Аннотация: Никогда не предполагала мисс Присцилла Уэнтуорт, девушка из богатой, достойной семьи, что в один момент лишится всего – родителей, поместья, положения в свете…
 Что ее ждет? Жалкая участь содержанки?
 Мисс Уэнтуорт готова смириться со своей судьбой.
 Но готова ли она отказаться от любви к благородному и великодушному сэру Джеральду Стейплтону?
 Нет!
 Даже если любовь спалит дотла ее сердце…


---------------------------------------------


 Мэри Бэлоу
 Любовная соната



 Глава 1


 – Боюсь, Соне сегодня нездоровится, сэр Джеральд, – сообщила мисс Кэтрин Блайд молодому мужчине, которого провели в ее личную гостиную, вместо того чтобы по заведенному порядку направить в один из салонов первого этажа. – Она замерзла вчера, когда гуляла по парку на холодном ветру. Я бы ее хорошенько отчитала, если бы она не чувствовала себя так плохо, бедняжка.
 – День вчера был прохладный, – согласился сэр Джеральд Стейплтон. – Мне грустно слышать, что Соня занемогла, мэм. Вы передадите ей от меня привет? Я могу увидеть ее дня через три, когда она поправится?
 Мисс Блайд поудобнее устроилась в своем кресле и оценивающе посмотрела на мужчину, стоявшего перед ней. Он был среднего роста, худощавый и хорошо сложенный. Одет по последней моде. Лицо у него было приятное, хотя и не поражало красотой. Его светлые вьющиеся волосы лежали в естественном беспорядке, но были мягкими и чистыми.
 Она явно принимала какое-то решение.
 – У меня есть одна девушка, которая неожиданно освободилась на ближайший час, – сообщила она. – Присси у меня почти два месяца и зарекомендовала себя очень недурно. Не желаете ли повидаться сегодня вечером с ней вместо Сони, сэр Джеральд?
 Молодой джентльмен сжал губы, на секунду задумавшись.
 – Боюсь, что я – раб привычек, мэм, – ответил он. – Я посещал Соню три месяца.
 – Как пожелаете, сэр, – сказала она. – Я уверена, что через три дня Соня поправится. Мне записать вас на ваше обычное время?
 Он поклонился. Но, уже повернувшись, чтобы уходить, неожиданно приостановился.
 – Конечно, – проговорил он, – на этот вечер у меня нет других планов.
 Мисс Блайд улыбнулась.
 – Почему бы вам не спуститься в Синий салон, сэр Джеральд? – предложила она. – Я пришлю к вам туда Присси, и вы сможете с ней познакомиться. Если после этого не захотите остаться, то не считайте себя обязанным это делать. А если захотите – она свободна.
 Он кивнул в знак согласия, снова поклонился, вышел из гостиной и пошел вниз в Синий салон, где огонь уютно потрескивал в камине, согревая прохладный воздух мартовского вечера. Он протянул руки к огню.
 Он думал о том, что, наверное, ему пора попробовать кого-то еще. Он действительно был рабом привычек и не лгал, говоря это. Но еще он был человеком, который боялся обязательств. Он избегал длительных отношений в течение десятка лет своей взрослой жизни и намеревался так делать и впредь. Даже его родственные связи никогда не были долгими. Самодостаточность он считал единственным безопасным образом жизни – он пришел к этому выводу уже давно.
 Он повернулся на звук открывшейся двери салона. Юная леди, которая вошла в комнату и тихо закрыла за собой створки, выглядела странно неуместной в доме Кит. Она оказалась маленькой и изящной и была одета в зеленое муслиновое платье с высоким воротом, охватывавшим шею и украшенным рюшами. У платья были длинные рукава, с пышными сборками у плеч, а ниже облегающие руку до запястья. Ее лицо под короткими темно-русыми кудрями было милым и улыбающимся, серые глаза смотрели открыто. Она была хороша собой и свежа. Кожа у нее была цвета сливок, на скулах играл легкий румянец. На ней не было краски.
 – Сэр Джеральд Стейплтон? – проговорила она. Голос у нее оказался мелодичным и высоким, что было еще одной непривычной для этого дома деталью. – Я сожалею о вашем разочаровании, сэр, но Соне действительно нехорошо. Вы желаете, чтобы я занимала вас этим вечером?
 – Присси? – спросил он, кланяясь ей. Обычно ему в голову не приходило кланяться девушкам Кит. – Это неплохая мысль, поскольку сегодня я свободен.
 Она улыбнулась, показав ему ровные белые зубки. Улыбка осветила все ее лицо, включая глаза, так что у него появилось ощущение, будто она действительно довольна.
 – Я рада, – сказала она. – Вы подниметесь ко мне в комнату, сэр? Там тоже есть огонь. Вечер сегодня прохладный, правда?
 – Дьявольски унылая погода для весны, – согласился он, выходя следом за ней и поднимаясь по лестнице. Он почему-то сразу же пожалел, что позволил себе сказать «дьявольски».
 Ее макушка была не выше его плеча.
 – Но как приятно сознавать, что уже март, – сказала она, – и скоро наступит лето. Уже расцвели весенние цветы. Я больше всего люблю желтые нарциссы. Когда я была маленькой девочкой, мы собирали их охапками.
 Он подумал, что она и сейчас похожа на девочку. Речь у нее была как у образованной девушки. Но так разговаривали все девицы Кит. Хозяйка учила их избавляться от местного выговора и грубых слов и создавать иллюзию, будто они – дамы светского общества. Заведение Кит славилось утонченностью.
 Девушка открыла дверь своей комнаты и вошла в нее. Сэр Джеральд шел следом. Он подумал, что обстановка ей очень подходит. Тут было красиво и уютно, и отнюдь не претенциозно или слишком чувственно. Простые светло-синие занавеси полога были подняты над кроватью, которая была разобрана и готова к использованию, демонстрируя свежие белые простыни и наволочки.
 Она закрыла дверь так же тихо, как дверь салона чуть раньше, и повернулась к нему с теплой улыбкой.
 – Чем я могу доставить вам удовольствие, сэр? – спросила она.
 Ее грудь казалась маленькой под закрытым лифом платья. И талия ее выглядела тонкой. Бедра, похоже, должны были оказаться достаточно женственными, хотя трудно было определить, что именно находится под свободными складками ее платья с модной высокой талией.
 – Вы хотите, чтобы я разделась? – спросила Присси.
 – Да, – ответил он.
 Она повернулась к нему спиной, демонстрируя длинный ряд пуговичек, которые шли от ворота ее платья до бедер.
 – Будьте так добры, – попросила она.
 Расстегивая ей пуговицы, он увидел, что под платьем у нее ничего не надето. Когда он закончил, Присси повернулась к нему, спустила платье с плеч, освободила руки из рукавов и, позволив платью упасть на пол, переступила через него.
 Да. Груди были маленькими, но тугими и приподнятыми вверх. Как он и ожидал, талия у нее оказалась тонкой, а бедра округлыми. Ноги были стройные, живот плоский. Это было непохоже на те пышные формы, которые он привык видеть у большинства шлюх. И не было никаких уловок, по крайней мере пока. Она спокойно стояла под его взглядом, опустив руки вниз.
 – Вы желаете, чтобы я вас раздела, сэр? – спросила она.
 Он покачал головой:
 – Нет.
 Он снял сюртук и взялся за шейный платок.
 – Ложись на кровать.
 Она послушалась и спокойно легла на спину, наблюдая, как он раздевается. Она не стала прикрываться.
 – Я не люблю никаких фокусов, – сообщил он ей, когда был уже почти готов к ней присоединиться. – Не надо никаких уловок, чтобы дело шло быстрее. Я люблю, чтобы все происходило медленно, в моем темпе. Мне надо только, чтобы ты лежала спокойно.
 Конечно, никто из них никогда так себя не вел. Похоже, им казалось, что они не исполняют свою работу, если не применяют хотя бы часть из своего немалого арсенала приемов, пока он не потеряет контроль над собой. Или, возможно, в их интересах было, чтобы встречи оставались как можно более короткими.
 Она снова улыбнулась своей теплой улыбкой, когда он поднялся на постель и оказался над ней. Она потянулась к нему руками, повернула свое тело так, чтобы удобно его принять, и приподняла бедра, чтобы он смог подсунуть под нее руки.
 – Все будет именно так, как вы пожелаете, сэр, – сказала она. – Я здесь для того, чтобы дарить вам удовольствие.
 Он вошел в нее, а она подняла колени и обхватила его бедра.
 И она не нарушила своего обещания. В следующие минуты она оставалась благословенно неподвижной, хоть и была открытой, теплой и податливой, мягко-женственной. Она не устраивала никаких фокусов руками, бедрами или внутренними мышцами. Она позволила ему удовлетворить его аппетиты именно так, как ему это больше всего нравилось.
 Наконец он выдохнул в ее мягкие кудри и налег на нее всем весом. Спустя несколько минут, когда он еще оставался в блаженном состоянии между явью и сном, он почувствовал, как она приподняла одну ногу и протянула вниз руку. Гладкая простыня и теплые одеяла окутали его плечи. Он снова вздохнул и заснул.
 Пальцы, разглаживающие ему волосы, разбудили его. Он не знал, сколько проспал. Ему было тепло и уютно. Ему было приятно ощущать запах ее волос и тела.
 – Мое время закончилось? – спросил он.
 – Да, сэр, – ответила она. – Почти.
 Когда он, одевшись, повернулся к ней, она сидела на краю кровати, закутавшись в скромный голубой халат. Она ему улыбнулась.
 – С тобой хорошо, Присси, – сказал он. – Очень мало есть… девушек… которые готовы вести себя именно так, как я прошу.
 – Но ведь мое дело – доставлять вам удовольствие, сэр, – отозвалась она.
 – Я буду снова к тебе приходить, – сказал он, берясь за дверную ручку.
 – Я буду вас ждать, – ответила она.
 Он ушел, почти поверив ей, настолько теплой была ее улыбка. Она была хорошей актрисой, а не только хорошей профессионалкой.
 Он постучал в дверь Кит.
 – А! – сказала она, когда он вошел в ответ на ее разрешение. Она отложила книгу, которую читала, и сняла очки. – Значит, вы решили остаться, сэр Джеральд? Я так и думала, что вы останетесь, когда увидите Присси.
 – Я хочу ее снова, – сказал он, – через три дня. На нее большой спрос?
 – Это так, – подтвердила мисс Блайд. – Почти все ее посетители возвращаются и становятся постоянными клиентами. Вам посчастливилось, что одного из них этим вечером не оказалось в городе.
 – Да, – согласился он.
 – Через три дня? – Кит придвинула к себе книгу записи клиентов, лежавшую на столике у ее кресла. – Боюсь, что четыре – это лучшее, что я могу вам предложить, сэр Джеральд, – сказала она. – Но, конечно, Соня будет свободна.
 – Четыре? Это меня устроит, – сказал он. – В обычное время?
 – Я запишу, – пообещала она. – Я рада, что Присси так вам понравилась, сэр Джеральд.
 – Доброй ночи, мэм, – кивнул он и ушел.
 Он не пошел в клуб «Уайте» в поисках приятной компании и партии в бридж, как делал обычно после визита к Кит. Он вернулся в свою холостяцкую квартиру и лег спать еще до полуночи. У него было чувство приятного спокойствия, так что он надеялся, что сможет хорошо заснуть без спиртного, карт и мужских разговоров до раннего утра. Обычно он спал плохо.
 У мисс Кэтрин Блайд работали восемь девиц, тщательно отобранных и хорошо обученных: обученных не только предоставлять телесные услуги, но и делать это в атмосфере некоторой утонченности. Ее девицы были молодыми дамами, которые принимали джентльменов для того, чтобы заработать себе на жизнь. Этот факт всегда был основным во время самого первого урока.
 Не всем джентльменам разрешалось посещать заведение. Мисс Блайд неизменно лично разговаривала с каждой из своих девиц по утрам, выслушивая доклад о событиях предыдущего дня. Любой джентльмен, который был оценен как не соответствующий благородному характеру ее заведения, лишался права дальнейших посещений. Существовали строгие правила относительно того, что было дозволено в ее доме, а чего не разрешалось.
 Каждая девица могла принять не больше трех клиентов в день, и ни один не имел права остаться дольше чем на час. Целых полчаса после ухода каждого отводилось на то, чтобы девушка тщательно привела себя в порядок, соблюдая все гигиенические процедуры. И крайне редко кто-то из ее девиц беременел. Когда это случалось, девицу хорошенько отчитывали за небрежность, а потом отправляли из заведения и обеспечивали хорошим уходом до разрешения от бремени. Ребенку находили приемных родителей, которые могли о нем заботиться.
 Девицы, сделавшие проституцию своей профессией, мечтали получить место в школе хороших манер мисс Блайд, как она любила называть свое заведение. Лучшего места для работы в Лондоне для них не существовало.
 Присцилла Уэнтуорт получила там место без всякого труда. И мисс Блайд никогда не делала секрета из того, что она была ее любимицей – единственной любимицей.
 – Садись, дорогая, – сказала она, когда Присцилла явилась для беседы утром на следующий день после визита сэра Джеральда Стейплтона. – Давай я налью тебе чаю.
 – Благодарю, мисс Блайд. – Присцилла прошла через комнату, приняла чашку с блюдем из рук своей нанимательницы и села в кресло у огня. – Сегодня утром все еще прохладно, хотя воздух дивно свежий.
 – Значит, ты, как всегда, ходила на утреннюю прогулку? – спросила мисс Блайд. – Надеюсь, ты тепло оделась, Присцилла, и не отправилась из дому одна?
 Присцилла улыбнулась:
 – Выслушав ваше мнение о Соне вчера утром, я не осмелилась бы выйти без теплой накидки, а после выволочки, которую вы устроили мне много недель назад, я обещала вам, что больше никогда не выйду из дома одна.
 – Надеюсь, – отозвалась мисс Блайд. – Тебе следует помнить о том, что ты – молодая леди, Присцилла.
 Девушка улыбнулась. Мисс Блайд вздохнула.
 – Но сегодня мы не будем останавливаться на этой теме, – сказала она. – Вчера у тебя было три клиента. У тебя есть жалобы?
 – Нет, – ответила Присцилла, – никаких жалоб.
 – У тебя нет синяков?
 – Нет.
 – Никто не был с тобой непочтителен?
 – Нет.
 – Не было ругани?
 – Нет.
 – Конечно, ты уже несколько раз видела и мистера Лофта, и мистера Клермонта, – продолжила мисс Блайд, – и я с самого начала отбирала их, хорошо подумав, как выбираю всех твоих клиентов. Вчера вечером, когда сэр Джеральд Стейплтон пришел к Соне, мне пришло в голову, что он тоже тебе подойдет, милая моя. Он производит впечатление спокойного и очень добропорядочного молодого джентльмена. Я была рада, когда он перед уходом зашел ко мне, чтобы договориться о следующем свидании с тобой. Похоже, ты ему понравилась. А он тебе приятен?
 – Да, – ответила Присцилла, – он мне очень понравился.
 – Соня никогда на него не жаловалась, – сказала мисс Блайд. – Он не был груб и не слишком многого требовал, Присцилла?
 – Нет, – ответила девушка, – он мне понравился. А Соня не будет на меня сердиться?
 – За то, что ты его у нее отняла? – уточнила мисс Блайд. – Соня не любит постоянных клиентов. Она предпочитает новизну. Но хватит об этом. Ты прочла книгу, которую я тебе дала?
 – Я ее еще не дочитала, но меня восхищает остроумие автора.
 – Кто твой любимый персонаж? – поинтересовалась мисс Блайд.
 – О! – Присцилла задумалась. – Несомненно, мистер Дарси, если речь идет о героях. По-моему, он самый великолепный герой из всех, кого я встречала в книгах. Но мистер Коллинз – поразительный субъект. Невероятно угодливый человек, но при этом он ничуть не карикатурен.
 – Тебе жалко его жену? – спросила мисс Блайд.
 – И да, и нет. – Присцилла улыбнулась. – Конечно, она могла избежать брака с ним, и потому только себя должна винить в том, что ей приходится терпеть скуку и неудобства общения с ним. Но ведь она вышла замуж для того, чтобы избежать худшей судьбы и не остаться старой девой, и она потом старалась радоваться тому, что имеет, и ни разу не пожаловалась. Наверное, меня восхищает ее жизнерадостность, хотя в глубине души ей было совсем не радостно.
 Мисс Блайд выслушала ее с мрачным видом.
 – Милая моя Присцилла, – сказала она, – ты словно себя описываешь.
 – О нет! – Присцилла рассмеялась и поставила пустую чашку на блюдце рядом с собой. – Я довольна своей жизнью, мисс Блайд. Многим приходится гораздо хуже, чем мне. С моей стороны грешно было бы жаловаться.
 Мисс Блайд снова вздохнула.
 – У тебя особый дар довольствоваться жизнью, – промолвила она. – Я помню, что ты обладала им и в детстве. И оказывается, любой случайный клиент проникается желанием посещать тебя постоянно. Наверное, им льстит, когда они думают, что тебе доставляет радость их обслуживать. Мужчины не любят возвращаться к девушкам, которые обращаются с ними презрительно или равнодушно, даже если им дарованы обольстительные тела.
 Присцилла посмотрела на собственное худенькое тело.
 – Когда я избрала эту профессию, – сказала она, – то решила, что смогу примириться со своей совестью только в том случае, если буду делать свое дело хорошо. Джентльмены приходят ко мне за удовольствием. И я делаю все возможное, чтобы дать им это.
 – Анджела, наверное, уже ждет, милочка, – сказала мисс Блайд. – И мне надо расспросить ее насчет припухлости у нее вокруг глаза. Попроси ее войти.
 Присцилла прошла через комнату, чтобы вернуть чашку с блюдцем на чайный поднос, и наклонилась, чтобы поцеловать подставленную ей щеку ее нанимательницы.
 – У меня есть еще одна книга того же автора. Тебе стоит прочесть ее, когда закончишь эту, – сказала мисс Блайд прежде, чем девушка ушла.
 Присцилла привела в порядок свою комнату, хотя в ней уже успела убраться служанка, и аккуратно раскрыла постель, готовясь принять своего первого клиента, который должен был явиться ближе к вечеру. После этого она взяла книгу и вышивку и спустилась вниз, в общую комнату для девушек, собираясь почитать, если получится, или повышивать и поболтать с кем-то из девушек.
 Ей хотелось бы снова выйти на улицу, пройтись по Сент-Джеймсскому парку и полюбоваться красками пробудившейся природы, но оказалось сложно найти девушку, готовую гулять в прохладную погоду, – было слишком ветрено и свежо. На утренней прогулке ее сопровождала Сэди, но потому только, что мисс Блайд приказала ей больше двигаться и следить за весом, если она рассчитывает остаться в заведении. Бедняжке Сэди запретили есть сладкое, делая исключение только для воскресных дней.
 Устроившись в гостиной, Присцилла взялась за вышивку. В комнате была только Тереза. Она спала, откинув голову на спинку кресла и чуть приоткрыв рот.
 Сейчас, с наступлением весны, Присцилла сильно скучала по деревне. И еще ей очень не хватало отца. И Бродерика. После того как умерла ее мать, когда ей самой было всего десять лет, они очень сблизились. Она ощущала тепло и доброту отца и брата и не спешила выходить замуж, хоть ей и сделали два вполне приемлемых предложения. Она хотела дождаться, когда полюбит, когда встретит кого-то, кто сравнится с ее отцом или братом.
 Это время так и не наступило. Прошлой осенью отец запустил простуду, подхваченную на охоте, и умер от пневмонии через три недели. С последним вздохом он заверил ее, что Бродерик о ней позаботится. Все было обговорено уже очень давно. Бродерик в тот момент находился в Италии.
 Его срочно вызвали домой. Но известие о смерти отца не успело до него дойти: он сам внезапно умер от брюшного тифа. И Бродерик, которому к моменту смерти исполнилось всего двадцать шесть лет (он был на четыре года старше сестры), не оставил завещания.
 Все досталось кузену Присциллы – Освальду Уэн-туорту. Все. Даже те дорогие вещи самой Присциллы, которые хранились у ее отца. И Освальд, и его жена стали обращаться с ней даже хуже, чем со слугами. Айрин любила напоминать ей, что слуги хотя бы работают в обмен на содержание. Трудная, почти неразрешимая ситуация стала наконец невыносимой, когда Освальд и в самом деле начал обращаться с ней как с прислугой – вернее, как некоторые джентльмены ведут себя со своими служанками. Она обнаружила, что опасно находиться с ним наедине в комнате или встречаться в пустом коридоре. Он начал прикасаться к ней, целовать ее и шептать на ухо непристойности.
 У нее оставался единственный выход – уехать. Она решила ехать в Лондон, чтобы присоединиться к своей бывшей гувернантке, с которой регулярно переписывалась. Она не сомневалась, что мисс Блайд даст ей место учительницы или помощницы в своем пансионе для благородных девиц либо воспользуется своими связями, чтобы найти Присцилле место в какой-нибудь другой школе.
 Освальд, поддержанный Айрин, прямо заявил ей, что она может не рассчитывать, что ее снова примут дома. Она не должна ждать, что он и дальше станет ей помогать. Присцилла уехала.
 Только когда она без предупреждения явилась к дверям мисс Блайд и была препровождена к ней в гостиную, она узнала, что «пансион», о котором говорилось в письмах ее бывшей гувернантки, на самом деле был борделем.
 Тереза вдруг захрапела и, вздрогнув, проснулась.
 – А, Присси! – сказала она, потягиваясь. – Опять занята? Ты все время чем-то занята.
 Присцилла улыбнулась:
 – Я так отдыхаю. Ты устала?
 – Устала жить, – заявила Тереза. – Как тебе удается всегда казаться такой жизнерадостной? Иногда я думаю, что с тем же успехом я могла бы броситься в Темзу.
 – Не надо этого делать! – горячо воскликнула Присцилла, подаваясь вперед и ветревоженно глядя на свою собеседницу. – Радуйся тому, что у тебя есть, Тереза. У нас хотя бы есть хороший дом и все, что нам необходимо. И мы знаем, что здесь нас не заставят заниматься тяжелым физическим трудом и не будут мучить. Мы знаем, что, когда больше не сможем работать, о нас позаботятся.
 Тереза скорчила рожицу.
 – Тебе нужен какой-то интерес, – добавила Присцилла, – что-то, чем бы ты заняла свои руки и мысли, чтобы не останавливать внимание на неприятном. Право, нам за многое надо быть благодарными. Почему бы тебе не научиться читать? Я ведь уже предлагала тебя научить. И по-прежнему готова.
 Тереза поморщилась и встала.
 – Я пойду и лягу, – сказала она, – и посплю, пока можно. Потом я буду занята.
 Присцилла вспомнила, как чувствовала себя пойманной, лишенной всякого выбора. Но поначалу все было не так.
 Она думала, что найдет работу. Она вполне способна стать учительницей, гувернанткой или компаньонкой какой-нибудь немолодой аристократки, или даже прислугой. Но в агентствах по трудоустройству ее не приняли: у нее не было рекомендаций. В Лондоне она знала одну только мисс Блайд – ее отец был человеком необщительным. На объявление, помещенное в газете, никто не откликнулся.
 У Присциллы не было родственников, к которым она могла бы обратиться. Никого, хотя она отчаянно пыталась что-нибудь придумать. Помимо ее собственной семьи, был только Освальд. И потому пришел день, когда она вынуждена была написать Освальду и объявить о своем намерении вернуться домой. Она в панике думала, что, возможно, сумеет каким-то образом дать знак одному из тех джентльменов, которые делали ей предложение, что теперь она готова принять его руку.
 Но ей не дали возможности даже попытаться. Ее письмо вернулось обратно с короткой припиской управляющего ее кузена, что мистер Уэнтуорт не признает за собой никаких обязательств в отношении бедных родственников.
 У нее не было дома. Ей некуда было ехать. Не было работы, которая давала бы средства к существованию. И она почувствовала, как у нее на шее постепенно затягивается петля.
 И тогда она приняла решение. Мисс Блайд пыталась возражать. Она всегда любила свою бывшую воспитанницу, и, несмотря на то что строго вела дела и порой была довольно сурова со своими девицами, сердце у нее было доброе. Но Присцилла знала, что, хотя ее и не прогонят, она не может пользоваться гостеприимством своей бывшей гувернантки неопределенно долгий срок. Значит, ей надо работать. Куда ей идти, если она решит уехать? – спросила Присцилла у расстроенной мисс Блайд. На улицу?
 Мисс Блайд наконец сдалась – после того, как две ее девицы, выступавшие от лица остальных, попросили о частной беседе и выразили недовольство тем, что они работают, тогда как мисс Присцилла Уэнтуорт остается простой паразиткой.
 – И они не совсем не правы, – сказала мисс Блайд, вызвав Присциллу к себе. – Боюсь, что тебе все же придется принимать непростое решение, милая. Ты должна будешь или уехать, или зарабатывать здесь так же, как это делают другие девушки.
 – Я буду зарабатывать, – спокойно сказала Присцилла, чувствуя, как ее душит петля.
 Панический ужас поставил ее на грань обморока, но она гордо подняла голову, сохраняя внешнее спокойствие, и даже сумела улыбнуться.
 – Я никогда не восхищалась тобой так, как сейчас, моя милая, – сказала мисс Блайд, целуя ее в щеку.
 А потом она решительно перешла к делу.
 Присцилла прошла тщательное и непростое обучение, которое ожидало всех девиц, поступающих в заведение, за исключением занятий по правильной речи и манерам. Как и все другие девицы, она начинала работать постепенно, с испытательным сроком, и в течение первой недели принимала ежедневно всего по одному клиенту.
 Она старалась не вспоминать об этой первой неделе.
 Наконец Присцилла притерпелась к своему существованию, постаравшись приспособиться в меру своих сил. Она всегда была девушкой жизнерадостной и практичной. Она была занята всего три часа в день самое большее и научилась ценить этот факт. В течение этого времени она работала, применяя свои умения на практике и хорошо исполняя свое дело. Она гордилась тем, что умеет дарить наслаждение, за которое ее клиенты щедро платят. Она гордилась тем, что работает не меньше других девушек, хотя всем было известно, что она – любимица.
 Присцилла была вполне осведомлена о том, какие преимущества дает статус любимицы мисс Блайд. Всех клиентов ей подбирали персонально. Она это знала. Она не без трепета слушала рассказы некоторых девиц, хотя, конечно, даже им не приходилось выносить унижения от одного и того же джентльмена более одного раза. Мисс Блайд содержала поистине очень строгий дом.
 А когда Присцилла не работала, то старалась не думать о своей профессии и тех джентльменах, что регулярно приходили к ней, чтобы получить наслаждение. Она много читала и размышляла над прочитанным, и порой часами сидела у мисс Блайд, обсуждая с ней свои мысли. Она пыталась писать рассказы и стихи. Она вышивала, вязала и плела кружева. И она рисовала и играла на клавесине, который стоял в столовой в углу. Она старалась как можно чаще выходить на прогулки и наслаждалась теми природными красотами, которые можно было отыскать в парках Лондона.
 Двадцать один час в сутки она была свободна. Присцилла отказывалась испытывать жалость к себе. Она сказала Терезе чистую правду. Ей действительно было за что благодарить судьбу.
 Неожиданно и без всякой причины она вдруг подумала о своем новом клиенте, приходившем накануне вечером, которому, возможно, предстояло стать постоянным. Он определенно собирался прийти через три дня.
 Сэр Джеральд Стейплтон. Единственный титулованный джентльмен, которого ей приходилось принимать. Он был баронетом. А еще он был самым молодым из посещавших ее джентльменов и самым приятным на вид. И он был единственным, кто потребовал, чтобы она лежала тихо и исполняла свои обязанности совершенно пассивно. Доставить ему наслаждение казалось ей удивительно легким делом.
 Присцилла редко предавалась фантазиям во время работы. Это правило неоднократно подчеркивалось во время ее обучения. Работа была просто работой, бездумной демонстрацией определенных умений. Но с сэром Джеральдом Стейплтоном она немного нарушила это правило. Во время его визита она представила себе, что он ее муж, что они лежат на супружеской постели у них дома и что он хочет, чтобы у них появились дети.
 По крайней мере она какое-то время воображала это – пока не поняла, насколько сильно нарушила правила. Ее учили – да она и сама поняла бы это, – что самодисциплина крайне необходима в ее деле, чтобы жизнь оставалась для нее терпимой.
 Она неподвижно лежала, пока сэр Джеральд спал в ее объятиях остаток положенного ему часа, и намеренно на-поминала себе, что он незнакомец. Она не знала о нем абсолютно ничего, кроме, возможно, его предпочтений в постели. Он был просто джентльменом, который регулярно посещал бордель ради наслаждения, а она была шлюхой, которой поручили дать ему это наслаждение.
 Присцилла сложила вышивку. Она открыла книгу и приготовилась войти в мир «Гордости и предубеждения». Да, в будущем надо будет избегать некоторых фантазий. Теперь, когда она обнаружила, что такие фантазии возможны (а ее предупреждали, что это так), ей необходимо следить за тем, чтобы подобное не повторялось.
 В целом она надеялась, что в ближайшие дни сэр Джеральд Стейплтон передумает и все-таки вернется к Соне.




 Глава 2


 Сэр Джеральд Стейплтон считал себя рабом привычек, хотя иногда это казалось ему нелепым. Иногда ему хотелось быть свободным даже от своей собственной природы.
 – Так, значит, ты тратишь у Кит целое состояние? – со смехом спросил Джеральда его друг, новоиспеченный граф Северн.
 Они вдвоем сидели в кабинете графа в его городском особняке на Гросвенор-сквер, где его сиятельство поселился на неделю, чтобы заняться какими-то делами, связанными с его новым статусом. Он находился в глубоком трауре по поводу смерти своего предшественника и не появлялся в обществе.
 Сэр Джеральд пожал плечами:
 – Ее девицы – самые лучшие. В этом все сходятся.
 – Но три раза в неделю, Джер? – Граф снова засмеялся. – Ты ведь сказал «три»?
 Да, он действительно сказал «три». И когда эту цифру повторил его друг, она и в самом деле показалась чрезмерно большой. Раньше он ходил туда один раз. Потом, месяца два назад, он перешел на два визита. А в последние несколько недель это были три раза – и дни между ними начали идти невыносимо медленно.
 – Ну… – проговорил он, хмурясь и глядя на остаток бренди в своей рюмке, – я давно поклялся, что никогда не буду заводить любовницу, Майлз. Она обязательно станет чересчур требовательной, а порывать отношения всегда дьявольски неловко. Проще просто ходить к Кит.
 – Но три раза в неделю! – (Сэр Джеральд не без раздражения подумал, что его друг слишком много смеется.) – И каждый раз это одна и та же девица, Джер?
 Сэр Джеральд уже жалел о том, что вообще рассказал о своей привязанности. Возможно, он и не сделал бы этого, если бы граф не спросил у него, как дела у Кит. Раньше они изредка ходили туда вместе.
 – Присси, – ответил он. – Она мне подходит. Ведет себя так, как ее просят, и все такое.
 – И как давно ты проторил тропу к ее постели? – спросил лорд Северн.
 Джеральд с досадой отметил, что его лицо и голос по-прежнему насмешливо-веселые. Он снова пожал плечами:
 – Не знаю. Кажется, с начала весны. Кажется, это было в марте. Помню, что в первый раз она говорила о весенних цветах.
 – Два месяца. – Граф встал, взял у сэра Джеральда опустевшую рюмку и прошел к письменному столу, на который был водружен графин. – Мне надо будет познакомиться с этим чудом. Хороша собой, Джер? Горячая красотка? Но, наверное, я зря тебя спрашиваю, раз ты навещаешь ее три раза в неделю?
 Сэр Джеральд еще сильнее пожалел о том, что завел этот разговор. Он начинал чувствовать непонятное раздражение, хоть и не мог бы объяснить, чем оно вызвано.
 – Да, она хорошенькая, – сказал он. – Она мне подходит, Майлз.
 – Ну, – проговорил граф, вручая другу вновь наполненную рюмку, – насколько я знаю, все девицы Кит хорошо обучены удовлетворять потребности мужчин. Дьявольщина, Джер, у меня уже целый век не было ни одной женщины. То, что я теперь граф и ношу траур, ужасно ограничивает мою свободу, мягко говоря. А моя мать и сестры твердят о моих обязанностях перед человечеством, а тем более перед графским титулом. Я сильно подозреваю, что мне придется отправиться на рынок невест, как только я сниму этот траур. Я завидую тебе из-за Кит и твоей Присси.
 Разговор перешел на другие темы.
 Однако когда сэр Джеральд возвращался домой в конце этого вечера, он задумался над тем, что посещает эту девицу уже два месяца, причем гораздо чаще, чем посещал других. Но Присси так ему подходила! Она не прибегала ни к каким из этих постельных уловок. Она привлекала его другим – тем, как приветствовала его каждый раз. Она встречала его так, словно он был единственным мужчиной в ее жизни, который был ей дорог. Присси излучала тепло, заставляя его забывать о том, что она всего лишь шлюха, занимающаяся своим ремеслом, – даже когда его разум прекрасно помнил, что ничем иным это быть не могло.
 Конечно, он и не хотел бы, чтобы это было чем-то иным. Ему не нужны были никакие обязательства и связи, совершенно не нужны. Он посещал Присси так часто просто потому, что она была хороша в постели. Вот и все. Она была единственной женщиной из всех, которых он знал, кто делал именно то, что он хотел. Все ее предшественницы, похоже, не верили в то, что его вкусы в постели настолько просты.
 Присси же хорошо знала, как доставить ему наслаждение, и делала именно то, что ему было нужно. По правде говоря, она делала это настолько хорошо, что он стал посещать ее чересчур часто. Надо будет как-нибудь зайти к Кит и потребовать другую девицу. Или ему не следует приходить туда несколько недель. Может, стоит попробовать какое-нибудь другое заведение.
 Возможно, ему вообще следует попытаться какое-то время воздерживаться. Вот только, несмотря на весь его страх перед обязательствами, мысль об этом его ничуть не привлекала. Он нуждался в большей близости к другому человеческому существу, чем та близость, какую дает общество его приятелей-мужчин. А это могло означать только бездумное совокупление с какой-нибудь профессионалкой.
 На следующий вечер у него был назначен визит к Присси. Он к ней пойдет, а потом заглянет к Кит, чтобы договориться о встрече с кем-то еще, или пока вообще прекратит эти посещения.
 Если он этого не сделает, то будет чувствовать себя обязанным ходить к Присси бесконечно долго, а она сама и Кит будут уверены в том, что он приходит только ради нее. Он порвал с Соней через три месяца. И теперь он намерен порвать с Присси через два.
 Приближаясь к своей квартире, он с сожалением подумал, что все-таки Присси очень хороша. Он повернулся и направил свои стопы в клуб «Уайте». Он посмотрит, кто там окажется. Если он ляжет в постель настолько рано, то не сможет заснуть.
 Чувство одиночества захлестнуло его, но он вытеснил его из своего сознания, вошел в клуб и вручил шляпу и трость швейцару.
 Почти через четыре месяца это все-таки с ней случилось. Несмотря на все меры предосторожности, предусмотренные мисс Блайд, это случилось.
 Два постоянных клиента Присциллы уехали из города, и мисс Блайд направила к ней безукоризненно одетого джентльмена средних лет, который держался очень спокойно.
 Присцилла привела его к себе в комнату и спросила у него – как она это делала всегда с теми джентльменами, которых не знала, – что она может сделать, чтобы доставить ему удовольствие. Когда он ответил и она сообщила ему, что правила дома не допускают того, о чем он просит, он поднял руку и резко ударил ее по щеке.
 Она не стала кричать. Во время обучения она узнала, что ей не следует так поступать, если только этого не требуется, чтобы спасти ее жизнь. Криком она всполошит все заведение и испортит ему репутацию.
 Она тихо покорилась, утешая себя тем, что тоже узнала во время обучения: этого джентльмена больше никогда не впустят в двери дома мисс Блайд.
 Присцилла не пошла к мисс Блайд сразу же после ухода этого клиента. Она сообщит о происшедшем на следующее утро. Она потратила больше привычного получаса на то, чтобы дрожащими руками привести себя в порядок. А потом ее все-таки вырвало.
 Через час к ней должен был прийти очередной клиент. Помня об этом, она умылась, прополоскала рот – и пожалела о том, что у нее не перестает болеть скула. Ей никак не удавалось вспомнить, кто именно должен у нее появиться.
 А потом она вдруг вспомнила. Это будет сэр Джеральд Стейплтон. Мысленно возблагодарив Господа, она опустилась в кресло у камина и осмотрела комнату, проверяя, не забыла ли она раскрыть постель. Слава Богу, с ним она может быть уверена, что от нее не будут требовать многого, что ей хватит ее истощившихся сил.
 Но едва она успела так себя утешить, как вдруг поняла, что ей меньше всего хотелось бы сейчас видеть именно его. Она в слишком сильном смятении. А скула начала опухать и темнеть.
 Только не он. Только не сэр Джеральд. Ей хотелось бы принять его как можно лучше. Он был единственным ее клиентом, чьи визиты доставляли ей радость. Несмотря на все ее усилия, два месяца ее фантазии не прекращались. Она уже давно перестала даже пытаться от них избавиться.
 Ей не хотелось, чтобы он был следующим. Она решила, что спустится к мисс Блайд, и поднялась на ноги. Она попросит мисс Блайд сказать ему, что ей нездоровится.
 Но, уже взявшись за дверную ручку, она остановилась. Соня была нездорова два месяца назад – и он пришел к ней вместо Сони. И он больше к Соне не возвращался. Соня из-за этого разворчалась и с тех пор затаила на нее обиду. Совершенно ясно, что ей сэр Джеральд тоже нравится.
 А что, если он сегодня вечером отправится к кому-то еще? Например, к Анджеле. Или к Терезе.
 Присцилла закусила губу. Ее рука выпустила ручку двери.
 Но не успела она вернуться в свое кресло, как в дверь постучали и горничная сообщила, что сэр Джеральд дожидается ее внизу, в Синем салоне.
 Две минуты спустя, войдя в комнату, Присцилла улыбнулась ему, протягивая одну руку вместо двух, как обычно. Второй рукой она прижимала к лицу платок, словно только что промокала им нос.
 – Сэр Джеральд! – сказала она. – Как приятно снова вас видеть!
 – Правда, Присс? – отозвался он, беря ее руку и поднося к губам. – У тебя простуда?
 – Нет, – ответила она, опуская руку и отворачиваясь от света. – Вы подниметесь наверх, сэр?
 Сэр Джеральд пошел за ней, рассказывая о поднявшейся суматохе на улице: два экипажа столкнулись и еще десять остановились, чтобы их пассажиры смогли наблюдать за происходящим и высказывать свое мнение относительно того, кто виноват.
 – Надеюсь, никто не пострадал, – проговорила она.
 – Кажется, у одной леди была растерзана шляпка, – отозвался он, – но более серьезного ущерба никто не понес.
 Присцилла закрыла дверь и остановилась, не оборачиваясь к нему.
 – Вы не расстегнете мне платье, сэр? – спросила она.
 – Я думаю уехать, – вдруг сказал сэр Джеральд, пока его пальцы занимались пуговицами ее платья. – Завтра или послезавтра.
 – В деревню? – спросила она теплым тоном, хотя сердце у нее болезненно сжалось. – Как чудесно, сэр! Я всегда считала, что май – самый прекрасный месяц для сельской местности.
 – Да, – подтвердил он, сдвигая платье с ее плеч, – в деревню. Наверное, завтра.
 Она перешагнула через платье, не оборачиваясь, и прошла к постели, где лежала и смотрела, как он раздевается. Голову она повернула так, что половину ее лица закрывала подушка.
 «В последний раз», – подумала она, улыбаясь ему. Ее горло и грудь сдавило до боли. Вот и все ее фантазии. Она была права, когда говорила себе, что некоторые фантазии опасны и их не следует поощрять. А у нее меньше всего власти было именно над этой фантазией.
 Спустя несколько минут она лежала с закрытыми глазами, оставаясь неподвижной и спокойной, как это ему нравилось. Правда, она не была настолько пассивной, как, возможно, ему казалось. Она никогда не была совсем пассивной. Она всегда сосредоточивалась на том, чтобы быть для него мягкой, теплой и ласковой. Это было нетрудно с тех пор, как она в него влюбилась.
 Он вдруг повернул голову, и она невольно дернулась назад.
 Он приподнялся на локтях и посмотрел на нее. Она улыбнулась ему, наполняя свой взгляд теплом, что делал а для всех своих клиентов, хотя в его случае это всегда было искренне. Он замер, пристально глядя ей в лицо.
 – Извините, сэр, – сказала Присцилла. – Немного зуб болит. Позвольте, я продолжу…
 Он коснулся лбом ее плеча, несколько раз глубоко вздохнул, а потом поднялся с постели. Он подошел к камину и смотрел в него целую минуту. Сделав еще несколько глубоких вдохов, он повернулся к своим вещам и оделся.
 Присцилла судорожно сглотнула. Она испытывала необъяснимый страх.
 Когда он оделся, то подошел к кровати и встал, глядя на нее сверху вниз. Она не стала накрываться. Его взгляд скользнул по ней, и он двумя пальцами прикоснулся к ее бедру. Она перевела взгляд на его руку и увидела синяк, который проявился уже после того, как она привела себя в порядок.
 – Где твой халат? – спросил он, осматриваясь.
 – В верхнем ящике, – ответила Присцилла, указывая на небольшой комод у кровати.
 Он открыл ящик и вытащил оттуда халат.
 – Сядь, – приказал он.
 Когда она повиновалась, спустив ноги с кровати, он подал ей халат так, чтобы она могла просунуть руки в рукава. Встав, она завернулась в него и снова села на кровать.
 – Кто сделал это с тобой? – спросил он, осторожно прикоснувшись к ее скуле согнутым пальцем.
 Она чуть отстранилась и улыбнулась:
 – Это была случайность, сэр. Неудачно столкнулись головами.
 – Кто это сделал? – спросил он. Она нервно облизнула губы.
 – Мне не разрешается обсуждать кого-то из посетителей с другими клиентами, сэр.
 – Он тебя ударил? – спросил он.
 – Да, – призналась она.
 – Почему? – спросил он, поднимая ее голову за подбородок и более внимательно рассматривая припухлость и ссадину на ее щеке.
 – Он был мной недоволен.
 – Тобой, Присс? Ты вызвала у кого-то неудовольствие? Не может быть! Почему он это сделал?
 – То, чего он хотел, было против правил, – объяснила она. – Он ударил меня, когда я отказалась.
 – А потом?
 Она заметила, как напряглось его лицо: он стиснул зубы.
 – Я сделала то, что он хотел, – прошептала она. Он повернулся и ушел из ее комнаты, с шумом захлопнув за собой дверь.
 Присцилла опустила голову на руки, стараясь справиться со слезами, которые отчаянно хотели пролиться.
 Завтра она использует все возможности своего рассудка, чтобы снова взять себя в руки. Она была одной из девиц мисс Блайд уже почти четыре месяца, и, право, это была не такая уж кошмарная жизнь, если не считать того самого первого раза и теперь этого вечера, сначала с мистером Фарроу, а потом с сэром Джеральдом.
 Все остальные дни и ночи были терпимыми. Она устроила себе приемлемую жизнь, которая снова станет приемлемой – в будущем. Мистера Фарроу больше не подпустят ни к ней, ни к кому-то из других девушек, и она привыкнет к мысли, что больше не увидит сэра Джеральда. На самом деле даже хорошо, что он ушел, – пока она еще в состоянии освободиться от этой глупой влюбленности. Еще через несколько недель или месяцев она об этом, наверное, вообще забудет.
 Вот только сейчас она поддалась внезапному и нехарактерному для нее унынию.
 Присцилла устало поднялась и снова сняла халат. Ей необходимо проделать необходимые процедуры и привести себя в порядок.
 Он был последним ее клиентом на этот день, чему она устало порадовалась. Было очень соблазнительно обойтись без процедуры или хотя бы упростить ее, чтобы можно было вернуться в смятую постель и забыться сном. Но она терпеливо и методично следовала правилам гигиены.
 Сэр Джеральд постучал в дверь гостиной мисс Блайд, поскольку не увидел поблизости никого из прислуги, кто бы сделал это за него. Услышав ее приглашение, он вошел. Она сидела на своем привычном месте, сдвинув очки на кончик носа и глядя на него поверх стекол. На коленях у нее лежала раскрытая книга.
 – А, сэр Джеральд! Какой приятный сюрприз! Заходите, прошу вас. Вы навещали Присси?
 – Я хочу знать, кто был с ней последним, – мрачно заявил он.
 Мисс Блайд сняла очки.
 – Боюсь, что эти сведения мы не можем разглашать, – сказала она.
 – Тогда, возможно, вам следовало бы подняться наверх и осмотреть ссадину и отек на ее лице. И синяк на ноге.
 Книга соскользнула на пол: мисс Блайд резко встала.
 – С Присциллой дурно обошлись? – вопросила она. – Она мне не жаловалась, сэр.
 – Вероятно, потому, что была слишком занята своими обязанностями. Сначала я даже ничего не заметил. Наверное, меня слишком занимали мои собственные ощущения. Я хочу вашего обещания, мэм, что этот человек никогда больше к ней не прикоснется.
 – Я его даю, сэр, – кивнула мисс Блайд. – Я не позволяю дурно обращаться с моими девушками. Вам следовало бы это знать. И уж тем более с Присси.
 Опущенные руки сэра Джеральда сжались в кулаки.
 – От одной мысли, что он поднял на нее руку, я готов убить его, – процедил он.
 – Этого больше не повторится, сэр Джеральд, заверяю вас, – твердо заявила мисс Блайд. – Этим делом я займусь немедленно.
 – К ней сегодня больше никто не должен был прийти?
 – Нет.
 – Мне невыносима и мысль, что ее будет касаться какой-то другой мужчина, – признался сэр Джеральд.
 Мисс Блайд нагнулась за упавшей книгой и положила на столик рядом с очками.
 – Ваши девицы связаны контрактами? – спросил он. – Если бы Присси захотела уйти, она смогла бы это сделать? Или вы потребуете какую-то цену?
 – Мои девушки вольны уйти, когда пожелают, – сказала мисс Блайд. – Но большинство не хотят этого делать, потому что я хорошо о них забочусь, сэр. Им здесь лучше, чем было бы на улице.
 – Знаю, – рассеянно отозвался Джеральд. – Если бы я предложил увезти Присси и сделать ее моей содержанкой, вы не стали бы чинить нам препятствия, мэм?
 – По правде говоря, это в моих силах, – ответила она. – Но я не стану этого делать. Я хотела бы убедиться, что на вашем содержании интересы Присси будут защищены не хуже, чем когда это пытаюсь делать я в моем заведении. Вы не присядете, сэр? Полагаю, нам надо обсудить кое-какие деловые вопросы. Сэр Джеральд сел в соседнее кресло.
 На следующее утро Присцилла вышла в Синий салон не без страха. Она только что имела долгий и непростой разговор с мисс Блайд, по окончании которого та сообщила ей, что ее дожидается сэр Джеральд Стейплтон, который хочет с ней поговорить.
 Она решила, что он пришел попрощаться. Лучше бы он этого не делал. Этим утром она уже начала приучать себя к мысли, что больше никогда его не увидит.
 Он ведь не мог рассчитывать на то, что она пригласит его к себе в комнату? Правила не разрешали принимать клиентов по утрам. Мисс Блайд ничего не сказала ей относительно отмены правил.
 Ей хотелось, чтобы скула у нее не была такой черно-желтой, а глаза не были обведены такими темными кругами. Она совсем не спала ночью, несмотря на страшную усталость. И ей не удавалось удерживать подступавшие к глазам слезы.
 – Присс? – сказал сэр Джеральд, поворачиваясь от окна, сквозь которое смотрел. Пройдя через комнату, он взял ее протянутые руки. – Ах, твое бедное личико! Ты ведь знаешь, мне очень хотелось бы уберечь тебя от этого происшествия и оттого унижения, которому ты подверглась.
 Она тепло ему улыбнулась.
 – Сэр Джеральд, – проговорила она, – вы пришли со мной попрощаться? Как вы добры! Надеюсь, вы проведете в деревне приятное лето.
 – Я пришел забрать тебя отсюда, если ты согласишься уехать, – сказал он.
 Присцилла высвободила руки, которые он удерживал, и с удивлением взглянула на него.
 – Я арендовал на лето дом, – объяснил он. – Думаю, он тебе понравится. Нанял слуг и сделал распоряжения относительно кое-какой мебели. Ты позволишь, чтобы я тебя там поселил, Присс? Ты будешь у меня на содержании?
 – У вас на содержании? – переспросила она. Она станет его содержанкой? Будет только с ним? И больше ни с кем? Никаких ежедневных обязанностей, занимающих три часа и предполагающих трех джентльменов? Только он? Только сэр Джеральд? Значит, он все-таки не уезжает? И она все-таки не спасена от собственной неосмотрительной влюбленности?
 – Мне не нравится тобой делиться, – сказал он. – Мне это отвратительно. Я хочу, чтобы ты принадлежала только мне. Ты поедешь?
 Поедет ли она? Он хочет, чтобы она принадлежала только ему? Он не хочет ею делиться? Будет один только он? Только он!
 – Вы говорили об этом с мисс Блайд? – спросила она.
 Сэр Джеральд широко улыбнулся и на мгновение стал похож на мальчишку.
 – Она очень бдительно позаботилась о твоих интересах, – сказал он. – Ты должна обсудить это с ней, Присс, и дать знать, какие изменения в соглашении хотела бы внести. Она подготовила документ к сегодняшнему утру, чтобы я поставил свою подпись. Она, конечно же, прочтет его тебе. Думаю, ты убедишься, что он защищает тебя от всех возможных катастроф. В частности, ты получишь неплохую компенсацию, когда ты мне… – он провел рукой по своим светлым кудрям, – когда мы наконец расстанемся по какой-либо причине.
 Когда она ему надоест. Как скоро это случится? Через несколько недель? Но ведь он не стал бы трудиться обставлять для нее дом и подписывать с ней договор ради считанных недель. Значит, у нее несколько месяцев? Конечно же, не лет! Ему, наверное, около тридцати. Он скоро захочет жениться… если уже не женат. У нее вдруг закружилась голова. Прежде у нее не было причин думать об этом, но теперь ей следовало иметь это в виду.
 Присцилла тепло улыбнулась:
 – Я уверена, что мисс Блайд позаботилась о моих интересах.
 – Значит, ты согласна?
 У нее не было выбора, конечно же. Она признала этот факт, не задумываясь о том, что из этого проистекает. Она понимала, что у нее нет иного выхода из ее нынешнего положения, даже если сэр Джеральд не станет принуждать ее соглашаться. Он предложил ей уехать с ним, стать его содержанкой – и она понимала, что не имеет сил сопротивляться. И не было смысла притворяться и делать вид, будто она что-то обдумывает.
 – Думаю, что хотела бы согласиться, сэр Джеральд, – сказала она. – Благодарю вас.
 – Великолепно! – отозвался он, улыбаясь. – Дом будет готов уже через два дня. Я попросил мисс Блайд тем временем освободить тебя от твоих обязанностей – то есть в том случае, если бы ты приняла мое предложение.
 – Благодарю, – повторила она. – А нельзя ли мне увидеть дом до того, как он будет готов? Возможно, я могла бы помочь все приготовить.
 Он задумчиво почесал подбородок.
 – Мне бы хотелось, чтобы там все уже было в идеальном порядке. Но это ведь будет твой дом, Присс. Если тебе хочется участвовать в его обустройстве, тогда, наверное, я мог бы тебя туда отвезти.
 – Правда? – спросила она, устремляя на него радостно сверкающие глаза. – Сегодня, сэр?
 – Прямо сейчас, если хочешь. У меня нет дел до вечера, а у дверей стоит мой экипаж.
 – Сейчас надену шляпку, – проговорила она, поворачиваясь к двери, но, не открыв ее, обернулась к нему. – А вы не против, чтобы вас со мной видели, сэр?
 – Если ты станешь моей содержанкой, Присс, – отозвался он, – то, полагаю, нас время от времени будут видеть вместе. Я тебя не стыжусь.
 Она улыбнулась и вышла из комнаты. За дверью она несколько раз глубоко вздохнула, успокаиваясь, и только потом направилась к лестнице. Дойдя до лестницы, она побежала по ней, перепрыгивая через ступеньки.
 Она станет содержанкой сэра Джеральда Стейплтона! Больше не будет никого, никаких клиентов мисс Блайд. Только он один.




 Глава 3


 Сэр Джеральд переходил за своей любовницей из комнаты в комнату, пока они осматривали дом. При этом он наблюдал за ней. Она ступала быстро и легко, все замечала и всем интересовалась. Он был рад, что она так оживлена, и старался не замечать синяка на щеке и припухлости век после ночных слез.
 – На эти окна нужны плотные шторы, – сказала она, когда они добрались до главной спальни наверху. – Утром солнце будет очень ярким. Конечно, я не против того, чтобы меня будили рано, особенно в солнечный день. Это очень приятная улица, сэр. – Она остановилась, глядя в окно. – Похоже, она тихая.
 – Я тщательно выбирал квартал, – отозвался он. Присцилла повернулась и одарила его теплой улыбкой.
 – Эта комната очень уютная, – сказала она через несколько минут, когда они спустились на нижний этаж и осматривали гостиную. – Мне нравятся квадратные комнаты. Их легче обставлять. И я рада, что камин большой. Зимой в этой комнате будет тепло.
 Он прошел в меньшую комнату рядом с гостиной.
 – Эту ты можешь использовать как свою личную гостиную. Присс, если тебе захочется.
 Она подошла и встала рядом с ним.
 – О нет! – возразила она. – Думаю, я превращу ее в спальню. Так будет удобнее, когда я буду вас принимать, правда ведь? Можно будет просто перейти в эту комнату, и не понадобится подниматься наверх.
 – Как пожелаешь, – ответил он. – Это будет твой дом, Присс.
 Он решил, что она похожа на ребенка, получившего новую игрушку. Ее темные кудри были немного сбиты набок из-за того, что она сняла шляпку. И лицо у нее было сияюще-милым, если не обращать внимания на уродливый синяк на скуле.
 – Я поручил одному из слуг подобрать мебель, – сообщил он ей. – Если у тебя есть какие-то особые пожелания, то лучше скажи мне об этом сейчас, и я дам ему знать.
 – Но мне бы так хотелось выбрать все самой! – воскликнула Присцилла. – Пожалуйста, позвольте мне это сделать! Вы ведь поручили обставить дом мужчине? У мужчин свой, мужской, вкус, и им никогда даже в голову не придет сочетать цвета и стили. – Она озорно улыбнулась ему. – По крайней мере некоторым мужчинам.
 Он провел рукой по волосам.
 – Аразве кровать – это не просто кровать, адиван – не просто диван? – спросил он.
 – Вот видите! – Она рассмеялась. – Сами судите, сэр.
 – Присс, – сказал он, – думаю, нам стоит избавиться от «сэра». Тебе лучше называть меня Джеральдом и обращаться ко мне на ты.
 – Джеральд, – сказала она и улыбнулась ему. Прежде чем они покинули дом, чтобы вернуться в заведение мисс Блайд, он согласился отправить ее на следующий день за покупками с миссис Уилсон, домоправительницей, которую он нанял, и он позволил ей нанять еще двух слуг, которых он собирался предоставить в ее распоряжение.
 – Если они станут плохо работать, – сказала она с улыбкой, – то я смогу винить в этом только себя, потому что это я их наняла. Ноты уверен, что хочешь нанять еще слуг, Джеральд? Мне кажется, и этих достаточно.
 – Ты – моя любовница, Присс, – сказал он. – Я не хочу, чтобы кто-то сказал, будто я плохо с тобой обращаюсь.
 Он был рад, что дом сдан без мебели, так что у них не было возможности немедленно начать их новые отношения. Почему-то она выглядела иначе, чем та Присси, с которой он уже два месяца проводил время в постели. Казалось, она стала более красивой, изящной и юной.
 А еще она стала больше похожа на личность. До этого он ее видел только в постели. Он не ожидал, что ее станут так занимать дом, или выбор обстановки, или наем прислуги. Он думал, что ее будут интересовать только ее непосредственные обязанности как любовницы и получение причитающегося заработка.
 Он вдруг понял, что ничего о ней не знает. Не считая ее тела, конечно. Ее тело он знал очень близко – и ему нравилось то, что он знал.
 Но ему и не хотелось узнавать ее как личность. Он будет рад, когда она сюда переедет, если он сможет посещать ее так, как это было у Кит: исключительно для того, чтобы удовлетворять свои аппетиты. С той только разницей, что теперь ему не придется записываться заранее, а его визиты больше не будут ограничиваться одним часом.
 Она принадлежит ему. Она – его личная собственность. Ему приятно было об этом думать, несмотря на его прежнее нежелание содержать постоянную любовницу.
 Но он был рад, что не может развлечься с ней в этот день. Она оказалась вне привычного окружения – и ему было с ней немного неловко. И потом, оставался еще ее синяк, который напоминал о том, что ею регулярно обладали многие другие мужчины, помимо его самого. Эту мысль он успешно отметал до прошлого вечера, когда увидел физическое свидетельство этому. Ему эта мысль не нравилась.
 – Джеральд, – сказала она в прихожей, завязывая ленты шляпки, он тем временем брал шляпу и трость, – еще раз хочу поблагодарить тебя за предложение, которое ты сделал мне этим утром. Я буду очень стараться доставлять тебе удовольствие все то время, какое ты пожелаешь пользоваться моими услугами.
 – Ты всегда доставляла мне удовольствие, Присс, – ответил он. – С тобой очень хорошо.
 – Значит, ты все же не уезжаешь из города? – спросила она.
 – Пока нет. Я уеду в деревню на лето. Но ты сможешь оставаться здесь, Присс. Я снял дом на год.
 Она улыбнулась ему и пошла впереди него к дверям.
 Граф Северн хохотал – снова. Сэр Джеральд подумал, что его приятель после возвращения в город только и делает, что смеется.
 – Значит, ты поселил ее в любовном гнездышке, Джер, – сказал граф, сидя за столом своего кабинета. – Наверное, она необыкновенная, эта твоя Присси. Ты должен познакомить меня с ней до моего отъезда в деревню на той неделе. Хорошо?
 – Наверное, это можно устроить, – ответил Джеральд, уютно раскинувшись в придвинутом к столу мягком кресле. – Но я сказал ей, что этот дом – ее, Майлз. Сначала мне нужно будет получить ее согласие.
 – Конечно, – признал граф. – Но ты сделал все очень быстро, Джер. Я собирался составить тебе компанию и пойти к Кит, когда ты отправился бы туда в следующий раз. Кто у нее сейчас? Розмари еще у Кит?
 – Она ушла сто лет назад.
 – О! – разочарованно воскликнул граф. – Она была интересная девица, эта Розмари. Наверное, придется мне продолжать воздержание и честно соблюдать траур. – Он посмотрел на свой черный костюм с грустной иронией.
 – Дело в том, – признался Джеральд, нервно проведя рукой по волосам, – что я намеревался с этим покончить вчера вечером, Майлз. Я собирался переключиться на другую девицу или вообще туда не ходить какое-то время.
 Граф засмеялся:
 – После того, как посещал ее три раза в неделю чуть ли не два месяца? Мне казалось, что она тебе пришлась весьма по вкусу, Джер.
 – В том-то и проблема. Я не хочу допускать, чтобы какая-то женщина пришлась мне слишком по вкусу. Как только они это замечают, то запускают в тебя когти. И тогда ты навсегда погиб. Я ненавижу в женщинах это качество. Очень жаль, что они необходимы для нормальной жизни.
 – Джер! – Лорд Северн встал из-за стола, прошел через весь кабинет к камину, остановился, облокотившись на каминную полку. – Женщины составляют не меньше половины родалюдского. Тебе не кажется, что немного глупо делать какие-то обобщения и считать, будто они все одинаковые?
 – А они одинаковые! – с жаром возразил Джеральд. – Они любят иметь и владеть. Они любят притворяться, будто у них есть нежные чувства, но на самом деле им важно только их собственное благополучие. Они – хитрые авантюристки. Доверься женщине – и ты погиб безвозвратно. Граф пощелкал языком.
 – Да, они действительно любят распоряжаться, – признал он. – Возьми для примера хотя бы мою мать и сестер. Но, как правило, это благожелательная тирания, Джер. У них есть эта чудовищная потребность – стараться обеспечить счастье близких им мужчин, не справившись о пожеланиях самих мужчин. Но большинство из них не обладают какой-то особой зловредностью.
 – И все равно мне не следовало этого делать. – Джеральд резко поднялся на ноги и подошел к окну. – Она уже заставила меня отвезти ее в дом и согласиться на то, чтобы она сама завтра выбирала обстановку. И она уже решила, что нашей спальней будет комната рядом с гостиной, а не главная спальня наверху, как положено. Она сказала, что так будет удобнее.
 – И, наверное, так действительно будет удобнее! – сказал граф, снова расхохотавшись. – Джер, желание ведь может невероятно остыть, пока идешь из гостиной первого этажа в спальню на втором. Приходится делать выбор между остывшим желанием или жестким ложем прямо в гостиной на полу. Твоя Присси, похоже, разумное создание. И, кажется, ты сказал ей, что в доме распоряжается она?
 Джеральд нахмурился.
 – Я бы не стал этого делать, если бы какой-то мужлан не ударил ее, поставив ей синяк на щеку, – ответил он. – Он ударил ее и принудил к какому-то извращению, о котором она не стала мне рассказывать. Я жаждал его крови, Майлз, клянусь. И смотри, к чему это привело.
 – Шлюхам приходится рисковать, – заметил граф. – Это часть их профессии. И Кит наверняка позаботится о том, чтобы такое не повторилось. Не думаю, чтобы ты отреагировал на это также, случись это с какой-то другой девицей, Джер. Тебе эта девушка нравится. Тебе стоит дать себе волю и сделать ей одолжение. В конце концов, стать содержанкой – это шаг наверх. Наслаждайся ею, пока она твоя.
 – Но как я буду от нее избавляться? – возразил Джеральд.
 – Будешь думать об этом тогда, когда она тебе надоест, – с ухмылкой посоветовал ему лорд Северн. – Кругленькая сумма и несколько камешков в уши и на шею обычно действуют на них успокаивающе, как я не раз убеждался сам. Конечно, это немного ранит гордость, но большинство девиц бывают вполне довольны, когда спустя какое-то время их передают кому-то другому.
 – Кит заставила меня подписать соглашение, которое больше похоже на брачный контракт, – пожаловался Джеральд.
 Граф запрокинул голову и захохотал.
 – Милая старушка Кит! – воскликнул он. – Она относится к своим девицам почти как к дочерям, верно? Похоже, твоя Присси – одна из ее любимиц.
 – Скорее, главная любимица, – отозвался Джеральд довольно уныло. – Я и правда чувствую себя, словно я попал в ловушку, Майлз. Это почти то же самое, что подписать брачный контракт.
 – Ну, – утешил его друг, – тебе следует помнить, Джер, что на самом деле это вовсе не брачный контракт. Как бы мне хотелось поехать на бега! Не хочешь проехаться в Ричмонд просто ради прогулки?
 – Почему бы и нет? – со вздохом согласился Джеральд. – Я не могу пойти к Присс, пока она не переедет от Кит, а это будет послезавтра. Иначе я показался бы немного нетерпеливым, правда?
 Его друг снова засмеялся и хлопнул его по плечу.
 – Джер, – сказал он, – мне хочется поскорее познакомиться с твоей пассией!
 Присцилла не помнила другого такого счастливого дня за все то время, что прошло после смерти ее отца и брата. Она была отчаянно занята: присматривала за доставкой мебели, штор и ковров, говорила рабочим, куда что предназначено, и даже прилагала свои собственные слабые силы к тому, чтобы передвигать мебель, которая не совсем удачно смотрелась там, куда ее поставили сначала. Она придавала шторам красивые складки и опросила полдюжины девушек, мечтавших устроиться прислугой в ее доме.
 Перед обедом она приняла ванну, вымыла голову и надела темно-розовое вечернее платье с воланом по подолу, которое так любил ее отец, хотя оно, конечно же, стало немодным. Бросив встревоженный взгляд в зеркало, она с облегчением убедилась, что ее синяк уже поблек и стал тускло-желтым.
 Она прошла через свою спальню с простой обстановкой в маленькую комнату по соседству, в которой теперь были только стул, кресло и мольберт. Ее краски, бумага, перья и рукоделие были перенесены в эту меньшую комнату, и она будет служить ей рабочей.
 Это теперь ее личный мир, в котором она будет обитать, когда ее обязанности будут исполнены. Осматриваясь, Присцилла ощущала себя совершенно счастливой. У мисс Блайд она не имела места, где могла бы свободно дышать ее личность, пусть даже ей предоставлялась возможность иметь несколько свободных часов и проводить их в одиночестве в своей комнате. Но та комната была той же самой, в которой она принимала клиентов по три часа в день.
 Теперь два ее мира будут разделены. Она почти почувствовала себя нормальным человеком.
 Она еще раз осмотрелась с радостным удовлетворением и повернулась к лестнице. Джеральд передал ей, что заедет к ней вечером. Она не знала точного времени его появления, как это всегда было у мисс Блайд. Но это не имело значения. Нижние комнаты ей тоже очень нравились – и она больше времени и денег потратила на их обстановку и убранство. Ей хотелось, чтобы атмосфера в доме была приятной. И чтобы ему здесь нравилось.
 Она встала, услышав, как стучат во входную дверь, и стала ждать, чтобы лакей доложил о госте. Она встретила его, протягивая к нему руки.
 – Джеральд, – сказала она, – как приятно тебя видеть!
 – Здравствуй, Присс, – сказал он, беря ее за руки и чуть их сжимая. – Значит, ты устроилась?
 – Как видишь, – ответила она и сделала полный разворот, раскинув руки. – Как тебе здесь нравится?
 Она не транжирила деньги. Все выбиралось очень тщательно, в расчете на уют и удобство, но не было ничего лишнего. Он дал ей карт-бланш, когда она отправилась за покупками, но ей не хотелось зря тратить его средства. Она не знала, насколько он богат. И потом, деньги вообще никогда не следовало тратить впустую.
 – Очень мило, – сказал он. – Я понял, что ты имела в виду, говоря о цветах, Присс. Зеленые тона все хорошо сочетаются, правда?
 Она улыбнулась ему.
 – Как в весеннем саду, – согласилась она. – Правда уютно? Хочешь пройти в спальню?
 Спальня была выдержана в синих тонах, как ее комната у мисс Блайд и ее собственная спальня дома. Но эта комната ей нравилась больше тех двух, потому что она все выбирала сама. Она хотела, чтобы спальня выглядела просто, но уютно. Даже покрывало на постели было нежно-голубым. Она сняла его.
 – Мне здесь нравится, – сказал Джеральд. – У тебя хорошо получилось, Присс. И все удобно, как ты и говорила.
 – Я могу предложить тебе закуску? – спросила она.
 – Нет, – ответил он. – Я только что обедал в клубе «Уайте».
 Присцилла чувствовала некоторую неловкость. Что-то изменилось. Она улыбнулась, сознательно прибегая к тому приветливому выражению лица, которое так тщательно отработала во время обучения и использовала в часы работы.
 – Ты хочешь лечь в постель? – спросила она.
 – Да, – подтвердил он.
 Она повернулась. Теперь, когда их встреча пошла по привычному руслу, она снова почувствовала себя непринужденно. Его руки уже расстегивали ей пуговицы.
 – Славное платье, – сказал он. – Новое?
 Он давал ей деньги на одежду: это стало частью того соглашения, которое составила мисс Блайд.
 – Нет, – ответила она. – Оно у меня уже… – Она вовремя остановилась. – Я приобрела его несколько месяцев назад. А теперь стало теплее, и я смогла его надеть.
 Освободившись от платья, она повернулась к нему. И снова улыбнулась, на этот раз уже без нарочитых усилий. И ее вновь поразило сознание, что сегодня и в течение всего времени, пока он пожелает пользоваться ее услугами, он будет ее единственным клиентом. А ей всегда было легко доставлять ему наслаждение – отчасти оттого, что он так мало требовал, а отчасти потому, что она и сама получала удовольствие.
 Она легла на кровать и смотрела, как он раздевается. Ей нравилось его тело. Он не был особенно высоким, особенно красивым или особенно мускулистым. У него не было никаких атрибутов идеального мужчины из фантазий большинства девушек. И все же он ей очень нравился. Для нее он был прекрасен. Она подняла руки ему навстречу, когда он подошел к кровати, и приготовилась принять его в свое лоно.
 – Иди, – сказала она так, как не говорила с момента их первой встречи, – разреши мне подарить тебе удовольствие.
 – Как обычно, Присс, – сказал он.
 Она закрыла глаза, прижала ладони к матрасу и подняла колени, обхватывая его бедра.
 – М-м… – проговорил он почти через час, просыпаясь и утыкаясь лицом в ее кудри. – Мне пора идти, Присс.
 – Как хочешь, – ответила она, перебирая пальцами его мягкие волнистые пряди. – Но твое время больше не ограничивается одним часом.
 – И правда, – сказал он, скатываясь с нее и ложась рядом с ней в постели, чего никогда прежде не делал. Он лежал на боку и смотрел на нее. – Кровать удобная.
 – Да, – отозвалась она, улыбаясь ему и снова накрывая его плечи одеялом.
 – Мне надо бы идти, – сказал он. Присцилла какое-то время ничего не говорила, просто наслаждалась ощущением легкости, вызванным тем, что его тело больше не придавливало ее. Ей приятно было видеть, как он лежит рядом с ней – и она радовалась роскошному ощущению, что ей не надо торопливо выпроваживать его, чтобы приготовить себя и комнату к приходу другого мужчины.
 – Джеральд, – проговорила она после паузы, – я так хорошо провела последние два дня! Ты даже представить себе не можешь. Вчера, когда я смогла обставить весь дом, это было похоже на то, как сон становится явью! – Она рассмеялась. – Но, по-моему, миссис Уилсон удовольствия не получила. Ее вкусы очень отличаются от моих. Ей хотелось, чтобы я сделала эту комнату алой. Алой! Можешь себе представить? Тебе ведь это не понравилось бы, правда?
 – Она мне нравится такая, как сейчас, – ответил он. – Она больше тебе подходит, Присс.
 – По-моему, я не смогла бы заставить себя принимать тебя в алой комнате, – со смехом призналась она. – Я бы чувствовала себя шлю… То есть мне было бы не по себе.
 – Мне бы алый не понравился, – сказал он. – Ты была совершенно права, Присс.
 – Ну вот, я так и сказала миссис Уилсон. Я сказала ей, что мы знакомы с тобой уже два месяца, Джеральд. Я знаю, как доставить тебе удовольствие. И сегодня было так весело, Джеральд! Я велела рабочим поставить, как заранее решила, а потом увидела, что они не справились с работой. Пришлось все переделывать за ними.
 – Надеюсь, ты не двигала мебель сама?
 – Мистер Прендергаст помогал мне с тяжелыми предметами. Но у меня создалось впечатление, что он мной недоволен. – Она засмеялась. – Не то чтобы я позволила этому мне помешать. Я хотела, чтобы мой дом был совершенно идеальным. И чтобы ты был здесь счастлив.
 Он поднял руку, накрыл ею ее грудь и погладил ее вершинку большим пальцем. Он никогда раньше не прикасался к ней в этом месте.
 – Ты все хорошо сделала, Присс, – сказал он. – Ты умница.
 Она улыбнулась и сглотнула, пытаясь справиться с тупой болью, которая возникла у нее в горле при его прикосновении.
 – Можно мне как-нибудь днем привести сюда гостя? – спросил он. – У меня есть друг, которому хочется с тобой познакомиться.
 У нее отчаянно забилось сердце. Друг? Хочет к ней прийти? Она всмотрелась в его лицо, пытаясь понять, что именно он имеет в виду. Он ведь говорил, что больше не хочет делиться ею с кем-то!
 – Граф Северн, – пояснил он. – Ему хочется познакомиться с тобой, Присс. Он пробудет в городе всего пару недель. Он в трауре по прежнему графу и скоро вернется в деревню. Мы с ним друзья с университетских дней. Можно мне его привести? Я сказал ему, что решать будешь ты, потому что этот дом – твой.
 Она все еще не была твердо уверена в том, что именно подразумевает он под визитом, но не могла задать ему прямого вопроса.
 – Да, – ответила она. – Завтра, Джеральд? Он на тебя похож?
 – Увы, – ответил он с чуть грустной улыбкой, – он, наверное, самый красивый мужчина во всей Англии. Он совсем на меня не похож, Присс.
 Это был глупый вопрос. Никто не может быть похожим на Джеральда. Таких, как он, больше нет. И ее абсолютно не интересует самый красивый мужчина Англии.
 – И мне положено упасть в обморок к его ногам? – спросила она со смехом.
 Он ухмыльнулся:
 – Только если тебе захочется произвести на него особенно сильное впечатление. В противном случае достаточно будет просто сказать: «Очень приятно».
 Его пальцы переместились к ее плечу и теперь ласково скользили по ее руке. А потом они легли ей на талию. Он поднялся над ней и начал раздвигать ее ноги коленями.
 – Просто лежи неподвижно, Присс, – сказал он. – Мне и правда следует уйти.
 Она едва прикоснулась ладонями к его бедрам, закрыла глаза и сосредоточилась на том, чтобы дышать медленно и ровно. Иногда труднее всего было оставаться неподвижной и спокойной. Хотелось сократить внутренние мышцы и крепче втянуть его в себя, переместить наслаждение глубже. Или подняться с постели и крепче обнять его. Прижаться плотнее, ощутить ритм его движений и слиться с ним в одно целое.
 Она лежала неподвижно и расслабленно, игнорируя спирали желания, которые закручивались в ней, поднимаясь к ее груди, горлу, голове.
 – О! – произнес он наконец, и в этом возгласе было глубочайшее удовлетворение.
 Она подняла руки, чтобы укрыть его плечи одеялом, и повернула лицо так, чтобы ощущать своей макушкой его щеку.
 Она ждала их в гостиной. Так сэру Джеральду сказали на следующий день, когда он приехал в дом своей любовницы с графом Северном. Он был рад этому. Он был рад, что ее не пришлось звать из верхних комнат. Накануне вечером она не предложила показать ему те комнаты.
 Когда Прендергаст ввел их в гостиную, Джеральд с гордостью подумал, что она выглядит очень хорошо. Присс стояла в центре комнаты, одетая в легкое муслиновое платье с узором в виде веточек, ее темные кудри были недавно расчесаны, на щеках алел природный румянец. Она не стала, как обычно, протягивать ему руки. Она смотрела на него немного неуверенно, но на губах у нее была улыбка.
 – Присс, – сказал он, подходя к ней. Она все-таки протянула ему руку, и он поднес ее к губам. – Как ты?
 Ее улыбка потеплела.
 – Я привел графа Северна познакомиться с тобой, – продолжил он. – Это Присси, Майлз.
 Она сделала его другу реверанс и покраснела. Все женщины краснели, когда видели Майлза. Все дело было в его высоком росте, будь он неладен, в ширине его плеч, в его ярко-синих глазах и густых темных волосах.
 – Присси, – сказал граф, тоже направляясь к ней и протягивая руку, чтобы поприветствовать ее. – Я слышал от Джеральда такие восторженные отзывы о вас, что просто не мог сам с вами не познакомиться.
 Джеральд с раздражением заметил, что синие глаза друга озорно поблескивают. Граф склонился к руке Присси и поцеловал ее.
 – Вы не присядете, милорд? – предложила она. – Я скажу, чтобы подали чай. Джеральд, садись, пожалуйста.
 Были принесены чай и кексы, и следующие полчаса Присси занимала их разговорами. О себе она ничего не рассказывала. В основном умело задавала вопросы, отвечать на которые большей частью приходилось лорду Северну.
 Мужчины неожиданно обнаружили, что вспоминают истории из своих студенческих лет и смеются над ними. Джеральд увидел, что в глазах его любовницы скачут искорки. Он перевел взгляд на своего друга. Тот казался чересчур красивым.
 Он еще ни разу не вел разговора в ее присутствии. Он счел бы ее неспособной поддержать беседу. Как всякий мужчина, он считал, что его содержанка обладает лишь одним родом умений и только одним видом знаний.
 Похоже, Кит по-настоящему хорошо обучила Присс. Ее выговор и манеры ни разу не изменили ей.
 Когда они с Майлзом встали, чтобы прощаться, Джеральд снова поднес ее пальцы к своим губам.
 – Благодарю тебя, Присс, – сказал он. – Я увижу тебя завтра вечером?
 Она ему улыбнулась. Граф кашлянул.
 – Я сам могу отправиться домой, Джер, – сказал он. – Тебе не обязательно уходить со мной. – Он поклонился Присси. – Это были очень приятные полчаса, мэм, и, наверное, теперь я понял, почему Джер так увлечен вами. – Он ухмыльнулся и подмигнул ей.
 – Дьявольщина, Майлз, – недовольно проговорил Джеральд, когда они оказались на улице и направились на Гросвенор-сквер, – неужели ты не можешь предоставить человеку самому решить, когда ему хочется остаться наедине с любовницей? Я провел с ней всю прошлую ночь.
 «Я овладевал ею три раза, а отправился домой уже после рассвета», – невольно вспомнилось ему.
 – Она удивительно хороша собой и мила, – сказал граф. – Не удивляюсь, что она была любимицей Кит! Кто она? Наверняка не простая молочница или уличная девчонка. Могу предположить, что она девушка благородного происхождения, которой не посчастливилось.
 – Откуда мне знать, кто она? Меня это не интересует, Майлз. У нее в моей жизни есть только одна роль. И я не намерен осложнять дело, пытаясь выяснить, кто она – или кем была.
 – И все же, – заметил граф, – я думаю, тебе стоит узнать ее поближе, Джер.
 Джеральд резко остановился.
 – Если у тебя появились какие-то идеи, Майлз, – заявил он, – то лучше скажи мне прямо сейчас, чтобы я успел дать тебе в нос прежде, чем вспомню, что ты способен растереть меня в порошок, даже особенно не утомившись. Если ты себе не враг, то держи свои руки и свои мысли от Присси подальше.
 Граф рассмеялся:
 – Успокойся, Джер! Мне и в голову не придет охотиться в твоих угодьях, дружище. И потом, на мой вкус, твоя Присси чересчур мила и благовоспитанна. Мне нравятся гораздо более чувственные девицы. Я невыразимо жалею о Розмари. Несомненно, она добилась того, что Кит ее выставила за то, что она отказывалась работать по правилам. Ох уж эта Кит с ее правилами!
 – Из-за Присси я очень рад, что у нее эти правила есть! – с жаром заявил Джеральд.
 Его друг только посмотрел на него – и снова расхохотался.




 Глава 4


 Присцилла наслаждалась ощущением свободы и полного благополучия. Она гуляла по Гайд-парку в более ранние часы, чем это было принято у аристократического населения Лондона, вдыхая теплый воздух, напоенный ароматами раннего лета, любуясь ровными зелеными газонами и покрывшимися густой листвой деревьями.
 Она зашла в библиотеку и взяла абонемент. И никто не стал указывать на нее пальцем и говорить, будто ей не место в. респектабельном заведении. Библиотекарь был любезен и дружелюбен. Присцилла несла под мышкой томик Даниэля Дефо. Свободной рукой она раскачивала свой ридикюль.
 Прогулка по парку стала дополнительным подарком, который она сделала себе в честь прекрасной погоды. Она с ностальгией вспоминала розы, которые росли в деревне возле ее дома. Но в Гайд-парке тоже было очень красиво.
 Она шла не по центру аллеи, потому что даже в этот час по парку ехали коляски и всадники. Похоже было, что летняя погода выманила людей из дома даже до наступления общепринятого времени променада.
 Присцилла виновато подумала о том, как мисс Блайд выругала бы ее за то, что она гуляет одна. Однако дни, когда ей приходилось жить, повинуясь множеству правил словно школьнице, миновали. Она снова стала свободной – и наслаждалась своей свободой.
 Этим вечером она с радостью ждала визита Джеральда – он должен был стать первым после почти недельного перерыва.
 Она всю неделю жила одна – рисовала акварелью запомнившиеся ей уголки рядом с ее домом, напевала песни, которые так любил слушать ее отец, вышивала и слагала стихи. Стихи о любви она пыталась сочинять впервые. А еще она дочитала последнюю из книг, которые ей одолжила мисс Блайд.
 Это была счастливая неделя, несмотря на то что она скучала без Джеральда. В предыдущую неделю – первую, которую она провела в своем новом доме, – он приходил к ней три раза, не считая того визита с графом Северном. И каждый раз он задерживался на несколько часов, а в самый первый раз даже провел у нее всю ночь. Ей понравился такой распорядок. Это больше походило на то, что у нее был возлюбленный, а не наниматель.
 Ей нравилось думать о нем как о своем возлюбленном. Конечно, она по-прежнему позволяла себе фантазировать, будто он ее муж, но это был просто глупый вымысел, пусть он и доставлял ей массу радости, пока Джеральд находился с ней рядом, но на таких мыслях задерживаться не следовало.
 Мысль о том, будто он ее возлюбленный, тоже, конечно, была фантазией, но не такой нереальной, как та первая.
 Два всадника чуть замедлили коней на аллее при ее приближении. Впереди в их сторону двигалось ландо, сзади подъезжала двуколка.
 – О, доброго тебе утра, милочка, – обратился к ней какой-то джентльмен, сидевший верхом, и приветственно приподнял шляпу.
 Присцилла изумленно посмотрела на него.
 – Тебе со мной не по пути, душенька? – спросил он, а его спутник тихо засмеялся. – У моего коня спина широкая, места хватит на двоих.
 – Нет, благодарю, – сказала она и продолжила путь, решив, что торопиться было бы унизительно.
 – Она из девиц Кит, – подхватил второй джентльмен. – Присси, кажется?
 – Что? – изумился его спутник. – Ты сбежала от Кит без поводка? По возвращении тебя отшлепают, милая.
 Присси подняла глаза и увидела, что второй джентльмен один раз был ее клиентом. Он ей подмигнул.
 Она пошла дальше. Двуколка нагнала ее и проехала дальше. Управлял ею джентльмен, а позади него на высоком сиденье ехал мальчуган.
 – Кажется, ей не хочется прокатиться, Клем, – заметил второй джентльмен. – Обидно, правда? А ведь ей стоило бы поразвлечься как следует, раз ее все равно будут пороть. Как я слышал, у Кит очень тяжелая рука.
 – Может, мне проводить тебя до дома и заступиться за тебя, душенька? – спросил первый джентльмен.
 Но эти два джентльмена просто развлекались. Они со смехом повернули своих коней, когда убедились, что она не намерена им подыгрывать, и поехали дальше своей дорогой как раз тогда, когда с ними поравнялось ландо. Продолжая путь, Присцилла подняла глаза на экипаж.
 Она не встретилась взглядом с сэром Джеральдом Стейплтоном только потому, что он смотрел прямо перед собой. Рядом с ним сидела юная леди, которая держалась за его рукав. Молодая леди, которая посмотрела на Присциллу с некоторым пренебрежением, а потом что-то сказала своему спутнику.
 Они миновали ее и поехали дальше так быстро, что Присс осталась недоумевать, не привиделось ли ей это. Но это произошло на самом деле – и совершенно испортило ей настроение.
 Она стала гадать, кто эта молодая леди, и была встревожена тем, каким острым был испытанный ею укол ревности. Она ведь на самом деле ничего не знала про жизнь Джеральда. Она до сих пор не была твердо уверена даже в том, что у него нет жены, хотя предполагала, что нет – судя по тому, что он мог проводить с ней так много времени. Если только его жена не жила в деревне.
 А не могла ли эта юная леди оказаться его женой? Или его нареченной? Или, возможно, он за ней ухаживает, собираясь сделать предложение? Не исключено, что он собирался найти себе жену.
 Присцилла очень сожалела о том, что увидела их вместе. И еще она сожалела о том, что пошла гулять в парк.
 Он говорил, что не стыдится ее. Но конечно, он не мог реагировать на ее присутствие, находясь в обществе респектабельной юной леди – леди, которой никогда не приходилось торговать собой, чтобы не умереть с голоду.
 Присцилла заставила себя не думать об этом. Ей несвойственно было жалеть себя. Она выжила – и даже очень неплохо устроилась. У нее не было особых причин жаловаться.
 Но солнечный день почему-то потускнел.
 Даже вечером ярость Джеральда не остыла. Неделя показалась ему бесконечной. Проснувшись утром, он с унынием вспомнил о тех делах, которые были запланированы на дневное время, но немного утешился при мысли, что этим вечером сможет навестить Присс, а потом видеть ее хоть каждый вечер в течение месяца без всяких помех.
 Он ожидал этого дня без особой радости. Накануне вечером он побывал на балу – на одном из обязательных событий светского сезона, где он считал необходимым показаться. И не успел он спрятаться в ломберной и обеспечить себе относительно приятный вечер, как встретил старого знакомого отца, за локоть которого цеплялась полная надежд дочь.
 Он пригласил дочь танцевать и обнаружил, что его каким-то образом побудили пригласить ее покататься в экипаже на следующий день. Он давно убедился в том, что именно в этом и заключалась проблема со всеми женщинами. Они умели обманом вовлечь человека в такие действия, которые тот вовсе не собирался делать, и потом только гадал, как это могло случиться.
 Он не любил катать юных леди. Была слишком велика опасность того, что их уловки заставят его дать еще какие-то обязательства.
 Мисс Мейджорс цеплялась за его руку и взволнованным голоском поверяла ему всяческие тайны относительно шляпок, перьев и вееров. Он знал, что вывез ее слишком рано, и очень об этом сожалел. Если бы он выбрал более популярное время, то им пришлось бы то и дело останавливаться из-за скопления экипажей, и тогда можно было бы разговаривать со множеством других людей.
 Он сосредоточился на их разговоре, не позволяя своим мыслям перенестись на ближайший вечер. Ему не хотелось, чтобы его вынудили сказать нечто необдуманное. Девица постоянно намекала на то, как ей хочется как-нибудь вечером пойти в Воксхолл-Гарденз. Он изо всех сил старался избежать ловушки.
 А потом, посмотрев вперед и заметив потаскушку, флиртующую с двумя верховыми франтами, и досадуя на то, что сопровождает юную леди, которой не следует наблюдать подобные сцены, он вдруг понял, что та девица – Присс и что, заметив его, она пошла дальше, стараясь казаться невинной, словно девушка. Он побелел от ярости.
 – По-моему, этой леди не следовало идти одной, правда? – прошептала мисс Мейджорс. – Папенька не отпускает меня гулять одну. Но может быть, она не леди? Как вы думаете, сэр Джеральд, это может быть так? Как это было бы возмутительно!
 Он пробормотал нечто невнятно-успокаивающее, но внутренне весь кипел.
 Когда настал вечер, он все еще пребывал в ярости. Он сидел дома один, вместо того чтобы пойти обедать в клуб, как собирался сначала. И все закончилось тем, что он съел слишком мало, а выпил чересчур много. И он отправился в дом своей содержанки с опозданием.
 – Джеральд! – воскликнула она, когда он вошел в гостиную без предупреждения. Она встала с кресла и протянула ему руки. – Как приятно снова тебя видеть!
 – Да уж, приятно! – огрызнулся он. – Сколько уже прошло? Посмотрим. – Он прижал палец к подбородку и устремил взгляд в потолок. – Кажется, часов шесть уже прошло?
 – А, это! – Она вспыхнула. – Они просто глупо шутили, Джеральд. На самом деле они меня не обижали.
 Она опустила руки: стало ясно, что он не собирается к ним прикасаться.
 – Мне очень жаль, что я появился так не вовремя, – сказал он. – Я помешал тебе развлекаться, Присс.
 – Помешал мне?.. Я их не поощряла!
 – Да неужели? – изумился он. – Когда ты надела такое красивое платье и нарядную шляпку и шла по парку совсем одна? Ты могла бы просто повесить себе на шею плакат с объявлением, что тебя можно нанять за деньги, Присс!
 – Неужели женщина, которая вышла гулять одна, обязательно считается торгующей собой? День стоял чудесный, Джеральд, и мне захотелось подставить лицо солнцу и насладиться красотами природы. И я не виновата, что там оказались джентльмены, которые недостойны называться джентльменами. Это они виноваты, а не я, хотя они все-таки поехали дальше, когда убедились, что меня не интересуют их предложения.
 – У тебя ведь есть горничная, кажется? – спросил он, в свою очередь. – Почему ты не взяла ее с собой?
 – Мне уже двадцать три года, – ответила Присс. – Я способна сама о себе заботиться. Если бы со мной была Мириам, мне пришлось бы с ней разговаривать. Иногда мне хочется побыть наедине со своими мыслями. Иногда я предпочитаю быть свободной. Я поставила тебя в неловкое положение?
 – В дьявольски неловкое положение, – подтвердил он. – Что я должен был бы сделать, если бы они тебя обижали, Присс? Выпрыгнуть из ландо и наброситься на них с кулаками?
 Бросая на нее гневные взгляды, он заметил, что с ее лица исчез обычный румянец, губы были крепко сжаты.
 – Я не ожидала бы никакой помощи, – ответила она. – Я сама смогла бы о себе позаботиться.
 – Надо полагать, что лишний раз с кем-то совокупиться для тебя не проблема, – бросил он.
 Ему сразу же стало неловко. Он был безумно зол на нее и считал, что вполне обоснованно, но он всегда гордился тем, что является джентльменом. Ему показалось, что она собирается дать ему пощечину, но не стал пытаться защититься. Однако она просто резко отвернулась и поспешно вышла из комнаты – не в их общую спальню.
 Он сел в одно из кресел и уронил голову на руки. Дьявольщина, он еще никогда в жизни не был настолько зол! И вся правота была на его стороне! Но как это похоже на женщину: обратить все против него так, чтобы казалось, что именно он – виновная стороны.
 Казалось?! То, что он ей сказал, – это было по меньшей мере вульгарно. А еще такие слова не могли не ранить. Он не собирался делать ей больно!
 Он сжал кулак и ударил по подлокотнику кресла, а потом стремительно встал. Проклятие! Он с самого начала знал, что поступает неправильно. Ему не следовало брать ее – или кого бы то ни было – на содержание. Ему следовало предвидеть, что, как только он возьмет на себя ответственность за женщину, его жизнь безнадежно запутается. Ему следовало оставить ее на старом месте – и путь бы о ней беспокоилась Кит. Кит не стала бы терпеть, чтобы ее девицы бродили, где им вздумается. По крайней мере так ему рассказывали.
 Он уже поставил ногу на нижнюю ступеньку, как вдруг остановился и задумался. Он сказал ей, что этот дом принадлежит ей. А она не приглашала его наверх.
 Проклятие!
 – Прендергаст! – взревел он.
 Лакей появился из нижних помещений дома.
 – Поднимись наверх, – приказал сэр Джеральд, – или отправь одну из горничных, чтобы Присси попросили спуститься вниз, когда она сможет, и зайти ко мне в гостиную.
 – Да, сэр, – ответил лакей, снова поворачиваясь к помещению прислуги. – Я отправлю Мириам, сэр.
 Мириам была горничной, которую Присс наняла сама.
 Джеральд расхаживал по гостиной взад и вперед больше получаса, прежде чем его пожелание было исполнено. Присс перешагнула через порог и молча остановилась, глядя прямо на него. Он прекратил свои метания.
 – О Господи, Присс, – проворчал он, – прекрати так на меня смотреть. А что я должен был делать? Спросить, получила ли ты удовольствие от прогулки по парку?
 – Возможно, – ответила она.
 – Извини, – сказал он. – Ты это хочешь от меня услышать? Я очень сожалею. И я это говорю искренне. Но я не сожалею о том, что выругал тебя, и я снова это сделаю, если еще раз увижу, что ты хоть ногой ступила на улицу без сопровождения. Ты поняла?
 В уголках ее рта появилась едва заметная улыбка.
 – Джеральд, – проговорила она, – я твоя содержанка. Я четыре месяца работала у мисс Блайд. Я не нежное существо, которое надо защищать от зла этого мира.
 – Ты моя содержанка, – согласился он. – И надо подчеркнуть слово «моя», Присс. Я не допущу, чтобы моя женщина разгуливала по парку или еще где-то и при этом выглядела и вела себя как потаскушка.
 – Потаскушка? – повторила она, поднимая брови. – Но, возможно, я именно она и есть, Джеральд.
 – Я плачу тебе за то, чтобы ты меня ублажала, – сказал он. – Ты моя, Присси. Я уже говорил, что не хочу тобой делиться. И это распространяется на то, чтобы на тебя не глазели всякие франты, как те из парка. Тебе хочется погулять в парке? Я тебя туда свожу. Но я не позволю, чтобы ты ходила туда одна. И изволь мне это обещать.
 Она уже почти открыто улыбалась.
 – Сейчас же! – потребовал он. – И при этом смотри мне в глаза. И если я тебя еще раз на таком поймаю, последствия будут весьма серьезными.
 – Какими? – спросила она все стой же полуулыбкой.
 – Не знаю, – ответил он. – Если ты еще раз вот так меня разозлишь, Присс, то я вряд ли удержусь, чтобы не положить тебя себе на колено и хорошенько не отшлепать.
 – Я обещаю, – тихо сказала Присс.
 – Откуда я знаю, что тебе можно верить? – спросил он, хмуря брови.
 Она вспыхнула.
 – Ты этого не знаешь, Джеральд. Но я ведь всегда старалась делать то, что доставляет тебе удовольствие, правда? И это я тоже буду делать. Я обещаю.
 – Я шею был готов тебе свернуть, – проворчал он. – И, наверное, я бы это сделал, не будь со мной той девчонки.
 – Тогда мне надо радоваться, что она с тобой была, – сказала Присс.
 Он все еще смотрел на нее хмуро.
 – Неделя была долгая, – проворчал он. – Да.
 Его взгляд скользнул по ее фигуре.
 – На тебе то розовое платье, – сказал он. – Это потому, что я сказал, как оно мне нравится?
 – Да, – подтвердила она.
 – Ты надеялась отвлечь меня, чтобы я ругал тебя не так сильно?
 Она улыбнулась:
 – Я не знала, что ты будешь так сильно на меня сериться.
 – Дьявольщина, Присс, – проворчал он, – а как я, по-твоему, должен был это принять?
 – Только снова не приходи в ярость, – попросила она.
 Он провел рукой по волосам и посмотрел на нее с досадой.
 – Позволь, я доставлю тебе удовольствие, – сказала она, делая несколько шагов к нему.
 Эта улыбка… Этот милый голос… Он моментально почувствовал, как его охватывает желание. Ведьма!
 – Я не могу остаться надолго, – сказал он, кладя руку ей на талию и увлекая к спальне. – Я обещал кое-кому из приятелей, что загляну в «Уайте», чтобы составить партию в карты.
 – Все будет так, как ты пожелаешь, – ответила она, закрывая за ними дверь спальни. – Я здесь ради твоих удовольствий, Джеральд.
 Она повернулась к нему спиной, и он поднял руки, чтобы расстегнуть пуговицы на ее платье.
 Господи, как он по ней скучал! Он ее хотел. Он просунул руки под расстегнутое платье и, проведя ими по ее бокам, обхватил ладонями ее обнаженные груди, а потом отстранился, чтобы избавиться от своей одежды.
 Он решил, что задержится на час.
 День снова стоял чудесный. Присцилла несколько раз смотрела в окно и вздыхала. Этим утром она вышла с Мириам на короткую прогулку, но девица почти на каждом шагу жаловалась на свои мозоли. Нанимая на работу новую горничную, Присцилла не догадалась спросить, нет ли у нее на ногах мозолей.
 Но досадовать не было смысла. Она дала слово накануне вечером и знала, что не должна выходить из дома одна. Она тихо улыбнулась.
 В тот момент, конечно, ей было не до улыбок – особенно когда Джеральд сделал то гадкое замечание насчет еще одного совокупления. Обычно она не была вспыльчивой, но на одно ужасающее мгновение ей захотелось дать ему такую оплеуху, чтобы у него голова с плеч слетела.
 Их совместный вечер прошел не как всегда. Когда они отправились в постель, он соединился с ней более быстро и жарко, чем обычно, а потом не уснул сразу же, а перекатился на бок и лежал, глядя в полог.
 Только одно было привычным. Он говорил, что собирается уйти, что обещал присоединиться к приятелям в клубе. А потом остался и вел себя с ней как раньше, а позже заснул и спал, пока небо не посветлело перед восходом солнца.
 Присцилла попыталась сосредоточиться на «Робинзоне Крузо», но ее мысли снова обратились к той юной леди, которая ехала с ним в ландо накануне днем. Он назвал ее «девчонкой». Стал бы он так называть свою невесту или кого-то, кто ему нравился бы? Она покачала головой и снова стала читать.
 Но не успела она увлечься повествованием, как в дверь ее рабочей комнаты постучали, и Мириам сообщила ей, что сэр Джеральд Стейплтон дожидается ее внизу, в гостиной.
 Присцилла вскочила на ноги, закрыла книгу и поспешила в спальню, чтобы посмотреть в зеркало. Она его не ждала. Он не говорил, что придет. Она не была одета так, чтобы его принять. Но она все равно быстро пошла вниз.
 – Джеральд! – сказала она, заходя в комнату сразу же, как Прендергаст открыл перед ней дверь. – Мне так жаль, что я тебя не встретила! Какой приятный сюрприз!
 Он взял руки, которые она ему протягивала, и сжал ей пальцы.
 – Я пришел удостовериться, сидишь ли ты дома, пока меня нет, – сказал он.
 Она рассмеялась.
 – Ты правда пришел меня проверить? – спросила она. – Ты не веришь, что я буду выполнять свое обещание, Джеральд?
 – Я говорил, что, если тебе захочется погулять в парке, я тебя туда отведу. А день опять чудесный. Я приехал, чтобы отвезти тебя в Кью.
 – В Кью-Гарденз? – изумленно воскликнула она. – Ты меня туда повезешь, Джеральд?
 – Да, – кивнул он. – Так что тебе стоит сбегать за шляпкой. Надень ту соломенную, что была на тебе вчера, будь добра.
 Она радостно ему улыбнулась, а потом убежала наверх, перепрыгивая через ступеньки. Прендергаст, стоявший внизу в прихожей, смотрел ей вслед с неодобрением.
 Она едет в Кью! «Он везет меня в Кью!» – сказала она своему улыбающемуся отражению в зеркале, завязывая ленты своей шляпки кокетливым узлом сбоку от подбородка.
 – В ботанический сад? – спросила она Джеральда, когда они покатили вперед на его двуколке. Отец всегда говорил ей, что в этой шляпке она красавица, как на картине.
 – Ты говорила, что любишь смотреть на природу, – сказал он. – И я собираюсь показать тебе природу, Присс.
 – Я там никогда не была, – призналась она. – По правде говоря, я в Лондоне вообще почти нигде не была. Когда я сюда приехала, то сразу оказалась у мисс Блайд.
 Он покосился на нее и ничего не сказал. Она почувствовала, что щеки у нее краснеют. Она никогда ничего не рассказывала о себе – ни ему, ни какому-нибудь другому мужчине в Лондоне. Ей не хотелось этого делать. Ее устраивало, что она остается для всех просто Присси. Если она никому ничего не станет говорить, то сможет более тщательно оберегать Присциллу Уэнтуорт в глубине своего сердца. Ее личность будет сохраняться надежнее.
 – Там есть пагода? – спросила она. – И храмы?
 – Все, что тебе захочется увидеть. Там настоящий парк для увеселений, Присс.
 – Но больше всего, – призналась она, – я хочу попасть в ботанический сад.
 Это был волшебный день. Он подал ей руку, и они прогуливались очень долго – казалось, часы, – осматривая все, что там имелось. Присс была очарована, хоть и покритиковала строения.
 – Пагода кажется такой неуместной среди английского пейзажа, – сказала она. – Ты со мной согласен, Джеральд? Наверное, в китайском окружении она была бы просто великолепной. Но природу не так легко перенести в другое место.
 – Не знаю, – ответил он. – Я всегда считал ее довольно красивой.
 – Это так и есть, – согласилась она, одаривая его улыбкой. – Она красивая, Джеральд. Но тем не менее немного неуместная. А храмы, наверное, смотрятся здесь чуть претенциозно. – Она весело посмотрела на него. – Но они очень живописны, не могу не признать.
 – Да, – сказал он, – мне всегда так казалось.
 Про себя Присцилла весело подумала, что сэр Джеральд Стейплтон не отличается изысканным вкусом. Но это было не важно. Она его все равно любит. О, она очень нежно его любит!
 Был только один короткий эпизод, ненадолго испортивший волшебство. Им встретилась компания посетителей, которые окликнули Джеральда, – и, мгновение поколебавшись, он подошел к ним поговорить, оставив ее стоять на лужайке, через которую они шли. Он вернулся к ней через минуту, не больше, и Присцилла отвела глаза, поймав на себе любопытствующие взгляды двух леди и чуть насмешливый – одного из джентльменов.
 Это стало напоминанием о том, что ей не следует давать волю своим фантазиям. Она не гуляет по Кью-Гарденз со своим мужем. Она – его содержанка и потому не должны сталкиваться с его более респектабельными знакомыми.
 По этому поводу не следовало огорчаться. Она и не стала огорчаться. Она не допустит, чтобы это происшествие испортило ей день. Она давно примирилась со своим нынешним положением.
 – Они хотели убедиться, что я буду на обеде у лорда Херви, а потом поеду со всеми в театр, – объяснил Джеральд. – Я об этом почти забыл. Пора мне отвезти тебя домой, Присс. Ты видела достаточно?
 – Да, достаточно, – ответила она, хотя на самом деле была готова ходить здесь еще многие часы, опираясь на его руку. – Ты был очень добр, привезя меня сюда, Джеральд. Я очень благодарна.
 – Не стоит благодарности, – возразил он. – Будет только справедливо, Присс, если я буду тебя куда-то водить, когда смогу.
 – Понимаю, – сказала она.
 Вечером ей удалось вернуться к книге и сосредоточиться на сюжете. День был чудесным. Он привез ее домой, на пороге поцеловал ей руку, а потом снова вскочил в свою двуколку и уехал. Стоя на крыльце, она помахала ему на прощание, а Прендергаст стоял у нее за спиной и держал дверь открытой, словно был намерен предотвратить ее побег.
 – Я несколько дней не смогу с тобой видеться, Присс, – сказал Джеральд при расставании. – Мое имя включили в список гостей, которых Мейджор-сы пригласили в свое поместье на день рождения дочери. С пятницы по понедельник. Один из этих длинных уик-эндов. Я увижусь с тобой, когда вернусь.
 – Желаю тебе приятно провести время, Джеральд, – отозвалась она с теплой улыбкой. – Я уверена, что тебе будет там хорошо.
 В ответ он только скорчил унылую гримасу.
 Она была рада тому, что ему не хотелось ехать. Длинный уик-энд. С пятницы до понедельника, а сейчас был четверг. Это означало, что она не ждет его раньше вторника. Почти неделя… опять.
 Но она сказала себе, что это не страшно. Она может почти неделю провести наверху. Почти неделю она сможет быть Присциллой Уэнтуорт.
 Она подумала, как бы ей хотелось сходить в театр, и со вздохом открыла книгу. Хотя бы раз. Она не стала бы жадничать. Всего раз, когда будут давать какую-нибудь пьесу Шекспира. «Как вам это понравится», например, или «Венецианский купец».
 Всего раз. С Джеральдом.
 Она погрузилась в приключения Робинзона Крузо.




 Глава 5


 Джеральд вернулся в Лондон в понедельник вечером, довольно поздно. Он был в отвратительном настроении. Он сразу же отправился в клуб «Уайте», где был намерен напиться.
 По какой-то совершенно непонятной ему причине Мейджорс решил, что его дочь годится на роль будущей леди Стейплтон. И, похоже, сама дочь очень рьяно взялась за осуществление этого плана.
 Джеральд весь уик-энд намеренно не отходил от тетки мисс Мейджорс – и даже немного с ней флиртовал. Этой женщине было не меньше шестидесяти, так что легкий флирт казался ему безобидным. Вместо того чтобы пасть духом, ее брат и племянница решили, что сэр Джеральд уже пытается стать членом их семьи.
 Его пригласили сопровождать их в Воксхолл и в оперу в ближайшие две недели. И что ему оставалось делать, когда приглашение было сделано лично и настолько неожиданно, что у него даже не было нескольких секунд, чтобы придумать убедительный повод для отказа? Он принял приглашение в оперу. Что касалось Воксхолла, то он смог только нахмуриться, устремить взгляд в пространство и заявить, что не уверен, что уже не обещался кому-то на этот вечер, хоть сейчас никак и не может вспомнить, кому было дано это обещание.
 Опера! Да он ее терпеть не мог! Он ничего не имел против музыки. По правде говоря, он играл на фортепиано ради собственного удовольствия, когда жил в деревне, и когда-то, к его немалому смущению, даже услышал, что обладает некоторым талантом. Но оперу он ненавидел. Это были сплошные пронзительные сопрано, и трагические герои и героини весьма драматично умирали на сцене.
 И Воксхолл! Если он весь вечер не будет проявлять бдительности, то опомниться не успеет, как эта девчонка затащит его в одну из самых темных и пустынных аллей. А на другом конце этой аллеи его будет поджидать ее папенька с радостной улыбкой.
 Будь он проклят, если он такое допустит! Пока он жив, он не позволит, чтобы его окрутила какая-нибудь хитрая девица. Он обязательно объяснит, что на тот вечер уже дал кому-то обещание.
 – Немного перебрали, а, Стейплтон? – жизнерадостно осведомился лорд Баркли вскоре после полуночи.
 – Значит, я страшно медлителен, – мрачно ответствовал Джеральд. – К этому времени я рассчитывал перебрать серьезно, а не немного.
 Он поднял руку, подзывая официанта.
 – Неужели ваша новая пташка уже дала вам отставку, Стейплтон? – спросил кто-то еще.
 Джеральд внимательно посмотрел на янтарную жидкость в рюмке, а потом выпил ее одним глотком. Это было еще одной причиной его мрачного настроения. Присс. Весь уик-энд он не мог избавиться от мыслей о ней. Каждую ночь он метался и ворочался в постели, желая ее. Он считал часы, когда сможет отправиться к ней вечером в понедельник.
 Он представлял себе ее стоящей в центре гостиной, маленькую и изящную, приветственно протягивающую к нему руки. И лицо ее светилось от радости встречи с ним. Он представлял себе изящный изгиб ее спины, открывавшийся, когда он расстегивал ей платье, ее теплое и мягкое тело, гостеприимно принимающее его.
 Проклятие! Ему не следовало этого делать. Ему надо было оставить ее там, где она была. Кит сама занялась бы тем мужчиной, который бил и унизил Присс. И потом, она ведь была всего лишь шлюхой, так что могла ожидать, что время от времени с ней будут обращаться грубо. Это его нисколько не касалось.
 А в какую-то из ночей у Мейджорсов, когда он находился между сном и бодрствованием, образ Присс почему-то смешался с его воспоминаниями о матери. Теплая улыбка, которой светился ее взгляд, радостно открытые объятия – и ощущение, что ты нужен и тебе рады.
 Его мать внезапно умерла, когда ему было восемь лет. Она просто исчезла из его детства. Его не позвали к ее смертному одру, не водили на похороны. И только спустя пять лет он неожиданно узнал, что на самом деле не было ни смертного одра, ни похорон. Его матери надоело жить с его отцом, и она отправилась к двум своим незамужним сестрам.
 Она не взяла с собой своего маленького сына, не попрощалась с ним, не писала ему и даже не посылала каких-то подарков или других знаков своей любви. Это означало, что он тоже ей надоел, что она никогда его не любила и что все ее заявления о любви и демонстрация теплых чувств были всего лишь притворством.
 И в лице Присс он тоже не видит искренней радости, как и в ее объятиях. Она прекрасная профессионалка: конечно, ее ведь обучила Кит, а Кит обычно называли лучшей! Присс была женщиной, которая зарабатывала себе на жизнь, хорошо выполняя свои обязанности.
 Ему нельзя принимать иллюзию за реальность. Он решил, что не пойдет к ней. Вместо этого он пришел в клуб, чтобы напиться.
 – Эй, Стейплтон, – заметил кто-то со смехом, бренди положено лить в рюмку, приятель, а не на стол!
 Под раскаты дружного хохота Джеральд постарался прицелиться точнее.
 Он не пойдет к ней ни завтра, ни даже послезавтра. Завтра она будет его ждать. Пусть себе ждет. Пусть она знает, что не является обязательной или хотя бы важной частью его жизни, что он может обходиться и без нее. Пусть она знает, что у него много дел, к которым она не имеет отношения. И пусть помнит, что у нее в его жизни всего одна роль, и даже для этого она нужна ему не так уж часто.
 Пусть она знает, что она – всего лишь его содержанка.
 Он понял, что ему удалось действительно сильно напиться, и вдруг подумал, что смех мисс Мейджорс весьма похож на ржание. Ему не нравилось, как она смеется. А она делала это чересчур часто.
 – Эй, Стейплтон! – окликнул его кто-то. – По-моему, вам хватит, старина. Давайте я провожу вас домой. Мне все равно с вами по пути.
 – А вот и нет, – сказал Джеральд, очень осторожно ставя рюмку на стол, который все равно раскачивался самым непредсказуемым образом. – Я иду к П… Пр…
 – К Присси! – закончил все тот же голос. – Уже два часа ночи, старина, а вы выпили столько, что еще немного – и утонули бы в рюмке.
 – К Присси, – повторил Джеральд, нетвердо стоя на ногах. – Вот именно. Надо туда. Она меня ждет.
 – Ну не в два же часа ночи! – возразил голос, в котором слышалась мягкая ирония. – И ей не понравится, если вы всю ее обблюете, поверьте мне на слово.
 – Присси простит, – сказал Джеральд. – Она пер… пре… она меня ждет.
 И казалось, будто одно только желание доставило его на место. Он колотил в дверь дома, который арендовал для Присси, не останавливаясь, смутно недоумевая, как он туда попал и что случилось с владельцем ироничного голоса. Ему казалось, что владелец и голос проводили его на улицу, но он не был в этом твердо уверен. Да его это и не слишком интересовало. Он прислонился лбом кдвери, продолжая стучать дверным молотком.
 – Пренден… Прендергаст, – говорил он, – скажи Присс, чтобы она вышла ко мне в гостиную, ладно? Или она там? Она меня ждет.
 – Сейчас половина третьего, сэр, – сказал слуга чопорным тоном. – Я доложу мисс Присси, сэр.
 Джеральд положил руку на каминную полку, а голову – на руку. Он подумал, что было бы приятно заснуть, если бы комната останавливалась, когда он закрывает глаза, а не уплывала куда-то вдаль, прихватывая с собой его желудок.
 – Джеральд?
 Нежный голос матери. Она уложит его в постель, укутает одеялом, а ее голос и пальцы прогонят всех страшных демонов и призраков, которые прячутся в темных углах и больших платяных шкафах.
 – Джеральд?
 Она дотронулась до его руки.
 – Присс! – Он повернулся, схватил ее в объятия и выгнул стройное тело так, чтобы оно плотно прижалось к нему. О да! – Я не должен был приходить, знаешь ли. Я мог пойти домой. Но ты меня ждала. Не хотел тебя огорчать.
 – Джеральд, – сказала она, обнимая его за шею, – ты шел сюда пешком? Один? Иди и ложись, милый.
 – Не могу, – ответил он. – Проклятая комната так и кружится, Присс.
 – Понимаю, – сказала она. – Иди и ложись, а я принесу тебе воды и немного кофе. Ты хочешь пить?
 – Я пьяный, – сообщил он ей.
 – Знаю, милый, – отозвалась она. – Я о тебе позабочусь. Иди и ложись. Я помогу тебе раздеться.
 Она взяла его за руку, отвела в спальню и усадила на кровать. И продолжала разговаривать с ним тихим успокаивающим голосом, хоть он и не вслушивался в ее слова. Она расстегнула на нем одежду и помогла откинуться, так что его голова оказалась на мягкой подушке. Она подняла его ноги на кровать. В какой-то момент он услышал, как она приказывает Прендергасту приготовить кофе, а пока принести воды. А потом он пил воду маленькими глотками, а она поддерживала ему голову, подсунув руку под шею.
 Ее пальцы приятно холодили ему голову.
 – Проклятая комната никак не остановится, – пожаловался он.
 – Тебе станет лучше, когда будет готов кофе, – утешила она.
 – Меня вырвет! – внезапно объявил он, резко садясь на постели.
 – Я уже приготовила тазик, – сказала она. Тонкая прохладная рука надежно лежала у него на лбу все время, пока его выворачивало и он избавлялся от излишка спиртного.
 – Присс… – произнес он какое-то время спустя (он не мог сказать, прошли минуты или часы). Он снова лежал, откинувшись на подушки, а во рту у него ощущался вкус крепкого кофе. – Зачем я сюда явился? Дьявольски унизительно.
 – Тебе лучше здесь, со мной, чем дома одному, – возразила она. – Если хочешь, положи голову мне на руку, Джеральд, и попытайся заснуть. Утром я успокою твою головную боль лавандовой водой и позабочусь, чтобы в доме было тихо.
 Он осторожно повернулся на бок и с чувством благодарности пристроил голову у нее на плече. Он почувствовал теплый, чистый запах ее тела. И вдруг заметил, что полностью раздет. На ней была шелковистая ночная сорочка.
 Господи, до чего ему было плохо! Но ощущать ее было очень приятно.
 – Присс, – пробормотал он, кладя руку на ее тонкую талию. – Я по тебе скучал.
 – А я по тебе, – ответила она.
 Он почувствовал, как ее губы нежно прикоснулись к его виску.
 И провалился в забытье.
 Она не видела его пять дней после той ночи, когда он пришел к ней настолько пьяный, что она удивилась, как ему удалось найти нужный дом.
 Это было тяжело. Когда она работала у мисс Блайд, бывали дни – и весьма часто, – когда она мечтала о том, чтобы снова принадлежать только себе, самостоятельно распоряжаться своим временем, собственным домом, собственным телом. И в эти дни ей приходилось часто напоминать себе, как это чудесно – снова быть Присциллой Уэнтуорт. Эти напоминания она делала себе, переходя наверху из комнаты в комнату, переставляя свои книги, расправляя вышивку на столе, чтобы посмотреть, как она будет выглядеть, когда работа над ней завершится, устанавливая мольберт так, чтобы на пейзаж с желтыми нарциссами, который она рисовала, падал свет из окна.
 Она обнаружила, что младшая горничная, нанятая ею, любит прогулки, и теперь они вдвоем каждый день по нескольку раз выходили из дома делать покупки, или посещали библиотеку, или гуляли по какому-нибудь парку. Единственной проблемой было то, что горничная Мод любила без умолку болтать, пересказывая ей все сплетни, ходившие среди лондонской прислуги, а отчасти и среди их нанимателей. Делалось это скороговоркой, с миной глубокой таинственности.
 Как-то днем Присцилла навестила мисс Блайд и провела у нее целых четыре часа. Они обе удивились, увидев, как быстро пролетели часы, когда Присцилла наконец поднялась с кресла и стала прощаться. Они разговаривали о книгах, о живописи, о поэзии и музыке и еще о множестве самых разных вещей, которые не имели никакого отношения к обычным обывательским сплетням.
 – Боже мой! – с улыбкой произнесла мисс Блайд. – Мы порассуждали обо всем на свете. Осталось поговорить лишь о погоде. Кстати, лето стоит такое прекрасное!
 – Да, – согласилась Присцилла. – В парках чудесно, мисс Блайд. Вы туда ходили?
 Ее старая гувернантка сурово на нее посмотрела:
 – Ты ведь не бродишь там одна, Присцилла? Присцилла рассмеялась.
 – Всего один раз, – призналась она. – Джеральд меня на этом поймал и пригрозил отшлепать, если это повторится. И я ему поверила. Он был в ярости.
 – Сэр Джеральд молодец! – одобрительно сказала мисс Блайд. – Он хорошо с тобой обращается, Присцилла?
 – Да. – Присцилла улыбнулась. – Он мне очень нравится.
 Присцилла говорила себе, что неделя была чудесной, в том смысле, что все было похоже на ее прежнюю жизнь, если не считать, что отца больше с ней не было. Но при этом неделя была очень трудной. Каждый день и каждый вечер она ждала Джеральда – но он не приходил.
 Неужели она ему уже надоела? Неужели он уже жалеет, что взял ее на содержание? Или его смущают воспоминания о той ночи, когда он явился вдребезги пьяный, его тошнило и он молол пьяную чушь? Может быть, ему трудно встречаться с ней после того, как он все утро и часть дня безвольно лежал на диване, а она держала его голову у себя на коленях, промокала ему лоб лавандовой водой и тихо приглаживала ему волосы?
 Он наконец пришел в воскресенье вечером, очень поздно, когда она уже разделась, чтобы лечь спать. Она услышала стук в дверь и в безмолвном ожидании застыла посередине комнаты, пока Мириам не постучала к ней в дверь, чтобы сказать, что сэр Джеральд ждет ее внизу.
 Она с лихорадочной поспешностью сняла халат и ночную сорочку и надела темно-розовое платье. Она провела щеткой по волосам и пощипала щеки, чтобы они разрумянились. А потом легко сбежала по лестнице.
 – Джеральд! – воскликнула она, протягивая руки и с некоторым облегчением видя, что он не пьян. – Как приятно тебя видеть!
 – Привет, Присс, – сказал он, сжимая ее пальцы и сразу же отпуская. – Прошла почти неделя, кажется? Как летит время! Я был занят.
 Она улыбнулась, и нож у нее в сердце, о котором она даже не подозревала прежде, чуть повернулся. Последовала короткая пауза.
 – Ты пройдешь в спальню? – спросила она.
 – Да. Я потому и пришел. Я не смогу задержаться надолго, Присс. Я просто решил к тебе заглянуть.
 – Все будет так, как ты пожелаешь, – заверила она его, закрывая дверь спальни.
 Он не произнес ни слова и ни разу не посмотрел ей в лицо, пока не собрался уходить. Он позволил ей доставить ему наслаждение обычным порядком – и делал все очень неторопливо, как ему это нравилось. А потом он спал, лежа прямо на ней, почти полчаса, как всегда делал это у мисс Блайд. А затем встал и оделся, как делал это там, и сказал ей, что ему пора идти.
 Перед уходом он взглянул на нее и прикоснулся пальцами к ее подбородку.
 – Благодарю тебя, Присс, – сказал он. – Ты очень хорошая.
 Она тепло улыбнулась ему:
 – Я здесь для того, чтобы дарить тебе удовольствие, Джеральд.
 Он ушел, не сказав больше ни слова.
 Присцилла долгое время сидела на кровати, а потом встала, чтобы привести себя в порядок. Он сказал ей: «Ты очень хорошая». Очень хорошая шлюха. Очень хорошо делает то, что ей скажут. Хорошо принимает его в себя и не шевелится, пока он получает от ее тела удовольствие так, как ему больше всего нравится.
 Да. Она поняла, что он хотел ей сказать. Невысказанные слова она тоже очень хорошо умела понимать.
 Два дня шел дождь, но в понедельник снова выглянуло солнце. День очень подходил для прогулки. В этот день он отправился бы с мисс Мейджорс и компанией ее друзей в Ричмонд – если бы ему не удалось вывернуться, сославшись на ранее оговоренную встречу, напомнил себе Джеральд.
 Ну что ж, эта ранее оговоренная встреча будет с Присс. Он сводит ее в Тауэр. Конечно же, она будет потрясена драгоценностями Короны и придет в восторг от зверинца. У женщин обычно было именно так. А он помнил, что обещал водить ее куда-нибудь, поскольку она у него на содержании.
 Он решил, что может позволить себе провести с ней день. В течение прошлой недели он четко показал ей настоящую суть их отношений, если у нее когда-то и были заблуждения на этот счет. Хотя он должен был признать, что Присс никогда не была требовательной, даже в мелочах. Что еще важнее, за последнюю неделю он сам себе продемонстрировал, что способен отвести ей в своей жизни подобающее место.
 Вечером ему необходимо было отправиться на бал, который давала леди Лейтон, и танцевать первый танец с мисс Мейджорс. Да, он может себе позволить провести день с Присс.
 Когда он приехал, она стояла в прихожей перед зеркалом и завязывала ленты своей шляпки.
 – Собираешься выйти, Присс? – спросил он, глядя в ее изумленное лицо.
 Он заметил, что на ней та самая соломенная шляпка, которая ему нравится.
 – О, – ответила она, – я просто хотела погулять, Джеральд. – Она улыбнулась. – С Мод, поэтому тебе не надо вот так на меня хмуриться. Но я буду рада вместо этого принять тебя.
 Она развязала ленты шляпки.
 – Я пришел, чтобы отвести тебя в Тауэр, – сказал он. – Очень славное платье, Присс. Новое?
 – Нет, – покачала она головой. – Оно у меня уже давно и, боюсь, выглядит постыдно старомодным.
 – Я ничего в моде не понимаю, – сказал-он. – Мода служит только для того, чтобы заставить дам делать покупки, если хочешь знать мое мнение. Да и джентльменов тоже, если на то пошло. Но я понимаю, что оно тебе идет, Присс.
 – Благодарю, – отозвалась она. – В Тауэр, Джеральд? Мы посмотрим оружейную, доспехи и темницу?
 – О, никаких особых трудностей. Ничего, что тяготило бы женскую головку. Я подумал, что тебе понравится смотреть на животных. Как я слышал, слон пользуется большой популярностью.
 Она уже снова завязывала ленты шляпки.
 – Я предпочла бы посмотреть доспехи. И оружие, если ты не возражаешь, – сказала она.
 – А не зверинец, Присс? – переспросил он. – Я слышал, что там есть и птицы.
 – Нет, с твоего позволения, Джеральд, – ответила она, – мне бы не хотелось. Мне невыносимо думать о животных, которых держат в неволе. Я считаю, что они должны жить в лесах, а птицы – парить в небе.
 – Но тогда никто не сможет рассмотреть их вблизи, – рассмеялся он.
 – Мы смогли бы видеть их на картинках и в воображении. И потом, разве это правильно – лишать свободы какое-то существо только ради наших прихотей?
 Он пожал плечами:
 – Ну что ж, пусть будет старинное оружие и все такое. Я только надеюсь, что тебе не будет невыносимо скучно, Присс. А как насчет драгоценностей Короны?
 – Было бы чудесно их увидеть, – ответила она улыбаясь. – Ты правда меня туда возьмешь, Джеральд? Как ты добр!
 – Ну, – отозвался он, – я ведь должен тебя куда-то водить, правда, Присс? А всю прошлую неделю я был занят.
 «Занят тем, что сходил с ума от одиночества и скуки», – признался он себе мысленно.
 Присс рассматривала все оружейные раритеты внимательнейшим образом. Сам он невероятно скучал бы, если бы не получал удовольствия наблюдая за ее сосредоточенностью, и не восхищался ее голубым муслиновым платьем, которое никоим образом не мог признать старомодным. Он ощутил прилив гордости, когда какой-то немолодой джентльмен взглянул на нее один раз – и тут же снова вернулся к ней взглядом, чтобы рассмотреть получше.
 – Ох! – вздохнула она с удовольствием, когда они наконец отправились смотреть драгоценности Короны. – Столько истории, Джеральд! Нас окружает такое богатое наследие!
 – Тебя это так не завораживало бы, Присс, – ответил он, продевая ее руку в свою, – если бы тебе приходилось читать бесконечные исторические трактаты и сидеть на уроках истории, как это заставляли делать меня.
 Она улыбнулась:
 – Может, и нет. Наверное, порой хорошо быть женщиной, не имеющей представления о скучных мужских занятиях.
 – Поверь мне, – сказал он, похлопав ее по руке, – это таки есть. Как только мы здесь закончим, я поведу тебя есть мороженое.
 – Правда? – откликнулась она. – Какой у меня получается чудесный день, Джеральд!
 Везя ее обратно в своей двуколке, он вспомнил прошлый вечер. Он обошелся с ней как со шлюхой, какой она была у Кит, а не с любовницей, которую он взял на содержание. Все дело было в том, что он пытался разрушить свою растущую зависимость от нее, которую все сильнее ощущал в эти последние недели.
 Но это не принесло ему удовлетворения. Он ушел от нее и долго бродил бесцельно по улицам, прежде чем вернуться домой. Там он лег и полночи провел без сна. С тем же успехом он мог бы остаться у нее, чего ему и хотелось.
 Близился вечер. Ему следовало готовиться к балу. Он высадит Присс у ее дверей, а сам поедет дальше.
 – Благодарю тебя за чудесный день, Джеральд, – сказала она с сияющей улыбкой, когда он помог ей спуститься на землю.
 Она была такой изящной и миниатюрной! Его пальцы почти смыкались на ее талии. А весила она не больше перышка. Высокое поле ее шляпки едва доходило до его глаз.
 – Ты зайдешь? – спросила она. – Я велю подать в гостиную чай.
 – Я думал вовсе не о чае, Присс.
 – Все будет так, как ты пожелаешь, – сказала она, поднимаясь впереди него по лестнице.
 Он залюбовался женственным покачиванием ее бедер.
 Несколько часов спустя, лежа в постели, он вдруг задумался, получает ли Присс хоть какое-то удовольствие, занимаясь с ним любовью. Она всегда лежала так неподвижно, не позволяя себе никаких движений или звуков. Он гтриподнялся на локтях и заглянул ей в лицо.
 Ему показалось, что он увидел в ее глазах какую-то мечтательность, но не был уверен в том, что правильно понял их выражение. Но если она и была, то моментально сменилась улыбкой – той, что словно исходила из самой глубины ее души.
 Он наблюдал за Присс, продолжая двигаться, глубоко погружаясь в нее. Она заметила его взгляд, и ее улыбка чуть поблекла.
 – Джеральд, – шепотом спросила она, – я не доставляю тебе удовольствия?
 – Ты доставляешь мне большое удовольствие. Ты всегда это делаешь, Присс. Ты хорошая девушка.
 Он продолжал наблюдать за ней, когда она закрыла глаза. Спустя какое-то время она прикусила губу, и он понял, что его взгляд смутил ее. Он уткнулся лицом в ее кудри и продолжил свое размеренное, неспешное движение.
 И впервые он задумался о ее прошлой жизни, той, которую она вела, прежде чем стать шлюхой, и о тех обстоятельствах, которые привели ее – добровольно или насильно – к занятию этой профессией.
 Он подумал, что ему не следовало заходить с ней в дом. День прошел очень приятно. Ему не следовало ложиться к ней в постель, когда он был ею так доволен и испытывал к ней такую симпатию. Он не хотел, чтобы она становилась для него личностью.
 Присс.
 Просто его содержанка, а не личность.
 Он подсунул под нее ладони, удерживая в одном положении, и быстро достиг оргазма.
 С Присс у него было просто совокупление. Для него – совокупление, для нее – работа.
 Он почувствовал, что она ногой освобождает одеяло, как она это делала всегда. Одеяло и ее руки тепло обхватили его плечи. Он утонул лицом в ее мягких ароматных волосах и позволил себе погрузиться в сон.




 Глава 6


 Жизнь приобрела размеренность, которая Присцилле представлялась весьма приятной. У нее было немало времени, которым она могла распоряжаться по собственному усмотрению, и она каждую минуту чем-то занималась. Дни всегда казались ей чересчур короткими. Она больше не сочиняла коротких рассказов и начала писать настоящую книгу. И так увлеклась своими персонажами и так погрузилась в их чувства, что часы летели как минуты.
 Джеральд приходил к ней часто: иногда каждый день в течение недели, иногда – с перерывами в несколько дней между его светскими визитами. Она приучилась ожидать его ежедневно, но не жить только ради его посещений. Она научилась ценить его общество и физические контакты с ним по достоинству, не слишком увлекаясь фантазиями, будто он – ее возлюбленный, хотя эта иллюзия всегда оставалась с ней и жила где-то глубоко в ее душе.
 Часто он задерживался дольше, чем было нужно для простого соития и короткого отдыха после него. Иногда он приходил вечером и оставался на всю ночь, и она стала мечтать о таких ночах и наслаждаться ими, не позволяя себе на них рассчитывать.
 Он больше ни разу не приходил к ней пьяным, хотя порой и появлялся после полуночи, раздраженный пребыванием на каком-то светском приеме, куда ему вовсе не хотелось идти. Однажды он пришел к ней с покрасневшим носом, слезящимися глазами и лихорадочно горящими щеками.
 – Я не смогу свозить тебя в Ричмонд, как обещал, Присс, – объявил он от дверей гостиной, отстраняясь от ее приветственно протянутых рук. Голос у него был гнусавым и прерывистым. – Я ужасно простужен. Как-нибудь в другой раз. Я еду домой, в постель.
 – Джеральд, – сказала она, глядя, как он сутулится и дрожит, – здесь же есть кровать! А у тебя жар, бедненький ты мой. Иди и ложись, и позволь мне за тобой поухаживать.
 – Я не хочу, чтобы ты заразилась, Присс, – возразил он. – Не подходи ко мне. Я приду к тебе достаточно скоро. Может, даже послезавтра. К этому дню мне уже должно полегчать.
 – Ты приехал на двуколке? – спросила она. – Я попрошу Прендергаста, чтобы он отправил ее обратно. Проходи и ложись, Джеральд. – Она подхватила его под руку и повела в спальню. Он не сопротивлялся. – Я схожу на кухню и принесу миску с горячей водой, чтобы ты подышал паром. Тогда у тебя нос прочистится и ты снова сможешь дышать. А пока ты это делаешь, я разведу для тебя порошок, который поможет тебе заснуть. Давай, я помогу тебе снять сапоги.
 Она надавила ему на плечи, усаживая на кровать.
 – Я не хочу создавать тебе лишние затруднения, Присс, – сказал он.
 Она поставила один его сапог на пол и взялась за другой. Присев у его ног, она подняла голову и улыбнулась.
 – Ты никогда не создаешь мне затруднений, Джеральд, – заверила она его. – Мне будет приятно тебе помочь. Если бы ты был дома один, я бы только тревожилась.
 Он не говорил ей, что не женат или что с ним не живут какие-нибудь родственники. Присс сама так решила, потому что он много раз оставался у нее на ночь, нисколько не беспокоясь о том, что кто-то может его хватиться. Она предполагала, что он живет в холостяцкой квартире с одним только камердинером.
 Он шмыгнул носом.
 – Проклятый нос! – пожаловался он. – Как бы мне хотелось его отрезать!
 – Ты выглядел бы нелепо, – сказала она, легко прикасаясь к его щеке ладонью, и поднялась. – Я вернусь через несколько минут, Джеральд, и тогда смогу тебе помочь. Ты сам не заметишь, как согреешься и заснешь.
 Он задержался у нее на два дня, и эти два дня стали для Присциллы сущим раем. Она почти не выходила из комнаты, в которой он лежал. Он разрешил ей хлопотать над ним, обнимать его и утешать, словно он был маленьким ребенком.
 – Ты очень добрая, Присс, – сказал он, быстро обняв ее на прощание. – Я совершенно здоров.
 – Ну еще бы! – улыбнулась она. – Ты был идеальным пациентом, Джеральд.
 Она подхватила от него болезнь и сражалась с недомоганием у себя в спальне второго этажа, так что к тому времени, когдаДжеральдсновакней пришел, она уже вылечилась с помощью Мод.
 Как-то утром он приехал, чтобы отвезти ее к модистке на Оксфорд-стрит и купить соломенную шляпку вместо ее старой, которая безнадежно испортилась, когда она попала под ливень. А потом он зашел с ней к ювелиру, чтобы купить браслет с бриллиантами и изумрудами.
 – Но, Джеральд, – запротестовала она, – тебе не нужно покупать мне подарки! Ты меня полностью обеспечиваешь!
 – Подарок – это просто подарок, Присс, – ответил он. – Это не плата за что-то. Я хочу, чтобы он у тебя был, вот и все. Мне нравится видеть на тебе красивые вещи.
 Браслет был очень красивый. Он напомнил ей тот, который она получила от отца, когда ей исполнилось восемнадцать: тот браслет на всякий случай был положен в сейф с отцовскими ценностями, и она не смогла получить его обратно после смерти отца и Бродерика. В последний раз она видела его на руке жены кузена Освальда.
 – Неужели ты плачешь, Присс? – изумленно спросил Джеральд.
 – Да, плачу! – сказала она, рассмеявшись и решительно смахивая слезы со щек. – Он такой красивый, Джеральд! Благодарю тебя!
 – Ну, – проговорил он с явным смущением, – по-моему, тебе в жизни нужно иметь хоть одну ценную вещь, Присс.
 Он сунул руку в карман и вручил ей свой носовой платок.
 Как-то вечером он взял ее в Воксхолл-Гарденз, и она танцевала под звездами и разноцветными фонариками, ела ветчину и землянику и пила вино, любовалась фейерверком и прогуливалась по главной аллее под руку с Джеральдом.
 Она решила, что было бы лучше, если бы они не были частью компании, в которую входили трое знакомых Джеральда и содержанка одного из них. Молодой джентльмен без пары рассматривал дам поблизости от них и открыто комментировал их физические данные, не считаясь с чувствами двух женщин. А вторая женщина находила все забавным и не переставая хихикала.
 Но Присцилла не позволила, чтобы это общество испортило ей вечер. Джеральд в основном ограждал ее от остальных. И она напомнила себе, что она такая же содержанка, как и вторая девица, так что ей не следует ожидать, что другие джентльмены будут обращаться с ней так же почтительно, как положено вести себя с леди.
 Заведенный порядок ее жизни был по большей части благополучным, но со временем она стала испытывать легкое отчаяние. Светский сезон подходил к концу, начиналось лето. Джеральд не раз говорил ей, что лето он всегда проводит в деревне, в своем поместье Брукхерст. И этим летом он собирался поступить так же.
 Лето обещало быть долгим и одиноким. И существовал вполне реальный шанс, что за те месяцы, которые Джеральд проведет вдали от нее, он решит, что она ему больше не нужна. Возможно, он уедет из Лондона – и она уже больше никогда его не увидит.
 Эта мысль временами вызывала у нее панику и всегда приносила тупую боль ожидаемого одиночества и муки. Но Присцилла никогда не позволяла себе чересчур себя жалеть или предаваться отчаянию, размышляя о том, что могло бы быть и чего ей хотелось бы.
 Она напоминала себе о том, чему она должна радоваться. По крайней мере она сможет провести все лето как самостоятельный человек. Если бы Джеральд не взял ее на содержание, ее лето не отличалось бы от прошлой зимы и начала весны. Она работала бы у мисс Блайд.
 Лучше одиночество, чем это. Она заставила себя воспринимать свою жизнь там как терпимую, но теперь оглядывалась на нее с содроганием. Она недоумевала, как вообще могла мириться с таким унизительным существованием.
 С некоторым изумлением она убедилась, что дух человека способен провести его несломленным даже через самые страшные испытания. И он, конечно же, поможет ей пережить несколько месяцев одиночества и отсутствия возлюбленного. А если в конце лета он решит, что она ему больше не нужна, она постарается как можно дольше прожить на те деньги, которые ей удалось накопить, и на ту сумму, которую он обязался ей выплатить по договору в качестве вознаграждения. А когда эти деньги закончатся, она предпримет все необходимые усилия, чтобы дождаться, когда ей исполнится тридцать лет и она сможет унаследовать состояние матери.
 Она не станет об этом размышлять. В настоящем у нее хватает своих неприятностей и радостей. О будущем она подумает, когда оно наступит.
 Что до настоящего, то пока Джеральд еще не уехал из Лондона. И она имела возможность предвкушать каждый его визит и наслаждаться им. Она по-прежнему могла дарить ему удовольствие – и тайно получать немного радости самой.
 – Я подумываю избавиться от Летти, – говорил Джеральду Берти Рамзи. Они смотрели лошадей на аукционе «Таттерсоллз», хотя оба покупать не собирались. – Я хочу на месяц уехать в Брайтон, а тетушка желает, чтобы потом я отправился в Бат: дядюшке исполняется шестьдесят или около того. Может, шестьдесят пять. Не стоит тратить деньги на то, чтобы она меня ждала. И вообще, эта девица слишком много хихикает.
 С последним Джеральд готов был согласиться. За несколько дней до этого, вечером в Воксхолле, он нашел хихиканье Летти в высшей степени раздражающим. Присс не удостоилась бы его особого внимания, даже его второго визита, если бы хихикала даже вполовину меньше.
 – Я вас понимаю, – сказал он. – Я бы, возможно, тоже дал отставку Присс, если бы уже не арендовал дом.
 – Если вы всерьез соберетесь это сделать, – живо отозвался Рамзи, – то, пожалуйста, дайте мне знать, Стейплтон. Я тут же вас от нее освобожу. Эта Присси – настоящая леди. И в постели тоже хороша, наверное? Я в этом не сомневаюсь.
 Джеральд сосредоточил внимание на гнедой кобыле, которую в тот момент рассматривал. Он не стал отвечать на вопрос. Он почувствовал, как пальцы сжимаются в кулак, и заставил себя их разжать. Видимо, в голове у Берти Рамзи не мозги, а сплошной пух.
 – А вы тоже едете в Брайтон? – поинтересовался Рамзи. – Или отправитесь в Брукхерст?
 – В Брукхерст, – ответил Джеральд. – Я всегда рад там побывать. По правде говоря, даже не знаю, почему не живу там круглый год.
 Однако понял почему, еще не успев закончить фразы. В Брукхерсте было слишком много призраков. Слишком много того, что тревожило и отягощало его душу.
 – Может, я к вам туда заеду, – заявил Рамзи. – В Брайтоне надоедает, а кто захочет дольше необходимого сидеть в Бате со всеми этими стариками? – И он громко и весело расхохотался, довольный своей шуткой.
 – Я буду рад вас видеть, – ответил Джеральд.
 – Думаю, прямо сейчас схожу к Летти, – сказал Рамзи. – Сегодня лошади так себе, правда? Я присмотрел себе серых Спендера, но сомневаюсь, чтобы он продавал их дешево. Думаю, пару раз перепашу Летти, а потом ее отставлю. Признаюсь, что мне будет не хватать ее тела, но не вредно менять их раз в пару месяцев. Как вы считаете, сколько мне следует ей заплатить, Стейплтон?
 Джеральд пожал плечами:
 – Полагаю, это следует решать вам с Летти, Рамзи. Но ведь вы не захотите выставить ее на улицу без приличных средств, не правда ли?
 – А ей и не обязательно работать на улице, если не хочется, – возразил Рамзи. – Она могла бы вместо этого найти себе какое-нибудь приличное занятие. Для девиц хватает работы на кухнях или еще где-нибудь. Она делает это потому, что ей нравится то, что они получают от клиентов – таких, как мы с вами, Стейплтон. Они все одинаковы, эти распутные девицы. И Присси тоже, с вашего позволения. Она ведь похожа на настоящую аристократку. Могла бы найти место компаньонки при какой-нибудь старухе, если бы пожелала. – Он щелкнул пальцами. – Но это было бы для нее слишком скучно. Она предпочла зарабатывать себе на хлеб… – Он завершил фразу непристойностью.
 Джеральд заметил, что его опущенные руки снова судорожно сжимаются в кулаки.
 – Если вы хотите отправиться к Летти, Рамзи, – сказал он, – то не стану вас задерживать. Я здесь еще немного похожу, посмотрю, что будут покупать.
 – Ужасно не хочется оставлять вас одного, – сказал Рамзи, – но мне стоит закончить дела с Летти, пока я на это настроился. Сколько при мне носовых платков? – со смехом спросил он, хлопая себя по карманам. – Наверняка меня начнут кропить слезами.
 Джеральд молча отвернулся.
 Берти Рамзи был всего лишь случайным знакомым, приятелем Питера Уэста, с которым Джеральд договорился пойти в Воксхолл несколькими днями раньше. Он не слишком радовался перспективе такого вечера, но это был тот самый вечер, на который его пригласили Мейджорсы, но он отказался, сославшись на другую договоренность. Он решил, что возможность попасться Мейджорсам на глаза в обществе другой молодой особы слишком хороша, чтобы ее упускать. Похоже, все сработало идеально.
 Когда примерно час назад оказалось, что Рамзи скучает в клубе, а ему самому тоже нечем заняться, он согласился отправиться вместе с ним на аукцион «Таттерсоллз».
 Он надеялся, что Рамзи забудет о своем обещании заехать в Брукхерст летом.
 Джеральд ушел с аукциона и стал прогуливаться без особой цели. Он никогда не считал свои отношения с Присс чем-то непристойным. Даже когда он посещал ее как обычную шлюху у Кит, он не видел в этом ничего постыдного. Он был нормальным молодым мужчиной с нормальными аппетитами и удовлетворял их совершенно нормальным образом в заведении, которое славилось чистотой и умелыми девицами.
 Присс стала его содержанкой, женщиной, которую он поселил в снятом специально для нее доме, чтобы иметь регулярное и исключительное право пользоваться ее телом, удовлетворяя свои потребности. В таком соглашении не было ничего необычного. Это было выгодно ему, это было выгодно Присс. Интересы обеих сторон были соблюдены, никому не причинялось ущерба.
 В этом не было ничего постыдного!
 Сэр Джеральд резко поднял голову и обнаружил, что у него перед носом трясут кулаком, изливая на него поток поразительно красочной брани. Оказалось, что он перешел через улицу, опустив голову, чуть было не став причиной столкновения аристократического фаэтона и повозки с овощами. Возчик пришел в возбуждение. Джентльмен только ухмылялся.
 – Кто она, Стейплтон? – заорал он. – Тебе следовало бы поберечь себя ради нее, старина!
 Джеральд в ответ тоже ухмыльнулся и поднял шляпу, извиняясь перед возчиком.
 Он не мог использовать по отношению к Присс те вульгарные выражения, которые употребил Рамзи. Присс была слишком хороша, чтобы описывать ее столь грубыми словами. И все же он сказал Рамзи этаким небрежным тоном, каким мужчины обычно говорят о своих содержанках, что он тоже был бы не прочь дать отставку Присс, если бы не арендовал дом на год.
 Неужели он действительно сделал бы так? Неужели он содержит ее только потому, что уже оплатил аренду дома?
 Дьявольщина! Джеральд неподвижно застыл на тротуаре, хмуро глядя себе под ноги. Было самое начало июля. Он проведет в Брукхерсте всю вторую половину месяца и целиком август и сентябрь. Часто он задерживался там и на октябрь и изредка оставался даже и в ноябре. Два года назад он жил там до конца рождественских праздников.
 Возможно, он не будет видеться с Присс в течение трех месяцев.
 Он двинулся дальше. Три месяца. Да, и это будет очень полезно. У него будет достаточно времени, чтобы поразмышлять. Через три месяца он сможет посмотреть на свои отношения с ней в нужной перспективе. И он оставит ее на всю зиму, до мая, когда закончится срок аренды. Не дольше. Если он оставит ее дольше чем на год, то будет чувствовать себя слишком с ней связанным.
 А может быть, он порвет с ней еще до Рождества и разрешит пожить в доме до конца срока аренды, чтобы она могла без спешки поискать себе нового покровителя.
 Дьявольщина! Но он должен будет о ней заботиться как следует, этот новый покровитель! Пусть лучше не начинает говорить о ней при людях какие-нибудь гадости. Иначе ему не поздоровится.
 Джеральд с некоторым изумлением воззрился на дверь дома своей содержанки. Он даже не заметил, что идет в этом направлении!
 – Присси дома? – спросил он у Прендергаста, входя и вручая ему шляпу и трость.
 – Она наверху, сэр, – ответил лакей. – Я отправлю Мириам сообщить, что вы пришли.
 Джеральд вошел в гостиную.
 – Джеральд! – воскликнула Присси, входя всего через пару минут после него. – Как приятно!
 У Присс был дар или умение вызывать у него такое чувство, будто его приход сделал ее день радостным.
 Ее походка всегда была легкой, лицо светилось, взгляд был теплым. Он взял ее за руки и чуть сжал пальцы.
 – Мне нечем было себя занять, – признался он со смущенной улыбкой.
 Он никогда раньше не делал Присс таких признаний. Но если задуматься, то эти слова звучали не слишком любезно. Разве он приходит к ней только потому, что ему нечем бывает себя занять? Неужели это так?
 – Я рада, – сказала она, – что ты пришел ко мне, Джеральд.
 – Присс, – проговорил он, совершенно не ожидая от себя этого вопроса, – кто научил тебя вести себя так, будто ты настоящая леди?
 Она улыбнулась. Но на этот раз – или ему это только показалось? – эта улыбка не дошла до ее глаз. Она остановилась у какой-то преграды по эту сторону ее души.
 – Мисс Блайд, конечно, – ответила она. – Разве ты не слышал, что она лучшая учительница молодых женщин Лондона, Джеральд? Конечно, я сужу предвзято.
 – Да, – отозвался он. – Но, наверное, ты ее лучшая ученица за все время, Присс. Должно быть, ты быстро учишься.
 – Так она мне говорила. – Она снова ему улыбнулась.
 – Я не удивляюсь, что ты была ее любимицей.
 – Думаю, все ее девушки – ее любимицы. Она нас любит, Джеральд, знаешь л и, несмотря на ее профессию.
 Он заметил, что продолжает держать ее за руки, и выпустил их.
 – Ты приехала в Лондон из деревни? – спросил он.
 Она не ответила.
 Улыбка на ее лице поблекла и казалась теперь довольно бледной.
 – Чем ты там занималась? – продолжал спрашивать он. – Что делал твой отец? Твои родные? Расскажи мне о себе.
 Она покачала головой.
 – Я – твоя содержанка, Джеральд, – сказала она. – В этой роли я буду делать все, что в моих силах, чтобы дарить тебе удовольствие. У меня нет прошлого и будущего. Только настоящее реально. Ты хочешь пойти в спальню?
 Ее ответ принес ему странное чувство облегчения. Он сам не понимал, с чего вдруг начал задавать ей эти вопросы. Если бы она на них ответила, он мог бы окончательно пропасть! Она стала бы для него личностью, и обратного пути не было бы. Не просто Присс, а личностью.
 Не было бы обратного пути? Он нахмурился, идя за ней в спальню и расстегивая сюртук. И что, к дьяволу, он этим хотел сказать?
 – У меня сегодня нет пуговиц, – сказала она с улыбкой. – Только булавки. Я могу справиться сама.
 Она уже разделась, а он все еще рассеянно теребил пуговицы рубашки.
 – Если ты будешь так дергать пуговицы, то оторвешь их и навлечешь на себя гнев камердинера и портного, – проговорила она, перешагивая через упавшее на пол платье и подходя к нему. – Обычно ты не бываешь таким небрежным, Джеральд. Позволь мне.
 Она сказала это веселым тоном, и ее слова не прозвучали как упрек. Он стоял неподвижно, пока она расстегивала ему рубашку и вытаскивала ее из панталон. Нежно проведя по его груди кончиками пальцев, она отошла к кровати и легла на спину в обычной своей позе, дожидаясь его.
 – Присс, – сказал он, – я собираюсь взять тебя на лето с собой в Брукхерст.
 Ее рот приоткрылся от изумления.
 – Какой смысл иметь содержанку, если она окажется вдали от меня в течение трех месяцев, а то и дольше? – пояснил он.
 Он лег на нее, как делал это обычно, и стал дожидаться, чтобы она повернулась удобнее, а потом подсунул руки под нее и вошел.
 – Я не хочу оставаться без тебя целых три месяца, – сказал он. – С тобой хорошо, Присс.
 Он почувствовал, как она судорожно сглотнула.
 – А твои родные? – спросила она. – Твоя прислуга? Соседи? Разве они не будут шокированы?
 Об этом он не подумал. Он вообще не планировал брать ее с собой. Он совершенно об этом не задумывался!
 – У меня там нет родственников, – ответил он. – Они все умерли. Слуги могут думать, что им заблагорассудится. Соседи все равно смогут меня навещать, а я смогу бывать у них. Тебе найдется куда ходить, Присс, так, чтобы с ними не сталкиваться, И в любом случае я тебя беру. Если кому-то это не понравится, это их личное дело. Если мне придется выбирать между тобой и одобрением моих соседей, то я выберу тебя.
 Он начал двигаться внутри ее и удовлетворенно вздохнул, прижимаясь к ее щеке. Он находился там, где ему хотелось быть. Непонятно было, почему ему вообще пришло в голову отправляться на аукцион «Таттерсоллз», когда можно было пойти к Присс и лечь с ней в постель.
 – Джеральд, – проговорила она, – а разве со мной не следовало посоветоваться?
 Он остановился и приподнялся, чтобы заглянуть ей в лицо.
 – А зачем? – удивился он. – Тебе не хочется ехать, Присс?
 – Мне не хочется стать причиной скандала, – ответила она.
 Он нахмурился, вглядываясь в ее лицо. Ему не хотелось думать. Его тело было полно желания и требовало действий.
 – Но ведь в любом случае ты сделаешь то, что тебе будет сказано, – заявил он. – Следовало ли с тобой советоваться? Не думаю. Я плачу тебе за то, чтобы ты была моей любовницей, Присс, и делала то, чего я от тебя хочу, и отправлялась туда, куда я тебе скажу.
 Он почувствовал, как она напряженно застыла.
 – Мне кажется, что ты порой об этом забываешь, – добавил он. – Возможно, я дал тебе слишком много свободы.
 Она смотрела на него.
 – Ты поедешь со мной, – заключил он, – потому что я так решил. И я не желаю слышать от тебя ни единого возражения.
 Он отвел глаза, чтобы не встречаться с ней взглядом, и стал смотреть на ее хрупкие плечи с нежной кремовой кожей.
 – Расслабься, Присс, – приказал он.
 Она мгновенно ему повиновалась, и он уткнулся лицом в ее кудри и закончил свое дело быстрее, чем обычно. Он не получил никакого удовольствия. Он был слишком рассержен. Он гневался на нее за то, что она высказала сомнения, которые должны были прийти в голову ему самому, зато, что она заставила его понять неосмотрительность его решения. И он был страшно зол на себя, потому что его последние слова были слишком похожи нате, какие мог бы произнести его отец.
 Он был зол нато, что вел себя как отец. Как диктатор. Раздраженный. Всегда правый. Презирающий женщин, которые находятся рядом с ним. Обращающийся с ними так, словно они вещи, а не люди.
 – Присс! – Он не убрал руки с ее талии. – Присс? Она бесстрастно смотрела на него.
 – Я хочу, чтобы ты была со мной, – сказал он. – Без тебя мне будет неуютно. И я хочу, чтобы ты провела лето в деревне. Тебе ведь это будет приятно, правда? Ты ведь раньше жила в деревне, так? Я редко вижусь с соседями, знаешь ли. В основном там будем только мы с тобой. Мне хочется, чтобы ты все сама увидела. Я хочу все тебе показать. Он для меня важен, мой дом. – Он помолчал. – Так ты поедешь со мной?
 – А у меня есть выбор? – спросила она после долгой паузы, так что ему уже показалось, будто она не собирается ничего ему отвечать.
 Он перевел дыхание.
 – Нет, – признался он. – Но мне хотелось бы, чтобы ты поехала по доброй воле. Мне не хотелось бы видеть, что ты несчастна.
 – Джеральд, я стараюсь тебе угождать. Не только потому, что ты платишь мне за мои услуги, и не просто потому, что ты мужчина и потому сильнее меня и можешь заставить меня тебе повиноваться. Я стараюсь тебе угождать, потому что таково мое желание, потому что я сама приняла решение стать твоей содержанкой и удовлетворять твои телесные потребности. Я могла остаться у мисс Блайд – и я бы так и сделала, если бы не захотела переехать к тебе и угождать тебе. Мне не нравится, когда ты говоришь со мной так, как ты сделал только что.
 Он встал с кровати и начал одеваться. Натянув панталоны, он повернулся к ней.
 – Хорошо, Присс, – проговорил он. – Выбор будет за тобой. Поезжай, если захочешь. Оставайся, если ты предпочтешь это. Я не стану тебя заставлять. Ты можешь выбрать одиночество и спокойный отдых, когда тебе не надо будет думать ни о ком, кроме себя самой. Ты заслужила это. Я намерен уехать примерно через неделю.
 В ее улыбке появилось какое-то озорство.
 – Я буду готова, – сказала она.
 – Ехать со мной? – Он нахмурился.
 – Ехать с тобой, – подтвердила она. Он застегнул рубашку.
 – Женщины! – фыркнул он. – Я сойду в могилу, так и не поняв их. По-моему, и тогда я буду знать о них не больше, чем вдень своего появления на свет!
 Присс встала с кровати, и его взгляд с удовольствием скользнул по ее фигурке. Она не потянулась за халатом, как обычно делала после соития.
 Он обхватил ее стройную тонкую талию.
 – Расстегни мне снова все пуговицы, Присс. Эта рубашка новая, и проклятущие пуговицы по-дурацки маленькие, и к тому же края у них острые. А потом ложись обратно в постель. Не знаю, как ты, а я устал. И не могу предсказать, как я буду себя чувствовать, когда посплю.
 Она обняла его за шею.
 В ее глазах опять появилась улыбка, и он смог снова заглянуть в них до самого дна.




 Глава 7


 Присцилла стала лучше понимать его после того, как они переехали в деревню, но у нее отнюдь не было уверенности, что ей хочется лучше его узнать. Сердце ее ныло от осознания того, что он – человек со многими сложностями и противоречиями, которые затрудняют ему жизнь. Возможно, было бы лучше знать его только как ее нанимателя, быть близко знакомой только с одной стороной его личности.
 Они приехали в Брукхерст ближе к вечеру, слишком усталые, чтобы мечтать о чем-то, кроме теплой ванны. Они поужинали и отправились в постель. Он провел с ней час, а потом ушел к себе.
 Но следующее утро, хотя и облачное, оказалось теплым и приветливым. Обоих разбудила оглушительная тишина, затем чириканье птиц и далекий лай собаки. После завтрака он повел ее гулять, чтобы показать ту часть парка, которая примыкала к дому.
 – Поместье не слишком большое, – сказал он, продевая ее руку под свою, – мы никогда не числились среди крупных землевладельцев Англии. Но оно достаточно велико, а парк всегда ревниво оберегался.
 – Здесь чудесно, Джеральд! – Присс закрыла глаза и вдыхала теплые летние ароматы зелени.
 – Регулярные парки теперь не в моде, – добавил он, – но я не захотел вносить новшество после смерти отца, хотя мой главный садовник буквально лопался от прогрессивных идей.
 – Я рада, – отозвалась она. – Цветы-и растения в парке просто великолепны.
 Он провел ее к боковой стене дома, где оказалась небольшая беседка, увитая розами, в окружении тенистых деревьев. Через арку в шпалерах он провел ее в зачарованный мир нежных цветов и ароматов, от которых кружилась голова.
 – Это – царство моей матери, – сказал он, – ее радость и гордость.
 – А у тебя не осталось родных? – спросила Присцилла. – Она давно умерла, Джеральд?
 Она отпустила его руку, чтобы бережно обхватить обеими руками нежно-розовый бутон и вдохнуть его благоухание.
 – Она умерла, когда мне было тринадцать, – ответил он. – Но когда она умерла, я обнаружил, что она была жива все те последние годы, когда я считал ее умершей.
 Присцилла посмотрела на него подозрительно.
 – Она оставила нас с отцом, и он сказал мне, что она умерла, – пояснил Джеральд. – В тот момент мне было восемь лет. Присс, какая мать бросит своего сына в столь раннем возрасте? Я-то, глупец, думал, что она меня любит. А потом, когда мне было тринадцать, он сообщил мне, что ее везут домой хоронить, и мы оба лицемерно надели траур – спустя пять лет после того, как я по-детски глубоко пережил ее потерю! А оказалось, что все это время она жила у своих сестер.
 – Мне очень жаль, – тихо сказала Присс.
 – Почему? – Он бросил на нее холодный взгляд. – Разве ты виновата в том, что случилось?
 Она покачала головой.
 – И ты был единственным ребенком? – спросила она.
 – Я был, если можно так сказать, единственным, кому удалось выжить. Насколько я понял, у нее было пугающее количество выкидышей и мертворожденных детей. Что-то около шести до меня и четырех после меня, хотя я могу и ошибиться в цифрах.
 Она прикрыла глаза.
 – Ох, бедная леди!
 Он пожал плечами:
 – Из-за этого ей легче было отречься от своих обязанностей. Кроме меня, никто из детей не выжил. Возможно, она бы осталась, если бы у нее на руках был младенец. Одни неудачные роды были всего примерно за полгода до ее первой так называемой смерти. – Он улыбнулся, сорвал розу и вплел цветок ей в волосы. – Казалось бы, она должна была любить единственного выжившего ребенка, правда?
 – Ох, Джеральд! – Присцилла прикоснулась кот-вороту его сюртука. – А ты уверен, что она тебя не любила? Разве восьмилетний ребенок способен понять все сложности мира взрослых, которые его окружают? Может быть, у нее не было выбора и она вынуждена была тебя оставить.
 – Возможно, ты права, – ответил он, резко отворачиваясь и проходя под аркой.
 Присцилла догнала его и молча пошла рядом. Он заложил руки за спину и не стал подавать ей руку, чтобы она смогла на него опираться.
 – Ты мудрая, Присс, – сказал он спустя какое-то время. – Ты знаешь, как оградить себя от рождения детей, мертвых или живых. Когдатебе захочется уехать, ты сможешь это сделать с чистой совестью, так ведь? И при этом ты избавишь нескольких несчастных смертных от необходимости воображать, будто в мире существует такая вещь, как любовь.
 – Джеральд! – прошептала Присс.
 И она не смогла бы сказать, чем были вызваны слезы, с которыми ей пришлось бороться, – жестокостью его слов или состраданием к его душе, в которой с тринадцати лет поселилось безрадостное разочарование.
 Он очень серьезно относился к своей роли землевладельца. Присцилла убедилась в этом в первые же дни после их приезда. Он почти каждое утро выезжал верхом, чтобы посетить своих арендаторов и работников, и порой возвращался только после ленча. И, хмуря лоб, он обсуждал их проблемы, тревоги и предложения со своим управляющим, а порой и с ней. Но обычно после нескольких минут такого разговора он себя прерывал.
 – Мне не стоит утомлять тебя мужскими разговорами, Присс, – говорил он в таких случаях. – Тебе следует просить меня замолчать, когда я начинаю тебе докучать.
 – Но мне нравится слушать о твоих людях, Джеральд, – возражала она, и порой он благодарно ей улыбался и продолжал свой рассказ.
 Иногда ей мучительно хотелось сказать ему, что многие годы она помогала отцу управлять имением. Ей страстно хотелось говорить с ним, обсуждать разные вопросы, а не просто молча его выслушивать. Ей безумно хотелось отправиться с ним на утренние инспекции.
 Однако она молчала. Ей не хотелось, чтобы Джеральд знал ее так, как она начала узнавать его. И конечно, не могло быть и речи о том, чтобы куда-то отправляться вместе, если при этом они встречались бы с другими людьми. Она была его содержанкой и жила с ним в его деревенском поместье без дуэньи. Она полагала, что в округе о ней уже идут пересуды и что его осуждают за столь неподобающий поступок. Привозить любовницу в фамильное поместье считалось дурным вкусом.
 Он провел два дня в кабинете, разбираясь в бухгалтерских книгах поместья. При этом его брови постоянно были нахмурены.
 – Хейзелвуд все объяснил мне этим утром, – сказал он Присцилле, когда она тихо вошла в кабинет после полудня и встала у него за плечом, глядя на аккуратные колонки цифр. – Но я никогда не умел понимать цифры. Мне еще предстоит с ними разобраться.
 Он продолжал хмуро смотреть в гроссбух.
 Присцилла просмотрела цифры через его плечо. Похоже, ему посчастливилось найти очень хорошего управляющего. Счета велись четко и очень тщательно. Уже через пять минут она прекрасно в них разобралась. Она смогла бы все объяснить Джеральду. Но она только легко прикоснулась к его голове, перебирая пальцами пряди волос, и ничего не сказала.
 – Тебе не обязательно сидеть среди всего этого мужского хозяйства, – проговорил он спустя некоторое время, садясь прямее и обнимая ее за талию. – Почему бы тебе не надеть шляпку и не пойти посидеть в розовой беседке? Я тебя забросил?
 – Если ты не возражаешь, – ответила она, с трудом справляясь с желанием наклониться и поцеловать его в лоб, – я принесу мою вышивку, Джеральд, и тихо посижу здесь с тобой. Можно?
 Он повеселел.
 – Твое прелестное личико будет вдохновлять меня, – сказал он. – Ты даже не представляешь, Присс, как тебе повезло, что ты женщина и можешь не тревожиться о подобных вещах.
 – Знаю, – откликнулась она. – Я предоставлю тебе ломать голову, Джеральд.
 У него ушло на это два дня, но в конце концов он смог проверить все дела, которые велись на его фермах за все время его отсутствия – с прошлого лета.
 Присцилла узнала, что он ворочается и часто плохо спит. После самой Первой ночи он сказал, что ей стоит спать в его постели, чтобы избавить его от досадной необходимости перебираться с кровати на кровать. Она была не в восторге от такого порядка: при этом слишком подкреплялась иллюзия их близости, что могло грозить одиночеством в будущем. Однако этот приказ она выполнила без возражений.
 Она привыкла просыпаться ночами, когда он начинал метаться и ворочаться рядом с ней или вовсе уходил из спальни. Один раз – уже занимался рассвет – она встала с кровати и, подойдя к окну, успела увидеть, как он галопом выезжает из конюшни. Часто, когда она просыпалась, он стоял обнаженный у окна и смотрел в темноту.
 Иногда она оставляла его наедине с его мыслями, зная, как важна возможность побыть в одиночестве. Иногда она шла через комнату и вставала рядом с ним, шепча его имя или предоставляя ему самому либо принять ее успокаивающее присутствие, либо игнорировать ее, если он того пожелает.
 Один раз он обхватил ее за плечи и привлек к себе.
 – Тебе следует спать, Присс, – сказал он. – Я тебя разбудил?
 – Я вполне довольна тем, что я здесь с тобой, – ответила она.
 Он потерся щекой о кудряшки на ее макушке.
 – Ты хорошая девочка.
 Она молча стояла рядом, пока Джеральд не заговорил снова.
 – Мне следовало его продать после смерти отца, – сказал он. – Было глупо его оставлять, правда ведь? Здесь все равно нет ничего, кроме призраков.
 – Брукхерст? – переспросила она. – Ты собирался его продать?
 – Нет, не собирался. Это-то и странно. Только сейчас мне пришло в голову, что мне стоило бы это сделать. Продать его. Продать все воспоминания, всех призраков. Пусть бы с ними жил кто-то другой.
 – Разве ты его не любишь, Джеральд? – изумленно спросила Присс. – А мне казалось, что любишь!
 Наступило долгое молчание.
 – Понимаешь, я никогда ничего не мог сделать как надо, – проговорил он наконец. – Никогда. Наверное, отцу казалось, что судьба жестоко подшутила над ним, раз выжил именно я, когда было около десяти других возможностей. Один раз он сказал мне, что большинство мертвых младенцев были мальчиками. Его сыновьями. Моими братьями. – Он беззвучно пошевелил губами, словно пытался сказать что-то. – Но выжил именно я. Так Бог подшутил над моим отцом.
 – Джеральд, – сказала Присцилла, – я уверена, что он тебя любил.
 – Я никогда не был особенно сообразительным, знаешь ли, – признался он. – Мои гувернеры даже не надеялись научить меня читать и считать. Особенно цифры всегда были моими демонами. Ты этого не знаешь, Присс, но мне надо было выучить столько всего, что это приводило меня в ужас, и я почти не продвигался вперед.
 – Но я ведь видела, как ты проверял счета поместья, – возразила она. – И ты с этим справился.
 – Ты в этом не разбираешься, – ответил он, – и, наверное, мне не следовало бы тебе признаваться. Наверное, надо было бы, чтобы ты и дальше восхищалась моей ученостью. Но многие люди просто просмотрели бы эти книги и моментально во всем разобрались. А у меня ушло на это два дня.
 – Джеральд! – сказала она, кладя голову ему на плечо.
 – Отец поначалу приходил в страшную ярость, – сказал он. – Пока я не повзрослел. Тогда он понял, что это бесполезно, и стало еще хуже. Он смотрел на меня с открытым презрением. Присс, ты даже не представляешь, как я пытался ему угодить, как я мечтал и стремился ему угодить!
 Она подняла руку и смахнула со своей щеки слезинку.
 – В школе я еле справлялся, – сказал он. – Я бы не пошел в университет, если бы… Ну, случилось нечто такое, из-за чего я отчаянно захотел вырваться из дома. Я поехал в Оксфорд – и это было для меня катастрофой. Китайской грамотой, хоть я и не учил китайский язык.
 – Джеральд, – возразила она, – это не имеет значения. Не знания делают человека человеком.
 Он тихо засмеялся.
 – А как он злился из-за моей одежды! Сейчас в этих вопросах я полагаюсь на своего портного и камердинера. Присс, я никогда не знаю, что надо надевать с чем. Я никогда не мог понять, почему важно, чтобы что-то сочеталось с чем-то еще или чтобы что-то было по самой последней моде. Помнишь, я ведь не знал, что твое платье вышло из моды, пока ты сама мне об этом не сказала. Оно славное. Это все, что я вижу.
 Она уткнулась ему в шею.
 – Мой отец был человеком образованным, культурным и обладал непогрешимым вкусом, – добавил он. – А ему достался такой сын, как я!
 – Я уверена, что он все равно тебя любил, Джеральд.
 – Единственное, что мне в жизни хорошо давалось, – это музыка, – признался он. – А я очень рано узнал, что это занятие для женщин и никоим образом не будет поощряться. От джентльмена ожидается, конечно, что он будет ценить хорошую музыку и иметь тонкий музыкальный вкус, но он ни в коем случае не должен быть исполнителем.
 Она подняла голову.
 – Ты играешь на каком-нибудь инструменте?
 – На фортепиано, – со стыдом признался он.
 – В гостиной стоит инструмент, – сказала она улыбаясь. Ей уже много дней мучительно хотелось поиграть, и она чуть было не поддалась соблазну, когда его не было дома. Однако она опасалась, как бы кто-то из слуг не сказал ему про то, что она играла, и тогда ей пришлось бы отвечать на слишком большое количество неприятных вопросов. – А ты когда-нибудь для меня сыграешь, Джеральд? Пожалуйста!
 – Я давно не играл, – сказал он, – но, наверное, я мог бы что-нибудь тебе сыграть, Присс, если тебе хочется.
 – Мне очень хочется, – заверила она.
 Он посмотрел на нее в тусклом свете, падавшем из окна, и ладонью погладил ее обнаженную грудь.
 – Я не жалею, что взял тебя с собой, – сказал он. – У тебя доброе сердце, Присс. Мне не следовало говорить тебе все это. Теперь ты поймешь, что я совершенно обычный человек со множеством недостатков. Из меня героя определенно не получится.
 «Ты – мой герой», – хотелось ей сказать. Но таких слов ей нельзя было произносить. Она всего лишь его содержанка. Она попыталась найти подходящие слова.
 – Ты человек, Джеральд, – сказала она. – Не более и не менее героический, чем любой другой, кого бы ты ни назвал. Ты всегда был добр ко мне, а мне важно только это. Та доброта, которую мы выказываем по отношению к другим людям, – это на самом деле единственное, что важно, разве нет?
 – Тебе холодно, – отозвался он, снова притягивая ее к себе, – а ты даже не накинула халата, чтобы не замерзнуть. Пойдем, я слишком много разговариваю и мешаю тебе спать. Но ты не будешь против, если я еще какое-то время не дам тебе заснуть, Присс? Я тебя хочу.
 – Ты же знаешь, что для меня всегда радость дать тебе покой.
 – Не просто обязанность? – спросил он, укладывая ее на кровать.
 Обхватив ее лицо ладонями, он большими пальцами погладил ее по щекам и только потом лег рядом.
 – Для меня это радость, – повторила она, протягивая к нему руки и открывая ему свое тело, чтобы подарить ему сокровище своей любви… в котором он увидит только удовольствие и удовлетворение желания.
 Джеральд лучше узнал Присс, когда они переехали в деревню, хотя был отнюдь не уверен в том, что ему хотелось это сделать. Мало-помалу она становилась для него личностью – человеком с такими глубинами характера, о каких он прежде даже не мог подозревать, и со способностями, о которых не знал.
 Она почти не имела дела с прислугой, стараясь держаться от нее как можно дальше и даже не пытаясь вмешиваться в жизнь поместья. И тем не менее в ней ощущалось тихое достоинство, благородство, которое, похоже, завоевало уважение слуг в первые же дни после их приезда. Они относились к ней почтительно, хотя, конечно же, ни для кого в доме не было тайной, что ночами она делит с ним постель.
 Она принимала как данность то, что он навещает своих соседей и ездит к ним по их приглашениям без нее. И в тех немногих случаях, когда к нему в дом являлись гости, она тихо удалялась к себе в комнату, где ее никто не увидел бы, – ему не приходилось говорить ей, чтобы она это сделала.
 Именно после одного из таких визитов последовало крупное открытие, которое Джеральд сделал в отношении Присс. Он не знал, куда она ушла, и пришлось спросить об этом у домоправительницы. Та сообщила, что мисс Присси сидит в оранжерее. Он отправился туда ее искать.
 Наверное, она не заметила, что гости уехали. Или, может быть, она просто не ожидала, что он пойдет ее искать. Как бы то ни было, она с изумлением подняла голову, услышав его шаги, и поспешно спрятала какую-то книгу под подушку соседнего кресла.
 – Присс? – спросил он, хмурясь. – Ты читала?
 – Что? – переспросила она. Однако покраснела. Он оказался слишком близко, чтобы неправильно истолковать увиденное. – Да, читала.
 – Ты умеешь читать? – удивился он, извлекая спрятанную книгу и садясь рядом с ней.
 – Мисс Блайд меня научила, – ответила она чуть прерывающимся голосом. – Это просто маленькая причуда, мне это нравится.
 – «Хроники чумного года», – прочитал он позолоченные буквы на корешке томика.
 – Это Даниэль Дефо, – сказала она. – Мне эта книга понравилась меньше, чем «Робинзон Крузо», хотя и ее стоит прочесть.
 – Я читал ее в школе. Я имею в виду «Робинзона Крузо». Это ведь он оказался на необитаемом острове и жил там так долго?
 – Да, – подтвердила Присс. – Это великолепная картина того, как человеческий дух способен победить почти любые трудности, даже одиночество и отчаяние. И как он способен создать порядок из хаоса и нечто терпимое и осмысленное из пустоты.
 Джеральд нахмурился.
 – А я помню, что нашел ее скучноватой, – сказал. он. – Там было слишком мало персонажей, хотя начиналось достаточно хорошо – с кораблекрушения и прочего.
 – Да, – согласилась Присцилла, – думаю, ты прав относительно малочисленности персонажей, Джеральд, хотя Пятница – персонаж интересный.
 – Кит научила тебя читать? – переспросил он.
 – Да. – Она улыбнулась ему немного неуверенно.
 – А сколько ты пробыла у нее, Присс?
 – В целом почти полгода. А потом ты меня оттуда забрал.
 – Полгода, – повторил он. – Похоже, ты была способной ученицей.
 Она рассмеялась, но тут же прикусила губу.
 – Но у меня почти не было других дел, – сказала она и покраснела.
 Джеральд вернул ей книгу.
 – Здесь в библиотеке много книг, – сказал он. – Мой отец их собирал. Ты можешь заходить туда, когда пожелаешь, Присс.
 – Благодарю, – отозвалась она.
 Он нашел ее там в какой-то из дней, когда возвратился позже обычного после долгого разговора с одним из самых своих многословных арендаторов. Присцилла сидела за столом и писала.
 – Джеральд! – воскликнула она, пряча л исток под пресс-папье и выходя из-за стола. – Я не слышала, как ты вернулся. Наверное, ты подъехал к конюшне с другой стороны. У тебя выдалось очень долгое утро. Надеюсь, ты поел. Ты очень устал?
 Он сжал ее пальцы и едва успел вовремя остановиться, чтобы не наклониться и не поцеловать ее в щеку.
 – Ты и пишешь, Присс. Можно мне посмотреть?
 – Ах, это пустяки! – поспешно проговорила она. – Просто каракули. Дневник.
 – О, дневник! Тайны. Тогда я не буду допытываться.
 – Можно, я принесу тебе что-нибудь поесть или выпить, Джеральд? – спросила она.
 – Пойдем погуляем по саду, – позвал он. – Только тебе понадобится твоя шляпка, Присс. Сегодня жарко.
 Джеральд играл ей на фортепиано вечером того дня, когда признался, что умеет играть. Он повел ее в гостиную, которой редко пользовался из-за ее слишком большого размера, и усадил рядом с собой на скамейку.
 – Я давно не играл, – предупредил он ее, – да и раньше не мог бы выступать с концертами, Присс. Не жди слишком многого. Если бы я попробовал сыграть Баха или Моцарта, у меня все пальцы запутались бы. Я сыграю кое-какие народные песни. Может, ты какие-то из них узнаешь. Ты когда-нибудь слушала музыку, пока жила дома?
 – Иногда, – ответила она.
 Он стал играть «Робина Адера», а она сидела неподвижно, наблюдая за его пальцами и слушая. Он с удовольствием обнаружил, что не ошибся ни разу.
 Прошлым летом он почти каждый день садился за инструмент, прогоняя призраков, бросая вызов презрению, с которым отец относился к этому женскому занятию, погружаясь в ту единственную форму прекрасного, которая заставляла пылать его душу.
 Он заиграл «Барбару Эллен». Присцилла тихо подхватила мелодию.
 – Ты ее знаешь? – спросил он. – Да.
 Когда он заиграл мелодию сначала, она спела первый куплет, а потом перешла на второй. У нее оказалось мягкое и благозвучное сопрано. Печальная история обрела жизнь под его пальцами и с ее голосом. А потом они оба замолчали.
 – Опять уроки Кит? – спросил он наконец.
 – Я знаю эту песню, – сказала она. – Я слышала ее очень давно.
 – Присс… – начал было он, но не стал продолжать.
 Он заиграл короткий этюд Баха, с удивлением заметив, что его пальцы уже начали обретать прежнюю подвижность. По голосу Присс было заметно, что ее обучали петь.
 Кем она была? Господи, кто же она? Но он не хотел этого знать, боялся… Ему хотелось, чтобы она оставалась Присс.
 Он немного жалел о своем решении держать ее в своей постели каждую ночь. Но как он мог отправить ее обратно, не создав впечатления, будто она чем-то заслужила его неудовольствие? Ему ни за что не отыскать правильных слов.
 Присс постепенно прогоняла одиночество и то чувство собственной неполноценности, которое преследовало его всю жизнь. Она была рядом, всегда рядом. Если он просыпался и не мог снова заснуть и начинал ворочаться и метаться, ища удобное положение, она была рядом и тихо спала подле него – воплощенные мягкость и тепло, которые его притягивали. И часто он придвигался к ней, клал голову ей на плечо или осторожно обнимал за талию – и внезапно обнаруживал, что ему покойно и снова хочется спать.
 А если ему настолько не спалось, что он не мог больше лежать и вставал у окна, он знал, что она тихо спит совсем близко. Он знал, что, когда он утомится и будет снова готов заснуть, он сможет осторожно лечь и безмятежно согреться от ее тепла.
 А в тех случаях, когда она просыпалась и вставала рядом с ним, ему удавалось облечь свои мысли в слова и иногда высказать ей вслух то, что не давало ему заснуть. И она прогоняла одиночество.
 Но он жалел об этом. Потому что это была иллюзия, и в уголке разума у него постоянно жил страх, что одиночество, пустота и бессмысленность бытия нахлынут на него с еще большей силой, когда он в конце концов снова окажется один. А это обязательно произойдет, рано или поздно.
 Она женщина. Мужчины не притворяются, что дарят любовь. Его отец никогда не притворялся. С отцом он хотя бы всегда знал, что к чему. Но женщины были большими обманщицами, они были очень опасны. Потому что существовали мужчины – такие доверчивые мужчины, как и он сам, – которые порой им верили.
 Его мать тоже всегда была рядом, чтобы смягчить одиночество из-за того, что он оказался единственным ребенком, чтобы утешить его после суровых слов отца. Она всегда была рядом. Всегда. Пока ему не исполнилось восемь лет.
 И Присс сейчас тоже всегда рядом. Когда бы она ему ни понадобилась, она была рядом с ним. И было так легко впасть в роковое заблуждение и поверить, что она всегда, всегда будет рядом. Даже сейчас ему легко было поверить тому, что Присс остается с ним, потому что он ей дорог, потому что она этого хочет.
 «Для меня всегда радость дать тебе покой», – говорила она ему, когда он чувствовал себя особенно уязвимым.
 «А не просто обязанность?» – спрашивал он у нее.
 «Радость», – повторяла она.
 И он позволял себе верить ей, погружаясь в ее мягкое тепло, представив себе, что она дарит ему любовь, и ответно даря любовь, хотя он никогда не учился дарить женщине наслаждение. А потом он лежал на боку, продолжая ее обнимать и положив голову ей на плечо, а ее пальцы тихо скользили по его волосам.
 Это было необычайно приятно. Иногда очень приятно поддаваться таким иллюзиям.
 При условии, что ты достаточно быстро вспоминаешь о том, что это иллюзия, а не реальность.
 При условии, что ты вспоминаешь о том, что она получает очень хорошую плату за то, чтобы создавать такую иллюзию.
 При условии, что ты вспоминаешь, что даже в борделе у Кит в тот самый первый раз, когда она увидела тебя впервые, она улыбнулась тебе так, словно ты – единственный мужчина в мире, и дарила тебе удовольствие так, как будто ты – единственный, кому она принадлежала.
 При условии, что ты будешь помнить: она – женщина. Такая же, какой была его мать. И точно такая же, какой была Элен.
 Иногда он жалел о том, что вообще привез Присс с собой из Лондона. И часто он жалел, что не оставил ее в ее собственной спальне, чтобы использовать только время от времени, когда его тело будет настоятельно требовать близости с ней.




 Глава 8


 Они пробыли в Брукхерсте почти месяц, когда как-то днем туда без всякого предупреждения заявился граф Северн.
 – Матушка и Конни отправились провести месяц с Прю, Тео и детьми, – объявил он, энергично пожимая другу руку. – Я отказался их сопровождать под благовидным предлогом и приехал сюда в надежде, что ты окажешься здесь, Джер. Тебе придется развлекать меня пару недель, – ухмыльнулся он.
 – Я бы тебя пригласил, – ответил Джеральд, – если бы мог предположить, что ты куда-то поедешь, пока не снял траура, Майлз.
 Присцилла хотела тихо уйти. Однако когда она уже взялась за ручку двери, ее остановил голос графа.
 – Присси? – сказал он. – А Джеральд и тебя сюда привез? – Обернувшись, она увидела, что он уже шагает к ней, протягивая руку. – Похоже, деревенский воздух тебе идет на пользу. Ты исключительно хороша.
 Она посмотрела на его руку, судорожно сглотнула и положила пальцы на его ладонь.
 – Благодарю, милорд, – сказала она и хотела было оставить их.
 – Надеюсь, ты не уходишь из-за меня? – спросил он. – Ты не должна этого делать! Джеральд, будьдобр, прикажи своей даме остаться. И куда ты сегодня дел свои манеры? Я просто умираю, как хочу чаю!
 – А не чего-то покрепче? – уточнил Джеральд. – Чаю, Майлз?
 – В присутствии дамы – чаю, – ответил граф, широко улыбаясь.
 – Сядь, Присс, – сказал Джеральд.
 Лорд Северн дождался, пока она сядет, и только потом уселся сам.
 Присцилла тихо сидела, положив руки на колени, пока друзья обменивались новостями и шутками. И постепенно успокаивалась. Графу удалось заставить ее снова почувствовать себя женщиной благородной, как было и в тот раз, когда он приходил к ней в гости с Джеральдом в Лондоне.
 И она бесстрастно подумала, что он действительно самый красивый мужчина из всех, кого ей случалось видеть. Разумеется, женщины при первом же взгляде должны были безнадежно в него влюбляться. И при этом он совершенно не казался самодовольным. Конечно же, она сама к числу этих влюбчивых особ не принадлежала. У нее не осталось ни единого уголка сердца, который был бы свободен.
 – Присси, – сказал лорд Северн, с улыбкой поворачиваясь к ней, – мы ведем себя крайне невоспитанно, разговаривая при тебе о людях, которые тебе незнакомы. Конни – это моя младшая сестра, а Прю – старшая. У Прю уже двое детей, и она клянется, что родит еще пятерых, прежде чем станет достойной пожилой особой. Я отнюдь не уверен в том, что у меня хватит сил играть роль дяди для семерых энергичных юнцов.
 – Но несомненно, часть из них успеет дорасти до более спокойной стадии зрелости, прежде чем все семеро выйдут из колыбели, милорд! – отозвалась она.
 – О! – воскликнул он. – Глас благоразумия. Она всегда такая серьезная и мудрая, Джер?
 Джеральд молча ей улыбнулся.
 – Джеральд, – сказала она той ночью, раздеваясь перед сном, – я чувствую себя очень неловко. Мне не следовало бы находиться здесь, когда у тебя гостит граф Северн, но я не знаю, куда мне следует деваться. Ты не хочешь, чтобы я вернулась в Лондон?
 Он бросил на нее хмурый взгляд.
 – Это мой дом, – заявил он, – и я счел нужным привезти тебя сюда, Присс. И тот, кому это не нравится, может сюда не приходить или уехать, как только узнает, как обстоят дела. Но насчет Майлза ты можешь не беспокоиться. Ты ему нравишься.
 – Правда? – спросила она.
 Конечно, у графа были безупречные манеры. Но она не могла сказать, нравится она ему или нет. Но даже если она ему нравилась, это еще не означало, что он не испытывает отвращения при мысли, что гостит в доме, где живет содержанка его друга.
 – На мне снова одна из этих проклятых рубашек! – раздраженно сказал Джеральд. – А я уже отпустил камердинера спать. Расстегни мне пуговицы, ладно, Присс?
 Она подошла к нему.
 – Ну вот, – проговорила она несколько мгновений спустя. – Тебе надо просто продевать их в петли, Джеральд, а не дергать их.
 – Тебе легко говорить, – откликнулся он, смущенно улыбаясь, – когда тебе удается делать такие мелкие стежки натвоей вышивке! Мои пальцы не всегда делают то, что им я велю.
 – А вот и делают! – заявила она. – По клавиатуре они двигаются без погрешностей, Джеральд. Я не желаю слушать, как ты постоянно себя принижаешь!
 Взглянув на него, она обнаружила, что он смеется.
 – Теперь я знаю, какдобиться от тебя комплимента! – сказал он, вытягивая рубашку из панталон. – Ты сказала это ужасно сердито, Присс!
 – А я ужасно рассердилась, – ответила она, рассмеявшись. – Ты необыкновенный человек, Джеральд, а сам этого даже не видишь!
 – Нам лучше скорее лечь, – отозвался он, – пока у меня нос не задрался настолько, что я на ногах не удержусь.
 В течение нескольких дней ей удавалось не встречаться с графом, когда рядом не было Джеральда. Однако когда они оказывались втроем, он обязательно втягивал ее в разговор.
 Она играла на фортепиано в гостиной как-то утром, когда Джеральд, как обычно, уехал по делам поместья, а лорд Северн отправился в деревню. Она все-таки поддалась соблазну поиграть: это случилось еще неделю назад, после того как несколько раз сидела и слушала Джеральда. Она надеялась, что у прислуги не будет повода сообщать об этом своему нанимателю.
 Но когда она закончила сонату Гайдна, которую оттачивала уже несколько дней, то подпрыгнула на месте, внезапно заметив, что кто-то молчаливо стоит позади нее.
 – Я тебя испугал, – с улыбкой сказал граф. – Прошу прощения. Двери на террасу были открыты, и меня привлекли звуки музыки. У тебя прекрасное туше.
 Присцилла поспешно встала. Ее сердце отчаянно колотилось.
 – Пожалуйста, милорд, – сказала она, – не говорите Джеральду!
 Его брови удивленно поднялись.
 – А он не знает?
 – Он сам играет, – сказала она, – и очень хорошо.
 – Да, я знаю, – подтвердил граф. – И это у вас с ним общее.
 Он очень внимательно за ней наблюдал.
 – Он считает себя совершенно лишенным способностей, – сказала Присси, – но они у него есть, и, мне кажется, он этим гордится, несмотря на то что отец презрительно относился к его таланту.
 – А, конечно, – откликнулся он. – Покойный сэр Кристиан Стейплтон. Мне кажется, что в нем не было ни крупинки юмора. Ты боишься оказаться лучше Джеральда, Присси?
 – О нет! – возразила она. – Он гораздо талантливее меня. Но, возможно, сам он этого не увидит. И потом…
 – Ты не только невероятно добросердечна, – заметил граф, – ты еще и морочишь ему голову и не хочешь, чтобы Джеральд этот факт обнаружил.
 Она судорожно сглотнула и неуверенно отступила назад.
 – И ты к тому же поэт? – спросил он.
 – Поэт?
 – Под пресс-папье в библиотеке лежит любовное стихотворение. Увы, незаконченное, – пояснил он. – Я не смог поверить в то, что даже знакомство с тобой способно подвигнуть Джеральда на такие полеты фантазии, а домоправительница представляется мне слишком прозаическим созданием, чтобы попытать себя в чем-то столь чувствительном. Я решил, что это должна быть ты, Присси.
 Он широко улыбнулся. В его синих глазах плясали искры, на одной щеке появилась ямочка.
 – Ох! – воскликнула она.
 – Джеральд тебя прервал, не дав дописать? – поинтересовался он. – А потом ты забыла за ним вернуться? Хочу тебя заверить, оно в целости и сохранности. Полагаю, Джеральд редко садится за стол. А я твою тайну сохраню. Он хотя бы знает, что ты грамотная?
 – Да, – ответила она.
 – А! – Он снова улыбнулся. – Я очень любопытный человек, Присси. Ты даже не представляешь себе, какое усилие воли мне придется приложить, чтобы сделать то, что я собираюсь сейчас сделать. А я сейчас повернусь и уйду. Продолжай играть, если желаешь. Я спешно примчусь сюда, если увижу, что Джеральд появился на горизонте раньше, чем его ждут.
 Он повернулся и сделал то, что обещал. Присцилла не стала снова садиться за фортепиано. Она выбежала из библиотеки в настоящей панике.
 Они вышли прогуляться все втроем и шли по поросшей травой тенистой аллее, вдоль которой выстроились бюсты и вазы, привезенные покойным сэром Кристианом Стейплтоном из путешествия по Европе, которым завершалось его образование.
 Присцилла держала Джеральда под руку. Она чувствовала себя счастливой. Было жарко, но не чрезмерно душно, а общество она находила весьма приятным. Они очень много смеялись. Мысленно она призналась, что чувствует себя как прежняя Присцилла Уэнтуорт.
 – Дьявольщина! – раздраженно воскликнул Джеральд, когда они приблизились к дому и увидели карету, стоящую перед парадным входом. На террасе видна была группа из трех человек. – Но сейчас ведь не время для светских визитов, кажется?
 День близился к вечеру, и уже миновало время пить чай.
 – Карета похожа на дорожную, Джер, – заметил лорд Северн.
 – Так оно и есть! – отозвался Джеральд, когда они подошли немного ближе. – Это тот осел, Рамзи. Он говорил, что может заехать по пути из Брайтона в Бат. Я так надеялся, что он забудет! А с ним Горват. А кто второй? Ты с ним знаком?
 – Никогда в жизни не видел! – признался граф. Присцилла попыталась высвободить руку, но Джеральд решительно прижал ее к себе.
 – Тебе не нужно уходить, Присс, – сказал он. – Ты уже встречалась с Рамзи и Горватом в Воксхолле.
 – Я могла бы пройти через оранжерею, Джеральд, – предложила она.
 Лорд Северн поймал ее вторую руку и продел под свою.
 – Я вполне могу понять твое желание избежать столь неинтересной встречи, Присси, – проговорил он, – но мы не можем позволить тебе спастись, когда нам обоим придется это вытерпеть, правда, Джер? Улыбнись, дорогая моя. Мы сейчас будем любезными. И кстати, мой друг, я надеюсь, вы с Присси не говорили так же обо мне у меня за спиной, когда я сюда явился. Ужасно обидно было бы так думать.
 Джеральд фыркнул.
 – Мы не могли не заехать, старина! – заявил Берти Рамзи, хлопнув Джеральда по плечу, после того как все долго смеялись и обменивались рукопожатиями. – Мы просто обязаны были заехать и узнать, как вы принимаете гостей. Правда ведь, друзья? «Стейплтон меня ждет, – сказал я им. – И он будет огорчен, если вы не составите мне компанию». Ведь чем больше гостей, тем веселее, если уж приходится торчать в деревне, так? О, Присси! Ты тоже здесь? А я только сейчас заметил, что ты стоишь в сторонке!
 Присси кивнула ему, а Джеральд снова продел ее руку под свою.
 – Ты ведь помнишь Присси, Горват! – добавил мистер Рамзи. – По Воксхоллу, правильно? Когда я еще держал при себе Летти? Биддл, познакомься с Присси. Она содержанка Стейплтона. Бывшая девица Кит.
 – Давайте зайдем в дом, – предложил Джеральд. – Вам, наверное, не мешало бы чего-нибудь съесть и выпить. В такой день в карете должно быть очень душно.
 – Не давай волю глазам, Биддл! – воскликнул Рамзи и оглушительно расхохотался. – Я в очереди первый, старина. Мы со Стейплтоном заключили джентльменское соглашение, когда в последний раз виделись – на аукционе «Таттерсоллз», Стейплтон, помните? – что, когда он бросит Присси, на очереди буду я. Не забудь про это, Присси, девочка. Следующий – я. Посмотрим, не смогу ли я пахать поглубже, чем старина Джеральд. – И он ей подмигнул.
 Присцилла рывком освободила руку и убежала по террасе за дом.
 – Ну вот, теперь она умчалась, как перепуганный заяц. Идиот ты, Берти! – проворчал Горват, когда трое приезжих повернулись, собираясь пройти в дом. – Теперь она тебя не примет, даже если ты заплатишь ей вдвое против Стейплтона и вдобавок предложишь все королевские сокровища! Чтобы завоевать женщину, нужен тонкий подход, милый мой. Тонкий!
 – Нет, – негромко сказал граф Северн, крепко удерживая друга за руку. – Извини, что испорчу тебе удовольствие, Джер, но этим собираюсь насладиться я сам. Один перелом носа или челюсти гарантирован. Или даже два или три, если их владельцы моментально не запрут свой рот на замок. Иди к Присси.
 – Сначала мне хочется совершить убийство, – процедил Джеральд сквозь зубы.
 – Извини, – сказал граф, – но тебе некого будет убивать, когда я с ним закончу. Иди к Присси.
 Джеральд сжал кулаки, бросил ядовито-злобный взгляд вслед ни о чем не подозревающей троице, уже удалявшейся в дом вместе со всем спиртным, которое, похоже, в последние два-три часа поглощалось ими в огромном количестве, и зашагал прочь.
 Граф Северн окликнул троих приятелей.
 – Рамзи, – сказал он, – вы в дом все-таки не пойдете, чтобы не осквернить его своим присутствием. Боюсь, что в последнее время я стал туговат на ухо. Ты не желаешь подойти поближе и повторить то, что только что сказал в адрес леди, которая несколько секунд назад стояла здесь?
 – Ну, знаете ли! – проговорил Рамзи, возвращаясь на террасу и искренне смеясь. – Присси? Леди, Северн? Вот это смешно, право, смешно! Присси была одной из шлюх Кит. Разве вы не знали? Ее половина Лондона имела! Она всегда рада была расставить…
 В следующий миг он уже лежал на спине с раздробленной челюстью и смотрел в небо, где, как ему показалось, наступила глубокая ночь и начали мерцать звезды.
 – Послушайте! – запротестовал Горват, не приближаясь. – Это нечестно, старина. Вы ведь один из приятелей Джентльмена Джексона, да? Хорошо владеете кулаками и все такое?
 – Вам есть что добавить относительно дамы Стейплтона? – спросил граф, пристально глядя на него. – Если есть, то подойдите ближе, чтобы я точно расслышал.
 – Я? – удивился Горват. – Я эту леди знаю не лучше, чем праматерь Еву!
 – А вы? – повернулся граф к молчащему Биддлу.
 – Впервые услышал о ней всего несколько минут назад, – поспешно ответил тот. – Но она показалась мне настоящей леди.
 – Ну что ж, – промолвил граф, – возможно, вы двое будете настолько добры, что поможете своему другу сесть в карету. В двух или трех милях за деревней имеется превосходный постоялый двор, как мне говорили. И, по слухам, там есть хороший запас напитков. Однако, если вы предпочтете сегодня отправиться дальше к месту своего назначения, то я бы сказал, что до сумерек у вас будет еще несколько часов.
 Он стоял и смотрел, опустив сжатые кулаки, пока карета со своим грузом в виде трех пьяных молодых денди не укатила прочь.
 – Присс!
 Джеральд нашел ее у маленького озерца, заросшего лилиями и окруженного деревьями. Это был прелестный уголок парка, в котором он бывал очень редко. Она оказалась на дальнем берегу озерца, за аркой каменного мостика – лежала ничком на мягкой траве, уткнувшись лицом в ладони.
 – Присс?
 Он уселся на землю рядом с ней и положил ладонь ей на затылок.
 – Дай мне немного времени, Джеральд, – проговорила она, и ее голос прозвучал неожиданно ровно. – Я скоро вернусь в дом. Мне просто надо немного побыть одной.
 Он остался тихо сидеть рядом с ней и не убрал руку с ее головы.
 – Это все я виноват, Присс, – сказал он. – Мне следовало разрешить тебе уйти в оранжерею. И мне следовало разбить ему нос, как только он посмотрел на тебя. А так мне пришлось предоставить это удовольствие Майлзу. А он ему действительно раздробил кости. Он настоящий спортсмен, знаешь ли. Наверное, ты и сама догадалась – он ведь великолепно сложен. Но все-таки это следовало бы сделать мне.
 – Ничего ужасного не произошло, – сказала она после короткой паузы. – Только выражались они грубо, и мне было очень неловко, что другие джентльмены, и особенно лорд Северн, слышали, что он сказал. Но ведь он говорил только правду. Я твоя содержанка, Джеральд. И я была одной из девиц мисс Блайд.
 Он осторожно провел рукой по ее затылку. Ее кудри были теплыми от солнечных лучей.
 – Джеральд? – Она вдруг перевернулась на спину и посмотрела ему в глаза. – Ты ведь на самом деле не говорил этого в «Таттерсоллз», правда? Ты не обещал – как это он выразился? – что он стоит в очереди и сможет получить меня, когда я тебе надоем? Пожалуйста, скажи, что ты этого не говорил!
 Он закрыл глаза и опустил голову.
 – Присс, – сказал он, – не надо об этом спрашивать. Разве ты не знаешь меня достаточно хорошо, чтобы не задавать такого вопроса?
 Она продолжала молча смотреть на него.
 – Нет, – признался он, – почему это должно быть иначе? Я ведь позволил тебе находиться в их обществе и с той девицей, которая считала, что все вульгарные высказывания Рамзи и его прилюдное лапанье – это забавно. И я это сделал, я повез тебя туда только для того, чтобы другая молодая леди увидела меня с тобой и прекратила на меня охотиться. Но нет, Присс, я не говорил этого на аукционе, хотя и не разбил Рамзи нос, когда он такое предложил. И мне очень жаль, что я этого не сделал. И мне жаль, что я допустил сегодняшнее происшествие.
 Она не ответила ему. Заглянув ей в глаза, он заметил красные ободки вокруг них и дорожки слез у нее на щеках. Она плакала. Она была глубоко ранена.
 – Присс, – проговорил он, прикасаясь пальцами к ее щеке и глядя, как она широко раскрывает глаза в напрасной попытке помешать слезам побежать по щекам.
 Она попыталась ему улыбнуться – и окончательно утратила власть над собой.
 – Присс, – сказал он, наклоняясь и подхватывая ее в свои объятия, – не надо плакать.
 Но эти слова только вызвали новые потоки, как и следовало ожидать. Он совершенно не умел утешать женщин. Джеральд молча прижимал ее к себе, пока она рыдала, чуть покачивая и гладя по спине. Он чувствовал себя беспомощным и растерянным. Ему хотелось бы знать, как надо ее утешать.
 – Полно, – проговорил он, когда она наконец затихла. Он неловко сунул руку в карман и извлек носовой платок. – Давай я вытру тебе глаза, Присс. Ну вот, так-то лучше. Теперь все сухо. А теперь возьми платок и успокойся.
 Присцилла кивнула и положила влажный платок на траву. Она опустила голову, чтобы он не видел ее покрасневшего лица.
 Джеральду очень хотелось ее утешить, но он не знал, как это сделать. Он никогда не умел обращаться с женщинами и чувствовал себя с ними неловко. Джеральд бережно взял ее за подбородок и заставил поднять голову.
 – Нет, – сказал он, когда она попыталась остановить его, ухватившись за его запястье, – не прячься от меня, Присс. Это ведь только я. Только я.
 Он посмотрел на ее губы. Он никогда не целовал ни одной женщины. Странно было думать об этом сейчас. Но это была правда. Один раз он был близок к этому, но так этого и не сделал. Он не умел этого делать.
 Он закрыл глаза, наклонился и поцеловал ее. А потом резко поднял голову. Она смотрела на него, широко открыв глаза. Она показалась ему сладкой. Очень сладкой. Теплой и нежной. Он ощущал горячие лучи солнца, падавшие ему на затылок, слышал звон бесчисленных невидимых насекомых.
 Он прикоснулся к ее губам языком, а потом прижался к ним своими губами. Он провел языком по складке между ее губ, проследил их контур. Она лежала в его объятиях совершенно неподвижно. Он почувствовал, как ее губы задрожали под его языком, а потом она открыла рот и застонала, впуская его язык внутрь.
 – Присс!
 Джеральд уложил ее на траву, поспешно снял сюртук и, скатав, подсунул ей под голову. Он приподнялся над ней, обхватывая одной рукой ее подбородок, оттягивая нижнюю губу большим пальцем, и стал врываться языком в ее рот, моментально воспламеняясь от жара, влаги и шелка, которые там ощущал. Она снова застонала и чуть зажала его язык между языком и небом.
 Ему хотелось дать ей утешение. Ему хотелось подарить ей удовольствие. Но он не знал, как это сделать. Он всегда только получал это от нее, указывая, как именно ей лежать и двигаться, чтобы это доставило ему максимальное наслаждение.
 Он не знал, как надо ее любить.
 Джеральд прикоснулся к ней неумелыми руками, скользя пальцами по ее телу, стараясь, чтобы ей было хорошо. Он целовал ей лоб, щеки, глаза и виски, подбородок и уши. Он снова поцеловал ее в губы, ритмично погружаясь в ее рот своим языком. Она устремила на него широко открытые и полные изумления глаза, когда он снова встал рядом с ней на колени.
 Он распустил ленту, которая стягивала ее платье под самой грудью. А потом он спустил платье с ее плеч, с груди, с бедер, с ног… Затем пришел черед ее нижнего белья и чулок.
 Оно было для него таким знакомым, это миниатюрное и женственное тело. Вот только соски у нее оказались непривычно набухшими и напряженными. Он не знал, как… Нет, знал! Однажды ему показывали, только тогда ему не хотелось…
 Он положил ладони ей на груди, нежно их поглаживая, проводя большими пальцами по соскам, чуть придавливая их внутрь. Веки ее опустились, губы приоткрылись. Он опустил голову, лизнул ее сосок – и почувствовал, как ее тело содрогнулось. Он переместил губы на другой сосок.
 – Присс! – сказал он, передвигая ладони ей на бедра и наклоняя голову, чтобы поцеловать ее в живот. Ее пальцы погрузились в его волосы…
 Одной рукой он дотронулся до нее в том теплом, мягком, влажном местечке, которое близко знала другая часть его тела. Он осторожно провел пальцами вдоль него, а потом вложил два пальца внутрь – и почувствовал, как ее мышцы сжались вокруг них.
 Чисто инстинктивно он нашел самое чувствительное место и подушечкой большого пальца начал быстро и осторожно его ласкать. Бедра Присс приподнялись ему навстречу. Когда он поднял лицо, чтобы посмотреть на нее, то увидел, что она откинула голову назад, на его сюртук, и приоткрыла рот в беззвучном крике муки или экстаза. Он более нежно стал кружить большим пальцем.
 Ему хотелось ее утешить. Ему хотелось ее любить. Но у него не было опыта и почти не было знаний.
 – Ах! – вскрикнула она. Ее бедра снова приподнялись, а пальцы сжали руку, которой он ее ласкал. – Ах!
 – Присс, – прошептал Джеральд, глядя, как она беспомощно содрогается на траве перед ним.
 Она повернула голову, чтобы посмотреть ему в лицо, и глаза ее потемнели от боли, изумления, потрясения, мольбы… ему не удалось разгадать ее взгляд.
 Ему хотелось подарить ей наслаждение.
 – Тебе еще больно? – спросил он, наклоняясь над ней. – Еще не кончилось?
 – Джеральд! – отозвалась она еле слышным шепотом. – Джеральд…
 Он стащил с себя сапоги и отшвырнул их в сторону, с трудом расстегнул панталоны и снял их. На рубашке пуговицы он оторвал.
 – Я сделаю так, чтобы тебе стало лучше, – сказал он. – Только скажи мне, как это сделать…
 Но она ничего не сказала ему, когда он вошел в нее. Она обвила его ногами, положила руки ему на бедра, притягивая к себе и обхватывая своими внутренними мышцами.
 Он стиснул зубы, взялся за ее плечи и начал двигаться в ней, прислушиваясь к каждому ее желанию, дожидаясь, чтобы она получила удовольствие прежде, чем он позволит своему телу потребовать удовлетворения.
 И все же каким-то образом – он инстинктивно понял, что не позволил себе излишней поспешности, – они вместе опустились в глубину влажного, усталого умиротворения.
 Он перекатился на бок, увлекая ее за собой, сохраняя единение их тел, прижимая ее к себе и оберегая от жесткой земли. И он еще раз поцеловал ее в губы, хотя и знал, что она уже заснула.




 Глава 9


 Граф Северн заговорил с Джеральдом спустя два дня после происшествия с Рамзи и его приятелями, когда они оказались вдвоем.
 – Я завтра собираюсь отправиться домой, Джер, – сказал он. – Я должен убедиться, что мой дом не рухнул, пока меня не было на месте, чтобы обо всем заботиться.
 – Завтра? – переспросил Джеральд. – Но ты пробыл всего неделю, Майлз. Я думал, ты задержишься по крайней мере на две.
 Его друг ухмыльнулся:
 – О! Но я ведь хорошо знаю, когда третий – лишний, Джер. Я не хочу мешать.
 Джеральд покраснел.
 – Просто она была расстроена тем, что сказал этот осел, – неловко пробормотал он. – Я старался ее утешить, Майлз, отвлечь от мыслей об этом…
 – И это тебе прекрасно удавалось, насколько я могу судить, – заявил лорд Северн.
 – Тебе не надо уезжать из-за этого! – запротестовал Джеральд. – Я буду чувствовать себя виноватым, Майлз. Ведь что ни говори, а Присс просто моя содержанка.
 – Понимаешь, – объяснил граф, – по правде говоря, Джер, я смертельно завидую тебе и ощущаю отсутствие у меня собственной женщины, словно неотвязную зубную боль. Я собираюсь оказаться в Лондоне в ту же секунду, как закончится мой год траура. И я заручусь услугами самой красивой, пышнотелой и дорогостоящей куртизанки города. Теперь, когда я получил титул, у меня хватит на это наличности и веса. Быть графом в чем-то неплохо, знаешь ли. И в течение целой недели даже не рассчитывай увидеть меня за пределами будуара моей любовницы. Все неделю, Джер, – ночью и днем.
 Джеральд рассмеялся:
 – Ты так и сделаешь, Майлз! Помнишь ту служанку из бара в Оксфорде? Рыженькую?
 – Нет, тогда, по-моему, дело ограничилось четырьмя днями, – отозвался граф. – Если я правильно помню, она испугалась, что если останется со мной дольше, то потеряет место.
 Оба снова рассмеялись.
 – Конечно, – добавил граф, снова становясь серьезным, – когда траур закончится, мне придется прятаться от матери и девочек. Они начнут подыскивать мне жену. Я это предчувствую. А мне совершенно не хочется жениться. По крайней мере еще лет десять.
 – Тогда тебе надо будет сказать «нет», – заявил Джеральд. – Твердое «нет», Майлз. Мы с тобой останемся холостяками, пока нам не стукнет восемьдесят. А к этому времени мы уже никому нужны не будем.
 – Слышу речь человека, лишенного близких родственниц, – покачал головой Майлз. – Но у меня на это надежды нет.
 – Тогда мне тебя жаль! – воскликнул сэр Джеральд. – И я рад, что могу не угождать никому, кроме себя самого.
 – Да, – согласился его друг, устремляя на него странно-пристальный взгляд своих ярких синих глаз. – Наверное, есть преимущества в том, чтобы иметь содержанку, а не жену.
 Джеральд находился у себя в кабинете с одним из арендаторов, который явился к нему сразу после завтрака, взволнованный и спешащий обсудить какие-то претензии. Граф Северн ждал, когда хозяин дома освободится, чтобы можно было с ним попрощаться.
 – Ну что ж, Присси, – сказал он, когда она собралась было тихо уйти из малой столовой, – ты должна пройтись со мной по парку, если у тебя нет возражений. Я давно собирался попросить, чтобы ты сказала мне названия всех цветов, которые там растут. Боюсь, что для меня цветы – это просто цветы. Но я уверен, что ты знаешь все их названия и особенности. Ты не обопрешься на мою руку?
 Присцилла взяла его под руку и адресовала ему мимолетную улыбку.
 – Я был раз познакомиться с тобой за прошедшую неделю, – проговорил он, спускаясь с ней по лестнице, которая вела с террасы в парк. – Джеральд – счастливец. И я должен еще раз попросить извинения за то, что произошло три дня назад. Это во многом моя вина, потому что я не позволил тебе сбежать.
 Мне следовало бы раньше заметить, что все трое сильно пьяны.
 – Но это Джеральд велел мне не уходить в оранжерею, милорд, – возразила она. – Я всегда повинуюсь Джеральду.
 – Правда? Я ему завидую, Присси. Хотел бы я найти вторую такую же, как ты.
 Она молча бросила на него взгляд.
 – Ты работала у Кит, – сказал он. – Как долго?
 – Четыре месяца, – тихо ответила она.
 – А с Джеральдом прожила почти столько же, – продолжил он. – Ты была очень расстроена тем, что сказал Рамзи, Присси, и я тебя в этом не виню. Я уверен, что Джеральд говорил с тобой на эту тему и успокоил тебя, но разреши мне добавить мои собственные заверения. Ты не должна допускать, чтобы тебя принижала вульгарность человека, который значительно ниже тебя.
 – Вы имеете в виду мистера Рамзи? – спросила она.
 – На самом деле он достопочтенный мистер Рамзи, – уточнил граф. – И он несравненно ниже тебя, Присси. Слова «шлюха», «содержанка» и все остальные их синонимы – это ведь только этикетки, знаешь ли. Человек, которого ими пометили, порой может выходить далеко за рамки этих понятий. И это целиком и полностью относится к тебе.
 Присцилла судорожно сглотнула.
 – Благодарю вас, – сказала она. – Вы очень добры. Но меня нелегко раздавить, милорд. Когда я приняла решение работать у Кит, я сделала это сознательно. Я знаю, что я такое. А еще я знаю, кто я такая, и при этом одно и другое совершенно не совпадают.
 Он улыбнулся и дружески похлопал ее по руке.
 – Мне самому не раз случалось бывать у Кит, – сказал он, – но я находил там только час развлечений. Джеральду посчастливилось больше. Гораздо больше. Он пришел туда и отыскал бесценное маленькое сокровище. Я рад, что твердо знаю одну вещь, Присси: то, кто ты такой на самом деле, гораздо важнее того, что ты такое в глазах посторонних.
 – Джеральд уже вас ждет, – сказала она. – И ваша карета уже едет от конюшен.
 – Ах! – воскликнул он, снова поворачивая к террасе. – Мне пора уезжать! Нет, ты не станешь отнимать у меня руку и ускользать в тень, Присси. Ты пойдешь и попрощаешься со мной как подобает, стоя рядом с Джеральдом. А ты заметила, что не назвала мне ни единого цветка? Я начинаю подозревать, что ты разбираешься в растениях не лучше, чем я!
 Спустя несколько минут он тепло пожал Джеральду руку, поцеловал Присциллу в щеку и уехал.
 Мир и жизнь стали для Присс источниками нового удивления. Боязливого удивления. У заросшего лилиями озерца они стали любовниками – и оставались любовниками с тех пор. Боязнь была вызвана тем, что между ними не было сказано ни слова касательно их новых отношений.
 Когда Присцилла проснулась у озера, то обнаружила, что лежит на боку в его крепких объятиях и солнце продолжает согревать ее обнаженное тело. Джеральд смотрел на нее – не совсем с улыбкой, но с таким выражением, которое согрело ей сердце, словно камин зимней ночью. Она заглянула ему в глаза.
 Она так и не узнала, что он собирался ей сказать. Они оба начали говорить одновременно. А когда замолчали и улыбнулись друг другу, продолжила Присцилла.
 – Наверное, уже становится поздно, – сказала она.
 – Да. – Он отодвинулся от нее, и она только тогда заметила, что их тела оставались соединенными. – Майлз, наверное, уже гадает, где мы.
 Они одевались молча, хоть и не испытывали смущения, поскольку привыкли видеть друг друга обнаженными, но тем не менее отвернувшись друг от друга. Они направились к дому. Через несколько шагов он поймал ее руку, переплел свои пальцы с ее пальцами. И они посмотрели друг на друга и улыбнулись.
 Когда они вернулись в дом, Присцилла промыла графу Северну сбитые костяшки пальцев, не обращая внимания на его шутливые протесты, а потом нанесла ему на руку лечебный бальзам. Во время обеда они непринужденно разговаривали и продолжили беседу еще в течение часа, когда перешли в гостиную. Затем граф пожелал им спокойной ночи, сказав, что хочет лечь пораньше.
 И они тоже отправились в постель, и любили друг друга, и спали, и снова любили друг друга и спали… Так было всю ночь. И при этом они не говорили ничего, кроме самых малозначительных фраз. Их соития были взаимными и бурными. Он целовал ее и прикасался к ней так, что она не в состоянии была лежать тихо и неподвижно, как ему это обычно нравилось. Один раз он даже поднял ее с постели и, крепко держа за бедра, посадил сверху и любил до тех пор, пока ей не показалось, что она сходит с ума от наслаждения.
 На следующий день он отменил свои обычные утренние дела, чтобы снова пройти с ней через рощу к озеру. Он неспешно обошел с ней вокруг озера, любуясь лилиями и бликами солнца на ряби, поднятой ветерком. Они очень долго стояли на мостике, глядя на берег и греясь на теплом солнце.
 Во второй половине дня он отменил запланированный ответный визит к кому-то из соседей и вместо этого повел их с графом на пикник.
 И следующая ночь была почти такой же, как предыдущая, если не считать того, что они быстрее уставали и больше спали.
 Но не было сказано ни слова – его взгляды говорили ей о чудесах, на которые она не смела надеяться, а его тело уводило ее из мира реальности и осмотрительности в царство любви, надежности и вечности. Но он ничего не говорил.
 Сама она ничего сказать не могла. Она была всего лишь простой женщиной. И даже менее того. Она была падшей женщиной, его содержанкой, женщиной, которой он платил, чтобы она предоставляла ему услуги в постели. Можно было сказать, что в эти дни и ночи он получал достойное возмещение своих затрат. Потому что не было никаких сомнений: хотя они занимались любовью не так, как ему больше всего нравилось, она доставляла его телу наслаждение.
 Когда карета графа исчезла за поворотом подъездной аллеи, Джеральд обнял ее за талию и притянул к себе.
 – Он тебе нравится, Присс? – спросил он. – Он мой близкий друге университетских времен.
 – Он мне нравится, – ответила она. – Он настоящий джентльмен.
 – Мы с ним были так непохожи, как только возможно, – добавил Джеральд. – Он умен, всегда хорошо учился. Он красив, обаятелен, был популярен у других студентов и уде… Ну, у девушек. Но, похоже, я ему искренне нравился.
 – В этом нет сомнений, – сказала она. Джеральд посмотрел на небо.
 – Погода до сих пор не испортилась, – заметил он. – Просто поразительно. Будь я на месте моих арендаторов, я бы сказал, что мы из-за этого сильно пострадаем. Но что из того? Нужно радоваться хорошей погоде, пока есть возможность, правда?
 – Конечно, – согласилась она с улыбкой.
 – Сегодня днем меня приглашали съездить с компанией в замок Ростерн, – сказал он. – Тогда я буду отсутствовать с ленча до обеда. Может, мне отправить им извинения и остаться вместо этого здесь, Присс?
 – Все должно быть так, как ты желаешь, Джеральд, – ответила она. – Ты не должен оставаться ради меня, если считаешь, что тебе надо ехать.
 – Но что, если я решу остаться ради себя? – спросил он.
 – Ну, тогда, – проговорила она улыбаясь, – наверное, все будет в порядке.
 – Я еще, кажется, не водил тебя на холм? – Джеральд указал рукой в сторону дома и поросшего лесом холма, который служил северной границей парка. – Это утомительная прогулка, Присс, но с вершины открывается великолепный вид. Сходим туда?
 – Да, – согласилась она. – Это было бы чудесно.
 – После ленча, – сказал он, направляясь к дому. Он продолжал обнимать ее за талию. – Я скажу, чтобы на кухне нам снова собрали корзинку для пикника. Пойдем со мной наверх, Присс. Я тебя хочу.
 – Да, – отозвалась она, и он теснее прижал ее к себе.
 Этот медовый месяц длился полныхдве недели. Погода была на их стороне: днем на небе обычно не было ни облачка. Легкие дождики имели любезность выпадать по ночам. Соседи тоже были на их стороне, оставив их в покое, примирившись – хоть и не без осуждения – с тем, что сэр Джеральд Стейплтон желает проводить свои дни в обществе молодой особы, которая живет в его доме в нарушение всех приличий.
 Присцилла всегда немалую часть жизни отдавала работе воображения. Возможно, именно это помогало ей отличать иллюзии от реальности. Она понимала, что те чувства, которые испытывает она сама, и те, что испытывает Джеральд, не будут постоянными и неизменными. Мужчины не влюбляются беззаветно в женщин, которых взяли из публичного дома. Он слишком горд, чтобы это допустить, и слишком проникнут условностями светского общества. Но даже если бы ему захотелось забыть об условностях, общество ему этого не позволит. И общество обязательно одержит победу. Так бывает всегда.
 Она сделала свой выбор, когда приняла у мисс Блайд своего первого клиента и отдала ему свою девственность. И она не позволит себе бесполезно и глупо сожалеть по поводу этого решения. Тем более теперь, когда она знала, что, если бы ее жизнь сложилась по-другому, она не познакомилась бы с Джеральдом.
 Дела обстоят так, как они обстоят. Пока, в этот момент времени – сколько бы он ни продлился (но он, конечно же, не продлится долго), – они любят друг друга. Конечно, она сама полюбила Джеральда на все времена. Но даже он – и это не было с ее стороны пустым самообманом, – даже он в этот момент времени любил ее, хоть и не говорил ей ни слова о своих чувствах.
 И они стали любовниками. Страстными, великолепными любовниками. Во время своих встреч со столь многими, разными мужчинами у мисс Блайд и во время всех своих свиданий с Джеральдом Присцилла даже и помыслить не могла о том, что половой акт, который бывает таким отвратительным и даже уродливым, может оказаться настолько прекрасным и… Она не находила нужных слов. Благородным? Да, он был благородным. С Джеральдом он был благородным. Именно так все и должно происходить между мужчиной и женщиной. Именно так это должно было происходить между ними.
 Она отдавалась наслаждениям их медового месяца, прекрасно зная, насколько опасно вот так ослаблять бдительность. Она знала, что медовый месяц неизменно заканчивается, что рано или поздно реальность снова дает о себе знать. И ей оставалось только надеяться на то, что в их случае это произойдет поздно.
 С момента отъезда графа Северна прошли две недели. Две недели и три дня любви.
 Она увидела тот момент, когда все вдруг закончилось. И она приняла это, поспешно замкнув сердце, чтобы не впустить в него безнадежность и отчаяние. У нее был медовый месяц – ее две недели и три дня рая. Многим женщинам не выпадает такого за всю их жизнь.
 Она была у озера – ушла туда, пока Джеральд занимался неизбежными делами со своим управляющим. Она сидела на невысоком каменном парапете моста и смотрела на воду и дальний берег. Она не захватила с собой книгу. В эти дни, пока его не было рядом, ей хотелось просто сидеть и грезить.
 Она увидела, как он идет между деревьями: его шаги были стремительными, на лице сияла улыбка. Она почувствовала, как любовь волной поднялась в ее душе, и ответила на его улыбку. Когда он подошел к мосту, она протянула к нему руки.
 – Я ждала тебя здесь, – сказала она. – Я знала, что ты меня найдешь.
 И он вдруг остановился. Улыбка на его лице постепенно теряла свою теплоту – и за минуту полностью исчезла. В течение этого времени он не шевелился и не произнес ни слова. А когда он заговорил, медовый месяц закончился.
 Она поняла это… опустила руки и примирилась с этим.
 Он глубоко и совершенно осознанно полюбил. Наверное, он с самого начала был в нее влюблен – так он теперь предполагал. Он был влюблен в ее миниатюрное и нежно-женственное тело, в ее темные сияющие локоны и милую красоту, в ее живое подвижное лицо и теплую улыбку, в ее негромкую рассудительность и практичность, в ее неизменную доброту.
 Но он никогда ей не доверял. Он познакомился с ней, когда она была опытной шлюхой, прошедшей обучение у Кит Блайд, которая имела репутацию одной из лучших наставниц Лондона – если не самой лучшей.
 Профессия Присс требовала, чтобы она воплощала в себе все те черты, в которые он влюбился: именно так она зарабатывала себе на жизнь. И она очень неплохо устроилась. Жизнь в качестве его содержанки, несомненно, давала ей больше роскоши, а требовала от нее гораздо меньше, чем жизнь у Кит.
 Или, можетбыть, он не доверял не ей, а себе. У него никогда в жизни не было хороших отношений. Нет, конечно, была его дружба с графом Северном. Но любовных отношений не было. Он был не в состоянии внушить любовь отцу, а любовь матери закончилась вместе с его ранним детством. Так будет и с Присс: если он позволит себе расслабиться и привязаться к ней, она может предать его.
 Конечно же, она его подведет! Он ведь просто мужчина, который платит ей за услуги.
 Он всегда держал ее на расстоянии, приняв решение получать от нее только физическое удовлетворение – и даже не позволяя себе слишком привыкать и к этому. И он всегда планировал избавиться от нее раньше, чем станет слишком поздно. Он всегда рассматривал окончание срока аренды лондонского дома как время, когда он рассчитается с ней и начнет получать временное утоление желаний у других женщин.
 Он больше никогда никого не возьмет на содержание. Никогда.
 И тем не менее он сделал то, чего старался не допустить многие годы, что боялся испытать. Он сделал это бессознательно, не подумав о своем страхе. Он потянулся к ней, чтобы утешить ее – чтобы дать, вместо того чтобы получать. На мгновение он забыл о том, что руку, которая протягивается для оказания помощи, неизменно отталкивают. Он дал ей нечто.
 И только после того, как он стал дающим здесь, на берегу озерца, он понял, что именно дал. Он дал частицу себя. И он понял, что, давая, получил нечто в ответ. Он получил настоящее чудо любви, всю ту близость с другим человеческим существом, которая была намного глубже, чем простое соитие двух тел, и не нуждалась в словах.
 Он глубоко и осознанно полюбил. И принял ее любовь к нему… Она не была наигранной – он ни за что в это не поверит!.. Он принял ее любовь к нему и свою к ней как драгоценный дар.
 И тем не менее он ничего ей не сказал. В этом не было нужды – и это было одной из причин его молчания. Любовь между ними была очевидной, настолько явной, что даже посторонний человек не мог этого не заметить. Майлз не собирался уезжать так скоро, как он это сделал, потому что увидел это. А второй причиной было то, что Джеральд не знал подходящих слов. Он никогда не умел подбирать правильные слова или быстро соображать. Он не в состоянии был облечь в слова то, что было у него в сердце и в мыслях, во взглядах и в движениях – и что он видел в ней, как в зеркальном отражении.
 Слов не было. Он даже не пытался их найти. Были только слова повседневных разговоров, которые не имели никакого отношения к тому общению, которое постоянно шло между ними за пределами слов.
 – Тебе надо было бы увидеть это осенью, Присс, – говорил он ей, уводя на долгую прогулку по лужайкам за домом, а потом по парку и вверх по холму. Это было в день отъезда лорда Северна. – Буйство красок, куда ни бросишь взгляд. Помню, как шел сюда еще совсем маленьким… наверное, с матерью… Я кружился и кружился, чтобы увидеть, как все красные, оранжевые и желтые краски сливаются в полосы, так что в конце концов упал.
 Она засмеялась вместе с ним и высвободила пальцы, которые он переплел со своими, чтобы разостлать на траве покрывало, принесенное под мышкой.
 – Здесь чудесно даже летом, – отозвалась она. – А ты катался зимой с холма на санках, Джеральд? Или это слишком далеко от дома? Я помню…
 Но тут она повернулась, чтобы улыбнуться ему, – и не стала рассказывать, что именно она помнит.
 – Я был один, – ответил он. – Не помню, чтобы дети из деревни приходили сюда зимой, хотя летом заглядывали.
 Она снова рассмеялась. Джеральд лег рядом с ней, опираясь на локоть и жуя травинку. Между ними воцарилось молчание: она обхватила руками колени и смотрела на все вокруг, а он смотрел на нее. Он любил ее перед тем, как они открыли корзинку с едой, как любил ее и этим утром перед поздним завтраком – и как будет любить ее в течение всей ночи, не считая тех моментов, которые сон отнимет у их наслаждений.
 Он не терял контакта с реальностью в последующие две недели. Он был влюблен – и купался в великолепии этой любви рядом со своей возлюбленной. Но он прекрасно знал, что любовь никогда не задерживается надолго. Он слишком часто видел доказательства этого факта от людей, которым доверял и которых любил.
 Он знал, что рано или поздно он не только разумом, но и сердцем поймет, что Присс – неприемлемая возлюбленная. Он знал, что разлюбит ее настолько же неизбежно, как полюбил, и что, когда это время наступит, она снова станет просто его содержанкой, а возможно, перестанет быть и ею. Он переведет ей какую-то сумму – и продолжит жить своей жизнью, тогда как она перейдет к другому покровителю.
 И он твердо знал, что она его разлюбит. Для женщин не существует постоянства в любви, а Присс и не обещала никого любить – она должна была только создавать иллюзию любви.
 Он принимал то, что их отношения не будут долгими. Но ему хотелось, чтобы они продлились как можно дольше, и избегал мыслей о неизбежном конце.
 И вопреки себе он начал ей доверять. Начал успокаиваться и испытывать счастье.
 Как-то днем он нашел ее в розовой беседке, после того как ему пришлось вытерпеть недолгий визит сына и дочери своих ближайших соседей. Она сидела там и читала.
 – О! – сказал он. – Прелестнейший уголок моего поместья!
 Присцилла отложила книгу в сторону и улыбнулась ему.
 – Да, – согласилась она. – Нет ничего более безупречного, чем роза, правда?
 Он сорвал темно-красный бутон, постаравшись не уколоть пальцы, и пристроил его ей в волосы, как и в прошлый раз.
 – Нет, есть, – возразил он, глядя ей в глаза. – Когда ты и бутон оказываются рядом, я вижу, что есть, Присс.
 Это стало самым откровенным выражением его чувств к ней.
 Джеральд наклонился, подхватил ее на руки и сел, пристроив ее себе на колени. Она улыбнулась и положила голову ему на плечо. Когда он посмотрел на нее спустя несколько молчаливых, безмятежных минут, то увидел, что она спит. Они не спали почти всю предыдущую ночь.
 Он прижался щекой к ее макушке и закрыл глаза. Не существует ничего более трогательного, чем момент, когда кто-то засыпает у тебя на руках, вдруг понял он. Словно ребенок. Он чувствовал себя облеченным доверием. И доверчивым.
 Вопреки всей своей решимости он начал ей доверять, надеяться, что он все-таки достоин того, чтобы быть любимым.
 Ему хотелось, чтобы эта идиллия длилась вечно. Он понимал, что она не продлится настолько долго, но планировал оставить ее здесь, в Брукхерсте, наедине с ним, вдали от всего мира, пока она не придет к концу.
 Идиллия закончилась через две недели и три дня с момента своего начала. И она заканчивалась не постепенно, как он предполагал и ожидал. Она закончилась всего за минуту – а возможно, даже быстрее.
 Она закончилась, оставив его разбитым, растерянным и несчастным. Ему хотелось одного – поскорее уехать отсюда и от нее. Убежать от себя.




 Глава 10


 Джеральд завершил свои дела с управляющим. Он не торопился. Он никогда не спешил, когда выполнял свои обязанности. Однако почувствовал прилив радости, когда наконец снова освободился, и поспешно прошел по дому, ища Присциллу. Ее не оказалось ни в одной из дневных комнат или оранжерее. Не было ее и в розовой беседке, куда он заглянул потом. Значит, она у озера. Это место стало ее любимым.
 Идя между деревьями, он увидел, что она действительно там. Ее розовое платье выделялось на фоне зелени окружающих деревьев и лужаек. Она сидела на парапете моста, и ее фигура отражалась среди листьев лилий, плавающих в воде под мостом.
 Ему хотелось оказаться рядом. Ему хотелось обнять ее, окунуться в волшебство, которое ее окружало. Он улыбнулся, когда она его заметила, и поспешно пошел к ней. Когда он подошел к мосту, она приветственно протянула к нему руки в жесте, который был для нее типичным.
 – Я ждала тебя здесь, – сказала она. – Я знала, что ты меня найдешь.
 И тут его как будто ударили: пришло воспоминание, которое он давно постарался спрятать как можно глубже.
 Элен. Его мачеха. Вторая жена его отца, на которой тот женился ровно через год после смерти первой. Ей в тот момент было девятнадцать, а ему – пятьдесят четыре. Джеральду было четырнадцать.
 Элен. Она была настолько похожа на Присс, что теперь сходство его буквально ослепило. В ее волосах было больше золотисто-рыжих тонов, чем у Присс, и они были длиннее. Возможно, она была чуть повыше и фигура у нее была пышнее. Но она была так похожа на Присс! Она всегда была в хорошем настроении, всегда тепло улыбалась, всегда щедро делилась своим временем и вниманием.
 Джеральду казалось, что она была единственным человеком в жизни его отца, которого тот любил. Он обожал ее, баловал, осыпал подарками. А она в его присутствии всегда светилась, хоть и была слишком юной для того, чтобы стать женой человека, который был настолько ее старше.
 Когда состоялась их свадьба, Джеральд все еще не успокоился, все еще был в полном недоумении, что его мать прожила еще полных пять лет после того, как он счел ее умершей. И он очень страдал, думая, что, видимо, она его совсем не любила.
 Элен уменьшила его боль, а со временем и вовсе ее прогнала. Она стала ему другом – старшим и мудрым другом, который вернул в его жизнь солнечное тепло. У нее всегда находилось время, чтобы поговорить с ним, выслушать излияния накопившихся обид, сомнений, надежд и грез подрастающего мальчишки. Она защищала его от досады и раздражения отца. Она помогала ему с уроками, терпеливо сидя рядом, пока он заучивал стихи и исторические факты. Она с бесконечным терпением объясняла ему законы математики, которые ему не удавалось понять.
 Он нежно ее полюбил. Не как мужчина любит женщину и не как сын любит мать – она все-таки была всего на пять лет старше его! Он любил ее, как друг любит другого друга, старшего и более мудрого. Он перед ней преклонялся.
 Она всегда любила природу и весело смеялась, когда муж шутливо обвинял ее в том, что она делает это только потому, что прекрасно знает, как красиво смотрится на фоне цветов и деревьев. У нее была привычка подойти к нему сзади, обхватить руками за плечи и поцеловать в щеку. Джеральд всегда изумлялся тому, как свободно она обращается с его мрачным отцом и что отцу это нравится, пусть тот и редко улыбался.
 Джеральд часто искал ее, чтобы поделиться каким-нибудь секретом. Он искал ее и в тот летний день, когда ему было восемнадцать. Двадцатидевятилетний Джеральд уже не мог припомнить, что именно заставило его с таким нетерпением искать ее. Но он дошел до ее любимого-места – до озера.
 Она сидела на парапете моста в розовом платье с глубоким вырезом, и ее отражение плавало среди листьев водяных лилий в озере. Красивая, как картинка. Его отец был совершенно прав. Джеральд ускорил шаги.
 – Я тебя ждала, – сказала она. – Я знала, что ты меня найдешь. Ну, рассказывай мне все, Джерри.
 И она улыбнулась своей теплой улыбкой и потянулась, чтобы взять его за руки.
 Сейчас он уже не мог вспомнить, что он собирался ей рассказать.
 Он подошел к ней ближе и протянул ей свои руки. И оживленно заговорил о чем-то – теперь он уже не мог вспомнить, о чем именно. Бедный глупый мальчишка. Она держала в руках всю его любовь, все его доверие.
 – Джерри, – проговорила она, когда он замолчал, чтобы перевести дыхание, и сжала его пальцы. – Ты уже совсем вырос, правда. И ты стал таким красивым молодым человеком!
 Он знал, что это шутка. Он уже начал улыбаться. Но в выражении ее лица было нечто необычное.
 – Молодые девицы уже наверняка дарят тебе свои улыбки и кокетничают с тобой, – добавила она. – Это ведь так, Джерри?
 Наверное, он покраснел.
 – О, но тебе нужна будет какая-нибудь очень необыкновенная девушка, – сказала она. – У тебя уже есть какая-то особая симпатия?
 Он покачал головой.
 – Ты девственник, Джерри? – спросила она своим нежным, милым голоском.
 Он вдруг услышал, как в оглушительной тишине чирикают птицы и звенят насекомые.
 – Первый раз должен стать для тебя прекрасным, – продолжала говорить она. – Это должен быть кто-то, кто будет знать, как это надо делать!
 Она посмотрела ему в глаза, улыбнулась и отпустила одну его руку. Освободившейся рукой она сдвинула платье с плеча и потянула вниз, обнажив пышную белую грудь с розовым соском. И притянула его руку к себе так, чтобы он обхватил ее ладонью. А потом она накрыла его руку своей и передвинула его большой палец себе на сосок, чуть придавив своим пальцем. А потом она так же обнажила вторую грудь и притянула под нее его вторую руку.
 Он стоял, неподвижный и перепуганный, ощущая на ладонях непривычную мягкость и тяжесть женской плоти, – и неловкий жар растекся по его телу, а панталоны вдруг стали неприятно тесными.
 Она не отводила взгляда от его лица и не переставала улыбаться.
 – Тебе ведь это нравится, Джерри? – спросила она. – Ты не должен бояться. Двигай руками. Делай что хочешь.
 Он провел руками по ее грудям, переведя на них взгляд и с трудом сглатывая пересохшим ртом.
 – Ах, Джерри, – проговорила она изменившимся, чуть охрипшим голосом, – ты так дивно молод! Ты даже не представляешь, как я мечтала, чтобы ко мне прикоснулся молодой мужчина. Ты. Ты даже не представляешь, как я тебя хотела все это лето!
 Она протянула руки и начала снимать с него панталоны.
 Он в панике повернулся и убежал.
 Спустя две недели, после еще двух таких эпизодов, во время одного из которых он задержался дольше и позволил ей ласкать его, он пришел к отцу и спросил, нельзя ли ему поехать в университет, хоть и не имел способностей к учению.
 Кажется, это был единственный случай, когда отец был им доволен. Вскоре он уехал в Оксфорд и лишился девственности с худой и рябой горничной через два дня после приезда туда.
 С тех пор он видел Элен всего один раз: на похоронах отца почти три года спустя. Она была под густой черной вуалью и ни разу не посмотрела ему прямо в глаза. Она получила наследство, завещанное ей мужем, и исчезла из жизни своего пасынка.
 Все это стремительно промелькнуло перед мысленным взором Джеральда, когда тот снова стоял у мостика и смотрел на хорошенькую, тепло улыбающуюся и радостно протягивающую ему руки женщину в розовом, которую он полюбил и которой начал доверять.
 Точно так же, как он доверил Элен хрупкие чувства подростка, которого бросила его мать и в котором был разочарован его отец. И Элен научила его – наконец! – что женская любовь непостоянна и эгоистична. Он понял, что единственный человек, которому можно доверять, – это он сам.
 И все исчезло. Все до конца. За минуту или даже быстрее. Она была просто Присс – его содержанка, женщина, которая полностью удовлетворяла его в постели и с которой он чувствовал себя непринужденно вне постели. Женщина, которой он платил деньги, прекрасно владеющая своей профессией. А он был жалким дурнем, который никак не может усвоить азы реальной жизни.
 Присцилла опустила руки.
 – Становится довольно прохладно, тебе не кажется? – спросил он.
 Она посмотрела на небо. Солнце скрылось за небольшим облаком. К нему подплывали новые облака.
 – Да, – ответила она. – Похоже, погода вот-вот поменяется.
 – Нам надо бы вернуться в дом, – сказал Джеральд. – Мне еще надо заняться кое-какими письмами и бумагами.
 – Да, – согласилась она, спрыгивая с парапета и улыбаясь ему.
 – Я в последнее время забросил дела, – добавил он, поворачиваясь и сцепляя руки за спиной. Присцилла подошла к нему. – Мне следует провести остаток дня в кабинете, Присс.
 – Да, – отозвалась она. – Я буду читать. У тебя в библиотеке так много книг, которые я еще не читала.
 Они молча шли рядом, не прикасаясь друг к другу.
 – Думаю, мы скоро вернемся в Лондон, – сказал Джеральд чуть позже. – Может быть, завтра. Или лучше послезавтра. Я сделал здесь все, что нужно было сделать. Через какое-то время в деревне становится скучно. Пора возвращаться обратно. Ты успеешь собраться?
 – Конечно, – ответила она. – Все будет так, как ты пожелаешь, Джеральд.
 – Кажется, будет дождь, – сказал он.
 – Да.
 Она снова посмотрела на небо.
 – Тебе не следовало уходить так далеко от дома, Присс, – укорил ее Джеральд. – Ты могла попасть под дождь и простудиться.
 – Но погода такая теплая! – возразила она. – А дождь будет только ближе к вечеру, Джеральд.
 – И все-таки, – сказал он, – тебе не следует уходить, Присс, не сказав мне, куда ты направляешься. А что, если бы у меня было вдвое больше работы? Я потратил бы драгоценное время на то, чтобы тебя искать!
 Он сам изумился тому, что говорит глупости, и притом раздраженным тоном. Казалось, его голос совершенно не связан с его мозгом.
 – Извини, Джеральд, – ответила она. – Этого больше не повторится.
 Он провел весь день в своем кабинете, стоя у окна и глядя, как небо заволакивают тучи, а потом сидя за столом и обхватив голову руками.
 Каким же дураком он был последние две недели! Не скрывал своей любви и не сводил глаз со шлюхи! Он заставил себя вспомнить, какой она была у Кит. Он заставил себя задуматься над тем, сколько других мужчин обладали ею в те четыре месяца, подсчитал их количество и пожалел, что не знает их имен и лиц. Он вспомнил того мужчину, который ударил ее и поставил ей синяк – и намеренно постарался вообразить все возможные извращения, к которым этот человек ее принудил, – и заплатил ей за то, чтобы она ему подчинилась.
 Но нет. Он потер глаза ладонями. Он несправедлив к Присс. Она не виновата в том, что жизнь сложилась именно так и что обстоятельства таковы, какие они есть. Было бы негуманно ненавидеть ее и пытаться унизить только из-за того, что она хорошо выполняет ту работу, ради которой он ее нанял.
 И если она – шлюха, то он – мужчина, который считает необходимым платить за услуги шлюх, потому что не способен к нормальным отношениям.
 Он встал и снова подошел к окну. Она была права: дождь все еще не начался, хотя было ясно, что он скоро пойдет.
 – Присс, – сказал он ей, когда они в тот вечер встали из-за обеденного стола, проведя почти час в натянутых разговорах и красноречивом молчании, – я возвращаюсь в кабинет. Мне еще многое надо сделать. И я уже распорядился, чтобы нам уехать утром послезавтра.
 – Да, – отозвалась она.
 – Не жди меня, – добавил он. А потом он набрал в грудь побольше воздуха и сказал то, на что даже не надеялся найти мужества: – По правде говоря, тебе сегодня стоит лечь у себя в комнате. Тогда я не побеспокою тебя, когда буду ложиться.
 – Как пожелаешь, Джеральд, – сказала она.
 – Да и следующей ночью тебе лучше ночевать там, – заключил он, – чтобы как следует отдохнуть перед дорогой. Переезды всегда так утомляют.
 – Если ты этого хочешь, – согласилась она. – Тогда я пожелаю тебе доброй ночи, Джеральд.
 – Доброй ночи, Присс, – ответил он, бросив взгляд на ее губы.
 С этими словами он повернулся и направился к себе в кабинет.
 Следующие четыре часа он провел, методично напиваясь. Он сделал это впервые после той ночи в Лондоне, когда потом явился к ней. На этот раз он не пришел к ней ни в остаток ночи, пока его спальня кружилась так стремительно, что он не мог даже закрыть глаз, ни наутро, когда голова у него распухла от боли так, что, казалось, занимает весь дом.
 Присцилла откинулась на подушки кареты и смотрела на пейзажи, мелькающие за окном. Скоро – спустя два утомительных дня – уже покажется Лондон, и она снова будет дома.
 Дома! Да, это был дом: рабочее место на первом этаже и верхние комнаты, где пряталось ее реальное «я».
 На минуту отвернувшись от окна, она увидела, что Джеральд смотрит в противоположное окно. Их плечи почти соприкасались – но все-таки между ними постоянно оставалось расстояние.
 – Мы скоро будем на месте, – сказал он, почувствовав на себе ее взгляд. – Мы оба скоро будем дома, Присс.
 – Да, – с улыбкой ответила она.
 – Приятно будет оказаться дома, – добавил он. – Да.
 – Дорога была долгая. – Он протянул было руку, чтобы дотронуться до ее руки, но вернул ее себе на колено. – Ты, наверное, устала, Присс.
 – Не слишком, Джеральд, – ответила она. – Экипаж очень удобный.
 Всю дорогу она думала о будущем. Она ему надоела. Четырьмя днями раньше их медовый месяц внезапно закончился. Она ему надоела – но она знала, что рано или поздно это должно было произойти. Она не станет устраивать трагедии из случившегося – не станет, несмотря на тупое отчаяние, которое пыталось прогрызть путь к ее душе. Она не впускала его.
 Очень скоро – как только это будет пристойно – он порвет с ней отношения, расплатится и исчезнет из ее жизни. Возможно, он сделает это, как только они вернутся в Лондон, хотя ей казалось, что это вряд ли произойдет сразу же. Джеральду часто трудно бывает проявить решительность. Возможно, он оставит ее при себе еще на несколько недель или даже месяцев. Возможно, до Рождества. Возможно – пока не закончится срок аренды дома.
 Ей хотелось самой закончить их отношения. Когда знаешь о том, что приближается неотвратимый конец, пустота и боль, то порой лучше сделать что-то, чтобы ускорить этот конец, чтобы сохранить ощущение, будто хоть немного можешь управлять своей судьбой.
 Ей следует закончить их отношения самой. Когда они вернутся к ней домой, ей следует сказать ему, что она больше не хочет здесь жить и оставаться у него в услужении. Ей следует сказать ему, что ей придется вернуться к мисс Блайд – или начать какую-то другую жизнь.
 Вот только она была столь же нерешительна, как и он. А мысль о возобновлении жизни шлюхи, о том, чтобы отдаваться больше чем одному мужчине в день – и любому мужчине, который пожелает заплатить за ее услуги, – была тошнотворной и пугающей. В первый раз все было не так страшно, потому что она еще не знала, каково это будет. Она не заглядывала дальше ужасного момента дефлорации. А теперь она уже все знала.
 Нет, она не сможет вернуться к Кит. И вто же время, если она сейчас порвет отношения с Джеральдом, ей, возможно, придется вернуться. Она почти не тратила свой заработок, и у нее теперь есть браслет с изумрудами и бриллиантами, но этого не хватит на то, чтобы прожить до того момента, когда ей исполнится тридцать.
 Если она останется с Джеральдом, то сможет заработать еще сколько-то денег – еще сколько-то месяцев свободы после того, как она наконец останется одна. И если она дождется, чтобы он сам дал ей отставку, то она будет иметь право на бблыную сумму при расставании. Мисс Блайд это оговорила. А если она сама его оставит, то окончательная сумма будет очень небольшой.
 Ей хотелось бы прекратить отношения, которые стали приносить одну только боль. Но реальность заставляла ее быть практичной.
 – Я завтра снова уеду из Лондона, – сказал Джеральд внезапно, и у нее оборвалось сердце. – Я многим людям обещал их навестить. Мне следует поехать к моим теткам. Я должен сделать это сейчас, и больше нельзя это откладывать, как делал уже много раз. Я, наверное, буду отсутствовать месяц или два.
 – Ранняя осень, – отозвалась она. – Хорошее время для поездок, Джеральд. Не слишком жарко и не слишком холодно.
 – Да, – согласился он.
 Карета уже катила по улицам Лондона. Скоро они окажутся на месте.
 – Аренда дома продлится еще достаточно долго, – добавил он. – Я выплачу тебе жалованье затри месяца вперед, Присс, – на тот случай, если буду отсутствовать дольше, чем ожидал.
 – Благодарю, – ответила она.
 – Ты будешь рада отдохнуть, – сказал он. – Ты усердно работала все лето. Я тобой доволен.
 Она отвернулась и устремила невидящий взгляд в окно. Его голос звучал натянуто, неестественно. Ей показалось, что он смущен и чувствует себя неловко. Она не думала, что его жестокость была преднамеренной.
 Но она не могла бы придумать более жестоких слов. Она усердно работала! Он доволен! Ей нужен отдых!
 Когда карета остановилась у ее дома, Присцилла дождалась, пока кучер опустит подножку. Она подождала, чтобы Джеральд вышел первым и помог ей спуститься. Прендергаст уже стоял у открытой двери дома. Ее домоправительница стояла позади него, приседая в поклоне Джеральду и улыбаясь ей.
 Джеральд стоял рядом с ней в прихожей, в окружении ее сундуков и саквояжей, и ждал, когда слуги уйдут.
 – Я поеду, Присс, – сказал он. – Надо думать, ты будешь рада отдохнуть. Ты можешь не готовиться, чтобы принять меня сегодня. Я постараюсь уехать завтра утром как можно раньше. Я увижусь с тобой по возвращении.
 – Да, – отозвалась она.
 Она улыбнулась ему. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы прибегнуть к улыбке, которую она отработала у мисс Блайд.
 – Хорошего тебе пути и приятных визитов, Джеральд.
 Она протянула ему руки, не зная, следовало ли ей это делать.
 Он несколько секунд смотрел на ее руки, а потом все-таки взял их в свои.
 – Ты хорошая девушка, Присс, – сказал он. – Береги себя.
 – Да.
 Она спряталась за заученной улыбкой. Он приподнял одну ее руку и поцеловал.
 А потом он ушел. Прихожая опустела – если не считать ее багажа. Он исчез. На месяц, а возможно, даже на три. А может быть, навсегда. Вполне вероятно, что он не вернется, а завершит расчеты через кого-нибудь, например через своего поверенного.
 Присцилла закрыла глаза и попыталась вспомнить в подробностях, как они в последний раз любили друг друга. Давно, бесконечно давно. Ранним утром четыре дня назад, когда солнце светило в окно его спальни, а ветер колыхал занавески у открытого окна. Целую вечность тому назад.
 В последние четыре дня он прикасался только к ее пальцам. А теперь он ушел.
 – Мистер Прендергаст! – позвала она. – Пожалуйста, отнесите мои вещи наверх!
 Она улыбнулась ему, когда он показался в конце коридора, а потом повернулась и начала подниматься по лестнице, бодрым шагом и с абсолютно прямой спиной.
 Сэр Джеральд Стейплтон уехал из Лондона через неделю после своего возвращения из деревни и отсутствовал два месяца. Он навестил кузена, с которым не встречался со школьных времен, друга, который два года назад женился и переехал жить в деревню, и графа Северна. Он отправился к своим теткам, сестрам матери, только когда собрался возвращаться в Лондон и почти решил, что все-таки к ним не поедет. Единственная встреча с ними, которую он помнил, произошла в день похорон его матери – и в тот раз они обе его игнорировали, словно его ошеломленной и раненой тринадцатилетней персоны вообще не существовало.
 Лорд Северн, мать и младшая сестра которого еще не вернулись домой, был изумлен его визитом.
 – Как это так, Джер? – спросил он, крепко пожимая ему руку. – Отправился путешествовать? А где же Присси?
 – Присс? – переспросил Джеральд. Он только что провел несколько недель в попытках – по большей части безуспешных – не допускать ее в свои мысли. – Но я ведь не мог взять ее с собой, правда, Майлз?
 Его друг ухмыльнулся.
 – Нет, наверное, – согласился он. – Так легко забыть о том, что Присси не респектабельная леди! Я поражен тем, что ты сумел от нее оторваться. Когда я уезжал из Брукхерста, твою голову едва можно было разглядеть, Джер: вокруг нее так и кружились луна и звезды. И вокруг ее головы тоже, позволю себе добавить.
 – Чепуха! – возразил Джеральд. – Просто так уж получилось, что несколько дней подряд мне ее хотелось. Вот и все, Майлз. Она очень недурна в постели, знаешь ли, и временами это делает ее просто неотразимой. Она ведь из девиц Кит. Я оставил ее в Лондоне ждать меня, чтобы она согревала меня всю зиму. Но не думаю, чтобы я оставил ее дольше весны.
 Ему противна была небрежность своих слов, их вульгарность и предательство по отношению к волшебству тех двух недель – и к самой Присс.
 – О! – откликнулся граф. – Мне жаль это слышать, Джер. Мне нравится Присси. Она – настоящая леди.
 – Да, – согласился Джеральд. – Она – хорошая реклама для подготовки у Кит, правда? Мы можем поговорить о чем-то другом. С меня Присс этим летом хватило. Когда ты собираешься переехать в Северн-Парк?
 Они больше не говорили о ней, а провели вместе две приятные недели: ездили верхом, охотились и ловили рыбу.
 Присс не давала ему покоя только ночью. Даже по прошествии двух месяцев он просыпался и тянулся к ней, чтобы обнаружить, что постель рядом с ним пуста и холодна, а его чресла полны болезненного томления по женщине, которая находится очень далеко. И его руки ныли от желания ее обнять. И его сердце ныло.
 Порой, глядя в темноту, он начинал думать, что, возможно, это не имело значения. Возможно, хотя его отвергали все, кого он когда-либо любил, это еще не означало, что никто не сможет полюбить его по-настоящему.
 Возможно, Присс могла бы.
 Но он не хотел рисковать и проверять это. В те две недели он опасно приблизился к тому, чтобы отдать себя целиком, всего себя отдать любви к ней. Очень опасно приблизился. Если бы он это сделал и если бы история снова повторилась, то скорее всего он не захотел бы жить. Он серьезно сомневался в том, что он пережил бы такое.
 И он был рад тому, что не стал рисковать. Ему лучше так, как есть.
 А она даже не была ранена или удивлена. Она даже не стала спрашивать его, в чем дело, почему он переменился. Она моментально снова превратилась в ту Присс, какой была с самого начала, с момента их первой встречи у Кит.
 Если бы она плакала, молила, негодовала, хоть что-то сделала… Если бы только она выказала какое-то чувство, возможно, все было бы иначе. Возможно, он рискнул бы. Кто знает?
 Но он был рад тому, Что она снова стала опытной содержанкой. Он был рад – хоть это чуть не разбило ему сердце – тому, что она убедительно продемонстрировала ему: для нее все это было игрой, притворством. Она просто вела себя так, чтобы соответствовать его желаниям в те недели.
 И он был рад, что не рискнул безвозвратно подарить ей всего себя.
 Ему хотелось к ней вернуться. Он страдал без нее. Но чем сильнее он страдал, тем дольше заставлял себя не возвращаться. И он по-прежнему не знал, что сделает, когда наконец решит вернуться: снова пойдет к ней или пошлет слугу, чтобы окончательно с ней рассчитаться.
 Нет, он это все-таки знал. Он знал, что по дороге обратно будет убеждать себя в том, что намерен с ней расстаться. И знал, что когда вернется, то убедит себя в том, что справедливо будет сказать ей об этом лично. И еще он знал, что, снова ее увидев, он оттянет разрыв.
 Да, он очень хорошо знал, что будет делать. Но сначала он навестит своих теток.




 Глава 11


 Когда октябрь начал подходить к концу, а зима – неумолимо приближаться, Присцилла снова изумилась тому, как после любых трудностей или трагедий человек неизменно восстанавливается. Жизнь продолжается, хотя в какой-то момент кажется, что она должна остановиться.
 Такое уже случалось. Сначала – когда умерла ее мать. Присцилле было тогда всего десять лет, и ей казалось, что солнце тоже должно погаснуть. И потом снова, когда умер отец, а потом почти сразу же последовал еще один удар – смерть Бродерика. Казалось, что после двух таких ударов невозможно будет прийти в себя, особенно когда выяснилось, что ее будущее никак не обеспечено, если не считать завещания матери, и что ее кузен готов предоставить ей только минимальные заботы.
 Ей уже казалось, что жизнь не даст ей больше ни мгновения счастья: это случилось тогда, когда она приехала в Лондон и узнала правду о «пансионе для благородных девиц», который содержит ее бывшая гувернантка. И это чувство только усилилось, когда стало ясно, что ей не удастся найти работу, если только она не станет работать у мисс Блайд.
 И тем не менее ее ждало величайшее счастье всей ее жизни. Судьба послала ей Джеральда в облике клиента.
 Какое-то время в конце лета ей снова показалось, что жизнь слишком мучительна и невыносимо пуста.
 И тем не менее она выстояла. В комнатах второго этажа она снова стала Присциллой Уэнтуорт. Она снова взялась писать книгу, которую начала весной, она рисовала акварелью осенние пейзажи, окружавшие ее, и портрет Джеральда – по памяти. Она писала, вышивала и немного пела, выбирая те вещи, которые он играл для нее летом.
 Она не пыталась о нем не думать. Она не пыталась его разлюбить. Она постоянно о нем думала, любила его и вспоминала те моменты, когда они были вместе. И она терпеливо ждала, чтобы ее мука прошла, сменившись не такой острой болью ностальгии.
 Она много гуляла в обществе Мод и несколько раз навещала мисс Блайд.
 Она не рассчитывала на то, что Джеральд вернется. Время шло – и она ждала, когда получит от него известие, которое позволит ей начать строить более определенные планы на будущее. И когда октябрь подходил к концу, она начала со страхом смотреть по сторонам, оказываясь на улицах или в парках. Она надеялась, что не столкнется с ним лицом к лицу – и не увидит, как он счастлив с какой-то другой женщиной. Она надеялась, что хотя бы от этого будет избавлена.
 И потому она крайне удивилась, когда как-то утром получила записку, написанную его собственным довольно неаккуратным почерком. В ней сообщалось, что этим вечером он намерен у нее быть.
 Записка была короткой и очень официальной. Но он собрался прийти к ней сам? И вечером? Она застыла неподвижно, глядя на письмо у себя в руке. Вечером?
 Присцилла приготовилась принять его и вечером ждала его в гостиной первого этажа в течение трех часов. Она не была уверена, что сделала нужные приготовления, и не знала, как именно его приветствовать… если он придет.
 Он пришел, хоть и очень поздно. До полуночи оставался всего час. Она услышала стук в дверь и его голос в прихожей. Она встала.
 Он не был пьян, как она почти ожидала. Он был одет в парадный костюм, словно пришел из театра или с бала. Его светлые кудри были примяты шляпой.
 Она протянула руки ему навстречу и улыбнулась.
 – Джеральд, – сказала она, – как приятно снова тебя видеть! Ты доволен своими визитами?
 – Присс! – отозвался он, стремительно пересекая гостиную, чтобы оказаться рядом с ней. Он взял протянутые к нему руки и сжал ее пальцы так сильно, что она с трудом удержалась, чтобы не сморщиться от боли. – Ты все такая же хорошенькая. Да, доволен, благодарю. Майлз шлет свои поклоны. Сегодня Бендлтоны зазвали меня в театр. Извини, что я так поздно.
 Она улыбнулась ему, немного смущенная его пристальным взглядом, не зная, чего он от нее ждет. Наступило короткое молчание.
 – Чем я могу тебе угодить, Джеральд? – спросила она, ужасаясь собственным словам.
 Этот вопрос ее приучили задавать сразу же после того, как она приводит джентльмена к себе в спальню. Слова сопровождались улыбкой, показывавшей, что он может просить все, что угодно, – при условии, если это не нарушает правил.
 – Прошло много времени, – сказал он.
 – Да. – Она продолжала улыбаться. – Ты хочешь пройти в спальню?
 – Да, – подтвердил он, снова заглянув ей в глаза с таким выражением, что ей пришлось бороться с желанием отступить на шаг. – Я ради этого пришел.
 О! Значит, это все-таки еще не был конец. Если, конечно, он не намеревался сначала сделать это, а потом сообщить ей о том, что ее услуги ему больше не нужны. Но все же не совсем конец. Еще один раз по крайней мере.
 Однако все выглядело так, будто тех двух недель и трех дней вообще не было. Она прошла перед ним в спальню, закрыла за ними дверь, повернулась к нему спиной, чтобы он расстегнул на ней платье… Нижнее белье она сняла заранее, перед тем как спуститься вниз. Она расстегнула пуговицы на его рубашке и легла на кровать на спину, наблюдая за ним.
 Словно тех недель и дней вообще не было.
 Он несколько секунд стоял возле кровати, глядя на нее сверху вниз, так что ей захотелось приподняться и взять его за руку. «Вырази все словами, – хотелось ей попросить у него. – Я не умею читать у тебя по глазам». Но она ничего не сказала. Ей не положено было говорить.
 – Как обычно, будь добра, Присс, – сказал он. Это стало единственным напоминанием о том, что между ними когда-то что-то было по-другому. Ему не приходилось давать ей указаний с тех пор, как она уехала от мисс Блайд.
 Она улыбнулась и открыла ему объятия.
 – Все будет так, как ты пожелаешь, Джеральд. Иди же, позволь мне подарить тебе удовольствие.
 Его тело было таким знакомым – подтянутым, в меру мускулистым, с запахом привычного одеколона. Она так хорошо знала, как подстроиться под него, как повернуться, чтобы он мог попасть как можно глубже, – и в то же время казаться совершенно расслабленной. Ей знакомы были медленные движения его тела, постепенно зарождающийся ритм, его медленное и ровное наслаждение актом любви. Она знала, когда нужно чуть приподнять бедра, чтобы он смог подсунуть под них ладони. Она знала последний решительный толчок и почти беззвучный вздох у ее щеки.
 Он был так хорошо ей знаком. Джеральд. Ее покровитель. Мужчина, который платил зато, чтобы пользоваться ее телом и ее нежностью. Человек, которого она любила.
 Но не ее возлюбленный. Не ее любовь. Тот Джеральд был другим. Тот Джеральд не просто пользовался ее телом. Он любил его. Он любил ее. Но тот возлюбленный исчез и больше никогда не вернется.
 Остался ее наниматель. По крайней мере на какое-то время. Сейчас он был с ней – горячий, он спал на ее теле. Она захватила одеяло ногой, поймала его рукой и натянула ему на плечи. Она закутала его одеялом – и это стало предлогом для того, чтобы обхватить его плечи руками. И она запоминала его близость, его запах, тихий звук его дыхания.
 Он проспал полчаса. Казалось, будто его посещения мисс Блайд приучили его ограничиваться часом удовольствия. Он встал с постели и начал одеваться.
 – Благодарю тебя, Присс, – сказал он, когда снова был полностью одет. Она сидела на краю кровати, закутавшись в халат. – Это было приятно. Боюсь, что твой отдых закончился. Я снова приду послезавтра вечером.
 – Я буду готова тебя встретить, – ответила она.
 – Я постараюсь так не опаздывать, – пообещал он. – Очень мило, что ты меня дождалась, Присс.
 «Это моя работа», – чуть было не заявила она, но успела вовремя остановиться.
 Он уже подходил в двери, как вдруг остановился и обернулся.
 – Ах да! – проговорил он, сунув руку во внутренний карман, и достал оттуда маленький сверток.
 – Что это?
 Он вручил сверток ей.
 – Просто маленький подарок. Я купил их в Йорке по дороге обратно.
 Это были сережки с бриллиантами и изумрудами.
 – Мне показалось, что они подойдут к браслету, – добавил он.
 – Да, – ответила она, прикасаясь к одной сережке кончиком пальца. – Да, подойдут.
 – Ну вот, – сказал он, снова поворачиваясь к дверям. – Не буду отнимать у тебя время сна. Доброй ночи, Присс.
 – Джеральд! – сказала она ему вслед. – Благодарю тебя. Они прелестные.
 – Просто мелочь, – ответил он, не замедляя шага. Присцилла прижала серьги к губам и закрыла глаза. И позволила слезам струиться по ее руке без помех.
 Он провел три дня со своими тетками. Обе были незамужними, и младшая была на десять лет старше его матери. Она была их любимицей, светом их очей.
 – Мы были так рады за нее, когда она вышла замуж за сэра Кристиана! – объяснила ему тетушка Эстер, старшая из сестер, когда они немного пришли в себя после его неожиданного появления и их первоначальная чопорность чуть смягчилась. – У него были владения, понимаешь, и неплохое состояние. И он казался таким серьезным молодым человеком. Да, его отец всю жизнь был серьезным.
 – Но эти дети! – проговорила тетушка Маргарет, вздыхая и чуть краснея от того, что говорит это в присутствии мужчины. – Все они умирали при рождении или даже раньше. Бедняжка Дорис!
 – Она боготворила тебя, – сказала тетушка Эстер. – Благодаря тебе ее жизнь обрела смысл. Так она, бывало, повторяла, когда лежала наверху, умирая. Правда ведь, Маргарет?
 Тетушка Маргарет снова вздохнула.
 – Если бы только ты заставил себя ей написать, Джеральд! – сказала она. – Хотя бы пару строчек, милый. Хотя бы только строчку. Но мальчишки всегда легкомысленны, говаривали мы ей, чтобы ее утешить. Правда ведь, Эстер?
 – Написать ей? – воскликнул он, подаваясь вперед в кресле. – Как я мог написать ей, тетушки, когда считал, что она умерла?
 Обе потрясенно воззрились на него, а потом обменялись взглядами. И вся правда вышла наружу. Вся та неприкрашенная правда, о которой, наверное, и ему, и им следовало бы догадаться много лет назад.
 Незадолго до «смерти» его матери был момент, когда она собралась свозить его навестить ее сестер. Он вспомнил, что должен был ничего никому об этом не рассказывать, чтобы это стало сюрпризом для всех. Он еще помнил, что думал, как это весело – тайком красться из дома, потому что даже папенька не должен знать их секрета. Было так забавно бежать по аллее к поджидающей в ее конце карете и не говорить при этом ни слова! И было ужасно весело ехать в карете с матерью целый день, а потом остановиться на ночь на постоялом дворе, потому что в темноте ехать дальше было нельзя.
 Да, он вспомнил все это, когда по-настоящему задумался, хотя это воспоминание было загнано в такой далекий уголок памяти, что не возвращалось к нему много лет. И он мог вспомнить, как весело смеялся на следующее утро, когда, проснувшись, обнаружил, что его мать уже одета, а их отец тоже с ними в комнате. Это была отличная игра, но его отец их перехитрил. Они все вернулись домой – и он так и не побывал в гостях у своих тетушек. Он не помнил, чтобы изменение планов сильно его огорчило.
 Оказалось, что его мать сделала неудачную попытку оставить его отца и увезти сына с собой. А спустя месяц или два она «умерла». Ее отослали прочь, прогнали, запретив впредь общаться с сыном.
 Она писала ему письма, конечно, и посылала подарки, но все они возвращались назад.
 – Но мы считали, что ты мог бы ей написать, Джеральд, – призналась тетушка Эстер. – Ведь ты-то с ней не ссорился. И она говорила, что ты всегда был к ней привязан.
 – Конечно, милый, – добавила тетушка Маргарет, – мы понимали, что, возможно, твой отец мог запретить тебе ей писать. Но мальчики обычно находят способы делать то, что хотят, вопреки своим отцам. А она ведь была твоей матерью!
 – Но я считал, что она умерла! – ответил он. – И пока спустя пять лет ее тело не привезли в поместье, я даже не знал, что она жива.
 Тетушка Эстер расплакалась.
 – Ах, – сказала тетушка Маргарет, – как жесток был этот человек! Извини, Джеральд, что я так отзываюсь о твоем отце, тем более что он умер. Но какая жестокость! А она умирала медленно, милый, от чахотки.
 И она на пять минут уткнулась в платочек.
 – Она знает, – проговорила тетушка Эстер в конце концов, решительно выпрямляя спину и возвращая платок в карман. – Она уже знает правду, Джеральд. И можно не сомневаться в том, что твой отец попал туда, где больше никогда не омрачит ее радость. А она встретилась с твоими десятью братьями и сестрами, милый, и стала счастливее, чем была здесь. Бедняжка Дорис!
 Они захлопотали вокруг него: заварили чай и разложили на блюде несколько маленьких кексов с изюмом, уважая его потребность помолчать.
 И он сидел, молча глядя в пол перед собой, горюя о матери, умершей в одиночестве, лишенной единственного человека, который делал ее жизнь осмысленной, – его. Он сидел молча, думая о том, что спустя шестнадцать горьких лет его мать снова к нему возвратилась.
 Он проглотил два кекса, чтобы доставить тетушкам удовольствие, выпил две чашки чересчур крепкого чая и улегся в постель, отказавшись от их предложения положить ему в ноги нагретые кирпичи.
 И, размышляя о прошлом, он вдруг осознал, что имеет право больше не чувствовать себя виноватым, что подвел своего отца.
 Это отец его подвел.
 Он расстался с тетушками через три дня, вопреки их желаниям и после множества объятий и поцелуев, подаренных ему на дорогу. Ему не разрешили уехать, пока он не даст твердого обещания приехать еще.
 – Такой чудесный молодой человек! – сказала тетушка Эстер. – И наш родной племянник, Маргарет! Наш единственный оставшийся в живых родственник, не считая нас самих.
 – И волосы у него, как у бедняжки Дорис, – откликнулась тетушка Маргарет. – Какие красивые светлые кудри у нашего милого Джеральда! И улыбка – как у Дорис. И ее доброе сердце.
 Он отправился прямо в Лондон, хоть и сделал остановку в Йорке, чтобы выбрать Присс подарок. Ему хотелось как можно скорее с ней увидеться. Ему хотелось бы привезти ей весь мир, а в придачу – солнце, луну и звезды. Но интуиция подсказывала, что ему не следует делать ей слишком дорогого подарка. Что-то скромное и изящное будет больше похоже на подарок любящего человека.
 Казалось, серьги были сделаны специально для нее, они подходили к ее браслету. По пути домой он вынул их из кармана и помечтал о том, как будет сидеть рядом с ней, когда она станет разворачивать сверток. Он возьмет их у нее из рук и сам вденет ей в уши, поцеловав при этом оба уха, а потом поцелует ее в губы.
 Он расскажет ей про свою мать. Ему хочется, чтобы она узнала про его мать.
 Но, вернувшись в Лондон, он не без сожаления обнаружил, что характер человека не меняется в один день. Находясь вдали от нее, он вполне мог мечтать о том, что будет говорить и делать. Но у него всегда были трудности со словами. И непросто складывались связи с другими людьми. Пережитые им в детстве и юности отношения в семье, связанные с матерью, отцом и Элен, приучили его относиться к людям с подозрением и недоверием.
 И в данном случае обстоятельства сложились против него. Он набросал ей записку утром, после позднего возвращения в Лондон, а потом каким-то образом оказался вовлеченным в недоразумение, которое привело к тому, что ему пришлось сопровождать мисс Раш в театр в ложу Бендлтонов. Было уже одиннадцать часов, когда он попал к Присцилле.
 А зачем мужчина может прийти к своей содержанке в одиннадцать часов вечера? Причина тому может быть только одна. Совершенно очевидно, что именно об этой причине она хотела услышать. Она стала прежней Присс – той Присс, какой была у мисс Блайд и в первые месяцы у него на содержании, пока летом он не сделал ее своей возлюбленной.
 Он вглядывался в ее глаза, ища какой-то знак, какое-то подтверждение тому, что та Присс, которая его любила… конечно же, она его любила!., существовала на самом деле и по-прежнему таилась в той содержанке, которая ждала, когда он уложит ее в постель.
 Но она делала и говорила только то, что ее научили говорить и делать. И та улыбка, которая всегда казалась ему такой теплой, была теперь вовсе не теплой. Она не была теплой – и не была улыбкой. Это был щит, холодный металлический щит, за которым она пряталась.
 Но что пряталось за этим щитом? Он был слишком не уверен в себе, слишком плохо знал человеческую натуру – и, наверное, был слишком неискушен, чтобы осмелиться на попытку это выяснить.
 И потому он позволил себе вернуться к тому ритуалу, который она начала. Он переспал с ней – и перед тем, как присоединиться к ней в постели, даже сказал, что хочет вернуться к прежнему порядку. Он воспользовался ее телом для своего удовольствия, которое оказалось и неудовольствием вовсе, а только физическим удовлетворением желания.
 И он был наказан по заслугам. Она была теплой, мягкой и податливой – и совершенно пассивной. Такой, какими он любил иметь женщин раньше. Плотские утехи без человеческих отношений. Физическая близость и только. Иллюзия, что он все решает, что он господин.
 Он ушел от нее в полночь – и вспомнил о подарке уже в самый последний момент. Он вручил его ей совсем не так, как собирался. Он вручил его так, словно для него это была ничего не значащая побрякушка. И она приняла его в том же духе. Она посмотрела на серьги, согласилась, что они подойдут к ее браслету, и поблагодарила его… с опозданием.
 Вместо того чтобы провести ночь с Присс, как он с нетерпением планировал еще с прошлогодня, он провел ее, снова бродя по лондонским улицам и пытаясь убедить себя в том, что ему посчастливилось спастись – и что так гораздо лучше.
 В конце концов, существовал его собственный характер, созданный для скучной и обыкновенной жизни, а не для любви или страсти.
 Он будет выглядеть смешным, если попытается выразить свою любовь. А предмет его любви таков, что никак не может стать частью его жизни. Только в качестве его содержанки. Но она и так уже была у него на содержании. И он еще какое-то время будет иметь ее в этой роли.
 А спустя какое-то время он ею пресытится. Он будет рад избавиться от нее, будет благодарить себя за то, что не сказал ей ничего такого, что заставило бы ее рассчитывать на какие-то постоянные отношения.
 Они снова вернулись к прежнему образу жизни. И каждый считал, что на самом деле это не так уж плохо. Оба были рады тому, что кризис миновал и конца не наступило.
 Он пришел через день после своего первого визита, но не вечером, а довольно рано днем.
 – Воздух такой свежий, Присс, – сказал он, когда она легко сбежала к нему вниз по лестнице, – а небо такое синее, и под ногами столько листьев! Я пришел, чтобы отвести тебя на прогулку.
 – Ой, правда, Джеральд? – воскликнула она, устремляя на него сияющий взгляд. – Мод простужена, и я со вчерашнего дня не могу выйти. Я так огорчилась и чуть было не рискнула выйти одна!
 – Даже не пытайся, – проворчал он. – Если я тебя на этом поймаю, мне придется тебя отшлепать, Присс.
 Но его ворчание было шутливым, и она ему улыбнулась. Не своей отработанной улыбкой, а почти ухмыляясь. И он обратил внимание на то, что она надела его серьги, хоть они и не вполне подходили для того, чтобы их носили днем и с шерстяным платьем. Даже он настолько в этих вещах разбирался.
 Они прошлись по Гайд-парку, который в это время дня и в это время года был почти пустынным, шурша опавшей листвой и подбрасывая листья ногами.
 – Как пара школьников! – сказала она.
 Он рассказал ей про свою мать. Все без утайки. Он не собирался этого делать. Возможно, именно поэтому слова приходили к нему легко и звучали естественно.
 – Бедная леди! – проговорила она, когда он замолчал. – Некоторые люди имеют в жизни так мало счастья, Джеральд! Не удивляюсь, что твоя тетушка понадеялась на счастье на небесах, где не будет несправедливости.
 Да, – согласился он. – Как я жалею, что не смог сказать матери ни одного слова, Присс! Как я жалею, что не смог с ней проститься!
 – Бедный Джеральд! – откликнулась она. – Но она ведь знала, каков был твой отец, и знала тебя. Думаю, она понимала, что происходит на самом деле. Может быть, она не подозревала, что твой отец сказал тебе, будто она умерла. Но она должна была знать, что ты не переставал ее любить. Она наверняка это знала, Джеральд!
 Он потрепал ее по руке.
 – Может быть, – согласился он. – У тебя доброе сердце, Присс. Мне сводить тебя куда-нибудь поесть бисквитов?
 – Дома есть бисквиты, – ответила она. – И пирожки с джемом.
 – Тогда пусть пирожки с джемом станут решающим доводом, – сказал он. – Идем домой.
 Он остался с ней до утра, и все это время им было уютно друг с другом и спокойно. Он уснул, обняв ее одной рукой и положив голову ей на плечо. И он проспал так всю ночь напролет, что обнаружил с некоторым изумлением только на следующее утро, когда проснулся уже довольно поздно.
 При расставании он поцеловал ей руку и велел ждать его через два дня. Он сообщил, что поведет ее в одну из галерей, где ей предстоит научить его, как стать настоящим знатоком живописи.
 – Ох, Джеральд! – рассмеялась Присс. – Таких не существует! Есть просто то, что тебе нравится и что не нравится.
 – Но мне все время нравится что-то не то, Присс, – возразил он с улыбкой. – Мне нравится то, что кажется красивым, а не то, что считается великим произведением искусства.
 Ей нравилась его улыбка, когда он начинал над ней подшучивать. Ей очень хотелось, чтобы он чувствовал себя с ней непринужденно и чаще улыбался бы так.
 Она была рада, что конец еще не настал, и она была счастлива этим.
 А он планировал доставлять ей удовольствия. Теперь, когда он знал, что она грамотна и умна, он собирался водить ее в такие места, где ей будет приятно бывать. Пусть сам он не посещал их все эти годы, живя в Лондоне, как всегда избегал того, что навевало ему только скуку. Он будет водить туда Присс и получать удовольствие от того, что видит ее счастливой.
 – Значит, я заеду за тобой послезавтра, – сказал он. В ту ночь, когда он бродил по Лондону, он принял решение, что не позволит себе видеться с ней чаще, чем раз в два или три дня.
 – Я буду готова, – пообещала она.




 Глава 12


 Тетушки сэра Джеральда пригласили его провести Рождество с ними, и он решил поехать. Его манили семейные узы, которых он был лишен уже много лет. Такое решение далось ему нелегко. Ему хотелось остаться в Лондоне с Присциллой.
 Но, приняв решение, он пришел к выводу, что поступил правильно. Если он останется в городе, то будет завален обычными приглашениями исполненных благими намерениями знакомых, которые хотели избавить его от одиночества. Разве ему можно было отказаться от этих приглашений, отговариваясь тем, что он предпочитает провести праздник со своей любовницей?
 И к тому же, подумал он, Рождество считается временем любви и близости. Возможно, если бы он остался, то нарушил бы хрупкий мир и покой, которые возникли между ним и Присс после его возвращения в конце октября. Возможно, между ними снова расцветет любовь – и снова оставит их опустошенными, когда праздник закончится. И возможно, на этот раз им не удастся снова склеить осколки их отношений. В последние два месяца он понял, что не хочет ее потерять.
 – Ачто будешь делать ты, Присс? – спросил он. – Тебе не будет одиноко?
 – Нет, конечно же, – заверила она его улыбаясь. – Мисс Блайд пригласила меня провести день с ней. У девушек будет отдых, знаешь ли, и они будут пировать и праздновать. Наверное, я зайду на часок, но не на весь день. Я останусь здесь, праздновать с миссис Уилсон, мистером Прендергастом и Мод. Им некуда идти. Мириам спросила меня, нельзя ли ей отправиться навестить родных. Я сказала, что она может уйти вечером перед Рождеством, а вернуться через день после Рождества. Я сказала, что если она попытается вернуться раньше, то ей дверь не откроют!
 – Наверное, меня не будет недели две, – сказал он. – Хотел бы я не ехать, Присс. Мне неприятно думать, что две незамужние тетушки будут все время вокруг меня суетиться.
 – Но ты только подумай, какую радость ты им подаришь, Джеральд! – возразила она. – Ты, наверное, вернешься, растолстев от гусятины и пирожков, которыми они будут тебя закармливать.
 Он поморщился, а она рассмеялась.
 – Рождество – это чудесное время, чтобы быть с семьей, – добавила она. – Помню… – Но она сразу же замолчала и снова ему улыбнулась.
 – Правда, Присс? – Он провел пальцем по ее щеке. – Может, мы отпразднуем Рождество до моего отъезда? Я пришлю гуся, чтобы миссис Уилсон его нафаршировала, принесу остролист. И мы будем петь рождественские песни и сделаем все, что положено. Хочешь?
 – Это было бы чудесно, Джеральд, – ответила она. И потому весь день перед его отъездом к тетушкам они провели, украшая гостиную остролистом и плетями плюща, которые закрепляли на рамах картин, а на столах ставили сосновые ветки. И он вскарабкался на стул, рядом с которым она встала с вытянутыми руками, чтобы поймать его, если он начнет падать, и подвесил к потолку ветку омелы, чуть сбоку от двери.
 Вечером Джеральд вернулся в атласных панталонах и фраке из парчи, со сложно повязанным шейным платком, словно собирался отправиться на бал в рези<-денцию принца-регента. А она нарядилась в изящное платье из темно-зеленого шелка и надела подаренные им браслет и серьги.
 – Ты очень красивая, Присс, – сказал он, беря ее за руки и целуя в щеку. – И тебе очень идет это платье.
 – Да, – призналась она. – Я позволила себе потратиться на него. И ты тоже выглядишь великолепно.
 – Все оттенки синего между собой сочетаются? – уточнил он. – Мой камердинер заверил меня, что да.
 – Да, действительно, – подтвердила Присс с улыбкой.
 Они съели рождественский обед в малой столовой, а потом сидели перед потрескивающими поленьями в камине и пели веселые песни, соревнуясь, кто вспомнит больше куплетов, а потом хохотали, когда оба вдруг замолчали на четвертом куплете «Доброго короля Венцесласа».
 – Все равно она бесконечная, – сказал Джеральд. – И довольно скучная, если честно признать, Присс.
 – Мне прочесть историю Рождества? – спросила она.
 – А у тебя есть Библия?
 Присс принесла Библию со второго этажа: эта книга была одним из сокровищ из ее прежней жизни. Она читала историю, а он слушал и наблюдал за ней.
 – Присс, – сказал он, когда она закончила чтение, – ведь Кит тебя не учила читать, правда?
 – Нет, учила! – ответила она совершенно правдиво. Мисс Блайд была ее гувернанткой в течение шести лет, с момента, когда ей исполнилось шесть лет. Он нахмурился:
 – Всего год назад?
 Она улыбнулась, закрыла Библию и отложила ее в сторону.
 – У меня есть для тебя рождественский подарок, – сказала она. – Надеюсь, он тебе понравится.
 – Напрасно ты это, Присс, – сказал он. – Ни к чему тебе покупать мне подарки.
 – А я его не покупала, – ответила она. – Я его сделала сама.
 Она встала и вытащила из-за кресла большой плоский пакет.
 Джеральд развязал ленту и развернул бумагу. И обнаружил акварель с изображением своего дома в Брук-херсте.
 – Присс! – воскликнул он, глядя на нее с изумлением. – Это ты нарисовала? Ты умеешь рисовать?
 – Я сделала наброски, пока мы там жили, – ответила она. – А акварель нарисовала уже здесь. Тебе нравится, Джеральд? Их четыре.
 Он поднял верхний рисунок и обнаружил еще три: на них были изображены розовая беседка, поросшая травой аллея и озеро, берег которого был усеян маргаритками, а мостик у дальнего берега отражался в воде среди листьев лилий. Место, где началась и закончилась их любовь.
 – Присс… – проговорил Джеральд, в то время как она замерла на месте, обеспокоенно глядя ему в лицо. – Они такие милые! – Он поднял голову и с виноватой улыбкой добавил: – Это не слишком подходящие слова, правда?
 – Это чудесная похвала! – ответила она, прижимая руки к груди в жесте, который был совершенно для нее нехарактерен. – Они кажутся тебе милыми, Джеральд?
 – Я велю вставить их в рамку, – сказал он, – и повешу в кабинете в Брукхерсте. Теперь, когда я не смогу сразу разобраться в счетах, я буду поднимать голову, смотреть на них и радоваться им. Благодарю, Присс.
 Он вышел в коридор, чтобы достать два свертка из внутреннего кармана своего плаща.
 – Это мне? – изумилась она. – Оба?
 – Один из них ужасно глупый, – признался он. Присс улыбнулась и сначала развернула длинный сверток. Это было колье, оно подходило к ее браслету и серьгам почти идеально.
 – Весь обед я смотрел на твою обнаженную шею и мечтал надеть его на тебя, Присс, – признался он, – но заставил себя выжидать. Дай, я его на тебе застегну.
 – Джеральд, – сказала Присс и повернулась на диване, где они оба сидели, – наверное, тебе пришлось долго искать, чтобы найти такую вещь.
 – По правде говоря, да, – кивнул он. – Но это того стоило, Присс. Выглядит хорошо, и комплект теперь полный.
 – Господи, – сказала она, – я и не мечтала снова иметь такие красивые драгоценности.
 – Снова? – переспросил он.
 Она прикоснулась пальцами к колье, дотронулась до одной из серег и только потом ответила.
 – Я хочу сказать, после того как ты подарил мне браслет, – пояснила она.
 – А второй подарок ты откроешь? – спросил он. – Ты можешь счесть его скучным, Присс. Я плохо знаю твои вкусы, но мне показалось, что он тебе понравится.
 – О да! – сказала она спустя несколько мгновений, глядя на томик, который только что освободила от обертки. Он был переплетен в коричневую кожу с золотым тиснением и золотым обрезом. – «Любовные сонеты Шекспира», – прочитала она, водя пальцем по тисненым букт вам. – Ода, эта книга мне очень нравится, Джеральд. Ты даже представить себе не можешь насколько. Это самые красивые стихи в мире.
 – Ну, я помню, как в школе читал про летний день. Стихи и в самом деле показались мне неплохими.
 – «Сравню ли с летним днем твои черты?» – тихо проговорила Присс, открывая книгу и прислушиваясь к шуршанию новых страниц.
 – А потом все оборачивается таким образом, что она оказывается красивее лета, – подхватил Джеральд. – Довольно умно, право слово. Он был умным человеком, этот Шекспир, правда, Присс? И это правильно, так ведь? Лето бывает таким недолгим!
 – Да, – ответила она. – Но оно всегда наступает снова, Джеральд.
 – Да, наверное, – согласился он. – Наверное, это так. Она поднесли книгу к лицу и вдохнула запах новой кожи.
 – Ну вот, – сказал он, взяв ее за руку. – Мне надо прощаться, Присс. Я хочу выехать завтра пораньше.
 – Да, – отозвалась она, поднимаясь. – Возвращайся скорее, Джеральд.
 Отправляясь к ней, он решил, что не поведет ее в спальню этим вечером. Он хотел отпраздновать с ней Рождество, пусть и немного раньше срока. И ему не хотелось, чтобы у нее было такое чувство, что этот вечер оказался рабочим.
 – Но сначала еще одно, – сказал он, ведя ее за руку под ветку омелы. – Счастливого Рождества, Присс.
 Он заключил ее в объятия и поцеловал впервые с момента Окончания их любви тем летом.
 – Счастливого Рождества, Джеральд, – ответила она, обвивая его шею руками.
 Он поцеловал ее еще раз.
 И он был рад, что не собирался задержаться, – и рад тому, что не станет проводить с ней все рождественские праздники. Потому что уже сейчас, держа ее в объятиях и целуя в губы, он с трудом удерживался, чтобы не погрузить язык в ее рот, и чувствовал, как возвращается та глубокая нежность, которая была чем-то совершенно иным, чем физическое влечение, вспыхнувшее, когда они обнялись.
 – Счастливого пути, – прошептала она ему. – Береги себя, Джеральд.
 – Я вернусь уже в новом году, – сказал он, отстраняя ее от себя и поднимая с дивана подарок, который он от нее получил. – Я пришлю тебе записку, как только снова окажусь в городе, Присс.
 – Хорошо, – ответила она, прикрывая ладонью свое ожерелье.
 – Ну, доброй ночи, – сказал он.
 – Доброй ночи, Джеральд.
 Он нагнулся и еще раз ее поцеловал.
 В Рождество Присцилла особенно остро ощутила свое одиночество. Хотя она часто заставляла себя вспоминать все, за что ей следует быть благодарной, она не смогла почувствовать прежнюю волшебную радость, которую этот праздник приносил ей каждый раз – до недавнего времени.
 Она повторяла себе, что Джеральд будет отсутствовать всего две недели. Не вечность. Он будет отсутствовать даже меньше, чем осенью, а она сумела пережить то время. И потом, они чудесно встретили Рождество вместе, до его отъезда. И жизнь без него должна стать для нее хорошим уроком. Ей нельзя – ни в коем случае нельзя, твердила она себе не без страха – привыкать к нему и зависеть от него. Он ее наниматель, а не возлюбленный.
 Вечером перед Рождеством она пришла в церковь одна и незаметно сидела на задней скамье. Она посетила церковь впервые с тех пор, как стала падшей женщиной. Служба была прекрасной, и Христос родился так же убедительно, как он рождался каждое Рождество уже больше восемнадцати сотен лет, и все дело было в том, что Христос снова пришел в мир. Но это было чем-то, что она наблюдала, а не чувствовала. Она была посторонней.
 Никогда еще она не ощущала свое исключение из респектабельного общества столь сильно и столь болезненно. И когда она уже выходила из храма, богато одетая дама взглянула на нее и притянула юбку ближе к ногам, чтобы не прикоснуться и не оскверниться об одинокую женщину, которая может быть только проституткой с улицы.
 Утром в день Рождества она вручила миссис Уилсон, Прендергасту и Мод приготовленные для них подарки и вместе с ними села за рождественский обед. И она разговаривала с ними и много смеялась над бесконечными историями, которые рассказывала Мод, и выговорами, которые миссис Уилсон устраивала этой девице за то, что та смела рассказывать в присутствии мисс Присси.
 Днем она навестила мисс Блайд, прихватив с собой Мод, которую радовала возможность вдоволь поболтать и посплетничать с новыми людьми. Все девицы были в прекрасном настроении по поводу праздника и возможности не работать, а также подарков, которые мисс Блайд сделала каждой из них. И Присциллу тоже ждал аккуратно запакованный кружевной носовой платочек. Она пробыла у мисс Блайд два часа, продлив запланированное время визита ради Мод – и ради того, чтобы немного отвлечься от мыслей о собственном одиночестве.
 А вечер она провела у себя дома наверху, читая книгу, подаренную Джеральдом, как читала ее каждый вечер после его отъезда. Она задержалась только на том единственном сонете, который он запомнил со школьных лет.
 «И так недолговечно лето наше!» – прочла она и печально улыбнулась.
 Да, очень недолговечно. И к тому же лето больше не вернется, хоть она и говорила ему, что лето всегда возвращается снова. По крайней мере не с Джеральдом. К тому моменту, когда лето вернется, он станет для нее только воспоминанием, как и она для него.
 Она долгое время была беспечна. Она понимала это и смутно из-за этого тревожилась. Но не настолько сильно, чтобы что-то предпринимать.
 О, она ни разу не пренебрегла необходимыми гигиеническими процедурами, которые занимали столь важное место во время ее обучения и выполнение которых мисс Блайд всегда строжайше отслеживала.
 Но в течение тех двух недель их медового месяца Присс была слишком счастлива и слишком утомлена любовными утехами, чтобы вставать с постели и быть осмотрительной. Однако тогда все обошлось.
 И вот теперь, по иронии судьбы, когда он часто даже не оставался у нее на всю ночь, ее небрежность наконец дала о себе знать. У нее была недельная задержка. Всего недельная. Но появилась какая-то глубокая, не поддающаяся определению уверенность в том, что в ней зародилась новая жизнь. Жизнь, которая была частичкой его и частичкой ее самой – и в то же время чем-то совсем иным.
 Она знала, что носит в себе его ребенка. Их ребенка.
 Эта мысль заставила ее обмереть от ужаса.
 В заведении мисс Блайд считалось самым большим позором позволить себе заполучить ребенка. Этот проступок мог заставить даже самых закаленных девиц понурить голову и дрожать от ужаса при мысли о суровом выговоре, который придется выслушать от мисс Блайд. Необходимость уехать и получать поддержку от мисс Блайд в ожидании родов была долгим и постыдным унижением, а возвращение к работе и сочувственно-недоумевающие взгляды других девиц тоже оставались незавидным испытанием. Мисс Блайд не позволяла избавляться от ребенка никому из девиц, которые хотели бы и дальше остаться у нее работать.
 У Присциллы не хватило бы денег – даже если бы она продала бесценные для нее украшения, – чтобы даже одной протянуть те семь лет, которые оставались до получения наследства от матери. И, конечно же, она не смогла бы содержать и себя, и ребенка. А если ей придется зарабатывать себе на жизнь, то она способна выполнять только один вид работы. Но мисс Блайд ни за что не возьмет ее вместе с ребенком. И ни одна содержательница борделя не согласится взять ребенка.
 А если она станет выходить на улицу одна, то кто станет присматривать за ребенком, пока она будет работать?
 И тем не менее Присцилла не могла согласиться на то, чтобы отдать своего ребенка в чужие руки, как это делал и другие девицы. Она не отдаст ребенка Джеральда. Она скорее умрет, чем сделает это.
 Она сидела одна рождественским вечером, закрыв книгу и рассеянно гладя гладкую кожу обложки, заставляя себя открыть свой разум ужасу, который подавляла уже неделю. Она родит незаконного ребенка, родителями которого будут она и Джеральд. И она оставит ребенка при себе и будет любить его до самой смерти.
 Но ей необходимо было кое-что распланировать на будущее. Ей придется закончить свою связь с Джеральдом… как скоро? Через два месяца? Через три? Будет ли ее положение очень заметным уже через три месяца? Для посторонних – вряд ли. Но он часто видит ее обнаженной. Ей необходимо исчезнуть в ближайшие три месяца.
 Но это даже к лучшему. Присцилла всегда жила в уверенности, что, как только истечет срок аренды дома, он захочет завершить и их соглашение. И хотя он казался спокойным и удовлетворенным ею с момента его возвращения в октябре, жар и нежность того короткого летнего периода исчезли… Возможно, за исключением того вечера, когда они праздновали Рождество.
 Джеральд привык к ней и чувствовал себя с ней непринужденно. И тем не менее она оставалась его содержанкой. А весна принесет с собой беспокойство, желание найти новую женщину – или, возможно, на какое-то время, нескольких женщин. Не исключено, что он вернется к мисс Блайд.
 И потому ей лучше было бы закончить их отношения самой, а не ждать неизбежной и унизительной отставки. Возможно, поскольку она оставалась с ним почти год и всегда была послушна и предупредительна, он не станет принимать во внимание то, что их соглашение заканчивается по ее инициативе. И заплатит ей целиком ту сумму, на которую заключено соглашение с мисс Блайд.
 Может быть, она сумеет унизиться до того, что сама его об этом попросит. В конце концов, она будет просить не для себя, а для его ребенка, хотя Джеральд никогда об этом не узнает.
 И, вероятно, ей придется обратиться к мисс Блайд… Она вынесет выговор, который заставлял рыдать каждую бедняжку, которой приходилось его выслушивать. Она вынесет это потому, что ей нужна помощь мисс Блайд. Она не представляет себе, что будет делать после того, как оставит этот дом и лишится покровительства Джеральда.
 Присцилла водила пальцем по золотому тиснению букв, не сознавая, что делает. Был день Рождества. Она думала о другой женщине, которая в этот день произвела на свет ребенка. О Марии и ее верном Иосифе, который женился на ней, несмотря на ее позор, несмотря на то что не был отцом ее ребенка.
 Джеральд притянул к себе обнаженное тело своей любовницы и потерся щекой о ее мягкие локоны.
 – А после праздничной службы они повели меня в дом к соседям, где, как оказалось, собрались все жители в радиусе пяти миль от их деревни, с женами, детьми и собаками. И им понадобилось представить меня каждому, Присс. И каждый раз они называли меня их милым племянником и спрашивали, не удивительно ли, что я так похож на мою милую бедненькую мамочку. Это было ужасно неловко!
 – Но ты доставил им такую радость, Джеральд! – отозвалась она.
 – Они разве что не лопались от радости, – подтвердил он. – Тетушка Эстер связала мне ночной колпак размером с грелку для вареных яиц, причем даже с кисточкой, и это сооружение мне было велено надевать на ночь. Я попытался спать с этой грел кой на голове в рождественскую ночь, чтобы доставить тетушке удовольствие. И еще до полуночи чуть не скончался от зуда.
 Присцилла тихо рассмеялась.
 – А тетушка Маргарет связала мне пару рукавиц, – добавил он, – канареечно-желтых. Мне было ужас как неловко, когда я рождественским утром шел по деревне с обеими тетушками и все смотрели на мои канареечные лапы.
 – Джеральд! – Она сотрясалась от смеха. – Ты преувеличиваешь!
 – Нет, нисколько! – возмущенно ответил он. – Я их принесу и покажу тебе, Присс. Но надевать ночной колпак на голову и демонстрировать его тебе я не собираюсь. Может, он Прендергасту пригодится.
 Она снова рассмеялась, а потом замолчала.
 Джеральд вытянул ноги, ощущая, как им тепло под одеялом. И все его тело было теплым и расслабленным. Ему показалось, что он почувствовал себя совершенно довольным жизнью впервые после того, как на прощание поцеловал ее под омелой две недели назад, перед отъездом.
 Он собирался вернуться домой, потому что завтра у него рано утром была назначена встреча с портным. Но решил, что с таким же успехом может отправиться к нему прямо от Присс. Он зевнул и собрался засыпать.
 – Джеральд? – шепотом окликнула она его.
 – М-м?.. – отозвался он, стараясь не разогнать сонливость, которая уже его одолевала.
 – Джеральд, – сказала она, – когда аренда дома закончится, ты ведь ее не будешь возобновлять?
 – Что? Ну, до этого еще несколько месяцев, Присс. Мне еще можно об этом не думать. Почему тебе это пришло в голову?
 – Мне казалось, что год – это достаточно долго, – объяснила она. – Я подумала, что к этому времени тебе уже захочется перемен. Это ведь так, правда?
 Он совершенно проснулся и чувствовал крайнее раздражение. Какого дьявола?
 – Откуда мне знать? – отрезал он. – Нечего об этом тревожиться, Присс. Я предупрежу тебя заранее, когда придет время. И ты получишь от меня приличную сумму. А теперь спи.
 – Думаю, весной мне лучше вернуться домой, – сказала она.
 – Что? Домой? Ты хочешь сказать – откуда ты приехала?
 – Они по мне скучают, – пояснила она. – Они хотят, чтобы я вернулась.
 – Они?
 Наступило молчание.
 – Мои родные, – ответила она спустя какое-то время. – Мои братья и сестры. Я старшая. Мне пришлось уехать и найти работу. Но… но один из мальчиков уже достаточно подрос, чтобы работать с отцом, так что я могу вернуться. И мне кажется, что, наверное, мне лучше было бы вернуться, Джеральд.
 – Скажи им, что ты нужна мне здесь, – заявил он. – Я и слышать не желаю, чтобы ты уезжала к ним, Присс. По крайней мере на достаточно долгое время.
 – Я имела в виду – навсегда, – сказала она. – Они хотят, чтобы я вернулась навсегда. И, по-моему, мы уже начали немного друг другу надоедать, так ведь?
 – Ты мне еще не надоела, – сказал он, страшно рассерженный и обиженный. И что еще неприятнее – холодный укол страха прямо в сердце. – А то, что чувствуешь, значения не имеет, так ведь, Присс? Я плачу тебе не за то, чтобы тебе что-то надоедало или еще за что-то. Я плачу тебе за то, чтобы ты дарила мне удовольствие своим телом.
 Какая-то часть его сознания говорила ему, что с человеческой природой всегда бывает так. Увы, это была не та часть, которая управляла его словами. Самый лучший способ справляться с болью – это передавать ее кому-нибудь еще. Получить оплеуху – и сразу же ударить в ответ. Быть уязвленным – и ответно уязвить. И ему хотелось причинить ей боль.
 – Да, – подтвердила она.
 – Значит, я больше не желаю об этом слышать, – сказал он суровым и непреклонным тоном – тоном, каким говорил его отец. – У тебя здесь вполне приличная работа, Присс, и плачу я тебе достаточно хорошо. И на самом деле они не хотят, чтобы ты вернулась. Конечно, не хотят, если помнят, как ты зарабатывала себе на жизнь.
 Когда она ответила, ее голос звучал непривычно пронзительно.
 – Им это не важно, – заявила она. – Они говорят, что им это не важно. Они любят меня такой, какая я есть.
 – Тогда они могут получить тебя обратно позже, – сказал он, наваливаясь на нее, заставляя ее развести ноги и с силой вторгаясь в нее. Ему хотелось причинить ей боль. – Когда я с тобой закончу, Присс. А я еще не закончил. Можешь так им и сказать.
 Она повернула голову в сторону, закрыла глаза и лежала тише, чем обычно, пока он быстро овладевал ею, в гневе, обиде и страхе.
 – Мне надо идти, – сказал он, отодвигаясь от нее и вставая с постели. – Утром у меня встреча с моим портным.
 Они оба молчали, пока он одевался в почти полной темноте.
 Она продолжала лежать не накрывшись, когда он повернулся к ней, прежде чем уйти.
 – Я буду здесь послезавтра вечером, Присс, – заявил он, настолько точно копируя своего отца, что сам себя испугался. – И я рассчитываю на то, что ты будешь готова меня принять. И не желаю больше слушать всякие глупости. Это понятно?
 Она бесстрастно посмотрела на него:
 – Я буду готова к твоему приходу, Джеральд.
 Он глубоко вздохнул и шагнул обратно к кровати, чтобы прижать к ее щеке один палец.
 – Присс, – проговорил он, – зачем тебе понадобилось меня сердить? И что это значит – что я тебе надоел? Я ведь хорошо с тобой обращался?
 – Да, – ответила она.
 – Разве я когда-то о тебе забывал? Или был с тобой жестоким? Требовал от тебя слишком многого или приходил к тебе слишком часто?
 – Нет, – ответила она. – Ты всегда был добр ко мне, Джеральд!
 – Ну вот, – сказал он. – Тогда почему я тебе надоел?
 Она молча смотрела на него, пока он не почувствовал новый прилив гнева. Он стиснул зубы и смерил ее взглядом.
 – Ну что ж, – сказал он. – Мне очень жаль. Тебе просто придется рассматривать это как не слишком приятную работу, Присс, которую необходимо выполнить, чтобы заработать себе хлеб насущный. Надо думать, фабричные рабочие или углекопы чувствуют то же самое, хотя им приходится трудиться гораздо больше, чем тебе.
 Он резко развернулся и зашагал к двери.
 – Джеральд! – окликнула она его тем же высоким пронзительным голосом, каким говорила недавно. Он не ответил на ее зов.




 Глава 13


 Вечером через два дня Присцилла тщательно приготовилась: она надела розовое платье, которое нравилось Джеральду, и слегка обрызгала себя духами, которые купила сразу после Рождества. Днем она вымыла голову и тщательно расчесала волосы, чтобы они лежали мягкими локонами.
 Она сделала ему больно. Она это понимала. Она выбрала для разговора совершенно неподходящее время, когда он уже начал засыпать, после того как овладел ею. Он понял ее так, будто он ей надоел, и это причинило ему боль.
 Она села у камина в гостиной, положив руки на колени, и стала думать о том, как ей следует его встретить: как надо улыбнуться, что надо сказать. Ей не хотелось, чтобы ему было больно. Он и без того был слишком не уверен в собственных достоинствах. Она должна убедить его в том, что он ей ничуть не надоел. В течение ближайших двух месяцев ей нужно придумать какой-то другой способ с ним расстаться.
 Она просидела так до часа ночи, а потом взяла свечу и поднялась в спальню, велев Прендергасту погасить камин. Она без сна лежала в постели и прислушивалась, не придет ли он.
 Следующие два вечера прошли точно так же.
 Он пришел через неделю после своего последнего визита, днем, когда она уходила гулять с Мод. Когда она вернулась, Прендергаст сообщил ей, что он дожидается в гостиной.
 И в результате ей пришлось приветствовать его с растрепанными волосами и покрасневшими от ветра щеками и носом.
 – Джеральд! – воскликнула она, врываясь в гостиную. Она поспешно пошла к нему, протягивая руки. – Я не знала, что ты придешь. Извини, что заставила тебя ждать.
 Он держал руки сцепленными за спиной.
 – Здравствуй, Присс, – сказал он.
 Она опустила руки и немного неуверенно улыбнулась ему.
 – Мне пойти причесаться? – спросила она. – И приготовиться для тебя, Джеральд? Ты готов подождать несколько минут?
 – Чтобы отправиться в постель? – отозвался он. – Не знаю, Присс, хочу ли я именно этого.
 Несколько секунд она смотрела на него молча.
 – Ты этого не хочешь, Джеральд? – спросила она. – Тогда скажи мне, что я могу для тебя сделать? Как я могу быть тебе полезна?
 – Не знаю, можешь ли, – сказал он. – Я думал, что это не имеет значения, Присс. У Кит это никогда не имело значения, Я платил за удовольствие. Мне было не важно, кем была девица или что она обо мне думала, при условии, что она делала то, что ей было сказано. Я думал, что и с тобой это не будет иметь значения. Ты всегда делала то, что тебе говорили. Ты всегда знала, как доставить мне удовольствие. И сейчас знаешь. И я готов биться об заклад, что, если бы я уложил тебя в постель, ты все сделала бы так, как мне больше всего нравится. Я прав, так ведь?
 – Я здесь ради твоего удовольствия, Джеральд, – подтвердила она.
 – Совершенно верно, – подхватил он. – Но проблема в том, Присс, что ты перестала быть просто одной из девиц. Наверное, я слишком долго был с тобой. Может быть, в этом ты права. Ты перестала быть для меня просто женским телом. Ты – Присс. И я сомневаюсь, что смогу получать удовольствие, если буду с тобой, когда я тебе надоел. Я больше не могу это делать, вот и все. Так что же ты хочешь, Присс? Только обещай мне одно. Ты не вернешься к Кит, хорошо? Мне не хочется думать, что любой мужчина, которому захотелось часок развлечься, сможет тебя заполучить.
 Это был ее шанс. Шанс закончить их отношения достаточно дружелюбно. Шанс получить от расставания максимальную выгоду, потому что это именно он предлагал немедленно порвать их связь.
 – Скажи мне, чего ты хочешь, – сказал он. – Я не могу ложиться с тобой в постель, если ты согласна это делать только ради денег, Присс. И не подходи ближе. Я не хочу, чтобы ты меня касалась.
 – Джеральд! – воскликнула она. – Ох, Джеральд, ты мне вовсе не надоел! Просто… просто они хотели, чтобы я вернулась, и я решила, почему бы и нет, если я уже начала тебе надоедать. Я подумала, что наверняка это так – ведь прошел почти год! И ведь было… было лето, а потом… потом осень. И я подумала, что ты, может быть, просто не знаешь, как со мной порвать. – Она замолчала и растерянно посмотрела на него. – Ты мне не надоел, Джеральд. И это не просто ради денег. Ты всегда мне больше всех нравился, знаешь ли. – Она невольно покраснела. – Ты был единственный, с кем это никогда не было… неприятно. С тобой мне никогда не было неприятно. Это моя профессия, и, конечно, раньше мне все равно приходилось это делать, даже если было неприятно. Но с тобой никогда так не было. Когда я дарила тебе удовольствие, это всегда доставляло удовольствие и мне.
 – Правда, Присс? – Он посмотрел на нее с тоской. – Я никогда не мог назваться выдающимся мужчиной, так ведь? И я никогда не учился доставлять удовольствие женщине. Я…
 – Ты нравишься мне больше, чем все остальные мужчины, которых я когда-либо знала, Джеральд! – решительно заявила она. – И ты доставляешь мне много радости.
 – Даже прошлым летом? – спросил он. – Тебе не было противно, Присс? Я не заставлял тебя работать слишком много?
 – Это не работа! – прошептала она. – Ты ведь знаешь, что это была не работа, Джеральд. Знаешь.
 Он улыбнулся немного растерянно.
 – Думаю, дело было в лете, Присс, – сказал он, – в теплой погоде и сельском окружении.
 – Да, – согласилась она.
 Он протянул ей руку, а она вложила в нее свою.
 – Значит, ты скажешь им, что у тебя есть работа, которую ты не хочешь оставить? – спросил он.
 Она кивнула.
 Джеральд глубоко вдохнул и медленно выпустил воздух из легких.
 – Тогда давай пройдем в соседнюю комнату, хорошо? – предложил он. – Нет, Присс, мне не важно, что у тебя волосы растрепались под шляпкой. Мне они кажутся достаточно красивыми. И мне не важно, что у тебя под платьем есть белье. Ты сможешь снять его в той комнате. Ты пойдешь со мной? Сейчас?
 «Дура! – думала она, пока он вел ее за руку в спальню и закрывал дверь. – Дура, дура, дура». Она уже на втором месяце беременности. Опытный взгляд, взгляд человека, который не так неискушен, как Джеральд, уже определит, что ее грудь начала меняться. Ей необходимо будет уехать от него в ближайшие два месяца.
 И тем не менее только что она почти призналась, что любит его. Она только что допустила, чтобы он начал новую и неопределенно долгую фазу их отношений.
 «Дура!» – думала она, пока он собственноручно раздевал ее и пока она раздевала его. Она снова позволяет ему заниматься с ней любовью. Это ведь не будет обычным соитием. Это будет любовь. Его руки уже лежали на ее талии, притягивали ее к нему теснее. Его язык уже врывался ей в рот. Она уже отвечала.
 Ах, Джеральд, Джеральд!
 – Ты очень привязана к своим родным, Присс? – спросил он гораздо позже, прижимая ее к своему умиротворенному телу.
 – Да, – ответила она.
 – Наверное, им было тяжело тебя отпускать, – продолжил он, – а тебе – трудно уезжать.
 – Да.
 – А когда ты уезжала, ты уже знала, что будешь делать?
 – Нет, – ответила она. – Наверное, женщины никогда этого не знают. Наверное, они всегда считают, что смогут найти какую-то респектабельную работу. Не думаю, чтобы хоть одна женщина выбрала эту профессию добровольно, Джеральд. По крайней мере я с такими женщинами никогда не встречалась. Все девушки у мисс Блайд просто не имели ничего иного, что можно было бы продать.
 – Наверное, твои близкие были очень расстроены, – сказал он.
 – Да.
 – Но они должны очень сильно тебя любить, – добавил он, – если сказали, что для них это ничего не меняет. Они должны очень сильно тебя любить, чтобы все равно хотеть твоего возвращения, Присс.
 – Да, – ответила она.
 – Я отправлю тебя их навестить, – пообещал он, – весной, Присс. На месяц. Может, на два. Нет, не на два. На шесть недель самое большее, Я отправлю тебя, когда придет весна.
 Его пальцы ласково скользили по ее волосам.
 – Благодарю тебя, – сказала она. – Благодарю, Джеральд.
 – Я хочу, чтобы ты была счастлива, – проговорил он. – Это подарит тебе счастье, Присс?
 – Да, – согласилась она.
 – Ну вот, – заключил он, – значит, тебе надо ехать. Я это устрою.
 Через пять минут он уже спал.
 Присцилла закрыла глаза и вдохнула теплый мужской аромат его одеколона. Горло и грудь у нее ныли и болели.
 Граф Северн вернулся в город в начале февраля и поселился в собственном особняке на Гросвенор-сквер. Он сказал своему другу, что снял траур и готов пожить в свое удовольствие.
 Как-то вечером они вместе пошли в оперу, но потом Джеральд один отправился домой пешком, а его друг собрался посетить уборные актрис. Спустя три дня, когда лорд Северн наконец снова появился у дверей своего друга, он был вымыт и чисто побрит и одет в свежий костюм, но глаза у него были запавшими и чуть покраснели. Он пришел объявить, что нашел себе новую содержанку.
 Дженни Джибб, танцовщица, имела репутацию женщины, которая при выборе покровителя не опускается ниже герцогов и пятидесяти тысяч в год. Она могла позволить себе быть разборчивой, поскольку, бесспорно, считалась самым красивым, самым женственным и самым чарующим созданием, какие появлялись в столице за последние десять лет.
 Наливая им обоим бренди, Джеральд думал, что, наверное, Майлз может считаться ей достойной парой по всем этим показателям, даже несмотря на покрасневшие глаза и явные следы недосыпания.
 – А мне казалось, что ты обещал исчезнуть по меньшей мере на неделю, – заметил он, подавая другу рюмку.
 – Ах, Джер, так оно и было бы, если бы на ее месте была обычная женщина. Но прелестная Дженни – женщина необычная. Весьма необычная. Мне надо будет каждый день по два часа тренироваться у Джексона, чтобы оставаться в достойной форме. Ни минуты сна, Джер. Ни единой минуты. И энергичная акробатика все это время.
 – Ты, случайно, не хвастаешься? – спросил Джеральд.
 – Я? – изумился Майлз. – Хвастаюсь? Не забывай: мне надо было избавиться от накопившихся за год сил и желаний. Как Присси? Ты по-прежнему с ней?
 – По-прежнему с ней, – подтвердил Джеральд. – В следующем месяце или еще через месяц я собираюсь отправить ее навестить родных. Они хотели, чтобы она вернулась домой, но она решила задержаться еще на какое-то время.
 – А! – воскликнул граф. – Истинная любовь побеждает, верно, Джер?
 Джеральд нахмурился:
 – Что за чушь, Майлз? Присс – моя содержанка и очень хорошо знает свое дело. Не как Дженни или еще кто-то из таких, но мне ничего такого и не нужно.
 – Конечно, – согласился Майлз с улыбкой. – Я мог бы и сам догадаться, что Присси ничем не похожа на Дженни, Джер. Но ведь Присси – настоящая леди. А Дженни – нет, и за этот подарок я буду вечно благодарить судьбу. «Таттерсоллз» в последнее время предлагает приличных животных?
 – Хочешь посмотреть? – спросил Джеральд. – Я бы пошел с тобой на часок. Потом я обещал сводить Присс в Британский музей.
 Майлз расхохотался:
 – Знакомишься с культурой в обществе содержанки? Странное сочетание. Возможно, тут есть эротическое начало? Ты собираешься показать ей мраморы Парфенона?
 Джеральд покраснел.
 – Ни в коем случае! – отрезал он. – Я не допущу, чтобы Присс смотрела на толпу нагих мужчин!
 Майлз расхохотался, запрокинув голову.
 – А разве Присс раньше не работала у Кит? – поинтересовался он.
 Джеральд поставил рюмку и решительно встал.
 – Так мы едем на аукцион или нет? – спросил он. – По-моему, нам лучше бы поехать, Майлз, пока я не наподдал тебе хорошенько.
 Лорд Северн пристально посмотрел на него.
 – Извини, старина, – сказал он. – Последние мои слова были лишними, верно? Если можно, я бы заехал с тобой к Присси, чтобы поприветствовать ее перед тем, как ты отправишься с ней охотиться на культуру. Полагаю, посещение запланировано ради Присси, а не ради тебя?
 – Она умеет все объяснять, – ответил Джеральд. – Если бы она была одной из моих учительниц в школьные годы, Майлз, то, наверное, я бы кое-что сумел понять. Может быть, я даже стал бы ученым человеком.
 Майлз хлопнул друга по плечу.
 – Пища для размышлений, – заявил он. – Выводи меня на воздух, Джер, ладно? Я до сих пор чувствую аромат духов Джен, хоть три часа назад только что кожу с себя не стер.
 Глядя в темноту, Присцилла думала о том, что выжидать больше нельзя. Даже неделю. Она и так тянула слишком долго. Был уже конец марта. Если бы она имела другую фигуру, то не смогла бы выждать настолько долго. И практически любой мужчина, кроме Джеральда, уже давно заметил бы, что с ней происходит.
 Она откладывала и откладывала. После января их отношения вступили в новую фазу спокойной нежности. Страстность прошлого лета не вернулась – если не считать некоторых моментов в постели, – но и бесстрастные и почти исключительно нежные отношения осени и начала зимы тоже ушли в прошлое. Появились нежность и близость – почти такие, какие бывают между мужем и женой при удачном браке после того, как проходит этап медового месяца.
 И из-за ее собственной небрежности ей придется все это разрушить, и для себя, и для него.
 Он обнимал ее, обхватив руками сзади. Она лежала спиной к нему, положив голову ему на руку, уютно прижавшись к нему. Она должна закончить их отношения при следующем же его визите. Она должна поговорить с ним, как только он придет в следующий раз. Она уже приготовила убедительную историю. Просто надо набраться отваги и ею воспользоваться.
 – М-м… – произнес Джеральд, проснувшись.
 Он потерся щекой о ее макушку и поцеловал местечко над ухом, а потом чуть передвинулся, прижав ладонь к ее телу.
 Она закрыла глаза, запоминая это мгновение, жалея, что не способна остановить время. Почему человеку приходится идти дальше, в будущее? Почему нельзя навсегда остаться в настоящем?
 – Присс, – проговорил он, проводя рукой по ее животу. – Слишком много пирожных с кремом. Или пирожков с джемом.
 Она похолодела.
 – Мне придется поговорить с миссис Уилсон, – добавил он, – и приказать, чтобы она несколько недель морилатебя голодом.
 Присцилла крепко зажмурилась. Он еще раз поцеловал то же местечко над ухом.
 – Я тебя дразню! – сказал он весело. – Ты ведь не приняла это за выволочку, Присс? Я не против, чтобы ты немного прибавила в весе. Ты все равно такая крошечная! – Он снова провел рукой по едва наметившемуся животу. – Тебя приятно трогать.
 Она положила свою руку поверх его руки и переплела их пальцы.
 – Джеральд, – начала она, когда он снова замолчал.
 – Этот голос! – отозвался он встревоженно. – Я знаю, что, когда ты говоришь таким тоном, последует нечто серьезное. Я сделал тебе больно? Я не хотел, Присс. Ты всегда кажешься мне хорошенькой.
 – Нет, – ответила она, – я не обиделась.
 – Тогда в чем дело?
 – Я получила еще одно письмо из дома, – сказала она. – На этот раз не от родителей. Оно было от… от друга. От друга-мужчины. Мы собирались пожениться, до того как я сюда уехала.
 Обнимающие ее руки застыли неподвижно.
 – Он не мог меня содержать, – продолжила она. – Но теперь у него есть собственный коттедж и постоянная работа. Он хочет, чтобы я вернулась домой, Джеральд.
 – Насовсем? – спросил он.
 – Насовсем.
 – Он знает о тебе? – уточнил он.
 – Да. Он говорит, что это не имеет значения. Он хочет, чтобы я вернулась домой и вышла за него замуж.
 Наступило долгое молчание.
 – А что хочешь делать ты? – спросил он.
 – Думаю, что, наверное, мне следует поехать, – проговорила она. – Я была к нему привязана.
 – Была привязана, – повторил он. – А теперь нет?
 – Другой такой возможности у меня не будет, – сказала она. – Дело не в том, что ты мне надоел, Джеральд, или что я хочу тебя бросить. Ты был очень добр ко мне. Но таким девушкам, как я, обычно не представляется возможности выйти замуж и иметь собственный дом и, может быть, ребенка… – Она судорожно сглотнула. – Или детей.
 – Да, – согласился он. – Наверное, это так.
 Опять наступило долгое молчание.
 – Так ты собираешься ехать? – спросил он.
 – Думаю, что мне следовало бы.
 – Присс, – сказал он, – а какой он? Не начнет ли он тебя этим попрекать спустя какое-то время? Тебе не стоит соглашаться, если есть возможность, что он начнет называть тебя шлю… Тебе не стоит соглашаться, если это когда-нибудь станет для тебя унизительным.
 – Нет, – возразила она. – Он не такой, Джеральд. Он по-прежнему меня любит и винит себя в том, что со мной случилось. Он хочет загладить передо мной свою вину.
 – И ты тоже его любишь, Присс? – спросил он.
 Она зажмурила глаза так сильно, что увидела под веками вспышки света.
 – Нет, – сказала она. – Но я была к нему привязана и, наверное, смогу снова привязаться. Дело не в том, что я хочу тебя оставить, Джеральд, но у меня появилась возможность выйти замуж и снова стать респектабельной.
 – Тогда, наверное, тебе следует ехать, Присс, – проговорил он. – Я и правда считаю, что следует.
 – Все еще не до конца решено, – добавила она. – Мне надо ответить на его письмо и подождать, чтобы он за мной прислал. Но, наверное, я все же соглашусь.
 – Да, – сказал он. – Было бы глупо не соглашаться.
 – Да.
 Он еще довольно долго лежал позади нее, продолжая прижимать ее к себе обеими руками.
 – Наверное, мне лучше уйти, Присс, – сказал он наконец. – Как-то неправильно обнимать чужую женщину. Мне лучше уйти.
 Она прижалась щекой к его руке.
 – Ты мне совсем не надоел, Джеральд, – повторила она. – И я не хочу с тобой расставаться. Если бы не это письмо, я была бы рада оставаться у тебя на содержании столько, сколько бы тебе хотелось. Может, я все равно смогу это сделать. Может, он не пришлет за мной.
 – Ну что ж, – ответил он, высвобождая руку из-под нее и садясь на край кровати, – по-моему, тебе следует ехать, Присс, – при условии, что ты уверена в том, что в будущем он не станет гадко к тебе относиться. Я честно считаю, что тебе надо соглашаться. Я буду рад знать, что ты хорошо устроена.
 – Правда, Джеральд?
 – Да, – подтвердил он. – Мне всегда неприятно было думать о том, что ты вернешься к Кит, когда мы наконец расстанемся, Присс. Ты это знаешь. Ты можешь очень много дать одному мужчине. Ты не создана для публичного дома.
 Она не стала поворачиваться на спину. Пока он одевался, она продолжала лежать спиной к нему. Уходя, он положил руку ей на плечо.
 – Доброй ночи, Присс, – сказал он. – Я зайду послезавтра. Просто чтобы узнать, приняла ли ты какое-то решение. А если погода будет хорошая, я смогу взять тебя на прогулку.
 – Да, – согласилась она. – Я буду готова, Джеральд.
 – Но не для постели, Присс, – уточнил он. – Только для прогулки.
 – Только для прогулки, – повторила она. Он чуть сжал ее плечо и ушел.
 Если отчаяние бывает таким, подумала она, закрывая глаза и оставаясь на месте, только положив руку на свой медленно округляющийся живот, то настоящий ад не может быть страшнее.
 У Джеральда было немало проблем еще до того, как он отправился домой к своей любовнице. Он был в дурном настроении – но это она сразу заметила и уже через полчаса после его прихода успокоила его. Она вернула ему хорошее настроении – оставаясь, как всегда, очень спокойной и рассудительной.
 – Все не может быть так плохо, как ты подумал, – заявила она. – Я никогда не поверю такому в отношении лорда Северна. Он бы не стал делать что-то настолько циничное, Джеральд. А если вдруг сделал, то потом он обязательно все исправит. Я в этом совершенно уверена. Ты убедишься, что я права.
 – Наверное, – отозвался он, продолжая хмуриться. – Но это ведь на всю жизнь, Присс! Это был бы слишком долгий срок, даже если бы он знал эту женщину. Вся жизнь – это всегда слишком долгий срок. Брак – это выдумка какого-то садиста, поверь мне. Но он не знаком с этой девушкой и выбрал ее совершенно сознательно просто потому, что она некрасивая, молчаливая и скучная.
 – Первые впечатления часто бывают обманчивыми, – возразила она. – У тебя болит голова, Джеральд? Давай, я принесу лавандовой воды.
 У него не болела голова, но он не стал ей в этом признаваться. Он позволил уложить его голову ей на колени, после чего она стала промокать ему виски лавандовой водой, глядя ему в лицо с улыбкой. Он позволил ей нянчиться с ним и вздохнул с удовольствием, почувствовав, что жизнь хороша, даже несмотря на то что Майлз поступил глупо.
 Накануне вечером Майлз пришел к нему на квартиру из клуба «Уайте» в мрачном настроении из-за того, что его мать и сестры уже выехали в Лондон, чтобы провести там сезон. И в столицу направлялась и молодая леди, которую они наметили ему в невесты, а также вся ее семья.
 – Если бы ты сейчас поставил передо мной самую некрасивую, скучную и обыкновенную женщину, какая бы нашлась в Лондоне, – заявил он, – или, если уж на то пошло, во всей Англии, я бы сделал ей предложение не задумываясь.
 Джеральд рассмеялся.
 – Тебе лучше стать таким, как я, Майлз, – сказал он, – и просто решительно заявить всему миру, что ты намерен оставаться холостяком столько, сколько тебе захочется. А захочется тебе им быть до конца жизни, так что всем большой привет.
 Джеральд не принял слова друга всерьез, хоть тот и оставался мрачным.
 – Мой идеал женщины, – сказал Майлз спустя какое-то время, – это та, которая была бы милой и тихой и согласилась бы жить где-нибудь в деревне, где ее можно было бы навещать раз или два в год. Такая, которая заставила бы всех амбициозных матушек, включая и мою, собрать вещи и отправиться по домам. Такая, которая слилась бы с окружающей меня обстановкой. Такая, чтобы я мог забыть о ее присутствии. Разве такое не похоже на блаженство?
 – Еще лучше не иметь никого, даже если она незаметная, – возразил Джеральд.
 – Похоже, такой возможности нет. – Майлз встал. – Мне надо идти. Наверное, уже дьявольски поздно. Надо бы мне пойти к Дженни и наслаждаться жизнью, пока это можно.
 Джеральд вспомнил, что не принял слова друга всерьез. Говорить такое вполне нормально. А вот поступить так – дело другое.
 Но в тот день Майлз встретился с другом у Джентльмена Джексона и прошелся с ним до клуба. А когда утром Майлз вернулся домой, то нашел свою скучную, обыкновенную женщину. Она пришла к нему в дом этим утром, умоляя помочь ей найти работу и ссылаясь на дальнее родство. Он немедленно предложил ей такую работу – в качестве своей графини.
 – Ты сделал – что? – спросил Джеральд и так резко остановился, что чуть не столкнулся с леди и джентльменом, которые шли следом за ними по тротуару.
 Он не хотел верить своим ушам, но они его не обманули.
 – Я сделал предложение бедной родственнице, которая пришла ко мне этим утром, – повторил Майлз. – Мисс Абигайль Гарднер.
 Они должны были венчаться через два дня по специальному разрешению. И, возвращаясь домой от своей содержанки, Джеральд, мысли которого кружились и расплывались, сообразил, что все это означает, – через два дня он не сможет вывести Присс на прогулку. Он обещал, что на свадьбе Майлза будет шафером. Мир сходил с ума.
 А Присс его бросает. Но он отказывался заглянуть в зияющую пропасть, которая, как он прекрасно знал, будет его ожидать после ее отъезда. Пока еще даже нет уверенности в том, что она действительно уедет. Может быть, ее деревенский ухажер передумает, когда увидит, что она готова принять его предложение.
 И вообще, он будет думать о ее отъезде тогда, когда она уедет.
 Он сразу же лег в постель, укрылся одеялом с головой и терпеливо ждал, когда же закончится эта бессонная ночь.




 Глава 14


 Присцилла не навещала мисс Блайд уже несколько недель. Она была совершенно уверена в том, что ее бывшая гувернантка и работодательница моментально увидит правду, а она еще не подготовила себя к тому, чтобы просить о помощи, без которой, как она прекрасно понимала, не сможет обойтись. Присцилла пошла к ней наутро после разговора с Джеральдом.
 – Присцилла, дорогая моя! – сказала мисс Блайд, снимая очки с кончика носа и закрывая книгу, которую читала. – Как чудесно! А я уже стала думать, не сбежала ли ты из Англии. Садись же! Я решила отдохнуть несколько минут после того, как провела час с новой ученицей. Я не уверена в том, что эта девица мне подойдет. Ее вульгарность въелась в нее слишком глубоко.
 – По-моему, у вас еще не было неудач, – с улыбкой ответила Присцилла.
 Поцеловав подставленную ей щеку, она уселась. Взгляд мисс Блайд скользнул по ней.
 – Я удивлялась, почему ты ко мне не приходила, – проговорила она. – А теперь я вижу причину.
 – Это настолько заметно? – спросила Присцилла.
 – Опытному взгляду-да, – ответила мисс Блайд. – У тебя округлилось лицо, Присцилла, и грудь стала полнее. Какой у тебя срок?
 – Около четырех месяцев, – призналась она.
 – Значит, ты относишься к числу счастливиц, – сообщила ей мисс Блайд. – Некоторых женщин раздувает как шар уже через месяц или два. Сэр Джеральд знает?
 – Нет.
 – И как ты объяснишь, почему это произошло? – осведомилась мисс Блайд, снова устраиваясь в своем любимом кресле.
 – Я допустила небрежность, – призналась Присцилла.
 – Несмотря на свою подготовку? Полагаю, ты вообразила, что можешь спокойно пролежать всю ночь рядом со своим покровителем и это не повлечет за собой никаких последствий. Полагаю, Присцилла, ты позабыла о том, что, ложась с мужчиной, ты всегда работаешь, а не получаешь удовольствие.
 – Да, – согласилась Присцилла. – Я допустила небрежность.
 – Полагаю, – продолжила мисс Блайд, – ты позволила себе забыть о том, что являешься личностью только в то время, когда не находишься с клиентом или покровителем, а что рядом с ним ты – предмет. Ты забыла о том, что предметы не имеют чувств и что они нуждаются в тщательном уходе, чтобы оставаться в порядке. Ты об этом забыла, Присцилла?
 – Да, – ответила она. – Наверное, забыла.
 – И, полагаю, ты забыла и о том, – продолжила мисс Блайд, – что твой покровитель – это не личность, не человек, которого тебе хотелось бы узнать, а просто самец, которому нужно дать удовлетворение. Полагаю, что сэр Джеральд Стейплтон стал для тебя личностью.
 – Да.
 – И, полагаю, ты в него влюблена?
 – Да.
 Мисс Блайд вздохнула.
 – Ты позабыла всю свою подготовку, – констатировала она. – Все мои уроки, целиком. И уверена, ты была удивлена, обнаружив, что ждешь ребенка.
 – Нет, – сказала Присцилла. – Наверное, меня удивило только то, что это не случилось гораздо раньше. Вы мне поможете?
 – Конечно, я тебе помогу! – кивнула мисс Блайд.
 – Не деньгами, – пояснила Присцилла. – Я сохранила почти все деньги, которые мне платили, и есть еще драгоценности. И мне кажется, что он может дать мне еще какое-то вознаграждение, хотя это я его оставляю. Я сказала ему, что мой бывший ухажер написал из деревни и попросил меня выйти за него замуж.
 – И он этому поверил? – изумилась мисс Блайд.
 – Он считает, что мне следует согласиться, – ответила Присцилла.
 – Написал? – Мисс Блайд выразительно подняла брови. – А сэр Джеральд знает, что ты умеешь читать, Присцилла?
 – Да. Он застал меня за чтением, когда мы вместе жили в Брукхерсте.
 – И он считает, что твой кавалер умеет писать? – продолжала удивляться мисс Блайд.
 – Думаю, что он об этом не задумывался.
 Мисс Блайд покачала головой:
 – Похоже, он невероятно наивный молодой человек.
 – Да, очень бесхитростный, – подтвердила Присцилла.
 – И он не знает про ребенка. – Мисс Блайд нахмурилась. – А когда у тебя в последний раз были с ним отношения, Присцилла?
 – Прошлым вечером, – ответила она.
 – И он ничего не знает? У этого человека явные проблемы с головой, – заметила мисс Блайд.
 – Только с жизненным опытом, – возразила Присцилла. – Он не глуп.
 – Бедная дурочка! Я вижу, что ты совершенно от него без ума. У меня есть новый коттедж у моря, Присцилла. Я никогда еще не отправляла туда девушек. Ты можешь пожить там, пока не родится ребенок. Я найду возможность хорошо его устроить, а ты сможешь вернуться сюда через три месяца после его рождения.
 – Я не стану отдавать ребенка, – заявила Присцилла. – И потом, если я сюда вернусь, Джеральд будет знать, что я ему солгала.
 – Мы поговорим об этом позже, – сказала мисс Блайд. – Мне понадобится неделя на то, чтобы для тебя подготовили коттедж. А тем временем я посоветовала бы тебе постараться не допускать сэра Джеральда в свою постель. Твоя талия уже исчезла.
 – Не совсем, – возразила Присцилла. Она встала и протянула руку. – Благодарю вас, мисс Блайд. Я знала, что вы мне поможете, хоть и боялась прийти к вам и просить об этом, и показать, какой глупой я была. Насколько мне стало легче, когда я с вами поделилась! Я не стану больше отнимать у вас время. Вы ведь хотели отдохнуть.
 Мисс Блайд игнорировала протянутую ей руку.
 – Присцилла, – проговорила она, – ты жила самостоятельно почти год. До этого ты проработала здесь всего четыре месяца. Но ты была моей девушкой, и ты остаешься моей девушкой, покуда приходишь ко мне за советом и помощью. И ты должны была знать, что мои девушки боятся этого разговора со мной больше всего на свете.
 – Да, – согласилась Присцилла. – Я помню, как это случилось с Мэй, когда я только сюда приехала. Она много плакала еще до своего разговора с вами, а когда вы с ней поговорили, она плакала еще сильнее.
 – Я намеренно внушаю этот ужас, – сказала мисс Блайд. – Непростительно вовлекать невинное создание в нашу довольно некрасивую профессию, Присцилла, когда с помощью простых мер предосторожности этого можно избежать. Я хочу, чтобы мои девушки настолько боялись того, что я смогу им сказать, что они любой ценой постарались бы избежать необходимости меня выслушать. И я определенно хочу добиться, чтобы ни одна девушка не приходила ко мне второй раз. Пока мне удавалось добиться успеха хотя бы в этом.
 Присцилла опустила глаза.
 – И ты не избавлена от необходимости меня выслушать, Присцилла, просто потому, что всегда была моей любимицей, или просто потому, что я отношусь к тебе скорее как к дочери, чем как к одной из моих девиц. Ты все равно одна из моих девиц. И ты такая же шлюха, как и любая из них. Можешь сесть. Мне обычно нужно полчаса на то, чтобы объяснить все заблуждения девицы, а я не собираюсь заставлять беременную стоять.
 Присцилла села.
 Уже через пять минут она начала задыхаться. Она убедилась в том, что разговоры об ужасе этой беседы не были преувеличением. Через десять минут она уже судорожно сжимала руки. У нее было такое чувство, будто ее раздели и посадили в колодки у позорного столба. Слова мисс Блайд рвали ее не хуже кнута, обжигая спину и зверски обвиваясь вокруг боков. Через пятнадцать минут она уже рыдала.
 Договорив, мисс Блайд несколько минут молча наблюдала за девушкой, сидевшей перед ней: голова у нее была низко опущена, а плечи продолжали дрожать от слез, которые она еще до конца не выплакала.
 – А теперь вытри глаза, Присцилла, и посмотри на меня, – приказала она. – Ну же. Ты ведь сильная!
 Присцилла дрожащими руками вытерла глаза и высморкалась. Она подняла голову и посмотрела в лицо своей бывшей работодательнице.
 – Итак, теперь ты снова видишь вещи такими, какие они есть, – сказала мисс Блайд. – У тебя был выбор, Присцилла. Ты могла стать моим секретарем или компаньонкой, и я обращалась бы с тобой как с дочерью. Но ты предпочла быть независимой, и я не могу не уважать тебя за то, что ты продемонстрировала столько самостоятельности. Ты сделала выбор. И я дала тебе очень ясно понять в тот момент и в течение всего времени твоего обучения, что работа шлюхи отличается от любой другой работы, какая только существует. Можно стать гувернанткой или фабричной работницей на какое-то время – и перестать быть гувернанткой или фабричной работницей, уйдя с работы. Но, став шлюхой, остаешься шлюхой навсегда.
 – Да, – откликнулась Присцилла.
 – Ты – шлюха, – напомнила мисс Блайд.
 – Да.
 – И только помня об этом, – продолжила мисс Блайд, – ты можешь достичь хоть какого-то счастья. Шлюха никогда не сможет найти счастье за счет замужества. Ты никогда не выйдешь замуж. И нельзя получить счастье от тех мужчин, которые платят за твои услуги. Шлюха не может получить счастья от мужчины.
 – Да.
 – Счастье может прийти только изнутри, – добавила мисс Блайд. – Для многих девушек, Присцилла, для большинства! – это означает, что они вообще никогда не смогут узнать счастье. Тебе посчастливилось. При тебе твое образование, таланты и гордость.
 Присцилла промолчала.
 – За эти последние полчаса я разобрала тебя на части, кусок за куском, – сказала мисс Блайд. – Я не оставила тебе ни единого уголка, куда ты могла бы спрятаться. Я добилась того, что ты почувствовала себя никчемной и испачканной. Но я сделала это не для того, чтобы оставить тебя в таком состоянии.
 Присцилла смотрела на свои пальцы.
 – Я сделала это для того, чтобы ты смогла приспособить свою жизнь к реальности, – пояснила мисс Блайд. – Девушки, которые позволяют себе забеременеть, почти все без исключения теряют связь с действительностью, поддаются своим мечтам. Присцилла, тебе необходимо совершенно определенно знать, что ты шлюха. Только тогда появится надежда на то, что тебе удастся существовать в этом мире более или менее счастливо. Мои слова звучат для тебя осмысленно?
 – Да, – признала Присцилла.
 – Тогда хорошо, – сказала мисс Блайд. – Прошу тебя, милая, встань и потяни за сонетку. Тебе нужно выпить чаю, чтобы набраться сил для дороги домой. Нам нужно обсудить, как ты поедешь, и ты должна рассказать мне, как ты себя чувствуешь. Тошнота была? И показалась ли ты врачу? Глупый вопрос: конечно, ты не показывалась врачу! Ты должна вернуться сюда завтра утром, и я позабочусь о том, чтобы мой собственный врач пришел сюда и осмотрел тебя. Нам ведь надо твердо убедиться в том, что ты совершенно здорова, правда?
 Присцилла дернула за шнурок сонетки и снова села. Ей казалось, что все ее мышцы дрожат.
 – У тебя действительно есть немалая стойкость, – одобрительно заметила мисс Блайд. – Большинство моих девушек уходят отсюда, не переставая плакать, даже после двух или трех чашек чая. Подозреваю, что у тебя, Присцилла, даже руки перестанут дрожать к тому моменту, как я вручу тебе чашку. А теперь закончим наш разговор. Я не могу уделить тебе много времени. Лорд Куинси попросил, чтобы я переговорила с ним, и до назначенного ему времени осталось меньше часа. Новый клиент, полагаю. Неловкий и румяный молодой человек, только что окончивший Кембридж и желающий получить опыт в мужских увеселениях. Именно из тех молодых людей, которых я направила бы к тебе, дорогая.
 Джеральд не знал, следует ему радоваться или огорчаться тому, насколько он был занят в следующие несколько дней после того, как Присцилла объявила ему о своем вероятном возвращении в деревню. Какая-то часть его существа мечтала забраться в какую-нибудь глубокую нору, где ему, словно раненому зверю, можно было бы зализывать свои раны. Но другая часть хотела уйти подальше от мыслей о ней, забыться в какой-нибудь деятельности.
 На свадьбе должно было присутствовать всего четыре человека, как он обнаружил. Мисс Абигайль Гарднер, которой еще до конца дня предстояло стать новой графиней Северн, привела с собой подругу – гувернантку, мисс Лору Сеймур, хорошенькую молодую леди с каштановыми волосами. И на долю Джеральда выпала обязанность почти весь день ее занимать.
 Невеста друга внушала ему тревогу. Она оказалась не такой некрасивой, как он ожидал. Он решил, что на самом деле она выглядит довольно хорошенькой в новом платье, приготовленном для свадьбы. Отнюдь не ослепительная красавица, какой, казалось бы, должна быть невеста Майлза, но при этом и не дурнушка. И она оказалась вовсе не тихой, не той немой и скучной особой, на которой Майлз рассчитывал жениться. Она в основном и поддерживала разговор, после того как церемония бракосочетания была окончена и ее явное волнение немного рассеялось.
 Майлзу предстояло стать с ней дьявольски несчастливым. Несомненно, именно так и будет. Ему было бы лучше остановиться на мисс Мейген, невесте, которую выбрала ему его матушка. Он хотя бы знал ту девицу. Но конечно, лучше всего ему было бы не жениться ни на одной из них, а оставаться свободным до конца жизни.
 Женитьба никогда и никому не приносила ничего, кроме проблем. Достаточно вспомнить Элен. И достаточно посмотреть на новую графиню, которая, похоже, очень успешно обманула Майлза несколькими днями раньше, когда он сделал ей свое необдуманное и безумное предложение.
 Джеральд тревожился за своего друга.
 И за себя он тоже тревожился. Но об этом он не намерен был думать. Он решительно улыбнулся и позволил новоявленной графине болтать с ним: похоже, с ним она чувствовала себя более непринужденно, чем со своим недавно обретенным мужем. А когда это получалось, то он занимал разговором и мисс Сеймур.
 Он передал Присс, чтобы она ожидала его на следующий день. Он отправился туда медленным шагом и с тяжелым сердцем. И ему показалось, что в ней незаметно того сияния, какого можно было бы ожидать в девушке, намеревающейся скоро выйти замуж. Глаза у нее казались тусклыми, лицо – чуть отекшим. Он решил, что лицо у нее стало круглее, чем раньше, словно она прибавила в весе.
 – Джеральд!
 Она улыбнулась ему, когда он вошел в гостиную, но вопреки своему обычаю не поспешила ему навстречу, протягивая руки. Она осталась стоять на месте, у огня.
 – Здравствуй, Присс, – проговорил он и остановился у самой двери.
 – Как свадьба? – спросила она.
 – Она состоялась, – ответил он. – Эта девица кажется самой неподходящей невестой для Майлза, которую только можно себе представить. Но это было его решение, и теперь ему придется с ним жить.
 – Он постарается сделать так, чтобы все было как можно лучше, – сказала она. – Он добрый джентльмен.
 – Да, – согласился Джеральд.
 – Ты не присядешь?
 Ее приглашение прозвучало непривычно официально, и так же выглядел взмах руки в сторону кресла.
 – Присс, – спросил он, – ты уже приняла окончательное решение?
 – Если он пошлет за мной, – ответила она, – а я думаю, что он это сделает, Джеральд, то, наверное, мне следует поехать.
 – Да, – согласился он, – наверное, следует.
 – Но это будет скорее всего еще через несколько дней, – добавила она. – Ты не будешь возражать, если я на это время останусь здесь, Джеральд? Или, может быть, не надо? Может быть, ты предпочел бы, чтобы я переехала?
 – Куда? – спросил он.
 – К мисс Блайд, – ответила она. – Она предоставит мне комнату.
 – Я не хочу, чтобы ты жила у Кит, – сказал он. – И потом, Присс, я сомневаюсь, чтобы ему хотелось, чтобы ты там оказалась. Он ведь этого не захотел бы, правда?
 – Да, – признала она.
 – Ну вот, видишь, – сказал он. – Тебе лучше оставаться здесь, покаты не будешь знать точно.
 – Да, – отозвалась она.
 – Присс, – проговорил он, так и оставшись стоять у самой двери. Он не захотел садиться. – Ты точно хочешь именно этого? Если это так, то, наверное, тебе следует ехать. Но если нет, тогда тебе лучше было бы остаться со мной. Я мог бы возобновить аренду этого дома. Мы могли бы даже заключить какой-то контракт на год, два или даже три, если бы ты захотела. Может быть, я даже купил бы дом, чтобы ты могла здесь жить, когда я наконец… мы наконец…
 – Думаю, что мне следует уехать, Джеральд, – прервала его она.
 – Да, – быстро сказал он. – Ну что ж. Чем бы ты хотела заняться, Присс? Пойти погулять в парк? День хороший, хоть и прохладный.
 – Нет, – ответила она. – Думаю, тебе лучше уйти, Джеральд. Тебе ведь неуютно, правда?
 – Да, неуютно, – признался он.
 – Ну тогда иди, – сказала она.
 – Дело не в том, что мне не хочется быть с тобой или касаться тебя, Присс, – пояснил он. – Просто мне кажется, что я не должен. Это казалось бы нечестным.
 Она улыбнулась.
 – Я уеду не позже чем через неделю, Джеральд, – сказала она. – И тогда тебе снова станет спокойно, милый.
 Милый. Она и раньше так его называла. Он нахмурился, безуспешно пытаясь вспомнить, когда именно это было.
 – Да, – отозвался он. – И ты, наверное, будешь рада оставить позади эту жизнь раз и навсегда, Присс. Я счастлив за тебя.
 – Благодарю, – ответила она.
 – Ну что ж, – сказал он с напускной бодростью, – я пошел. Пара приятелей ждут меня в клубе. Я еще загляну к тебе через несколько дней. Послезавтра.
 – Я буду здесь, – тихо проговорила она.
 – Тогда доброго тебе дня, Присс, – попрощался он. Она улыбнулась ему. И он услышал только, что она прошептала его имя.
 Следующим утром Джеральд встретился с Майлзом в клубе «Уайте». Пристально вглядевшись с лицо друга, он увидел, что тот выглядит весьма довольным собой. Значит, пока женитьба еще не разочаровала его полностью.
 – Как Присси? – спросил Майлз после того, как они поговорили о Дженни, которая только что была освобождена от соглашения с Майлзом и подверглась настоящей осаде со стороны тех, кто желал занять его место. – Все еще грозится вернуться в родную деревню?
 – Какой-то отвергнутый кавалер пожелал ее вернуть, – ответил Джеральд, – несмотря на то что знал, кем она стала. Я ей повторяю, что ей следует уехать. Жизнь куртизанки ей не подходит. Да и мне пора бы подыскать кого-нибудь поновее. Год – это слишком долгий срок для одной любовницы: они становятся слишком навязчивыми.
 Разговор перешел на другие темы, и он мысленно изумился тому, как можно бросать небрежные слова по поводу вещей, которые давят на тебя всем грузом Вселенной. «Мне пора бы подыскать кого-нибудь поновее», – сказал он. Кого? Неужели он когда-нибудь сможет ее кем-то заменить? «Год – это слишком долгий срок для одной любовницы». Совершенно верно. Слишком долгий. С Присс и один день был слишком долгим сроком. Один-единственный первый час с ней был слишком долгим. Нет сомнений: он пропал после первого же часа. «Становятся слишком навязчивыми». Несправедливо. Ах, как несправедливо! Когда это Присс проявляла навязчивость или пыталась предъявить на него какие-то права?
 Но он не мог обсуждать с другом свои чувства. Как бы он это сделал? Его чувства были слишком глубокими, чтобы ими делиться. И, если уж говорить правду, он их стыдился. Он расстается с содержанкой. Только и всего. Они были вместе год. Она полностью его удовлетворяла. Он привык к ней, ему было с ней спокойно. Атеперь они расстаются. Это пора сделать. Он был прав в этом.
 Он стыдился того, что не может чувствовать той невозмутимости, какую подразумевали его слова.
 Направляясь домой ближе к концу дня, он вспомнил, что вечером ему следует пойти на бал. Бал давала леди Тревор. Он ненавидел балы. Он протанцует один танец с леди Северн, а потом уйдет играть в карты. Но этот бал хотя бы поможет ему не думать о Присс.
 Но, вернувшись домой, он обнаружил записку от нее. Присс желала увидеться с ним немедленно, если его это не затруднит. Она никогда раньше ему не писала.
 Джеральд явился к ней в дом уже в сумерках. Она спустилась в гостиную, как только его туда провели.
 – Джеральд, – проговорила она, – ты получил мою записку? Извини, что мне пришлось прислать письмо тебе домой.
 – Ничего страшного, Присс, – ответил Джеральд. Он заметил, что в этот день они поменялись местами: он оказался у огня, а она – у самой двери. – Что случилось?
 – Я могу уехать прямо сейчас, – сказала она. – Он хочет, чтобы я ехала без промедления, Джеральд. Завтра. Рано утром будет почтовая карета.
 – О! – только и произнес он.
 – Так что я уезжаю, – добавила она.
 – Да, – ответил он. – Я рад за тебя, Присс. Надеюсь, ты будешь счастлива. Уверен, что будешь. Надеюсь, что поездка пройдет благополучно. Тебе ничего не нужно?
 – Ничего, – ответила она.
 Он вытащил из внутреннего кармана сюртука небольшой пакет.
 – Это твое вознаграждение, Присс, – объяснил он, кладя пакет на стол рядом с камином.
 – Но ведь это я с тобой рассталась! – запротестовала она.
 – Свадебный подарок, – сказал он, – с моей благодарностью. Ты всегда была хорошей девушкой.
 – Мне это было приятно, – ответила она. – На тебя легко было работать, Джеральд. Ты был добр ко мне.
 – Тогда я прощаюсь, – проговорил он. – Мне все равно надо было бы идти. Сегодня вечером я приглашен на бал.
 – О! – отозвалась она. – Тогда я не стану тебя задерживать.
 Они стояли на противоположных концах комнаты и смотрели друг на друга.
 Он думал, что, если бы она не стояла так близко от двери, он смог бы уйти. Он мог думать только о том, как бы поскорее уйти, оказаться на улице, вдохнуть свежего воздуха, быстро куда-то шагать, больше никогда ее не видеть.
 – Джеральд… – Она с силой провела ладонью по щеке и подбородку, в потом вдоль шеи. Она подняла глаза к потолку и не переводила взгляда на него. – Джеральд…
 – Я буду по тебе скучать, Присс.
 И тут она пробежала через комнату, крепко обхватила руками его шею, уткнулась лицом ему в шейный платок и зарыдала. Она рыдала так, словно у нее сердце разбивалось. Он неловко похлопал ее по плечу и с силой закусил верхнюю губу.
 – Полно, полно, Присс, – сказал он. – Все будет хорошо.
 – Ты был так добр ко мне! – проговорила она таким высоким голосом, какого он у нее еще никогда не слышал. – Ты всегда был таким хорошим. Джеральд! И это была не работа! Это никогда, никогда не было для меня работой!
 – Полно, полно, – отозвался он. – У тебя доброе сердце, Присс. Но вспомни, что тебя ждет, милая. Тебе гораздо лучше будет замужем, чем просто у меня на содержании. Ты будешь счастлива, когда мы наконец распрощаемся. Прощаться всегда трудно.
 – Да, – согласилась она уже более нормальным тоном, хотя ее лицо все еще было спрятано во влажных складках его платка. – Ты прав.
 Он взял ее за плечи и поцеловал в макушку, а потом решительно отстранил от себя.
 – Прощай, Присс, – сказал он.
 Он стремительно вышел из гостиной и с такой поспешностью закрыл за собой дверь, что она громко хлопнула. Он уже довольно далеко прошел по улице, когда понял, что звуки у него за спиной – это оклики Прендергаста, который звал его и размахивал тростью, которую он забыл захватить.




 Глава 15


 Викарий поклонился Присцилле, а его жена поставила на стол накрытую салфеткой тарелку, взяла ее руку в свою пухленькую ручку и ласково по ней похлопала.
 – Доброе утро, мэм, – проговорил викарий. – И добро пожаловать в нашу деревню, Фэрлайт. Мы всегда рады приветствовать у нас новых жителей. Меня зовут Уайтинг, мэм, а это моя достойная супруга.
 – Я так рада с вами познакомиться, милочка! – сказала миссис Уайтинг, улыбаясь и кивая головой. – Мы слышали, что вы – овдовевшая леди. Могу ли я от себя и от викария выразить наши глубочайшие соболезнования, если ваша потеря произошла недавно?
 С этими словами она посмотрела на светло-голубое шерстяное платье Присциллы.
 Присцилла приехала на почтовой карете накануне вечером во вдовьем трауре и с подробной историей, которую для нее придумала мисс Блайд. Однако утром, как только она встала и достала из сундука свои вещи, она сразу же убрала на самое дно черные платья.
 – Благодарю вас за бисквиты, мэм, – сказала Присцилла, улыбаясь своим гостям. – Я пригласила бы вас сесть и выпить со мной чашку чаю, но сначала я, с вашего разрешения, должна вам кое-что сказать.
 Викарий потер руки и улыбнулся.
 – Я не вдова, – сказала Присцилла. – Я не замужем и никогда не была замужем. Я приехала сюда, в этот тихий и удаленный от столицы поселок, чтобы родить ребенка. Он появится на свет через пять месяцев.
 Викарий и миссис Уайтинг потрясенно воззрились на нее, а потом переглянулись.
 – Мне не хочется ставить вас в неловкое положение, – добавила Присцилла. – Я прекрасно сознаю, что, возможно, мне придется вести здесь жизнь отверженной. Но я не стану притворяться, будто недавно овдовела, хоть поначалу и собиралась это сделать. Прошлое остается в прошлом, а будущее будет трудным. Но я хочу, чтобы это будущее было хотя бы честным. Я не стану скрывать правду.
 – Ах, милая моя бедняжка! – Миссис Уайтинг поспешно прошла через комнату, подхватила Присцил-лу под руку и повела к креслу, словно больную. – Вам не следует долго стоять на ногах! Иначе у вас с годами появятся больные вены. Садитесь же! Ваш кавалер отказался на вас жениться, несмотря на ребенка? Или его убили в бою? Я слышала, что такое случается, и я готова сострадать бедной девушке, которая остается одна.
 – О женитьбе никогда и речи не было, – призналась Присцилла. – Я была у него на содержании, видите ли. В течение года.
 – О Боже! – воскликнула миссис Уайтинг, усадив Присциллу. Она наклонилась к камину и разворошила в нем угли. – Я никогда не верила в то, что эти женщины такие дурные, как принято считать. Они – люди, такие же, как и все остальные, так я всегда считала. И если бы не милость Божия…
 Викарий откашлялся.
 – Господь наш простил Марию Магдалину и женщину, которую обвинили в прелюбодеянии, – проговорил он. – Он подал нам прекрасный пример, чтобы мы ему следовали, дорогая моя. Но он все-таки велел им идти и больше не грешить. Я восхищаюсь вашей честностью, мэм. Но я был бы недостоин моего призвания, если бы не добавил к этому, что, надеюсь, вы осознали неправильность вашего поведения и откажетесь от подобного занятия до конца своей жизни.
 Присцилла посмотрела ему в глаза.
 – Мне нужны были деньги на еду, сэр, – сказала она. – Но я искренне сожалею, что вовлекла невинное дитя в уродство своего положения. Однако, поскольку я уже не могу этого изменить, я намерена постараться, чтобы остаток моей жизни прошел в заботе о том, чтобы его жизнь была такой счастливой и достойной, какой я только смогу ее сделать. Я уже люблю мое дитя. И я люблю его отца, хоть он и был всего лишь моим нанимателем.
 – Честный и продуманный ответ, дорогая моя, – заявил викарий, направляясь к ней с протянутой для рукопожатия рукой. – И если вы будете так же решительно настроены на то, чтобы исправить свой характер и жизнь, как это обстоит сегодня, то с нашей стороны вы увидите только поддержку. У нас маленький приход, но мы помогаем нашим близким в трудные минуты. Еще раз добро пожаловать в Фэрлант, мэм.
 – Благодарю, – сказала Присцилла, улыбнувшись по очереди обоим гостям. – Да, кстати, меня зовут Присцилла Уэнтуорт.
 – Мисс Уэнтуорт! – Жена викария уже наливала воду из большого чайника в заварочный. – Я заварю чай и выпью с вами чашечку, милая. Викарий должен навестить мисс Слоун, которая стала очень непростой прихожанкой с тех пор, как потеряла прошлой осенью сестру, бедняжка. Некоторые назвали бы ее брюзгливой, если бы не знали, каково ей живется. Она полностью лишилась слуха, так уж ей не посчастливилось. Но просто удивительно, чего можно добиться с помощью улыбок и кивков. Вам приятно будет ее навещать, пока выбудете ждать появления на свет вашего малыша. В последние годы мы очень остро ощущали отсутствие детей.
 Викарий распрощался. Присцилла откинулась на спинку кресла, взяла из рук миссис Уайтинг чашку и с благодарностью стала слушать бесконечные подробности о жизни своих новых соседей, которыми начала делиться с ней ее новая подруга.
 Присцилла снова чувствовала себя человеком. Каким-то чудом она снова стала человеком. И она была безмерно рада тому, что рискнула отбросить маскарад, рискнула быть собой.
 Ей показалось, что долгий, медленный процесс выздоровления определенно начался. Она ощутила это еще накануне вечером, когда сошла с почтовой кареты в живописной деревне у моря, в графстве Суссекс, а потом нашла свой крытый соломой коттедж с изгородью. Он оказался на дальнем конце деревенской улицы, у самого моря. И она ощутила это еще сильнее утром, когда вышла из дома и прошла к краю обрыва, который был совсем близко, и увидела дорожку, змеившуюся между скал и песчаных дюн.
 Она почувствовала, что, несмотря на все, выздоровление возможно. Что, наверное, она все-таки выживет, выдюжит и начнет новый этап своей жизни.
 Слова мисс Блайд уничтожили ее полностью, безоговорочно. Какое-то время – в течение нескольких часов – она была ничем, существом, лишенным каких бы то ни было личных качеств. Ей напомнили, что она по собственному выбору стала для мира мужчин всего лишь вещью, которой можно было пользоваться, любоваться – и которую можно было презирать и выбросить. А для мира женщин она была тварью, которую следовало отвергать, избегать, ненавидеть и бояться.
 Ей было сказано, что всю свою оставшуюся жизнь она не может рассчитывать на то, чтобы внушить любовь мужчине или женщине. Только, может быть, женщинам такого же толка, что и она сама.
 Она понимала, почему мисс Блайд проявила такую невероятную жестокость. Содрогаясь, рыдая и мечтая о смерти, она сознавала, что мисс Блайд делает только то, что должна делать. Потому что только та женщина, которая знает себя и реальную жизнь, может рассчитывать на то, чтобы выжить и не потерять себя окончательно. А женщина, ожидающая ребенка, особенно склонна предаваться мечтам и грезам. Ей следовало знать, что для нее нет надежды и что ее мечты не имеют никакой реальной основы. Иначе она не сможет выжить в тех условиях, которые ее ожидают.
 Она была уничтожена – чего и добивалась мисс Блайд. А потом она была воссоздана, глубоко потрясенная и ослабевшая от пережитого. Однако она восстала из праха – и могла рассчитывать на то, что со временем снова станет целостной. Ибо в самой глубине своего существа она по-прежнему оставалась При-сциллой Уэнтуорт. Просто ей пришлось привыкнуть к тому, что она знала давно: в ней присутствуют две совершенно разные персоны, которые живут в ней в непрерывном противоречии друг с другом.
 В то время она была полностью уверена, что примирить эти две персоны ей никогда не удастся. То, что было между ней и Джеральдом, не могло длиться долго – да она этого и не ожидала, – но тем не менее это было реальностью. Между ними были мягкость, нежность и даже дружба. У них были отношения. Она была в этом совершенно уверена. Она не была для него просто телом, которым можно было воспользоваться, получить удовольствие – и бездумно отбросить.
 Она его любила. И ей казалось, что она будет любить его всегда. Наверное, разумно учить девушек в публичном доме так, чтобы они не видели в своих клиентах личности, не допускали, чтобы в их деловые отношения с клиентами вкралась даже малейшая капля чувства. Но нельзя было, просто невозможно было – оставаться любовницей мужчины почти год и не научиться понимать его и видеть его. А знание и понимание приносили следом за собой реакцию – чувство.
 Разве она могла бы прожить с Джеральдом почти год и не узнать его как человека, который способен дать окружающим тепло и нежность, но боится это делать? Разве она могла не увидеть, что он почти все детство и отрочество был лишен любви – и теперь боялся полюбить? Как она могла не заметить, что он, человек со средними умственными способностями, считает себя ниже других мужчин и недостойным уважения?
 Как она могла жить с ним и не полюбить его всем сердцем?
 Мисс Блайд сказала, что ей необходимо выбросить его из своих мыслей, из своего сердца и из своей жизни. Ей нужно вспомнить, что для него она была всего лишь платной шлюхой.
 Но даже если бы Присцилла могла выполнить ее указания, она не стала бы этого делать. Единственным объяснением, которое она сможет дать своему ребенку, почему привела его в мир, где ему придется жить с клеймом незаконнорожденного и с матерью, которая была шлюхой, было то, что она любила его отца. И что она по-прежнему его любит. Что он был достоин любви.
 И потому, даже уезжая из Лондона в немой боли от расставания с Джеральдом, парализованная мыслью, что больше никогда его не увидит, она начинала снова восстанавливать себя, полная уверенности, что ее личность не сводится к тем качествам, о которых говорила ей мисс Блайд. Даже уезжая, она сознавала, что больше не хочет, чтобы в ней вечно порознь существовали эти две разные личности – Присси и Присцилла. Она намерена сплавить их в одну, превратить в единое целое, даже рискуя стать отверженной.
 Но она хотя бы получит обратно самое себя.
 В пакете, который Джеральд оставил на столике в гостиной, оказалась сумма, вдвое большая той, что была оговорена в качестве окончательного вознаграждения в том случае, если их отношения будут прерваны по его инициативе. Если она будет очень экономна, то ей этих денег хватит надолго. И еще были драгоценности, хоть ей и казалось, что она скорее предпочла бы умереть, чем продать их. Но они помогут ей с ребенком жить еще какое-то время.
 В течение всех пяти лет? Скорее всего нет. Но она пока не станет об этом думать. В настоящем у нее хватало боли и без этого. Ей не следует брать на себя еще и груз будущего. И потом, викарий Уайтинг сказал, что жители его деревни привыкли помогать своим ближним в тяжелые моменты. А он и его жена говорили так, словно им хотелось, чтобы она стала одной из их ближних.
 Тепло, которое принесла ей эта мысль, было почти невыносимо чудесным.
 В течение десяти дней, последовавших за расставанием с Присси, Джеральд твердил себе, что жизнь вернется в нормальную колею. Жизнь и шла по нормальной Колее. Просто Присс уехала, а он еще не совсем привык к тому, что больше не может отправиться к ней в дом тогда, когда ему нужно общество или уют.
 Глупо было оставлять ее на такой долгий срок. Он не сделал бы этого, будь у него больше опыта расставаний с содержанками. У Майлза, похоже, не было никаких проблем с Дженни, которая была с ним всего два месяца, и его, кажется, совсем не волновало, насколько публично проходит выбор его преемника.
 Джеральд попытался представить себе, что было бы, если бы это была Присс. Что, если бы это Присс демонстрировала себя как товар, ежедневно прогуливаясь по парку, разодетая словно герцогиня, позволяя половине влюбленных жителей Лондона домогаться ее внимания?
 Что, если бы это была Присс? Он не мог решить, что именно он сделал бы: налетел на всю стаю, словно обезумевший бык, или послал бы им вызов, одному за другим.
 В городе было множество увеселений, которыми он мог себя занять. Вечером, когда они с Присс распрощались, его ждал бал леди Тревор, на котором он обязался танцевать с леди Северн. А потом был целый океан спиртного, который необходимо было осушить после бала, и было похмелье, которое терзало его мозг и тело весь следующий день, но не было волшебных рук Присс, чтобы прогнать головную боль, или ее коленей, на которые можно было бы положить голову.
 А вечером ему надо было пойти на обед к Майлзу, где в качестве еще одной гостьи присутствовала мисс Сеймур, а потом – поездка в театр. И он почувствовал, что леди Северн пытается сосватать ему свою подругу. Она уже пригласила его летом приехать в Северн-Парк. И казалось весьма вероятным, что мисс Сеймур получила такое же приглашение.
 А потом он как-то утром проснулся с болью в горле и зудом в носу, который требовалось почти непрерывно высмаркивать. Он встал с постели, и попытался унять жар, который усиливался в течение дня. Однако ничего не помогло, к вечеру Джеральд начал дрожать от холода и пылать от внутреннего огня. К следующему утру, когда к нему зашел Майлз, поначалу решивший, что у него снова похмелье, Джеральд чувствовал себя глубоко раздраженным, ужасно несчастным и злился на Присс за то, что ее нет рядом, чтобы нянчить его, пока он не выздоровеет.
 И если этого всего было еще мало, то Майлз, не соображающий, насколько не в духе может находиться человек с сильным жаром, забитым носом и больным горлом, которого в тяжелую минуту бросила его содержанка, ударил его кулаком в челюсть, когда он позволил себе не слишком похвально отозваться о графине.
 Погруженный в мрачные раздумья после ухода друга, с которым они кое-как помирились, Джеральд решил, что Майлз все-таки начинает привязываться к собственной жене. И эта мысль заставила еще острее ощутить собственное прискорбное одиночество.
 Он несколько раз ходил в боксерский клуб Джентльмена Джексона и даже один раз сам участвовал в поединке. А в клубе «Уайте» он проводил даже больше времени, чем у себя дома, – и постоянно старался присоединиться к самой большой и оживленной компании, какая только там собиралась. Он посещал бега и аукцион «Таттерсоллз». Он ездил в Ричмонд на пикник, который устраивали Северны, и испытал немалое облегчение, когда брат леди Северн избавил его от необходимости ухаживать за мисс Сеймур.
 И он постоянно думал о Присс, гадая, где именно она находится и чем именно занимается в этот момент. Через пару дней после ее отъезда он не без изумления осознал, что не знает, где именно она живет. Она ни разу не назвала того места, где жила ее семья. И эта мысль была странной и довольно неуютной.
 Продолжает ли она жить у родителей? Или она уже вышла замуж? Или они с женихом ждут, чтобы в церкви огласили их имена? И довольна ли она своим решением? Было ли для нее облегчением расстаться с ним? Стала ли она теплее относиться к своему мужу – или жениху – теперь, когда снова с ним встретилась? Достойный ли он человек и сможет ли видеть в ней только Присс, а не ту шлюху, которой она была?
 Ему хотелось знать ответы на эти вопросы. Ему хотелось знать, довольна ли она или жалеет о сделанном.
 Но что бы он предпринял, если бы действительно знал, что она сожалеет о своем решении? Поехал бы и привез ее обратно домой? Домой?! Да и насколько вероятно то, что она пожалеет, что выбрала респектабельность, и захочет снова стать его содержанкой?
 Нежеланные мысли о ней почти непрерывно крутились в его голове, что отнюдь не способствовало хорошему расположению духа. Он постоянно испытывал раздражение.
 Как-то вечером Джеральд отправился к Кит, намереваясь увидеться с ней и выяснить, получала ли она известия от Присс и не сможет ли сказать ему, где Присс живет. Возможно, он почувствует себя лучше, если будет иметь какие-то определенные сведения.
 Но когда он туда пришел, то оробел и вместо этого спросил, нет ли там свободной девицы. И рассудительно сказал себе, что, возможно, именно это ему и нужно. Возможно, если он переспит с другой женщиной, он избавится от неотвязных мыслей о Присс. Он поймет, что от любой другой женщины может получить то же, что давала ему Присс.
 Кристина, новая девица, оказалась свободна. Она была высокой и женственной, с длинными очень темными волосами и темными миндалевидными глазами. Она была так не похожа на Присс, как это только возможно. И различие заключалось не только во внешности, как он убедился в следующие полчаса. Она была одной из тех девиц – они почти все были в этом похожи, – которые считают, что мужчина никак не может знать, чего именно он хочет, но, конечно же, будет в восторге от тех умений, которые он не просил демонстрировать.
 Одеваясь и уходя из спальни девицы, он испытывал странное чувство, будто совершил измену. Его довольно сильно подташнивало. Ему почти хотелось плакать, и он с испугом понял, что может только надеяться справиться с этим желанием – хотя бы до той поры, пока не окажется в стенах собственного дома.
 Но он не ушел от Кит сразу же. Он постучал в дверь гостиной владелицы, не дав себе времени подумать о том, что собирается сказать.
 – О, сэр Джеральд, – сказала мисс Блайд, увидев, кто именно ее посетил, – присаживайтесь. Как приятно снова видеть вас здесь! Как я слышала, вы встречались с Кристиной. Она у меня на испытательном сроке на этой неделе. Надеюсь, она приняла вас так, что вы остались довольны?
 – Да, – ответил он. – У вас были известия о Присс?
 Она подняла брови.
 – Присси здесь больше не работает, сэр, – сказала она. – Но если Кристина не вызвала у вас желания снова ее навестить, я уверена, что у нас найдется кто-то, кто был бы вам больше по вкусу. Если я не ошибаюсь, вы довольно регулярно посещали Соню. Она по-прежнему со мной.
 – У вас были известия от Присс? – спросил он. – У нее все благополучно? Она уже вышла замуж?
 – Сэр Джеральд, – решительно заявила мисс Блайд, – я не обсуждаю бывших служащих с клиентами. Если вы скажете мне…
 – Я хочу знать, – прервал он ее. – Мне необходимо знать. Я был к ней привязан. Она была со мной почти год. После такого долгого срока не так легко забыть свою привязанность.
 – Тогда вы можете успокоиться, – сказала она. – У Присси все благополучно, и она вполне счастлива.
 – Где? – Он подался вперед в своем кресле. – Где она? Она мне об этом никогда не говорила. Не то чтобы она отказалась говорить. Мне просто не пришло в голову спрашивать.
 – У нее все благополучно, – повторила мисс Блайд.
 Он резко встал.
 – Я хочу сам в этом убедиться, – сказал он. – Я не успокоюсь, пока собственными глазами не увижу, что она устроена и довольна. Я не намерен причинять ей неприятности, если вы этого опасаетесь. Я не стану говорить с кем-то из ее родственников или знакомых, кто там живет. Я просто хочу с ней увидеться. Если она счастлива, я сразу же уеду. А если нет, я привезу ее с собой обратно. Я могу польстить себе и утверждать, что она не была со мной несчастлива.
 – Сэр Джеральд, – проговорила мисс Блайд, – как вы считаете, это честно по отношению к Присси? Вы не думаете, что ей будет больно видеть вас, получить напоминание обо всем том, что она оставила позади?
 Он довольно долго молча смотрел на нее и наконец ответил:
 – Тогда я не стану показываться ей на глаза. Я просто наведу о ней справки издалека, возможно, посмотрю на нее, оставаясь невидимым. Если я пойму, что она довольна, то уеду. Я могу дать вам в этом слово, мэм.
 Она внимательно посмотрела на него.
 – Я к ней привязан, – добавил он. – Я не стану делать ничего такого, что бы ей повредило. Я хочу, чтобы она была счастлива. Я к ней привязался.
 – Ну что ж, хорошо, – решительно сказала мисс Блайд, словно придя к какому-то решению. – Она родом из деревни Денбридж в Уилтшире, сэр Джеральд. Полагаю, там вы кое-что сможете о ней узнать.
 Его напряженные плечи чуть обмякли. Он не слишком надеялся на то, что она даст ему те сведения, о которых он просил. Ему всегда казалось, что иметь дело с Кит Блайд – все равно что пытаться сдвинуть с места мыс Гибралтар.
 – Благодарю, – проговорил он. – Благодарю вас, мэм. Обещаю вам, что не сделаю ничего, что бы ее расстроило. Я хочу ей только счастья. Присс заслуживает счастья.
 – Да, – согласилась она. – К несчастью, сэр Джеральд, люди в этой жизни крайне редко получают то, чего они заслуживают. Возможно, именно поэтому нам пришлось выдумать небеса.
 Он впервые услышал от Кит Блайд эту горестную реплику, свидетельствующую о ее человечности.
 И почему он добивался от нее этих сведений со столь страстной решительностью? Он задал себе этот вопрос, идя пешком от публичного дома. Он поднес руку к лицу и поморщился. Девица была надушена. Присс почти никогда не душилась. От нее пахло чистотой и хорошим мылом. А когда после Рождества она купила себе какие-то духи, у них оказался нежный пряный аромат. У Присс всегда был безупречный вкус.
 Так он действительно собирается поехать туда – в Денбридж в Уилтшире? Неужели собирается? Неужели он унизится до того, что побежит за своей бывшей содержанкой, словно влюбленный щенок? Неужели он не может примириться с тем, что ее прощание было именно этим – прощанием?
 Однако он напомнил себе, что она приняла свое решение очень поспешно, и к тому же оно принималось несколько неохотно. Теперь ему думалось, что она решила выйти замуж только потому, что такое решение казалось ей разумным. Ей хотелось остаться с ним. Он был в этом почти уверен. Она рыдала у него в объятиях, когда они прощались.
 Было бы только правильным проверить, довольна ли она своим решением теперь, когда снова встретилась с тем мужчиной. А если она недовольна, ее надо увезти обратно. Он просто обязан так сделать.
 Он решил, что поедет завтра же. Утром он завершит все дела, а во второй половине дня отправится в путь. Больше он размышлять не намерен. Он просто это сделает. Когда он найдет Присс и убедится, что она всем довольна или, возможно, уже вообще вышла замуж, то сможет вернуться в Лондон и снова начать нормальную жизнь. Он наконец сможет прогнать ее из своих мыслей.
 На следующее утро он явился на Гросвенор-сквер и осведомился о леди Северн. Ее не оказалось дома. С ним вышел поговорить сам граф.
 – Майлз, я пригласил ее танцевать со мной на завтрашнем балу у Уорчестеров, – объяснил Джеральд, – но боюсь, что мне придется с извинениями отказаться. Меня не будет в городе. По правде говоря, я уезжаю уже сегодня днем.
 Майлз удивленно поднял брови.
 – Думаю, Присс уже побывала у алтаря и вернулась, чтобы наслаждаться семейным счастьем и уютом, – объяснил Джеральд. Именно это он говорил сам себе всю ночь. – Но я все равно намерен поехать туда и посмотреть. Возможно, если я предложу ей повысить плату и куплю еще украшений, она вернется. Как ты считаешь?
 Ему вряд ли нужно было спрашивать мнение своего друга. Он и сам знал ответ. Присс вернется, если она несчастлива, – может быть. Она вернется, потому что она к нему привязана, – может быть. Но она не вернется ради денег и драгоценностей. Только не Присс. Это самая глупая мысль, какая только приходила ему в голову за всю его глупую жизнь.
 – А тебе именно этого хочется? – поинтересовался Майлз. – Мне казалось, что ты чувствовал себя немного связанным, проведя с одной и той же женщиной целый год.
 Джеральд почувствовал себя неловко. Он пожал плечами.
 – Мне было с ней легко, – признался он. – Она мне подходила. Она знает, что мне нравится. Девица, с которой я вчера вечером провел время у Кит, желала объяснить мне, чего я хочу, но это было совсем не то.
 – А ты не думал о том, чтобы самому на ней жениться? – спросил Майлз.
 – Что? – Джеральд изумленно воззрился на друга. Чтобы Майлз предложил ему такое? Сам он о подобном даже не задумывался. – Жениться на Присс? На моей содержанке? Боже правый, Майлз, она же несколько месяцев была одной из девиц Кит – до того, как я взял ее на содержание! Она была шлюхой!
 Он намеренно ранил себя этим словом в уверенности, что предложение друга было нелепым и немыслимым.
 – А почему меня не оставляет чувство, – сказал Майлз, пристально глядя на него, – что ты разбил бы нос любому, кто употребил бы это слово в отношении ее, Джер? Так ты отправляешься?
 – Да.
 Джеральд провел рукой по своим светлым кудрям. У него снова возникло знакомое чувство, будто он вот-вот расплачется. Его и правда следовало бы высечь за то, что он воспользовался этим словом в отношении Присс. Только не Присс. Присс зарабатывала себе на жизнь единственным способом, который оказался ей доступен. Она никогда не была шлюхой. Она была его утешением, его другом, его возлюбленной. Еголю… Неужели? Да. Она была именно ею. Она была его любовью.
 Она – его любовь. Вот кем она была. Она была его любимой.
 И так получилось, что он все-таки не уехал в Уилтшир в тот же день, хоть и не сказал никому, что он еще в городе. Он отправился в путь через неделю, почти непрерывно занимаясь делом, которое какое-то время казалось практически неосуществимым и не переставало оставаться невероятно трудным.
 Но наконец он все-таки отправился в путь, досадуя на задержку и связанную с этим большую вероятность того, что за это время Присс успела выйти замуж.




 Глава 16


 Подъехав к деревне Денбридж в Уилтшире и решив остановиться на постоялом дворе «Петух и фазан» в нескольких милях от нее, Джеральд продолжал себе изумляться. Похоже, он еще глупее, чем всегда думал о себе. Он не знал фамилии Присс!
 Она прожила с ним почти год. Он считал ее другом – и даже своей любимой. И тем не менее он знал ее только как Присс. Он содрогался, осознавая степень своего высокомерного отношения к ней. Похоже, что он постоянно смотрел на нее сверху вниз, считал ее женщиной, которая недостойна никакого внимания. Как он мог в течение года знать женщину настолько близко – и в то же время знать только ее имя?
 Это сильно затрудняло поиски. Он не смог найти ее следов во время прогулок по деревне или поездок верхом по ее окрестностям. Он старался вести расспросы настолько осторожно, насколько был способен. Но ничего узнать не удавалось, так что в конце концов, сидя в деревенской пивной с пинтой эля на столе, он вынужден был спросить, не знает ли кто-нибудь о Присси, которая работала на кухне в доме его сестры. Его сестра-де умоляла справиться о ней, когда узнала, что он будет проездом в этих местах. Никто никакой Присси не знал. И совершенно определенно тут не было никакой Присси, которая бы недавно вернулась домой из Лондона.
 – Тут есть Бесс, – подсказал один из молодых парней, морща лоб. – Некоторые зовут ее Бесси. Это ведь звучит немного похоже на Присси, так?
 – Бесси за всю свою жизнь и на пять миль от дома не уезжала, – возразил кто-то презрительно.
 – Ее родители еще живы, – сказал Джеральд, – и у нее есть несколько младших братьев и сестер.
 Он добавил, что Присси ушла от его сестры, чтобы вернуться домой и выйти замуж. И – да, его сестра забыла сказать ему фамилию девицы. Глупый недосмотр.
 Мужчины, собравшиеся в пивной, дружно задумались – и дружно покачали головами. Нет, эта Присси не из их деревни.
 – Была, конечно, мисс Уэнтуорт из помещичьего дома, – проговорил тот же молодой человек, который высказал предположение насчет Бесси. – Она ведь была мисс Присцилла Уэнтуорт, правильно, пока не уехала отсюда? А его светлость, переселившись сюда, стал тут королем, герцогом, епископом и мэром одновременно.
 Тот мужчина, который с презрением принял его предыдущие слова, прищелкнул языком.
 – Джентльмен говорил о девке, которая работала на кухне, Нед! – сказал он. – Держи пасть закрытой, если не можешь не говорить глупостей.
 Молодой парень обиженно замолчал.
 Местный священник позже подтвердил то, что Джеральд уже знал в душе. Денбридж не был домом Присс. Мисс Блайд его обманула, или же Присс обманула ее саму.
 Однако перед тем как вернуться в Лондон, он все-таки остановил коня перед воротами Дентон-Мэнор и посмотрел туда, где в глубине прямой аллеи стоял аккуратный георгианский особняк, который, как он узнал, служил домом некому мистеру Освальду Уэнтуорту. Мисс Присцилла Уэнтуорт, дочь прежнего владельца и кузина нынешнего, больше здесь не проживала.
 Однако он не стал вести свои расспросы в особняке. Это было бы слишком нелепо.
 Вот только на обратном пути он вспомнил о ее умении читать и писать – и всех признаках того, что она освоила эти навыки давно, а не всего год назад. И она умела рисовать, и писать акварелью, и вышивать. И она пела хорошо поставленным голосом. И в разговорах она ни разу не сбилась на просторечие, даже когда находилась во власти сильных чувств. А ее манеры и вкус были безупречными.
 Майлз назвал ее настоящей леди.
 Она говорила, что ей писали родители. И что ей писал тот мужчина, за которого она собиралась выйти замуж. Дьявольщина, неужели он совершенно глуп? Эта семья и этот ухажер, которых он считал бедными и неграмотными сельскими рабочими, ей писали?
 Боже правый!
 Мисс Присцилла Уэнтуорт.
 Но такое невозможно. Если в своих отношениях с Присс он был невероятно глуп, то сейчас ему грозила опасность превзойти самого себя в дурости. Это исключено.
 Он знал наверняка только одно – и от этого у него было невероятно тяжело на сердце. Либо она полностью ему солгала – либо сказала правду, но позаботилась о том, чтобы он никогда не смог ее найти. В обоих случаях это никак его не утешало. В обоих случаях Присс намеренно положила конец их отношениям, не допуская того, что ее можно будет уговорить вернуться.
 На последнем этапе пути он решил, что ему следует все-таки ее оставить. Если она несчастлива, то именно этого она и добивалась. Она приняла решение. У него нет больше никаких обязательств по отношению к ней. Он свободен от нее.
 Но конечно, после возвращения он обнаружил, что, хотя его совесть спокойна, его сердце не может успокоиться. Он снова пришел к мисс Блайд.
 – Вы намеренно отправили меня по ложному следу? – спросил он у нее.
 Она изумленно подняла брови.
 – По ложному следу, сэр? – переспросила она. – Вам не удалось ничего узнать о Присси? Мне казалось, что вам это удастся.
 – Значит, она обманула вас относительно своего местопребывания, – сказал он.
 – Но я и не рассчитывала на то, что вы найдете там ее саму, сэр Джеральд.
 Он посмотрел на нее и нахмурился. А потом судорожно сглотнул.
 – Мисс Присцилла Уэнтуорт? – проговорил он почти шепотом. – Но она же не может быть Присс? Это ведь не она?
 – А вам никогда не казалось, что ваша содержанка – женщина необыкновенная?
 Он изумленно воззрился на мисс Блайд.
 – Леди? – сказал он. – Но почему?
 – По той же причине, что и девчонка из придорожной канавы, – ответила та. – Из желания прожить немного дольше в этом чудесном мире, сэр Джеральд. Ее отец умер, поручив ее заботам брата. Они были необыкновенно дружной и любяшей семьей. К несчастью, ее брат умер вскоре после смерти ее отца и, как это заведено у молодых людей, не оставил завещания. Все перешло к ближайшему родственнику.
 – Мистеру Освальду Уэнтуорту, – договорил за нее Джеральд.
 – Он и его жена превратили ее жизнь в ад, – сказала мисс Блайд. – Она приехала в Лондон, чтобы преподавать в моем пансионе для благородных девиц. Я несколько лет была ее гувернанткой. К сожалению, уезжая из дома, куда ей было велено не возвращаться, она не подозревала о том, что за школу я содержу. Она была слишком горда, чтобы согласиться занять какую-то должность, которую я могла бы для нее придумать. Она настаивала на том, чтобы честно зарабатывать себе на жизнь. И слово «честно» она понимала совершенно буквально.
 – Боже! – Он закрыл глаза. – И где же она?
 – В безопасности, – ответила Кит. – И гораздо более умиротворена, чем я могла надеяться в глубине души. Она нашла людей, которые снова приняли ее как мисс Присциллу Уэнтуорт.
 – Значит, никакого замужества не намечалось, – проговорил он.
 – Это так.
 – Она просто захотела от меня уехать, – заключил он. – И она постаралась расстаться со мной как можно мягче. Мне следовало знать, что Присс сделает именно так.
 Мисс Блайд ничего не сказала.
 Джеральд расправил плечи и посмотрел ей в глаза.
 – Благодарю вас, мэм, – сказал он. – Я рад знать это. Я больше не буду отнимать у вас время.
 – Почему бы вам не вернуться к нам этим вечером, сэр Джеральд? – предложила она. – У Сони есть свободный час, и у Маргарет тоже. Вы бывали с Маргарет? У нее есть немало постоянных клиентов.
 – Благодарю, – сказал он, – но… нет. Доброго вам дня, мэм.
 Она смотрела ему вслед еще долгое время после того, как за ним закрылась дверь. Брови ее были нахмурены, во взгляде отражалась тревога.
 Джеральд решил, что все-таки он скорее рад тому, что согласился провести хотя бы часть лета в Северн-Парке. Ему невыносима была мысль о том, чтобы ехать в Брукхерст, хотя он и признавал, что ему придется провести там хотя бы неделю или две, чтобы лично навестить всех арендаторов и выслушать все предложения и жалобы, которые у них обязательно будут.
 Ему очень хотелось увидеть поместье Северн-Парк, поскольку считалось, что оно может похвастаться одними из лучших зданий и парков Англии. Раньше Майлз там не жил: период траура он предпочел провести в том доме, где он вырос.
 А еще Джеральд был рад туда поехать, потому что там собралось приятное общество и потому что там его не станут заставлять делать то, чего ему не хочется, и казаться тем, кем он на самом деле не является. Конечно, поначалу графиня прилагала массу усилий к тому, чтобы приглашать соседей с молодыми дочерями, которых усаживали рядом с ним за столом или в экипажах. Но это прекратилось после того, как ее супруг переговорил с ней в присутствии Джеральда.
 – Джеральду совершенно не хочется найти себе жену или предмет для флирта, Абби, – сказал он ей. – Правда, Джер?
 Джеральд рассмеялся.
 – По правде говоря, нисколько, мэм, – подтвердил он. – Хотя я ценю сердечную доброту, которая внушила вам желание позаботиться о моем счастье. Я совершенно счастлив в своем холостяцком статусе.
 – А вот и нет, – возразила она ему с присущей ей прямотой, которая подчас его просто ошеломляла. – Вы тоскуете по потерянной любви. Майлз мне рассказал. Но я больше не стану вам досаждать. Если вы желаете оставаться несчастным, то мы с Майлзом постараемся устроить вас как можно лучше.
 В следующие недели он с радостью убедился в том, что она умеет держать слово.
 Конечно, у графини хватало забот, помимо его счастья. Мисс Сеймур гостила в Северн-Парке, но одновременно туда приехал и мистер Борис Гарднер, брат графини. И в начале лета между ними должна была состояться торжественная помолвка, а свадьба была намечена на раннюю осень, после чего мистер Гарднер собирался купить офицерский патент, вступить в гвардию и увезти свою супругу с собой.
 Графиня была в своей стихии. А еще она хлопотала о своих младших единокровных сестрах: когда брак избавил ее от бедности и необходимости зарабатывать себе на жизнь, она снова смогла с ними воссоединиться.
 И, как будто всего этого было мало, оставался еще тот факт, что она готовилась родить Майлзу ребенка в самом начале нового года. Делая мысленные подсчеты, Джеральд пришел к заключению, что его друг времени не терял. Леди Северн не выказывала никакого стеснения из-за своего состояния, а разговаривала о нем часто и с немалой охотой.
 Графиня Северн была полна воодушевления. И Майлз был в нее влюблен. А она – в него. Несмотря на поспешное и неблагоприятное начало их супружеской жизни, они были счастливы вместе. Джеральд, тихо вздыхая, думал о том, что некоторым людям судьба дарит удачу. А вот он оказался в числе неудачливых.
 Не то чтобы он сильно удивлялся этому. Именно этого он и привык ждать от жизни. Многие годы он твердил себе, что больше никогда не вступит ни в какие длительные отношения с женщиной. Именно по этой причине он решил не жениться. Но он взял женщину на содержание и оставил ее при себе на слишком долгое время – и успел к ней привязаться. И, конечно, она его отвергла.
 Именно так строилась вся его жизнь. И он не собирался впадать в ярость по этому поводу. Он сам виноват в том, что позволил Присс занять такое положение, из которого она смогла нанести ему рану. Он не винил в этом ее. Она была настолько добра, насколько могла. Если бы он не сделал глупости и не отправился ее разыскивать, то никогда не узнал бы, что она бросила его исключительно потому, что больше не захотела с ним быть.
 Он намеревался еще две недели прожить в Северне, а потом, в конце августа, через неделю после свадьбы Бориса Гарднера и Лоры Сеймур, отправиться в Брукхерст. Погода была не такой хорошей, как прошлой осенью, и потому они пользовались любой возможностью проводить время вне стен дома.
 Как-то во второй половине дня они всемером отправились на долгую прогулку, несмотря на то что порывы ветра усилились, как только они вышли из дома.
 Младшие девочки побежали вперед, а граф, его супруга и Джеральд пошли следом медленнее. Обрученные замыкали процессию.
 – Ты скоро себя совсем с ума сведешь свадебными планами, Абби, – сказал граф, беря ее под руку. – Пора немного прогуляться.
 – Ничего себе «немного», – отозвалась она. – У меня вот-вот сорвет шляпку, несмотря на ленты и булавку. И у меня такое странное чувство, что мне слова задувает обратно в горло, так что все начнут принимать меня за немую. А это было бы ужасно. Думаю, ты перепугался бы и немедленно послал бы за доктором.
 – Немая Абби – это наверняка больная Абби, – подхватил ее брат. – Но мы очень хорошо слышим тебя сзади. Правда, Лора?
 Леди Северн рассмеялась.
 Граф посмотрел на нее с высоты своего роста и шутливо нахмурился.
 – Абби, – упрекнул он ее, – слишком много пирожных с кремом, дорогая моя. И слишком много конфет. Я намерен приказать поварихе, чтобы тебе неделю не давали сладкого.
 Ветер, подхватив тонкий муслин, из которого было сшито платье графини, прижал его к ее телу, обрисовав чуть округлившуюся фигуру.
 Она весело засмеялась.
 – Можешь морить меня голодом, если желаешь, милый мой господин, – сказала она, – но я знаю, что у тебя не хватит жестокости, чтобы морить голодом твоего наследника или дочку, кто бы у нас ни родился. Я нисколько не опасаюсь.
 – Мы совсем тебя смутили, Джер, – усмехнулся Майлз, – заговорив открыто на столь неловкую тему. Давай переведем разговор на что-нибудь другое, Абби. Расскажи нам о чем-нибудь.
 – Могу о свадьбе! – весело предложила она, заставив мужа застонать.
 «Слишком много пирожных с кремом».
 У Джеральда кровь стучала в висках. Сердце отчаянно колотилось. Ему трудно было дышать, трудно было передвигать ноги, трудно было помнить, где он находится.
 «Слишком много пирожных с кремом». Присс лежит в постели обнаженная, прижавшись спиной к нему, а его ладонь прижимается к ее животу. К ее округлившемуся животу.
 «Слишком много пирожных с кремом. Или, может быть, пирожков с джемом. Мне надо поговорить с миссис Уилсон и попросить ее, чтобы она поморила тебя голодом».
 И Присс почти тут же говорит ему о своем письме и предложении замужества. И поспешно оставляет его в течение следующих нескольких дней.
 Округлившийся живот Присс. Ее округлившееся чрево.
 Граф и графиня снова смеялись они делали это часто.
 – А как вы считаете, сэр Джеральд? – спросила у него графиня.
 – Не смей ей потакать, иначе тебе плохо придется, Джер! – предостерег его Майлз.
 – Что? – спросил он, совершенно растерявшись. – Извините. Послушай, Майлз, мне надо идти. Мне надо вернуться. Я… Прошу прощения.
 Он повернулся и поспешно зашагал прочь, обратно к дому. При этом он довольно неловко протиснулся между женихом и невестой.
 Майлз догнал его и зашагал рядом.
 – Джер! – окликнул он его. – Что-то не так?
 – Нет, все в порядке, – ответил Джеральд. – Мне надо вернуться, вот и все.
 – Вернуться в дом? – уточнил Майлз. – Или уехать из Северн-Парка?
 – Мне надо вернуться, – повторил Джеральд.
 – Так мне и показалось, – кивнул Майлз. – Что было сказано или сделано не так, Джер? Тебя ведь не смутил наш разговор о беременности Абби?
 Джеральд внезапно остановился и повернулся к другу.
 – На каком она сроке? – спросил он.
 Майлз недоуменно нахмурился.
 – Скоро четыре месяца, – ответил он. – Джер, мне не следовало говорить о том, что это уже заметно. Просто мы с Абби так нелепо довольны собой, словно мы единственные, кто до такого додумался.
 – Четыре месяца, – сказал Джеральд, невидяще глядя на друга. – Апрель. – Он поднял руку и стал отсчитывать пальцы. – Еще пять. Май, июнь, июль, август, сентябрь. Значит, в сентябре. А сейчас вторая половина августа.
 – Джер! – Майлз сцепил руки за спиной и пристально посмотрел на друга. – О чем ты, черт возьми, говоришь?
 – Наверное, ей остался всего месяц, – сказал Джеральд. – А может, и меньше. Мне надо вернуться, Майлз!
 – Джер! – Майлз бросил на него взгляд, полный досады. – А может, полезно дать тебе в нос?
 – Я точно так же пошутил насчет пирожных с кремом, – сказал Джеральд. – В апреле, Майлз! А через несколько дней она уехала. Я решил, это потому, что я ей не нужен. Я решил, что она придумала эту историю для того, чтобы меня не обидеть.
 – Присси?
 – А может быть, дело было не в этом, – продолжил Джеральд так, словно не слышал друга. – Возможно, дело было совсем в другом, Майлз. Возможно, она решила, что я прогоню ее, когда узнаю. Возможно, она решила, что я не захочу иметь никакого отношения к ней или… или…
 – …к твоему ребенку, – закончил за него Майлз.
 – Может быть, она вовсе не хотела уезжать! – Джеральд наконец повернулся и снова зашагал к дому. – Но даже если она хотела, Майлз. Даже если хотела. Что ей теперь приходится переживать? Она совсем одна! Мне надо ехать!
 – Конечно, – согласился Майлз, снова пристраиваясь рядом с ним. – Я прекрасно понимаю, что надо. И я никогда не мог поверить, что ты ей надоел, Джер. Только не Присси! Она была к тебе слишком сильно привязана. Но ты уверен относительно другого? Случайные слова, сказанные тобой и мной…
 – Уверен, – кивнул Джеральд. – Пусть иногда я бываю слепцом, Майлз, но когда я наконец что-то вижу, я бываю просто ослеплен светом.
 – Ну что ж, – заключил Майлз, – нам надо собрать твои вещи и приготовить тебя к отъезду как можно скорее. Или еще раньше.
 – Вы найдете ее в Фэрлайте, в Суссексе, – в конце концов сказала мисс Блайд. – Это небольшой поселок на побережье.
 Джеральд медленно выдохнул. Он уже почти отчаялся добиться от нее сведений.
 – Сэр Джеральд, – сказала она, глядя на него прямо и сурово. – Я сделала нечто такое, чего не делала никогда раньше – и не рассчитывала сделать теперь. И я отнюдь не уверена в том, что поступила правильно. Ей хорошо там, где она сейчас живет. Как я поняла, почти все жители деревни – люди немолодые и довольно одинокие. Они приняли ее с распростертыми объятиями, хотя эта глупая девочка отвергла мой совет и с самого начала честно рассказала им о себе.
 – И вы боитесь, что я нарушу ее мирную жизнь?
 – Я уверена, что вы нарушите ее мирную жизнь. Но принесет ли это ей большее счастье? Вот вопрос, который не даст мне спокойно спать ночами.
 Некоторое время Джеральд стоял и в глубокой задумчивости смотрел в пол.
 – Возможно, ей тоже нужно честно поговорить со мной, – сказал он наконец. – Возможно, когда она это сделает, то сможет всю оставшуюся жизнь провести в ладу с собой. Возможно, ей нужно увидеться со мной еще раз.
 – Она мне как дочь, которой у меня никогда не было, – довольно грустно призналась мисс Блайд.
 Он встретился с ней взглядом.
 – Она мне как жена, которой у меня пока не было, – отозвался он. – Думаю, что это должно сделать нас союзниками, а не врагами.
 Она едва заметно улыбнулась:
 – Возможно, мне придется внести изменения в лекцию, которую я иногда читаю моим девушкам. Возможно, надежда никогда не умирает окончательно, даже для самых забитых и презираемых членов человеческого общества.
 – Или для самых привилегированных, – тихо сказал он.




 Глава 17


 Присцилла редко ходила на берег в этот последний месяц. Хотя тропинка не была опасно крутой, на спуске было трудно сохранять равновесие, а беременность делала обратный подъем весьма утомительным.
 Но сегодня она спустилась вниз: ее приманили искры солнца, сверкавшие на волнах, и ярко освещенный песок. Небо было бледно-голубым, а море – на тон темнее. Стоял безупречный день далеко не безупречного лета.
 Однако это лето никак нельзя было назвать мрачным. Поднимаясь обратно к своему коттеджу и напоминая себе, что спешить ей некуда и она может идти хоть полчаса, если ей того захочется, Присцилла думала о том, что она здесь счастлива.
 На фермах вокруг Фэрлайта было несколько более молодых жителей и семей, но в самой деревне все жители были людьми немолодыми и жили либо в одиночестве, либо парами. Они открыли ей свои сердца, и ее радостное ожидание приближающегося рождения ребенка стало и их радостным ожиданием. Они постоянно давали ей советы, которые часто оказывались противоречивыми. Например, миссис Уайтинг если бы могла, то заставила бы ее целыми днями сидеть в кресле, поставив ноги на скамеечку. Но была и мисс Корк, которая рекомендовала энергичную прогулку вдоль берега дважды в день, утром и вечером.
 Мистер и миссис Дженкерсон, которые оставили процветающее дело и переехали сюда из Лондона семь лет назад, уйдя на покой, предложили ей работу. Миссис Дженкерсон часто было одиноко, как объяснил ее муж, а передвигаться ей стало трудновато. Они оба будут безмерно благодарны, если мисс Уэнтуорт сможет составлять ей компанию… скажем, три дня в неделю? Они с удовольствием заплатят ей за потраченное на них время.
 Присцилла заверила их, что будет счастлива составить компанию миссис Дженкерсон, но у нее нет желания брать с них деньги.
 Однако они на этом настояли.
 – Видите ли, мисс Уэнтуорт, – объяснил ей мистер Дженкерсон, – люди деловые чувствуют себя спокойнее, если платят за услуги. Тогда не может быть речи о том, что кто-то у кого-то в долгу.
 Присцилла приняла их доброту, прекрасно понимая, что миссис Дженкерсон отнюдь не страдает от одиночества, поскольку в деревне у нее масса друзей. И не было особенно заметно, чтобы ей было трудно передвигаться.
 Другие жители тоже начали упоминать о том, что им пригодилась бы такая-то или такая-то помощь в их повседневной жизни. Это никогда не было чем-то неприятным или унизительным. Например, мистер Фиб-бинс обнаружил, что в возрасте семидесяти двух лет у него стали сдавать глаза, так что он сам уже не сможет перечитать свои любимые книги, и он хочет, чтобы она читала ему иногда вслух. И, конечно, он будет рад заплатить ей за такое одолжение.
 Присцилла сделала перерыв в своем медленном подъеме и положила руку под округлившийся живот, пытаясь переместить часть его веса. Солнце передвинулось к западу. Кто-то стоял у тропинки на верху скалы. Но солнце находилось у него за спиной, так что она не могла разглядеть, кто это. Она с улыбкой подумала, что если это викарий Уайтинг, который расскажет об увиденном жене, то ее ждет выволочка.
 Во время своего первого визита в ее коттедж викарий сказал Присцилле, что жители поселка заботятся о своих ближних. Он говорил правду. И ее приняли как свою.
 Она возобновила подъем. Ее счастье было таким большим, что порой в уединении своего коттеджа она плакала от радостного изумления. Она получила шанс начать новую жизнь.
 И если порой вечерами, когда она сидела дома, закрыв окна шторами, она начинала испытывать одиночество и желание услышать звуки родного голоса и увидеть родное лицо, то сосредоточивала свои мысли на ребенке, которому предстояло родиться в ближайший месяц.
 Она перестанет быть одинокой, когда ее ребенок появится на свет. И, может быть, у нее будет сын. Может быть, он окажется похожим на своего отца. Но будь это сын или дочь, со светлыми волосами или с темными, это будет ребенок Джеральда. И она обязательно найдет в ребенке что-то от него.
 Джеральд смотрел, как она медленно поднимается по песчаной тропинке. Хотя она посмотрела вверх и увидела его, он знал, что она его не узнала. Вечернее солнце находилось у него за спиной.
 Какое-то время ему трудно было выровнять дыхание. У нее был очень большой живот!
 Несмотря на то что она поднималась очень медленно, ее движения были непринужденными, спокойными, словно ей не нужно было спешить или попасть куда-то к какому-то определенному времени. Она выглядела счастливой.
 А когда она оказалась ближе, он увидел, что ее не ошибся. Ее взгляд был мечтательным, уголки губ чуть приподнимались в намеке на улыбку. На ней была соломенная шляпка, которую он купил ей в прошлом году.
 Наконец, оказавшись совсем близко, она снова посмотрела на него, притенив глаза ладонью.
 – Здравствуй, Присс, – сказал Джеральд.
 Она долго стояла совершенно неподвижно. Солнце освещало ее, превращая в сияющее, полное жизни создание, прекрасное в своем будущем материнстве. Выражение ее лица почти не изменилось.
 Присцилла мысленно признала странную вещь: она почти не удивилась. На последнем этапе беременности она стала сонной и мечтательной и чуть отрешенной от реальности. Она думала о нем и грезила о нем почти непрерывно.
 Она сознавала, что он реален, что он действительно стоит рядом. Но она почти не удивилась.
 – Здравствуй, Джеральд, – отозвалась она и прошла остаток тропинки, чтобы оказаться рядом с ним наверху. – Я не думала, что она тебе скажет.
 – Она и не сказала бы, – признался он, – если бы я злился или угрожал. Думаю, она наконец поняла, что для ее же спокойствия, ей лучше сказать мне, где ты находишься.
 Он был без шляпы. Солнце играло с его волосами, превращая их в золотистый ореол. Он казался таким знакомым! Ах, таким бесценно знакомым!
 – Зачем? – спросила она. – Зачем тебе понадобилось это знать, Джеральд?
 – Присс, – проговорил он, – тебе следовало мне сказать. Почему ты мне не сказала?
 Он всегда считал ее хорошенькой. Теперь она казалась ему прекрасной. Глядя на округлившийся живот, заставлявший ее чуть отклоняться назад и выгибать спину, он подумал, что это – его ребенок. Его. И ее. Это их ребенок.
 – Я нарушила правила, – ответила она, – и совершила главный грех для шлюхи. Я позволила себе забеременеть.
 – Присс, – возразил он, – ты не была шлюхой. Ты была моей любовницей. Моей женщиной. Я был к тебе привязан. Разве ты этого не знала?
 Пока он ехал сюда из Лондона, он представлял себе все очень ясно. Он рисовал себе сцену, подготавливал слова. Он воображал, что увидит ее разбитой и растерянной. Та Присс, которая всегда встречала его с теплой улыбкой и приветливо протянутыми руками, которая ступала всегда так энергично, теперь будет нуждаться в том, чтобы ее приняли в протянутые руки. Он будет сильным, он будет владеть положением.
 Она улыбалась ему своей новой улыбкой – мечтательной, которая была порождена ее близким материнством.
 – Да, Джеральд, знала, – ответила она. – Я это знала. И я тоже была к тебе привязана. Но я нарушила правила. Проявила небрежность. И должна была ответить за все.
 – Но это же несправедливо, правда, – сказал он, заглядывая ей в глаза и изумляясь тому, что не видит в них горечи, – что все устроено так, чтобы мы, мужчины, могли наслаждаться жизнью – при условии, что у нас есть деньги для того, чтобы оплачивать свои удовольствия. А женщине приходится брать на себя всю ответственность и нести весь груз последствий, если она была небрежна, как ты выразилась. Присс, этот ребенок мой. Это я его создал. Я ответствен за это не меньше, чем ты.
 Присс была благодарна судьбе. Она не могла понять, почему мисс Блайд вдруг нарушила все свои правила и отправила Джеральда к ней. Но она была глубоко благодарна. Теперь она поняла, что именно это было ей нужно для того, чтобы почувствовать полное умиротворение: чтобы Джеральд навестил ее, признал свое отцовство в отношении ее ребенка, сказал ей, что был к ней привязан.
 Если не считать того, что завтра, когда он уедет, ей снова будет больно.
 Она не станет думать о завтрашнем дне.
 – Ты не хочешь зайти ко мне в коттедж? – предложила она. – У меня всегда кипит чайник.
 – Тебе надо сесть, Присс, – сказал он, подавая ей руку. – Это очень тяжелое бремя?
 – Миссис Мердок – она здесь повитуха – говорит, что он скоро опустится, – ответила она. – Тогда мне станет легче дышать. Конечно, тогда мне станет труднее ходить. Но это будет недолго. Когда ребенок опускается, он почти готов родиться.
 – Присс… – Он накрыл ее руку своей. – Когда?
 – Недели две или три, – ответила она. – Мисс Блайд предупредила тебя, что ты найдешь именно это?
 – Я сам понял, – сказал он. – Ты, наверное, сочла меня невероятным простаком, Присс. Да уж, слишком много пирожных с кремом! Если бы Майлз не сказал точно те же слова своей графине всего неделю назад, мои глаза, возможно, так и не открылись бы.
 Присс прошла впереди него в коттедж и наклонилась к огню, на котором весело посвистывал чайник.
 – Графиня в интересном положении? – спросила она. – Лорд Северн счастлив? Я рада за него.
 – И я приехал, Присс, – продолжил Джеральд прежнюю тему. – Я бы приехал на много месяцев раньше – тогда, когда узнал, кто ты на самом деле, но в тот момент я мог придумать единственную причину, по которой ты стала бы мне лгать: я все-таки тебе надоел и тебе захотелось уехать. И я оставил тебя в покое.
 Она выпрямилась, закончив наливать кипяток в заварочный чайник.
 – Ах, Джеральд, нет! – сказала она. – Ты ведь знал, что это не так. Я тебе сказала, что это не так!
 – Но что мне оставалось думать, Присс?
 Ее руки внезапно замерли на грелке, которую она пристраивала на чайник. Она перевела взгляд на него.
 – После того как ты узнал что? – переспросила она.
 – Я ездил в Денбридж. Это было вскоре после твоего отъезда, Присс. Мне хотелось убедиться в том, что ты счастливо устроена. Я намеревался забрать тебя с собой, если это окажется не так, может быть, предложить тебе больше денег. Кит сказала мне, куда поехать. Но только когда я оттуда уже уехал, я понял, что мисс Присцилла Уэнтуорт, о которой мне упомянули, – это ты. Но я сложил два и два в моей обычной черепашьей манере. Почему ты никогда ничего не рассказывала мне, Присс?
 – На первом этаже я была твоей содержанкой, Джеральд, – ответила она. – А наверху я была сама собой, совсем другим человеком. Мне казалось важным, чтобы эти две личности оставались раздельными.
 – И ты никак не могла поделиться со мной своей реальной личностью? – спросил он. – Мне казалось, что мы друзья, Присс. Я считал, что ты знала, как я к тебе привязан.
 – Я была твоей содержанкой, Джеральд, – повторила она. – Ты платил мне, чтобы я ложилась с тобой в постель.
 Он тяжело опустился на стул и прикрыл глаза ладонью.
 – Но ведь это было не все, – возразил он. – Было и другое, правда? Ведь это же было не все, правда, Присс? Для меня – было.
 Она поставила чашку с чаем на стол рядом с ним и неловко села напротив него.
 – Хорошо, что ты приехал, – сказала она. – Я рада, что ты это сделал. Я много думала о тебе в эти последние недели.
 – Здесь есть священник? – спросил он. – Я видел церковь. Как ты считаешь, Присс, он обвенчает нас завтра? Я не хочу ждать дольше. Я не хочу, чтобы ребенок родился вне брака.
 Он понял, что сказал что-то не то. Впервые за это время выражение ее лица изменилось. Он с досадой подумал, что он, как всегда, неловок. Никакого формального предложения руки и сердца? Он не встал на одно колено и не сделал еще чего-то, что так важно бывает женщинам? Он нервно провел рукой по своим вьющимся волосам.
 – Никакой свадьбы не будет, Джеральд, – сказала она. – Ты из-за этого приехал? Это очень благородно с твоей стороны. Да, очень благородно. Но пожалуйста, давай говорить о чем-то другом. Расскажи мне еще про лорда Северна и его жену.
 – Присс, – сказал он, – ты леди. Ты мисс Уэнтуорт из Дентон-Мэнор.
 Нет. Она не хотела этого. Она не хотела таких воспоминаний.
 – Я женщина, которую ты нашел у мисс Блайд, Джеральд, – напомнила ему она. – Та женщина, которая находилась у тебя на содержании почти год. Я не стала вдруг иной просто потому, что теперь тебе стало известно, что когда-то в прошлом я была мисс Уэнтуорт из Дентона. Я не годилась в жены, когда была просто Присси. И сейчас ничего не изменилось.
 – Изменилось, Присс! – возразил он. – Я знаю, что мне следовало это понять. Все свидетельства были у меня перед носом. Но я не понял. Я даже не заподозрил того, что ты леди.
 Она неуклюже встала и снова поставила чайник на огонь.
 – Я не леди, Джеральд, – сказала она. – Но я и не шлюха. Я была и той, и другой, а теперь я ни та и ни другая. Я – Присцилла Уэнтуорт, жительница Фэрлайта, которая живет отчасти на заработки, которые сэкономила, и на щедрое вознаграждение моего нанимателя, а отчасти – на оплату мелких услуг, которые она оказывает жителям деревни. Вот и все. Никаких этикеток. Просто Присцилла Уэнтуорт. Тебе нет нужды жениться на мне, Джеральд, просто потому, что ты решил, будто обязан вернуть леди респектабельность. Тебе и в голову бы не пришло на мне жениться, если бы я вышла из трущоб, как ты всегда предполагал.
 – Присс! – Он тоже встал и теперь стоял у нее за спиной. – Дело не в том. Неужели я заставил тебя думать, что в этом? Наверное, заставил. Я так плохо умею говорить. Есть ребенок. Это мой ребенок. Наш. Я должен дать тебе защиту моего имени. Я должен…
 Она повернулась, чтобы улыбнуться ему. Вспыхнувший в ней на мгновение гнев уже остывал.
 – Нет, – возразила она. – Нет, Джеральд. Это очень благородно с твоей стороны. Думаю, не много найдется мужчин, которые чувствовали бы ответственность за ребенка, зачатого таким образом, или за мать этого ребенка. Но это недостаточно веская причина. И мне действительно не нужна защита. Мне самой трудно в это поверить, но меня здесь приняли. Я даже чувствую, что меня здесь любят. Здесь я не буду падшей женщиной, а мой ребенок – незаконнорожденным. Я не могу выйти за тебя замуж, Джеральд. На меня всегда будет давить мысль, что ты женился на мне из-за того, что ты сделал мне ребенка. А на тебя всегда будет давить мысль, что ты был вынужден сделать то, чего никогда для себя не хотел.
 Она все-таки его отвергла. Он надеялся. Он не только надеялся. Он мечтал – с той минуты, как понял правду в Северн-Парке неделю назад. И еще больше – после своего визита к Кит. Он мечтал всю дорогу из Лондона, рисуя себе картины того, как все будет. И в своих мечтах он был героем.
 Он вынул из внутреннего кармана пакет и протянул его ей.
 – У меня почти неделя ушла на то, чтобы это получить, – сказал он. – Простому баронету это сделать сложно. Но я это сделал.
 Она посмотрела на то, что он вручил ей: это было специальное разрешение на брак. Значит, его предложение было серьезным. Желание жениться на ней не было мимолетным порывом. Он неделю потратил на то, чтобы получить специальное разрешение. На секунду слова на бумаге расплылись у нее в глазах.
 – Джеральд! – Она вернула ему бумагу. – Благодарю тебя, мой дорогой. Ты всегда был очень добр ко мне. Но я не стану осложнять твою жизнь, став твоей женой, которую ты не собирался иметь. Приезжай и навещай нашего ребенка, если тебе захочется, – так часто, как пожелаешь. Надеюсь, что ты будешь это делать. Но нам не следует жениться. Я знаю, что ты был ко мне привязан. И я предпочла бы, чтобы это осталось так, предпочла бы и дальше знать, что ты относишься ко мне с теплотой. Возможно, ты сможешь что-нибудь сделать для нашего ребенка, когда он подрастет. Возможно, отправить его учиться. Или ее.
 – Присс! – Он несколько мгновений смотрел на разрешение, прежде чем взять его обратно и снова спрятать в карман. – Я хочу на тебе жениться. Я предложил тебе это потому, что я этого хочу.
 Она покачала головой.
 – Ну что ж, – проговорил он, – тогда больше не о чем говорить, да? Я завтра уеду обратно в Лондон. Я вернусь, когда ребенок родится. Ты дашь мне знать?
 – Да, – ответила она.
 Не говоря больше ни слова, он повернулся и прошел к двери. Он уже был на улице и дверь за ним закрылась, когда пришли слезы. Он зашагал к обрыву, чтобы не идти по улице к постоялому двору, где остановился, чтобы не рисковать встретиться с кем-нибудь.
 А Присцилла снова села на свой стул и, обхватив руками живот, уставилась на чайник, который снова посвистывал на огне. На столе рядом с ней остывали две чашки с чаем.
 «Дура! – говорила она себе. – Дура!»
 Рай был совсем близко, только руку протяни, – и она его отвергла. Все ее самые невероятные мечты исполнились. Она могла выйти замуж уже завтра. За Джеральда.
 И она его прогнала. Потому что он сделал ей предложение не из тех побуждений. Пусть эти побуждения были благородными. Они были не те.
 «Дура. Дура. Дура!»
 И ведь совсем недавно она так радовалась тому, что он приехал. Казалось, что он стал частью того умиротворения, которое принесла ей жизнь в деревне в последние месяцы. Но это стало чем-то большим, нежели просто умиротворение. Ей не хватало чего-то, что не давало умиротворению перейти в настоящее счастье.
 Ее возлюбленный к ней вернулся – и она была по-настоящему счастлива. Но с другой стороны, она никогда и не ждала постоянства в своих отношениях с Джеральдом. Она была бы довольна несколькими часами или, может быть, даже несколькими днями счастья. Потом она смогла бы вернуться к своему умиротворению.
 А вот теперь она чувствовала себя опустошенной. Чувство утраты было таким же сильным, как в тот день, когда она с ним рассталась. Она снова испытывала острую боль одиночества и потери.
 В ее комнате дневной свет померк и перешел в сумерки. Но она по-прежнему сидела на месте и смотрела в угасающий огонь.
 Лампа была зажжена, огонь снова разгорелся вокруг новых поленьев, чашки были убраны и вымыты вместе с обеденной посудой. Присцилла заставила себя поесть. Наконец она села со своей любимой книгой и прочла тот сонет, который он учил в школьные годы.
 «Сравню ли с летним днем твои черты? – читала она. – Но ты милей, умеренней и краше»…
 В эту минуту в дверь постучали.
 «Кто?» – подумала она, медленно поднимаясь на ноги. Неужели это Джеральд? Но она не хочет, чтобы он возвращался! Она несколько часов потратила на то, чтобы вытащить себя из ужасающей апатии, которая заставила ее сидеть в темной комнате, глядя на догорающие угли. «Пожалуйста, пусть это будет кто-то другой!» – молча молилась она, отодвигая задвижку и открывая дверь.
 – Присс… – сказал Джеральд. Его лицо выглядело измученным.
 Она обнаружила, что сделала то, что делала всегда, когда он к ней приходил. Она протянула ему навстречу руки.
 – Джеральд, – проговорила она, – заходи.
 – Я только что понял одну вещь, – сказал он, заходя в дом и выпуская ее руки, чтобы закрыть дверь. – Я сидел у себя в комнате на постоялом дворе, когда меня вдруг осенило. Мне следовало бы понять это раньше. Я никогда не умел быстро соображать, правда?
 – Джеральд!
 Он устремил на нее серьезный, тревожный взгляд. Не задумываясь, она подняла руку, чтобы прижать ладонь к его щеке.
 Он прикрыл ее руку своей.
 – Это потому, что ты не поверила, правильно? Ты решила, что это просто из-за того, что я узнал, кто ты, и узнал про ребенка. Ты не смогла поверить, что это потому, что я тебя люблю, так?
 – Ты не упоминал о любви, Джеральд. – Свободной рукой она провела по отвороту его сюртука.
 – Я говорил, – сказал он, хмуря лоб. – Говорил, Присс. Это ведь единственная причина. Я должен был об этом сказать!
 Она покачала головой.
 – Я не могу без тебя жить, – сказал он. – Я не знаю, как это делать, Присс. Я все время думаю, что надо тебе что-то рассказать или о чем-то с тобой посоветоваться. Я все время хочу прийти к тебе с какой-то проблемой, головной болью или простудой. А потом вспоминаю, что тебя там нет. Или иду мимо Британского музея – и чувствую такую тоску, что больно становится. И ночью я не могу спокойно спать. И я все время вспоминаю, как ты всегда была рядом прошлым летом, когда я просыпался, и сидела со мной, и помогала снова заснуть. А когда мне все-таки удается поспать, то я просыпаюсь и протягиваю руки, чтобы тебя обнять. А тебя нет.
 – Джеральд, – снова повторила она и, отняв руку от его сюртука, приложила ее к его щеке.
 – Я научился тебе верить, – признался он. – Я не думал, что смогу снова верить после матери и после Элен. Я ведь никогда не рассказывал тебе об Элен, да? О моей мачехе? Я когда-нибудь тебе расскажу. Я тебе доверял, Присс, потому что ты всегда была добра ко мне, никогда ничего не требовала и была такой ласковой и спокойной. Когда ты обманула меня и исчезла и я решил, что это из-за того, что я тебе надоел, – мне захотелось умереть. Конечно, я этого не сделал и продолжал вести обычную жизнь, а потом поехал в Северн к Майлзу и его графине. Но у меня все время было чувство, что мне нет смысла жить без тебя.
 Она прикусила верхнюю губу.
 – Ты ведь не плачешь, Присс? – спросил он, убирая упавший ей на лицо локон и стирая слезинку, повисшую у нее на реснице. – Жалкая история, правда? Я не хотел, чтобы это прозвучало именно так. Я только хотел сказать, что, возможно, сегодня днем ты не поняла до конца, что дело именно в этом. Ты – единственное в моей жизни, ради чего мне хочется жить, Присс. Ты – как бесценное сокровище, драгоценность посреди пустыни. Или что-то в этом роде. Я никогда не умел говорить.
 – Да, – ответила она и поспешно сглотнула, чтобы ее голос не звучал несколько сдавленно, – я не поняла, что ты имел в виду сегодня днем, Джеральд.
 – Я так и понял, – кивнул он. – И тут меня осенило, Присс.
 – Что именно? – спросила она.
 – Ты ведь не прочла разрешение? То есть ты увидела, что это специальное разрешение на брак, и сразу вернула его мне, потому что не захотела им воспользоваться. Но ты его не прочитала?
 Она покачала головой.
 – Прочти его, – попросил он.
 Присцилла опустила руки, которыми обхватывала его лицо.
 – Посмотри на дату, Присс. На дату, когда его выдали.
 Она опустила взгляд на бумагу и посмотрела туда, куда он указывал пальцем.
 – Апрель… – проговорила она.
 – Если хочешь, можешь справиться у Кит, – добавил он. – Это было до того, как я поехал в Уилтшир, Присс. Я взял его с собой на тот случай, если ты выберешь меня, а не того ухажера, который позвал тебя вернуться. Я подумал, что, можетбыть, послетого, как ты снова его увидишь, ты поймешь, что он больше тебе не нравится. Я подумал, что, может быть, ты выберешь меня.
 Секунду она молча кусала губы.
 – Сегодня днем ты говорил, что собирался предложить увеличить мне плату, – напомнила она ему.
 – Если бы ты не захотела выйти за меня замуж, – пояснил он. – Если бы ты захотела остаться со мной еще на год или два, пока я тебе на самом деле не надоем.
 – Джеральд! – запротестовала она.
 – И, как видишь, я получил разрешение задолго до того, как узнал про ребенка, – сказал он. – Я взял его по одной-единственной причине, Присс. Теперь ты должна в этом убедиться.
 – Да, – согласилась она, возвращая ему разрешение. – Да.
 – Вернись ко мне, – попросил он, – пожалуйста, Присс! Или если ты не хочешь чего-то столь постоянного, то все равно вернись ко мне. А когда ты захочешь уйти, я обеспечу тебя и ребенка. Я понимаю, что мне нечем хвастаться, но я буду о тебе заботиться. Я знаю, что, если бы все обстояло иначе, ты могла бы найти себе гораздо более достойного мужа. Ты такая умная, знающая и образованная! Я понимаю: я мало что могу предложить такой, как ты, но…
 – Джеральд! – воскликнула она, с силой проводя руками по отворотам его сюртука. – Тебе есть что мне предложить! Ты можешь дать мне все на свете! Во всей Вселенной. Твою любовь. Верное и доброе сердце. Себя самого. Ты так достоин любви, а я могу предложить тебе только испорченную жизнь.
 Он поймал ее пальцы и прижал их к своему сердцу.
 – Ты боролась за существование, Присс, – сказал он. – Ты зарабатывала себе на жизнь. И я рад, что ты это делала, потому что иначе я с тобой никогда не встретился бы. Это прошлое, все те месяцы у Кит. Это в прошлом – и там останется.
 – Ты ведь баронет, – напомнила она ему. – Меня никогда не признают, Джеральд. Меня не будут принимать.
 – Думаю, что ты ошибаешься, – ответил он. – В светском обществе есть совершенно респектабельные люди, прошлое которых гораздо скандальнее твоего. Но даже если ты права, это не имеет значения. Мне нужна ты, Присс, только ты. Мы все переживем вместе, что бы нас ни ожидало. И я уверен, что Майлз будет принимать тебя, и его жена – тоже. Она обняла меня, когда я уезжал, и даже поцеловала в щеку. Я в жизни ничему так не удивлялся!
 – Джеральд! – Она смотрела на него встревоженно. – Ты уверен? Ты совершенно уверен?
 Он вдруг улыбнулся ей – такой радостной улыбки она никогда раньше у него не видела.
 – Ты скажешь мне «да», правда? – сказал он. – Я знаю, что скажешь. Скажи, Присс. Я хочу это услышать. Я много месяцев мечтал об этой минуте, но все-таки не верил, что она действительно наступит. Скажи. Ты выйдешь за меня замуж?
 – Да, – ответила она.
 – Сегодня вечером, – добавил он. – Я зашел к викарию, прежде чем прийти сюда, Присс, и спросил у него. Мы можем сделать это сегодня. Ты станешь моей женой еще до конца этого часа.
 – А мне казалось, что ты не верил, что я соглашусь, – поддразнила она его.
 – Не верил, – подтвердил он. – Но можно же помечтать! Это было такой приятной частью мечты: говорить с викарием и видеть, как его жена вдруг закрывает себе лицо фартуком и начинает рыдать. Мне кажется, они тебя любят, Присс.
 – Джеральд, – проговорила она, поднимая голову и хлопая рукой по его груди напротив сердца. – Сегодня. Сегодня? Сейчас?
 – Только сначала я хочу сделать одну вещь, – сказал он. – Можно, Присс? Мне безумно хочется сделать одну вещь.
 Он взял ее за плечи, повернул и притянул ее спиной к себе. Обхватив ее руками, он прижал ладони к ее телу и медленно начал их передвигать, ощущая новые очертания ее тела, увеличившиеся тугие груди, округлость под ними.
 – Он тяжелый, Присс? – спросил он. – Ребенок тяжелый?
 – Да, – ответила она, – и очень активный. Он все время толкает меня.
 – Мне жаль, что я не был с тобой все это время, – грустно сказал Джеральд, прижимаясь щекой к ее волосам, когда она откинула голову. – Мне хотелось бы вместе с тобой смотреть и чувствовать, как он растет, наш ребенок, Присс.
 – Я каждый день рассказывала ему о его отце, – призналась она.
 – Правда? – Он поцеловал ее макушку. – Присс, я действительно тебя люблю. Это не была уловка, чтобы заставить тебя согласиться.
 – Знаю, – успокоила она его. – Я это знаю, Джеральд. Я ведь любила тебя еще до того, как ушла от мисс Блайд. Ты всегда был для меня кем-то особенным, с той минуты, когда я впервые тебя увидела.
 – Не знаю почему, – отозвался он. – Во мне нет ничего особенного, Присс.
 – Значит, мы будем ссориться, – сообщила она ему, повернув голову так, чтобы их губы смогли встретиться. Она тепло улыбнулась, глядя ему в глаза. – И я всю оставшуюся жизнь потрачу на то, чтобы доказать мою правоту, Джеральд. Я умею быть ужасно упрямым спорщиком. И я никогда не проигрываю в спорах. И я утверждаю, что ты очень, очень особенный.
 Он поцеловал ее.
 – Я даже не могу тебя повернуть, чтобы обнять крепче, да? – пожаловался он. – Это, случайно, не тройня, Присс?
 – Нет, – ответила она, все равно поворачиваясь в его объятиях и наблюдая затем, как он восторженно и изумленно смотрит на огромный живот, оказавшийся между ними. – Просто слишком много пирожных с кремом, Джеральд. И, конечно, пирожков с джемом. Я никогда не могла устоять перед пирожками с джемом.
 Он осторожно обнял ее, опасаясь ей повредить, опасаясь придавить ребенка, и поцеловал ее.
 И она очень правильно сделала, сказал он ей несколько часов спустя, лежа позади нее на ее кровати в коттедже. Джеральд обнимал ее, положив одну руку ей на живот. Она очень правильно сделала, что согласилась. К тому моменту, когда они пришли в церковь, та была уже наполовину полна улыбающимися и кивающими жителями деревни – почти все они были людьми немолодыми.
 – Ты правильно сделала, – повторил он и снова потерся щекой о ее кудри. – Я сильно подозреваю, что они были бы глубоко разочарованы, если бы ты сказала «нет».
 – Я так рада, что ты обещал им, что мы здесь останемся до рождения ребенка, Джеральд, – отозвалась она. – Этот ребенок принадлежит всем жителям этой деревни почти не меньше, чем нам.
 – Мы каждый год станем привозить его сюда в день его рождения, – пообещал он. – И, может быть, еще раз или два в течение каждого года. Пора спать, Присс. Тебе нужно много отдыхать.
 – Да, – согласилась она, умиротворенно вздохнув, и повернула голову, чтобы поцеловать его руку. – Джеральд, я так счастлива!
 – Правда? – спросил он. – Ты правда счастлива, Присс? Мне до сих пор не верится, что я такой счастливчик!
 Она снова вздохнула.
 – Доброй ночи, леди Стейплтон, – сказал он.
 – Ох! – прошептала она. – Да, это я, правда? Как странно и как чудесно это звучит! Леди Стейплтон! Доброй ночи, Джеральд.