Аннотация: Всего-то — заменить лучшую подругу на скучном светском приеме… что может быть проще?
 Юная Клеона Говард искренне считала, что ее «выступление» в роли богатой девушки из высшего общества — просто невинный маскарад… но игра перестала быть игрой, когда она повстречала мужественного и смелого герцога Линка, с первой же секунды покорившего ее сердце.
 Но… кому же отвечает взаимностью герцог? Нищей красавице — или знатной наследнице титула и состояния? Не превратится ли его любовь в ненависть и презрение, лишь только закончится маскарад Клеоны?


---------------------------------------------


 Барбара Картленд
 Любовь во спасение



 Глава 1


 Клеона Говард ехала верхом по длинной аллее к Мандевилл-холлу, гадая, что заставило подругу вызвать ее запиской так срочно. Когда прибыл грум с поручением, в доме викария еще царила сонная тишина. Служанка, крепкая деревенская девушка, спала как убитая и проснулась только тогда, когда в ее окно застучали камешки. Взбежав по трем лестничным маршам, запыхавшаяся служанка появилась в спальне Клеоны в кое-как застегнутой блузке, без чепца и передника.
 — Там молодой Джарвис из Мандевилл-холла, мисс, — выпалила она.
 Клеона взяла у нее помятый листок, развернула и прочла записку, в которой было всего несколько строк.
 — Спасибо, Роузи, — сказала она служанке. — Пусть Джарвис передаст мисс Мандевилл, что я сейчас же приеду.
 Одеваясь, Клеона услышала стук копыт на заднем дворе и, выглянув в окно, успела заметить лошадь, которая уже почти исчезла в клубах дорожной пыли. Это был один из мышастых жеребцов сэра Эдварда, и девушку кольнула зависть: вот ведь молодому Джарвису доверяют такого отличного скакуна, а ей придется тащиться в Мандевилл-холл на славной старушке Бетси, которую никакими уговорами не заставишь сбиться с размеренной рыси.
 Однако зависть была настолько не свойственна девушке, что, когда Клеона подъехала к портику у парадной двери дома сэра Эдварда, ей даже в голову не пришло сравнивать это роскошное жилище со старым обветшалым домиком священника.
 — О, Клеона, как я рада тебя видеть! — Голос Леони дрожал, словно она была сильно испугана. Обняв ее за плечи, Клеона почувствовала, что подруга и впрямь дрожит.
 Они родились в один год с разницей в несколько дней. Когда супруга сквайра и жена викария должны были вот-вот разрешиться от бремени, они, глубоко привязанные друг к другу, решили, что, если им обеим не повезет и родятся девочки, они назовут их одинаково. Так и случилось, и Клеона Мандевилл в брюссельских кружевах и Клеона Говард в простых батистовых были крещены в один день. Но то, что они обе откликались на одно и то же имя, оказалось ужасно неудобно. Поэтому, когда годовалая Клеона Мандевилл, едва начав лепетать, назвала себя Леони, ее родители и няньки подхватили это имя.
 — В чем дело, Леони? — спрашивала теперь Клеона подругу. — Что-нибудь стряслось?
 — Я должна сообщить тебе нечто невероятное, но только не здесь. — Леони боязливо оглянулась на широкую резную лестницу, которая вела из холла наверх. Клеоне, впрочем, казалось, что вокруг нет ни души. — Идем сюда… быстрее!
 Леони сжала холодными пальчиками теплую руку подруги и повлекла ее за собой через Большой салон с открытыми французскими окнами на лужайку. Клеона поняла, что они направляются в беседку, стилизованную под греческий храм. Это было их с Леони убежише с самых ранних лет. Там они хранили игрушки, поверяли друг другу свои секреты и придумывали разные шалости, которые часто кончались тем, что девочек отправляли спать без ужина и заставляли в наказание заучивать наизусть несколько трудных стихов Вергилия или следующую воскресную молитву.
 Наконец они вошли в беседку, и Леони закрыла за ними дверь.
 — Ну, говори же скорее, в чем дело! — воскликнула Клеона, бросаясь на обитый штофом диван, который принесли сюда по желанию Леони.
 — Клеона, ты должна мне помочь!
 — Ну конечно, я помогу, но объясни мне, что случилось. Я никогда не видела тебя в такой горячке. Ты бледна как мел. Ты, случайно, не заболела?
 — Я всю ночь не спала. Я написала ту записку еще в пять утра и ждала во дворе, когда Джарвис придет на работу.
 — Дорогая, но почему ты сама не приехала? Ты же знаешь, что бы тебя ни тревожило, мама будет только рада, если ты побудешь у нас.
 — Да, да, я знаю, — быстро проговорила Леони. — Но мне необходимо поговорить с тобой наедине. Я так боюсь, что кто-то может подслушать!
 — О! Ради Бога, Леони, говори же наконец! Наверно, стряслось что-то ужасное, раз ты так расстроена.
 — Не столько ужасное… хотя в каком-то смысле — да, ужасное, — непонятно ответила Леони и, сев на диван рядом с подругой, взяла ее за руку. — Поклянись мне, Клеона, поклянись всем святым, что ты поможешь мне и что ни слова из того, что я сейчас скажу, не слетит с твоих губ.
 Это была их старая детская клятва, и Клеона улыбнулась, повторяя:
 — Клянусь всем, что я люблю и чем дорожу, и пусть я умру в долгих муках, если нарушу свое обещание.
 Леони испустила легкий вздох, словно не была уверена в том, что ответит Клеона. Затем, понизив голос до шепота, она сказала:
 — Я собираюсь выйти замуж за Патрика О'Донована. Клеона вздрогнула.
 — За Патрика О'Донована! — воскликнула она. — Но ты не видела его уже несколько месяцев!
 Леони смутилась.
 — О, Клеона, мне очень неловко, я не хотела обидеть тебя, скрывая, что виделась с ним. Но теперь я должна сказать тебе правду. Да, я виделась с Патриком, но мы боялись посвящать кого-нибудь в нашу тайну. Мы встречались днем в лесу, как только мне удавалось сбежать от мисс Бантинг, а иногда даже ночью.
 — Как ты могла! — воскликнула Клеона. — А если бы узнал твой отец?
 — Папа грозился пристрелить Патрика, если увидит его здесь еще раз, — вздохнула Леони. — Но я должна была видеть его, должна! Я люблю его, и теперь мы собираемся сбежать и пожениться.
 — Но ты не можешь выйти замуж без согласия отца, пока тебе не исполнится двадцать один год. А нам с тобой только по восемнадцать!
 — Я знаю, — с досадой отмахнулась Леони, — но это по английским законам. Мы с Патриком уедем в Ирландию.
 — В Ирландию? — машинально переспросила Клеона.
 Леони кивнула.
 — Мы все подготовили, чтобы уехать завтра. Клеона, дорогая, прости меня! Ты, должно быть, обижаешься на меня, но я просто не смела поделиться с тобой. Патрик сказал, что никакой секрет не останется секретом, если мы не будем хранить нашу тайну.
 — Он везет тебя в Ирландию?
 — Там его семья, и мы сможем пожениться. Я перейду в его веру. Раз Патрик католик, я тоже стану католичкой.
 Клеона прижала ладони к щекам.
 — Леони, ты не можешь такое сделать. Это убьет сэра Эдварда!
 — Скорее папа убьет меня, если поймает нас. Он не раз говорил, что предпочтет видеть меня мертвой, чем замужем за католиком. Это главное, что он имеет против Патрика, ты же знаешь.
 — Ну, еще он полагает, что Патрик охотится за твоим приданым!
 — Но это ерунда! Семья Патрика не слишком богата — среди ирландцев вообще мало богачей, — но у них много акров земли, огромный замок и множество других домов. Да не будь у него и гроша за душой, я бы все равно его любила.
 — А он тебя? — спросила Клеона.
 Лицо ее подруги просияло. Она необыкновенно похорошела.
 — Я знаю, — тихо ответила Леони, — что Патрик любил бы меня и босую. К тому же, если я убегу с ним, я действительно мало что буду иметь, Папа вычеркнет меня из завещания. Он не сможет забрать обратно только те средства, которые выделил мне, еще тогда, когда я была ребенком. Но и их я не получу, пока мне не исполнится двадцать один год. Только это не важно, Клеона. Все, что я хочу, это быть женой Патрика и жить с ним тихо и мирно. У меня нет никакого желания ездить на приемы, обеды, балы. Все это я считала важным раньше, а теперь я просто хочу быть с ним.
 — Может, со временем ты смогла бы убедить сэра Эдварда согласиться на твой брак с Патриком? — нерешительно спросила Клеона, хотя ни на йоту не верила, что такое возможно.
 — Ты же знаешь, каким становится папа, когда вобьет себе что-то в голову, — ответила Леони. — Он приходит в ярость при одном упоминании о Патрике. Он так разозлился, когда Патрик попросил моей руки, что я думала, он действительно отхлещет нас обоих, как грозился. Патрик даже испугался за меня, и поэтому мы встречались тайно.
 — Но как вы попадете в Ирландию? Я знаю, сэр Эдвард в отъезде, но…
 — Все устроено. Патрик наймет экипаж и будет ждать меня в конце аллеи. Мы поедем очень быстро, меняя лошадей на почтовых дворах, пока не доберемся до Холихеда. Там мы сядем на корабль. Когда мы ступим на родную землю Патрика, все будет просто. Его отец и мать ждут нас, и, как только с формальностями будет покончено, я стану его женой.
 — Но вдруг сэр Эдвард как-то узнает о твоем побеге? Он догонит вас и помешает тебе сесть на корабль.
 — Папа отправился на скачки в Донкастер. Он уехал вчера после полудня. Я собиралась сегодня уложить вещи. Надо было только придумать, как сделать это так, чтобы мисс Бантинг ничего не заподозрила.
 — Но она сможет послать грума за сэром Эдвардом и после твоего отъезда!
 — Я сама этого боялась, — призналась Леони, — но судьба была ко мне благосклонна.
 — Судьба? — переспросила Клеона. — О чем ты?
 — Бедная старушка Бантинг! — захихикала Леони. — Вчера после ленча она ушла к себе, сказав, что ей нездоровится. К пяти часам ей стало так плохо, что я послала за доктором, и — что ты думаешь? — оказалось, она подхватила ветрянку!
 — Боже милостивый! — воскликнула Клеона. — Должно быть, она заразилась от детей Робинсонов.
 — Конечно, — со смешком подтвердила Леони. — Когда Бантинг услышала, что они больны, она настояла, чтобы и я пошла туда. Она вечно пытается заставить меня заниматься благотворительностью. Все было как обычно: миски с супом, студень из телячьих ножек, фланелевые нижние юбки — я тащила целую кучу! Но я поняла, что там что-то не так, как только сунула нос в коттедж. Боже, как там воняет! Как будто они никогда не проветривают свое жилье.
 — Я уверена, что и папа терпеть не может туда ходить, — заметила Клеона, — но он, конечно, и словом не обмолвится об этом. Хотя я подозреваю, что даже мама иногда находит отговорки, чтобы не навещать старую бабку Робинсон. Она двадцать пять лет не встает с постели, и я готова поклясться, что за все это время они ни разу не меняли белье.
 — Короче говоря, Робинсоны заразили Бантинг ветрянкой, — закончила Леони. — Она лежит в темной комнате и стонет, натянув перчатки, чтобы ненароком не расчесать лицо. Представляешь, в ее-то возрасте беспокоиться о цвете лица!
 — О, бедная мисс Бантинг! — с состраданием воскликнула Клеона. — Она, конечно, никогда не блистала красотой, но цвет лица у нее действительно хороший.
 — Должна тебе честно признаться, что я очень обрадовалась, когда доктор объяснил мне, в чем дело. Но за мою бессердечность последовало возмездие: полчаса спустя прибыло это письмо.
 С этими словами Леони вытащила из-за корсажа платья сложенный листок.
 — Оно не от Патрика? — встревоженно спросила Клеона, подумав, что если этот красивый, но довольно беспутный ирландец, пленивший сердце ее подруги, вздумает обмануть ее, она, Клеона, пожалуй, будет готова пристрелить о его, не дожидаясь, пока это сделает сэр Эдвард.
 — Нет-нет, конечно, нет. Патрик в Йорке, договаривается о коляске и лошадях. Нет, это письмо от моей бабушки.
 — Твоей бабушки? — удивленно переспросила Клеона. — Тогда почему тебя это расстраивает? Ты же ее не знаешь. Мы только на днях говорили с тобой о том, что ни ты, ни я никогда не видели своих бабушек и дедушек.
 — Да, конечно, я помню, но послушай, что она пишет. Леони разгладила смятый листок, который, видимо, скомкала в крайнем раздражении, и начала читать вслух:
  Баркли-сквер, 48 Лондон, 3 мая 1802 
  Моя дорогая внучка! После того, как был подписан мир с этим проклятым Наполеоном Бонапартом, в Лондоне вновь открылся сезон балов и развлечений. Насколько я понимаю, ты встретила свой восемнадцатый день рождения. Пришло время для твоего дебюта в свете. К тому же пора подумать и о твоем браке. Поэтому я посылаю карету и лошадей, которые привезут тебя на юг. Ты будешь жить со мной здесь, в Линк-Хаус на Баркли-сквер 1   , и мой приемный внук, ныне герцог Линкский, лично о тебе позаботится. Я представлю тебя светскому обществу. Со мной ты будешь принята самыми уважаемыми дамами в Лондоне. Герцог присоединяется к моему приглашению и с нетерпением ждет твоего прибытия. Моя карета доставит тебя быстро и без задержек. Остаюсь, дитя, твоей любящей бабушкой. 
  Магнолия, вдовствующая герцогиня Линкская. 
 Клеона не удержалась от смеха.
 — Какая деспотичная особа!
 — Погоди, есть еще постскриптум — ты только послушай!
  Карета выехала в полдень. Она должна быть у вас в четверг. Прошу тебя, не заставляй лошадей ждать, будь готова к их прибытию. Все равно твои платья будут недостаточно модными для Лондона. Мы купим все, что нужно, на Бонд-стрит 2   . 
  —  Кажется, твоя бабушка обо всем подумала, — воскликнула Клеона.
 — Обо всем, кроме меня! — с горечью проговорила Леони. — Ты не понимаешь, а я почти уверена, что знаю, зачем я ей вдруг понадобилась. Папа недавно рассказывал, какая она грозная и как ее все боятся, и сказал: «Она давно пытается женить этого беспутного пьяницу, своего приемного внука! Я слышал, она предлагала ему на выбор самых хорошеньких девушек в Лондоне, а он только нос воротит. Если его не взнуздать, он промотает все свое состояние, а вдовствующей герцогине вряд ли хочется смотреть, как разрушается Линк».
 — Не понимаю, почему герцог — ее приемный внук? — спросила Клеона.
 — Потому что моя бабушка снова вышла замуж после того, как овдовела, — объяснила Леони. — Она была очень красива. О ней до сих пор рассказывают всевозможные истории. Думаю, в юности она считалась необузданной и взбалмошной. Отец выдал ее замуж за степенного, пожилого джентльмена, надеясь поумерить живость дочери, но вскоре после свадьбы бабушкин супруг скончался. Моя мать была единственным ребенком от того брака, но она ведь умерла вскоре после моего рождения, а папа рассорился со всеми ее родственниками. Вот почему бабушка никогда сюда не приезжала и меня не приглашала навестить ее.
 — А потом она снова вышла замуж? Леони кивнула.
 — Да, за герцога Линкского, вдовца с единственным сыном, маркизом Берроу. Но маркиз и его жена вскоре погибли в дорожной аварии. Поэтому, когда старый герцог умер, титул перешел к его внуку.
 — Давно это случилось?
 — Года два или три назад. Нового герцога называют мотом, но не знаю, действительно ли это так, потому что папа ненавидит вдовствующую герцогиню и всегда охотно подхватывает самые злые и оскорбительные сплетни о ней и о ее окружении.
 — Довольно запутанная история, — протянула Клеона, — но я не могу взять в толк, почему ты в такой панике. Когда прибудет экипаж, отошли его обратно, вот и все.
 — Нет, нет! Я уверена, что это было бы страшно неосмотрительно, — возразила Леони. — Моя бабушка очень влиятельна. Экипаж прибывает завтра. Если она случайно услышит, что я сбежала с Патриком, она может послать за нами погоню и помешать уехать в Ирландию.
 — Ну, она узнает об этом не раньше, чем через три-четыре дня, — пожала плечами Клеона.
 — А вдруг будет шторм, и — корабль не сможет выйти в море? Патрик говорит, такое часто случается. В это время года Ирландское море бывает очень бурным. Он рассказывал мне, что однажды ему пришлось больше недели провести в Холихеде, дожидаясь отплытия корабля. О, Клеона, что мне делать?
 — По-моему, ты напрасно так боишься. А твоя горничная не может сказать, что ты больна и лежишь в постели, как бедная мисс Бантинг? Это дало бы тебе немного времени.
 — Бабушкины слуги будут здесь слоняться, и можешь быть уверена, кто-нибудь да прослышит, что меня нет в доме. Кроме того, я как раз составляла план, как сбить Бантинг со следа. А если она обнаружит, что я сбежала, никакая болезнь не помешает ей немедленно отправить грума к папе. Тогда быть беде!
 — И что ты собиралась ей сказать? — спросила Клеона.
 — Что хочу пожить у вас, потому что боюсь заразиться, — ответила Леони.
 — А ты представляешь, что скажет мой папа, когда узнает, что я участвовала в твоей затее, в которой так много лжи? — возмутилась девушка. — Конечно, я бы все сделала для тебя, Леони, но мне очень не нравится эта идея. Папа, когда сердится, не кричит и не бранится, как сэр Эдвард, но все равно видно, как глубоко он огорчен! И мне становится так стыдно, что в пору забиться в какой-нибудь дальний угол и умереть.
 — Да, я знаю, — грустно ответила Леони. — Помню, я даже в детстве предпочитала получить нагоняй от папы, чем выслушивать выговор викария. Но что же мне тогда делать?
 — Думаю, лучше всего тебе поехать в Лондон. Почему бы Патрику не встретиться с тобой там и не попытаться убедить твою бабушку, что он достойная партия? Возможно, она даже согласилась бы на ваш брак, лишь бы досадить сэру Эдварду.
 — Моя бабушка хочет выдать меня замуж за своего внука, — возразила Леони. — Это же явно читается между строк. А после того, что сказал мне на днях папа, я в этом абсолютно уверена! Мне даже кажется, что папа нарочно завел тот разговор. Он всегда рассуждает о том, как богата я буду, когда он умрет, так что только самые знатные и самые уважаемые претенденты в Англии будут достойны моей руки.
 — Возможно, сэр Эдвард прав, — с улыбкой заметила Клеона. — Подумай, сколько добрых дел можно совершить с твоими деньгами, окажись ты в нужном месте.
 — Но я не желаю совершать добрые дела, — капризно запротестовала Леони. — Я желаю потратить все свои деньги, сколько бы их ни было, на Патрика, и никто другой не получит из них ни пенни.
 — Тогда ничего не остается, кроме как развернуть лошадей и карету твоей бабушки и отправить их обратно в Лондон.
 — Ну конечно! Чтобы Бантинг вылезла из кровати, как только выяснится, что меня не могут найти, и в доме началась суматоха? — вскричала Леони. — Кто-нибудь наверняка сообщит папе. А с ним его знаменитые гнедые, не говоря уж о вороных жеребцах. Они обгонят кого угодно, каких бы хороших лошадей ни достал Патрик. К тому же, чтобы не привлекать к себе внимания, мы собирались нанять одноконный фаэтон. — Леони расплакалась. — Что мне делать, что мне делать? — горестно повторяла она. — Я люблю Патрика, люблю всем сердцем. Если я его потеряю, я покончу с собой. Я не смогу жить без него. Клеона, помоги мне, ты должна мне помочь!
 — Дорогая, но что я могу поделать? Ты же знаешь, я сделала бы все, что в моих силах. Но все так запутано. Я до сих пор не могу поверить, что ты действительно твердо решила выйти замуж за Патрика О'Донована.
 — Если ты не поможешь мне, я останусь здесь и буду тихо угасать, — зарыдала Леони. — Я не поеду в Лондон. Я не позволю, чтобы меня выставляли напоказ только потому, что мой отец — богатый человек. Я хочу жить в своем собственном доме с Патриком. И ни с кем другим.
 Она снова беспомощно зарыдала.
 — Не плачь, дорогая, ну пожалуйста, не плачь, — взмолилась Клеона. — Мы что-нибудь придумаем. Я не верю, что твоя бабушка такая грозная, как ты думаешь. Ты просто наслушалась всяких историй о ней. В конце концов, ты не видела ее много лет.
 — Да, она не видела меня с тех пор, как я была младенцем, — подтвердила Леони. — Почему же она хочет, чтобы я приехала к ней, если она даже не знает, как я выгляжу? — Девушка всхлипнула, потом вдруг выпрямилась и воскликнула: — Она не видела меня с тех пор, как я была младенцем! Ты понимаешь, Клеона? Она не знает, какая я, не имеет ни малейшего представления! И коли на то пошло, мы не так уж непохожи.
 — О чем ты говоришь? — растерялась Клеона.
 — О тебе, я говорю о тебе! — В глазах Леони вновь загорелся огонек, хотя на щеках еще блестели слезы. — Ты! Ты, Клеона, поедешь в Лондон вместо меня!
 — По-моему, ты сошла с ума, — отрезала Клеона.
 — Нет, не сошла. Я говорю дело, — возразила Леони. — Мы одного возраста, у нас обеих белокурые волосы и голубые глаза. Это единственное, что может быть известно бабушке. Тебе нужно пробыть там только до тех пор, пока я не стану женой Патрика. Тогда никто не сможет разлучить нас, никто!
 — Такой нелепости мне еще не доводилось слышать! — воскликнула Клеона. — Что, по-твоему, станут делать мои родители, когда я укачу в Лондон, выдавая себя за тебя?
 Леони вскочила.
 — Погоди, погоди! — Она буквально задыхалась от возбуждения. — Мисс Бантинг больна, а я не могу ехать в Лондон одна, пусть и с горничной. Кто-то должен меня сопровождать, так почему не ты? По-моему, даже твои папа с мамой не сочтут нас слишком легкомысленными, если мы поедем вместе, в сопровождении моей служанки и вполне надежных слуг моей бабушки.
 Клеона постепенно заразилась воодушевлением подруги:
 — Мы могли бы их запутать. Кучеру не стоит подъезжать к вашему дому, потому что мисс Бантинг заразна. В конце концов, это могла быть скарлатина, а не ветрянка! Затем мы могли бы остановиться в Йорке, где получили бы письмо, которое призывало бы меня немедленно вернуться домой. И дальше в Лондон тебе пришлось бы ехать одной в сопровождении только слуг твоей бабушки! Но вместо тебя в Лондон отправилась бы я, а ты бы вернулась и сбежала с Патриком.
 — Конечно! — закричала Леони. — Видишь, Клеона, все возможно! Мы это сделаем! И никто, никто ничего не узнает, пока я не выйду замуж!
 — Забудь. Это просто фантазия вроде тех, что мы выдумывали, когда были детьми, — охладила ее пыл дочь викария. — Леони, тебе придется набраться храбрости и либо объяснить своей бабушке, почему ты не приедешь к ней в Лондон, либо отправиться туда, готовясь к встрече с герцогом, охотником за приданым.
 — Я не собираюсь делать ни то, ни другое, — ответила Леони. — Сегодня в девять вечера я встречусь в лесу с Патриком и скажу ему, что ты едешь в Лондон вместо меня.
 — Не глупи, — засмеялась Клеона. — Я похожа на тебя? Ты действительно воображаешь, что твоя бабушка или кто бы то ни был примут меня за богатую невесту, мисс Мандевилл?
 Леони встала посреди маленькой беседки, в окно которой уже лился утренний солнечный свет, и критически осмотрела Клеону. Она увидела личико, овалом напоминающее сердечко, обрамленное копной белокурых кудрей, на которые падали отблески первых солнечных лучей. Кудри были спутаны, потому что Клеона не потрудилась надеть шляпу. Когда она отбросила волосы назад, открылись чистый овальный лоб, большие голубые глаза в темных пушистых ресницах, маленький веснушчатый нос со вздернутым кончиком и рот, чуть великоватый, но очаровательно улыбающийся.
 — Смотри, смотри! — насмешливо посоветовала Клеона. — Похожа я на ту, кого с восторгом примет лондонский высший свет?
 — Не в этом старом вылинявшем платье, — отрезала Леони, — и не с твоими веснушками и загорелыми руками. О, Клеона, сколько раз я просила тебя надевать шляпу?
 — Да ради кого мне прихорашиваться? Старушке Бетси все равно, в чем я на ней езжу. А что касается родителей, ты знаешь не хуже меня, их мысли обращены к Богу. Им некогда обращать внимание на внешний вид дочери.
 — Знаешь что сказал о тебе Патрик? Когда он впервые с тобой встретился, я спросила его, что он думает о моей самой дорогой, самой любимой подруге. Так вот Патрик сказал, что если бы ты хоть немного следила за собой, то была бы очаровательной. И знаешь, то, как он это сказал, заставило меня ревновать!
 — Это очень мило со стороны Патрика, — холодно заметила Клеона, — но твоя бабушка ждет красавицу. Даже в Йоркшире тебя всегда называют красавицей мисс Мандевилл.
 — Если бы у меня не было приданого, никто бы и имени моего не знал, — фыркнула Леони. — Но речь не обо мне! В моих платьях — в конце концов, у нас почти один размер, — с искусно причесанными волосами и отбеленным за ночь с помощью лимонного и огуречного лосьонов лицом ты будешь не менее красива, чем другие великосветские девицы в Лондоне.
 — Я не могу! — воскликнула Клеона. — Это слишком опасно!
 — Если ты откажешься, я никогда не выйду замуж за Патрика. Меня поймают, я знаю, папа поймает меня. А если он меня поймает, я покончу с собой! И когда я умру, ты будешь сожалеть, сожалеть, что была так малодушна и… бес… бессердечна… ты моя подруга, которой я… до… доверяла и которая по… поклялась всем святым… помочь мне! — Выпалив все это одним духом, Леони бросилась, горько плача, на подушки дивана. — Я умру… — захлебывалась слезами Леони, — я умру без Пагрика.
 Клеона глубоко вдохнула.
 — Хорошо, я поеду! Но, Боже, помоги нам всем! Это самая безумная затея из всех, что мы когда-либо предпринимали.
 Леони на мгновение замолкла.
 — Ты серьезно? — еще судорожно всхлипывая, спросила она.
 — Да, я поеду, — повторила Клеона, — хотя я уверена, что меня разоблачат, и тогда у сэра Эдварда будет полное право рассвирепеть.
 Она не успела договорить, как Леони обхватила ее за шею и чуть не задушила в объятиях.
 — Спасибо, моя дорогая, моя подружка. Я знала, что ты никогда не бросишь меня. Теперь надо составить план… у нас так мало времени.
 Следующий час девушки сидели, пытаясь как можно лучше продумать все, что требовалось сделать.
 — Ну, мне пора домой, — вздохнула Клеона. — Нужно покормить кур. Если я не помогу Роузи, она не справится с домашней работой.
 — Что ты скажешь родителям? — спросила Леони.
 — Скажу, что ты попросила меня поехать с тобой в Лондон. Только вот не знаю, разрешит ли мама носить твои платья. Но сейчас мы не можем позволить себе никаких покупок. Папе пришлось купить новую сутану в прошлом месяце. Его старую совсем съела моль. — Внезапно Клеона поняла, что Леони не слушает ее, а думает только о своем.
 — Сегодня вечером я увижу Патрика, — произнесла она. — Он должен перехватить карету и сказать кучеру, что в доме заразная болезнь. Им придется подождать меня у входа, тут уж ничего не поделаешь.
 — А вдруг папа придет меня проводить? — спросила Клеона. — Он наверняка захочет это сделать.
 — Надо как-то помешать ему. Скажи, что мы отправляемся позже, чем поедем на самом деле. Мы оставим ему записку, где будет сказано, что лошади не могли ждать.
 — Знаешь, Леони, — медленно проговорила Клеона, — я начинаю думать, что ты законченная лгунья.
 Минуту Леони молчала, потом тихо проговорила:
 — Я делаю это не ради себя, а ради Патрика. Однажды, Клеона, ты влюбишься и тогда поймешь, что готова на все, что угодно, каким бы плохим это ни казалось, ради того, кому ты отдала свое сердце. Я счастлива, потому что выхожу замуж за Патрика, но я знаю, что и Патрик будет счастлив, потому что женится на мне! Мы созданы друг для друга. — В голосе Леони звучала неподдельная искренность, глаза сияли.
 Клеона слегка вздохнула.
 — Никогда бы не поверила, что кто-то из нас может так влюбиться. Я думала, такое случается только в книгах.
 — Когда-нибудь ты тоже полюбишь.
 — Сомневаюсь, — улыбнулась Клеона. — Все мужчины, которых я до сих пор встречала, включая и твоего Патрика, кажутся мне бесконечно менее желанными, чем чистокровная лошадь.
 Леони фыркнула с досадой.
 — О, ты и твои лошади! Честное слово, Клеона, ты ни о чем другом не думаешь! Посмотри, на что ты похожа! Нам потребуется весь день, чтобы привести в порядок твои волосы. И надо поскорее начать отбеливать твою кожу. Возвращайся домой, поговори с родителями и приезжай обратно к ленчу. Только ради Бога, следи за тем, что ты говоришь при слугах. Они все до смерти боятся папу. Если они догадаются, что я что-то затеваю, они поспешат сообщить ему, испугавшись последствий.
 — Я буду осторожна, — пообещала Клеона, — а теперь мне пора ехать, не то куры умрут с голоду. — Она обняла Леони. — Я буду сильно по тебе скучать. Не представляю, что я буду здесь делать без тебя. Мне не с кем будет поговорить.
 — Но тебя здесь не будет, — заметила Леони, — во всяком случае, в ближайшее время. Ты будешь в Лондоне флиртовать с принцем Уэльским и покорять высший свет!




 Глава 2


 Клеона наслаждалась каждой минутой путешествия! Скорость, с которой они мчались, возбуждала и приводила в восторг. Все прошло в точности так, как они задумали, и Клеона, оставшись одна в карете, едва могла поверить, что все это не снится ей.
 Патрик О'Донован перехватил упряжку герцогини по дороге к Мандевилл-холлу и запугал кучеров опасностью заразы. Он посоветовал им переночевать в соседней деревне и заехать за мисс Мандевилл в половине девятого следующего утра. Клеона убедила родителей, что из-за сборов ей необходимо остаться на ночь в Мандевилл-холле, а утром, прежде чем уехать, написала отцу записку, сообщая, что Леони пришлось отбыть раньше, чем ожидалось. Пока ее перо выводило эти слова на бумаге, девушка чувствовала себя глубоко виноватой, но еще тяжелее показался ей разговор с матерью.
 — Я рада, что ты побываешь в Лондоне, моя дорогая, — сказала вчера ее мать. — Единственное, что меня смущает, это твои платья. Боюсь, моя дорогая девочка, что мы с твоим отцом забыли, что ты уже не ребенок. Но это не папина вина. Мы с тобой знаем, что его мысли редко пребывают в этом мире. Это мне следовало помнить, что в твоем возрасте я наслаждалась обедами, балами и красивыми туалетами. Ничего этого я не в состоянии тебе дать, учитывая, как ничтожно папино жалованье!
 — Не беспокойся, мама, — ответила Клеона. — Я и так очень счастлива. Я только боюсь, что опозорю тебя, потому что не очень знаю, как мне следует вести себя!
 — В том-то и беда, — вздохнула миссис Говард. Она разглядывала дочь, словно видела ее впервые: локоны, веснушчатый носик. Кожа Клеоны, слегка позолоченная солнцем, напоминала цветом чайные розы, которые росли под окном кабинета викария и наполняли ароматом весь сад. — Я забросила тебя! — пробормотала миссис Говард. — Я забыла, как быстро летят годы.
 — Не терзайся из-за меня, мама, — взмолилась Клеона. — Ты должна заботиться о папе, а это отнимает все твое время. Без тебя он бы пропал!
 — Это верно, — кивнула миссис Говард. — Твой отец святой, Клеона, а такие люди имеют обыкновение игнорировать повседневные заботы.
 Клеона засмеялась.
 — Но ты же знала, что он за человек, когда убегала с ним.
 Миссис Говард зарделась, как юная девушка.
 — Да, я знала, — мечтательно проговорила она. — Но, Клеона, с той минуты, как я впервые взглянула на твоего отца, я поняла, что он для меня — единственный мужчина в мире. Я ведь тебе рассказывала, я была помолвлена с лордом Барчестером. Это был очаровательный, весьма культурный, благородный и знатный человек. Мой отец считал его подходящим и крайне желательным зятем. Но все его планы рухнули! Твой папа пришел к чаю, потому что мой отец предполагал дать ему один из своих приходов. Мы посмотрели друг на друга и поняли, что ждали этой встречи всю свою жизнь!
 — О, мама! Это так романтично! — воскликнула Клеона. — Но тебе никогда не хотелось вернуться домой и пожить в той роскоши, которой ты наслаждалась в юности: слуга, красивые платья, чистокровные лошади, лондонские сезоны? Ты совсем-совсем не скучаешь по ним? Ну если честно, мама?
 Миссис Говард улыбнулась:
 — Ты думаешь, если я скажу «нет», я солгу тебе. Да, возможно, было бы естественнее, если бы временами я отчаянно тосковала по тому, что бросила, когда сбежала из дома. Когда глубокой ночью прокралась вниз по лестнице, а потом стремглав промчалась через лужайку туда, где в тени деревьев ждал меня твой отец. Но клянусь, я ни капли не скучаю по прежней роскоши, Я была так счастлива все эти годы! Только иногда меня мучает, что я лишила тебя всех тех развлечений, которыми сама наслаждалась в юности.
 — Они мне не нужны, — решительно заявила Клеона.
 — Конечно, человек не может скучать по тому, чего никогда не имел, но я рада, что Леони предложила тебе сопровождать ее в Лондон. Это очень любезно с ее стороны, хотя меня беспокоит, что вы, две молодые девушки, поедете одни, без мисс Бантинг.
 — Нас будут охранять слуги герцогини, — поспешно сказала Клеона. — А слуги ее светлости очень надежные и вполне сойдут за дуэнью.
 — Ну допустим, — с сомнением протянула миссис Говард. — Но к чему такая спешка? Кучер не мог бы подождал день-другой, чтобы у нас было время собрать твои вещи?
 — Мне нечего собирать, мама, — ответила девушка. — Леони обещала одолжить мне все, что нужно. Не думаю, что какое-нибудь из моих платьев, из которых я порядком выросла, годятся для лондонского света.
 — Да, боюсь, ты права, — грустно согласилась миссис Говард и почти резко добавила: — Но, Клеона, приведи в порядок волосы и постарайся удалить загар с рук. Герцогиня подумает, что ты настоящая деревенщина.
 — Так я поеду в Лондон? — спросила Клеона.
 — Ну конечно, дорогая, — ответила миссис Говард. В ответ девушка крепко обняла ее.
 — Ты самая смешная, самая нелепая, самая чудесная мать на свете! — воскликнула она.
 Вернувшись в Мандевилл-холл, Клеона обнаружила, что Леони со служанкой заняты сборами. Леони отбирала платья для Клеоны, а служанка укладывала дорожный сундук. Было уже очень поздно, когда Эллен наконец объявила, что больше ничего не может втиснуть, и сундуки перетянули ремнями. Девушки легли, но ни та, ни другая не смогли заснуть. Утром Клеона поднялась первой.
 — Как ты элегантна! — воскликнула Леони, когда ее подруга была готова.
 Впечатление Клеоны о себе было не столь благоприятно. Бледно-желтый цвет дорожного платья и плаща придавал ее загорелой коже соломенную желтизну, а капор, украшенный зелеными перьями, казался неудобным, потому что атласные ленты врезались в шею под подбородком. Но она не собиралась жаловаться Леони. Та, полуодетая, в волнении бегала по спальне, требуя, чтобы ей заново уложили волосы, и чуть не плакала, боясь забыть что-то важное.
 Но вот ее высокий капризный голосок умолк, воцарилась тишина. Эллен объявила, что карета подъезжает, и Леони, не оглядываясь на Большой салон, вышла в парадную дверь, спустилась с крыльца и села в карету.
 Последовав за ней, Клеона ахнула от восхищения.
 — Верховые! — воскликнула она.
 Всадников было двое. Они сопровождали карету верхом на великолепных скакунах, и их бордовые с золотом ливреи и фуражки ярко выделялись на фоне серого утреннего неба.
 Легкий дорожный экипаж был запряжен четверкой.
 Кучер в крылатке и высокой касторовой шляпе с кокардой поигрывал кнутом с серебряной рукояткой. Лошади нетерпеливо били копытами, и, как только Эллен помогли сесть в карету рядом с девушками, дверцу закрыли, и экипаж тронулся.
 — Мы едем! — воскликнула Клеона.
 — Жаль, что не очень быстро, — язвительно ответила Эллен. — Чем скорее эта аллея скроется с моих глаз, мисс, тем лучше, а то я каждую минуту жду, что вот-вот появится хозяин и задаст нам хорошую взбучку.
 — Папа сказал, что его не будет почти три недели, — пробормотала Леони.
 Клеона любовалась пейзажем, который проносился за окнами кареты. Она никогда еще не ездила в таком экипаже. От его скорости и плавности хода у нее захватывало дух. «Я посмотрю на этих лошадей поближе», — твердила она себе. Но для этого нужно было дождаться, чтобы Леони и Эллен простились с ней на постоялом дворе под Йорком, куда они подъехали ровно к часу дня.
 — Не забудь, что ты мисс Мандевилл, — напомнила ей Леони, когда они вышли из кареты.
 — Мы задержимся здесь совсем ненадолго, — сказала Клеона кучеру, надеясь, что ее голос звучит достаточно властно. — Перед самым отъездом из Мандевилл-холла моя спутница, мисс Говард, получила известия о болезни родственницы. Мы оставим мисс Говард на этом постоялом дворе, за ней скоро пришлют коляску. Я решила оставить с ней и мою служанку, так как мисс Говард не совсем здорова, поэтому дальше я поеду с вами одна.
 Если кучер и удивился, то не подал виду.
 — Хорошо, мисс, — ответил он. — Ее светлость приказала доставить вас в Лондон со всей быстротой, на какую только способны ее лошади.
 Судя по тому, как мы ехали до сих пор, мы домчимся очень быстро, — с улыбкой заметила Клеона. — У вас замечательно резвые лошади. Вы можете ими гордиться.
 По лицу кучера девушка поняла, что открыла путь к его сердцу. На следующий день она долго сопротивлялась соблазну, но наконец сдалась, когда они меняли лошадей в Грантеме.
 — Меня немного укачивает в карете, — сказала Клеона, выходя из помещения постоялого двора. Свежие лошади уже стояли в оглоблях, готовые продолжать путь. Кучер посмотрел на нее вопросительно. Девушка слегка покраснела, сообразив, какое скандальное предложение собирается ему сделать. — Думаю, я бы чувствовала себя гораздо лучше, сидя рядом с вами на козлах. Скоро начнет смеркаться, и вряд ли кто-нибудь узнает меня в этой части страны.
 — Как пожелаете, мисс, — ответил кучер и приказал лакею: — Помоги леди подняться, парень, а потом сядь внутрь.
 — Внутрь, мистер Джебб? — переспросил лакей изумленно.
 — Внутрь! Ты что, не слышал? Да не испачкай ковер сапогами и не разваливайся на подушках. Имей в виду, я равно узнаю, чем ты там занимаешься.
 — Да, мистер Джебб, — почтительно ответил лакей. Клеона, сидя на козлах, разговаривала с Джеббом, и охотно рассказывал о скачках, о лошадях, перечислял родословные тех, что вошли в историю коневодства, и даже учил Клеону правильно управлять четверкой.
 — Не думаю, что его светлость сам правит, — обронила девушка с легким презрением. В ее воображении уже сложился образ герцога и весьма нелестный.
 — Вот тут вы неправы, мисс, — ответил Джебб. — Его светлость правит дай бог каждому. Говорят, ему нет равных: обращении с упряжкой цугом.
 — О! — удивилась Клеона. Избалованный молодой герцог, страстный игрок, готовый промотать семейное состояние, по ее мнению, не мог быть любителем лошадей.
 — Его светлость — редкий знаток, — продолжал кучер. Сколько жеребят покупал он на торгах да говорил мне: «Помяни мое слово, Джебб, то будет победитель». И не было случая, чтобы его светлость ошибся.
 Они ехали очень быстро, и Джебб рассчитывал прибыть в Линк-Хаус на Баркли-сквер к трем часам пополудни следующего дня. Но когда они достигли Бедфорда, оказалось что река Уз вздулась после недавних дождей, и мост, по которому они надеялись ее пересечь, залило. Пришлось сделать крюк в дюжину миль, а тут еще передняя лошадь в упряжке потеряла подкову, и, сколько Джебб ни чертыхался с досады, делать было нечего, пришлось искать кузнеца. Время ушло и на то, чтобы вернуться на тот постоялый двор, на котором предполагалось в последний раз сменить лошадей.
 Клеона вымыла руки и отказалась от жаркого из баранины и двух откормленных голубей, которым ее усердно потчевал хозяин. Вместо этого она заказала ломтик холодной ветчины и чашку шоколада. Как только это все подали, девушка быстро поела, но Джебб был явно обеспокоен и все время хмурился.
 — Не знаю, что скажет ее светлость, — бормотал он. — Она никогда не слушает оправданий. Ее светлость поджидает нас в три часа, а мы будем не раньше одиннадцати.
 На самом деле было уже за полночь, когда они достигли окраины Лондона. Клеона хотела попросить кучера остановить лошадей, чтобы поменяться местами с лакеем, который, как она полагала, крепко спал в карете. Но это еще больше задержало бы их. Кроме того, девушка успокаивала себя тем, что вряд ли кто-нибудь станет бодрствовать в такой час. Зато сверху ей будет лучше виден Лондон, чем через окно кареты.
 Взбираясь на небо, бледная луна лила серебряный свет на узкие улочки, эркеры магазинчиков и серые крыши, протянувшиеся, как чудилось Клеоне, в бесконечность. Лондон оказался огромным, гораздо больше, чем она представляла себе, и было в нем что-то таинственно-волнующее.
 Карета пронеслась мимо Тайберна 3 и по безмолвным улицам выехала к Баркли-сквер.
 — Прибыли, мисс, — сказал Джебб. — На девять часов позже. Бог знает, что скажет на это ее светлость!
 — Ее светлость давно уже спит, — предположила Клеона.
 — Сомневаюсь, — вздохнул кучер.
 Он придержал лошадей, и девушка увидела, что дом перед ними освещен факелами, вставленными в железные чашки на'перилах по обе стороны парадной двери. Пока Джебб осталавливал взмыленных животных, дверь открылась, и сно: света упал на тротуар. Клеона заметила внутри полдюжины ливрейных лакеев и с легким вздохом поправила капор и г добрала юбки, готовая спуститься с козел.
 В этот момент из-за угла на огромной скорости вылет фаэтон. Он остановился так резко, что четверка его лошадей была почти отброшена назад. Возчик кинул поводья груму сидевшему рядом с ним, и ловко спрыгнул на тротуар, фаэтона вышли четверо джентльменов в великолепных атласных сюртуках и бриджах и последовали за возчиком.
 Послышались голоса, и Клеона с ужасом увидела, что все прибывшие входят в освещенную дверь. Девушка смущенно начала спускаться. Лакей очень важного вида с отвращением отвернулся от дверцы кареты, когда оттуда вывалился сонный лакей, и с недоверчивым изумлением воззрился на Клеону.
 — Могу я помочь вам, мисс?
 — Спасибо, я сама, — ответила девушка, чуть задыхаясь. Смущенная вполне очевидным неодобрением на лице дворецкого, она импульсивно обернулась к Джеббу: — Большое спасибо, что привезли меня сюда. Я наслаждалась этой поездкой.
 Кучер коснулся полей шляпы.
 — Мне было приятно это сделать, мисс.
 — Не пройдете ли вы сюда, мадам? — натянуто проговорил дворецкий, и Клеона, робея, как ученица, последовала за ним.
 Они вошли в холл. Пятеро джентльменов были там. При появлении девушки все замолчали, разом повернулись и уставились на нее. Клеона поняла, что все они изрядно пьяны. Тот, который управлял фаэтоном, все еще был в цилиндре, съехавшем набок. Он шагнул вперед со словами:
 — Могу я иметь удовольствие познакомиться с вами? Не помню, чтобы я сегодня вечером принимал гостей.
 Клеона посмотрела на него слегка неуверенно. Он был высок, темноволос и красив. В жизни она еще не встречала таких красавцев. Судя по ухарски заломленному цилиндру и сбитому на сторону галстуку, он изрядно выпил, но несомненно, лучше владел собой, чем остальные.
 — Я Клеонa… Мандевилл, — чуть запнувшись, сказала девушка. — Я приехала к своей ба… бабушке, герцогине Линкской.
 — Ну конечно, как невнимательно с моей стороны! — заметил он. — Так вы богатая мисс Мандевилл! Мы вас ждали значительно раньше. Мне показалось, что вы прибыли весьма оригинальным образом на козлах кареты моей бабушки?
 Клеона покраснела. В его голосе звучала откровенная насмешка. Он явно испытывал удовольствие, заставляя свою гостью чувствовать неловкость. У девушки не было времени на размышления.
 — Я нахожу этот способ путешествия самым интересным, сэр, — сказала она вызывающе.
 Молодой человек засмеялся и, чуть пошатываясь, низко поклонился.
 — Разрешите представиться. Имеющий самую дурную репутацию приемный внук вашей бабушки!
 Так это был герцог! Девушка чуть не задохнулась от изумления. Она представляла его бледным, изнеженным, а перед ней стоял широкоплечий, сильный, неотразимый, сокрушительно красивый мужчина — и хмельной. На этот счет не могло быть никаких сомнений. Приседая в реверансе, Клеона слегка вскинула голову и бросила на него презрительный взгляд. Но герцог этого даже не заметил.
 — Вы должны познакомиться с моими друзьями, — заявил он. — Позвольте мне их представить. Сэр Энтони Джевингам.
 Щеголь в голубой парче поклонился, едва не упав.
 — Лорд Чарлз Ковентри.
 Джентльмен в зеленом осоловело заморгал.
 — Мистер Фредерик Фаррингдон и, — герцог помедлил, — граф Пьер д'Эскур. Джентльмены — это внучка Moeй бабушки, богатая и очаровательная мисс Мандевилл из Йоркшира!
 Его светлость — человек исключительно неприятный, подумала девушка, сжав губы. Может, он и герцог, но Клеона не привыкла, чтобы над ней смеялись. Кроме того, это упоминание о ее деньгах было так же оскорбительно, как и неуместно. Девушка взглянула на того приятеля герцога, которого он представил последним. Этот человек был хорош собой,  с влажными темными глазами южанина улыбающимися чувственными губами. Он взял ее руку и поднес к своим губам.
 — Enchante, Ma'm'selle 4 Вы, должно быть, измучены столь долгого путешествия и задержек, с которыми, очевидно, столкнулись в пути.
 Клеона оценила его чуткость и понимание.
 — Нас задержали паводок и потерянная подкова, сэр. Иначе мы были бы здесь намного раньше.
 — Уверен, ваша бабушка чрезвычайно беспокоилась. У герцога уже заплетался язык. — Ну, джентльмены, вам пор в постель. Я должен позаботиться о моей гостье.
 Джентльмены послушно пробормотали «доброй ночи» и шатаясь, вышли наружу, где на площади ждал фаэтон, чтобы развезти их по домам. Когда лакей закрыл дверь, герцог сказал Клеоне внезапно резким голосом:
 — Хоть уже поздно, я подозреваю, что вдовствующая герцогиня не ложилась спать, дожидаясь вашего приезда.
 — Ее светлость в Голубой гостиной, — почтительно сообщил дворецкий.
 — Показать дорогу? — Не дожидаясь ответа, герцог зашагал в дальний конец холла. Слуга распахнул дверь в изысканно обставленную комнату с панелями, обтянутыми голубым штофом. Маленькая прямая фигурка, выпрямившие; сидела у камина.
 Клеона почувствовала себя весьма неуютно. Она ожидала, что бабушка Леони будет грозной, но все-таки не такой ужасной, как эта старая леди, которая поднялась со свое: кресла ей навстречу. Герцогиня была очень стара, но ее глаза сохранили проницательность, а облик — величавость. О была одета с большой элегантностью в шелестящие шел кружева и ленты. Ее парик цвета бледного золота сверкал драгоценностями. Драгоценности украшали и шею, груд длинные костлявые пальцы старухи.
 — Итак, ты прибыла, дитя, — изрекла она сильным, пронзительным голосом, — и почти вовремя! О чем думал ленивый кучер, что так долго продержал тебя в пути?
 Клеона присела перед герцогиней в глубоком реверансе и торопливо произнесла:
 — Это не его вина, мадам. Нас задержал паводок в Бедфордшире, а потом расковалась одна из лошадей.
 — Не его вина! — возмутилась вдовствующая герцогиня. — Как может лошадь расковаться, если упряжка послана по поручению! Сплошное разгильдяйство! Сильвестр, если бы ты не был так одурманен своей нелепой игрой, я бы попросила тебя поговорить с этим человеком.
 — При чем здесь игра, бабушка? Я пока еще владею своим языком, — ответил герцог, скривив губы.
 — Тогда, будь добр, объясни свое поведение нынешним вечером, — сурово потребовала герцогиня. — Ты забыл, что русский посол был приглашен на обед, не говоря уже о таком пустяке, как еще какие-то двадцать четыре человека?
 Герцог схватился за голову, почувствовал, что забыл снять цилиндр, и отбросил его на стул.
 — Какой я болван! — воскликнул он. — Посол совершенно вылетел у меня из головы!
 — Так я тебе и поверила, — резко ответила герцогиня. — Твой камердинер уверял меня, что напомнил тебе о приеме, когда ты переодевался к обеду, а ты ответил, что едешь к Уайту всего на полчаса. Ты это сделал нарочно! Не отрицай, Сильвестр, я не вчера родилась! А княгиня самая злая на язык сплетница во всей Европе! Как ты можешь быть таким глупцом?
 — Когда сидишь за игорным столом, время словно перестает существовать, бабушка, — ответил герцог почти извиняющимся тоном.
 — А то я не знаю, что там на тебя находит, — фыркнула вдовствующая герцогиня. — И сколько, позволь спросить, ты нынче спустил?
 — Да почти что ничего, — беззаботно ответил герцог, — сущий пустяк.
 — Сколько? — настаивала ее светлость.
 — Если вам так хочется знать, не больше тысячи фунтов. Я справляюсь, бабушка, не так ли? Прошлой ночью было десять тысяч, а позапрошлой — пятнадцать. Скоро я начну выигрывать, и тогда вы будете мной гордиться. — Гордиться тобой! — Голос герцогини прозвучал как удар бича. — Гордиться тобой! Проматывающим свое наследство, как глупый мальчишка, только что вышедший из колледжа! — Возможно, она сказала бы больше, но вспомнила вдруг о присутствии Клеоны. — Мы поговорим об этом в другой раз, — зловеще посулила она.
 — Не сомневаюсь, бабушка, — устало отозвался герцог. — Вы устраиваете мне выволочки с завидным постоянством.
 — Оставим этот разговор, — нетерпеливо заявила герцогиня. — У нас гостья, которую не интересуют наши семейные дрязги.
 — Вы в этом уверены? — тихо спросил герцог.
 Его темные глаза встретились с глазами Клеоны, и, к своему изумлению, девушка увидела в них неприязнь. Ей показалось, будто кто-то неожиданно коснулся ее холодной рукой. Девушка даже вздрогнула.
 — Клеона проделала долгий путь, чтобы быть нашей гостьей, — сказала вдовствующая герцогиня, отворачиваясь от внука, — Ты выглядишь немного усталой и растрепанной, дитя. Надеюсь, путешествие было не слишком утомительным?
 — Нет, нисколько, — быстро произнесла Клеона, поправляя волосы.
 Только сейчас до нее дошло, какое жалкое зрелище она собой представляет после многих часов путешествия на козлах.
 — Мне всегда казалось, что в моей карете хорошие рессоры и достаточно подушек, — строго заметила ее светлость. — Обычно я бываю в полном порядке, сколько бы часов ни провела в дороге.
 Сама не отдавая себе отчета, Клеона почти умоляюще взглянула на герцога. Ему так легко было выдать ее, рассказав герцогине, что Клеона прибыла в ее дом на козлах, сидя рядом с кучером. Но, к облегчению девушки, он только посмотрел на нее насмешливо, давая понять, что прекрасно понимает ее затруднительное положение.
 — Мне… мне стало… немного нехорошо, мадам, — запинаясь, проговорила Клеона, — и я… открыла окно. Вероятно, поэтому у меня… такой небрежный вид.
 — И ты устала, я уверена, — добавила вдовствующая герцогиня. — Я пошлю за чашкой горячего супа. Не сомневаюсь, он тебя подкрепит. Ты бы не хотела отправиться сначала в свою спальню?
 — Да, мадам, — с признательностью ответила девушка. Герцогиня взяла серебряный колокольчик с соседнего стола и позвонила. Дверь тотчас открылась.
 — Проводите мисс Мандевилл к миссис Матьюс, — приказала она лакею.
 Клеоне казалось невероятным, что весь дом не спит в такой поздний час. Экономка в черном шелковом платье с ключами на поясе ждала, чтобы отвести ее наверх в большую спальню. Комната была такая роскошная, что девушка оторопела. Целую минуту она не могла двинуться с места, разглядывая кровать с пологом, мягкие ковры, канделябры с гербами, серебряную решетку камина, за которой ярко горел огонь. Две служанки, стоя на коленях, уже распаковывали ее дорожный сундук, еще одна ждала, чтобы расчесать ей волосы.
 Клеона вымыла лицо и руки в теплой душистой воде и села на стул. Пока служанка ее причесывала, другие повязали ей на шею чистую муслиновую косынку и сменили ей туфли. Затем экономка проводила девушку к лестнице, где ее встретил лакей и провел обратно в Голубую гостиную.
 Слуга бесшумно отворил дверь, Клеона переступила порог и поняла, что между вдовствующей герцогиней и ее приемным внуком продолжается горячий спор, но уже по другому поводу.
 — Оставьте меня в покое, бабушка, — сердито говорил герцог. — Я в состоянии разобраться со своими собственными делами.
 — Твой поверенный утверждает, что ты задолжал двести тысяч фунтов. Если ты думаешь продать землю, чтобы оплатить свои долги, то напрасно. Линкские поместья — это надежда, священная надежда для твоих детей и внуков. Эти земли неприкосновенны. Как я тебе уже сказала, есть только одно решение.
 — Бог мой, бабушка! Вы действительно думаете, что я стану терпеть какую-то конопатую деревенщину ради ее приданого? — яростно выкрикнул герцог.
 Герцогиня хотела что-то ответить, но, слегка повернув голову, увидела Клеону. Воцарилось неловкое молчание. Несколько смущенная, девушка медленно направилась к камину. Герцог круто повернулся и вышел в другую дверь, захлопнув ее за собой.
 «Он невыносим», — подумала Клеона, и в первый раз ей пришло в голову, что она могла бы получить удовольствие, играя роль Леони: это позволяло ей заодно преподать беспутному, дурно себя ведущему молодому человеку тот жестокий урок, которого он заслуживал.




 Глава 3


 Клеона спала крепко и, проснувшись, сначала не поняла, где находится. А потом с надеждой подумала, что Леони в безопасности и благополучно подъезжает к Холихеду.
 Было очень приятно лежать между прохладными простынями, которые благоухали лавандой, и не чувствовать покачивания кареты. Вспоминая свое прибытие на Баркли-сквер, Клеона удивилась, почему она не слишком испугалась. Если бы неделю назад ей сказали, что ее представят четырем джентльменам, которые плохо держатся на ногах, а она не испытает робости, девушка не поверила бы. Даже вдовствующая герцогиня внушила ей куда меньше страха, чем ожидала Клеона. Но теперь она поняла, что в глубине души все время боялась, что раскроется ее самозванство, и этот страх был сильнее всего остального.
 Итак, первое испытание Клеона выдержала. В конце концов, как и твердила ей Леони, не было даже мизерного шанса, что кто-нибудь из тех, кто бывал в Мандевилл-холле в Йоркшире, окажется на Баркли-сквер.
 Девушка прижалась щекой к подушке и с радостным возбуждением подумала о том, что сегодня увидит Лондон. А ведь еще недавно казалось совершенно невероятным, что она когда-нибудь сможет поехать на юг, да еще и оказаться среди такой роскоши. Под чужим именем, правда, но все-таки у нее есть шанс хотя бы две или три недели наслаждаться этой новой для нее жизнью, пока ее не разоблачат или не станет известно о замужестве Леони.
 Как именно ее разоблачат, Клеона представляла себе, к счастью, смутно. Возможно, Леони напишет вдовствующей герцогине, или же известие достигнет сэра Эдварда, он сам приедет в Лондон и увидит, кто занял место его дочери. При мысли о том, что сэр Эдвард в негодовании будет кричать на нее, как он кричит на своих наемных работников в поместье, а временами и на собственную дочь, девушке чуть не стало дурно. Но, верная своему обычному оптимизму и беспечности, Клеона решила, что об этом пока рано беспокоиться. Возможно, ей удастся сбежать и дилижансом вернуться в Йоркшир, как только она узнает, что свадьба Леони состоялась. Это избавило бы ее от объяснений и обвинений. Но что бы ни случилось потом, сейчас она может наслаждаться.
 Значит, нельзя терять времени; нужно использовать каждую драгоценную минуту, отведенную ей. Клеона села в кровати. Она как раз спрашивала себя, не позвонить ли в колокольчик, чтобы вызвать прислугу, когда в дверь осторожно постучали и служанка в домашнем чепце внесла завтрак на серебряном подносе. Сделав в дверях почтительный книксен, она подошла к кровати.
 — Ее светлость передает поклон, мисс, и спрашивает, не будете ли вы готовы через тридцать минут, чтобы не заставлять лошадей ждать?
 — Через тридцать минут! — удивленно воскликнула Клеона. — А который теперь час?
 — Почти десять, мисс.
 Чувствуя себя виноватой, девушка быстро проглотила завтрак, торопливо умылась и оделась. Она выбрала одно из самых красивых платьев Леони и, выходя из спальни, думала, что никогда не выглядела элегантнее, чем в этом нарядном капоре и шелковых юбках, которые шелестели, пока Клеона спускалась по парадной лестнице.
 Она нашла вдовствующую герцогиню в утренней гостиной. Старая леди была великолепна в зеленых страусовых перьях, атласном платье, отделанном бархатными лентами того же изумрудного цвета, и с каскадом изумрудов на морщинистой шее.
 — Если это и носят в Йоркшире, то для Лондона твой наряд совершенно не годится, — язвительно изрекла ее светлость.
 — Возможно, мы немного отстали от моды, — признала Клеона.
 — Никаких «возможно»! — отрезала герцогиня. — Твои платья, дитя, ужасны! Мы должны немедленно отправиться к мадам Бертен и молиться, чтобы никого не встретить по дороге, пока ты не будешь одета как положено. Не понимаю, о чем думал твой отец?
 Клеона тихонько хихикнула, вспомнив, сколько Леони тратила на свои наряды в лучших магазинах Йоркшира! Интересно, что сказала бы герцогиня, появись Клеона в ее доме в одном из своих собственных платьев?
 — Смейся, смейся, — мрачно отозвалась герцогиня, — но уверяю тебя, дитя, это не шутка. Даже хорошенькое личико требует красивого обрамления.
 Им подали карету, запряженную парой великолепных жеребцов. Клеона разглядывала их с восхищением. Но не меньшее восхищение вызывали у нее и другие лошади, которые попадались им на пути к Бонд-стрит. Эти лошади везли высокие фаэтоны, в которых ехали денди в цилиндрах, лихо сдвинутых набок, кареты и двуколки, в которых сидели элегантные дамы с зонтиками, чтобы защищать от солнца их белую кожу. Мимо проезжали джентльмены верхом на таких скакунах, что Клеона отдала бы все на свете, чтобы хоть денек покататься на такой лошади.
 Бабушка Леони рассуждала о туалетах, о том, какие платья требуются для дневного времени, для балов, для вечеров в Воксхолле, для приемов, музыкальных вечеров и просто поездок по Роттен-роу 5 . Герцогиня все говорила и говорила, пока девушке вдруг не пришла в голову обеспокоившая ее мысль и она не спросила неожиданно резко:
 — Кто заплатит за все это, мадам?
 — Твой отец, конечно, — ответила вдова, — он достаточно богат. И вряд ли он пожалеет каких-то нескольких фунтов, чтобы его единственная дочь выглядела достойно своего положения в обществе.
 У Клеоны душа ушла в пятки. Что, если — а это вполне вероятно — сэр Эдвард откажется платить за платья, заказанные герцогиней! Что тогда? Речь шла уже не о спасении ее подруги. Теперь ее притворство могло нанести непоправимый финансовый — если никакой другой — ущерб ее отцу. Стараясь не впадать в панику, девушка сжала пальцы и напряженно проговорила:
 — Видите ли, мадам, мой отец был в отъезде, когда пришло ваше письмо. Он даже не знает, что я здесь. Поэтому я не хотела бы тратить большие суммы без его разрешения.
 — Вздор! — отрезала герцогиня. — Твой отец всегда был чудовищем, но я не верю, что ему понравилось бы, если бы его единственный ребенок опозорил его.
 — Наверное, мне следовало спросить отца, прежде чем ехать на юг, — медленно проговорила Клеона, пытаясь придумать выход. — Но письмо вашей светлости было таким настойчивым, и мне казалось, нет никакой особой причины ждать его возвращения. Но я бы не хотела вовлекать отца в большие расходы.
 — Неприятный тип! Я всегда это знала, — резко ответила ее светлость. — Неприятный и совершенно непредсказуемый!
 — Он… он может отказаться платить, — пролепетала девушка.
 Герцогиня фыркнула.
 — Меня бы это не удивило! Но тебе нужна одежда, и ты будешь ее иметь! Боже мой, дитя! Ты ведь не думаешь, что какой-нибудь мужчина посмотрит на тебя такую, какая ты есть сейчас?
 Клеона взглянула на свое шелковое платье и удивилась: а почему, собственно, нет? Немало мужчин смотрели на Леони в Йоркшире, хотя большинство из них не нравились сэру Эдварду, и дальше знакомства дело не шло. Но им-то было не важно, что платье Леони не dernier cri 6 
 — Предоставь сэра Эдварда мне, — надменно заявила герцогиня. — Я с ним договорюсь. Кроме того, когда он прибудет в Лондон, ты уже, возможно… — Она внезапно замолчала, явно сдерживая слова, готовые сорваться с ее губ. Но Клеона догадалась, что имела в виду старая леди, и снова задрожала от страха. Что скажет герцогиня, когда обнаружит, что тратила свои силы на кого-то столь недостойного? Однако в магазине мадам Бертен от ее страхов не осталось и следа. Клеона, которая никогда не интересовалась одеждой, поймала себя на том, что очарована прекрасными тканями, большая часть которых только что прибыла из Франции. Тут был лионский бархат всех цветов, ленты, кружева, газ, тафта и атлас, вышивки, сделанные, должно быть, пальцами фей, и капоры, столь восхитительные, что Клеона даже забыла, что всегда предпочитала ходить с непокрытой головой. Вдовствующая герцогиня заказала дюжину разных туалетов, и Клеона, уже выразив свой протест, почувствовала, что ей больше нечего сказать.
 — А теперь, мадам Бертен, — приказала старая леди, — найдите моей внучке что-нибудь, в чем она сможет ходить, пока не будут готовы платья для нее. Клянусь, мне стыдно показаться с ней, пока она в таком виде.
 — Ваша светлость несправедливы, — промурлыкала мадам Бертен на своем ломаном английском. — Мадемуазель юна, привлекательна. Платья для нее не так важны, как для тех, кто уже миновал весну жизни.
 — Одежда всегда важна! — отрезала бабушка Леони.
 Мадам Бертен повела Клеону в маленькую комнату в глубине магазина. Там ее одели в одно из платьев нового фасона, который был последним криком моды в Париже: высокая талия, поднимающая грудь, и узкая прямая юбка до самого пола. Каким-то непостижимым образом это платье лучше подчеркивало фигуру, чем сшитое в талию.
 — Eh bien! 7 Этот фасон будто специально создан для вас, мадемуазель, — заметила мадам Бертен. — Было бдл преступлением скрывать такую фигуру под тяжелыми нижними юбками и жесткой тафтой.
 Клеона взглянула на себя в зеркало и онемела от изумления. До сих пор она и понятия не имела, что у нее грудь такой прекрасной формы, а тело, чуть виднеющееся сквозь тонкую ткань платья, так изящно и так пропорционально.
 Принесли и капор, который не имел ничего общего с тем, в котором Клеона приехала в магазин. Этот был спереди больше фута высотой, с почти заметной тульей и украшен крошечными страусовыми перьями переливчато-синего цвета.
 — C'est exquisite! — воскликнула мадам Бертен. — Mais regardez! 8 У мадемуазель красивая кожа, я вижу это по ее шее и рукам, но кисти и лицо — quelle horreur! 9 — на ее очаровательном носике есть даже веснушки!
 — Моя внучка живет в Йоркшире, — сквозь зубы процедила герцогиня, словно это был некий ад, где место только безумцам.
 — Тогда понятно, — откликнулась мадам Бертен. — Я отправлю вас к моей подруге, миссис Рашель. У нее есть лосьоны, которыми должна пользоваться мадемуазель, а пока я наложу чуть-чуть румян и помады. Чтобы носить мои платья, ваша светлость, это просто необходимо.
 — Я это прекрасно знаю, — кивнула герцогиня. — Но моя внучка прибыла в Лондон только минувшей ночью. Я привезла ее сюда, как только она встала. Можете себе представить, о скольких вещах нам придется еще позаботиться. Через два часа Клеона ощутила необъяснимую усталость. В Йоркшире она немало ездила верхом, к тому же у нее было немало дел по дому, но она никогда не уставала. Духота в магазине мадам Бертен и бесконечное стояние, пека на ней подгоняли одежду, оказались на редкость утомительными. Девушка была благодарна, когда герцогиня сказала:
 — Пока достаточно. Мы вернемся после полудня, мадам, но сначала мы должны купить обувь, перчатки, зонтик и еще множество вещей.
 — Merci beaucoup! 10 Я глубоко признательна за покровительство вашей светлости, — ответила мадам Бертен, провожая их до двери.
 Лошади, должно быть, измучились, ожидая их, подумала Клеона. Кучер с трудом справлялся с ними, пока они преодолевали короткое расстояние до Баркли-сквер.
 Девушка сидела рядом с вдовой, разглядывая свое новое платье и по-прежнему терзаясь вопросом, кто за это заплатит. Клеона услышала, как мадам Берген назвала некоторые цены, и ее душа ушла прямо в новые атласные туфли. Но теперь было поздно что-либо предпринимать. Оставалось лишь продолжать маскарад! На мгновение мелькнула безумная мысль сознаться во всем бабушке Леони и отдаться на ее милость. Но девушка тут же поняла, что еще есть время перехватить Леони и Патрика до того, как они сядут на корабль. Они едут медленно, почтовыми дилижансами, и быстрые лошади герцогини легко догонят их прежде, чем они доберутся до Холихеда.
 Нет, она ничего не может сделать. Клеона неслышно вздохнула.
 — Мы опоздали, — сказала герцогиня величественному дворецкому, когда они вошли в дом на Баркли-сквер. — Ленч готов?
 — Да, ваша светлость, — ответил дворецкий. — Его светлость в библиотеке.
 — Его светлость? — воскликнула герцогиня. Ее удивление не вызывало сомнений.
 — Его светлость всего несколько минут назад вернулся из парка.
 Старая леди быстро направилась в библиотеку. Лакей открыл дверь, и Клеона увидела герцога. Он стоял у окна и смотрел в садик с фонтаном, окруженный стеной.
 — Вот так сюрприз, Сильвестр! Мы благодарны, что ты подождал нас.
 Герцог повернулся с улыбкой, которая оказалась неожиданно обаятельной.
 — Доброе утро, бабушка, — произнес он, поднеся ее руку к губам. — Ужасно не люблю вас обманывать: я думал, что вы обе уже поели!
 — Тогда ты будешь разочарован, — усмехнулась герцогиня. — Мы с Клеоной провели утомительное утро и поедим вместе с тобой.
 Его светлость повернулся к девушке, внимательно разглядывая преображенную внешность.
 — Могу я сказать, что очень рад вашему обществу? — снова обратился он к герцогине, — И если я скажу, вы мне поверите?
 — За свою долгую жизнь я научилась принимать то, что говорят мне люди, за чистую монету. Это избавляет от пустых размышлений и лишнего беспокойства.
 Герцог откинул голову и засмеялся.
 — Бабушка, вы непобедимы! Но для пикировок еще слишком рано. Я проехал верхом до Патни и обратно и голоден как волк. Моя новая лошадь пугается всего, даже собственной тени.
 Клеона взглянула на него, отметив про себя, что он выглядит удивительно хорошо для человека, который накануне много выпил. «Должно быть, у него железный организм», — подумала девушка.
 Ее светлость повела всех в столовую. Герцог уселся во главе стола, бабушка — по правую руку от него, Клеона — по левую. Девушка постаралась не выдать своего удивления, но ее поразило все: великолепие золотой и серебряной посуды, изобилие редких орхидей, полированный стол без скатерти. Никогда прежде она не видела такой сервировки. Вино наливалось в хрустальные кубки, на серебряных тарелках, с которых они ели, красовался герб герцога, а севрский фарфор, на котором подавали еду, был так красив, что Клеона недоумевала, почему он не стоит в застекленном шкафчике.
 Герцогиня посмотрела на нее через стол и сказала резко:
 — Ешь. дитя, ты, должно быть, умираешь с голоду! — Солнце, светившее в окно столовой, позолотило волосы Клеоны. Герцогиня задумчиво прищурилась. — Не пойму, кого ты мне напоминаешь, ты совсем не похожа на свою мать. У нее волосы никогда не были такого цвета.
 — Возможно, я пошла в кого-то из дальних предков, — произнесла Клеона, стараясь не выдать свой страх.
 — На вашем родословном древе их, несомненно, хватает, — кисло вставил герцог. — Бывало, меня заставляли учить имена и подвиги моих наиболее знаменитых предков в качестве наказания. С тех пор я их всех ненавижу,
 — То же самое твои внуки, несомненно, скажут о тебе, — резко откликнулась старая леди.
 — Если они у меня когда-нибудь будут, — проронил герцог, взглянув на нее исподлобья.
 Глаза вдовы яростно сверкнули. Она явно собиралась что-то сказать, но передумала. Герцог нарочно ее дразнит, поняла Клеона. Она хотела бы сменить тему, но что она могла сказать молодому человеку, который еще накануне в пьяном виде грубо насмехался над ней. Девушка снова поразилась, как хорошо он выглядит. Клеона всегда считала, что после ночного пьянства лица мужчин бывают бледными и отекшими. Эти размышления помогли ей вспомнить кое-что из событий минувшей ночи, и чтобы ослабить напряжение между бабушкой и внуком, она быстро проговорила:
 — Вы знаете, мадам, что в вашем доме обитают привидения?
 — Привидения?
 Если Клеона хотела отвлечь внимание от назревающей ссоры, то ей это, несомненно, удалось. И герцог, и герцогиня с удивлением повернулись к ней.
 — Да, да, — подтвердила девушка. — Вчера ночью, когда я отправилась в свою спальню, она была полна дыма. Экономка объяснила, что, должно быть, скворцы свили гнездо в дымоходе. Она обещала послать с утра за трубочистом, но я так задыхалась, что она предложила мне переночевать в комнате напротив.
 — Почему мне не сказали? — перебила герцогиня. — Это безобразие со стороны миссис Матьюс — заранее не проследить за тем, чтобы камины были вычищены.
 — Не важно, бабушка, давайте послушаем о привидении, — вмешался герцог.
 — Ну, я очень устала, — продолжала Клеона, — и, как только служанка убрала из кровати горячие кирпичи, я легла и уже начала засыпать, возможно, я даже проспала несколько минут, потому что мне показалось, потом что-то разбудило меня. Я открыла глаза и увидела силуэт на фоне окна.
 — Силуэт на фоне окна! — воскликнул герцог. — Но это невозможно, если только его не освещал огонь в камине.
 — Нет, — возразила Клеона, — огонь был очень слабый. В комнате было жарко, и, прежде чем лечь, я отдернула занавески. Снаружи светила луна, небо было светлым, и на его фоне я вполне отчетливо видела чьи-то очертания…
 — Это был мужчина или женщина? — спросил герцог.
 — Я не знаю. Это был просто темный силуэт, а затем призрак — если это был призрак — пересек комнату и исчез — да, исчез — в стене напротив. Там нет никакой двери: я посмотрела сегодня утром!
 Рассказывая свою историю, она остановилась, чтобы перевести дух, а когда закончила, раздался грохот, заставивший ее вздрогнуть. Один из лакеев уронил стопку тарелок, и они разбились на мелкие осколки.
 Герцогиня даже не взглянула в ту сторону.
 — То, что ты рассказала, несомненно, очень странно, дитя, — молвила она. — Но я никогда не слышала, чтобы в этом доме водились призраки. Будь это Линк, дело другое. Там, как всем известно, есть несколько привидений, но, слава Богу, все они безобидны!
 — Я тоже никогда не слышал о привидениях в этом доме, — медленно подтвердил герцог. — Должно быть, Клеоне приснился ее силуэт.
 — Возможно, конечно, — согласилась девушка, — но в то же время я видела все очень живо. Я не испугалась — я была слишком сонной, — но нынче утром, когда я об этом вспомнила и обнаружила, что в той стене нет никакой двери, а только белые панели, я решила, что ошиблась.
 — Думаю, так оно и есть, — лаконично изрек герцог. Когда они закончили ленч и герцогиня встала, чтобы покинуть столовую, девушка услышала, как герцог обратился к дворецкому:
 — Я бы хотел поговорить с лакеем, который уронил поднос. Как его зовут?
 — Адам, ваша светлость. Он у нас недавно.
 — Я хочу с ним поговорить, — повторил герцог. — Пошлите его в библиотеку и велите подождать меня.
 — Хорошо, ваша светлость.
 Герцог проводил бабушку в Голубую гостиную, которая, как поняла Клеона, была местом обычного пребывания герцогини. В маленькой, залитой солнцем комнате стояла золотая клетка с попугаем. Он встретил их появление непристойным смехом.
 — Что за грубая птица, бабушка, — возмутился герцог. — Не понимаю, как вы ее терпите.
 — Я терплю довольно много грубых вещей, — заметила ее светлость.
 Внук обезоруживающе улыбнулся ей.
 — Touche 11 , — сказал он. — Вы так сердиты на меня?
 «Он может быть очаровательным, когда захочет», — подумала Клеона, наблюдая, как герцог склонился к руке старой леди.
 — Ты негодяй и плут, — ответила та, и по внезапной мягкости в ее голосе Клеона догадалась, что она любит своего непутевого приемного внука.
 — Я знаю, — кивнул герцог, — но вы должны со мной мириться. Вы всегда мирились. Не представляю, что со мной будет, если вы от меня отвернетесь.
 — Я не намерена от тебя отворачиваться. Я спасу тебя, как бы ты ни сопротивлялся.
 — Меня это немного пугает!
 — Тогда ради Бога… — начала было герцогиня, но запнулась, словно вдруг вспомнив, что Клеона находится в той же комнате. — Мы поговорим об этом в другой раз. Ты пообедаешь с нами сегодня? Это доставит нам обеим огромное удовольствие.
 Его светлость на минуту заколебался.
 — Да, бабушка, я пообедаю с вами. Но после обеда, как вы понимаете, я вас оставлю.
 — Завтра вечером я собираюсь ввести Клеону в свет, — сказала герцогиня. — В Девоншир-Хаус состоится бал, на который я приглашена, и я уже написала герцогине, чтобы спросить, могу ли я привезти свою внучку. Полагаю, ты не захочешь сопровождать нас туда?
 — Нет, бабушка, боюсь, что нет. Возможно, я загляну туда ненадолго, но это все, что я готов переварить. Не ждите от меня большего, бабушка.
 — Мы обсудим это завтра, — с некоторой поспешностью ответила она. — Пока довольно того, что нынче вечером ты обедаешь с нами.
 — Я очень самоотверженный, не так ли? — спросил герцог. Внезапно он повернулся к Клеоне и добавил насмешливо: — Вы не думаете, что я хорошо веду себя с моей бабушкой и, конечно, с вами?
 У Клеоны кровь прилила к щекам. Девушка понимала, что герцог ее дразнит. Но прежде чем она успела ответить, дверь открылась, и на пороге возник дворецкий.
 — Прошу прощения, ваша светлость.
 — Ну, в чем дело? — нетерпеливо спросил молодой человек.
 — Этот лакей, ваша светлость! Он сбежал, ваша светлость! Должно быть, испугался того, что натворил!
 — Он сбежал, — медленно повторил герцог. Казалось, эти слова имеют для него какое-то значение.
 — Да, ваша светлость, — нервно подтвердил дворецкий, словно чувствовал себя виноватым. — Он был иностранец, ваша светлость, и не очень расторопный.
 — Ну а теперь он скрылся. — Голос герцога звучал равнодушно. — Это уже не важно. Но прежде чем вы наймете кого-нибудь на его место, обсудите этот вопрос со мной, будьте так добры.
 — Слушаюсь, ваша светлость.
 Дворецкий, без сомнения, удивился. Очевидно, раньше такого никогда не случалось. Герцогиня тоже казалась озадаченной, а потом в ее старых глазах вспыхнуло любопытство.
 — Интересуешься домашними делами, Сильвестр?
 — Вовсе нет. Эти вещи вызывают у меня скуку, — скривился герцог, — но мне сказали, что в этом районе было несколько ограблений. Я знаю, вас бы огорчило, бабушка, если бы фамильное серебро, которым так дорожили мои знаменитые предки, унесли прямо у нас из-под носа.
 Герцогиня в ужасе всплеснула руками.
  —  Воры и грабители! — воскликнула она. — Да, действительно, ты прав, Сильвестр. Я должна найти новое место для своих драгоценностей. Моя служанка так бестолкова, вечно забывает спрятать на ночь то серьги, то брошь.
 — Всегда лучше принять все меры предосторожности, дабы не лишиться ничего ценного. — К герцогу вернулся его обычный насмешливый тон.
 Вдова протянула руку.
 — Сильвестр, не играй сегодня вечером, — взмолилась она. — Если это развлечет тебя, мы поедем в Оперу или на концерт, который устраивает леди Элизабет Фостер, — там будет много твоих друзей.
 Герцог улыбнулся, и Клеона решила, что он уступит ее просьбе. Но молодой человек с усмешкой отвернулся.
 — Не запрягайте меня, бабушка, я не приучен к удилам. Я пообедаю с вами дома, а затем поеду к Уайту или Уоттерсам. Вы же знаете, у меня пальцы будут чесаться, пока я не доберусь до карт! Аu revoir 12  , Клеона… к вашим услугам, бабушка. — Он поклонился им обеим, уже стоя в дверях, и исчез.
 Ее светлость встала, глядя ему вслед. Клеоне показалось, что она внезапно лишилась гордости и силы духа и превратилась в усталую и озлобленную старуху, которая ведет безнадежную битву.
 — Почему он играет? — Вопрос был дерзкий, но девушка все-таки не удержалась и задала его.
 — Не знаю, — ответила вдова. — Раньше Сильвестр никогда таким не был. Ещё год назад он был спокойным и разумным. А потом сошелся с беспутной компанией. Это было после… да, после того, как ему не позволили вступить в армию.
 — Не позволили? Кто? — спросила Клеона.
 — Семья и опекуны. Сильвестр хотел идти сражаться с Наполеоном. Но как они могли его отпустить 9 Единственный ребенок, наследник .всего состояния. Вот тогда он и пристрастился к азартным играм. Все было не так плохо, но в последние три месяца он стал ночь за ночью проигрывать колоссальные суммы. Разве поместье может это выдержать? Даже самое большое состояние в конце концов будет исчерпано. Столько людей говорят мне о его безрассудстве, но что я могу сделать, что я могу сделать? — Голос вдовы пресекся. Клеона инстинктивно обняла ее и подвела к креслу. Но, словно устыдившись своей слабости, герцогиня, чуть тряхнув головой, снова взяла себя в руки. — Я, вероятно, все выдумываю, — резко сказала она. — Мальчик может о себе позаботиться. Ему двадцать пять или двадцать шесть? Это просто такой период. Он пройдет, и Сильвестр увидит глупость своих привычек. По крайней мере сегодня вечером он обедает с нами, а не с той женщиной.
 — Какой женщиной? — спросила Клеона, хотя и не рассчитывала на ответ.
 — О, с некоей певицей из Воксхолла. Говорят, она красива, но мне так не кажется. Проститутка — всегда проститутка, какие бы обеды она ни устраивала и какие бы вина ни подавали за ее столом. Но мне не следовало говорить с тобой о таких вещах. Забудь, что я сказала. Должно быть, я старею. Однако ты кажешься разумной девушкой. Ты же понимаешь, что у всех мужчин бывают увлечения. И никто не думает из-за этого о них хуже, если только это не заходит слишком далеко.
 — А что значит слишком далеко? — спросила Клеона, снова не надеясь получить ответ.
 — Слишком далеко — это когда заходит речь о браке, — изрекла старуха, вставая, голосом скрипучим, как голос ее попугая. — О браке с кем-то недостойным, с кем-то ниже по положению, с кем-то, кто должен знать свое место. — Она поднесла руку ко лбу. — У меня болит голова, мне пора отдыхать. Позже мы снова поедем по магазинам. А пока я пойду в свою спальню.
 Старая леди вышла из комнаты с высоко поднятой головой, но Клеона знала, что это притворство. Ее вдруг охватил гнев на герцога за то, что он огорчает свою бабушку. Ее светлость была стара, слишком стара для таких переживаний.
 — Он негодяй, — прошептала девушка, но поймала себя на том, что вспоминает чарующий голос, улыбку и то выражение его глаз, которое промелькнуло, когда герцог увидел ее в библиотеке перед ленчем. Полная решимости не думать о нем, Клеона взяла со стола какую-то книгу. Но едва перевернула страницу, как дверь открылась и дворецкий объявил:
 — Граф Пьер д'Эскур прибыл с визитом, ваша светлость. Клеона встала.
 — Ее светлость ушла отдыхать.
 — Но, надеюсь, это не означает, что вы меня прогоните? — спросил голос с иностранным акцентом, и граф Пьер д'Эскур вошел в комнату. Он был красив на латинский манер: темноволосый, со смуглым лицом и большими глазами под тяжелыми веками. Граф поднес руку Клеоны к губам со словами: — На самом деле я пришел, чтобы увидеть вас и просить прощения за вчерашний вечер и за наше поведение.
 — Вам не за что извиняться, — машинально ответила девушка.
 — Ах, как бы мне хотелось в это верить, — воскликнул француз. — Я всю ночь не сомкнул глаз, вспоминая, с каким презрением вы смотрели на нас, когда мы возвращались из игорного дома.
 — Я была слишком усталой, — напомнила Клеона, — чтобы замечать что-нибудь, кроме того, что мое путешествие закончилось. — Она неожиданно поняла, что граф все еще держит ее руку, и попыталась ее отнять.
 — Вы так же добры, как прекрасны, — пробормотал француз и снова поцеловал ее пальцы.
 У девушки вдруг возникло странное чувство, будто она играет в спектакле. Как будто все это было написано, отрепетировано и так же нереально, как любая театральная драма.
 — Да, вы прекрасны! — повторил граф, и по телу Клеоны пробежала легкая дрожь.




 Глава 4


 — Dites moi 13  , почему Лондон так долго не видел этой красоты? — вкрадчиво спросил граф, садясь возле Клеоны на диван.
 — Мой дом в Йоркшире, — нерешительно ответила Клеона. — Бабушка пригласила меня приехать в Лондон, и я, конечно, не могла ослушаться.
 — Naturellement 14  , — согласился граф. — Но вы же не рабыня, и у меня такое чувство, что в своей жизни вы делаете не много такого, чего не желаете делать.
 Говоря это, он заглянул девушке глубоко в глаза, и Клеона с усилием отвернулась.
 — Не стоит говорить обо мне. Расскажите лучше о себе. Это, наверно, гораздо интереснее.
 — Зачем мне надоедать такому юному и веселому созданию, как вы, своей печальной историей? — тихо проговорил граф. — Неужели вы желаете услышать, что мои родные погибли на гильотине, мои земли конфисковали, мои дома сожгли и разграбили? Я бежал в Англию в том, в чем был, и радовался, что остался жив. — Он говорил так гладко, словно не впервые повторял эту историю, но Клеоне все равно стало жаль его.
 — Сейчас вы не кажетесь нищим, — мягко заметила она. Граф улыбнулся:
 — Должен ли я объяснять вам, что обязан этим своим способностям? К тому же мне повезло с друзьями. Теперь я могу вернуться домой, чтобы спасти то, что осталось от семейного достояния. У меня есть основание считать, что мои интересы были доведены до сведения самого Бонапарта.
 — Тогда вам действительно повезло, — сказала Клеона.
 — Но не так, как мне хотелось бы, — тихо проговорил француз, бросая на девушку красноречивые взгляды.
 Она решительно поднялась.
 — Думаю, мне следует узнать, не нужна ли я ее светлости.
 — Helas 15 . Я чем-то оскорбил вас? — быстро спросил граф.
 — Нет-нет, — ответила Клеона, — просто… Граф взял ее за руку и снова усадил на диван.
 — Просто, — спокойно продолжил он, — вы испугались. Je suis fou 16 … На минуту я забыл, как вы молоды и неискушенны. Вы так прекрасны, так желанны, что это… как это вы говорите по-английски… вскружило мне голову. И вы почувствовали, как меня влечет к вам! О, вы такая чуткая, такая отзывчивая.
 Клеона убрала руку.
 — Вы слишком торопитесь, граф, вы смущаете, да и, возможно, немного… пугаете меня.
 Француз засмеялся. Это был мягкий, ласкающий смех.
 — Вы очаровательны. Вы не возражаете против того, что я это говорю? Ибо я просто не могу это не говорить! Вы пленили меня! С той самой минуты, как я вас увидел…
 — Нет, это неправда, — отрезала Клеона. — Когда вы впервые увидели меня, я была усталая, растрепанная, вся в дорожной пыли. Единственное, что вы могли подумать: «Что может делать на Баркли-сквер эта деревенская девица?»
 Граф откинул голову и рассмеялся.
 — Вы неисправимы! Нет, я так не думал. Я подумал, что ваше личико с большими усталыми глазами под старомодной, но очень идущей вам шляпой очаровательно. Мне хотелось бы, чтобы это я, а не кучер ее светлости мог бы впервые показать вам Лондон. Однако вам предстоит увидеть еще много интересного! Мисс Клеона, позвольте мне познакомить вас с Лондоном так, как это может сделать только иностранец? Эти англичане… Они равнодушны к красоте своего города и часто не замечают его прелести. Когда я сюда приехал, все здесь было для меня новым и потому крайне excitant  17 . Я хотел бы, чтобы и вы так же увидели Лондон.
 Граф казался столь искренним, что Клеона не могла оставить его предложение без ответа.
 — Вы очень добры, — проговорила она, как и следовало благоразумной девушке, — но что скажет ее светлость?
 — Ее светлость, конечно, не придет в восторг, — ответил француз, чуть улыбаясь. — Но даже ее светлость вряд ли ожидает, что герцог все время будет вас сопровождать. Он очень неуловим, наш юный и веселый друг Сильвестр. Позвольте мне быть вашим гидом?
 Граф наклонился вперед и взял обе ее руки в свои. Его лицо оказалось очень близко к ее лицу. Клеона поняла, что он изо всех сил старается очаровать, а возможно, и соблазнить ее. Девушка сказала себе, что она должна быть осторожна и держаться подальше от этого человека. Но было что-то захватывающее в сознании, что с ней флиртуют, ее внимания добиваются, причем так, как никогда бы не пришло в голову тем неуклюжим молодым людям, которых она встречала в Йоркшире, или даже более искушенным деревенским сквайрам, ни один из которых не взглянул на нее дважды.
 Клеона потупилась, ибо женское чутье подсказало ей, как заманчиво темнеют длинные ресницы на фоне бело-розовой кожи лица. Затем она тихо проговорила:
 — Это очень любезно с вашей стороны, сэр.
 Граф наклонил голову, и девушка почувствовала его горячие требовательные губы на своей руке. Только она успела подумать, что француз чересчур стремителен, как дверь сзади них открылась. Даже не поворачивая головы, Клеона поняла, кто вошел.
 — Проклятие! — раздался нетерпеливый голос. — Где моя бабушка? Ты губишь репутацию девушки, Пьер, сидя тут с ней наедине!
 Француз грациозно поднялся — Клеона обратила внимание, что он вовсе не кажется смущенным.
 — Я только спрашивал мисс Клеону, не разрешит ли она мне показать ей достопримечательности Лондона. Конечно, когда ты будешь занят. Я не пытался занять твое место, мой дорогой герцог, я только предлагал свои услуги в качестве почтительного гида в твое отсутствие.
 — Не сомневаюсь, что мисс Клеона, как ты ее называешь, — неприязненно сказал герцог, — будет рада принять твое предложение. Но если кто-то думает, что я собираюсь бродить вокруг древних монументов или нянчиться с желторотой деревенской девицей, у него, должно быть, не все в порядке с головой. — Он, хмурясь, посмотрел на Клеону.
 — Я уверена, — нервно откликнулась девушка, — бабушка вовсе не предполагала, что вы будете делать что-либо подобное. Это действительно была идея графа, что мне следует познакомиться с достопримечательностями Лондона, раз уж я здесь.
 — Вам это покажется чертовски скучно. Это все, что я могу сказать. — Герцог пересек комнату и налил себе бокал вина.
 — Хочешь выпить, Пьер? — спросил он, не поворачивая головы. — Или у тебя назначена другая встреча? Готов поспорить, тебя ждут не дождутся в полдюжине салонов.
 — Мой дорогой Сильвестр, ты, конечно, прав, — улыбнулся граф. — Я не буду злоупотреблять твоим гостеприимством. Я пришел лишь засвидетельствовать мое почтение герцогине, а также передать сообщение тебе.
 — Сообщение?
 — Сообщение, — повторил француз. — Кое-кто, кого мне не нужно называть, будет ждать тебя нынче вечером в семь часов.
 — О да, конечно! — ответил герцог. — Я сгораю от нетерпения. Передай этому человеку, что я приду.
 Граф поклонился с кошачьей грацией, бросил на Клеону взгляд, полный желания, и вышел из комнаты, тихо закрыв за собой дверь.
 Девушка в нерешительности стояла около дивана. Она не знала, удалиться ли ей немедленно или подождать, не заговорит ли с ней герцог. Поколебавшись минуту, Клеона робко проговорила:
 — Ее светлость уже пошла отдыхать, когда доложили о графе.
 Герцог повернулся от столика с напитками. Девушка заметила, что его бокал остался нетронутым. Он смотрел на нее, и казалось, его взгляд отмечает малейшие детали ее нового платья, новой модной прически, нежно подкрашенного лица и даже ее маленьких рук, которые, несмотря на бесконечные протирания лимонным и огуречным соками, все еще оставались досадно загорелыми.
 — Зачем вы сюда приехали? — спросил он. Вопрос прозвучал резко, как пистолетный выстрел.
 — Герцогиня письмом пригласила меня. Она настаивала на немедленном приезде. Сэр Эдвард — мой… мой отец — был в отъезде, и поскольку дело казалось важным, я поступила так, как желала ее светлость.
 — Моя бабушка сказала вам, зачем она вас пригласила?
 — Н… нет, — нерешительно проговорила девушка.
 — Конечно, сказала! — заявил герцог тем же неприязненным тоном. — Вы приехали сюда по ее наставлению, чтобы выйти за меня замуж. Я не дурак. Я понимаю, что затеяла ее светлость. Что ж, позвольте мне внести ясность: я не собираюсь на вас жениться! Возвращайтесь туда, откуда приехали.
 От его грубости Клеону бросило в дрожь. Но девушка вспомнила, что слова герцога обращены не к ней, а к мисс Мандевилл. А Клеона прекрасно знала, как чувствительная и ранимая Леони отреагировала бы на подобную бестактность.
 — По-моему, вы чрезвычайно грубы и к тому же отвратительно тщеславны! Вы, кажется, вообразили, что любая девушка мечтает выйти за вас замуж? — резко проговорила Клеона.
 Пожалуй, выстрел из пистолета меньше удивил бы герцога, чем эта гневная тирада той, кого он считал деревенщиной.
 — Но я думал, вы здесь именно по этой причине! — воскликнул он.
 — Тогда вы действительно печально ошиблись, — отрезала девушка. — Я приехала потому, что хотела увидеть Лондон, потому что я много лет прожила в деревне, а в Йоркшире бывает очень одиноко, поскольку у нас мало соседей и нет особых занятий. Побывать в большом городе, выезжать с герцогиней в свет — такой возможности позавидовала бы любая девушка. Возможно, ее светлость и хочет выдать меня замуж за вас или за кого-нибудь еще, но мне до этого дела нет. Могу уверить вас со всей искренностью, что я никогда не выйду замуж без любви. Я отдам свое сердце только тому, кто полюбит меня — меня, а не мое приданое.
 Она, без сомнения, произвела впечатление на герцога. Он перестал хмуриться и, пристально глядя на Клеону, спросил:
 — Как вы можете быть уверены, что кто-то женится на нас не из корысти? Вы богаты, а деньги — это камень на шее любви! А я герцог, и земляничные листья на моей короне высоко ценятся на брачном рынке.
 — Женщины бывают разные, — резко возразила Клеона.
 — Все женщины хотят одного и того же: владеть мужчиной, взять у него все, что он может дать, а потом искать себе другого, — устало выговорил герцог.
 — Это неправда! — порывисто воскликнула Клеона. На минуту она забыла, что на ее месте должна быть Леони, и заговорила от собственного имени: — Я знаю, что моя… — Она осеклась. — Моя… з-знакомая бросила все и убежала с человеком, которого она любила. Это было двадцать лет назад, но и сегодня они точно так же счастливы, как тогда. Она была богата, принадлежала к знатному, влиятельному роду, а тот, кого она полюбила, был бедным приходским священником. Когда они поженились, родственники оставили ее без гроша, а друзья отвернулись! Но это не имело значения для них! Неужели вы не понимаете? Когда двое любят друг друга, им ничто не может помешать!
 Герцог стоял, с любопытством разглядывая ее, потом сел в высокое кресло.
 — Продолжайте. Расскажите мне еще об этой необыкновенной любви. Я читал о ней в книгах, но ни разу не встречал в реальной жизни. В сущности, я убежден, что это всего лишь плод воображения авторов.
 — Человек может убедить себя в чем угодно, — возразила Клеона, — это легко. Намного труднее узнать правду и иметь мужество признать ее.
 — Кто научил вас этому? — спросил герцог. Девушка с трудом сдержалась, чтобы не сказать: «Мой отец».
 — Вы не верите в истинность того, что я говорю, потому что не желаете верить. Но, возможно, вам нечасто выпадает шанс узнать, что есть правда, при вашем образе жизни.
 Лицо герцога внезапно потемнело.
 — Что вы знаете о моей жизни? — резко спросил он. — И какое, черт побери, это имеет отношение к вам?
 — Никакого! Совершенно никакого, — ответила Клеона, — но вы сами завели этот разговор! Давайте вернемся к началу. Вы говорили, вернее, требовали, чтобы я возвратилась в Йоркшир.
 — Я совершенно не желаю, чтобы вы оставались здесь, — подтвердил герцог. — Более того: ее светлость чертовски некстати занялась моим сватовством. Одного этого достаточно, чтобы свести человека с ума!
 — Вероятно, ее светлость беспокоят ваши долги, — заметила Клеона. — Но не волнуйтесь, они не будут оплачены моими деньгами. — Девушка не могла не улыбнуться при этих словах. По сути, они были самыми правдивыми из всех, что она когда-либо говорила.
 — Я только хочу, чтобы меня оставили в покое, — раздраженно произнес герцог. — Если я раскошеливаюсь, почему это должно кого-то беспокоить?
 — Думаю, в вашем случае это беспокоит сотни людей, — возразила Клеона. — Вашу бабушку, ваших родственников, ваших друзей, людей, которые вам служат. Сколько работников вы нанимаете в ваших поместьях?
 — Откуда мне знать? — буркнул герцог. — К тому же денег хватает. Мои знаменитые предки были бережливы.
 У девушки возникло ощущение, что он говорит без особой уверенности, словно умышленно насмехаясь над ней. И совершенно неожиданно Клеона вышла из себя.
 — Я думаю, вы бесчувственный, эгоистичный и смехотворный глупец! Как можно забавляться тем, что ночь за ночью теряешь деньги в каком-то игорном доме? Я ни на минуту не поверю, что деньги не нужны в вашем поместье. Наверняка есть дома, которые страдают от сырости, нуждаются в ремонте, арендаторы, которым нужна помощь, дети, для которых надо строить школы, беспомощные старики. А что делаете вы? Просто выбрасываете деньги, с которыми можно было бы все это осуществить! Или вы полагаете, что важнее перевернуть карту, которая докажет, что вы удачливее другого тупоголового молодого бездельника? — Клеона умолкла, задыхаясь. Она покраснела, грудь ее тяжело вздымалась. Внезапно девушка смутилась. Она была так непростительно дерзка! Но герцог словно зачарованный не сводил с нее глаз. Затем он запрокинул голову и засмеялся.
 — Браво! — вскричал он. — Вы великолепны, когда сердитесь. И такое красноречие! Поздравляю! Будь вы бедны, вы могли бы выступать в театре и разбогатеть.
 Кровь отлила от ее щек. Клеона почувствовала себя опустошенной и разбитой. Она отвернулась.
 — Про… простите меня, — пробормотала девушка. — Мне не следовало говорить п-подобным образом. Я… я не сумела сдержать своих чувств.
 — Пожалуйста, не извиняйтесь, — ответил герцог. — Мне интересно. Кто научил вас таким вещам? Поместья сэра Эдварда в таком хорошем состоянии? Или вы наблюдали недостатки на ваших собственных землях и поэтому заподозрили, что на моих дела обстоят не лучше?
 — Простите, — повторила Клеона.
 — Я сказал вам: не извиняйтесь. Я не ожидал встретить такую глубину мысли и знания жизни бедняков у такого богатого и избалованного существа, как вы. Как вы научились всему этому?
 Девушка мысленно проклинала себя за то, что так далеко зашла.
 — Если ваша светлость извинит меня, — она сделала книксен, — я пойду и узнаю, не встала ли бабушка. У нас назначена еще одна поездка по магазинам.
 — Мы должны поговорить еще как-нибудь, — заметил герцог. — Возможно, по зрелом размышлении было бы ошибкой отправлять вас обратно в Йоркшир. Вы забавляете меня своими идеями, я бы хотел услышать еще что-нибудь.
 — Я уверена, ваши друзья позабавят вас гораздо больше, — ответила Клеона. — Я могу лишь просить вашу светлость извинить мою откровенность.
 — Тогда позвольте мне быть равно откровенным. Держитесь подальше от графа Пьера д'Эскура. Он не принесет вам ничего хорошего.
 Девушка остановилась в дверях и оглянулась:
 — Кажется, вы говорили, если я не ошибаюсь, что он ваш друг?
 — Большой друг, — подтвердил герцог, лениво наблюдая за Клеоной и не делая попытки подняться с кресла.
 — В таком случае, — тихо произнесла девушка, — ваша светлость должны разрешить мне выбирать себе друзей, как вы выбираете себе.
 Не оглядываясь, она вышла из комнаты. Закрывая дверь, Клеона услышала, как герцог засмеялся.
 — Он невыносим! — вслух возмутилась девушка, поднимаясь по лестнице. — Невыносим!
 В то же время эта стычка приятно возбудила ее. Сражаться с герцогом, знать, что он удивлен ее словами, сознавать, что немногие осмелились бы сказать ему то, что сказала она, — это было острое ощущение! «Просто мне нечего терять», — подумала Клеона. Встреться она с герцогом в своем настоящем обличье, дочери нищего викария, она бы никогда не посмела говорить на равных со столь знатным человеком. А будь она на самом деле Леони, эти слова никогда бы не пришли ей в голову.
 Девушка поднялась на второй этаж и пошла к спальне герцогини. Около двери ждала служанка.
 — Ее светлость спит, мисс, — сказала она Клеоне. — Мне велено разбудить ее через двадцать минут. Когда ее светлость встанет, она будет скоро готова.
 — Тогда я пойду надену шляпу, — улыбнулась девушка. Она знала, что время у нее еще есть, и, поднявшись на следующий этаж, где помещалась ее собственная комната, Клеона постояла минуту, вспоминая, как прошлой ночью, когда она спала в комнате напротив, она видела призрака. Возможно, это был сон, но он казался таким живым: этот силуэт на фоне неба до сих пор стоял перед ее глазами. Подчиняясь внезапному порыву, девушка открыла дверь в ту комнату, в которой провела прошлую ночь. Все ее вещи были уже унесены, мебель снова покрыта чехлами. Клеона подошла к стене: ничего особенного, кроме белых панелей и изящной гравюры, изображавшей одного из герцогов Линкских.
 Очевидно, это все-таки был сон. Девушка уже собралась пойти к себе, как вдруг у нее возникла мысль, нет ли потайной пружины? Клеона провела пальцами по краям панели, нажала сильнее, и бесшумно, словно хорошо смазанная, часть панели распахнулась.
 Девушка затаила дыхание. В открывшемся проеме виднелась очень узкая крутая лестница. Так вот в чем секрет ее привидения! Кто-то, кто не знал, что Клеона будет спать в этой комнате, спустился по этой лестнице. Но зачем и куда ведет эта лестница? Сейчас некогда искать ответ на этот вопрос, решила девушка. В любой момент герцогиня может позвать ее. Нужно иметь время, чтобы выяснить, где кончается эта лестница и зачем кто-то решил ею воспользоваться.
 Клеона задвинула панель на место. Та беззвучно закрылась, и снова ничто не выдавало присутствия тайника. Девушка внезапно поежилась. А что, если «призрак», кем бы он ни был, вернулся позже, когда она крепко спала, и прошел через комнату, даже не зная о ее присутствии? Было неприятно думать, что кто-то тайком шныряет по дому.
 Клеона вспомнила лакея, который уронил тарелки, когда она рассказала эту историю за ленчем, и которого впоследствии не смогли найти. Но как лакей мог узнать о существовании потайной лестницы? Знает ли герцог, что она существует? Девушка решила ничего не говорить ему. Во всяком случае, до тех пор, пока сама не найдет время ее исследовать. Клеона выскользнула из комнаты и поспешила в свою спальню. Она полагала, что должна испытывать больше восторга от покупки одежды, шляп и всех тех аксессуаров, в которых, видимо, нуждается светская дама. Но ее мысли целиком занимала потайная лестница.
 Дом был старый, очень старый — это ей сказала герцогиня. Его возвели еще при Карле II и расширили в царствование королевы Анны. С тех пор вплоть до нынешнего времени каждый последующий герцог вносил в него свои усовершенствования. Могло существовать бесконечное множество причин, по которым владельцы этого дома стремились обеспечить себе возможность тайного бегства. Думать об этом было так увлекательно, что девушка решила, когда у нее будет время, обязательно познакомиться с историей семьи Линков. Возможно, там отыщется ключ к этой тайне. А пока тайна принадлежала только ей. Это было восхитительное чувство: знать то, чего, возможно, никто в доме, кроме «призрака», не знает и о чем не подозревает даже сам герцог.
 — Что ты делала, пока я спала? — спросила вдовствующая герцогиня, когда удобная карета везла их снова на Бонд-стрит.
 — Граф Пьер д'Эскур заходил навестить вас, мадам.
 — Я не доверяю этому человеку, — процедила вдова.
 — Почему ваша светлость не доверяет ему?
 — Не только потому, что он имеет наглость флиртовать с любой женщиной любого возраста. Но есть в нем что-то ненатуральное. Возможно, он слишком часто упоминает своих знатных предков. Возможно, как я подозреваю, он преувеличивает размер и стоимость своих поместий, отнятых в революцию. Или же все дело в том, что он, как мне кажется, дурно влияет на герцога.
 — Дурно влияет? — удивилась Клеона. — Не думаю, что кто-то может влиять на герцога.
 — Вот тут ты ошибаешься, — отрезала старая леди. — Сильвестр стал намного распущеннее и безответственнее с тех пор, как они с графом подружились. О, я знаю, герцог бывает с ним и груб, и, властен, но они неразлучны. И судя по тому, что я слышу — а до меня доходит много слухов, — именно граф познакомил моего внука с этой женщиной, которая занимает столько его времени и внимания.
 — Граф предложил показать мне Лондон, — сказала Клеона. Ее светлость одобрительно фыркнула.
 — Он охотник за приданым, я таких издалека вижу! А у, тебя очень большое приданое, моя девочка.
 — Возможно, вы предубеждены против него, — улыбнулась Клеона.
 — Я? Предубеждена? — возмутилась герцогиня. — Не будь это правдой, я дала бы тебе пощечину за такое предположение. Конечно, я предубеждена. Я предубеждена против всех этих беспутных, безденежных друзей, которые живут за счет моего внука. Будь я мужчиной, я бы перестреляла всю эту компанию: графа, Чарлза Ковентри, Энтони Джевингама и Фредди Фаррингдона. Все они безмозглые! И как только Сильвестр, с его-то умом, этого не понимает?
 Герцогиня говорила с такой горечью, что Клеоне стало ее жаль. «Она любит его, — подумала девушка, — а герцог заставляет ее страдать своим равнодушием и своей глупостью».
 — Что еще сказал граф, кроме того, что предлагал тебе свои услуги? — поинтересовалась ее светлость.
 — Кажется, он только затем и приходил, — ответила Клеона. — Ох, нет! Я забыла. У него еще было сообщение для герцога.
 — Какое?
 — Он сказал, — нерешительно произнесла девушка, чувствуя, что ей не следует это повторять, — что некая персона, которая хочет остаться безымянной, ожидает его светлость в семь часов.
 — Безымянная, вот еще! — фыркнула герцогиня. — Да это та визгливая певица с континента. Значит, мы снова не увидим Сильвестра до завтра. Я надеялась, он пообедает с нами. Дьявол побери этого человека. Я бы собственными руками свернула шею графу.
 Ярость герцогини не утихала до самого вечера. Она неохотно покупала для Клеоны вещи, ворчала по поводу каждой мелочи, придиралась к продавщицам в магазинах, доводя их почти до слез. Наконец, когда они уже возвращались домой, ее светлость проговорила почти извиняющимся тоном:
 — Я раздражительная старуха, дитя мое. Тебе придется меня терпеть.
 — Мне жаль, что я расстроила вас своим рассказом, — посетовала Клеона. — Будь я умней, я бы не сказала вам о графе.
 — Ты бы не сказала, другой бы кто-нибудь сказал. Плохо стареть, не зная, что происходит. Я люблю знать. Точнее, я намерена знать, и, если я могу поправить дело, я поправлю. И никакого «если». Я намерена поправить дело!
 Герцогиня казалась такой свирепой, что у Клеоны не хватило духу спорить с ней. Девушка считала, что планы старой леди обречены на провал.
 Как только карета остановилась, выбежали лакеи с красным ковром, развернули его, открыли дверцу и помогли герцогине и девушке спуститься.
 Герцогиня прочла письмо, поданное ей дворецким на серебряном подносе.
 — Отлично, — сказала она. — Поскольку его светлость не собирается удостоить нас сегодня своим обществом, я спросила графиню Джерси, не можем ли мы пообедать с ней. Ты должна надеть самое красивое платье, дитя, потому что после обеда мы поедем к Олмаку. Пора представить тебя некоторым из важных людей Лондона. И если у нас не будет сопровождающего, леди Джерси нам его предоставит. — Герцогиня снова пришла в хорошее настроение.
 — Это прекрасно, — согласилась Клеона. — Если я вам сейчас не нужна, мадам, я бы хотела пойти в свою комнату и написать письмо.
 — Да, конечно, — милостиво разрешила герцогиня, — и немного отдохни перед обедом. Я пошлю свою горничную уложить твои волосы. Они все еще не совсем dernier cri 18  . Сегодня вечером ты должна выглядеть наилучшим образом.
 — Да, конечно, мадам, благодарю вас.
 — И не забудь, — крикнула ей вслед герцогиня, — сделать что-нибудь со своими руками. Пока они больше похожи на руки сборщицы хмеля.
 Клеона не удержалась от смеха. Добравшись до своей комнаты, она протерла руки лосьоном, купленным у миссис Рашель за совершенно непомерную цену, и наложила налицо смягчающий крем.
 — Когда я вернусь домой, мама меня не узнает, — сказала она своему отражению в зеркале, а затем покорно направилась к бюро, чтобы написать письмо. Ему следовало быть как можно более туманным, чтобы позже, когда обман откроется, Клеону не смогли обвинить в излишней лжи. Девушку охватило уныние. Но юность гибка, и уже через минуту Клеона улыбнулась.
 Девушка посыпала чернила песком и, оставив письмо на бюро, подошла к окну, глядя вниз на волнующий, волшебный Лондон.
 Ей были видны цветущий кустарник и аккуратные клумбы с высаженными на них цветами. Затем кто-то вышел из парадной двери и направился к элегантному фаэтону, который в эту минуту огибал площадь.
 Это был герцог в цилиндре набекрень. По тому, как он прыгнул в фаэтон и взял поводья у грума, Клеона поняла, что ему не терпится уехать. Рядом с ним сидел кто-то еще, мужчина, одетый так же элегантно, как его светлость. Девушке показалось, что она узнала мистера Фредди Фаррингдона, которого ей представили прошлой ночью, но она не была уверена, что это действительно он.
 Грум вскочил на запятки. Герцог щелкнул кнутом, и лошади пошли, высоко вскидывая копыта, уздечки блестели на вечернем солнце, хвосты и гривы покачивались в такт шагам.
 Клеоне вдруг страстно захотелось быть там, сидеть рядом с герцогом, смотреть, как он держит поводья, слушать цокот копыт и познавать это неизвестное ей дотоле чувство быстрой езды.
 Девушка открыла окно и высунулась наружу. Фаэтон сворачивал с площади на Баркли-стрит. Клеона никогда еще не видела такого прекрасного экипажа, таких великолепных лошадей и человека, который бы правил лучше. Движение фаэтона, легкое и плавное, говорило об опытной руке. Затем экипаж скрылся из виду.
 В этот момент девушка почувствовала, что готова заплакать. Сама не зная почему, она почувствовала себя забытой и покинутой.




 Глава 5


 Синьорина Дория ди Форно бежала через всю комнату, театрально протягивая руки.
 — Ваша светлость! Я так долго ждала, — проворковала она своим грудным голосом. Ее темные глаза в густых ресницах почти с обожанием взирали на герцога.
 — Граф передал мне ваше приглашение, — сказал он. — Я не ожидал, что вы так быстро вернетесь в Лондон.
 — Cielo! 19 Деревня, это быль ужас! — с содроганием воскликнула итальянка. — Так скучно! Так мрачно! Так пусто! Доктора говорят, я должна отдыхать, а не умирать от зевоты.
 — И все же вы выглядите лучше, — заметил герцог. — Вы будете петь сегодня вечером или подождете до следующей недели?
 Синьорина пожала своими красивыми плечами.
 — Не думаю, — кокетливо протянула она, — что я снова буду петь в Воксхолле.
 — Не будете больше петь! — воскликнул герцог. — Почему? Что случилось? Этот мошенник Габор разорвал с вами контракт, или он не дает вам достаточно денег?
 — Нет-нет, он щедрый, каждый раз, как я говорю с ним, он предлагает мне все больше. Он знает, что я собираю целые толпы. Они любят меня, они хотят слышать мой голос: Дело не в этом,
 — А в чем тогда? — спросил герцог.
 — Я устала от Лондона, — тихо проговорила Дория, подходя к окну. — Что здесь есть для меня? Только работа и деньги! Никто меня не любит, никто не… как это вы говорите?., не ценит меня… как женщину.
 — Вы знаете, что это неправда, — возразил герцог.
 — Нет, это правда! — с внезапной яростью вскричала певица. — Ты приходишь, ты занимаешься любовью. Я твоя любовница! Ты только говоришь о свадьбе — говоришь, но ничего не происходит! Совсем ничего! — Голос синьорины достиг крещендо. Герцог направился в другую сторону комнаты и налил себе бренди.
 — Мы это уже обсуждали, — проронил он довольно холодно.
 — Si, si 20  , я знаю, — ответила Дория. — Ты занимаешься со мной любовью и уходишь домой. А я остаюсь одна — одна, в этой холодной, неприветливой стране!
 Герцог глотнул бренди и закашлялся.
 — Что за мерзость у тебя тут?
 — Мерзость? — возмутилась синьорина. — Но это лучшее, что я могу себе позволить. Если хочешь дорогих вин, ты должен за них платить.
 — По-моему, я заплатил, и немало, — спокойно ответил герцог.
 — Они кончились! Все кончилось! Погреба пусты, в кладовой ничего. Должен платить за квартиру, а что ты делаешь? Dio mio! 21 Ты говоришь и уезжаешь.
 Герцог поставил стакан, подошел к сердитой миниатюрной женщине и приподнял ее голову за подбородок.
 — Мне нравится, когда ты сердишься. Ты фыркаешь, как разъяренный котенок. Давай не будем ссориться, Дория. Нынче я в хорошем настроении.
 Он хотел поцеловать ее в губы, но итальянка увернулась.
 — В хорошем настроении? — переспросила она. — Ты выиграл деньги?
 Герцог покачал головой:
 — Нет. Я снова обжегся — то ли в восемнадцатый, то ли в девятнадцатый раз. Но удача мне еще улыбнется, не беспокойся, Дория, и тогда ты получишь то изумрудное ожерелье, которое тебе приглянулось.
 — Эта глупая игра — просто безумие, — покачала головой Дория,
 — Не говори так, — упрекнул ее герцог. — Вчера твой друг граф сорвал куш: он выиграл двести фунтов.
 — Что с того? Это ты должен пытаться сорвать… как ты сказал?., куш.
 — Я знаю, — устало проговорил герцог, — и делаю все, что могу. Просто фортуна мне не благоволит.
 — Почему ты не играешь с другими? — спросила синьорина. — Граф, он говорит мне, что ты всегда выбираешь одних и тех же своих трех друзей. Они умнее тебя! Брось вызов кому-нибудь другому. Может, тебе повезет.
 — Позволить тем трем бандитам уйти с моими деньгами? — возразил герцог. — Моя дорогая Дория, я намерен взять реванш. Удача переменчива, не сомневайся!
 — А я тем временем должна довольствоваться обещаниями? Обещания, ваша светлость, не насытят мой живот. Думаю, я уеду. — Она не сводила глаз с лица герцога, словно наблюдая за его реакцией.
 — Куда ты поедешь? — спросил герцог. Синьорина пожала плечами.
 — Куда угодно. В Рим, Мадрид, но, думаю, я поеду в Париж. Наполеон Бонапарт поощряет искусства. Оперный театр каждый вечер полон.
 — А как же я? — спросил герцог.
 Отвернувшись, певица бросила с притворным равнодушием:
 — В Англии много красивых женщин.
 — Но ты же знаешь, Дория, что я люблю тебя.
 — Я не уверена. Но может, когда я уеду, ты будешь по мне скучать! Ты будешь одинок без меня. Ты мог бы… ты мог бы даже последовать за мной.
 — А это мысль, — одобрил герцог. — Да, это чертовски хорошая мысль. Нынче модно посещать Париж.
 — Я думаю, — протянула синьорина, — если ты встретишься с Наполеоном, ты тоже его полюбишь. В нем есть… как вы говорите? — величие!
 — Я поверю тебе на слово, — мрачно процедил герцог. — Значит, ты твердо решила меня покинуть?
 — Нет, нет, я не хочу уезжать! — Она подошла к нему и обхватила руками за шею. — Я люблю тебя, о, мой красивый герцог. Скажи, что ты женишься на мне!
 — Дория! Мы обсуждали это тысячу раз и во всех подробностях, — устало ответил он. — Ты прекрасно знаешь, что я не могу жениться без согласия опекунов, пока мне не исполнится двадцать семь лет.
 — Но ты — герцог! Герцог! — вскричала Дория.
 — Я весь в долгах, Дория, никто не знает этого лучше тебя. Если сейчас опекуны лишат меня содержания, кредиторы набросятся на меня, как свора гончих.
 — Эти опекуны, кто они? — спросила итальянка.
 — Кучка несговорчивых старых ворчунов, которых выбрал мой отец, дабы превратить мою жизнь в ад, — ответил герцог. — И, конечно, моя бабушка — вдовствующая герцогиня — одна из них.
 Синьорина всплеснула руками.
 — Ах! Она такая грозная. Ты знаешь, что она сделала, когда я в последний раз пела в Воксхолле?
 — Нет, и что сделала моя бабушка?
 — Старая леди сидела в ложе возле сцены. Когда я закончила мою самую страстную, мою самую трудную арию, она сказала так громко, на весь зал: «Хороший голос, но я слышала и лучше». Будь у меня нож, я бы ее убила!
 В глазах герцога блеснула веселая искорка, но он постарался успокоить певицу:
 — Моя бабушка — сама себе закон. По мне, твой голос восхитителен. А теперь давай забудем эту чепуху насчет твоего отъезда. Ты же знаешь, Дория, мне без тебя не жить.
 — Это правда? — Итальянка запрокинула голову и испытующе посмотрела ему в лицо. — Я люблю тебя, я люблю тебя всем сердцем, но ты мучаешь меня! Если я останусь здесь, то умру от любви.
 — Ты очень милая, Дория! — Герцог обнял ее и притянул к себе. Их губы встретились. Затем итальянка взяла его за руку и увлекла за собой в надушенную темноту соседней комнаты.
 Прошел почти час, прежде чем герцог вышел на улицу и неторопливо зашагал туда, где ждал в тени его фаэтон с верным Фредди Фаррингдоном, который придерживал поводья.
 — Ты чертовски долго, — укоризненно заметил он. — В лошадей словно бес вселился. Пришлось три раза объехать вокруг парка, чтобы они угомонились.
 — Надеюсь, ты не ободрал краску с колес, — мрачно заметил герцог, садясь на место кучера и забирая у друга поводья.
 — В другой раз, — заявил Фредди, — когда собираешься долго пробыть у своей дамы, бери с собой грума.
 — Ты же знаешь, это невозможно. Не хватало еще, чтобы какой-то малый сидел позади нас и вытягивал шею, как жираф, навострив при этом уши.
 Фредди кивнул:
 — Тоже верно. Осторожность никогда не бывает лишней. Что сказала прекрасная Дория?
 — Она упорнее, чем обычно, настаивает на свадьбе. Говорит, что, если я не женюсь на ней, она уедет во Францию. Уверяет, что Бонапарт ее оценит.
 Фредди засмеялся:
 — Ну наконец-то. Прямо так и сказала?
 — Не совсем, — ответил герцог. — Были туманные угрозы и, конечно, предположение, что я мог бы последовать за ней.
 — А ты что сказал?
 — Да почти ничего. Сослался на опекунов и бабушку как на причину, по которой я не могу жениться еще по крайней мере один год.
 — Интересно, что она сделает, — спокойно заметил Фредди.
 — Мне тоже, — ответил герцог, искусно поворачивая лошадей в парк, где они ускорили шаг.
 Несколько минут они ехали молча. Затем Фредди вновь заговорил:
 — Она просила у тебя денег?
 — Конечно, и весьма наглядно убеждала в их отсутствии! Приготовила мне бутылку какой-то ужасной дряни, которая называлась бренди, но почему-то сильно смахивала на крысиный яд. Бог знает, где она его достала.
 — Да, граф знает, как заставить человека делать то, чего он делать не хочет, — пробормотал Фредди.
 — Это напомнило мне… Я застал нашего друга графа делающим авансы той девушке из Йоркшира, которую бабушка притащила в дом.
 — Меня это не удивляет, — заметил Фаррингдон. — Я слышал, у нее полно денег.
 — Я тоже решил, что причина в этом. Что могло бы усложнить дело, верно?
 — Не думаю. Если наш друг Пьер сможет заполучить наследницу, он так и сделает. Мне следовало предупредить девушку, чтобы она остерегалась его.
 — Я предупредил, — мрачно заметил герцог, — а она на меня огрызнулась. Ты же знаешь этих женщин. Стоит им только сказать, что какой-то мужчина — повеса, как они тут же кинутся его защищать.
 — Если Клеона — порядочная девушка, она его быстро раскусит. Но все-таки я бы не хотел, чтобы твоя сестра — или кем там она тебе приходится — путалась с таким мерзавцем.
 — Она мне не сестра, черт побери! — вскипел герцог. — Я был единственным ребенком! Моя приемная бабушка хочет, чтобы я на ней женился.
 — Женился? На ней? — Фредерик удивился до глубины души. — На простушке из Йоркшира? Но зачем?
 — Вдовствующая герцогиня уверена, что мои карманы пусты, — спокойно объяснил герцог. — Она пытается заново их наполнить. К сожалению, все не так просто, Фредди. Бабушка гордится мной, Линком, моими горностаями и короной. В сущности, мое положение значит для нее больше всего на свете.
 — Так вот откуда ветер дует? — протянул Фредди.
 — Из-за этого я чувствую себя последней скотиной, — с яростью проговорил герцог.
 Он хлестнул лошадей, и те понеслись галопом. Когда же их снова удалось сдержать, Фредди Фаррингдону уже не было смысла отвечать на последнюю реплику друга.
 Однако позже тем же вечером, сопровождая Клеону и герцогиню на обед и бал у леди Джерси, Фредди вспомнил слова герцога. Он как раз вышел из столовой и увидел девушку и графа, которые беседовали, сидя на атласном диване в укромной нише бального зала.
 Фредди совсем недавно оставил Клеону танцевать с жирным и напыщенным графом Бридлингтоном и, считая, что заслужил право на несколько свободных минут, отвел одну старую кокетку поужинать. И вот теперь, вернувшись, с досадой увидел, что девушка очарована разговором с человеком, о котором он частенько говорил своим близким друзьям, как о мерзавце из мерзавцев. Но по причинам, которые Фредди не собирался разглашать, он всегда держался с графом вежливо и даже дружелюбно. Он и сейчас выдавил улыбку, подошел к французу и хлопнул его по плечу.
 — Очень любезно с твоей стороны присмотреть за мисс Клеоной. Это же ее первый бал. Она мало с кем знакома.
 — После сегодняшнего вечера все изменится, — отозвался граф. — Мисс Клеона пользуется succes fou  22  . Всего несколько минут назад герцогиня сказала мне, что приглашения так и сыплются.
 Клеона сжала руки и подняла на Фредди Фаррингдона сияющие глаза.
 — Разве это не чудесно? — спросила она. — Леди Блессинггон пригласила меня пообедать с ней завтра вечером, а княгиня фон Ливен обещала мне свое особое покровительство у Олмака! Больше того, герцогиня думает, что сможет взять меня в среду в Кларенс-Хаус. Мне больше всего на свете хочется попасть туда.
 — О Боже, не говорите так, пока не увидите, — торопливо вмешался Фредди. — Принц дал себе волю, и большинство людей выходят оттуда, шатаясь, ослепленные цветом и блеском.
 — А я уверена, что там будет красиво, — возразила Клеона. — Вы просто завидуете тем, кто думает о чем-то новом или делает что-то не так, как делалось всегда. Хотелось бы, однако, чтобы его королевское высочество заплатил рабочим. Я слышала, они не получили и четверти от причитающейся им платы.
 Фредди кашлянул, оглянулся по сторонам и торопливо проговорил:
 — Знаете, вы не должны говорить подобные вещи. Во всяком случае, открыто.
 — Да, действительно, — подтвердил граф и добавил с улыбкой: — Не то вас заточат в Тауэр, и представьте тогда, как опустеет наша жизнь без вас.
 — Простите, — смутилась Клеона. — Вы полагаете, неосторожно говорить о принце? Я думала, все знают о его долгах. Об этом судачат даже в нашей глуши в Йоркшире.
 — Конечно, нам об этом известно, — отметил Фредди. — Принц должен тысячи, а король не намерен платить. Но никогда не знаешь, кто может вас услышать и передать ваши слова. Это было бы весьма опасно, а, граф?
 — Да, конечно, — согласился граф. — Мисс Клеона должна придерживать свой прелестный язычок.
 — В Лондоне вы скоро узнаете, — изрек Фредди слегка нравоучительно, — что сказанное в одной гостиной с молниеносной быстротой распространяется по полудюжине других гостиных, пока не доберется до Китайской комнаты в Кларенс-Хаус. Дело не в том, что у стен есть уши, мисс Клеона. Главное, что они есть у людей, у которых есть и рты, чтобы пересказывать услышанное.
 Граф засмеялся неприятным смехом.
 — Если вы намекаете на то, что я сплетничаю, мистер Фаррингдон, то вы правы. Но я никогда не повторил бы ничего, что не было бы лестным для этого очаровательного, восхитительного создания, которое только что появилось среди нас. — Он поднес ее руку в перчатке к губам и встал. — Я навещу вас завтра. А сейчас пойду спрошу вашу бабушку, какое время будет удобно для вас обеих.
 Граф снова поцеловал ей руку и ушел. Провожая его взглядом, Фредди вынужден был с раздражением признать, что француз выглядит изумительно элегантным в сюртуке из лазурного атласа, сшитом, должно быть, самим великим Щульцем.
 — Фигляр, — тихо прошептал Фредди, садясь рядом с Клеоной.
 Но девушка была слишком возбуждена, чтобы обращать внимание на пикировку своих кавалеров.
 — О, мистер Фаррингдон, — воскликнула она, — я никогда так чудно не проводила время! Меня ангажировали еще по крайней мере на десять танцев.
 — Зачем вы поощряете этого человека? — резко спросил Фредди.
 — Кого? Графа? Он говорит такие очаровательные вещи.
 Мне никто раньше не делал комплиментов.
 — Надеюсь, вы не ждете, что я в это повторю? Или в Йоркшире живут одни слепцы?
 — Нет, — честно ответила Клеона, — но вы видели меня, когда я приехала. В этом изысканном туалете я выгляжу совсем по-другому, не правда ли?
 — Да, вы были одеты не по последней моде, — признал Фредди. — Но осмелюсь сказать, что в Йоркшире ваши платья были вполне уместны. Требуется время, чтобы мода проделала путь с юга на север, тут нечему удивляться.
 — Дело не только в моде, — пробормотала Клеона, словно разговаривая сама с собой. — Дело в том, кто ты есть. Здесь меня принимают как богатую мисс Мандевилл.
 — Ну, вы не можете винить людей за то, что они интересуются вашим богатством, — возразил Фредди. — Оно всегда добавляет девушке очарования. Я, конечно, не говорю, что ухаживают за вами только потому, что вы богаты. Но когда такая прелестная девушка, как вы, имеет еще и деньги, это делает ее особенно неотразимой, если вы меня понимаете!
 Клеона запрокинула голову и засмеялась: — О, мистер Фаррингдон, вы такой смешной! Похоже, вы думаете, что я занята главным образом поисками мужа. Что ж, позвольте сказать вам чистую правду. Я не намерена ни за кого выходить замуж, и я никогда ни за кого не выйду замуж. Во всяком случае, ни за одного из тех людей, которых встречу в лондонском свете. — Она замолчала, заметив, что Фредерик изумленно уставился на нее,
 — Я никогда не слышал ничего более странного! — воскликнул он. — Девушкам полагается думать о замужестве, но не говорить об этом.
 Клеона снова засмеялась:
 — Простите, мистер Фаррингдон, но я всегда говорю то. что думаю, и говорю правду. Так намного проще. Теперь вы знаете, что я не стану пытаться женить вас на себе, и вам не нужно меня бояться.
 — Не станете пытаться… — На минуту Фредди  ff потерял дар речи, затем засмеялся. — Вы неисправимы, вот что я вам скажу. Я никогда не встречал девушки, похожей на вас. Но по крайней мере вы не смертельно скучны, как большинство этих юных леди. Я думал, у меня будет тоскливый вечер, но, сказать по правде, я наслаждаюсь.
 — Если вы не ожидали получить удовольствие, зачем вы пришли?
 — Мне велели.
 — Кто? — спросила Клеона и тут же увидела, как добродушное лицо Фредди изменилось, стало замкнутым.
 — Мне не следовало это говорить, — поспешно произнес он. — Забудьте. Музыка уже играет. Если ваш партнер не предъявит на вас права, пока мы дойдем до бального зала, можете с ним распрощаться.
 Понимая, что и так проявила чрезмерную настойчивость, Клеона не стала продолжать разговор. Ей удалось заставить Фредди смеяться. Другие партнеры тоже нашли ее на редкость неиспорченной и непосредственной, так что к концу вечера герцогиня могла сказать ей со всей искренностью:
 — Ты имеешь успех, дитя мое. Не могу сказать, что я совсем не волновалась, когда просила тебя приехать из Йоркшира. Ты могла оказаться неуклюжим деревенским подростком — .особенно с таким отцом, как твой. — но ты выглядишь очень элегантно. Все, кто дает бал, раут или музыкальный вечер в ближайшие два месяца, собираются послать тебе приглашение. Ты довольна собой?
 — За это я должна благодарить вас, мадам, — спокойно ответила Клеона. — Как вы сказали, никто никуда не пригласил бы меня, если бы я носила те платья, которые привезла с собой из Йоркшира.
 — Это верно, — согласилась герцогиня. — Красивые перышки привлекают к птичкам других представителей их рода.
 — В каком-то смысле это пугает меня, — задумчиво проговорила Клеона, когда они возвращались на Баркли-сквер. — Выходит, никто не любит нас за то, что мы есть, а только за то, чем мы кажемся.
 В свете фонаря, который освещал внутренность кареты, герцогиня бросила на девушку острый взгляд.
 — Это философствование, — изрекла она. — Будь осторожна. Философию и книжные знания следует оставить джентльменам. Им не нравится это в женщинах.
 — Но вы-то были умны и тогда, когда были молоды, — возразила Клеона. — Я слышала, вас считали веселой и живой, но вы не могли быть и пустоголовой, иначе не стали бы так мудры с возрастом.
 — Ты мне льстишь? — усмехнулась герцогиня. — Да, я была веселой и живой, как ты говоришь, и это доставило мне множество неприятностей. Тем не менее я достаточно повеселилась. Я воспитывалась со своими братьями, поэтому знала больше, чем многие девушки моего возраста. Но, могу заверить тебя, никто не интересовался тем, что было у меня в голове. Хорошенькое лицо — вот что идет в расчет, не забывай этого.
 — Но я не хорошенькая. Вы и сами разочаровались, увидев меня, помните?
 — Вероятно, я сказала, что ты не красавица. Но после сегодняшнего вечера я готова признать, что в тебе есть что-то более важное. Люди заметили тебя. Сегодня вечером в том зале было полдюжины девушек вдвое красивее тебя, но люди говорили о тебе. Точно так же, как много лет назад они говорили обо мне. Тьфу, пропасть, я становлюсь сентиментальной, но я гордилась тобой, дитя.
 Она протянула руку и ласково коснулась руки Клеоны. Девушке внезапно стало стыдно. Она чувствовала, что завоевывает привязанность старой леди — если не ее любовь — обманным путем. У Клеоны возникло безумное желание рассказать герцогине правду и молить ее продолжать этот маскарад ради Леони, пока ее настоящая внучка не выйдет замуж! Затем, слегка вздрогнув, Клеона поняла, что одним своим словом может вдребезги разбить иллюзию своего очарования, своего успеха. Ради Леони, да и ради себя самой, она должна продолжать игру.
 Когда они добрались до дома, герцогиня начала медленно подниматься по лестнице в свою спальню.
 — Вы не возражаете, мадам, если я возьму книгу из библиотеки? — спросила Клеона. — Думаю, я проснусь рано. Я так привыкла к этому в деревне.
 — Да, конечно, — любезно разрешила герцогиня. — Доброй ночи, дорогое дитя.
 Клеона сделала книксен и, не чувствуя усталости, o хоть час был уже поздний, побежала в библиотеку.
 Подавляя зевоту, лакей в напудренном парике открыл перед ней дверь.
 — Канделябры зажжены, мисс, но, если света мало, я принесу еще свечей.
 — Нет, не стоит, — ответила девушка. — Чтобы выбрать книгу, света вполне хватит.
 Еще днем, когда она была в этой комнате, Клеона заметила, что здесь есть многие из тех книг, что имелись в библиотеке ее отца. Но и другие, в красивых переплетах из тисненой кожи, вызвали у нее страстное желание их открыть.
 Девушка рассчитывала найти какой-нибудь роман Вальтера Скотта. И она не разочаровалась, обнаружив целый ряд их, стоящих на расстоянии вытянутой руки. Клеона взяла «Айвенго», одну из самых любимых своих книг, но потом заколебалась, разглядывая названия в поисках романа, которого она раньше не читала.
 Она как раз пришла к выводу, что «Айвенго» лучше всего подойдет к ее утреннему настроению, когда дверь за ее спиной с грохотом распахнулась! Она повернула голову и увидела, что кого-то почти втаскивают в библиотеку.
 Смущенная от того, что ее застанут в библиотеке в столь поздний час, Клеона, не размышляя, скользнула за длинные бархатные портьеры, закрывавшие окно, и почти сразу подумала, что лучше было сразу заявить о своем присутствии. Но было уже поздно. Чей-то голос медленно говорил:
 — Все в полном порядке. Ты можешь идти. Ну вот, теперь тебе удобно.
 Она вдруг поняла, что может все видеть через щель сбоку от портьеры. Человек, которого почти внесли в комнату, был герцог, а склонялся над ним у камина граф.
 Герцог, несомненно, был очень пьян. Он развалился в кресле, закрыв глаза, его руки вяло свисали, а ноги были небрежно вытянуты.
 — Все в порядке, — повторил граф. — Я привез тебя домой. Ты понимаешь, Сильвестр, что ты дома?
 Пьяный герцог пробормотал что-то бессвязное. «Он отвратителен», — подумала Клеона. Она никогда не видела, чтобы джентльмен так напивался.
 — Ну, мой дорогой Сильвестр, могу я еще что-нибудь для тебя сделать? — спросил граф.
 Ответом ему был громкий храп. Герцог уснул. Француз стоял, глядя на него, и теперь, когда он чуть-чуть повернулся, Клеона увидела его лицо. На нем читалось вовсе не отвращение, а удовольствие. Губы улыбались, глаза блестели. Но вот граф повернулся и пошел через комнату к двери.
 Девушка решила, что он уходит, и собралась выскользнуть из своего укрытия и бежать наверх. Ей было неловко за герцога. Если он узнает, что Клеона видела его в таком состоянии, ему будет стыдно.
 В комнате стояла тишина. Девушка осторожно подвинулась к середине окна, откуда была видна дверь, и слегка раздвинула портьеры. Выглянув в щелку, она замерла. Граф никуда не ушел. Он стоял у письменного стола герцога и одно за другим переворачивал письма, поднося те, которые его заинтересовали, ближе к зажженной свече, чтобы прочесть их. Это продолжалось несколько минут, затем француз, видимо, довольный, пересек комнату и вышел в холл.
 Клеона застыла на месте. Множество вопросов проносилось у нее в голове, но ни на один из них не было ответа. Наконец, посчитав, что граф уже ушел из дома, девушка крадучись вышла из-за портьер, задернула их за собой и посмотрела на герцога. Он сидел все так же, раскинувшись в кресле, свесив голову на грудь.
 Девушка прошла мимо письменного стола, борясь с желанием посмотреть, что за письма заинтересовали графа, и направилась к двери. Она почти добралась до нее, когда голос, совершенно ясный, а вовсе не заплетающийся, спросил у нее за спиной:
 — Могу я поинтересоваться, что вы здесь делаете в столь поздний час?
 Чуть не закричав от испуга, девушка обернулась и увидела, что герцог стоит на каминном коврике и смотрит на нее.
 Клеона растерялась. Все объяснения вылетели у нее из головы, и она, не отвечая, выбежала из комнаты, рванув дверь так, будто все демоны ада гнались за ней, хотя на самом деле герцог не сдвинулся с места.
 Она бежала со всех ног по коридору, по широкой мраморной лестнице наверх, пока, совершенно запыхавшись, не нашла убежище в своей спальне. Там Клеона рухнула на кровать, снова и снова спрашивая себя, что все это значило.




 Глава 6


 Следующие два дня пролетели в вихре развлечений. Клеону представили королеве Шарлотте в Букингемском дворце, она посетила зал Олмака, где графиня Джерси была настолько любезна, что представила гостью нескольким джентльменам, которые стали ее партнерами в контрдансах. Она побывала на музыкальном вечере, на ряде приемов и, наконец, на завтраке, данном в ее честь женой русского посла, княгиней фон Ливен.
 — Ты пользуешься успехом, моя дорогая, — гордо заметила герцогиня.
 Клеона засмеялась.
 — Это вас, мадам, они принимают, а не меня. Я слышала, княгиня фон Ливен сказала, что она терпеть не может молоденьких девушек, но давно хотела заманить вас на один из своих приемов.
 — Мне не нравится эта женщина, — заявила герцогиня, — но она всюду бывает и всех знает. И она достаточно умна, чтобы помнить: молоденькие девушки, как бы они ни были несносны, выходят замуж и потом часто оказываются полезными.
 — Вы очень циничны, мадам, — отважно высказалась Клеона.
 Герцогиня усмехнулась:
 — Не столько цинична, сколько умудрена жизнью. Я стараюсь видеть людей такими, какие они есть. Род человеческий в целом — жадный, алчный и скупой! Есть несколько исключений, и я надеюсь, ты окажешься одним из них. Должна признаться, дитя, что я наслаждаюсь, когда выезжаю с тобой.
 Клеона снова почувствовала угрызения совести. Отец научил ее разбираться в людях, и Клеона понимала, что герцогиня одинока. Она все еще хотела жить полной жизнью, но была достаточно разумна, чтобы примириться с тем, что она стара, а молодежь считает стариков занудами. Поэтому ее светлость удалилась от общества и теперь действительно наслаждалась, представляя Клеону бомонду.
 Слушать комментарии герцогини, когда она просматривала приглашения, было так же интересно, как бывать в театре.
 — Леди Бруэм! — восклицала ее светлость. — Я знаю, почему эта старая ведьма пригласила тебя на свой музыкальный вечер. У нее страшно некрасивый сын с пустыми карманами. Их поместья совсем обеднели. Хочешь не хочешь, а ей необходимо раздобыть для него богатую наследницу!
 Она взяла другое приглашение.
 — Графиня Мелчестерская. Да, я бы хотела, чтобы ты познакомилась с ней. Это моя старая подруга, и я очень надеюсь, что никогда не стану такой дряхлой, как она. Однако ее приемы восхитительны, ее невестка — красавица, а дом полон сокровищ. Можешь положить ее приглашение к тем, которые следует принять.
 Эта маленькая церемония совершалась каждое утро после завтрака, и во время нее Клеона немало узнавала о сокровенных тайнах высшего света.
 Иногда герцогиня позволяла себе неосторожные замечания. Она говорила:
 — Леди Роухамптон! В молодости она была красавицей. Все называли ее английской розой. Теперь она отцвела, но все еще пытается удержать молодых мужчин у своих ног, только делает это слишком усердно. Вот бедняги и ерзают, стараясь улизнуть. Нет ничего более нелепого, чем женщина, которая не понимает, что ее время прошло.
 Клеона узнала, что на любовные связи в высших кругах смотрят снисходительно, пока они не дают повода для скандала и не выходят за рамки аристократического общества.
 — А кто-нибудь в Лондоне вообще был счастлив в браке? — задумчиво спросила Клеона, когда герцогиня угостила ее историей о леди Эдингтон, которая никак не могла выбрать между тремя пылкими претендентами на ее благосклонность, пока ее муж проводил время в деревне, не зная или не интересуясь амурными приключениями своей жены.
 — Что ты называешь счастьем? — резко спросила герцогиня. Клеона подумала о своих родителях.
 — Это когда два человека довольны тем, что они вместе, когда им не нужны тайные любовные связи, потому что им достаточно друг друга, своей собственной жизни.
 — В таком случае они, несомненно, не были бы очарованы бомондом, таким, как мы его знаем, — едко заметила герцогиня. — Но большинство людей — в мире, в котором мы живем, так гораздо удобнее, — вступают в брак не по любви. Ты пытаешься узнать, есть ли мужья и жены, которые действительно влюблены друг в друга, не так ли?
 — Да, конечно, об этом я и хотела спросить, — ответила Клеона.
 — Что ж, не стыдись задавать такие вопросы, — — сказала герцогиня, — во всяком случае, когда говоришь со мной. Я говорю то, что думаю, а если людям это не нравится, пусть не слушают. Да, конечно, мужчины и женщины влюбляются друг в друга испокон веков. Но нельзя сказать, что это чувство бесконечно.
 — И что, если оно кончается?
 — Тогда они ведут себя, как леди Эдингтон: находят другие развлечения, — ответила герцогиня.
 — По-моему, это отвратительно! — страстно воскликнула Клеона. — Если я выйду замуж — если вообще когда-нибудь выйду, что сомнительно, — я выйду только за того, кто будет любить меня саму и кто будет счастлив провести свою жизнь со мной, и только со мной.
 Герцогиня помолчала, а потом, глядя на Клеону проницательными старыми глазами, мягко проговорила:
 — Есть другие радости в жизни, помимо любви: собственность, богатство, власть. Женщина может утешиться — если не совершенно удовлетвориться — одной из этих трех.
 — Это зависит от женщины, — упрямо возразила Клеона. — Я хочу любви. Вот только не надеюсь ее встретить.
 — Но почему же? — удивилась ее светлость. — Ты привлекательна, у тебя есть деньги. Мужчины не всегда женятся из-за денег, моя дорогая, хотя и предпочитают любить тех, у кого они есть.
 — Ни один мужчина не женится на мне из-за денег, — честно заявила Клеона.
 Герцогиня собиралась ответить резкостью, но прикусила язык. Ее лицо внезапно смягчилось, и минуты через две она тихо сказала:
 — Храни свои мечты. У меня тоже были мечты, когда я была молода. Мечты — это то, с чем каждый из нас рождается. А когда становишься старше, ты начинаешь по ним тосковать, потому что они исчезли.
 Клеона слегка вздохнула.
 — Значит, вы полагаете, будто я говорю чушь, — заключила она. — Вы думаете, что я выйду замуж, надеясь на лучшее, а когда это окажется не тем, чего я ожидала, я попытаюсь найти кого-то, кто станет меня развлекать.
 — И кто из нас теперь циничен? — усмехнулась герцогиня. — Но мне интересно, кто научил тебя мыслить так глубоко.
 — Папа, — не думая, ответила Клеона.
 — Тогда сэр Эдвард, должно быть, и впрямь изменился! — изумленно воскликнула герцогиня. — Насколько я помню, у него в голове были одни скачки.
 — Давайте посмотрим остальные приглашения, — попыталась сменить тему Клеона.
 Ее светлость протянула руку:
 — Поди сюда, дитя. — Клеона подчинилась. Длинные костлявые пальцы легли на ее плечо. — Не нужно ненавидеть моего Сильвестра, — тихо заговорила герцогиням — В глубине души он хороший мальчик. Что-то изменило его за последние полгода. Прежде он тоже был идеалистом. Я действительно не знаю, что на него нашло, но я хорошо разбираюсь в характерах и уверена, что у вас с ним много общего.
 Клеона не ответила. Она не могла признаться герцогине, что ненавидит ее приемного внука, что считает его беспутным мотом и что его грубость с самого момента ее прибытия непростительна.
 На самом-то деле они очень мало видели герцога, чему Клеона была только рада. Девушка знала, что его присутствие будет смущать ее после того, как он застал ее ночью в библиотеке. Тогда она долго лежала без сна. Клеона сознавала, что ей следовало сразу обнаружить свое присутствие. Но и герцог был виноват, что вернулся домой столь отвратительно пьяным.
 Еще девушка размышляла о странном поведении графа, который читал письма герцога и другие бумаги, лежавшие на столе. Но потом она убедила себя, что француз делал это в интересах самого герцога. Возможно, он хотел помочь своему другу отвлечься от карт. Каждый раз, когда граф и герцог встречались — а Клеоне казалось, что это происходит все чаще и чаще, — граф много говорил о своей дружбе с герцогом, ну и конечно, о своем желании всячески служить ей.
 На балу у графини Мелчестерской француз высказался откровеннее, чем когда-либо прежде.
 — Вы околдовали меня, — страстно прошептал он, когда они с Клеоной оставили жаркий и душный бальный зал, чтобы прогуляться по саду. Крошечные мерцающие свечи превратили его в волшебную страну, в укромных увитых зеленью беседках стояли удобные диваны с подушками, чтобы пары могли уединиться, скрывшись от любопытных глаз других гостей.
 — Я подозреваю, сэр, что вы говорите это всем, с кем танцуете, — весело ответила Клеона, когда они сели в одной из беседок, увитой жимолостью. Девушка получала удовольствие от флирта с графом. Флирт, решила она для себя, — это приятная игра, нужно только понять ее правила.
 — Mon Dieu! 23 Как вы можете быть так несправедливы? — спросил граф. — Я тысячу раз говорил, что с той самой минуты, как впервые увидел вас, с моим сердцем случилось что-то странное.
 — Судя по тому, в каком прискорбном состоянии все вы были в тот вечер, я думаю, что вы страдали от несварения!
 Граф взял ее руку и прижался к ней губами.
 — У вас восхитительное чувство юмора. Вы заставляете меня смеяться, но то, что вы произносите своими прелестными жестокими устами, вызывает у меня слезы. Ma foi 24  , вы не принимаете меня всерьез.
 Клеона попыталась отнять руку, но граф держал ее крепко.
 — Мисс Клеона, послушайте меня. Я знаю, в этой стране я изгнанник, человек, чье состояние и поместья были украдены во время Революции, но у меня есть основания полагать, что они будут мне возвращены. Я снова стану богат. Требования моей семьи уже признаны Бонапартом, и наше дело должно слушаться в суде. Поэтому я не совсем безнадежен, и мне не стыдно просить вас оказать мне честь, став моей женой.
 Клеона онемела. Она думала, что граф всего лишь флиртует с ней, и даже не сразу поняла, что получила первое в своей жизни предложение руки и сердца.
 — Я благодарю вас… — начала Клеона, но граф обнял ее, не давая договорить.
 — Нет, не отвечайте мне. Я знаю, я говорил слишком поспешно. Я знаю, что плохо выразил свои мысли, но вы должны поверить мне — я молю вас поверить мне, — я впервые в жизни делаю женщине предложение. Мне не следовало говорить так неуклюже, так похоже на англичан. Я хотел сказать, что люблю вас! Я люблю вас, Клеона, я все в вас люблю: ваше очаровательное личико, вашу совершенную фигуру, ваши руки, вашу манеру смеяться. Я люблю вас, я люблю вас! Сделайте меня самым счастливым человеком на свете и скажите, что вы выйдете за меня замуж.
 — Я не могу… — залепетала Клеона, но граф, не слушая, притянул ее еще ближе к себе. И прежде чем девушка успела его остановить, впился губами в ее губы и стал целовать с яростной, безжалостной страстью, не давая Клеоне даже вздохнуть.
 Ее первым чувством был страх. За ним пришли гнев и отвращение. Губы графа были горячими и неприятными. Задыхаясь, девушка неистовым усилием отстранилась.
 — Нет!.. Нет!.. Нет!.. Не прикасайтесь ко мне! — закричала она.
 — Скажи «да», скажи, что выйдешь за меня замуж, — требовал граф. — Я люблю тебя. Я должен сказать это снова, Клеона! Je t'adore. 25 
 — Отпустите меня! Немедленно отпустите! — резко приказала Клеона и почти в то же мгновение оказалась свободна.
 — Я обидел тебя! Я глупец! Je suis fou! 26 Как я мог сделать такое? Я, кто так отчаянно тебя любит? — Огорчение графа было несомненным. — Не сердись на меня, Клеона, — взмолился он. — Я не мог не поцеловать тебя. Ты разжигаешь во мне огонь, которому нельзя противиться! Но мне жаль, что я так поспешил. Я покорнейше приношу свои извинения. Больше я не стану тебя пугать. — Словно чтобы доказать свое раскаяние, граф опустился перед ней на одно колено. — Смотри, я у твоих ног! — воскликнул он. — Прости меня, или я кану в глубины отчаяния.
 Клеоне вдруг стало смешно. Все это было так театрально, так не похоже ни на что, с чем она сталкивалась или воображала себе раньше.
 — Я прощаю вас, — весело проговорила она, — но вы больше не должны ко мне прикасаться, ибо мне это не нравится, и я убеждена, что герцогиня была бы крайне шокирована, узнай она о вашем поведении.
 — Ты не расскажешь ей? — встревоженно спросил граф. — Но ты как следует подумаешь; ma cherie 27  , над моим предложением? Я хочу, чтобы ты как можно скорее стала моей женой.
 — Я не хочу вселять в вас надежду. Я благодарна за честь, которую вы мне оказали, но мой ответ — окончательное и бесповоротное нет.
 Граф застонал.
 — Ты не можешь говорить это всерьез! Почему? Что я сделал? Чем оскорбил тебя? Я знаю, я слишком поспешил, но ты меня полюбишь. Такая сильная любовь, как моя, не может не пробудить ответное чувство. Позволь мне надеяться, моя милая Клеона! Позволь мне надеяться, что однажды ты отдашь мне свое сердце взамен того, что ты у меня украла.
 — Вы должны постараться поверить мне, — мягко ответила Клеона. — Я никогда не выйду за вас замуж.
 С этими словами она встала и хотела уйти из беседки, но граф преградил ей дорогу.
 — Я заставлю тебя полюбить меня, — гневно заговорил он. — Я твердо намерен стать твоим мужем. Помни это, когда другие будут делать тебе предложение. Я первым заявил свои права, и если ты не выйдешь за меня, то не выйдешь ни за кого.
 В его голосе звучала угроза, и Клеоне стало тревожно.
 — Мне пора вернуться в бальный зал.
 Француз протянул руку, чтобы ее задержать, но девушка ускользнула от него.
 — Клеона! — настойчиво позвал он, однако девушка уже стремглав бежала по лужайке к освещенному дому. Добежав до террасы, она с облегчением увидела герцога, который стоял, прислонившись к каменной балюстраде, с выражением абсолютной скуки на лице.
 Не думая, Клеона побежала к нему.
 — Значит, ваша светлость все-таки пришли, — проговорила она, задыхаясь. — Герцогиня надеялась, что вы появитесь, и я…
 Она нервно оглянулась через плечо. Среди пар, гуляющих в парке, было трудно разглядеть графа, но почему-то у Клеоны возникло ощущение, что он за ней наблюдает.
 — Что вас беспокоит? — спросил герцог. — Вы кажетесь немного взволнованной. Один из ваших обожателей вдруг стал чересчур страстным?
 — Это был граф! — невольно воскликнула Клеона. — Он… От ленивого безразличия на лице его светлости внезапно не осталось и следа.
 — Что он сказал? Что он сделал?
 Герцог говорил необычно громко, и Клеона тронула его за руку.
 — Тише, — попросила она. — Будьте осторожны. Граф, вероятно, смотрит на нас. По-моему, он немного сумасшедший. Давайте войдем в дом.
 Герцог начал что-то говорить, но замолчал. Предложив Клеоне руку, он повел девушку наверх по каменной лестнице и затем — в один из изумительно обставленных салонов. Однако они не вернулись через центральную дверь в бальный зал, а вошли через боковой вход в маленькую восьмиугольную приемную. Там никого не было. Герцог указал Клеоне на обитый штофом диван и, когда девушка уселась, сел рядом.
 — Что случилось? — спросил он.
 — Ничего, — быстро ответила Клеона. — В самом деле ничего!
 — Чушь! — воскликнул герцог. — Вы были чем-то испуганы, когда бежали через сад. Элегантные леди не бегают на званых вечерах без веской причины.
 — Наверно, я глупая, — вздохнула Клеона, — а может, я просто «конопатая деревенщина», как вы сказали, но…
 — Я извиняюсь за это выражение, — вставил герцог, криво улыбнувшись. Девушка не могла не почувствовать, что эта улыбка имеет свою особую привлекательность. — Мое единственное оправдание в том, что я сказал это до того, как увидел вас… вернее, мой первый беглый взгляд оказался ошибочным. Клеона засмеялась.
 — Должно быть, я выглядела ужасно. Я понятия не имела, что кто-нибудь может не спать в такой поздний час. Я действительно рассуждала, как деревенщина!
 — Я готов еще раз извиниться, — заявил герцог, — если вы обещаете больше не цитировать мое весьма опрометчивое замечание. В противном случае я начну думать, что вы становитесь похожи на бабушку, которая никогда не позволяет мне забыть о моих прегрешениях.
 — Я прощу вас просто потому, что я достаточно честна и знаю, что у вас была причина так сказать.
 — Тогда начнем все с самого начала, — предложил герцог. — Мы могли бы, к примеру, стать друзьями.
 — Могли бы, — согласилась Клеона. — Но позвольте мне внести ясность, ваша светлость. У меня нет никакого желания выходить за вас замуж. Ни за вас, ни за кого-то еще.
 — Кто-то еще — это граф?
 — Полагаю, мне не следовало бы об этом говорить, но когда я ему отказала, граф заявил, что я все равно стану его женой, а если я не выйду за него, то не выйду ни за кого другого. Он сказал это с такой угрозой, что мне стало страшно.
 — Все сходится, — прошептал герцог.
 — Что сходится?
 — Ничего. Я просто думал вслух. Послушайте, Клеона, вы не сделаете для меня кое-что? Вы оказали бы мне огромную помощь.
 — Да, конечно, — ответила девушка, спрашивая себя, не последует ли за этим еще одно предложение руки и сердца.
 — Дело вот в чем. Когда вы будете с графом — а вы можете быть совершенно уверены, что не сможете избегать его теперь, когда он заявил о своих намерениях, — не могли бы вы сказать обо мне что-нибудь приятное?
 — Приятное о вас? — изумилась Клеона. — Я не понимаю.
 — Конечно, у вас нет причин это делать, — ответил герцог. — Я лишь прошу об этом как об одолжении. О, я знаю, что вы обо мне думаете: я видел презрение на вашем лице, отвращение в ваших глазах. Я неплохо читаю людские мысли, и я не такой бесчувственный, как считает моя бабушка. Думайте что хотите, но только скажите графу, что, на ваш взгляд, я весьма привлекательный малый.
 — Зачем? Какой в этом смысл? — недоумевала Клеона.
 — Я не могу вам ответить на этот вопрос, но уверяю вас, что прошу об этом не из легкомыслия. Просто в данный момент вы бы мне очень помогли таким образом. Так могу я положиться на вас, Клеона?
 — Да, конечно, если вы действительно хотите, чтобы я это сделала.
 — А могу ли я положиться на вас и в другом отношении? — спросил герцог. — Например, рассчитывать, что вы не перескажете этот разговор никому, даже моей бабушке.
 Клеона посмотрела на него озадаченно.
 — Какой вы странный. Вы так быстро меняетесь. Герцог помолчал, потом сказал:
 — Вы тоже не такая, как я ожидал. Я думал, вы глупенькая хихикающая мисс, только что со школьной скамьи. А у вас есть ум. Только не пытайтесь его использовать, во всяком случае, в том, что касается меня. Принимайте вещи такими, какие они есть. Верьте тому, что вы видите, не пытаясь вникать. Это, между прочим, приказ.
 Клеона смотрела на него широко раскрытыми глазами. Этот требовательный тон разительно отличался от его обычного — ленивого и протяжного. У девушки вдруг мелькнула мысль, что, если бы она встретила его таким властным и уверенным, он бы ей понравился. Затем, к ее удивлению, герцог встал.
 — Вы должны вернуться в бальный зал, иначе ваши поклонники разорвут меня на части. Можете вы пообещать мне, что не передадите никому наш разговор?
 — Конечно! И я сделаю, как вы просили, если, конечно, мне придется разговаривать с графом. Он поцеловал меня насильно, и мне отвратительна мысль о том, что он снова попытается ко мне прикоснуться.
 Герцог, уже шагнувший к двери, резко остановился. — Проклятая свинья! — воскликнул он. — Позволять себе такие вольности! Это переходит всякие границы. — Его лицо потемнело от гнева, челюсти сжались. Потом, с заметным усилием, он снова повернулся к двери. — Мне очень жаль, Клеона, — медленно произнес он, — вы должны вести свой собственный бой, но избегайте графа, насколько возможно.
 — Непременно, — сказала Клеона, но ей показалось, что герцог уже не слушает.
 В салоне толпился народ. Герцог протиснулся к маленькой группе мужчин и женщин, которые держали в руках бокалы с шампанским, и обратился к человеку, стоявшему с краю:
 — Привет, Вудрам. — Голос герцога вдруг стал слегка нетвердым. — Хочу представить тебя, старина, очаровательной девушке. Она из Йоркшира. Клеона, сэр Вивиан Вудрам. Очень славный малый, он вам понравится. Это мисс Клеона Мандевилл. Теперь вы не пропадете, моя дорогая.
 И он пошел прочь, не оглядываясь, оставив Клеону и сэра Вивиана разглядывать друг друга в некотором смущении.
 — Я хочу вернуться в бальный зал, сэр Вивиан, — проговорила Клеона. — Думаю, мой партнер будет искать меня.
 — Разрешите вас проводить, — предложил сэр Вивиан. Он протянул руку, и, уходя, Клеона услышала, как одна из женщин насмешливо сказала:
 — Его светлость нынче вне игры, не так ли? Даже не мог вежливо поздороваться! И куда это он ушел так поспешно?
 Кто-то ей ответил, но девушка не расслышала. Раздался взрыв хохота, очевидно, это была шутка в адрес герцога.
 По пути к бальному залу Клеона озиралась по сторонам, но герцог бесследно исчез. Уже танцуя, девушка почувствовала, что за ней наблюдают, и, обернувшись, встретила горящий взгляд графа. Его глаза следили за каждым ее движением, губы были сжаты в твердую линию. Клеона споткнулась, пропустила шаг, извинилась перед своим партнером, а когда танец закончился, пошла к герцогине, которая сидела со своими приятельницами на возвышении в дальнем конце зала.
 — О, вот и ты, дитя! — воскликнула старая леди. — А я тебя потеряла из виду.
 — Я выходила в сад, — объяснила девушка.
 — А я сопровождал мисс Клеону, поэтому она была в полной безопасности, — добавил знакомый голос.
 Подняв глаза, девушка обнаружила, что граф стоит рядом. На его лице было привычное льстивое выражение. Когда француз склонился к руке герцогини, он казался таким же очаровательным и дружелюбным, как всегда.
 «Возможно, я все выдумываю», — сказала себе Клеона.
 — Могу я пригласить вас на следующий танец? — спросил граф.
 Девушка покачала головой:
 — Сожалею. Следующий танец уже обещан.
 — А следующий?
 — Тоже.
 — Вы очень популярны, — заметил граф, — но боюсь, что герцог огорчил вас какой-то неудачной…
 — Сильвестр здесь? — перебила герцогиня. — Я умоляла его прийти. Но он сказал, что приглашен в другое место.
 — Да, он только что был здесь. — Затем, вспомнив просьбу герцога, Клеона добавила: — Разве это не мило с его стороны? Его светлость сказал мне, что пришел специально, чтобы не разочаровать вас. У нас была восхитительная беседа.
 — Я рада, что он пришел, — спокойно отозвалась герцогиня.
 — Я тоже, — ответила Клеона, бросив из-под ресниц беглый взгляд на графа. Его лицо застыло, напоминая маску. Девушка заметила, что он сжимает спинку стула герцогини с такой силой, что костяшки пальцев побелели!




 Глава 7


 Весь остаток вечера Клеона не могла сосредоточиться на том, что говорили ей ее партнеры. Их комплименты больше не вызывали у нее прежнего удовольствия.
 Она, конечно, знала, что этой лестью во многом обязана своему положению богатой наследницы, но все-таки не могла оставаться равнодушной ко всеобщему восхищению, которым окружил ее лондонский высший свет. Иногда она с трудом верила, что это не сон.
 Девушка с благодарностью думала о своих родителях. Хотя они и были небрежны в отношении ее туалетов, однако позаботились о том, чтобы Клеона получила хорошее образование. Ее мать каким-то чудом даже наскребла достаточно денег, чтобы вышедший на пенсию учитель танцев давал ей уроки. Впрочем, вскоре девушка выяснила, что быть ученой — такой же недостаток, как быть некрасивой.
 — Послушайте, а вы не книжный червь? — в ужасе спросил ее один молодой человек, когда Клеона поправила его. Разговор шел о некоем классическом имени, которое относилось к скаковой лошади.
 — О нет, конечно, нет! — поспешно ответила Клеона.
 — Ну хорошо, — успокоился ее собеседник. — Но мужчинам не нравится, когда их поправляет представительница прекрасного пола. Вы должны нас понять.
 — Ну разумеется, — улыбнулась Клеона. Позже она спросила герцогиню:
 — Почему считается модным быть глупой?
 — Потому что у большинства так называемых модных людей в голове пусто, — презрительно ответила герцогиня.
 Клеона уже не раз слышала пренебрежительные высказывания герцогини по поводу современной молодежи и не стала продолжать эту тему. Только подумала, как ужаснулись бы некоторые из ее воздыхателей, если бы услышали их с отцом споры на исторические темы или о влиянии мифологии на современное христианство! Но сегодня вечером после ухода герцога мысли Клеоны были поглощены другим.
 Что имел в виду герцог, когда спрашивал, может ли положиться на нее? Какова во всем этом роль графа? Чем было вызвано то странное выражение на лице француза, когда Клеона сказала несколько теплых слов о герцоге, — ревностью или чем-то еще?
 — Вы очень молчаливы, — заметил Фредди Фаррингдон, когда они оставили бальный зал и направились в столовую.
 — Простите, — встрепенулась девушка. — Вам стало скучно?
 — Вы никогда не будете скучны, — галантно ответил Фредди, — но, кажется, ваши мысли блуждают где-то далеко. Могу я вам помочь?
 — О нет, спасибо, — откликнулась Клеона. Они вышли на балкончик, обращенный в сад. — Скажите, мистер Фаррингдон, граф действительно добрый друг герцога и всех вас?
 — Если вы спрашиваете меня, то, по-моему, этот малый не… — начал было Фредди Фаррингдон, но остановился, словно лошадь на полном скаку. — О, д'Эскур — довольно приличный малый для француза. Сильвестру он нравится. Жаль беднягу: потерял свои поместья и все такое. В революциях мало забавного!
 — Да, конечно, — согласилась девушка. — А что вы знаете о нем? Когда граф приехал в Англию?
 Ее вопросы явно вызывали неловкость у Фредди.
 — Да я как-то не интересовался этим, — уклончиво ответил он. — У д'Эскура полно друзей, его везде принимают.
 — Да, да, я знаю, — вздохнула Клеона, понимая, что Фредди Фаррингдон не намерен удовлетворять ее любопытство.
 В душе она не сомневалась, что Фредди терпеть не может графа, как, впрочем, и герцог. Тогда почему, почему они все держатся вместе? Она собиралась спросить еще что-то, когда лакей графа Мелчестерского в напудренном парике и великолепной ливрее с золотыми галунами подошел к ним с золотым подносом. На подносе лежало письмо.
 — Мисс Мандевилл? — спросил он.
 — Да, я мисс Мандевилл, — ответила Клеона.
 — Джентльмен оставил это для вас некоторое время назад, мисс, — объяснил лакей. — Он просил отдать его вам без задержки, но я не мог вас найти.
 — Спасибо.
 Клеона взяла письмо. Слуга поклонился и исчез.
 — Ничего плохого? — поинтересовался Фредди Фаррингдон.
 Прежде чем ответить, девушка еще раз перечитала несколько коротких строчек.
  Простите меня, ваша красота меня пьянит. Мне трудно вести себя пристойно, когда я с вами. Я вас люблю.  Je  t  '  adore  . 
 В подписи не было нужды. Это письмо вызвало у девушки еще большее недоверие к графу. Действительно ли он любит ее или зачем-то ломает комедию? Есть ли какой-то скрытый мотив в его столь страстных заверениях в любви?
 Клеона убрала письмо в сумочку.
 — Ничего важного, — сказала она Фредди Фаррингдону, видя любопытство в его глазах. — Вернемся в бальный зал?
 — Нет, подождите. Я хочу вам кое-что сказать, мисс Клеона.
 — И что же? Я вас слушаю.
 — Если вы случайно попали в беду или вас что-то беспокоит, — проговорил Фредди, осторожно подбирая слова, — скажите мне или, еще лучше, Сильвестру.
 — Сказать герцогу? — изумилась Клеона. Фаррингдон отвернулся от нее, глядя в сад.
 — О, я знаю, с тех пор, как вы приехали, он стал немного странным, — пробормотал он, — но это скоро пройдет. Сильвестр — именно тот человек, к которому я сам предпочел бы обратиться в тяжелой ситуации.
 — Возможно, вы видели его светлость при более счастливых обстоятельствах, — возразила Клеона.
 — Вы имеете в виду ночь вашего прибытия? — нерешительно спросил Фредди. — Ну, мы все тогда были немного под мухой.
 — Были и другие случаи, — заметила девушка.
 — Я знаю, — согласился Фредди. — Но если вы забудете на минуту… ну да не важно… если вы в беде, скажите мне. Я разберусь.
 Клеона улыбнулась:
 — Спасибо, мистер Фаррингдон. Это очень мило с вашей стороны. Мне приятно думать, что в этом очень поверхностном мире у меня есть один друг.
 — Вы можете быть уверены в этом! — воскликнул Фредди. Он протянул руку. — Так мы друзья, мисс Клеона?
 — Друзья, — ответила девушка, — и спасибо вам!
 — Ума не приложу, чем я заслужил вашу благодарность, — откликнулся Фредди. — И будь я проклят, я нечасто думаю о дружбе в обществе таких красавиц, как вы.
 Клеона отняла у него руку и прижала ладони к лицу.
 — О, мистер Фаррингдон, умоляю, не начинайте! Я выслушала столько комплиментов за эти последние несколько дней, что чувствую себя так, будто объелась пирогом с патокой. К тому же я не верю и половине того, что слышу.
 — Вот что мне в вас нравится, — восхищенно изрек Фаррингдон. — У вас хорошая голова на плечах. Вы очень разумная девушка. Именно это я и сказал Сильвестру.
 — И что ответил его светлость? — с любопытством спросила Клеона.
 Фредди смутился.
 — Не помню, — солгал он. Девушка засмеялась.
 — Все в порядке, мистер Фаррингдон, я не собираюсь допытываться. У вас — свои секреты, у меня — свои. А теперь давайте вернемся к ее светлости.
 Герцогиня уже порядком устала, поэтому, когда Клеона предложила поехать домой, старая леди была явно рада.
 — Можете нас проводить, мистер Фаррингдон, — заявила она повелительно. — Полагаю, моего внука и след простыл?
 — Боюсь, что да, мадам, — ответил Фредди. Герцогиня глубоко вздохнула.
 — Снова за карточным столом. Когда же этому будет конец?
 Она вдруг показалась такой старой и убитой горем, что Клеоне захотелось ее обнять. Но герцогиня выпрямилась и встала, высоко вскинув голову и воинственно выставив вперед старый, морщинистый подбородок.
 — Восхитительный вечер, — сказала она. — Я не помню лучшего приема в Мелчестер-Хаус.
 Они неторопливо сошли по лестнице к ожидавшей их карете. Герцогине помогли сесть. Фредди на краткий миг задержал руку Клеоны, внимательно глядя ей в лицо.
 — Не беспокойтесь, — тихо проговорил он.
 — Я не беспокоюсь, — ответила девушка, досадуя, что или Фредди так проницателен, или ее чувства так очевидны.
 Мистер Фаррингдон отступил назад и поклонился, когда карета тронулась.
 — Ты веселилась, дитя? — спросила герцогиня.
 — Чрезвычайно, мадам, — ответила Клеона, — но, возможно, не так, как вчера.
 — Ты становишься привередливой, — констати-ровала герцогиня. — Жизнь всегда одинакова. Человек привыкает к чему угодно. Слишком много балов, как слишком много pate de foie gras 28  , вызывает чувство пресыщения! Клеона засмеялась.
 — Я еще не дошла до той стадии, мадам, просто… я не знаю, не могу объяснить.
 — Что сказал тебе Сильвестр?
 — Его светлость был очень… мил. Я… я не помню точно его слова. Было очень любезно со стороны его светлости, что он все-таки нашел время заглянуть на бал.
 Вдова то ли фыркнула, то ли вздохнула. Потом, когда карета повернула на Баркли-сквер, она сказала:
 — Я бы хотела увидеть, как ты носишь бриллианты Линка, прежде чем я умру. Тиара тебе очень пойдет.
 Ее слова так испугали Клеону, что она бурно запротестовала:
 — Никогда! Понимаете, мадам, никогда я не выйду замуж ни за кого из тех людей, которых встречаю здесь, в Лондоне! Умоляю вас, оставьте эту мысль. Если мой брак был единственной целью, ради которой вы пригласили меня сюда, значит, я приехала напрасно.
 — А что ты имеешь против брака, позволь тебя спросить? — холодно осведомилась герцогиня.
 — Не против брака вообще, — замялась Клеона, — а против брака с определенными людьми.
 — Например, с моим приемным внуком, — процедила герцогиня уже совсем ледяным голосом.
 — Мне очень жаль, мадам, но это так. Я никогда не выйду замуж за герцога.
 С горечью Клеона почувствовала, что никакие ее слова не могли бы вызвать большую враждебность герцогини, чем те, что только что были произнесены.
 Когда карета остановилась у Линк-Хаус, герцогиня, не произнеся ни слова, быстро вошла в дом и стала подниматься по лестнице, даже не пожелав Клеоне доброй ночи.
 Девушка стояла в холле и смотрела ей вслед. «Почему я не могла притвориться и оставить ее счастливой?» — спрашивала она себя. Ее переполняло глубокое сочувствие к этой старой, усталой женщине, обремененной проблемами и тревогами, уже непосильными для нее. Поддавшись порыву, Клеона, подобрав юбки, бросилась наверх и догнала герцогиню уже на площадке.
 — Мне очень жаль, мадам, простите меня, — залепетала она с чувством глубокого раскаяния. — Я не то имела в виду. Просто… просто герцог испытывает ко мне неприязнь. Он… он ясно дает это понять с тех самых пор, как я приехала.
 — А у тебя самой нет к нему отвращения? — спросила герцогиня, и почему-то, хотя ей очень хотелось сказать правду, Клеона не решилась погасить внезапную надежду, которая вспыхнула в глубине проницательных глаз старой леди.
 — Нет, мадам, — она запнулась, — я… я считаю, что герцог очень красив.
 Герцогиня улыбнулась и веером дотронулась до щеки девушки.
 — Ты хорошая девочка, Клеона, — проговорила она. — Не беспокойся о своем будущем, предоставь все мне. Тебе не хватало матери эти последние несколько лет. Я должна попытаться заменить ее. Доброй ночи, дитя мое, ты можешь меня поцеловать.
 Девушка коснулась холодной морщинистой щеки своими теплыми юными губами, и герцогиня с легкой улыбкой вошла в спальню. Горничная уже ждала и тихо затворила за ней дверь.
 Клеона закрыла руками лицо. Ну и кашу она заварила! Потом она вспомнила, что в конечном счете это не важно. Герцогиня узнает правду, Клеону с позором отправят обратно в Йоркшир, а другая наследница, несомненно, более покладистая, примет руку герцога. Но Клеона ничего об этом не узнает. Она снова будет дома кормить кур и терпеть тихие, но уничтожающие упреки своих родителей. А Лондон через несколько дней, если не раньше, забудет о ее существовании. Почему-то эта мысль показалась Клеоне особенно тягостной. Девушка пошла в свою комнату, но уронила сумочку. Поднимая ее, Клеона вспомнила о письме.
 Как смешно бояться графа или кого бы то ни было другого. Что они могут ей сделать? Какое отношение она имеет к их жизни? Через несколько дней она, без сомнения, получит письмо от Леони с сообщением, что ее подруга благополучно добралась до Ирландии и вышла замуж. И тогда настанет пора уезжать. «Я должна использовать это время, — подумала девушка. — Нельзя терять ни минуты, ибо воспоминаний об этих приключениях должно хватить мне на всю оставшуюся жизнь».
 Внезапно Клеону охватила досада на себя за то, что она ушла с бала. Как глупо не наслаждаться каждой секундой, не оставаться до рассвета, пока не посветлеет небо и мальчишки-провожатые не погасят свои фонари. Что ждет ее завтра и послезавтра? Девушка попыталась вспомнить свои чувства, когда ее представляли королеве. Попыталась вспомнить все, что видела и делала с тех пор, как резвые кони привезли ее из Йоркшира.
 Ее усталость как рукой сняло. Теперь Клеоне хотелось танцевать, флиртовать, снова ловить восхищенные взгляды своих поклонников. Какое ей дело до того, восторгаются ли они ею, деньгами Леони или платьями, которые выбрала для нее герцогиня и за которые до сих пор еще не уплачено. Важно лишь то, что песок в часах высыпается, и скоро вся эта сумасшедшая эскапада закончится. Тогда ей больше нечего будет ждать. В ее жизни останутся лишь воспоминания.
 Клеона вошла в свою спальню и отослала усталую служанку, которая ждала, чтобы помочь ей раздеться. Широко распахнув окно, девушка облокотилась на подоконник, глядя вдаль, поверх шелестящих листвой деревьев. Она не знала, как долго простояла так. Мягкий ночной ветерок принес ей чувство покоя.
 Какой-то фаэтон выехал на площадь с Баркли-стрит. Девушка наблюдала за ним, любуясь красивыми лошадьми и блеском их уздечек в свете факелов, освещавших крыльцо. Затем она вдруг поняла, что фаэтон останавливается перед Линк-Хаус. Клеона высунулась из окна. Дверца открылась, вышел мужчина. Клеона тотчас узнала его. Это был граф в своем щегольском атласном сюртуке. Он повернулся, чтобы помочь кому-то выйти из экипажа, и еще раньше, чем этот другой человек вышел, Клеона поняла, кто это.
 Сначала появилась ступня, затем колено, затем все размякшее, почти безжизненное тело. Клеона вдруг вся затрепетала от гнева. «Безумец! Глупый и невоздержанный! Растрачивать жизнь на пьянство и карты!» Теперь она разглядела, что кто-то еще заботливо поддерживает плечи герцога. Это была женщина; Клеона увидела ее обнаженные руки, а потом, когда незнакомка высунулась из экипажа, — темные волосы, уложенные вокруг головы и заколотые сверкающими бриллиантовыми гребнями.
 Появился дворецкий и подхватил хозяина с другой стороны. Вдвоем с графом они повели шатающегося герцога к дому. Женщина вышла из фаэтона и Становилась на тротуаре, провожая их взглядом. Ее ожерелье искрилось в свете факелов. На ней было платье, которое подчеркивало каждый изгиб ее тела, с очень глубоким вырезом. Сверху Клеона видела даже ложбинку между грудями. Затем, словно почувствовав, что за ней наблюдают, женщина запрокинула голову и посмотрела вверх.
 Клеона не шевельнулась, хотя не знала, видно ее или нет. Так как свет в спальне не горел, она, вероятно, терялась в тени, зато ей довольно ясно было видно лицо женщины. Девушка поняла, что это Дория ди Форно, о которой говорила герцогиня.
 Клеона разглядывала ее высокие, красивые скулы, резкую линию острого подбородка, полные яркие губы, темные глаза с поволокой и четко очерченный лоб. «Она красивая», — сказала себе Клеона. Но когда женщина повернулась и змеиным движением скользнула обратно в экипаж, девушке показалось, что эта итальянка злая. Женский инстинкт подсказал ей, что Дория ди Форно и граф не сулят герцогу ничего хорошего.
 Не думая о том, что делает, Клеона выбежала на лестницу. Перегнувшись через перила верхней площадки, она увидела, что граф и дворецкий, поддерживая герцога, помогают ему пересечь холл. Глаза герцога были закрыты, челюсть отвисла, его белоснежная манишка залита вином, а руки бессильно свисали, покачиваясь в такт шаркающим шагам.
 — Все в порядке, сэр, — услышала девушка слова дворецкого. — Оставьте его светлость мне. Я уложу его в постель.
 — Уверены, что справитесь? — спросил граф.
 — Да, сэр, — подтвердил вежливый, лишенный qq выражения голос идеального слуги.
 — Тогда доброй ночи, — сказал граф и добавил: — Доброй ночи, Сильвестр. Спи крепко, и сладких тебе снов!
 В голосе графа было что-то насмешливое и неприятное, даже дворецкий взглянул на него с удивлением. Затем француз вышел, по-кошачьи скользнув в открытую дверь, напомнив Клеоне какое-то дикое животное.
 Парадную дверь закрыли, но когда дворецкий и один из лакеев хотели помочь герцогу подняться наверх, тот стряхнул их с себя.
 — Черт побери, оставьте меня в покое! — сердито крикнул он. Теперь, когда глаза его были открыты, он не казался таким осоловелым, как минуту назад.
 — Могу я помочь вашей светлости дойти до спальни? — осведомился дворецкий.
 — Не можете, — отрезал герцог. — Я иду в библиотеку, у меня есть работа. Принеси мне что-нибудь поесть и кофе. Вы слышите меня? Кофе!
 — Хорошо, ваша светлость.
 Герцог натянул сюртук, выпрямился и медленно, не совсем твердо, направился к библиотеке. Клеона услышала его шаги по мраморному полу, затем тихо закрылась дверь. Девушка вернулась в свою спальню.
 Герцог, несомненно, пьян, размышляла она, но не настолько, как казалось, когда граф выволакивал его из фаэтона. Что здесь происходит? Почему, стоит герцогу попасть домой, как он берет себя в руки? Ведь то же самое Клеона наблюдала в ту ночь, когда пряталась в библиотеке. И какая работа может быть у его светлости в такой час?
 Все это было совершенно непостижимо. Однако теперь Клеона, словно она только и ждала возвращения герцога, была готова лечь спать. Звезды уже бледнели на ночном небе. Утренняя заря вот-вот должна была осветить все вокруг первыми солнечными лучами.
 Клеоне неожиданно вспомнилось выражение лица герцога, его глубокий голос, когда он спросил, может ли положиться на нее. Как этот человек ухитряется быть то таким, то беспутным и отвратительным? И как женщина, которая приехала с ним, не помешала герцогу дойти до такой крайности? Если он ее любит, почему она не может повлиять на него? Или это неправда, что герцог отдал ей свое сердце?
 Сон все не приходил. Солнце уже било в окно, заливая золотом ковер, когда Клеона закрыла глаза. Ей показалось, что спала она совсем недолго. Открыв глаза, она увидела, что служанка стоит у кровати с чашкой шоколада.
 — Который час? — спросила девушка.
 — Двенадцатый, мисс. Ее светлость велела передать, что вас ждут на ленч с графиней Дерби в час дня.
 — Я должна немедленно встать, — спохватилась Клеона.
 — Ваша ванна готова, мисс.
 Клеона признательно улыбнулась, думая, как все это не похоже на жизнь в ее родном городе.
 Когда герцогиня вышла из своей спальни, девушка, уже одетая, ждала ее. За ночь вдова словно постарела, у нее даже прибавилось морщин. Клеона решила, что она, вероятно, всю ночь не сомкнула глаз, тревожась за своего внука и судьбу родового поместья.
 — Ты готова, дитя? — спросила герцогиня. — Эта шляпа тебе очень идет. Голубой цвет перьев точно подходит к твоим глазам.
 Клеона сделала книксен.
 — Спасибо, мадам. Вы спокойно спали?
 — Нет, — отрезала герцогиня. — Пойдем посмотрим, в библиотеке ли герцог. Он с раннего утра поехал кататься верхом, но должен бы уже вернуться.
 «Она все знает, — подумала Клеона. — Я уверена, она знает и о том, что случилось прошлой ночью и кто привез герцога домой».
 Шелестя юбками, герцогиня спустилась в холл и направилась к библиотеке. Лакей распахнул дверь. Герцог был там, словно ждал ее. Все еще в рейтузах для верховой езды, он стоял спиной к камину с бокалом в руке. Когда они вошли, его светлость поставил бокал.
 — Доброе утро, бабушка, доброе утро, Клеона!
 — Вижу, ты не намерен сопровождать нас на ленч к леди
 Дерби. — Тон герцогини давал понять, что это первый выстрел и сражение началось.
 — Вы, мадам, совершенно правы в своем предположении, — откликнулся герцог. — Леди Дерби вызывает у меня еще большую скуку, чем ее муж, а это говорит о многом.
 — Сильвестр, ну почему ты ссоришься со всеми приличными людьми и находишь удовольствие только в общении с отбросами общества? — жалобно спросила герцогиня.
 — Я не считаю моих друзей отбросами общества. Во всяком случае, если они и отбросы, то по крайней мере забавные.
 — Эта забава дорого тебе стоит. Нынче утром я получила письмо от твоего поверенного. Он просит назначить ему встречу. Ты прекрасно знаешь, о чем он желает говорить.
 — Старина Добсон только и делает, что стонет да охает. Если вы хотите послушать моего совета, бабушка, отправьте его обратно.
 — Я не сделаю ничего подобного, — резко возразила герцогиня. — Мистер Добсон вправе привлекать мое внимание к тому, что его беспокоит. Дела не могут продолжаться так, как они идут сейчас.
 — Они и не будут так продолжаться, — устало отозвался герцог. — Дайте мне время, бабушка. Все, о чем я прошу вас, это дать мне время, чтобы все уладить.
 — Уладить? — вспылила герцогиня. — Что ты можешь уладить? Все, что ты делаешь, это тратишь, тратишь, тратишь! Деньги текут у тебя между пальцев! Ты что, помешался? Если бы ты вредил только себе, это мало кого волновало бы. Но страдает твоя семья, твои родственники, люди, которые тебе доверяют, люди, которых ты нанимаешь и которые зависят от герцогской милости, как зависели в течение многих поколений.
 Его светлость прикрыл рукой глаза.
 — Избавьте меня от сцен, бабушка. Вы постоянно это твердите мне.
 — И буду твердить, — сказала герцогиня, резко стукнув о пол своей тростью. — Это положение нетерпимо!
 — Я согласен, — ответил герцог, — и давайте на этом закончим. Я больше не желаю слушать ваши нравоучения.
 — Ах ты нахальный молодой грубиян! — Герцогиня подняла свою палку, словно хотела ударить внука, но в этот момент дверь открылась, и зычный голос дворецкого объявил:
 — Граф Пьер д'Эскур.
 В комнате повисла та звенящая тишина, которая наступает, когда вновь прибывший прерывает острую сцену. Появился граф, как всегда изысканно одетый. Он улыбался, но сам так и пожирал глазами напряженные лица собеседников.
 — Ваша светлость! — Француз склонился к руке герцогини. — Мисс Клеона! Enchante 29 . — Затем он повернулся к герцогу. — Сильвестр, — произнес он трагическим голосом, который Клеоне показался театральным. — Она уехала!
 — Уехала? — поднял брови герцог.
 — Да, уехала во Францию. Она оставила тебе письмо. Граф протянул его, но герцог не сделал никакой попытки его взять.
 — Во Францию, — повторил он почти тупо. — Это катастрофа.
 — Да, действительно, — согласился граф, — но я, мой дорогой Сильвестр, нашел выход.
 — Выход? — оживился герцог.
 — Да, и очень простой. Мы должны последовать за ней. Почему бы нам не отправиться в Париж? Я говорил тебе, что моя семья действовала в моих интересах, поэтому я уверен в радушном приеме. Я надеюсь быть принятым самим первым консулом. Почему бы тебе не поехать со мной, Сильвестр? Тебе будет полезно на время покинуть Лондон. Во Франции ты сможешь забыть о своих долгах, своих бедах, да и обо всех прочих трудностях.
 По мнению Клеоны, с его стороны было дерзостью при этом бросить выразительный взгляд на герцогиню.
 Наступило молчание. Затем герцог медленно произнес:
 — Давненько я не был в Париже.
 — Поехали со мной, — настаивал граф. — Тебе надоел Лондон, ты сам говорил. В конце концов, здесь все один и тот же старый круг, одни и те же люди, даже одни и те же игорные клубы. В Париже немало куда лучших развлечений.
 Граф говорил весело и соблазнительно. Клеона чувствовала, что он играет какую-то роль. Каждое его слово звучало заманчиво и в то же время — почти что с вызовом.
 — Это идея, — медленно согласился герцог.
 — Ты думаешь ехать? — Герцогиня заговорила в первый раз с того момента, как граф вошел в библиотеку. Когда ее глаза встретились с глазами герцога, между ними словно возникло некое враждебное отталкивание.
 — Да, бабушка. Как сказал мой друг Пьер, приятно будет освободиться от всех моих бед, проблем и, конечно, упреков! Париж — это весело, и там есть люди, особенно одна персона, которых я страшно желаю увидеть.
 — Браво! — вскричал граф. — Вот действительно великолепная новость! Мы уедем, как только твой камердинер уложит вещи. Нечего терять время. Нас ждет Париж. Давай, Сильвестр, пошевеливайся, прикажи, чтобы нас доставили на побережье самой резвой твоей упряжкой. Мы сможем сесть на корабль в Дувре.
 — Одну минуту, — вмешалась герцогиня. После горячего энтузиазма графа от ее голоса повеяло ледяным холодом. — Возможно, фаэтон — самый быстрый способ путешествия, но, думаю, нам с Клеоной лучше ехать в моей карете.
 Все остолбенели. Не веря своим ушам, граф переспросил:
 — Вам с Клеоной, мадам? Но… но…
 — Мы благодарны вам за приглашение, граф, — заявила герцогиня. — Как и Сильвестр, я давно не была в Париже, но кое-что из моего имущества все еще там, если, конечно, оно не пропало во время Революции.
 — Но, мадам, это невозможно, — в смятении проговорил граф. — Это было бы небезопасно!
 — Небезопасно? — воскликнула герцогиня. — Что за странное утверждение! Множество моих друзей уже побывали во Франции. Мисс Берри до небес превозносит первого консула. Лорд Абердин пленился его улыбкой. Я хотела бы сама его увидеть и буду очень удивлена, если меня, с моими рекомендациями, не примут при новом дворе с такой же любезностью, с какой принимали в Версале, когда была жива бедная Мария Антуанетта.
 — Но, мадам, вы не понимаете. Мы с герцогом…
 — Сопровождаете нас, как вам и положено, — закончила герцогиня. — Насколько я понимаю, вы говорили о том, чтобы ехать завтра. В котором часу ты думаешь отбыть, мой дорогой Сильвестр?
 Клеона перевела взгляд с изумленного лица графа на герцога. Она увидела огонек в его глазах и чуть заметную полуулыбку. Девушка поняла, что вмешательство герцогини отнюдь не раздосадовало, а скорее развеселило его.
 — Мы поедем около девяти часов, бабушка. Вы успеете собраться к тому времени? С быстрыми лошадьми — я сегодня же пошлю их вперед — мы должны прибыть в Дувр засветло. Яхта в гавани. Если капитан выполнил приказ, она будет готова отплыть, когда начнется вечерний отлив.
 — Mais, Сильвестр, c'est trop extraordinnaire! 30 — запротестовал граф.
 — Пусть они едут, Пьер, — добродушно отозвался герцог. — Почему только мы с тобой имеем право посмотреть на французскую столицу?
 Видно было, что графа душила злоба, но возразить ему было нечего.
 — Итак, Сильвестр, мы будем готовы к девяти часам, — закончила герцогиня. — Доброго вам дня, граф. Мы с нетерпением будем ждать встречи с вами на вашей родине. — С этими словами герцогиня повернулась и вышла из библиотеки. Клеона последовала за ней, но, дойдя до двери, оглянулась через плечо. Граф смотрел им вслед, и на его лице ясно читались досада и гнев. А плечи герцога слегка подрагивали, словно он смеялся какой-то тайной шутке, известной лишь ему.




 Глава 8


 В холле герцогиня хихикнула и, к удивлению Клеоны, подхватила ее под руку.
 — Мы смешали им планы! — воскликнула она, ликуя.
 — Ваша светлость успеет собраться к девяти часам завтрашнего утра? — спросила девушка.
 Герцогиня засмеялась:
 — В молодости я научилась собираться быстро и путешествовать налегке. Тогда нам обычно приходилось ездить верхом. Нет, путешествие меня не тревожит, разве что этот сладкоречивый француз постарается столкнуть нас с утеса или утопить, когда мы будем пересекать канал.
 — Вам не нравится граф?
 Они дошли до Голубой гостиной и вошли внутрь.
 — Закрой дверь, — приказала герцогиня и, когда Клеона выполнила ее распоряжение, добавила: — Я не доверяю лакеям после того, как поймала их пару раз, когда они подслушивали у замочной скважины. У меня есть подозрение, что кто-то интересуется тем, что говорится и делается в этом доме, но кто — ума не приложу. — Клеона уже открыла рот, чтобы рассказать герцогине о потайной двери в панели, но ее светлость заговорила о Париже, и девушка отложила свои откровения до более удобного момента. — Я не позволю Сильвестру жениться в Париже без моего одобрения и не допущу, чтобы он встречался с той шлюхой. Мое присутствие, возможно, не даст ему окончательно сбрендить. — Герцогиня заметила ее улыбку и сердито сказала: — Ты, видно, думаешь, что я старая дура, но позволь тебе сказать, девочка, что я пока не впала в детство! Я не допущу этот брак, даже если это будет последним делом в моей жизни.
 — Но, возможно, герцог и вправду влюблен в эту даму, — осмелилась возразить Клеона.
 Герцогиня чуть не расхохоталась на всю гостиную.
 — Влюблен! — презрительно бросила она. — Неужели ты действительно веришь, что человек такого высокого положения, как Сильвестр, мог полюбить безграмотную итальянскую потаскуху? Он может быть ослеплен ею, это верно, но любовь тут совершенно ни при чем. Это не то слово, на котором строится связь между аристократом и особой легкого поведения.
 — Мне кажется, — медленно заговорила Клеона, тщательно подбирая слова, — что будет немного неловко сопровождать герцога в этой поездке, если он считает, что его сердце занято, а ваша светлость твердо решили задушить этот роман.
 — Роман? Вздор! — отрезала герцогиня. — Все, чего я хочу, это не дать Сильвестру превратиться в посмешище. И я это сделаю, даже если мне придется пристрелить эту возомнившую о себе итальянскую птаху.
 На этот раз Клеона рассмеялась вслух.
   —  Ваша светлость, вы великолепны! У вас больше отваги, чем у пятидесяти мужчин. Клянусь, я предпочла бы, чтобы вы защищали меня, окажись я в трудном положении, а не те элегантные изнеженные денди, которых я встречала в лондонском свете.
 — Если я и бью копытом, как старая боевая лошадь, — заметила герцогиня, — то только потому, что мое сердце глубоко ранено поведением Сильвестра. Просто понять не могу, что нашло на мальчика?
 — Возможно, когда мы попадем во Францию, герцог образумится.
 — Я только об этом и молюсь, — вздохнула герцогиня. — К тому же я слышала, первый консул, чьим обществом нам, по всей вероятности, предстоит наслаждаться, не поощряет мезальянс. Он хочет создать при дворе новый высший свет. Именно поэтому он женился на Жозефине де Богарне. Она стоит куда выше на общественной лестнице, чем корсиканский крестьянин! Во всяком случае, если я буду там, Сильвестр не сможет все время ускользать в крысиные норы Парижа.
 — Ваша светлость все продумали, — восхитилась Клеона, — Но не стоит ли нам заняться сборами?
 — Времени хватит, — холодно произнесла герцогиня. — В этом доме достаточно слуг, чтобы уложить вещи для двух женщин. Тебе понадобятся все твои самые красивые платья, а я должна взять свои лучшие драгоценности. Я не позволю выскочкам затмить себя, какие бы трофеи они ни извлекли из королевских сундуков в завоеванной Европе.
 Несмотря на хладнокровие герцогини, Клеона обнаружила, что за оставшуюся часть дня требуется переделать великое множество дел. Надо было забрать платья, заказанные у мадам Бертен, купить новые ленты, перчатки, туфли и чулки. К вечеру в спальне царила лихорадочная атмосфера: полдюжины служанок укладывали, вынимали и заново укладывали одежду, поскольку герцогиня то и дело меняла свои решения относительно того, что следует взять, а что оставить.
 От вечерних приемов, на которых они обещали быть тем вечером, пришлось в конце концов отказаться, ибо Клеона справедливо заметила:
 — Мы будем слишком возбуждены, ваша светлость, чтобы сосредоточиться на том, что нам говорят. И я стану сбиваться во время танцев, пытаясь вспомнить, какие туфли обычно ношу с платьем из зеленого газа и хорошо ли упакованы серебряные ленты с моей лучшей шляпы, чтобы они не потускнели от морского воздуха.
 Но одна мысль весь день не выходила из головы Клеоны. Если она уедет из страны, будет меньше риска столкнуться с сэром Эдвардом или кем-нибудь из его друзей. После приезда в Лондон не проходило дня, чтобы девушка не думала об этом. Леони совсем забыла, что друзья сэра Эдварда часто останавливались в Мандевилл-холле. Чудо еще, что ей до сих пор удавалось избежать разоблачения.
 Теперь, когда предстояло пересечь пролив, девушка в который раз благословляла свою мать, которая сочла необходимым научить Клеону бегло говорить по-французски. В соседней деревне жила старая дама, бежавшая из Франции во время террора. Оставшись без гроша, старушка согласилась за скромную плату заниматься с Клеоной и с Леони дважды в неделю.
 Порою мадам Дюма, поддавшись на уговоры девочек, рассказывала о гильотине, установленной на площади Революции, о мужестве тех, кто шел на смерть с высоко поднятой головой, глядя на беснующуюся толпу с холодным и бесстрастным достоинством.
 — Я бы не смогла быть такой храброй, — часто говорила Леони, когда они ехали домой.
 — А я почему-то думаю, что в критической ситуации мы обретаем такое мужество, которого и не подозревали в себе, — отвечала, бывало, Клеона. — По крайней мере так говорит папа.
 — Твой папа святой, — огрызнулась однажды Леони. — Но я бы этого не вынесла, я знаю.
 Клеона сочувствовала более впечатлительной Леони, но в глубине души пребывала в уверенности, что мужество дается тем, кто действительно в нем нуждается. Сейчас, когда вещи были наконец уложены, она подумала, что герцогиня проявляет мужество, которым нельзя не восхищаться. Девушка убедилась в этом, когда зашла напоследок в комнату герцогини, чтобы пожелать ей спокойной ночи. Ее светлость полулежала на подушках, держа флакон с нюхательной солью. Лицо ее было очень бледно.
 — Вам нехорошо, мадам? — встревожилась Клеона.
 — Не беспокойся, дитя, — ответила герцогиня. — Это просто мое изношенное сердце. Я становлюсь старой, Клеона. Это чертовски досадно, в чем ты сама однажды убедишься.
 — Надеюсь, когда я состарюсь, я буду хоть наполовину такой же храброй, как вы, — откликнулась Клеона.
 Герцогиня улыбнулась:
 — Хорошая девочка! Мы вместе отправляемся сражаться, ты и я! И клянусь небесами, даже если мы не победим, мы будем сражаться храбро!
 — Откровенно говоря, — заметила девушка, — я сомневаюсь, что у герцога есть шанс против вашей светлости!
 Герцогиня протянула свою тонкую костлявую руку и сжала пальцы Клеоны.
 — Ты поможешь мне, дитя, не правда ли?
 — Сделаю все, что в моих силах, — искренне пообещала Клеона, — но вы знаете, как мало я могу.
 — Вовсе нет, — возразила ее светлость. — Хорошенькая женщина может сделать очень многое. Оставаясь наедине с моим внуком, льсти ему. Говори, что он прекрасный человек. Единственный способ отвоевать его у этой интриганки, это внушить Сильвестру, что он для нее слишком хорош.
 — Вы точно уверены, что она интриганка? — спросила Клеона. — Я не оспариваю вашу правоту, мадам; просто любой мог бы ошибиться, решив, что она не питает настоящей нежности к герцогу, а лишь использует его. Низкое происхождение этой особы наводит на такую мысль, но правда может оказаться и совсем иной.
 — Мои информаторы изрядно потрудились, чтобы установить правду. Если говорить честно, это было весьма дорогое удовольствие. Синьорина Дория ди Форно — очень подозрительная личность. Никто не знает, как она попала в нашу страну и кто ей покровительствует в Лондоне. Поскольку эта дамочка имела успех в Воксхолле, все джентльмены наперебой предлагали ей свои услуги. Но, несомненно, первый среди них — ее самый услужливый друг, если тут можно употребить это слово, — граф Пьер д'Эскур. И именно он представил ее Сильвестру.
 — Как вы все это узнали? — удивилась Клеона. — Я думала, джентльмены не говорят о своих любовницах при дамах.
 — Не говорят, — мрачно подтвердила герцогиня. — Но я уже так стара, что перестала быть дамой и стала просто бабушкой, которая беспокоится из-за идиотских выходок своего внука, которого она когда-то любила.
 — И все еще любит, — тихо добавила девушка.
 — Чушь, — отрезала ее светлость. — Я никого не люблю, но я глубоко горжусь семьей Линков. Вбей это себе в голову, дитя. Если все остальное подведет, гордость всегда вынесет тебя на своей спине. — Она понюхала соль и сказала: — Иди спать. Тебе понадобится вся твоя красота, когда мы отправимся в это безумное путешествие, которое невесть куда приведет нас. Ты поедешь в том новом кораллово-красном пальто?
 — Конечно, — улыбнулась Клеона. — Как и вы, я желаю ослепить французов. Досадно, не правда ли, что после стольких лет войны наши лукавые враги по-прежнему слывут законодателями мод? Мадам Бертен говорит, что дамы при дворе Наполеона затмевают все, что можно увидеть в Кларенс-Хаус.
 — Я этому не верю, — свирепо заявила герцогиня, — и не поверю, пока не увижу собственными глазами.
 — Теперь ждать осталось недолго, — засмеялась Клеона и, сделав книксен, поцеловала руку герцогини.
 Девушка, улыбаясь, вышла из комнаты. Добравшись до своей спальни, она отпустила служанку и села за бюро. Прежде чем уехать во Францию, следовало по крайней мере написать матери. Письмо далось ей с трудом. Употребляя местоимение «мы», она имела в виду себя и герцогиню, так что получалась не совсем ложь.
 Клеона посыпала готовое письмо песком и заклеила сургучной печатью. Девушка надеялась, что никто не станет удивляться, почему она пишет в дом священника, и решительно прогнала мысль о том, что кто-нибудь из слуг в Линк-Хаус станет шпионить за родной внучкой вдовствующей герцогини. Но тут Клеона вспомнила слова герцогини и свое привидение. Может, все-таки это был шпион? Есть ли какая-то связь между ним и тем лакеем, который с грохотом уронил тарелки и бесследно исчез из дома?
 Клеона решила, что не уедет с Баркли-сквер, пока не узнает, что за секрет скрывают панели той пустой спальни. Она взглянула на часы, стоявшие на каминной полке. Уже миновала полночь. Взяв с бюро серебряный подсвечник, девушка подошла к двери и выглянула наружу. На площадке было пусто, только теплились свечи в серебряных бра.
 Клеона выскользнула из комнаты, закрыв за собой дверь. Постояв в коридоре, она очень тихо повернула ручку Лавандовой спальни. Огромная кровать с пологом на четырех столбиках была пуста и закрыта чехлом, так же как стулья и туалетный столик. Клеона бесшумно прошла по толстому ковру, протянула руку и спустя несколько секунд нащупала пружину, которая открывала потайную дверь.
 Узкая винтовая лестница круто уходила вниз, в темноту. Высоко держа свечу, Клеона осторожно начала спускаться. Лестница была очень узкой, ступеньки уходили все вниз, вниз и вниз, пока внезапно не кончились.
 Девушка очутилась в тесной комнатке — всего фута четыре в длину и столько же в ширину, — из которой, казалось, не было выхода. Клеону охватило ужасное разочарование. Она не знала, чего ожидала, но уж конечно, не лестницы, ведущей в никуда, резко обрывающейся у кирпичной стены. Девушка решила, что первоначально это была уединенная молельня, а потом выход заложили. Во всяком случае, теперь здесь не на что было смотреть и нечего искать.
 Клеона как раз собиралась пойти обратно наверх, когда услышала голос, который прозвучал так близко, что девушка вздрогнула,
 — Ты действительно согласился на эту сумасшедшую поездку? — спросил кто-то. — Ты же не доверяешь этому проклятому малому?
 Клеона узнала голос Фредди Фаррингдона. В ответ прозвучал столь же хорошо ей знакомый голос.
 — Конечно, не доверяю. Ты что, принимаешь меня за простака? — спросил герцог. — Но ему бы показалось чертовски странным, если бы я сейчас пошел на попятный.
 — Мне это не нравится. Ей-богу, не нравится, — угрюмо пробормотал Фредди. — И что это нашло на вдовствующую герцогиню, что она прицепилась к тебе, как репей? А уж брать с собой малышку Клеону — для этого надо совсем спятить!
 — Ничуть, — весело откликнулся герцог. — Этот веснушчатый носик больше всего подходит к нашей компании. Все мы знаем, зачем вмешивается вдовствующая герцогиня. И знаем, что вряд ли они так доверчивы, чтобы ни в чем не заподозрить меня. А Клеона… Она — то, чем кажется: здравомыслящая, прямодушная английская мисс, которая будет таращить глаза на первого консула.
 — Черт побери, Сильвестр, ты не должен вовлекать Клеону в этот обман! Если я не ошибаюсь, это будет чертовски опасно.
 — Я знаю, — лаконично ответил герцог, — и именно поэтому ты едешь со мной. Если кто и способен разглядеть западню с пятидесяти ярдов, то это ты, Фредди!
 — Премного благодарен, — протянул мистер Фарринг-дон с ноткой удовлетворения в голосе. — Но у меня назначены встречи, от которых я не намерен отказываться.
 — Не спорь, — спокойно проговорил герцог. — Я уже написал Питту, что ты тоже едешь.
 — Написал? Ты написал? — возмутился Фредди. — Проклятие, Сильвестр, ты чересчур своеволен.
 — Прости, Фредди. Мы уезжаем в девять утра. Предупреди обо всем Энтони и Чарлза. Я весь день пытался с ними связаться, но Хорек таскался за мной по пятам.
 — Мне это не нравится. Клянусь, мы все пожалеем об этом, даже не успев состариться.
 — Возможно, — согласился герцог, — но мы сами этого добивались и теперь, когда это случилось, я лично буду рад перейти к действиям. Мне до смерти надоело каждый вечер любоваться на лица Энтони и Чарлза. Ты когда-нибудь замечал, что у Энтони дергается глаз, когда он выигрывает?
 — Ей-богу, Сильвестр, — не выдержал Фредди, — мне бы твое хладнокровие! Я на твоем месте уже готовил бы оружие. Мы едем не для того, чтобы целовать дамам ручки, и ты это знаешь!
 — Да, знаю, — спокойно подтвердил герцог, — и чертовски рад, что наше безделье кончилось. Иди собирай вещи, Фредди. Тебе понадобится твое лучшее платье. И вспомни французский, старина. Он всегда был у тебя чертовски плох, даже когда мы учились в Итоне.
 — Должен заметить, Сильвестр, — с достоинством ответил Фредди, — что, если ты так много требуешь от своих друзей, мог бы по крайней мере хоть притвориться вежливым.
 — Вот еще! — воскликнул герцог. — Ты же не притворяешься, что доволен, а мог бы. Дело будет чертовски трудным, и мы все это знаем. Если я смогу взглянуть на тот список, я буду считать, что дело сделано.
 — Можно сказать тебе одну вещь? — спросил Фредди.
 — Да, конечно.
 — Я не думаю, что у тебя есть шанс увидеть тот список или услышать хотя бы одно имя из него, — твердо заявил Фредди.. — Насчет этого они будут держать рты на замке. Возможно, они достаточно заморочены, чтобы доверять тебе, Сильвестр, но не настолько.
 — Ты пытаешься меня обескуражить? Но я скажу тебе, Фредди, что добуду тот список, даже если меня за это повесят.
 — Пятьсот фунтов стерлингов против твоих двух вороных жеребцов. Согласен?
 — Согласен, — откликнулся герцог. — А если со мной что-нибудь случится, Фредди, они в любом случае будут твоими. Я оставил письмо для своего поверенного со всеми распоряжениями.
 — Оставил письмо? — задохнулся Фредди. — Черт побери, Сильвестр, не будь таким щедрым и не говори так, словно готовишься уйти из этого мира. У тебя еще по крайней мере лет сорок. У меня от таких разговоров мороз по коже, честное слово.
 — Прости, Фредди, — ответил герцог, — но я все равно принимаю твое пари! Только запомни, я не намерен расставаться со своими жеребцами!
 — Ну, ты точно хладнокровный тип, — повторил Фредди. — А теперь, если я вынужден тебя сопровождать — а ты прекрасно знаешь, что у меня не хватит духу заявить Питту, что я отказываюсь, — мне надо вернуться к себе и заставить моего камердинера пошвырять в чемодан какую-нибудь одежду. У тебя полно места для багажа, я полагаю.
 — Полно, — подтвердил герцог. — Мы с тобой поедем в фаэтоне. Посмотрим, не удастся ли нам побить рекорд принца. Кстати, каков он был? Четыре часа и тридцать минут?
 — Что-то вроде того, — ответил Фредди.
 — Бабушка и Клеона поедут в карете ее светлости, а слуги и багаж последуют за ними в другой карете. Конечно, мы будем в Дувре намного раньше остальных. Но это даст нам время предупредить капитана, что мы собираемся отчалить, и сделать еще кое-какие приготовления, которые пришли мне на ум. Да, кстати, мы захватываем Хорька в Челси. Я рассчитываю на тебя, Фредди. Постарайся его занять, чтобы он не услышал того, о чем ему не следует знать.
 — О Боже! Он едет с нами? Он крепко держит тебя на крючке!
 — Во всяком случае, он убежден, будто это так. Фредди, у меня есть тост. За Францию! Пусть она стоит тебе пятьсот фунтов!
 После минутной паузы Клеона услышала голос Фредди:
 — За Францию, Сильвестр, и давай молиться, чтобы я не выиграл тех жеребцов!
 Раздался звон, который заставил Клеону вздрогнуть. Но она быстро поняла, что мужчины бросили бокалы через плечо, и они разбились о камин. Затем герцог и Фредди, должно быть, вышли из комнаты, ибо через минуту их голоса стали удаляться и постепенно затихли.
 Виновато вздрогнув, девушка поняла, что подслушивала чужой разговор. Подслушивала не случайно, а намеренно, в течение довольно долгого времени. Ей стало стыдно, но любопытство быстро взяло верх. Что все это значит? Что происходит? В голове у Клеоны роились вопросы, но девушка была настолько растерянна, что не могла ответить ни на один.
 Она быстро поднялась обратно по узкой лестнице. По пути Клеону на минуту охватил ужас: что, если она нечаянно закрыла потайную панель и теперь не сможет выйти? Но, слава Богу, панель была отодвинута, а оказавшись в спальне, девушка поспешно вернула ее на место.
 Снаружи на площадке никого не было, и никто не видел, как она впорхнула обратно к себе. Там Клеона постяла минуту, прислонившись спиной к двери.
 Затем медленно пересекла комнату, поставила свечу на бюро, сама опустилась на каминный коврик и схватилась за голову.
 Она попыталась слово за словом восстановить то, что услышала, но почему-то было трудно вспомнить все. В одном девушка была уверена: герцог находится в опасности, но он нарочно идет ей навстречу, потому что — по какой-то неведомой Клеоне причине — ищет некий список. Но что это за список?
 Фредди-то знал, о чем идет речь, и не хотел ехать, пока герцог не упомянул имя Питт. В первый момент оно ничего девушке не сказало. Затем она внезапно сообразила, словно в ее голове что-то вспыхнуло: бывший премьер-министр! Блестящий молодой человек, который ушел в отставку и вернулся в свое имение. Клеоне смутно вспомнилось, как кто-то говорил, что он сажает там яблони! Ну конечно, мистер Уильям Питт-младший был премьер-министром в течение всех лет войны.
 Один из друзей ее отца рассказывал, что мистеру Питту стало скучно, когда наступил мир, поэтому он передал пост Эддингтону, своему протеже, человеку унылому и бездарному, которого никто особенно не любил.
 Девушка напрягла память. Что она знает о мистере Питте? Однажды к ним на обед приезжал местный член парламента, старый друг ее папы, с которым они вместе учились в Оксфорде. Во время трапезы они не говорили ни о чем, кроме политики, Клеоне это показалось довольно скучным. Тем , не менее девушка слушала, ибо мама часто говорила ей, что человек с хорошими манерами должен выказывать интерес к тому, что интересует других людей.
 Закрыв глаза, Клеона представила себя там, в маленькой убогой столовой в доме викария.
 — Питт считает, — снова словно услышала она слова парламентария, — что единственная причина, по которой Наполеон подписал Амьенский мир, — это его желание выиграть время, чтобы создать свой военно-морской флот. Он понимает, что не сможет победить нас, если у него не будет кораблей. Один мой друг, который ездил во Францию в прошлом месяце, узнал, что Бонапарт заказал двадцать пять линейных кораблей, которые должны быть готовы в течение года.
 — Я этому не верю, — возразил викарий. — Я думаю, что после девяти лет войны Европа устала от сражений. Ее народы жаждут мира и не возьмутся снова за оружие.
 — То же думает и Эддингтон, — ответил член парламента. — Как вы знаете, в первом бюджете, принятом через десять дней после подписания мирного договора, он отменил подоходный налог Питта. Великий флот в Торбее распущен, запреты на морской рыболовный промысел отменены, из ста с лишним боевых кораблей, полностью оснащенных, осталось только сорок. В следующем месяце свыше сорока тысяч матросов будут уволены в запас. Давайте молиться, чтобы не оказалось, что мы сами роем себе яму.
 — Я убежден, что вся Европа, однажды вкусив мира, не потерпит больше возобновления военных действий, — упрямо сказал викарий. — Французы восстанут, как восставали раньше.
 — А мне интересно, — ответил член парламента, — как долго продлится эта передышка? Через пять-шесть лет у Наполеона будет двести линкоров, и он станет так же непобедим на море, как на суше. Вы когда-нибудь встречали людей, которые желают завоевывать, невзирая ни на какие жертвы, и при этом не считают победу личным достижением, которого стоит добиваться любой ценой?
 — Я буду молиться, как никогда еще не молился, — медленно проговорил викарий, — чтобы, достигнув мира, мы в Великобритании сумели сохранить его.
 — Аминь! — откликнулся член парламента, но Клеона знала, что отец не убедил его, и ее мать, сидя на другом конце стола, казалась молчаливой и озабоченной.
 Теперь, слово за словом припоминая тот разговор, девушка смутно поняла, хотя не могла выразить это словами, что герцог как-то связан со всем этим. А иначе зачем ему было говорить о Питте? И что это все-таки за список, если он настолько ценен, что герцог ставит на него двух своих вороных жеребцов? Клеона знала этих лошадей: они были гордостью и отрадой старого Джебба, и она сама отдала бы все на свете, чтобы ими владеть. Так что в том списке? Почему он интересует герцога? Зачем они на самом деле едут во Францию и почему Фредди так боится исхода этой поездки?
 Вопросы толпились в ее голове, насмехались над ней, приводили ее в ярость, но Клеона не знала ответа. Однако теперь она не сомневалась, что один человек имеет ключ ко всему и этот человек — граф. Тот, кого Фредди и герцог называли Хорьком.




 Глава 9


 Поездка в Дувр показалась бы Клеоне захватывающим приключением, если бы не два обстоятельства, которые испортили ей удовольствие. Во-первых, пришлось трястись в карете с герцогиней, хотя девушке до смерти хотелось мчаться в легком фаэтоне, которым правил герцог.
 Увидев этот экипаж с огромными желтыми колесами и высоким сиденьем, Клеона сразу поняла, на какую скорость он способен. Тем более что в упряжке была четверка идеально подобранных серых лошадей. Клеона ужасно разозлилась на то, что она женщина и вынуждена путешествовать, соблюдая глупые условности.
 Другую неприятность принес летний дождь. Когда они вышли из дома на Баркли-сквер, слегка накрапывало. Этого было достаточно, чтобы прибить пыль на дороге, но несколько тяжелых капель упали на небрежно заломленный касторовый цилиндр герцога.
 — Дождь, Фредди! — воскликнул он. — Значит, граф не захочет ехать с нами. Если кто и не в ладу со стихиями, так это наш друг д'Эскур.
 — Ты, как всегда, прав, Сильвестр, — отозвался Фредди Фаррингдон.
 Его глаза радостно блеснули, и Клеона поняла, что друзья не слишком сожалеют о том, что им придется обойтись без графа.
 — Вот что мы сделаем, мадам, — сказал герцог ее светлости, которая только что вышла из дома. — Мы с Фредди поедем вперед и проследим, чтобы к вашему прибытию все было готово. Я не хочу, чтобы вы, дорогая бабушка, по испытывали какие-либо неудобства.
 — Не подлизывайся, мальчишка, — отрезала старая леди. — Если тебе не терпится свернуть себе шею, передвигаясь быстрее, чем Бог положил человеку, — дело твое. Но не пытайся подсластить пилюлю. Меня не так легко обмануть.
 — О да, мадам, — согласился герцог. — В этом вас нельзя заподозрить. Но не будете ли вы так любезны подъехать к дому номер пять на Чейни-уок и пригласить графа Пьера д'Эскура сопровождать вас с Клеоной?
 — О нет! — тихо, чтобы никто не услышал, воскликнула девушка.
 — Мне не по душе этот ваш приятель, — изрекла герцогиня. — Однако мужчина, даже француз, может пригодиться в долгом путешествии. Вдруг на нас нападут разбойники?
 — Конечно, бабушка, вы совершенно правы, — ответил герцог. — Надеюсь, граф сумеет защитить вас обеих.
 Клеона знала, что он смеется над ними. Разбойникам потребовалась бы немалая храбрость, чтобы напасть на кортеж герцогини. Его возглавляла дорожная карета, запряженная четверкой великолепных лошадей, чья упряжь блестела при каждом движении. Кроме Клеоны и герцогини, в ней ехали четверо слуг: кучер и лакей — впереди, и еще два лакея на запятках. Сопровождали экипаж четверо верховых в бордовой с золотом ливрее и фуражках поверх напудренных париков, а позади, хоть и не так быстро, ехала карета, которая везла личную горничную герцогини, двух других служанок, и их сопровождали три лакея и кучер, который показался Клеоне таким же опытным, как Джебб.
 — Вы всегда путешествуете с таким шиком, мадам? — спросила она герцогиню.
 — С шиком? — удивилась вдовствующая герцогиня. — Я бы это так не назвала. Когда был жив мой муж, нас всегда сопровождали шестеро верховых, а впереди катила дорожная карета со столовым серебром и постельным бельем, чтобы в любом месте, где бы мы ни решили остановиться, нам были обеспечены все удобства. Впрочем, покойный герцог был ярым приверженцем того, чтобы все делалось как положено. Боюсь, Сильвестр часто пренебрегает своим положением. Впрочем, так всегда бывает, пока человек молод.
 Она словно извинялась за герцога. Клеона, видя, что старая леди настроена поговорить, с досадой подумала, что их беседа будет испорчена навязанным им присутствием графа.
 Что касается его самого, граф был столь же раздосадован.
 — Вы хотите сказать, что герцог едет один? — спросил он недовольно.
 — С ним мистер Фредерик Фаррингдон, — ответила ее светлость. — Он беспокоился о вас, зная, что вы не захотите насквозь промокнуть в вашем элегантном наряде.
 Граф глянул на свой сизый дорожный сюртук и накрахмаленный галстук с ниспадающими оборками.
 — Уверяю, ваша светлость, погода для меня не имеет ни малейшего значения, — заявил он. Но тон у него был такой фальшивый, что девушку разобрал смех. Но все равно графу ничего не оставалось, как сесть в карету герцогини. Он занял место спиной к лошадям и лицом к Клеоне и смотрел на нее глазами преданного спаниеля.
 По пути на Чейни-уок она боялась, что смутится при встрече с графом. Но француз был слишком галантен, чтобы допустить какую-либо неловкость. Он весело болтал, расточая комплименты и герцогине, и Клеоне, забавлял их анекдотами и сплетнями, так что они обе постепенно расслабились и даже стали получать удовольствие от его общества.
 В придорожном трактире близ Мейдстоуна, пока герцогиня, отдыхая, потягивала шоколад, который они везли с собой, Клеона узнала, что герцог проехал через эту деревню примерно три четверти часа назад, не останавливаясь.
 В отдельном кабинете, предоставленном в распоряжение ее светлости, граф откупорил бутылку кларета. Сделав глоток, француз заявил, что кларет хоть и недостаточно хорош, но пить его можно.
 — Присоединяйтесь ко мне, Клеона, — предложил он. Девушка покачала головой.
 — Я бы предпочла шоколад.
 — В Париже я обещаю вам такой шоколад, какого вы никогда еще не пробовали, — заявил француз. — Это лишь один из многих кулинарных шедевров моей страны, который я смогу предложить вам.
 — В последний раз, когда я была в Париже, — язвительно вмешалась герцогиня, — шоколад там был просто мерзость, зато кофе — восхитителен.
 — Все меняется, ваша светлость, — учтиво заметил граф.
 — Не к лучшему, — отрезала герцогиня. — Как вы, аристократ — в чем вы нас уверяете, — можете пресмыкаться перед этим выскочкой? Уму непостижимо! Вы хоть понимаете, что своими чудовищными завоеваниями он вверг мир в страдания и нищету?
 — Но Великобритания выстояла, — ответил граф. — Все остальные государства пали, но не Британия. Вы не гордитесь, маленькая Клеона, тем, что вы англичанка?
 — Конечно, горжусь, — откликнулась девушка.
 Что-то в интонации графа смутило ее. Клеона действительно гордилась своей страной, но было как-то неловко говорить о своем патриотизме с иностранцем.
 — Очень надеюсь, — снова заговорила герцогиня, — что мне удастся сдержаться и не выложить генералу Бонапарту все, что я о нем думаю. По-моему, это как-то странно. С чего вдруг Наполеон так полюбил англичан? Зачем все эти приглашения? Лорд Блессингтон говорил мне, что его почти умоляли приехать в Париж и быть личным гостем Бонапарта и его жены.
 — Война кончилась, — мягко напомнил граф.
 — Надолго ли? — возразила герцогиня. — Вот о чем я себя спрашиваю. Надолго ли?
 Разговор становился напряженным. Под вежливостью графа и комплиментами, которыми он продолжал сыпать, явно крылось что-то еще. Клеона обрадовалась, когда наконец показался Дувр.
 Высоко на холме стоял замок, а по склонам раскинулся городок. За магазинами и домами внезапно открылось море — лазурно-голубое, блестящее в лучах послеполуденного солнца.
 — Надеюсь, море будет спокойное, — сказала герцогиня, когда лошади спускались с холма к гавани. — Сама я, как говорится, хороший моряк, но не выношу зеленые лица тех. кто страдает от морской болезни. Так что запомни, Клеона, если тебя будет донимать mal de mer 31  , отправляйся в свою каюту.
 — Я уверен, мисс Клеона — тоже хороший моряк, — вкрадчиво проговорил граф. — Надеюсь, она будет стоять рядом со мной на палубе, когда покажется берег Франции. Для меня это будет волнующая минута.
 — Я никогда раньше не бывала на море, — призналась девушка. — Но в детстве я обожала качели, и меня никогда не укачивает в дороге.
 — Я не знаю ничего более мучительного, чем старомодные кареты, — заметила герцогиня. — Помню, когда я была ребенком, дороги были не такими ровными, как теперь, а кареты делались очень тяжелыми и громоздкими. Они застревали всякий раз, когда шел дождь. А как их трясло! Моей маме часто приходилось просить остановить лошадей в самые неудобные моменты.
 — Моя мама говорила то же самое, — вставила Клеона, но тут же поняла, что обмолвилась, и поспешно добавила: — Так мне но крайней мере рассказывали.
 Однако герцогиню не интересовали ничьи воспоминания, кроме ее собственных. Она говорила, пока лошади не остановились. Глянув в окно, девушка обнаружила, что они уже на пристани.
 Как только открыли дверцу, Клеона вышла из кареты и замерла. Ее лицо ласкал морской бриз, а всего в нескольких ярдах от девушки находился самый красивый корабль, который только она могла себе вообразить. Одни матросы сновали по палубе, другие крепили паруса, Там же, на палубе, стояли герцог и Фредди Фаррингдон.
 Сердце девушки забилось от возбуждения. Путешествие по морю во Францию теперь казалось ей еще более захватывающим, чем поездка в Лондон из йоркширской глуши.
 От восторга забыв обо всем, Клеона оставила герцогиню и побежала вдоль пристани. Его светлость, увидев, что они прибыли, торопливо сошел с корабля, чтобы приветствовать герцогиню. Он столкнулся с Клеоной лицом к лицу возле самого трапа.
 — Какой замечательный… — начала было девушка и внезапно замолчала.
 Странное чувство она испытала, когда их взгляды встретились. На несколько секунд Клеона и герцог словно остались одни. Ее светлость и граф немного отстали, и, пока девушка стояла, глядя в лицо герцога, что-то необъяснимое произошло между ними. Клеона поняла только, что слова не нужны. Она собиралась сказать, как много значит для нее это путешествие, как это увлекательно, что корабль… но какое это имело значение? Зачем говорить о том, что она чувствовала, если, глядя ей в глаза, герцог мог все понять…
 А затем иллюзия — если это была иллюзия — исчезла так же внезапно, как возникла. Появился граф, и чары разрушились.
 — Mon Dieu 32  , Сильвестр. Я унижен! — запротестовал он. — Как ты смеешь называть меня тряпкой! Если ты думаешь, что меня могли испугать несколько капель дождя, ты очень ошибаешься!
 — Мы два или три раза угодили под довольно сильный ливень, — добродушно ответил герцог. — Тебе бы это совершенно не понравилось, дружище.
 — Но все-таки мы здесь, — заявил граф. Судя по его тону, француз подозревал, что ему могут помешать приехать.
 — И это главное, — улыбнулся герцог.
 Он прошел мимо графа и направился к ее светлости, чтобы помочь ей пройти по скользким после дождя камням.
 — Хорошо доехали, бабушка?
 — Сносно, — проворчала герцогиня. — Слишком много разговоров! Это ничтожество трещало, как попугай. Я с самого Лондона не сомкнула глаз.
 — Ваша каюта ждет вас. Багаж должен вскоре прибыть. Если он задержится, я уволю кучера. Ложитесь отдохните, бабушка. Я не хочу, чтобы вы переутомлялись еще до того, как начнете бой с завоевателем Европы.
 — Значит, ты ожидаешь конфликта, а? — с удовольствием спросила герцогиня.
 — Ну конечно. — В глазах ее внука блеснула веселая искорка. — Вы ведь не сможете устоять и не обрушиться на него с упреками, не так ли, бабушка?
 Герцогиня хмыкнула и позволила провести себя по трапу на палубу яхты. Она поздоровалась с капитаном и со многими из матросов. Как выяснила Клеона, все они служили давно и часто плавали с герцогом. Затем дам проводили в их каюты, просторные и удобные.
 Позаботившись о герцогине, девушка послала юнгу за графи ном бренди для нее, а сама поспешила на палубу. Она не хотела пропустить ни минуты этого плавания. Якорь был уже поднят, швартовы отданы, и паруса наполнялись ветром, который вместе с вечерним отливом медленно выводил яхту из гавани в открытое море.
 Некоторое время Клеона простояла у борта одна, любуясь морским простором. Но едва белые утесы Дувра исчезли из виду, как голос рядом заставил ее вздрогнуть,
 — Прощаетесь с Англией? — спросил граф.
 — Прощаюсь? — удивилась девушка. — Нет. Полагаю, мы недолго пробудем в Париже.
 — Но что, если вам понравится Париж? Если вы найдете там что-то близкое, созвучное веселью и теплу, что составляют сущность вашей натуры? Если вы встретите там людей, которые полюбят вас и кого вы могли бы полюбить в ответ? Вы не были бы готовы остаться?
 Клеона покачала головой:
 — Нет. Я островитянка. Я хочу жить там, где родилась.
 — Вы говорите очень уверенно, — заметил граф. — Позвольте пообещать вам, ma chere 33  , что я сделаю все, чтобы заставить вас передумать.
 Он не делал попытки приблизиться к ней, но у Клеоны возникло такое чувство, будто граф делает ее своей пленницей против ее воли.
 — Я не передумаю, — жестко сказала девушка. — Прошу вас, сэр, не тратьте понапрасну время. Как вы правильно сказали, я очень уверена да к тому же упряма,
 — Ты не понимаешь, как сильно я тебя люблю? — тихо и вкрадчиво спросил француз.
 — Вы не должны так говорить, — рассердилась Клеона. — Мы совсем не знаем друг друга. Нелепо говорить о любви к человеку, с которым и встречался-то всего несколько раз.
 — Нелепо? — спросил граф. — Ты сама не веришь в то, что говоришь. Ибо ты — это ты, ты прекрасна, и в твоих глазах живут мечты. Нет, ты, как и я, веришь в любовь с первого взгляда.
 — Возможно, и поверю, если мне случится это испытать. Но пока этого не произошло, могу сказать вам одно: мне нужно время, чтобы подружиться-с людьми. Друзьями не становятся при случайной встрече.
 — Я говорил не о дружбе, а о любви, ma petite 34  . Почему ты боишься этого слова?
 — Я не боюсь, — дерзко возразила Клеона.
 — Нет боишься, — настаивал граф. — Я вижу страх в твоих глазах. Я вижу, как ты отодвигаешься от меня, словно боишься не меня, но некоего чувства, которое я мог бы в тебе пробудить. Не моя любовь пугает тебя, Клеона. Ты боишься того, что она вызовет в тебе. Позволь же мне научить тебя любви, и я обещаю, что ты никогда больше не будешь этого бояться.
 Голос графа гипнотизировал, и девушка в отчаянии поняла, что он способен внушить ей что угодно. Девушка резко отстранилась.
 — Думаю, я нужна ее светлости. Граф засмеялся:
 — Что ты за дитя! Оправдываешься, ищешь спасения. Я твоя судьба. Чему быть, того не миновать, как бы упорно мы этому ни противились.
 — Я не верю в подобный вздор. Мне надо идти. Клеона решительно повернулась, но на сей раз француз остановил ее, схватив за руку. Девушка попыталась освободиться, но граф привлек ее к себе и посмотрел ей в лицо.
 — Ты, как птичка, которая трепещет в силке, — хрипло проговорил он. — Но я уже сказал тебе: спасения нет.
 Почему-то девушка вновь ощутила то внезапное смятение, что охватило ее в саду Девоншир-Хаус. Граф словно олицетворял силу зла, и инстинктивно Клеона сопротивлялась ему изо всех сил.
 — Пустите меня, — яростно приказала она. Ее лицо побелело, слова судорожно срывались с губ.
 Француз засмеялся и широко развел руки.
 — Иди, — спокойно разрешил он, — но ты вернешься. Да, Клеона, ты вернешься ко мне, потому что я тебя хочу.
 Девушка побежала в свою каюту. Захлопнув дверь, она почувствовала, что ее руки холодны от страха, а сердце колотится в груди.
 «Он плохой и злой, — сказала она себе, — но почему я в этом так уверена? Какие у меня доказательства, что граф не просто очаровательный молодой человек, который полагает, что влюблен в меня?»
 Девушке вдруг стало страшно. Француз желал ее не только потому, что считал богатой наследницей. Это было что-то более глубокое, что-то зловещее и в то же время — тошнотворное. Об этом говорили не только слова графа, но и прикосновения его руки. Почему-то этот француз твердо вознамерился покорить ее и подчинить своим прихотям.
 Под впечатлением сцены с графом Клеона не выходила из своей каюты до самого обеда. Корабль к этому времени был уже далеко в море.
 Появилась горничная, чтобы распаковать чемодан и помочь девушке переодеться, но когда Клеона была уже готова, личная горничная герцогини передала ей, что ее светлость устала после поездки и хочет пообедать в своей каюте.
 Девушка торопливо пошла к герцогине.
 — Ваша светлость не заболели? — встревоженно спросила она.
 — Вовсе нет, — ответила старая леди. Она сидела в кровати, украшенная драгоценностями, прислонясь спиной к кружевным подушкам.
 — Вы уверены? Может, вам что-нибудь принести, чтобы вам стало лучше?
 — Я не больна, дитя, — резко сказала герцогиня. — Просто я наслушалась достаточно разговоров для одного дня. От этого французского болтуна у меня болит голова. К тому же в его присутствии Сильвестр всегда становится особенно отвратительным. Вот поэтому сегодня вечером я удовлетворюсь собственной компанией. Иди и развлекайся. Это нарушение обычая, и будь я настоящей дуэньей, я бы заставила тебя сидеть у моей кровати. Но когда я была молодой, я предпочитала общество джентльменов, а не ворчливых старух, и еще помню об этом.
 — Я буду рада остаться с вами, если вы захотите, — заметила Клеона.
 Герцогиня взглянула на нее ласково.
 — Я тебе верю. Ты хорошее дитя, и я тобой горжусь. Иди и слушай комплименты, которые будет расточать тебе тот сладкоречивый коварный иностранец, но не верь ничему из его слов.
 — Я не верю. Я ненавижу их, — ожесточенно произнесла девушка.
 — Я скажу тебе одну вещь, — задумчиво проговорила ее светлость. — У тебя хорошая голова на плечах. Не то что у большинства жеманных мисс, которые заполняют лондонские салоны.
 — Так кто делает мне комплименты? — улыбнулась Клеона и поцеловала герцогиню в щеку.
 Она беззаботно выбежала из каюты и нашла герцога и Фредди Фаррингдона в большом салоне, который занимал почти всю корму.
 Когда девушка вошла, оба джентльмена встали. С некоторым трудом сделав книксен, ибо корабль, борясь со встречным ветром, кренился, Клеона передала им, что герцогиня не выйдет к обеду.
 — Я не удивлен! — воскликнул Фредди. — Если кто из старых леди и держится всегда на высоте, так это твоя бабушка, Сильвестр. Но все же путь был чертовски долгим.
 — Не думаю, что герцогиню утомила поездка, — возразила девушка. — Ее светлость говорит, что устала от болтовни. Граф не замолкал до самого Дувра.
 Мужчины засмеялись.
 — Беда с этими лягушатниками! — заметил Фредди. — . Но большинству женщин нравится их слушать. Не понимаю почему.
 — Возможно, потому, что они говорят чрезвычайно приятные вещи, — лукаво предположила Клеона.
 — Если под приятными, — вмешался герцог, — вы подразумеваете неискренние и пустые комплименты, которыми они осыпают любое существо в юбках, тогда слушайте на здоровье. Но я ума не приложу, почему женщины так обожают пустословие!
 — Они не обожают, — серьезно ответила Клеона. — Но, мне кажется, любой женщине хочется слышать подтверждения того, что она прекрасна.
 — Даже если это говорит человек, который ей совершенно безразличен? — спросил герцог.
 — Тогда это так же приятно, как получить букет цветов. Но если это говорит тот, кого она любит, то ничего важнее в мире для нее нет.
 При этом девушка подумала о своих родителях. Ее лицо смягчилось, и, подняв глаза, Клеона встретила взгляд герцога. У нее снова возникло то странное, необъяснимое чувство, что они общаются без слов. На минуту в кают-компании стало очень-очень тихо. Затем дверь открылась, на пороге показался граф. В салон словно вошло само разрушение.
 Герцог не шевельнулся, но девушка чувствовала, как он напряжен. Она встала и отошла к иллюминатору.
 — Надеюсь, я не заставил вас ждать, — осведомился граф. Он был великолепен в парчовом сюртуке и бриджах.
 — Да нет, — услышала Клеона голос его светлости. — Выпей-ка бренди. Позвони, пусть принесут еще бутылку. Эту мы с Фредди только что прикончили.
 Девушка повернулась к столу.
 Герцог выливал в бокал последние капли бренди из графина.
 — Хватит, — запротестовал Фаррингдон. — За обедом будет вино. А от злоупотребления бренди ты, Сильвестр, становишься сварливым.
 — Но я же ни с кем не ссорюсь, — возразил герцог. — Если я хочу выпить, никто меня не остановит.
 — Нет, конечно, — стал оправдываться Фаррингдон. — Я только думаю о твоем здоровье, Сильвестр. Это третья бутылка, которую мы открыли с тех пор, как поднялись на борт.
 — Давайте откроем еще одну, — весело предложил граф. — Мне срочно требуется выпить. До Франции плыть несколько часов, так почему бы нам не насладиться сполна?
 — Действительно, почему? — спросил герцог и поднял свой бокал. — За твое здоровье, мой дорогой друг, и пусть это путешествие закончится так же хорошо, как началось.
 Вскоре подали обед, но к тому времени опустела еще одна бутылка.
 Клеона озабоченно наблюдала за герцогом. Почему он так много пьет, снова и снова недоумевала девушка. Фредди пытался, но безуспешно, помешать ему, а граф, как показалось Клеоне, только поощрял его светлость.
 Когда слуги удалились, именно граф наполнял бокал герцога, предлагая тост за тостом: за Англию, за Францию, за Клеону, за красивых женщин Парижа, за «новую дружбу между нашими двумя странами». Его изобретательности, казалось, не было предела, и каждый раз бутылка передавалась по кругу, и бокалы наполнялись до краев.
 Когда наступили сумерки, налетел внезапный шквал. Резко зазвучали команды, матросы спешно убирали паруса, но судно все равно начало швырять в разные стороны, корма то взлетала вверх, то падала вниз, и все, что не было закреплено, с грохотом покатилось по салону.
 Несмотря на недавний обед, Клеона не ощущала никакой тошноты и с торжеством наблюдала, как граф сначала позеленел, а потом смертельно побледнел. Наконец, пробормотав извинение, он выскочил из-за стола и бросился вон из кают-компании.
 Казалось, герцог и Фредди Фаррингдон не заметили его недомогания, ибо озадаченно уставились ему вслед. Но когда дверь закрылась, герцог рассмеялся.
 — Его ахиллесова пята, — тихо проговорил он. — Я был уверен, что она где-то есть.
 — Впервые вижу, чтобы наш друг забыл об этикете, — согласился Фредди. — Никаких тебе элегантных поклонов, никаких прощаний и добрых пожеланий! Да, как говаривал мой отец, море — великий уравнитель.
 Герцог отодвинул свой бокал и повернулся к Клеоне.
 — Вы что-то очень молчаливы этим вечером. О чем вы думаете?
 — Я наслаждаюсь, — ответила девушка, — мне нравится слушать ваш разговор. Но должна сказать вам откровенно, я уже спрашивала себя, не придется ли мне уйти из-за стола — не из-за морской болезни, а потому что все вы слишком злоупотребляете спиртным.
 На минуту повисла тишина, потом Фредди засмеялся.
 — Вот это прямолинейность, а, Сильвестр? Право же, мисс Клеона, вам не следует так говорить. Юные Девушки и слышать не слышали о таких вещах.
 — Не слышали о пьяных мужчинах?
 — Фредди имеет в виду, что вам не следует попадать в такое положение, когда приходится спрашивать себя, останемся ли мы приличными людьми или настолько опустимся, что вы будете вынуждены нас покинуть.
 Внезапная жесткость его тона удивила девушку. Корабль резко изменил курс, и бокал герцога упал на пол, разбившись на тысячу осколков.
 — Черт бы все это побрал, — выругался его светлость, ни к кому конкретно не обращаясь, и встал. — Никто в здравом уме не ввязался бы в такого рода дело, когда нужно справляться еще и с женщинами. — Он посмотрел на Клеону, поднял ее накидку, упавшую со стула, и набросил ей на плечи. — Выйдем на палубу, — свирепо приказал герцог. — Там воздух чист и свеж.
 Клеона повиновалась. Цепляясь за поручни корабля, она поняла, что Фредди остался в кают-компании.
 Герцог стоял рядом и неотрывно смотрел в темноту. Ветер не был холодным, и все же девушка радовалась, что на ней подбитая мехом накидка. Долгое время никто из них не произносил ни слова. Слышался только плеск волн, разбивающихся о нос, хлопанье парусов и скрип мачт. Затем очень тихо, едва слышно, будто разговаривая сам с собой, герцог произнес:
 — Вам не следовало ехать, вы это знаете, не так ли?
 — Почему? — удивилась Клеона.
 — Не задавайте вопросов, — буркнул он, — но если будет возможность, предложите бабушке вернуться домой.
 — Вы всегда отсылаете меня прочь! — возмутилась Клеона. — Вы пытались отправить меня обратно в Йоркшир, а теперь — обратно в Англию. Неужели вы не понимаете, что я хочу в Париж? Возможно, для вас это обычная поездка, но для меня это самое безумное, самое волнующее приключение, которое когда-либо будет в моей жизни.
 — Что вы имеете в виду?
 — Я не обязана ничего объяснять вам. Ведь вы мне ничего не объясняете!
 Его светлость с досадой вздохнул:
 — Делайте, как вам велят. Поезжайте домой. Вы не должны в этом участвовать участвовать.
 — Участвовать в чем?
 — Проклятие! — воскликнул герцог. — Не задавайте вопросов!
 Он сердито повернулся и некоторое время молча смотрел на девушку. Фонарь освещал ее лицо и золотил волосы. В глазах застыл вопрос, рот приоткрылся. С минуту герцог молчал, затем разразился грубой тирадой. Даже голос у него стал низкий и резкий, словно он тщетно боролся с безудержным гневом.
 — Черт вас подери! Делайте как я говорю, возвращайтесь в Англию. Вы слышите? Найдите любой предлог, выдумайте что угодно, только возвращайтесь как можно быстрее.
 Его гнев только подхлестнул Клеону.
 — Даже не подумаю! Как вы смеете говорить со мной в подобном тоне! Я не только отказываюсь подчиняться вам, но предупреждаю: я останусь с герцогиней в Париже как можно дольше хотя бы для того, чтобы преподать вам урок!
 В глазах его светлости вспыхнуло бешенство, но в этот момент внезапный крен судна швырнул их друг к другу. Герцог подхватил Клеону, чтобы не дать ей упасть. Девушка оказалась в его объятиях, упираясь маленькими ручками в его грудь. Он посмотрел на нее с высоты своего роста.
 — Ты несносная, назойливая дурочка, — грубо сказал он и поцеловал ее.




 Глава 10


 Кале, несомненно, произвел впечатление на герцогиню. На яхте она не раз стращала Клеону опасностями, с которыми они могут столкнуться на пристани, и возможными злодействами французской черни. Но эти оборванцы проявили полную готовность помочь прибывшим важным особам сойти по трапу и отнести их чемоданы. Они приняли чаевые с благодарностью и едва ли не с преувеличенным почтением.
 Предоставленная графом карета повезла их в Париж. По пути они проезжали небольшие деревушки и городки, и везде их встречали приветливые лица, чистые улицы и аккуратные люди.
 Клеона была очарована француженками в их красных камлотовых жакетах, коротких кружевных передниках и капорах с большим мягким отворотом. На их деревянных сабо, которые постукивали по булыжникам, девушка заметила алые кисточки. А на рыночных прилавках, кроме деревенских сыров и длинных хрустящих булок, продавались весело раскрашенные яйца, которые восхищали юную англичанку не меньше, чем обступивших прилавки детей.
 Они ехали все дальше в глубь страны. Кругом лежали возделанные поля, крестьянские женщины и дети казались сытыми и здоровыми. Только отсутствие мужчин бросалось в глаза. Женщины шли за плугом, женщины пасли овец и загоняли коров. Казалось, в деревне все делают они, даже в кузнице над горном сгибались женщины. И еще на Клеону произвело зловещее впечатление, что церкви повсюду были заброшены, могилы осквернены, надгробия опрокинуты, окна разбиты.
 — Атеисты! Обезьяны! Что за кощунство! — сердито фыркнула герцогиня, когда они увидели выломанное распятие и осколки красивого вдребезги разбитого витража.
 — Я думала, Наполеон возрождает религию, — заметила Клеона.
 — Единственное, во что верит этот корсиканский злодей, — его собственная персона. Он насаждает свой культ, — последовал раздраженный ответ.
 Клеона. подозревала, что долгое путешествие утомило ее светлость. Она стала раздражительна и неразговорчива. Но это соответствовало настроению самой девушки. Ей хотелось подумать, а думать и болтать одновременно было трудно.
 С того вечера на борту Клеона не могла забыть губы герцога на своих губах. Казалось, их отпечаток так и остался. Закрывая глаза, она по-прежнему ощущала тот странный, необъяснимый поцелуй, который потряс до основания все ее прежние представления. Пока Клеона еще не отдавала себе отчета, что, собственно, переменилось. Она помнила, что, когда губы герцога коснулись ее, она сопротивлялась с гневом и ненавистью, колотя кулачками по его широкой груди. Но куда ей было тягаться с ним? Герцог прижал ее к себе и яростно целовал. Однако эта ярость оскорбляла Клеону не меньше, чем раньше возмущало его поведение.
 Его руки держали девушку так крепко, что она была совершенно беспомощна, хотя и не оставляла бесплодных попыток вырваться. И вдруг она поняла, что прикосновение его губ изменилось. Они больше не принуждали, не старались покорить ее; теперь они держали ее властно, но с какой-то странной нежностью. И почему-то Клеоне расхотелось бороться с ним.
 Ее вдруг охватила дрожь. Неожиданное пламя пробудилось в ней и, подобно живому огню, охватило все тело, воспламеняя и возбуждая. Девушка поняла, что теперь сама не может оторваться от его губ. Она больше не хотела ничего, только чувствовать биение его сердца возле своего, его губы на своих губах. Потом, так же внезапно, Клеона оказалась на свободе. Герцог почти оттолкнул ее от себя.
 — Проклятие! — выругался он.
 В его голосе не было жестокости, только отчаяние, которое вырвалось, казалось, из самых глубин его существа.
 Девушка схватилась за поручни. Не сделай она этого, она бы упала на палубу. Внезапный порыв ветра спутал ее волосы, они упали ей на глаза, ослепив на какое-то мгновение, а когда она вновь смогла видеть, герцог уже исчез.
 Клеона лежала без сна в своей каюте. Ее сердце шумно колотилось, щеки обжигала кровь. Девушка так явственно ощущала его губы, будто герцог все еще был с ней. Он пробудил в ней чувство, которое Клеона не осмеливалась назвать даже самой себе.
 С того момента герцог избегал ее. Кавалькада, которая ждала их в Кале, оказалась почти такой же впечатляющей, как та, что привезла их в Дувр. Одна карета предназначалась им с герцогиней, другая слугам, да еще обнаружилось, что высокий фаэтон герцога ехал с ними на яхте.
 — Мои лошади прибудут позже, — сообщил конюхам его светлость, когда они привели для этого легкого экипажа упряжку из трех великолепных гнедых цугом.
 При виде них у Клеоны упало сердце. Значит, герцог поедет вперед, а они с герцогиней будут медленно и чинно плестись в карете позади. Девушка не ошиблась, но на этот раз они ехали одни. Графа ждала его собственная двуколка, запряженная парой лошадей, которые вызвали восхищение даже герцога и Фредди.
 Они отправились в путь ярким солнечным днем, и, хотя им пришлось три раза останавливаться на ночлег, герцог всегда уезжал еще до того, как прибывала их карета, так он спешил добраться до Парижа раньше них. Это казалось абсурдным, но, сколько Клеона ни бранила себя, почему-то солнечный свет без него потускнел, а путешествие стало казаться утомительным, а не волнующим приключением.
 Чем ближе они подъезжали к столице, тем желчней становилась герцогиня. Даже новый проезд через убогие предместья, норманнская застава с массивными дорическими колоннами, длинная четырехрядная аллея вязов, а за ней площадь Конкорд и консульский дворец Тюильри не вызвали у ее светлости энтузиазма. Единственное, что она изрекла:
 — Крестьяне не должны спать в господских кроватях.
 Но Клеону сам факт, что она в Париже, снова наполнил восторгом и предвкушением, с которыми она покидала Лондон.
 Перед въездом в город граф оставил свою двуколку, которая все это время ехала рядом с ними, и, пересев в карету герцогини, начал рассказывать им о красоте Парижа, который чудом восстал из руин после революционного террора.
 — Многие из дворцов прежней знати стали бальными залами и ресторанами. Вас, мисс Клеона, восхитят новые магазины с их шелками и бархатами, модной мебелью из красного дерева, сказочной бронзой и фарфором.
 — Откуда вы все это знаете? — спросила девушка. Граф на мгновение растерялся.
 — Я расспрашивал своих друзей. Они рассказывали мне о всяких новшествах. И моя семья писала мне о возрождении города, который я так люблю.
 — Я-то думала, вы предпочли бы, чтобы все осталось так, как прежде, — съязвила герцогиня.
 — Я стараюсь смотреть вперед, а не назад, — объяснил граф. — Поскольку Наполеон издал указ, что мы, эмигранты, можем вернуться и потребовать возвращения нашей собственности, я, например, готов простить и забыть.
 — Надеюсь, вас не постигнет разочарование, — заметила герцогиня.
 Считая, что было бы невежливо не проявить любезности к графу, который старался обеспечить им все удобства во время путешествия, Клеона спросила:
 — А мы увидим Лувр? Я слышала, в его галереях множество всемирно известных картин и великолепных скульптур.
 — Все награбленное, — процедила герцогиня. — Трофеи сотен битв. Любопытно, итальянцы будут осматривать их с тем же восторгом, на какой способны англичане?
 Граф засмеялся.
 — Боюсь, мадам, вы сегодня не в духе. Мне бы хотелось, чтобы вы по достоинству оценили новую Францию, но я не буду пытаться вас переубедить. Я предоставлю это самому первому консулу, ибо, как мне сказали в Кале, он и его жена весьма заинтересовались вашим прибытием в их столицу.
 Рот герцогини скривился в циничной улыбке, но на этот раз она промолчала. Только когда они с Клеоной остались одни в элегантном особняке, приготовленном к их прибытию, ее светлость заметила:
 — Мы приехали как частные лица, а с нами обращаются так, словно мы коронованные особы или по крайней мере послы дружественной державы.
 — Вас это удивляет? — спросила девушка.
 — Это вызывает у меня подозрения.
 За дверью раздались шаги, и на пороге появился герцог. Его элегантный облик сразу заставил Клеону почувствовать, как непрезентабельно она выглядит после дороги. Почему-то у нее подпрыгнуло сердце, когда его светлость прошел по полированному полу и поднес руку бабушки к своим губам. Клеона наблюдала за ним, думая, как он красив и что рядом с ним любой другой мужчина показался бы незначительным.
 — Добро пожаловать в Париж, бабушка, — говорил герцог. — Надеюсь, вы не слишком устали от долгого путешествия? Эти французы предоставили в наше распоряжение один из лучших домов в Париже. Полагаю, это производит на вас впечатление?
 — Почему они это сделали? — резко спросила герцогиня.
 Его светлость ответил не сразу, потому что кланялся девушке. Клеона сделала книксен, но подумала с внезапным беспокойством, что выражение его лица, обращенного к ней, было нарочито холодным и безразличным. Герцог повернулся к бабушке.
 — Почему? — переспросил он. — По-моему, это очевидно, мадам. Вы очень важная персона.
 — Чушь, — отрезала старая леди. — Я английская герцогиня. В Англии это пока что-то значит. Но я не могу взять в толк, почему эти выскочки и революционеры должны благоговеть перед листьями земляники. Если я еще не выжила из ума, это один из дворцов Бурбонов. В прежние времена здесь селили только особ королевской крови.
 — Времена изменились, — постарался успокоить ее герцог. — Наполеон на все троны Европы посадил членов своей семьи, так что особы королевской крови будут здесь редкими гостями. А самое высокое положение после них занимаете вы, бабушка.
 — За этим что-то кроется, — твердо заявила герцогиня, — и я бы хотела знать что.
 Герцог ничего не ответил, но нахмурился. Потом неожиданно прошел к двери, выглянул наружу, снова плотно закрыл дверь и вернулся к бабушке.
 — Послушайте, мадам, — сказал он, понизив голос, — и вы тоже, Клеона. Отнеситесь внимательно к тому, что я говорю. У Фуше, начальника полиции Бонапарта, повсюду шпионы. Где бы что ни происходило, каким бы обыденным ни казалось, обо всем докладывается ему. Мне говорили, что даже корзины для бумаг обыскиваются по утрам.
 — Что французы ожидают услышать от нас? — спросила Клеона, опередив вопрос герцогини.
 — Понятия не имею, — не глядя на нее, ответил герцог. — Я просто предупреждаю вас обеих. Все, что вы будете говорить и делать — я повторяю: все, что вы будете говорить и делать, — будет передаваться кем-то в этом доме или за его пределами в канцелярию министра полиции. Поэтому постарайтесь, бабушка, сдерживать свой язык. Каким бы добродушным Бонапарт ни казался гостям, он не терпит критики.
 Клеона ожидала бури протеста, но герцогиня только засмеялась и положила руку на руку внука.
 — Я рада, что ты меня предупредил. Я болтливая старуха и слишком склонна к откровенности. Что бы я ни думала, я постараюсь помалкивать, пока не вернусь на английскую землю.
 Герцог снова поднес ее руку к своим губам.
 — Я знал, что могу на вас положиться, бабушка. Я думаю, что каждый человек является послом своей страны. А Бонапарт — по крайней мере в данный момент — очень хочет показать Британии дружеское лицо.
 — А что за ним? — спросила герцогиня. Внук пожал плечами.
 — Я оставляю политику тем, кто находит в ней удовольствие. Меня больше интересует Пале-Рояль, где игра еще безумнее и азартнее, чем в Лондоне, а дамы в греческих нарядах выглядят столь фривольно, что, клянусь, даже вы, мадам, были бы шокированы, если бы имели возможность их лицезреть.
 — Слава Богу, что мне не придется тратить свое время и деньги в Пале-Рояле. — При слове «деньги» голос герцогини стал резче.
 Герцог засмеялся и повернулся к двери.
 — Кстати, бабушка, завтра вечером вас обеих ждет великая честь. Первый консул и его жена приглашают вас отобедать с ними в интимной обстановке в Мальмезоне.
 — Почему это такая уж честь? — спросила ее светлость.
 — Потому что это их частный дом, куда допускают только самых близких и дорогих друзей. Иностранных гостей обычно принимают в замке Сен-Клу и, конечно, в Тюильри. Но если Бонапарт приглашает вас стать его гостьей в Мальмезоне, значит, вы представляете для него особую ценность.
 — Я слышала о замке Мальмезон, — кивнула герцогиня. — Интересно будет посмотреть, что он собой представляет.
 — Мне тоже было бы интересно, будь я приглашен, — откликнулся ее внук. — Но это приглашение распространяется только на вас и Клеону. Мне придется ждать ваших рассказов.
 — А чем займешься ты?
 — Вы еще спрашиваете, бабушка? — усмехнулся он, Он поклонился в дверях, игнорируя Кпеону, и вышел из комнаты. Девушка почувствовала себя так, словно герцог их бросил. Ей страшно захотелось побежать за ним и попросить еще что-нибудь рассказать, остаться хотя бы ненадолго. Но он уже ушел.
 — Черт бы побрал этого мальчишку! — негромко воскликнула герцогиня. — Я хотела узнать больше о том, что происходит. Я приехала в Париж, чтобы быть с ним, но, похоже, Сильвестр решил отделаться от нас, отправив на помпезные приемы, пока сам будет распутничать.
 Клеоне очень хотелось сказать, что не стоило и ожидать другого. Но она и сама надеялась, что герцог побудет с ними. По крайней мере до тех пор, пока они не освоятся в этом новом странном месте.
 Однако ей не стоило беспокоиться, что они останутся в одиночестве. Как только дамы умылись и переоделись, появились Фредди и граф, а уже через четверть часа начали заезжать гости, оставляя свои визитные карточки. До самого вечера они развлекались, осматривая достопримечательности, и от обилия впечатлений у Клеоны закружилась голова. Это был калейдоскоп красок, экстравагантности и красоты, но ее не покидало странное чувство пустоты, потому что с ними не было герцога.
 Одна картина навсегда врезалась в память девушки. Они возвращались из Лувра, когда услышали звуки оркестра. Граф, который их сопровождал, повернул лошадей на площадь Конкорд и, проложив дорогу сквозь толпу, остановил карету с самого края. Они увидели большой парад. Стоявшие шеренгами солдаты явно чего-то ждали.
 И вот верхом на лошади, которая принадлежала покойному королю Франции, появился Наполеон Бонапарт, окруженный дюжиной генералов и адъютантов в великолепных красочных мундирах с блестящими и звякающими украшениями. Крайняя простота мундира первого консула на фоне блистательной свиты только усиливала эффект, который произвело его появление. В черной треуголке и простом голубом мундире он напомнил Клеоне английского морского капитана. Бонапарт проехал вдоль строя, всматриваясь в солдат испытующим взглядом. Казалось, он интересуется каждым персонально. Почему-то этот человечек с желтоватым лицом заставил девушку вспомнить о Цезаре. Даже на герцогиню он произвел впечатление.
 Клеона украдкой взглянула на графа. Он смотрел на Бонапарта и не заметил ее взгляда. Что-то в его лице озадачило девушку. Только позже она поняла, что в его глазах было искреннее неприкрытое восхищение.
 Вечером того же дня их с герцогиней принимали в Тюильри. В коридорах и аванзалах выстроились сотни лакеев в зеленых с золотом ливреях, блюстители порядка с ног до головы в позолоте, и пажи, чьи золотые цепи и медальоны ослепляли своим блеском. Формы генералов и адъютантов затмевали наряды даже самых представительных гостей. Первый консул и его жена не присутствовали, но гостей принимали члены семьи Бонапарта и министр иностранных дел.
 Герцогиня нашла в толпе несколько старых друзей. Однако она скоро устала, ибо не успела отдохнуть после путешествия, и, к разочарованию Клеоны, они рано вернулись в свой особняк.
 — Никогда не думала, что увижу что-нибудь столь грандиозное и восхитительное, — сказала девушка, садясь рядом с герцогиней в карету.
 Ее светлость фыркнула.
 — Ты бы лучше посмотрела на их толстые шеи и плоские ступни. В них столько же благородства, сколько в скотине.
 — О, мадам, вы предубеждены! Я слышала, как ваша подруга, мисс Берри, которая помнит Версаль в прежние времена, говорит, что Тюильри еще великолепнее.
 — Мисс Берри — старая дева и готова боготворить любого мужчину, который оказался на пьедестале, — заявила герцогиня. — Когда я думаю о тех несчастных истинно голубой крови, погибших на гильотине, я вижу не золото на шеях и мундирах выскочек и узурпаторов, а тени аристократов, на костях которых возвысилась новая знать.
 — Мадам, вы не должны так говорить, — взмолилась Клеона. — Помните, о чем предупреждал вас герцог?
 — Надеюсь, здесь, в карете, меня никто не слышит, — возразила ее светлость.
 — Сегодня вечером я видела мсье Фуше. Фредди показал мне его.
 — В самом деле? Не представляю, чтобы король Англии или даже принц Уэльский включили полицейского в список своих гостей.
 — Он такой невысокий, — продолжала Клеона, — с бледным, немного плоским лицом и хитрыми серыми глазками. И одет нелепо: в голубой бархатный мундир и гусарские сапоги. Вообще этот Фуше очень похож на хорька, но почему-то он не показался мне таким страшным, как я ожидала.
 — Полицейский на званом вечере! — фыркнула ее светлость. — Куда катится мир?
 Экипаж остановился около их особняка, и герцогиня величественно взошла по лестнице. 'Клеона задержалась, чтобы поблагодарить кучера, а потом и лакея, который придержал перед ней дверь.
 Наверху, в своей спальне, как только служанка ушла, девушка закрыла глаза, желая обдумать все, что случилось за день. Но ее мысли невольно возвращались к герцогу. Клеона вспоминала, как старательно он избегал ее взгляда. А потом снова проснулось воспоминание о его губах. Засыпая, она представляла, что герцог держит ее в объятиях…
 Утром начали прибывать цветы, приглашения и гости. Герцогиня отказалась выйти и велела всем держаться подальше от ее спальни, но Клеона не могла противиться искушению, поэтому быстро оделась и спустилась вниз.
 Граф собирался везти их обеих кататься в Булонский лес, но, поскольку герцогиня сказала, что слишком устала, Клеона присоединилась к группе англичан, которые направлялись в Лувр.
 Все утро она восторгалась трофеями из дворцов эпохи Ренессанса и средневековых монастырей. Затем ее повезли в магазины, где девушка ухитрилась воздержаться от трат, хотя все казалось ей еще соблазнительнее того, что она видела на Бонд-стрит.
 В полдень они с герцогиней съездили на ленч, затем побывали на двух приемах и, наконец, после очень короткого отдыха, переоделись в вечерние платья и были готовы отправиться в Мальмезон.
 — Кто будет нас сопровождать? — спросила герцогиня у Фредди, который появился неожиданно и еще не успел переодеться.
 — Понятия не имею, мадам. Но Сильвестр внизу. Осмелюсь предположить, что он знает.
 — Сильвестр здесь?
 Старое усталое лицо герцогини засветилось от удовольствия, и, когда через минуту герцог вошел в комнату, она протянула к нему обе руки.
 — Скверный мальчишка! — воскликнула она. — Я не видела тебя бог знает сколько времени. Где ты пропадал, негодник?
 — В дюжине мест, бабушка, — ответил герцог, целуя ей руку. — Я рад, что вы по мне скучали.
 — Почему ты не можешь поехать с нами? — спросила ее светлость.
 — Меня не приглашали, и я думаю, неспроста! Граф устраивает особый прием в ресторане или в клубе под чудным названием «Последняя собака». Бог знает, что нас там ждет, хотя у меня есть кое-какие соображения.
 — Игра и женщины, — тихо вздохнула герцогиня. — Это никогда тебе не надоест?
 — Никогда, — ответил герцог. — Не ждите, что я так быстро состарюсь, бабушка. Хотя этот день, несомненно, придет, как он приходит ко всем.
 — Но ты можешь… — начала ее светлость и тут же остановилась. — Если тебя не беспокоит наше благополучие, то меня беспокоит! Кто сопровождает нас сегодня вечером?
 — Вашими кавалерами будут два джентльмена, — ответил герцог. — Маркиз де Берси и генерал Сандо. Генерал довольно молод и, я полагаю, очарователен. Клеона получит удовольствие от его общества. — Он говорил твердо, по-прежнему не глядя на нее.
 — Надеюсь, мы сделаем тебе честь, — заявила герцогиня. — Все эти усилия, мой дорогой Сильвестр, в твоих интересах. Думаю, мы тебя не опозорим.
 И тогда герцог взглянул на Клеону так, словно впервые увидел. Казалось, он разглядывает каждую деталь ее платья. Сшитое из белого газа, оно было усыпано крошечными алмазными цветами и схвачено под грудью голубыми лентами, облегая фигуру. Ленты ниспадали до края подола, из-под которого чуть выглядывали голубые туфли. Волосы Клеоны были уложены в высокую прическу, и, так как у девушки не было драгоценностей, герцогиня одолжила ей два гребня. Каждый был украшен бриллиантовой звездой, которая сверкала и переливалась в ее волосах.
 Видя, что взгляд герцога поднялся к этим звездам, Клеона смутилась и быстро сказала:
 — Ее светлость одолжила мне эти гребни. Они были частью гарнитура, в который входило ожерелье вашей матери.
 Герцог протянул руку, словно хотел их коснуться, но тут же уронил ее.
 — Звезды в ваших волосах, — тихо проговорил он. — Я всегда видел звезды в ваших глазах.
 Это было сказано настолько тихо, что Клеона даже засомневалась, правильно ли она расслышала. Затем герцог отвернулся и громко сказал:
 — Идем, Фредди, мы не должны заставлять графа ждать. Сегодня вечером нас ждет столько красоты и разврата, сколько свет не видывал со времен Нерона.
 — Господи! — воскликнул Фредди. — Если это будет такого рода ночка, мне лучше взять назад свое обещание покатать Клеону по набережной Сены завтра утром.
 — Да, было бы невероятно, если бы ты его сдержал, — легко согласился герцог.
 Дойдя до двери, его светлость поклонился.
 — Доброй ночи, леди, — насмешливо произнес он. — Вам, респектабельным, и нам, порочным. Аи revoir et bonne nuit 35 
 Слыша, как он смеется, проходя через холл, Клеона на минуту почувствовала, что к ней возвращается прежняя ненависть, а потом вдруг поняла, что не испытывает гнева. Что бы герцог ни сказал, что бы он ни сделал, это больше не могло привести ее в ярость. Зато могло больно задеть…
 Они выехали в Мальмезон, весело болтая со своими двумя спутниками. Маркиз, представитель старого режима, казался изнеженным и скучноватым. Генерал был молод, энергичен, полон энтузиазма и не мог не нравиться. Он безмерно восхищался Наполеоном, но не устоял и перед очарованием Жозефины Богарне. Он говорил о том, как она любит Мальмезон, рассказывал, что она сама выбрала для себя этот дом, и, когда Бонапарт уезжал воевать, она оставалась в этом маленьком замке, гуляла в парке, кормила своих необычных животных и ухаживала за цветами.
 — В этом одна из причин, мадам, — сказал генерал ее светлости, — почему мадам Бонапарт так хочет встретиться с вами. Она слышала, что ваши сады — одни из лучших в Англии, а цветники в Мальмезоне уже привлекли внимание ботаников всего мира. — Понизив голос, он добавил: — Только что построенная оранжерея стоила девять тысяч восемьсот франков.
 — Боже милостивый! — воскликнула герцогиня. — Я действительно слышала о садах Мальмезона. Насколько я помню, только в прошлом году принц Уэльский вернул мадам Бонапарт некоторые растения, захваченные нашими британскими военными кораблями.
 — Это верно, — подтвердил генерал. — Щедрый жест его королевского высочества произвел огромное впечатление на всех нас.
 Замок оказался меньше, чем ожидала Клеона. Гостиные были обставлены с изысканным вкусом; каждая картина, каждый предмет мебели был еще красивее предыдущего.
 Их провели через анфиладу комнат в салон, где спиной к камину стоял первый консул, а рядом с ним — его жена. Первым впечатлением Клеоны было то, что Бонапарт еще меньше ростом, чем она думала. Вторым — что Жозефина, хоть и не красавица, одна из самых очаровательных женщин, которых она видела в своей жизни.
 После завершения представления все уселись, кроме Бонапарта, который, продолжая говорить, расхаживал взад и вперед по комнате. Он казался немного беспокойным, и, хотя девушка с трудом верила, что это возможно, у нее возникло чувство, будто он побаивается герцогиню.
 Мадам Бонапарт, напротив, разговаривала легко и непринужденно, сопровождая свои слова неописуемо изящными жестами. Даже за трапезой разговор продолжался без тех тягостных пауз, которые довольно часто случаются на званых обедах.
 Столовая была маленькая, стол узкий, поэтому было удобно беседовать не только с соседями справа и слева, но и с сидящими напротив. Еда оказалась невероятно вкусной. Клеона прислушивалась главным образом к тому, что говорила мадам Бонапарт, ибо ее речи пленяли всех своим очарованием.
 Когда обед закончился и мадам Бонапарт встала, чтобы выйти из столовой, слуга объявил, что майор Дюан хочет поговорить с первым консулом по очень важному делу.
 — Дела! Дела! — сердито заметила Жозефина. — Почему от них нигде нет покоя? О, как бы я хотела быть женой обычного человека, жить в деревне и принимать друзей без этого бесконечного вторжения внешнего мира!
 — Он меня надолго не задержит, моя дорогая, — сказал Наполеон. — Я присоединюсь к вам через несколько минут.
 — Я прослежу, чтобы вы выполнили свое обещание, — ответила Жозефина и повела герцогиню и Клеону к салону.
 По французскому обычаю джентльмены последовали за ними. Герцогиня сказала, что хочет увидеть спальню мадам Бонапарт. Генерал и маркиз куда-то исчезли, поэтому Клео-на направилась в салон одна.
 Там она постояла, глядя на усыпанные бриллиантами табакерки, выставленные на одном столе, потом вышла через открытое французское окно в сад. Легкий ветерок едва шевелил листья на деревьях, принося с собой аромат цветов. Девушка пошла по мягкой траве, останавливаясь, чтобы полюбоваться яркой красотой симметричных клумб, которые окаймляли дом. Она наклонилась, чтобы получше разглядеть желтую азалию, когда услышала голос Наполеона откуда-то сверху над ее головой.
 — Откуда Фуше это знает? — спросил он по-французски.
 — Он послал в дом герцога специального агента, мой генерал, — ответил чей-то мужской голос.
 — В Лондон?
 — Да, мой генерал. В дом на Баркли-сквер.
 Клеона замерла. Потом, чуть осмелев, подвинулась немного ближе. Голоса отчетливо доносились из распахнутого окна, и девушка поняла, что Бонапарт, должно быть, беседует с майором Дюаном, который приехал к нему по этому «важному делу».
 — Ладно, продолжай, — раздраженно сказал Наполеон. — Что случилось?
 — Агент мсье Фуше проник в дом под видом лакея. Он использовал потайной ход и подслушал разговор герцога с одним из его друзей. Доклад этого агента ясно свидетельствует о том, что герцог обманывал графа Пьера д'Эскура, притворяясь, что сильно нуждается в деньгах. С минуту стояла тишина.
 — О Боже! Почему мне служат одни бездарности? — .процедил Наполеон.
 — Мсье Фуше думает, что граф сделал все возможное, но герцог его обманул, — ответил майор Дюан.
 — Это и так ясно! — рявкнул Наполеон. — Ладно, тут уж ничего не поделаешь. Начинайте сначала.
 — Мсье Фуше послал вам список агентов, мой генерал, которых мы уже имеем в Англии. Он полагает, что один из тех, кого он пометил, мог бы заслуживать внимания, и он хотел бы, чтобы вы обдумали этот вопрос.
 — Да, да, я обдумаю, но не сию минуту, — ответил Наполеон.
 — А что, мой генерал, нам теперь делать с герцогом?
 — С герцогом? Боюсь, он слишком много знает. Всегда существует такая опасность, верно? Избавься от него, Дюан.
 — Немедленно, мой генерал?
 — Немедленно, — приказал Наполеон. — Только никакого насилия. Ничего, что могло бы вызвать сомнение британцев.
 — Что бы вы тогда предложили, мой генерал?
 — Идиот! Я что, обо всем должен думать сам? — — в бешенстве выкрикнул Наполеон. — Герцог пьет, не так ли? Толкни его в Сену и подержи голову под водой. Ну, оступился в темноте, кто узнает? Такое может случиться с каждым, кто напьется и не видит, куда идет.
 — Да, мой генерал. Будет исполнено немедленно. А список?
 — Положи его мне на стол в библиотеке. Я должен вернуться к дамам.
 — Слушаюсь, мой генерал.
 Клеона услышала, как хлопнула дверь, словно Бонапарт в ярости вышел из комнаты. Она постояла минуту, вся дрожа, потом шагнула в сторону салона. В этот момент майор Дюан прошел .мимо другого окна, и девушка подумала, что он выполняет приказ Бонапарта: несет список, о котором они говорили, в библиотеку.
 Клеона вспомнила разговор, который подслушала в доме герцога точь-в-точь, как это делал агент Фуше: стоя под узкой лестницей. Следуя внезапному побуждению, девушка обошла вокруг дома, едва понимая, что делает, и приблизилась к еще одному окну. За ним она увидела комнату, заставленную книгами, и майора Дюана, который как раз выходил оттуда. Приподняв юбки, Клеона мгновенно перелезла через низкий подоконник и схватила список, оставленный майором на большом письменном столе. На стуле лежал темный плащ. Девушка прихватила и его, заметив, что, перелезая через подоконник, порвала тонкий газ своего платья.
 Потом она вылезла обратно в сад и быстро пошла к передней части дома. Перед парадной дверью стоял грум, держа под уздцы прекрасную горячую лошадь.
 Клеона глубоко вдохнула и, повесив плащ на руку, чтобы прикрыть разорванное платье, подошла к конюху.
 — С майором Дюаном произошел несчастный случай, — сообщила она тихим голосом, чтобы часовые у двери не услышали. — Он просит, чтобы вы помогли ему. Он растянул лодыжку и находится в саду. Ему неловко ковылять обратно к дому. Он там.
 Девушка указала на кусты, которые росли в отдалении.
 — Да, конечно, мадам, — взволнованно сказал слуга. Он огляделся по сторонам и пошел, ведя с собой лошадь.
 — Я подержу вашу лошадь, — предложила Клеона. — Мадам Бонапарт не понравится, если трава в саду будет помята.
 Грум торопливо передал ей поводья и убежал.
 Небрежно, словно прогуливая лошадь, Клеона повела ее по подъездной аллее. Еще по дороге в замок девушка заметила, что эта аллея изгибается вокруг огромных кустов рододендронов, уже покрытых цветами.
 Ей потребовалось почти полминуты, чтобы без видимой спешки скрыться с глаз часовых. Затем она набросила плащ, подобрала газовое платье и вскочила в седло.
 Лошадь моментально откликнулась, стоило девушке слегка сжать ее бока каблуками. Клеона галопом проскакала по аллее, пролетела через ворота и направила лошадь к Парижу. Она неслась по обочинам дороги с такой скоростью, с какой никогда еще не ездила верхом.
 Вскоре грунтовые дороги сменились булыжной мостовой парижских улиц. Девушка гнала во весь опор. Дальше, дальше. Они мчались, пока Сена не оказалась наконец справа от них, и стало ясно, что они направляются к площади Конкорд.
 Клеона приблизительно знала, где находится Пале-Рояль. Когда они возвращались из Лувра, кто-то из их компании указал на него, как на место разврата. К счастью, движения на дороге было мало, поскольку становилось темно. Никто не обращал на девушку особого внимания.
 Она галопом проскакала мимо случайных экипажей. Все понукая лошадь, Клеона говорила с ней, ободряла, выжимала из нее все силы, чувствуя, что животное вот-вот начнет уставать. И неожиданно поняла, что просто спасает человека от убийц. Она сражается за того, кого любит всем своим сердцем. — Я люблю его, — прошептала девушка. — О Боже, как я его люблю!




 Глава 11


 Клеона уже отчаялась разыскать «Последнюю собаку». Она спросила у полудюжины человек, но те лишь качали головами или говорили ей дерзости, поскольку девушка была одна. Наконец какой-то старик показал ей на узкую улочку позади Пале-Рояля.
 Клеона на своей усталой лошади пробиралась сквозь толпу, пока не нашла наконец улочку позади дворца. Там под фонарем висела вывеска «Последняя собака».
 Девушка спрыгнула с лошади и поплотнее запахнула плащ. Отбросив волосы со лба, она пошла к двери. Ей открыл швейцар, одетый в яркую, но довольно грязную ливрею. Он оглядел Клеону и явно собирался прогнать ее. Девушка сказала по-французски:
 — Мне необходимо немедленно поговорить с герцогом Линкским. Попросите его выйти ко мне, но, по возможности, так, чтобы его приятели не узнали, что я здесь.
 — И чего вы хотите от герцога? — насмешливо спросил швейцар, заметив, что девушку никто не сопровождает.
 Сделав огромное усилие, она улыбнулась ему: — Понимаете ли, мсье, это дело сердечное.
 Слуга цинично улыбнулся:
 — Ладно, я посмотрю, что можно сделать, хотя я уверен: если герцог и здесь, он очень занят.
 При этом он не двигался с места, и Клеона, сообразив, чего он ждет, упала духом. У нее не было ни сантима. Лихорадочно соображая, что делать, она вспомнила про бриллиантовые звезды у себя в волосах. В отчаянии девушка вытащила одну из них и протянула лакею.
 — Отнесите это герцогу. Он поймет, кто желает с ним говорить. Как видите, у меня их две, и они бесценны. Если его светлость придет, вторая будет вашей.
 Лакей взял у Клеоны бриллиантовую звезду, поднес ее к свету, подышал на нее, потер камни рукавом ливреи и был явно удовлетворен.
 — Подождите, — велел он и скрылся за дверью.
 Девушке казалось, что прошла целая вечность. Она стояла на улице, каждую минуту ожидая увидеть отряд кавалерии, возглавляемый майором Дюаном. Ею овладела паника: что, если этот человек взял бриллиантовую звезду и не пошел искать герцога? Но свершилось чудо: дверь открылась, и в освещенном проеме возник силуэт его милости.
 Клеона вскрикнула от облегчения. При виде ее растрепанных волос, кавалерийского плаща на плечах на лице герцога отразилось изумление.
 — Клеона, что это значит… Девушка его перебила:
 — Наполеон все узнал. У Фуше был агент в Линк-Хаус. Они едут, чтобы… убить вас, у-утопить вас в… Сене. — Она задыхалась от страха, и слова спотыкались друг о друга. Но после этих слов над герцогом словно махнули волшебной палочкой. В мгновение ока он из праздного, ленивого аристократа превратился в человека действия.
 — Пошли, — приказал он, — возьмите меня под руку. Чуть поколебавшись, Клеона вытащила из волос вторую бриллиантовую звезду и отдала лакею, который маячил за спиной его светлости. Тот поклонился.
 — Большое спасибо, мадам.
 Но герцог уже тащил девушку по узкой улице, крепко держа ее руку. Другой рукой она вела в поводу лошадь, на которой прискакала из Мальмезона.
 Герцог не задавал никаких вопросов. Он вообще не произносил ни слова. Улочка вывела их на площадь, где стояло множество колясок, карет, двуколок и прочих экипажей, ждущих своих владельцев, которые пропадали в Пале-Рояле. К изумлению девушки, герцог сунул два пальца в рот и свистнул, как уличный мальчишка. Этот пронзительный свист эхом разнесся по площади. В дальнем конце возникла суматоха, а через несколько секунд к ним на рысях подъехал высокий фаэтон герцога с его собственным грумом на козлах.
 Герцог обежал кругом, перехватил поводья и вскочил на место кучера, пока грум еще спускался.
 — Возьмите лошадь у мисс Мандевилл, — приказал герцог, — и помогите ей сесть рядом со мной. Затем возвращайтесь в «Последнюю собаку» и найдите мистера Фредерика Фаррингдона. Отведите его в сторону так, чтобы ни в коем случае никто не подслушал вас. Передайте Фаррингдону, что мы с мисс Мандевилл бежали, и он должен немедленно довести это до сведения ее светлости герцогини.
 — Хорошо, ваша светлость.
 Голос у грума был совершенно бесстрастным. Очевидно, он привык получать необычные приказы и выполнять их беспрекословно.
 — И, Джейк… — добавил герцог, поднимая кнут.
 — Да, ваша светлость?
 — Поезжайте домой как можно быстрее. Вы понимаете?
 — Очень хорошо, ваша светлость.
 Фаэтон тронулся. Колеса легко катили по булыжникам, свежие лошади, застоявшись в ожидании, рвались вперед. Однако, с сожалением заметила Клеона, их было всего две. Прекрасная пара хороших кровей, но девушка предпочла бы четверку, ибо она без слов поняла, что собирается делать герцог.
 Они неслись по мощенным булыжником улицам, поворачивая так резко, что у Клеоны захватывало дух, но каким-то чудом не опрокидывались. Наконец они оказались у ворот Парижа, за которыми лежала открыт дорога.
 Потребовалось несколько секунд и золотая гинея, чтобы стражники открыли ворота. Клеона затаила дыхание. А вдруг они потребуют какой-нибудь пропуск? Но стражник довольно ухмыльнулся и махнул рукой, когда они выезжали через низкую арку. Клеоне показалось, что мрачное лицо герцога чуть посветлело.
 — Это был лакей, который уронил тарелки, верно? — спросил он, перекрикивая дробный стук копыт. Казалось, ветер срывает слова с его губ.
 — Да! — крикнула в ответ девушка. — Он спустился по потайной лестнице.
 — Какой потайной лестнице? — спросил герцог, не отрывая глаз от дороги.
 При такой скорости объяснять было трудно, но почему-то казалось, что это и не важно.
 В небе светила только слабая луна, и Клеона догадывалась, как опасна будет эта гонка почти в темноте по незнакомым дорогам.
 Они проехали мили три или четыре, прежде чем герцог снова заговорил:
 — Как вы об этом узнали?
 — Я случайно услышала, стоя под окном.
 Девушка заметила, как дрогнули в улыбке его губы, и представила, как блеснули его глаза. Герцог спрыгнул на землю и протянул ей руку. Клеона почувствовала, что он держит ее, и даже в этот краткий миг вдруг ощутила восторг, от которого кровь быстрее побежала по жилам, дыхание перехватило.
 Голос его светлости прозвучал резко и бесцветно:
 — Вы умеете ездить верхом?
 — Конечно.
 — Дальше мы поедем верхом. Я ожидал, что со мной будет Фредди, а не вы,
 — Ожидали? — удивилась девушка, но тут же поняла, что герцог ее не слушает.
 Из трактира выбежал хозяин с бутылкой вина и двумя бокалами. Герцог наполнил их и передал один Клеоне. Девушка покачала головой.
 — Нет, спасибо.
 — Не будьте дурочкой! — рассердился он. — У нас впереди долгий путь, и один Бог знает, хватит ли у вас сил.
 Не споря больше, Клеона выпила вино. Оно обожгло ей горло, но заставило кровь прилить к щекам и согрело руки. Герцог бросил несколько монет на поднос с бокалами. Затем они снова отправились в путь и на сей раз ехали еще быстрее. При других обстоятельствах девушка была бы счастлива, что у нее такая лошадь, о которой она мечтала всю жизнь: чуткое, резвое животное, которое отзывается на каждое прикосновение ее руки. С той минуты, как они бежали из Парижа, герцог не снижал темп, и теперь они даже не могли говорить друг с другом, только молча скакали бок о бок сквозь ночь. Дул ветер, лил дождь. Потом вдруг вышла луна и осветила дорогу. Но это продолжалось недолго. Небо вновь затянуло облаками, они сбились с пути и вынуждены были вернуться на главный тракт.
 Клеона с тревогой оглядывалась назад, но кругом было темно и лишь стук копыт нарушал тишину. Девушка потеряла счет, так часто они меняли лошадей на постоялых дворах. Каждый раз герцог трубил в охотничий рог, и после пронзительного сигнала «ату», который обычно пускал гончих по следу лисицы, из конюшни торопливо выводили лошадей, конюхи бежали к их усталым животным, а хозяин постоялого двора приносил вино.
 Чем глубже становилась ночь, тем крепче вино, пока Клеона не поняла, что пьет огненный коньяк, который, как ножом, полоснул ее по горлу. Но это было только приятно, ибо ее ноги в атласных туфлях промокли и так окоченели, что девушка их больше не чувствовала. Грубое седло натирало ей ноги в тонких чулках, и герцог потратил драгоценные минуты на одном постоялом дворе, требуя дамское седло и дожидаясь, когда заново оседлают лошадь Клеоны. У девушки не было слов, чтобы выразить свою благодарность.
 Она порадовалась, что захватила плащ Бонапарта. Он закрывал не только ее порванное и испачканное платье, но и забрызганные грязью чулки и синяки на ногах.
 На очередном постоялом дворе их ждала еда: теплый французский хлеб с хрустящей корочкой и ломтик сыра. Усталость начинала давать знать о себе, но Клеона немного приободрилась, подкрепившись.
 Когда рассвело, девушка подумала, долго ли еще им предстоит ехать, но у нее не хватило сил, чтобы задать этот вопрос. Дальше, дальше… Путь казался нескончаемым. Длинные пыльные дороги, обсаженные тополями, словно уходили в бесконечность. Еще один постоялый двор, еще один, и везде лошади наготове и единственная задержка — смена седла, потому что лошадь должна была нести Фредди, а не ее.
 Когда встало солнце, девушке показалось, что она не может ехать дальше. Она отчетливо представила себе, как соскальзывает с седла и лежит на земле, а герцог галопом скачет дальше. Девушка вцепилась в луку и, кусая губы, заставила себя смотреть на солнце, поднимавшееся над горизонтом, хотя от этого глаза болели почти нестерпимо.
 «Хватит ли у вас сил»! Именно эти слова герцога заставили Клеону поклясться себе, что она не будет жаловаться. Она даже не попросит передышки. В прошлом герцог часто, слишком часто выказывал ей презрение. Но теперь Клеона покажет ему, на что способна деревенская девушка. Ни одной из знатных дам в Мейфэре такое было бы не под силу. Эта скачка — не для женщины, герцог не мог этого не знать. Но раз уж Клеона оказалась с ним, ей нельзя сплоховать, хотя все ее тело болело от непреодолимой усталости.
 Дальше, дальше. Еще один бокал бренди, кусок сыра, который с трудом лезет в распухшее горло, и снова вперед. И вот настал момент, когда девушка поняла: это — конец, она не может ехать дальше. Последний трактир остался в пяти милях позади, когда герцог догадался, что с ней. Он схватил уздечку ее лошади, чтобы Клеоне оставалось только держаться обеими руками за луку седла и молиться, чтобы не упасть.
 Ветер всю ночь сек ее лицо, теперь его обжигало солнце. Но сильнее всего болели ушибы на ногах. Девушка не сомневалась, что они превратятся в открытые раны. И вот, когда она в отчаянии думала, что ей придется сдаться, так истерзано болью все ее тело, Клеона вдруг увидела ослепительно голубую полоску. Море! Это взбодрило ее сильнее, чем коньяк. Она хотела крикнуть герцогу, что видит море, но голос пропал. Качаясь в седле, девушка только смотрела, не отрываясь, на эту полоску. И все же она не упала.
 Они проскакали через городок, замедляя шаг только на оживленной рыночной площади. Со всех сторон на них бросали любопытные взгляды. Женщины в красных камлотовых жакетах показывали на беглецов пальцами, дети выкрикивали грубости, но Клеона так устала, что уже не понимала их. Потом была узкая булыжная улица, которая вела к пристани. «Сейчас упаду. Я знаю, что сейчас упаду!» — думала девушка, но каким-то чудом удерживалась в седле. Вдруг сердце ее оборвалось. Яхты не было..
 Расширившимися от страха глазами Клеона взглянула на герцога и только тогда заметила, что корабль стоит на якоре у самого края гавани. И сразу над ее ухом оглушительно затрубил рог герцога.
 Словно зная, что больше рог ему не понадобится, герцог бросил его в воду и охрипшим голосом спросил:
 — Кто-нибудь отвезет меня к тому кораблю за золотой луидор?
 Полдюжины рыбаков бросились к нему.
 Герцог быстро слез с лошади, взял Клеону на руки и перенес в ближайшую лодку.
 — Еще один луидор, — сказал он владельцу лодки, — если ты доставишь меня туда меньше, чем за две минуты.
 Затем его светлость повернулся к двум другим рыбакам, стоявшим рядом:
 — Отведите этих лошадей в ближайшую платную конюшню. Скажите там главному, что они принадлежат герцогу Линкскому. Он будет знать, что делать.
 Еще несколько золотых монет перешли в другие руки, и рыбак повез их через гавань, Лодка почти летела над водой. К тому времени, как они достигли яхты, там уже поднимали якорь, ставили паруса, и полдюжины услужливых рук помогли герцогу и Клеоне подняться на палубу.
 —  — Полный вперед, капитан Робинсон, — приказал герцог.
 — Есть, сэр.
 С берега дул сильный ветер, наполняя паруса. Рыбак еще не успел повернуть к берегу, как яхта пришла в движение.
 Держась за поручни, Клеона стояла рядом с герцогом. Слишком усталая, чтобы куда-то идти, девушка осталась стоять там, где поставил ее матрос, поднявший на борт. Клеоне казалось, что и она, и герцог чего-то ждут, но чего — девушка не знала. Так они стояли в молчании, глядя на удаляющуюся гавань, как вдруг на мощеной дороге, по которой они приехали, возникло движение и что-то заблестело.
 Почувствовав, что герцог вздрогнул, Клеона проследила за его взглядом и мгновенно поняла, в чем дело. Прибыл кавалерийский отряд Наполеона. Всадники пронеслись по дороге, выехали на пристань и остановились, глядя вслед яхте, которая уже набрала ход и с грацией борзой уходила в открытое море.
 На таком расстоянии Клеона не могла видеть лица солдат, но представила себе их досаду и гнев.
 — Мы победили! — закричала девушка. Крик получился сиплый, но полный восторга. — Мы победили!
 Минуту стояла тишина.
 — Нет, мы не победили, — тихо ответил герцог. В его голосе сквозила горечь. — Мы просто сбежали. По сути, это провал миссии.
 Клеона повернула голову и словно впервые взглянула на своего спутника. Герцог казался странно не похожим на самого себя, всегда такого элегантного. Лицо посерело, под глазами от усталости залегли глубокие морщины, волосы словно припудрены пылью, безупречное вечернее платье забрызгано грязью. Галстук, еще вчера белоснежный, хитроумно завязанный, теперь висел мятой, грязной тряпкой.
 И оттого, что герцог казался сейчас обычным человеком, девушка полюбила его еще сильнее. Рядом с ней стоял мужчина, а не избалованный денди. Этот человек смотрел в лицо опасности и победил ее. Теперь Клеона знала, зачем герцог и Фредди уезжали вперед, когда они все направлялись в Париж. Именно тогда они договаривались о смене лошадей на каждом постоялом дворе, предвидя с проницательностью, которой девушка никак не ожидала от герцога, что может возникнуть необходимость бегства.
 Никогда, даже в самых безумных мечтах, Клеона не представляла себе, что ей придется спасать человека, которого она любит, от убийц. Девушка снова услышала голос Бонапарта, холодный и властный. «Толкни его в Сену и подержи голову под водой». Этот план убийц расстроила она одна. Клеона заново переживала бешеную скачку на лошади майора Дюана в Париж и их долгий путь к спасению. Теперь она знала, что они опережали врага на считанные минуты.
 Гавань Кале скрылась из виду.
 — Что ж, этому конец, — проговорил герцог подавленно. «Надо спросить, что он должен был сделать», — подумала
 Клеона, но ее голова была словно набита ватой. Девушке хотелось только одного — спать. Затем она вдруг вспомнила. Холодной, дрожащей рукой Клеона вытащила из-за корсажа список, который похитила из библиотеки Наполеона. Он был согрет теплом ее тела и сильно помят. Девушка протянула его герцогу.
 — Что это? — без особого любопытства спросил тот. Он словно получил удар, от которого не мог оправиться.
 — Возможно, это то, что вы искали. Список, — ответила Клеона. — Вы сказали Фредди, что он вам нужен, и поэтому, прежде чем ехать предупредить вас, я украла его из библиотеки Наполеона.
 — Украли! — недоверчиво воскликнул герцог и, взяв у своей спутницы документ, развернул его.
 Минуту он стоял, уставясь на этот листок бумаги; затем, издав ликующий возглас, обнял Клеону так крепко, что девушка едва не задохнулась.
 — Список! Список! О, Клеона, ты чудная, удивительная, потрясающая девушка! Моя маленькая любовь, моя дорогая. Что я могу еще тебе сказать?
 Девушка слушала эти слова словно во сне. Слишком многое свалилось на нее.
 — Как ты это сделала, Клеона, любимая моя? И это ради меня, меня, который обращался с тобой так грубо. — Стоя на открытой палубе, герцог держал Клеону в объятиях, не думая о том, что кое-кто из матросов поглядывает на них с любопытством. — Клеона, — снова и снова повторял он, а потом вдруг понял, что девушка его не слышит. Она заснула в полном изнеможении, как ребенок, положив голову ему на плечо.
 Взяв ее на руки, герцог понес девушку в каюту, которую она занимала по пути во Францию. Там он опустил ее на койку, снял испачканные туфли с ее холодных ног, сорвал забрызганный грязью плащ и укрыл одеялами.
 Когда руки герцога перестали касаться ее, Клеона слабо запротестовала, словно у нее отбирали то, чего она хотела больше жизни. Девушка не проснулась, но даже погружаясь в темноту, ощутила прикосновение к своим губам и постаралась вырваться из оков сна. Внезапное пламя снова обожгло ее тело, а затем сознание покинуло ее, и больше она ничего не помнила.




 Глава 12


 Клеону разбудило солнце, которое светило ей в лицо. Девушка наслаждалась его теплом, но потом вздрогнула, вспомнив все, что произошло накануне. Теперь она была в безопасности и, изнуренная, проспав всю ночь, чувствовала, что силы возвращаются. Все в ней пело от восторга, когда Клеона вспоминала руки герцога, обнимавшие ее, безумные, восхитительные, пленительные слова, которые он говорил до того, как девушка заснула в его объятиях.
 На минуту Клеона усомнилась, не приснилось ли ей это? Но даже теперь она ощущала прикосновение его губ и знала, что это не плод ее воображения. Герцог любит ее, как она любит его! Но следом за этой мыслью пришла другая, и словно холодная рука сжала сердце Клеоны. Она поняла, что это конец!
 Девушка быстро встала с койки. Казалось, ноги ее не держат, но корабль не качало, на палубе было тихо. Значит, судно уже в порту.
 По голым доскам пола она добрела до иллюминатора и увидела, что это действительно так. Яхта была пришвартована в гавани Дувра, и Клеона вздохнула с облегчением. Теперь Бонапарт был не страшен им. Но, отойдя от иллюминатора, девушка взглянула на себя в зеркало и вскрикнула от ужаса.
 Герцог принес ее сюда, снял с нее туфли и плащ, который валялся сейчас на одном из стульев. Он хотел помочь, но Клеона думала только о том, что он видел ее забрызганное грязью лицо, пыльные волосы, рваные лохмотья, которые когда-то были дорогим красивым вечерним платьем.
 Она нетерпеливо позвонила в колокольчик. Через несколько секунд в дверь постучали.
 — Входи, Джим! — крикнула девушка, вспомнив розовощекого деревенского парня, который прислуживал им на пути во Францию. Тогда Клеона узнала, что он живет в поместье герцога в Линке.
 — Доброе утро, мисс, — произнес Джим своим резковатым деревенским говором. — Утро на редкость погожее. Его светлость велел мне передать это вам, когда вы проснетесь,
 С этими словами он вручил Клеоне письмо, и девушка взяла его дрожащими пальцами. Что случилось? Куда уехал герцог? Ругая себя за то, что проспала так долго, Клеона как зачарованная смотрела на письмо, не решаясь его вскрыть.
 — Его светлость сказал, мисс, — флегматично добавил Джим, — что вы захотите завтрак и ванну, как проснетесь.. Вода горячая. Что вам сперва подать?
 — Ванну, пожалуйста, — рассеянно ответила Клеона. Она не заметила, как Джим ушел, и не осознала, когда он вернулся с жестяной ванной, которую поставил посреди каюты. Затем он принес огромные медные кувшины с горячей водой.
 Клеона ничего не слышала и ничего не видела, кроме письма, в сотый раз читая и перечитывая слова, написанные ровным, сильным, уверенным почерком герцога.
  Любимая моя крошка, моя дорогая, моя чудная, моя умная Клеона! Я уехал навестить мистера Питта, который живет недалеко отсюда. Я взял с собой нечто очень ценное, то, что ты дала мне вчера. Как только ты отдохнешь и сможешь ехать, ты немедленно отправишься в Лондон. Карету для тебя я уже приготовил. Нам лучше не путешествовать вместе, дабы избежать сплетен. Я буду на Баркли-сквер вскоре после твоего приезда. 
  Благослови тебя Бог, возлюбленная моего сердца. 
  С нетерпением жду нашей встречи. 
 Клеона читала письмо со слезами на глазах. Она никогда не верила, что кто-нибудь напишет ей такие слова, что любовь, которая сжигала ее, встретит такую полную взаимность. Затем, решительно сжав губы, с отчаянием в глазах, девушка начала готовиться к возвращению в город.
 Она выкупалась и вымыла волосы, так что они снова обрели свой обычный золотисто-рыжеватый блеск, а кожа — чистоту и свежесть. Несмотря на все отчаяние, которое сжимало ей сердце, Клеона была голодна, поэтому она съела на завтрак яйца и ветчину, которые принес Джим.
 — Если хотите, — добавил юнга с нахальной улыбкой, — я принесу еще.
 Служанка уложила в ее багаж для Парижа платье, которое герцогиня сочла недостаточно модным для Франции. Его оставили на борту, и, хотя к нему не было подходящей шляпы, Клеону это нисколько не беспокоило. Она поспешила надеть его и вышла на палубу.
 С легкой улыбкой она протянула капитану плащ Бонапарта.
 — Возможно, вы захотите сохранить его как сувенир, — сказала девушка, — он принадлежал Наполеону Бонапарту. Возможно, потом, когда мы будем вспоминать долгую войну, которую вели против Франции, этот плащ станет исторической вещью.
 — Война еще не кончилась, — тихо ответил капитан, беря испачканный плащ у нее из рук.
 — Вы хотите сказать, что военные действия возобновятся? — спросила Клеона.
 — Я в этом уверен, мисс. Пока мы ждали вас и его светлость в Кале, я слышал множество разговоров этих лягушатников и скажу вам: они не успокоятся, пока не вторгнутся в нашу страну. Но пусть только попытаются! Пока у нас есть Британский военно-морской флот и адмирал Нельсон, мы им покажем. Мы победим в конце концов.
 — Ваши слова вселяют в меня огромную уверенность, капитан. Я встречалась с Наполеоном Бонапартом. На мой взгляд, он жестокий высокомерный человек, который не успокоится пока не завоюет весь мир.
 — Эту землю он никогда не завоюет, — сурово отозвался капитан. — Пока будет жив хоть один англичанин, способный сражаться голыми руками, мы не сдадимся.
 — Я должна ехать в Лондон, — торопливо сказала Клеона, сообразив вдруг, что этот разговор, который она начала из вежливости, может задержать ее.
 Карета герцогини ждала на пристани. При ней были те же верховые, что сопровождали их на юг. Клеона с облегчением увидела, что лошади свежие.
 Чтобы выехать из Дувра, много времени не потребовалось. Вскоре они во весь опор неслись по дороге, и девушка подумала, что, если ничего не случится, они будут в Лондоне через пять часов.
 Обнаружив, что правит Джебб, Клеона ловко уговорила его показать, на что способны его кони. В результате они подъехали к Линк-Хаус на десять минут раньше.
 Девушка высадилась и быстро спросила:
 — Его светлость уже вернулся?
 — Нет, мисс, — ответил дворецкий. — Мы не ожидали вас и ее светлость так скоро.
 — Ее светлость задержалась в Париже. Она будет дома через день или чуть позже.
 — А его светлость?
 — Он вот-вот прибудет. Я хочу переодеться, у вас не найдется легкой закуски, которую подали бы мне наверх?
 — Да, мисс, я немедленно распоряжусь, — ответил дворецкий.
 Клеона взбежала по лестнице. Еще по дороге она решила, что переоденется в одно из платьев, которые привезла в Лондон. Но, заглянув в шкаф в своей спальне, обнаружила. что все старомодные наряды исчезли.
 Она сбросила платье, в котором приехала из Дувра. Оно было слишком тонким для нового путешествия, которое задумала Клеона. Девушка не собиралась это делать, но ей пришлось надеть элегантное дорожное платье бирюзового цвета и плащ, подбитый мехом и отделанный широкими бархатными лентами. Ленты прибыли, конечно, из Франции.
 Клеона быстро переоделась, ничего не объясняя служанкам, которые ей помогали. Затем она пошла к маленькому бюро в углу спальни и написала письмо. Она не колебалась: у нее было пять часов, чтобы выучить текст наизусть.
  Когда Вы прочтете эти строки, меня здесь уже не будет. Умоляю, не пытайтесь меня искать. Приехав в Лондон, я причинила и Вам, и ее светлости большое зло. Могу сказать лишь одно: я не та, кем кажусь. В свое время Вы узнаете, что случилось с Леони Мандевилл, и, возможно, тогда Вы найдете в своем сердце прощение очень раскаивающейся и очень пристыженной Клеоне. 
 Она подписалась и встала из-за бюро, но потом вдруг ее осенило. Деньги! Ей понадобятся деньги! Ужасно, что придется еще раз обмануть тех, кто был так добр к ней. Но сейчас у Клеоны не было ни гроша.
 Она послала одну из служанок к секретарю герцога.
 — Скажи мистеру Грейфрайеру, что я иду за покупками и прошу одолжить мне пять гиней.
 Прошло совсем немного времени, и золотые монеты оказались у нее в руках. Девушка убрала их в сумочку.
 Пока горничная искала мистера Грейфрайера, Клеона отправила другую служанку искать книгу, которую она якобы оставила в библиотеке. Как только служанка ушла, девушка быстро вынула из комода ночную рубашку, смену нижнего белья и свежее муслиновое фишю для своего платья. К этому она добавила щетку, гребень и несколько обшитых кружевом носовых платков. Оставалось придумать, в чем их нести, ибо чемодан вызвал бы подозрение. Затем Клеона вспомнила, что перед самым отъездом в Париж мадам Бертен прислала ей новый капор. Распаковать его она не успела и велела горничной поставить коробку на гардероб до их возвращения. Обнаружив, что коробка все еще там, Клеона обрадовалась и, вынув шляпу, спрятала ее на полке.
 Девушка не могла не почувствовать боль при мысли о том, что никогда не наденет ее, никогда больше не будет выглядеть модно и элегантно, выслушивать комплименты от всех, кого встретит.
 — Я не должна сожалеть о таких пустяках, — строго приказала себе Клеона. — Все это кончилось.
 Она положила узелок с вещами в шляпную коробку и как раз завязывала ленты на крышке, когда вернулась служанка с деньгами от мистера Грейфрайера.
 — Что-нибудь не так, мисс? — спросила горничная, едва увидев коробку.
 — Боюсь, этот капор надо слегка переделать. Я завезу его по пути к мадам Бертен. Большое спасибо за помощь.
 Она вышла из спальни со шляпной коробкой в руках, несмотря на протесты служанки, которая настаивала, что нести багаж следует ей.
 Спустившись в холл, Клеона с облегчением увидела, что дворецкого там нет.
 — Вы не приведете мне наемный экипаж? — 'попросила она лакея.
 — Наемный экипаж, мисс? Вы, наверно, предпочли бы фаэтон? Его мигом приведут из конюшни.
 — Нет, я не могу ждать, — твердо заявила девушка. — Наемный экипаж, немедленно, будьте добры.
 Не осмелясь возражать, лакей побежал по Баркли-сквер и вернулся через несколько минут с наемным экипажем. Клеона не раз замечала подобные на улицах, когда катила мимо
 в карете герцогини.
 Она села, прекрасно сознавая, что лакей, закрывая дверцу, недоумевает, почему девушка уезжает без сопровождения. Она велела ему дать кучеру адрес мадам Бертен, но как только Линк-Хаус скрылся из виду, Клеона постучала в окошко и попросила возницу отвезти ее на большой почтовый двор на северной окраине Лондона.
 Девушка хорошо понимала, что в это время будет трудно найти дилижанс до Йорка. Но ей повезло. На постоялом дворе, где почтовые кареты с севера высаживали и принимали пассажиров, Клеона узнала, что дилижанс, который обычно отправлялся в полдень, задержался из-за того, что передняя лошадь потеряла подкову.
 Девушка поспешно заплатила за место четыре гинеи, понимая, что придется голодать в дороге, если она хочет оставить деньги, чтобы нанять повозку на последние несколько миль своего путешествия домой.
 Едва Клеона успела перевести дух, как дверцы захлопнулись, кучер затрубил в рожок, и шесть лошадей плавно вынесли карету на дорогу, где золоченые экипажи аристократов двигались бок о бок с угольными телегами, ломовыми извозчиками и стадами волов.
 Девушка приникла к стеклу, чтобы последний раз взглянуть на Лондон. За окном мелькали нищие и аккуратно одетые горожане, простоватые деревенские жители. Дилижанс проезжал открытые рынки, где можно было купить кроликов и лаванду, цветы и овощи, печеные фрукты, ленты и ведро воды. Вскоре магазины, шум, крики и грязь Лондона остались позади. «Я видела это в последний раз», — сказала себе несчастная Клеона, когда они выехали за город, где зеленели всходы на полях, мирно паслись огромные стада и в своих тяжелых фургонах медленно ехали фермеры.
 — Все кончено, — прошептала девушка, — кончено раз и навсегда. — И внезапно на глазах у нее выступили слезы. Никто этого не заметил. Пассажиры дилижанса уже устраивались на ночь. По запаху эля и бренди Клеона догадалась, что в ожидании, пока подкуют лошадь, они провели время в пивной, и теперь их клонило в сон. Только маленький мальчик в углу ковырял в зубах и зло посматривал на Клеону, словно элегантный голубой плащ делал ее врагом.
 Еще в наемном экипаже девушка сняла капор и повесила его на руку, чтобы не выглядеть подчеркнуто модной среди простого деревенского люда и коммивояжеров, обычных пассажиров почтовых карет. И вот теперь, окруженная людьми, тесно скученными в жаркой духоте кареты, Клеона почувствовала себя озябшей и одинокой. Такой одинокой, как никогда в жизни.
 Девушка вытащила из сумочки письмо герцога и развернула хрустящий листок. Она помнила его наизусть, и слезы, застилавшие глаза, не мешали ей. Вскоре Клеона убрала письмо и попыталась успокоиться, думая о том, что скажет родителям, когда вернется.
 Ей придется рассказать им правду, но девушка знала, что даже родителям она не признается в своей любви к герцогу, а тем более в том, что и он полюбил ее. Как она могла, думала теперь Клеона, с самого начала не понять, что это за человек. Девушка попыталась собрать по крупицам историю его светлости, но оставалось слишком много неясного. Одно Клеона знала теперь наверняка: герцог не был пьяным расточителем. Он рисковал жизнью и честью ради страны, которую глубоко любил.
 Девушка попыталась представить себе, что сказал мистер Питт, когда герцог привез ему список. Что все-таки в нем было? Столько вопросов осталось без ответов, с сожалением подумала Клеона, и теперь ее всю жизнь будет мучить любопытство.
 Дилижанс остановился в Болдоке, потом в Бедфорде, чтобы сменить лошадей. Солнце садилось, и в небе пламенел закат, когда они вновь продолжили путь, направляясь к Хантингдону. Карета проехала около четырех миль, как вдруг Клеона услышала быстрый топот копыт и увидела, как пронеслась за окном четверка лошадей, запряженная в высокий фаэтон, который показался ей смутно знакомым.
 Фаэтон промелькнул и исчез, но девушка успела заметить широкоплечего возницу в цилиндре набекрень, и у нее екнуло сердце. Кровь прилила к щекам и тут же отхлынула. Она смертельно побледнела. Через несколько секунд внезапно заскрежетали тормоза, раздался крик кучера, и дилижанс резко остановился. Пассажиры проснулись.
 — Что случилось? — испуганно спросила толстая дама в углу, а похожий на адвоката мужчина с длинным лицом раздраженно сказал:
 — Какого дьявола мы остановились? В этой поездке одни задержки!
 Послышались голоса, затем дверца распахнулась, и один из кучеров спросил:
 — Здесь есть мисс Говард?
 Девушка настолько удивилась, что даже не ответила. Если это был герцог, а в душе Клеона почти не сомневалась, что это он, откуда он узнал ее имя?
 — Она здесь или нет? — повторил кучер. — Джентльмен в фаэтоне говорит, что у него есть дело к мисс Говард. Так что если она здесь, я прошу ее поскорее выйти.
 Клеона издала придушенное восклицание. Тотчас все в дилижансе уставились на нее.
 — Вы мисс Говард? — спросил длиннолицый мужчина.
 — Да, да, я. — Девушка судорожно сглотнула.
 — Тогда я попрошу вас, мадам, немедленно оставить дилижанс и дать нам возможность ехать дальше.
 Пришлось подчиниться.
 Дрожа, Клеона выбралась со своего места, сняла с полки шляпную коробку и, придерживая на руке капор, с помощью кучера спустилась на дорогу.
 Она посмотрела вперед. Поперек большака, загораживая дорогу, стоял легкий фаэтон, и четыре жеребца, черные как смоль, грызли удила, норовя встать на дыбы.
 Девушка подумала, что никогда не дойдет до фаэтона, но кое-как добрела. Конюх его светлости спрыгнул с запяток, чтобы взять у нее шляпную коробку и помочь сесть рядом с возницей.
 Клеона с несчастным видом взглянула на герцога. Его лицо с твердо сжатыми губами показалось ей очень мрачным. Но потом, повернув лошадей, он вдруг улыбнулся, и девушка почувствовала себя так, будто все ее тело растаяло.
 Они проехали немного в молчании. Лошади горячились, и их приходилось сдерживать. Наконец герцог спросил:
 — Почему ты убежала?
 — Я должна была, — тихо ответила Клеона. — Вы не понимаете.
 — Думаю, что понимаю.
 — Как… как вы узнали мое имя?
 — Сэр Эдвард Мандевилл ждал в доме, когда я вернулся. Ты, должно быть, разминулась с ним на несколько минут.
 — Сэр Эдвард? — еле выдохнула Клеона.
 — До него дошел слух — еще не вполне подтвержденный, — что его дочь Леони вышла замуж в Ирландии. Он искал некую мисс Клеону Говард, надеясь услышать от нее объяснения.
 — Ох! — Ничего другого Клеона выговорить не могла. Она сидела как парализованная. Случилось то, чего девушка всегда боялась и что рано или поздно должно было случиться.
 — Возможно, — мрачно продолжил герцог, — ты и мне кое-что объяснишь, но еще не сейчас. Сначала я хочу тебе кое-что показать. — Его светлость подхлестнул лошадей, и они понеслись вперед так, словно у них выросли крылья.
 Подавленная Клеона все же подумала: как бы она была счастлива мчаться вот так, вдвоем с герцогом, в этом легком фаэтоне, когда ветер развевает волосы, если бы все было по-другому. Но даже сейчас она ощущала странную веселость, которая пробивалась сквозь беспросветное уныние.
 Герцог свернул на проселок. Длинный и узкий, он внезапно расширялся и превратился в утопающую в зелени деревенскую улицу с уютным трактиром из красного кирпича. Еще дальше высились кованые железные ворота, по бокам которых стояли каменные олени и две небольшие сторожки. Фаэтон вкатил в ворота. Проехав немного по аллее, герцог остановил лошадей.
 — Возьмите поводья, Джексон, — приказал он груму, спрыгивая на землю.
 Обойдя фаэтон, герцог снял с козел Клеону. Девушке показалось, что он держал ее чуть дольше, чем это было необходимо, но она тотчас сказала себе, что виной тому ее собственная неуклюжесть. Затем, к изумлению Клеоны, герцог повел ее между деревьями по мягкой зеленой траве, пока аллея и фаэтон не скрылись из виду. Остановились они на полянке, откуда открывался чудесный вид на раскинувшуюся внизу долину.
 Так в первый раз Клеона увидела Линк. Девушка сразу поняла, что это он — огромный каменный дом с позолоченными закатным солнцем окнами и силуэтами высоких труб на фоне темнеющего неба. Перед домом лежало сказочное серебряное озеро, и оно было красивее всего, что она себе представляла. Глядя на эту прекрасную картину, Клеона испытывала страх, что это мираж, который исчезнет, если она отвернется. И тут она услышала тихий голос:
 — Ремонтировать фермы, помогать арендаторам, строить школы и заботиться о стариках. Ты ведь хотела, чтобы я это делал?
 Клеона сжала руки.
 — Не смейтесь надо мной, — всхлипнув, взмолилась она. — Откуда я могла знать, что все это притворство?
 — Дорогая, ты не должна была знать. Если бы узнала ты, граф тоже мог бы пронюхать, а это была бы катастрофа. Но я люблю тебя за твой гнев и за твое беспокойство обо мне.
 — Я обманула вас, — проговорила девушка, — и мне стыдно.
 — А я обманул тебя, и мне нисколько не стыдно, — резко ответил герцог. — Я только горжусь, горжусь, что ты превратила мою миссию для Англии из полного провала в блестящую победу.
 — Я правда это сделала? — тихо спросила Клеона, глядя не на него, а на светлую гладь озера внизу.
 — Ты знаешь, что было в том списке?
 — Нет, откуда?
 — Это был список тайных агентов Бонапарта в Англии. Мистер Питт с самого начала был убежден, что Бонапарт согласился на прекращение войны, только чтобы выиграть время для постройки кораблей и подготовки плана вторжения в нашу страну. Он послал своих шпионов, чтобы найти людей, которые согласятся за деньги и будущее положение в обществе предать свою родину. Трудность состояла в том, чтобы найти предателей. Это была та задача, которую я поставил перед собой и которую благодаря тебе теперь выполнил.
 — Я рада, очень рада, — все так же тихо отозвалась Клеона. — А теперь, когда все кончилось, можно мне поехать домой?
 — Ты действительно этого хочешь? — спросил герцог. — Когда я оставил сэра Эдварда, он торопился на север, чтобы выместить свою злость если не на тебе, то на твоих родителях.
 — О, бедный папа! Это все моя вина. Ну зачем я согласилась на этот сумасшедший план? Что мы теперь будем делать?
 — Я уже подумал об этом. У меня есть по крайней мере сорок приходов. У твоего отца будет выбор, если ты согласишься на то, о чем я тебя прошу.
 — О чем? — спросила Клеона, в первый раз поднимая глаза.
 Блеск его глаз, улыбка и какое-то особенное выражение лица, которому она не смела искать название, заворожили ее.
 — Ты в самом деле хочешь, чтобы я тебе сказал? — тихо спросил герцог.
 — Я думаю, — дрожащим голосом произнесла Клеона, — что вы или подкупаете меня, или шантажируете.
 — Я готов пойти и на то, и на другое, чтобы заставить тебя сделать то, чего я хочу.
 — Я не могу. Как вы не понимаете? Я не могу, — запротестовала девушка. — Я самозванка, лгунья, которая втерлась в доверие к вашей бабушке, притворившись ее внучкой. О да, я хотела помочь Леони. Она влюбилась, и ничто больше не имело для нее значения, кроме этого Патрика, за которого она мечтала выйти замуж. Но мне не следовало вести себя так.. Не следовало так наждаться всем этим.
 Герцог засмеялся.
 — Какой же ты ребенок! И действительно думаешь, что было бы менее предосудительно, если бы ты ненавидела каждую минуту твоего пребывания в Лондоне?
 — Тогда бы я по крайней мере чувствовала, что расплачиваюсь за свои грехи, а не получаю от них удовольствие.
 — Вот теперь ты за них и заплатишь! Я взыщу с тебя все, до последнего пенни. Ты выйдешь за меня замуж, ты будешь жить в Линке и советовать мне, как распорядиться моим богатством с наибольшей пользой. Кстати, Чарлз, Фредди и Энтони возвращали мне каждое пенни, которое они у меня выигрывали.
 — Я догадалась об этом, когда подслушивала под лестницей.
 Герцог посмотрел на нее, совершенно изумленный.
 — Под лестницей! — воскликнул он. — О, Клеона, есть ли предел твоей неисправимости и твоей находчивости? Нет, ты самый восхитительный человек, которого я когда-либо встречал в своей жизни! В одном я уверен: ты никогда мне не наскучишь, хотя временами, возможно, мне и захочется тебя поколотить.
 — Если вы собираетесь быть жестоки со мной, — возразила Клеона, — то мне лучше вернуться в — Йоркшир и предстать перед сэром Эдвардом.
 — Ты нарочно меня провоцируешь! И мне кажется, Клеона, ты кокетничаешь со мной!
 Девушка счастливо засмеялась.
 — Возможно. Но это совсем, совсем не то, что я пыталась делать с великосветскими денди.
 — Больше ты никогда и ни с кем этого делать не будешь, — твердо произнес герцог. — Только со мной. Ты слышишь?
 Клеона хотела ответить, но внезапно очутилась в его объятиях. Его губы были так близко от ее губ, что у девушки захватило дух.
 — Ты меня ненавидела, — сказал герцог, — ты меня презирала, теперь я жажду услышать нечто совсем другое. Я жажду услышать то, что почти боюсь назвать даже себе. Ты не скажешь мне это, Клеона?
 Девушка в последний раз попыталась сопротивляться, но в душе она знала, что целиком и полностью отдается человеку, которого когда-то ненавидела.
 Герцог прижимал ее к себе все крепче и крепче, и Клеона чувствовала, как бьется его сердце.
 — Скажи мне, Клеона, — настаивал он. — Скажи, потому что я хочу быть уверен — абсолютно уверен, — что ты выходишь за меня не ради моей герцогской короны.
 Девушка знала, что он ее дразнит, но глубокая страсть в голосе герцога заставляла ее трепетать, а его нелепые сомнения только смешили. Еле сдерживая смех, Клеона зашептала прерывающимся голосом:
 — Я… я люблю тебя, Сильвестр, я л-люблю тебя всем своим с-сердцем.