала волю чувствам и проплакала до тех пор, пока не уснула.
 За дверью снова раздались голоса, они приближались и теперь звучали совсем близко. Один, женский, принадлежал, по-видимому, молодой стеснительной дочери хозяина постоялого двора; накануне вечером, когда Лили сидела у камина в теплом, насыщенном соблазнительными запахами помещении гостиницы, девушка принесла ей эль и пирог прямо из печи. Остальных постояльцев солдаты Радолфа выпроводили, причем с некоторыми обошлись довольно грубо, бесцеремонно вышвыривая следом их пожитки. Их громкие жалобы утихли лишь после того, как Жервуа снял с пояса кошелек и откупился от обиженных звонкой монетой.
 Типично нормандский способ получать то, что нужно, подумала Лили с горечью, но тут же нехотя признала, что Ворген вряд ли стал бы умиротворять людей деньгами...
 Услышав стук в дверь, Лили села и откинула назад волосы. Ее кожу все еще покрывала дорожная пыль, одежда почернела от грязи. Она уже забыла, когда в последний раз принимала ванну и наряжалась в красивые платья – та жизнь ушла безвозвратно.
 – Кто там?
 – Миледи, это Жервуа!
 Лили быстро поднялась и открыла дверь. В комнату сразу ворвался свет утреннего солнца, воздух наполнил аромат хлеба и эля, смешанный с едким дымом горящих дров.
 По темным кругам под глазами вошедшего Лили мгновенно поняла, что Жервуа почти не спал. Накануне она видела, что капитан внимательно осматривает зал таверны, оценивая сильные и слабые стороны строения.
 Насколько Лили поняла из слов Радолфа, задача Жервуа состояла в том, чтобы с ней ничего не случилось, и теперь она гадала, скрывалось ли за этим еще что-то.
 Словно прочитав ее мысли, Жервуа пояснил:
 – Миледи, лорд Радолф приказал мне и моим солдатам немедленно препроводить вас в замок.
 – Не слишком ли большой эскорт для одной женщины, Жервуа? Я не намерена бежать и сама хочу встретиться с королем.
 – Задавайте вопросы лорду Радолфу, леди. Я всего лишь его капитан.
 – Ты больше чем капитан, Жервуа. Радолф сказал, что доверяет тебе, как брату. Кстати, где он?
 – Все еще в замке, миледи. Он велел мне приготовить воду для ванны и позаботиться о ваших нуждах, прежде чем вы присоединитесь к нему. Вы должны выглядеть наилучшим образом, когда предстанете перед королем.
 От изумления Лили чуть не потеряла дар речи. Выглядеть наилучшим образом? Ворген с удовольствием притащил бы ее к королю в лохмотьях и истекающую кровью.
 – Что ж, тогда, конечно... – пробормотала она, хотя на самом деле ничего не понимала. Впрочем, какая разница, понимает она что-либо или нет? Вероятно, ее заточат в темницу до конца ее дней, и сейчас ей предстоит принять последнюю в своей жизни ванну.
 Жервуа терпеливо ждал ее ответа, и Лили заставила себя улыбнуться:
 – Благодарю тебя, Жервуа; ты всегда был добр ко мне.
 В глазах капитана промелькнуло беспокойство.
 – Я только подчиняюсь приказам, миледи. Благодарить вам следует лорда Радолфа.
 Лили недоверчиво вскинула брови, когда Жервуа продолжил:
 – Не мое дело говорить о таких вещах, но... вы заблуждаетесь, если считаете лорда Радолфа жестоким, каким его изображают легенды. Он, конечно, могущественный человек, с огромным богатством и крупными поместьями, и все это изобилие заставляет его быть более... осторожным, чем другие. У него и вправду великое множество врагов, и все же вам лучше не верить мифам и сплетням.
 Его слова и искренность, с которой они были сказаны, поразили Лили.
 – Я им и так не верю, но при чем здесь все эти истории? Радолф меня ненавидит.
 В этот момент она предстала перед Жервуа юной и неуверенной в себе: горделивая ледяная принцесса говорила, как испуганная девочка, потерявшая последнюю надежду, и он, покачав головой, чуть не рассмеялся вслух, прочем, Жервуа хорошо сознавал, что его господин рискует, но не понимал, ради чего. Теперь он вдруг взглянул а Лили по-новому.
 – Поверьте, миледи, лорд Радолф не питает к вам ненависти.
 – Только не считай меня дурой! Твоя преданность господину похвальна, но мы с Радолфом – враги.
 Забыв поблагодарить капитана, Лили отвернулась и, едва он ушел, тут же заставила себя забыть его последние слова.
 «Я предала Радолфа, а такой человек никогда не забывает вероломства. Теперь король поможет ему избавиться от меня», – в отчаянии подумала она.
 Холодея от ужаса, Лили мысленно представила ужасную сцену. Король призывает стражу, и солдаты, грубо схватив за руки, уводят ее прочь. Она поклялась себе, что не станет ни кричать, ни плакать и до последнего сохранит самообладание. Ну а Радолф будет стоять и наблюдать за ее мучениями с маской холодного безразличия на лице...
 Внезапно Лили сердито покачала головой. Нет, все будет совсем не так! Ее не уведут на заклание, как послушного агнца. Она должна бороться, и язык будет ее оружием. Ей есть что сказать нормандскому королю, и она знает слова, которые могут на него подействовать... Ей не следует умолять его: мольбы скорее вызовут у Вильгельма презрение, а не жалость. Вместо этого она попытается отстоять свое дело и напомнит королю, что может быть весьма полезной, если он и вправду хочет установить долговременный мир на севере.
 Лили слышала, что Вильгельм отличается обостренным чувством справедливости и умеет отличать хорошее от плохого, но в ней он видел в первую очередь супругу Воргена, а Ворген был для него предателем, причинившим многочисленные страдания населению. А теперь еще и Хью, ее кузен, вознамерился устроить новые беспорядки, и все это под прикрытием ее имени. Вильгельм имеет полное право считать ее опасной для себя и своего нового королевства. Ей придется приложить много усилий, чтобы убедить в обратном, заставить поверить в ее искреннее желание установить мир. Для этого ей нужно проявить все свое красноречие.
 Пока Лили занималась поиском подходящих слов, способных склонить короля на ее сторону, появилась Уна, дочь владельца гостиницы, и сказала, что поможет ей искупаться.
 Нежась в теплой воде, Лили натирала себя мылом, в то время как Уна мыла ей волосы. К моменту окончания мытья, когда Лили выбралась из ванны, она уже знала, какое направление придаст своей речи, и только Радолф оставался единственным пунктом преткновения. Он содействовал ее падению, и ее разум с этим никогда не смирится. Вот только сердце Лили не желало сдаваться. «Ты – мой, а я – твоя!» – кричало оно, словно сговорилось с телом, которое пламенело и томилось в присутствии Радолфа. Оба они нуждались в тщательном надзоре и постоянном напоминании о том, что врагам нежничать не пристало и что это обстоятельство никогда не изменится.
 – Какие красивые волосы, как серебряные нити, – перебил ее болезненные размышления восхищенный голос Уны.
 Лили сидела завернутая в простыню, в то время как девушка расчесывала ей локоны. Ее одежда, почищенная на скорую руку, выглядела довольно жалко; появиться перед королем Лили предпочла бы в пышном одеянии, увешанная с головы до ног драгоценными украшениями – она знала, что норманны уважают богатство. Увидят ли они в бедно одетой молодой женщине правомочную правительницу Нортумбрии, заслуживающую уважения, или же она покажется им лишь пешкой в мужской игре?
 Лили заставила себя улыбнуться:
 – Много долгих недель никто не ухаживал за моими волосами так, как ты, Уна.
 В ответ девушка смущенно потупилась:
 – Благодарю вас, миледи. Как вы думаете, из меня получится хорошая горничная?
 – Безусловно. Сожалею, что не могу сама предложить тебе эту работу.
 В глазах Уны промелькнуло любопытство.
 – Солдаты говорят, что вы – леди Уилфрида, жена мятежника Воргена...
 – Действительно, это так, – тихо призналась Лили, – но не забывай, что я такая же женщина, как и ты.
 Некоторое время Уна выглядела озадаченной, затем рассмеялась:
 – Ну что вы, миледи, я не боюсь вас! Но меня пугает он, Меч Короля – слишком уж он большой и угрюмый. А вы его не боитесь?
 Лили взглянула на девушку с удивлением, однако тут же вспомнила ночь в Трайере и нехотя сказала:
 – Иногда.
 К тому времени, когда все было готово, Жервуа уже оседлал кобылу Лили и дожидался ее перед гостиницей. Лили села в седло, держась прямо, как изваяние, и маленький отряд поскакал по улочкам Йорка к замку.
 Время от времени Лили поворачивала на пальце кольцо отца, и сокол поблескивал на свету красным глазом. По какой-то причине Радолф оставил ей кольцо, символ ее утраченной власти, но сделал ли он это нарочно или по недосмотру, Лили не знала. Впрочем, глупо верить, что Радолф способен руководствоваться в своих поступках чем-то, кроме продуманного расчета.
 При мысли о нем в ее груди вновь открылась гнетущая пустота, отзывавшаяся горечью и томлением. Короткие дни и ночи, проведенные ими вместе, были скорее похожи на сон, фантазию, сотканную из глупых грез, чем на реальность.
 Теперь она должна вернуться в свою холодную клетку и снова стать той ледяной женщиной, которой была, живя с Воргеном, иначе ей вряд ли удастся перенести последнее испытание.
 Во главе с Жервуа они въехали во двор нового замка Вильгельма, выбирая дорогу среди рабочих, занятых строительством сооружения. Капитан сообщил Лили, что строительство деревянного замка обычно занимает две недели, в то время как на каменный требуется куда больше времени.
 Не успела Лили глазом моргнуть, как сопровождавшие их всадники спешились и ее ввели в двери башни. Большой темный зал наполняли запахи дыма, жарившегося мяса и свежего камыша, мужские голоса, ворчание и лай собак.
 Люди Радолфа отступили, оставив Лили с Жервуа одних. Из-за волнения для нее все слилось в одно колышущееся пятно: сурового вида воины, бароны Вильгельма и их леди в струящихся платьях и изысканных головных уборах, с пальцами, густо унизанными драгоценностями.
 Чувствуя себя неважно одетой и униженной, Лили постаралась повыше вскинуть подбородок.
 И тут она увидела Радолфа. Он стоял как раз напротив нее – исполин в рубиново-красной тунике и темных штанах. Не делая со своей стороны никаких усилий, он тем не менее всецело поглотил ее внимание.
 Глядя на Лили, Радолф нахмурился – похоже, его настроение ничуть не улучшилось при ее появлении. Он не спеша двинулся ей навстречу, и Лили вся сжалась, в то время как ее вид стал еще холоднее.
 Подойдя, Радолф кивнул, и Жервуа отступил назад, уступая господину место рядом с Лили. Его рука, коснувшаяся ее руки, поразила Лили теплотой и силой. Такая поддержка могла бы послужить утешением, если бы ей не мешали беспокойные воспоминания о жарких поцелуях и еще о многом другом.
 – Подойди и поздоровайся с королем. – Его голос прозвучал тихо, но Лили вздрогнула, как от удара грома, и нервно втянула в грудь воздух. Она должна перебороть это. Во имя собственной жизни она должна преодолеть предательство тела!
 Его пальцы сжались, темные глаза прищурились.
 – Ну же! Иди, или мне придется заставить тебя сделать это.
 Серые глаза Лили потемнели, как грозовая туча, готовая взорваться стрелами молний. И тут он нагнулся и поцеловал ее. Поцеловал, не обращая внимания на солдат. Его губы приникли к ее губам в страстном и требовательном поцелуе, не оставившем Лили равнодушной, хотела она того или нет. Так целовать мог только мужчина, до смерти изголодавшийся по женщине, которую держал в объятиях.
 Предательское тело Лили мгновенно воспламенилось. Ей хотелось застонать от удовольствия и взвыть от ярости в одно и то же время. В большом зале раздались крики ободрения и смех, но Лили ничего не желала знать, кроме сильных рук Радолфа и его жарких, ненасытных губ.
 Неожиданно он отпустил ее. Оставшись без поддержки, Лили ловила ртом воздух; ее лицо предательски пламенело, а все ее мысли были сосредоточены только на том, чтобы устоять на ногах. Отворачиваясь от Радолфа, она со всей отчетливостью увидела женщину с золотистыми глазами, лицо которой побелело от ярости.
 – Так-то лучше, – шепнул Радолф ей на ухо, и от рокота его голоса у Лили по спине побежали мурашки. – А теперь все же пойдите и поздоровайтесь с королем, миледи.
 Король! Как она забыла о короле?!
 Преодолевая злость, боль и страх, Лили, не выпуская руки Радолфа, выступила вперед и, присев перед королем в реверансе, услышала за спиной сдержанный вздох облегчения. Вздохнул определенно Радолф. Но почему ему так важно, чтобы она была послушной и покладистой? И зачем он поцеловал ее? Чтобы продемонстрировать свою силу? Но разве его сила требовала каких-то доказательств?
 – Леди Уилфрида!
 Завернувшись в гордость, как в потрепанный плащ, Лили медленно выпрямилась. Невольно сжимая руку Радолфа, она подошла ближе к помосту.
 Вильгельм даже сидя выглядел весьма внушительно: сильный телом, с длинными руками и ногами, он источал могучую энергию, свидетельствующую о том, что он предпочел бы скакать в полях, занимаясь войной или охотой, вместо того чтобы разыгрывать из себя монарха.
 – Наконец-то! Радолф мне уже все уши прожужжал о вашей чудной красоте. – Голос короля прозвучал странно резко. – Он что, всегда приветствует вас с такой фамильярностью?
 Снова раздался смех.
 Лили не отрываясь смотрела на короля, и Радолф нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Все же, прежде чем ответить, она дождалась, когда шум стихнет.
 – Да, всегда, ваше величество.
 Позади вновь пронесся гул, и Вильгельм вскинул брови:
 – Ты поступаешь подобным образом со всеми своими пленницами, друг мой?
 Радолф рассмеялся:
 – Нет, только с леди Уилфридой, сир.
 Улыбка Вильгельма потухла.
 – И вы терпите это, миледи? А вот мне не нравится, когда женщин не слишком уважают.
 Лили прикусила губу. Вот он, удобный момент, позволяющий испортить Радолфу репутацию. Она почувствовала, как он напрягся рядом с ней. Но могла ли Лили ему навредить, если он не совершал над ней насилия и она добровольно стала его партнершей?
 – Видите ли, сир, – ответила она и опустила глаза. – Лорд Радолф никогда не обращался со мной дурно. – Лили вновь подняла взгляд и бесстрастно взглянула в глаза королю.
 Вильгельм удовлетворенно кивнул, и на его губах снова заиграла улыбка.
 – Отличный ответ. А теперь давайте продолжим. Радолф доставил вас ко мне, чтобы вы могли ответить на представленные мне обвинения в подстрекательстве к мятежам на севере страны. Что скажете на это, миледи?
 Лили сделала глубокий вдох:
 – Эти обвинения ложны, сир. Ворген поднял меч против вас, но не я.
 – Зачем же тогда ваш отец выдал вас замуж за Воргена – ведь этот человек вел войну от вашего имени и под вашим знаменем.
 Энергия била из Вильгельма фонтаном. Лили даже на миг показалось, что он вот-вот соскочит с места, чтобы вытрясти из нее признание. С большим трудом ей удалось сохранить хладнокровие.
 – Возможно, Ворген и сражался под моим знаменем, но он украл его у меня вместе со всем остальным. Мой отец не давал согласия на наш брак Ворген убил моего отца и сделал меня своей женой, поправ его мертвое тело. Я никогда не просила его воевать против норманнов или против кого-либо другого; для меня главное – чтобы на севере установился мир и я могла править моими землями без потрясений. Пожалуйста, сир, позвольте мне показать моему народу, как жить в мире с норманнами, а не умирать, воюя с ними!
 Король нахмурился. Может, она говорила слишком самонадеянно?
 – Что скажешь на это, Радолф? – спросил Вильгельм сурово.
 Радолф бросил на Лили быстрый взгляд, но она не поняла его значения. Он никогда не делился с ней своими мыслями.
 – Сир, полагаю, мы можем верить тому, что говорит эта леди. Разумеется, до меня доходили слухи, что она – колдунья, но... – Он презрительно пожал плечами. – Я не слушаю байки. Обо мне самом долгое время рассказывали всякие небылицы, и я знаю, чего они стоят. Однако, сир, стоящая здесь перед вами молодая и красивая женщина одинока и беспомощна. Я верю, что Ворген ее использовал. Другие люди, возможно, тоже захотят ее использовать. Я положил много сил, чтобы поставить север на колени, и не понимаю, как такая женщина сможет удержать его в послушании, какими бы добрыми намерениями она ни руководствовалась.
 Лили показалось, будто в этот миг Радолф взял нож и перерубил веревку, которая связывала ее с жизнью. Ее красивые слова низвели до уровня болтливой, слабой женщины. На что ей теперь надеяться? Ощущение, что ее предали, оказалось столь сильным, что она с трудом устояла на ногах.
 Вильгельм задумчиво почесал бровь.
 – Полагаю, – наконец сказал он, – что в этом ты, безусловно, прав. Было бы неразумно отдать север в управление женщине. Здесь нужна более сильная рука, чем ваша, леди Уилфрида, даже если мы поверим вашим словам.
 – Сир, достаточно сильной рукой обладает сэр Генрих, – произнес Радолф, словно не замечая замершую рядом с ним Лили. – К тому же у него неплохо подвешен язык.
 Вильгельм снова задумался.
 – Нет! – Он тяжело ударил кулаком по резному подлокотнику. – У меня на примете имеется другой человек – ты, лорд Радолф! Ты пролил достаточно крови, и теперь ты должен принести в Нортумбрию мир. Ты получишь земли леди Уилфриды: я дарю их тебе и велю начать строительство каменного замка. Это должен быть хороший нормандский замок! Ну, что ты скажешь на это?
 Радолф молчал.
 Он проговорил с Вильгельмом ночь напролет, но земли Лили в их разговоре даже не упоминались, и теперь, сделав свой великодушный подарок, король, несомненно, ждал от него слов благодарности, в то время как он чувствовал уныние. А как же его дом? Он не мог дождаться, когда вернется в свою вотчину, а теперь вынужден снова отправиться на север и приступить к строительству очередного замка. То, что этот замок будет принадлежать ему, еще не вошло в его сознание и казалось чем-то призрачным и не слишком достоверным.
 Холодные пальцы Лили снова с силой сжали его руку, и Радолф вздрогнул. Беспокоясь о безопасности Лили, он совсем забыл, что северные земли принадлежали ей, и теперь вместе с Вильгельмом они лишали ее и этих земель, и ее народа. Наверняка она любила свою родину не меньше, чем он свой Кревич. Что должна чувствовать эта женщина, слушая, как ее владения с легкостью передают в чужие руки? Но если Радолф не примет этот дар и этот... груз, то другой, менее достойный человек вряд ли откажется. Он должен стать покровителем севера, если не ради себя, то ради Лили. Радолф низко поклонился:
 – Вы очень щедры, сир. Я принимаю этот дар.
 Вильгельм удовлетворенно кивнул.
 – А теперь, – он подался вперед, – остается решить еще один вопрос: что делать с самой леди Уилфридой?
 Лицо Лили побледнело еще больше, но она, не дрогнув, выдержала взгляд короля. У нее имелись слова, которые она приготовила заранее, но, как назло, ее горло сжала судорога. Король только что распорядился ее правом по рождению, как фишкой в детской игре, и ей ничего не оставалось, как только смириться.
 До слуха Лили донесся шепот любопытства, и ей пришлось напрячься, чтобы осознать, что происходит.
 – Что скажешь, Радолф? Мы не можем отпустить леди на свободу из опасения, как бы она не стала жертвой повстанцев. Может, лучше заковать ее в оковы?
 Радолф скрипнул зубами. Разумеется, король потешался. Было хорошо известно, что Вильгельм обладает неуемным, зачастую довольно безжалостным чувством юмора, не зря его боялись даже близкие люди.
 – Я согласен, что ее стоит заковать в кандалы, сир, – ответил он, избегая взгляда расширившихся серых глаз Лили.
 Вильгельм возбужденно поерзал на украшенном богатой резьбой троне.
 – И что мы используем, чтобы заковать ее, мой друг?
 Радолф задумался, но лишь на мгновение.
 – Для такой женщины, как эта, следует использовать самое сильное средство, сир. Оковы, из которых она не вырвется, оковы, в плену которых останется на всю жизнь.
 Весь огромный зал замер в ожидании.
 – Хм, – ехидно произнес Вильгельм. – Крепкие оковы. Мне кажется, я знаю, что послужит самым надежным средством для удержания леди Уилфриды. Ты возьмешь ее в жены, и немедленно!
 Зал словно взорвался, но Вильгельм взглядом заставил присутствующих перейти на шепот.
 Одна лишь Лили стояла в растерянности.
 Стать его женой? Что это – шутка? Жестокая игра, придуманная, чтобы усугубить ее страдания?
 – Ну так как, Радолф? – Король вскинул брови. – Я приказываю тебе обвенчаться с этой леди, а ты молчишь? Скажи хоть что-нибудь.
 Радолф снова низко поклонился, а когда он заговорил, его голос прозвучал достаточно громко, чтобы заполнить тишину.
 – Я смиренно подчиняюсь, сир.
 – И ты уверен, что твоя дама тоже не станет возражать? Похоже, она вот-вот лишится чувств.
 Радолф железной рукой обхватил Лили за талию.
 – Она вне себя от радости, сир.
 Вильгельм фыркнул.
 – Может, она все еще скорбит по своему прежнему супругу, мятежнику Воргену? – мрачно пошутил он, и в его голосе послышался скрежет стали, словно у него вновь возникли прежние подозрения.
 Радолф громко рассмеялся:
 – После жалкого кинжала Воргена леди будет только рада ощутить между ног Меч Короля!
 Вильгельм широко улыбнулся дерзкой шутке, и к нему снова вернулось хорошее настроение.
 Бледную кожу Лили обожгла краска стыда и ярости. Она попыталась вырваться из железной хватки Радолфа, но его рука держала ее слишком крепко.
 – Терпение, миледи, – усмехнулся он. – Осталось совсем не долго ждать того момента, когда я смогу увести вас в постель.
 Незамысловатую шутку Радолфа встретил гром смеха, и голос Вильгельма прозвучал громче, чем голоса всех присутствующих.
 Когда шум смолк, король снова заговорил, при этом его лицо освещала широкая улыбка.
 – Итак, лорд Радолф, я приказываю тебе обвенчаться с леди Уилфридой, чтобы защитить ее от тех, кто мог бы использовать слабую женщину в своих вероломных замыслах. Сделай с ней наследника, ребенка твоей и ее крови, нормандской и английской, и ты завоюешь север, навсегда искоренив дух предательства! Пусть твои солдаты, не имеющие жен, тоже возьмут в жены девушек английской и скандинавской крови – тогда мы завоюем этот народ средствами куда более приятными, чем война. – Поднявшись на ноги, Вильгельм ударил Радолфа кулаком в плечо, и, хотя это была лишь шутка, другой, менее могучий человек свалился бы от такого удара. – Свадьбу мы отпразднуем завтра же, и я обещаю закатить пир, какого свет не видывал! Жаль только, что королева не почтит его своим присутствием – ведь она уже отчаялась увидеть тебя женатым, Радолф. – Неожиданно в голосе короля прозвучал налет грусти. Отчаянно влюбленный в свою жену, Вильгельм ни за что не хотел подвергать ее риску и поэтому на всякий случай отправил Матильду в Нормандию.
 Почтительно поклонившись, Радолф повел Лили прочь, делая вид, что не замечает ее сопротивления.
 – Ты выбрал себе в жены дикую кошку, дружок, – неожиданно раздался поблизости нежный, мелодичный голос.
 Несмотря на обилие охвативших ее эмоций, Лили ощутила, как напряглось тело Радолфа. Быстро обернувшись, она обнаружила, что голос принадлежит все той же женщине с золотистыми глазами, которую ей удалось заметить раньше. Дама стояла неподалеку от них в небрежной позе с полуулыбкой на губах, бесконечно самоуверенная в своем прекрасном бархатном платье; на ее лоб игриво ниспадала мягкая прядь темных волос, остальные скрывала газовая вуаль. Не первой молодости, она тем не менее отличалась зрелой красотой.
 Когда Радолф поклонился, слегка шевельнув темноволосой головой, Лили почувствовала укол досады.
 – Мое почтение, леди Анна.
 Золотистые глаза скользнули по нему пожирающим взглядом.
 – А ты не изменился, – вкрадчиво промолвила она, но Радолф тут же отвернулся и широкими шагами направился к двери, таща Лили за собой.
 Лишь когда они очутились за порогом, Лили сумела наконец освободиться. Напряженная и бледная, она резко повернулась к нему.
 С тяжким вздохом Радолф приготовился к предстоящей пытке. Он чувствовал себя физически и морально опустошенным, а тут еще Анна усугубила положение. Ясно, что Лили не могла не разозлиться; после того что о ней было сказано и что с ней было сделано, она определенно имела право высказаться.
 – Я никогда не выйду за тебя замуж! – Ее голос дрожал. – Все норманны – корыстолюбивые чудовища с жадными лапами, они так и норовят заграбастать чужие земли! Таким был Ворген, а ты еще хуже! – В сердцах она замахнулась на него, но Радолф без труда отвел удар. Перехватив ее ладонь, он крепко сжал пальцы Лили и, приподняв брови, мягко заметил:
 – Ты же знаешь, что это неправда. У меня достаточно владений, и меня не прельщают твои северные пустоши. Я согласился взять их лишь потому, что меня волнует твоя судьба. А что касается брака... если вы, леди, не станете моей женой, то всю оставшуюся жизнь просидите в темнице. Скажите, что вы предпочтете – быть скованной узами брака или железными кандалами?
 – Ну конечно, кандалами! Я уже была женой одного норманна и лучше умру, чем вступлю в брак с другим!
 Ее ответ всколыхнул в нем утихший было гнев.
 – Послушайте, леди...
 – Нет! Отведи меня назад, чтобы я могла поговорить с твоим королем. Я – внучка Гарольда Хардраада, короля Норвегии, и дочь английского графа...
 Радолф схватил ее за плечи и принялся трясти.
 – Король приказал нам обвенчаться, и завтра ты станешь моей женой. При этом ты будешь улыбаться и притворяться, что всем довольна. И запомни: теперь я владею твоими землями и правлю твоим народом. Если ты посмеешь спорить со мной, если не будешь мне подчиняться, я стану вымещать зло на них.
 Радолф, конечно, преувеличивал; он никогда не срывал дурное настроение на слабых и беззащитных, но Лили этого не знала. В ее серых глазах блеснули слезы.
 – Зачем? – гневно воскликнула она. – Зачем венчаться с женщиной, которую ненавидишь... и которая ненавидит тебя? Неужели только для того, чтобы наказать меня? Почему, почему ты не отказался?!
 Радолф смерил ее насмешливым взглядом.
 – Если бы я отказался, Вильгельм тут же подыскал бы тебе другого норманна, и притом куда менее знатного, чем я.
 Лили всхлипнула.
 – Если я не вступлю с тобой в брак, ты разоришь мои земли... – горестно прошептала она.
 – Да. – Он холодно улыбнулся. – Кроме того, есть еще кое-что, леди.
 – О?
 – Видите ли, я получаю огромное удовольствие, прикасаясь к вам, целуя вас. Мне нравится владеть вами и слышать, как вы визжите от экстаза. Думаю, мне также понравится мастерить с вами наследника, леди. Заронить в вас семя и наблюдать, как оно зреет и набухает.
 Лили едва дышала. Радолф видел, как расширились ее глаза, а грудь от волнения начала часто подниматься.
 – Ты... ты собираешься... делать это? – только и сумела она выговорить.
 – Еще как собираюсь; и вам не удастся мне отказать даже после того, как родится наследник. Я намерен иметь от вас столько детей, сколько получится, пока мы будем в состоянии их плодить!
 Только тут Радолф понял, что сказал нечто чудовищное, но осознание этого пришло, когда слова сорвались с его губ и он уже не мог забрать их обратно. Кроме того, он в самом деле желал ее и не собирался это скрывать.
 Подойдя ближе, Радолф обхватил Лили за плечи и крепко прижал ее к себе.
 – Я каждый день буду посещать тебя в твоей постели, – хрипло прошептал он, – но и тогда мне будет этого мало, чтобы сбросить с себя путы чар, которыми ты меня околдовала.
 В темных глазах Радолфа пылал такой огонь, что у Лили приоткрылись губы, а дыхание стало отрывистым. Ее кожа все еще горела, но теперь не гнев, а нечто другое жгло ее изнутри. И все же гордость не позволяла ей признать свое поражение. Боже, как же она хотела с ним обвенчаться, чтобы каждый день ложиться в его постель! А еще она хотела рожать ему детей – черноволосых шаловливых мальчишек!
 Видимо, Радолф прочитал желание в ее глазах, и уголки его губ, дрогнув, приподнялись.
 – Вы ведь этого тоже хотите, леди, не так ли? – Скользнув по щеке, его пальцы тронули нежную кожу на шее. – В таком случае мы оба оказались в плену колдовских чар и не имеем возможности выбраться. Вильгельм заставляет нас вступить в брак, и мы должны воспользоваться этим с выгодой для себя.
 Лили проглотила застрявший в горле ком и закрыла глаза, ограждая себя от соблазна, светившегося в его взгляде.
 – Никогда! – выпалила она.
 Это была ложь, и он отлично знал это, а потому, снова рассмеявшись, не выпуская ее руки, повел Лили прочь из замка.
 Накануне Радолф явился к Вильгельму с твердым намерением упросить короля позволить ему взять Лили в жены. После долгой ночи с длинными разговорами и обильными возлияниями Вильгельм в конце концов согласился, и только теперь, когда его пожелание было исполнено, Радолф увидел, что все далеко не так просто. Она его ненавидит, а он ей не доверяет – неплохая перспектива для супругов!
 Единственное, в чем Радолф был уверен, так это во власти, которую имел над ее телом. Их поцелуй ясно доказал это, а позже он получил новое подтверждение, когда Лили едва не лишилась чувств в его руках при одном упоминании о брачной постели. Она определенно хотела его; ее испепелял точно такой же огонь страсти! Возможно, если они будут проводить в постели достаточно времени, то сумеют обрести розовое счастье среди шипов недоверия и обмана...
 Итак, он добился, чего хотел. Лили станет его женой.
 Оставалось только молить Бога, чтобы ему не пришлось пожалеть об этом.




 Глава 11


 В гостиницу Лили возвращалась в состоянии, близком к истерике. День близился к завершению, и ночь спускалась над городом темным пологом. Над камышовыми крышами поднимался серый дым; на узких улочках собирались тени, а над поверхностью Уза расползались призрачные щупальца тумана.
 Когда они добрались до гостиницы, Лили торопливо соскользнула с кобылы и, не дожидаясь, когда ей помогут, не проронив ни слова, скрылась внутри. Радолф последовал за ней, но она уже находилась в комнате наедине со своими мыслями, отгородившись закрытой дверью.
 Во-первых, она сделала пугающее открытие, с которым не могла смириться – ее тело чересчур успешно противостояло ее разуму. Что бы ни говорил и ни делал Радолф, стоило ему прикоснуться к ней, как она таяла, словно воск.
 В случае ее непослушания Радолф отыграется на народе, который ни в чем не виноват; он не доверяет ей и намерен наказать ее по-своему, когда придет время, за тот моральный ущерб, что она нанесла его гордости.
 И при всем этом Лили просто жаждала беспечно броситься в его сильные руки!
 Уставившись в стену, Лили принялась мечтать о том, что было бы, если бы все сложилось по-другому. Она без промедления утонула бы в его объятиях и позволила ему делать с собой все, что ему угодно. Но тогда она действительно стала бы его узницей, а это уже никуда не годилось. Все, что она к нему питает, именуется сладострастием; но сладострастие можно держать на коротком поводке, и, Бог даст, со временем оно пройдет само собой, а значит, Радолфу ее никогда не завоевать.
 – Леди?
 Нежный голос Уны смолк, и тут же раздался тихий стук в дверь.
 – Я принесла вам ужин. Уверена, вы проголодались.
 Урчание в животе убедило Лили, что ей лучше не вступать на тропу мученицы. К тому же ей нужны были силы, чтобы противостоять Радолфу.
 Открыв дверь, Лили сразу поняла, что приняла верное решение. Над миской с дымящимся аппетитным рагу, двумя толстыми, намазанными маслом кусками хлеба и кружкой эля ей приветливо улыбалось лицо Уны.
 – Лорд Радолф велел, чтобы вы все съели, – объявила она, поставив еду на стол. – Солдаты говорят, что у вас с ним уже завтра состоится свадьба...
 Откусив кусок хлеба, Лили задумчиво кивнула:
 – Это правда, Уна, таков приказ короля.
 Уна чуть заметно вздрогнула:
 – И вы не боитесь? Такой огромный человек раздавит вас, когда ляжет с вами в постель!
 Лили чуть не поперхнулась элем, но Уна этого как будто не заметила.
 – А вот я рада, что родилась свободной и безродной. Никакой король не станет принуждать меня к замужеству против моей воли.
 – Тебе и вправду повезло. – Лили печально улыбнулась.
 Уна важно кивнула.
 – Вам понадобится красивый свадебный наряд, миледи.
 Лили окинула взглядом свое грязное, изношенное платье и ужаснулась.
 – Но это все, что у меня есть, Уна. Может, я могу одолжить какое-нибудь из твоих?
 На щеках Уны вспыхнул румянец.
 – Что вы, леди! – воскликнула девушка с жаром. – У меня нет ничего подходящего! Вам следует обратиться к вашему господину: говорят, он почти так же богат, как король, и может накупить вам мехов и драгоценностей столько, что в комнате яблоку негде будет упасть!
 – Кто бы сомневался, – ответила Лили сухо, зная, что просить Радолфа ни о чем не станет. Пусть он назовет это упрямством и гордыней, но она лучше предпочтет венчаться в своих обносках, чем попросит у него новое платье.
 Все же отсутствие подходящего наряда еще больше испортило ей настроение. Как только Уна ушла, Лили вернулась в постель, но еще долго не могла уснуть, размышляя о своем будущем.
 Находясь в шумном зале гостиницы, Радолф охотно смеялся над сальными шутками своих солдат и комично изображал жениха. Он получил то, что хотел, так почему бы теперь не повеселиться? А все сомнения и тревоги пусть подождут до завтра.
 Все же его взгляд то и дело упирался в закрытую дверь комнаты Лили. За этой крепкой деревянной дверью находилась женщина, перевернувшая всю его жизнь.
 Он живо представил ее: одна рука отброшена, светлые волосы вьются вокруг лица серебристыми локонами, губы слегка приоткрыты, мягкие и сладкие снаружи и горячие, призывные изнутри.
 Примет ли она его сейчас, если он постучится в дверь? Радолф сильно сомневался в этом. Скорее всего она набросится на него с дикими криками, как разъяренная фурия.
 Радолф поежился.
 – Как назовете своего первого сына, милорд? – полюбопытствовал один из солдат, вытирая с подбородка эль. – Эрик Кровавый Топор?
 Радолф фыркнул, освобождаясь от мрачных мыслей.
 – Нет, он тоже будет Радолфом! Славное нормандское имя.
 Жервуа высоко поднял кубок:
 – За Радолфа, сына Радолфа!
 Глядя на своего верного капитана, Радолф улыбнулся. Он поставил его в трудное положение, когда велел выполнять в первую очередь свои приказы, ставя их выше приказов короля. Если бы возникла необходимость увезти Лили в укрытие, Жервуа пришлось бы рисковать жизнью. Подобную преданность следовало высоко ценить. Он непременно вознаградит Жервуа, и вознаградит щедро!
 – Милорд! – Капитан придвинулся ближе, его глаза поблескивали, а голова слегка покачивалась. – Какой подарок вы на... намерены подарить леди Лили... то есть Уилфриде на свадьбу?
 Радолф удивленно вытаращил на него глаза.
 – Дочь... дочь нашего хозяина говорит, что так принято, – продолжал Жервуа, едва шевеля языком, – принято дарить невесте подарок в день свадьбы.
 Некоторое время Радолф переваривал эту информацию, затем хлопнул себя по лбу. Как мог он быть таким тупицей, как мог забыть, что должен иметь хоть какую-то безделушку, чтобы подарить ее будущей жене? Женщины всегда любят всякие безделицы. Его отец почти все деньги промотал на покупку драгоценностей и милых вещичек для своей второй жены, а она с горящими глазами продолжала требовать еще и еще.
 При воспоминании об этом Радолф поморщился. Нет, он ничего не станет дарить невесте – хватит с нее и того, что она получит в собственность богатого и могущественного лорда Радолфа.
 Он тут же заявил об этом во всеуслышание, проигнорировав неодобрительное ворчание Жервуа:
 – Но, милорд, она посмотрит на это другими глазами. Она обидится. Женщины всегда обижаются по пустякам...
 Радолф нахмурился и помотал головой.
 – Обидится она или нет, меня это не касается.
 Жервуа нервно икнул.
 – Коснется, когда она заставит вас страдать, – произнес он наконец. – Она перестанет с вами разговаривать, перестанет улыбаться и не пустит в постель.
 Радолф помрачнел еще сильнее, а капитан, отвернувшись, пробормотал:
 – Оба у-упрямые, как мулы, только я тут ни при чем. И не дай мне Бог когда-нибудь обзавестись женкой!
 Утром, когда Уна сказала, что ее ждет подарок, сердце Лили дрогнуло.
 Подарок мог служить жестом примирения, а это значит...
 Но уже в следующий момент Уна разрушила все ее надежды.
 – Подарок принес слуга, миледи, он от леди Кентон. Ее человек сказал, что вы сможете надеть это на свадьбу.
 Когда Лили развернула тщательно упакованный сверток, то обнаружила внутри невероятно красивое платье. От восхищения она даже ахнула: из плотного шелка, роскошного золотистого цвета, оно было густо расшито золотыми и серебряными нитями. К нему в придачу шла сорочка и вуаль из тончайшей, как паутина весенним утром, ткани. Пара остроносых туфелек такого же золотистого цвета, как платье, довершала наряд. Такое платье впору было надеть самой королеве или принцессе викингов.
 Дрожащими пальцами Лили дотронулась до ткани, после чего Уна приподняла платье и приложила к госпоже.
 – О, как это прекрасно! – искренне воскликнула она. – Вы в нем просто как ангел!
 Лили улыбнулась, но тут же мечтательность в ее глазах померкла.
 – Эта леди Кентон исключительно щедра, но... Может, мне стоит отослать подарок назад? Лорд Радолф не давал мне разрешения надеть другой наряд; вероятно, он хочет, чтобы я венчалась в той одежде, которая у меня есть.
 – Отправить назад и оскорбить леди Кентон? – пронзительно взвизгнула Уна. – Нет уж, леди, вы должны его надеть.
 – Должна?
 – Ну конечно. Вот увидите, лорд Радолф не станет возражать. Он не сможет сказать ни слова, потому что при виде вас сразу проглотит язык.
 В конце концов Лили решила не спорить и позволила Уне помочь ей облачиться в новый наряд. Затем Уна причесала и убрала ее волосы, спрятав их под тончайшую вуаль. Золотистый цвет придал бледной коже Лили теплоту, а алый цвет губ отвлекал взгляд от легких теней под глазами.
 Наконец Уна, любуясь творением своих рук, отступила назад.
 – Вы просто восхитительны, – благоговейно сообщила она.
 – Это все платье. – Лили потупилась. – Такой наряд любую женщину превратит в красавицу.
 Собрав в руки несколько складок юбки, Лили приподняла подол, чтобы случайно не наступить на него, и медленно двинулась к двери.
 Пирушка Радолфа и его солдат затянулась далеко за полночь, и в общей комнате все еще было дымно и не прибрано, пахло элем и вином. Многие, не выдержав обильных возлияний, уснули прямо за столом.
 Когда Лили остановилась в дверях, то не сразу увидела Радолфа. Постепенно голоса солдат смолкли, и тут ее взгляд словно сам уперся в него.
 Радолф стоял у камина, поставив одну ногу на жаровню. С высокой пивной кружкой в руке и улыбкой на губах он, склонив голову, разговаривал с владельцем гостиницы.
 – Миледи! – с тихим восхищением шепнул Жервуа, видимо пытаясь обратить на нее внимание своего господина.
 Радолф повернулся, и радость ушла из его глаз. Несмотря на дымный сумрак, Лили мгновенно узнала в этом темном взгляде искры жаркого огня. Его свет ослепил ее, и на короткий миг она утратила способность соображать. Уна даже обхватила ее рукой за талию, видимо испугавшись, как бы Лили не лишилась чувств.
 Когда Лили овладела собой, пламенеющий взгляд уже угас и глаза Радолфа снова стали непроницаемыми.
 Лили невольно отметила, что Радолф одет в ярко-зеленую тунику с коротким темным плащом, подбитым мехом, переброшенным через плечо, где его удерживала нарядная брошь. Ткань плаща зеленой волной обернулась вокруг его мускулистых ног, когда он повернулся к Жервуа, видимо собираясь отдать какие-то распоряжения. На груди лорда тускло поблескивала тяжелая золотая цепь, указывая на его высокое положение. В этом наряде он выглядел и вправду неотразимо.
 Сегодня они соединятся как муж и жена в союзе, теснее которого ничего не существует между мужчиной и женщиной, от этой мысли мурашки страха и восторга пробежали по телу Лили.
 Поставив пивную кружку на скамью, Радолф направился к ней. Когда он остановился почти вплотную от нее, Лили захотелось сделать шаг назад, но она решила, что он сочтет это проявлением слабости, и продолжала стоять неподвижно.
 – Не пройдет и часа, как мы отправимся в замок праздновать нашу свадьбу, – самодовольно объявил он. – А пока, миледи, не выпьете ли со мной немного вина?
 Радолф многозначительно посмотрел на владельца гостиницы, и тот тотчас же бросился наполнять вином два самых больших кубка.
 – Какая радость, миледи, – начал он, возвращаясь, но Радолф взглядом заставил его замолчать.
 – За леди Лили! – объявил он, но едва коснулся вина губами, как его посетила новая мысль: – Или мне нужно теперь величать вас леди Уилфрида?
 Лили кивнула:
 – Да, таково мое имя, милорд.
 Радолф отпил из бокала, а его люди встретили тост хором приглушенных возгласов, боясь, по-видимому, что от слишком громких голосов их головы расколются.
 – Откуда же в таком случае взялось имя Лили? – поинтересовался Радолф, сведя брови вместе.
 – Так звали меня отец и те, кто меня любит. – Лили словно давала ему понять, что он в число таковых не входит.
 Некоторое время Радолф смотрел на нее сверху вниз, потом безразлично пожал плечами:
 – Тогда я буду звать вас Уилфрида или лучше лисица, потому что вы такая же хитрая и коварная. – Он осушил кубок до дна. – Выпейте, леди! Из подобных случаев король стремится выжимать все удовольствия, и я с ним полностью согласен.
 Радолф продолжил говорить, обращаясь к своим солдатам, отвечавшим ему новыми поздравлениями, в то время как Лили приникла губами к кубку и торопливо осушила его в надежде унять свои страхи. Когда настало время сесть в седло и отправиться в замок, она уже была в состоянии держаться по-королевски и вести себя спокойно.
 – Благодарю, миледи, что вы дали нам возможность гордиться вами, – произнес Жервуа, помогая Лили сесть на кобылу. – Меч Короля не мог найти более неотразимой невесты.
 Однако Лили вряд ли испытывала гордость – скорее растерянность, боль, злость... и еще какие-то таинственные эмоции, в которых не желала разбираться. Ее кобыла нервно перебирала копытами, словно поддерживая недовольство хозяйки, и, когда к ним подъехал Радолф, вскинув голову, попятилась в бок, так что ему пришлось выхватить из рук Лили поводья и надежно обернуть их вокруг своей большой твердой руки.
 – Милорд, – обиделась Лили, – пожалуйста, верните мне поводья!
 Но он и бровью не повел, что окончательно вывело Лили из себя.
 Когда она была совсем юной, ее жизнью управлял ее отец, потом настал черед Воргена, затем то же самое попытался сделать Хью. Похоже, мужчины всегда стремились указывать ей, что делать.
 – Милорд! – прошипела Лили сквозь зубы. – Я прошу вас вернуть мне поводья и не позволю обращаться с собой, как с малым ребенком.
 Радолф неспешно обернулся и удивленно посмотрел на нее:
 – Вы желаете оказаться на земле, миледи, когда кобыла сбросит вас?
 – Она боится вашего жеребца, но я в состоянии править ею, если вы отъедете хоть чуть-чуть в сторону.
 В ее заявлении звучала непокоренная гордость, но Радолфу, похоже, было все равно, ибо он пожал плечами и бросил безразлично:
 – Как пожелаете, леди Уилфрида. Итак, в путь.
 Снова завладев поводьями, Лили расправила вокруг себя складки тяжелой юбки, и они поехали вперед по узким улочкам. Перед ними развевалось знамя Радолфа – рука с занесенным мечом на лазоревом фоне. Толпа приветствовала их громкими криками, поскольку Вильгельм приказал своим людям как можно более пышно отметить союз норманна и англичанки, предвещавший для севера эру мира и благоденствия.
 На новобрачных благоуханным дождем падали лепестки цветов, издававших сильный сладкий аромат. Рассыпавшие их люди улыбались, от души радуясь предстоящему событию.
 – Похоже, они обобрали все сады, – пробормотал Радолф.
 Веселое настроение приподняло уголки его рта, и он взял Лили за руку и высоко поднял их сцепленные руки. Толпа ликующе взревела.
 – Улыбнитесь, я приказываю.
 Лили послушно растянула губы, хотя ее лицо оставалось неподвижным и холодным, а сердце словно окаменело. Все было очень красиво, но совсем не так, как виделось ей когда-то в мечтах.
 Радолф искоса взглянул на свою будущую супругу. Если бы только он мог поскорее покончить с этим шумным мероприятием и уехать назад в гостиницу, то, возможно ему удалось бы растопить лед ее надменности.
 Увы, от этого момента их отделяли многие часы: пиры Вильгельма не отличались краткостью. Вздохнув, Радолф приготовился к долгому ожиданию. Во дворе замка их встретила суетливая толпа слуг и мутантов, громко объявлявших об их прибытии. Убранство большого зала, украшенного вьющимися листьями и цветами, поражало великолепием: интерьер больше напоминал лесные заросли, чем творение рук человеческих, и все посторонние запахи перекрывал сладкий аромат трав и цветов. В помещениях деловито суетились слуги и кухарки. Вино лилось рекой, и гости Вильгельма от души воздавали ему должное. Нормандцы были великими воинами и охотниками, но они также любили хорошо поесть и выпить и ублажали свои плотские потребности с чувством особого удовольствия.
 К несчастью, когда дело касалось сердца и души, они, как правило, проявляли излишнюю сдержанность и осторожность, и это вызывало у Лили искреннее сожаление.
 Она вспомнила дом отца: в нем постоянно звучал смех, создавая атмосферу искреннего веселья, а отец то и дело дарил ее матери улыбки и ласкал ее взглядом. Его не заботило, что другие это увидят; он не видел ничего дурного в том, чтобы любить кого-то. Любовь, думала Лили, не зависит от земельных угодий или богатства, она лишь соединяет два сердца.
 А как же сладострастие, которое она испытывала к Радолфу? Но в их случае похоть ничего общего не имела с землей или богатством или с той стороной, которую занимал каждый из них на поле боя. Как и удар молнии, она была неподвластна объяснению.
 Священник ждал их в небольшой часовне, снаружи и внутри которой столпились гости. По простоте душевной Лили надеялась увидеть кого-то вроде отца Люка, однако священник с впалыми щеками и провалившимися глазами скорее напоминал живые мощи. Пока он произносил традиционные слова, Лили стояла, высоко подняв подбородок, сохраняя внешнее спокойствие, но за ее внешней холодностью скрывался страх.
 Какое будущее сулил ей этот брак?
 Пока она размышляла над этим, Радолф наклонил голову и оставил на ее губах мимолетный, жесткий поцелуй. В следующий миг Вильгельм похлопал Лили по спине, и громкие голоса стали со всех сторон выкрикивать поздравления. Шумная многоцветная толпа хлынула назад в зал, чтобы приступить к чревоугодию и возлияниям.
 Взяв Лили за руку, король подвел ее к высокому столу на помосте и усадил на почетное место рядом с собой.
 – У вас холодная рука, леди Уилфрида, – насмешливо произнес Вильгельм. – Означает ли это, что у вас горячее сердце?
 Судя по всему, король очень в этом сомневался; в его проницательных глазах Лили не заметила и намека на дружественность, с которой он смотрел на Радолфа.
 – Будете ли вы верной супругой моему Мечу? – продолжил Вильгельм, не дожидаясь ответа. – Мне бы не хотелось видеть, что мой верный вассал не в состоянии найти покой в собственной опочивальне из боязни, что ему всадят нож в спину.
 Лили вспомнила, что, по слухам, сам Вильгельм жил в счастливом браке и никогда не делал попыток искать утешения на стороне. Возможно, норманны со временем все же поймут толк в любви.
 – Я только хочу, чтобы моими землями управляли со знанием дела и разумно, сир, и сделаю все, что в моих силах, лишь бы добиться осуществления этого желания. Разве это может помешать мне быть верной супругой?
 – Разумеется, нет, миледи, но верность – это не плащ, который надевают по собственному усмотрению. – Радолф заслуживает большего.
 – Я не намерена изменять своему супругу, – спокойно ответила Лили. Вильгельм нахмурился и, видимо, собирался что-то завить, но в этот момент в зал внесли огромное блюдо с жареным вепрем, уложенным на подушку из виноградных листьев в окружении медовых овощей. Среди гостей пронесся шепот восхищения, и Вильгельм довольно потер руки. Лили с ужасом наблюдала, как он навалил на ее тарелку гору еды и велел до краев наполнить пряным вином стоявший перед ней кубок. – Хотите вы того или нет, леди Уилфрида, вам придется праздновать вашу свадьбу, – ухмыльнулся Вильгельм. – А теперь ешьте!
 – Да, сир. – Лили потупила глаза. Лишь когда удушающее внимание короля переключилось на кого-то еще, Лили осмелилась взглянуть на Радолфа, сидевшего по другую сторону от нее. Встретившись с ней глазами, он, словно угадав ее мысли, пробежал взглядом по доверху наполненной тарелке Лили, и уголки его губ поползли вверх.
 – Миледи, по изобилию пищи, которую вы, видимо, собираетесь съесть, я могу предположить, что вы невероятно прожорливы.
 – Нет, – вспылила Лили. – Ничуть!
 Веселые огоньки продолжали мерцать в глубине его темных глаз.
 – И все же вы слишком худы. Немного больше плоти вам не повредит.
 Лили с досадой вздохнула:
 – Если я съем все это, то раздуюсь, как шар, а то и просто лопну.
 Радолф заразительно рассмеялся, откинув назад голову. Напряжение между ними спало, и его лицо как по волшебству разгладилось. Лили никогда не видела, чтобы он так смеялся. Теперь Радолф выглядел красивым и беспечным и совсем не походил на Меча Короля!
 Это наблюдение смутило Лили, заставив болезненно сжаться ее сердце.
 В этот момент в зале появилась пестрая толпа музыкантов: они играли на всевозможных музыкальных инструментах и громко пели, пока окончательно не оглушили Лили своей какофонией. После веселых мелодий арфист сыграл и спел несколько жалостливых песен, но вскоре его вытеснили акробаты, а затем актеры, исполнившие пьесу, основанную на истории, начинавшейся захватом Лили в плен и заканчивавшейся ее свадьбой.
 Узнав себя в гибком юноше в парике с длинными светлыми волосами и высокомерным видом, Лили пришла в ужас. Актер плавно фланировал по залу, виляя бедрами, потряхивал кудрями и время от времени бросал кокетливые взгляды в направлении другого исполнителя, игравшего роль Радолфа.
 Если собственный образ вызывал у Лили смущение, то с Радолфом дела обстояли куда хуже – его актеры изображали полным идиотом: слоняясь по залу, он то и дело спотыкался о собак, ругался и потрясал кулаками, не забывая при этом постоянно похваляться своим «мечом». Тем не менее каждую шутку сопровождали взрывы непристойного смеха.
 Откинувшись на спинку кресла, Радолф время от времени высокомерно улыбался, но было видно, что он, как и Лили, чувствует неловкость из-за того, что его личная жизнь, выставленная напоказ, стала источником веселья для Вильгельма и его алчного двора.
 Когда пьеса подошла к концу и «невеста» с «женихом» сплелись в объятии, больше похожем на борьбу, Радолф облегченно вздохнул. Искоса взглянув на Лили, он обнаружил, что она сидит, опустив ресницы, и ее щеки пылают. Неужели эта ерунда ее расстроила?
 В этот миг Лили вскинула голову, и он увидел прямо перед собой ее темно-серые глаза с огромными черными зрачками.
 – Дурацкое представление, не правда ли?
 Лили вздрогнула:
 – Нет, но... Я не знаю, милорд.
 Внезапно Радолфу показалось, что непробиваемый щит, который Лили ни на минуту не выпускала из рук, опустился, но уже мгновение спустя все вернулось в прежнее состояние: ее подбородок поднялся, а взгляд наполнился высокомерием.
 Отвернувшись, Радолф вернулся к разговору с соседом, сидевшим по правую руку от него, но при этом он продолжал ощущать присутствие Лили, словно каждое ее движение отпечатывалось на его коже. Было ли тому виной его воспаленное воображение, или же на самом деле он уловил в ее серых глазах скрытое приглашение? Может ли его брачная ночь вылиться в нечто большее, чем обычное пьянство?
 Нервы Радолфа свились в тугой клубок, как будто ему предстояло первое в жизни свидание. Это было странное и унизительное ощущение, но он ничего не мог с собой поделать. Он хотел Лили, нуждался в ней и ни о чем другом, кроме предстоящей ночи, не мог и думать.




 Глава 12


 Воспользовавшись необходимостью облегчиться, Лили извинилась и выскользнула из зала. Испытываемое ею напряжение было достаточно велико, и возможность побыть немного наедине очень ее обрадовала. Она едва не выставила себя дурой, когда повернулась к Радолфу в порыве нежности, как влюбленная девица, дрожа от желания очутиться в его объятиях. Реальная жизнь – не пьеса, и подобные вещи не должны в ней случаться. Радолф ясно изложил причины их венчания, и теперь, когда она стала его супругой, ее жизнь всегда будет находиться в его власти, а это означало, что ни при каких обстоятельствах она не должна позволить ему обнаружить, что он воспламеняет ее кровь, превращая в безвольную пленницу.
 Вернувшись в зал, Лили на короткое время застыла в дверном проеме, наблюдая за гостями. Костюмы мужчин и женщин, от изысканной роскоши до обносков, удивили ее. Хотя мода из года в год не подвергалась особым изменениям, но некоторые отличия она все же заметила, назвав их про себя лондонским стилем.
 Кто-то тронул ее за руку, и Лили, с испугом обернувшись, увидела женщину с золотисто-янтарными глазами, которая запомнилась ей по первой аудиенции у короля Вильгельма.
 – Леди Уилфрида.
 Голос женщины прозвучал почти ласково. Ее платье цвета вина поблескивало золотой нитью и вкраплениями мелкого жемчуга, темные вьющиеся волосы украшала диадема, усыпанная рубинами. Красота дамы заставляла забыть про мелкие морщинки у глаз, неизбежные признаки возраста.
 – Вы меня не знаете? – спросила дама, разочарованно приподнимая темные брови. – Я – леди Анна Кентон. Это я прислала вам свадебный наряд.
 Лили зарделась:
  –  Простите, леди Анна, я не знала... Бесконечно вам благодарна за вашу доброту. Я почти ничего с собой не захватила из дому, и подобный великолепный подарок оказался как нельзя кстати.
 Удовлетворенная ответом, Анна улыбнулась:
 – Я предвидела, что Радолф не позаботится о вашем гардеробе. Женские дела его никогда не волновали.
 Хотя сказано это было весьма любезно, сквозь улыбку леди Анны проглядывало что-то неуловимо неприятное, словно под личиной доброты она потешалась над Лили.
 Лили невольно сделала шаг назад:
 – Вы знаете лорда Радолфа, леди Кентон?
 Анна мягко рассмеялась:
 – О да, я знаю его, и даже очень хорошо. Разве он не упоминал обо мне? Впрочем... – она пожала плечами, – есть определенные вещи, о которых посторонним не рассказывают. Я обладаю его частицей, моя дорогая, которую вам никогда не заполучить, как бы вы ни старались. Надеюсь, вы понимаете, о чем речь?
 Лили озадаченно покачала головой, и золотистые глаза Анны вспыхнули.
 – Я говорю о его сердце, миледи.
 Эти слова заставили Лили вздрогнуть. Кто эта женщина и что скрывается за ее словами? Кто вообще она для Радолфа?
 В следующий миг Лили ощутила за спиной знакомое тепло и увидела, как взгляд леди Анны метнулся в сторону, а затем взвился вверх.
 – Радолф! – Рот леди Анны сложился в улыбку. – Я как раз рассказывала твоей жене, как замечательно мы с тобой ладили когда-то. Никто не знает тебя так хорошо, как я, верно?
 Чувственный рот Радолфа сжался в узкую линию, губы побелели. Лили никогда не видела его таким, даже когда он поймал ее во время попытки побега, организованного Хью.
 – Идем, – негромко приказал он. – Мы должны проститься с королем.
 – Но, Радолф... – Лили вовсе не хотелось уходить.
 Анна тихо рассмеялась.
 – Что ж, убегай, – насмешливо произнесла она. – Но теперь ты знаешь, что никогда не убежишь от воспоминаний, Радолф. Воспоминания – это то, что не остывает и не уходит, и мы всегда можем вернуть их к жизни. Я постоянно думаю об этом с тех пор, как ты бросил меня.
 – Я бросил тебя? – Радолф пожал плечами.
 Лили невольно поморщилась: никогда прежде она не видела этого большого человека таким уничтоженным и таким обессиленным. Кем бы ни являлась для него леди Анна, но уже от одного ее вида у него словно угасла воля к жизни.
 – Что ты думаешь о новом платье своей жены, Радолф? – продолжала женщина, все еще улыбаясь. – Оно – мое. Вот видишь, я стала частью твоего венчания. И я всегда буду стоять между тобой и ею. – Она бросила в сторону Лили ядовитый взгляд. – Я предполагала, что ты не заметишь платья и не станешь задавать вопросы. Ты никогда не замечал внешнюю оболочку и всегда стремился завладеть тем, что под ней скрывалось.
 Радолф отрывисто втянул в грудь воздух:
 – Но ты сама затащила меня к себе в спальню, чтобы я помог тебе с платьем, а потом оказалось, что на тебе и вовсе не было одежды.
 – Я уже тогда тебя хотела, Радолф, и я все еще хочу тебя.
 Сделав над собой усилие, Радолф повернулся и пошел прочь; при этом он делал такие широкие шаги, что Лили пришлось почти бежать, чтобы нагнать его.
 – Ты сегодня же возвратишь это платье! Тебе вообще не следовало его надевать, – не оглядываясь, буркнул Радолф.
 Лили хмуро взглянула на него; она все еще не могла преодолеть растерянности.
 – Мне больше нечего надеть, – призналась она, понижая голос. – Ты даже не подумал обеспечить меня одеждой.
 Радолф обернулся к ней, свирепо сверкая глазами:
 – Но ты меня ни о чем не просила!
 – Откуда мне было знать, что я имею такое право!
 На лице Радолфа появилось недоуменное выражение, и он остановился, что позволило Лили с облегчением перевести дух.
 – Разумеется, миледи, вы можете обращаться ко мне с любыми разумными просьбами. Я – ваш супруг и обязан относиться к ним с вниманием.
 Лили недоверчиво рассмеялась:
 – Но Ворген никогда не снисходил до этого; с какой стати тебе быть другим? Ты сказал, что женился на мне, чтобы наказать, а теперь утверждаешь, что, стоит мне только попросить, и любое мое желание будет немедленно удовлетворено. Как же мне совместить эти два утверждения, милорд?
 – Уж как-нибудь постарайся, – ответил он голосом, скорее похожим на рык.
 – Эй, Радолф!
 Обернувшись, Лили увидела тщедушного человека в отороченной мехом тунике, с насмешливой улыбкой на тонких губах; его пальцы были унизаны драгоценными перстнями, что свидетельствовало о внушительном богатстве.
 – Для жениха ты выглядишь несколько бледновато, друг мой, – продолжал незнакомец. – А это кто – твоя жена? Леди, вы поистине прекрасны. Теперь я понимаю, почему Радолф так хочет приучить вас к нашему нормандскому образу жизни.
 Уловив за внешне вежливыми словами скрытую насмешку, Лили покраснела.
 – Я уже знакома с нормандским образом жизни, сэр! – отозвалась она резко.
 Незнакомец рассмеялся:
 – Вы даже более шустрая, чем кажетесь, миледи. Но помните: обвенчавшись с Радолфом, вам придется смотреть в оба. Уж поверьте, я знаю, о чем толкую. Позвольте представиться – лорд Кентон.
 Лили бросила на Радолфа удивленный взгляд, но он стоял с каменным лицом, словно ничего не замечая.
 – Рада с вами познакомиться, – ответила она. – И... я уже встречалась с вашей супругой.
 Глаза Кентона вспыхнули любопытством и неожиданным сочувствием, словно он увидел в ней родственную душу. Его светло-каштановые волосы, хотя и поредевшие на лбу, роскошно вились на висках и за ушами. Хотя он был старше Радолфа и совсем на него не походил, Лили ощутила в душе странную неприязнь.
 – Как долго вы еще пробудете в Йорке? – неожиданно раздался рядом спокойный голос Радолфа; видимо, он уже справился со своими эмоциями, и теперь Лили уловила в его глазах мерцание скрытого огня.
 Лорд Кентон улыбнулся и пожал плечами:
 – Это зависит от моей жены. Анна очень настаивала, чтобы мы поехали в Йорк, и теперь желает побыть здесь еще немного. Думаю, она хотела бы здесь кое с кем встретиться.
 Радолф чуть поморщился, но не стал больше ничего спрашивать.
 По мнению Лили, леди Анна и ее супруг представляли несовместимую пару: она – дама высокого роста и хороша собой, в то время как он – хрупкий на вид ипохондрик. Возможно, количество драгоценных камней на его пальцах объясняло причину их брака.
 По выражению лица Лили лорд Кентон, по-видимому, без труда догадался, о чем она думает, и его губы дрогнули в лукавой улыбке.
 – Леди Анна удивительно красива, не так ли? Такая женщина просто нуждается в мужчине, который обеспечит ей соответствующую оправу...
 Радолф снова поморщился:
 – Ты, как всегда, говоришь загадками, Кентон.
 – Вовсе нет. Впрочем, если ты настаиваешь, я скажу тебе без обиняков: жена – моя собственность, и я никогда не отпущу ее.
 Лили почудилось, будто ее ударили, но Радолф по-прежнему сохранял невозмутимость; видимо, напряжение окончательно отпустило его. Широко расставив ноги, он скрестил руки на груди.
 – Ну вот, наконец-то; а то вечные намеки и недомолвки, которые утомляют меня гораздо сильнее, чем хорошая битва. Когда видишь над острым клинком глаза человека, то легко можешь сказать, что на самом деле лежит у него на сердце. Ну а теперь о главном: я всегда с исключительным почтением отношусь к чужой собственности, Кентон, и, как видишь, только что сам обзавелся женой.
 Лорд Кентон мило улыбнулся Лили:
 – Да, и весьма красивой женой. Полагаю, ты уже опробовал на ней свое обаяние? Увы, миледи, вам никогда уже не обрести свободу; я один из тех, кто это точно знает. Радолф с детского возраста умел обращаться с женщинами и вряд ли уже растерял свои выдающиеся способности...
 Мужчины продолжали обмениваться колкостями, и Лили не могла дождаться, когда эта странная беседа подойдет к концу.
 – По-моему, кто-то ввел тебя в заблуждение, друг мой. – Лицо Радолфа приобрело задумчивое выражение. Когда он снова заговорил, его слова прозвучали довольно загадочно: – Не мое дело давать тебе советы, Кентон, но не верь всему тому, что слышишь. Я уже хаживал этой дорогой и...
 – Довольно. – Кентон не повысил голоса, и все же одного слова хватило, чтобы остановить собеседника. – Я не желаю больше слушать. Забирай свою женушку и отправляйся домой в супружескую постель.
 Радолф холодно кивнул:
 – Это я и намерен сделать.
 Взяв Лили за руку, он повернулся и направился прочь. Когда Лили проходила мимо Кентона, он склонился над ней и, обжигая дыханием, жарко зашептал в ухо:
 – Не любите его, миледи, заклинаю. – Когда Лили отпрянула, он сладким голосом добавил: – Что за удовольствие познакомиться с такой красавицей. Лорду Радолфу несказанно повезло – ведь вместе с вашими северными землями он приобрел вас...
 – Странный тип, – пробормотала Лили, когда они удалились от лорда Кентона на достаточное расстояние и он не мог их слышать.
 – Что он тебе сказал?
 – Боюсь, я не расслышала. – Отчего-то Лили не хотелось говорить ему правду.
 Радолф смерил ее хмурым взглядом:
 – Да, он скользкий как угорь. Недалеко от Йорка у него есть земли, которые Кентон заработал благодаря своему языку, а не мечу. Если он хочет драться, то умирать за себя нанимает других.– Глаза Радолфа смотрели холодно и угрюмо. – Мне он не нравится, и я не доверяю ему. Тебе тоже следует его поостеречься, если случайно окажешься в его компании.
 – Удивительно. – Лили помолчала. – Он сказал то же самое о тебе.
 Глаза Радолфа вспыхнули, напомнив ей, что его гнев еще не погас. Но в чем причина неприязни Радолфа к этому человеку? Состояла ли она в личности лорда или была как-то связана с леди Анной?
 – Для норманна Кент производит впечатление достаточно безобидное. – Лили сделала вид, что не замечает сурового взгляда Радолфа. – Как давно он женат на леди Анне?
 Однако Радолф, судя по всему, не собирался отвечать ей.
 – Идемте, леди. – Он больно схватил Лили за руку. – И довольно разговоров.
 Прощание заняло на удивление мало времени.
 Когда Радолф с новоиспеченной супругой возвращался к себе в гостиницу, в его ушах все еще звучали пожелания Вильгельма и громкий смех.
 В ночной скачке по Йорку не было ничего общего с утренней поездкой в королевский замок: тихие, холодные улочки, похожие на сон, казалось, воплощали сцену из норвежской сказки, рассказанной когда-то Лили матерью. Над дорогой стелился белый призрачный туман, он окутывал двери домишек, мимо которых они проезжали.
 Только оказавшись в седле, Лили почувствовала, как сильно она устала. И все же события последних нескольких часов никак не выходили у нее из головы. Кто эта леди Анна для Радолфа? Почему он рассердился по такому пустяку, как заимствованное платье? И что означали слова лорда Кентона?
 Что, если Анна и Радолф были любовниками и когда-то Радолф сжимал Анну в объятиях, целовал ее большой рот, смотрел в золото янтарных глаз, а она гладила его широкую спину, сжимая в объятиях, пока он сгорал от любви? По словам Анны, сердце Радолфа до сих пор принадлежит ей. Не по этой ли причине он так долго не вступал в брак?
 Лили поежилась, чувствуя ревность столь сильную, что ей не хватало слов, чтобы ее описать. Не поэтому ли Радолф так рассердился на нее, что она напомнила ему о том, чем он не мог обладать? А лорд Кентон – неужели он не знал о Радолфе и своей красивой жене? Не поэтому ли он говорил странные вещи, вонзая в соперника мелкие шипы в попытке причинить ему боль?
 Вероятно, так оно и было.
 Лили закрыла глаза; она чувствовала себя так, как будто в ее сердце повернулся нож. Правда состояла в том, что она хотела, чтобы Радолф безраздельно принадлежал ей, и только ей.
 Впереди продолжал клубиться туман. Несмотря на теплый плащ, Лили вдруг ощутила, что замерзла.
 Хотя поблизости от нее безмолвно ехали солдаты Радолфа и сам он темнел рядом смутной тенью, она вдруг почувствовала себя бесконечно одинокой.
 В гостинице было тепло и душно; от дыма воздух был густым и серым. Уна убрала комнату Лили цветами и, застелив постель свежим бельем, поставила на стол поднос с подогретым пряным вином и овсяными лепешками. В очаге пылал яркий огонь, отбрасывая на стены замысловатые тени.
 Комната сулила тишину и покой, и все же Лили не чувствовала себя в ней в безопасности.
 За закрытой дверью солдаты, смеясь, провозглашали здравицы в честь своего командира, но производимый ими шум лишь усугублял безмолвие спальни.
 Радолф осушил содержимое своего кубка, почти не заметив, что пьет; его лицо покрывала бледность, под глазами после двух бессонных ночей пролегли глубокие тени. Казалось, он чувствовал себя больным и несчастным.
 – Сними платье, и я немедленно велю отправить его обратно, – приказал он.
 Лили осторожно прикоснулась к мягкой шелковистой материи. Вряд ли ей когда-нибудь снова доведется надеть подобный наряд. Что бы ни говорил Радолф, он скорее всего будет держать ее в лохмотьях, прикованной цепями к стене спальни.
 – Не понимаю, что тебе в нем не нравится, – спокойно заметила она.
 Радолф смерил ее тусклым взглядом:
 – Давай не будем обсуждать эту тему, просто сними платье, и все.
 Лили так и подмывало ослушаться, но она подозревала, что в своем теперешнем настроении Радолф просто сорвет с нее это платье. Зажмурив глаза, чтобы не расплакаться, она распустила завязки на талии и резким движением потянула за платье, давая ему возможность сползти по бедрам вниз. Золотистая материя лужицей распласталась у ее ног, оставив на ней лишь сорочку, столь тонкую, что она едва ощущала ее присутствие. Полыхавшее за ее спиной пламя камина просвечивало тонкую ткань насквозь, и Лили сознавала, что прозрачная сорочка не скрывает ее тела.
 Она заметила, что Радолф замер в неподвижности, и, покачнувшись, прикрыла грудь руками. Ей захотелось велеть ему уйти, но в этот миг перед ее глазами возникла обольстительная улыбка Анны...
 Как узнать, что Радолф не возвратит платье сам, поинтересовался вкрадчивый внутренний голос. Не успеешь и оглянуться, как он упадет с леди Анной в ее постель, а потом поцелует и приласкает ее...
 Лили испытала болезненный укол ревности. «Теперь я его жена, – напомнила она своему раздраженному двойнику. – Зачем мне отправлять его к другой женщине, вместо того чтобы оставить себе?» То, что это в самом деле было в ее власти, даже не вызывало у Лили сомнений: какие бы дурные чувства они ни питали друг к другу, их тела слишком идеально подходили друг другу.
 Неотрывно глядя в глаза Радолфа, Лили начала медленно спускать с обнаженного плеча рукав сорочки, и этого оказалось достаточно: тотчас вскочив, он потянулся к ней и зарылся пальцами в ее волосы. Его ладони приподняли ее лицо, и в следующий миг он припал губами к ее губам с грубой жадностью человека, истосковавшегося по поцелуям.
 Неужели в этот момент он представлял на ее месте Анну, неожиданно подумала Лили. Нет, вряд ли. Он желал ее, желал с того момента, когда они впервые увидели друг друга.
 Лили беззвучно ахнула, когда его руки нетерпеливо заскользили по ее спине и бедрам, заново знакомясь с нежными округлостями, пока не сомкнулись на ее мягких ягодицах. Он притиснул ее к своему телу так, чтобы она ощутила его твердую длину, упиравшуюся в ее живот. Лили обожгла горячая, расплавляющая радость. Радолф хотел обладать ею с таким же неистовством, как и она хотела его.
 Грудь Лили набухла и отяжелела, и его руки уже мяли ее сквозь прозрачную ткань. Склонившись над ней, он провел зубами по ее соскам, и Лили тихо вскрикнула, извиваясь всем телом, в то время как ее ладони прильнули к его широким плечам.
 Когда Радолф повалил ее на постель, аромат цветов в воздухе смешался с запахом страсти. Он нетерпеливо рванул шнурки на штанах и, путаясь в штанинах, стянул их с могучих ног, а затем резким движением отбросил в сторону.
 Руки Лили юркнули под его рубашку, и прохладные пальцы ласково заскользили по его многочисленным боевым шрамам. Этот воин внушал страх многим, но сегодня он принадлежал ей, и только ей.
 Лили в восхищении уставилась на него. Никогда ей не надоест любоваться им. Твердый рельеф мышц, могучие плечи, крепкий и плоский живот, над которым гордо реял символ его половой принадлежности, – все это вызвало в ней трепет.
 Внезапно Лили почувствовала, что больше не в состоянии себя контролировать. Впрочем, ей и не хотелось останавливаться. Наклонившись, она коснулась его груди губами, искушая и дразня; и тут же вокруг ее головы рассыпался непроницаемой стеной серебристый водопад чудных волос.
 Радолф стоически терпел ее ласки, пока ее язык не опустился ниже, заставив его застонать. Оторвав от себя ее голову, он стащил с нее прозрачную сорочку и, бросив ее на пол, с удовлетворенным рыком откинулся назад, чтобы насладиться совершенной наготой Лили. Его лицо пламенело желанием, дыхание стало отрывистым, грудь вздымалась часто и резко.
 Подняв глаза, он встретился взглядом с Лили. Ее серая радужка потемнела, веки отяжелели. Тело Лили подрагивало, и по разгоряченной коже ползли мурашки легкого озноба. Как возбужденная кобыла, она готовилась принять своего жеребца, и Радолф улыбнулся.
 Медленно, словно желая помучить, он протянул руку к ее губам и провел большим пальцем по нежной кромке, затем коснулся ее груди, осторожно взвешивая в ладонях каждую округлость и нежно пощипывая затвердевшие соски. Потом его руки устремились вниз, повторяя изгибы ее талии, наслаждаясь мягким теплом живота и гладкой поверхностью ног. С каждым прикосновением он заглядывал в ее лицо, в ее глаза, словно хотел что-то прочитать в них.
 Лили не могла скрыть своего нетерпения, отчего его улыбка стала еще шире. Она не возражала – для нее он был богом, он был ее Тором.
 К тому времени, когда внимание Радолфа сосредоточилось на светлых завитках у основания ее ног, страсть Лили накалилась добела, грозя прорваться языками пожара. Медленным движением он ввел в нее палец, и она невольно вскрикнула. По ее телу прошла волна дрожи, а руки обвились вокруг его шеи.
 Обняв бедра Лили большими теплыми ладонями, Радолф приподнял ее, чтобы тут же опустить на вздыбленное оружие своей мужественности. Лили выдохнула его имя, и в следующий момент он погрузился в глубину ее недр, а его тихий томный голос проурчал у ее уха:
 – Вы – моя, леди. Моя.
 Лили подумала, что большее удовольствие уже недостижимо. Глубоко в ней возникла пульсация, расплавляя кожу, кости, сухожилия. Прильнув к его плечу, она стонала и всхлипывала.
 И тут же Радолф последовал за ней.
 Когда по прошествии короткого времени их дыхание замедлилось и тела остыли, Радолф повернулся на бок и, притянув Лили к себе, укрыл их обоих шкурами. Сознавая, что должен потушить огонь сделанной из рога лампы, он не имел сил двигаться, испытывая удовлетворенную истому. Но все же в его мозгу маячила мысль, что нужно взять проклятое золотистое платье и отдать одному из солдат с поручением возвратить его прежней хозяйке.
 Необузданная ярость, овладевшая Радолфом на свадебном пиру, грозила снова захлестнуть его могучей волной, но он переборол ее. Завтра. Он разберется с этим завтра.
 Мало-помалу его тело расслабилось. Теплая и послушная, Лили находилась в его объятиях, и он будет наслаждаться ею столько, сколько сможет, а там... Кто знает, что готовит им будущее?
 Словно услышав его мысли, Лили зашевелилась. Она лежала, прижавшись грудью к его груди и закинув длинную, стройную ногу на мускулистую твердь его ноги. Радолф уже подумал, что она спит, но тут ее пальцы пришли в движение и легкими прикосновениями исследовали колючую поросль его подбородка, а затем добрались до старого шрама у его левого глаза.
 Лили снова и снова водила пальцем по загрубевшей коже, словно хотела сгладить ее поверхность, а заодно успокоить его, но вместо этого прикосновение ее тела повторно разбудило страсть, которую, как полагал Радолф, он уже утолил. Сам он в этот миг казался себе чудовищем из легенды, взявшим в жены красавицу, но, может, она теперь превратит его в прекрасного принца?
 – Теперь ты веришь, что я и вправду твоя? – прошептала Лили, щекоча своим сладким дыханием впадину у основания его шеи. В ее голосе звучало нетерпение, но Радолф не знал, какой ответ она хочет услышать.
 И тогда он сказал то, что подсказало ему сердце:
 – Да.
 Очевидно, это вполне удовлетворило Лили, ибо очень скоро он услышал, что ее дыхание стало ровным и медленным.
 Как только она уснула, к Радолфу вернулись воспоминания этого вечера: красивое злое лицо Анны и многословный болван Кентон. Хотя пока ничто не говорило в пользу этого опасения, Радолф боялся, что Лили поверит Кентону. Когда совсем недавно она смотрела на него, то, казалось, видела перед собой совершенно другого человека; это его озадачивало и даже слегка пугало. Что, если в один прекрасный день туман спадет с ее глаз и она увидит настоящего Радолфа, жестокого и неистового, каким рисовали его легенды?
 Радолф пошевелился, принимая более удобную позу, и сдвинул ее голову к себе на плечо. Не лучше ли радоваться настоящему моменту и не забивать голову тревогой о будущем? Скоро он снова займется с ней любовью. Он уже чувствовал, как наливается кровью, твердея, предательская плоть при мысли о проникновении в глубины ее сладкого тела.
 Но сначала пусть она поспит, а он будет охранять ее сон.
 Сон своей жены.
 День, казалось, воскресил все преданное забвению в ночной темноте. С первыми лучами солнца Радолф отправил одного из своих людей вернуть платье леди Кентон, но вскоре получил его назад с ее наилучшими пожеланиями. Задыхаясь от гнева, он разодрал драгоценную ткань в клочья и швырнул в огонь на глазах Лили, с побледневшим лицом наблюдавшей за этой сценой.
 – Никогда больше ты не наденешь ничего из ее вещей! – кричал он, сверкая глазами, в которых отражалась ярость пламени, жадно пожиравшего ее золотистый свадебный наряд.
 Самоуверенность Лили и вера в себя были давно подорваны жестокостью Воргена. Вот и теперь вместо того, чтобы признать, что Радолф сердит на леди Анну и на самого себя, она решила, что сама послужила источником его недовольства. Возможно, Радолф думает, что она недостойна леди Анны, и мечтает вопреки прошедшей ночи держать леди Анну в своих объятиях? Демонстративное сожжение платья вполне могло стать выражением отчаяния и безысходности мужчины, который любит женщину и не может ею обладать.
 Не говоря ни слова, Лили повернулась и умчалась в свою комнату, а Радолф, злясь на себя, вышел наружу, где, кликнув одного из своих солдат, велел ему ехать с ним. Ему предстояло сделать очень много, прежде чем он сможет вернуться во владения Лили на севере. Свои владения, напомнил он себе. Надежный нормандский замок, как и велел Вильгельм, скоро будет стоять на этих диких пустошах, словно верный часовой.
 Радолф мрачно размышлял, сколько времени ему понадобится, чтобы приступить к строительству и наконец прибрать к рукам пока неуправляемые северные земли. Может, хотя бы после этого у него наконец появится возможность без ущерба для других дел вернуться на юг, в Кревич, и провести там немного времени, а заодно отдохнуть и восстановить силы.
 А еще он обязательно хотел отвезти в Кревич Лили. При мысли о том, что они будут вместе, в его груди разлилось мягкое тепло. Он бы взял ее на верховую прогулку по лугам, тянущимся вдоль реки; вдвоем они поднялись бы на островерхую гору, откуда открывался вид на все уголки его владений. Солнечное сияние обратит волосы его спутницы в серебряный огонь, и ее тело будет светиться, когда он опрокинет Лили на зеленой траве и будет любить...
 Радолф энергично встряхнул головой. Отец вот тоже любил мачеху, подумал он со злостью. Потом отец получил в награду предательство и умер несчастным. Если в нем осталась хоть капля здравого смысла, он должен перебороть в себе эту болезнь. Позволить женщине войти в свою жизнь значило открыть путь муке и отчаянию. Если он отдаст эту привилегию Лили... она предаст его, в чем он уже имел возможность убедиться:, она лгала ему и пыталась сбежать. Так можно ли ей доверять теперь?
 Ероша короткие волосы, Радолф сердито провел рукой по голове. Ему неожиданно вспомнилось лицо Лили, когда она наблюдала за тем, как он сжигает ее свадебное платье. Она страдала так, словно это было сожжение живого существа, а не пестрой тряпки. Разумеется, Лили хотела оставить платье себе, как любая женщина, и совсем не понимала, чем были обусловлены предпринятые им меры.
 Радолф раздраженно повел плечами. Он не мог взять в толк, почему должен объяснять жене свой поступок. Ему никого не хотелось допускать к столь глубоким и болезненным воспоминаниям, а ее особенно. К тому же он никогда не сможет положить груз, который так долго нес, к ногам женщины, довериться которой он не мог.
 Вскоре Радолф и Лили были приглашены отобедать в замок. Вильгельм неустанно отпускал грубые шутки относительно их раннего ухода накануне, пока лицо Лили не запылало ярким цветом, а улыбка Радолфа не превратилась в гримасу. Несмотря на безобидные уколы, Лили чувствовала, что Вильгельм любит Радолфа, доверяет ему и их отношения связывают крепкие узы дружбы.
 Лили старалась не отходить от Радолфа: ее пугало, что леди Анна вновь пожелает вступить с ней в разговор. Правда, пока она ее не видела и не знала, в замке ли женщина с янтарно-золотистыми глазами. Еще она решила, что на этот раз не станет спокойно терпеть намеки этой женщины; при всей своей воспитанности она никому не позволяла насмехаться над собой.
 Хотя время от времени Лили ловила на себе сальные улыбки лорда Кентона, хитро поглядывавшего на нее из толпы разодетых в пух и прах фигляров, приближаться к ней Кентон не рисковал, видимо, опасаясь гнева Радолфа. Лили радовалась, что ее не трогают: она все еще не восстановила силы после всего пережитого. Если Радолф в самом деле любит Анну, для нее только лучше, если они будут встречаться как можно реже.
 Лили вновь почувствовала себя несчастной. Погруженная в печальные мысли, она не сразу услышала осторожный голосок;
 – Миледи, вы меня не узнаете?
 Лили подняла взгляд: перед ней стояла молодая женщина, одетая в модного покроя платье, с волосами, убранными под вуаль. Открытыми оставались лишь два золотистых локона, спускавшихся на ее круглые плечи. Она вся была кругленькая, с ярким здоровым румянцем на похожих на яблочки щеках и с блестящими голубыми глазами.
 – Элис?
 Задав вопрос, Лили уже знала ответ. Они протянули друг к другу руки, откровенно обрадованные встречей.
 – Как хорошо снова видеть тебя, Лили. Я слышала о твоем... то есть я боялась, что ты попала в беду. Я даже хотела отправиться к тебе на выручку, но отец меня не пустил. А теперь он отправил меня сюда навестить дядюшку и подыскать себе мужа.
 Лили рассмеялась:
 – Ну и как, нашла?
 – Увы, нет. – Элис покачала головой, все глазах заплясали веселые искорки. Если отсутствие мужа ее и волновало, то внешне это никак не проявлялось. – Пока мне не посчастливилось так, как тебе.
 Хотя Элис сказала это весело, в ее взгляде легко угадывался вопрос.
 Пытаясь скрыть смущение, Лили поправила складки юбки; по-видимому, в Йорке не оставалось никого, кто бы не знал пикантных обстоятельств ее венчания с Радолфом.
 – Не уверена, что пожелала бы тебе такого же счастья, Элис, – произнесла она наконец; ее улыбка слегка помрачнела. – Однако я рада тебя видеть.
 В замке короля Вильгельма Лили встречала не так уж много доброжелательных лиц, и при виде Элис она невольно почувствовала облегчение.
 Проскользнув между столами, Элис подошла к Лили. Она была ниже ростом, имела светлый цвет волос и выглядела солнцем по сравнению с Лили – луной; яркая и искрящаяся, она казалась полной противоположностью жене Радолфа.
 – Можно мне навестить тебя завтра, Лили? Хотя жизнь здесь, в Йорке, бьет ключом, я волей-неволей вспоминаю дом. И еще я беспокоилась о тебе...
 Лили улыбнулась:
 – Я и сама о себе беспокоюсь.
 – Веришь ли, я хотела к тебе приехать, когда узнала, что Ворген убит, но отец посчитал, что это слишком опасно. А потом, когда мы узнали, что ты назвалась моим именем... О, Лили, я просто вся извелась. Ты и в самом деле в порядке? Ворген ведь был очень жестоким...
 Лицо Лили исказила гримаса.
 – Он был худшим из норманнов.
 – И худшим из мужей, – добавила Элис. – Так можно мне навестить тебя завтра?
 Судя по всему, девушке не терпелось услышать о злоключениях Лили, и в этом не было ничего предосудительного, одна лишь искренняя озабоченность.
 – Разумеется, приходи, но только... Видишь ли, у нас здесь пока еще нет дома, и я...
 Уловив смущение подруги, Элис махнула рукой:
 – Дай мне адрес, и я сама тебя найду. Я достаточно хорошо знаю Йорк, потому что каждый день хожу по лавкам и накупила больше новой одежды, чем ты можешь себе представить. Мой дядюшка считает, что я должна выглядеть достойным образом, если хочу отхватить подходящего жениха.
 Давая Элис адрес, Лили вдруг почувствовала неловкость и незаметно разгладила ладонями складки юбки. Ей будет трудно состязаться с новым гардеробом Элис, но в конце концов это не беда: есть куда более важные вещи, о которых следует подумать. И все же она немного завидовала Элис.
 В этот момент к ним приблизился Радолф, и Элис присела в низком реверансе, открыв обозрению грудь, призывно возвышавшуюся над огромным вырезом ее голубого платья.
 Протянув руку, Радолф взял Элис под локоть, чтобы помочь ей подняться.
 – Милорд, – Лили постаралась сохранять спокойствие, – это Элис Реннок.
 – А-а, я, кажется, слышал о вас, – насмешливо произнес Радолф.
 Элис хихикнула:
 – П-правда?
 Девушка явно испытывала неловкость, стоя перед легендарным Радолфом, и Лили поймала себя на том, что смотрит на мужа ее глазами. Большой и могучий, он, должно быть, производил устрашающее впечатление, но она его не боялась; ее пугала лишь власть, которую он имел над ней.
 Радолф, прищурившись, скользнул взглядом по наряду Элис. Голубое платье, отлично облегавшее ее фигуру, вполне подошло бы Лили. Ему вдруг стало не по себе при мысли, что какая-то смазливая провинциалка в состоянии затмить жену великого Радолфа.
 Вероятно, пора с этим что-то сделать, решил он.
 Чувствуя на себе взгляд Радолфа, Лили стала еще холоднее и высокомернее.
 – Завтра Элис придет меня навестить, – небрежно сказала она.
 – Только не утром, – быстро возразил Радолф и чуть не рассмеялся, когда, повернувшись к нему, Элис уставилась на него с нескрываемой неприязнью. – Нет, я не собираюсь отказывать вам в удовольствии наслаждаться обществом друг друга. Моя жена может подтвердить, что я никогда не лишаю ее удовольствий.
 Лицо Лили порозовело, как только она поняла, о каких «удовольствиях» толкует ее муж.
 Довольный, что его слова достигли цели, Радолф продолжил:
 – Вам придется отложить ваш визит потому, что леди Уилфриду завтра ждет безотлагательное дело.
 – Что ж, – Элис перевела взгляд с пылающего лица Лили на бесстрастное лицо Радолфа, – все это выглядит весьма загадочно, но я уверена, что и другой день нас вполне устроит.
 К ней тут же вернулось прежнее сияние, а вместе с ним и самоуверенность. Хотя Радолф по-прежнему внушал ей некоторые опасения, его манера держаться сказала Элис, что угрозы для нее он не представляет. Радолф – не Ворген, которого она просто не переваривала, в его глазах отсутствовал тот нечеловеческий холод, который делал таким опасным первого мужа Лили. Более того, глаза Радолфа лучились теплом, от которого у нее захватывало дух.
 – Как долго вы пробудете в Йорке, милорд? В одно мгновение все положительные очки, которые она собрала в его пользу, пропали, потому что Радолф смерил ее таким свирепым взглядом, от которого Элис захотелось съежиться и стать как можно незаметнее.
 – Я отправлюсь на север при первой возможности, – сообщил он коротко.
 – О! – Элис судорожно сглотнула образовавшийся в горле ком. – Полагаю, в походе вам будет не хватать Лили.
 Радолф вскинул темные брови, словно его удивила эта мысль.
 – Пожалуй, – мягко подтвердил он.
 Его взгляд перенесся на влажные губы Лили, и ему тут же захотелось прижаться к ним своими губами. Забыться с ней, забыть о войне и сражениях, о бесконечных скачках и участии в битвах – что могло быть приятнее для воина, заслужившего право на отдых...
 – Радолф!
 Голос короля вывел его из задумчивости. Радолф оглянулся: Вильгельм, возвышаясь над своими придворными и размахивая рукой, энергично звал его к себе.
 Ни слова не говоря, Радолф повернулся и направился к королю.
 – О дорогая, он совсем не похож на Воргена! – воскликнула Элис, как только он отошел.
 Лили нахмурилась:
 – Радолф – всего лишь обычный человек, как и его предшественник.
 – Вероятно, но слухи, которые до меня доходили, свидетельствуют об обратном. Говорят, он неуязвим в бою: мечи его не берут, и даже стрелы от него отскакивают... – Сообразив, что сказала бестактность, Элис осеклась и покачала головой. – Ты ведь будешь переживать, если его ранят, правда? Прости, я не подумала. Как ты думаешь, что он собирается делать завтра?
 Лили отыскала в толпе, окружавшей короля, темноволосую голову мужа.
 – Даже не догадываюсь, – ответила она тихо, не обращая внимания на взгляд, которым наградила ее Элис. – Лучше скажи, ты знаешь что-нибудь про леди Анну Кентон?
 Гладкий лоб Элис прорезала морщина.
 – Полагаю, да.
 – И что тебе о ней известно?
 Элис пожала плечами:
 – Она приехала сюда с мужем – он как-то угощал меня медовыми сладостями из своей тарелки и сказал, что мои глаза напоминают ему о лете. – Элис чуть покраснела. – Я, конечно, не поверила ни единому его слову, но кому же не приятно слышать о себе подобные вещи? Жена его мне не нравится: я нахожу ее слишком хитрой. Но почему ты спрашиваешь?
 – Леди Кентон прислала мне свадебное платье, – спокойно ответила Лили. – Вот я и хочу узнать, что она за женщина.
 Глаза Элис удивленно расширились.
 – Выходит, она щедрее, чем я предполагала.
 – Вряд ли. Я не уверена, что ею двигало великодушие.
 Элис уже хотела задать новый вопрос, как вдруг лицо ее заметно побледнело.
 – Кажется, твой муж возвращается. Прощай, дорогая, скоро я к тебе наведаюсь. – Поспешно поцеловав подругу, она растворилась в толпе.
 Радолф, вскинув брови, наблюдал за ее уходом, после чего перевел усталый взгляд на Лили.
 Внезапно Лили охватило чувство праведного гнева. Неужели Радолфа не волнует, что люди верят в байки, сложившиеся вокруг его имени, и убегают при его приближении? Лорд Кентон назвал его жестокосердным, в то время как Лили видела лишь сильного, смелого человека, служившего своему королю, человека, не имевшего ничего общего с бездумно убивающей машиной, которой матери пугают своих детей. Радолф обладал умом и внушал уважение солдатам и челяди, он умел с юмором подметить смешное в любой ситуации. Даже любовью он занимался с неистовостью и знанием дела, но в то же время с каким-то самоотречением, заставлявшим Лили верить, что она для него – единственная женщина. Он опутал ее своими чарами, пленил и одурманил, сделав своей заложницей.
 Вот только это никак не избавляло ее от проблем.
 Когда тем же вечером они уезжали из замка, Лили ничуть не огорчилась вернуться в гостиницу. После шумной духоты королевского двора Вильгельма это было для нее облегчением, и даже пропитанный парами эля воздух таверны уже не казался ей таким отвратительным.
 Снимая с помощью Уны тяжелый плащ, Лили заметила, что владелец постоялого двора протянул Радолфу какое-то письмо. Радолф тут же оглядел конверт и сломал печать. Быстро пробежав письмо глазами, он вдруг изменился в лице, но прежде чем Лили успела что-либо понять, сунул письмо под тунику.
 – Принесите мне вина! – Зябко поеживаясь, Радолф подошел к огню и протянул вперед руки.
 Жервуа последовал за ним, и они начали тихо о чем-то разговаривать.
 Лили вздохнула. Содержание письма было для нее тайной, и ей оставалось только удалиться. Уна последовала за ней в комнату и помогла ей расчесать волосы, после чего те засияли в свете огня чудным блеском. Лили, улыбаясь, отвечала на вопросы Уны о вечере, но мысли ее витали в заоблачных далях.
 Словно шестое чувство подсказывало ей что загадочное письмо имеет для нее какую-то особую важность, хотя Радолф, судя по всему, не собирался сообщать ей, ни кто его автор, ни что в нем содержалось. В противном случае он бы уже это сделал. Что, если он получил известия о Хью и его мятеже? Лили необходимо было это выяснить.
 Она решила притвориться спящей, когда Радолф придет в постель, но от одного прикосновения его ладони тотчас повернулась к нему и, оказавшись в его объятиях, припала горячим, дерзким ртом к его губам. Он отреагировал с таким же неистовством. Придавив ее весом своего тела, он немедленно завладел ею, словно не мог больше терпеть ни секунды. Но она была к этому готова; теперь, похоже, она всегда была для него готова.
 Изогнувшись под ним, Лили ощутила на щеке его отрывистое дыхание.
 Может, он думает, что сжимает в объятиях Анну?
 Поймав себя на этой мысли, Лили невольно задумалась, почему мучает себя подобными вопросами. Разве ей мало, что они стали мужем и женой и он испытывает к ней желание? Или, может, она ищет... любви?
 Но Лили тотчас отвергла это предположение. Даже если по глупости она этого захотела, это ничего не изменило бы: Лили знала, что любовь в семейной жизни норманнов занимала весьма незначительное место. В основе любого брака лежал контракт, заключенный из соображений богатства и власти, и значение детей, рожденных от этого союза, определялось теми же мерками. А из этого следовало, что любовь – не для них с Радолфом.
 Лили всю жизнь мечтала встретить человека, который наполнит ее сердце, душу и мысли, хотя сознавала, что глупо стремиться к несбыточному. И все же во многих отношениях ей повезло. Она получила мужа, который ценил ее. Теперь он будет управлять ее землями и народом сильной рукой, и кто знает, может, он проявит справедливость и будет хотя бы иногда прислушиваться к ее советам.
 Нет смысла выть на луну; нужно извлечь максимальную выгоду из того, чем обладаешь, решила Лили. Возможно, с годами боль и тоска пройдут, и она будет довольствоваться тем, что имеет.
 Радолф приник к ее губам в поцелуе и поискал языком ее язык. Его плоть вошла в нее, как клинок в ножны, наполнив до отказа. Уловив пульсирующие предвестники накатывающего удовольствия, Лили вмиг забыла об Анне, о своих страхах и сомнениях. Пульсация нарастала, пока мир не взорвался горячим, опасным сиянием, оставив ее в сильных руках Радолфа – растерянную и ошеломленную.
 Дождавшись, когда он уснул, Лили выбралась из постели и нашла его одежду, сброшенную в спешке у двери. Делая вид, что сворачивает ее, она сунула руку внутрь туники и нащупала письмо.
 Пламя в камине догорало, но его мерцающего света хватило, чтобы разобрать несколько строчек:
 «Любимый, буду ждать тебя завтра у старой часовни Святой Марии после того, как колокола возвестят о начале вечерней молитвы».
 Пальцы Лили задрожали. Ни подписи, ни имени. Впрочем, Лили и так догадалась, кто прислал записку. Леди Анна. Она хотела вновь разжечь страсть, которая когда-то связывала ее с Радолфом, считая, что стоит ей поманить его пальцем, как он тут же примчится...
 Интересно, Радолф тоже так думает? Отправится ли он к ней, когда колокола пропоют о начале вечерней службы и небо потемнеет, а воздух будет сладок и недвижим?
 Лили почувствовала озноб. Онемевшими пальцами она вернула письмо на место.
 То, чего она боялась, случилось. Радолф собирался обновить прежнюю любовь, забыв о молодой жене.




 Глава 13


 На другое утро Лили с трудом проснулась, разбуженная запахом свежеиспеченного хлеба.
 – Миледи, хозяин велел вам немедленно собраться! – раздался от двери голос Уны.
 Лили села, путаясь в длинных распущенных волосах.
 – Собраться для чего? – спросила она хриплым со сна голосом.
 – Лорд Радолф сказал, что вы не станете задавать вопросы.
 Ночью Лили долго не могла уснуть, ее не оставляли мысли о письме, которое она обнаружила. «Любимый». Она больше не могла делать вид, что странное поведение Радолфа и леди Анны Кентон не имеет ничего общего с любовью. Но ведь другие мужья тоже флиртуют с женщинами, однако это ничего не значит: мужчины зачастую женятся, руководствуясь разумом, и не рассчитывают найти физическое удовлетворение со своими женами, поэтому ищут развлечений на стороне. Так стоит ли волноваться из-за подобной чепухи?
 Однако ее ситуация была иной. Они с Радолфом получали друг от друга безграничное физическое удовлетворение, и леди Анна была супругой богатого и важного лорда. Но Радолф, такой сильный и неутомимый, почему-то слабел перед ней.
 Лили не сомневалась, что он пойдет на свидание к часовне Святой Марии. Ее пронзила дрожь, и она прижала вспотевшие ладони к покрывалу. Почему это с ней происходит? Ей нужно направить мысли на другое: она должна подумать, как лучше помочь своему народу, и для этого стать такой, какой была прежде, используя свое положение с максимальной выгодой. Почему бы ей вновь не превратиться в надменную холодную женщину, какой она была в замужестве с Воргеном?
 Всю ночь Лили пролежала без сна, ворочаясь с боку на бок и думая о Радолфе. Если он и впрямь вернется к леди Анне, этого она не вынесет.
 Для нее Радолф был подобен жаркому, гудящему огню в комнате, в которой прежде царил ледяной холод. Его тепло и притягательность влекли ее к нему, хотя разум предупреждал, что она совершает ошибку, что это обман и пламя может погаснуть так же быстро, как возгорелось. Однако вместо, того, чтобы внять голосу разума, она захмелела и, потеряв бдительность, пошла ему навстречу. Ее не интересовало ничто, кроме огня, и никто, кроме Радолфа.
 Теперь он готовился одержать победу там, где Ворген и Хью потерпели поражение.
 – Леди! – Уна продолжала нетерпеливо тормошить ее. – Да вставайте же скорей!
 Глубоко вздохнув, Лили нехотя выбралась из своего теплого, уютного кокона и убедилась, что Уна снова сотворила чудо из ее ограниченного гардероба, вычистив и выгладив всю ее одежду.
 Лили умылась, оделась и направилась к двери.
 Как бы она ни готовилась к встрече с Радолфом, его облик, как всегда, оказал на нее будоражащее воздействие. Ее щеки порозовели, и пульс участился.
 Радолф нервно ходил по залу, заставляя своих людей нервничать. Услышав скрип двери, он повернулся в сторону Лили и бросил на нее мрачный взгляд.
 – Идемте, леди, скорее, – проворчал Радолф.
 – Да, милорд. – Лили поежилась. – Только не могли бы вы сказать мне, куда мы направляемся?
 Должно быть, Радолф прочитал признаки сомнения на ее лице, его ладонь успокаивающе легла на плечо Лили, словно призывая ее расслабиться и уступить его силе.
 – Не волнуйтесь, леди. Я просто хочу купить ткани, чтобы сшить вам достаточно новой одежды.
 Супруга Меча Короля не должна испытывать неловкость в присутствии тех, кто ниже ее по положению. Лили сверкнула глазами.
 – Испытывать неловкость?– прошипела она. – Не я виновата в том, что хожу в лохмотьях, а ты! Долгие недели ты гнал меня из одного укрытия в другое, а потом потащил через всю страну в Йорк. Может, для такой жизни у меня должны быть припасены наряды из шелка?
 Темные глаза Радолфа зажглись весельем, и он рассмеялся.
 – А когда мне подарили прекрасное платье, ты его сжег!
 Улыбка с его лица исчезла, и у Лили сжалось горло. Не слишком ли далеко она зашла?
 – Берегитесь, миледи, а не то я могу передумать.
 Лили вскинула голову:
 – Как пожелаешь, Радолф. Если Вильгельм Завоеватель поинтересуется, почему я до сих пор ношу лохмотья, я отвечу, что просто Радолфу не по душе мои речи.
 Некоторое время Радолф продолжал неподвижно смотреть на нее, затем фыркнул:
 – Вильгельм и ваш король, миледи, хотите вы того или нет. Лучше признать поражение. Здесь отныне правят норманны.
 Глаза у Лили вспыхнули.
 – О да, я признаю поражение, Радолф, и даже намерена потребовать от своего народа признать в завоевателях новых правителей. Я могу отдать тебе свой разум и способность рассуждать здраво, но мое остается моим, и в моем сердце норманны навсегда останутся оккупантами на земле моего отца.
 В глубокой тишине люди Радолфа, затаив дыхание, ждали, что ответит их командир.
 И снова он удивил ее.
 – Хорошо сказано, леди. Вы горды, и я использую то, что вы предлагаете. – Он взял ее руку, и все мысли Лили испарились, кроме одной: как же хорошо она вписывается в его ладонь. – Идемте, лошади ждут. К тому же у меня впереди еще много работы.
 После утреннего дождя Йорк сверкал и светился яркими красками. Улицы блестели чистотой, отмытые от привычной грязи и мусора, а ручьи, сбегая по дорогам, устремлялись прямо во вздувшиеся воды Уза. К тому времени, когда отряд Радолфа отправился в путь, тучи рассеялись, открыв нежно-голубое небо. Строители по всему городу уже приступили к работе, трудясь по заказу нового хозяина земель над возведением каменных построек.
 Нормандцы были великими строителями и строили на века. Наряду с двумя замками свою форму обретала и большая церковь, а вместе с ней множество других, менее крупных и менее значительных сооружений. В воздухе носился дух перемен; повсюду чувствовалось присутствие тех, кто пришел, чтобы остаться навсегда.
 Радолф был прав, размышляла Лили, пока ее лошадь неспешно двигалась вдоль улицы, она должна смириться: пути назад нет.
 На узких, кривых улочках Йорка пестрела шумная толпа – продавцы и покупатели. Йорк всегда жил за счет порта, поэтому большая часть товаров и новых обитателей Йорка прибывала из заморских стран, и город постепенно поглощал их всех. Некоторые из жителей останавливались, чтобы поглазеть на Лили и ее сопровождение; она полагала, что многие из них знали, кто она. Возможно, они знали и великого Радолфа и боялись его.
 Лили искоса взглянула на мужа и подумала, что он и впрямь смотрится устрашающе в кольчуге и с огромным мечом на поясе. Недостаток сна придавал его лицу некоторую бледность, отчего он выглядел еще более хмурым и грозным.
 Но для Лили Радолф по-прежнему оставался мужчиной, в чьих руках ночами ей было тепло и уютно, чей восхитительный рот заставлял ее захлебываться от восторга, чьи темные глаза лишали сознания. Но порой она ощущала неотступную потребность протянуть к нему руку и утешить.
 Поначалу Лили не позволяла себе этого делать, вспоминая каждый раз, что Радолф – ее враг. Теперь она внушила себе, что он любит другую, хотя и получает удовольствие от ее тела.
 С раздражением отбросив прочь беспокойные мысли, Лили обнаружила, что Радолф, повернувшись, смотрит на нее.
 – Надеюсь, хоть что-то радует ваш глаз, леди?
 Лили покачала головой. Что она может сказать? У Радолфа назначено свидание перед вечерней молитвой... Но не с ней. Даже если бы она хотела поделиться с ним сокровенными мыслями, ее гордость этого не допускала.
 А ведь гордость – это все, что у нее осталось.
 – Ну вот мы и приехали. – Радолф натянул поводья, и их тут же окружили солдаты. Солидное деревянное здание перед ними имело два этажа: складское помещение, отгороженное от улицы массивной дверью, и жилые комнаты наверху. С одной стороны стояла громоздкая повозка, разгрузкой которой занималось несколько человек. Один из них, тонкий, как былинка, устремился к Радолфу и его отряду, роскошная желтая туника выдавала в нем одного из самых богатых торговцев Йорка.
 – Лорд Радолф! – Человек поклонился так низко, что, казалось, достал головой земли. – Вы оказали мне великую честь!
 Радолф сдержанно кивнул, но, видимо, горячее приветствие не оставило его равнодушным.
 – Вы ведь явились за покупками, милорд? Я Джейкоб, и вам повезло: сегодня прибыл корабль из Фландрии с шелками и полотном, тонкой пряжей и тканой английской шерстью. Что желаете посмотреть?
 Глаза торговца светились желанием угодить, и у Лили от обилия товаров сильнее забилось сердце. Уже давно ей не приходилось выбирать для себя ткани.
 Несмотря на решимость оставаться равнодушной, она бросила на Радолфа возбужденный взгляд.
 – Мы желаем посмотреть все. – Радолф усмехнулся. – Пусть миледи выберет то, что ей понравится.
 У Джейкоба чуть не вылезли на лоб глаза.
 – Вы и впрямь щедры, милорд! Миледи! – Он отвесил Лили столь же усердный поклон, как и ее супругу. В то же время его взгляд заскользил по ней сверху вниз, а затем снизу вверх, когда он поднимал голову, записывая в памяти цвет ее волос, рост и фигуру. – Ваша красота не имеет цены. Сомневаюсь, что у меня найдется товар, способный с ней сравниться.
 – Ладно, теперь покажите, что у вас есть, – ответил Радолф, и в его голосе зазвучало нетерпение.
 Заключив, что гость наслушался лести в избытке, Джейкоб хлопнул в ладоши, и массивная деревянная дверь здания распахнулась.
 Радолф, спрыгнув с лошади, помог спешиться жене.
 – Теперь он считает меня олухом, – шепнул он Лили на ухо. – Ни один здравомыслящий мужчина не позволит женщине указывать ему, когда открывать и закрывать кошелек.
 Прежде чем Лили успела ответить, Джейкоб вернулся и пригласил их войти внутрь.
 Внутри здание было наполнено экзотическими запахами заморских стран. Джейкоб раскрыл ставни на окнах, впуская в помещение дневной свет, и начал выбирать рулоны тканей. Снимая защитную упаковку, он принялся раскатывать материю на длинных столах, установленных под окнами.
 Первые рулоны оказались шерстью насыщенных оттенков голубого, красного и зеленого. Льняные полотна были тонкими и мягкими на ощупь, а шелка сразу заиграли под лучами солнца мириадами цветов. В завершение Джейкоб извлек отрез бархата столь густого красного тона, что Лили восторженно ахнула.
 Воргена никогда не заботило, что она носит, и, уж конечно, он никогда не делал Лили, подарков. Вся ее ценность в его глазах ограничивалась тем фактом, что она являлась наследницей земель своего отца и дочерью норвежской принцессы.
 А вот Радолф не хочет, чтобы жена позорила его, появляясь в лохмотьях.
 – Сколько новых платьев мне понадобится, милорд? – робко спросила Лили. – Одно, два, три?
 Радолф смотрел на нее, но его лицо оставалось в тени, скрытое от сияния дня, вливавшегося внутрь через двери за его спиной.
 – Столько, сколько пожелаете, – уверенно ответил он. – Пусть наш друг все решит за вас: я вижу, он отлично разбирается в своем ремесле. Только самые богатые люди Йорка могут позволить себе пользоваться его услугами, и никто лучше его не знает, что им нужно.
 Не сразу придя в себя от изумления, Лили медленно кивнула. Почему он такой щедрый? Или все дело в том, что он чувствует вину из-за леди Анны?
 – Хорошо, милорд, – прошептала она. – Я буду следовать его совету.
 Джейкоб был явно польщен, но он не позволил самодовольству взять над собой верх.
 – Голубая шерсть, миледи, и это чудное полотно под низ.
 Он продолжал показывать различные отрезы, и список рос до тех пор, пока он не приблизился к красному бархату.
 – В этом вы будете выглядеть просто неотразимо. – В голосе торговца послышалась неуверенность, возможно, из-за невероятно высокой цены ткани.
 Лили качнула головой, но Радолф ее опередил:
 – Мы возьмем этот красный бархат, Джейкоб. – При виде удивленного взгляда Лили Радолф рассмеялся: – В нем вы и впрямь будете неотразимы, миледи. – Он пригнулся к самому ее уху и прошептал, обжигая дыханием: – Почти так же неотразимы, как в постели, когда я держу вас в объятиях.
 На короткий миг Лили показалось, что темнота его глаз затягивает ее в бездонную пропасть, но тут спокойствие неподвижного теплого воздуха нарушил звон колоколов Йоркской церкви, громкий и резкий.
 Этот звон сразу напомнил Радолфу о других, более неотложных делах, и он нетерпеливо переступил с ноги на ногу.
 – Пока на этом закончим, – объявил он и, договорившись с Джейкобом о доставке тканей в гостиницу, снабдил его адресом, а затем, ведя за собой Лили, зашагал к своему отряду.
 Увидев приближающегося Радолфа, Жервуа проворно вскочил в седло, приказав остальным поторапливаться. Назад они мчались галопом, словно Радолф куда-то и впрямь опаздывал. Вероятно, спешит на свидание, подумала Лили с горечью, и ее настроение сразу испортилось. Какой смысл покупать красивую одежду, когда человек, восхищения которого она добивалась, восторгается другой?
 Радолф зло прищурился. Чего он ждал, осыпая Лили подарками? Что она повернется к нему с расширившимися от радости глазами и бросится ему на шею? Она уже и так отдала ему свое тело; чего же еще ему нужно?
 Вопрос испугал его, и он неловко повел плечами. «Ты дуралей, Радолф, – думал он с горечью, – ты с головы до ног вылитый отец. Покупаешь девчонке красивые тряпки, осыпаешь ее роскошью и ждешь, что привяжешь ее к себе. Она будет требовать все больше и больше и под конец, когда у тебя ничего не останется, предаст тебя, уйдет к другому, к тому, у кого еще что-то осталось. Норвежская обольстительница, дьяволица, она погубила Воргена. Берегись!»
 Но отчего-то ему в это не слишком верилось. Выражение глаз Лили, когда он заказал красный бархат, сказало ему больше всяких слов. Этого оказалось достаточно, чтобы его сердце забилось сильнее, но реальность тут же вернула его на землю. Зачем ему жена, которая ценит его лишь за дорогие побрякушки?
 Приехав на постоялый двор, Радолф сам снял Лили с седла, и серебристые волосы, которые она не сумела из-за утренней спешки заплести в косу, рассыпались по ее плечам.
 Лили прочистила горло:
 – Благодарю вас, милорд, за вашу щедрость. – Она и сама не знала, как у нее вырвались эти слова.
 Радолф удивленно взглянул на нее: она как будто испытывала неловкость, словно не привыкла благодарить.
 – Богатый человек не много теряет, когда проявляет щедрость, и к тому же ты – моя жена. Кроме того, я еще не закончил. Когда я обзаведусь домом в Йорке, ты наберешь себе слуг сколько пожелаешь.
 Лили вдруг захотелось отвернуться и убежать, но Радолф, поймав ее за подбородок, заставил поднять лицо и, заглянув ей в глаза, увидел в них непролитые слезы.
 – Ты, кажется, не рада? – резко спросил он.
 Лили прикусила дрожащую губу и покачала головой, стараясь перебороть несвойственную ей слабость.
 – Нет, милорд, – ответила она тихо. – Еще как рада.
 Радолф продолжал хмуриться.
 – Мы теперь мужи жена и должны сделать нашу жизнь приятной. Идем. Ты устала, а я проголодался.
 И тут неожиданно для себя Лили нашла выход. Она не будет сидеть сложа руки, когда Радолф отправится на свидание с леди Анной, а последует за ним. Вот оно, верное решение. Солдат, готовящийся к бою, должен сначала изучить землю, на которой собирается воевать, и врага, с которым ему придется встретиться.
 Поев, солдаты Радолфа занялись каждый своим делом, принявшись за чистку оружия и снаряжения, а Радолф и Жервуа получили наконец возможность обсудить местоположение замка, который им предстояло построить. Жервуа выразил готовность остаться на севере и надзирать за работами после того, как они начнутся, что позволило бы Радолфу на короткое время возвратиться в Кревич и посмотреть, как обстоят дела там.
 Лили же нашла утешение в шитье. Позаимствовав у Уны иголку с ниткой, она взялась за штопку одежды, которая нуждалась в починке. Однообразная работа позволила ей наконец собраться с мыслями, и она приняла окончательное решение следовать за Радолфом.
 При этом она не сомневалась, что самому Радолфу никогда не придет в голову за ней шпионить.
 «Мы теперь муж и жена и должны сделать нашу жизнь приятной», – сказал он. Но что под этим подразумевалось? Возможно, нормандская жена осталась бы сидеть дома, пока ее муж занимается любовью с другой женщиной, но Лили, в чьих жилах текла как норвежская, так и английская кровь, отличалась гордостью и решительностью. Проследить за ним было самым верным решением: в своем шатком положении она не могла позволить себе потерять то единственное, что связывало ее с Радолфом, не могла отдать это единственное другой женщине. Если она увидит все собственными глазами, услышит все собственными ушами, возможно, ей удастся найти способ, как отвоевать его у соперницы.
 Вскоре после возвращения в гостиницу Лили попросила Уну отнести записку Элис Реннок, что изрядно удивило девушку.
 – Почему бы вам не попросить сделать это кого-нибудь из людей его милости? У меня нет лошади и нет отличительных цветов лорда, которые в случае чего могут защитить от мародеров.
 Но Лили вовсе не хотела возбуждать чье-либо любопытство.
 – Пожалуйста, Уна, я щедро тебя награжу. От тебя только требуется отправиться в дом дяди Элис и передать ей, что я срочно желаю ее видеть. Только все должно выглядеть так, словно это ее собственная инициатива. Элис должна привести лошадь и слугу-мужчину, который хорошо знает этот город. Ты можешь все это запомнить? Пожалуйста, Уна, сделай для меня это одолжение.
 Девушка кивнула, она и без вознаграждения готова была сделать для Лили все, о чем бы та ни попросила.
 – Я доставлю сообщение, миледи.
 Лили с облегчением вздохнула:
 – Вот и хорошо, Уна, благодарю тебя.
 Похоже, ее план начал действовать. Теперь она отправится на место встречи и будет ждать. Трудность состояла лишь в том, как ей пройти по улицам Йорка незамеченной, да и Жервуа не выпустит леди Уилфриду из гостиницы. Вероятно, ей придется переодеться и выдать себя за другого человека. Она могла бы прикинуться Уной, но не представляла, как в темноте отыскать нужное место.
 После того как Уна ушла, Лили сделала глубокий вдох и попыталась расслабиться. Ее голова склонилась над шитьем, пальцы с иглой проворно задвигались. У стороннего наблюдателя ее вид не вызвал бы тревоги, но Радолф видел ее насквозь.
 Лили снова вздохнула.
 – Миледи, вы вздыхаете уже в пятый раз. Вас что-то беспокоит?
 Вздрогнув, Лили подняла глаза навстречу вопросительной улыбке Жервуа и торопливо улыбнулась в ответ.
 – Я размышляла над... прошлым. В нем было много печального, так что есть от чего вздыхать.
 Жервуа кивнул:
 – Зато теперь у вас нет причин для вздохов, миледи – не зря же лорд Радолф существенно пополнил мошну этого плута Джейкоба.
 Лили рассмеялась:
 – Да, теперь все женщины в городе просто умрут от зависти!
 Глаза Жервуа вспыхнули.
 – А лорду Радолфу будут завидовать все мужчины. Оживление вмиг пропало.
 – Ты добрый, Жервуа, но не забывай, что Радолфу велели со мной обвенчаться. Наверняка и теперь найдется много женщин куда богаче меня, которые по головам пойдут, лишь бы добиться его расположения.
 – Думаю, вы ошибаетесь, миледи. – Жервуа понизил голос. – И недооцениваете себя. По приказу ли короля, нет ли, но Радолф не стал бы жениться, если бы не захотел – он никогда не делает то, чего не хочет делать.
 Но Лили словно его не слышала: она пристально смотрела мимо Жервуа на открытую дверь гостиницы, около которой стояла миниатюрная женщина.
 Жервуа тоже некоторое время с нескрываемым восхищением наблюдал за неожиданной гостьей; он не забыл Элис из Реннока и при ее приближении вскочил с непривычной проворностью. Волосы Элис напоминали цветом летнюю пшеницу, а глаза – голубое небо, в их глубинах мерцал таинственный свет.
 Лили стремительно поднялась на ноги и с улыбкой бросилась встречать подругу, Жервуа медленно последовал за ней.
 – Надеюсь, у тебя имелись достаточно веские причины, чтобы заманить меня в логово чудовища, – обнимая Лили, шепнула Элис ей на ухо.
 В ответ Лили многозначительно кивнула, затем повернулась:
 – Это Жервуа, капитан милорда. Жервуа, это Элис Реннок.
 Жервуа не сводил взгляда с гостьи.
 – Похоже, мы уже встречались, – пробормотал он хрипло.
 – Да, так и есть. – И без того яркие щеки Элис порозовели еще больше, пальцы нервно теребили узел пояса.
 Глядя на них, Лили невольно задалась вопросом: не такой ли вид у нее, когда она находится рядом с Радолфом?
 – Миледи!
 Знакомое хриплое ворчание заставило Лили начисто забыть о только что увиденной сцене; взяв Элис за руку, она неторопливо направилась к камину, где сидел Радолф, полируя смертоносное лезвие своего клинка.
 Его лицо сохраняло бесстрастное выражение, когда Элис, присев в реверансе, запинаясь, пробормотала что-то насчет того, что, проезжая мимо, заглянула навестить подругу.
 – Любопытно, И как часто вы разгуливаете по Йорку в одиночестве, леди Элис?
 – Я взяла с собой одного из слуг моего дядюшки, милорд, он снаружи присматривает за моей лошадью.
 Радолф кивнул и перевел взгляд на Лили, но ее глаза вдруг сделались холодными и непроницаемыми. Пожав плечами, он снова переключил внимание на оружие; его длинные пальцы медленно задвигались, натирая маслом мастерски выкованный клинок.
 – Идем, Элис, – непринужденно позвала Лили. – В моей комнате мы сможем поговорить наедине, поскольку лорду Радолфу и его людям неинтересно слушать пустопорожнюю женскую болтовню.
 Радолф насмешливо фыркнул, но Лили тут же отвернулась и направилась к выходу. Элис последовала за ней.
 Оказавшись в спальне, Лили плотно закрыла дверь и сразу почувствовала себя лучше. Гул мужских голосов стих, но главным было то, что она наконец избавилась от напряжения, которое вызывал в ней пронзительный взгляд Радолфа.
 Чтобы окончательно успокоиться, Лили сделала глубокий вдох.
 – Надеюсь, ты наконец скажешь мне, что все это значит. – Элис с размаху плюхнулась на набитый соломой матрас. – Дядюшки нет дома, иначе я не смогла бы приехать, но твоя служанка вела себя более чем загадочно.
 Лили осторожно присела рядом с подругой, глаза которой так и светились любопытством.
 – Видишь ли, я хочу кое о чем тебя просить, но это не совсем безопасно. Если нам не повезет, ты можешь испытать на себе всю силу гнева Радолфа, а он, поверь мне, гневаться умеет. Впрочем, если Радолф меня разоблачит, его гнев падет в первую очередь на мою голову, а о тебе он вообще не вспомнит.
 Голубые глаза Элис расширились, и она наклонилась вперед.
 – Идея заключается в том, что перед твоим отъездом я стану Элис Реннок, а ты останешься здесь, в спальне, и притворишься, что ты – это я. Послушай, я все обдумала. Если ты прикинешься больной, никто тебя не побеспокоит.
 – О, Лили, уж не собралась ли ты бежать? – Элис изумленно посмотрела на подругу.
 Лили с испугом прижала палец к губам подруги и нервно обернулась к двери. По правде говоря, мысль о побеге не приходила ей в голову. Радолф и Анна – вот что волновало ее. Да и куда она пойдет? И, если она сбежит, что станет с ее народом? И как она сможет бросить Радолфа, если больше всего на свете хочет быть с ним?
 – Нет, бежать я не собираюсь, – сказала Лили, немного успокоившись, – но мне необходимо проследить за Радолфом. К политике это не имеет никакого отношения; просто я узнала, что, он собирается кое с кем встретиться, и теперь я хочу убедиться во всем лично.
 Элис одернула юбки.
 – Ясно, – решительно проговорила она после секундного колебания и положила ладонь на руку Лили. – Твой муж – великий лорд, Лили, а великие лорды не обязаны хранить верность одной женщине; даже я это знаю, хотя все еще невинна. Пойми, в жизни таких людей, как Радолф, нет места ревности.
 Лили застыла в напряжении, а затем быстро поднялась.
 – Я не ревную, – возразила она с горячностью, – а просто хочу увидеть ту женщину своими глазами и понять, каковы их чувства друг к другу. Жена должна знать эти вещи, если хочет благополучия в браке и особенно если она англичанка, а ее муж – нормандский лорд.
 Теперь в глазах Элис светилось сочувствие.
 – Все, что ты говоришь, Лили, звучит разумно, но когда я встретила лорда Радолфа в замке, то увидела, что он более чем в восторге от тебя. Зачем ему другая женщина?
 Лили нервно рассмеялась:
 – Нет, Элис, ты ошибаешься. В этом отношении Радолф такой же, как все – мужчина с низменными страстями. То, что ты видела, было всего лишь проявлением его сластолюбия. Но, поскольку ты еще девушка, больше я тебе ничего не скажу.
 Элис вспыхнула и пожала плечами:
 – Возможно, я в этом плохо разбираюсь. И все-таки со стороны кажется, что он питает к тебе неподдельные чувства.
 Замечание подруги Лили отнесла на счет ее целомудренности и стремления выдать желаемое за действительное. Она торопливо начала мерить шагами узкое пространство комнаты; сердце в ее груди беспокойно стучало, и оставаться на месте она больше не могла.
 – Я говорю это вовсе не потому, что хочу расстроить тебя. Скажи, ты мне поможешь?
 После минутного колебания Элис лукаво улыбнулась:
 – Ладно, я помогу тебе, но, если Радолфу что-то станет известно, я во всем обвиню тебя. Уверена, он тебя и пальцем не тронет, а вот меня выпорет!
 Лили тихо рассмеялась.
 – Спасибо. Я перед тобой в долгу. Если я могу что-то для тебя сделать... '
 Губы Элис дрогнули.
 – Может, ты все-таки объяснишь, почему все мужчины, которые мне нравятся, не могут претендовать на мою руку?
 Лили нахмурилась.
 – Ты имеешь в виду капитана Радолфа?
 Элис исподлобья взглянула на подругу.
 – Он довольно милый, разве нет?
 – Да, Жервуа всегда был мил со мной. Насколько мне помнится, он сын наемника, но Радолф доверяет ему как никому другому.
 Глаза Элис потухли.
 – Радолф богат, в этом все дело! Я тоже должна выйти замуж за богатого человека. Ни отец, ни дядя никогда не согласятся на меньшее, но все богатеи, которые мне до сих пор встречались, не вызывают у меня симпатии.
 Лили легонько сжала руку подруги, ей нечего было сказать в утешение. Вероятно, Элис придется связать жизнь с человеком, которого она в лучшем случае сможет терпеть. Конечно, являясь весьма практичной особой, Элис постарается извлечь из этого наибольшую выгоду, и, возможно, это лучше, чем обвенчаться с человеком, которого любишь, но который не питает к тебе ответных чувств.
 Любовь. Вот оно и появилось, это опасное слово, и Лили передернуло, как от озноба.
 Стоя у камина с кружкой эля в руке, Радолф неподвижно смотрел на пламя. Скоро он отправится к часовне Святой Марии, чтобы встретиться с леди Анной.
 Интересно, чего хочет от него красивая змея? И знает ли ее муж об этой встрече? Лорд Кентон определенно свалял дурака, когда женился на Анне. Возможно, он любил ее, как когда-то Радолф, но это была слепая, беспечная любовь, которая ширмой приторно-сладкого восторга скрывала недостатки возлюбленной.
 Только сейчас Радолф заметил, что его пальцы с силой сжали кружку с элем и на мягком металле остались вмятины. Это недобрый знак. Если от одной мысли об Анне в нем вскипает такой гнев, сможет ли он сдержаться, встретившись с ней лицом к лицу?
 Впрочем, разве у него есть выход? Он постарается владеть собой, когда встретится с ней и скажет, что все кончено. Большую часть своей взрослой жизни Радолф пытался заглушить в себе эту вину и боль, но половина ее по праву принадлежала Анне, и он устал нести этот груз в одиночестве.
 Поднеся пальцы к лицу, Радолф надавил на глаза, борясь с терзавшей их болью; в голове у него стучало, и он отчаянно не хотел идти в ночной холод. Куда с большим удовольствием он провел бы вечер в спальне с Лили. Ее тело всегда принимало его с радостью, даже если она сама тому противилась. Но он поклялся себе, что в один прекрасный день сумеет проникнуть под щит ее холодного серого взгляда и сделать красавицу своей пленницей.
 Сам он уже давно стал ее пленником или почти стал, хотя она об этом пока не подозревала. И помоги ему Господи, если это станет ей известно. Великий Радолф – раб женщины! Как же она будет над ним глумиться...
 – Милорд? – услышал он голос Жервуа. – Время.
 Радолф поднял глаза. Капитан знал его так же хорошо, как лорд Генрих, и, может, даже лучше, потому что они больше времени проводили вместе. Они сражались бок о бок и не раз видели сильные и слабые стороны друг друга. Бывали моменты, когда ему приходилось вверять Жервуа собственную жизнь.
 – Где моя жена?
 – У себя в комнате со служанкой. Хотите, чтобы я привел ее к вам?
 – А вторая... Элис?
 – Уехала со своим слугой некоторое время назад.
 Жервуа видел Элис только со спины, когда та выскользнула за дверь; при этом ее плотно укутанная вуалью голова была скромно опущена. Он окликнул девушку, чтобы попрощаться, но она не ответила, и ему оставалось только укоризненно покачать головой.
 Интересно, забилось ли ее сердце сильнее, когда их взгляды встретились?
 Впрочем, какой смысл об этом думать? Он – наемник, которого покупают за деньги, и недостоин Элис Реннок. Женщины всегда казались Жервуа неизведанной страной, и он сильно сомневался, что хотел бы когда-нибудь ее познать; теперь же, когда он встретил девушку, пришедшуюся ему по душе, она оказалась «не про его честь».
 – Я бы предпочел никуда не ходить, – устало произнес Радолф, – но у меня нет выбора. Я должен увидеться с ней, чтобы раз и навсегда положить конец этому затянувшемуся делу. Ну а ты останешься здесь охранять миледи.
 Жервуа резко вскинул голову:
 – Милорд, не хотите же вы сказать, что поедете один!
 – Ну нет, я возьму людей и велю им ждать меня поблизости. Все, пора собираться.
 Однако Жервуа не тронулся с места.
 – У вас чересчур много врагов, милорд, – произнес он смущенно.
 Радолф прищурился:
 – Возможно, но ведь я бессмертен, не так ли, капитан?
 Жервуа даже не улыбнулся.
 – Многие верят в легенды, но я-то знаю, что вы обычный человек, милорд, а человека могут убить. Что станет с вашей супругой? Король выдаст бедняжку за другого, не столь расположенного к ней рыцаря, и что тогда?
 После короткого раздумья Радолф кивнул и хлопнул Жервуа по плечу.
 – Мой осторожный друг, ты прав, как всегда. Я поостерегусь. – Он повернулся в сторону комнаты Лили и, сделав два шага, остановился. Нет, лучше ничего не говорить ей. Лили обладала природной способностью угадывать его настроение, а ему вовсе сейчас не хотелось подвергаться ее расспросам. Он увидится с ней, когда вернется, и тогда, возможно, объяснит ей все.
 Вдохнув полной грудью, Радолф повернулся и направился к выходу.




 Глава 14


 Сидя на смирном мерине Элис и укутавшись в плащ, Лили ничем не отличалась от любой домохозяйки Йорка, едущей домой от подруги или родственников. Еще ее могли принять за глупую барышню, направляющуюся на тайное свидание; последнее было почти правдой, за исключением того, что свидание назначено не ей.
 Все прошло даже легче, чем предполагала Лили. Одежда Элис достаточно хорошо подошла ей, и хотя Уне пришлось отпустить подол платья, в результате чего внизу образовалась узкая полоска более темного цвета, мужчины этого не заметили: Радолф вообще не удостоил ее ни словом, хотя она была уверена, что чувствовала, как его горящий взгляд буравит ей спину.
 И что ж, пока все шло по плану.
 На дороге журчали ручьи, и капли дождя били Лили в лицо. Слуга, чья спутанная борода и длинные волосы выдавали ненормандское происхождение, бежал впереди, вполне удовлетворенный ролью проводника. Лили объяснила ему, куда ее следует проводить, и он кивнул:
 – Я знаю это место, миледи.
 Лили поблагодарила его, чувствуя невольную жалость к этому человеку. На щеке красовалось безобразное клеймо, сморщившее кожу и изуродовавшее его внешность. Столь жестоким образом норманны заявляли о своем праве на собственность.
 Если Радолф ее поймает, она должна будет заступиться за несчастного, чтобы его не подвергли наказанию. Эта поездка – ее личное дело, и никто не должен был за это пострадать. Нет, конечно, она не думала, что делает что-то недостойное – ее идея заключалась в том, чтобы дождаться Радолфа и понаблюдать за его встречей с леди Анной. Ну а потом... Потом она, вероятно, вернется в гостиницу, чтобы выплакать глаза. Но по крайней мере она будет знать.
 От влажного воздуха Лили поежилась; теплый день закончился ненастьем, тьма сгущалась слишком быстро. Грозовые тучи до сих пор не рассеялись, время от времени взрываясь стрелами молний. Она ляжет сегодня в постель, промокнув до нитки, но плохая погода по крайней мере гарантировала пустынные улицы... и безопасность: за время поездки по Йорку ей не встретилось ни единой души.
 Несколько раз Лили задавала себе вопрос: зачем она это делает, зачем подвергает себя и других опасности наказания со стороны Радолфа? Ответ был простой и все время один и тот же: она должна знать, чего бы ей это ни стоило.
 – Мы уже на месте, миледи. – Слуга показал глазами на кривую улочку, тонущую в густой тени; в дальнем ее конце виднелось небольшое приземистое здание часовни. Вспышка молнии как нельзя кстати осветила закрытую дверь и темные окна. Вокруг все было тихо.
 Лили повернула лошадь в переулок, и в этот момент над ними прогремел гром; небеса раскололись, изрыгнув целые потоки воды.
 Лили пригнулась к шее мерина, шепча ласковые слова, в то время как ее глаза осматривали окрестности в поисках удобного места для наблюдения. Неожиданно ее внимание привлекла пустующая деревянная лачуга. Таких было полно в Йорке – их бросали на произвол судьбы те, кто спасался от многочисленных нашествий завоевателей.
 Обрушившийся на Лили дождь заливал ей лицо, и она провела рукой по глазам. Если ей сейчас же не удастся найти какое-нибудь укрытие, подумала Лили с раздражением, то она попросту захлебнется.
 Прикрывая лицо, она спешилась и потянула мерина за собой в дверь хибары.
 В доме стоял тяжелый дух гниения и запах утраченных надежд. Камышовая крыша местами прохудилась, и дождь сквозь дыры затекал внутрь. Лили выбрала наиболее подходящий угол, и слуга примостился неподалеку; в темноте его лицо казалось ей размытым пятном. Сама Лили не испытывала страха, но слуга явно боялся.
 – Можешь отправляться домой, – прокричала она сквозь дождь. – Или лучше ступай на постоялый двор и найди Уну – она накормит тебя, пока ты будешь ждать моего возвращения. А потом ты проводишь свою госпожу домой.
 Слуга отчего-то замешкался; видимо, он понимал, что не выполнил полностью свои обязанности, и боялся находиться в таком уединенном месте.
 – Иди же, – повторила Лили и ласково коснулась его руки. – Ты мне больше здесь не нужен.
 Когда слуга ушел, Лили, оставшись одна, от нечего делать стала прислушиваться к стуку дождя. Теперь она была предоставлена сама себе, как была предоставлена сама себе до Гримсуэйда. Тогда она пряталась и убегала, словно лисица, преследуемая гончими псами, одна, забытая и покинутая в огромном меняющемся мире. В сущности, для нее ничего не изменилось. И Радолфа как будто никогда и не было – так, мимолетный сон.
 Постепенно дождь пошел на убыль. Время, вероятно, близилось к вечерней молитве. Лили услышала, как по соседству громко заквакала лягушка. По крупу мерина пробежала дрожь, и Лили протянула к нему руку, чтобы успокоить, как вдруг вдалеке раздался приближающийся цокот копыт.
 С гулко колотящимся сердцем Лили придвинулась к стене и приникла глазами к темной трещине, увидела, как неподалеку остановилась карета; потом до нее донесся слабый гул голосов, после чего в кромешной тишине раздался стук копыт одной лошади; по мере приближения к часовне он все более замедлялся, видимо, всадник некоторое время настороженно осматривался.
 Вскоре Лили увидела его – он был высок ростом; венчавший его стальной шлем блестел, как голова выдры.
 Радолф. Лили узнала его по уверенным движениям, по росту и телосложению. Теперь он был ей знаком так же хорошо, как собственные пять пальцев.
 Она прижала ладони к влажному дереву по обе стороны своей наблюдательной амбразуры и услышала, как бревна тихо простонали в ответ.
 Почуяв присутствие других лошадей, мерин Элис тихо заржал.
 – Тише, – приказала Лили. – Немедленно замолчи.
 Внезапно снова раздались цокот копыт и громкое ржание. Оцепенев, Лили увидела, как Радолф повернулся навстречу появившимся всадникам, как раз когда те со зловещим шорохом начали вынимать из ножен свои мечи; и тут знакомый голос выкрикнул:
 – Спокойно! Уберите оружие.
 Мгновение спустя мимо укрытия Лили проскакал одинокий всадник и присоединился к Радолфу.
 То, что это была женщина, не вызывало никаких сомнений, несмотря на плотный плащ и накинутый на голову капюшон. Приблизившись к Радолфу, она отбросила капюшон на спину, и на мгновение ее осветил дальний проблеск молнии.
 Леди Анна улыбнулась:
 – Радолф, я знала, что ты приедешь!
 – Да, как видишь, я здесь.
 Лили с трудом разобрала хриплый голос мужа, но, по ее мнению, Радолф не слишком походил на влюбленного. Ей даже показалось, что в его голосе она услышала нотку злости. В ее душе шевельнулась надежда.
 Тяжело и часто дыша, Лили припала к щели.
 Леди Анна взглянула на небо, с которого все еще падали редкие капли дождя.
 – Часовня открыта?
 – Нет, но зато у стены есть навес.
 Радолф соскочил и, протянув Анне руку, помог ей спешиться. Как только ее ноги коснулись земли, он тут же отступил от нее с такой поспешностью, что Анна чуть не упала.
 Ухватившись за его локоть, она наконец обрела устойчивость и рассмеялась.
 – Ты не мог не прийти, мой Радолф, – голос Анны звучал с не допускающей возражения уверенностью, – потому что ты все помнишь, так же как и я. И никогда не забудешь.
 Радолф сверху вниз посмотрел на Анну, и Лили видела, как окаменели его плечи, он как будто боролся с желанием прижать леди Анну к себе, впиться в нее губами и наверстать все то, что они упустили за прошедшие годы.
 – Там есть навес, – обронил Радолф и повернулся в сторону часовни.
 Рука Анны соскользнула с его локтя и на мгновение нерешительно повисла в воздухе; затем она послушно последовала за ним к стене под карнизом. Они двигались медленно; пока тень не скрыла их от взора Лили, тихие голоса, заглушаемые вновь припустившим дождем, яростно молотившим в крышу, практически перестали долетать до ее слуха.
 От досады Лили чуть не застонала. И это после всего, что она вытерпела! Но разве она не увидела, как Радолф льнет к Анне и как ее тело зримо трепещет от страсти?
 Несомненно, когда-то они были любовниками и теперь собирались возобновить отношения, а брак Лили грозил стать пустой бутафорией, обрекая ее на те же мучения, какие она испытывала с Воргеном. Нет, это было даже хуже, потому что с Радолфом их объединяло одно желание, а когда желание начнет увядать, после него не останется ничего. Абсолютно ничего.
 Казалось, прошла вечность, прежде чем леди Анна отделилась от стены. Стремительным шагом она направилась к лошади и уже протянула руки к поводьям, когда Радолф нагнал ее и, подхватив, с легкостью усадил в седло.
 Некоторое время Анна сидела неподвижно, видимо, под впечатлением какого-то сильного переживания.
 – Ты ничего не забыла, – громко произнес Радолф, стараясь перекричать шум дождя. – А я предпочел бы обо всем забыть!
 В его словах прозвучала такая мука, что у Лили внутри словно все перевернулось; если Радолф так сильно любит эту женщину и так страдает, у нее и впрямь не остается надежды. Он никогда не будет принадлежать ей.
 По щекам Лили покатились слезы, она поднесла к лицу руку, желая вытереть их, и в этот момент Анна издала жуткий крик.
 Дрожа всем телом, Лили прижала ладони ко рту, не отрывая глаз от разворачивавшейся перед ней сцены.
 Натянув поводья, леди Анна заставила лошадь подняться на дыбы. Лили ахнула, полагая, что она вот-вот умчится прочь, но вместо этого леди Анна яростно вонзила шпоры в бока животного. Лошадь рванула вперед...
 Радолф едва успел отскочить в сторону, и это спасло ему жизнь, но все же копыто лошади задело его по плечу. Был такой удар, что его с силой развернуло, и он рухнул на землю.
 Лили отчаянно закричала и ринулась вон из хибары, спотыкаясь о мусор и звонко шлепая по лужам.
 Между тем леди Анна развернула коня. Когда вспышка молнии осветила лицо всадницы, стало заметно, что ее губы плотно сжаты, челюсти стиснуты. Она явно намеревалась растоптать поверженного противника копытами.
 – Радолф! – взвизгнула Лили и, подобрав юбки, припустилась к нему.
 Видимо, не ожидая встретить непрошеного свидетеля в столь укромном месте, Анна обернулась. Всадники, ожидавшие в переулке, тут же помчались в ее сторону и, проезжая мимо Лили, обдали ее комьями грязи.
 Прежде чем Анна успела завершить задуманное, ее уже взяли в кольцо. Словно загнанная в угол, она тяжело дышала.
 – Прочь! Я жена лорда Кентона и требую, чтобы меня пропустили!
 Однако ее не выпускали до тех пор, пока откуда-то снизу не раздался голос Радолфа. С трудом приняв сидячее положение, он снизу вверх посмотрел на женщину, пытавшуюся его убить.
 – Оставьте ее, пусть едет. Мы с ней уже выяснили все, что было необходимо, и больше нам не о чем говорить.
 Анну наконец отпустили. Поправив плащ и натянув на голову капюшон, она вдруг заметила забрызганную грязью Лили, стоящую за кругом вооруженных людей. Их взгляды встретились, и Лили подумала, что Анна сейчас ее раздавит, но та, отвернув лицо, мокрое от дождя и слез, устремила взгляд в пространство и, тронув лошадь, спокойной рысью проехала мимо Лили, словно ее не существовало.
 – А ты что здесь делаешь, девочка? – прогремел рядом с ухом Лили грубый голос, и твердая рука схватила ее за локоть. – О, да это миледи! – Голос выдал крайнее изумление говорившего.
 Высвободив руку, Лили сразу же заторопилась вперед, где в середине круга охрана закрывала собой Радолфа. Что, если леди Анна имела при себе оружие и ранила Радолфа, когда направила на него лошадь? Охваченная паникой ничего не различая перед собой, Лили заставила людей расступиться и открыть ее взгляду поверженного командира.
 Радолф все еще сидел на мокрой земле, неловко согнув спину и прижав руку к плечу; на лице его блестели капли пота, смешанного с дождем; бессмертный воин из легенды явно страдал от ужасной боли.
 Лили упала перед ним на колени. Такого страха она в жизни еще не испытывала. Она хотела прикоснуться к нему, пробежать руками по его телу, вылечить его... и одновременно боялась того, что может обнаружить.
 Радолф поднял голову; его глаза на искаженном болью лице тускло мерцали.
 При виде Лили он недоуменно заморгал.
 – Откуда ты? – прохрипел он. – И какого черта ты тут делаешь?
 Лили протянула к нему дрожащую руку и нежно погладила его плечо. Радолф поморщился, но не отшатнулся.
 – Меня не так-то просто убить, – промолвил он с усмешкой. – Просто я потерял бдительность, за что и получил по заслугам. Забыл, понимаешь ли, что женщина может представлять не меньшую опасность, чем мужчина.
 – Но что, если у тебя перелом? – Лили знала, что сломанные конечности срастаются, однако зачастую они утрачивают былую силу и порой остаются искривленными. Иногда у пострадавшего развивается лихорадка или начинается внутри процесс гниения, за которым неизбежно следует смерть.
 Улица перед глазами Лили закачалась, и по ее телу пробежала дрожь.
 – Послушай, Лили, – голос Радолфа долетал до нее издалека, – что все-таки ты здесь делаешь? – Когда она не ответила, он добавил: – Не бойся, это не перелом, а только вывих. Жервуа сможет его вправить; он уже дважды это проделывал: не очень приятно, но я могу потерпеть. Ну же, Лили? – В его тоне появились нотки нетерпения. – Эй, кто-нибудь помогите, иначе она сейчас упадет в обморок!
 Но Лили вовсе не собиралась падать в обморок.
 – Нет-нет, со мной все в порядке. – Она оттолкнула протянутые руки. – Лучше помогите вашему лорду сесть на лошадь: мы должны поскорее вернуться на постоялый двор.
 Солдаты поспешно подняли Радолфа, и, когда его поставили на ноги, он слегка застонал.
 – Ничего-ничего, это всего лишь небольшой дискомфорт, миледи, и от этого я точно не развалюсь. – Радолф остановил на ней долгий, испытующий взгляд. – Ты прискакала сюда верхом? – спросил он, словно эта мысль только сейчас пришла ему в голову.
 – Да. – Почему-то, когда он отвел от нее глаза, Лили вдруг ощутила себя осиротевшей. – Это мерин Элис, он стоит в хижине...
 Лицо Радолфа на мгновение потемнело от гнева, но его ярость тут же сменилась сочувствием.
 – Приведите лошадь миледи, – приказал он, – и проследите, чтобы с ней ничего не случилось: я не хочу, чтобы она исчезла по дороге. А что до вас, милая... – он сделал многозначительную паузу, – я искренне надеюсь, что скоро все прояснится.
 Возвращение домой оказалось не труднее, чем множество других возвращений, которые помнил Радолф. Ему было над чем поразмыслить. Сегодня его жизнь совершила крутой поворот: он наконец вскрыл болезненную рану, которая до сих пор время от времени давала о себе знать. Все эти годы она отравляла его существование, но сегодня он встретился с Анной, и яд выплеснулся наружу.
 Сейчас из-за крайней усталости он не мог радоваться, но зато мог не сомневаться, что с прошлым покончено. Леди Анна – никакая не гадюка, а просто красивая и себялюбивая женщина, легкомысленно и бессердечно погубившая жизни отца и сына. И не одна она была в этом повинна. Радолф не отрицал свою часть вины. Пройдет немного времени, и он сможет думать о ней, не испытывая знакомой боли. Возможно, он даже будет вспоминать отца без прежнего негодования.
 Внезапно лошадь споткнулась, и плечо Радолфа пронзила острая боль; ему потребовалась вся его сила воли, чтобы усидеть в седле. Когда боль отступила, он заметил, что Лили молча едет рядом с ним. Они не разговаривали с того момента, как тронулись в обратный путь. Возможно, Лили трудилась над созданием очередной красивой лжи, сдобренной долей правды, чтобы оказаться приемлемой?
 Радолф вздохнул. Когда он впервые увидел ее, стоящую под дождем, то подумал, что Лили ему мерещится и он видит перед собой творение измученного ума; но потом, когда он разглядел, что это на самом деле Лили, сердце его исполнилось радостью.
 А вслед за тем начались сомнения.
 Не могла ли она каким-то образом сговориться с Анной? Две дьяволицы вместе? Но бессмыслица! Между собой Лили и Анна не имели ничего общего: одна была себялюбива и эгоистична, в то время как другая всегда готова пожертвовать собой ради народа. И что же тогда получается? Почему, обведя вокруг пальца Жервуа, Лили не бежала на север к границе, к своему кузену Хью?
 Впрочем, он пригрозил ей, что отыграется на ее народе, если она посмеет ему противостоять, а Лили никогда бы не подвела своих людей, потому что не способна подвести тех, кто в ней нуждается.
 Радолф покачал головой. Он устал и страдал от боли. Его жена ехала с ним бок о бок, и он не хотел думать о ней плохо. Ночная встреча прошла с пользой не только для него, но и для нее. Он хотел обрести свободу от прошлого и взглянуть в будущее, свободное от прежних оков.
 – Скоро мы будем на месте.
 Голос Лили словно выдернул Радолфа из трясины его мыслей, и он отрывисто кивнул, отчего плечо вновь пронзила боль, но он старался не замечать ее.
 Они уже подъехали к постоялому двору, а дождь все никак не кончался. Лили торопливо спешилась и, отправив одного из людей в гостиницу за Жервуа, стала давать указания остальным. На самом деле указания им не требовались, но она боялась, как бы кто-нибудь не причинил своей неосторожностью Радолфу боль. За время поездки его лицо еще больше побледнело, и Лили казалось, что он может в любой момент впасть в беспамятство.
 Радолф и в самом деле испытывал тошноту и слабость; его голова кружилась, и, спускаясь с лошади, он был вынужден опираться на плечи своих солдат. Боясь лишиться чувств в присутствии жены, он хотел как можно скорее попасть внутрь. И поэтому, освободившись от поддержки и стараясь держаться прямо, сразу пошел в гостиницу.
 Внутри из-за дыма было трудно что-либо разглядеть. В камине горел огонь, и было жарко. Радолф в нерешительности остановился, не зная, то ли присесть на ближайшую скамью, то ли дойти до кувшина с вином, который он заметил на столе. Рядом с ним вырос Жервуа, бледный и потрясенный не меньше, чем его господин.
 – У него вывихнуто плечо, – коротко объявила Лили капитану. – Радолф сказал, что ты уже помогал ему в такой ситуации.
 Жервуа кивнул:
 – Верно, леди, но... как вы оказались снаружи? Вы должны быть в спальне.
 Услышав его слова, Радолф усмехнулся:
 – Ты уверен, Жервуа?
 – Лучше помоги мне отвести его в постель, – поспешно приказала Лили. – После такого приключения твоему командиру требуется хороший отдых.
 В этот момент дверь спальни приоткрылась, оттуда выглянули испуганные голубые глаза Элис. При виде Радолфа, которого поддерживали солдаты с двух сторон, и Лили рядом с ним, бледной и мокрой от дождя, она ахнула и отскочила назад, уступая дорогу.
 Проходя мимо, Жервуа бросил в ее сторону свирепый взгляд, но ничего не сказал.
 – Вина, – проскрипел Радолф, опускаясь на кровать.
 – Лучше не спорьте с ним, миледи, – тихо посоветовал Жервуа Лили. – Прежде чем я смогу вправить ему плечо, нам придется извлечь его из кольчуги и одежды, и этим мы причиним ему сильную боль.
 Лили кивнула и направилась к двери. У порога ее нагнала Элис:
 – Что случилось? Мой слуга сказал, что ты отправила его назад. Как ты могла поступить так опрометчиво?
 Лили нетерпеливо отмахнулась от нее:
 – Сейчас у меня нет времени на оправдания. Радолф ранен.
 – Как его ранили?
 – Я не могу ответить тебе, но если бы меня там не было...
 – Миледи, я принес вино, – произнес Жервуа с обычной для него выдержкой. – Вино.
 Лили поспешно кивнула:
 – Да, уже иду.
 Когда она ушла, капитан перевел взгляд на Элис. Девушка сделала вид, что не замечает его, но ее щеки пылали.
 Хотя Жервуа сознавал, что должен рассердиться, но что-то удержало его от этого.
 – Леди Элис... – начал он сурово.
 Повернувшись, она взглянула ему в глаза:
 – Лили нуждалась в моей помощи, и я ей помогла. Прошу прощения, капитан Жервуа, за обман, но злого умысла у меня не было.
 – И все же вы могли сообщить мне о том, что происходит. А теперь лорд Радолф ранен, и его супруга тоже подвергалась опасности. У них полно врагов, даже здесь, в Йорке, и вам не следует забывать об этом.
 Элис, безусловно, раскаивалась, но взгляда не опустила.
 – Теперь я это вижу, но ведь Лили обратилась ко мне за помощью как к подруге. Кем бы я была, если бы отказала или побежала жаловаться?
 Ее ответ поставил Жервуа в затруднительное положение. Элис поступила глупо, но все же, если бы она была мужчиной, он бы только приветствовал ее умение отстаивать свою точку зрения. Жервуа не привык слышать от женщин подобные вещи; он всегда считал честь прерогативой мужчин. Возможно ли, чтобы Элис Реннок понимала все так же хорошо, как он?
 – Я дам вам людей, они проводят вас домой. Не хватает только, чтобы на улицах Йорка на вас напали грабители.
 – Спасибо, я вам весьма признательна.
 С этими словами она повернулась.
 – Элис...
 Ее имя сорвалось с его губ прежде, чем он успел подумать.
 Повернувшись, Элис холодно уставилась на него. Она ему не поможет, подумал Жервуа, напротив, заставит гнуть спину за каждую крошку.
 – Если бы я был человеком, наделенным землей и властью, тогда... Ну, вы понимаете. Но у меня нет ни того, ни другого. Я всего лишь капитан, мне нечего вам предложить.
 Выражение ее лица смягчилось.
 – И что, никаких перспектив? – спросила она с живостью. – Понимаете, если в ближайшее время я не назову имени жениха, отец выдаст меня замуж за старика сэра Озрика. Я понимаю, что вы меня не знаете, и я не знаю вас, но...
 Жервуа посмотрел в ее голубые глаза:
 – Сэр Озрик? Тот тип с бородавками – он находился в Ренноке, когда я приезжал... – Жервуа сглотнул. – Что ж, он богат, а я не могу составить конкуренцию таким, как он. Ваш отец поднимет меня на смех, если я попытаюсь посвататься.
 – А вы попросите лорда Радолфа посодействовать, – подсказала Элис проворно. – Если он благосклонно к нам отнесется, мой отец не станет противиться.
 Жервуа замер.
 – Обратиться к лорду Радолфу? Но я никогда не просил милостей.
 Глаза Элис потухли.
 – Тогда вы счастливец, раз в этом не нуждаетесь!
 Жервуа пожал плечами.
 – Мне нужно заняться лордом Радолфом, – продолжил он уже спокойнее. – А вам пора домой.
 После того как Элис, развернувшись на каблуках, направилась к двери, Жервуа отдал приказ своим людям проводить ее. Ох уж эти бабы, подумал он про себя. Без них все-таки куда лучше!
 Когда Лили вернулась с вином, с Радолфа уже сняли кольчугу и он сидел с обнаженным торсом и прилипшими ко лбу черными волосами, обливаясь потом. Взяв протянутый кубок, он тут же осушил его и попросил налить еще. Дрожащими руками Лили выполнила его просьбу. Плечо Радолфа сильно опухло, и Лили не сомневалась, что, чем позже они начнут, тем болезненнее будет процедура.
 – Жервуа! – громко позвала она.
 – Я здесь, леди. – Дождавшись, когда Радолф опустошит второй кубок, капитан наконец приступил к болезненной процедуре и после первой бесплодной попытки все же поставил плечо на место.
 Все с облегчением вздохнули, кроме Радолфа – он сидел белый как мел, с губами, превратившимися в тонкую бледную линию.
 – Теперь вам нужно отдохнуть, лорд Радолф, – произнес он, как будто Радолф мог заняться еще чем-то.
 Жервуа вытер пот со лба.
 Радолф, с трудом взяв себя в руки, тихо произнес:
 – Премного благодарен тебе, мой друг.
 Лили нежно тронула капитана за локоть:
 – Я также благодарна тебе, Жервуа.
 Жервуа слегка поклонился и тут же перевел взгляд на Радолфа.
 – Пусть ваш супруг остается здесь, леди. Если он резко пошевелит рукой или начнет двигать ею слишком рано, сустав может снова выскочить. Надеюсь, он послушается вас.
 Хорошо бы, подумала Лили. Даже теперь Радолф оставался Радолфом. Она чувствовала невероятное утомление. Мокрая одежда висела на ней тяжким грузом, со спутанных волос капала вода. Больше всего на свете ей хотелось понежиться в горячей ванне или заползти в кровать и закрыть глаза. Но еще оставалось много невыполненной работы, которую никто, кроме нее, не сделает.
 Радолф устало сидел на краю кровати, и на его спине поблескивал свет от огня, полыхавшего в камине. Ощутив волну томления, Лили мигом забыла о своей усталости. Ее пальцы чесались от желания до него дотронуться, тогда как осторожный внутренний голос требовал умерить пыл. Радолф получил увечье, и, как его жена, она имела полное право за ним ухаживать – не то что эта леди Анна! Сейчас она до него дотронется, прикинувшись, что у них все хорошо...
 Лили осторожно и нежно провела ладонью по спине мужа, и Радолф вздрогнул. Она замерла в ожидании. Он продолжал молчать, но мгновение спустя напряжение его оставило.
 Медленно, словно имела дело с диким, неукрощенным зверем, Лили приблизилась к нему почти вплотную. Тело Радолфа было для нее живым воплощением северного бога Тора – могучее и ловкое, с гладкой кожей, обтягивающей твердый рельеф мышц.
 Лили обняла мужа за шею, и ее пальцы принялись растирать его затекшие мышцы.
 Благодарно улыбнувшись, Радолф закрыл глаза. Прикосновения пальцев Лили к его коже делались все настойчивее по мере того, как ею овладевала уверенность, и постепенно измученное болью тело Радолфа расслабилось, но то, что делало его мужчиной, затвердело от желания, которое никогда не оставляло его надолго.
 – Лили...
 Она остановилась.
 – Я сделала тебе больно?
 Радолф покачал головой:
 – Нет. – Обхватив жену за талию здоровой рукой, он усадил ее к себе на колени.
 Лили испуганно вскрикнула, когда ощутила бедром твердость его мужского достоинства.
 Радолф смотрел на нее сверху вниз, его грудь высоко и часто вздымалась. Одежда была влажной, но он, казалось, не замечал этого, чувствуя сквозь платье ее мягкое тело и ощущая на себе всю власть серых, как летние облака, глаз.
 – Не смей меня отвлекать. Что ты делала у часовни Святой Марии? – вкрадчиво осведомился он.
 Лили не ответила, и Радолф приблизил к ней лицо, обдавая теплым дыханием и ароматом вина, к помощи которого ему пришлось прибегнуть, чтобы поддержать себя. Его глаза мерцали странным блеском...
 Лихорадка!
 Лили села ровнее и дотронулась рукой до щеки Радолфа. Он слегка повернул голову, чтобы коснуться губами ее ладони, но Лили этого как будто не заметила; она думала о том, что его кожа слишком горячая и сухая. По-видимому, у него жар.
 – Ты нездоров. – Она заставила себя говорить холодно и твердо, но глаза выдавали ее тревогу. – Я приготовлю успокаивающую припарку для твоего плеча и питье, которое поможет облегчить лихорадку. Позволь мне встать, Радолф.
 Продолжая смотреть в ее серые глаза, он медленно покачал головой:
 – Не позволю, пока ты не скажешь правды.
 Если бы Лили могла топнуть ногой, то топнула бы, но ее ноги болтались в нескольких дюймах от пола.
 – Пусти, Радолф, я должна помочь тебе!
 Улыбка приподняла уголки его рта. Даже в этой ситуации он углядел что-то смешное!
 – Мне нравится, жена, что ты печешься о моем здоровье, но я хочу знать, почему тебя где-то носило ночью. Только не говори мне, что ходила молиться, потому что часовня Святой Марии давно заброшена. Давай, Лили, выкладывай, что ты на этот раз замышляла? И поторопись, пока у меня не начался бред.
 Изумленно вытаращив на него глаза, Лили в отчаянии всплеснула руками:
 – Как можно шутит; на такую тему?
 – А я и не шучу.
 Лили на мгновение задумалась. Какой смысл лгать? Фантазии Радолфа наверняка куда хуже правды. Лучше уж сказать ему все, но так, чтобы при этом не выдать своих чувств.
 – Я видела письмо. – Лили вскинула подбородок. – И хотела узнать, что за человек достался мне в мужья. Буду ли я женой формально, в то время как он будет сеять семя в других местах? Я уже однажды изображала из себя жену, не будучи ею, и мне это не понравилось.
 Радолф с удивлением взглянул на Лили, и то, что он увидел, по-видимому, его удовлетворило. Он сдержанно кивнул.
 – Если ты еще когда-нибудь сделаешь что-то в таком же духе, я положу тебя на колено и выпорю. Ты меня поняла, жена?
 Лили живо представила, как лежит голым задом кверху и Радолф охаживает ее своей широкой ладонью. Положение неловкое, но не такое уж страшное. Она сердито сверкнула глазами.
 – Я больше не стану за тобой следить, если... не почувствую, что должна.
 Опять чувство! – чертыхнулся про себя Радолф. Почему женщины всегда поступают сообразно чувствам, а не рассудку? С другой стороны, именно потому, что Лили была женщиной, ее слова смягчили его гнев, вместо того чтобы подлить масла в огонь.
 Несмотря на это открытие, Радолф вовсе не собирался допустить, чтобы она подумала, будто он с легкостью ее простил.
 – Напрасно ты испытываешь мое терпение, жена; я не собираюсь каждый день мучиться сомнениями, будешь ли ты послушна мне или нет. И учти: я должен знать, что тебе ничто не угрожает.
 Лили недоверчиво посмотрела на него. Так он не собирался держать ее в ежовых рукавицах и требовать, чтобы она прибегала к нему по первому свистку? Неужели все только из-за того, что Радолфа волнует ее безопасность?
 – Но ведь и я тоже должна знать, что ты в безопасности, – мягко ответила Лили, делая шаг в новом, неизведанном для нее направлении.
 Некоторое время они смотрели друг на друга в молчании и все же так и не смогли озвучить свои надежды.
 Наконец Радолф разочарованно вздохнул и затем откинул голову, как будто силы окончательно его покинули.
 – Скорее ложись! – Лили выскользнула из его рук. – А я принесу тебе питье и припарки.
 Укрыв Радолфа одеялом, Лили отправилась исполнять обещанное. Требуемые для отвара ингредиенты она с легкостью нашла на кухне у Уны, которая помогла ей смешать и подогреть отвар.
 Когда Лили вернулась в комнату, ожидая, что Радолф уже уснул, он еще продолжал бодрствовать. Она осторожно приложила припарки и, обернув его плечо чистыми бинтами, крепко примотала предплечье к телу, чтобы рука оставалась неподвижной.
 Питье было горьким, но Радолф выпил его без разговоров.
 Когда Лили снова поднялась, его рука, высунувшись из-под простыни, схватила ее за запястье.
 – Погоди, – просительно сказал он. – Приляг, полежи со мной немного. Твое присутствие действует на меня успокаивающе.
 Радолф признается в том, что она нужна ему? Это могло означать только, что его лихорадка хуже, чем она предполагала.
 Поморщившись, Лили тронула рукой свои юбки:
 – Моя одежда промокла, и я...
 Не дослушав, Радолф сгреб в ладонь ткань платья, словно сам хотел убедиться в правдивости ее слов.
 – Вы лучше заботитесь обо мне, чем о себе, миледи. – Он недовольно вздохнул. – Раздевайтесь и полезайте ко мне в постель, я вас согрею. И еще: я хочу вам кое-что сказать.
 Радолф ожидал, что Лили возразит, но после короткого колебания она устало кивнула и, распустив шнуровку, стала стягивать одежду. Ее тело светилось алебастром, когда, наконец закончив раздеваться, она встала перед ним, дрожа и прикрывая грудь руками.
 Подмигнув, Радолф освободил ей место. Движение вызвало в его плече боль, и он чуть не застонал.
 Лили торопливо юркнула под одеяло. Ощутив тепло его тела и то, как волосы на его груди щекочут ей кожу, она невольно зажмурилась от удовольствия.
 Обхватив сильной рукой изгиб ее бедра, Радолф заставил ее замереть на месте. Твердь его выступающей плоти против ее живота напомнила Лили, что, даже раненный, он остается страстным мужчиной.
 – Я подумал о твоих словах. Ты была права, когда говорила, что жена должна доверять мужу. Женщины не видят вещи такими, какие они есть на самом деле; в отличие от мужчин они склонны окрашивать все с помощью своей фантазии; вот я и не хочу, чтобы ты додумывала что-то на пустом месте. Я устал от сказок, которые обо мне рассказывают, и поэтому объясню тебе, почему мне пришлось пойти на свидание и что произошло между нами.
 Лили молча кивнула.
 – Я забыл поблагодарить тебя зато, что ты спасла мне жизнь, поэтому делаю это сейчас. Думаю, Анна убила бы меня сегодня ночью, если бы смогла, и, возможно, я заслужил смерть, но не от ее руки и не сейчас. У меня еще полно дел, которые я должен успеть сделать перед тем, как ко мне заглянет старуха с косой.
 Лили повернулась так, чтобы видеть его лицо. Радолф то и дело загадывал ей загадки, но на этот раз она почувствовала, что он говорит искренне. Кроме испытываемой им боли, в его голосе звучало усталое смирение, словно после долгих странствий он вернулся домой и теперь радовался, что все закончилось.
 Она многое хотела бы ему сказать, но решила ограничиться тем, что подсказало ей сердце:
 – Доверьтесь мне, милорд, и расскажите, что вас тревожит.




 Глава 15


 – Ты как-то спросила меня про этот шрам... – начал Радолф на удивление спокойным голосом.
 – И тогда ты ответил, что получил его от храброго человека. – Лили не спускала с него глаз.
 Радолф попытался улыбнуться, но на полпути его губы словно застыли.
 – Этот шрам оставил мне отец.
 Лили замерла; она просто не знала, как ей реагировать на это, в то время как черные глаза Радолфа пытливо вглядывались в нее, словно решая, стоит ли ему открываться дальше.
 – Так вы не были... близки?
 Радолф шевельнулся, как будто хотел найти более удобное положение.
 – Моя мать умерла, когда я был ребенком, и тогда отец заменил мне обоих родителей, обращался со мной с нежностью и терпением.
 – Тогда почему?..
 – Отец дружил с отцом короля Вильгельма, герцогом Робертом, и, когда Роберт отправился паломником в Иерусалим, пообещал ему приглядывать за его сыном. Герцог Роберт так и не вернулся, он умер вдали от дома. Взрослея, я все больше времени проводил в компании Вильгельма; мы отдыхали и тренировались вместе. Вильгельм никогда особенно не бегал за юбками, но я был другим. В итоге моему отцу пришлось растить нас обоих. Я превосходил многих своих друзей ростом и силой, и ее лицо не было в ту пору обезображено, поэтому девчонки из замка и окрестных деревень не давали мне проходу; и, хотя я старался, как Вильгельм, сосредоточить мысли на героических делах, мое тело требовало от меня совсем другого. В возрасте четырнадцати лет я узнал первую в своей жизни девушку. Это было... приятно, но никаких следов в моей душе не оставило.
 Губы Лили дрогнули в улыбке. Она могла представить, как юный Радолф, обнаженный по пояс, с развевающимися на ветру длинными черными волосами, совершенствует во дворе замка боевое искусство. Неудивительно, что девчонки таращили на него глаза.
 – А потом я влюбился, и все в один миг перевернулось.
 – Ты влюбился в столь юном возрасте?
 – Я был молод годами, но не опытом. У нас в четырнадцать лет мальчики уже считаются мужчинами. К тому же я был... романтиком, мечтателем с лицом воина, поэтому я влюбился по уши. Порой от избытка чувств мне было даже трудно дышать.
 Улыбка Лили исчезла.
 – Первая любовь всегда такая. Когда я думала, что влюблена в Хью, мне казалось, что я слышу пение ангелов.
 Радолф погладил ее, но не улыбнулся.
 – А почему ты его разлюбила?
 Несколько секунд Лили неподвижно смотрела на него.
 – Он меня предал.
 Радолф кивнул. Предательство убивает любовь, какой бы сильной она ни была.
 – Этот Хью – слабый человек. Он отдал тебя Воргену, потом мне, когда я победил в бою, и еще раз, когда бросил тебя, спасаясь, в Трайере. Я никогда бы так не поступил, поверь.
 Что-то словно растаяло в ее груди. Лили испытала непреодолимое желание прижаться к нему и забыть обо всем, за что и против чего боролась, – столь великая исходила от него сила. Она судорожно вздохнула:
 – Итак, ты влюбился...
 Он прочел в ее глазах внутреннюю борьбу, но не стал заострять на этом внимания.
 – Женщина, о которой идет речь, была старше меня, но очень красива, просто ангел. – Он громко рассмеялся. – Мы упорно сопротивлялись нашим чувствам, но теперь я думаю, что с ее стороны это было частью игры. И вот однажды ночью она пришла ко мне и сказала, что больше не может бороться. Это меня добило.
 – Это была Анна, – произнесла Лили, словно отвечая на собственный вопрос.
 – Да, она.
 – Дама, проживавшая в замке?
 Щеки Радолфа запылали, и он опустил голову, словно не мог смотреть ей в глаза.
 – Нет, Лили, она была второй женой моего отца. Тот факт, что я предавал его каждый раз, когда находился с ней, меня тогда не останавливал. Я просто не мог остановиться.
 В глазах Лили умудренная опытом женщина, соблазнившая мальчика, уже сама по себе вызывала отвращение. Это было равносильно тому, как если бы она заманила в постель Стефана, юного сквайра Радолфа. Но то, что эта женщина являлась еще и женой отца Радолфа, вообще выходило за все рамки.
 – Она обманом завлекла тебя в свою постель... – Лили произнесла эти слова с надеждой.
 – Не было никакого обмана. Я напоминал молодого оленя в период гона, а она – готовую к случке лань.
 Лили чуть не стало плохо. Горечь, стыд и раскаяние – вот что прочла она в глазах мужа. При этом она ощутила укол ревности, но изо всех сил постаралась не замечать его.
 – И в конце концов твой отец тебя разоблачил? – спросила она торопливо, желая поскорее прогнать из головы мерзкую картину.
 – Да, однажды он застал нас вместе. – Отрывисто вздохнув, Радолф отвернулся, так что Лили могла видеть только изгиб его щеки, покрытой неровной щетиной, и белый шрам у глаза, служивший напоминанием о содеянном.
 Его беззащитность пронзила ее болью, и Лили прикусила губу, чтобы не расплакаться от несправедливости того, о чем он собирался ей поведать.
 – Отец обнаружил нас в тот момент, когда мы предавались плотскому удовольствию. Мы редко разговаривали – нам нечего было сказать друг другу. Если бы, кроме единения тел, было еще единение умов... но мы скорее напоминали двух животных...
 По телу Радолфа прошла дрожь, и Лили испугалась, что его лихорадка может усилиться. Она осторожно тронула его лоб, но, к счастью, он не стал горячее.
 – Анна первая увидела его, и, когда я повернул голову, он уже возвышался над нами. Я вскочил на ноги, абсолютно обнаженный, тогда как он был одет с головы до ног. У меня тут же подкосились ноги, и я промямлил какие-то извинения, словно они могли изменить ситуацию к лучшему. – Радолф негромко рассмеялся, как человек, с высоты своих лет оглядывающийся на юношеский самообман.
 Потом отец ударил меня. Тяжелый перстень на его пальце рассек мне лицо. Мне еще повезло, что он не вонзил кинжал мне под ребра, хотя в тот момент я не считал это везением и стоял перед ним, ослепленный собственной кровью, а Анна в слезах причитала, пытаясь во всем обвинить меня. По ее словам, я влюбился в нее и ходил за ней попятам, как теленок, а когда она отказала мне в очередной раз, взял ее силой.
 – Неужели отец поверил? – вырвалось у Лили.
 Радолф сильнее притянул ее к себе:
 – Нет, не думаю; мне кажется, отец сразу понял, что она лжет. Он потворствовал ей во всем – потерявший ум мужчина на склоне дней, воспылавший страстью к молодой и красивой женщине. Возможно, он думал, что если она ни в чем не будет знать отказа, то не предаст его. Только когда он застал нас вместе, шоры спали с его глаз и он увидел страшную правду, которая вскоре окончательно подкосила его.
 – И что было потом? – дрожащим голосом спросила Лили.
 – В конце концов он отправил ее назад к родным, но и тогда он не смог окончательно разорвать с ней. Что касается меня... он отвернулся от меня. Покинув замок, он нашел прибежище в одном из монастырей на севере, где спустя шесть месяцев умер. За это время мы не обмолвились с ним ни единым словом. Скорее всего, умирая, он проклял меня.
 – А что же Анна? – поинтересовалась Лили, когда наконец обрела дар речи.
 – Думаю, ее вряд ли терзали угрызения совести. Вскоре она повторно вышла замуж, сначала за старого французского барона, а в прошлом году – за лорда Кентона. Я же последовал за Вильгельмом Нормандским и, став его Мечом, за свою преданность был удостоен всяческих почестей и наград. По правде сказать, я куда большую преданность проявил по отношению к Вильгельму, чем к родному отцу.
 – А когда ты увидел леди Анну в замке, неужели в тебе не проснулась прежняя любовь?
 Лили с трепетом ждала ответа.
 – «Проснувшаяся любовь»? – сердито повторил Радолф. – Да я ненавидел ее! Я слышал от лорда Генриха, что она справлялась обо мне, словно то, что мы сделали, давно прошло и забылось! Неужели она думала, что я смогу снова к ней прикоснуться, не испытав чувства тошноты! – Радолф судорожно втянул в себя воздух и задержал дыхание, видимо стараясь успокоиться.
 Лили положила свою ладонь поверх его ладони, но он быстро перевернул руку. Их пальцы переплелись.
 – После того как Анна прислала тебе платье, я понял, что эта женщина просто так не успокоится. Я должен был дать ей понять раз и навсегда, что между нами все кончено, и только поэтому я согласился на встречу у часовни, где прямо объявил ей, что ненавижу ее и что она сделала мою жизнь невыносимой. Но даже если бы я мог забыть о том, что мы сотворили с ней, шрам снова напомнил бы мне о содеянном. – Глаза Радолфа лихорадочно вспыхнули на бледном лице, обезображенном болью и гневом. – Она была его женой! – взорвался он и тут же замолчал, с видимым усилием возвращая самообладание. – Она и я, его сын, – продолжил он более спокойно, – мы оба предали его. Этому нет прощения, но Анна до сих пор не в состоянии это понять. Я сказал ей, что, если она когда-нибудь снова заговорит со мной, напишет мне или приблизится ко мне, я убью ее и никогда об этом не пожалею.
 – Так вот почему она пыталась расправиться с тобой!
 – Да. – Вздрогнув, он замолчал.
 После короткой паузы Лили вдруг заметила:
 – В мире много зла, но это не значит, что мы должны сдаться ему.
 Радолф печально усмехнулся:
 – Да, моя наивная девочка, ты, разумеется, права.
 – Ты получил рану, которая оставила шрам не только на твоем лице, но и в твоей душе. И все же не все женщины такие, как Анна.
 Радолфу всем сердцем хотелось поверить в это, но ему приходилось учитывать и другие факторы. К примеру, разве мог он забыть добровольную слепоту отца, его безумную, глупую любовь, приведшую к таким печальным последствиям. Порой его не раз посещала мысль, что отец знал об их отношениях с самого начала, но предпочитал делать вид, что ничего не замечает; и лишь случайное вторжение в спальню в самый неподходящий момент не позволило ему притворяться дальше.
 Как мог мужчина прирасти любовью к такой мерзкой женщине и забыть про собственную гордость и честь? Эта мысль приводила Радолфа в ужас. С тех пор он неустанно выискивал подобные черты в себе и теперь больше всего боялся, что в образе Лили встретил свою немезиду. Его так сильно тянуло к ней, что он был готов простить и забыть все, лишь бы удержать ее при себе.
 – Тогда тебе просто не повезло, – попыталась утешить его Лили, – но теперь ты вырос, Радолф, и стал умнее. Возможно, в тот момент отец тебя и возненавидел. Но он наверняка гордился бы тем человеком, которым ты стал. Таким, как ты, гордился бы любой отец.
 Радолф погладил Лили по щеке; он был до глубины души тронут ее великодушием. Вокруг его глаз легли темные тени; исповедь лишила его последних сил. Лили поцеловала его в сухие губы, казалось, самым целомудренным поцелуем и удивилась, ощутив у бедра шевеление его плоти.
 Притянув ее голову к себе, Радолф продлил поцелуй.
 – Твое плечо, – прошептала Лили, но он, словно ничего не слыша, водрузил ее на себя сверху. Она хотела воспротивиться, но он уже нашел ее сокровенное место между ног и понял, что она готова для него.
 Распираемый мужской гордостью, Радолф улыбнулся. – Я могу это перенести, если ты сможешь, – ласково произнес он.
 Лили тихо вскрикнула, когда он совершил проникновение, и слегка подвинулась, чтобы не потревожить его плечо. Они двигались очень медленно, хотя их, как всегда, сжигала неукротимая страсть. Чувствуя на груди его руки, Лили изгибалась от наслаждения; ее распущенные волосы окутали их шелковым занавесом.
 «Я люблю тебя». Осознание этого наполнило Лили теплом. «Я люблю тебя таким, какой ты есть, и я мечтала о тебе всю жизнь».
 От места их соединения по ее телу распространялись сладостные волны, грозившие прорваться наружу. Все чувства Лили обострились как никогда, словно осознание сжигавшей ее любви придало ей новые силы. Мир, в котором она жила прежде, уносился от нее с невероятной скоростью, и теперь Радолф заполнил все пространство. Она знала его одного, льнула к нему телом и душой. Он обнимал ее крепко и уверенно.
 Проваливаясь в бездну, она умудрилась вспомнить о его плече и соскользнула в сторону, давая ему возможность остаться невредимым.
 Радолф уснул почти мгновенно, и, пока он спал, Лили с трепетом прислушивалась к его дыханию. Он не любит Анну. Эти слова сложились в ее мозгу в песню, веселую джигу для барабана и свистка. Как славно испытывать такое счастье, после того как тебе поведали столь печальную историю. Ее предупреждали о недоверчивости Радолфа, но теперь Лили знала, что послужило тому причиной. Какой мужчина поверит в доброту и честность противоположного пола после предательства женщины, ставшей его первой любовью?
 Радолф был человеком с сильной волей, но именно воля, похоже, мешала его выздоровлению. Он держал себя в ежовых рукавицах, не позволял себе никому верить и не позволял любить, опасаясь стать жертвой предательства, как и его отец.
 Лили вдруг подумала, что, возможно, ей никогда не удастся полностью завоевать его доверие. Их с Радолфом впервые соединил бурлящий поток страсти, но лишь до тех пор, пока он не узнал, что она не та, за кого себя выдает. Лили обманула его, солгала. Сходство явно просматривалось: страстное начало, а потом предательство. Во всяком случае, так думал Радолф...
 Лили вспомнила, как Радолф разгневался в Трайере, когда увидел у нее перстень с соколом и понял, кем она является на самом деле. А потом насильственный брак. Тот факт, что она – не Анна, ничего не менял: Радолф упивался ее телом, но все, что он мог ей дать, – свое искусство любовника и свое сладострастие; ее любовь не нужна ему; и признание в любви может возбудить в нем еще большую подозрительность.
 Но даже несмотря на это, вновь открывшиеся обстоятельства согревали ей сердце. Она любила Радолфа, и ее любовь к нему никогда не умрет, даже если ей придется любить его тайно.
 Дыхание Радолфа подействовало на Лили успокаивающе, и она задремала; точнее, она находилась в состоянии между сном и бодрствованием. И тут память перенесла ее в цитадель Воргена, когда она мечтала больше всего на свете обрести свободу. Затем все изменилось, и она превратилась в беглянку, убегавшую, как заяц от гончих псов, из просторов владений, совсем недавно принадлежавших ей. И вот теперь она стала свободной, хотя все еще находилась в плену своего происхождения, махинаций Воргена и лжи, распространяемой о ней другими. Ей вдруг показалось, что за ней гонится Радолф, восседая верхом на огромном черном скакуне, и, хотя она боялась, что он ее схватит, глубоко в ее сердце таилось желание, чтобы это случилось.
 Пребывая в полусне, Лили вновь мысленно перенеслась в другое место: она стояла под дождем перед заброшенной часовней Святой Марии. Радолф лежал на земле, истекая кровью, с бледным, неподвижным лицом – так выглядел ее отец, когда его тело доставили домой на импровизированных похоронных дрогах. От ужаса и боли понесенной потери Лили закричала и бросилась к Радолфу, но сцена снова изменилась, и перед ней возникла Анна; она стояла рядом с Радолфом, их руки переплелись, головы приникли друг к другу. Словно почувствовав присутствие Лили, Анна повернулась к ней; на ее губах застыла ядовитая усмешка.
 – Неужели ты и вправду думала, что я его отпущу? – спросила Анна Лили мелодичным голосом. – Как бы не так! Он мой возлюбленный. Навеки!
 – Неправда! – воскликнула Лили. – Он мой! – И тут же, вздрогнув, проснулась. Ее сердце стучало неестественно громко, и Лили не сразу сообразила, что это кто-то стучит в дверь.
 Она быстро поднялась и завернулась в одно из одеял, чтобы прикрыть наготу. От прикосновения к холодному полу пальцы на ее ногах скрючились. Радолф зашевелился в постели и протянул руку за мечом. Резко поднявшись, он потянул больное плечо и громко выругался.
 – Кто там?
 – Жервуа, по срочному делу.
 Радолф рывком открыл дверь и нахмурился:
 – Ну, что за спешка?
 – Простите, милорд, но... К вам гонец от короля. Натянув повыше одеяло, Лили убрала со лба волосы.
 Она пыталась сосредоточиться, после недавних видений ее голова едва соображала. К счастью, Радолф подобных затруднений не испытывал.
 – Что ему нужно?
 Капитан ответил не сразу, словно ему никак не удавалось подыскать подходящие слова:
 – Леди Анна Кентон мертва.
 Лили вздрогнула:
 – Господи Иисусе!
 По-видимому, Радолф ожидал чего угодно, только не этого. Умея превосходно маскировать свои чувства, он тем не менее не смог на этот раз скрыть от Лили замешательство.
 – Это невозможно! – Он на мгновение закрыл лицо руками. – Когда это случилось?
 – После того, как она рассталась с вами, – смущенно ответил Жервуа. – Ее тело нашли возле свечной лавки. Когда Анна не вернулась домой после встречи с вами, лорд Кентон отправил своих людей на ее поиски, и теперь он винит в ее смерти вас.
 – Он обвиняет Радолфа? – ахнула Лили. – Но Радолф никакого отношения к смерти леди Анны не имеет!
 – Постой. – Радолф подошел к ней сзади, обжигая жаром своего большого горячего тела. – Неужели, Жервуа, ты хочешь сказать, что этот ублюдок утверждает, будто это я убил его жену?
 Капитан кивнул:
 – Именно это он и имел в виду, сэр. Лорд Кентон говорит, что вы и его жена были когда-то... любовниками. И вы умоляли ее снова стать вашей любовницей. Она сама сказала это, и еще сказала, что собирается с вами встретиться, чтобы дать ответ.
 Лили всплеснула руками.
 – Неужели она рассказывала мужу такие вещи? И если он знал, то почему позволил ей пойти?
 Радолф поморщился.
 – Ваше счастье, что вы ее не знали, миледи. Эта ведьма вила из Кентона веревки. Может, он сам ее и убил, когда она слишком сильно затянула узел на его шее.
 Лили все никак не могла поверить тому, что услышала. Неужели лорд Кентон способен на убийство? Перед ней возникло лицо Анны; его напряженное выражение, когда она проезжала мимо Лили под дождем, еще тогда удивило ее. Анна ехала навстречу смерти, хотя не знала этого.
 – Но почему король посчитал необходимым сообщить тебе об этом, Радолф? Неужели он считает тебя виновным в этом преступлении? Я-то думала, он твой друг.
 Радолф кивнул:
 – Так оно и есть. Король хочет предупредить меня, потому что знает: независимо оттого, виновен я или нет, возникнут вопросы, на которые придется отвечать. Лорд Кентон – могущественный человек, у него много друзей. Король не может отмахнуться от его обвинений, не выслушав их и не дав им справедливой оценки.
 – Теперь понятно... – Лили почувствовала, как по ее телу пробежала дрожь. Могущественный человек собирался вступиться за честь распутной жены, которую без памяти любил. Когда-то отец Радолфа тоже обожал эту женщину. Но может, Кент и вправду верил, что Радолф покончил с его женой? Или он сам убил ее и теперь искал, на кого бы свалить вину?
 – Уже поздно, – наконец произнес Радолф, – Жервуа, отправь королю сообщение, что я благодарю его и предстану перед ним завтра. И я думаю, на сегодня новостей достаточно.
 Капитан кивнул и поспешно удалился, после чего Радолф, закрыв за ним дверь, взял Лили за руку и отвел в постель.
 Когда Лили проснулась, в комнате было уже светло. В воздухе витали ароматы свежеиспеченного хлеба и пирогов. Радолф рядом с ней потянулся и застонал: его плечо еще болело. Но лихорадка отступила, и теперь он выглядел довольно неплохо.
 – Вы встаете с птицами, леди, – пробормотал он, наблюдая за Лили, которая, поднявшись с кровати, собиралась умыться.
 Заметив напряженное выражение на ее лице, Радолф сел на кровати, морщась от боли.
 – В чем дело? Скажи мне. – Видя, что Лили пытается подыскать слова, он добавил: – Наверное, ты размышляла о том, что я рассказал тебе ночью, и решила, что не можешь жить с таким человеком...
 Лили в изумлении уставилась на него. Неужели он всерьез считает себя недостойным ее? У нее внезапно сжалось сердце, и она покачала головой:
 – Нет, ничего такого мне не приходило в голову, и я удивлена, что ты так думаешь. А вот мысли о том, что рассказал гонец короля, меня действительно тревожат, как и то, что ты, возможно, до сих пор скорбишь по леди Анне.
 Радолф приподнял темную бровь:
 – Скорбеть по ней? Слишком много чести.
 – Но ведь ты только сейчас начал примиряться с прошлым...
 – Это правда. – Радолф немного помолчал. – Хотя в моей душе нет ничего, кроме отвращения к ней. Я вовсе не рад тому, что случилось. Ужасный конец, и если Кентон убил ее, то он за это поплатится.
 – А если нет?
 – Тогда заплатит убийца. Вильгельм – справедливый человек, и я не сомневаюсь, что Англия под его руководством станет наконец законопослушной страной.
 – Англия была законопослушной страной еще до его вторжения, – быстро возразила Лили и тут же постаралась сгладить возникшую неловкость. – Давай не будем спорить; лучше вернемся к твоей ране. Радолф, я должна перевязать ее, прежде чем ты уедешь.
 Радолф кивнул:
 – Только постарайся, чтобы повязка не мешала, если мне придется драться.
 Лили испуганно подняла на него глаза:
 – Боже, неужели ты думаешь, что у тебя возникнет такая необходимость?
 Радолф улыбнулся и осторожно подвигал рукой. Его мышцы заиграли, и Лили получила представление, какую невероятную силу ее муж держит под контролем.
 – Надеюсь, что нет, – ответил он. – Вильгельм не допустит, чтобы я понес наказание за то, чего не совершал, но он не может встать на мою сторону: лорд Кентон всегда поддерживал его в годы войны, и король никогда этого не забывает. А теперь поторопись: мне нужно идти.
 Наблюдая за ней, Радолф не мог не залюбоваться тем, что видел. Волосы Лили спускались ниже бедер – серебристая ширма для ее скромности.
 При виде торчащего розового соска и светлых кудряшек на лобке у Радолфа замерло дыхание. В этот момент ему следовало бы придумать, что говорить Вильгельму и лорду Кентону, вместо того чтобы представлять, как он бросит жену на кровать и, оседлав, будет скакать на ней до тех пор, пока оба они не упадут без сил.
 – И скорей, миледи, – приказал он голосом, не допускавшим возражений.
 Лили торопливо направилась к двери.
 – Миледи!
 Она со вздохом обернулась:
 – Вы велели мне поторопиться. Что теперь?
 Радолф окинул ее долгим внимательным взглядом:
 – Если вы появитесь в соседней комнате нагая, весь мой гарнизон встанет на изготовку.
 Лили ахнула и, схватив сорочку, поспешно натянула на себя, раздраженно борясь с запутавшимися волосами. Радолф наблюдал, как она одевается, наслаждаясь нежным румянцем щек и гладкой округлостью ее зрелых форм.
 Наконец Лили пулей вылетела из комнаты, и дверь за ней закрылась. Радолф вздохнул. Встречей с Анной он рассчитывал упростить дело, но в результате все только усложнилось, и теперь ему предстояло придумать, как выбраться из этой переделки.
 Вот если бы где-нибудь вдруг началась война, это сразу упростило бы дело. Порой ему казалось, что для него гораздо проще владеть мечом, чем языком.
 Уну Лили обнаружила на кухне: с закатанными рукавами та возилась с огромной горой пончиков.
 – Леди, вот эль и теплый хлеб для лорда Радолфа. Надеюсь, он в состоянии есть?
 Лили фыркнула:
 – Он более чем в состоянии, Уна.
 Она начала собирать и укладывать на поднос снедь для завтрака и все, что требовалось для перевязки. В соседней комнате Жервуа отдавал распоряжения солдатам; когда он вежливо поздоровался с Лили, его усталый и озабоченный вид заставил Лили вмиг забыть о своем дурном расположении духа.
 Дела обстояли более чем серьезно. Лорд Кентон ни много ни мало обвинял ее мужа в убийстве. Радолф должен защищаться, причем так, чтобы не поставить короля в затруднительное положение, когда ему придется выбирать между своим другом и лордом Кентоном. Можно ли доверять королям в такой ситуации, Лили не очень представляла.
 Что станет с Радолфом, если поверят Кентону, а не ему? Неужели его арестуют и бросят в темницу или ему придется сражаться? И каково ей придется, при том, что она только-только открыла в себе любовь к нему? Лучше бы ей совсем не знать столь восхитительных чувств, если ее собираются лишить их так быстро!
 Лили поежилась. Мужу ни к чему знать, как она за него боится. Она перевяжет ему плечо, накормит и отправит в путь в хорошем настроении.
 Радолф встретил ее ленивой улыбкой, когда, поставив поднос, Лили протянула ему кружку с элем, которую он осушил единым залпом.
 Когда он закончил пить, Лили на секунду приложила пальцы к его щеке.
 – Лихорадка прошла, – констатировала она. – Теперь я понимаю, почему некоторые считают тебя бессмертным.
 – Я тоже.
 Пропустив его замечание мимо ушей, Лили разбинтовала плечо. Припухлость в области сустава значительно уменьшилась, хотя кожа еще оставалась болезненно чувствительной. Лили аккуратно наложила припарки и свежую повязку, стараясь сделать ее, как и просил муж, менее объемной и более аккуратной. Радолф тем временем доел хлеб и опустошил вторую кружку эля, после чего спустил ноги с постели.
 – Иди и пригласи Жервуа, я хочу надеть доспехи.
 У Лили тревожно расширились глаза.
 – Радолф, это будет больно!
 Он пожал плечами и осторожно повел плечом. Обращенные к ней глаза утратили веселость.
 – Лучше немного потерпеть, чем получить клинок в сердце, миледи.
 – Неужели может дойти до этого?
 Радолф снова пожал плечами и, поморщившись, поднялся с кровати. Нагой, с мускулистыми ногами, широкой грудью и могучими плечами, он почему-то казался массивнее, чем всегда, – исполин из легенды, несокрушимый воин.
 – Надеюсь, что нет, но, если Кентон считает меня виновным в смерти своей жены, он может взять дело в собственные руки. – Радолф потянулся за штанами, но замер на полпути и искоса взглянул на жену. В его взгляде блеснули лукавые огоньки. – А разве тебе не все равно?
 У Лили сжалось горло, и она в растерянности уставилась на него. Медленно выдохнув из груди воздух, она постаралась прогнать прочь ощущение страха и потери. Не это хочет он от нее услышать; ему нужна невозмутимая скандинавская принцесса.
 – Что толку от мертвого супруга? – холодно спросила она. – Тогда придется искать другого.
 Радолф рассмеялся, словно ждал такого ответа, и начал натягивать штаны. Упругие мышцы ягодиц сокращались в такт его движениям. Кожа его широкой спины была сплошь испещрена боевыми шрамами, но, несмотря на это, Лили овладело такое непреодолимое желание прикоснуться к нему, что ей даже пришлось сжать руки в кулаки...
 – Я приведу Жервуа. – Лили резко отвернулась и вышла.
 Услышав просьбу господина, Жервуа поспешно разыскал громоздкие доспехи и отнес их в спальню.
 К тому времени, когда Лили вернулась, Радолф был полностью экипирован; его покрытое бледностью лицо ничего не выражало. Если бы она не знала, чего это ему стоило, то никогда бы не поверила, что это тот самый человек, который держал ее ночью в объятиях и поведал ей о своих юношеских страданиях, – его место занял грозный рыцарь Меч Короля.
 Когда они вышли к поджидавшим их солдатам, в зале стояла зловещая тишина. Никто не улыбался, не отпускал шутки, не ворчал и не жаловался на тоску по дому. Все ждали, что скажет командир.
 – Жервуа, ты останешься здесь с леди Уилфридой. Возможно, меня... схватят, и тогда я сразу дам знать. Если дело примет серьезный оборот, ты отвезешь миледи на юг, в Кревич: там мои люди обеспечат ей безопасность и защитят даже от Вильгельма.
 Жервуа склонил голову:
 – Я все сделаю, как вы распорядились, лорд Радолф.
 Лили в оцепенении смотрела на мужа. Выходит, она не совсем ему безразлична, если ради ее безопасности он даже готов пойти наперекор королю.
 Чувствуя на себе ее пристальный взгляд, Радолф тем не менее даже не оглянулся. Не отрывая глаз от капитана, он отчетливо произносил каждое слово:
 – Это всего-навсего предосторожность. Возможно, миледи уже носит под сердцем моего ребенка, моего наследника. Без наследника все мое богатство, все мои земли вернутся к королю, так что ее безопасность играет для меня решающую роль.
 Сердце Лили успокоилось, и вспыхнувший в нем пожар пошел на убыль.
 – Итак, – Радолф окинул суровым взглядом собравшихся, – половину людей я возьму с собой, а ты, Жервуа, обеспечишь выполнение всех моих распоряжений.
 Радолф повернулся к жене:
 – Если все будет в порядке, я скоро к тебе возвращусь.
 – А если не будет?
 – Жервуа позаботится о тебе. Не бойся, в Кревиче к тебе будут относиться со всеми необходимыми почестями, Лили. Моя челядь полностью предана мне... то есть нам.
 – Ты имеешь в виду своего наследника? – спросила она спокойно.
 – Да, именно это.
 С этими словами Радолф поднял ее ладонь и прижался губами к безвольным пальцам Лили.
 – До свидания, миледи.
 – До свидания, милорд, – прошептала она.
 Резко повернувшись, Радолф вышел из гостиницы, а Лили еще долго прислушивалась к цокоту копыт, звону оружия и звяканью металла. Внутри ее образовалась какая-то пустота, словно ее лишили чего-то столь же важного, как воздух, чтобы дышать, или вода, чтобы не умереть от жажды. Неужели Радолф и впрямь сумел за столь короткий срок занять в ее сердце столь значительное место? И что с ней станет, если он не вернется?
 И неужели она обрела эту великую любовь только для того, чтобы тут же ее потерять?




 Глава 16


 Наконец от Джейкоба прибыли заказанные отрезы материи – прекрасная шерсть, полотно и шелк вместе с великолепным красным бархатом, на покупке которого настоял Радолф. Распаковывать их Лили помогала Уна, которая от восторга чуть не онемела. Лили тоже всеми силами старалась изобразить энтузиазм, но у нее это плохо получалось.
 – Должно быть, лорд Радолф высоко вас ценит, миледи, – прошептала Уна. – Большинство норманнов чересчур скупы, чтобы наряжать жен в такую роскошь. Вы уверены, что он не англичанин?
 Лили от души рассмеялась:
 – Дурочка, смотри не скажи этого в его присутствии: Радолф очень гордится собой.
 Однако ее веселость продлилась недолго. Лили не переставала думать о том, что происходило в это время при дворе, как протекал разговор, и с напряжением ждала, что перед гостиницей вот-вот остановится гонец и сообщит, что Радолф взят под стражу. Тогда Жервуа посадит ее на лошадь и умчит на юг, в Кревич.
 Не так мечтала Лили увидеть Кревич. Она хотела приехать туда вместе с Радолфом, а не в одиночку, спасаясь бегством, скорбя по мужу и любовнику и не зная, доведется ли когда-либо увидеться с ним вновь...
 Уна продолжала тараторить, но Лили не слушала. Она никогда не отличалась сентиментальностью, но после встречи с Радолфом ей постоянно приходилось то взлетать на гребне радости, то проваливаться в бездну безысходности.
 Надеясь, что Уна не замечает ее рассеянности, Лили склонилась над отрезами ткани, усердно изображая былой энтузиазм.
 – Мне нужны белошвейки, – задумчиво произнесла она, проводя пальцем по бархату, – иначе на пошив платьев у меня уйдет целая вечность. Возможно, ты согласишься мне помочь?
 Уна смущенно потупила взгляд:
 – Я не в большой дружбе с иголкой, миледи.
 Лили улыбнулась:
 – Ладно. Зато твоим кондитерским изделиям нет равных во всем Йорке.
 В глазах Уны блеснула гордость.
 – Ваша правда, миледи!
 Они все еще продолжали любоваться радугой раскинутых перед ними тканей, когда в дверь просунулась голова Элис Реннок. Ее лицо слегка раскраснелось после встречи с Жервуа в соседней комнате. Элис тут же назвала два семейства, у которых можно было позаимствовать белошвеек для изготовления нового гардероба Лили.
 Со вздохом сожаления Уна оставила двух подруг, чтобы заняться другими делами.
 – Его цвет похож на цвет спелых ягод осенью! – воскликнула Элис, восторженно глядя на красный бархат, и тут же перевела глаза на Лили. – Я слышала новость о леди Кентон...
 – Да, и в этом обвиняют Радолфа, – вскипела Лили. – Я тоже там находилась и знаю, что леди Кентон была жива, когда мы уезжали. Видела бы ты, каким мы доставили Радолфа домой: в таком состоянии он не мог никому причинить вреда. Все это выдумки тех, кто завидует его богатству и могуществу и хочет внести разлад в его дружбу с королем.
 Элис посмотрела на подругу с сочувствием:
 – Знаешь, Лили, я тоже не верю ни единому слову из того, что болтают. И... Ты ведь любишь его, правда?
 Лили испуганно взглянула на подругу. Если уж Элис ничего не стоило разглядеть правду...
 Но Элис и на этот раз сумела ее утешить.
 – Ты хорошо это скрываешь, Лили, но ведь я знаю тебя с детства. Скажи, почему ты не хочешь, чтобы и он знал об этом?
 Лили пожала плечами:
 – Если я выдам ему все свои секреты, у меня ничего не останется, чтобы в случае чего защитить себя. Даже в семье у человека должен быть щит. Я научилась этому, пока жила с Воргеном.
 – Радолф благородный человек, и он вряд ли станет использовать против тебя твои чувства. К тому же теперь ты его жена...
 Лили подумала, что Элис вряд ли следует знать о прошлом Радолфа и его недоверии к женщинам.
 – Существует разница между любовью и долгом, – назидательно произнесла Лили. – Если я не скажу ему об этом, мне будет не так больно, когда он от меня отвернется.
 Элис с удивлением взглянула на нее.
 – Ты знаешь его лучше меня и должна поступать так, как считаешь нужным. По крайней мере у тебя есть муж, к тому же молодой, и он испытывает к тебе желание. А мне, боюсь, уготован сэр Озрик.
 Лили поежилась:
 – Друг твоего отца? Нет, Элис, этого не может быть!
 – Отец предупредил меня, что если я никого не найду себе в Йорке, то он выдаст меня за этого старика.
 . – Но я полагала, Жервуа... – Лили отвела взгляд в сторону. – Прости, я видела, как вы смотрите друг на друга...
 – Для моего отца он простой наемник, и это правда. Я бы хотела видеть его своим мужем, полагаю, и он не возражает. – Она с трудом подыскивала слова. – Лили, если Радолф замолвит за Жервуа словечко перед моим отцом...
 Лили растерянно посмотрела на подругу:
 – Конечно, я попрошу его! К счастью, он не такой, как Ворген, который отказывал мне во всем и получал от этого удовольствие. Я обязана тебе гораздо большим, Элис, и с удовольствием сделаю тебе это маленькое одолжение. Но почему Жервуа не хочет сам обратиться к Радолфу?
 Элис сердито сверкнула глазами:
 – Потому что он мужчина и «имеет гордость».
 Лили понимающе сжала руку Элис:
 – Я попрошу, не сомневайся. Тебе не понадобится выходить замуж за сэра Озрика.
 – Очень надеюсь. Озрик настолько отвратителен, что король непременно должен издать указ, запрещающий ему жениться до самой смерти. – Теперь, когда забрезжил луч надежды, Элис тут же стряхнула с себя дурное настроение. – Ладно, давай раскроим хотя бы одно платье! Заняв себя работой, мы перестанем думать о том, что происходит сейчас в замке. Как насчет этого? – Элис взяла в руки отрез шерсти темно-синего цвета. – Пойдет для нижней сорочки?
 Полотно было столь тонким, что, когда Элис поднесла его к свече, оно стало почти невидимым.
 Лили улыбнулась:
 – Просто превосходно!
 Готовая на все, лишь бы хоть на короткое время отвлечься от тревожных мыслей, Лили с энтузиазмом отдалась работе. Может, когда она позволит себе вспомнить о Радолфе, он как раз шагнет на порог комнаты целый и невредимый.
 – Что лорд Радолф на это скажет? – Задавая вопрос, Вильгельм всем телом подался вперед и застыл в напряженном ожидании, отчего стоящие вокруг него плотным кольцом придворные слегка попятились. Только лорд Кентон, маленький, богато разодетый человечек, с серым от усталости и горя лицом, и Радолф, рослый и могучий в военной амуниции, с черными глазами, полными холодной ярости, не двинулись с места.
 Двор замер в ожидании.
 – Сир, с леди Анной меня ничто не связывало, кроме воспоминаний, и с тех пор, как умер отец, я ее не видел до дня моей свадьбы, когда она заговорила со мной и моей женой.
 – Ты спал с ней! – злобно рявкнул Кентон. – Она сама мне это сказала. Приехав в Йорк, ты хотел возобновить отношения. Жена тебя не волновала, потому что ты обвенчался с ней по принуждению. Тебе нужна была моя Анна.
 – «Твоя Анна» – лгунья.
 Хотя плечо Радолфа сводило от боли, он не желал показать слетевшемуся на судилище воронью свою слабость. Только сила и слагаемые о ней легенды могли помочь ему.
 – Зачем ей лгать? – Светлые глаза Кентона полыхали огнем. – Что она от этого выигрывала?
 – Твою ревность, – холодно ответил Радолф. – Этот же фокус она использовала с моим отцом, выбирая себе фаворитов среди челяди и вынуждая его совершать одну глупость задругой. Она хотела, чтобы ты стремился заново завоевать ее, Кентон.
 – Боже, что за чушь! – Кентон раздраженно взмахнул рукой. В мерцании высоких свечей драгоценности на его пальцах заиграли радужным огнем.
 – Вы уже знаете, сир, как было дело, – не спеша продолжил Радолф, обращаясь к королю. – Я пошел на встречу с Анной, потому что ее поведение огорчало мою жену, и попросил не беспокоить меня больше, пригрозив в противном случае открыть ее мужу глаза. Я знал, что Кентон любит свою жену. Она тоже это знала, но также понимала, что он не может прощать ее бесконечно. Для таких людей всегда наступает момент, когда вино всепрощения выпито до дна и ничего, кроме осадков, в бокале не остается. Возможно, она достигла этого момента. Так было с моим отцом.
 – Что ты знаешь о... – начал Кентон ядовито, однако король, подняв руку, заставил его замолчать и устремил глаза на внушительную фигуру своего Меча:
 – И как же леди Анна восприняла твой совет, Радолф? По-доброму?
 Радолф усмехнулся:
 – Куда там, сир! Она разозлилась и ускакала. Больше я ее не видел. Я был только рад, что она убралась, и со своими людьми вернулся на постоялый двор.
 Не в состоянии больше сдерживать ярость, Кентон резко повернулся:
 – Ты последовал за ней и зарезал ее, потому что она не желала потворствовать твоему сластолюбию! Из-за того, что она когда-то любила тебя, ты не мог отпустить ее.
 Радолф заскрежетал зубами:
 – Моя жена может с лихвой удовлетворить любые мои потребности.
 Вильгельм наклонил голову, чтобы скрыть улыбку, но лорд Кентон не желал успокаиваться:
 – Похоже, я не добьюсь здесь справедливого расследования. Хорошо известно, что король и Радолф скорее друг для друга братья, нежели монарх и подданный.
 Неожиданно Вильгельм поднялся, и все вокруг невольно замерли.
 – Я прощу тебе твои слова, – мягко, почти вкрадчиво проговорил он, и в его глазах сверкнул блеск стали, – потому что высоко ценю свою жену. Ты высказал все, что у тебя на сердце; я тебя выслушал. Теперь доверься мне: я не успокоюсь, пока не найду убийцу твоей жены. Вот только... я не верю, что искать его следует среди нас.
 Лорд Кентон устремил на Радолфа злобный взгляд. Некоторое время он боролся с собой, боясь, как бы не сорвались с языка те слова, которые, он это отлично понимал, нельзя произносить в присутствии короля.
 Наконец справившись с собой, он заговорил, и от напряжения его голос прозвучал резко и отрывисто:
 – Благодарю вас, сир. Надеюсь, вы не осудите меня, если я продолжу розыски убийцы моей жены... своими методами. – Прежде чем король успел ответить, он развернулся и быстрым шагом покинул зал.
 Вильгельм тяжело ударил ладонью по подлокотнику кресла и свирепым взглядом впился в бесстрастное лицо Радолфа.
 – Ты поставил меня в трудное положение, друг мой, – произнес он тихо. – Надеюсь, ты это сознаешь.
 Радолф почтительно склонил голову:
 – Да, сир. Я чрезвычайно благодарен вам за оказанное доверие.
 Вильгельм кивнул. Но его лицо по-прежнему сохраняло настороженное выражение.
 – Кентон – могущественный человек, почти такой же могущественный, как ты, Радолф, и он имеет сильных друзей. В Англии совсем недавно воцарился мир, мне бы не хотелось, чтобы два моих наиболее влиятельных барона вцепились друг другу в глотки.
 – У меня нет претензий к лорду Кентону.
 Вильгельм нахмурился: возникшая неразрешимая ситуация очевидно, его сильно печалила.
 Внезапно, словно вычерпав до дна чашу уныния, он воскликнул:
 – Довольно, я устал от этого мрака! Пойдем на тренировочное поле и посмотрим, кто лучше управляется с мечом!
 У Радолфа упало сердце. Проявление слабости будет свидетельствовать против него, особенно сейчас, когда Вильгельм открыто принял его сторону, поэтому он не осмелился обмолвиться о раненом плече. Однако Вильгельм тотчас заметит, если он будет сражаться с меньшим мастерством и пылом, чем обычно, и тогда, возможно, углядит в проигрыше намерение добиться особого расположения. Значит, придется сражаться в полную силу и достаточно долго, чтобы удовлетворить Вильгельма, и только потом проиграть; тогда все будет выглядеть убедительно.
 Все же это был сущий пустяк по сравнению с сознанием, что теперь ему ничто не угрожает и он вновь обласкан королем и свободен от яростных обвинений Кентона и от лживой Анны, доставшей его даже из могилы. Было и еще нечто, что придавало его походке особую упругость, когда он следовал за Вильгельмом: Лили не придется бежать из-за него в Кревич.
 Скоро он к ней возвратится, и она опять поднимет ему навстречу свои холодные серые глаза. Радолф искренне верил, что их серая бездна скрывает искры едва уловимого обещания лучших времен. Это будет жизнь, о которой он прежде не смел и мечтать: с теплой, любящей женой и детьми, готовыми неотступно следовать за ним. Ради этого стоило немного потерпеть, ради этого стоило жить. И возможно, именно это искал его отец.
 Элис немедленно отправила слугу в дом дядюшки за нитками, иглами и ножницами, а когда он вернулся, они с Лили, аккуратно раскроив ткань, принялись за шитье.
 Лили уже позабыла, какую радость можно получать от женского общения. В годы юности, когда была жива ее мать, их дом звенел от гомона голосов и смеха. Мягкие укоры матери никогда не приглушали сияния глаз Лили, когда она внимала надеждам и чаяниям тех, кто находился на ее попечении.
 Сейчас, вспомнив об этом, Лили дала себе слово, что, когда у нее будет собственный дом, она возродит эту добрую традицию. Радолф наверняка с ней согласится. Лили вспомнились слова Гадрен о том, что обитатели Кревича платили своему господину преданностью, потому что он держит их в тепле и сытости.
 «Я не бросаю своих» – так, кажется, он сказал.
 Что ж, ничего дурного не будет, если она приложит некоторые усилия, чтобы ее люди ни в чем не нуждались. Ворген всегда создавал вокруг себя хаос, но Радолф больше походил на человека, предпочитающего гармонию.
 Становилось поздно, по углам сгущались тени, и хотя Элис по-прежнему беспечно щебетала, Лили давно пропускала ее слова мимо ушей. Она прислушивалась к звукам за дверью, стараясь уловить среди них признаки, свидетельствующие о приезде Радолфа.
 Наконец до ее слуха донесся приближающийся цокот копыт. Вскинув голову, Лили выпустила из пальцев иглу и, заметив волнение подруги, замолчала на полуслове.
 Постоялый двор наполнился тяжелым топотом и громкими голосами, среди которых Лили различила голос Жервуа. Она резко распрямилась, и кусок синей шерсти, над которым Лили трудилась, соскользнул на пол.
 – Элис, – прошептала она, – не могла бы ты посмотреть, вернулся ли лорд Радолф?
 Элис бросила на нее неуверенный взгляд, потом встала и быстро вышла.
 В зале было полно мужчин, оружие и доспехи загромождали и без того тесное пространство. Сначала она ничего не видела, кроме потных лиц и тусклого мерцания кольчуг, потом услышала голос Жервуа и, проталкиваясь сквозь толпу, устремилась к нему.
 Капитан стоял у камина, разливая вино по кубкам. Заметив Элис, он обернулся; его глаза на миг застыли, затем вдруг насторожились.
 – Миледи?
 Элис мгновение смотрела на него, затем перевела взгляд на исполинскую фигуру, ссутулившуюся на скамье у очага. Радолф выглядел весьма плачевно: его влажное лицо украшали грязные разводы, на подбородке сочилась кровью свежая царапина, черные волосы стояли дыбом, словно он только что снял шлем. Когда он потянулся за бокалом, стало ясно, что одной рукой он почти не владеет.
 Несмотря на столь ужасный вид, он улыбнулся.
 – Наконец все это безумие подошло к финалу, – пророкотал он, оборачиваясь к Жервуа.
 – Теперь мы двинемся на север, чтобы начать строительство проклятого замка, а потом отправимся на юг, в Кревич! Ура! – гаркнул Жервуа, поднимая кубок.
 Тост подхватили, и по комнате разнесся дружный звон доспехов.
 Элис повернулась и осторожно двинулась назад в комнату.
 Лили сидела на кровати и изо всех сил пыталась хранить спокойствие.
 – Он под стражей, и мне предстоит ехать в Кревич, – произнесла она тускло. – Я слышала, они все говорили. Мне нужно собирать вещи. – Внезапно поднявшись на ноги, она постояла немного и вдруг без слов упала, лишившись чувств.
 Взвизгнув, Элис бросилась к подруге:
 – Лили, он здесь, в соседней комнате. Он пьет вино и смеется. С ним все в порядке, это правда.
 Некоторое время спустя Лили зашевелилась и с помощью Элис приняла сидячее положение. Слушая рассказ Элис, она рассеянно кивала, плечи ее слегка расслабились, но она по-прежнему не улыбалась.
 Когда Элис протянула ей кубок с вином, Лили поморщилась от его кислого вкуса, по ее телу прошла дрожь. В первый момент Лили подумала, что ее стошнит, и сделала несколько глубоких вдохов.
 – Я уже в порядке, – заверила она, когда дурнота прошла, и пристально посмотрела на Элис. – Вероятно, я слишком долго просидела взаперти в этой комнате, но думаю, что еще надышусь свежим воздухом, когда поскачу с моим господином на юг, в его владения. – Взглянув на Элис, Лили попыталась улыбнуться, но у нее ничего не вышло. В уголках ее глаз вдруг выступили слезы, лицо опечалилось. – О, Элис, увижу ли я тебя когда-нибудь снова?
 От этого вопроса и у Элис сжалось сердце, но ее веселая, неунывающая натура взяла верх, и на губах тут же заиграла улыбка.
 – Конечно, увидишь, почему нет? Радолфу нужно будет проверять свои северные земли... твои земли, тогда мы и увидимся. К тому же я могу приехать к тебе на юг погостить. Мне ведь нужен муж, ты еще не забыла? Уверена, в Кревиче найдутся достойные кандидатуры.
 Лили улыбнулась и тут же услышала звук тяжелой поступи. Ее глаза широко распахнулись: в дверном проеме, заполняя его почти до отказа, высилась мужская фигура.
 – Милорд!
 При виде ее опечаленного лица Радолф рассмеялся:
 – Нет, леди, я не попал в засаду, но кое-что все же произошло. Так, немного поразвлекся с королем... Впрочем, еще неизвестно, что хуже.
 Элис зажмурилась. Удивительно, подумала она, отчего эти мужчины всегда считают синяки и ссадины предметом гордости?
 Радолф оторвался от двери и ввалился в комнату. Жервуа немедленно принялся стаскивать с него кольчугу, стараясь не причинить лишней боли.
 Лили наспех попрощалась с Элис и, проводив ее, бросилась на подмогу капитану. Радолф жив – от этой мысли ее сознание переполнилось радостью.
 Когда они закончили, Радолф с облегчением вздохнул и повалился на кровать, предоставив жене суетиться вокруг его израненного тела. Раньше никто, кроме сквайра или слуги, за ним не ухаживал, и он пришел к выводу, что жена исполняет эту роль гораздо лучше. Забота Лили превращала трепку, полученную от рук Вильгельма, почти в благословение. Отдаваясь заботе ее ласковых рук, Радолф только чуть постанывал, позволяя ей протирать себя мочалкой, смазывать лечебными мазями, а потом потчевать сыром, мясом и красным вином.
 А когда все наконец закончилось, он, лежа на здоровом боку, наблюдал сквозь полуопущенные ресницы, как Лили хлопочет в комнате, складывает его одежду и убирает по местам. Потом она стала причесываться и заплетать в косу серебристое богатство своих волос.
 Радолф любовался ее длинными ловкими пальцами, отрешенной красотой ее лица. Он не мог придраться к тому, как она о нем заботилась, но теперь она вдруг представилась ему далекой и чужой. Он даже подумал, что Лили боится огня, время от времени вспыхивающего между ними. У нее ведь тоже имелись свои секреты.
 Глаза Радолфа скользнули по круглым плечам к груди, скрытой под одеждой, и его зрение вдруг обострилось. Действительно ли эта округлость стала тяжелее и пышнее? Он невольно улыбнулся. Теперь, находясь в безопасности, его прекрасная Лили прибавила в весе. Нет больше беготни и страха, никто не гонит ее, как дикого зверя, заставляя прятаться в лесной чаще. В Кревиче она станет еще пышнее и счастливее.
 – Иди ко мне, – позвал он.
 При звуке его голоса ее руки замерли, и он уже решил, что Лили откажется, но она быстро закончила возиться с волосами, сбросила одежду и забралась к нему под одеяла.
 У нее были холодные ступни, и он зажал их меж ног, чтобы согреть.
 – Ты волновалась из-за меня, Лили? – спросил он, когда его руки заняли привычное место на ее бедрах.
 Лили беспокойно шевельнулась, словно этот вопрос снова вернул ее тревожное настроение.
 – Естественно, волновалась. Ты мой супруг, Радолф. Без тебя я вновь буду зависеть от милости твоего короля.
 – Да, – согласился он тихо. – Я как-то забыл, почему ты так высоко меня ценишь.
 В его голосе появились нотки, которых прежде Лили не слышала, что-то вроде иронии, насмешки над собой, и это ее испугало.
 Она подозрительно взглянула на Радолфа:
 – А что я должна была ответить? Что люблю тебя?
 Оба на миг затаили дыхание, потом Радолф придвинулся к ней ближе, опаляя ее жарким дыханием.
 – О любви я тебя никогда не спрашивал. – Он нахмурился.
 – Да, конечно, – прошептала Лили.
 Он поцеловал ее, пробуя горячим языком, в то время как его ладонь сомкнулась вокруг нежной, округлой груди, которой он только что восхищался. Она и правда пополнела. При мысли об этом у него даже закружилась голова. Забыв о своем ноющем теле, Радолф приподнялся над женой, думая лишь о том, что хочет завладеть ею. Но едва его плоть вошла в плотное, гостеприимное тепло ее лона, он с радостью и отчаянием осознал, что этого ему всегда будет мало.
 По прошествии времени, когда ритм их дыхания пришел в норму, он ласково скомандовал:
 – Теперь спи.
 Его голос прозвучал непривычно нежно, и Лили послушно закрыла глаза, но Радолф все продолжал наблюдать за ней. Вопрос о любви между ними никогда не стоял, но теперь, когда он взял ее и сделал своей женой, ему этого было мало. Он хотел большего, но «большее» подразумевало искушение довериться ей, отдаться целиком и полностью в ее руки. Вот только Радолф сомневался, что когда-либо сумеет это сделать.
 А как отреагирует она, если он все же ей доверится? Станет презирать его за слабость? Жалеть? Или превратит его жизнь в ад, как в свое время поступила с его отцом Анна?
 Нет, в конце концов решил он, лучше уж не рисковать.
 Лили слышала, как дыхание мужа постепенно выровнялось; он легко засыпал и быстро пробуждался, чувствуя себя отдохнувшим. Так засыпает ребенок, только Радолф давно вырос, и об этом ей напомнила приятная боль между ног. Лили хотела, чтобы и ее разум мог с такой же легкостью успокоиться, но он заставлял ее мучиться, и от этого ее бросало то в жар, то в холод.
 Теперь уже она наверняка знала, что ждет ребенка.
 Вопрос этот занимал ее все последние дни, будоража, словно яркая бабочка, хаотично бьющая крыльями. Поначалу она прогнала эту мысль – месячные могли запаздывать из-за выпавших на ее долю физических и душевных страданий. Она стала больше плакать и переживать, но разве другие женщины не плачут и не тревожатся? Возможно, она просто стала женственнее.
 Последней каплей, развеявшей ее сомнения, стал обморок. Ее мать тоже падала в обморок, когда в ней зрела Лили. Она часто упоминала об этом во время дружеских посиделок в дневные часы за шитьем, добавляя свой рассказ к историям женщин, которые благополучно выносили и произвели на свет детей и теперь имели возможность поведать об этом.
 «Я ношу ребенка Радолфа».
 Эта новость должна была принести ей радость, но она никак не могла отделаться от воспоминания о том, что именно мысль о ребенке заставила Радолфа позаботиться о ней на случай, если он не вернется. Он точно так же, как и Ворген, отчаянно хотел иметь наследника, сына, который пошел бы по его стопам тирана севера.
 Лили стиснула руку в кулак и прижала к животу. Где-то в глубине ее существа начинала петь звенящая радость и тут же замолкала: она любила мужчину, который подарил ей ребенка, но он не отвечал ей взаимностью, и это вызывало в ее душе разочарование и печаль.




 Глава 17


 Дом, который Радолф подыскал для них, принадлежал одному из богатейших купцов Йорка, который собирался в длительную поездку по странам Востока. Владелец дома был счастлив предоставить кров Мечу Короля. Слуги, белье, домашняя утварь – все это хозяин оставил гостям, так что от Лили требовалось лишь раздавать приказы.
 Иметь в своем распоряжении целый дом после стесненных условий проживания на постоялом дворе было просто замечательно, и все же Лили не хватало милого личика Уны и дружеской атмосферы гостиницы.
 – О нет, миледи, – возразила Уна, когда Лили поинтересовалась, не хочет ли она отправиться с ней. – Мое общение с вами и лордом Радолфом здесь было похоже на сон, который я никогда не забуду, но мне пора просыпаться. У меня есть парень, который все последние недели стеснялся ко мне наведываться. Теперь, когда вы уедете, он снова начнет к нам заглядывать. – Уна улыбнулась счастливой улыбкой. – Спасибо за приглашение, но мое место здесь, где я буду печь лучшие пироги в Йорке.
 Зато Элис по-прежнему продолжала навещать подругу. Она упросила знакомых предоставить в их распоряжение несколько портних, и гардероб Лили рос не по дням, а по часам. К королевскому двору Лили пожаловала в наряде из темно-синей шерсти и водянисто-зеленого шелка, что чуть не лишило Вильгельма дара речи. Супруга Меча Короля и так уже сверкала в лучах его славы, но теперь она по праву начала приобретать собственную.
 Разумеется, Лили не забыла свое обещание и обратилась к мужу с просьбой благословить брак Элис с Жервуа. Поначалу Радолф отказал, все еще сердясь на Элис за то, что та помогла Лили отправиться следить за ним, но Лили не сдавалась, и в конце концов ему пришлось пообещать, что он поразмыслит на эту тему.
 – А может, Жервуа сам не желает венчаться с этой леди? – насмешливо поинтересовался он.
 – Отчего же тогда он все время смотрит на нее влюбленными глазами? – парировала Лили. – Кажется, он так и хочет наброситься и проглотить!
 Радолф хмыкнул:
 – А как Элис смотрит на него?
 – Как будто хочет, чтобы ее проглотили, – засмеялась Лили, забавляясь ничуть не меньше Радолфа. – Но ваш капитан слишком гордый, чтобы просить милости у своего господина.
 – Жервуа молод, ему еще многому предстоит научиться.
 – Так ты согласен поспособствовать их браку?
 – Согласен подумать на эту тему.
 Плечо шло на поправку медленно, хотя, глядя на то, как Радолф «повсюду носится», по выражению Элис, трудно было поверить, что он страдает от последствий травмы. Только Жервуа и Лили видели его мучения.
 Перед сном Лили продолжала втирать ему в больное место лечебные бальзамы. Прикасаться к нему, скользить руками по его восхитительному телу доставляло ей огромное удовольствие. Порой она нарочно растягивала процедуру, лишь бы еще немного его погладить. Когда она заканчивала, наступал черед Радолфа любоваться женой. Он с восхищением смотрел, как она раздевается, расчесывает и заплетает в косу волосы или спешит к нему в постель в ореоле завесы из серебристого шелка.
 Обычно к этому моменту Радолф уже находился в состоянии боевой готовности. Его руки обнимали ее твердые груди или сокровенное место между ног и дразнили ее до тех пор, пока в изнеможении она не начинала умолять его вогнать в глубину своего лона твердую бархатистую плоть, чтобы вместе взметнуться на пике наслаждения.
 Чудо соития, похоже, все еще обладало для них сокрушающей силой.
 О ребенке Лили никому не говорила; хотя это теперь не подлежало сомнению, молчание позволяло ей вести прежнюю жизнь. Как только Радолф узнает ее секрет, все сразу усложнится. Лили предполагала, что он немедленно отправит ее на юг, в Кревич, где слуги будут ее всячески опекать и обихаживать, как породистую кобылицу. Может, он даже перестанет заниматься с ней любовью из страха причинить вред ребенку.
 Нет, определенно не стоит спешить делиться с ним новостью. Чем дольше она сумеет сохранить ее в тайне, тем больше времени они пробудут вместе.
 Однако долго молчать о беременности все равно невозможно, и Лили это понимала. Борясь по утрам с тошнотой, она чувствовала неумолимое приближение момента, когда ей больше не удастся скрывать от Радолфа свой секрет, и поэтому каждое утро говорила себе: еще один день и еще одна ночь вместе.
 Король Вильгельм покидал северную часть страны и, как будто для того, чтобы этот факт не остался незамеченным, поручал Радолфу то одно дело, то другое. Сам Радолф планировал начать строительство своего северного замка, пока погода окончательно не испортилась. Лето близилось к завершению; очень скоро длинные золотые деньки пойдут на убыль, листва пожелтеет, наряжая деревья в краски осени, и тогда подуют холодные ветры, принося с собой дыхание приближающейся зимы.
 Заложить фундамент замка предстояло лорду Генриху, и для осуществления этой работы Радолф снабдил его необходимыми инструкциями.
 – Разумеется, я не жду, что Генрих долго задержится на севере и будет выполнять мои приказы, когда на юге у него имеются собственные земли, требующие постоянного присутствия, – обмолвился как-то Радолф в разговоре с Лили, наблюдая, как она наводит последний лоск на свой наряд.
 В честь прощального вечера, устраиваемого королем накануне отъезда из Йорка, Лили надела красный бархат, и на фоне глубокого, насыщенного цвета ее бледная кожа и волосы стали казаться почти светящимися. Несмотря на некоторую бесплотность ее облика, в Лили отчетливо проступала земная чувственность, нашедшая отражение в яркости щек и губ, в блеске глаз. Под гладкой поверхностью платья ее тело соблазняло округлостью пышных форм.
 Радолф немедленно ощутил ускоренное биение пульса, но продолжал говорить как ни в чем не бывало:
 – Когда я поеду на север, ты останешься здесь, в Йорке, а как только возвращусь, мы тут же отправимся на юг, в Кревич. Я слишком давно не был дома.
 – Я бы предпочла поехать с вами, милорд, – тихо заметила Лили.
 Радолф удивленно поднял на нее глаза, пытаясь припомнить только что сказанные слова. Кажется, он говорил о Кревиче?
 – Разумеется, ты поедешь со мной.
 – Нет, я говорю не о Кревиче, а о севере. Я хочу побывать на своих землях и увидеться со своим народом. Я нужна им. Разве не потому король велел нам обвенчаться, чтобы я могла помочь установить на севере мир? Я должна быть там с тобой.
 Радолф нахмурился:
 – Должна, говоришь? А может, ты хочешь бежать за границу, чтобы воссоединиться с Хью и его кровожадными скоттами?
 Эти слова сорвались с его языка прежде, чем он успел их осмыслить, но, когда они уже были произнесены, его вдруг охватил самый настоящий страх. В закоулках его сознания неотвязно маячила мысль, что Лили может попытаться сбежать от него. В этом случае у него не останется иной перспективы, как только превратиться в одинокого озлобленного старика.
 Лили посмотрела на мужа так, как если бы он ее ударил, но тут же быстро овладела собой. Перед ним снова была ледяная королева с серыми глазами, искавшими в нем признаки слабости.
 – Зачем мне это делать, Радолф? Бегством к Хью я никому не смогу помочь. Мои люди будут голодать этой зимой, если ты не позаботишься об их пропитании. Полагаю, ты поможешь им, если я сумею убедить их встать на твою сторону.
 Радолф недоверчиво вскинул брови:
 – И ты уверена, что они тебя послушают?
 Лили улыбнулась, слегка изогнув алые губы, и Радолф с силой сжал ладони, борясь с желанием немедленно броситься на нее и задушить в объятиях. Человек его положения должен уметь лучше себя контролировать, подумал он с раздражением.
 Подняв взгляд, Лили просительно заглянула ему в глаза:
 – О да, они непременно послушают, Радолф. Они всегда меня слушались, но все последнее время Ворген не давал мне права голоса.
 Радолф окинул Лили взглядом, медленно лаская глазами округлости ее груди, узкую талию и пышную роскошь бедер. Затем его глаза вновь возвратились к ее лицу, подмечая влажную полноту нижней губы, взлет темных бровей над светлыми водами глаз, пепельное серебро волос.
 Нет, он не мог рискнуть и потерять ее.
 – Леди, я не возьму вас с собой. – Радолф покачал головой.
 Что-то на короткий миг вспыхнуло в ее глазах, но тут же пропало, и он не успел разобрать, что это было. Печаль? Злость? Он не знал и не хотел знать. При мысли о его красивой Лили на суровом севере, где она может подвергнуться соблазну бежать или опасности быть похищенной кузеном, у него начинало сводить челюсти.
 – Идем. – Он быстро встал и протянул ей руку. – Нам пора предстать перед королем, чтобы попрощаться.
 Лили послушно вложила пальцы в его ладонь, и Радолф привлек ее к себе, наслаждаясь прикосновением чудесного тела, вкусом сладких губ. В его объятиях она обмякла, не мешая ласкам, и все же... Он не мог понять, в чем дело, но чувствовал, что какая-то частица его Лили отсутствует. Не потому ли, что он отказал ей в том, чего она хотела?
 Радолф хотел было рассердиться, но все же сдержался. Он – лорд, и следовательно, выше мелочной мстительности. Если Лили полагает, что может заставить его изменить решение, дуясь на него – а именно это она и делала, – она ошибается. Он поедет на север, а она останется здесь в Йорке, в безопасности.
 Король некоторое время молчал, с одобрением осматривая Лили.
 – Если дамы на севере такие, как вы, леди, мой приказ всем холостым мужчинам найти себе английских жен будет выполнен с легкостью!
 Радолф сдержанно улыбнулся:
 – Моя жена – единственная в своем роде, сир. Мне просто повезло.
 От гнева глаза Лили потемнели; казалось, холодное отчуждение готово было вот-вот взорваться, но Радолфа это ничуть не смутило.
 – Что ж, мой верный Меч, очень скоро ты со своими солдатами сможешь проверить это на практике. – Королю явно наскучило разговаривать и не терпелось занять себя чем-нибудь другим. – Кстати, гонец лорда Генриха прибыл сюда всего час назад.
 Радолф замер.
 – Так давно? Но почему вы мне ничего не сказали?
 Вильгельм нетерпеливо махнул рукой:
 – В данном случае час не имеет значения. Лорд Генрих сообщает, что с юго-запада в его направлении движется армия. Думаю, тебе нужно поторопиться, чтобы с ней встретиться.
 Лили ахнула, а Радолф нахмурился.
 – Где гонец? – наконец спросил он. – Я должен с ним поговорить.
 Король загадочно взглянул на него:
 – Всему свое время, мой друг.
 – Но... откуда взялась эта армия? Я разогнал повстанцев, и англичане с тех пор сидели тихо. Разве что этот Хью...
 Он умолк, и его брови сурово сошлись на переносице, придав лицу грозное выражение.
 – Вот-вот. Лорд Генрих полагает, что это Хью и есть. На этот раз он собрал под свои знамена хорошо подготовленных людей, а не всякое отребье. Тебя ждут серьезные дела, Радолф. Битва, достойная Меча Короля, – добавил Вильгельм важно.
 Но Радолфа больше занимали подробности.
 – Откуда, любопытно, взялась эта армия? – проворчал он. – У Хью оставалось меньше сторонников, чем слуг, требующихся на пиру для разлива вин! Может, вернулись датчане? Но я полагал, что вы им заплатили, чтобы они убрались восвояси. Или этих солдат прислал шотландский король? Я считал Малькольма хитрее.
 Король пристально взглянул на него:
 – Боюсь, Хью нашел армию совсем близко от дома. У тебя недавно появился новый враг... или ты забыл?
 И тут Радолфа осенило:
 – Неужели Кентон? Что же это получается, Вильгельм: чтобы мне отомстить, он совершил измену, и все из-за нее...
 Ошеломленный догадкой, он назвал короля по имени, но Вильгельм предпочел этого не заметить.
 – Похоже, так. Мои осведомители несколько опоздали, и мы не смогли предупредить случившееся, но зато теперь мы знаем, что отсюда лорд Кентон прямиком направился к Хью и предложил столько людей, сколько ему необходимо. Владения Кентона расположены достаточно близко, и погода стоит отличная, так что очень скоро они достигнут пункта назначения. Хотя мы до сих пор не нашли убийцу леди Анны, лорд Кентон во всем винит тебя и хочет видеть тебя поверженным и униженным. Возможно, он всерьез полагает, что сможет отвоевать у тебя север. Возможно, он даже попытается отнять у тебя жену, как ты, по его разумению, отнял жену у него.
 Лицо Радолфа побелело.
 – Я его остановлю.
 Вильгельм медленно кивнул.
 – Да, – произнес он. – Уж, пожалуйста, останови.
 Лили словно приросла к месту. Неужели Хью снова собирается развязать на севере войну и теперь Радолфу придется с ним сражаться?
 На мгновение ярко убранный зал с пятнами горящих свечей закачался у нее перед глазами, и только неимоверным усилием воли Лили не позволила себе упасть в обморок.
 – Хью думает только о себе, – произнесла она громко. – Ему безразлично, как много жизней он погубит. За ним пойдут мужи и мальчики только потому, что он англичанин и постарается убедить их в том, что борется за их свободу и благополучие. Разумеется, это ложь.
 Все то время, пока Лили произносила свою взволнованную речь, Радолф сверлил жену свирепым взглядом, но Лили не обращала на него внимания. Король ее слушал, а это главное, что ей было нужно.
 – Если я отправлюсь вместе с лордом Радолфом и обращусь к этим людям, они меня послушают, и даже если нет, послушают их жены и матери. Хью имеет преимущество – его на севере хорошо знают в отличие от лорда Радолфа, о котором судят по легендам. Как может испуганный голодный народ рассчитывать на благоволение исполина, воина, чья рука машет мечом, не зная устали? Многие считают его монстром, пожирающим детей. Только если я буду рядом с ним, они увидят Радолфа таким, какой он есть на самом деле, а не таким, каким рисуют его легенды. Сир, я должна туда поехать и помешать новой войне на севере. Если война все же случится, мой народ выйдет из нее окончательно разоренным.
 Некоторое время Вильгельм молчат, поглаживая свой чисто выбритый подбородок, затем задумчиво произнес:
 – В ваших словах есть резон, миледи; именно по этой причине я и выдал вас за своего Меча. – Он насмешливо взглянул в сторону своего вассала. – Если вы поддержите Радолфа, многие последуют за вами. Ну а ты, Радолф, что скажешь?
 – Нет.
 По-видимому, король меньше всего ожидал отказа. Его лицо вдруг стало мрачнее тучи.
 – Не торопитесь с ответом, милорд. Ваша супруга поедет с вами и поможет остановить тех, у кого может появиться соблазн примкнуть к Кентону, а ваша задача разбить армию, уже собравшуюся под знаменами Хью. Миледи не позволит ей стать еще могущественнее. Или вы ей не доверяете?
 Последние слова Вильгельм произнес очень тихо, и Лили почувствовала, как напряглось рядом тело мужа.
 – Своей супруге я доверяю ровно настолько, насколько она доверяет мне, – медленно ответил Радолф.
 Вильгельм по-приятельски ударил его по плечу, заставив Радолфа слегка покачнуться.
 – Вот и отлично! Итак, она отправляется с тобой. Мир, Радолф, вот что нам нужно, мир во что бы то ни стало! Ты разобьешь армию Кентона, а потом я разберусь с ним лично.
 Радолф поклонился, но Вильгельм этим не ограничился и пожал ему руку.
 – Надеюсь, я никого не оскорблю, если пожелаю, чтобы ты берег себя...
 – Нет, сир. – Радолф вздохнул. – К тому же я бессмертен, а это уже кое-что.
 Несколько часов Вильгельм и Радолф прикидывали, сколько человек смогут сами собрать за столь короткий срок и сколько выставят землевладельцы из соседних поместий. Ввиду того что все произошло слишком быстро, Радолф не мог в короткий срок собрать достаточно сильную армию. Он уже переговорил с человеком, присланным лордом Генрихом, и выяснил все, что хотел, но то, что он узнал, его не порадовало.
 Стоя у замка Вильгельма в промозглой темноте, расползавшейся тенями в пламени факелов, закрепленных на стене, Радолф и его люди нетерпеливо дожидались, когда им подадут лошадей. В воздухе пахло рекой и сладким ароматом, источаемым каким-то невидимым во мгле деревом.
 – Чтобы не терять времени, мы выедем засветло. – Радолф бросил мрачный взгляд на своего капитана. – Численность противника превышает силы лорда Генриха, и, даже воссоединившись с ним, мы останемся в меньшинстве. Впрочем, прежде это нас никогда не останавливало... – Радолф вдруг улыбнулся грозной улыбкой, и в свете пламени его глаза засверкали чернотой.
 – Да, сэр. – Жервуа кивнул. – Надеюсь, мы покончим с ними раз и навсегда, а голова Хью станет прекрасным украшением Бутемских ворот.
 Представив красивое лицо Хью в обрамлении светлых волос над створками ворот, Лили не ощутила ни шока, ни тошноты. Предатель заслужил смерть; своей ложью и жадностью он уже погубил многие жизни, а теперь и ее план достичь на севере мира и процветания находился из-за него под угрозой.
 – Пусть будет так, – жестко произнесла она, – лишь бы на воротах была не моя голова, не Радолфа и не твоя, Жервуа.
 Мужчины уставились на Лили в изумлении, а Жервуа ее слова заставили надолго задуматься.
 Когда капитан ушел поторопить конюхов, Радолф обратился к жене:
 – Ты и правда не станешь плакать по Хью?
 Лили покачала головой:
 – Нет, не стану. Если бы я хотела, чтобы он победил, то не поехала бы с тобой на север. И не забудь: ты сказал королю, что доверяешь мне.
 – Ровно настолько, насколько ты доверяешь мне – напомнил он. – Ты доверяешь мне, Лили?
 У нее сразу пересохло в горле. Да, она доверяла ему больше, чем кому бы то ни было после смерти отца. И все же ее обостренный инстинкт самосохранения не позволил ей сказать об этом.
 Не дождавшись ответа, Радолф снова заговорил, нона этот раз его голос звучал непривычно мягко:
 – Я возьму тебя с собой, и ты сделаешь то, что обещала. Мы оба подчинимся королю и постараемся довести дело до конца. А потом мы поедем домой в Кревич и обо всем забудем.
 Он предлагал ей мир, и Лили улыбнулась, хотя ее губы дрожали.
 – Согласна, милорд. Север, а потом Кревич.
 Едва они вошли в дом, как Радолф начал отдавать приказы, а Лили торопливо принялась паковать вещи. Один Жервуа пребывал в каком-то заторможенном состоянии. Это состояние невменяемости не отпускало капитана с того момента, как Лили несколько странно пошутила насчет того, что его жизнь может закончиться головой, выставленной на Бутемских воротах.
 Пока лошадь несла его по узким улочкам Йорка, Жервуа ни о чем другом не мог и думать, как только о том, что, если он умрет, Элис придется выйти замуж за сэра Озрика. Он хорошо помнил старика с безобразной внешностью и отвратительными бородавками на лице. Он ни у кого не вызывал жалости, возможно, потому, что самому сэру Озрику жалость была чужда и непонятна.
 До сего момента брак Элис со столь мерзким созданием представлялся Жервуа чем-то нереальным, но внезапно воображаемая картина приняла более чем отчетливые очертания.
 Когда Радолф направлялся в зал, Жервуа бросился ему наперерез:
 – Милорд!
 Радолф замедлил шаг и удивленно посмотрел на капитана.
 – Милорд, я... то есть... У меня есть к вам просьба. – Лицо Жервуа горело как в огне.
 – В чем дело? Ты, никак, захворал?
 – Элис Реннок. – Голос Жервуа дрожал.
 Глаза Радолфа утратили озабоченное выражение, и он насмешливо прищурился:
 – А, понимаю. Ты хочешь ее проглотить, верно?
 Жервуа попятился, его глаза возмущенно вспыхнули.
 – Как можно, милорд!
 – Ну-ну, успокойся. Просто я... неудачно пошутил. – Лицо Радолфа стало серьезным. – Хорошо, Жервуа, возьми ее в жены, если она тебе нравится. Мы подберем что-нибудь из моих поместий, чтобы тебе было где наводить порядок. А теперь отправляйся к ее дядюшке и строго-настрого накажи, чтобы он не смел выдавать ее за кого-нибудь другого во время нашего отсутствия.
 Оттого, что его судьба решилась так неожиданно, Жервуа даже покачнулся. Но это было еще не все.
 – А если я умру в бою, милорд...
 Радолф нахмурился:
 – Я приму меры, чтобы девушку не выдали замуж против ее воли. Лили, вероятно, будет рада ее обществу в Кревиче. Не волнуйся, мой друг, я обо всем позабочусь.
 Жервуа с облегчением улыбнулся, и его лицо вмиг помолодело.
 – Вы так добры, милорд! – горячо проговорил он и благодарно прижал руки к груди.
 Провожая взглядом капитана, поспешно направившегося к дядюшке Элис Реннок, Радолф покачал головой. Только мгновение назад он считал себя единственным глупцом в доме, и теперь ему было приятно сознавать, что нашелся еще один.
 Они скакали целый день, и под конец Лили даже стала опасаться за здоровье будущего ребенка. К ночи, заползая под шкуры в шатре Радолфа, она находилась на пределе своих возможностей.
 Зачастую Радолф заходил в шатер очень поздно, подолгу засиживаясь снаружи с солдатами и Жервуа, но, когда он приходил к ней, в кольце его теплых крепких рук Лили ощущала себя полностью защищенной. Порой Радолф изводил ее ласками, заставляя корчиться и молить о пощаде, после чего овладевал ею, закрывая ее рот своим, чтобы приглушить крики, а утром будил ее, посмеиваясь над ее сонными глазами и спутанными волосами.
 – Вставай, соня, – шутил он. – Ты хотела получить удовольствие, помнишь?
 Она действительно помнила.
 Проезжая по маленьким деревушкам и поселениям, Лили часто беседовала с людьми. Улыбаясь, она рассказывала им о Радолфе, своем муже, и о своих надеждах на мир. Вот о чем она мечтала.
 Слушали они ее или, может... Ей казалось, что да. Она всем сердцем надеялась на это, но только время могло дать ответ на этот вопрос.
 По мере их приближения к Гримсуэйду окрестности становились все более пустынными и безлюдными. Жители, так и не покинувшие свои дома, взирали на них с подозрением, а при попытке Лили поговорить с ними обращались в бегство или прятались, отчего у Лили щемило в груди.
 Она так часто начинала свои речи, обращенные к Радолфу, словами: «Если бы я только могла им сказать!», что должна была ему порядком надоесть, но Радолф оказался гораздо терпеливее, чем она могла предположить. Он внимательно слушал ее, а однажды, когда она расплакалась, сочувствуя семьям погорельцев, посадил ее к себе на колени и качал, как ребенка, целуя в голову мягкими теплыми губами.
 – Ты сделала все что могла, – утешал он ее. – Теперь пришел мой черед действовать. Я сильный и выиграю это сражение, как выигрывал множество других.
 Она верила в него – возможно, потому, что очень сильно его любила. Лили даже решила, что, если он погибнет, ее собственная жизнь, как и жизнь малыша, о существовании которого он еще не подозревал, будет кончена. Много раз она порывалась сказать ему о ребенке, но всегда останавливала себя. Но не потому, что не доверяла ему, как твердил внутренний голос, а не желая причинять ему лишнее беспокойство.
 Лагерь в Гримсуэйде почти не изменился: палатки тянулись по полю до самого горизонта, скрываясь в пелене дыма костров, на которых солдаты готовили пищу.
 Разведчик, заметивший приближение вооруженного отряда, не мог сдержать улыбки, когда узнал лорда Радолфа. Он провел их сквозь толпу ликующих воинов, и Лили еще раз получила возможность убедиться, какой популярностью пользуется ее муж у солдат. Если бы только ее люди могли видеть эту сцену, то, несомненно, с готовностью поддержали бы Радолфа в борьбе против Хью.
 Наконец они достигли возвышения, на котором раскинулся командирский шатер, и Лили радостно улыбнулась. Когда-то именно сюда ее доставили в качестве пленницы Радолфа, после того как обнаружили в местной церкви.
 Радолф тогда поступил с ней по-своему, и она капитулировала перед ним, но и сам Радолф стал рабом ее тела в такой же степени, как она – его рабыней.
 Соскользнув с лошади, Лили ощутила на талии тепло рук, аккуратно опустивших ее на землю. Бледная, с кругами под глазами, она повернулась, чтобы поблагодарить мужа.
 – Ты, похоже, устала? – От его теплого дыхания ее пробрал озноб в тех местах, о существовании которых она час или два не вспоминала.
 К своему удивлению, Лили почувствовала, как в животе у нее разливается океан желания, от которого затвердели груди, ставшие теперь невероятно чувствительными.
 – Здесь ты сможешь отдохнуть. – Радолф обернулся: – Эй, Стефан!
 Поспешно выйдя из шатра, Стефан вытянулся перед своим господином:
 – Лорд Радолф?
 – Как дела, парень? Надеюсь, Генрих обращался с тобой достаточно хорошо?
 – Да, милорд. – Голубые глаза Стефана светились благодарностью.
 – Кстати, где он?
 – Лорд Генрих находится с рабочими на строительстве замка, так что скоро вам не придется ютиться в палатке.
 Радолф рассмеялся:
 – К несчастью, хороший замок из камня возводится не слишком быстро, мальчик!
 Поймав взгляд Лили, Стефан вспыхнул, и его щеки покрыл румянец.
 – Принеси моей супруге чего-нибудь поесть, малыш, – бросил Радолф через плечо. – И для меня тоже!
 Стефан низко поклонился.
 – Сюда, миледи. – Он указал в сторону шатра, словно она не знала, куда идти. – Лорд Генрих перебрался в другое место, когда узнал, что лорд Радолф возвращается в Гримсуэйд, и теперь это место в вашем полном распоряжении.
 После долгого пути сумрачный интерьер шатра показался Лили раем. Она с радостью рухнула бы на кровать, покрытую шкурами, но Стефан подставил к столу табурет, и Лили покорно присела к столу, дожидаясь, пока он принесет еду.
 Лето в Гримсуэйде, похоже, уже кончилось, и Лили плотнее укуталась в свой новый плащ. Вскоре Стефан поставил перед ней кубок с вином и несколько подносов с едой. Заставив себя улыбнуться, Лили выбрала ломтик яблока и несколько крупных ягод черники; раздавив ягоды языком, она ощутила их сладкий, сочный аромат, а отпив немного вина, почувствовала, как к ней возвращаются силы.
 – Как обстоят дела в Гримсуэйде, Стефан?
 – Пока все тихо, миледи. Все, кто может, работают на строительстве замка – он будет возведен на том же холме, где когда-то обосновался дьяво... то есть где стояла цитадель Воргена.
 От оговорки лицо Стефана вновь запылало, но Лили сделала вид, что ничего не заметила.
 – А отец Люк?
 Мысли о маленьком священнике часто посещали Лили; ей хотелось знать, что с ним стало. Может, лорд Генрих обнаружил его связь с Хью и наказал за это? И не поплатился ли святой отец за то, что когда-то пытался помочь леди Уилфриде?
 – Он уехал вскоре после вас и лорда Радолфа, миледи, – успокоил ее Стефан. – Местные жители считают, что он теперь в одном из монастырей на побережье. Говорят, он очень любит устрицы, – Стефан, не скрывая неодобрения.
 Лили рассмеялась, но Стефан даже не улыбнулся.
 – Разрешите мне покинуть вас, миледи. Вам надо отдохнуть. – Он попятился к выходу.
 Лили потянулась и зевнула.
 – Да, я и в самом деле очень устала. Кстати, я рада, что твой голос перестал ломаться – теперь он звучит очень красиво.
 Щеки Стефана вновь покрылись румянцем, и он, повернувшись, вышел, оставив ее одну.
 Лили бросила тоскливый взгляд на подносы; она слишком устала, чтобы есть, и, кое-как доковыляв до кровати, рухнула на нее, не в силах даже раздеться. Одной складкой больше или меньше, не все ли равно? Вскоре им предстоит сразиться с Хью и лордом Кентоном.
 От этих мыслей у Лили заболела голова, и, сделав глубокий вдох, она провалилась в сон.
 Проснувшись, Лили некоторое время не понимала, где находится.
 Она лежала на кровати Радолфа в его шатре в Гримсуэйде, и он был рядом.
 В прошлый раз ее мучил страх – она была в плену и всецело зависела от тех, кто захватил ее; тогда будущее пугало ее пустотой. Теперь она жена могущественного лорда и носит под сердцем его дитя. Они явились на север, чтобы дать последний бой всякой нечисти и положить начало царству мира в этом взбудораженном краю.
 – Откуда ты знаешь?
 Голос показался Лили знакомым, но она не сразу определила, кому он принадлежал. Ну да, это же лорд Генрих! Раскрыв глаза, она увидела, что мужчины стоят у стола и жуют. Лорд Генрих выглядел уже не таким аккуратным и причесанным, как прежде, когда она увидела его в первый раз; каштановые кудри пребывали в беспорядке, а голубые глаза возбужденно горели. Вероятно, сказывалось время, проведенное в Гримсуэйде, и приближение армии Хью.
 – Ну откуда? – снова повторил вопрос лорд Генрих.
 – Знаю.
 Радолф отхлебнул из кубка и подлил в него еще вина. Прожевав кусок мяса, он заел его горстью сочной черники.
 – Ты рассуждаешь не разумом, Радолф, а своим членом! – рявкнул лорд Генрих. – Она крепко тебя за него держит, и ты ни о чем другом не можешь думать, кроме как засунуть его поглубже. Я видел это по твоим глазам, когда ты только здесь появился. Она уже давно тебя околдовала. Не спорю, возможно, она тебя устраивает, но я не мог и представить, что ты окончательно потеряешь голову из-за бабы! Господи, великий Радолф превратился в старого осла! Ты ведешь себя совсем как...
 Он не закончил, и у Лили екнуло сердце – она догадывалась, что лорд Генрих собирался добавить: «...совсем как твой отец». Она взглянула на Радолфа: он стоял к ней спиной, но по напряжению его плеч она видела, что он разгневан.
 – Ты говоришь о том, чего не знаешь. – Голос Радолфа звучал обманчиво тихо. – Но я прощаю тебя, потому что ты столько лет был мне другом. Лили – моя жена, и приехала она со мной по приказу короля, чтобы говорить со своим народом и убедить его примкнуть к нам. Я верю, что ей это удастся, потому что я видел, как она интересовалась детьми местных жителей, как раздавала хлеб и обещала сделать все, что в ее силах, чтобы им помочь. Ты плохо разобрался в ней, и в этом все дело.
 Но Генрих, видимо, твердо решил высказаться до конца.
 – Эта женщина представляет опасность, а ты привез ее сюда, где она может причинить наибольший ущерб. Бога ради, Радолф, когда я посоветовал тебе насладиться ею, я не знал, что твоя пленница была женой Воргена. Тем более я не думал, что ты с ней обвенчаешься!
 Радолф стукнул кулаком по столу так, что Лили вздрогнула. Вино на столе расплескалось, и блюда подпрыгнули и закрутились, еда разлетелась во все стороны.
 – Она – не Анна! – прошипел Радолф. – Или ты считаешь меня неисправимым дураком, способным жениться на второй Анне?
 Едва слова сорвались с его языка, как Радолф осознал, что это и есть правда. Сомнения, столь долго не оставлявшие его, рассыпались в прах, и он обрел свободу, вероятно, впервые за всю свою жизнь.
 Генрих вздохнул:
 – Ладно, Радолф, прости, что я говорил столь прямолинейно. Порой друзья нуждаются во лжи, порой им требуется прямой разговор. Я высказал тебе свои опасения, ты на них ответил; мне остается принять к сведению твои слова. Она твоя супруга, и если ты доверяешь ей свою жизнь, то и я тоже.
 Радолф взял протянутую руку и крепко пожал ее, после чего они принялись обсуждать приближение армии Хью и предстоящий бой.
 Лили расслабилась и, вероятно, снова погрузилась в сон. Когда она вновь проснулась, Радолф был один – он сидел за столом, склонив голову над какими-то чертежами. Должно быть, Стефан приходил наводить порядок, потому что со стола все было убрано, кроме вина.
 Лили не спешила нарушить покой Радолфа. В ее голове все еще звучали его слова. Он выступил в ее защиту, в то время как мог легко согласиться с другом. «Ты ошибаешься в ней. Она – не Анна».
 Опровержение Радолфа словно раскрыло что-то в ее сердце, сняло какое-то ограничение, существовавшее с тех пор, как она прочла записку Анны.
 Наконец Лили поднялась. От долгого и тяжелого пути все ее тело ныло, однако усталость прошла. Теперь она могла снова сесть в седло, но надеялась, что это ей не понадобится.
 Подойдя к столу, Лили положила руку на широкие плечи Радолфа. Он, должно быть, услышал ее шаги и, слегка повернув голову, поприветствовал ее улыбкой. Перед ним на столе лежала карта. Свеча почти догорела до конца, но Лили узнала башню Воргена и окружающие ее холмы, а также местность в районе Гримсуэйда.
 – Здесь лагерь Хью. – Радолф ткнул пальцем в карту. – А вот сюда мы собираемся его выманить. В нашем распоряжении два дня, не более.
 Взглянув туда, куда он указывал, Лили кивнула.
 – Ты обязательно победишь. – Она наклонилась над ним, чтобы поцеловать его в шею. От него пахло потом, лошадьми и мужчиной. – Ты – Меч Короля, бессмертный Радолф; ты всегда побеждаешь.
 Он тихо рассмеялся:
 – Всегда ли, Лили?
 – Да, всегда. – Она запустила пальцы ему в волосы, наслаждаясь их шелковистой мягкостью.
 Радолф боролся за нее, отстаивал ее честь перед лордом Генрихом. Выходит, он все же доверяет ей. Может, теперь она тоже должна довериться ему?
 Эта мысль насторожила и испугала Лили.
 Радолф повернул голову и, поймав губами ее рот, целовал ее до тех пор, пока у Лили не закружилась голова и не подогнулись ноги. Обхватив ее за ягодицы, он притянул ее к себе и заключил между коленей.
 – Ах, Лили, – шептал он щекоча носом ее шею и ложбинку между грудями. – Такая прохладная снаружи и такая знойная внутри...
 Она тихо ахнула, когда его пальцы нащупали сквозь одежду один из ее сосков.
 – Ворген не считал меня знойной, – вымолвила она, с трудом растягивая слова, прежде чем окончательно утратила способность владеть собой. Руки Радолфа уже лежали на ее бедрах, ловко поднимая юбку за юбкой. – Он считал меня холодной как лед, как снег на земле. Однажды солдаты сообщили ему о человеке, заблудившемся и умершем в лесу: его припорошенное снегом тело насквозь промерзло. Услышав этот рассказ, Ворген повернулся ко мне и сказал: «Это вы, леди».
 Радолф замер. Его руки обнимали ее бедра, теплое дыхание согревало ее, и Лили продолжила, боясь потерять остатки храбрости:
 – Он говорил, что не может владеть мной, как муж владеет женой, из-за моей холодности, и он был прав. Но ты растопил этот лед, Радолф. Ты снова превратил меня в теплую, живую женщину, и теперь я живу благодаря тебе. Его глаза не мигая смотрели ей в лицо.
 – Ворген лгал тебе. Ты теплая, Лили, теплая и желанная. Его глаза прищурились, и он приложил ее руку к тому месту, которое всегда находилось у него в боевой готовности.
 – У меня нет трудностей в том, чтобы владеть тобой, как муж владеет женой. И уж точно от твоих прикосновений этот неугомонный кусок плоти никогда не съеживается...
 На глазах Лили выступили слезы.
 – А ведь я верила ему, пока ты не освободил меня от этого зла.
 Радолф погладил ее по щеке и смахнул скатившиеся слезинки. Ее губы затрепетали, когда он коснулся их в целительном поцелуе. Зная Воргена, он и прежде кое о чем догадывался, и вот теперь ему открылась вся правда. Он с удовольствием разорвал бы Воргена на куски и сожалел только, что этого человека уже не было в живых.




 Глава 18


 Весь следующий день в лагерь Радолфа стекался нескончаемый поток людей, искавших укрытия. Некоторые приходили поодиночке и выражали желание сражаться бок о бок с супругом леди Уилфриды, другие приводили свои семьи и, разбив бивуаки, располагались под лазоревым стягом Меча Короля.
 Наблюдая за их приходом и за своей женой, ходившей между ними, Радолф окончательно убедился, что Лили была права: народ любил ее и доверял ей гораздо больше, чем Хью или Воргену. Она пришла на север, чтобы дать им надежду на мир, и, несмотря на инстинктивное недоверие, испытываемое к нормандским завоевателям, их вера в нее заставляла людей ухватиться за эту возможность.
 Лагерь Хью располагался в пяти милях от них. Его армия, состоявшая преимущественно из ратников Кентона, с незначительными вкраплениями повстанцев безжалостно грабила окрестные земли, внушая к себе только ненависть. Присоединившись к Хью, солдаты Кентона делали то, что им приказывали, но многим это было не по нраву. При Гастингсе они сражались бок о бок с норманнами, а теперь должны были встретиться с ними как с противником. Ручеек англичан, вливавшийся в армию Радолфа, все время рос.
 В конце концов и лорд Генрих тоже был вынужден признать ошибочность своего суждения о Лили. Не без удовольствия Радолф наблюдал за попытками друга очаровать его жену всеми доступными ему средствами. Но еще больше его радовало то, что на Лили, хотя она и выслушивала вежливо предназначенные ей комплименты, красноречие лорда Генриха не действовало. Неужели когда-то ему и впрямь приходила в голову мысль, что Генрих может отбить у него жену?
 Пока Жервуа и Генрих спорили относительно тактики, глаза Радолфа неустанно скользили по затянутому дымом лагерю. Вскоре он заметил, как его жена вышла из шатра и на минуту остановилась, потом распрямила спину, словно готовилась противостоять всем трудностям, которые могли встретиться у нее на пути.
 Любой мужчина мог только мечтать о том, чтобы жить рядом с такой женщиной. Она даже украшений не носила, чтобы не смущать простой люд, и единственным оставшимся был перстень с красноглазым соколом.
 Лили снова потянулась, словно у нее болела спина. Что-то в ее движениях, в бережно сложенных на животе ладонях заставило Радолфа насторожиться, но вскоре он забыл об этом. Он уже решил, что бой состоится завтра на рассвете, и если им удастся застать Хью врасплох, это будет очень кстати. Однако Радолф не собирался тешить себя ложными надеждами, рассчитывая на легкую победу: солдаты Кентона имели отличную подготовку, они были профессионалами, а не сбродом. Это означало, что впереди норманнов ждет тяжелое сражение, проигрывать которое Радолф не собирался.
 Его взгляд снова отыскал жену. Достигнув палатки Гадрен, она замерла возле нее в нерешительности, и тут же Гадрен, высунувшись наружу, властным жестом велела Лили войти, после чего она исчезла из виду.
 – Входи, входи, моя прелесть.
 Гадрен ничуть не изменилась – все такая же пухленькая, с редкими морщинками на лице и хитрыми светлыми глазами.
 – Рада видеть вас, матушка, – отвечала Лили с улыбкой.
 Гадрен вздохнула:
 – Когда я слушаю язык родной Норвегии, у меня становится легче на сердце. Я знала, что вы не та, за кого себя выдаете, миледи, и сразу сказала Олафу, что в вас течет кровь викингов, но он лишь посмеялся надо мной.
 Лили кивнула:
 – Полагаю, Олаф готовится к бою?
 – Ну да, он день и ночь точит свой топор.
 – Значит, он верит в великую победу?
 Гадрен задумчиво посмотрела на нее, словно размышляя над ее вопросом.
 – Радолф заколдован, он не может потерпеть поражение. Мы все верим в это.
 – Я тоже об этом слышала.
 – Вы сомневаетесь, потому что боитесь за него. Мы всегда боимся потерять тех, кого больше всего любим, моя прелесть. Но Радолф сильный и умный, он не станет рисковать своей жизнью, вот увидите. Он непременно вернется к вам и вашему ребенку.
 Лили изумленно взглянула на нее, и Гадрен довольно рассмеялась:
 – Думали, я не догадаюсь! А я ведь родила пятерых ребятишек и помогла появиться на свет еще многим, и запомните, моя прелесть, я никогда не ошибаюсь.
 Лили прижала ладони к округлившемуся животу.
 – Ну конечно, матушка, вы не ошибаетесь.
 – А ему вы уже сказали?
 – Я подумала, что у Радолфа и без того хватает поводов для беспокойства, и прошу сохранить мой секрет хотя бы на короткий срок.
 Гадрен улыбнулась и похлопала ее по руке.
 – Иногда лучше не торопиться и подождать... чтобы увидеть, как все обернется; только вот я боюсь, что лорд Радолф рассердится, когда узнает, что вы от него это скрыли. Не воспримет ли он это как предательство? – Гадрен выжидающе посмотрела на гостью, и Лили кивнула.
 – Я знаю об Анне, – тихо призналась она. – Радолф рассказал мне все.
 – Ну тогда все в порядке! Он начинает вам доверять, моя прелесть.
 Из-за едкого дыма, наполнявшего палатку, глаза Лили начали слезиться.
 – Да, матушка. – Она кивнула. – Но боюсь, Радолф отправит меня в Йорк, хотя я нужна здесь.
 Гадрен неодобрительно покачала головой: – Скажите ему, леди, пока не поздно. Другого пути нет. Лили по-прежнему ощущала в душе инстинктивное сопротивление. Что, если Радолф, подобно Воргену или Хью, использует ее слабость в своих интересах? Он уже и так пробил несколько брешей в обороне, но полностью ворота для него она так и не открыла. Пока.
 Подготовка к сражению шла полным ходом. Время от времени Лили находила взглядом Радолфа, но не приближалась к нему – она решила, что Гадрен не права: у ее мужа и так полно забот. Не хватало только, чтобы жена бегала за ним и дергала за рукав, требуя к себе особого внимания.
 Приняв решение, Лили как будто сбросила с плеч огромный груз, но с наступлением темноты, невидимым покрывалом окутавшей лагерь, ее вновь одолели сомнения. Порой до нее доносились случайные голоса, женский плач и детский смех, но в основном в лагере царило безмолвие. Все сознавали важность предстоящего поутру сражения. Радолф позаботился, чтобы солдатам хватило по порции эля, и это было все, на что они могли рассчитывать: слишком часто, проводя ночь накануне битвы в пьяном угаре, солдаты потом с трудом могли сражаться. Силы Радолфа по-прежнему уступали армии Хью, но норманны доверяли своему командиру и надеялись, что большинство из них вернется домой в Кревич.
 Лили терпеливо ждала! Она понимала, что у Радолфа много работы, но ей хотелось поговорить с ним, прижаться к нему, поцеловать его. В ее сердце жила тоска, которая не могла отступить, пока он не придет к ней.
 Однако когда Радолф наконец появился, следом за ним в палатку вошли Жервуа и лорд Генрих. Они ели приготовленный Стефаном ужин, пили вино и обсуждали план предстоящей битвы, рассматривая достоинства и недостатки различных маневров, вспоминая для сравнения другие сражения, чтобы доказать свою правоту.
 Лили отправила Стефана спать; хотя юноша предпочел бы остаться и послушать, о чем говорят мужчины, он еле держался на ногах, засыпая на ходу.
 – Сперва нам нужно взять холмы на севере долины, – предложил Радолф. – Помните, как при Гастингсе Гарольд держал высоту и нам пришлось сражаться, поднимаясь вверх по склону? Тогда нам крупно повезло.
 Жервуа кивнул:
 – В том бою мы потеряли многих славных воинов и много отменных лошадей.
 Лорд Генрих зевнул и потянулся, словно не услышал ничего интересного.
 Радолф налил себе еще вина и с интересом взглянул на него:
 – На тебе не было ни пятнышка. Помнится, я подумал, что грязь и кровь скатываются с тебя как с гуся вода, отказываясь марать твои новые доспехи.
 Генрих поморщился:
 – Надеюсь, завтра будет то же самое, Радолф. Пусть твоя жена-скандинавка пропоет нам древние руны. – Он осекся, вдруг заметив в тени неподвижный силуэт Лили, затем продолжил как ни в чем; не бывало: – Прошу прощения, миледи, но я не шучу. Если вы сможете защитить нас, я первый буду вам благодарен.
 Лили вышла вперед.
 – Жаль, но я не знаю ни одной древней песни, – ответила она мягко.
 Некоторое время Радолф молча смотрел на нее, затем резко повернулся:
 – Довольно, у меня голова больше не работает. Мы сегодня и так сделали все что могли.
 Оба гостя проворно вскочили на ноги и, попрощавшись, поспешно вышли.
 Когда супруги наконец остались одни, Радолф протянул Лили руку, и она без колебания опустилась к нему на колени, в тепло его объятий.
 – Сколько у нас времени до твоего ухода? – пробормотала она, пряча лицо у него на шее.
 – Три часа или около того.
 Вздрогнув, Лили тут же попыталась подняться.
 – Приляг, Радолф, тебе нужно поспать...
 Радолф усмехнулся:
 – Три часа – все, что у нас есть, и я не стану тратить их на сон.
 – Ты все равно победишь, я знаю это.
 – Знаешь? Тогда поцелуй меня.
 Его чувственный рот приник к ее губам, и Лили застонала, прижимаясь к нему всем телом и обвивая руками его шею. Она не могла представить своей жизни без него!
 У бедра она ощутила твердость его плоти, и, когда коснулась его, лаская рукой, Радолф застонал.
 – Я хочу тебя, – прошептал он. – Я всегда хочу тебя, Лили. Иди ко мне.
 Он положил ее на постель. Медленными, нежными движениями она сняла с него одежду, дополняя работу жаркими поцелуями, пока он не перехватил инициативу, поглощая ее горячим, ненасытным ртом, лишая остатков сил.
 Настал его черед изучать ее тело, и, воспользовавшись ситуацией, он взялся за дело, лаская языком ее грудь и теребя соски. От невероятной неги Лили выгнула тело ему навстречу. Он склонился над ней, заслоняя свет, и, не сказав ни слова, стремительно завладел ею.
 Лили вскрикнула. С каждым резким броском он проникал все глубже и глубже. Его дыхание участилось, и на лбу проступили капли пота.
 Хватая ртом воздух, Лили обвила его ногами.
 – Ты – моя, – тихо прошептал он. – И если я умру завтра, ты навсегда останешься моей.
 В глазах Лили засверкали слезы, но Радолф продолжал совершать медленные движения, глубокие и проникновенные, ведя ее за собой; потом его темп ускорился и стал неистовее, словно он хотел сделать ее частицей себя.
 – Радолф... – ахнула Лили, чувствуя приближение волны удовольствия.
 Не в состоянии больше оттягивать момент экстаза, она закричала и, подхваченная яростным потоком, понеслась в водовороте немыслимых ощущений навстречу своей любви.
 Долгое время они лежали в неподвижности, в то время как мир медленно обретал привычные очертания. Сытая и спокойная, Лили не могла придумать ни одной причины, которая помешала бы ей доверить Радолфу свое сердце; ее жизнь и без того принадлежала ему еще с момента их первой встречи.
 Скоро, очень скоро она поведает ему о ребенке и тогда, возможно, признается, как сильно его любит.
 Радолф приподнялся на локте и погладил ее, лаская ладонями груди и живот. Но чем дольше он это делал, тем больше в его мысли просачивались холодные струи сомнения. Похожую тревогу он испытал, когда наблюдал за ней днем. Перед его глазами вновь возникла сцена, когда Лили, выйдя из палатки, сложила руки на животе, словно хотела защитить его от внешних невзгод. Еще вспомнились также ее бледность и отсутствие аппетита перед отъездом из Йорка.
 Внезапно Радолф нахмурился, и его взгляд снова скользнул по ее телу... Грудь Лили набухла, кожа сияла, словно озаренная лунным светом, волосы мерцали. Рука, которую он отпустил, тут же опустилась на живот, будто оберегала то, что таилось внутри...
 Радолф застыл. Неужели она носит его ребенка и скрывает это от него? Но почему она ему ничего не сказала?
 – Радолф? – Лили лениво повернула к нему голову, но, заметив его напряжение, тут же насторожилась, и это лишний раз убедило его в правильности догадки. Он встретился с ней глазами, зная, что она прочтет в них, но его это не волновало. Сознательно или нет, но она уязвила его, причинив боль без меры.
 – Ты ждешь ребенка.
 В его словах не было злости или упрека; Радолф просто констатировал факт, но Лили испугалась, и он почувствовал это нутром, поскольку давно умел различать запах страха.
 – Да.
 Звук получился столь тихим, что Радолф едва его расслышал.
 – Как давно тебе это известно?
 Он мог бы и не спрашивать; ответ был слишком очевиден.
 – Я...
 – Отвечай!
 У Лили болезненно сжалось горло. Откуда-то из пустоты в ее сознании всплыл голос Гадрен: «Скажите ему, леди, пока не поздно».
 Увы, она опоздала.
 – Я узнала об этом в Йорке, но не сказала тебе, иначе ты не взял бы меня с собой! – Она торопливо произносила слова, боясь, как бы он не остановил ее. – Я должна была поехать с тобой, ради моего народа, и король поддержал меня...
 – Ты лжешь, – возразил он с горечью. – Ты знала все еще до того, как я получил приказ отправляться на север. – Его голос дрожал, гнев полыхал в черных глазах и заливал краской скулы.
 – Может, и знала, но боялась тебе сказать, потому что... – Потому что думала, что он будет любить ее только из-за детей, тогда как ей хотелось большего.
 – Ты боялась, – передразнил он. – Дьяволица, скандинавская ведьма боялась? Чего, Лили? Что я убью тебя добротой? Что задушу тебя поцелуями и объятиями?
 Он внезапно умолк.
 Снаружи в темноте прокричала сова, и Лили вздрогнула. Ее мать сказала бы, что это не к добру и сова – дурной знак, но Лили не могла допустить такой мысли. Сова – ночная птица, вот и все; ее крик ничего не значил. И все же в ее душе шевельнулись древние суеверия, невольно рождавшие страх.
 – Я думала, что скажу тебе это по приезде в Гримсуэйд, но... ты был так занят... – Она повернулась к нему, чтобы увидеть его лицо. – Если я тебя обидела, Радолф, прости меня.
 Ледяная королева викингов вдруг растаяла, и ее место заняла испуганная девчонка.
 – Я открыл тебе свое сердце, – сказал Радолф спокойно, – ты приняла это к сведению и сделала собственные выводы. Ты совершила большую ошибку, Лили. Тебе следовало поставить меня в известность.
 – Радолф, пожалуйста... – Ее голос предательски задрожал.
 – Теперь я и сам вижу, что история с Воргеном – правда. С ее помощью ты затянула меня в омут, и теперь я тону, а ты даже не протянешь мне руки, чтобы спасти.
 – Неправда! Я ухаживала за тобой, когда ты был ранен, я следила, чтобы ты был накормлен и напоен. Я...
 – Все это могла бы делать и другая женщина или слуга. Любой мог лечить мои раны и заботиться о моей еде, но я хотел большего, ты была мне дорога, я хотел иметь жену и без оглядки предложить тебе то, что так долго оставалось скрытым в моей душе... – Радолф порывисто втянул в грудь воздух и легко коснулся ее волос, так что она почти не ощутила его прикосновения. – Может, все так, как вы говорите. Может, я виноват не меньше вашего. леди. Я постараюсь вас простить, но в настоящий момент мне это нелегко, поэтому вам лучше лечь спать. Мы поговорим завтра, когда все закончится... – Он вспомнил, что, возможно, завтра его уже не будет в живых, и добавил: – Утром я переговорю с лордом Генрихом. Если со мной что-то случится, вы и ваш ребенок не останетесь без попечения. Может статься, лорд Генрих сам на вас женится.
 – Нет! – в ужасе воскликнула Лили, но Радолф даже не взглянул на нее. Его глаза закрылись, и она видела по твердой линии его рта, что он не имеет намерения обсуждать этот вопрос дальше.
 «Ты была мне дорога». Как только Лили вспомнила эти слова, у нее закружилась голова. Она проявила трусость. Что бы он предпринял в конце концов? Посмеялся бы? Он никогда бы ее не обидел. Он был не такой. Но, хорошо помня Воргена и Хью, она побоялась рисковать.
 Теперь ей всю жизнь придется об этом сожалеть.
 Лили отвернулась, съеживаясь, пытаясь сжаться в клубок и исчезнуть. Гадрен была права. Ей следовало сказать все Радолфу независимо от того, что могло произойти потом. Она должна была показать, что доверяет ему, и тогда он простил бы ее.
 Она плакала тихо, и плакала до тех пор, пока не уснула.
 Разбудили Лили птицы. На этот раз это были не совы, а черные дрозды, беззаботно насвистывавшие свои мелодичные песни.
 Поднявшись, Лили добрела до выхода из палатки, уже зная, что Радолфа поблизости нет. Заря только занималась, и в опустевшем лагере было сумрачно; в предутренней мгле тускло мерцало пламя фонарей и костров.
 Лили стояла, покачиваясь, в сером мареве начинающегося утра. Ночью, с трудом уняв слезы, вконец изможденная, она провалилась в глубокий сон, и пока она спала, Радолф поднялся, надел доспехи, повесил на пояс меч, взял щит и ушел сражаться с Хью. Он даже не разбудил ее, чтобы попрощаться.
 – Радолф, где ты сейчас? – прошептала Лили и зажмурилась.
 Мимо на шатких ножках пробежал крошечный ребенок, следом спешила молодая мать; нагнав малыша, она подхватила его на руки. Женщины, дети и немощные старики – это было все, что осталось от лагеря.
 Ей нужно к Радолфу, неожиданно решила она. Лили видела карту и знала, как пройти к месту сражения.
 Исполнившись решимости, она бегом вернулась в палатку, надела сорочку, платье и перебросила волосы через плечо. Ей было совершенно не важно, как она выглядит.
 Натянув чулки и туфли, Лили накинула плащ, радуясь желанному теплу.
 – Стефан!
 Остался ли подросток в лагере или ушел с солдатами, Лили не знала. В ожидании ответа она сунула в рот пригоршню черники, оставшейся от вчерашнего завтрака, и отхлебнула молоко из кувшина.
 – Леди?
 Вид Стефана свидетельствовал о дурном расположении духа; ему явно велели оставаться с ней, в то время как другие отправились драться.
 Несмотря на напряженность момента, Лили не смогла скрыть улыбку.
 – Стефан, я должна найти лорда Радолфа. Ты поедешь со мной?
 Он уставился на нее как на сумасшедшую:
 – Я не ослышался, леди?
 – Моя кобыла здесь или ее забрали?
 Глядя на нее расширенными глазами, Стефан покачал головой:
 – Нет, леди, вашу лошадь никто не трогал.
 – Вот и отлично. Чем скорее ты ее приведешь, тем скорее мы отправимся.
 Видимо наконец решившись, Стефан быстро двинулся в сторону конюшни.
 Кобыла Лили действительно оставалась в загоне, тогда как большинство лошадей забрали, чтобы использовать либо в кавалерии, либо для перевозки раненых. Похоже, ей просто повезло, но все равно Лили ощутила благодарность. Она должна найти Радолфа и поговорить с ним, прежде чем начнется сражение. Она ему дорога – так он сказал. Наверняка теперь он будет рад услышать, что она его любит.
 Или...
 Воспоминания о выражении его лица и словах, сказанных ночью, несколько охладили ее пыл. Может, для нее будет лучше, если она скроет свои чувства? Впрочем, от этого безопасного пути Лили тут же отказалась. Она скажет правду, даже если это будет стоить ей жизни, ведь это мог быть ее последний шанс.
 – Что, если сражение уже началось? – забеспокоился Стефан, подводя кобылу и помогая ей сесть в седло.
 – Еще не рассвело, – отозвалась Лили. – Но все равно нам надо торопиться! Садись позади меня и держись.
 Стефан не заставил себя упрашивать, и Лили сразу пустила кобылу в галоп, направляясь в сторону долины, где в скором времени должно было развернуться решающее сражение.
 Склонившись к шее своего рысака, Жервуа мчался галопом, тихо ругаясь под нос. От встречного ветра его лицо раскраснелось, в глазах стояли слезы. Он приготовился сражаться, но не смел ослушаться своего господина, особенно сейчас, когда лорд Радолф великодушно согласился благословить его брак с Элис Реннок.
 – Доставь сюда мою супругу, – приказал Радолф тоном, не допускающим возражений. – Полагаю, англичане будут биться лучше, видя ее рядом со мной.
 – Но, милорд... – Жервуа не закончил: одного взгляда командира оказалось достаточно, чтобы всякое желание оспаривать приказ у него вмиг пропало.
 – Вези ее сюда, – повторил Радолф грозно. – Да побыстрее!
 Жервуа не оставалось ничего другого, как только подчиниться. Он пришпорил лошадь и, взобравшись по небольшому склону вверх, стремительно поскакал вниз, как вдруг увидел странных всадников, двигавшихся в его направлении вдвоем на одном коне.
 Пустив лошадь шагом, капитан остановился.
 – Отлично, леди, вы сэкономили мне кучу времени!
 Лили, в холодном свете утра казавшаяся такой же белой, как пар от ее дыхания, озадаченно взглянула на Жервуа.
 – Меня отправил за вами лорд Радолф: он сказал, что англичане будут лучше сражаться, когда увидят вас с ним рядом.
 – Я как раз подумала о том же самом.
 Делая вид, что поверил ее словам, Жервуа кивнул:
 – Поторопитесь, миледи. Сомневаюсь, что лорд Радолф сумеет помешать противнику начать атаку. Правда, он обладает сверхъестественными способностями и даже однажды уговорил короля выполнить его желание...
 Лили повернулась в седле:
 – Какое, Жервуа?
 – Как, миледи? Милорд убедил короля, чтобы тот позволил ему взять вас в жены. Он уже знал, кто вы, и Вильгельм мог арестовать его за измену, но все же Радолф рискнул просить вашей руки. Или он вам этого не рассказывал?
 Лили натянула поводья, и ее кобыла встала.
 – Этого не может быть. Король приказал Радолфу обвенчаться со мной; я там присутствовала и сама все слышала.
 Жервуа вздохнул и тоже остановил коня.
 – Может, я не должен этого говорить, но...
 – Не желаю знать никаких отговорок. Ты расскажешь мне все. Пожалуйста, Жервуа, иначе я не поеду с тобой.
 Жервуа поморщился, но что он мог поделать? Перед ним была женщина, умеющая страдать, а не холодное создание, каким описывали ее легенды.
 – Хорошо, миледи, но мы должны поторапливаться. Если мы слишком задержимся, то сражение начнется без нас.




 Глава 19


 Армия Хью занимала верхнюю часть долины. Количество англичан, принявших его сторону, все время сокращалось, но у него еще имелись лучники, пехота и тяжеловооруженная конница – крепкие воины, сражавшиеся за лорда Кентона при Гастингсе.
 Сидя на коне, Хью внимательно следил за действиями Радолфа. Тот держал шлем под мышкой, и холодный ветер, гулявший по склону, ерошил его коротко стриженные черные волосы.
 Если бы Хью мог прочесть его мысли, то ощутил бы в себе еще большую уверенность, ибо кто станет испытывать страх перед человеком, томимым тоской?
 Проснувшись утром, Радолф почувствовал, как ярость снова начала стучать у него в голове. Лили лежала, прижавшись к его боку, уткнувшись лицом ему в плечо. От пролитых в ночи слез ее бледное лицо опухло. Он мог бы притянуть ее к себе и поцеловать, но не сделал этого.
 Поддаваясь желанию угодить ей, он потерял волю и стал разбрасываться своим богатством, покупал ей тряпки, искал для нее подходящий дом, но она и после этого, принимая то, что он ей дарил, все равно оставалась холодной и отчужденной. Больше он не простит ее. Никто не может обманывать человека, зовущегося Меч Короля!
 Вскочив с кровати, Радолф быстро умылся и поел. Лили он оставил на попечение Стефана, решив, что так будет лучше для нее: все же она устала и нуждалась в отдыхе.
 Однако уже на полпути к месту предстоящего сражения Радолф начал сожалеть, что не разбудил ее и не поцеловал. Что, если он больше никогда не увидит Лили? Что, если в бою его сразит удар клинка или копья? Тогда ему придется лежать на зеленом ковре долины, зная, что жизнь уходит из него, и, глядя в меркнущее небо, вспоминать, что они расстались, так и не помирившись?
 Он попытался прогнать прочь непрошеные мысли, занимая себя работой, укрепляя позиции, отдавая приказы солдатам, но воображаемая картина не уходила. В конце концов Радолф понял, что больше не в состоянии переносить неизвестность, и приказал Жервуа отправиться за Лили.
 Существовала высокая вероятность, что Лили не успеет приехать до начала атаки или вообще откажется ехать. Он обошелся с ней слишком жестоко, в то время когда должен был проявить чуть больше доброты, чуть больше понимания. Разве у него самого не хватало недостатков? Холодная гордость, с которой она противостояла ему, в то время как другие склонялись перед ним из страха, навеянного ходившими о нем слухами, могла вызывать только восхищение.
 И все же Лили глубоко обидела его, не рассказав о ребенке. Радолф защищал ее всеми имевшимися в его распоряжении средствами, ублажал ее неутомимо физически, и все же она стояла, как проклятые англичане при Гастингсе, выставив перед собой щит, чтобы надежнее закрыться от врага. И этим врагом был он.
 – Сэр! – услышал Радолф голос, прозвучавший словно издалека.
 Он заставил себя вернуться к реальности и сосредоточил взгляд на человеке, указывавшем рукой вдаль, потом, повернув голову, прикрыл ладонью глаза от восходящего солнца.
 Навстречу ему неслись два всадника, в одном из которых он узнал Жервуа, а во втором...
 – Пропустить их! – громовым голосом крикнул Радолф. – Это свои.
 Солдаты вокруг замерли, нащупывая луки и копья. Возвышаясь рядом с Радолфом, Олаф поигрывал огромным боевым топором.
 – Один, спаси и защити меня, – пробормотал оружейник. – Всемогущий Тор, самый сильный и мужественный из всех богов, спаси и помилуй меня...
 – Милорд, я доставил леди, – произнес Жервуа, с трудом сдерживая взмыленного коня.
 Радолф кивнул, и его глаза скользнули за спину капитана, где Стефан помогал Лили спешиться.
 Порыв ветра распахнул ее плащ, и Радолф увидел, что на Лили надето темно-синее платье. Шерстяная ткань плотно облегала ее тело, распущенные волосы развевались на ветру, так что ей приходилось придерживать их руками, чтобы они не лезли в глаза. Она пристально смотрела на него, и ее бледное лицо горело, словно охваченное огнем.
 Разумеется, она возмущена. А чего еще он ожидал? Радолф подавил приступ безысходности. Что тут поделаешь? Он должен привести в исполнение свой план и надеяться, что Лили не станет мстить ему, отказавшись повиноваться. Причина, по которой он велел привезти ее, частично, соответствовала действительному положению вещей: ее присутствие наверняка поднимет боевой дух англичан, сражавшихся в его армии.
 Правда, была и еще одна причина... Лорд Радолф, чудовище из легенды, желал обнять податливое тело жены и вдохнуть запах ее волос, чтобы унести эти ощущения с собой на смертный бой.
 Нахмурившись, Радолф двинулся к Лили. Но она, опережая его, подняла вверх руку, и он остановился. В полном боевом вооружении он выглядел массивным и устрашающим.
 На лице Радолфа появилось выражение ожидания. Этого человека она любила и не мыслила без него своей жизни. Имеет ли значение, если он ее не любит? Она заставит его полюбить себя. Через несколько минут он отправится сражаться с Хью, и если ему суждено погибнуть...
 Лили проглотила вставший в горле ком. Она так долго оберегала свое сердце, и вот теперь настала пора открыть его навстречу радости или, возможно, боли, которую ей придется вынести.
 Она воздела руки к светлеющему небу и крикнула во весь голос:
 – Добрые англичане и норманны, послушайте меня!
 Постепенно, по мере того как солдаты один за другим стали понимать, что происходит, шум начал стихать. Радолф стоял не шевелясь и как будто даже не дышал.
 – Я желаю лорду Радолфу успеха в сегодняшней битве против мятежника Хью. Я знаю, что Радолф отвоюет север, и у нас наконец воцарится мир. Те из вас, кто имеет здесь семьи, кто живет в этом краю, должны хотеть мира так же сильно, как его хочу я.
 Лили выступила вперед и повернула на пальце кольцо с краснооким соколом, служившим когда-то символом власти ее отца. Ей на глаза попала строчка, выполненная черной эмалью: «Тебе я отдаю свое сердце». Сейчас эти слова казались ей более чем уместными.
 – Лорд Радолф, я отдаю это вам, – произнесла она с чувством, высоко поднимая перстень, и рубиновый глаз сокола засверкал на солнце, как капелька крови.
 Сделав несколько шагов, Лили приблизилась к Радолфу вплотную и взяла его руку. Она старалась не думать об этих пальцах, которые умели любить ее и нежить. Она старалась не смотреть в его темные глаза, которые, как Лили предполагала, пристально следили за каждым ее движением. Если она позволит себе задуматься или взглянуть на него, то, возможно, не сумеет закончить то, что начала.
 Водрузив кольцо на мизинец Радолфа, Лили глубоко вздохнула и объявила во всеуслышание:
 – Лорд Радолф, я отдаю вам это кольцо и с ним... все, что принадлежит мне!
 Поднеся его руку к своим губам, она прижалась к грубой коже в страстном поцелуе, потом подняла голову и взглянула в его глаза. В ее глазах мерцали слезы.
 В душе Радолфа росло ощущение чуда, хотя он не сразу смог осознать значение только что полученного дара. Он боялся худшего, но получил взамен лучшее, что могла дать ему эта женщина. Больше у него не существовало причин для недоверия и опасений; теперь, когда Лили вручила ему свое сердце, он знал, что, если признается жене в любви, она не использует его признание в качестве оружия против него.
 Он любит ее! Мысленно Радолф произнес эти слова и понял, что ему нравится их звучание. Его лицо озарила широкая улыбка. Протянув к ней руки, он заключил Лили в объятия и оторвал ее от земли.
 Ахнув, Лили обвила его шею руками, и он приник к ее губам в страстном поцелуе.
 В тот момент, когда Радолф поцеловал жену, воздух над ними потрясли радостные крики ликования. Его армия праздновала объединение норманнов и англичан как еще один шаг к победе, которую она намеревалась одержать.
 – Я обязательно выиграю сегодня, моя Лили, – услышала она у своего уха его хриплый голос. – Я одержу эту победу для тебя.
 – Поскорее возвращайся ко мне, любимый, – прошептала Лили, слегка склоняя голову, чтобы видеть его угольно-черные глаза. – Мне кажется, я полюбила тебя с первой нашей встречи в Гримсуэйдской церкви. Я мечтаю о твоих восхитительных губах и сильном теле, соединенном с моим воедино... Ты мой Тор, ты, и только ты.
 Радолфу на ум пришла молитва Олафа, и его лицо осветила довольная улыбка.
 – Продолжай мечтать об этом, родная, и скоро я осуществлю твою мечту.
 В это время на другом конце долины, почувствовав нарастающую ярость хозяина, лошадь Хью забила копытом. С искаженным лицом Хью все это время наблюдал за разворачивающейся перед ним сценой. Радолф и Лили! От горького разочарования его чуть не затошнило. Что ж, он им покажет, кто здесь хозяин!
 Вскинув руку в боевой перчатке, Хью отдал приказ наступать.
 Объятия Лили опустели, и руки, вмиг остыв, осиротели. Радолф ее покинул; вместе со своими войсками он двинулся навстречу врагу.
 Задержав дыхание, Лили всматривалась в даль, пока ее глаза не заболели от напряжения. Когда Стефан спросил, не хочет ли она укрыться в палатке от начинавшегося мелкого дождя, Лили только покачала головой, не в силах вымолвить ни слова.
 Она чувствовала себя порожней скорлупой и знала, что жизнь не вернется к ней, пока Радолфа не будет рядом.
 Он любит ее. Радолф не сказал этого вслух и, может, никогда не скажет, но выражение его глаз и страстность поцелуев безошибочно свидетельствовали об этом. Прошлой ночью он признался, что она была ему дорога, но сегодня утром Лили получила возможность убедиться, что он любит ее.
 Притягивая ее взгляд, над головами воинов реяло голубое полотнище. Она видела, как оно колышется, перемещаясь среди кипящего людского моря. Знамя Радолфа. Поначалу оно свидетельствовало о местоположении его сил, но в пылу сражения все перемешалось. Шум битвы оглушал, и солдаты Радолфа могли находиться в любой части этого безжалостного молоха.
 Но где же Радолф? Окинув взглядом поле боя, Лили наконец отыскала его глазами. Она даже не заметила, что перестала дышать, пока не ощутила нехватку кислорода и не хлебнула стылого, напоенного дождем воздуха. Радолф сражался верхом на своем черном боевом коне, стремительно нанося мечом смертоносные удары. До сего момента Лили не имела возможности наблюдать, как великолепно владеет он своим натренированным телом, как он крепок и силен, и теперь, хотя ей и было страшно, она не могла им не любоваться.
 Внезапно в поле зрения Лили попал белокурый исполин – это Олаф неутомимо пробивался сквозь плотную стену противника. Его страшный боевой топор беспрерывно мелькал в воздухе. Олаф как будто двигался к какой-то определенной цели, и, хотя враги отчаянно кидались ему навстречу, он без устали крушил их направо и налево.
 Переведя взгляд на противника, Лили увидела, что армия Хью все еще достаточно сильна на левом фланге. В гуще врага ей бросилась в глаза фигура тщедушного даже в доспехах всадника, который яростно ругался, заставляя своих людей двигаться вперед.
 Это был Хью.
 Его лошадь встала на дыбы, и на какой-то миг Лили показалось, что он собирается обратиться в бегство, но Хью удержал животное, видимо, не желая подставлять противнику спину.
 В этот момент рядом с ним выросла грозная фигура белокурого великана. Боевой топор со свистом взвился в воздух, и голова Хью слетела с плеч.
 По рядам врага пронесся отчаянный вопль.
 – Теперь мы точно одержим победу! – прошептал Стефан охрипшим голосом.
 Лазоревое полотнище, трепеща на ветру, неотступно продвигалось вперед по полю брани, и люди Хью, продержавшись еще несколько минут, начали отступать. Они бежали сначала по одному, по двое, но постепенно к бегущим стали присоединяться и другие. Ряды армии Хью смешались и, дрогнув, волной покатились назад, в то время как солдаты Радолфа все стремительнее продвигались вверх по склону.
 Радолф вырвался вперед, и в этот миг его внезапно окружили люди Кентона, такие же, как он, крепкие и закаленные в боях норманны, настроенные сражаться до последнего вздоха за своего отсутствующего господина.
 Оцепенев от страха, Лили наблюдала, как Радолф бьется сначала с одним, потом с другим противником. Казалось, его меч не знал усталости. И все же врагов было слишком много...
 Над холмами прогремели раскаты грома; небо быстро затягивалось темными тучами, словно подавая сигнал о завершении битвы, и вскоре на землю обрушились потоки воды. Теперь Лили совсем ничего не видела.
 – Где он? – пробормотала она и начала молиться, напряженно прислушиваясь к ходу битвы; но рокот ливня заглушал даже шум сражения.
 Схватив Лили за руку, Стефан потащил ее в укрытие под своды палатки.
 Роняя на пол капли воды, Лили в отчаянии повернулась к сквайру:
 – Ты видел Радолфа перед тем, как мы ушли?
 Стефан смотрел на нее не мигая. Сначала она прочла в его глазах желание солгать, но в конце концов он предпочел сказать печальную правду:
 – Нет, леди, я его не видел.
 Неужели Радолф пал на поле битвы? Если бы не ребенок, Лили тотчас бросилась бы в гущу сражения на поиски мужа. Что теперь ее жизнь без него? Неужели она отдала ему сердце только ради того, чтобы оно разбилось?
 По лицу Лили потекли слезы... И тут над долиной пронесся хриплый крик победы. Дождь пошел на убыль, гром громыхал уже где-то в отдалении.
 Часто моргая, Лили вытерла влагу с ресниц и, взявшись дрожащей рукой за полог палатки, услышала приближающийся стук копыт, а затем знакомый голос. Неужели Жервуа?
 Лили с трудом сделала шаг вперед, к двигающейся ей навстречу сквозь пелену дождя темной фигуре, как вдруг снова раздался топот копыт, и перед ней вырос боевой конь Радолфа.
 С рыданиями Лили бросилась ему навстречу, и жеребец, возбужденно заржав, попятился назад.
 – Миледи! – воскликнул Стефан, рванувшись за ней, и, схватив Лили, потянул ее назад, а жеребец раздраженно зафыркал и затих, видимо, вняв негромким увещеваниям хозяина.
 Радолф не торопясь спешился, и проворно подбежавший конюх увел коня прочь. Радолф снял с головы шлем. Его щеки были все в грязных потеках, мокрые от пота волосы прилипли ко лбу. Запрокинув лицо к небу, он подставил его дождю, чтобы смыть грязь боя. Из всех сражений, в которых он участвовал, это было самым важным: Радолф бился не только за короля, но и за Лили, за себя и за их общее будущее.
 Когда он распрямился, Лили уже стояла перед ним.
 – Радолф... – Голос Лили дрожал, она промокла насквозь, и ее лицо казалось пепельно-бледным. С ее волос стекала вода, юбки липли к ногам. В серых глазах Лили Радолф прочел страдание, которое она перенесла, переживая за исход сражения.
 – Ты победил, – выдохнула она.
 На его губах заиграла усталая улыбка.
 – Да, Лили, мы победили и теперь можем ехать домой в Кревич.
 Лили не стала напоминать ему, что для нее именно это место всегда было родным домом. Правда состояла в том, что отныне ее дом – только тот, где находится Радолф.
 – Ты не ранен?
 Он покачал головой:
 – Нет, Лили, я цел. Несколько царапин, но пусть это тебя не волнует – они не помешают мне любить тебя.
 С радостным криком Лили бросилась в его объятия, и он, смеясь, поймал ее.
 – Леди, – пробормотал он, дыша ей в волосы, – я не совсем в форме...
 – Зато ты здесь со мной, – ответила она с жаром, – и больше мне ничего не надо.
 Словно сдаваясь, Радолф, положив щеку на ее мокрые волосы, принялся осторожно гладить серебристо-пепельные пряди. Тело его жены было мягким и источало сладкий запах, в то время как он являлся ее полной противоположностью; но в этот миг ничто не имело значения. Они вместе примут ванну и смоют грязь и печаль этого дня, чтобы обратиться мыслями к счастливому будущему.
 Его усталый взгляд поймал красную искру соколиного глаза. «Тебе я отдаю свое сердце».
 Лили никогда его не предаст, теперь Радолф был твердо уверен в этом, но, если он сейчас не скажет ей о своем доверии, они никогда до конца не обретут свободу от Анны и Воргена.
 – Ты поддержала меня в этой битве, – благодарно произнес он, – и в ответ я отдаю тебе всего себя. Я отдаю тебе свои богатства, свои земли, я отдаю тебе свою силу, свой меч, и я отдаю тебе свое сердце, отныне и навеки.
 Лили подняла к нему лицо, и ее серые глаза наполнились слезами.
 – Ваше сердце я буду хранить как зеницу ока, милорд.
 Радолф наклонился, чтобы поцеловать ее, как раз в тот миг, когда дождь прекратился и выглянуло солнце. Повсюду вокруг них торжествовали победу солдаты Радолфа, и они с энтузиазмом приветствовали этот добрый знак природы.
 Выглянув из укрытия его рук, Лили обнаружила, что является центром внимания великого числа усталых и забрызганных грязью людей.
 – Радолф, – прошептала она, – нельзя ли нам куда-нибудь удалиться хотя бы на время?
 Смеясь, Радолф подхватил ее на руки.
 – Прошу прощения, друзья мои, но миледи желает уединиться, чтобы поблагодарить меня... должным образом.
 Под радостные крики победителей Радолф прижал раскрасневшееся лицо жены к груди, где билось его сердце, и унес ее прочь с поля боя.




 Эпилог


 Прошел год.
 Замок Кревича, обычно оживленный, окутывало непривычное безмолвие. Радолф стоял в одиночестве в большом зале и неподвижно смотрел на колеблющиеся языки пламени.
 Он только что едва не поколотил Жервуа, хотя тот всего лишь предложил ему кружку эля. Впрочем, он не хотел обидеть капитана, и тот охотно принял его извинения и даже выразил господину искреннее сочувствие. Жервуа отлично понимал, что чувствует сейчас Радолф, – ведь Элис тоже ждала ребенка.
 Радолф вздохнул. Он очень любил Лили. Она была его радостью, его сердцем, смыслом его жизни. Если с ней что-нибудь случится, если ее отнимут у него...
 Все это он испытывал впервые. Прежде Радолф привык отдавать приказы и видеть, как они тотчас выполняются, но он не мог приказать младенцу не причинять боль матери, как не мог велеть Лили не испытывать эту боль. Ему оставалось только ждать.
 Внезапно Радолфа обдала волна страха, и его пальцы впились мертвой хваткой в каминную полку. За дверью что-то происходило.
 Радолф круто обернулся, его лицо залила мертвенная бледность. Элис Реннок тихо подошла к нему, ее маленькая округлая фигура еще сильнее раздалась за эти дни, поскольку у нее в утробе рос ее с Жервуа младенец. Яркие глаза Элис смотрели на Радолфа с состраданием, смешанным с усталостью. В этих глазах Радолф старался найти ответ на вопрос о состоянии жены, но все было тщетно.
 Что это могло значить? Правда, в его присутствии Элис всегда нервничала, а его вид в эту минуту мог внушить страх кому угодно – он слишком долго не знал покоя, слоняясь без дела за стенами спальни и прислушиваясь к каждому звуку, доносящемуся из-за двери. В конце концов, не выдержав, он спустился в зал, чтобы остаться наедине с затянувшимся ожиданием.
 – Вы можете войти, лорд Радолф.
 Войти и увидеть что?
 Но прежде чем он успел спросить, Элис отошла от него, и Радолф нетвердой походкой последовал за ней. Если Лили умерла, жизнь для него просто кончится...
 В комнате было тепло и пахло травами. По сравнению с остальным замком здесь царило приятное оживление. У Радолфа вдруг возникло чувство, будто он погрузился в сон.
 Лили лежала в постели в окружении серебристой волны своих аккуратно расчесанных волос. У огня, уютно устроившись, расположилась похожая на откормленную кошку Гадрен. Элис улыбалась свертку, который осторожно держала в руках.
 При появлении мужа Лили обратила к нему бледное сияющее лицо, и ее серые глаза наполнились слезами.
 – Радолф, у тебя дочь! – Ее голос дрожал от волнения и счастья.
 Некоторое время Радолф не мог произнести ни слова. Лили была такой веселой и радостной, а ведь он представлял ее холодной и безжизненной.
 Наконец он медленно подошел к кровати и, рухнув на колени, вдохнул знакомый запах, от которого у него закружилась голова.
 Лили испуганно пискнула, когда он дотронулся до нее, но, поняв, кто перед ней, радостно протянула руки и заключила мужа в объятия.
 Заметив, что он словно слегка не в себе, она удивленно спросила:
 – Радолф, любовь моя, в чем дело? Ты нездоров?
 Она тут же покрыла его лицо горячими поцелуями; ее руки ласкали и гладили его, словно хотели залечить его боль.
 Схватив руку Лили, Радолф прижал ее к своим губам; он чувствовал биение ее сердца, видел, как вздымается от дыхания ее грудь. Она жива. Грозовые тучи вдруг рассеялись, как в тот день, когда они одержали победу над армией Хью, и вновь засветило солнце, теплое и ободряющее.
 Радолф поднял голову; его голос прозвучал тихо, почти как шепот:
 – Если бы вы умерли, миледи, я бы потерял смысл жизни.
 С ресниц Лили сорвалась слезинка, когда Радолф наклонился над ней и нежно прижался губами к ее губам.
 – Я – Меч Короля, – продолжил он более твердо. – Если король поручит мне сразиться на поле брани, я сражусь; если отправит меня на войну, я выиграю ее. Но, как оказалось, я не могу выносить твоей боли. Я лучше сам умру, чем буду бессильно стоять рядом, наблюдая за твоими страданиями.
 Выражение лица Лили смягчилось, и она нежно погладила его по голове.
 – Не волнуйся, Радолф, я сильная. Взгляни лучше на свою дочь, а то она подумает, что не нужна тебе.
 Элис услужливо протянула Лили небольшой сверток, из которого выглядывало личико спящего младенца. Оно было круглым и милым, с бледным пухом волос, темными ресничками и пухлым маленьким ротиком.
 Одного взгляда на него Радолфу оказалось достаточно, чтобы его сердце оттаяло. Он замер и неуверенно посмотрел на Лили.
 – Можно. – Она с улыбкой кивнула.
 Радолф погладил щечку дочери и, когда та зашевелилась, позволил ее крохотной ручонке вцепиться в свой палец.
 – Вот видишь, – прошептала Лили, стараясь не заплакать при виде Радолфа, великого воина, рядом с этим маленьким комочком, – теперь у тебя есть дочь.
 Дочь... Его и Лили сокровище. Их любовь вдруг стала реальнее и долговечнее. Ибо как могла она умереть, если у них есть кто-то, кто понесет ее дальше?
 Радолф склонился над женой и, нежно поцеловав ее, тихо произнес:
 – Нет, Лили, любовь моя, не у меня, а у нас.