Аннотация: Когда-то английский лорд, уезжая с Гавайских островов, безжалостно бросил любовницу-туземку, не зная, что она ждет ребенка.
 Теперь лорд умер — и волею случая его незаконнорожденный сын-метис должен унаследовать титул и состояние отца. Чтобы обучить новоявленного аристократа хорошим манерам, его опекуны приглашают прелестную Ариэл. С первого же взгляда между Ариэл и «лордом-дикарем» Леоном вспыхивает пылкая страсть…


---------------------------------------------


 Патриция Коулин
 Лорд-дикарь


  Посвящается Эйлин Фаллон, вдохновившей меня создать что-то новое; 
  Бету Гузману, сделавшему мечту реальностью; Ди Холмз и Кристине Ролофсан за поддержку. 
  И как всегда Биллу, за то, что был рядом. 



 Пролог


  Лондон, февраль 1823 года 
 Граф Каслтон налил в бокал бренди, поудобнее уселся в своем любимом кресле и в который раз принялся решать, казалось бы, неразрешимую проблему.
 Каждый день Таннер, Беннет либо другие заинтересованные джентльмены заезжали узнать, нашел ли он правильное решение, и каждый раз граф был вынужден признаться, что пока ничего путного не придумал. Так было до сегодняшнего дня. Каслтон улыбался появившейся возможности если и не решить проблему самому, то хотя бы взвалить ее на плечи другого. По счастливой случайности к нему заехал племянник Кристиан, который и подсказал, кто может стать этим другим.
 Кристиан, старший отпрыск его сестры, был отъявленный бездельник, которого с позором выгоняли из каждой школы, в какую бы он ни поступил, несмотря на то что любящая мамаша под видом платы за обучение давала огромные взятки директору каждого учебного заведения. Он был исключен из Итона за то, что однажды ночью прокрался в кабинет директора и привязал овцу к его креслу. Сам по себе этот факт ничего бы не значил, если бы Кристиан, как утверждала его мать, не надел на овцу любимую мантию директора. Что и решило судьбу юноши.
 После этого случая отчаявшимся родителям удалось определить мальчика в школу Пенроуза близ Паддингтона, в которой он — о чудо из чудес! — не только задержался, но и сумел с отличием ее окончить, после чего стал вполне сносным парнем.
 Положение требовало принятия решительных мер, и Каслтон, не теряя времени даром, связался с Филипом Пенроузом в надежде, что тот поможет ему. Пенроуз, сын покойного основателя школы, отнесся к его просьбе с должным пониманием и вызвался помочь. Он заверил Каслтона, что точно знает человека, который успешно решит данную проблему. Более того, его нимало не смутило, что он ограничен во времени, отсутствие которого вызывало беспокойство самого Каслтона. Мысль о том, что ему предстоит сделать всего за восемь недель, заставила графа порядком понервничать и даже прибегнуть к спиртному как к успокоительному.
 Через восемь недель Джулия Дюванн, вдовствующая леди Сейдж, вернется из своего ежегодного путешествия по Франции, и дома ее будет ждать сюрприз — внук, уже совсем взрослый, хорошо воспитанный и полностью избавившийся от дурных привычек, приобретенных им на Сандвичевых островах. Если все пойдет хорошо, она будет потрясена, как был потрясен Каслтон с друзьями, узнав, что ее сын, четвертый маркиз Сейдж, не умер бездетным, а оставил после себя наследника. Она непременно благословит новоявленного внука и использует все свое влияние, чтобы именно он унаследовал титул маркиза. Но это лишь в том случае, если все удастся. Иначе внук встретит бабушку с омерзительной набедренной повязкой.
 Каслтон зябко повел плечами и сделал большой глоток бренди. Леди Сейдж была, мягко выражаясь, придирчивой до мелочей. Если же смотреть правде в глаза, то это самая настоящая старая ведьма, и граф мог серьезно поплатиться за свою инициативу.
 Всем хорошо известно, что она не в восторге от другого кандидата на этот титул, сына своей дочери сэра Адама Локби, и посему не торопилась провозглашать его наследником. Она уже и сама издергалась и порядком надоела всему обществу. Для того чтобы дикарь стал наследником, необходимо сделать из него лорда. Прежде всего надо, чтобы он сам этого захотел. Но как?
 Граф не имел обо всем этом ни малейшего представления и поэтому прибегнул к помощи Пенроуза. Радикал Локби ни в коем случае не должен занять место в палате лордов, а этого можно было избежать, только представив ему живого наследника, который по праву займет это место. Все не так просто, но, глядишь, с помощью друзей дело сладится. Оставалось только найти подходящую кандидатуру, чем, к большому облегчению Каслтона, займется Пенроуз, у которого на примете есть человек, способный выполнить подобную работу.




 Глава 1


 Она должна отказаться. Вежливо. Тактично. Придав лицу выражение печали и глубокого сожаления. Она просто обязана это сделать.
 Последнее, в чем нуждается Ариэл Холлидей в данный момент, это взвалить на свои плечи столь важную ответственность. Она не может позволить втянуть себя в такое дело, даже несмотря на то что ее просит лорд Каслтон. Определенно не может.
 Ей вообще никогда не приходилось видеть дикарей, не говоря уж о том, чтобы приручать их. Как она может научить взрослого мужчину всем тонкостям, которых требуют правила хорошего тона? Как можно передать человеку те бесчисленные мелочи, которые, на взгляд постороннего, кажутся такими ничтожными и незначительными, но без которых немыслима принадлежность к высшему свету.
 Нет, это невозможно. Несмотря на свой педагогический опыт, ей не справиться с такой задачей. Да впрочем, какой у нее опыт? Все, что от нее требуется, — учить энергичных девятилетних мальчиков грамматике и умению правильно отдавать поклоны. Какими бы неловкими и некоммуникабельными эти мальчики ни были, у них в запасе двадцать, а то и более лет, чтобы отточить свои манеры, прежде чем они унаследуют свои титулы.
 Как можно от нее ждать, что она возьмет взрослого мужчину, выдернутого с каких-то Богом забытых островов Тихого океана, и за восемь недель превратит его в титулованное лицо? Она просто не сможет этого сделать. Вот и все. И не о чем больше говорить. Как только такое могло прийти в голову мистера Пенроуза, когда он предложил ее услуги лорду Каслтону?
 При мысли о своем директоре у Ариэл похолодело внутри. Скосив глаза в его сторону, она заметила, что Пенроуз пристально наблюдает за ней, так же как и Каслтон, и еше двое других мужчин, присутствующих в элегантно обставленной гостиной лондонского дома графа. Сэра Таннера и капитана Беннета ей представили как друзей графа. Вне всякого сомнения, они тоже заинтересованы в этом деле. Она узнала, что мужчина, о котором шла речь, под каким-то благовидным предлогом был доставлен в Англию на судне капитана.
 Судя по устремленным на нее умоляющим взглядам, Ариэл поняла, что мужчины ждут ее согласия. Однако во взгляде мистера Пенроуза было так хорошо знакомое ей раздражение.
 Ариэл разгладила складки серой муслиновой юбки и смиренно положила на колени руки, стараясь не выдать крайнего волнения. Она вдруг почувствовала, что не может вот так вот без обиняков отклонить их просьбу, в какой бы вежливой форме ни прозвучал отказ. Она понимала, что поставит в затруднительное положение мистера Пенроуза, который явно старается произвести впечатление на джентльменов. Это видно невооруженным глазом.
 Довольно щекотливая ситуация. Она не в силах сделать то, о чем ее просят, и не может отказать своему директору, рискуя потерять его благосклонность, которой так долго добивалась.
 Дело в том, что все последнее время Ариэл буквально разрывалась между уроками, которые она давала в школе Пенроуза, и обязанностями помогать матери ухаживать за больным отцом. Девушка чувствовала, что уже дошла до предела, и надеялась убедить мистера Пенроуза. Он наверняка не только поймет ее, но и выразит ей сочувствие. Только надо немного потянуть время.
 Обычно Ариэл высказывала все, что считала нужным, сразу же, не утруждая себя долгими раздумьями. Но сейчас проявляла несвойственное ей благоразумие и не торопилась с ответом. Все обойдется, решила она, как это уже случалось не раз. Чего не сделаешь для любимых родителей!
 — Итак, мисс Холлидей, — произнес наконец лорд Каслтон, напоминая тем самым, что от нее ждут ответа, — как вы отлично понимаете, мы обратились к вам с не совсем обычной просьбой. Вы даже не представляете, как необходимо поскорее найти подходящего человека для выполнения нашей миссии и как мы обрадовались, когда мистер Пенроуз любезно назвал ваше имя.
 Ариэл продолжала молчать и лишь вежливо улыбалась. Пенроуз, черт бы его побрал, мог позволить себе быть любезным. Это не ему, а ей придется творить чудеса в течение скромного отрезка времени.
 — Осмелюсь сказать, что судьба маркиза, а возможно, счастье и процветание наших соотечественников находятся в ваших руках.
 Ариэл потупила взгляд, в то время как ее ум быстро работал в поисках подходящего ответа, который в конечном счете свелся бы к решительному «нет».
 — Милорд, я уверена, вы преувеличиваете мое значение в этом деле.
 — Вовсе нет.
 Каслтон придвинулся ближе к ней. Его густые с проседью брови изогнулись, выражая мольбу, что, как подозревала Ариэл, было совсем несвойственно его натуре и высокому положению в обществе.
 — Дело очень серьезное, мисс Холлидей. Молодой Локби просто игрушка в руках банды радикалов, с которыми он связался. Они всячески подстрекали его и настраивали против семьи с того самого момента, когда четверка черных лошадей подкатила к порогу дома его дяди. Вы даже не представляете, что он может натворить, если унаследует титул и влияние семьи Сейдж. Его надо остановить любой ценой. Если мы сможем заменить неугодного наследника более подходящим, то, клянусь небесами, мы это сделаем. Так вы согласны помочь нам, моя дорогая мисс Холлидей?
 Ариэл глубоко вздохнула и рассеянно посмотрела на сидящих перед нею мужчин. Взгляд ее остановился на синем жилете графа, удачно гармонировавшем с голубой шелковой обивкой кресла, в котором он сидел.
 — Понимаете, лорд Каслтон, — начала она нерешительно, — если вы так ставите вопрос, то мне остается только сказать… — Внутренняя борьба ее достигла апогея. Избегая смотреть в сторону Пенроуза, она на одном дыхании закончила: — Мне нужно еще немного подумать.
 Было слышно, как все разочарованно вздохнули, и этот вздох смешался с шипением, которое явно исходило от ее работодателя. Затем наступила тишина.
 — Конечно, — ответил наконец Каслтон, как всегда, спокойно и вежливо, бросив при этом взгляд, полный упрека, в сторону Пенроуза. — От того, что на вас свалилось, у кого угодно голова пойдет кругом. Я только прошу вас помнить, что у нас, по существу, нет времени.
 — Ей не понадобится много времени, чтобы определиться, — вмешался мистер Пенроуз. — Я это вам обещаю, лорд Каслтон.
 — Я абсолютно уверен, что мисс Холлидей сообщит нам о своем решении в самое ближайшее время, — ответил Каслтон, переводя взгляд прищуренных глаз с Ариэл на Пенроуза, — и без всякого давления с чьей-либо стороны.
 Граф вновь посмотрел на нее и улыбнулся.
 — А сейчас, как мне представляется, вам не терпится увидеть человека, который скоро станет самым прилежным вашим учеником.
 Ариэл, которой хотелось только одного: как можно скорее уйти отсюда и при первой же возможности обсудить причины своего отказа с мистером Пенроузом наедине, покачала головой.
 — Это совсем не обязательно, — ответила она. — Вы столь красочно описали мне ситуацию, милорд, что мне совершенно не обязательно…
 — Вздор, — прервал ее Каслтон. — Ни одна из знакомых мне леди не купит ни кусочка ленты для отделки своей шляпки, прежде чем не приложит ее к себе, не измерит ширину и не помнет материю в руках, проверяя ее на прочность. Не думаю, что вы возьметесь за это дело, прежде чем не познакомитесь с человеком, с которым вам придется заниматься.
 Ариэл слабо улыбнулась. Ей вовсе не хотелось еще больше втягиваться в дело, от которого она собиралась отказаться, и давать мужчинам напрасные надежды. Определенно у нее нет ни малейшего желания ближе знакомиться с этим человеком. Ей совершенно не обязательно знать, каков он на вид. А с другой стороны, почему бы хоть краешком глаза не взглянуть на него. Хотя бы из простого любопытства.
 Каслтон уже поднялся с кресла и жестом пригласил ее следовать за ним. Ариэл почувствовала, как возбуждение охватывает ее при одной только мысли, что вот сейчас она увидит того, кто взбудоражил весь Лондон. Лорд-дикарь — именно так прозвали этого человека — был главной темой всех сплетен в городе.
 Сопровождаемая Каслтоном, Ариэл вместе с другими мужчинами прошла в соседнюю пышно декорированную комнату и через открытую дверь вышла в коридор, обставленный с не меньшей пышностью. Под ногами Ариэл пружинила украшенная орнаментом шерстяная дорожка — настоящее произведение искусства, по стенам висели не менее ценные в художественном отношении картины, на сделанном в виде полумесяца столике красного дерева стоял зажженный канделябр, сразу наводящий на мысль о старинном фамильном серебре.
 Среди такого богатства в Ариэл вдруг проснулся бесенок, который так и подстрекал ее спросить, сколько же граф заплатит ей, если она примет его предложение. Вздохнув, Ариэл подавила в себе это желание. Какую бы сумму ей ни заплатили, все равно ее не хватит на уплату карточных долгов отца и на их с матерью сносную жизнь в будущем, а только это и заботило ее последнее время. Ей и ее семье нужна материальная стабильность, а временный золотой дождь не спасет их.
 Каслтон привел их в дальний конец холла и остановился перед дверью, верхняя часть которой была задрапирована тяжелой черной материей.
 — Я приказал прорезать в двери окно, чтобы иметь возможность наблюдать за ним, не открывая ее. — Граф указал на несколько тяжелых засовов и замков. — Нет нужды рисковать без особой необходимости.
 Ариэл с удивлением посмотрела на него:
 — Вы хотите сказать, что он может сбежать? Граф неопределенно пожал плечами:
 — Кто знает, что творится в голове этого парня. Сейчас он думает одно, а завтра ему на ум придет другое.
 — Он устроил нам настоящее сражение, когда мы привели его на борт корабля, — заметил капитан Беннет, потирая поседевшие виски. — Нам пришлось повозиться, пока он успокоился.
 — Если бы не кандалы, которые на него надели, то все могло обернуться не лучшим образом, — сухо заметил сэр Таннер.
 Капитан пожал плечами.
 — Но с тех пор как он здесь, у нас пока не было с ним проблем, — поспешил сообщить Каслтон. — Однако лучше принять все меры предосторожности.
 — Совершенно верно, — согласился Таннер, и на его полном лице появилась улыбка, свидетельствующая о том, что он человек не без юмора и может охотно посмеяться в любой ситуации. — Но вы же не можете постоянно держать взаперти вновь испеченного маркиза.
 — Вы собираетесь запирать меня с ним наедине? — вмешалась Ариэл.
 — Конечно же, нет, — заверил ее Каслтон. — Я уже все предусмотрел. Мне рекомендовали парочку высоких профессионалов, которые будут находиться вместе с вами. Он ловкий парень, обладающий огромной силой. Его жена ему под стать. Они все время будут рядом, и вам не о чем будет беспокоиться. Что же касается самих уроков, то тут уж решайте сами. Я полагаюсь на ваши знания и опыт.
 — Ну что ж, хорошо, — согласилась Ариэл, смущенно улыбнувшись. — Ничего не поделаешь.
 — Я держу это окошко постоянно зашторенным, — сказал Каслтон, берясь за занавесный шнурок. — Дикарь тоже имеет право на личную жизнь, пусть даже и ограниченную.
 Ограниченная личная жизнь — вот, пожалуй, и все, что позволено находящемуся за дверью человеку, думала Ариэл, чувствуя себя крайне неловко. В это время граф быстрым движением руки отдернул занавеску, позволяя непрошеным гостям рассмотреть маленькую комнату и человека в ней. Похоже, предварительный стук в дверь или какие-либо другие знаки, предупреждающие о приходе гостей, считались здесь необязательными. Ариэл внезапно вспомнила клетку с шимпанзе, которую ей довелось увидеть однажды в детстве, когда ее водили в зоопарк. Тогда ей это показалось забавным.
 В сегодняшнем зрелище не было ничего забавного, и Ариэл чувствовала себя неловко и смущенно, особенно когда мужчины за ее спиной придвинулись к ней ближе и вытянули шеи, чтобы лучше видеть. Увидев ночной горшок, выглядывающий из-за ширмы в дальнем конце комнаты, Ариэл содрогнулась при мысли, какое унижение должен испытывать человек, когда его застают за интимным делом.
 В комнате не наблюдалось никакого движения, кроме бегающих по стенам теней от все еще колышущейся занавески на дверном окне. Прошло несколько секунд, прежде чем взгляд Ариэл остановился на стоящей у дальней стены узкой кровати и лежащем на ней человеке. Он смотрел в сторону единственного в комнате окна, закрытого железной решеткой, которая, вне всякого сомнения, была еще одной мерой предосторожности.
 Постельное белье и подушка валялись скомканными на полу рядом с кроватью. Прислонившись спиной к стене и скрестив на груди руки, он полулежал на голом матрасе и даже не повернул головы в сторону двери, хотя наверняка должен был услышать шум за ней и заметить, как отдернулась занавеска.
 Странно, подумала Ариэл, неужели он ничего не заметил? Даже собака настораживает уши и начинает рычать при малейшем шорохе. Возможно, он спит с открытыми глазами, решила Ариэл, заметив, как мирно вздымается его грудь. Ее щеки запылали. Она знала, что если сейчас посмотрит на себя в зеркало, то увидит на своем лице красные пятна. Красный цвет — цвет греха. Таким по крайней мере было ее представление о грехе, именно в цвете. Ариэл подумала, что совершает большой грех, рассматривая полуголого мужчину, и приказала себе отвести от него взгляд. Но как ни странно, она не чувствовала себя грешницей и глаз оторвать не могла.
 Наоборот, ее разбирало любопытство. В конце концов, она впервые видит обнаженное мужское тело и, вероятно, в будущем ей такая возможность не представится. Даже ради Филипа Пенроуза она не будет изображать, что ей становится дурно при виде голого мужчины. По крайней мере не сегодня.
 Предмет ее пристального внимания был одет только в черные, плотно облегающие бедра брюки, подвернутые до колен. Прежде всего Ариэл бросилась в глаза его загорелая до темноты кожа, покрытая черными как смоль вьющимися волосами. Его плечи и грудь были широкими, на руках и длинных ногах выпирали крепкие мускулы, на теле не было и намека на жир и округлость форм, которые так часто огорчали ее при виде своего собственного обнаженного тела.
 Ариэл перевела дыхание, которое сдерживала так долго, что заболела грудь. Возможно, все мужчины прекрасно сложены и под их пышными одеждами, шелковыми чулками и красочными шарфами скрываются такие же сильные тела? Возможно, это тело, которое заставляет ее сердце учащенно биться, не является исключением? Возможно, но почему-то ей не верилось.
 — Я должен извиниться за его непристойный вид, — сказал Каслтон со смиренным вздохом, — но он отказывается носить другую одежду и спать на простынях.
 — Вы видите то, во что он был одет, когда мы нашли его, — объяснил капитан Беннет. — Он, видите ли… — капитан замолчал и откашлялся, — …плавал.
 Ариэл кивнула, отметив про себя, что капитан и сэр Таннер обменялись быстрыми озорными взглядами. Такими взглядами обменивались за ее спиной наглые подростки, когда при неловком движении задирался подол ее юбки, позволяя увидеть им ее лодыжку. Этот взгляд навел Ариэл на мысль, что ей рассказана далеко не вся история пленения маркиза.
 — Поначалу, — продолжал Каслтон, — нам приходилось заставлять лакея силой одевать его и подстригать ему бороду. Мы попортили немало крови и выбросили на ветер кучу денег на одежду для него, а потом махнули рукой и решили оставить его в покое. Естественно, вы совместно с мистером и миссис Фаррел, супружеской парой, о которой я уже говорил, первым делом должны убедить нашего упрямого маркиза, что он не у себя на островах и должен одеваться подобающим образом.
 — А как с его питанием? — спросила Ариэл, не отрывая взгляда от неподвижной фигуры, лежащей на койке.
 — Не понял?
 — С питанием, — повторила Ариэл. — Вы сказали, что он отказывается от всего, что вы ему предлагаете. Вот я и подумала, ест ли он что-нибудь. Он совсем не выглядит истощенным.
 — Он ест достаточно, чтобы не умереть с голоду, но слишком мало по нашим понятиям. В основном он ест хлеб и мясо. Никаких сладостей и прочих кондитерских изделий. И очень жаль, потому что пирожные, выпекаемые нашим поваром, соблазнят даже мертвого.
 — Мертвым все безразлично, — задумчиво заметила Ариэл.
 — Вы правы, — согласился граф, усматривая тайный смысл в ее словах. — Его упрямство и сила духа позволяют надеяться, что он обладает сильным характером. Одно дело быть просто невоспитанным и совершенно другое — не иметь никаких принципов и не уважать себя. Я уверен, из него выйдет толк.
 Ариэл рассеянно кивнула, занятая единственной мыслью, чтобы загадочное существо за дверным окном повернуло голову и посмотрело на нее. Что будет выражать его взгляд? Страх? Нет. Она была совершенно в этом уверена. Злость? Презрение? Ярость?
 Повернись же, покажи мне, кто ты есть на самом деле.
 — Он говорит по-английски? — спросила она.
 — Сами изволите видеть, как он говорит, — фыркнул за ее спиной капитан Беннет.
 — Он все время молчит, — разъяснил ей Каслтон.
 — И на корабле не сказал ни слова, — снова встрял Беннет. — По крайней мере при мне. Матросы, которые притащили его на борт, рассказывали, что он свободно ругался на нескольких языках.
 Ариэл наконец оторвалась от окна и через плечо посмотрела на капитана.
 — Каких? — спросила она.
 — Что каких? — переспросил, нахмурившись, капитан.
 — Каких языках, — с явным нетерпением произнесла Ариэл. — Вы сказали, что он бегло говорит на нескольких языках. Вот я и спрашиваю: каких?
 — Прошу прощения, мисс, — ответил Беннет, довольно рассмеявшись. — Я сказал, что он свободно ругается на нескольких языках. Я и сам знаю несколько бранных слов по-португальски и по-русски, но это вовсе не значит, что я бегло говорю на них.
 — Понимаю, — ответила Ариэл, — и все же мне хотелось бы знать, на каких языках он ругался.
 — Держу пари, вы очень скоро сами об этом узнаете, — заметил сэр Таннер с печальной улыбкой.
 Каслтон бросил на него сердитый взгляд, очевидно, полагая, что она испугается и отвергнет их предложение стать наставницей дикаря.
 — По-английски и по-французски, — ответил капитан, задумчиво потирая небритый подбородок, — и конечно, на мамбо-джамбо — языке своего острова. Помнится, они говорили, что он выдал несколько крепких словечек по-испански. Пожалуй, все, что я могу вспомнить. Если это так важно, я спрошу парней, которых он обругал.
 — В этом нет необходимости, — ответила Ариэл. Она повернулась к Каслтону и, не скрывая своего все возрастающего интереса, сказала: — Я думаю, было бы хорошо мне самой попытаться поговорить с ним. Как вы считаете?
 — Конечно, — поспешил согласиться Каслтон. Его рука потянулась к висевшему на крючке ключу. — Я буду счастлив сопровождать вас, если…
 — Я войду одна, — перебила Ариэл.
 Она распрямила плечи, мысленно убеждая себя, что идет на этот шаг из лучших побуждений. Если уж могла заставить себя хлопать ресницами и мило улыбаться, выслушивая плоские шуточки своего начальника, то ей вполне удастся заставить поверить присутствующих в искренности своих намерений.
 Она идет на этот шаг не из простого любопытства, уговаривала себя Ариэл, пытаясь справиться с охватившим ее нетерпением, а из желания помочь всем, а может, даже для того, чтобы произвести впечатление на мистера Пенроуза. Этот дикарь ее совершенно не интересует. Ей нет до него никакого дела.
 По правде сказать, она не имела ни малейшего представления, что скажет тому человеку за дверью, если ей разрешат войти к нему. Сейчас для нее важно одно; убедить графа Касл-тона, что ей необходимо войти одной в эту комнату за тяжелой, закрытой на все засовы дверью.
 Господи, что с ней такое? Должно быть, она свихнулась или просто переутомилась.
 Ариэл незаметно для всех снова посмотрела на лорда-дикаря. Он так и тянул ее к себе…
 — Я, право же, не знаю, что ответить на вашу просьбу, мисс Холлидей, — сказал Каслтон после долгого раздумья. — Должен признаться, мне становится не по себе от одной только мысли, что вы одна, без сопровождения, войдете в его комнату.
 Он собирался отказать ей. Сердце Ариэл дрогнуло и сжалось.
 — Опомнитесь, мисс Холлидей, — вмешался в разговор мистер Пенроуз, стараясь поймать ее взгляд, чтобы предупредить об опасности. — Будьте благоразумны.
 — Но, — продолжал Каслтон, игнорируя слова Пенроу-за, — если вы считаете, что это поможет делу…
 — Я в этом уверена, — как можно спокойнее ответила Ариэл, упорно избегая взгляда мистера Пенроуза.
 — Тогда, может… но только со всеми мерами предосторожности.
 Каслтон извинился и ушел, но очень скоро вернулся, держа в руках пару длинноствольных дуэльных пистолетов. Один он оставил себе, а другой протянул сэру Таннеру, стараясь при этом не замечать недовольной физиономии Пенроуза.
 — Ну я не знаю, — сказал Таннер, глаза которого искрились весельем, — мне никогда раньше не приходилось отстреливать пэров. — Он подмигнул и дунул в дуло пистолета.
 — Надеюсь, тебе не придется стрелять в них и сегодня, — поспешил заверить его Каслтон, — но на тот случай, если это произойдет и если ты меткий стрелок, то умоляю тебя, целься как можно ниже. — Он посмотрел на Ариэл. — Вы уже готовы, мисс Холлидей?
 — У меня еще одна просьба, — ответила Ариэл, которой в голову пришла отличная мысль, пока граф ходил за пистолетами.
 — Изложите ее.
 — Чай. Мне хотелось бы угостить его чаем.
 — Чаем? Ариэл кивнула:
 — Да, чаем.
 Таннер и Беннет чуть не зашлись от смеха.
 — Что вы в самом деле, мисс Холлидей, — заметил ворчливо Пенроуз. — Должно быть, вы нарочно испытываете наше терпение.
 — Конечно же, нет. Просто мне захотелось угостить его чаем. Мне кажется, это не доставит вам особых хлопот, — как можно спокойнее сказала Ариэл.
 — Какие тут хлопоты! — ответил, нахмурившись, граф. — Но… чай?
 — Да, я уверена в этом, — ответила Ариэл, глядя невинными глазами на графа. — Ведь даже дикарь испытывает жажду.
 Ариэл выжидала, что ответит граф, втайне надеясь, что он откажется уважить ее нелепую просьбу да и вообще передумает впускать ее в комнату одну. Если это случится, она сможет легко умыть руки и мистер Пенроуз не обвинит ее в том, что она не пыталась что-то сделать, прежде чем окончательно отклонила их предложение.
 Но вместо отказа Каслтон посмотрел на нее с лучезарной улыбкой и одобрительно кивнул:
 — Конечно же, чай. Теперь я вас отлично понимаю, мисс Холлидей. Мне нравится ваш метод. Великолепно! Чертовски умно! Простите мне мое красноречие.
 — Благодарю вас, милорд, — едва слышно прошептала Ариэл, сдерживая желание попросить графа разъяснить ей, о каком методе идет речь, потому что ничего подобного ей даже в голову не приходило.
 Граф подозвал лакея, стоявшего на почтительном расстоянии, и приказал ему принести чай и побыстрее. Ожидая возвращения лакея, мужчины обсуждали политическую подоплеку ситуации, в которую они попали, а Ариэл просто смотрела в дверное окно.
 Наконец принесли чай. Ариэл приняла из рук лакея серебряный поднос, на котором стояли красиво изогнутый чайник, пара чашек китайского фарфора с блюдцами, отделанных золотой каймой и украшенных гербом рода Каслтонов, и стала терпеливо ждать, когда граф откроет дверь.
 Когда он взялся за ручку, чтобы распахнуть ее, Ариэл сказала:
 — Прошу вас задернуть занавески.
 Граф явно колебался, но она поспешила объяснить:
 — Если я, как вы предлагаете, должна буду одна заниматься с ним, то лучше всего сделать нашу первую встречу как можно естественнее, без сторонних наблюдателей, чтобы он видел, что я полностью доверяю ему.
 Каслтон согласно кивнул.
 — Но при одном условии, — сказал он. — Как только вы почувствуете малейший намек на угрозу, то должны немедленно закричать, забарабанить в дверь или каким-то другим образом дать нам понять, что нуждаетесь в помощи.
 — Непременно, — пообещала Ариэл, уверенная, что прекрасно обойдется без их помощи.




 Глава 2


 Ариэл вошла в комнату и услышала, как позади нее, словно выхлоп ружейной пули, захлопнулась дверь. На секунду закрыла глаза, сделала глубокий вдох и решительно шагнула вперед.
 — Добрый день, — сказала она. Еще один вдох. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Пора. — Я мисс Холлидей. Мисс Ариэл Холлидей. Я знаю, что вы Леон Николас Дюванн, пятый маркиз Сейдж. Хотя не уверена, что вам об этом известно, — добавила она с сожалением.
 Ариэл поставила поднос на маленький столик рядом с его койкой.
 — Конечно, у вас есть еще множество разных титулов, не буду даже пытаться перечислить их все. Я полагаю, лорд Дик… Сейдж, вы скоро узнаете их сами. Всему свое время.
 Что это ее так несет? К чему такое красноречие? Дай Бог, чтобы он понял хоть одно слово из всего сказанного.
 Человек оставался совершенно неподвижным, и только его вздымавшаяся мощная грудь указывала на то, что он жив.
 Ариэл, не в силах оторвать восхищенного взгляда от этой крепкой, покрытой темными густыми волосами груди, облизала пересохшие губы.
 — Правила хорошего тона, — начала она, — предполагают, что джентльмен встает, когда в комнату входит леди, и представляется ей, называя свой титул и имя. На первый раз я прощаю вас, так как понимаю, что ваши мысли заняты более важными проблемами.
 Ее сарказм пропал даром — человек продолжал молчать.
 — Однако полагаю, — продолжала Ариэл, — если принять во внимание тот факт, что я взяла на себя заботу принести вам чай, вы могли бы хотя бы повернуть голову и убедиться, кто с вами разговаривает.
 К великому удивлению Ариэл, темная голова начала медленно к ней поворачиваться.
 Он ее понимает, обрадовалась девушка.
 Либо ее слова, либо бодрый голос — этого она понять пока не могла, — но что-то дошло до него, и он зашевелился.
 Но радость сменилась страхом, когда он медленно спустил с кровати ноги и встал в полный рост. Она едва сдержалась, чтобы не убежать. Однако мужчина не сделал ни малейшей попытки приблизиться, и она осталась стоять, помня при этом, что совершенно с ним одна.
 Его взгляд встретился с взглядом Ариэл, и она вдруг обнаружила, что совсем не боится. Наоборот, его присутствие приятно волновало. Он был самым прекрасным мужчиной из всех, кого она встречала раньше. Никогда раньше ей бы и в голову не пришло употребить эпитет  прекрасный по отношению к мужчине, но он как-то сам напрашивался на ум при виде спокойного красивого лица лорда Сейджа и его сильного стройного тела. По мнению Ариэл, он являл собой совершенство мужской красоты, достойной кисти живописца.
 Лицо молодого человека было таким же прекрасным, как и тело. Высокие скулы, классическая квадратная челюсть, поросшая темной короткой бородкой, пухлые красиво очерченные губы, которые еще более подчеркивали красоту лица. Длинные волосы цвета воронова крыла ниспадали до самых плеч, и их крутые локоны прикрывали лоб, оттеняя глубоко сидящие миндалевидные глаза необычайного цвета — карие с золотой искоркой, они наводили на мысль о солнечном луче, играющем на меди предмета старины. Тигровые глаза. И тут же перед ее мысленным взором возник поделочный камень того же названия — такой же глубокий, таинственный и сверкающий. В этих удивительных глазах, в упор смотрящих на нее, нет ни теплоты; ни холода, ни дружелюбия, ни враждебности. Они непроницаемы. Она видела: стоящий перед ней мужчина далеко не дурак, и, хотя глаза не позволяли проникнуть в его внутренний мир, совершенно очевидно, что за высоким лбом скрываются острый ум и способность ясно и трезво мыслить. Ариэл внезапно почувствовала, что маркиз так же внимательно рассматривает ее. Она распрямилась и пригладила свои светло-каштановые волосы.
 Боже, ну почему бы ей не причесаться сегодня потщательнее и не надеть более новое и подходящее по цвету платье? Ариэл постаралась отогнать эти мысли, напомнив себе, что у нее нет нового платья, а серый цвет самый практичный в носке. Да и вообще ей нет никакого дела до того, что думает о ее внешности стоящий перед ней мужчина.
 Он тряхнул головой, отбрасывая со лба волосы, и взору Ариэл предстал двухдюймовый шрам на нем. Этот физический недостаток, способный испортить наружность любого другого мужчины, только еще больше подчеркивал его мужественную красоту. Ариэл заметила и множество других небольших отметин и шрамов, покрывавших его тело, — следов, как решила она про себя, полной опасности жизни, которая так сильно отличалась от ее собственной. Со смешанным чувством любопытства и зависти Ариэл снова посмотрела ему в глаза и заметила тень подозрительности в его прямом взгляде.
 — Простите меня, — прошептала она, — я учу вас хорошим манерам и совсем забыла про свои собственные. Мне нужно было бы поблагодарить вас, — добавила Ариэл, намекая, что он все-таки поднялся и слушал ее. — Налить вам чаю? — спросила она, поведя рукой в сторону стоявшего на столике подноса.
 Молчание.
 — Правильный ответ на мой вопрос — да, пожалуйста, — а в случае, если вы хорошо знакомы с дамой, предлагающей вам чай, допускается — да, конечно.
 Спонтанный урок сопровождался красноречивыми жестами, но взгляд его немигающих глаз оставался спокойным и равнодушным. С таким же успехом она могла бы учить хорошим манерам и каменное изваяние.
 Продолжая выполнять возложенную на нее задачу, Ариэл взяла чайник и разлила горячий напиток по двум чашкам. Вместо того чтобы следить за ее движениями, как того ожидала Ариэл, маркиз не спускал неподвижного взгляда с ее лица. И это было странно, так как Ариэл была абсолютно уверена, что даже на судне капитана Беннета ему не подавали хорошо сервированный чай.
 — Сливки и сахар? — спросила она с кроткой улыбкой. Молчание.
 Улыбка исчезла с лица Ариэл.
 — Понимаю, вы сильная молчаливая натура. В таком случае мне придется сделать вам такой же чай, как и у меня. Одна ложечка сахара, — говорила Ариэл, насыпая в чашку сахар, — немного сливок для цвета. Должна вам сказать, что многие джентльмены предпочитают черный чай. Возможно, и вам он покажется более вкусным. Время покажет, как любит говорить мой отец. — Ариэл осторожно взяла чашку с блюдцем и протянула маркизу: — Ваш чай, милорд.
 Он продолжал смотреть ей в глаза, затем на секунду перевел взгляд на чашку с чаем и снова с безразличным видом уставился на нее.
 Ариэл вздохнула и на шаг приблизилась к нему.
 — Попробуйте его хотя бы из вежливости, — настаивала она. — Если вы собираетесь жить в Англии, то вам придется полюбить чай или хотя бы делать вид, что он вам нравится. В нашей стране пить чай чуть ли не закон.
 Ариэл готова была поклясться, что ее последнее замечание что-то пробудило в его душе. Его нижняя губа шевельнулась, словно он силился что-то проговорить, но не мог.
 — Возьмите, — сказала она, перекладывая чашку с блюдцем из правой руки в левую, с тем чтобы правой взять его за руку, так как обе его руки безжизненно свисали вдоль тела. — Если вас смущает блюдце, то не берите его. На первый раз вы можете взять только чашку, но потом вам придется научиться пользоваться и блюдцем. Оно необходимо, чтобы задерживать капли, которые могут упасть на скатерть или ковер.
 Ариэл посмотрела на непокрытый стол и голый пол.
 — Речь идет не об этой комнате, — добавила она. — Правила хорошего тона диктуют, чтобы стол был покрыт скатертью, а пол застелен ковром. Боюсь, что в этих правилах много всяких глупостей и бесполезных вещей, но вам придется научиться выполнять их, милорд. — Ариэл вздохнула и печально улыбнулась. — Уверю вас, это очень нелегкая задача.
 Ариэл взяла его за руку, и в тот же момент его пальцы как тиски сжали ее ладонь. От неожиданности девушка вздрогнула. Пол стал медленно уплывать из-под ног. Но может, это ей только показалось. Иначе чем объяснить, что она чуть не потеряла равновесие? Однако все продолжало вертеться у нее перед глазами. Ее бросало то в жар, то в холод, а внутри было такое ощущение, как будто бы там лопнула набитая перьями подушка. Она посмотрела на него, но взгляд его карих завораживающих глаз выражал… пустоту.
 Либо лорд Сейдж был большим мастером самоконтроля, либо его прикосновение к ее руке не вызвало у него такую же бурю чувств, как у нее.
 Громкий звон чашки с блюдцем, которые она продолжала держать в левой руке, привел Ариэл в чувство. В любую секунду чай, который переливался через края чашки, мог запачкать ее новые белые перчатки. Ариэл глубоко вздохнула и приказала себе перестать вести себя как последняя дурочка. Распрямившись в полный рост — пять футов и шесть дюймов, что считалось хорошим ростом для женщины, — но будучи почти на восемь дюймов ниже маркиза, она посмотрела на его широкую волосатую грудь и, подняв его руку на уровень своей, всунула в нее чашку с блюдцем.
 Он по-прежнему оставался неподвижным, но сейчас по крайней мере держал в руке чашку с блюдцем, а не ее руку. Ариэл внимательно посмотрела на свою работу и пришла к выводу, что фамильный фарфор Каслтонов в его руке в большей безопасности, чем в ее. У него он хотя бы не дребезжал.
 Теперь она могла налить чаю и себе. Крепко зажав в левой руке блюдце с чашкой, правой она аккуратно налила чай.
 — Поднимать чашку вы должны при помощи указательного и большого пальцев.
 Ариэл говорила медленно, четко выговаривая каждое слово, словно разговаривала с глухим, который только по движению губ мог понять, что она говорит. Внезапно ей пришло на ум, что он может быть действительно глухим. Тогда все гораздо проще, и ей не придется учить его английскому языку. Или, что будет гораздо лучше, она вообще откажется учить его, как бы ее ни упрашивал Каслтон.
 Ариэл продолжала говорить медленно, с расстановкой, жестами иллюстрируя каждое слово, и наконец отпила маленький глоточек горячего чая.
 — Теперь попробуйте вы, — сказала она, ставя на блюдце свою чашку.
 Ариэл охватила радость, когда его руки пришли в движение. Однако он не стал отделять чашку от блюдца. Держа их вместе, как голодный человек держит миску с супом, поднес к губам, низко склонив при этом голову. Когда чашка и губы встретились, он быстро втянул в себя все содержимое и, подняв голову, опять уставился на нее немигающим взглядом.
 — Для первого раза великолепно, — заключила Ариэл, удивляясь в душе, как он не обжег себе рот таким горячим чаем. — А сейчас вы должны…
 Ариэл замолчала, с ужасом наблюдая, как чай, который он, казалось, только что проглотил, стал тонкими струйками вытекать из уголков его рта и капать на голую грудь.
 Ариэл всплеснула руками.
 — Посмотрите, что вы наделали! — закричала она, охваченная беспокойством, так как он все-таки умудрился ошпарить себя.
 Первый раз за все это время в его глазах появилось что-то осознанное, но, к сожалению, сейчас не время анализировать. Она потянулась за салфеткой. В этот момент он разжал руки, и чашка с блюдцем полетели на пол.
 — О нет! — воскликнула Ариэл, и ее крик смешался со звуком разбившегося фарфора.
 Тотчас дверь за ее спиной с шумом распахнулась.
 Полуобернувшись, Ариэл успела заметить испуганные лица и направленные на них пистолеты. В тот же момент дикарь сшиб ее с ног и полностью прикрыл своим телом. Его движение было таким стремительным, что Ариэл не успела ничего подумать и сейчас лежала под ним, вдыхая запах мужского пота и задыхаясь. Она была совершенно беспомощной и из своего укрытия могла слышать только обрывки голосов:
 — Господи…
 — Отпустите ее…
 — Ниже, целься ниже… — Это голос Каслтона.
 — …немедленно, я говорю.
 — Проклятый дикарь. — Голос капитана Беннета. — …прямо у нас на глазах. Я же предупреждал вас.
 — Куда ты целишься, идиот?
 — Эй, как там тебя… отпусти, немедленно отпусти ее. Последние слова явно принадлежали мистеру Пенроузу, который внес свою лепту в ее спасение. Произнесенные гнусавым голосом слова походили скорее на мольбу, чем на приказ, но они-то и вернули Ариэл к действительности.
 Ей удалось слегка повернуть голову, и она встретилась с немигающими глазами дикаря. В них было какое-то тепло, что немало удивило Ариэл. Под свисающей копной черных волос они уже не казались карими с золотым вкраплением, а были темными и блестели, как черные звезды. Сэр Гилберт, учитель астрономии и ее хороший друг, утверждал, что во Вселенной не существует черных звезд, но Ариэл, не считаясь с его мнением и вопреки научным доказательствам, страстно верила, что такие звезды существуют.
 Глядя в эти звезды, которые были глазами дикаря, Ариэл пыталась справиться с охватившим ее волнением. Она пошевелила плечами и прошептала:
 — Пожалуйста, сэр, я не могу дышать.
 Чтобы исправить положение, он едва заметным для окружающих движением слегка приподнял плечи.
 Ариэл глотнула воздуха, и ее грудь пришла в соприкосновение с грудью лежавшего на ней мужчины. Она вздрогнула и еще теснее прижалась к полу.
 — Спасибо, — прошептала она. — А сейчас, милорд, пожалуйста, отпустите меня, а то они все передерутся.
 Глаза дикаря снова стали непроницаемыми, и он, немного поколебавшись, перенес тяжесть тела на руки и одним ловким, едва заметным движением вскочил на ноги. И хотя он сделал именно то, чего от него требовали, его внезапный подъем вызвал новую волну криков и угроз со стороны Каслтона и компании. Ариэл посмотрела на них и увидела, что оба пистолета направлены ему в ноги, так как он полностью игнорировал их приказ отступить назад. Вместо этого он, протянув руку, помог ей встать.
 Ариэл отметила про себя, что для дикаря его жест был очень галантным и весьма значительным, так как никто из четверых окружавших их мужчин не сделал этого.
 Пока Ариэл, держась за руку дикаря, вставала, она снова заглянула ему в глаза, надеясь увидеть там прежнюю теплоту, но они опять ничего не выражали. Он поднял ее без всякого усилия, и она почувствовала себя перышком в его руках. Это ощущение было для Ариэл новым и удивительным.
 — Спасибо, — снова пролепетала она, освобождая руку.
 — Спасибо? — удивился сэр Таннер. — Господи, это просто неслыханно. Скажите, мисс, вы благодарите его за то, что остались целы, или благодарите небеса за то, что мы не прострелили ему голову?
 — Вы не целились ему в голову, — ответила Ариэл. — Ваши пистолеты были направлены на его босые ноги. Теоретически маркиз, лишенный пальцев ног, все еще остается маркизом и потому имеет товарную ценность. Я же благодарила его за то, что он помог мне подняться с пола, в то время как другие джентльмены разыгрывали из себя героев и даже не потрудились подать мне руку.
 Лорд Каслтон был первым, на чьем лице появилось выражение смущения и раскаяния.
 — Вы абсолютно правы, моя дорогая мисс Холлидей. Мне только остается надеяться, что вы сумеете простить нам нашу забывчивость, приняв во внимание нашу тревогу за вашу безопасность.
 Ариэл не хотелось прощать их. Она была не такой уж легковерной и знала, что они больше думали о своем дорогом маркизе, чем о ней. Однако, заметив на себе умоляющий взгляд Пенроуза, она поняла, что у нее нет выбора, а потому улыбнулась и кивнула.
 — Конечно, милорд, — сказала она.
 — Премного благодарен, — ответил он, слегка наклонив голову. — Как вы себя чувствуете? У вас не кружится голова? Вы не ушиблись? Может, пригласить моего врача?
 Ариэл покачала головой:
 — Спасибо, в этом нет необходимости. Я даже не успела испугаться, когда оказалась на полу.
 — А почему вы не сопротивлялись? — потребовал ответа капитан. — Почему он вдруг повалил вас на пол? Клянусь, за все время моих многочисленных путешествий я никогда не видел такой стремительной атаки на представительницу прекрасного пола.
 — Атаки? — выпалила Ариэл. — Не думаю, что это слово подходит для характеристики поступка лорда Сейджа.
 Каслтон удивленно выгнул брови:
 — Тогда как же вы назовете этот поступок, мисс Холлидей? Я собственными глазами видел, как он повалил вас на пол.
 — Да, он повалил меня, но только для того, чтобы уберечь от вашего выстрела, — объяснила Ариэл. — Вы же ворвались в комнату, дико крича и размахивая пистолетами. Мне и самой показалось, что настал мой последний час. Поэтому я ничуть не сомневаюсь, что лорд Сейдж подумал то же самое и принял необходимые меры, чтобы спасти меня. Как же мне не благодарить его, ведь он в первую очередь подумал о моей жизни и спасал меня, рискуя своей.
 — Рискну сказать несколько слов в нашу защиту, мисс Холлидей. Мы отчетливо слышали ваш крик, а потому и ворвались в комнату, — заметил Каслтон.
 — И какой-то грохот, — добавил мистер Пенроуз. — Давайте не будем забывать о грохоте.
 — Это упала чашка, — ответила Ариэл. — А я закричала в испуге, что лорд Сейдж обжег себя горячим чаем. Я должна принести вам свои извинения, лорд Каслтон, за разбитую чашку с блюдцем.
 Лорд Каслтон небрежно махнул рукой:
 — Это не имеет значения. Я рад, что вы и Сейдж не пострадали. Возможно, мы немного переусердствовали… но и вы должны нас понять. Мы совершенно не знаем, как вести себя с человеком, который постоянно молчит, не отвечает на вопросы и вообще ведет себя не лучшим образом.
 — Осмелюсь заметить, — сказала Ариэл, — что у людей, принадлежащих к разным культурам, своя манера поведения и свои понятия о правилах хорошего тона.
 — Именно здесь его культура, — громко провозгласил Каслтон, — а потому ему надо поскорее понять и принять ее. В конце концов, в его жилах течет английская кровь. И не имеет значения, в какой малокультурной стране он получил воспитание, его надо отучить от дурных привычек. И чем скорее, тем лучше.
 Каслтон оглядел присутствующих. Его горячая речь навела Ариэл на мысль, что он скорее пытается убедить себя, чем остальных.
 — Мы надеемся, — в тон ему ответил Таннер.
 — Мы должны не надеяться, а действовать, — возразил граф. — С помощью мисс Холлидей мы обязаны сделать из Сейджа джентльмена, чтобы его было не стыдно показать в любом обществе.
 — Может быть, — согласился его приятель, с сомнением глядя на Сейджа. — Чем дольше я на него смотрю, тем более склоняюсь к мысли, что прозвище очень подходит ему и что наш очаровательный лорд-дикарь навряд ли захочет стать тем, кого мы намерены из него сделать.
 — Хочет он того или нет, — ответил Каслтон, — дикарь он или святой, но ему придется подчиниться нашей воле.
 Лицо Каслтона приобрело такое уверенное выражение, что Ариэл немедленно стала на сторону лорда Сейджа и искренне пожалела его.
 — Придет день, — продолжал Каслтон, — и он еще поблагодарит меня за то, что Англия стала его родиной.
 Мужчины, увлекшись шумной беседой, не видели негодования, вспыхнувшего в глазах Сейджа. Ариэл же заметила, и ей стало не по себе. Что-то подсказывало ей, что Таннер может оказаться прав и лорду Каслтону придется много попотеть, прежде чем он сломит волю Сейджа.
 Даже сейчас, босой, полуголый, запертый в этой похожей на склеп комнате, он выглядел под стать окружавшим его мужчинам — богатым, образованным, облеченным властью. В нем чувствовалась твердая уверенность в себе и даже аристократическая гордость. Конечно же, у него все это будет — и богатство, и власть, просто он пока не осознает этого. Но достоинство, с которым он держался, показывало, что он выдержит.
 Сердце Ариэл сжалось при мысли, что ждет впереди этого человека. Кого Каслтон и другие найдут, чтобы подчинить маркиза своей воле и сделать из дикаря джентльмена в их понимании? Будут ли и тогда его глаза мерцать как черные звезды…
 Мужчины направились к двери. Ариэл последовала за ними. Ее ум напряженно работал. Она обдумывала, как ей поступить. Если мистер Пенроуз сочтет необходимым освободить ее от уроков в школе на восемь недель и если она оставит на некоторое время свои занятия по астрономии с мистером Гилбертом, то, вполне возможно, у нее найдется время поработать с лордом Сейджем.
 Она замедлила шаг и оглянулась.
 — Надеюсь, — услышала Ариэл голос Каслтона, — что это маленькое недоразумение не повлияет на ваше решение наставить Сейджа на путь истинный.
 Несмотря на то что Сейдж не ответил на ее вежливое «до свидания», она поняла, что сердце уже прикипело к нему. Девушка никогда не думала, что ее может повлечь к мужчине так же, как влекло к ночному небу.
 Ариэл покачала головой:
 — Думаю, не повлияет, а как раз наоборот. Ваше предложение представляется мне весьма интересным.
 — Значит, вы согласны?
 Ариэл задумалась, не в силах отвести взгляда от тигровых глаз.
 — Пожалуй, — сказала она. — Если мистер Пенроуз временно освободит меня от моих школьных обязанностей, я постараюсь приложить все силы, чтобы сделать его таким, каким вы желаете его видеть.
 Каслтон весь просиял:
 — Расчудесно, мисс Холлидей! Пенроуз даст вам столько времени, сколько потребуется. Не так ли, Пенроуз?
 — Ну… возможно… да, да, конечно, — пролепетал Пенроуз, впервые осознав, что вовлечение Ариэл в этот проект затронет и его интересы. Девушка хорошо знала, что творится в душе ее начальника.
 — Тогда решено! — провозгласил граф. — Давайте вернемся в гостиную и обговорим все детали.
 Леон Николас Дюванн молча наблюдал, как за его посетителями закрывается дверь, прислушиваясь к ставшим уже привычными звукам запираемых замков и убеждая себя в том, что ему совершенно безразлично, будет эта глупая девчушка Холлидей натаскивать его или совершенно исчезнет с лица земли. Последнее предпочтительнее — одним бриттом станет меньше.
 Если он и испытал нечто похожее на беспокойство, ожидая ее ответа на предложение Каслтона, то только потому, убеждал он себя, что ему хотелось знать, кто же первым осмелится заняться приручением дикого зверя.
 Что же касается других чувств, которые вызвал в нем ее короткий визит, то тут все ясно и просто — обычный рефлекс, естественная реакция тела на присутствие женщины, хотя и неожиданная для него.
 Леон нахмурился, вспомнив, как отреагировало его тело при соприкосновении с мягким телом женщины, которая, дрожа от страха, лежала под ним. Он и сейчас испытывал еще томительное напряжение внизу живота. Просто рефлекс, убеждал он себя. Рефлекс и ничего более. После долгих недель одиночества и воздержания его тело реагировало бы точно таким же образом на любую юбку.
 Однако это плохой признак. Если они и дальше будут подвергать его такому суровому испытанию, он может не выдержать.
 Обходя стороной кусочки разбитого фарфора, Леон подошел к двери и впервые за все время пребывания в заточении попытался через неплотно задернутые занавески на дверном окне рассмотреть, что делается снаружи. Коридор был пуст, и он представил, как мисс Холлидей и вся компания сидят сейчас в гостиной и пьют за успех их совместного предприятия. От этой мысли его и без того мрачное настроение еще более ухудшилось.
 Женщина была, вне всякого сомнения, смелой, дерзкой и рисковой. Ему еще никогда не приходилось встречать таких. Но она мало чем отличается от других, о которых Леон был самого невысокого мнения. Только безмозглая женщина может войти одна, без всякого сопровождения в комнату к мужчине, который давно пребывает в одиночестве. Как она не побоялась остаться с ним наедине в запертой комнате? Совершенно безоружная, если, конечно, не считать подноса с этим пресловутым английским чаем. А ее сообщники, эта жалкая кучка трусов, как они могли впустить ее одну, а сами остаться за дверью?
 Леон улыбнулся, представив себе, как он легко мог перерезать ей горло, возникни у него в тот момент такое желание. Он взял бы одной рукой ее белую шейку, а другой вытащил бы из-под матраса нож, и дело с концом. Этот нож забыл на подносе дурак лакей, когда приносил ему обед, и он заточил его до опасной остроты, воспользовавшись каркасом, поддерживающим решетку на окнах его тюрьмы.
 Если бы он только захотел, то смог бы легко расправиться с этой полной амбиций мисс Холлидей, в то время как ее спасатели так бы и топтались под дверью. Если бы они тогда пробудили в нем зверя, то он мог легко убить всех четверых.
 К счастью мисс Холлидей, убийство глупых отважных девиц не входит в его планы. Однако, на ее несчастье, в его планы не входит также и то, чтобы она или кто-то другой из этих англичан принуждали его к чему-то.
 Лорд-дикарь — чуть не сорвалось у нее с языка, но она быстро поправилась и сделала вид, что не знает этого прозвища, которое он часто слышал на борту судна от матросов, затащивших его туда, или от служанок, приносивших ему каждый день постельное белье только для того, чтобы он в очередной раз сбросил все на пол. Один только Таннер, ничтожный человек, не побоялся открыто назвать его так. Леон снова улыбнулся, решив, что прозвище ему нравится. Лорд-дикарь. Звучит чудесно и очень подходит ему, так как то, что он собирается сделать, мало чем отличается от повадок дикаря.
 Правда, его намерения пока еще не совсем выкристаллизовались. Как можно что-то планировать, если до конца не знаешь, что замышляют Каслтон и компания? Как они собираются использовать его? Пока он понял одно: они хотят потребовать для него титул, доставшийся в наследство от недавно скончавшегося отца, которого он не имел счастья знать.
 Сейчас он понял и другое, весьма важное для себя обстоятельство: мисс Холлидей была на его стороне. Что-то в ее взгляде подсказывало ему — она отличается от всех других и понимает, как трудно ему здесь, в этой закрытой на все замки комнате, изолированной от всего мира.
 Да, это было в ее глазах, таких голубых и сверкающих, в которых помимо неподдельного удивления он увидел и сочувствие к его положению.
 А может, это все ему только показалось? Леон, сжав кулаки, что есть силы ударил в дверь так, что задребезжало стекло. Как такое могло прийти ему в голову? Это против него организован заговор, и мисс Холлидей — его участница. Это она согласилась играть роль его… тренера. Маркиз презрительно фыркнул.
 Прислонившись к двери, Леон скрестил на груди руки, очень недовольный собой. Как мог он, человек, который всегда гордился иммунитетом против женщин, пусть даже самых прекрасных, пойти на поводу у одной из них, поддавшись минутной физической слабости. Почему он позволил себя обмануть? Наверное, всему виной ее ласковый тихий голос, нежный взгляд и доброта, от которой он давно отвык. Ему казалось, что она заглянула ему прямо в душу и увидела все хорошее, что там было. Нет, скорее всего он ошибается, этого не могло быть.
 Что это он так разволновался? Она не лучше, чем другие. Такая же самонадеянная и уверенная в своей непогрешимости. С внезапным отвращением Леон вспомнил выражение ее лица, когда она уговаривала его выпить этот мерзкий английский чай.
 «Вам придется полюбить чай», — вспомнил он ее слова, и еще большая злость охватила его. Сжав кулаки, он принял исходную стойку, как бы приготовился бороться с невидимым противником, словно в нем вдруг проснулся настоящий зверь. Полюбить чай! Да ни за что на свете! Он никогда и ничего не полюбит в этой мерзкой стране, в которой не нуждается и которой не доверяет. Да и чему мисс Холлидей или кто-либо из англичан могут научить его? Скорее он преподаст им урок, который они никогда не забудут. А пока и ему придется притворяться.
 Доведенный своими мыслями до крайнего возбуждения, Леон вернулся в кровать. Скорее бы начались его занятия с мисс Холлидей. Вот уж когда он поразвлечется, наблюдая, как она впустую тратит на него свои силы. Он постарается быть самым примерным ее учеником. Заложив за голову руки, Леон весело улыбался.
 В конце концов, если она принимает его за дикаря, то он им и станет.




 Глава 3


 — Я должен вам сказать, мисс Холлидей, что вы чуть не провалили все дело.
 Плотнее закутываясь в накидку, чтобы спастись от холодного, пронизывающего до костей ветра, который принес серый февральский день, Ариэл едва сдержалась. Ей хотелось напомнить Пенроузу, что это он втянул ее в столь сомнительное дело, а поэтому не имеет никакого права упрекать ее, но вслух смущенно сказала:
 — Я рада, что мы в конце концов пришли к соглашению, приемлемому для всех заинтересованных лиц.
 Мисс Холлидей осторожно ступала по скользким ступеням и не надеялась на поддержку своего начальника, следовавшего за ней. Они шли к ожидавшей их карете. Как случалось уже не раз, она подавила желание достойно ответить мистеру Пенроузу и лишь печально улыбнулась, забиваясь подальше в уголок экипажа. Карета красного дерева с бронзовой отделкой и школьным гербом на дверце соответствовала скорее амбициям мистера Пенроуза, чем его положению в обществе.
 — Еще бы вам не радоваться, — заметил Пенроуз, усаживаясь напротив. — Не каждый день случается оказать услугу самому пэру. Нам это совсем не повредит. Вы же прекрасно знаете, что в кругу друзей Каслтона многие имеют детей, которые со временем могут стать учениками нашей школы.
 Особенно если учесть богатые пожертвования, отметила про себя Ариэл, но промолчала.
 После смерти основателя школы и ее первого директора школьный совет решил назначить на это место его сына Филипа Пенроуза. Новый директор начал с того, что сократил прием в заведение детей из семей среднего достатка, для которых оно поначалу и предназначалось, и стал зачислять отпрысков из богатых семей, которых за плохое поведение выгоняли из привилегированных пансионов, но чьи родители были достаточно богаты, чтобы платить баснословные суммы за обучение своих маленьких шалопаев. Школа прославилась умением работать с трудными подростками, и, наверняка руководствуясь именно этим, лорд Каслтон обратился именно к ним с не совсем обычной просьбой.
 — Мне остается надеяться, что я не обману ожиданий графа, — сказала Ариэл.
 Водянисто-голубые глаза мистера Пенроуза расширились, и он стал тереть переносицу, что являлось первым признаком приближающейся ужасной мигрени, которая выбивала его из строя на несколько дней, и тогда вся ответственность за школьные дела ложилась на плечи Ариэл.
 — Пожалуйста, — прогнусавил он сильнее, чем обычно, — не говорите мне таких смешных вещей. Вы обязательно оправдаете все ожидания графа Каслтона, мисс Холлидей. Вы обязаны это сделать. Другого просто не дано. Вы ведь отлично все понимаете, не так ли?
 Да, она все отлично понимала и решила, что лучше всего смириться с действительностью и не идти наперекор желаниям мистера Пенроуза, которому больше всего на свете хотелось снискать расположение графа Каслтона. Она же, Ариэл, лишь средство достижения заветной цели.
 У Ариэл возникло естественное желание послать его к черту. Но уж коль судьба связала ее с этим человеком, то она постарается завоевать его доверие. Девушке ничего не оставалось, как подавить в себе это желание и улыбнуться одной из своих самых очаровательных улыбок.
 — Я отлично понимаю всю важность возложенной на меня задачи, — поспешила она заверить мистера Пенроуза. — Только смущает такой короткий срок.
 — У вас впереди целых два месяца, — ответил Пенроуз, пытаясь ослабить узел галстука. — И потом, вам придется иметь дело не с сырым материалом. Каким бы ужасным он ни был в данный момент, в нем течет благородная кровь, а это многое значит. Вам надлежит лишь развить то, что заложено природой. Вот и все. Господи, неужели вы этого не понимаете, мисс Холлидей?
 Вот и все, повторила про себя Ариэл. Ее так и подмывало спросить, как он все это себе представляет.
 — Конечно, вы должны составить план, — продолжал инструктировать ее мистер Пенроуз, — расписание уроков, ну и, естественно, каждый раз тщательно готовиться.
 Задрав подбородок, он бросил на нее многозначительный взгляд.
 — Да, мистер Пенроуз, — сразу согласилась Ариэл и, воспользовавшись тем, что он смотрит на нее, кокетливо захлопала длинными ресницами — прием, отрабатываемый каждое утро перед зеркалом.
 — Вам что-то попало в глаз, мисс Холлидей? — нетерпеливо спросил Пенроуз.
 — Нет… то есть да.
 Ариэл потупила взгляд, чувствуя, что краснеет.
 — Попало, но сейчас все прошло.
 — Ну вот и хорошо. Так на чем я остановился? Ах, да, я говорил о том, что вам необходимо составить план и придерживаться его. Нечего тратить время на всякую там астрономию и сидеть по ночам, глядя на темное небо в ожидании, когда пролетит комета. Вы меня понимаете?
 — Очень хорошо понимаю.
 Господи! Почему судьба заставила ее нести именно этот крест? Лучше уж провалиться в болото или сгореть в огне. Все, что угодно, только не этот ужасный человек, с которым Ариэл вынуждена кокетничать.
 Бледный и тщедушный, сверх меры эгоцентричный, он был последним на земле человеком, за которого она хотела бы выйти замуж.
 За него можно выйти только под дулом пистолета, продолжала думать Ариэл, чувствуя себя совершенно несчастной. Так почему же она терпит все это? Боится потерять работу или… Муж. Ей нужен муж.
 Ариэл сжалась и продолжала рассеянно слушать поток нравоучений и предостережений, который изливался на нее с противоположного сиденья.
 Давно расставшись с романтическими мечтами, Ариэл в свои двадцать пять лет была вполне довольна жизнью и даже счастлива, пользуясь относительной свободой, которую предоставляла ей семья. Все шло хорошо, пока не грянула беда…
 — Дисциплина, — продолжал мистер Пенроуз, повышая голос, с тем чтобы привлечь к себе внимание Ариэл, — является основой основ во всяком обучении. А в вашем случае она особенно необходима.
 Ариэл кивнула в знак согласия, хотя не совсем понимала, для кого в ее случае нужна дисциплина — для нее, для лорда Сейджа или для них обоих?
 Ариэл тактично задавала вопросы, предоставляя мистеру Пенроузу до конца насладиться своим красноречием и звучанием гнусавого голоса. Немного погодя случайно выглянув из окна кареты, она заметила, что уже давно свернули на дорогу, ведущую в Паддингтон.
 — Прошу прощения, мистер Пенроуз, но я только что заметила, что мы уже свернули к Паддингтону.
 — Это вполне естественно, — ответил он, недовольный, что его прервали, — ведь наша школа находится в Паддингтоне. Или вы об этом забыли?
 — Нет, но, возможно, у вас ускользнуло из памяти, что суббота — мой выходной. Я планировала провести его дома и заняться делами.
 — Ваш выходной! — воскликнул он с гневом. — Вы, кажется, совсем не понимаете серьезности момента, моя дорогая. О каком выходном может идти речь?
 — Я все отлично понимаю, мистер Пенроуз, — сладким голосом ответила Ариэл, что, по ее мнению, было воплощением самой женственности. — Но я обещала маме, что навещу ее сегодня. У меня болен отец, и, возможно, ей нужна моя помощь.
 — Ну, знаете, мисс Холлидей, я по горло сыт вашим отцом и его болезнями. Мне надоело, что вы постоянно бегаете домой. Как долго это может продолжаться?
 До конца дней, подумала Ариэл.
 — Трудно сказать, — ответила она. — Вы же знаете, что доктора самые худшие пациенты, и, хотя мой отец сейчас на пенсии, он не представляет исключения. Я прошу вас потерпеть еще немного.
 — Я-то могу потерпеть, а вот лорд Каслтон не может.
 — Да, я все отлично понимаю и никогда бы не стала просить выходной, если бы заранее знала о просьбе графа. Но я не знала и обещала маме проведать ее сегодня. Я не могу огорчить ее. Пожалуйста, попросите кучера повернуть обратно, а то мы уже и так далеко отъехали от Чапгем-Коммон.
 — Боюсь, придется вам отказать, — сухо ответил мистер Пенроуз, скрестив на груди руки. — Ваши родители всегда представлялись мне людьми разумными, и я уверен, что они вас хорошо поймут — просьба графа превыше всего. Вы можете послать им записку и объяснить все как есть.
 — Но…
 — Мое решение окончательное, мисс Холлидей. Отныне никаких выходных и визитов домой, что бы там ни случилось. Вот когда мы представим Сейджа его бабушке, тогда можете делать все, что угодно. Вам все ясно?
 — Все, — ответила Ариэл, пытаясь проглотить подступивший к горлу комок и не смея откашляться.
 — Вам предстоит многое сделать за очень короткое время. Сами же об этом недавно говорили. Как только мы приедем, сразу приступайте к делу. Надо проверить, все ли готово к приезду Сейджа. У меня не будет времени помогать вам. — Мистер Пенроуз с трагическим видом ударил себя в хилую грудь. — Пока вы будете отсутствовать целых два месяца, мне придется взять на себя ваши обязанности.
 — Да, конечно, — прошептала Ариэл, отметив про себя, что опять он взваливает всю ответственность на ее плечи, а сам остается в стороне.
 Немного подумав, она решила, что ей лучше самой проследить, что делается в доме, в котором ей предстоит провести ближайшие два месяца.
 Первоначальный план предусматривал, что Ариэл вместе с лордом Сейджем будут жить в одном из загородных поместий Каслтона, но она решительно отказалась, объяснив, что не может уехать далеко от Лондона и оставить родителей без присмотра. Ее отказ чуть не сорвал дело, но мистер Пенроуз нашел выход из положения, предложив использовать для этой цели пустой дом, стоящий на территории школы.
 Заросший плющом, дом стоял в дальнем конце школьного двора, обнесенного высоким деревянным забором. Когда-то это была резиденция основателя школы, пока мистер Пенроуз-младший не решил, что она не соответствует его высокому положению, и переехал жить в другой, более просторный дом. Проходя мимо, Ариэл часто заглядывала в его темные окна, и сейчас ей не терпелось узнать, каков этот приятный на вид каменный домик внутри.
 Ариэл решила, что первым делом она отправит записку матери, в которой объяснит, почему нарушила данное ею слово, и пообещает рассказать все при встрече, а встреча эта состоится все-таки скоро, хочет того мистер Пенроуз или нет.
 Она обдумала возможность попытаться убедить директора изменить свое решение, рассказав ему правду. Что отец страдает вовсе не от подагры, а от болезни более серьезной и страшной. Однако тем самым она может разрушить свой образ, который создавался с таким трудом, и нарушит данное матери обещание держать все в секрете. Нет, пока ей лучше следовать указаниям Пенроуза.
 К счастью, у матери есть помощница — Элиза, которая когда-то была ее личной горничной, но в силу обстоятельств стала служанкой на все руки. Есть еще Гораций, служивший им многие годы и, как Элиза, не бросивший их, несмотря на то что дел у него прибавилось, а зарплата осталась прежней.
 Но какими бы преданными ни были эти люди, они всего лишь слуги. Теперь, когда младшая сестра Каролина вышла замуж и живет в Дерби, у матери осталась лишь она, Ариэл, которая в нужный момент и утешит, и поддержит ее. Ей стало горько от мысли, что она бросает мать на такой большой срок.
 Оставшуюся часть пути до Паддингтона они проехали в молчании, каждый думал о своем. Мистер Пенроуз, вне всякого сомнения, радовался, что смог услужить лорду Каслтону, а Ариэл размышляла о том, что у ее начальника теперь прибавится дел и, возможно, он почувствует, как ему трудно без нее. Теперь-то он убедится, что только с ее помощью жизнь школы и его собственная могут быть хорошо налажены.
 Как только они приехали, мистер Пенроуз отправился искать лекарство от надвигающейся мигрени, а Ариэл, отправив матери записку, пошла туда, где ей предстояло совершить чудо. Несмотря на подавленное настроение, ей не терпелось узнать, соответствует ли дом ее фантазиям, когда, стоя на цыпочках, она заглядывала в окна и представляла себе, как там внутри чудесно.
 Дом превзошел все ее ожидания. Ей понравилась и стоящая у окна изогнутая кушетка, на которой можно было удобно расположиться и смотреть на сад, и гипсовая виноградная лоза, вьющаяся вдоль лестницы, и тихие закоулки, которыми был полон дом, и многое другое. Ариэл сделала инвентаризацию белья и запасов провизии. Она провела остаток вечера и большую часть воскресного дня в этом чудном доме, обдумывая, как лучше выполнить задачу, которую так неосмотрительно взвалила на свои плечи.
 Как всегда в минуты смятения, Ариэл принялась записывать все, что считала нужным сделать: какие домашние работы предстояло провести, что необходимо купить. Она составила четкий план на будущее.
 Воскресный день сменился вечером, а она все сидела в своей маленькой, тесной комнатке, ломая голову над тем, с чего начать обучение. С умения носить оружие или завязывать галстук? С владения шпагой или вилкой? С искусства поддерживать беседу или как пить чай, чтобы он не выплескивался на блюдце? Ничего не решив, но сильно устав, она задула свечу и легла спать, не зная, захочет ли вообще ее новый ученик чему-нибудь учиться.
 К среде с помощью маленького батальона школьной прислуги в доме все сияло чистотой. Стекла сверкали, мебель блестела, по дому разносился запах горящих поленьев и лимонного масла.
 Накануне Ариэл легла поздно, готовя спальню для будущего хозяина. Хлопоты были приятными, и она чувствовала себя счастливой. Такой счастливой, решила Ариэл, может быть только новобрачная, обустраивая дом, в котором ей предстоит жить с мужем. К этому состоянию примешивалось чувство гордости и странного возбуждения. Ей хотелось, чтобы хлопоты не пропали даром и были оценены будущим жильцом.
 В это утро она встала рано и с тревогой наблюдала, как с запада ползли тяжелые грозовые тучи. Ночью температура сильно понизилась и подул холодный ветер, гремя ставнями и качая ветками деревьев, которые с глухим шумом бились в окно. День обещал быть пасмурным.
 Даже воздух был тяжелым, и в нем чувствовалось напряжение. Природа замерла в ожидании чего-то мрачного и неожиданного.
 Хорошо, что Ариэл не верит в приметы, иначе было бы совсем плохо.
 К полудню, когда ожидался приезд лорда Сейджа, пошел сильный дождь. Он хлестал как из ведра, превращая землю в болото.
 Дорога, ведущая к дому, размокла и покрылась глубокими лужами, которые пришлось объезжать процессии из трех экипажей, показавшейся в конце аллеи.
 Внутри дома царило такое же напряжение, как и в природе. Ариэл, одетая в свое лучшее муслиновое платье серого цвета, отороченное по шее и запястьям кружевами цвета слоновой кости, стояла в гостиной у окна и с тревогой следила за приближающимися экипажами. Мистер Пенроуз стоял у другого окна. Немногочисленная прислуга, выделенная ей в помощь мистером Пенроузом, тоже стояла у окон, проявляя любопытство.
 Наконец экипажи подъехали к дому и остановились. Из первой кареты выпрыгнул лакей и побежал открывать дверь. За ним последовали мистер и миссис Фаррел, пара, которую нанял лорд Каслтон в помощь Ариэл. Дворецкий кивком головы приказал стоявшему в ожидании лакею принять их мокрую одежду и багаж.
 Ариэл уже встречалась с Фаррелами и нашла их очень суровыми, под стать друг другу. Они заезжали к ней на неделе и, застав ее полирующей каминный экран, немедленно заявили, что не собираются заниматься домашней работой, так как их наняли совсем для иной цели. Ариэл была только рада отослать их обратно, приказав явиться в назначенный день.
 Она кивнула им сухо и наблюдала, как супруги, согрев у камина озябшие руки, присоединились к мистеру Пенроузу и стали вместе с ним смотреть в окно.
 В это время из второй кареты вылезли два огромных парня, обутых в высокие полированные ботинки и одетых в одинаковые сюртуки с гербом рода Каслтонов. Их осанка наводила на мысль, что раньше они были солдатами. Потоптавшись на месте, они опять залезли в карету и вскоре вытащили из нее сверток длиной с человеческий рост. Взвалив его на плечи, парни направились к дому.
 Когда они достигли крыльца, блеснула первая молния, расколов небо надвое и осветив землю таким ярким светом, что можно было рассмотреть каждую травинку. Раздался удар грома, от которого все вздрогнули.
 Фаррелы в испуге прижались друг к другу, а слуги побежали к дому, стремясь как можно скорее перетаскать весь багаж. Только Ариэл и мистер Пенроуз оставались неподвижными и молча наблюдали, как рослые детины втаскивали в гостиную сверток, похожий на рулон ковров. Они подошли к тому месту, где стояли Ариэл и мистер Пенроуз, и поставили перед ними свой сверток.
 Мистер Пенроуз потерял дар речи, а Ариэл вздрогнула, когда сверток внезапно пришел в движение и от него в разные стороны полетели брызги, которые замочили любимый расшитый вышивкой жилет мистера Пенроуза. Края ковра разошлись, и под ним оказалось нечто, завернутое в старое рваное одеяло.
 Затаив дыхание, Ариэл наблюдала, как из одеяла стала постепенно показываться голова. Сначала появились волосы цвета воронова крыла, густые и длинные, затем глаза, глубоко сидящие, цвета старинной бронзы, с некоторых пор ставшие предметом ее сновидений.
 Ариэл глубоко вздохнула и, стараясь избежать взгляда этих глаз, стала смотреть на красиво очерченный рот с пухлыми губами и черными над ним усами, которые заметно подросли со дня их первой встречи. Постепенно губы начали складываться в то, что с уверенностью можно было назвать презрительной усмешкой.
 Девушка напомнила себе, что сейчас готова к встрече, и поэтому ее не должны волновать наружность и вызывающее поведение стоящего перед ней человека. Это в первый раз она была не готова к встрече и потому так разволновалась. Но сейчас Ариэл старалась взять себя в руки. Вдруг она почувствовала, как в животе у нее неприятно заныло.
 — Послушайте… — начал было мистер Пенроуз, но так и застыл с открытым ртом.
 Сейдж сверху вниз посмотрел на него. Его взгляд был острым и холодным.
 Нет причины волноваться, убеждала себя Ариэл, он только с виду такой грозный. Он не сможет ничего сделать, хотя бы потому, что их много, да и руки у него связаны одеялом.
 И все равно ей было страшно, так как Ариэл отлично понимала, что правила, которыми руководствуются все люди на земле, не писаны для этого человека.
 Не спуская глаз с их закутанного в одеяло гостя, мистер Пенроуз схватил Ариэл за руку и вытолкнул вперед.
 — Поговорите с ним, — приказал он.
 Пытаясь справиться с дрожью, Ариэл вскинула голову и встретилась с грозным взглядом золотистых глаз маркиза Сейджа.
 — Добро пожаловать, милорд, — начала она, приседая в реверансе и пытаясь вспомнить слова, которые заготовила для этой встречи. — Этот уютный домик — Плезант-Плейс — означает «приятное место». Мы с мистером Пенроузом надеемся, что ваш короткий визит сюда будет приятным и полезным.
 Молчание.
 — Продолжайте, — подогнал ее Пенроуз. Продолжать? Ариэл начала волноваться, так как она сказала все, что заготовила заранее.
 Она скрестила на груди руки и попыталась улыбнуться. — Вы промокли, — сказала она, — и, наверное, замерзли. Позвольте мне освободить вас от вашего…
 Одеяла? Слово застряло у нее в горле, и в комнате снова повисла тишина. Ее взгляд остановился на Сейдже. С нахмуренными черными бровями, холодными глазами, похожими на медные монеты, с непроницаемым лицом он походил на сатану, которого она видела на одной из стен церкви Святых Великомучеников. Видение было таким ясным, что у нее от страха душа ушла в пятки.
 — …от ваших мокрых вещей, — закончила она игривым голосом.
 Комната озарилась новой вспышкой молнии. Все вздрогнули. Все, кроме Сейджа.
 Стало жутко. Казалось, Сейдж заодно с бушующей за окнами стихией и настало его время. Когда прогремел гром, он легко сбросил руки державших его мужчин и легким подергиванием плеч скинул одеяло, которое упало на пол. Он остался в тех же черных брюках, которые были на нем в день их первой встречи. Свет от свечей золотил кожу его плеч и груди, причудливо подчеркивая мускулатуру тела.
 Любой другой мужчина, стоя перед всеми голым, выглядел бы жалким и смешным. Однако Сейдж не только не казался смешным, но и вызывал уважение. Его статная фигура дышала силой и гордостью. Еще в нем было что-то загадочное. Присутствующие не сводили с него глаз, будто перед ними предстал древний мифический бог.
 Созерцание длилось несколько минут, как вдруг произошло нечто неожиданное. Первыми опомнились парни.
 — Хватайте его! — закричал один из них, пытаясь ухватить Сейджа за руку.
 Но Сейдж был проворнее. Отскочив в сторону, он так посмотрел на парней, что они не посмели больше приблизиться к нему. Это был взгляд скорее пантеры, чем древнего божества.
 Ариэл стало не по себе. Ее миссия началась не так гладко, как хотелось бы. Конечно, она не думала, что все будет легко, но такого не ожидала.
 Гроза прошла. Во дворе стало так же тихо, как и в комнате. Только хриплое, похожее на рычание дыхание, вырывавшееся из широкой груди милорда, нарушало эту зловещую тишину.
 Господи, зачем она только взялась за это дело!




 Глава 4


 Люди Каслтона топтались на месте, с опаской глядя на Сейджа.
 Так им и надо. Ариэл легко представила, какие инструкции дал им граф: сопровождать Сейджа, но не бить его. Вести себя с ним твердо, но уважительно. Вне всякого сомнения, парни не знали, как вести себя с ним дальше. Что делать с этим невооруженным, полуголым, но таким сильным маркизом?
 Сбитая с толку, Ариэл оглянулась и посмотрела на мистера Пенроуза. Все это время она слышала какие-то странные звуки у себя за спиной. Оказалось, это Пенроуз стучит зубами. Совершенно очевидно, что помощи от него не дождешься. Даже Фаррелы, ее предполагаемые защитники, онемели от страха. Первой пришла в себя миссис Фаррел.
 — Чтоб мне провалиться, — выругалась она. — Он же здоровущий мужик.
 Расправив плечи, Ариэл шагнула вперед. Пора что-то предпринять. Она встала между людьми Каслтона и лордом Сейджем, подставив ему свою спину. Это было или невероятной глупостью с ее стороны, или шагом к сближению, как того требовали отношения между учеником и учительницей.
 — Хватит, — сказала она.
 Все молчали. Медленно оглядев комнату, она сказала:
 — Сегодняшнее утро было тяжелым для всех. Гроза и трудная дорога всех утомили, поэтому предлагаю сейчас прекратить все разговоры и немного отдохнуть. — Ариэл посмотрела на стоящих перед ней парней: — Передайте графу, что лорд Сейдж доехал благополучно и в самое ближайшее время я проинформирую его, как обстоят дела.
 Один из парней нервно дернул головой и тыльной стороной ладони вытер пересохшие губы.
 — Прошу прощения, мэм, но их милость приказала нам пока оставаться здесь на случай…
 За спиной раздалось глухое рычание, и по телу Ариэл побежали мурашки.
 — Ваша помощь не понадобится, — ответила она твердо, несмотря на то что внутри у нее все дрожало от страха.
 — Ради Бога, мисс Холлидей, — взмолился Пенроуз, сделав вперед два нетвердых шага и тут же отступив под взглядом Сейджа. — Предосторожность никогда не помешает.
 — Я буду осторожной, — ответила Ариэл.
 Сама не понимая почему, но в тот момент Ариэл была уверена в своей безопасности.
 — Вы можете идти, — приказала она людям Каслтона, что они и сделали, облегченно вздохнув.
 — В силу сложившихся обстоятельств нам лучше отложить дальнейший разговор с милордом. Я знаю, что у вас много неотложных дел в школе.
 — Да, да, конечно, — пробормотал Пенроуз и поспешил к двери, но на полпути остановился. На его лице была виноватая улыбка. — Если вы уверены… — лепетал он. — Если вы… тогда я…
 — Я абсолютно уверена, — заверила его Ариэл. — До свидания, мистер Пенроуз.
 Когда он ушел, Ариэл обратилась к Фаррелам:
 — Вы дали мне ясно понять, что домашняя работа не входит в ваши обязанности. Однако лорд Каслтон информировал меня, что вы, миссис Фаррел, отличная кулинарка и что будете помогать мне во всем, чтобы сделать пребывание здесь лорда Сейджа приятным.
 — Надо полагать, что так оно и есть, — ответила женщина, пожав пухлыми плечами.
 — Очень хорошо. Тогда не откажите в любезности начать готовить обед. Все необходимое вы найдете на кухне.
 — Да, мэм.
 — После того как лорд Сейдж разместится, сервируйте нам чай, — добавила Ариэл, не совсем ясно представляя себе, что из этого выйдет.
 — Да, мэм.
 Ариэл кивком головы отпустила женщину и посмотрела на мистера Фаррела, который не отрывал от нее настороженного взгляда.
 — Мне понадобится ваша помощь позже, а пока вы можете отнести вещи в свою комнату. Ходжес покажет вам ее. — Ариэл мило улыбнулась седовласому джентльмену, которого на время взяли в дом. — Жду вас через полчаса.
 Фаррел кивнул и собрался уходить. Ариэл заметила, с какой легкостью он поднял две тяжелые сумки. Какими бы неприятными ни были для нее Фаррелы, их присутствие в доме придаст ей уверенности, и они всегда прибегут на помощь, если понадобится.
 Ариэл жестом подозвала молоденькую служанку, которая с испуганным видом выглядывала из-за двери.
 — Дженни, пожалуйста, унеси это. — Она показала на одеяло, которое лежало на полу у ног лорда Сейджа. — Оно больше не понадобится милорду.
 — Как прикажете, мэм, — ответила служанка и, опасливо скосив взгляд в сторону полуголого мужчины, быстро схватила одеяло и выбежала из комнаты.
 Как же Ариэл завидовала ей! Она завидовала всем, кто ушел из этой комнаты и спокойно занимался своими делами.
 Как бы ей хотелось очутиться сейчас в своей маленькой комнатке, расположенной на верхнем этаже школьного здания. Как бы счастлива она была, если бы сидела сейчас над скучными бухгалтерскими книгами или бланками заказов! Она даже готова писать вместо мистера Пенроуза с его отвратительным почерком письма родителям их учеников. Даже заниматься с самыми худшими своими учениками, которых ей постоянно подсовывал директор, ссылаясь на то, что у нее есть к ним подход, и то было бы лучше.
 Да, она умела находить подход к своим ученикам, твердо веря, что в каждом человеке есть что-то хорошее, и только неумение выявить это хорошее заставляло учителей других школ исключать их за плохое поведение и настаивать на переводе в школу для трудных подростков. Она понимала каждого своего ученика и знала, чему и как его надо учить, но сумеет ли найти подход к молчаливому, непокорному человеку, стоящему за ее спиной?
 Поборов страх, Ариэл медленно повернулась и посмотрела в лицо лорду Сейджу. Он даже не шелохнулся. Твердо веря, что только лаской можно растопить любое очерствевшее сердце, она нежно ему улыбнулась.
 — Ну что же, — начала она, по привычке потирая руки, как это делала обычно в классе, — думаю, что мы можем начать. Нам нельзя терять ни минуты.
 Улыбка постепенно сходила с лица Ариэл, так как ее слова не вызвали никакой реакции. Он молча наблюдал за ней.
 — Скажите мне, лорд Сейдж, вы действительно не понимаете ни слова из того, что я вам говорю?
 Молчание. Глухое, упорное молчание.
 — Вздор, — сказала она первое, что пришло в голову, однако не меняя при этом ровного и спокойного тона. — Энни-ки-бенники. Хуттер-муттер. Сшит колпак не по-колпаковски.
 Неся всю эту чушь, Ариэл внимательно наблюдала за лицом Сейджа, стараясь поймать хоть намек на удивление или смущение, но оно было неподвижным.
 Нужно быть последним дураком, чтобы так притворяться, подумала Ариэл. Зачем человеку усложнять и без того трудную ситуацию, делая вид, что он не понимает ни слова?
 — Ну хорошо, теперь я понимаю, что нам придется начинать все с самого начала, — сказала она, тяжело вздохнув, — но прежде мы должны кое-что сделать. Пожалуйста, следуйте за мной.
 Она сопроводила свои слова соответствующим жестом и — о чудо из чудес! — он повиновался. Ариэл повела его к лестнице.
 — Ступени, — четко произнесла она. — Ступени. Поднимайтесь.
 Ариэл показала жестом на пальцах, как нужно подниматься, а затем, подхватив юбку, сделала несколько шагов вверх по лестнице. Она оглянулась в надежде, что он следует за ней, и обнаружила, что он завороженно смотрит на ее лодыжки.
 Ариэл нахмурилась.
 — Нет, — твердо сказала она, поспешно опуская юбку и снова жестом предлагая ему следовать за ней. — Ступени. Взбирайтесь.
 Он молча стал подниматься. Повторяя слова и сопровождая их жестами, Ариэл вела Сейджа к его комнате, расположенной в глубине дома. В доме было тепло, на стенах горели лампы. Все дышало тишиной и покоем, создавая хорошее настроение, несмотря на плохую погоду на улице.
 Комната была просторной, с высоким потолком и стенами, оклеенными бежевыми обоями в ярко-зеленую полоску. Заново отполированный пол устилал ковер с ярким рисунком; камчатное покрывало и шелковые занавески на окнах были выдержаны в одинаковых золотистых тонах. На стенах висели картины с изображением природы, преимущественно леса, что создавало приятную атмосферу в комнате. Ариэл оглядела комнату и с гордостью взглянула на своего спутника, ожидая его реакции. Он посмотрел вокруг и фыркнул.
 Подумать только, он фыркнул. И фыркнул презрительно.
 Сейдж остановился на пороге и стал из стороны в сторону водить носом, откровенно к чему-то принюхиваясь. Затем он шагнул в комнату и как собака начал все обнюхивать: кровать красного дерева под вышитым пологом, заново отполированный туалетный столик и, наконец, остановился у высокого комода дизайна самого Джорджа Хепплуайта.
 Принюхиваясь, он посмотрел на Ариэл. Увидев в его глазах немой вопрос, она поспешила ему на выручку.
 — Сандаловое дерево, — объяснила она, поведя носом. — Вы чувствуете запах сандалового дерева. Запах. — Она потрогала себя за нос и громко чихнула. — Нос. Запах. Сандаловое дерево.
 Он снова глубоко вдохнул в себя запах и огляделся.
 — Сандаловое дерево, — повторила Ариэл. — Посмотрите сами.
 Ариэл открыла дверцу комода, представив его взору множество ящичков. Выдвинув один из них, она вытащила кусочек сандала и поднесла к его носу.
 — Понюхайте, — предложила она. — Сандаловое дерево. Он склонился к ее руке и стал нюхать.
 Ариэл вздрогнула, так как его усы щекотали ей запястье, а ладони коснулось тепло его дыхания.
 — Сандаловое дерево, — снова повторила Ариэл, чувствуя, как дрожит голос.
 Его усы щекотали ей руку, и от этого мурашки ползли по телу.
 — Дома мы всегда кладем кусочки сандалового дерева в шкафы и ящики комодов. Оно уничтожает сырость и придает приятный запах содержимому.
 Вдохнув еще раз запах, он поднял голову, и Ариэл с облегчением вздохнула. Взглянув на него, она заметила презрительную улыбку на его губах.
 — Итак, — сказала она, — вот мы и сделали вместе одно небольшое открытие. Мы выяснили, что вам нравится запах сандалового дерева. Чудесно. Значит, вам будет приятно жить в этой комнате.
 Ариэл положила сандал обратно в ящик и закрыла его.
 Ее внимание привлекли стоявший в ногах кровати дорожный сундук и лежавшие на кушетке кожаные сумки.
 — Обычно вещи распаковываются горничной, — как можно медленнее сказала Ариэл в надежде, что он поймет хотя бы слово. — Однако в данном случае я сделаю это сама, чтобы ознакомить вас с вашим гардеробом. В случае если там чего-то не хватает, мы быстро исправим положение.
 Продолжая говорить, Ариэл открыла сундук и стала извлекать оттуда прекрасно сшитую одежду из шелка, кашемира и дамаста. Граф Каслтон был известен безукоризненным вкусом и умением следовать моде, он без труда подобрал для маркиза самые лучшие и модные вещи.
 Из сундука появилась дюжина белых батистовых, отделанных кружевом рубашек, такое же число белоснежных шелковых шейных платков, множество жилетов — разноцветных на каждый день и черных или белых вечерних, все расшитые серебряными и золотыми нитями. Брюки, сшитые из оленьей кожи разных оттенков, можно было менять каждый день в течение недели. Были там и пиджаки, начиная от простых, утренних, и кончая элегантными, вечерними, все из отличной шерсти разного цвета: черного, различных оттенков коричневого и зеленого.
 — Мое беспокойство было напрасно, — сказала Ариэл, вешая в шкаф последний пиджак. — Лорд Каслтон предусмотрел все, что требуется английскому лорду и джентльмену. А сейчас займемся другими делами.
 Ариэл помолчала, собираясь с мыслями, чтобы приступить к самому трудному.
 — Главное для джентльмена или леди — это чистота их тела. К сожалению, в обществе еще есть люди, которые пренебрегают правилами личной гигиены, и от них исходит такой запах, который не отобьет даже сандаловое дерево, уж поверьте мне.
 К удивлению Ариэл, при упоминании о сандаловом дереве Сейдж энергично понюхал воздух.
 — Правильно, правильно. Сандаловое дерево! — воскликнула Ариэл, по привычке, как это она делала с учениками, дотрагиваясь до его руки, совсем забыв, что ее ученики всегда были одеты в рубашки, а сейчас она дотронулась до тела полуголого мужчины. Его кожа как огонь обожгла ей пальцы, и она быстро отдернула руку.
 Верхняя губа маркиза презрительно изогнулась.
 — Сандаловое дерево, — снова повторила она, но быстро спохватилась. — На чем я остановилась? — спросила она. — Ах да, на чистоте. Чистота — залог здоровья. Сам Бруммель установил правило всегда быть чистым и душой, и телом, а сейчас чистота даже вошла в моду.
 Ариэл, слегка забывшись, обнаружила, что нервно ломает руки. Она увидела, что это заметил и Сейдж.
 — Джордж Бруммель был, конечно… О нем мы поговорим в следующий раз, — заключила она. — А сейчас идите за мной, пожалуйста. — Ариэл сделала знак рукой и повела его к ванной, расположенной на этом же этаже. Посередине изразцовой комнаты стояла большая металлическая ванна. Ариэл указала на нее: — Это ванна. В ней моются. Ванна. Мыться.
 Она указала на стоящие вдоль одной из стен ведра с водой, заранее заготовленные для нагрева на топящейся на угле плите.
 Вода в одном из ведер уже вскипела, и слуга начал наполнять ванну.
 — Вода. Мыться.
 Ариэл опустила руку в ванну, затем провела ею по лицу и шее.
 — Вода. Мыться. Купаться. Вода.
 Он понаблюдал за ней, потом тоже опустил руку в воду и провел ею по бороде.
 Ариэл одобряюще улыбнулась.
 — Правильно, — сказала она. — Вы все правильно поняли. Сейчас придет мистер Фаррел и поможет нам.
 Сейдж не спускал с нее глаз. Ариэл продолжала улыбаться.
 — Я думаю, что он не заставит себя долго ждать, — сказала она. Ариэл оглядела комнату, удивляясь, почему мистер Пенроуз не повесил в ней колокольчика.
 Тем временем Сейдж стал медленно приближаться к ней.
 Встав между Ариэл и ванной, он поболтал рукой в воде и, прежде чем она успела опомниться, провел мокрыми пальцами по ее щекам и подбородку, в точности повторяя ее движения. Эффект оказался до странности приятным. Теплая вода, огрубевшие подушечки пальцев… Его прикосновение было таким нежным, что Ариэл потеряла дар речи. Его рука скользнула ниже по подбородку, затем вдоль шеи. Во всех его движениях чувствовалась ласка.
 Теплые капли воды падали ей за шиворот, щекоча тело. Теперь его пальцы скользили по ее плечам и ключицам, что возбуждало девушку. Ариэл поежилась и хотела сказать, чтобы он немедленно прекратил, но почему-то не смогла.
 Проделывая все это, Сейдж не спускал с нее внимательного взгляда. Его пальцы скользнули ниже, и теперь взгляд сосредоточился на том месте, где сходилось кружево ее воротничка. Завороженная, Ариэл тоже посмотрела туда и увидела, что его большой палец размазывает каплю воды по ложбинке на груди. Затем, притянув Ариэл к себе, Сейдж засунул палец в рот и обсосал его.
 У Ариэл стали подкашиваться ноги. Ей на мгновение показалось, что она является участницей какого-то эротического действа, правда, при этом она не очень разбиралась в эротике. Но мужчина, облизывающий воду, которая только что была на ее груди… и этот его пристальный с прищуром взгляд… Не в силах пошевелиться, она не понимала, что происходит.
 Господи, чего уж тут понимать, и так все ясно.
 Его взгляд стал снова презрительным. Надменно вскинув голову, он наблюдал за ней, как бы выжидая чего-то.
 Что же делать? Правила приличия требовали, чтобы она немедленно прекратила весь этот спектакль и навсегда выбросила его из головы.
 Все это прекрасно понимая, она, однако, стояла, ошеломленная и смущенная, как покорная раба, позволяя, чтобы его рука сжимала ее плечо.
 Только когда его хватка усилилась и он стал притягивать ее ближе к себе, Ариэл опомнилась.
 — Нет! — закричала она, сбрасывая его руку с плеча. — Нет! Нет, нет, нет. Вы не должны… — Она глубоко вздохнула и продолжала: — Никогда не смейте дотрагиваться до леди… без ее на то разрешения. Дотрагиваться, — повторяла она, сопровождая это слово соответствующим жестом и чувствуя, как голова идет кругом. — Нет, нельзя!
 Сейдж нахмурился.
 — Мне жаль, если это идет вразрез с желаниями вашей милости, — выпалила она, чувствуя, как дрожат колени. — Возможно, там, на островах, вы привыкли к неограниченной свободе действий, но уверяю вас, в нашем обществе такое не допускается. В Англии существует особый протокол в отношениях между мужчиной и женщиной, но об этом мы поговорим в другой день. А сейчас вам необходимо твердо усвоить: вы не должны прикасаться к даме.
 — Проблемы, мисс?
 От неожиданности Ариэл вздрогнула и, оглянувшись, увидела стоящего в дверях мистера Фаррела, не спускавшего с Сейджа подозрительного взгляда. Вместо того чтобы вздохнуть с облегчением, что кто-то пришел ей на помощь, Ариэл почувствовала неожиданную досаду, граничившую с раздражением.
 — Никаких проблем, мистер Фаррел, — ответила Ариэл, избегая его взгляда.
 — Вы в этом уверены? — Фаррел внимательно оглядел обоих. — Мне кажется, вы чем-то взволнованы.
 — Вы ошибаетесь, — заверила его Ариэл, решив ничего не рассказывать мистеру Фаррелу. Больше такого она не допустит. — Уж коль скоро вы здесь, — продолжала она, — помогите его милости искупаться.
 — Искупаться? — словно эхо повторил Фаррел, на лице которого появилась растерянность. — Вы хотите, чтобы я искупал его? Как ребенка?
 — Нет. Я просто хочу, чтобы вы научили его пользоваться ванной.
 — Вы считаете, что он этого не умеет?
 — Мне так кажется, мистер Фаррел. Да вы и сами сейчас убедитесь. Было бы хорошо, если бы вы начали с самого начала и продемонстрировали ему все.
 Фаррел посмотрел на ванну, затем на Сейджа, затем снова на Ариэл.
 — Что все? — спросил он.
 — Все. Вы берете мыло, мочалку, полотенце, наливаете горячую воду, ну и так далее.
 Ариэл направилась к двери:
 — Пока вы будете заниматься им, я приготовлю его одежду. Когда он снимет брюки, бросьте их за дверь. Я дам ему новые.
 — Да, мэм, — ответил Фаррел, недовольно сморщив лицо.
 — Я повешу его халат на дверь.
 — Если он, конечно, знает, как им пользоваться, — фыркнул Фаррел.
 — Вам платят за то, чтобы вы все объясняли ему. Если вас что-то не устраивает, лучше сказать об этом сразу.
 — Нет, мэм, — ответил Фаррел, — меня все устраивает.
 — Вот и хорошо. Тогда приступайте к делу.
 Ариэл с милой улыбкой посмотрела на Сейджа, лицо которого было мрачнее тучи.
 — Я оставлю вас в надежных руках, — сказала она.
 Ариэл уже не раз задавала себе вопрос, кто мог рекомендовать лорду Каслтону этих Фаррелов и будет ли от них польза. И сейчас, оставляя Сейджа наедине с мистером Фаррелом, она испытывала сильное беспокойство. Она вышла из ванной и размеренным шагом направилась в комнату Сейджа. Войдя в нее и прикрыв за собой дверь, девушка прислонилась к ней спиной. Она закрыла глаза и постаралась успокоиться. Сердце ее сильно стучало, как будто за ней кто-то гнался. Ариэл приложила к щекам ладони и почувствовала, что пылает, как печка, затем покачала головой и посмеялась над собственной глупостью.
 А она-то считала себя ко всему готовой, со всеми своими планами и большим опытом воспитания сорванцов. Все представлялось ей совершенно в другом свете.
 Она вовсе не ожидала такого и не была к этому готова. Ариэл в мельчайших деталях вспомнила, что с ней произошло: как он трогал ее, как его темные длинные ресницы отбрасывали на щеки тень, прищур его тигровых глаз. Особенно отчетливо представилось ей, как он слизывал с пальца воду. Внезапно сердце ее сжалось и сладкая нега разлилась по телу. Как она могла подготовить себя к такому? Ведь такое не могло ей даже присниться… Да и вообще она никогда раньше не испытывала ничего подобного.
 Скорее всего этот маркиз и сам не понимал, что делает, ведь он не привык действовать в цивилизованных рамках. Он, как дитя, решила Ариэл, которому нужно обязательно потрогать все руками.
 — Сделав это открытие, Ариэл поняла, как ей действовать дальше. Просто не надо поддаваться искушению, а внимательно следить за его движениями.
 Стремясь отделаться от навязчивых мыслей, Ариэл подошла к шкафу, где была развешана его одежда. Она стала перебирать жилеты и обнаружила, что выбрать подходящий не так-то просто. Один за другим она выкладывала их на кровать, стараясь представить, какой из них больше подойдет к его смуглой коже и ясным глазам.
 Вдруг Ариэл, почувствовав всю абсурдность своего поведения, схватила жилеты и повесила их обратно в шкаф, оставив наугад один темно-красный в серую, цвета угля, полоску. Ей лучше подумать, как надеть вещи на самого Сейджа, а не ломать голову над тем, что будет ему к лицу.
 Выдвинув ящики комода, она достала чулки, рубашку и шейный платок. Прежде чем положить все на кровать, она прижалась к вещам щекой, кожей ощущая прекрасное качество материала. А ведь еще совсем недавно новые вещи не были для нее редкостью — она была старшей дочерью баронета, врача по специальности.
 Ариэл ощутила слабый запах сандалового дерева, которым уже успела пропитаться одежда, и невольно улыбнулась.
 — Сандаловое дерево, — прошептала она.
 Вдруг на мгновение показалось, что ее кожа ощущает прикосновение не одежды, а рук самого Сейджа, мокрых, теплых и немного шершавых. Она закрыла глаза и снова погрузилась в воспоминания. Ощущение было таким, будто он снова дотрагивался до нее, и только усилием воли девушка заставила себя открыть глаза и положить все на кровать.
 — Ботинки, — вспомнила она и стала их искать.
 Ариэл нашла всю обувь в сумке, которую раньше не заметила. Выбрав пару высоких кожаных сапог, она поставила их рядом с кроватью. Затем нашла черный шелковый халат, украшенный золотой вышивкой, и вместе с дополнительными полотенцами понесла все в ванную комнату.
 Не доходя всего нескольких шагов до плотно закрытой двери, она услышала громкие крики, доносившиеся из ванной комнаты.
 Ариэл нахмурилась и ускорила шаг. Господи, только бы он не утонул в ванне!
 Но это не был звук падающего тела, а скорее какой-то треск или шлепок, но такой отчетливый, что ей стало не по себе.
 Ариэл подошла к двери и прислушалась. Теперь она ясно слышала голос мистера Фаррела, грубый и злой.
 — Мистер Фаррел! — позвала она.
 — Мы еще не готовы! — закричал он в ответ.
 — Что там у вас происходит?
 — Вы хотели, чтобы я его вымыл, вот я и мою.
 — Я слышала какой-то шум, — сказала Ариэл, прикладывая ухо к двери.
 — Здесь без шума никак нельзя, — ответил Фаррел. — Занимайтесь своими делами и не мешайте мне.
 — Почему вы разговариваете со мной таким тоном? — удивилась Ариэл. — Я не собираюсь никуда уходить.
 За дверью опять раздался шум, как будто там перетаскивали мебель, затем треск и длинное ругательство — голос принадлежал мистеру Фаррелу.
 Ариэл забарабанила в дверь:
 — Мистер Фаррел, можно вас на минуточку? Снова звук передвигаемой мебели и глухое рычание.
 — Нет… Чтоб ты был проклят…
 — Хватит, мистер Фаррел. Если вы не хотите выходить, то я сама войду к вам. Считаю до трех. Пожалуйста, приготовьтесь и прикройте себя и его. Раз, два…
 — Предупреждаю вас, мисс, — закричал Фаррел. — Вам не следует…
 Его последние слова заглушили громкий стук и треск.
 — Три! — закричала Ариэл и распахнула дверь.
 При виде открывшейся картины Ариэл застыла на пороге: Сейдж, все еще в брюках, совершенно сухой, стоял в дальнем углу ванной и не мигая смотрел на нее.
 Если уж кто и принимал ванну, так это мистер Фаррел, мокрый с головы до ног, но тоже в одежде. Вся комната была залита водой. Она капала со стен, потолка, образуя на полу огромные лужи. В ванне плавали полотенца, по всей комнате разбросаны ведра, скамья перевернута, одна ее ножка отсутствовала. Краем глаза Ариэл заметила, что Сейдж держал в руке какую-то палку, очень похожую на ножку скамьи.
 Но в данный момент Ариэл больше занимало, что было в руках мистера Фаррела.
 — Вы что, его этим били? — потребовала ответа Ариэл, глядя на широкий кожаный ремень, который Фаррел, безусловно, пытался спрятать за спину.
 — Он ударил меня деревянной штуковиной, — объяснил Фаррел, показывая шишку на лбу. Его громкий яростный голос не предвещал ничего хорошего. Ситуация в любой момент опять могла выйти из-под контроля.
 Ариэл постаралась взять себя в руки.
 — Начнем с того, — сказала она, — как эта штуковина оказалась у него в руках. Похоже, ему пришлось защищаться от вашего ремня.
 — Защищаться… — передразнил ее мистер Фаррел. — Вы что, забыли, что он дикарь? Неужели вы думали, что нормальный человек может войти к нему безоружным?
 — Я рассчитывала на это, — ответила Ариэл.
 Фаррел пожал плечами и пробормотал что-то себе под нос, кажется, относительно женщин. Ариэл сочла разумным не требовать, чтобы он повторил.
 — Вы приказали мне вымыть его, что я и пытался сделать. — Фаррел бросил злобный взгляд в сторону Сейджа. — Должен вам доложить, что эта идея пришлась ему не по вкусу.
 — Я говорила, чтобы вы показали, как это делается, а не тащили его силой. Вас для того и наняли, чтобы учить его правильному поведению. Неужели вы действительно считаете, что это можно сделать с помощью ремня?
 — Хорошая штука, чтобы заставить кого-то вести себя прилично, — ответил Фаррел.
 — Вот как? И что же вы прикажете нам делать, когда он уедет отсюда и займет подобающее ему место в обществе? Все время ходить за ним с ремнем? Бить его, если он будет неправильно держать вилку? Сидеть рядом с ним в парламенте, держа в руках ремень, и бить его, если он неправильно проголосует?
 Фаррел нахмурился и уставился на пол:
 — Вы не отдавали никаких распоряжений относительно парламента, а только приказали вымыть его.
 — Это мое большое упущение, — ответила Ариэл, оглядывая ванную комнату и улыбаясь. — Похоже, даже с помощью ремня вам не удалось справиться со своей задачей.
 — Я уже говорил вам, что идея с мытьем пришлась ему не по душе. Никакая сила не может заставить его снять брюки и залезть в ванну.
 — Возможно, — согласилась Ариэл, встретив свирепый взгляд Сейджа, по которому было ясно, что в словах мистера Фаррела есть доля правды.
 — Вам следовало бы оставить здесь людей графа, а не отпускать их, — заметил Фаррел.
 — Благодарю вас за ценный совет, — съязвила Ариэл. — А сейчас уходите.
 — Уходить?
 — Да. Вы не сумели справиться с простой работой. Неужели так трудно убедить его светлость раздеться и принять ванну? Посмотрите, как вы рассердили его. Теперь он ни за что не влезет в ванну в вашем присутствии. Уходите скорее, а то вода скоро остынет.
 — Да, но вы хотели, чтобы я его вымыл.
 — Хотела, но вы не сумели. Постараюсь убедить его сама. Уходите и унесите ваш ремень. Если я еще раз увижу, что вы угрожаете им маркизу, я пожалуюсь графу и попрошу его, чтобы он посадил вас под арест.
 Лицо Фаррела, и без того красное, стало еще багровее.
 — Слушаюсь, мэм, — ответил он.
 — Очень хорошо. Можете идти.
 — Прямо сейчас? — спросил удивленный Фаррел.
 — Немедленно.
 Фаррел даже не шелохнулся:
 — Прошу прощения, мэм…
 — Повторяю еще раз: уходите и немедленно, — резко прервала его Ариэл, не желая слушать доводов, почему ей не следует оставаться с Сейджем одной. Она не нуждалась ни в чьих советах, напротив, была сыта ими по горло.
 Ариэл решила, что справится со всем одна. Правда, это будет первый случай, когда женщина-служанка помогает мыться своему хозяину. Однако она не служанка, а Сейдж не ее хозяин, хотя это не имеет значения. Она решила, что Сэйдж должен принять ванну, и не намерена отступать от своего решения. Ариэл сама поможет ему. Зачем просить кого-то и тем самым раздражать его еще больше?
 — Я сама, — уговаривала себя Ариэл, — в состоянии справиться с этим.
 Уж если она смогла заставить маленького монстра Хигглеби есть с закрытым ртом и выучить латыни тупоголового сына герцога Фарлингуорта, то уж наверняка сумеет научить маркиза Сейджа принимать ванну.
 Оставшись наедине с Сейджем, Ариэл посмотрела на лужи на полу, затем подняла глаза на его сердитое лицо.
 — Мне жаль, что все так вышло, — сказала она. — Мистер Фаррел не должен был вас бить, и я не допущу, чтобы это повторилось. Даю вам слово. Верьте мне. Я говорю от чистого сердца. — Ариэл положила руку на сердце. — Обещаю, что вы будете в полной безопасности.
 К великому удивлению Ариэл, Сейдж тоже положил руку на сердце.
 — Но вы тоже должны кое-что пообещать мне, — продолжала она. — Дайте слово, что не будете больше ссориться с мистером Фаррелом и будете помогать ему и мне. Это намного упростит вашу жизнь.
 Склонив голову набок, Сейдж растерянно посмотрел на нее.
 — Конечно, — вздохнув, сказала Ариэл, — как вы можете дать обещание, если даже не понимаете, о чем идет речь, не так ли? Только безмозглая дурочка может просить такое. Ну да ладно, давайте заниматься делом. — Ариэл мило улыбнулась и подошла к ванне. — Перво-наперво мы должны вытащить из ванны полотенца, чтобы вы могли туда сесть.
 Ариэл начала вынимать полотенца, тщательно отжимать их и развешивать сушить. Сейдж не сводил с нее пристального взгляда. Стоявшая тишина начала действовать ей на нервы.
 — Хорошо, что я захватила с собой дополнительные полотенца, — сказала она, лишь бы только нарушить молчание. — Господи, сколько же надо тряпок, чтобы убрать с пола лужи.
 Ариэл посмотрела на пол и только тут заметила, что подол ее юбки совершенно мокрый. Мало того, спереди образовалось мокрое пятно, которое, по всей вероятности, возникло тогда, когда она, склонившись над ванной, собирала полотенца. Ариэл поморщилась, подумав, что все идет из рук вон плохо. Хорошо, что топится плита и она может просушиться, иначе от холода можно промерзнуть до костей.
 Когда ванная комната была приведена в относительный порядок, девушка добавила в ванну горячей воды, поставила на огонь уцелевшее ведро с водой и решила, что можно приступать к делу.
 Взяв мочалку и кусочек мыла, которое купила специально для маркиза, она подошла к ванне.
 — Мыться, — сказала она, указывая на ванну.
 Сейдж стоял, прислонившись к стене, и с интересом наблюдал за ней. Ариэл поманила его пальцем, и он придвинулся ближе. Руки Ариэл дрожали, пульс участился.
 Надо держать себя в руках. Она обязана все время контролировать себя и помнить, что он такой же, как и все ее ученики.
 Сейдж медленно подошел к противоположному краю ванны и остановился. Ариэл ждала. Он в упор смотрел на нее.
 — Ну, — сказала она, — вы должны залезть туда. Туда. — Ариэл указала на ванну: — Залезайте.
 Взгляд Сейджа переходил с ее лица на ванну, куда она тыкала пальцем, затем опять на лицо, снова на ванну, и так целую минуту. Похоже, он и не собирался залезать туда.
 Склонившись над ванной, Ариэл поболтала рукой в воде. Теперь у нее был мокрым не только подол, но и рукав.
 — Сюда, — сказала она. — Вы должны сюда залезть, чтобы помыться.
 Сейдж тоже наклонился и поболтал рукой в воде.
 — Вы должны вымыть не только руку, — объяснила Ариэл, — но и всего себя. Все тело.
 Ариэл закинула ногу и подержала ее над водой. Сейдж последовал ее примеру.
 — О Господи! — воскликнула она. — Как же мне сделать, чтобы вы меня поняли?
 Ответ напрашивался сам собой. Но это невозможно! Только своим примером она научила Эдварда есть с закрытым ртом. Неужели и здесь ей придется подавать пример?
 Ариэл сразу же отбросила эту мысль. Она не может влезать вместе с ним в ванну. Пусть лучше он остается немытым все два месяца. Пусть лучше она нарушит слово, данное лорду Каслтону. Пусть даже ее уволит мистер Пенроуз и она забудет свои мечты о будущем для себя и своих родителей.
 Как только такое могло прийти ей в голову?




 Глава 5


 Закусив губу, Ариэл бросила осторожный взгляд на дверь. Не приняв еще твердого решения, она тем не менее подошла к двери и поплотнее закрыла ее.
 — Хорошо, — сказала она, собравшись с силами, — посмотрите, пожалуйста, как это делается. Второй раз я повторять не буду.
 Сейдж немедленно положил руку на сердце.
 — В чем дело? — спросила Ариэл, сбитая с толку, но тут же догадалась, что он благодарит ее. — Значит, запомнили? Очень хорошо. — Ариэл тоже положила руку на сердце. — Благодарность идет от сердца. А сейчас смотрите внимательно.
 Она нагнулась и стала снимать туфли.
 — Не знаю, зачем я их снимаю, — бормотала она, — они и так уже намокли. Ну да ладно. Как я говорила раньше, для того чтобы хорошо помыться, вам необходимо залезть в ванну.
 Говоря это, Ариэл подняла юбку и шагнула в воду, за что и была сразу награждена — Сейдж сделал то же самое.
 — Прекрасно, милорд. Теперь нам остается снять с вас брюки. — Наморщив лоб, Ариэл, задумчиво посмотрела на Сейджа. — Придумала! — воскликнула она, широко улыбаясь.
 Держась одной рукой за край ванны, она дотянулась до ближайшего стула, на котором висело полотенце, и, схватив его, растянула между ними наподобие ширмы.
 — Ну вот, — сказала она, — я вас закрыла, и теперь вы можете снять брюки. — Она указала на его штаны. — Брюки. Снимайте.
 Сейдж посмотрел вниз, затем на нее.
 — Этого я не могу продемонстрировать, — сказала она, вздохнув. — Надо что-то придумать.
 Держа перед собой полотенце, чтобы не видеть его полуобнаженного тела, Ариэл осторожно заскользила по ванне, стараясь приблизиться к нему. Остановившись перед ним на расстоянии вытянутой руки, она, продолжая держать перед лицом полотенце, стала искать пуговицы на его брюках. Наугад нащупав их, расстегнула верхнюю.
 Глаза Сейджа на мгновение расширились от удивления, затем снова стали непроницаемыми, и он продолжал хладнокровно наблюдать за ее действиями.
 Ариэл завидовала его хладнокровию. Ее сердце бешено билось, будто целое племя дикарей било в барабаны у нее в груди. Этот барабанный стук отдавался звоном в ушах, легких и даже внизу живота. Но что хуже всего — это дрожь в руках, которая усложняла и без того трудную задачу: вслепую расстегнуть брюки. Ариэл задыхалась. Ей не хватало воздуха, и она ловила его открытым ртом.
 Ариэл совершенно себя не ощущала, находясь как во сне, будто это совсем не она, а кто-то другой. Позже девушка признается себе, что это акт сумасшествия, что совершен он другим, абсолютно незнакомым ей человеком.
 Контроль, контроль и еще раз контроль. Ариэл мысленно взывала к небесам и просила у них защиты от безумия…
 Материя его брюк от многолетней носки стала рыхлой, петли обтрепались, и пуговицы запутались в махре. Но за этой рыхлой, изношенной материей было что-то отнюдь не мягкое, о чем Ариэл старалась не думать.
 Расстегивая одну за другой все пуговицы, девушка старалась не думать о том, что было непосредственно у нее под рукой, и старалась как можно скорее справиться с этой нелегкой задачей. И то, и другое давалось с трудом.
 Ей никогда не приходило в голову, что требуется так много пуговиц для поддержания мужских брюк — целых два бесконечных ряда. Покончив с одним, Ариэл принялась за второй, и ее рука проникла вглубь его брюк. Теперь ее рука касалась его тела, и она не могла не ощущать твердый предмет внизу его живота и его размеры. Даже будучи дочерью врача, она мало что знала об этом предмете, и щеки ее горели, когда она расстегнула последнюю пуговицу.
 Избегая его глаз, следящих за ней поверх полотенца, Ариэл, ухватив брюки за пояс, потянула их вниз.
 — Снимайте, — приказала она. — Вы должны их снять. К ее бесконечному облегчению, Сейдж сразу же понял просьбу Ариэл и, быстро стянув брюки, отбросил их на пол. Счастливая от того, что справилась с тяжелой работой, Ариэл ослабила внимание и не успела опомниться, как оказалась у него в объятиях.
 Ариэл слабо пискнула, и ее испуганный взгляд встретился с его. Только мокрое полотенце сейчас отделяло ее от его обнаженного тела.
 Проклятие! Он издевательски улыбался. Его усмешка и грубые объятия шокировали девушку. Это была даже не усмешка, презрительная или смущенная, а самая настоящая, во весь рот, издевательская улыбка, напомнившая Ариэл, что перед ней не школьник, а здоровый мужик, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
 Господи, что же он мог подумать?
 А почему ее, собственно, должно заботить то, что он о ней думает? Ариэл больше была обеспокоена своим видом и тем, что проходящая мимо горничная могла заглянуть в ванную и увидеть ее стоящей в мокрой одежде в ванне вместе с голым мужчиной. От одной только мысли, что о ней могут подумать другие, Ариэл совсем забыла о стоящем перед ней мужчине, а уж тем более не думала о том, как понял ее действия он сам.
 — Нет, — сказала она, стараясь не терять самообладания и вырываясь из его объятий.
 Сейдж даже не пытался остановить ее. Она отметила это про себя и с облегчением вздохнула. Не то чтобы она боялась, просто ей хотелось избежать его дальнейших действий.
 Боялась она или нет, но в целях предосторожности стала отступать назад, пока край ванны не коснулся ее икр. Раскинув руки, Ариэл держала перед собой полотенце, как будто не Сейджа, а ее надо было закрывать от его пристального взгляда. Наконец она почувствовала всю нелепость своего поведения: он предстал перед ней во всей своей нагой красоте.
 Ариэл невольно обратила внимание на то, что все его тело покрыто загаром. Следующей была мысль — надо немедленно что-то предпринять. Закрыв глаза, она подняла выше полотенце, но все же успела рассмотреть его стройное мускулистое тело, покрытое в отдельных местах темными шелковистыми волосами. Все это быстро отпечаталось в ее мозгу.
 — Это все так… — начала она, — …нее так неуместно. Ариэл старалась говорить твердо и уверенно.
 — Возможно, мне надо было сначала объяснить вам, что я собираюсь делать, но я как-то не сообразила. Однако вы не должны дотрагиваться до меня. Как я уже говорила, нельзя обнимать женщину без ее на то разрешения. Это считается неприличным. Не думаете же вы, что я могу вам это позволить, особенно в таких… О Господи, зачем я вам все это объясняю, ведь вы все равно ни слова не понимаете. В общем, не надо меня трогать. Пока.
 Увидев его недоуменный взгляд и гордо расправленные плечи, она догадалась, что творится сейчас в его голове.
 — Понимаю. Вы хотите сказать, что я дотронулась до вас первая. Но это… это совсем другое. Не знаю, как вам лучше объяснить разницу. Давайте пока оставим этот разговор. А сейчас, — сказала она, протягивая ему мочалку и мыло, — мойтесь.
 Далее процесс мытья проходил более или менее гладко. Ей удалось усадить его в ванну, и вода слегка прикрыла его тело. Ариэл вылезла из ванны и, подойдя к ее краю, помогла ему вымыть голову. Сейдж наконец понял, что от него требуется, и стал мыться. Ариэл порадовалась своему успеху и мысленно поаплодировала себе. Процесс мытья был ему знаком, хотя, возможно, он не привык мыться за закрытой дверью рядом с печью, где кипятилась вода и где стоял человек с ремнем.
 Склонившись над ванной, чтобы сполоснуть его волосы чистой водой, Ариэл впервые заметила рубец на правом плече.
 — Значит, он все-таки ударил вас, — сказала она, проводя пальцем по рубцу.
 Сейдж даже не вздрогнул, но по напрягшимся на его шее жилам Ариэл поняла, что ему трудно сохранять спокойствие. Удивительно, как он еще не убил этого Фаррела с его ремнем.
 — Вам, наверное, больно, — заметила Ариэл, разглядывая рубец. . — Я залечу вашу рану. Мой отец… — Она замолчала и вздохнула. — Он был врачом, и у меня есть целебная мазь. От этого рубца скоро не останется и следа. Ну вот мы и помылись.
 Ариэл, как занавес, растянула его халат, чтобы он мог спокойно выйти из ванной. Закрыв глаза, она протянула ему полотенце. Ей пришлось изрядно повозиться, прежде чем она сумела помочь надеть ему халат. Убедившись, что в коридоре пусто, Ариэл быстро довела Сейджа до его комнаты.
 Оставив маркиза одного, она бросилась к себе в комнату за обещанной мазью. Ей хотелось сменить мокрое платье, но она боялась надолго оставлять его без присмотра. Как только Сейдж будет одет, она поручит его заботам Фаррелов и тогда успеет переодеться.
 Раньше Ариэл намеревалась поручить одевание Сейджа Фаррелу. Но она поняла, что должна и это взять в свои руки, и сейчас не знала, что делать. Она смотрела на разложенные на кровати вещи, решая, с чего начать. Каждый предмет мужской одежды смущал ее, вгонял в краску.
 Логика подсказывала, что надо начинать с ног. Она взяла с кровати черные хлопчатобумажные чулки. Оглянувшись, увидела, что лорд Сейдж стоит у окна и наблюдает, как мальчишки играют в крикет на дальнем поле.
 Ариэл с минуту помедлила, разглядывая его длинную, красиво очерченную руку, которой он придерживал занавес. Дорогой шелковый халат великолепно сидел на нем. Пенроуз был совершенно прав, говоря, что благородство у него в крови. Если бы она не знала про него все, то сейчас бы подумала, что перед ней стоит самый настоящий благородный лорд, а не человек, из которого ей еще предстояло сделать такового.
 Ариэл подошла к нему поближе. Маркиз, склонив голову в уже хорошо знакомой ей манере, вопросительно смотрел на нее.
 — Крикет, — сказала она, — спортивная игра с мячом, и не надо смотреть на меня так выжидательно — это единственное, чему я не смогу научить вас. С меня достаточно и урока танцев, от которого у меня голова идет кругом.
 В это время Ариэл отвела от Сейджа взгляд и ей показалось, что ее слова вызвали на его лице улыбку. Однако, снова взглянув на него, она увидела, что он равнодушно смотрит в окно. Ариэл пожала плечами.
 — Давайте попробуем одеться, — сказала девушка. — В дальнейшем это будет входить в обязанности мистера Фаррела, а сейчас…
 При упоминании имени Фаррела лицо Сейджа помрачнело.
 — Во избежание дальнейших недоразумений, — поспешила сказать Ариэл, — вам лучше помириться с ним. Обещаю, что я лично поговорю с ним и категорически запрещу ему пользоваться ремнем. Да, кстати, я принесла вам мазь, которую обещала. — Ариэл полезла в карман.
 Услышав слово «обещала», Сейдж немедленно положил руку на сердце. Выражение неуверенности на лице Сейджа делало его, по мнению Ариэл, гораздо моложе тридцати лет. Она уже знала возраст маркиза.
 — Прекрасно, — улыбнулась Ариэл. — Вы хорошо усвоили значение этого слова. Будем надеяться, что в дальнейшем вы проявите такую же понятливость и во всем остальном.
 Как бы не так! Леон уже определился на этот счет. Он решил, что будет совершенно неуправляемым. Более того, собирался дать понять мисс Холлидей, что даже самый распрекрасный опытный учитель не может обучить ученика, у которого нет ни малейшего желания учиться.
 У Леона такого желания определенно не было. Он хотел одного: чтобы мисс Холлидей почувствовала себя неловко, и это желание еще более окрепло с момента их маленького инцидента в ванной. Процесс расстегивания брюк вызвал в его голове массу вопросов. Неужели она настолько наивна и не понимала, что ее рука, засунутая в брюки мужчины, может вызвать у него только благодарную улыбку и не чревата ничем более опасным? Или она просто бесстыдная потаскушка, действующая под видом школьной учительницы и прекрасно понимающая, к чему может привести такое поведение? Может, она знала, чего хотела? Он с удовольствием постарается это выяснить.
 Ариэл развернула перед Сейджем черные чулки и указала на стул, который заранее вытащила в центр комнаты. Как уже повелось, ее жесты сопровождались односложными словами. Леон заранее решил притворяться бестолковым, но затем передумал. Чулки — пустяк по сравнению с брюками. Интересно, как она будет натягивать их на него? Какой невероятный способ придет ей в голову?
 Немного покривлявшись, он позволил ей усадить себя в кресло и продемонстрировать, как натягиваются чулки. Чтобы ускорить процесс, он, подобно обезьяне, сам натянул на ногу второй чулок. Ариэл сияла от счастья, одобрительно кивала головой и, что было очень важно, совершенно осмелела. Откинувшись на стуле и скрестив на груди руки, Леон с интересом наблюдал, как она, чуть ли не танцуя от счастья, подбежала к кровати и взяла с нее брюки. Он с удовлетворением отметил, что они были сделаны из замши, самого стойкого материала. Судя по внешнему виду самого Каслтона, его одежда шилась у лучших портных и он собирался сделать из него такого же щеголя, как и сам, что в намерения Леона не входило.
 Той же танцующей походкой Ариэл, неся в руках брюки, снова побежала к нему, но под его пристальным взглядом в нерешительности остановилась. Причем довольное выражение на ее лице было едва уловимо. Леон никогда бы не заметил его, если бы так внимательно не наблюдал за ней.
 К своему огорчению, он поймал себя на мысли, что ему доставляет удовольствие наблюдать за ней. Это все от длительного воздержания, уже в который раз со дня их первой встречи в доме Каслтона говорил он себе. Кроме рябых служанок, трусливо избегающих его взгляда, он давно не видел настоящей женщины. Мисс Холлидей не была ни рябой, ни трусливой — она прямо смотрела ему в глаза, а он с интересом наблюдал за ней и злился на себя за это.
 Короче говоря, если он не будет следить за собой, его все возрастающий интерес к мисс Холлидей может обернуться для него большим несчастьем. Он отдавал себе в этом отчет, хотя пока не мог ясно сформулировать, что его так беспокоит. Ясно одно — последние несколько часов приблизили его к свободе: он мог пить любые напитки, гулять и даже убежать, но вместо этого он сидел как прикованный и не спускал с нее глаз.
 Он наблюдал за ней с любопытством, и причиной тому было ее мокрое, облегающее фигуру платье, которое, как ему чудилось, даже просвечивало в самых интересных местах. Это раздражало еще больше, потому что, положа руку на сердце, она была совершенно не в его вкусе.
 Детство и зрелость Сейджа прошли на острове в окружении местных женщин с их крутыми с изящным изгибом бедрами, узкоплечих и с маленькими крепкими грудями. Они-то и стали для него образцом женской красоты.
 Леон снова критически посмотрел на мисс Холлидей и пришел к заключению, что в ее фигуре нет ни одной вытянутой линии, ни одного острого угла. Начиная с пухленьких щечек, красиво очерченных лодыжек и круглых икр ног, которые она обнажила, когда, приподняв юбку, забиралась в ванну, вся она состояла из мягких округлостей, плавных изгибов. Леон чувствовал, что ему со временем придется пересмотреть свои стандарты женской красоты.
 Но больше всего его поражала ее белая кожа — прямая противоположность его собственной, загорелой, и смуглой коже островитянок. Он уже успел заметить, что цвет ее лица — своеобразный барометр чувств и меняется в соответствии с настроением от нежно-розового, такого же прекрасного, как внутренняя часть раковины, до багряных тонов заходящего солнца. Он все время ловил себя на любопытстве: ее лицо единственное место, где так пышно буйствуют краски, или это цветение свойственно и другим, более интимным участкам тела?
 Ну и, конечно, он не мог не думать, как она будет выглядеть, охваченная страстью. Интересно, каким цветом эта страсть отразится на ее лице? Если она вообще способна на такое чувство, злился Леон.
 Кто она, сама невинность или просто потаскушка? Ответа на этот вопрос он пока не знал. С виду целомудренна, а там кто знает… Возможно, размышлял он, глядя на ее округлые бедра и обтянутый мокрым платьем очаровательный выпуклый животик, ее еще никто не разбудил, пока ей не встретился достойный партнер.
 Тем временем Ариэл нерешительно подошла к нему, держа в растопыренных руках брюки. Костяшки ее пальцев побелели и могли стать сами по себе предметом дальнейших его исследований. Заметно, что леди ужасно нервничает. Леону показалось это забавным, ведь их игра с одеванием еще только началась.
 Сейдж с безразличным выражением лица следил, как Ариэл, терзаемая нерешительностью, переводила свой взгляд поочередно то на него, то на брюки. Судя по всему, задача не из легких, и она от усердия закусила верхнюю губу.
 — Пожалуйста, подождите еще немного, — сказала девушка и побежала обратно к шкафу.
 Он отметил красивое очертание ее рта: верхняя губа была домиком, а нижняя, пухлая и сочная, манила к себе взгляд и пробуждала воображение. Он слышал, как она роется в шкафу. Затем она подошла к нему, с радостной улыбкой держа в руках новую пару замшевых брюк.
 — Мне кажется, эти лучше, — сказала она жизнерадостным голосом, что сразу насторожило его. — Вы знаете… пуговицы… это так утомительно.
 Леон бросил быстрый взгляд на брюки и едва сдержался, чтобы не рассмеяться, — вместо пуговиц на них была модная шнуровка. Нет, наверное, она все-таки наивна, если полагает, что шнуровка поможет ей избежать соприкосновения с его интимными частями тела.
 — Все, что теперь остается нам сделать, — это надеть их на вас и зашнуровать, — сказала она.
 Очевидно, девушка представила, как будет затягивать шнуровку на его брюках, и все это моментально отразилось на барометре-лице: розовый цвет померк, сменившись снежной белизной.
 — Поднимите, пожалуйста, ногу, — попросила она с застывшей улыбкой.
 Леон упер ноги в пол и тупо смотрел на нее.
 У другой бы опустились руки, но только не у нее. Леон не переставал удивляться. Казалось, она сама себе создавала трудности, чтобы затем преодолевать их.
 Сейдж наблюдал, как Ариэл, сжав губки и слегка нахмурив брови, решала трудную задачу. Он хорошо чувствовал, как в ней все напряглось.
 Удивительная девушка. Наивная, немного безрассудная, но удивительная.
 Став перед ним на одно колено, Ариэл засунула руки ему под халат и, ухватившись за ногу, потянула ее на себя.
 Только этого не хватало. Леон почувствовал, как напряглись мышцы на его ноге в том месте, где она за него ухватилась.
 — Попробуем вот так, — бормотала Ариэл, стараясь удержать в руках брюки. — Сейчас я… У вас такие длинные ноги… и такие тяжелые.
 Она со вздохом выпустила его ногу и расстелила на полу брюки, прежде чем предпринять новую попытку.
 Леон подумал, что мог бы помочь бедной девушке, но тогда ему не будет видна очаровательная ложбинка под вырезом ее платья, к которой сейчас был прикован его взгляд.
 — Сейчас, — повторила она в пятый или шестой раз. Леон уже сбился со счета.
 На этот раз ей, однако, удалось просунуть его ступню в надлежащую штанину и немного продвинуть ее вперед. Слегка отдышавшись, она принялась за его левую ногу.
 — Сейчас, — уже в который раз повторяла Ариэл, стараясь просунуть его ногу в штанину. — Ну вот! — радостно воскликнула она, когда обе ноги наконец оказались в брючинах. Пытаясь отдышаться и радуясь своему успеху, она продолжала отрывисто: — Чудесно… милорд. А сейчас… если вы… изволите… встать… мы сделаем все остальное.
 Леон тупо смотрел на нее в ожидании, когда она начнет  делать все остальное. 
 Поднявшись со стула и встав к ней вплотную, тем самым давая ей возможность ухватиться за пояс брюк и подтянуть их до талии, он сделал для себя новое интересное открытие: она была намного ниже его ростом и очень… деликатная.
 Новость сразила его как молния. Как он раньше не додумался? Именно деликатная. И не только во всем своем облике, но и в словах, и в манере поведения. В ней были нежность, мягкость, очарование — все то, что так сильно действует на мужчин, пробуждая их слабые стороны.
 Неужели и с ним случилось такое? Леон очень надеялся, что ошибается.
 Если бы в его душе была хоть капля нежности и сострадания к ней, то, наверное, сейчас он отвел бы от себя ее руки и не позволил ей делать то, чего она, вне всякого сомнения, хотела избежать: шнуровать плотно обтягивающие брюки. Вместо этого он стоял неподвижно и с внутренним самодовольством наблюдал, как ее дрожащие пальцы пытались справиться со шнуровкой, сделанной из сыромятной кожи.
 Первая попытка оказалась неудачной. В спешке она не выровняла концы, и один из них оказался короче другого. Когда она наконец завязала на его талии нечто похожее на бант, оба посмотрели вниз и увидели, что шнуровка в одних местах была крепко стянута, образуя морщины, а в других расходилась, позволяя видеть голое тело.
 — О Господи! — воскликнула Ариэл. — Придется все переделывать.
 Леон улыбнулся, стараясь представить, как все будет выглядеть во второй раз. Возбуждение внутри него нарастало. Прикосновение нежных пальцев дарило ему наслаждение.
 Ариэл внимательно посмотрела на свою работу, пытаясь понять, в чем ошибка. Она даже попыталась подтянуть концы шнурка, но вскоре отказалась от этой затеи.
 — Ничего нельзя сделать, — заметила девушка, тяжело вздыхая. — Придется начать сначала.
 Леон был в восторге.
 — Стойте смирно, — приказала она.
 Леон думал о том, что, может, и существует на свете мужчина, способный сохранить самообладание, когда такая женщина, как мисс Ариэл Холлидей, засовывает руку ему в брюки, но сам он явно к таким не принадлежал, наоборот, был полной им противоположностью.
 Прикосновения девушки доставляли ему неслыханное наслаждение. Мало того, сильное возбуждение охватывало его. Таким образом, его решение смутить ее неожиданно дало обратные результаты — как случилось в ванной, когда он заключил ее в свои объятия и сам же остался в дураках, так как Ариэл никак не отреагировала на его нежность.
 Леон сильно вздрогнул, когда она стянула края разреза на его брюках и швы врезались в его самое чувствительное место. Ее пальцы медленно двигались вверх, костяшки их давили, терли и щекотали его и без того возбужденную плоть.
 Ариэл потянула за концы шнурка, потуже стягивая его, и Леон закрыл глаза, стараясь сдержать себя и не наделать глупостей. Он прибегнул к старому испытанному способу и, закрыв глаза, стал повторять таблицу умножения, моля Бога, чтобы она поскорее закончила свою работу. Еще немного, и он набросится на нее, и тогда бедная девушка без оглядки побежит до самого Лондона.
 Господи, неужели это он! Опытный соблазнитель и любитель женщин, который уже несколько месяцев не имел с ними контакта, стоял неподвижно и умножал в голове цифры, в то время как молодая девушка запустила руку ему в брюки.
 Наконец Ариэл покончила со шнуровкой и, стянув покрепче ее концы, завязала их. Каждое движение было для нее сопряжено с большим риском, но, кажется, она ни о чем не догадывалась.
 Пробормотав что-то себе под нос, она устало опустила руки.
 — Слава Богу, — только и расслышал Леон. Это были слова, готовые сорваться и с его языка.
 Избегая его взгляда, Ариэл побежала к кровати, где стояли ботинки. Воспользовавшись моментом, он расслабил шнуровку и с облегчением вздохнул. Когда Ариэл вернулась с ботинками, он грубо выхватил их из ее рук и сам надел на ноги. Хватит испытаний на сегодняшний день…
 Он больше не позволит так обращаться с собой. Он не кукла, чтобы с ним играли и носились с утра до вечера. Он всегда ненавидел, когда ему уделяли слишком много внимания. Единственная причина его нынешнего поведения — любопытство. Но надо постараться найти какой-нибудь другой способ, чтобы удовлетворить его и до конца выяснить, что представляет собой его учительница.
 Подняв голову, Леон увидел, что Ариэл стоит над ним, жестикулируя и произнося односложные слова, из которых он понял, что она хочет смазать мазью его спину. Усадив его на стул и приказав сидеть тихо, она зашла сзади и осторожно сняла халат. Началась новая пытка: ее пальцы нежно скользили по его плечам, втирая мазь, и его охватило такое же возбуждение, как только что перед этим. Он страдал от этого и желал одного — скорее бы все кончилось.
 — Пускай она немного впитается, а потом мы наденем рубашку, — сказала Ариэл, закрывая банку с мазью и ставя ее на стол.
 Она сняла халат со спинки стула и бросила его на кровать.
 — Мне бы не хотелось, чтобы ваша новая одежда испачкалась мазью, — продолжала она. — А пока…
 Она обошла стул и встала перед ним, держа в руках серебряную расческу.
 — Это расческа, — объяснила она. — Сейчас мы расчешем ваши волосы. Борода же нуждается в более опытном мастере, и я за нее не возьмусь — возможно, для нее нужна хорошая бритва. А вот с волосами отлично справлюсь, потому что у меня легкая рука. Это расческа, — повторила она. — Вероятно, в ваших краях есть такой же предмет, но только сделанный из раковины.
 Леон мог бы ей сказать, что единственной вещью, которую он вырезал из морской раковины, был стилет, однако счел за лучшее промолчать. Воспоминание о кровавой схватке, когда он пустил его в дело, заставило Сейджа вздрогнуть. В этот момент она только-только попыталась запустить проклятый гребень в его волосы.
 — Простите меня, милорд. — Ариэл быстро отдернула руку. — Боюсь, ваши волосы больше спутаны, чем я предполагала. И кроме того, — она подняла тяжелую прядь, — они нуждаются в хорошей стрижке. Но прежде всего мне надо их расчесать, иначе вы будете похожи на чучело. Вам в вашем положении нельзя так выглядеть, поэтому потерпите, — сочувственно улыбнулась Ариэл.
  В его положении. Какого черта она все время говорит об этом? На этот раз она запустила в его волосы расческу, начав с концов и продвигаясь выше. Прядь за прядью, дюйм за дюймом. Привыкнув к ее легким прикосновениям, Леон расслабился и затих. Временами она пальцами распутывала волосы, осторожно придерживая пряди и как бы давая ему знать, что сейчас будет больно. Эти легкие прикосновения к его голове действовали успокаивающе.
 Леон не был нежным человеком и сам не привык к нежности, однако вся эта процедура расчесывания доставляла ему удовольствие. Ариэл что-то мурлыкала себе под нос, нежно поглаживала его по голове, и он незаметно, словно под гипнозом, погружался в сон.
 Чтобы расчесать волосы спереди, Ариэл встала перед ним. Леон непроизвольно расставил ноги, чтобы ей было удобнее, и она спокойно приблизилась.
 Леон наклонил голову, рассматривая ее из-под полуопущенных век, вдыхая сладкий запах — запах женщины. Как легко заключить ее сейчас в объятия. Стоит только коснуться рукой ее спины, и она окажется у него на груди. Голубые глаза расширятся от удивления, и она замрет. Как легко можно расстегнуть ей лиф и положить руки на грудь. Будет ли она такой же нежной и притягательной, какой рисовало его воображение в течение всего этого часа?
 Леон поднял руку, но прежде чем он успел привлечь ее к себе, она отошла к маленькому столику за его спиной и, положив расческу, взяла ножницы.
 Леон отреагировал моментально. Вскочив со стула, он схватил ее за руку с такой силой, что она выронила ножницы. Леон подхватил их на лету и затолкал ее в кресло. Расставив ноги, встал перед ней и поднес раскрытые ножницы к ее горлу.
 — Пожалуйста, милорд, — взмолилась она дрожащим голосом, ее глаза наполнились страхом. — Вы неправильно истолковали мои намерения. Я только хотела немножко подровнять ваши волосы. Сейчас в моде более короткая стрижка и…
 — Нет, — твердо сказал он, встряхивая головой и поднося ножницы ближе к ее горлу.
 — Прошу вас, милорд, — прошептала Ариэл. — Мне вовсе не хочется заставлять вас делать что-либо против вашей воли, я просто хотела помочь вам. Короткие волосы требуют меньше ухода и соответствуют современной английской моде.
 Ее слова привели его в ярость, моментально разрушив накатившую на него истому. Он вспомнил, кто она и зачем здесь. Он вспомнил, почему она лечила его рану, расчесывала волосы, носилась с ним. Она здесь для того, чтобы приручить его.
 И многого добилась. А он-то растаял и замурлыкал, как кот при виде сметаны. Нет, коты более разборчивы и независимы. Он вел себя как голодный пес, которому бросили кость. Он позволял ей делать с ним все, что она пожелает. А она желает усыпить его бдительность, приручить и сделать из него настоящего английского джентльмена.
 Настоящего британского джентльмена, если уж быть точным.
 Британского. Одно это слово разжигало пламя ненависти, которое всегда тлело в его груди. Именно британский джентльмен однажды дал клятву верности перед Господом, а затем нарушил эту клятву, наплевав на жену и собственного ребенка.
 Это был настоящий британский джентльмен, кто убил его мать, оставив своего пятилетнего сына на произвол судьбы. Через какие только испытания ему не пришлось пройти. Там было все: рабство, унижение, борьба за выживание.
 Непроизвольно Леон провел свободной рукой по лбу, нащупав отметину, где раньше было клеймо, которое он получил, будучи мальчиком, и которое, сделав невозможное, удалил у него известный французский хирург.
 Этот настоящий британский джентльмен породил зверя в его душе, и этот зверь отличался жестокостью. В своей мести он не брезговал никакими средствами. Именно благодаря живущему в нем зверю для него не было невозможного.
 Этот зверь жил в затаенных глубинах его души, и он был таким свирепым, что Леон сам временами боялся его.
 И вот этот зверь сейчас вылез наружу, напомнив ему, что если он позволит этой женщине помыкать собой, то она быстро превратит его в то, что он ненавидел больше всего на свете. Он скорее перережет ей горло, чем позволит обкромсать себя и сделать похожим на британского джентльмена.
 Он коснулся лезвием ее горла и заглянул в глаза, полные ужаса. Что бы с ней такое сделать? По опыту он знал, что если в нем пробудился зверь, то его уже трудно успокоить. Он будет требовать возмездия и не усмирится, пока к его ногам не будет брошена кровавая жертва.
 Леон быстро оглядел комнату. Его взгляд упал на лежащий на кровати халат с вышитым золотыми нитками гербом на груди. Этот герб раньше не привлек его внимания, но сейчас он подействовал как красная тряпка на быка.
 Грубо схватив Ариэл за руку, он потащил ее к кровати. Взяв в руки халат и быстро перебирая пальцами мягкий шелк, он нашел герб и сунул его Ариэл под нос. Его тяжелый взгляд требовал ответа.
 — Это герб, — сказала Ариэл дрожащим голосом. Она еще раз внимательно посмотрела на вышивку.
 — Да, точно, это герб. Лорд Каслтон приказал его вышить специально для вас. Это ваш фамильный герб.
 — Нет!
 В его глазах вспыхнуло адское пламя, зубы обнажились в дьявольской улыбке. Выпустив руку Ариэл, он принялся кромсать халат ножницами, стараясь попасть ими в этот ненавистный ему герб. Он кромсал и кромсал, пока в его руках не повисли клочья черного шелка. Не спуская с Ариэл пристального взгляда, он стал медленно разбрасывать их по полу.
 — Нет! — снова повторил он.
 Понемногу зверь начал успокаиваться, и Леон почувствовал, что опасность миновала. Тем не менее он не спускал с Ариэл грозного взгляда. Она судорожно глотала воздух, и от этого ее нижняя челюсть дрожала.
 Сердце Леона сильно билось, грудь вздымалась.
 Прошло несколько минут. Их дыхание стало ровнее, взгляды спокойнее. Еще минуту назад в глазах Ариэл был страх, но сейчас он исчезал и на его место приходила уверенность. По изменившемуся выражению ее лица Леон видел, что она пытается оценить ситуацию, и многое бы отдал, чтобы узнать, о чем она думает.
 Совладав наконец с собой, она — воплощение смиренности и спокойствия — протянула к нему открытую ладонь и тихо сказала:
 — Мои ножницы, сэр.
 Заметив сомнение во взгляде Леона, Ариэл удивленно изогнула брови, демонстрируя тем самым, что не может понять, почему он отказывает ей в ее просьбе.
 Леон с неохотой протянул ей ножницы. И сразу же понял, что допустил тактическую ошибку. Непроизвольно он подал их ей ручкой вперед. Она спокойно приняла ножницы, но в глазах ее мелькнула подозрительность. Какая ужасная оплошность с его стороны!
 Он вел себя как хорошо воспитанный мальчик, которого приучили подавать острые предметы ручкой вперед. Но он не был ребенком и в данном случае повел себя как настоящий джентльмен. И эта мелкая деталь в его поведении навела мисс Холлидей на мысль, что она имеет дело с не совсем обычным дикарем.




 Глава 6


 — Вот почему я задалась вопросом, что за дикарь попал ко мне в ученики, — заключила Ариэл, глядя через обеденный стол на свою мать.
 Она с радостью увидела, что в голубых глазах матери, так похожих на ее собственные, мелькнул неподдельный интерес. В последнее время у Миллисент Холлидей было мало поводов для улыбки, и Ариэл радовалась, что ей хоть ненадолго удалось отвлечь ее от бесконечных проблем.
 Прошло две недели с тех пор, как мистер Пенроуз запретил ей ездить домой и приказал полностью сосредоточиться на работе с лордом Сейджем. Ариэл посылала родителям записки и часть своей недельной зарплаты. Но сердце у нее болело, и девушка волновалась, как они обходятся без нее. Наконец, совершенно отчаявшись, она без разрешения мистера Пенроуза ускользнула домой, поручив Сейджа заботам Фаррелов.
 — Может быть, это какое-нибудь совершенно необычное племя дикарей, — предположила миссис Холлидей, — из породы хорошо воспитанных.
 Она улыбнулась, и морщины, появившиеся у нее на лице в последние годы, разгладились.
 Подобно Каролине, младшей сестре Ариэл, Миллисент Холлидей была необыкновенной красавицей.
 Она принадлежала к тому типу женщин, мимо которых нельзя пройти без восхищения и которые заставляют даже мужчин, не обладающих поэтическим даром, браться за перо. Как и Каролина, она уделяла много внимания своей внешности. Так было до тех пор, пока не случилась беда с горячо любимым мужем. Теперь все ее силы и энергия были направлены на то, чтобы защитить его.
 Ариэл искренне восхищалась преданностью матери, хотя и не соглашалась с ней, что болезнь отца является позором для семьи и что они любой ценой должны все держать в секрете.
 — Воспитанный, — задумчиво повторила Ариэл. — Это определение абсолютно ему не подходит, даже несмотря на то что он правильно подал мне ножницы.
 — А как бы ты назвала его поведение?
 Ариэл глубоко задумалась, вспоминая те незначительные успехи, которые ей удалось достичь, работая с ним.
 — Невероятным, — ответила она наконец. — Временами у меня опускаются руки. Он ведет себя как двухгодовалый ребенок. Он просто большой ребенок, — пришла она к заключению.
 — Вот и относись к нему так, — посоветовала мать.
 — Это нелегко. У него сильная воля, и он очень упрям. Улыбка исчезла с лица Миллисент Холлидей.
 — О, дорогая, он, наверное, пристает к тебе?
 — Совсем нет, — поспешила заверить мать Ариэл и, опустив глаза в чашку, задумалась.
 Да, он то и дело пытается дотронуться до нее, иногда ласкает ее взглядом, даже, будучи совсем голым, держал ее в объятиях, но пока ни разу не приставал.
 — Он сварливый?
 — Как можно назвать сварливым человека, который совсем не говорит.
 — Неужели совсем?
 — Совсем немного. Он обходится всего несколькими словами: пошли, уходи, бренди, еще, сейчас и нет.
 — Бедняга, наверное, ему очень трудно.
 — Прибереги свою жалость для кого-нибудь другого. Ты даже представить себе не можешь, как человек может настоять на своем, используя всего лишь несколько слов и недовольное фырчание. Бывают дни, когда он категорически отказывается от чая, от того, чтобы есть на серебре, вытирать салфеткой рот и уж, конечно, от услуг мистера Фаррела. Он настоял, чтобы носить только ботинки, брюки и рубашку с открытым воротом.
 Миллисент Холлидей всплеснула руками:
 — Господи! Ни пиджака, ни жилета?
 — Даже шейный платок ему не по душе. Он не позволяет мне научить его правильно завязывать, словно боится, что я задушу его этим платком. Никак не могу понять, почему он так его боится, — добавила Ариэл, презрительно скривив губы.
 — Значит, ты не достигла никаких успехов в его обучении? Хороший вопрос, подумала Ариэл. Она и сама часто им мучилась.
 — Мне кажется, успехи все-таки есть, — ответила она. — Но иногда я думаю… я думаю… я думаю, что скоро сойду с ума. Этот человек может кого угодно лишить рассудка.
 — Почему?
 — Он очень быстро усвоил те вещи, которые делают его жизнь легкой и приятной. Вот, к примеру, он требует, чтобы всегда была горячая вода для его бритья, чтобы на десерт подавали лучший портвейн. Но когда речь заходит об учебе, он встает на дыбы. Еще хуже обстоят дела с элементарными знаниями английской грамматики. Здесь он моментально начинает скучать и делать вид, что она его совершенно не интересует. Я постоянно чувствую себя в роли собаки, которая бегает за своим хвостом.
 — Будем надеяться, что скоро все изменится к лучшему, — сказала мать, тяжело вздохнув.
 Выражение лица Ариэл стало задумчивым.
 — Иногда мне кажется, что я вот-вот достигну успеха. Бывают моменты, когда в его взгляде появляется что-то такое…
 — Ради Бога, Ариэл, перестань мучить меня. Что появляется в его взгляде?
 — Не знаю, как и сказать. Это трудно выразить словами. Какая-то насмешка, а может, ирония. Иногда он пропускает меня вперед, что тоже очень странно для дикаря.
 — Неужели он это делает?
 Ариэл кивнула:
 — И потом, когда ему кажется, что его никто не видит, он держится с врожденной грацией, которой никогда не научишь.
 Мать Ариэл, вспомнив свои молодые годы, когда в моде были сплетни, интриги и разговоры о мужчинах, загорелась желанием узнать побольше о странном ученике ее дочери.
 — Значит, это правда, что твой лорд-дикарь законный сын покойного маркиза Сейджа?
 — Да, Джайлз Дюванн был его отцом. Говорят, что он держал это в секрете, чтобы не травмировать маркизу. Хотя я считаю, он боялся обвинения в двоеженстве.
 — И он открыл свой секрет на смертном одре?
 — Нет, как это ни печально. У Джайлза Дюванна был старший брат, поэтому ему не приходилось рассчитывать на наследство. Он подписал контракт с капитаном Куком и отправился на поиски приключений. Во время своего пребывания на Сандвичевых островах он встретил и полюбил Моник де ля Морни, дочь островитянки и французского миссионера. Они поженились. У лорда Каслтона даже есть свидетельство о браке. Перед самым рождением сына Джайлз вернулся в Англию и узнал, что его отец и старший брат умерли и он унаследовал титул маркиза Сейджа.
 — И он никогда не видел своего сына?
 — Нет. Он, вероятно, решил, что несет ответственность за род маркизов Сейдж и, вместо того чтобы послать за своими женой и сыном, женился на знатной и богатой маркизе.
 — Я слышала, он был очень беден, перед тем как унаследовал огромное состояние.
 — Навряд ли этим можно оправдать такое предательство, — заявила Ариэл. — По иронии судьбы английский брак оказался бездетным. Умирая, маркиз вынужден был признать, что все его труды, не говоря уж о том, что он бросил свою жену с ребенком, оказались напрасными. Все его состояние должен был унаследовать племянник, которого он не любил и которому не доверял.
 — И тогда он позвал своего старого друга, графа Каслтона, и попросил его разыскать сына, — заключила Миллисент Холлидей. — О, Ариэл, у меня просто мороз по коже. Как это благородно!
 — Благородно? Вот уж не думаю. На мой взгляд, это хамство. Вмешиваться в чужую жизнь, хватать человека и против его воли привозить в страну, которую он ненавидит, и лишь для того, чтобы удовлетворить свои политические амбиции, — разве это благородно?
 — Право, Ариэл, ты становишься циничной.
 — Циничной? Никогда. Просто я хочу быть честной. Я точно знаю главную причину, которая заставила Каслтона приложить столько усилий, чтобы разыскать Сейджа. Это его упорное желание воспрепятствовать Адаму Локби унаследовать титул маркиза и в связи с этим получить голос в палате лордов. Он считает Локби радикалом и незрелым политиком.
 — Пожалуйста, дорогая, хватит о политике. Она вызывает у меня головную боль, — сказала мать Ариэл, потирая виски.
 — У тебя от всего болит голова, кроме как от разговоров о моде, — ввернула дочь. — Но если ты настаиваешь, я могу и помолчать.
 — Спасибо, дорогая. Расскажи мне лучше, заходит ли к вам мистер Пенроуз.
 — Да. — Ариэл закатила глаза, вспомнив о визитах Пенроуза. — К счастью, это бывает редко и он пока не знает, как мало я достигла.
 — Но он же не рассчитывает на мгновенную трансформацию. Он должен понимать всю трудность…
 — Мама, — прервала ее Ариэл, — мистер Пенроуз понимает только то, что в данный момент ему выгодно. В этом отношении они очень схожи с лордом Сейджем. Иногда мне кажется, что все мужчины — большие дети.
 — Тсс. — Миссис Холлидей заговорщически подмигнула дочери и приложила палец к губам. — Не раскрывай секрета, иначе ты только навредишь женщинам. Если мужчина ребенок, им легче управлять, но не надо, чтобы он об этом знал.
 Ариэл улыбнулась, сраженная логикой матери.
 — Хорошо, я буду об этом помнить, — сказала она.
 — Вот и чудесно, дорогая, — ответила мать сладким голосом. — Ведь он тебе нравится?
 Ариэл вздрогнула так, что чашка подпрыгнула на блюдце.
 — Кто? — с испугом спросила она.
 — Мистер Пенроуз, кто же еще?
 — Конечно, больше некому. Не могу с уверенностью сказать, что он мне нравится, но… я… восхищаюсь им и думаю, что он…
 Ариэл не успела закончить фразу, потому что мать, обойдя стол, подошла к ней и заключила в объятия:
 — О, Ариэл, это же чудесно!
 — Мама, пожалуйста, ты не понимаешь…
 — Я все прекрасно понимаю. Я сама была молодой и пока еще помню, как это бывает. Мистер Пенроуз как раз тот, кто тебе нужен, дорогая. Я всегда это говорила.
 Пенроуз? Тот, кто ей нужен? Какая нелепая мысль!
 — Ты даже не представляешь, как мы с папой будем счастливы, когда ты выйдешь замуж и будешь жить своим домом, — продолжала тем временем мать.
 Зачем лишний раз напоминать об этом?
 Она всосала с молоком матери, что предназначение женщины — быть женой и матерью, именно в этом заключается ее жизнь. Все другое не для женщины, иначе она покроет позором не только себя, но и свою семью.
 — Ты должна мне все рассказать, — заявила мать, возвращаясь на свое место.
 Прежде чем сесть, она расправила платье, и от этого знакомого движения сердце Ариэл сжалось: как она может не оправдать надежд матери?
 — Мне, право же, нечего рассказывать, — сказала она смущенно.
 — Глупости. Он знает о твоих чувствах?
 — Не уверена, хотя я ему намекала. Ты знаешь, я всегда во всем с ним соглашаюсь, хвалю его и стараюсь вести себя так, чтобы он обратил внимание на мое примерное поведение.
 И это истинная правда. Сколько Ариэл перед ним пресмыкается и унижается, и все напрасно.
 На лице матери промелькнула тень сомнения, и Ариэл быстро добавила:
 — И конечно, я рассчитываю на успех с лордом Сейджем. После этого я предстану перед ним в более выгодном свете. Я понимаю, что мое поведение может показаться тебе несколько странным, но…
 «Но я не ты. Мне чужды всякие романтические бредни. Я презираю их. Мне противно заигрывать с мужчиной, к которому у меня нет никаких чувств, и если бы не папины долги и твое упорное желание соблюдать приличия, чего бы это ни стоило, то муж — это самое последнее, что мне нужно».
 — …Но, — заключила она, — только так я могу привлечь к себе внимание мистера Пенроуза.
 — Филип Пенроуз… — мечтательно протянула миссис Холлидей. — Какое элегантное имя! Кажется, школа приносит ему хороший доход? Но зачем спрашивать, я в этом абсолютно уверена. И потом, ты будешь за ним как за каменной стеной. Плюс ко всему он строит для себя новый дом, я слышала, очень большой.
 — Вот именно, — сказала Ариэл тоном, в который вложила все презрение к мистеру Пенроузу за то, что он посчитал ниже своего достоинства жить в уютном домике на школьном дворе.
 — Представляешь, как ты будешь жить в таком доме?
 — Я стараюсь об этом не думать.
 — Уверяю, ты будешь жить там. И очень скоро. Миссис Холлидей через стол дотянулась до руки дочери и пожала ее:
 — О, Ариэл, я уверена, что скоро все будет именно так, как я говорю. Я чувствую это. Ты не представляешь, как я буду счастлива, когда обе мои дочери будут хорошо устроены.
 — Я знаю, мама. И сделаю все, чтобы вы с папой были счастливы.
 — Не сомневаюсь, дорогая. Даже если тебе придется сделать из дикаря маркиза. — Мать Ариэл внезапно нахмурилась и сжала руку дочери: — Ведь ты сумеешь это сделать?
 Ариэл почувствовала, как неприятно засосало под ложечкой. Она с трудом выдавила улыбку.
 — Конечно, сумею, — ответила она. Мать одобрительно закивала:
 — Я нисколько не сомневаюсь в этом. Ты всегда была хорошей девочкой, и я рада, что ты сейчас делаешь что-то стоящее.
 — Но все мои труды пойдут насмарку, если я засижусь здесь и мистер Пенроуз узнает о моем отсутствии. Я могу понадобиться ему в любую минуту, — поспешила добавить она, вспомнив, что не рассказывала матери о своем уходе без разрешения мистера Пенроуза.
 — Конечно, конечно, дорогая. С глаз долой — из сердца вон, а мы ведь этого не хотим, не так ли?
 Ариэл улыбнулась через силу, подумав о том, что никому нет дела до ее желаний.
 Приехав сегодня домой, она увидела, что отец окончательно впал в детство и жил в своем выдуманном мире. Но еще более ужаснуло ее поведение матери, которая никак не хотела смириться с этим и делала вид, что ничего не произошло. Она на свой лад жила такой же выдуманной жизнью, как и отец.
 Ариэл быстро убрала со стола посуду, помыла ее, что раньше было просто немыслимо, так как с полдюжины слуг исполняли всю работу по дому. Многое изменилось с тех пор, с печалью отметила она, отправляясь на поиски отца, которого Элиза вывела погулять.
 Финансовые затруднения вынудили их продать карету и двух великолепных скаковых лошадей — гордость семьи. Это был шаг отчаяния, с которым они никак не могли смириться, и, по мнению ее гордой матери, позором, свидетельствующим о том, что семья находится в стесненных обстоятельствах.
 Ариэл наделась, что продажа кареты и лошадей выведет отца из состояния апатии и психической неуравновешенности. Ей хотелось снова видеть его полным жизненных сил, таким, каким он был прежде. Он говорил с ней о политике, давал толковые советы. Именно к нему она бежала со всеми своими проблемами. Это были долгие разговоры, и сейчас Ариэл тосковала по ним больше всего на свете.
 Но продажа кареты и лошадей вызвала у него странную реакцию. Когда никого не было рядом, он с вороватым видом бежал на конюшню, чтобы проведать лошадей, — именно здесь и нашла его Ариэл. С несчастным видом отец стоял у загона и держал в руках морковку.
 Ариэл улыбнулась Элизе, и та, понимающе кивнув, отошла в сторонку, чтобы дать ей возможность поговорить с отцом.
 — Папа, — сказала Ариэл, — я пришла с тобой попрощаться.
 Он повернул голову и посмотрел на нее. Несмотря на небольшую сутулость, отец был на целую голову выше дочери. Его шейный платок был аккуратно завязан, седые волосы хорошо подстрижены и тщательно расчесаны, рубашка сияла чистотой. Мать следила за этим. Каждый, кто повстречает доктора Холлидея, должен убедиться, что он, как и в прежние времена, такой же щеголь.
 Если бы только железная воля матери могла повернуть назад тяжелое колесо судьбы, выпавшей на его долю, и вернуть прежний живой блеск его глаз…
 Ариэл широко улыбнулась отцу, надеясь, что в его голове блеснет лучик сознания, он узнает ее и улыбнется в ответ. Возможно, он узнает шляпку, которую сам купил ей перед тем, как они окончательно запретили ему выезжать в город. Но надежды Ариэл не оправдались: отец отсутствующим взглядом посмотрел на наемную карету за ее спиной и сказал:
 — Это не наши лошади. — У него был такой вид, будто его сильно надули.
 — Да, папа, не наши. Карета ждет меня, чтобы отвезти обратно в школу.
 На его лице появилось выражение растерянности.
 — В школу? — переспросил он.
 — Да. В школу мистера Пенроуза. Я там работаю, как ты помнишь.
 — Наши лошади у Каролины, — сказал он, равнодушно от нее отворачиваясь. — Она уехала на вечеринку к Бримсвеллзам. Эдвард Бримсвеллз от нее без ума. Все молодые люди влюблены в нее. Моя дочь Каролина — настоящая красавица.
 — Да, красавица, — согласилась Ариэл. У нее упало сердце. С тех пор как Каролина была на вечеринке в доме Бримсвеллзов, прошли годы. Она уже давно замужем за Гарри Хаммертоном, живет в Дерби и либо не может, либо не хочет обременять себя несчастьем, свалившимся на их семью. Однако что толку говорить об этом отцу — все равно до его сознания ничего не дойдет.
 — Мне нужно ехать, папа. — Ариэл встала на цыпочки и поцеловала отца в щеку. — Обещаю, что на этот раз я не оставлю вас надолго одних.
 Отец дотронулся до ее щеки, и в его глазах мелькнуло что-то осмысленное.
 — Ариэл? — спросил он, пытаясь сфокусировать на ней свой взгляд.
 — Да, папа, это я, Ариэл.
 — Ариэл, — повторил он на этот раз более уверенно. — Ариэл. Мое созвездие Ориона, самое блестящее на небосклоне.
 Орион. Как давно он не называл ее так! Орион считался их созвездием, приносящим счастье. В безоблачные ночи они с отцом часто стояли на крыльце, ища в небе свою звезду, чтобы загадать желание.
 — Будь осторожной в выборе желания, — говорил ей тогда отец. — Не забывай, что оно всегда сбывается.
 — Я хочу… — По лицу отца было видно, что он пытается что-то вспомнить. — Я хочу…
 Ариэл затаила дыхание, ожидая, что скажет отец. Но его взгляд опять стал рассеянным, лицо наморщилось, и он снова посмотрел на карету за ее спиной.
 — Нет, это не наши лошади, — повторил он.
 Ариэл почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Боясь, что голос может выдать ее состояние, она молча дотронулась пальцами до своих губ, затем прикоснулась к его щеке и выбежала из конюшни.
 — Наших лошадей взяла Каролина, — услышала она, садясь в карету. — Она поехала на вечеринку к Бримсвеллзам…
 — Не могу сказать, чтобы я заметил какие-то изменения в его поведении, — сказал Фаррел, насмешливо фыркнув. — Нам повезло, что кто-то уже научил его подтирать задницу. Он тупой, как вот этот комод, — заметил он, постучав кулаком по дубовому комоду, стоявшему в гостиной, — и такой же сообразительный.
 — Я уверена, вы ошибаетесь, — твердо заявила Ариэл. — Что вы скажете о вчерашнем случае, к примеру? Помните, когда я говорила всякую абракадабру? Он же улыбался?
 — Помню, помню, — ответил Фаррел с той же издевательской улыбкой, — но я помню также, прошу прощения, как он смотрит на ваш зад, лишь только вы поворачиваетесь к нему спиной. Нормальная реакция любого мужчины, каким бы тупоголовым он ни был.
 Ариэл от нетерпения притопнула ножкой:
 — Вы хотите сказать, что, как бы ни был глуп человек, он будет улыбаться, слушая ту чушь, которую я несла?
 Фаррел пожал плечами:
 — Может, он улыбался, увидев, что улыбаетесь вы. Он, как обезьяна, повторяет все ваши движения.
 — Обезьяна, — повторила Ариэл, нахмурив брови. — Мне так не показалось.
 Почему, черт возьми? Этот вопрос чуть не сорвался с языка Леона, стоявшего, скрестив на груди руки, в дверном проеме и слушавшего, как обсуждают его достоинства и недостатки, будто он был бычком, которого торговали на сельской ярмарке. А почему бы им не пообсуждать его? Ведь если он чему-то научится, они все вместе отпразднуют победу и разъедутся по домам.
 Но он вовсе не намерен доставлять им такое удовольствие. Ему бы очень хотелось знать, почему мисс Холлидей считает, что он не просто обезьяна, когда вчера вечером улыбнулся на ее шутку. Последние несколько недель Сейдж только и делал, чтобы у нее создалось такое впечатление. Почему она считает, что в его поведении есть заметные улучшения? Видно, догадывается, что он кто-то другой, а не законченный идиот. Ясно — в дальнейшем ему надо сменить тактику и вести себя осторожнее.
 Однако ему все порядком надоело. Скучно наблюдать, как настоящая английская леди опускается до его уровня. Скучно постоянно валять дурака, наблюдать, как этот олух Фаррел постоянно следит за ним. Как он от всего этого устал!
 Единственная, кто ему еще не наскучил, — это сама мисс Холлидей. Наоборот, он все больше восхищался ею и поэтому временами вел себя очень неосмотрительно. Как можно не восхищаться женщиной, которая без устали пытается сделать из поросенка человека, особенно когда этот поросенок сопротивляется изо всех сил.
 Другая разумная женщина давно бы махнула на него рукой и убежала куда глаза глядят, однако мисс Холлидей по причинам ему непонятным с упорством, достойным лучшего применения, продолжала учить своего тупого ученика. Откуда у нее такой оптимизм и вера в успех?
 Удивительная женщина. Неугомонная, невосприимчивая к его грубостям, она не опускает рук, его поведение не обескураживает ее. Все его попытки поставить ее в тупик провалились. Каждое утро она появляется с улыбкой на лице и, уперев руки в бока, спрашивает:
 — С чего мы начнем сегодня?
 И голос ее звучит так ласково, что ему часто хочется начать день с того, чтобы взять ее руки в свои, снять с нее белоснежные перчатки и перецеловать ее пальчики, после чего он повернул бы ее руки ладонями вверх и, поднеся ко рту, осторожно лизнул, удовлетворив тем самым свое горячее желание попробовать их на вкус.
 Леон усмехнулся: если бы мисс Холлидей могла сейчас прочитать его мысли, то она бы наверняка поверила, что имеет дело с дикарем в полном понимании смысла этого слова.
 Вот и сейчас ее руки плотно облегают белые перчатки, доходящие до самых манжет более чем скромного платья, синяя накидка глухо застегнута у подбородка и там же завязан бант из ленточек ужасного сооружения у нее на голове. Он давно заметил, что она имеет три шляпки, одна ужаснее другой, и меняет их каждый день. Сегодня, на его вкус, худшая. Ее жесткие поля загнуты вверх и поддерживают целые заросли цветов и перьев таких кричащих расцветок, что у Леона чуть не закружилась голова. Он ни капли не сомневался, что шляпка эта модная, просто она не вяжется с обликом мисс Холлидей — женщиной, по его мнению, разумной и обладающей хорошим вкусом.
 Поначалу ее одежда казалась ему серой и скучной, но, приглядевшись, он понял, что она предпочитает простой покрой из тканей приглушенных тонов, оттеняющих ее неброскую красоту. Так черный бархат подчеркивает красоту и блеск бриллианта.
 Как правильно заметил этот болван, он украдкой поглядывал на нее и каждый день открывал для себя что-то новое, приводившее его в восхищение. Он восхищался разлетом ее бровей, нежным цветом красиво очерченных губ, пушистыми длинными ресницами, обрамляющими голубые глаза. Единственное, что раздражало в ней, — ее шляпки. Сам факт, что она носила их, убеждал его в том, что все женщины, даже самые разумные, ненадежны и им нельзя доверять.
 Беседуя с Фаррелом, Ариэл случайно посмотрела в сторону Леона. Он стоял в дверях, прислонившись к косяку.
 — Вы здесь, сэр, и уже в пальто и даже застегнулись на все пуговицы. Чудесно.
 Она улыбнулась ему такой лучезарной улыбкой, будто он не пальто застегнул, а построил Тадж-Махал, причем один, без посторонней помощи. Как ни странно, ее одобрительный взгляд согрел его сердце.
 Он подошел к ней и односложно сказал:
 — Идем.
 — Правильно. Сейчас время нашей прогулки. Ветер немного успокоился. Возможно, сегодня мы пройдемся немного дальше, чем обычно. Я знаю, что вы очень любите гулять.
 Леон направился к двери.
 — Лорд Сейдж.
 Он резко остановился, чувствуя, как в нем вскипает ярость, как всегда, когда она так обращалась к нему. Выждав, чтобы немного успокоиться, он через плечо посмотрел на нее и увидел, что девушка стоит, где и стояла, а рядом с ней — Фаррел с наглой ухмылкой на лице.
 — Вы кое-что забыли, — сказала Ариэл. — Вспомните. Вы должны предложить мне вашу руку. — Она согнула руку в локте, демонстрируя, как это делается. — Когда вы входите или выходите из комнаты вместе с дамой, вы должны предложить ей руку.
 Леон не знал, как поступить. Ему совершенно не хотелось делать этого. Не хотелось чувствовать ее тонкие пальчики на своем рукаве, не хотелось, чтобы подол юбки касался его ног, когда они будут идти рука об руку. Он опасался каким-нибудь неверным движением выдать себя.
 Однако маркиз подошел к ней и согнул в локте руку, в точности копируя ее движение, на которое она потратила столько дней.
 Мисс Холлидей вздохнула и взяла его под руку. Ее плечо коснулось его тела, и все в нем напряглось.
 — Ну что же, неплохо, — сказала она. — Теперь мы можем идти.
 Фаррел, как всегда, немедленно двинулся вслед. Леон спиной чувствовал его присутствие. Он резко остановился и посмотрел на здоровяка, вложив в свой взгляд всю силу презрения.
 — Фаррел — нет, — сказал он.
 — Послушай, ты… — начал Фаррел, но мисс Холлидей взглядом остановила его.
 — Возможно, вам лучше остаться дома и закрепить расшатавшийся ставень в комнате милорда, — предложила она.
 Фаррел натянул на голову вязаную шапку:
 — Я сделаю это позже, а сейчас пойду на прогулку. Так гораздо безопаснее. — Он бросил на Леона многозначительный взгляд.
 Мисс Холлидей колебалась.
 — Фаррел — нет, — упрямо повторил Леон, гордо вздернув голову. Сейчас он ей закатит сцену. Он не позволит, чтобы этот болван бежал за ними как собака и портил им всю прогулку.
 — Я ценю ваше беспокойство, — сказала Ариэл Фаррелу, но думаю, что в вашем присутствии нет необходимости. Мы с его милостью погуляем сегодня одни.
 — Но…
 — Никаких но, мистер Фаррел.
 Леон через голову Ариэл послал Фаррелу ответную наглую усмешку и был осыпан бранью, которая закончилась смачным плевком. Леон не мог сдержать смеха. В конце концов, что с него взять — он дикарь и может позволить себе любую выходку.
 Они направились к выходу. Ее рука касалась его руки, а он делал вид, что ему это совершенно безразлично.
 Воздержание, воздержание, мысленно повторял он. Только оно виновато, что его так влечет к этой женщине. Любой мужчина на его месте чувствовал бы то же самое. Как можно не реагировать на женщину, от которой так приятно пахнет и чьи легкие прикосновения волнуют кровь.
 Остановившись на выложенной кирпичом дорожке, Леон полной грудью вдохнул свежий, холодный воздух. Грудь заломило, и это отвлекло его от беспокойных мыслей и несбыточных желаний. К тому же лучше холод, чем заточение. Пока он не мог решить, что его так раздражает в доме: стены, на которые он то и дело натыкался, или зловоние горящих дров со смесью угля, которое затрудняло дыхание.
 Для него оставалось загадкой, почему люди по своей доброй воле выбрали для себя страну с таким ужасным климатом. Это можно было отнести только на счет их невежества, лучшего определения и не подыщешь. Конечно, не все англичане невежды, но это не меняет дела. Видимо, ему не дано понять, почему человек, который считался его отцом, покинул рай и вернулся в эту Богом забытую страну.
 Они обогнули дом и пошли вдоль каменной стены, окружающей школьный двор, — их ежедневный маршрут. Леон любил эти прогулки, а сейчас, когда он наедине с мисс Холлидей, без болвана Фаррела, — разве это не счастье?
 Из своего окна он часто любовался раскинувшимися вдали полями и аккуратными садами, обнесенными живой изгородью, пожухлой в это время года. Возможно, весной и летом здесь все будет в цвету и тогда он хоть немного поймет, почему людям нравится этот край. Возможно. Но он все равно их не поймет до конца.
 Хотя они никогда не уходили далеко от дома, Леон хорошо знал окрестности. Со своего наблюдательного пункта у окна он изучил каждый холмик, каждую рытвину на земле, дальнюю полоску леса и открытое пространство, по которому человек может бежать до последнего дыхания, до усталости в теле, разгоняя застоявшуюся кровь. Он хорошо знал, где стена выше и крепче и где мальчишки разобрали кирпичи, проделав в ней проходы, чтобы сократить свой путь до школы.
 — Сегодня гораздо теплее, вы не находите? — спросила мисс Холлидей, шагая с ним рядом.
 Он издал нечто похожее на мычание и поежился.
 — Если хотите, мы можем пройти вдоль всей стены, — сказала Ариэл.
 Если хотите. Тоже мне, сторож. А если он захочет перемахнуть через стену и убежать? Можно подумать, она сумеет остановить его. Как она могла поступить так опрометчиво, оставшись с ним наедине?
 Сейчас мисс Холлидей была единственной, кто стоял между ним и свободой.
 В минуты, подобные этой, он с горечью отмечал всю абсурдность своего положения. Это чувство приходило к нему, когда Фаррел, более самодовольный, чем обычно, с важным видом подходил к его двери и устраивал целое шоу, прежде чем запереть его на ночь. Неужели они действительно думают, что обладают властью над ним? И могут держать в заточении против воли? Неужели им не приходит в голову, что замки и засовы не защитят никого, если однажды ночью он захочет убить их в собственных постелях? Ему стало смешно.
 Чтобы сбежать, вовсе не нужно никого убивать. Сотни раз он мог просто оттолкнуть мисс Холлидей, и только его и видели. Его не удержать в этом осточертевшем доме.
 Но все оказалось гораздо сложнее. Какая-то частица его стремилась к побегу, но другая удерживала от этого шага. Надо было бежать еще тогда, на корабле, когда он, дрожащий от холода и снедаемый жаждой мести, сидел в вонючем трюме, но то время ушло безвозвратно. Однако жажда мести и зверь внутри него сохранились. Он знал, что его время еще настанет.
 — В такие дни, как этот, — сказала Ариэл, отвлекая его от тяжелых мыслей, — мне кажется, вот-вот наступит весна. Я с нетерпением жду ее прихода. Весна — мое любимое время года. Кругом все цветет, солнышко греет, птицы поют — как мне все это нравится!
 Леон молчал, мучительно сознавая, что она совсем рядом, что ее рука лежит на его руке, и слова, сказанные ею, пробуждают в нем бурю чувств.
 Какое ему дело до того, что она любит весну с ее цветением?
 — Надеюсь, она скоро придет, — продолжала Ариэл. — Появятся первые цветы — крокусы. Я их так люблю. Они мне представляются символом надежды.
 Леон бросил на Ариэл быстрый взгляд. Если бы он захотел, то рассказал бы ей о цветении имбиря и красного жасмина, лепестки которого размером с человеческую ладонь мягки, как шелк, о ночах, напоенных ароматом цветов, от которого захватывает дух, о раскинувшихся вдоль моря кроваво-красных зарослях антуриума, полыхающих, как большой искрящийся костер. Он мог бы рассказать ей о сияющей красоте своей родины, где лето круглый год.
 Вместо этого он поддал ногой кусок твердой земли. Будь проклята эта страна с ее пасмурными днями и голыми деревьями! Будь проклят он сам, позволяющий этой женщине искушать себя. Женщине, которая думает, что жалкие ростки первой травы и крокусы могут смягчить его тоску по родине.
 Отброшенный им ком, ударившись о мерзлую землю, отлетел прямо к ногам мисс Холлидей. Она споткнулась и, вскрикнув, крепче ухватилась за его руку.
 Леон подхватил ее, и она оказалась в его объятиях. Случилось то, о чем он так долго мечтал: она была рядом, ее грудь прижималась к его груди, ее лицо было обращено к его лицу, ее очаровательный ротик находился в одном наклоне головы.




 Глава 7


 Они смотрели друг другу в глаза. Его рука лежала на ее талии. Леону хотелось прижать Ариэл к себе, но он боялся обидеть девушку.
 Оба были в пальто, что мешало ему почувствовать тепло ее тела, хотя какое это имело значение — просто подержать ее в объятиях уже счастье, возможность унять разыгравшееся воображение, от которого Леону вдруг стало так жарко, будто его головой засунули в горящую печь.
 Его дыхание участилось, мускулы напряглись, энергия, скопившаяся в нем, требовала выхода. Если бы сейчас он находился в комнате, то непременно нашел бы ей выход, отжавшись на полу сотню или даже пять сотен раз. Это привело бы его в себя.
 Но как сделать это здесь, на улице? Желание покрепче обнять ее становилось сильнее. Еще минута, и он не совладает с собой.
 С протяжным стоном Леон разжал объятия. Внезапно для себя он снял перчатки, пальто и передал их Ариэл.
 — Милорд! — воскликнула она. — Ради всего святого… Что вы делаете? Вы заработаете пневмонию.
 — Весна, — сказал он, помахав в воздухе рукой.
 — Нет сейчас никакой весны. Я сказала, что она скоро наступит. Скоро.
 — Скоро.
 — Да, скоро, но не сейчас.
 — Вы ее ждете?
 — Да, да, — ответила Ариэл, радуясь его внезапному многословию. — Мы должны подождать до весны. А сейчас, пожалуйста, наденьте пальто.
 Он оттолкнул ее руку с протянутым пальто:
 — Ждите меня.
 — Ждать вас? — переспросила она, и на ее лице появилось строгое выражение учительницы.
 Леон сорвался с места и побежал. Ее испуганный крик летел ему вслед. Леон тихо выругался: сейчас прибежит Фаррел с ремнем в руках. Он наверняка наблюдает за ними из окна. Леон резко развернулся и побежал обратно.
 — Слава Богу… — выдохнула Ариэл, когда он подбежал к ней. — Я боялась, что вы… что вы… ну, да ладно, не обращайте внимания на мои слова. Но вы не должны убегать от меня.
 — Убегать.
 — Нет. — Ариэл для убедительности помотала головой.
 — Да. Бегать. Нужно. Ждите меня.
 Он еще никогда не говорил сразу так много слов, но игра стоила свеч. Может, она не будет кричать на этот раз. Ему просто необходимо выжать из себя все, что скопилось внутри и грозило перелиться через край. Если он не сделает этого, то сойдет с ума, потеряет контроль над чувствами и поступками.
 На этот раз он не обращал внимания на ее крики и, пробежав лужайку и подъездную дорогу, оказался за стеной.
 Бег доставлял удовольствие. Как бы ему хотелось сейчас бежать босиком вдоль океана, слушая шум волн, разбивающихся о скалы, чувствовать, как солнце греет спину и свежий, напоенный запахами ветерок ласкает лицо. Как часто мечтал он об этом бессонными ночами!
 Он продолжал бежать, бежать быстро, без устали, взбираясь на каждый холм, бежать до тех пор, пока не почувствовал, что вся скопившаяся в нем энергия выплеснулась на волю. Теперь он мог вернуться. Леон побежал назад, радостный, с улыбкой на лице.
 Ариэл ждала его. Лицо ее было испуганным, но глаза светились радостью.
 — Вы довольны, сэр? — спросила она. — Для вашего сведения, ваше маленькое… путешествие, — сказала она, махнув вдаль рукой, — может нам обоим дорого стоить. Не могу даже вообразить, что подумал бы мистер Пенроуз, если бы увидел вас бегущим по полям, как… газель. Вернее, могу… Он бы подумал самое плохое, и вся моя работа пошла бы насмарку.
 Подул ветер, и ленты банта под ее подбородком закрыли ей лицо. Ариэл отвела их рукой и добавила:
 — Надеюсь, вы хотя бы получили удовольствие!
 Леон вскинул голову и посмотрел на нее тяжелым взглядом, который, как он давно заметил, приводил ее в трепет. Еще бы он не получил удовольствия!
 — Вы должны пообещать мне никогда больше так не поступать, — сказала Ариэл, протягивая ему распахнутое пальто.
 Услышав слово «обещать», Леон приложил руку к сердцу.
 — Обещаете? — настаивала Ариэл. Леон покачал головой:
 — Нет.
 — Вы должны. Я не могу позволить, чтобы вы…
 — Я бегал, — ответил он, не дав закончить ей фразу.
 — Нет.
 — Да. Вы ждали. — Во взгляде Леона был вызов. — Я бегал. Вы ждали.
 Он согнул руку в локте, предлагая ей продолжить прогулку.
 Ариэл посмотрела на его согнутую в локте руку, затем на лицо. Она пришла в изумление, догадавшись наконец, что он предлагает ей сделку. Если она позволит ему бегать, он пойдет ей навстречу и усвоит некоторые правила хорошего тона и будет проявлять галантность, например, предлагая ей руку для сопровождения.
 — Хорошо, — согласилась девушка. — Вы будете бегать каждый день. Погода стоит хорошая.
 — Фаррел… нет, — сказал он. Ариэл рассмеялась и кивнула:
 — Согласна. Без Фаррела. Но вы не должны убегать далеко. Я все время должна вас видеть.
 Леон молча взял у нее пальто. Оба отлично поняли друг друга: он будет бегать, куда ему заблагорассудится.
 Леон стал бегать ежедневно, даже несмотря на плохую погоду и возражения Ариэл. Он бежал сквозь дождь и туман, а она стояла, съежившись, под карнизом и ждала его. В свою очередь, Леон тоже сдержал слово и начал потихоньку усваивать хорошие манеры. Он считал, что выиграл во всех отношениях. Бег восстанавливал его силы, делал менее раздражительным и более энергичным. Его здоровье и состояние духа улучшились. Все это могло пригодиться в будущем — еще неизвестно, как обернется дело. Его отношения с мисс Холлидей значительно потеплели, и долгие дни стали не такими скучными, как ему казалось, для них обоих.
 Временами отношения между ними были такими легкими, что он почти забывал, где находится и какую роль играет она во всем этом деле. Тогда он улыбался ее шуткам, мог поправить прядь волос на ее щеке. В такие моменты он желал ее так же сильно, как в тот день, когда занялся бегом. Но иногда, вдруг вспомнив, зачем он здесь и что она пытается сделать из него настоящего британского джентльмена, Сейдж наказывал ее непослушанием и непониманием. Но чаще всего, к его сожалению, эти воспоминания уходили на второй план и он как завороженный смотрел на изящный изгиб ее щеки или нежную улыбку на лице.
 Шли дни. Леон приобрел прежнюю силу, которую потерял за время вынужденного безделья. С каждым днем он бегал все дальше, и потому время его пробежек затягивалось. Возвращаясь к Ариэл, он ожидал увидеть на ее лице недовольство, но каждый раз оно светилось радостной улыбкой.
 Она доверяла ему. Эта мысль, не сразу пришедшая ему в голову, страшно удивила. У нее не было причин для доверия, хотя, впрочем, для недоверия тоже. Это открытие добавило новую путаницу в его думы о ней.
 Сегодня он нарочно сократил время пробежки и вернулся к ней с другой стороны, горя желанием узнать, чем она занимается, поджидая его.
 Обогнув угол дома, он увидел ее на противоположной стороне двора сидящей спиной к нему на парапете маленького бассейна. Замедлив шаг, Леон наблюдал, как она протягивает нечто похожее на морковку белому с подпалинами кролику, сидевшему у ее ног. Подойдя ближе, он услышал:
 — Кролики должны любить морковку, — говорила она строгим тоном, так хорошо знакомым Леону.
 Кролик, склонив набок голову, непонимающе смотрел на нее, точно так, как делал он сам, пытаясь изобразить непонимание. Леон усмехнулся, заметив, что мисс Холлидей уговаривала кролика с таким же смирением, с каким уговаривала и его самого.
 — Морковка полезна кроликам, а печенье — нет, поэтому я больше не дам тебе печенья.
 Ариэл снова протянула кролику морковку. Леон видел, как маленький попрошайка брезгливо пошевелил усами и отвернул голову.
 — Ну так и быть, дам тебе кусочек печенья, но больше ни крошки, а то ты станешь таким же толстым, как Принни. [1] 
 Ариэл сунула руку в карман и вытащила оттуда кусочек печенья.
 — На, ешь, — улыбнулась она. Кролик схватил печенье.
 — Пожалуй, я буду называть тебя Принни. Это имя очень подходит тебе.
 Леон наступил на камень, и она резко обернулась. Кролик тоже посмотрел в его сторону. Он слегка выгнул спину, но остался сидеть на месте — очевидно, любовь к печенью пересилила чувство опасности.
 — Друг? — спросил Леон, указывая головой на пушистый комочек.
 — Похоже, что так, — ответила Ариэл с застенчивой улыбкой. — По крайней мере до тех пор, пока я буду кормить его.
 — Почему?
 — Почему? Вы хотите сказать: почему я кормлю его? — Ариэл пожала плечами. — Хотите верьте, хотите нет, но мне показалось, что он очень голоден. Я нашла его под окном дрожащим от холода. У него совсем нет чувства опасности, хотя, возможно, кролики зимой становятся вялыми.
 — Любит печенье, — констатировал Леон.
 — Слишком любит. Он стал за это время вдвое толще.
 — Как давно?
 Ариэл снова застенчиво улыбнулась:
 — С тех пор как вы бегаете. Кажется, недели две.
 — Не боится?
 — Нет. Боюсь, я испортила его: теперь он будет думать, что все люди носят в кармане печенье и кусочки сахара.
 Склонившись над кроликом, Леон сказал ему прямо в ухо:
 — Нет. Только Холлидей.
 — Боюсь, вы его не убедили, — рассмеялась Ариэл.
 И действительно, кролик ближе придвинулся к Леону и обнюхал его ладонь.
 — Печенья нет, — твердо сказал Леон.
 Ариэл дотронулась до его ладони и вложила туда кусочек. Леон протянул его кролику. Тот мягкими губами деликатно взял его. Кончив жевать, он снова посмотрел на них. Ариэл рассмеялась и, поднявшись, взяла кролика на руки:
 — Хватит с тебя, маленький поросенок.
 Леон, завороженный, наблюдал за ней.
 Удивительная женщина. Насколько он знал кроликов, они при первом приближении человека исчезали в кустах, а этот сам охотно шел к ней в руки, словно не кролик, а кошка.
 — Вы можете погладить, если хотите, — предложила Ариэл.
 Леон протянул руку и погладил кролика между длинными обвислыми ушами. Тот в ответ лизнул его руку. Леон не удивился бы, если бы кролик замурлыкал.
 Как ей удается? Какое слово она знает, чтобы приручить дикое животное? Какой магической силой обладает, чтобы заставить его вести себя наперекор своей природе? Если бы он мог найти ответ, то лучше понял бы, почему она так действует и на него самого. Так же, как выведала вкусы кролика, она незаметно для него узнала и его собственные, и каждый раз, готовя стол к чаю, ставила для него что-то вкусненькое, от чего он не мог отказаться. Не в силах припомнить, чтобы кто-нибудь еще так заботился о нем, он всегда с нетерпением ждал, когда они вместе будут пить чай.
 Поглаживая кролика, он незаметно приблизил руку к ее руке и коснулся ее кончиками пальцев. Леон с интересом заметил, что и она, и кролик оставались совершенно спокойными, в то время как его сердце бешено билось.
 Они стояли рядом, и ее плечо касалось его руки. Он уловил легкий аромат розовой воды, который всегда исходил от нее, смешанный с более терпким запахом сандалового дерева, которым был пропитан дом, и свежим, бодрящим воздухом. Эта смесь ароматов доставляла огромное наслаждение. Он придвинулся ближе…
 Что она будет делать, если он наклонит ниже голову и…
 — Мисс Холлидей! Где вы, черт возьми? А… вот вы где!
 Услышав свое имя, Ариэл вздрогнула. Даже кролик вздрогнул и беспокойно завертел головой.
 Леон оглянулся и увидел директора. Ругательство чуть не сорвалось у него с языка. Меньше всего ему хотелось сейчас видеть Пенроуза, или Носа, как он мысленно называл его. Последнее время он часто навещал их, чтобы проверить, как идут дела. В дни его визитов мисс Холлидей усаживала своего ученика за шахматную доску и пыталась продемонстрировать, как он научился играть в шахматы.
 Со свирепым выражением на лице Леон прислушивался к их разговору.
 — Мистер Фаррел сказал, что я смогу найти вас здесь. Я должен сказать, что, обучая его хорошим манерам, вы должны научить его быть вежливым.
 — Он был груб с вами? — спросила Ариэл.
 — Вот именно. По-моему, он не понимает, кто здесь главный.
 — Мне очень жаль. Я не раз говорила, что вы директор школы и что он должен относиться к вам с должным уважением. Уверена, он меня понял.
 В голосе Ариэл звучали новые нотки, и это заставило Леона посмотреть на нее внимательнее. Сначала ему показалось, что она старается удержаться от смеха, разговаривая с этим напыщенным ослом Пенроузом, но более внимательный взгляд убедил его в обратном. Ее щеки покрылись румянцем, как бывало с ней в минуты гнева или сильного волнения. Сейчас у нее не было причины сердиться. Леон заглянул ей в глаза и тоже увидел в них перемену: обычно цвета ясного летнего неба, сейчас они стали ярко-голубыми и блестящими. Но больше всего его беспокоила улыбка.
 За долгие дни, проведенные вместе, Леон хорошо изучил ее улыбку. Он видел ее вынужденную улыбку, знал робкую и смущенную. Ему нравилось, как она, откинув назад голову, громко хохотала. Он уже давно отметил про себя, что у этой женщины очень выразительный рот, и, кажется, изучил все его изгибы в зависимости от ее настроения, но ему еще ни разу не приходилось видеть такой ее странной улыбки, будто кто-то дергает ее за веревочку, и она, как кукла, оттянув уголки рта, улыбается.
 Продолжая ублажать мистера Пенроуза, Ариэл на долю секунды перевела взгляд на Леона, быстро отдав ему кролика. От ее резкого движения и Леон, и кролик вздрогнули. Им понадобилось некоторое время, чтобы успокоиться.
 Когда Леон снова посмотрел в их сторону, то поймал на себе подозрительный взгляд Пенроуза.
 — Как обстоят… дела, мисс Холлидей? — спросил директор.
 Итак, сегодня он назвал делами то, что относилось к Леону. Это было не хуже и не лучше по сравнению с другими определениями, употреблявшимися им прежде, — наш бизнес, ваша работа и тому подобное/
 — Великолепно. Например, вчера он за обедом не допустил ни единой оплошности.
 Ложь.
 Он внимательно слушал, как Ариэл описывала Пенроузу его поведение за обедом, опустив при этом такую существенную деталь, как то, что он запустил пальцы в сахарницу, а потом облизал их. Она рассказывала о нем с восторгом, и этот восторг был на грани истерики. Он никогда не видел ее такой красноречивой и возбужденной, как будто она разговаривала не с Носом, а с отпрыском королевской семьи или…
 От мысли, которая пришла ему в голову, у Леона сильно забилось сердце: или мужчиной своей мечты.
 Неужели такое возможно? Леон пригляделся.
 Да, так оно и есть. Другого объяснения ее поведению нет. Она флиртовала. Вернее, пыталась флиртовать, но делала это так неумело, что Нос — и это неудивительно — ничего не замечал.
 Она и Нос. Как он этого не заметил раньше? Вспоминая его прошлые визиты, Леон пришел к заключению, что и тогда ее поведение резко менялось: Ариэл становилась оживленнее, разговорчивее, беспокойнее, что он приписывал волнению из страха перед начальством. А причина, оказывается, совсем в другом.
 Оправившись от потрясения, Леон со злорадством наблюдал за ее неуклюжим кокетством.
 Она и Нос. Как это ни противно, но, видимо, так. Леон напомнил себе, что ему нет никакого дела до ее увлечений — пусть увлекается, кем хочет. Если он и раздосадован, то только оттого, что не заметил этого раньше. Ему всегда казалось, что он хорошо разбирается в женщинах. Поведение мисс Холлидей обескуражило его. Он даже не предполагал, что представительница прекрасного пола может вести себя подобным образом. Она напоминала скорее ошпаренную кошку, нежели роковую женщину, роль которой пыталась сейчас играть.
 С бесстрастным лицом Леон продолжал слушать их. Они обсуждали его поведение, будто он был не только дикарем, но и совершенно глухим или таким же бессловесным существом, как кролик в его руках. Леон посмотрел на кролика и увидел, что блестящие темные глазки прикованы к мисс Холлидей.
 — Перестань смотреть на нее, пушистый комочек, — прошептал Леон. — Она забыла о твоем существовании так же легко, как и о моем. Она обратит на тебя внимание только в том случае, если Носу вдруг захочется отведать рагу из кролика.
 Обуреваемый жалостью, которой он раньше в себе не замечал, Леон прижал кролика к груди. Ему вдруг показалось, что их связывает нечто большее, чем простое отвращение к морковке. Они оба забыты. Неужели их променяли на Носа? Настроение Леона совершенно испортилось. Неужели, когда так таинственно исчезла сегодня утром, оставив его с ненавистным Фаррелом, она бегала на свидание с Пенроузом? Сама мысль о том, кем был ее Ромео, повергла Леона в уныние. С каждой секундой он раздражался все больше, но еще больше ему не нравилось, что он принимает все так близко к сердцу.
 — Завтра? — услышал он голос Ариэл, заметив, как она побледнела. — Боюсь, это невозможно.
 Нос вытянулся во весь свой маленький рост и сейчас доходил Леону до подмышки.
 — Не вижу ничего невозможного, — ответил Пенроуз. — Каслтон хочет сам увидеть, чего вы добились. Вы уверяли меня, что Сейдж ведет себя великолепно, поэтому я с уверенностью предложил лорду Каслтону пообедать с нами завтра вечером и убедиться, что наметился прогресс в его поведении.
 Глазки Пенроуза превратились в щелки.
 — Так есть какой-нибудь прогресс или нет? — потребовал он ответа.
 — Да, да, конечно, — заверила его Ариэл. — Я просто… вам нужно было сначала поговорить со мной, прежде чем…
 — Глупости, — перебил ее Пенроуз. — Мне кажется, что я больше уверен в ваших способностях, чем вы сами. Итак, решено. Завтра мы здесь обедаем.
 — Здесь? — переспросила Ариэл.
 — Конечно. Где же еще?
 — Но…
 — Моя дорогая мисс Холлидей, вы ведь обедаете здесь, не так ли?
 — Да, но…
 — Тогда поставьте на стол еще два прибора.
 — Дело в том, мистер Пенроуз, что…
 Леон боялся, что она возразит на предложение Пенроуза пообедать вместе с графом, им самим, предметом ее воздыханий, и ее выдающимся учеником. Хорошо бы она согласилась, а уж он позаботится, чтобы этот вечер навсегда остался у них в памяти.
 — Дело в том, что миссис Фаррел… — продолжала тем временем Ариэл, — …плохо готовит.
 — Попросите ее приготовить что-нибудь попроще, — возразил Пенроуз, — и все будет хорошо. И потом мы собираемся не для того, чтобы оценивать кулинарные способности миссис Фаррел.
 — Да, я понимаю, — тихо ответила Ариэл.
 Нос повернулся в сторону Леона и впервые внимательно посмотрел на него:
 — Вы хорошо выглядите, Сейдж. Вместо ответа Леон оскалил зубы.
 Пенроуз перевел встревоженный взгляд на Ариэл.
 — Он, наверное, замерз, — поспешила она ответить, как будто именно этим объяснялся его дикий поступок. — Посмотрите, он весь дрожит.
 Бросив умоляющий взгляд на Леона, Ариэл сняла с забора его пальто и протянула ему:
 — Вам стоит одеться, милорд.
 — А почему он вообще разделся? — спросил Пенроуз. — И почему он держит в руках это грязное животное?
 Леон погладил кролика и посмотрел на Пенроуза.
 — Друг, — сказал он.
 Пенроуз, в свою очередь, посмотрел на мисс Холлидей:
 — Он сказал… друг?
 — Он шутит. Вы можете отпустить кролика.
 — Нет.
 Решительно поджав губы, Ариэл потянулась к кролику.
 — Я сказала, что вы можете…
 — Нет, — ответил Леон, поднимая кролика выше.
 — Он же не собирается приносить это грязное существо в дом? — спросил Нос.
 Ариэл покачала головой:
 — Нет.
 — Да, — твердо ответил Леон, моментально решив, что именно так он и сделает.
 Ариэл тоже поняла это. Она уже научилась понимать своего ученика по твердости голоса, по решимости в глазах и постаралась перевести разговор на другую тему.
 Она посмотрела на Пенроуза, и на ее лице снова появилась натянутая улыбка.
 — Мы идем пить чай, — сказала она. — Окажите честь выпить чаю вместе с нами, мистер Пенроуз.
 Нет — послал ему сигнал Леон. Время чаепития принадлежит только им двоим, и он не намерен делить его — да и ее тоже — с этим безмозглым дураком.
 — Боюсь, что не смогу, — ответил Пенроуз, напуганный дикой выходкой Леона. Он с отвращением посмотрел на кролика. — У меня деловая встреча.
 — Но вы могли бы побыть с нами хотя бы несколько минут, — с мольбой в голосе предложила Ариэл. — Я разучила новую музыкальную пьесу и подумала, что вы…
 Нос небрежно махнул рукой, всем своим видом демонстрируя нелепость ее просьбы. Он отмахивался от Ариэл, как от надоедливой мошки. Леону даже захотелось стереть кулаком самодовольство с его мерзкого лица.
 — Я уже опаздываю, — сказал Пенроуз, доставая из-под мышек длинную бухгалтерскую книгу в кожаном переплете. — У меня тут некоторые проблемы… приходы и расходы не сходятся, и я подумал… может, вы… Проверьте все, когда у вас найдется свободная минутка.
 Леон ожидал, что она откажется, скажет об отсутствии времени, о том, что в свободные минуты она спит, но вместо этого услышал:
 — Конечно, я буду только счастлива помочь вам. — Невидимые ниточки натянулись, и уголки ее рта поползли вверх, растягиваясь в клоунскую улыбку. — Возможно, это результат моей прежней ошибки.
 — Да, — с радостью согласился Нос, просияв от того, что его вины тут нет. — Прошу вас просмотреть все к завтрашнему вечеру.
 — Конечно.
 — Ну вот и хорошо.
 Леон с презрением смотрел вслед удалявшемуся Носу, затем обратил взор на мисс Холлидей.
 Он ожидал, что она сейчас начнет выговаривать ему за сцену с кроликом, прочитает лекцию о том, как нужно себя вести завтра за обедом. Он даже приготовился выслушать ее сетования на то, что безнадежно влюблена, хотя этого ему хотелось меньше всего.
 Он был готов ко всему, но только не к тому, что последовало.
 — Я пропала, — прошептала Ариэл дрожащим голосом, в котором чувствовались слезы.
 Достаточно посидеть пять минут с лордом-дикарем за одним столом, чтобы убедиться в его неготовности к предстоящей роли. Все труды Ариэл напрасны — она ничему его не научила. Маркиза из него не вышло. Чуда не свершилось. Скорее всего граф расстроится и на оставшиеся две недели откажется от ее услуг.
 И что тогда? Если повезет, то мистер Пенроуз возьмет ее обратно в школу, но скорее всего после такого провала он просто не захочет ее видеть. Тщетны и ее усилия привлечь к себе его внимание. Сердце Ариэл сжалось при одной мысли, что станет с ее семьей.
 А что будет с Сейджем? Она не настолько наивна, чтобы полагать, будто Каслтон откажется от задуманного плана из-за ее провала. Скорее всего он наймет кого-нибудь другого — человека с твердым характером, такого, как, например, Фаррел. От этой мысли Ариэл содрогнулась, вспомнив следы побоев на спине Сейджа.
 Воспоминания болью отдались в сердце, и Ариэл невольно схватилась за грудь. Ее переживания за Сейджа вполне естественны, ведь они провели вместе столько времени, работая бок о бок, совершая длительные прогулки, ища пути взаимопонимания, несмотря на барьеры, их разделяющие.
 Со временем у них выработалась своя система общения: они понимали друг друга по выражению глаз, по жестам. Ариэл часто удивлялась, как много можно сказать, не прибегая к словам. Сейдж обладал удивительной способностью выразить свои чувства простым поднятием бровей. Другой бы на его месте пустился в долгие рассуждения.
 Как ни странно, они понимали друг друга лучше и знали больше, чем это принято в обществе, где мужчина и женщина руководствуются условностями, регулирующими их отношения. Бывали минуты, когда их взгляды встречались и они отлично понимали, что творится в душе у каждого. Смутное волнение охватывало Ариэл, и она, не в силах выдержать его взгляда, первой опускала глаза. Ее смущала и его улыбка — насмешливая, все понимающая.
 Однако избежать его взгляда было намного легче, чем тех чувств, которые он вызывал в ее душе. Как часто по ночам, оставаясь одна, она размышляла над тем, что с ней происходит. Ворочаясь с боку на бок, она пыталась отогнать от себя тревожные мысли. Но сон не шел и перед ее мысленным взором вставали волнующие картины…
 Как хорошо она помнит день, когда, споткнувшись, оказалась в его объятиях.
 Еще не знавшая мужских поцелуев, Ариэл женским чутьем угадала: подержи он ее тогда секундой дольше, поцелуй бы напросился сам собой, и этому поцелую не было бы равных, скорее он был бы таким же диким и необузданным, как и сам маркиз. Единственное, чего она не представляла, так это своей реакции.
 Вот и хорошо, все скоро закончится, и не надо будет больше размышлять над этим.
 Несмотря на плохое предчувствие, Ариэл готовилась к званому обеду с присущей ей старательностью. Она была полна решимости встретить неизбежное с высоко поднятой головой и до последнего момента выполнять возложенные на нее обязанности. После долгого раздумья она решила предоставить составление меню заботам миссис Фаррел, с тем чтобы полностью сосредоточиться на тщательной подготовке Сейджа к предстоящему визиту.
 Она работала не покладая рук, ложилась за полночь, когда они оба были измучены, и вставала чуть свет, чтобы начать все сначала. Но сколько она ни трудилась — все напрасно. В конце концов Ариэл была вынуждена признать, что где-то допустила серьезную тактическую ошибку.
 Она так была поглощена работой, что не имела времени узнать, какое варево готовится на кухне, отвратительный запах которого заполнил весь дом. Ей некогда было даже подумать, во что одеть Сейджа к обеду, если он вообще захочет одеваться. Она сосредоточила усилия на том, чтобы научить его хорошим манерам, но, несмотря на все ее старания, он продолжал есть суп, уткнувшись в тарелку, держать бокал обеими руками и никак не мог научиться пользоваться разными вилками.
 — Нет. Сначала эта вилка, — сказала Ариэл, ударив кулаком по столу с такой силой, что вилка подскочила и с грохотом упала на пол. — Сначала эта, затем — эта, а потом — та. Для первого блюда, второго и десерта. Неужели это так трудно запомнить?
 Взглянув на Сейджа, она увидела, что он ее не слушает, а со скучающим видом смотрит в окно.
 — Вы меня совсем не слушаете, — сказала она укоризненно. — Неудивительно, что вы до сих пор продолжаете есть суп чайной ложкой.
 Сейдж равнодушно посмотрел на нее.
 — Гулять, — сказал он.
 — Я уже говорила вам, что мы сегодня гулять не будем. У нас слишком много работы. Пожалуйста, поднимите вилку.
 Сейдж сложил на груди руки и откинулся на спинку стула. Они сидели друг против друга на одном конце длинного обеденного стола, и перед каждым находился прибор.
 — Нет, — сказал он с явным вызовом, который она заметила еще вчера, во время визита мистера Пенроуза. Именно тогда, когда она так нуждалась в его поддержке, он открыто вышел из повиновения.
 — Да, — сказала Ариэл, распрямив плечи.
 — Нет, — ответил он снова.
 Он поднял руку и, прежде чем Ариэл успела догадаться о его намерениях, смахнул тарелки дорогого фарфора и хрустальные бокалы на пол. Звук разбитого стекла эхом отдался по всему дому. Ариэл в отчаянии посмотрела на груду осколков на полу и с ужасом почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.
 Нет, она не заплачет, не доставит такого удовольствия сидящему перед ней недоразвитому, невоспитанному грубияну. Ей нет дела до того, что он, будучи пэром по рождению, в силу трагических обстоятельств вынужден был жить среди дикарей. Этот человек не заслуживает ее слез, и она будет только рада избавиться от него. Пусть тот, кто займет ее место, учит его хорошим манерам с помощью плетки — так ему и надо.
 Ариэл вздрогнула, когда его пальцы коснулись ее подбородка. Он повернул к себе ее лицо и внимательно посмотрел в глаза.
 — Плачешь? — спросил он с нежностью. Ариэл фыркнула и смахнула слезы.
 — Нет, я не плачу, — ответила она. — Я благодарна судьбе, что сегодня в наших тарелках не было супа.
 Ухватившись за край стола, она поднялась:
 — Урок окончен. Я распоряжусь, чтобы убрали осколки. Идите в свою комнату и одевайтесь к обеду. Уже пора.
 Сейдж поднялся и носком ботинка отбросил кусок тарелки.
 — Для обеда вам надо надеть жилет, пиджак и платок, — сказала Ариэл как само собой разумеющееся, решив, что такой подход избавит ее от дальнейших скандалов.
 Отставив одну ногу и скрестив на груди руки, Сейдж молча смотрел на нее.
 — Если хотите, Фаррел поможет вам одеться.
 — Нет, — возразил Сейдж.
 — Хорошо, тогда я…
 — Нет.
 — Тогда кто? — потребовала ответа Ариэл, чувствуя, что теряет терпение. — Миссис Фаррел отказывается иметь с вами дело, после того как вы запустили в нее мылом. Прислуга вас боится. Кто же вам поможет? Вы сами не сумеете правильно завязать шейный платок.
 — Никаких платков.
 Ариэл кивнула. Она ждала такого ответа:
 — Как хотите, милорд. Я сделала для вас все, что могла. В дальнейшем вы сами отвечаете за свои поступки.
 Ариэл повернулась и быстро вышла из комнаты, предоставив Сейджу действовать по своему усмотрению.




 Глава 8


 Ариэл была в гостиной, когда приехали граф и мистер Пенроуз. Горящий в камине огонь уютно освещал комнату, отбрасывая мягкие тени на розовые атласные шторы и красивую обивку стульев. В такой комнате хотелось расслабиться и обо всем забыть, однако настроение Ариэл не улучшилось. Она уже с полчаса ходила по комнате, стараясь успокоиться и встретить гостей с высоко поднятой головой.
 На ней было ее лучшее вечернее платье, которое она впервые надела на свадьбу своей сестры Каролины. Сшитое из блестящего крепа цвета слоновой кости, оно было расшито по лифу мелкими хрустальными бусинками, напоминающими капли дождя; глубокое декольте отделано крученым бархатным шнуром изумрудно-зеленого цвета, а на высокой талии завязан такого же цвета бархатный пояс. Обулась Ариэл в мягкие лайковые туфли в тон платью, украшенные золотистым кружевом, а на шею надела изящное ожерелье из мелкого жемчуга, подаренное ей матерью. Даже тяжелые прямые волосы, не поддающиеся завивке, на сей раз она уложила в крупные локоны, красиво обрамляющие розовые щечки.
 Ариэл не следила за модой, но старалась одеваться со вкусом и выглядеть опрятной. Она критически относилась к своей внешности и не считала себя даже хорошенькой, однако сегодня интуитивно чувствовала, что платье очень ей идет. Если она и не красавица, то уж, во всяком случае, и не дурнушка.
 Ариэл очень берегла это платье для какого-нибудь важного события в своей жизни. Таким событием могло стать решение мистера Пенроуза сделать ей предложение, если он, конечно, когда-нибудь на это решится. Сегодня все ее надежды, связанные с мистером Пенроузом, рухнули. Посчитав, что другого торжественного случая, как этот обед, в ее жизни не будет, она решила надеть это платье, хотя настроение у нее было такое, будто она идет не на обед, а на гильотину.
 Как только Каслтон и Пенроуз вошли в гостиную, Ариэл начала развлекать их светской беседой, надеясь тем самым отвлечь их от горькой правды.
 Она не видела Сейджа с того самого момента, когда оставила его одного в гостиной, и не имела ни малейшего представления, что он делал все это время: одевался согласно ее указаниям или бесцельно бродил по комнате и накачивал себя бренди. Она приказала Фаррелу следить за тем, чтобы его милость не покидал дом, а до остального ей не было дела. Она сделала все, что в ее силах, и теперь решила умыть руки.
 Правда, у нее возникло искушение подняться к нему и еще раз постараться убедить в чрезвычайной важности обеда для них обоих. Она даже хотела запереть его в комнате и сказать гостям, что он внезапно заболел и не сможет спуститься к обеду. Однако, взвесив все «за» и «против», она решила отдаться на волю судьбы с гордо поднятой головой.
 Но несмотря на принятое решение, она занервничала, когда граф, прервав ее болтовню, спросил, когда же Сейдж присоединится к ним.
 — Скоро, — ответила она, стараясь подавить в себе страх и мило улыбаться, в то время как ее сердце рвалось из груди.
 Поманив Фаррела, который топтался в дверях в ожидании приказаний, Ариэл сказала:
 — Пожалуйста, поднимитесь наверх и попросите лорда Сейджа спуститься к нам.
 — Слушаюсь, мисс Холлидей, — ответил Фаррел, однако в его голосе звучала неуверенность. — Но если он…
 — Не имеет значения, — прервала его Ариэл. — Он должен спуститься.
 Фаррел, здоровенный детина, внезапно смутился и, бросив осторожный взгляд в сторону гостей, понизив голос, спросил:
 — А если он не захочет?
 — Убедите его, — ответила Ариэл.
 Фаррел продолжал в нерешительности топтаться на месте, когда за его спиной прозвучал незнакомый голос:
 — В этом нет необходимости.
 Все как один повернули головы, и четыре пары глаз устремились на обладателя этого глубокого властного голоса. Все четверо пришли в оцепенение.
 В дверях стоял Сейдж, одетый так, будто сам Браммелл был его камердинером. На нем был черный фрак из ткани высокого качества, открытый на груди и позволяющий видеть такой же черный жилет, расшитый изумрудными и золотыми узорами. Ослепительно белая кружевная рубашка застегнута на все пуговицы, а ее кружевные манжеты торчали из рукавов как раз на ту длину, которая соответствовала моде. Темно-коричневые брюки плотно облегали бедра и ноги, обутые в высокие, доходящие до колен черные сапожки, начищенные так, что в них отражался свет свечей. Даже черные волосы были тщательно расчесаны и зачесаны назад, открывая тонкие черты прекрасного лица.
 Но что больше всего привлекло внимание Ариэл и, можно сказать, сразило ее, так это шейный платок.
 Квадрат блестящего белого шелка был завязан на шее в такой аккуратный, безупречный узел, что Ариэл от удивления открыла рот.
 Кто помог ему завязать его?
 Фаррел? Нет. Он был в таком же шоке, как и все остальные. Кто-нибудь из служанок? Нет. Ни одна из них никогда бы не осмелилась войти к нему в комнату.
 Тогда кто?
 Напрашивался только один ответ, настолько непостижимый, что Ариэл никогда бы не поверила, если бы не видела все своими глазами.
 Сейдж. Он сделал это сам. Глядя на узел, завязанный по всем правилам моды, Ариэл пришла к заключению, что это не дело случая или удача начинающего.
 Значит, все это время он прекрасно знал, как одеваться.
 Значит, все это время она вела себя как последняя дура, объясняя и показывая ему, как носить одежду. Он сделал из нее шута. Сейдж сам прекрасно умел одеваться.
 А это значит — Ариэл почувствовала, как сжимается ее сердце, — он притворялся и в остальном.
 Ее догадка немедленно подтвердилась, как только она, оправившись от первого шока, стала прислушиваться к беседе, которую Сейдж непринужденно вел с графом на отличном английском языке. Без его обычного хрюканья и скрежета зубами, от чего она так долго и безуспешно пыталась отучить его.
 Все от начала до конца — ложь. Она пока не знала, что заставило его расстаться со своей ролью, но то, что он дурачил их всех и ее в первую очередь, было совершенно ясно. Теперь с нее хватит: она больше не будет принимать участия в этой дурацкой игре.
 Сейдж прошел в гостиную и остановился в нескольких шагах от Ариэл, продолжая с вежливой улыбкой беседовать с графом Каслтоном. Из-за спины графа выглядывал Пенроуз с тупым, застывшим выражением лица.
 — Чудеса, скажу я вам, — в который раз восторженно повторял Каслтон. — Поистине чудеса. Хотя нет. Если хорошенько подумать, то чудеса — это Божественный промысел, а здесь…
 Он протянул обе руки к Сейджу, приглашая всех полюбоваться шедевром великого мастера.
 — Нет, это работа земного ангела, — продолжал он.
 Граф повернулся к Ариэл и отвесил ей низкий поклон:
 — Мисс Холлидей, вы просто гений.
 — Я только то, что есть на самом деле, ваша светлость, — ответила Ариэл. — Боюсь, что вас ввели в заблуждение…
 — Мисс Холлидей хочет сказать, — вмешался Сейдж, не давая ей возможности продолжать, — что вы несколько заблуждаетесь, приписывая ей одной мое чудесное перевоплощение. Здесь не последнюю роль сыграл и мистер Пенроуз. Именно он давал ей ценные указания во время своих частых визитов, и я уверен, что мисс Холлидей хочет, чтобы вы в первую очередь отметили его заслуги.
 Граф посмотрел на Пенроуза.
 — Это правда? — спросил он.
 Пенроуз выглядел совершенно ошеломленным.
 — Ну… я… естественно… приходил и… — Пенроуз выпятил грудь и перестал заикаться. — Это правда. Я давал советы. Я всегда говорил, чтобы она была потверже. — Пенроуз сжал кулак и потряс им в воздухе для лучшей убедительности своих слов. — Твердая дисциплина — залог успеха, — сказал он. — И ей-богу, вы сами видите результат.
 — Да, вижу, — согласился Каслтон, сияя улыбкой. — Надо отдать вам должное, Пенроуз. Я всегда знал, что вы оборотистый малый, но не догадывался, что в вас скрыты такие таланты.
 Пенроуз засопел и смахнул невидимую пушинку с лацкана своего пиджака.
 — У каждого из нас есть талант, — сказал он.
 — Конечно, конечно, — заверил его Каслтон. — Можете быть уверены, что я расскажу всем о вашем уникальном таланте.
 Пенроуз гордо вскинул голову.
 Ариэл поймала на себе взгляд Сейджа и сжала зубы. Свинья. Он загнал ее в угол. Сказать правду, что это было не чудесное превращение, а сплошной обман, означало вырвать славу из рук Пенроуза, в лучах которой он купался. Он почувствует себя оскорбленным, да и граф обидится, что его так легко обвели вокруг пальца.
 Да к тому же все могут подумать, что она была с ним в сговоре, и тогда ее непременно уволят. Она не может рисковать своей работой. В данный момент у нее просто нет выбора и она вынуждена продолжать предложенную ей игру. Одно неприятно: сейчас она в руках Сейджа, и он может манипулировать ею, как хочет.
 Тем временем непринужденная беседа продолжалась. Граф, перейдя к светским сплетням, рассказал о последнем скандале на Флит-стрит. Сейдж улыбался и, когда нужно, громко смеялся. Какая же у него черствая душа!
 Невероятно! Неужели такое возможно? Как он мог знать, где нужно засмеяться, где кивнуть головой? Как ему удается вести себя так непринужденно и такое долгое время?
 Злость охватила Ариэл. Не важно, как он это делает, — главное, что он делает это без труда. Все чувства в ней обострились, и она до малейшей детали подмечала все происходящее вокруг. Сейчас она была похожа на дикую кошку, выслеживающую добычу и готовую к прыжку. Взгляд Ариэл остановился на Сейдже. Она готовилась перейти в атаку.
 Вся прислуга собралась в дверях гостиной. Многие вытягивали головы, чтобы получше рассмотреть, что там происходит. Все это напоминало зоопарк. Ариэл извинилась перед гостями и направилась к двери.
 — Здесь вам не балаган, — сказала она слугам. — Буду вам благодарна, если вы все вернетесь к своим обязанностям.
 Послышались возгласы «Да, мэм», и слуги исчезли. Все, кроме миссис Фаррел. Ее глазки впились в Сейджа. На круглом потном лице виднелись следы ее стряпни.
 — Чтоб мне провалиться, — прошептала она, не в силах отвести от Сейджа глаз.
 — Вы хотите мне что-то сказать, миссис Фаррел? — резко спросила Ариэл.
 Миссис Фаррел посмотрела на Ариэл невидящим взглядом:
 — Что? Я… Ах, да… Дело в том, мисс Холлидей, что обед на столе.
 — Хорошо. — Ариэл с застывшей на лице вежливой улыбкой посмотрела на собравшихся в гостиной: — Джентльмены, обед готов. Прошу вас в столовую.
 Ариэл направилась к двери, но на ее пути внезапно возник Сейдж:
 — Так, так, мисс Холлидей. Не кажется ли вам, что вы кое-что забыли?
 К своему удивлению, Ариэл улыбнулась и кокетливо спросила:
 — Неужели?
 — Дама всегда позволяет джентльмену предложить ей руку, когда они вместе выходят или входят в комнату.
 — Да, да, конечно.
 — Чудесно! Чудесно! — воскликнул Каслтон, довольно потирая руки.
 Ариэл с отвращением взяла Сейджа под руку.
 Приготовленный миссис Фаррел обед был даже хуже, чем в обычные дни: подгоревший язык с соусом из смородины, пересоленное фрикасе из цыплят, отварная баранья нога, твердая как камень. Однако никто, кроме Ариэл, казалось, не замечал этого. Все внимательно слушали непринужденную болтовню Сейджа. И что хуже всего, он имел наглость восхвалять саму Ариэл и ее таланты.
 Ложь, все ложь. Стараясь сохранять на лице вежливое выражение, Ариэл смотрела в тарелку и делала вид, что ничего не слышит. Однако терпение ее было на пределе, и она чувствовала, что, если он еще раз повторит «благодаря мисс Холлидей» или «как учила меня моя уважаемая учительница», она не выдержит и запустит в него бараньей ногой.
 Сейдж высказал свое мнение на самые различные вещи: начиная от святынь Иерусалима и кончая влиянием итальянцев на искусство Тернера. Он даже осмелился прокомментировать, насколько разумно делать инвестиции в американские рынки сбыта. Тысячи ученых с мировым именем не смогли бы вложить все эти знания в его голову за коротких полтора месяца.
 Но похоже, такая мысль не приходила в голову ни Каслтона, ни Пенроуза. Они жадно ловили каждое изреченное им слово. Они все принимали за чистую монету, так ошарашенные свершившимся чудом, что начисто лишились здравого смысла. Им было не до Ариэл, и они не замечали ее упорного молчания.
 И это было ей на руку, так как все возрастающее чувство обиды внесло сумятицу в ее мысли. Если бы сейчас кто-либо из них попытался о чем-нибудь ее спросить, она не нашла бы слов.
 Из всей путаницы в ее голове одна мысль промелькнула особенно ярко — сейчас, когда лорд-дикарь так чудесно натаскан, никто больше не нуждается в ее услугах. Теперь она свободна. Оскорблена, выпотрошена, унижена, но свободна.
 Наконец с последним блюдом было покончено, стол очистили, скатерть заменили и принесли десерт. Перед каждым поставили высокие хрустальные вазочки со взбитыми сливками, а в центр стола — большую вазу с фруктами. Фрукты не могла испортить даже миссис Фаррел, поэтому Ариэл положила себе на тарелку несколько кусочков яблока, посыпанного корицей, смешанной с сахаром.
 Сейдж, который в этот вечер чудесных превращений сидел напротив Ариэл, взялся за десертную ложку и посмотрел на нее с насмешливой улыбкой.
 Ариэл молча ела яблоко. Он принялся за сливки.
 Не позволяй ему провоцировать себя, приказала себе Ариэл, осталось потерпеть еще немного. Скоро все будет кончено, он уедет туда, где ему и должно быть, а ты поедешь домой и будешь жить, как и жила.
 Вертя в руке ложечку, Ариэл посмотрела в сторону мистера Пенроуза, сидящего напротив Каслтона.
 Возможно, подумала она, еще не все потеряно. Что, если мистер Пенроуз после сегодняшнего столь знаменательного в его жизни вечера обратит на нее свое благосклонное внимание? Возможно, все изменится к лучшему, и…
 Какое-то предчувствие оборвало счастливый ход мыслей Ариэл, и она, повернувшись в сторону Сейджа, увидела его холодный, презрительный взгляд. Страх сковал ее сердце: по его взгляду она поняла, что он прочитал все ее мысли.
 Не спуская с Ариэл глаз, он высоко поднял десертную ложечку и отпустил ее. Она с шумом ударилась о блюдце. Все вздрогнули и посмотрели в его сторону.
 Сейдж, отлично понимая, что все смотрят на него, быстро развязал и снял с себя шейный платок, затем расстегнул верхние пуговицы рубашки, обнажив загорелую грудь.
 — Мне жарко, — сказал он.
 Под неотрывными взглядами сидящих за столом Сейдж зачерпнул полную ложку заварного крема и понес ее ко рту, но на полпути остановился. Затем, подняв ложку на уровень глаз, он внимательно оглядел содержимое. Все затаив дыхание следили, как он вынимает из крема длинный черный волос. Он продемонстрировал его присутствующим и бросил на пол.
 — Похоже, это мой собственный, — сказал он. — Хотя какое это имеет значение, доедать этот крем я не буду.
 — Конечно, — согласился Каслтон.
 — Попросить принести вам новую порцию? — сквозь стиснутые зубы спросила Ариэл, стараясь казаться хорошей хозяйкой.
 — Нет, спасибо. Я не съем больше ни ложки, — Сейдж помолчал, подбирая слова, — этого шедевра английского кулинарного искусства.
 Все молчали, не зная, как реагировать на его слова. Сейдж нагнулся и стал шарить под столом.
 — Пусть Принни доест за меня этот крем, — сказал он и с ловкостью фокусника, извлекающего различные предметы из шляпы, вытащил из-под стола кролика. Он посадил его на стол и ткнул мордочкой в вазочку с кремом.
 Все продолжали молчать. Ариэл с расширенными от ужаса глазами ждала, что будет дальше. Должна же быть какая-то реакция на кролика, сидевшего на обеденном столе?
 — Послушайте, — начал первым Пенроуз. — Мне показалось, что он назвал его по имени.
 Не спуская с кролика глаз, граф кивнул.
 — И кажется, это имя… Принни, — продолжал Пенроуз.
 Каслтон снова кивнул:
 — О Боже! Вам не кажется, что он назвал его в честь…
 — Короля, — закончил за него Сейдж. — Абсолютно верно. Вы не улавливаете сходства?
 Ариэл сочла за лучшее вмешаться в разговор:
 — Лорд Сейдж, позвольте мне быть с вами откровенной…
 — Позволить? — прервал ее Сейдж. — Мисс Холлидей, я просто требую, чтобы вы были откровенной. Ведь мы всегда были откровенны с вами.
 — Конечно, — резко ответила Ариэл, стукнув кулаком по колену. — Я просто хотела сказать, что в нашей стране считается верхом неприличия сажать кролика на обеденный стол, пусть даже у него королевское имя.
 — В самом деле? Как странно. В моей стране считается за большую честь обедать вместе с кроликом.
 — Правда? — спросил потрясенный Каслтон.
 Сейдж кивнул.
 — Неужели? — сказала Ариэл. — Мне всегда казалось, что климат Сандвичевых островов не подходит для кроликов.
 — Гавайев, — поправил ее Сейдж.
 — Пусть так.
 — Климат на Гавайях способствует всем видам жизни, чего не скажешь об этой стране.
 — Если, конечно, вас не пугают жара и влажность, — добавила Ариэл.
 — А вас? — спросил Сейдж.
 — Что меня? — Ариэл нахмурилась.
 — Вас пугают жара и влажность?
 Взгляд его веселых глаз так и впился в нее, как будто они находились в комнате одни. Атмосфера становилась напряженной.
 — Я не знаю, что ответить, — сказала со вздохом Ариэл. — Я никогда не путешествовала и не жила в таком климате.
 — Жаль. Возможно, когда-нибудь я предоставлю вам такую возможность.
 — Спасибо, не надо, — фыркнула Ариэл.
 — Нет? Вам не хочется побывать на островах? — спросил он с невинным видом, который не оставлял ни малейшего сомнения в том, что все, что он говорит и делает, просто дурачество.
 — Навряд ли из меня получится хорошая путешественница, — ответила Ариэл.
 — Можно попробовать, — ответил Сейдж.
 — Я вам очень признательна, милорд, но боюсь, впереди у вас столько обязанностей, что вам будет не до меня.
 — Сомневаюсь. Я перед вами в долгу. В долгу перед всеми. — Сейдж оглядел присутствующих. — В большом долгу, — добавил он, — а долги надо платить, и я с удовольствием отплачу вам сполна. Вы должны быть уверены, что ничто не удержит меня от этого.
 Явная насмешка, прозвучавшая в его словах, должно быть, ускользнула от внимания Каслтона и Пенроуза, но Ариэл уловила ее. Она не спускала глаз с Сейджа, когда граф предложил выпить за его будущее, что все они и сделали.
 Ариэл заметила, что, несмотря на свое вызывающее поведение, Сейдж едва сдерживает в себе злость и негодование. Если это игра, то игра опасная.
 — Ну а сейчас, Сейдж, — сказал Каслтон, — расскажите нам о вашем обычае с кроликами. Что все это значит?
 — Традиция, — ответил Сейдж. — Почет, уважение.
 — И все оттого, что едят с кроликом за одним столом? — недоверчиво спросил Пенроуз, с отвращением поведя носом в сторону кролика.
 — Не только едят за одним столом, — разъяснил Сейдж, — но и спят, и молятся на него. Видите ли, кролика берут в дом, и он становится членом семьи. Его любят, о нем заботятся. Он становится олицетворением любви, преданности и могущества.
 — Значит, это символ, — предположила Ариэл.
 — Еще какой, — ответил Сейдж.
 — Ну и что потом? — спросил Пенроуз с такой кислой физиономией, будто он проглотил лимон.
 Сейдж медленно повернулся в его сторону и внимательно посмотрел в глаза.
 — Потом его убивают, — ответил он. Каслтон судорожно сглотнул.
 — Вы хотите сказать, что после того, как он стал любимым домашним животным, его уносят и убивают?
 — Его никуда не уносят, — ответил Сейдж. — Его убивают прямо в доме, на столе. В этом-то и заключается вся суть.
 — Почему? — спросила Ариэл, посмотрев на кролика, который, казалось, примерз к месту.
 — Я же вам сказал: традиция, почет, уважение. Это делается накануне сражения. Воин выпивает его кровь, и это дает ему неуязвимость в бою.
 Ариэл бросила на стол салфетку и встала.
 — Это отвратительно, — сказала она. Пожав плечами, Сэйдж погладил кролика.
 — Вы бы не говорили так, если бы были воином. Краешком глаза Ариэл заметила, как Каслтон и Пенроуз обменялись тревожными взглядами, и она решила прекратить этот разговор.
 — С меня хватит разговоров о кроликах и сражениях, — сказала она. — Я покидаю вас, джентльмены, и надеюсь, что вы найдете более приятную тему для разговора.
 Каслтон и Пенроуз выскочили из-за стола.
 — Нет! — закричал граф с таким испугом, будто ему предложили остаться наедине с коброй. — Боюсь, что я должен вас покинуть. Меня ждут в клубе.
 — И меня, — вмешался Пенроуз, — не в клубе, конечно, а на… собрании. В математическом обществе. Там сегодня лекция, которую я давно хотел послушать.
 — Что вы говорите? — сказал Сейдж с неподдельным интересом. — Могу я поинтересоваться ее темой?
 Пенроуз побледнел и стал переминаться с ноги на ногу.
 — Тема очень сложная, — сказал он наконец с самодовольной улыбкой. — Боюсь, вы не проходили этого с мисс Холлидей.
 — Вне всякого сомнения, — ответил Сейдж, — но вы мне кое-что напомнили.
 Сейдж поднялся, сунул кролика под мышку и направился к буфету. Он пошарил наверху рукой и что-то достал. Бухгалтерская книга! Ариэл похолодела: она совершенно о ней забыла.
 — Полагаю, вы узнаете ее? — спросил Сейдж, протягивая книгу Пенроузу.
 — Да, узнаю, — ответил Пенроуз с озадаченным видом.
 — Мисс Холлидей была очень занята подготовкой к этому вечеру, — объяснил Сейдж, — поэтому я взял на себя смелость проверить все подсчеты и обнаружил ошибку на странице пятьдесят четвертой. Вы допустили ошибку в расчетах, хотя даже я с моими ограниченными умственными способностями никогда бы  такого не сделал.
 — Понимаю, — ответил Пенроуз, покраснев и явно волнуясь. Он украдкой посмотрел на Каслтона и продолжал: — У меня было много дел… поэтому… Это не входит в мои обязанности… поэтому… я… спасибо.
 Сейдж молча склонил голову.
 — Нам пора уходить, — сказал Каслтон. — По правде говоря, друзья ждут не дождутся меня, чтобы узнать о ваших успехах, Сейдж. Мне не терпится сообщить им такую потрясающую новость.
 Каслтон посмотрел на Ариэл:
 — Можно вас на пару слов, мисс Холлидей?
 Ариэл последовала за графом в гостиную, заранее зная, что он скажет ей. Его слова «потрясающая новость» и тон, каким они были сказаны, не сулили ничего хорошего. Сейдж постарался вовсю. Человек, который за столом расстегивает рубашку и делит с кроликом свой десерт, не может быть принят в высшем обществе.
 Сейдж во всем перехитрил ее. Если бы она была более расторопной, то ей, возможно, удалось бы вмешаться и предотвратить его рассказ об ужасном родовом обычае. Тогда все бы пошло по-другому. Но она этого не сделала, и теперь ей ничего не оставалось, как с вежливой улыбкой следовать за графом и ждать его решения. Все мечты о счастливом будущем можно предать забвению.
 Как только дверь за гостями закрылась, Ариэл отправилась искать Сейджа. Он расхаживал по гостиной с проклятым кроликом в руках. Другой бы на его месте выглядел смешным, но только не Сейдж. О нет, он был слишком уверенным в себе, чтобы стать предметом насмешек. Ей хотелось бы думать, что такая уверенность вызвана прекрасной одеждой и презрительной небрежностью в его поведении, но она внезапно вспомнила, что, даже будучи завернутым в рваное одеяло, он вызывал не жалость, а благоговейный страх.
 Нельзя не признать, что он разительно отличается от других мужчин, и дело здесь не в совершенстве черт его лица и в умении носить костюм. Причина лежала гораздо глубже. В нем есть что-то такое, чего нельзя описать словами. Это у него в крови, в самом его существе. И это нечто было достаточно страшным. Потому Ариэл понадобилось собрать все ее мужество, чтобы открыто встретить его взгляд.
 — Они ушли? — спросил Сейдж, почесывая длинным пальцем у кролика за ухом.
 — Да, ушли. А сейчас я требую, чтобы вы… Оставьте бедного кролика в покое, а еще лучше выбросьте за дверь, туда, где ему следует быть.
 — Нет.
 Это однозначное «нет» вулканом взорвалось внутри Ариэл, и она выплеснула из себя все, что накопилось в ее душе за вечер.
 — Никогда не говорите мне нет, — выпалила она. — Никогда за всю вашу оставшуюся жизнь, полную лжи и притворства. Перестаньте усмехаться, — добавила Ариэл, наступая на него и глядя с презрением. — Не смейте скалить зубы. И не смейте рычать на меня. Вам все ясно?
 — Так же ясно, как тупость Пенроуза. Я понимаю, что должен высказать сожаление, что не могу выбросить кролика за дверь, потому что очень привязался к этому бродяге. Я не сделаю этого. Хотите вы или не хотите, но Принни останется.
 — Я определенно этого не хочу, — сказала Ариэл, глядя ему в глаза. — С меня достаточно и одного животного в доме.
 Сейдж саркастически улыбнулся:
 — Я бы предложил вам выбрать между нами, но у меня свои правила на этот счет. Я сплю на улице только в том случае, если в доме или очень жарко, или я слишком пьян. А сегодня холодно, и я не пьян. Я отказываюсь верить, что вы настолько бессердечны, что можете выбросить бедного Принни на улицу в такой холод.
 — Можете поверить, — отпарировала Ариэл. — И кроме того, имя, которое вы для него выбрали, звучит оскорбительно.
 — Это ваш выбор, — напомнил Сейдж.
 — Вы меня просто подслушали. Я говорила сама с собой и не предполагала, что вы можете повторить его в приличном обществе.
 — Тогда вам нечего волноваться.
 Его наглый ответ еще больше распалил Ариэл. Она потянулась к кролику:
 — Хорошо. Если вы не хотите его выбрасывать, это сделаю я.
 — Мне очень жаль, но я дал ему слово, что с ним будут обращаться, как с членом королевской семьи. Правда, пушистик? — спросил Сейдж, плечом отстраняя Ариэл.
 — Тогда вам нечего беспокоиться, так как ваше слово — пустой звук, — сказала Ариэл, пытаясь дотянуться до кролика.
 — Если бы вы были мужчиной, мы бы заставили вас пересчитать все ступени, — ответил Сейдж, защищая от нее кролика.
 — Если бы я была мужчиной, у вас сейчас была бы сломанная челюсть и вы бы считали не ступени, а свои зубы.
 — Осторожней, Принни, — сказал он, не давая Ариэл возможности подлезть ему под руку, — похоже, у дамы жестокий характер.
 Сейдж быстро шагнул к ней и поднял кролика над головой. Он был гораздо выше ее, да и руки его были длиннее, но Ариэл не приняла это в расчет. Вытянув руки вверх, она подпрыгнула и попыталась схватить кролика. Естественно, она промахнулась и, падая, уцепилась за Сейджа, который специально отступил назад.
 — Не хотите попробовать еще раз? — спросил он с довольной улыбкой, увидев, как она в испуге отшатнулась от него.
 Ариэл, разозленная, переводила взгляд с Сейджа на кролика.
 — Опустите его вниз, — приказала она.
 — Нет.
 — Прекрасно.
 Если слова не помогают, то, может, помогут кулаки. Ариэл размахнулась и ударила его в грудь.
 Сейдж согнулся пополам, будто из него вышел весь воздух. Чудесно! После стольких мучений и сегодняшнего вечера, когда она была вся на нервах, он наконец получил по заслугам.
 Все было бы прекрасно, если бы так сильно не болели пальцы. Ей казалось, что она ударила кулаком по гранитной стене. Ариэл принялась растирать костяшки пальцев.
 Сейдж быстро пришел в себя.
 — Эй, женщина, — пробормотал он, — в тебе сидит сам черт.
 — Так теперь вы отпустите кролика?
 — Не могу, — сказал он таким тоном, как будто хотел отпустить его, но не мог.
 — Почему?
 — Потому что я мужчина, и мое мужское достоинство не позволит мне сдаться, даже если вы изобьете меня до синяков.
 — Тогда получайте.
 Ариэл снова замахнулась на него кулаком.
 — Стойте! — приказал он. — Вам действительно хочется терять время на драку из-за кролика. Давайте установим перемирие, я отпущу кролика, и мы спокойно обсудим, что явилось причиной вашей злости.
 Ариэл подумала и кивнула:
 — Хорошо. Давайте пока забудем о кролике. Мы можем поговорить о нем позже.
 Не спуская с нее глаз, Сейдж опустил кролика на пол.
 Похоже, он совсем ей не доверяет. Возмущению Ариэл не было конца.
 Как только лапы кролика коснулись пола, он моментально исчез под пианино.
 Сейдж проследил за ним взглядом и, повернувшись к Ариэл, спросил:
 — Так что вы хотите узнать?
 — Я хочу знать, что вы можете сказать в свое оправдание? Прежде чем ответить, Сейдж подошел к сервировочной тележке, на которой стояли бутылки, и налил виски в два бокала.
 — Если вы настаиваете, то я должен сказать, что обед прошел очень хорошо… принимая все во внимание.
 Ариэл с недоумением посмотрела на него, в то время как он с насмешливой улыбкой протянул ей стакан. Игнорируя его усмешку, Ариэл переспросила:
 — Принимая все во внимание?
 — Вот именно.
 Сейдж залпом осушил стакан с виски, от которого она отказалась, и сосредоточил внимание на своем.
 — Что вы хотите этим сказать? Что значит — принимая все во внимание?
 — Это значит, что вечер прошел очень хорошо, несмотря на собравшуюся компанию. Как вы думаете, Нос появится здесь снова или будет обходить меня стороной?
 — Нос? — с удивлением спросила Ариэл.
 — Пенроуз, — разъяснил Сейдж. — Думаю, вам ясно? Ариэл не стала заострять на этом внимания.
 — Меня разозлило поведение не Пенроуза, а ваше. Вы вели себя грубо и двулично.
 Прислонившись плечом к камину, Сейдж с высокомерием посмотрел на нее.
 — Мое поведение было безупречным, — сказал он.
 — О да, — с иронией согласилась Ариэл и, подойдя к пианино, приняла стойку борца на ринге. — Особенно в тот незабываемый момент, когда вы обнажили грудь и посадили кролика на обеденный стол.
 — Я уже все вам объяснил.
 — Объяснили, — согласилась Ариэл с обманчивым спокойствием.
 — Тогда на что же вы жалуетесь?
 — Меня возмущает, что до сегодняшнего дня вы ни словом, ни делом не доказали мне, что вы воспитанный человек и остроумный собеседник. Все шесть недель я и не подозревала, что вы умный, образованный человек, а не дикарь, который только недавно снял с себя набедренную повязку.
 — Вы мне льстите, — сказал Сейдж.
 — Я еще не кончила. — Ариэл, словно дикая кошка, готовая к прыжку, стала подкрадываться к нему. — Вы бессердечный, хитрый и лживый…
 — Давайте без грубостей.
 — Обойдетесь, — ответила Ариэл, подступая ближе. — Я еще недостаточно груба, чтобы выразить вам свое глубокое возмущение за тот восхитительный спектакль, который вы нам сегодня устроили.
 — Восхитительный — это, пожалуй, слишком.
 — Ничуть.
 — В таком случае я должен сказать, что старался ради вас.
 — Должны сказать? Вы уже сказали это и не один раз. Вы без конца повторяли: «Мисс Холлидей сказала это, мисс Холлидей сказала то». — Глаза Ариэл пылали гневом. — Ложь. Все ложь.
 Сейдж положил руку на сердце:
 — Вы больно раните меня, дорогая учительница.
 — Не смейте издеваться надо мной, — возмутилась Ариэл. — Я не ваша учительница, а вы мне не ученик.
 Поставив пустой бокал на каминную полку, Сейдж скрестил на груди руки.
 — Тогда кто же я? — с вызывающей улыбкой спросил он.
 — Вы… — Ариэл задумалась. Разные оскорбительные слова приходили ей на ум, но ни одно не подходило, чтобы выразить ее глубокое возмущение. — Вы не джентльмен, сэр, — решилась она наконец.
 — Вы, мадам, совершенно правы. — Сейдж сделал шаг ей навстречу. — Я и не претендую на это. У меня нет ни малейшего желания им быть. Более того, я никогда не стану этим бесхарактерным, одиозным существом, которое зовется английским джентльменом.
 — Тогда зачем вы устроили это представление?
 — Вы имеете в виду сегодня?
 — Да, сегодня и шесть недель назад. Все это время. Вы прекрасно знали, какими вилками надо пользоваться, как завязывать этот проклятый платок.
 — Совершенно верно.
 Этот наглый ответ еще больше разозлил Ариэл.
 — Вы притворялись все это время, — сказала Ариэл, как бы рассуждая сама с собой. — Все сплошное притворство.
 Сейдж кивнул.
 — Но почему? — спросила Ариэл. — Я заслуживаю того, чтобы вы мне все объяснили, потому что поставили меня в идиотское положение.
 Сейдж, казалось, был сражен ее словами.
 — Пожалуйста, поверьте мне, я совершенно не хотел делать из вас дурочку.
 — Поверить вам? — Ариэл горько улыбнулась. — Я не поверю вам даже тогда, когда вы в доказательство ваших слов проглотите Библию.
 Сейдж изучающе посмотрел на нее, как смотрит шахматист на шахматную доску, прежде чем сделать следующий ход.
 — А что, если я скажу вам, что сделал это ради вас?
 — Тогда вы не только лжец, но и все остальное, — ответила Ариэл.
 — Все остальное? — Сейдж выглядел озадаченным. — Не могли бы вы уточнить, что это значит.
 — С удовольствием, — ответила Ариэл. — Вы не только лжец, но и бессердечный обманщик, негодяй, каких еще не видел свет…
 — Ах, это, — равнодушно заметил он, прерывая ее обвинения. — Но как вы можете быть в этом уверены?
 — И вы еще имеете наглость спрашивать?
 — А что мне остается делать? Факт остается фактом: я сделал это исключительно для вас.
 Ариэл покачала головой — наглость этого человека беспредельна.
 — Вы хотите, чтобы я поверила, что вы устроили весь этот мастерски сыгранный спектакль…
 — Мастерски? — прервал он ее, явно удивленный. Сейдж задумчиво потер подбородок. — Вы действительно так думаете?
 — …И все это время делали из меня дурочку, — продолжала Ариэл, не обращая внимания на его слова. — И все ради меня?
 — Ну, скажем, не всегда, но сегодня — сегодня, Ариэл, я все делал ради вас. Вы позволите мне называть вас по имени?
 — А вам бы этого очень хотелось?
 — Очень.
 — Тогда мой ответ — нет.
 Сейдж рассмеялся и посмотрел на Ариэл, как бы заново оценивая ее.
 — Вы чувствуете ко мне отвращение? — спросил он.
 — Мне противно даже находиться с вами в одной комнате, — ответила Ариэл. — Я терплю вас только потому, что хочу получить объяснение вашему сегодняшнему поведению.
 — Я уже все объяснил. Мне хотелось доставить вам удовольствие. Я сделал это ради вас, Ариэл, и других причин у меня не было. Мне совершенно незачем обманывать вас.
 Сейдж выглядел искренним, но Ариэл все же не верила ему.
 — Я не разрешила вам называть меня по имени, — напомнила она.
 — Простите меня. Я просто ничего не могу с собой поделать. Мне кажется, что так мы становимся ближе. Вам так не кажется?
 — Нет.
 Позади него в камине обрушилось полено, взметнув столб искр, но Сейдж не обратил на это никакого внимания и продолжал внимательно смотреть на Ариэл.
 — У меня создалось впечатление, — сказал он, делая к ней еще один шаг, что вы хотели, чтобы я одевался и вел себя как настоящий маркиз.
 Близость Сейджа волновала Ариэл, но она продолжала стоять на месте, не желая показывать, что боится его.
 — Вы ведь хотели этого, не так ли? — настаивал Сейдж.
 — Хотела.
 — Вы хотели заслужить одобрение Каслтона и Носа? Вы хотели, чтобы они признали вашу работу успешной?
 — Да.
 — И они сделали это. По крайней мере мне так показалось. Вы согласны со мной?
 — Я думаю, они оба были потрясены вашими успехами, если не сказать больше — ошарашены. Ведь вы этого хотели… принимая все во внимание? — с саркастической улыбкой спросила Ариэл.
 — Значит, мой план сработал. Мне кажется, вы должны не злиться, а благодарить меня.
 — Неужели вы получаете удовольствие, обманывая всех и вся? Не ждите от меня благодарности. У меня к вам нет ни малейшей симпатии.
 — Вы…
 — И не думайте, что я настолько легковерна, чтобы принять все то, что вы сейчас мне здесь наговорили, за чистую монету.
 — Я…
 — Я не верю ни единому вашему слову, — продолжала Ариэл, не давая Сейджу возможности вставить слово. — Но если я и была бы последней дурой и поверила вам, то есть еще вопрос, на который мне бы хотелось получить ответ.
 — А именно?
 — Вы не побоитесь дать на него прямой ответ?
 — Если вы не побоитесь задать его прямо, без обиняков.
 — Не побоюсь. Сначала ответьте: почему вы строили из себя дикаря?
 — Я не строил.
 — Вы все время…
 На этот раз Сейдж прервал ее:
 — Я с самого начала молчал и никак не проявлял себя. Матросы, которые обманным путем захватили меня, прозвали меня дикарем, потому что я был не таким, как они. — Голос Сейджа был грустным и ироничным. — Каслтон и другие, в том числе и вы, с радостью подхватили это прозвище.
 — Только потому, что вы с самого начала да и потом тоже вели себя как дикарь.
 Глаза Сейджа потемнели и стали печальными. Их взгляды встретились, и между ними, как бывало в те редкие минуты, возникло взаимопонимание. Она вспомнила, как он защитил ее своим телом от направленных на них пистолетов, как подал ей руку, чтобы помочь встать с пола, вспомнила она и другие подобные моменты, которые она не удосужилась правильно истолковать.
 — Скажите, Ариэл, вам легче считать меня дикарем? — спросил он тихим голосом. — Или просто в этом свояпривлекательность?
 — Вы хотите знать, что я чувствовала? — смутившись, спросила Ариэл, подумав про себя, что он не дождется от нее правдивого ответа.
 — Такскажите мне. — Голос Сейджа был тихим, но требовательным, от него по спине Ариэл поползли мурашки. — Что чувствует женщина, оставаясь наедине с дикарем? С человеком, способным на любой поступок? Что вы ощущали, когда учили меня мыться, одеваться, когда показывали, как правильно пользоваться вилкой, как подавать вам руку?
 — Ничего, кроме разочарования. Сейдж понимающе кивнул:
 — Мне это знакомо. Но все-таки скажите: о чем вы думали, обучая меня?
 Ариэл затаила дыхание.
 — Что вы чувствовали, когда я дотрагивался до вас? — продолжал Сейдж. — Когда моя рука касалась вашей руки?
 Сейдж провел ладонью по ее руке. Ариэл сделала вид, что этого не замечает, хотя сердце ее сильно стучало.
 — Неужели вы не дрожали от страха? А может, от чего другого? Может, у вас возникало что-то, кроме страха? Неужели вам не хотелось узнать…
 — Единственное, что мне хочется знать, — резко прервала его Ариэл, — это почему я стою здесь и теряю время, выслушивая весь этот бред. Советую вам подыскать более убедительное объяснение для лорда Каслтона, сэр. Не сомневаюсь, что вам скоро придется иметь дело с ним. А с меня хватит. Мне надоели ваши выходки, и я не собираюсь здесь больше оставаться.
 Ариэл направилась к двери, но голос Сейджа остановил ее:
 — Значит, вы собираетесь все это бросить? Но почему? Из-за раненого самолюбия?
 Ариэл медленно повернулась и посмотрела на Сейджа.
 — Не имею ни малейшего представления, на что вы намекаете, — сказала она, стараясь казаться беспечной, хотя чувствовала, что начинает нервничать.
 — Я хочу сказать, что прошедшие шесть недель были трудными для вас, однако вы терпели все мои выходки. Теперь же только потому, что я поставил вас в глупое положение, как вы считаете, или потому, что вам не понравились мои замечания, вы решили все бросить. — Сейдж покачал головой и грустно улыбнулся. — Я думал, вы сделаны из более прочного материала, — добавил он. Ариэл презрительно бросила:
 — Не пытайтесь манипулировать мной.
 — Хорошо, не буду, — согласился Сейдж. — Я буду с вами откровенен. Все это время вы были очень добры ко мне, добрее, чем к кому-либо другому. Другая на вашем месте не проявила бы ко мне столько доброты. И я благодарен вам за это. Однако я не понимаю, почему сейчас, когда приз уже в ваших руках, вы вдруг решили все бросить.
 — Какой приз? — с удивлением спросила Ариэл, наблюдая, как он наливает себе бренди.
 Она старалась убедить себя, что ему никогда не докопаться до причины, побудившей ее взяться за это дело, и он никогда не узнает, сколько раз у нее опускались руки. Ей даже в голову не приходило, что он может читать наизусть Шекспира.
 Он совершенно прав, она ненавидит его за это, как прав и в том, что глупо все бросить сейчас. Он как бы читал ее мысли. В третий раз за сегодняшний вечер.
 — Какой приз? — снова повторила она, когда Сейдж подошел к ней со стаканом виски.
 — Не надо притворяться, что вы не догадываетесь, Ариэл. Это видно невооруженным глазом.
 — Лично я ничего не вижу.
 — Тогда позвольте мне вам объяснить. Ваш приз, — сказал он, глядя ей прямо в глаза, — Пенроуз.




 Глава 9


 Леон с интересом наблюдал, как глаза Ариэл расширились от удивления. Неужели она действительно думает, что он настолько глуп, чтобы не заметить ее раболепного отношения к этому дураку-коротышке?
 — Пенроуз? — переспросила Ариэл. — Вы имеете в виду мистера Пенроуза?
 — Естественно, мистера Пенроуза, — фыркнул Леон. — Вы что, знаете еще одного Пенроуза? Может, вы предпочитаете, чтобы я называл его более фамильярно — Нос? Разве он не ваш возлюбленный?
 — Мой возлюбленный? — Ариэл бросила на Леона такой изумленный взгляд, будто у него были две головы и обе пустые. — Вы, наверное, сошли с ума? — предположила она.
 Пожалуй, подумал Леон, иначе как оправдать мое поведение сегодня вечером?
 После вчерашнего неожиданного визита Пенроуза Леон был полон решимости до конца играть роль дикаря и устроить им такой бедлам, который бы они помнили всю оставшуюся жизнь. Он пообещал себе, что преподаст ей хороший урок, однако, когда увидел Ариэл сегодня утром, на ее лице отразилась такая душевная мука, что он в одно мгновение изменил свой план. Не важно, что причиной ее страданий был Пенроуз, он сделает все, чтобы стереть с ее лица это выражение муки.
 Вот почему он обедал с Каслтоном, вместо того чтобы проломить ему голову. И вот теперь, разозленный, он стоял перед женщиной, которая не должна его интересовать, и был готов лезть в драку за нее только потому, что она предпочла ему другого мужчину.
 — Сошел ли я с ума? — переспросил Леон с надменным высокомерием. — Как раз наоборот. Ваша ситуация абсолютно ясна для меня.
 — О чем вы?
 — О том, что вы ослеплены этим дураком.
 Леон заметил, как Ариэл побледнела, и утвердился в правильности своей догадки, что привело его в уныние. Он продолжал внимательно следить за выражением ее лица. Постепенно краски возвращались: оно стало розовым, затем пунцовым. Испуг сменился возмущением.
 — Как вы смеете обвинять меня в том, что я влюблена в Филипа Пенроуза?
 — Я вас ни в чем не обвиняю, а просто констатирую факт. Заметьте: я сказал — ослеплены. Итак, вы хотите спросить меня, как я осмелился сказать вам правду?
 — Правду? Ха! Вы никогда не узнаете ее, даже в том случае, если эта правда свалится на вас с небес и растроит вас… — Ариэл сжала кулаки, подыскивая подходящее слово, — …до самых пяток.
 — В самом деле? Не припомню, чтобы нечто подобное случилось со мной вчера, когда я наблюдал за вами и вашим начальником.
 — Вчера, когда вы вели себя как последний дурак, вцепившись в этого глупого кролика? — спросила Ариэл, стараясь казаться спокойной.
 Леон изобразил неподдельное удивление:
 — Неужели вы это заметили? Мне казалось, что вы так увлечены разговором с Пенроузом и так лебезили перед ним, что вообще забыли о моем присутствии.
 — Лебезила? — голосом, холодным как лед, переспросила Ариэл.
 — До отвращения, если пользоваться вашей терминологией. Улыбались, как глупая влюбленная корова, умоляли его остаться, чтобы послушать новую музыкальную пьесу, а ваши ресницы хлопали, как хлопает крыльями стая взбесившихся гусей. Сказать откровенно — зрелище было очень впечатляющим.
 — Взбесившихся гусей?
 — Вот именно. Посторонний наблюдатель, глядя на вас, непременно решил бы, что у вас приступ эпилепсии.
 — Приступ эпилепсии?
 Леон с удовольствием отметил, что чувство вины заставляет Ариэл растерянно повторять обрывки его фраз.
 — У меня есть некоторый опыт в сердечных делах, и должен сказать, что, сколько вы ни стараетесь флиртовать с ним, он все равно ничего не замечает.
 — Флиртовать?
 — Вы это отрицаете?
 Рот Ариэл то открывался, то закрывался; она силилась что-то сказать, но не могла. Плечи ее подергивались, лицо мрачнело.
 — Вы прекрасно знаете, что я не могу этого отрицать, — сказала она наконец с таким видом, будто он виноват в ее недальновидности. — Вы прекрасно знаете, что я… Я хочу сказать, что вы сами видите… О Господи, вы и без меня все прекрасно понимаете, — выдавила Ариэл из себя и приложила ладони к пылающим щекам. Вид у нее был несчастный.
 Минуту спустя она бессильно уронила руки и посмотрела Леону в глаза.
 — Хорошо, — сказала она тихим голосом, — это действительно так. Короче говоря, я должна признаться, что я…
 Леон заметил, как Ариэл вздрогнула.
 — …что я… флиртовала, — закончила она. Леон саркастически поднял брови.
 — Но это вовсе не потому, что он мне нравится, — продолжала Ариэл более уверенно. — И уж конечно, я не ослепла, как вы изволили выразиться. Он мне ни капельки не нравится. Я его с трудом выношу. Скажу вам больше: он самый одиозный, самовлюбленный, презренный тип из всех, кого я знаю.
 Подавив в себе самодовольную улыбку, Леон внимательно посмотрел на нее:
 — Теперь моя очередь задать вам тот же вопрос, что вы задавали мне раньше: зачем весь этот спектакль?
 — Потому что, — ответила она, потупив взор, — я задумала выйти за него замуж.
 Заявление Ариэл отдалось болью в сердце Леона. Он почувствовал себя так же плохо, как в тот раз, когда она ударила его кулаком в грудь. Нет, хуже, гораздо хуже. Он сделал большой глоток бренди, стараясь не подавать вида, что очень расстроен. Расстроен? Нет, черт возьми, сражен наповал. С бокалом виски он подошел к камину и небрежно опустился в удобное кресло с высокой спинкой. Сердце его бешено стучало, голова шла кругом. Прошло несколько минут, прежде чем он сумел взять себя в руки и спокойно посмотреть на Ариэл.
 — Тот же вопрос, — сказал он, — почему?
 — Я должна, — последовал ответ.
 Ее виноватый вид и робкий голос произвели на него ошеломляющее впечатление. Прищуренным взглядом он посмотрел на ее живот:
 — Вы должны? Уж не хотите ли вы сказать, что… Ариэл прикрыла руками живот. Глаза ее вспыхнули гневом.
 — Да как вам могло прийти такое в голову? Как вы смеете думать…
 — Давайте решим с вами раз и навсегда, — прервал ее Леон, чувствуя, как успокаивается его сердце, — у меня есть странная привычка говорить то, что я хочу и когда хочу. Вы уже утомили меня своими повторными вопросами. В конце концов, это скучно, и мы только напрасно тратим время. Вам это понятно?
 — Понимание еще не значит согласие, — ответила Ариэл.
 — Мне не надо вашего согласия.
 — В таком случае мне все понятно, — ответила Ариэл, безразлично пожав плечами.
 — Отлично. Идите сюда и сядьте.
 Леон указал на стоявшее напротив него кресло. Немного поколебавшись, Ариэл повиновалась.
 — Давайте начнем сначала, — сказал Леон. — Если у вас нет особой причины, то почему вы должны выходить замуж за Пенроуза?
 — Мне кажется, было бы лучше сказать — вынуждена. Я считаю, что мистер Пенроуз вполне подходящий жених.
 Положив локти на подлокотники и чуть прикрыв лицо руками, Леон внимательно смотрел на Ариэл. Наступило неловкое молчание.
 — Ну хорошо, — смущенно сказала Ариэл, — он единственный мужчина, которого я знаю. Других кандидатов в женихи у меня нет.
 — Ясно. И все же мне не совсем понятно, к чему такая спешка.
 — Почему спешка? Может, это мой последний шанс. Большинство женщин моего возраста уже давно замужем и имеют кучу детишек мал мала меньше.
 Ариэл жестом продемонстрировала в воздухе эту кучу детишек.
 — Ну что же, им повезло, — сказал Леон, натянуто улыбаясь. — Скажите мне, а что это за возраст, когда остается последний шанс?
 Он оценивающе посмотрел на Ариэл, пытаясь угадать, сколько ей лет.
 — Двадцать пять, — ответила она, гордо вскинув голову.
 — Ах, двадцать пять. Значит, вы считаете себя старой, не так ли?
 — Да, я такая же старая, как и вы.
 — Однако с возрастом вы не стали более сдержанной на язык. Советую поменьше болтать, если хотите подцепить мужа.
 Ариэл подалась вперед, и Леону показалось, что она опять ударит его, но девушка снова откинулась в кресле и внезапно рассмеялась, проглотив и это его замечание.
 — Вам бы все шутить, — сказала она, устраиваясь поудобнее. — Слышала бы вас моя мать. Для нее отсутствие мужа и детей — дело нешуточное.
 — Ваша мать? Так вот в чем секрет.
 — Это вовсе не секрет. Дело в том, что я должна выйти замуж по финансовым соображениям. Я здесь ни при чем, — поспешила добавить Ариэл, заметив на лице Леона насмешливую улыбку.
 — Тогда кто же? Пенроуз? — спросил Леон с разочарованием, решив, что она одна из тех женщин, которые охотятся за большими деньгами.
 — Конечно, нет. — Ариэл тяжело вздохнула, немного помолчала и, наконец, решившись, добавила: — Ладно. Я это делаю исключительно для своих родителей. Мне надо обеспечить их будущее.
 Возможно, она и не охотница за деньгами, а просто немного легкомысленна.
 — Понятно, — сказал он. — Они не удосужились накопить денег, чтобы обеспечить себе старость, и сейчас вы играете роль жертвенной овцы, чтобы помочь им. И вы хотите, чтобы я в это поверил?
 — Вовсе нет! — воскликнула Ариэл с обиженным видом. — Вы должны мне верить. Я говорю правду. Мой отец — баронет, и он был известным преуспевающим врачом. Он всю жизнь заботился о семье, откладывая деньги на черный день и занимаясь инвестициями. Он бы продолжал делать это и дальше, если бы…
 — Если бы что? — поинтересовался Леон.
 — Если бы судьба не распорядилась иначе.
 — Звучит впечатляюще, — заметил Леон. — Мне бы хотелось знать все в подробностях.
 Ариэл сделала попытку подняться.
 — Боюсь, это долгая и скучная история, — сказала она. Ариэл выглядела очень подавленной, и Леон отбросил мысль о том, что она притворяется и сочиняет жалобную историю в оправдание своего желания выйти повыгоднее замуж. Глядя на нее, такую несчастную, сидящую на краешке кресла и готовую в любой момент сорваться с него и убежать, Леон почувствовал сострадание — чувство, раньше ему не ведомое. Она была не только несчастной, но и одинокой. Все это ему хорошо знакомо, и он знал, что слова здесь бессильны. Чем он может помочь ей?
 Леон плеснул в бокал немного виски и протянул его Ариэл, но она рукой оттолкнула.
 — Сделайте хотя бы глоток, — приказал он. — Вам необходимо подкрепиться.
 — Спасибо, — ответила Ариэл, взяв бокал.
 Она сделала маленький глоточек, по-прежнему сидя на краешке кресла, готовая ринуться прочь, чтобы избежать дальнейших расспросов.
 Леон решил, что не будет давить на нее, во всяком случае, попытается этого не делать. Подавив желание узнать подробности ее печальной истории, Леон оглядел комнату, ему захотелось сделать для нее что-нибудь приятное. На глаза попалась расшитая гарусом скамейка для ног. Он принес ее и поставил перед Ариэл.
 Она не обратила на нее ни малейшего внимания.
 — Не вынуждайте меня самого поднимать ваши ноги, — сказал он почти сердито.
 — Вам незачем… — начала Ариэл, но, заметив, как нахмурились его брови, быстро поставила ноги на скамеечку.
 Леон опустился в кресло:
 — А теперь расскажите мне об этих превратностях судьбы. Ариэл заерзала в кресле, ее рассеянный взгляд перебегал с одной веши на другую: на писанную маслом картину за его спиной, на горящие в камине дрова. Она старательно избегала его внимательного взгляда.
 — Это нелегко, — сказала она наконец. — Ни одной живой душе я не рассказывала эту историю. Только с матерью мы иногда говорим на эту тему, и то я стараюсь не называть вещи своими именами.
 — Я ненавижу подробности, и вы можете рассказывать мне все в общих чертах, Ариэл. Кто знает, может, я смогу помочь вам.
 Ариэл с удивлением посмотрела на него.
 Леон пожал плечами, удивляясь своему предложению.
 — Иногда случаются странные вещи, — сказал он.
 — Уж можете быть в этом уверены. — На губах Ариэл появилась слабая улыбка. У Леона отлегло от сердца.
 — Совсем недавно в этой комнате случилось нечто подобное, — продолжала она.
 Леон улыбнулся, но не сказал ни слова. Ему не хотелось торопить ее, и он терпеливо ждал.
 — Как я вам уже сказала, мой отец был врачом, — начала Ариэл. — И очень хорошим. — Ее тихий голос звучал неуверенно. — Среди его пациентов были не только благородные, но и простые люди, и он не делал между ними различия, чем очень гордился. Примерно года полтора назад моя мать начала замечать за ним некоторые странности, хотя поначалу они нас не беспокоили. Он мог вернуться домой без пальто или, например, в пятницу надеть воскресный костюм. Мы иногда даже подшучивали над ним. — Ариэл грустно улыбнулась и продолжала: — Со временем эти странности стали повторяться все чаще и перешли уже в более серьезные вещи. У него на работе случилось несколько неприятных инцидентов. Слава Богу, ничего серьезного, и от этого никто не пострадал, но моя мать по-настоящему встревожилась и решила проконсультироваться у специалиста.
 — А ваш отец сам замечал изменения в своем поведении? — спросил Леон.
 Ариэл кивнула:
 — Временами, но потом… — Она задумчиво посмотрела на пылающий в камине огонь. — Он согласился, чтобы его осмотрел старый друг и коллега, который, в свою очередь, направил его к другому врачу. К тому времени, когда были сделаны все анализы и вынесено заключение, он совсем ушел в себя. Мне даже кажется, что он так и не понял, какой диагноз ему поставили, но может, это к лучшему. Диагноз был старческое слабоумие. Его друзья-врачи сказали, что ему надо немедленно оставить практику, пока не случилось чего-нибудь трагического, что навсегда погубило бы его доброе имя.
 — И он согласился? — спросил Леон, с трудом сдерживая желание взять Ариэл за руку.
 — Да. Хотя случаются дни, когда он встает, одевается, берет свой саквояж и говорит, что ему нужно срочно осмотреть пациента, который на самом деле уже давно умер. Нужно видеть его лицо, когда мы удерживаем его от визита. Здесь не выдержит даже черствое сердце.
 — Теперь мне все понятно, — тихо сказал Леон. — Вам не надо вдаваться в подробности. Я вижу, вам тяжело вспоминать все это.
 — Мне будет легче, если я наконец выскажусь, — ответила Ариэл. — Моя мать решила и наказала всем держать все в секрете. Никто из посторонних не должен знать, что случилось с отцом. Поэтому мы продолжаем делать вид, что ничего не случилось, во всяком случае, пытаемся. Последнее время становится труднее хранить все в тайне.
 — Из-за того, что здоровье вашего отца становится хуже?
 — Из-за этого и из-за материальных затруднений.
 Леон нахмурился, вспомнив, что именно финансовые трудности вынуждают Ариэл искать себе мужа в лице Пенроуза.
 — Но мне кажется, что у преуспевающего врача должны быть сбережения, — сказал он. — Вы что-то говорили о его инвестициях.
 Ариэл тяжело вздохнула:
 — Да, были и сбережения, и инвестиции. Отец был очень бережливым и всегда с уважением относился к деньгам, и это еще более усугубляет нашу трагедию. Так случилось, что в первые дни его болезни, когда мы подшучивали над тем, что он многое забывает и может пройти мимо собственного дома, мы не заметили, что он зачастил в клуб, где наделал карточных долгов на тысячи и тысячи фунтов. Не проходит дня, чтобы мы не платили кому-нибудь. Я не вижу этому конца. Каждую неделю к нам кто-нибудь приходит или присылает своего представителя, чтобы получить от отца джентльменский должок. Иногда к нам приходят и говорят, что нужны деньги, чтобы разгрузить судно, в котором якобы долевое участие моего отца. Не говоря уже о бирже, где акции постоянно падают. Некоторые претензии настолько абсурдны, что мне с трудом в них верится, но карточные долги зафиксированы в клубном журнале.
 Леона просто ошарашило это известие.
 — Подождите, давайте уточним некоторые детали. Вы хотите сказать, что все эти люди приходят к вам и говорят, что отец им должен, и вы тотчас же выплачиваете его долги? Я вас правильно понял?
 — Мама настаивает на этом. Она говорит, что отец никогда не укрывался от долгов и она не может позволить, чтобы он оставался кому-нибудь должен.
 — Просто восхитительно! Но он же был не в своем уме, когда наделал эти долги и…
 — Как вы не понимаете, — перебила его Ариэл, — мама скрывает от всех, что он болен. Моя мать очень гордая женщина. Она больше всех страдает от его недуга, и, боюсь, общественное осуждение или жалость скажутся на ее здоровье. Она будет не в силах все это вынести.
 Запустив пальцы в волосы, Леон сокрушенно покачал головой.
 — Вот тебе плоды цивилизации, — сказал он с горечью. — Где это видано, чтобы болезнь считалась позором.
 — Не болезнь отца страшит мою мать. Она готова денно и нощно ухаживать за ним, но страдает из-за долгов, которые совершенно разорили нас.
 — Но если ваша мать откажется их выплачивать и скажет всем правду…
 — Она этого не сделает.
 — Потому что очень гордая, — съязвил Леон.
 — Нет, потому что любит, — поправила его Ариэл. — Она любит отца и защищает его как умеет.
 — Что за глупость! — Леон поморщился от возмущения. — Только женщина может рисковать материальным положением своей семьи, основываясь на сиюминутных эмоциях.
 — Не думаю, что сорок лет брака можно назвать сиюминутными эмоциями, — возразила Ариэл.
 — И все же это не что иное, как эмоции. Чистейшей воды ерунда. А вы своим желанием принести себя в жертву, выйдя замуж за Носа, только помогаете ей в ее безумии.
 — Вы так резки, что можно подумать, вас просят уплатить наши долги, — заметила Ариэл.
 — Всякое может быть, — ответил Леон. — Неужели у вас в доме нет мужчины, который бы помог вашей матери? Может, братья? Дядя, в конце концов?
 В ответ на его вопрос Ариэл только качала головой.
 — У меня только младшая сестра, — сказала она, — но она замужем и живет в Дерби.
 — Но ведь у нее есть муж. Почему бы ему не вмешаться и не прекратить раз и навсегда эти поборы?
 — Гарри не из тех людей, чтобы вмешиваться в чужие дела.
 — Он не может помочь вам деньгами?
 — Они никогда не предлагали, а мы не просили. Пусть все остается, как есть.
 Леон с возмущением покачал головой. Ситуация плачевная, но не безнадежная. Все дело в матери, которая не без помощи Ариэл сама создает для себя трудности. Леон не сомневался, что без особых затрат уладил бы дело в течение часа, но тогда бы ему пришлось поссориться с матерью, которая изо всех сил старалась соблюсти приличия.
 Он посмотрел на огонь, догорающий в камине, и встал, чтобы подбросить туда поленьев. Он так и думал: в Лондоне полно негодяев, которые могут лишить последних денег хорошего человека.
 Но больше всего беспокоило и возмущало, что Ариэл приносит себя в жертву, обрекая свою жизнь на безрадостное существование, так как жизнь с Пенроузом будет именно такой.
 Леон тяжело опустился в свое кресло.
 — А как же любовь? — спросил он так резко, что Ариэл вздрогнула.
 — Любовь?
 — Да, любовь. Разве не надо иметь хоть капельку счастья, выходя замуж? Мне кажется, это важно для женщины.
 — Возможно, со временем я научусь любить мистера Пенроуза. — Ариэл тяжело вздохнула и повторила: — Со временем.
 Леон бросил на нее насмешливый взгляд.
 — Будьте серьезны, — сказал он. — Иногда и вечности не хватает, чтобы познать это чувство.
 Ариэл засмеялась и согласно кивнула головой:
 — Вы правы. Возможно, я никогда не полюблю его, но постараюсь быть ему хорошей женой. Я буду продолжать вести бухгалтерию, помогать ему в школе, как и сейчас это делаю. — Ариэл смутилась. — Я хотела сказать, что он все делает сам, а я лишь немножко помогаю ему, — поправилась она.
 — Не оправдывайте его, — сказал Леон. — Я видел все ваши книги и знаю, кто на что способен. Все идет хорошо только благодаря вам.
 — У меня к этому есть способности, — весело ответила Ариэл. — Вот они-то и будут моим приданым.
 — Какое изумительное нововведение! Догадываюсь, что ваше настоящее приданое тоже ушло на оплату долгов вашего отца.
 — Не совсем так. Я сама настояла, чтобы мы продали его. Мама и слышать об этом не хотела. Она очень переживает, что я лишилась наследства.
 — После этого вам пришла в голову мысль выгодно выйти замуж, чтобы спасти ваше бедственное положение?
 — Да, — согласилась Ариэл, и в ее глазах появилось выражение обиды и негодования. — Тогда я не знала, что долги будут расти с каждым днем и превысят наши возможности постоянно оплачивать их. Теперь вы понимаете, почему я считаю мистера Пенроуза подходящей для себя кандидатурой. У меня ведь нет никакого титула, — добавила она, гордо вздернув подбородок, как бы тем самым бросая вызов обществу с его классовыми различиями.
 Заинтересованный, Леон задумался. Лично ему было наплевать на общество с его условностями и глупыми ограничениями, ведь он вырос там, где они не душили свободу человека, Ариэл же воспитывалась именно в такой стране.
 — Короче говоря, — продолжала Ариэл, — я сделаю все, чтобы его жизнь была спокойной и устроенной, и твердо верю: он тоже позаботится обо мне.
 Леон презрительно фыркнул.
 — От вашей романтики меня тошнит, — сказал он.
 — Романтика меня совершенно не интересует.
 — Нет? — с явным недоверием спросил Леон. — В таком случае вы единственная женщина на свете, которую не интересует романтика.
 — Значит, это так, — кивнула Ариэл в знак согласия. — Должна вам откровенно сказать, что романтика меня совершенно не интересует. Ни в малейшей степени.
 Заявление Ариэл вызвало у Леона еще больший интерес к ней, хотя он и не поверил ее словам. Ну какую женщину не интересует романтика? Они руководствуются ею во всем. Леон распрямился в кресле и задумчиво посмотрел на нее.
 — Это опять возвращает нас к вопросу о любви, — сказал он. — Если вас не интересует романтика, то напрашивается невольный вывод, что вас не интересует и сама любовь. Если быть точным, любовь в ее телесном воплощении.
 Ариэл ничуть не смутилась.
 — Ах, это! — воскликнула она беззаботно, играя кистями, свисающими с подлокотников. — Возможно, у меня будут любовники. И конечно, я буду соблюдать меры предосторожности.
 — Конечно, — с сарказмом подтвердил Леон.
 — Но клянусь, я никогда не позволю мужчине завладеть моими чувствами.
 — Понимаю. И вы твердо верите, что сможете контролировать себя?
 — Абсолютно уверена. Мне это не совсем удавалось, когда я была моложе, но теперь я научилась держать себя в руках.
 — Значит, вы никогда не полюбите ваших предполагаемых любовников?
 — Никогда. Любовь мешает женскому счастью, не говоря уже о том, что отнимает у нее последнюю свободу. Я насмотрелась на своих мать и сестру и не желаю повторять их судьбу. Женщина должна планировать свой брак как с материальной, так и с духовной стороны.
 — Именно так, как вы спланировали свой брак с Пенроузом?
 — Совершенно верно. Это не совсем то, что я бы хотела для себя, но тем не менее это план.
 — О да, вне всякого сомнения, вы все хорошо спланировали, — согласился Леон.
 Почувствовав иронию в его голосе, Ариэл забеспокоилась.
 — Вы считаете, что он невыполним? — спросила она.
 — Я, будучи человеком, не проявляющим к браку ни малейшего интереса, не имею права быть судьей в данном вопросе.
 — Понимаю. Тогда, возможно, вы осуждаете меня за то, что я разработала определенную стратегию и следую ей?
 — Совсем наоборот. Приятно встретить женщину, которая имеет трезвую голову и не руководствуется эмоциями, как это делают все другие представительницы прекрасного пола.
 Ариэл разгладила на коленях юбку и улыбнулась:
 — Приятно встретить человека, которого не отпугивает такая женщина.
 — Отпугивает? Меня? Что за глупость? Наоборот, мне так нравится ваш рациональный подход к браку, что я готов вам во всем помогать.
 — Вы? — спросила с удивлением Ариэл, но, заметив его насмешливую улыбку, с подозрением спросила: — Каким образом?
 — Как я уже успел заметить, вы совершенно неискусны во флирте.
 — Мне кажется, я уже призналась в этом.
 — На ваше счастье, я обладаю этим искусством в совершенстве.
 — Прекрасно! — воскликнула Ариэл с язвительной улыбкой. — Но я пока не вижу, каким образом ваш флирт с мистером Пенроузом может помочь мне завоевать его.
 — Скоро увидите, — заверил ее Леон, вставая с кресла. — Начиная с завтрашнего утра мы поменяемся ролями. Я буду давать вам уроки, а вы, дорогая учительница, будете моей ученицей.
 — Вы будете учить меня флирту? — спросила Ариэл, глядя на Леона с недоверием. — Каким образом?
 Леон подошел к ней и легко поднял с кресла.
 — Вот каким, — ответил он.
 Глядя Ариэл в глаза, он ухватился за концы ее бархатного пояса и стал медленно наматывать их на кулак. Один оборот, второй, и вот они уже стоят, тесно прижавшись друг к другу. Ее настороженный взгляд сказал Леону, что она догадывается о его намерениях.
 — Бедная учительница, — пробормотал он, — вы действительно так невинны, как хотите казаться?
 В глазах Ариэл появился испуг. Вот уж чего он меньше всего ожидал увидеть. Любопытство — да. Любопытство могло привести их обоих к приятным удовольствиям.
 — Право же, я не заслуживаю, чтобы вы обо мне так думали, — тихо сказала Ариэл.
 Леон рассмеялся, и его смех был мягким и приятным.
 — Расслабьтесь, — сказал он, — и я научу вас всему, что вам положено знать.
 — А что мне положено знать?
 Леон почувствовал неуверенность, прозвучавшую в её голосе, и притянул ее к себе еще ближе. Теперь между их телами был только его кулак. Его рот почти касался ее щеки, и он всей грудью вдыхал ее запах. Вид ее голых плеч и округлой нежной груди приводил в трепет.
 — Для начала, — ответил он, — вам положено знать вот это.
 Неделями он мечтал, что наступит время и он будет держать ее в своих объятиях. Просыпаясь ночью, он фантазировал, как это будет выглядеть. Сколько раз он пытался убедить себя, что его ждет разочарование, что в действительности все будет не так, как ему мечтается.
 Поддерживая одной рукой спину Ариэл, он другой рукой поднял ей голову и приблизил ее лицо к своему. На долю секунды их взгляды встретились. В ее глазах он увидел смесь страха и любопытства. Одному Богу известно, что прочитала она в его глазах. Буря чувств бушевала в его душе, и он не знал, какому из них отдать предпочтение. Он только старался, чтобы инстинктивная страсть не выплеснулась из него и не испортила все дело.
 Его рот жадно прижался к ее губам, и в этом поцелуе было все: его долгое воздержание, желание ее все эти тягостные шесть недель, бесконечное томление за обедом, когда она сидела напротив него в этом чудесном, мерцающем как лунный свет платье, и он, глядя на нее, думал, какова на ощупь материя да и сама хозяйка. Теперь он знал, что и то, и другое были нежными и бесконечно влекущими.
 Ему не раз говорили, что среди прочих его достоинств главное, что он терпеливый любовник, но сегодня это терпение куда-то улетучилось и осталась только голая, не подвластная ему страсть. Он языком раздвинул ее губы и проник в теплую влажную глубину ее рта.
 Ариэл стояла неподвижно в его объятиях. Кончиками пальцев Леон водил по ее спине, ощущая шелковистость кожи и тонкий костяк ее позвоночника.
 Его рука переместилась ей на шею, туда, где росли мягкие завитки волос, и эта ласка отдалась в нем такой страстью, что он, на миг переведя дыхание, приник к ее губам еще более жарким, требовательным поцелуем.
 Ариэл вся подалась ему навстречу, и из его груди вырвался стон, когда ее крепкие груди прижались к его груди. Он почувствовал, как она положила руки ему на плечи и, сжавшись, ждал, что она вот-вот оттолкнет его. Однако, к его удивлению, ее пальцы вцепились в его плечи, сжимая в кулаке мягкую шерсть его пиджака.
 Он ожидал, что ее нежное тело вызовет в нем бурю чувств. Он ожидал, что ее запах, сравнимый разве только с запахом небес, заставит его целовать ее снова и снова, что он будет на краю неземного блаженства. Но он никак не ожидал, что она ответит на его поцелуи.
 Конечно, в мечтах он представлял себе именно это. В них она всегда отвечала страстью на его страсть, со стоном подчинялась его воле и шептала такие нежные слова, за которые любой мужчина готов заплатить куртизанке самую высокую цену. Правда, сейчас она молчала, но все же отвечала на его поцелуи. В этом не было ни малейшего сомнения, и Леон почувствовал, как страсть с новой силой охватывает его.
 Ее язык осторожно и неуверенно касался его языка, пробуждая в нем самые разные эротические видения, связанные с ее несомненным природным талантом. Леон прервал поцелуй и кончиком языка очертил ее припухшие розовые губки. Ариэл сделала то же самое с его губами.
 Все идет великолепно. Он чувствовал, как сильно бьется его сердце и из-под ног уплывает земля.
 Леон снова притянул к себе Ариэл, пытаясь размотать с руки пояс, чтобы их охваченные страстью тела соприкоснулись. Он обнимал и целовал ее снова и снова. Его руки распустили ей волосы, и они мягкими кольцами упали ей на плечи.
 Он посмотрел на нее, такую взъерошенную, с расширенными от возбуждения глазами, с распухшими влажными губами, и остатки здравого смысла покинули его. Его самообладание лопнуло, как растянутая пружина. Ничего не соображая, горя лишь одним желанием почувствовать ее тело, Леон просунул руку за корсаж ее платья, и она наполнилась нежной округлостью ее груди.
 Ариэл рванулась назад и уперлась ладонями в его вздымавшуюся грудь:
 — Пожалуйста, милорд, вы не должны…
 — Нет, — резко возразил он, притягивая ее за плечи к себе. — Это вы не должны. Вы не должны говорить нет маркизу. Таков закон, не так ли?
 Щеки Ариэл горели, она покачала головой.
 — Нет, — ответила она.
 — Тогда какой смысл быть маркизом? — прошептал он, почесывая большим пальцем у нее за ухом и глядя голодным взглядом на ее рот.
 — Я уверена, вы найдете достойную женщину среди людей своего круга, — ответила Ариэл.
 — Я уже нашел женщину, которая меня интересует, — последовал ответ. — Иди ко мне ближе, Ариэл.
 Ариэл продолжала упираться ему в грудь.
 — Право, сэр…
 — Леон, — перебил он ее. — Я не привык, чтобы женщина называла меня сэром, когда я с ней занимаюсь любовью.
 — Мы не занимаемся любовью, — ответила Ариэл, стараясь увернуться от его пальцев, которыми он нежно водил по ее шее.
 — Но я добиваюсь этого, — возразил Леон.
 — Возможно, — ответила Ариэл, — но продолжения не последует.
 — Последует, — настаивал он, водя губами по ее шее и с восторгом сознавая, что она вздрагивает от его прикосновений. — Вы забыли, что в моих жилах течет благородная кровь? Насколько я понимаю, здесь, в Англии, это дает мне право делать все, что я захочу. А я хочу заниматься с тобой любовью всю ночь напролет, милая Ариэл.
 Крепким поцелуем Леон снова прижался к ее губам, и на какую-то долю секунды ему показалось, что она застонала и стала мягкой как воск. Но внезапно, отвернув лицо, она стала твердой, как металл. Ее голос прозвучал громко и внятно:
 — Прекратите. Прекратите немедленно. Леон с удивлением посмотрел на нее.
 — Почему? — спросил он.
 — Потому что я не хочу.
 Ее слова подействовали отрезвляюще. На миг ему показалось, что она просто дразнит его, он внимательно посмотрел ей в лицо. Ее глаза были холодными, лицо таким же серьезным, как в тот день, когда она требовала вернуть ей ножницы. Она была полна решимости, бесстрашия и необыкновенной гордости.
 Леон улыбнулся.
 — Я хочу… — начал он.
 — Я не хочу, — прервала его Ариэл.
 Леон выпрямился во весь рост и сверху вниз посмотрел на нее. Ни один мускул не дрогнул на лице Ариэл. Леон мог предположить десяток причин, по которым она могла заставить его прекратить ласки: мораль, неподходящая обстановка, мнение общества да все, что угодно, и ему на все это глубоко наплевать. Но она сказала совсем другое, и это больно задело его. Будь проклята ее откровенность.
 Потому что я не хочу.
 Его совершенно не интересовало, что скажут в обществе или что подумают слуги, застав их вместе, как расценит его поведение священник из соседнего прихода, но, оказывается, его волновало, что подумает о нем эта женщина.
 Женщина, которая проявила к нему столько тепла и заботы, как больше никто на этой грешной земле. Гораздо больше, чем он заслуживает. Женщина, которая терпела все его выходки, его грубость, которая обладала необыкновенной способностью и злить, и утешать.
 Леон попытался напомнить себе, что Ариэл в сговоре с его врагами. И не только в сговоре, но даже мечтает выйти замуж за одного из них, поэтому его не должно волновать, что она подумает, скажет или почувствует. Однако волновало. До настоящего момента он даже не знал, как сильно терзается из-за всего этого.
 Не надо брать ее силой, думал Леон, не надо прибегать к таким уловкам, как наматывание пояса на руку, чтобы привлечь ее к себе, не надо искушать ее поцелуями и лаской.
 Он не должен был этого делать, пусть даже его тело требовало удовлетворения страсти, охватившей его так сильно, что он потерял рассудок. Он должен признать поражение и возложить всю вину только на себя. Его тело стало его собственным врагом.
 Но чем больше Леон думал, обвиняя себя, тем сильнее вскипали в нем злость и раздражение. Он резко оттолкнул Ариэл. Глаза его стали темными и недобрыми.
 — Насколько я понимаю, вы готовы вовсю целоваться, а дальше ни-ни. Что это — эмоциональная закрепощенность?
 Слова Леона так же холодны, как воздух в комнате, куда не доходило тепло камина.
 — Я не давала повода думать обо мне иначе, милорд.
 — Правильно, не давали, — ответил Леон с насмешливой улыбкой, четко чеканя каждое слово. — Уверяю вас, впредь я буду сдерживать свою любовь.
 — Вы, наверное, шутите, милорд.
 — Отнюдь. Никогда в жизни я еще не был так серьезен. Спокойной ночи, Ариэл. Вам надо хорошо выспаться.
 Поднявшись наверх, Леон обнаружил у дверей своей комнаты Фаррела с ключами.
 — Сегодня вы меня не запрете, мой жирный дружок, — сказал он твердо. — Отныне вам не придется сторожить мою клетку. — Протянув Фаррелу раскрытую ладонь, Леон потребовал: — Ключ.
 Фаррел спрятал связку ключей за спину:
 — Мисс Холлидей не приказывала мне давать вам ключ.
 — Разве? Должно быть, она забыла. Как вам известно, у нее сегодня был очень напряженный день.
 Фаррел недовольно засопел. Его маленькие глазки на жирном лице забегали.
 — Мне все равно… — начал он.
 — И мне все равно, — прервал его Леон. — Если вы сейчас же не отдадите мне ключ, я выбью из вас его силой. Может, вы в этом сомневаетесь? Кажется, у вас нет с собой ремня, чтобы проучить меня?
 Толстяк нерешительно переминался с ноги на ногу.
 — Я только делаю свою работу, — захныкал он. — Вы не можете упрекать за это бедного парня.
 — Не могу? Еще как могу. Вы будете удивлены, если узнаете, что я о вас думаю.
 Фаррел стал беспокойно оглядываться назад.
 — Я ничего не могу поделать, — сказал он. — Мне приказано запирать вас на ночь.
 — Этот приказ был отдан до моего чудесного преображения. Тебе ведь приказали запирать лорда-дикаря, не так ли?
 Фаррел нерешительно кивнул.
 — Как тебе известно, — продолжал Леон, — ситуация резко изменилась. Теперь я Леон Дюванн, маркиз Сейдж. — Выговаривая свой титул, он удивился, как не подавился этими словами. — Ты и теперь будешь настаивать на том, чтобы запирать меня? Так ты дашь мне ключ или нет?
 — Да, сэр, — ответил Фаррел, тряся от страха головой. — Я хотел сказать: да, милорд. Да, лорд Сейдж. Вот ключ. Возьмите его.
 Ключ упал в протянутую ладонь Леона, и он с удивлением подумал, какое магическое действие оказал на Фаррела его титул. Неудивительно, что титулы так высоко ценятся в Британии, если даже этот жирный дурак при одном упоминании его имени задрожал от страха. Хотя для Леона титул Сейджа и все связанное с ним не больше, чем грязь под ногами, он решил, что в будущем будет прибегать к этой магической силе.
 — Вам еще что-нибудь понадобится сегодня, милорд? — спросил все еще дрожавший Фаррел.
 — Само собой разумеется, — ответил Леон. — Ты сделаешь мне большое одолжение…
 — Готов служить, милорд.
 — …если с этого момента раз и навсегда исчезнешь с моих глаз. Катись отсюда ко всем чертям.
 Леон вошел в комнату и запер за собой дверь. Бросив ключ на серебряный поднос, стоявший на прикроватной тумбочке, он сорвал с шеи платок и бросился на кровать. Ему надо хорошо надо всем поразмыслить, что нелегко, так как все его мысли занимала Ариэл. Он все еще чувствовал запах ее волос, вкус губ и еще сильнее желал ее. Но к сожалению, приходилось признать, что он ничуть не взволновал ее.
 Как смеет она говорить, что ни один мужчина не вызовет у нее ответного чувства? Ни один — это слабое для него утешение. Сколько бредовых мыслей в голове этой маленькой кокетки! Ни один. Так не бывает, и это ему хорошо известно. Разве он сам не думал, что обладает иммунитетом против любви? А ведь он мужчина. Сколько самых прекрасных, самых известных в мире прелестниц прошло через его руки, и ни одна не взволновала его. И надо же было такому случиться, чтобы упрямая школьная учительница с глазами, как безоблачное летнее небо, закралась в его сердце.
 Ариэл — женщина, которая может любить и быть любима. Она еще не осознала этого. Надо что-то делать. Возможно, даже придется пойти на некоторые уступки Каслтону и его компании, лишь бы подольше подержать ее около себя. Ариэл Холлидей даже не понимает, какой вызов бросила ему, заявив, что не способна ни на какие чувства.
 Леон продолжал строить планы, как покорить сердце Ариэл. Он будет помогать ей завоевывать сердце этого отвратительного коротышки Пенроуза и шаг за шагом срывать с нее оболочку неприступности. Он докажет ей да и себе самому, что она ничем не лучше других глупых и самоуверенных женщин. Он раскрепостит ее, и она даст волю чувствам. Но он будет делать это осторожно, день за днем продвигаясь к намеченной цели.
 Если она хочет иметь любовника, то получит его.




 Глава 10


 Леон Дюванн, возможно, и не дикарь, решила Ариэл на следующее утро, но явно сумасшедший. Ну кому, как не сумасшедшему, может прийти в голову мысль обучать ее флирту?
 Она встала, как всегда, рано, умылась и оделась по-будничному. Повинуясь внезапному порыву, украсила свое скромное серое муслиновое платье кружевным воротничком цвета слоновой кости и камеей, принадлежавшей когда-то ее бабушке и служившей украшением только в самых торжественных случаях.
 Спускаясь по лестнице, Ариэл думала о том, что весь заведенный в доме порядок нарушен раз и навсегда. Впервые со дня своего приезда в этот бывший дом Пенроуза она не имела никаких планов на день. У Ариэл было ощущение, что, начиная со вчерашнего вечера, чья-то всемогущая рука разделила ее жизнь надвое: на то, что было, и то, что ждет впереди. Неясное будущее не могло не волновать ее. Но еще большее волнение вызывали в ней пробудившиеся чувства, названия которым она пока не знала, но не могла их контролировать, как прежде. Если вообще когда-нибудь могла, честно призналась девушка самой себе.
 По заведенному обычаю Ариэл прошла в гостиную, взяла с полки книгу и стала ждать, когда придет Сейдж, чтобы вместе пойти завтракать, хотя она очень сомневалась, что ей, начиная с сегодняшнего дня, придется давать ему уроки правильного поведения за столом. У него прекрасные манеры, думала она, не в силах сдержать улыбку. Как ему удалось дурачить всех все это время?
 — Что это вы читаете с таким интересом?
 Она подняла голову и увидела стоящего в дверях Сейджа. Вздрогнув от неожиданности, Ариэл выронила книгу.
 Ариэл казалось, что после вчерашнего вечера чудесных перевоплощений уже ничто не сможет удивить ее, но она ошибалась. Вид Леона, чисто выбритого, безупречно одетого в темно-серую визитку и облегающие замшевые брюки, буквально потряс ее. Он выглядел джентльменом до кончиков ногтей.
 — Так что же это за книга? — спросил он.
 Прежде чем Ариэл, горло которой внезапно пересохло, собралась с силами ответить, он поднял с пола книгу, взятую ею наугад с полки. Она настолько была погружена в свои мысли, что даже не удосужилась посмотреть на название.
 — «Современные методы ирригации земли». — Леон с интересом посмотрел на Ариэл. — Вы обладаете большим чувством юмора, — добавил он.
 — Да, обладаю, — с вызовом ответила Ариэл. — Иначе как бы я прожила рядом с вами эти несколько недель?
 Леон послал ей ослепительную улыбку:
 — Вы совершенно правы. Я как-то не подумал об этом. Надеюсь, вы хорошо выспались, у вас хорошее настроение и вы не передумали, чтобы я давал вам уроки, не так ли, Ариэл?
 — Мне кажется, вы сегодня весело настроены, — заметила девушка.
 — Не отрицаю. День обещает быть интересным. Интересным? Вот, значит, какое слово он выбрал для определения предстоящих уроков по обучению флирту.
 — Хочу предупредить, что все ваши попытки обречены на полный провал, милорд.
 — Леон.
 — Простите, не поняла?
 — Леон, — повторил он. — Это мое имя, и я бы предпочел, чтобы в будущем вы меня так называли.
 — Боюсь, не смогу выполнить вашу просьбу. Называть вас по имени — значит неуважительно к вам относиться.
 — Почему?
 — Вы маркиз, и я должна называть вас в соответствии с вашим титулом.
 — Навряд ли меня можно считать маркизом, — возразил Леон. — Черт возьми, я даже не настоящий англичанин и отказываюсь следовать вашим дурацким правилам, как правильно меня называть.
 — Как вам угодно, милорд.
 — Ради Бога, женщина! — воскликнул он. — Я…
 — Ну ладно, пусть будет по-вашему, — прервала его Ариэл.
 — Так-то лучше. А теперь, надеюсь, вы не будете возражать, если я тоже стану называть вас по имени?
 Опять он заманил ее в ловушку. Как это легко у него получается!
 — Хорошо, не буду, но только тогда, когда мы одни.
 — Вот и договорились.
 Леон подошел к Ариэл и предложил ей руку:
 — Разрешите сопровождать вас к завтраку, Ариэл. У меня сегодня волчий аппетит.
 Единственно хорошим из всей стряпни миссис Фаррел был завтрак, но, возможно, Ариэл это только казалось, так как обычно вечерний обед был настолько отвратительным, что Ариэл вставала из-за стола голодной и именно по этой причине завтрак казался ей вкуснее. Сегодня же она едва взглянула на поставленную перед ней тарелку с ветчиной и, думая о своем, ела, не ощущая ее вкуса. Она всячески пыталась повернуть ход мыслей в другом направлении, но стоило ей взглянуть на сидящего перед ней элегантного мужчину, как они опять возвращались в привычное русло.
 — Вы сегодня не голодны? — прервал Леон ее размышления. Вытерев рот, он отложил салфетку и позволил служанке унести пустую тарелку.
 Ариэл с удивлением посмотрела на большие порции ветчины и датского пудинга на своей тарелке. Ей казалось, что она уже час сидит за столом и жует.
 — Не очень, — ответила она и сделала служанке знак, чтобы та унесла ее тарелку.
 — Вы хорошо спали? — спросил Леон.
 В его голосе звучала насмешка, и Ариэл захотелось ответить, что она крепко спала, а не крутилась с боку на бок, думая о нем.
 — Конечно же, я совсем не спала, — ответила она. — Почти всю ночь думала о вас.
 — Какое совпадение, — ответил Леон, и его глаза засветились нежностью. — У вас возникали какие-нибудь задние мысли?
 — Для этого нужно иметь основания, а я о вас почти ничего не знаю, кроме того, что вы хорошо образованы, имеете хорошие манеры и можете вести себя прилично, если, конечно, захотите.
 — Что же вам хочется знать обо мне? — спросил Леон, откидываясь на спинку стула.
 Все, хотела сказать Ариэл, которой действительно хотелось узнать о нем все, но, заметив огонек настороженности в его глазах, она не решилась вымолвить это слово.
 — Ну хотя бы начнем с того, как вам удалось стать таким образованным.
 — Самым обычным путем — я учился.
 — Пожалуйста, уточните.
 — Хорошо. Сначала — школа. Правда, на островах школы не очень хорошие, потому читать и писать меня учил… — Леон замолчал, и на его лице появилась загадочная улыбка. — …вы бы назвали его государственным деятелем. Позже, когда я стал жить при дворе, у меня были частные учителя, ну а потом я окончил университет в Париже.
 — И это вы называете обычным путем? — искренне удивилась Ариэл.
 Леон пожал плечами:
 — Более или менее. Я учился легко, а не грыз гранит науки. Ариэл отодвинула чашку и в возбуждении приблизила к Леону лицо:
 — У меня к вам миллион вопросов.
 — У нас мало времени для миллиона вопросов. Вы можете задать мне только два.
 — Любые?
 Ариэл хотелось как можно больше вытянуть из него, но его настороженный взгляд подсказал, что ему неприятен этот разговор. Его нежелание говорить о себе делало его жизнь еще более загадочной. Что такое было в его прошлом, о чем он упорно не желал вспоминать? Как ей побольше узнать о нем, задав всего два вопроса?
 Что вы за человек? — так и подмывало спросить Ариэл. Этот вопрос ее мучил с самого начала. Странно, живя с ним бок о бок в течение стольких недель, она знала о нем только то, что он любит спать с открытым окном и предпочитает вишневое варенье всем другим.
 — Расскажите мне о вашей матери, — наконец решилась она.
 — Это не вопрос.
 Ариэл закатила глаза и с расстановкой спросила:
 — Не будете ли вы так добры рассказать мне о своей матери?
 — Да. У вас остался еще один вопрос.
 — Это несправедливо, — запротестовала Ариэл. — Да — это не ответ.
 — Еще более несправедливо, что вы сидите здесь и развлекаетесь на мой счет.
 — У меня и в мыслях этого не было. Я не хотела вас обижать. Мне кажется вполне естественным знать все о человеке, с которым…
 — Пожалуйста, — сказал Леон, поднимая руку, чтобы остановить ее, — не надо никаких извинений. Я не сомневаюсь в вашей искренности. Просто я еще не привык к тому, чтобы кто-то интересовался мной, не преследуя никаких корыстных целей.
 — И все равно мне очень жаль, что я вызвала у вас неприятные ассоциации.
 Улыбка Леона стала более теплой.
 — Не извиняйтесь. У меня нет никаких ассоциаций. У вас остался еще один вопрос. Постарайтесь правильно использовать его.
 — Хорошо.
 Любопытство разбирало Ариэл, но она решила быть осторожной, чтобы еще более не осложнять ситуацию и, однако, она не смогла удержаться:
 — Как выглядела ваша мать?
 В какой-то момент ей показалось, что он разозлился и вот-вот выскочит из комнаты. У нее возникло впечатление, что между ними встала стена льда, прозрачного и холодного, от которого и в комнате вдруг стало холодно. Настолько холодно, что ей даже почудилось, что изо рта повалил парок. По рассказам Каслтона Ариэл знала, что его мать умерла от какой-то загадочной болезни, когда Сейдж был совсем маленьким. Она подумала, что он, никогда не знавший отца, будет вспоминать о матери с теплотой и нежностью. Однако его мрачный вид говорил об обратном.
 Наконец, оторвав взгляд от какой-то невидимой точки за ее спиной, Леон посмотрел ей в глаза.
 — Она была очень красивой, — сказал он, — и никогда не смеялась. Не то чтобы никогда, но не так, как вы. Когда вы смеетесь, я вспоминаю нежный шум водопада, под струями которого я так любил стоять маленьким мальчиком. Теплая вода ласкала меня, и я хотел, чтобы это никогда не кончалось.
 Ариэл грустно покачала головой.
 — Не считайте мой смех чем-то особенным, что отличает меня от вашей матери, — сказала она, стараясь хоть немного развеселить Леона. — Некоторые находят, что я смеюсь слишком много.
 — Они ошибаются, — последовал ответ. Леон отвернулся и стал смотреть в окно. В комнате повисла напряженная тишина. — Вы когда-нибудь смотрели на ночное летнее небо, когда звезды так низко, что кажется, будто вы можете дотянуться до них рукой? — спросил Леон, не глядя на Ариэл.
 — Очень часто, — ответила она, отлично понимая, какое небо он имеет в виду.
 — Моя мать была похожа на эти звезды: всегда близкая и всегда далекая. Когда ее убили, я…
 Не отрывая взгляда от окна, Леон резко оборвал себя.
 К горлу Ариэл подступил комок, слезы душили ее. Ее собственная семья всегда была рядом, но она легко могла вообразить, что значит для маленького мальчика находиться вдали от матери и рано ее потерять, если даже сейчас, будучи взрослым мужчиной, он не может говорить о ней без горечи. Ей захотелось найти правильные слова, чтобы утешить его, если такие слова вообще существуют.
 — Леон, — позвала Ариэл.
 Он вздрогнул и посмотрел на нее невидящим взглядом. Похоже, он совершенно забыл о ее существовании. По его плотно сжатому рту и холодным глазам Ариэл поняла: он жалеет, что открылся ей.
 Ей захотелось утешить его, сказать что-нибудь приятное, но прежде чем она нашла нужные слова, Леон быстро вскочил со своего места.
 — Ну что, начнем? — спросил он, стараясь казаться веселым, несмотря на мрачное выражение лица. Невидимая завеса встала между ними, и Ариэл не решилась ее нарушить. — Вчера вечером я обещал вам полную поддержку в вашем деле и считаю своим долгом сдержать обещание.
 — В моем деле? — рассмеялась Ариэл. — Вы выражаетесь слишком благородно.
 — Вы правы, благородство ни при чем, когда речь идет об обольщении мистера Пенроуза.
 Ариэл вскочила со стула и с удивлением посмотрела на Леона:
 — Обольщении?!
 — Обольщение, флирт. Какое это имеет значение? Слова здесь не играют роли. Важен результат. Неужели вы думаете, что вам удастся избежать  неизбежного! 
 Ариэл в своих мечтах покорить мистера Пенроуза старалась не думать об этом  неизбежном. Она понимала, что после замужества, если такое случится, ей придется делить с ним постель, но зачем сейчас думать об этом. Мосты будут сожжены, когда она одолеет переправу. Если думать о неприятностях заранее, то можно надолго испортить себе настроение.
 — Вы понимаете, что в браке у вас возникнут некоторые обязанности по отношению к мужчине? — настаивал Леон.
 — Я все прекрасно понимаю, — ответила Ариэл с возмущением. — Я не маленькая девочка, которая держится за мамину юбку.
 — Рад это слышать, — сказал насмешливо Леон. — Это значительно облегчает нашу задачу.
 — Но я совершенно не согласна с тем, что моя попытка завоевать расположение мужчины может быть названа обольщением.
 — А как же иначе, ведь ваша конечная цель — добиться того, чтобы он надел на ваш палец обручальное кольцо и в дальнейшем обеспечил материальное положение вашей семье.
 И нечего краснеть. Я говорю правду. Ведь вы хотите стать миссис Пенроуз, разве нет?
 — Хочу, — подтвердила, еще больше смутившись, Ариэл.
 — Тогда вы должны посмотреть правде в глаза и твердо идти к намеченной цели. Ведь вы не ставите себе целью стать его другом, служанкой или адвокатом?
 Ариэл покачала головой.
 — Тогда перестаньте настаивать на этих позициях.
 — Но…
 — Ваша цель — стать его женой, наперсницей, любовницей, не так ли?
 Ариэл сглотнула и снова кивнула.
 — Тогда так и скажите, — приказал Леон. — Скажите мне, что вы хотите на самом деле. Скажите мне правду, Ариэл.
 — Я хочу стать его женой. — И?
 — И наперсницей. — У Ариэл закружилась голова, и она ухватилась за край стола. — И… о, неужели обязательно об этом говорить?
 — Да. Если вы найдете в себе мужество признать это, то вам станет легче идти к намеченной цели, в противном случае вы никогда ее не достигнете.
 — Но я думала…
 — Что вы думали? — насмешливо спросил Леон. — Что если будете содержать в порядке его бухгалтерию, то это возбудит его? Что вы распалите его страсть, тщательно готовясь к урокам? Что, став половой тряпкой, сможете пробудить в мужчине пылкую любовь?
 — Господи, нет. Поверьте! — воскликнула Ариэл, окончательно смущенная неожиданным поворотом беседы. — Мне и в голову не приходило вызывать в Филипе Пенроузе какую-то страсть.
 — Поверьте мне, — передразнил ее Леон. — Она, видите ли, никогда об этом не думала. А стоило подумать, если вы хотите, чтобы он продел вам в нос — о, прошу прощения! — надел на палец кольцо.
 — Может, для другого мужчины это и важно, но мне кажется, мистеру Пенроузу нужна честная, разумная, заботливая жена.
 — Напрасно надеетесь. Если вы хотите заполучить его, вам придется распалить его страсть. Неужели вы этого не понимаете? Это же ясно как день. Я ставлю вопрос ребром: или вы признаете это, или я умываю руки. Мне кажется, я напрасно теряю время.
 Ариэл не знала, что ответить. Ладони ее внезапно вспотели, и она незаметно вытерла их о платье. Ее так и подмывало сказать ему: да, он напрасно теряет время, как свое, так и ее собственное, ей совсем не нужна его помощь ни в этом вопросе, ни в каком другом. Однако, несмотря на смущение и все возрастающее возмущение от того, что он осмелился завести с ней такой разговор, практичность в ее характере подсказала, что в его доводах есть определенная логика.
 Если бы они сейчас обсуждали карту звездного неба, она могла бы с ним поспорить со знанием дела, даже несмотря на его уверенную самонадеянность, но, к сожалению, о небесных делах она знала больше, чем о земных. А он, кажется, в этом вопросе очень хорошо подкован или, во всяком случае, все тщательно обдумал. Если она действительно хочет достичь желаемой цели, глупо отказываться от помощи, от кого бы она ни исходила.
 — Не могу сказать, что мне все это нравится, — ответила наконец Ариэл, — но обстоятельства таковы, что я должна сделать все возможное, чтобы стать женой мистера Пенроуза.
 — И?
 — Ну хорошо, — сдалась Ариэл, — стать его наперсницей и… любовницей.
 — Погромче и с чувством, — приказал Леон.
 — Наперсницей и любовницей.
 — Вот так-то лучше. Правда, чувства маловато. Поработайте над этим.
 — Но как? Я даже не знаю, как к этому приступить.
 — Это очень легко, — ответил Леон с такой уверенностью, что Ариэл невольно подумала: а вдруг его план сработает?
 — Начнем с вашей походки, — сказал Леон. — Поднимитесь к себе наверх и наденьте прогулочные башмаки. Мы идем гулять, Ариэл.
 Несмотря на холодный мартовский ветер, дувший с востока, земля оттаяла, превратив лужайки в грязное месиво. В выбоинах выложенных камнем дорожек образовались глубокие лужи. Ариэл с трудом представляла, как долго они смогут выдержать прогулку по такой погоде, к тому же еще учитывая цель ее.
 — Представьте, что я Пенроуз, — сказал Леон.
 Они шли по дорожке, Леон настоял на том, чтобы она надела теплые ботинки, и Ариэл радовалась этому.
 Леон. Она уже стала привыкать к его имени. Как подходит оно ему. Звучит гордо, ассоциируясь со львом, грозой джунглей, напоминая царя зверей и завораживающим взглядом, и дикой, неукротимой натурой его владельца. Скосив глаза, Ариэл посмотрела на Леона. Его длинные темные волосы, похожие на гриву, сверкали под лучами утреннего солнца.
 — Не так, — сказал он.
 — Простите?
 — Я сказал, не так, — повторил он. — Вы неправильно смотрите на меня.
 — Вы ошибаетесь, я на вас совсем не смотрела, — ответила Ариэл, смутившись и отворачиваясь от него.
 — Смотрели. Ваш взгляд был нерешительным, а сейчас вы вообще смутились, что еще хуже.
 — Ради Бога, скажите, как же я должна смотреть на вас?
 — Так как я сейчас — Пенроуз, вы должны смотреть на меня, как женщина, которая знает, чего хочет. А вы, извините, смотрите, как кухарка, которая раздумывает над тем, подойдет ей кусок мяса для рагу или нет.
 — Уверяю вас, я совсем и не думала о рагу, когда смотрела на вас.
 — Тогда о чем вы думали?
 — Я думала о том… как бы не попасть в лужу, — ответила Ариэл.
 — Очаровательно, — бросил Леон небрежно. — Вы должны думать только обо мне, вернее, о Пенроузе и о том, о чем мы с вами говорили.
 Ариэл застыла на месте:
 — Я не могу этого сделать. Это так… так…
 — Вы хотите сказать — лично, — подсказал Леон. — Или, может, романтично?
 — Глупо, — ответила Ариэл. — Это глупо и недостойно. Я не могу себе этого позволить.
 — Можете, — ответил Леон, глядя ей в глаза. — И вы должны действовать решительнее, если не хотите упустить этот уплывающий от вас корабль.
 — Уплывающий? — удивилась Ариэл. Леон кивнул:
 — Вам необходимо проявить напористость. Наверное, вам приходилось слышать о том, какое важное значение имеет первое впечатление. К сожалению, должен сказать, что ваши попытки произвести на него впечатление были тщетны. Мы начнем все сначала, и вам нужно очень постараться. Понимаете, о чем я говорю?
 — Да. — Ариэл с тревогой посмотрела на Леона. — Согласна, мне не удалось привлечь его внимания. Я просто не знала, как это делается, и потому потерпела поражение.
 — Вот в этом-то и дело. Ну ничего, все еще можно поправить, если вы будете делать то, что я скажу.
 — Хорошо, — согласилась Ариэл с таким нерешительным видом, будто Леон предлагал ей переплыть Ла-Манш. — Но что мне делать?
 Она смотрела на него с такой смущенной улыбкой, а в глазах ее было столько решимости, что Леон понял: она готова на все.
 — Ну вот, уже лучше, — сказал он. — Но мне нужно, чтобы ваши глаза сулили обещание. Можете вы  так посмотреть на меня?
 — Да, — ответила Ариэл без всякого колебания. — Обещание? — Она задумалась. — А что я должна обещать?
 — Все. И даже больше, чем вы сможете выполнить. Нужно околдовать этого человека, заставить забыть его обо всем, кроме вас одной, заставить броситься к вашим ногам, пообещать ему неземное блаженство.
 — Но это нечестно.
 — Мы не в суде, Ариэл. Честность здесь ни при чем.
 — А вдруг он рассердится? Потом, когда мы поженимся и он обнаружит это?
 — Поверьте моему слову: если вы сделаете все, как надо, то настолько сразите его, что ему и в голову не придет, что вы чего-то недодали.
 — Не думаю, что это было бы хорошее начало для счастливого брака.
 — Послушайте, вы хотите выйти замуж или нет?
 — У меня нет выбора.
 — Старайтесь не забывать об этом. В любви, как и на войне, все средства хороши. Перестаньте спорить, черт возьми, и посмотрите на меня с любовью.
 Ариэл пожала плечами и круглыми, как блюдца, глазами посмотрела на Леона.
 — Вот  так подходит? — спросила она.
 — Ужасно. Попытайтесь снова. Перестаньте хлопать ресницами, как будто хотите улететь.
 — Это все, что я умею. Неужели ни один из этих взглядов не подходит?
 — Даже ничего близкого.
 Леон изобразил трагическое лицо и бессильно развел руками. Немного подумав, он поднял руки и, не дотрагиваясь до Ариэл, изобразил кистями рамку вокруг ее лица. Он повертел эту невидимую рамку в разные стороны и наконец сказал:
 — Возможно, я что-то смогу сделать.
 — Каким образом? — спросила Ариэл с явным недоверием.
 — Я вижу, дело даже не во взгляде, вернее, не только в нем.
 — Не во взгляде?
 — Да. Вообще во всем вашем лице. Давайте посмотрим, что можно сделать. Начнем с вашего рта.
 — Что я должна сделать с моим ртом?
 О Господи, да я просто святой, решил Леон. Только святой может выслушивать подобные вопросы, смотреть на ее нежный, красиво очерченный рот и подавлять желание прильнуть к нему губами.
 — Оближите губы, — сказал он почти резко. — Пройдитесь по ним языком. Делайте, что я вам говорю, — приказал Леон, видя ее нерешительность. — Вот так. Влажные губы всегда лучше выглядят, чем сухие.
 — Почему?
 — Потому… потому что потому, вот почему. Такие губы действуют на мужчину возбуждающе. Не спрашивайте меня почему. Просто делайте то, что я говорю. Теперь слегка их подожмите. Вот так. Далее — наклон головы.
 Леон ладонью дотронулся до щеки Ариэл и немного развернул голову. Ее щека была шелковистой на ощупь и приятно холодила руку.
 — Вот так хорошо, — сказал он. — А теперь займемся вашими волосами.
 — Что вы собираетесь делать с моими волосами?
 — Не бойтесь, я не собираюсь стричь их, — заверил Леон. — Сначала надо посмотреть, что можно сделать с ними.
 Леон попытался извлечь из-под шляпки несколько локонов, но шляпка так туго сидела на голове Ариэл, что ему пришлось отказаться от своей затеи.
 — Вы разрешите? — спросил он, намереваясь развязать ленты ее шляпки, завязанные бантом под подбородком.
 — Это обязательно нужно делать?
 — Да.
 — Мы уже и так зашли слишком далеко, поэтому не вижу смысла вам отказывать.
 Леон прикоснулся пальцами к ее подбородку. Нужно быть стоиком, чтобы вынести такое испытание, пронеслось в его голове. Видя, как Ариэл вся напряглась, он хотел напомнить ей, что вчера его прикосновения были ей приятны, но побоялся нарушить то слабое доверие, которое установилось между ними. Он не будет искушать судьбу и постарается сдерживать себя во имя поставленной цели. А его цель — Ариэл, нежная и желанная, бесконечно влекущая. Надо сделать все возможное, чтобы эмоционально раскрепостить ее.
 Не давая Ариэл опомниться, Леон потянул за один конец ленты и легко развязал бант. Он ожидал, что она начнет возмущаться, но ничего подобного не случилось. Похоже, она сумела взять себя в руки и приготовилась к самому худшему.
 — Вы уверены, что поступаете правильно? — только и спросила она.
 — Вы когда-нибудь перестанете задавать вопросы? Я полагал, мы уже все с вами обсудили.
 Леон снял с Ариэл шляпку и положил ее на ближайший куст. С трудом освободив от шпилек ее туго стянутые на затылке волосы, он запустил в них пальцы, и они тяжелыми локонами легли на плечи девушки. Результат превзошел ожидания. Склонив голову набок, Леон с восхищением смотрел на копну золотистых волос.
 — Так хорошо? — неуверенно спросила Ариэл.
 Леон молчал, занятый своими собственными мыслями. Пронизанные солнцем волосы Ариэл отливали золотом, и Леон живо представил их рассыпавшимися по подушке, когда утром она будет просыпаться рядом с ним и радостной улыбкой встречать новый день.
 — Да, так хорошо, — ответил он наконец, не в силах оторвать взгляда от ее милого лица и глаз, робко смотрящих на него из-под полуопущенных ресниц. Что с ним происходит? Вчера у него просто голова шла кругом, сегодня он окончательно потерял ее.
 — Так — прекрасно, — тихо сказал Леон. — Боже, как вы прекрасны!
 — Я?
 Леон почувствовал, что буквально ошеломил Ариэл своими словами. Это вернуло его к действительности.
 — Я хотел сказать, что прекрасно общее впечатление. Вам удалось достичь его.
 — Не мне, а вам, — поправила Ариэл, на лице ее блуждала улыбка, по которой можно судить о смене чувств, обуревающих ее.
 — Давайте назовем это совместным предприятием, — предложил Леон. — Что еще случилось? — спросил он, заметив ее нерешительность.
 Ариэл робко потупила взгляд:
 — Ничего… все хорошо. Это глупо и, наверное, невежливо.
 — Тем более мне интересно узнать, что у вас на уме. Выкладывайте.
 — Вероятно, я излишне любопытна, но мне хотелось бы узнать, что за шрам на вашем лбу. Ну вот, видите, — поспешила добавить Ариэл, — я же вам говорила, что невежливо задавать такие вопросы. Это результат несчастного случая, или вы получили его на борту судна капитана Беннета? Я интересуюсь, потому что у моего отца есть мазь. Я могла бы… Пожалуйста, не сердитесь. Мне не следовало задавать такого вопроса.
 Почувствовав вскипавшую в нем злость, Леон постарался взять себя в руки.
 — Это не результат несчастного случая, — ответил Леон, — и не вижу ничего невежливого в том, что вы спрашиваете об этом, но мне бы не хотелось говорить.
 — Понимаю, — ответила Ариэл.
 Чтобы не продолжать разговор, Леон резко развернулся и зашагал по дорожке. Ариэл последовала за ним.
 — Мне очень жаль, — сказала она, пройдя несколько шагов.
 — Хватит об этом, — последовал ответ.
 Они прошли еще немного, когда Леон почувствовал, что Ариэл потянула его за рукав:
 — Леон, подождите. Я забыла свою шляпку.
 — Пусть лежит пока там, — ответил он, продолжая идти вперед. — Мы возьмем ее на обратном пути. Если, конечно, нам повезет и вороны не унесут ее раньше.
 — Вы шутите, — сказала Ариэл, поджав губки именно так, как он учил ее.
 Научил на свою голову. Леон почувствовал, как сердце сжимается в груди.
 — И не думаю, — ответил он, пытаясь вылить вскипавшее в нем раздражение на эту злополучную шляпку. — Дело в том, Ариэл, что ваша шляпка просто отвратительна. Я никогда не видел ничего хуже.
 — Правда?
 — Правда.
 Ариэл возмущенно тряхнула головой, отчего ее волосы взметнулись, засияв на солнце, и ускорила шаг. Теперь Леон видел только ее спину.
 — Да будет вам известно, — сказала она через плечо, — эту шляпку подарил мне отец. Он подарил мне две шляпки одинакового фасона, но разного цвета.
 — Не могу удержаться и не сказать, что я думаю о других ваших шляпках, — сказал Леон, поравнявшись с Ариэл. — Пожалуй, сегодняшняя не самая худшая из них.
 — Смейтесь, смейтесь. Я, конечно, понимаю, что они немного вышли из моды и что я в них похожа…
 — На ходячее пугало, — подсказал Леон.
 Рот Ариэл открылся от удивления. Внезапно она разразилась веселым смехом, заражая им и Леона. Они смеялись весело и долго.
 — Неужели они такие плохие? — спросила, отдышавшись, Ариэл.
 Леон кивнул.
 Ариэл снова встряхнула волосами, пробуждая в нем горячее желание уткнуться в них лицом.
 — Ну и пусть. Это подарок папы, и я очень дорожу ими, — сказала она упрямо.
 Леон удержался от ироничного замечания. Кто он такой, чтобы высмеивать человека, который даже не осознавал, носит дочь его подарок или нет. Леону не было знакомо чувство признательности, так как он сам никогда не получал подарков от своего отца. Что это за чувство родственных уз? Что за любовь соединяет родителей и детей? Возникает она с рождением ребенка или приходит позже, в процессе жизни? Может быть, Ариэл просто родилась с таким щедрым сердцем, а он нет?
 Так или иначе, но она не такая бесчувственная, какой ей хочется казаться.
 — Вы и должны дорожить ими, — ответил Леон с такой нежностью в голосе, что Ариэл с удивлением посмотрела на него. — Однако, — продолжал он, не давая ей опомниться, — отныне и до самой свадьбы вам лучше надеть эти шляпки на пугало, чтобы отпугивать дроздов в вашем саду.
 — Согласна, — ответила Ариэл. — Я уберу их в коробки и постараюсь пока не носить.
 Некоторое время они шли молча.
 — Ваше вчерашнее платье совсем не похоже на ваши шляпки, — заметил Леон. — Вот оно по-настоящему великолепно.
 — Оно вам правда понравилось? Мне купили его на свадьбу Каролины. Раньше у меня не было таких платьев. Сестра сказала, что у меня в нем томный вид.
 — Похоже, вы дорожите мнением Каролины, — сухо заметил Леон, уже заранее представив себе, как выглядит ее сестра. — Платье здесь ни при чем, Ариэл. Что платье? Это кусок материи и только. Не платье красит человека. Вы сами делаете его красивым и запоминающимся.
 Настолько запоминающимся, подумал Леон, что оно до сих пор не выходит у него из головы.
 — Вы в нем восхитительны, Ариэл, — добавил он.
 По ее порозовевшим щекам и смущенной улыбке Леон понял, что Ариэл не избалована мужскими комплиментами.
 — Благодарю вас за добрые слова, — ответила она, — хотя уверена: вы просто хотели сгладить ужасное замечание о моей шляпке.
 — Ошибаетесь. Шляпка действительно безобразна. Одно с другим не имеет ничего общего.
 — Оставим этот разговор, — сказала Ариэл, уперев руки в бока. — Мы пришли сюда не обсуждать мои шляпки и платье, а отработать походку. Сами сказали, что это очень важно.
 — Совершенно верно. Красивая походка вам просто необходима, она поможет завоевать сердце Пенроуза.
 Леон подошел к стене и подал Ариэл руку.
 — Позвольте вам помочь забраться на стену.
 — Мне что, перелезть через нее? — с возмущением спросила Ариэл.
 — Нет, просто взобраться.
 — Для чего?
 — Чтобы отработать вашу походку.
 — К вашему сведению, я часами ходила по дому, отрабатывая осанку и походку. На этом настояла мама. Леди узнают по ее манере держать себя, неустанно повторяла она каждое утро, пока мы с Каролиной ходили круг за кругом по гостиной с тяжелыми медицинскими энциклопедиями на голове.
 — Тогда чем вы все это объясните?
 — Что объясню?
 — Почему вы ходите так, будто у вас к ногам привязаны гири?
 — Ничего подобного.
 — Поверьте, Ариэл. Я долго наблюдал за вами и знаю, о чем говорю. Вы…
 — Хватит, — оборвала его Ариэл. — Я благодарна вам за помощь, но должна заметить, что вы бесцеремонны.
 — Чудесно. Принимаю это замечание к сведению, — сказал Леон, рассмеявшись. — Но забудьте все, чему вас учила мать. Сейчас в моде виляющая походка.
 Закусив нижнюю губу, Ариэл посмотрела на Леона взглядом женщины, готовой спуститься на берег по шатким мосткам и уже занесшей над ними одну ногу.
 — На самом деле? — спросила она неуверенно. Леон кивнул.
 — Но это касается только походки. Голову вы должны держать прямо.
 Леон обхватил руками ее бедра, с радостью отметив про себя, что на ней нет никаких женских ухищрений, делающих фигуру стройнее. Ее тело было таким же стройным, как он себе воображал.
 — Пожалуй, вот таким образом, — сказал он, чувствуя, как Ариэл напряглась. — Пожалуй, виляющая не совсем отражает то, что я имею в виду.
 Леон принял задумчивый вид, что позволило ему продолжать держать руки на бедрах Ариэл.
 — Покачивать, — наконец он нашел подходящее слово. — Покачивание бедрами — вот чего я добиваюсь от вас. Вы должны покачивать ими медленно и плавно. Вот так.
 Продолжая держать Ариэл за бедра, Леон попытался жестом изобразить нужную походку, но она стояла как гранитная скала. Тяжело вздохнув, он сказал:
 — Ну хорошо, мы поработаем и над этим.
 — Каким образом? Вы заставите меня ходить по стене? — с ироничной усмешкой спросила Ариэл. — Неужели вы говорите серьезно?
 — Вы ходите так, будто боитесь упасть и разбиться, — объяснил Леон. — Неровная же поверхность стены позволит расслабиться, и ваша походка станет более естественной, а не такой, словно вы аршин проглотили.
 — А если я упаду? — спросила Ариэл.
 — Если вы упадете, — ответил Леон, крепче сжимая ей бедра, — я поймаю вас.
 Отпустив бедра Ариэл, Леон предложил ей руку. Не приняв ее, она внимательно посмотрела ему в глаза. Внезапно Леону подумалось, что они ничем не скрепили их договор. Он предложил свою помощь, а она не отказалась, он как бы заразил ее силой своего энтузиазма. Но это пока.
 Оба молчали.
 А что, если она заартачится? Если такое случится, он сразу положит всему конец, раз и навсегда. Он снова будет свободен и сразу же уйдет, чтобы заняться собственными проблемами, которых у него предостаточно. Лучше бы она отказалась от его затеи, но в душе Леон сознавал, что не желает этого.
 Внезапно он понял, чего хочет на самом деле — чтобы Ариэл доверяла ему. Пусть его намерения не совсем честные и искренние, но он хочет, чтобы они в конечном итоге были вместе.
 Когда Леон совсем было отчаялся дождаться от Ариэл ответа и стал подумывать, под каким благовидным предлогом можно уйти, она в очередной раз удивила его и, протянув ему руку, сказала:
 — Помогите мне подняться на эту стену.
 Последующие десять минут Леон медленно шагал вдоль стены, а Ариэл, спотыкаясь, тащилась по ней. Она сразу же скинула накидку и отдала ее Леону, сказав, что та мешает ей двигаться. Сейчас ничего не оставалось, как нести ее, и этот факт вызывал в его душе смутное беспокойство.
 Ариэл не упала, и Леону не пришлось ловить ее, хотя несколько раз она спотыкалась, но его рука каждый раз была рядом, готовая в любой момент поддержать. Дойдя до конца стены, Ариэл с улыбкой посмотрела на Леона, ища на его лице одобрение.
 Эта доверчивость на него очень действовала. Неужели она настолько наивна, чтобы так открыто выражать свои чувства? То, что Ариэл так легко согласилась взобраться на стену, не принесло Леону ожидаемого удовлетворения — уж очень она бесхитростна.
 — Как у меня получается? — спросила Ариэл.
 — Намного лучше. Теперь попробуем отработать вашу походку на твердой поверхности.
 Леон протянул руки, чтобы помочь ей спуститься, и был несказанно удивлен, когда она спрыгнула прямо в его объятия. Удивление перешло в восторг и даже нечто большее, когда их тела соприкоснулись и его руки обхватили ее.
 Изогнув спину и весело смеясь, Ариэл посмотрела Леону в глаза. Она совершенно не чувствовала напряжения и вела себя вполне естественно. Щеки ее раскраснелись, губы раскрылись, обнажая зубы. Она вела себя как дерзкая девчонка и в то же время как женщина, знающая себе цену. Кровь застучала в висках у Леона, и пламя страсти разлилось по телу.
 Он взял Ариэл за подбородок и, склонив голову, заглянул ей в глаза, подернутые дымкой желания.
 Внезапно на вороте ее платья он заметил камею, и это привело его в чувство.
 — Сирена? — спросил он, подавляя желание дотронуться до броши рукой. — Уверен, что раньше вы ее не носили.
 — Нет. Я берегла ее… — Ариэл помолчала и добавила: — Я надеваю ее только на воскресную службу. Когда-то она принадлежала моей бабушке.
 — Неужели на воскресную службу? — спросил удивленный Леон, дотрагиваясь до кружевного воротничка, который скрепляла брошь.
 Брошь настолько заинтересовала Леона, что он развернул ее на солнце, чтобы лучше видеть работу искусного резчика. Она была сделана из янтаря удивительной глубины и чистоты, окаймленного золотым обручем. Но не камень привлек внимание Леона, а вырезанное на нем изображение мифического морского существа. Эта загадочная женщина была бессовестно сладострастной, с гордо откинутой назад головой, с рассыпавшимися по спине длинными волосами, с одной открытой роскошной грудью и полуобнаженной второй. Не женщина, а мечта, воплощенная в камне.
 Леон откашлялся и пересохшим от волнения голосом заметил:
 — Удивительной красоты вещица. Правда, мне казалось, что благовоспитанные английские леди получают в наследство нечто другое.
 — Что именно? — спросила Ариэл с искренним удивлением. — Портрет герцога Веллингтона или, еще лучше, драгоценности, достойные королевской особы?
 — Или более утонченную брошь, — добавил Леон.
 — Так случилось, что эта брошь была подарена бабушке лихим капитаном дальнего плавания, когда он ухаживал за ней еще до встречи с дедушкой.
 — И она тоже надевала ее только на воскресную службу? — спросил Леон с лукавой улыбкой.
 — Как раз наоборот: она надевала ее, когда хотела поддразнить моего дедушку. Должна вам сказать, она совсем не походила на благовоспитанную английскую леди, чем я очень горжусь. Моя бабушка была большая проказница. — Ариэл вздохнула и грустно улыбнулась. Ее пальцы нежно коснулись броши. — Я очень скучаю по ней, — сказала она. — В детстве она часто разрешала мне дотронуться до броши и загадать желание. Бабушка была уверена, что эта сирена принесет мне счастье и все мои желания обязательно исполнятся.
 Странное чувство охватило Леона: он ощутил свинцовую тяжесть в ногах, в то время как в голове все плыло как в тумане.
 — Это… это просто удивительно, — сказал он задумчиво и, заметив настороженность в глазах Ариэл, быстро добавил: — Я говорю сейчас не о вашей бабушке, а о странном совпадении. Когда ваша бабушка позволяла вам дотронуться до броши и просила загадать желание, твердо веря, что оно непременно исполнится, за тысячи километров от вашего дома другая женщина, моя мать, делала то же самое.
 — Неужели это правда? Леон кивнул:
 — Нет, у нее не было броши, до которой я мог бы дотронуться, но у нее была лагуна, в которой, по ее словам, жили прекрасные сирены, и у нее был сын, который смертельно боялся воды. Вода унесла от меня моего отца, и шестилетний мальчик боялся, что вода унесет и его самого.
 Леон все еще держал Ариэл за талию, а ее руки лежали на его плечах. Он почувствовал их легкое пожатие.
 — Я могу понять чувства шестилетнего мальчика, — сказала она просто. — Он рассуждал вполне логично.
 — Возможно. Но жить на острове, окруженном водой, и совсем не уметь плавать очень опасно. И вот тогда моя мать, чтобы как-то научить меня плавать, придумала чудесную сказку про сирен. Она сказала мне, что если я научусь нырять, то смогу поймать ее за хвост, а за свое освобождение она исполнит любое мое желание. Я легко попался на крючок, потому что у меня было одно, но очень сильное желание.
 Лицо Леона стало печальным. Он и сам не ожидал, что воспоминания, так глубоко запрятанные в его душе, могут взволновать его.
 — И сказка помогла? — тихо спросила Ариэл.
 — Я научился плавать лучше всех в деревне. Я под водой переплывал широкую лагуну из конца в конец.
 — А вам удалось когда-нибудь поймать сирену?
 Леон грустно покачал головой, вспомнив разочарование, которое пришло в сердце шестилетнего мальчика вместе с гордостью за то, что он так быстро научился плавать.
 — Нет, никогда, — ответил он, лаская Ариэл большим пальцем за ухом. — Я их так и не встретил вплоть до сегодняшнего дня. Мне бы хотелось…
 Леон замолчал, боясь выплеснуть то, что было у него на сердце и названия чему он пока не знал.
 Ариэл помогла ему справиться с эмоциями, легко зажав его рот своей рукой.
 — Вы не должны говорить вслух о своем желании, — предупредила она Сейджа.
 — Почему? — Он в удивлении изогнул брови.
 — Потому что иначе оно никогда не исполнится. Таково правило. Неужели ваша мать не говорила вам об этом?
 Леон снял руку Ариэл со своего рта и положил к себе на грудь:
 — Нет, не говорила. Возможно, она тоже не знала правил, как не знала многого другого.
 Ариэл попыталась вырваться из его объятий, но Леон продолжал крепко держать ее.
 — Расскажите мне об этих правилах, — попросил он. — Почему мы не можем вслух говорить о своих желаниях?
 — Я сама не знаю почему. Просто такое правило. Мне говорила об этом бабушка, а ей я верю.
 — И сейчас?
 Ариэл сделала неопределенный жест рукой и грустно улыбнулась, отчего сердце Леона сжалось еще больше.
 — И сейчас, — ответила она. — Просто когда мы вслух говорим о наших желаниях, мы тем самым как бы воплощаем их в жизнь, а реальность может быть хуже, чем наши ожидания.
 Ее слова были понятны Леону. Не надо, чтобы люди знали, о чем ты думаешь или, что еще хуже, желаешь в данную минуту. Желание, высказанное вслух, никогда не исполнится. Но как быть с тем желанием, которое всего несколько минут назад было на ее лице? Ведь ей явно хотелось получить его одобрение.
 — Я понимаю, о чем вы говорите, — сказал Леон. — Но с другой стороны, если вы поведаете кому-нибудь о своем желании, то он может быть в состоянии помочь осуществить его. Вдруг это в его силах?
 Лицо Ариэл стало серьезным, как будто они обсуждали вопросы жизни и смерти, а не вели разговор об исполнении желаний и сиренах.
 — Вы говорите о добрых феях? — спросила Ариэл.
 — А что, в Англии у фей есть крестные матери? — удивился Леон.
 Ариэл беззлобно рассмеялась:
 — Здесь игра слов, но это не одно и то же. Добрая фея является на землю, чтобы стать чьей-то крестной матерью, которая охраняет человека и помогает в осуществлении всех его желаний. Вы понимаете, о чем я говорю?
 Леон понимал, но не спешил говорить ей об этом. Ему было так приятно держать Ариэл в объятиях и слушать ее нежный голос. Ему хотелось подольше насладиться этим моментом. Возможно, удастся поцеловать ее, а возможно, и нет. В воздержании тоже есть своя прелесть. Иногда и молчание бывает более интимным, чем сам поцелуй.
 — Кажется, я все понял, — ответил он наконец. — У желаний есть свои законы, а феи посылают нам крестных. Это так?
 — А я-то вчера думала, что уже ничему не смогу научить вас, — рассмеялась Ариэл.
 — Разве я не прав? — спросил Леон.
 — Не волнуйтесь, — ответила Ариэл. — Мы поработаем над этим вопросом.




 Глава 11


 Ариэл и не предполагала, что она из скромной, искренней девушки может превратиться в настоящую кокетку. Она с удивлением отмечала, что шаг за шагом, медленно, но верно кокетство овладевало всем ее существом.
 Она скептически относилась к тому, чему учил ее Леон. Нельзя сказать, чтобы Ариэл ждала от него лекций по искусству флирта, но все же предполагала, что он научит ее правильно и остроумно вести беседу, более изысканным манерам за карточным и обеденным столом.
 Но Леон никогда не поучал ее, вместо этого он тратил много сил и энергии на то, как она должна выглядеть и реагировать в той или иной ситуации, чтобы пробудить к себе интерес Пенроуза и завоевать его внимание. Он всегда доходил до самой сути вещей и объяснял их просто и понятно, но при этом требовал от нее соответствующего ситуации выражения лица, а это Ариэл очень смущало.
 Еще труднее ей было представить на его месте Пенроуза, на чем он усиленно настаивал. Ариэл воображала, что играет в каком-то спектакле, где она получила роль себя самой, но только более раскрепощенной, хитрой и ловкой, в то время как Леон играл роль человека, которого ей предстояло соблазнить. Она только надеялась, что не станет посмешищем, прежде чем опустится занавес. А такая опасность существовала, так как с каждым днем она все больше входила в свою роль и уже совершенно перестала думать о том, кого изображает Леон.
 Чем больше он учил ее тому, как завлечь в свои сети Пенроуза, тем больше она старалась завлечь его самого. Когда Леон брал руки Ариэл в свои и просил ее, чтобы, закрыв глаза, она представила перед собой Пенроуза, при всем своем желании девушка не могла вызвать в памяти образ человека, с которым проработала бок о бок целых три года. Перед ее мысленным взором всплывал совершенно другой, чей образ обрушивался на нее как теплый ласковый дождь, наполняя негой все ее тело. И это был Леон.
 Как же мучительно чувствовала себя Ариэл в такие минуты!
 За несколько недель она привыкла считать Леона человеком неограниченной свободы, которой в душе очень завидовала, и тем не менее приложила руку к тому, чтобы эту свободу ограничить и сделать из него того, кем он совсем не хотел быть. И вот теперь их роли поменялись. Он обучал ее, как в цивилизованной манере завоевать сердце человека нелюбимого, но столь необходимого ей. От одной мысли об этом хотелось плакать. И что самое ужасное, Леон разбудил в ней чувства, которые она никогда не будет питать к Пенроузу, но которые навсегда оставят след в ее душе.
 Временами Ариэл задавалась вопросом: а что чувствует Леон? Неужели он не понимает всей двусмысленности их положения или просто умело это скрывает? Да, он хорошо владеет собой. Каждый раз, когда в их разговорах из него выплескивается что-то личное, он быстро уходит в себя и меняет тему.
 Однажды она случайно узнала, как он стал героем.
 — Все услуги оплачиваются, — как-то раз огрызнулся Леон, когда во время их жаркой дискуссии о королевских привилегиях Ариэл, защищая себя, напомнила ему, что его собственное образование на начальном этапе было получено на Гавайях при дворе короля Камехамеха.
 Они играли в шахматы, и ход короля против королевы привел к разговору на эту тему.
 — На самом деле я никогда не был по-настоящему членом этой королевской семьи, — сказал Леон, стараясь опровергнуть доводы Ариэл. — Король считал себя моим должником и в благодарность взял меня ко двору.
 — За что же он решил отблагодарить вас? — спросила Ариэл, готовая спорить и дальше, лишь бы побольше узнать о Леоне.
 Незамедлительно лицо Сейджа приняло хорошо ей знакомое выражение: рот плотно сжался, взгляд стал холодным. Он уже был готов сменить тему разговора, как обычно делал, но Ариэл стала упрашивать его рассказать, чем же король считал себя ему обязанным.
 — Пожалуйста, расскажите мне, — просила она. — Мне, кроме Бата, нигде не приходилось бывать, и я всегда с интересом слушаю о вашей жизни на островах. Мне начинает казаться, что я и сама там побывала.
 Сказать по правде, Ариэл немного кривила душой, ведь из всего того, о чем она просила рассказать, ее интересовал только сам Леон. Он ей представлялся фигурой экзотической и загадочной.
 Лицо Леона стало еще более хмурым, однако он согласился поведать Ариэл о своем поступке.
 — Ну если вы настаиваете, — сказал он.
 — Настаиваю, — поспешила заверить его Ариэл. Пожав плечами, Леон передвинул на шахматной доске ладью и сказал:
 — Я спас жизнь его младшему брату, и за это он взял меня ко двору, где я, как вы правильно заметили, многому научился. — Кивнув на доску, Леон добавил: — Ваш ход.
 — Каким образом вы спасли ему жизнь? — спросила Ариэл, игнорируя его замечание. — Мне хочется знать, об этом все.
 — Вот вы всегда так, — ответил Леон, глядя на Ариэл, будто она предложила ему пройтись голыми ступнями по раскаленным углям. — Мальчику только исполнилось девять лет, но он был очень смел. Однажды во время купания его настиг тайфун, и он чуть не утонул.
 — И вы, не побоявшись тайфуна, спасли его?
 — Перестаньте смотреть на меня как на героя, — грубо оборвал ее Леон. — Мальчик не умел плавать, а я это делал хорошо. Не вижу здесь никакого героизма.
 Но в глазах Ариэл Леон был настоящим героем. Ее сияющая улыбка яснее ясного говорила об этом. Девушку совсем не заботило, как он относится к ее реакции на его рассказ.
 — Черт возьми, вы когда-нибудь сделаете ход или нет? — снова грубо повторил Леон, давая тем самым понять, что разговор закончен.
 Несмотря на то что Леон полностью отказался от ее педагогических услуг и все чаще сам поучал ее, Ариэл находила его компанию очень приятной. Они подолгу гуляли, а вечерами, сидя у камина, она читала ему сонеты Шекспира или что-нибудь из Байрона — то, что ему особенно нравилось и что он сам же выбирал. Они часто музицировали, разучивали дуэты. Игра в две руки доставляла им удовольствие и часто заканчивалась непроизвольным сплетением пальцев и смехом. Ариэл старалась не вспоминать, что это ее работа, за которую она получает деньги, и представляла себе, что приходит в гости, где ее встречает радушный и загадочный хозяин.
 Отрывочные воспоминания, которые Ариэл удавалось выудить из Леона, его упорное нежелание рассказывать о своем прошлом делали его фигуру еще более загадочной. Кто он, Леон Николас Дюванн? Лорд-дикарь или лордСейдж? Джентльмен или простолюдин? Благородный человек, который честно помогает ей завоевать расположение мистера Пенроуза, или развлекающийся авантюрист?
 Думая об этом, Ариэл невольно сжимала кулаки, и по ее телу ползли мурашки. Возможно, он пользуется ее безвыходным положением, преследуя какие-то свои гнусные цели…
 Может ли она доверять ему? Всякий раз, когда сердце говорило — да, рассудок твердил — нет. Однажды он уже одурачил ее, дьявольски преуспев в своем обмане. Она чувствовала, что в нем сокрыто что-то темное, глубинное, покрытое тайной. Это Ариэл понимала. Но в конце концов, доверившись ему и согласившись принять от него помощь, она целиком отдала свою судьбу в руки Сейджа.
 Сердце Ариэл болело. Оно научилось противостоять разочарованиям, и девушку уже не пугало ни холодное высокомерие Леона, ни его нежелание говорить о себе. Сердце понимало то, чего отказывался понять рассудок. Оно приняло Леона полностью и навсегда, несмотря на его ауру тайны и опасности, и теперь уже не примет никакого другого человека.
 Ариэл часто напоминала себе, что надо быть разумнее. Ей казалось, ошибки прошлого ее чему-то научили. Эта постоянная борьба между сердцем и рассудком заставила ее совершить необдуманный поступок, доверившись сыну их дальних знакомых, о чем она будет жалеть всю оставшуюся жизнь. А ведь ей тогда исполнилось уже восемнадцать, и она могла быть менее доверчивой.
 Вторая ошибка состояла в том, что она исповедовалась в своем «грехе» джентльмену, которому бесконечно доверяла. Непростительная наивность, думала Ариэл, вспоминая, как этот джентльмен, сославшись надела, немедленно уехал, чтобы уже никогда не появляться на пороге ее дома.
 Именно тогда Ариэл поклялась себе никогда не питать никаких чувств к мужчинам, не быть от них эмоционально зависимой. Сказав Леону, что хочет иметь любовников, которых никогда не будет любить, она, конечно, погорячилась и поступила необдуманно, скорее из чистой бравады. Тогда она слушала свой рассудок, а не сердце и поэтому была уверена, что сумеет жить по заранее намеченному плану. И правильно, что Леон отказывался ей верить и просил ее не быть столь категоричной.
 Прошла еще неделя. Их пребывание в доме мистера Пенроуза близилось к концу. Оставалась последняя неделя. И вот однажды, войдя в гостиную, Ариэл обнаружила, что ковер свернут, а за пианино сидит их новая учительница музыки, мисс Эрнхард, и, разминая пальцы, играет гаммы. Увидев Ариэл, нерешительно остановившуюся в дверях, музыкантша, несмотря на их мимолетное знакомство, послала ей ободряющую улыбку.
 Свернутый ковер, музыка, улыбка на лице учительницы — во всем этом чувствовалось что-то неладное.
 Ариэл подозрительно оглядела комнату и увидела, что Леон стоит у окна и, поставив ногу в высоком черном ботинке на плинтус, любуется солнечной погодой, установившейся в последние дни.
 Внезапно оборвавшаяся музыка и наступившая в комнате тишина заставили его оторвать взгляд от окна и оглянуться.
 — Не топчитесь в дверях, — сказал он, не меняя задумчивого выражения лица. — Сдается мне, что у нас осталось мало времени.
 Ничего не понимая, но стараясь не выдавать своего волнения, Ариэл уперла руки в бока и сказала:
 — Насколько я понимаю, вы решили заняться весенней уборкой дома. Как мило с вашей стороны подумать о музыкальном сопровождении. С музыкой и работать веселее.
 — Не будьте занудой. У меня нет сегодня настроения с вами спорить. Идите сюда.
 Ариэл пожала плечами и осталась на месте.
 — У меня нет привычки спорить, если я для этого не вижу причины.
 — Ну хорошо. Однажды вы мне сказали, что вам трудно делать то, что требует координации движений.
 Леон замолчал и задумчиво оглядел Ариэл с ног до головы. Этот взгляд буквально прожег ее. Ариэл почувствовала, что под его непроницаемой внешностью все кипит от злости. Странно только, что злится он, а не она. Она, которую он против ее же воли заманил в ловушку. Никогда не поймешь, что на уме у этого человека. Только она подумает, что начинает понимать его, как между ними снова возникает недоразумение и он превращается в холодного, неприступного человека.
 Взять хотя бы вчерашний случай, когда к ней пришел мистер Пенроуз поговорить о школьных делах. Она наплевала на свою гордость и под внимательным взглядом Леона проделала с Пенроузом все, чему учил ее Сейдж. По ее мнению, все прошло великолепно. Она просто превзошла себя, легко и ласково касаясь руки школьного директора — именно так, как они много раз репетировали. И что же, Леон остался доволен ею? Ничего подобного. Когда она позже спросила его мнение, он насупился, обругал ее и ушел.
 И вот опять.
 — Да, у меня плохо с координацией, — сказала Ариэл, — поэтому, если вы припасли для меня что-то с ней связанное, вам лучше сразу забыть об этом.
 — Ни за что на свете, — последовал ответ. — Я припас для вас танцы.
 У Ариэл все внутри похолодело. Танцы! Как же она сразу не догадалась? Вот для чего свернутый ковер и учительница музыки.
 — Тогда вам придется найти более подходящую партнершу, — сказала Ариэл. — Для меня нет ничего хуже танцев. Мама предупреждала, что мой отказ учиться танцевать когда-нибудь обернется настоящей бедой, и вот, кажется, этот день настал.
 — Вы все сказали?
 Ариэл кивнула, серьезно подумывая над тем, чтобы убежать или упасть в обморок.
 — Я хочу сам убедиться, насколько вы не умеете танцевать, — сказал Леон.
 Ариэл вздохнула, отлично понимая, что если она убежит, то Леон непременно поймает ее и приведет обратно, а если упадет в обморок, то быстренько приведет ее в чувство.
 — Вы только зря потеряете время, — сказала Ариэл. — Все мои партнеры приходили в ужас от моего умения танцевать. Папа придерживался того же мнения. Откровенно говоря, я вообще едва танцую.
 — Что же вы делали на балах?
 — Не знала, как убить время. Меня совершенно не интересуют всякие женские увертки, сплетни и тому подобное — короче, все то, что происходит на балах. Я не получаю от них никакого удовольствия.
 — Тогда что же вас интересует?
 — Моя семья и все, что с ней связано, школа с ее проблемами и…
 — Ясно, ясно, — нетерпеливо прервал ее Леон. — Мне хотелось бы знать, что доставляет вам удовольствие, Ариэл?
 — Ах, это. Опять начну с семьи. До болезни отца я с удовольствием проводила время дома с родителями. Затем работа, чтение и…
 — Вы имеете в виду вашу работу здесь? — снова прервал ее Леон. — Господи, женщина, неужели вы не видите разницы между настоящей работой и всем этим спектаклем?
 — Я в состоянии отличить серьезную работу от пустого времяпрепровождения. И если бы вы, ваша милость, не прерывали меня во второй раз, то давно бы поняли, что я дорожу работой в школе, особенно когда изучаю астрономию.
 Ариэл с наслаждением отметила, как удивился Леон. Пусть не думает, что она несчастная, скучная рабочая лошадка. У нее тоже есть тайны.
 — Астрономию, — как эхо повторил Леон. Он стоял, скрестив на груди руки и прислонясь плечом к панельной обивке стен. Новость настолько удивила его, что он едва устоял на ногах. — Довольно странное занятие для молодой леди.
 — Так как мы уже с вами выяснили, что я не так уж и молода, мне непонятно ваше замечание.
 Удивлению Леона не было предела, он даже не пытался скрыть его.
 — Потрясающе, — вырвалось у него. — Скажите, Ариэл, чем вызван ваш интерес к этой сложной науке?
 — Мое увлечение астрономией началось еще с детства, когда мне исполнилось десять или одиннадцать лет. По соседству с нами жил сэр Гилберт, известный астроном. Он является автором многих научных трудов и одним из основателей Королевского астрономического общества. Он был очень дружен с моим отцом, и всякий раз, когда приходил к нам в гости, мне разрешали оставаться в гостиной и слушать их разговоры о планетах и звездах. Сэр Гилберт всячески поощрял мой интерес к этой науке, несмотря на то что я всего лишь жалкое существо женского пола, — подчеркнуто сухо добавила Ариэл. — Он давал мне читать книги по астрономии и разрешал посещать его обсерваторию, разместившуюся в одной из городских башен. Короче говоря, именно ему я обязана интересом к этой науке.
 — Похоже, сэр Гилберт был мудрым человеком, и, позволю себе заметить, жалкое существо женского пола здесь ни при чем.
 — Однако это могло послужить препятствием, — заметила Ариэл, пожимая плечами.
 — Не думаю, — заключил Леон. — А теперь скажите мне: почему вы оказались в этой школе, вместо того чтобы продолжать заниматься своей любимой наукой и открыть собственную обсерваторию?
 Ариэл снова пожала плечами и нервно рассмеялась:
 — Суета сует. У меня никогда не было времени по-настоящему заняться учебой.
 — Разве родители не поощряли ваши занятия?
 — Папа желал этого всем сердцем. Он и сэр Гилберт настаивали, чтобы я училась и занималась научными исследованиями. Сэр Гилберт даже хотел пристроить меня в соответствующее учебное заведение и уже начал переговоры со своими влиятельными коллегами.
 — А что мама?
 — Мама была настроена менее решительно.
 — Наверное, она настаивала на том, чтобы вы вышли замуж и обзавелись кучей детишек?
 Ариэл весело рассмеялась:
 — Совершенно верно.
 — И в конце концов вы ей уступили и похоронили свои мечты.
 — Не совсем так. Я решила не отступать от своей мечты и стала готовиться к отъезду в Плимут, чтобы пройти курс учебы у профессора Перри, с которым договорился сэр Гилберт. Но в это время заболела моя тетя Катарина, и мне пришлось поехать в Бат ухаживать за ней. К тому времени как тетя выздоровела, моя сестра Каролина стала готовиться к свадьбе, и мама попросила меня отложить отъезд, чтобы избежать ненужных разговоров.
 — Это входило в обязанности младшей сестры?
 — Да нет. Каролина на несколько лет моложе меня.
 Леон в удивлении поднял брови. Комментарии тут излишни. Можно представить переживания Ариэл, когда люди узнали, что младшая сестра выходит замуж раньше старшей.
 — Как давно она замужем?
 — Три года. Вернее, четыре — сначала они были помолвлены. Правда, во время помолвки им приходилось встречаться урывками. После их свадьбы мне пришлось поступить на преподавательскую работу в школу мистера Пенроуза, и сразу же выяснилось, что его финансовые бумаги находятся в ужасном состоянии и что он больше нуждается в бухгалтере, нежели в учительнице грамматики. Я стала для него и тем, и другим.
 — И все за одну зарплату?
 — Не могу же я стоять в стороне и наблюдать, как школа приходит в упадок, и все из-за каких-то жалких шиллингов, которые мне недоплачивают. Я решила, что пробуду в школе, пока не налажу все дела. И потом ученики требовали моей заботы. Кто знал, что такое случится с отцом и мне придется изменить планы? Ну а теперешнее мое положение вы уже знаете.
 Леон молча кивнул. Что он может сказать по этому поводу? Совершенно ясно: она думала обо всем и обо всех, но только не о себе. Это открытие взволновало и одновременно разозлило его. Сама Ариэл скорее всего даже не понимала, что все кому не лень пользуются ее добротой, и Леону стало обидно за нее. Он заочно возненавидел людей, с которыми даже не был знаком.
 Леон сделал знак учительнице музыки, и комната наполнилась звуками вальса, который он выбрал заранее.
 Услышав музыку, Ариэл широко распахнула глаза.
 — Вальс? — удивилась она и отчаянно замотала головой. Леон ожидал, что она будет отказываться танцевать, и приготовился настоять на своем.
 — Вы знаете, как его танцуют? — спросил он.
 — Представляю настолько, чтобы никогда не танцевать.
 — Не упрямьтесь. Вальс сейчас популярен в высшем свете.
 — Именно поэтому у меня нет необходимости учиться его танцевать. Мне не придется вращаться там.
 Леон весело рассмеялся и, взяв Ариэл за руки, притянул к себе.
 — Скажу даже больше, — продолжала Ариэл, — у мистера Пенроуза никогда не возникнет желания танцевать со мной, и особенно вальс.
 — Возможно, у него и не возникнет, — ответил Леон, кладя к себе на плечо ее правую руку, — а вот у меня возникло.
 Ариэл промолчала, не зная, что ответить. Она не спорила, не приводила доводов в свою защиту, а молча позволила Леону взять ее за руку и привлечь к себе.
 Обхватив Ариэл за талию, Леон ждал, когда можно будет вступить в такт музыке. Он отлично знал, что женщины часто принижают свои способности, чтобы потом напроситься на комплимент. Ариэл не принадлежала к их числу — она танцевала ужасно. Как Леон ни пытался вести ее, она не подчинялась и держалась так прямо, словно аршин проглотила. Однако это не смущало Леона, и он готов был заниматься часами, лишь бы она научилась танцевать. Об одном он жалел — что не начал учить ее танцам раньше. Столько дней потрачено впустую, а ведь именно в танце он мог беспрепятственно держать ее в объятиях и прижимать к себе.
 Они прошли в вальсе один круг и приступили ко второму.
 — Неужели вам не нравится? — спросил Леон, переводя дыхание.
 — Нет, — ответила Ариэл, не поднимая глаз. Леон прижал ее к себе.
 — Не беспокойся, любимая, с каждым разом будет легче, — сказал он.
 Звуки музыки заглушили ответ Ариэл, но Леон почувствовал, как она напряглась, и мысленно обругал себя — не за то, что, нарушив данное себе обещание, прижал ее к себе, а за то, что назвал ее любимой. Черт возьми, как это слетело у него с языка? Он искренне ненавидел все эти телячьи нежности и запрещал своим любовницам давать ему ласковые прозвища, чего и сам никогда не делал. Те женщины, которые нарушали запрет, быстро выходили из доверия и переставали быть его нежными подругами.
 Не исключено, что в будущем он нарушит запрет сам, но только не сейчас. Он чувствовал, что совсем извелся. Быть рядом с Ариэл день за днем, наблюдать за ней, держать ее, как сейчас, в своих объятиях, чувствовать ее тело, которое прижимается к нему при каждом неверном шаге, — от всего этого можно сойти с ума. Надо что-то срочно предпринять, а то он окончательно сойдет с ума.
 Воспользовавшись крутым поворотом, Леон крепко прижал к себе Ариэл и несколько секунд наслаждался ее объятиями, пока она не пришла в себя и не отодвинулась на приличное расстояние. Тогда он пустился на другие ухищрения и стал с высоты своего роста рассматривать упругие холмики ее грудей, выглядывающие в вырезе синего платья.
 Ее нежная кожа слегка порозовела и стала влажной — так усердно она пыталась танцевать. Леону захотелось слизать капельки пота, образовавшиеся в ложбинке на груди. Он так увлекся этой перспективой, что не слышал голоса дворецкого, который уже в третий раз пытался привлечь к себе их внимание. Только после того как последний громко постучал в открытую дверь гостиной, Леон обратил на него внимание.
 Ариэл тоже повернула голову на стук.
 — Простите, мисс Холлидей, что мешаю вам, — сказал Ходжес, — но вас желает видеть мистер Пенроуз.
 И действительно, за спиной Ходжеса стоял Нос во всем своем дурацком великолепии.
 Ариэл застыла и густо покраснела, будто их застали на месте преступления. Выскользнув из рук Леона, она расправила складки на юбке и улыбнулась.
 — Спасибо, Ходжес. — Облизав губы, она шагнула навстречу Пенроузу.
 При виде ее пухлого влажного ротика и счастливой улыбки, предназначенной этому напыщенному дураку, Леон нахмурился.
 — Мистер Пенроуз, какая приятная неожиданность! — воскликнула Ариэл и, повернувшись к Леону, добавила: — Не правда ли, лорд Сейдж?
 Леон молчал и с ненавистью глядел на непрошеного гостя. Музыка еще немного позвучала и смолкла.
 — Вы обращаетесь ко мне? — спросил он Ариэл, поймав ее отчаянный взгляд. — Я не расслышал своего имени.
 Ариэл нахмурилась и послала Леону взгляд, полный предупреждения.
 — Я сказала, что для нас видеть мистера Пенроуза — приятная неожиданность, не так ли?
 — Сногсшибательная неожиданность, — согласился Леон, отметив про себя, что Ариэл побоялась назвать его лордом Сейджем во второй раз. — Хотя, насколько мне не изменяет память, мы виделись с ним не далее как вчера.
 Сарказм Леона пропал даром, так как Нос даже не повернул головы в его сторону, не в силах отвести взгляда от Ариэл. Леон почувствовал, что у него чешутся кулаки.
 — Я вижу, что вы учите лорда Сейджа танцевать, — заметил Пенроуз. — Похвально, похвально. Я даже не подозревал, что вы обладаете такими способностями, моя дорогая.
 — Это не она, а я ее учу, — сказал с мрачным видом Леон.
 — Что вы говорите? — удивился Пенроуз, удостоив наконец Леона взглядом. — Прошу простить за ошибку, хотя вы должны меня понять. — Пенроуз восхищенно посмотрел на Ариэл: — Вы двигаетесь так плавно, грациозно, просто божественно.
 — Вы мне льстите, — сказала Ариэл с кокетливой улыбкой.
 — Вовсе нет, — ответил Пенроуз.
 Он откашлялся и поправил шейный платок.
 — Разрешите немного похвалиться и открыть вам маленькую тайну, — сказал Нос. — Уж кто-кто, а я-то знаю толк в танцах.
 — Что вы говорите? — с таким удивлением и восхищением сказала Ариэл, что Леон не поверил своим ушам.
 Однако Ариэл была, как всегда, искренней. Такой же искренней, как и тогда, когда она призналась ему, что только необходимость заставляет ее искать руки Пенроуза. И все же Леону трудно в это поверить. Он знал лишь одно: Ариэл влюблена в Пенроуза, а сам он ведет себя как последний дурак.
 — Теперь моя очередь удивляться, — сказала Ариэл Носу голосом таким сладким и томным, точь-в-точь как Леон учил ее. — Я не имела ни малейшего представления, что вы умеете танцевать.
 «А я не имел ни малейшего представления, что ты будешь разговаривать таким голоском с другим мужчиной», — подумал Леон.
 Пенроуз сиял, а Леон не мог отделаться от чувства, что Ариэл его обманывала, когда говорила, что питает к директору школы только отвращение.
 — Ну что вы, я очень люблю танцы, — заверил Ариэл Пенроуз. — Надеюсь, вы не сочтете за дерзость мою просьбу потанцевать с вами, чтобы вы могли убедиться в моем умении?
 — Ничуть. Наоборот, я буду в восторге потанцевать с вами, — ответила Ариэл, прежде чем Леон сумел вмешаться и напомнить маленькой хитрой лисе, что своим приходом он помешал им.
 — Мисс Эрнхард, — обратился Нос к учительнице музыки, все еше сидевшей за пианино, — пожалуйста, сыграйте нам двадцать седьмой опус Хаммеля. Это, конечно, не современное музыкальное произведение, — добавил он, обращаясь уже к Ариэл, — но, на мой скромный взгляд, вполне подходящая музыка для вальса. В прошлую субботу ее исполняли на приеме у Хоскинсов.
 Продолжая непрерывно болтать, Пенроуз отвесил Ариэл легкий поклон, обхватил ее, и они закружились в вихре вальса.
 — В тот вечер исполнялась и аллеманда [2] . Конечно, в таких кругах, как этот…
 Продолжения его быстрого монолога Леон уже не слышал, так как Пенроуз в кружении вальса увлек свою даму в дальний конец комнаты.
 Леон нашел не заставленную мебелью часть стены и прислонился к ней, скрестив на груди руки, с интересом наблюдая за действиями Носа. Костлявые белые пальцы, словно когти, вцепились в ткань платья Ариэл. Увидев эту противную руку на плече девушки, Леон вспомнил, какой мягкой и приятной была эта ткань под его собственной рукой, как через нее проходило тепло ее тела, которое жгло ему ладонь. Его воображение рисовало ему, что ощущает Пенроуз, цепко ухвативший ее за плечо. А что чувствует она сама?
 Танцующая пара сделала один полный круг по комнате и уже приступила ко второму, когда Леон решил, что пора вмешаться.
 — Это единственная причина, по которой вы приехали сюда, Пенроуз? — стараясь перекричать музыку, громко спросил он. — Вам захотелось потанцевать?
 — Причина? — переспросил Пенроуз, окинув Леона рассеянным взглядом. — Причина…
 Было похоже, что директор никак не мог ухватить смысла вопроса. Однако в следующее мгновение он споткнулся, будто сказанные Леоном слова упали к его ногам, образовав непреодолимое препятствие, и стал судорожно шарить по карманам. На его лице возникло выражение ужаса.
 — Господи, совсем забыл, зачем сюда приехал, — бормотал он. — Музыка, танцы… Где моя голова? Куда же я подевал это письмо?
 После еще одного ряда судорожных телодвижений Пенроуз наконец извлек на свет Божий смятый пергаментный листок.
 — Письмо! — торжественно провозгласил он, размахивая бумагой над головой. — Я получил его специальной почтой от Каслтона. Она приезжает.
 — Кто приезжает? — спросил Леон, игнорируя протянутое ему письмо.
 — Маркиза. Вдовствующая леди Сейдж. Ваша драгоценная бабушка, сэр. Видите ли, она прознала про вас. Слухи о вашем приезде в Англию докатились до самой Франции, и она решила немедленно прервать свой визит и вернуться домой, чтобы самой убедиться, имеют ли эти слухи под собой почву… Это ее слова, не мои, сэр…
 Пенроуз перевел дух и еще раз помахал письмом под носом Леона:
 — Читайте сами. Там все сказано.
 Ариэл подошла к Пенроузу и взяла письмо.
 — Это правда, — сказала она, быстро пробежав глазами письмо. — Леди Сейдж возвращается в Англию и желает, чтобы вас немедленно ей представили. Леон, она хочет встретиться с вами завтра.
 — Леон? — переспросил Пенроуз, переводя удивленный взгляд с одной на другого. — Вы называете его Леоном?
 Леон зевнул и оторвался от стены.
 — Мне очень жаль, — сказал он, — но завтра я занят.
 — Как заняты? — удивилась Ариэл.
 — Я обещал вам покататься верхом, — напомнил Леон.
 — Да вы с ума сошли! — воскликнула Ариэл. — Если вы ей понравитесь, ваша жизнь изменится. Чтобы получить титул, необходима ее поддержка. Кроме того, не забывайте, что она ваша бабушка, Леон. Ваша родная кровь. Вы должны помнить об этом. Подумайте только, что может значить для вас эта встреча!
 — Для всех нас, — вставил Пенроуз. — Все это, конечно, относительно, — быстро добавил он, заметив обращенные на него недоуменные взгляды. — Об этом говорится в письме. Леди Сейдж желает видеть всех, кто так или иначе принимал участие в чудесном превращении милорда. Меня, как директора школы Пенроуза, и, естественно, вас, мисс Холлидей. Граф тоже отдал такой приказ. Все здесь, в этом письме.
 Ариэл дочитала письмо и кивнула:
 — Согласно приказу, я должна завтра сопровождать вас, ну и, конечно, мистер Пенроуз. Лорд Каслтон заедет за нами в своей карете.
 Пенроуз энергично закивал головой.
 — Именно так, — сказал он. — Однако я тут немножко подумал и пришел к выводу, что Каслтону лучше поехать с Таннером или кем-нибудь другим. Зачем нам ехать на презентацию толпой. Первое впечатление и все такое прочее… Вы меня понимаете?
 Леон едва сдерживался, чтобы не свернуть костлявую шею Пенроуза.
 — Итак, — продолжал тем временем директор школы, — мы с мисс Холлидей поедем в моем новом ландо, а вы будете следовать за нами. Получится прекрасная кавалькада. Очень впечатляюще.
 Пенроуз, довольный собой, в блаженном восторге потирал руки. Ариэл взглянула на Леона и заметила, как на его лице играют желваки. Стремясь предотвратить ссору, она встала между ним и Пенроузом.
 — Спасибо, мистер Пенроуз, — сказала она.
 — Зовите меня Филип.
 — Филип, я с удовольствием разделю с вами…
 — Нет, — твердо сказал Леон, возмущенный радушием Ариэл.
 Он быстро вышел из комнаты и спустя минуту вернулся с пальто и шляпой Пенроуза в руках. Он сунул их Носу, а сверху положил его тросточку, причем сделал это с такой яростью, что чуть было не проткнул его.
 — Завтра. В час дня. Она поедет со мной, — заключил он.
 Пенроуз молча натянул пальто и быстро вышел из комнаты со шляпой и тросточкой в руках. Ариэл отлично понимала его. Сумасбродное поведение и свирепый вид Леона могли напугать кого угодно. Она помнила об этом с их первой встречи. Да и сама она с удовольствием последует за Пенроузом, но прежде выскажет Сейджу все, что о нем думает.
 — Полагаю, вы довольны собой, — сказала она, когда они остались одни. Мисс Эрнхард ускользнула вслед за Пенроузом.
 — В восторге. А почему вы об этом спрашиваете?
 — Я спрашиваю потому, что ваше поведение по отношению к мистеру Пенроузу безобразно. Вы были непростительно грубы с человеком, который принес вам важное сообщение от графа.
 — Сообщение… Знаем мы эти сообщения, — презрительно заметил Леон. — Он вас хватал своими грязными руками.
 — Ха, его руки не грязнее ваших, а скорее наоборот. Вспомните ваше поведение и сделайте выводы.
 — Что все это значит?
 — А то значит… — Ариэл стала искать подходящие слова, чтобы побольнее уколоть Леона. — Это значит, что он джентльмен в самом лучшем понимании этого слова.
 — А я? Кто, по-вашему, я? — Леон задавал вопросы, сердито глядя на Ариэл. — Симулянт?
 — Вот именно. Я не люблю говорить о людях плохо и тем более обижать их, но уж коли об этом зашла речь, то позвольте сказать вам, что своим сегодняшним поведением вы убили все хорошее, что я о вас думала.
 — Выходит, я разочаровал вас?
 — Вы меня больше не разочаруете, потому что теперь я вас хорошо знаю. Сначала я думала, что ваша личина дикаря служит вам прикрытием для достижения неведомой мне гнусной цели. Потом я переменила о вас свое мнение, а сейчас вижу, что вы снаружи джентльмен, но внутри самый настоящий дикарь.
 — И что вас заставило прийти к такому выводу? — спросил Сейдж, рот которого плотно сжался.
 — Вы не щадите ничьих чувств, кроме своих. Это своего рода дикость.
 — Что вы, черт возьми, подразумеваете под этим понятием?
 — Вы разрушили все мои надежды. Вы просто их растоптали! — закричала Ариэл, топнув в отчаянии ножкой. — Вы заманили меня, предложив свою помощь завоевать расположение мистера Пенроуза, а когда он оказался почти у меня в руках, вы все разрушили.
 — И это все я сделал, напомнив ему, что пора уходить?
 — Не пытайтесь оправдываться.
 — Даже не собираюсь. Просто я хочу знать, в чем виноват перед вами.
 — Вы прекрасно это знаете, — отрезала Ариэл. — Вы… вы злой. Вы не дали мне возможности принять его предложение ехать в одной карете, хотя это позволило бы мне значительно продвинуться вперед.
 — Мне было противно смотреть, как вы вешаетесь на этого человека.
 Губы Ариэл задрожали.
 — Я делала только то, чему вы учили меня.
 — Уж слишком рьяно, на мой вкус.
 Ариэл сцепила на груди руки. Комок подкатил ей к горлу, на сердце легли печаль и разочарование.
 — Я больше не буду этого терпеть, — сказала она, кусая губы. — Сначала вы мне говорите, что я действую неуклюже, теперь обвиняете меня в рьяности. Я не намерена терпеть ваши оскорбления. Все, хватит. Никакой помощи мне от вас не надо.
 — Не горячитесь, — сказал Леон, поворачиваясь к ней спиной, чтобы не видеть ее несчастного лица.
 Неужели ее обвинения справедливы? Неужели действительно по его вине рухнули все ее надежды?
 Леон отошел в дальний конец комнаты и посмотрел на Ариэл.
 — Вы должны продолжать начатое дело, — сказал он. — Я немного подумал и пришел к выводу, что вы правы. Вы пробудили в Пенроузе интерес.
 Ничего себе — интерес, да этот дурак весь изошел слюной во время танца.
 — И мне пришла в голову хорошая мысль, — продолжал Сейдж вслух. — Чтобы закрепить за собой успех, вы должны некоторое время избегать его компании. Вот почему я не захотел, чтобы вы приняли его предложение.
 — Почему не посоветовались со мной? — спросила Ариэл.
 — По-вашему, я должен был попросить его заткнуть уши?
 — Выходит, следуя вашей блестящей стратегии, я должна сейчас очаровывать его на расстоянии? — спросила Ариэл с нескрываемой иронией. — Я начинаю сомневаться не только в ваших советах, но и в ваших умственных способностях.
 — Неужели?
 Леон не спеша подошел к ней и вкрадчивым голосом продолжил:
 — На каком основании вы критикуете мою стратегию? Может, вы ветеран многих любовных связей и хорошо знаете мужчин?
 — Конечно, нет.
 — Ах, так. Тогда, может быть, у ваших ног было много разбитых сердец и вы совсем перестали дорожить мужчинами?
 — Вы прекрасно знаете, что это не так.
 — Вот то-то и оно. Я знаю, что делаю, и советую положиться на меня.
 — Но…
 — Вы должны верить мне, — сказал Леон и вышел из комнаты.
 Ариэл покачала головой. Верить ему. Как она могла ему верить, если уже не верила даже себе?




 Глава 12


 Леон не желал быть представленным кому бы то ни было и меньше всего — чванливой старой вдове, которая, без сомнения, ждет, что он будет пресмыкаться, кланяться, выдрючиваться на разный манер, лишь бы только заполучить всесильный титул маркизов Сейдж.
 Ну что же, придется разочаровать вдову. Леон саркастически улыбался, глядя в окно переполненной людьми кареты графа.
 Он поерзал на сиденье, устраиваясь поудобнее. В карете было тесно. Лишившись удовольствия ехать с Ариэл, Пенроуз собрал всех вместе в одной карете. Их было пятеро, хотя Таннер, сидевший рядом, занимал место, предназначенное для двоих, а уж болтал за целый десяток. От его болтовни у Леона разболелась голова.
 Он уже выслушал длинную лекцию Каслтона о вкусах бабушки. Выяснилось, что она любит хорошую еду, животных — больше, чем людей, особенно парочку любимых боксеров, и имеет на все особое мнение. Больше всего она ненавидит дерзость, скучные разговоры и перспективу, что наследником титула станет Адам Локби.
 Каслтон выразил и свое личное мнение об этом человеке. Несмотря на все сказанное, а может, благодаря ему Леон проникся симпатией к Локби — лучше иметь открытого врага, чем вероломного друга. Леон быстро положил конец нравоучениям и, отвернувшись, стал смотреть на пробегающий за окном пейзаж. Это его первое знакомство с Лондоном, и, сам того не замечая, он пленился им.
 В каждом большом городе есть свое очарование. Но при всей своей ненависти к Англии Леон должен признать, что Лондон один из самых красивых и оживленных городов, какие ему приходилось видеть. Картины сменялись одна за другой, и улицы становились красочнее и оживленнее по мере того, как они приближались к Мейфэру, самому престижному району города, где находился дом его бабушки. Об этом сообщил Пенроуз, для которого подобная чепуха, по-видимому, имела большое значение.
 Уличные торговцы, трубочисты и попрошайки заполняли улицы, ловко лавируя среди нарядной публики и экипажей. Пикантный запах приправ доносился из открытых уличных кафе, вдали слышалась музыка, и все это перемежалось со стуком копыт по мостовой. Наблюдая за всадниками, Леон пришел к заключению, что в Англии знают толк в лошадях.
 Из всей их компании всю дорогу молчал только один человек — Ариэл. Она коротко поздоровалась с ним за завтраком и больше не проронила ни слова. Леон чувствовал, что она все еще сердится.
 То, что Ариэл продолжала сердиться на него, еше раз убедило Леона в том, что женщины совершенно не умеют управлять своими эмоциями. Он делал все от него зависящее, чтобы помочь ей завоевать расположение человека, который лично ему был глубоко несимпатичен, а Ариэл дулась на него, потому что ей, видите ли, не понравились его методы.
 То ли дело мужчины. Иногда вероломные и жадные, но более постоянные в своих привычках. Уж если он собирается воткнуть тебе нож в спину, то будьте уверены: он это сделает. Леон отлично умел и знал, как вести себя с мужчинами. Но женщины… Женщина может пробудить в мужчине страсть, легонько царапая его спину своими коготками, но через секунду этими же коготками она способна выцарапать ему глаза. Никогда не знаешь, чего от нее ждать.
 Для себя он давно решил: самая лучшая защита от прихотей и непостоянства особ женского пола — никогда не позволять им забираться к себе в душу. Стоит женщине позволить это сделать, ты пропал — она навеки завладеет тобой.
 Леон с раздражением думал, как глупо он нарушил вчера свою собственную заповедь. Когда Ариэл назвала его дикарем, он думал, его сердце разорвется на части. Едва сдержался, чтобы не выдать себя. Почему он так бурно реагирует? Ведь последнее время его только и звали что дикарь, и ему было на это глубоко наплевать. Да, но Ариэл вонзила свой нож глубже, чем другие: она сказала, что он в сердце своем дикарь. Нет, он не дикарь, а зверь. Может, она о чем-то догадывается? Но ведь он рассказал ей о своем прошлом только то, что хотел, а не то, что лежит у него на сердце.
 Он может гордиться собой. Ему все-таки удалось взять себя в руки. Он хозяин своих эмоций и никогда не выплескивает их.
 Карета остановилась на западной стороне Баркли-сквер. Лакеи спрыгнули с запяток и распахнули дверцы. Леон, сидевший рядом с дверью, вышел первым и, ожидая остальных, стал рассматривать дом леди Сейдж. Он нехотя признал, что дом, сделанный из кирпича и украшенный черными кованого железа резными балконами, был великолепным и внушительным — резиденция, достойная королевской фамилии. Вылезший вслед за Леоном Пенроуз сообщил ему, что рядом находится дом лорда и леди Кларемонт. Когда король приезжает в город, то непременно посещает оба дома.
 Очень интересная информация!
 Возглавляемая Каслтоном компания направилась к особняку. Швейцар в зеленой с золотыми галунами ливрее распахнул перед ними дверь, и они попали в руки многочисленных лакеев, которые быстро освободили их от верхней одежды и передали на попечение высокого с негнущейся спиной дворецкого, который повел их наверх в приемную мадам.
 За простым фасадом особняка скрывался пышный интерьер. Куда бы ни посмотрел Леон, он видел бархат и шелк, серебро и золото. Даже бархатные драпировки, висевшие на высоких сводчатых окнах холла, украшены богатым орнаментом.
 Приемная мадам была залом внушительных размеров, с высоким, украшенным искусной филигранью потолком, с лепными карнизами и сводчатыми окнами, выходящими во внутренний двор. Под стать комнате и мебель: такая же внушительная и солидная, на ее фоне стоявший в углу огромный рояль казался почти миниатюрным. Леон заметил, что Ариэл смотрит вокруг с таким неподдельным восхищением, будто никогда ничего лучше не видела. И неудивительно. Вся обстановка и размеры зала преднамеренно величественны. Когда Леон посмотрел на вдову, он понял почему.
 Леди Джулия Сейдж — крупная женщина и, как правильно заметил Каслтон, высочайшего о себе мнения. Внушительных размеров зал с его яркими красками и вызывающим декором служил ей хорошим обрамлением. Леон был уверен, что все это не случайно. Даже кресло, в котором она сидела, стояло на встроенной между окнами платформе. Все остальные располагались ниже, что не оставляло ни малейшего сомнения, кто здесь правит бал. По обе стороны от вдовы стояли низкие табуретки с вышитыми шелковыми подушками, на которых лежали ее любимые боксеры. Платформа, уютно устроившиеся собаки — все это, по мнению Леона, настолько смешно и нелепо, что он не сразу обратил внимание на людей, расположившихся в двух передних креслах. В одном, как он потом узнал, сидела леди Элизабет Локби, дочь леди Сейдж и его тетка, о чем он мрачно подумал, будучи ей представленным. Во втором кресле сидел преподобный мистер Боттс, ректор Ашбери — лысый толстый коротышка, ничем особенно не примечательный, но, как отметил про себя Леон, обласканный своей благодетельницей именно за незаметность и постоянную услужливость.
 Леон почувствовал прикосновение чьей-то руки и, оглянувшись, увидел, что Ариэл подбадривающе улыбается.
 — Удачи, — прошептала она с улыбкой на лице и настороженностью в больших голубых глазах.
 Леон почувствовал ее беспокойство за него, и раздражение против нее, которое охватило его в карете, моментально исчезло.
 Ему захотелось сказать ей, что он не нуждается в удаче, но было поздно — они приблизились к платформе.
 Каслтон и леди Сейдж обменялись взаимными представлениями. Дама даже представила обоих боксеров по имени: Фейт и Фелисити. После того как предварительное знакомство закончилось и все расселись по местам, Элизабет Локби, посмотрев на мать, сказала:
 — Мама, ты прекрасно знаешь, что я возражала против этой встречи. — Она бросила косой взгляд в сторону Леона, и ее узкое, длинное лицо под шапкой кудрявых волос цвета нечто среднего между сажей и пеплом стало суровым. — Но если ты по непонятной мне причине все же решилась пойти на поводу у слухов…
 — Ради Бога, Элизабет, если тебе есть что сказать, выкладывай прямо, — приказала вдова.
 — Я только хотела посоветовать. Прежде чем приступать к делу, тебе лучше дождаться приезда Адама, — выпалила дочь.
 — Почему я должна ждать того, кто сюда вовсе не приглашен?
 Леди Локби побледнела:
 — Ты не пригласила Адама? Но он же твой внук.
 — Да, да, и он был у меня вместе с тобой на Рождество и, полагаю, снова приедет на него в следующем году, — произнесла леди Сейдж без всякого энтузиазма. — Мне надо хоть немного отдохнуть от его бесконечной напыщенной болтовни.
 — Тебе не кажется, мама, что сейчас не самое подходящее время говорить об этом? Некоторые амбициозные личности преследуют здесь свой интерес, — сказала леди Локби, бросив презрительный взгляд в сторону графа и сэра Таннера. — Мне кажется их присутствие нежелательным, ведь речь пойдет о чисто семейных проблемах.
 — Навряд ли представительство в палате лордов может быть названо чисто семейным делом, — огрызнулся Каслтон.
 Лицо леди Локби исказилось злобой, и она кинулась на защиту своего отсутствующего отпрыска.
 — Лично у вас есть место в парламенте, — закричала она, — и нечего вам совать нос в чужие дела. Оставьте моего сына в покое!
 — С радостью, дорогая леди, — ответил Каслтон, — но при условии, что он перестанет делать то же самое в отношении меня и не будет мешать в том, что я делаю для процветания нашей великой страны.
 — Правильно! Правильно! — с воодушевлением закричал Таннер.
 — Хватит, — приказала леди Сейдж. При звуках ее сурового голоса обе собаки в унисон зарычали. — Иначе мне придется вас всех выгнать. Мне не нужно ничьих советов. Займите свои места и успокойтесь.
 Взмахом руки леди Сейдж отпустила дворецкого, не дав ему никаких распоряжений относительно чая или других освежающих напитков. У Леона стало создаваться впечатление, что его пригласили скорее для развлечения, чем для инспекции, но он ошибся.
 — Вы, — леди Сейдж указала на Леона, — подойдите ко мне поближе, чтобы я смогла получше рассмотреть вас.
 Леон выступил вперед и встал в пятно льющегося из окна света. Ни капли не смущаясь, он позволил рассматривать себя долго и откровенно. В свою очередь, он тоже с интересом рассматривал ее. Леди Сейдж было слегка за семьдесят, и если пользоваться термином, применимым к мужчинам такого же возраста, то можно сказать, что она была крепкого телосложения. У нее были живые зеленые глаза и рыжеватого оттенка волосы, которые очень сочетались с ее пышущей здоровьем комплекцией. Хотя в данный момент леди не улыбалась, Леон заметил множество веселых морщинок вокруг рта и глаз.
 — Ты не совсем то, что я ожидала увидеть, — сказала она, взмахом руки отпуская Леона.
 — И я тоже, — ответил Леон. — Но если вы скажете мне, что, в частности, вас во мне не устраивает, то я постараюсь это исправить. Вы хотели бы, чтобы я был ниже ростом или, наоборот, выше? Может, у меня лицо слишком узкое или мало рук?
 — Мне не нравится твоя дерзость, — фыркнув, ответила леди Сейдж, но в ее глазах мелькнуло больше интереса, чем неудовольствия.
 — Примите мои извинения, — ответил Леон с небрежным поклоном. — Мне жаль, что вы приняли мое желание понравиться за дерзость.
 — Я принимаю твои извинения, хотя сильно подозреваю, что ты развлекаешься на мой счет. Ты никого не любишь и никому не хочешь нравиться, кроме себя самого.
 — Виноват, мадам, — ответил с улыбкой Леон. — Ну если вы меня уже раскусили, то позвольте мне снова занять свое место.
 Отвесив второй небрежный поклон, Леон направился на свое место. Беглый взгляд по лицам присутствующих сказал ему, что он достиг желаемого эффекта. На лицах Каслтона и Пенроуза он увидел ужас, на лице Таннера — неподдельное удивление, а на лице леди Локби — торжество и победу. Ректор в расчет не шел, так как он дремал и, похоже, ничего не видел. И только Ариэл бросала на него лукавый взгляд, готовая в любую минуту рассмеяться. Леон заговорщически подмигнул ей.
 — Чертовски трудно подниматься по этим ступеням, — заметил Леон, усаживаясь на место.
 — Ты что, немощный? — подозрительно спросила леди Сейдж.
 — Нет, просто ленивый.
 Леди Сейдж быстро подалась вперед, как дуэлянт, готовый отразить нападение.
 — Это второй недостаток, — заметила она.
 — Вы так думаете? — Леон равнодушно пожал плечами. — С моей точки зрения, леность должна быть в крови у человека, носящего титул.
 — А ты так стремишься его получить? Тебе хочется быть маркизом Сейджем?
 — Было бы правильнее сказать, что это титул ищет меня, — сухо заметил Леон.
 Леди Сейдж откинулась в кресле и задумчиво посмотрела на него. Решив, вероятно, что время для скрещивания мечей еще не настало, она обратила свой взор в сторону Носа и Ариэл:
 — Мистер Пенроуз, мисс Холлидей, вы, как я слышала, учили этого молодого человека хорошим манерам?
 Пенроуз заерзал на своем месте и что-то невнятно забормотал.
 — Да, леди Сейдж, — ответила Ариэл, и ее голос по сравнению с другими был чистым и лишенным всяких сварливых ноток. — Мистер Пенроуз осуществлял общее руководство, а я занималась повседневной работой, так что, если вы найдете какие-то недостатки в его манерах, это исключительно моя вина.
 — Ясно, — ответила леди Сейдж, внимательно рассматривая Ариэл. — Если хоть одна десятая тех слухов, что дошли до меня, правда, то вы просто выдающаяся женщина.
 Ариэл скромно склонила голову, чувствуя — так, во всяком случае, показалось Леону — угрызения совести.
 — Спасибо, мадам, — тихо ответила она. Величественная престарелая дама снова обратила свой взор на Леона.
 — Ты вырос на Сандвичевых островах, не так ли? — спросила она.
 — Нет. На Гавайях.
 — Какая разница?
 — Для гавайцев — большая.
 — А для англичанина?
 — Я не был в его шкуре.
 — Как так? Ты носишь фамилию Дюванн, не так ли?
 — Я редко называю себя по имени, — ответил Леон, слегка пожав плечом, — но не смею отрицать, что отзываюсь на это имя.
 — Тогда что же ты мне морочишь голову, не признавая страну, в которой родился твой отец?
 — У меня нет отца, леди Сейдж. Я ничего не знаю о человеке, который мог бы им называться, а тем более о стране, которую он считал своим домом.
 — Честное слово, мама! — возмущенно воскликнула леди Локби. — Я не верю своим ушам. Как ты можешь позволять все это!
 — Пожалуйста, леди Сейдж! — воскликнул потрясенный граф, вскакивая со своего места. — Позвольте мне объясниться. Он хотел сказать…
 Леон с удовольствием отметил, что граф явно испугался: их натасканный дикарь не выдержал испытания.
 — Сядьте, Каслтон, — приказала леди Сейдж, одновременно взглядом приказывая дочери замолчать. — Я думаю, этот человек не нуждается в защитниках. Не в пример некоторым, здесь присутствующим, он знает, что делает. Не мешайте ему высказываться.
 — Благодарю вас, мадам, — сказал Леон. Леди Сейдж кивнула:
 — Так что вы там говорили? Что-то о вашем отце.
 — Мне нечего сказать о нем.
 — Гм! А ваша мать… Моник или что-то в этом роде? Сердце Леона сжалось, как оно сжималось всегда при мысли или упоминании о матери. Он надеялся, что с возрастом боль пройдет, но надежды оказались тщетны, и теперь ему придется всегда жить с этой болью. Прежде чем ответить, Леон выждал, когда сердце успокоится.
 — Моя мать умерла, когда я был совсем маленьким.
 — Да, конечно, я слышала об этом. Сколько тебе тогда было?
 — Шесть.
 — Далеко не младенец. Неужели ты совсем ее не помнишь? — настаивала леди Сейдж, глядя скептически на Леона.
 — Очень мало.
 — Скажи мне все, что ты о ней помнишь.
 — Я помню, что она очень любила вашего сына и была готова отдать за него жизнь.
 В комнате повисла зловещая тишина. Леон чувствовал себя борцом на ринге, которому приходится отражать удары знатной дамы.
 Сложив руки на подушечке, лежавшей у нее на коленях, леди Сейдж приказала:
 — Расскажи мне, как она умерла.
 — Точно не знаю. Я стоял на берегу. Я всегда ее там ждал, когда она вместе с другими жителями деревни выплывала на лодке в море, ожидая прибытия британского корабля. Она считала, что на берегу мне будет безопаснее. — Он немного помолчал. — И оказалась права, — добавил Леон с горькой улыбкой.
 — Пожалуйста, продолжай, — попросила леди Сейдж. — Почему им обязательно нужно было выплывать в море, чтобы встретить иностранный корабль?
 — Жители нашей деревни всегда спешили первыми добраться до такого корабля. Они наполняли свои каноэ всякой всячиной и стремились обменять ее на шелк, зеркальца и другие бесполезные сверкающие побрякушки.
 Леон помолчал, пытаясь справиться с охватившей его печалью, и мысленно выругал себя за то, что пустился в эти болезненные для него воспоминания.
 — Моя мать ездила с ними, чтобы найти среди людей, толпящихся на борту, одно знакомое английское лицо — лицо вашего сына. Он поклялся ей, что непременно вернется, и она ему верила.
 — Понимаю, — еле слышно сказала леди Сейдж. — Мне очень жаль, что с твоей матерью произошел несчастный случай, но…
 — Это не был несчастный случай, — прервал ее Леон. Взволнованный, он вскочил с места и сделал несколько шагов в направлении леди Сейдж. Боксеры глухо зарычали. — Я в этом совершенно уверен, — продолжал Леон. — Только не знаю точно, что случилось. Со своего места на берегу я не мог разобрать: то ли с корабля открыли огонь по каноэ, то ли их просто облили керосином и подожгли.
 Леон услышал за спиной сдавленный крик ужаса и твердо знал, что это Ариэл. Он представил себе ее глаза, полные ужаса и печали.
 — Спустя какое-то время, — продолжал Леон, решив, что уж коли начал, то выскажет им все, — вода в заливе стала красной от крови. Кровь пропитала прибрежный песок. Мои ноги тоже были красными. Я долго ждал, до тех пор пока на крики не прибежали мужчины. Они выловили прибитые к берегу тела.
 Глаза Леона потемнели и подозрительно заблестели. Он невидящим взглядом смотрел в окно. Перед его внутренним взором всплывали картины прошлого.
 — Горы трупов с обгоревшими частями тела, с выгоревшими лицами. Это было ужасно. Я день и ночь искал свою мать среди этих трупов, но так и не нашел.
 Леон вскинул голову и с шумом втянул в себя воздух, пытаясь вернуть лицу безразличное выражение. Зачем он только обрек себя на муки воспоминаний?
 — Вот так умерла моя мать, — сказал он.
 — Боже, — прошептала леди Сейдж, и ее лицо побледнело.
 За спиной Леона раздались вздохи.
 — Но почему? — спросила вдова. — Почему?
 — Репрессия, — ответил Леон, пожав плечами. — Месть за что-то, что случилось на другом острове, в другой деревне неделей раньше. Короче говоря, решили преподать урок дикарям, вселить в них страх перед могуществом британской короны, чтобы неповадно было подплывать к ним и иногда красть то, что плохо лежит. Официальная политика страны: нападение — лучший способ защиты.
 — Послушайте, Сейдж! — возмутился Каслтон, вскакивая с места. — Я не позволю вам…
 Последние слова Каслтона утонули в шуме голосов, раздавшихся у входа в зал. В комнату вбежал человек, бессвязно выкрикивая какие-то слова. За ним следовал взволнованный дворецкий. Боксеры вскочили со своих мест и с громким лаем рванули к двери. Рыча и скаля зубы, они скакали вокруг ворвавшихся в зал мужчин, пытаясь укусить их. Одной из них, Фелисити, как решил Леон, хотя он мог и ошибиться, удалось ухватить того, что моложе, за ногу. Человек вскрикнул от боли и с громкими проклятиями стал мотать ногой, пытаясь сбросить собаку.
 — Успокойся, Адам! — закричала леди Сейдж. — Перестань трясти ногой. Так ты ее еще больше возбуждаешь. Фелисити, моя сладкая, иди к своей мамочке. Фейт, мой ангел, вернись на место.
 Фейт послушно вернулась и заняла свое место рядом с хозяйкой, в то время как Фелисити продолжала крепко держать зубами свою жертву. Леону пришла в голову мысль, что лучше подружиться с боксерами, чем с несчастным Локби, о чем он думал еще минуту назад.
 Бешеная схватка продолжалась до тех пор, пока Локби не извернулся и не ударил собаку по морде тыльной стороной руки. Фелисити заскулила и забралась под стол, унося с собой клок одежды несчастного.
 — Посмотри, что ты наделал, — упрекнула леди Сейдж своего внука. — Ты только расстроил ее.
 — Я тоже расстроен, — ответил молодой человек, рассматривая укушенную ногу.
 — Принеси ее мне, — приказала бабушка.
 — Я должен принести ее? — не веря своим ушам переспросил внук. — Чтобы она меня укусила еще и за вторую ногу? Если вы так любите свою собачонку, то почему бы вам…
 — Адам! — резко прервала его мать.
 Локби посмотрел в ее сторону, и она кивком головы приказала сыну выполнить приказ бабушки. Крепко сжав зубы, Локби с явной неохотой двинулся к собаке.
 — Будь с ней понежнее, — предупредила бабушка, не скрывая, что сцена веселит ее.
 Леон в душе тоже веселился. Эта старая лиса, как он мысленно назвал леди Сейдж, не так уж и плоха.
 При других обстоятельствах он бы с удовольствием с ней подружился.
 — И не смей больше раздражать ее, — приказала леди Сейдж.
 Локби встал на корточки и начал звать собаку. Он свистел, стучал ладонью по полу, ползал вокруг стола, а его мать, стоя рядом, давала ему советы. Фелисити не двигалась с места и только полными ужаса глазами смотрела на него.
 Леон наслаждался спектаклем. Наконец он не выдержал и встал.
 — Леон Дюванн, — представился он, протягивая молодому человеку руку.
 Не поднимаясь с колен, Локби с явным неудовольствием протянул ему руку, и они обменялись рукопожатием.
 — Локби, — отрывисто-грубо представился он.
 — Не возражаете, если я попытаюсь вытащить ее? — спросил Леон, кивая на собаку.
 По лицу Локби можно было понять, что Леон был последним, от кого он мог принять помощь, однако, бросив полный отчаяния взгляд на собаку, неохотно кивнул.
 — Попробуйте, — сказал он, поднимаясь.
 Леон встал на колени и позвал собаку на местном островном диалекте, который невольно слетел с языка. Фелисити навострила уши. Продолжая разговаривать с боксером, Леон подполз к животному ближе и протянул руку. Собака обнюхала его пальцы. Тотчас ее хвост пришел в движение, и она принялась лизать его руку. Леон страшно удивился такой реакции, пока не вспомнил, что перед отъездом он гладил Принни. Фелисити, по всей вероятности, очень любила кроликов.
 Уверенный, что теперь собака стала его верным другом, Леон вытащил ее из-под стола и отнес леди Сейдж, которая кратко поблагодарила его и, обласкав любимицу, вернула ее на место.
 Кризис миновал, и все успокоились. В наступившей тишине на арену вышел дворецкий.
 — Прошу прощения, мадам, — сказал он, — я пытался объяснить сэру Локби, что вы никого не принимаете, но он отказался слушать.
 — Мне и так все ясно, — ответила леди Сейдж, взмахом руки отпуская дворецкого. — Понимаю, Адам, тебе наплевать на устои высшего общества, — продолжала она, — но я думала, что ты хоть на каплю уважаешь частную собственность. Или ты настолько ушел с головой в свои собственные дела и совсем уже помешался на радикализме, что для тебя не существует никаких законов? Почему ты считаешь, что имеешь право врываться в дом, куда тебя не приглашали?
 — Вовсе нет, — ответил внук. — Дело в том, что меня пригласила сюда моя мама.
 Леди Сейдж бросила уничтожающий взгляд на свою дочь.
 — Мне ничего не оставалось делать, — ответила та. — Я была уверена, что ты совершаешь ошибку, в чем я уже сегодня убедилась. Адам имеет право здесь присутствовать.
 — У Адама нет такого права.
 — Мне непонятно, почему ты тянешь с подписанием бумаг о наследстве. Сначала ты была очень расстроена, потом отправилась в свое бесконечное путешествие. Если бы я тебя так хорошо не знала, то могла бы подумать, что ты пригласила этого дикаря для того, чтобы немного развлечься.
 — Какое тебе дело до моих развлечений? — спросила леди Сейдж, весело улыбаясь.
 Лицо леди Локби приняло оскорбленное выражение, и она обменялась с сыном многозначительным взглядом.
 Адам Локби был крепкого телосложения и одного с Леоном роста. Темные глаза в сочетании с белой кожей и светлыми волосами производили неожиданно приятное впечатление. По мнению Леона, он совершенно не представлял угрозы для империи, о чем ему так много говорили. Скорее всего он производил впечатление неуверенного в себе человека и подкаблучника.
 — Уж коли ты ворвался сюда, — сказала леди Сейдж своему внуку, — то можешь остаться.
 Она указала ему на свободное кресло, и Локби с видом победителя опустился в него. Он так и не понял всей иронии происходящего, того, что бабушка просто издевается над ним.
 Все, кроме леди Сейдж и Леона, расселись по местам.
 — Не скучайте, — сказала высокородная вдова своим гостям. — Я желаю поговорить с мистером Дюванном наедине. Мы пройдем в мою библиотеку.
 От удивления все раскрыли рты, однако никто не посмел двинуться с места.
 Леон последовал за леди Сейдж в расположенную рядом с приемным залом библиотеку. Собаки почетным эскортом следовали за ними. Библиотека была прямой противоположностью залу. В ней царил приятный запах сотен и сотен книг, расположенных на тянущихся вдоль стен полках. К этому запаху примешивался другой — аромат хороших сигар. Мебель в библиотеке тоже была внушительной, но приглушенные цвета обивки и штор делали эту комнату более приятной для глаз.
 Оглядевшись, Леон пришел к выводу, что он ошибался, делая поспешные выводы относительно леди Сейдж.
 — Стервятники, — заметила она, плотно прикрывая за собой дверь, — набросились на меня со всех сторон, думая, что таким образом они смогут заставить старуху делать то, что им хочется. Предупреждаю вас, молодой человек, я делаю только то, что сама считаю правильным.
 — Я тоже, — ответил Леон, и их взгляды скрестились.
 — Прекрасно, — ответила старая леди.
 Она подошла к большому письменному столу, расположенному в одном из углов, и открыла стоявшую на нем инкрустированную табакерку красного дерева.
 — Сигару? — предложила она, вытаскивая одну из них.
 — Чувствую по запаху, что они хорошего качества, — заметил Леон, усмехнувшись.
 — Самого лучшего. Кубинские, — заверила его леди Сейдж. — Их отгружают в порт Исаак, а у меня там свой человек. Он регулярно присылает их мне. Я пристрастилась к ним во Франции.
 — И я тоже, — ответил Леон, беря сигару.
 Леди Сейдж вынула из кармана маленькие ножницы, обрезала сигару, затем передала их Леону. Они закурили и расположились в больших уютных креслах, стоявших у камина. Все это делалось, чтобы не мешать наслаждению, получаемому от сигар.
 — Они просто превосходные, — нарушил молчание Леон, вдыхая душистый медовый запах.
 Леди кивнула, довольная комплиментом, будто вырастила этот табак собственными руками. Они продолжали молчать.
 — Элизабет не одобряет моего пристрастия к табаку, — нарушила тишину леди Сейдж.
 — Это наверняка делает курение еще более приятным, — откликнулся Леон.
 Почтенная дама, откинув голову, громко засмеялась, что подтвердило догадку Леона относительно смешливых морщинок вокруг ее рта и глаз. Было просто невозможно не заразиться ее веселым смехом, и Леон рассмеялся тоже.
 Перестав смеяться, леди Сейдж внимательно посмотрела на Леона, и ее лицо стало серьезным.
 — Ты очень похож на моего отца, когда смеешься, — сказала она.
 Это простое замечание обескуражило Леона.
 — Это правда, — подтвердила она, наблюдая за его лицом. — У меня нет ни малейшего сомнения в том, что ты тот, за которого тебя принимают. Ты мало похож на своего отца, но что-то общее у вас есть. Знаешь, ты потрясающе красив.
 — Спасибо.
 — Мой сын не был таким красавцем. Скорее всего ты унаследовал красоту от матери.
 — Моя мать была необыкновенно красива.
 — Я в этом уверена. Мне искренне жаль, что она так ужасно погибла.
 Леон молча кивнул.
 — Если бы я только могла… Но что толку сейчас говорить об этом. Итак, ты мой внук. Я никогда не позволяю себя дурачить, но здесь я должна признать правду. По крайней мере в этих стенах. То, что я скажу публично, пока к делу не относится. Ты поставил меня перед трудной дилеммой.
 — Как бы сделать так, чтобы не обидеть сэра Адама и вашу дочь?
 — Это заботит меня меньше всего. Благодаря умелому ведению дел твоим отцом моя дочь прекрасно обеспечена. Что же касается Адама, то он не достоин титула маркиза, иначе он давно бы его получил. Элизабет права, когда говорит, что я тяну время, но у меня на то особые причины. Видишь ли, Каслтон не единственный, кому твой отец исповедовался перед смертью.
 — И вам он говорил обо мне? — с интересом спросил Леон.
 Леди Сейдж кивнула:
 — Мы говорили с ним об этом в первый и последний раз. Он рассказал мне о твоей матери… Он очень раскаивался. Его признания ошеломили меня, если не сказать больше. Настанет день, и я расскажу тебе обо всем.
 — Боюсь, такой день никогда не настанет, потому что мне неинтересно.
 Отказываясь узнать правду о своем отце, Леон думал, что тем самым он отомстит ему за измену, за то, что он бросил его. Но к сожалению, удовлетворения он не почувствовал. Щемящая пустота наполнила его душу. Живший в нем испуганный шестилетний мальчик хотел знать, почему его бросили. Он жаждал объяснений и сострадания, но взрослый мужчина сейчас не мог простить предательства.
 — Никогда — это очень долгий срок, — спокойно заметила леди Сейдж. — За это время ты можешь сто раз изменить решение. Ты ставишь меня в еще более затруднительное положение. Ты знаешь, какую угрозу представляет Адам?
 — Хорошо знаю. Он относится к тому числу радикалов, которые ведут страну к катастрофе, пытаясь накормить всех голодных и платить достойную плату за труд.
 — Наслушался Каслтона?
 — Последнее время у меня не было другого выбора. Леди Сейдж рассмеялась:
 — За одно это ты заслуживаешь титула. — Она подымила сигарой. — Каслтон — хороший человек, но он часто впадает в панику и иногда принимает желаемое за действительное.
 — Возможно, — согласился Леон с некоторой долей иронии в голосе, — но давайте поговорим о наследовании титула.
 — Не надо все валить в одну кучу, — парировала леди Сейдж. — Тот, кто торопится да подгоняет, создает массу неудобств. Эту простую истину я тоже вынесла из Франции.
 — Значит, Адам из тех, кто торопится и подгоняет?
 — Адам сам по себе человек безвредный, — ответила леди Сейдж. — Его несчастье заключается в том, что он все время слушает свою мамочку, и у него совершенно отсутствует собственное мнение.
 — И именно поэтому вы отказываете ему в титуле? — с вызовом спросил Леон.
 — Я вынуждена это сделать, потому что его бесхребетность приводит к тому, что им манипулируют все, кто захочет. Я сильно надеюсь, что со временем он все поймет и встанет на ноги, а пока, если он войдет в состав членов палаты лордов, то своей радикальной философией, которую он сейчас исповедует, отпугнет голоса тех, кто много работает над осуществлением необходимых реформ. Таких, например, каким был твой отец, — добавила она с гордостью.
 Лицо Леона оставалось каменным. Он не проронил ни слова. Если у Жиля Дюванна и были какие-то заслуги, то сын не хотел о них знать.
 Не обращая внимания на невежливое поведение своего внука, леди Сейдж продолжала:
 — Твой отец хорошо знал, какому влиянию подвержен Адам и что может из этого выйти. Вот почему он не захотел, чтобы мальчик унаследовал его титул. Когда-нибудь Адам поймет, что он действовал в его же интересах и в интересах семьи. Семья была для него — все.
 Леон громко рассмеялся:
 — Неужели? По всей видимости, не вся семья. Защищая своего бедного бесхребетного племянника, он послал к чертям собачьим своего собственного сына.
 — Ха! Что-то подсказывает мне, что этим чертям собачьим пришлось бы туго.
 — Вы совершенно правы, но он не знал этого, когда посылал своих болванов на острова, чтобы похитить меня и силком привезти сюда.
 — Верно. Он не имел ни малейшего представления, каким вырос его сын. Но он знал, что ты его сын и сын своей матери, поэтому и решил сделать то, что не сделал тридцать лет тому назад.
 Леди Сейдж склонилась к внуку и заглянула ему в глаза.
 — Твой отец прислушался к своему сердцу, — сказала она. — Теперь ты должен прислушаться к своему.
 Леон поднялся и затушил сигару.
 — Это невозможно, — сказал он твердо. — У меня нет сердца.
 Леди Сейдж рассмеялась, тем самым обезоружив Леона.
 — Вот и хорошо, — сказала она, — если это, конечно, правда. А пока давай послушаем мое, а оно подсказывает мне, что твой отец правильно распорядился наследством. — Леди Сейдж поднесла ко рту сигару, но не стала раскуривать ее, а опять рассмеялась. — Я думаю, ты догадываешься, что не весь бомонд придерживается такого же мнения, что и я. Просто у меня легкий и покладистый характер.
 Брови Леона от удивления поползли вверх. Ничего себе — легкий и покладистый! Скорее тяжелый и деспотичный, подумал он.
 — Не скажу, что это будет легко, но я что-нибудь придумаю. Титул маркиза Сейджа должен достаться тебе.




 Глава 13


 Ариэл чувствовала себя так, будто ее высадили на необитаемом острове — нейтральной территории между двумя враждующими лагерями. Слева от нее сидел сэр Адам. Чувствовалось, что он нервничает, выслушивая наставления матери, которые она шептала ему на ухо. Справа с таинственным видом перешептывались граф и сэр Таннер, игнорируя и ее, и мистера Пенроуза.
 Сложившаяся ситуация нисколько не смущала директора школы, и он непрерывно болтал, оказывая Ариэл такое внимание, какого она не видела от него за все годы работы в школе. Именно о таком моменте она мечтала много месяцев, но сейчас ей хотелось, чтобы он замолчал, и, будь у нее под рукой ведро с холодной водой, она бы не задумываясь опрокинула его на голову Пенроуза. К счастью, он был так увлечен собой, что не требовал от нее никакого ответа, и она, не вдумываясь в его слова, как обычно, кивала и улыбалась.
 В ее душе все смешалось. С одной стороны, она гордилась, что Леон никому не позволил запугать себя. С другой — волновалась за него, так как гордость и упрямый характер могли все испортить и повлиять на его дальнейшую жизнь. Всю дорогу она пыталась убедить себя, что ей нет до него никакого дела, что она никогда не простит ему его вчерашнего поведения, но, однако, она о нем очень беспокоилась. И это беспокойство было вызвано прежде всего его рассказом о страшной гибели матери.
 Как она могла раньше упрекать его за гордый нрав и плохой характер? Почему не заметила, что творится в его душе? Какие же муки он должен был испытывать и чего ему стоило вскрыть сейчас эти старые раны!
 Ариэл подозревала, что в глазах Леона его мать была потеряна для него еще задолго до того, как, оставив его на берегу, она села в каноэ и уплыла навстречу судьбе. Из его рассказа Ариэл поняла, что мать по-своему любила его, но она была молода и ее сердце разбил человек, который обещал вернуться и не вернулся. Вне всякого сомнения, Леон испытывал горечь и обиду за то, что его мать больше любила того мифического человека, чем своего сына.
 По словам Леона, мать была готова отдать жизнь за этого чужестранца, что она и сделала, оставив сына сиротой, одного на чужой земле, где не любили англичан, ведь в его жилах текла английская кровь. Неудивительно, что он так ненавидит Англию.
 Сейчас Ариэл понимала, почему Леон играл роль дикаря и оставался в доме, откуда легко мог сбежать, понимала, почему он согласился быть представленным могущественной вдове: не титул и богатство влекли его, а что-то другое. У Ариэл не было доказательств этому другому, а одни только подозрения, которые холодной тяжестью легли ей на сердце. Что-то в ее душе подсказывало, что Леон жаждал мести.
 Наконец, когда нервы Ариэл оказались на пределе и она была готова убить Пенроуза за его болтовню, дверь открылась и в зал вошли леди Сейдж и Леон. Все замолчали. Молча следили, как она усаживается на свое место. Леон встал рядом и взглядом отыскал глаза Ариэл. По его блуждающей улыбке она поняла, что не все так хорошо, как ей бы хотелось.
 — Я приняла решение, — сказала леди Сейдж без всякой преамбулы.
 Элизабет Локби стала открытым ртом ловить воздух. Ариэл почувствовала, как все внутри нее похолодело. Она всего ожидала от этой встречи, но только не этого. Волнуясь, она посмотрела на Леона. Лицо его было совершенно спокойным, даже веселым. Неужели он получит титул маркиза Сейджа? Или он уже отказался от него и дальнейшее его не беспокоит?
 Ариэл послала Леону ободряющую улыбку, краем уха слушая возмущенные протесты леди Локби, которая настаивала на том, чтобы и ее сыну Адаму дали частную аудиенцию, прежде чем принимать какое-либо решение.
 — Успокойся, — приказала дочери леди Сейдж, — я не забыла про твоего Адама. Итак, мое решение связано с мечом, которым семья Дюванн владела семь поколений.
 Каслтон чуть не подпрыгнул со своего места.
 — При чем здесь меч! — закричал он.
 — Первый маркиз Сейдж сражался с этим мечом в битве при Седгемуре, — продолжала вдова, не обращая на графа никакого внимания.
 — Мама! — закричала леди Локби, во второй раз прерывая мать. — Эта битва была два столетия назад и…
 — И легенда гласит, — продолжала леди Сейдж, не давая дочери вставить слово, — когда маркиз был отрезан от своих двух полков и должен был неминуемо погибнуть, он перед самым рассветом поднял меч и стал молить Бога дать ему силы и мужество принять последнее сражение.
 Леди Сейдж оглядела присутствующих, явно наслаждаясь своей ролью сказительницы. Ариэл почувствовала, что ее беспокойство сменяется любопытством.
 — И вот тогда на темном небе появились три звезды, — продолжала вдова. — Их свет отразился в мече, и он вспыхнул как пламя. Маркиз принял этот свет как послание свыше. Он понял, что должен ждать восхода солнца, тогда его воины вернутся к нему, и они дадут последнее сражение.
 Так и случилось. Как только взошло солнце, полки оказались рядом, и они выиграли сражение. Он узнал, что его воины всю ночь отвоевывали потерянные позиции и подоспели к нему в нужную минуту. С той поры этот благословенный меч сопровождал мужчин из рода Дюванн во всех сражениях, и они ни разу их не проиграли, борясь за свою честь и достоинство.
 — Очень интересная сказка, мадам, — заметил граф, — но я не вижу связи между ней и нашей проблемой. А именно…
 — А именно дело в том, — прервала его леди Сейдж, — что этот меч должен решить, кто более достоин унаследовать титул маркиза Сейджа.
 — Каким образом?
 — А таким. Кто вернет в семью этот меч, тот и будет маркизом.
 — Но ведь только одному Богу известно, где сейчас он находится, — напомнила матери взволнованная леди Локби. — Ты почему-то опустила эту часть истории.
 — Я уверена, что он где-то спрятан, — ответила леди Сейдж. — Думаю, в Девоне, скорее всего в стенах Рестомела. Его точное местонахождение всегда держалось в секрете и передавалось вместе с мечом от отца к сыну. Так было до сих пор, пока не возникла эта печальная ситуация. Кто-то из двух кандидатов должен унаследовать титул маркиза, поэтому я решила…
 — Двух? Ты хочешь сказать…
 В отчаянии леди Сейдж подняла обе руки:
 — Ради Бога, Элизабет, если ты еще раз прервешь меня, я прикажу вывести тебя из зала. Так как мы имеем сейчас двух кандидатов на титул, я решила последовать примеру первого маркиза. Пусть меч сам нам укажет, кто из них более достоин. Короче говоря, — заключила она, глядя поочередно на Адама Локби и Леона, — тот из вас, кто принесет мне меч, станет маркизом.
 — Но ведь прежде надо отыскать этот проклятый меч, не так ли? — возмутился Локби.
 — Тебе не откажешь в логике, — сухо заметила его бабушка. — Вы оба можете остановиться в Рестомеле, если решите начать именно с этого места. Кто знает, может, вы там подружитесь.
 — Пусть Дюванн живет там один, если хочет, а лично я отказываюсь от вашего приглашения, — ответил Локби с саркастической улыбкой. — У меня в этом графстве полно друзей, и каждый из них будет счастлив приютить меня. Попомните мое слово, что не пройдет и суток, как это поместье будет принадлежать мне, как лорду и законному владельцу.
 Локби, а вслед за ним и его мать выбежали из зала, хлопнув дверью. Ариэл, не зная, как расценить предложение леди Сейдж — плохо или хорошо, — видела, как они с Леоном обменялись понимающими взглядами и бок о бок вышли из зала. Когда они проходили мимо, Ариэл слышала, как Леон спросил леди Сейдж:
 — А как насчет наших договоренностей? Вопрос прозвучал так непринужденно и обыденно, будто они были знакомы всю жизнь.
 — Я тотчас же займусь этим, — ответила вдова. — Даю тебе слово.
 Из этих слов можно было понять, что начало родственным отношениям положено. Кто бы ни стал маркизом, решила Ариэл, бабушка и ее вновь обретенный внук действовали заодно. Ей хотелось думать, что для Леона это более важно.
 Из всех сидящих в карете один Леон оставался совершенно спокойным. Казалось, его совсем не волнует, кто найдет первым этот пресловутый меч: он или Локби. Вскоре выяснилось, что он решил начать поиски с Рестомела, родового поместья Сейджей, и принял ее приглашение остановиться там. Как только Каслтон и Таннер вылезли из кареты, он принялся расспрашивать Пенроуза, как лучше добраться из Лондона до Девона, какие дороги туда ведут и как лучше туда ехать — в собственной карете или на перекладных, когда обеспечены крыша над головой и свежие лошади.
 Леон не стал делиться своими планами с Пенроузом, но, как только они приехали домой, позвал Фаррела и попросил узнать, где можно нанять почтовую карету до Рестомела.
 Стоя на почтительном расстоянии от Леона, как все последние дни, Фаррел закивал головой:
 — Вам лучше воспользоваться агентством «Белая лошадь», расположенным на Пиккадилли. Лучшего места и не сыскать.
 — Тогда немедленно займись этим. Скажи им, что мне нужна четверка лошадей и расторопный кучер, да проследи, чтобы не подсунули пьяницу. Мне еще не надоело жить.
 — Все передам, как вы сказали. Я возьму деньги из отложенных на хозяйство, сэр.
 К удивлению Ариэл, Леон решительно замотал головой.
 — Нет, — сказал он. — Отныне я сам буду оплачивать свои расходы. Сейчас ты можешь взять деньги из отложенных на хозяйство, но к концу дня я тебе все верну.
 Теперь Ариэл поняла, о каких договоренностях шла речь, и ее любопытство возросло. Леди Сейдж, по всей вероятности, решила субсидировать своего внука. Что это — заем? Или она уверена, что ничем не рискует, потому что не сомневается, что титул перейдет к Леону?
 — Тогда я немедленно отправлюсь, сэр, — сказал Фаррел, отвлекая Ариэл от ее мыслей.
 — И чем скорее, тем лучше, — ответил Леон. — Я жду тебя завтра, самое позднее после полудня.
 Сердце Ариэл сжалось, и она вышла из комнаты.
 Итак, все кончено или закончится через несколько часов. Вот и хорошо, уговаривала она себя. Так тому и быть. Теперь она сможет заняться собственной жизнью, которая сейчас выглядит более обещающей, чем несколько недель назад. Отношение мистера Пенроуза к ней изменилось в лучшую сторону. Ариэл напомнила себе, что именно этого и добивалась, но ни радости, ни какого-то удовлетворения она не почувствовала.
 Всю вторую половину дня Ариэл провела в своей комнате за вышивкой. Решив, что это ее последний вечер с Леоном, она оделась к обеду с особой тщательностью. Однако, когда она спустилась вниз, Фаррел сообщил ей, что его милость просит прощения за то, что не сможет составить ей компанию, так как вынужден уехать по неотложным делам.
 Ариэл охватила паника: он уехал! Навсегда исчез из ее жизни. Она попыталась отделаться от охватившего ее страха, снова напоминая себе, что Леон не заключенный и не ребенок, и она больше не несет за него никакой ответственности. Он взрослый человек и волен поступать, как ему заблагорассудится.
 Но куда же он все-таки уехал и почему?
 Это не моя забота, пыталась убедить себя Ариэл. Она быстро пообедала и ушла к себе в комнату. Она читала, отвечала на письма друзей, но мысли о Леоне постоянно преследовали ее. Рано легла в постель и попыталась заснуть, но сон не шел. Ее чуткое ухо ловило звук его шагов. Мысли в голове путались, перелетая от одной к другой: куда он мог уехать и где спрятан меч маркизов Сейдж? Вместо того чтобы шататься неизвестно где, думала она, ему бы следовало заняться проблемой меча.
 Какое ей дело до того, куда он уехал, в сотый раз говорила себе Ариэл. Ей даже безразлично, с кем он уехал. Но вот меч… Этот меч полностью овладел ее мыслями. Ариэл стала думать, что бы на месте Леона она предприняла, чтобы найти его. В ее голове складывался план действий, она обдумывала все до мельчайших деталей.
 В конце концов, думала Ариэл, ее еще официально не освободили от работы, поэтому и оказание помощи в поисках меча входит в ее обязанности. А пренебрегать ими Ариэл не привыкла. Она всегда доводила дело до логического конца.
 Ариэл еще немного подумала над своим планом и незаметно уснула.
 — Вчера за обедом нам очень не хватало вас, — сказала Ариэл Леону во время завтрака, стараясь казаться беззаботной и веселой.
 Рука Леона с тостом застыла в воздухе, брови поползли вверх.
 — Нам? — удивился он.
 — Я не совсем точно выразилась, — ответила Ариэл, заметив удивление в его глазах. — Это мне не хватало вас, хотя и миссис Фаррел беспокоилась, так как ваш обед остался нетронутым.
 — Надо было скормить его Принни. — Леон положил в рот кусочек бекона. — Вы заметили, как ему нравятся кусочки со стола?
 — Я заметила, что вы избаловали его, давая ему лучшие кусочки с вашей тарелки. Ему туго придется, когда вы уедете.
 — Он поедет со мной.
 — В Рестомел? — удивилась Ариэл, чувствуя себя задетой из-за того, что он берет с собой кролика, а не ее.
 — А почему бы и нет? — ответил Леон. — Там же не запрещено жить кроликам. К тому же скоро я сам буду решать, что можно, а что нельзя. Принни всегда будет занимать у меня почетное место.
 Теперь настала очередь Ариэл удивляться.
 — Вы так уверены в своем успехе? — спросила она.
 — Уверен.
 — Могу я поинтересоваться, откуда у вас такая уверенность? Это результат ваших вчерашних дел?
 — Можете поинтересоваться, — ответил Леон с усмешкой, — и мой ответ — нет.
 — Понятно. Я просто подумала, что вы обсуждали свои планы с Каслтоном и его друзьями и выработали какую-то стратегию.
 — Конечно же, нет. Меня уже давно тошнит от них.
 Ариэл улыбнулась и отпила чай. Значит, он не был вчера с Каслтоном и его окружением. Тогда где? Все так интригующе. Ариэл промокнула губы салфеткой, положила на тарелку нож с вилкой и, тщательно подбирая слова, сказала:
 — Хочу надеяться, что, где бы вы ни были, вы хорошо провели время.
 — Очень хорошо. Спасибо на добром слове.
 Он явно издевался над ней. Пусть себе, думала Ариэл, не буду обращать на это внимания.
 — И с пользой для себя, — добавила она.
 — С большой, — последовал ответ.
 И что дальше? Как заставить его говорить, не задавая лишних вопросов? Она ведет себя как сварливая жена, устроившая мужу форменный допрос. Нет, она не позволит ему издеваться над собой и больше ни о чем не спросит.
 — Вам не нужно ходить вокруг да около, — внезапно сказал Леон.
 Ариэл перестала барабанить пальцами по столу и недоуменно посмотрела на него.
 — Прошу прощения, — прошептала она.
 — Я сказал…
 — Я слышала, что вы сказали. Судя по вашим ответам, это вы ходите вокруг да около.
 — Вовсе нет. Если вам так не терпится узнать, что я делал вчера вечером, вы должны прямо спросить меня об этом.
 — Мне? Не терпится? Откуда у вас возникла такая идея?
 — Просто вы меня с утра забросали вопросами. Это похоже на огонь из мелкокалиберного ружья, и потом вы сегодня такая бледная, и эти непонятные круги под глазами.
 — Нет у меня никаких кругов, и вовсе я не бледная, — ответила Ариэл, пожимая плечами с таким видом, будто никогда ничего более смешного в своей жизни не слышала. — Слушая вас, можно подумать, я ревную. Мне нет никакого дела, где вы были вчера.
 — И с кем, — добавил он, явно довольный собой. Похоже, Леон от души веселился, и все за ее счет.
 — Меня это совершенно не интересует, — ответила Ариэл. — Пожалуйста, передайте мне джем.
 Леон протянул ей вазочку с клубничным джемом. На его лице играла пиратская улыбка.
 — Так, значит, вам совершенно не хочется узнать, что я делал вчера вечером? — спросил он.
 — Нисколечко. — Ариэл стала намазывать джем на кусочек пшеничной лепешки с такой злостью, как будто эта лепешка была ее злейшим врагом. — Я задавала вопросы из вежливости, — сказала она.
 — Лгунья.
 Ариэл бросила на тарелку кусочек лепешки и открыла рот, чтобы возмутиться, но взгляд Леона, нежный и внимательный, проникающий прямо в душу, остановил ее.
 — Ну хорошо, — сказала она. — Может, я и задавала вам лишние вопросы, но вы должны понять меня. В Лондоне опасность подстерегает на каждом шагу. По правде сказать… — Ариэл ухватилась за край стола. — По правде сказать, я ужасно беспокоилась о вас, большом, безмозглом ребенке. Я всю ночь не спала и думала, где вы там бродите в ночи. Мне лезли в голову самые дурные мысли. А вдруг вас зарезали и вы истекаете кровью или еще того хуже…
 — Что же может быть хуже этого? — спросил Леон, стараясь не выдать себя. Сердце его трепетало от радости — Ариэл беспокоилась о нем.
 Леон с трудом сдерживал свою радость и удивление: на свете есть человек, которому небезразлично, куда он ушел и что может с ним случиться.
 Поначалу любопытство Ариэл забавляло Леона. Ему даже нравилось, как деликатно, но настойчиво она пытается выведать, где он был вчера вечером. Она вцепилась в него как терьер, хотя и делала вид, что все ей совершенно безразлично.
 В этом вся Ариэл. Леон чувствовал, как непривычно сжимается сердце.
 Несмотря на большой опыт общения с женщинами, обстановка, царившая за завтраком, была ему внове. Никогда раньше ни одна женщина не осмелилась бы задавать ему вопросы личного плана, да он никогда и не позволил бы этого. Но сегодня он не только терпел вопросы Ариэл, но и получал от этого удовольствие. Конечно, Леон не собирался посвящать ее в свои планы и рассказывать, где был и что делал. Их сегодняшний разговор, вопрос — ответ, напоминал ему фехтование. Ариэл была умелым соперником, и все же ей не удалось победить его. Он полностью владел своими чувствами. По крайней мере до того момента, когда она сказала, что не спала и беспокоилась о нем.
 Как далеко простиралось ее беспокойство? Возможно, она согласится поехать с ним в Рестомел? Он не просто так намекнул ей на кролика, которого собирался взять с собой, но, похоже, к Ариэл нужен более тонкий подход. Правда, он уже дал ей лазейку. С этой упрямой девчонкой он нарушил все свои правила общения с женщинами.
 — Мне очень жаль, что причинил вам столько беспокойства, — сказал Леон, решив, что лучше всего начать с извинений, — и нарушил ваш сон.
 Ариэл пожала плечами:
 — Я сразу заснула, когда услышала, что вы вернулись.
 — Если бы я знал, что вы не спите, — сказал Леон, — я бы принес вам теплого молока.
 — Я ненавижу теплое молоко.
 — Ну тогда бренди. Ариэл сморщила нос.
 Привередливая маленькая кокетка. Леон едва сдерживался, чтобы не рассмеяться.
 — Скажите, что же тогда я мог принести вам, чтобы вы заснули?
 — Карту Рестомела.
 — Боюсь, я вас не совсем понял.
 Голословное утверждение. Он прекрасно догадывался, зачем ей карта и какое отношение она имела к ее бессонной ночи.
 — Так как я долго не могла заснуть, — начала объяснять Ариэл, — то решила подумать, с чего вам лучше начать поиски меча.
 — Интересно.
 — Вы решили, какой метод используете в своих поисках?
 — Метод?
 — Ну да. Стратегия, тактика, метод, назовите, как угодно, но у вас должен быть какой-то план, — ответила Ариэл с явным нетерпением.
 — Я планирую подумать об этом, когда придет время. Ариэл нетерпеливо отбросила салфетку и с недоверием посмотрела на Леона.
 — Когда придет время? — как эхо повторила она.
 — Ну да, — ответил Леон, отметив про себя, с каким восхитительным тактом она подвергает сомнению его здравый смысл. — Я предпочитаю импровизацию. Будет день, будет и пища.
 — Чудесно. Можете продолжать в том же духе и сколько угодно смеяться надо мной. Всем хорошо известно, как важно продумать все детали. Уверяю вас, сэр Адам уже обдумал весь план действий. Если не он, то его мать. А вы, сэр, будете смеяться последним, когда они найдут меч, а вместе с ним получат и титул.
 — Не будьте так самоуверенны, — сказал Леон, но тут же спохватился: — Я не хотел вас обидеть. Мне и в голову не приходило смеяться над вами. Скажите, Ариэл, как бы вы поступили на моем месте?
 Ни минуты не колеблясь и не кривляясь, Ариэл склонилась к Леону через стол.
 — Метод квадратов, — сказала она. — Мы должны разбить все поместье на квадраты. — Рукой она очертила на столе невидимое пространство. — Мне было бы легче объяснить, если бы у нас была карта, но попробую обойтись без нее. Представим, что здесь находится дом, — начала она, ставя блюдце в центр очерченного ею пространства. — А сейчас представьте себе линию, пересекающую поместье с севера на юг…
 Поставив локти на стол и наклонившись вперед, Леон внимательно слушал ее план поиска, согласно которому они должны квадрат за квадратом обследовать все огромное поместье. Она предлагала составить список всех строений, включив туда и амбар для зерна, и загон для свиней. Затем шел перечень всех комнат в любом строении и список мебели в каждой комнате.
 Она объяснила, что еще нужно составить список всех стен, каждой коробки, каждого ящика, которые по своим размерам подходили бы под размеры меча. Помимо всех этих списков должен быть еще один, главный, в котором перечислить все мелкие списки, с тем чтобы ничто не было упущено.
 От всего этого у Леона голова пошла кругом. Она окончательно заморочила ему голову, которая и без того кружилась от одного ее присутствия. Он был зачарован звуками ее голоса, взмахом руки, поправляющей волосы, лучом солнца, играющим на ее нежной щечке. Леон почти не слушал, что она говорит, а упивался самим ее видом и той горячностью, с которой она излагала свой план.
 — Поразительно! — воскликнул Леон, когда Ариэл закончила. Он не мог оторвать взгляда от ее нежных губ.
 Ариэл заметила его взгляд и быстро облизала губы, как бы испугавшись, что на них остались следы джема. Она сделала это непроизвольно и так естественно, что у Леона появилось желание прикоснуться к ее губам.
 — Я рада, что вы одобряете мой план, — сказала Ариэл, глядя на разбросанные по столу ложки, вилки и чашки, которые служили ей подручным материалом для составления плана большого поместья. — Боюсь, я утомила вас.
 — Нисколько. Я с удовольствием слушал.
 — Правда?
 — Правда.
 Леон действительно был благодарен Ариэл. Если бы он нуждался в плане, ее план был бы не лучше и не хуже других, но все дело в том, что это ему не требовалось.
 Леон выпрямился, провел рукой по волосам и постарался придать своему лицу озадаченное выражение.
 — Мне нравится ваш план, — сказал он, — но боюсь, мне он не по силам. Дело в том, что мне придется составлять так много всяких списков, что у меня не останется времени на поиски меча.
 Глаза Ариэл загорелись от возбуждения.
 — Вам не придется составлять их, если вы возьмете меня с собой. Пожалуйста, — Ариэл умоляюще посмотрела на Леона и даже подняла руку, протестуя против его отказа, — выслушайте меня, прежде чем отказать.
 — Отказать? — Леон с трудом удержался от радостного смеха. Ему захотелось прыгнуть через стол и заключить ее в объятия. Отказать? Да он вне себя от счастья, однако не надо подавать виду, что он так легко сдался. Леон ждал, какие доводы она приведет и совпадут ли они с его собственными пожеланиями.
 — Перво-наперво я возьму с собой миссис Фаррел в качестве компаньонки. Я уже поговорила с ней, и она согласилась.
 В его планы компаньонка не входила. Он как-то не подумал, что молодая девушка не может путешествовать одна, без компаньонки, тем более наедине с мужчиной. Здесь она, пожалуй, права.
 Желание Леона взять с собой Ариэл было настолько сильным, что он был готов делить карету с этой отвратительной миссис Фаррел.
 — Я не пропущу занятий в школе, так как у меня остается в запасе еще целая неделя, — продолжала Ариэл. — Родители тоже не ждут меня раньше этого времени. Я пошлю им записку с сообщением, что ненадолго уезжаю. Ну и, конечно, мне не терпится самой составить все эти списки и проследить за их выполнением.
 Леон кивнул. Ну что же, все очень хорошо обосновано, хотя лично он хотел иметь ее при себе совсем по другим соображениям. Он уже привык к их ежедневным разговорам, и ему будет очень недоставать их. Леону хотелось побывать в доме своего отца вместе с ней, и самое главное — ему никак не хотелось оставлять ее одну с этим дураком Пенроузом.
 — И последнее, — продолжала Ариэл. — Вы нуждаетесь во мне.
 — Вы так считаете?
 — Да, я так считаю. — Ариэл знакомым движением гордо вскинула голову. — Дело в том, что я единственный человек, который хорошо вас понимает и знает, что творится в вашей душе.
 От этих слов пульс Леона участился. Неужели она видит его насквозь? Это невозможно. Как она может знать, что творится в его душе, если он сам до сих пор не разобрался в этом?
 Игнорируя участившийся пульс, Леон откинулся в кресле, сложил на груди руки и со снисходительным видом посмотрел на Ариэл.
 — И что же творится в моей душе? — спросил он.
 — Вы чем-то обеспокоены, — ответила Ариэл, тоже складывая руки на груди. — Я еще пока не очень разобралась в этом, но это пока.
 — Значит, вы хотите, чтобы я для этого взял вас с собой? Чтобы вы копались в моей душе?
 Ариэл покачала головой:
 — Я хочу потому, что помогу вам отыскать меч. И возможно, я смогу удержать вас от опрометчивых поступков. — Выражение ее лица смягчилось. — Я понимаю, что ваше прошлое заставляет вас ненавидеть Англию и многих людей, облеченных здесь властью, но поверьте мне: это очень опасно.
 Леон с облегчением вздохнул. Так, значит, вот о чем она беспокоится. Ариэл подозревает его в неискренности и считает, что он хочет в своих собственных интересах столкнуть лбами две соперничающие группы в этой пресловутой игре — найди меч и получи титул. Ну что же, она права: именно этого он и добивается. И если уж она пришла к такому выводу, то пусть и продолжает так думать; для него это даже предпочтительнее, по крайней мере она не догадывается, что он изо всех сил старается пробудить ее чувства и в то же время скрыть свои.
 — Значит, вы хотите предупредить меня, что есть люди, готовые всадить мне нож в спину, и что опасность подстерегает меня даже в Девоне? — спросил Леон.
 — Я говорю о том, что может случиться с вами, если вы оступитесь.
 — И чтобы я не оступился, вы должны поехать со мной в Девон? — спросил Леон, тронутый новым свидетельством ее заботы о нем.
 Лицо Ариэл просияло улыбкой: она радовалась его догадливости.
 — Вы не пожалеете об этом, Леон, — сказала Ариэл.
 — У меня есть только одно замечание, — ответил Леон. — Вы так заботитесь о моем благополучии, что я не могу не предупредить вас, что, отправляясь со мной в путешествие, вы сами подвергаетесь большой опасности.
 — Какой опасности?
 — Опасность состоит в том, что вы можете невольно нарушить данную себе клятву — не питать никаких чувств по отношению к мужчинам.
 Леон с интересом наблюдал, как меняется выражение лица Ариэл. Чувствовалось, что она пытается догадаться, кто бы это мог быть.
 — О каком мужчине идет речь? — спросила она, взмахнув ресницами.
 — Обо мне, — ответил Леон. — Вы сами признались, что уже не спите из-за меня, а если еще поедете со мной на дальний край земли, то…
 — Девон навряд ли расположен… — начала Ариэл, но Леон перебил ее:
 — Пусть даже близко, но вы вызвались ехать со мной, чтобы спасти меня от мести британцев.
 — Спасибо, Леон, — ответила Ариэл, легко вскакивая с места. — Спасибо, что предупредили. Но почему вы так уверены, что я буду спасать вас, а не британцев?




 Глава 14


 Ариэл быстро собрала вещи и, спустившись вниз, поставила свой саквояж рядом с вещами Леона и клеткой с Принни. Миссис Фаррел разразилась яростной бранью, выкрикивая, что она не поедет в одной карете с этим ужасным, вонючим животным, и, хотя взгляд Леона говорил ей, что он предпочитает животное ей самой, он вынужден был согласиться, чтобы Принни в целях гигиены разместили вне кареты.
 Во избежание вынужденной остановки Ариэл позаботилась о ленче. Она лично проследила, чтобы в корзину с провизией не попало ничего из стряпни миссис Фаррел.
 Звук копыт по мостовой известил всех о прибытии наемной кареты. Миссис Фаррел бросилась во двор, чтобы проследить за погрузкой багажа и, как подозревала Ариэл, занять лучшее место. Ариэл на нее не обижалась. Ей абсолютно все равно, где сидеть. Она с нетерпением ожидала этого путешествия, а без миссис Фаррел оно было бы невозможно.
 Прибытие кареты застало Леона в его кабинете, где он беседовал с мистером Фаррелом. Он, а за ним и Фаррел спустились вниз. В руках Леона была небольшая в кожаной обложке тетрадь, в которой Ариэл узнала их бухгалтерскую книгу по ведению хозяйства.
 — Все, что перечислено на последней странице, должно быть немедленно оплачено, — сказал Леон, передавая книгу Фаррелу.
 — Наличными? — удивился Фаррел. — Видите ли, время позволяет…
 — Да, наличными, — прервал его Леон. — Пусть джентльмены, у которых вы приобрели все эти вещи, пришлют мне чеки. Чтобы к моему возвращению все было сделано, — приказал он. — За это вас ждет премия.
 Он не теряет времени, тратя одолженные бабушкой деньги. Ариэл терялась в догадках, что он всетаки затеял.
 Взмахом руки Леон отослал Фаррела и подошел к Ариэл.
 — Вы готовы? — спросил он, с интересом оглядывая ее с головы до ног, будто на ней было что-то новое, а не привычное голубое платье и синяя накидка.
 — Да, — ответила Ариэл. — Багаж и миссис Фаррел уже в карете.
 — Нечего ей завидовать, — сухо заметил Леон.
 — Нечего мне грубить, — ответила Ариэл, сдерживая улыбку. — Я вовсе ей не завидую. Нам придется вместе провести в карете целых полтора дня, и мы должны уважительно относиться друг к другу.
 — Если мой план сработает, мы избежим всяческих осложнений, — сказал Леон, выходя вместе с Ариэл во двор.
 — Какой план?
 — Я бы назвал его планом выматывания. Сегодня утром, когда я упаковывал багаж, я делал вид, что забыл наверху то одну, то другую вещь, и посылал за ней миссис Фаррел. — Леон с хитрым видом посмотрел на Ариэл: — Она у меня набегалась.
 — Бедняжка, — сказала Ариэл. — Она так не любит подниматься наверх. Должно быть, она… вымоталась, — она, осознав наконец, что Леон имел в виду.
 — Совершенно верно. И если все будет, как задумано, она проспит весь путь до самого Лондона.
 Ариэл попыталась придать своему лицу укоризненное выражение, но этого ей не удалось, и она, рассмеявшись, подала Леону руку, чтобы он помог ей сесть в карету.
 — Вы просто несносны, — заметила она.
 — Я знаю, — ответил, улыбаясь, Леон.
 Ариэл была уже одной ногой в карете, когда за их спинами раздался знакомый голос. Оглянувшись, они увидели, что к ним бежит мистер Пенроуз.
 — Здравствуйте, здравствуйте! — кричал он, под бегая и переводя дух.
 Пенроуз достал из кармана большой шелковый платок  v вытер им вспотевшее лицо.
 — Как хорошо, что я вас застал, — сказал он. — Желаю удачи в вашем благородном деле, — продолжал Пенроуз, обращаясь к Леону, хотя взгляд его маленьких глаз был устремлен на Ариэл. — Счастливого вам пути.
 — Благодарю, — буркнул Леон, забираясь вслед за Ариэл в карету и усаживаясь вместе с ней на сиденье позади кучера, так как вся скамья, расположенная лицом вперед, была надежно занята миссис Фаррел.
 — Как долго вы будете отсутствовать? — спросил Пенроуз.
 — Неделю, — коротко ответил Леон, берясь за ручку дверцы, — если, конечно, нам не будут мешать вовремя уехать.
 — Конечно, конечно, — поспешил заверить его Пенроуз, отступая назад. — Не буду больше задерживать вас.
 Ариэл стало жаль Пенроуза, и она, выглянув из кареты, улыбнулась ему.
 — Спасибо, что пришли проводить нас, — сказала она. — Вы очень заботливы.
 — Всегда рад услужить вам, — ответил Пенроуз и вытащил из-за спины руку. — Я тут подумал и решил, что вам все равно нечего будет делать в дороге…
 Леон с презрением посмотрел на Пенроуза, и тот, замолчав на полуслове, быстро завел руку назад. Только сейчас Ариэл поняла, что он принес ей бухгалтерскую книгу, чтобы она в дороге сверила все счета. Так вот почему он так спешил.
 — Я раздумал, — пролепетал Пенроуз, спрятав книгу за спину. — Не обращайте на меня внимания.
 Леон мрачно кивнул и захлопнул дверцу кареты перед самым носом Пенроуза.
 — Пошел! — приказал он кучеру.
 Мистер Пенроуз отскочил на край дороги и начал махать им вслед, пока карета не скрылась за поворотом. У него был такой жалкий вид, что Ариэл не выдержала и помахала ему в ответ. Все остальные даже не обратили на него внимания. Миссис Фаррел поудобнее устраивала на сиденье свое грузное тело, а Леон, скрестив на груди руки, с циничной усмешкой наблюдал за ней.
 Когда мистер Пенроуз скрылся из виду, Ариэл откинулась на сиденье и облегченно вздохнула.
 — Расставание — такая грустная вещь, — шепнул ей Леон, — но постарайтесь найти в этом свою приятную сторону. Уж если старина Пенроуз с трудом перенес, что вы не поехали с ним к леди Сейдж в одной карете, то представьте, что с ним будет через неделю. Дело может кончиться алтарем.
 Ариэл нахмурилась.
 — Вы правда думаете, что мы будем отсутствовать целую неделю? — спросила она.
 Леон молча кивнул, и Ариэл стало грустно. Они только начали свое путешествие, и ей не хотелось думать, что оно скоро закончится и она опять вернется к мистеру Пенроузу, который после Рестомела станет ее судьбой.
 Ариэл мучительно осознала, что прошедшие восемь недель изменили все и в то же время ничего. Ее финансовое положение оставалось таким же беспросветным, как и прежде. Если она хочет помочь выжить своим родителям, то ей ничего не остается, как выйти замуж, а единственный кандидат в мужья по-прежнему мистер Пенроуз. Но вот что действительно изменилось за это время, так это ее отношение к браку, и изменилось оно благодаря Леону. Он открыл ей глаза, что существуют другие отношения между мужчиной и женщиной, отношения, построенные на любви и взаимной страсти.
 Отведя взгляд от миссис Фаррел, которая вытаскивала из стоящей перед ней огромной сумки подушку, Ариэл стала невидящим взором смотреть на проплывающий за окном знакомый пейзаж. Всего неделя. Раньше ей казалось, что это большой промежуток времени, но только не сейчас. Она думала, что Леон скажет — месяц или еще лучше — год, а вообще… Лучше бы он ничего не говорил. Тогда бы она могла с головой окунуться в неизвестность и не считать дни.
 Ариэл постаралась взять себя в руки и перестать думать на эту тему. Семь дней есть семь дней. Возможно, это путешествие — ее последние свободные денечки, когда ей не надо думать об обязанностях. Придя к такому выводу, Ариэл ближе придвинулась к окошку кареты, твердо решив наслаждаться каждой минутой этого путешествия и не думать о мистере Пенроузе и о том, что ждет ее впереди.
 Лучше она будет думать о том, что ждет ее в конце путешествия. Рестомел. Само название звучит загадочно. Когда она гостила в Бате у своей тетки, то в ее доме познакомилась с женщиной, которой приходилось бывать в тех краях. Она рассказывала о поместье, расположенном на западном скалистом побережье, недалеко от Девона. По ее словам, оно было самым романтичным в Англии и походило на волшебный замок, который встречается только в сказках.
 Ариэл не очень верила в сказки, но ей не терпелось самой побывать в этом месте. Она впервые в жизни увидит океан и будет стоять на его берегу, глядя в бесконечные просторы и в бескрайнее небо. Как все чудесно! И как здорово, что она проведет еще одну неделю с Леоном.
 Тишину кареты разорвал храп. Миссис Фаррел наконец уснула. Ариэл с заговорщическим видом повернулась к Леону, но он забился в угол кареты и, прикрыв глаза шляпой, спал. Значит, пакуясь, он утомил не только миссис Фаррел, но и себя. Жаль, а она-то рассчитывала на непринужденную, веселую беседу.
 Из-под полей шляпы Леон наблюдал, как улыбка постепенно исчезала с лица Ариэл и на ее место приходило разочарование. Он подумал, что ему следовало бы сказать ей, что он не спит, но ему надо обдумать множество разных вещей.
 Если Ариэл узнает, что он бодрствует, она втянет его в разговор, к чему сейчас он не был расположен. Путешествие, на которое он возлагал большие надежды, началось отвратительно. И все благодаря Носу. Ну и, конечно, Ариэл. Она так умоляла взять ее с собой, а в конечном счете расстроилась и чуть не заплакала, узнав, что они будут отсутствовать целую неделю. Почему она так бурно реагировала? Из-за того, что будет скучать по Пенроузу, или потому, что будет лишена возможности дальше очаровывать его?
 Леон еще некоторое время притворялся спящим, но вскоре скука одолела его, и он, бросив на колени шляпу, потянулся. Он продолжал молчать, боясь своим разговором разбудить миссис Фаррел.
 — Вы проснулись, — обрадовалась Ариэл. — А я уж думала, что мне придется съесть свой ленч в одиночестве. Я так была увлечена мыслью о поездке в Рестомел, что почти ничего не ела за завтраком.
 В ответ Леон только улыбнулся. Он сам хорошо позавтракал, но это было уже давно, и сейчас при виде корзины с провизией у него потекли слюнки.
 Ариэл придвинула корзину к себе поближе и подняла крышку.
 — Составите мне компанию? — спросила она.
 — Пока не знаю, — ответил Леон, борясь с желанием поесть и в то же время представляя себе отвратительную стряпню миссис Фаррел.
 — Я приготовила все сама, — сказала Ариэл, правильно истолковав его нерешительность.
 — В таком случае я готов присоединиться к вам.
 — Вот и хорошо. Давайте посмотрим, что у нас здесь, — сказала Ариэл, вынимая из корзины тарелки, салфетки и передавая их Леону. — Вот холодные цыплята, отварное мясо с соусом из хрена, который я приготовила по рецепту моей мамы. Я взяла с собой маленькие пикули, которые вы так любите, два сорта хлеба. Я все продукты прикрыла…
 Широким цирковым жестом Ариэл вытащила что-то сложенное в трубочку и с возгласом «Алле!» развернула перед Леоном влажное полотенце.
 — Такое полотенце предохраняет пищу от порчи, — объяснила она. — Я хотела взять с собой вино, но это так прозаично. Вино берут на каждый пикник. Для путешествия больше подходит эль. Вы согласны со мной?
 — Целиком и полностью. Чувствуется, что вы собирали эту корзину с большой любовью. Похоже, вы все заранее продумали.
 — Вам бы все шутки шутить, — ответила Ариэл, протягивая Леону бокал. — Я уже давно привыкла к вашим насмешкам.
 — Значит, я ошибаюсь?
 — Нет, почему же. Я действительно все основательно продумала, но не относительно еды, а относительно нашего путешествия. Мне оно очень нравится.
 — Что здесь может нравиться? Тридцать шесть часов трястись в карете, где даже ноги некуда вытянуть, да еще с храпящей толстухой напротив.
 — Тот, кто ищет проблемы, их легко найдет. Лично я готова наслаждаться каждой минутой нашего путешествия. Я чудесно провожу время.
 — Правда? — спросил Леон, слегка удивленный.
 Ариэл кивнула. Возбужденный блеск ее глаз не оставлял ни малейшего сомнения в том, что она говорит искренне. Значит, уже перестала думать о Пенроузе, подумал Леон, и его настроение улучшилось.
 «С глаз долой, из сердца вон», — вспомнил он свою любимую пословицу.
 Леон достал из корзины второй бокал и протянул его Ариэл.
 — Теперь вы составьте мне компанию, — сказал он. — Я не люблю пить один.
 Немного поколебавшись, Ариэл согласно кивнула и взяла бутылку с элем.
 — Почему бы и нет, — сказала она. — Я никогда раньше не пила эль на пикниках.
 Леон с любопытством посмотрел на нее.
 — Тогда где же вы его пили? — спросил он.
 — Нигде.
 — Я так и думал.
 — Видите ли, в том-то и состоит прелесть путешествия, когда ты можешь делать вещи, о которых раньше не смел и думать. Я решила, что ни в чем не буду себе отказывать. — Голос Ариэл был веселым и беззаботным. — Мне надо отдохнуть от всего рутинного и обыденного в моей жизни. — Ариэл грустно улыбнулась. — Я постараюсь ни о чем не думать. — Внезапно лицо ее стало серьезным, и она поспешила добавить: — Но я буду отдыхать в свободное от поисков время. Мы обязательно должны найти меч.
 — Конечно, — согласился Леон, хотя сейчас он меньше всего думал об этом.
 «Как ей удается околдовать меня, — думал Леон, — всколыхнуть душу, заразить своим настроением, вовлечь в свой мир, заставить забыть обо всем? Это какое-то волшебство. И вместе с тем все так просто».
 Ариэл весело рассмеялась и подняла на Леона светящиеся счастьем глаза, от взгляда которых ему становилось теплее и спокойнее, душа наполнялась счастьем и хотелось творить всякие глупости, лишь бы она вот так смотрела на него и весело смеялась.
 — Я исследую там каждый клочок земли, — продолжала тем временем Ариэл. — Буду бегать по берегу океана, мочить ноги в холодной воде, до боли в глазах смотреть на убегающие за горизонт волны. Я буду… я буду делать все, чего не делала раньше.
 Ариэл внезапно замолчала, не решаясь высказать вслух, что она собирается делать из того, чего не делала раньше.
 — Например, пить эль, — подсказал ей Леон.
 — Это только начало.
 Рот Ариэл приоткрылся, глаза заблестели еще ярче. Она явно предвкушала ожидавшее ее наслаждение. Леон с восторгом смотрел на нее, и мысли одна смелее другой вихрем проносились у него в голове. Ладони его вспотели, сердце рвалось наружу.
 — Тогда вы должны непременно осуществить все свои желания, — сказал он. — Я лично прослежу за этим. — Леон поднял бокал: — За исполнение ваших желаний.
 С обезоруживающей улыбкой Ариэл чокнулась с ним и отпила эль. Лицо ее сморщилось.
 — Наверное, со временем мне станет легче его пить, — сказала она.
 — Все приходит с практикой, — ответил Леон, загадочно улыбаясь.
 Они закончили есть, и Ариэл убрала в корзину остатки еды. Эль разморил ее, и она, закрыв глаза, откинулась на сиденье, готовая поспать. «А почему бы и нет?» — подумал Леон, подставляя плечо, так как ее голова стала клониться набок.
 Голова Ариэл уютно лежала на плече Леона. Ее щека касалась его щеки, рот был слегка приоткрыт, будя в нем страстное желание.
 Воображение рисовало Леону, что они сейчас не в карете, а где-то в другом месте, совершенно одни, и никто им не мешает. Он заключает ее в свои объятия, спускает с нее платье, обнажая груди. Интересно, какие они на ощупь? Такие же круглые и крепкие, как он представлял, с такими же маленькими розовыми сосками, твердеющими от прикосновения губ?
 Боже, какой же он дурак! Как можно так подставлять себя? Пальцы на руках Леона побелели, голова раскалывалась, еще минута, и она отвалится, упав прямо на колени миссис Фаррел. Плечо Леона заныло, и он, стараясь не потревожить Ариэл, попробовал принять более удобное положение.
 Он должен взять себя в руки, перестать грезить, воображать, что они с Ариэл совсем одни. Он должен помнить: они сидят в тесной наемной карете с кучером, форейтором, храпящей компаньонкой и даже с кроликом в клетке.
 Однако момент, когда они будут наедине, скоро настанет. Эта мысль наполнила сердце Леона сладостной болью.
 Рестомел. Еще несколько минут назад это поместье было для него пустым звуком. Его силой втянули в эту игру, и он не собирается проигрывать, хотя бы назло другим ее участникам.
 Рестомел. Как пленительно звучит это название! Никогда в жизни он так не стремился ни в одно место на свете, как в это — Рестомел. Что бы там ни случилось, как бы там ни развернулись события, ясно одно — именно там они с Ариэл будут совершенно одни.
 Первым знаком, что они приближаются к месту назначения, было охватившее Леона волнение, которое не поддавалось никакому контролю. Все внутри него насторожилось.
 Затем он увидел свет. Сначала это была узкая полоска на краю темного неба. Чем выше поднималась карета, тем ярче она разгоралась, из призрачно-бледной становясь ярко-оранжевой.
 Леон прильнул к окну, не в силах отвести взгляда от этого великолепия. Голова Ариэл все еще покоилась на его плече, их колени соприкасались. Безучастный ко всему кучер, по всей вероятности, тоже восхищенный открывшимся видом, придержал лошадей, и они шагом въехали на мощенную кирпичом аллею, по обеим сторонам которой лежали подернутые морозцем луга.
 Рестомел.
 Леон, завороженный, смотрел в окно. Он не ждал от поместья ничего особенного, хотя и был готов ко всему, но от увиденного у него перехватило дыхание так, что заболела грудь.
 На краю утеса стоял величественный замок. Его многочисленные башни и башенки, печные трубы, подобно нитям расплавленного серебра, устремлялись высоко в небо. Огромный и в то же время воздушный, он был окутан легкой дымкой тумана. Его кирпичные стены отливали всеми цветами: от розового до ярко-красного, почти рыжего. Эти краски слепили глаза, но согревали душу. Величественное сооружение на самом краю земли, последнее пристанище перед уходом в небытие — сказка, фантазия, мечта.
 Рестомел.
 Пальцы Ариэл вцепились Леону в руку.
 — Я никогда не видела ничего более прекрасного, — прошептала она, боясь спугнуть очарование. — И столько света!
 Леон молча кивнул, впервые обратив внимание на то, что придавало замку такое неземное сияние. Сотни горящих факелов по обеим сторонам подъездной аллеи, подобно огромным свечам, горели в ночи. Их свет отражался в многочисленных сводчатых окнах дома, в стеклах башен и башенок.
 — Именно в таких местах и живут вампиры, — прошептал Леон. — Похоже, они не спят и встречают нас.
 — Неужели вы не понимаете, что все это сделано специально для вас? — сказала Ариэл, еще крепче сжимая руку Леона. — Рестомел приветствует вас и хочет, чтобы ваш первый визит сюда навсегда остался у вас в памяти. По вашим глазам видно, что цель достигнута.
 Леон нахмурился. Он не догадывался, каким было его лицо до того, но по словам Ариэл понял, что дурацким.
 — Не делайте поспешных выводов, — сказал он. — Меня здесь никто не ждет.
 — Вы так думаете? — спросила Ариэл с мудрой улыбкой на лице. — Не сомневайтесь, леди Сейдж предупредила их о вашем приезде. Наверняка она послала сюда гонца с приказом тщательно подготовиться к вашему приезду.
 Почувствовав раздражение, Леон оторвал взгляд от окна. К чему весь этот спектакль? Меньше всего на свете ему хотелось, чтобы здесь были люди. Фанфары и приветствия не входят в его планы. Если Ариэл права и леди Сейдж организовала ему встречу, то замок наводнен целой армией слуг и сейчас его встретят сотни радостных улыбок и сияющих глаз. Похоже, все его планы рухнули.
 Карета остановилась, и Леон спрыгнул на землю. Он протянул руку Ариэл, и она оказалась в его объятиях.
 — Простите, — прошептала она, отстраняясь от него. — От долгого сидения у меня затекли ноги.
 — Может, мне понести вас, — предложил Леон, совсем не шутя. Мысль пронести Ариэл через сводчатые ворота, через массивные дубовые двери и внести ее прямо в свою комнату всю дорогу не давала Леону покоя.
 — Пожалуйста, не надо, — ответила Ариэл, — я уже совсем оправилась. — Онас серьезным видом посмотрела на него и добавила: — Не хватало, чтобы слуги увидели вас с незнакомой женщиной на руках.
 — Меня это не волнует, — ответил Леон, потирая заросший щетиной подбородок. — К тому же я здесь пока никого не вижу.
 — И тем не менее… О Господи! — воскликнула Ариэл. Перед ними, словно из небытия, возникли две огромные собаки. Их глаза горели адским огнем, здоровенные клыки сверкали, из раскрытых пастей бежала слюна. Тишину ночи разорвал громкий лай, который мог бы поднять даже мертвого.
 Лай собак разбудил миссис Фаррел. Открыв дверцу кареты, она выглянула наружу, увидела собак и с шумом захлопнула ее, предоставив Леону и Ариэл самим о себе позаботиться.
 Закутавшись плотнее в накидку, Ариэл спряталась за спину Леона.
 Вот черт! Леон невольно оскалил зубы и зарычал в ответ. Как ни странно, собаки перестали лаять и уставились на него. Наступило минутное затишье. Вдруг двери дома распахнулись и во двор высыпал народ.
 Люди как по мановению волшебной палочки появлялись из всех дверей, спешили со всех концов двора, будто какая-то неведомая сила подняла их с постелей. Здесь были мужчины в наспех накинутых халатах, женщины в ночных чепчиках и плохо застегнутых кофтах, младенцы на руках матерей и дети постарше, цеплявшиеся за материнские юбки. Некоторые громко плакали.
 От толпы отделился худощавый, с хорошей осанкой человек примерно такого же роста, что и Леон, но только лет на тридцать постарше. На нем был голубой, расшитый золотом бархатный халат и тщательно уложенный, присыпанный пудрой парик, что было странно видеть в три часа утра.
 Предводитель вампиров. Леон улыбнулся.
 Незаметным движением руки человек подозвал к себе собак, и они уселись у его ног. Так же молча он сделал знак молодому человеку, и тот, подойдя к карете, указал кучеру, где находятся конюшни. Из кареты выглянула взволнованная миссис Фаррел. Подбежавший к ней слуга помог ей выйти из кареты и занялся багажом.
 — Добро пожаловать в Рестомел, милорд, — сказал человек в голубом халате хорошо поставленным голосом, отвешивая низкий поклон. — Калвин Меткалф, к вашим услугам, милорд. Я и все слуги с нетерпением ожидали вашего приезда и готовы служить вам денно и нощно.
 — Я это уже успел заметить, — сказал Леон, оглядывая сонную прислугу.
 — Леди Сейдж уведомила нас о вашем скором приезде, и мы с большим нетерпением ждали вас.
 Леон многозначительно посмотрел на Ариэл. Она оказалась права.
 — Мы постарались предусмотреть все ваши желания, — продолжал Калвин. — Вас ждет горячая еда на случай, если вы и ваша дама голодны. Мы осветили подъездную аллею. Ваши комнаты готовы и…
 — Спасибо, — прервал его Леон. — Я вижу, вы проделали большую работу, и от души благодарю вас.
 — Ни слова благодарности, милорд. — Последовал низкий поклон.
 — Я не… — начал Леон.
 — Всем нам выпала великая честь служить вашему батюшке, упокой Господи его душу, — продолжал Калвин, не давая Леону возможности вставить слово, — а сейчас судьба послала нам вас. Вы даже не можете себе представить, какая радость для нас знать, что Рестомел попадет в надежные руки.
 Леон готов был поклясться, что человек при этих словах прищелкнул каблуками и стал еще выше ростом.
 — Завтра, — продолжал он, — я лично проведу вас по всему замку, а Альфред, наш управляющий, покажет вам все ваши владения: сады, поля, два пруда. У нас здесь есть водопад и семнадцать фонтанов, множество статуй и скульптур, но нам лучше подождать до завтра.
 — Да, пожалуй, сегодня уже слишком поздно, чтобы осматривать скульптуры.
 — Позвольте, милорд, сказать мне несколько слов и о детях. Они тоже готовились к вашему приезду, разучивая песни и танцы. Но возможно, это тоже подождет до утра.
 — Так будет лучше, — ответил Леон, — потому что дети, которых я вижу, еще не совсем проснулись.
 — Хорошо, милорд.
 — Я не…
 — Вам только остается приказать нам, что вы хотите, и мы немедленно все исполним.
 — Чего я действительно хочу, — сказал Леон, заметив, что все взгляды устремились на него, — так это того, чтобы вы все вернулись в свои постели и немедленно.
 — Но…
 — Никаких но, Калвин. Отправляйтесь в постели! — закричал Леон, строго глядя на собравшихся людей. — Все без исключения!
 Леону не пришлось дважды повторять свой приказ. Вздох облегчения пронесся по толпе, и все за исключением дворецкого моментально исчезли.
 — Вас это тоже касается, Калвин. Немедленно отправляйтесь спать. Хотя у меня есть к вам одна просьба, — заметил Леон, поднимая с земли клетку с Принни, — найдите теплое местечко для моего друга.
 — Конечно, сэр. — Калвин посмотрел на Ариэл. — Если леди будет так добра…
 — Я сам прослежу, чтобы мисс Холлидей было удобно. Берите кролика и уходите. Его зовут Принни.
 — Принни, сэр?
 — Совершенно верно.
 Дворецкий с почтением взял клетку с кроликом, носящим королевское имя.
 — Но кто же, милорд, проводит вас в ваши покои? — спросил он. — Кто поможет вам раздеться? Кто поможет мисс Холлидей?
 — Сказать по правде, старина, мне бы хотелось самому порыскать по замку…
 — Порыскать, сэр?
 — Вот именно.
 — Но, сэр, ваш отец…
 — Его уже нет с нами, упокой Господи его душу. Спокойной ночи, Кал.
 Услышав фамильярное сокращение своего имени, дворецкий дернулся, но на его лице не дрогнул ни один мускул.
 — Спокойной ночи, милорд.
 — Я не… Хотя черт с вами, — сказал Леон, глядя вслед удаляющемуся дворецкому.




 Глава 15


 Леон и Ариэл молча наблюдали, как Калвин, неся на почтительном расстоянии клетку с проснувшимся кроликом, медленно шагает к дому. Свечи в окнах гасли одна за другой, погружая замок в темноту. Призрачная громадина на фоне ночного неба.
 — Какой чудесный прием вам оказали! — заметила Ариэл. Леон равнодушно пожал плечами, хотя в глубине души он и сам был тронут проявленным радушием.
 — Боюсь, это скорее знак уважения к титулу, нежели ко мне лично, а титул мне пока не принадлежит.
 — Я да и все эти люди абсолютно уверены, что он будет вашим. По их лицам я поняла, что Локби не пользуется здесь уважением.
 — Надо быть просто сумасшедшими, чтобы доверить свою судьбу человеку, которого они раньше никогда не видели в глаза.
 — Наверное, они очень верили вашему отцу. Слышали, с каким глубоким почтением Калвин произносил его имя?
 — Да, слышал, — коротко ответил Леон.
 Еще бы ему не слышать! В голосе слуги звучали уважение и любовь к своему покойному хозяину. Здравый смысл подсказывал Леону, что его отец был добрым и справедливым человеком, но тот же здравый смысл отказывался верить, что этот добрый и справедливый человек, каким был Жиль Дюванн, мог так поступить со своими женой и сыном. Тот факт, что его отец больше заботился о слугах, чем о своей собственной крови и плоти, вскрыл старые раны, и они закровоточили еще сильнее.
 — Для них вы давно потерянный и обретенный вновь сын их любимого хозяина, — продолжала Ариэл. — Смею заметить, что вы для них — источник надежды и они в лепешку разобьются, чтобы угодить вам.
 — Вы ошибаетесь, мадам, — фыркнул Леон. — Само мое появление на этот свет не более чем дело случая.
 Упругим шагом Леон направился к дому.
 — Это неправда! — закричала Ариэл, стараясь нагнать его. — Я понимаю, какое горькое чувство вы испытываете по отношению к вашему отцу, но…
 — Моему отцу? — Леон резко обернулся, и Ариэл чуть не столкнулась с ним.
 Щеки Ариэл пылали румянцем, дыхание участилось. У Леона внезапно возникло страстное желание оказаться с ней снова в карете и увезти ее подальше от этого места.
 — Мой отец для меня пустой звук, — сказал он. — Мой отец, если вам угодно называть его этим словом, с самого детства ассоциируется у меня с предательством и является постоянным источником моей ненависти.
 Леон наблюдал, как веселое, беззаботное выражение исчезло с лица Ариэл, уступив место печали или, возможно, жалости, что сразу разозлило его. Ему не нужна жалость. Ему ничего ни от кого не нужно.
 — Не говорите так, — сказала Ариэл. — Какая сейчас от этого польза?
 — Не указывайте мне, что говорить. Я буду говорить все, что захочу! — почти закричал Леон, открывая массивную дверь.
 Они вошли в огромный холл, и Леон застыл, лишившись дара речи.
 Открывшиеся его глазам красота и изобилие собирались не одним поколением. На стенах висели поблекшие от времени дорогие гобелены, изображающие четыре времени года. На белых мраморных пьедесталах стояли скульптурные изображения бывших владельцев замка. Греческие боги, подняв вверх бронзовые руки, поддерживали широкий балкон, располагающийся высоко над головами. Пол под ногами сделан из разноцветной мозаики, выложенной в виде солнца с расходящимися во все стороны лучами.
 Ариэл, казалось, не замечала всего этого великолепия, так как ее взгляд был устремлен исключительно на Леона.
 — Ваш отец послал за вами, — напомнила она. — Может быть, немного поздно, но все же он вспомнил про вас.
 — Мой отец решил воспользоваться мной так же, как он в свое время воспользовался моей матерью. Людей, живущих в этом доме, ничто не интересовало, кроме богатства, — сказал он, указывая на стоящие на ближайшем столе великолепной работы урны.
 — Сейчас в вас говорит обида к жившим здесь и владевшим всеми этими прекрасными предметами искуства.
 Леон ничего не ответил на вызов Ариэл. Перед его мысленным взором промелькнул образ матери, какой он запомнил ее, — молодой, прекрасной, улыбающейся, с высоко поднятой головой, уплывающей от него в море и махающей ему, стоящему на берегу.
 — Эти предметы служат для того, чтобы пользоваться ими и выбрасывать, когда они отслужили свой срок, — отметил Леон, беря в руки самую маленькую из урн, сделанную из эбенового дерева и покрытую тонким серебряным узором.
 Воспоминания, смешанные с новыми впечатлениями и открытиями, потоком хлынули на Леона, будто вместе с открывшейся дверью в этот замок открылась и потайная дверь в его душе, и все, что скопилось за этой дверью, выплеснулось наружу — мысли, впечатления, чувства, которые он хранил глубоко в душе.
 Уж если его приезд сюда, в это родовое поместье, так подействовал на него, то что же должен почувствовать отец, когда вернулся сюда? Что он почувствовал, когда увидел все свалившееся на его голову богатство? Леон не мог себе этого представить да и не хотел, его сердце неистово билось в груди, и он машинально продолжал вертеть в руке маленькую урну.
 — Не надо, — сказала Ариэл, дотрагиваясь до его плеча. — Не старайтесь скрыть свои чувства от меня да и от себя тоже. Я понимаю, что вы сейчас чувствуете. Каждый на вашем месте чувствовал бы то же самое, приехав сюда впервые.
 — Что чувствовал? — не оборачиваясь, спросил Леон.
 — Важность момента переполняет вас, — ответила Ариэл. Леон резко обернулся и уставился на Ариэл глазами раненого животного.
 — Мадам, вы ошибаетесь на мой счет, — сказал он голосом холодным как лед. — Никакие чувства меня не переполняют.
 — Вы просто играете словами, — ответила Ариэл, стараясь свести все к шутке, хотя отлично понимала, что Леону сейчас не до шуток. — Вполне естественно, вы взволнованы до глубины души, стоя на этом месте, где до вас стояли многие поколения ваших предков, смотрели на те же самые вещи, даже, может быть, вертели в руках ту же самую урну, что и вы. Вполне понятно, вы очень…
 — Нет! — рявкнул Леон и запустил урной в противоположную стену, где она разбилась и разлетелась мелкими осколками по мраморному полу. — И опять вы ошиблись. Мне наплевать на все эти вещи, так же как и на их владельцев.
 Где-то в глубине дома раздались торопливые шаги, секундой позже дверь открылась и появилась маленькая фигурка Калвина, который на таком далеком расстоянии был узнаваем только по его голубому халату.
 — Лорд Сейдж, мне послышалось… — раздался его голос.
 — Вон! — закричал Леон, оборачиваясь на звук голоса. — Немедленно вон. И не смейте называть меня милордом.
 Калвин исчез за дверью.
 Леон снова обратил свой яростный взгляд на Ариэл.
 — И не смейте мне больше говорить, что меня волнуют этот дом и эти вещи, иначе я разобью их на мелкие кусочки, — заявил он, указывая на коллекцию урн. Он обвел взглядом комнату. — Я сокрушу здесь все, если вы еще раз мне скажете, что я принадлежу этому дому. Я докажу вам, что он меня ни капли не волнует.
 — Кому докажете, мне? Или себе?
 Леон резко отвернулся от Ариэл, и из его груди вырвался мучительный стон, эхом отозвавшийся в огромном холле, напоминая крик раненого животного. Его грудь вздымалась, дыхание было хриплым. Опершись руками о мраморный подоконник, Леон посмотрел в темное окно, в котором увидел свое искаженное мукой лицо и великолепный холл, освещенный свечами. Он надрывно рассмеялся и уронил голову на грудь.
 Будь проклято это место! Ему не следовало сюда приезжать. Надо было покончить со всем этим фарсом еще в Лондоне и не тревожить души предков, населяющих этот старинный замок. Ему нет никакого дела до них. Он никому из них ничем не обязан и меньше всего последнему маркизу Сейджу.
 Слишком поздно, слишком поздно, шептал его внутренний голос. Его измученная душа металась, пытаясь справиться с новыми, пока незнакомыми чувствами, охватившими его.
 Леон не слышал, как к нему подошла Ариэл и молча положила руку на плечо. От ее легкого прикосновения он вздрогнул, как от удара сыромятным ремнем.
 Он отлично понимал, что Ариэл хочет его утешить, но ее прикосновение внезапно наполнило его всего хорошо знакомым чувством — желанием, которое вытеснило все остальные чувства, оставив место только слепой животной страсти. Это он хорошо понимал и знал, как себя вести в данной ситуации.
 Не дав Ариэл опомниться, Леон заключил ее в объятия и крепко поцеловал. Ее глаза расширились от удивления, губы раскрылись навстречу его губам. Кровь застучала в висках у Леона, и он еще крепче прижал Ариэл к себе.
 Он целовал ее снова и снова, как человек, после долгой жажды припавший к роднику, как сражающийся воин, для которого вдали забрезжила победа.
 Его поцелуи были безжалостными и грубыми, но он пытался сдерживать бушующую в нем страсть, боясь раньше времени напугать Ариэл. Руки Леона дрожали, внизу живота болело, но он нашел в себе силы оторваться от губ Ариэл и дать ей возможность перевести дыхание.
 Откинув голову, Ариэл своими синими глазами посмотрела на него, и в этом взгляде было все: немой вопрос, удивление, колебание, но этот взгляд не говорил ему — нет. Леон взял Ариэл за подбородок и большим пальцем руки стал нежно очерчивать овал ее лица, водить за ухом, скользить вдоль шеи. Эта ласка привела ее в трепет, и Леон, заглянув ей в глаза, увидел, как там вспыхнул ответный огонь желания.
 Леон снова поцеловал Ариэл. Его язык раздвинул ей губы и проник глубоко в рот. Началась игра языков. Он молча учил ее, что нужно делать, и она быстро усваивала его уроки. Волосы Леона свесились вперед, иссиня-черным занавесом отделяя их от всего на свете; руки его, забравшись под накидку, блуждали по ее спине, по всем изгибам ее тела.
 Продолжая ласкать Ариэл, Леон откинул ее голову и взглядом, полным страсти, посмотрел ей в глаза.
 — У меня нет под рукой эля, — сказал он хрипло, — но уж коль скоро ты решила испытать все на свете, я научу тебя такому, чего ты никогда не испытывала раньше. Ариэл покраснела и потупила взгляд.
 — Так да или нет? — спросил Леон, нежно целуя ее в уголки рта.
 — Разве обязательно об этом спрашивать, — ответила Ариэл, все еще избегая его взгляда. — Неужели мне нужно отвечать на этот вопрос?
 — Как же тогда я узнаю, чего ты хочешь? — спросил Леон, стараясь говорить спокойным, ровным голосом. — Или что ты чувствуешь по отношению ко мне?
 — Не понимаю, как можно об этом спрашивать. Все должно быть естественным. Разве животные спрашивают разрешения? Они просто делают, что им надо. Это инстинкт. Мне всегда казалось, когда это случится, если случится вообще, все будет просто и естественно. Меня подхватят на руки и возьмут силой. И еще…
 — Ты сказала достаточно, — прервал Леон, подхватывая Ариэл на руки и прижимая к груди. — Ну что же, мадам, вы получите то, что желаете: силой — так силой.
 Ариэл не знала, где она находится: в раю или в аду. Ее голова покоилась на руке Леона, а взгляд был устремлен на куполообразный потолок, по которому летали розово-золотистые ангелы всех размеров и с самыми разными выражениями лиц. Леон нес ее наверх по широкой лестнице замка, и ангелы как бы парили в воздухе над ее головой.
 Куда они летят, спрашивала себя Ариэл, взмывают вверх или камнем падают вниз?
 Ее собственная судьба была ей совершенно понятна: она катилась вниз и не имела ни малейшего желания остановиться. Душевные страдания Леона глубоко тронули ее, и она пыталась убедить себя, что только жалость к нему привела ее в его объятия, но в душе-то она знала, что это не так. Она поступила так не только ради него, но и ради себя. Впервые за всю свою жизнь Ариэл осознала, что, заботясь о нуждах других, она научилась немножко заботиться и о себе.
 Благодаря Господу Леон быстро взбегал по лестнице, не оставляя Ариэл времени передумать, да она и сама этого не хотела. Голова ее кружилась, тело наполнялось сладкой негой, ей хотелось, чтобы это сумасшествие длилось вечно.
 Леон предложил ей запретный плод, и Ариэл не терпелось вкусить его. Господи, прости ее душу, но она желала его. Именно его и больше никого на свете. Глаза Леона были полны страсти, которую Ариэл никогда раньше не видела в глазах мужчин, но которую сейчас хорошо понимала.
 Его страсть передалась и ей, раскрепостив ее, отбросив все условности, выдвинутые обществом, сделав ее податливой, жаждущей, нетерпеливой. Сегодня она чувствовала себя красивой и смелой, готовой отдаться на волю своих чувств, которые, как ее учили, надо уметь сдерживать.
 В большой спальне не было ни души. Освещенная огнем в камине и единственной свечой, стоявшей на каминной полке, она была достаточно светлой, чтобы Леон сразу нашел то, что сейчас больше всего его интересовало, — большую кровать у дальней стены.
 Дамастовое покрывало было отогнуто, открывая белое льняное белье. Рядом с кроватью на подставке стоял его сундук с вещами. Бархатный полог свисал с прикроватных столбиков, позволяя видеть заднюю стенку кровати, на которой Леон сразу же заметил родовой герб, сделанный из золота и эмали.
 Герб Сейджей, подумал Леон про себя и тихо выругался. Скорее всего он угодил прямо в покои маркизов Сейдж.
 Стоя в дверях, Леон взвешивал все «за» и «против». Одно из двух: или этот проклятый герб, или его все возрастающая страсть.
 Желание важнее, решил он и твердо шагнул вперед, плотно прикрыв за собой дверь.
 В два шага Леон достиг кровати, положил на нее Ариэл и, встав на постель одним коленом, склонился над ней, чтобы поцеловать ее тем жарким поцелуем, который он прервал всего несколько минут назад в холле.
 — Открой для меня рот, — приказал он, осыпая ее лицо поцелуями.
 Не дождавшись выполнения своего приказа, Леон сам раздвинул Ариэл губы, провел языком по четкой линии зубов, почувствовав с одной стороны небольшую щербинку, которую в своем сумасшествии нашел очаровательной, и поцеловал ее долгим поцелуем, вложив в него всю силу своей страсти.
 Оторвавшись от ее губ, Леон стал целовать лицо и шею, которые были нежными, как шелк, и он стал бояться, что его усы и отросшая щетина поцарапают ей кожу. Он хотел остановиться, но не смог. Ариэл была вкусной как мед, такой живой и свежей; ее пульс часто бился под тонкой кожей, и Леон чувствовал его губами и припадал к нему снова и снова, как припадают к живительному источнику. Леон зубами захватил мочку ее уха, и Ариэл затрепетала. Этот трепет возбудил его еще больше.
 Откинувшись назад, Леон ладонями обхватил лицо Ариэл и стал рассматривать его: белая кожа, розовые пухлые щечки — она была прекрасной. Боже, как же она прекрасна!
 — Мне казалось, — сказал Леон, — я хорошо знаю, как уложить женщину в постель так, чтобы она сама это сделала, но я ошибался. Никогда прежде женщина, которая ложилась со мной, не была одета в накидку, шляпу и ботинки. И перчатки, — добавил он, перемежая ее пальцы своими.
 — Мне раздеться? — с вызовом спросила Ариэл.
 Леон покачал головой и, поднеся ее руку к губам, перецеловал все пальцы.
 — Сначала я сам разденусь, а потом раздену тебя, — сказал он.
 Леон встал во весь рост. В другое время он разделся бы медленно, возбуждая и соблазняя женщину, но та, что лежала перед ним на кровати, не хотела быть соблазненной. Она хотела, чтобы ее взяли силой, и Леон, горя от нетерпения, стал срывать с себя одежду.
 Ариэл лежала на кровати, смущенная, но не в силах отвести взгляда от Леона. Она следила, как падали на пол его пиджак, жилет и шарф. Торопливой рукой он расстегнул одну за другой пуговицы своей рубашки, и взору Ариэл открылась его широкая, вздымающаяся от волнения грудь.
 Леон старался не смотреть на Ариэл, но чувствовал на себе ее взгляд.
 Ариэл решила запомнить каждое мгновение этой ночи, каждый поцелуй, каждое прикосновение. Она укладывала в памяти свои впечатления, как укладывают между страницами цветы для засушки, чтобы потом холодной зимой вспомнить о лете.
 Вид его голой груди, загорелой и мускулистой, покрытой темными вьющимися волосами, загипнотизировал Ариэл. Все в его теле было прямой противоположностью ее собственному и не только потому, что он был мужчиной, а она женщиной, что там, где у нее были округлые формы, у него резко очерченные. Его тело было сделано словно из камня твердой рукой мастера, а ее — из более мягкого, податливого материала.
 Даже его движения отличаются от ее собственных, подумала Ариэл, наблюдая, как Леон, расстегнув брюки, снимает ботинки. Несмотря на торопливость, его движения были плавными и изящными и в то же время сильными и энергичными. Она давно их подметила, наблюдая, как он ходит, бегает, жестикулирует.
 Сняв ботинки, Леон выпрямился, и его брюки упали на пол. Отбросив их ногой, он повернулся к Ариэл и встал перед ней совершенно голый.
 Дыхание Ариэл стало учащенным. Отлично сознавая, что и Леон слышит его, она ничего не могла с собой поделать. Завороженная, Ариэл смотрела на него. Узкая полоска волос на его груди расширялась книзу, пробегала через плоский живот и заканчивалась темным пушистым пятном, из которого торчало неоспоримое свидетельство его страсти.
 Желание, острое и сильное, охватило Ариэл. Она всем телом потянулась к Леону.
 Леон подошел к кровати и, взяв Ариэл за руки, помог ей сесть. Завороженная и немного испуганная, она потупила взгляд и вскинула голову только тогда, когда его пальцы, коснувшись ее подбородка, потянули за ленточку шляпки. Сняв с Ариэл шляпку, Леон отбросил ее в сторону. Затем он расстегнул накидку и бросил ее через плечо. В том же направлении последовали и перчатки.
 Ариэл едва дышала, сознавая, что теперь настала очередь платья и того, что было под ним. Наблюдать за тем, как раздевался Леон, было интересно и приятно-возбуждающе, предстать же самой в первый раз перед взором мужчины совершенно обнаженной страшно. Ариэл казалось, что по сравнению с телом Леона ее собственное будет выглядеть уродливо.
 Ариэл замерла, ожидая, что Леон снимет с нее сначала платье. Вместо этого он встал на колени и, расшнуровав, снял с нее ботинки, задрал юбку и откинул ее в сторону.
 Ариэл с интересом наблюдала, как он дюйм за дюймом закатывает ей панталоны, подбираясь к подвязке. Щекочущее прикосновение его пальцев было приятным и возбуждающим.
 Леон развязал подвязку и отшвырнул ее. Ариэл смотрела на голубую полоску тела между чулком и юбкой, в то время как Леон нагнулся и поцеловал ее в это место. Странное место для поцелуя, подумала она.
 Просунув палец в чулок, Леон стал потихоньку спускать его, покрывая открывшееся пространство поцелуями, стараясь захватить и заднюю часть ноги. Ариэл ощущала его зубы и шершавую поверхность языка. Он возбуждает ее, догадалась Ариэл, так же как возбуждал ее, покусывая ей ухо. Она даже не могла подумать… не могла вообразить… что он захочет…
 Ариэл крепче вцепилась в простыни, когда Леон стал дуть на ее ногу, осушая смоченную его слюной поверхность. Новое, ранее неизведанное ощущение зародилось где-то внизу живота и растеклось по всему телу Ариэл…
 Она положила руку на вторую подвязку. Лучше развязать ее самой, чем второй раз проходить через такое испытание.
 Леон перехватил ее руку.
 — Нет, дорогая, — сказал он. Его дыхание было горячим и обжигало ей кожу. Он развязал подвязку и склонил голову.
 Прежде чем Ариэл успела опомниться, Леон взял в зубы верхний край ее чулка и стал медленно спускать его с ее ноги.
 Ариэл замерла. Ей казалось, что нет ничего более постыдного, когда в ванне он слизывал с ее тела воду. Оказывается, есть. Мужчина стягивает зубами с ее ноги чулок. Это так стыдно… и так приятно возбуждает…
 Вид голого мужчины, стоящего перед ней на коленях с распущенными по плечам длинными волосами, напоминающего древнего воина, вселял в Ариэл страх. Она пыталась вырваться, но не могла. Не могла и не хотела.
 Склонив голову и чувствуя себя совершенно беспомощной, Ариэл наблюдала, как играли мускулы на груди и плечах Леона, когда он, стянув наконец с нее чулок, с улыбкой посмотрел на нее.
 Теперь Леон взял в руки ее правую ногу, и весь процесс повторился снова.
 Когда оба чулка были сняты, Леон начал ласкать ее голые ноги, водя по ним руками сверху вниз и снизу вверх, пока ее мышцы не расслабились и она не успокоилась.
 Внезапно Леон склонился над Ариэл и положил обе ладони на ее живот. Ладони были длинными и широкими. Его пальцы доходили до ее талии, там, где начинались панталоны, в то время как большие пальцы касались ее лобка. Он начал медленно, вращательным движением водить большими пальцами, и у Ариэл захватило дух. Слабость разлилась по всему телу, и она застонала.
 Ариэл посмотрела на Леона и увидела, что он внимательно за ней наблюдает. Лицо его было серьезным и чуть ли не угрюмым.
 Леон продолжал водить большими пальцами по лобку Ариэл, чувствуя под тонкой материей ее панталон мягкие завитки. Он пока не был уверен, что ее жаркая, влажная глубина готова принять его, хотя в данный момент это не имело значения. Сама мысль, что скоро все произойдет, сводила его с ума, и он едва сдерживал себя.
 Сам воздух вокруг них был пропитан страстью, и они оба чувствовали себя на краю бездны.
 Леон снова потер ей лобок, более интенсивно и почти больно, но он знал, что это ей нужно, что она легче примет его, а он уже почти не контролировал себя. Ариэл всхлипнула и непроизвольно подалась вперед. Леон понял, что это простой рефлекс на его ласку, но сейчас чувствовал, что она готова принять его.
 Горя желанием, Леон быстро срывал с Ариэл остатки одежды.
 Волна жаркой, всепоглощающей страсти настолько захлестнула Леона, что он уже не мог, как мечтал раньше, долго любоваться ее обнаженным телом.
 Его жадные руки скользили по округлым выпуклостям ее груди, по точеной талии, по изящным бедрам. Пушистые завитки ее волос путались в его пальцах, приглашая в горячую глубину, которая была такой зовущей…
 Она ждала его. Бессчетное число раз он обладал женщиной, но никогда ему не было так хорошо, как сейчас. Сколько раз он удовлетворял женщин, но никогда раньше не отдавал себе отчета, как она себя чувствует, как дышит, о чем думает. Леон чувствовал себя с Ариэл одним целым, но впереди его ждало большее.
 Раздвинув Ариэл ноги, Леон осторожно просунул между ними пальцы, ища отверстие, готовое принять его. Вот оно — маленькое, тесное, горячее, влажное, принадлежащее только ему. Бедра Леона напряглись, готовые начать привычное движение. Обхватив ладонями запястья Ариэл, Леон закинул ей руки за голову и, держа их там, осторожно вошел в нее. Голову пронзила внезапная мысль: неужели так легко?
 Ариэл вскрикнула от неожиданности, но не почувствовала никакой боли. Почему?
 Но Ариэл сейчас меньше всего думала о себе, ее больше интересовал Леон и его чувства. Он целиком вошел в ее тело и затих. Ариэл стала бояться, что не оправдала его ожиданий. Ее сердце сильно забилось, и она стала нервничать. А что, если это конец? Что, если он сейчас встанет и с презрением, так хорошо ей знакомым, посмотрит на нее? Если это случится, ей больше никогда не придется испытать настоящую страсть.
 К счастью, она в это время почувствовала, что его тело снова пришло в движение. Темп становился быстрее, и он продвигался все дальше, зарываясь все глубже и глубже, пока в ее теле не осталось ни одного свободного места. В ее теле и в ее душе.
 Он овладел не только ее телом, но и ее сознанием, став для нее целым миром. Ариэл слышала свое прерывистое, учащенное дыхание. Она открыла глаза и увидела его склоненное к ней лицо, сильные плечи. Его руки как тиски держали ее руки. Приподняв голову, Ариэл лизнула его мускулистую руку. На губах остался вкус соли и чего-то мужского. Даже запах Леона был ей приятен и действовал на нее возбуждающе. Это был запах опасности и запретной страсти.
 Сама того не замечая, Ариэл стала двигаться в такт движениям Леона, которые становились все быстрее и быстрее.
 — Чудесно, — прошептал он. — Помогай мне.
 Его слова воодушевили Ариэл. Согнув в коленях ноги, она положила их на его спину, и ее движения стали более плавными и равномерными.
 Издав короткий крик, Ариэл стала губами искать губы Леона. Их губы встретились, и Ариэл жадно припала к ним, в то время как ее тело двигалось в такт движениям Леона. Ее тело было легким и податливым. Вся неловкость куда-то исчезла. Впервые в жизни она осознала свою женственность, поняла, до чего же хорошо быть желанной и отдаваться мужчине.
 Сильное и незнакомое раньше желание горячей волной поднималось из глубин ее тела. Ей хотелось освободить руки и ласкать Леона, ласкать до бесконечности.
 Голова Ариэл теснее прижалась к подушке, губы раздвинулись, обнажив зубы. Она закрыла глаза и отдалась своей страсти, пока Леон не уронил голову ей на грудь в сладострастном упоении.




 Глава 16


 Ариэл молчала, охваченная страхом, что в ней благодаря Леону может зародиться новая жизнь. Постепенно сознание стало возвращаться к ней, и она почувствовала тяжесть его тела.
 До Леона тоже дошло, что ей должно быть тяжело, и он переместил тяжесть своего тела, облокотившись на руки.
 — Прости, — прошептал он. — Я не подумал.
 Ариэл кивнула и погладила живот, стараясь успокоить все еще трепещущее тело. Она вздохнула и замерла в ожидании.
 Леон поднял голову с ее груди. Место, где лежала его щека, было покрасневшим и влажным.
 — Как ты себя чувствуешь? — спросил он.
 — Чудесно. Только…
 — Что только?
 — Мне интересно… мне только что пришло в голову… я хочу знать… что это — все?
 — Что все? — спросил Леон, все еще не в силах перевести дыхание. — А чего ты ожидала? Что с потолка слетят ангелы, затрубят в трубы и осыпят тебя лепестками роз?
 — Не совсем этого, — ответила Ариэл.
 Леон провел рукой по мокрым волосам и, как показалось Ариэл, с сожалением посмотрел на нее.
 — Тогда чего же? — спросил он. — Может, ты ждала, что после этого я буду уметь ходить по воде? Я могу попробовать. В этом проклятом месте есть озеро и пруд. Может сойти и фонтан. Кажется, их здесь семь, не так ли?
 Леон перевернулся на спину и захохотал, глядя на расписной потолок.
 — Заметь, я вовсе не жалуюсь, — сказала Ариэл, избегая смотреть на Леона. С нее достаточно было его голоса, в котором она уловила разочарование. — Я хочу сказать: ты был просто великолепен.
 — У тебя дурная привычка говорить с апломбом то, в чем ты совершенно не разбираешься. Как ты можешь знать, великолепен я или нет? Я что, у тебя не первый?
 Сердце Ариэл упало. Неужели в его голосе был упрек, или ей только показалось?
 — Зато в тебе подозрительности на двоих, — сказала она в потолок. — У тебя есть основания сомневаться в моей девственности?
 Последовало молчание.
 — Нет, — наконец ответил Леон. — Ты так же пуглива и неумела, как и все девственницы.
 — Спасибо.
 — Это вовсе не комплимент, Ариэл.
 — Да?
 Снова наступила тишина. Краешком глаза Ариэл увидела, что Леон заложил руки за голову. Вид его подмышек и вздымающейся груди снова возбудил Ариэл. Пульс ее участился, в ногах появилась слабость.
 Леон перекатился на бок и подпер голову рукой. Ариэл почувствовала на себе его пристальный взгляд.
 — Итак, — сказал он, — ты рассталась с невинностью и сейчас тебе хочется вернуть ее назад.
 — Вовсе нет, — поспешила Ариэл заверить Леона, услышав нотки сожаления в его голосе.
 — Тогда, значит, ты ожидала большего.
 — В каком-то смысле да, — ответила Ариэл. — Я полагала, что будет… я ожидала большего.
 — Большего?
 Ариэл кивнула, проклиная себя за свое стремление всегда говорить правду. Лучше бы она ворковала, вздыхала, закатывала глаза и говорила ему, что он потрясающий любовник — именно это он, наверное, хотел бы услышать от нее. Он был человеком опытным и даже очень, и Ариэл не могла отделаться от мысли, что он говорил своим предыдущим любовницам, которые, вне всякого сомнения, все были хорошие актрисы и тоже говорили ему ласковые слова. Чем вызвано его разочарование в ней? Может, причина лежит в ней самой?
 — Когда ты говоришь, что ожидала большего, — внезапно прервал ее размышления Леон, — ты хочешь сказать — больше того, что у нас было?
 Ариэл чуть не подпрыгнула и не столько от звука его голоса, проникшего внезапно в ее сознание, сколько от прикосновения его руки к ее голому бедру.
 Он стал водить пальцами от ее бедра к колену и обратно, приятно щекоча ее.
 — Может быть, этого? — спросил Леон, и его рука поползла по ее животу к груди.
 Ариэл вскрикнула, когда он зажал пальцами ее затвердевший сосок и жал его до тех пор, пока боль, а вместе с ней и возбуждение, стали невыносимыми. Леон нагнулся и стал языком водить вокруг соска, смягчая боль и усиливая возбуждение. Откинув голову и закрыв глаза, Ариэл отдалась этому возбуждению, и все внутри нее томилось и млело.
 — Или, — продолжал Леон, переворачивая Ариэл на левый бок и прижимаясь к ней всем телом, — может, ты хочешь этого?
 Ариэл, замерев, ожидала, что будет дальше. Они лежали, тесно прижавшись друг к другу. Его губы блуждали по ее шее. Взяв Ариэл левой рукой за волосы, он коленом раздвинул ее ноги и его правая рука — ох, эта правая рука — Ариэл и в голову не могло прийти, сколько удовольствия можно получить, когда мужская рука ласкает самые интимные части твоего тела.
 Возбуждение внутри Ариэл нарастало, превращаясь в нечто большее, названия которому она пока не знала. Тело ее извивалось в сладкой неге, голова кружилась. Ариэл не чувствовала смущения. Скорее наоборот, она была свободной и смелой. Все то искусственное, что накопилось в ее душе за многие годы, слетало с нее, как листья с деревьев, открывая новую, ранее неизвестную часть ее натуры: дикую, свободную, даже в чем-то звериную.
 Ариэл чувствовала его губы на своем лице, слышала его голос который, как волны на морском берегу, шуршал над ее ухом, но, отдавшись страсти, не могла пошевелиться, чтобы ответить на его ласку.
 Ариэл пришла в себя от звука своего голоса: она выкрикивала его имя. Блаженство было нестерпимым, и ее сердце рвалось наружу.
 — Может, теперь я оправдал твои ожидания? — услышала она голос Леона.
 — Вполне, — ответила Ариэл. — Это было… — Она замолчала, подыскивая подходящие слова, чтобы выразить то неземное блаженство, которое испытала. — Это было как звуки фанфар и поток лепестков розы.
 — Вот и хорошо, — ответил Леон, и по его голосу Ариэл поняла, что он счастлив.
 Накинув на их обнаженные тела покрывало, Леон внезапно спросил:
 — Так можно считать, что я взял тебя силой, как ты сама этого хотела?
 Да, пронеслось в голове Ариэл. Она всегда мечтала хоть раз в жизни испытать настоящую страсть, и вот это исполнилось. Теперь она знала и понимала, что это такое. Но, раз испытав страсть, узнав и поняв ее, она вряд ли сможет жить без нее в дальнейшем.
 Леон заметил, что глаза Ариэл слипаются и она постепенно погружается в сон. Ее дыхание становилось ровнее, рот приоткрылся, волосы разметались по подушке. Она спала.
 Раньше после секса Леон не чувствовал усталости. Возбуждение, удовлетворение, прилив новых сил, скука — все, что угодно, в зависимости от женщины и ночи. Но никогда прежде он не испытывал угрызений совести и замешательства. Возможно, подумал он, чувствуя, как пересохло горло, это был не секс, а нечто большее. Что-то такое, что не имело никакого отношения к титулу, к ее и его урокам хороших манер и флирта. Она всегда была с ним, даже тогда, когда ее не было рядом. О чем бы он ни думал, чем бы ни занимался: шутил, размышлял, вспоминал прошлое, смотрел на восход и закат солнца, — она всегда была в его душе, незримо присутствовала в мыслях, и каждый свой поступок он сверял с тем, что она подумает.
 Лежа рядом с Ариэл и обнимая ее, Леон чувствовал, что они единое целое и вместе — частичка Вселенной, что им никак нельзя друг без друга. Такое чувство он испытывал впервые.
 И это чувство было ему не по душе.
 Осторожно освободив себя от объятий Ариэл, Леон поднялся и стал собирать одежду, разбросанную по всему полу. Сначала он должен доказать себе, что этот замок не имеет над ним никакой силы, а уж потом он разберется, чем Ариэл так околдовала его. Он обойдет весь замок, все его многочисленные комнаты, заглянет в каждый затянутый паутиной уголок и, возможно, повстречается с душами своих предков, если, конечно, у них есть желание встретиться с ним, чего они не хотели при жизни. Он должен истребить в себе это чувство родства, отделаться от него раз и навсегда.
 Взяв свечу, Леон вышел из комнаты и направился к лестнице. Впереди замаячило что-то белое, похожее на привидение.
 — Не спится, милорд? — услышал он сдавленный голос. Сердце Леона упало, в душу закрался страх.
 — Черт возьми, Калвин, почему ты не спишь? — спросил Леон, узнав в белой фигуре дворецкого.
 — Я сплю, сэр, но очень чутко, — ответил Калвин, на котором были белая рубашка и белый ночной колпак. — Старые раны мешают заснуть.
 — Сочувствую, — ответил Леон. — Хочу осмотреть замок, — добавил он, указывая свечой в сторону лестницы.
 — Правильное решение, сэр, — заметил Калвин с явным одобрением. — Мы можем начать осмотр прямо сейчас. Никто не будет нам мешать.
 — Калвин!
 — Да, сэр?
 — Наше путешествие можно отложить на завтра. Сегодня я хочу побыть один.
 — Слушаюсь, сэр.
 Калвин направился к лестнице, но внезапно остановился. Леон вздохнул.
 — В чем дело, Кал? — спросил он.
 — Не хочу быть навязчивым, сэр, и лезть не в свое дело, но…
 — Продолжай, — нетерпеливо приказал Леон.
 — Я только подумал, сэр, что, может, нам воспользоваться нашей общей бессонницей и тем, что мы совсем одни…
 — Не тяни, Калвин.
 — Вы должны знать, сэр, что он искал вас. Ваш отец, сэр. Я это хорошо знаю. — В голосе Калвина звучали уважение и уверенность. — Я был тем человеком, которого он посылал на ваши поиски.
 — Он посылал тебя на Гавайи, чтобы разыскать меня? — удивился Леон. С одной стороны, ему хотелось знать подробности, с другой — он понимал, что от этого ничего не изменится.
 — Да. Он послал меня, потому что я хорошо знал те места, так как был его слугой, когда он жил на островах.
 — Значит, ты знал о моей матери? — спросил Леон с все возрастающим интересом. — Ты знал, что он уже был женат, когда вернулся в Англию, чтобы унаследовать титул и жениться на богатой?
 — Знал, — спокойно ответил Калвин. — Он доверил мне свой секрет, и я хранил его все годы. Не знаю, хорошо это или плохо. Я был единственным, кто все знал. И я единственный, кто видел, как он страдал от того, что сделал.
 — Пожалуйста, — сказал Леон с горькой усмешкой, — избавь меня от объяснений.
 — Вы не хотите знать, что он страдал? — сочувственно спросил старик. — Я хорошо понимаю почему, но вам не уйти от правды, как бы вы этого ни хотели. Правда есть правда, и она заключается в том, что ваш отец страдал с того самого дня, когда вернулся на родную землю, и до последних дней своей жизни.
 — Мне остается только надеяться, что его страдания еще не закончились, — с суровым видом заметил Леон. — Он заслуживает таких страданий.
 — Вы считаете себя вправе быть судьей? — В голосе слуги был явный вызов.
 — Думаю, что могу судить его, как никто другой, — ответил Леон. — Это мою мать он бросил, чтобы жениться на женщине, которая больше соответствовала его амбициям.
 Калвин кивнул:
 — Возможно, вы и правы, но, прежде чем судить о человеке, вы должны принять во внимание все факты. Пожалуйста, идите за мной.
 Глядя вслед удаляющемуся слуге, Леон нахмурился, однако, заинтригованный, последовал за ним. Пусть представит все свои факты, подумал он, ничего от этого не изменится, и когда я уеду отсюда, то постараюсь все скорее забыть.
 Вслед за Калвином Леон поднялся по лестнице, пересек еще один огромный зал и свернул в узкий коридор, который он, будучи один, никогда бы не заметил. В конце коридора находилась дверь, за ней крутая винтовая лестница, такая узкая, что Леону пришлось подниматься боком. Леон догадался, что они находятся в одной из башенок. Он терпеливо ждал, пока слуга откроет маленькую дверцу, расположенную на верхней площадке лестницы.
 Дверь была открыта, и они вошли. Комната была круглой, с высокими окнами. Леон догадался, что днем она вся залита солнцем, но сейчас, освещенная только дрожащим пламенем свечи в его руке и серпом луны на темном небе, производила странное впечатление. Леон был готов поклясться, что снова находится дома, на острове.
 — Эти фрески удивительно живые, не так ли? — поинтересовался Калвин, заметив, что Леон с удивлением рассматривает комнату и роскошную живопись на ее вогнутых стенах. Впечатление усилилось еще больше, когда Калвин закрыл дверь, тоже расписанную. Сейчас они находились в окружении пальм, тропических растений и птиц, названия которых Леон знал.
 — Кто сделал все это? — охрипшим от волнения голосом тихо спросил Леон. Говорить громко в таком месте было так же неприлично, как кричать на кладбище.
 — Все это выполнено по заказу вашего отца одним очень талантливым голландским художником, который сам никогда не был на Гавайях. Он разрисовал стены, руководствуясь воспоминаниями вашего отца. — Загадочная улыбка появилась на тонких губах слуги. — Несчастный художник пять раз переписывал портрет, пока не добился полного сходства.
 Видя, что Леон в недоумении смотрит по сторонам, Калвин взял из его рук свечу и прошел в тот конец комнаты, который оставался в тени. Он поднес свечу, и ее мерцающий свет упал на водопад, такой живой и реальный, что, казалось, сверкающие брызги разлетаются по всей комнате. Рядом с водопадом в высокой траве сидела стройная женщина с распущенными по плечам длинными черными волосами.
 Леон был потрясен. Женщина, сидевшая на траве, не просто похожа на его мать, это была ее подлинная копия. Сейчас он видел ее именно такой, какой помнил: молодой, прекрасной, оживленной. Казалось, она сейчас засмеется и протянет к нему руки. Только между женщиной на картине и женщиной в его воспоминаниях была небольшая разница: на картине она была счастливой, а в его воспоминаниях — грустной даже тогда, когда смеялась, и немного испуганной, о чем он подумал впервые.
 Леон отвел взгляд от картины. Воспоминания даже сейчас, спустя столько лет, отдавались болью в его сердце. Ему потребовалось некоторое время, прежде чем удалось взять себя в руки.
 — Значит, ему захотелось иметь портрет моей матери, — сказал Леон, равнодушно пожав плечами. — Кому же не захочется иметь сувенир в память о своих приключениях?
 — Ваш отец создал эту комнату — комната-остров, как он ее называл, — когда был уже серьезным, умудренным опытом человеком, давно покончившим с приключениями.
 — Подумать только: комната-остров, — с усмешкой заметил Леон. — А как относилась к ней маркиза?
 — Она ее никогда не видела, — ответил Калвин. — Сюда никому не разрешалось входить. Ваш отец доверил мне ключ, когда уже состарился и ему стало трудно подниматься по лестнице. Я уверен, что вместе с ключом он доверил мне и выполнение его воли.
 Слова Калвина совершенно не тронули Леона. Значит, он поручил слуге выполнить его волю, будучи уже в преклонном возрасте, а мать его лишилась жизни, когда была совсем молодая.
 Калвин по-своему истолковал молчание Леона и снабдил его новой информацией, которую ему совершенно не хотелось знать.
 — Ваш отец не лгал, когда говорил, что вернется к вашей матери. Он действительно хотел вернуться на остров. Но когда вернулся домой, то узнал, что его отец и старший брат умерли, поместье было почти разорено, а у него на руках оказалась масса людей, судьба которых зависела от него. — Калвин тяжело вздохнул. — Во всем виновата молодость. В молодости мы делаем ошибки, за которые расплачиваемся в старости. Всю жизнь ваш отец брал на себя бремя чужих забот, — продолжал Калвин, тяжело вздыхая. — Однажды он позвал меня к себе и приказал поехать на Гавайи, чтобы разыскать вашу мать. Вот тогда-то я и узнал о ее несчастной смерти.
 — Несчастной смерти?! — закричал Леон. — Я бы назвал это бессмысленным, жестоким убийством.
 Калвин кивнул. Его лицо стало мертвенно-бледным.
 — Конечно, вы правы, — сказал он. — Я не стал ему описывать ужасные подробности гибели вашей матери и сейчас понимаю, что напрасно. Но видите ли, старик всю жизнь раскаивался в совершенном поступке.
 Видя душевные страдания преданного слуги, Леон не мог сердиться на него. Да и за что? За то, что он любил своего хозяина? Что оставался ему верным до конца его дней? Что щадил его чувства?
 — И я же первый сообщил ему о сыне, — внезапно добавил Калвин.
 С напускным спокойствием Леон посмотрел на него, силой заставив себя воздержаться от вопросов.
 — Но боюсь, это все, что я тогда мог рассказать ему, — продолжал Калвин. — Да, еще я сообщил ему, каким именем назвала вас ваша мать. Конечно, я искал вас, но мне сказали, что вас забрали родственники. Вы прекрасно знаете, как там относятся к иностранцам. Дело приняло дурной оборот, и мне пришлось вернуться домой, так и не узнав ничего путного. Ваш отец забросал меня вопросами, на которые я не мог ответить.
 Леон пристально смотрел на Калвина и думал о том, что их дороги только чудом не скрестились. А если бы они тогда пересеклись? Какой бы была его дальнейшая судьба?
 Забрали родственники. Эти слова вызвали поток горьких воспоминаний. Да, его забрали. Его передавали из рук в руки, как паршивый пенни, который и погоды не делает, и выбросить жалко. Неудивительно, что Калвин тогда не нашел его. Его родственники никогда бы не отдали мальчика ненавистным каува, как называли чужеродцев островитяне.
 — Значит, он интересовался моей матерью? Еще бы ему не интересоваться, ведь она была его женой. Должно быть, ему было неприятно узнать, что у него родился сын. Представляю, какой обузой это стало для старика, — со злобой выпалил Леон.
 Круглая комната внезапно показалась Леону душной и тесной.
 — Новость, что у него есть сын, которого он не может забрать, болезненно сказалась на вашем отце.
 — Неужели? — Леон резко повернулся и посмотрел старику в глаза. — Не сомневаюсь, он меня быстро забыл и вернулся к своим обязанностям хозяина большого поместья.
 Калвин покачал головой:
 — Забыл? Он никогда не забывал о вас. По прошествии нескольких лет он как-то среди ночи пришел в мою комнату и спросил меня, обращался ли я тогда к официальным лицам, чтобы они помогли мне в поисках. Похоже, мысль о вас не давала ему возможности спать даже ночью. К тому времени, когда он уже умирал, я получил письмо от своего старого друга, в котором тот сообщал, что человек по имени Дюванн живет на одном из островов.
 Старик высоко поднял свечу и осветил по кругу комнату, так что стены засверкали, переливаясь красками.
 — Разве вся эта работа, выполненная, основываясь только на воспоминаниях вашего отца, говорит о том, что он хотел вас забыть? — спросил он.
 Леон пренебрежительно фыркнул:
 — Эта комната не больше, чем дань воспоминаний об ушедшей молодости.
 — Вы так думаете? — Калвин протянул Леону свечу. — Посмотрите внимательнее, сэр.
 Калвин вышел из комнаты, и вскоре его шаги растворились в тишине дома. Подняв повыше свечу, Леон подошел к портрету матери и только сейчас увидел то, на что намекал Калвин. На руках матери был младенец. Его темная головка уткнулась ей в грудь.
 Леон медленно передвинул свечу вправо и увидел еще несколько образов: ребенок, начинающий ходить, подросток, юноша и, наконец, фигура взрослого мужчины, стоящего на берегу океана и смотрящего вдаль. Все они имели прямые черные волосы, похожие на волосы матери. Такие же волосы, как и у него, подумал Леон.
 У взрослого мужчины такая же высокая и стройная фигура, как и у Леона. Вне всякого сомнения, отец не знал, какого телосложения его сын. Может, он сам был таким же высоким и стройным и решил, что сын унаследовал его фигуру, а волосы — матери.
 Какая, к черту, разница, что он там думал?
 Примечательным на картине было то, что все лица, за исключением лица матери, находились как бы в тени и не были видны, что вполне естественно, ведь отец никогда не видел лица своего сына и не мог описать его художнику.
 Леон вплотную приблизился к стене, не в силах отвести взгляда. Ему казалось, что он смотрит на себя самого, но это мнение было ошибочным. Скорее, он смотрел на того, кем он мог стать, вернее, должен был стать. На мгновение Леону стало жутко. Ему показалось, что он встретил собственное привидение.
 Было раннее утро, когда громкий стук в дверь разбудил Ариэл и Леона.
 Ариэл резко вскочила и с испугом огляделась. Она лежала на чужой постели, совершенно голая, а рядом с ней — Леон. Постепенно события ночи начали возвращаться к ней. К своему удивлению, она почувствовала, что ни о чем не жалеет. Ее совесть была спокойна.
 Леон оторвал голову от подушки и охрипшим голосом закричал:
 — В чем дело?
 — Беда, сэр, — услышали они голос Калвина. — Разрешите войти?
 — Нет, — прошептала Ариэл, вспомнив, что ее одежда разбросана по всей комнате. Одно дело, что она ни о чем не жалеет, и совсем другое — что о ней подумают слуги. — Моя одежда, — сказала она, в недоумении оглядывая комнату и не находя ни единого свидетельства их вчерашнего сумасшествия.
 — Я убрал ее в свой сундук, — ответил Леон. — Как будто предвидел, что нас побеспокоят. Лезь под одеяло.
 — Но… — начала Ариэл, удивляясь, когда и почему он поднялся, чтобы защитить ее доброе имя.
 — Спрячься, — приказал Леон, закрывая Ариэл тяжелым одеялом и выгибая одно колено так, чтобы не было видно очертаний ее тела.
 — Входи! — закричал он дворецкому. В комнату вошел Калвин:
 — Доброе утро, сэр.
 — Доброе утро, Калвин, если это действительно утро. — Леон протяжно зевнул и посмотрел на окно. — Здесь всегда так темно по утрам?
 — В марте да, сэр, и, кроме того, началась гроза. Альфред считает, что вам лучше перенести осмотр владений на другое время.
 — И именно поэтому ты поднял меня в такую рань?
 — Конечно, нет, сэр. — Калвин выглядел обиженным. — Я пришел сказать, что кто-то из детей оставил дверцу клетки открытой, ну и… осмелюсь доложить, что… Принни… — с почтительным уважением выговорил слуга. — Мы не знаем, куда он исчез.
 — Ты хочешь сказать, что он убежал? Сколько здесь комнат?
 — Семьдесят, сэр, не считая…
 — Но многие из них, наверное, закрыты?
 — Да, сэр, и мы уже начали действовать. Я приказал закрыть все окна и двери и отправил слуг на поиски.
 — Не волнуйся так, Калвин, — сказал, улыбаясь, Леон. — Это всего лишь кролик, а не король Англии.
 — Понимаю, сэр, но вы доверили эту клетку мне, а я всегда добросовестно отношусь к своим обязанностям.
 Калвин многозначительно посмотрел на Леона, очевидно, намекая на события минувшей ночи.
 — Я ценю твою преданность, но…
 Леон замолчал, заметив, как дернулась голова Калвина и он с почтением посмотрел себе под ноги. Там сидел белый с коричневыми пятнами пушистый комочек, который в одно мгновение исчез под кроватью.
 — Пойду отменю поиски, — сказал Калвин.
 — Хорошо. Послушай, Кал, я разместил мисс Холлидей в противоположной комнате. Долгое путешествие утомило ее. Прикажи, чтобы ее никто не беспокоил.
 — Слушаюсь, сэр. Я сейчас же передам слугам ваше распоряжение.
 Леон дождался, когда за Калвином закроется дверь, и заглянул под одеяло.
 — Можешь вылезать, — сказал он. — Конечно, если ты не хочешь…
 Ариэл моментально вылезла из-под одеяла.
 — Ты покраснела, — сказал он, едва сдерживаясь, чтобы не сказать Ариэл, какая она красивая и желанная и как неделями он мечтал о ней.
 — Там очень жарко, — ответила Ариэл, избегая его взгляда.
 — Должно быть, — сказал Леон, обнимая Ариэл за плечи. — Хотя я с самого начала заметил твою потрясающую способность краснеть по каждому поводу. — Он потянул одеяло, которое Ариэл крепко прижимала к груди. — Хочешь узнать, что меня интересует больше всего?
 — Не хочу даже говорить на эту тему. Это наверняка неприлично.
 — Боже, как скучно. Все же мне хочется сказать тебе, что меня интересует, так как я часто над этим думаю. У тебя краснеет только лицо или другие части тела тоже? — Рука Леона коснулась ее груди и поползла дальше к животу. — Хочешь, я сам отвечу на свой вопрос?
 — Не надо.
 — Трусиха. Ты краснеешь везде. Каждый уголок твоего нежного тела. — Откинув волосы, Леон поцеловал Ариэл в шею. — Ты похожа на розу и одновременно на сливки. Никогда не встречал таких вкусных женщин. Ты…
 — Пожалуйста, Леон, не продолжай.
 Леон замолчал, почувствовав, что Ариэл вся напряглась. Он взял ее за подбородок и поцеловал ь губы.
 — Тебе это больше нравится? — спросил он. Ариэл вырвалась из его рук:
 — Мне бы больше понравилось, если бы ты подал мне мое платье.
 — Почему? — удивился Леон, подкладывая подушку себе под спину. Он привык заниматься любовью по утрам, и ему никто еще не отказывал в этом. — Ты торопишься куда-нибудь?
 — Да, в свою комнату.
 — Ты и так в своей комнате. Ты будешь жить здесь, пока мы не уедем из Рестомела.
 — Не смеши меня, — ответила Ариэл, в первый раз за все утро посмотрев Леону в лицо. — То, что было ночью, больше не повторится. Я думаю, так будет лучше для нас обоих. Мне не нужны твои фальшивые ласки и нежность.
 — Почему же фальшивые? — потребовал ответа Леон, удивленный и одновременно раздосадованный. — Мне показалось, они тебе понравились.
 — Возможно. И все же они были фальшивыми, поверь мне. Вчера вечером ты сделал мне предложение испытать новое чувство, и я согласилась. Ты должен признать, что все произошло в силу обстоятельств. Мы оба устали от долгой дороги и были возбуждены и очарованы этим местом. Не думай, что я тебя в чем-то обвиняю. Сделка была честной, и мы оба получили удовольствие.
 — Тогда в чем же дело? — спросил Леон, сложив на груди руки. — Чисто физически: сошлись и разошлись? И ничего больше?
 — Ничего, — честно ответила Ариэл, тряхнув головой так, что ее длинные золотистые волосы закрыли ей лицо. — Теперь с этим покончено, и нам лучше встать, умыться, одеться и заняться более серьезными делами.
 — Теперь все понятно, — ответил Леон, с насмешливой улыбкой глядя на нее. Все в нем протестовало против такого заявления. Неужели она так ничего и не почувствовала, кроме физического влечения? Неужели он зря старался, чтобы пробудить в ней любовь? И это тогда, когда он сам… когда чувства так переполняли его? — Не сомневаюсь, что под более серьезными вещами ты подразумеваешь поиски меча.
 — И я готова помогать тебе в этом.
 — Твое чувство ответственности…
 — Перед моей семьей, — перебила его Ариэл.
 — А это значит, ты должна выйти замуж за Пенроуза. Правильно я понимаю?
 Ариэл решительно кивнула:
 — Да, если все пойдет хорошо.
 — Как же ты выйдешь за него замуж после того, что произошло?
 — У меня нет выбора. Пенроуз единственный, за кого я могу выйти замуж.
 — Неужели ты настолько наивна, думая, что твой план сработает после того, как ты провела ночь в моей постели?
 — Как ты смеешь упрекать меня в этом?
 — Мне-то что, а вот Пенроуз! Что будет с ним, когда он обнаружит…
 — О! — закричала Ариэл, глядя на Леона полными отчаяния глазами. — Ты… ты… О! Как я могла поверить тебе… тебе, человеку, у которого нет сердца. Я совсем забыла, что ты не джентльмен. Только такой негодяй, как ты, может рассказывать о таких вещах.
 — Успокойся, — приказал Леон.
 Ариэл выскочила из кровати. Вслед за ней вскочил и Леон. Оба кипели от возмущения.
 Леон схватил с пола брюки, натянул их на себя и стал застегивать, пропуская пуговицы. Ариэл нашла в кровати свою нижнюю юбку и быстро натянула ее. Они стояли по обе стороны кровати, которая ночью была их ложем наслаждения.
 — Неужели ты действительно считаешь меня таким подонком, который способен сказать человеку, что переспал с его невестой? — спросил Леон, чувствуя себя обиженным и в то же время несколько разочарованным.
 — Как еще он может узнать, что я провела ночь в твоей постели?
 — Почему он должен думать, что ты провела ночь со мной, а не с кем-нибудь еще? Пошевели немного мозгами.
 Ариэл высокомерно посмотрела на Леона и пожала плечами.
 — Пенроуз рассчитывает, что на его брачном ложе будет девственница, а ты уже таковой не являешься, — разъяснил Леон. — Я объясняю тебе все это только потому, что я джентльмен и хочу предупредить тебя: ты можешь попасть в очень щекотливое положение… если все будет хорошо, — закончил он ее же словами.
 Наконец смысл его слов дошел до Ариэл, и она перестала выступать в роли воинственной амазонки.
 — Ах, это, — сказала она. — В таком случае прошу простить меня за нанесенные оскорбления.
 — Мне жаль, что я начал этот разговор, — ответил Леон с саркастической улыбкой.
 — Я ценю вашу заботу, — сказала Ариэл, — но будет вам известно, я уже все продумала.
 — Можно поинтересоваться, каким образом?
 — Имеются два способа решения этой проблемы. Первый — объяснить мужчине, что отсутствие девственной плевы еще не означает, что она имела другого мужчину. Я читала, тому может быть масса причин: упала с лошади, подняла что-то тяжелое, родовая травма, ну и так далее.
 — Потрясающе, — заметил Леон, неприятно пораженный. — Какой же второй способ?
 — Он более сложный, — не совсем уверенно ответила Ариэл. — Здесь берется кровь какого-нибудь животного и…
 — Об остальном я догадываюсь, — прервал ее Леон, с нескрываемым любопытством разглядывая Ариэл. — Судя по всему, ты хорошо обдумала. Удивляюсь, когда ты нашла на это время?
 Закусив губу, Ариэл пожала плечами.
 — Я плохо спала, — ответила она. Нет, это я плохо спал, подумал Леон.
 Когда он ночью вернулся в постель, то почти не сомкнул глаз, с удовольствием наблюдая за спящей Ариэл. Она спала, как младенец. Так когда же она нашла время обдумать такой серьезный вопрос, как потеря девственности?
 — Значит, ты не могла уснуть, потому что этот вопрос волновал тебя? — спросил Леон.
 — Совершенно верно, но недолго, — ответила Ариэл.
 — Ты хочешь сказать, что быстро нашла решение этой проблемы?
 — Именно так.
 — И тебя совсем не волнует, что Нос, женившись на тебе, поставит под сомнение тот факт, каким образом ты потеряла свою девственность?
 — Совершенно не волнует, — ответила Ариэл. — Он будет иметь женщину, а я — мужчину, и нас не должно волновать, кто чего потерял.
 Леон невольно рассмеялся.
 — Возможно, ты и права, — сказал он.
 — И если даже мне не удастся убедить его в своей невинности, я постараюсь угодить ему — буду хорошей и верной женой.
 Ариэл говорила так страстно и убедительно, что Леону показалось, будто сам Христос говорит ее устами. Он нисколько не сомневался, что она будет хорошей женой Пенроузу, более хорошей, чем заслуживает этот маленький хорек. Она и в самом деле была очень отзывчива душой, добра и покладиста и к тому же красива. Мысль о том, что ее тела может коснуться Пенроуз или другой мужчина, невыносима.
 — Уверен, что из тебя выйдет великолепная жена, — согласился Леон. — Но сомневаюсь, что из Пенроуза выйдет хороший муж.
 — Что ты хочешь этим сказать?
 — А то… — Леон замолчал, подыскивая слова, которыми бы он мог выразить все, не раскрывая при этом свою душу. — Ты уверена, что после вчерашней ночи он подойдет тебе как муж?
 — Не будем выдавать желаемое за действительное, — сказала Ариэл с грустной улыбкой. — Одно дело — хотеть, другое — иметь. Прошедшая ночь изменила меня навсегда, но ничуть не изменила ситуацию. Я не питаю никаких иллюзий относительно постели с мистером Пенроузом. Ты показал мне, какие могут существовать отношения между мужчиной и женщиной, и теперь каждый раз, ложась в постель, я буду думать об этом. Пока еще не знаю, сожалеть мне о том, что произошло, или быть благодарной судьбе.
 Леон показал рукой на смятые простыни.
 — Может, я помогу тебе принять окончательное решение? — спросил он.
 Ариэл покачала головой и грустно улыбнулась:
 — Этим делу не поможешь. Мы только затянем наши отношения, но конец неизбежен. Нам обоим нужно поскорее забыть о том, что случилось, и идти каждому своей дорогой. Как бы ни сложились отношения между мной и мистером Пенроузом, я должна вернуться в школу.
 — А я? — с вызовом спросил Леон. — Уж коль ты все так хорошо просчитала, Ариэл, скажи мне, что должен делать я ? 
 — Я хочу тебе пожелать, чтобы ты нашел здесь свой дом. Только здесь ты обретешь покой в душе. Но не мне давать тебе советы. Твое сердце само должно подсказать тебе, как поступить.
 Его сердце! Каждый раз его сердцем управляет кто-то. Даже его мысли стали чужими. Всю ночь он старался привести их в порядок, чтобы они стали снова его собственными, и вот тебе, пожалуйста: чтобы ты нашел здесь свой дом. Тоже мне, совет. Можно подумать, такое возможно.
 Он никогда и ни за что на свете не почувствует себя здесь как дома, сказал себе Леон, оглядывая богатую обстановку комнаты. Здесь он больше в клетке, чем в трюме на корабле или закрытый на ключ в доме Каслтона.
 — В таком случае у меня есть ответ, — сказал Леон. Он откинул волосы со лба и показал Ариэл красную метку, которая резко выделялась на его загорелом лбу. — Я не принадлежу никакому дому, и это тому доказательство.




 Глава 17


  — Ты однажды спросила меня, не является ли этот шрам результатом несчастного случая, — сказал Леон. — Так вот это не несчастный случай. Отметину мне сделали специально.
 — Но зачем? — содрогнулась Ариэл.
 — Чтобы отличить меня от других. Это знак всех каува.
 Чужое слово было непривычным для слуха Ариэл. Несмотря на то что Леон внешне сохранял спокойствие, она поняла: он волнуется и воспоминания ему неприятны.
 — Неприкасаемый, — продолжал Леон. — Так называли всех парий… Меня отослали к ним, когда мне было двенадцать.
 — Как ужасно, — прошептала Ариэл, стараясь не смотреть на красную отметину и всей душой жалея Леона. Она думала, что нет ничего страшнее смерти его матери, но, оказывается, были вещи и похуже. Теперь она понимала многое в его характере: горечь, упорство, нежелание подчиниться воле других. Слой за слоем он срывал завесы со своей души и все же не исчерпал их до дна.
 — Это не просто ужасно, Леон. Это — варварство.
 — Ты так думаешь? — насмешливо спросил Леон. — В каждом обществе есть свои парии. Это люди, которые поступают не так, как все, или те, которым выпало несчастье родиться с иной, менее благородной кровью.
 — Это совсем другое, — возразила Ариэл. — За это не клеймят.
 — Физически — нет, — согласился Леон, — но только потому, что это земля ханжей и лицемеров. Я предпочту честного варвара любому джентльмену, который одной рукой гладит тебя по спине, а другой вонзает в сердце нож.
 Слова Леона задели чувствительную струнку в сердце Ариэл. Она вспомнила, какую непростительную ошибку совершила однажды, открыв свое сердце человеку, который только посмеялся над ней.
 — Даже если в твоих словах есть доля правды, — сказала она, — одна жестокость не оправдывает другую. Какие же причины могли заставить людей возненавидеть и заклеймить двенадцатилетнего мальчика?
 Леон безразлично пожал плечами:
 — Сейчас это не имеет значения. Я даже рад, что на мне это клеймо. — Леон опустился в стоящее рядом с кроватью кресло и обхватил колени руками. — Без этой отметины, которую я вижу каждое утро, когда бреюсь, я мог бы забыть, что я пария на этом свете и из меня могли бы легко сделать другого человека, убедив, что я принадлежу этому месту, которое ненавижу всей душой.
 Ариэл хотелось утешить его, сказать, что он ошибается, что все будет хорошо, но холодный блеск его глаз и лицо, полное злости, не позволили ей этого сделать.
 — Я знаю, как тебе горько и что ты по-своему прав, — сказала Ариэл, тщательно подбирая слова. — Ты много страдал, как от моих соотечественников, так и от своих, но ты должен посмотреть правде в глаза. — Она придвинулась к нему ближе, забыв, что почти не одета. — Леон, неужели ты не понимаешь, что тебе надо расстаться с прошлым и жить в настоящем. Только тогда ты будешь счастлив.
 В глазах Леона мелькнуло отвращение.
 — Жить в настоящем — значит принять титул и все, что с ним связано, не так ли?
 — Раньше я действительно так думала, но сейчас все изменилось.
 — Какой неожиданный поворот в мыслях! Ты и здесь все рассчитала?
 — Не понимаю, о чем ты говоришь.
 — Я никак не могу отделаться от мысли, почему ты так со мной возишься. Тебе что, за это больше платят? Или, может, Каслтон обещал тебе вознаграждение, если ты научишь меня не только хорошим манерам, но и уговоришь принять титул и их уклад жизни? Как далеко ты можешь зайти? — Леон с подозрением смотрел на Ариэл. — Хотя это глупый вопрос. Мы оба отлично знаем, до чего ты докатилась.
 — Какой же ты подлец! — возмутилась Ариэл. — Я получаю только одну зарплату за все те муки, которые терплю, обучая самого неразумного, неблагодарного и бессовестного человека на свете. Если граф предложит мне дополнительное вознаграждение, я не раздумывая приму его, но ни за какие коврижки я не соглашусь делать такую работу во второй раз.
 — Я не считаю себя неблагодарным и бессовестным, — тихо заметил Леон.
 — Как же иначе можно назвать человека, который считает, что я легла с ним в постель, лишь бы получить дополнительное вознаграждение?
 — Тогда почему ты это сделала?
 — Потому… потому… Это не твое дело. Я не думала о награде, когда вызвалась поехать с тобой сюда. Я просто хотела помочь. Если бы я знала, какую благодарность получу за это, ни за что на свете не согласилась бы помогать тебе.
 — В чем мне помогать? — спросил Леон, и в его глазах появился опасный блеск, который появляется в глазах фехтовальщика, когда он близок к победе.
 — Спасти тебя от беды и помочь получить то, что, как мне казалось, ты хочешь получить, — титул. Если это не так, то какого черта ты выказывал готовность сразиться с Локби и победить его?
 — Тебе не приходило в голову, что я просто люблю во всем быть победителем?
 — Нет, не приходило. Тебе просто доставляет удовольствие мучить людей, которые тебе совершенно безразличны. Да к тому же ты и сам не знаешь, чего хочешь.
 Леон посмотрел Ариэл в глаза:
 — А что, если я скажу, что хочу тебя? Что ты на это скажешь?
 Этот простой вопрос поднял в душе Ариэл целую бурю чувств. Ей пришлось приложить немало сил, чтобы остаться спокойной.
 — Скажу, что ты самый неразумный и импульсивный человек и тебе надо научиться сдерживать свои сиюминутные желания. Неужели тебе никогда не приходило в голову, что, став маркизом Сейджем, ты сможешь помочь множеству других людей?
 — Таким, как Каслтон с его бандой лжецов и лицемеров?
 — Нет, — с жаром возразила Ариэл, — таким, как те мужчины, женщины и дети, которые посреди ночи вылезли из своих теплых постелей, чтобы встретить тебя. Таким, как твоя бабушка, которую твоя судьба заботит больше, чем тебя самого. — Ариэл видела, что ее слова совершенно не трогают Леона, но уже не могла остановиться: — Людям, совершенно бесправным в этой стране лжецов и лицемеров, выражаясь твоими собственными словами, и нуждающимся в человеке, который бы мог за них постоять.
 — Я не тот человек, кто им нужен.
 — Ты мог бы им стать, если бы захотел. Стоит только перестать копаться в себе и подумать о других.
 Леон вздернул голову и уставился на Ариэл недобрым взглядом, но это не остановило ее.
 — Несмотря на все твои усилия оттолкнуть и унизить меня, Леон, я тебя хорошо изучила и знаю, что творится в твоей душе.
 Леон вскочил с кресла и заходил по комнате:
 — Ты думаешь, что знаешь меня, но ты сильно ошибаешься. Ты хочешь знать, что я за человек? Ты хочешь знать, почему меня отослали жить с каува? Почему родня моей матери не переносила одного моего вида? Я могу ответить тебе на эти вопросы. Причина в том, что я чуть не убил своего кузена.
 Гнев Леона и его слова, которые летели в нее как камни, заставили Ариэл содрогнуться, но она постаралась сохранять внешне спокойствие, понимая, что в нем взбунтовались демоны, которыми была полна его душа.
 — Дело в том, что не только моя мать ждала возвращения Жиля Дюванна. Его ждала вся деревня. Он обещал вернуться и обогатить их. Мой кузен обозвал его лжецом и был совершенно прав, но Жиль Дюванн был моим отцом, и в двенадцать лет у меня было больше понятия о семейной чести, чем у него.
 Ариэл молча слушала.
 — Мой кузен был старше меня и сильнее, но это меня не остановило. Я никого и ничего не боялся и мог легко убить его. — Леон посмотрел на Ариэл холодными, злыми глазами. — И я бы убил, если бы не вмешался мой дядя.
 — Понимаю, что ты чувствовал тогда, — сказала Ариэл, стараясь утешить Леона, — но ведь ты был еще ребенком.
 — А в шестнадцать я тоже был ребенком? — спросил Леон охрипшим от волнения голосом. — В шестнадцать я чуть не убил лакея, который обозвал меня любовником Лилиуоки. Пусть я даже и был им, это не меняет дела.
 Леон нервно рассмеялся, а Ариэл нахмурилась.
 — Кто была эта… Лил… Лили… — спросила она.
 — Лилиуока. Она была одной из жен короля. Самой юной и самой красивой. — На лице Леона появилось задумчивое выражение: он весь ушел в прошлое. — Когда меня взяли во дворец короля, она учила меня считать, писать и читать. Мне нужна была чья-то любовь, и она дала ее мне. Она первая после смерти матери проявила заботу обо мне. Временами мне казалось, что она моя мать. — В глазах Леона стояла такая боль, от которой сердце Ариэл заныло. — Однажды она пригласила меня в свои покои, — продолжал Леон, и в его голосе чувствовалась нерешительность, будто ему хотелось и в то же время он сомневался, стоит ли рассказывать об этом. — Она предложила мне познать, что происходит между мужчиной и женщиной. Мне было шестнадцать, и я был смущен и испуган. Не знал, что ответить, и боялся, что она отошлет меня назад к каува и я снова останусь один.
 Потрясенная, Ариэл молчала. Она хлопала ресницами, стараясь сдержать слезы, горькие слезы обиды за того легкоранимого мальчика, которым был тогда Леон. Она до боли его жалела, но знала, что не должна показывать этого, так как жалости Леон не прощал.
 — После того как все произошло, я уже не понимал, кем для нее был: мальчиком или мужчиной, и прежде чем мне удалось это осознать, я наскучил ей как любовник, и она убедила короля отослать меня учиться, что я и делал, посещая все бордели и грязные притоны Парижа.
 Ариэл в знак утешения дотронулась до руки Леона, но он грубо отмахнулся от нее:
 — В тот день, когда она сказала мне о моем отъезде, я подрался с конюхом. Мной овладела такая же ненависть к нему, что и к моему кузену. Я ударил его, а он выхватил нож. Я без труда завладел этим ножом и мог убить его, но, отбросив нож в сторону, стал душить его голыми руками.
 Леон снова заглянул Ариэл в глаза, стараясь по ним прочитать, какое действие оказывают на нее его слова.
 — Ты задушил его? — спросила Ариэл, собравшись с силами.
 Леон покачал головой:
 — Меня еле от него оторвали. Для этого понадобились трое взрослых мужчин.
 Ариэл села на край кровати, терзаемая мыслью, как успокоить Леона. Она находила тысячи причин оправдания для него.
 — Снова это случилось в Париже, — продолжал Леон, не давая Ариэл возможности вставить слово, — и даже не один раз, а несколько. И что самое ужасное, это был мой лучший друг, который как-то вечером вздумал позабавить нашу компанию рассказом о том, что родные моей матери боятся и избегают меня. Он говорил абсолютную правду. — Леон горько усмехнулся. — Но у меня уже вошло в привычку избивать людей, которые говорят правду мне в глаза. Какое благородство, даже по понятиям этой страны!
 — Ты благородный, — нимало не колеблясь, заявила Ариэл. — Благородство находится в крови и не зависит от титулов и дворцов. Можно жить во дворце и не быть благородным человеком.
 — Тем более благородство не существует в тех местах, где собрались отверженные, где тебя могут в любую минуту обокрасть, или всадить нож в спину, или…
 Леон замолчал и посмотрел на Ариэл. Его глаза были пустыми и не отражали тех душевных мук, которые владели им.
 — Что ты можешь сказать на это? — спросил он.
 — Я знаю…
 — Ничего ты не знаешь, — грубо прервал ее Леон. — Ты ничего не знаешь и не можешь знать обо мне. Да и откуда? Я слышал, как ты говорила о своей семье. Я наблюдал за твоим лицом, когда ты рассказывала мне, чему учил тебя твой отец или о чем для тебя мечтала мать. У вас хорошая семья, а моей семьей были каува. Все, чему я научился, все, о чем я мечтал, исходило от них, и тебе никогда, слышишь, никогда не понять этого.
 — Возможно, ты прав. Я не хочу обижать тебя, говоря, что я понимаю все, через что ты прошел, но мне необязательно переживать это самой, чтобы понять, что все случившееся с тобой произошло не по твоей вине, и у тебя нет оснований стыдиться себя.
 — Это дела не меняет. Не важно, что это не моя вина, важен результат. Поверь мне, святая простота, что, когда из тебя вынут всю душу, трудно оставаться благородным.
 — Ты ошибаешься, — продолжала настаивать Ариэл. — Леон, пожалуйста, не отворачивайся от меня.
 Ариэл наклонилась к нему, полная решимости заставить себя слушать, хотя на лице Леона было написано раскаяние. Он уже сожалел, что рассказал Ариэл то немногое, что было в его жизни.
 — Истинное благородство заключается в том, что человек может разобраться в себе, понять, от чего он страдал, и извлечь из этого урок. Мой отец говорил, что страдания очищают человека, и он был прав. Подумай над этим, Леон. Ты можешь возвыситься над своим прошлым, над своими страданиями и, используя свое положение, помочь тем, кто…
 Леон скептически посмотрел на Ариэл.
 — Господи! — воскликнул он. — Ты никогда не успокоишься. Неужели ты никогда не избавишь меня от нравоучений. Неужели и со мной ты все спланировала заранее? Неужели ты занесла меня в свои проклятые списки? Ну и как далеко простираются твои планы? Понедельник — приручить дикаря. Вторник — переспать с ним. Среда — изводить его до тех пор, пока он не примет этот проклятый титул. Что дальше?
 Чувство обиды горячей волной захлестнуло Ариэл, но она постаралась сдержать себя, понимая, как тяжело ему снова пережить прошлое и как больно говорить о нем. Однако она не могла допустить, чтобы ее слова были неправильно истолкованы.
 — Тебе не надоело оскорблять меня? — спросила она, глядя Леону в глаза.
 — Я не оскорбляю тебя, а говорю правду. Если ты не хочешь понять меня, то это уже не мои проблемы.
 — Правильно. Твои проблемы заключаются в том, чтобы избегать правды, пряча себя за равнодушием, менять тему разговора, когда он тебе неприятен, и бесконечно жалеть себя, вместо того чтобы собраться с силами, засучить рукава и делать дело. — Ариэл решительно поднялась с кровати и достала свое платье из сундука Леона. — Если ты боишься проиграть Локби, то почему в этом сразу не признаться и оставить все, как есть.
 — Не подначивай меня.
 — Я тебя и не подначиваю. Просто не могу найти другого объяснения, почему ты тратишь время на споры со мной. Ты боишься провалиться.
 — Боюсь? — Леон рассмеялся и широкими шагами заходил по комнате. — Боюсь. Вы уже дважды обвиняли меня в трусости, мадам. На каком основании, хотел бы я знать?
 Ариэл с равнодушным видом пожала плечами:
 — Не знаю, чем еще можно объяснить твое упорное нежелание изменить свою жизнь к лучшему, как это сделал бы любой разумный человек. Как можно самому себе так вредить!
 — Мало того, что я трус, я еще и ненормальный. — Леон усмехнулся, и в его глазах засверкал зловещий огонь. — Придется кое-что сделать.
 Леон заглянул под кровать и, прежде чем Ариэл успела опомниться, вытащил оттуда кролика. Кролик весело поводил розовым носом.
 — Что ты собираешься делать? — спросила Ариэл, наблюдая, как он свободной рукой потянулся к своей сумке.
 Леон вывалил на кровать содержимое сумки, нашел нож и зубами вытащил из него лезвие.
 — Леон, что ты собираешься делать? — снова спросила Ариэл, бросаясь к нему. — Леон, я тебя спрашиваю…
 Леон молча смахнул с письменного стола лежавшие там книги, перья, настольную лампу и положил на него встревоженного кролика.
 — А как ты сама думаешь? — спросил он. — Мне нужно набраться смелости, прежде чем отправиться на поиски всемогущего меча Сейджа, — спокойно разъяснил Леон. — Помнишь историю, которую я рассказывал однажды за обедом?
 — Помню.
 — Вот и хорошо. Надеюсь, ты не из слабонервных?
 — Ты пытаешься запугать меня?
 — А ты пуглива, Ариэл?
 Он просто испытывает ее нервы. Как ни была Ариэл зла на него, она решила не поддаваться. Распрямив плечи и гордо вскинув голову, девушка смело посмотрела в глаза Леону. Темные и блестящие, они были непроницаемы.
 — Нет, — ответила Ариэл.
 — Прекрасно.
 Леон прижал кролика к столу и занес над ним нож.
 У Ариэл перехватило дыхание. Она попыталась сдержать себя, чтобы не закричать, но невольно из ее груди вырвался сдавленный крик.
 Леон резко повернулся в ее сторону.
 — Ты хочешь, чтобы я остановился? — спросил он.
 — В этом нет необходимости, — ответила Ариэл, сгорая от страха.
 — Ты так считаешь?! — заорал Леон. — Я только что рассказал тебе, что я за человек, а ты продолжаешь сомневаться в том, что я сейчас убью его?
 — Ты не убьешь его. Я в это твердо верю.
 Леон сжал зубы, его дыхание стало хриплым. Занеся высоко нож, он с силой вонзил его в стол в полудюйме от Принни.
 Ариэл бессильно опустилась в кресло, голова ее кружилась.
 — Это еще ни о чем не говорит, — сказал Леон, не глядя на нее.
 — Это доказывает многое, — ответила Ариэл. — Ты не зверь, каким хочешь казаться.
 Леон посмотрел на нее с такой злобой, что она содрогнулась.
 — И это доказывает, — храбро продолжала Ариэл, — что я совсем не боюсь тебя.
 — А следовало бы, — сказал Леон и вышел из комнаты, хлопнув дверью.
 По словам Калвина, такой бури они не видели уже много десятков лет. Он назвал ее черной бурей. Ариэл казалось, что все силы ада обрушились на побережье.
 Ничто не могло противостоять силе ветра и лавине дождя, и Ариэл благодарила Бога, что крепкие стены Рестомела, которые веками выдерживали натиск бури и осаду людей, надежно защищают их.
 Ветер бился в окна, завывал в печных трубах, а дождь подобно копытному животному, стучал по железной крыше. Именно непогода удерживала Ариэл в доме вместе с угрюмым и, казалось, сошедшим с ума Леоном, иначе она немедленно бы покинула его. К сожалению, у нее не было выбора.
 Когда Ариэл оделась и спустилась вниз, Леона уже не было. Он ушел на скалы искать этот проклятый, никому не нужный меч Сейджей. Об этом ей сказал Калвин, с неохотой повторяя слова своего хозяина. Кроме того, Леон просил передать, что не нуждается в ее помощи.
 «Может быть, он во мне и не нуждается, — думала Ариэл, надевая, несмотря на протесты Калвина, теплую одежду и длинный плащ, — но я дала слово, и меня не запугают ни погода, ни его мрачное настроение».
 Втянув голову в плечи, Ариэл бежала к скалам, борясь с ураганным ветром.
 — Какого черта ты сюда идешь?! — услышала она голос Леона, когда чуть не столкнулась с ним. Он кричал во всю силу своих легких, стараясь быть услышанным.
 — Иду помогать тебе! — закричала Ариэл в ответ.
 Они были на полпути от дома, и сквозь завесу дождя Ариэл видела вдали угрюмые, мрачные скалы. Она уже насквозь промокла и продрогла до костей. Леон же был совершенно спокоен, и, казалось, никакой холод не брал его.
 — Черт возьми! — закричал он. — Разве Калвин не передал тебе, что я не нуждаюсь в твоей помощи?
 — Передал, но я дала себе слово и сдержу его, даже если тебе это не нравится.
 — Ты, должно быть, решила не отступать от своих многочисленных планов и, клянусь тебе…
 — Мне не надо никаких планов, чтобы понять, что только дурак может пуститься на поиски меча в самый разгар тайфуна.
 — Вот как?
 — Да, вот так. — Ариэл ухватилась за края шляпки, так как сильный порыв ветра чуть не сорвал ее с головы, да и сама она еле устояла на ногах. Она чувствовала, что улетит сейчас, как листья, вихрем кружившие вокруг них, и ухватилась рукой за росший рядом куст рододендрона.
 Леон, широко расставив ноги, стоял как гранит. Лицо его было подставлено ветру, длинные черные волосы, словно змеи, кружили вокруг непокрытой головы. С его плеча свисали кольца веревки с железными крюками. Ариэл с раздражением подумала, что именно это приспособление удерживает его твердо на земле.
 — Вдобавок ко всему я еще и дурак, — сказал Леон, приближая к Ариэл свое мокрое от дождя лицо.
 — Я выразилась фигурально, — ответила Ариэл. — Неужели ты не понимаешь шуток?
 — Не понимаю. Убирайся отсюда.
 Леон повернулся и быстрым шагом двинулся вперед. Ариэл поспешила за ним, смело шагая по грязи и лужам. Намокшие юбки прилипали к ногам, замедляя движение.
 — О Господи! — закричал Леон, оглянувшись и увидев, что Ариэл бежит за ним. — Неужели ты не понимаешь простых человеческих слов?
 — Не более, чем ты. Если бы ты послушался меня, то мы бы начали поиски с дома, где сейчас тепло и уютно.
 — И зря бы потеряли время, — заметил Леон, вытирая мокрое лицо мокрым рукавом. — Меча в доме нет.
 — Откуда ты знаешь?
 — Потому что знаю, где он, черт тебя побери.
 — Ты знаешь… ты знаешь, где он спрятан? Леон кивнул:
 — Жиль Дюванн был так влюблен в мою мать, что поведал ей эту историю, а она рассказала ее мне.
 Ожидая его возвращения, она постоянно говорила со мной об этом. — В голосе Леона чувствовалась горечь. Капли дождя на его лице были похожи на слезы.
 — Тогда где же он?
 — Там, — ответил Леон, указывая рукой в сторону скал. — Третья скала от дома и дальше — вниз.
 Леон подошел к самому краю скалы и посмотрел вниз. Ариэл последовала за ним.
 — Оставайся на месте, — приказал Леон. — Один сильный порыв ветра, и ты разобьешься о скалы.
 Ариэл не испугали ни его слова, ни свирепое выражение лица. Она наблюдала, как Леон привязывал веревку к острому уступу скалы.
 — Хорошо, — услышала она долгожданные слова. — Оставайся, если хочешь, но держись подальше от края.
 — Ладно! — закричала она. — У меня нет желания сорваться вниз.
 На лице Леона появилось подобие улыбки. Достав из кармана пальто тяжелый деревянный молоток, он протянул пальто Ариэл.
 — Надень, — приказал он. — Не могу видеть, как ты дрожишь от холода.
 — Неужели ты действительно собираешься спускаться вниз? — содрогнувшись, спросила Ариэл. — Это в такой-то шторм?
 Леон с саркастической улыбкой посмотрел на нее.
 — Собираюсь, — ответил он, — если, конечно, ты не знаешь другого способа достать меч.
 — Это безумие, — ответила Ариэл. — А что, если ты только зря спустишься туда: ведь может оказаться, что меча там нет. Неужели ты не понимаешь этого?
 — Хуже, чем сейчас, мне не будет, — оборвал ее Леон. — Но не бойся, эта проклятая штука спрятана именно там.
 — А вдруг он находится где-то под водой?
 Леон покачал головой, вбивая железный крюк в уступ скалы:
 — Там, внизу, есть пещера, хотя вход в нее очень узкий.
 — А если туда попадет вода? — спросила Ариэл, глядя на бушующее море.
 — Возможно, — ответил Леон, обматывая себя веревкой, — но не стоит беспокоиться. Я хороший пловец, и, если случится худшее, я выплыву.
 У Ариэл такой уверенности не было. Огромные волны разбивались о скалы, образуя завихрения, которые могли бы поглотить даже самого умелого пловца. Она со страхом наблюдала, как Леон снимает с себя ботинки, рубашку, брюки и покрепче завязывает веревку на талии.
 Сейчас он похож на свирепого воина, готового к схватке с врагом. Впрочем, он и был таким в постоянной войне с самим собой, со своим прошлым, со всеми, кто его окружал, и этой войне, по мнению Ариэл, не было конца.
 Леон уже ступил на край скалы, когда Ариэл окликнула его.
 — В чем дело? — спросил он.
 — Не делай этого! — закричала она. — Я знаю, что именно я…
 — Ариэл! — позвал он, стараясь перекричать завывание ветра. — Пошла к черту!
 Леон быстро стал спускаться вниз, и у Ариэл душа ушла в пятки. Прежде чем его голова скрылась под скалой, он послал ей веселую улыбку, как будто это опасное предприятие было для него не больше, чем игра.
 — Скрести на счастье пальцы, — сказал он и исчез из вида.
 Скрестив пальцы рук, Ариэл села на камень и закрыла глаза. Ей казалось, что если она откроет их, то это приведет к несчастью и он сорвется со скалы. Но с другой стороны, если она не будет наблюдать, то не увидит, что с ним случилось, и не сможет позвать на помощь.
 На что же решиться? А что, если с ним уже случилась беда? Если у нее есть хоть капля здравого смысла, она немедленно должна бежать за помощью. Размышляя подобным образом, Ариэл продолжала сидеть, не в силах встать с места.
 Ариэл открыла глаза и посмотрела на тяжелые волны. Каким же надо быть сумасшедшим, чтобы одному отправиться в такое опасное путешествие да еще в штормовую погоду! Мысли одна мрачнее другой проносились у нее в голове. Тупоголовый упрямец, вот кто он, решила Ариэл. Он сделал это, чтобы доказать, что ничего не боится.
 Господи, зачем только она подбила его на это? И каким же нужно быть безмозглым дураком, чтобы послушаться ее! Она лишь хотела, чтобы он изменил свою жизнь, а не бросал ее на ветер.
 Она не подумала, когда обвинила его в трусости. Эти слова вырвались сами собой в самый разгар ссоры. Она никогда не считала его трусом и вовсе не думала, что он боится соперничать с Локби. Он смелый и уверенный в себе человек. Ни минуты не раздумывая, бросился защищать ее, когда четверо вооруженных мужчин ворвались в его комнату в доме Каслтона.
 Ариэл долго размышляла над тем, чем вызваны его грубость, нежелание следовать советам других, его отчаянная бравада, пока не пришла к выводу, что все это — следствие его прошлого, когда ему приходилось сражаться за место под солнцем. Его надменность, грубость, открытая враждебность позволяли ему держать на расстоянии людей, чье общество ему нежелательно.
 Ариэл не понимала только одного: почему все эти качества не отталкивают ее от Леона? Может, просто она не испытала их на себе в полной мере, или здесь что-то другое, что-то более сильное, что держит их вместе. Возможно, это судьба…
 С самого начала он привлек ее тем, что был совершенно не похож на других, что его поступки шли вразрез с общепринятыми. Как она завидовала его независимости, умению противостоять всем тем условностям, перед которыми пасовала она, что было в нем такого, что заставляло его смеяться над вещами, к которым так стремились другие?
 Ариэл считала Леона загадочной личностью, пока покровы тайны не слетели с него и не рассеялись как дым, обнажив боль, которая скопилась в глубинах его души.
 Внутри сильного, храброго, иногда нахального Леона билось разбитое сердце, и он не хотел, чтобы кто-нибудь догадался об этом. Но высокие и крепкие стены, которые он возвел вокруг себя, не мешали Ариэл видеть правду. Она понимала, что сердце Леона жаждет любви, и за эту любовь он отдал бы все на свете. Он хотел не только получать любовь, но и отдавать ее. Возможно, в этом гордом, упрямом человеке был и ее шанс.
 Как долго он уже отсутствует! Достаточно долго, чтобы добраться до пещеры.
 Ариэл подползла к краю скалы и посмотрела вниз на темные громады скал и бурлящее море. Леона не было видно, и только пустая веревка спускалась к самому морю.
 Она уже была готова была закричать от ужаса, как ей внезапно пришло в голову, что натянутая веревка — хороший знак. Если она не раскачивается на ветру, значит, он все еще держится за нее или, войдя в пещеру, привязал ее к камню. А вдруг, со страхом подумала она, веревка напряглась под тяжестью его затонувшего тела?
 Нет. Этого не может быть. Не должно. Он вернется целым и невредимым, потому что она его любит.
 Не чувствуя холода и дождя, Ариэл легла подбородком на острый край скалы. Господи, неужели это возможно? Она советовала ему посмотреть правде в глаза, и вот пришла ее очередь сделать то же самое. А ее правда заключалась в том, что она любит Леона Дюванна. Она любит его уже давно — дни, недели, с того самого момента, когда впервые увидела и заглянула в его горящие, как звезды, глаза и увидела в них все, что он так упорно пытался скрыть. Ариэл посмотрела на темное грозовое небо. Это внезапное открытие свалилось на нее, как могли бы свалиться сами небеса. Это судьба.
 Итак, она любит его. Боже, как она его любит! Когда утром она не захотела снова насладиться его любовью, она уже подспудно сознавала это. Именно любовь заставила ее отказать ему. Она боялась, что уже не сможет жить без него, что ей будет тяжело расстаться с ним. Она боялась, что настанет время и она уже никогда не уйдет от него, что бы он там ни говорил и что бы ни делал.
 И вот пришло время сказать себе правду, и эта правда пугала ее. Она в нарушение своей клятвы никогда не влюбляться в мужчину влюбилась, как глупая девчонка, влюбилась по уши и ничего не могла с этим поделать. Она, которая считала, что, став взрослее и умнее, всегда сможет контролировать свои чувства, вот теперь с головой окунулась в омут. Она отдала свое сердце, душу и тело человеку, который совсем не любил ее и скорее всего никогда не полюбит.
 Она полюбила дикаря.
 И это тоже правда. Понимание происходящего, как острие иглы, пронзило сознание. Леон уже не мычал и не ел руками, но это не делало его меньшим дикарем, а посему менее опасным. Человека можно научить пользоваться вилкой, но как научить его душевной привязанности, если всю свою жизнь он стремился избегать ее?
 Какая ирония судьбы! Ариэл не знала, смеяться ей или плакать. Его ранимость, независимость и гордость — именно те качества, которые ей в нем нравились. Эти же качества всегда будут держать его на некотором расстоянии от нее.
 Способен ли он полюбить ее? Захочет ли хотя бы попытаться? Сможет ли она продолжать любить его, зная, что он никогда не ответит ей взаимностью? Есть ли вообще у нее выбор?
 Ариэл покачала головой, чувствуя, как разум борется с эмоциями. Будучи женщиной, не лишенной здравого смысла, она впервые не знала, как поступить.
 У Ариэл был план, как спасти родителей от долговой тюрьмы, был план, как женить на себе Филипа Пенроуза, как управлять его школой, но у нее не было плана и даже малейшего намека, как вести себя с Леоном и что сказать ему, когда он наконец выберется наверх и посмотрит ей в глаза. Если он, конечно, когда-нибудь выберется.
 Дрожа от холода, Ариэл потуже запахнула мокрое пальто Леона и стала с удовольствием вдыхать его запах. Как долго он торчит там?
 Что она будет делать, если он не вернется?
 А что она будет делать, когда он вернется?
 Согласно ранее намеченному плану, Ариэл хотелось выйти замуж за мистера Пенроуза. Пусть этот брак будет основан не на любви, но она будет с ним счастлива и спокойна, чего никогда не будет с Леоном. Но как жить без любви, если ты уже однажды познала ее?
 Ариэл вытерла слезы и посмотрела вдаль — туда, где серое бушующее море сливается с таким же серым небом. Серый цвет немного успокоил ее. Леон вернется, снова твердо сказала себе Ариэл. А когда вернется, тогда и будем решать. К тому времени в ее голове созреет какой-нибудь новый план. Снизу послышался скрежет металла.
 Глаза Ариэл расширились от удивления, которое тотчас же сменилось недоверием и радостью — на краю скалы лежал меч. Он был длинный, весь покрыт причудливым узором. Несмотря на пелену дождя, от него исходило сияние. Но радость Ариэл при виде этого меча не могла сравниться с той радостью, которую она испытала, увидев появившуюся над скалой голову Леона с прилипшими к лицу черными волосами.
 Ариэл подбежала к нему и, прежде чем Леон занес над скалой ногу, принялась тащить его.
 — Ты нашел его, Леон! — радостно кричала она. — Ты нашел его!
 Леон терпеливо выносил ее помощь, хотя Ариэл сама чувствовала, что больше мешает ему, чем помогает, но ей так хотелось дотронуться до него, что она ничего не могла с собой поделать. Как только его руки и колени оказались на твердой почве, она обвила руками его широкие плечи и заплакала от счастья.
 — Разве так встречают победителя? — спросил Леон, стараясь отдышаться. — У меня есть идея получше.
 Всем телом прижав Ариэл к земле, он жадно поцеловал ее. Его тело было холодным и мокрым, губы горячими, язык грубым и требовательным.
 Ариэл сдалась на милость победителя — человека, который только что заглянул в глаза смерти и хорошо знал, что ему нужно от жизни. Неужели Леон чувствует то же, что и она?
 Тепло разлилось по ее телу, изгоняя из него холод и озноб. Волны страсти поднимались из глубин ее существа. Ее пальцы перебирали его мокрые волосы, тело становилось все податливее под ласками его рук.
 Сладкая нега разлилась по телу Ариэл, и она с упоением ждала, что будет дальше.
 Леон задрал вверх ее мокрые юбки, и холодный воздух обжег ей ноги. Ариэл еще крепче прижалась к Леону и стала ласкать его бедра. Леон вздрогнул и застонал.
 — Что, черт возьми, мы делаем? — спросил он. — Что я себе позволяю? Мы как два взбесившихся животных. Здесь, в такую погоду. Похоже, весь мир сошел с ума.
 — Мне нравится этот сумасшедший мир, — ответила Ариэл.
 — Ну не знаю, — ответил Леон, вставая.
 Ариэл продолжала лежать с задранными на голову юбками, чувствуя холод земли и свою растоптанную гордость.
 Наклонившись, Леон обхватил ее руками за талию и поставил на землю.
 — Спасибо, — прошептала Ариэл, стараясь подавить в себе чувство обиды за то, что он так грубо прервал ласки, и тем более за то, что, не глядя на нее, поднял меч и не оглядываясь зашагал к дому.
 Ничего, это можно пережить. Это будет трудно, но она переживет. Главное для нее сейчас — разработать хороший план.




 Глава 18


 Леон готов был поклясться, что расстояние от Девона до Лондона увеличилось вдвое. Чем еще можно объяснить долгую дорогу обратно в Лондон?
 Сейдж чувствовал себя отвратительно и не мог заснуть. Он был измучен, тело болело, руки, покрытые мелкими ранками, саднили. Топот лошадиных копыт болью отдавался в голове. Но больше всего беспокоили мысли. Его терзали сомнения. Снова и снова повторял себе, что решение принято, дороги назад нет, но это не успокаивало его.
 Надо взять себя в руки и делать дело — эти слова Ариэл жгли ему мозг. Чем больше он размышлял над ними, тем более убеждался в их правоте. Но как поступить? Он уже принял решение: как только они вернутся в Лондон и он отделается от меча, в тот же день уедет обратно на Гавайи.
 Он бы отправился в Лондон в ту же минуту, когда нашел меч, но кучер наотрез отказался ехать в такую погоду. Леон готов был уехать один верхом, но, увидев обиду и разочарование на лице Калвина, согласился остаться и осмотреть поместье.
 Леон осмотрел весь замок, побывал во всех семидесяти комнатах и провел еще одну бессонную ночь в кровати отца, терзаемый мыслью, что в комнате напротив спит предмет его вожделений, который, по всей вероятности, никогда больше не будет принадлежать ему. Ариэл.
 Мысль о ней не давала Леону покоя. Она была его дыханием, его болью, его счастьем. Он вспомнил ее улыбку, нежную кожу и то удовольствие, которое она ему доставляла. Чем больше он о ней думал, тем сильнее желал ее.
 Но сейчас он ее хотел, как никогда, страстно, отчаянно. Там, на вершине скалы, под пронизывающим ветром и холодным дождем Леон отдал ей свою душу и сердце. Одурманенный любовью настолько, он готов на самые отчаянные поступки. Этому надо положить конец.
 Выход из создавшегося положения один: уехать, убежать, скрыться. Он положит меч к ногам леди Сейдж, смиренно выслушает ее объявление о присвоении ему титула маркиза и уедет навсегда. Это будет не месть, как Леон предполагал раньше, а вынужденное отступление.
 Он уйдет с гордо поднятой головой, зная, что честно выиграл титул. Но откажется от него и от всего того, какие он дает возможности. Это будет честная игра. Он понимал, что просто хочет сбежать. Ну и что? — твердил себе Леон, стиснув зубы. Пусть сбежать, лучше это сделать сразу, пока есть силы бороться с самим собой, пока женщина, сумевшая залезть к нему в душу, не завладела всем его существом.
 За окнами кареты проплывали окраины Лондона.
 — Мы почти на месте, — сказал Леон, обращаясь к Ариэл.
 — Да, — ответила она, непроизвольным жестом сжимая и разжимая пальцы рук.
 Пора.
 Этого момента она ждала всю дорогу. Момента, когда можно начать действовать. Сначала она ждала, когда заснет миссис Фаррел, потом долго собиралась с силами и вот наконец решилась.
 Вскинув голову и облизав пересохшие губы, Ариэл посмотрела на Леона. Его рот был плотно сжат, на лбу собрались морщины. Он выглядит измученным. И ничего удивительного. Сейчас все его мысли направлены на встречу с бабушкой, на получение титула маркиза Сейджа, думала девушка, и на его новые обязанности, которые несет этот титул. Вот почему он так задумчив и мрачен. Ей бы развеять его тяжелые думы, развеселить его, а она собирается только добавить ему сложностей своим разговором. Но ничего не поделаешь, время поджимает, а они, по всей вероятности, видятся в последний раз.
 — В чем дело? — спросил Леон, заметив, что Ариэл хочет что-то сказать ему.
 — Я уже давно над этим размышляю и хотела бы высказать все, прежде чем мы расстанемся.
 — Слушаю.
 — Ты задал мне вопрос, после того как ты… после того как мы…
 Ариэл бросила на миссис Фаррел осторожный взгляд, но та тихо посапывала, забившись в угол кареты.
 — Понимаю. Продолжай.
 — Я тебе солгала. Но моя ложь была для меня защитой, да и тебя не хотела расстраивать.
 Господи, почему так трудно говорить вслух то, что в голове ты уже прокрутила тысячу раз!
 — Я лгала, — повторила Ариэл, собравшись с духом, — когда сказала, что ты первый мужчина в моей жизни. Очень давно, в юности, у меня был другой.
 Ее слова потрясли Леона.
 — Другой мужчина?! — воскликнул он. — Ты уверена в этом?
 Ариэл приложила палец к его губам, умоляя помолчать.
 — Конечно, уверена, — прошептала она. — Я ведь не ребенок. И пожалуйста, говори тише. Я не хочу, чтобы устами нашей сплетницы, — кивок в сторону миссис Фаррел, — об этом узнал весь Лондон.
 Леон кивнул и постучал в потолок кареты.
 — Останови лошадей! — закричал он кучеру, разбудив своим криком и миссис Фаррел.
 Чем вызвана такая спешка? Он даже не захотел меня выслушать.
 — Где мы? — спросила сонная миссис Фаррел.
 — Почти дома, — ответил Леон, открывая дверцу кареты. — Думаю, нет необходимости вам ехать с нами к леди Сейдж. Сейчас мы найдем экипаж, и вы можете отправляться домой. Уверен, долгое путешествие утомило вас.
 Леон помог миссис Фаррел выйти из кареты, нашел извозчика и, заплатив ему, приказал везти старую даму в Паддингтон.
 Почему она всегда сомневается в доброте Леона, думала Ариэл, наблюдая за ним? Ее сердце наполнилось нежностью. Сколько раз она убеждалась в том, что у него доброе, отзывчивое сердце. Разве не он пощадил кролика, разве не он уступил дворецкому, увидев разочарование на его лице?
 Но доброта — это одно, а любовь — совсем другое. Способен он на любовь к женщине? Способен ли полюбить ее так, как она его?
 Леон вернулся в карету, сел на место миссис Фаррел и приказал кучеру трогать.
 — Ну, теперь нашей сплетницы нет, — сказал он, устраиваясь поудобнее. — Я весь горю от нетерпения поскорее узнать, зачем ты обманула меня, сказав, что ты девственница.
 — Потому, — начала Ариэл, решимости у которой поубавилось, — потому что я трусиха.
 — Это не ответ, — сказал Леон, отворачиваясь к окну, — отговорка. У нас нет времени на пустые разговоры.
 — Ну хорошо, — решилась Ариэл. — Какая теперь разница? Я с самого начала не предупредила, потому что считала: это никого не касается. Но потом, когда ты спросил меня, я не смогла сказать правду, боялась, что ты больше не захочешь…
 Сердце Леона сжалось, дыхание участилось. Ему захотелось схватить ее в свои объятия, целовать и говорить, что она самая желанная и тогда, и сейчас, и будет всегда.
 Но вместо этого он нахмурился и сердито посмотрел на Ариэл:
 — Ты вела себя как глупая служанка, которая стремится скрыть от хозяев свой позор из-за боязни быть уволенной. Ничего не вижу позорного в этом.
 — Я боялась, что ты осудишь меня. Многие мужчины так бы и поступили. Ты же сам предупреждал о том, что мистер Пенроуз будет разочарован, узнав, что я не девственница.
 — Мало ли что я говорил. Я не Пенроуз и не такой, как все мужчины.
 Ариэл облегченно вздохнула.
 — Ответь мне только на один вопрос, — продолжал Леон. — Этот мужчина, который у тебя был первым, любил тебя? И любила ли ты его?
 — Мы едва знали друг друга, — ответила Ариэл, застенчиво улыбаясь. — Он скорее был мальчиком, а не мужчиной. Это было так давно, что я уже все забыла.
 — Понимаю, — задумчиво произнес Леон, не совсем еще разобравшись, что он чувствует. Конечно, ему хотелось, чтобы он был у нее первым, но раз так случилось, ничего не поделаешь. Похоже, тот, первый, оставил у нее самые плохие воспоминания или вовсе никаких.
 — Мне было семнадцать, — продолжала Ариэл, решив рассказать всю правду, — а он был сыном наших хороших знакомых, которые приехали к нам погостить на лето. Он был такой красивый и милый, а я была…
 — Уже полностью зрелой, — добавил Леон.
 — Никогда не думала о себе таким образом, но, пожалуй, ты прав. Однажды утром мы катались верхом и отстали от наших друзей, начался дождь, и мы…
 — Позволь я закончу за тебя, — прервал ее Леон. — Он знал место, где бы вы могли укрыться от дождя.
 Ариэл кивнула.
 — Рядом был небольшой сарай, — сказала она.
 — Естественно. Всегда поблизости найдется сарай, или какая-нибудь заброшенная хижина, или стог сена, куда мужчина может заманить женщину, если хочет остаться с ней наедине.
 — Он не заманивал меня. Просто пошел дождь, и нам надо было укрыться. К тому же моя лошадь захромала.
 — Могу себе представить. — Леон покачал головой. — Поверь мне, Ариэл, если бы твоя лошадь не захромала, твой хитрый Галахад придумал бы что-нибудь другое: подвернул ногу, заблудился, заболел — да все, что угодно, лишь бы затащить тебя в этот сарай.
 — Почему ты так думаешь?
 — Поверь мне, — снова сказал Леон. — Уж кто-кто, а я-то хорошо знаю.
 — Ты думаешь, он все заранее спланировал?
 — Я в этом совершенно уверен. Ты была слишком доверчивой и наивной, чтобы понять это. Черт, — выругался Леон, заметив недоверчивое выражение на ее лице, — ты такой же и осталась.
 — Если то, что ты говоришь правда, тогда он просто обманул меня. — Глаза Ариэл вспыхнули гневом. — Какой подонок! Низкий, изобретательный, ничтожный подонок.
 Леону хотелось смеяться, но внезапно его осенила одна мысль.
 — Он не изнасиловал тебя? — Леон внимательно вглядывался в лицо Ариэл.
 Она покачала головой, и по ее виду можно было понять, что она скорее возмущена, чем испугана.
 — Нет. Он не насиловал меня. Он бы просто не осмелился. Я вела себя как безмозглая овца. Теперь я понимаю свое поведение. Взрослая безмозглая овца, которую легко затащить, как ты правильно подметил, в сарай. — Сердясь на себя, Ариэл даже стукнула ногой по днищу кареты. — Он обманул меня, мерзкий негодяй, а я поверила ему. Конечно, сама во всем виновата. Мне было интересно узнать, что чувствует девочка, когда ее обнимает и целует мальчик. Но я хотела только поцелуев. Все остальное случилось как-то само собой. Он сказал, что останавливать его…
 — Бесчеловечно, — закончил за нее Леон, — что это вредно для его здоровья, что уж если ты согласилась пойти с ним, то не должна возражать, возбудив его. Одним словом, он уговорил тебя. Это известная ловушка для женщин, моя дорогая.
 — Откуда ты все знаешь? Леон пожал плечами.
 — Я тоже не новичок в этом деле, — сказал он и, прежде чем Ариэл успела возмутиться, добавил: — Но я никогда не использовал подобные приемы, чтобы соблазнить женщину. Все они были достаточно взрослыми и умными и понимали, чего от них хочет мужчина.
 — Но ты ведь все-таки заманивал их. Мужчины такие хитрецы.
 — Мужчины? А кто из нас расставляет сети, чтобы заманить туда старину Пенроуза?
 — Это совсем другое. Если мы поженимся, то по взаимному согласию, и это будет выгодно для нас обоих. Я собираюсь выложить на стол все карты.
 От удивления брови Леона поползли вверх.
 — Ну хорошо. Все, кроме одной.
 — Теперь я понимаю, почему ты заговорила о несчастном случае и трюке с кровью животного, — сухо заметил Леон.
 — Я все обдумала заранее, — согласилась Ариэл.
 — Вот молодец. Очень предусмотрительная молодая леди.
 — Ты продолжаешь называть меня леди? Мне казалось, после моего признания ты станешь называть меня испорченным товаром.
 — Испорченным товаром? Это что еще за штука?
 — Так в Англии называют женщин, которые потеряли свою девственность еще до свадьбы.
 — Ах, вот что. А как в таком случае называют мужчину? Самцом? Распутником? Или чем-то в этом роде? Должны же их тоже как-то называть?
 — Мужчины совсем другое дело, — ответила Ариэл.
 — Ты действительно так считаешь?
 — Ну, я не знаю. Несколько лет назад за мной ухаживал один джентльмен, у которого были серьезные намерения. Я совершила большую ошибку, рассказав ему правду.
 — Какова же была его реакция?
 — Он сказал, что понимает меня, что каждый может ошибиться, но это никак не повлияет на его отношение ко мне, но потом внезапно вспомнил, что его ждут в другом месте, и быстро ретировался. Больше я его не видела.
 — Ты почувствовала себя несчастной?
 Ариэл смущенно кивнула, и Леон сразу же возненавидел этого неизвестного ему мужчину за то, что он обманул ожидания Ариэл.
 — Он преподал мне хороший урок. У меня открылись глаза на многое. Общество по-разному относится к мужчине и женщине. Что можно мужчине, то запрещается женщине. Тем летом я поняла, что эта рана в душе останется у меня на всю жизнь. — Ариэл смело посмотрела Леону в глаза. — Ты считаешь, что так мне и надо?
 Как он может так считать? Он не знал никого прекраснее ее. Она была такой смелой и такой беззащитной, что у Леона сжалось сердце. Одна в целом мире, когда каждый мог швырнуть в нее камнем. Вот почему Ариэл так ухватилась за Пенроуза. В нем она искала защиту и опору. Леону было хорошо знакомо это чувство одиночества.
 Использованная вещь. Надо же придумать такое. И эти слова для женщины, которая любит и хочет быть любимой. И все это происходит в цивилизованном мире!
 — Так что ты ответишь? — спросила Ариэл.
 — Если ты думаешь, что я осуждаю тебя, то ошибаешься. Но ты хочешь знать, осуждаю ли я тебя как женщину?
 — Да.
 Ариэл вся напряглась в ожидании. Под ее внимательным взглядом Леон пытался найти подходящие слова. Ему хотелось сказать ей, чтобы она не обращала внимания на мнение лицемерного общества, что любой мужчина, по достоинству оценивший ее, сочтет за честь быть с ней рядом.
 — Нет, не осуждаю, — ответил он наконец, — и считаю, Пенроузу очень повезло.
 Вероятно, Леон должен был решительным шагом войти в салон леди Сейдж, размахивая над головой неоспоримым свидетельством своей победы. Однако все его мысли были заняты Ариэл. Как она отреагирует, узнав о его отъезде? Подумает ли она о нем так же, как о том человеке, которому уже рассказала правду? Он пытался убедить, что ее прошлое не имеет значения, но эти же пустые слова говорил ей и тот. Если Леон уедет сейчас, она снова станет глубоко несчастной. Но если останется, то за себя не ручается.
 Он уже принял решение и должен уехать, но также должен каким-то образом защитить ее и уже предпринял ряд мер, чтобы стабилизировать ее финансовое положение. Что он еще может сделать для нее? Как заставить ее забыть прошлое? Как уберечь от Пенроуза?
 Ариэл молча поднималась вместе с Леоном по широкой лестнице. Выражение ее лица было задумчивым. Лишь когда они подошли к массивной, сверкающей позолотой двери и остановились, ожидая, когда возвестят об их приходе, нежно коснулась рукава Леона и улыбнулась ему ободряющей улыбкой. Боясь отвлечься, он промолчал.
 Леон не удивился, увидев сидящих в зале Локби и его мать с самодовольными улыбками на лицах, однако его удивлению не было конца, когда заметил, что Локби держит в руках меч такой же, как и тот, что был в его руке.
 — Еще один подарок! — воскликнула леди Сейдж, явно наслаждаясь сложившейся ситуацией. Она даже привстала со своего похожего на трон кресла. Вслед за ней привстали и собаки.
 — Чудесно, чудесно! Кажется, молодые люди решили одарить меня подарками. И как вы оба быстро сработали. Я потрясена.
 — Перестань нести чепуху, мама, — оборвала ее дочь. — Это неприлично. Кроме того, сегодня не день твоего рождения. Второй меч не что иное, как фальшивка.
 — Один из них, — поправила ее леди Сейдж. — Но как узнать, который?
 — Здесь надо принять во внимание саму личность, — заявила дочь, не обращая внимания на слова матери. — С одной стороны — человек с именем, хорошей репутацией, пользующийся уважением общества… Все это надо принимать во внимание.
 — Так-то оно так, но условия у нас были совсем другими. С обиженным видом леди Локби склонилась к сыну, чтобы утешить его, но он оттолкнул ее.
 — Я первым нашел этот меч, бабушка! — закричал он. — Разве это не я первым принес его?
 — Мы устраивали не гонки, мой мальчик, а честный поиск. К счастью, я могу распознать, какой подлинный, и легко узнаю, кто из вас решил обмануть меня.
 — Как ты узнаешь? — возмутилась леди Локби, лицо которой побледнело. — Насколько мне известно, ты никогда не видела его.
 Леди Сейдж кивнула в знак согласия:
 — Ты говоришь истинную правду, моя дорогая, но тебе должно быть известно, что женщины не глупее мужчин, и они хорошо усваивают те знания, которые вкладывают в их головы. Когда я была еще невестой, моя будущая свекровь учила меня, какой должна быть настоящая маркиза. Она рассказала мне массу полезных вещей и поведала все предания семьи Сейдж. Ей самой не раз случалось видеть этот меч, и она описала мне его в деталях. Я запомнила каждое ее слово. Принесите мне свои мечи, — приказала леди Сейдж внукам.
 Молодые люди повиновались.
 Леди Сейдж царственно склонила голову, чтобы получше рассмотреть мечи:
 — Так, украшенный драгоценностями обод, плетеная рукоять, чтобы она не скользила во время битвы. В этом они оба похожи. Если еще на них будет изображение части герба, то я окажусь в затруднительном положении.
 Краем глаза Леон видел, как Локби поежился, словно ему внезапно стало холодно.
 — Какое еще изображение? — спросила его мать.
 — Бант и кинжал, которые являются неотъемлемой частью герба маркизов Сейдж. Предполагалось, что на лезвии меча будет изображен весь герб, но успели выгравировать только эту часть, так как в то время началась война и этот меч принес победу. Поэтому впоследствии решено было оставить только бант и кинжал.
 Леди Локби недоверчиво покачала головой:
 — Право, мама, прошло столько времени, и гравировка могла стереться.
 Леди Сейдж грозно стукнула палкой об пол.
 — Хватит прерывать меня, — приказала она. — Пожалуйста, поверните мечи обратной стороной.
 Положив тяжелый меч на запястье, Леон осторожно перевернул его, и лицо леди Сейдж засияло улыбкой: чуть пониже рукоятки виднелась гравировка.
 — Бант и кинжал, — с явным удовольствием заключила вдова. — Ты принес мне большую радость, — сказала она.
 Прежде чем Леон успел ответить, Локби занес меч над его головой. Реакция Леона была молниеносной: мечи скрестились в воздухе, посыпались искры, и меч Локби упал к его ногам.
 Локби выругался и, сжав кулаки, стал наступать на Леона.
 — Ублюдок! — кричал он. — Что ты из себя воображаешь?
 — Ну уж, конечно, не ублюдка, — отпарировал Леон, — иначе я бы раскроил тебе череп, дорогой кузен.
 — Не смей называть меня кузеном. Значит, ты собираешься передать ему титул? — спросил Локби, обращаясь к бабушке.
 — И немедленно.
 — Будьте вы все прокляты.
 — Адам, придержи язык, — посоветовала ему мать, хватая сына за руку. — Есть другие способы…
 — Уж будь уверена, я сумею справиться с тобой, старая ведьма! — кричал Локби, сбрасывая с себя руку матери. — Силой оружия я получу этот титул и все, что мне причитается. Можешь отдать ему этот титул, и посмотрим, что из этого выйдет. Твои дни сочтены, лорд-дикарь… Титул будет моим.
 Локби выскочил из зала. Элизабет Локби поспешила за сыном, но в дверях остановилась и бросила на мать взгляд, полный злобы.
 — Я тебе этого никогда не прощу! — завизжала она. — Никогда! Прощай навсегда! Адам, подожди меня.
 Ее крики еще долго слышались в холле, пока дворецкий не закрыл за ними дверь.
 — Слава Богу, все кончилось, — сказала леди Сейдж, взмахом руки подзывая к себе лаявших собак. — Угрозы этой парочки нельзя принимать всерьез. Навсегда продлится лишь до Пасхи, а угрозам Адама не надо придавать значения.
 — Я и не придаю, — ответил Леон.
 — Молодец. А сейчас давайте перейдем к более приятным вещам. — Леди Сейдж широко улыбнулась. — Я направила письмо королю и позаботилась о многих других вещах. Ты заслужил этот титул, мой дорогой мальчик, и скоро его получишь.
 Леон склонил голову, наслаждаясь моментом. Час мести наступил. Жаль, нет свидетелей. Ему хотелось бы бросить вызов перед лицом всей Англии. Пусть знают, что такое дикарь.
 — Рад был услужить вам, но…
 — Но, — прервала его леди Сейдж, по-своему истолковав его слова, — но есть еще одно маленькое дельце, которое мы должны уладить безотлагательно.
 Леон чуть не рассмеялся, удивляясь наивности старой дамы. Но почему не дать ей возможность высказаться до конца?
 — Горю от нетерпения узнать, в чем же состоит это маленькое дельце.
 — Ты нашел меч, — ответила бабушка, — а сейчас ты должен найти себе достойную невесту, и я провозглашу тебя лордом Сейджем.
 Ариэл онемела от удивления. Она посмотрела на Леона и увидела его изумленное лицо. Ей стало смешно, и, чтобы не рассмеяться, она прикрыла рот ладонью.
 — Извините, — сказала она, желая скорее покинуть комнату, — разговор становится личным, и я хотела бы…
 — Нет, — прервал ее Леон. Он прислонил меч к стоявшему справа креслу и с интересом посмотрел на бабушку.
 — Какое вам дело до моей невесты? — спросил он.
 — Ты отлично справился со своей задачей, и я хочу позаботиться о тебе, — не моргнув глазом ответила вдова. — Пока ты отсутствовал, я навела о тебе справки и узнала много интересного.
 — Что именно?
 — Ты, оказывается, очень богатый человек.
 — Мне везло с инвестициями, — ответил Леон, пожав плечами.
 — В этом ты похож на отца. Благодаря ему ты скоро станешь еще богаче.
 — Деньги как таковые меня не интересуют, и особенно деньги отца.
 — Напрасно. Деньги в наше время решают все. Постарайся запомнить это.
 — Постараюсь.
 — Я также узнала, что ты провел несколько лет в Париже.
 — Правильно.
 — У меня много связей в этом городе, и я навела о тебе справки. Хочешь знать, что я узнала, или тебе это будет неприятно?
 — Говорите открыто. Мне нечего скрывать.
 — Мне сказали, что у тебя хорошая голова, но ты большой распутник. Мне рассказывали такие истории о тебе, что у меня чуть уши не завяли. Странно, что мы не повстречались раньше: у нас много общих знакомых. Как-нибудь ты мне расскажешь о них.
 — С удовольствием. Значит, вы одобряете мой стиль жизни?
 — Совсем не одобряю, — ответила бабушка, широко улыбаясь.
 Ариэл никак не могла понять, куда она клонит. Ей совсем не хотелось слушать разговоры о распутном прошлом Леона. И какое ей дело до его женитьбы?
 — Просто понимаю, что у каждого человека есть маленькие слабости, — продолжала тем временем бабушка, — но все-таки надо быть более благоразумным. У меня создалось впечатление, что ты ненавидишь парижан.
 — Возможно.
 — Возможно, — передразнила Леона леди Сейдж. — Насколько мне известно, твоя мать наполовину француженка.
 — Да.
 — Ее предки жили в Париже, не так ли?
 — Да, так.
 Ариэл напряглась, опасаясь, что вдова коснется больных струн души Леона и снова его расстроит.
 — Ну ладно, — продолжала леди Сейдж, — хочу надеяться, что здесь твои выходки не повторятся. А для этого тебе надо жениться.
 — По вашей теории женатый мужчина не может ходить к проституткам? — с вызовом спросил Леон.
 — Мне почему-то кажется, что ты не будешь. Мне будет спокойнее видеть тебя женатым. — Леди Сейдж с одобрением оглядела внука. — Судя по всему, ты здоровый мужик и за наследником дело не станет.
 — Внешний вид бывает обманчив, — с раздражением ответил Леон.
 Леди Сейдж весело рассмеялась:
 — Поверь мне, Леон, уж кто-кто, а я на этот счет не обманываюсь.
 — Могу я сказать то же самое о вас?
 — Если осмелишься. Я уже старая дама, а у стариков могут быть свои маленькие слабости.
 — Похоже, дела складываются не в мою пользу, — сказал Леон с недовольным видом. Он встал и отошел от кресла!
 Ариэл не могла понять, почему они ведут этот разговор в ее присутствии. Она была уверена, что Леону совсем не нравится идея заранее спланированного брака, но возможно, она ошибалась. Иногда женятся из чисто политических соображений. Ведь она тоже спланировала свой брак.
 — Дела пока никак не складываются, — ответила бабушка. — Ты сам можешь выбрать себе невесту.
 — Вы слишком великодушны, — ответил Леон.
 — Конечно, она должна мне понравиться. Не смотри так сердито. В Лондоне полно молодых красивых девушек, которые с удовольствием выйдут замуж за богатого маркиза. Твой имидж дикаря только раззадорит их. Уверена, ты будешь гвоздем предстоящего сезона.
 — Я счастлив, — ответил Леон с видом разъяренного тигра. По всему видно, что он не горит нетерпением найти себе женщину и рожать с ней детей. Это немного успокоило Ариэл, которая уже представила себе, как он выбирает жену среди самых великолепных красавиц.
 — Осмелюсь сказать, — продолжала бабушка, — у меня на примете есть целый ряд молодых особ, которые красивы и, самое главное, нравятся мне. Если хочешь, я составлю тебе их список.
 — Нет, — резко ответил Леон. — Не хочу даже слышать об этом.
 Нервничая, он зашагал по комнате.
 Ариэл посмотрела на вдову, которая не спускала глаз с внука. Почувствовав на себе взгляд Ариэл, леди Сейдж повернула голову и встретилась с ее взглядом. По спине Ариэл побежали мурашки, и она, переведя взгляд на Леона, увидела, что он тоже смотрит на нее стоя, скрестив ноги и оперевшись на каминную полку.
 Внимательно оглядев Ариэл с головы до ног, Леон задумчиво посмотрел в окно, а затем на бабушку, которая все еще продолжала рассматривать Ариэл.
 Почему они на нее так смотрят? Пожалуй, с нее хватит. Она уже хотела подняться, но Леон вдруг заговорил.
 — Я согласен, — сказал он. — Мне действительно нужна хорошая жена.
 — Чудесно! — воскликнула леди Сейдж, вся просияв. От удивления Ариэл открыла рот, а сердце ее упало.
 — Я знаю одну женщину, которая будет мне хорошей женой, — продолжал Леон.
 Ариэл отвернулась, чтобы скрыть слезы. Почему она не ушла? Зачем ей знать, кого он возьмет себе в жены? Вдова сияла.
 — Вот и хорошо, — сказала она. — Кто же эта женщина и когда я буду иметь удовольствие познакомиться с ней?
 — Вы уже знакомы, — ответил Леон, посмотрев на Ариэл. — Я хочу жениться на мисс Холлидей.




 Глава 19


 «Хочу жениться на мисс Холлидей». Ну просто как обухом по голове. Ариэл онемела от изумления.
 — Ты шутник, — рассмеялась леди Сейдж.
 — Уверяю вас, дорогая леди, я никогда еще не был так серьезен.
 Даже будучи в полной прострации, Ариэл уловила в его голосе твердую уверенность.
 — Она хорошенькая, — сказала бабушка, — и я могу понять тебя. Вы часто оставались наедине, и ты к ней привык, но пораскинь мозгами, мой мальчик, это не то, что тебе нужно. Она для тебя совершенно неподходящая пара.
 — Именно она мне подходит, — непреклонно заявил Леон. — Я не стану маркизом, если она не будет моей маркизой. Взвесьте все «за» и «против»: или мисс Холлидей, или Локби.
 Ариэл видела, что вдова пришла в замешательство, ее доброе лицо омрачилось.
 — Полагаю, твой отец баронет? — спросила она, оглядывая Ариэл с ног до головы, будто видит ее в первый раз.
 — Да. И врач, — ответила Ариэл.
 Гордость, с которой были сказаны эти слова, заставила вдову внимательнее присмотреться к Ариэл.
 «Пусть себе смотрит. Может, я и не самая подходящая невеста для ее внука, но я дочь джентльмена и горжусь этим».
 — Гм-м, — промычала леди Сейдж. — Полагаю, у вас нет земель?
 — Моя семья владеет очаровательным домиком в Клапам-Коммон.
 — Клапам-Коммон. — Леди Сейдж нахмурилась, вспоминая, как будто южная окраина города была ей совершенно незнакома. — Ах, да, Клапам-Коммон. Ты действительно хочешь этого? — спросила она внука.
 — Решительно и бесповоротно.
 — В таком случае… — На лице вдовы появилась приветливая улыбка. — Добро пожаловать в нашу семью, моя дорогая мисс Холлидей.
 — Благодарю вас, — сказала Ариэл, стараясь успокоиться. Она все еще никак не могла оправиться от шока, вызванного словами Леона. Явная неохота, с которой вдова дала согласие на этот брак, поставила ее в еще более затруднительное положение. — Я, конечно, польщена, но для меня это большая неожиданность. Мне нужно подумать, прежде чем дать ответ.
 Леди Сейдж насмешливо фыркнула.
 — Глупости, — сказала она. — О чем здесь можно думать. — Она кивнула головой в сторону Леона. — Он красив, богат и хочет тебя. О чем еще может мечтать женщина в твоем положении и твоем возрасте? Надеюсь, ты достаточно умна, чтобы оценить этот брак. Зачем надо откладывать решение, когда мы все прекрасно понимаем, что ответ будет положительным.
 Леон расположился в стоявшем рядом кресле и с любопытством смотрел на Ариэл, предоставив бабушке говорить за него. Его безразличный взгляд, в то время как Ариэл ждала от него нежных слов, выражающих его чувства, больно задел ее. Можно представить, какая жизнь ее ждет с ним. Нет, она не должна принимать его предложение, решила Ариэл.
 — Мне понятны ваши доводы, — сказала она вдове. — Просто я привыкла относиться ко всему серьезно и видеть во всем логику. Однако, если вы настаиваете, чтобы ответ был дан немедленно, я могу это сделать.
 — Не вижу причин медлить, — сказала вдова.
 — В таком случае я вынуждена отклонить предложение милорда.
 Милорд немедленно вскочил на ноги. Вид его уже не был таким безучастным.
 — Почему?! — закричал он.
 — Потому что мне хотелось бы знать ваши мотивы, сэр.
 — Мотивы? Какие еще мотивы? Я богат и смогу обеспечить тебя всем необходимым.
 — Этого недостаточно.
 На щеках Леона заходили желваки, рот плотно сжался.
 — Очень хорошо, мадам, — сказал он.
 Леон схватил меч и подошел к бабушке, которая наблюдала за сценой с явным интересом.
 — Оказывается, бабушка, — продолжал он, — мы оба сегодня и выиграли, и проиграли. Единственная женщина, которая мне нужна, отвергла мое предложение, а я отклоняю ваше.
 — Не валяй дурака, — ответила маркиза. — Всегда можно найти другую, а вот родную кровь не заменишь. Ты нашел меч и заслуженно получил титул.
 — Совершенно верно, и сейчас я отказываюсь от меча и от титула. Они ваши и поступайте с ними по собственному усмотрению. Мне они не нужны.
 Ариэл наблюдала, как Леон положил меч у ног леди Сейдж, и не знала, что делать: то ли вмешаться, то ли оставить все, как есть.
 — Вернись, — сказала вдова, когда Леон направился к двери. — Я решила, что именно ты будешь маркизом Сейджем, и не отступлю от своего слова. Ты не можешь вот так просто отказаться от звания пэра и всего, что с ним связано.
 — Я это уже сделал, — ответил Леон, подходя к двери.
 — Как ты смеешь так поступать со мной? Ты бросаешь мне под ноги не только меч и титул, но и вековые традиции нашей семьи. Это твое наследство, мой мальчик, хочешь ты этого или нет. Неужели все это ничего для тебя не значит?
 Леон остановился и, повернувшись, встретился с горящим взглядом вдовы.
 — Это значит для меня то же самое, что значило раньше и что будет значить всегда, — ничего. Абсолютно ничего.
 — Ты бессовестный, неблагодарный…
 Конца гневной тирады вдовы Ариэл уже не слышала. Она выбежала вслед за Леоном, теряясь в догадках, почему ее отказ принять его предложение вызвал такой скандал. Ведь совсем недавно Леон согласился принять титул.
 Неужели он отказался от него только ради нее? Какой во всем этом смысл? И тут же сама себе ответила: он всегда совершает бессмысленные поступки, когда бывает зол.
 — Леон, подожди! — закричала Ариэл и, подхватив юбку, устремилась за ним вниз по лестнице. — Мне нужно поговорить с тобой.
 — Тогда тебе не повезло, — бросил Леон через плечо. — Я устал от разговоров. Я устал от всех вас и от этой Богом забытой страны.
 — Что ты собираешься делать?
 — Я уезжаю, — ответил Леон, отталкивая швейцара, который распахнул перед ним дверь.
 — Ты не можешь уехать! — кричала Ариэл, чувствуя, как сильно бьется в груди ее сердце. Почему же он не может уехать? Он волен поступать, как ему захочется. — Куда ты уедешь?
 Леон остановился и посмотрел на нее таким холодным взглядом, что она невольно отступила назад.
 — Это не твое дело, — ответил он. — Я тебя никогда не интересовал.
 — Прекрасно, — заключила Ариэл. — Можешь уезжать. Беги, куда хочешь, но прежде ответь на один вопрос.
 Леон с безразличным видом посмотрел на нее.
 — Почему ты решил жениться на мне? — потребовала Ариэл ответа.
 Леон несколько минут молча смотрел на Ариэл, затем на его лице появилась так хорошо знакомая ей наглая усмешка.
 — Я знал, что ты мне откажешь, и воспользовался этим, чтобы не попасть в лапы старухи.
 — А если бы я приняла твое предложение?
 — Тогда бы мы оба об этом горько пожалели.
 В это время из-за двери появился Адам Локби, где он, похоже, прятался все это время. Сердце Ариэл сжалось от страха, и она поискала глазами леди Локби, но ее нигде не было. Судя по его красному лицу и сумасшедшему блеску глаз, можно легко представить, какую сцену закатила матушка своему отпрыску.
 — Можно вас на пару слов? — с вызовом бросил Локби.
 — Не сейчас, Локби, — ответил Леон, стараясь обойти его, но последний преградил ему путь.
 — Именно сейчас, черт бы побрал вашу светлость.
 Его голос поднялся до крика, и в каждом слове сквозило презрение. Прохожие на улице стали оборачиваться и смотрели на них с нескрываемым любопытством. Какой скандал! Ариэл не знала, что ей делать. Никому не известный лорд-дикарь ругается со своим известным кузеном прямо у порога дома их бабушки. Теперь сплетен не оберешься.
 Ариэл потянула Леона за рукав.
 — Может, вам лучше войти в дом и выслушать его, — предложила она.
 Мускулы на руке Леона напряглись, и она чувствовала их железную округлость. Она знала, не глядя на него, какое жесткое выражение сейчас на его лице. Ей оставалось только надеяться, что он сумеет контролировать себя. Сейчас, как никогда, ему надо сохранять спокойствие, потому что Локби явно нарывался на драку.
 — Нет, — резко ответил Леон на предложение Ариэл. — В сложившихся обстоятельствах у меня нет ни малейшего желания разговаривать с кем бы то ни было.
 — Ах, так! — закричал Локби. — Не прошло и получаса, как он стал лордом, а уже корчит из себя невесть что.
 — Не говорите глупостей, — вмешалась Ариэл, испугавшись, что Леон потеряет терпение. — Сейчас просто неподходящее время.
 — А ты кто такая?! — закричал Локби. — Кто тебя спрашивает?
 Ариэл почувствовала, как мускулы на теле Леона напряглись еще сильнее.
 — Извинись, — сказал он, не повышая голоса.
 Локби попытался отказаться, но, заметив тяжелый взгляд Леона, не осмелился этого сделать.
 — Прошу прощения, — прошептал он дрожащим голосом. — Хотя мне не совсем понятно, почему я должен извиняться, так как она не меньше других виновата в том, что мне не достался титул.
 — Оскорбляя других, вы решили вернуть его обратно, — сказал Леон. Его улыбка была презрительной, а спокойный голос делал положение Локби еще более унизительным. — Скрываетесь в засаде и набрасываетесь на меня при всем честном народе, обвиняя в самых нелепых вещах. Похоже, все, что мне сказали о вас, правда. Вы невежественный, легко манипулируемыи сорвиголова, и вам не следует давать власть, даже ее малую толику.
 Молодой человек смотрел на Леона с явной обидой.
 — И вы осмеливаетесь говорить мне это прямо в лицо? Как вы смеете?
 — Смею, — спокойно ответил Леон. — Я знаю, что действую нецивилизованно, но я привык делать все, что хочу. Вы, наверное, слышали, какие ходят обо мне слухи. Если вы сейчас же не пропустите меня, то убедитесь в их правильности.
 — Сначала вы меня оскорбляете, а теперь еще и угрожаете. Это вы испытываете мое терпение, кузен. Клянусь Богом, вы не сдвинетесь с этого места. Я требую сатисфакции! — закричал, набычившись, Локби.
 По толпе собравшихся прокатился ропот.
 — Назовите ваших секундантов, сэр.
 Дуэль. Ариэл стало плохо. Этот дурак вызывал Леона на дуэль, запрещенную законом и осмеянную обществом. Локби просил Леона назвать двух своих друзей, которые поутру встретятся с его друзьями, и последние сделают официальный вызов. Затем все в назначенный час встретятся в тайном месте и будут стреляться.
 — Боюсь, должен разочаровать вас, — сказал Леон все тем же бесстрастным голосом, который уже начал пугать Ариэл. — У меня нет друзей. Кроме того, я не собираюсь участвовать в фарсе, устроенном человеком, у которого нет ни малейшего представления о чести.
 Глаза Локби превратились в щелки.
 — Так вы не принимаете мой вызов?
 — Принимаю, — ответил Леон.
 Ариэл видела, что в глазах Локби мелькнуло торжество, и рот растянулся в самодовольной улыбке, но Леон тут же добавил:
 — Я вижу, у вас чешутся кулаки, и я могу удовлетворить вашу потребность в драке, но на моих условиях. Прямо здесь и немедленно.
 Толпа возбужденно загудела. Спектакль обещал быть интересным, и многие придвинулись поближе.
 — Обычная уличная драка, — заметил Локби с наглой усмешкой. — Вот, значит, как вы защищаете свою честь. Значит, все, что я слышал, — правда. Вы действительно животное. Зачем только мой дядя вспомнил о вас на своем смертном одре. Лучше для всех нас, чтобы вы навсегда оставались в джунглях. Там ваше место.
 Локби продолжал еще что-то говорить, когда Леон шагнул вперед и схватил его за горло. В толпе раздались крики. Леон приподнял Локби и ударил его кулаком в лицо. Толпа ахнула.
 Второй удар пришелся в солнечное сплетение, отчего Локби согнулся пополам. Пока он пытался выпрямиться, Леон нанес ему еще ряд ударов.
 Ариэл часто была свидетельницей драк в школе, когда мальчишки наносили друг другу неумелые удары, пока все не заканчивалось возней на полу, их разнимали и растаскивали по разным углам.
 Но то, что происходит сейчас, не просто драка. Это избиение, когда удары сыплются один за другим, не давая Локби возможности опомниться. Он упал спиной на ступени лестницы и не мог подняться. По его испуганному лицу было видно, что он не ожидал такой жестокости.
 Леон оступился, и молодому человеку удалось, ухватив его за ногу, увлечь за собой на ступени, где они катались, ударяясь о железные перила, пока не выкатились на улицу под ноги зевак. Все было испачкано кровью, преимущественно кровью Локби.
 Леон ухватил Локби за шиворот, поставил на ноги и с такой силой ударил о стенку припаркованного экипажа, что из последнего дождем посыпались стекла.
 Цепляясь за перила, Ариэл устремилась за ними вниз по лестнице. Где-то позади послышался голос вдовы, которая выскочила из дома узнать, что происходит на улице.
 Ариэл молила Бога, чтобы они остановились. С того самого момента, когда Леон нанес своему врагу первый сокрушительный удар, у нее из головы не выходили его слова, сказанные ей в Рестомеле: у него есть склонность к драке, и он дерется из-за самых пустяковых вещей, но особенно тогда, когда ему говорят правду в глаза.
 «…Я отбросил нож в сторону и стал душить его голыми руками, — вспомнилось ей, — понадобилось трое взрослых мужчин, чтобы растащить нас. У меня вошло в привычку избивать людей, которые говорят мне правду…»
 А потом презирать себя за это, с горечью в сердце подумала Ариэл. Локби сказал ему правду об отце, бросившем его. И что хуже всего, Локби, сам не ведая того, задел Леона за живое, вскрыл рану, которая кровоточила всю его жизнь.
 К тому времени, когда Ариэл выскочила на улицу, дерущиеся уже скатились в сточную канаву, продолжая мутузить друг друга. Их одежда была разорвана и покрыта пятнами крови. Леон коленом пригвоздил Локби к земле и продолжал наносить удары. Лицо Локби напоминало кровавую маску. Если он еще не потерял сознания, то был уже близок к этому. Дыхание Леона было хриплым, грудь вздымалась.
 — Повтори, что ты сказал, — прохрипел Леон. Было видно, что он уже не понимает, на чем настаивает, да и человек, лежавший под ним, навряд ли смог вымолвить хотя бы слово. — Будь ты проклят! — закричал Леон и нанес Локби новый удар.
 Он убьет его, подумала Ариэл, если его сейчас же не остановить.
 Она оглядела собравшихся людей и по их испуганным лицам поняла, что если бы кто и решился вмешаться, то сделал бы это давно.
 Не раздумывая больше ни минуты, Ариэл бросилась к дерущимся и обеими руками потянула Леона за рукав. Он зарычал и бросил на нее злобный взгляд.
 — Пожалуйста, остановись, — сказала Ариэл, — иначе ты убьешь его.
 Прошла целая минута, прежде чем слова Ариэл дошли до сознания Леона. Он застонал и замотал головой. Его длинные волосы мокрыми прядями упали ему на лоб.
 Завтра он будет благодарен мне. Завтра, когда он снова придет в себя, он скажет мне спасибо, что я не дала ему возможности убить Локби.
 Но это будет завтра, а сейчас безумный взгляд его темных глаз пугал ее. Любимое лицо было чужим и совершенно непроницаемым. Так бывает, когда смотришь в знакомое окно, но внезапно штора закрывается, и ты не можешь понять, что происходит.
 — Для вас все, что угодно, мадам, — сказал он таким спокойным голосом, будто она попросила снять пушинку с ее платья.
 Леон отпустил Локби и легко встал на ноги. Он отряхнул пиджак и пригладил волосы.
 — Мне очень жаль, — продолжал Леон все тем же спокойным, незнакомым Ариэл голосом, — если бы я знал, что вы проявляете такой интерес к этому человеку, то не сломал бы ему так много костей.
 — Я не… — начала Ариэл, но он уже не слушал ее, а смотрел туда, где на пороге дома стояла потрясенная леди Сейдж.
 — Надеюсь, вы позаботитесь, чтобы мисс Холлидей доставили домой, — сказал он бабушке.
 — Конечно, — ответила вдова, — но послушайте, молодой человек, что вы себе…
 Леон исчез, прежде чем леди Сейдж закончила фразу.
 Прошла ровно неделя. Леон отсутствовал все семь дней. По прошествии второго дня Ариэл попыталась заставить себя перестать считать часы и минуты, но все бесполезно. Ее сердце болело, мысли путались, дни тянулись бесконечно долго, а ночи превратились в сплошную пытку, когда она, не в силах сомкнуть глаза, до утра ворочалась в постели.
 Мысли одна беспокойнее другой одолевали ее. А что, если бы она приняла его неожиданное для нее предложение? Что, если бы она доверилась своей любви к нему и терпеливо ждала, когда и он полюбит ее? Но даже, если бы этого никогда не случилось, лучше жить рядом с ним, чем без него.
 Ариэл вернулась к своим обязанностям в школе, снова поселилась в маленькой опрятной комнатке, но, как ни странно, ее тихая жизнь больше не устраивала девушку. Ариэл потеряла всякий интерес к ней, что и немудрено для женщины, познавшей любовь. Тем не менее она старалась держать себя в руках и не показывать окружающим, как ей тяжело.
 Но где бы она ни находилась: в классе, столовой, кабинете директора, — все ее мысли были заняты Леоном. Она принадлежала только ему. Ариэл осознала это с большим опозданием и понимала, что уже ничего не исправишь. Он исчез, и у нее нет надежды увидеть его снова.
 Гнетущая тоска доминировала над всеми ее чувствами, мешая сосредоточиться, что весьма раздражало ее директора.
 Казалось, он не переносит даже одного ее вида и не скрывает, что лишь она одна виновата в провале операции, задуманной Каслтоном, а следовательно, и в его неудавшейся попытке подружиться с ним. Совершенно очевидно, если бы Ариэл вновь возобновила попытки сблизиться с мистером Пенроузом, ее бы ждала неудача.
 К счастью для Ариэл и ее семьи, сам Каслтон не считал ее виновной в постигшей их неудаче. На следующий день после безобразной сцены у дома вдовы Ариэл получила от него письмо, в котором он благодарил ее за проделанную работу и хорошо отзывался о ее таланте. Ариэл немного смутила его похвала, но она не стала заострять на этом внимание. Она напомнила себе, что с неохотой взялась за эту работу, но выполнила ее добросовестно, вложив в нее свою душу. Возможно, уж слишком старалась, и вот теперь ее сердце разбито. Никто, кроме разве Пенроуза, не может обвинить ее в том, что она не заслужила того щедрого вознаграждения, которое граф прислал вместе с письмом.
 Получив деньги по чеку Каслтона, Ариэл немедленно открыла счет в банке. Хотя эти средства и не обеспечивали ее будущего, но давали ей возможность заплатить старые долги отца и те, которые могли появиться в будущем. Если ей повезет, эти деньги вместе с зарплатой сделают ее более или менее независимой в финансовом отношении, о чем она всегда мечтала.
 В субботу, ее обычный выходной, Ариэл зашла к мистеру Пенроузу предупредить его о своем отъезде.
 — У меня есть дела в городе, — сказала Ариэл, — а затем я проведу остаток дня дома с родителями.
 Пенроуз откинулся в кресле и посмотрел на нее с нескрываемым неодобрением.
 — Удивляюсь наглости некоторых людей, — заявил директор. — Последние несколько недель вы только и делали, что отдыхали. О каком еще выходном может идти речь? Он полагается вам только в следующем году.
 Ариэл была возмущена до глубины души. Впервые за прошедшую неделю, когда она не испытывала ничего, кроме глубокой тоски, в ней вспыхнуло новое чувство — чувство возмущения.
 — Позволю с вами не согласиться, мистер Пенроуз, — сказала она. — Все эти восемь недель я действительно не имела возможности заниматься своими прямыми обязанностями, поскольку вы втянули меня в ваши личные дела. Если мы хорошенько подсчитаем, сколько времени в сутки я занималась с лордом Сейджем, то выйдет, что это вы мне должны несколько выходных, но никак не наоборот.
 Пенроуз затряс головой, в его маленьких глазках вспыхнуло удивление.
 — Вы слишком самонадеянны! Она учила лорда Сейджа! Вы всего лишь танцевали с ним, разгуливали по саду и играли с его омерзительным кроликом. И уж коль скоро речь зашла об этом грязном животном, хочу вам сказать, что мне хорошо известно, что вы заставили садовника построить для него загон, стоимость которого будет вычтена из вашей зарплаты. Тоже мне репетитор! Хотите знать, что я о вас думаю, мисс Холлидей?
 — Нет, — ответила Ариэл. — Если это, конечно, напрямую не связано с моими обязанностями в школе. До свидания, мистер Пенроуз. Я вернусь к обеду, чтобы дежурить в столовой.
 Пусть увольняет, думала Ариэл, выходя из кабинета Пенроуза с гордо поднятой головой, и эта идея показалась ей не такой уж и страшной. Ее финансовое положение немного улучшилось, но главное — изменилась она сама. Уж коли ей удавалось справляться с маленькими чудовищами, для которых предназначена школа Пенроуза, вести его запутанные дела и выносить выходки лорда-дикаря — сейчас ей все по плечу.
 Возможно, лорд Каслтон даст рекомендации, а если нет, то она обойдется без них. Она умеет шить, печь хлеб, ухаживать за садом. Она готова взяться за любую работу, готова делать все, за исключением одного: никогда больше не будет подавлять свою гордость в попытке привлечь к себе внимание мужчины, к которому не лежит сердце.
 Стычка с Пенроузом немного взбодрила Ариэл, и она решила безотлагательно заняться делами. Прежде всего надо зайти в клуб, посещаемый отцом, и заплатить все его долги.
 Была середина утра, и члены клуба еще не появились.
 Управляющий мистер Хатчинз пригласил ее в столовую, где несколько молодых официантов накрывали столы для ленча. Пока управляющий листал страницы долговой книги, Ариэл с интересом разглядывала отделанную темными панелями комнату, где ее отец проводил за картами все свои вечера.
 Бодрый голос управляющего оторвал Ариэл от горьких мыслей.
 — Все правильно, — сказал он, поправляя очки на своем орлином носу. У него были седые волосы и большие залысины. — Я был в этом абсолютно уверен, но решил еще раз проверить себя. У вашего отца нет ни единого долга, мисс Холлидей. Они все оплачены.
 — Но это невозможно, — ответила Ариэл. — Пожалуйста, проверьте еще раз.
 — Я уже проверил дважды. Смотрите сами. В правой колонке указано, что все долги выплачены.
 Ариэл посмотрела туда, куда управляющий указывал пальцем. Ошибки не было: напротив фамилии отца проставлены суммы, указывающие, что оплата произведена. Мать не смогла бы оплатить и тысячной доли долга. Случайно ее взгляд упал на линию, подведенную под колонкой цифр.
 — Здесь что-то не так, — сказала Ариэл. — Согласно вашей записи долг оплачен на два месяца вперед, когда новых долгов не было и в помине.
 — Совершенно верно. Вот почему я все так хорошо запомнил. Такой метод оплаты необычен. Джентльмен, который оплатил долги вашего отца, просил представить ему полный отчет и за прошедший, и за текущий периоды и все оплатил.
 — Как странно, — заметила Ариэл. Она оторвала взгляд от книги, осененная внезапной догадкой. — Как звали этого джентльмена?
 — Мне очень жаль, но я не имею права называть его имени. — Увидев встревоженный взгляд Ариэл, управляющий, понизив голос, добавил: — Его светлость дали мне ясно понять, что они желают остаться анонимом, а это не тот джентльмен, с которым я мог бы поссориться.
 Ариэл еще раз заглянула в долговую книгу и увидела дату, когда долги были оплачены.
 — Я вас прекрасно понимаю, — ответила она, поднимаясь. — Спасибо за оказанную помощь.
 Итак, Леон оплатил долги ее отца, думала она, направляясь к экипажу, ожидавшему на улице. Оплатил сполна и даже авансом. Согласно клубным записям — накануне их отъезда в Рестомел. Она вспомнила, как ждала его далеко за полночь, обвиняя во всех смертных грехах, а в это время он занимался долгами ее отца, человека, с которым не был даже знаком. Леон стал их таинственным благодетелем. Но почему? Этого она понять не могла.
 Почему Леон при первой же возможности покинуть дом отправился искать в чужом ему городе клуб ее отца и выложил значительную сумму, чтобы помочь ей и ее семье? Он ведь прекрасно знал, что никогда не получит их обратно. У них нет никаких сбережений, да и вряд ли когда-нибудь будут.
 Почему? Снова и снова задавала себе Ариэл один и тот же вопрос. Уставшая, чтобы заниматься другими делами, Ариэл приказала кучеру везти ее к дому родителей. По дороге она продолжала размышлять над поступком Леона. Может быть, это просто акт милосердия? Или он надеялся получить что-то взамен? Может, он решил использовать ее в своей мести? Но если бы это было так, то он не держал бы все в секрете, а тысячу раз напомнил бы ей, что она его должница. Он держал язык за зубами даже тогда, когда они ругались в их последний день в Рестомеле, и был вне себя от ярости, раскрывая ей правду о себе.
 Тогда почему?
 Внезапно Ариэл бросило в жар, у нее вспотели даже ладони. А что, если он действовал от чистого сердца? Если это так, то и его предложение взять ее в жены исходило от чистого сердца. Желание бабушки видеть его женатым здесь совершенно ни при чем. Леон не тот человек, которого можно заставить делать что-либо против его воли. Он действовал из чистых побуждений. Он привязался к ней, и она была ему небезразлична. Как же, наверное, она оскорбила его своим отказом!
 Как она могла быть такой слепой? Ариэл сейчас понимала, что у Леона могла быть одна причина позаботиться о дальнейшей ее судьбе: он ее любит, возможно, сам того не сознавая, но любит.
 Экипаж подъехал к дому, ее сердце затрепетало от радости. Во дворе стояла черная с золотом карета, на дверцах которой был ясно виден герб маркизов Сейдж.
 Леон.
 Ариэл выскочила из экипажа и бросилась к дому, уверенная, что найдет там Леона. Она не смогла скрыть разочарования, когда увидела в гостиной ожидающих ее вдовствующую леди Сейдж и лорда Каслтона.
 — Куда вы подевались, моя дорогая девочка! — воскликнула вдова, как только Ариэл появилась в дверях. У ног величественной дамы сидели обе ее собаки. — Ваш директор сказал нам, что вы появитесь дома, и мы приехали сюда поговорить с вами.
 — О чем? — спросила Ариэл, ничего не понимая. Вдова улыбнулась и поманила ее к себе:
 — Нам нужно разыскать моего упрямого внука, и вы должны нам в этом помочь.




 Глава 20


  — Ели бы я только могла помочь, — сказала Ариэл вдове и лорду Каслтону, усаживаясь на кушетку рядом с отцом. — Как дела, папа? — спросила она, поднимая с пола салфетку и раскладывая ее на его коленях.
 Она улыбнулась отцу и погладила его руку, чтобы успокоить и себя, и его, так как отец смотрел на нее как на человека, впервые пришедшего в их дом.
 Господи, сделай так, чтобы с ним не случилось приступа!
 Мать Ариэл изо всех сил старалась произвести на гостей хорошее впечатление. На стол были выставлены чайный сервиз китайского фарфора, фамильное серебро, бисквиты домашней выпечки и сливовое варенье, гордость Элизы. Миссис Холлидей улыбалась одной из своих самых лучезарных улыбок, с которой обычно принимала гостей, и Ариэл молила Бога, чтобы все прошло без эксцессов.
 Может, и обойдется, подумала она, заметив, что отец перестал хмуриться и начал улыбаться.
 — Ариэл, — сказал он, дотронувшись до ее колена, — что ты здесь делаешь?
 — Сегодня мой выходной, папа, и я решила провести его с самым моим любимым джентльменом на свете. Если хочешь, мы можем попозже погулять в саду.
 — Хорошо, — согласился отец с отсутствующим видом, — но только я считал, что ты проводишь лето у твоей тети Матильды.
 — Этим летом я решила не ездить к ней, папа, — ответила Ариэл, надеясь, что никто не заметит, что до лета еще далеко, и отец не будет расспрашивать о тете Матильде, умершей семь лет назад.
 Он занялся бисквитами, и Ариэл смогла уделить внимание гостям.
 — Боюсь, у меня нет ни малейшего представления, где сейчас может быть Леон. Я хотела сказать, лорд Сейдж, — поправила себя Ариэл.
 — Но вы должны, — настаивала его бабушка. — Ведь вы проводили с ним столько времени, и он наверняка доверял вам.
 — Никто не сможет его найти, если он сам этого не захочет, — ответила Ариэл. — Я склонна думать, что он вернулся на острова.
 Каслтон застонал:
 — Ну вот, видите. Я же говорил, что бесполезно искать его. Уж если мисс Холлидей не знает, то у нас нет никакой надежды. Он для нас потерян и, думаю, навсегда.
 — Не говорите глупостей, — сказала вдова. — Куда он мог исчезнуть?
 — Вот именно, куда? — сказал лорд Каслтон, начиная волноваться, и его волнение передалось Ариэл.
 Каслтон встал из-за стола. Заложив руки за спину, он расхаживал по комнате, с беспокойством поглядывая на вдову, которая продолжала пить чай и есть бисквиты.
 — Давайте подумаем, — предложил он, как показалось Ариэл, с некоторой долей иронии. — Он умен, храбр и чертовски изобретателен. Думаю, вы согласны с этим. — Каслтон оглядел присутствующих, но все хранили молчание. — Он говорит на семи языках и пользуется влиянием в странах, с которыми у нашего правительства почти нет никаких контактов. Одному Богу известно, как он сколотил себе состояние, экспортируя сандаловое дерево и прочие товары… Да, да, — добавил он, заметив удивленный взгляд Ариэл. — Леди Сейдж посвятила меня в детали его бизнеса. Он отнюдь не дурак и совсем не дикарь, каким нам представлялся.
 — Вы сердиты на него? — спросила Ариэл.
 — Сердит? С какой стати? Я хотел, чтобы он был настоящим джентльменом и лордом, а он таковым и является. Не важно, каким путем он этого достиг.
 — Но тогда вы мне заплатили за работу, проделанную задолго до меня.
 Каслтон небрежно махнул рукой в сторону Ариэл:
 — Пусть вас это не беспокоит. Вы честно заслужили свои деньги. Он нас всех ввел в заблуждение, и одному Богу известно, что еще будет. Он обвел нас всех вокруг пальца. У Сейджа такие великолепные возможности, которые нам с вами и не снились. Он может скрыться в любом уголке этой необъятной земли, а нам только остается сидеть и гадать, где он может быть.
 — Меня совершенно не интересует, сколько языков он знает, насколько богат и каким пользуется влиянием, — заявила вдова. — Мне нужен наследник, чтобы продолжить наш род. Он не должен покидать Англию, пока я не получу от него наследника, а все остальное меня не интересует.
 Вдова стукнула палкой об пол и сердито посмотрела на Ариэл:
 — Если бы вы приняли предложение моего мальчика, вышли за него замуж и родили бы ему ребенка, то мы бы не оказались в такой ужасной ситуации.
 — Какое предложение? — поинтересовалась миссис Холлидей, не сразу сообразив, о чем идет речь, и с удивлением глядя на дочь.
 — Я все объясню тебе потом, мама, — ответила Ариэл, бросая на мать предостерегающий взгляд.
 — Кому сделали предложение? — спросил отец.
 — Никому, — ответила Ариэл. — Возьми еще один бисквит, папа. Я знаю, ты их очень любишь.
 — Кто кому сделал предложение? — снова спросил отец на этот раз более громким голосом.
 — Я не очень уверена, — сказала мать, склонившись к его уху, — но кажется, кто-то сделал предложение нашей Ариэл.
 — Нашей Ариэл? — удивился доктор Холлидей. — Но ведь она уехала на лето к Матильде. Надеюсь, она не водит там компанию с неотесанными мужланами. — Он внезапно вскочил на ноги и с тревогой посмотрел вокруг. — Где мой саквояж? Мне пора идти на работу.
 С заговорщическим видом, понятным только Ариэл, леди Холлидей подбежала к мужу.
 — Твой саквояж там же, где и всегда, — заверила она его. — Идем со мной, и я помогу тебе собрать его. — С очаровательной улыбкой она поклонилась гостям: — Прошу нас простить.
 — Конечно, — сказала вдова.
 Когда родители ушли, она посмотрела на Ариэл:
 — Ваши родители очень приятные люди. А вы просто молодец, что так заботитесь о них. Леон рассказывал мне о вас. — Она вздохнула. — Если бы вы только приняли его предложение, — сказала она, с упреком взглянув на Ариэл, — тогда бы мы избавились от многих проблем.
 — Прошу прощения, мадам, — сказал Каслтон, — но вы, должно быть, сошли с ума. Вы говорите о женитьбе и наследнике, а мне нужно, чтобы он поскорее занял место в парламенте. Неужели вы этого не понимаете? Я поручился за него. Я дал им слово чести, что Сейдж поддержит их, и на этом основании они начали свою законодательную деятельность. А сейчас может оказаться, что место будет принадлежать этому шалопаю Локби. Вот уж он посмеется над нами. А я стану надолго предметом насмешек.
 — Перестаньте ныть, Каслтон, — оборвала его вдова. — Ваше поведение просто неприлично.
 Ариэл молча слушала их перебранку, желая лишь одного: чтобы они поскорее ушли из ее дома.
 — …Вы и ваши дружки давно уже утратили всякую власть. Вы не влияете ни на законы, ни на бюджет.
 Граф с презрением посмотрел на вдову:
 — Вы, очевидно, плохо разбираетесь в политике и финансах. Здесь все взаимосвязано и построено на одном-единствен-ном принципе. И знаете, что это за принцип, мадам?
 — Удача, — ответила мадам, откусывая бисквит.
 — Нет, не удача, — возразил граф. — Доверие. Доверие друг к другу, доверие ко мне, доверие к данному мною слову. Я сказал, что Сейдж заслуживает их доверия, и они мне поверили. Когда они узнали, что Сейдж исчез, даже не появившись в палате лордов, там творилось черт знает что. Теперь вы меня понимаете, мадам?
 — Я все прекрасно понимаю, — ответила вдова. — Мы должны его найти и вернуть обратно. Другого выхода я не вижу.
 Граф громко рассмеялся. Похоже, он был на грани истерики.
 — Найти его? Как все просто! Он вел себя, как дьявол, когда мы схватили его на острове, а тогда он даже не подозревал, что за ним охотятся.
 — И все равно его необходимо разыскать и заставить приступить к своим обязанностям. Мне нужен наследник, — провозгласила вдова.
 — А мне нужен его голос, — добавил Каслтон. Ариэл вскочила со своего места.
 — Сейчас же прекратите! — закричала она. — Вы оба повторяете те же ошибки.
 Каслтон и вдова обменялись удивленными взглядами, а Ариэл испугалась, осознав, что она кричит на них.
 — Что прекратить? — спросила вдова.
 — Плести интриги. Почему вы считаете, что Леон что-то обязан для вас делать? Боюсь, и я вела себя с ним неправильно. Мы все с самого начала действовали неправильно по отношению к нему. Вы, мадам, хотели наследника, вы, граф, — согласительный голос в парламенте, а я… я даже не знаю, чего я хотела, — сказала Ариэл, прижимая руки к груди.
 Явная ложь. Она отлично знала, чего хотела. Мало того, оно само плыло ей в руки, но она отказалась от этого по собственной дурости. Вот почему ей сейчас так тяжело.
 — Дело в том, — продолжала она дрожащим голосом, — что мы все чего-то хотели от Леона, и никто из нас даже не поинтересовался, чего же хочет он сам. Если бы мы это сделали, то сейчас он был бы с нами.
 Английское транспортное судно «Рикавери» снялось с якоря и отплыло из Портсмута с двумя сотнями заключенных на борту, грузом отменных французских кружев, предназначенных некой даме в Новом Южном Уэльсе, и маркизом Сейджем, пребывавшим в прекрасном расположении духа.
 Условия на судне были ужасными. Кроме того, Леону пришлось заплатить огромные деньги, так как он попросился на него перед самым отплытием. Но Сейдж был доволен: ему хотелось как можно быстрее и дальше убраться из ненавистной страны.
 На расстоянии все виделось совершенно по-другому. Правда заключалась в том, что Ариэл была слишком хороша для него. Никого прекраснее он не встречал. Он просто не достоин ее, с его мерзким характером. Самое лучшее, что он мог для нее сделать, — это забиться в трюм корабля и уплыть от нее как можно дальше, что он сейчас и делает.
 Леон должен признаться самому себе, что без ума от этой женщины. Сейчас он это ясно понимал. Но теперь она далеко от него, их разделяют сотни миль.
 Три дня он страдал от качки и связанной с ней головной боли. Но вот наступило утро, и Леон почувствовал себя лучше. Теперь его начали мучить угрызения совести. Он проснулся на узкой койке всего на расстоянии фута от потолка и стал думать и вспоминать.
 Несмотря на бурное прошлое, многочисленных любовниц, свою репутацию умелого любовника, Леон, к сожалению, мало знал о любви и никогда раньше ее не испытывал. У него было теплое чувство к Ариэл, но только в гостиной своей бабушки он вдруг ясно осознал, что любит ее. И чем все кончилось?
 Не такого конца он ожидал, хотя во всем остальном выполнил все, что задумал. Он нашел меч и бросил его к ногам самодовольных бриттов и теперь может торжествовать и чувствовать себя отмщенным.
 — Троекратное тебе ура за такую победу, — сказал сам себе Леон, спускаясь с узкой койки.
 Однако ему трудно праздновать победу, зная, что за сотни миль отсюда осталась Ариэл с ее разбитым сердцем и недоумением из-за его внезапного исчезновения. Как он может чувствовать себя победителем, если он сам, грязный, небритый, изнывает от тоски по ней так, что болит сердце?
 При мысли об Ариэл острая тоска охватила Леона. Он предложил ей руку и сердце, а она, ни минуты не раздумывая, отказала. И правильно сделала, потому что уже десять минут спустя он валялся в грязной канаве, избивая до крови своего противника за то, что тот сказал ему правду. Все соседи вдовы имели возможность полюбоваться этой сценой, и ни у кого не осталось ни малейшего сомнения в том, что он дикарь.
 Он вел себя как дурак, как последний ублюдок, устроив драку в присутствии женщины, чьим мнением дорожил больше всего на свете.
 А все почему? Леон горько рассмеялся. Потому, что Локби осмелился сказать ему правду. Он назвал его зверем. А разве не так? Единственная правда заключается в том, что он не переносит, когда ему говорят правду, и за это готов убить любого.
 Но разве от этого признания что-нибудь в нем изменится? Леон закрыл глаза, сжав их до боли и пытаясь выветрить из головы безобразную сцену драки, свидетельницей которой была Ариэл с ее необыкновенно чутким сердцем. Но он же предупреждал ее, на что способен. Он ведь говорил ей, что собой представляет. Однако слушать — одно, а видеть все своими глазами — совсем другое. Теперь она знает, какой дьявол сидит в нем.
 Застонав, Леон схватил себя за волосы и тянул их до тех пор, пока не застучало в висках. Она считала его дикарем, когда он, полуголый, стоял перед ней и выливал на пол чай. Тогда это была просто игра. А теперь она знает, что такое  настоящий дикарь.
 Однажды она сказала, что совсем не боится его. Сейчас он готов держать пари, что она его испугалась. Но не это главное. Главное заключается в том, что он боится себя сам. Боится признаться, что любит, боится показать свою любовь Ариэл, и все его страхи идут от того, что он боится услышать нет. Когда вдова предложила ему жениться, он сделал вид, что ему это безразлично, а сам, воспользовавшись ситуацией, сделал предложение Ариэл, причем сделал это с безразличным видом, хотя в душе с трепетом ждал ее ответа. Неудивительно, что ей хотелось узнать причины такого решения. И какой же ответ он ей дал? Паясничал, как всегда.
 Почему бы ему не сказать ей правду? Почему бы ему не признаться, что хочет быть с ней рядом денно и нощно и так до конца жизни? Почему он не дал ей понять, что она не только изменила его жизнь, но и его самого? Это ясно, как Божий день. И он должен это признать, а не кривить душой. Нежная, неустанная, терпеливая Ариэл сделала для него невозможное: она растопила его сердце.
 Как ему сейчас хотелось снова оказаться в гостиной вдовы. На этот раз он вел бы себя совершенно по-другому. Он сказал бы Ариэл о своих чувствах. Но хватило бы у него мужества посмотреть ей в глаза и сказать правду?
 Она же сделала это, напомнил себе Леон. Тогда, в карете, она открыла ему свою душу. Почему бы ему не последовать ее примеру?
 Он мужчина и должен смотреть правде в глаза, вместо того чтобы бежать от нее.
 Совсем как отец. Сердце Леона сжалось от мысли, что они в чем-то схожи. Отец тоже уехал, не простившись и ничего не объяснив. Мучили его тогда угрызения совести или он тоже считал, что поступает правильно? Как легко всему найти оправдание!
 И Леон пытался успокоить свою совесть, напомнив себе, что между ним и отцом существует значительная разница. Отец оставил женщину, которую любил, беременной.
 А он?
 Боже милосердный! Леон вскочил с койки и ухватился за стену, так как судно качало из стороны в сторону. Его охватила паника. А что, если?.. Как Ариэл будет жить одна, без мужа в обществе, полном предрассудков? Острая боль пронзила его сердце.
 Эта боль отрезвила его, и впервые за много дней он мог мыслить трезво и ясно.
 Он мог найти тысячу причин, чтобы оправдать свое бегство. И только одна была, чтобы вернуться, — Ариэл. Ни его отец, ни чувство ответственности здесь ни при чем. Ему нужна Ариэл. Он любит ее, и это главное.
 Он должен рассказать ей, как сильно желает, чтобы она принадлежала ему, была его любовницей и женой. Если она этого не захочет, если ей по-прежнему нужен этот дурак Пенроуз, пусть скажет ему об этом.
 Спустя две минуты Леон постучал в каюту капитана. Как только капитан открыл дверь, Леон сунул ему под нос кошелек, в котором лежала сотня фунтов хрустящих банкнот, — все, что осталось у него от денег вдовы.
 — Только один вопрос, — сказал Леон, увидев, как заблестели глаза капитана. — Сколько вы возьмете с меня, чтобы повернуть судно назад?




 Глава 21


 Случилось то, чему суждено было случиться, и Ариэл не жалела об этом. Мистер Пенроуз все чаще находил причины придраться к ней, и она устала от его бесконечных обвинений. Ее терпение окончательно лопнуло, когда он в очередной раз заставил ее проверять счета, в то время как у нее самой было полно работы: составить план уроков на следующую неделю, проверить сочинения.
 Ариэл едва сдержалась, чтобы не запустить бухгалтерской книгой в его пустую голову. Она промолчала, но выражение ее лица было таким, что мистеру Пенроузу ничего не оставалось, как надуть губы.
 — Можете ничего не отвечать, — сказал он. — Похоже, вы просто не дорожите своим местом, а раз так, мне придется найти вам замену.
 — Можете это сделать, — неожиданно для самой себя сказала Ариэл и сразу почувствовала облегчение.
 — Осторожнее в выражениях, мисс Холлидей. Уверяю вас, я не шучу.
 — Я тоже. Ищите замену, — ответила Ариэл, протягивая ему бухгалтерскую книгу. — Надеюсь, вам повезет и вы найдете человека, который сможет, как я, выполнять за вас работу, выслушивать бесконечные замечания, исправлять ваши ошибки и еще делать свою собственную работу.
 Пенроуз почесал переносицу и захлопал ресницами:
 — Что вы такое говорите, мисс Холлидей?
 — Я говорю вам до свидания.
 Ариэл не стала дожидаться упреков или возражений мистера Пенроуза, если таковые у него были. Выйдя из комнаты, она направилась к себе собрать вещи. Она не испытала радости, а только небольшое удовлетворение, когда ее бывший работодатель — как чудесно звучит слово  бывший. — поймав ее у двери, стал настаивать, а вернее, умолять, чтобы она пересмотрела свое решение.
 Ариэл наотрез отказалась, несмотря на то что Пенроуз обещал снять с нее часть работы и даже повысить зарплату. Она твердо решила начать все сначала. Возможно, новая работа изгладит из памяти тяжелые воспоминания, связанные с этим местом, и она наконец обретет душевный покой.
 Ариэл отказалась от кареты, которую мистер Пенроуз, будучи джентльменом, предложил ей. Она намеревалась выйти на большую дорогу и дождаться почтовой кареты, едущей в Лондон. Быстро шагая по дорожке школьного двора, Ариэл внезапно пришла к выводу, что помимо горьких воспоминаний, связанных со школой Пенроуза, здесь она провела и счастливые минуты, которые были связаны с Леоном. Ариэл посмотрела в сторону дома, где они провели много приятных часов.
 С тех пор как Леон исчез, а она вернулась в свою комнату при школе, Ариэл избегала даже смотреть в том направлении. Сейчас же ноги сами собой повернули к дому. Что плохого в том, если она бросит на него последний взгляд?
 Передняя дверь не заперта. После того как Ариэл привела в порядок здесь всю обстановку, что, по всей вероятности, показалось Пенроузу настолько ценным, что он стал переносить часть мебели и некоторые произведения искусства в свой новый дом, коттедж, где они жили с Леоном, стал почти неузнаваемым. Многие вещи исчезли, другие, завернутые в белые чехлы, ждали своей очереди.
 Ариэл бесцельно бродила по гостиной. Ей казалось, дом заселен привидениями. Она вышла в холл и стояла, облокотившись на перила, набираясь храбрости подняться наверх и посмотреть, что там еще осталось. В ушах у нее звучал громкий, так хорошо знакомый ей смех, а перед глазами стоял Леон, брызгающий в нее водой и растирающий капли, попавшие ей на шею и грудь. Сколько разных видений одного человека! Теперь их, как и мебель, остается зачехлить и навсегда забыть.
 Ее сны наяву были прерваны громким стуком двери. Ариэл быстро взяла себя в руки и приготовилась выслушивать новые уговоры мистера Пенроуза, в приходе которого не сомневалась.
 Однако это был не мистер Пенроуз.
 Все внутри Ариэл похолодело. Она думала, что уже ничто не может испугать ее, однако ошибалась. Затаив дыхание Ариэл смотрела на незваного гостя.
 Закутанный в одеяло, испачканный кровью дикарь, только что стоявший перед ее мысленным взором, исчез. Прислонившись к косяку двери, перед ней стоял элегантно одетый человек, в свежей рубашке и с аккуратно завязанным шейным платком. На его лице блуждала загадочная улыбка…
 Тишина была такой, что случайный скрип половицы прозвучал для Ариэл как удар грома. Они молча смотрели друг на друга, не в силах сдвинуться с места.
 Наконец Леон шагнул ей навстречу. Ариэл вся напряглась. Ей не хотелось, чтобы он дотрагивался до нее.
 Но ей так этого хотелось…
 Прежде чем она окончательно определилась, чего же ей все-таки хочется, Леон посмотрел на голые стены, на покрытые скатертями столы и на то место, где раньше стояло фортепьяно.
 — Мне нравится, как вы здесь все устроили, — сказал он с усмешкой. — Кажется, здесь раньше висела картина. — Леон указал на гвоздь, торчащий из стены. — Там был изображен человек с чем-то в руках.
 — Да. С вилами, если вам известен такой предмет.
 — На фоне чего-то темного, как я сейчас припоминаю.
 — Можно сказать и так, если вам не знакома игра теней.
 — Лично я предпочитаю светлые краски. Ну что же, вы прекрасно здесь все устроили. — Леон взял с каминной полки статуэтку и стал вертеть ее в руках.
 — Я здесь ничего не устраивала, — ответила Ариэл. — Просто мистер Пенроуз решил перевезти в новый дом часть своих старых вещей.
 — Готовится к приему новобрачной, я полагаю.
 — Ошибаетесь, — резко ответила Ариэл.
 Леон подбросил вверх статуэтку и поймал ее прежде, чем она упала на пол.
 — Неужели ваш план с Пенроузом не сработал? Позор. Мы потратили столько времени, чтобы привести его в исполнение.
 — Вы злой, неблагодарный человек! — закричала Ариэл, выхватывая из рук Леона статуэтку и ставя ее обратно на камин. — Я тратила свое время, чтобы спасти вас.
 — Спасти меня? — От удивления брови Леона поползли вверх. — От кого же, позвольте вас спросить?
 — От Каслтона и его компании, от вашей бабушки, от себя самого. От всех, кто хотел сделать из вас другого человека.
 — Какое благородство!
 — Но кажется, все напрасно, — заключила Ариэл. Прежде чем Ариэл успела опомниться, Леон протянул к ней руки и заключил ее в свои объятия. Ариэл замерла. Не в силах поверить, что все происходит наяву.
 — Злой, неблагодарный. Кажется, ты так обозвала меня?
 — Да, так.
 — Ты действительно обо мне такого мнения?
 — В данный момент — такого.
 — Ты даже не представляешь, какими словами я обзывал себя всю последнюю неделю. Если хочешь, я тебе их перечислю, и ты сможешь ими воспользоваться всякий раз, когда я снова сваляю дурака. И тогда, — добавил он дрогнувшим голосом, — когда мне вдруг вздумается убежать, вместо того чтобы найти в себе мужество отвечать за свои поступки или, глядя тебе в глаза, сказать правду. — Одним словом, — продолжал Леон, не давая возможности Ариэл вставить хотя бы слово, — я не лучше тех, кого обвинял в том, что они пользуются твоим добрым сердцем. Я даже хуже, чем они, и прошу простить меня.
 Глаза Леона были такими блестящими и такими нежными, что сердце Ариэл дрогнуло. Он грустно улыбнулся и дотронулся до камеи у ворота ее платья.
 — Сирена, исполняющая желания, — сказал он.
 — С тех пор как ты уехал, я постоянно ношу ее, — тихо заметила Ариэл.
 — А я, перегнувшись за борт корабля, постоянно высматривал ее в волнах, чтобы загадать желание. Хочешь узнать, какое желание у меня было?
 Ариэл покачала головой, боясь услышать ответ.
 — Я желал, чтобы время повернуло вспять и я не делал бы тех глупостей, которые натворил перед домом вдовы. Нет, даже раньше. Мне хотелось бы начать с тобой все с самого начала. — Леон с нежностью погладил Ариэл по щеке. — Но ничего нельзя вернуть назад. Все, что я могу сделать, — это просить у тебя прощения за те глупости, которые натворил, за те обиды и неприятности, которые тебе доставил. Можешь ли ты простить меня, Ариэл?
 — Конечно, могу, если тебе это так необходимо, — ответила Ариэл, сердце которой пело. — Но мое прощение не будет ничего значить, если ты сам не сможешь простить себя. — Ариэл посмотрела в глаза Леону. — Ты не виноват, что отец покинул тебя, не виноват в трагической смерти матери, нет твоей вины и во всем другом, что случилось так давно. Никто ни в чем не виноват. Ты борешься с тенями. И так как это сражение никогда не выиграешь, ты возненавидел весь мир и стал разбивать чужие носы.
 — Ты имеешь в виду Локби?
 — Он скоро поправится. К счастью, ты повредил ему всего несколько ребер. Твоя бабушка говорит, что он сейчас боится появляться на людях. Она считает, что ты вправил ему мозги.
 — Если ей это служит утешением, то я поступил правильно, а вообще-то я вел себя как последний дурак, но теперь изменился.
 Ариэл положила руку на грудь Леона и почувствовала, как бьется его сердце.
 — Я искренне надеюсь, что ты не сильно изменился. Мне не нужен другой человек, а только тот, кого я полюбила.
 Леон, закрыв глаза, вдумывался в слова Ариэл.
 — Как ты можешь такое говорить? — спросил он, улыбаясь. — Неужели ты не хочешь, чтобы я изменился?
 — Я сказала тебе правду. Ты не только самый упрямый и взрывной человек из тех, кого я встречала, но ты и самый добрый, сердечный и нежный, и я буду любить тебя всегда, где бы ты ни был.
 В глазах Леона промелькнула надежда.
 — Если бы ты только знала…
 — Я знаю. Я все знаю. Например, я знаю, что ты сделал для меня и моей семьи. Спасибо тебе, Леон.
 Если бы ты не уплатил долги моего отца, я бы никогда не решилась сделать то, что сделала сегодня.
 — А что ты сделала?
 — Я отказалась от работы в его школе. — Ариэл кивнула в сторону саквояжа, стоявшего у двери. — Более того, я швырнула Пенроузу в лицо его бухгалтерские книги. Пусть он теперь хоть вешается.
 Леон усмехнулся.
 — Так вот почему ты бежала к дому с вещами. Я думал… — Леон зябко повел плечами.
 Ариэл с подозрением посмотрела на него:
 — О чем ты думал? Надеюсь, не о том, что я переезжаю к Пенроузу? Как ты мог такое подумать?
 — Я подумал, что он сделал тебе предложение и ты приняла его. Я думал, что ты даже не догадываешься, что я освободил вашу семью от долгов. Я думал о том, что вернулся для того, чтобы просить у тебя прощения за то, что чуть на твоих глазах не убил человека, а вместо этого собирался убить другого.
 Ариэл покачала головой и дотронулась до руки Леона:
 — Ты глупый, невозможный, чудесный человек.
 Леон посмотрел на ее пальчики, такие маленькие и тоненькие, прикосновение которых сняло тяжесть с его души. Он молча подхватил ее на руки и понес наверх, в свою кровать, где он провел столько бессонных ночей, мечтая о ней. Они наслаждались любовью, но недолго, так как он очень устал.
 Леон взял руки Ариэл в свои и перецеловал ей все пальцы.
 — Я не заслуживаю тебя, — сказал он. — Даже не могу обещать, что стану таким человеком, которого ты хочешь видеть. Но обещаю, что буду очень стараться.
 Леон посмотрел Ариэл в глаза.
 — Я не такой, как мой отец, — сказал он, отпуская ее руку. Ему хотелось немного подумать. — Я все время думаю о Рестомеле, — сказал Леон. — Бессонными ночами я ходил по замку, по всем его бесконечным залам, пытаясь представить, что так привязало его к нему, если он ради этого бросил любимую женщину и своего сына, но я так ничего и не понял! Я не могу этого понять и уверен, что никогда не пойму. Возможно, это было для него долгом чести… Я готов такое допустить и постараться все забыть.
 — Ты уже давно все забыл, Леон, забыл и простил.
 — Нет. Это всегда жило в моем сердце, пока я не встретил тебя и ты не открыла мне глаза. Спасибо тебе, — продолжал Леон. — Сейчас я больше его жалею, чем ненавижу. Он встретил женщину, которую полюбил, и оставил ее ради чувства долга. Я же чуть не расстался с любимой из-за дурацкого чувства мести. — Леон подошел к Ариэл и заглянул ей в глаза. — Я люблю тебя, Ариэл, и всегда буду любить, если ты мне это позволишь и вручишь мне свое сердце.
 — Оно твое. Ты большой ребенок. Я поняла это тогда, когда увидела, как ты, стоя на коленях, кормишь кролика.
 — Принни? — Лицо Леона стало серьезным. — Хочу надеяться, мадам, что Нос не заберет его в свой новый дом.
 — Глупая идея. У Принни сейчас великолепное помещение. Я велела построить ему загон, где он сейчас и живет.
 — Загон? Ты хочешь сказать — клетку? Меня не было всего две недели, и ты посадила бедного Принни в клетку?
 — Должна заметить, Принни там очень счастлив. Дверца его клетки всегда открыта, и он может гулять где угодно. Он не приспособлен к жизни в доме и любит свободу.
 — Это чувство мне хорошо знакомо, — сухо заметил Леон.
 — Я нашла ему крольчиху, и сейчас он вполне счастлив.
 — Как благородно с твоей стороны, — улыбнулся Леон. Он положил руки на плечи Ариэл и притянул ее к себе. — Ты, наверное, приготовила клетку и для меня?
 — Даже не пыталась. Ты волен жить там, где захочешь. Выбор за тобой.
 — Я хотел бы жить в этом доме, где я был так счастлив с тобой. — Леон еще крепче прижал Ариэл к груди. — Я выбираю тебя, Ариэл, с этого момента и навсегда. Ты выйдешь за меня замуж?
 — О да. — Ариэл засмеялась счастливым смехом. — Я готова стать твоей женой здесь, на далеком острове, в любом месте и в любое время, которое ты сочтешь нужным.
 — Я хочу этого прямо сейчас, — ответил Леон. — Что же касается места… Лучше всего, чтобы это был Рестомел. Мне он нравится, и мы там будем счастливы. Там мы установим наши собственные традиции.
 Ариэл понимающе кивнула. Леон наклонился и взял ее губы в свои. Они стояли так, пока хватило дыхания.
 Леон отпустил ее губы, но ему хотелось целовать ее снова и снова. Он мог целовать ее целую вечность, нежно и страстно, долго и мимолетно, целовать всеми поцелуями, которые знал. То, что она принадлежит ему и будет принадлежать в любое время дня и ночи, делало его необыкновенно счастливым и огнем разливалось в крови.
 — Какая ирония! — сказал Леон. — За все, что отец отнял у меня, он расплатился сполна, дав мне такое богатство, как ты, которым я буду дорожить вечно. Если бы я был лордом Сейджем, а не лордом-дикарем, которого надо учить, я бы никогда не встретил тебя.
 — А я думаю, что если бы ты был лордом Сейджем, а не лордом-дикарем, то ты бы не был для меня таким привлекательным и таким соблазнительным.
 — Повтори.
 Ариэл сделала вид, что не поняла.
 — Я люблю тебя, — сказала она.
 — Как сильно? — потребовал ответа Леон. Ему очень хотелось услышать слова, которыми он раньше пренебрегал.
 — Я не могу, — ответила Ариэл, беря в руки его лицо. — Во всем мире не найдется таких слов, какими я смогла бы выразить свою любовь к тебе. Я могу продемонстрировать ее, но на это уйдет вся жизнь.
 — У нас с тобой впереди вся жизнь, — прошептал Леон.
 — И этого недостаточно. Мне понадобится вечность.
 — Вечность, — повторил Леон, целуя Ариэл. — Ты будешь иметь ее.
 Он ни в чем не мог отказать Ариэл, потому что она была его сердцем, его душой, его жизнью.
 Если для этого суждена вечность, то он готов дать ей целую вечность.