Аннотация: Эдвард Кэкстон, мужественнейший и благороднейший из «джентльменов удачи», привык жить одной лишь жаждой приключений и смеяться над нежными чувствами… Однако встреча с прелестной Оливией, леди Гренвилл, изменила все. Эта девушка, обладающая отважной душой и смело встречающая опасность, стада для смелого капитана пиратов преданной подругой, пылкой и пламенной возлюбленной. Ибо есть на земле страсть, что, вспыхнув раз, подобно искре зажигает пожар, который не погаснет уже никогда…


---------------------------------------------


 Джейн Фэйзер
 Любовь на всю жизнь

 Лондон, 11 мая 1641 года
 Фиби одной рукой вытирала глаза, а другой пыталась нащупать носовой платок. Платка нигде не было, но это ее не удивило. За свои тринадцать лет она потеряла носовых платков больше, чем съела горячих обедов. Громко шмыгнув носом, она крадучись обогнула зеленую изгородь из стриженых лавровых кустов и удалилась от беззаботно смеющихся свадебных гостей. Их пронзительные веселые крики странным образом смешивались с непрекращающимся гулом толпы, доносившимся из-за Темзы с Тауэр-Хилл.
 Она оглянулась на величественное здание из дерева и кирпича, которое было ее домом. Дом стоял на крутом берегу Темзы, возвышаясь над Лондоном и его окрестностями. Окна мерцали в лучах послеполуденного солнца, и девочка могла слышать печальное треньканье арфы, пробивавшееся сквозь то усиливавшийся, то стихавший шум вечеринки.
 Никто не искал ее. Да и зачем? Никому до нее не было дела. Диана прогнала ее с глаз долой после того случая. Фиби поежилась, вспоминая. Она никогда не могла понять, как происходит, что она перестает контролировать себя и начинает повсюду сеять хаос и разрушения.
 На некоторое время она в безопасности. Приблизившись к лодочному сараю, Фиби ускорила шаг. Это было ее тайное убежище. Заброшенный сарай притаился среди зарослей высокого камыша у самой кромки воды.
 Это было единственное место, где она могла в полном уединении излечить боль души. Фиби сомневалась, что кто-либо в доме еще помнил о существовании сарая, но, подойдя ближе, заметила неплотно прикрытую дверь.
 Ее первой реакцией был гнев. Кто-то посягнул на место, которое она считала своим. Затем девочку охватил страх. Мир был полон чудовищ, как в людском, так и в зверином обличье, и одно из них могло проникнуть в этот заброшенный уголок. Кто-то или что-то могло притаиться внутри и ждать. Она колебалась, глядя на темную полоску между дверью и косяком, как будто эта узкая щель могла с безопасного расстояния открыть ей мрачную и пыльную внутренность сарая. Но гнев в конце концов взял верх. Лодочный сарай принадлежит ей. И если там кто-то есть, она прогонит его.
 Она повернулась к камышам в поисках какой-нибудь толстой палки, прибитой водой к берегу, и увидела старую мачту, из которой торчали ржавые гвозди, — вполне подходящее оружие. Взяв мачту, Фиби приблизилась к сараю; сердце ее по-прежнему трепетало, но лицо оставалось спокойным. Толчком ноги она открыла дверь, и лучи солнца осветили темные, покрытые плесенью углы помещения.
 — Кто ты? — спросила она у непрошеной гостьи, которая испуганно заморгала, но не покинула свое место на расшатанном треногом стуле у не застекленного окна, свет из которого падал на страницы раскрытой книги.
 Фиби опустила свое оружие и вошла в сарай.
 — О… — протянула она. — Я знаю, кто ты. Ты дочь лорда Гренвилла. Что ты здесь делаешь? Почему ты не на свадьбе? Кажется, ты должна была нести шлейф свадебного платья моей сестры.
 Темноволосая девочка аккуратно заложила книгу пальцем.
 — Да, меня зовут Оливия, — помолчав минуту, ответила она. — И я н-не хочу б-быть на свадьбе. Отец сказал, что я н-не обязана присутствовать, если н-не хочу.
 Она медленно выдохнула в конце своей короткой речи, которая явно далась ей с трудом.
 Фиби с любопытством посмотрела на девочку. Она была младше ее, но почти такая же высокая и на зависть стройная — в глазах той, которая постоянно страдала из-за своей не поддававшейся никаким ухищрениям полноты.
 — Это мое укромное местечко, — уже дружелюбно сказала Фиби, присаживаясь на упавшую балку и доставая из кармана сверток. — И я не осуждаю тебя за то, что ты не хочешь быть на свадьбе. Я сама должна была сопровождать сестру, но опрокинула сначала флакон духов, а затем пудру на кружева Дианы.
 Она развернула пакет, откусила кусок имбирного пряника, который находился внутри, потом протянула его Оливии. Та покачала головой.
 — Диана проклинала меня на чем свет стоит и сказала, чтобы я больше не попадалась ей на глаза, — продолжала Фиби. — Это не так уж трудно, потому что она будет жить в Йоркшире, за много миль отсюда. А я должна остаться и совсем не расстроюсь, если мы больше никогда не увидимся.
 Она дерзко вскинула голову, как будто готовилась встретить гнев Господний за такое непочтительное заявление. , — Мне она тоже н-не нравится, — согласилась Оливия.
 — И я не хотела бы, чтобы она была моей мачехой… Это будет просто ужасно! О, прости меня. Я часто говорю глупости! — взволнованно воскликнула Фиби. — Но я действительно так думаю.
 — Как бы то ни было, это п-правда, — пробормотала Оливия. Она вновь открыла книгу и стала читать.
 Фиби нахмурилась. Оливия — теперь она приходится ей родней — была не самым дружелюбным человеком.
 — Ты всегда заикаешься? — Оливия вспыхнула:
 — Я ничего н-не могу с этим поделать.
 — Нет, конечно, нет, — торопливо произнесла Фиби. — Мне просто интересно.
 Не получив ответа от собеседницы, она откусила еще один кусок имбирного пряника, добавив очередное пятно к целой коллекции крошечных жирных пятен, покрывавших ее шелковое розовое платье. Платье, специально сшитое по случаю свадьбы ее сестры. Оно должно было гармонировать с украшенным жемчугом парчовым нарядом Дианы цвета слоновой кости, но почему-то на Фиби этот наряд смотрелся не лучшим образом, о чем Диана не преминула со своей обычной грубостью сказать ей.
 Внезапно от двери пронесся какой-то вихрь, и она захлопнулась, оставив девочек в полутьме.
 — Что за отвратительная свадьба, черт бы ее побрал! — послышался энергичный голос. Влетевшая внутрь незнакомка прислонилась к закрытой двери. Она тяжело дышала и вытирала ладонью пот со лба. Ее зеленые глаза остановились на притаившихся в лодочном сарае девочках. — Вот уж не думала, что кто-то знает о существовании этого места. Я спала здесь прошлой ночью. Это был единственный способ скрыться от грубиянов, что распускают руки. А теперь они вновь взялись за свое. Я пришла сюда в поисках тишины и покоя.
 — Это мое тайное убежище, — сказала Фиби, вставая. — А ты вторглась сюда.
 Незнакомка совсем не походила на приглашенную на свадьбу гостью. Ее волосы представляли собой копну спутанных рыжих локонов, к которым щетка, похоже, не прикасалась несколько месяцев. Ее лицо в полутьме выглядело грязным, хотя трудно было определить, где кончается грязь и начинаются веснушки. Платье незнакомки было сшито из мрачного грубого холста, подол провис посередине, кружева на рукавах были растрепанными и грязными.
 — О-хо, а вот и нет! — воскликнула девушка, устраиваясь на перевернутой старой дырявой лодке. — Я приглашена на свадьбу… или по крайней мере, — честно добавила она, — мой отец. А куда Джек, туда и я. У меня нет выбора.
 — Я знаю, кто ты. — Оливия в первый раз после того, как девушка вихрем влетела в сарай, подняла голову от книги. — Ты н-незаконнорожденная дочь сводного б-брата м-моего отца.
 — Порция, — весело представилась девушка. — Внебрачная дочь Джека Уорта. А ты, должно быть, Оливия. Джек рассказывал о тебе. А ты, похоже, сестра невесты — раз ты живешь здесь. Фиби, если я не ошибаюсь?
 Фиби опять села.
 — Ты довольно много знаешь о нас.
 — Я держу свои уши открытыми… — пожала плечами Порция. — И глаза тоже. Стоит только закрыть их на долю секунды, и эти дьяволы доберутся до тебя.
 — Какие дьяволы?
 — Мужчины, — заявила Порция. — Глядя на меня, этого не подумаешь, правда? — усмехнулась она. — Тощая, как огородное пугало. Но они хватают все, что попадется под руку.
 — Мужчины омерзительны! — Это пылкое и совершенно недвусмысленное заявление вырвалось из уст Оливии.
 — Да, — согласилась Порция и добавила с высоты своих четырнадцати лет: — Но ты еще слишком юна, милочка, чтобы прийти к такому выводу. Сколько тебе лет?
 — Одиннадцать.
 — Ну, ты еще изменишь свое мнение, — многозначительно произнесла Порция.
 — Ни за что! Я н-никогда не выйду замуж! — Карие глаза Оливии под густыми черными бровями яростно сверкнули.
 — И я тоже, — поддержала ее Фиби. — Теперь, когда моему отцу удалось найти такую прекрасную партию для Дианы, он — я уверена — оставит меня в покое.
 — Почему ты не хочешь замуж? — с любопытством спросила Порция. — Твой удел — семья. Девушкам такого знатного происхождения ничего другого не остается,
 Фиби покачала головой:
 — Никто не захочет взять меня в жены. На мне плохо сидит любая одежда, я все роняю и говорю первое, что приходит в голову. Диана и отец называют меня обузой. Я все делаю не так. Поэтому я собираюсь стать поэтом и писать стихи.
 — Можешь не сомневаться, что на твою руку найдется претендент, — заявила Порция. — Ты хорошенькая, пышная и женственная. А вот на мне точно никто не женится. Посмотрите на меня… — Она встала и повернулась, демонстрируя себя. — Я прямая и плоская, как доска. Я незаконнорожденная. У меня нет ни денег, ни собственности. Совершенно безнадежно.
 Порция снова села и весело улыбнулась, как будто подобная перспектива совсем не огорчала ее.
 Фиби задумалась.
 — Я понимаю, что ты имеешь в виду, — наконец сказала она. — Тебе будет довольно трудно найти мужа. И чем же ты займешься?
 — Я бы хотела стать солдатом. Мне бы хотелось родиться мальчиком. Я уверена, что так и должно было быть, но потом произошла какая-то ошибка.
 — А я собираюсь стать ученым, — заявила Оливия. — Когда я стану старше, то п-попрошу отца взять мне учителя. Я хочу поехать в Оксфорд и учиться т-там.
 — Женщины не учатся в университете, — заметила Фиби.
 — А я буду, — упрямо сказала Оливия.
 — Боже праведный, солдат, поэт и ученый! Хорошенькое трио женщин-неудачниц! — расхохоталась Порция.
 Фиби рассмеялась вместе с ней. Ей хотелось запеть, вскочить на ноги и пуститься в пляс со своими новыми знакомыми. Даже Оливия улыбнулась, и колючее выражение, служившее ей защитой, исчезло из ее глаз.
 — Мы должны заключить соглашение, что станем поддерживать друг друга, если нас будут искушать сойти с намеченного пути и стать такими, как все. — Порция вскочила на ноги. — Оливия, в твоей маленькой сумочке найдутся ножницы?
 Оливия развязала шнурки висевшей у нее на поясе маленькой сумочки, отделанной кружевами, извлекла оттуда крошечные ножницы и протянула их Порции, которая очень осторожно отрезала три рыжих локона от копны спутанных волос, окружавших ее веснушчатое лицо.
 — А теперь, Фиби, дай я возьму три пряди твоих чудесных белокурых волос, а потом займусь Оливией. — За словами последовало действие, после чего девушка отложила ножницы. — Смотрите.
 Широко раскрытыми от любопытства глазами две девочки смотрели, как длинные тонкие пальцы Порции с неопрятными обломанными ногтями ловко сплели разные пряди в три трехцветных колечка.
 — Ну вот, каждой достанется кольцо. У меня будет с рыжей полоской снаружи, у Фиби — со светлой, а у Оливии — с черной. — Она протянула им кольца. — Если вы когда-нибудь почувствуете, что забываете о своем предназначении, просто взгляните на кольцо… О, а еще мы должны скрепить свой договор кровью.
 Ее зеленые глаза слегка прищурились, как у кошки, и в них сверкнуло воодушевление и веселье.
 Порция взяла ножницы, повернула запястье вверх, сделала надрез, выдавила капельку крови и протянула ножницы подруге:
 — А теперь ты, Фиби.
 Фиби покачала белокурой головой.
 — Я не могу. Сделай это сама, — сказала она, крепко зажмурилась и протянула руку запястьем вверх.
 Порция проткнула ей кожу, а затем повернулась к Оливии, которая уже протягивала ей руку.
 — Ну вот. Теперь мы соединим запястья, чтобы наша кровь смешалась. Таким образом мы скрепим свое обязательство поддерживать друг друга в радости и горе.
 Оливия понимала, что Порция играет, но тем не менее, когда ее кожа коснулась кожи остальных, она ощутила странный трепет и некую общность, показавшиеся ей чем-то большим, чем простая игра. Однако она не была романтичным ребенком и решительно отбросила подобные глупости.
 — Если кто-нибудь из нас попадет в беду, то может послать свое кольцо другой и быть уверенной, что получит помощь! — с воодушевлением воскликнула Фиби.
 — Все это очень г-глупо и романтично, — заявила Оливия и нахмурилась, что было попыткой — она это сама понимала — скрыть волнение.
 — А что плохого в романтике? — пожав плечами, возразила Порция, и Фиби ответила ей быстрой благодарной улыбкой.
 — Ученым романтика ни к чему, — сказала Оливия. Она нахмурилась еще сильнее, так что ее черные брови почти сошлись над глубоко посаженными карими глазами, а затем вздохнула: — Л-лучше я вернусь на свадьбу.
 Она положила витое колечко в маленькую сумочку на поясе, затем бессознательным движением — как будто для того, чтобы придать себе смелости, — быстро коснулась запястья, слегка измазанного их смешавшейся кровью, и направилась к двери.
 Когда дверь открылась, в полутьму лодочного сарая ворвался шум расположенного на другом берегу реки города. Оливия вздрогнула от диких грубых звуков.
 — В-вы слышите, что они кричат?
 — Они кричат: «Голова с плеч, голова с плеч!», — объяснила Порция. — Только что казнили графа Страффорда.
 — За что? — спросила Фиби.
 — Боже праведный, неужели вы ничего не знаете? — Порция была прямо-таки потрясена их неведением. — Страффорд был ближайшим советником короля, а парламент восстал против короля и отстранил графа, и теперь они отрубили ему голову.
 Оливия почувствовала, как волосы зашевелились у нее на голове, когда тихий майский воздух прорезал грубый восторженный рев толпы, а над городом и его окрестностями начал подниматься густой и удушливый дым костров, зажженных в честь насильственной смерти человека.
 — Джек говорит, что будет гражданская война, — продолжала Порция, упоминая об отце с привычной фамильярностью. — Он обычно не ошибается в таких вещах… в отличие от многих других, — добавила она.
 — Гражданской войны не может быть! — Оливия была в ужасе.
 — Посмотрим, — пожала плечами Порция.
 — А мне хотелось бы, чтобы она началась прямо сейчас и избавила меня от необходимости возвращаться на свадьбу, — мрачно сказала Фиби. — Ты идешь, Порция?
 Порция покачала головой и резко махнула рукой в сторону двери.
 — Возвращайтесь на вечеринку. Для меня там нет места. — Фиби застыла в нерешительности, а затем последовала за Оливией, крепко зажав в руке колечко.
 Порция осталась стоять в полутьме. Она наклонилась и подобрала остатки имбирного пряника, о котором Фиби забыла из-за произошедших в последние полчаса событий. Девушка медленно и с огромным наслаждением принялась грызть его, по возможности растягивая удовольствие. Солнце стало садиться, тени удлинились, а доносившиеся из города крики и шум веселья со свадьбы постепенно стихли.




 Пролог


 Остров Уайт, июнь 1648 года
 В этот темный предутренний час дождь нескончаемым потоком обрушивался на мокрые утесы, и потоки воды низвергались в бурлящее пенистое море. Родившись в Ла-Манше и обогнув мыс Святой Екатерины, огромные волны теперь с неослабевающим ревом терзали острые скалы и в темноте терялись мириадами белых брызг.
 На небе не было ни звезд, ни луны. Только редкие огоньки освещали остров у входа в Солент, холмы и долины которого почернели от дождя. Меланхоличный звук колокола со скалистого мыса, прорезая яростный шум ветра, предупреждал суда, сражающиеся с кипящим от шторма Ла-Маншем, об опасности и в то же время возвещал о том, что земля близко.
 Маленькая лодка ныряла в волнах, и сидящие на веслах суровые мужчины изо всех сил старались удержать на плаву свое утлое суденышко. Наконец они добрались до бакена с колоколом; один из гребцов тут же зацепился за бакен и стал причаливать. Вот лодка коснулась качающегося буя, и оглушительные удары колокола перекрыли рев воды, ветра и нескончаемую барабанную дробь дождя.
 Гребцы молча закрепили весла в уключинах, кормчий крепко привязал лодку к бакену, и тотчас один из его спутников быстро и ловко — видно, что не впервой, — обмотав куском толстой ткани язык колокола, заглушил его надоедливый тревожный звук.
 Спустя мгновение маленькое суденышко уже двигалось назад к берегу. Один из гребцов вдруг поднял руку, показывая на вершину утеса. Там сначала замерцал, а затем ровно разгорелся огонь маяка.
 Чьи-то ловкие руки помогли им выбраться на берег, вытащив лодку на песок. Промокнув до нитки, мужчины с жадностью пили из протянутых им фляжек. На берегу собралось человек двадцать — неясные фигуры в темной одежде. Прислонившись к скалам и слившись с черными утесами, они в поисках добычи шарили взглядами по бушующему морю.
 Внезапно огонь на вершине утеса вспыхнул ярче, и все, как по команде, двинулись вперед.
 С изорванными в клочья хлопающими парусами под аккомпанемент скрипящих снастей из тьмы вынырнул корабль. Он шел прямо на свет, обещавший безопасную гавань, и с ужасающим грохотом и скрежетом врезался в скалы мыса Святой Екатерины.
 Громкие крики перекрыли вой ветра. По палубе растерянно заметались люди; один за другим они срывались с борта судна и падали в кипящий котел моря. Еще миг — и корпус корабля раскололся, как яичная скорлупа. Наблюдатели на берегу со сверкающими глазами и торжествующими криками тотчас бросились в пену прибоя. Уцелевших после кораблекрушения добивали абордажными саблями, обломками мачт — всем, что под руку подвернется.
 Пираты тащили на берег сундуки, ящики, мертвые тела; срезая с трупов кольца и срывая дорогую одежду, они словно безумные кружились на песчаном берегу в кровожадном танце алчности.
 А на вершине утеса, рядом с огнем предательского маяка, плотно запахнув плащ, стоял человек. Взглянув на обреченный корабль, он улыбнулся. Его люди знали свое дело: этой штормовой ночью здесь, на скалах, они поймали в силки жирного голубя.
 Он повернулся и потушил огонь. Все снова погрузилось во тьму, и только звуки происходящего на пляже безумия соперничали с ревом ветра, дождя и моря.
 За мысом с бурей сражался еще один корабль. Судно лишилось паруса, и теперь капитан только с помощью руля удерживал его в открытом море. За обманчивой стройностью морского волка скрывались крепкое тело и руки, которые не желали отдавать корабль на волю стихии.
 — Маяк пропал, сэр! — крикнул ему прямо в ухо кормчий, пытаясь перекрыть рев бури.
 Капитан взглянул на вершину мыса, где только что горел предательский огонь, и почти сразу же стали слышны звуки, ничуть не похожие на крики чаек штормовой ночью, а еще через мгновение яркая вспышка молнии осветила останки разбившегося о скалы судна.
 Колокол на мысе Святой Екатерины не звонил.
 На судне воцарилось тягостное молчание, экипаж впал в оцепенение. Все здешние моряки с детства бороздили эти воды и знали обо всех грозящих им опасностях. Знали и то, что самая страшная опасность притаилась на берегу.
 — Да сжалится Господь над их душами, — пробормотал кормчий и непроизвольно перекрестился.
 — Судно похоже на торговое, — откликнулся капитан сухо и отстраненно. — Богатый будет улов. Они выбрали, подходящую ночь.
 — Угу, — опять пробормотал кормчий, и мурашки пробежали у него по спине, когда вопли умирающих заглушил треск тонущего судна.




 Глава 1


 Над тихими водами Ла-Манша теперь ослепительно сияло жаркое солнце. Оливия Гренвилл прогуливалась по узкой каменистой тропинке над мысом Святой Екатерины, на какое-то время забыв и о том, где находится, и о прелести сменившего ночную бурю тихого утра. Надкусив яблоко, она нахмурилась над мудреной греческой книгой, которую держала в руке.
 Ступая в сандалиях по мокрой траве, девушка уже намочила подол своего муслинового платья, однако только яркая бабочка адмирал, севшая на белую страницу книги, отвлекла ее от чтения.
 Оливия подняла голову. Море, синее и неподвижное, простиралось до самого Дорсета, едва различимого на горизонте. Сейчас трудно было себе представить тот яростный шторм, что погубил корабль, обломки которого виднелись внизу на камнях. Занимавшиеся спасательными работами люди казались ей похожими на муравьев. Утром в доме все только и говорили что о кораблекрушении и о контрабандистах, которые, по слухам, специально заманили судно навстречу гибели.
 Оливия глубоко вдохнула морской воздух. Шестая зима гражданской войны казалась бесконечной. А ведь год назад была надежда, что все вот-вот закончится. Король Карл уступил парламенту и скрывался в Лондоне, во дворце Хэмптон-Корт, в то время как велись мирные переговоры, но спустя какое-то время он нарушил все предварительные соглашения и оставил Хэмптон-Корт.
 Скрывшись на острове Уайт, оплоте роялистов, король отдал себя под защиту наместника острова, полковника Хаммонда. Полковник же, выполняя свой долг, посадил короля под домашний арест в Карисбрукском замке. В результате затянувшиеся переговоры с парламентом волей-неволей переместились на остров.
 Отец Оливии, маркиз Гренвилл, был одним из лидеров парламента и опытным дипломатом, а потому к концу прошлого года ему пришлось перевезти старшую дочь, девятимесячного сына и беременную четвертую жену на остров. Две его младшие дочери попросили оставить их в тихом оксфордширском доме, где они прожили три последних года под присмотром обожаемой воспитательницы.
 На острове лорд Гренвилл приобрел низкий, крытый соломой дом в деревушке Чейл, всего в нескольких милях от мощных каменных стен королевской тюрьмы в Карисбрукском замке. Дом был тесным, и зимой в нем гуляли сквозняки, но он по крайней мере находился за пределами замка. Для Оливии и жены Гренвилла Фиби — ее лучшей подруги — такие условия были гораздо предпочтительнее жизни в военном лагере. В большом зале дворца, в попытке скрыть свое положение узника, король периодически устраивал приемы, однако никакие меры не могли замаскировать военного положения.
 Первые шестнадцать лет своей жизни Оливия провела в большой отцовской крепости на границе Йоркшира и за годы гражданской войны привыкла к жизни в осаде, но когда боевые действия переместились на юг, лорд Гренвилл последовал туда.
 «Теперь я становлюсь мягче», — с улыбкой подумала Оливия, потягиваясь на солнце. Ее северная суровость исчезала под воздействием мягкого климата и чудесных пейзажей. Она привыкла к глубокому снегу и суровой стуже и потому почти не замечала влажной измороси южной зимы. Промозглый холод, правда, пробирал до самых костей, но вот дующий с моря норд-ост скорее навевал скуку, чем по-настоящему беспокоил.
 Сейчас на дворе лето. Зимы словно вовсе не было. Восхитительно: сверкающие небеса и морской простор! Она видела заросли вереска и горные цепи в своем родном Йоркшире, а в долине Темзы, которая была ее домом последние три года, — извилистые реки, но ничто не могло сравниться с этим бескрайним морем, на горизонте сливающимся с небом.
 Оливия бросила огрызок яблока в сторону мыса и увидела паруса — чудесные белые паруса на юрких суденышках. Над ними в потоках теплого воздуха кружились чайки, и Оливия позавидовала их безграничной свободе и поразительной способности отдаваться течению воздушных струй без всякой цели и необходимости, а просто так, ради удовольствия.
 Девушка громко засмеялась и шагнула к обрыву. Наступив на траву, она провалилась в пустоту.
 Ее не отпускала боль, всепоглощающая трясина боли, с которой не могли сравниться никакие страдания. Впрочем, она различала голоса, особенно один негромкий голос, который сопровождал действия прохладных рук — они поднимали, переворачивали и чем-то смазывали ее тело. И тогда взгляд серых глаз проникал сквозь пелену забытья, страх и хаос. Зато напиток из этих рук приносил с собой беспорядочную череду пугающих видений и кошмаров, которые вились вокруг нее, подобно змеям горгоны Медузы.
 Она отвергала горькое питье, отталкивая руки, подносившие чашку к ее губам.
 — Еще немного, Оливия, — прозвучал все тот же тихий голос. Кто-то усмирил руки и локтем поддержал голову девушки.
 Она со стоном подчинилась чьей-то несгибаемой воле, и противная жидкость просочилась ей в рот. Пришлось глотнуть, несмотря на отвращение.
 На этот раз она погрузилась в темные глубины пруда, над ее головой сомкнулись зеленые воды. Боль отступила, кошмаров больше не было, был лишь глубокий, восстанавливающий силы сон.
 Оливия открыла глаза и тотчас смежила веки. Через минуту она открыла их снова и прислушалась к собственному дыханию.
 Ее тело было наполнено приятной истомой, и никакого желания двигаться у нее не появилось. Тем более что в бедре все-таки возникла ноющая боль, кое-где саднило. Оливия нехотя ощупала себя и убедилась, что все на месте.
 Правда, она почему-то обнажена.
 Итак, ранним утром она, стоя на каменистой тропинке, бросила огрызок яблока в сторону мыса. А затем были сны, кошмары, голоса, руки…
 Когда Оливия вновь очнулась, то ощутила вокруг непонятную суету — торопливый шепот мужских голосов, скрип стула, стук двери. В окружавшей ее атмосфере опасности она крепко зажмурилась, инстинктивно стараясь не привлекать внимания, пока окончательно не придет в себя.
 Наконец все смолкло, и Оливия открыла глаза. Она лежала на кровати, совсем не похожей на кровать. Вернее, в такой ей не приходилось спать раньше. Осторожно пошевелив ногами, девушка нащупала невысокие деревянные бортики. Не кровать, а ящик какой-то! Взглянула на обшитый дубовыми досками потолок, откуда свисал не зажженный фонарь. Зажигать его не было необходимости, потому что в комнату сквозь решетчатые окна, располагавшиеся в нескольких футах от кровати, лились мощные потоки солнечного света.
 Стена напротив была обшита каким-то блестящим деревом, а в скругленных углах ее располагались окна, откуда веяло запахами моря.
 Оливия чуть повернула голову на подушке и окинула взглядом все помещение — обшитую деревом комнату с решетчатыми окнами и роскошными турецкими коврами на дубовом полу. Здесь же находились овальный стол, буфет и несколько резных стульев. Совершенно незнакомая обстановка, незнакомая комната. И кроме того, она явно качалась. Раскачивалась, как колыбель.
 Глаза Оливии снова закрылись.
 Когда она проснулась в следующий раз, по-прежнему сияло солнце, а комната слегка покачивалась. Девушка вновь огляделась. На сей раз она была не одна.
 У овального стола, склонившись над бумагами и зажав в руке какой-то инструмент, стоял незнакомец. Казалось, его окружает сияющий ореол — так причудливо падал на его золотистые волосы поток льющегося из окна солнечного света.
 Он был полностью поглощен своим занятием и застыл совершенно неподвижно; двигались только его руки. Оливия сама обладала подобным качеством и прекрасно знала, что это такое — полностью уйти в свои мысли.
 Раздумывая, не заговорить ли с незнакомцем, она наблюдала за ним сквозь приоткрытые веки, нежась в приятном тепле своей необычной кровати. Ее тело все еще болело, затылок саднило, в голове стоял легкий туман. А вообще-то ей было хорошо и спокойно, ужасы и ночные кошмары исчезли. Кроме того, она ощущала некую странную связь с этим человеком за столом и почему-то тихо радовалась.
 Незнакомец вдруг заговорил. Вот так, ни с того ни с сего, не поднимая головы и не отрывая взгляда от бумаг, приятным голосом из ее снов он произнес:
 — Итак, Спящая Красавица вернулась к жизни. — Ее вопрос не столько нарушил тишину, сколько утонул в ней.
 — Кто вы? — Из всех вопросов, пришедших ей на ум, этот казался самым важным.
 Теперь он поднял голову и, чуть улыбнувшись, внимательно посмотрел на нее:
 — Я ожидал, что вы потрете лоб и скажете: «Где я?» Или что-то в этом роде.
 Она не ответила, и тогда он присел на край кровати и, скрестив ноги, вытянул их. Его золотистая шевелюра в солнечном свете казалась объятой пламенем. На бронзовом от загара лице сверкнули белые зубы, а в уголках глубоко посаженных серых глаз собрались лучики морщинок, ибо он весело засмеялся.
 — Разве вам не интересно знать, где вы находитесь, леди Оливия?
 Она подумала, что он смеется над ней, и села, натянув простыню до подбородка. И только тут до нее дошло, что она все еще абсолютно нагая. Только свежая, накрахмаленная простыня отделяла ее от этого веселого незнакомца.
 — Откуда вы знаете мое имя? — Он покачал головой:
 — Боюсь, ясновидение тут явно ни при чем. На всем вашем белье было вышито «Оливия», что характерно для обширных поместий с большим количеством стирки. Сами понимаете, чтобы ухаживать за вами, мне пришлось вас раздеть.
 В его глазах сверкнул задорный огонек, и по коже Оливии пробежали мурашки. Наклонившись к маленькому столику, он взял в руки книгу. Ту самую книгу, которую она читала перед падением.
 — Оливия Гренвилл. — Он поднес книгу к ней поближе, чтобы она смогла прочитать написанное ее же рукой имя. — Эсхил… Я не назвал бы это легким чтением. — Он вопросительно приподнял брови; улыбка по-прежнему не сходила с его лица. — Итак, дочь лорда Гренвилла учит греческий?
 — Вы знакомы с моим отцом? — Оливия опустила голову на подтянутые к подбородку колени. Она по-прежнему чувствовала себя спокойно и непринужденно.
 — Я знаю о нем. Кто из живущих на острове не слышал о маркизе Гренвилле? Такой добросовестный тюремщик его величества. — Незнакомец красноречиво хмыкнул и ухмыльнулся.
 Оливия вспыхнула. Похоже, она оказалась в компании сторонника короля.
 — Мой отец ведет переговоры с королем от имени парламента, — сухо сказала она. — Он не тюремщик.
 — Неужели? — Брови собеседника поползли вверх, и он снова рассмеялся. — Следует признать, Оливия, что наши политические взгляды расходятся… Кстати, вот это было в кармане вашего платья. Я положил его в книгу, чтобы не потерялось. — Он протянул ей маленькое колечко, сплетенное из волос. — Надо было надеть его вам на палец, но я боялся, что оно расплетется. Мне кажется, оно вам особенно дорого.
 — Да.
 Оливия крепко зажала колечко в руке и благодаря этому, похоже, вернулась к действительности. Кольцо принадлежало другому миру, но оно помогло ей вновь обрести почву под ногами. Девушка ждала, что весельчак попросит объяснений, но он лишь негромко постукивал пальцами по отполированной до блеска поверхности столика.
 — Как вас зовут? — спросила она, все еще уязвленная его саркастическими отзывами о ее отце и в то же время очарованная его обаянием.
 — Я хозяин «Танцующего ветра». Можете называть меня Энтони, если хотите.
 Казалось, это имя только что пришло ему в голову, с таким безразличием он отозвался.
 — «Танцующий ветер»? — озабоченно переспросила Оливия, как будто именно ответ на этот вопрос должен был все расставить по местам.
 — Мое судно. Вы находитесь на борту корабля, и вам, видимо, придется пробыть здесь еще некоторое время. — Он передвинул лежавшие на краю стола бумаги. — Это не входило в мои намерения, но пришлось поднять паруса сегодня утром, и потому я не смогу доставить вас домой, пока мы не вернемся в безопасную гавань.
 Он отошел от стола, и Оливию поразил его высокий рост: голова Энтони почти касалась потолка каюты. Закатанные до локтей рукава белой рубашки открывали красивые, бронзовые от загара руки. Держался он свободно, почти беспечно и, несмотря на необычайную стройность и худобу, внушал уважение к себе. Судя по всему, он ничего не делал просто так.
 Это его руки касались ее тела. Они поднимали, смазывали, поддерживали ей голову, когда она пила горький напиток, погружавший ее в сон. По спине ее вновь побежали мурашки, и она залилась румянцем — лучше бы уж ничего не помнить.
 Энтони продолжал непринужденно болтать, стоя где-то сзади. Хорошо, что она не видит его глаз — воспоминания о том, как он ухаживал за ней, с необыкновенной отчетливостью всплыли у нее в голове.
 — Утесы в этой части острова очень опасны. Здесь много прикрытых растительностью глубоких расщелин и провалов. Один неверный шаг, и… Полагаю, вас так увлек греческий, что вы не заметили, как ступили на обрыв. Впрочем, вам повезло. Упав в расщелину, вы соскользнули прямо к ногам одного из моих караульных у подножия утеса.
 Оливия отбросила волосы с лица.
 — Когда?
 — Три дня назад. — Он принялся тихо насвистывать. Три дня! Она лежит здесь уже три дня!
 — Да как же… Фиби… все остальные… они сойдут с ума! — воскликнула Оливия. — Вы сообщили им?
 — Нет. Возникли определенные трудности, — ответил он спокойно. — Но мы найдем способ вернуть вас домой, как только представится возможность.
 Отца сейчас дома не было. Он опять уехал на войну. Шотландцы ведь угрожают перейти границу и освободить заключенного в тюрьму короля Карла, а по всей стране то и дело вспыхивают восстания роялистов. Спорадические и плохо организованные, они тем не менее представляют серьезную угрозу и отодвигают окончательную победу парламента. Но если отправившийся на войну лорд Гренвилл ничего не знает о пропаже дочери, то Фиби явно места себе не находит от волнения.
 — Мне нужно домой, — произнесла Оливия с отчаянием, заметно контрастировавшим с явным безразличием собеседника к ее бедственному положению.
 — Вы должны немедленно высадить меня на берег.
 — Поверьте, я бы так и сделал, если бы мог, — ответил хозяин «Танцующего ветра», продолжая негромко насвистывать у нее за спиной.
 — Где м-моя одежда? — спросила Оливия, вспыхнув от гнева. — Мне нужно мое п-платье! — Она резко обернулась.
 Сейчас девушка совсем не обращала внимания на заикание, мучившее ее с самого детства и проявляющееся в самые неподходящие моменты.
 Энтони хмуро взглянул на зажатые в руке бумаги, а затем сухо сказал:
 — Адам делает невозможное. После такого длинного пути по расщелине ваша одежда едва ли пригодна для носки. Но тем не менее… Адам творит чудеса своей иглой.
 Энтони поднял голову, чуть нахмурился, затем кивнул, улыбнулся и отложил бумагу и перо на стоящий у кровати табурет.
 Оливия взглянула на лист бумаги.
 — Это… это… моя спина! — воскликнула она. Перед ней лежал набросок, изображавший ее обнаженную спину в тот момент, когда она сидела, положив голову на колени. Вот ее затылок, откинутые назад темные волосы, острые лопатки, узкая талия и расширяющаяся к бедрам верхняя часть ягодиц.
 И все лишь несколькими росчерками пера!
 Она возмущенно взглянула на молодого человека, не в силах вымолвить ни слова.
 — Да, и я в общем-то доволен, — ответил он, — Думаю, получилось весьма неплохо.
 — Как… как вы м-могли? Заходить сзади и рисовать спины людей… их обнаженные спины… без разрешения?! — Она наконец преодолела вызванное гневом заикание и обрела дар речи, запоздало откинувшись на подушки.
 — Я не в силах был удержаться, — сказал он. — У вас восхитительная спина.
 Он добродушно ей улыбнулся. Оливия сердито взглянула ему в глаза.
 — Уходите. — Она хлопнула в ладоши, как маленький капризный ребенок.
 Он, однако, не подчинился и присел на край стола, сунув руки в карманы. Блеснули на солнце густые золотистые волосы, перехваченные черной бархатной лентой, в серых глазах мелькнули озорные искорки, красиво очерченные губы тронула лукавая улыбка.
 — Умерьте свой девичий гнев, — произнес он, — это всего лишь ваша спина. И вы, наверное, забыли, что я три дня ухаживал за вами.
 Оливия почувствовала, что краска стыда вновь заливает ее щеки.
 — Не по-джентльменски — напоминать мне об этом.
 Он запрокинул голову и рассмеялся:
 — Как только меня не называли в жизни, Оливия, но даже лучшие друзья не говорили, что я джентльмен.
 Девушка еще сильнее вжалась в обнимавшую ее пуховую перину.
 — Тогда кто же вы?
 — Не считая того, что я довольно опытный врач, меня можно отнести к тем, кто живет морем, — ответил он, сложив руки на груди и разглядывая ее все с той же лукавой улыбкой. Но теперь его взгляд стал задумчивым.
 — Рыбак? — Задавая вопрос, Оливия знала, что это не так, ибо подобное прозаическое занятие вряд ли привлекало сидящего перед ней человека.
 — Я преследую более выгодную добычу, чем рыба, — сказал он и, задумчиво коснувшись пальцами губ, добавил: — Мне кажется, некоторые стороны моей жизни заинтересуют и вас, Оливия. Возможно, изучающая греческий дочь лорда Гренвилла позволит себе отвлечься на несколько дней?
 В мелодичных звуках его голоса Оливия услышала вызов. Несмотря на улыбку и веселый тон, он, судя по всему, не шутил.
 — Я не знаю, что вы имеете в виду.
 — Думаю, знаете, Оливия. — Он бросил на нее проницательный взгляд. — Возможно, вы просто пока не понимаете. Если же вы решитесь, то увидите и поймете много такого, чего дочь лорда Гренвилла в обычных обстоятельствах не увидела бы и не поняла. — Энтони подошел к кровати и склонился над девушкой. Его пальцы ласково коснулись ее щеки, а в глазах, казалось, вспыхнул огонь. — Просто мы с вами — родственные души.
 Оливия выдержала его взгляд, и к ней вернулось странное ощущение некоей общности со своим спасителем. Она ничего о нем не знала, но как будто давно ждала знакомства с ним… этот момент в наполненной солнцем каюте словно бы был неминуем. Ее охватило какое-то странное предчувствие, а ладони вдруг повлажнели. Несмотря на вспыхнувший было гнев, на душе у нее стало легко и радостно.
 — Да, вы увидите, — тихо произнес он, — и почувствуете… — Внезапно раздался громкий стук в дверь, и капитан резко произнес: — Войдите!
 В каюту вошел седой мужчина, приземистый, с мощными плечами и жилистыми руками. Он скользнул по Оливии безразличным взглядом и коротко кивнул ей.
 — На горизонте «Донна Елена», сэр. Ветер меняется на зюйд-вест.
 — Сейчас иду. Да, Адам, наша гостья интересуется своей одеждой.
 — Скоро все будет готово, — ответил мужчина. Но пока есть дела поважнее.
 — Совершенно верно.
 Адам вышел, а Энтони задержался в дверях и бодро бросил через плечо:
 — Мне пора заняться делами, Оливия. Что бы вы ни увидели и ни услышали в течение следующего часа, вам нечего бояться.
 С этими словами он удалился, закрыв за собой дверь.
 Оливия села и, теперь уже внимательнее осмотрев опустевшую каюту, отметила роскошь обстановки. Здесь не было ничего восточного, но вещи отбирались самые лучшие. В переборки были встроены книжные полки, а под ними располагался буфет с серебряными ручками.
 Этот человек сказал ей свое имя, но, казалось, назвал первое, что пришло ему в голову, — просто для удобства. Просто для того, чтобы она как-то обращалась к нему. Он не был джентльменом — по крайней мере он так утверждал, — но окружающая обстановка свидетельствовала о его власти и определенном положении. Он хозяин корабля. Его голос приятен и мелодичен, а таких красивых ухоженных рук не бывает у простых тружеников или тех, кто выбился наверх из обычных моряков.
 Кто же он такой? Чем занимается? Единственное, что поняла Оливия, — этот молодой человек явно не аристократ.
 Отбросив простыню, Оливия завернулась в стеганое покрывало. Она едва не упала — столь неожиданным оказалось покачивание пола под ногами. Когда же она сделала несколько осторожных шагов к столу, колени ее задрожали и слегка закружилась голова. Три дня в постели и горькое успокоительное давали о себе знать.
 Она стала коленями на мягкий стул рядом с решетчатым окном и выглянула наружу. Во все стороны простиралось сверкающее на солнце море. Вдали, почти у самого горизонта, виднелся другой корабль, ослеплявший смешением цветов — алого, пурпурного и золотого, — с раздувающимися от ветра большими парусами. Она различала звуки шагов и гомон на верхней палубе, и над всей этой суетой господствовал властный голос хозяина судна.
 Оливия отвернулась от окна. Покрывало оказалось неудобной одеждой, и она решительно открыла один из шкафчиков. Там стояли тарелки, стеклянная посуда и столовое серебро. В другом лежало пересыпанное лавандой белье: мужские сорочки, ночные рубашки, шейные платки. Что-нибудь да подойдет.
 Оливия вытащила ночную рубашку. Хозяин судна был высоким мужчиной, и рубашка вполне может послужить ей платьем. Потребовалось немного времени, чтобы натянуть ее через голову и завязать шелковые ленты кружевного воротничка. Рукава, правда, оказались слишком длинными и широкими, и ей пришлось закатать их до самого локтя, а подол выглядел чрезмерно широким, но даже в этом импровизированном платье она уже не чувствовала себя беззащитной. Вновь покопавшись в белье, Оливия вытащила темно-красный платок. Из него вышел вполне сносный пояс, позволивший хоть как-то подобрать объемные складки,
 На переборке над мраморным умывальником висело зеркало, и Оливия принялась с пристрастием рассматривать себя. Выглядела она бледнее, чем обычно; черные глаза теперь казались просто огромными, и под ними залегли темные тени. Ее нос — удлиненный фамильный нос Гренвиллов — сегодня выдавался особенно сильно.
 Взяв лежавший на умывальнике гребень из слоновой кости, Оливия принялась расчесывать волосы. Черные кудри были безнадежно спутаны и противились любой попытке привести их в порядок. Хорошо бы вымыть голову: волосы выглядели тусклыми и безжизненными, как у прикованного к постели инвалида.
 Да, выглядит она не слишком хорошо. Какая-то болезненная и неряшливая, как будто ее только что извлекли из-под камней. Неожиданно раны Оливии засаднило, заныло и бедро.
 Она слегка коснулась бедра и, обнаружив там плотную повязку, вновь залилась краской. Владелец судна мыл ее и помогал отправлять жизненно важные потребности! Она вдруг вновь ощутила его руки на своем теле… Он называл себя врачом, но таких врачей Оливия прежде никогда не встречала.
 И что он предлагал ей перед тем, как уйти? Что-то такое, что якобы она желала и сама. Он говорил загадками, но его слова тем не менее запали ей в душу.
 Загадки должны быть решены. Оливия быстро отбросила гребень и откинула спутанные волосы. Чтобы стянуть непослушные кудри, она использовала еще один из льняных платков Энтони, на этот раз синий, и вновь посмотрелась в зеркало. Несколько раз куснув губы, надеясь, что от этого они станут ярче, Оливия затем с той же целью ущипнула себя за щеки. Бесполезно.
 Она отвернулась от зеркала, покусывая ноготь большого пальца. Он говорил, что покажет ей такое, чего дочь лорда Гренвилла никогда бы не увидела в обычных обстоятельствах. Опять загадки.
 И почему она все еще ощущает какую-то отчужденность? Скользящее по волнам судно, теплые солнечные лучи на лице и охватившее ее странное предчувствие — все это реально и ощутимо, а вот то, что окружало ее перед роковым шагом в пустоту, — очень-очень далеко.
 Перед ее мысленным взором возник образ Фиби. Подруга с тревогой смотрела на нее своими круглыми голубыми глазами, волосы ее, как всегда, разметались. Судя по всему, она с ума сходит от беспокойства по поводу того, что Оливии уже нет в живых.
 Девушка посмотрела на колечко. Если бы она могла послать его Фиби, тем самым успокоив ее! Оливия вновь взглянула на сверкающее море. Как бы ей пригодился сейчас почтовый голубь, но, к сожалению, у нее не было привычки везде носить с собой этих птиц.
 Тревога Оливии вдруг разом улеглась. Она ничего не могла сделать, чтобы как-то рассеять страхи Фиби, и потому перестала переживать понапрасну. От обилия солнечного света и пряных ароматов моря душу ее переполняли разные чувства. Ликование. Обещание. Предвкушение.




 Глава 2


  - Миледи, лорд Карл плачет, — тихо и как-то нерешительно сказала нянька, остановившись в дверях. Маркиза Гренвилл тем временем расхаживала по галерее, останавливаясь у каждого открытого окна, чтобы взглянуть на раскинувшийся внизу сад, дремлющий под лучами яркого солнца.
 Фиби прижала руку к груди — хныканье ребенка тут же отозвалось приливом молока.
 — Дай-ка сюда. — Она взяла младенца на руки и ткнулась носом в его пухлую щечку. — У него режутся зубки? Щека такая красная.
 — Думаю, так оно и есть, миледи. Я втерла немного гвоздичного масла ему в десны, чтобы снять боль.
 Фиби кивнула, присела на широкое мягкое сиденье у окна и расстегнула лиф платья. Ребенок, не переставая плакать, тотчас жадно приник к источнику пищи.
 — Николае все еще спит?
 — Да, миледи. Я приведу его к вам, как только он проснется.
 — Наигрался сегодня утром, — заметила Фиби не без гордости.
 — Он прямо-таки маленький чертенок… просто сгусток энергии! — подхватила нянька с одобрением. Затем почтительно присела в реверансе и направилась к выходу.
 — От лорда Гренвилла еще не было вестей? — спросила Фиби, прекрасно понимая, что в случае чего ей немедленно бы сообщили.
 — К сожалению, нет, миледи. Сержант Крэмптон полагает, что его светлость сейчас в Вестминстере, но он послал еще одного гонца в Мейдстоун, дабы разузнать, не присоединился ли его светлость к лорду Ферфаксу.
 Фиби вздохнула, и ребенок, выпустив сосок, негодующе вскрикнул.
 — Постарайтесь не волноваться, миледи, — с беспокойством сказала нянька. — Иначе молока станет меньше или оно и вовсе исчезнет.
 Фиби попыталась успокоиться и вновь поднесла ребенка к груди.
 — У Джайлза нет вестей от поисковых отрядов с острова? — задала она еще один вопрос, заранее зная ответ. Джайлз Крэмптон, верный помощник ее мужа с начала войны, немедленно сообщил бы, случись что-либо заслуживающее внимания.
 — Нет, мадам. — Нянька снова присела в реверансе и вышла.
 Но кто-нибудь должен же был видеть Оливию! Фиби погладила малютку по головке, пытаясь успокоить его, несмотря на собственное смятение. Не могла же подруга просто исчезнуть с лица земли? Она не взяла лошадь, а значит, не могла уйти слишком далеко. И кроме того, остров так мал. Неужели ее похитили?
 О, не дай Бог! Несколько лет назад, в начале этой бесконечной войны, уже была попытка похитить Оливию и потребовать за нее выкуп. Похититель украл не ту девушку… вернее, как можно заключить теперь, именно ту, которую нужно, поскольку племянница лорда Гренвилла Порция стала необыкновенно счастливой женой бывшего похитителя.
 В отсутствие Кейто Фиби чувствовала себя ответственной за все на свете. Конечно, он не стал бы упрекать ее ни в чем, но Оливия была его дочерью и одновременно ее ближайшей подругой. Мало того, в отсутствие лорда Гренвилла леди Гренвилл должна замещать его во всех домашних делах. Впрочем, Кейто никогда не возражал против того, что Оливия гуляет в одиночестве. Остров был безопасен: его оккупировали верные парламенту войска, жители не оказывали никакого сопротивления, хотя по большей части принадлежали к стойким роялистам, а заключение короля в Карисбрукском замке осуществлялось с максимальной почтительностью.
 Так где же Оливия? Если с ней что-то случилось, то кто-нибудь нашел бы ее. В конце концов, она изыскала бы способ послать весточку домой.
 Фиби приложила ребенка к другой груди и, прислонившись к оконной раме, выглянула в сад. Густой и сладкий аромат цветов поднимался от разбитой под окном клумбы; посреди расположенного на лужайке пруда мелодично журчал маленький водопад. Эта умиротворяющая картина никак не вязалась с мыслями о жестоких похитителях и ужасных ранах.
 Бок о бок с Оливией Фиби уже прожила шесть лет. Она знала Оливию почти так же хорошо, как саму себя, поскольку они были связаны узами, выходящими за рамки обычной дружбы. Фиби прикрыла веки и представила себе ее пронзительные черные глаза, упрямую морщинку между густых черных бровей, очертания ее пухлых губ…
 Ребенок заснул, выпустив сосок из своего умильного ротика. Поддерживая ладонью его головку, Фиби сунула свободную руку в карман платья. В самом начале их дружбы, когда три девочки поклялись в жизни не опускаться до замужества и быть не такими, как большинство женщин, Порция отрезала локоны их волос и сплела из них три колечка. Две из трех подруг вышли замуж; впрочем, они так и не смирились с подчиненным положением замужней женщины, а значит, нарушили клятву лишь наполовину. Только Оливия осталась в полной мере верна клятве. Зная ее, можно предположить, что так будет и впредь, подумала Фиби.
 Порция сплела колечки ради шутки, а затем заставила девочек поклясться на крови, чтобы скрепить дружбу. С тех пор Оливия, так же как и Фиби, всегда носила с собой кольцо. Порция, вероятно, этого не делала: слишком уж сентиментально и эксцентрично для ее грубоватой натуры. Сжимая в руке кольцо, Фиби подумала, что, случись с Оливией беда, она бы почувствовала это. Однако ничего такого она не ощущала.
 Что же все-таки с ней произошло?
 Оливия вышла из каюты — босиком и в позаимствованном наряде. Раза два ей пришлось хвататься за стены узкого коридора, поскольку судно стремительно проваливалось вниз, а все еще слабые ноги отказывались ей повиноваться.
 В конце коридора виднелась лестница. Солнечный свет, падавший на нижние ступени, лился из открытого люка, сквозь который проглядывало голубое небо да виднелся угол белоснежного паруса.
 Оливия наконец выбралась на залитую солнцем палубу и сощурилась от яркой голубизны. Палуба под босыми ногами девушки оказалась гладкой и теплой, а ветер шаловливо вздымал ее импровизированное платье.
 Оливия оглянулась на деловито снующих повсюду людей; матросы со смехом и песней тянули блоки и тали, сквозь которые были пропущены канаты. Казалось, ее присутствия никто не замечает.
 Услышав знакомый зычный голос, она оглянулась и увидела хозяина корабля, стоявшего за штурвалом позади рулевого.
 Широко расставив ноги, он смотрел наверх, его золотистая грива сияла на солнце. Речь его была спокойной и неторопливой, но поза и выражение лица свидетельствовали о крайней сосредоточенности.
 Оливия на мгновение застыла в нерешительности, а затем по трапу двинулась на верхнюю палубу. Она поднималась медленно, переводя дух после каждого шага, но, несмотря на дрожь в коленях, ощущала себя легкой и свободной, как чайки, кружившиеся у нее над головой.
 — А вы, оказывается, необычайно изобретательны, — заметил Энтони, когда она ступила на ослепительно белую палубу. При виде костюма Оливии в уголках его глаз появились озорные лучики, а на губах заиграла улыбка.
 — Вы возражаете? — Оливия схватилась за поручни, ибо под порывом ветра судно резко накренилось,
 — Ни в малейшей степени. Гениальное применение вещам, которыми я совсем не пользуюсь, — ответил он, беспечно махнув рукой.
 Интересно, а где же он спал, пока она занимала его кровать? Щеки Оливии тотчас залил легкий румяней, и она сделала вид, что увлечена раскинувшейся перед ней панорамой.
 — Я поднялась без вашего разрешения… — начала она, прикрыв глаза ладонью и оглядывая водный простор. Энтони покачал головой:
 — Что ж, если вы чувствуете в себе достаточно сил… Только не забывайте, что вы три дня провели в постели.
 — По-моему, я вполне окрепла, — заявила Оливия не без некоторого лукавства.
 Впрочем, Энтони ей не поверил. Она была слишком бледна для здорового человека, и к тому же он лучше, чем кто-либо другой, знал, какое количество, настойки из пиретрума, полыни и макового сока пришлось силой влить в нее за эти несколько дней.
 — Я выгляжу бледной и слабой, поскольку только что встала с кровати, — отозвалась Оливия на его весьма красноречивый взгляд. — Мне нужно принять ванну и вымыть волосы.
 Он кивнул и слегка пожал плечами:
 — Чуть позже. Возможно, мы даже найдем для вас немного чистой воды.
 — Горячей? — с надеждой спросила она.
 — Трудновато, конечно, но если вы как следует попросите Адама…
 — Галеон слева по борту! — раздался голос над головой Оливии. Она взглянула вверх сквозь переплетение снастей и увидела крошечную фигурку на клотике рядом с верхушкой бизань-мачты.
 — Отлично! — с явным удовлетворением воскликнул хозяин «Танцующего ветра». — Теперь мы повернем на фордевинд, Джетро.
 — Слушаюсь, сэр. — Рулевой стал поворачивать штурвал. Энтони перевел взгляд на грот и принялся негромко насвистывать сквозь зубы, а затем повелительно сказал:
 — Держитесь, Оливия. Мы сейчас сделаем поворот оверштаг.
 — Сделаем что? — озадаченно переспросила Оливия. — Куда здесь можно поворачивать? — Он только рассмеялся в ответ:
 — Я и забыл, что вы новичок в морском деле. Ладно, держитесь крепче, когда поднимется стрела.
 Оливия послушно вцепилась в поручни, а Энтони выкрикнул несколько непонятных приказаний, которые заставили экипаж ринуться к снастям и ослабить ванты, отчего фрегат накренился. Массивная стрела на секунду зависла в воздухе, и грот опал. Рулевой тотчас резко повернул штурвал, парус вновь поймал ветер, и стрела с глухим шумом повернулась на правый борт. «Танцующий ветер» рывком лег на другой галс.
 Оливия увидела, что ярко раскрашенный корабль, который она заметила из каюты, теперь гораздо ближе и плывет прямо на них.
 Она подождала, пока хозяин фрегата еще раз невозмутимо взглянет на паруса, не меняя положения сцепленных за спиной рук, и спросила, указав на раскрашенный корабль:
 — Что это?
 — «Донна Елена». — Он извлек из кармана штанов телескопическую подзорную трубу, раздвинул ее и стал рассматривать приближающееся судно. — Вы когда-нибудь видели испанский галеон?
 Оливия покачала головой.
 — Вот, взгляните. — Он протянул ей трубу. Оливия прильнула к окуляру.
 — Зачем он в-вам? — Она тотчас покраснела, досадуя на появившееся легкое заикание: — Как бы мне хотелось от этого избавиться! — Звук "в" оставался самым трудным для произношения, несмотря на все ее усилия. — Такое со мной бывает, только когда я взволнована, расстроена или сержусь, — виновато добавила она.
 — Я нахожу это очаровательным, — весело заявил Энтони.
 — Неужели? — изумилась Оливия.
 Он рассмеялся, глядя на нее сверху вниз:
 — Именно! А теперь догадайтесь, зачем мне догонять галеон. Помните, я говорил вам, что живу морем?
 Оливия медленно опустила трубу. До нее постепенно доходил смысл происходящего. Он и впрямь не джентльмен.
 — Это же пиратство!
 — Совершенно верно. — Теперь Энтони взглянул на нее уже без тени улыбки.
 Он точно знал, какой ответ хотел бы от нее получить. Но оправдаются ли его ожидания? Хотя за те три дня, что он выхаживал ее после падения, ему удалось разглядеть в девушке проблеск той цельности и индивидуальности, что были присущи и его характеру.
 Но хватит ли у нее смелости раздуть эту искорку независимости в яркое пламя? Отбросит ли она осторожность и весь груз прожитых лет, чтобы с головой окунуться в рискованное предприятие?
 Вглядываясь в ее лицо, он напряженно ждал. Оливия, нахмурившись, смотрела на него, и в ее черных глазах читалось сомнение.
 — Но… н-но это опасно.
 — Именно в этом и состоит вся прелесть.
 — Разве? — удивилась Оливия. Может ли опасность быть привлекательной? Девушка бросила на пирата быстрый взгляд и почувствовала, как по ее спине пробежали мурашки. Он задумчиво ей улыбнулся, и она обнаружила, что отвечает ему заговорщической улыбкой.
 Пожалуй, надо еще раз взглянуть в подзорную трубу. Галеон выглядел гораздо крупнее их фрегата; его четыре огромных паруса раздувались от ветра. К тому же она разглядела с обоих бортов ряды весел, ритмично погружающихся в воду.
 — Идет очень быстро, — задумчиво отметила Оливия. — Он быстрее вашего корабля? В-вы можете в-вычислить его скорость?
 Легкое заикание, выдававшее волнение девушки, было тем самым ответом, которого так ждал Энтони, и он удовлетворенно улыбнулся:
 — Галеон не такой маневренный, как «Танцующий ветер», и медленнее реагирует на поворот штурвала. Впрочем, на всех парусах и при помощи гребцов-рабов он нас явно обгонит.
 — Рабов?!
 — Это каторжники. Видите весла?
 Оливия кивнула, продолжая смотреть в подзорную трубу.
 — Достаточно скоро вы сами почувствуете запах. — Губы Энтони скривились от отвращения, взгляд посерьезнел, исчезло веселье. — Их держат прикованными к веслам. И время от времени поливают водой.
 — Какое варварство! — Голос Оливии зазвенел от возмущения. — Вы освободите их, когда захватите корабль? — Энтони усмехнулся:
 — У вас нет сомнений в успехе нашего маленького предприятия?
 В ответ Оливия сверкнула глазами:
 — Разумеется, нет! Я полагаю, что вы тщательно все спланировали. Учли направление ветра, волн, наличие гребцов. Все такого рода вещи.
 — Да, конечно, — согласился он. — Все такого рода вещи были учтены.
 — Хорошо бы научиться делать такие вычисления, — задумчиво произнесла Оливия. — Математика — мой любимый предмет.
 — А разве не греческая философия? — Она на секунду задумалась.
 — Иногда я предпочитаю одно, иногда — другое. Все зависит от того, что в данный момент меня заинтересует.
 — Понятно. — Веселые искорки в глазах Энтони стали ярче, он взглянул поверх поручней.
 — Что в-везет галеон? — спросила Оливия, отбросив на время мысли об учебе. — У него ценный груз, вы не знаете?
 — Очень ценный, — ответил он так же серьезно, как и прежде. — Я тщательно выбираю свои жертвы. На его борту золотые дублоны и индийские шелка. У меня такое чувство, что я сумею распорядиться этим добром лучше, чем его испанские хозяева.
 — И вы освободите рабов? — настаивала она.
 — Если вы так хотите.
 — Хочу! — энергично кивнула Оливия. — Это куда более достойная цель.
 — Тогда мы совместим пиратство с некоторой дозой филантропии, — заключил Энтони и повернулся к стоявшему за его спиной рулевому: — Джетро, мне кажется, пора перекрыть ему ветер.
 Рулевой облизнул палец и подставил его ветру.
 — Точно, сэр. Значит, заходим с правого борта?
 — Именно. — Энтони перехватил штурвал из рук рулевого.
 — Что вы собираетесь делать? — Оливия встала рядом с ним.
 — Понаблюдайте за ветром. Он дует справа, с правого борта. Если мы зайдем с этой стороны галеона, то перекроем ему ветер и его паруса повиснут. У него останутся только весла, чтобы продолжать путь, а мы, воспользовавшись его беспомощностью, пойдем на абордаж.
 — Интересно, — задумчиво протянула Оливия. — А у вас есть пушки?
 — Батарея по каждому борту. Но мы не будем выкатывать их, пока не подойдем совсем близко. Чем позже они догадаются о наших намерениях, тем лучше. — Он взглянул на солнце и с усмешкой добавил, слегка поворачивая штурвал: — Полагаю, мы выбрали самое подходящее время.
 — Что вы имеете в виду?
 — Днем испанцы очень любят поесть, — ответил он с циничной ухмылкой. — Плотный обед, во время которого вино льется рекой, предполагает длинную сиесту. Животы у них набиты, а мозги затуманены.
 Оливия вдруг почувствовала, что проголодалась.
 — А у вас на «Танцующем ветре» бывает обед? — непроизвольно вырвалось у нее.
 — Вы голодны? — Он взглянул на нее сверху вниз. — Я и забыл, что вы три дня не ели нормальной пищи. Мы пообедаем, как положено, после боя. Сейчас плита на камбузе погашена.
 Судно настигало галеон, и атмосфера на «Танцующем ветре» изменилась. Матросы на шкафуте судна больше не смеялись и не пели. Они молча заняли свои места у поручней, став плечом к плечу, напряженные и сосредоточенные. Теперь Оливия разглядела пушки и снаряды.
 Едва они приблизились к галеону, как паруса испанского судна захлопали на ветру.
 — О, да вы перекрыли ему ветер! — негромко воскликнула она.
 И тут через сужающуюся полоску воды до нее донесся голос толстяка испанца в штанах с кружевами и в расшитой золотой тесьмой куртке. Он выскочил на корму, и хотя Оливия не понимала испанского, она без труда уловила смысл сказанного. Капитан галеона в ярости размахивал грязной салфеткой, как будто хотел наполнить ветром обвисшие паруса, и без конца кричал в рупор.
 А потом Оливия уловила запах. Отвратительный запах помойки, смесь вони гниющего мяса и собачьей конуры. Закашлявшись, она прикрыла рот рукой. Есть ей вмиг расхотелось.
 Энтони вытащил из кармана носовой платок и протянул ей.
 — Закройте нос и рот, — мрачно посоветовал он. Фрегат почти поравнялся с галеоном, и Энтони крикнул:
 — Орудия с правого борта… сети… не теряйте времени, джентльмены!
 Все произошло очень быстро. Пушки были подготовлены к бою, в воздух взметнулись абордажные сети. Спустя мгновение крючья впились в борт галеона.
 Испанец все еще кричал и подпрыгивал на корме. Оливия слышала громкий скрип весел, отвратительный звук бича и ужасные стоны и крики, ибо плеть вновь и вновь касалась исполосованных спин рабов. Команда галеона попыталась сбросить абордажные сети, но пираты уже преодолевали узкое пространство между судами.
 — Пушки по правому борту… огонь!
 Палуба под ногами Оливии вздрогнула от оглушительной канонады, и девушка не устояла бы на ногах, если бы Энтони не подхватил ее и не прижал к себе, одновременно поворачивая штурвал и подводя «Танцующий ветер» к галеону. Казалось, суда столкнутся. Раскаленный летний воздух наполнился треском расщепляемого дерева — ядра, выпущенные пушками фрегата, врезались в борт галеона.
 Оливия взглянула на Энтони, и он рассмеялся. Надо же, она ничуть не испугалась! Все ее существо переполнял дикий восторг.
 Тут же, как по команде, появился рулевой Джетро и перехватил штурвал. Энтони обнажил меч, наклонился, приподнял ладонью подбородок Оливии и поцеловал ее в губы.
 — Похоже, пиратство пришлось по душе дочери лорда Гренвилла!
 Прежде чем она успела ответить ему, он перепрыгнул через поручни на абордажные сети, а потом ринулся в гущу толпившихся на палубе галеона испанцев.
 Оливия задумчиво коснулась пальцами губ. Еще ни один мужчина не целовал ее в губы. Почувствовав легкую дрожь, она обхватила себя руками. Но страха Оливия не испытывала. Взглянув на Джетро, она удивилась его спокойствию.
 Посмотрев на людской водоворот на палубе галеона, девушка различила яркую шевелюру Энтони. Он, казалось, успевал везде; его меч сверкал подобно клинку архангела, охраняющего врата рая.
 — Все будет в порядке? — вырвалось у нее.
 — Угу! Не бойтесь, миледи. Хозяин не проиграл еще ни одного сражения, — невозмутимо ответил Джетро.
 И действительно, внизу, похоже, все успокаивалось, крики затихли, только по-прежнему пронзительно вопили чайки. Энтони прыгнул на корму галеона, где появились капитан и еще трое в расшитых галунами куртках и шляпах с перьями.
 Оливия смотрела, как пират церемонно поклонился своим жертвам, и его меч описал в воздухе сверкающую дугу. Перейти по абордажному мостику кажется совсем несложно…
 О чем это, черт побери, она думает? Похоже, разум совсем покинул ее. Какой бы безумной ни выглядела эта мысль, дочь лорда Гренвилла не собиралась пропускать ничего из выпавшего на ее долю приключения. Усмехнувшись, Оливия решительно тряхнула головой и подобрала подол своего импровизированного платья.
 — Вы можете преодолеть его за три шага. Только помните, что трап под вами будет раскачиваться.
 Услышав голос пирата, донесшийся с палубы галеона, Оливия подняла голову. В его пристальном взгляде угадывались приглашение и вызов. Она кивнула, сосредоточенно прикусив губу, отпустила поручни и прыгнула на мостик. Веревочный трап под Оливией закачался, и она вскрикнула, не столько от страха, сколько от нервного возбуждения, а затем благополучно перебралась на галеон. Спустя мгновение она уже стояла на кормовой палубе.
 — Джентльмены, разрешите представить вам леди Оливию, — сказал Энтони, еще раз поклонившись и отсалютовав мечом. — Она возьмет ваши мечи, если вы будете так любезны добровольно сложить оружие. — Он вежливо улыбнулся. — Простая предосторожность, но, уверен, вы меня понимаете.
 — Это пиратство! — выкрикнул капитан с сильным акцентом.
 — Совершенно верно, — согласился Энтони. — Пиратство в открытом море. Ваши мечи, джентльмены, пожалуйста.
 — Я не унижусь перед обычным пиратом! — крикнул один из трех плененных. — Я лучше проткну себя мечом, чем сдамся разбойнику.
 — Тогда поторопитесь, сэр. Вы можете выбрать одно из трех… — На губах Энтони мелькнула равнодушная улыбка. — Отдать свои мечи леди Оливии, броситься на них или предоставить мне снять ваши пояса. Вместе со штанами.
 Внезапно меч пирата сверкнул в воздухе, и его кончик остановился напротив обширного живота капитана,
 Пронзительно вскрикнув, тот отскочил назад. Меч последовал за ним. Три молниеносных движения — и ремень капитана вместе с оружием со стуком упал на палубу.
 — Будьте так добры, леди Оливия, — попросил Энтони. Кончик его меча двигался с ловкостью швейной иглы, и пуговицы на штанах капитана разлетелись во все стороны. Подхватив сползающий наряд, он беспомощно застыл на месте, бросая на пирата разъяренные взгляды и изрыгая ругательства.
 Три других испанца с ненавистью и страхом смотрели на своего улыбающегося мучителя.
 Оливия подобрала тяжелый меч капитана и осторожно положила его на палубу, на некотором расстоянии от владельца.
 Энтони, приподняв бровь, взглянул на оставшихся. Кончик его меча с небрежным изяществом тотчас нырнул вперед. На палубу упал второй меч, и второй испанец беспомощно подхватил штаны обеими руками.
 Упавший меч Оливия положила рядом с первым. Она еле сдерживала смех, стараясь подражать холодной сдержанности Энтони. Он же пристально смотрел на двух других испанцев; кончик его меча упирался в палубу у его ног.
 Один из них с проклятием отстегнул меч, второй тут же последовал его примеру. Энтони наклонился вперед и взял оружие.
 — Благодарю вас, джентльмены. А теперь будьте так любезны, проводите моих людей к себе в каюты. Мы освободим вас при первой же возможности.
 Он махнул рукой в сторону соединяющего палубы трапа, и Оливия увидела ухмыляющегося моряка, который ждал пленников, сжимая в руках меч и кортик.
 Моряк отвесил им нарочито вежливый поклон:
 — Сюда, джентльмены, будьте добры!
 Оливия с презрительной усмешкой смотрела, как испанцы, спотыкаясь, бредут прочь. Теперь, когда развлечение закончилось, ее едва не стошнило от поднимающегося из трюма галеона запаха.
 — Что за нелепые создания! — хмыкнула она. — Важничают в своих пышных одеждах, с набитыми едой толстыми животами, а живут за счет рабского труда голодных и измученных бедняг там, внизу.
 Энтони, вложив меч в ножны, подошел к ней. На щеке у него была кровь, и он, взяв у Оливии свой носовой платок, прижал его к порезу.
 — Кстати, что мы будем делать: передадим судно и его хозяев в руки рабов, и пусть те поступают с ними по своему разумению? Или посадим хозяев в один из баркасов и отпустим на волю? Их судьба в ваших руках.
 Оливия задумалась.
 — Наверное, рабы убьют их, как только представится возможность, — пробормотала она. — А что вы думаете?
 — Это наиболее вероятно.
 — Что ж, на все воля Божья, — безжалостно заявила она.
 — А вам не кажется, что потеря груза, рабов и галеона — достаточное наказание? — спросил Энтони, вопросительно приподняв бровь. — Освобожденные рабы получат галеон, к тому же мы оставим им немного дублонов — пусть плывут, куда пожелают.
 — По-моему, вы недостаточно кровожадны для пирата, — заметила Оливия. — Но возможно, вы правы: пусть идут каждый своей дорогой.
 — Да будет так! — Он повернулся и, свесившись вниз, отдал соответствующие распоряжения. Через минуту послышались ритмичные удары стали о сталь — это с рабов сбивали цепи.
 Оливия перегнулась через поручни и стала наблюдать за суетой внизу. Люди Энтони несли из трюма галеона ящики, корзины и тюки, быстро перетаскивали груз на «Танцующий ветер», и по их сноровке было видно, что проделывали они это не в первый раз. Команду галеона пираты согнали на шкафут судна и стали проворно разоружать, весело болтая и насвистывая, как будто присутствовали на званом обеде.
 — А как насчет дыр в обшивке корабля? Он не затонет?
 — Нет, если его новые хозяева вовремя наложат пластырь, — ответил Энтони. — Отсюда всего день пути до Бреста.
 — До Бреста? — Оливия попыталась представить себе побережье Франции. Далеко ли от Бреста до острова Уайт? Интересно, сколько времени займет дорога домой?
 Дом. Это понятие казалось таким далеким и нереальным, как будто осталось где-то в другой жизни. Внезапно волна возбуждения схлынула, и Оливия почувствовала себя очень усталой. Она с трепетом взглянула на веревочный трап. Он выглядел необыкновенно шатким и находился очень-очень высоко над бурлящей сине-зеленой водой.
 — Слишком устали, чтобы одной проделать этот путь? — произнес, подойдя к ней, Энтони.
 — Откуда вы знаете?
 — Такова уж моя работа — знать, что беспокоит членов моего экипажа, — ответил он. — Особенно самых неопытных.
 — Мне казалось, что я прекрасно справилась с разоружением негодяев, — запротестовала Оливия, забыв на минуту о своей усталости.
 — Ну конечно, так оно и было, — заверил ее Энтони. — Вы прирожденный пират. Ведь только пираты считают своих пленников негодяями.
 — И я стала думать точно так же, — задумчиво произнесла Оливия. — Разве это неудивительно?
 — О, мне все это знакомо, — небрежно откликнулся он. — Позвольте доставить вас обратно. Я вижу, вы просто мечтаете о кровати.
 Это было абсолютной правдой, хотя Оливия не понимала, как он мог догадаться о том, что занимает ее голову. Взяв девушку под локоть, он повел вдоль поручней на верхнюю палубу.
 Оливия с тревогой посмотрела на веревочный трап, и сердце ее учащенно забилось. Расстояние между судами, казалось, увеличивается на глазах, и теперь ее изумляло, как это полчаса назад она с проворством обезьяны перебралась на галеон.
 Пока она колебалась, ругая себя за нерешительность, Энтони подхватил ее на руки и крепко прижал к себе.
 — Секунду! — бросил он и, весело насвистывая, перебрался на фрегат, только раз коснувшись ногами веревочного трапа. — Теперь вы можете отправляться в кровать, а когда проснетесь, мы уже будем в пути и пообедаем… тем… что нам приготовил Адам.
 Он еще мгновение держал ее на руках, и она всем своим существом почувствовала равномерные удары его сердца.
 Поставив Оливию на ноги, Энтони быстро сдернул с ее головы синий платок — он развязался и мог быть унесен первым же порывом ветра — и завязал у себя на шее.
 — Жаль было бы его потерять — это один из моих самых любимых. — Энтони положил руки на талию девушки и отступил на шаг, рассматривая ее темно-красный пояс. — А вот этот мне нравится еще больше.
 Едва он отпустил ее, как Оливия поняла, что он шутит.
 Впрочем, сейчас ей хотелось одного — спать. Она слишком устала, чтобы чувствовать голод, слишком устала, чтобы ощущать нереальность происходящего. Покинув шканцы, она с трудом начала спускаться по трапу.
 Залитая солнцем каюта капитана выглядела так мирно, что Оливия, ни секунды не колеблясь, упала на кровать и натянула на себя стеганое покрывало.
 — Вы просто сошли с ума! Вы не в себе, как мартовский заяц. — Адам бросил сердитый взгляд на хозяина. Он служил этому человеку с тех самых пор, когда тот был еще младенцем, и прекрасно знал, когда в хозяина «Танцующего ветра» вселяется бес. Он понимал это по наклону головы и по прыгающим в глазах озорным чертикам.
 Адам точно знал причину этого настроения и не желал мириться с женщиной на борту. Она принесет несчастье. Он стоял рядом с хозяином, а нагруженный добром фрегат, оправдывая свое имя, несся по волнам, подгоняемый свежеющим ветром.
 — Что тебя тревожит, Адам? — Энтони не отрывал взгляда от горизонта, но голос его звучал весело; он, как всегда, с необыкновенной точностью читал мысли своего друга и слуги. — Она нас не предаст, — добавил он.
 — Вы-то откуда знаете? — пробормотал Адам. — Посмотрите, кто ее отец…
 — Маркиз Гренвилл. Член парламента, — пожал плечами Энтони. — Но давай не будем переносить грехи отца на дочь, Адам. По крайней мере без должных оснований.
 — Нет, это невозможно. С вами бесполезно говорить! — Адам сердито посмотрел на Энтони. — Она спокойно наблюдала, как вы захватываете «Донну Елену»…
 — Не забывай, что она сама принимала в этом участие, — прервал его Энтони, прежде чем Адам успел изложить свои доводы.
 — Позор, да и только! — заявил Адам. — Она забыла, кто она такая.
 — Это необычная женщина, — убежденно произнес Энтони и посмотрел на Адама. Взгляд его серых глаз был серьезен и сосредоточен, рот крепко сжат. — Поверь мне, Адам. Оливия Гренвилл — необыкновенная женщина.
 — Наверное, это еще одно из ваших предчувствий, — пробормотал Адам.
 — Разве они не оправдываются? — вопросительно вскинул бровь Энтони.
 — Да, но все когда-нибудь бывает впервые. И прокол тоже, — без особой уверенности произнес Адам. Мать Энтони также обладала сверхъестественной способностью видеть людей насквозь.
 — Но не в этот раз, — покачал головой Энтони.
 — А если вы собираетесь затащить ее в постель, то, надеюсь, помните, что она не деревенская шлюха… Она высокородная леди. И не следует забывать об этом!
 — Не забуду, Адам, не забуду, — рассмеялся Энтони. — Разъяренный отец не будет ломиться в мою дверь. — Он посмотрел в морщинистое лицо слуги и шутливо добавил: — По крайней мере такого еще не случалось.
 — Ага, и только одному Богу известно почему. С таким-то отъявленным повесой, как вы.
 — Глупости! — усмехнулся Энтони. — Я получал удовольствие где только возможно, как и любой здоровый мужчина.
 Адам фыркнул в ответ на это заявление, и Энтони умолк. Не то чтобы он сильно хотел затащить Оливию Гренвилл в постель — просто это неизбежно. Ясно было, что она тоже это прекрасно знает.
 Непонятно, впрочем, как станут разворачиваться события. Ценности с испанского галеона должны проделать долгий путь до сундуков роялистов и их шотландских покровителей, чтобы те могли нарушить унизительное перемирие и вновь развязать войну в английских провинциях в последней попытке сохранить верховную власть короля.
 В этом деле Кейто Гренвилл был его врагом. В данный момент в Карисбрукском замке его не было, но он скоро вернется. Возобновившиеся выступления сторонников короля и вести о его тайных сношениях с шотландцами наверняка ожесточат тюремщиков его величества. Они попытаются вывезти его с острова и вернуть в Лондон. Пока этого не случилось, Энтони надеялся на борту «Танцующего ветра» в целости и сохранности доставить короля во Францию.
 Место Оливии в этих планах выяснится потом.
 — Вы не знаете, что было на том судне, которое мародеры обчистили прошлой ночью? — поинтересовался Адам. — Наверное, там была богатая добыча. Думаете, у вас верные сведения?
 Энтони вмиг посерьезнел.
 — О да, мои сведения абсолютно надежны, Адам. Какой бы богатой ни была добыча, товар не имеет ценности, если его нельзя продать. Если тот, кто ими руководит, ищет неболтливого покупателя, он даст о себе знать. Не знаю, что мы получим, но, бьюсь об заклад, не прогадаем. Судно было торговым.
 Он отрывисто рассмеялся, и сейчас Оливия не узнала бы этого человека. Глаза его стали стальными, губы скривились. Не осталось и следа от той веселости, к которой она уже привыкла.
 — Почему бы для разнообразия не позволить другим иногда делать нашу работу? — сказал Энтони.
 Заходящее солнце разукрасило всевозможными цветами западную часть неба, а вода под «Танцующим ветром» отливала пурпуром и золотом. С камбуза потянуло ароматом готовящейся пищи. Суровость Энтони исчезла так же быстро, как и появилась.
 — Что ты приготовил нам на обед, Адам?
 — Баранью ногу на вертеле, — нехотя ответил слуга, — и то, что вы взяли со стола испанцев. Богатый выбор пирожных, немного сыра.
 — Тогда через час мы пообедаем. Моя Спящая Красавица скоро проснется. — Энтони кивнул Адаму и покинул верхнюю палубу.
 Адам покачал головой. Он не переставал удивляться, как ловко хозяин меняет обличье. Старик знал, что эта способность крепла по мере взросления Энтони, но это все еще пугало слугу, несмотря на всю его любовь к человеку, которого он воспитывал и которому служил с той дьявольской ночи, когда двадцать восемь лет назад мальчик появился на свет.




 Глава 3


 Оливия очнулась после освежающего глубокого сна и не сразу сообразила, где находится. Впрочем, услышав крики чаек и почувствовав привкус соленого морского воздуха, она все вспомнила. Ее охватил блаженный трепет. Раньше усталость заставляла Оливию сомневаться в захватившем ее волшебстве, но теперь утомление прошло, и этот странный новый мир радовал ее чудесами. Дочь лорда Гренвилла была пособницей и подстрекателем пиратов. Конечно, можно сказать, что пираты похитили ее и насильно держали на корабле в открытом море. И это будет абсолютной правдой. За исключением того, что у нее не было никакого желания оказаться в другом месте и, похоже, она ощущала острейшую жажду дальнейших приключений. Ее вкус к пиратству был только раззадорен встречей с испанским галеоном.
 «У меня оказалось гораздо больше общего с Порцией, чем я предполагала», — усмехнувшись, подумала Оливия. Незаконнорожденная племянница отца интересовалась военными действиями и даже венчалась на поле брани с мечом на боку. Оливия начала ощущать привлекательность такого рода поведения. До настоящего времени она просто считала Порцию уникальной, не подчиняющейся никаким законам, ибо подруга делала вещи абсурдные с точки зрения здравого смысла обычных людей. А может, уникальность Порции наложила отпечаток и на ее подруг? Или сама Оливия тоже была необычным человеком, но только до сих пор не подозревала об этом?
 Улыбнувшись, Оливия откинула покрывало, села и с жадностью потянула носом. Откуда-то доносился восхитительнейший запах жареного мяса, у нее даже слюнки потекли. Она с любопытством окинула взглядом каюту в поисках того, что могло бы рассказать ей о хозяине «Танцующего ветра».
 Удивительно, но ей даже в голову не приходило, что она вторгается в его личную жизнь. На столе лежали карта, секстант и компас. Она пристально вгляделась в столбики цифр, выведенные той же самой твердой рукой, что наносила на бумагу контуры ее спины. Вычисления привели ее в восторг, хотя понимание их требовало определенных математических знаний.
 Она просмотрела стоявшие на стеллажах книги. Интересная подборка. Поэзия, философия, кое-что из ее любимых классических произведений. Похоже, у хозяина судна богатый духовный мир. Она взглянула на шахматную доску, лежавшую на столике у окна. Создавалось впечатление, что игра была прервана, конечно, если только Энтони не решал шахматную задачу.
 Оливия, нахмурившись, склонилась над фигурками. Передвинув белого слона, она на мгновение застыла, устремив сосредоточенный взгляд на доску, а затем удовлетворенно кивнула. Все правильно. Теперь белые неизбежно дают мат в два хода. Не очень трудная задача, подумала она.
 Напевая вполголоса, Оливия вернулась к столу с картами и задумчиво выдвинула один из ящиков. Увидев толстую стопку бумаг, она вытащила их и разложила перед собой. Рисунки и карандашные наброски. Похоже, хозяин «Танцующего ветра» находил объекты для творчества повсюду. Судя по всему, здесь был представлен весь его экипаж.
 Оливия с восхищением смотрела на серию набросков. Некоторые лица она узнала — видела их во время своего пребывания на палубе. Вот рулевой Джетро. А на этих рисунках — занятые работой люди: они шили паруса, сращивали канаты, карабкались на реи. Или вот еще — играют, танцуют, смеются, слушают игру на лютне одного из своих товарищей, прислонившегося к мачте. На трех-четырех набросках были изображены нагие мужчины, стоявшие на палубе под насосом; их кожа блестела от воды, глаза смеялись.
 Оливия немало прочитала и просмотрела древнегреческих и древнеримских текстов и рисунков, чтобы смутиться при виде обнаженного мужского тела. К тому же художник неплохо знал анатомию. Его явно интересовало человеческое тело, о чем свидетельствовали многочисленные наброски рук, ног, бедер в различных ракурсах. Впрочем, и лицам он уделял немало внимания: всего два-три штриха, а характерный наклон головы или взгляд уже схвачены.
 — Раз мои работы не выставлены на всеобщее обозрение, значит, они предназначены только для моих глаз…
 Оливия не слышала, как открылась дверь. Испуганно вскрикнув, она подняла голову и выпустила рисунки из рук.
 В дверях каюты застыл хозяин «Танцующего ветра», и от обычного веселья в его облике не осталось и следа. Лоб его прорезала глубокая морщина, во взгляде светилось раздражение.
 — Прошу прощения, я не хотела… — вспыхнула Оливия. — Ящик стола был не заперт.
 — Естественно, потому что у моих людей нет привычки рыться в чужих вещах, — коротко ответил Энтони. В руках он держал деревянные ведра, из которых валил пар. Войдя в каюту, он пинком закрыл за собой дверь и поставил ведра на пол. — Вы хотели вымыть голову, и я принес вам воды.
 — Спасибо… — Оливия смутилась. Ей хотелось как-то исправить положение. — Я… мне действительно неловко, что я без спросу рассматривала ваши рисунки. Я… просто я не могла совладать с желанием узнать о вас хоть что-нибудь… Я отнюдь не шпионила.
 Энтони по-прежнему хмурился.
 — Вы могли бы расспросить меня, или это вам и в голову не приходило?
 — Вас здесь не было. — Оливия пожала плечами и виновато улыбнулась. — А когда я задаю вопросы, вы не особенно словоохотливы.
 — Значит, вы просто поддались порыву. — Оливия кивнула и, нахмурившись, сдвинула свои черные брови.
 — Кажется, я действовала под влиянием момента, как тогда, когда прыгнула на галеон. Хотя у меня совсем не импульсивный характер. Самая импульсивная из нас трех — Фиби.
 — Из вас трех? — удивленно приподнял бровь Энтони.
 — Фиби, Порция и я. Между нами существует некая связь… В общем, мы лучшие подруги, — добавила она, подумав, что Энтони вряд ли будет интересно слушать об их сложных взаимоотношениях.
 Похоже, она оказалась права, потому что он не стал углубляться в подробности. Повернувшись, Энтони открыл встроенный в фальшборт шкаф.
 — Рисунки очень искусные, — нерешительно произнесла все еще не оправившаяся от смущения Оливия.
 — А как насчет объектов? — спросил он, поворачиваясь к ней со стопкой полотенец в руках. — Что вы думаете о них?
 Теперь он явно подшучивал над ней: чуть насмешливая улыбка, иронические искорки в глазах.
 — Я заметила, что анатомия очень часто привлекает живописцев и рисовальщиков, — ответила Оливия, встречаясь с ним взглядом. — Я хорошо знакома с работами художников Возрождения и вовсе не ожидала увидеть фиговые листки — если вы это имеете в виду.
 Он рассмеялся, и неприятное выражение исчезло с его лица.
 — Разумеется, ученые обычно меньше смущаются при виде обнаженной натуры, чем те, кто сидит дома и занимается шитьем.
 — Я н-не умею шить, — призналась Оливия.
 — Как ни странно, но я это предвидел. — Он опустил полотенца на стол и, нагнувшись, извлек из-под кровати деревянную бадью. — Здесь достаточно горячей воды, чтобы помыться как следует, но если вы опуститесь на колени, я вымою вам голову. А потом вам надо сделать перевязку на бедре.
 — А почему у меня повязка на ноге? — поинтересовалась Оливия.
 — Там очень серьезная рана. — Энтони опустился перед кадкой на колени и поманил ее пальцем. — Длинный порез, куда попали грязь и песок, пока вы съезжали к подножию утеса. Мне пришлось наложить шов, и поэтому вы, возможно, чувствуете некоторую скованность.
 Оливия коснулась повязки под ночной рубашкой, у самого бедра.
 — Теперь я в состоянии ухаживать за собой сама, — сказала она. — И м-могу сама вымыть голову.
 — Но у вас ссадина на затылке. Я-то ее вижу, а вы — нет, — резонно заметил он. — Кроме того, Адам скоро принесет обед, а я на этот счет очень щепетилен. Так что идите сюда. — Развернув одно из полотенец, Энтони достал мыло. — Вербена, — сообщил он Оливии. — Бьюсь об заклад, вы думали, что мыло у пиратов сделано из свиного жира и древесной золы.
 Оливия не могла удержаться от смеха.
 — Пожалуй. Но вряд ли вас можно считать настоящим пиратом. Вы недостаточно кровожадны и слишком много смеетесь. Кроме того, у пиратов черные курчавые бороды и абордажные сабли в зубах. Да, и они пьют много рома, — добавила она.
 — Лично я предпочитаю добрый кларет и хороший коньяк, — многозначительно заявил Энтони, тряхнув полотенцем. — И я вполне сносный парикмахер, а также горничная… Приступим?
 Похоже, ей не оставалось ничего другого, кроме как согласиться. Оливия опустилась на колени рядом с кадкой. Энтони обернул полотенцем ее плечи и стал осторожно смачивать ей волосы.
 Горячая вода — о, это чудо! Но еще приятнее было прикосновение его рук, нежно скользивших по ее голове и умело обходивших ссадины. Каюту заполнил аромат вербены, глаза Оливии закрылись, и она погрузилась в пропитанную теплом и запахом мыла дрему.
 — Ну вот и все. — Его голос внезапно нарушил тишину. Девушка торопливо подняла голову, и вода, стекая по шее, намочила воротник ее импровизированного платья.
 — Напрасно вы поторопились, — заметил Энтони, выжимая над кадкой ее волосы. Обернув полотенце вокруг ее головы, он соорудил некое подобие тюрбана и усмехнулся: — Вам лучше сменить это… это… как вы называете свой наряд?
 — Вашей ночной рубашкой, — вставая, ответила Оливия.
 — Может, Адам уже закончил ч-чинить мою одежду?
 — Он занят на камбузе, но это не важно — у меня полно ночных рубашек, да еще и с вышивкой. У моей тетушки странные представления обо мне. — Энтони вновь открыл шкаф.
 — У вас есть тетя? — удивилась Оливия. — У пиратов теть не бывает.
 — Насколько мне известно, я появился на свет не в результате непорочного зачатия, так что у данного конкретного пирата тетя имеется… Ага, вот эта подойдет. Если мне не изменяет память, на рукавах у нее великолепные кружева. — Встряхнув одной из своих длиннющих рубашек он добавил: — И изумрудный пояс — поскольку мы переодеваемся к обеду. — Выбрав темно-зеленый шелковый шарф, Энтони закончил: — Сегодня вечером вам нет нужды прятать свои волосы.
 — Наверное, — еле слышно согласилась Оливия. Она все еще пыталась уложить в голове все, что узнала о хозяине «Танцующего ветра». — А где живет ваша тетя?
 — Тут, недалеко, — туманно ответил Энтони, бросая ночную рубашку и платок на кровать. Затем он открыл другой шкафчик, достал оттуда деревянную шкатулку и вопросительно взглянул на Оливию. — Вы ляжете на кровать, пока я буду делать перевязку? Или вам лучше стоять? Мне абсолютно все равно.
 Оливия вновь почувствовала повязку у себя на ноге.
 — Я справлюсь и сама.
 — Нет, — покачал головой Энтони. — Я уже говорил вам, Оливия, что я в некотором роде врач. Тут нечего стесняться.
 — Что вы! Одно дело — когда я была без с-сознания, и совсем другое — теперь.
 — Не вижу разницы. Я выполняю обязанности лекаря. В противном случае, уверяю вас… это было бы не так… совсем не так. Но, клянусь вам, я без труда способен воспринимать ваше тело не как мужчина, а чисто с практической и медицинской точки зрения.
 — А у вас будет… то есть вы сейчас можете реагировать как мужчина? — выпалила Оливия, удивляясь собственной смелости.
 Энтони загадочно улыбнулся.
 — О да, — тихо ответил он. — Без сомнения. Но как я уже говорил, теперь речь не об этом.
 Энтони поставил шкатулку на стол и открыл крышку, а затем, ногой подвинув к себе табурет, сел и взял Оливию за руки. Притянув девушку поближе, он повернул ее к себе спиной.
 — А теперь почему бы вам не поднять подол? Мне всего лишь нужно снять повязку.
 — Но он и так поднят, — слабо запротестовала Оливия, осторожно поднимая подол. Легкий ветерок из иллюминатора холодил ее ноги. — Так достаточно?
 — Чуть выше.
 — Но… тогда вы увидите мои ягодицы!
 — Прелестные маленькие ягодицы, — рассмеялся он. — Нет… нет, не отстраняйтесь. Прошу прощения, просто невозможно было удержаться. Обещаю не смущать вас своим взглядом, но мне нужно добраться до булавки.
 — О! — воскликнула Оливия со смешанным чувством стыда и покорности. Она подняла подол еще выше, и от ворвавшегося в каюту бриза ее ноги покрылись гусиной кожей. По крайней мере причиной такой реакции мог быть холодный воздух.
 Энтони отстегнул державшую повязку булавку. Его пальцы касались кожи Оливии, живо напоминая ей о том странном полусонном состоянии, в котором она прежде пребывала. Но теперь она была в сознании и остро реагировала на его прикосновения. Он дотронулся до внутренней поверхности ее бедра, и она непроизвольно дернулась.
 — Спокойно, — тихо сказал он, обхватив бедра девушки и удерживая ее на месте. — Я не могу делать перевязку, не прикасаясь к вам. Сейчас промою рану, смажу целебной мазью и снова забинтую. Все уже поджило, завтра можно будет снять швы.
 Оливия стиснула зубы, представив себе, что находится совсем в другом месте, а не стоит, задрав подол, перед этим незнакомым мужчиной. Наконец он еще раз плотно обернул повязку вокруг ее бедра и застегнул булавку.
 — Ну вот, теперь все.
 Оливия опустила подол, отодвинулась от него, а затем сдернула с головы полотенце, и ее влажные волосы рассыпались по намокшему тотчас воротнику ночной рубашки.
 Ее пробрала дрожь.
 — Почему бы вам теперь не вымыться и не переодеться? — спросил Энтони. — Во втором ведре еще достаточно горячей воды. Только оставьте немного для меня. — Он подошел к столу с картами и весело добавил:
 — Пиратство — дьявольски грязная работа.
 Оливия посмотрела на лохань и поднимавшийся над ведром пар, провела рукой по намокшему вороту своего импровизированного платья, а затем перевела взгляд на свежую одежду.
 — Это займет пятнадцать минут, — сказала она.
 — Не стоит торопиться. — Энтони склонился над картой, взяв в руку секстант.
 — Я позову вас, когда закончу.
 — О, полагаю, я и так узнаю, — отозвался он. Оливия нервно сглотнула.
 — Значит, вы останетесь здесь?
 — Конечно, но я отвернусь. Даю вам слово чести, — едва сдерживаясь от смеха, проговорил он.
 — Чести?! — воскликнула Оливия. — Вас нельзя назвать человеком чести. Вы пират и похититель, и вы рисуете людей обнаженными, когда они этого не видят, и не сомневаюсь — способны убивать людей. В общем, вы не джентльмен. О какой чести может идти речь?
 — Но разве вы никогда не слышали о разбойничьей чести, Оливия? — насмешливо спросил он, даже не повернувшись. — Обещаю, вы увидите лишь мою спину. Только, умоляю вас, поторопитесь. В противном случае к тому времени, когда настанет моя очередь мыться, вода совсем остынет. А я жду не дождусь мыла и чистой одежды.
 Оливия помедлила в нерешительности, а потом покорно двинулась к лохани. Ну и что, если он обернется? Он не увидит ничего такого, чего не видел раньше. Правда, тогда он действовал как врач, напомнила она себе.
 Налив в лохань воды, Оливия сняла ночную рубашку. Затем бросила быстрый взгляд на Энтони, но он, напевая вполголоса, старательно трудился над картой.
 Торопливо окунув кончик полотенца в горячую воду, она потерла его мылом и, как губкой, намылила тело. Боже, как хорошо! На миг она даже забыла об Энтони. Однако, услышав какое-то движение у себя за спиной, тотчас схватила полотенце, чтобы прикрыться. С ее губ слетело негодующее восклицание. Он же просто перешел к шахматной доске, по-прежнему не оборачиваясь.
 — Вижу, вы решили задачку, — небрежно заметил он. — Впрочем, она была не особенно трудной.
 — Тогда почему вы не закончили ее сами? — спросила она, уже торопливо вытираясь.
 — Просто меня куда-то позвали. — Взяв из деревянного ящичка несколько фигурок, Энтони расставил их по клеткам. — Посмотрим теперь, как вы справитесь вот с этим.
 Оливия сунула голову в вырез чистой ночной рубашки. Ее облегченный вздох прозвучал достаточно громко, и Энтони тут же обернулся. В глазах его пряталась улыбка. Подойдя к девушке, он обхватил ладонями ее лицо, затем провел рукой по черным влажным локонам, причесывая и взбивая ее волосы.
 — Говорил же, что я вполне приличный парикмахер.
 Он рассмеялся и осторожно дотронулся до ее губ.
 — У вас такая чудесная кожа. Прямо как густые сливки. И изумительные глаза. Черные и мягкие, как бархат.
 Оливия пристально смотрела на него. Ей впервые говорили такое.
 — Вы… вы пытаетесь меня соблазнить?
 — Пока нет. — Он вновь рассмеялся и ущипнул ее зад.
 — Я никогда не занимаюсь этим натощак. — Оливия в ужасе отшатнулась.
 — Мне кажется, вы распутник, — произнесла она. — И я не позволю вам соблазнить меня.
 — Неужели? — Он вопросительно приподнял бровь. — Хотя в данный момент этот вопрос представляет чисто академический интерес.
 Отвернувшись от нее, Энтони стянул через голову рубашку. Какая загорелая спина! А сам он высокий, стройный и гибкий…
 Оливия ощутила странную тяжесть внизу живота. Она сразу же отвела взгляд, схватила изумрудный шарф и принялась его старательно, завязывать у себя на талии. Однако, услышав звяканье пряжки ремня, она непроизвольно вновь взглянула на Энтони.
 Сбросив штаны, он как раз переступал через них. Рот Оливии приоткрылся в немом изумлении.
 — Вы сказали, что привыкли к виду мужского тела, — сказал он. — Без фиговых листков.
 Конечно! Но к виду мужского тела, изображенного на бумаге или отлитого из бронзы. Оливия не могла вымолвить ни слова. Энтони тем временем склонился над лоханью и плеснул себе в лицо воды. Взгляду Оливии предстали его плоские ягодицы, крепкий торс и сильные ноги. Между бедер Оливия рассмотрела лишь неясную тень его мужского естества.
 — Человеческое тело — величайшее из чудес, — произнес Энтони менторским тоном. — Причем любое: худое, толстое, короткое, длинное. Все изгибы, все формы его прекрасны.
 С этими словами он повернулся к ней лицом и стал тереть свой торс полотенцем, которое использовала Оливия.
 В его словах чувствовался вызов, и она не стала отводить взгляд — да и не смогла бы при всем своем желании, столь великолепно он был сложен. Солнце позолотило каждый дюйм его кожи и выбелило волосы на груди и на лобке. Оливия вдруг с изумлением поняла, что ее волнует лишь отсутствие естественной реакции с его стороны.
 Вместо понятного девического ужаса при виде обнаженного мужчины она испытала лишь смущение и разочарование. Неужели он даже не находит ее привлекательной? По его поведению этого не скажешь или она слишком неопытна и ничего не понимает? Она вдруг залилась краской, но по-прежнему жадно пожирала его тело глазами.
 — Может, предпочитаете пообедать на палубе? — непринужденно спросил Энтони. — Ночь чудесная, и на ветру ваши волосы быстро высохнут.
 К огромному облегчению Оливии, он вновь отвернулся: его спина не вызывала в ней такого волнения.
 — Вы не могли бы достать мне чистую рубашку из шкафа?
 К ней все еще не вернулся дар речи, но рубашки стали прекрасным средством переключить внимание. Когда она протянула ему чистую одежду, его бедра уже были обернуты полотенцем.
 — Премного благодарен. — Он продел руки в рукава и, не застегиваясь, подошел к другому шкафчику за чистыми штанами. — Так на палубе или в каюте? — еще раз спросил он, отбрасывая полотенце и надевая штаны. Оливия отметила, что он не носит нижнего белья. А ведь мужчины обычно надевают вниз подштанники.
 Оставив распахнутым воротник, Энтони застегнул рубашку и заправил ее в штаны. Затем застегнул ремень, поправив ножны с коротким кинжалом на бедрах.
 — На палубе, — наконец выдавила Оливия.
 — Хорошо. — Он подошел к двери и позвал Адама, который появился почти мгновенно, как будто все это время ждал за дверью.
 — Обед стынет, — проворчал он. — Что так долго?
 — Мы пообедаем на верхней палубе, — отозвался Энтони — не обращая внимания на брюзжание слуги. — Скажи молодому Неду, чтобы он убрал каюту, пока мы будем наверху… Да, Адам, пить мы будем тот кларет тридцать восьмого года.
 — Ага, — пробормотал Адам, входя в каюту. — У нас праздник, так?
 — Нам есть что отпраздновать, — ответил Энтони.
 — Да? — повторил Адам, скептически приподняв бровь, а затем многозначительно взглянул на Оливию: — Я вижу, вам не нужна ваша одежда.
 — Я взяла на время эту, — стараясь сохранять достоинство, откликнулась она. — Но чтобы покинуть корабль, мне понадобится мое платье.
 — Хотел бы я знать, когда это будет? — пробурчал Адам, доставая из буфета бутылку и два бокала. — Вот, возьмите. Энтони послушно взял их, кивнув Оливии:
 — Идемте.
 — Так когда же? — спросила она, выходя из каюты. Чтобы перешагнуть через высокий порог, ей пришлось подобрать свой широченный подол.
 — Что «когда»? — переспросил Энтони, оставив дверь открытой, так что им было слышно, как Адам гремел посудой.
 — Когда я покину «Танцующий ветер»? — раздраженно пояснила она. — Когда вы перестанете силой удерживать меня здесь?
 — Так-то вы расцениваете мои действия? — неподдельно изумился он, когда они поднимались по трапу на палубу. — Вы свалились с утеса к ногам одного из моих часовых и потеряли сознание. Мы пришли вам на помощь и стали лечить ваши раны — и это вы называете похищением?
 — Вы знали, кто я; могли послать сообщение, и кто-нибудь забрал бы меня. — Реальность вновь вытесняла волшебную сказку.
 — Да, но, как вы могли заметить, у меня нет визитных карточек. Пираты обычно не наносят визитов местной знати, — серьезным тоном объяснил Энтони; глаза его светились весельем, которое одержало верх над неожиданно возникшей в ней неприязнью.
 — Глупости какие! — возмутилась Оливия, взбираясь на верхнюю палубу. — Вы похитили меня и увезли в открытое море, вся моя семья считает, что меня уже нет в живых, и даже если я вернусь, моя репутация будет испорчена. — Она помолчала и добавила: — Впрочем, это не имеет особого значения, поскольку я не намерена выходить замуж, а такие вещи волнуют только потенциальных мужей.
 Слушая этот словесный поток, Энтони распечатал бутылку и разлил густое рубиновое вино по бокалам. Недоверчиво поморщившись, он вдохнул аромат вина, затем кивнул и протянул бокал Оливии.
 — Думаю, обет безбрачия не подразумевает обета целомудрия. Это не синонимы. — Он пристально смотрел на нее поверх края бокала.
 Оливия поперхнулась от неожиданности. Энтони заботливо похлопал ее по спине.
 — Полегче. Это слишком хорошее вино, чтобы пить его, как обычное пиво.
 — О… о, я и не собиралась! — запротестовала Оливия; — Просто оно попало не в то горло.
 — Понятно. — Он кивнул и прислонился спиной к поручням, глядя в усыпанное звездами небо. — Какая чудесная ночь!
 Похоже, он оставил тему целомудрия, и Оливия робко пригубила вино. В темно-синем небе у самого горизонта висел серп луны, а прямо над ними белел Млечный Путь. «Танцующий ветер», ведомый твердой рукой штурвального, несся среди вздымающихся волн.
 — Вы ориентируетесь по звездам?
 — Менее опасная тема, да?
 — Вы с помощью звезд определяете свое местоположение? — упрямо повторила она.
 — После обеда я все покажу, — отозвался он и притянул Оливию к себе, чтобы дать дорогу Адаму и матросам, которые поднимались на палубу со столом, стульями, корзиной с тарелками и столовыми приборами. Застелив стол белоснежной скатертью, Адам зажег масляную лампу и поставил два прибора.
 — Ну вот. Сейчас принесу мясо.
 — Миледи Оливия… — Энтони с почтительным поклоном придвинул ей стул.
 Оливия, не удержавшись от легкого реверанса, в душе посмеялась над своими босыми ногами и необычным платьем. Хозяин «Танцующего ветра» знал, как улучшить ее настроение. Словом, жестом, улыбкой он добивался желаемого. И хотя разум ее возмущался от столь грубого манипулирования, сердце поддалось его обаянию.
 Адам поставил на стол блюдо жареной баранины, нашпигованной чесноком и сдобренной розмарином, чашу запеченного в углях картофеля, а также салат из зелени и грибов.
 — Ой! — воскликнула Оливия. — Кажется, я никогда в жизни не была так голодна.
 — Только ешьте медленно, — предостерег ее Энтони. — У вас в желудке почти три дня ничего не было. Не хотите же вы, чтобы вам стало плохо?
 — Мне не будет плохо, — ответила Оливия, отрезая баранину. — Все так вкусно пахнет! Адам, вы просто гений!
 Впервые за все время выражение лица пожилого слуги смягчилось, и губы его расплылись в улыбке.
 — Хозяин прав, — хрипло отозвался он. — Желудок у вас сжался — будьте осторожны.
 Оливия энергично тряхнула головой и принялась за мясо. Вкус его был таким же восхитительным, как и запах. Затем она съела политую маслом картофелину и отерла подбородок тыльной стороной ладони, слишком голодная, чтобы вспомнить о лежащей у нее на коленях изящной салфетке.
 Энтони вновь наполнил бокалы и теперь с интересом наблюдал за своей гостьей. Было что-то очень чувственное в том, с каким огромным удовольствием она поглощала пищу. Почти с таким же энтузиазмом она утром пробиралась по веревочному трапу между «Танцующим ветром» и «Донной Еленой», чтобы принять участие в стычке. Оливия Гренвилл словно отбросила все то, что окружало и защищало ее, и обрела новое "я". Любопытно, проявит ли она такой же буйный темперамент в постели?
 Он вспомнил о ее заявлении, что она никогда не выйдет замуж, и губы его тронула улыбка. Глупое утверждение для молодой женщины ее сословия. Тем не менее, глядя на ее твердо сжатый рот и вздернутый подбородок, он подумал, что она сможет настоять на своем. Судя по всему, Оливия Гренвилл сама определяет свою судьбу.
 — Куда вы смотрите? — удивилась Оливия, внезапно заметив его пристальный взгляд.
 — О, я просто наслаждаюсь вашим наслаждением, — небрежно ответил он, откидываясь на спинку стула и поднося к губам бокал. — Мне нечасто доводится видеть, как девушка благородного происхождения ест с таким удовольствием.
 — Неужели я ем с такой жадностью? — вспыхнула Оливия.
 — Нет, — покачал головой Энтони и наклонился вперед, чтобы вновь наполнить ее тарелку. — Я просто задавал себе вопрос: что еще вы поглощаете столь же энергично?
 Положив на картошку кусочек масла, Оливия ответила:
 — Книги. Я глотаю книги.
 — Это я уже понял.
 — У вас в каюте приличная библиотека. Где вы учились? — Оливия самодовольно улыбнулась, ибо ответ на этот коварный вопрос мог дать ей ключ к прошлому пирата.
 — Я самоучка, — отозвался Энтони.
 — Не верю, — сказала Оливия, пристально глядя на него.
 — Ваше право. — Он пожал плечами и протянул руку, чтобы вновь наполнить ее бокал. — Хотите, я научу вас прокладывать курс по звездам?
 Перспектива была слишком заманчивой, и Оливия с воодушевлением кивнула.
 — Тогда идите сюда. — Он поднялся и, не выпуская из рук бокала, стал у штурвала за спиной рулевого. Затем обхватил Оливию за талию и притянул к себе, так что она вынуждена была прислониться к нему. — Видите Полярную звезду?
 Оливия пыталась вникнуть в объяснения Энтони, но острота ее ума, похоже, притупилась. Она ощущала лишь крепкие объятия Энтони, надежность его руки у нее на талии, пропитанное вином дыхание, которое ласкало ее щеку, когда он называл ей созвездия. Звезды плыли у нее перед глазами, и она чувствовала себя тупицей, ибо в обычных обстоятельствах понять смысл произнесенного не составило бы для нее никакого труда.
 Рука Энтони поползла вверх, и Оливия затаила дыхание. Но он спокойно продолжал урок, в то же самое время лаская мягкую округлость ее груди.
 — Будете десерт?
 — Да, да, — отозвалась Оливия, чуть ли не отпрыгнув от обнимавшей ее руки. — А что у нас на сладкое?
 — Пирог с ревенем. — Адам поставил на стол блюдо с пирогом и кувшин густых сливок. — Боже, ну и аппетит у вас! — пробормотал он, оглядывая опустевший стол.
 — Все так вкусно! — Сев за стол, Оливия взяла нож для пирога. Ее сердце билось слишком часто, и ей показалось, что голос слегка дрогнул, когда она, стараясь не терять самообладания, спросила: — Вы не хотите пирога, Энтони?
 Он тотчас занял свое место.
 — Забавно, но я думал, что очарование астрономии будет дольше удерживать ваше внимание. Хотя никто не может сравниться с Адамом в приготовлении пирога из ревеня.
 Оливия молча принялась за десерт. Ее не покидало ощущение свободы от всего того, что казалось ей важным в прежней жизни. И она ничего не могла понять. Знала только, что кровь бурлит у нее в жилах и что, несмотря на смущение, она чувствует себя бодрее, чем когда-либо.




 Глава 4


  - И что же там написано? — Молодой человек поднес горящую бумажку к трубке, и пивную заполнил кисловатый запах крепкого табака.
 — Предлагают продать им добычу. Они будут ждать здесь, в «Якоре», в конце недели.
 — А откуда они узнали о нашей добыче? — Темноволосый, смуглый продавец был одет в камзол из турецкого шелка и носил прическу, как у короля: тщательно завитые, напомаженные локоны рассыпались у него по плечам. Он посасывал свою трубку и сквозь клубы дыма пристально смотрел на собеседника холодными зелеными глазами.
 Тот пожал плечами:
 — Не думаю, что это такой уж секрет, сэр. Записка пришла на следующее утро. Я решил сразу же вам сообщить.
 — Еще бы! — За показной вежливостью господина таилось раздражение. — Покупатели, конечно, нужны, болван! Но откуда нам знать, что это не ловушка?
 Собеседник пожал плечами и зажег свою трубку с еще более вонючим табаком.
 — Думаю, это ваше дело, сэр. Наше — собирать добычу На это справедливое замечание молодой человек ничего не ответил.
 — Никто не рыскал вокруг? Не задавал странных вопросов?
 — Нет, сэр. Той ночью было темно, хоть глаз выколи, и сильно штормило. Судно могло и само напороться на скалы. Но весь остров считает, что кораблекрушение подстроено, — добавил он, — хотя доказать ничего невозможно.
 — Итак, покупатель знает, что кораблекрушение не случайность, — размышлял молодой человек. — И знает, к кому обращаться. Кто принес записку?
 — Он не назвался, сэр. Пришел в плаще с опущенным капюшоном. Та ночь тоже была жаркой, — задумчиво добавил собеседник. — Но он житель острова. Говорил так, как говорят местные.
 — М-м… Хозяин, принеси мне пинту портера, — внезапно крикнул молодой господин, поворачиваясь к. стойке.
 — Сию минуту, сэр. — Хозяин «Якоря», присутствовавший при разговоре, поставил на стойку перед клиентом полную кружку. — Я жду прибытия бочек, сэр, — притворно жалобным голосом протянул он. — Может, хоть намекнете, когда я смогу их получить.
 — После того как они окажутся у меня, — отрезал посетитель, поднимая кружку. Сделав большой глоток, он перевел взгляд на почерневшие потолочные балки, наблюдая за клубами дыма от своей трубки. Вот уже неделю не прибывает товар с французского берега: наверняка с судном что-то случилось. В прошлом его капитан всегда был точен, но контрабандная торговля — очень ненадежное дело. Вот почему охотники за гарантированной прибылью и те, кого не мучает совесть, совмещали контрабанду с мародерством. Годфри, лорд Ченнинг, на такой пустяк, как совесть, никогда и внимания не обращал.
 У него были покупатели контрабандных товаров, такие как хозяин «Якоря» Джордж, который уже заплатил за опаздывающий груз. Если товар не прибудет, то Годфри окажется в крайне неприятной ситуации: Джордж ведь не отличается терпением. У него был облик профессионального кулачного бойца, злоупотребляющего выпивкой, с переломанным носом, налитыми кровью глазами и багровым от лопнувших сосудов лицом. Да еще эти огромные руки, двигавшие бочонок с элем…
 Годфри вздрогнул. Если его недовольные клиенты на острове объединятся, дело примет крайне неприятный оборот.
 Впрочем, еще есть надежда. Если за интересом к награбленным товарам не кроется ловушка, то у него есть выход. Даже после того как разбойники получат свою долю, немалый куш еще останется тому, кто являлся мозгом этого предприятия.
 — Значит, вы придете на встречу с ним, сэр? — спросил хозяин. — Годфри не удостоил его ответом. — Я мог бы показать вам его, сэр, — продолжал хозяин таверны, бросая хитрый взгляд на Годфри. — Всегда рад помочь.
 Годфри ни капли не тронуло его великодушное предложение. Он со стуком опустил свою пустую кружку и еще дымящуюся трубку на стойку и встал, с неприязнью глядя на хозяина.
 — Я в состоянии справиться со своими делами сам, — бросил он.
 Хозяин насмешливо коснулся рукой лба.
 — Значит, я скоро получу коньяк, благородный сэр?
 — Черт бы побрал твою наглость! Получишь ты свой коньяк. — Годфри швырнул на стойку монету и, выходя, громко хлопнул дверью.
 Сидевший у камина человек поднялся на ноги и отправился вслед за лордом. Он сильно хромал, тяжело опираясь на палку, но, несмотря на увечье, нагнал Годфри прежде, чем тот успел сесть на лошадь.
 — На одно слово, лорд Ченнинг! — Годфри резко обернулся.
 — Откуда вы знаете мое имя?
 Незнакомец злобно улыбнулся, сверкнув маленькими карими глазками. Судя по его морщинистому лицу, он знал, что такое страдание, Годфри даже показалось, что перед ним дряхлый старик.
 — Знать все — моя профессия, — ответил он звонким голосом, и стало ясно, что он гораздо моложе, чем можно было предположить. — Мародерство и контрабанда — не лучшие способы нажить себе состояние, — добавил он, как бы приглашая к разговору.
 Сердце Годфри учащенно забилось. Неужели его сейчас арестуют? Он пристально посмотрел на собеседника.
 — Не волнуйтесь, я не болтун, — с неприятным смешком сказал незнакомец. — Мне хотелось бы предложить вам верный путь к богатству.
 — Не понимаю…
 — Что ж, давайте немного пройдемся, и я все объясню. — Годфри вновь прицепил поводья к столбу, к которому привязывали лошадей. В этом незнакомце было что-то завораживающее, глаза его так и притягивали к себе. Кроме того, его тоже не заботила моральная сторона дела.
 — К сожалению, быстрее не могу, — сказал незнакомец, шагая рядом с Годфри и намекая на свою хромоту.
 — Что с вами произошло?
 — Дуэль, — мрачно отозвался Брайан Морс.
 — Мой план принесет выгоду нам обоим — если, конечно, вы соблаговолите меня выслушать.
 — Думаю, его контрабандистское судно сбилось с пути, — размышлял оставшийся в «Якоре» посетитель, с надеждой глядя на дно своей кружки. — Сдается мне, его прибрал к рукам наш друг, а, Джордж? — Он нехотя отставил кружку.
 — Если хочешь повторить, плати, Сайлз, — объявил хозяин.
 Скривившись, посетитель полез в карман за фартингом и положил его на стойку с таким видом, будто отрывал от сердца. Хозяин сгреб монету со стойки, затем наполнил кружку элем вновь, не забыв налить эля и себе.
 — Угу, — сказал он, отирая губы. — Думаю, наш друг и есть. Только провести его куда труднее, чем этого юного лорда. — Он презрительно махнул рукой в сторону двери, за которой скрылся Годфри.
 — Знаешь, мне кажется… — сказал посетитель, пристально глядя на бутылки за стойкой. — Хочешь знать, что я об этом думаю?
 — Перестань наконец тянуть резину, давай напрямую!
 — Я думаю, Джордж, тебе лучше заказывать товар у нашего друга, а не у этого разодетого жеребца.
 — Может, и так, — ответил хозяин. — Только скажи мне вот что, Сайлз. С кем лучше иметь дело: с жадным дураком или таким умным и опасным человеком, как наш друг? Такой вот простой вопрос.
 — С нашим другом ссориться бы не хотелось, — кивнув, согласился Сайлз. — А обмануть дурака проще простого.
 — Ага, и напугать тоже. Вряд ли с нашим другом такое удастся.
 — Да уж! — энергично кивнул Сайлз. — И в любом случае наш друг не сильно увлекается контрабандой, правда? Похоже, ни одна лодка не уходит во Францию с острова без его разрешения, но, по-моему, здесь теперь жарится совсем другая рыба.
 Он заглянул в свою кружку а затем произнес:
 — Конечно, если мужчина захочет бочонок коньяка или немного кружев для своей женщины, наш друг сможет все это достать, уж будьте уверены Но, сдается мне, торговля отнюдь не постоянное его занятие. — Он задумчиво поднял глаза. — Тебе не кажется, что наш друг пробует мародерствовать? Это куда выгоднее, чем контрабанда.
 — Может, оно и так, но точно неизвестно. Он умеет держать язык за зубами, — хмыкнул Джордж, заткнул себе одну ноздрю и подмигнул. — Готов биться об заклад, что это наш друг стоял за вылазкой молодого лорда. Он очень умен и — это ведь в его духе — делает все чужими руками.
 — Возможно, — согласился Сайлз.
 Мужчины выпили в знак согласия и задумались каждый о своем.
 — Почему бы вам не пойти вниз? Глаза у вас совсем слипаются. — Откинувшись на стуле и обхватив ладонями бокал с коньяком, Энтони с легкой улыбкой смотрел на Оливию.
 Девушка подавила зевок. Ей и правда очень хотелось спать. Остатки обеда были убраны со стола, и пока Энтони наслаждался коньяком, она блаженствовала в полудреме под музыку игравшего парусами ветра.
 — Какая чудесная ночь! — восхитилась она, переводя взгляд на небо. — На берегу таких звезд не увидишь.
 — Не увидишь.
 — Когда вы вернетесь на остров?
 — Если ветер не переменится, то завтра к полудню мы увидим землю.
 — А он переменится?
 Энтони пожал плечами и улыбнулся:
 — Трудно сказать. Ветер также непостоянен, как и женщина. — Он негромко окликнул рулевого: — А ты как думаешь, Джетро? Что будет с ветром?
 — К утру может стихнуть.
 — Что я скажу дома? — Оливия оперлась подбородком на руки. — Как я им все объясню?
 — Почему мы, доходя до моста, не переходим через него
 Энтони наклонился и провел кончиком пальца по ее щеке. — Вы так боитесь очнуться, Оливия? — Она покачала головой:
 — Нет, но это всего лишь сон, и когда-нибудь мне придется проснуться.
 — Да, конечно. Но не раньше завтрашнего полудня.
 — Надеюсь, пробуждение не будет особенно неприятным, поскольку я все же похищена, — раздраженно сказала Оливия.
 — Совершенно верно… А теперь идите спать.
 Оливия нехотя поднялась со стула.
 — Мне хотелось бы спать под звездами.
 — Вы замерзнете.
 — Даже под одеялами?
 — Даже под одеялами.
 — Оливия все еще колебалась, наблюдая, как он, развалившись, вертит в руках бокал с коньяком. Энтони ответил на ее взгляд, и в его глазах мелькнула лукавая улыбка. И еще какое-то странное обещание. Она вновь почувствовала заметную тяжесть внизу живота и тянущее ощущение в бедрах.
 — Спокойной ночи. — Оливия двинулась к трапу, ведущему вниз, на главную палубу.
 Энтони ничего не ответил.
 Каюта была вымыта и прибрана; над кроватью, отбрасывая мягкий золотистый свет на полированное дерево и яркие турецкие ковры, горела лампа. Решетчатые окна были закрыты и задернуты парчовыми занавесками.
 Оливия отодвинула занавески и вновь открыла окна. Над морем царила дивная ночь. Девушка оглядела каюту еще раз. Кровать застелили свежим бельем; край покрывала был предусмотрительно отвернут. Оливия развязала изумрудный пояс, аккуратно сложила и вернула на место во встроенный шкафчик и начала уже развязывать тесьму на воротничке ночной рубашки, как вдруг взгляд ее упал на шахматную доску.
 Ах да, Энтони же предложил ей другую задачу. Она подошла ближе и задумчиво нахмурилась, теребя пальцами шнурок. Задача оказалась не такой простой, как предыдущая.
 Зевнув, Оливия потеряла к ней всякий интерес. Утром на свежую голову она за минуту все решит. А теперь главное — решить, в чем спать. Ее импровизированное платье слишком похоже на настоящее, чтобы выполнять двойную роль, и, кроме того, оно понадобится ей утром.
 С момента своего появления на «Танцующем ветре» Оливия спала обнаженной, а потому, поразмыслив, решила не менять заведенный порядок и этой ночью. Стянув ночную рубашку, девушка аккуратно, как прежде пояс, сложила и убрала ее, а затем перелезла через деревянный бортик кровати. Простыни оказались прохладными и хрустящими, а сама кровать удивительно знакомой.
 Повернувшись на бок, Оливия закрыла глаза и успела отметить, что лампа все еще горит. Впрочем, какая разница? Ей этот слабый свет не мешает, а лампа погаснет сама, когда выгорит все масло…
 Среди ночи она проснулась; в каюте было темно. И в постели был кто-то еще. К мягкой пуховой перине ее прижимала чья-то тяжелая рука. Кроме того, на ее бедре лежала чья-то нога. Замерев от страха, Оливия прислушалась к спокойному и размеренному дыханию соседа. Оказалось, он тоже был обнажен.
 — Я разбудил вас? — сонным голосом спросил пират.
 — Вы в моей постели!
 — Вообще-то это моя постель.
 Он опять насмешничал, и это чувствовалось даже сквозь пелену сна.
 — Но в ней же сплю я, — возразила она и удивилась: интересно, почему она не кричит, охваченная девическим негодованием? Ведь каждая клеточка ее тела остро чувствовала физическое присутствие Энтони. Это не сон, а реальность, реальнее и быть не может!
 — Три ночи эта кровать была моей… или четыре? — пробормотала она.
 — Эта была бы четвертой, — ответил Энтони, защекотав Оливию своим дыханием. Рука, обнимавшая ее за талию, сползла, и он положил ладонь на живот девушки.
 Она попыталась оттолкнуть руку Энтони, но это было все равно что пытаться сдвинуть гору. Кроме того, она не слишком упорствовала.
 — Раньше вы в ней не спали, — запротестовала Оливия.
 — По мнению вашего врача, вы были слишком больны, чтобы с кем-либо делить постель, — многозначительно ответил он. — Теперь ваше состояние изменилось.
 От руки неподвижно лежащей у нее на животе, исходило тепло, и — странное дёло — она не таила в себе угрозы. Другая рука Энтони тем временем коснулась ее спины, скользнула между лопаток, погладила шею, а потом обхватила затылок. Ощущение восхитительное и настолько знакомое, словно он таким образом уже прикасался к ней раньше.
 — Расслабься. Просто лежи спокойно и отдавайся чувствам.
 Целуя ее шею, Энтони свободной рукой принялся ласкать грудь Оливии. Ее соски стали твердыми, как от холодной воды. Казалось, она вновь погружается в мир грез прошедших дней, где ее разум плыл по воле волн, а тело едва чувствовало прикосновение пуховой перины.
 Пальцы Энтони ласкали ее бедра, скользили ниже, задерживаясь в мягких ямочках под коленями. Она чувствовала все его крепкое тело и представляла так ясно, как будто смотрела на него. Маленькие соски, такие не похожие на ее собственные и казавшиеся крошечными пуговичками на его широкой груди, пупок на втянутом животе, темная дорожка волос, ведущая вниз, к его мужскому естеству.
 Но то, что раньше пребывало в спокойствии, теперь буйствовало. Она ощущала его твердую плоть, прижимавшуюся к складкам между ее бедер. Восторг, грешный и неистовый, пульсировал в потаенных местах ее тела.
 Она вдруг вся напряглась, вытянув ноги, и выдохнула:
 — Я не собираюсь выходить замуж. Никогда. Я никогда не выйду замуж!
 — Похвальное намерение, — прошептал пират, касаясь губами ее волос, и его ладонь скользнула между ее бедер. — И я его разделяю.
 Он ласкал внутреннюю поверхность здорового бедра Оливии, пока она снова не расслабилась и ее тело не обмякло.
 — Но мы не можем заниматься любовью, если не намерены пожениться, — запротестовала Оливия.
 — Безбрачие совсем не то же самое, что целомудрие, — напомнил ей Энтони, касаясь языком ее уха, а затем прихватывая зубами мочку. — Мы это уже обсуждали.
 — Но… но я могу з-забеременеть, — пробормотала Оливия, удивляясь, почему это вдруг перестало ее пугать. — Тогда нам придется пожениться.
 — Я позабочусь, чтобы этого не случилось, — ответил он, и она расслышала в его голосе еле сдерживаемый смех. — Ты ведь еще невинна, несмотря на всю свою ученость. Умственные упражнения не заменят действительность, милая.
 Оливия ничего не ответила.
 Энтони перевернул ее на спину. В неярком свете, льющемся из открытого окна, она увидела его лицо. Он приблизился, чтобы поцеловать ее в губы, и она еле слышно вздохнула.
 Для мужчины у него были необыкновенно мягкие и нежные губы. Под нажимом его языка раскрылись и ее губы. Она ощутила вкус вина и коньяка, брызг соленых волн, которые раскачивали «Танцующий ветер», и ветра, наполнявшего паруса фрегата.
 С неожиданной жадностью Оливия вобрала в себя его язык, Энтони тотчас обхватил ладонями ее лицо. Она ответила тем, что взъерошила его волосы. Больше не сдерживаемые черной лентой, золотые, как гинеи, локоны Энтони рассыпались по его плечам. Когда она откинула его волосы и тоже сжала ладонями его лицо, оно осветилось загадочным сиянием луны за окном.
 — Ты мне снишься, — сказала Оливия.
 — Нет, не снюсь, — возразил Энтони и коленом раздвинул ей бедра.
 Оливия почувствовала, как ее тело подалось ему навстречу, и в ожидании наслаждения жаркая влажная волна захлестнула ее лоно. Руки Энтони скользнули под ее ягодицы и чуть приподняли. Проникновение его плоти ошеломило ее, но лишь на секунду, затем появилось ощущение блаженства, и она подчинилась его воле. Запустив пальцы в золотистый водопад его волос, она впилась зубами в его губы и мгновенно уловила ритм движений его тела.
 — Ты просто чудо, — прошептал Энтони,
 — А ты — сон, — ответила Оливия. — Пусть бы он снился мне всегда.
 — И мне тоже. — Он вдруг отстранился, так что его плоть почти покинула ее лоно.
 — Разве я предполагала, что испытаю такое? — Оливия пробежалась пальцами по его ягодицам и сильным ногам, а он все еще нависал над ней не касаясь. — Когда была погружена в решение интеллектуальных загадок…
 — Думаю, да. — Он снова медленно погрузился в нее. Затем коснулся твердого маленького комочка, о существовании которого она и не подозревала. Погладил его. Потер. А плоть его неистовствовала у нее внутри.
 Оливия больше не была Оливией. Она распалась на мириады частиц. Растворилась в Млечном Пути. Зашлась в радостном крике. Она прильнула к его телу, которое было ее связующей нитью с действительностью. Спрятавшись в его крепких и надежных объятиях, она понемногу приходила в себя.
 Энтони прижал ее к себе. Он знал — с того самого момента, когда ее принесли к порогу его расположенного на берегу дома, — что Оливия Гренвилл каким-то непостижимым и странным образом изменит его жизнь.




 Глава 5


 Она бежала по невероятно длинному коридору. Конечно же, он успеет ее поймать, прежде чем она добежит до конца. Сзади слышались его шаги, почти ленивые по сравнению с быстрым топотом ее собственных ног. «Беги, маленький кролик, беги!» — с легкой насмешкой повторял он. Дыхание толчками вырывалось из ее раздираемой болью груди, горло пересохло от страха и отчаяния. Он, как всегда, поймает ее у последнего окна, прямо перед массивной, обитой железом дверью, которая вела в комнаты их родового замка. Она почти поравнялась с окном, когда шаги у нее за спиной стали слышнее. Схватив девочку за талию, он приподнял ее над полом. Она брыкалась, молотя в воздухе своими короткими, обтянутыми чулками ножками, а он смеялся и держал ее поодаль, так что попытки освободиться походили исключительно на трепыхание попавшей в паутину мухи. «Ты еще не пожелала своему братцу доброго утра, маленький кролик, — продолжал издеваться он. — Как невежливо! Можно подумать, ты не рада видеть меня этим чудесным утром».
 Он опять посадил ее на широкий каменный подоконник, и она теперь с ужасом смотрела в его ненавистное лицо. Спустя миг он завел ей руки за спину и крепко стиснул запястья, и она знала, что если откроет рот, пытаясь закричать, он тут же заткнет его своим носовым платком и она начнет задыхаться. «Давай-ка посмотрим, что тут у нас», — почти ласково прошептал он, и его рука проникла ей под юбку…
 Оливия разорвала липкие черные путы ненавистных воспоминаний и рванулась к яркому, несущему освобождение солнечному свету реальности. Она открыла глаза. Сердце ее учащенно билось, дыхание стало тяжелым и прерывистым, как будто она все еще бежала, спасая свою жизнь.
 Задрожав, она села и обхватила колени руками. Кроме нее, в каюте никого не было, хотя подушка все еще хранила отпечаток головы Энтони. Сквозь раскрытое окно проникали лучи солнца, и вскоре паника ее улеглась, сердце забилось ровнее, дыхание успокоилось. Но ей не удавалось стряхнуть с себя ужас и страх, вызванные отнюдь не ночным кошмаром, а возрождением давно похороненных воспоминаний.
 На мраморной крышке комода с зеркалом стоял таз, а в нем кувшин с водой. Оливия отбросила простыню и встала. Все ее тело — с головы до пят — болело так, будто она только что проиграла состязания по борьбе. Вода в кувшине оказалась горячей. В мыльнице лежало вербеновое мыло, а рядом — чистые полотенца.
 Налив в таз воду, Оливия стала мыться. Намыливая бедра, она вздрогнула, внезапно осознав, что именно открыло дорогу этим жутким воспоминаниям. Ночь любви с Энтони принесла ей ту же тянущую боль, что мучила ее после того, как ее сводный брат, насвистывая и оставляя дрожащую от ужаса девочку сидеть на подоконнике, уходил прочь.
 Так было каждый день в течение того жуткого года, когда Брайан Морс жил в замке Гренвилл. Каждый раз, мучая ребенка своими грубыми руками, он тихо, но с явной угрозой шептал, что убьет ее, если она посмеет хоть кому-нибудь об этом рассказать. И спустя какое-то время оставлял, как брошенную куклу, на подоконнике.
 Сколько ей было лет? Наверное, восемь или девять. И она была настолько уверена, что он приведет свою угрозу в исполнение, что просто не позволяла себе вспоминать то страшное время.
 Оливии стало плохо. Какой знакомый приступ тошноты! Она прислонилась к комоду, ожидая, пока все пройдет. Собственная нагота теперь беспокоила ее сильнее, чем когда-либо прежде, и она лихорадочно распахнула дверцу шкафа и достала оттуда импровизированное платье.
 Только надев его, она снова почувствовала себя в безопасности. Подойдя к окну, девушка взглянула на море. Надо же — впереди земля. Горбатый силуэт острова Уайт. Они рядом с домом. Энтони говорил, что, если ветер не переменится, к полудню они увидят остров.
 Оливия отвернулась от окна и обхватила себя руками, как будто ей стало холодно, хотя солнце согревало дубовый пол у нее под ногами. Радость, похоже, покинула ее душу. Она чувствовала себя опозоренной, оскверненной, какой-то нечистой. Это было старое и знакомое ощущение, как и те отвратительные воспоминания, от которых уже не избавиться.
 Ее взгляд упал на шахматную доску. В попытке отвлечься от сонма охвативших ее чувств Оливия задумалась над задачей, которую не могла решить минувшим вечером. И вновь, как часто бывало прежде, умственная гимнастика успокоила и отвлекли ее
 — Уже решила?
 При звуках беззаботного голоса Энтони Оливия обернулась. Сердце ее вновь учащенно забилось, и она не сознавала, что смотрит на него как на внезапно возникшее перед ней чудовище; лицо ее смертельно побледнело, а глаза стали огромными черными дырами.
 — В чем дело? — Он двинулся вперед, и улыбка слетела с его губ, а голос утратил былую смешливость. — Что-то случилось?
 — Нет, — ответила Оливия и покачала головой. Ее руки сами собой поднялись, как будто она хотела оттолкнуть его, и ей пришлось заставить их опуститься. — Задача, — нерешительно сказала она. — Я п-просто задумалась.
 Она вновь повернулась к шахматной доске, но по спине ее пробежал холодок, когда Энтони подошел к ней сзади.
 Он склонился и поцеловал ее в шею, и она едва удержалась, чтобы не вскрикнуть.
 — Что случилось, Оливия? — Он положил руки ей на плечи, и она, напрягшись от внезапного отвращения, заставила себя смотреть на доску.
 Может быть, если она не будет шевелиться и говорить, он уйдет?
 Энтони озадаченно смотрел на ее склоненную голову. Что же произошло? Проснувшись, он увидел, что обнимает свернувшуюся рядом с ним Оливию. Его наполнило восхитительное ощущение полноты жизни, и он мысленно поплыл по волнам памяти о чудесах минувшей ночи. Она крепко спала, когда он с неохотой покинул ее… всего три часа назад…
 Что же все-таки произошло? Он чувствовал ее отвращение, чувствовал напряжение в попытке оттолкнуть его от себя.
 — Белую ладью на с3. Черную пешку на b3, — глухо произнесла она, не двигая фигур.
 — Да, — подтвердил он, снимая руки с ее плеч. — Совершенно верно.
 Она вздохнула с явным облегчением, но взгляда от доски не подняла.
 — Когда мы будем дома?
 — С наступлением темноты мы доберемся до нашей якорной стоянки, — ответил он, вновь поднимая руки, чтобы обнять ее. Но тотчас одернул себя. — Почему ты не говоришь мне, что случилось?
 — Ничего, — сказала Оливия, бесцельно передвигая шахматные фигуры и все еще не находя сил взглянуть на него. — Как ты думаешь, к этому времени моя одежда будет готова?
 — Адам уже сделал последние стежки. Ты проспала завтрак, но я пришел сообщить, что мы перекусим в полдень. На верхней палубе накрыт стол.
 Его ласковые слова напомнили ей о захвате «Донны Елены»… о ее радостном возбуждении… о том, к чему это привело… и о том, как она голодна. Но Оливия не могла ответить Энтони такой же нежностью.
 — Спасибо, — только и сказала она.
 Энтони выждал несколько секунд, а затем спросил:
 — Значит, ты придешь?
 — Да… да, через минутку…
 Она опять умолкла в нерешительности, и в каюте воцарилось тягостное молчание. Нахмурившись, хозяин судна направился на палубу. Неужели он ее обидел? Но это же смешно!
 Их тела и души звучали в унисон, дополняя друг друга. Он чувствовал это и понимал, что она испытывает то же самое, причем чувствовал с того момента, когда она переступила порог его дома. А теперь эта связь как будто внезапно оборвались.
 Неужели она сожалеет о ночи любви? Сожалеет, что больше не девушка? Боится последствий того, что произошло, и обвиняет в этом его? Что ж, пожалуй, несмотря на его клятву, реакция Оливии может быть непредсказуемой.
 Энтони взобрался на верхнюю палубу и встал позади Джетро, взглянув сначала на паруса, а затем на остров. Теперь уже четко различались его зеленые долины и белесые утесы. Он отдал распоряжение, и матросы полезли по вантам, отвязывая большой белый марсель и сворачивая его на реях.
 Оливия с нижней палубы внимательно наблюдала за их действиями. Все происходило четко и слаженно, каждое движение, отточено! Это напоминало ей поиск решения шахматной задачи или вывод нужной математической формулы.
 Когда она поднялась по трапу, Энтони поспешил ей навстречу. Лицо его было мрачным, огоньки в глаза погасли.
 Оливия села за стол. Тут были кастрюлька с вареными яйцами, пшеничный хлеб и горшочек масла, кувшинчик с медом, розовая ветчина а кувшин эля. Несмотря на душевные муки, она была голодна.
 Энтони сел напротив, подставил лицо солнцу и ветру и ненадолго закрыл глаза.
 — Зачем они сворачивают парус? — Она старалась говорить спокойно и заинтересованно.
 — Марсель самый заметный парус, — бесстрастным тоном объяснил он. — Я не хочу привлекать внимание.
 Энтони взял кувшин и вознамерился наполнить ее кружку. Их взгляды встретились. Оливия отвернулась, увидев недоумение и вопрос в её глазах.
 Взяв вареное яйцо, она постучала по столу, чтобы разбить скорлупу.
 — Ты хочешь подойти тайно потому, что ты пират, или это из-за войны? — спросила она, стараясь держать себя в руках.
 — Ни то ни другое.
 — Но ты же на стороне короля, — удивилась она. — Ты говорил о моем отце как о королевском тюремщике. Он, прищурившись, посмотрел на нее.
 — У меня нет времени на эту войну. Почти семь лет страну заливает кровь, брат идет на брата, отец на сына. И ради чего? Это всего лишь столкновение амбиций короля и Кромвеля. — Он коротко и довольно неприятно рассмеялся. — Я пират, контрабандист и наемник. И продаю свой корабль и свои таланты тому, кто больше заплатит.
 Горечь, сквозившая в его тоне, и это циничное заявление заставили ее содрогнуться.
 — Как я попаду домой? — почти с отчаянием спросила Оливия. Руки ее задрожали, и яйцо выскользнуло на стол. Покраснев, она подняла его.
 — В чем дело? — тихо спросил он, и его глаза вновь стали ласковыми, горечь исчезла.
 Оливия лишь покачала головой. Разве она могла рассказать о том, что ее так мучит? И как говорить об этом с человеком, который вновь вернул грязь в ее жизнь, и теперь эти воспоминания стали такими же живыми, как тот ужасный год ее детства?
 — Если вы не хотите привлекать к себе внимания, то как я попаду домой? — повторила она, счищая с яйца остатки скорлупы.
 Энтони резал ветчину. Гнев пересилил в нем обиду, потому что он не собирался поддаваться боли, которую причинял отказ. Если она не хочет, он не будет добиваться ее доверия. У него есть дела поважнее. Пусть их пути с Оливией Гренвилл и пересеклись, но она удалится, не оставив в его душе следа. Значит, на этот раз он ошибся. Интуиция обманула его. Как сказал Адам, когда-нибудь должен же случиться первый прокол. Ладно, он позволит этой невинной малютке вернуться к своей спокойной, привилегированной жизни. Она не будет страдать от нежелательных последствий — он об этом позаботился.
 — Могу я предложить вам ломтик ветчины — сухо спросил он.
 — Благодарю.
 Положив ломтик ей на тарелку, он таким же бесстрастным тоном проговорил :
 — Один из членов команды, у которого на острове семья, доставит вас на берег, а там вас встретят и отвезут домой. История, которую вы расскажете, весьма правдива. Вы оступились и упали с утеса вниз. Крестьянин по имени Джон Баркер подобрал вас и принес к себе домой, где вас лечили все это время. Жена Баркера кое-что понимает в медицине. Ее многочисленных детей мне никогда не удается сосчитать.
 На мгновение в его глазах мелькнула улыбка. Затем он помрачнел и продолжил:
 — Скажете, что несколько дней не могли вспомнить, кто вы. Когда же вы окончательно пришли в себя, вас отвезли домой. Естественно, вы будете чрезвычайно благодарны Баркерам за внимание и заботу и проследите — я в этом уверен, — чтобы лорд Гренвилл вознаградил их.
 Энтони вел себя так, будто давал ей урок достойного поведения, ибо сомневался, что она сама способна осознать свои обязательства. Оливию покоробил его менторский тон, но она не в силах была изменить царящую за столом атмосферу. Слова застревали у нее в горле.
 — Моего отца нет дома, — ответила девушка, тотчас решив, что за ним, наверное, послали. Фиби скорее всего вызвала его в связи с ее исчезновением, и он, возможно, уже здесь. И как ни тяжело предстать перед ним с лживыми оправданиями, ничто не могло быть хуже, чем находиться здесь, рядом с этим пиратом.
 Оливия его не понимала. Хозяин «Танцующего ветра» опять изменился. Его лицо стало другим, оно как-то заострилось. Золотистые волосы, снова перевязанные ленточкой на затылке, резко контрастировали с обликом Энтони. В нем не было мягкости. Не было веселья.
 — Ну, я думаю, вы или жена лорда Гренвилла сделаете это за него, — сказал Энтони и поднес свою кружку к губам.
 Его тон был настолько оскорбительным, что Оливии захотелось плеснуть содержимым своей кружки ему прямо в холодное, насмешливое лицо.
 — Прошу прощения. — С высоко поднятой головой и пылающими от гнева щеками она удалилась.
 Энтони смотрел поверх поручней на остров. Они теперь заметно приблизились, вот вроде бы и опасные камни на его западной оконечности. Они приближались к течению, огибающему мыс Святой Екатерины, но этим ясным летним днем подводные скалы никакой угрозы не представляли.
 В «Якоре» у него назначена встреча с главарем мародеров, Он медленно отхлебнул из кружки. Интересно, умен этот человек или просто жадный мерзавец?
 Его губы тронула циничная улыбка. Если это жадный глупец, его будет нетрудно обмануть. Если же он умен… тогда другое дело.
 Оливия его больше не интересовала. Она обманула его ожидания. Или он ее. Теперь не важно. Развлечения, какими бы приятными они ни были, не должны влиять на принятие решений.
 — Я закончил с платьем. Не очень-то привычная для меня работа, — прервал размышления хозяина Адам. Передавая платье Оливии Энтони, он недовольно поморщился: — Больше тут ничего сделать нельзя.
 — Полагаю, леди Оливия будет чрезвычайно благодарна, — безразличным тоном отозвался Энтони.
 — Ну да, конечно. — Адам окинул Энтони понимающим взглядом. — Что там у вас случилось? Мне казалось, что с дамой все было легко и приятно.
 — Отнеси ей одежду, Адам.
 В его словах сквозила скука. Слуга уловил настроение хозяина, и оно ему не понравилось. Он заколебался.
 — Что-то не так?
 — Хотел бы я знать… — Энтони перевел взгляд на острог, я затем пожал плечами. — Какая разница? Мне казалось… но я ошибался. — Он коротко рассмеялся. — Когда-нибудь должна же случиться первая неудача, правда?
 — Как скажете.
 — По-моему, это твои слова, — безжалостно напомнил Энтони. Однако его ответ повис в воздухе: Адам уже спускался на главную палубу.
 Оливия стояла у стола с картой, с интересом разглядывая оставленные Энтони записи и пытаясь проникнуть в их смысл. Пока она поняла лишь, что это показания секстанта и компаса. Очертания острова и побережья на карте ни о чем ей не говорили. Вода была раскрашена различными оттенками синего и помечена цифрами. Оливия погрузилась в решение загадки, уйдя в безопасный и неподвижный мир чистой мысли, Она даже не заметила, когда открылась дверь каюты.
 — Это все, что можно было сделать с вашей одеждой.
 — О, я уверена, что все чудесно, Адам! — Оливия обернулась к нему и ответила со всей теплотой, на которую только была способна.
 — Сомневаюсь, что вы не перемените свое мнение, когда взглянете повнимательнее. — Он положил платье и нижнюю юбку на кровать.
 Оливия подошла ближе и взглянула на свой наряд.
 — Да, вроде бы одежда стала короче, — с сомнением произнесла она.
 — К тому времени когда вы скатились вниз, от нее мало что осталось.
 Оливия ощутила, что обидела старика, и подхватила значительно укоротившуюся одежду.
 — Ну к-конечно, конечно. Ты просто творишь чудеса, Адам. По крайней мере я отправлюсь домой в более или менее пристойном виде, — сказала она и ослепительно ему улыбнулась. Адам кивнул. Ему не понравилась эта улыбка. Девушка была на грани срыва, и не составит большого труда вывести ее из себя. Очень странно. Возможно, этим объясняется мрачное настроение Энтони. Хозяин «Танцующего ветра» давно уже так не выглядел.
 — Наденьте, посмотрим, как сидит ваше платье, — попросил Адам и отвернулся.
 — Когда мы высадимся на берег, Адам?
 — Господь с вами, мы не будем высаживаться. — Он вновь повернулся к ней и протянул туфли, которые были на ней во время падения. — С ними все в порядке, а вот чулки превратились в лохмотья. Но думаю, вы как-нибудь обойдетесь без них.
 — Не важно, — нетерпеливо отмахнулась она. — Почему мы не будем высаживаться?
 Адам молча смотрел на нее, не зная, рассказал ли ей Энтони об ущелье, служившем безопасной гаванью для «Танцующего ветра».
 Ну конечно, Энтони говорил, что ее переправят на берег, вспомнила Оливия.
 — Значит, здесь есть бухта? — настаивала она.
 — Я не могу вам этого сказать. — Слуга почтительно кивнул ей и вышел.
 Вновь оставшись одна, Оливия встала коленями на скамью под решетчатым окном и стала смотреть, как приближается остров. Покинув судно, она больше не увидит пирата. Вот и хорошо. Она слезла со скамьи и двинулась к кровати, чтобы рассмотреть приведенные в порядок вещи. Одежда ей поможет. Надев свое платье, она снова станет собой.
 И тут ее охватила дрожь. Опять она пытается стереть из памяти то, что с ней произошло.
 Оливия сорвала с себя ночную рубашку и быстро переоделась. Платье и нижняя юбка стали короче, но Адам, в общем, оказался искусным портным, и швы были почти не видны. Она сунула босые ноги в туфли. Как странно — она ходила босиком… такая беспечная, словно погруженная в сон.
 Оливия вновь подошла к окну и стала коленями на скамью чтобы наблюдать за приближением к острову, очертания которого становились все яснее. Вот мыс Святой Екатерины. Она часто гуляла по каменистой тропинке в скалах над самым мысом. А всего несколько дней назад, перед кораблекрушением, они с Фиби устроили пикник на холме Святой Екатерины. На вершину холма вел крутой подъем, но оттуда открывался прекрасный вид на Ла-Манш и на побережье Дорсета.
 Расскажет ли она Фиби правду обо всем, что произошло? Вряд ли возможно скрыть что-либо от женщины, которая столько лет была ее ближайшей подругой и была посвящена в самые интимные подробности ее жизни.
 Дверь у нее за спиной открылась, и в каюту вошел Энтони.
 — Мне нужно закрыть иллюминатор и задернуть занавески, — сухо и бесстрастно проговорил он. — Вам, видимо, придется оставаться здесь. Место нашей стоянки является тайной. Никто, кроме экипажа судна, не должен его знать.
 Он почти обвинял ее в предательстве. Но ей легче было бы простить гнев, чем понять жалость и отвращение, которые она не могла объяснить.
 — Я знаю, что стоянка находится где-то под тропинкой, с которой я упала, — отозвалась она. — Это оскорбительно — предполагать, что я кому-нибудь выдам вас.
 Он равнодушно пожал плечами и потянулся, чтобы закрыть окно. Оливия тотчас соскользнула со скамьи, нырнув под его руками и резко отшатнувшись. Щека и веко Энтони дернулись, но Оливия не смотрела на него и поэтому ничего не заметила. Он задернул занавески, и в каюте стало значительно темнее.
 — Мы станем на якорь после наступления темноты.
 Ударив кремнем по огниву, он зажег масляную лампу над кроватью.
 — Мне нужно снять швы с вашей ноги. Я оставил бы эту работу вашему врачу, но члены крестьянской семьи, которые ухаживали за вами все эти дни, не в состоянии сами зашивать раны, и у них нет денег, чтобы платить врачу. Возникнут ненужные вопросы.
 — Не очень-то логично — вы доверяете мне во всем, что касается случившегося на корабле, но упорно скрываете место его стоянки.
 Энтони достал из шкафа деревянную шкатулку.
 — Я верю в ваш инстинкт самосохранения, — бесстрастно ответил он. — Вряд ли вы пойдете на скандал, который вызовет правда о вашем исчезновении, независимо от того, насколько вам безразлична — как вы утверждали — ваша репутация. Но даже сделав это, вы не причините мне вреда, поскольку не знаете, где искать меня и мое судно.
 Оливия подумала, что попытайся она теперь объяснить Энтони перемену в их отношениях, это все равно не помогло бы. В его глазах не было ни сострадания, ни понимания, не прощения. Как она могла ошибиться в нем?! Впрочем, Оливия отдавала себе отчет, что точно так же он, должно быть, думал о ней. Она предстала перед ним человеком, который никогда не существовал, который мог окунуться в мир грез и поддаться страсти. Она обманула его.
 — Давайте. — Он открыл шкатулку и достал пару тонких ножниц. — Это не займет много времени,
 Оливия подняла платье и нижнюю юбку и на сей раз не почувствовала никакого волнения или опасной страсти. Так, обычная процедура, которая действительно быстро завершилась. Энтони с шумом захлопнул крышку.
 — Адам останется с вами, чтобы вы не поддались искушению отдернуть занавеску.
 — Мне не нужен тюремщик, — запротестовала Оливия. — Я не буду смотреть, если вы этого не хотите. Он задержался у порога.
 — Почему, отказывая в доверии мне, вы полагаете, что я должен доверять вам?
 Она не нашлась с ответом и отвернулась от него, качнув головой.
 Вошел Адам с большой корзиной одежды, сел на скамью у окна и принялся за починку. Через минуту Оливия вернулась к своим размышлениям над картой.
 «Танцующий ветер» пробирался вдоль берега под самыми скалами по глубокому каналу, известному лишь местным морякам. В сумерках судно миновало мыс Святой Екатерины. Когда солнце село, фрегат на малой скорости проскользнул мимо заброшенных маленьких бухточек, а затем как будто растворился в скале.
 Оливия почувствовала, что движение прекратилось, и услышала грохот якорных цепей. За те часы, что они сидели в каюте, Адам уже несколько раз подливал в лампу масло. Он не делал попыток завязать разговор, и Оливия с головой ушла в изучение карт. Скоро она стала читать их так же легки, как опытный моряк.
 — Пора приготовиться к выходу на палубу, — нарушил молчание Адам, откладывая шитье, Оливия поднялась на палубу за ним следом. Было темно, и девушка различала лишь едва заметное серебристое свечсние неба и слабое мерцание звезды. Они как будто наводились в какой-то пещере. Воздух был теплым и неподвижным, совсем не таким, как в открытом море. Запахи, правда, были приятными: Оливия различала аромат морских водорослей, зеленой травы на вершине утеса, жимолости и клевера. Может, они и не высадились на берег, но земля была где-то рядом.
 — Вы готовы? — раздался у нее над ухом голос хозяина «Танцующего ветра», и она, повернув голову, встретила твердый взгляд его глубоко посаженных серых глаз.
 Ее захлестнула волна печали, раскаяния, тоска по тому, что не сбылось.
 — Прости меня, — невольно вырвалось у нее.
 — За что? — холодно и безжалостно отозвался он. Она молча покачала головой.
 — Вы сможете перелезть через поручни?
 — Да.
 — Лодка ждет внизу. К сожалению, вам придется завязать глаза, пока вы не высадитесь на берег.
 Оливия не ответила. Какое теперь имеет значение, что они будут делать? Она подошла к поручням и взглянула вниз на покачивающуюся в темноте одномачтовую лодку.
 — Мне спускаться? — Ее голос звучал ровно.
 — Да. — Энтони помог ей перелезть через поручни и сесть в лодку. Она подняла глаза. Лицо его казалось бледным, глаза блестели, как серые кристаллы льда. Сняв с шеи косынку, Энтони плотно скатал ее и бросил в лодку. Кто-то из команды поднял ее.
 Повязка на глазах Оливии была еще теплой. От нее исходил такой знакомой, родной запах Энтони, что сердце ее замерло. Она вдыхала и вдыхала в себя обволакивающую тьму, и неожиданно ужас прошлого полностью исчез. Она ощутила лишь сильное тело Энтони. Его губы. Его руки. Ей стало дурно, началось головокружение, и она ухватилась за борт шлюпки.
 — С вами все в порядке, мисс? — Озабоченный голос вернул ее к действительности.
 — Да, спасибо. Нам еще долго?
 — Не очень.
 Они удалялись от «Танцующего ветра», и Оливия прислушалась к тихому плеску весел. Внезапно ветер усилился, и она поняла, что матросы подняли парус. А потом Оливия утратила ориентацию и чувство времени. Между тем кто-то негромко запел, и ему подтянули остальные. Наконец пение смолкло. Послышался скрежет шлюпки о песок, и все стихло.
 — Теперь можно снять? — спросила Оливия, взявшись за повязку.
 — Да, мисс.
 Развязав косынку и заморгав, она вгляделась в полутьму. Непонятно, где они, ясно лишь, что это маленькая бухта. Впереди чернело море, в небо с трех сторон вздымались скалы. А вот и звездная россыпь. Никаких признаков «Танцующего ветра» Оливия не обнаружила, но она не удивилась. Они ведь довольно долго плыли на шлюпке.
 Мужчины, выпрыгнув из лодки, втащили ее на песчаный берег. Затем заботливо помогли вылезти своей пассажирке.
 — Придется подняться вверх по тропинке, мисс.
 — Ничего, я осилю, — ответила она и улыбнулась обратившемуся к ней человеку. Он выглядел очень встревоженным.
 — Подождать тебя, Майк?
 — Нет, я переночую дома. — Майк зашагал по песку к тонкой белой линии среди утесов. — Сюда, мисс. Повозка будет ждать наверху. — Оливия последовала за ним, сунув косынку Энтони в карман платья.
 Энтони рассматривал себя в зеркале. Поправив завитые усы, украшавшие теперь его верхнюю губу, он нахмурился и поднес к бровям черный карандаш.
 — Ну как, Адам? Подходяще? — спросил он с сильным местным акцентом.
 — Угу, — угрюмо ответил слуга и протянул ему вязаную шапочку, которую обычно носят моряки. — Так что же случилось с девушкой?
 Энтони не ответил. Низко надвинув шапочку на глаза, он тщательно заправлял под нее волосы.
 — Полагаю, у меня достаточно неприятный вид, — заключил он. — Зачернить зубы — прекрасная идея, правда?
 — Кажется, вы сказали, что она особенная.
 — Черт бы тебя побрал, Адам! Я не намерен это обсуждать!
 — Значит, вас сильно задело? — Адам не отреагировал на грубость хозяина. Он воспитывал его с самого рождения менял ему пеленки, поил молоком из соски, оберегал во время ужасного бегства из Богемии после битвы при Белой Горе. Он спас его и привез в семью отца, в их огромный дом в Лондоне.
 Он видел, как отвергли младенца те, кто обязан был защищать его…
 — Адам, дьявол тебя забери! Ты спишь? Набери немного вот этих румян. Мне нужно сделать свой нос багровым и распухшим. — Адам послушно взял коробочку с румянами.
 — Вы хотите превратить себя в клоуна?
 — Нет, всего лишь в любителя выпить. Поторопись. Ты управляешься со всем этим лучше меня.
 Адам сделал то, о чем его просили, проявив при этом настоящее искусство. Когда он закончил, испещренное сизыми прожилками лицо Энтони зловеще побагровело.
 — Кого вы берете с собой для охраны?
 — Сэма… но я не жду осложнений. У человека есть товар на продажу, а у меня деньги. Какие тут могут быть неприятности?
 — А если это ловушка?
 — Они не могли выследить меня. Кораблекрушение — не моих рук дело.
 — Мало ли что может быть, — мрачно произнес Адам, закрывая крышкой коробочку с румянами.
 — Я знаю, что делаю, Адам.
 — Ага. Вот что я вам скажу: вы зря затеяли эту опасную игру.
 Энтони обернулся:
 — Я дал Эллен слово, Адам, и я не отступлюсь. Мой отец предал ее, но я совсем другой человек.
 — Много будет пользы для Эллен, если вы будете болтаться на дереве.
 — Этого не случится.
 — Ваш отец тоже так думал, — мрачно сказал Адам. — И он не считал, что предает Эллен… сначала. Его голова была полна благородных мыслей. Стоя с ним на палубе «Изабеллы», мы нисколько не сомневались, что выполняем свой долг и потому правы, как вы теперь. И посмотрите, чем все это кончилось.
 — Мой отец сражался за веру, за идеалы, — коротко рассмеялся Энтони. — Он был крестоносцем. И предал женщину, которая любила его, сначала ради идеалов, а потом… — Его голос стих, а затем снова зазвучал уверенно и громко: — Но я сражаюсь ради собственных интересов, Адам. Мне гораздо легче, ибо не надо выбирать. Я сам забочусь о своей безопасности и сам принимаю решения. Я марширую только под собственный барабан. — Он слегка коснулся плеча старого слуги и, улыбнувшись, двинулся к выходу.
 — Это и есть основа моей безопасности.
 — Как скажете, — ответил Адам закрывшейся двери.
 Он тяжело опустился на скамью у решетчатого окна, раздвинул занавески и открыл окно, чтобы подышать воздухом, пропитанным ночными запахами скал, среди которых нашел убежище «Танцующий ветер».
 Двадцать восемь лет назад отец Энтони, сэр Эдвард Кэкстон, покинул Дувр в компании молодых единомышленников, добровольцев протестантской армии короля Богемии Фридриха, сражавшегося против императора-католика Фердинанда. Адам сопровождал сэра Эдварда в качестве слуги. Идеалы протестантов утонули в крови во время резни у Белой Горы.
 Отец Энтони выжил на поле брани, но не смог избежать мести императора. Агенты Фердинанда разыскали его и убили прямо на пороге комнаты, в которой его возлюбленная рожала их ребенка.
 Убийцы дождались, пока она родит, а затем перерезали ей горло и ушли, оставив забрызганного кровью ребенка лежать у нее между ног; пуповина, связывавшая его с матерью, все еще пульсировала.
 Но они не знали, что в комнате спрятался за занавеской Адам. Он ничем не мог помочь ни сэру Эдварду, ни леди Элизабет, но он спас ребенка и вдохнул в него жизнь. Выходив малыша, он привез его в Лондон к бабушке и дедушке.
 Но родители отца отвергли его. То, что Эдвард пренебрег семьей ради каких-то мнимых идеалов, а также то, что мальчик незаконнорожденным, казалось им достаточным основанием. Они прогнали слугу с ребенком со своего порога, угрожая спустить собак. И Адам отправился к единственному человеку, который, по его мнению, мог принять незаконнорожденного сына Эдварда Кэкстона.
 Эллен Лейланд, дочь деревенского дворянина, любила Эдварда Кэкстона. Он тоже любил ее, но трубный зов религиозных идеалов был сильнее. В упоении военными действиями, он забыл ее и предался греховным удовольствиям в постели леди Элизабет Богемской…
 Эллен воспитала сына своего последнего любовника, как родного. В крошечном хэмпширском рыбачьем поселке Кихевен она научила Энтони письму и математике, познакомила его с произведениями философов, привила вкус к знаниям. С помощью Адама она помогла ему найти свое место среди контрабандистов и рыбаков — людей, которых тем или иным способом кормило море.
 Энтони знал, что его отвергла семья отца и что у него нет законного места в этой жизни; он усвоил эти горькие уроки. Но он всегда чувствовал любовь Адама и Эллен, которую называл тетей, когда его об этом спрашивали.
 Он доказал свою способность выживать, подумал Адам, вставая и морщась от боли в коленных суставах. Он опытен и непредсказуем. Многие любили Энтони Кэкстона, хотя кое-кто с удовольствием отправил бы его на виселицу.




 Глава 6


 Повозка, запряженная крепкой коренастой лошадью, ожидала их наверху, в конце тропы. Кучер, паренек лет двенадцати, так и подскочил на козлах, когда следовавшая за Майком Оливия преодолела последний крутой подъем и появилась на вершине утеса.
 — Это ты, Билли? — негромко окликнул мальчика Майк.
 — Ага. Папа сказал, что сегодня ты вернешься домой и вы пропустите по стаканчику, — ответил паренек и с любопытством посмотрел на Оливию из-под нечесаной копны черных волос. — Если хозяин не против.
 — Все в порядке. Я свободен до утра, — весело отозвался Майк. Повернувшись к Оливии, он предложил ей руку: — Позвольте помочь вам, мисс. Здесь, наверное, грязновато, — сказал он с виноватой улыбкой. — Утром на этой повозке возили на рынок цыплят.
 — Ничего страшного, — откликнулась Оливия, принимая протянутую руку и взбираясь в повозку. — По-моему, пахнет скорее свиньями.
 — Ага. С рынка мама привезла поросят, — сказал паренек, вытирая козлы рукавом. — Дешево их сторговала. Майк сел в повозку рядом с Оливией.
 — Здесь недалеко, — объяснил он.
 — Вы везете меня домой?
 — Ага. Хозяин приказал, чтобы мы довезли вас до самого порога. И велел не раскрывать рта. Говорить будете вы, — ответил он и снова с беспокойством взглянул на нее.
 — Да, правильно, я знаю что нужно сказать, — успокоила его Оливия.
 — Вот и ладно. У меня самого язык не очень-то здорово подвешен. — Майку заметно полегчало.
 Паренек прищелкнул языком, и лошадь медленно двинулась по вершине утеса. Оливия не имела представления, где они пристали к берегу и в какую сторону направляются. К тому же ее сбила с толку повязка на глазах. Теперь, после нескольких дней покачивания на морских волнах, земля казалась ей непривычно твердой — повозку потряхивало на узкой дороге.
 Очень скоро они поравнялись с выстроившимися вдоль дороги домиками.
 — Вот и трактир, мисс. — Майк указал на слабый мерцающий огонек в полумиле от них.
 — Придорожный трактир в Чейле?
 — Точно, мисс. Сдается мне, дом лорда Гренвилла где-то слева.
 — На развилке повернешь, — сказала Оливия. Теперь, когда она была совсем рядом с домом, в голове ее все смешалось. Дома ли отец? Лучше бы его не было: надо сначала хорошенько собраться с мыслями и поговорить с Фиби.
 Придется рассказать Фиби правду. Просто невозможно держать такое в себе. Ну а детские воспоминания она спрячет глубоко внутри.
 Когда они проезжали мимо придорожного трактира, из открытых дверей донесся громовой хохот, и Майк с вожделением посмотрел на веселые огни. Повозка проехала мимо. На развилке Билли повернул лошадь налево, и по очень узкой дорожке они добрались до дома лорда Гренвилла всего за несколько минут. Ворота были заперты на ночь; спрыгнув с повозки, Майк позвонил в колокольчик.
 В дверях своего домика появился привратник, поднял фонарь повыше.
 — Кто там?
 — Это я, Питер. — Оливия перегнулась через край повозки, чтобы он убедился. — Открой ворота.
 — Разрази меня гром, — пробормотал привратник, а затем поднял фонарь еще выше.
 — Разрази меня гром! — повторил он, на этот раз громче, и бегом бросился отпирать ворота.
 Едва распахнулись створки, как Билли рысью направил лошадь в ворота, нахально махнув перед носом, привратника рукой.
 — Поедем к парадному крыльцу? — спросил Билли, когда впереди показались огни дома.
 — Конечно, дурень! — сказал Майк, легонько: шлепнув его. — Кого, ты думаешь, мы сюда привезли?
 — Не знаю. Никто мне не говорил, — буркнул Билли. — Слышал, что какую-то мисс.
 — Ну да, значит, больше тебе и не нужно знать, — заявил Майк,
 — Да, едем к парадному, — торопливо подхватила Оливия, хотя в ее теперешнем виде, без чулок, кухня была бы более подходящим входом.
 Наконец Билли остановил лошадь. В окнах горел свет, но крытое соломой здание имело довольно заброшенный вид, как будто жизнь в нем остановилась. Спрыгнув на землю, Майк вежливо предложил Оливии руку.
 Она ступила на посыпанную гравием дорожку и на мгновение застыла в нерешительности. Сыграть радостное возвращение будет нелегко. И все же… Гордо выпрямившись, Оливия направилась к двери, взяла молоток и властно постучала.
 Послышались чьи-то шаги, звук отодвигаемых засовов, и двери распахнулись. На пороге стоял дворецкий Биссет; его силуэт четко выделялся на фоне освещенного холла. Он смотрел на Оливию, как на привидение.
 — Да, Биссет, это я. — Оливия двинулась в холл. — Где леди Гренвилл?
 Но ему не было нужды отвечать: Фиби уже торопливо спускалась по лестнице.
 — Кто там? Кто это, Биссет?
 — Это я, — отозвалась Оливия, взбегая по ступенькам. Какое счастье — нежные объятия подруги и безопасность родного дома.
 — О, Оливия! Где ты была? Я места себе не находила! — Фиби обняла ее, и слезы радости покатились по ее щекам. — Что с тобой произошло?
 Оливия прильнула к ней.
 — Отец вернулся?
 — Нет, еще нет. — Фиби слегка отстранилась и заглянула Оливии в глаза. — Ради всего святого, где ты была?
 Оливия тотчас спохватилась — внизу ждут Майк и Билли! Она с горечью вспомнила наставления пирата относительно их вознаграждения за причиненное беспокойство, как будто она сама не знала, как вести себя с теми, кто оказал ей услугу.
 — Я все объясню позже, Фиби, а теперь нужно отблагодарить этих людей. Они были так добры ко мне. — Она приветливо махнула Майку, который нерешительно замер на пороге неподалеку от яркой полосы света, отбрасываемого лампой.
 Фиби сразу же все поняла. Ей, как и Оливии, не было нужды напоминать об обязанностях хозяйки дома. С трудом подавив нетерпение, она вышла на порог.
 — Пожалуйста, зайдите на минуту. Казалось, Биссет сейчас лишится чувств, и все же он отступил, позволяя Майку пройти в холл.
 — Майк Баркер, мадам, — неловко поклонился Майк. Фиби дружелюбно кивнула ему и повернулась к Оливии. Подруги направились в кабинет Кейто.
 — Сколько им нужно дать? — спросила Фиби, открывая сейф. — Поскольку я не понимаю, что происходит, то не могу…
 — Пять гиней, — перебила ее Оливия. Она сгорала от нетерпения поведать обо всем подруге.
 С пятью золотыми монетами в руках Оливия вернулась в холл.
 — Майк, поблагодари, пожалуйста, свою семью за все, что они для меня сделали. Мой отец обязательно отблагодарит вас, когда вернется. А это, пожалуйста, передай своей матери. Это компенсирует расходы на лекарства.
 — Угу, — пробормотал Майк, не отрывая взгляда от сверкавших на его ладони сокровищ. Необыкновенно щедрая плата за рассказанную байку и использованную повозку! Как бы то ни было, хозяин всегда платил за оказываемые услуги, а в семье хватало ртов, которые нужно кормить. Майк опустил монеты в карман.
 Билли тем временем рискнул подойти к открытой двери и теперь расширенными от удивления глазами смотрел на просторный холл с дубовым подом, начищенными до блеска медными и оловянными кубками. У стены располагался массивный камин, почему-то заполненный пахучими левкоями и бархатцами. Из холла наверх поднималась широкая винтовая лестница с резными перилами. Билли заметил, что стойки перил на лестничных маршах украшены львиными головами. В этой комнате поместился бы весь домик его семьи, и непонятно, какое назначение она имеет в домашнем хозяйстве. Вот что значит быть богатым, подумал мальчик со смешанным чувством осуждения и зависти.
 И тут он почувствовал на себе внимательный взгляд человека, открывшего им дверь. Неужели дворецкий думает, что он хочет что-то украсть? Скорчив гримасу, паренек улыбнулся прямо в его грозное лицо.
 — Перестань, Билл — резко повернулся к нему Майк. Он не видел этой безмолвной сцены, но прекрасно знал своего младшего брата. — Мы пойдем, мисс.
 Он кивнул Оливии, вежливо поклонился Фиби и поспешно удалился, подтолкнув Билли.
 Фиби быстро окинула Оливию озабоченным взглядом.
 — Ты выглядишь утомленной, — сказала она.
 — Естественно, — с усталой улыбкой отозвалась Оливия. Фиби повернулась к дворецкому:
 — Биссет, попроси миссис Биссет приготовить посеет с белым вином и принести его в спальню леди Оливии. И пошли кого-нибудь за сержантом Крэмптоном. Надо сообщить ему, что леди Оливия вернулась целой и невредимой,
 Биссет в ответ поклонился и быстро направился на кухню. Ему не терпелось сообщить миссис Биссет о необыкновенном происшествии.
 Фиби тотчас схватила Оливию за руку и почти силой потащила ее наверх.
 В спальне Оливии она закрыла дверь и обратилась к подруге:
 — А теперь, ради всего святого, скажи мне, что случилось?
 Оливия присела на кровать и с некоторым удивлением взглянула на свои голые ноги. В этой суматохе она совсем забыла, какой неприглядный у нее вид.
 — Я ушиблась. Упала со с-скалы и некоторое время не могла вспомнить, кто я. Я ударилась головой. — Она коснулась рукой ссадины на затылке. — Отец Майка подобрал меня и привез к себе в дом, а его женя лечила меня, пока я не вспомнила… к-кто я такая.
 — Правда? — спросила Фиби.
 — Ну не совсем, — вздохнула Оливия и с виноватой улыбкой встретила возмущенный взгляд подруги. — Я просто проверяла на тебе свой рассказ. Он не должен вызвать сомнений у моего отца и Джайлза. Давай вместе уточним детали.
 — Ты действительно ударилась?
 — Да. Все, что касается падения со скалы и потери сознания, — правда. За исключением того, что я всегда помнила, кто я, но не сознавала происходящего. Это был напиток… от него в голове у меня все путалось…
 — Напиток? Зелье? Тебя чем-то опоили? — Фиби в ужасе прикрылa ладонью рот.
 — Это было всего лишь лекарство, — задумчиво произнесла Оливия. — Я лежала как в тумане и большую часть времени не понимала, сплю или бодрствую. Но однажды он решил, что уже хватит, и перестал поить меня им.
 — Он? Кто? — Фиби в полном отчаянии всплеснула руками, — Оливия, пожалуйста, начни с самого начала, а то я сойду с ума.
 Она подошла к кровати и в страхе взглянула на Оливию. Здесь было что-то не так. Как будто вернулась лишь телесная оболочка прежней Оливии, а ее душа, ее личность каким-то непостижимым образом изменились.
 — Что с тобой произошло? — спросила Фиби полным муки шёпотом.
 Оливия подняла на нее взгляд.
 — Я еще не пришла в себя. У меня такое чувство, как будто я не совсем в своем уме.
 — Вот именно, — ответила Фиби. — К тому же ты не отвечаешь на мои вопросы.
 — Ты веришь в волшебные чары, Фиби?
 — Нет, я верю в медицину и физику, в рождение и смерть, в закат и восход солнца, — твердо заявила Фиби. — В этом мире нет места волшебству и сверхъестественному… разве ты не помнишь, что случилось с Мэг?
 Знахарку Мэг, которая была их подругой еще с детских лет, проведенных в Оксфорде, обвинили в колдовстве после смерти ребенка, которого она лечила. Воспоминания об этом ужасном дне навсегда остались в памяти Оливии и Фиби.
 — Я говорю не о колдовстве, — сказала Оливия. — Но ты веришь в… страсть, во влечение… в тайну влечения?
 Фиби медлила с ответом. Он присела на деревянный сундук у кровати. Разве могла она отрицать подобные вещи? Она сама была покорена любовью и чувственным влечением, этой разрушительной, непредсказуемой и опасной парочкой. Совершенно неожиданно, без какой-либо причины и вопреки всякой логике, одним зимним утром она влюбилась в маркиза Гренвилла. И с тех пор ее жизнь направлялась этими чувствами.
 — Ты кого-то повстречала? — спросила она напрямик. — Кого-то, к кому ты почувствовала влечение… и который?.. Оливия, ради Бога, о чем мы говорим? Давай перейдем к сути.
 — Я пытаюсь, — ответила Оливия. Странно, но ей почему-то трудно было говорить об Энтони. Казалось, все ею сказанное будет неправильным, несправедливым по отношению к нему, а сама она будет выглядеть обезумевшей от страсти дурочкой.
 — Я не знаю его фамилии. Он не сказал ее мне.
 — Почему? — без обиняков спросила Фиби.
 — Потому что он… ну, он не в ладах с законом, — ответила Оливия, а зачем покачала головой. — Не важно. Я все равно никогда его больше не увижу.
 — Вот это как раз и важно! — воскликнула Фиби. — Ты еще не сообщила мне ничего существенного.
 Из них трех, самых близких подруг — ее самой, Порции и Оливии, — Оливия всегда казалась наименее подверженной влиянию чувственных соблазнов, ибо самозабвенно предавалась занятиям наукой.
 По крайней мере до сих пор она была уверена, что выбрала верный путь, подумала Фиби.
 Оливия сбросила туфли и пошевелила пальцами на ногах. Она не могла упрекать Фиби за ее раздражительность. Конечно, ведь в ее словах нет никакой логики. Причина, по которой она никогда больше не увидит Энтони, не имела ничего общего с его незаконным занятием. Но возможно именно это обстоятельство поможет ей все объяснить.
 — Руфус тоже был вне закона, когда впервые встретился с Порцией, — заметила Фиби. — Но это их не остановило.
 Руфус Дикейтор, граф Ротбери, и впрямь не всегда служил образцом добродетели.
 — Порция не была отцу дочерью, — тихо произнесла Оливия. Порция и ее никудышный отец всегда пренебрегали строгими правилами, которые диктовало общество. И только после его смерти лорд Гренвилл взял Порцию под свое покровительство. Фиби гоняла, что имеет в виду Оливия, но отбросила этот довод.
 — Расскажи-ка мне лучше все-все! — Оливия тотчас выложила ей все, как было, за исключением того, что проделывал с ней в детстве Брайан… то есть что она позволяла ему проделывать с ней. Такой позор… нет, она никогда не откроет эту тайну!
 — Захватив корабль, он пристал к берегу и отправил меня домой, — закончила она, пожимая плечами.
 Фиби нахмурилась, не в силах прийти в себя от изумления. Оливия всегда громогласно и решительно заявляла, что никогда не поддастся на уловки мужчин. И вот, похоже, поддалась страсти без какого-либо сопротивления.
 — Может, лекарство так на тебя повлияло? — предположила Фиби. — Это бывает с сильнодействующими средствами. Ты знаешь, чем он тебя поил?
 Оливия покачала головой. Оказалось, что ей все равно, как Фиби объясняет ее состояние. Оно не соответствовало ее истинным чувствам, и Оливия упрямо отвергала его. Но несмотря на все попытки забыть о нем, несмотря на то что ее коробило от одолевших воспоминаний, ей, судя по всему, все же хотелось сохранить в памяти восторг той чудесной атмосферы, коей било окутано все ее приключение.
 Раздался стук в дверь, и вошла миссис Биссет с поссетом. Поставив напиток на стол, она сурово взглянула на Оливию.
 — Может, послать за доктором, леди Гренвилл? Леди Оливия выглядит сильно похудевшей.
 — Нет, спасибо. У нее была шишка на голове, но я в состоянии справиться сама, — ответила Фиби.
 Экономка застыла в нерешительности. Умение леди Гренвилл разбираться в травах ей было хорошо известно. Ее светлость, конечно, не сильна в управлении домашним хозяйством, но нельзя же отрицать другие ее таланты.
 — Хорошо, миледи.
 — Тогда вы свободны, миссис Биссет, — напомнила Фиби, видя, что экономка медлит, явно сгорая от любопытства.
 — Да, мадам. — Миссис Биссет присела в реверансе и удалилась.
 — Год назад ты не смогла бы так выпроводить миссис Биссет. Она даже не замечала тебя, — улыбнулась Оливия.
 — Да уж, — согласилась Фиби. — И теперь она называет меня леди Гренвилл, а не леди Фиби. Думаю, после рождения мальчиков я приобрела определенный вес в ее глазах. Последнее заявление заставило Оливию рассмеяться грусть на мгновение исчезла. Но лишь на мгновение. А за тем она посерьезнела и сказала:
 — Фиби, отец ничего не должен об этом знать.
 — Бог мой, конечно! — воскликнула Фиби. — Ему это совершенно ни к чему! — Она в упор посмотрела на Оливию. — Ты хочешь снова увидеть его?
 — Нет! — с жаром воскликнула Оливия, покачав головой. — Это была… это была почти что мечта, сон. Все прошло, Фиби, теперь главное — сохранить происшествие в тайне от отца.
 Фиби заколебалась. Ей не верилось, что Оливия всё забудет. Но дальнейшая настойчивость ни к чему хорошему не приведет. Фиби подала Оливии поссет.
 — Тебе нужно поспать, дорогая. Поговорим завтра утром.
 — Да! — Оливия порывисто обняла Фиби. Хорошо бы все стало так, как прежде! Сейчас ей казалось, что это возможно.
 Фиби вышла, а Оливия пригубила поссет. Приятное тепло разлилось по ее телу. Наконец чашка опустела и девушка стала раздеваться. Снимая испорченное платье, она нащупала в кармане косынку пирата и машинально сунула ее под подушку. Спустя мгновение Оливия погрузилась в сон.
 Годфри, лорд Ченнинг, явился в трактир «Якорь», что в маленькой деревушке Нитон, расположенной на берегу бухты Пакастер, и сквозь клубы табачного дыма стал вглядываться в лица посетителей. Странно, вокруг лишь местные жители, они потягивают эль и курят трубки. В помещении царила тишина, которую можно было бы назвать гнетущей, если не знать, что островитяне в большинстве своем не отличались общительностью и просто так рта не открывали. Этим вечером, похоже, никто не мог предложить достойной темы для разговора.
 Годфри подошел к стойке, беззаботно навалился на нее и вновь окинул комнату взглядом. Неужели кто-то из этих неразговорчивых крестьян и впрямь намерен купить у него награбленное добро? Судя по всему, среди посетителей не было человека со средствами, который мог бы заинтересоваться добытыми нечестным путем товарами.
 — Слушаю, сэр? — произнес за его спиной хозяин, и Годфри, вздрогнув, повернулся.
 — Что желаете? — злобно сверкнул глазами Джордж.
 — Кто этот человек, который назначил мне встречу?
 — Еще не знаю, — ответил хозяин. — Что подать?
 — Портер. — Похоже, у него нет выбора.
 Хозяин наклонился к кожаной фляге и наполнил кружку.
 — Три пенса.
 — С каких это пор? — поинтересовался Годфри. — Всегда был пенни и три фартинга.
 — Цены растут, сэр. Поставки сокращаются, — многозначительно ответил хозяин.
 — Портер ты получаешь не от меня, — возмутился Годфри.
 — Поставки коньяка сократились еще больше, — пожал плечами хозяин.
 Годфри с трудом сдержал свой гнев. Наглость Джорджа возмутительна, но, к сожалению, ему нечего ответить.
 — Я ожидаю прибытия судна, — сказал он, опустив глаза.
 — Немного запаздывает, а?
 — Ты сам прекрасно знаешь, черт побери! — взорвался Годфри. Хозяин «Якоря» знал, что он находится в отчаянном положении, и без зазрения совести этим пользовался. Правда, теперь Годфри знает способ раз и навсегда решить свои финансовые проблемы. И тогда Джордж и ему подобные быстро вспомнят о хороших манерах.
 — Так, может, мне поискать других поставщиков? — спросил хозяин. — Только я хочу вернуть потраченные деньги.
 Годфри ничего не ответил. Он демонстративно отвернулся и снова оглядел посетителей. Будь он проклят, если еще раз обратится за помощью к Джорджу!
 — Тот, кто вам нужен, сидит в углу, у камина, — наконец сообщил Джордж. — Ждет вас уже, кажется, около часа.
 Годфри с деланным безразличием пожал плечами. Он знал, что должен заплатить за информацию. Что ж, если сегодняшняя встреча пройдет успешно, с деньгами проблем не будет. Годфри пристально взглянул на человека, поджидавшего его, и испытал глубокое разочарование. Неприглядного вида посетитель в рыбацкой одежде, с обвисшими сальными усами и красным лицом.
 — Вон там? — удивился Годфри, не зная, как отреагировать. У рыбака, похоже, нет денег даже на выпивку.
 — Угу.
 — Как его имя? Я заплачу за эту информацию.
 — Он не из тех, кто называет свое имя первому встречному, — ответил хозяин.
 — Годфри отодвинулся от стойки, взял в руки кружку, и подошел к предполагаемому покупателю.
 — Вы позволите вас угостить?
 Посетитель поднял голову. Его глаза были налиты кровью, улыбка обнажила сильно почерневшие зубы.
 — Да благословит вас Господь, сэр. Вы так добры. Я не отказался бы от глоточка бренди. Только скажите Джорджу, чтобы налил из особой фляги. Нечего поить нас разбавленной бурдой, что он предлагает тем, кто в этом не разбирается. Мы-то с вами совсем другое дело. — Он ухмыльнулся и заговорщически подмигнул.
 Годфри внутренне содрогнулся, но промолчал. Можно только гадать, сколько сдерет с него Джордж за глоток лучшего бренди. Тем не менее он с веселым видом повернулся к стойке и приказал:
 — Два коньяка, Джордж. Самого лучшего!
 — Может, вы сядете, сэр? — Собеседник Годфри указал на табурет. — Не будем же мы говорить о делах стоя.
 Годфри тотчас ногой придвинул к себе табурет и сел. Опилки на полу у него под ногами были пропитаны пролитым элем и всякой дрянью, которую Годфри предпочел особенно не рассматривать. Грызший тут же мозговую кость шелудивый пес ощетинился и грозно зарычал — нечего, мол, претендовать на мою добычу.
 Хозяин пинком успокоил собаку и поставил на стол две оловянные стопки с коньяком.
 — По шиллингу за порцию, сэр.
 — Это же грабеж средь бела дня! — не сдержал возмущения Годфри.
 — Так поставки же сократились, — вновь затянул свою песню хозяин.
 — Возьми, Джордж. — Собеседник Годфри порылся в кармане и кинул на стол пару серебряных монет. — Но за это ты нам нальешь по второй.
 Хозяин сгреб монеты и ухмыльнулся:
 — Как прикажете, друг мой.
 Незнакомец кивнул и попробовал коньяк. Напиток пришелся ему по вкусу, и он снова кивнул. Хозяин вернулся за стойку.
 — А теперь, молодой человек, перейдем к делу. Чем располагаете?
 Годфри сделал глоток коньяка, пытаясь понять, что его беспокоит в отталкивающей внешности собеседника. Держался он на редкость властно, и, несмотря на его сгорбленную фигуру в рваной и грязной одежде, создавалось впечатление, что он контролирует все происходящее.
 — Шелк… частично расписной, — ответил Годфри, постукивая пальцем по грязному столу. — Бархат и кружева из колоний.
 — Шелк не терпит соленой воды. Как я понимаю, все это осталось после кораблекрушения, — отозвался незнакомец, и что-то холодное и неприятное мелькнуло в его глубоко посаженных серых глазах.
 — Он находился в сундуках, — сказал Годфри, презирая себя за то, что оправдывается. — Был защищен от воды. — Собеседник кивнул:
 — И, осмелюсь предположить, его вытащили в первую очередь. — Глаза «рыбака» опять сверкнули, а в голосе послышались сардонические нотки.
 Годфри опять пришлось подавить свой гнев. В данный момент он бессилен и снесет оскорбления этого отвратительного простолюдина; но скоро все изменится.
 — Такова моя профессия, — ответил он. — Полагаю, вы понимаете.
 Собеседник вновь отхлебнул коньяк и, повернувшись к стойке, махнул Джорджу. Тот кивнул и подошел к ним с бутылкой бренди, чтобы вновь наполнить стопки.
 Когда он удалился, незнакомец сухо спросил у Годфри:
 — Итак, что еще, кроме тканей? Чай? Серебро? Стекло? Фарфор? Судно было торговым, ведь так?
 — Угу! — Взгляд Годфри стал колким. — И очень богатым. Нам здорово повезло.
 — Да уж, — пробормотал покупатель. — Жаль только, что везение для одних — это несчастье для других.
 Это было уже слишком! От этих издевательских слов Годфри привстал с табурета. Затем
 снова сел и пожал плечами:
 — Как бы то ни было, я хочу поделиться своей удачей. Иначе вы не сидели бы здесь.
 — Разумно, разумно, молодой человек, — произнес незнакомец неожиданно примирительным, почти заискивающим тоном, отчего Годфри почувствовал себя неуверенно, как будто стоял на зыбучем песке. — Так вот, я хотел бы взглянуть на товар, — продолжил он. — Я не покупаю вслепую.
 — Сколько вы собираетесь купить? — Сердце Годфри учащенно забилось в предвкушении удачи. Незнакомец пожал плечами:
 — Все зависит от того, что я увижу. Если ваш товар мне подойдет, я возьму много. Как я уже сказал, главное — качество.
 — Весь товар… — Годфри попытался скрыть свое ликование и решительно произнес: — За весь товар я прошу тысячу.
 Незнакомец вскинул бровь:
 — Согласен, если он того стоит.
 Годфри задумался. Теперь уверенность покинула его, по спине пробежали мурашки. Откуда у этого жалкого человека такая сумма? Может, это ловушка?
 — Не беспокойтесь, мой юный лорд, я вас не выдам. — Голос незнакомца теперь звучал мягко, а глаза внезапно стали ясными и, к немалому удивлению Годфри, молодыми.
 И опять ему показалось, здесь что-то не так.
 — Когда вы хотите взглянуть на товар? — Он постарался овладеть собой.
 — Завтра в полночь. Встретимся в бухте Пакастер. — Незнакомец поднялся и оттолкнул табурет ногой, затем сунул руки в карманы и посмотрел на Годфри сверху вниз. — Буду ждать не больше четверти часа. Приходите один. Я тоже буду один.
 — Почему я должен вам верить? — спросил Годфри.
 — По той же причине, по какой я должен верить вам. — «Рыбак» пожал плечами, повернулся и вышел из трактира.
 Годфри смотрел ему вслед. Незнакомец сутулился, но это почти не уменьшало его рост и совсем не скрывало гибкость и силу его худощавого тела. Кто он такой? Чем занимается? Одно несомненно — он не тот, за кого себя выдает.
 Годфри помрачнел; он ненавидел тайны, тем более сопряженные с риском. Когда не знаешь, с кем имеешь дело, можно и недооценить партнера, а это приведет к полному краху. Нет, надо действовать осторожнее. Годфри поднял глаза и встретился взглядом с хозяином. Тот вновь злобно ухмылялся.
 Демонстративно не обращая внимания на вызов во взгляде хозяина, Годфри презрительно сплюнул в камин и вышел. Отвязав лошадь, он поехал к Карисбруксому замку, пытаясь собраться с мыслями. Ясно, что неприглядная внешность собеседника была всего лишь маскировкой, а значит, неприятный и дерзкий покупатель обладает необходимой суммой. И это главное.
 Стражи остановили Годфри у самого пандуса, ведущего к сводчатым воротам замка. Открыв ворота, его впустили и он направился прямо в свои покои в доме наместника. Его комната находилась в северной стороне здания, рядом с охраняемым помещением, которое теперь занимал король. Три попытки короля бежать истощили терпение как наместника, полковника Хаммонда, так и парламента. Его величество переселили из просторных апартаментов в доме коннетабля в более надежное и хорошо охраняемое место. Тем не менее он по-прежнему ежедневно давал аудиенции в большом зале, примыкающем к его бывшей спальне.
 Лорд Ченнинг был одним из конюших наместника. Эта должность, хотя и не приносила особого дохода, давала ему право на комнату и стол, а также на содержание лошадей — большое облегчение для кошелька любого дворянина.
 Такие условия для юного отпрыска древнего, но обедневшего рода были вполне приемлемыми. Однако Годфри с его амбициями это не устраивало. Он был по уши в долгах. Стиль жизни, достойный, по его мнению, их знатной фамилии, требовал большого количества денег. Одна одежда стоила ему целое состояние, и, хотя контрабанда и мародерство немного восполняли финансовые дыры, собственное мотовство и безрассудство поставили его в зависимость от таких людей, как хозяин «Якоря» или потенциальные покупатели вроде того, кого он ублажал сегодня вечером.
 Он добрался до своей комнаты, все еще в ярости от перенесенного унижения.
 — У вас такой вид, как будто вы обманулись в своих ожиданиях, — заметил Брайан Морс. Он сидел за столом у камина; перед ним лежал лист пергамента. Передвинув свечу, Брайан осветил лицо Годфри. — Ваше дело не увенчалось успехом?
 Годфри пожал плечами и наполнил оловянный кубок вином из лежавшей на столе кожаной фляги. Надо же, за время его отсутствия фляга стала гораздо легче. Брайана Морса явно мучила жажда.
 — Этот человек негодяй, — ответил он. Брайан негромко усмехнулся:
 — Как и все мы, друг мой? Разве не так? — Он сделал глоток из своего кубка. — Я сочинял письмо вашему потенциальному тестю. — Морс указал на лежавший на столе лист пергамента. — Чтобы привлечь его внимание, главное — найти верные слова. А когда вы встретитесь с моей маленькой сестричкой, не забудьте продемонстрировать то, что ей понравится. Тут поможет знание греческой поэзии… умение играть в шахматы… интерес к теоремам Пифагора. — Он вопросительно вскинул бровь.
 Годфри опустился на табурет у камина и протянул к огню ноги.
 — Я человек действия, — с некоторой долей самодовольства заявил он. — У меня нет никакого образования… не было на это времени.
 — Тогда вам придется немного пообтесаться, — откровенно заявил Брайан. — Потому что, уверяю вас, этот маленький приз не достанется человеку, который гордится отсутствием образования.
 — Вот уж чего терпеть не могу — беседовать с синим чулком, — нахмурился Годфри.
 — Она очень богата и довольно мила, насколько я помню. — Тонкие губы Брайана на Мгновение растянулись в задумчивой улыбке. — Нос ее, правда, немного длинноват — как у всех Гренвиллов, — И она слегка заикается. Но, имея соответствующий стимул, мужчина способен привыкнуть ко всему.
 Годфри насмешливо взглянул на освещенное огоньком свечи лицо Морса.
 — И разумеется, когда я жёнюсь на наследнице, то щедро вознагражу вас.
 — Ну не думаете же, вы, что я предлагаю свою помощь даром? — Брайан неодобрительно прищелкнул языком, — Я очень нуждаюсь в скромном доходе, и, кроме того, у меня с лордом личные счеты. Увидеть, что дочь Кейто вышла замуж за человека… с вашими моральными принципами, скажем так, доставит мне удовольствие.
 Брайан поднялся, облокотился на край стола и потянулся за своей тростью.
 — Прочитайте письмо, внесите в него изменения, если хотите, но придерживайтесь указанной линии. Поверьте, я, очень хорошо знаю Гренвиллов, перепишите своей рукой и отправьте.
 — Мое происхождение и моя семья достойны Гренвиллов, — резко отозвался Годфри.
 — О да, мой милый мальчик, в этом нет сомнений. Но не вы сами, мой друг, не вы сами! — рассмеялся Брайан и заковылял к двери, — Я уезжаю. Мне больше не стоит показываться в замке. И не дай Бог столкнуться со своим приемным отцом: он думает, что я мертв и похоронен в Роттердаме. Вы найдете меня в Вентноре неподалеку от Халла. Я буду руководить вами оттуда.
 Годфри был слишком рассержен, чтобы пожелать гостю счастливого пути. Он запросто послал бы его куда подальше, но Морс предложил ему выгодную сделку, а возможность выбирать партнеров предоставляется не всегда.
 Стоило Адаму один раз взглянуть на Энтони, взошедшего на палубу «Танцующего ветра», как он решил придержать язык. Хозяин пребывал в отвратительном настроении. За ним не водилось привычки вымещать свое настроение на команде судна, но экипаж мудро считал, что лучше не попадаться хозяину на глаза, когда они становились холодными и отсутствующими, как сегодня.
 — Бренди, Адам, — коротко приказал он, спускаясь по трапу на нижнюю палубу.
 — Хотите есть?
 — Нет.
 Адам пожал плечами и отправился за бутылкой.
 Энтони вошел в каюту и на мгновение застыл в потоке льющегося из открытого окна лунного света. Он глубоко вздохнул и словно бы ощутил присутствие Оливии.
 Глупости! Сентиментальная ерунда! Сдернув вязаную шапочку, Энтони швырнул ее на скамью. Затем подошел к зеркалу и, скривившись, дернул за фальшивые усы. От боли глаза его наполнились слезами, но сентиментальность прошла. Обмакнув губку в воду, а затем в блюдечко с солью, которое приготовил Адам, он счистил черный налет с зубов. Вода и мыло чуть позже удалили румяна.
 Хозяин как раз снимал с себя отвратительный костюм рыбака, когда с фляжкой бренди в руках вошел Адам.
 — Сэм говорит, что вы назначили встречу на завтра, так?
 — Точно. Я возьму с собой Сэма и еще одного человека в качестве охраны. Хотя вряд ли этот негодяй попытается что-нибудь предпринять: уж очень сильно он во мне нуждается. В столь отчаянном положении он напоминает голодную крысу. — Энтони плеснул в стакан коньяк и выпил, а затем налил снова.
 — Что, противный привкус во рту, да?
 — Как из помойной ямы. Надо бы узнать, кто он.
 — Думаете, Джордж из «Якоря» знает?
 — Сомневаюсь. Этот человек негодяй и испытывает острую нужду, но мне кажется, он не дурак. — Энтони сделал паузу, и глаза его прищурились. — Опасен — да, глуп — нет, — размышлял он вслух. — Готов поспорить, он имеет какое-то отношение к замку. Было в нем что-то такое, что свойственно придворным. — Энтони презрительно скривил губы.
 — Тогда вы с ним встретитесь, — сухо заметил Адам, подбирая сброшенную хозяином одежду, — когда сами отправитесь играть роль придворного.
 — Тем больше причин появиться в приемной короля на завтрашнем званом вечере, — заявил Энтони. — А теперь оставь меня, Адам. У меня отвратительное настроение.
 Слуга тотчас вышел.
 Энтони сел на скамью у окна и стал смотреть на серебристое отражение луны в узкой полоске чёрной воды за бортом. Черт бы побрал эту женщину!




 Глава 7


  - Какой аккуратный шов! — с нескрываемым восхищением сказала Фиби, осмотрев работу Энтони. — Всего три стежка, и рана почти не заметна. Шрам останется, но небольшой. Интересно, какой нитью он пользовался? Не сказал?
 — Нет, но я и не спрашивала. — Оливия перевернулась на спину. Прикрыв глаза рукой, она сражалась с наплывом жарких и чувственных ощущений, которые, казалось, заполнили каждую клеточку ее тела.
 Фиби хмурилась и смотрела на нее с беспокойством.
 — Ты сказала, что больше не хочешь его видеть.
 — Не хочу. Это был волшебный сон, Фиби. Он длился до тех пор, пока не настала пора возвращаться домой. Теперь чары разрушились.
 — Почему-то мне так не кажется, — сухо заметила подруга.
 Оливия села, сверкнув черными глазами.
 — Я в растерянности, Фиби. Непонятно, как и почему это случилось, но я твердо знаю, что больше ничто и никогда не повторится. М-может, мы больше не будем обсуждать эту тему?
 По всему дому разнесся громкий стук парадной двери.
 — Отец! — воскликнула Оливия.
 — Да. — Фиби уже рванулась к двери.
 — Мне нужно время, Фиби, — требовательно сказала Оливия. — Не позволяй ему подниматься сюда. Скажи ему… скажи, что я оденусь и потом с-спущусь.
 — Я сначала поведу его взглянуть на детей, — ответила Фиби и, поспешно покинув спальню, бегом помчалась по лестнице.
 Повелительный голос Кейто, казалось, заполнил весь дом:
 — Кейто… милорд… — Фиби впопыхах пропустила последнюю ступеньку и упала в подставленные руки мужа. Увидев, с какой скоростью она спускается, он сразу же понял, что падение неизбежно. — Оливия жива и невредима! — выпалила она, как только перевела дух.
 — Джайлз уже мне сообщил. — Лорд указал на крепкую фигуру стоявшего позади него сержанта. — Я сию же минуту должен увидеться с ней. Она наверху?
 — Она одевается, чтобы спуститься к тебе. Кажется, она принимает ванну, и тебе не удастся лицезреть ее сию же секунду, — вышла из положения Фиби. — С ней действительно все в порядке, Кейто, — добавила она, заметив промелькнувший на его лице испуг.
 — Значит, придется подождать, — отозвался он, взглянул на жену, и на лице его отразилось умиротворение. Он порывисто поцеловал Фиби в губы. — Как ты, моя взъерошенная птичка? Все в порядке? — спросил он, слегка отстраняясь, но не отнимая ладоней от ее лица.
 — Еще лучше, оттого что вижу вас, сэр, — ответила она, и глаза ее заблестели. — А Карл так вырос за время твоего отсутствия, что ты просто не узнаешь его.
 — Меня не было всего две недели, — возразил Кейто.
 — Да, но он так много ест!
 Мысли Кейто вернулись к самому главному.
 — Думаешь, Оливия будет в состоянии сопровождать меня к Баркерам? Джайлз выяснил, где они живут.
 — Если ей не придется ехать верхом, — отозвалась Фиби, вспомнив о ране на бедре Оливии, — то ничего страшного.
 — Странно, что Оливия не может вспомнить, где находится их дом, — нахмурился Кейто.
 — После травмы головы так бывает, — откликнулась Фиби. — Думаю, когда она вспомнила свое имя, то единственное, что имело для нее значение, — скорее попасть домой. Ничего удивительного при таких травмах.
 Кейто задумался над ее словами, рассеянно отметив, что волосы Фиби, как всегда, торчат из-под шпилек, а кружевной воротничок платья загнулся. Он машинально поправил воротник.
 — Врач ее осмотрел?
 Фиби вздернула подбородок.
 — По-моему, я обладаю всеми необходимыми знаниями, сэр. Или вы так не думаете?
 — Я не осмелюсь даже обсуждать! — воскликнул он, шутливо вскидывая руки вверх.
 — Может, взглянешь на детей, пока Оливия одевается?
 — Малыш проснулся?
 — Если нет, то скоро проснется. Мне пора их кормить. — Кейто, улыбаясь, смотрел, как она торопливо поднимается по лестнице. Дети для него все еще оставались загадкой. Он уже чувствовал себя достаточно свободно с годовалым Николасом, который теперь довольно уверенно ходил и кое-что говорил, но Карл, его второй ребенок, родившийся вскоре после их переезда на остров, по-прежнему пугал его своей хрупкостью. Прежние жены лорда никогда не пытались заинтересовать его тем, как растут отпрыски. У Фиби же был совсем другой характер, другие взгляды на жизнь. Она с самого начала ясно дала понять, что ему не избежать родительских обязанностей, хочет он того или нет. В конце концов: Кейто обнаружил, что ему это даже нравится,
 — А затем мы поедем к Баркерам, так, милорд? — обратился к нему Джайлз.
 — Немного погодя, Джайлз. Сначала я поговорю с леди Оливией. Полагаю, нам некуда спешить? — вскинул бровь Кейто.
 — Нет… конечно, нет, сэр, — угрюмо отозвался Джайлз. Он терпеть не мог попусту терять время.
 — Вы уже обедали, милорд? — вышел вперед маячивший в глубине холла Биссет.
 — Нет, мы не слезали с коней с самого рассвета. Пожалуйста, принеси мне в кабинет хлеба и сыра… и еще эль.
 Дворецкий поклонился, и Кейто направился в свой рабочий кабинет. На письменном столе, ожидая его возвращения, лежала стопка запечатанных писем. Он быстро пробежал глазами адреса отправителей. Почерк большинства из них был ему знаком: послание от Кромвеля, письма от наместника Хаммонда и управляющего замком Ярмут. Последний конверт, правда, надписан незнакомой рукой, Лорд перевернул его. На восковой печати стоял также неизвестный ему герб. Кейто достал нож для разрезания бумаги, но в этот момент открылась дверь.
 — Вот и мы, милорд. — Одной рукой Фиби прижимала к груди толстого розовощекого младенца, сосущего свой пухлый кулачок, а за другую ее руку держался малыш в коротких штанишках. Ребенок некоторое время серьезно смотрел на отца, как бы обдумывая следующий шаг, а затем выпустил руку матери и с радостным смехом бросился вперед, подняв руки вверх.
 Кейто подхватил его и закружил в воздухе. Малыш взвизгнул от удовольствия и подставил отцу щеку для поцелуя.
 — Карл совсем проснулся и, как и его брат, пребывает в отличном настроении. — Фиби ткнулась носом в макушку ребенка. — Поздоровайся с папой, малыш.
 Кейто опустил на пол своего сына и наследника и, угадав желание Фиби, взял на руки младенца. Прошло не меньше минуты, прежде чем он освоился с лежащим у него на руках ребенком.
 Фиби глаз с них не спускала. Она твердо решила, что Кейто должен научиться обращаться с собственными детьми, и сдерживала готовые сорваться с губ советы и предостережения.
 — Оливия сказала, что скоро спустится.
 Кейто кивнул. Младенец ухватил отца за палец, и лорд изумился его силе и настойчивости. Протянув руку, Кейто взял со стола большую печать и передал ее Николасу. Мальчик сел на пол и стал внимательно изучать незнакомую игрушку.
 Фиби улыбнулась и с любопытством посмотрела на лежавшие на столе письма.
 — Думаешь, что-то важное?
 — Я еще их не вскрывал. Одно из них надписано незнакомым мне почерком. — Лорд попытался высвободить палец, но Карл только крепче сжал его.
 — Военные действия не очень успешны?
 — И это самое неприятное. Сторонники короля сдаваться не хотят. Видимо, готовится еще одна попытка освободить его величество и увезти его с острова. — Он с улыбкой склонился над младенцем. — А значит, мне нужно быть здесь и действовать рука об руку с полковником Хаммондом. Необходимо взять под наблюдение всех сторонников короля на острове. Так что если вы с Оливией захотите, то можете посетить королевский двор в замке. Полковник и его супруга прислали теплое письмо с приглашением на сегодняшний вечер. Вам не помешало бы немного развлечься.
 Фиби сморщила носик. У нее не было ни желания, ни времени на банальности королевского двора, и она знала, что Оливия так же искренне презирает все эти глупые забавы.
 — Кажется, там будет какой-то поэт, — добавил Кейто, поняв все без слов. Он прекрасно знал ее нелюбовь к официальным приемам. — Тебе он может показаться забавным, хотя, откровенно говоря, я не считаю мистера Джонсона приличным поэтом. Но с ним ты можешь побеседовать о размерах стиха и достоинствах прозы. — Улыбка мужа была несколько заискивающей. Фиби подумала, что подобное времяпрепровождение поможет вывести Оливию из меланхолии.
 — Да, конечно. Один вечер — это не так уж и утомительно.
 — Вы очень послушная жена, мадам, — рассмеялся Кейто и вернул ей ребенка.
 — Я повидаюсь с Оливией, затем мы навестим Баркеров, чтобы должным образом отблагодарить их, — и забудем сие неприятное происшествие.
 Если бы все было так просто! Оливии понадобится немало времени — что бы она ни говорила, — чтобы пережить свою встречу с пиратом. Фиби опустила руку и подняла Николаса на ноги. Он не проявил желания расставаться с печатью, и Кейто осторожно отобрал ее у мальчика, вручив ему взамен затупившееся перо.
 — Я поговорю с Оливией по поводу визита в замок. Думаю, она согласится.
 Когда дверь за женой и сыновьями закрылась, Кейто вернулся к письмам. Сломав печать с незнакомым гербом, он развернул лист.
 Годфри, лорд Ченнинг, конюший полковника Хаммонда, выражает свое глубочайшее почтение лорду Гренвиллу. Должность конюшего позволяет получать некоторую информацию относительно его величества, которая, по его мнению, должна заинтересовать лорда Гренвилла. Лорд Ченнинг с нетерпением ждет встречи в любое удобное время и в любом удобном для вашей светлости месте.
 Под письмом стояла подпись с несколькими завитушками в стиле старого королевского двора.
 Кейто нахмурился, пытаясь вспомнить, встречался ли он с этим человеком. Возобновившиеся боевые действия привели к тому, что маркиз последние несколько недель не появлялся в Карисбрукском замке и вполне мог не знать нового конюшего. Впрочем, фамилия была знакомой. Кейто вспомнил, что Ченнинги — старинный и уважаемый род, владевший поместьями в Уилтшире. Но если этому человеку известно что-то касательно короля, то почему он ничего не сообщил непосредственно наместнику Хаммонду? Интересный и заслуживающий выяснения вопрос.
 Раздался стук в дверь, и Кейто, положив письмо на стол, быстро открыл дверь.
 Отступив на шаг, маркиз с беспокойством вгляделся в лицо дочери. Всегда бледная, сегодня Оливия была похожа на призрак. Какая-то усталая и хрупкая. Кейто прижал ее к груди и ласково погладил по голове.
 — Мое бедное дитя, какие ужасные дни тебе пришлось пережить! Проходи, садись. — Он придвинул eй стул, а сам сел на краешек стола. — Можешь рассказать мне, что произошло? Или тебе слишком тяжело об этом говорить?
 — Нет, конечно, нет. — Оливия нерешительно улыбнулась, а затем изложила свою версию случившегося, которую они подправили вместе с Фиби. — Фиби сказала, что ты хочешь поехать к Баркерам вместе со мной. — Оливия наконец завершила свой монолог.
 — Думаю, этого требует вежливость, если, конечно, ты в состоянии.
 — Они простые люди, — сказала Оливия, — и не очень-то умеют говорить. — Ей оставалось только надеяться, что Энтони как следует проинструктировал Баркеров, и они почти не раскроют рта. .
 — Зато душа у них благородная, — возразил Кейто. — Нам просто повезло, что они тебя нашли. — Лорд покачал головой, не отрывая взгляда от лица Оливии. — Я места себе не находил от волнения с тех пор, как получил письмо Фиби.
 — Прости, — невпопад произнесла Оливия.
 — Милая моя, ты не виновата в том, что упала со скалы. — Он наклонился и ласково погладил ее по щеке, а затем повернулся к открывшейся двери. В кабинет вошел Биссет с едой и элем. Радуясь поводу хотя бы на время избежать изучающего взгляда отца, Оливия принялась поправлять стоявший в вазе на полке букет желтых роз; Биссет за ее спиной торопливо выкладывал еду на стол. По правде говоря, Оливии не хотелось наносить визит Баркерам — слишком свежи были еще воспоминания. Она вспомнила улыбку Энтони, когда он говорил ей, что у матери Майка слишком много детей и ему никак не удается сосчитать их. Наверное, он проводит с ними много времени. Они, должно быть, хорошо его знают. Но если она посетит Баркеров, это позволит избежать неприятных вопросов и убедиться, что для отца инцидент исчерпан окончательно и бесповоротно.
 — Когда вы хотите ехать, сэр? — спросила она, когда Биссет вышел.
 — Как только поем. Я быстро. Не очень изысканная пища, но сегодня я остался без обеда. — Кейто отломил хлеб и нарезал сыр. — Фиби сказала, что тебе не стоит ехать верхом, и я приказал Джайлзу запрячь двуколку.
 — Я возьму шляпу и плащ и через минуту спущусь. Кейто кивнул, и Оливия вышла, оставив его доедать импровизированный обед. Она поднялась к себе в спальню, торопливо проскользнув мимо открытой двери детской, откуда доносился голос Фиби, разговаривавшей с одной из нянь. Ей не хотелось обсуждать предстоящий визит с подругой. По крайней мере теперь.
 Взяв в руки соломенную шляпу, она выглянула из окна спальни. Окно выходило в сад, и из него открывался вид на море. Прозрачная голубая вода сверкала под яркими лучами солнца. Однако синева была не такой ослепительной, как в открытом море.
 Баркеры должны знать место стоянки «Танцующего ветра». Майк ведь служит на судне.
 Внезапно к Оливии вернулись ощущения, охватившие ее, когда ей завязали глаза косынкой пирата. Несмотря на то что они расстались с такой враждебностью, она на мгновение физически ощутила его присутствие и вспомнила о том, что между ними произошло. Она вдруг почувствовала его запах, услышала его голос, увидела сияние его глаз, очертания губ. Внутри у нее все сжалось, и она съежилась под грузом воспоминаний.
 В ране у нее на ноге ощутимо забился пульс.
 Домик Баркеров стоял в стороне от дороги, к нему вела лишь протоптанная скотом тропа. Ближайшее человеческое жилье — хижины в крошечной деревушке, которые они проехали десять минут назад.
 Оливия сидела рядом с Джайлзом, который правил двуколкой, и размышляла над тем, что такое уединенное место очень удобно для пирата: он может перемещаться, не привлекая к себе внимания. Девушка подняла глаза на Кейто, который ехал верхом рядом с двуколкой.
 Поймав ее взгляд, он с тревогой спросил:
 — Ты не очень устала?
 — Ни капельки, сэр. Так приятно побыть на свежем воздухе!
 Он улыбнулся, успокоенный, и Оливия вернулась к своим мыслям.
 Во дворе дома царил хаос. Среди пыльной соломы копошились цыплята, дети и щенки. Две желтые собаки, захлебываясь от лая, бросились к двуколке.
 — Тихо! Пошли вон! — Из дома вышла женщина и прогнала собак метлой. Они с визгом скрылись в сарае.
 — Миссис Баркер? — вежливо спросил Кейто, не слезая с коня.
 — Да, сэр. — Хозяйка с беспокойством посмотрела на него, а затем перевела взгляд на двуколку с ее кучером и пассажиркой.
 Оливия взяла инициативу в свои руки. Спрыгнув с повозки, она подошла к женщине и протянула ей руку.
 — Миссис Баркер, это мой отец, лорд Гренвилл. Он приехал лично поблагодарить вас за проявленную ко мне доброту.
 Та мгновенно поняла, в чем дело.
 — Вот уж ни к чему, — ответила женщина, принимая протянутую руку. Ее фигура была необъятных размеров, блестящие умные глаза двумя черными бусинами выделялись на круглом лице. — Так поступил бы любой христианин.
 Кейто спешился.
 — Я у вас в долгу, миссис Баркер.
 — Господь с вами, сэр. Вы уже расплатились сполна, — ответила она, вежливо приседая. — Я ухаживала за ней вовсе не ради денег, но они, конечно, не помешают. — Она кивнула Джайлзу, не покинувшему двуколки: — Добрый день, сэр.
 — Добрый день, миссис.
 — Вы не откажетесь от стаканчика вина из бузины, милорд? — В тоне миссис Баркер, с крестьянским гостеприимством предлагавшей маркизу Гренвиллу выпить, не было ни капли подобострастия.
 — Премного благодарен, — с улыбкой принял приглашение Кейто, прекрасно понимая, что отказ будет воспринят как обида.
 — Девочка знает дорогу, — небрежно бросила миссис Баркер, махнув Оливии, чтобы та шла вперед.
 Весь нижний этаж крестьянского дома занимала квадратная кухня. В плите жарко горел огонь, на подставках кипели горшки, а из кирпичной духовки, встроенной прямо в печь, тянуло густым ароматом свежевыпеченного хлеба. В комнате было жарко, как в самой духовке. Дети, казалось, были повсюду: ползающие младенцы, нетвердо шагающие малыши и занятые домашними делами девочки постарше.
 — У вас большая семья, миссис, — заметил Кейто, осторожно переступая через малышку, которая заснула прямо на полу.
 — Ага. Мой муженек мистер Баркер считает, что у него должно быть много помощников, чтобы вести хозяйство и ловить рыбу без всяких наемных работников, — спокойно ответила она, доставая из буфета флягу.
 — А он дома? Я хотел бы лично поблагодарить его. — Кейто присел на угол массивного соснового стола. Стол был слегка присыпан мукой, но это все же безопаснее, чем оставаться на ногах, рискуя наступить на ребенка.
 — Господь с вами, милорд, конечно, нет. Он уходит на рассвете и возвращается затемно — в любую погоду. Сейчас он проверяет ловушки для крабов, как тогда, когда нашел под скалой вашу дочь. — Женщина поставила на стол две оловянные кружки и наполнила их вином. Одну она протянула Оливии. — Это придаст тебе сил, милочка.
 Оливия благодарно улыбнулась. Мать Майка умело держала ситуацию в руках, не возбуждая ни малейшего подозрения лорда Гренвилла.
 Кто-то коснулся коленей Оливии. Ах вот оно что! Малыш, ухватившись за ее юбку, пытался встать на ноги. Девушка поставила кружку на стол и склонилась к сорванцу, протянув ему руки. Он, радостно вскрикнув, поднялся. Оливия, поддерживая ребенка, опустилась на выложенный каменной плиткой пол, и вдруг мурашки пробежали у нее по спине.
 В нескольких футах от нее маленький мальчик играл с моделью корабля. Ни дать ни взять — точная копия «Танцующего ветра»! Малыш тянул Оливию за руки, явно требуя, чтобы она помогла ему добраться до играющего поблизости брата.
 Она слышала, как Кейто вежливо расспрашивал миссис Баркер о хозяйстве и об улове рыбы. Никто из них не обращал на Оливию никакого внимания.
 — Что это у тебя? — спросила она, садясь на пол рядом с мальчиком и сажая малыша себе на колени.
 — Фрегат, — сообщил ей мальчик, слегка поморщившись от ее невежества. — Сейчас я поднимаю марсель. — Он потянул за тонкие нити, служившие вантами. — Видишь?
 — Кто тебе его смастерил? Кто-то из братьев?
 — Наш Майк, — ответил мальчик. — Он плавает на таком же корабле.
 — Понятно, — Кивнула Оливия. — А у твоего корабля есть название?
 — Я назвал его «Танцующий ветер».
 — Какое чудесное имя! А куда он плавает?
 — Обычно через море, во Францию.
 — А у него есть стоянка на острове?
 — Ага. — Мальчик принялся вращать штурвал. — Я сейчас запущу его в пруду для уток.
 — И там у него стоянка?
 — В пруду для уток? — Мальчик разразился громким смехом. — Какая ты глупая!
 — Ну, я плохо разбираюсь в кораблях, — смутилась Оливия. — А можно пойти посмотреть, как он плавает?
 — Если хочешь, — ответил парнишка и поднялся. Оливия посадила малыша на пол и двинулась вслед за мальчиком. Выбравшись из кухни, они пересекли двор и подошли к пруду. Юный Баркер присел на корточки и, закусив губу, осторожно опустил драгоценную игрушку в зеленую воду.
 Легкий ветерок наполнил паруса судна, и маленький «Танцующий ветер» рванулся вперед, но тут одна из уток преградила ему путь.
 Закатав штаны, «капитан» вошел в воду, небрежно шлепнул утку по клюву и освободил корабль.
 — Так где же у него стоянка? — спросила Оливия, когда мальчик вернулся.
 — В ущелье, — ответил он.
 Ущелье. Ну конечно! Скалистый берег острова был изрезан этими глубокими ущельями. Длинные языки воды исчезали среди скал и зачастую не были заметны с моря или с утесов наверху. Оливия слышала, что ущельями пользуются контрабандисты, чтобы незаметно разгрузить свой товар. Теперь она вспомнила, как неподвижен был воздух вокруг, как узка была полоска неба над «Танцующим ветром», когда они бросили якорь. Пиратский фрегат имел безопасную стоянку в ущелье. Ущелье же находилось под обрывом, с которого она свалилась.
 — Когда папе не нужен наш Майк, он отпускает его на «Танцующий ветер». Иногда хозяин сам посылает за Майком. Порой нашего Майка не бывает целый месяц, — со значением добавил мальчик, поднимая с земли палку и освобождая корабль от водорослей.
 Оливия имела некоторое представление о психологии детей и понимала, что мальчик приписывает своей игрушке все атрибуты большого корабля.
 — А как они посылают друг другу сообщения? — поинтересовалась она.
 — Оставляют на холме Святой Екатерины. В часовне. Я слышал, как они говорили. Там, где маяк. — Порывом ветра кораблик перевернуло, и мальчик опять вошел в воду, чтобы выручить попавшее в беду судно.
 Казалось, он забыл про Оливию, а она задумчиво за ним наблюдала. Неудивительно, что в таком маленьком доме и при такой большой семье смышленый мальчик узнал то, что не предназначалось для его ушей.
 Девушка вернулась в дом, после яркого солнца на мгновение потеряв ориентацию в полутьме кухни.
 — Какой чудесный деревянный кораблик смастерил Майк! — восхитилась она. — Я смотрела, как его братик запускает игрушку в пруду.
 — У нашего Майка золотые руки, — ответила миссис Баркер и окинула гостью цепким взглядом.
 — Он помогает отцу ловить рыбу? — поинтересовался Кейто.
 — Время от времени. Обычно он нанимается помощником на большие рыбачьи шхуны в Вентноре, — ответила она и двинулась к двери. Гости собирались уходить, а у нее была еще масса дел.
 Кейто вышел во двор, Оливия последовала за ним. Мальчик по-прежнему играл с корабликом на берегу пруда. Оливия забралась в двуколку, а лорд вскочил на лошадь.
 — Еще раз спасибо за нашу доброту, миссис Баркер.
 — Ерунда, мисс, — без улыбки ответила женщина, стрельнув глазами в сторону играющего сына.
 — Все в порядке, — тихо произнесла Оливия. — Вам нечего меня бояться.
 Миссис Баркер взглянула на девушку, как будто собиралась ей что-то сказать, но затем Кейто вновь рассыпался в благодарностях, и женщина вынуждена была повернуться к нему. Отец с дочерью покинули двор и почти всю дорогу до Чейла молчали. Погруженная в свои мысли, Оливия лишь рассеянно отвечала на редкие замечания отца.
 Итак, стоянка «Танцующего ветра» находится в ущелье. Вероятно, там нет никакой тропинки, ведущей с вершины утеса вниз. Именно поэтому место это никому не известно. Оливия хорошо знала остров: ущелья образованы скалами со стороны моря, а сверху скал — хотя камни постепенно и разрушались, если принимать в расчет ее собственное падение — к подножию расщелины доступа не было.
 Теперь она знала, как оставить сообщение Энтони.
 — Фиби говорила тебе насчет приглашения в замок сегодня вечером? — спросил Кейто, помогая Оливии вылезти из двуколки у парадного крыльца дома. — Я бы хотел, чтобы ты присутствовала на приеме. Конечно, если ты слишком устала, визит можно перенести. Но мы не обязаны задерживаться там надолго.
 — Фиби говорила. Конечно, я составлю вам компанию, — улыбнулась Оливия. Улыбка стоила ей немалых усилий, но, похоже, удовлетворила Кейто; — Как я понимаю, вы обещали ей поэта, сэр.
 — Боюсь, как поэт он ей в подметки не годится, — ответил Кейто. — Но что же делать…
 — Фиби ухватится за любого поэта, — добродушно усмехнулась Оливия.
 Кейто рассмеялся и повернулся к Джайлзу. Оливия вошла в дом.
 Итак, она знает, как связаться с хозяином «Танцующего ветра». Неужели она действительно хотела это знать? И пыталась выяснить?!
 Разумеется, нет. Человека, который так холодно и безразлично попрощался с ней и не пожелал выслушать ее робкие и невнятные извинения, она не желала больше видеть, да и он ясно дал ей понять, что не хочет впредь встречаться с ней. Она просто получила ненужные сведения. Единственное, что доставляло ей удовлетворение в данной ситуации, — это то, что хозяин «Танцующего ветра» не хотел бы, чтобы она располагала ими.




 Глава 8


  - Это платье тебе очень идет, — заметила Фиби, когда Оливия спустилась в гостиную в оранжевом шелковом платье с черными кружевами, которое выгодно подчеркивало ее темные волосы и бледное лицо. Фиби всегда немного завидовала безупречному вкусу подруги. Она словно бы совсем не придавала значения своей внешности или одежде, но всегда точно знала, что ей к лицу. Фиби, чьи вкусы были несколько беспорядочны, в таких случаях неукоснительно следовала советам подруги.
 В ответ на комплимент Оливия выдавила из себя усталую улыбку. Платье было подарком отца к ее семнадцатилетию, но за прошедшие полтора года у нее почти не было случая надеть его. Прием в Карисбрукском замке и аудиенция у короля, хоть он и был пленником, будут, пожалуй, как нельзя кстати.
 — Ты в самом деле хочешь поехать с нами? — уточнил Кейто. На его взгляд, дочь выглядела не очень хорошо. — Может, тебе лучше пораньше лечь спать?
 — Нет, сэр. Я с нетерпением жду встречи с королем, — заверила его Оливия. Конечно, она лгала, но перспектива остаться наедине со своей меланхолией ее отнюдь не радовала.
 — Развлечения — хорошее лекарство, милорд, — подхватила Фиби. Она и сама тщетно пыталась убедить Оливию остаться дома. — Нам ведь не обязательно задерживаться там надолго?
 — Конечно, — кивнул Кейто. — Ладно, поехали. В экипаж, который маркиз держал специально для Фиби, запрягли резвых лошадей. Жена лорда была не очень искусным наездником, но, к счастью, летом здесь было достаточно сухо для поездок в карете, да и расстояния на острове невелики.
 До Карисбрукского замка было всего семь миль, и резвые лошади доставили их туда менее чем за час. Когда, проезжая по пандусу, они оказались под сводами ворот, Оливия заметно оживилась. За все то время, что они жили на острове, она ни разу не была внутри замка, высокие стены которого на холме рядом с Ньюпортом виднелись с тех холмистых равнин, где они гуляли с Фиби.
 Гренвиллы вышли из кареты под сводчатой сторожкой у ворот, и их проводили во двор. В центре крепости, в деревенском доме в стиле королевы Елизаветы, располагалась резиденция наместника. Сам замок находился на высоком холме за домом, и все вокруг кишело солдатами. Надо же, он нисколько не похож на замок отца в Йоркшире, подумала Оливия. Его линии были гораздо мягче, хотя бастионы и толстые стены придавали ему неприступный вид, а расположение позволяло доминировать над островом.
 Все трое пересекли двор и приблизились ко входу в большой зал; навстречу им тотчас вышел полковник Хаммонд. Вслед за ним торопливо семенила дама в желтом платье, цвет которого был выбран явно неудачно и придавал зеленоватый оттенок ее болезненной коже. У нее были худощавое лицо и необыкновенно острый нос, а слабая улыбка обнажала почти беззубый рот.
 Кейто представил жену и дочь наместнику и его супруге. Испытующий взгляд миссис Хаммонд был не очень дружелюбным.
 — Мы так рады видеть вас, леди Гренвилл. Ваш муж у нас частый гость, но нам недоставало вашего присутствия, — с явным упреком произнесла она.
 — Я была очень занята домашними делами и детьми, мадам! — тут же возмутилась Фиби.
 — А, заботливая мать? Как это мило! — отозвалась миссис Хаммонд и переключилась на Оливию. — Леди Оливия, надеюсь, вы найдете себе подходящую компанию на сегодняшний вечер. Наверное, вам довольно скучно в своем уединении в… в Чейле, правда? Так далеко от здешнего общества!
 — Н-наоборот, мадам, — улыбнулась Оливия. — Я провожу большую часть времени в обществе великих философов. Думаю, ничто не сравнится с воздействием, которое они оказывают.
 Кейто еле слышно вздохнул. Его жена и дочь в два счета разделаются с миссис Хаммонд, дай им только волю. Еще немного, и Фиби ринется в наступление.
 — Я намерен представить леди Гренвилл и леди Оливию его величеству, миссис Хаммонд, — вежливо произнес он. — Не будете ли вы так любезны?.. — Он поклонился даме, не обращая внимания на негодующий взгляд Фиби, которая была возмущена его галантным поведением.
 — Ну разумеется! — После этой просьбы о покровительстве настроение миссис Хаммонд заметно улучшилось, — Идите сюда, леди Гренвилл… леди Оливия. Я узнаю, примет ли вас король, — обронила она и стала пробираться сквозь толпу, расчищая себе дорогу взмахами веера.
 — Самовлюбленная беззубая старая крыса, — пробормотала Фиби. — Когда-нибудь она станет жертвой своего самомнения.
 Оливия улыбнулась. Настроение ее заметно улучшилось.
 Король Карл сидел у камина, в котором, несмотря на теплый летний вечер, горел огонь. Голова короля покоилась на высокой спинке резного кресла, а в руках он держал чашу с вином и терпеливо, с улыбкой, выслушивал тех, кто к нему обращался.
 Тем не менее живость, с которой он отреагировал на появление миссис Хаммонд, говорила сама за себя.
 — Ах, мадам, мы рады столь чудесному обществу! — Он перевел взгляд из-под полуопущенных век на пришедших с супругой наместника молодых дам. — Могу я иметь удовольствие?..
 Миссис Хаммонд представила девушек, и Оливия с Фиби почтительно присели в реверансе.
 Король выглядел усталым, но улыбка его была необыкновенно мила.
 — В более счастливые времена я считал лорда Гренвилла своим верным слугой, — со вздохом произнес он. — Но все изменилось. Расскажите, как вам нравится этот остров. У него есть свои достоинства. Я привык к регулярным прогулкам верхом, но… — Он снова вздохнул. В самом начале его заключения полковник Хаммонд гарантировал ему относительную свободу, но после нескольких неудачных попыток бежать короля лишили этой привилегии.
 — Здесь очень мило, сир, — ответила Фиби, приготовившись к обязательному в таких случаях разговору.
 Оливия ничего не слышала. Она смотрела на человека в глубине комнаты, голова и плечи которого заметно возвышались над толпой. В одежде из шелка цвета бронзы, с распущенными золотистыми волосами, кольцами спускавшимися на плечи, он был неотразим. В тугих кружевах на его шее сверкала черная жемчужина.
 Толпа вокруг него расступилась, и Оливия теперь могла без помех, рассмотреть Энтони. Пояс его был выкроен из великолепно выделанной кожи, а рукоять меча украшена драгоценными камнями. Впрочем, меч совсем не тот, что он держал в руках при нападении на «Донну Елену». От этих воспоминаний сердце Оливии затрепетало. Она смотрела на него, не в силах оторвать глаз.
 Что он здесь делает?
 Он взмахнул рукой, и она увидела на его пальце перстень с огромным ониксом. Эти длинные изящные руки ловко управлялись с пером, крепко сжимали штурвал судна и были такими умелыми и прохладными, когда прикасались к ней.
 О Боже, неужели такое возможно? Кровь прилила к ее щекам, а затем разом отхлынула. Кожа зудела, как от укусов стаи комаров.
 Резкая боль в лодыжке вернула Оливию к действительности. В присутствии короля невежливо игнорировать его величество, как будто перед ней простой конюх.
 — Моя падчерица Оливия находит остров как нельзя более подходящим для ее занятий, ваше величество, — продолжала Фиби, вновь незаметно пнув Оливию по лодыжке. Подруга задрожала, как натянутая струна, и на миг словно лишилась рассудка.
 — Занятий, леди Оливия? — со скучающим видом переспросил король. — И что же вы изучаете?
 — Я… я…
 Король добродушно рассмеялся:
 — Я вижу ваша мачеха к вам пристрастна. Сухость академической науки не для юных леди. Мне прекрасно известно, что они предпочитают более легкомысленные занятия.
 Оливия вынуждена была заговорить:
 — В-вы правы, сир. У меня, как и у всех женщин, слабые мозги. Считается, что сложности аналитических рассуждений недоступны моему полу.
 — Конечно, женщины, как правило, не способны разобраться в тонкостях логических построений и рассуждений, — ответил король. Его взгляд стал рассеянным, судя по всему, он потерял интерес к присутствующим.
 Фиби и Оливия присели в реверансе и удалились.
 — Что случилось? — спросила Фиби.
 — Мне что-то нехорошо. Мне срочно нужно выйти… — пробормотала Оливия и нырнула в шумную и благоухающую толпу.
 Прокладывая дорогу в толпе в тяжелой атмосфере смеси ароматов духов, запахов пота и горящих свечей, Оливия не отдавала отчета в своих действиях. От жара камина голова ее кружилась. Она слышала смех Энтони, который, казалось, притягивал ее. Он царил в переполненном зале в своей элегантной одежде, беседуя с окружающими с той насмешливой непринужденностью, которая так раздражала ее в открытом море.
 А теперь она почти не помнила гнева и боли их расставания. Пока она пробиралась к нему, он слегка повернул голову, и их взгляды встретились. Его серые глаза были яркими, как летнее море, и весело блестели, и в ее голове промелькнула непрошеная мысль: неужели, покинув его постель, она могла со страхом и отвращением отвернуться от него?!
 Энтони увидел ее при входе в большой зал. Он предпочел бы избежать встречи, хотя и предполагал, что при определенных обстоятельствах такое возможно. Присутствие дочери лорда Гренвилла на приеме, который устраивает наместник, вполне закономерно. И вот она здесь, в своем потрясающем оранжевом платье, и он должен найти способ как-то с ней поговорить.
 Она явно пробиралась к нему; надо немедленно ее остановить. В этом зале, полном врагов, шпионов и сплетников, не стоит показывать, что она узнала его. Впрочем, нечего было и надеяться, что она его не заметит. Это было бы нелепо.
 Сегодня вечером он впервые появился на официальном приеме. Теперь, когда составлен план бегства, ему нужен был персональный доступ к королю, а получить его он мог только одним способом — часто бывая при дворе. Роль его весьма проста: заурядный деревенский сквайр с претензиями на знатность, кокетливый щеголь, в голове которого ни одной умной мысли. Множество таких же, как он, вилось вокруг плененного короля, греясь в лучах его славы. С этой ролью Энтони справился великолепно. Короля предупредили о его возможном появлении, и теперь Энтони ждал случая быть представленным его величеству.
 А Оливия Гренвилл сильно осложнит дело.
 Он переключил внимание на стоявшую рядом с ним даму и, обворожительно улыбаясь, спросил:
 — Не наполнить ли ваш бокал мадерой, мадам?
 — Благодарю вас, сэр. О, я уже все выпила! Так увлеклась разговором, что и не заметила, — жеманно проворковала та, не в силах собраться с мыслями под действием чарующего взгляда его искрящихся весельем глаз и кривоватой улыбки.
 Энтони взял у нее бокал, слегка коснувшись ее пальцев. Дама вздрогнула. Энтони отвернулся за мгновение до того, как приблизилась Оливия.
 Она тем временем собралась с мыслями. Действовать надо очень осторожно, дать ему проявить инициативу и раскрыть весь этот обман. Какую бы роль он ни играл, в этом огромном зале в доме наместника в присутствии короля он не был пиратом и хозяином «Танцующего ветра»,
 Оглянувшись, она увидела, что Фиби, замерев на месте, с удивлением провожает ее взглядом. Похоже, Оливия стремилась вовсе не в дамскую комнату. Оливия улыбнулась подруге слабой ободряющей улыбкой.
 Энтони между тем менял опустевший бокал на полный у расположенного рядом с камином буфета. От нее его отделяли трое увлеченных разговором мужчин.
 Оливия обогнула спорщиков. Когда он повернулся, отыскивая поджидавшую его даму взглядом, она рассеянно взглянула на толпу, не глядя, шагнула в сторону и наткнулась на пирата. Содержимое бокала, который он держал в руке, выплеснулось на платье.
 — Посмотрите, что вы наделали! — воскликнула она, взглянув на него с непритворным осуждением. — Останется пятно, я уверена!
 — О, сжальтесь надо мной! Умоляю, простите меня, мадам. — Он поставил бокал на буфет позади себя, не переставая сыпать восклицаниями: — Какая неловкость! Как я мог допустить такое?
 Вытащив из кармана платок, он встряхнул им и принялся вытирать пятно.
 — Позвольте мне вытереть… о, просто не верю, что я был так неловок… это совсем не похоже на меня. Я всегда гордился своей… о, такое прелестное платье… такое элегантное… я уничтожен, мадам. Совершенно уничтожен! — Он усиленно промокал пятно на ее платье носовым платком. — Будем надеяться, что белое вино не оставит пятен.
 Оливия с изумлением слушала этот поток слов и сопровождавших его вздохов. Он вовсе не похож на того Энтони, которого она знала, и даже голос его звучал выше.
 — Прошу вас, сэр, не стоит так огорчаться, — сказала она, высвобождая подол из его рук, но он продолжал свои бесполезные манипуляции, промокая платком влажное пятно.
 — Нет, я очень расстроен. Надеюсь только, что платье не испорчено, — продолжал стенать он. — Испортить такое очаровательное платье — настоящее преступление!
 — Пожалуйста, не вините себя, сэр, — в некоторой растерянности произнесла Оливия. Если бы она знала, что ее уловка вызовет с его стороны такой поток идиотской болтовни, то не решилась бы на нее.
 Наконец он выпрямился, и их взгляды на мгновение встретились. Окружавшая их шумная толпа, казалось, исчезла, и они остались вдвоем, связанные невидимыми нитями.
 Затем Энтони с преувеличенной галантностью поклонился.
 — Эдвард Кэкстон к вашим услугам, мадам, — произнес он. — Никогда еще я не испытывал такой неловкости. Как мне загладить свою вину? — Глаза Оливии сверкнули. Значит, в присутствии короля Энтони превратился в Эдварда. — Прошу вас… умоляю, скажите, как мне исправить оплошность? — настаивал он. — Если бы вы могли снять платье, то я попытался бы… но, разумеется, здесь это невозможно.
 — Прекратите! — качнув головой, прошептала Оливия.
 — Я протестую, мадам, вы раните меня в самое сердце, — церемонно ответил он, прижимая руку к груди. — Отказываете мне в праве исправить свою неловкость.
 Оливия не знала, смеяться ей или плакать.
 — Поверьте мне, сэр, все это ерунда.
 — О, как вы добры! — Он тяжело вздохнул. — Но мне хорошо известно, что подобные заявления часто имеют противоположный смысл. Я вспоминаю, например, одно утро… — Он смотрел на нее с глуповатой улыбкой, но глаза его насмешливо блестели.
 Оливия тотчас раскрыла веер и сухо спросила:
 — Вы частый гость на приемах у короля, мистер Кэкстон?
 — Я появляюсь здесь, когда у меня есть дело, — ответил он с той же улыбкой и с тем же блеском в глазах.
 Дело? Ну разумеется, он же наемник. Оливия вспомнила его циничное заявление о том, что он продает свои услуги тому, кто больше платит. Может, больше всех здесь платит король?
 — И ваше дело требует разыгрывать из себя идиота? — тихо спросила она, прячась за веером. Блеск в его глазах усилился.
 — Я вынужден выразить протест, мадам. Вы слишком суровы ко мне, — прошептал он. — Я смогу отразить подобные стрелы, несмотря на то что они взяты из колчана такой прекрасной дамы.
 — Оливия, Оливия, с тобой все в порядке? У тебя болит голова? Я видела, как ты споткнулась! — Фиби внезапно выросла рядом с ней. Она с некоторым высокомерием окинула взглядом незнакомого собеседника подруги.
 Энтони вновь улыбнулся и рассыпался в извинениях.
 — Такая неловкость с моей стороны… боюсь, это я виноват. Так неуклюже… я был…
 — Фиби, позволь мне представить тебе мистера Кэкстона, — решительно перебила его Оливия. — Мистер Кэкстон. Леди Гренвилл.
 Энтони поклонился так низко, что почти коснулся головой коленей.
 — Очень рад, леди Гренвилл. Конечно, лучше бы мы познакомились при более благоприятных обстоятельствах. — Он виновато указал на платье Оливии.
 Фиби машинально присела в реверансе, вопросительно глядя на Оливию. Здесь определенно что-то происходит. Оливия была на грани истерики, и Фиби не понимала, каким образом этот мистер Кэкстон с его глупой улыбкой мог довести ее до такого состояния. Он, несомненно, был чрезвычайно привлекателен — великолепная фигура, золотистые волосы, но Оливия не переносила дураков, а этот человек обладал всеми признаками полного кретина.
 Конечно, в обществе такого глупца реакция Оливии вполне закономерна, рассудила Фиби. Ей срочно нужно было в дамскую комнату, но ее остановил этот фигляр. Следовало прийти подруге на помощь.
 — Я разыскиваю поэта, чтобы немного разнообразить свое времяпрепровождение. Муж не сомневался, что он приглашен, но мне пока не удалось его найти. Не знаете ли вы, сэр, нет ли тут поблизости поэта?
 Энтони склонил голову и одарил Фиби смущенной улыбкой.
 — Прошу прощения, миледи?
 — Фиби сама прекрасный поэт, — объяснила Оливия. — Отец затащил ее сюда, посулив беседу с поэтом. Правда, как он считает, не очень хорошим.
 — Плохой поэт все же лучше, чем ничего, — заявила Фиби, оглядываясь по сторонам, как будто разыскиваемый человек должен был носить какой-то знак отличия. — Вон тот господин в выцветшем черном камзоле и с прилизанными волосами… Он выглядит довольно рассеянным и загадочным. Может, это он?
 Энтони взглянул в ту сторону, куда указывал ее веер.
 — Думаю, вы смотрите на лорда Бакстона, мадам. Он больше интересуется разведением скота, чем поэзией. Я бы очень удивился, если бы выяснилось, что он способен написать свое имя. — Он хихикнул собственной остроте.
 — Похоже, вы прекрасно осведомлены, сэр. Вы знакомы с большинством присутствующих? — спросила Оливия, лениво поигрывая веером.
 — Я не вижу здесь поэта, мадам, — ответил Энтони.
 — Придется попросить мужа немедленно его найти, — заявила Фиби и холодно взглянула на собеседника. — Ты идешь, Оливия? Я уверена, мистер Кэкстон тебя извинит.
 — Мне нужно выйти, — шепнула ей Оливия. — Я шла в дамскую комнату, когда… наткнулась на мистера К-Кэкстона. Я ненадолго.
 Фиби с беспокойством посмотрела на нее:
 — Ты хорошо себя чувствуешь? Хочешь, я тебя провожу?
 — Нет, спасибо, — поспешно ответила Оливия. — Со мной правда все в порядке, Фиби. Не волнуйся.
 Оливия, похоже, и впрямь не испытывала никакого недомогания. Фиби высокомерно кивнула мистеру Кэкстону и решительной походкой направилась на поиски мужа.
 — Что вы здесь делаете? Кто вы? — вполголоса спросила Оливия.
 — Эдвард Кэкстон необыкновенно счастлив знакомству с вами, леди Оливия. Возможно, я как-нибудь удостоюсь чести нанести визит леди Гренвилл?
 — В качестве неуклюжего фата или пирата? — свистящим от ярости шепотом спросила Оливия. — Мистера Кэкстона или хозяина «Танцующего ветра»?
 — Возможно, вам следует немного подождать, и тогда вы сами увидите, — тихо ответил он и повернулся к появившемуся рядом конюшему.
 — Его величество будет рад предоставить вам аудиенцию, мистер Кэкстон.
 Энтони поклонился Оливии, и в его глазах блеснула насмешка.
 — Я надеюсь возобновить наше знакомство, мадам. — Он тут же растворился в толпе.
 Оливия постаралась взять себя в руки — пусть все выглядит так, как будто это была обыкновенная беседа. Рядом появилась миссис Хаммонд.
 — Я и не знала, леди Оливия, что вы знакомы с мистером Кэкстоном, — блеснула она своими проницательными глазами.
 — Вовсе нет, — ответила Оливия. — Произошло недоразумение… он пролил вино мне на платье. В общем, я иду в дамскую комнату, чтобы попробовать замыть пятно.
 — Моя горничная вам поможет. — Супруга наместника подхватила Оливию под локоть и повела к узкой лестнице в глубине зала.
 — Мистер Кэкстон живет на острове, мадам? — как бы между прочим спросила Оливия.
 — У него дом в Ньюпорте, но родовое поместье, кажется, в Нью-Форесте, прямо на противоположной стороне Солента.
 — Он служит королю? — Миссис Хаммонд насторожилась.
 — Мы все служим королю, леди Оливия.
 — Да, к-конечно. — Оливия расстроенно посмотрела на свое платье. — Надеюсь, что пятно сойдет. Это платье — одно из моих самых любимых! Теперь н-наверх?.. Благодарю вас, миссис Хаммонд. Дальше провожать меня не стоит. — Она высвободила локоть из руки миссис Хаммонд, подхватила юбки и почти бегом взлетела по лестнице.
 Когда двадцать минут спустя Оливия вышла из дамской комнаты, то уже полностью владела собой. Она остановилась на верхних ступеньках лестницы, откуда прекрасно просматривался весь огромный зал. Король все еще сидел в cвоем кресле, окруженный подобострастными придворными, но Энтони нигде не было. Не обнаружила она и Фиби. Отец беседовал с темноволосым и смуглым молодым человеком в коричневом шелковом наряде с алым жилетом и поясом Блестящие напомаженные волосы локонами спускались ему на плечи, а рука покоилась на рукоятке меча. Казалось, оба были увлечены разговором.
 Где же Фиби? Внезапно Оливия почувствовала себя чужой и покинутой, как будто все разом забыли о ней. Слава Богу, вон она, Фиби. в оконной нише в дальнем конце зала. Подруга с воодушевлением беседовала с маленьким и довольно толстым человечком с веселым румяным лицом. Он совсем не походил на поэта, но. кажется, полностью завладел вниманием Фиби.
 Оливия направилась к ним.
 — Странно, почему вы не поделились своими впечатлениями с полковником Хаммондом, лорд Ченнинг? — спросил Кейто. Годфри нервно облизнул губы.
 — Я не хочу показаться непочтительным по отношению к наместнику, милорд, ведь ему нужны строгие факты, а не впечатления и подозрения. И я подумал, что вы с большим вниманием отнесетесь к моим наблюдениям, касающимся короля.
 Кейто задумчиво кивнул. Пожалуй, он прав.
 — Вы говорите, король выглядит встревоженным?
 — Да… его настроение подвержено сильным колебаниям. Сегодня он выглядит подавленным, а завтра уже полон оптимизма, — с готовностью пустился в объяснения Годфри. — Я убежден, что он втайне от нас ведет переговоры. Когда шотландцы пересекли границу, он пребывал в особенно хорошем настроении, а мне точно известно, что полковник Хаммонд не сообщал ему о движении войск.
 — М-м, — вновь кивнул Кейто. Он давно уже подозревал, что король как-то связан со своими сторонниками. — Я сообщу полковнику Хаммонду о ваших наблюдениях, — пообещал он и взглянул на молодого человека внимательнее. Почему он так отталкивающе неприятен? Возможно, все дело в том, что его глаза посажены слишком близко друг к другу. Но нельзя же ставить это человеку в вину.
 — Похоже, король ко мне расположен, — отозвался Годфри. — Если бы я чаще находился с ним рядом, то мне, вероятно, удалось бы добыть более конкретную информацию. Возможно, вы посоветуете полковнику подыскать мне такую службу, чтобы мои обязанности были бы больше связаны с королем?.. — Он вопросительно взглянул на собеседника.
 — Думаете, из вас выйдет хороший шпион? — поинтересовался Кейто.
 — Мне кажется, я буду превосходным шпионом, — убежденно произнес Годфри. Брайан Морс сказал ему, что лорд Гренвилл не любит ходить вокруг да около. Он ценит людей решительных и инициативных и не одобряет ложную скромность.
 — Я поговорю с полковником Хаммондом, — отозвался Кейто. — А пока держите глаза и уши открытыми.
 — Обязательно, милорд! — Годфри заколебался, и на его губах застыла неуверенная улыбка. — Я подумал, милорд…
 — О чем?
 — Не могли бы вы представить меня леди Оливии? — выпалил Годфри. — Я очень хотел бы познакомиться с ней. Кейто почесал подбородок.
 — Весьма скромное желание, — заявил он и окинул взглядом зал. — Ага, вон она, рядом с леди Гренвилл.
 Он направился к дочери; Годфри последовал за ним.
 Годфри наблюдал за Оливией весь вечер. Брайан Морс был прав: действительно лакомый кусочек, несмотря на фамильный нос Гренвиллов. Заполучив такую наследницу, он с легкостью решит все свои финансовые проблемы. Он произвел благоприятное впечатление на Гренвилла и теперь с помощью Брайана станет скармливать ему кое-какие сведения, которые помогут добиться доверия маркиза. Останется только завоевать сердце его дочери. Впрочем, это несложно. Годфри знал, что его считают очаровательным и любезным, умеющим одеваться и довольно красивым. Наследница Гренвилла, видимо, еще ни с кем не обручена. Что ж, тем лучше. Он проворно двигался за маркизом.
 Фиби не заметила их приближения. Она очень увлеклась беседой с поэтом. Несмотря на склонность к цветистым сентиментальным виршам, он довольно свободно рассуждал о сложностях ритма и размера, а она за последние несколько недель изголодалась по подобным разговорам. Во время их пребывания в Хэмптон-Корте, где, к удовольствию парламента, находилась резиденция короля, лучшие поэты страны часто посещали дворец, но в Карисбрукском замке ощущался недостаток таких утонченных развлечений.
 Оливия едва следила за нитью разговора, радуясь тому, что не обязана поддерживать беседу. Глаза ее скользили по залу; она одновременно и боялась, и жаждала увидеть Энтони. В какую игру он играет? Как его настоящее имя: Энтони или Эдвард? Неужели у него действительно есть фамильный замок на большом острове? Пожалуй, ведь он упоминал о тете… о тете, которая вышивала ему ночные рубашки. Правда, это звучало так нелепо, так нехарактерно для него.
 — Оливия, дорогая… — Девушка вздрогнула — голос отца неожиданно прервал се размышления. — Я испугал тебя? — улыбнулся он.
 — О да, мои мысли были далеко отсюда, — ответила она, переводя взгляд на спутника Кейто.
 — Позволь представить тебе Годфри, лорда Ченнинга, — сказал отец.
 Годфри низко склонился к руке Оливии.
 — Для меня это огромная честь, леди Оливия. — Он поднял глаза и победоносно улыбнулся.
 Оливия вздрогнула от нахлынувшего на нее отвращения. Она высвободила руку и присела в реверансе, бормоча вежливые слова. Что в нем такого? Что-то неуловимое… какое-то эхо… наполнявшее ее ужасом. Его глаза. Такие зеленые и холодные, даже несмотря на улыбку. Холодные и расчетливые. Она уже видела эти глаза раньше — не сами глаза, а выражение. И этот слегка подергивающийся рот. Жестокий рот. Она давно знала его.
 — Я весь вечер питал надежду познакомиться с вами, леди Оливия, — продолжил Годфри, не переставая улыбаться. — Надеюсь, мне как-нибудь будет позволено нанести визит вам и леди Гренвилл.
 — Да… я хочу сказать, в-вам следует адресовать этот вопрос моей мачехе. — Оливия махнула рукой в сторону Фиби, которая при появлении мужа отвернулась от поэта.
 — Лорд Ченнинг? — с обычной для нее милой улыбкой произнесла Фиби, но, взглянув на Оливию, тотчас нахмурилась: подруга побелела как полотно. — У нас в Чейле не очень-то интересное общество, — нерешительно произнесла она.
 — Я и не рассчитываю на развлечения, мадам, — заверил ее Годфри. — Буду счастлив просто провести с вами время.
 Фиби с некоторым удивлением взглянула на мужа, который неопределенно пожал плечами.
 — Ну конечно, мы будем рады принять вас, сэр, — вежливо ответила она.
 — Тогда до скорой встречи. Леди Гренвилл, леди Оливия, милорд… — Годфри отвесил общий поклон и отошел, довольный своими первыми шагами.
 Брайан… Он напоминает ей Брайана. Комната закружилась у нее перед глазами, и Оливия схватилась за горло.
 — Кейто, нам пора! — разволновалась Фиби. — Оливия сегодня слишком долго на ногах.
 — Да, конечно. Я разыщу карету.
 — Что случилось? — спросила Фиби, когда муж скрылся из виду. — У тебя такой вид, будто ты увидела призрак.
 Вот именно, подумала Оливия. Брайан Морс мертв, его сразил меч лорда Гренвилла, и
 Фиби этому свидетельница. Годфри Ченнинг всего лишь немного похож на него. Но человек с такими глазами и таким ртом явно таит в себе зло.
 Оливия глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Подобные мысли нелепы и смешны. У нее не возникало подобных ассоциаций, пока ночь с Энтони не выпустила на свободу глубоко запрятанные кошмары. Она должна загнать их обратно, иначе этот яд проникнет всюду. Он уже нанес ей ощутимый вред.
 — Карета готова, — вновь появился перед ними Кейто. — Тебе лучше, Оливия?
 — Да, гораздо лучше. Это была всего лишь минутная слабость, — отозвалась Оливия, беря его под руку.
 — Почему лорд Ченнинг так жаждал быть представленным нам? — спросила Фиби, пристроившись с другой стороны Кейто. — Претендует на руку Оливии?
 — Не исключено, — ответил Кейто, когда они спустились к ожидавшей во дворе карете
 — Нет! — испуганно вскрикнула Оливия. — Мне не нужен такой претендент. — Она повернулась и посмотрела на отца, помогавшего ей сесть в карету; глаза ее в свете факелов испуганно блеснули.
 — Так возьми и скажи ему об этом, — произнес Кейто. — Ты теперь в таком возрасте, дорогая, когда от претендентов на твою руку отбоя не будет. Поэтому решай сама, как себя с ними вести.
 — Я тебе помогу, — пообещала Фиби, дружески похлопав Оливию по руке. — Не о чем беспокоиться.
 — Действительно не о чем, — согласился Кейто и вскочил в седло. — Это совершенно естественно, что на твою руку есть претенденты, Оливия.
 Девушка откинулась на кожаные подушки. Ее поведение нелогично; разумеется, она может отвергнуть притязания лорда Ченнинга, если он на самом деле преследует такую цель. Но это лишь добавит ещё один узелок в и так уже чрезвычайно запутанную нить.




 Глава 9


 Брайан Морс прислонился к стене, сидя на своем обычном месте у камина в трактире «Якорь». В ожидании встречи он помассировал бедро и, задев рукой шрам под ребрами, почувствовал тянущую боль. Она никогда не отпускала его. В ней сосредоточились мука и горечь поражения. Они же присутствовали в глубоких морщинах, прорезавших его лицо, и в его хромоте. Никто и подумать не мог, что он выживет после того, как его пронзил меч Кейто, да он и сам не верил в это в течение долгих, наполненных мучениями месяцев.
 Но каким-то образом ему удалось выкарабкаться, раны его кое-как зажили.
 Брайан поднес кружку к губам и бросил взгляд в сторону двери. Он ждал Годфри Ченнинга с сообщением о достигнутых успехах. Женитьба Ченнинга на Оливии доставила бы ему несказанное удовольствие. Ченнинг ведь человек непомерных амбиций и без каких-либо моральных принципов, а поэтому очень опасный человек. И достаточно умный, чтобы для достижения своих целей скрывать истинное лицо. В конечном итоге его сущность, несомненно, проявится, но будет уже слишком поздно, и Гренвиллы ничего не смогут сделать. И тогда… о, тогда Оливия заплатит за все, а гордость и высокомерие Кейто Гренвилла обратятся в прах. Это будет очень утонченная месть.
 Дверь открылась, и в трактир вошел Годфри. Он сменил свои коричневые с алым одежды на костюм для верховой езды и имел вид человека, чрезвычайно довольного собой. Сквозь клубы сизого дыма он сразу же заметил Брайана и зашагал к нему по усыпанному грязными опилками полу.
 Брайан указал на большой кувшин с эдем, стоявший на столе, и Годфри, благодарно кивнув, жадно отхлебнул из кувшина.
 — Все прошло по плану? — спросил Брайан, глядя на него поверх кружки.
 — Думаю, да. — Годфри поставил кувшин и опустился на табурет. — Гренвилл заинтересовался моим сообщением и хочет, чтобы я шпионил за королем.
 Брайан кивнул:
 — Я буду снабжать тебя обрывками сведений о восстании роялистов и продвижении шотландцев, которые ты будешь втайне сообщать королю. А Гренвиллу просто станешь рассказывать о том, что известно королю. Он наверняка сочтет тебя очень полезным. А когда ты докажешь свою полезность, то он с распростертыми объятиями примет тебя в лоно семьи. — Губы Морса изогнулись в сардонической улыбке. — Как там поживает мой маленький кролик?
 — Маленький кролик? — На лице Годфри появилось озадаченное выражение.
 — Оливия, моя маленькая сестренка. Так я ее называл, когда она была ребенком. Точь-в-точь милый маленький кролик. Особенно когда убегала. — На его губах снова промелькнула мерзкая ухмылка.
 — По-моему, она довольно привлекательна, — сказал Годфри. — В постели мне не придется закрывать глаза. Он хрипло рассмеялся и сделал еще глоток из кувшина.
 — Я не видел ее несколько лет, — задумчиво произнес Брайан. — Наверное, теперь она совсем взрослая. Она по-прежнему заикается?
 — Я не заметил. Она не очень много говорила. Но мой интерес к ее рту не имеет никакого отношения к звукам, которые вылетают оттуда, — снова рассмеялся Годфри.
 — Тебе лучше не выказывать этого. Я уже предупреждал тебя, что она очень умна.
 — О, скоро она узнает, что есть вещи достойные большего внимания, чем книги, — беспечно отозвался Годфри. — Со мной она будет слишком занята, чтобы забивать себе голову подобными глупостями. — Он снова глотнул из кувшина и бросил взгляд на часы в форме черепа, висевшие у него на поясе. — Ну, мне пора. В полночь у меня встреча.
 — Покупатель?
 — Угу. — Годфри заметно испугался. — Что тебе о нем известно?
 Брайан покачал головой:
 — Ничего. Я просто слышал ваш разговор с Джорджем о потенциальном покупателе награбленных товаров… как раз перед началом нашего сотрудничества. И о встрече в полночь… Он пожал плечами.
 — А, да, точно, — вспомнил Годфри. — После того как мы обтяпаем это дельце, мои кошелек заметно потолстеет.
 — Через пару дней приезжай ко мне в Вентнор. К тому времени я подготовлю для тебя кое-какие сведения. — Брайан вновь прислонился к стене и прикрыл глаза.
 — Завтра я нанесу визит леди Оливии, — бросил через плечо Годфри, направляясь к двери.
 — Ах да, мой ученый маленький кролик! — улыбнулся Брайан. — Неплохо бы тебе перед визитом почитать учебники. Просто для того, чтобы вам было о чем говорить.
 — Годфри недовольно поморщился. И все же придется следовать советам этого человека, ибо он хорошо знает привычки и склонности Гренвиллов.
 Точно в полночь Энтони двинулся по узкой каменистой тропе к заливу Пакастер, чтобы встретиться с Годфри Ченнингом. Элегантный шелк цвета бронзы, кружева, черная жемчужина и перстень с ониксом исчезли. Он вновь выглядел как рыбак; искусно зачерненные зубы обрамляли обвислые усы, а лицо было раскрашено, как в прошлый раз. На лоб опять была низко надвинута вязаная шапочка. На боку его, как всегда, висела кривая пиратская сабля.
 У подножия утеса Энтони оставил двух человек, чтобы они прикрывали его тыл. Когда шаги пирата по песчаной дорожке стихли, Сэм пробормотал, обращаясь к своему товарищу:
 — Иногда мне кажется, что хозяин не в своем уме. Зачем он послал Майка к дому этой девчонки и приказал нарисовать план дома?
 — Ну, Майк хороший разведчик, — ответил его спутник, посасывая травинку. — Для этой цели лучше, по-моему, не найти.
 — Да, но зачем нужно посылать туда парня, хотел бы я знать, — сказал Сэм, пристально разглядывая сквозь скрывавшие их кусты раскинувшуюся внизу бухту. Хозяин дошел до песчаного берега и замер, сунув руки в карманы и глядя в сторону моря; казалось, он просто вышел прогуляться при луне.
 — На хозяина совсем не похоже — чтобы женщина так его зацепила! — отозвался спутник Сэма. — Что легко достается, с тем легко и расстаться — вот его принцип.
 — Угу, — согласился Сэм, подавшись вперед. — Похоже, вот он, этот парень. Кажись, один. Ты наблюдай за тропинкой, а я буду смотреть туда.
 Товарищ Сэма чуть спустился по тропинке вниз, а Сэм вытащил из-за пояса кортик и стал наблюдать за берегом.
 Годфри громко кашлянул.
 — Чудесная ночь, правда, сэр? — не поворачиваясь, небрежно заметил рыбак.
 — Мне все равно, — откликнулся Годфри. — Вы один? Кровожадный фат, безразличный к красоте. — Губы Энтони презрительно скривились.
 — Так же, как и вы.
 Годфри оглянулся. Освещенный луной берег выглядел пустынным.
 — Нам нужно подняться к скалам.
 — Тогда показывайте дорогу. — Энтони повернулся и обнажил в улыбке черные зубы. — Посмотрим, что вы припасли для меня.
 — Деньги у вас с собой? Я хочу увидеть их, прежде чем покажу вам товар.
 — Вы не слишком-то мне доверяете, сэр? — Энтони сунул руку в карман своих грязных штанов и извлек оттуда кожаный кошелек. — Здесь пятьсот гиней. Остальное после того, как я получу товар.
 Годфри взвесил кошелек на ладони, и глаза его алчно блеснули. Развязав кожаный шнурок, он заглянул внутрь. Сверкнуло золото.
 — Вам самому придется забрать товар, — обронил он. Энтони тотчас протянул руку за своим кошельком.
 — Понятно. Но давайте сначала посмотрим, что у вас там есть, многоуважаемый сэр.
 Годфри повернулся и зашагал к тропинке в скалах. Энтони следовал за ним. Он с трудом скрывал свое отвращение: после проведенного в Карисбрукском замке вечера стало ясно, с кем он имеет дело. Люди всегда с удовольствием распространяют сплетни, особенно злобные, и теперь Энтони известно о делах лорда Ченнинга гораздо больше, чем тому хотелось бы. Он знал, что жадность лорда разжигается нуждой, что он по уши в долгах. Человек, стремящийся к богатству и власти, нуждается в деньгах, а Ченнинги, несмотря на знатное происхождение, бедны — поместья их истощены несколькими поколениями жадных и тупых наследников. Этот лорд Ченнинг довольно умело удовлетворял свою жадность. Похоже, он достаточно расчетлив и осторожен: вместо него рискуют наемники. Его хитрость сочетается с абсолютным презрением к человеческой жизни… за исключением, разумеется, его собственной. Он берет все, что только может, везде, где сумеет.
 Энтони сам жил по ту сторону закона, но этот человек в его глазах был настоящим хищником.
 Когда они достигли подножия утесов, Годфри повернул направо, на каменистую дорожку, которая больше напоминала козью тропу. Он ступал очень осторожно, а вот Энтони двигался легкой пружинистой походкой, как будто шел по зеленой лужайке.
 Сэм и его спутник держались на расстоянии, прячась, подобно призракам, в тени скал.
 Остановившись посреди тропинки, Годфри бросил Энтони:
 — Снимите оружие. Я не такой дурак, чтобы показывать вам товар, когда у вас на боку сабля.
 Энтони пожал плечами, отстегнул пояс с саблей и положил его на землю.
 — Еще оружие есть?
 Энтони нагнулся, вытащил из сапога нож и положил рядом с саблей, а затем обезоруживающе развел руками. Годфри кивнул:
 — Вот сюда. — Он повернулся лицом к скале и стал пробираться через завесу сорняков и вьющихся растений. Энтони последовал за ним.
 В пещере было абсолютно темно. Годфри пошарил рукой у входа, стукнул кремнем об огниво и зажег огонь. Затем он поднял фонарь повыше, чтобы показать сваленные вдоль стен тюки и ящики.
 — Взгляните. — Свободной рукой на всякий случай он взялся за рукоять меча и вытащил его на дюйм-другой из ножен.
 Улыбку Энтони, услышавшего этот звук, нельзя было назвать приятной, но он стоял спиной к Годфри, и тот не мог видеть выражение его лица.
 Энтони осмотрел товар. Большая его часть была в хорошем состоянии, и его без труда удастся продать на рынке в Портсмуте. Энтони ненавидел мародеров, но был достаточно прагматичен и придерживался принципа, что дареному коню в зубы не смотрят. Позже, когда Ченнинг будет ему не нужен, пират сумеет объяснить ему всю мерзость его поступков, а пока надо использовать негодяя на благо королю.
 Энтони вытащил из кармана кусок мела и двинулся вдоль тюков и ящиков, отмечая крестом отобранный товар.
 — Я беру эти четыре сундука, узорчатый шелк, два тюка бархата, брюссельские кружева, ящики с фаянсовой посудой и венецианским стеклом. Остальное — хлам.
 Речь «рыбака» звучала теперь четко и грамотно, правда, Годфри ничего не заметил. Он понимал только одно — сделка вот-вот свершится.
 — Тысяча гиней, — сказал он. — Мы договаривались на тысячу гиней.
 — Если я возьму все. Плачу восемьсот за то, что я отобрал. Ни пенса больше. Восемьсот так восемьсот.
 — Согласен! — радостно потер руки Годфри. — Как вы заберете товар?
 — Ну, это уж моя забота, молодой человек. Утром его здесь не будет.
 — А оплата?
 Вместо ответа Энтони бросил ему кошелек. Застигнутый врасплох, Годфри не успел его поймать, и кошелек с глухим стуком ударился о землю. Ченнинг тотчас наклонился, не замечая презрительно скривленных губ и высокомерного взгляда Энтони.
 — Остальное принесут в «Якорь» завтра в полдень. Сдается мне, Джордж ждет не дождется своей доли. Похоже, ваш корабль так и не пришел. — «Рыбак» ехидно рассмеялся.
 Годфри злобно сжал рукоятку меча. Больше всего на свете ему хотелось вонзить клинок в этого человека.
 — Когда вы заберете товар? Я хочу присутствовать.
 — Думаю, на рассвете, — протянул рыбак. — Вам нет нужды торчать здесь. Мои люди знают свое дело.
 Теперь примерно час ночи, высчитывал Годфри. Рассвет наступит часа через четыре.
 — Я буду здесь, — заявил он. Неужели этот рыбак считает его глупцом, способным оставить свое добро без присмотра?!
 — Как хотите. — Энтони пожал плечами и двинулся к замаскированному выходу из пещеры. — Стойте и смотрите, если вам нравится. Мои люди не расстанутся с оружием — я вас честно предупреждаю. Они работают бесшумно и быстро, и к шести утра их тут уже не будет. Но они не обрадуются, если кто-нибудь попытается выследить их. Учтите, у них не такие хорошие манеры, как у меня. Так что держитесь от них подальше. — С этими словами покупатель вышел, оставив разъяренного Годфри в пещере с пятьюстами золотыми гинеями.
 Подобрав оружие, Энтони зашагал вниз по тропе. Из тени под скалой появились Сэм и его спутник.
 — Вы сможете найти пещеру?
 — Да, сэр.
 — Тогда на рассвете… Вам понадобятся десять человек и, наверное, три лодки. Товар помечен мелом.
 — Неприятности возможны?
 — Не думаю. Продавец слишком жаден, чтобы рисковать. Но все равно смотрите в оба.
 — Хорошо, сэр. Вы возвращаетесь на судно? — Энтони улыбнулся и слегка похлопал Сэма по плечу:
 — Пока нет, друг мой. Но не волнуйся. Я в своем уме.
 — Хорошо бы, — пробормотал Сэм. — Думаю, Майк уже ждет вас наверху.
 — Надеюсь, — рассмеялся Энтони и размашисто зашагал по тропе,
 Наверху его и впрямь ждал Майк. На зеленой траве, покрывавшей вершину утеса, мирно паслись две лошади.
 — Успешно, Майк? — спросил Энтони, отстегивая саблю.
 — Да, сэр. Я нарисовал вам подробный план. Комната мисс находится с краю. — Майк развернул лист бумаги. — Взгляните сюда, сэр. — Рисунок дома лорда Гренвилла был выполнен довольно искусно, а главное — четко обозначены все окна и двери. — Смотрите, а вот здесь дерево. Магнолия. — Майк указал на дерево рядом с интересующим хозяина окном.
 — Очень удобно, — пробормотал пират и, поморщившись, отодрал усы. — Ты уверен, что это ее комната? Не хотелось бы ввалиться к милорду Гренвиллу и его жене. — Сунув усы в карман штанов, он вытащил оттуда платок и бумажный пакетик с солью.
 — Я выяснил все это у Милли, сэр. Она служит там горничной. Я знал ее еще ребенком, и она была рада угостить меня на кухне кружкой эля.
 — А как насчет собак? — Энтони уже тер солью зачерненные зубы.
 — Там есть пара псов, но ночью их запирают на кухне. Конечно, если они вас учуют, то поднимут на ноги весь дом.
 Энтони положил платок в карман и взглянул на карту:
 — Кухня расположена в задней части дома?
 — Да, сэр. Вот здесь, — показал Майк.
 — Тогда они меня не услышат.
 Энтони сложил карту и снова сунул руку в карман. Вынув оттуда тонкую книгу, он несколько секунд с улыбкой подержал ее на ладони, как бы взвешивая, затем спрятал карту за обложку и убрал все в карман вместе с носовым платком.
 — Стереги мой меч. Я вернусь до рассвета. — Энтони взялся за поводья одной из лошадей.
 — Может, мне поехать с вами, сэр? Чтобы охранять вас? — Энтони покачал головой и вскочил в седло.
 — Нет, Майк, я сам позабочусь о своей безопасности. Будь здесь на рассвете, заберешь лошадь. — Он улыбнулся, махнул на прощание рукой и ускакал.
 Спешившись у ворот дома лорда Гренвилла, Энтони стреножил лошадь, чтобы она не ушла далеко, а потом оценивающе взглянул на препятствия, мешающие ему незаметно проникнуть внутрь. Ворота оказались заперты; стена из красного кирпича была довольно высокой, но моряку, привыкшему лазать по вантам, не составляло труда подняться на нее.
 В считанные секунды он взобрался на стену, а затем спрыгнул вниз, прямо на мягкий газон, окружавший дом лорда Гренвилла. В тени стеньг было очень темно и тихо; ночное безмолвие нарушалось лишь пением черных дроздов да шуршанием каких-то зверюшек под деревьями.
 Энтони осторожно прокрался к спящему дому. Нигде ни огонька, и только дым из кухонной трубы говорил о том, что дом обитаем. Стараясь не шуметь, пират обогнул крыло дома.
 А вот и старая магнолия с шапкой мясистых блестящих листьев. Толстая ветка доходила почти до окна Оливии. Окно было приоткрыто.
 Скользнув меж ветвей магнолии, Энтони быстро полез вверх. Через несколько минут он уже сидел на подоконнике в спальне Оливии. Комнату освещал слабый свет луны; полог кровати был отдернут, и прохладный ночной воздух беспрепятственно ласкал спящую. Но Оливия тем не менее сбросила с себя одеяло. Она лежала спиной к окну; подол ее ночной рубашки задрался до талии, обнажив нижнюю часть тела.
 Улыбка Энтони стала шире. Достав из кармана книгу, он вытащил из-под обложки карту. Обратная сторона листа была чистой, а свинцовый карандаш Энтони всегда носил с собой. Он снова перевел взгляд на кровать и, слегка нахмурившись, стал рисовать спящую девушку. Свободно ниспадающие волосы, абрис спины, прелестные ягодицы, длинные ноги, изящные ступни с розовыми пятками.
 Критически оглядев свою работу, Энтони сравнил ее с оригиналом, сложил рисунок и сунул его между страницами какой-то книги, лежавшей на подоконнике.
 Потом, сняв сапоги, он соскочил в комнату и, неслышно ступая, подошел к двери и повернул ключ.
 В центре комнаты стоял стол, на котором лежала раскрытая книга, а рядом с ней — стопка бумаги. Перед сном Оливия переводила отрывок из Овидия. Заинтересовавшись, он стал читать перевод. Надо же, вполне профессионально! Слова довольно точно передавали смысл оригинала. Да, судя по всему, Оливия Гренвилл обладала незаурядными познаниями.
 Энтони беззвучно подкрался к кровати, положил книгу с вложенным в нее наброском на прикроватный столик и присел на край постели. Оливия пошевелилась и что-то пробормотала во сне. Тогда кончиками пальцев он ласково коснулся ее обнаженного тела. Девушка отмахнулась от него, как от назойливой мухи. Энтони улыбнулся, но рук не отнял.
 Оливия вдруг выпрямила ноги, перевернулась на спину и неожиданно села, широко раскрыв невидящие глаза. Из ее раскрытого рта уже готов был вырваться крик ужаса.
 Энтони мгновенно зажал ей рот ладонью:
 — Ш-ш, мой цветок, это я.
 Она попыталась оттолкнуть его; ее тело конвульсивно прогнулось, стараясь уклониться от этих омерзительных прикосновений, прервавших ее сон.
 — Нет, нет, нет, — тихо шептал Энтони, касаясь губами ее волос, еще крепче прижимая Оливию к себе и пряча ее лицо у себя на груди. Он боялся, что она закричит и поднимет на ноги весь дом. — Прости, я не думал, что так сильно испугаю тебя. Тише, любовь моя, тише.
 От его слов ночной кошмар медленно отступил. Оливия наконец поняла, что это Энтони, а не Брайан. Ласковые и чувственные прикосновения любимого не имел; никакого отношения к грубой и оскорбительной жестокости прошлого. Выражение ужаса постепенно исчезло из ее глаз, и тело Оливии обмякло. Ощутив, что она перестала сопротивляться, Энтони ослабил хватку и виновато улыбнулся прямо ее испуганное лицо.
 Широко раскрыв глаза, в темных глубинах которых спрятался страх, Оливия молча смотрела на ночного гостя.
 — Я не хотел тебя пугать, — сказал он, откидывая прядь волос с ее лба. — Наверное, ты очень крепко спала. Я думал, ты обрадуешься.
 Оливия инстинктивно схватила простыню, натянула ее на себя и скрестила руки на груди. Тело ее сотрясала легкая дрожь.
 — Я думала… я думала…
 — Что такое? — Он ласково погладил ее щеку. Оливия покачала головой:
 — Это был лишь ночной кошмар. Но мне казалось, все происходит на самом деле.
 Он нежно взял ее за руки.
 — Очень обидно быть чьим-то ночным кошмаром. — Энтони по-прежнему виновато улыбался, но в глазах его застыл невысказанный вопрос.
 Оливия отвела взгляд.
 — Ради всего святого, что ты здесь делаешь? — после секундного молчания спросила она. — Отец дома.
 — Он не узнает, что я здесь. — Энтони взял Оливию за подбородок и повернул ее лицо к себе. — Поцелуй меня, и ты убедишься, что я не порождение ночного кошмара.
 — Нет! — Оливия рывком высвободилась. — Ты н-не имеешь п-права просто прийти сюда… забраться в мою комнату, как будто… как Ромео… и думать, что я превращусь в Джульетту.
 — По-моему, Ромео не проходил дальше балкона, — заметил Энтони, но все же отстранился и сложил руки на коленях.
 — А ты и не похож на Ромео, — отозвалась Оливия. — Почему ты так одет? И что это за краска у тебя на лице?
 — Мне нужно было провернуть одно дело. И мне не хватило времени смыть ее.
 — Кто ты такой? — спросила она.
 — Пират… контрабандист… — негромко рассмеялся он.
 — А еще человек, который часто посещает королевские п-приемы, разыгрывая глупого щеголя. А теперь ты выглядишь, как будто… — Она неопределенно махнула рукой. — Кого ты изображал на этот раз?
 — Рыбака.
 — Рыбака? — Оливия в растерянности взглянула на него, признавая свое поражение. — Сколько у тебя лиц, Энтони… или Эдвард?
 — Всего одно, как ни трудно в это поверить, — тотчас ответил он. — Для тебя я Энтони. А теперь я намерен сыграть роль врача. Повернись и дай мне взглянуть на твое бедро.
 — Оно уже зажило, — сказала она, вновь натягивая на себя простыню. — Фиби делает все, что нужно.
 — Тем не менее, я намерен сам оценить результаты своей работы. — Его глаза потемнели, и он накрыл своими прохладными и сильными ладонями ее сжимавшие простыню руки. — Неужели ты все еще стесняешься меня, Оливия, после того, что между нами было?
 Она не ответила на его вопрос, а лишь тихо повторила:
 — Зачем ты пришел?
 — Чтобы взглянуть на твою рану и вернуть вот это. — Энтони отнял руки, не в силах скрыть своего разочарования и обиды, затем протянул ей книгу.
 — Ты забыла на корабле своего Эсхила.
 — О! — Именно эту книгу она читала перед падением со скалы. Оливия раскрыла ее, и на кровать упал сложенный листок — план дома. — Кто это нарисовал?
 — Майк. Мне нельзя было ошибиться окном. — Оливия тем временем развернула бумагу, перевернула ее и охнула:
 — Это же я! Ты рисовал меня, пока я спала! Как ты посмел?!
 — Я не мог удержаться, — сказал он. — Ты же знаешь мою страсть к анатомии.
 — Негодяй! — вспылила Оливия. — Ты шпионишь и подглядываешь за людьми. Низкий человек!
 В ответ Энтони лишь вскинул бровь. Встав с кровати, он принялся ходить по комнате, негромко насвистывая сквозь зубы. Склонив голову набок, он рассматривал висевшие на стене картины, затем провел пальцем по корешкам книг на полке, повертел в руках гребни с ручками из слоновой кости и маленькое, усыпанное жемчугом зеркальце.
 — Боже мой, я совсем забыл смыть краску. Не возражаешь, если я воспользуюсь твоей губкой? — Не дожидаясь ответа, он принялся при помощи мыла, воды и губки смывать румяна со щек. — Вот теперь у меня более приличный вид, ты не находишь? — Он отложил зеркало и с улыбкой повернулся к ней, ожидая одобрения.
 Оливия с трудом сдержала смех. Она с изумлением наблюдала за ним, удивляясь, что не находит в себе сил злиться, тем более что теперь он смотрел на нее взглядом преданного волкодава.
 Энтони усмехнулся, прочитав ее мысли. Его взгляд упал на пустую шахматную доску, стоявшую на мозаичном столике у не зажженного камина.
 — Может, сыграем в шахматы? — небрежно спросил он.
 — Во что?
 — В шахматы, — повторил он. — Безопасное занятие — я бы так выразился, — поскольку мы будем разделены доской. — Он взял со стола белую и черную пешки и подошел к кровати, пряча руки за спиной. — Выбирай. — Он протянул ей сжатые кулаки.
 Оливия молча хлопнула его по правой руке. Энтони разжал пальцы, открывая белую пешку.
 — Белые начинают, — сказал он.
 — И выигрывают, — заявила Оливия, отбрасывая простыни. Шахматная партия посреди ночи! Эта безумная мысль будоражила ее. И почему-то ей казалось совершенно естественным ночью играть в шахматы с пиратом.
 Она подошла к шахматному столику, отметив, каким гладким и прохладным был пол под ее босыми ногами, и поставила белую пешку на место. Энтони тем временем зажег свечи на двурогом подсвечнике и сел на маленькую банкетку.
 — Прежде чем мы начнем, ответь, ты еще чувствуешь рану?
 — Иногда в ней начинает пульсировать. А при быстрой ходьбе возникает тянущая боль. — Он поманил ее к себе.
 — Обещаю, я буду только врачом. Не нужно стесняться.
 — Я не стесняюсь, — совершенно искренне ответила Оливия.
 — Тогда в чем дело?
 Оливия представила сделанный им рисунок. Это же просто смешно! Приблизившись к нему, она повернулась и подняла ночную рубашку. Его прохладные пальцы осторожно коснулись раны.
 — Превосходно заживает, — бесстрастно произнес он, опуская руки.
 — Я же тебе говорила. Фиби делает все, что нужно.
 — Она что-то в этом понимает, да? — рассмеялся он.
 — Осмелюсь утверждать, что в травах она разбирается не хуже тебя, — произнесла Оливия. — Впрочем, она, конечно, не хирург.
 — Как-нибудь мне нужно будет поговорить с ней на эту тему. — Оливия резко обернулась:
 — И каким же образом ты собираешься это устроить?
 — Стоит проявить лишь немного изобретательности, — снова рассмеялся он. — Можешь мне поверить, мой цветок.
 — Интересно какой? — невольно вырвалось у нее.
 — Не знаю, — лениво улыбнулся он. — Иногда орхидея. Сегодня вечером в своем огненном платье и с темными волосами ты была похожа на экзотическую орхидею. Но в другие моменты ты больше напоминаешь мне ромашку или бархатцы, дикие и немного растрепанные.
 Оливия задумалась, не комплимент ли это, но по его загадочной улыбке было трудно что-либо определить.
 — Давай играть в шахматы. — Она села за столик напротив Энтони.
 — С удовольствием, — весело согласился он. — Великолепное и совершенно безопасное занятие.
 Девушка с подозрением взглянула ему в глаза, но выражение его лица оставалось безмятежным. Она двинула вперед на две клетки ферзевую пешку.
 Энтони бросил на нее короткий взгляд из-под удивленно вскинутых бровей. Какое необычное начало! Он повторил ее ход.
 Оливия передвинула на две клетки пешку, стоящую перед слоном на ферзевом фланге, а затем откинулась назад, наблюдая за реакцией противника.
 Энтони знал гамбит, который она разыгрывала. Если он не воспрепятствует ее планам, то его фигуры лишатся свободы передвижения, что постепенно приведет к поражению.
 — Белые выигрывают, — повторила Оливия.
 — Неужели? — Он передвинул королевскую пешку на одну клетку вперед.
 Оливия, не раздумывая, вывела коня на, королевском фланге.
 — Белые обладают преимуществом, но я никогда не проигрываю, — заявила она. — Даже когда играю черными.
 — Какая самоуверенная юная особа, — сказал он, делая ответный ход.
 Игра продолжалась в молчании.
 — Шах, — наконец произнесла Оливия, передвигая свою ладью. — И мат в три хода. Или ты хочешь доиграть до конца?
 Энтони окинул доску взглядом. Он уже несколько ходов назад почувствовал, что проигрыш неминуем, хотя делал все возможное, чтобы избежать поражения. Но она перехитрила его. Отрицать бессмысленно. К его крайнему удивлению, проигрыш вызвал в нем раздражение.
 Длинным изящным пальцем он опрокинул своего короля и, пристально глядя на нее, откинулся на стуле.
 — Ты все еще считаешь меня самоуверенной? — спросила Оливия, не в силах скрыть
 довольную улыбку.
 — Я думаю, что имею право на матч-реванш, — ответил он, и глаза его озорно блеснули. В ее самодовольстве было что-то очень милое.
 — Победитель определится в трех партиях, — тотчас ответила Оливия и принялась расставлять фигуры на доске.
 Энтони посмотрел в окно. Ночная тьма рассеивалась. Скоро рассвет.
 — Только не сейчас, — сказал он, вставая. — Мне пора. Оливия проследила за его взглядом.
 — О да, ты прав. — В ее голосе сквозило разочарование. — Я уверена, что выиграю и черными.
 — Посмотрим, мой цветок. — Энтони пальцем приподнял ее подбородок, а затем мгновенно поцеловал в губы. И прежде чем она успела ответить на поцелуй, прежде чем глаза ее затуманились, отстранился.
 Оливия замерла в неподвижности. Сердце ее учащенно билось, и, несмотря на то что поцелуй был едва уловимым, она все еще ощущала его губы у себя на губах. Она не чувствовала ничего, кроме наслаждения.
 — Следующий матч будет проходить на моей территории, — объявил он, направляясь к окну. — Майк с тобой свяжется, и ты будешь знать, что делать. — Он поднес пальцы к губам и послал ей воздушный поцелуй, а затем перелез через подоконник и исчез.
 Оливия подошла к окну и посмотрела вниз. Ей показалось, что она видит, как он исчезает среди деревьев, но он двигался так быстро и бесшумно, что никакой уверенности у нее не было.
 Неужели он думает, что она все бросит и по первому зову бегом помчится к нему? Неужели считает собственные планы важнее ее?
 Конечно, считает. Что бы он там ни задумал, черт возьми! Можно дать голову на отсечение, что он задумал что-то опасное и незаконное.
 Оливия вернулась к кровати, где среди скомканных простыней лежал сделанный его рукой набросок. При взгляде на него сердце у нее оборвалось: рисунок так и дышал чувственностью. Как будто каждое движение карандаша ласкало тело, которое он рисовал. Ей тут же вспомнилось ощущение его рук у нее на теле, когда они занимались любовью…
 Оливия сунула листок с наброском между страницами Эсхила и забралась в постель. Рука ее скользнула под подушку и сжала платок Энтони. Она заснула, стиснув его в руке, как делала это каждую ночь после возвращения из волшебного сна на «Танцующем ветре».




 Глава 10


  - Вставай, лентяйка! — Фиби вбежала в комнату Оливии примерно час спустя после ухода пирата. Одной рукой она прижимала к груди младенца, а за другую руку держался ее старший сын. — У меня чудные новости!
 Оливия заставила себя открыть глаза. Похоже, сегодня ей поспать не придется. Она растерянно заморгала, глядя на Фиби, в первую секунду не в силах понять, откуда та взялась. Но постепенно мир вокруг принял ясные очертания. Утреннее солнце, пение птиц, свежий запах травы, с которой испарялась ночная роса. Очаровательная улыбка Фиби и тихое гуканье младенца.
 — Какие новости? — зевнув, пробормотала Оливия. Фиби загадочно улыбнулась:
 — Отгадай. Даю тебе три попытки.
 Сынишка выпустил ее руку и направился к комоду: он знал, что в шкатулке с драгоценностями у Оливии есть интересные блестящие предметы. Фиби проворно убрала ножницы и подушечку для булавок, прежде чем пухлые пальчики сына успели прикоснуться к ним. И тут ее взгляд упал на умывальник.
 — Что это с губкой? — в изумлении воскликнула она. — Вся какая-то красная. Ты порезалась? — Фиби приподняла губку за уголок.
 — А… это я экспериментировала с румянами, — сказала Оливия. — Мне показалось, что вчера вечером я выглядела слишком бледной. В общем, ничего не получилось.
 Фиби бросила на нее испытующий взгляд.
 — Где ты взяла румяна?
 — У коробейника.
 — Где они? Можно мне взглянуть?
 — Я их выбросила.
 — Оливия!
 Оливия виновато потупилась. Она вообще-то не умела притворяться. Особенно перед теми, кто знал ее почти так же хорошо, как она сама.
 — Здесь был Энтони. Загримированный под какого-то пьяного рыбака. Это краска.
 Широко раскрыв глаза и потеряв от изумления дар речи, Фиби выслушала признания подруги.
 — Пират? — с некоторым страхом спросила наконец она. — Он приходил сюда? Глубокой ночью к тебе в спальню? В те время как через две двери от тебя спит Кейто?
 Оливия кивнула:
 — Он забрался на магнолию и влез в окно.
 — Боже мой! — воскликнула Фиби. — Что ему было нужно?
 — Мы играли в шахматы.
 Фиби взглянула на нее как на сумасшедшую.
 — Ты сказала «шахматы»? — Ее изумленный взгляд метнулся к шахматной доске. Черный король был опрокинут; рядом с мозаичной доской стояли ровные ряды снятых фигур. Здесь действительно кто-то играл. — Мне кажется, ты говорила, что все кончено.
 — Да, — ответила Оливия, теребя пальцами покрывало. — Он вернул мне книгу… ту самую, которую я читала, когда оступилась. Я забыла ее на корабле.
 Фиби присела на сундучок у кровати и положила ребенка к себе на колени.
 — Постой-ка… этот… этот самый пират, с которым ты не собиралась больше встречаться, вдруг посреди ночи забирается в окно твоей спальни, чтобы вернуть книгу и сыграть партию в шахматы?!
 — Звучит, неправдоподобно, — согласилась Оливия. — Но он довольно необычный человек.
 — Ты ничего не скрываешь? — бросила на неё пронзительный взгляд Фиби. — Тебе не удастся меня обмануть. Мы слишком хорошо друг друга знаем.
 Оливия твердо решила не рассказывать Фиби, что пират и напыщенный болван мистер Кэкстон — одно и то же лицо. Раз Энтони играет в некую игру, причем как противник Кейто, то Фиби не следует знать об этом.
 — Я просто пытаюсь разобраться, Фиби, — задумчиво произнесла она. — Я была ошеломлена. Мне казалось, мы никогда больше не увидимся. Я же говорила тебе, что воспринимала свое пребывание на корабле как сон, а теперь наконец проснулась.
 Оливия машинально отбросила покрывало и села на край кровати, подыскивая нужные слова:
 — Но когда я снова его увидела, то у меня возникло странное чувство… чего-то нереального. Ты можешь себе представить — играть посреди ночи в шахматы с мужчиной, который… — Она растерянно пожала плечами.
 — Играть посреди ночи в шахматы с преступником в доме своего отца — все это представляется мне признаком расстроенной психики! — резко заявила Фиби и, нахмурившись, взглянула на Оливию. — Это действительно все? Вы больше ничем не занимались?
 — Естественно, — отозвалась Оливия, — это все. — Кроме его прикосновений и быстрого легкого поцелуя. Ее взгляд упал на книгу, между страницами которой лежал рисунок. Она не собиралась показывать его Фиби.
 — Знаешь, мне это не нравится. Какое-то глупое безрассудство! — выпалила Фиби.
 — У тебя сейчас ханжеский тон старшей сестры, — недовольно поморщилась Оливия. — Ты ведь не такая. Вспомни-ка про свои безумства. Кто поехал за моим отцом и втайне от него спрятался на его корабле?
 Фиби откинула со лба растрепавшиеся волосы.
 — Я не думала, что ты это так воспримешь… я вовсе не ханжа, просто я волнуюсь за тебя, Оливия. Раньше ты никогда так не поступала.
 — Это уж точно, — невольно улыбнулась Оливия. — Просто не представлялось возможности.
 — Такая легкомысленность… О, милый, ты стукнулся головкой? — Фиби бесцеремонно переложила младенца на колени Оливии и бросилась к плачущему Николасу, который с размаху сел на пол, ударившись головой о ножку стула.
 Оливия держала маленького Карла, играя его пальчиками, и ждала, пока прекратятся рыдания и поцелуи.
 — Не исключено, что я опять буду играть с ним в шахматы, — задумчиво произнесла она, когда внимание Фиби вновь переключилось на нее.
 Фиби покачала головой:
 — Мне не хотелось бы выглядеть ханжой, правда, Оливия. Но это безумие. А что, если вас застанет Кейто?
 — Не застанет, — уверенно ответила Оливия. — Если ты ему ничего не скажешь.
 — Конечно, не скажу, — возмутилась Фиби, забирая у Оливии Карла.
 — Ладно, — примирительно улыбнулась подруга, — а что у тебя за чудесные новости? — Фиби только вздохнула:
 — Угадай.
 Оливия устала от игр, но она уже достаточно расстроила Фиби своим поведением, и отказываться было бы нехорошо.
 — Вы вместе с отцом вернетесь в Лондон, и там ты опять увидишься со своими поэтами.
 — Нет-нет! — нетерпеливо тряхнула головой Фиби. — Предстоящее событие доставит удовольствие нам обеим. Оливия задумалась, а затем на ее губах появилась улыбка.
 — Когда она п-приезжает?
 Голубые глаза Фиби весело сверкнули, и к ней вернулось ее обычное настроение.
 — Я знала, что ты отгадаешь, если подумаешь хорошенько! Порция приезжает на несколько дней. Руфус прислал из Лондона письмо. У него какие-то проблемы — все эти бунтовщики и прочее, — и ему нужно поговорить с наместником и Кейто. Поэтому он остановится в замке, зато Порция будет жить у нас.
 — Она привезет с собой всех детей?
 — Она никогда с ними не расстается. — Фиби поцеловала лежавшего у нее на руках младенца. — И я бы не смогла.
 — Наверняка не смогла бы. — Оливию удивляло, какими образцовыми матерями оказались ее подруги. Фиби эта роль подошла как нельзя лучше, а вот Порция по-прежнему оставалась для нее загадкой. Женщина, которая с удовольствием воевала вместе с мужем, которая до сих пор носила штаны и пояс с мечом, стала такой любящей матерью и не делала никаких различий между собственными детьми и двумя незаконнорожденными сыновьями Руфуса Дикейтора.
 — Так когда она приезжает?
 — Кейто утверждает, что со дня на день. Видимо, готовится еще одна попытка переправить короля во Францию; Руфус получил соответствующие сведения из своих источников в армии, которые помогут пролить свет на все это.
 Оливия кивнула, но мысли ее лихорадочно заметались. Неужели именно этим занят Энтони? Готовит побег короля во Францию? Это сделает его прямым врагом маркиза Гренвилла, который поклялся охранять его величество.
 «Боже мой, — подумала она, — разумеется, именно этим он и занят!» Ее вчерашняя догадка оказалась верна — король или, скорее, его сторонники предложили наивысшую цену за услуги наемника. В какое положение тогда попадет дочь маркиза Гренвилла?
 Она взглянула на Фиби… такую безмятежную, такую постоянную в своих пристрастиях.
 Малыш на руках у Фиби беспокойно зашевелился.
 — Думаю, Карлу нужно переменить пеленки. Давай устроим пикник на холмах. Там довольно прохладно, Николас сможет свободно порезвиться. У него столько энергии.
 Малыш захныкал, и она поспешила к выходу.
 — Пойдем, Николас. — Фиби протянула руку сыну и наследнику маркиза. Ребенок неохотно отложил нить жемчуга; впрочем, мать пообещала ему кусочек медовых сот, а перед таким лакомством никто не устоит!
 Оливия убрала жемчуг в шкатулку с драгоценностями, затем подошла к окну и задумчиво взглянула на море. С холма Святой Екатерины, который находился прямо за домом, открывался прекрасный вид на Ла-Манш, оттуда видны были огибающие мыс суда. На вершине холма стояла часовня Святой Екатерины, через которую осуществлялась переписка с «Танцующим ветром».
 Вероятно, хозяин использует именно этот способ, чтобы послать Майка за партнером по игре в шахматы. Точно так же послать сообщение может и сам партнер. Оливия Гренвилл не собирается служить на посылках. Пожалуй, она сама сообщит пирату о том, что готова к очередной партии. И она выяснит, в какие игры он играет при дворе короля.
 Годфри подъехал к парадному крыльцу дома лорда Гренвилла в четыре часа пополудни, в обычное для визитов время. Он спешился и отдал поводья слуге, который выбежал из дома, когда раздался стук копыт по усыпанной гравием дорожке.
 Поправив яркий камзол из голубого шелка, Годфри стряхнул несуществующую пыль со светло-зеленых панталон. Он знал, что производит неизгладимое впечатление. Одежда составляла большую часть его расходов, и он оставил себе из награбленных товаров рулон отличавшегося особой элегантностью расписного шелка, отрез узорчатого бархата и катушку брюссельских кружев. Все это стоило, по его подсчетам, не менее пятидесяти гиней и в будущем наверняка разнообразит его гардероб.
 У парадной двери уже маячила величественная фигура дворецкого.
 — Лорда Гренвилла нет дома, сэр.
 — Лорд Ченнинг приехал нанести визит леди Гренвилл. Думаю, она ждет меня.
 Биссет подумал, что это маловероятно. Леди Гренвилл с леди Оливией всего несколько минут назад вернулись с пикника и выглядели такими же растрепанными, как и дети.
 — По-моему, леди Гренвилл еще не вернулась, — дипломатично отозвался он.
 — Биссет, кто там? — Бодрый голос Фиби свел на нет усилия дворецкого.
 — Лорд Ченнинг, миледи. Я не знал, что вы принимаете.
 — Вряд ли. — Фиби приблизилась. — Добрый день, лорд Ченнинг. Боюсь, мы совсем не готовы к вашему визиту. После пикника вид у нас совсем неподходящий для приема посетителей. — В устах других людей подобная прямота звучала бы оскорбительно, но Фиби каким-то образом умудрялась говорить правду, не обижая собеседника.
 Годфри низко поклонился:
 — Прошу меня извинить, мадам. Я вернусь в более подходящий момент. — Он улыбнулся и выпрямился. — Я только хотел засвидетельствовать свое почтение вам и леди Оливии.
 Фиби колебалась. Неучтиво было бы отсылать лорда назад в Карисбрукский замок, даже не предложив ему отдохнуть. Она обещала Кейто помочь Оливии разобраться с поклонниками, которые как предупреждал муж — валом повалят в дом. Лучше не тянуть и начинать прямо сейчас.
 — Входите, сэр, но придется вам принимать нас такими, какие мы есть. Надеюсь, вы не откажетесь от бокала вина? Годфри с готовностью прошел в холл.
 — Благодарю вас, леди Гренвилл.
 — Биссет, принесите вино в гостиную. Сюда, лорд Ченнинг.
 Годфри последовал за ней, с изумлением отметив, что ее юбка перекосилась, а в волосах, похоже, застряли травинки.
 — Оливия, посмотри, кто к нам приехал! — весело крикнула Фиби, приглашая посетителя в гостиную. — Лорд Ченнинг нанес нам обещанный визит.
 Оливия сидела с Николасом у окна и плела венок из ромашек, выбирая их из груды лежавших у нее на коленях увядших цветов. Ребенок, похоже, уснул, сунув в рот очень грязный большой палец. Изо рта его, измазанного красной смородиной, несколько капель попало на светлую муслиновую юбку Оливии. Годфри с недоумением смотрел на ее распущенные волосы, в которые были вплетены ромашки. Тоже увядшие.
 — Добрый день, леди Оливия. — Он поклонился, переступив порог.
 Едва Оливия увидела устремленные на нее холодные зеленые глаза, как у нее перехватило дыхание. Тонкие губы Годфри изогнулись в улыбке. Не было ни капли тепла в этом человеке, только угроза. Она убеждала себя, что это нелепо, но ей почему-то слышался насмешливый голос Брайана, а перед внутренним взором всплывали его прищуренные глаза, когда он, подмигивая, придумывал для нее новые мучения. Тогда она чувствовала себя бабочкой, которой вот-вот оторвут крылья. Точно такое же ощущение она испытывала и теперь.
 Оливия осторожно встала, стараясь не потревожить спящего ребенка. С ее колен на пол посыпались ромашки.
 — Боюсь, лорд Ченнинг, вы застали нас врасплох. — Несомненно, так и было. Годфри заметил ее босые ноги и зеленые травяные пятна на юбке. Во всей этой сцене было что-то обидное. Две высокородные дамы походили сейчас на крестьянских девушек ранним майским утром: растрепанные волосы, тронутые солнцем щеки, неопрятная одежда. Как молочницы, с некоторым отвращением подумал он.
 Но если верить Брайану Морсу, у этой самой молочницы наследство в несколько тысяч фунтов.
 — Я нахожу ваше дезабилье очаровательным, мадам, — улыбнулся он и еще раз поклонился. — А что это за ребенок?
 — Мой сын, — отозвалась Фиби и поспешно взяла малыша на руки. — Граф Грэфтон… Биссет, позови сюда Сэйди, пусть отнесет его в детскую.
 — Хорошо, миледи. — Биссет поставил поднос с графином вина и бокалом на стол и величественно удалился.
 На мгновение в комнате повисла тишина, затем Оливия заставила-таки себя заговорить:
 — Не хотите ли вина, сэр?
 — Да, благодарю вас.
 Наполняя бокал, Оливия чувствовала, что он смотрит на ее босые ноги. Она ощущала себя беззащитной, как будто была без одежды. Дрожащей рукой она протянула Годфри бокал, но едва их пальцы соприкоснулись, как у нее мурашки пробежали по спине.
 — Спасибо, леди Оливия. — Он улыбнулся и сделал глоток вина.
 Приход няни и суета вокруг мальчика дали Годфри возможность повнимательнее взглянуть на свою жертву. Несмотря на ее растрепанный вид, в ней было что-то очень чувственное. Густые черные волосы, большие темные глаза, теплые алые губы. Мужчине незачем закрывать глаза, обладая Оливией Гренвилл. Он почувствовал, как по его чреслам разлилось приятное тепло.
 — Вы находите жизнь в Карисбрукском замке интересной, лорд Ченнинг? — спросила Фиби, лихорадочно подыскивая тему для разговора.
 — Я конюший наместника, мадам. Это интересная и полезная должность.
 — Думаю, вы проводите много времени с королем, — продолжила Фиби.
 — Да, действительно, я часто нахожусь в обществе его величества, — с готовностью согласился он. — Но когда предоставляется возможность, я с удовольствием уединяюсь с моими книгами.
 — Значит, у вас обширная библиотека, сэр? — Фиби бросила на Оливию негодующий взгляд, недоумевая, почему та переложила весь груз беседы на подругу.
 — Я немного интересуюсь философией, мадам.
 — Греческой или римской? — вступила в разговор Оливия, правильно истолковав взгляд Фиби. Она вновь заняла место у окна, упрямо повторяя про себя, что нельзя поддаваться нелепым фантазиям. Какая опасность может исходить от Годфри Ченнинга.
 — Труды Платона мне представляются наиболее поучительными, — важно ответил Годфри, надеясь, что она не станет углубляться в подробности. Он кое-что прочел, но этого было явно недостаточно для настоящей ученой беседы. Впрочем, вряд ли женщина — что бы там ни говорил Брайан — может обладать действительно глубокими знаниями, Оливия, вероятно, сама знакома с предметом весьма поверхностно, хотя и считает себя очень образованной.
 — Какие именно? — спросила Оливия., — Наверное, «Республика», хотя также…
 К немалому облегчению Годфри, вопрос так и остался невысказанным, ибо дверь с шумом распахнулась и в комнату ворвался настоящий вихрь. В нем кружились дети, собаки и худощавая молодая женщина с огненно-рыжими волосами и несметным количеством веснушек, которая, к изумлению Годфри, была одета в штаны и камзол. Комната наполнилась радостные криками, поцелуями и объятиями, а одна из собак, дворняжка горчичной масти, прыгала, лаяла и привечала всех подряд, включая лорда Ченнинга.
 Он пнул собаку, когда та дружелюбно ткнулась ему в лодыжки; и она, ощетинившись, отошла.
 — В чем дело, Джуно? — Рыжеволосая женщина наклонилась к собаке; потрепала ее по шее. Затем подняла на Годфри прищуренные, зеленые глаза, в которых светилось такое презрение; что у него возникло желание задушить ее; — Джуно вас не тронет. Если, конечно, вы не намерены обижать ее, — сухо пояснила она.
 — Порция, позволь представить тебе лорда Ченнинга, — Фиби наконец вырвалась из шумного детского окружения. — Лорд Чённинг, леди Дикейтор, графиня Ротсбери.
 Порция сдержанно кивнула, не отнимая руки от собаки. Поклон Годфри был всего лишь формальностью. Ему никогда еще не приходилось встречать подобную женщину. Разумеется, он знал Руфуса Дикейтора, графа Ротсбери. Человек с богатым прошлым, но по крайней мере аристократ. Зачем ему такая, похожая на мальчишку, жена? Визитер повернулся к Фиби:
 — Теперь я должен попрощаться, леди Гренвилл, и оставить вас с вашими гостями.
 — Что же вы так быстро уходите? — вежливо пробормотала Фиби, уже протягивая ему руку.
 — Я и так злоупотребил вашим гостеприимством, — ответил он, целуя ей руку, а затем повернулся к Оливии: — Леди Оливия, надеюсь, мне будет позволено нанести вам еще визит?
 Оливия присела в реверансе, но ничего не ответила. Жаль, что невозможно придумать ничего такого, что избавило бы ее от его возвращения. Пока он не сделает ей официального предложения, у нее не остается выбора, кроме как принимать его.
 Годфри между тем стоял и ждал ее ответа. Осознав наконец, что выглядит глупо, держась за ручку двери и не двигаясь с места, он коротко кивнул и вышел из гостиной.
 — Какой неприятный человек, — заметила Порция.
 — Да, правда! — с готовностью поддержала ее Оливия. — У меня от него мороз по коже.
 — Он выглядит достаточно безобидным, — сказала Фиби и добавила: — Для щеголя.
 — Отец считает, что он намерен ухаживать за мной.
 — Тогда мне остается только одобрить его намерения! — расхохоталась Порция. — Он, конечно, не знает, что ты дала обет безбрачия.
 Безбрачия, но не целомудрия! Насмешливые слова пирата вновь зазвенели у нее в голове, и она вдруг залилась краской. Порция тем временем напустила на себя серьезный вид и, поймав взгляд Оливии, хитро прищурилась.
 — Я чувствую, ты что-то скрываешь.
 — У Оливии было приключение, — вполголоса произнесла Фиби, помня о присутствии детей.
 — О, как интересно! — Вопросительно вскинув бровь, Порция уставилась на озабоченное и серьезное лицо леди Гренвилл. — У тебя такой вид, будто ты не одобряешь его, милая. — Она перевела взгляд на Оливию и отметила смущение и растерянность девушки. — Кажется, я приехала вовремя. — Сделав такой вывод, Порция повернулась к детям: — Люк, Тоби, отведите Алекса и Еву в сад, и пусть Джуно побегает там же.
 Двое старших мальчиков с готовностью подчинились, оставив трех женщин в относительном покое.
 — А теперь… — Порция присела на подлокотник кресла. — Я готова слушать.
 Увлеченные разговором, Руфус Дикейтор и Кейто не спеша прогуливались по террасе. Дети, Джуно и две собаки Гренвиллов выскочили в открытые стеклянные двери гостиной. Руфус сделал паузу, чтобы проследить за ними отцовским взглядом.
 — Люк… Тоби… не выходите из сада! — крикнул он им вдогонку. — И не спускайте глаз с Евы. — В ответ кто-то взмахнул рукой, и Руфус негромко рассмеялся. — Она настоящий сорванец, с ней постоянно что-нибудь случается. Такое впечатление, что неприятности к ней так и липнут.
 — Вся в мать, — заметил Кейто.
 — Может, ты и прав.
 Мужчины заглянули в открытую дверь гостиной. Женщины, образовав кружок, о чем-то очень оживленно разговаривали; они были настолько поглощены беседой, что не заметили заинтересованных взглядов мужчин.
 — Интересно, о чем они толкуют? — хмыкнул Руфус.
 — О, вероятно, о всяких семейных делах… о детских зубах, о проблемах с прислугой, о сложных узорах для вышивания, — усмехнувшись, ответил Кейто.
 Руфус рассмеялся нелепости этого предположения.
 — Солдат, поэт и ученый. Замечательная троица!
 — Неразлучная троица, — заметил Кейто, прежде чем вернуться к прерванному разговору. — Итак, на острове и за его пределами говорят о новой попытке освободить короля.
 — Да, армия полна слухов, но последний, похоже, имеет под собой основание.
 — Однако никто не знает имени человека, который за этим стоит.
 Руфус покачал головой:
 — Я слышал только, что это уважаемый человек с большими связями и в то же время разбойник. О нем говорят с благоговением, как о народном герое, вроде Вильгельма Телля и Робин Гуда. — Он пожал плечами. Когда-то и у него самого была такая же репутация.
 — Он на острове?
 — Одни говорят — да, другие — нет. Загадочный человек.
 Кейто кивнул:
 — Загадочный человек, который смог обвести вокруг пальца людей Джайлза Крэмптона. Значит, нам остается только ждать и наблюдать. И еще пристальнее следить за королем. У меня есть шпион, конюший Хаммонда… Годфри Ченнинг. Ты знаком с ним?
 Руфус покачал головой:
 — Имя слышал.
 — Похоже, он непревзойденный мастер по части подглядывания и подслушивания. Кроме того, он хорошо разбирается в настроениях короля. Ты же знаешь, как настроение его величества зависит от того, что происходит. Он весел и полон оптимизма, когда в действие приводится какой-то очередной план…
 — Точно, — согласился Руфус. — Его нельзя назвать глупым, но он считает ниже своего достоинства притворяться. Думаете, он по-прежнему ведет переговоры с шотландцами?
 — Не сомневаюсь. Ченнинг сообщил, что король знал, когда шотландцы пересекли границу. Значит, его каким-то образом снабжают необходимыми сведениями. И деньгами тоже. Эти проклятые очаги восстания по всей стране откуда-то подпитываются… солдатам платят.
 — Наемники сражаются с гораздо большим энтузиазмом, и им не важно, кто их хозяин, и даже то, за что они сражаются, — заметил Руфус. — В то время как армия парламента сидит без денег и бунтует, у сторонников короля сытые желудки и полные карманы.
 — Каждый раз, когда мне кажется, что конец всему этому близок, победа опять ускользает от нас, — кивнул Кейто.
 — Да уж, — устало протянул Руфус. — Тебе не кажется, что семи лет кровопролития вполне достаточно? Это был риторический вопрос.
 Энтони рассматривал груду доставленных из пещеры товаров, которые теперь находились в трюме «Танцующего ветра».
 — Как ты думаешь, Адам, что могло бы понравиться Эллен?
 — Кружева.
 — Если я привезу ей кружева, то она использует их лишь для одного — нашьет мне еще ночных рубашек.
 — От них тоже есть польза. Девчонка в них такая хорошенькая, — лукаво заметил Адам.
 — Пожалуй, — ответил Энтони. — Но давай вернемся к Эллен.
 — Этот шелк она найдет слишком роскошным. Ей понравился бы рулон шерсти или чего-нибудь такого же… и, конечно, она не откажется от коньяка или фляги той мадеры.
 — Ну, это проще простого. И пару бутылочек бургундского. Может, ей понравится кашемировая шаль? Зимой она хорошо защищает от сквозняков.
 — Может, и так. Вы собираетесь к ней прямо сейчас?
 — Полагаю, ты тоже идешь.
 Адам так и расплылся в довольной улыбке.
 — Я сомневался, что вы меня возьмете,
 — Ради всего святого, дружище! Когда это я ездил к Эллен без тебя?
 В ответ Адам лишь пожал плечами, собрал подарки дли Эллен и последовал за Энтони прочь из трюма «Танцующего ветра».
 Шлюпка с двумя матросами на веслах, негромко постукивала о борт корабля, Энтони спрыгнул в шлюпку и протянул руки, чтобы взять груз у Адама. Старый слуга тотчас спустился следом, правда, не столь сноровисто. Гребцы налегли на весла, направив шлюпку к выходу из расселины. На открытой воде они развернули парус я поплыли вдоль берега, затем зашли в мелкую бухту и причалили к песчаной отмели. С трех сторон ее вверх круто вздымались скалы, почти нависая над ней и делая невидимой с вершины утеса.
 Взяв в руки подарки, Энтони ступил на песок, а потом подал руку Адаму, который перелез через борт шлюпки и теперь подыскивал, куда бы ступить.
 — Мы вернемся сюда вечером, хозяин. — Матросы уже сталкивали шлюпку в воду.
 — Ладно. Только не ждите нас раньше наступления темноты.
 Пыхтя и отдуваясь, Адам поднимался по почти незаметной тропке на вершину утеса. Они прошли мимо сидящего на корточках часового, который наблюдал за морем. Подобно своим товарищам, расположившимся внизу, он носил с собой свисток, с помощью которого можно было предупредить «Танцующий ветер» о непрошеных гостях, откуда бы они ни появились — со стороны моря или суши.
 — Доброе утро, Бен.
 — Доброе утро, сэр, — кивнул часовой. — Майк ждет наверху с лошадьми.
 Энтони кивнул и продолжил путь. Им нужно будет пересечь остров и доехать до самого Ярмута, оттуда переплыть через Солент, миновать стоящий на песчаной косе замок Херст и подняться вверх по реке Кихевен. Домик Эллен находился в крошечной деревушке Кихевен, и именно там и вырос Энтони. Он лазал по лодкам, едва научившись ходить, и постигал морское дело, как только Эллен освободила его от занятий науками, которыми, по ее мнению, должен был владеть сын джентльмена, пусть и незаконнорожденный.
 Контрабанда процветала на всем побережье Хэмпшира и на самом острове Уайт, и Энтони чувствовал себя здесь как рыба в воде. Через год он уже скопил достаточно денег, чтобы купить собственное суденышко, и
 вскоре к нему, признав его лидерство, присоединились те, кто самостоятельно и не очень успешно промышлял незаконной торговлей. Покупка «Танцующего ветра» не заставила себя долго ждать, и в поисках более богатой добычи пират вышел в открытое море.
 Что касается семьи его отца, то для них он не существовал. Семья матери вообще не знала о его рождении. Энтони Кэкстон шел своим путем и заботился о себе сам. Те, кому удалось завоевать его дружбу, могли считать себя счастливчиками. И наоборот — те, кто обрел в его лице врага, горько сожалели об этом.
 После часа езды верхом путники достигли портового городка Ярмут. В устье реки Яр стояла сторожевая крепость, смотревшая прямо на замок Херст, расположенный на песчаной косе главного острова. Оба сооружения охраняли вход в Солент. Именно на оконечности косы Херст Энтони во времена расцвета своих контрабандных операций встречался с местной клиентурой и выгружал товар.
 Оставив лошадей в таверне «Король Карл», мужчины спустились к причалу. Там в пришвартованной к причалу шлюпке их ждал грязный рыбак. При их приближении он вскочил.
 — Вы вовремя, сэр.
 — Я бы не заставлял тебя ждать, Джеб, если бы мог. — Энтони улыбнулся человеку, который научил его понимать море и предупредил об опасностях, подстерегающих моряка в порой неспокойных водах Солента.
 Спрыгнув в шлюпку, он потряс руку Джебу, и тот вскарабкался на причал. Адам же следом за Энтони занял свое место на шлюпке. Джеб оттолкнул их; Энтони расправил два паруса и взялся за румпель, чтобы поймать ветер и направить шлюпку к замку Херст и реке Кихевен.




 Глава 11


 Эллен Лейланд трудилась на своем огороде. Она распрямилась над грядкой аспарагуса, где пропалывала сорняки, и вытерла влажный лоб как раз в ту самую минуту, когда из-за поворота показались двое мужчин.
 — Да ведь это Энтони… Адам… Какой приятный сюрприз! — Она заторопилась вниз по тропинке, чтобы открыть ворота. — Я вас не ждала. У тебя какие-то новости, Энтони?
 — Думаешь, я приезжаю к тебе, только когда у меня есть новости? — пошутил он и чмокнул ее в загорелую щеку. — Неужели я такой невнимательный?
 — Да ну тебя, — сказала Эллен и легонько шлепнула его. — Адам, дорогой мой, как твои дела?
 — Спасибочки, Эллен, хорошо, — улыбнулся ей Адам. Когда-то, много лет назад, они делили с ней постель и обязанности по воспитанию сына Эдварда Кэкстона.
 Эллен никогда не делала классовых различий и в юности и зрелом возрасте выбирала друзей и любовников среди тех, кто оказывался под рукой. В последние годы, правда, ее интерес к любовным похождениям угас, и все силы, как физические, так и умственные, женщина отдала делу спасения короля.
 — Пойдемте, — позвала она, торопливо зашагав впереди мужчин по тропинке. — Я только что вынула лепешки из печи. И у меня есть чудесный пирог с цыпленком.
 — О, тогда коньяк, мадера и хорошее бургундское будут весьма кстати, — сказал Энтони, выставляя кожаные фляги на выскобленный сосновый стол. Он по-хозяйски окинул любовным взглядом маленькую кухню, что была когда-то свидетелем его мальчишеских радостей и бед. Здесь, как обычно, не было ни пятнышка, фарфоровые тарелки сложены стопкой на валлийском буфете, на крючках висят сверкающие медные кастрюли.
 — Думаю, Адам предпочитает эль. Подай, пожалуйста, кувшин, Энтони.
 Молодой человек снял кувшин с буфета и прошел в маленькую комнатку, где Эллен варила эль.
 — Присаживайся, Адам, — кивнула хозяйка и принялась выставлять еду на стол.
 Адам придвинул скамью к столу и со вздохом облегчения опустился на нее. Плавание было долгим. Ветер дул навстречу, и им пришлось галсами пересекать Солент.
 — На вот тебе, старина, — усмехнулся Энтони, ставя кувшин с элем перед слугой. — А то в последние дни ты что-то совсем расклеился.
 — Придержи свой язык, Энтони, — нахмурилась Эллен. — И открой это бургундское.
 Энтони рассмеялся и выполнил ее приказание. Они ели и пили с непринужденностью людей, много лет сидевших за одним столом. На борту «Танцующего ветра» Адам, не считал приемлемым, есть вместе с хозяином, но на этой кухне не было сословных различий.
 Дождавшись окончания трапезы, Эллен приступила к обсуждению вопроса, занимавшего ее больше всего.
 — Итак, Энтони, ты видел короля?
 — Да, вчера вечером. — Он положил руки на стол и забарабанил пальцами по его поверхности. — Мне удалось передать ему азотную кислоту, чтобы он смог разрезать решетки на окнах.
 Эллен кивнула. Вторая попытка побега короля закончилась неудачей, однако никто тогда не додумался проверить решетки в окне узника. Во время третьей попытки ему передали азотную кислоту, чтобы избавиться от решетки, но в план побега было посвящено так много людей, что все его детали стали известны полковнику Хаммонду.
 Эта, четвертая, попытка была подготовлена мастерски. Энтони ничего не оставил на волю случая. По просьбе Эллен он с самого начала войны выступал на стороне короля, но делал это именно для нее, а не для короля, к которому не испытывал уважения. Преданность Эллен королю была столь безгранична, что большая часть доходов Энтони за последние шесть лет была потрачена на содержание армии роялистов; теперь же все его незаурядные способности, отточенные при планировании контрабандных рейсов и пиратских нападений, использовались для организации бегства короля во Францию.
 — Как выглядит его величество? — взволнованно спросила Эллен. — Он очень удручен?
 — Меньше, чем можно было предположить, — ответил Энтони и сделал глоток вина.
 — Король по-прежнему ведет переговоры с шотландцами через Ливси. — Он пожал плечами. — И он по-прежнему думает, что эти переговоры являются тайной для парламента.
 — Но ты так не считаешь?
 — Нет. Прости меня, Эллен, но короля вводят в заблуждение как в этом, так и во многих других случаях. — Губы Эллен сжались.
 — Если ты откажешься помочь, Энтони, я не стану осуждать тебя.
 Он улыбнулся, рассеянно взглянул в кружку.
 — Нет, станешь. Мои чувства не имеют никакого значения, Эллен. У меня нет никаких особенных интересов в этой войне, за исключением одного — чем скорее она закончится, тем скорее люди вернутся к привычной жизни.
 Эллен молча вышла в кладовку. Через несколько минут она вернулась с миской крыжовника и кувшином густых желтых сливок.
 — Я собрала ягоды сегодня утром.
 По всей видимости, безразличная позиция Энтони расстроила Эллен, и она больше не хотела продолжать тяжелый разговор.
 — Прежде чем мы уйдем, мне нужно починить дверь в сарае для коз. Первым же порывом ветра ее сорвет.
 — Спасибо, — произнесла Эллен и подтолкнула миску к Адаму, который почти не принимал участия в разговоре. В таких делах он привык быть скорее наблюдателем, чем участником.
 Доев свой крыжовник и извинившись, Энтони вышел. Вскоре до сидящих в кухне донеслись удары молотка.
 — Он во многом похож на отца, — сказала Эллен. — И мне непонятно, почему он так отличается от него в этих вопросах. Эдвард был полон страсти и идеалов; он часто ошибался, но вера его была сильна. Энтони же, видимо, ни во что не верит… хотя он очень преданный и верный друг, — добавила она, заметив, как нахмурился Адам. — Но что касается убеждений… кажется, у него их вообще нет.
 — Думаю, он помнит, что убеждения сделали с его отцом, — отозвался Адам. — И эти самые убеждения заставили Кэкстонов отвергнуть и сэра Эдварда, и его сына. Невинный младенец, их собственная плоть и кровь, был выброшен и обречен на смерть ради их убеждений. В определенном смысле убеждения — жестокая вещь.
 Эллен вздохнула:
 — Наверное, ты прав. Но иногда я гляжу на него и так ясно вижу Эдварда, что мне становится больно. Такое же неотразимое очарование… — Эллен снова вздохнула.
 — Ну да, и это очарование в ближайшее время принесет ему неприятности. Я не удивлюсь, если уже принесло, — мрачно произнес Адам.
 В глазах Эллен блеснул неподдельный интерес.
 — Расскажи мне.
 Адам в нескольких словах изложил ей случившееся.
 — Дочь лорда Гренвилла! — в ужасе воскликнула хозяйка. — Но лорд Гренвилл безгранично предан парламенту. Энтони не может ухаживать за его дочерью. Она выдаст его отцу.
 — Не стоит спешить с выводами, — погрозил ей пальцем Адам. — Во-первых, Энтони не посвящает ее в свои тайны. Он слишком ловок и осторожен. — Старик на миг умолк, а затем хмуро добавил: — Кроме того, это не похоже на обычное развлечение, Эллен.
 — То есть?
 — Бойкая девчонка, — пояснил Адам. — Сомневаюсь, что она покорно подчинится ему. Знаешь, то они без ума друг от друга, а через минуту она уже задирает нос и Энтони выглядит мрачнее тучи.
 — О Боже, — беспомощно пробормотала Эллен, но, заслышав шаги входящего на кухню Энтони, жизнерадостно улыбнулась: — Спасибо, мой дорогой.
 — Не за что. — Энтони замер в дверях, уперев руки в бока, и насмешливо посмотрел на обоих. — Надеюсь, вы славно поболтали. Тщательно препарировали ситуацию, а?
 — О, дорогой! — откликнулась Эллен. — Не мог бы ты… ну, не мог бы ты найти что-нибудь более подходящее, Энтони?
 — Подходящее — это немного не тот термин, дражайшая Эллен. Не волнуйся, леди совсем не горит желанием прыгнуть ко мне в постель, — ответил он, и глаза его затуманились, что не ускользнуло от внимания собеседников.
 Сняв куртку с крючка, куда повесил при входе, Энтони закинул ее на плечо.
 — Пойдем, Адам. Нам уже пора.
 Эллен проводила их до ворот.
 Поцеловав тетю, Энтони перешел к главной цели своего визита:
 — У меня есть масса роскошных товаров на продажу. Ты не могла бы переговорить с моими покупателями в Портсмуте? «Танцующий ветер» будет в порту Портсмута послезавтра, а на следующий день я появлюсь на рынке.
 — Сегодня вечером я отошлю сообщение. Только будь осторожен, дорогой.
 Эллен проводила мужчин взглядом, а затем завернулась в плащ и отправилась в домик викария, чтобы передать сообщение.
 — Прошу прощения, милорд.
 Завтрак Кейто следующим утром был прерван появившимся в дверях Джайлзом Крэмптоном. Голос его звучал, как всегда, серьезно.
 — В чем дело, Джайлз?
 — Письмо от полковника, милорд. — Джайлз вошел в комнату и наклонил голову, приветствуя сидевших за столом дам. — Думаю, он вызывает вас к себе, — поделился сержант своими соображениями.
 — Садись позавтракай. — Кейто взял письмо и указал Крэмптону на стул.
 Джайлз еще раз кивнул дамам и занял место за столом. Он знал эту троицу очень давно — Оливию вообще с самого детства — и, несмотря на сословные различия, чувствовал себя в их обществе абсолютно свободно.
 — Ветчину, Джайлз? — Оливия подвинула к нему резную деревянную дощечку.
 — Спасибо, леди Оливия. — Сержант отрезал себе ветчины, хлеба, взял яйца и приступил к еде.
 Фиби кивнула лакею, чтобы тот наполнил кружку Джайлза элем.
 — Проклятие, — пробормотал Кейто, не отрывая глаз от письма.
 — В чем дело? — спросила Фиби.
 — Вызов в Лондон. Боюсь, Порция, твоему мужу тоже придется поехать со мной. — Лорд перевел взгляд на племянницу, складывая письмо.
 — Если не возражаете, я останусь здесь, — с улыбкой отозвалась Порция.
 — Вместе со всем семейством, — улыбнулся ей в ответ Кейто. — Мы будем отсутствовать недолго, всего несколько дней, — добавил он и поднялся. Джайлз тотчас отложил нож и встал. — Нет, нет, Джайлз, заканчивай завтрак, — махнул рукой Кейто. — Мне нужно еще кое-что подготовить. Встретимся через пятнадцать минут.
 Джайлз вновь сел, но всем присутствующим было ясно, что ему не терпится уйти и только приказ лорда удерживает его за столом.
 — Попробуете грибов, Джайлз? — спросила Порция, пододвигая сержанту тарелку. От нее исходил восхитительный аромат.
 Джайлз взялся было за ложку, но передумал.
 — Нет, спасибо, леди Ротбери. Прошу меня извинить, леди Гренвилл. — Он сдержанно, как обычно, кивнул дамам и с явным облегчением поспешил за своим лордом.
 — Ах, Джайлз! — вздохнула Порция, вспомнив, как он приехал за ней в Шотландию после смерти ее отца, и как его нехитрая ложь помогла убедить костлявую девушку за стойкой бара, каковой она в то время была, в искренности дядиного предложения о защите. — Без него меня бы здесь не было.
 — Не могу представить себе Кейто без Джайлза; они прямо-таки неразлучны, — сказала Фиби. — Иногда меня раздражает, что Кейто всегда советуется с ним по военным делам, и все же я чувствую себя гораздо спокойнее, когда Джайлз рядом с мужем… я вспоминаю, как король спасся после осады Оксфорда, и… — Она умолкла, проследив за взглядом Порции. Оказывается, Оливия с отсутствующим видом безостановочно намазывала масло на ломоть пшеничного хлеба. Слой масла был уже таким толстым, что образовалась горка.
 — Оливия…
 — М-м? — Оливия подняла голову и разровняла горку масла ножом.
 — Похоже, ты нас не слушаешь, дорогая. — Порция взяла кувшин с элем и наполнила свою кружку.
 — Мне необходимо сыграть партию в шахматы, — отозвалась Оливия. — Теперь, в отсутствие отца, для этого самый подходящий момент.
 — Значит, ты собираешься разыскать пирата, — многозначительно заявила Фиби.
 — Да. Я обещала ему матч-реванш. — Оливия улыбнулась и взялась за кружку. — Не волнуйся, Фиби, тебе не о чем беспокоиться.
 — Не о чем беспокоиться! — воскликнула Фиби. — Этот человек… он…
 — Преступник, — услужливо подсказала Порция. Фиби промолчала. Ее волновало не столько занятие этого человека, сколько бесперспективность подобной связи для Оливии. Впереди у нее одни лишь страдания. Фиби слегка пожала плечами и по блеску в глазах Порции поняла, что подруга уловила ее мысль.
 — И все-таки зачем тебе идти к пирату и играть с ним в шахматы, дорогая? — спросила Порция.
 — Потому что я должна ему партию, — ответила Оливия. — И пока отец в отъезде, это безопасно.
 — Ой ли? — Порция облокотилась о стол и пристально посмотрела на Оливию; намек ее был совершенно прозрачен. Оливия выдержала ее взгляд.
 — Думаю, что решать мне самой. — После непродолжительного молчания она добавила: — Вы, между прочим, действовали самостоятельно.
 — Похоже, третий член нашего маленького кружка обретает крылья, — заметила Порция. — Эй, Фиби, не надо хмуриться.
 — Все это меня так тревожит, — откровенно призналась Фиби. Оливия встала и отодвинула стул.
 — Я бы не стала волновать вас, — нерешительно начала она, — но мне не хотелось бы идти без… некоторого понимания.
 На несколько мгновений в комнате воцарилась тишина, затем Фиби опустила руку в карман, достала оттуда выцветшее колечко из переплетенных волос и положила его на стол.
 Пальцы Порции скользнули в складки рубашки, она положила свое колечко рядом с первым.
 — Спасибо, — сказала Оливия, вытаскивая из кармана свой талисман.
 Каждая молча забрала свое кольцо. Оливия слабо улыбнулась подругам и вышла из комнаты.
 — Надо дать Оливии свободу, — сказала Порция Фиби, которая задумчиво уставилась на колечко у себя на ладони. — Ей нужно самой принять решение.
 — Я знаю. Но она всегда была самой младшей из нас. Той, кого мы должны были защищать, о ком должны были заботиться.
 — Думаю, теперь она в состоянии сделать это сама, — ответила Порция и спрятала свое кольцо в карман рубашки.
 — Но она дочь Кейто. Я чувствую ответственность за нее.
 — Она наша подруга, Фиби, — покачала головой Порция. — И это главное.
 Оливия писала записку пирату. Сообщение было кратким:
 Если хочешь ответного матча, то я к твоим услугам сегодня или завтра вечером. Буду ждать у главных ворот ровно в шесть пополудни.
 Присыпав чернила песком, чтобы они быстрее просохли, девушка улыбнулась своим мыслям. Пора Энтони узнать, что у его противницы в этом состязании тоже есть мозги. Велико же будет его изумление, когда он обнаружит, что ей известно, как с ним связаться. Кроме того, надо выяснить несколько неприятных для него вопросов; она отнюдь не удовлетворится его обычными уклончивыми ответами.
 Накинув на плечи шаль, Оливия вышла из комнаты и торопливо покинула дом. Подъем на холм Святой Екатерины был крутым, но ветер с моря подталкивал ее в спину. На вершине холма она обернулась и окинула взглядом сверкающую гладь моря. Где сейчас «Танцующий ветер»? Наблюдает ли кто-нибудь за островом, ожидая условного сигнала?
 Оливия повернулась к часовне, которая представляла собой всего лишь пирамиду из камней, венчавшую вершину холма. Теперь понятно, почему Энтони выбрал для связи именно ее. Это место заметно издалека как с острова, так и с моря.
 Оливия опустилась на колени, чтобы осмотреть камни. Между двумя нижними слоями было небольшое пространство — своеобразный проем, похожий на шкафчик буфета. Она просунула руку внутрь и обнаружила там белый флаг, плотно намотанный на палку. Вытащив флаг, Оливия положила вместо него записку и укрепила флагшток на вершине часовни, с силой воткнув его между камнями.
 Белый флаг весело заполоскался на свежем ветру. Теперь дело за наблюдателем.
 Удовлетворенно кивнув, девушка двинулась вниз по крутому склону холма навстречу ветру. Оставалось ждать развития событий.
 Когда шлюпка с Майком появилась в ущелье, Энтони, прислонившись спиной к мачте, рисовал чаек, ссорившихся из-за рыбьей головы. Солнце уже клонилось к западу.
 Вскарабкавшись по веревочной, лестнице, Майк перегнулся через борт корабля.
 — Записка, хозяин… в часовне. Я не смог прочитать, что там написано. Неразборчивый почерк. — Он с беспокойством взглянул на Энтони и передал ему сложенный листок.
 Развернув его, хозяин негромко присвистнул.
 — Как, черт возьми?.. — Он посмотрел на Майка, вопросительно вскинув брови.
 — Там был флаг, хозяин. Я подумал, что я вам нужен, что, может, мы отплываем или еще что-нибудь. Но когда я взглянул на почерк, то понял, что записка не от вас. — Он беспокойно подергал себя за мочку уха. — Вы разобрали что-нибудь, сэр?
 — О да, — тихо ответил Энтони, — я прекрасно понял, что здесь написано. Но мне совершенно непонятно, черт возьми, как она узнала о часовне. — Он снова прислонился затылком к мачте и закрыл глаза, подставив лицо закатным солнечным лучам, освещавшим холодные зеленоватые глубины ущелья. — Кто-то проболтался, Майк.
 Майк с еще большей яростью дернул себя за ухо.
 — Это не я, хозяин.
 — Я и не подозревал тебя. — Энтони окинул матроса пронизывающим взглядом и тотчас поднялся на ноги. — Значит, нужно кое-что приготовить. Найдется работа и для тебя, Майк.
 — Штаны, — сказала Оливия. — Я бы хотела одолжить у тебя пару штанов, Порция. Юбка раздувается ветром и за все цепляется.
 — Все, что угодно, милая, — согласилась Порция. — Пойду, принесу. Думаю, тебе понадобится и камзол, — добавила она и быстрым шагом вышла из спальни Оливии.
 — Сколько ты там пробудешь? — спросила Фиби. — К утру вернешься?
 Прежде чем ответить, Оливия сняла нижнюю юбку.
 — Скорее всего да… но кое-что может задержать меня, — немного рассеянно отозвалась она. — Например, волны и ветер.
 — Если ты не вернешься к утру, я скажу миссис Биссет, что ты не намерена вставать или занимаешься и не хочешь, чтобы тебя беспокоили, — нехотя проговорила Фиби. Она по-прежнему не одобряла план Оливии, но, поскольку выбора у нее не было, делала все возможное, чтобы помочь подруге.
 Оливия поцеловала ее.
 — Не волнуйся, Фиби. Все будет в полном порядке. Отец в отъезде, и тебе не придется лгать, чтобы успокоить его. Если я не вернусь, скажи, что я хочу поработать над особенно трудным текстом и не желаю, чтобы меня беспокоили. Тебе все поверят.
 — Надеюсь, — откликнулась Фиби, возвращая поцелуй. — Это уже не в первый раз.
 — Интересно, что подумает твой пират, увидев свою пассию в штанах? — заметила Порция, входя в комнату и выкладывая на кровать пару прочных серых шерстяных штанов и камзол.
 — Сомневаюсь, что он обратит на это внимание. — Оливия натянула штаны и заправила сорочку. — И кроме того, его мнение не так уж важно, — решительно добавила она, надевая камзол и застегивая пуговицы. — Как непривычно!
 — Может, и непривычно, — отозвалась Порция, критически оглядывая ее, — но этот костюм тебе определенно идет.
 — Это из-за ее длинных ног, — мрачно заметила Фиби. Ее фигура отнюдь не была идеальной и часто служила причиной для жалоб. — У вас обеих такие длинные ноги… Я вот никогда не смогу носить штаны из-за своих коротких и толстых ног.
 — А тебе и не нужно, — возразила Оливия. — Иначе у моего отца будет удар.
 Оливия покрутилась перед зеркалом: Порция была изящнее, но ее штаны прекрасно подошли. Камзол тоже: он доходил до бедер, но нисколько не скрывал форм девушки. Наверное, Энтони схватится за бумагу и карандаш, подумала она, и ее взгляд невольно обратился к лежавшей на прикроватном столике книге.
 — А что мне делать с волосами? Надеть шапку?
 — Раз ты не собираешься выдавать себя за мужчину, то не о чем и беспокоиться, — заметила Порция. — Просто заплети косу и подними ее наверх.
 Оливия последовала совету подруги, уложив две толстые косы на макушке. Прическа получилась довольно строгой, но, в общем, то что надо.
 — И как ты собираешься в этой одежде незаметно выйти из дома? — спросила Фиби.
 — Так же, как Энтони в-вошел. Через окно и вниз по магнолии.
 — О, ты настоящий солдат! — зааплодировала Порция.
 — Моряк, — поправила Оливия. — Я оставляю военные подвиги тебе, мне больше по душе навигация.
 — Полагаю, из-за математики?
 — Совершенно верно. — Она подошла к окну и с некоторым сомнением взглянула на магнолию. — Разумеется, если сегодня ничего не получится, мне придется з-залезть наверх тем же путем. Это будет потруднее.
 — Оставайся снаружи, пока не стемнеет, а я позабочусь, чтобы на ночь дверь осталась открытой. Если ты все-таки вернешься до рассвета, то сможешь попасть в дом через дверь, — с надеждой сказала Фиби. — Интересно, сколько может длиться шахматная партия?
 Порция лукаво усмехнулась, но ничего не сказала. Оливия бросила взгляд на стоявшие на каминной полке часы.
 — Уже без пятнадцати шесть. Мне пора.
 — Будь осторожна! — бросила Фиби.
 — Удачи тебе, — добавила Порция.
 Оливия коротко улыбнулась подругам, а затем, глубоко вздохнув, влезла на верхние ветви магнолии.
 С нижней ветки ей пришлось спрыгнуть, но на земле была мягкая трава, а ее приземление скрывали образовавшие густой свод ветви. Она миновала лужайку, крадучись перебираясь от куста к кусту, и с удивлением отметила, что проявляет недюжинную сноровку для человека, никогда раньше не прибегавшего к маскировке.
 Энтони приходил и уходил в темноте, сейчас же стоял ранний летний вечер, солнце светило еще довольно ярко, и Оливия чуть не наткнулась на садовников, поливавших клумбы. Нырнув за толстый буковый ствол, она подождала, пока ее сердце не успокоится, а работники не двинутся дальше. Вот они отвернулись, и Оливия, скрестив пальцы и стрелой промчавшись по небольшой открытой площадке, скрылась за живой изгородью. Дальше все гораздо легче. Теперь из дома ее не видно, а по сторонам дорожки растут дубы.
 Прячась за деревьями, она подбежала к воротам. Они были все еще открыты; привратник не закроет их до глубокой ночи. Она слышала в саду за домиком радостные крики — там играли дети привратника, — но никого не видела, хотя дверь была открыта.
 Через мгновение Оливия ухе стояла на тропинке. Она замерла, прижавшись к стене и оглядываясь. Придет ли кто-нибудь?
 Сначала она слышала лишь щебет устраивающихся на ночлег птиц, затем все же уловила тихий, но пронзительный звук, доносившийся из-за высокой живой изгороди с противоположной стороны тропинки.
 Оливия бегом пересекла тропинку и нырнула в заросли.
 Ее ждал Майк, держа под уздцы двух лошадей. Он отреагировал на наряд девушки приглушенным восклицанием:
 — Боже милосердный!
 Оливия приветствовала его улыбкой.
 — Значит, нам предстоит проехаться верхом?
 — Ага, мисс, только до бухты. Там нас ждет лодка. — Он помог ей сесть на меньшую из лошадей и вскочил в седло сам.
 Когда они добрались до вершины утеса, Оливия увидела узкую извилистую тропинку, которая вела к видневшемуся далеко внизу песчаному берегу. Надо же, это ведь та же самая тропинка, по которой она поднималась в ту ужасную ночь, когда покинула «Танцующий ветер». Сегодня вечером ее обуревали совсем другие чувства,
 Майк привязал лошадей и стал спускаться. Спуск был крутым, и Оливия два раза оступилась, отчего к подножию утеса скатился град камней. На берегу рядом с парусной шлюпкой их уже поджидали два человека. Едва Майк с Оливией показались на пляже, они вскочили и вытолкнули лодку на мелководье. -
 — Прошу прощения, мисс, но хозяин приказал снова завязать вам глаза.
 Оливия взглянула на Майка, отказываясь верить своим ушам. Он держал в руках узкую полоску материи.
 — Зачем? — с возмущением спросила она.
 — Таков приказ хозяина, мисс. — Майк мял в руках повязку. Он колебался, вспоминая полученные инструкции. Глаза хозяина тогда задорно блестели. — Он сказал, что если вы станете противиться, то я должен ответить, что это наказание за ваше любопытство.
 Итак, он поднял ставки! Стоит ли играть с ним в эту игру? Временно уступить в этот раз или проиграть все сражение? Уйти с берега, и пусть этот чертов хозяин «Танцующего ветра» играет во все свои игры один?
 — Дай мне повязку. — Она взяла у Майка полоску ткани. — Я завяжу ее в лодке.
 На лице Майка отразилось явное облегчение.
 — Если вы позволите, мисс, я пронесу вас несколько шагов, чтобы вы не промочили ноги. — Он легко подхватил ее на руки и отнес в лодку, где матросы ставили парус.
 Майк оттолкнул шлюпку подальше от берега и, запрыгнув в нее, выжидательно взглянул на Оливию. Она, поморщившись, завязала глаза.
 Сидя в темноте, девушка прислушалась к негромкому плеску волн вокруг. Кто-то из матросов негромко запел, остальные подхватили, и тихая мелодия зазвучала в такт скольжению шлюпки. Оливия с удивлением обнаружила, что ее временная слепота обострила другие чувства… Казалось, она стала более восприимчива к движению, запахам и звукам.
 Как и в прошлый раз, она была не в состоянии определить, долго ли они плыли. Той ночью вроде бы долго. Но и теперь их путешествие длилось не меньше. Вероятно, они двигались на запад, потому что сначала она ощущала на своем лице лучи заходящего солнца, потом, судя по всему, направление изменилось, и солнце исчезло. Когда же воздух стал неподвижным и теплым, Оливия догадалась, что они достигли расщелины. Теперь шлюпка шла только на веслах.
 — Быстро мы добрались, — заключил Майк под одобрительное ворчание. — Думаю, мисс, теперь вам уже можно снять повязку.
 Оливия сорвала с глаз повязку и на мгновение ослепла. Впрочем, уже через минуту она различила прямо перед собой изящный силуэт «Танцующего ветра»; шхуна мягко покачивалась, стоя на якоре посреди узкой расщелины между утесами. Стоянка со всех сторон была скрыта скалами, и только высоко вверху серебрилась узкая полоска неба. Позади корабля ущелье постепенно сужалось.
 Гребцы подвели шлюпку к самому борту, и Майк привязал ее к торчащему на корме кольцу. Подняв голову, Оливия увидела Энтони — он перегнулся через поручни и крикнул:
 — Оставайся в шлюпке, Оливия!
 — Я поднимаюсь, — ответила она. Зажав в кулаке повязку, она оперлась о предложенную Майком руку и взобралась на палубу. Во время подъема трап довольно сильно раскачивался, и ей пришлось напомнить себе, как однажды она бежала по абордажным лестницам, а далеко внизу прямо под ней плескались волны открытого моря.
 Энтони попытался помочь, но Оливия сама перелезла через поручни, а затем с презрением хлестнула его повязкой для глаз. Полоска ткани ударила его по щеке.
 Энтони тотчас выхватил повязку из рук девушки.
 — Не очень-то приятно, правда? — не без удовлетворения заметил он.
 — Око за око? — спросила она.
 — Совершенно верно, — ответил он, и его глаза заблестели.
 — Мы будем играть в шахматы?
 — Иначе зачем тебе было прилагать столько усилий, чтобы передать мне сообщение? — усмехнулся он. — Если ты вернешься в шлюпку, мы немедленно тронемся в путь.
 — Куда? — Оливия встревожилась, в ее голосе слышался страх.
 — Подожди немного, мой цветок, — сама увидишь. Не говоря ни слова, Оливия перелезла через поручни, спустилась по трапу и вновь заняла место в шлюпке.
 — На твоем месте я поостерегся бы, — бросил Адам, когда Энтони вознамерился последовать за ней.
 Тот оценивающе взглянул на сидевшую в шлюпке девушку.
 — Возможно, ты и прав. Но мне кажется, я достойный противник. — Он ухмыльнулся. — А может, и нет.
 Уже в шлюпке, негромко насвистывая, он отвязал носовой фалинь, взял в руки весла и
 оттолкнулся от борта корабля. Затем, налегая на весла, направил лодку в глубину расщелины.
 — Куда мы плывем? — Оливия посмотрела поверх плеча Энтони. Создавалось впечатление, что они собираются исчезнуть среди скал в самой узкой точке ущелья.
 — Подожди — увидишь сама, — последовал приводящий в ярость ответ.
 В тот самый момент, когда они, казалось, врежутся в каменную стену расщелины, Энтони перестал грести и задумчиво посмотрел на Оливию.
 — Итак, как ты раскрыла секрет часовни?
 — Вопрос за вопрос, — ответила она, сложив руки на Коленях.
 — Давай.
 — Ты намерен устроить королю побег?
 Он ничего не ответил, только по-прежнему насвистывал к обычной для него манере и вглядывался в удалявшийся фрегат.
 — А что, если и так? — наконец произнес он.
 — Ничего, — пожала плечами Оливия. — Но я не дура, и я не хочу, чтобы меня считали таковой.
 — О, поверь, у меня и в мыслях этого не было! — с жаром проговорил он. — Неужели? Потому-то ты изображал при дворе жалкого прихлебателя — чтобы никто не обратил на тебя внимания? Чтобы никто и не подумал, что ты способен на рискованные поступки?
 — Надеюсь, больше мою маленькую игру не разгадал никто, — тихо рассмеялся Энтони.
 — Естественно. Мне удалось разгадать лишь потому, что я тебя знаю.
 — Правда? — Он наклонился вперед и пристально вгляделся в лицо Оливии.
 — Я знаю, кто ты… или по крайней мере кем ты не являешься, — поправилась она.
 — И как же ты узнала о часовне?
 — Ты не ответил на мой вопрос.
 — Полагаю, ответил.
 Пожалуй, его молчание можно истолковать как утвердительный ответ.
 — Маленький мальчик был так увлечен своим игрушечным кораблем, что невольно проговорился во время игры.
 — Ага, один из отпрысков Баркера. — Энтони снова взялся за весла. — Неизбежный риск, но я считаю его допустимым. — Он хмуро взглянул на нее. — И что же думает обо всем этом дочь лорда Гренвилла?
 — Не знаю, — ответила Оливия. — Я у нее не спрашивала.
 На лице Энтони промелькнула чуть заметная улыбка.




 Глава 12


 Энтони повернул шлюпку, направив ее в узкую расщелину.
 — Ты умеешь плавать? — Оливия покачала головой:
 — Нет. Я выросла в Йоркшире. Там никто не плавает. Я даже моря не видела, пока не очутилась здесь.
 — Значит, пора научиться плавать.
 — Я думала, мы будем играть в шахматы.
 — И это тоже.
 В скале показался проход, очень низкая арка. Лодка проплыла под ней, повинуясь сильному гребку, и они внезапно оказались в маленькой песчаной бухте с видом на море, защищенной с трех сторон нависающими над ней скалами.
 Оливия взглянула на огромный красный шар заходящего солнца, что опускался в море прямо средь зазубренных скал. После замкнутого пространства расщелины создавалось впечатление, что они опять оказались в открытом море.
 Энтони улыбнулся при виде ее откровенной радости и причалил к песчаному берегу.
 — В этом костюме ты можешь самостоятельно выбраться на берег, — сообщил он.
 — Тебе нравится? — Оливия встала, и шлюпка опасно покачнулась,
 — Он имеет свои преимущества, — рассудительно произнес Энтони. — Но вообще-то я предпочитаю, когда ты без одежды. Тебе известно, что я люблю обнаженную натуру.
 Оливия почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног. А она-то полагала, что владеет ситуацией!
 — Я не собираюсь позировать тебе" — заявила она. — Ни голой, ни одетой.
 — Сними туфли и чулки, прежде чем сходить на берег, — проинструктировал он Оливию, делая вид, что не слышит ее слов. Оливия последовала его совету, ощутив, какими неловкими вдруг стали ее пальцы. — Неплохо было бы также закатать штаны.
 Закусив губу, Оливия завернула штаны до колен. Пират протянул ей руку, и она спрыгнула на мелководье. Какая теплая вода, а песок такой приятный и податливый! Девушка зашлепала по воде к берегу, а Энтони тем временем вытащил на песок лодку.
 — Что это? — Она указала на груду лежавших на берегу предметов.
 — Шахматная доска, — ответил он. — И ужин: ты наверняка любишь жареных цыплят. А еще одеяла и подушки, чтобы провести ночь под открытым небом.
 Цыпленок выглядел так, что на него могла польститься разве что лиса, хотя он и был ощипан.
 — Ты с-собираешься его приготовить?
 — Я специалист в этом деле, — заверил он. — Сейчас ты соберешь дрова, выброшенные приливом на берег. Бери небольшие деревяшки, чтобы удобнее было разжигать костер.
 Оливия взглянула на заходящее солнце, ощутила его лучи на своем лице, походила босыми ногами по песку. Ее вновь медленно и неотвратимо окутывал волшебный сон.
 Спустя какое-то время она вернулась с дровами.
 — Смотри, здесь маленькие деревяшки, а здесь большие — на потом.
 Энтони соорудил очаг из плоских камней и насадил цыпленка на длинную палку, которая должна была служить вертелом. Затем ударил кремнем по огниву, и через несколько минут в очаге уже весело потрескивал огонь и жарился цыпленок.
 — Теперь давай сыграем в шахматы. — Он поставил доску на плоский камень и сел, скрестив ноги, перед белыми фигурами. — Думаю, в этой партии преимущество будет на моей стороне.
 — Ха! — воскликнула Оливия, опускаясь на песок. — Я никогда не проигрываю, даже играя черными.
 — На этот раз проиграешь, — уверенно заявил он. — А потом я буду учить тебя плавать. И взамен ты мне попозируешь. Я нарисую тебя на песке с забранными вверх, как теперь, волосами… только без одежды.
 Оливия в упор взглянула на Энтони, и на лицо ее упали блики от костра.
 — Если я выиграю, то решу, стоит ли тебе позволить это.
 — У тебя всегда есть такое право, — тихо сказал он, и глаза его стали серьезными. — Всегда, Оливия.
 Она и так знала это. Рядом с этим мужчиной она могла ничего не бояться. Решать ей.
 — Твой ход, — сказала она.
 Энтони двинул на две клетки вперед королевскую пешку.
 — Ничего оригинального, — протянула Оливия, делая стандартный ответный ход.
 — Я приберег сюрпризы на потом, — буркнул он. Час спустя, когда солнце уже опустилось в море, он сказал, обращаясь скорее к самому себе: — Ты чертовски хорошо играешь, Оливия. Два хода назад я готов был поклясться, что выиграл.
 — Предлагаю ничью, — усмехнувшись, ответила она. — Соглашайся, пока тебе предоставляется такая возможность.
 — У тебя тоже нет другого выбора, — отозвался он. — У тебя не больше шансов победить, чем у меня.
 — О, я надеялась, что ты этого не видишь.
 — Не стоит добавлять оскорбление к уже нанесенной ране. — Энтони тотчас наклонился, чтобы перевернуть цыпленка. — И не забывай, что у нас в запасе еще одна партия.
 — Неужели ты жаждешь еще одного сокрушительного поражения? — в притворном удивлении поинтересовалась она.
 — Ты слишком самоуверенна! — воскликнул он. — Думаю, пришло время охладить твой пыл. — Он взял ее за руки, помогая встать. — Раздевайся — я буду учить тебя плавать. — И Энтони принялся стаскивать с себя одежду.
 Оливия несколько секунд смотрела на него в задумчивости, а затем медленно скинула камзол и расстегнула сорочку.
 — Давай я тебе помогу.
 Уже нагой, он подошел к ней и спустил сорочку с ее плеч. Прохладный воздух коснулся груди Оливии, и ее соски затвердели. В глазах Энтони застыл вопрос. И вот мужские руки осторожно, давая ей время остановить его, скользнули к застежке ее штанов.
 Оливия большим пальцем коснулась его губ.
 Энтони спустил штаны с бедер девушки, легонько погладил ее спину. Она переступила через упавшую одежду и замерла; каждая клеточка ее тела стала необыкновенно чувствительной, внизу живота пульсировало желание.
 Энтони притянул ее к себе, осторожно обнял за плечи, опять давая ей время отстраниться.
 Но Оливии теперь хотелось другого. Ее рука скользнула вниз по рельефному мужскому животу, и его плоть ожила от ее прикосновения. Оливия тотчас прижалась к любимому, наслаждаясь его теплом, надежностью, силой. Дувший с моря легкий ветерок заставлял ее еще острее чувствовать свою наготу.
 — Наверное, плавание может подождать, — шепнула она, лизнув его в выемку у ключиц.
 — Есть способ совместить одно с другим, — прошептал он, и его губы, скользнув по щеке Оливии, коснулись уголка ее рта. Спустя миг его язык забрался ей в ухо, заставив затрепетать от наслаждения. — Идем. — Он взял ее за руку и повел к воде.
 И вот ласковые волны стали плескаться у их икр, и Энтони крепко обнял ее, лишив возможности двигаться; его язык глубоко проник ей в рот, так что она тихо застонала от наслаждения. Теперь руки, сжимавшие тело Оливии, стали настойчивыми, ласки страстными.
 Оливия задрожала — прохладный вечерний воздух обвевал ее разгоряченное тело. Она прижалась к груди Энтони. Он обхватил ладонями ее напрягшиеся ягодицы и прижал к себе, так что его возбужденная плоть скользнула по ее бедру.
 Она подвинулась, раздвигая ноги, и рукой направила его жезл.
 — Обними меня за шею.
 Оливия с готовностью подчинилась, и Энтони, подхватив ее под колени, мгновенно вошел в нее. Его ладони тут же скользнули вверх, к ее ягодицам. У Оливии мелькнула мысль, не наблюдает ли кто-нибудь за ними, за двумя обнаженными любовниками, тела которых сплелись в порыве страсти, но потом ей стало все равно: да пусть они даже окажутся на сцене в окружении зрителей. Обхватив губами его нижнюю губу, как будто это была спелая слива, она принялась покусывать ее и теребить, все сильнее прижимаясь к его чреслам. Он же застыл, прекратив всякое движение внутри ее.
 Задолго до того, как она достигла пика наслаждения, Энтони разжал руки, и Оливия, разочарованно вздохнув, скользнула вниз.
 Он тихо рассмеялся, увидев, что она раздосадована.
 — Не волнуйся, мой цветок. Все лучшее еще впереди.
 Он вновь взял ее за руку и завел еще глубже в море. Когда вода дошла ей до лобка, он опять крепко обнял Оливию за талию и прижал к себе одной рукой, а другой приподнял ее подбородок и долго смотрел ей в лицо. И вот ее язык ласково коснулся его губ, в ее темных глазах он увидел отражение собственной страсти.
 Неужели именно такие чувства испытывал его отец к Элизабет Богемской?
 Поддавшись этой страсти, отец послал все к черту. И в конце концов пострадали невинные.
 Энтони отбросил горестные воспоминания. Оливия не является частью его прошлого, не несет вины за порывы его отца. И какие бы дьяволы ни преследовали ее после их ночи любви, по страсти в ее глазах, по ее пылкой реакции было совершенно ясно, что они исчезли, по крайней мере на данный момент.
 Энтони поцеловал Оливию, и она закрыла глаза. Его рука скользнула по ее груди, которая скрылась в воде, охлаждавшей и ласкавшей их обоих. Осторожно обхватив ее отвердевший сосок указательным и большим пальцами, он стал постепенно усиливать нажим, пока она не застонала и не вздрогнула; жар ее тела резко контрастировал с прохладным плещущимся морем.
 Он чуть подтолкнул любимую назад, на свою согнутую в локте руку и свободной рукой провел по ее гладкому животу. Пальцы его скользнули в темный треугольник мягких волос, и он коленом раздвинул ее бедра, открывая путь прохладным ласкам моря, а его пальцы последовали за водой. Тихие стоны Оливии превратились во всхлипывания, море стало источником наслаждения наравне с рукой Энтони, и он использовал его, зайдя еще глубже, где Оливия поплыла, откинувшись на его руку; ее тело раскрылось ему навстречу, уступая двойным ласкам.
 Она плыла, закрыв глаза, превратившись в сгусток чувственного наслаждения и став единым целым с водой, которая держала ее и ласкала настойчивыми пальцами любовника.
 Оливия и не заметила, как Энтони вновь прижал ее к себе и вынес на берег, а потом уложил на пенистую полосу прибоя. Она потянулась к Энтони, приподняв бедра, и он со всей страстью овладел ею; их слияние было столь полным, что она не ощущала себя вне тела любимого, которое теперь заполняло и поглощало все ее существо. Охваченная волной бесконечного наслаждения, Оливия беспомощно отступила перед необузданной радостью экстатического финала…
 Она медленно возвратилась к действительности, остался только шелестящий шум прибоя. Оливия вздрогнула в объятиях Энтони.
 — Какой необычный урок плавания, — прошептала она.
 Он тихо рассмеялся и, встав, поднял ее с песка.
 — А теперь быстрее иди сюда.
 Она растерянно замерла, все еще находясь во власти пережитого. Энтони схватил ее за руку и потянул обратно в воду; его руки нежно, но без вожделения вымыли все укромные местечки ее тела.
 — Беги, — сказал он. — Там, у костра, есть полотенца. А я еще поплаваю.
 Он развернул ее лицом к костру и шутливо шлепнул, направляя вперед, отчего Оливия окончательно пришла в себя.
 Она побежала по мелководью, стуча зубами от холода. В воздухе восхитительно пахло жареным цыпленком, а потрескивание твердой корочки и шипение капающего в костер жира заставили Оливию почувствовать зверский голод. О, какое это чувство, когда сладкая истома после пережитого наслаждения борется с бодрящим действием холодной воды и вечернего ветерка, ласкающего влажную кожу!
 Как Энтони и говорил, у костра лежали полотенца. Она схватила одно из них и насухо вытерлась, глядя на море, где мощными взмахами рук разрезал волны одинокий пловец.
 Неужели черное облако отвращения вновь окутает ее? К счастью, радость любовных объятий не исчезала.
 Оливия придвинулась ближе к огню, чтобы согреть ноги. Энтони тем временем вылез из воды и побежал по берегу; с его волос стекали струйки воды.
 Глядя на него, Оливия наслаждалась красотой его тела: маленькими кружочками сосков, плоским твердым животом, спокойной плотью среди потемневших от воды золотистых завитков, сильными ногами.
 — Прекрати! — со смехом воскликнул он, взяв полотенце и энергично растираясь. — Ты вгонишь меня в краску.
 — Фу! — фыркнула Оливия. — Мне казалось, что именно ты восхищаешься человеческим телом, толстым и худым, стройным и скрюченным. Все существа достойны восхищения. Разве это не твои слова?
 — Совершенно верно, — кивнул он и, выхватив у нее из рук мокрое полотенце, скользнул взглядом по ее телу, лаская каждую клеточку.
 Оливию била дрожь, она нагнулась, чтобы взять другое полотенце.
 — Ты замерзнешь! — воскликнул он и принялся растирать ее, поворачивая и сгибая, как тряпичную куклу. Закончив, он с удовлетворением отбросил полотенце, взял одеяло и плотно завернул в него Оливию. — Вот так. Теперь ты готова лечь спать.
 — Я думала, ты собираешься меня рисовать. — Оливия еще плотнее закуталась в шерстяное одеяло.
 — Утром, когда тебя согреет солнце. — Он подбросил дров в огонь. Цыпленок тотчас аппетитно зашипел. — Ужин скоро будет готов.
 — Прекрасно. Я умираю с голоду. — Она села у костра, завернувшись в одеяло.
 Энтони открыл корзину и достал из нее буханку хлеба, сыр, флягу вина и два оловянных кубка.
 — Сегодня можно есть руками.
 — Само собой. — Оливия взяла кубок и хрустящую горбушку хлеба. От него исходил такой аромат, как будто его только что вынули из печи. — А ты не собираешься завернуться в одеяло?
 — Мне не холодно, — ответил он со своей загадочной полуулыбкой.
 — Тогда ты не должен возражать, если я буду любоваться тобой, — проговорила она с набитым ртом.
 Энтони в ответ лишь рассмеялся и, присев у костра на корточки, проверил готовность цыпленка острием кинжала. Отблески пламени тотчас заплясали на его загорелой дочерна коже.
 Укрывшись одеялом, Оливия пила вино и с откровенным обожанием наблюдала за ним. Внезапно она вспомнила о Годфри Ченнинге и о том, что бы он подумал, увидев ее сейчас. Затем ее мысли осторожно переключились на Брайана — она как будто пробовала больной зуб, ожидая, что воспаленный нерв может в любую секунду вспыхнуть болью.
 Энтони между тем отломил куриную ножку.
 — Ты замерзла? — спросил он, не глядя на Оливию, но тем не менее почувствовав произошедшую в ней перемену.
 — Нет, — ответила она, уткнувшись подбородком в подтянутые к груди колени. — Нет, ни капельки. — Теперь голос ее прозвучал очень решительно и твердо.
 Только почувствовав облегчение, Энтони понял, как сильно он боялся вновь увидеть отстраненность и антипатию в ее глазах, и с удвоенной энергией принялся за цыпленка.
 Они ели и пили вино при свете костра, а луна поднималась все выше и выше, заливая море своим серебристым светом.
 Позже Оливия лежала на одеялах в кольце его рук. Ее тянуло в сон, но ей не хотелось закрывать глаза — так прекрасна была эта звездная ночь. После любовных объятий Оливию охватили сладкая истома и умиротворение, и даже уверенность в эфемерности нынешнего состояния не могла прогнать ее тихую радость. Ей казалось, что все ее раны затянулись. Многие годы спустя она будет вспоминать, как лежала под этим грубым одеялом при свете костра, прислушиваясь к баюкающему плеску волн, ощущая сильное тело Энтони и положив голову ему на плечо. Многие женщины… большинство женщин… за всю свою жизнь, какой бы долгой она ни была, ни разу не испытывали такого пронзительного счастья.
 Эта единственная любовь с ней на всю жизнь, и это лучше, чем годы спокойного и ничем не примечательного однообразия, даже освещенного вспышками страсти, которая случается между мужчиной и женщиной.
 Наконец Оливия закрыла глаза, и слезы покатились по ее щекам из-под прикрытых век. Сама того не замечая, она беззвучно плакала, рисуя себе будущее, в котором не было места их любви. Дочь лорда Гренвилла и Энтони Кэкстон не могут быть вместе в реальном мире — только в волшебном сне, который они сами придумали друг для друга…
 Оливия проснулась перед самым рассветом и почувствовала, что лежит под одеялом одна. Она села, натянув на себя одеяло, ибо пронизанный серым утренним светом воздух был свеж. Где-то на востоке у самого горизонта появилась тонкая красная полоска, а потом небо постепенно расцветилось красным и оранжевым и над морем показался огромный солнечный шар.
 — Красиво, правда? — Оливия повернулась на голос Энтони. Одетый, он держал в руках двух рыбин. — Завтрак, — объявил он и поцеловал любимую.
 — Мне бы надо…
 — За твоей спиной скалы, а впереди море, — сказал он, бросая рыбу на песок и присаживаясь на корточки, чтобы вновь разжечь костер.
 Оливия встала, сбросила одеяло и с наслаждением потянулась, наблюдая за его ловкими руками. Огонь разгорелся, и Энтони пошел мыть рыбу.
 Оливия тем временем направилась искать укромное место среди скал. Когда она вернулась, Энтони уже разложил рыбу на плоских камнях импровизированного очага.
 Пора было одеваться.
 — Если хочешь нить, в другой фляжке есть вода, — кивнул Энтони в сторону корзины.
 Оливия сделала большой глоток свежей ключевой воды. Восхитительный вкус! Казалось, все чувства девушки обострились и каждое событие на этом песчаном берегу, залитом красноватым светом утреннего солнца, теперь воспринималось глубже и сильнее.
 — Когда мы вернемся на судно, Майк отвезет тебя домой, — сказал Энтони.
 Оливия посмотрела на море за его спиной. Им нет нужды освобождаться от чар этого волшебного сна: отец вернется только через несколько дней. Фиби и Порция найдут способ объяснить прислуге ее длительное пребывание в постели. Было бы неразумно не использовать подаренное им время.
 — Мне не нужно возвращаться сегодня. — Энтони оторвался от фляги с водой.
 — А как же отец?
 — Его нет дома. Он вернется через несколько дней.
 — А его жена?
 — Мне надо лишь послать весточку, чтобы они с Порцией не волновались, если я задержусь.
 Энтони молчал целую минуту, но в конце концов спросил:
 — И что же им известно?
 — Они знают, что я отправилась играть в шахматы с пиратом, который похитил меня, — негромко рассмеявшись, ответила она. — Фиби не одобряет игры в шахматы и всего прочего с такой опасной личностью. Порция настроена более благожелательно, поскольку гораздо больше знает о страсти к загадочным незнакомцам.
 Энтони вновь поднес флягу к губам. И это все, что Оливия сообщила своим ближайшим подругам? Женам его врагов? Неужели она ничего не рассказала об Эдварде Кэкстоне?
 — С утренним приливом мне нужно вести «Танцующий ветер» в Портсмут. Мы вернемся завтра к вечеру. — Он протянул флягу ей и перевернул рыбу на камнях.
 — Я приглашена? — Ей показалось, что он внезапно напрягся.
 Однако Энтони взглянул на нее с такой многообещающей улыбкой, что ощущение натянутости тотчас исчезло.
 — Майк доставит записку твоим подругам.
 — Зачем тебе в Портсмут?
 — У меня там небольшое дело. Оливия опустилась на песок и с жадностью вдохнула аромат жареной рыбы.
 — Какое дело?
 — У меня есть товары для продажи, — ответил он и протянул Оливии одну рыбину.
 Разломив ее руками, она принялась за еду. Никогда еще рыба не казалась ей такой вкусной. Что ж, у пирата всегда должны быть товары для продажи. И поскольку со времени их возвращения прошло только несколько дней, у Энтони, вероятно, осталось все, что они захватили на «Донне Елене».
 — И это все, мисс? — спросил Майк, глядя на маленькое колечко из сплетенных волос, которое протянула ему Оливия, когда они с Энтони вернулись на «Танцующий ветер».
 — Совершенно верно, — кивнула Оливия. — Но ты должен отдать его только леди Гренвилл или леди Ротбери.
 Если послать записку, то она может попасть в руки Биссета. Кольцо ни о чем ему не скажет. Местные жители часто передают леди Гренвилл странные вещицы — в благодарность за ее помощь или на предмет врачевания. Биссет ни в чем не заподозрит деревенского жителя, передающего подобную вещицу его хозяйке.
 — Потом поднимешь флаг, Майк, чтобы мы знали, что все в порядке и сообщение доставлено, — бросил Энтони, прокладывая курс по картам. — В шесть часов мы выйдем из канала. Если флага не будет, то придется посадить леди Оливию в шлюпку и доставить на берег.
 — Точно, хозяин, — ответил Майк и сунул непрочное колечко в нагрудный карман. — Тогда я пошел.
 — Спасибо, — произнесла Оливия. Майк наклонил голову и вышел из каюты.
 Канал был слишком узким, чтобы шхуна могла развернуться, и ее пришлось вытягивать со стоянки на буксире. Матросы пели в такт гребкам, а Оливия стояла на верхней палубе, наблюдая, как расширяется проход в скале и взору открывается морской простор. Они вышли из расщелины, и гребцы направили шхуну по основному фарватеру.
 Энтони стоял у штурвала и то и дело отдавал приказания. Между тем Оливия оглянулась, пытаясь разглядеть вход в ущелье, но. несмотря на все усилия, найти расщелину не смогла. Там было множество крошечных скалистых бухточек — вероятно, в одной из них они с пиратом и провели ночь, — но ущелье, казалось, захлопнулось после того, как они покинули его.
 — Флаг, хозяин! — раздался голос с бизань-мачты. Энтони поднес к глазам подзорную трубу. На вершине холма Святой Екатерины развевался белый флаг. Пират передал трубу Оливии.
 — Похоже, у нас еще есть время, — сказала она, разглядывая эту необычную весточку от своих подруг.
 — Совершенно верно, — кивнул он и приказал гребцам подняться на борт. Затем при помощи лебедки были подняты баркасы. Развернутые паруса наполнились ветром, судно накренилось, когда Энтони взял влево, а затем равномерно закачалось на волнах.
 Опустившись на нагретую солнцем палубу, Оливия закрыла глаза, подчинившись ритмичному движению корабля. Воздух между тем наполнился восхитительным запахом поджаренного бекона и еще каким-то незнакомым горьковатым ароматом. На верхней палубе появился Адам с подносом в руках, на котором были хлеб, бекон, две крошечные фарфоровые чашки и маленький медный сосуд с ароматной черной жидкостью.
 — Что это, Адам?
 — Кофе… из Турции. Мы были там несколько месяцев назад, и хозяин здорово к нему пристрастился. — Нос старика сморщился. — Очень крепкий напиток. Сам я его терпеть не могу.
 — Ты ругаешь мой кофе, Адам? — Передав штурвал Джетро, Энтони подошел к ним.
 — Я хотел только сказать, что о вкусах не спорят, — заявил Адам и удалился.
 Сев рядом с Оливией, Энтони разлил густой черный напиток по чашкам и протянул одну из них девушке:
 — Попробуй.
 Она сделала маленький глоток. Удивительно! Кофе был горьким и сладким одновременно.
 — Не могу сказать, что мне нравится.
 — К его вкусу нужно привыкнуть. — Энтони положил на хлеб кусок бекона и, облокотившись на поручни, аппетитно захрустел.
 Оливия последовала его примеру.
 — До Портсмута далеко?
 — К вечеру будем. После того как мы обогнем рифы, я смогу покинуть палубу.
 Оливия посмотрела на приближающуюся гряду острых камней.
 — Выглядят очень опасными.
 — Такие они и есть.
 — Еще опаснее, чем на мысе Святой Екатерины?
 — Все зависит от обстоятельств. Скалы у мыса Святой Екатерины меньше и потому коварнее. Темной ночью на них наскочить гораздо легче, чем на эти, — беспечно объяснил Энтони, взяв еще кусок бекона.
 Оливия взглянула на рифы и кипящее вокруг них море и невольно вздрогнула.
 Гавань Портсмута была забита морскими судами, причал кишел матросами. Между большими судами непрерывно сновали баркасы с людьми и товарами, и все это сопровождалось свистом боцманских дудок и боем барабанов.
 Оливия, стоя на верхней палубе, с интересом наблюдала, как Энтони бросает с «Танцующего ветра» якорь на рейде между другим фрегатом и торговым судном. Она абсолютно ничего не понимала в судовождении, но для того, чтобы оценить тонкость маневра, никаких специальных знаний и не требовалось. Загрохотав цепью, спустился якорь, и судно тихонько закачалось на месте.
 — А дальше что? — спросила Оливия.
 — А чего бы ты хотела? — ответил он вопросом на вопрос и коснулся пальцем ее щеки. Оливия обвела взглядом оживленную гавань.
 — Я выгляжу как мальчишка. Что подумают о тебе люди, когда увидят, как ты гладишь меня?
 — Что я подвержен «английскому» пороку, — с усмешкой ответил Энтони. — Это довольно распространено среди моряков… Понимаешь, они столько времени проводят в море…
 — Я не знала, что этот порок н-называют «английским», — недоуменно произнесла Оливия. — Греки, римляне, разумеется… да ты смеешься надо мной!
 — Совсем немножко. — Он прислонился к поручням, вглядываясь в открывшуюся им картину. — Если хочешь, мы проведем вечер в городе.
 — Но у меня н-нет одежды… только эта.
 — О, полагаю, мы найдем что-нибудь подходящее среди хранящихся в трюме сокровищ. Пойдем посмотрим. — Он ленивой походкой двинулся по палубе.
 Оливия последовала за ним на шкафут, где он зажег масляную лампу, а затем повел девушку в темный трюм. пахнущий морем и смолой.
 Сундуки, бочонки и тюки поднимались до самого потолка.
 — Так, который же из этих ящиков?.. Ага, кажется, этот. — Энтони уверенно подошел к кованому сундуку. — Подержи лампу. — Он опустился на колени и открыл сундук. — Что ты предпочитаешь? Здесь есть муслин… батист… шелк… и даже бархат. — Энтони с удовольствием копался в роскошных тканях. — Насколько я помню, тут было несколько готовых платьев. Как тебе вот это? — Он вытащил платье из темно-зеленого муслина.
 — Очень хорошенькое, — сказала Оливия, разглядывая его при свете лампы. — А оно подойдет?
 Энтони тотчас развернул наряд.
 — На мой взгляд, выглядит просто великолепно. Да еще Адам подгонит по фигуре. А теперь подберем тебе чулки, туфли и шаль. — Он вернулся к сундукам и стал наугад открывать крышки, пока наконец не нашел то, что нужно. — Ну вот, ты будешь сиять, как новая монетка.
 Оливия отдала лампу и взяла узел с одеждой.
 — Мы будем ужинать в городе?
 — В «Пеликане», мадам. Там великолепная кухня.
 В своей взятой напрокат роскошной одежде Оливия устроилась на корме маленькой шлюпки, которая быстро двигалась к причалу. Рядом сидел Энтони, одетый в камзол и штаны темно-серого шелка, Оливия чувствовала себя как во сне. Как будто она играла роль в какой-то пьесе, слов которой не знала. Да и неизвестно, какой будет следующая сцена. Какой волнующий и завораживающий мир! Ничего общего с реальностью! Что ж, они купили себе время, и Оливия позволила сну захватить себя, закружить и увлечь…
 На судно они возвращались поздно. Оливия, по всей видимости, выпила слишком много
 бургундского. У нее было такое чувство, что она плывет среди пены… Приятное чувство, которое она безуспешно пыталась описать Энтони. Еще в шлюпке она уловила улыбки матросов, сидевших на веслах, и без особого беспокойства подумала, что ее слова, наверное, звучат не так, как у нее в голове.
 Когда они пристали к борту шхуны, Энтони посмотрел на веревочный трап и оценивающе взглянул на Оливию.
 — Знаешь" мне кажется, не стоит рисковать.
 — Рисковать ч-чем? — спросила она, негромко икнув.
 — Не важно. Вставай.
 Энтони попробовал поднять Оливию на ноги, но маленькая шлюпка опасно накренилась. Тогда он наклонился, подставил плечо и рывком ввалил ее себе на плечи.
 Взгляд Оливии уперся в проступавшие под серым шелком лопатки Энтони. Ей хотелось поцеловать их, но у нее никак не получалось дотянуться, и она перевела затуманенный взгляд на темно-зеленую воду, плещущуюся у борта фрегата. Чьи-то крепкие руки подхватили ее сверху и поставили прямо на палубу. Энтони спрыгнул рядом и негромко рассмеялся:
 — Я боюсь, тебя ждет не самое приятное утро.
 — Сейчас м-мне очень хорошо! — заверила его Оливия.
 — Да, мой цветок, я вижу.
 По палубе прокатилась волна веселого смеха, и Оливия улыбнулась этим дружелюбным людям, чьи лица казались ей теперь такими родными.
 — Ты сможешь дойти до каюты? Или мне отнести тебя?
 — Кажется, лучше отнести. — Она еще раз икнула. — Очень странно, но мои ноги, п-похоже, не слушаются меня.
 — Тогда пойдем. — Он вскинул девушку себе на плечо и направился к своей каюте.
 Когда он опустил ее на пол, она чуть покачнулась и довольно улыбнулась ему.
 — Ты должен раздеть меня. Кажется, руки меня т-тоже не слушаются.
 — Ну, это я всегда с удовольствием. — Оливия с некоторым недоумением смотрела, как ее взятое напрокат платье соскальзывает на пол.
 — Это с «Донны Елены»? Не очень-то оно похоже на испанское.
 — Нет, это осталось после кораблекрушения.
 Пират… Контрабандист… Мародер…
 Она слышала его голос, беспечно рассуждающий о том, как легко налететь на скалы у мыса Святой Екатерины, и о том, что кораблекрушение произошло как раз в ночь накануне ее падения в расщелину.
 На следующее утро она скатилась на побережье, прямо к ногам часового с «Танцующего ветра», совсем недалеко от мыса. Нетрудно заманить корабль на скалы, а затем оттащить добычу в безопасное ущелье, очень даже нетрудно.
 Пиратство. Контрабанда. Оливия знала, что это незаконные и опасные занятия, часто стоящие людям жизни. Ей также было известно, что большинство контрабандистов побочно занимались еще разбоем и мародерством. Конечно, таковы уж обычаи на острове, но Энтони?! Нет, только не он.
 Ей стало плохо. К горлу подступила тошнота. Ничего не видя перед собой, Оливия бросилась мимо Энтони к ночному горшку.
 Энтони хотел поддержать ей голову, пока ее рвало, но она так отчаянно отталкивала его, что он отступил. Он слишком хорошо помнил свои собственные страдания после первой попойки и решил не добавлять ей унижений.
 Поднявшись на палубу, Энтони стал размышлять о грядущих делах. На рассвете здесь появятся купцы, владельцы лавок и таверн, отдельные покупатели. Приплывут сюда на маленьких лодках, чтобы осмотреть его товар, а потом хорошо заплатят. Он рассчитается с командой, заплатит людям, которые работали на него, отложит на жизнь. Остальное — пойдет Эллен — пусть расплатится с поддерживающими короля мятежниками.
 А в ближайшее новолуние «Танцующий ветер» увезет короля из Англии во Францию.
 Энтони зевнул, потянулся и спустился вниз. Оливия свернулась клубочком в углу кровати. Он хотел заключить ее в объятия, но она, казалось, была окружена невидимой колючей изгородью. Понимая, что девушку в таком состоянии лучше не трогать, Энтони отвернулся. Но ему так и не удалось заснуть, пока он осторожно не прислонился к ней спиной.




 Глава 13


 Энтони проснулся до рассвета, оделся и вышел на палубу, где его уже ждал Адам с мылом и горячей водой.
 — Как девочка? — спросил он, подавая хозяину бритву.
 — Спит. Надеюсь, за ночь все пройдет. — Энтони наклонился к маленькому зеркальцу в руках Адама. — Наверное, следовало остановить ее, но она же не ребенок. Этот урок когда-нибудь приходится пройти всем.
 — Но только не дочери лорда Гренвилла, — с нескрываемым неодобрением заявил Адам.
 Энтони тщательно выбрил кожу над верхней губой, затем отложил бритву и взял протянутое Адамом полотенце.
 — Она прекрасно отдает отчет своим поступкам, Адам.
 — Да, конечно, и именно это меня и тревожит, — отозвался слуга. — Вы пропустили немного, под самым подбородком.
 Энтони опустил лезвие в горячую воду и вновь принялся за бритье. С детских лет он знал, что спорить с Адамом бесполезно.
 Покупатели появились с восходом солнца. Они собрались в трюме, прекрасно понимая, что покупают контрабанду, но никого не интересовало происхождение товаров.
 Оливия все еще лежала в постели, во рту у нее пересохло, голова раскалывалась. Прислушиваясь к суматохе, она отчаянно пыталась вернуть сон. То и дело слышался скрежет лодок о борт судна, шаги на палубе, голоса, топот бегающих между палубами людей. О том, что происходит в трюме, догадаться было несложно.
 Мародер…
 Он признался в этом как ни в чем не бывало, как будто это самое обычное занятие. Ей ведь известно, что он контрабандист и пират, и разве не естественно, что время от времени он занимается еще и мародерством?
 Повернув голову, она могла бы увидеть платье, туфли и чулки, которые были на ней вчера вечером. Что за женщины, нашедшие свою смерть у мыса Святой Екатерины, берегли это зеленое платье, эти шелковые чулки, эти туфли?
 Ее опять затошнило, и она перевалились через высокий бортик кровати, нетвердыми шагами пересекла каюту и беспомощно скорчилась над ночным горшком. Еще никогда в жизни ей не было так плохо, ее чуть ли не выворачивало наизнанку. Кроме того, она полностью лишилась надежды, счастья и даже мелких радостей повседневной жизни. Поскольку крылья мечты занесли ее очень высоко, падение оттуда принесло бесконечные страдания.
 Но ведь она уже переживала подобное. Много раз. В детстве. Минуту назад, счастливая и довольная, она сидела с книгой или играла, и вдруг все исчезало. Это огромное черное облако появлялось ниоткуда и забирало счастье и покой. Тогда она не связывала это облако с теми ужасными минутами, когда она находилась во власти Брайана, но теперь ей все ясно. А на сей раз черное облако стало делом рук Энтони.
 Оливия опять забралась в кровать и укрылась с головой. Она сама виновата в собственных страданиях. После прикосновений Брайана она всегда ощущала какую-то смутную вину; теперь у нее было точно такое же чувство. Какая же она наивная дурочка! Позволила Энтони очаровать себя, поощряла его — точно так же, как когда-то, судя по всему, провоцировала издевательства Брайана. Она не сомневалась, то если бы сделала что-нибудь, вела себя по-другому, этого бы никогда не случилось.
 Энтони спустился в каюту около полудня. Он тотчас бросил взгляд на неподвижную фигуру на кровати и чуть было не рванулся к постели, чтобы удостовериться, не проснулась ли она, но затем подчинился недавней привычке и сел за стол, чтобы просмотреть результаты состоявшегося торга. Сделка оказалась очень удачной. Он заплатил Годфри Ченнингу восемьсот фунтов, а выручил семнадцать сотен. Эллен наверняка обрадуется. Другой вопрос, хватит ли этого, чтобы устранить неприятный осадок от общения с лордом?
 Оливия скорее почувствовала, чем услышала присутствие Энтони. Спиной она все еще ощущала его тепло, чувствовала его характерный запах. Каким-то образом ей нужно заставить себя смотреть ему в лицо, ведь ей следует покинуть корабль и вернуться домой. Но она не знала, как встать с постели. Как вести себя. Ей казалось, что она не сможет смотреть ему в глаза.
 — Попей-ка, Оливия. — Энтони подошел к кровати с чашкой в руке. Оливия повернулась, прикрыв рукой глаза. — Это поможет.
 — Сомневаюсь, — пробормотала она, приподнимаясь на локте и не открывая глаз в страхе, что выдаст себя, если Энтони в них заглянет. — Когда мы в-вернемся на остров?
 — К ночи. — Энтони поднес чашку к ее губам. — Бедняжка моя, неужели тебя так беспокоит свет?
 — Ужасно! — с жаром отозвалась она.
 — Не переживай, в полночь ты будешь уже в своей постели.
 — Что это? — спросила она, понюхав содержимое чашки.
 — Лекарство от похмелья.
 Она выпила. Некоторые болезни он способен был вылечить.
 В ее спальне горел неяркий свет: кто-то оставил свечу зажженной. Оливия задумчиво посмотрела на ветки магнолии, прикидывая, как ей подниматься. Что ж, она ведь уже карабкалась по веревочным трапам фрегата и прыгала на абордажные лестницы, ей не впервой. Фиби обещала оставить боковую дверь открытой, но этот путь безопаснее. Здесь уж точно ни на кого не наткнешься.
 Она подпрыгнула, ухватилась руками за нижнюю ветку, обвила ногами ствол и, рывком подтянувшись вверх, навалилась на ветку. Животом она ощутила твердое дерево… совсем как плечо Энтони, когда он поднимал ее на борт «Танцующего ветра».
 Спустя мгновение Оливия закинула повыше ногу, изловчилась и села на ветку верхом. Дальше совсем легко.
 — Ну наконец-то! — Порция подошла к окну, как только Оливия вынырнула из ветвей магнолии. — Хорошо провела время?
 — Отлично, — ответила Оливия, спрыгивая на пол и наклоняясь потрепать Джуно, в ответ на бурные приветствия. Главное, чтобы ее лицо оставалось в тени. — Все в порядке?
 — Кейто и Руфус еще не вернулись. Мы с Фиби выбрасывали всю еду, которую миссис Биссет отсылала наверх, и дежурили в твоей спальне. Ни у кого никаких вопросов. — Порция выбила искру на трут и зажгла свечи. Потом вставила их в двурогий подсвечник и подняла его повыше. Оливия тотчас передвинулась в тень. — Что случилось, Оливия? — удивилась подруга.
 — Вчера вечером я выпила слишком много вина, — негромко рассмеялась та, отворачиваясь от света.
 — Всего лишь? — Порция поставила подсвечник на каминную полку и словно пронизала Оливию насквозь своими зелеными глазами.
 Девушка отвернулась, отбросила покрывало с кровати. Единственное, чего она жаждала, — это уединения в своей белой и мягкой постели. Одиночество куда глубже и утешительнее любой страсти.
 — У нас нет будущего, Порция.
 — Ага, — понимающе кивнула Порция. — Конечно, нет. Да и как иначе? Дочь лорда Гренвилла и пират в уютном семейном гнездышке? Невозможно. Вот почему Фиби так беспокоилась. Ее волновал вовсе не источник доходов твоего пирата — она просто не хотела, чтобы ты страдала… Разумеется, я тоже этого не хочу… но мне легче тебя понять. — Она обняла Оливию за плечи.
 — Ты и правда меня понимаешь, — тихо пробормотала Оливия.
 — Еще бы! — Порция только крепче сжала плечи подруги.
 Сможет ли она рассказать Порции о мародерстве? Нет, не сможет. Очень уж стыдно: она позволила себе потерять голову от любви к человеку, которого совсем не знает… человеку, способному на такое!..
 — Ты еще увидишься с ним?
 — Не знаю, — ответила Оливия. Порция некоторое время с тревогой смотрела на бедняжку.
 — Может, лучше расстаться сейчас? — спросила она.
 — Пожалуй, — согласилась Оливия. Порция ждала продолжения, но, так и не дождавшись, сказала:
 — Я вижу, ты хочешь лечь. Спокойной ночи. — Она поцеловала подругу и направилась к двери. — Да, кстати, лорд Ченнинг приходил с визитом. В шафрановом шелке. — Она насмешливо вскинула бровь. — С золотыми перьями на шляпе. Этакий франт! Он выглядел очень расстроенным, когда мы сказали, что ты с головой ушла в книги и не принимаешь визитеров.
 Оливия вздрогнула.
 — Неужели ты боишься его? — спросила Порция, держась за ручку двери.
 — Он не напоминает тебе Брайана? — Порция задумалась, склонив голову на бок.
 — Чем именно?
 — Его глаза. Они такие же маленькие, холодные и жесткие. Когда он улыбается, это совсем не похоже на улыбку. Как Брайан.
 — Не знаю. В следующий раз присмотрюсь к нему повнимательнее. Тем не менее, не могу сказать, что он мне нравится: он бьет собак. А теперь спи. — Порция вышла. Джуно последовала за ней.
 Оливия присела на кровать. Голова ее отчаянно болела, она ощущала себя совершенно разбитой.
 Энтони сам отвез ее в бухту. Проводил до поместья. Фруктовый сад она уже огибала одна и входила в калитку со стороны кухни. Судя по всему, он, похоже, смирился с ее молчанием и не задавал вопросов относительно ее настроения. Оливия предполагала, что он видит во всем этом последствия ее неразумного поведения минувшим вечером.
 Поцеловав ее на прощание, Энтони со своей обычной полуулыбкой заметил, что она сможет найти его в Карисбрукском замке завтра вечером, если появится на приеме у короля.
 Оливия не знала, будет она там или нет, не знала, хватит ли у нее сил снова увидеться с ним. Черное облако вновь окутало ее, Похоже, он был замешан во всех отвратительных, незаконных и аморальных делах. Его образ жизни, выглядевший таким занятным и волнующим, теперь казался ей лживым и недостойным. Все в нем было полной противоположностью ее отцу, его убеждениям, его чести, его жизни. Той жизни, которой до недавнего времени жила она сама. А еще Энтони намеревался предпринять попытку спасти короля. Зная об этом, она должна молчать. Но в таком случае она становится сообщницей мародера, который намерен обмануть ее отца.
 Кейто и Руфус вернулись следующим утром.
 — Прекрасно выглядишь, Оливия, — заметил Кейто, обратив внимание на золотистый оттенок ее кожи. — Ты была на солнце?
 — Мы водили детей на прогулки, — ответила она.
 — О, тогда все ясно, — улыбнулся он. — Я только что говорил с Фиби и Порцией. Они хотят присутствовать на аудиенции в Карисбрукском замке сегодня вечером. Ты составишь им компанию?
 Оливия задумалась. А может, отец сумеет разрешить одну из ее проблем?
 — Я бы с удовольствием, но меня беспокоит лорд Ченнинг.
 — В каком смысле? — нахмурился Кейто.
 — Мне он не нравится, сэр, — призналась она. — И я не желаю, чтобы он претендовал на мою руку, но не знаю, как уведомить его, пока он не объявил о своих намерениях. Не сможете ли вы помочь мне отделаться от него?
 — От него трудно отделаться, пока он не объяснился с тобой.
 — И все же нельзя ли как-нибудь мимоходом сказать ему, что я не собираюсь выходить замуж? Думаю, он п-поймет намек.
 Кейто с удивлением покачал головой:
 — Прости меня Оливия, если я не воспринимаю все это всерьез. Когда-нибудь ты, наверное, изменишь свое мнение, но будь уверена, я не стану принуждать тебя.
 Кейто вдруг подумал о том, что она очень похожа на свою мать. Та же смуглая кожа, черные волосы. Оливия унаследовала его темные глаза, но их бархатистый оттенок достался ей от матери. От отца она взяла длинный нос Гренвиллов и твердую линию рта и подбородка. И это добавляло индивидуальности ее красоте в общепринятом смысле слова.
 — Я предвижу длинную процессию претендентов на твою руку, — с улыбкой продолжил он. — У тебя весьма подходящий для замужества возраст, и потом, у тебя есть что предъявить. — Он добродушно усмехнулся, и Оливия не удержалась от ответной грустной улыбки.
 — Я их всех отвергну, — заявила она. — Но, п-пожалуйста, не мог бы ты этому отказать сам? Я п-просто не выношу его п-присутствия.
 Кейто знал, что заикание появляется у Оливии только при сильном волнении.
 — Что случилось? — В его голосе звучало беспокойство.
 — Ничего… — беспомощно пожала плечами Оливия. — Просто у меня такое чувство… Кейто с облегчением вздохнул:
 — Посмотрю, что тут можно сделать. — Он тотчас вновь мысленно вернулся к тому, что занимало его все последнее время. Кто-то здесь, на острове, располагает сведениями о планах похищения короля. Обычно дела короля становились известны его тюремщикам раньше, чем о них узнавал сам Карл. И это обстоятельство делало теперешнюю неприступную тайну еще более загадочной.
 Именно поэтому они с Руфусом ездили в Лондон. Кромвель настоятельно советовал, чтобы они перевезли короля в другую, более надежную тюрьму. Кейто тем не менее не стремился совсем уж ограничивать свободу короля, тем более что у них не было ничего определенного, только подозрения. Было решено, что он, Гренвилл, станет действовать в дальнейшем в зависимости от обстановки. Если король совершит побег, ответственность за это будет нести исключительно лорд Гренвилл. Весьма тяжкая ноша.
 Оливия прошла в гостиную, где нашла Фиби и Порцию в окружении шумной ватаги детей.
 — Хорошо, что ты вернулась, — кивнула ей Фиби. — Кейто приехал на заре.
 — Я в это время уже мирно спала в своей постели, — ответила Оливия. — Спасибо вам… ну, вы сами понимаете за что.
 — Послать кольцо — прекрасная мысль… если мы только не сочли бы его криком о помощи, — произнесла Фиби, доставая из кармана колечко Оливии.
 — Но не думаете же вы…
 — Конечно, нет, — отозвалась Порция, отрывая взгляд от игрушечного солдатика с отломанной ногой, которого она пыталась починить своему сыну. — Фиби просто шутит.
 Оливия выдавила из себя слабую улыбку.
 — Отец сказал, что вечером вы с-собираетесь в замок.
 — Да, я скучаю по мужу, — с усмешкой ответила Порция.
 — Ты тоже едешь, Оливия? — спросила Фиби. Поедет ли она?
 — Да, наверное, еду.
 В голубых глазах Фиби мелькнуло сочувствие.
 — По крайней мере отвлечешься. Не сочти за любопытство, но у тебя очень грустный вид. Что-то не складывается?
 — Все было чудесно. Просто я возвращаюсь к действительности, — ответила Оливия и взяла на руки своего маленького сводного брата. — Ну, милорд Грэфтон, как вы поживаете этим чудесным утром?
 Ребенок серьезно посмотрел на сестру такими же темными, как у нее, глазами, потом запрокинул голову и взвизгнул от радости, как будто она сказала что-то необыкновенно забавное.
 — У него прекрасное чувство юмора, — гордо произнесла Фиби.
 Оливия не могла сдержать улыбки, передавая заливавшегося смехом малыша любящей матери.
 — Надеюсь, он понял шутку, — произнесла она и, почувствовав на себе испытующий взгляд Порции, поспешно наклонилась к Джуно.
 — Вы играете в шары, мистер Кэкстон? — Король Карл повернулся к посетителю и посмотрел на него из-под приоткрытых век.
 — Посредственно, сир, — ответил Энтони, стоявший у пустого камина; его обтянутая шелком рука лежала на каминной полке. Вокруг короля собралось человек десять. Полковник Хаммонд, застыв у двери в напряженной позе, обшаривал комнату взглядом, как будто боялся, что король внезапно растворится.
 — Хаммонд, друг мой, вы выглядите обеспокоенным, — мягко заметил король. — В последние дни вы чем-то заметно расстроены. Вас что-то тревожит?
 Наместник с трудом сдерживал раздражение. Если планы вызволения короля действительно существуют, его величество прекрасно знает, что беспокоит тюремщика.
 — У меня нет причин для беспокойства, ваше величество.
 — Рад слышать, — ласково ответил король. — А теперь я намерен поиграть в шары. Мистер Кэкстон, явите нам свое искусство.
 Энтони низко поклонился, и Годфри Ченнинг предупредительно открыл дверь перед небольшой процессией во главе с монархом.
 — Идемте со мной, мистер Кэкстон. — Король подозвал Энтони к себе и взял его под руку. — По дороге расскажете о владениях вашей семьи. Мне всегда очень нравился Нью-Форест.
 Энтони бойко болтал всю дорогу, пока они пересекали двор, проходили через задние ворота и выходили на площадку перед замком, которую наместник превратил в лужайку для игры в шары, чтобы развлечь своего царственного узника.
 Круглые шары были сложены горкой в дальнем конце лужайки, и все бодро зашагали к ним под теплыми лучами послеполуденного солнца; рука короля по-прежнему лежала на локте Энтони. Никто не видел, как Энтони сунул крошечный клочок бумаги за глубокий обшлаг камзола его величества.
 — Вы бросаете первым, мистер Кэкстон. — Король махнул рукой в сторону солдата, державшего первый шар.
 Энтони вежливо возразил, но в конце концов позволил уговорить себя. Он шутливо ссылался на отсутствие сноровки и разыграл целое представление, подняв шар перед тем, как пустить его по ровной зеленой лужайке. Этот ужасный бросок вызвал взрыв смеха среди собравшихся. Никто и не заметил, как король вытащил из-за обшлага записку и сунул ее себе в карман.
 Они продолжали играть, когда в воротах показалась миссис Хаммонд в сопровождении семейства Гренвиллов.
 — Ваше величество, как обычно, выигрывает, — заметила она.
 — Боюсь, я не в состоянии доставить его величеству удовольствие хорошей игрой, миссис Хаммонд, — негромко хихикнув, сказал Энтони и поклонился, взмахнув своей украшенной перьями шляпой. — Леди Гренвилл… леди Оливия.
 — Леди Ротбери, позвольте представить вам мистера Эдварда Кэкстона, — галантным поклоном приветствовал Порцию наместник и указал рукой на Энтони.
 — Рад познакомиться с вами, мадам. Такая честь для меня. — Энтони склонился к руке Порции, легко коснулся ее губами, а затем повернулся к сопровождающим: — Лорд Гренвилл… Лорд Ротбери. Очень рад, милорды. Такая честь быть представленным вам!
 Итак, вот они, его враги. Необыкновенно сильные поодиночке, вдвоем они были просто неодолимы. Перехитрить их — непростая задача, и Энтони не питал в этом отношении иллюзий, но лицо его выражало лишь страстное желание угодить.
 Мужчины ответили на его приветствие вежливыми кивками, в которых тем не менее сквозило презрительное безразличие; что ж, значит, Энтони прекрасно сыграл свою роль.
 Он отступил в сторону, увидев, что король сдержанным кивком соблаговолил поприветствовать вновь прибывших.
 — Рад видеть вас снова, леди Оливия! Я был так разочарован, что не встретился с вами вчера. — Годфри Ченнинг склонился перед ней в изысканном поклоне. — Надеюсь, сегодня вы вознаградите меня короткой беседой наедине?
 Оливия видела только его тонкие губы и холодные расчетливые глаза. Ее взгляд невольно метнулся к Энтони, который ответил ей слабой улыбкой.
 — Что это… что это? — внезапно развеселившись, воскликнул король. — Вы увлеклись леди Оливией, милорд Ченнинг?
 Оливия покраснела до кончиков ушей и умоляюще взглянула на Кейто, но, прежде чем тот успел вмешаться, Годфри уже с поклоном отвечал королю:
 — Мужчина не вправе называться мужчиной, если он не в состоянии оценить женскую красоту. Кто из нас не стал бы добиваться руки женщины, услышав слова одобрения?
 — О, мне всегда нравились свадьбы, — таким же веселым тоном заявил король. — Надеюсь, вы благосклонно отнесетесь к милорду, мадам?
 Оливия, онемев от изумления, принялась лихорадочно подыскивать ответ. Ченнинг теперь играл в открытую, объявив о своих намерениях публично, и король выразил одобрение его ухаживаниям. По сути дела, он приказывал ей согласиться.
 — Сир, моя дочь — новичок в этом обществе, — тихо проговорил Кейто. — И я дал бы ей время освоиться, прежде чем покинуть его.
 Король нахмурился. В прошлом подобное шутливое внимание к дочери маркиза было бы расценено как знак величайшего монаршего расположения. По лицу Карла пробежала легкая тень.
 — Ладно, пусть так и будет, — сказал он и отвернулся от лорда Гренвилла. — Хаммонд, на сегодня я закончил с шарами. Проводите меня, мистер Кэкстон.
 Энтони повиновался. Этот жадный, опасный и трусливый глупец намерен ухаживать за Оливией! Его лицо оставалось бесстрастным, пока он шел с королем к воротам, с готовностью отвечая на ничего не значащие вопросы.
 Вернувшись в большую залу, где на длинном банкетном столе уже накрыли ужин, Энтони получил свободу и покинул короля.
 Гости занимали места на расставленных вдоль стола скамьях, и Годфри Ченнинг стремительно направился к Оливии и ее подругам. Руфуса и Кейто нигде не было видно. Энтони пересек залу с единственной целью — опередить Годфри Ченнинга.
 — Леди Оливия, вы позволите проводить вас к столу? — Она повернулась, на мгновение растерявшись. Ее взгляд, тревожный и вопрошающий, метнулся к лицу Энтони.
 — Ничего не бойся, — прошептал он, инстинктивно ощутив весь ужас и замешательство девушки.
 Она хотела бы верить ему. Хотела бы верить, что он защитит ее от Годфри Ченнинга, защитит и от себя, и от нее самой. Но как ему удастся защитить ее от паутины снов и обмана, когда он сплел ее собственными руками? Был бы он другим человеком и не делал бы того, что делает… Но какой прок от другого человека, если ей нужен только этот?
 Оливия нерешительно потянулась к нему, а затем опустила руку.
 — Я не боюсь, — произнесла она и повернулась к подругам.
 Энтони тотчас отошел, недоумевая, почему она не позволила проводить себя. Иногда он ее совсем не понимал. Возможно, она просто подыгрывала ему и держалась на расстоянии, потому что так безопаснее? Нет, вряд ли. В ее глазах читалась такая боль. Не исключено, что это как-то связано с ухаживаниями Годфри.
 Энтони решительно поджал губы. Он положит этому конец, но как это сделать, не раскрыв себя?
 Годфри Ченнинг догнал трех женщин в тот самый момент, когда они подходили к столу.
 — Миледи, позвольте мне проводить вас во главу стола. — Он обратился ко всем трем, но глаза его были устремлены на Оливию, и именно ей он предложил свою обтянутую шелком руку.
 — С удовольствием, сэр, — ответила Порция и взяла его под локоть, опередив Оливию. — Похоже, наши мужья бросили нас.
 — Леди Оливия… — Годфри предложил ей свободную руку.
 — Оливия может пойти со мной, а вы проводите леди Гренвилл, — решительно заявила Порция. — Мы очень строго придерживаемся этикета, и поэтому замужние женщины имеют преимущество.
 Фиби поняла намек и едва удержалась, чтобы не рассмеяться этой нелепости. У Годфри не оставалось выбора — его поставили перед свершившимся фактом.
 Кейто и Руфус ждали своих жен во главе стола.
 — Сядь рядом со мной, Оливия, — сказал лорд Гренвилл, беря дочь за руку и сажая на скамью возле себя, как только заметил ее внутреннее напряжение.
 — Если леди Оливия позволит… — Годфри улыбнулся и занял место с другой стороны.
 Оливия выпрямилась. Ее взгляд метнулся на противоположный конец стола, где сидел Энтони. Подняв на нее глаза, тот сразу же повернулся к соседу.
 Годфри тем временем положил на тарелку Оливии кусок жареного лебедя.
 — Позвольте поухаживать за вами, миледи… во всех смыслах этого слова. Я всегда к вашим услугам. — Его тонкие губы изогнулись в многозначительной улыбке, в холодных глазах мелькнуло что-то нехорошее.
 — Вам придется извинить меня, лорд Ченнинг, — вполголоса сказала Оливия, — но у меня нет намерения выходить замуж. Отец прекрасно знает об этом.
 — Мне кажется, ваши чувства еще не пробудились, — ответил он неожиданно резким тоном и нервно стиснул кубок.
 — Нет, — покачала головой Оливия.
 — Тогда у меня еще остается надежда, — ответил Годфри и вновь улыбнулся. Оливия взяла нож; Годфри между тем коснулся руки девушки. — Я недавно читал стихи Катулла. Одна строфа показалась мне не совсем понятной. Вы не могли бы мне ее объяснить?
 — Катулл не относится к моим любимым поэтам, — солгала Оливия. — Извините.
 Ченнинг сменил тему разговора, но Оливия словно окаменела, на тарелке у нее все остыло. Тогда он, придвинувшись ближе, коснулся бедра девушки, и она подскочила как ужаленная.
 Все совсем не так просто, как говорил Брайан Морс. Но в конце концов он ее получит. Годфри искоса взглянул на Оливию: она прекрасна. Мужчина вправе гордиться такой женой. Такой богатой женой. Если ласковый подход не принесет успеха, придется применить другой. Он обязательно ее получит.
 Годфри вслушался в разговор лорда Гренвилла с лордом Ротбери. По крайней мере здесь тактика Брайана оправдалась. Лорд Гренвилл несколько раз хвалил его за сообразительность и наблюдательность.
 Кейто, озабоченный состоянием дочери, чье напряженное молчание казалось выразительнее раскатов грома, наклонился и спросил:
 — Ченнинг, что вы знаете об этом Кэкстоне? Он относительно недавно прислуживает у королевского алтаря. Мои люди не нашли ничего интересного, проверяя его. Кажется, он живет в Ньюпорте?
 Руфус подцепил кусок оленины на кончик ножа.
 — Похоже, он хорошо известен на острове.
 — Он прихлебатель, — заявил Годфри, которому не терпелось поделиться своими сведениями. — Человек, который любит хвастаться, что обедает за королевским столом. Думаю, он удачлив, но происходит из ничем не примечательной семьи.
 Оливия внимательно слушала. Энтони определенно достиг своей цели. Он казался таким незначительным, что никто не стал бы тратить на него время даже в этой атмосфере всеобщей подозрительности. Но неужели можно так обманываться, глядя на него, недоумевала она. Ведь все в нем говорило о властности и уме. А этот насмешливый блеск в глазах! Неужели никто не разглядел острого как бритва ума под этой глуповатой и развязной
 внешностью?
 — Похоже, король к нему расположен, — задумчиво произнес Кейто.
 — Иногда его величество развлекается, заводя фаворитов, — отозвался Годфри. — Я заметил, что когда король злится на полковника Хаммонда, он всегда приближает к себе ничтожества, как будто для того, чтобы досадить наместнику.
 Он сопроводил свое заключение решительным кивком и бросил взгляд на другой конец стола, где сидел обсуждаемый ими человек. Кэкстон как раз повернулся к своему соседу. Годфри не донес кубок до своего рта: что-то было в этом профиле… что-то очень знакомое…
 Ченнинг не отводил от него взгляда, но воспоминания то и дело ускользали. Он уже видел Кэкстона в Карисбрукском замке, поскольку король имел привычку приближать к себе никому не известных людей со стороны. Исключительно для того, чтобы позлить своих тюремщиков. Хаммонд и его люди прекрасно понимали это и принимали эту маленькую игру короля. А что еще в конечном итоге им оставалось?
 И тем не менее что-то в этом простом сквайре было не так. В его поведении не было ничего особенного, и с его губ не сходила обычная глуповатая улыбка.
 В чем же, черт побери, дело?
 Король поставил свой серебряный кубок. Ему наскучил этот ужин, это общество, он спешил приступить к приятному занятию.
 — Я удаляюсь, Хаммонд.
 Присутствующие отложили приборы. Большинство еще не доели первое блюдо, но все трусливо встали, когда наместник подошел к креслу короля.
 Его величество, окинув взглядом стол, не удостоил никого кивком головы и вышел. Наместник проводил его до зарешеченной и охраняемой комнаты в северном крыле замка.
 — Желаю вам доброй ночи, сир. — Полковник Хаммонд поклонился, остановившись в дверях.
 — Соловей в клетке, Хаммонд. — Король коротко рассмеялся, окинув взглядом удобную камеру. — Но я должен поблагодарить вас за такую заботу обо мне.
 — Я буду заботиться о вашем величестве, как требуют того моя совесть и долг, сир. — Наместник тщательно подбирал слова, чтобы дать королю понять, что план его очередной попытки бежать был тайной только в части его исполнения.
 — Спокойной ночи, Хаммонд.
 — Сир. — Наместник поклонился и вышел. Двое стражей тотчас заняли свое место у двери. Они не запирали его величество, но через дверь комнаты незамеченным мог проскользнуть только призрак.
 — Налей горячей воды, Дирк. Я вымою руки. — Лакей повернулся к умывальнику, и Карл поспешно вытащил из кармана клочок бумаги. Он сунул его под подушку, а затем потянулся и зевнул.
 — Ваше величество устали. — Лакей держал тазик с горячей водой, а на руке у него висело полотенце.
 — Да. Но это усталость души, а не тела. — Король вымыл руки и вытер их. — Можешь идти. Я лягу сам.
 — Ваша ночная рубашка, сир. — Лакею не понравилось распоряжение короля, и он взял лежавшую на кровати белоснежную рубашку. — Я должен забрать одежду вашего величества, чтобы почистить.
 — Оставь меня! — довольно резко бросил король.
 Лакей поклонился и вышел.
 Карл подождал, когда тихий разговор между лакеем, подосланным Хаммондом, и стражниками прекратится, а затем достал из-под подушки записку от Эдварда Кэкстона.
 В ней отсутствовали всякие придворные любезности:
 Будьте готовы к новолунию. Точное время вам сообщат непосредственно в этот день. Прожгите кислотой решетку и спуститесь по веревке со стены. Вас будут ждать.
 Карл прочитал записку несколько раз. Странно, но отсутствие эпистолярных вычурностей вселило в него уверенность, поскольку его уже не раз разочаровывали те, кто полагался больше на сердце, чем на разум.
 Король подержал листок над пламенем свечи, наблюдая, как он сворачивается и сгорает, затем смел пепел на ладонь и стряхнул в зарешеченное окно. Окно, что выходило на прибрежную долину.
 Кэкстон, несомненно, освободит его. Пусть этот человек и не принадлежит к тем страстным натурам, которые готовы жизнь отдать за своего монарха, пусть он всего лишь наемник, которому все равно, проиграет король войну или победит в ней, главное, что наемник не позволит сердцу взять верх над разумом. Преданные сторонники Карла заплатят Кэкстону, и тот приведет план в исполнение. Король Англии доверял такому союзу.




 Глава 14


  - «Танцующий ветер» выйдет из бухты Пакастер под командованием Джетро. Я сам поведу шлюпку в бухту. Майк встретит меня с лошадьми и пойдет со мной, чтобы забрать короля. Нам понадобятся три лошади, Майк. — Энтони излагал свой план собравшимся в каюте товарищам.
 — Мы ждем новолуния, сэр?
 — Да. И молитесь, чтобы ночь выдалась темной. Прилив начнется в полночь. — Энтони снова склонился над картами. — В одиннадцать мы предпримем отвлекающий маневр. Тем временем король выберется из замка, а быстрые лошади через полчаса домчат нас на побережье. Если ветер будет благоприятным, то мы окажемся на борту как раз вовремя, чтобы поймать прилив. Адам, приготовь для короля каюту.
 — А что за отвлекающий маневр? — спросил слуга. Энтони улыбнулся:
 — Один из наших друзей в замке взорвет несколько маленьких мешочков с порохом на крепостной стене. Надеюсь, это отвлечет стражу на бастионе, и у короля будет достаточно времени, чтобы выбраться через окно.
 Адам кивнул. Остров Уайт остался роялистским. Друзей короля нетрудно было найти в войсках полковника в Карисбрукском замке, а также в других разбросанных по острову гарнизонах. Энтони знал их всех.
 — Задачи ясны? — спросил Энтони, окидывая взглядом команду.
 — Думаю, да. Но как нам обращаться к королю? Энтони даже рассмеялся, столь неожиданным был вопрос.
 — Сомневаюсь, что тебе вообще доведется поговорить с ним, Джетро. Но если все же такой шанс представится, поклонись и скажи: «Надеюсь, ваше величество останутся довольны».
 — Господи, никогда не думал, что буду плавать с королем, — пробормотал Сэм.
 — Ну, если больше вопросов нет, то на сегодня все, джентльмены.
 Все вышли, кроме Адама, который тотчас принялся за уборку каюты.
 Энтони сбросил роскошный костюм, который был на нем во время визита в замок, надел рубашку, штаны и прикрепил к поясу кортик.
 — Собираетесь к девчонке? — спросил Адам, наблюдая за этими приготовлениями с некоторым беспокойством.
 — Есть возражения, старина? — Пират насмешливо вскинул бровь и принялся натягивать сапоги.
 — До рассвета меньше трех часов.
 — Успею, — подмигнул хозяин, и слуга усмехнулся. Час спустя Энтони уже ехал через погруженную во тьму деревушку Чейл. Оливия не ждет его, и он понимал, что ехать так поздно — полное безрассудство, но перед его внутренним взором то и дело вставали ее тревожные глаза, то, как она от него отвернулась, будто хотела что-то сказать, но не решалась. И еще он жаждал ее. Жаждал так неистово, что сам изумлялся. Он мог объяснить это только тем, что их время неумолимо уходит. Когда король окажется во Франции, у Гренвилла больше не будет причин оставаться на острове. А Оливия поедет за ним. Судьба Энтони связана с этим местом. Вызволив короля, он вернется к той жизни, которую знал, — а что еще ему остается? Значит, теперь надо использовать любую возможность, чтобы любить Оливию.
 В то время как Энтони украдкой пробирался по темному саду, Оливия сидела на стуле у окна своей спальни. Причем сидела здесь с тех самых пор, как вернулась из замка. Она была слишком расстроена, чтобы спать, и беспричинный страх стал еще сильнее.
 Она не чувствовала приближения Энтони, пока не услышала шороха в ветвях магнолии. Нетрудно было догадаться, кто это, и ее сердце, несмотря ни на что, замерло от радости.
 — Энтони?
 — Ш-ш…
 Его золотистая голова показалась среди глянцевитых листьев, и он улыбнулся ей через разделявшее их расстояние. Спустя мгновение он перелез на подоконник.
 — Ты с ума сошел — приходить так поздно. — Оливия беспомощно и растерянно смотрела на любимого. — В шесть выпустят собак.
 — Еще нет и пяти, — ответил он и протянул к ней руки. В первое мгновение она сдерживала себя; смущение, отчаяние и гнев захлестывали ее сердце и разум. Он вопросительно улыбнулся, и она, сама того не желая, упала в его объятия. Казалось, она полностью лишилась воли, прижимаясь к нему, трепеща от страсти, сознавая непреодолимость своего желания и понимая, как мало у них времени. Сквозь открытое окно донеслись предрассветные птичьи трели, и Энтони опустился вместе с ней на пол.
 — Стань на колени, любимая. — Он положил руки ей на талию и повернул к себе спиной. Затем приподнял ее сорочку, и его ладонь, скользнув ей между ног, погрузилась в горячее и влажное лоно. Она застонала и наклонилась вперед, а потом, упершись руками в пол и бесстыдно выгнув спину, раскрылась навстречу его ласкам.
 Продолжая ласкать ее одной рукой, другой он рванул застежку штанов, высвобождая напряженную, изнемогающую плоть. Затем он сжал ее бедра и овладел жаждущим женским телом со вздохом человека, вернувшегося наконец домой.
 Оливия взмывала вместе с ним на волне наслаждения, прижимаясь ягодицами к его животу и ощущая нежные руки Энтони. С губ ее слетали тихие стоны, а затем ее колени подогнулись, и она опустилась на пол под тяжестью его тела, удерживая его внутри себя, наслаждаясь ощущением его пульсирующей плоти. Спустя мгновение он отстранился, и она почувствовала на бедрах его густое горячее семя.
 Перекатившись на бок, Энтони вытянулся рядом с ней на ковре, погладил ее по щеке и убрал со лба влажный локон.
 — Я не знаю, что ты делаешь со мной, мой цветок. С тобой я становлюсь несдержан, как девственник со своей первой шлюхой.
 — Интересно, как я должна на это реагировать? — усмехнулась Оливия.
 — Ну, наверное, я неточно выразился. — Энтони приподнялся на локте и ласково погладил ее по плечу. Оливия повернулась на бок и взглянула ему в лицо. Ей обязательно надо отделить эту радость, чудо его любви от всего неправильного, что он делает. Пиратство, контрабанда — все это она воспринимала как часть своего возлюбленного. Почему же остальное должно быть другим?
 — Откуда вдруг такая серьезность? — Он коснулся пальцем ее губ.
 — Скоро рассвет. — Оливия с трудом поднялась на ноги и одернула сорочку.
 Энтони встал и застегнулся.
 — Тебя беспокоит отнюдь не рассвет.
 — Откуда ты знаешь?
 Он взял длинную черную прядь ее волос и, намотав на руку, притянул девушку к себе.
 — Думаешь, после того, что между нами было, я не в состоянии заметить малейшую перемену в твоем настроении, любую тень в твоих глазах? Тебя что-то тревожит. Я понял это еще в замке.
 — Похоже, твой маленький спектакль удался, — отозвалась она. — Они обсуждали тебя за ужином. Руфус, мой отец и Ченнинг… — Она вздрогнула. — Ты действительно всех их обманул. Они не обращают на тебя внимания, считают ничтожеством.
 — Вот и хорошо, — сказал Энтони и нахмурился, уловив горечь в ее голосе, для которой не было видимых причин.
 — Ты собираешься перехитрить моего отца, и ради чего? Я знаю, что ты делаешь это не потому, что веришь в правоту своего дела. Ты просто развлекаешься, и еще, наверное, кто-то платит тебе. В конце концов, ты же наемник. И мародер! — Она с отвращением отвернулась. Взгляд Энтони стал колючим; когда он заговорил, в голосе его звучали резкие нотки:
 — Ты знаешь меня совсем не так хорошо, как тебе кажется. Мне никто ничего не платит. Наоборот, расходы, и немалые, несу я. Я умею быть преданным, моя милая Оливия, что бы ты обо мне ни думала. Один очень близкий мне человек хочет, чтобы я занимался этим. И я не предам ее.
 — Кто она? — взглянула на него Оливия. — Жена?
 — Я могу быть кем угодно, Оливия, но я не обманываю женщин. — Последнее заявление было сделано таким ледяным тоном, что стало ясно: она невольно задела в его душе какую-то глубокую рану.
 Оливия взглянула на серый свет за окном, не зная, что сказать и как себя вести. Похоже, у него есть веская причина служить на благо королю. Верность семье или друзьям. Но ей-то какая разница? Вступив с ним в связь, она предает отца. Предает отца ради мародера.
 — Во что ты веришь? — тихо спросила она.
 — В то, что происходит с нами сейчас. В тебя, — ответил он.
 Она повернулась и взглянула ему в лицо.
 — Этого недостаточно, Энтони. Ты представляешь, какие меня обуревают чувства, когда мне приходится быть заодно с тобой, а в тебе все так неправильно? — полным муки голосом воскликнула она, и ее темные глаза впились в него в поисках ответа.
 Но он молчал, холодно глядя на нее. Когда он наконец заговорил, голос его звучал ровно, почти равнодушно:
 — Я прошу только никому не говорить то, что тебе известно обо мне. Она кивнула.
 — Спасибо, — сказал он и исчез.
 Оливия стояла в опустевшей комнате, прижав пальцы к губам и крепко зажмурив глаза, как будто надеялась каким-либо образом унять боль или обуздать бурю нахлынувших на нее чувств. Вся дрожа, она с трудом добралась до кровати.
 — Ну, лорд Ченнинг, как продвигаются ваши ухаживания за леди Оливией? — от нечего делать поинтересовался король.
 Он сидел в непринужденной позе, откинувшись на спинку кресла и скрестив ноги; одна унизанная кольцами рука свободно свисала с подлокотника, а другой он теребил аккуратную остроконечную бородку. В глазах его застыло легкое раздражение: ему было скучно, и он искал развлечения.
 — Мне показалось, что вчера вечером она чувствовала себя крайне неуютно в вашем присутствии, — продолжил он. — Похоже, завоевать ее не так-то легко, а?
 Годфри вспыхнул. Не очень-то приятно служить предметом королевского остроумия. Ибо когда король смеялся, все вокруг смеялись вместе с ним. Ченнинг заметил едва скрываемые улыбки и услышал приглушенный шепот у себя за спиной. Присутствующие смотрели на него, ожидая ответа.
 — Вчера леди не очень хорошо себя чувствовала, сир, — неубедительно рассмеялся он. — Думаю, она, подобно многим молодым леди, подвержена мигреням. Уверяю вас, во время нашей следующей встречи ее настроение будет совсем другим.
 Взгляд Ченнинга упал на Эдварда Кэкстона, и ему опять почудилось что-то знакомое в облике этого человека. Тем не менее спокойное лицо Кэкстона не давало ему ключа к разгадке, разве что выглядело совсем отрешенным, как будто его владелец отключился от происходящего вокруг.
 — Непостоянная девушка, правда? — задумчиво произнес король все с тем же блеском в глазах. — Будьте осторожны, Ченнинг. Жена с мигренями может замучить человека до смерти, не так ли, Хаммонд?
 — К счастью, мне это неизвестно, сир, — ответил наместник, вызвав всеобщий смех. — Но леди Оливия настолько же богата, насколько красива. Это достаточная компенсация, Ченнинг?
 Теперь окружающие просто заходились от смеха, и у Годфри не оставалось иного выбора, кроме как рассмеяться вместе со всеми.
 — Жену можно воспитать, — изрек он и в замешательстве умолк, ибо король, запрокинув голову, засмеялся столь заразительно, что, казалось, Годфри отпустил великолепную шутку.
 Присутствующие вновь подержали короля, а Ченнинг в полном недоумении стал размышлять, что же такого смешного может содержать в себе эта истина.
 — Нет, нет, Ченнинг! Это мужа можно воспитать! — Король вытер повлажневшие глаза. — Что ж, всему свое время, мой мальчик. Скоро сам узнаешь.
 Годфри трусливо улыбнулся, пытаясь скрыть клокотавшую в душе ярость. Он с трудом переносил подобные насмешки. Приняв невозмутимый вид, Энтони внимательно наблюдал за Ченнингом. Он лучше других собравшихся понимал, что с лордом так обращаться нельзя. Во взгляде Годфри он заметил досаду, мгновенно сменившуюся яростью, его побелевшие вдруг тонкие губы и едва заметное подергивание щеки, даже когда тот притворно присоединился к всеобщему веселью.
 Энтони решил немедленно начать тайные действия против Ченнинга. Естественно, следует оградить от него Оливию, но он, кроме всего прочего, мародер, и это нужно прекратить. Организовать, скажем, несчастный случай или похищение. Увезти его на корабле французских контрабандистов. Хотя такая судьба для него слишком хороша.
 Энтони скривил губы, сдерживая нетерпение. У него нет никакого желания присутствовать здесь и играть бессмысленную роль подлизы придворного. Свою задачу он выполнил: король подготовлен. Его величество знает, что нужно делать и когда. Они ждут только новолуния. Впрочем, стоит Энтони внезапно прекратить свои льстивые визиты к королю, как на это обратят внимание. Те, кто отвечает за безопасность короля, всегда начеку.
 Вот почему ему следовало хорошо играть свою роль. Энтони знал, что его проверяли. Для соблюдения легенды он снял комнату в Ньюпорте у семейной четы по фамилии Джарроу. Их сын несколько раз ходил с ним в море, и это было залогом того, что они не проболтаются. Супруги никому не скажут, что их так называемый жилец никогда не касался головой подушки в комнате наверху. Там они хранили вещи обычного деревенского сквайра, который тешил свое тщеславие мыслью о том, что является наперсником короля. Подобных ему сейчас было множество. Они вились вокруг плененного короля, не задумываясь о том, что, будь его величество на свободе и живи он в своих дворцах, их не пустили бы даже на порог.
 Король не разрешал открывать окна в своем присутствии, и духота в комнате становилась невыносимой. Жужжала муха. Энтони подавил зевок: минувшей ночью он совсем не спал. К тому времени как он покинул Оливию, почти рассвело. Ему едва удалось перелезть через стену, как спустили собак. Почуяв чужой запах, они взяли его след и добежали до стены, где долго безуспешно прыгали и лаяли, пока он удалялся от дома.
 Энтони рассчитывал утром вздремнуть пару часов, но сон к нему не шел. Мысли его занимала Оливия. Конечно, ей трудно разделить свою привязанность между ним и отцом, но горечь, которой питались ее обвинения, ему непонятна. Он виноват не только потому, что является противником ее отца. Главное, как она сказала, в том, что все в нем неправильно.
 Значит, Оливия отрицала то, что их связывало. Какой внезапный поворот от идиллических дня и ночи, которые они провели на песчаном берегу и в Портсмуте!
 Однажды она уже без всякого объяснения оттолкнула его, но он постарался забыть об этом, когда их чувство вспыхнуло с новой силой. Но эту атаку он не намерен терпеть молча. Минувшей ночью не было времени, и, кроме того, он был захвачен врасплох. Однако теперь…
 — Я хочу послушать музыку, Хаммонд, — заявил король, зевнув. — Оставьте меня, джентльмены. Я буду утешать свою душу гармонией.
 Присутствующие с поклонами покинули комнату, и тотчас появились музыканты. Наместник расположился напротив его величества и устало потер глаза. Оркестр заиграл прекрасную мелодию.
 — Я вижу, Хаммонд, что охранять своего монарха — утомительное занятие, — заметил король, и в его взгляде вновь блеснула злоба.
 — Мой долг перед монархом, перед парламентом и страной — использовать все возможности, чтобы обезопасить вас, сир, — ответил Хаммонд, выпрямляясь в кресле.
 — Чрезвычайно утомительный долг, однако, — сказал король, и на сей раз Хаммонд не стал возражать.
 Годфри спустился в большой зал. Тыльной стороной ладони он отер пот со лба. В комнате наверху было жарко, как в преисподней, а насмешки, которые ему пришлось вынести, зажгли бушующее пламя в его душе.
 Покинув большой зал, он крикнул солдату, чтобы тот привел к воротам его коня. Пора нанести визит леди Оливии. Он был намерен доказать смеявшимся над ним придворным, что не позволит издеваться над собой. Если он найдет леди Оливию в окружении подруг и их детей — этих прочных защитных стен семьи, — придется настоять на беседе наедине. Он публично объявил о своих намерениях, и ее объяснение относительно неприятия его ухаживаний нельзя считать удовлетворительным.
 Ченнинг мчался во весь опор, подгоняя коня шпорами и хлыстом и вымещая на нем обиду Подъехав к парадному крыльцу дома лорда Гренвилла, Годфри спешился и взбежал по ступенькам. Он с трудом сдержал себя, чтобы не постучать в дверь рукояткой хлыста. Нет, так нельзя, иначе он произведет неблагоприятное впечатление. Ему следовало бы что-нибудь принести. Так принято во время ухаживания. Годфри огляделся: у дорожки к дому цвел розовый куст. К тому же в этот жаркий полдень поблизости никого не было.
 Годфри побежал назад, торопливо сорвал три самых красивых цветка и вернулся к двери. Затем твердо, но без всякой настойчивости постучал.
 Дверь открыл Биссет. Он узнал посетителя и поклонился:
 — Добрый день, лорд Ченнинг. Леди Гренвилл нет дома.
 — Я надеялся увидеть леди Оливию, — улыбнулся Годфри и многозначительно посмотрел на свой маленький букет.
 Биссет не видел причины отказывать его светлости. Ченнинга принимала леди Гренвилл, и, вероятно, он получил разрешение маркиза нанести визит.
 — Мне кажется, сэр, что леди Оливия в саду. — Дворецкий вышел за дверь и красноречиво махнул рукой. — Сразу за озером, позади рощи черных тополей.
 — Благодарю. Вы ведь Биссет, так?
 — Да, милорд. — Слуга вновь поклонился.
 — Могу я попросить, чтобы кто-нибудь напоил мою лошадь, пока я побуду с леди Оливией?
 — Разумеется, милорд.
 Годфри сунул золотую гинею в руку дворецкого и по-мальчишески резво сбежал по ступенькам, сжимая в руке розы.
 Оливия задумчиво прислонилась к стволу яблони, распростершей над ней свои ветви. На декоративном озере посреди лужайки слышался тихий плеск водопада, воздух в саду был прохладным и ароматным, приятно зеленела трава.
 Фиби ушла по своим делам в деревню. Местные часто ее звали — играли свою роль знание трав и щедрый кошелек, а также сострадание и готовность помочь, которая простиралась от конюшни и коровника до сочувственной беседы за кухонным столом.
 Порция отправилась вместе с детьми на верховую прогулку. Оливия только обрадовалась одиночеству. Ее рассеянность после возвращения явно встревожила подруг, но у нее не было сил скрывать свое состояние. Что ж, пусть приписывают это осознанию того факта, что ее отношения с пиратом эфемерны по своей природе. На самом деле она страдала вовсе не от этого.
 Оливия взглянула на лежавшую у нее на коленях книгу. Обычно «Жизнеописания» Плутарха могли отвлечь ее от чего угодно, но сегодня их волшебная сила пропала. Надо было взять книгу посложнее. Например, Платона…
 — О, я вижу, миледи общается с природой. — На нее упала зловещая тень. Оливия сразу же узнала этот голос.
 — Лорд Ченнинг. Как… как…
 Она подняла голову. На его смуглом дрябловатом лице придворного светилась улыбка. Эта улыбка привела ее в ужас: в ней не было ни тепла, ни искреннего чувства. Близко посаженные глаза горели странным огнем. Хищным огнем, который вызвал в ней ужасные воспоминания.
 Оливия тотчас поднялась на ноги, и книга соскользнула с колен на траву. Где-то поблизости слышались голоса садовников: стоит ей только крикнуть, и они сразу прибегут. Она здесь не одна. И все же девушку захлестнул беспричинный страх. Но ведь он не причинит ей вреда, нет. У него нет оснований так поступать. Это же не Брайан. У Брайана, впрочем, тоже не было причин мучить ее.
 — Розы, миледи. — Годфри преподнес ей букет. — Розы для розы.
 Оливия машинально взяла цветы и непонимающе взглянула на них.
 — Спасибо, — пробормотала она. — Но вы должны извинить меня, лорд Ченнинг. Мне нужно вернуться в дом.
 — Не теперь. Вам придется соблюсти приличия и выслушать меня. — Он остановил ее, взяв за локоть. Оливия высвободила руку.
 — Нет, — сказала она. — Вчера вечером я объяснила, что не могу принять ваших ухаживаний. Вы должны позволить мне уйти, сэр. — Она повернулась и подхватила юбки, намереваясь удалиться.
 Он схватил ее за запястье и тихим насмешливым голосом произнес:
 — Не убегай от меня, маленький кролик. — Оливия оцепенела от ужаса, не в силах сдвинуться с места. Цветы выпали из ее ослабевших рук. Значение его слов никак не доходило до нее. Он улыбался, и его рука больно сдавливала ее запястье. Другой рукой он взял ее за подбородок и повернул лицо к себе.
 — Поцелуй, — произнес Ченнинг. — Вы мне в этом не откажете. Невинный поцелуй, мой маленький кролик. — Он наклонился, и его рот, перекошенный и огромный, заслонил собой все.
 — Брайан! — прошептала она.
 Волна паники захлестнула ее. Оливия расцарапала ему лицо ногтями и рванулась прочь. Он вскрикнул от боли и ярости и отнял руку от ее подбородка. Оливия вырвалась и бросилась бежать, едва сдерживая рыдания. Она не замедлила шаг даже тогда, когда, выскочив из-за деревьев на залитую солнцем дорожку, едва не попала под копыта несущейся к дому лошади.
 — Оливия! — Энтони резко натянул поводья, и конь испуганно застыл в нескольких дюймах от девушки. Оливия смотрела на любимого сквозь спутанные волосы обезумевшими от страха глазами. — Что случилось? — Он спрыгнул с коня и быстро огляделся. Их не было видно из дома.
 — Брайан, — выдохнула она. — Это Брайан!
 — Какой Брайан? Кто это? — Напуганный ее бледностью и безумным выражением глаз, он быстро подошел к ней и заключил в объятия.
 — Он не умер, — сказала она. — Не может б-быть, что он мертв. Он послал это… ж-животное… Он назвал м-меня «маленький кролик». Только Брайан так м-меня называл… — Слова беспорядочным потоком слетали с ее губ, и она все теснее прижималась к Энтони. Тот только крепче обнимал любимую и гладил ее по голове, не зная, что еще предпринять.
 Сначала было трудно уловить смысл ее слов, но постепенно он уяснил суть преследовавшего ее кошмара. Под голубым небом и ярким солнцем этого летнего дня скрывались темные и ужасные тени прошлого. Она плакала, уткнувшись лицом ему в грудь, а он обнимал и гладил ее, осушал губами ее слезы, шептал тихие слова утешения, пока она наконец не умолкла, вздрагивая в его объятиях.
 — Почему ты не рассказала мне об этом раньше?
 — Я не м-могла. Не м-могла это вспоминать. В тот первый раз, утром, на корабле, все это опять ко мне вернулось.
 — Боже мой! — тихо произнес он, сообразив наконец, почему она тогда его оттолкнула.
 — Но он не умер, — сказала она, поднимая глаза. — Разве ты не понимаешь? Он, должно быть, где-то рядом.
 — А если это совпадение? Скажем, Ченнинг просто использовал те же самые слова…
 — Нет! — вскрикнула она и энергично затрясла головой. — Нет, я точно знаю. Ченнинг даже похож на него. Как б-будто он вернулся в теле Ченнинга.
 — Ну а теперь ты говоришь глупости, — ласково протянул он, поглаживая спину девушки, которая дрожала, как деревце на ветру.
 Тем временем, сгорая от жгучей ревности, Годфри Ченнинг наблюдал за ними из-за деревьев. Так обнимать женщину может только любовник. Оливия прижималась к Эдварду Кэкстону как женщина, которая только что выбралась из его постели. Она не девушка, а шлюха, которая отдалась этому ничтожеству, обычному деревенскому сквайру, расфранченному кретину без денег и родословной. Ченнинг невольно сделал шаг вперед.
 Как будто почувствовав это, Кэкстон поднял голову и посмотрел поверх Оливии в сторону сада. Годфри поспешно шагнул назад, но взгляды соперников встретились. Короткого мгновения хватило, чтобы Ченнинг все понял. Теперь он знал, почему этот человек казался ему знакомым. Его глаза, его тяжелый, пронизывающий и высокомерный взгляд…
 Человек, называвший себя Эдвардом Кэкстоном, был тем самым рыбаком, кто купил награбленное добро. Вернее, точно так же, как грязный рыбак был не тем, за кого себя выдавал, так и Эдвард Кэкстон оказался вовсе не скучным, льстивым прихлебателем, которого из себя разыгрывал. И он отнял у него добычу.
 Оливия сделала глубокий вдох и всхлипнула, как будто почувствовав настороженность Энтони.
 — Он здесь? Он нас видит?
 — Не думай о нем.
 — Но если он нас видел, то всем расскажет!
 — Я позабочусь о Годфри Ченнинге, — мрачно произнес Энтони. — Он обидел тебя?
 — Он пытался меня поцеловать. — Она опять вздрогнула и провела ладонью по губам. — Я его боюсь. Наверное, он знает Брайана. Без сомнения, он с ним знаком. Иначе откуда еще он мог узнать это прозвище? Видимо, Брайан рассказывал ему, как мучил меня; видимо, они говорили обо мне. А теперь он расскажет всем, что видел нас вместе. — Голос Оливии тревожно зазвенел, и Энтони принялся ласково успокаивать ее.
 — Я обо всем позабочусь, — повторил он.
 — Как?
 — Просто верь мне. — Он на мгновение умолк, а затем с расстановкой добавил: — По крайней мере тут уж я стану действовать без всякого материального вознаграждения. — В выражении его глаз и в голосе явно чувствовался вызов.
 Близость исчезла, и Оливия вновь ощутила холод и пустоту.
 — Зачем ты п-приехал? Ведь тем самым ты привлекаешь к себе внимание. Если бы отец был дома, не обошлось бы без множества вопросов. Мне казалось, ты должен избегать таких ситуаций.
 — Так уж случилось, но мне известно о его отсутствии.
 — И неудивительно. У тебя наверняка есть шпионы.
 — Да, есть. — Энтони разочарованно взглянул на Оливию, еле сдерживаясь, чтобы не рассердиться на ее холодность. Неужели он решил одну головоломку только для того, чтобы перед ним возникла другая? — Именно поэтому ты считаешь меня неправильным, Оливия?
 — Ты сказал, что ты не джентльмен. В своих действиях ты не руководствуешься понятием чести, — медленно произнесла Оливия.
 — И всего-то? — удивился он. — Кажется, прежде тебя это нисколько не беспокоило.
 — Во сне благородство действий не имеет особого значения, — ответила она. — А теперь я проснулась.
 Честь! Его отец обесчестил его мать. Ребенок родился в бесчестье. Семья отца, прикрываясь честью, отвергла незаконнорожденного младенца, без всякой жалости бросив его на произвол судьбы.
 — Честь — это роскошь, которую не каждый себе может позволить, моя дорогая Оливия. И когда я вижу, сколько бесчестных поступков совершается под прикрытием чести, я радуюсь, что она мне недоступна.
 — Мой отец — человек чести, — тихо отозвалась она. — Он не способен на бесчестные поступки.
 Энтони мрачно взглянул на нее — возразить было нечего.
 — Я оставлю тебя здесь, — без всякого выражения сказал он. — Мне нужно обезвредить Ченнинга и выяснить все, что возможно, об этом Брайане. Шпионы иногда бывают полезны, — с иронической улыбкой добавил он, вскочил на коня и поехал прочь, ни разу не оглянувшись.
 Оливия медленно побрела к дому. Она обвинила Энтони в бесчестье. Но какое еще
 определение можно подобрать для мародера? Самое презренное и трусливое занятие.
 Пиратство и контрабанда — другое дело. Это, конечно, незаконно и опасно, тем более что пиратство — определенно преступление. Контрабанда же таковым не считалась. Контрабандисты просто отнимали у ненавистных сборщиков налогов их такой же ненавистный доход. Даже ее отец покупал контрабандный коньяк.
 Она вспомнила о захвате «Донны Елены». Это был, вне всякого сомнения, разбой. Но Энтони тогда грабил варваров, он освободил рабов и отдал им корабль. Налет выглядел как борьба за справедливость, что, без сомнения, законно.
 Оливия села у окна и посмотрела на море. Казалось, все чувства покинули ее, и даже страх перед Брайаном куда-то исчез. Ничто ее теперь не волновало. Солнечный день казался ей серым, сверкающее море выглядело тусклым. Все вокруг стало безжизненным и бессмысленным.




 Глава 15


 Брайан Морс услышал, как в дверь его комнаты на постоялом дворе «Чайка» в Вентноре забарабанили, и отставил чашу с вином.
 — Кто там?
 — Ченнинг.
 — Входи, милый мальчик, входи.
 Он не поднялся с кресла при появлении гостя, а, вскинув бровь, уставился на неожиданного посетителя. Вид лорда Ченнинга нельзя было назвать безукоризненным. Его сапоги и камзол покрывала дорожная пыль, галстук сбился, перья на шляпе сильно потрепало ветром. Почему-то кровоточила щека. 1
 — Похоже, ты торопился, — заметил Брайан и налил гостю вина.
 Годфри осушил чашу, а затем вновь наполнил ее.
 — Я мчался сюда во весь опор. Кое-что изменилось.
 — Да? — Взгляд Брайана оживился. — В твоих ухаживаниях за прекрасной Оливией произошла заминка?
 — Она шлюха! — выпалил Годфри.
 — О нет, мой дорогой. Ты наверняка ошибаешься. Могу поклясться, что она чиста, как первый снег.
 — В таком случае ты клятвопреступник. У нее есть любовник.
 — Очень интересно, — отозвался Брайан. — Расскажи-ка подробнее.
 Морс выслушал Годфри, задумчиво поглаживая ноющее бедро.
 — Она убежала от меня. Убежала прямо в объятия этого негодяя, — закончил, наконец, Ченнинг.
 — Значит, ты ее испугал. Я же предупреждал, что с ней нужно обращаться осторожно.
 — А еще ты говорил, что она девственница!
 — М-м… Должен признаться, я удивлен. Она всегда была таким робким созданием.
 — Она произнесла твое имя, — вспомнил Годфри. — Как раз перед тем, как убежать, она произнесла твое имя. Брайан едва не подскочил на месте.
 — С чего бы это? Что ты ей сказал? Ты сказал ей, что я здесь?
 — Разумеется, нет. Я не дурак, — покачал головой Годфри. — Я попытался немного расположить ее к себе и поддразнить. Ты рассказывал мне о ее детском прозвище. Я назвал ее «маленьким кроликом», чтобы она расслабилась.
 — Как? — Брайан вскочил, поморщившись от боли в ноге. Его лицо побагровело от ярости. — Ты идиот! Я не говорил тебе об этом? Или говорил?
 Годфри, будучи вспыльчивым, тоже готов был взорваться, но тем не менее он инстинктивно отпрянул от Морса, ибо тот, казалось, готов был пустить в ход деревянную трость.
 — И чем это прозвище могло повредить? — угрюмо пробормотал Годфри.
 — Чем повредить? Об этом никто не знал. Так называл ее только я! — злобно ответил Брайан.
 — Ну-у, прошло столько времени. Она уже наверняка забыла.
 — Этого она никогда не забудет, — с мрачной уверенностью произнес Брайан. — Своим болтливым языком ты все разрушил. — Он вновь сел и уставился в пустой камин, пытаясь придумать выход. — Если мы избавимся от Кэкстона…
 — Без труда, — с готовностью отозвался Годфри. — Как только я вернусь в Карисбрукский замок, Кэкстон будет арестован.
 — Интересно почему? — скептически взглянул на него Брайан.
 — Потому что он не тот, кем представляется. Именно он купил у меня товар. А Гренвиллу будет очень интересно узнать, что Эдвард Кэкстон разыгрывает перед ним спектакль, — отозвался Годфри. — Это тот самый человек, которого они ищут и который собирается вызволить короля. Когда я расскажу все, что знаю о нем, его швырнут в тюрьму. Они силой вырвут из него правду, а затем повесят — если останется, что вешать.
 — Что ж, довольно привлекательно, — заметил Брайан. — Но не забывай, что Кэкстон знает о тебе кое-что такое, что ты предпочел бы не вытаскивать на белый свет. — Он иронически вскинул бровь.
 Годфри покачал головой:
 — Я сочиню байку, которая все объяснит. Мне верят, меня уважают…
 — Благодаря мне, — тихим голосом вставил Брайан. Ченнинг не придал значения его словам.
 — Они поверят мне, а не Кэкстону. Он может кричать «Разбойник!», пока не посинеет, но ему не поверят — уж я позабочусь!
 Брайан кивнул:
 — Итак, мы избавляемся от соперника, но тебе все еще нужно завоевать расположение дамы.
 — А нужна ли мне эта шлюха?! — с яростью воскликнул Годфри.
 — Даже если товар не первой свежести, тебе-то какая разница? Она по-прежнему богата и привлекательна. А небольшой опыт в постели можно считать и плюсом.
 Годфри промолчал. Брать объедки с чужого стола он считал ниже своего достоинства, но, с другой стороны, тем сладостнее будет месть Кэкстону.
 — Если Кейто каким-либо образом узнает, что его дочь не невинна и что ее соблазнил предатель, тогда он с большей готовностью согласится на безупречную партию для нее, — размышлял Брайан. — Изыщи способ рассказать ему все как есть, а затем выступи в роли спасителя репутации его дочери. Ты любишь ее, ты давно влюблен. И возьмешь ее такой, какая она есть. — Он осушил чашу. — Это может сработать. Но надо действовать осторожно. Кейто просто так не поверит сплетням о своей дочери. Может, тебе удастся заставить Кэкстона рассказать правду, чтобы маркиз услышал ее из его уст?
 — Во время допроса! — Глаза Годфри зловеще блеснули. — Пусть все выяснится во время допроса. Гренвилл, естественно, будет присутствовать. Это его обязанность.
 Брайан задумчиво разглядывал каминную решетку. Если Оливия заподозрила, что он жив, у него самого возникнут проблемы. После дуэли в Роттердаме Кейто не удостоверился в его смерти, и ему будет крайне интересно узнать, что Брайан Морс все еще жив.
 Он с нескрываемым презрением и яростью взглянул на Годфри.
 — Ты болтливый болван! Годфри вспыхнул, сжал кулаки.
 — Я больше не намерен терпеть твои оскорбления! — Брайан ответил ему надтреснутым смехом:
 — Ты проглотишь все, что я тебе предложу, друг мой. Не забывай, мне известно о тебе такое, что может привести тебя на виселицу.
 Годфри побелел. Он бросился было на Брайана, но застыл на месте, увидев перед собой дуло пистолета.
 — Берегись, — тихо произнес Морс.
 Спустя мгновение Ченнинг резко повернулся и выскочил из комнаты.
 Брайан положил пистолет на стол, хромая, подошел к окну и проводил Годфри взглядом. Парень был ненадежным и тупым, но другого у него не было.
 Годфри прискакал в замок, все еще в ярости от оскорблений Брайана. Впрочем, этот человек нашел способ спасти его надежды. Его привлекает наследство Оливии, а Кейто будет щедро платить, чтобы скрыть позор своей дочери. Хоть она и не девственница, но наверняка способна доставить удовольствие в постели. Во имя искупления нанесенного ему оскорбления он придумает множество способов, как это сделать.
 Ченнинг проехал в ворота и крикнул страже:
 — Лорд Гренвилл в замке? Или лорд Ротбери?
 — Да, сэр. Оба пребывают здесь целый день. Наверное, они в кабинете у полковника Хаммонда.
 Годфри спешился и зашагал в замок. Часовой взглянул на вздымающиеся бока лошади, клочья пены вокруг ее рта и вспотевшую, истерзанную шпорами шкуру.
 — Жестокая сволочь, — пробормотал часовой. — Не хотелось бы мне встретиться с ним темной ночью.
 Он взялся за уздечку и увел измученное животное.
 — Не знаю, что еще предпринять, — устало произнес Кейто в тишине покоев полковника Хаммонда. — Мы не в состоянии обыскать каждую крошечную бухту и ущелье на острове. Гавани в Ярмуте и Ньюпорте у нас под наблюдением. У каждой более или менее крупной бухты на острове стоит охрана. Если он собирается сбежать на корабле — а иное просто невозможно, — то должен приплыть на весельной шлюпке откуда-то с побережья. Судно приличных размеров может ждать его на рейде.
 — Но должен же кто-нибудь что-нибудь знать, — отозвался Руфус.
 — Конечно. Только островитяне молчат как рыбы. Все они убежденные роялисты, и если человек, который за всем этим стоит и которого мы ищем, является для них чем-то вроде народного героя, тогда они будут молчать даже под страхом смерти. Джайлз ничего не добьется ни подкупом, ни угрозами. Все его обычные источники информации пусты, как старый колодец.
 — Я удвоил охрану у комнаты короля, — сказал Хаммонд. — Он никогда не ходит по замку без сопровождения. Только ночью он остается один. Но я не вправе поставить часового у него в комнате, поскольку он не преступник.
 — Все зависит от точки зрения, — мрачно произнес Руфус. — Некоторые утверждают, что король пожертвовал миром в своем королевстве и пролил кровь своих подданных ради собственной выгоды. Есть люди, которые называют его предателем.
 Хаммонд вздохнул.
 — Я уже слышал эти аргументы, Ротбери… — ответил он и повернулся на стук в дверь. — Входите. А, это вы, Ченнинг.
 — Да, наместник. — Годфри поклонился и приступил прямо к делу: — Лорд Гренвилл, лорд Ротбери! Мне кажется, я нашел человека, который готовит побег короля, — со значением заявил он.
 На мгновение все в изумлении умолкли.
 — Продолжайте, — попросил Кейто.
 — Я уже давно его подозреваю, — вновь заговорил Годфри. — В нем было что-то не так, но только сегодня я понял, что именно.
 — Ближе к делу, дружище, — потребовал наместник. — Как его зовут?
 — Эдвард Кэкстон! — Годфри смотрел на собеседников с нескрываемым триумфом. — Я давно уже подозревал его, — повторил он на тот случай, если они не запомнили. Он, и только он добился успеха, руководствуясь предчувствиями, и раскрыл заговор.
 — Кэкстон? — нахмурился наместник. — Но он никто.
 — Или представляется таковым, — задумчиво произнес Кейто. — Начните-ка с самого начала, Ченнинг.
 — Он контрабандист и, похоже, мародер, — заявил Годфри, отметив, как присутствующие поморщились при последнем обвинении. — Я думаю, он несет ответственность за крушение у мыса Святой Екатерины на прошлой неделе.
 Как чудесно это звучит!
 — Я собирался приобрести немного коньяку для личных целей, — признался он и по-мальчишески пожал плечами. Вряд ли кто-либо посмеет сказать, что это грех. — Обращаться, насколько я знал, надо было в трактир «Якорь» в Нитоне. К хозяину. Негодяй Джордж свел меня с одним рыбаком. Именно так он себя называл. На самом же деле это был Эдвард Кэкстон.
 — Откуда вы знаете, что это один и тот же человек? — спросил Кейто, не спуская с него глаз. Что-то было не так в этом Годфри Ченнинге. Какая-то странная, едва заметная нервозность.
 Годфри сочинял историю прямо на ходу, и голос его дрожал от ликования. Он приводил довольно убедительные подробности:
 — Я узнал его вчера вечером, за ужином у короля. У него особенный взгляд. Сегодня я поехал в «Якорь» с целью разжиться какими-либо сведениями. Он был во внутреннем помещении с Джорджем. Я слышал его голос так же ясно, как слышу вас. Причем без всякого местного акцента, с которым он говорил, когда изображал из себя контрабандиста.
 — Насколько я помню, ваши люди проверяли Кэкстона, — сказал Руфус, взглянув на Кейто.
 — Да. Его и всех других, которые увиваются вокруг короля. Как я уже говорил, они не обнаружили ничего необычного. Когда он приезжает на остров, то снимает комнату в Ньюпорте.
 — Возможно, он заслуживает дополнительной проверки, — сухо предположил Руфус.
 Кейто кивнул:
 — Я прикажу, чтобы Джайлз занялся им лично. Если кто-то и может докопаться до истины, то только он. Вероятно, хозяйка дома в Ньюпорте такая же скрытная, как и остальные островитяне.
 — Но как же Кэкстон? — подался вперед Годфри. — разве вы не арестуете его?
 — Пока нет, — ответил маркиз. — Нам нужны улики. Годфри вынужден был согласиться.
 — Могу я еще чем-нибудь помочь, милорды?
 — Просто держите, как и прежде, свои глаза и уши открытыми, — сказал Кейто, ободряюще кивнув. Годфри поклонился и вышел.
 Оливия прислушивалась к голосам детей, вернувшихся с верховой прогулки. Стоял обычный для Дикейторов гомон. Казалось, они говорили все одновременно и при этом умудрялись прекрасно понимать друг друга. Откинувшись на спинку стула, она попыталась взять себя в руки и спуститься вниз. Невероятно тяжело.
 Расскажет ли Годфри Ченнинг о том, что видел на дорожке, ведущей к дому? Будет ли отец расспрашивать об Энтони? Она не может даже заикнуться о Брайане, не открыв той ужасной тайны; хотя отцу наверняка интересно будет узнать, что он на острове. Как же все сложно и запутанно! То, что начиналось как волшебный сон, превратилось в паутину полуправды, откровенной лжи и трясину безысходных чувств.
 Если бы только она не упала со скалы! Они с пиратом никогда бы не встретились… Ну уж нет!
 Она устало поднялась. Время близилось к шести, и пора было спускаться к ужину. Она слышала доносившийся из холла разговор отца с Руфусом. Руфус Дикейтор сейчас сядет за стол Кейто Гренвилла. Он не станет ночевать у него в доме, хотя с радостью оставит здесь свою семью, но он разделит с ним хлеб. Семь лет назад он без колебаний убил бы Гренвилла, впрочем, как и Кейто его. В этой войне они выступали союзниками, кроме того, жены заставили их признать достоинства друг друга. Они не стали друзьями, а уважать друг друга уважали.
 Когда Оливия медленно спустилась вниз, в холле вместе с Кейто и Руфусом были Джайлз Крэмптон и Порция.
 — Я бы начал с хозяйки дома в Ньюпорте, Джайлз, — сказал Кейто: — Попробуй, может, с помощью угроз тебе удастся что-нибудь у нее выведать. Весь этот проклятый остров знает то, чего не знаем мы. Попробуем разговорить этих молчальников. Раскинь сеть пошире, и пусть тебя не заботят доказательства. Если наш друг увидит, что его люди в опасности, он, возможно, совершит необдуманные шаги. Тогда нам удастся… — При виде Оливии маркиз умолк.
 — А, вот и ты. Не знаешь, где Фиби?
 Оливия медлила с ответом. В приветствии отца не было ничего необычного, но она вдруг остро ощутила атмосферу мрачного удовлетворения, которое испытывали присутствовавшие здесь мужчины. Ее охватила тревога.
 — Так где Фиби? — повторил Кейто. — Порция не знает.
 — Пошла в деревню. Разве она еще не вернулась?
 — Биссет говорит, что нет, — нахмурился Гренвилл. Не хватало еще, чтобы Фиби в сумерках пробиралась по глухим тропинкам. — Джайлз, прежде чем отправиться в Ньюпорт, сходите в деревню и проводите леди Гренвилл.
 — Слушаюсь, сэр. — Джайлз повернулся к парадной двери. — А вот и она, сэр.
 В дом быстрым шагом вошла Фиби.
 — Я задержала ужин? Прошу прощения. — Она так и сияла. — Я помогала при родах. Такая чудесная здоровенькая девочка! Итак, давайте ужинать?
 — Полагаю, мы можем подождать еще несколько минут, — отозвался Кейто. — Пока ты вымоешь лицо и руки и, возможно, приведешь в порядок прическу.
 Фиби по-прежнему лучилась счастьем.
 — О, я, наверное, выгляжу как повивальная бабка! Идите, ужинайте. Я буду через минуту, — сказала она и поспешила наверх.
 — Пойдем? — Кейто кивнул в сторону столовой.
 Все расселись за длинным столом. Фиби появилась несколько минут спустя, почти такая же растрепанная, наполнила свою тарелку треской и горохом в сметанном соусе и принялась подробно описывать недавние роды.
 — Зачем нам все эти ужасные подробности, Фиби? — спросила Порция.
 — А разве они ужасные? — удивилась Фиби. — Все было совершенно естественно и прошло довольно быстро.
 — Только, наверное, это не застольный разговор, — пробормотал Кейто. Он положил себе пирог с цыпленком и решительно сменил тему: — Что ты думаешь о мистере Кэкстоне, Оливия? Насколько я помню, ты беседовала с ним.
 Сердце Оливии оборвалось. Неужели это прелюдия к разговору о том, что произошло сегодня днем? Она закашлялась — кусок цыпленка застрял у нее в горле — и взяла чашу с вином. Кейто вежливо ждал ответа.
 — Почему вы спрашиваете, сэр? Отец пожал плечами:
 — Однажды вечером в замке я видел, что ты беседовала с ним. Мне интересно, какое у тебя о нем сложилось мнение.
 Значит, Годфри держит язык за зубами. По крайней мере пока.
 — Я ничего не могу сказать о нем, сэр, — пожала плечами она. — Беседа с ним не заинтересовала меня.
 — Ты, видимо, считаешь, что ему недостает образованности, — с легкой улыбкой заключил Кейто.
 — Он такой недалекий! — хмыкнула Фиби. — Почему вы им заинтересовались?
 — Возможно, он совсем не такой простофиля, каким кажется.
 Оливия дрожащими пальцами положила вилку на стол.
 — Что вы имеете в виду?
 — У него могут быть тайные мотивы увиваться вокруг короля, — объяснил Руфус. — Кое-кто просто уверен в этом.
 — О! — воскликнула Оливия, вновь взяв вилку. Неужели об этом шел разговор в холле? — Вы хотите сказать, что он, возможно, хочет организовать побег короля?
 — Если он действительно не тот, за кого себя выдает, то подобное заключение не лишено оснований, — ответил Руфус.
 — А что заставляет вас подозревать его? — спросила Порция, потянувшись за очищенными крабами. — Эти местные крабы очень вкусны.
 — Слухи, — ответил Кейто. — Всего лишь слухи. — Кто? Оливия усиленно разделывала рыбу на своей тарелке, пытаясь слушать с полным безразличием. Кто мог распространять эти слухи? Много ли отцу известно? Знает ли Энтони, что попал под подозрение?
 — Неплохо было бы поехать вечером в замок, — как бы между прочим предложила она, беря кубок с вином, а затем добавила: — Если, конечно, вы сами туда поедете, сэр.
 — У меня была такая мысль. Необходимо принять кое-какие меры, — ответил Кейто, явно удивленный предложением дочери.
 Удивился не только он: Оливия чувствовала на себе испытующие взгляды подруг. Странно, Оливия стремится на вечеринку в замке? Совсем не похоже на нее. Она стойко выдержала их взгляды, но в ее глазах читалась мольба о помощи.
 — Тогда мы поедем с тобой, — сказала Порция.
 — Да, возможно, там будет мистер Джонсон, — вставила Фиби.
 — В любом случае, Порция, я хотел, чтобы сегодня ты меня сопровождала, — многозначительно бросил Руфус.
 — О, ты увозишь меня на всю ночь? — спросила его жена с невинным видом, с которым никак не вязался блеск ее глаз.
 — Таково было мое намерение. — Он красноречиво вскинул бровь, и Порция усмехнулась.
 — Значит, нам нужно переодеться, — сказала Фиби, отодвигая стул.
 — Да, штаны для верховой езды там, наверное, будут неуместны, — весело согласилась Порция. — Пойдем, Оливия.
 Оливия вышла вслед за ними из комнаты. Следуя молчаливому уговору, они не произнесли ни слова, пока не оказались в спальне Оливии.
 Порция заперла дверь и приступила к расспросам:
 — Что происходит, милая?
 Оливия посмотрела на подруг, в голубых и зеленых глазах которых отражалась тревога.
 — Теперь я вам скажу, — произнесла она. — Теперь уже все равно. Эдвард Кэкстон и есть мой пират.
 — Что?! — Обе в изумлении уставились на Оливию.
 — Я должна была догадаться, — произнесла Фиби минуту спустя. — В тот первый вечер, когда ты беседовала с ним, я почувствовала: что-то не так. Но твоего пирата зовут Энтони… ах да, конечно! Вряд ли он пользуется собственным именем. — Досадуя, она ущипнула свой палец.
 — И твой пират намерен освободить короля, — заявила Порция. Ее светлые брови сошлись, и между ними пролегла глубокая морщинка. — Какая милая подробность! Неудивительно, что ты такая мрачная.
 — И ты решила предупредить его, коль скоро сегодня вечером он будет в замке, — задумчиво произнесла Фиби.
 — Если он там, — сказала Оливия. — Главное, чтобы вы поехали со мной. Иначе это будет выглядеть очень странно.
 — Но если ты предупредишь его, то расстроишь планы Кейто. Помогая тебе, я обманываю своего мужа, — растерянно проговорила Фиби.
 — Отец заинтересован лишь в том, чтобы предотвратить побег короля, — тотчас ответила Оливия. — Если Энтони откажется от своего намерения, все будут удовлетворены. Ведь нет никакой необходимости ловить и вешать его, правда?
 — Пожалуй, — покачала головой Фиби. — А ты сможешь убедить его отказаться от своего плана?
 — Попробую, — ответила Оливия и взглянула на подруг. — Ведь вы не предадите меня… и его? — спросила она заискивающе.
 На минуту в комнате воцарилось молчание, а затем Порция в свойственной ей манере ответила:
 — Ты помнишь, когда мы впервые встретились?
 — Это произошло в лодочном сарае на свадьбе Дианы, — ответила Оливия и покачала головой. — Прошло всего семь лет, по мир вокруг так изменился. Все перевернулось вверх дном. Столько смертей… столько крови! И когда все это кончится?
 — Руфус считает, что короля будут судить, — сказала Порция. — Все началось с казни графа Страффорда, а закончится казнью короля.
 — Они убьют короля? — испуганно взглянула на нее Оливия.
 — Есть люди, способные на это, — мрачно ответила Фиби. — Но только не Кейто.
 — И не Руфус, — добавила Порция. Они все так привыкли к войне, что трудно было себе представить их, живущих мирной жизнью. Но убийство короля не принесет мира. Только фанатики могут на это надеяться.
 — Страшно вспомнить, какими мы тогда были, — сказала Оливия. Она понимала, что эти воспоминания и есть ответ на ее вопрос. Напоминание о прочности их дружбы. — Бескомпромиссные и прямые, как линейка. Принявшие решение никогда не выходить замуж. И дети… Боже сохрани!
 — Ну, я хотела стать солдатом, и я им стала, — заявила Порция.
 — А я хотела стать поэтом, и я им стала, — добавила Фиби.
 — А я хотела стать ученым, — сказала Оливия.
 — И ты им стала.
 — Да, — уныло подтвердила она.
 — А теперь нам нужно переодеться и попытаться распутать этот клубок, — решительно заявила Порция и взглянула на Фиби.
 — Да, — согласилась та. — Конечно. — В глазах ее, впрочем, застыла тревога.
 — Спасибо, — сказала Оливия. — Мне не хотелось бы снова затруднять вас.
 Фиби кивнула.
 Подруги вышли, оставив Оливию переодеваться. Конечно, именно благодаря своему гуманизму и дружбе Фиби оказывает ей эту маленькую услугу, на самом же деле ее преданность мужу и его делу абсолютна. Менее эмоциональная и гораздо более прагматичная Порция не станет так долго и с такой энергией раздумывать над вопросами верности.
 Что касается ее самой, то все казалось ей запутанным и сложным. Кроме того, что ей не перенести смерти Энтони. Она приняла решение отказаться от любви к нему, но представить себе мир без него не могла.




 Глава 16


  - Пру, солдаты возвращаются! — крикнул старик Джарроу своей жене, входя в маленький домик на Холирод-стрит. — Они только что прошли мимо Сент-Томаса.
 — Ну а нам-то что? — спросила Пру, снимая с огня следующий утюг. Плюнув на него и услышав шипение, она удовлетворенно кивнула, а затем принялась гладить разложенную на столе рубашку.
 — Теперь они придут к нам, — пояснил муж. — Они обходят все дома с этой стороны от церкви. Задают вопросы.
 — Пусть спрашивают, сколько хотят, — отозвалась Пру, аккуратно складывая рубашку. — Нам нечего скрывать.
 — Они будут спрашивать про хозяина. — Старик тяжело опустился на табурет у стола, который занимал почти всю кухню.
 — Что ж, мы покажем им комнату наверху. — Пру взяла следующую рубашку и сменила остывший утюг на подогретый. — Не волнуйся. Просто расскажем эту историю — вот и все.
 — Но его не было здесь почти месяц. — Старик никак не мог успокоиться.
 — Это не наше дело, — хмыкнула жена. — Мы всего лишь сдаем ему комнату. Нам все равно, когда он приходит и уходит. И хватит об этом.
 Старик поднялся и снял кувшин с элем с полки над кухонной плитой. Он пил прямо из кувшина, а из открытой двери уже доносился топот шагов по мостовой. В дверях появился Джайлз Крэмптон.
 — Добрый вечер, хозяйка.
 Пру поставила утюг на плиту. Надо же, сержант пожаловал. Прежние посетители были обыкновенными штатскими.
 — Входите, сэр. Глоток эля?
 — Нет, спасибо. В другой раз.
 Джайлз прошел на кухню. На улице остался отряд солдат, вооруженных пиками и мушкетами. Двери вверх и вниз по улице стали со стуком захлопываться, а в окнах верхних этажей появились любопытные.
 Рука Пру, разглаживающая складки одежды, затряслась.
 — Чем помочь, сержант?
 — Сейчас увидим. — Джайлз подошел ближе, и голос его зазвучал доверительно и дружелюбно: — Нам кое-что известно о вашем постояльце. Он все еще снимает у вас комнату?
 — Нет, — ответил хозяин. — Он съехал.
 — Так моему мужу хотелось бы думать, — рассмеялась Пру. — Он проводит здесь не очень-то много времени, но платит исправно. И это главное. Его нет уже несколько дней, но все вещи здесь. — Она кивнула в сторону узкой лестницы в глубине кухни. — Поднимитесь наверх, если хотите, сержант.
 Джайлз тяжело затопал по ступенькам. Комната под самой крышей была опрятной, одеяло и подушка на кровати аккуратные и чистые. Сержант огляделся. У кровати стоял кованый сундук. Джайлз поднял крышку, однако внутри обнаружилось лишь белье, носовые платки, запасная пара сапог, красивый кожаный ремень, седло и шпоры. Ничего подозрительного, вещи обыкновенного деревенского сквайра, пытающегося пристроиться при дворе.
 И все-таки что-то здесь было не так. Джайлз принюхался, как охотничья собака. В комнате стоял нежилой запах. Вот оно! Этим помещением не пользовался ни Эдвард Кэкстон, ни кто-либо другой, сделал вывод Джайлз. Впрочем, упрекать тех, кого он посылал сюда раньше, за то, что они не обнаружили этой верной приметы, не стоит. Тогда у него не было оснований подозревать Кэкстона.
 Зачем человеку снимать комнату, держать здесь одежду и другие вещи, если он не собирается тут жить?
 Джайлз спустился вниз. Он заметил, как встревоженно переглянулись хозяева. Старик вновь поднес к губам кувшин с элем и шумно хлебнул. Когда он ставил кувшин на стол, руки его дрожали.
 — А теперь, — ласковым голосом произнес Джайлз, — мы немного поговорим о мистере Кэкстоне.
 — Мы ничего о нем не знаем! — выпалил хозяин. — Мы просто получаем деньги, а он приходит и уходит, когда ему вздумается.
 — Что случается не очень часто, — заметил Джайлз, прислоняясь к стене и глубоко засовывая руки в карманы. — Итак, если не здесь, то где он бывает?
 — Откуда нам знать? — Пру вытерла руки о фартук. — Как сказал мой муж, главное, что нам платят. Мы не любопытны.
 — Ну может, вы немного подумаете, — предложил Джайлз и поманил пальцем стоявших за дверью солдат. Они придвинулись и заслонили собой последние отблески вечернего света. — Я уверен, что позднее вы сообщите мне что-нибудь полезное, — продолжал Джайлз. — Кто его друзья? К нему приходили посетители? Куда он уходит отсюда?
 — Мы уже сказали вам, сержант, — покачала головой Пру. — Нам ничего не известно. — Джайлз тяжело вздохнул:
 — Знаете, хозяйка, я вам не верю. Мне кажется, вы от меня что-то скрываете. И моя работа — выяснить, что именно. Поэтому мы отправимся в какое-нибудь более спокойное место, где сможем побеседовать еще немного.
 Он махнул солдатам, и они заполнили маленький домик.
 — Вы не имеете права арестовывать нас! — в панике запротестовал старик Джарроу. — Мы мирные, законопослушные граждане. — На лице его отразился страх, когда к нему прикоснулись солдаты.
 — Мой муж прав, — твердо заявила Пру. — У вас есть предписание?
 — Приказ наместника, хозяйка, — сказал Джайлз. — Если вы ничего не сделали, вам нечего бояться.
 Пру недоверчиво фыркнула, но в отличие от мужа не протестовала, когда ее выводили из дома.
 — Может, запереть дверь, хозяин? — заботливо спросил Джайлз. — Или оставить ее открытой — на тот случай, если вернется ваш постоялец?
 — Заприте на ключ, — с недовольным ворчанием ответила Пру. — Он на крючке за дверью.
 Джайлз выполнил ее просьбу и поспешил за арестованными к причалу.
 Он видел провожавшие их взгляды и торопливо захлопывающиеся двери и был доволен, что его маленький рейд оказывает должный эффект. Арест жителей являлся частью тактики запугивания. Еще несколько таких рейдов ослабят преданность сторонников мистера Кэкстона, если он действительно тот, кого они ищут.
 Старики Джарроу помогут ему ответить на этот вопрос. Муж сломается первым, подумал Джайлз. Странно, но женщин — так называемый слабый пол — запугать куда труднее. Он уже давно заметил это.
 Возможно, их закаляет боль, которую они вынуждены переносить при родах, подумал он, наблюдая, как арестованных сажают в лодку. Проследив, как лодка двинулась вверх по реке, сержант оседлал лошадь. Сейчас он вернется в Карисбрукский замок с донесением о своей удаче, а затем вновь встретится с арестованными уже в Ярмуте.
 Поджидая на берегу маленькой бухты, Майк смотрел, как Энтони поворачивает шлюпку к берегу.
 — Похоже, погода скоро испортится, — заметил он чуть позже, вытаскивая лодку на песок.
 — Я и сам так думаю, — отозвался Энтони, спрыгивая на мокрый песок. — Подходящая ночь, чтобы устроить кораблекрушение, — я бы так выразился. — Майк уловил его настроение и ждал продолжения. Когда хозяин говорил таким тоном, это означало, что он собирается обнародовать тщательно разработанный план. — Пора нам кое во что вмешаться, Майк. Мы приготовим небольшой сюрприз тем, кто замышляет грязное дело.
 — За мысом?
 — Да. Отряд с «Танцующего ветра» уже послан и будет на берегу к полуночи. Подыщи несколько надежных ребят, чтобы они заняли вершину утеса.
 — Нет ничего проще, — ухмыльнулся Майк. — Пришлю своего отца и троих братьев. Мы проследим, когда они зажгут маяк. Устроим им теплую встречу.
 — Правильно. — Энтони присел на камень у воды, стряхнул песок с босых ног и натянул чулки и сапоги. — Сегодня я не стану долго задерживаться в замке. Только передам королю записку, что завтра мы начинаем. Надеюсь, он себя не выдаст. Не очень-то он хороший конспиратор,
 Энтони поморщился. Королю трудно было притворяться, в основном из-за того, что он считал такую игру ниже своего достоинства. Узнав о приближающемся побеге, Карл, вполне вероятно, каким-либо образом изменит свое поведение и встревожит бдительного наместника. Так уже случалось раньше, но это неизбежный риск. Поскольку Энтони намерен выполнить свое обещание Эллен, то он должен примириться с этим.
 — Я присоединюсь к вам на берегу, когда закончу дела в замке.
 Майк взъерошил волосы и стал подниматься по крутой тропинке. Энтони уверенным шагом следовал за ним. Он чувствовал, как в воздухе запахло штормом. Это будет первая буря после той ночи, когда произошло кораблекрушение. Выманит ли она Ченнинга и его людей? Появилась бы прекрасная возможность захватить Годфри Ченнинга и убить одним выстрелом двух зайцев. Прекратить мародерство — по крайней мере до того, пока любому другому негодяю не пришла в голову та же идея, — и убрать лорда подальше от Оливии. Тогда до побега короля Энтони останется решить всего одну небольшую проблему — разыскать таинственного и отвратительного Брайана Морса.
 Энтони очень хотелось увидеть человека, который мучил Оливию, когда она была ребенком. И тут Ченнинг незаменим.
 Небрежной походкой пират вошел в большой зал Карисбрукского замка, изобразив беззаботную и приветливую улыбку. Король играл в карты у камина, но Гренвилла, Ротбери и Хаммонда нигде не было видно. С глуповатым, как всегда, выражением лица Энтони поздоровался с миссис Хаммонд и наградил очаровательной улыбкой собравшихся вокруг нее дам. Они обмахивались веерами и улыбались ему, а миссис Хаммонд своим беззубым ртом проворчала, что подобным беззастенчивым флиртом он внес смятение в их ряды.
 От необходимости отвечать его спас конюший, пригласивший присоединиться к его величеству за карточным столом. Энтони улыбнулся, поклонился дамам, поцеловал несколько рук и вальяжно зашагал по залу, послушно принимая приглашение короля.
 — Я неважно играю в вист, сир, — с сомнением произнес Энтони и негромко хихикнул, поклонившись монарху. — Боюсь, партнеры будут недовольны.
 — О, не волнуйтесь. Я рискну утверждать, что лорд Дабни будет рад составить вам пару. Вряд ли вы играете хуже его теперешнего партнера.
 — Мне не везло, сир, — расстроенно пробормотал джентльмен, о котором шла речь, и поднялся со стула, освобождая место для Эдварда Кэкстона.
 Энтони сел, внимательно оценивая происходящее из-под опущенных век. Одной рукой он держал карты, а другую не отнимал от украшенной драгоценными камнями рукоятки меча. Итак, будучи в самой гуще врагов, у него нет шанса в одиночку проложить себе дорогу из зала и выбраться из замка, если что-то случится, но так просто он не сдастся.
 — Ваше величество гуляли сегодня на стене? — беспечно спросил он, выкладывая карты на стол.
 — Нет, ночная сырость вредна для моих легких, — ответил король, взглянув на него через стол.
 Энтони даже глаз не поднял. Король, услышав упоминание о стене, теперь знал, что у Кэкстона есть для него сообщение. Осталось только найти способ получить записку.
 Пять минут спустя король протянул руку, чтобы забрать выигрыш, и край его широкого бархатного рукава зацепил кубок с вином. Кубок опрокинулся на стол, и темно-красное содержимое залило карты.
 Энтони с носовым платком в руке наклонился к королю, чтобы промокнуть пролитое вино, прежде чем оно попадет ему на колени.
 — Благодарю вас, Кэкстон. У вас хорошая реакция, — сказал король, роняя руку на колено и отодвигаясь от стола. — Сегодня вечером я еще более неловок, чем обычно.
 — О нет, конечно… я уверен, это моя вина… разве ваше величество может быть неловким? Это моя вина, только моя! — воскликнул Энтони. Собравшиеся тотчас обменялись презрительными улыбками. Слуги быстро вытерли стол, принесли новые карты и снова наполнили кубок короля.
 Карл небрежно сунул руку в карман и откинулся назад, ожидая, когда закончат уборку, затем взял новую колоду и ловко распечатал ее.
 — Продолжим, джентльмены? — обратился он к партнерам.
 В этот момент Энтони спиной почувствовал приближение Оливии. Как будто что-то изменилось в атмосфере залы.
 Никакая другая женщина так не действовала на него, и ни одна не обвиняла его в бесчестье. Он не встречал еще такой непостоянной женщины. Любить его с таким пылом и страстью, а минуту спустя говорить о моральном падении и отталкивать, как омерзительного таракана?! Поразительно!
 — Ваше слово, мистер Кэкстон, — напомнил ему король. Энтони заставил себя сосредоточиться на игре.
 — Две пики, джентльмены, — произнес он, взял свой кубок с вином и с нарочито небрежным видом окинул взглядом зал.
 Оливия вновь надела оранжевое платье, и он опять подумал, что благодаря ее матовой коже и темным пышным волосам, спадающим на блестящую ткань, она похожа на яркую орхидею.
 Застыв в окружении леди Гренвилл и леди Ротбери, она смотрела прямо на него. Взгляд этих глубоких бархатных глаз явно что-то говорил ему. Однако в нем не было ничего чувственного — ни сладостного обещания, ни мерцающих огоньков страсти, ни буйного озорства.
 Он едва заметно кивнул и вновь повернулся к картам.
 Оливия успокоилась: он подойдет к ней.
 Повернувшись к миссис Хаммонд, она поинтересовалась одним из гобеленов, украшавших стены зала. Миссис, Хаммонд тотчас же пустилась в пространные объяснения, быстро вызвавшие скуку у слушателей, зато Оливия выиграла время и подготовила сообщение для Энтони. Оно ведь должно быть очень кратким.
 Энтони играл в карты, незаметно делая так, что они с партнером проигрывали, и тот стал отпускать на его счет едкие замечания, лишившись по вине Энтони пяти гиней.
 — Мне так жаль… мне так жаль… разумеется, я виноват! — в отчаянии всплеснул руками Энтони. — Боюсь, милорду Дабни сегодня не везет с партнерами. Мистер Таунтон, может, вы замените меня? — обратился он к джентльмену, стоявшему рядом с королем.
 — Да, да, конечно, — с готовностью отозвался Таунтон. — Я уже давно мечтал сыграть с его величеством.
 Карл ответил слабой улыбкой. Он махнул рукой, разрешая этому жадному до королевского внимания джентльмену сесть на место Энтони, и кольца на его белой руке сверкнули в неровном свете свечей.
 Энтони поклонился королю и растворился и толпе. Оливия все еще слушала рассказ миссис Хаммонд. Она явно нервничала, переступая с ноги на ногу, раскрывая и закрывая веер, но, судя по всему, их тайная любовь научила ее скрытности, и девушка, сделав ему знак, больше не искала его глазами.
 — Леди Гренвилл… леди Ротбери. Как приятно вновь встретиться с вами! Я уже и не надеялся, что когда-нибудь снова удостоюсь чести увидеть вас, — жеманно произнес Энтони, кланяясь замужним женщинам.
 — Наша честь от этого не пострадала, — ответила Порция, бросив на него ироничный взгляд своих зеленых глаз.
 Энтони тотчас повернулся, чтобы поздороваться с Оливией.
 — Леди Оливия! Очень рад, что ваше платье не пострадало от последствий моей неловкости.
 — Вам повезло, мистер Кэкстон. — Она присела в реверансе, с притворной стыдливостью опустив глаза. — Но если вы хотите компенсировать…
 — Все, что пожелаете, миледи. Только бы вы снова думали обо мне хорошо, — ответил он и поднес ее руку к губам. При этом он уловил легкую тень одобрения на лице леди Ротбери и еще одну вспышку ее зеленых глаз. Леди Гренвилл, впрочем, отвела взгляд с некоторой долей высокомерия, которое он замечал и раньше.
 Значит, Оливия призналась своим подругам.
 — Моя шаль, — сказала Оливия. — Кажется, я немного замерзла, а шаль осталась в карете. Проводите меня, пожалуйста, туда.
 — С удовольствием, леди Оливия, — с готовностью ответил он, предлагая ей руку.
 Оливия взяла его под руку, и тотчас ее обдало волной желания. Одно прикосновение к нему вызвало жар под кожей; голова ее пошла кругом.
 Двор замка кишел солдатами — на крепостной стене сменялся караул.
 — Что случилось? — тихо спросил Энтони. — Речь ведь не идет о любовном свидании?
 — Может, мы пройдем в сад? — прошептала Оливия. Его холодность была вполне естественна и ожидаема — она сама спровоцировала ее, — и тем не менее… Девушке хотелось крикнуть, что ей так же больно, как и ему, потребовать, чтобы он понял ее чувства. Но если и была у нее минута для подобного откровения, то она уже прошла.
 Энтони молча повел ее по двору к часовне, за которой начинался сад. Несколько пар, прогуливаясь, наслаждались там вечерним воздухом, и потому они с Оливией ни у кого не возбудили любопытства.
 — Итак, что ты мне хочешь сказать? — спросил он ровным голосом.
 — Ты попал под подозрение, — прошептала она. — Я хотела предупредить тебя. Они говорят, что ты не тот, за кого себя выдаешь.
 Девушка почувствовала, как рука его напряглась под ее ладонью, но он не остановился. Оглянувшись, как будто оценивая ситуацию, он сказал:
 — Значит, ты проговорилась.
 — Нет! — вскрикнула она. — Конечно, нет. Я же сказала, что буду молчать. Я не нарушила обещания.
 — Ш-ш! — приказал он. — Не привлекай к себе внимания. Расскажи все, что знаешь.
 Тихим напряженным голосом Оливия передала ему разговор за ужином.
 — Отец, правда, сказал, что это всего лишь слух.
 — А откуда взялся этот слух? Если не от тебя, то от одной из твоих подруг, с которыми ты поделилась тайной.
 — Нет! — решительно отрезала Оливия; в голосе ее явственно звучала боль. — Мне понадобилась их помощь, чтобы, не вызывая подозрений, попасть сегодня сюда. Они ничего не знали до тех пор… когда это уже перестало иметь значение. Никто из тех, кого я знаю, не предавал тебя. Мои друзья не предают того, кого я считаю другом. Друзья не предают друзей.
 Энтони молча смотрел на нее, а она не отводила взгляда; в глазах ее читались боль и упрек.
 — Я пришла предупредить тебя, — повторила она. Он медленно кивнул:
 — Ради нашей дружбы? Нет, ради любви.
 — Если хочешь, — после некоторого колебания ответила она.
 Энтони коротко рассмеялся.
 — Тогда спасибо за дружбу, мой цветок. Бесчестный человек и этого не заслуживает, А теперь я должен идти, пока они не спустили на меня собак. Мы расстанемся в зале. Если я брошу тебя здесь одну, это привлечет внимание. — Он провел ее к замку, а потом высвободил свою руку.
 Минуту он молча смотрел в ее бледное печальное лицо, потом осторожно погладил ее по щеке.
 — До свидания, Оливия. — Попрощавшись, он резко повернулся и пошел к воротам.
 Оливия замерла неподалеку от полосы света, льющегося из открытых дверей. Она была не в состоянии вернуться назад, в эту шумную равнодушную толпу, когда спазмы сжимали ее горло, а в глазах стояли слезы. У нее было такое ощущение, как будто она совсем лишилась своего "я" и теперь не знала, кто она такая. Ей больше никогда его не увидеть. Он уедет с острова, прежде чем они его поймают. Так и должно было случиться, но ее сердце разрывалось от горя.
 Ей надо вернуться в зал и вести себя так, чтобы не привлекать внимания к неожиданному уходу Энтони. Она сделала шаг к дверям, но донесшийся из темноты знакомый голос заставил ее остановиться.
 — Милорд… — Джайлз Крэмптон торопливо шагал навстречу лорду Гренвиллу.
 — Какие новости, Джайлз? — Из тени навесной башни появилась фигура Кейто.
 Оливия решила, что он направляется в зал. Ее он еще не видел. Она быстро поискала взглядом нишу в стене, куда не доходил свет расставленных вдоль стены факелов, и вжалась в узкое темное пространство.
 — Мы взяли стариков Джарроу, сэр. Готов поклясться, что Кэкстон ни разу не ночевал в той комнате. Там стоят его вещи, но его самого не было давным-давно.
 — Они заговорили?
 Оливия затаила дыхание. Теперь мозг ее работал четко и быстро, освободившись от беспорядочных эмоций. Наверное, Джарроу — это те люди в Ньюпорте, у которых Энтони якобы снимал жилье.
 — Они должны быть доставлены в Ярмут, сэр. Я сейчас поеду допрашивать их. Просто я подумал, что вам следует знать, как продвигается дело.
 — Хорошо. Добудьте мне сведения, и как можно скорее. — Кейто повернулся, намереваясь направиться в зал, но затем остановился и бросил через плечо: — И ничего сверх того, что требуется, Джайлз. Нет никакой нужды в… в героических усилиях.
 — Вы и глазом моргнуть не успеете, как старик Джарроу расскажет все, что знает, да еще и историю сотворения мира в придачу, — усмехнулся Джайлз.
 — Тогда позаботься, чтобы никто и глазом не моргнул, Джайлз, — отозвался Кейто и исчез в зале. Он не переносил пыток, хотя иногда они были необходимы. Так сказать, часть обычной жизни, не говоря уже о войне. Впрочем, цивилизованный человек должен ограничивать их применение.
 Оливия ждала, чтобы отец углубился в зал и растворился в толпе, прежде чем она прокрадется к ступенькам. Внезапно рядом с ней оказалась Порция.
 — Возьми меня под руку, — прошептала она на ухо Оливии. — Запомни, что мы с тобой гуляли на свежем воздухе. Тебе стало плохо от жары.
 — Да, — сказала Оливия, опираясь на ее руку. — Так оно и было.




 Глава 17


 Завтра ночью. В одиннадцать, во время смены караула.
 В тишине своих застенков король прочитал послание и поднес клочок бумаги к пламени свечи. Наконец-то час настал.
 Приблизившись к зарешеченному окну, он осмотрел прутья. Азотная кислота, которую ему передали, разъест два центральных прута. Он все время носил ее при себе. Наместник устраивал регулярные обыски комнаты, где содержался пленник, но королевскую особу пока обыскивать не осмеливался. Веревка, при помощи которой он перелезет через стену, была хитро вплетена в сетку его кровати.
 Он чувствовал усиление мер предосторожности в последние несколько недель, а сегодня вечером Хаммонд, проводивший его в комнату и пожелавший спокойной ночи, выглядел особенно встревоженным. Неужели они что-то знают? Или просто подозревают?
 Король понимал, что это последний шанс. Еще одна неудавшаяся попытка, и его переведут из относительного комфорта островной тюрьмы в более надежное место, например в Тауэр. А шотландцы готовы поддержать его и перейти границу. Если бы ему удалось добраться до Франции, то движение в поддержку его возвращения на трон смело бы и Кромвеля, и парламент. Они рухнули бы как подкошенные.
 Кто такой Эдвард Кэкстон? От этого человека зависит будущее монархии. Наемник. Актер. Не очень приятный человек, по крайней мере на взгляд короля. Кривая улыбка Кэкстона вызывала у Карла замешательство, а его холодные серые глаза, казалось, обнажали суть вещей. За его фатоватыми манерами скрывались сила и цинизм, от которых короля пробирал озноб. Непонятно: почему другие люди не замечают этого? Впрочем, они ведь не знают, что Кэкстон должен стать спасителем короля. Они и не старались ничего разглядеть под внешностью льстивого придворного, которого он изображал.
 Иногда король замечал проблеск юмора, веселье в глубоко посаженных глазах Кэкстона, легкость его походки. Тогда Кэкстон производил впечатление приятного и привлекательного человека.
 Впрочем, не важно, что он за человек. Главное, чтобы он добился успеха. Король сел у зарешеченного окна, прислушиваясь к ветру свободы и крикам кружащих над стенами чаек. Часы на колокольне часовни пробили час.
 Всего через двадцать два часа он предпримет попытку получить свободу.
 Старик Джарроу и его жена стояли на главном дворе замка Ярмут. Их окружала полная темнота. Сновавшие по каменным ступенькам, ведущим на земляную площадку для пушек, солдаты не обращали на пленников никакого внимания. А они слышали плеск разбивавшихся о стены крепости волн и дрожали от сырости этой холодной серой и мрачной крепости.
 В воротах появился солдат. Положив пику на плечо, он рядом с ними замедлил шаг.
 — Не падайте духом, — шепнул он, почти не раскрывая рта, и двинулся к пушкам.
 — Что он сказал? — спросил старик, приложив ладонь к уху.
 — Сказал, чтобы мы держались, — прошептала Пру. — Думаю, он один из наших. На стороне короля. — Старик похлопал себя руками по груди.
 — Как будто это поможет.
 — Утешься, — мрачно произнесла Пру. — Ты всего лишь должен держать язык за зубами. Вообще ничего не говори. А то ты сочтешь что-либо не особенно важным, а на самом деле окажется совсем не так. Лично я буду нема как могила.
 Внезапно у ворот возник небольшой переполох, и во дворе появился Джайлз Крэмптон.
 — Море волнуется. Думаю, будет шторм, — сказал он, приблизившись. — Надеюсь, с вами не слишком грубо обращались?
 Старик Джарроу сплюнул, услышав такую издевку, а жена его просто глянула на сержанта с презрением.
 — Ну конечно, вы же настоящие островитяне! — хмыкнул Джайлз. — Почему бы нам не пройти внутрь, в тепло? — Он махнул рукой в сторону дома коменданта. — Там в очаге горит огонь. — С этими словами он впереди себя пропустил пленников в дом.
 Пру недоверчиво огляделась. Она ожидала, что их отведут в темницу, а уж никак не на кухню.
 — Мэри, как насчет чашечки бузинного чая для нашей гостьи? — бодро крикнул Джайлз полной женщине, хлопотавшей у печи.
 — Сию минуту, сержант, — отозвалась та и через некоторое время прибежала с жестяной кружкой чая.
 Пру с благодарностью пила чай, но доброта сержанта нисколько не уменьшила ее подозрений, которые вспыхнули с новой силой; когда она услышала, как Джайлз обратился к ее мужу:
 — Хочешь глоток эля, старина? Я угощаю. — С этими словами он повел старика в буфетную.
 Под воздействием эля муж выболтает все, с отчаянием подумала Пру. Сержант был опытным воякой — он знал, когда нужно надавить на заключенных, а когда действовать лаской.
 — Очень вкусный чай, хозяйка. Премного благодарна, — сказала Пру. — Давайте я помогу вам у печи.
 — О, конечно, если вам не трудно, — кивнула Мэри. — С благодарностью приму вашу помощь. В последнее время я не успеваю кормить этих мужчин.
 В буфетной Джайлз тем временем осторожно расспрашивал старика Джарроу о человеке, которого он знал под именем Эдварда Кэкстона. Взбодрившись от выпитого, тот щедро делился своими ограниченными познаниями о том, кого на острове называли хозяином. Впрочем, во время разговора он все-таки отдавал себе отчет, насколько существенна сообщаемая им информация.
 — Хозяин чего? — уточнил Джайлз и вновь наполнил его кружку.
 — Фрегата, — гордо заявил старик. — Превосходный корабль, как вы могли заметить.
 — А где его стоянка?
 Джарроу задумчиво покачал головой:
 — Чего не знаю, того не знаю, сэр. Правду вам говорю. На острове всего несколько парней это знают.
 — Назови их. — Джайлз пристально смотрел на пленника поверх своей кружки. Старик явно сконфузился.
 — Трудно сказать. Только те, кто помогает хозяину, знают друг друга. Такие, как мы с Пру, в деле не участвуют. Хозяин просто пользуется нашей комнатой. — Судя по всему, на сержанта его слова не произвели особого впечатления, и старик решил открыть имя: — Наверное, хозяин «Якоря» в Нитоне, Джордж, может что-нибудь знать.
 Годфри Ченнинг уже упоминал о Джордже, и Джайлз послал своих людей побеседовать с ним.
 — А что хозяин делает со своим фрегатом? Старик уставился на дно кружки. Уж это-то ему было известно. И такие сведения могли повредить хозяину.
 — Давай, старина, выкладывай! — Джайлз наклонился над столом, и в глазах его мелькнула угроза. — Помоги себе сам, — тихо добавил он.
 Старик Джарроу окинул буфетную взглядом. Это место не внушало опасений, но до него доносился плеск воды во рве, опоясывающем южную стену замка. Одно слово — крепость. С двух сторон ров, а с двух других — море. Он может умереть здесь в темнице, и никто ничего и никогда не узнает.
 Старик Джарроу смелостью не отличался.
 — Контрабанда, а иногда и пиратство. Так мне говорили, — пробормотал он.
 — Значит, пиратство, — кивнул Джайлз. — А что за контрабанда? Товары… или, может, что-то поинтереснее? — Прищурив глаза, он смотрел, как его жертва извивается, словно уж на сковородке.
 — Я не знаю. Не знаю! — В голосе старика слышалось отчаяние. Он ничего не знал, но до него доходили слухи.
 — Это связано с королем, да?
 Старик опустил голову. Что ж, этого достаточно. Джайлз получил подтверждение. Кэкстон был контрабандистом и пиратом. Наемником, сочувствующим королю. Будучи своим человеком при дворе короля, он также знал секретные стоянки на острове, мог проложить курс во Францию, избежать преследования. Итак, они его нашли.
 — Этот фрегат, какое у него название? — Джарроу беспомощно пожал плечами:
 — «Танцующий ветер». Я уже говорил вам, сэр. — Чудное имя! — кивнул Джайлз.
 Пока со стариком Джарроу ему просто везло, но, возможно, удастся получить от него еще какие-то сведения.
 — Вы местный житель. Где бы вы стали искать глубокий канал для стоянки фрегата? — спросил он и вновь наполнил кружки. Джарроу с жадностью схватил свою и, прежде чем ответить, сделал большой глоток.
 — В ущелье, конечно.
 — В какой части острова? — Старик вновь пожал плечами:
 — Все они находятся на побережье между Ярмутом и Шанклином, и глубокие, и мелкие.
 — Скажите мне название, старина. Место, откуда бы я мог начать поиски.
 — А почему вы интересуетесь хозяином? На этом побережье уйма контрабандистов. — Расхрабрившийся от эля старик впервые попытался оказать сопротивление.
 Джайлз отодвинулся от стола вместе с табуретом, тот со скрежетом заскользил по выложенному плитками полу.
 — Ишь чего вздумал! — небрежно бросил сержант, поднимаясь на ноги, а затем громовым голосом неожиданно крикнул: — Ко мне!
 За дверью буфетной тотчас послышался быстрый топот ног.
 — Бухта Пакастер! — при виде распахнувшейся двери выпалил Джарроу. — Я слышал, это где-то там. Джайлз щелчком пальцев отослал своих людей.
 — Спасибо, старик, — произнес он и направился к двери. — Мы еще ненадолго задержим вас с женой, но, надеюсь, вам не причинят особых неудобств.
 Сержант удалился, после чего солдаты отвели стариков Джарроу в маленькую камеру с зарешеченными окнами, располагавшуюся прямо под бастионом.
 — Ну? — спросила Пру. — Что ты им сказал?
 — Это был мужской разговор, так что попридержи свой язык, женщина! — прорычал ее муж.
 Значит, он рассказал им все, что они хотели узнать. Пру взяла тонкое одеяло с соломенного тюфяка и, накинув себе на плечи, села на холодный каменный пол.
 — Если ты выдал хозяина, кое-кто на острове этого не забудет.
 — А что я должен был делать? После того как он достал тиски для пальцев, — пробормотал ее муж, опускаясь на тюфяк.
 — Кое-кто на острове молчал бы, что бы ни случилось, — тихо отозвалась Пру.
 Джайлз поскакал обратно в Карисбрукский замок, но добрался туда уже очень поздно. Король удалился отдыхать, а лорд Гренвилл с женой и дочерью вернулся в Чейл. Людям, которые допрашивали хозяина «Якоря» Джорджа, почти нечего было сообщить. Джордж не знал никакого Эдварда Кэкстона. Он упоминал о человеке, которого называл «наш друг», и был вынужден признаться, что его же называли хозяином. У «нашего друга» всегда можно было приобрести контрабандный товар, а на встречи он приходил в обличье рыбака. Больше вопросов не задавалось, а по собственной воле никто никаких сведений его людям не сообщал.
 Джайлз поехал в Чейл, где ему сказали, что лорд Грен-вилл уже отправился спать. Если у сержанта действительно важные сведения, то лорда разбудят, в противном случае пусть лучше придет с докладом утром.
 Джайлз задумался стоит ли его сообщение того, чтобы вытаскивать лорда из постели. Тем временем на море поднялся ветер, образуя огромные вращающиеся воронки, обрушивавшиеся на скалы. Ни один здравомыслящий человек не станет пытаться освободить короля в такую ночь.
 Сержант лег в постель и мысленно представил себе береговую линию. Бухта Пакастер лежала сразу за Нитоном. В Нитоне находились «Якорь» и Джордж. Здесь явно существовала какая-то связь.
 Оливия без сна лежала на кровати, а за окном бушевала ночь. Было слышно, как волны обрушивались на берег залива Чейл в двух милях от дома. Вот комнату осветила молния, и через несколько секунд раздался гром.
 Эта ночь как нельзя лучше подходила для того, чтобы устроить кораблекрушение.
 Но у Энтони в данный момент должны быть другие заботы. Ему нужно покинуть остров, обезопасить себя. Неужели он будет рисковать своей свободой ради выгоды от мародерства?
 Ей никогда не предугадать его поступки. Несмотря на то что их связывало, она понимала лишь то, что он наемник и любит рисковать. Истинные мотивы его действий ей были неизвестны.
 Ветка магнолии то и дело стучала в мокрое стекло. Уснуть было невозможно. Оливия встала и подошла к окну. Затем прижалась лбом к стеклу и стала смотреть в темный сад, где очертания раскачивавшихся на ветру деревьев жили своей странной неземной жизнью.
 Какие корабли бороздили темную, с пенистыми барашками воду? Мысленным взором она увидела острые черные камни у мыса святой Екатерины, вокруг которых вода бурлила даже в погожий день. Что же там творится теперь?
 Желание пойти и посмотреть становилось все сильнее, и ему уже невозможно было противиться. Было безумием выходить в такую ночь и пробираться по тропинке к утесу. Но у нее, похоже, не осталось выбора.
 Порция еще не забрала у подруги штаны и камзол, и Оливия, повинуясь бессознательному импульсу, надела их. Набросив самый плотный плащ, она прокралась вниз.
 В доме стояла кромешная тьма, а в холле, который она пересекла на цыпочках, вообще ничего не было видно. Когда Оливия проскользнула на кухню, собаки подняли головы и угрожающе зарычали, но, узнав ее, вновь со вздохом уронили головы на лапы.
 Задняя дверь буфетной выходила во двор. Стоило Оливии поднять засов, как ветер вырвал дверь у нее из рук и хлопнул ею что было мочи. Собаки встревоженно залаяли, и Оливия, стремглав выпрыгнув наружу, захлопнула за собой дверь.
 Ветер выл, деревья качались, дождь хлестал как из ведра. Среди разбушевавшейся стихии никто не слышал звука хлопнувшей двери.
 Оливия прошла сквозь небольшие ворота за огородом, обошла фруктовый сад и оказалась на дорожке. Закрытые и запертые на засов главные ворота остались позади.
 Ветер срывал с нее плащ, и через несколько минут она насквозь промокла. Было холодно, тонкая рубашка прилипла к телу, но девушка упорно шла вперед, пока не добралась до узкой тропинки, которая вела на вершину утеса. Здесь, на открытой скале, она с трудом удерживалась на ногах. Ветер свистел у нее в ушах, и она слышала,
 как внизу на подножие утеса обрушиваются волны. Двинувшись против ветра, низко опустив голову, Оливия почти не замечала, какое расстояние она преодолела. Теперь эта первобытная стихия действовала на нее возбуждающе, и она с наслаждением напрягала свои силы в борьбе с бушующей стихией.
 Когда ветер на мгновение утих, Оливия подняла голову и посмотрела вперед, на вершину утеса. Там в темноте выделялась одинокая фигура. Черный плащ развевался вокруг злодея, как крылья Люцифера. Всмотревшись, Оливия заметила искру тлеющего трута, а затем появился яркий огонь маяка.
 Она бросилась бежать, хватая ртом воздух, — грудь ее разрывало от боли. Внезапно из темноты появились люди; они схватили человека у маяка и исчезли. Несколько секунд огонь ярко светил в ночи, а потом погас.
 Вспышка молнии осветила море, открыв Оливии вид бурлящей воды у скал, и тотчас раздался удар грома, такой сильный, что казалось, разверзлись сами небеса.
 Снизу донеслись приглушенные крики, скрежет стали…
 Оливия упала на траву и на животе поползла вперед, пока ей не удалось выглянуть из-за края утеса.
 Люди внизу раскачивались, сплетаясь в странных объятиях; некоторые неподвижно лежали на земле. Под проливным дождем почти ничего не было видно, и ей не удавалось различить в гуще схватки знакомую фигуру. Но это, наверное, люди Энтони. С кем они сражаются? Неужели их поймала стража? Неужели Энтони сейчас на пути к ужасному замку Ярмут, на пути к виселице? Ей надо знать, надо увидеть все своими глазами!
 Она заметила извилистую тропинку, которая, похоже, вела прямо на берег. За спиной Оливии повисла загадочная тишина. Девушка осторожно оглянулась. Люди у погасшего маяка, образовав полукруг, замерли. Она перелезла через вершину утеса и выбралась на тропинку, крутую и скользкую. Впрочем, ей все же удалось удержаться на ногах. Теперь удары волн о скалы слышались громче, а звуки сражения на берегу были едва различимы за ревом бури.
 Оливия спустилась на берег и прижалась к утесу спиной. Наблюдая за схваткой, она узнала некоторых людей с «Танцующего ветра». Ее охватила странная отрешенность.
 Она видела несколько распростертых на песке фигур, но не воспринимала их как трупы. Казалось, она опять оторвалась от реальности. Когда люди, оборачиваясь и стреляя из мушкетов, побежали мимо нее к тропинке, по которой она только что спустилась, Оливия даже не пыталась спрятаться. Энтони нигде не было видно.
 Оливия не чувствовала холода, хотя отдаленно сознавала, что вся дрожит и стучит зубами. Но ей было все равно, она вглядывалась в черную воду. Как раз по эту сторону камней неслись прямо друг на друга две лодки. Они столкнулись, и до нее донесся треск и нестройный хор голосов. Люди в лодках вскочили, размахивая веслами как оружием; море вокруг них кипело и ревело. Но вот одна из лодок перевернулась, и весь ее экипаж исчез в белой пене прибоя.
 Потом ветер донес до Оливии громкий заунывный звон колокола на бакене. Победившая лодка, борясь с ветром, приблизилась к берегу. Первым на мокрый песок спрыгнул Энтони.
 Оливия не отрывала глаз от высокой, стройной фигуры. Его золотистые волосы, выбившись из-под ленты, развевались на ветру, рубашка и штаны прилипли к телу.
 Оливия словно очнулась от глубокого сна. Она рванулась по песчаному берегу навстречу Энтони, окликая его по имени.
 Пират резко обернулся. Не веря своим глазам, он распахнул ей объятия; она обняла его за шею и прижалась к нему.
 — Оливия? — неподдельно изумился он. — Оливия! Что ты здесь делаешь?
 Над волнами разносился чудесный звук предупреждающего об опасности колокола.
 — Я тебя люблю, — воскликнула Оливия. — Я пришла сказать, что люблю тебя.
 — Боже праведный! — Он отказывался верить своим ушам. Суждено ли ему когда-нибудь понять эту непостоянную женщину? — Но почему сейчас? Почему здесь?
 — Я так счастлива. Я н-не могу выразить, как я счастлива! — Оливия улыбалась ему, и глаза ее ярко сияли сквозь завесу дождя.
 Энтони тряхнул головой, отбрасывая с лица мокрые волосы.
 — Все так неожиданно, мой цветок. Я благодарен тебе, но это очень неожиданно. Я совершенно сбит с толку…
 Он умолк, заметив спускавшихся по тропинке Майка и Джетро. Они вели перед собой негодяя, которого Оливия видела на вершине утеса, когда он зажигал огонь фальшивого маяка.
 Это был Годфри Ченнинг.
 Энтони перевел взгляд на Оливию.
 — Потом все объяснишь, — бросил он, вытащил из-за пояса маленький кортик и двинулся к стоявшему поодаль Годфри.
 — Ну конечно, это опять развлекается лорд Ченнинг! — хмыкнул Энтони.
 Годфри с ненавистью посмотрел на обличителя. Увидев приблизившуюся к ним Оливию, он бросился на Энтони с ножом в руке.
 Кортик Энтони тотчас полоснул по запястью мерзавца, и нож упал на песок.
 — Надо было разоружить его, Майк, — буркнул пират, пинком отшвыривая нож подальше.
 — Я думал, что разоружил, — пристыженно стал оправдываться Майк.
 — Наверное, он прятал оружие в рукаве, — заметил Энтони.
 Годфри зажал ладонью свое кровоточащее запястье, и ругательства непрерывным потоком посыпались с его губ.
 — Зажми уши, Оливия! — не оборачиваясь бросил Энтони. — Наш друг не имеет никакого почтения к нежным чувствам дам.
 — Шлюха! — выкрикнул Годфри, когда Оливия подошла ближе. — Проститутка!
 Энтони ударил его кулаком в зубы.
 — Ты будешь говорить только тогда, когда тебя об этом попросят, друг мой, — почти ласково произнес он.
 — Он был у маяка, — взволнованно произнесла Оливия и зажег там огонь!
 — Совершенно верно.
 — Значит, он мародер?
 — Вот именно. — Энтони криво улыбнулся. — Оливия, почему бы тебе не заняться делом, раз уж ты здесь?
 — Что надо делать? — Оливия была не в силах оторвать взгляд от испуганного Ченнинга. Он больше не пугал ее, а внушал лишь ужас и отвращение. Его глаза, как всегда, были холодными и полными ненависти, но, судя по всему, теперь он сам боялся. Он напомнил ей загнанного в угол зверя, насмерть перепуганного, но опасного.
 — Помоги моим людям осмотреть берег. Там есть раненые, и их нужно разоружить. Насколько я помню, ты специалист по разоружению злодеев. — На губах Энтони мелькнула дружелюбная улыбка, и его глаза, остановившиеся на ее лице, внезапно потеплели.
 — А ты что намерен делать?
 — Я немного побеседую с лордом Ченнингом. Он должен мне кое-что рассказать. Я бы предпочел, чтобы ты при этом не присутствовала. Кроме того, работая, ты согреешься.
 Оливия заколебалась.
 — Иди, Оливия, — тихо сказал Энтони.
 — Я хочу знать, что ему известно о Брайане, — заявила она, не трогаясь с места.
 — Я тоже.
 Она опять посмотрела на Годфри и, сдерживая ярость, спросила:
 — Брайан здесь, на острове?
 Годфри не ответил, только сплюнул кровь на песок.
 — Оливия, может, ты уйдешь? Я хочу быстрее покончить с этим.
 — Нет, я останусь, — ответила она. — Послушаю, что он скажет. Для меня это важно.
 — Очень хорошо! — коротко бросил Энтони, повернулся к Годфри, и глаза его блеснули, как два агата. Вытерев кортик о штаны, он тихим голосом спросил: — Итак, где я могу найти Брайана Морса?
 Годфри молча смотрел на соперника. Энтони кивнул Майку, и тот завел руки лорда за спину, а Джетро связал их веревкой. Энтони коснулся кончиком кинжала уха Ченнинга.
 — Я задаю себе вопрос: достаточное ли наказание для мародера — отрезать ему уши? Может, сначала отрезать их, а потом нос? Заклеймить тебя, как преступника. — Он провел кончиком кортика за ухом Годфри, оставив тонкую красную полоску.
 Годфри весь взмок, и Оливия поняла, что Энтони был прав. Несмотря на всю свою ненависть к Годфри, такое представление ей не нравилось. Повернувшись, она рванулась к берегу и занялась ранеными. Из-за спины сквозь шум дождя до нее донесся отчаянный крик.
 Казалось, прошло очень много времени, прежде чем подошел Энтони. Оливия между тем, стоя на коленях, помогала одному из раненых. Она не подняла головы, когда Энтони остановился с ней рядом.
 — Он сказал тебе?
 — Да.
 — Брайан на острове?
 — Да.
 Теперь Оливия подняла голову и взглянула на него.
 — Где? — прошептала она. Глаза ее внезапно наполнились мукой, при мысли о Брайане вся радость мгновенно испарилась.
 — Вероятно, в Вентноре.
 — Он вернулся, чтобы причинить боль мне… или моему отцу, — убежденно заявила она. — У него, должно быть, есть какой-то план, какой-то…
 — Похоже, он полагал, что ты будешь превосходной женой для Ченнинга. Превосходной богатой женой. Если я правильно понял нашего друга, то Брайан рассчитывал на часть этого неожиданного богатства. — Он усмехнулся: — Ну и идеи приходят людям в голову!
 — Этим дело не ограничивается, — сказала Оливия. — Он хотел причинить нам боль и другим способом.
 — Действительно, что может быть лучше, чем видеть, как ты выходишь замуж за такого человека, как Ченнинг? Сомневаюсь, что гордый Гренвилл смог бы вынести правду.
 — Подлец! Ты ведь причинил ему боль, да?
 — Только по мере необходимости, — отозвался Энтони. — Сейчас мы отправим его в Ярмут, привязав к стремени Майка, а там его посадят на судно, отплывающее в Высокую Порту. Думаю, ему будет довольно трудно найти оттуда дорогу домой.
 — Турки, наверное, продадут его в рабство, — со страхом сказала Оливия. — Ведь они так поступают с иностранцами?
 — Вполне вероятно. Он заслужил такую судьбу. Я подумал, что они с мистером Морсом могли бы предпринять это путешествие вместе.
 — Но… как это устроить?
 — Всего лишь немного изобретательности, мой цветок! — Энтони рассмеялся, увидев ее изумленное лицо. Это был все тот же Энтони, с которым она познакомилась. Человек с веселыми чертиками в глазах и насмешливым изгибом губ, человек, радовавшийся любому проявлению жизни, уверенный в своей абсолютной способности противостоять всем превратностям судьбы. Перед ней был Энтони первых дней ее волшебного сна, и ее душа вновь потянулась к нему.
 Он откинул намокшие волосы с лица Оливии и сказал:
 — Мне понадобится твоя помощь, чтобы хитрость удалась.
 — Какая?
 — В общем, ничего особенного. Я объясню тебе позже. Энтони склонился над раненым и осмотрел рану на его плече.
 — Ты проживешь достаточно долго для висельника, — вынес он приговор. — Ты и все твои друзья разбойники.
 Он встал и, взяв Оливию за руку, поднял девушку на ноги.
 — Адам…
 — Да? — отозвался старый слуга, приближаясь к нему.
 — Какие у нас потери?
 — У Тима царапина, и, похоже, Колин сломал палец.
 — И все? — Адам кивнул:
 — Сэм пошел еще раз посмотреть. Они подобрали много этих.
 — Ладно. Сейчас главное — обсохнуть. Скажи людям, пусть поищут ночлег в деревне. Не можем же мы в таком виде вернуться на «Танцующий ветер».
 Адам перевел взгляд на Оливию:
 — Ради всего святого, а вы-то что здесь делаете?
 — Загадка, — многозначительно сказал Энтони. — Удивительный поворот судьбы. Но я собираюсь найти ответ. Он крепко сжал руку Оливии.
 — Адам, на рассвете мне будут нужны три человека в Вентноре, в пивной трактира «Чайка».
 — Опять какая-то авантюра, — проворчал Адам.
 — На этот раз совершенно необходимая, — ответил Энтони тоном, не сулившим — Адам это прекрасно знал — виновному ничего хорошего. — Пойдем, Оливия, — тихо позвал Энтони.
 — Куда?
 — Туда, где мы сможем обсохнуть, и ты расскажешь мне, что привело тебя сюда в самый разгар бури.
 Внезапно Оливия упала духом. Она понимала, что должна будет рассказать ему правду, и боялась неизбежного признания. Поймет ли он, почему она совершила такую ужасную ошибку? Поймет ли, что в этом есть и его вина? Энтони ничего не рассказывал ей о себе, не говорил о мотивах своих поступков. Ей ничего не известно о его семье, за исключением того, что тетушка увлекается вышивкой. Он был человеком, который ни во что не верил, не подчинялся никаким правилам, не ведал сомнений. У нее было достаточно оснований для ошибки. Но согласится ли с ней Энтони?




 Глава 18


 Поднимаясь по извилистой тропинке на вершину утеса, Энтони крепко держал Оливию за руку. И хорошо, что держал, потому что она споткнулась о камень и, если бы не Энтони, обязательно упала бы.
 — Ты совсем замерзла и промокла, — почти сердито сказал он, прижимая ее к себе в попытке хоть немного согреть. — Какое безумие могло заставить тебя выйти из дому в такую ночь?
 — Я знала… я чувствовала, что готовится кораблекрушение. Мне хотелось этому помешать. Я знаю, это было б-безумием, но я ничего не могла с собой поделать, — только и ответила она.
 — Потребовалось двадцать человек, чтобы этому помешать, — заметил Энтони. — И почему дочь лорда Гренвилла интересуется организацией кораблекрушений? Это подлая и мерзкая вещь. Не говоря уже о том, что опасная. Если бы нас здесь не оказалось или стычка приняла бы другой оборот и тебя заметили мародеры, они не задумываясь убили бы тебя. Неужели не понимаешь?
 У Оливии зуб на зуб не попадал от холода. Энтони покачал головой и вновь энергично зашагал вперед. Теперь они шли по тропинке у подножия утеса, и здесь, под защитой нависавшей скалы, дождь и ветер свирепствовали не так сильно. Вдруг Энтони остановился, и Оливия чуть не налетела на него.
 — Где мы?
 — В безопасном месте, — ответил он и откинул темные от воды волосы с глаз. — Здесь, конечно, не очень удобно, но по крайней мере тихо и сухо.
 Свернув с тропинки, он как будто вошел в скалу, крепко держа Оливию за руку. Они оказались в темном и неожиданно тихом месте. Снаружи бушевал шторм, было холодно. Капюшон плаща давно уже сорвал ветер, и вода с волос стекала Оливии на шею.
 — Сюда. — Энтони потянул девушку за собой, и у нее под ногами заскрипел песок. Глаза ее постепенно привыкли к темноте, и она поняла, что они находятся в большой пещере. В узком и темном проходе, который вел еще в одну пещеру, она прильнула к руке Энтони; от его сухой и теплой ладони исходило ощущение покоя.
 Едва он выпустил ее руку, как она замерла в темноте, не двигаясь с места. К счастью, послышался удар кремня об огниво, а затем загорелся фонарь.
 Она удивленно рассматривала примитивную обстановку этой пещеры.
 Энтони тем временем сдернул одеяла с соломенного матраса.
 — Снимай одежду, а я пока разожгу огонь, — скомандовал он, кинул ей одеяло, а сам склонился над сложенным из камней очагом посреди пещеры.
 — Мы не задохнемся от дыма? — Оливия стянула с себя плащ и камзол и задрожала еще сильнее.
 — В своде пещеры есть естественный дымоход. — Он поднял голову. — Быстрее, Оливия! Снимай все это. Не стой просто так! — Его взгляд задержался на ее розовых грудях, просвечивающих сквозь промокшую рубашку. — Боже мой, — тихо произнес он, — что ты со мной делаешь?
 — То же самое, что и ты со мной, — так же тихо ответила она.
 Пещера наполнилась умиротворяющим потрескиванием огня. Энтони выпрямился. Их взгляды встретились, и теперь пробежавшая по ее телу дрожь была вызвана отнюдь не сыростью и холодом.
 — Раздевайся же, Оливия!
 Прищурив глаза, он смотрел, как она сбрасывает с себя мокрую одежду. И вот, уже абсолютно нагая, она придвинулась к огню. Ей стало тепло; ее согревал внутренний жар Энтони. В его темных зрачках она увидела свое отражение.
 Он обнял любимую за плечи, а затем скользнул ладонями по ее спине.
 В его ласках сквозило какое-то нетерпение, видимо, сказывалось возбуждение схватки с врагом. Что-то в ее душе откликнулось на его состояние. Оливия высвободила руки и торопливо принялась расстегивать пуговицы на рубашке Энтони; одна из них тотчас отлетела в дальний угол пещеры. Потом медленно, как бы обдумывая каждое движение, она расстегнула пряжку на его ремне и принялась за пуговицы на штанах.
 Едва она спустила штаны с его бедер, как услышала судорожный вдох. Внезапно отбросив ногой одежду, Энтони сжал в ладонях ее лицо.
 Его губы были твердыми и безжалостными, не знающими пощады, но Оливия и не просила ее. Теперь уже она торопливо скользила ладонями по его спине, плечам, шее…
 Обхватив ладонями ягодицы Оливии, Энтони крепко прижал ее к себе. Она тут же прикусила его нижнюю губу, а ее жадный язык проник ему в рот. Ее страсть ничуть не уступала его страсти и только усиливалась с каждой минутой. Повинуясь одному лишь инстинкту, она исследовала его тело: стиснула его ягодицы, провела ладонью по его животу, задержалась пальцем в выемке пупка, потом сжала его пенис и, опустив руку еще ниже, обхватила жаркие, тугие округлости. И вот, поднявшись на цыпочки, она подставила свое тело его страждущим рукам, сгорая от страсти и изнемогая от возбуждения.
 Они опустились на пол рядом с костром, прямо на твердые, покрытые песком камни. Ее бедра устремились навстречу его плоти, и он обнял ее, приподняв над полом пещеры; его руки поддерживали ее, пока их тела двигались в унисон в звенящей тишине, которая казалась им сладостнее, чем звуки церковного хора.
 А когда все закончилось и он крепко прижал ее к себе, тихонько раскачиваясь в последних конвульсиях страсти, она подумала, что теперь может умереть спокойно.
 Впрочем, едва ощущение реальности вновь вернулось к Оливии, как она поморщилась от собственной глупости. Оливия высвободилась из объятий Энтони, и он потянулся за одеялом. Накрыв любимую, пират встал, чтобы подбросить в огонь дров.
 Оливия плотнее закуталась в одеяло и тоже поднялась с матраса. Наблюдая за тем, как Энтони одевается, она ничего не могла поделать с глупой надеждой, что их пылкие объятия вытеснили из его головы все вопросы по поводу ее присутствия на берегу… что ей удастся избежать признания.
 — Значит, ты в одиночку думала остановить мародерство, мой цветок? — вскинул брови Энтони, и взгляд его серых глаз вдруг сделался неприятно пронизывающим.
 Она судорожно натянула одеяло под горло и придвинулась к огню.
 — Я должна тебе кое в чем признаться, — сказала она, не поднимая головы и не отрывая взгляда от огня. Энтони внезапно напрягся и затаил дыхание.
 — Итак? — произнес он.
 — Наверное, это непростительно, — продолжила она. — Ты, конечно, рассердишься и будешь прав. Но н-надеюсь, ты поймешь, почему это произошло.
 — Ты меня просто пугаешь. — Он погладил ее по склоненной голове, и его теплая, ободряющая ладонь вселила в нее мужество.
 — Я думала, что это ты, — наконец призналась она.
 — Не понимаю.
 — Мародер, — выдохнула она. — Я считала… а потом я подумала, что мне, в-возможно, удастся уговорить тебя остановиться.
 Ее слова повисли в густом и душном воздухе пещеры. Казалось, целую вечность не было слышно ни звука, кроме потрескивания дров в костре. Рука Энтони, лежавшая у нее на шее, медленно сползла. Оливии сразу же стало зябко.
 — Ты думала, что я был одним из тех подлых стервятников? Ты считала, что я способен на такое? — недоверчиво произнес он.
 Оливия повернулась к любимому и заставила себя посмотреть ему прямо в глаза, взгляд которых выражал изумление и гнев.
 — Ты говорил… в Портсмуте, когда давал мне одежду, т-ты говорил, что она осталась после кораблекрушения. — Оливия пыталась справиться с заиканием, но ее волнение было слишком уж сильным.
 — Я не говорил, что кораблекрушение — моих рук дело, — бесстрастным, тихим голосом отозвался Энтони, и было невозможно представить, что всего несколько минут назад они страстно любили друг друга.
 — И все же именно так я поняла твои слова. Ты сказал об этом так небрежно, как будто все это совершенно естественно… Ты же контрабандист и пират, а контрабандисты не брезгуют и мародерством. Ты был на острове в ночь последнего кораблекрушения, и товары с разбившегося корабля оказались в трюме «Танцующего ветра». — Оливия умоляюще протянула к нему руку. — Что я должна была думать? Я совсем ничего не знала о тебе. Да и сейчас не знаю, — добавила она. — Не знаю, почему ты такой, какой есть… не знаю причину твоих поступков.
 Теперь в ее голосе звучал вызов, но Энтони не отреагировал на него. Уперев руки в бока и широко расставив ноги, он не сводил своего колючего взгляда с ее лица.
 — На корабле и на берегу был просто сон, идиллия, — не дождавшись ответа, продолжила Оливия. — Ничего общего с действительностью. А потом я посмотрела на все другими глазами, как будто очнулась от сна, и снова оказалась в реальном мире. А в этом мире пиратство, контрабанда и мародерство идут рука об руку. Я видела, как ты захватил «Донну Елену», видела, как забрал ее груз. Я слышала, как ты сказал, что одежда п-попала к т-тебе в результате кораблекрушения!
 Наконец Энтони нарушил молчание.
 — Я не понимаю, как после того, что было между нами, ты могла даже подумать, что я способен на подобную низость! — с едва сдерживаемым гневом произнес он. — Поэтому ты бросила мне в лицо обвинение в бесчестье?
 — Только п-поэтому, — подавленно кивнула она.
 — Не из-за пиратства, контрабанды и того, что я являюсь врагом твоего наиблагороднейшего отца? Не из-за того, что я делаю все возможное, чтобы обмануть его?
 Оливия вздрогнула:
 — Нет, не из-за этого.
 — Тебе не кажется, что это не совсем логично?
 — Наши отношения никогда н-не поддавались логике, — с отчаянием ответила она.
 — Но разве убеждение в том, что я мародер, не разрушило твои чувства ко мне… то, что между нами было?
 — Нет, — покачала головой Оливия. — Но погрузиться опять в этот волшебный сон я уже не могла.
 Энтони наклонился и подбросил еще несколько сучьев в костер.
 — Вера, — все с той же горькой иронией сказал он. — Там, на берегу, ты сказала, что любишь меня, Оливия, но любви без веры не бывает. Только похоть. Похоже, Оливия, ты путаешь любовь с похотью.
 — Я верю тебе, — еле слышно сказала она. — Ты с самого первого дня не доверяла мне, Оливия, — выпрямился он. — Сколько времени тебе потребовалось, чтобы рассказать мне о Брайане Морсе? Ты когда-нибудь сказала бы мне о нем, если бы продолжала считать его мертвым?
 — Я никому н-не могла об этом рассказать, — с мукой в голосе произнесла она, подыскивая слова, которые убедили бы его, прогнали бы холодную ярость и боль из его взгляда. — Понимаешь, у меня было такое чувство, что в этом есть и моя вина. Когда я была маленькой, то думала, что, наверное… наверное, сама провоцирую его.
 Глаза Энтони расширились от страха. Во взгляде Оливии он вдруг увидел того ребенка, измученного, запуганного, терзаемого чувством вины, вынужденного хранить молчание.
 — О нет! — негромко вскрикнул он, обнял любимую и крепко прижал к себе. В свете того, что пришлось пережить Оливии, ее ошибка, какой бы обидной она ни была, утратила свое значение.
 — Я понимаю, что это глупо, но я стала думать, что мужчины никогда не бывают такими, какими кажутся, и что я позволила… страсти, желанию… ослепить себя. И я взвалила всю вину на себя. Если бы я могла спросить тебя… но я была не в силах заставить себя заговорить об этом. Точно так же, как я не могла говорить о Брайане. — Она взглянула на него, прижавшись к его груди. — Мне очень жаль… Ты когда-нибудь п-простишь меня?
 Энтони смотрел на нее сверху вниз полными жалости глазами.
 — Я и правда не всегда такой, каким кажусь, — произнес он. — И ты действительно обо мне почти ничего не знаешь.
 — Но я должна б-была понять, что ты не способен на такое, — самоуничижительно заявила она, охваченная странным чувством, что, так легко прощая ее, Энтони не ощутил весь ужас пережитого ею.
 — Пожалуй, — со слабой улыбкой согласился он, — но я, наверное, никак не облегчал тебе задачу.
 — Нет, не вини себя! — воскликнула Оливия. — Разумеется, мне надо было понять.
 — Ладно, давай остановимся на том, что ты нанесла мне серьезное оскорбление, но у тебя при этом были смягчающие вину обстоятельства, — посерьезнел он. — И что же теперь — ты и впредь намерена казнить себя или мы оставим все это в прошлом?
 — Ты правда меня прощаешь?
 — Да, — кивнул Энтони. Он вспомнил, как она светилась от счастья, когда бежала к нему по берегу. Вспомнил ее пылкое признание в любви. — Ты любишь меня, Оливия?
 — Да, — тотчас ответила она. — И думаю, ты меня тоже любишь.
 — Да, — согласился он, ласково коснувшись ее подбородка. — И я не знаю, что, черт побери, нам с этим делать, мой цветок.
 — Тут уж ничего не изменишь. И ты, и я останемся теми, кто мы есть.
 Привычным жестом он потрепал ее по щеке и сказал:
 — А теперь одевайся. Нам пора.
 Очень жаль. Оливии так хотелось растянуть эти мгновения! Ведь когда они выйдут из пещеры и окунутся в холодную ночь, все закончится. Сон окончательно рассеется.
 — А нельзя нам побыть здесь, у костра, хотя бы еще немного?
 Энтони с сожалением покачал головой:
 — Скоро рассвет, а у нас еще есть дело.
 — Да, конечно. — Оливия окончательно вернулась к действительности и стала одеваться. Одежда еще не высохла, и девушка вздрогнула — холодно! Ее вмиг одеревеневшие пальцы никак не могли справиться с пуговицами, и Энтони застегнул ей сорочку, а затем накрыл ее груди ладонями.
 Она тотчас коснулась его рук.
 — Знаешь, мне надо кое-что тебе рассказать. Минувшим вечером, после того как ты ушел, Джайлз разговаривал с моим отцом о чете Джарроу. Он говорил, что их поместили в замок Ярмут:
 Лицо Энтони вмиг побледнело.
 — Негодяи! — тихо произнес он и убрал ладони с груди Оливии.
 — Джайлз говорил, что, по его мнению, старик расскажет все, что ему известно, без особого принуждения, — добавила она, с тревогой глядя на любимого.
 — Пожалуй, — мрачно произнес Энтони. — Хотя старик знает не так уж много.
 — Отец приказал Джайлзу не мучить его, — нерешительно закончила Оливия.
 — И я должен этому верить? — нахмурился Энтони.
 — Зачем мне лгать? — тихо спросила она. — Я же люблю тебя.
 — А может, ты хочешь выставить отца в хорошем свете? — хмыкнул он.
 — Мне нет нужды оправдывать его ни перед кем, — отозвалась она. — Точно так же, как нет нужды защищать тебя.
 Выражение его лица немного смягчилось, губы тронула слабая улыбка.
 — Вероятно, защищать меня будет немного труднее. Бедная Оливия — чертовски тяжело делить свою любовь! — Он коснулся ее подбородка, а затем поцеловал в уголок губ и тихо повторил: — Бедная Оливия.
 — Я вовсе не «бедная Оливия»! — тотчас возмутилась девушка. — А что ты собираешься делать со стариками Джарроу?
 — Вытащить их оттуда, — ответил он, а затем внезапно рассмеялся. Его зубы сверкнули в кривоватой усмешке, а в глазах опять появился озорной блеск. — Кажется, мне предстоит насыщенный день.
 Оливия с явным беспокойством наблюдала за Энтони: ведь буйное веселье сопровождало только самые опасные его предприятия.
 Он тем временем затоптал костер и задул фонарь. В кромешной темноте Оливия боялась пошевелиться.
 — Пойдем. — Он крепко взял ее за руку.
 Оливия двигалась за ним, словно тень. Когда они вышли из пещеры на тропинку, ветер уже стих, волнение, судя по всему, улеглось. Дождь прекратился, слышался лишь унылый стук капель, падающих с кустов и льнувших к скале тощих деревьев.
 — Боже, как холодно! — съежилась Оливия.
 — Побежали — ты сразу же согреешься. — Не выпуская ее руки, Энтони рванулся по тропинке прочь от мыса Святой Екатерины.
 — Куда мы направляемся?
 — В Вентнор. Если ты не забыла, на рассвете там у нас назначена встреча. Мы возьмем лошадь на ферме Гоуэна, прямо за следующим поворотом.
 — Брайан, — почему-то равнодушно произнесла Оливия.
 — Совершенно верно. — Он крепче сжал ее руку, и они стали взбираться на вершину утеса. — Отлично, лошади Гоуэна пасутся на лугу. Как думаешь, какая из них выдержит нас двоих? — Насвистывая сквозь зубы, он разглядывал трех лошадей, стоявших под сенью гигантского дуба посреди луга. — Думаю, гнедой подойдет. У него прекрасная широкая спина.
 Его голос звучал так беспечно, как будто они теплым летним днем собирались на пикник, а не стояли здесь в промокшей одежде после бессонной ночи.
 — Зачем я тебе? — внезапно спросила Оливия.
 — Затем, мой цветок, что надо сделать это как можно быстрее и как можно тише. Для ловушки мне нужна наживка, и этой наживкой будешь ты.
 — Я не хочу его видеть, — произнесла Оливия. Энтони пристально посмотрел на любимую и сказал без тени улыбки на лице:
 — Я хочу, чтобы ты сама убедилась в этом: все закончилось, и он больше никогда тебя не побеспокоит. — Оливия судорожно обхватила себя руками.
 — Не знаю, хватит ли у меня мужества, Энтони.
 Он положил руки ей на плечи, ободряюще встряхнул и улыбнулся:
 — Конечно, хватит. Ты же пират: не моргнув глазом преодолела абордажные лестницы, чтобы разоружить набитый испанскими солдатами галеон. А тут уж совсем не страшно. Ты просто поднимешься и постучишь к нему в дверь. Позовешь его, чтобы он вышел. Мы подождем у тебя за спиной. Как только он отопрет дверь, мы ворвемся внутрь, незаметно вынесем его с постоялого двора, а с дневным приливом он и его друг Ченнинг будут уже на пути к их новой жизни.
 — Как все легко и просто!
 — Так оно и есть. Верь мне.
 — Верю, — ответила она. — Но я все еще боюсь его. — Она думала, что преодолела свой страх перед Брайаном после того, как Порция много лет назад в замке Гренвиллов показала ей, как его одурачить. Порция
 развенчала миф о всемогуществе чудовища, и, встретившись с ним в Оксфорде, Оливия смогла побороть свою неприязнь к нему. Но тогда ее не мучили воспоминания. Теперь же под гнетом всплывших в памяти картин Оливии казалось, что вновь вернулись те ужасные дни, когда она боялась его голоса, его шагов…
 — Верь мне, Оливия, — повторил Энтони.
 Она лишь слегка пожала плечами.
 Пират без особых усилий посадил любимую на спину гнедого, сам устроился сзади и, обняв ее за талию, крепко ухватился за гриву коня.
 — Держись крепче! Мы порядком задержались. Оливия прильнула к конской шее, и животное галопом понеслось мимо вершины утеса и дальше, через холм Святого Бонифация.
 Прямо над деревушкой Вентнор, раскинувшейся на берегу бухты, Энтони остановил гнедого, спешился и снял Оливию.
 — А фермер не хватится своей лошади?
 — Нет, он знает, что ее взял я. Я оставил ему знак. — Энтони повел коня на луг, где уже паслись коровы, и, шлепнув его ладонью, отправил щипать траву.
 — Знак? Какой знак? — Оливия почему-то просто сгорала от любопытства. Энтони рассмеялся:
 — Перекрещенные палочки, если тебе это так интересно. Иногда мне приходится без предупреждения пользоваться имуществом или гостеприимством островитян. Зная, что это я, они не поднимают шума.
 — Ты считаешь себя островитянином? — Она послушно шла вслед за ним по тропинке.
 — Нет, для этого надо родиться и воспитываться здесь. Я же родился за много миль отсюда.
 — Где?
 Он оглянулся на нее через плечо.
 — В Богемии.
 — В Богемии!
 — Странное место рождения, правда? — Услышав, как вдруг зазвенел его голос, Оливия почувствовала, что коснулась запретной темы. Тем не менее она продолжила расспросы:
 — Ты там вырос?
 — Нет, я вырос на противоположной стороне Солента, — буркнул он. — «Чайка» находится на главной улице деревни. Мои люди должны быть уже в пивной.
 Он ускорил шаг, и Оливии стало ясно, что расспрашивать больше не стоит. Тем более что ее вновь охватил страх.
 Деревенская улица была пустынна. Рыбаки, наверное, проверяли сети в бухте, жители еще спали. Тем не менее входная дверь «Чайки» оказалась открытой.
 — Стой здесь. Лучше, чтобы тебя пока никто не видел. Ты не очень-то похожа на члена моей команды, — сказал Энтони и красноречиво взъерошил ее темные волосы.
 — В противном случае я не могла бы служить наживкой для Брайана, — заметила Оливия, тряхнув головой.
 Энтони улыбнулся ей через плечо и зашел на постоялый двор.
 Девушка осталась на улице одна. Взгляд ее невольно остановился на закрытых ставнями окнах постоялого двора. За одним из них спал Брайан Морс. Он пытался убить ее отца там, в Роттердаме. Вероятно, только Фиби спасла мужа от гибели. Кейто считал, что убил Брайана на дуэли, правда, он не удостоверился в этом, не добил раненого. Хладнокровное убийство было не в его правилах. А Брайан Морс, оказывается, выжил и вернулся, чтобы мучить свою сводную сестру, как мучил ее в детстве.
 Больше никогда, вспомнила Оливия слова Энтони и, поежившись, сунула руки в карманы. Больше никогда.
 Трое из команды «Танцующего ветра» сидели вместе с Адамом на табуретках у стойки бара. Энтони кивнул им, и они ответили ему тем же. Иссохший и морщинистый старик тотчас наполнил всем кружки и что-то проворчал себе под нос.
 — Ну что, старина, мы вытащили тебя из постели? — бодро спросил Энтони, бросая горсть монет на стойку.
 Лицо старика скривилось в подобии улыбки, он радостно сгреб монеты.
 — Ага, хозяин, только это уже не в первый раз.
 — И осмелюсь предположить, не в последний. — Энтони опустился на табурет. — Я слышал, у тебя постоялец?
 — Ага… — Лицо владельца «Чайки» помрачнело. — Такой скряга!
 — Он снимает комнату наверху? — Энтони кивнул в сторону лестницы.
 — Лучшая комната в доме. Прямо у лестницы, — сказал старик. — Замучился бегать вверх-вниз на его зов. И хоть бы какая благодарность!
 Энтони сочувственно прищелкнул языком.
 — Налей мне пинту портера, Берт. — Тот послушно отмерил пинту пива и поставил кружку на стойку бара. — Мы были бы тебе очень благодарны, если бы ты приготовил нам завтрак.
 — Похоже, вы хорошо потрудились этой ночью. — На лице Берта отразилось любопытство.
 — Ага, остановили мародеров, — ответил Адам. — Пришлось как следует попотеть.
 — Проклятые мародеры! — Берт сплюнул на опилки у себя под ногами. — Со вчерашнего вечера остался пудинг с кровью и клецки с нутряным салом.
 — Подойдет, если подогреешь, — кивнул Адам. Берт шаркающей походкой отправился на кухню.
 — Ну, что теперь? — обратился Адам к Энтони.
 — Оливия уговорит нашего приятеля открыть дверь комнаты, а мы схватим его. Придется воспользоваться твоим плащом, Дерек, — больше завернуть не во что. Вокруг бочонка с элем за стойкой намотана веревка. Захватите ее. Свяжете мерзавца, заткнете ему рот и незаметно унесете из деревни. А затем я дам ему сонное зелье. — Энтони похлопал себя по карману.
 — Кто этот малый? — поинтересовался Адам.
 — Возможно, когда-нибудь я тебе и расскажу, — нахмурился Энтони.
 — А может, я и знать ничего не захочу, — пробормотал Адам. — Пора за дело. — Он многозначительно посмотрел в сторону кухни, где вовсю гремел горшками Берт.
 Энтони кивнул и вышел за Оливией.
 — Он наверху, в комнате у самой лестницы. Поднимись и постучи в дверь. Позови его, пусть узнает твой голос. Мы встанем у тебя за спиной.
 Оливия вновь подняла глаза на закрытые ставнями окна и задумалась; меж ее густых бровей пролегла морщинка.
 — Ты знаешь, какое у него окно?
 — Судя по тому, что я знаю о постоялом дворе, оно должно быть в центре.
 — Тогда у меня есть идея получше, — произнесла она. — Я буду кидать камешки в ставни, пока он не проснется. Ему придется подойти к окну и посмотреть, в чем дело. Когда он увидит меня, я позову его, и он выйдет, чтобы спуститься вниз. Ему никуда не деться.
 — Ну, если ты полагаешь, что так будет лучше… — хмыкнул Энтони.
 — Да. По крайней мере я останусь здесь. — Оливия нагнулась и подобрала с земли большой круглый камень. Она бросила его в закрытое ставнями окно Брайана с такой силой, что зазвенели стекла.
 Энтони удивленно вскинул бровь и вернулся в дом.
 — Готовы, джентльмены?
 Матросы неслышно поднялись по ступенькам и прижались к стене по обе стороны от двери Брайана.
 Снаружи Оливия с воодушевлением продолжала бомбить окно негодяя. Потребовалось четыре камешка, чтобы окно распахнулось и в нем появился одетый в ночную рубашку Брайан Морс. Он мало, чем напоминал того человека, которого она помнила: седые волосы, изборожденное страдальческими морщинами лицо… Но его глаза ничуть не изменились, рот остался прежним; она вновь почувствовала всю силу исходящей от него злобы.
 — Что здесь происходит, черт побери? — сердито спросил он. — Проклятый мальчишка! Что ты делаешь?
 — Пытаюсь разбудить тебя, Брайан, — ласково произнесла Оливия. — У меня сообщение от лорда Ченнинга. — Брайан уставился на нее, медленно соображая.
 — Оливия!
 — Она самая. — Девушка насмешливо присела в реверансе, что в ее одежде выглядело особенно нелепым. К своему изумлению, она обнаружила, что происшествие ее забавляет. Точно такие же ощущения она испытывала, когда подсыпала ему в эль измельченный александрийский лист, отчего ему часами приходилось просиживать на ночном горшке.
 — Поднимайся сюда!
 Оливия покачала головой и рассмеялась ему в лицо:
 — Я не такая дура, Брайан! Встретимся на улице. У меня очень важное сообщение от лорда Ченнинга.
 Брайан отошел от окна, и Оливия двинулась в прохладный полумрак прихожей постоялого двора. Прислушиваясь, она замерла; сердце ее бешено колотилось. Он обязательно спустится вниз, обязательно.
 Все произошло очень быстро. Послышался сдавленный крик, а затем шаги на лестнице. Тяжелые шаги. Мимо нее тотчас прошли трое мужчин с каким-то огромным кулем в руках, а затем исчезли за углом.
 Энтони и Адам медленно спустились вниз.
 — Все в порядке? — спросил Энтони, коснувшись ее щеки.
 — Да.
 — Так вы будете завтракать или нет? — донесся из пивной жалобный голос.
 — Да, только теперь нас всего трое, — весело ответил Энтони, обнял Оливию за плечи и легонько подтолкнул вперед.
 Берт посмотрел на спутанные черные волосы, женскую фигуру, обтянутую узкими штанами и камзолом, и молча швырнул на стойку три тарелки.




 Глава 19


 Полковник Хаммонд встречал очередной рассвет на зубчатой стене Карисбрукского замка. Позади него размеренно ходили взад-вперед часовые.
 — Вы рано поднялись сегодня, Хаммонд. Наместник обернулся на звук приятного голоса.
 — Как и вы, лорд Гренвилл. — Кейто кивнул и приблизился.
 — На мысе Святой Екатерины этой ночью произошла нешуточная стычка, — сообщил наместник. — Эти проклятые мародеры опять пытались сделать свое грязное дело, но кто-то остановил их. Мы получили анонимную записку, в которой нам предлагалось прийти и забрать все, что осталось. Мои люди нашли маяк и целую кучу раненых, которые ждали нас на берегу.
 — Интересно, уж не Кэкстон ли приложил к этому руку? — задумчиво спросил Кейто. — Я только что выслушал доклад своего сержанта о допросе супружеской пары, которую он вчера доставил в Ярмут. Без сомнения, Кэкстон действительно тот, кого мы ищем. Выяснилось, что он пират и контрабандист… что у него есть фрегат, который скрывается в укромной расщелине. Он знает этот берег и побережье Франции как свои пять пальцев.
 — В таком случае нам следует задержать его, — отозвался Хаммонд и раздраженно оглянулся. — Я послал за Ченнингом полчаса назад. Странно, что он задерживается.
 — Наверное, крепко спит, — предположил Кейто. Что касается ареста Кэкстона, то тут у нас небольшая проблема.
 — Какая же?
 — Мы не знаем, где его найти, — заметил Кейто. Наместник только хмыкнул в ответ.
 — Джарроу что-то говорил о бухте Пакастер в связи с судном Кэкстона. Ротбери со своими людьми уже на пути к ней. Они раскинут сеть на побережье — а вдруг что-нибудь да попадется?
 — Если Кэкстон не догадывается, что мы его подозреваем, то он, возможно, появится здесь. Как вчера вечером… когда играл с королем в вист.
 — Думаю, нам нужно увезти короля, — решительно заявил Кейто. — Тайно перевезти его в Ньюпорт. — На лице Хаммонда отразилось беспокойство.
 — У меня нет указаний парламента на этот счет, — возразил он.
 — Можете считать, что есть, — сухо ответил Кейто. — В этом вопросе парламент представляю я.
 — Вы берете на себя ответственность?
 — Разве я не ясно выразился? — Хаммонд склонил голову, подчиняясь.
 — Наверное, будет непросто сохранить его переезд в тайне.
 — Мы сделаем это сейчас, когда остров еще не проснулся. Вы уже виделись с королем сегодня утром?
 — Еще нет. Обычно я не беспокою его до семи.
 — Тогда давайте нанесем ему визит прямо сейчас. Прикажите, чтобы во дворе ждала закрытая карета. Мы оба будем сопровождать короля до казарм в Ньюпорте. Вышлите вперед гонца, чтобы приготовили комнаты для его величества, — распорядился Кейто, вышагивая вдоль стены.
 Наместник поспешил за ним.
 — Сообщение может доставить Ченнинг, но куда, черт побери, он подевался? Эй! — Он подозвал слугу. — Сходи еще раз в комнату лорда Ченнинга, убедись, что он встал. Пусть он тебе ответит.
 Слуга бросился выполнять распоряжение. У комнаты короля в северной части стены при виде наместника и Кейто вытянулся часовой.
 — Его величество уже посылал за лакеем?
 — Да, полковник. Сейчас он у короля.
 Кейто решительно постучал. Дверь открыл лакей.
 — Его величество еще не одет для приема посетителей, милорд.
 — Его величество извинит нас за вторжение, — отозвался лорд, бесцеремонно обошел лакея и поклонился королю: — Доброе утро, сир.
 Король брился. Он с некоторым возмущением взглянул на посетителей:
 — В чем дело?
 — Необходимо перевезти ваше величество в Ньюпорт, — сказал Кейто.
 Король побледнел, вытер полотенцем мыльную пену с лица и встал.
 — Прошу прощения?
 — Распоряжение парламента, сир. — Хаммонд сделал шаг вперед и поклонился. — Вас необходимо перевезти немедленно.
 Король побледнел как полотно. Это конец. Значит, их план раскрыли. За несколько часов до побега. Разочарование его было так велико, что он даже не сделал попытки скрыть его. А ведь это был его последний шанс…
 — Могу я спросить почему? — поинтересовался король, когда немного пришел в себя.
 — Полагаю, ваше величество знает почему, — спокойно ответил Кейто. — Отъезд через час.
 — Я еще не позавтракал.
 — До Ньюпорта не более двух миль, сир. Завтрак будет ждать вас там.
 Вежливость смягчала его решительный тон, но факт оставался фактом: маркиз отдавал приказание своему монарху.
 — Когда-то вы были преданы мне, Гренвилл, — печально сказал король. — Вы были самым верным моим другом.
 — Я предан своей стране, сир, и навсегда останусь вашим другом, — все так же спокойно отозвался Кейто. — Я покидаю вас, чтобы вы подготовились к отъезду. — С этими словами Гренвилл поклонился и вышел из комнаты.
 Полковник Хаммонд тоже отвесил поклон и последовал за ним. Посланный за Годфри Ченнингом человек уже ждал их в коридоре.
 — Лорда Ченнинга не было в комнате, сэр. Его слуга сказал, что он не ночевал в своей постели.
 — Боже праведный! — воскликнул Хаммонд. — Как же так?
 — Не похоже на него, — заметил Кейто. — Он всегда чрезвычайно ревностно относился к своим обязанностям. Тем не менее в данный момент, похоже, придется обойтись без него. Кого еще вы можете послать в Ньюпорт?
 — Лэтхема. Он умеет держать язык за зубами, — ответил полковник и послал за своим вторым конюшим. — Не желаете позавтракать, Гренвилл, пока король заканчивает свой туалет?
 Брайан Морс смотрел в лицо человека, которого не видел никогда в жизни. Человека, с которым ему не хотелось бы встретиться вновь.
 Пират опустился на колени перед связанным, завернутым в толстый плащ Брайаном, который лежал под мокрой изгородью в полумиле от деревушки Вентнор. Его притащили сюда, заткнув рот полами плаща.
 Энтони молча рассматривал негодяя. Его лицо оставалось бесстрастным, но в глазах читалось такое, что Морс вдруг похолодел от ужаса.
 — Значит, вы любите играть с маленькими девочками, — тихо произнес пират. — Расскажите мне об этом, мистер Морс. — Он рывком освободил его рот. — Объясните мне прелесть этого занятия.
 Брайан выплюнул ворсинки ткани изо рта.
 — О, моя маленькая сестричка рассказывает сказки своему любовнику? Вот уж никогда не думал, что она станет шлюхой. А ведь всегда клялась, что не имела никаких дел с мужчинами. — Несмотря на страх, он ухмыльнулся.
 Руки Энтони тотчас сомкнулись на горле Брайана. Те самые руки, которые в разгар шторма были способны удерживать корабль. Брайан хватал ртом воздух, грудь его, казалось, вот-вот разорвется. Перед глазами заплясали цветные пятна… Руки еще сильнее сдавили его горло, а затем все поглотила тьма. Энтони поднялся, размял пальцы и помассировал ладони.
 — Ты убил его, — шагнула вперед Оливия. — Ты его убил!
 Энтони покачал головой.
 — У меня еще ни разу не получалось хладнокровно убить человека, как бы велико ни было искушение, — сказал он. — Кроме того, я предпочел бы, чтобы этот подлец попал в ад здесь, на земле.
 Опустив руку в карман, он достал оттуда маленькую бутылочку.
 — Подержи-ка ему голову, Адам.
 Слуга подставил руку под голову лежавшего без сознания человека, и рот Морса открылся. Энтони тут же наполнил его содержимым бутылочки; лежащий без чувств человек судорожно сглотнул.
 — Он успокоится на двенадцать часов, — произнес Энтони, а потом обратился к трем своим помощникам: — Положите его в телегу и отвезите в Ярмут. «Морская чайка» с другим пассажиром на борту ждет дневного прилива. Передайте это капитану. — Он сунул руку в карман и достал оттуда кожаный мешочек с деньгами.
 Оливия взгляда не могла оторвать от неподвижного тела Брайана. Теперь даже трудно было представить, что он внушал ей такой ужас. Очень уж он старый, желтый и безжизненный.
 Над горизонтом взошло солнце, и Энтони повернулся к Оливии:
 — Тебя наверняка будут искать.
 Оливия с трудом отвела взгляд от Брайана.
 — Я придумаю объяснение, — рассеянно пробормотала она, поскольку это теперь не имело значения. Ведь через несколько часов Энтони покинет остров.
 — Тогда я отправляюсь в Ярмут, чтобы позаботиться о стариках Джарроу, — сказал Адам. — Найду рыбацкую лодку в Вентноре, пусть отвезет меня туда.
 — Как ты собираешься проникнуть в замок?
 — Корзины с крабами, — лаконично ответил Адам. — Кухарка обожает крабов. Она мне все расскажет. Очень словоохотливая женщина. — Судя по тону, Адам не одобрял такой полезный недостаток Мэри.
 — Посмотри, кто там в карауле. Пит…
 — Эй, яйца курицу не учат! — перебил его Адам. — Не волнуйся, я вызволю их оттуда. Энтони рассмеялся:
 — Нисколько не волнуюсь, старина, нисколько! Главное, чтобы к обеду ты был на «Танцующем ветре». Объясни команде, что план немного изменился. Я без короля на судно не вернусь. Во время отлива надо вывести фрегат из ущелья и отвести в пролив. В девять вечера Джетро должен направиться к бухте Пакастер. В десять он будет на месте. Сэм пусть заранее приведет шлюпку к берегу бухты и ждет нас там.
 Адам кивнул и поспешил назад в Вентнор.
 Оливия со всевозрастающим страхом слушала эти разговоры.
 — Энтони, неужели ты все еще собираешься вызволить короля? — воскликнула она. — Теперь, когда они знают! — Она смотрела на него как на сумасшедшего.
 — Я должен сдержать обещание, мой цветок. — Он взял ее за руку и направился к лугу, где они оставили лошадь Гоуэна.
 — Не будь смешным! Кто бы ни была та женщина, теперь она наверняка настаивать не станет. Если она в здравом уме.
 — Это мое дело, Оливия, — не раздумывая, ответил он. — Мои обязательства — это моя забота.
 Она вырвала у него свою руку и остановилась как вкопанная.
 — Что ты сказал? — В ее глазах застыла растерянность. Неужели после того, как они признались друг другу в любви, он так грубо отвергает ее заботу?
 Он прочитал смятение и гнев в ее глазах и попытался исправить положение:
 — Я хозяин судна, Оливия. Люди полагаются на меня. Я один принимаю все решения и несу ответственность за последствия. Я привык так поступать, и, поверь, эта наука далась мне нелегко.
 — Значит, ты никогда не прислушиваешься к советам? — недоверчиво спросила она. — Ты никогда не меняешь своих решений?
 — Конечно, прислушиваюсь, — немного нетерпеливо отозвался он. — Но окончательное решение всегда остается за мной.
 Отец сказал бы то же самое, подумала Оливия. Она задумчиво нахмурилась:
 — Эта наука далась тебе нелегко… Когда ты был ребенком? От твоих родителей?
 — Можно сказать и так. — Оливия потеряла терпение.
 — Будь ты проклят, Энтони! — крикнула она. — Разве не пора тебе объясниться? Разве ты мне ничем не обязан?
 Взгляд Энтони был направлен в сторону моря, но пират почти не видел окружающего ландшафта. Как объяснить, что значит не иметь корней, быть везде чужим? Как объяснить это Оливии, чье место в мире так прочно? Поймет ли она?
 — Мои родители погибли в ночь моего рождения. Заботу обо мне взяли на себя Эллен и Адам, — сообщил он.
 — Именно Эллен хочет, чтобы ты устроил побег королю?
 — Это женщина твердых убеждений, — ответил Энтони. — И поскольку я перед ней в неоплатном долгу, то сделаю все, о чем она просит.
 — Как погибли твои родители?
 — Их убили.
 — В Богемии?
 — Да… Ты удовлетворена, Оливия? Я больше не хочу это обсуждать.
 Она с ужасом представила себе ту ночь. Ночь насильственной смерти и рождения новой жизни. Столько крови, подумала она. Там, очевидно, было столько крови!
 — Но… а как же родители твоего отца, другая семья?
 — У меня нет другой семьи, — решительно заявил он. — Эллен и Адам — мои друзья и моя семья. И другой мне не нужно. Она уловила горечь в его голосе.
 — Я не верю, что Эллен настаивала бы, знай она, какой опасности ты теперь подвергаешься, — сказала Оливия. Глаза его красноречиво сверкнули, видимо, ее слова попали в цель.
 Он вновь решительно двинулся вперед:
 — Будь что будет. Я держу свое слово. И не хочу останавливаться на полпути.
 — Это авантюра! — Теперь ей приходилось почти бежать, чтобы успевать за ним.
 — Нет. Опасно — возможно, не спорю. Но, как тебе известно, самые опасные предприятия одновременно и самые интересные. И, — добавил он, — чаще всего они кончаются успехом. — Энтони повернул к лугу, где среди коров, мирно пасся гнедой. — Мне нужно внести кое-какие изменения в первоначальный план, — признался он. — В свете изменившихся обстоятельств.
 Он наконец поймал коня и подвел его к Оливии.
 — Они устроят засаду.
 — Что ж, я приму меры предосторожности. Им точно не известно, когда я начну действовать. Более того, они не знают, как именно я собираюсь осуществить свой план… А теперь давай садись. — Он подхватил ее на руки и посадил на лошадь.
 — Пожалуйста, отступись, — попросила Оливия, когда он устроился позади нее. — Я так боюсь за тебя!
 — Лучше бы ты верила в меня, — пошутил он и ухватился за конскую гриву. — Я собирался предпринять отвлекающий маневр у стены, но теперь намерен устроить такое представление, которое отвлечет всех солдат и офицеров замка на те несколько минут, что понадобятся королю.
 Он тихо рассмеялся. Что ж, раз Энтони убежден, что ему такое по плечу, значит, он не остановится. И победит. Она, Оливия, должна в это верить.
 — А когда ты освободишь короля и доставишь его в целости и сохранности во Францию, т-ты вернешься? — глухо спросила она.
 — Я прихожу и ухожу, — уклончиво ответил он. — Но здесь стоянка моего судна. Здесь мои друзья и семьи моей команды.
 — Но если короля тут не будет, мой отец уедет, — проговорила она, глядя прямо перед собой.
 Гнедой мчался по вершине утеса во весь опор. Далеко внизу сверкало в лучах утреннего солнца море, а побережье Дорсета виднелось так ясно, что казалось, протяни только руку — и коснешься его.
 — Да. Именно так, — согласился он, а затем напомнил ей ее же слова: — Ничего не изменишь. Мы останемся теми, кто мы есть.
 — А что бы ты ответил, если бы я сказала, что пойду с тобой?
 — Я бы испугался, — ответил после минутного молчания Энтони, — что, когда волшебный сон пройдет — а это обязательно случится, — ты будешь несчастна.
 — Я буду мешать тебе и ограничивать твою свободу, — заключила она, не отводя взгляда от моря. Все вокруг почему-то затуманилось, и она поняла, что на глазах у нее выступили слезы.
 Энтони ничего не ответил. Оливия смотрела вперед, спиной ощущая его сильное тело. Прав ли он? Неужели их страсть, их любовь недостаточно сильна, чтобы преодолеть неравенство? Но они жили во сне — все это не более чем сон, — и теперь пора просыпаться.
 — Если мы останемся на острове, — начала она, — то, когда бы ты ни вернулся, мы опять сможем погрузиться в наш сон.
 — Но вы не останетесь. — Он помолчал минуту, а затем ровно и бесстрастно произнес: — У нас никогда не было будущего. Мы оба прекрасно это знали. Поэтому радуйся тому, что было, и храни воспоминания. Я поступлю точно так же.
 Через полчаса они достигли владений лорда Гренвилла. Эти полчаса каждый предавался своим невеселым мыслям. Когда они доехали до фруктового сада, Оливия попросила:
 — Остановись здесь.
 Энтони остановил гнедого и спешился, затем опустил Оливию на землю и взял ее за руки.
 — Я не знаю ответа, — сказал он. — Мне не хотелось бы стать причиной твоих несчастий.
 — А я не хотела бы сделать несчастным тебя, — ответила она и медленно высвободила руки. — Давай попрощаемся. Прямо сейчас.
 Энтони обхватил ладонями ее лицо и нежно поцеловал в губы.
 — Прощай, Оливия.
 — Прощай. — Она ласково провела кончиками пальцев по его губам, как будто хотела навечно запечатлеть в памяти ощущение от прикосновения его губ.
 Спустя мгновение она уже бежала прочь. Если этой ночью ему улыбнется удача, Гренвиллы покинут остров. Она не в силах была думать о том, как «Танцующий ветер» под покровом темноты проскользнет в ущелье, а она уже не будет лежать в своей постели в их доме в Чейле и ждать его возвращения. Она не хотела и представлять себе, как «Танцующий ветер» плывет в открытом море, а его хозяин стоит у штурвала, подставив лицо и грудь навстречу свежему ветру. Мысль о том, что он удаляется от нее, была просто непереносима. Тем не менее ей придется смириться, потому что вечно жить во сне нельзя.
 Энтони долго еще смотрел вслед любимой. Прав ли он? Конечно, прав. Сначала крушение иллюзий, а затем неизбежны презрение и горькая антипатия. Они научатся ненавидеть по мере того, как будут отдаляться друг от друга. В его жизни нет места Оливии, и он не может жить ее жизнью. Но сердце его было разбито.
 Оливия бежала по фруктовому саду, направляясь к заднему крыльцу и в глубине души надеясь, что никто из слуг не увидит ее в таком странном наряде.
 Она была так погружена в свои мысли, что чуть не натолкнулась на отца и Руфуса, прогуливавшихся по саду. Она замерла на месте, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Кейто беседовал с Руфусом, не обращая внимания на настойчивые требования маленькой Евы взять ее на руки. Они были совсем близко от Оливии, их отделял всего лишь ряд фруктовых деревьев.
 Оливия, почти не раздумывая, вскарабкалась на дикую яблоню, густая крона которой служила прекрасным убежищем. Увлеченные беседой, мужчины повернули и направились прямо к дереву, на котором спряталась Оливия.
 — Как король воспринял переезд? — спросил Руфус, сажая-таки свою маленькую дочь на плечи.
 — Как всегда, с достоинством, — ответил Кейто. — В казармах Ньюпорта не так удобно, как в Карисбрукском замке, но он словно бы не заметил этого.
 — Мы ничего не обнаружили в бухте Пакастер и поблизости от нее, — сообщил Руфус, придерживая Еву, которая наклонилась, чтобы сорвать яблоко.
 Ева потянула за яблоко, ветка обнажила ствол… Оливия, затаив дыхание, вжалась в дерево. Но вот ветка вернулась на место, мужчины прошли мимо, и девушка перевела дух.
 — Мы прочесали весь район, и хотя ничего не нашли, это место выглядит вполне подходящим, — продолжил Руфус. — Глубокая бухта и пролив между двумя скалами. Может, поставить там наблюдение? Ты не отберешь у Евы это кислое яблоко? У нее заболит животик, и Порция мне этого не простит.
 — Хорошо бы поймать Кэкстона, — отозвался Кейто, вытаскивая яблоко из маленького кулачка Евы. — Теперь, когда король вне его досягаемости, мне хочется поймать его с новой силой. С какой стороны на это ни взглянуть, он все равно заслужил наказание. Поскольку Кэкстон не знает, что мы перевезли короля, то предпримет попытку освободить его, и мы схватим его на месте преступления. Смотри, Ева, вот чудесная спелая груша. — Он сорвал плод и
 протянул его девочке, которая с радостью приняла замену.
 — Давай попытаемся. Думаю, нужно установить по пушке На каждом мысу, причем расположить их так, чтобы держать под прицелом вошедшее в пролив судно. И на следующие пару ночей мы устроим засаду на вершине скалы. Пусть только появится, мы его сразу же схватим.
 — Кажется, Годфри Ченнинг не присоединился к нашей экспедиции? — спросил Кейто.
 — Нет. Хаммонд задавал мне тот же самый вопрос. 0н как будто сквозь землю провалился.
 — Очень странно. И поисковые отряды ничего не обнаружили. Похоже, он стал жертвой какого-то несчастного случая.
 Вряд ли они могут себе представить, что это за несчастный случай, промелькнуло в голове Оливии, когда мужчины удалились.
 Она медленно спускалась вниз, пытаясь осмыслить то, что только что услышала. Итак, короля перевезли. Вечером Энтони собирается в Карисбрукский замок, чтобы освободить Карла, но его величества там уже нет. Он в Ньюпорте. А «Танцующий ветер», не зная этого, приплывет в бухту Пакастер, и фрегат разнесут на куски пушки парламента.
 Девушка была совсем измучена; бессонная ночь и боль расставания, казалось, лишили ее последних сил. Но сейчас ей нельзя расслабляться, надо каким-то образом передать эти сведения Энтони. Но как, ради всего святого, она это сделает? Его планы изменились, он сам говорил о каких-то дополнительных приготовлениях. На судно он возвращаться не собирался. Где же его искать?
 Оливия на цыпочках пробралась между деревьями к лужайке и стала наблюдать за тем, что там делается. Фиби и Порция сидели в тени дуба, а дети плескались в декоративном пруду и с радостным визгом бегали под струями фонтана; Джуно гонялась за ними, виляя своим необыкновенно пушистым хвостом. Кейто и Руфус теперь беседовали неподалеку от жен.
 Оливия подумала, что они, наверное, интересуются ее отсутствием. Впрочем, это не имеет значения, главное, чтобы Энтони был в безопасности. Но ему, по всей видимости, грозит беда. Итак, если бы на ней была подходящая одежда, то она появилась бы из-за деревьев и сказала бы, что долго гуляла, а затем заснула на солнышке… что-нибудь в этом роде. В общем, ей срочно нужно переодеться, а потом она решит, как действовать дальше.
 Джуно начала носиться по лужайке, с энтузиазмом гоняясь за собственным хвостом. Подняв палку, Оливия бросила ее собаке. Джуно тут же отвлеклась от своего занятия, подхватила палку и ринулась в сад, радостно помахивая хвостом в ожидании новой игры.
 Положив палку у ног Оливии, она выжидающе взглянула на девушку.
 — Приведи Порцию, — сказала та, наклонившись к собаке. — Иди и приведи Порцию.
 Умные блестящие глаза Джуно не отрывались от Оливии, но собака не двинулась с места, а просто подняла палку и вновь положила ее на землю, приглашая поиграть.
 — Бестолковая псина! — рассердилась Оливия. — Ты же понимаешь, что значит пойди и приведи, и ты знаешь, кто такая Порция.
 Джуно коротко и с надеждой гавкнула.
 Оливия тотчас взяла собаку за ошейник. Джуно попыталась высвободиться, но Оливия не собиралась ее отпускать. Собака беспокойно затявкала, показывая, что ей не нравится такое обращение.
 Оливия крепко держала собаку, надеясь, что Порция придет посмотреть, что случилось с ее любимицей. Она молилась, чтобы пришла именно Порция, а не кто-то из детей или, хуже того, Руфус.
 Джуно, пытаясь вырваться, теперь лаяла все тревожнее и настойчивее. Порция, нахмурившись, оглянулась, затем поднялась на ноги и зашагала к саду.
 — Джуно, Джуно, что случилось?
 — Я держу ее, — прошептала Оливия из-за кустов. — Иди сюда.
 Порция протиснулась сквозь кустарник, и Оливия отпустила Джуно. Та с радостным визгом кинулась к хозяйке, как будто не видела ее целый год.
 — Боже мой, Оливия! Где ты была? — с изумлением уставилась на подругу Порция. — Мы изо всех сил старались скрыть твое отсутствие. Чем ты занималась? У тебя жуткий вид.
 — Я ужасно себя чувствую. Мне некогда сейчас посвящать тебя во все детали и самое главное — нельзя появляться в таком виде. Ты не могла бы принести мне какую-нибудь одежду? Тогда я смогу выйти и сказать, что встала рано и отправилась на прогулку.
 — В чем дело?
 — Не спрашивай меня. Пожалуйста, принеси мне лучше какую-нибудь одежду.
 — Полагаю, тут не обошлось без пирата, — хмыкнула Порция. — Обещай, что потом расскажешь.
 — Нет, — ответила Оливия, решительно глядя ей в глаза.
 Порция кивнула и поспешила прочь в сопровождении счастливой Джуно.
 Оливия ждала за кустами, сгорая от нетерпения. К ее облегчению, Кейто и Руфус вскоре вернулись в дом, забрав с собой мокрых детей и оставив Фиби одну. Через несколько минут из боковой двери дома вышла Порция, остановилась около Фиби, и та тотчас бросила в сторону кустов испуганный взгляд. Порция как ни в чем не бывало направилась в сад с корзинкой в руках.
 — В этом ты можешь появиться в доме, милая. — Она протянула Оливии корзину. — Но у тебя такой растрепанный вид: ты вся грязная, а прическа напоминает воронье гнездо. Не показывайся никому на глаза, пока не приведешь себя в порядок.
 — Ночью я попала в бурю, — призналась Оливия, снимая с себя камзол и штаны. — Я промокла, а потом сушилась в песчаной пещере…
 Ее вдруг бросило в жар от воспоминаний. Она почти ощущала запах Энтони и чувствовала его прикосновения. Поспешно натянув через голову простенькое ситцевое платье, которое ей принесла Порция, Оливия одернула его и застегнула и уже через мгновение полностью взяла себя в руки.
 — Ты принесла туфли?
 — Нет, забыла. Ничего, сапоги под юбкой не видны. Нужно только пробраться в дом.
 — Спасибо, — отозвалась Оливия и бросила штаны и камзол в корзину. — Потом я спущусь к вам на лужайку.
 Она быстрым шагом двинулась к дому. Фиби проводила ее укоризненным взглядом. Проскользнув в боковую дверь, Оливия низко опустила голову при виде горничной и торопливо поднялась к себе.
 Исключительно из любопытства она взглянула на себя в маленькое зеркало. Вид действительно ужасный: волосы сильно всклокочены, все в песке и грязи…
 Теперь, когда она оказалась в безопасности, на нее навалилась смертельная усталость. Оливия не в силах была шевельнуть ни рукой, ни ногой. Она опустилась на кровать, чтобы снять сапоги, пинком отбросила их в сторону, а затем безвольно повалилась на спину. Пожалуй, нужно несколько минут полежать здесь в тишине и покое и обдумать свои дальнейшие шаги.
 Незаметно для себя Оливия заснула; ноги ее свешивались с края кровати, а голова покоилась на одеяле.
 Проснувшись, Оливия дико испугалась. Боже, сколько же она проспала? Выглянув в окно, девушка с ужасом обнаружила, что день уже клонился к вечеру. С лужайки под окном по-прежнему доносились детские голоса.
 Она села. Глаза ее слипались, руки и ноги стали ватными, как после болезни. Сколько же времени она потеряла?
 С трудом встав с кровати, Оливия заковыляла к окну. Картина на лужайке почти не изменилась, только тени теперь стали длиннее. Дети по-прежнему играли в воде, Фиби и Порция все так же сидели под деревом. Ни Кейто, ни, Руфуса нигде не было видно.
 Оливия плеснула холодной водой себе в лицо и возобновила сражение с волосами. Ей удалось вычесать песок и заплести всклокоченные волосы, вычистить грязь из-под ногтей и вымыть испачканные ноги. Что ж, вид у нее теперь более-менее приличный. Взяв книгу и пытаясь вести себя как обычно, Оливия спустилась вниз и вышла на лужайку.
 — Наконец-то ты проснулась. — Фиби бросила на нее испытующий взгляд, заворачивая искупавшегося в пруду Николаев в полотенце. — Ты так крепко спала, что мы не стали тебя будить.
 — Мы сказали Кейто, что ты до поздней ночи сидела над книгами и очень устала, — подхватила Порция.
 — Спасибо, — поблагодарила Оливия. — Он беспокоился?
 — Похоже, нет. Кажется, он уже привык.
 — Пожалуй, — согласилась Оливия.
 — Я не буду спрашивать, в чем дело, — продолжила Фиби.
 — Что не видит глаз, о том не скорбит сердце, — с легкой улыбкой заметила Порция.
 — Совершенно верно, — отозвалась Оливия, опускаясь на траву рядом с ними.
 Она открыла книгу. Голова ее сейчас была ясной, остатки сна рассеялись. Похоже, солнце скоро сядет. Впрочем, Энтони не собирался ничего предпринимать до темноты. Он же приказал Адаму проследить, чтобы фрегат был в бухте к десяти часам.
 Да, но Руфус собирался привести на мыс отряд солдат и поставить пушки, чтобы снести мачты «Танцующего ветра». Пока Энтони будет занят своей теперь уже бессмысленной попыткой спасти короля, судно потопят. Хозяин вернется на берег и попадет в засаду.
 Оливия не отрывала глаз от книги и регулярно переворачивала страницы, хотя не прочитала ни слова, лихорадочно размышляя и перебирая различные варианты. Ага, наверняка Баркеры знают, есть ли возможность предупредить «Танцующий ветер» и не дать фрегату попасть в ловушку. С помощью флага на часовне — жаль, что ночью он не виден, — можно было бы кого-нибудь вызвать с судна, но сейчас надо найти другой быстрый способ послать сообщение. Должен же существовать еще какой-нибудь сигнал! Если Майк здесь, то он, конечно же, знает об этом.
 В голове Оливии промелькнули ужасные картины: солдаты с пиками и мушкетами, выстрел пушки и треск падающей мачты.
 Она закрыла глаза и вновь оказалась с Энтони в его маленькой шлюпке. Ей чудился скрип песка под днищем лодки; она видела, как он босой прыгает на песок и вытаскивает лодку на берег. Он смеется, на загорелом лице сверкают белые зубы. Прядь волос цвета золотой гинеи падает ему на глаза, и он тотчас отбрасывает ее назад.
 Оливия видела его. Чувствовала его запах. Воспоминания были такими живыми, такими сильными, что у нее закружилась голова.
 — Оливия? Оливия!
 Настойчивый голос Порции нарушил ее блаженное состояние.
 — Простите меня. Я замечталась.
 — Без сомнения, милая. Я уж подумала, что ты заснула. Пора ужинать.
 Оливия увидела сбежавшихся к детям нянек и удивилась, почему она не слышала ни того, как их звали, ни самого их приближения. Воздух между тем наполнился протестующими криками детей.
 — Мы собираемся ужинать на кухне, — объявил Люк. — Мы не будем есть в детской.
 — Конечно, конечно, — с готовностью огласилась Порция. — Но только не надоедайте миссис Биссет. Наш ужин зависит от ее хорошего настроения.
 — Мы не будем ей надоедать. Она нас любит! — взволнованно заявил Тони. — Она бы хотела, чтобы мы были ее детьми. Она так сказала.
 Мальчики убежали, толкая друг друга, то и дело падая на траву и снова вскакивая.
 — Она и правда их любит, — сказала Фиби, отряхивая юбку.
 — Все их любят. Они так похожи на Руфуса! — В голосе Порции звучала гордость.
 — Думаю, мне надо переодеться перед ужином. Похоже, Николае положил мне на юбку пряник. — Фиби нахмурилась. Затем она бросила быстрый взгляд на Оливию.
 Та захлопнула книгу и вскочила на ноги.
 — Отец дома?
 — Нет, они с Руфусом после обеда вернулись в замок.
 — Тогда я ухожу, — сказала Оливия. — У меня дела. Порция и Фиби обменялись многозначительными взглядами.
 — Тебе не мешало бы поесть, — практично заметила Фиби.
 Оливия сообразила, что, с тех пор как она позавтракала в «Чайке» в Вентноре, прошло довольно много времени.
 — Я возьму с собой хлеба и сыра. Я тороплюсь.
 — Ты вернешься к утру?
 Оливия с грустью посмотрела на подруг. Этой ночью она сделает для пирата все, что в ее силах, а потом он так или иначе должен исчезнуть.
 — Надеюсь, — ответила она.




 Глава 20


 Оливия взяла с накрытого для ужина стола хлеб, сыр, холодную говядину и яблоко, а затем вышла из дома через боковую дверь.
 Потихоньку уминая еду, она прошла к конюшне, как бы, между прочим, нырнула в кладовую и сняла со стены веревочный повод. Спрятав его у себя под юбкой, она так же беспечно вышла, озадачив своим поведением конюхов, которые играли в бабки на перевернутой бочке для воды.
 Оливия направлялась к пастбищу, где в теплые летние ночи оставляли пастись лошадей. Ее пестрая кобыла мирно щипала траву у ограды.
 — Грейлинг, — тихо позвала Оливия, протягивая яблоко.
 Лошадь подняла голову, подошла к хозяйке. Потом осторожно взяла яблоко своими бархатными губами. Оливия между тем набросила повод на шею кобылы и подвела ее к торчавшему из земли пню.
 Плотно подоткнув муслиновую юбку, чтобы не терло ноги, Оливия прищелкнула языком и направила кобылу к воротам.
 Главное теперь — вспомнить дорогу к ферме Баркеров. В прошлый раз она была не очень внимательна — слишком многое занимало тогда ее мысли. Тем не менее оказалось, что она узнает развилки и знает, какой путь выбрать. Дорога привела ее в небольшую деревушку, которая — если ей не изменяла память — находилась в десяти минутах езды от коровьей тропы, ведущей на ферму Баркеров.
 Когда она въехала во двор фермы, уже наступили сумерки. Маленькие дети спали, куры, утки и гуси были заперты на ночь, чтобы уберечь их от лисиц, но дверь дома была открыта.
 Оливия спешилась и, накинув повод Грейлинг на столб ограды, постучала о косяк и заглянула на кухню. Там было пусто, и сердце ее упало. Неужели все уже спят?
 Она постучала громче, а затем тихонько крикнула:
 — Есть кто-нибудь?
 К ее облегчению, в глубине кухни послышался стук башмаков.
 — Кого это черт принес в такой поздний час? — Заправляя рубаху в штаны, в кухню спустился незнакомый Оливии мужчина.
 Взглянув на него повнимательнее, Оливия узнала на немолодом лице черты Майка.
 — Мистер Баркер?
 — Ага, а кто вы такая? — Он пристально рассматривал ее в полутьме кухни.
 — Оливия Гренвилл. Дочь лорда Гренвилла, — добавила она, увидев его растерянность. — Майк здесь? Мне нужно с ним поговорить.
 Пока хозяин подозрительно ее разглядывал, раздался властный голос его жены:
 — Кто это, Баркер?
 — Мисс Гренвилл, — не оборачиваясь, крикнул он. — Ей нужен наш Майк.
 Миссис Баркер спустилась по лестнице. Поражала ее огромных размеров ночная рубашка.
 — Что вы хотите, мисс? — спросила она. Оливия глубоко вздохнула:
 — Хозяйка, они перевезли короля в Ньюпорт. Энтони об этом не знает, а мне известно, что сегодня ночью он собирается в Карисбрукский замок, чтобы попытаться освободить его величество. — Баркеры растерянно смотрели на девушку, как будто пытаясь осознать смысл услышанного.
 — «Танцующий ветер» в опасности, — настойчиво продолжала Оливия. — Они поставили пушки на мысу, чтобы потопить фрегат, когда он войдет в бухту Пакастер. — Оливии казалось, что, если она прервется хотя бы на секунду, женщина тотчас выпроводит ее. — Майк должен знать, как послать сигнал на судно, чтобы оно не бросало якорь. Надо предупредить их! — повторила она, надеясь на понимание. — И остановить Энтони, прежде чем он окажется на берегу. Пусть кто-нибудь подаст сигнал на судно, а я поеду к замку и предупрежу Энтони.
 — Откуда вы все это знаете, мисс? — спросила миссис Баркер.
 — Я слышала, как об этом говорил мой отец, лорд Гренвилл. — Оливия пыталась держать себя в руках, но самообладание покинуло ее, и она воскликнула: — Ради всего святого, миссис Баркер, Майк здесь?
 — Он с хозяином, — ответил его отец. С губ Оливии слетело грубое ругательство, которому она научилась у Порции.
 — А вы знаете, как предупредить судно? — Баркеры покачали головами.
 — Только Майк знает, как подать сигнал, — ответила хозяйка.
 — А он сопровождает хозяина, — повторил ее муж, по-прежнему качая головой.
 Вероятно, посылать сигнал кораблю уже поздно, но она еще успеет спасти Энтони от устроенной на него засады.
 — Мне нужно в замок, чтобы предупредить Энтони, — сказала Оливия, одновременно прикидывая в уме расстояние. — Покажите мне дорогу туда. Я знаю только дорогу из Чейла. Наверное, можно добраться до замка, не возвращаясь в Чейл. Через холмы… или каким-то другим путем.
 — С вами поедет наш Билли. Через Голый холм. Это самый короткий путь, — произнес хозяин с неожиданной для Оливии решительностью. Повернувшись к жене, он отрывисто бросил: — Позови Билли, женщина! — Он тотчас прошел к двери и взглянул на небо. — Должно быть, уже около десяти. Торопитесь. Дорога займет у вас не меньше часа.
 — Билли! Быстро иди сюда, Билли! — звала парнишку миссис Баркер.
 — В чем дело, мама? — Билли, сонный и в ночной рубашке, скатился по ступенькам лестницы. Его взгляд упал на стоявшую у двери Оливию. — Ух ты! Мисс!
 — Покажешь мисс дорогу к замку через Голый холм, — сказала мать и сунула ему в руки пару башмаков.
 — Мне нужны штаны, — запротестовал Билли, поворачиваясь к лестнице.
 — Только побыстрее!
 Через минуту он снова спустился вниз и сел на пол, чтобы натянуть башмаки.
 — Так. А теперь приведи лошадь. Шевелись! — Мать подтолкнула его к двери.
 — Ладно, ладно, я уже иду! — Мальчишка выбежал из дома; за спиной у него развивалась незаправленная рубашка.
 Сердце Оливии бешено колотилось. Переполненная тревогой, она не могла стоять на месте и, сложив руки на груди, вышла во двор. Было новолуние, и тонкий серп луны висел над самым горизонтом.
 Наконец верхом на коренастой лошадке во двор въехал Билли, и Оливия бросилась к своей кобыле. Едва она сняла со столба повод, как Баркер подсадил ее.
 — Да поможет вам Бог, мисс.
 К ним тотчас подскочила миссис Баркер, не на шутку встревоженная.
 — А ты. Билли, не приближайся к замку. Хватит и того, что Майк в опасности. Просто проводи мисс на ту сторону холма и через реку.
 Билли это явно не понравилось, но он все же пожал плечами, показывая, что все понял.
 — Поехали, мисс. — Он ударил пятками в круглые бока своей лошадки, и животное пустилось тяжеловатой рысью. Грейлинг танцующим шагом последовала за ними.
 Как только они выехали с коровьей тропы и свернули на дорогу, Оливия поравнялась с Билли.
 — Твой отец сказал, что нам потребуется около часа, чтобы доехать до замка, да?
 — Ну, папа не очень хороший наездник, — презрительно бросил Билли. — Ему, может, и понадобится час, а мы, я думаю, домчимся гораздо быстрее, мисс. Поедем вот этой дорогой. — Он повернул лошадь, съехал с дороги, и они оказались на открытой местности. — Это называется Голый холм, — объяснил Билл Оливии. — В округе нет ни одной деревни, а зимой — жуткий ветер.
 Не сговариваясь, они пустили лошадей галопом, стараясь держаться рядом. Bетер свистел в ушах Оливии, трепал ее густые черные волосы, выбившиеся из-под ленты. Казалось, ее сердце бьется в унисон с топотом копыт Грейлинг.
 Неужели уже слишком поздно посылать сигнал «Танцующему ветру»? Энтони говорил Адаму, что судно должно быть на месте в десять. Наверное, оно уже входит в бухту, прямо под прицел пушек. Энтони должен знать способ подать знак фрегату, чтобы тот уходил. Но на вершине утеса будут ждать солдаты…
 «Должен же быть какой-то способ… способ… способ…» В голове ее звучали только эти слова, вытеснив остальные мысли. Она приникла к шее кобылы, чтобы Грейлинг мчалась еще быстрее. Внезапно перед ней возникла узкая полоска темной воды.
 — Нам нужно переправиться через реку — крикнул Билли, не натягивая поводьев. — В это время года она мелкая. Просто езжайте за мной.
 Грейлинг вслед за лошадкой Билли бросилась в воду. Они не замедлили хода, и юбки Оливии тотчас промокли. Зато перед ними на холме возникла темная громада Карисбрукского замка с высокой башней в северо-восточной части.
 Оливия лихорадочно размышляла. Комната короля находилась в северной части крепостной стены. Энтони и Майк вместе с лошадьми должны ждать где-то там, прямо под стеной. Это безумие, вдруг с яростью подумала она. Многие уже пытались освободить короля, но все потерпели неудачу.
 Впрочем, Энтони ни на кого не похож. Он наверняка добился бы успеха. Если бы короля не перевезли, то через час он был бы уже на пути во Францию.
 — Оставь меня здесь. Билли, — решительно приказала она. — Дальше я поеду одна.
 — Но я могу еще немного помочь, мисс, — с надеждой отозвался он.
 — Твоя мать просила тебя вернуться. Езжай назад. Мне нельзя терять времени.
 — Мама просто волнуется, — возразил он.
 — На то есть причина. А теперь поезжай назад! — Она сказала это не терпящим возражений тоном, и потому отнюдь не расположенный к послушанию Билли тотчас повернул назад.
 Оливия двинулась к деревьям, что росли на гребне холма. Луна сейчас скрыта облаками, но если она вдруг появится вновь, деревья послужат Оливии хорошим укрытием.
 Где же искать Энтони? Ворота расположены слишком близко к южной стене. Там на крепостном валу наверняка стоят в карауле солдаты. Сквозь зубцы стены пробивались отблески факелов. Сердце Оливии билось так сильно, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Но голова ее тем не менее оставалась ясной и холодной, мысли не путались, а подчинялись строгой логике.
 Направив Грейлинг к дорожке под деревьями; Оливия услышала лошадиное ржание и мгновенно натянула повод. Грейлинг подняла голову и вопросительно фыркнула.
 — Где же они? — пробормотала Оливия и, затаив дыхание, прислушалась. Ей удалось различить приглушенный топот копыт, тихое звяканье уздечки. Причем звуки доносились от самой стены.
 Оливия спешилась и повела Грейлинг к стене. Она понятия не имела, что ее там ждет. Это мог быть как отряд лорда Гренвилла, так и Энтони с Майком.
 Оказалось, в кустах у стены привязаны три лошади. Сейчас они мирно щипали траву, но явно были приготовлены для быстрого бегства.
 Оливия привязала Грейлинг рядом с ними и крадучись выбралась из кустов. Когда она добралась до северной стены замка, выглянула луна и осветила зарешеченное окно короля. В нем не было света. Сквозь зубцы на стене по-прежнему пробивались отблески факелов.
 Если прижаться к стене, то часовой на валу не увидит ее. Она припала к земле, стараясь сделаться как можно незаметнее, и двинулась под королевское окно.
 Часы на башне замка пробили одиннадцать, и удары колокола гулко разнеслись в тишине ночи. Сердце Оливии замерло.
 А затем ночь взорвалась. Послышался пушечный выстрел, в воздух взметнулся целый сноп оранжевых и красных искр. Началась торопливая пальба из мушкетов, а затем над крепостной стеной взметнулось оранжевое пламя. Создавалось впечатление, что весь замок охвачен огнем.
 И тут Оливия увидела их: два темных силуэта, прижавшихся к стене, прямо под окном короля. Высокую, закутанную в черное фигуру Энтони нельзя было не узнать. Он надел черную шапочку, скрывавшую его яркие волосы, и, казалось, растворился в ночи.
 Теперь стрельба доносилась со стены прямо над ними. Слышались крики, раскачивались факелы, пламя с треском и дымом вздымалось в ночное небо. Энтони говорил, что предпримет отвлекающий маневр, но это было настоящее сражение.
 Оливия бросилась к Энтони и окликнула его, полагая, что царящий наверху хаос заглушит ее слабый голос.
 Энтони резко обернулся. В его занесенной для удара руке сверкнул нож. Узнав Оливию, он опустил руку. Она тем временем согнулась пополам, пытаясь отдышаться. Энтони спокойно и терпеливо ждал, когда она придет в себя.
 — Его здесь нет… короля… здесь нет, — выдохнула наконец Оливия, указав на окно. — Они увезли его сегодня утром.
 Энтони не задавал вопросов. Он стиснул ее руку и ринулся к деревьям, низко пригнувшись к земле. Майк бесшумно следовал за ним.
 — Зря устроили такой чудесный фейерверк, — с горечью заметил Энтони, когда они добрались до укрытия. — Гордон со своими людьми отлично поработал.
 — Ага, — согласился Майк. — С таким прикрытием мы могли бы освободить пять королей.
 — Твой корабль, — выдохнула Оливия. — «Танцующий ветер»…
 — Что с ним? — спросил Энтони; все его спокойствие мгновенно улетучилось. Впрочем, он сразу же взял себя в руки. — Отдышись, Оливия, — тихо сказал он. — Расскажи все по порядку.
 — Они установили пушки на скалах над бухтой Пакастер, на случай если твой корабль войдет в пролив.
 — Джарроу, — с неприязнью произнес Майк.
 — Не стоит винить его, Майк, — покачал головой Энтони. — Скорее всего он рассказал все, что знает, под угрозой пыток.
 — Пру никогда бы не заговорила, что бы они ни делали, — с той же неприязнью сказал Майк.
 — Пожалуй! — отрезал Энтони. — Что еще, Оливия?
 — Солдаты. Сидят в засаде на вершине утеса, на случай если ты появишься со стороны берега.
 — Или высажусь на берег, — с короткой усмешкой добавил он. — На вершине утеса? Ты уверена?
 Оливия кивнула:
 — Так они говорили. Энтони, что ты…
 Пират, не дослушав, двинулся прочь. Дело короля проиграно.
 Но его судно! Его люди! Адам, Джетро, Сэм… Они его кровь, его семья. Он обязан им всем, что у него есть. Фрегат, как бы ни был он ему дорог, ничего не стоил по сравнению с друзьями. А чтобы спасти друзей, он должен спасти свое судно. Энтони повернул назад. Его лицо было спокойным, глаза холодными и серыми, как тихое предрассветное море.
 — Сэм должен был оставить в заливе шлюпку. Я смогу обойти засаду, если двинусь по тропинке от мыса Биннет. Она приведет меня на берег, минуя утес, — задумчиво сказал он. — У меня будет несколько минут, чтобы столкнуть шлюпку в воду, прежде чем меня обнаружат.
 — Они откроют огонь, — предупредила Оливия. — Увидев, что ты толкаешь шлюпку, они начнут стрелять в тебя.
 — Если хозяин поставит парус, то сможет уйти, — возразил Майк. — Он уже проделывал такое раньше. В Танжере. Они гнались за ним из-за… — Он умолк и закашлялся. — Не могу припомнить почему.
 Энтони насмешливо улыбнулся:
 — Ты такой неболтливый, Майк.
 — О, меня нисколько не волнует, пусть даже ты проник в гарем султана! — воскликнула Оливия. — Главное — сработал ли этот прием?
 — Я же здесь. — Энтони поклонился, ив его глазах загорелся знакомый ей озорной огонек. — Здесь и… ну… целый и невредимый, в чем, как мне кажется, ты могла убедиться.
 — Значит, это действительно был гарем султана… О, как ты можешь шутить в такую минуту?
 — Потому, мой цветок, что шутка всегда уместна. Смех успокаивает нервы. — Он привычным жестом коснулся ее щеки. Их взгляды встретились.
 — А как же «Танцующий ветер»? — настойчиво спросила она. — Как только они увидят тебя, то обязательно откроют огонь из пушек по кораблю, если уже его не потопили.
 Огонек в его глазах погас.
 — Я давно научился не ждать катастрофы — это все зряшное. Джетро знает, что делать, пока я не приму командование. — Энтони повернулся к своей лошади. — Майк, проводи Оливию, а сам отправляйся домой. «Танцующий ветер» пойдет во Францию, как только я поднимусь на борт. Мы вернемся в ущелье примерно через месяц и…
 — Прошу прощения, хозяин, но я вас не брошу. Вам понадобится помощь, чтобы столкнуть шлюпку. Кроме того, я пойду вместе с «Танцующим ветром».
 Энтони в нерешительности остановился, положив одну руку на луку седла и сжимая уздечку другой, а потом обратился к Оливии:
 — Ты сможешь найти дорогу домой?
 — Это глупый, если не оскорбительный вопрос. Я нашла дорогу сюда и, конечно, смогу добраться до дома. Но я домой не собираюсь.
 Энтони вскочил в седло.
 — Что ты хочешь этим сказать?
 — Люди моего отца поджидают в засаде наверху, а если они увидят рядом с тобой на берегу меня, то они стрелять не станут.
 — Они узнают мисс, — сказал Майк, сообразив, что она имеет в виду.
 — Совершенно верно. Если моего отца там нет, командовать солдатами будет Джайлз Крэмптон. Он сразу же меня узнает. — Оливия ухватилась за гриву Грейлинг, подпрыгнула, легла животом на спину кобылы, а затем уселась верхом.
 — А как ты собираешься объяснить это своему отцу? — поинтересовался Энтони.
 — Это уже моя проблема, — ответила она. — Как и ты, я самостоятельно принимаю решения и сама несу ответственность за последствия. — Она с удовольствием бросила ему в лицо его собственные слова. — Мои обязательства — это мое дело, мистер Кэкстон!
 Под сенью деревьев было темно, но Оливия видела, как яростно сверкнули его глаза, как ожесточилось лицо.
 — Только посмей поехать за мной, Оливия, — с тихой яростью произнес он. Такого тона она никогда раньше не слышала. — Поехали, Майк.
 Энтони повернулся и пустил свою лошадь в галоп.
 Майк беспомощно пожал плечами и последовал к холмам за хозяином.




 Глава 21


 Пришпорив Грейлинг, Оливия поскакала за мужчинами. В замке все еще царила суматоха: вспышки выстрелов освещали темноту ночи, через равные промежутки времени взрывался порох.
 Оливия не упускала пиратов из виду, но держалась сзади. Непонятно, видит ли Энтони, что она следует за ними, но ей теперь все равно. В голове у нее все прояснилось. В какой-то момент этой безумной ночи смятение чувств последних недель улеглось, и вихрь эмоций превратился в тихую заводь. Она не задавала себе вопросов относительно того, что следует делать. Она не собиралась тратить время и силы на обсуждение своего прозрения с Энтони.
 Полчаса спустя Энтони и Майк остановились на вершине утеса. Место оказалось незнакомым Оливии, пустынным, и единственным звуком, доносившимся до нее, были редкие крики чаек. Над спокойными водами моря сиял серп луны, и у девушки возникло чувство, что весь мир сейчас затаил дыхание. Энтони и Майк спешились, и Оливия направила Грейлинг к ним.
 Энтони поднял глаза.
 — Зачем? — бросил он резко, словно выстрелил из пистолета.
 — Тебе нужна моя помощь, — ответила Оливия, соскальзывая с лошади.
 После двух длинных переездов ноги ее дрожали, и, ступив на землю, она с трудом выпрямилась.
 — Где мы?
 — Мыс Биннет, мисс, — ответил Майк и, подойдя к самому краю утеса, опустился на колени и раздвинул густой подлесок. Оливия увидела, светлую тропинку, чуть шире человеческой ладони, ведущую вниз сквозь заросли. Похожа на ту, по которой она бежала на берег, где собирались мародеры. Надо же, все это происходило совсем недавно, а казалось, было в другой жизни!
 — Мы пойдем по тропинке, мисс. Она сначала тянется вдоль утеса, а затем проходит сквозь отверстие в скале прямо над берегом бухты Пакастер.
 — То есть мы избежим засады на вершине утеса?
 — Надеюсь, — сухо отозвался Энтони. Он крепко сжал ее плечи. — Ты мне здесь не нужна, Оливия, понимаешь?
 — Ну а я думаю, что нужна, — ответила она и убрала его руки с плеч. — Может, пойдем? Каждая минута дорога. Корабль в опасности.
 — Я не нуждаюсь, чтобы ты напоминала мне об этом! — раздосадовано заявил он.
 — Тогда пойдем! — Она решительно двинулась вперед, ощущая такое же возбуждение, как и каждый раз, когда они с Энтони пускались в рискованные предприятия.
 — Держись за Майком, — нагнав ее, приказал Энтони. — Когда мы спустимся на берег, ты останешься на тропинке. И увидишь все, оставаясь незамеченной. Пойми, Оливия, тебе не следует обнаруживать себя. Я не нуждаюсь в твоей помощи, ты мне будешь только мешать. Не хватало еще потерять судно из-за твоих ребяческих выходок!
 Оливия никак не отреагировала на его грубость и ступила на тропинку вслед за Майком. Сделав два шага, она повернулась — спуск здесь был слишком крутой, чтобы идти лицом вперед. Вскоре у нее не осталось ни времени, ни желания наслаждаться приключением. Казалось, извилистая и крутая тропинка никогда не кончится. Но мужчины потихоньку спускались, и она не собиралась проявлять слабость, останавливаясь и переводя дыхание. Впрочем, она осторожно обернулась и бросила взгляд на гладь пролива, отливавшую серебром в свете звезд. «Танцующий ветер» тихо покачивался на якоре у входа в бухту.
 Фрегат все еще цел! Оливия чуть не вскрикнула от облегчения. Мужчины ускорили шаг, и она тоже заторопилась, спотыкаясь и скользя, не обращая внимания на ушибы и царапины. Сначала ей показалось, что тропинку перегородил выступ скалы, но затем она увидела маленький пролом, в котором исчезли Энтони и Майк. Протиснувшись в щель вслед за ними, она обнаружила, что стоит прямо над бухтой, у входа в которую покачивается пиратский корабль.
 Энтони и Майк легко спрыгнули на берег, и Оливия приземлилась рядом с ними в потоке камней и песка. Несмотря на дувший с моря прохладный ветерок, пот заливал ей глаза. Она прислушалась, стараясь уловить звуки, свидетельствующие, что люди ее отца притаились в засаде. Но кругом стояла мертвая тишина.
 С вершины утеса Кейто рассматривал стоящий на якоре красивый корабль.
 — Может, открыть по нему огонь, милорд? — Джайлзу, как всегда, не терпелось приступить к делу.
 — Он не представляет никакой угрозы и не нарушает закон, — заметил Кейто. — Я не вижу причин топить его, когда он просто стоит там. Как ты думаешь, Ротбери?
 Руфус задумчиво пожевал травинку.
 — Мы даже точно не знаем, «Танцующий ветер» ли это. Слишком далеко, чтобы прочесть название.
 — Конечно, это он, милорд, — отозвался Джайлз. — Кого-то или чего-то ждет. Надо дать предупредительный выстрел. Посмотрим, как отреагируют на судне. — Джайлз тотчас отдал распоряжение своим людям зажечь сигнальные огни.
 — Что это такое, черт возьми? — Энтони взглянул на вершину утеса, когда в воде отразилась цепочка огней. Ответ не заставил себя ждать. С мыса выстрелили, и столб воды взметнулся у самой кормы фрегата.
 Оливия охнула. Энтони повернулся к ней:
 — Они на вершине утеса. Стой здесь и не высовывайся, пока все не закончится, а потом иди домой! — Его голос по-прежнему звучал резко и сердито. И вдруг он, как будто против своей воли, сжал плечи Оливии, наклонился, крепко поцеловал ее в губы и тут же отпустил. — Нам нужно сделать бросок к шлюпке, Майк.
 Мужчины побежали по песку — темные фигуры в тени утеса.
 Теперь Оливия увидела шлюпку на песке, скрытую камнями от наблюдателей на вершине скалы. Первый выстрел прозвучал тогда, когда Энтони и Майк достигли камней. Сердце ее замерло в груди, но они, петляя и пригибаясь к земле, добежали до шлюпки и потащили ее к воде, используя борт как прикрытие. Но для того чтобы столкнуть ее в воду, им придется покинуть укрытие!
 Оливия выбежала на берег. Она повернулась лицом к утесу и отчаянно замахала руками, привлекая к себе внимание.
 Кейто смотрел вниз, не веря своим глазам. Светлое платье облепило фигуру девушки, распущенные черные волосы развевались на ветру и закрывали ей лицо, но он узнал свою дочь. — Прекратить огонь! — крикнул он.
 — Может, спуститься на берег, сэр? — Джайлз Крэмптон пребывал в полной растерянности от открывшейся его глазам картины. — Увести леди Оливию с линии стрельбы?
 — Какого черта она там делает? — сердито буркнул Руфус.
 — Одному Богу известно! — ответил Кейто. Он все еще раздумывал. Мужчины уже вывели шлюпку на мелководье, но ее парус был свернут. Потребуется всего несколько мгновений, чтобы развернуть и поднять его. — Займите пляж! — приказал он. — Но никакой стрельбы, пока Оливия там. Она не должна подвергаться опасности.
 Энтони и Майк толкали шлюпку, торопясь вывести ее на глубину, чтобы опустить шварт и поставить парус.
 — Черт побери, — пробормотал Майк. — Что это мисс делает?
 — Доказывает, что способна сама принимать решения, — мрачно ответил Энтони.
 Он налег плечом, и маленькая шлюпка внезапно закачалась на воде. Вновь выстрелила пушка, но он не стал терять времени, чтобы посмотреть, попали ли они во фрегат. Одно попадание не потопит «Танцующий ветер», а за штурвалом судна должен стоять хозяин.
 Теперь Оливия услышала топот ног. Шаги на той тропинке, которой они не воспользовались. Она побежала к воде. Майк, стоя на глубине, разворачивал шлюпку по ветру, а Энтони, забравшись на борт, уже отвязывал парус.
 Грохот шагов за ее спиной внезапно показался ей похожим на раскаты грома. Крики, зловещее щелканье мушкетов. Она резко повернулась и инстинктивно раскинула руки, словно пыталась заслонить собой Энтони.
 Наступила тишина. Оливия вновь повернулась к шлюпке. За своей спиной она чувствовала присутствие вооруженных людей, слышала их дыхание, шорох песка под их ногами.
 Энтони сжал в руке румпель. Стоявшая в полосе прибоя Оливия медленно повернулась лицом к преследователям, не давая им броситься к шлюпке, пока та не наберет скорость. Итак, ей надо выбрать подходящий момент, единственно возможный, когда шлюпка будет уже под парусом, но еще в пределах досягаемости.
 Энтони повернул румпель, и парус наполнился ветром. Пират посмотрел на скопление солдат на берегу: их мушкеты взведены, но на пути у них стоит Оливия.
 Маркиз Гренвилл выступил вперед.
 — Оливия? — тихим голосом вопросительно произнес он. Она смотрела на отца, ощущая, как шлюпка удаляется от берега. У нее было такое чувство, что с нее дюйм за дюймом сдирают кожу. Итак, времени больше не осталось. Оливия беспомощно протянула к отцу руки.
 — Прости меня! — крикнула она. — У меня нет времени объяснять, но так нужно.
 Затем она повернулась и бросилась в волны. Шлюпка была уже на глубине.
 — Энтони! — крикнула Оливия, когда вода дошла ей до пояса. — Энтони, черт бы тебя побрал! Подожди меня. Ты же знаешь, я не умею плавать!
 За ней бросились люди Кейто. Она опережала их, барахтаясь в воде, когда волны накрывали ее с головой.
 Энтони повернул шлюпку носом по ветру, перегнулся через корму и вытащил Оливию из воды. Она бессильно упала на дно шлюпки.
 — Не стрелять! — закричал Кейто, когда его люди бросились в воду в последней отчаянной попытке захватить шлюпку.
 — Они нас поймают? — испуганно проговорила Оливия.
 — Нет, теперь мы уже на глубине. Под парусом наша скорость больше.
 Как бы в подтверждение его слов, преследование внезапно прекратилось. Солдаты остановились в воде в том самом месте, где песчаное дно резко обрывалось, и растерянно смотрели на ускользавшую от них добычу.
 Оливия не отрывала взгляда от происходящего на берегу. Она видела застывшего в недоумении отца и понимала, что сделала непоправимое. Фиби и Порция, конечно, объяснят ему все, но сможет ли он когда-нибудь простить ее? Увидятся ли они вновь?
 Очередной пушечный выстрел вытеснил из ее головы абсолютно все мысли.
 — Они собираются потопить «Танцующий ветер»!
 — Похоже, пока они стреляют через корму, — спокойно ответил Энтони. — Как только я поднимусь на борт, не о чем будет беспокоиться.
 Оливия перевела взгляд на фрегат и увидела, что на нем подняли грот. Кроме того, с борта спустили веревочный трап, готовясь принять их. В неподвижном ночном воздухе она различила ритмичные звуки песни — команда поворачивала лебедку, поднимая якорь. И на фрегате, и в шлюпке царила атмосфера деловитости, а не страха. По-видимому, и у нее, Оливии, нет причин волноваться, раз все остальные спокойны.
 Когда они добрались до входа в бухту, ветер усилился. У Оливии уже зуб на зуб не попадал.
 — Почему это я промокаю каждый раз, когда встречаюсь с тобой?
 — По какой-то непонятной причине мокрая ты мне больше нравишься, — отозвался Энтони абсолютно серьезно. — Наверное, это отвечает моим грезам о русалках.
 — Грезам о русалках! — воскликнула Оливия. — Ты никогда раньше не рассказывал мне о них.
 — Наверное, потому, что я только что это осознал, — с усмешкой ответил он. — Платье так соблазнительно тебя облепляет!
 Оливия окинула себя взглядом. Светлый муслин стал почти прозрачным.
 — Как же я поднимусь на борт в таком виде? Я как будто нагая.
 Внезапно она застеснялась присутствия Майка. Его уши покраснели, и у него был такой вид, как будто ему хотелось сквозь землю провалиться. Энтони же только рассмеялся и расстегнул рубашку, а затем снял ее, переменив руки на румпеле.
 — Возьми, в ней ты будешь выглядеть более или менее прилично, пока не переоденешься в одну из моих ночных рубашек. Тебе известно, где я их храню.
 Оливия натянула его рубашку. Она еще хранила его тепло и характерный запах моря. Когда они подошли к борту «Танцующего ветра», Энтони убрал парус, привязал шлюпку и придержал для Оливии конец веревочного трапа.
 Девушка вскарабкалась наверх, и заботливые руки помогли ей перебраться через борт. Никто не удивился при ее появлении, и она решила, что команда наблюдала развернувшиеся на берегу события в подзорную трубу.
 — Мы уходим отсюда, хозяин? — спросил стоявший у руля Джетро.
 — Да, здесь становится слишком жарко, — ответил Энтони и взлетел по трапу на верхнюю палубу.
 Джетро посторонился, и хозяин взял штурвал в свои руки.
 — Иди вниз, Оливия, и переоденься! — крикнул он.
 — Успею. — Она встала рядом с любимым. — Что ты собираешься предпринять? Если они собьют мачту…
 — Не собьют. К счастью, пушки не могут как следует прицелиться, если они не находятся прямо перед тобой. — Он посмотрел на нее блестевшими от возбуждения глазами. — Это было достойное пирата приключение!
 Послышался громкий выстрел, а затем низкий протяжный вой — это ядро перелетело через фрегат, едва не задев такелаж, и плюхнулось в море прямо перед носом судна. Энтони рассмеялся и повернул штурвал.
 — На этот раз слишком близко. Похоже, у них серьезные намерения. Поднять марсель!
 Матросы полезли вверх по реям, а в это время раздался выстрел пушки с другого мыса. Если бы Энтони не повернул штурвал, ядро попало бы прямо в борт фрегата.
 — Они неплохо пристрелялись, — заметила Оливия, удивляясь собственной беспристрастности.
 — Совершенно верно… Поворот на фордевинд! — крикнул Энтони без всякого намека на спешку или испуг. Фрегат повернул на правый борт и, к изумлению Оливии, понесся прямо на скалы. Это делало его недосягаемыми для пушки на левом мысу, но подставляло прямо под огонь другой.
 — Что ты делаешь?
 — Прохожу под пушкой, — ответил он, торжествующе и весело сверкнув глазами. — Понимаешь, нас не достать, пока мы находимся тут. Мы проплывем под одной пушкой и вне досягаемости для другой.
 — Но там же скалы! Ты не сядешь на мель? — Не успев договорить, Оливия поняла, что сморозила глупость. В этих водах Энтони не сядет на мель и с закрытыми глазами.
 — Нет, если буду внимателен, — ответил он.
 Оливия умолкла. Энтони негромко насвистывал сквозь зубы, направляя судно прямо на скалу, и повернул его в самый последний момент, когда, казалось бы, они вот-вот должны были врезаться в утес. Прямо над ними стреляла пушка, но ядра перелетали через корму фрегата, не причиняя ему вреда, и падали в воду, поднимая фонтаны брызг.
 Прижимаясь к утесу, «Танцующий ветер» обогнул мыс, и перед ним открылось сверкающее серебром море. Пушки, признав свое поражение, умолкли, и команда фрегата разразилась радостными криками; в воздух полетели шапки.
 Оливия оглянулась на стремительно удаляющийся остров — судно заметно набирало скорость.
 Энтони, как всегда, негромко насвистывал, посматривая на грот. Почувствовав ее взгляд, он обернулся:
 — Никаких сожалений?
 — Нет, — твердо ответила она. — А у тебя? — Он покачал головой и улыбнулся своей чудесной улыбкой, и Оливии стало ясно, что она не упустила свой единственный шанс на счастье. Так она больше никогда не полюбит. Только он один способен сделать ее счастливой. Отвергнуть его — все равно что плюнуть в лицо богам.
 — Иди вниз, — ласково сказал Энтони. — Переоденься. Я спущусь к тебе, когда мы удалимся от острова.
 Оливия взглянула на расплывающиеся очертания острова Уайт.
 — Мы вернемся?
 — Тебе придется помириться с отцом.
 — Конечно, — сказала она и стала спускаться вниз.
 — Ты решила убежать в открытое море? — спросил он, чуть приподнявшись над ней; занимавшаяся заря уже расцвечивала небо, и бледный розовый луч упал на кровать из раскрытого решетчатого окна.
 — Похоже, что так, — согласилась она, лаская его сильное тело. — Наша жизнь будет полна приключений и никогда не станет заурядной.
 — Естественно, — задумчиво согласился Энтони. Он отстранился, и ее темные глаза заблестели.
 — Никогда, — повторила она.
 — Ни в коей мере. — Его плоть вновь медленно погрузилась в её лоно.
 Оливия закусила губу и негромко вскрикнула от наслаждения. Ее руки принялись ласкать его, и он застонал от удовольствия.
 — Где ты этому научилась?
 — Инстинкт, — с усмешкой ответила она. — Теперь я любовница пирата и должна знать подобные трюки.
 Она изо всех сил старалась оттянуть наступление оргазма, который положил бы конец этому неземному наслаждению.
 Энтони не отрывал взгляда от ее глаз. Увидев, что она готова сдаться, он вновь отстранился, давая ей передышку, а затем опять погрузился в нее.
 — Я хочу, чтобы это никогда не кончалось, — прошептала она, гладя его бедра и наслаждаясь ощущением его совершенного тела.
 — Это только начало, любовь моя. — Он склонился к ней и захватил губами ее губы. Она упивалась сладостью его языка, исследовавшего ее рот, в то время как их тела сливались в безумном экстатическом танце. Тем не менее ей удавалось балансировать на грани вечного блаженства, ее тело отзывалось на каждое его движение, ее пальцы царапали спину Энтони, она прижимала его к себе, как будто могла стать с ним единым целым. А затем вселенная разлетелась на кусочки, и Оливия ухватилась за него, как утопающий за соломинку. Мощный поток чувств затопил ее, подбросил и закружил, и она в исступленном отчаянии стала выкрикивать его имя.
 Над волнами поднялось солнце, заливая небо оранжевым светом. Упав на кровать, Энтони прижал Оливию к себе и откинул влажные волосы с ее щеки.
 — Неужели можно любить так сильно? — прошептал он. — Я боюсь потерять тебя.
 — Не бойся, — ответила она, прижимаясь губами к пульсирующей жилке у него на шее. — Мы предназначены друг для друга. Нам суждено жить и умереть вместе, любимый. Обхватив голову Оливии, от тут же поцеловал уголки ее рта, кончик носа, подбородок.
 — Но мы не поженимся, — заявила Оливия и в ответ лизнула языком его нос. — Пирату жена ни к чему.
 — Да я не очень-то и подхожу для брака, — лениво протянул Энтони. — Пусть лучше у меня каждый день будет любовница.




 Глава 22


 Тихим сентябрьским днем «Танцующий ветер» проскользнул в свое ущелье. Глубокий канал в конце ущелья, ни разу не потревоженный за два месяца отсутствия судна, казалось, ждал его.
 Оливия стояла на палубе, наблюдая, как приплывают мимо нее скалы, и вспоминая свое первое плавание на борту судна. Тогда «Танцующий ветер» вернулся в безопасное убежище, чтобы доставить пассажирку в реальный мир, в ту жизнь, которую она знала и понимала.
 Оливия перевела взгляд на Энтони. Он уверенно вел судно домой. Передав штурвал Джетро, он спустился, встал у поручней с ней рядом и ласково обнял ее за плечи.
 — Ты готова?
 — Да. — Она протянула руку и коснулась его лица. Грохот якорной цепи нарушил вечернюю тишину, и «Танцующий ветер» замер на месте. На воду спустили маленькую шлюпку, и Оливия ловко прыгнула в нее.
 Энтони спрыгнул за ней следом и сел за весла. Он мощными гребками вывел шлюпку из ущелья, а затем поставил парус. Они плыли вдоль берега в глубоком молчании, оба были напряжены и взволнованы.
 — Может, они уже уехали с острова, — сказала Оливия, когда маленькая шлюпка вошла в бухту рядом с Чейлом. — За два месяца могло произойти все, что угодно.
 — Король еще здесь. Значит, твой отец тоже, — отозвался Энтони.
 — Надеюсь.
 Шлюпка остановилась на мелководье, и Энтони вытащил ее на песок.
 — Здесь единственный короткий путь в деревню с утеса. Пойдешь по тропинке влево, — сказал он.
 — Знаю, я уже по ней ходила, — напомнила она, уловив тревогу в этих ненужных инструкциях.
 Опершись на его протянутую руку, Оливия босиком впрыгнула на песок. Затем села на камень, чтобы надеть туфли.
 — Ты будешь ждать меня здесь?
 Энтони посмотрел на нее сверху вниз и провел пальцами по ее губам.
 — Я прощаю тебе этот глупый вопрос… но запомни — в последний раз!
 Она улыбнулась такой же, как у него, напряженной улыбкой и встала.
 — Я просто хотела сказать, что не знаю, как долго я там пробуду.
 — Я буду ждать столько, сколько потребуется. — Он взял ее за подбородок и, повернув к себе, поцеловал. — А теперь иди и сделай то, что должна. И возвращайся ко мне.
 — Обязательно, — прошептала она, потом повернулась, подхватила юбки и побежала по песку к ведущей на вершину утеса тропинке.
 Энтони пытался справиться с охватившей его тревогой. Конечно, тревога эта беспочвенна — Оливия уже сделала свой выбор. Она вернется к нему, когда заключит мир. Обязательно вернется. Вытащив блокнот, он уселся на скалу и стал рисовать неизменным свинцовым карандашом. Рисовать то, что занимало его мысли, — Оливию.
 Оливия между тем обошла фруктовый сад и проскользнула в ворота за кухней. В доме кое-где еще горели лампы. Стараясь держаться в тени, она со смешанным чувством надежды и облегчения заметила, что окно в кабинете лорда Гренвилла освещено. Он дома, и ей не нужно идти к парадной двери и встречаться с удивленными Биссетами. Она не хотела никого видеть, даже Фиби, не переговорив с отцом. Подкравшись к высокому окну кабинета Кейто, Оливия заглянула внутрь. Отец сидел за письменным столом; перед ним высилась стопка бумаг.
 Сердце Оливии учащенно забилось. Гораздо проще было бы сначала увидеться с Фиби, чтобы та облегчила ей задачу. Но Оливия тотчас с презрением отбросила эту мысль. Это касается только ее и отца. Она подняла руку и постучала в окно.
 Кейто поднял голову, внимательно вгляделся в темноту, а затем вскочил на ноги. Распахнув окно, он оперся на подоконник и замер, не в силах поверить своим глазам.
 — Оливия?
 — Да, — ответила она. — Можно войти?
 Он не ответил, и тогда она запрыгнула на низкий подоконник и спустила ноги в комнату.
 — Ты вернулась домой? — Голос отца был тихим, глаза печальными, но они заметили все произошедшие с ней перемены. Блестящую кожу, яркое сияние глаз, уверенную грацию человека, нашедшего себя и свое место в жизни.
 — Нет, я не м-могу.
 — Тогда зачем ты здесь?
 — Я п-пришла, чтобы объясниться и попросить у тебя прощения.
 — Мне не нужны твои объяснения, я получил их от Фиби, — ледяным тоном отозвался Кейто. — Разумеется, я прощаю тебя. Ты моя дочь и всегда останешься ею.
 — Я люблю тебя. — Оливия, едва ли не умоляя, протянула к нему загорелую руку, отчаянно пытаясь растопить лед в его сердце. Она ожидала увидеть гнев, боль, возможно, угрозы не пустить ее обратно, но этот спокойный и холодный ответ был хуже всего того, что она могла себе представить.
 Кейто не принял ее протянутой руки. Он молча смотрел на дочь. В эти два месяца он испытывал такой гнев и растерянность, сходил с ума от тревоги за нее, и вот теперь она перед ним — явно благополучная и счастливая. Да это же настоящее оскорбление!
 — Ты не простил меня, — сказала она, опуская руку. — Я хотела получить твое благословение.
 — Ты хотела получить что? — Его гнев вырвался наружу. — Ты сбежала с этим проклятым пиратом! С незаконным сыном глупца, который…
 — Откуда ты знаешь? — перебила его Оливия.
 — Думаешь, у меня не было возможности выяснить? — с яростью ответил он. — Ты думаешь, можно сбежать без всякого объяснения, перейти на сторону врага, помочь скрыться преступнику и негодяю, который заслуживает того, чтобы болтаться на виселице, а я просто пожму плечами и смирюсь с этим?
 — Ты его не знаешь, — тихо проговорила она. — Ты не имеешь права так о нем говорить. Я люблю его. И могу быть счастлива только с ним. Я хотела тебе все объяснить, но оказывается, это ни к чему. — Она отвернулась и слегка пожала плечами, выразив тем самым всю свою горечь и разочарование, а затем направилась к открытому окну.
 — Оливия! — Это был крик отчаяния и муки. Она резко обернулась. В глазах отца стояли слезы, он протягивал к ней руки, она бросилась в его объятия, и слезы хлынули у нее из глаз. Кейто крепко прижал дочь к себе и принялся гладить ее по голове.
 — Я места себе не находил от тревоги за тебя, — проговорил он. — Что за жизнь может быть у тебя с этим человеком?
 — Та жизнь, которая мне нужна. — Она подняла на него полные слез глаза. — Мы вместе читаем, играем в шахматы, смеемся… О, мы так много смеемся вместе! Мы очень любим друг друга. Без него я никто.
 Лорд вздохнул и погладил се по щеке.
 — Я должен с этим смириться, дочь моя?
 — Если хочешь, чтобы я была по-настоящему счастлива.
 — Значит, должен. — Он вновь вздохнул. — Твоя мать была очень смирной и приличной женщиной. Удивляюсь, откуда взялась такая дочь?
 Оливия нерешительно улыбнулась:
 — Я не знала ее. Но может, это идет с твоей стороны? Вспомни Порцию. Ее отец был твоим братом.
 — А мне и в голову не приходило. — Он на миг задумался. — Порция и Фиби преподнесли свои сюрпризы, и мне следовало быть готовым к чему-либо подобному с твоей стороны.
 — Я и сама не была готова, — отозвалась Оливия. — Все произошло так внезапно.
 Кейто слишком хорошо знал, как неожиданно приходит любовь.
 — Мне нужно кое-что обсудить с твоим… с твоим…
 — Моим пиратом, — подсказала Оливия. — Энтони не интересует наследство и тому подобные вещи.
 — Тогда он достоин всяческой похвалы, — сухо сказал Кейто. — Редкий мужчина не думает о таких вещах.
 — А он и есть редкий человек, и он в состоянии содержать меня.
 — Вероятно, на свои добытые нечестным путем деньги. — В голосе отца вновь послышались нотки осуждения. — Ради всего святого, Оливия, должен же существовать способ убедить его жить достойной, законопослушной жизнью!
 — Он не похож на других людей, — тихо ответила она. — В противном случае я бы не полюбила его. И если бы я пыталась изменить его, он не был бы способен полюбить меня.
 Кейто разочарованно вздохнул, застыл на мгновение в скорбном молчании, прижимая дочь к себе, а затем сказал:
 — Я не позволю, чтобы благополучие моей дочери зависело от прихоти мужчины или от превратностей его судьбы. Я оформлю на тебя дарственную.
 — В этом нет необходимости, но все равно — спасибо, — ответила она.
 — Короля скоро перевезут в Лондон. Я дам тебе адрес в городе, куда ты будешь писать. — Он вернулся к столу. — Я бы хотел получать от тебя весточки как можно чаще, — сказал он, быстро водя пером по листу пергамента.
 — Я буду писать, когда смогу.
 — А когда твой пират сможет отпустить тебя на несколько дней?.. — Кейто вопросительно вскинул бровь, посыпая лист песком.
 — У пиратов очень переменчивая жизнь, — отозвалась она, забирая у него листок.
 — Да, могу себе представить. — Он снова вздохнул. — Ты действительно никак не можешь?..
 — Нет.
 — И ты не собираешься узаконить ваш союз? — Он многозначительно посмотрел на ее руку без обручального кольца.
 Оливия покачала головой.
 — Боже правый! — пробормотал он. — Ну, по крайней мере у тебя будут собственные деньги, если случится самое худшее.
 — Не случится, — твердо возразила она. — Ты должен верить Энтони. Как я.
 — Я же не влюблен в него, — сухо заметил он. — А ты моя дочь.
 Оливия не нашлась что ответить.
 — Ладно, иди к Фиби, — после непродолжительного молчания сказал отец. — И не заставляй нас волноваться из-за отсутствия новостей. — Он притянул ее к себе и поцеловал в лоб. — А как насчет твоих книг? Переслать их тебе?
 Глаза Оливии загорелись радостным огнем.
 — Я действительно могу их забрать?
 — Милая девочка, они же твои. Никто из домашних не знает, что делать с Платоном, Ливием, Овидием и остальными.
 — Тогда я попрошу Майка п-прийти завтра утром с тележкой и забрать их. — Она встала на цыпочки и чмокнула отца в щеку. — Я люблю т-тебя.
 — Я тоже тебя люблю. Ты сама выбрала этого человека. Так люби его крепко и будь счастлива.
 Она взяла отца за руку, и у обоих на глаза навернулись слезы. Кейто отвернулся первым, провел рукой по глазам. Оливия же, не сдерживая слез, пошла разыскивать Фиби.
 «Почему, когда дело касается счастья, всегда оказываешься перед выбором? Почему нельзя сделать так, чтобы все, кого ты любишь, были рядом?» — печально размышляла она, открывая дверь гостиной.
 Громкий радостный крик Фиби способен был поднять даже мертвого.
 Час спустя Оливия на цыпочках кралась по песчаному берегу, где на камне спиной к утесу сидел Энтони и рисовал. Он с головой ушел в свое занятие; морской бриз шевелил разбросанные вокруг листы. Должно быть, он рисовал все время, пока ее не было.
 Оливия остановилась и загляделась на него, умиляясь и испытывая странное ощущение, как будто, подглядывая за ним, она его обкрадывает. Неужели их любовь когда-нибудь иссякнет? Иногда это чувство бывает таким острым, что в нем смешиваются и радость, и боль.
 — Подойди ближе, — тихо произнес он, не поворачивая головы. — Мне нужно кое-что уточнить.
 — Как ты догадался, что я здесь?
 — Я всегда чувствую, когда ты рядом. — Энтони поднял голову и посмотрел на приближавшуюся Оливию. — Ты плакала?
 — Да, много.
 — Присядь. — Он указал на песок у своих ног. Оливия опустилась на колени, и он, протянув руку, коснулся ямочки у ее ключицы.
 — Вот что мне никак не давалось. — Он вновь взялся за карандаш, а она собрала разбросанные листы. На всех рисунках была изображена она. Самые различные выражения ее лица. Оливия, стоя на коленях, ожидала, когда он закончит.
 — Ты очень несчастна? — спросил он.
 — Мне немного грустно, но я счастлива. Отец понимает. Ему это не нравится, но он смирился. Тебе нужно наследство?
 — У любовниц не бывает наследства.
 — Наверное. — Она приблизилась и положила голову ему на колено. — Поцелуй меня.
 — Всему свое время.
 Оливия улыбнулась и провела кончиком языка по его губам.
 — У меня нет настроения играть вторую скрипку по отношению к своему изображению, — заявила она и принялась покрывать его лицо — лоб, глаза, щеки, подбородок — легкими поцелуями.
 Энтони притянул ее к себе, и карандаш с бумагой упали на песок.
 — Теперь ты принадлежишь только мне, — мягко, но решительно заявил он, и от его голоса у нее мурашки побежали по спине. — Душой и телом — только мне.
 — И ты принадлежишь мне, — ответила она и запрокинула голову, чтобы заглянуть ему в глаза. — Мы в рабстве друг у друга, ты и я.
 Волны начинающегося прилива заливали берег, но они забыли обо всем на свете, кроме связавших их уз и нерушимости их союза.




 Эпилог


 Лондон, 30 января 1649 года
  —  Карл Стюарт за развязывание войны против парламента и народа приговаривается к смерти путем отсечения головы, как тиран, изменник, убийца и враг всех добрых людей этой страны!
 Над толпой разносился голос герольда, стоявшего на ступеньках эшафота, возвышавшегося перед дворцом Уайтхолл. Тысячи и тысячи людей собрались у ворот Уайтхолла, чтобы стать свидетелями казни монарха.
 Король взошел на эшафот. Повисла гнетущая тишина. Кое-кто из собравшихся привстал на цыпочки, чтобы лучше видеть поверх сомкнутых рядов солдат, окруживших помост.
 Король стоял с непокрытой головой, его волосы на затылке были схвачены ленточкой. Он передал свой камзол сопровождающему, сам снял шейный платок и расстегнул ворот рубашки. Затем он заговорил, обращаясь к толпе, но его голос не мог пробиться сквозь тесные ряды солдат.
 В толпе, в первых ее рядах, стоял Энтони, обняв одной рукой Эллен Лейланд. Когда король опустился перед колодой на колени, она уткнулась лицом в плечо Энтони и беззвучно зарыдала.
 Оливия положила руку на локоть Эллен, пытаясь предложить ей свою молчаливую поддержку, но сама не в силах была отвести взгляд от эшафота. В оцепенении она смотрела, как палач заносит топор. Стояла мертвая тишина. Тысячи людей затаили дыхание.
 Топор опустился.
 И в это же мгновение по толпе прокатился стон — общий вопль ужаса и горя.
 Оливия взглядом отыскала своего отца и Руфуса; они с непокрытыми головами неподвижно застыли у подножия эшафота. Их имен не было среди пятидесяти девяти подписей под смертным приговором королю. Теперь они с каменными лицами стояли здесь — наблюдатели от парламента, которые должны были засвидетельствовать смерть короля.
 — Все кончено, — прошептала Эллен, не в силах поднять глаза.
 — Да, все кончено, — тихо ответил Энтони, проследив за взглядом Оливии, и свободной рукой обнял ее.
 Она на секунду прислонилась к нему. Итак, все, наконец, закончилось. События, начавшиеся летним днем восемь лет назад, завершились. Восемь лет войны. Восемь лет крови. То, что началось одной казнью, закончилось другой. В ее голове еще звучали хриплые крики толпы в тот майский день 1641 года, когда на Тауэр-Хилл был обезглавлен лорд Страффорд. Сегодня не было никаких восторженных воплей, одно лишь мрачное, горестное молчание.
 Какое их ждет будущее?
 Она взглянула на Энтони. Что бы теперь ни случилось с Англией, все они связаны вместе нерушимыми узами любви. Порция и Руфус, Кейто и Фиби, она сама и Энтони. Любовь связала их всех, и только любовь будет править будущим.