Аннотация: Женщина, мечтающая открыть школу и подарить десяткам детей любовь и заботу, которых она сама не знала в детстве...
 Мужчина, который кажется сухим и черствым, но в действительности просто страдает от боли многолетней утраты...
 Маленький южный городок, где все всё обо всех знают, где доброта и честность уживаются со сплетнями и суевериями...
 Любовь! Земная, чувственная, колдовская, магическая... такая, какой она должна быть!


---------------------------------------------


 Патриция Райс
 Мечты о счастье



 Глава 1



 «Лично я счастлив что учился в обычной школе!»

 – Пришли принудительно получить по счетам? – спросил приятный женский голос, заставив Акселя вздрогнуть от неожиданности. – Деньги в кассе под прилавком, но учтите, вы отнимаете их у детей.
 Магазин подарков был настолько сумрачным, что пришлось подождать, пока зрение приспособится. Колокольчик над дверью наконец умолк, позволив расслышать приглушенную арию из «Человека из Ламанчи», как раз достигшую своего крещендо:
 ...Все о несбыточном мечтать, с несокрушимым все сражаться...
 Против воли заинтригованный, Аксель на минуту вообразил себя не в лавке, куда можно запросто шагнуть из солнечного дня Каролины, а в каком-то потустороннем мире.
 – А если я оставлю в кассе всю мелочь? – спросил он, высматривая владелицу приятного голоса.
 Прилавок служил одновременно и витриной, которая протянулась вдоль всей задней стены и была до отказа забита разной мелочью, нередко до того замысловатой, что оставалось только гадать, какое она может иметь назначение. Осмотр сильно осложнялся толстым слоем пыли и многочисленными отпечатками липких детских пальцев. Аксель дунул наугад над тем, что счел наклейкой на бампер машины. Взгляду открылось: «Молодец, парень, а теперь вычисти одежду!»
 – Как раз мелочь можете забрать, – возразил голос. – Особенно канадские пенсы и жетоны из «Макдоналдса».
 – Мисс Элайсем? – рассеянно осведомился Аксель, зачарованный видом хрустального шара для гадания (или так казалось сквозь пыль).
 Он дунул снова, сильнее.
 На полках «Лавки древностей» красовались гномы, драконы, хрусталь, новенькие колоды карт – в таком изобилии, что грозили в любой момент хлынуть через край. Помимо этого, лежали гроздья бус, амулетов и ожерелий. У Акселя разбежались глаза, и он сосредоточился на шаре для гадания, заодно высматривая под прилавком владелицу магазина.
 – Вы еще не ушли? – окликнула она вместо ответа. – Я сейчас! Сюда и забраться не просто, не то что выбраться.
 Аксель заметил нечто похожее на бинокль на треноге, старательно обтер его платком, навел на грязное окно и склонился к объективу. Вместо увеличенной уличной сцены перед глазами заискрился вихрь красок с явным уклоном в синие и зеленые тона.
 – Калейдоскоп! – вырвалось у него. – Я думал, их уже не делают. Сто лет ни одного не видел.
 Аксель явился в магазинчик с конкретной целью, но стоило ему заглянуть в глаза цвета моря, как все вылетело из головы. Казалось, он все еще смотрит в калейдоскоп. В этом взгляде было нечто доверительное, почти интимное – глубина, свойственная лишь взгляду давнего и близкого друга.
 Сам того не замечая, Аксель сделал шаг назад. Прежде он ни минуты не сомневался, что утонуть в глазах невозможно, что это одна из тех глупостей, выдумать которые может только неисправимый романтик. Наверное, в самом воздухе магазинчика была какая-нибудь дурманящая примесь.
 – Позвольте, я угадаю ваш знак зодиака, – услышал он. – Дева, ведь так? Надеюсь, вы явились не со звезд и не строите коварные планы прибрать к рукам мой магазин.
 Он так и держал в руке пыльный платок. Заметив это, молодая женщина улыбнулась и отбросила за спину не менее пыльную ветошь.
 – Терпеть не могу протирать этот хлам! У Клео были наполеоновские планы и ни малейшего понятия о том, чего стоит их осуществить.
 Это вернуло Акселя с небес на землю. Уже стоя на ней обеими ногами, он пару раз мигнул, чтобы удостовериться, что видение по ту сторону прилавка не растворится в воздухе. Словно нарочно для того, чтобы оттенить удивительную бирюзу глаз, природа наделила ее копной темно-рыжих завитков, в которых – нет, в самом деле! – проскальзывал пурпурный оттенок. К Акселю в бар порой заходили привлекательные женщины, но ни одна из них не годилась этой и в подметки.
 – Мисс Элайсем? – тупо повторил он.
 – Да, это я, – приветливо ответила молодая женщина и тряхнула рыжими завитками в энергичном кивке. – А вы?
 – Аксель Хоулм.
 Он бездумно перетасовал рассыпанную по прилавку колоду карт. Одна выскользнула и упала, открыв фигуру ухмыляющегося шута.
 – Надо же, Таро...
 – А вот этого не нужно. Я прекрасно обойдусь интуицией. – Она отобрала карты, выровняла и положила поверх стопки нераспечатанных колод. – Вы Дева с сильным уклоном к Водолею. Хуже не придумаешь! Полагаю, вы сводили с ума свою бедную матушку.
 Стараясь оставаться невозмутимым, Аксель процитировал из «Откровений Майкла»:
 – «Изучая принципы астрологии, я нашел, что она, при всем своем любопытном влиянии на личность, не имеет под собой ни малейшего научного базиса. Рассмотрев ее как единое целое, человек разумный приходит к выводу, что это не просто лженаука, но лженаука поразительно наивная. Если ее преподают в вашей школе, не удивляйтесь, что однажды мэр прикроет эту школу как никчемную. Поверьте, дети выиграют, когда приобщатся к подлинным наукам».
 Мисс Элайсем только улыбнулась. Улыбка осветила сумрачный интерьер магазинчика, более того, она привлекла внимание Акселя к губам, неярким, но полным. Он даже вообразил себе, как касается этих губ своими, отстраняется и набрасывается на них уже с жадностью. Такого рода разнузданные видения не посещали его со времен юности. Удивленный и отчасти смущенный, он поспешил отвлечься на окружающее.
 Ария успела смениться балладой (судя по акценту, шотландской), солнечный луч из окна добрался до связки каких-то стеклянных призм над головой у владелицы лавки и теперь бесчинствовал, рассыпая во все стороны разноцветные фейерверки.
 – Хотите чаю, мистер Хоулм? Что бы ни представляла собой моя сестрица в деловом отношении, она умела выбрать чай, в особенности зеленый китайский. Он очистит вашу потускневшую ауру, и наше общение будет более плодотворным.
 – Благодарю, это лишнее. Я здесь, чтобы поговорить о школе. Мэр не чает ее прикрыть.
 Вопреки панике Майя улыбнулась все той же благосклонной улыбкой. Ему было лет тридцать пять, этому мужчине, смотревшему на нее с другой стороны прилавка, – то есть на десяток лет больше, чем ей. Судя по безупречно скроенному костюму и дорогому шелковому галстуку, его социальное положение было довольно высоким. Так и хотелось сказать: светский лев. Мужчины скандинавского типа, особенно властные и надменные, оставляли Майю равнодушной. Она решительно предпочитала южан, пылких, безалаберных и артистичных, и это было к лучшему. Можно смело заглянуть в серые глаза «Девы с сильным уклоном к Водолею», не опасаясь, что они будут являться потом во сне.
 – «Несбыточная мечта» – не просто школа... во всяком случае, не общественная, – возразила она, снимая электрический чайник с подставки и заливая крутым кипятком сухие листья в любимом заварочном чайнике сестры. – Это частное учебное заведение вне компетенции мэра.
 На самом деле «Несбыточная мечта» была воплощением всех ее мечтаний. Увы, с ограниченным сроком действия. Майя с трудом заставила себя разжать пальцы на ручке чайника.
 – Я вижу, мисс Элайсем, вы мало имели дело с властями.
 – Зовите меня просто Майя, – по привычке предложила она, доставая чайные принадлежности.
 На фарфоровых чашечках и блюдцах был изображен изысканный ландшафт, и хотя он нисколько не гармонировал с единственным цветком лотоса на заварочном чайнике, каждый предмет был по-своему дорог, а следовательно, все они превосходно уживались на столе.
 – Поверьте, мистер Хоулм, если речь идет о властях, у меня богатый опыт. Слишком богатый.
 Зазвонил телефон. Не обращая на него внимания, Майя отнесла поднос с чайными принадлежностями к старомодному мраморному столику в дальнем углу. Шотландская баллада уступила место монашеским песнопениям. Телефон надрывался, сзади доносился размеренный и раздражающий стук падающих в ванну капель. Кран необходимо было исправить, пока воду не отключили за перерасход. Майя сделала мысленную пометку, внеся этот пункт в раздел «срочные дела», сразу после починки дверного замка на задней двери.
 – Мисс... Майя! Телефон!
 – Истинная Дева! – буркнула она, водружая поднос на столик. – Чтобы все как положено! – И крикнула: – Там автоответчик!
 Гость уставился на аппарат, словно тот нанес ему личное оскорбление. При всем своем внешнем спокойствии он буквально вибрировал от эмоций, свойственных только Деве. Лишь когда Майя вышла из-за прилавка, что-то случилось – понятно что. Эдакая ментальная судорога.
 Расправив «жеваный» креп длинной юбки на сильно выступающем животе, Майя снова изобразила милую улыбку. Кто бы ни звонил, он бросил трубку, стоило только включиться автоответчику. Скорее всего он собирался принудительно получить по счетам.
 Майя с интересом следила за тем, как гость борется с любопытством. При этом он куда больше напоминал рассеянного профессора за решением сложной проблемы, чем богатого владельца самого популярного в городе злачного заведения. Ну да, она в конце концов вспомнила – если не имя, то лицо, увиденное в местной газете сразу после возвращения в Уэйдвилл.
 Вспомнилось и то, что Аксель Хоулм состоит в городском совете. Вот это уже было некстати.
 – Я не подозревал, что вы замужем, мисс Элайсем. Констанс отзывается о вас таким образом, что... – Он запнулся и спросил иным, подчеркнуто деловым тоном: – Если ваш муж дома и свободен, я готов обсудить все при его непосредственном участии.
 Ах вот оно что, Констанс! Наконец-то все встало на свои места! Ко всему прочему этот человек был еще и отцом одной из учениц. Возможно даже, он явился не от имени городского совета.
 Майя указала на витой железный стул из тех, что стояли вокруг столика:
 – Присядьте, мистер Хоулм, и попробуйте все-таки чай. Меду?
 Она принесла горшочек, немного скованно из-за повышенного внимания гостя к ее животу, который уже нельзя было замаскировать никакой одеждой. Все Водолеи (и даже те, кто находится под влиянием этого знака) от природы любопытны. К счастью, в данном случае рассудительная Дева была все-таки сильнее. Если бы мистер Хоулм смотрел в открытую, то – из-за неловкости хозяйки – чай мог бы оказаться не в чашке, а на коленях.
 Помимо любопытства, он был полон ожидания. Майя еще немного помедлила с ответом. От чашек повеяло ароматом жасмина.
 – Констанс отзывается обо мне так, словно я не замужем, верно? И она совершенно права. Ваша дочь поразительно умна и к тому же талантлива. Работать с ней – одно удовольствие. Вы смело можете ею гордиться.
 Майя уселась напротив гостя и со сдержанным удовольствием отведала изысканный напиток. Возможно, все еще обойдется. Меньше всего сейчас хотелось слышать о какой-то грядущей катастрофе, лучше просто наслаждаться вкусом чая, видом китайского фарфора и обществом интересного мужчины. Ведь он и в самом деле был интересен, со своей белокурой скандинавской шевелюрой, выбеленной жарким солнцем Каролины, с внимательными серыми глазами в обрамлении не слишком темных, но густых ресниц и подбородком, которого не постыдился бы и Шон Коннери. Ленивая медлительная нотка в речи шла вразрез с внешним обликом, поскольку скорее подходила бы южанину, – однако она будила давние и милые сердцу воспоминания.
 Тем не менее с ним стоило держаться настороже. Плотно сжатые губы, а также ноздри, легко способные расширяться и трепетать – все это говорило о заносчивости, о высокомерии человека, считавшего себя выше других.
 – В таком случае могу я видеть вашего... – он помедлил, подбирая благопристойное выражение, – близкого друга? Майя расхохоталась.
 Аксель замер, завороженный. В этой женщине было что-то цыганское, свободное, и она, конечно же, никак не могла хихикать или сдержанно посмеиваться. Если ей было весело, она хохотала, причем на редкость мелодично, что встречалось отнюдь не часто. Это было языческое наслаждение смехом, зажигавшее черты ее живого лица. Она казалась вихрем красок и звуков.
 В этой лавке чересчур много раздражителей! Чай пахнул жасмином, от прилавка доносился сильный запах розы. Аксель бросил быстрый взгляд и заметил корзинку розовых лепестков, вероятно, сбрызнутых эссенцией для более сильного аромата. На столике стоял букет, добавляя свою ноту в общую гамму.
 А цвета! Кроме ярких игрушек, была еще рыжая грива хозяйки, темно-золотой мед в горшочке и прочее, прочее... Все, вместе взятое, создавало удивительно чувственную атмосферу, прямо противоположную безликому порядку его собственного дома.
 – Мистер Хоулм, даже будь Стивен под рукой, вам бы в голову не пришло включить его в деловую беседу. Вы уж мне поверьте! Попробуйте чай.
 Аксель ненавидел этот напиток. Однако вежливость обязывала, поэтому он опасливо поднес чашку к губам и сделал глоток.
 – Ну как?
 – Мм... своеобразно.
 Наступил подходящий момент для продолжения беседы, но сначала нужно было найти правильный подход. Молодая учительница обманула его ожидания. Она была просто обязана оказаться высокообразованной, до предела целеустремленной, рациональной, независимой, способной без труда справиться с любой проблемой и даже жаждущей этого, как вызова своим недюжинным способностям. Иными словами, он ожидал встретить женщину, с которой легко иметь дело.
 И вот перед ним оказалось подлинное воплощение женственности, само изящество. Завитки темно-рыжих волос падали на хрупкие плечи, на кружевную мантилью цвета слоновой кости. Открытая блузка с атласной отделкой, по оттенку подходящая к глазам, как бы струилась вниз и льнула к высокой груди, особенно полной благодаря беременности. Стесняясь живота, Аксель не осмелился перевести взгляд ниже и сосредоточил свое внимание на белой руке без единого украшения, с тонкими пальцами на ручке фарфоровой чашечки.
 – Мой вид смущает вас, мистер Хоулм. – Это был не вопрос, а утверждение, Аксель расслышал его сквозь музыку. – Как вас зовут?
 – Аксель, – ответил он рассеянно. Букет на столе был попыткой икебаны, не слишком правильной и чересчур смелой. Один цветок надломился и свисал около руки молодой женщины, почти касаясь ее пальцев. Бог знает почему, это заставило Акселя вспомнить о том, зачем он явился. Констанс. Его беспризорная малышка.
 – Мэр категорически против вашей школы, мисс... Майя! Ваши либеральные методы – красная тряпка для его консервативной натуры, но дело даже не в этом. Здание находится на территории, по проекту отведенной для подъездной дороги к торговому центру.
 – У меня аренда на три года, мистер... Аксель!
 Она не только передразнила его, но и показала кончик языка. Невольно пришло на ум, что этот кончик должен еще хранить вкус меда.
 – Людям из торгового центра стоило бы пообщаться с мистером Пфайфером. Он долго жил в этом здании и вовсе не намерен от него избавляться. В контракте на аренду так и записано: никаких перемен в течение трех лет. В чем же проблема? Разве Констанс не нравятся мои уроки?
 – Наоборот, она ими просто бредит, – честно признался Аксель и тем самым подошел к самой сути, о чем не стоило упоминать вообще. – Ничем другим она не интересуется. Констанс очень привязана к вашему... проекту. – «И к вам», – мысленно добавил он. – Мне приятно сознавать, что дочь в хороших руках... Поверьте, я совсем не в восторге от грядущих перемен, но мэр использует все возможные меры давления на дорожно-транспортный отдел. Для вас не секрет, что владельца выселяют, а дом сносят, если он мешает строительству.
 Меж бровей у Майи возникла тревожная морщинка. Она отпила еще чаю.
 – В этом случае мэра могут обвинить в некомпетентности и разбазаривании фондов. Напомните ему об этом. В новом году я хочу добавить дошкольный класс – это раз. Детям удобно добираться сюда из любого конца города – это два. Они любят играть во дворе – это три. Я не уступлю.
 – Вы не понимаете ситуации... Майя! Странное имя произносилось с трудом, и Аксель подумал: откуда эта женщина? С какой планеты? Впрочем, для размышлений он выбрал неподходящую минуту.
 – Штат может поддержать начинания мэра. Конечно, если вы состоятельны, то аренда будет вам по карману и без солидных доходов, но если нет, вам придется несладко. Ради Констанс и других детей...
 Она поднялась и поплыла к прилавку, где снова надрывался телефон. Аксель еще не встречал беременной женщины, которая двигалась бы с такой грацией. Когда Анджела была на таком сроке...
 Он безжалостно пресек ход этой мысли:
 – Будьте же благоразумны! Давайте обсудим другие варианты.
 Вместо того чтобы снять трубку, Майя долила заварной чайник. Кот бесшумно спрыгнул с одной из полок, где он, оказывается, возлежал среди всякой всячины, и потянулся к мисочке со сливками (надо сказать, поставленной прямо на стол).
 Как раз когда Аксель наблюдал все это, Майя повернулась, и он невольно задержал взгляд на выпуклости ее живота. Ребенок сменил позу... Аксель поспешно отвел глаза. С этой женщиной он то и дело испытывал неловкость.
 – Не смущайтесь. – Проходя мимо, она легонько коснулась его плеча. – Я знаю, вам по душе, когда оловянные солдатики маршируют в четком строю, но в жизни так не бывает. Очень мило с вашей стороны пытаться примирить стороны, но поверьте, судьба сама решит, быть моей школе или нет. Мы можем лишь сделать попытку отвратить неизбежное.
 – Вы здесь недавно, ведь так? – спросил он.
 – Дом, милый дом... – пробормотала она.
 – И вы пока еще не разобрались в политике местных властей.
 – Действовать ко всеобщей пользе и процветанию? – Майя отпила чаю и поставила чашечку на блюдце. – В самом деле, Аксель, все это очень мило с вашей стороны, но у меня много дел. Констанс всегда будет желанной гостьей в моем классе после уроков, а когда школьный год закончится, может, если захочет, ходить в летний класс. По-моему, она нуждается в индивидуальном подходе. Как вы думаете?
 Аксель поднялся.
 – Я думаю, мисс Элайсем, что несбыточные мечты – шаткая основа для образования. Если Констанс нуждается в индивидуальном подходе, я помещу ее в закрытую частную школу традиционного направления. Спасибо за чай. Приятно было познакомиться.
 И он зашагал к двери: гладкая прическа, безупречный костюм, стрелка на габардиновых брюках ровно отглажена. Высокий, широкоплечий, крепкий, совсем не похожий на сторонников «здорового образа жизни», он прошествовал мимо окна с видом человека, прекрасно сознающего свое место в обществе и системе вещей.
 Майя следила за тем, как Аксель уходит, и восхищалась его уверенным шагом. Она улыбнулась, когда он остановился у магазина на углу, чтобы осмотреть складной воздушный змей, выставленный на улицу. Так и хотелось сказать, что любопытство погубит его.
 Ребенок завозился снова. Ласково похлопав по животу, Майя уселась в кресло и снова включила арию из «Человека из Ламанчи». Она расслабилась, позволив музыке унести себя. Считается, что она развивает еще не рожденное дитя, а Майе хотелось дать ему все возможное. Она сидела, дыша по правилам и размышляя о том, что все ее мечты несбыточны.
 Денег у нее нет, зато много счетов и никаких перспектив. Однако теперь есть дом. Она может поселиться здесь навсегда... разумеется, когда Клео выйдет на свободу.
  Декабрь 1945 года 
  « В тот вечер я впервые увидела тебя в ресторане. Увидела и подумала: вот это да! В забегаловке пахло пролитым пивом, Пит уже успел отключиться за своим столом, пианиста больше занимали парни у стойки, чем клавиши, по которым он лупил что есть силы. И вдруг вошел ты, в строгом костюме и новенькой фетровой шляпе, пытаясь держаться так, словно всю жизнь шатался по притонам. Ты скользнул по мне взглядом, и я моментально протрезвела. Боже, какой же ты был красавчик!
 Ну и зачем я это написала? Ты отлично знаешь, что привлекателен. Красота и обаяние – твои главные козыри, наверняка они помогли тебе пережить войну. К утру я протрезвею и порву это письмо, а пока можно болтать все, что взбредет в голову... А может, и не порву, а отправлю его, и оно хоть немного отравит тебе жизнь.
 Твои глаза заглянули мне тогда прямо в душу, и мое усталое, пресыщенное сердце откликнулось. Я не хотела, чтобы ты сразу забыл обо мне, а потому подошла, взяла тебя за галстук и повела – прямо в это пекло. На что я надеялась? Что ты меня оттуда вызволишь?
 Я никогда не была умна».




 Глава 2



 Депрессия – тоже гнев, просто слишком вялый.

 – Это ты, Майя? У нас неприятности, детка, – донеслось из открытой двери кабинета.
 По-южному напевный голос звучал не столько встревоженно, сколько насмешливо. Майя присела на корточки перед племянником, вцепившимся в ее руку, обняла его и ободряюще улыбнулась:
 – Селена шутит, милый. Ничего страшного не случилось и не случится, а если что-то не так, то это пройдет. Включи-ка свет и проверь, как там мистер С вин.
 Серьезный пятилетний мальчик с глазами зеленого цвета (совсем как у матери) кивнул взлохмаченной головой. Его волосы давно уже нуждались в стрижке. Майя взъерошила их и чмокнула племянника в лоб. Возможно, это беременность сделала ее такой чувствительной, но серьезный взгляд ребенка разрывал сердце. Помимо глаз, в нем ничего не было от Клео – так думала Майя, пока не увидела, как он хмурится. В свои пять лет мальчик уже ощущал на плечах бремя мира, и хотя, подобно матери, негодовал на него, никак не мог довериться Майе настолько, чтобы позволить ей облегчить эту ношу.
 – Мистер Свин скучает, когда тебя нет. Погладь его, чтобы он чувствовал, что тебе не все равно.
 – Ладно. А могу я шоколадного молока?
 – Можно мне, – поправила Майя. – Можно, шоколадный ты мой! Но только один пакетик. Надо, чтобы и другим осталось.
 Провожая взглядом племянника, пока тот шел через холл к классной комнате, она кусала губы, чтобы не дать слезам пролиться. За эти несколько месяцев несчастный ребенок прошел через ад. Она мысленно прокляла сестру, а когда обернулась, Селена стояла в дверях, внимательно наблюдая за ней.
 – С ним все будет в порядке. Дети рано или поздно выкарабкиваются, а вот ты меня серьезно беспокоишь. Прекрати будить спящих собак, лучше иди в кабинет.
 – Ты могла бы выражаться поприличнее. – Майя уселась на диван, до того истертый, что ему было самое место на свалке. – Допустим, я – белое отребье, но ты-то из хорошей семьи.
 – Как же! – Селена ухмыльнулась. – Ты у нас леди, а я просто зашла помыть полы.
 – Вымыть. – Майя осторожно улеглась, устроила живот как можно удобнее и положила ноги на подлокотник. – Так более литературно. Видно, сколько ты знаешь о физическом труде.
 – От сестры вести есть? – спросила Селена, посерьезнев.
 – Каталажка не сделала Клео разговорчивее. Сама эта тема раздражала. Майя не видела Клео много лет и обменялась с ней едва ли десятком телефонных звонков с тех пор, как той исполнилось восемнадцать и она получила право отряхнуть со своих ног пыль приютов, по которым они скитались. Втайне Майя лелеяла воспоминания о том, как Клео, это крутое дитя улицы, вызволяла ее из мелких передряг. На нее нельзя было всерьез опереться, но этого сейчас и не требовалось. Чтобы опереться, имелся богатый младший партнер в юбке.
 Однако сегодня рядом с Селеной в ее шикарном, без морщинки летнем костюме Майя чувствовала себя убогой и запущенной. Конечно, при стройной фигуре легко выглядеть элегантной. Пришлось напомнить себе, что беременность прекрасна сама по себе и совсем не требует элегантности. И все же на душе было как-то уныло – возможно, после разговора с Акселем Хоулмом, когда она сама себе казалась ходячей копной сена. Впрочем, он вряд ли это заметил. Из Валгаллы не замечают тех, кто копошится в пыли и прахе.
 – Земля! Земля! Срочно сюда! Здесь одной женщине нужно на тебя спуститься! – Селена уселась за стол и терпеливо ждала, когда Майя вернется к действительности. – Еще немного рассеянности, детка, и ты родишь ребенка, не заметив как.
 – Не напоминай! – поморщилась Майя. – Я даже опасаюсь, что потом не вспомню, где это было и где он, бедный, остался! Так расскажи, что за неприятности нам грозят, помимо стараний мэра прикрыть школу.
 – Ну надо же! – восхитилась Селена. – Твой радар сегодня хорошо настроен... для разнообразия. Откуда пришел сигнал?
 Селена родилась и выросла в этом крохотном городишке. Ее отец начинал в местном отделении банка как «черный для галочки», но быстро продвинулся и теперь занимал престижный угловой офис в штаб-квартире в Шарлотте. Селена сразу возненавидела большой город и при первой возможности бросила колледж ради сомнительной привилегии задавать тон в родном захолустье. Кое-как перебившись несколько лет на показе мод, она вдруг раскрыла в себе дар удачно вкладывать сбережения.
 Мало кто был в курсе того, что дочь унаследовала финансовую жилку отца. Даже не пытаясь бороться с предрассудками, Селена укрывалась за надежным щитом младшего партнерства и на публике была тем, кем ее хотели видеть – просто красивой женщиной. Городок верил, что она беззастенчиво тянет деньги у отца.
 Майя с первой же встречи разоблачила эту легенду. Селена родилась под знаком Близнецов, а значит, могла быть как минимум двуликой. На деле у нее было не менее трех лиц, а под настроение и все четыре.
 – Новость принесла на хвосте птичка в образе северного бога. Вот уж не думала, что у Констанс такой отец! Теперь понятно, откуда у нее комплекс неполноценности.
 Пока Селена отвечала на телефонный звонок, что-то искала в банке данных на компьютере, записывала это в блокнот и метала испепеляющие взоры, Майя все глубже погружалась в диванные подушки. Лучшего младшего партнера было не найти.
 Наконец Селена бросила трубку, включила автоответчик и вернулась к разговору, свирепо тыча в направлении Майи ручкой:
 – Так ты, значит, общалась с Акселем Хоулмом! Ты?! О небеса! О звезды и полосы на нашем флаге! О чулки и подвязки в моем гардеробе! Что ты ему наговорила?
 – Ничего особенного. – Майя со вздохом заложила руки за голову. – Осыпала его дочь похвалами и предложила записать ее в наш летний класс. Я, знаешь ли, не совсем глупа.
 – Знаю. Из нас двоих ты продержалась до диплома. Интересно, каким образом?
 – Переспала с каждым экзаменатором!
 – Глупо щетиниться по пустякам, детка, учись хранить непробиваемый вид. Я имею в виду, как это тебя не отчислили за избыток фантазии. Колледж для тех, кто ее начисто лишен. – Селена отмахнулась от возражений: – Знаю, знаю! Если бы не твой диплом, о школе не было бы и речи. Оставим это, лучше объясни, чего ради Хоулм вздумал явиться с вестями именно к тебе?
 – Потому что и лицензия, и договор об аренде – все на мое имя, а ты ловко держишься в тени. Ему в голову не пришло, что я здесь просто мальчик для битья. Раз уж будет воздвигнут торговый центр (а мэр этого просто жаждет!), значит, необходима автостоянка со всем, что к ней прилагается, и тем самым недвижимость мистера Пфайфера обречена. Думаю, они уже подали губернатору запрос на то, чтобы все здесь было залито асфальтом.
 – В самом деле сходится. А мистер Пфайфер и словом не обмолвился ни о каком шоссе, когда указывал срок аренды. – Селена помолчала, мрачно созерцая мигающие огоньки линий связи. – Может, мэр пронюхал, что школа существует на мои деньги? Но не может же он помнить обиду столько лет, еще с выпускного класса!
 Снаружи послышался шум моторов и хруст гравия под колесами подъезжающих машин.
 – Уж не знаю, чем ты обидела будущего мэра, но мне было как-то не по себе, когда мистер Пфайфер подписывал договор. Он прямо-таки излучал сомнение. Если бы ты позволила мне перед встречей с ним раскинуть карты...
 – Ох, перестань! Дернула нелегкая связаться с гадалкой, телепаткой и бог знает кем еще! Признайся, ты наложила на меня заклятие.
 Селена отключила автоответчик и наугад ткнула пальцем в одну из светящихся кнопок. Точеные черты ее лица приняли политически корректное выражение, хорошо поставленный голос зазвучал гладко, напевно, без малейших следов жаргона. Она жестом выпроводила Майю из кабинета.
 – Просто я с первого взгляда вижу, у кого в чем слабинка.
 Майя бросила это через плечо уже в дверях, отлично зная, что Селена услышит. Близнецы ничего не пропускают мимо ушей.
 – Да ты вся в бабочках! – приветствовала она первую из учениц, с красивыми новыми заколками. – Должно быть, они приняли тебя за цветок.
 Девочка просияла. Майя обняла ее и забыла обо всех проблемах.
 – Констанс! С такими темпами ты точно опоздаешь в школу.
 Раздраженный ранним телефонным звонком, Аксель едва сдерживался, чтобы не раскричаться. Все еще в пижаме, растрепанная и неумытая, дочь в замешательстве стояла перед платяным шкафом. Здесь было все только самое лучше, самое дорогое, все было аккуратно развешано так, чтобы ребенку не пришлось тянуться. Аксель надеялся, что это поможет Констанс быстрее одеваться по утрам, но она стояла, глядя на ровный ряд вешалок, как раньше – на груду одежды. Похоже, он только затруднил ей выбор.
 Эта хрупкая девочка с тонкими чертами лица была не похожа не только на отца, но и на мать. Той были присущи особого рода шик и живость.
 Заглянув в прошлое, Аксель поспешил захлопнуть двери. Живость Анджелы была хорошей актерской игрой, а краски ее лица – умело наложенным макияжем. Быть может, мужчине не дано понять суть женских эмоций, однако он может отличить истину от фальши, хотя порой платит за это тройную цену.
 В Констанс не было ни крупицы притворства. Большеглазая и тихая, она играла на струнах его души каждым взглядом и словом. Акселю очень хотелось сблизиться с дочерью, но как? Он не знал.
 – Почему бы не надеть вот это? – Он снял наугад, вешалку с голубым джинсовым сарафаном.
 Констанс с сомнением оглядела его и начала расстегивать пижаму. У Акселя руки чесались помочь, но он не был уверен, что в таком возрасте ребенок оценит помощь. Вместо этого он заглянул в ящик с носками, чтобы подобрать что-нибудь в тон. Из обуви под кроватью валялись: одна балетка, теплые тапочки с кроличьими ушами и тенниски, из которых Констанс давно выросла. На дне шкафа удалось найти только массивные кроссовки.
 Обернувшись, Аксель с огорчением увидел, что лямки сарафана сползают с хрупких плеч дочери. Без рубашки было не обойтись. Раздражаясь все сильнее, он схватил красную:
 – Надень, будет лучше смотреться. – Вспомнив, что однажды такой совет заставил Констанс надеть рубашку сверху, поспешно добавил: – Надень ее под сарафан!
 Разве девочка не обязана от рождения знать, что как носят?!
 За все утро Констанс не произнесла ни слова. Она вообще не открывала рта, если это не было необходимо. Бывали дни, когда Аксель предпочел бы вопли мертвой тишине их громадного дома. Когда не стало Анджелы, дом превратился в безмолвный склеп, и Аксель не понимал, как оживить его и как сблизиться с дочерью.
 Констанс вырастала в нечто подобное несчастным оборвышам, сироткам с полотен, которые обожала его мать. Она собрала их целую коллекцию. Акселю очень хотелось, чтобы мать поддержала его в одинокой борьбе, называемой воспитанием ребенка, но она умерла, когда ему исполнилось двенадцать. В его жизни было не так уж много близких женщин, и все они умерли. Все покинули его.
 Аксель беспомощно наблюдал, как тонкая рука дочери потянулась за щеткой для волос. А если потеряет и ее?..
 Он прогнал страшную мысль. Просто у Констанс такой период. Программа внеклассного обучения поможет ей выкарабкаться, а он сделает что сумеет. Правда, у него по-прежнему нет времени подбросить ее в балетный кружок или в музыкальную школу, как, бывало, делала Анджела, зато он найдет способ остановить мэра и не позволит прикрыть школу, в которой его спасение. Он постарается объяснить рыжей цыганке всю серьезность возникшей ситуации. И то и другое – вполне достижимая цель, добиться которой гораздо легче, чем заставить Констанс общаться.
 Аксель вспомнил странную владелицу магазина и спросил себя, не лучше ли вместо этого подыскать для дочери частный пансион.
 Бледно-голубые листки факсов были разложены аккуратной лесенкой, по степени срочности. Аксель скомкал тот, на который только что ответил, отправил его в корзину для бумаг, а в ежедневнике сделал соответствующую запись.
 Энергичный стук в дверь заставил его выпрямиться на стуле. Можно было не утруждаться ответом – стучавший в нем не нуждался. Вернее, стучавшая. Его помощница.
 Когда Кэтрин вошла, по обыкновению безупречно одетая и подкрашенная, Аксель вспомнил, что их считают подходящей парой. Они были похожи цветом волос, умением соблюдать стиль, а главное, ревностной тягой к порядку в мире хаоса. Но сколько бы Аксель ни восхищался длинными стройными ногами Кэтрин и ее рассудительностью, это была чисто человеческая, а не мужская реакция. Он ждал от нее только помощи в работе, а в обмен, помимо денег, платил лишь благодарностью. Кэтрин была источником свежайших сплетен. Теперь это называлось «обменяться информацией».
 – – Ты сегодня рано, – заметил он.
 Ресторан процветал отчасти благодаря его таланту нанимать женщин, которые приветствовали клиентов и служили как бы вывеской заведению.
  Для  этого требовалось дружелюбие, пусть даже и показное, как раз этого Акселю недоставало.
 Кэтрин, на шпильках и в красном мини (вид которого, должно быть, заставлял лезть на лоб глаза посетителей), прошлась по кабинету: тут выровняла картину, там дунула на зеркально чистую полку. Ее присутствие заставило Акселя заново оценить обстановку помещения. Именно Кэтрин выбрала мебель: эбонитово-черный стол и кресла белой кожи; подыскала гравюры в черно-белых тонах и наняла декоратора, который создал из этого сногсшибательную композицию. Вся в красном на почти бесцветном фоне, она казалась будоражащим сполохом огня, и Аксель впервые задался вопросом, не этого ли эффекта она добивалась изначально.
 Вспомнив красочный интерьер «Лавки древностей», он невольно подумал, что есть некая связь между характером женщины и тем, какие цвета она предпочитает, есть определенная закономерность, и если ее знать, можно лучше разобраться в женщине. Он уже готов был потянуться за ежедневником, чтобы сделать пометку в графе «изучить на досуге», но тут Кэтрин заговорила:
 – Мэр думает, что я могу с успехом работать на него.
 Первым, что пришло Акселю в голову, было: лежа на спине? По природе человек с чувством едкого юмора, он давно уже научился его сдерживать, зная, что люди от этого не в восторге.
 – А что думаешь ты? – только и спросил он.
 – Какая разница? – Кэтрин метнула на него сердитый взгляд из-под светлой челки. – Ты отпустишь меня без единого слова протеста! Боже мой, Аксель, что ты за человек? Ведь мы с тобой вместе начинали!
 У него опять чуть было не сорвалось: начинали что? И опять он прикусил язык. Умение промолчать в нужный момент Аксель унаследовал от отца. С Кэтрин он вспоминал об этом с особенной благодарностью. У нее была неприятная склонность к мелодраме, а он терпеть не мог сцен.
 – Послушай, – начал он примирительно, – я ценю наше сотрудничество, но если ты полагаешь, что у мэра для тебя откроются новые горизонты, я в самом деле не стану тебя удерживать.
 – Новые горизонты? – фыркнула Кэтрин. – В таком крохотном городишке? И вообще, при чем тут это?! Вы с мэром постоянно на ножах. Что ты натворил на этот раз? Чего ради он старается меня переманить?
 Аксель мысленно поморщился, но вопрос был задан по существу. Он покачался на стуле и неохотно объяснил:
 – Я против проекта проложить дорогу через земли некоего Пфайфера. Если вспомнить, я возражал также и против строительства торгового центра, а если заглянуть дальше в прошлое, наберется внушительный список того, в чем мы не сошлись. Хотелось бы знать, однако, при чем здесь ты.
 – Ах, земли Пфайфера! – воскликнула Кэтрин, оживляясь. – Старик приходится мне дальней родней. Вся семья считает, что он слегка не в себе и потому цепляется за эту старую развалину – особняк.
 – Он его частично восстановил еще при жизни жены, – возразил Аксель, – а земли и в самом деле древние. Я бы не удивился, окажись на них захоронения индейцев чероки, и еще того меньше – если бы чероки были в генеалогическом древе Пфайфера. В наше время мало кто так упорно держится на недвижимость. По сути, это дань уважения предкам.
 Кэтрин нетерпеливо повела плечами и продолжала ходить взад-вперед, теперь уже не столь энергичным шагом.
 – Допустим, – наконец сказала она. – Но большие города расширяются и поглощают все, что стоит у них на пути, а цены на землю стремительно растут. Пока дороги оставались грунтовыми, никому не было дела до того, что посредине затесался особняк, но между важными транспортными артериями нужна смычка!
 – Я тоже живу в этом городе, – сухо напомнил Аксель, – и как раз потому, что мне не нравятся улицы с домами стена к стене. Не хочется впускать это в свою жизнь. Когда был принят закон о городском зонировании, я думал, это избавит Уэйдвилл от участи стать пригородом Шарлотта. Если не нравится провинция, перебирайся в мегаполис, зачем же тащить мегаполис туда, где ему совсем не место?
 – Ах, очарование провинции! – пропела Кэтрин, источая иронию. – Давайте ходить в соломенных шляпах и грязных башмаках!
 Аксель промолчал, поскольку еще помнил время, когда ресторан был гриль-баром и его завсегдатаи одевались именно так. Хозяйничал там отец, а сам он по большей части вытирал грязную стойку. За этим занятием он узнал о жизни и человеческой натуре куда больше, чем любой выпускник колледжа. Однако, кроме практической сметки, требовалось обаяние «славного парня», а это, увы, не перешло к нему по наследству.
 – Можно, я угадаю? – спросил он, стараясь применить свое знание человеческой натуры к конкретной ситуации. – Старый Пфайфер плох, завещания не существует, и семья уже подсчитывает, кто сколько получит, когда он отдаст концы.
 – Из такого скудного ручейка мне вряд ли перепадет хоть капля, если ты это имеешь в виду. Просто единственное, что интересует мэра применительно ко мне, – это наличие в городе земель Пфайфера.
 – Разве? Сам губернатор не откажется время от времени взглянуть на белокурую красотку, да и весь отдел дорожно-транспортного строительства. Представляю, что будет, когда ты появишься в таком виде на заседании городского совета.
 – Хоулм, у тебя в жилах вместо крови вода! – Кэтрин пошла к двери. – Хедли внизу. Он сказал, что у него к тебе разговор. Послать его сюда?
 Аксель кивнул, несколько озадаченный. Пожалуй, все-таки следовало вплотную поразмыслить над женской природой и выявить закономерности, но пока не стоило забивать себе голову, почему женщины реагируют на все иначе, чем мужчины.
 Пока Хедли неспеша поднимался в кабинет, Аксель успел уладить недоразумение с нью-йоркским поставщиком, просмотреть последние каталоги столового льна и прикинуть, где его заказать. Ему нравилось вникать в подобные детали куда больше, чем иметь дело с людьми.
 Усевшись и разложив руки по спинке белого кожаного дивана, репортер с одобрением оглядел кабинет:
 – Вот это я понимаю! Не то что в былые дни!
 – Каждый бунтует по-своему, – ответил Аксель (кабинет его отца был тесным, душным, забитым папками, в которые тот ни разу не заглядывал).
 Можно сказать, Хедли сделал рекламу «Гриль-бару Хоулма» и помог его процветанию. Лет тридцать назад, во время «оттепели», когда спиртное стало легальным, репортер облюбовал табурет в дальнем конце стойки, где сидел за прихваченной из дому бутылкой бурбона и следил в окно за жизнью городка. Через десять лет законы изменились, за стойкой воздвигли темного дерева бар. Первым, кто купил там выпивку, был Хедли. Ни одно заведение не обойдется без странного типа, который всегда на своем месте, когда ни зайди, и как бы символизирует незыблемость мироздания. Хедли стал почетным завсегдатаем гриль-бара. И сплошное переднее окно, в которое он так любил смотреть, и само заведение давно уже стали историей, а он все оставался, разве что стал на двадцать кило тяжелее и обзавелся сплошной сединой. Его нюх на пикантные новости при этом нисколько не притупился.
 – Как дела? – спросил он, словно ввинчивая в Акселя пронзительный взгляд. – Ты в курсе, что твоя лицензия на продажу спиртного под угрозой?
 Вот дьявольщина! Аксель припомнил инцидент месячной давности, когда пришлось вмешаться полиции, и возвел глаза к потолку. Благодушная перебранка двух солидных матрон из-за мужика, который не стоил доброго слова, постепенно переросла в скандал, а поскольку в тот вечер по телевизору шло ралли, распаленные завсегдатаи завязали потасовку. Если учесть, что еще месяцем раньше на стоянке у ресторана обчистили машину, предугадать ход мыслей стражей закона было нетрудно. Живое участие в этом принял уважаемый гражданин города – мэр.
 Лишить владельца ресторана лицензии на продажу спиртного – значит погубить его. Аксель подумал, что кампания против него набирает обороты. Возможно, стоило спешно принять сторону мэра.
 – Кой черт дернул меня войти в состав городского совета? – спросил он в пространство.
 – Имя ему «гражданский долг», – ответил Хедли не без иронии. – Это позволило тебе поддержать поправку к закону о городском зонировании, в надежде, что она поставит крест на убогой гостинице в нашем квартале.
 – А не выставить ли мне свою кандидатуру на выборах в мэры?
 – Отличная идея! Провинциальный мальчик извлекает пользу из безупречного послужного списка. Женись на ледышке, что у тебя в помощницах, по выходным ходите в церковь, держа ребенка за руки, – и пост мэра у тебя в кармане.
 Ну нет, подумал Аксель. Наука брака обошлась ему дорого, и он решил, что на роль мужа не имеет достаточной квалификации. Даже ради гражданского долга он не собирался вторично совать голову в ту же петлю. Тем более что Констанс ненавидела Кэтрин и охотнее бы пошла в церковь за руку с павианом.
 Внезапно и совсем некстати Акселю вспомнился свет в глазах дочери, когда она рассказывала о внеклассных занятиях. Он смутно помнил предыдущую владелицу «Лавки древностей». За что ее посадили? Что-то связанное с наркотиками. Кажется, рыжая цыганка о ней упоминала.
 Он взялся за голову и с минуту сидел в этой позе. Пост мэра означал конец нормальной жизни. Вечно быть под надзором, чтобы каждый, кому не лень, совал нос в твою жизнь. У Констанс и так довольно проблем. Но потеря лицензии означала еще худшее, причем для них обоих. Наверное, проще все-таки прикрыть эту школу... вот только дочь... впервые со дня смерти Анджелы разговаривает. Это заслуга ее новой учительницы.




 Глава 3



 С «если» часто начинается то, что никуда не ведет.

 – Детка, раз уж Аксель Хоулм добровольно вызвался нам помочь, глупо отвергать его! Или тебе все равно, что школу прикроют?
 Майя прижала телефонную трубку плечом и погладила Мэтти по голове. Мальчику приснился кошмар, поэтому она взяла его к себе в кровать. И он сразу уснул. Хотя ученик из него был посредственный, что порой приводило Майю в отчаяние (она подозревала, что виной всему шок), в остальном это был ангел во плоти. Мэтти почти никогда не доставлял хлопот.
 Зато жизнь не давала перевести дух – как « американские горки ».
 Майя уставилась на трещины в потолке спальни. Почти несуществующий доход от партнерства в бизнесе был той соломинкой, что держала ее на поверхности. Магазин Клео оказался, мягко выражаясь, убыточным, а счета нужно было как-то оплачивать. Хорошо хоть, к нему прилагалось жилье. Короче говоря, никак нельзя было допустить закрытия школы.
 – А почему бы тебе самой не поговорить с Хоулмом? Не потому, что от тебя в делах больше проку. Он рожден под знаком Девы! Мы с ним просто не можем прийти к согласию, пойми. Мы говорим на разных языках.
 – Детка, мне очень неприятно поднимать этот вопрос, но ты говоришь на разных языках со всеми в этом городе. Не знаю, чему тебя учили в Калифорнии, но только не тому, что может пригодиться в Каролине. Если хочешь здесь чего-нибудь добиться, изучай местную специфику!
 «Если». Майя зажмурилась и сморщила нос. Это «если» было колоссальных размеров. Клео потратила большую часть своей жизни, скитаясь из города в город, как перекати-поле, и Майя вынуждена была скитаться вместе с ней. В отличие от Акселей Хоулмов этого мира они не могли назвать домом ни одно место, в котором временно находили кров, хотя Майя довольно долго думала, что дом там, где спишь в эту ночь.
 Теперь все изменилось. На ней лежит груз ответственности. Уэйдвилл стал ее домом на все время заключения Клео, и рядом в постели спит пятилетний мальчик, о котором нужно заботиться. Не исключено, что мечта о школе пойдет прахом как раз ко времени выхода сестры на свободу, но тогда, быть может, Стивен чего-нибудь добьется и можно будет обсудить с ним вопрос алиментов.
 Как легко оседлать мечту и мчаться вскачь! У нее всегда был к этому дар. Майя заставила себя вернуться к действительности.
 – Ладно, я поговорю с Акселем Хоулмом. Беда в том, что он готов пойти на компромисс, а я нет, о чем честно предупреждаю тебя, Селена. Но если ты хочешь, чтобы я боролась с течением, я буду бороться изо всех сил.
 В трубке раздался вздох.
 – Хотела бы я понять, что ты имеешь в виду. Если действуешь на свой страх и риск, делай это в интересах каждого. Я вынуждена настаивать.
 Положив трубку, Майя сморщила нос. В одиночку она позволила бы течению нести себя куда придется, но приходилось думать еще и о других. Рожденная под знаком Рыб, она могла ради Мэтти перебраться и через пороги, и через плотину. Конечно, беседа с заносчивым яппи не обойдется ей так дорого.
 – Аксель, дорогой! Я знаю, ты стараешься как можешь, но ведь очевидно, что Констанс несчастлива! У тебя на руках бизнес... – едва заметная пауза означала неодобрение, – и вся эта деятельность в городском совете... Мужчине не понять нужд и потребностей восьмилетней девочки. Ей необходим женский присмотр.
 Теща указала на диван рядом с собой, предлагая сесть, но Аксель предпочитал сохранять дистанцию. Сандра была приятной женщиной – во всяком случае, он не имел оснований утверждать обратное. Они почти потеряли друг друга из виду с тех пор, как она перебралась в Техас, к родне. То, что она проделала столь долгий путь ради этого разговора, внушало подозрения.
 – Последние два года вы не особенно интересовались Констанс. С чего вдруг такой ажиотаж?
 Акселю не хотелось рубить сплеча, но так можно скорее добраться до сути. Он все еще был по горло сыт долгими дебатами с Анджелой.
 – Я всегда интересовалась Констанс! – возразила Сандра (ее унизанные перстнями пальцы продолжали барабанить по дивану). – Просто до сих пор у меня была надежда, что девочка оправится от удара, но...
 Она так долго подыскивала подходящий оборот для очередной словесной атаки, что Аксель решил прийти на помощь:
 – Но моя холодная, равнодушная натура подавляет все живое вокруг?
 Он стоял, опираясь локтем о каминную полку, выбранную Анджелой по каталогу, когда они обставляли этот дворец. Как и всякая мысль о покойной жене, эта была насыщена болезненным чувством вины.
 – Анджела всегда так говорила, – добавил он с вызовом.
 – Она любила тебя, – примирительно заметила теща, – но ты был вечно занят.
 Проклятие! Словно двух последних лет и не бывало, его снова втягивали все в тот же нескончаемый, никуда не ведущий спор. Он начинался с приходом Акселя домой и заканчивался уже в темноте, в постели. И так вечер за вечером. Все последнее время их совместной жизни, до той минуты, когда ее машину занесло на мокром от дождя асфальте. Анджела была в лучшем случае рассержена, в худшем – разъярена. Он не понимал этого ни тогда, ни теперь. Она оставила по себе только чувство вины.
 – Послушайте, Сандра! Констанс потеряла одного из родителей. Будь я проклят, если позволю отнять у нее и другого! Ваши намерения, разумеется, благородны...
 – Вот что, Аксель, – перебила теща, угрожающе сдвигая брови, – если придется, я пойду на все. Констанс не только твоя дочь, но и моя единственная внучка. Другой уже не будет. Я хочу сделать ее счастливой, и это в моих силах. Здесь ей плохо, это видно с первого взгляда. Не понимаю, к чему весь этот спор.
 Аксель стиснул кулаки. Он был не из тех, кто позволяет эмоциям захлестнуть себя. Жена считала, что у него вообще их нет.
 – Не знаю, из какого источника вы черпаете информацию, но никто не вхож в этот дом настолько, чтобы досконально разбираться в ситуации. Я только что зачислил Констанс в группу внеклассного обучения – очень хорошую, где она быстро придет в себя. Учительница считает ее талантливой!
 Он не сказал, что учительница не от мира сего.
 – Если все так мило, почему у девочки несчастный вид? Не хочешь по-хорошему – встретимся в суде!
 Возможно, подумал Аксель, в словах Сандры есть доля истины. Возможно, Констанс нуждается в женском присмотре. Рядом с восьмилетней девочкой должен быть тот, кто может подстричь ей ногти, заплести косу и выслушать маленький секрет. Он решительно не подходит для всего этого. И даже будь она настоящим сорванцом, предпочитай лазать по деревьям и удить рыбу, все равно от него не было бы толку. В жизни он знал только свой бизнес да книги. В детстве попробовал вступить в бойскауты, но в первом же походе свалился в озеро и чуть не утонул, а рыбалку так и не освоил, считая очень сложным занятием.
 Как могла Анджела умереть и оставить его в такой затруднительной ситуации?
 – Дайте мне время все обдумать, – сказал Аксель, беспомощно потирая лоб. – В первую очередь я должен обсудить все с Констанс. Сколько времени вы пробудете у нас? Я могу договориться насчет обедов и ужинов.
 – Не затрудняйся, я остановилась у Элизабет Арнольд, – ответила Сандра, вставая. – Не хотела создавать тебе лишних проблем. А кто обычно готовит для вас с Констанс?
 Значит, у Элизабет Арнольд. У матери мэра. Последний кусочек мозаики встал на свое место. Акселю захотелось скрипнуть зубами, но он заставил себя улыбнуться.
 – Мы перекусываем в баре.
 И понял, что говорить этого не следовало. Ухоженное лицо тещи вытянулось по меньшей мере на дюйм. Двадцать лет назад открытие первого в городе бара вызвало настоящий скандал. До сих пор никто не называл его иначе как «злачное заведение», хотя бар давным-давно вырос в крупнейший ресторан округи. Скорее всего Сандра вообразила себе Констанс жующей орешки на высоком табурете у стойки.
 Аксель вдруг понял, что не может выносить присутствия тещи ни минуты. Не заботясь о том, чтобы сгладить впечатление от своего неосторожного замечания, он поспешил ее выпроводить.
 Аксель намеревался зайти к дочери и все объяснить, но, поднимаясь по лестнице, заметил, как в коридоре мелькнуло белое пятно ночной рубашки. Скрипнула, закрываясь, дверь.
 Констанс подслушивала. Ей ничего не нужно было объяснять.
 – Ну что? Разговор состоялся? – вполголоса осведомилась Селена, когда Майя вошла с улицы в компании трех новых учениц, щебетавших на разные голоса.
 – Еще нет, – тихо ответила та, помогая разложить ранцы по шкафчикам.
 Девочки наперегонки бросились в классную комнату, а она выпрямилась, держась за поясницу, и с минуту прислушивалась, как отступает ноющая боль.
 – Сегодня заходила в гости дама из социального отдела, проверить, как живется Мэтти. Держалась так, словно каждую минуту ожидала, что я свалюсь к ее ногам в корчах от героиновой передозировки! Я выбрала неподходящее время для беременности.
 В первую очередь она выбрала неподходящего кандидата в отцы. В другой раз надо быть умнее и запастись таблетками. В другой раз! До другого раза она успеет поседеть и сморщиться.
 – Ты же не могла предвидеть, что сестрицу посадят за решетку, – резонно заметила Селена. – Надеюсь, ты сочинила для гостьи хорошую сказку.
 – О, вполне! Стивен – знаменитый музыкант, не вылезает из гастролей. Постоянной зарплаты не имеет, зато получает поистине королевские гонорары за выступления. Я вполне могла бы обеспечить Мэтти лучшее окружение, но, думаю, с этим надо подождать, ведь перемены – тоже своего рода стресс. Пусть поживет в знакомой обстановке, оправится от пережитого...
 – Лучше не придумаешь! Сразу видно, ты знаешь, с кем имеешь дело. И они на такое покупаются?
 – По-моему, больше всего ее обеспокоило отсутствие мужского присмотра. – Майя достала ленту и небрежно прихватила на затылке копну темно-рыжих волос. – Да, и еще она считает, что учительский диплом можно использовать более подходящим образом.
 – Ничего, обойдется! Официально к нам придраться нельзя. Нужно только продержаться, пока не начнут капать денежки.
 – «О невозможном все мечтать, с несокрушимым все сражаться»! – иронически процитировала Майя и отправилась к детям.
 Несколько часов спустя Мэтти неохотно жевал сандвич, бормоча что-то о биг-маках, а Майя вздыхала над столбиком цифр. Ей никогда не расплатиться, никогда. Даже за миллион лет. Ни за сто миллионов. Откуда быть умению обращаться с деньгами у человека, который никогда их не имел? А состояние финансов Клео можно определить словом «банкрот».
 – Майя, а могу я новые кроссовки?
 На этот раз она не потрудилась поправить грамматику. Они ничего не могут с таким бюджетом!
 – А что с твоими? – рассеянно полюбопытствовала Майя, повторяя расчет на старом, еще со времен колледжа, калькуляторе в надежде на то, что обсчиталась.
 – Продырявились. Мисс Кидд говорит, пора их сменить. У Дика новые – с неонками!
 Майя расслышала в голосе мальчика умоляющую нотку и воздержалась от лекции, что беднякам следует умерять аппетиты. Ее бесчисленные приемные родители никогда не забывали об этом напомнить. Здравый смысл имеет мало общего с детской потребностью быть не хуже других. И потом, они вовсе не бедны! Не хватало еще приклеить ярлык и подогнать под него всю жизнь. В конце концов, у нее есть образование! Этого никто не сможет отнять. Человек с образованием всегда заработает на хлеб и масло. И даже на кроссовки с неонками.
 Майя взъерошила волосы племянника, со стыдом сознавая, что проглядела плачевное состояние его обуви.
 – Завтра же купим тебе новые кроссовки. А пока давай нарисуем на старых смайлики. Ведь у Дика на кроссовках смайликов нет?
 – Лучше драконов! – обрадовался мальчик и одарил ее одной из своих редких застенчивых улыбок. – Смайлики уже есть у Шелли.
 – Огнедышащих драконов! – поддержала Майя, воодушевляясь: с кистью она вполне умела обращаться.
 Спрятав память об улыбке Мэтти в укромный уголок сердца, она проводила племянника взглядом до двери. Когда-то его мать была единственным буфером между чрезмерно впечатлительной младшей сестренкой и миром, полным грубых, ожесточенных людей. Как же могла она годы спустя променять такого чудесного мальчишку на наркотики? Что ожидает Мэтти в будущем, когда каменные челюсти разожмутся и выплюнут Клео назад в большой мир, с непоправимо запятнанной репутацией, по-прежнему неспособную позаботиться ни о себе, ни уж тем более о ребенке, которого она зачем-то произвела на свет?
 Майе показалось, что ответственность висит на ней тяжело и криво, как мантия с чужого плеча. Она мысленно закуталась в неподатливое одеяние и сердито уставилась на столбик цифр. С таким бюджетом нечего и думать, что мечты сбудутся.
 Чистые голубые небеса Каролины благосклонно взирали на двойные двери ресторана «У Хоулма», в которые – хочешь не хочешь – предстояло войти. Майя попробовала дозвониться Акселю Хоулму по номеру, найденному в телефонной книге, но не была удостоена даже автоответа. В восемь она отводила Мэтти в детский сад, а в десять открывала «Лавку древностей», так что на визит оставалось не так уж много времени.
 Ресторан находился в нескольких кварталах от магазина. Впрочем, в этом городишке что ни возьми находилось в нескольких кварталах от всего остального. Их мать выросла здесь, но сумела вырваться, вступив в брак. Майя пыталась разобраться, чего ради Клео вернулась в Уэйдвилл. Потому что здесь можно всюду добраться на своих двоих – самом дешевом виде транспорта?
 Стучаться в двери ресторана в девять часов утра казалось нелепым, поэтому Майя собралась с духом (и с силами) и толкнула дверь, которая распахнулась с такой легкостью, что она чуть не упала через порог. Можно было догадаться! С таким знаком зодиака Аксель Хоулм просто обязан был вести дело безупречно.
 Молодой человек в форме уборщика, протиравший стекла бара, при виде Майи очень удивился.
 Майе всегда бывало неловко в злачных заведениях, даже респектабельных. Она приняла бесстрастный вид, словно заковала себя в доспехи, и прогулочной походкой приблизилась к единственной живой душе.
 – Скажите, Аксель уже здесь?
 Играть в беспечность, толкая перед собой живот, было не так-то просто. Уборщик буркнул нечто похожее на «да» и ткнул пальцем в заднюю дверь. Выходило, что учтивого, обходительного мистера Хоулма посещают женщины совсем другого рода.
 Майя вошла и оказалась в коридоре, где взгляду предстал целый ряд дверей, одна из которых поспешно захлопнулась. Кто бы это ни был, бросаться вслед с расспросами не стоило – на каждой из дверей красовалась табличка. Кухня, комнаты персонала, кладовые. Если исключить все это, оставалась только лестница в конце коридора. Очень кстати, если учесть, что еще месяц назад доктор посоветовал избегать ступенек. Однако Майя не стала колебаться.
 Наверху ее приветствовали натертый паркет, дорожка сдержанных серебристых тонов (с ней отлично гармонировали полосатые обои) и единственная закрытая дверь. Снаружи, где полагалось ожидать посетителям, не было никаких сидений. Вот это дизайн, подумала Майя. Она пожалела беднягу Хоулма в Богом забытом захолустье – и постучала в дверь. Никакого ответа. Она постучала громче, потом пожала плечами и вошла.
 Солнечный свет струился через чисто вымытые оконные стекла. Полированный стол казался еще чернее в потоке света, а склоненная над ним белокурая голова серебрилась. Едва приподнявшись, эта элегантно подстриженная голова снова склонилась к тому, что Майя сочла стопкой фактур. Она знала, что такое фактура. Клео оставила их немало в самых неожиданных местах – пожелтевших, с кругами от чашек.
 – Присядьте, мисс Элайсем. Одну минутку.
 Итак, она снова «мисс». Холодный тон оставлял мало надежд на успех затеянного предприятия. Можно было с достоинством удалиться, но Майя решила остаться. Жесткие кожаные кресла перед столом нисколько не манили к себе, поэтому она прошла к панорамному окну на главную улицу городка. С учетом бывшей автомастерской, переоборудованной под овощной магазин, деловая часть Уэйдвилла протянулась на три квартала. Магазин Клео находился в конце ее, у железнодорожной станции, и не был виден из окон кабинета.
 Большая часть зданий городского центра относилась к концу XIX – началу XX века, когда хлопок был еще в цене. За прошедшее столетие их незатейливые кирпичные фасады оснастились полотняными навесами лавок, решетками и вывесками, от которых рябило в глазах. Ресторан Хоулма тоже был сложен из кирпича, однако общая протяженность его окон напоминала о том, что мир уже познал кондиционированный холод. Судя по всему, владелец не боялся идти в ногу со временем.
 За спиной стукнула ручка, опускаясь на эбонитовую черноту стола.
 – Чем могу быть полезен, мисс Элайсем? Майя повернулась. Солнце било в глаза, не позволяя видеть выражение лица Хоулма, но от него исходило безмолвное предостережение: у делового человека нет времени на пустую болтовню. Возможно, она поторопилась, приписав ему влияние Водолея.
 – Я решила, что зря отклонила ваше великодушное предложение помощи, – сказала она так проникновенно, как только могла. – В тот день я была... в некотором замешательстве.
 Он откинулся в кресле, положил локти на подлокотники и переплел пальцы на уровне груди. Без пиджака Хоулм выглядел более внушительно, белая рубашка выгодно подчеркивала ширину его плеч и груди. Невольно подумалось, что он напрасно маскирует все это костюмами и галстуками. Хоулм был скроен для джинсов, облегающих спортивных костюмов, лыжных комбинезонов.
 Это был неуместный ход мыслей, поэтому Майя заставила себя сосредоточиться на происходящем. Из кармана рубашки Хоулма торчал кончик отвертки, в углу стола лежали распотрошенные часы. На них она и остановила свой взгляд.
 – Судьба вашей школы уже не имеет для меня значения, мисс Элайсем. Я намерен отослать Констанс к бабушке.
 Дверь скрипнула. Майя успела подумать о том, что их подслушивают, когда кто-то ворвался в кабинет и так неистово прильнул к ее ногам, что едва не повалил.
 – Я не хочу, мисс Элайсем, я не хочу! Лучше я буду жить с вами!!!
 Встретив взгляд Акселя Хоулма, Майя на один краткий миг заглянула ему в душу и прочла там беспросветное отчаяние. Он тотчас захлопнул окошко и посмотрел на нее так, словно винил во всех своих бедах.
 Майя присела и привлекла к себе плачущую девочку.
 – Я нисколько не возражаю, милая.
 Она в самом деле не возражала. Более того, если бы это было возможно, она забрала бы Констанс с собой прямо сейчас.
 Когда девочка обвила ее шею руками, чуть не задушив, Майя испепелила взглядом бесстрастного человека в кресле. Она держала в объятиях то, ради чего затеяла свою школу. Всю жизнь она мечтала найти дом, где ее примут с распростертыми объятиями, где будут ее любить. Она мечтала дать детям то, чего никогда не было у них с Клео.
 Только Майя не знала, что первым станет именно этот ребенок.
  Октябрь 1945 года 
 «Прошлым вечером я познакомился с некой Хелен Арнольд, племянницей банкира. Я о ней уже слышал (у нее ресторанчик за городом) и старался вообразить, что она собой представляет. Но такое!.. Нет, я не поддамся. Не для того я прошел через войну, чтобы ради паршивой овцы оказаться в семействе Арнольдов. Впрочем, волосы у нее рыжие, и я назвал бы ее «рыжей овцой», будь в ней хоть что-нибудь овечье. Хелен далеко не овца. Она – воплощенный вызов!»




 Глава 4



 Дайте мне свободу слова... нет, лучше не давайте!

 Аксель смотрел на живую статую у окна. Будь это полотно великого мастера, оно называлось бы «Мадонна с младенцем». Рафаэль мог выбрать своей моделью эту женщину с копной темно-рыжих завитков, что так беспечно рассыпались у нее по плечам, с ровными дугами бровей, чистым лбом, с воздушными волнами яркой юбки вокруг колен. Он вспомнил красное мини и высокие каблуки Кэтрин. Контраст показался ему ошеломляющим.
 Впрочем, массивные кроссовки и платьице Констанс не слишком вписывались в художественный образ. Как она здесь оказалась? Ведь час назад он отвез ее в школу!
 Смущенный тем, что она рыдает взахлеб, и не зная, как положить этому конец, Аксель вынул из кармана отвертку и принялся крутить ее в руках. Сердитый взгляд мисс Элайсем дал ему понять, что это неадекватная реакция на детские слезы. Тогда, скованно и неуклюже, он выбрался из-за стола и навис над ними. Плач дочери надрывал сердце, и надо было что-то делать. Аксель опустился на одно колено и сделал попытку оторвать Констанс от учительницы:
 – Иди ко мне, давай все обсудим...
 – Нет! – крикнула она и глубже зарылась в рыжие завитки.
 Только тут Аксель понял, что это гневные слезы. Он впервые видел дочь в гневе. Это привело его в еще большее замешательство, и он обратил к мисс Элайсем вопросительный взгляд.
 Что сделала эта женщина, как добилась того, что ребенок идет к ней охотнее, чем к родному отцу?
 Учительница опустила глаза на растрепанные волосы Констанс.
 – Шоколадная моя, успокойся, иначе и я начну рыдать во весь голос.
 Акселю показалось, что Майю забавлял вид истерически рыдающего ребенка. Сам он был в ужасе, изнемогал от жалости, Анджела билась бы в истерике и бросала ему в лицо обвинения. А эта женщина оставалась безмятежной, как Мадонна.
 Констанс отрицательно помотала головой. Мисс Элайсем взяла прядь ее волос и потянула – мягко, но настойчиво. Отерев щеки ладонью, девочка подняла взгляд. Забыв, что так и стоит на одном колене, Аксель во все глаза смотрел на происходящее. Он подумал, что таких женщин клеймили в средние века как ведьм.
 – А ты уже говорила папе, что не хочешь к бабушке? – спросила Майя, поглаживая девочку по волосам, словно лаская кошку.
 Констанс помотала головой, глаза ее наполнились слезами, и она спрятала лицо на плече учительницы. Аксель дорого бы дал, чтобы это было его плечо, но уже не отважился потянуться к дочери. Накануне вечером он не сумел добиться от нее ни слова.
 – Если не хочешь, не поедешь! – вырвалось у него, к собственному изумлению.
 Он провел ночь без сна, стараясь принять правильное решение, снова и снова приходя к заключению, что разлука неизбежна – ради Констанс, ради женского присмотра, о котором говорила теща. Он измучил себя доводами в пользу того, что отец из него никудышный, потому что он не способен разорваться между бизнесом и родительским долгом. С тяжелым сердцем Аксель заставил себя смириться с тем, как пуста будет его жизнь. Потому что все это ради дочери, ради того, чтобы она снова научилась улыбаться.
 И вот после первых же слез долгие ночные раздумья оказались перечеркнутыми.
 Рыданий больше не было слышно, но дочь упорно прятала лицо. Аксель вновь вопросительно глянул на Майю. Та пожала плечами. Его уступка не произвела на нее особого впечатления.
 – Констанс, милая, папа хочет с тобой поговорить. А мне нужно сесть, иначе я просто рухну. Позволь мне встать, а папе – обнять тебя. Смотри, какие у него широкие плечи! На таком плече можно плакать хоть до скончания века. Папа для того и нужен, чтобы можно было при случае выплакаться.
 Аксель ужаснулся своему эгоизму. Ведь эта женщина беременна! В таком положении так долго сидеть! У нее, должно быть, совсем онемели ноги! Он вскочил и взял Майю за локоть, чтобы помочь ей подняться. Она указала ему глазами на дочь. Тогда он поднял Констанс, неуклюже привлек к себе и был поражен тем, что она вдруг обвила тонкими руками его шею.
 Мокрое личико тотчас промочило рубашку на плече, от растрепанных волос пахло детским шампунем. Аксель давно забыл, каково это – обнимать ребенка. В последний раз он обнимал Констанс так давно, что это изгладилось из памяти. Сколько ей тогда было? Три года? Два? Или она еще только начинала ходить, упала и поцарапала коленку? Нет, он решительно не помнил. Для того, чтобы жалеть, существовала Анджела.
 Майя попробовала подняться с колен, но мешал живот. После короткого замешательства Аксель высвободил и протянул одну руку. Вместо того чтобы опереться и пассивно ждать помощи, молодая женщина подтянулась сама. От нее пахло чем-то экзотическим – сандалом? Она отступила сразу, как только оказалась на ногах, но Аксель успел понять, что она более хрупкая, чем кажется.
 Чувство симпатии, однако, было недолгим. Оно рассеялось, стоило учительнице заговорить.
 – По-моему, мистер Хоулм, вам есть о чем побеседовать с дочерью! – заметила она резко, со своим сильным калифорнийским акцентом. – Очень возможно, этот разговор подогреет ваш интерес к судьбе моей школы. В таком случае милости прошу в «Лавку древностей»!
 Ледяной тон недвусмысленно выражал ее мнение о родительских талантах Акселя. Мысль о том, что сейчас они с Констанс останутся наедине, повергла его в панику. Еще миг – и он взмолился бы не покидать его, но Майя уже повернулась спиной. В потоке света каскад ее волос отливал червонным золотом. Она вышла из кабинета и бесшумно прикрыла за собой дверь.
 Беременной женщине следует оставаться дома, на мягком диване, с ногами на удобной скамеечке, под уютным пледом. Ей вредно подниматься по крутым лестницам.
 Все это пронеслось в голове и исчезло. Аксель сосредоточился на Констанс. Не выпуская ее из рук, он нащупал кресло и неловко уселся, прикидывая, как начать разговор. Он может спросить, но получит ли ответ? И если получит, стоит ли брать его в расчет?
 Дочь снова начала плакать. Теперь это был невообразимо жалобный плач, словно разбитое сердце исходило слезами. Аксель окончательно перепугался. Он полагал, что молчание Констанс было естественным проявлением горя, что именно так она оплакивает утрату. Он ждал, когда горе изживет себя, как это случилось с ним. Что, если он ошибался?
 Но ведь с мисс Элайсем... с Майей Констанс была совсем иной! Как Майе это удавалось? Он должен был разобраться, если хотел сохранить дочь.
 Аксель понятия не имел, в чем секрет, и снова впал в панику.
 На этот раз его приветствовали монашеские песнопения. Окна были чисто вымыты и без помех пропускали внутрь солнечный свет, но интерьер выглядел ничуть не лучше прежнего. Ветерок, ворвавшийся в магазин следом за Акселем, поднял пыль, и пришлось поскорее захлопнуть дверь.
 – Есть тут кто-нибудь?
 Очень хотелось сказать, что дело так не ведут, но, во-первых, вести было особенно нечего, а во-вторых, Майю это мало волновало.
 – Посмотрите вниз.
 Аксель перегнулся через прилавок и, к своему ужасу, увидел ее лежащей на спине, с закрытыми глазами и руками на сильно выступающем животе.
 – С вами все в порядке?! – вырвалось у него (если дважды в день получать потрясение, за неделю можно спятить!).
 – Смотря с чем сравнивать, – с сомнением ответила Майя, но глаза открыла, и Аксель увидел в них лукавство. – А в какой связи это вас интересует? Не придется ли принимать роды? Нет, не придется. Вы в полной безопасности, по крайней мере в данный момент.
 Дьявольщина, ведь он и в самом деле подумал...
 Майя начала подниматься, держась за прилавок. Аксель' из деликатности уставился на кота, который один не был всех цветов радуги. А потом между ним и котом возникло улыбающееся лицо в обрамлении темно-рыжих завитков.
 – Ну, мистер Хоулм, как домашние неурядицы? Остались в прошлом?
 – Я опять отвез Констанс в школу, – ответил он.
 Под сияющим взглядом хотелось поежиться. Эта женщина не имела права быть счастливой среди такого хлама.
 – Она не сказала, как оказалась в ресторане. – Внезапно Акселем овладели подозрения, и он вперил в собеседницу испытующий взгляд. – Вам об этом что-нибудь известно?
 – Ничего. Хотя я всю жизнь мечтала встретить фею, мне это не удалось. Сама я тем более не подхожу на эту роль. Но кто-то мог подвезти девочку, если, конечно, она не явилась пешком. Миля – это не так уж далеко, а Констанс отличается упорством.
 Майя сняла закипевший чайник с подставки, и уже известный Акселю ритуал заваривания чая повторился. Пораженный мысленной картиной: его дочь целую милю шагает мимо потока машин, среди выхлопных газов, по грязной обочине, – Аксель механически взял поднос, отнес на столик в углу и уселся на безобразный витой металлический стул. Голова его склонилась на руку. Подойдя с заварным чайником, Майя потрепала его по плечу. Он едва знал эту женщину, но она все время к нему прикасалась!
 – Вы пообещали не отсылать ее к бабушке?
 Какого дьявола! Это ее не касается!
 Аксель подавил в себе жгучее желание выложить все как на духу, но он не мог носить это в себе до бесконечности. Ему не пришло бы в голову заговорить о дочери с Кэтрин. Друзей было хоть отбавляй (ведь он родился и вырос в этом городе), и все они исправно посещали ресторан, но Аксель ни с кем из них не откровенничал, считая, что его личная жизнь, как и размер сбережений, никого не касается. И вот женщина, которую он знал без году неделя, уже разбирается в его проблемах лучше, чем он сам!
 – Я вынужден, – мрачно объявил Аксель, глядя, как Майя разливает чай, и рассеянно размышляя, что стоит завести здесь кофейник, если он часто собирается сидеть за этим столом.
 Она выпрямилась и приподняла бровь. Бирюзовые глаза метнули в него пару острых кинжалов. Невольно поежившись, он бросился на защиту своего трудно принятого решения.
 – Что это за отец, если ребенок у него бродит по обочинам проезжих дорог? Это в восемь-то лет! Я не могу бросить все ради присмотра за Констанс! Я вечно занят! – Сообразив, что процитировал жену и тещу, он поежился снова. – За моей дочерью по очереди присматривают школа, вы и, наконец, нянька, которую удается нанять на вечер! Конечно, мы вместе ужинаем, но, Боже мой, не могу же я держать ее в ресторане весь вечер!!!
 – Пока я вас ни в чем не обвиняла, – кротко произнесла Майя, разглядывая его поверх чашки (Аксель невольно остановил взгляд на влажной нижней губе и отчаянно смутился), – но я не заметила, чтобы наличие бабушки предотвратило странствия Констанс по проезжим дорогам. Это она накормила девочку завтраком? Она заберет ее из школы? Она приготовит обед и ужин?
 Аксель потер лоб в попытке собраться с мыслями, но это мало помогло. Возможно, стоит заглянуть в хрустальный шар. Наверняка от этого будет больше проку, чем от сумбурных рассуждений.
 – Сандра приехала нас навестить. Не могу же я с ходу взвалить на нее присмотр за внучкой! Полагаю, она с успехом займется этим у себя дома.
 – Он полагает! – возмутилась Майя. – Вы даже не уверены! Почему не сказать прямо, что вам на все наплевать? Что вам нужно сбыть Констанс с рук, все равно кому?
 Кровь бросилась Акселю в голову. К счастью, он вовремя опомнился. Эта женщина сумела вывести его из себя, а между тем он потратил целую жизнь на то, чтобы научиться держать себя в руках в любой ситуации. Это не раз выручало его в баре, где страсти нередко так и бурлят. Он стиснул кулаки, перевел дух и заставил себя успокоиться.
 – Я люблю дочь и готов действовать даже в ущерб себе.
 – И потому вы здесь, – подытожила Майя. В самом деле, вспомнил Аксель, у него были тайные мотивы для этого визита. Не то чтобы он был стопроцентно уверен в успехе, но решил, что попытка не пытка. В критической ситуации человек идет на все, вот и он, чтобы оставить Констанс при себе, шел на то, о чем раньше не мог и помыслить. По логике вещей следовало все же отправить Констанс к бабушке, но не против ее желания. Утренний инцидент показал, что жизнь у Сандры не слишком ее привлекает. Констанс не желала ехать, он не желал ее к этому принуждать, а раз так, стоило рассмотреть другие варианты.
 Аксель опустил взгляд в чашку и собрался с силами. Он не привык просить.
 – Я... мне вот что интересно... у вас нет желания стать няней?
 Майя расхохоталась. Он опасливо поднял глаза. Она смеялась, как умела, во весь рот и запрокинув голову, так что вполне можно было рассмотреть розовое нёбо и то, что один верхний зуб стоит немного криво. На нижней части подбородка у нее была крохотная родинка. Аксель уставился на нее как зачарованный и не отводил взгляда, пока подбородок не вернулся в обычное положение.
 – А вам не кажется, что для няни моя квалификация немного высоковата?
 Все еще ошеломленный, словно во власти колдовских чар, он не сразу нашелся что ответить. В этот день вместо легкой блузки на Майе был тонкий свитер с открытым воротом. Шея была точеной и белой, как сливки. Свитер не выглядел новым. Акселю пришло в голову, что ее финансовая ситуация затруднительна, и он вцепился в эту трезвую мысль, как в спасательный круг. Это позволило почти бестрепетно встретить взгляд бирюзовых глаз.
 – И вы откажетесь от солидного жалованья, к которому будут прилагаться кров и питание? – спросил он и добавил вкрадчиво: – Вы можете себе это позволить?
 Майя растерянно мигнула. Так ей и надо, мстительно подумал Аксель, вспомнив, сколько раз сам терялся в ее присутствии. Вообще говоря, он только этим и занимался с самой первой их встречи, хотя был старше и опытнее. Хотелось наклонить чашу весов в свою сторону, хотелось перехватить инициативу. Судя по магазину, Майе не на кого было опереться. Оставалось лишь гадать, как она сумела в такой короткий срок организовать школу. Но пока речь шла совсем о другом.
 – Мистер Хоулм, крыша у меня имеется, до тех пор, пока я плачу за аренду этого здания. Если я хочу расплатиться с долгами сестры, магазин должен быть открыт. Что касается школы, нет и речи о том, чтобы от нее отказаться. Это мечта всей моей жизни, и я не променяю ее на банальный комфорт. Я, должно быть, кажусь вам беспомощной, однако умею о себе позаботиться.
 Аксель неохотно кивнул. Он был прав, не позволив себе надеяться на благоприятный исход.
 – Выхода нет. Констанс нужен женский глаз, вы отказываетесь заменить ей мать – значит, этим займется Сандра.
 – В первую очередь Констанс нужны вы! – Судя по тону, он снова рассердил Майю. – Вам знакомо выражение «позабыт-позаброшен»? Попробуйте представить, каково это, мистер Хоулм! Попробуйте понять, что такое не знать любви и тепла, скитаться от дома к дому, не знать ничего стабильного, ничего постоянного, не иметь точки опоры! Это ад, мистер Хоулм! Я сделаю все, что в моих силах, чтобы ваша дочь не прошла через такое. Я заменю ей мать, насколько смогу. Можете ежедневно привозить Констанс сюда. Здесь она не найдет комфорта, зато найдет любовь, пока вы будете полировать локтями стойку бара и пожимать руки тех, кому нет дела ни до нее, ни до вас!
 Это было все равно что получить пощечину. Аксель вскочил, дрожа от ярости. Он слышал все это от жены тысячу – нет, две тысячи раз и не собирался выслушивать снова от посторонней женщины.
 – Мисс Элайсем, я вовсе не желаю сбыть Констанс с рук! Я люблю ее и пытаюсь поступать как лучше! Ей нечего делать в доме совершенно чужого человека! – В гневе он забыл, что только что рассуждал иначе. – Вообще не следовало допускать, чтобы она к вам привязалась! Чтобы с этим покончить, я забираю дочь из вашей школы!
 Когда Аксель на всех парах мчался к двери, ребенок сильно пнул Майю изнутри. Это было не совсем то, в чем она нуждалась.
 Аксель Хоулм, с его положением в обществе и многочисленными связями, мог без труда отвадить от школы и остальных учеников – просто намекнув родителям, что это неподходящее место для их детей.
 «Несбыточная мечта» грозила в самом деле оказаться несбыточной.




 Глава 5



 Берегите бактерии!
 Это единственная культура,
 доступная некоторым из людей.

 – Я хочу купить подарок внучке.
 В два часа пополудни дверной колокольчик обычно звенел, впуская продавщицу. Поначалу Майя собиралась держать магазин открытым лишь в первой половине дня, чтобы снизить процент налога, но девчонка, нанятая еще Клео, так откровенно гордилась своей должностью, что не хватило решимости сократить штат.
 Однако в этот день, для разнообразия, явился покупатель – женщина. Судя по хорошо поставленному голосу и безупречному произношению, настоящая леди. Майя в этот час сидела, положив ноги повыше, и украшала огнедышащими драконами свои дешевые кеды, под стать кроссовкам Мэтти. Возможно, это могло внести некоторую гармонию и в ее жизнь.
 – А сколько лет вашей внучке? – спросила она, вставая и улыбаясь ухоженной немолодой женщине и уже предвкушая, как засыплет ее предложениями.
 Клео удалось собрать в своем магазине коллекцию самых невероятных безделушек, которые так и просились стать подарком ребенку. Похоже, в промежутках между приемом наркотиков у нее случались вспышки если не деловой сметки, то интуиции. Затея с магазином не слишком вписывалась в круг ее интересов, но это сулило независимость, ради которой Клео могла бы держать и скобяную лавку.
 – Внучке восемь лет. Уж не знаю, что из всего этого может прийтись кстати, однако она хочет, чтобы я купила подарок именно здесь.
 Майя придержала язык, чтобы не наговорить лишнего. Редкий покупатель приходил в магазин дважды, даже если ему было меньше десяти. Констанс Хоулм была одной из немногих.
 Внимательно оглядев гостью, Майя не обнаружила сходства. Дочь Акселя больше всего напоминала заблудившегося эльфа, а в магазин явилась утонченная светская дама. Таких, казалось, штампуют на какой-нибудь престижной фабрике с помощью точного станка: безупречная осанка, отшлифованная теннисом, гольфом и персональным бассейном; дорогая, но неброская одежда; изящные туфли на каблуке средней высоты и макияж по последней моде. Слово «бабушка» не подходило сюда ни с какой стороны. Более того, эта женщина не страдала избытком воображения – за нее всегда думали другие.
 Она была прямой противоположностью тому, в чем нуждался ребенок вроде Констанс. Тем не менее (памятуя о том, что уже разгневала одного представителя этого семейства) Майя ответила самым любезным тоном:
 – В восемь лет дети любят фантазировать. Калейдоскоп вполне отвечает этой потребности. У нас их множество, на все вкусы. Конечно, ручная работа стоит дорого, но для ребенка такого возраста...
 – Калейдоскоп – пустая трата времени! – Бабушка Констанс отмахнулась холеной рукой, сплошь унизанной перстнями (один был с бриллиантом чуть меньше яйца малиновки). – Надеюсь, у вас есть куклы? Или книги?
 Куклы не занимали Констанс. К тому же это был магазин подарков, а не игрушек. Ноги потихоньку начинали ныть. Майя переступила с одной на другую, стараясь удержаться в рамках любезности.
 – Дальше по улице вы найдете книжный магазин, у них превосходный отдел детской литературы. Конкуренция нам совсем ни к чему.
 – Но Констанс уверяет, что ваш магазин ей нравится больше других! Интересно, чем?
 Это не была издевка – у женщины был по-настоящему озадаченный вид. Не объяснять же, что дети, которым магазин нравился, обожали его именно за странную мешанину предметов, порой непонятно на что пригодных. Он был для них сказочным царством, кусочком неведомого в мире, где все и всегда объяснялось.
 Внутренний голос нашептывал, что встреча не случайна, что бабушка Констанс явилась в магазин по велению судьбы, перст которой Майя так часто испытывала на себе, что научилась уважать и верить в нее.
 – Если речь идет о Констанс Хоулм, рада с вами познакомиться! Майя Элайсем, учительница. У меня группа продленного дня, куда ходит и Констанс. Чудесная девочка!
 Женщина даже отшатнулась. Потом с тем же недоверием, с каким переступила порог магазина, она оглядела свободное платье Майи и слегка потускневшую от времени, немодную мантилью.
 – Очень приятно, – буркнула она, не предложив руки.
 Майя не обиделась. Многие реагировали таким образом. Она склонилась к прилавку и достала из-под пыльного стекла хрустальный шар.
 – В обычном случае я не предложила бы это для восьмилетнего ребенка, но Констанс на редкость осторожна с хрупкими предметами... без сомнения, унаследовала это качество от отца. Она давно уже заглядывается на этот шар. Гарантирую вам ее горячую благодарность.
 Женщина даже не взглянула на шар. Она разглядывала Майю.
 – Значит, вы и есть та учительница... Пренебрежительная нотка заставила Майю насторожиться, однако улыбка ее не померкла.
 – С полновесным дипломом! В то время я еще и работала по восемь часов в день, а потому не осилила магистратуру, но бакалавриат имею на вполне законных основаниях. – Недоверие на лице гостьи усилилось, поэтому Майя закончила суше, чем начала: – Полагаю, для обучения восьмилеток не требуется профессорского звания.
 Под веселый перезвон колокольчика в магазин ворвались шум улицы, свежий ветер и молоденькая девчонка, до краев переполненная радостью жизни.
 – Эй, Майя! Нарисуешь драконов и мне? На этих вот ботинках?
 – Они понравились даже мисс Кидд! – гордо сообщил Мэтти и выставил ногу вперед для всеобщего обозрения. – А Шелли позеленел от зависти! Сказал, что это круче, чем смайлики!
 Мальчик лучился счастьем. Майя забыла обо всем на свете. Прошли месяцы с тех пор, как она перебралась в Уэйдвилл, и за все это время Мэтти впервые был счастлив. То, что именно она тому причиной, наполнило Майю гордостью. Это было важно, куда важнее, чем суета вокруг случайного покупателя, поэтому Майя, не глядя, сунула хрустальный шар продавщице:
 – Сделай милость, обслужи бабушку Констанс, а мы с Мэтти пойдем поищем ему кроссовки. Раз уж драконы всем по душе, придется раскрасить и их. Ну все, мы убегаем, надо еще успеть к Селене.
 Майя вытерла пыльные руки ветошью, которую держала поблизости как раз на такой случай. Не хотелось видеть, как гостья удивится при виде живота, поэтому она вообще на нее не взглянула, просто взяла племянника за руку и покинула магазин с мыслью: вот так и сжигают за собой мосты.
 В магазине подержанных вещей удалось разжиться парой почти неношеных кроссовок – дешевых, но современного образца. В школе Майя гордо показала их Селене и каждому, кто выказал хоть малейший интерес. Мэтти так горел желанием их надеть, что рисовать драконов пришлось в два захода. Часть времени мальчик ходил в разномастной обуви: одна кроссовка поновее, но без дракона, другая дырявая, но с драконом. При этом он так и сиял. Поразительно, как мало нужно для счастья пятилетнему ребенку!
 Его радость согрела Майе душу, но в кошельке гулял ветер. По дороге домой вспомнилось, что холодильник практически пуст – на кроссовки ушла последняя пятерка. Как не хотелось снова просить у Селены аванс! Майя прилагала титанические усилия, чтобы скудных доходов хватало и на повседневные нужды, и на постепенную оплату оставшихся после Клео счетов, но в конце концов все сводилось к выбору: сидеть голодными или брать взаймы. Когда подвозивший их с Мэтти автомобиль затормозил на углу, Майя лихорадочно пыталась припомнить, сколько яиц осталось в холодильнике и не завалялись ли в отделении для овощей луковица и хоть один сморщенный перец.
 Она выбралась с заднего сиденья, подождала Мэтти и помахала отъезжающей машине. Жилье в самом центре города имело свои преимущества: большинство родителей проезжали мимо их квартала, так что всегда было кому подбросить, если Селена отсутствовала вместе со своим фешенебельным авто. И все равно спина ныла, ноги гудели, пустой живот сердито урчал, требуя на ужин чего-нибудь более существенного, чем яйцо и кусок вялого перца. Как и Мэтти, ребенок во чреве должен был питаться. Хочешь не хочешь, приходилось идти за покупками, предварительно сунув руку в кассу. Там могли быть только деньги от продажи хрустального шара – если Тереза сумела всучить его бабушке Констанс. И даже в этом случае они скорее всего были перечислены с кредитной карты. Чем дальше, тем меньше народу платило наличными.
 Пока они с Мэтти миновали квартал, что отделял их от дома, Майя алчно размышляла о вредном для здоровья биг-маке. Заметив голубые вспышки огней полицейского патруля, она непроизвольно поморщилась, хотя в принципе ничего не имела против полиции. Просто эти вспышки означали для кого-то пусть и небольшие, но неприятности. Судя по тому, как напряглась рука Мэтти, он рассуждал примерно так же.
 Вот это уже Майе не понравилось. Хотелось, чтобы мальчик вырос в здоровом равновесии с окружающим, чтобы полиция означала для него только защитный барьер между добром и злом. Нужно убедить его, что теперь ему нечего бояться.
 Майя опустила взгляд на свой живот и тихонько фыркнула. В самом деле, весомый покровитель!
 Но ход ее мыслей оставался благодушным только до тех пор, пока они не повернули за угол.
 Фасад магазина представлял собой груду обломков, протянувшуюся через всю улицу. Ее границы отмечала желтая полицейская лента.
 Аксель заметил Майю только потому, что нарочно высматривал. Надвигались сумерки, в узком проеме между двумя рядами домов залегла тень, которую лишь отчасти рассеивал свет фонарей. Когда на границе освещенного круга мелькнуло рыжее пятно, он поспешил в ту сторону. Майя вела за руку мальчика лет пяти. Аксель не знал, что у нее уже есть ребенок. Оба казались такими бледными в обманчивом искусственном свете, что он испугался.
 – Тут уже ничего не поделаешь! – быстро сказал он и подхватил Майю под руку.
 Она дрожала всем телом – должно быть, продрогла. После заката становилось прохладно. Майя обратила к нему непонимающий взгляд.
 – Пока не будет установлен размер разрушений, внутрь никого не пустят, – пояснил Аксель. – Нельзя исключать серьезное повреждение самой коробки здания.
 – Малдун!
 На миг он решил, что шок оказался слишком серьезным – вплоть до помрачения рассудка.
 Майя кусала губы, борясь со слезами. Внезапно Акселя осенило.
 – Ах, кот!
 В самом деле, кот с таким именем подвизался в полиции в мультяшном сериале бог знает какой давности, еще черно-белом. Судя по судорожному кивку Майи, он угадал. Мальчик во все глаза смотрел на обломки родного дома. Не в силах оставаться в бездеятельности, Аксель сбросил пиджак и накинул его Майе на плечи. Она как будто даже не заметила.
 – Думаю, с котом все в порядке. Рухнул только фасад, да и то наружу. Я попрошу патрульных на всякий случай иметь кота в виду. Вам есть где переночевать?
 С минуту Майя тупо смотрела на него, потом осознала вопрос и кивнула. Кивок все изменил, словно по волшебству. Казалось, она сбросила с плеч бремя поражения, расправила их и заковала себя в невидимую броню, как рыцарь перед сражением.
 – В школе есть кушетки. Вот только... – Она бросила короткий взгляд на то, что оставалось от фасада, и храбро продолжала: – Только нам нужно как-то туда добраться.
 – Вы не можете спать на кушетке! – сердито возразил Аксель. – Подъездная аллея к вашей школе не освещена, на дверях и окнах нет защитной системы. Женщине в таком положении там нечего делать. А родственники не могут вас приютить?
 Ответный взгляд был полон мрачного юмора. Аксель понял, что Майя быстро выходит из шока. В самом деле, вопрос был на редкость глупым – ее единственная родственница находилась в тюрьме.
 – Ладно, идемте со мной. В ресторане перекусим и заодно обсудим, как быть дальше. Констанс, наверное, волнуется.
 Аксель ожидал возражений, но Майя молча позволила вывести их с мальчиком из толпы. Попутно он предупредил патрульных насчет кота. В маленьком городке животное недолго останется беспризорным. Кто-нибудь приютит Малдуна. Насчет учительницы он не был так уверен.
 До ресторана было два квартала. Приноравливая свой шаг к походке беременной женщины и ребенка, Аксель думал, что они двигались бы быстрее, если бы он нес Майю на руках. При ее хрупком телосложении это было вполне возможно. Когда впереди призывно засветились большие окна, она уже едва переставляла ноги.
 – – Я не могу вот так просто взять и войти!
 Ну наконец-то протест, которого он ждал. Женщина от природы не в силах уступить без единого возражения. Должно быть, их всех мучает вопрос, как мир выстоял столько веков под деспотичной пятой мужчины. Аксель криво усмехнулся. В последнее время он нередко чувствовал, что его недооценивают.
 – Почему бы и нет?
 – У меня на кедах драконы.
 Значит, драконы. На кедах. Аксель на миг опустил веки. Хотелось застонать. Похоже, он пытался взять в няни сумасшедшую.
 – У меня тоже, – вдруг сказал мальчик и предоставил Акселю доказательство.
 Только теперь, в слабом свете фонаря, он разглядел, что на ногах у обоих была дешевая спортивная обувь с ярко-красным рисунком, сильно напоминавшим брызги свежей крови. В самом деле, было бы глупо тащить эту парочку через толпу разодетых яппи. Могли пойти разговоры, что он привел в ресторан две жертвы автомобильной катастрофы.
 – Войдем через заднюю дверь, – буркнул он и двинулся вокруг дома.
 Ступив в яркий свет и вечернюю суету кухни, хрупкая женщина преобразилась буквально на глазах. Так раскрывается цветок под утренним солнцем. Должно быть, сияющая улыбка принадлежала к арсеналу ее защитных средств. Тем не менее персонал разинул рты. Аксель почти слышал напряженную работу их мысли. Годами внутри этих стен роились и множились разговоры, слухи, сплетни. Он знал, как они рождаются. Майе был уготован ярлык содержанки или по крайней мере кандидатки на эту роль, подобранной где-нибудь на задворках. Он подумал: если им придет в голову наградить ее дурной болезнью, мэр запрыгает от радости. К счастью, вовремя появилась Констанс.
 – Мисс Элайсем!
 Казалось, сейчас она прыгнет Майе на руки, но, к большому облегчению Акселя, все обошлось.
 – Это я, моя шоколадная! – мягко ответила та, не без натуги присев, чтобы обнять девочку. – Покажешь нам, где работает папа?
 Этого было довольно. Майя сразу преобразилась из содержанки в порядочную даму. Персонал души не чаял в Констанс. Попроси она – и шеф-повар лично испек бы для Майи пятиэтажный торт. Однако та ограничилась салатом и спагетти. Мальчик вгрызся в гамбургер с такой жадностью, словно у него целую неделю не было во рту ни крошки съестного. Как он ел! Это привело Акселя в смущение. Сидя на диване в комнате отдыха, он искоса разглядывал сына учительницы. Не то чтобы мальчик был кожа да кости, но упитанным его нельзя было назвать.
 Одежда (в том состоянии, в каком бывает в конце дня одежда пятилетнего мальчишки) была ему маловата и к тому же порядком поношена.
 Аксель перевел взгляд на Майю. На ней был джемпер, из тех, что продаются в магазинах для будущих матерей, но уж слишком вытертый – похоже, он не раз успел сменить хозяйку. Лицо в рамке темно-рыжих завитков носило печать усталости, вместо того чтобы светиться внутренним светом. Губы были до синевы бледны. Ни следа улыбки – она исчезла вместе с любопытными взглядами. Аксель никогда еще не видел Майю такой измученной и встревоженной.
 – Ваш магазин... он ведь застрахован? – осторожно полюбопытствовал он, понимая, что сует нос не в свое дело, однако не в силах подавить врожденное любопытство.
 Майя бросила косой взгляд на Мэтти. Убедившись, что тот не обращает на них ни малейшего внимания, занятый гамбургером, она ответила, чуть понизив голос:
 – Клео месяцами не платила взносов. Думаю, о страховке можно забыть.
 – Фасад рухнул наружу, товар не пострадал. Всего-то и нужно несколько недель на ремонт. Сами не заметите, как будете снова стоять за прилавком.
 – Мистер Хоулм, – сказала Майя с гримасой, лишь отдаленно похожей на улыбку, – могу я еще немного злоупотребить вашей любезностью? Подбросьте нас с Мэтти до школы.
 Аксель бросил взгляд на тарелку. За исключением листиков салата, она подобрала все до последней крошки. Заплатить она не предложила – не потому, что боялась обидеть, а, как он сильно подозревал, из-за отсутствия денег. Как это возможно, чтобы в цивилизованной стране женщина с высшим образованием (он лично наводил справки), деловой сметкой, индивидуальным подходом к каждому ребенку и без малейшего умственного изъяна не имела ни крова, ни денег, ни средств передвижения? Аксель просто не мог взять этого в толк.




 Глава 6



 Если кажется, что все идетотлично, значит, вы что-топроглядели.

 – Куда мы едем?
 Майя очнулась от забытья, вызванного потрясением, обильной едой, ощущением мягкого, как подушка, сиденья и рокотом мощного мотора. Они были в незнакомой местности, где тишину нарушало только мирное кваканье лягушек.
 – Няня ждет, когда Констанс будет дома.
 Майя слишком мало знала человека за рулем, чтобы понять его тон, а чтобы разглядеть выражение лица, было слишком темно (светились только приборы, да и то слабо). Они были почти наедине, в машине ночью, среди полей с редкими, быстро убегающими назад домами. Она могла бы испугаться, не будь Аксель Хоулм рожден под знаком рассудительной Девы. Когда он брался опекать, то, конечно, опекал без всякой задней мысли, а ей сейчас не мешало немного здоровой опеки. Хотелось расслабиться и предоставить ему действовать. Так она и поступила бы, не будь он под сильным влиянием взбалмошного, непредсказуемого Водолея.
 – Когда вы родились?
 – В сентябре, – ответил Аксель, бросив на нее один короткий взгляд, и снова уставился на дорогу. – Но уверяю вас, звезды никак не влияют на мои поступки.
 Это было именно то, что она ожидала услышать, а потому слабо усмехнулась в темноту.
 – Месяца мало. Он говорит только о знаке зодиака. Зная полную дату и место рождения, можно многое понять о характере. Дева в вас очень сильна, и это хорошо. Правда, меня тревожит влияние Водолея...
 Каждый старается убежать от действительности, подумала Майя. Жизнь научила ее осторожности. В данный момент казалось разумным переждать.
 – Астрология ничего не объясняет, – сказал Аксель, – просто клеит доступные для понимания ярлыки. Если вас позабавит такой ярлык на моем характере, клейте смело, но лично я уверен, что поступки любого человека обусловлены, во-первых, тем, что унаследовано, во-вторых, кругом общения.
 – Я не вращаюсь в вашем кругу и не могу подробно изучить, что вы унаследовали... поэтому положусь на астрологию!
 Машина повернула на подъездную аллею типичного загородного дома Шарлотта. Когда они обогнули дом, Аксель что-то нажал на приборной доске, и вверх бесшумно поползла дверь гаража. Майе всегда казалось, что в столь мягком климате гараж – излишество, но, с другой стороны, надо же на что-то тратить деньги, раз уж они есть.
 Она не вполне понимала, почему ее так возмущает богатство Акселя Хоулма. Он был всего на десять лет старше, но на целый Монблан выше по социальному положению. Не то чтобы Майя не оценила ужин, которым он ее накормил, и великодушно предоставленную возможность опомниться от пережитого, просто она отчаянно жаждала всего того, что Аксель принимал как должное, чем с такой легкостью делился. Она жаждала... его самого.
 Проклятие! Вероятно, это последствия шока. Не хватало еще вообразить, что она нуждается в этом снобе, в этом яппи и его подачках! Ей уже случалось не иметь крыши над головой, это вполне можно пережить. Если бы не Мэтти! Что делать с ним? Как только в социальном отделе дознаются о катастрофе, Мэтти отправят в детский дом. Сама эта возможность нагоняла ужас. Придется бежать из Уэйдвилла в Калифорнию, где есть хоть какие-то друзья. Но как они туда доберутся?
 Все, что у нее было, включая машину, Майя распродала, чтобы собрать чудовищную сумму, в которую обошелся билет на другой конец континента, – иначе Мэтти уже был бы в детском доме. Несколько оставшихся долларов ушло на починку развалившейся сантехники, попытку заполнить холодильник и сменить лохмотья Мэтти на обноски с чужого плеча, но еще довольно крепкие. За короткое время учительской практики она не успела научиться откладывать деньги. На глаза навернулись слезы. Майя быстро смахнула их, пока Аксель вышел и открыл для нее дверцу машины. Оказывается, за время ее раздумий Мэтти и Констанс уже выбрались с заднего сиденья наружу.
 – Я подожду вас в машине, – сказала Майя, отшатываясь от протянутой руки с ужасом человека, которому ненавистны подачки.
 – Перестаньте дурить, – сказал Аксель. – Вы устали, а у меня полно свободных комнат. Возьмите ту, что рядом с Констанс. Утро вечера мудренее.
 – Правда? Я знаю, что такое утро. Утром все только хуже.
 Она упорно держала руки на коленях. Довольно быть сбоку припекой в чьей-то жизни! Зачем нужен диплом, если все время рассчитываешь на чужую благотворительность?
 – Ладно, раз уж вам так хочется, можете торчать в машине хоть до утра! – Аксель сердито отдернул руку. – Мне нужно вернуться в ресторан, но я возьму «ровер».
 «Ровер». Иначе говоря, «лендровер». Тот, что громоздится в дальней части гаража – настоящий дом на колесах. Один водитель и две машины. Выдающийся потребитель, истинный пример для подражания.
 У Майи не нашлось сил даже на то, чтобы презрительно хмыкнуть. Отупение сменилось паникой. Аксель отошел.
 – Зачем приучать Мэтти к тому, чего он не может иметь? – крикнула она вслед. – Лучше отвезите нас в школу!
 Обдумывая просьбу, он не повернулся, хотя и помедлил, позволив Майе любоваться разворотом широких плеч. Сильный в физическом, моральном и финансовом смысле, он понятия не имел, что такое неуверенность в завтрашнем дне, страх лишиться пищи и крова за одно неверное слово или взгляд. Впрочем, сам он все делал правильно – говорил, двигался, одевался.
 Лампы в гараже замигали и померкли. Аксель снова щелкнул выключателем. Он повернулся и вперил в Майю холодный взгляд.
 – Дети приспосабливаются! – отрезал он.– Берите с них пример. Если хотите сохранить школу, учитесь принимать помощь!
 Он больше не предложил ей руку, просто ушел, оставив Майю сидеть в комфортабельной, дорогой машине, у стены, увешанной новеньким садовым инвентарем. Этому человеку не было дела и до земли.
 Что ж, он предоставил ей что-то вроде выбора. Можно было остаться в машине, до тех пор, пока он не отвезет ее в школу. Тогда она могла бы разжиться деньгами у Селены и сбежать с Мэтти в Калифорнию. Это означало жить за счет друзей, по крайней мере до рождения ребенка и выхода на работу. На любую работу. А можно было последовать за Акселем Хоулмом в мир богатых и влиятельных. Майя никогда не заглядывала в этот мир даже краем глаза, но с ранних пор научилась его презирать, временами мучительно завидовать тем, кто там обитал, и неизменно шарахаться от него как от огня. Личный опыт подсказывал, что безвозмездный дар чаще всего означает кандалы. Она не умела жить в рамках, установленных другими.
 Майя закрыла глаза. Выбор, как же! В любом случае она потеряет независимость. Не лучше ли в самом деле отложить решение на завтра, а пока сполна воспользоваться передышкой?
 Выбираясь из машины, Майя с иронией рассматривала ситуацию. Что, если разыграть «мыльную оперу», из тех, где героиня нанимается к богачу и беззастенчиво с ним флиртует? Однако это «мыло» вряд ли затянется больше чем на десяток серий. Плач младенца скоро положит ему конец.
 Аксель нетерпеливо передернул плечами, держа в кармане руку с платой за вечер. Майя непринужденно болтала с няней и ухитрилась втянуть в разговор Констанс. Не похоже было, что она рвется к предложенному комфорту. Что касается Мэтти, тот прилип к телевизору и совершенно отрешился от окружающего. Вот кого не мучили сомнения.
 Майя, конечно, считала, что Аксель ударился в благотворительность. На деле он жадно ухватился за шанс ввести в дом «суррогатную мать» и тем самым заткнуть Сандре рот хотя бы на время. Первоначальные благие намерения вызрели в эту безумную затею по дороге домой. Учительница под одной крышей с Констанс! Разве это не решение всех проблем? Он быстро все схватывает и, конечно же, разберется в ее методике. Разве он не готов на все ради тех уз, что связывают Констанс и Майю? Это перевернет его устоявшуюся жизнь вверх дном? За любую науку надо платить! Он заплатит дорого, но, черт возьми, разве он не в отчаянии?!
 И вот Аксель с примерным усердием наблюдал за тем, как Майя поглаживает его дочь по голове, как обсуждает с ней любимый видеофильм, как находит сходство дракона из мультфильма с теми, что у нее на кедах. Это последнее даже заставило Констанс улыбнуться – чудо! Разумеется, она взмолилась, чтобы ее дорогие кроссовки были разрисованы, причем вцепилась Майе в руку так, словно собиралась держаться за нее всю оставшуюся жизнь.
 И что же, в этом весь секрет?
 Аксель покинул свой пост в дверях, уселся на низкий кожаный табурет рядом «с Констанс, взял из ее рук кроссовку и, как бы прикидывая, вытянул руку к телевизору, где бушевал дракон.
 – Пурпурное с зеленым сюда пойдет! Мэтти даже не повернулся – похоже, он отродясь не смотрел видео. Констанс отрицательно помотала головой, прижалась к Майе и протянула руку за кроссовкой. Молча.
 А время идет, сердито подумал Аксель и сунул кроссовку дочери.
 – Проводи гостей в комнату рядом со своей. На миг личико Констанс озарилось, потом, словно опомнившись, она снова ушла в себя и настороженно кивнула.
 – А ты не обнимешь папу? – внятно прошептала Майя. – Он ведь должен присматривать за тем, чтобы в ресторане все шло гладко.
 У Акселя сжалось сердце, когда дочь послушно повернулась, быстро обняла его и словно укрылась за Майей. Все дело в том, что они женщины, с надеждой подумал он. В этом возрасте девочка больше нуждается в матери, чем в отце.
 Но легче ему не стало.
 Когда-то, чтобы заполнить пустоту, оставленную в душе смертью родителей, Аксель без остатка посвятил себя работе. Однако он не умел водить дружбу с посетителями, ему это было просто-напросто не дано. Тогда он попытался обрести семейное счастье. Начало не слишком обнадеживало, но Аксель думал, что ребенок поможет им с Анджелой сблизиться, станет основой прочного брака. Увы, его неумение ладить с людьми осталось при нем. Он лишился жены, а теперь понемногу лишался и дочери. При виде того, как Констанс льнет к чужому человеку, хотелось закрыть лицо руками. Таким одиноким Аксель не чувствовал себя даже в худшие минуты жизни. И все-таки он не мог сдаться – этого он тоже не умел.
 Для чего нужен отец? Чтобы обеспечивать семью. Разве его не любят тем сильнее, чем больше он вносит в семейный бюджет? Или он чего-то недопонимает и Констанс нужно иное? То, чего он не может дать просто потому, что иначе скроен? Это была тягостная мысль.
 – Прошу извинить, мне пора в ресторан. – Там он по крайней мере знал, что к чему, распоражаясь умно и с толком, а персонал платил ему за это уважением. – Чувствуйте себя как дома. В комнате для гостей есть все необходимое, а если потребуется что-то еще, обращайтесь к Констанс. Она знает, где что.
 – Конечно! – Майя привлекла к себе девочку.– Констанс умеет хозяйничать. Смело можете оставить нас на ее попечении.
 При этом она бросила Акселю взгляд, расшифровать который ему не удалось. Должно быть, это было поощрение к каким-нибудь словам или к действию, но к какому? Отец чаще всего давал ему дружеского тычка под ребра и говорил: «Ну, дружище, не пора ли поработать?» И они дружно шли в бар. В случае с Констанс это не подходило. Аксель неуклюже потрепал дочь по плечу:
 – Присмотри за мисс Элайсем и Мэтти. Увидимся утром.
 Майя покачала головой, глядя ему вслед. Отец из Акселя был и в самом деле никудышный. Она подавила сочувствие, по опыту зная, до чего эгоистичны мужчины. Аксель Хоулм был богаче тех, с кем ей приходилось иметь дело, однако это вряд ли что-нибудь меняло.
 Дети явно собирались провести остаток вечера у телевизора. Майя задалась вопросом, смотрел ли Мэтти хоть раз в жизни видеофильм. Телевизор Клео был на грани того, чтобы развалиться на части, он принимал только пару местных программ, да и то с помехами. Одна из них по воскресеньям давала устаревшие мультики. Майя не одобряла оголтелую страсть к телевизору, все эти сотни каналов кабельного, но Мэтти необходимо было убежать от действительности, от воспоминаний о груде кирпича, в которую превратился его дом.
 Бездомные – вот кто они теперь. Ребенок толкнулся, и Майя постаралась подавить страх.
 Не Мэтти, а ей следовало отвлечься. Страшно было до дрожи в коленях. Хотелось чаю. Надо было потребовать, чтобы из развалин вынесли чайный сервиз!
 Фильм закончился. Констанс повела гостей коридорами. Дом казался нежилым. Мебель в столовой сверкала свежей полировкой, не видно было сахарницы, солонки или декоративной подставки под горячее. Уютный велюровый интерьер гостиной никогда не знал беспорядка, даже такого невинного, как разбросанные детские игрушки. Ни единого пятна не было на обоях теплого абрикосового оттенка. Подушки на софе лежали геометрически четко. Ни на одной не было отпечатка головы.
 Майя представила себе все это безукоризненное великолепие после двух дней активных игр Мэтти с Констанс. Если бы Аксель все это время отсутствовал, а потом вернулся, то был бы сражен насмерть. Бежать, как можно скорее бежать отсюда! Нанять фургон, перевезти пожитки из руин в верхний этаж школы и дождаться Селену. Наверняка она что-нибудь придумает.
 Заглянув в комнату для гостей, Майя содрогнулась. Эти тяжелые гардины в лиловых тонах на фоне бежевых обоев, эти оттиски сцен английской охоты на стенах так и просились в номер отеля. Кровать вишневого дерева была образчиком хорошего вкуса. Как быть, если Мэтти вздумается на ней попрыгать?
 – Раньше здесь была детская, – сказала Констанс, заметив, что ее новый друг взирает на груду подушек с чем-то вроде благоговения.
 Детская?! Нет уж, подумала Майя, ноги ее здесь не будет.
 – У меня есть рисунок, – прошептала девочка, робко дернув ее за рукав.
 Майя не стала приседать для объятия, из страха, что на этот раз не сумеет подняться.
 – Что за рисунок? – полюбопытствовала она, присаживаясь в мягкое кресло. – Покажешь мне?
 Девочка кивнула и бросилась к бюро. Пока она шарила в ящике, Майя успела разглядеть типичный набор детских сокровищ: ветхого плюшевого зайца с одним ухом, огрызки карандашей, куски чего-то непонятного, вроде штукатурки. Потом Констанс аккуратно задвинула ящик.
 Лист плотной бумаги был немного помят, однако на нем легко можно было различить колыбель, пеленальный столик с кружевной оборочкой и заставленный игрушками угол.
 – Чудесно! – воскликнула Майя без малейшего притворства (для ребенка восьми лет это был настоящий шедевр). – Вот, значит, как выглядела комната раньше!
 Констанс кивнула. Майя ощутила в животе одобрительный толчок и на миг задумалась о том, каково это – иметь возможность обставить детскую по своему вкусу. Она бы развесила над колыбелью сцены из сказок, потолок разрисовала звездами, на полках расставила книги с картинками...
 Когда-нибудь так и будет, подумала она и улыбнулась Констанс, возвращая рисунок.
 – Ему самое место на стене. Что скажешь?
 – Я возьму липучку! – Выразительное личико девочки осветилось радостью. – Я сейчас!
 – Мы здесь останемся? – спросил Мэтти, все еще не в силах поверить.
 Майя считала, что детям не годится спать со взрослыми, но в эту ночь другого выхода не было, к тому же кровать была достаточно широкой для двоих.
 – Сегодня – да, – ответила она, не без усилия удерживая на губах улыбку. – Как ты думаешь, мы с тобой поместимся?
 Мальчик округлил глаза, давая понять, что вопрос нелеп.
 – И Малдун?
 Кот спал с ним с тех самых пор, как перебрался из Калифорнии в Уэйдвилл. Как объяснить, что его больше нет, быть может, навсегда? Что их двоих тоже могут разлучить, и очень скоро, как только дознаются о случившемся. Майя решительно задвинула эти мысли подальше.
 – Малдун остался охранять твои игрушки. Ведь дома у нас теперь все нараспашку!
 Майя обняла племянника и мысленно поклялась утром навести справки. Бесполезно было клясться все устроить – она никогда этого не умела. Роль устроителя обычно доставалась Клео. Сознавая, что вся ноша лежит теперь на ее плечах, Майя почувствовала себя вдвойне одинокой. Казалось, сквозь неплотно пригнанные доспехи потянуло холодом.
 Надо быть сильнее! Ей ли бояться одиночества? У нее есть племянник, а скоро появится свой собственный ребенок, и все это, вместе взятое, заполнит пустоту в душе. С детьми скучать не приходится. Зачем еще мужчина, от которого одни неприятности, который только и умеет, что требовать, приказывать, путаться под ногами? Лучше одиночество, чем эмоциональные броски, от которых один шаг до нервного срыва. С детьми проще. В детях счастье.
 Почему же тогда на глазах слезы?
 Майя оглядела стерильную комнату для гостей. Как ее сюда занесло? Куда она отсюда пойдет?




 Глава 7



 Страдаю ли я помешательством? Что вы, я им наслаждаюсь!

 Майя раскрыла рот, глядя на чудовищные двойные двери из нержавеющей стали, ведущие в холодильник Акселя Хоулма. По объему он подошел бы для ресторана, и на нем не было цветных магнитиков, чтобы держать записки, листки с детскими каракулями и памятки о визите к врачу – все то, что могло заполнить и оживить необъятные просторы сверкающего металла. Руки чесались раскрасить его всеми цветами радуги, как огромный холст.
 Майе был нужен всего лишь стакан молока, чтобы подавить утреннюю тошноту. Раскраска холодильника не стояла на повестке дня. Кусая ноготь, она открыла ту дверь, что побольше. Яркое белое сияние озарило чуть ли не всю сумрачную кухню. Майя не стала искать у двери выключатель, по привычке предположив, что при свете взгляду откроются полчища убегающих тараканов, и теперь чуть не ослепла.
 Возможно, потому, что сияние лилось наружу беспрепятственно.
 Проморгавшись, Майя зачарованно уставилась на множество полок, чистых и пустых. Или почти пустых. Пол-литровая упаковка молока, несколько яиц и масленка терялись в необозримых просторах сверкающего алюминия. Это было отчасти похоже на то, к чему она привыкла. В древнем холодильнике Клео нередко бывало только молоко. Или совсем ничего.
 – Мисс Элайсем, вы готовите завтрак?
 От неожиданности Майя чуть не прыгнула в холодильник. Вполне возможно, она вошла бы туда целиком, даже с таким животом. В дверях стояла Констанс в длинной ночной рубашке. Этот ребенок двигался тише любой мышки!
 – Для завтрака рановато, да и готовить его особо не из чего. Хочешь что-нибудь съесть?
 – Другие тети всегда делают тосты, – сказала девочка.
 Другие тети. Ну разумеется, как же иначе. Майя прикусила губу, чтобы не брякнуть лишнего, и снова заглянула в холодильник.
 – Если покажешь, где хлеб, я приготовлю. А с чем ты ешь тосты? С мармеладом?
 – Вы спали вместе с Мэтти, в комнате рядом, – заметила Констанс вместо ответа.
 Майя достаточно вынесла из лекций по психологии, чтобы понять, что у девочки что-то на уме. Не хотелось в это вдаваться в такое время суток. «Рядом» в данном случае могло означать «в том же крыле дома, что и я». Поскольку она не слышала возвращения Акселя, он должен был занимать другое крыло.
 – Ну, значит, мы в первую очередь твои гости, – сказала она оживленно и закрыла холодильник.
 Делать этого не следовало. Кухня погрузилась во мрак.
 – Не все папины тети остаются на завтрак. Ребенок явно не желал уняться. Ничего не оставалось, кроме как поддержать разговор. Майя хорошо знала, что бороться с детской навязчивой идеей – бесполезная затея.
 – Послушай, Констанс...
 Кухню залил ослепительный свет. Майя зажмурилась, потом осторожно глянула сквозь щелочки глаз. Сонный мужчина в дверях сделал то же самое, заслоняясь рукой. Лампы дневного света шли на кухне по всему периметру стен.
 Аксель был в одних пижамных брюках. Светлые волосы, подчеркивая очертания грудных мышц, сходились на животе и исчезали под присобранным поясом, таким свободным, что брюки держались, должно быть, только благодаря округлостям ягодиц.
 Майя испугалась, что у нее выскочат глаза. Она не могла их отвести, хотя считалось, что беременность прекращает выработку соответствующих гормонов. Ни один пылкий, безалаберный и артистичный южанин не имел такой потрясающей грудной клетки. Откуда же она у бизнесмена?
 – А нельзя сделать потемнее? – взмолилась Майя, отчаянно жмурясь.
 Аксель вторично щелкнул выключателем. Свет померк вдвое. Вместе Констанс и Майя напоминали застигнутую врасплох сказочную пару – Дюймовочку и беременную фею с растрепанной гривой кудрявых темно-рыжих волос. Аксель вгляделся из-под ладони. Переливчатый шелк ночной рубашки ослеплял почти так же, как и проклятые лампы. Анджела никогда не носила зеленого. Где Констанс откопала эту рубашку? Должно быть, все это сон.
 – Что вы двое делаете на кухне посреди ночи? – опасливо осведомился Аксель.
 Вообще говоря, середина ночи давно миновала, он это знал наверняка, потому что как раз тогда вернулся домой. В предутренний час, на фоне всей этой стали и фарфора, Майя напоминала букет полевых цветов.
 – Я зашла налить стакан молока.
 – Ложись, Констанс! По субботам тебе не нужно в школу.
 Дочь упрямо выпятила нижнюю губу. Аксель с надеждой посмотрел на учительницу, но та, сияя, как майское утро, наливала в чашку молоко. Судя по всему, она не признавала стычек, перепалок и выяснения отношений, а потому ужом выскальзывала из любой мало-мальски щекотливой ситуации, укрываясь за щитом улыбки.
 – Хочешь молока? – спросил Аксель у Констанс в попытке последовать примеру Майи.
 – Я хочу тост! – отчеканила девочка. Чтобы понять этот намек, не требовалось вдумываться. Аксель снова взглянул на рыжую цыганку. Та ставила молоко в микроволновку и улыбалась ослепительнее прежнего. Ее губы казались нежными и свежими, как розовый бутон. Интересно, на каком она месяце? На восьмом, не меньше. Аксель живо представил себе роды на клинически чистом кафельном полу его кухни, потер щетину на подбородке и попытался собраться с мыслями. Довольно и того, что его занесло на кухню полуголым.
 – Тост будет на рассвете. Иди в постель и дай мисс Элайсем спокойно выпить молока.
 – Я тоже буду молоко, – быстро сказала Констанс, опускаясь на кухонный стул.
 Он был глуп, когда мечтал, чтобы она разговорилась. Куда спокойнее, если ребенок держит рот на запоре! Аксель с мольбой посмотрел на Майю. Как ей удается выглядеть невиннее восьмилетней девочки?
 – Ладно, – вздохнул он, – спокойной ночи. Констанс, слушайся мисс Элайсем.
 Пропади пропадом весь женский пол! Аксель покинул кухню, предоставив этих двоих друг другу. Пусть пьют свое молоко, а ему надо выспаться.
 Стоило прикрыть за собой дверь, как на кухне раздался дружный смех. Женщины! От них только голова кругом!
 Несколько часов спустя Майя уже не смеялась. На руках у нее счастливо мурлыкал Малдун, а перед ней, как истукан, стоял полисмен. Его синяя форма интересно гармонировала с желтой лентой ограждения и черными буквами «вход воспрещен».
 Ну и ладно, думала Майя, смигнув слезы. Ей не впервой оставаться без крыши над головой. Обидно только, что она уже научилась считать этот дом своим, по крайней мере временно, до выхода Клео на свободу.
 – Это для вашей же безопасности, мисс! – говорил полисмен. – Здание снесут, и, честно говоря, туда ему и дорога. Настоящая мышеловка! Кто-нибудь может здесь проститься с жизнью.
 – Почему снесут? В доме остались произведения искусства! – Голос приобрел рыдающие интонации. Майя перевела дух. – Ручная работа, единственные экземпляры – получается, что люди трудились зря! Если все эти вещи погибнут...
 – Что делать! – философски заметил человек в форме, явно не проникаясь ее проблемой.
 Майя вспомнила любимые игрушки Мэтти, разносортную мебель Клео – все, что по крупицам накапливалось годами, – и не удержалась от слез. Чайный сервиз! Заварной чайник! Тяжелый металлический шар разобьет их одним ударом. В это невозможно было поверить.
 Майя крепче прижала к себе Малдуна. Должен существовать какой-то путь к каменному сердцу человека в форме. Или такого пути нет и представитель власти всегда приходит как палач под видом защитника? Они с Клео скитались по домам с единственной коробкой пожитков, но всегда и везде их сопровождали чашки с экзотическим ландшафтом и чайник с единственным цветком лотоса. Нельзя, невозможно лишиться всего этого.
 Лихорадочно ища выход, Майя вытерла слезы рукавом. Может, пробраться в дом под покровом ночи? Пробраться! С пятитонным животом! И уж если пробираться, то не ради сервиза, а ради игрушек и одежды... ради калейдоскопов, хрустального шара, масок и гномов! Что она скажет тем, кто предоставил эти сокровища в распоряжение Клео?
 А музыкальный центр? А диски! А фотографии! Все их наследие, все их жизни остались в обреченном здании.
 Из груди вырвались горькие рыдания.
 – Что-нибудь не так, мисс Элайсем?
 Аксель Хоулм, с тем особенным беспомощным выражением, свойственным лишь мужчине перед лицом женской истерики. Похоже, он только что говорил... кто это там, на углу? Майя узнала мэра и испепелила Акселя взглядом.
 – Что может быть не так, мистер Хоулм?! – процедила она. – Все наше семейное достояние будет уничтожено вместе со злосчастным магазином, но это пустяки! Тем проще будет убраться из города!
 – Хм... – Аксель сдвинул брови и оглядел обломки фасада. – Мэр будет в восторге.
 – – Как это?
 Он взял ее за локоть и увел подальше от навострившего уши полисмена.
 – Вы уже забыли, что мэр желает прикрыть школу? Если вам будет негде жить и нечем торговать, то останется только покинуть город, и мэру не придется отдавать распоряжение, которое может стоить ему популярности.
 – Вы только что с ним говорили! Он что же, прямо так и сказал?
 – Разумеется, нет. Ральф никогда не разглашает своих планов. Мы с ним обменялись дежурными любезностями и сошлись на том, что надо осмотреть все здания в центре, пока кто-нибудь не пострадал. Пожалуй, это первый случай, когда мы пришли к согласию.
 – Как мило! – буркнула Майя и с котом в руках направилась в ближайший к магазину переулок. – Весь этот гнусный городишко надо стереть с лица земли, но меня интересует только один дом – тот, о котором сейчас идет речь. Там мои вещи! Никто не имеет права их отнять!
 – Имеет, в случае опасности для жизни. Я не утверждаю, что такая опасность существует.
 – Не утверждаете? – Майя остановилась и повернулась.
 Аксель был чисто выбрит и одет в отглаженную до хруста рубашку с коротким рукавом и легкие летние брюки с безукоризненной складкой. Должно быть, в этом наряде он сам себя видел беспечным и раскованным. Какое-то время он созерцал боковую стену магазина.
 – Надо нанять инспектора, пусть даст оценку устойчивости здания. Если прямой опасности нет, имущество можно будет вывезти. То, что фасад рухнул, еще не означает, что рухнут и стены.
 Майе захотелось его расцеловать. Если бы не живот, она повисла бы на шее у этого непостижимого скандинавского бога и влепила поцелуй прямо в середину его скульптурного подбородка. Это потрясло бы его до мозга костей. Но живот был, поэтому Майя лишь благодарно потрепала Акселя по руке повыше локтя. Кожа там была горячей от солнца. Этого Майя не ожидала и отшатнулась. Аксель удивленно посмотрел на нее сверху вниз. В последнее время она привыкла считать себя громадиной, но рядом с ним казалась маленькой и хрупкой.
 – Ну и где мы найдем инспектора?
 Это «мы» отдалось звенящим эхом и все никак не хотело таять. Оно заключало в себе так много, могло быть истолковано по-разному... Без сомнения, Аксель был достаточно проницателен, чтобы понять это. Не потому ли он так смотрел?
 – Сегодня суббота, – произнес он медленно, отводя наконец взгляд на стену магазина. – Инспектора можно найти в лучшем случае в понедельник. К тому же встает вопрос, куда девать вещи, если вам позволят их вывезти.
 Надо было знать, чем все кончится, прежде чем заплывать в этот тихий провинциальный прудок. Нередко это опаснее, чем резвиться в волнах прибоя.
 – Есть идеи? – бесшабашно спросила она, сознавая, что уже обрекла себя, сказав «мы».
 – Идемте в бар, поговорим.
 Аксель снова взял ее за локоть. Майя позволила увлечь себя прочь от магазина, размышляя над тем, что слово «поговорим» в устах сильных мира сего чаще всего означало выселение с насиженного места, жизнь кувырком и крушение всех надежд. Но она кротко пошла за Акселем.
  Декабрь 1945 года 
 «Уж не знаю, кто кого обольстил. Помню ночь, когда ты на руках отнес меня в постель и остался до утра. И не говори, что для тебя это был всего-навсего шанс с кем-то переспать. Это было нечто большее для каждого из нас. Все соловьи пели для нас по ночам, а по утрам ворковали все голуби. Ни с кем мне не было так хорошо, как с тобой, и уже не будет. А что она? Она тоже змеей вьется вокруг тебя в постели, пока ты не обезумеешь от вожделения? Если под этим ворохом тряпок у нее есть груди, могу поспорить, что ты их еще не видел!»




 Глава 8



 Говорить с самим собойне доводит до добра, слушать себя – тем более.

 Аксель знал, что такое принять близко к сердцу чужие проблемы, в особенности женские, тем более что весь вид Майи Элайсем служил безмолвным предостережением. Она была из тех, кто живет от катастрофы к катастрофе, и она будила желание уберечь ее от дальнейших неприятностей. Это не могло привести ни к чему хорошему, поэтому Аксель мысленно укрылся за высокими словами: о чувстве долга по отношению к своим землякам, к городу, где он многого добился, где нажил немало денег. Настало время отплатить Уэйдвиллу добром. Анджела не раз повторяла, что он одержим жаждой власти над людьми, но Аксель не верил ее суждениям. Приняв помощь, Майя оказалась бы в его власти, но цель была благороднее – сохранить дочь.
 Усадив свою подопечную в комнате отдыха, Аксель распорядился, чтоб им подали охлажденного чая. Констанс и Мэтти были где-то в недрах служебной части ресторана, под зорким присмотром персонала, поэтому можно было сосредоточиться на главном. Главное было подчинить своей воле заплаканную женщину. Аксель уверил себя, что это вполне безопасно. Он старше, опытнее, ему не занимать решимости. Нужно только соблюдать дистанцию, особенно в эмоциональном смысле слова, чтобы отношения оставались чисто деловыми.
 – Допустим, я найму инспектора. – Аксель сделал паузу, давая Майе прочувствовать всю степень его великодушия. – Допустим, инспектор решит, что можно без риска вывезти вещи. Где вы намерены их разместить?
 Несколько минут Майя сидела молча, не поднимая глаз, и крутила в руках красную бумажную салфетку.
 – Верхний этаж школы пустует... – наконец произнесла она с усилием. – Мы с Мэтти можем пока разместиться там. Вот только как я буду торговать? Магазин должен оставаться, чтобы Клео было куда вернуться из... – Она умолкла, очевидно, не желая произносить слово «заключение». – А если объяснить мэру, через что она сейчас проходит? Он смягчится?
 Аксель навел подробные справки о прежней владелице магазина. Ей были предъявлены два обвинения: наркомания и попытка кражи в магазине игрушек. Это последнее выдавало начинающего преступника, но от наркомании один шаг до торговли наркотиками. Нельзя было сбрасывать это со счетов. Педагог не должен потворствовать порокам, даже если речь идет о родной сестре.
 – И потом, – продолжала Майя, – умельцам нужно как-то сбывать свой товар, если мы хотим, чтобы ремесло процветало. Их нужно поощрять, в том числе материально. За кое-что из того, что собрала сестра, в Калифорнии можно получить кругленькую сумму! Она умница, Клео, только не умеет вести дела.
 Официант принес чай. Аксель отодвинулся, чтоб дать ему возможность расставить приборы, а заодно лишний раз оглядеть Майю. Он навел справки и о ней. Помимо бакалавриата в педагогии – четыре года практики, да и оценки на редкость высокие даже для лучшего учебного заведения Калифорнии. Но это все, что удалось выяснить. Аксель понятия не имел, где бродит отец ее детей. Вот с этого и следовало начать.
 – У вас есть другой источник доходов? Я имею в виду алименты.
 Майя помотала кудрявой головой. Один своевольный завиток выбился из прически и упал на лоб. Можно было поклясться, что он отливает пурпуром. Поскольку весь ее гардероб остался в рухнувшем здании, Майя была все в том же наряде, который – бог знает каким чудом – выглядел экзотически дорогим, хотя явно был куплен по дешевке и с чужого плеча.
 – До свадьбы у нас со Стивеном не дошло, а когда я узнала насчет Клео, то уехала. Можно считать, что мы расстались. В то время я даже не знала наверняка, что беременна. Стивен все время в разъездах. Он мне пишет... иногда, но денег не шлет. У него их просто нет, так что рассчитывать на его помощь нечего. Я прекрасно справлюсь сама, – заявила она с вызовом, – как только вывезу вещи.
 – Я был в особняке Пфайфера.
 Аксель никогда не отправил бы дочь в школу, о которой ничего не знал, кроме адреса. Как только «Несбыточная мечта» заработала, он выяснил все, что можно, кроме состояния финансов, да и то потому, что совать в это нос было незаконно. Впрочем, он был почти уверен, что школа содержится на деньги Блэкберна – таким образом тот пристроил Селену к делу, чтобы ненароком не сбилась с пути. Девчонка умела тянуть денежки.
 – Я знаю, в каком состоянии верхний этаж. Никто не делал там ремонта десятки дет. Летом там легко умереть от жары, а зимой от холода, и я уже не говорю о том, что сломан водопровод. Короче, жить там нельзя.
 – Я жила и похуже. – Майя помешала чай соломинкой и прислушалась к мелодичному постукиванию кубиков льда. – Водопровод не сломан, просто забит. Проветрить можно, открыв окна, а до зимы что-нибудь придумаем с обогревом.
 Жила похуже? Аксель решил не напрягать воображение. Старый Пфайфер практически разнес верхний этаж на части, собираясь обновить, но тут жена у него умерла, и он махнул на дом рукой. В комнатах царила сырость, обои свисали со стен ошметками, штукатурка обвалилась. Аккуратные штабеля так никогда и не положенного паркета рассыпались, плинтуса валялись вверх гвоздями, ржавчина на которых наводила на мысли о столбняке. А если мэр прав, вдруг подумалось Акселю. Если особняк лучше снести? Он досадливо передернул плечами.
 – Вы сейчас не мыслите здраво, мисс Элайсем. У вас на попечении сын, второй ребенок вот-вот появится на свет! Хотите поселить их в трущобе?
 – Меня зовут Майя! – воскликнула она с неожиданным гневом. – Мэтти – мой племянник! Нам с сестрой приходилось жить в гораздо худших условиях. Не каждый в этом мире родился в рубашке!
 Полегче, Аксель, полегче. Все, что угодно, только не истерика.
 Он отодвинулся от стола и потребовал еще чаю. Значит, племянник. Ребенок Клео. Все понемногу встает на свои места. Недаром казалось, что она слишком молода для матери пятилетнего ребенка. А впрочем, он не так много знает об изнанке жизни. Одно слово, родился в рубашке.
 – Раз вы жили и похуже, тем более вам захочется для детей лучшей судьбы.
 Едва договорив, Аксель пожалел о своих словах. Ну вот, подумал он, сейчас опять ощетинится. Однако как же затронуть эту тему и не упомянуть о будущем детей? А еще старший и опытный!
 – Мало ли, чего я хочу, – сказала Майя, пожимая плечами. – По большей части все это недостижимо. А дети не интересуются мелочами быта, только тем, сильно ли их любят. Оставим это! Давайте говорить по делу. Как я могу подвигнуть вас к тому, чтобы вы наняли инспектора? Сама я понятия не имею ни о том, где его искать, ни о затратах. Все, что я знаю, – мне не по карману.
 Аксель поднял свой стакан в шутливом салюте. Майя в ответ подняла свой. Она снова улыбалась. Вот и хорошо. Теперь они говорили на одном языке.
 – Мой интерес в этом деле прост – сохранить Констанс. Для этого вы должны остаться в Уэйдвилле. Не знаю, как вам это удается, но дочь постепенно выбирается из своей раковины. С вашим отъездом она снова замкнется и даст Сандре основания оспорить мои отцовские права. Чтобы избежать этого, я готов на все.
 Поначалу Аксель твердо намеревался поселить Майю под своей крышей, но этим утром передумал. Он не желал, чтобы Констанс по ночам бродила по дому, шпионя за ним, и еще меньше – чтобы кто-то рожал на полу его кухни. Без того ситуация грозила в любой момент выйти из-под контроля, а с таким соседством он мог и вовсе лишиться покоя.
 – Мне принадлежит соседнее здание, – сообщил Аксель.
 Майя вскинула голову. Ее взгляд был полон новой надежды и восхищения, от которого Акселя бросило в жар. Боже, ведь она беременна! Не хватало потерять всякий контроль над собой из-за одного взгляда. Но что за взгляд! Словно он только что подарил ей луну с неба.
 Аксель стиснул зубы, подавляя возбуждение, но оно только разгорелось. Вот так он угодил в брак с Анджелой. Надо учиться на собственных ошибках!
 – Последний съемщик оставил помещения во вполне приличном состоянии, – сказал он, стараясь не ерзать на скамье. – Сейчас они пустуют, а значит, не приносят дохода. Мы можем заключить сделку.
 – Сначала нужно получить разрешение на вывоз товара, – резонно заметила Майя, но тут же спросила: – Что у вас на уме?
 Аксель всегда живо реагировал на женскую беззащитность – она будила в нем врожденную потребность брать под крыло, оберегать и покровительствовать. В данном случае все было гораздо сложнее и опаснее. Эти рыжие кудри и огромные глаза заблудившегося олененка вызвали и более низменный инстинкт – жажду обладания. К счастью, ниже виднелся живот, и это отрезвляло.
 – Вы вселитесь в верхний этаж, в нижнем разместится магазин, и будете ежемесячно выплачивать мне процент с продажи. Единственное условие, которое я ставлю, – Констанс должна быть по возможности при вас. Ведь Мэтти проводит с вами все вечера. Где один ребенок, там и два, ведь так говорят? Ну а я буду рядом, за соседней дверью, и смогу часто навещать дочь. Я также постараюсь уходить с работы не позднее девяти часов... кроме пятницы и субботы – это самые напряженные дни.
 Когда Майя до конца осознала услышанное, глаза ее засияли. Аксель не ожидал, что все будет так просто. Зрелой женщине стоило хорошенько поразмыслить, прежде чем протягивать руку за леденцом, предложенным добрым дяденькой. Но эта не колеблясь схватила приманку и унесла в мир своих грез, чтобы насладиться без помех.
 – Нужно вынести прилавок, он вполне сгодится... Придется кого-то нанять, чтобы протер пыль, – нельзя же вывозить и ее... Идемте посмотрим на ваш дом... И надо обрадовать Мэтти!
 Не успел Аксель опомниться, как Майя была у двери. Если бы не тяжкий гнет беременности, она, быть может, была снаружи еще до того, как он сделал движение подняться. Майя не вышла из-за стола, даже не выпорхнула – она вытекла, как ртуть. Только что не растворилась прямо на глазах. Дверь хлопнула.
 Аксель вышел следом. Поскольку проблема с Констанс была почти решена, он насвистывал веселый мотивчик.
 – Замечательно! Чудесно! Превосходно! – Майя прошлась по первому этажу реконструированного старого здания. – Светло! Божественно!
 – Сколько прохожих! – с мягкой иронией добавил Аксель. – И каждый – потенциальный покупатель.
 Не слушая, Майя погладила перила темного дерева, заглянула вверх по ходу лестницы, ведущей в жилой этаж. Потолки были футов четырнадцать высотой.
 – Этот дом любили. Здесь сохранилась аура довольства, счастья.
 – Аура прибыли. – Аксель огляделся. – Отоплением и вентиляцией еще нужно будет заняться.
 – Сюда просится потолочный вентилятор... – рассеянно заметила Майя. – Боже, что за паркет! Надо поскорее его натереть.
 Видя, что Аксель прикидывает затраты, она предоставила его самому себе и поднялась на верхний этаж. Доктор советовал избегать ступенек, но разве у нее есть выбор? И потом, совсем не обязательно целый день сновать вверх-вниз. Ребенку не повредит немного здоровой ходьбы, и до родов не так уж долго.
 При мысли, что она совершенно не готова к этому важному событию, Майя содрогнулась. Ни колыбели, ни распашонок, ни ползунков, ни «беличьего инстинкта», который вынуждает женщину заранее закупать все необходимое. Но что толку тревожиться о будущем? Куда разумнее сполна насладиться настоящим.
 – Идеально! – высказалась она, оглядев гостиную. – Вот это окна так окна! Здесь бы устроить картинную галерею.
 Вообразив в этих дивных стенах безобразный клетчатый диван Клео, Майя поморщилась, но забыла обо всем, выглянув на оживленную улицу.
 – Раньше каждые полчаса мимо проезжал трамвай.
 Майя не слышала, как Аксель оказался за спиной. От его близкого соседства у нее перехватило дыхание. При мысли о его широкой груди ей захотелось откинуться назад, опереться. Каково это – опираться на мужчину вроде Акселя Хоулма?
 Скорее всего скучно. Она не найдет счастья с богачом только потому, что осталась без гроша и жаждет прочного положения, которое тот олицетворяет. В первую очередь ей нужно понимание, возможность разделить свои мечты и найти поддержку для их осуществления. Этот чопорный северянин, должно быть, вообще не умеет мечтать.
 – Теперешние трамваи меньше и симпатичнее. Почему бы не устроить здесь такую дорогу? Туристы их обожают. Предоставить город сообществу художников! Уж они сумеют обустроиться в старых зданиях с большими окнами! Сделают из них студии и будут продавать картины, керамику, расписные ткани. Сюда понаедут комиссионеры, аукционисты – все, кто подвизается в торговле произведениями искусства. Кто победнее, станет продавать картины и поделки прямо на тротуаре. Как грибы вырастут кафе, бистро и закусочные. Разве не славно?
 – А я заведу продажу артишоков. Ведь артисты от них без ума!
 – Это ни к чему! – Майя отмахнулась от иронии. – Ваш ресторан, с его темным деревом и бифштексами с кровью, всегда будет по нраву мужскому полу. Но кто-то сможет открыть кондитерскую или чайную для женщин и продавать там аппетитную южную выпечку. – Слюнки текли при одной мысли о таких возможностях. – Места хватит для всех!
 – Приятно слышать, что и для меня тоже. А между делом, как вы думаете, не набросать ли нам план того, что вполне осуществимо? Ведь нужно делать деньги, а не только мечтать.
 – Вы точь-в-точь как Селена, -хмыкнула Майя. – По-моему, нужно мечтать, а не только делать деньги.
 Она повернулась и почти уткнулась носом в широкую грудь. Аксель смотрел на нее странно. Он тотчас отступил, соблюдая благопристойную дистанцию.
 – С трудом верится, что Селена Блэкберн хотя бы слышала выражение «делать деньги».
 – Селена дальновидна, чего не скажешь о большинстве людей, – многозначительно заметила Майя и направилась в дальнюю часть верхнего этажа.
 – Я не имею ни малейшего представления о картинных галереях, кроме того, что они убыточны. Прибыль приносит то, что необходимо для жизни: продукты, одежда. Вы это поймете, как только начнете всерьез торговать тем, что оставила вам сестра.
 – Конечно, такого рода товар вряд ли пойдет нарасхват в «медвежьем углу». И все-таки кругом столько народу. Нужно только его расшевелить.
 Майя выглянула из окна спальни, выходившего в чистый мощеный переулок. Она предпочла бы деревья и траву, но нищие не привередничают. Все-таки лучше, чем задний двор бывшего магазина.
 – Народ здесь практичнее, чем в большом городе, где деньги легче достаются и легче утекают из рук, – не унимался Аксель.
 – А прекрасное непрактично, – заключила Майя.
 Заглянув на кухоньку, она усмехнулась, сравнив крохотное помещение с необъятной сверкающей кухней Акселя. По крайней мере здесь имелась плита, так что не было необходимости перевозить то чудовище из дома Клео.
 – Я этого не говорил, – примирительно произнес Аксель. – Я имел в виду, что вам будет непросто распродать свой товар.
 Майя вдруг заметила, что избегает смотреть на него. Это было не в ее характере, как и препирательства. Не слишком большой знаток самоанализа, она предположила, что привычка Акселя сохранять дистанцию оказалась для нее заразительной. Это не понравилось, и Майя заставила себя встретить его взгляд. Он заметно удивился, но на сей раз не стал шарахаться, как от огня.
 – Я не смогу торговать овощами, а как повар немногого стою. Остается распродавать то, что насобирала Клео. Сделаю, что смогу.
 Это было все равно что признать собственную никчемность. Аксель присел на кухонный стол и скрестил руки на груди – истинный хозяин всего, на что падал взгляд.
 – Значит, в ваших же интересах оформить партнерство, – провозгласил он.




 Глава 9



 «Тете Эм.
 Ненавижу тебя, ненавижу Канзас! Собаку забираю.
 Дороти».

 – Эта женщина живет под твоей крышей?! Они находились в дальнем уголке ресторана:
 Кэтрин – отдыхая от своих обязанностей, Аксель – по традиции. Он оставался в ресторане, чтобы присматривать за порядком, а не для того, чтобы дружески хлопать по плечу тех, кто войдет. Он лично знал каждого посетителя и не напоминал о своем присутствии без крайней необходимости. Никто этого и не ждал.
 Хедли, на своем обычном месте у стойки, развлекал какую-то простушку фронтовыми историями. На самом деле он никогда не был на войне. Аксель подавил усмешку и повернулся к Кэтрин. Бог знает почему, она лопалась от злости.
 – Если речь о Майе Элайсем, да, она живет у меня. Ни для кого не секрет, что идти ей некуда, а все вещи остались в доме на снос. Если тебя беспокоит моя репутация, поговори с мэром, пусть даст разрешение на вывоз товара и личных вещей. Тогда «эта женщина» переберется в соседний дом.
 – До тебя не доходит? Не доходит, нет! За стенами ресторана ты слепнешь, как крот. Эта женщина уже запустила в тебя коготки, а ты делаешь все, чтобы они впились поглубже!
 Аксель удивленно поднял бровь: Кэтрин была склонна к мелодраме, но никогда – к таким вспышкам ярости.
 – Это беременная учительница, а не женщина-вамп. Приютив ее, я осчастливил Констанс. Думаю, сейчас они рисуют... пальцами на стене.
 Он решительно вычеркнул из памяти беспорядок, который оставил дома: коробку с остатками пиццы, заказанной по причине пустоты в холодильнике; толстый слой газет на кухонном столе – антикварном, из настоящего дуба. Он сильно подозревал, что газеты давно уже насквозь пропитаны водой до самой полированной поверхности. Экономку хватит удар, а кухня, если учесть страсть Мэтти к красному, будет похожа на линию фронта после воздушного налета. Но Констанс, когда он уходил, смеялась взахлеб, и это заставило его сдержаться. Аксель относился к людям и событиям по степени важности, и дочь занимала в этом списке ведущее место.
 – Ты покупаешь ей наряды!
 Обвиняющий голос Кэтрин вернул его к действительности. Аксель взглядом показал официантке на стол, где посетитель разлил спиртное, и вернулся к придиркам помощницы. Он никогда бы не подумал, что она придирчива.
 – Ее одежда осталась в доме на снос, – терпеливо повторил он. – Я не «покупаю наряды», а снабжаю самым необходимым. Мне едва удалось убедить ее зайти в «Уолмарт», а не в магазин подержанной одежды.
 Вообще говоря, ему не удалось. Просто он воспользовался привычкой Майи избегать конфликтов и привез их с Мэтти в центральный универмаг. Хотя глаза ее метали молнии, Майя придержала язык в присутствии детей. Мэтти, добрая душа, радостно соглашался с каждым предложением Акселя, зато его неуступчивая тетушка наотрез отказалась принять хоть что-нибудь, кроме белья и маек. Пришлось прикинуть ее размер наугад. Так Аксель купил два платья для будущих матерей и длинный теплый свитер для прохладных вечеров. Тогда она настояла на расписке. Он принял расписку и, вместо того чтобы втихомолку выбросить, как намеревался, аккуратно свернул и спрятал в бумажник – в память о том, как далеко зашел.
 Сумма покупок равнялась той, которую он ежемесячно выделял на текущий осмотр машины.
 – Тоже мне, агнец Божий! – процедила Кэтрин. – Помяни мое слово, она себя еще покажет! Если не возьмешься за ум, будешь болтаться на крючке!
 Она ускользнула прочь, к своим обязанностям, оставив Акселя размышлять над зловещим пророчеством.
 Однажды он уже помог слабой, беззащитной женщине, и дело кончилось браком. Правда, в то время он был намного моложе. Родители Анджелы развелись и разъехались по разным местам. Как результат – она вылетела из института и пошла работать официанткой в ресторан «У Хоулма». Незадолго до этого Аксель похоронил отца. Слово за слово... короче, Анджела оказалась беременной, и он решил, что брак – наилучший выход из положения. В то время он понятия не имел, что такое супружество со всеми его сложностями и проблемами, но многому научился. Он вовсе не желал снова задыхаться в петле. Возможно, кому-то и везет, но он не скроен для совместной жизни. Анджела обвиняла его в бессердечии, а он... просто не умеет обнажать душу.
 К счастью, Майя Элайсем не интересуется ни браком, ни им самим. Так зачарованно и в то же время чуточку брезгливо человек смотрит на радужного жука или пятнистое брюшко жабы. Они слишком разные, чтобы сблизиться. Нет, Кэтрин ошиблась. Опасности никакой.
 Во всяком случае, со стороны учительницы, мысленно добавил Аксель, заметив, что в ресторан входит мэр, под руку с матерью и Сандрой. Вот откуда шла главная угроза. Эти две матроны (а вернее, две мегеры, злобно уточнил он) спелись уже давно и вместе являли собой могучую силу. Глядя, как они рассаживаются, опекаемые своим кавалером, так и хотелось взять горн и заиграть тревогу. Неприятель расположился лагерем прямо под стенами крепости.
 Поразмыслив, Аксель послал на их стол бутылку вина. Будущее оставалось туманным, он вполне мог проиграть битву, а значит, не стоило спешить с атакой. Сначала нужно было связать союзника выгодным для него договором.
 У стойки раздались голоса – кто-то перебрал и нарывался на неприятности. Аксель обрадовался возможности дать выход гневу. Высмотрев заводилу, он ухватил его за ворот и поволок наружу, к стоянке такси. Решив, что это полиция, пьяный завопил: «Превышение власти!» Аксель молча впихнул его на заднее сиденье ближайшей машины. Прежде он бы позабавился, но теперь пьяные вопли привели к дальнейшему разлитию желчи.
 Мэр ждал у стойки под предлогом выбора безалкогольного напитка для своих спутниц.
 – Твой бармен разливает крепкое как заведенный, – холодно сообщил он. – Это приличный город. Мы будем беспощадно искоренять пьяные беспорядки.
 На юге владельцы ресторанов предпочитали по большей части разливать спиртное в задних комнатах, подальше от глаз общественности. Вот почему на последнем голосовании закон о продаже крепких напитков прошел лишь незначительным большинством голосов. Прежде чем ответить, Аксель выпил ледяной минералки в надежде обуздать гнев. Теперь, когда учительница была в его власти, появилась возможность компромисса.
 – Это слишком шаткое основание для изъятия лицензии, Ральф, и ты это знаешь. Если хочешь прикрыть школу, советую сменить тактику.
 – Торговый центр нужнее городу, чем нелепое и сверхлиберальное учебное заведение, а мой первейший долг – идти навстречу избирателям.
 – Ты способен идти навстречу только самому себе! Учительница у меня в руках. Если оставишь ресторан в покое, мы, быть может, и сговоримся.
 – Почеши мне спинку, и я почешу твою? Мэр одобрительно хмыкнул и удалился к своему столу. Аксель так сдавил пластиковую бутылку, что жидкость струей брызнула из горлышка. Значит, он готов обменять чью-то мечту на возможность и дальше продавать спиртное?
 С приглушенным проклятием он удалился на кухню, где его слово все еще имело вес.
 – Почему же ты не перебралась ко мне, тупица? – возмущалась Селена. – А впрочем, спать с врагом – это даже кстати. Порой это единственный способ собрать сведения.
 Майя покачала головой. Мэтти возился у девственно чистой двери холодильника, прилаживая первый, но явно не последний рисунок. Она поощрительно улыбнулась племяннику. С чтением у него не ладилось, зато с рисованием все было в полном порядке.
 – Не сочти, что я критически настроена, но хочу напомнить, что слово «спать» имеет по крайней мере два значения. На девятом месяце подходят только подушка и одеяло.
 – Много ты понимаешь! – фыркнула Селена. – А все-таки есть у нас союзник в городском совете или нет?
 – Настолько, насколько это в его интересах.
 Майя осторожно опустилась на стул. К концу месяца ноги совсем перестанут ее держать. Скорей бы родился этот ребенок!
 – Аксель Хоулм не так уж плох, когда познакомишься с ним поближе. Чопорный, чересчур благопристойный, напористый, но не более того.
 Если вспомнить инцидент с покупкой одежды, слово «напористый» лишь отчасти отражало суть. Скорее тут подошло бы слово «деспот».
 – Ты его умасливай, а остальное предоставь мне. Сегодня у меня вечеринка. Среди прочих будет кое-кто из дорожного отдела. Пожелай мне удачи.
 Майя усмехнулась. Ей не приходилось бывать на вечеринках у Селены, но она вполне могла вообразить, как они проходят.
 – Постарайся обрушить на него всю мощь своего обаяния. Мы еще заставим их подкопаться под торговый центр и устроить автостоянку в подвальном этаже!
 – Не обольщайся, центр находится в зоне возможного затопления. Но мы что-нибудь придумаем.
 Селена повесила трубку, оставив Майю восхищаться делом рук своих подопечных. Мэтти упоенно рисовал стаю драконов. Констанс (должно быть, памятуя о недавних похвалах) изображала все более идеальные детские. Колыбель, однако, была в каждой. А в колыбели ребенок. Майя не удержалась и расхвалила эту деталь.
 – Бабушка подарила мне куклу, – сказала девочка равнодушно, – но это совсем не то, что настоящий ребенок. Ведь правда?
 Большие серьезные глаза обратились к Майе. В них был вопрос, так что казалось, будто она стоит на свидетельской трибуне в суде, где нельзя солгать и нельзя укрыться за отговоркой.
 – Кукла – это ребенок понарошку.
 Она все-таки ответила уклончиво, не желая ставить крест на подарке Сандры. Выходит, хрустальный шар так и не был куплен. Его сочли неподходящим для восьмилетней девочки.
 – А у вас в животе настоящий ребенок... – Констанс опустила взгляд на рисунок, – как когда-то у мамы.
 О Боже! Все глубже и глубже в тайники души! Майя пожалела, что у нее не нашлось времени для продленных курсов детской психологии. Впрочем, денег у нее тоже не нашлось. Она взяла рисунок, чтобы прикрепить его к дверям холодильника.
 – Значит, ты потеряла не только маму, но и братика или сестричку. Мне очень жаль! Наверное, ты с нетерпением ждала....
 – Я не ждала! – крикнула девочка. – Я ненавидела этого ребенка!
 Она отошла к кухонному столу и к Мэтти, а потрясенная Майя укрылась за простой повседневностью, тщательно прикрепив рисунок. Она ощущала острую душевную боль, мучительное сострадание и испуг. Акселя не было дома именно тогда, когда он особенно нужен. Это были его дочь, его поле битвы, его камень преткновения.
 Не колеблясь, Майя схватила телефон и набрала номер ресторана. В этой семейной драме она была человеком посторонним.
 Аксель с треском захлопнул за собой дверь. Что, к дьяволу, стряслось! Он бросил все, оставил ресторан на милости мэра – и ради чего? Дом в порядке, никакого пожара!
 Он сердито прошагал из прихожей на кухню и нашел ее во вполне приличном состоянии – не хуже, чем оставил. На полу и газетах было больше цветных пятен, а холодильник напоминал стенд детского творчества, но никто не бился рядом с ним в предсмертных судорогах. Констанс пристраивала на голове у Мэтти нарисованную диадему, учительница, казалось, умиленно следила за ней, поглаживая кота.
 Она повернулась. Во взгляде не было и следа умиления, только тревога.
 – В чем дело?! – взревел Аксель (эта женщина взяла привычку пугать его до полусмерти без особой к тому причины!).
 – Папа! – крикнула Констанс, бросилась к нему и прижалась всем телом.
 Пораженный столь непривычным проявлением чувств, Аксель присел обнять ее и даже глазом не моргнул на желтое пятно, сразу украсившее его новые брюки от Перри Эллиса. Майя протянула ему бумажное полотенце, которое он рассеянно принял.
 – Пап, ты останешься? Я с Мэтти рисовали.
 Раньше если уж Констанс говорила, то говорила правильно. Первые последствия жизни под одной крышей с учительницей! Аксель адресовал Майе возмущенный взгляд.
 – Покажи папе свой рисунок, моя шоколадная, – сказала та, не поднимаясь с места.
 В этом, должно быть, и была причина звонка. У нее схватки! Преждевременные роды на полу его кухни! Иначе с чего бы ей сидеть, вместо того чтобы носиться вокруг стола наперегонки с детьми? Разве не так она ведет себя, когда все в порядке? Надо звонить в «скорую», и срочно!
 Потом Аксель обратил внимание на дочь. Казалось, она не в восторге от перспективы демонстрировать ему свое творение. Тогда он сам увлек ее к холодильнику. Рисунки Мэтти нельзя было перепутать – это был фейерверк красочных мазков. Констанс рисовала тщательно, в деталях, и все же Аксель не сразу понял, что именно видит. На первый взгляд казалось, что она изобразила забитую мебелью комнату.
 Кот спрыгнул у Майи с колен и начал с громким мяуканьем тереться у ног. Аксель рассеянно почесал его за ухом, снял рисунок и постарался всмотреться:
 – Ну и что же это? Дочь стиснула губы добела.
 – Не хочешь объяснить? Она яростно помотала головой.
 – Это детская, – сказала Майя. Детская. Сердце у Акселя ухнуло куда-то очень глубоко. Он отвел взгляд, не замечая, что комкает рисунок. Детская, что же еще. Вот колыбель, которую он сделал своими руками и из которой Констанс давно выросла. Вот манеж с грудой игрушек, к которой они каждый выходной добавляли по штуке, заботливо выбрав.
 Боль расцвела в груди ядовитым цветком. Каким-то чудом он выдержал это.
 Чуткий кот быстро скрылся за холодильником.
 – Очень красиво, Констанс, – произнес Аксель медленной, как ему показалось, с поразительным самообладанием.– А теперь мне нужно поговорить с твоей учительницей. Мисс Элайсем! – Он повел головой в сторону жилой комнаты.
 – Вам нужно поговорить с дочерью, – возразила Майя, не двигаясь с места.
 За неподчинение приказу можно уволить служащего, но никак не гостя. Аксель скрипнул зубами. Перед глазами мелькали цветные сполохи, кровь бешено ревела в ушах. Хотя Констанс уже прилежно рисовала у стола, отцовский опыт говорил, что она жадно ловит каждое слово. Два года он убеждал себя, что она забывает, что уже забыла. Он не мог больше играть в эту игру.
 Аксель прошагал в жилую комнату. Если Майя надеется подтолкнуть его к разговору с дочерью, пусть сначала соизволит поговорить с ним сама. Пусть хотя бы намекнет, с чего начать.
 Он не сводил взгляда с рисунка. Констанс изобразила то, что должно было стать детской для его сына. После аварии, стоившей Анджеле жизни, ребенок был извлечен из тела матери мертвым. Аксель ощутил во рту едкий вкус желчи.
 Пару секунд спустя Майя стояла перед ним. Он не слышал, как она вошла. Поверх купленного им легкого свободного платья на ней был теплый свитер. В самом деле, вечер выдался холодным. Аксель подумал, что стоило бы включить отопление. Сам он никогда не мерз, но эта хрупкая женщина, конечно же, продрогла до костей.
 Ну вот, опять начинается! Она не ребенок, вполне способна сама о себе позаботиться. Ему хватает забот с разбросанной детской обувью! Мыском ботинка Аксель вытолкнул из-под дивана шлепанец.
 – У вашей дочери повышенный интерес к детским комнатам. Почему – я поняла лишь отчасти, ее комментарии были весьма лаконичны. Я думала, вам захочется объясниться в первую очередь с ней, а уж потом...
 – Какие еще комментарии? – грубо перебил Аксель, бросил рисунок на стол и нацелился на сандалию в углу.
 Майя медлила, как если бы не могла подобрать нужных слов. Выпихнув сандалию, Аксель указал на диван:
 – Сядьте!
 Майя села, переплела руки на коленях и начала нервно поигрывать большими пальцами. Она упорно избегала его взгляда. Раздраженный возглас заставил ее вздохнуть.
 – Я не желаю быть втянутой в чужие семейные проблемы.
 – Неужели? – спросил Аксель со злобой. Он не мог сейчас владеть собой и до тех пор пинал сандалию, пока та не приземлилась вверх подошвой.
 – Я хочу все знать! Будет кстати рассказать друг другу историю своей жизни!
 – – Не получится, – серьезно ответила Майя. – Я по натуре не драматическая актриса. – Она кивнула на мятый рисунок на столе: – По словам Констанс, она изобразила не куклу, а настоящего младенца. Того, который мог бы родиться у ее мамы.
 Аксель пошатнулся и рухнул на колени. Удар был так силен, словно ему выстрелили прямо в лицо. На этот раз боль взорвалась позади глаз, в висках и затылке. Он был не в силах справиться с ней. Все, что он мог, – это сделать вид, что наклонился в поисках обуви.
 – Я думал, она забыла...– пробормотал он. – Сразу после похорон детская была полностью обставлена заново, переделана в комнату для гостей. Так было проще всего.
 – Ничего странного, что дочь перестала с вами разговаривать.
 Выпрямляясь, Аксель ударился головой и устремил на Майю обвиняющий взгляд, словно это было ее рук дело. Лицо ее осталось невозмутимым. Это привело его в себя, и он швырнул кожаный башмак в общую кучу.
 – Констанс берет пример с вас, – безжалостно продолжала Майя. – Если взрослый не откровенничает, что остается делать ребенку?
 Поежившись, Аксель возобновил блуждания по комнате.
 – В ту пору она была слишком мала, – мрачно возразил он. – Как вы представляете себе этот разговор? Разве не довольно того, что мама умерла, обязательно нужно вдаваться в детали? – Он заметил вторую сандалию и ринулся к ней. – Что я мог сказать шестилетнему ребенку? Что мы с Анджелой не ладили? Мы и ребенка завели в надежде, что это поможет нам ужиться... – Сандалия увенчала груду обуви с первого же пинка. – Но беременность все только усложнила. В то утро у нас вышла особенно бурная ссора. Должно быть, Анджела решила, что не все еще высказано, потому что, когда я уехал на работу, последовала за мной.
 Слова лились сами собой, без усилия, – слова, которых он никогда еще не произносил. Изливаясь, они терзали душу, так что на глаза наворачивались слезы. Аксель напомнил себе, что настоящий мужчина не плачет, и выразил свои чувства иначе, рванув в сторону кукольный домик. Под ним оказался второй кожаный башмак. Ощутив на щеке влагу, Аксель пнул башмак так, что он отлетел к противоположной стене.
 – Той ночью был ливень с грозой, – продолжал он мертвым голосом. – Дороги стали скользкими, повсюду валялись ветки и листья. Я взял «ровер», потому что другой машиной обычно пользовалась Анджела. Она даже не пристегнула этот чертов ремень.
 – Вы не виноваты, – мягко произнесла Майя.
 – Если бы знать!
 Аксель сделал вид, что у него зачесалась щека, и незаметно стер влагу. Только потом он повернулся. Зачем копаться в том, что было? Но Майя смотрела на него доверчивым, открытым взглядом давнего друга, и он просто не мог оборвать исповедь.
 – Ее выбросило из машины. Она ударилась головой и умерла мгновенно. Спасти ребенка не удалось – Анджела была всего-навсего на пятом месяце.
 Его сын. Он даже не успел получить имя, и потому на могильном камне написали «малыш». И только. На похоронах Аксель не плакал. Он просто стоял как оглушенный, держа за руку дочь и глядя на то, как хоронят его так и не сбывшиеся мечты.
 Он не плакал тогда, но теперь слезы угрожали пролиться. Чтобы не допустить этого, он с ненавистью пнул груду обуви так, что она разлетелась по всей комнате.
 – Ну? И какое отношение все это имеет к вашему телефонному звонку?
 – Теперь мне легче понять, в чем дело, – спокойно ответила Майя. – Полагаю, Констанс считает себя виновной в смерти брата.
 – Что?! – дико закричал Аксель.
 Но в глубине души он знал, что это правда, что два года дочь жила в том же аду, что и он сам.




 Глава 10



 Всякое обобщение ложно.

 – Что я скажу Констанс?.. – Аксель рухнул в кресло и прикрыл глаза рукой.
 Майе пришло в голову, что стоит сохранить эти минуты в памяти на всю жизнь. Не часто увидишь сильного, самоуверенного мужчину сломленным. Если астрология чего-то стоит, значит, речь здесь идет о влиянии Скорпиона, а вовсе не Водолея. В этом случае Аксель Хоулм – натура страстная, эмоциональная, склонная к глубоким переживаниям.
 Почему же он так упорно маскирует это полным бесчувствием? Майя решительно не могла понять. Ею овладело абсурдное желание погладить Акселя по голове или потрепать по щеке и заверить, что все будет в порядке. Вот только он был уже не ребенок.
 – Начните с того, что вы ее любите, и слова придут, – осторожно заговорила она, глядя на разбросанную обувь. Помолчала и, убедившись, что он не собирается больше ничего пинать, продолжала: – Дети поразительно чутки и многое понимают с полуслова, полувзгляда. От них ничего невозможно утаить. Даже если взрослые молчат, ребенок инстинктивно угадывает, что не все в порядке, и, как правило, винит себя.
 – Вот как? – Аксель опустил руку и адресовал ей пронизывающий взгляд. – Вы это знаете по опыту?
 – Да, по опыту, – мрачно призналась Майя. В его взгляде засветилось любопытство. С таким видом профессор археологии разглядывает интересную окаменелость.
 – Мы с Клео в детстве сменили немало приемных родителей. Я расскажу, но как-нибудь в другой раз. А сейчас идите к дочери.
 – Знаете, – вздохнул Аксель, ероша волосы, – ведь я оставил в ресторане мэра в обществе его матери и моей тещи. Наверняка они упоенно обсуждают, как лишить меня отцовских прав, а вас выжить из города. Пока я буду разговаривать с дочерью, наложите на эту троицу какое-нибудь заклятие пострашнее!
 С этим он поднялся и зашагал вон, ускоряя шаг.
 Майя не знала заклятий и никогда не держала в руках магический жезл, поэтому просто расслабилась, наслаждаясь уютным беспорядком жилой комнаты – единственного помещения в доме, которое выглядело обжитым. Похоже, каждая пара обуви Констанс (а их было немало) рано или поздно оказывалась здесь.
 Ребенком Майя мечтала именно о такой комнате: чуждой скрупулезного порядка, где можно без опаски сбросить обувь на пол и развалиться на диване перед телевизором или с книгой в руках. В то время она добавляла в картину любящих родителей, но со временем прозрела. Добрый папа и ласковая мама были персонажами из другого мира, мира изобилия.
 Однако куда же отнести образ белокурого северного бога, пинающего детскую обувь, изнемогающего от душевной боли?
 Ребенок завозился. Майя привычным движением погладила живот. Без медицинской страховки нечего и думать про УЗИ, так что оставалось загадкой, носит она мальчика или девочку. Это не важно, думала Майя. Пусть она не может дать им с Мэтти такой комнаты, как эта (что там говорить, сейчас она не может им дать никакой!), зато сердце ее полно любви. Всю жизнь она копила любовь, мечтая излить на тех, кто в этом нуждается. Она знает о любви в миллион раз больше, чем Аксель Хоулм.
 Вошел Мэтти и, подойдя к телевизору, начал изучать кнопки в поисках той, которая заставит его работать. Майя потихоньку воспользовалась дистанционкой, тем более что никто не потрудился извлечь из видео кассету с драконами. Мальчик издал крик восторга.
 – Видишь, даже телевизор знает, что тебе по душе.
 Не прошло и минуты, как Мэтти впал в счастливое оцепенение. Его было чересчур легко порадовать, слишком просто отвлечь. Если добавить трудности с чтением, это был случай дислексии. Интересно, социальный отдел может направить его на бесплатное обследование?
 Попутно Майя задалась вопросом, как продвигается у Акселя разговор с Констанс и что на уме у мэра насчет «Несбыточной мечты».
 Селена захлопнула «книжку» телефона и обвела неодобрительным взглядом пустующий интерьер здания.
 – Кукольный домик от доброго дяди!
 – Придется принять, – сказала Майя, повернувшись на высоком табурете. – Клео выпустят через несколько месяцев, и не говори мне, что кто-нибудь согласится взять ее на работу.
 – Ни один гад! – грубо высказалась Селена. – Правда, нужно еще, чтобы ее выпустили. Ну и как ты намерена тут развернуться?
 – На местной выставке я познакомилась с одним художником, он пишет замечательные картины, – сообщила Майя, хватаясь за возможность сменить тему. – Они так и светятся изнутри! На этих стенах будут отлично смотреться крупные полотна маслом. Что скажешь, если я выставлю на продажу несколько штук?
 – И это называется «развернуться»! – хмыкнула Селена. – Я имела в виду бизнес. Это слово вряд ли годится к крупным полотнам на стенах. Как ты собираешься делать деньги?
 – Продавая картины. В противном случае весь этот простор пропадет даром. Я уже договорилась, что вывешу полотна только при условии, что мне это ничего не будет стоить. Практично, правда?
 – С точки зрения того, кто слегка тронулся умом! – Селена сердито повернулась на высоких каблуках, чтобы еще раз обозреть помещение. – Стены придется побелить, установить круговое освещение...
 – ...оборудовать бар и повесить хрустальную люстру! Хорошо, что хоть я еще не тронулся умом. – В помещение вошел Аксель Хоулм.
 Зная, что он только что от инспектора, Майя вонзила ногти в ладони и впилась взглядом в его лицо, ища хоть малейший намек на то, какие новости он принес. С тем же успехом она могла бы читать на лице каменного идола. Ни улыбки, ни тревожной морщинки между бровей. Этот человек держит в руках ее будущее, но ведет себя так, словно понятия об этом не имеет! Это он нарочно, чтобы она умерла от нетерпения! Черт возьми, получит она назад свой чайный сервиз или нет?!
 Приблизившись, Аксель протянул Майе скрученные в трубку бумаги самого официального вида. Она приняла их трясущимися руками.
 – Вам позволено вывезти вещи.
 Не смея верить, она смотрела на бумаги, в которых заключалось спасение по крайней мере четырех жизней: ее собственной, Мэтти, Клео и будущего ребенка. В глазах стояли слезы, а сердце пело от радости. Хотелось бегать, прыгать, ходить колесом, но поскольку это было невозможно, Майя совершила то, что казалось ничем не хуже.
 Наклонившись вперед на своем высоком табурете, она поцеловала Акселя в губы. Он был так поражен, что и не подумал отшатнуться, просто остался стоять, как мумия, – руки по швам. Но губы его жили своей собственной жизнью, они ответили сразу, с готовностью. На них был привкус кофе и почему-то ванили, а все вместе было на диво горячим, сладким и аппетитным.
 В свою очередь пораженная, Майя отстранилась, залилась краской и поспешно скрестила на груди руки, которыми чуть было не обвила шею Акселя. Он был изумлен, однако глаза его горели. И хотя у нее и в мыслях не было вкладывать в поцелуй что-то сексуальное, искра уже пролетела.
 Этот человек был под влиянием Скорпиона, теперь она знала это наверняка.
 – Я так понимаю, вы довольны, – настороженно заметил Аксель и отступил.
 Эти глаза... Майя не могла отвести взгляда. Чопорный бизнесмен в хорошо отглаженном деловом костюме со строгим галстуком не был, оказывается, проморожен насквозь. Где-то в глубинах его души были бездны, полные огня, который еще мог вырваться наружу.
 За спиной покашляли, давая понять, что имеется третий лишний. Майя сделала движение поднести бумаги ближе к глазам. Аксель как раз взялся за них. Последовала нелепая игра в перетягивание. Наконец Майя опомнилась и уступила.
 – Я позвонил в контору перевозок, они согласны за это взяться. Не вздумайте входить в магазин сами, это небезопасно. Ну а сюда сейчас явится бригада уборщиков. Они натрут полы, а когда прибудет товар, приведут его в порядок. Вам останется только давать указания.
 Аксель говорил авторитетным, не терпящим возражений тоном, так естественно ему присущим. Майя тихонько вздохнула с облегчением, видя, что все возвращается на круги своя. Ей бы научиться обуздывать порывы. Будущей матери не к лицу девчоночьи манеры.
 Она не знала, куда девать руки, и пожалела, что бумаги теперь у Акселя.
 – Я не могу себе этого позволить... – наконец прошептала она.
 – Мы же партнеры! Я вкладываю в это дело капитал, а вы – труд, – провозгласил Аксель и собрался спрятать бумаги во внутренний карман пиджака.
 – Позвольте, позвольте! – вскричала Селена, подступая к нему. – Партнерство? Какого рода? Где договор? В скольких экземплярах? Надеюсь, в нем проставлены сумма жалованья, процент выплаты, условия подотчетности, границы ответственности? Я тоже вложила в это дело кое-какие средства и не останусь в стороне.
 Аксель уставился на нее, приоткрыв рот, пораженный до полной потери дара речи.
 – Мой адвокат набросает проект договора, – наконец буркнул он.
 – В присутствии моего, – уточнила Селена. Они скрестили взгляды, как два гладиатора на арене скрещивают мечи.
 – А я пока пойду соберу свои пожитки, – сказала Майя, отвернувшись, чтобы скрыть улыбку, и направилась к двери.
 – Куда?! – рявкнул Аксель, сразу опомнившись. – Не вздумайте соваться в рухнувшее здание!
 – Если это безопасно для грузчиков, то и для меня, – возразила она и выскользнула за дверь.
 Аксель бросился следом, в ярости от ее постоянных капризов.
 – Рожденная под знаком Рыб, – громко заметила Селена. – Вы когда-нибудь пробовали ловить рыбу голыми руками?
 Аксель схватился за голову. Знак Рыб! Если так, ей место в аквариуме, откуда нет хода!
 Он нашел Майю заботливо протирающей предметы чайного сервиза. На лице ее застыло выражение неземного блаженства. Завернув каждый в бумагу, она с бесконечной осторожностью укладывала их в картонную коробку, до того обшарпанную, словно ей довелось пережить не одно путешествие по горным дорогам, на спине мула.
 – Грузчики приедут со своими коробками, – заметил он со вздохом.
 Еще утром небо нахмурилось, так что ни единый солнечный лучик не касался хрусталя над головой у Майи и не разбрасывал вокруг снопы искр. И все же копна ее волос отливала золотом. И пурпуром.
 – Никто не дотронется до сервиза, кроме меня! – отрезала она.
 Подобный тон был для нее редкостью, и Аксель счел за лучшее уступить. Он не знал, чем дорог Майе этот разносортный набор посуды, но раз уж она его ценила, это можно было понять.
 – Позвольте хоть раздобыть коробку попрочнее! Почему бы вам не пойти со мной в ресторан и не выпить чаю, пока я буду разыскивать тару?
 – Ну, все ясно, – сказала Майя с хитрой усмешкой. – Вам нужно в ресторан, и вы боитесь, что я натворю дел, стоит только вам ступить за порог. Хочу напомнить, что я годами обходилась без вашего присмотра.
 – Оно и видно! – сухо констатировал Аксель и протянул руку, чтобы помочь ей подняться. – Уважьте старика, проводите его в ресторан.
 – Старика? – На лице ее возникло озадаченное выражение. – Я так быстро вас состарила?
 Вместо ответа он потянул ее к выходу.
 Недавний поцелуй не только взволновал, но и заставил заново осознать разницу в возрасте. Майя была еще очень молода, полна энергии и энтузиазма. По сравнению с ней он был мужчиной средних лет, усталым и изверившимся, вместо чувств в нем играли разве что гормоны, да и то не сами по себе, а от поцелуя юной женщины. Как бывший алкоголик после неосторожно принятой дозы спиртного, он жаждал новой порции допинга.
 – Дети растут, мы старимся, – ответил он уклончиво, с мыслью, что быстро учится рыбкой выскальзывать из любого неприятного разговора.
 – Сегодня Констанс выглядит совсем иначе. Хорошо, что вы поговорили. Я слышала, утром вы обсуждали, во что ей обуться.
 – Не совсем так. Дочь поставила меня в известность, что предпочитает кроссовки с драконами. Жду не дождусь, когда она научится выбирать одежду сама.
 Майя прикусила нижнюю губу. Это не предвещало ничего доброго.
 – Что? – с подозрением осведомился Аксель. – Теперь-то что не так?
 На белой щеке возникла и разгладилась лукавая ямочка. Майя метнула из-под ресниц короткий взгляд, который можно было истолковать как угодно. Можно было навоображать себе с три короба. Хорошо, что она на девятом месяце беременности, подумал Аксель.
 – Вам не понравится то, что я скажу.
 – Я привык. Мне очень редко нравится то, что вы говорите.
 Из ресторана вышла Сандра – судя по всему, в состоянии боевой готовности. Акселю захотелось громко застонать.
 – Я слушаю, – мрачно сказал он Майе. – Выкладывайте, да поскорее. Может статься, это последний раз, когда вы видите меня в живых.
 Майя проследила за его взглядом и хихикнула, впервые на его памяти. Аксель воззрился на нее в изумлении. Сандра вызывала в людях различную реакцию, но никогда хихиканье. Это была богатая южанка: воплощенный лоск и хорошие манеры, но мужской пол по опыту знал, что таится за милым фасадом.
 – Вы не находите, что ее прическа похожа на шлем? Может, у нее есть и меч?
 – Он ей ни к чему. Взгляните на бриллиант! Он не только разрежет стекло, но и располосует горло.
 Майя расхохоталась. Аксель обнаружил, что улыбается. Прежде он никогда не улыбался в присутствии тещи. А между тем та уже остановилась, нетерпеливо притопывая.
 – Только не говорите, что под костюмом у нее пуленепробиваемый жилет!
 – Его с успехом заменяет жемчужное колье, этот символ богатства. Тот, кто не может позволить себе жемчугов, подожмет хвост и уберется восвояси.
 Ступив в пределы слышимости Сандры, они прекратили разговор, который, как запоздало сообразил Аксель, был лишь уловкой, чтобы его отвлечь. Помнится, речь шла о Констанс и ее неумении выбрать одежду. Жаль, что ему никогда не приходилось ловить рыбу руками. Стоит научиться, хотя бы для того, чтобы в разговоре держаться избранной темы.
 Однако пора было препоясать чресла для общения с тещей.
 – Здравствуйте, Сандра. Вы уже знакомы с мисс Элайсем, учительницей? Майя, это бабушка Констанс, Сандра Мэттьюз.
 Внезапно и с чувством острого облегчения Аксель понял, что больше не должен представлять эту женщину как свою тещу. Лично к нему она больше не имела никакого отношения.
 – Аксель, нам с тобой нужно многое обсудить наедине, – заявила Сандра, бросив на Майю ледяной взгляд.
 – Ума не приложу, что бы это могло быть!
 Одной рукой Аксель ухватил Майю за локоть, другой распахнул дверь ресторана и кивком предложил Сандре войти первой. Надо было удалить учительницу на безопасное расстояние от места боевых действий – вряд ли она получила образование по части светских колкостей.
 – Сегодня после обеда я встречаюсь с судьей, – процедила Сандра явно сквозь стиснутые зубы.
 – Передайте ему привет!
 Аксель произнес это легким тоном, хотя внутри все сжалось. Стоицизм давался ему нелегко.
 – Я старалась удержать это на благопристойном уровне, – сказала Сандра, не входя в зал, – но ты забылся настолько, что публично щеголяешь своим бесстыдством! Констанс – девочка впечатлительная! Как ты смеешь вводить в свой дом эту... эту...
 Только когда Майя одарила ее ослепительной улыбкой, Аксель вспомнил, что его протеже не лезет за словом в карман. Он уже готов был вмешаться, но из любопытства помедлил.
 – Эту беременную учительницу? – вежливо подсказала Майя. – Я на девятом месяце и, заметьте, приехала в город семь месяцев назад. Это означает, что Аксель не имеет к моему интересному положению никакого отношения. Просто он от природы великодушен. Ах, вы этого не заметили! Ну, значит, у вас на плечах не голова, а коровья лепешка. Извините, мне нужно поискать упаковочную коробку. Всего доброго!
 И она поплыла прочь, оставив Акселя расхлебывать кашу. Как-то не хотелось размышлять над тем, насколько быстро она станет двигаться, разрешившись от бремени. Как Чеширский Кот – улыбка еще будет таять в воздухе, когда ее самой простынет и след.
 – Так вы передадите привет судье Тони? – спросил Аксель, открывая бутылку минеральной воды. – Заодно скажите, что я готов довести дело до Верховного суда, если он решит придать ему политическую окраску. Это заставит его призадуматься. Констанс – моя дочь, и...
 – Ты в этом уверен? – Сандра нехорошо прищурилась. – Анджела почти до самой свадьбы встречалась не только с тобой!
 Она зашагала к выходу, держась очень прямо и громко стуча каблуками. Аксель швырнул так и не початую бутылку в направлении бара. Казалось, что в душе у него все рушится с дребезгом и звоном.
  Октябрь 1945 года 
 «Я провожу у Хелен ночь за ночью. Я просто не в силах держаться от нее на расстоянии и не могу думать ни о чем другом. Как сосредоточиться на чтении, если перед глазами она – в постели, в ореоле огненно-рыжих волос? С этой своей белой кожей она словно соткана из лунного света, – а ведь обычно я чужд поэзии!
 Надо что-то делать. Надо остановиться. Если узнает отец Долли, все будет кончено».




 Глава 11



 Мне кто-нибудь нужен, до безумия! Вы как, до безумияили уже в процессе?

 Вернувшись с кухни с разносортной коллекцией коробок (в одной лежала горка еще теплых рулетиков с корицей), Майя обнаружила Акселя у стойки бара. В руках у него был запотевший стакан, а над головой висела почти зримая черная туча. Воображению предстала череда эпизодов с полным стаканом, но потом в глаза бросилась бутылка минеральной воды. Майя облегченно вздохнула и приблизилась уже без опаски.
 – Топим горе в стакане? В столь ранний час? – поддразнила она, пристраиваясь рядом (теперь, когда ей удалось, пусть ненадолго, заглянуть Акселю в душу, он уже не казался образчиком совершенства – в хорошем смысле слова). – Поверьте, горечь лучше всего подсластить.
 Она с наслаждением сунула в рот теплый рулетик и подвинула коробку ближе к Акселю. Тот не заставил себя упрашивать, но жевал равнодушно, без удовольствия. Майя сочла это святотатством. Она обожала рулетики с корицей, даже покупные, тем более что в детстве не знала других. Деликатесом нужно наслаждаться, на то он и деликатес!
 Возможно, наилучшим выходом было оставить Акселя в покое – пусть кипит возмущением в одиночку. У нее по горло своих проблем... хотя (к чему себя обманывать?) этот рассерженный мужчина из их числа.
 – Теще удалось задеть вас за живое? – спросила Майя светским тоном.
 Аксель поднял взгляд, как раз когда она облизывала припорошенные сахарной пудрой пальцы. Между бровями у него возникла неодобрительная морщинка.
 – Если это вас порадует, можете высказаться, – поощрила Майя. – «Вам стоит поучиться хорошим манерам!» Верно?
 Аксель слегка улыбнулся. Во всяком случае, уголки его губ дрогнули. Взгляд, однако, остался ледяным, а нижняя челюсть – выдвинутой вперед, от чего Майю неизменно пробирала дрожь. К счастью, на сей раз, для разнообразия, она была ни при чем.
 – Карлос печет рулетики для персонала. Мне перепадает только в том случае, если я требую свою долю.
 Он съел еще один рулетик, бросил на Майю вызывающий взгляд и облизнул пальцы.
 – Я заметила, что персонал здесь почти сплошь женский.
 С минуту Аксель смотрел прищуренными глазами, потом сообразил и хмыкнул:
 – Карлос – старый бабник.
 – Стыдитесь! Это милейший старикан. Ну что? Мне вернуться к своему сервизу, или вы расскажете, по какому поводу беситесь?
 – Я никогда не бешусь! – отрезал Аксель.
 – Ну разумеется. А я никогда не смеюсь.
 Ему и в самом деле требовалось подсластить горечь. Майя оставила коробку с рулетиками на стойке и пошла к двери.
 – Теперь-то куда? – крикнул он вслед. – Вы не способны и минуту усидеть на одном месте!
 – Особенно там, где меня с трудом терпят. Поверьте, я отлично знаю, что мое присутствие безмерно осложняет вам жизнь. Постараюсь впредь держаться тише воды ниже травы.
 Она была за дверью прежде, чем Аксель сумел подыскать слова. Отличная парфянская стрела, хотя и не такой убойной силы, как прощальный выпад Сандры. По крайней мере над этим замечанием можно было поразмыслить.
 Выходило, что Майя считает себя обузой, и скорее всего не впервые. Все свои детские годы она осложняла кому-то жизнь. Помнится, она упомянула скитания по приемным родителям. Если она всегда была такой, как сейчас, то каково ей было раз за разом оказываться в чужом доме, среди чужих людей? У каждой семьи свои собственные законы и уклад, своя устоявшаяся жизнь. Во все это нужно вникать, вписываться и вечно бояться, что это ненадолго.
 Как раз в такое положение он поставил ее и Мэтти: втянул в свою жизнь, обременил своими проблемами и в конечном счете остался в стороне, предоставив их только друг другу – авось выплывут! Надо признать, Майе удавалось держаться на плаву. Жизнь его пошла кувырком, это верно, но при всей своей досаде на это он ничуть не возражает, чтобы Майя обосновалась в каком-нибудь уголке его души.
 Аксель долил стакан и аккуратно отставил бутылку. За стойкой валялись осколки, но он не обращал на это внимания с тем же упорством, с каким открещивался от едких слов Сандры. И без того было над чем поразмыслить.
 Майя и Мэтти. Никто из них не ступал в его крыло, а если хорошенько подумать, то и вообще никуда, кроме отведенных им спальни, гостиной и кухни, как если бы остальное было огорожено невидимой стеной с надписью «Вход воспрещен». Когда он бывал дома, их было не видно, не слышно. Он понятия не имел, во сколько они завтракают и как добираются до школы.
 Аксель в сердцах обозвал себя слепым ублюдком. Все это время он любовался собственным добросердечием, а между тем дал этим двоим не более чем очередной приют! Ему и в голову не пришло, что это живые люди, что они ходят, говорят даже тогда, когда он занят своими делами! Чего еще ожидать от того, кто готов почесать спинку мэру, лишь бы тот оставил за ним право на продажу спиртного?
 Аксель оттолкнул пустой стакан и направился было к выходу, но вернулся и прихватил с собой коробку с рулетиками, просто потому, что хотел еще раз понаблюдать, как Майя их смакует. Вспомнив поцелуй благодарности и свою неожиданную реакцию, он поежился. В самом деле гормоны разыгрались. Хорошо бы их успокоить, но сначала надо убрать из дома беременную учительницу. Ну а для этого ей нужна другая крыша над головой.
 – Боско! – обрадовался Мэтти и так сдавил в объятиях старенького плюшевого кролика, что у того из прорех полезла серая вата.
 – Позволь, я угадаю, – предложил Аксель со стремянки (он прилаживал над дверью колокольчик). – Это Белый Кролик из «Алисы»?
 – Из одной старой рекламы, – объяснила Майя. – Я бы назвала его Нести, но это подарок Клео, а она предпочитает древности.
 – Я категорически отказываюсь с ней знакомиться, если вы похожи, – сухо заметил Аксель. – С вами двоими я запросто могу спятить. – Он, не глядя, протянул руку: – Гвоздь!
 – Вы отдаете себе отчет в том, что все это принадлежит Клео? – серьезно спросила Майя, вкладывая в руку несколько гвоздей сразу. – Я всего лишь временно ее замещаю.
 По мере того как истекал срок заключения, тревога нарастала. Майя взяла на себя труд отправить Клео лучший рисунок Мэтти. Слава Богу, та ответила короткой запиской с изъявлением благодарности.
 – Я знаю, – пробормотал Аксель с гвоздями во рту. – Можете считать, что я полный болван.
 – Болван, – повторил Мэтти, подумал и проговорил по буквам: – Б-о-л-в-а-н.
 – Болва-ааа-аан! – пропела Констанс оперным голосом.
 Майя зажала рот ладонью, давясь от смеха.
 – Он что, умеет читать? – поинтересовался Аксель с улыбкой.
 – Это случайность. Ему всего пять, он и буквы-то не все знает!
 – А вот и нет! – запротестовала Констанс. – Он сумел прочесть одну из книг доктора Зюсса... ну, почти. – Она заглянула в ближайшую коробку: – Ой, хрустальный шар!
 – Осторожнее, он очень хрупкий, – предостерег Аксель. – Когда Майя все разложит, посмотришь на витрине.
 Он спустился и отодвинул стремянку от двери, которая почти тотчас распахнулась.
 – Хедли, какого черта! Что тебе здесь нужно? – Аксель сложил стремянку и взялся за ветошь, чтобы вытереть руки.
 – Черт, – повторил Мэтти, роясь в стопке потрепанных книг. – Черт, порт, спорт... торт!
 Майя плотнее зажала рот, чтобы не прыснуть, тем более что Аксель не слишком обрадовался появлению старого репортера. Меньше всего ей хотелось сердить его теперь, когда он пренебрег своими обязанностями ради того, чтобы помочь ей устроиться на новом месте. Она оглядела гостя, о котором уже была наслышана, а тот, в свою очередь, оглядел коробки – с таким видом, словно они могли в любую минуту взорваться. С его зонта так и текло (дождь шел всю ночь, не унялся и днем). Встряхнув зонт, Хедли осторожно заглянул в частично распакованную коробку.
 – Странные... мм... прибамбасы! Хотелось бы знать, кто на них польстится.
 – Так ты явился с мрачными пророчествами? – Заметив, что Констанс держит хрустальный шар, Аксель отобрал его, тщательно протер ветошью и пристроил под свежевымытым стеклом прилавка. – Здесь немало интересного, нужно лишь все это подать.
 – И время от времени протирать пыль, – вставила Майя, не поднимаясь с коробки, на которой ожидала, пока закипит чайник. – Хотите чаю, мистер Хедли? Стула предложить, увы, не могу. Они безнадежно погребены под товаром.
 – Ничего, я разгребу, – сказал Аксель. – Не нравится мне, когда сидят на коробках.
 Он начал перекладывать коробки поменьше с одного из стульев, демонстративно игнорируя Хедли. Репортер галантно протянул Майе руку, помогая подняться:
 – Мисс Элайсем, не так ли? Джейсон Хедли. Ваше имя кажется знакомым... Вы здешняя уроженка?
 – Так говорят, но сама я не помню. Это было слишком давно.
 – Я о вас наслышан, – заметил Хедли с усмешкой.
 – От Кэтрин? – не удержался Аксель. – У нее язык как помело!
 – Значит, это она повсюду трубит, что я на втором году беременности? – съехидничала Майя и позволила репортеру проводить ее к стулу.
 – То-то было бы славно, веди вы себя соответственно этому солидному сроку! – огрызнулся Аксель. – Ладно, Хедли, давай перебираться в ресторан. Все равно я не вписываюсь в эту компанию помешанных.
 Дети захихикали. Хедли оглянулся на них, но не двинулся с места. Майя заметила, что он колеблется.
 – Констанс, хочешь помочь Мэтти устроиться? Сегодня мы будем ночевать здесь.
 Мальчик издал восторженный вопль и скачками понесся вверх по лестнице. Констанс по очереди оглядела взрослых, собрала в охапку ветхие игрушки и последовала за ним.
 – Это поможет делу, мистер Хедли?
 – Уж не знаю, поможет ли хоть что-нибудь, – проворчал репортер и осторожно устроился на другом расчищенном стуле, скептически глядя на чашечку, из которой поднимался пахнущий жасмином пар. – Просто новости касаются и вас.
 Аксель остался стоять со скрещенными на груди руками, в мрачном молчании. Хедли адресовал ему сочувственный взгляд.
 – Полиция арестовала двух твоих сезонных рабочих за продажу наркотиков. Поговаривают, что они явились прощупать почву и что ожидается крупная поставка. Улавливаешь? Ты многого добился, и это не всем по нраву.
 Даже в сумерках Майя заметила, как напряглись руки Акселя – так, что побелели костяшки пальцев. Скулы его обострились, рот сжался в линию. Он обладал поразительным умением обуздывать свой темперамент, а если не получалось, давал ему выход самым странным образом.
 При мысли о том, что плотину снова может прорвать, Майе захотелось оказаться как можно дальше.
 – А при чем тут я, мистер Хедли? – спросила она поспешно.
 – Просто Хедли, дорогая моя. Все зовут меня так, зовите и вы. – Репортер повел массивными плечами. – Наверное, вы почти ни при чем, но в провинции каждая мелочь растет как снежный ком. Ваша сестра имела отношение к наркотикам, Аксель предоставляет вам кров, а под ее магазин отводит целое здание. Магазин посещается по большей части детьми и подростками. Слово за слово, одно к другому – глядишь, и подпортили репутацию.
 Пораженная до глубины души, Майя не нашлась что сказать на это.
 – Мэр хочет лишить меня лицензии на продажу спиртного, – устало заговорил Аксель. – Такие слухи позволят ему убить одним выстрелом двух зайцев: устранить возможного конкурента на выборах и заодно прихлопнуть два процветающих дела. Ральф взялся за это сразу, как только я выступил против подъездной дороги к торговому центру.
 – Ах вот оно что! – буркнул Хедли. – А я никак не мог понять...
 – Но ведь... это не во власти мэра?.. – спросила Майя с трепетом.
 Ей уже приходилось терять крышу над головой, семью, собак, кошек, игрушки – все ценное, чем она обладала, кроме разве что сервиза. Но ни разу она не видела, чтобы кто-то другой терял все, и потому смотрела на Акселя с нарастающим ужасом. Нет, не может быть! Это просто слухи, а слухи приходят и уходят!
 – Мэр мало что может персонально, но он знает, за какую ниточку потянуть. Я думал, Ральф не пачкает рук, но если по воробьям стреляют из пушек, дело нечисто. – Аксель переступил с ноги на ногу. – Спасибо, что заглянул, Хедли, но, право же, не стоило пугать мисс Элайсем. Я сам обо всем позабочусь.
 – Что?! – возмутилась Майя. – Вы сами обо всем позаботитесь?! Меня порочат, оскорбляют на каждом шагу, пытаются прикрыть мою школу и магазин – и вы предлагаете сами обо всем позаботиться? Вы хоть понимаете, чем это может кончиться именно для меня? Мэтти поместят в детский дом, Клео пустят по миру, а меня, меня... – Майя резко поднялась со стула. – Разрази меня гром, если я не испорчу мэру всю малину!
 Она зашагала мимо Акселя. Тот остановил ее, ухватив за руку.
 – Во-первых, мне тоже может не поздоровиться, а во-вторых, у вас нет опыта стычек с сильными мира сего. К тому же вам вредно волноваться. Идите наверх, к детям, и хорошенько отдохните. Мы с Ральфом соперничаем еще со школы, и поверьте, я во всем обставлю его.
 Если бы Майя могла, она пнула бы его в лодыжку, но с животом это было трудновато. Пришлось прибегнуть к сарказму.
 – Ну разумеется! Препояшете чресла и отправитесь на битву. А мое дело женское – ждать вестей у окошка. – Она потрепала Акселя по груди. – Джентльмены, все было очень мило! Пойду наверх вздремнуть, пока могучий, храбрый мистер Хоулм рубит противника в капусту.
 Аксель сузил глаза и снова скрестил руки на груди. Было заметно, что он едва сдерживается, чтобы как следует не встряхнуть ее.
 – Я дам вам знать, когда пойму, что не справляюсь.
 – А я что говорю? Женщина должна знать свое место. Нет, дремать я не буду, лучше позвоню Селене, и мы всласть посплетничаем. Это как раз то, в чем мы сильны.
 Она удалилась в вихре летящих тканей и рыжих кудрей. Хедли издал утробный смешок:
 – Селена Блэкберн? Она из тех, кто может оскальпировать целый полк мужчин, и они еще рассыплются в благодарностях. Сдается мне, Ральфу крышка. Можешь заказывать цветы на его могилку.
 – Селена? С ней, конечно, не соскучишься, но и только. Она даже не осилила институт. Как, по-твоему, она расправится с Ральфом? Позвонит папочке, чтобы проверил его банковский счет?
 Аксель заметил, что взгляд его прикован к лестнице, и смутился. Подумаешь, оскорбилась! Ну и пусть дуется. Ему не до этого, ему нужно разработать стратегию и тактику битвы.
 – Ты далек от действительности, парень, – с укором заметил Хедли. – А все потому, что мало знаешь женщин. – Он устремил взгляд в сторону лестницы: – За этой нужен глаз да глаз, ты уж мне поверь. На вид без царя в голове, явилась сюда с пустым кошельком – и вот всего за семь месяцев у нее и школа, и магазин, и коготки в тебе и в самом богатом семействе города. Нет, я бы не назвал ее пустоголовой. У нее большие планы. На твоем месте я бы держал ухо востро.
 Хотя и он не назвал бы Майю пустоголовой, Аксель сильно сомневался, что она хоть раз в жизни действовала по плану. Он буравил взглядом сначала Хедли, а когда тот ушел, – дверь, за которой он скрылся. Нельзя было поддаваться эмоциям, следовало помнить, ради чего все затевалось, – ради Констанс. Которая, быть может, вовсе и не его дочь.
 Внезапно Аксель ощутил такую усталость, что едва выволок себя за порог. И без того он достаточно долго пренебрегал рестораном.
 Решив, что заберет дочь после работы, он вернулся туда, но мыслями был далек от деловой суеты. Аксель искал в Констанс хоть что-нибудь свое – и не находил. Если дети в самом деле так чувствительны, как утверждала Майя, им сейчас не стоило встречаться.
 Будущее предстало как унылый, безысходный туннель.
 Ральф Арнольд расхаживал взад-вперед с тошнотворно сердечным выражением лица. Аксель следил за ним с нарастающей головной болью. Кабинет мэра столь крохотного городка никак не мог быть роскошным, зато он был образчиком патриотизма благодаря полотнищу государственного флага и флажкам поменьше на каждой горизонтальной поверхности. Тем фальшивее казалась манера Ральфа – преуспевающего политика, который, однако, принимает близко к сердцу личные проблемы избирателей.
 – Элайсем... говорят, она местная уроженка, но мне не приходилось слышать о семье с такой фамилией.
 . – Какая разница? – раздраженно спросил Аксель (в провинции родственные связи были делом святым, но он не желал играть в такие игры). – Эти слухи – злостная клевета, и я требую, чтобы им был положен конец!
 – Нет дыма без огня, – заметил мэр со вздохом. – В Шарлотте не дают спуску дилерам, и все равно продажа наркотиков ширится. Не исключено, что они перебираются в провинцию, где тоже найдется клиентура, а полицейский штат не в пример малочисленнее. Умно, не правда ли?
 – Может, и умно, но не имеет ко мне никакого отношения! По-твоему, дилер пойдет работать судомойкой?
 – А почему ты говоришь это мне? Возмущайся в полиции! Не я же арестовал тех двоих.
 – Не ты, ну и что? В этом деле кругом твои отпечатки пальцев! Парни работали у меня всего неделю, а еще через неделю вполне могли попросить расчет. Подсобник сегодня здесь, а завтра там, как навозная муха. Как раз таких непосед все время за что-нибудь привлекают. Всего и требовалось, чтобы их накрыли именно в моем ресторане.
 – Я не командую полицией, – заметил мэр, не поворачиваясь от окна, за которым хлестал дождь.
 – Ну и зря! Сейчас это пригодилось бы. – Аксель поднялся. – Осади назад, Ральф, иначе, клянусь, я вышибу тебя из кресла мэра!
 Он хлопнул дверью, и, поскольку обычно этого за ним не водилось, секретарша в приемной удивленно подняла голову от бумаг. Аксель молча кивнул ей, но не остановился, боясь наговорить гадостей просто потому, что она первой подвернулась под горячую руку. Будь он из тех, кто мечет громы и молнии, сейчас он метал бы их с яростным наслаждением. Вместо того чтобы вернуться в ресторан на машине, он пошел пешком, чтобы хоть отчасти выпустить пар.
 Удар уже нанесен, думал он. Даже если Ральф вдруг решит пойти на попятную, он не сможет остановить бешено вертящееся колесо сплетен, разве что позвонит губернатору с просьбой остановить дело по изъятию лицензии. Трудно даже вообразить такое. Что касается угрозы вышибить Ральфа из кресла мэра, попытка баллотироваться на этот пост лишь приблизит конец. Остается идти у него на поводу, то есть убедить Майю закрыть школу. Придется наплести с три короба: что он имеет на Майю и Селену некоторое влияние, что они прислушаются к его доводам и оставят особняк Пфайфера. Возможно, так и будет, если подыскать им что-то другое. В конце концов, Ральфу глубоко безразлична треклятая лицензия – он не настолько мелочен и, может, даже искренне стоит горой за автостоянку и подъездную дорогу. Лицензия для него – всего лишь рычаг, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки.
 – Наконец-то соизволил явиться! Образно выражаясь, на нашей кухне завелись тараканы.
 Кэтрин, по обыкновению, мерила шагами кабинет, но выглядела, как никогда, потрясающе. Она сменила прическу, и теперь при каждом движении (а она только и делала, что двигалась) по волосам проходили волны, как по пшеничному полю под ветром. При всем своем безразличии к этой женщине Аксель не мог не отдать должное ее достоинствам.
 – И что прикажешь делать? Распылить яд? Аксель уселся и начал делать пометки в блокноте. Прошлой ночью ему снились то эльфы, то феи, то дриады, все как на подбор рыжеволосые, и это не прошло бесследно. Он втайне надеялся найти в кабинете не Кэтрин, а Майю, тем более что та обещала обсудить с ним открытие магазина. С тех пор как они с Мэтти перебрались на новое место, дом казался еще более пустым, чем раньше.
 – Искрометный юмор!
 Кэтрин шагала еще некоторое время, чтобы усилить эффект. В этот день на ней была особенно короткая юбка, и ноги призывно мелькали каждый раз, когда она проходила мимо. Аксель мимолетно задержал взгляд на ее черных туфлях (узкий мысок, высокий каблук) и некстати задался вопросом, как бы они выглядели с красными драконами. Это заставило его улыбнуться краешками губ. Носила ли Майя хоть когда-нибудь иную обувь, чем кеды, и если только кеды, то на всех ли рисовала драконов? Отсюда мысли странным образом перекочевали к тому, как она выглядит совершенно без одежды.
 Аксель пришел в ужас.
 Кэтрин наконец присела – на угол стола, так что юбка задралась дальше некуда. Колготки у нее были с блесткой и заманчиво искрились в утреннем свете, но мысли упорно возвращались к локону с пурпурным отливом. Вот так и начинается нервный срыв, мрачно подумал Аксель. Надо бы взять отпуск. Он отложил карандаш, откинулся на стуле и, избегая смотреть на потрясающие ноги Кэтрин, посмотрел ей в лицо:
 – У тебя ко мне какое-нибудь дело?
 Он испугался, что последует взрыв, когда глаза ее загорелись, полные губы сжались и побелели, а щеки, наоборот, вспыхнули естественным румянцем под тем, который был на них умело нанесен.
 – Я пришла предложить помощь, но теперь вижу, что на уме у тебя совсем другое! – Она соскочила со стола, бросилась к двери, обернулась, и Аксель понял, что сейчас получит очередную парфянскую стрелу. – Вчера мне звонил судья Тони. Спрашивал, часто ли Констанс ест на кухне ресторана и кто за ней присматривает в твои рабочие часы. Думаю, мне самое время принять пост у Ральфа!
 Она так хлопнула дверью, что недавний хлопок у мэра просто в счет не шел. Аксель невольно поморщился: ну и денек!
 Подумав, он позвонил адвокату.




 Глава 12



 И ничего на дороге, кроме раздавленных лягушек.

 Сидя на витом железном стуле с диванной подушкой, подложенной для мягкости, Майя отчищала бесчисленных гномов, драконов и прочих от многомесячных наслоений пыли. Бригада, нанятая Акселем ей в помощь, распаковывала коробки. Вспомнилось, как в детстве Клео собирала фигурки, что в дни скидок в рекламных целях кладутся в пакетики «Макдоналдса». Нищий ребенок в ней, должно быть, верил, что уродливые оловянные слитки пойдут нарасхват. Товар отражал скорее детскую тоску по игрушкам, чем подлинное увлечение астрологией и мистицизмом.
 Майе следовало находиться в школе, составлять расписание для летней внеклассной группы. В учителях недостатка не было, и Майя очень надеялась, что к тому времени Клео уже будет стоять за прилавком магазина. Во время беременности еще можно удовольствоваться группой продленного дня, но это не настоящая учительская практика.
 Снаружи так лило, словно разверзлись хляби небесные. После жаркой Калифорнии трудно было привыкнуть к дождю. Прелесть новизны померкла после первых прогулок по морю жидкой грязи.
 Интересно, как там Аксель, рассеянно думала Майя. Перестал беситься? Если бы вчера не заявился Хедли, все было бы в порядке – он даже пару раз улыбнулся. Казалось странным, что так важно выманить пару улыбок у фаршированного индюка вроде Акселя Хоулма. Тем не менее это было так. Он с такой болью и обожанием смотрел на дочь, что сердце рвалось из груди.
 Глупости! Она не должна впускать в сердце никого, кроме Мэтти и своего ребенка.
 Спина заныла. Майя подумала, что, наверное, слишком много работает (Аксель постоянно упрекал ее в этом). В тот день ребенок двигался совсем мало. Через две недели роды, а у нее по-прежнему нет колыбели. Хорошо бы включить бодрящую мелодию, но музыкальный центр все еще ждет перевозки. А впрочем, больше подошли бы монашеские песнопения, они успокаивают нервы. Что, если махнуть рукой на дождь и разыскать Акселя? Они ведь собирались обсудить, как бы поэффектнее обставить открытие магазина.
 Но вчера вечером, зайдя за сонной Констанс, Аксель едва удостоил Майю вниманием. И потом, у нее нет ни зонта, ни сил пройти это короткое расстояние. В такой ливень лучше носа не высовывать из дому и уж тем более не набиваться в гости к человеку, который бесится.
 Селена обещала докопаться до сути странной истории с наркотиками и попутно прекратить слухи, насколько удастся, раз уж это касалось школы в той же мере, что и ресторана. Но она не обещала совершенно замять историю. Ее влияние было больше социального, чем политического характера, хотя порой приходилось иметь дело и с политиканами. Не возьмется ли она финансировать баллотировку Акселя на пост мэра? Зазвенел колокольчик. Майя с надеждой посмотрела на дверь. В магазин входил незнакомец. Его плащ промок, невзирая на зонт. Сложив его, он огляделся. Майя невольно содрогнулась: ее личный опыт говорил, что хорошие люди не носят плащей такого покроя. Не он ли получает по просроченным счетам? Если так, ему нечем будет поживиться, разве что забрать в счет долга старенький прилавок.
 – Чем могу быть полезна? – спросила Майя, не без труда поднимаясь.
 Незнакомец снял шляпу, и она увидела лысеющую голову и относительно приветливое лицо.
 – Мисс Элайсем? Фред Карпентер, инспектор по оценке зданий.
 – Ах, инспектор! – Майя постаралась скрыть за улыбкой внезапное беспокойство. – Как мило, что вы зашли. Кстати, зачем их инспектировать? Чтобы убедиться, что это действительно здания?
 – В целях безопасности, – ответил он, заметно опешив. – Если рухнул один фасад, может рухнуть и другой. Мэр намерен исключить всякую возможность человеческих жертв.
 – И это правильно, – согласилась Майя с некоторым облегчением (инспектор всего лишь делал свою работу, а вот у нее явно начиналась мания преследования). – Взять хоть меня: я могла бы потерять все, что имела. Можете себе представить, каково бы мне тогда было. И ведь никто не предполагал, что это возможно! Короче, сделайте одолжение, инспектируйте все, что сочтете нужным. Чаю?
 – Ах вот как... – задумчиво произнес гость. – Это вам принадлежал тот магазин. Ужасно! – Он отказался от чая и двинулся вдоль свежепокрашенной стены. – Уж эти мне старые здания! Строили на века, но не могли предвидеть появления таких новшеств, как кондиционер или, скажем, центральное отопление. Постоянное расширение и сжатие стыков и швов – ну, вы понимаете, снаружи холод, а внутри тепло – ведет к преждевременной усталости строительных материалов.
 Услышанное не понравилось Майе, но и не слишком удивило ее: власти всегда и все видели в черном свете. Она вернулась к своему занятию, протерла коробку с наклейками на бампер и хихикнула: «Носить короткие рукава – значит поддерживать право человека обнажать свои конечности!»
 Инспектор посмотрел на нее с немым вопросом. Майя показала ему наклейку. Выражение его лица не изменилось, однако он издал звук, несколько похожий на смешок.
 – Мне придется осмотреть проводку. Где у вас тут распределительный щит?
 – Где бы он ни был, я уверена, что мистер Хоулм хорошо за ним присматривает. Будь это на моей совести, проводка рассыпалась бы в пыль.
 Инспектор приподнял брови, как бы отказываясь верить своим ушам, и удалился в глубь здания. Майя воспользовалась этим, чтобы выпить чаю. Хотелось верить, что визит не чреват неприятными сюрпризами, но для этого она слишком хорошо знала людей, облеченных полномочиями, все равно какими. Оставалось надеяться, что во владениях Акселя все в полном порядке.
 Покончив с чаем, Майя занялась сортировкой наклеек по категориям: серьезные, познавательные, забавные. Надо бы приобрести вращающийся стенд, как для открыток... Да, но на какие деньги? Не потому ли и Клео оставила наклейки пылиться в коробке?
 Майя с сожалением вспомнила про школу. Может, бросить все и укрыться там под предлогом неотложных дел? Школа – это солидный шанс на успех, не то что торговля, в которой она ничегошеньки не смыслит. К тому же переезд решит по крайней мере одну проблему – транспортную. Школьный автобус будет забирать и привозить Мэтти, а ей и вовсе не придется разъезжать, раз уж дом и работа окажутся под одной крышей. Надо было попросить Акселя вложить деньги в школу вместо этого безнадежного предприятия. Да, но как же Клео? Магазин придется кстати после ее возвращения, а школа... школа к тому времени может стать прошлым, если власти будут продолжать в том же духе. И потом, Аксель уже выразил свое отношение к несбыточным мечтам в тот первый день, а ей совсем ни к чему партнерство с Фомой неверующим. Да и вообще нужно быть ближе к реальности, тем' более что она дает оплеуху за оплеухой.
 К тому времени как инспектор вернулся, Майя успела рассортировать наклейки, а одну, с надписью «Наряди пень – проглядишь весь день», налепила на стену. Инспектору, однако, было не до смеха.
 – Сожалею, мисс Элайсем, – сказал он, царапая что-то в блокноте, – но мой отчет едва ли будет благоприятным. Здание требует капитального ремонта, а вовсе не косметического, который, как я вижу, был здесь произведен. Там, где существует угроза для жизни людей...
 А что будет с ее жизнью? Мэтти? Клео? Они, выходит, не люди? Нет, конечно! Они всего лишь пятая спица в колесе.
 Майя помахала перед инспектором наклейкой: «Думай! Перестанешь на миг – и никогда не начнешь снова!»
 Гость ошарашенно глянул ей в лицо, поспешно сунул блокнот в карман, заметался в поисках зонта, схватил его и выскочил наружу, под дождь. Решил, наверное, что она расцарапает ему физиономию. Жаль, что это не пришло ей в голову!
 Глядя, как бригада наемных рабочих расставляет товар на укрепленных Акселем полках, Майя сделала над собой усилие, стараясь обрести спокойствие. Нет здания – нет ни магазина, ни дома, ни денег.
 Ни Мэтти.
 Подступила паника, таившаяся где-то поблизости. Майя ухватилась за край стола и приказала себе: думай, думай! На этот раз ее честно предупредили заранее, и этим нужно воспользоваться. Забрать личные вещи. В школе поначалу будет не слишком уютно, но с этим можно примириться. Нельзя примириться с потерей Мэтти. Или будущего ребенка.
 Обняв живот, Майя вознесла самую пылкую молитву в своей жизни. Ей нужен был дом, и как можно скорее. Паника нарастала, слезы готовы были брызнуть из глаз. Захлебываясь рыданиями, Майя набрала номер Селены.
 Нужно держаться. В конце концов, она взрослый человек, а не перепуганная насмерть девчонка! Нужно сделать все, чтобы мир Мэтти не рухнул снова. Уж этого она не допустит ни за что!
  Декабрь 1945 года 
 «Когда ты не приходил целую неделю, я думала, что умру. За все это время я не выпила ни капли. Я велела бармену вышибать Пита сразу, как только напьется, и позвала настройщика роялей. Раньше Мэлони легко удавалось меня развеселить, но на этот раз, когда он взялся за карточные фокусы, я потушила сигарету на короле пик. Оказывается, все это было смешно только спьяну. Ты погубил меня – во многих отношениях.
 В субботу ночью я напилась снова, настолько, что не протрезвела и к утру. Не думай, что я оправдываюсь, я лишь объясняю, какого дьявола заявилась в воскресенье в церковь. Я засмеялась, впервые за всю неделю, когда вошла туда в своем красном платье и каждый отвесил челюсть.
 А ты сидел рядом с ней, с мисс Ледышкой.
 Будь ты проклят!»




 Глава 13



 Что будет, если перепугаться до полусмерти два раза подряд?

 Постукивая тупым концом карандаша, Аксель смотрел на проливной дождь за окном. Он всю жизнь прожил в маленьком городке Северной Каролины и прекрасно знал, во что ненастье превращает проезжие дороги. В такой вот день Анджела простилась с жизнью, причем на магистральном шоссе, а не на каком-нибудь захолустном, которое запросто может размыть. Пожалуй, стоило позвонить приходящей няне. Пусть Констанс посидит после школы дома, для страховки.
 Договорившись об этом, Аксель взялся обдумывать следующую проблему. Майя так и не явилась обсудить открытие магазина, но, хотя ее трудно винить, учитывая погоду, существует такая штука, как телефон. Даже особа не от мира сего должна знать, как им пользоваться.
 Здание старое, думал Аксель. Что, если крыша протекает? Правда, предыдущие съемщики на это не жаловались, но они и не пользовались жилым этажом. Надо бы убедиться, что все в порядке. В это время дня ресторан почти пуст, и может остаться пустым, если дождь не уймется.
 Он понял, что ищет предлог для визита.
 А что тут, в конце концов, такого? Надо же чем-то заняться! Мир не рухнет, если он забежит в соседний дом и посмотрит, готов ли уже магазин к открытию. Может быть, Майе нужно в школу. Он мог бы ее подбросить...
 Аксель нахмурился: дорога до школы шла через речку, которая в дожди сильно поднималась. Вспомнив это, он бросился из кабинета бегом. Дождь был такой, что он мгновенно промок, стоило только высунуть нос наружу.
 Задняя дверь отворилась простым нажатием на ручку, хотя должна была оказаться запертой. Это Акселю не понравилось. По мере того как в Шарлотте ширилась продажа наркотиков, росло и число краж со взломом. Надо бы сказать Майе, чтобы запирала заднюю дверь, подумал он. Хотя в таком возрасте пора знать это самой.
 Когда он шел через дом, раздражение боролось в нем с тревогой. В здании было подозрительно тихо, хотя во фронтальной его части должна кипеть работа. Возможно, дело в том, что магазин ассоциировался у него с монашескими песнопениями или ариями из опер. Однако, войдя в центральный зал нижнего этажа, Аксель понял: что-то не так. Он ожидал увидеть нанятую бригаду – как они суетятся, открывая коробки, расставляя по полкам безобразных гномов, раскладывая калейдоскопы, и Майю – на стуле, с чашкой чая в руке.
 Пустой электрический чайник сиротливо стоял рядом с тремя стопками наклеек. «Вы верите в телекинез? Тогда поднимите меня с постели!» Аксель усмехнулся, начал перебирать наклейки, но спохватился. Не было не только Майи, но и никого другого, ни даже девчонки-продавщицы. Не было и пресловутого сервиза. В самом деле что-то не так.
 Проверив переднюю дверь, Аксель обнаружил, что она заперта. По крайней мере это говорило о зачатках здравого смысла. Он огляделся, ища хоть какое-то объяснение тому, что произошло, но сердце тревожно застучало. Майя на сотом году беременности! Анджела погибла в такой вот день, погиб и ребенок!
 Он набрал номер школы и получил сообщение, что связь прервана. В этом не было ничего странного: телефонная компания не несла ответственности за форс-мажорные обстоятельства. Тогда Аксель позвонил Селене. Они так долго и яростно спорили по поводу условий партнерства, что номер отпечатался у него в памяти навечно. Когда трубку подняли, он чуть не умер от облегчения.
 – Майя у вас? – спросил он без предисловий.
 – Майя в школе! – процедила Селена. – Обмеряет окна второго этажа на предмет занавесок. Чем, черт возьми, вы думали, когда вселяли ее в обреченное здание? Бедняжка едва успела обрадоваться...
 – То есть как это «в обреченное»? Да оно крепче, чем любой... – Аксель запнулся. Опять мэр! Однако сейчас было не до него. – За каким дьяволом Майя потащилась в школу? Связь уже прервана, и вода в речке, конечно же, поднимается! И как она могла туда добраться?
 – На попутной, насколько мне известно. По крайней мере так она собиралась. Мэтти у остановки встретит продавщица, мне пришлось обзвонить родителей и отменить занятия. Надо дать по шапке дорожному отделу – они совершенно не утруждаются тем, чтобы...
 – Селена, Селена! Очнитесь! Пришлось отменить занятия, потому что дороги в ужасном состоянии! А вам не пришло в голову, что Майю может отрезать от города?
 – У нее есть еда, постель и крыша над головой, так что ничего страшного не случится, если и отрежет.
 – Но вы могли бы съездить и убедиться...
 – Через пять минут у меня важная встреча, а Майя вполне способна сама о себе позаботиться.
 Аксель расслышал в голосе Селены такую нотку, словно она вдруг заподозрила в его поведении нечто странное.
 – Способна сама о себе позаботиться? Даже при том, что она на девятом месяце?
 – Ну... – последовала пауза, – женщины обычно чувствуют, если роды близко. Будь у нее боли, Майя не пустилась бы в дорогу. И уж конечно, она бы мне сказала.
 – Кто, Майя?! – У Акселя вырвался горький смешок. – Вы хоть раз слышали, чтобы она на что-нибудь жаловалась? Короче, я еду туда! Время от времени звоните в школу, вдруг связь наладится. Как только я там окажусь, сообщу вам по мобильному телефону.
 – Дело ваше!
 Селена держалась так, словно и впрямь не происходило ничего из ряда вон выходящего, но Аксель уловил в ее тоне тревогу. Этого было довольно: в случае чего Майе есть к кому обратиться. Можно вешать трубку.
 Только теперь Аксель вспомнил, что «ровер», отмытый до блеска, остался в гараже. Он не хотел его пачкать. Что за идиот! Но времени на самобичевание не было, и он снова выбежал под дождь, высматривая на стоянке свою машину и уговаривая себя не изводиться по-пустому. Очень может быть, что Майя давным-давно забыла о непогоде, в мыслях преображая руины второго этажа в роскошный дворец.
 А ведь ей это по силам и на деле: приобрести рулон уцененной ткани, задрапировать им стены и назвать то, что получится, домом. С нее станется расставить сервиз на стопке паркетин, самой усесться на гигантскую поганку и как ни в чем не бывало распивать чаи!
 Это был приятный самообман, попытка уклониться от ответственности еще за одну беременную женщину. Кто она ему, эта Майя Элайсем? Практически никто, случайная знакомая! Чужой человек.
 Хотя почему чужой? Ее недостатки, ее вредные привычки уже знакомы ему не хуже собственных, а если вспомнить поцелуй... нет, лучше не вспоминать!
 Машина въехала в лужу такой глубины, что фонтаны воды разлетелись в стороны выше крыши. Аксель поздравил себя с тем, что ведет «БМВ», а не низкую спортивную машину, на которой, пожалуй, можно и не выплыть. Анджела была от таких без ума, но лично он всегда предпочитал что-нибудь посолиднее. «БМВ» не подведет.
 Он думал так до тех пор, пока не попал в бурный поток и машина не заелозила колесами. Это случилось, стоило свернуть с магистрального шоссе. Аксель осторожно отпустил педаль газа. Ливень, словно назло, хлынул с удвоенной силой, и видимость упала почти до нуля. Но ведь он ездил по этим дорогам всю жизнь, знал их как свои пять пальцев: каждую разросшуюся иву, каждый неудобный поворот, каждую струйку воды, в дожди разбухавшую минимум в десять раз. С ним попросту не могло ничего случиться. Главное, чтобы Майя оставалась там, куда ее занесло, и не пыталась выбраться. Попутный водитель может оказаться здесь новичком.
 Господи Боже, что это с ним? Заботливый медведь, да и только! Это было любимое выражение Анджелы. Майя в полной безопасности, в тепле, под крышей, а вот он, как последний болван, рискует затеряться среди разбушевавшейся стихии. Она подумает, что он спятил, и будет права. Надо возвращаться! Кто знает, как там Констанс...
 Но Аксель не повернул назад. Констанс была дома, вне зоны возможного затопления. К тому же в ушах эхом отдавался обвиняющий голос Селены: «Чем, черт возьми, вы думали, когда вселяли ее в обреченное здание? Бедняжка едва успела обрадоваться...»
 Сколько раз нужно сбить человека с ног, чтобы он уже не поднялся?
 Нет, думать так не годится! Майя – специалистка по выживанию, не то что Анджела. Она знает, что делает, и не совершит ничего, что повредило бы Мэтти или будущему малышу. Даже если она забилась в школу, как ребенок в темный угол, чтобы всласть выплакаться без свидетелей, все равно с ней все будет в порядке. По крайней мере у нее есть из чего напиться чаю.
 В таком настроении Аксель ехал вперед и вперед, пока с размаху не влетел в поток густой от глины воды, изливавшейся со строительной площадки торгового центра. Машина сразу села намертво.
 Это был хороший повод подать иск, но на редкость неудачный поворот событий.
 Майя смела в совок последнюю горку мусора и выбросила в прихваченный снизу пластиковый мешок. Две комнаты можно было с натяжкой назвать расчищенными. Пока достаточно.
 Тупая боль вдруг сменилась острой, режущей, и шла уже спереди. Майя вцепилась в спинку стула, закусила губу и ждала, когда боль отхлынет. Доработалась! Боли начались несколько часов назад, но концентрировались больше в пояснице и не слишком мучили, разве что понемногу крепчали.
 Когда стало легче, Майя осторожно присела на стул – и вздрогнула. Между ног стало горячо, на пол потекло.
 Воды! Воды отошли! Боже милостивый, уже? Ну да, уже, в самый неподходящий момент. Почему бы и нет? Это история ее жизни.
 Преждевременные роды!!! Нет, только не это! Не здесь! Не сейчас!
 «Тихо, – сказала себе Майя, – тихо. Не паникуй. Первые роды длятся порой днями. То, что было, даже не схватка, просто... сильнее обычного разболелась спина и отдает в живот». Цепляясь за перила и поминутно отдыхая, Майя спустилась в ванную нижнего этажа. Кухня тоже была внизу. Только теперь она сообразила, что после родов придется все время таскаться вверх-вниз и что это страшно неудобно. Правда, можно приспособить для жизни одну из незанятых комнат рядом с классной, но как быть с детским криком? Вот если поменять местами школу и жилье... В любом случае что-нибудь можно придумать. Неразрешимых проблем не бывает.
 В ванной Майя привела себя в порядок и прополоскала промокшее платье. Оставалось подтереть лужу наверху. Нужно было прихватить смену одежды. По пути к телефону пришлось переждать новый приступ боли, повиснув на портьере.
 Куда позвонить? За вызов «скорой», раз нет медицинской страховки, выставят солидный счет. Нет, она не может себе этого позволить. Селене? У нее важная деловая встреча. Акселю? Он и так столько сделал для них с Мэтти, что не расплатиться вовек. Боже, Мэтти! Тереза встретит его у автобуса, но что потом? У девчонки нет ни братьев, ни сестер, она не привыкла заботиться о детях! Придется все-таки обратиться к Акселю.
 Бросаясь в бега, она ничего не продумала, ни о чем не позаботилась. С этим у нее всегда были проблемы. Но как научиться планировать, если жизнь представляет собой череду непредвиденных обстоятельств? Надо было собрать чемоданчик на случай отъезда в родильное отделение, но он в одной из коробок – какой, оставалось гадать. Селена обещала найти для Мэтти няню на время родов, но Селена не всегда под рукой.
 Но, но, но!.. Ничего, все как-нибудь устроится. Нужно только действовать с умом.
 Майя подняла трубку и начала набирать 911, но вдруг поняла, что не слышит гудков. Телефон не работал.
 Она в ужасе уставилась на трубку.
 Нет, так не бывает! Все беды не могут разразиться одновременно! Как все это понимать? Знак свыше? Но как его истолковать? Меркурий на ущербе, а она и не заметила?
 Морщась от боли, Майя побрела к окну. Почему может нарушиться связь? Упали столбы? Сорвало провода? Какая разница, если ремонтников тоже вызывают по телефону?
 Она от души выругалась, мимолетно удивившись, что знает такие выражения. Побродив несколько минут по кухне, Майя продрогла и вспомнила, что совсем голая. Она закуталась в одеяло и продолжала ходить, уверяя себя, что это полезно. К тому же ходьба помогает мыслить.
 Внезапно мышцы в нижней части живота сократились так сильно, что Майя закричала. Превосходно! Просто превосходно! Ничего себе, обычная боль в пояснице! Это схватка, настоящая схватка!
 Нелепая надежда, что в первый раз рычажок могло заесть, заставила снова поднять трубку. По-прежнему никаких гудков.
 Может, на счастье, Селена забыла свой мобильный телефон?
 Порывшись в столе, Майя, конечно же, ничего не обнаружила и свирепо глянула на мертвый компьютер: в отсутствие связи сообщение не послать, так же как факс.
 Что теперь? Пойти пешком? Где находится ближайший дом? Или ближе всего стройка, из-за которой и разгорелся весь сыр-бор? Интересно, в такую погоду там работают? Есть ли у них связь?
 Из окна открывалась не слишком обнадеживающая картина. Казалось, на Северную Каролину обрушился один из тихоокеанских тайфунов. На подъездной аллее бурлили, размывая гравий, мутные реки. Очаровательный ручеек, обычно мирно булькавший в углу парка, переполнился и излился на цветник, превратив его в забитый листьями пруд, уровень которого поднимался буквально на глазах. Нечего было и думать пускаться в путь.
 Тогда что же? Оставаться там, где сухо и тепло, и надеяться на перемены к лучшему: что связь наладится, или ребенок поймет, что еще не время, или... ну, все равно что!
 Правильно, сказал внутренний голос. Он не хотел мокнуть под дождем.
 Вспомнив, что электричество в порядке, Майя решила выпить чаю и послушать что-нибудь успокаивающее, тем более что не так давно Селена подключила к интеркому свой CD-плеер.
 Это даст возможность все еще раз обдумать.
 Промокший до нитки, продрогший до костей, Аксель на заплетающихся ногах поднялся на школьное крыльцо. В дорогих ботинках фирмы «Джонстон и Мерфи» чавкало и хлюпало, брюки были забрызганы грязью до колен, льняная рубашка, которую полагалось только сдавать в чистку, мокрой тряпкой облепила грудь и спину. Он тяжело, с присвистом дышал после кросса по пересеченной местности и был вне себя от страха до тех пор, пока не разглядел в окнах свет.
 Майя в целости и сохранности, чего и следовало ожидать. А он полный болван. Ну ничего, надо только отдышаться.
 За дверью Акселя приветствовал рев музыки – похоже, по всему первому этажу стояли усилители. Держась за притолоку, он стащил ботинки и носки. Хотелось совершенно избавиться от мокрой одежды, но Майя вряд ли пришла бы в восторг, явись он перед ней в чем мать родила. После короткого раздумья Аксель отказался от мысли привлечь ее внимание окриком (она могла быть в какой угодно части дома, за пределами слышимости) и прошлепал на кухню, в надежде найти там кофе. Не может же Селена пить этот ужасный чай с жасмином!
 На кухне ожидало зрелище, от которого он замер в дверях.
 В кресле-качалке, ранее украшавшей классную комнату, сидела Майя и пила чай. Одеяло, которым она была обмотана, оставляло обнаженными плечи, еще более белые на фоне рыжих локонов. При виде Акселя она улыбнулась дрожащими губами, с таким облегчением, что сердце у него сжалось.
 – Вместо рыцаря – Дева на белом коне! Вы готовы принимать роды?
  Ноябрь 1945 года 
 «В церкви она устроила целое представление: сорвала с Долли шляпку и швырнула мне в лицо. Это почти стоило мне места. Правда, я все объяснил старику и поклялся, что улажу дело, но хотя шел к Хелен порвать наши отношения, снова оказался у нее в постели.
 С ней так легко смеяться! С ней верится, что жизнь – это нечто большее, чем каторжный труд в конторе. Она не женщина, а демон-искуситель. Я хочу ее безумно, страстно, каждый день и каждый час!
 Сегодня я отправил ей чайный сервиз своей матери. Чайник не подходит к чашкам, но она поймет».




 Глава 14



 Создайте «защиту от дурака» – и кто-нибудь создаст «дурака в квадрате».

 – Что?! – страшным голосом закричал Аксель. – Роды?!
 – С радостью предложила бы вам чашку чаю, но, думаю, лучше сразу поехать в больницу.
 Майя высвободила босые ноги из-под одеяла и поднялась. Ногти на пальцах были накрашены лаком цвета темной меди. Аксель уставился на них. Раз уж отвести взгляд было выше его сил, приличнее смотреть на голые ноги, чем на голые плечи.
 – В больницу, – тупо произнес он. – Правильно.
 Ошеломленное сознание категорически отказывалось функционировать. Начались роды. «БМВ» застрял в грязи милях в полутора дальше по дороге. Майя стояла перед ним совершенно голая... ну, если не считать одеяла.
 – Аксель! – окликнула она. – Что с вами? Он собрался с силами и перевел взгляд на ее лицо. Обострившееся от постоянного недоедания, оно тем не менее светилось внутренним светом, а глаза сияли, как два огонька цвета морской волны, озаряя, казалось, всю ее фигуру, весь каскад темно-рыжих волос. Она готовилась стать матерью – прямо сейчас. Сердце Акселя снова стеснилось, на этот раз от слепого ужаса.
 – Надеюсь, вы уже вызвали «скорую»? – пролепетал он.
 – Связь нарушена, иначе чего ради я сидела бы тут и ждала, пока кто-нибудь появится? Вы – мой избавитель. Я знала, что Господь не настолько жесток. Надо проверить, высохло ли платье.
 Аксель нащупал в заднем кармане мокрых брюк мобильный телефон, не без труда извлек и дрожащими пальцами начал набирать номер «скорой».
 – Пути Господни неисповедимы, – заметил он с иронией, в этот момент, пожалуй, не слишком уместной. – Моя машина осталась посреди дороги. Размытой и непроходимой.
 Улыбка исчезла с лица Майи, и уже молча она ждала, прозвучит ли сигнал на другом конце линии. Телефон издал серию щелчков и потрескиваний, потом ритмично загудел. Ободряющие слова замерли у Акселя на губах, когда Майя скорчилась от боли. Он ждал ответа, не замечая, что руки сжаты в кулаки.
 Услышав голос дежурной, он отрывисто объяснил, в чем дело и куда ехать, напомнил, что дорога в ужасном состоянии. Подумал – и на всякий случай повторил все это еще дважды. Дежурная, казалось, никак не могла взять в толк серьезность положения. Лишь чудом Акселю удалось не накричать на нее, но когда Майю снова скрутила схватка, он потерял всякий контроль над собой.
 – Скорее, черт вас возьми! Если не поторопитесь, ребенок родится прямо на полу кухни!
 Зазвучал другой, более деловой голос и начал давать указания. Аксель лихорадочно кивал, сжимая телефон так, словно решил его расплющить.
 – Есть тут кровать? – крикнул он Майе.
 – Есть изолятор, на случай... – она переждала схватку, – на случай вирусного заболевания. Я там все приготовила. Что? Они приедут?
 – Они пришлют вертолет. – Аксель был не в силах сказать правду.
 Теперь, когда он знал, что никто не придет на помощь, оставалось только сделать все правильно. До сих пор он никогда и ничего не делал правильно, если речь шла о женщинах.
 – Послушайте! – перебил он акушерку. – Телефон мобильный! Ни батарейки, ни карта не вечны! Другой связи нет, так что говорите быстро и по существу. И пришлите кого-нибудь, ради всего святого!!!
 Он записал инструкции корявым почерком, по диагонали, в школьной тетради в косую линейку. «Спокойно, – думал он, – спокойно. Держи себя в руках. Можно сорвать гнев на безмозглой дурехе Майе Элайсем, но это не поможет ребенку появиться на свет. Надо сосредоточиться на главном, и тогда, быть может, все как-нибудь обойдется. Представь себе, что надо извлечь из машины карбюратор и что механик дает указания, как это сделать. Увидишь, все окажется легче и проще».
 Когда Аксель отключил телефон, у него было такое лицо, что Майя сглотнула.
 – Никто не приедет, ведь так?
 – Так, – признал он сквозь стук зубов. – Это наводнение, и мы отрезаны от мира. Но ведь, говорят, первые роды длятся часами. У нас, быть может, еще есть время. Как часто идут схватки?
 – Примерно каждые четыре минуты. – Майя с трудом улыбнулась. – Воды давно отошли. Я хотела пробираться к людям, но потом решила, что рожать самой все-таки не так опасно. – Она помолчала и вдруг тихо произнесла: – Прости! Я не хотела, чтобы так случилось.
 – Ты просто дура! – закричал он, радуясь шансу дать себе волю. – А если ребенок пойдет ягодичками?! Если у тебя узкий таз?! Об этом ты подумала?!
 Аксель схватился за голову и забегал по кухне. Отец научил его владеть собой, обуздывать вспышки эмоций по крайней мере сотней разных способов, которые он десятилетиями с успехом применял на практике. Смерть жены и нерожденного ребенка он перенес со стоическим спокойствием. Но теперь... теперь он был во власти страха, гнева, сострадания, и все это стремительно нарастало.
 «Карбюратор. Представь, что это карбюратор. Что-то неживое. Нужно просто немного поработать руками».
 – Ладно, – наконец заговорил он, – пойду проверю, как в изоляторе. Надеюсь, там найдутся салфетки и обезболивающее.
 Он решительным шагом прошел в указанное помещение и зажег свет. Без сомнения, в прошлом это была кладовая, до того узкая, что кушетка занимала ее почти целиком. К подушкам Майя добавила все мягкие игрушки, оказавшиеся в пределах досягаемости.
 – Так... бактерицидный пластырь... болтушка от ожогов ядовитым плющом... и тому подобное.
 – Я могу еще согреть воды, – робко предложила Майя, приближаясь, и тут же схватилась за живот.
 – На кушетку! – приказал Аксель, не глядя.
 Он рылся в шкафу в поисках спирта. Стерилизация прежде всего – так его учили.
 – Я не готова, потому что до срока еще оставалось две недели! – Майя покосилась на парадную дверь. – Может, нам лучше по...
 – На кушетку!!! – рявкнул Аксель, когда очередная схватка оборвала ее на полуслове и согнула вдвое.
 – Мой знак – Рыбы, а рыба всегда выплывет, – настаивала Майя. – Надо разыскать твою машину.
 Нет, ничего не выйдет. Он не сможет, просто не сможет принять роды, если не в состоянии даже уложить будущую мать.
 – Ложись, или я отволоку тебя сам! – крикнул он в отчаянии.
 – Овен... – пробормотала Майя. – Родится Овен. Я этого не переживу.
 – Что?! – ужаснулся Аксель, поняв это буквально, и чуть не выронил пузырек со спиртом.
 Майя не ответила – она поудобнее укладывала свое неуклюжее тело на кушетке. Когда наконец она откинулась на подушки, то вскрикнула, пойманная врасплох очередной схваткой. Аксель осторожно поставил пузырек, из страха, что рано или поздно уронит и разобьет его. Майя больше не кричала, пережидая боль молча, а когда все кончилось, отвела с лица мокрые от пота волосы и продолжала как ни в чем не бывало:
 – У Овна взрывной темперамент. К тому же это самый большой эгоист из всех знаков зодиака. Стивен тоже Овен и эгоист. Если бы только можно было разойтись с собственным ребенком!
 Она не в себе! Бредит! Аксель заставил себя медленно, вдумчиво вымыть руки. Нашел коробку резиновых перчаток, достал пару, натянул. Вспомнил молодые годы и пустопорожнюю болтовню с клиентами, которую практиковали в любом баре. Он не любил этого, но выбора не было.
 – Кое-кому везет, и детей иногда путают в роддоме. Увы, в данном случае это невозможно. Как по-твоему, родится мальчик?
 Майя издала невнятный звук сквозь частое неглубокое дыхание.
 – Понятия не имею, – сказала она чуть позже. – Ой! Черррртовски больно!
 Замечание перешло в крик. Машина не кричит, когда из нее извлекают карбюратор. Схватки шли все чаще.
 Аксель вспомнил указания акушерки: надо следить, когда появится головка, – и обрадовался. Если действовать методично, шаг за шагом, а главное – не раздумывать над тем, что происходит...
 В ногах кушетки едва хватило места, чтобы присесть на корточки. Осознав, что он сидит перед роженицей и что одеяло сейчас будет сдвинуто с ног, Аксель перепугался почти до потери сознания. Происходило нечто слишком личное, слишком интимное.
 – Когда будут видны волосики, скажи, – тихо произнесла Майя, приспосабливая одеяло.
 Каким-то чудом Акселю удалось улыбнуться. Если превратить все в шутку, если не закрывать рта и говорить, говорить, то будет легче, все будет проще.
 – Отец знает? – спросил он.
 Майя не выказала интереса, словно ей было все равно.
 – Его теперешняя подружка сказала, что он в Нашвилле, записывает пластинку. Она обещала все передать, но я сомневаюсь. Остается ждать звонка затаив дыхание.
 Она хмыкнула и тут же закричала так, что с потолка, казалось, посыпалась штукатурка.
 – Ничего себе «затаив дыхание»! – буркнул Аксель.
 Прошло некоторое время. Дело как будто продвигалось.
 – Волосики! Я вижу волосики! – вдруг вырвалось у Акселя.
 Майя процедила сквозь зубы то, что он счел грубым проклятием в адрес отца ребенка. Хотелось от души присоединить к нему парочку своих собственных, но для этого у Акселя слишком клацали зубы. Дьявольщина, он ведь не акушер! Он всего лишь владелец ресторана! И может сделать превосходный мартини, но не обучен принимать роды.
 Аксель заглянул в свои записи, ничего не разобрал, прикинул, как бы позвонить снова, не нарушив стерильности перчаток, и едва не получил сердечный приступ, когда Майя выгнулась дугой, залив постель влагой и кровью.
 – Господи! Господи! Господи!!!
 Он сидел на корточках и трясся крупной дрожью, а ребенок выскальзывал наружу: рыжеволосая головка, хрупкие плечики... Что делать? Ведь что-то же надо делать!!! Но когда ребенок выскользнул целиком, Аксель чисто инстинктивно принял его. Весь во власти благоговейного ужаса, с нервами на пределе, он приподнял новорожденного.
 Новорожденную.
 – Девочка... – прошептал он, не зная, слышат ли его. – У тебя девочка...
 Однако впереди все еще была уйма дел. Перерезать пуповину. Извлечь послед. Издать крик.
 Нет, издать крик должен не он, а ребенок.
 Аксель прочистил новорожденной ротик, шлепнул по задку и был вознагражден слабым криком, от которого на глаза навернулись слезы.
 Она живет! Она дышит! От облегчения подкосились ноги, и Аксель едва не рухнул рядом с Майей на постель. Он принял роды и не потерял ни ребенка, ни мать. Плечом отерев со щеки слезу, Аксель проделал все, что, оказывается, помнил из указаний акушерки. При этом в памяти вспыхивали картины из прошлого: лицо врача, сообщившего ему, что Анджела мертва и ребенок тоже; рыдания тещи; вой сирены «скорой помощи»...
 В тот раз он опоздал, но на этот раз явился вовремя.
 Сирена «скорой»... сирена «скорой»...
 Сирена «скорой»!
 – Дай мне подержать ее, – услышал он, возвращаясь к реальности. – Пусть будет со мной, пока не заберут.
 Заберут? Только через его труп!
 Аксель запеленал крохотное создание в наволочку, под протестующий плач и взмахи красных кулачков. Такая маленькая, она уже имела обо всем собственное мнение – возможно, оно естественным образом прилагалось к рыжим волосикам. Аксель с гордой улыбкой вложил дитя в руки матери.
 – Овен, – сказал он. – По всему видно. Ответная улыбка Майи окупила весь его ужас, все усилия. Тяжелый ком в груди понемногу рассасывался.
 – Господи, как же я люблю тебя!.. – сказала Майя, глядя на него.
 И прикрыла глаза.
 Она любила – Господа, ребенка, Акселя. Любовь, что переполняла ее в этот миг, была поистине всеобъемлющей. Прижимая к груди дитя, Майя вспоминала мужское лицо, измученное и осунувшееся, с влажным следом слезы на щеке; руки, большие и умелые, что помогли ее дочери появиться на свет и потом держали ее благоговейно, как драгоценность; серые глаза, ставшие совсем светлыми, сияющими от переполнявших чувств. В этот миг она видела Акселя насквозь. Где-то в ледяном сердце северного бога оставалась любовь, нужно было лишь протянуть к ней горячие руки и отогреть.
 Констанс это удалось. Удалось новорожденной. Он любит детей, этого у него не отнять. Она перед ним в неоплатном долгу.
 – Алекса, – прошептала Майя под нарастающий аккомпанемент сирены.
 – Что?
 Она ощутила, что Аксель склонился ближе, приподняла тяжелые веки и улыбнулась ему. Это был самый красивый мужчина, какого ей только приходилось встречать. Сейчас, в облепившей тело мокрой рубашке, с растрепанными волосами, он больше походил на морское божество, чем на Тора, с которым она его обычно сравнивала. Вид у него был озабоченный. Если бы не ребенок в руках, Майя непременно потрепала бы его по щеке, чтобы приободрить.
 – Алекса... – прошептала она. – Не совсем Аксель, но близко.
 Что бы ни случилось потом, думала Майя, она всегда будет любить этого человека с суровым лицом и встревоженными глазами и будет считать, что ребенок у нее именно от него. Это он подарил Алексе жизнь.
 Майя уже забылась тяжелой дремотой, а Аксель все смотрел и смотрел на нее, пораженный до глубины души.
 Алекса. Майя назвала ребенка в его честь.
 Он слышал, как хлопнула входная дверь, видел, как бегут санитары с носилками, но оставался равнодушным к суете, словно смотрел на все с вершины отдаленного холма. Еще совсем недавно он был частью мира, в котором обитала Майя: доброго, сердечного, полного смысла. Но все кончилось, и он снова был снаружи – сторонний наблюдатель. Они снова были друг другу никто.
 Она сказала, что любит его. Наверное, бредила.
 Майю уложили на носилки. Не уверенный, что имеет на это право, Аксель дотронулся до ее руки, и Майя легонько сжала его пальцы. Она могла отдернуть руку, но не сделала этого. Она не отталкивала его и теперь, когда все было позади.
 Носилки поставили на колеса и повезли. Ребенка забрали тоже, и Аксель промолчал, зная, что не имеет на него никаких прав. Но еще совсем недавно, несколько минут назад, он чувствовал, что они безмерно близки, как если бы это был его ребенок. Хотелось верить, что это повторится и он снова ощутит себя другим человеком. Потому что тот, другой, был лучше.
 Алекса. Ребенка зовут Алекса.
 Странное имя. Нелепое. Потрясение оказалось слишком велико, и он немножко сошел с ума. Только и всего.
 Усевшись в «скорой» рядом с носилками, Аксель уронил голову на руки и закрыл глаза.




 Глава 15



 Если Барби так популярна, почему друзей для нее нужно покупать?

 – Куда это вы направляетесь?
 Аксель стоял в коридоре родильного отделения и озирался в поисках нужной двери. Нелюбезный тон медсестры, казалось, заставил поникнуть букет в его руке.
 – В палату триста один, – объяснил он не без опаски: больничная атмосфера подавляла его.
 – Вы отец?
 Очень хотелось ответить утвердительно, но Аксель предпочитал не лгать без крайней необходимости.
 – Нет, просто друг.
 Пожалуй, он впервые назвал себя чьим-то другом. На медсестру это слово впечатления не произвело.
 – В таком случае придете после одиннадцати, – заявила она безапелляционным тоном и зашагала прочь.
 Аксель был возмущен. Как, он помог ребенку появиться на свет, но не имеет права видеть его, когда захочет? Ну уж нет! Скажите, на какого босса нарвался! Он пришел с визитом и нанесет этот визит!
 С тех пор как он вернулся домой, Констанс и Мэтти стояли на ушах от возбуждения. Пришлось пообещать, что он передаст Майе их последние рисунки, а также цветы, собранные ими в цветнике. Едва удалось уговорить их отправиться в школу.
 Подождав, пока медсестра скроется за углом, Аксель поскребся в дверь палаты. Не хотелось, если Майя спит, разбудить ее громким стуком. Он решил, что в этом случае оставит цветы и рисунки на тумбочке, а сам проберется в детскую и посмотрит на Алексу.
 – Войдите, – раздалось из-за двери. Голос звучал оживленно. Аксель подумал:
 после всего, через что пришлось пройти, она неплохо держится. Он заглянул – и лишь чудом не захлопнул дверь. Однако спасаться бегством было нелепо, и он заставил себя принять такой вид, словно ничего особенного не происходит. Если Майя полагает, что войти можно, значит, так оно и есть.
 Она сидела в постели и кормила ребенка грудью. Вернее, пыталась кормить, потому что Алекса больше булькала, чем действительно сосала, и к тому же периодически разражалась возмущенным криком. Когда Аксель вошел, она сердито колотила по груди кулачками.
 – А, это ты! – сказала Майя, подняв взгляд. – Я думала, медсестра. У меня что-то не очень ладится. Хотелось получить дельный совет.
 Не следовало, конечно, так таращиться, но Акселю не удалось отвести взгляд, как он ни старался. Вид ребенка у материнской груди был на редкость притягателен.
 На Майе была изящная кружевная сорочка. Аксель подумал, что это подарок Селены, которая заносила ей накануне вечером вещи. В расстегнутом вороте виднелась белоснежная округлость, и хотя это зрелище почти подкосило его, он счел, что имеет право смотреть: принимая роды, он видел гораздо больше. К тому же Аксель ни разу в жизни не был свидетелем того, как кормят ребенка грудью. Анджела этим не занималась, предпочитая бутылочки с молочной смесью. Майя, конечно же, была из тех женщин, кто находит кормление грудью естественным (даже если может позволить себе искусственное вскармливание, чего она не могла).
 Аксель смущенно покашлял, вспомнил про цветы и занялся ими.
 – Опыт приходит со временем, – заметил он, наливая воду.
 – Опыт – да, а вот молоко может вообще не прийти. – Майя вздохнула, отняла ребенка от груди и покачала. – Особенно если плохо питаться на последних месяцах.
 Она взяла с тумбочки бутылочку со смесью, встряхнула ее и предложила Алексе.
 – Не стой над душой, сядь куда-нибудь.
 – Все в порядке? И с тобой, и с ребенком? – Он сказал это и устыдился собственной холодной вежливости.
 – Да, все здорово! – Дождавшись, когда Алекса присосется к бутылочке, Майя протянула живой сверток Акселю: – Хочешь ее понянчить? В конце концов, ты заслужил это.
 Руки сами собой потянулись к ребенку. Изнемогая от страха, что уронит, что слишком сильно стиснет и прочее, он принял Алексу. Какая крохотная! Не тяжелее котенка! Он ощутил, как колотится ее сердечко.
 – Не пугайся, просто придержи ей голову ладонью. У тебя должен быть в этом деле немалый опыт.
 Аксель покосился на Майю, но сделал, как она сказала. Алекса словно не заметила, что перешла в другие руки.
 – Констанс всегда кормила жена. Стоило мне взять ее, как она принималась плакать.
 Чмокая взахлеб, Алекса стиснула крохотными пальчиками его палец. Плакать она и не думала.
 – Может, Констанс просто не привыкла к тебе. Говорят, дети привыкают к голосам родителей еще в материнском лоне. – Майя лукаво улыбнулась. – Нянчись с Алексой почаще, и увидишь – очень скоро она будет тебя узнавать.
 При этом она смотрела не на Акселя, а на дитя, но он вынес это безропотно. Майя была без косметики, но счастье материнства придавало ее лицу иные, живые краски. Своенравная рыжая грива была небрежно закручена в узел на затылке.
 – Значит, чем дольше я буду говорить с тобой, тем легче она привыкнет? – уточнил Аксель, поворачивая ребенка так, чтобы лучше видеть. – И не заплачет, если завтра я ее снова возьму?
 – Кто знает! Дети плачут по многим причинам, причем не только в младенчестве. Подростками даже чаще, можешь мне поверить. Однажды мне пришлось преподавать в подростковом классе. С тех пор с ужасом жду то время, когда мой ребенок подрастет.
 Отрочество, подумал Аксель со страхом. Половое созревание. Через несколько лет это случится с Констанс. Что он тогда будет делать? Отдаст ее в закрытый пансион?
 – Значит; подросток все равно что младенец? Дай ему желаемое – и успокоится?
 – Это верно, только желаемое может быть вредным, даже опасным. Лучше заранее привыкнуть к слезам.
 Привыкнуть к слезам. Значит, не нужно бояться, если Алекса заплачет. Стоило Констанс пискнуть, Анджела выхватывала ее из рук, и постепенно он смирился с мыслью, что ничего не умеет. Никчемный, бесполезный отец. Если бы не ресторан, он мог совсем утратить самоуважение. Это было его убежище от семейных проблем. Что ж, теперь он человек зрелый, и терпения ему не занимать.
 – Как Мэтти? – спросила Майя. – Селена уже нашла для него няню?
 – Я забрал его из школы к себе. Раз уж Дороти присматривает за Констанс, нелепо искать еще одну няню. К тому же вместе детям будет веселее.
 Аксель нарушил данные Майей указания и ждал упреков, но их не последовало.
 – Заснула, – заметила она, глядя на Алексу. – Можешь ее поднять, но сначала прикрой плечо салфеткой. Младенцы срыгивают.
 Маленький розовый ротик еще сонно шевелился, но кулачки лежали расслабленно. Это создание по-хозяйски расположилось в сердце Акселя, и он знал, что, допуская такое, играет с огнем. Аксель положил малышку на плечо, как советовала Майя, и сидел, поглаживая ее по спинке, хотя давно уже пора было отправляться на работу. Бизнес не в пример легче, чем суета вокруг плачущих детей и не в меру пугливых женщин, – это он хорошо усвоил.
 – Хотелось все-таки знать, какого черта ты отослала вчера бригаду и потащилась в школу? Сбежала, ведь так? Я понял это, когда не нашел сервиза.
 Аксель говорил сердито, но опомнился, когда малышка завозилась в руках. Однако дело было не в тоне его голоса: ей просто настало время срыгнуть. Аксель передал ребенка Майе и повертел в руках грязную салфетку. Надо бежать! Он и так уже позволил втянуть себя бог знает во что.
 Впрочем, кого он пытается обмануть? Он втянут с головой, и лишь соломинка здравого смысла не дает пойти ко дну. Надо отсечь буксир, который тянет его за собой в неведомую, опасную даль.
 Нужно, но не хочется.
 Аксель посидел еще немного, глядя, как Майя баюкает малышку. Чего же он хочет? Оставаться рядом с этой рыжей цыганкой? Но ведь они совершенно разные люди!
 – Приходил инспектор по оценке зданий, – сказала Майя в ответ на его вопрос. – Все осмотрел и заявил, что нужен капитальный ремонт. Я решила убраться заранее, пока опять не лишилась вещей.
 С проклятием, непозволительным в чужом присутствии, Аксель прошагал к окну. Палата была отдельная. Он так распорядился, чтобы Майя могла как следует отдохнуть. Аксель был втянут во все это дальше некуда.
 – Здание в полном порядке! Когда я решил обновить его, то вызвал столько инспекторов, что они толкались локтями! Вчерашнего просто подкупили!
 – Значит, мне не нужно выезжать? – с надеждой спросила Майя.
 Ему захотелось биться лбом об оконную раму. Дождь кончился, но облачность держалась, и на ее фоне свежая, чисто вымытая зелень миртов казалась особенно яркой.
 – В таких случаях на дверь вывешивают уведомление, – мрачно ответил он, – и ни о каком открытии речи уже быть не может. Я обращусь к адвокату. В любом случае никто не посмеет опечатать здание – это было бы слишком. Ты всегда сможешь забрать свои вещи.
 Последовало молчание, более выразительное, чем любые слова. Майе снова было негде приклонить голову.
 – Мистер Хоулм, при всем уважении к вам, факт остается фактом – племянник мисс Элайсем находится на попечении штата. Вам должно быть известно, что отдел социального обеспечения постоянно подвергается нападкам за разного рода попустительства, и я совсем не желаю оказаться в числе тех, кто за это пострадал. Мальчик должен быть устроен, а мисс Элайсем, насколько мне известно, и сама не имеет крыши над головой. Ведь здание, отданное вами под магазин, находится в аварийном состоянии, не так ли? Более того, финансы мисс Элайсем весьма ограниченны, и пока это так, она не сумеет предложить своему племяннику нормальное жилье. Боюсь, мне придется поместить его в детский дом вплоть до дальнейших распоряжений.
 Слушая эти фарисейские разглагольствования, Аксель медленно, но верно закипал. Происходящее вышло за все разумные пределы. Он мог скрепя сердце лишить Майю особняка Пфайфера, но уж никак не дорогого ее сердцу ребенка. Не важно, кто успел на нее настучать, но все делалось с бешеной скоростью. На очереди стояло лишение родительских прав. В это невозможно было поверить.
 – Здание, отданное мной под магазин, прочнее того, в котором гнездится ваш отдел! – процедил Аксель, наклоняясь через стол. – В данный момент мой адвокат занимается этим вопросом, а пока – руки прочь от мисс Элайсем! На то и друзья, чтобы в трудную минуту приходить на помощь.
 – Вот как? – Молодая сотрудница социального отдела испепелила его взглядом. – Штат не потерпит аморальной атмосферы вокруг ребенка, взятого им на попечение! Ваша собственная репутация, мистер Хоулм, оставляет желать много лучшего! Мы навели справки и знаем все! Вас вот-вот лишат лицензии на продажу спиртного, ваш персонал продает наркотики, поэтому – простите мою прямоту – вам бы вообще лучше помолчать!
 Не будь Аксель мастером по обузданию вспышек, он прыгнул бы через стол и придушил собеседницу. Да ведь она уже предвкушает, как отберет у него Констанс! Что такое, в конце концов, Америка – страна демократии или полицейской диктатуры?! Пожалуй, нечего мелочиться с баллотировкой на пост мэра, надо замахиваться сразу на пост губернатора... как только удастся расхлебать эту гнусную кашу.
 Вот, значит, что представляла собой жизнь Майи все эти годы! Чем дальше, тем лучше Аксель понимал, как она стала такой, какой была теперь. Уложить человека неожиданным ударом под дых, наступить ему на горло и держать, чтобы простирался ниц перед каждым представителем власти! Поразительно, что Майя еще способна смеяться. Должно быть, у нее стальной стержень.
 – Если узнаю, что вы говорили все это на людях, немедленно подам на вас в суд за клевету, – ледяным тоном произнес Аксель. – Когда нет родных, на помощь приходят друзья. Я друг и деловой партнер мисс Элайсем. Эта женщина имеет учительский диплом, преподает в собственной школе и стоит за прилавком набитого товарами магазина, а значит, является налогоплательщиком со всеми неотъемлемыми правами. У вас будут основания отнять Мэтти, только если вы найдете его на улице без присмотра, голодным и оборванным. Пока этого не случилось, держитесь от него подальше, иначе не успеете оглянуться, как будете объясняться в суде. Ясно?
 Пока он говорил, молодая женщина отступала к двери. Там она пробормотала еще что-то о предписаниях и выскочила за порог. Аксель рухнул в кресло.
 Так не должно продолжаться, думал он. Мэр вполне может растоптать Майю, школу, ресторан и его самого. Без лицензии прибыль упадет настолько, что встанет вопрос, сумеет ли он содержать Констанс. Если вспомнить, как усердно Сандра обрабатывает судью, они с Майей вполне могут потерять детей. Надо бороться.
 Надо что-то предпринять.
 Ральф перешел все границы.
 Аксель сидел, механически барабаня пальцами по столу. Бороться! Для этого нужны время и деньги. Пока суд да дело, все будет кончено, и, что самое главное, Сандра приберет к рукам Констанс. Надо действовать иначе, более тонко. Но как?
 Для начала Аксель позвонил адвокату, потом судье Тони. Он хотел знать все до последней мелочи и четко представлять себе ситуацию, чтобы не совершить промаха.
 Майя искоса посмотрела на мрачного человека за рулем. Вообще-то забрать ее из родильного отделения должна была Селена, но появился Аксель на своем «БМВ», с таким видом, словно выполняет тяжкую повинность. Майя надеялась как-то обустроиться в школе к приезду Мэтти, но машина мчалась в другом направлении. Вода отступала так же быстро, как и поднялась. Дорога была завалена ветками, местами виднелись торопливо сдвинутые в сторону стволы, но вряд ли школа была до сих пор отрезана от мира.
 Майя посмотрела на ребенка, спавшего в привязной люльке на заднем сиденье. Люльку купил Аксель... или уже имел, со времен Констанс. Судя по его мрачной мине, на горизонте скопились тучи посерьезнее расходов на нее и ребенка.
 Майя заметила, что на щеке у Акселя дергается мышца. Это был недобрый знак.
 – Мы едем к тебе забрать мои вещи? Никакого ответа, только руки сжались на баранке руля, так что побелели пальцы. Примерно через минуту Аксель повернулся. Глаза у него были непроницаемые, но Майя угадала под бесстрастием боль. Много боли, целый океан. Значит, это не гнев? Случилось нечто настолько ужасное, что он не находит слов, чтобы объяснить?
 Майя перепугалась так, что потемнело в глазах.
 – Констанс, быть может, мне не дочь. Она затаила дыхание, не решаясь издать ни звука. Что сказать на такое? Мимо мелькали растрепанные, мокрые сосны. Майя собралась с мыслями.
 – А это меняет дело?
 – Это объясняет, почему из меня такой никчемный отец, – буркнул Аксель, не глядя.
 «Спокойно, Майя, спокойно».
 – Ты снова подумываешь о том, чтобы отправить ее к бабушке?
 – Я хочу, чтобы она была счастлива.
 Майя кивнула, чтобы показать, что улавливает ход его мыслей. Заметив, что руки сжаты в кулаки, она заставила себя разжать их.
 – Если бы тебе пришлось покупать Констанс подарок у меня в магазине, что бы ты выбрал?
 Аксель недовольно покосился и чуть не пропустил поворот к дому.
 – Что это, тест?
 – Да. Смотри на дорогу и отвечай быстро.
 – Я бы купил калейдоскоп, – проворчал он, пожимая плечами, ткнул пальцем в кнопку и стал ждать, пока поднимется дверь гаража. – Ответ правильный?
 – Твоя дочь просила бабушку купить ей подарок у меня, но та отправилась в магазин игрушек и купила куклу, которая напомнила Констанс о ее нерожденном братике. Ну? С кем, по-твоему, девочка будет счастлива?
 Аксель промолчал. В гараже он заглушил мотор и устало сполз по сиденью.
 – С тобой, – наконец сказал он с несчастным видом. – Только с тобой.




 Глава 16



 Вместо Источника Юности не пора ли припасть к Источнику Мудрости?

 – Здесь сыро. Нужно внести ребенка в дом.
 Аксель вышел из машины, обошел ее, открыл дверцу и начал поспешно отстегивать ремни люльки. Майя сосредоточилась на том, чтобы выбраться из машины. Где добрые старые времена, когда молодой матери разрешалось провести в родильном отделении пять дней и не спеша оправиться от пережитого? Ощущение было такое, словно ее переехала вагонетка, да и бессонная ночь сделала свое дело. Не было сил на препирательства с деспотом, которому – не важно, по какой причине – вздумалось командовать ею как своим персоналом. И потом, разве она не знала, что так случится? Прекрасно знала, с той самой минуты, когда он перешагнул порог магазина. Одно слово – Дева!
 Дом показался ей еще более пустым и гулким, но Аксель нес люльку с ребенком, и ничего не оставалось, как следовать за ним.
 – Для начала отдохнешь от поездки. Я заберу детей из школы, а дома ими займется Дороти. Советую выспаться, потому что дети, конечно же, строят планы развлекать тебя весь вечер. Поговорить можно и завтра.
 Аксель внес люльку в комнату, которую Майя с Мэтти занимали раньше. Но сейчас у кровати стояла чудесная колыбель ручной работы, задрапированная в бледно-розовое, с розовым бельем. При виде ее Майя чуть не разрыдалась. Колыбель! Ей так хотелось колыбель для Алексы – безумно, страстно; она прикидывала, не купить ли кукольную. Пусть это ненадолго, но все-таки лучше, чем ящик от стола. И вот она стоит над настоящей колыбелью, с кружевной оторочкой, с погремушками, с мягким матрасиком.
 Майе захотелось броситься на пол и выплакать счастье и горечь, но она испугалась, что потом не сумеет подняться.
 – Это ведь не покупная колыбель, правда? – робко спросила она, молясь, чтобы он не сказал «покупная».
 – Я сделал ее сам... – Голос Акселя сорвался, он кашлянул и добавил: – Несколько лет назад. Подойдет?
 Он стоял спиной, но на сей раз ей не нужно было читать в глазах. Боль была во всей его позе, в его голосе. Этот человек общался с сильными мира сего, заправлял рестораном, обладал богатствами мира, но до смерти боялся обнаружить свои чувства. Должно быть, в детстве он часто слышал, что мужчины не плачут.
 – Это самая красивая колыбель, какую я видела, – сказала Майя сквозь слезы.
 Аксель круто повернулся, лицо его исказилось. Точно такое же выражение было, когда он узнал, что придется принимать роды. В Майе всколыхнулись нежность, и тяготение, и странное чувство единения. Ей захотелось погладить его по гладко выбритой щеке, где мышцы под кожей окаменели от того, что он сильно стиснул зубы. Но она не сделала этого из страха обратить Акселя в бегство. Теперь она лучше понимала его.
 Слезы все еще были близки. Чтобы не дать им пролиться, Майя занялась ребенком.
 – Спасибо, что позволил пользоваться колыбелью, – совсем тихо сказала она. – Я и не мечтала о такой. Это самое прекрасное, что ты сделал в жизни, если не считать, что помог Алексе появиться на свет.
 – На чердаке она покрывалась пылью. – Аксель заметно приободрился. – Я прихвачу твой чемодан. Селена упаковала кое-что из вещей в коробки, я их положил в шкаф. Разберешь, когда сможешь.
 Он вышел.
 Майя подумала: если она намерена выжить в этом партнерстве, надо научиться спорить, а не лить по малейшему поводу сентиментальные слезы. Однако в данный момент деспотизм Акселя был даже кстати. Она очень устала. Страшно было подумать, как бы она управлялась со своими обязанностями в малоприспособленной школе, с двумя дюжинами горлопанов этажом ниже.
 И Майя сделала то, что ей удавалось лучше всего, – поплыла по течению. Обдумать поведение Акселя можно было и позже, когда появятся силы. Уложив Алексу, она села на кровать и стала покачивать колыбель.
 – Она только и делает, что спит? – возмутился Мэтти, зайдя проститься с Майей перед школой.
 Накануне он наотрез отказался провести ночь в другой комнате. Пришлось разложить для него спальный мешок на полу рядом с кроватью. Майя боялась, что по прибытии из роддома найдет испуганного, замкнутого ребенка, каким Мэтти впервые предстал перед ней, но он, напротив, излучал чисто мужскую самоуверенность. Это было большим облегчением.
 – Спит, когда не плачет. Ты тоже был таким, – поддразнила она.
 Мэтти поморщился, потом расплылся в улыбке и обнял Майю. Констанс не сводила с Алексы зачарованного взгляда.
 – Какая крохотная... Я и не знала, что дети такие... Совсем как моя кукла...
 – Подожди, пока она заплачет или улыбнется, и ты увидишь, что на самом деле сходства не так уж много. Когда вернешься, можешь ее подержать.
 Констанс подняла взгляд, исполненный благоговейного трепета. Майя со смехом раскрыла ей объятия:
 – Обними меня! Вот будет радость, если Алекса вырастет в такую девочку, как ты.
 Просияв, Констанс стиснула Майю в быстром объятии и потащила Мэтти за собой, крича:
 – Опоздаем! Папа ждет!
 Если бы люди всю жизнь оставались детьми, вместо того чтобы вырастать в нечто упрямое, заносчивое, напористое!
 Так думала Майя час спустя, когда Аксель появился в дверях спальни во всем блеске своей элегантности. На нем был синий галстук с золотистым отливом. Недавно он побывал у парикмахера и не далее как час назад побрился.
 Это он нарочно, чтобы выделиться на ее фоне.
 Майя поправила волосы, хотя это вряд ли могло помочь. Рядом с ухоженным мужчиной она напоминала эпицентр землетрясения. Так хотелось прочитать мысли Акселя, когда он задержал на ней взгляд. Ребенок завозился. Он подошел, взялся за резную спинку и качнул. Малышка тотчас затихла. Аксель был удивлен.
 – Почему они так это любят?
 – Потому что в лоне матери все время покачиваются, как поплавки на воде, – с умным видом ответила Майя и засмеялась. – Откуда мне знать? Клео и подростком всегда засыпала в машине.
 Бог знает почему, между ними возникла и нарастала непривычная неловкость. Утром Аксель принес завтрак: тосты, апельсиновый сок и чашку горячей воды с пакетиком жасминового чая, – но сразу ушел, осведомившись, спокойно ли прошла ночь. Майя подумала тогда, что он забыл про обещанный разговор, и не ждала его домой рано. Но Аксель вернулся сразу, как только отвез детей в школу.
 Было очень мило с его стороны вспомнить про завтрак. Майя не успела тогда его поблагодарить и сейчас улыбнулась.
 Аксель напрягся. Отошел к стене, нервно тронул рисунок Констанс. Отвернулся к окну. Майя поспешно перестала улыбаться.
 Погруженная в учебу, измотанная работой, она считала зрелых и преуспевающих мужчин чем-то нереальным, относилась к ним как к выдуманным героям сериалов. О них можно было наивно мечтать, над ними можно было посмеиваться, но их нельзя было встретить в простой повседневности. Стивен, самый старший ее любовник, теперь казался едва подросшим мальчишкой. Аксель, такой уверенный и, конечно же, опытный, понемногу начинал ее пугать.
 Следовало помнить о том, что все это внешний лоск и под его рекламной внешностью таится энергичный ум, а бесстрастный взгляд скрывает живую, способную на сострадание душу. Но как скинуть со счетов эту элегантность, хищную грацию, этот шарм? Хорошо, что он не вылезает из своих безупречных костюмов, иначе она еще многое найдет достойным восхищения!
 Однако надо было приступить к разговору, пока у обоих не сдали нервы.
 – Ты что-то хочешь мне сказать?
 Отлично! Тонкий дипломатический ход!
 Аксель сжал губы еще плотнее. Бесцельно подвигав предметы на туалетном столике, он как будто обрел решимость и уселся в кресло рядом с кроватью.
 – У нас проблемы, – заявил он и снова умолк.
 – Я думала, что услышу что-то новенькое, – заметила Майя с иронией. – Я понемногу решаю свои, тебе не следует забивать ими голову.
 Судя по взгляду, Аксель сильно в этом сомневался.
 – Я и не стану, если сумею отделить твои от своих.
 – Это очень просто. – Она сморщила нос, едва удерживаясь от смеха. – Я вывезу из злополучного здания все, что мне принадлежит. Ты не станешь посылать Констанс в мою школу. И глазом не моргнешь, как каждый из нас будет сам по себе.
 – Я еще не решил, как поступить. Майя в изумлении уставилась на Акселя:
 – То есть ты не хочешь, чтобы каждый из нас был сам по себе? Пойми наконец, от меня одни неприятности! Я – ходячее злоключение! Что-то не похоже, чтобы ты мог ужиться в зоне стихийного бедствия.
 По правде сказать, как раз рожденные под знаком Девы превосходно справлялись с ролью покровителя, но Майя не собиралась ставить Акселя в известность на этот счет. Сначала важно было понять, нужен ли ей покровитель. Аксель переплел пальцы.
 – Я уживусь где угодно, было бы желание, – заверил он мрачно. – Речь не об этом. Сандра потребовала устроить тест пригодности на отцовство и не получила категорического отказа. Судья колеблется. По ее словам, я не способен растить ребенка.
 У Майя округлились глаза.
 – Не может быть! Ты даешь Констанс все, что только возможно! Это всего лишь этап ее развития, и она почти преодолела его!
 – Сандра может превратить в ад как мою жизнь, так и жизнь моей дочери. Будут судебные заседания, Констанс придется на них присутствовать. Ее будут осматривать судебные психологи. Адвокаты затянут это, насколько смогут.
 Майя поморгала. Не то чтобы она примирилась с ролью жертвы, но считала, что виной всему низкая социальная ступень, которую она занимает. Что же выходит? Что все равны перед безжалостной машиной судопроизводства? В слепом стремлении исправить просчеты правосудие изобрело сухой, казенный эталон и с его помощью определяет пригодность к воспитанию детей. Женщина имеет все права в борьбе против мужчины, а деньги неизменно перевешивают любовь на весах правосудия.
 Впервые Майя до конца поняла, в какую ловушку загнан Аксель. Он столько для нее сделал, что не воздать ему и за миллион лет, но можно было предложить то немногое, что было в ее силах.
 – Чем я могу помочь?
 – Выходи за меня замуж, – отчеканил Аксель, глядя ей прямо в глаза.
 Если бы потолок вдруг разверзся и в спальню впорхнула стайка сладкоголосых райских птиц, Майя не могла бы удивиться сильнее. Вообще говоря, примерно в эту минуту тучи впервые разошлись, и пересмешник за окном завел свою песенку. Алекса завозилась и зачмокала в колыбели.
 Алекса. Дочь. Ребенок, которого ей следует оберегать каждой клеточкой тела. До сих пор она не слишком в этом преуспела. Все было заслугой Акселя. И вот он предлагает окончательно переложить ответственность на свои плечи. Он сошел с ума.
 – Это шутка? – спросила Майя, нервно дергая выбившийся завиток.
 – Вовсе нет! – ответил Аксель с куда большим чувством, чем прозвучало в его предложении. – Я уже переговорил с адвокатом и судьей. Оба они единодушны в том, что мой брак лишит Сандру оснований для иска. Особенно брак с женщиной, у которой есть учительский диплом.
 Этот человек просто обожал, когда солдатики маршируют в четком строю, а она... предпочитала партизанскую войну. Майя сумела остаться серьезной, поскольку положение было серьезное.
 – Значит, – сказала она, – ты готов принять в свой дом гувернантку, а также ребенка и племянника?
 – Буду рад обсудить твои условия, – сказал Аксель не моргнув глазом. – Просто жить под одной крышей неразумно: социальный отдел уже пригрозил отобрать Мэтти, поскольку атмосфера в доме сложилась «аморальная». Мы ему не родители, ни один из нас, и адвокат считает, что у них есть на это право.
 Он помолчал, собираясь с мыслями. Ужас Майи был так велик, что она не издала ни звука.
 – Я собираюсь сразиться с Ральфом на политической арене, а для этого должен быть человеком состоявшимся, семейным. Если узаконить наши отношения, выиграют все, даже твой и мой бизнес.
 Узаконить отношения? Какие? Если отношения все-таки имеются, значит, они самые странные. Сообразив, что Аксель говорит серьезно, Майя не сразу обрела дар речи.
 – Неприятно заострять на этом внимание, – осторожно начала она, – но брак – это нечто большее, чем забота о детях и политические битвы.
 – Я был женат, знаю, – сказал Аксель. – Как муж, я не подарок: не терплю, когда меня выбивают из колеи, не умею эмоционально поддержать женщину. Зато вы все сможете на меня рассчитывать в трудную минуту. За мной вы будете как за каменной стеной. Я помогу тебе с магазином, а твоей сестре, если она захочет, с устройством на работу. Это честный компромисс.
 Нет, в самом деле, он говорил серьезно. Майя сумела наконец перевести взгляд на просторную комнату, предоставленную в ее распоряжение. Она будет как сыр в масле кататься, даст детям все, о чем можно мечтать, поможет Клео начать новую жизнь и навсегда забудет о социальном отделе. Надо только сказать «да».
 И поставить крест на мечтах о любви, о личном счастье.
 В сердце больно кольнуло.
 Всю жизнь она хотела встретить человека, который полюбит ее такой, какая она есть. Но она не из тех, кого любят. Майя поняла это за годы скитаний по приютам, по приемным родителям, по неподходящим приятелям. Кому по душе эксцентричный характер? Никому! Его нужно понимать, им нужно проникаться, а на это нет ни времени, ни желания. Что же теперь? Обменять мечты о любви на комфорт и безопасность? Но ведь не ради себя! Ради Алексы, Мэтти, Констанс.
 – Ты ничего не упустил? – спросила Майя прямо. – Как насчет секса?
 Аксель был поражен ее прямотой, но без колебаний кивнул:
 – Ради детей нам лучше будет соблюдать обет верности, а значит, придется как-то уладить этот вопрос.
 Рассуждая, Аксель не смотрел на Майю, но она вдруг шестым чувством угадала, что его мысли неизменно странствуют поблизости от этого вопроса. Неужели северный бог находит ее физически привлекательной? Может, находил и раньше, даже называя «беременной на втором году»? По спине прошел сладкий озноб. Такие страсти свойственны Скорпиону, но если уж ими обзаводится Дева... тогда прощай здравый смысл!
 Пришлось напомнить себе, что на одной только страсти семьи не построишь.
 – Должен признать, – продолжал Аксель, – ты не дергаешь меня по поводу и без повода, как это свойственно большинству женщин. Можно надеяться, что жизнь моя останется в привычной колее. – Он поколебался. – Ты молода и, конечно, мечтаешь о человеке помоложе, но ты умна и оценишь выгоды моего предложения. В ответ я сделаю все, чтобы сделать тебя счастливой.
 Он был уморительно серьезен! Во всем прав – и во всем не прав. Одно слово – Дева.
 – Ты просто чудо! – сказала она. – Каждая девчонка мечтает о таком, как ты, – о рыцаре на белом коне, который однажды спасет ее и потом будет вечно лелеять.
 Аксель понял иронию, сдвинул брови, но дал Майе высказаться.
 – Я не хочу превратить твою жизнь в ад. Для нас обоих! Всю жизнь я жила по чужой указке и просто не могу продолжать в том же духе. – Она хотела остановиться, но слова копились так долго, что плотину должно было когда-нибудь прорвать, и вот это случилось. – Я в самом деле ценю твое предложение, и принять его было бы так чудесно! Но я этого не сделаю. Ребенком я была вынуждена принимать благотворительность, но теперь я уже взрослая и могу выбирать. И я хочу обеспечить себя сама. Я согласна жить под дырявой крышей, если она будет моей собственной, потому что только с нее я смогу, если захочу, запустить воздушного змея. Я не могу войти сюда в грязных кроссовках, разрисовать стены, если нападет блажь, не могу закричать в полный голос, чтобы снять напряжение. Это не мой дом. Не тот, где я могу делать все, что захочу.
 Аксель опустил взгляд на сплетенные пальцы, и Майя заметила, что они дрожат. Он тоже заметил это и скрестил руки. Потом снова поднял взгляд. Никогда еще она не видела в этих светлых глазах такого вызова, такой решимости.
 – Кричи. Рисуй. Делай с этим домом все, что захочешь. Оставь мне только одно крыло.
  Декабрь 1945 года 
 «Я наняла нового пианиста, он не играет грустных песен и умеет меня развеселить. Я заказала для бара сплошное зеркало и вызвала обойщиков. Если придать этой дыре шику, может, станут заходить и леди.
 А что, если начать кампанию по легализации спиртного? Ради этого я готова по воскресеньям посещать церковную школу, где вечно ошивается твоя новая подружка. То-то удивится крошка Долли! А известно ли ей, как часто ты прикладывался своим красивым ртом к стакану спиртного? И не только к нему! Знает ли она, где бывал твой рот? О, я могу ей многое порассказать!»




 Глава 17



 Воды не замутишь, только если плохо барахтаешься.

 Ребенок заплакал громче. Аксель покачал колыбель, однако на сей раз это не помогло. Не следует забывать, подумал он, что грудные дети – создания шумные и назойливые, и отказ Майи выйти за него даже кстати. Ресторан и Констанс – в достаточной мере и бремя, и радость, а если станет скучно, можно ввязаться в избирательную кампанию.
 Только ему не скучно, а одиноко.
 Аксель склонился к недовольной малышке, обнаружил испачканный памперс и поморщился. Еще одна причина для радости по поводу отказа. Грудным детям нужно менять подгузники, а он понятия не имеет, как это делается. Спасать лицензию придется по-другому, да и Констанс будет лучше у Сандры.
 Получить отказ было обидно, но скорее всего Майя права. Им ни за что не ужиться. Он совершенно утратил здравый смысл. Как можно баллотироваться в мэры, если женат на женщине с пурпурными волосами и в кроссовках с драконами? Ему бы радоваться, что хоть Майя проявила достаточно здравомыслия. Почему же так тягостно на душе, словно в разгар золотой осени дохнуло ледяным холодом?
 Малышка поморгала круглыми глазенками и вцепилась Акселю в палец. Пока они смотрели друг на друга, комок в горле рос.
 – Давай ее сюда! У меня есть упаковка памперсов. Мама одной из учениц передала их с Селеной, которая бы ни за что не догадалась сама.
 К тому времени как Аксель извлек ребенка из колыбели, Майя приготовила все необходимое. Она взяла дочь.
 Ее дочь. То, что он принял роды, еще не делает его отцом.
 Тем не менее Аксель уступил Алексу матери без всякого желания, в особенности потому, что крохотная ручонка продолжала цепляться за его палец. Будь это их общий ребенок, он предоставил бы ей палец на все время кормления. Будь Майя его женой...
 Аксель резко напомнил себе, что готов жениться на ней только ради Констанс.
 – Искусственное вскармливание стоит денег, – сказал он, не в силах сдаться без борьбы. – Того, что тебе дали в родильном отделении, надолго не хватит.
 Он навел подробные справки по этому вопросу и испытывал раздражение при мысли о том, что не может переспорить молоденькую женщину, неспособную прокормить даже себя, не говоря уже о ребенке.
 Наверное, дело в том, что он приводит те же аргументы, что привел бы в споре с Анджелой или любой пустоголовой девчонкой из своего персонала. Майя не из таких. За ее уклончивой позицией кроется мудрость, приобретенная на собственном горьком опыте. Очень может быть, что в ее доводах есть рациональное зерно.
 Между тем Майя ловко сменила памперс, отвернулась, чтобы поднести ребенка к груди, и только тогда ответила:
 – Молоко еще может прийти. И потом, есть программа помощи неимущим семьям.
 Ах вот как. Талоны на бесплатное детское питание. Боже правый! Учительница с дипломом и опытом работы вынуждена жить за счет материальной помощи. Что же в таком случае ожидает мать-одиночку без профессии, сбережений и родни?
 Но что ему до этого? Вполне хватает головоломки, как подыскать для Констанс добрую, умную, заботливую мачеху, с учительским дипломом и вдобавок стесненную в средствах. Майя не только обладает всеми необходимыми качествами, но может вписаться в его жизнь, не обременяя постоянными требованиями, не изводя перепадами настроения. Почему, черт возьми, она не хочет за него выходить?!
 – Я принесу бутылочку, – сказал Аксель и, получив сердитый взгляд через плечо, добавил: – Так, на всякий случай.
 У Майи по-прежнему не хватало молока, но сдаваться она не собиралась. При всем своем восхищении таким упорством Аксель не мог допустить, чтобы Алекса голодала.
 Майя сидела лицом к двери, а красная, сердитая малышка колотила кулачками по ее груди. При виде этой нежной округлости Аксель ощутил, как все вожделение последних недель нахлынуло горячей волной.
 Что за нелепица! Он не подросток, которому сперма ударяет в голову при одном взгляде на женские формы. Он видел грудь, и не раз. Должно быть, это атавистическая реакция на мысли о браке. Что-то пещерное, неандертальское.
 Майя отняла Алексу от груди. Мелькнул и скрылся под рубашкой припухший, потемневший сосок. Пришлось рухнуть в кресло и прикрыться книгой доктора Спока. Лучшая защита – это нападение, подумал он в отчаянии. Нужно убедить ее во что бы то ни стало, потому что... это хорошо для детей и это заставит мэра понять, что никакие ухищрения не выживут Майю из города. Он отзовет продажных инспекторов, отменит дознание по поводу лицензии, и если у него есть другие карты, он их не выложит. Наверняка уже сейчас идет формальное следствие по делу «Несбыточной мечты», наводятся справки насчет законности диплома и тому подобное. Ну а после свадьбы, даже если школу прикроют, ему не придется бояться, что Констанс потеряет Майю навеки.
 Женившись, он получит больше голосов на выборах. Конечно, Майя далеко не идеальная супруга политика, но ведь речь идет не о губернаторском кресле. Вполне довольно, если жена мэра – это заботливая мать, остальное он возьмет на себя. Надо только смириться с тем, что с крыши будут пускать змеев, на кухне разведут ораву кошек, а обувь разрисуют всеми цветами радуги. В конце концов, от этого не умирают.
 До сих пор Аксель не слишком задумывался над этим аспектом брака. Майя должна была заполнить пустоты в его жизни, а дальше он не отваживался заглядывать. Человек ко всему привыкает, если есть ради чего. Рев музыки – вещь неприятная, но в дневное время он дома не бывает.
 Алекса срыгнула на плече матери. Какое-то время Аксель любовался ее довольным, все еще сморщенным личиком.
 – Она не кажется мне вспыльчивой.
 – Не все сразу. Дай ей время. – Майя с любопытством посмотрела на Акселя: – Разве тебе не нужно на работу?
 – Поеду, когда договоримся. – Он уложил ребенка в колыбель и повернулся. – Я не принимаю отказа.
 – Ты предлагаешь мне больше, чем я когда-либо мечтала иметь, – в обмен на что? Быть мачехой для Констанс? Выбери любую из тех, кто заходит к тебе в бар по пятницам. Ручаюсь, она согласится. Почему я?
 – Разве вокруг меня вьются женщины? – удивился Аксель. – Что-то не заметно. В любом случае ни одна из тех, о ком ты говоришь, не имеет учительского диплома. Я видел, как ты работаешь. У тебя есть голова на плечах. Я сделал выбор по здравом размышлении.
 – Ты надеешься переупрямить меня, ведь так? – хмыкнула Майя, опускаясь на подушки. – Не лучше ли подождать? Вдруг ты передумаешь? Сейчас я не в лучшей форме, но, поверь, тебя выживет из дома даже низшая ступень хаоса, который я создам.
 Аксель позволил себе расслабиться. Майя была у него на крючке, оставалось только поводить добычу. Аналогия с рыбалкой заставила его мысленно вздрогнуть, поскольку рыболов он был никудышный, да и Майя была не просто рыбка, а рыбка с недюжинным умом. Но он должен был заполучить ее, чего бы это ни стоило.
 – Если тебе позволит самочувствие, можно завтра получить разрешение на брак.
 Стремительная атака с хорошими шансами на успех – Майя ведь никогда не спорит. С другой стороны, он сражается за свое, родное, и если учесть, что дома стены помогают... Только не давать противнику передышки!
 – Надо будет договориться о времени венчания, ну и немного побыть на людях, чтобы привыкли. Мы с Констанс по воскресеньям ходим в церковь. Присоединишься к нам?
 – О Господи! – Майя подергала за локон. – Я думала, из нас двоих я не в своем уме. – Аксель затаил дыхание, но она легко повела плечами. – Мы с Мэтти не бывали в церкви потому, что не на чем было ехать и не во что одеться. Воскресные проповеди – не проблема. У меня на уме совсем другое. Это разрешение на брак... ты не слишком торопишься?
 – Оно будет не на гранитной плите. Всегда можно порвать бумажку.
 На лице у нее отразилось сомнение, но спорить она не стала. При мысли, что он так ловко побил Майю ее же собственным оружием, Аксель ощутил себя триумфатором и наклонился, чтобы легким поцелуем стереть с ее лба тревожную морщинку. Это вышло непринужденно и так естественно, что он счел возможным зайти дальше и потянулся к губам.
 Вот этого уже делать не стоило. Желание было таким мощным, что рассудок оказался беспомощным. Майя тихонько ахнула, удивленная, но остановиться было невозможно. Рот ее имел апельсиновый, кисло-сладкий привкус, когда она ответила на первое пробное прикосновение языка. Чудом Аксель не рухнул в постель, сжимая ее в безумном объятии. Впервые в жизни он был во власти вожделения до потери рассудка, или забыл, когда такое случалось.
 В ушах звенело. Он неохотно оторвался от губ Майи. Хотелось продолжения. Он не успел как следует прочувствовать, что это такое – целовать ее.
 Не отстраняясь совершенно, опираясь на руку, Аксель заложил за ухо завиток с пурпурным отливом и настороженно заглянул в глаза цвета морской волны. Майя казалась не столько возмущенной, сколько озадаченной.
 – Мне очень жаль... – начал он.
 Уголки ее губ приподнялись, глаза заискрились. Она умела посмеяться над ним необидно и незло.
 – Ну, хорошо, хорошо! Мне ничуть не жаль, – сказал он сухо. – Только не нужно комментариев.
 – Опасаться нечего, ты не потерял звания рыцаря на белом коне. В последние дни я сама себе казалась маленькой серой мышкой, вроде тех, которых Малдун приносит похвастаться. Ты вырос, обращаясь со мной как со Спящей Красавицей.
 Аксель облегченно вздохнул. Ближайшие месяцы должны были стать для него пеклом, но какое-то время можно прожить на поцелуях, лишь бы она приняла предложение. Хотелось повторить опыт, чтобы знать, что отныне это позволено, но Аксель был человеком разумным и никогда не играл с удачей.
 – Лучше не мысли категориями волшебных сказок, – предостерег он и выпрямился, чтобы избежать соблазна. – Цветы и романтические ужины при свечах – не из моего репертуара. Я провожу в ресторане двенадцать, а то и четырнадцать часов в день. Наш брак не будет пикником на лоне природы.
 Предостережение пришлось кстати. Когда Аксель шел к двери – стопроцентный преуспевающий бизнесмен, – Майя думала, что ей предстоит. Он хочет обеспечить себе удобства на законных основаниях. От нее потребуется организовать детям идеальный режим дня, отполировать шестеренки быта и заставить их гладко вращаться, по первому требованию предоставляя секс. С последним она, пожалуй, справится, но остальное просто нелепо. Не в ее натуре организовывать что бы то ни было.
 Однако глаза Майи оставались влажными. Поцелуй был таким нежным и пылким, что сердце сжималось от одного воспоминания. Может, довольно будет секса? Если им повезет на этом поприще, остальное как-нибудь приложится?




 Глава 18



 Эй, что выимеете против моей связи с действительностью?

 Майя, закутанная в покрывало, мастерила из оберточной бумаги реактивный самолет, а Мэтти в противоположном углу с ревом и воем запускал ее предыдущее творение. Констанс предпочла более мирное занятие: терла воздушные шары о свой акриловый свитер. Наэлектризовав, она прикрепляла их к стене над колыбелью, полагая, что это развлекает Алексу. Майя прекрасно знала, что та еще слишком мала, чтобы оценить, но не мешала: во-первых, это доставляло Констанс удовольствие, во-вторых, занимало, в-третьих, развивало творческую жилку. В самом деле, комбинация из шаров становилась все интереснее. К несчастью, это привлекло внимание Малдуна, и он притаился на полу в ожидании, когда шары начнут опускаться. Один он уже прокусил, заставив Констанс вздрогнуть, а Мэтти подпрыгнуть.
 Алекса, благослови ее Господь, безмятежно спала под саундтрек из «Покахонтас». Возможно, она привыкла к громкой музыке и детским крикам еще в материнском лоне.
 Надо сказать, Майя легко смирилась с мыслью, что это и есть ее новый дом и не нужно больше беспокоиться о хлебе насущном, а ее основная задача теперь – занимать детей и изливать на них любовь. Мечта воплотилась, не важно, надолго ли, и можно было наслаждаться этим.
 Раздался звук поднимающейся двери гаража. Майя удивилась. После слов Акселя о двенадцатичасовом рабочем дне она не ждала его так рано. Тем лучше. Она не планировала обрушить на него хаос так скоро, но почему бы и нет? Пусть знает, что это такое.
 Закончив самолетик, Майя запустила его, как раз когда Аксель переступил порог с кейсом в одной руке и пиццей в другой. Это было совпадением и ее «удачливостью», что самолетик попал ему по носу, а потом, рикошетом, по скоплению воздушных шаров.
 Констанс завизжала и бросилась спасать свой шедевр, разбуженная Алекса разразилась плачем, а Мэтти (очевидно, не желая остаться в стороне от всеобщего переполоха) вывалился из кресла. Аксель красноречиво посмотрел на Майю и бросил кейс, чтобы подхватить коробку с пиццей, которая стала разваливаться.
 – Я отказываюсь верить, что все это было отрепетировано к моему приходу!
 Он водрузил коробку на стол, а Мэтти обратно в кресло и наклонился поцеловать в макушку Констанс, все еще причитавшую над шарами.
 Майя следила за тем, как красивый, элегантный, безупречно одетый мужчина неловко потрепал шмыгающую носом девочку и бросился за Малдуном, гонявшим по полу упавший шарик.
 – Ты прав, – ответила она с нарочитой небрежностью. – Если бы я задумала представление в твою честь, Мэтти сейчас бы мирно рисовал, Констанс читала, Алекса спала без задних ног. Мне никогда и ничего не удается в срок. – Она посмотрела на пиццу. – Однако мне удаются если не вкусные, то питательные блюда. Твое приношение останется несъеденным.
 – Холодильник пуст, а ты была не в лучшей для покупок форме. – Аксель велел детям отнести пиццу на кухню, а сам склонился над колыбелью: – Надо же, опять спит! Констанс плакала часами, стоило мне чуть громче хлопнуть дверью.
 Он присел на корточки, в своем модном плаще, делающим его еще мужественнее и внушительнее. Стоило Алексе шевельнуть ручонкой, как он вложил ей в ладошку свой палец. Лицо его стало задумчивым, безмятежным, и Майя с ослепительной ясностью поняла, что готова отдать этому человеку свое сердце. Бедняга Аксель только и делал, что обо всех заботился, ему и в голову не приходило, что кто-то может заботиться и о нем.
 – Грудные дети чаще всего ведут себя как от них того ожидают. – Майя сменила тему: – Не скажу, что я отменный повар, но на плите томится гороховый суп. Надеюсь, ты достаточно голоден, чтобы найти его съедобным.
 Сердце все еще странно стучало в груди, и нетрудно было догадаться отчего: оно так изголодалось по любви, что готово было ухватиться за хрупкий шанс сделать мечту явью. Но прежде нужно было развеять нелепые представления Акселя о браке, иначе... Майя слишком хорошо себя знала: без подлинных уз любви она обратится в бегство при первом же намеке на проблемы.
 – Гороховый суп? – Аксель поднялся, расстегивая плащ. – Звучит аппетитно. А что, на кухне нашелся горох?
 Он подошел помочь Майе подняться с дивана. Рука была теплая, слегка загрубевшая, в нее приятно было вложить свою. При всем желании нельзя причислить Акселя к изнеженным богачам. Это был труженик. Просто он больше других преуспел в своих начинаниях.
 – Горох я обнаружила в углу нижнего шкафчика, а в холодильнике завалялись мороженые лук и морковь. Для навара я покрошила кусок ветчины, так что суп получился с копченостями, хотя за давностью лет окорок потерял всякий вкус. Держу пари, он из поросенка, который плавал на Ноевом ковчеге.
 – Все время забываю загрузить холодильник. В списке неотложных дел это значится в конце, вот руки и не доходят. Но если ты скажешь, что требуется, я заеду в супермаркет.
 Телефонный звонок не дал Майе ответить. Пользуясь тем, что Аксель ушел на кухню, она поспешно схватила трубку.
 – Аксель дома? – спросил запыхавшийся женский голос.
 – А кто спрашивает?
 Майя догадывалась, кто это может быть, поэтому покосилась через плечо и, убедившись, что Аксель занят, прикрыла трубку ладонью.
 – Это Кэтрин, помощница Акселя. У меня к нему срочный разговор!
 – В данный момент он занят. Хотите что-нибудь передать?
 Аксель заслужил право нормально поужинать, и она не станет его дергать, если только ресторан не горит. Красотку в мини-юбке душит ревность. Пора намекнуть, что надо лучше держать себя в руках.
 – Посетитель напился и буянит, персонал явился не в полном составе, и пара проблем помельче! Пусть Аксель немедленно возвращается!
 Голос звучал раздраженно, но как-то не верилось, что из-за случившихся неприятностей. Скорее потому, что приходится давать отчет Майе. Служебное рвение встречается не так уж часто.
 – Вот что, – сказала Майя, еще раз оглянувшись на Акселя (тот прислушивался, стоя с половником над дымящейся кастрюлей) и понизив голос, – Аксель говорит, пусть бармен сам вышибет пьяного или позовет на помощь полицию, а с персоналом разберитесь, как сочтете нужным. Он приедет, когда поужинает и уложит Констанс. Мы ведь не хотим, чтобы Аксель пренебрегал отцовскими обязанностями?
 Мертвая тишина подтвердила, что удар достиг цели. Майя с улыбкой повесила трубку.
 – Что-то произошло? – тотчас осведомился Аксель.
 – Ничего такого, с чем не справятся без тебя. Кстати, еще я испекла лепешки, только масла оказалось маловато. Надеюсь, есть можно.
 Глаза его подозрительно сузились, но тут Мэтти опрокинул стакан с молоком, и тема была закрыта.
 – Можно войти?
 Голос был старческий, дребезжащий. Майя подняла голову. Она не слышала, чтобы дверной колокольчик звенел, возможно, потому, что была целиком поглощена кормлением ребенка.
 – Открытия еще не было, – мягко объяснила она.
 Что нужно такому старику в «Лавке древностей»? Гость стоял спиной к свету, так что лицо его оставалось в тени. И все-таки он казался смутно знакомым.
 – Прежняя хозяйка магазина еще вернется? Родственные чувства сразу забили тревогу.
 Майя попробовала всмотреться в старика как следует – и вдруг узнала его.
 – Мистер Пфайфер! Вы знакомы с моей сестрой?
 – Иногда мы беседовали. Сердитая молодая женщина. Надеюсь, с ней все в порядке.
 Майя положила уснувшую Алексу в переносную люльку. Когда Аксель заявил, что не пустит ее в магазин так скоро, Майя резонно возразила, что раз уж она выстояла очередь за разрешением на брак, то как-нибудь управится с бухгалтерской книгой. Ей трудно было поверить, что разрешение получено. Впрочем, до венчания дело могло и не дойти.
 – Смотря что называть «все в порядке», – сказала она. – Если тюремное заключение, то да, в лучшем виде.
 Это был незаслуженный выпад. Мистер Пфайфер не сделал ей ничего плохого, и не стоило срывать на нем досаду (Майя попросила тюремное начальство передать сестре, что стала матерью, но Клео никак не отреагировала на новость).
 – Склонность к саморазрушению, – заметил мистер Пфайфер, как если бы прочел ее мысли. – Это у нее от бабушки. В то время наркотиков не было, зато было спиртное. – Он постоял, тяжело опираясь на трость и глядя на спящую малышку. – Ваша дочь?
 С некоторым опозданием восприняв слово «бабушка», Майя открыла рот. Ей с трудом удалось собраться с мыслями.
 – Вы знали мою бабушку?!
 – И даже очень хорошо. – В дребезжащем голосе проскользнула ирония. – Но все это, как говорится, было и быльем поросло. Вы ведь не собираетесь закрыть школу?
 Майе больше хотелось поговорить о том, что было и поросло быльем. Она смутно помнила задний двор, дерево, щенка, но эти воспоминания вполне могли быть навеяны рассказами Клео, которая была тремя годами старше и лучше помнила родителей. То, что сохранилось от Северной Каролины в памяти самой Майи, было погребено под чудовищной толщины наслоениями иных мест, иных лиц и потерь.
 – Школа закрыта временно, по причине наводнения. Селена трясет дорожный отдел, чтобы через речку построили мост, но, боюсь, это идет вразрез с проектом развития района. Прошу вас, присядьте. Я приготовлю чай. Расскажите о моей бабушке.
 – Спасибо, нет времени. Возможно, как-нибудь в другой раз. Мой племянник работает в дорожном отделе и, может быть, является виновником ваших проблем. Я с ним поговорю. Надеюсь, никто не пострадал, когда рухнул фасад магазина. Я рад, что так вышло – на этом здании лежит позорное клеймо. Жаль только, что на вашу долю пришлось столько хлопот.
 Майя все еще размышляла о своей загадочной бабушке и лишь повела плечами на сочувственные слова. Однако что-то в них привлекло внимание.
 – Позорное клеймо? Что вы этим хотите сказать?
 – Дом был куплен на нечистые деньги. Никогда не продавайтесь, моя девочка. Дьявол возьмет свое. – Старик зашаркал к двери, но повернулся, уже взявшись за ручку. – Передайте сестре, что я о ней спрашивал. Надеюсь, мальчик здоров.
 – С Мэтти все отлично. – Старческие пальцы повернули ручку, и Майя поспешно вскочила. – Прошу вас! Давайте как-нибудь поговорим! Можно мне зайти к вам?
 Мистер Пфайфер повернулся. На губах его была грустная улыбка.
 – Сегодня вечером я перебираюсь в дом престарелых. Родные думают, что я не могу больше полагаться на себя. Вообще говоря, я никогда этого не мог, какой смысл спорить? А с Уильямом я поговорю.
 Майя стояла в дверях, пока старик – медленно, с трудом – забирался на сиденье обшарпанного фургончика. Она заметила за рулем женщину в линялом ситцевом платье. Машина тронулась. Мистер Пфайфер не бросил на Майю прощального взгляда.
 Тем не менее он знал ее бабушку. Возможно, не только он. Возможно, были и другие.
 Но какое это Имеет значение теперь, после стольких лет? Подрастая, Майя странствовала из Теннесси в Арканзас, из Арканзаса в Техас и так далее, непременно в компании очередных «тети Джейн» и «дяди Боба». Никто не трудился объяснять ей степень родства, поэтому так и осталось тайной, кто из этих людей был с ней одной крови. Так или иначе, никто не выразил желания принять под крыло двух маленьких девочек, когда те оказались на улице, и потому у Майи не было особой веры в семейные узы. Любовь не имеет ничего общего с кровным родством, человек либо способен на любовь, либо нет. Так что в разговорах о давно умершей бабушке нет смысла.
 Занятно только, что старый Пфайфер спрашивал про Клео! Упоминание про Мэтти намекнуло Майе, кто отправил телеграмму, сорвавшую ее с места. Похоже, у Клео в городке не было других доброжелателей.
 Будь Майя рождена под знаком Девы, она бы копнула глубже, теперь же просто утешилась мыслью, что жизнь полна странностей и не стоит будить спящих собак. Вот вернется Клео, и все объяснится.
 Майя оглядела лестницу. На перилах стоит обновить краску, да и светильник на стене не помешает, для большего уюта. Квартирка невелика, в особенности кухня. Понравится ли Клео, что они с Алексой тоже теснятся на считанных квадратных футах площади? У них совсем разный образ жизни. Клео привыкла командовать – она, Майя, терпеть этого не может. Трения осложнят возврат Клео к нормальной жизни.
 Что за глупости! Всегда можно притереться друг к другу, было бы желание. Она уживется где угодно и с кем угодно. Разве все ее детство и юность – не доказательство этому? Но Господи Боже, как надоело! Как хочется иметь дом! Аксель предложил ей свой. Он не в своем уме, это точно. Как раз за это она его и любит.
 Майя положила руки на стол, уткнулась в них лбом и, отбросив праздные размышления, попробовала разложить по полочкам факты.
 Сбежать в Калифорнию – значит проститься со школой, с мечтой всей жизни. Остаться – значит проститься с Мэтти. Принять предложение Акселя Хоулма – значит сохранить все самое дорогое. Что такое Аксель Хоулм? Сильный мира сего, один из тех, кого она привыкла ненавидеть. При этом он живой человек, с чувством сострадания, способный на тепло и любовь. Когда он впервые держал в руках Алексу, на глазах у него были слезы. Он любит Констанс всем сердцем, даже теперь, когда не уверен, что это его ребенок. Чтобы сохранить ее, он пожертвовал душевным миром и покоем.
 Аксель Хоулм. Человек, которого она ни за что не выбрала бы и вовсе не желала полюбить. Это слишком опасно и может быть на всю жизнь. Чайный сервиз – единственное, что она способна беречь так долго. Человеческое сердце более хрупко, чем китайский фарфор.




 Глава 19



 У женщины, которая хочет быть ровней мужчине, недостает воображения.

 – Аксель Хоулм, ты свихнулся? По городу ходят ужасные слухи! Ты что, в самом деле решил жениться на этой потаскушке?
 Аксель повернулся от новичка, которого учил красиво расставлять стаканы на стойке. Как удачно, подумал он, что к Майе не прилагается довесок в виде старой мегеры.
 – Вот что, Сандра, – отчеканил он, не скрывая гнева, – будь вы мужского пола, я бы свернул вам челюсть, но раз уж вы женщина, я вас просто выставлю! Я не могу отказать вам в свиданиях с Констанс, но вход в ресторан вам отныне воспрещен!
 Тщательно накрашенная нижняя губа бывшей тещи смешно отвисла от удивления. Аксель пожалел, что не дал себе волю раньше. Возможно, вообще не стоило держать себя в руках в минуты ярости. Он ухватил Сандру за локоть и повлек к выходу. Там он отпустил ее, чтобы отворить дверь.
 – Увидимся в суде. Кстати, судья Тони уверяет, что Майя отлично подходит на роль мачехи. И знаете почему? Его дочь посещает ту же группу продленного дня, что и Констанс. Дети боготворят мисс Элайсем.
 – Ее наркоманка-сестра сидит в тюрьме! – крикнула Сандра, багровея. – И потом, эта ваша «мисс Элайсем» прижила ребенка один Бог знает с кем, и неизвестно, какую болезнь при этом подхватила!
 – Отправляйтесь домой и найдите чем заняться, – процедил Аксель, выталкивая ее наружу.
 Он с треском захлопнул дверь и заложил засов (все равно до открытия оставалось не меньше часа). Дружные рукоплескания заставили его обернуться. Персонал во главе с Хедли толпился в дверях и аплодировал. Аксель был поражен. Всю жизнь он старался быть образчиком самообладания – и вот банда идиотов восторгается тем, что он полностью утратил контроль над собой!
 Кэтрин и не думала аплодировать. Бросив злобный взгляд, она зашагала прочь. Хедли пожал плечами, а шеф-повар, провожая ее взглядом, испустил вздох глубочайшего сожаления. Судомойки перемигнулись.
 – На что вы, черт возьми, уставились? – рявкнул Аксель. – Работа стоит!
 Все разбежались, за исключением Хедли.
 – Повернуть против властей не каждому по плечу, у большинства для этого кишка тонка. – Он прошел за стойку и налил себе имбирного пива. – Твой отец куда охотнее раздавал улыбочки, чем поднимал пыль, но и он умел при случае показать себя. Я видел, как он вырвал пистолет из рук взбешенного клиента, а потом потрепал его по плечу и сказал, что все в полном порядке. Он тебя многому научил, но если хочешь бороться за кресло мэра с супругой вроде мисс Элайсем, держи арсенал хорошо смазанным. Каждая старая калоша в городке будет цокать на вас языком, а клуб садоводов потребует назад твои газоны.
 – Что-нибудь да останется, и Майя устроит из этого утиный прудик.
 Аксель схватил бутылку минералки, хотел было отвернуть пробку зубами, но предпочел более традиционный способ. Отец имел дело с женским полом не чаще, чем он. Работая по восемнадцать часов в день, он ждал того же и от сына. Порой приходило в голову, что мать умерла от одиночества.
 – Женщины! – Аксель хорошенько приложился к бутылке. – Какого дьявола я все это затеял?
 – Адреналиновый голод? – подсказал Хедли.
 Кто знает, подумал Аксель. Одни штурмуют Гималаи, другие бороздят океан на плоту, Аксель Хоулм женится на рыжей. Говорят, с рыжими не соскучишься. А что еще можно предпринять в провинциальном городишке, чтобы утолить адреналиновый голод?
 – Ладно, Хедли. Я это сделаю, и ты мне поможешь. Раскопай, что сумеешь, насчет того проклятого проекта. Наверняка наш сладкоголосый мэр где-то ошибся. В любой игре должно быть две стороны.
 – Угу. Но если одна сторона плутует, другая может хорошенько получить по рукам.
 – А если обе плутуют?
 – Вот это уже лучше, – одобрил Хедли с усмешкой. – Молодец, что перетянул мисс Элайсем на свою сторону. Это поможет набрать очки.
 Он вышел, и Аксель остался наедине с бутылкой минералки. Поможет набрать очки. Поможет ли? Посади Майю за карточный стол, и, вместо того чтобы тасовать обычные карты, она разложит Таро.
 По непонятной причине это заводило. Проклятие! Он уже исследовал этот путь. Пора бы поумнеть. И черт возьми, он поумнеет!
 – Ты выходишь за Акселя Хоулма! – повторила Селена. – Перебралась в солидный яппи-особняк в яппи-пригороде и разъезжаешь в яппи-«БМВ»! Поверить не могу!
 Майя тоже не могла поверить, тем не менее в городке только об этом и говорили. Каждый, кто в этот день привез ребенка в школу, забежал в кабинет, чтобы лично поздравить ее.
 – Насчет «БМВ» я сильно сомневаюсь, что буду долго в нем разъезжать, – мрачно заметила она и наклонилась поправить матрасик под Алексой, спавшей мирным сном. – Когда Аксель узнает, где я была, он первым делом отберет машину. Мы отвозили детей в школу, потом он поехал в ресторан и там отдал мне ключи, чтобы я вернулась домой и отдохнула...
 Майя осеклась. Дом? Роскошный особняк на лоне природы? Никогда!
 – Нет, вы только послушайте! – Селена запустила пальцы в волосы и как следует рванула. – Скоро ты будешь распивать чаи в компании светских матрон вроде Сандры! Элизабет Арнольд будет присылать тебе приглашения на пикники! – Она вдруг успокоилась. – А вот это было бы неплохо...
 – Как же! – хмыкнула Майя. – Я не собираюсь на пикники и чаепития, даже если меня по недоразумению пригласят. Мое место здесь, среди детей. Для начала мы превратим группу продленного дня в настоящую школу, потом станем повсюду рассылать свои проспекты и потихоньку разрастемся в учреждение национального значения. Детям нужно много больше, чем дают им учителя обычных школ. Им нужен индивидуальный подход, и я им его предоставлю. Я дам им главное – любовь. Если для этого нужно выйти за Акселя Хоулма, значит, так тому и быть.
 – Хм! – Селена уселась и вперила в Майю испытующий взгляд. – Не за тем ты за него выходишь, моя милая. Чтобы сохранить школу, довольно и меня. В большой мере это и моя мечта, поэтому можешь быть спокойна, я не дам ей развеяться. – Она еще больше сузила глаза. – Ты выходишь за Хоулма ради Алексы, и Мэтти, и Констанс. У тебя в голове труха!
 – А я и не утверждаю, что там мозги! – Майя подоткнула одеяльце вокруг ножек малышки. – Утром в магазин заходил старик Пфайфер. Сказал, что знавал нашу бабушку... и, кстати, он знаком с Клео. Ты в курсе?
 – Почему это я должна быть в курсе того, с кем знаком этот старый козел? Говорят, после смерти жены он совсем спятил. – Селена помолчала. – Странно, что мэру не пришло в голову объявить его недееспособным... хм... обычно он горазд на такие штуки. Настоящая скотина!
 – Пфайфер упоминал своего племянника из дорожного отдела. Вроде бы тот стоит за всеми нашими неприятностями.
 – Проверим. – Селена набросала что-то в блокноте. – Не припомню, чтобы там был какой-то Пфайфер. Может, это племянник по материнской линии.
 Дав делу нужный толчок, Майя подняла люльку с Алексой и направилась к двери. В классной комнате шел час сказки, слышались возбужденные возгласы маленьких слушателей. Временная учительница оказалась просто находкой, следовало пригласить ее на постоянную работу.
 Как ни жаль было оставлять Констанс и Мэтти на чужом попечении, Майя знала, что нуждается в отдыхе, и к тому же не мешало загрузить холодильник. Нельзя кормить семью одним гороховым супом, ведь они пока еще не на талонах.
 А впрочем, разницы никакой. Денег у нее по-прежнему нет, на съестное в том числе.
 Отлично. Просто превосходно!
 Майя постучала лбом о руль, проклиная собственную бесталанность. Живет в особняке, водит «БМВ» – и не имеет денег даже на пакет гороха!
 Аксель прошел из гаража в дом, прижимая к груди несколько бумажных пакетов с провизией. Заунывные монашеские песнопения заставили его улыбнуться. Никто годами не включал дорогой музыкальный центр. Он даже не мог сказать, работает ли эта штуковина, – и вот ей нашлось применение.
 При виде пустой кухни улыбка померкла. Не то чтобы он ожидал найти стол накрытым (когда Майя позвонила с просьбой заехать в супермаркет, стало ясно, что на готовый ужин лучше не рассчитывать), просто привык к тому, что кто-нибудь, пусть даже один кот, встречает его с работы.
 А собственно, почему его должны встречать? Что он, пуп земли?
 Оставив покупки на столе, Аксель направился в гостиную. Там не только не было ни души, но и свет не горел. Где же Майя? Должно быть, в своей спальне. Она, казалось, не замечала, что, кроме этих трех помещений, есть и другие.
 Не без трепета Аксель двинулся по коридору в направлении бывшей комнаты для гостей. Если Майя спит, то дети, быть может, тихо играют каждый в своей комнате (он уже выделил одну для Мэтти, и хотя тот по-прежнему отказывался там ночевать, его игрушки понемногу перекочевывали на новую территорию). Прислушиваться было бесполезно – все заглушал унылый, протяжный хорал.
 Внезапно он был перекрыт пронзительным криком ужаса. Аксель бегом бросился на звук и едва сумел затормозить у дверей столовой.
 Первым делом он пересчитал головы. Все правильно, три. Крик, без сомнения, вырвался у Констанс, так как перед ней – по целлофану, которым был прикрыт роскошный ковер, – растекалась лужа краски. Мэтти переводил полный ужаса взгляд с лужи на девочку и обратно, и даже малышка Алекса таращила глазенки, словно понимая, какое разразилось бедствие. Немного успокоившись, Аксель наконец решился взглянуть на свою будущую жену.
 Майя, стоявшая на кухонном стуле, наклонилась с него, чтобы запечатлеть на макушке Констанс сочувственный поцелуй, и лишь потом начала осторожно спускаться. На ней были оранжевая майка и джинсовый комбинезон, изначально голубой, а теперь щедро заляпанный зеленой краской. Впрочем, очень возможно, что Майя сама разрисовала комбинезон для большей яркости.
 И он поверил, что эта женщина способна прилечь отдохнуть!
 Аксель неохотно оглядел некогда элегантную столовую. Хаос был в полном смысле слова. Тяжелые парадные гардины бесформенной грудой вздымались на темной полировке стола, а солнечный свет заливал помещение через большие окна и застекленные раздвижные двери на террасу. Он отражался от бесчисленных хрусталиков люстры и освещал горку с декоративным стеклом лучше любой искусственной подсветки. Стены, прежде спокойных бежевых тонов, теперь представляли собой изумрудно-зеленую лужайку с диковинными цветами и странными созданиями, таившимися в сплетеньях виноградных лоз.
 – На сей раз это не случайность, – констатировал Аксель, шагая через порог.
 У Констанс вырвался новый пронзительный вопль. Так, отлично. От молчания к крику. Вот хороший' пример того, что всегда лучше довольствоваться малым, иначе можешь получить столько, что не обрадуешься.
 Пока Малдун с мурлыканьем вился вокруг ног, Аксель пытался понять, что чувствует, предоставив дом в распоряжение Майи. Сумеет ли он теперь жить в этом доме?
 Сжав Констанс в быстром, но теплом объятии, Майя выпрямилась и адресовала Акселю сияющую улыбку, от которой земля ушла из-под ног. За такую улыбку со всем можно было примириться.
 – Это не совсем то, что я намечала, но в школе не нашлось других красок. За ковер не бойся, он почти не пострадал, а для брызг у меня есть растворитель. Ну, что ты об этом думаешь?
 – Я думаю... гардины все скроют.
 Это было, конечно, не совсем то, чего ожидала Майя. Вернее, совсем не то, и Аксель это понимал, но других слов у него не нашлось. Столовая отлично смотрелась в том виде, в каком ее оставил дизайнер, к тому же ею никто не пользовался. В случае необходимости ужин давался в ресторане, где под рукой был персонал. Анджела терпеть не могла готовить.
 – Ну, знаешь! – воскликнула Майя и ткнула ему кистью почти в самый нос. – Ты должен был сказать: «Эта комната выглядит в тысячу раз приветливее!» Гардины я отдам в чистку, но вешать их назад не собираюсь. Смотри, сколько света! Разве не славно?
 Аксель пригляделся к таящимся в гуще растений созданиям. Что-то вроде льва... и грифон. Счастье, что не стая драконов! Он с сомнением перевел взгляд на громадные, во всю стену, окна.
 – Мы будем как на витрине!
 Майя опустила кисть в банку, приблизилась, на ходу вытирая руки о комбинезон, и снизу вверх заглянула Акселю в лицо. Он и раньше знал, что она небольшого роста, но живот придавал ей массивность, без него она выглядела совсем хрупкой и была ему лишь по плечо. Тем не менее она не поколебалась постучать ему кончиками пальцев по подбородку. Пальцы были длинные, изящные, испачканные в краске. Было приятно ощущать их прикосновение.
 – Перед домом полгектара лужайки, а за ней роща. Ты уж слишком любишь уединение, Хоулм. Очнись! В этом доме трое детей. Как ты думаешь, что им больше придется по душе: носиться по зеленой траве или чинно ужинать при свечах, за наглухо задернутыми гардинами? – Она помолчала и добавила лукаво: – А может, ты передумал?
 Даже голос ее при этом изменился, стал ниже, в нем появилась легкая дрожь. Она дразнила его. От этой мысли по спине прошел сладкий озноб, но Аксель был не из тех, кто легко сдается.
 – Ах вот в чем дело! Ты испытываешь мое терпение. Хочешь проверить, сколько я способен выдержать, прежде чем сломаюсь.
 Длинные ресницы опустились и затрепетали. Это уж было чересчур. День выдался трудный и не слишком плодотворный, а теперь еще расписные стены! Он стерпел все и заслужил награду.
 Аксель погрузил руки в своенравную рыжую гриву и сжал пальцы, не давая Майе отвернуться. Одного этого было достаточно, чтобы вспыхнуть факелом, и лишь присутствие детей удержало от дальнейшего.
 – Учти, я не сломаюсь, – произнес он совсем тихо, для нее одной. – Можешь, если хочешь, разрисовать и потолок, можешь пускать с крыши воздушного змея – но знай, что очень скоро ты будешь спать в моей постели. Ради этого я готов сам ее разукрасить!
 И он сделал то, чего давно и отчаянно жаждал, – поцеловал Майю.
  Декабрь 1945 года 
 «Сегодня я получил от Хелен письмо, которое меня напугало. Без сомнения, она была пьяна, но до сих пор я не видел ее пьяной настолько, чтобы говорить подобные вещи. Я очень встревожен. Хелен нужно держаться подальше от спиртного и дурной компании. Женись я на ней, я не сумею дать ей не только того, к чему привыкло семейство Арнольдов, но и того, что она имеет сейчас. Старик обещал мне пост управляющего компанией, однако брак с Хелен поставит на нем крест. Больше того, я могу вообще не найти работы.
 Если мы уедем, она меня возненавидит – за то, что лишилась мишурного блеска, всей этой музыки, болтовни, выпивки. Если мы не уедем, я себя запрезираю».




 Глава 20



 Что такое «стальной характер»? Это капкан.

 Когда Аксель подъехал, дом был погружен во тьму. Из-за ухода Кэтрин он чересчур задержался: пришлось исполнять ее обязанности самому, в спешке натаскивая на эту работу самую смышленую официантку. Помощник был необходим как воздух, причем желательно мужского пола, поскольку женщины уж слишком непредсказуемы.
 В жилой комнате горела тусклая лампа-ночник. Аксель решил, что ее забыли выключить, зашел исправить упущение и обнаружил на диване Майю. По обыкновению закутанная в покрывало, она лежала лицом к двери, и волосы темно-рыжей массой свешивались вниз, как роскошная бахрома. Он счел ее спящей, но, переступив порог, встретил бездонный, загадочный взгляд больших глаз – глаз, что сразу пленили его своим поразительным сходством с морской глубью. Как и там, в них были тайны, которые хотелось разгадать.
 – Не спится? – спросил он осторожно (с Майей нельзя было ожидать, что все разъяснится быстро и просто).
 Она отложила книгу с розой на бумажной обложке и отерла глаза. Слезы над романом. При мысли о том, что это один из любимых романов Анджелы, Акселя передернуло.
 – Ради секса совсем не обязательно жениться, – провозгласила Майя.
 От неожиданности Аксель выпустил кейс и сел на диван рядом с ней.
 – Почему бы просто не бить меня между глаз еще на пороге?
 Майя всхлипнула. Он поспешно достал платок.
 – Я пацифистка, – заявила она, сморкаясь. – Я не признаю насилия.
 Аксель беззвучно засмеялся, поражаясь тому, что способен на это после столь трудного дня. Хотелось разразиться громовым хохотом и кататься по полу, держась за бока, но это могло перепугать Майю и разбудить детей. Иными словами, могло породить хаос, поэтому Аксель отважился только на сдавленный смешок.
 – Что смешного? – возмутилась Майя.
 – Ты глубоко заблуждаешься. Пацифисты и есть самые агрессивные создания.
 Он откинул голову на спинку дивана и расслабился, все еще улыбаясь. Было приятно сидеть вот так, в полутьме, и слышать рядом живой человеческий голос – куда приятнее, чем тонуть в ватной тишине огромного пустого дома. Постепенно сквозь приятную расслабленность пробилось любопытство.
 – Кстати, что ты имела в виду? Что готова лечь со мной в постель без брака?
 Майя испепелила его взглядом и спрятала платок куда-то в недра покрывала. На ней была ночная рубашка, подарок Селены. Аксель подумал, что Майе нужен халат. Зеленый, чтобы оттенить цвет волос, совсем короткий и сексуальный.
 – Он еще спрашивает! – буркнула она. – Он, который нарасхват!
 Если раньше гормоны играли, то теперь просто взбесились. Вся кровь отлила от головы, и это позволило окинуть прошлое относительно холодным взглядом. Два года одиноких ночей, соединенных цепочкой редких встреч: виноватые шаги по темному коридору, разговор шепотом, неловко сбрасываемая одежда. Теперь казалось странным, что ради такого стоило беспокоиться.
 Аксель засмеялся над нелепой ревностью Майи коротким лающим смехом.
 – Нарасхват? А я и не заметил.
 – Это твоя главная проблема – ты ничего не замечаешь. – Майя как будто взяла себя в руки. – Ты не истолковываешь знаков, и потому, когда женщина падает к твоим ногам, переступаешь через нее и идешь дальше.
 На этот раз Аксель засмеялся иначе, легко. В покрывале, с сердитым лицом, Майя напоминала разгневанную цыганку с золотыми сполохами в волосах от зажженной лампы. Он остановил взгляд на изящных, ничем не украшенных пальцах и подумал: кольца. Нужно купить ей кольца. Как зачарованно она смотрит. Надо и себе купить халат покороче.
 Однако момент для эротических фантазий был не совсем подходящий. Майя как будто чего-то ждала.
 – Я не хочу истолковывать знаки, – сказал Аксель, тщательно подбирая слова. – Можно ошибиться, а мне нужно знать наверняка.
 Она склонила голову к плечу, как птичка, все еще изучая его. Потом улыбнулась:
 – Ты женишься, потому что у меня есть рот?
 – Поэтому тоже.
 Майя расхохоталась с необидной насмешкой, словно лишь теперь поняла ход его мыслей. Потянулась, чмокнула Акселя в щеку. Лизнула в мочку уха. Ему показалось, что он слышит треск брюк, разрываемых встающим в паху мощным флагштоком. Аксель сделал рывок, но Майя ускользнула, и он заключил в объятия покрывало.
 – Тебе нужны не узы брака, а хорошая учительница.
 Новый рывок увенчался тем же успехом. Майя просто просачивалась сквозь пальцы. Более того, она направилась к двери.
 – Учительница у меня есть! – крикнул он вслед. – Мне нужны уроки!
 Она обернулась, словно собираясь что-то сказать, но промолчала и скрылась в темноте коридора.
 Довольно долго Аксель лежал на диване, сохранившем ее запах и тепло тела, прижимая к груди покрывало и улыбаясь. В паху пульсировало – чуть болезненно, но приятно, – и гормоны бушевали в крови.
 Вызов, думал он. Жизнь с Майей будет сплошным вызовом. Это хорошо. Он даст ей два месяца на то, чтобы свыкнуться с мыслью о постели, и проведет это время в планах, как ее туда заманить.
 При этом ему будет не до хаоса.
 – По-моему, я неплохо держусь! – прошептала Майя.
 – Я тоже, – ответил Аксель, увлекая ее в глубь церкви.
 Заманил в ловушку – вот как это называется. Порвать бумажку, как же! Едва бланк был заполнен, об этом узнал весь городок. Этот интриган прекрасно знал, что она не сможет противостоять целому городу!
 – Однако неплохо держаться мало, мы должны ужиться, – продолжал он назидательно. – И мы уживемся. Два разумных человека всегда сумеют договориться. Ну а уж если не получится, подождем, пока подрастут дети, и разведемся. Что нам терять?
 Аксель высказал свои логические умозаключения так безапелляционно, что Майя не удержалась от косого взгляда: так и хотелось спросить, где он этого набрался. Взгляд упал на решительно выдвинутую вперед нижнюю челюсть – Аксель желал как можно скорее покончить с обрядом. «Интересно, – подумала Майя, – что с ним будет, если взять и лизнуть его в кончик подбородка? Или дунуть в ухо?» Ей едва удалось подавить нервное хихиканье. Он понятия не имел, что за страшная штука – развод и какое губительное воздействие имеет на человеческие судьбы. Для него это был всего лишь тактический маневр.
 Ощутив взгляд, Аксель повернулся, и глаза его загорелись. Что ж, в глубине этой высокорациональной Девы таился клокочущий котел страстей Скорпиона. Получая разрешение на брак, Майя высмотрела в бумагах дату рождения Акселя и провела нужные расчеты. В самом деле, он не был под влиянием Водолея, как она решила вначале. Над ним хорошо поработал Скорпион. Возможно, она заблуждалась не только в этом, возможно, безалаберные и артистичные южане пылки только на первый взгляд и вся их страсть заключается в способности прожигать жизнь. Ну а отсюда недалеко до заключения, что любовь – возвышенная иллюзия над приземленной страстью.
 Майя опустила взгляд на широкую грудь Акселя. Ее облегала рубашка настолько свежая, что это ощущалось даже на расстоянии. Серый костюм был элегантен просто невыносимо. Майя мысленно сдула с него воображаемую пушинку, поправила в петлице белую гвоздику и ощутила, как теряется, тонет в мужской ауре.
 Что нам терять, спросил он. Сердце. Ее глупое, иррациональное сердце. Но если так и сказать, он не поймет. Для него брак – средство решить проблемы. По натуре собственник, мужчина не всегда способен разобраться, как хрупки и уязвимы женские чувства. Аксель отчасти понимает это, он лучше многих. Чего еще желать?
 И все-таки хотелось протестовать, пока еще можно.
 – Не пытайся исправить мою жизнь, Аксель. Она не сломана.
 – А моя – да, – был ответ.
 Казалось несправедливым, что она чувствует его боль, а он ее – нет, но с этим ничего нельзя поделать. У Акселя было почти все, и он хотел пополнить свою коллекцию. Тем не менее он знал, что такое страдание, и это был самый веский аргумент в его пользу.
 Майя в очередной раз сдалась и перестала бороться с течением.
 – Ну, хорошо, идем. Детям, наверное, не терпится.
 Аксель поколебался и церемонно предложил Майе руку. Такое Полное отсутствие энтузиазма ставило его в тупик. Накануне он отвез Майю в дорогой магазин готовой одежды и предложил выбрать любое платье, какое придется по вкусу, невзирая на цену. Вместо того чтобы сделать его кредитной карте хорошее кровопускание, она равнодушно отвергла одно за другим все свадебные платья и остановилась на сравнительно простом летнем. Надо сказать, узкий лиф и воздушная юбка отлично подчеркивали фигуру, но наряд обошелся в смехотворную сумму по сравнению с той, которую Аксель приготовился выложить.
 В это утро Майя сделала попытку закрутить волосы в узел на затылке. Он вышел каким-то... буйным, прядки выбивались тут и там, создавая впечатление, что она явилась в церковь прямо из постели, после страстных объятий. Это мешало сосредоточиться.
 Они сошлись на скромной церемонии (хоть какое-то единство взглядов!), так что в церкви собрались только родные и близкие. Хотя Аксель держался молодцом, он нервничал не меньше Майи. Не потому, что мало знал о ней: он проверил подлинность диплома, видел ее за работой и убедился, что это любящая мать. Большую часть жизни он оттачивал умение разбираться в людях и имел все основания доверять собственным суждениям. Хотя ему была чужда внутренняя свобода Майи Элайсем, он мог оценить чистоту ее помыслов, почти детскую прямоту. По сравнению с ней он был прожженным циником и с ужасом думал, что может сломать ей жизнь. Или себе, если не сумеет ужиться и в этом браке.
 Ну нет, подумал Аксель, ускоряя шаг. Сейчас все будет иначе. Он идет на это хладнокровно и обдуманно, а значит, оба они в полной безопасности.
 – Кольцом этим венчаюсь я с тобой...
 Когда прохладный ободок обручального кольца скользнул на палец, Майя затаила дыхание. Покупая платье, они заодно выбрали и кольца, для Акселя более широкое, но с той же искусной гравировкой. Она поставила условие: никаких бриллиантов, платины по заоблачной цене, ничего кричащего – но и цена простых обручальных колец до сих пор ужасала ее, хотя Аксель, расплачиваясь, не моргнул глазом.
 Кольцо сидело на пальце как влитое, и вес его, пусть небольшой, был символом ответственности, принятой на себя со словами брачного обета.
 Констанс, в новом платье, кружевных носочках и с подвитыми волосами (от природы прямые, они распрямлялись с поразительной быстротой), торжественно стояла рядом с отцом, Мэтти возбужденно топтался возле Селены, Алекса спала на руках учительницы воскресной школы, приходившейся Акселю теткой. Ради такого случая малышку обрядили в оборки, и вид у нее был одновременно трогательный и уморительный. Престарелая матрона взирала на нее с умилением, а Майя думала о том, что у ее новоиспеченного мужа, оказывается, есть родня.
 Аксель стоял рядом, блистая элегантностью, и когда проповедник объявил их мужем и женой, сердце у Майи упало. Неосторожно встретив взгляд серых глаз, она прочла там знакомое любопытство, сообразила, на что оно направлено, и едва сумела сохранить самообладание, услышав: «Скрепите брачный обет поцелуем!»
 Мэтти закричал: «Ух ты!» – а Констанс, забыв полученные указания, бросилась обниматься, но Акселя трудно было сбить с толку. Он нашел губы Майи с удивительной точностью. Поцелуй длился считанные секунды, и все же потряс до глубины души.
 – Можно мне теперь подержать Алексу? – спросила Констанс.
 Майя ждала, что ответит Аксель, но, судя по смешинкам в глазах, он самым бессовестным образом переложил всякую ответственность за дочь на ее плечи. Нет, он доверил ей дочь.
 Хотелось дать ему тычка, а потом стиснуть в объятиях.
 – Не сейчас, – мягко произнесла Майя, беря девочку за руку. – Нас хотят поздравить, да и пирожные могут зачерстветь. Хочешь пунша?
 Довольная тем, что о ней наконец вспомнили, Констанс энергично закивала, отчего кончики волос окончательно развились. Падчерица, подумала Майя. Отныне Констанс – ее падчерица, а она соответственно мачеха. Майя заложила волосы девочке за уши и оглянулась на Акселя. Тот смотрел с самым благосклонным видом, но в глубине глаз таилось обещание, что не все и не всегда будет по ее. Что он терпелив, но не сверх меры.
 Что ж, он сам выбрал ее в мачехи своей дочери. Пусть себя и винит в случае чего.
 Майя вышла к приглашенным за руку с Констанс, предоставив Акселю вести Мэтти. Она надеялась, что улыбается вполне непринужденно, но когда все взгляды устремились к ней, чуть было не бросилась назад. Аксель крепко обнял ее за плечи и повел от гостя к гостю, представляя как свою жену. Когда она споткнулась в новых босоножках, он ее поддержал. Мало-помалу вес его руки стал ощущаться как бремя, кандалы, железные оковы. Казалось, рука эта весит больше, чем ядро, которое когда-то таскали за собой несчастные заключенные.
 Сердце понемногу перестало лихорадочно биться, однако Майя не почувствовала облегчения. Она вышла замуж, чтобы дать своей дочери настоящий дом, но была уже словно в тюрьме.
 Нельзя забывать, что происходит с рыбкой, когда она попадается на наживку.




 Глава 21



 Мы из «Майкрософта».
 Сопротивление бесполезно!
 Лучше присоединяйтесь добровольно.

 – Подпиши эти бумаги. – Аксель подвинул через стол очередную стопку. – Они по делу о вступлении в материнские права. Пока только просмотри, это адвокатские наметки. А здесь требуется подпись твоей сестры. Если она даст согласие, адвокат сможет добиться, чтобы тебе предоставили опекунство над Мэтти. Тогда социальный отдел потеряет все права на него.
 По мере того как к стопке прибавлялись новые бумаги, уныние Майи росло.
 – Вот договор о партнерстве касательно магазина. С одной стороны выступает твоя сестра как держатель материальных ценностей в виде товара на продажу, с другой – мы с тобой как менеджмент. Поскольку мы супружеская пара, то и ответственность у нас общая. Не думаю, чтобы инспектор и дальше настаивал на капитальном ремонте.
 Три недели брака мало что изменили в положении дел. Аксель по-прежнему оставался тем, кто за все в ответе, а Майя – бесталанной приживалкой в его доме. Правда, теперь у нее были чековая книжка и кредитная карта, обе на ее имя, и «БМВ» был безраздельно предоставлен в ее распоряжение, что прежде всего ужасало. Пользуясь тем, что магазин закрыт, Майя пристроила к делу продавщицу, и теперь вечерами та мыла и натирала жидким воском машину, чтобы она, не дай Бог, не потускнела. О том, чтобы жевать за рулем жвачку, не было и речи – вдруг выпадет и приклеится!
 Перебирая бумаги, Майя пыталась вспомнить, что говорил Аксель в торопливых беседах за обедом и ужином. В его устах все звучало разумно, а чтобы обсуждать, требовалось базовое знание законов, которого у нее не было. Подавив вздох, Майя взялась за ручку.
 – Ты же не прочла! Не хочешь знать, под чем ставишь подпись?
 – Даже если я буду читать, пока не посинею, все равно не пойму ни слова. К тому же у меня ничего нет, значит, обокрасть меня невозможно.
 Раскладывая подписанные бумаги по надлежащим конвертам, Аксель улыбнулся. Это случалось так редко, что Майя позволила себе от души насладиться моментом.
 – Ты хоть прочла наш брачный контракт?
 – Целиком я его не осилила, дошла только до «обязуются любить, уважать и лелеять... всех приблудных животных».
 Констанс и Мэтти взялись опекать недавно окотившуюся кошку, причем поместили все семейство в дом, где «котяткам будет удобнее».
 – Я подумал, – начал Аксель, вставая, – что неплохо бы устроить в ресторане какие-нибудь конкурсы, а победителям в виде приза вручать по котенку. Кстати, вчера ночью, вернувшись домой, я чуть не раздавил одного.
 Когда Майя сделала движение подняться, он тотчас оказался рядом и протянул руку. Большой палец скользнул по ладони, и это случайное прикосновение напомнило о том, что их «деловое соглашение» подразумевает и другие, более приятные аспекты. Это был всего лишь вопрос времени. Майя встретила выразительный взгляд серых глаз и попробовала представить, как эти широкие – и совершенно обнаженные – плечи склоняются все ниже, нависают над ней. Это и пугало, и волновало.
 До сих пор отношения с мужчиной означали для Майи прежде всего страсть, поэтому она бросалась в них как в омут. Кто-то, однако, считал секс полезным для здоровья, кто-то видел в нем интересный вид спорта. Она сильно подозревала, что для Акселя секс есть что-то в этом роде, а потому замыкалась при первом же намеке на интимность. Так вышло и на этот раз. Помрачнев, он убрал руку, но не сказал ни слова – все тот же образчик самообладания. Лучше бы он давал себе волю каждый раз, как из-под ног выскочит котенок или на обоях появится новое пятно. Он был слишком сдержан, и лечь с ним в постель было бы примерно то же самое, что с его учтивым банкиром.
 – Мэтти и Алекса записаны на сегодня к врачу, так что ужин будет поздно и на скорую руку, – предупредила Майя, никак не реагируя на его попытку пошутить (образцовая мать так образцовая мать, а чувства в сторону!).
 – Ничего страшного, мне как раз нужно съездить по делам в Шарлотт, и это может затянуться. Поужинать в ресторане?
 Понимающий супруг. Майя чмокнула Акселя в щеку и направилась к двери.
 – Как сочтешь нужным. Только не забудь позвонить, чтобы я не тревожилась. Увидимся вечером.
 Она выплыла за порог с таким видом, словно все в полном порядке, лучше и быть не может. Разве нет? Впервые в жизни у нее над головой солидная крыша, в кармане деньги, стол ломится от яств. Все, что требуется взамен, – это любить девочку, которую она любила бы и просто так, бескорыстно, и лечь в постель с чудесным мужчиной, которым при других обстоятельствах она могла бы лишь восхищаться издалека. Разве не славно? Тогда почему кажется, что где-то поблизости маячит беда?
 Очевидно, потому, что Клео не отвечает на письма, город кишит инспекторами, социальный отдел ждет своего часа, Селене никак не удается нажать нужные кнопки, чтобы дорожный отдел занялся постройкой моста, а «чудесный мужчина» – на самом деле ходячий автомат, и секс вписан в его ежедневник под рубрикой «получить разрядку».
 К тому же разве в ее жизни был хоть день или час, когда на горизонте не собирались тучи? Жизнь научила ее выкручиваться. Такую науку не следует забывать.
 Оставив Мэтти за игрой, а Алексу спящей под присмотром Терезы, Майя покинула магазин, чтобы окончательно уладить вопрос с бумагами. Заодно предстояло забрать Констанс из школы и отвезти их с Мэтти в «Несбыточную мечту», в группу продленного дня. За эти недели «БМВ» наездил больше миль, чем у Акселя за месяцы.
 Майя парковалась не у нового, а у прежнего магазина – отчасти чтобы не мешать рабочим сновать туда-сюда, отчасти чтобы лишний раз не попадаться Акселю на глаза. К тому же это позволяло развернуться еще до того, как дети будут в машине. Торопясь к «БМВ», она размышляла о том, что Клео, пожалуй, не узнает свой замшелый товар в чистеньких предметах на новых полках. Если, конечно, вообще явится на него взглянуть. Она может выйти за ворота тюрьмы и исчезнуть в неизвестном направлении.
 У рухнувшего фасада, по-прежнему огражденного желтой полицейской лентой, стоял мужчина с длинными, завязанными в хвост волосами. Он казался знакомым, но солнце светило в глаза, да и расстояние не позволяло как следует присмотреться. Неужели кто-то в городке еще не поглазел на руины? Или это владелец? Странно... разве здание не принадлежит какой-то компании?
 Майя понемногу начала нервничать, сама не зная почему. Склонив голову и ссутулившись, она хотела прошмыгнуть мимо незнакомца к машине, но тут он повернулся, и горло у нее перехватило.
 Стивен.
 Судьба выбирает напасти с извращенным чувством юмора, подумала Майя. Надо брать пример с Акселя и жить ради долга, а чувства задвинуть подальше. Именно они превращают жизнь в ад. Вообще хорошо бы отрастить крылья и улететь подальше от всего и всех.
 – Майя! – вскричал Стивен и бросился к ней с распростертыми объятиями. – Черт возьми, ты потрясающе выглядишь! Я приехал по адресу, который ты оставила. Надеюсь, ты не живешь в этих руинах?
 Прежде чем Майя подыскала слова для ответа, он сжал ее в сокрушительном объятии. Когда-то она считала его сексуальным – интересно, с чего бы? Невысокий, хрупкий, весь какой-то узкий, особенно если вспомнить Акселя. Да он переломится при попытке взять ее на руки... он, впрочем, никогда не изъявлял столь романтического желания. Пока она в муках рожала ребенка, он, должно быть, сочинял трогательную песню о счастье отцовства. Улыбка у него приятная, голос тоже, но вот характера нет и в помине.
 Майя уперлась ладонями в обтянутую тенниской грудь и оттолкнула Стивена.
 – Потрясно, что нашел моментик заскочить! – сказала она, имитируя его богемную манеру. – Звякни как-нибудь, выйдем хлопнем по рюмашке.
 И направилась к машине. Стивен бросился следом и схватил ее, заставив остановиться. Майя с раздражением посмотрела на его руку. Он тотчас ее отдернул.
 – Ну, прости! Ей-богу, страшно жаль! Жизнь – такая сука, ты же знаешь. Но контракт я подписал. – Он оживился, просиял и заговорил быстро и возбужденно: – Теперь мы все трое вернемся в Лос-Анджелес и... кстати, где моя дочь? Похожа, конечно, на меня. Говори же, где ты живешь!
 Майя уставилась на него во все глаза, как на Питера Пэна, предложившего вместе слетать в сказочные страны. Должно быть, она была не в своем уме, когда решила, что этот безответственный идиот и есть мужчина ее мечты. Вообще говоря, она никогда так не думала. Со Стивеном было весело, он был энергичен, когда дело касалось музыки, и талантлив. Одно время казалось, что их отношения могут вырасти во что-то настоящее, но история с Клео поставила на них точку. Единственное, что из них выросло, – это ее живот. Однако не ей винить Стивена за безответственность. Она и сама ничуть не лучше.
 – Я не дам тебе притвориться отцом, – сказала она со вздохом.
 – Ну же, Майя! Ты знаешь, я был с головой в работе. Без денег как я мог бы содержать семью? А деньги будут! Я иду на подъем. Студия выпускает мой альбом, импресарио устроил мне гастроли, и вообще все складывается как нельзя лучше.
 Меньше всего Майе хотелось показывать Стивену Алексу, но что оставалось делать? Если уж лгать, то лгать с самого начала. Пришлось подавить порыв пуститься наутек.
 – Слушай, Стивен, у меня сейчас полно дел. Возвращайся в гостиницу, к своей подружке, а вечером я позвоню.
 – Это к Зите, что ли? Вот почему ты раскипятилась! Забудь о ней. Эта ревнивая сучонка таскалась за мной по пятам и только все портила. Я прилетел в Шарлотт прямо из Нашвилла, а в аэропорту взял такси, рассчитывая пристроиться у тебя, пока ты будешь собирать вещи. Отведи меня туда и можешь отправляться по делам, а я присмотрю за ребенком. Идет?
 Взяв Майю под руку, Стивен потащил ее из переулка на главную улицу. Отлично, просто превосходно. Через пару часов городок снова забурлит сплетнями. Аксель, наверное, как раз смотрит в окно. Что, черт возьми, делать?!
 Майя снова высвободилась и пошла в направлении нового магазина.
 – Я не думаю, что ты держишь в памяти все мелочи, но моя сестра загремела в тюрьму. Припоминаешь? Я здесь для того, чтобы присматривать за ее маленьким сыном.
 – Я спрошу у импресарио, нет ли у него хорошего адвоката. Мы как-нибудь все это уладим. Майя, ну Майя же! – Стивен забежал вперед и вынудил ее остановиться. – Что ты хочешь сказать? Что завела себе нового дружка, еще когда у тебя пузо лезло на нос?
 Он явно находил это неправдоподобным. Майя так оскорбилась, что хотела стукнуть его, но потом опомнилась: в самом деле, нелепо предполагать, что кого-то потянет к женщине с пузом.
 – Нет, Стивен, я завела себе мужа. Знаешь, что это такое? Или никогда не слыхал этого слова? – Она обошла бывшего приятеля и продолжала путь.
 – Мужа?! – раздалось за спиной. – Ты в своем уме? У меня на этого ребенка все права!
 – Мы как-нибудь все уладим! – передразнила Майя. – Пары сперматозоидов маловато, чтобы именовать себя отцом.
 Ситуация чем дальше, тем больше выходила из-под контроля. Майя совсем не собиралась устраивать публичную сцену, оскорблять Стивена и тому подобное, – наоборот, надеялась уладить все за мирной беседой. Надо было сразу сообразить, что ничего не выйдет. Она способна только превращать все в хаос.
 Стивен опять забежал вперед и попытался преградить Майе дорогу. Не владея собой, она стукнула его кулаком в живот, но Стивен даже не поморщился.
 – Проклятие! Майя, ты...
 – Проблемы, любовь моя? Я куплю себе свисток, чтобы не пришлось работать кулаками.
 По тротуару приближался Аксель. Его походка была размеренной, без намека на спешку, а глаза сощурены в две угрожающие щелки. Стивен повернулся. Хотя противник был в костюме с галстуком, не требовалось много ума, чтобы понять, до чего не равны силы. Он с улыбкой протянул руку.
 – Стивен Джеймс, давний друг Майи, – многозначительно сказал он.
 – Аксель Хоулм, ее муж, – ответил Аксель, не принимая руки.
 Он тщательно осмотрел кисть Майи и поднял суровый взгляд.
 – Уже припухает, – заметил он, тоже многозначительно.
 Майя ощутила, как воздух вокруг вибрирует от напряжения. Адреналин был на пике, так что казалось, сейчас их всех троих захлестнет видимая волна.
 – Рыжие не бывают толстокожими, – отшутилась она. – Я вела Стивена в магазин, показать Алексу, но нужно еще забрать Констанс из школы. Сейчас не время для бесед.
 – Ты эксперт по выскальзыванию ужом. Констанс я заберу, а с вами, – он повернулся к Стивену, – мы еще встретимся.
 Он не повысил голоса, но этого и не требовалось. С тем же успехом он мог повесить ей на шею табличку «Не приближаться, частная собственность!». Майе захотелось расхохотаться, но она вспомнила, что зрелой женщине (более того, матери) хохотать не следует.
 Она приподнялась на цыпочках и чмокнула Акселя в щеку, только ради удовольствия видеть, как эти двое разом шарахнутся.
 – Не руби в капусту слишком много драконов, милый. Ты ведь знаешь, что чешуя липнет к асфальту.
 Вместо ответа Аксель подхватил Майю под мышки и прижался к ее губам в долгом поцелуе, так что она обмякла и едва удержалась на ногах, когда он ее поставил.
 – Драконьи языки хороши заливными, – сказал он, подумав. – Я вырву парочку, а ты приготовишь. Только Мэтти не говори, чьи они, чтобы окончательно не стал вегетарианцем. – Накануне мальчик выудил из кастрюли весь горох, а к остальному не притронулся.
 – Ну и ну! – в сердцах высказался Стивен, когда Аксель удалился за пределы слышимости. – Так вот оно что! Ты продалась!
 – Осторожнее, – предостерегла Майя, сунув ему под нос кулак. – Хочешь видеть Алексу или оказаться в травматологии?
 – Ну и язва же ты! Первоклассная язва! Сидишь, копишь яд...
 – Здесь много солнца и свежего воздуха. Только дурак сидел бы сиднем.
 Как никогда благодарная Акселю за воздушное платье, Майя гордо пронесла свою новую стройную фигуру мимо Стивена в гущу делового беспорядка магазина. К ней тотчас подступили с многочисленными вопросами, но она отмахнулась, сказав, что займется всем, как только освободится.
 – Что все это значит? – не выдержал Стивен, когда они поднимались по лестнице. – Ты заделалась лавочницей?! А как же диплом?
 – Диплом пригодился. Мое основное занятие – школа, а это так, между делом. Помогаю Клео с магазином в ее отсутствие.
 – В ее отсутствие, хм... мягко выражаясь! Послушай, Майя, мы давно знаем друг друга, не темни со мной. Из тебя такая же лавочница, как из меня доктор наук. Зачем тебе все это? Если ради денег, я обеспечу. Не хватало только, чтобы мой ребенок вырос в кошмарной глуши!
 В этот момент Майя пожалела, что не признает насилия, – хотелось столкнуть Стивена с лестницы, чтобы пересчитал все ступеньки. Обычно такие порывы не были ей свойственны. Должно быть, наглоталась адреналиновых паров!
 Она не удостоила Стивена взглядом. Вообще казалось странным, что когда-то (не так давно) ей было приятно на него смотреть. Нет, северяне все-таки симпатичнее южан, даже длинноволосых! Вспомнив Акселя, невозмутимо шагающего ей на помощь, Майя ощутила сладкий спазм внизу живота.
 – Я бы не сказала, что здесь глушь. В пяти минутах езды находится самый быстро развивающийся город юга. Где еще и растить детей, как не в такой вот «провинции», со всеми достоинствами и без единого недостатка больших городов. У меня и в мыслях нет возвращаться в Лос-Анджелес.
 Стивен не ответил, так как появилась Тереза с Алексой на руках, и его внимание отвлеклось. Глядя, как он воркует над дочерью, Майя закусила губу.
 А она-то думала, что все устроится само собой! Селена права, у нее в голове труха!




 Глава 22



 Я не в своем уме, вернусь через пять минут.

 Аксель скрепя сердце пытался завести с Констанс обычный разговор о прошедшем школьном дне. Он успел кое-что перенять у Майи и знал, что на вопрос «Как дела?» дочь ответит пожатием плеч или неопределенным бурчанием, которое можно истолковать по-разному. Поэтому он осведомлялся: «Ну что? Учительнице понравилось твое сочинение?», или: «Тебя сегодня вызывали к доске?».
 Однако в этот день, несмотря на ласковый тон, Констанс уловила его раздражение. Скрестив руки на груди и сдвинув брови, она уставилась в окно машины, не сознавая, что подражает отцу.
 М-да... растить ребенка – задача нелегкая, потруднее, чем заседать в городском совете. Дети легко улавливают то, что от них пытаются скрыть, но абсолютно глухи к тому, на что им усердно намекают.
 – Ну хорошо, хорошо! Я сердит, но не на тебя. Взрослые часто сердятся по разным причинам, совсем не относящимся к детям.
 Впереди замаячил особенно крутой поворот. Аксель сосредоточился на управлении, но все-таки ощутил пристальный взгляд дочери.
 – Когда Майя сердится, она говорит пароль, и я все понимаю.
 Это было что-то новенькое.
 – И тогда ты не против, что она сердится даже на тебя?
 – Конечно, нет. Каждый может рассердиться. Майя сказала, что «нам надо поговорить» – самый лучший пароль, потому что большинство людей, когда сердится, говорит именно это.
 С минуту Аксель изумленно переваривал услышанное. В самом деле, сколько раз он говорил «нам надо поговорить» тому, кому охотнее устроил бы хорошую головомойку! Сколько раз он говорил это Майе! Уж слишком она проницательна, а ее благосклонная улыбка скрывает столько сюрпризов, что не разобраться и за тысячу лет. С ней не соскучишься. Черт возьми, он оставил ее с бывшим любовником! Вот болван!
 – Ладно, я буду говорить пароль каждый раз, как на тебя рассержусь, но это будут не просто слова, а то, что нам нужно кое-что обсудить. Устраивает?
 – Угу, – сказала девочка после короткого раздумья. – А сейчас на кого ты сердишься? На Майю?
 Только теперь Аксель понял, что они по-настоящему разговаривают, и огорчился, что поездка подходит к концу. Разговор с Констанс приносил плоды.
 – Да, на Майю, но ее вины тут нет, и потому я сержусь еще больше. Не люблю выходить из себя.
 – Вот и Майя так говорит. – Констанс хихикнула. – Что ты чаще всего сердишься на себя самого.
 – По-моему, она чародейка... – буркнул Аксель, тормозя у нового магазина.
 – Как Глинда, добрая волшебница, – со знающим видом заметила девочка. – У них даже волосы одинаковые.
 – А вот и нет. У Майи волосы рыжие.
 – Как бы я хотела иметь рыжие волосы! – вздохнула Констанс и начала расстегивать ремень.
 – Твои идут к цвету глаз, а значит, других не надо. Когда-нибудь ты вырастешь в красавицу, какой была твоя мама.
 – А я хочу вырасти в красавицу, как Майя, – с вызовом ответила девочка.
 – Ну, раз уж Майя чародейка, то, может быть, она это устроит, – рассеянно произнес Аксель.
 Он думал о том, как было бы хорошо, если бы чародейка превратила своего бывшего любовника в жабу. Тогда его не придется выбрасывать из окна. Обвинение в оскорблении действием вряд ли поможет сохранить лицензию на продажу спиртного, тем более что слухи насчет наркотиков только-только начали утихать.
 Наверху их встретила ария из «Человека из Ламанчи». Акселю пришло в голову, что выбор музыки каким-то образом отражает настроение Майи, но как именно? Он не мог подобрать ключа и решил, что здесь тоже потребуется пароль. Проще собрать кубик Рубика, чем постигнуть женскую душу. Как, черт возьми, понять, что изменилось с приездом Стивена и каковы теперь правила игры?
 Первым, что бросилось в глаза в большой комнате, был тощий музыкант в обтягивающих джинсах с Алексой на руках. Ничто не подготовило Акселя к вспышке ярости при виде того, как другой мужчина прижимает к груди его дочь. Именно так он воспринимал Алексу. Она принадлежала ему. Майя тоже. Глубинный, дремучий инстинкт нашептывал: это враг, надо незаметно подкрасться и перегрызть ему горло! Чтобы заглушить голос, – Аксель повернулся к Майе. Он всегда знал, где она находится в тот или иной момент, что заставило выглянуть его из окна именно тогда, когда они со Стивеном вышли из-за угла.
 Сейчас она сидела с Мэтти на коленях, слегка покачиваясь. На губах у нее была улыбка, однако Аксель почуял, что она далеко не в восторге. Коротко представив Стивена Констанс, он сам не заметил, как оказался рядом с Майей и ободряющим жестом положил ей руку на плечо. Она не расслабилась, но адресовала ему благодарную улыбку.
 – Если хочешь, я отвезу детей в школу, – сказал он. – А ты можешь поужинать где-нибудь с мистером Джеймсом.
 – Тебе нужно к адвокату, а дети записаны к доктору.
 – Нам надо поговорить! – заявил Стивен, по очереди меряя их взглядом.
 У Акселя вырвался смешок. Хотя ситуация переходила все границы нелепости, Майя только что произнесла иной пароль, и он понял. Теперь он знал, как поступить. С непринужденностью человека, которому не раз приходилось выставлять выпивоху, Аксель прошагал к Стивену и забрал у него из рук Алексу. За прошедшие недели он научился обращению с грудными детьми, а потому держал ее уверенно и ловко.
 – Разумеется, мы поговорим, но не сейчас, – сказал он, пристраивая малышку на плече. – Майя пока не в форме. Эта квартира пустует, располагайтесь и будьте как дома. Если что, вас известят.
 На этот раз он ощутил, что Майя возмущена тем, как легко он перехватил инициативу. Что ж, ему не привыкать быть в ответе за все.
 – По – твоему, я жалкая, беспомощная дурочка? – запротестовала она, когда они спускались по лестнице вслед за детьми.
 – Конечно, нет, но был удобный момент притвориться. Я пришел и вызволил тебя, как амазон.
 – Кто?!
 – Амазон. Амазонка мужского пола. Мы с тобой на юге, привыкай к местной культуре. – Он отстранил Алексу, оглядел и передал Майе. – Мокрая!
 – Амазон... – Майя покачала головой. – Зачем я в это ввязалась? Выходит, жизнь ничему меня не научила.
 – Еще научит, – заверил Аксель. Прежде чем она ускользнула в машину, к детям, он поймал ее за подбородок и принудил посмотреть ему в глаза.
 – Знаешь, зачем ты в это ввязалась? Как и я, ты умираешь от любопытства, что у нас получится в постели.
 Это заявление лишило Майю дара речи. Аксель удовлетворенно кивнул. Никогда в жизни, ни одной женщине он не говорил ничего столь откровенного, но с Майей чувствовал, что может сказать что угодно, не обратив ее в бегство. Такое взаимопонимание радовало, однако прежде всего нужно было избавиться от соперника.
 – Семейство Чикади! Как по-вашему, что Мэдлин следует сказать учителю?
 – Правду! – хором пискнули обе девочки Чикади.
 – Наврать с три короба! – крикнул мальчик Чикади, оставшийся в меньшинстве.
 Майя мысленно с ним согласилась. Нередко мудрее было наврать с три короба. Но родители, конечно, были другого мнения и не одобрили бы ее.
 – А теперь посмотрим, сказала Мэдлин правду или наврала с три короба.
 Подождав, пока дети перестанут хихикать и перешептываться, Майя продолжала чтение. Она обожала истории про Мэдлин. Вот если бы сбежать в Нью-Йорк и там иллюстрировать детские книги... Впрочем, это лучше, чем оставаться в городке, где живут разом и Аксель, и Стивен.
 Бежать, но есть ли в этом смысл? Может быть, целая страна недостаточно вместительна для ее бед и напастей.
 Позже Майю затащила к себе Селена.
 – Ты знаешь, – начала она, стоило только двери захлопнуться, – что сучка в мини-юбке переметнулась от Хоулма к мэру?
 – Я об этом слышала человек от пяти, – ответила Майя, устраиваясь на диване. – Длинноногая Кэтрин не из тех, кто проходит незамеченным.
 С некоторым опозданием осознав слово «сучка», она с интересом посмотрела на своего младшего делового партнера в юбке. Селена не бросалась этим словом.
 – Отвергнутая женщина и продажный мэр – опасная комбинация. Кому и знать, как не мне: я училась в одной школе с Ральфом Арнольдом... Он падок на женский пол. К тому же он интриган, и эта длинноногая сучка тоже.
 Селена и мэр в одной школе? Без сомнения, в частной, подумала Майя. В округе их была тьма-тьмущая благодаря дотациям богатых семейств. Оставалось однако неясным, что Селена имеет в виду. Поймав озадаченный взгляд, та вздохнула:
 – Мэр пытался подкопаться под твою лицензию на преподавательскую работу. Этот номер не прошел, и теперь сладкая парочка лезет вон из кожи, чтобы ускорить строительство новой дороги. Всякий, кто имеет к этому хоть какое-то отношение, ничего не видит, кроме ножек Кэтрин, пока она вешает ему на уши лапшу.
 – Если здесь такой недалекий народ, можно подложить на подпись документы в нашу пользу, и они не заметят разницы, – предложила Майя оживленно.
 – Не придуривайся! – рассердилась Селена. – Ладно, пока оставим это. Как твой северянин? Доставляет проблемы?
 – Не он, а жизнь, – буркнула Майя, передернув плечами под дымчатой кисеей платья. – Вообще-то в этом нет ничего нового... но сегодня объявился отец моего ребенка.
 – Что?! – вскричала Селена. – И ты молчишь?! Говори, что было!
 – Пока ничего. – Майя встала и бочком двинулась к двери. – Слушай, детям нужно на прием к врачу. Я передам Акселю насчет Кэтрин и мэра, хотя, если честно, он по горло сыт проблемами.
 – Значит, твой музыкантик все-таки явился... и требует тебя назад? Ведь в этом главная проблема, верно? А что ты? Уже не хочешь быть добропорядочной леди?
 Майя отвернулась к окну и пару минут размышляла над вопросом.
 – Дело не в этом. Если выбирать ребенку отца, я предпочла бы Акселя, просто потому, что он всегда будет рядом, а Стивен в любой момент может снова исчезнуть со сцены. Но, вообще говоря, я подумываю о том, чтобы держаться от мужчин подальше. У меня от них голова кругом.
 – Она у тебя кругом от рождения, но ты права, мужчины кого хочешь собьют с толку. Может, пока будешь решать, тебе лучше перебраться в квартиру над магазином?
 – И это за все хорошее, что Аксель для меня сделал? Столько хлопот было с переездом! Нет, не хочу. К тому же в той квартире сейчас живет Стивен – Аксель сам ему предложил.
 – Надо же, белый, а порядочный! – хмыкнула Селена. – Слушай, а как же инспектор с его капитальным ремонтом?
 – Аксель говорит, он не осмелится настаивать. К тому же Стивен не является официальным квартиросъемщиком, так что его все равно что нет. Если я сумею протянуть время, он, быть может, уберется восвояси. Стивен не способен на долгое ожидание.
 – Ни минуты не сомневаюсь, что ты выкрутишься, но рано или поздно придется заняться этим вопросом вплотную. Тогда, старушка, тебе будет туго.
 – Как мило с твоей стороны напомнить об этом! Я как раз собралась немного расслабиться.
 Майя вышла с кривой усмешкой на губах и надеждой, что вопрос об отцовстве Стивена отодвинется на неопределенный срок. Желательно навсегда.
 Аксель вошел на кухню, когда Майя уже убирала со стола после ужина. Мэтти, в стремлении обнять его раньше Констанс, не глядя бросил стакан в моечную машину, так что Майе едва удалось его поймать.
 – Помнится, ты собирался ужинать в ресторане, – заметила она небрежно, хотя сердце забилось с сумасшедшей быстротой.
 У Акселя был не очень счастливый вид, тем не менее он вернул объятие Мэтти так, словно всю жизнь только этим и занимался.
 – Нам нужно поговорить, – сказал он. Констанс хихикнула. Майя окинула Акселя испытующим взглядом, который он выдержал не моргнув глазом. Тогда она исподтишка погрозила падчерице пальцем. Падчерица! Кто бы мог подумать! Однако именно так это называлось в официальных бумагах.
 – Ну-ка, молодые люди, отправляйтесь собирать ранцы.
 Девочка хотела запротестовать, но покосилась на отца и прикусила язык. Тогда она схватила Мэтти за руку и потащила вон из кухни, с вызовом бросив через плечо:
 – Завтра мы оба наденем кроссовки с драконами!
 – Ты мне так и не рассказала, как научила ее выбирать одежду, – как бы между прочим заметил Аксель, тоже принимаясь за уборку.
 Алекса не спала, но пока вела себя тихо. Чтобы не встречаться с мужем взглядом, Майя поправила ее одежки, а потом вернулась к моечной машине.
 – Со стороны Констанс это был способ привлечь к себе внимание. Детям нравится быть центром Вселенной, и они на редкость изобретательны, если им в этом отказано. По утрам, когда Констанс выбирает одежду, я восторгаюсь ее выбором, потом вношу свою лепту в виде ленточки или заколки, мы вкратце обсуждаем гардероб ее одноклассниц – и дело сделано.
 – Ты решила открыть свой секрет, чтобы я не оплошал, когда тебя уже не будет с нами? – осведомился Аксель ровным тоном.
 Тарелка наделала шума, когда билась. Несколько мгновений Майя тупо смотрела на осколки, потом начала их подбирать, украдкой бросая взгляды на мужа. Муж. Ее муж. Не так-то легко было привыкнуть к этим словам.
 Они как-то преуменьшали ее, словно она уже не была самодостаточным целым, отдельной личностью, а всего лишь частью чего-то большего.
 – Что за чушь ты несешь! – наконец сказала она сердито.
 И без того голова кругом, а этот тип только и делает, что сбивает с толку!
 – У тебя усталый вид. – Одной рукой Аксель подхватил люльку с Алексой, другой взял Майю за локоть и повел в гостиную. – Устраивайся поудобнее.
 – Спасибо! А то кое-какие твои замечания сбивают с ног! – съехидничала Майя.
 Гостиная дышала привычным уютом, и она устремилась в излюбленную гавань – на диван, к мягкому покрывалу, в которое немедленно завернулась. Впрочем, эта комната видала разное. Как-то раз Аксель бродил по ней, пиная детскую обувь. Вспомнив тот вечер, Майя на всякий случай приготовилась ко всему.
 – Изволь объяснить!
 – Пожалуйста. – Он поставил люльку в угол дивана и принялся ходить по комнате, поправляя все, на что падал взгляд. – То, что Стивен никудышный отец, еще не значит, что его нельзя любить. Он молод, привлекателен, перед ним будущее – большое и куда более захватывающее, чем передо мной.
 – Ах, захватывающее! – Если бы Майя была в силах, она бы расхохоталась. – По-твоему, это как раз то, чего я жажду? Если так, моя жизнь не оставляет желать лучшего: в ней не счесть рухнувших фасадов, ретивых инспекторов, продажных мэров, сестер-наркоманок. Куда уж Стивену до меня!
 На лице Акселя появилось выражение откровенного недоверия, стереть которое она была не в силах, – для этого нужны отношения совсем другого рода. Хмуро помолчав, он продолжал:
 – Ты вышла за меня только потому, что оказалась в безвыходном положении. Фактически я вынудил тебя вступить в этот брак, потому что верил: два разумных человека всегда сумеют договориться. Я сознательно закрыл глаза на то, что не понимаю женщин и не умею делать их счастливыми. Я не хочу испортить тебе жизнь, а потому прошу: если ты опасаешься этого, так и скажи. Будет хуже, если наши судьбы сплетутся теснее, – тогда разрыв может быть мучительным.
 Майя содрогнулась. Ее так часто отталкивали, столько раз выбрасывали за борт, как лишний груз, что инстинкт требовал крикнуть: «Отлично, давно пора!» – и хлопнуть дверью. Вот только теперь она не девчонка, а женщина с двумя детьми. Нельзя допустить, чтобы Мэтти и Алексу так же выгоняли за порог, как ее. Ради них она вышла замуж за человека другого круга, ради них сохранит этот брак.
 Но что же Аксель? Если бороться за место в его жизни и его доме, как он поступит? Возненавидит ее?
 Переполненная сомнениями, Майя молча кусала губы. Никто никогда не утруждался по-настоящему понимать и любить ее... Никто не верил в нее. «У тебя в голове труха», «голова у тебя кругом от рождения». Каждый думает, как Селена. Почему бы хоть кому-то однажды не счесть ее здравомыслящей, почему не поставить ее на одну ступень с разумными людьми? Например, Аксель, чего он от нее ждет? Что в один прекрасный день она, с младенцем на руках, прыгнет на подножку автобуса, увозящего Стивена навстречу его захватывающему будущему?
 Майе хотелось заглянуть мужу в глаза, но она не решилась из страха прочесть там приговор. Ведь это были глаза мужчины, которому она доверилась, на которого готова была положиться во всем.
 – Меня не будет с вами только в том случае, если ты прямо скажешь, что хочешь от меня избавиться. – Боже, ее лодка стремительно шла ко дну, самое время было бросить весла и вычерпывать воду! – Ты же с самого начала знал, что от меня одни неприятности. Ты говорил, что выдержишь все, а сам шарахаешься от первой же тени.
 – Я не шарахаюсь, – возразил Аксель бесцветным голосом, – я просто не хочу, чтобы ты сбежала из дому во мраке ночи и окончательно разбила Констанс сердце.
 Майя пожалела, что от усталости едва способна шевелить языком. Если бы не это, она бросилась бы мужу на шею. Речь шла совсем не о ее бесталанности, речь шла о бывшей жене Акселя, его родителях и всех тех, кто когда-то покинул его. Не она, а он нуждался в ободрении и поддержке.
 – Погоду обещают ясную, без гроз, а от спортивной машины ты давно избавился, – заметила Майя, борясь с улыбкой. – Знаешь, я бы посадила гардении под окнами столовой. Как это сделать? Вызвать садовника или заказать рассаду, а ямки выкопать самой?
 С минуту Аксель смотрел во все глаза, должно быть, пытаясь найти в ее словах какую-то логику. Потом глубоко вздохнул.
 – Ямки выкопаю я, только скажи где. – Он перестал комкать газету, взгляд его прояснился. – Все это должно означать, что ты остаешься?
 – Ну да! – Майя одарила его благосклонной улыбкой и потрепала по руке. – Как я могу покинуть мужчину, который умеет принимать роды?
 – Даже если он до того скучен, что мухи дохнут? Даже если он не будущая рок-звезда?
 – Это верно, Стивен умеет писать модные песенки, зато ты всегда рядом, если нужно покачать колыбель, – сухо произнесла Майя, опираясь на его руку, чтобы подняться с дивана. – Не нужно меня недооценивать, Хоулм. Я ведь могу и рассердиться, тогда твоя голова превратится в быстро удаляющийся футбольный мяч.
 Аксель смотрел, как она уходит, с нарастающим чувством тоски. Майя была прекрасна, талантлива, во многом неоспоримо мудра и при этом так... эфемерна, что казалось, однажды она расправит переливчатые, как у бабочки, крылья и упорхнет из его жизни навсегда.
 И это убьет его.
  Январь 1946 года 
 «Вчера я встретил в городе Хелен. Она была бледна, необычайно красива и посмотрела на меня как на пустое место. Думаю, она жалеет, что отправила письмо, каждое слово которого отпечаталось у меня в памяти. Мой «красивый рот» жаждет ее губ так отчаянно, что я не решаюсь коснуться им даже щеки Долли.
 Видит Бог, я не сентиментален! Я думал, мы делили с Хелен только плотские утехи. Почему же тогда я жажду ее не только телом, но и душой?
 В городе ее называют падшей, но она не такова. Просто любит повеселиться, подурачиться и ничем не похожа на своего холодного, расчетливого дядюшку. Он так ничего и не смог ей дать. Будь ее родители живы... но к чему эти праздные размышления? Хелен нужно спасать, и срочно, а я не скроен для этой задачи, да и ставка слишком высока. Потеряв работу, я потеряю землю и дом – все, что получил в наследство. Сестра останется без крыши над головой.
 Что же выбрать, чувство или долг? Господи, я смотрю в зеркало и вижу жалкого труса!»




 Глава 23



 Помните, вы уникальны – как и любой человек.

 Когда Аксель открыл дверь магазина, колокольчик, должно быть, отозвался своей обычной музыкальной трелью, но она потерялась в могучем реве прибоя, что лился из динамиков по углам зала. Большие, без переплетов, окна пропускали внутрь майское солнце и порождали в хрустале на полках множество маленьких радуг.
 Проходя в глубь магазина, Аксель задел вращающийся стенд с наклейками на бампер, автоматически глянул в ту сторону и заметил листок с надписью «Я наверху». Это на миг вернуло его в прошлое, в тот день, когда он впервые ступил в экстравагантный мир женщины, которая теперь была его женой. Правда, тогда он обнаружил ее не наверху, а внизу, под прилавком. Аксель устремил взгляд к потолку – от Майи можно было ожидать чего угодно.
 В самом деле, она сидела на самом верху стремянки и прилаживала ярко-красный ленточный мобиль к громадному изумрудно-зеленому дракону из папье-маше. Между лентами свисали веселые гномы, угрюмые тролли, кусочки хрусталя. За семь недель брака Аксель успел привыкнуть ко многому и теперь лишь отметил, сколь богата фантазия его жены.
 – Ты вроде собиралась дополнить мобиль, чтобы я потом его приладил, – заметил он, с опаской глядя, как Майя тянется к самому дальнему крючку.
 В теплую погоду она обычно надевала под свободную блузу не бюстгальтер, а облегающий топ, причем за работой, когда не было посторонних, сбрасывала блузу. Потому он и явился, наверное, в магазин – чтобы застать ее в таком виде.
 Когда Майя спускалась со стремянки, груди ее призывно колыхались. Аксель залюбовался этим зрелищем! Хотя молоко так и не подошло, они остались полными, упругими и высокими настолько, насколько может желать любой мужчина из плоти и крови. Тонкий трикотаж не только не скрывал их очертаний, но даже подчеркивал. Аксель задался вопросом, долго ли еще сможет практиковать воздержание. Он был на грани срыва, хотя честно старался побороть искушение.
 – И куда бы ты его приладил? Пока не попробуешь, не узнаешь.
 Майя поднялась на цыпочки и чмокнула его в щеку, окутав ароматом гиацинтов. Она умела выбирать духи. Если бы не железная воля, Аксель без долгих разговоров опрокинул бы ее на спину. Ах, как хотелось схватить ее в объятия и упиться поцелуями, пока голова не пойдет кругом! Но ведь этим дело не кончится, а страстные объятия на полу, перед самыми окнами, вряд ли укрепят и без того шаткую репутацию супругов Хоулм. Нет, только не теперь, когда он почти заручился поддержкой совета по контролю за продажей спиртного.
 – Это дракон настоял? – осведомился Аксель, чтобы отвлечься.
 – Само собой. – Майя прошла к прилавку и взялась за электрический чайник. – Чаю?
 – Нет, спасибо. – Заметив, что она наливает кипяток в незнакомую чашку, Аксель был несколько озадачен. – А где твой сервиз?
 – Пока в школе, – смущенно ответила она. – Я про него совсем забыла!
 Если бы не смущение, он бы ничего не заметил. Разномастный сервиз много значил для Майи, и как-то не хотелось думать, что он коротает дни в коробке, словно в ожидании очередного переезда. Аксель знал, что это единственное ее достояние. Поскольку прямой атакой от нее можно было добиться не больше, чем от Констанс, он избрал обходной путь.
 – Что, Стивен решил подработать со своим ансамблем в Шарлотте, в ночном клубе?
 – Почему бы и нет? – Майя достала из-под прилавка бутылку минеральной воды и бросила Акселю. – Альбом записан, гастроли начнутся еще не скоро. Должен же он себя чем-то занять.
 Аксель с трудом подавил приступ нервной тошноты. Человек рациональный не устроит сцену из-за того, что отец хочет быть ближе к дочери. Да и что в этом плохого? Плохо, что при этом он будет ближе к Майе.
 – Значит, он пустил здесь корни? – спросил Аксель как можно спокойнее.
 – Насколько я знаю Стиви, он валяет дурака, отираясь рядом, – сказала Майя с улыбкой и по-турецки уселась в вольтеровское кресло (ее последнее приобретение). – Кстати, ему самое место в ночном клубе – он встает с совами. Боже мой, Аксель, сядь! Ты вышагиваешь, как раздраженный тигр.
 Вместо этого он подошел к прилавку, заглянул за него и обнаружил длинный ряд украшенных драконами кроссовок.
 – Принимаешь заказы?
 – Да, – с вызовом ответила Майя. – Это забавно, нравится детям, мне почти ничего не стоит и приносит доход. Сегодня я заработала пятьдесят долларов.
 Пятьдесят долларов! Едва достанет заплатить за коммунальные услуги. Впрочем, он явился не ради критики.
 Аксель уселся рядом с Майей – слава Богу, не на ее кошмарный стул из витого железа, а на свой собственный, удобный.
 – Дорожный отдел настаивает на принудительном отчуждении земель Пфайфера, и, надо сказать, преуспел в этом. Через месяц будет открытое заседание.
 Ему совсем не хотелось быть дурным вестником. Школа открылась на лето, успех был полный, и Майя так радовалась этому, что забыла обо всем остальном. Она даже приготовилась отложить открытие магазина, но короткое письмо сестры стало чем-то вроде холодного душа, так что полный внеклассный день пришлось свести к послеобеденным занятиям. Судя по всему, Клео предстояло выйти раньше срока за примерное поведение. Ее вопросы насчет магазина и Мэтти граничили с грубостью. Акселю Клео нравилась чем дальше, тем меньше.
 Поскольку Майя интересовалась также и магазином, он был рад, что у нее есть на это время. Помимо прочего, это позволяло им порой побыть наедине, как в эти минуты, хотя чаще рядом находились дети. В этот день Констанс и Мэтти были на экскурсии, Алекса тихонько агукала в своей люльке, и, если бы не проблемы, атмосфера была совсем мирной, и можно было даже поухаживать за молодой женой. Однако проблемы были, и Майя кусала губы, огорченно созерцая игру света в хрустале. Из динамиков лилась невообразимо тоскливая шотландская песня. Хотелось так ударить по ним кулаком, чтобы раз и навсегда превратить в груду пластмассы. Аксель подумал, что в последнее время то и дело испытывает подобные побуждения, но, слава Богу, пока еще способен их обуздывать.
 – Думаю, нужно привлечь общественность на нашу сторону, – наконец сказала Майя очень оживленным тоном. – Ведь особняк Пфайфера – в своем роде исторический памятник. Неужели население променяет его на безобразную ленту асфальта?
 У Акселя чуть не вырвалось: «Запросто! Широкие слои населения всегда предпочтут кратчайшую дорогу до зеленной лавки творению самого гениального зодчего!» Но он придержал язык. Майя и сама все прекрасно знала, просто прятала голову в песок. Более того, она понимала и это. Позитивный взгляд на вещи был ей нужен как воздух, потому что иначе она уже рыдала бы в голос. Он решительно предпочитал улыбку, даже если для нее не было оснований.
 – Да, мы начнем кампанию в защиту собственности Пфайфера, – мягко подтвердил Аксель, зная, что рассчитывать на успех не приходится.
 Но он не мог разочаровать Майю. Они все еще находились на той стадии отношений, когда острые углы тщательно обходятся и при этом взвешивается каждый поступок, каждое слово. Аксель привык действовать осторожно, словно нарисованные на стенах столовой кусты были шиповником с колючками длиной в палец.
 – Дорога в зоне возможного затопления обойдется в кругленькую сумму, – вдруг заметила Майя.
 Аксель раскрыл рот. Вот это да! Его жена была истинным кладезем премудростей.
 – Порой тебе не откажешь в здравомыслии! – сказал он и перепугался, что последует вспышка негодования.
 Однако Майя только просияла, словно он забросал ее комплиментами. Сияние было в улыбке, глазах и как будто даже вокруг нее. Аксель ощутил, как пресловутая стрела пронзает ему сердце, смутился и вскочил со стула. Он знал, чем чревато обвинение в разбазаривании средств – мэр окончательно ополчится против него. Анализ затрат, если бы до этого дошло, мог отодвинуть строительство дороги на неопределенный срок, но инспектора всех сортов появились бы снова и в еще большем количестве. Но эта улыбка!.. Он явно обезумел от вожделения.
 – Я этим займусь. Население охотнее клюет на чрезмерные затраты, чем на историческое наследие.
 – Ну и хорошо, – пробормотала Майя, провожая взглядом его торопливый шаг к двери.
 Ей пришло в голову, что цивилизация губительна для тех; кто создан пировать в Валгалле. В дверном проеме, подсвеченный майским солнцем, силуэт Акселя был таким могучим и крепким, что к нему просились боевой молот и шлем Тора. Он вышел на улицу так, словно отправлялся на битву титанов. Нет, в самом деле, ему нужна была отдушина, возможность физической разрядки. Зал заседаний не то поле, на котором ему подошло бы сражаться.
 Таким полем могло стать брачное ложе, но Майя все еще не чувствовала в себе «постельной готовности». То есть физически она была готова, и еще как! Когда Аксель, полуголый и влажный от пота, рыл под окнами столовой ямки для гардений, кровь закипала в жилах. Но помимо физической, требовалась готовность эмоциональная. Ее состояние было неустойчивым, секс мог столкнуть его с точки равновесия.
 Алекса издала булькающий звук и пошевелила пальчиками, как если бы ловила пылинки, что роились в солнечном луче. Наблюдая за ней, Майя чувствовала себя как никогда мирно и спокойно, словно один вид счастливого младенца отгонял все возможные беды. Однако они таились поблизости. Школа оставалась в опасности, Стивен висел над головой как дамоклов меч, и Аксель не торопился предлагать не только любовь, но и страсть.
 Ну и пусть. Она давным-давно решила, что не нуждается ни в том, ни в другом. Счастье детей – вот главное для женщины. И потом, разве их любовь сравнима с любовью мужчины? А все-таки хочется иметь в перспективе нечто большее, чем супружеские обязанности.
 Дверь открылась, колокольчик зазвенел, и в магазин вошла длинноногая Кэтрин. Только что опустошив чашку жасминового чая, Майя чувствовала себя на редкость уверенно, а потому не замедлила поприветствовать гостью:
 – Зачем пожаловали? За приворотным зельем? Хотите заарканить нашего обожаемого мэра?
 Кэтрин повернулась так резко, что едва устояла на высоких каблуках.
 – Что такое?!
 – Ральф Арнольд – Лев, а Лев должен постоянно находиться в центре внимания. Вы подойдете друг другу. Кстати, из вас получится потрясающая супруга политического деятеля.
 Ошеломленная Кэтрин опустилась на тот же стул, что и недавно Аксель.
 – А вы со странностями! – высказалась она, автоматически принимая чашку чаю.
 – Это всего лишь способ выжить. Мой конек – астрология, но если хотите, могу раскинуть для вас карты Таро.
 – Я не верю во все эти штучки, – отмахнулась Кэтрин. – Я пришла с поручением. Ральф готов откупиться в обмен на ваше согласие отказаться от собственности Пфайфера.
 – Перетасуйте, – вместо ответа предложила Майя, протягивая ей карты. – Ну же, шутки ради!
 – Послушайте, – продолжала Кэтрин, равнодушно тасуя Таро, – куда умнее как-то сговориться, чем вытаскивать наши разногласия на открытое заседание. Ваше откровенное нежелание сотрудничать...
 Она положила колоду на изысканный резной столик, который Майя обнаружила в кладовой. Карта Смерти выпала одной из первых, но Майя и бровью не повела, аккуратно раскладывая глянцевые прямоугольники.
 – Не думаю, чтобы и широкая публика захотела с вами сотрудничать, узнав, во что обойдется дорога в зоне затопления. Самый короткий путь не всегда самый лучший. Возьмем, к примеру, Любовь. – Она постучала ногтем по центральной карте. – Видите, как она лежит? При нормальном раскладе у нее не было бы и шанса в паре с Шутом. – Она постучала по соседней. – Но наделите Шута властью, и все изменится просто на глазах.
 – Мозги у вас еще больше набекрень, чем я думала, – проворчала Кэтрин, не без труда отрывая взгляд от ужасной фигуры Смерти.
 – Я никогда не видела мозгов набекрень, – улыбнулась Майя. – Это всего лишь образное выражение, и, если уж на то пошло, куда больше оно относится к тому, кто бросается на старинные особняки как баран на новые ворота. Передайте мэру привет.
 – Значит, вы намерены держаться до конца, до судебного процесса?
 – О, я уверена, что адвокаты Акселю по карману. – Майя налила себе еще чаю и начала прихлебывать, изысканно, как настоящая леди. – Лично я займусь внедрением своих взглядов в народ. Знаете, клуб садоводов предложил мне членство. В школьном саду есть несколько редких розовых кустов, и кое-кто умирает от желания получить черенок.
 Это не была попытка сменить тему, как раз наоборот. Так называемый клуб садоводов был организацией старинной и уважаемой, с корнями, уходящими в глубь веков. В него входили жены самых богатых и влиятельных людей города, поэтому членство в нем считалось большой привилегией. По доброте душевной Майя удержалась от смешка при виде изумления Кэтрин. Это называлось «ответным ударом с позиции силы» и, надо признать, пришлось ей по вкусу.
 – Школа и сад лишь временно находятся в вашем распоряжении, – напомнила гостья, оправившись от удара. – Договор об аренде может быть аннулирован в любой момент. Что касается кармана Акселя, изъятие лицензии на продажу спиртного ударит по нему так сильно, что про адвокатов придется забыть.
 Бросив беспокойный взгляд на карту Смерти, она пошла к двери и так ею хлопнула, что затряслись стены.
 Майя подумала: пара очков в пользу женщины в красном. Ответный удар длинноногая Кэтрин нанесет прямо по ахиллесовой пяте – как ее, так и Акселя. Она нахмурилась на расположение карт, не впервые сожалея, что не умеет читать их лучше. Впрочем, в интригах она тоже не была сильна. Смерть не всегда означала уход из жизни, это могла быть любого рода метаморфоза, а вот угроза в голосе Кэтрин была недвусмысленной. Неужели придется чем-то поступиться, школой или лицензией?
 – Судя по всему, тебе не помешает выпить, – сказала собеседница и наклонилась, чтобы подвинуть стакан ближе к Акселю.
 При этом глазам его представилась немалая часть ее громадного бюста, а в ноздри ударил густой, тяжелый запах духов. Зачарованный видом глубокой расселины между мощными геологическими пластами ее грудей, он задался вопросом, как можно целый день таскать на себе такую тяжесть. При этом он рассеянно сделал глоток и едва не выплюнул жидкость. Виски! Зная его предпочтения, Майя всегда наливала ему только воду.
 Однако плевать в стакан было неловко. Глоток виски и запах духов пробудили низменные инстинкты, и Аксель смущенно завозился на высоком табурете. Соседка была особой влиятельной и могла нажать нужные кнопки, потому он и собирался уделить ей внимание, но отнюдь не такого рода. Пальцы с кроваво-красными ногтями нетерпеливо барабанили по стойке. Акселю стало совсем неуютно. Майя что-то говорила о том, что он не истолковывает знаков, а он тогда умолчал, что это намеренно.
 – Меня ждет жена, – заявил он, вставая, и порадовался независимости, которую несла с собой эта фраза.
 Как только акула приготовится к атаке, он погрозит ей гарпуном по имени Майя и не проговорится о том, что гарпун этот безвреден. Или почти безвреден. У Майи все-таки есть кое-какая власть над ним – например, власть будить эротические фантазии, которые, как он полагал, давно остались в прошлом. Но это может быть и следствием долгого воздержания.
 Время от времени, и не всегда во тьме ночной, Аксель любил вспоминать тот миг, когда узнал, что Майя рыжеволоса от природы. Хотелось удостовериться, что он не ошибся тогда, в школьном изоляторе, но все как-то не представлялось возможности. Он возвращался поздно и не хотел рисковать, вторгаясь в ту часть дома, где спали дети. Возможно, стоило пригласить няню и провести вечер вне дома, вдвоем. Конечно, Констанс их потом выследит, но дверь спальни запирается изнутри. Нужно только знать наверняка, что Майя готова сделать этот шаг. Какая досада, что нельзя читать мысли, в особенности женские! А может, она уже подавала знаки, просто он не заметил?
 Вечер в ресторане выдался сравнительно малолюдным, Аксель решил ускользнуть раньше обычного и был жестоко разочарован – явился Хедли, с таким лицом, что становилось ясно: Уэйдвилл стал свидетелем очередного акта насилия. Когда старый репортер направился прямо к Акселю, тот не стал искать укрытия, в том числе потому, что всегда видел в Хедли второго отца. Он сделал знак бармену налить что обычно.
 – Кэтрин пристрелила мэра?
 – Ничего приятного, – буркнул старик, метнув в него сердитый взгляд из-под кустистых бровей. – Пфайфер мертв, и смерть наступила отнюдь не от старости.
 Пфайфер. Тот, кому принадлежали земля и дом. То и другое перейдет к куче родственников, а те хором станут требовать пустить все это с молотка. Мотив более чем ясен, остается только выяснить, кто из вороньей стаи решился ускорить естественный процесс.
 А Майя... Майе придется смириться с крушением мечты.
  Январь 1946 года 
 «Сегодня я сделал Долли предложение, и она ответила согласием. Ее отец тут же назначил меня управляющим. В начале следующего месяца я вступаю в новую должность.
 Как сказать об этом Хелен?»




 Глава 24



 Нe вводите меня в искушение, я и сам найду дорогу.

 Майя стояла спиной к кухонной двери, согнувшись вдвое, чтобы добраться до клубники в нижнем отделении холодильника. Громкий стук заставил ее подпрыгнуть – в десять часов вечера это мог быть только Аксель, но Аксель никогда не хлопал дверьми.
 В самом деле, трудно было узнать в грозной личности на пороге образчик бесстрастия, с которым она не так давно сочеталась браком. Сейчас это был человек на грани взрыва. Когда мрачный взгляд серых глаз прошелся по кухне, Майя со страхом подумала: ну, сейчас начнется! Кухня напоминала помойку: всюду валялись комки запачканных газет, по углам стояли емкости с краской и клеем, стол загромождали детали будущего ленточного мобиля.
 Взгляд Акселя переместился на ночную рубашку Майи (надо сказать, довольно откровенную). Ноздри его раздулись, глаза недвусмысленно сузились: Берлинская стена его самообладания рушилась с треском. Вспомнив, как глубок ее вырез и как короток подол, Майя затрепетала в предвкушении того, что так стремительно надвигалось. Взгляд прошелся по ее голым ногам, вернулся к груди и остался там. Он был почти физически ощутим, и она, быть может, скрестила бы руки, чтобы прикрыться, если бы не лукавый бесенок в душе, внезапно перехвативший инициативу. Майя не загадывала, не планировала этот момент, но подсознательно ждала и готовилась, поэтому сейчас завела руки за спину и оперлась на стол так, что груди призывно приподнялись.
 – Сломался, да? – поддразнила она.
 А между тем следовало помнить, что речь идет о северном боге, одном из тех непредсказуемых созданий, которые лучше не провоцировать. Майская ночь была теплой, поэтому Аксель держал пиджак в руках, узел его галстука был ослаблен, ворот рубашки распахнут. Рубашка туго натянулась на напрягшихся, окаменевших плечах. Майя уставилась в вырез рубашки, не отваживаясь бросить взгляд ниже. До сих пор единственной неуправляемой страстью, которую ей удавалось будить в мужчинах, был гнев, но это не тот случай, и, судя по всему, назад хода не было.
 Весь вечер Аксель старался совладать с собой: что-то пробуждалось в нем, росло и билось в путах. Это не была плотская страсть, но когда Майя выпятила грудь, дразня его, он отбросил всякую сдержанность и мгновенно преодолел разделявшее их расстояние.
 Майя ахнула, когда Аксель подхватил ее с той же легкостью, с какой она подхватывала своего маленького племянника. Она оказалась в воздухе и автоматически вцепилась в мужские плечи. Поцелуй сразу заставил ее забыться.
 Горячий рот Акселя пахнул виски, и когда рука подхватила Майю снизу, еще больше приподняв, она впервые со всей полнотой ощутила, что ее сила не идет ни в какое сравнение с его сокрушительной мощью. Жизнь научила ее опасаться этого сочетания: физическая сила и спиртное, – но хотя губы прижимались к ее губам жадно и требовательно, в этом были еще и нежность, и осторожность, которым невозможно противиться. К тому же ладонь была крепка и приятно горяча...
 Акселю можно доверять – по крайней мере в этом.
 Майя разжала судорожно напряженные пальцы и обвила руками мужскую шею. Поцелуй Акселя вполне отражал его натуру – подавленную, плененную страсть, что он в себе носил. Казалось нелепым, что она так долго ждала, прежде чем толкнуть его к опасной грани. Майя ответила на поцелуй, не скрывая, как сильно изголодалась.
 Не выпуская из объятий, Аксель посадил ее на стол. Отстранился, положил руки на груди под рубашкой, приподнял их и с минуту молча восхищался обретенным сокровищем.
 – Алекса не знает, что теряет, – пробормотал он. – Но все к лучшему... иначе я ревновал бы к младенцу!
 Майя не поняла ни слова, она уже утратила эту способность. Руки проникли в длинный вырез рубашки и обнажили груди, рот приник к соску и жадно втянул его. Наслаждение и страх захлестнули ее, – страх совершенно потерять голову. Но он почти тотчас растаял. Майя расцепила кольцо рук, нащупывая пуговицы рубашки в инстинктивной потребности, чтобы кожа соприкоснулась с кожей. Скользкий шелк уступил без сопротивления. Тогда она потянула рубашку из брюк, чтобы поскорее избавиться от помехи.
 Аксель отстранился и посмотрел так, словно собирался заговорить. Слов Майя не хотела. Не теперь, когда она наконец добралась до этих чудесных мышц! Она пробежалась кончиками пальцев по груди, которой так долго восхищалась, о которой видела сны. Ничего не сказав, Аксель снова склонился к ее губам. От ласк груди налились сильнее. Майя выгнулась, давая ему доступ, и с готовностью развела ноги в ответ на толчок колена.
 Под рубашкой у нее не было белья. Когда Аксель обнаружил это, у него вырвался стон – как, впрочем, и у нее. Чтобы ему удобнее было ласкать ее, Майя скрестила ноги у него на пояснице и еще больше раздвинула колени. Это также давало возможность привлечь Акселя ближе и ощутить его возбуждение.
 – Надеюсь, ты это предвидела и что-нибудь предприняла, – прошептал он ей на ухо, – потому что не может быть и речи ни о каком прерванном акте!
 – Таблетки... – начала Майя, но не договорила, задохнувшись в благодарном поцелуе.
 В самом деле, таблетки. Она поклялась, что никогда больше не попадет в ту же ловушку. Правда, она как-то не подумала, что предохраняется именно от этого мужчины. Они уже были настолько близки, что только одежда мешала проникновению.
 Телефонный звонок заставил Акселя вздрогнуть, но он и не подумал оторваться от Майи. Наоборот, прижал ее теснее.
 Еще звонок.
 – Наверное, ты нужен в... – Голос ее беспомощно угас, когда зубы прикусили сосок.
 – Обойдутся! – На этот раз Аксель укусил ее за мочку уха.
 Звонки раз от раза становились все пронзительнее. Майе показалось, что она слышит плач Алексы. Боже, они занимались любовью на кухне, в двух шагах от спящих детей!
 – А если это насчет Клео?
 Аксель продолжал покусывать мочку ее уха, рука снова легла между ног. Однако это и в самом деле могло быть насчет Клео. Судя по письму, ее вот-вот должны были отпустить на поруки. Поэтому нужно было снять трубку.
 – Пусть твою сестру развлекает Стивен, – беззлобно заметил Аксель и снова занялся губами Майи.
 Его пальцы были там, где она открылась для него, пробуя, насколько она готова. Это заставило бы ее умолкнуть окончательно, если б не жалобный детский плач.
 Телефон надрывался, Алекса проснулась, к тому же из одной из спален послышалось сонное: «Майя?!»
 Чары были разрушены. Майя осознала происходящее: загорелую руку Акселя на своей обнаженной груди, свои скрещенные ноги у него на пояснице, сожаление в серых глазах. Она залилась румянцем смущения.
 – Дьявол! Дьявол, дьявол!!!
 – Да уж, – тихонько сказала Майя, пытаясь высвободиться.
 Не отпуская ее, Аксель потянулся к телефону.
 – Какого черта? – рявкнул он в трубку.
 – Ах, скажите на милость! – пропела Селена. – Наш лев бодрствует. Что, рыбка опять сорвалась?
 Поскольку Майя сумела выскользнуть из рук и теперь стояла в стороне, поправляя рубашку, Аксель поморщился, неохотно смиряясь с поражением.
 – Подсматриваешь в бинокль? – спросил он раздраженно, забывая всякую вежливость.
 – – Просто я хорошо знаю Майю. Не переживай, ты свое еще возьмешь, а сейчас есть дела поважнее. Передай ей трубку.
 Но Майи уже не было на кухне. Слышно было, как она в своей комнате успокаивает Алексу и отвечает на вопросы Мэтти. Аксель все еще чувствовал ладонями жар ее тела. Он забыл и про детей, и про смерть Пфайфера в безумной потребности обладать наконец женой.
 – Если ты насчет Пфайфера, я уже в курсе. В это время суток все равно ничего нельзя сделать. Возвращайся к гостям, Селена.
 – Хоулм, доверенное лицо утверждает, что это убийство. Хотелось бы знать, как далеко намерен зайти твой дружок мэр ради этой паршивой дороги!
 Трубку бросили. Аксель смотрел на телефон до тех пор, пока не начались короткие гудки. Ральф Арнольд – убийца? Ни один человек в здравом уме не пойдет на преступление ради какой-то дороги! В Каролине убивали только в связи с наркобизнесом. При чем здесь это? Или старый Пфайфер был тайным наркодельцом? Что за чушь!
 Постояв, Аксель огляделся. Кругом громоздились груды невообразимого хлама. Это зрелище помогло справиться с эрекцией, хотя при мысли о том, как охотно Майя откликнулась, все чуть было не началось сначала.
 Может, когда дети уснут...
 Проклиная Селену, телефон и заодно себя – за неудачно выбранный момент, Аксель направился в ту часть дома, которую Майя считала своей. Она не добавила ни единого личного штриха, но, судя по всему, не экономила на детях. Больше стало игрушек, на прежде пустых прямоугольниках стен между дверями появились яркие иллюстрации к историям про Мэдлин, гравюры с драконами и рыцарями. Акселю уже случалось, забредая на эту территорию, спотыкаться о стопки книг, и он научился осторожности. Еще совсем недавно дом был безжизненным, а теперь трудно было даже представить его таким. По крайней мере это крыло бурлило и клокотало от распиравшей его жизни.
 Не зная, радоваться этому или сердиться, Аксель напрягал слух в надежде поймать голос Майи. Еще никому не удавалось привести его в невменяемое состояние. Майе удалось, и это пугало. Он оказался куда менее сдержанным, чем полагал, и куда более податливым. Еще больше раздражало то, что железный самоконтроль был забыт из-за простого поддразнивания. Он набросился на Майю на кухне, несмотря на то что дети могли застать их в любой момент.
 Вообразив себе это, Аксель густо покраснел от стыда за свою распущенность. Однажды он уже проявил беспечность, поверив Анджеле, что она принимает противозачаточные таблетки, и вот едва не совершил ту же ошибку. Правда, кажется, Майя не спешила снова обзавестись животом.
 Раздираемый противоречиями, Аксель брел коридором и наконец оказался перед нужной дверью. Она была открыта. Майя, с Алексой на руках, шептала Мэтти что-то утешительное. Он встал на пороге, прислонился к притолоке и позволил себе ненадолго забыть про то, чего при всем желании не мог изменить: смерть старого Пфайфера, непрошибаемое упорство мэра и, если уж на то пошло, Ближневосточный кризис. Если бы удалось залучить Майю в постель, это помогло бы снять давно копившееся напряжение. И помогло бы отрешиться от действительности, хоть ненадолго.
 – По-моему, у Алексы высокая температура, – прошептала Майя.
 Это добило его.
 – Какая-то нелепица!
 Аксель выкрикнул и тут же подумал, что прежде никогда не кричал. Обхватив голову руками, с минуту он уныло размышлял над тем, как могла его жизнь повернуть в столь нежелательном направлении. Потом сообразил, что размышлять об этом бессмысленно. Он знал все «как» и «почему».
 – Это или мэр, или застройщик из Нью-Йорка, с которым он якшается, – невозмутимо продолжал Хедли, без приглашения устраиваясь на белом диване. – Янки, чтоб им пусто было! Я выяснил, что Ральф вложил кучу денег в агентство по операциям с недвижимостью, для которого это первый крупный проект. У них здесь намечен комплекс из нескольких кондоминиумов и откуплены земли под обычные многоэтажки. Само собой, им нужны наличные. Отсюда вся суета вокруг подъездной дороги к торговому центру.
 – Вот дерьмо! – грубо высказался Аксель и отвернулся к окну.
 Если подумать, зачем ему должность мэра? И чертовски хлопотно. И чистой воды нервотрепка. Он просто хотел припугнуть Ральфа, когда замахнулся на его кресло. Но многоэтажки и кондоминиумы! Совсем не то, чего он желал для Уэйдвилла.
 – Все это не доказывает, что именно мэр прикончил Пфайфера, – проворчал Аксель. – У старика сотня родственников, и каждый не чаял поскорей увидеть его в гробу. Кто-нибудь мог устать от ожидания.
 – Причина смерти еще не установлена, – напомнил Хедли. – Будь среди родни Пфайфера кто-нибудь с дурными задатками, шериф был бы в курсе.
 – Ни к чему гадать, это делу не поможет. Мой адвокат сейчас копается в договоре на аренду, надеется найти зацепку, которая помогла бы выкрутиться. Шанс невелик, так что лучше заранее подыскать другое помещение для школы. Это будет нелегко: площади маловаты, цены безбожны. Однако что-то делать надо, иначе Майя переведет школу в мой собственный дом.
 Лучше бы ей покончить с этой затеей, подумал Аксель. Что такое мелкая лицензия на школу, если человек готов убить ради куска земли? А дом должен оставаться домом, чтобы возвращаться с работы и слышать счастливый детский смех. Он даже начал находить симпатичными невообразимые создания, которыми пополнялись нарисованные в столовой джунгли. Но еще приятнее было бы возвращаться и знать, что в спальне...
 – Рыжая малышка совсем заморочила тебе голову, – ворвался в мечты голос Хедли. – Знаешь, как-то раз тут объявился парень из Техаса, некий Элайсем. Женился на местной. Может, есть какая-то связь?
 – Родители Майи давно умерли, – нелюбезно ответил Аксель.
 Он все не мог отвести взгляда от соседнего здания. Майя и ее бывший любовник находились под одной крышей, пусть даже на разных этажах и по разной причине. Сама мысль об этом сводила с ума.
 А ведь Хедли прав, Майя заморочила ему голову. Ее присутствие давно уже не имело ничего общего с благополучием Констанс или подкопом под лицензию. Ну да, он был готов на все ради того, чтобы сохранить дочь, и почти насильно втянул Майю в свой мир. Этим он обеспечил Констанс учительницу и мог не переживать больше за судьбу школы.
 Зато теперь он переживал за судьбу самой учительницы, так что, в сущности, ничего не изменилось. Брак не решил проблем, а, наоборот, умножил, и теперь они исчислялись легионами, полчищами Чингисхана. И все из-за женщины с пурпурным отливом волос и морской голубизной глаз.
 Майя. Не просто вызов. Она – все, вместе взятое. Целая вселенная загадок.
 Аксель вспомнил, что Алекса больна, взялся за телефон, но бросил трубку и встал. Такие вещи лучше выяснять на месте.
 Забыв про Хедли, он направился к двери. Старый репортер проводил его кудахчущим смехом. Аксель пропустил смех мимо ушей.




 Глава 25



 Воспойте пиццу!

 Когда колокольчик зазвенел, Майя даже не подняла головы. Она была в ярости на себя и далеко не в восторге от Акселя. Рано утром он торопливо выпил кофе, чмокнул детей и ускользнул. Как если бы из них двоих не она, а он был рожден под созвездием Рыб. Деве полагалось с налета выяснять отношения, а не вывертываться ужом. Это было все равно что отведать на вкус собственное горькое лекарство.
 Судя по осторожным шагам, Аксель был примерно в том же расположении духа, что и она сама.
 – Как Алекса? – осведомился он для начала почти шепотом.
 Однако само его присутствие воспламенило, казалось, каждое нервное окончание, заставило подняться каждый волосок на руках. Сидя с кроссовкой и кистью, Майя внимательно изучала мужа из-под ресниц. До сих пор он был неизменно самоуверен, но сейчас, пожалуй, казался несколько выбитым из колеи. Пиджак, должно быть, забыл в кабинете. Это что-то значило, но что?
 – Доктор говорит, надо ожидать простуд и аллергии. Из-за искусственного вскармливания иммунитет понижен. Но если температура не слишком высока и быстро падает, я могу не беспокоиться.
 – Мы можем не беспокоиться, – поправил Аксель, не отводя взгляда от люльки. – Это не твоя, а наша проблема.
 «Мы», «наша». Чтобы объять это, требовалось усилие. Майя никогда не была частью «нас» и не вполне понимала, что несет с собой это местоимение, что оно подразумевает. Аксель пытался объяснить, и это было очень мило с его стороны, но в прошлом при попытке опереться каждый раз опора исчезала в самый неподходящий момент. Потому-то и пришлось научиться стоять исключительно на своих ногах.
 Ничего не ответив, Майя вернулась к оранжевому пламени, что рвалось из пасти дракона.
 Аксель присел на подлокотник кресла, пахнуло его одеколоном. Прошлой ночью Майя улеглась в постель с этим запахом на руках, в эту могла лечь с запахом мужчины на всем своем теле. Внизу живота возник трепет жадного предвкушения, и стало ясно, что тем и кончится, если Аксель будет находиться поблизости. Ну и глупо! Мужчинам подавай власть, они любят помыкать и мнят себя хозяевами жизни. Такой большой, сильный, он подавит ее одной своей массой!
 – Я подумал... может, сегодня поужинаем вместе?
 Майя искоса бросила взгляд. Аксель сидел в обычной своей самоуверенной позе, скрестив руки на груди. Тон его, однако, был просительным.
 – Ты подумал, что в постели нам будет гораздо удобнее, чем на кухонном столе!
 Это прервало фонтан его красноречия. Но ненадолго.
 – Кухонный стол тоже неплох. Он весит полтонны, а значит, не будет биться о стену.
 Майя с облегчением улыбнулась. Оба слегка оттаяли. Момент неловкости миновал.
 – Тогда оставим стол для особых, экзотических случаев. Например, когда детей не будет дома.
 – Так как насчет ужина? – настаивал Аксель, явно не желая, чтобы все ограничилось обменом остротами.
 Майя не ответила, расслышав осторожные шаги на лестнице. До этого раздавался шум душа, а между тем Стивен не вставал в такую рань. Она встревожено посмотрела на мужа. Кто бы это ни был, Аксель обратился в ту сторону с высокомерным гневом Тора, всегда готового пустить в ход свой молот. Внезапно лицо его замкнулось, словно опустилось невидимое забрало. Пару месяцев назад Майя не умела различать оттенки его высокомерия, теперь же читала их без труда.
 Она обернулась, крикнула: «Клео!» – и бросилась к сестре с объятиями.
 Аксель лишь чудом успел подхватить банку с краской и кисть. Будь его воля, он ни за что не позволил бы Майе предоставить ключ в распоряжение ее сестрицы. Они были похожи густой Рожиной волос и тонкостью черт, но на этом сходство и заканчивалось.
 В Клео явственно ощущалась резкая грань, она могла, пожалуй, рассечь врага надвое. Казалось, ее не подстригли, а обкорнали овечьими ножницами, и результат, по-своему эффектный, подчеркивал угловатые скулы и тонкую линию плотно сжатых губ. Под затемненными очками никак не могли скрываться открытые, честные глаза. Пока Майя тискала сестру в объятиях, Аксель чувствовал на себе неотрывный взгляд Клео и думал о том, что не хотел бы встретиться с ней в темном переулке.
 – Познакомься с Акселем! – оживленно сказала Майя, подталкивая к нему эту чужую, неприятную женщину. – Аксель, моя сестра Клео! – Не дав знакомству совершиться, она засыпала гостью вопросами: – Почему не предупредила? Я хотела за тобой приехать! Как ты добралась?
 – Свет не без добрых людей, – отмахнулась Клео.
 – Ключ нашла сразу? Я все устроила по твоему вкусу!
 – Все в полном порядке, – небрежно ответила Клео. Заметила Алексу. – Твоя?
 – Моя! Разве она не чудо? Хочешь подержать?
 Не ожидая ответа, Майя вынула ребенка из люльки и протянула сестре. У Акселя руки зачесались выхватить малышку и всем телом закрыть от этой... посторонней. Вот только Майя была с ней в кровном родстве, и та имела больше прав держать ее ребенка, чем он, тем более что Стивен наотрез отказался подписать бумаги о передаче отцовских прав. Стиснув кулаки, Аксель следил за тем, как гостья оглядела ребенка, но не сделала попытки взять на руки.
 – Где Мэтти? – спросила она вместо этого (вернее, потребовала ответа).
 Возможно, следовало оставить сестер наедине, для счастливого воссоединения, но Аксель решил прислушаться к голосу инстинкта. Голос утверждал, что Майю могут обидеть и что нужно быть поблизости.
 – Мэтти в школе, – радостно ответила Майя, очевидно, не отдавая себе отчета в том, как холодно держится Клео, и после короткой паузы добавила: – В моей школе.
 После отрывистого кивка Клео снова впилась взглядом в Акселя. Свои вопросы она, однако, адресовала сестре:
 – Что за олух ночью пытался улечься ко мне в постель?
 – Стивен! – ахнула Майя. – Я про него совсем забыла! – Она поспешно передала малышку Акселю, и тот не замедлил в нее вцепиться. – Боже, у меня совсем дырявая память! Как ты поступила? Если бы я знала, что ты уже здесь...
 – Он провел ночь в постели Мэтти, – перебила Клео, сверля Акселя взглядом. – Я требую своего сына!
 Аксель устроил малышку поудобнее. Чем плотнее сгущалось напряжение, тем непринужденнее он себя чувствовал. Это был старый трюк, отточенный за годы работы в баре, где напряжение никогда не рассеивается полностью.
 – Насчет Мэтти будет решать социальный отдел.
 – Он держит твою дочь, – процедила Клео, поворачиваясь наконец к Майе. – Мой сын тоже у него в руках. Они что, заложники?
 Настало время невозмутимо удалиться, не добавив ни слова. Аксель так и поступил бы, но вопль наверху возбудил его любопытство.
 – Майя! Майя, ты где? Эта стерва украла мою любимую рубашку!
 Ситуация все больше напоминала фарс, и Аксель отметил это не без злорадства. Он утер Алексе слюнки и приготовился наблюдать следующий акт житейской драмы. Прежде он, если мог, бежал без оглядки при первом же намеке на сцену, но с появлением Майи стал находить в них удовольствие, раз уж она прекрасно с ними справлялась. Сунув Алексе большой палец, он ответил на сокрушенный взгляд жены, не скрывая, что забавляется: на ее сестрице была мужская клетчатая рубашка.
 – Он спит под моей крышей, – пренебрежительно хмыкнула Клео. – Ведь это мой магазин, так? – Затемненные очки снова обратились к Акселю.
 – Бумаги готовы для подписи, – уклончиво ответил тот: он был не в восторге от этой перспективы, но обещание есть обещание.
 Ответ удовлетворил Клео настолько, что она от него отстала и обратила все свое внимание к Стивену, бегущему вниз в полуголом виде.
 – Хочешь свою поганую рубашку? – рявкнула она. – Иди и забирай!
 Аксель посмотрел на Майю в ожидании какого-нибудь знака, но она только усмехнулась.
 – Кого приглашать на вечер? – спросил он и передал ей ребенка. – Няню или санитара из психушки?
 – Ах, на вечер! – оживилась Майя. – У меня отличная идея. Клео поедет с нами и будет за няню. Понимаешь, Клео, мы с Акселем кое-куда собрались. Все чудно устраивается, социальный отдел не найдет, к чему придраться.
 Акселю идея не понравилась. Наркоманка в роли няни! Он открыл рот для протеста, но это оказалось излишне: в разговор вклинился тощий музыкант:
 – Что?! Какая-то извращенка будет присматривать за моей дочерью? Ночью она чуть не оторвала мне яйца! Если бы я знал, что ее так скоро выпустят, то вооружился бы до зубов!
 Улыбка Майи померкла, и Аксель понял, что наступил момент удалиться за кулисы. Поскольку ни Клео, ни Стивен не собираются покидать город, он еще увидит этот дуэт во всем блеске. А пока с него довольно.
 – У меня есть друг в полиции, – ледяным тоном произнес он. – Я дам ему указание пристрелить на месте любого, кто повысит голос в присутствии детей. Мы с Майей уходим около семи. Вы двое поступайте как знаете.
 Чмокнув жену в щеку, Аксель зашагал к выходу и закрыл за собой дверь с уверенностью, что Клео и Стивен поубивают друг друга раньше, чем хоть один из них вторгнется в его уютный домашний мирок.
 Из кабинета он позвонил няне.
 – Калифорния – это слишком близко! – говорила Майя, меряя шагами школьный кабинет Селены. – Я подумываю об Аляске! Почему я решила завести семью?
 – Ты не решала, – заметила Селена, отправляя на печать файл месячных затрат. – Ты наивно верила, что каждый, подобно тебе, излучает любовь к ближнему. А это далеко не так. Пора тебе подрасти, старушка.
 – Я не настолько наивна! – огрызнулась Майя и глубоко задышала, чтобы хоть немного успокоиться. – Я знаю, что и как. Например, что выход на поруки означает присмотр. Клео придется регулярно заходить к кому-то для отчета. Но что делать со Стивеном? Где магический жезл, который отправит его назад?
 – Он симпатичный, – задумчиво произнесла Селена, и полные губы ее сложились в плотоядную улыбку. – Я могла бы его усыновить, если, конечно, ты не против.
 – Плюшевый мишка из него не получится – он не настолько покладист. Стивен раздражителен, может дуться днями. Он вспыльчив и упрям. Что я тогда в нем нашла?
 – Талант, сексуальность и остроумие. Тогда тебе не с кем было сравнивать.
 – Я думала, у северян рыбья кровь, – вздохнула Майя.
 Селена от души рассмеялась:
 – Ты совершенно не разбираешься в мужчинах! Аксель сделал на тебя стойку с первой встречи. Он твой верный раб, и если хочешь избавиться от Стивена, просто невзначай упомяни про это Акселю. Он его отправит в далекую Сибирь еще до того, как ты закроешь рот.
 – До Стивена мне нет дела, – угрюмо буркнула Майя.
 Почему каждый сует нос в ее жизнь? Ощущение было такое, словно доброхоты окружают ее, сжимая кольцо. Выходит, в судьбе перекати-поля есть свои плюсы. В самом деле, прежде ей не с чем было сравнивать.
 – Наша главная проблема – смерть Пфайфера, – сказала Селена с нажимом. – Я отправила его адвокату факс с запросом, действителен ли еще договор об аренде. Меня не удостоили ответом.
 – А как выплыло, что смерть наступила не от естественных причин, – полюбопытствовала Майя. – Кто способен убить такого милого старика? Надо же, а я собиралась навестить его и расспросить о бабушке! Теперь уж ничего не узнаешь.
 – Может, Клео знает? Они ведь были знакомы. – Селена вынула из принтера распечатку расходов и протянула ей: – Вот, разберись! Нет ничего лучше, чем заняться делом.
 Теперь, когда ничто уже не отвлекало от мыслей о предстоящем вечере, Майя наконец призналась себе, что вполне сознает, чем этот вечер кончится. Церемонии и ритуалы никогда не казались ей весомыми, но этот выход в ресторан был чем-то вроде порога, за которым начинались супружеские обязанности, причем на регулярной основе. Во всяком случае, Аксель был намерен осуществить свои права и не думал этого скрывать.
 Майя понятия не имела, готова ли она переступить этот порог. Дети, школа и магазин отнимали все время, его не оставалось даже для себя, не говоря уже о муже. Тем не менее нельзя было вечно откладывать постель на завтра. Давая брачный обет, она обещала еще и это. Оставалось надеяться, что Акселю хватит одной ночи в неделю.
 А ей самой?
 – Ты ведь пошутил насчет друга в полиции? – первым делом спросила она, когда Аксель вернулся домой и дети вышли из-за стола. – Когда я звонила Дороти, оказалось, вы уже обговорили, что она присмотрит за Констанс и Алексой, а Мэтти и Клео предоставит друг другу, чтобы заново привыкали. – Глянув в сторону двери, она непроизвольно понизила голос: – Клео сейчас ему читает.
 Аксель поставил кейс на пол и медленно обвел взглядом кухню, вновь сверкающую чистотой.
 – Хм! Все это меня как-то тревожит.
 Тем не менее он выглядел совершенно спокойным, в отличие от ночи накануне. Ни хлопанья дверью, ни жарких взглядов, что плавят женщину как воск. Он был чисто выбрит, безупречно одет и причесан волосок к волоску. До Майи донесся запах одеколона. Она вытерла мокрые руки и нервно сплела их на переднике.
 – Я не знаю, что надеть. – Она еще раз окинула взглядом отличный костюм мужа и сделала шаг назад. – Я думала, мы оденемся просто. Ведь это даже не выходные!
 Боже, что за чушь она несет! Глаза Акселя блеснули.
 – Можем заказать пиццу и съесть ее голыми, – ответил он небрежно. – Тогда вопрос одежды отпадет сам собой.
 Сладкая дрожь прошла у нее по спине при мысли о том, что имеется в виду.
 – Но, – продолжал Аксель, – я надеялся на настоящее, полноценное свидание со всем, что к тому прилагается. В Шарлотте есть ресторан с джазом. Любишь джаз?
 Это отвлекло ее мысли от края притягательной бездны. Свидание? По крайней мере это ей по плечу.
 – Я никогда не слушала джаз, но могу попробовать. Так что мне надеть?
 – Черное с жемчужной нитью, – торжественно провозгласил Аксель, но не выдержал тона, и глаза его вновь заискрились. – Надевай что хочешь, лишь бы в этом было удобно.
 Заметно воодушевленный тем, как ловко он ею манипулирует, Аксель подошел убрать за ухо выбившийся локон. Прикосновение заставило Майю отпрянуть – оно воспламеняло. Пощечина по этой гладко выбритой щеке принесла бы ей облегчение. Хорошо было бы проснуться утром, когда уже все позади. Вчерашний спонтанный эпизод был не в пример приятнее, чем это прагматичное, шаг за шагом, приближение к роковому порогу. Если бы не дети, Майя бросилась бы в спальню, сорвала с себя одежду и покончила со всем одним махом.
 – Я скоро! – Подхватив Малдуна, чтобы занять руки, она обратилась в бегство.
 Аксель прошел в гостиную, дыша полной грудью, что, как известно, помогает успокоить расшалившиеся нервы. Он успел привыкнуть к тому, что всегда находит Констанс и Мэтти вдвоем. Казалось странным, что сейчас дочь в одиночестве сидит перед телевизором. Только тут Аксель понял, что ему будет недоставать Мэтти... если только Майя не вознаградит его за эту жертву сыном.
 Подумав так, он испугался. Это был неподходящий ход мыслей, во всяком случае, на заре первого настоящего свидания. Констанс, что-то уловив, бросила на него подозрительный взгляд – точную копию его собственного.
 – Я хочу пойти с вами.
 Слава Богу, они все еще разговаривают.
 – Родители иногда должны оставаться наедине.
 – Вы с мамой не оставались!
 Потому что не имели никаких общих интересов. Правда, и с Майей он имеет их не так уж много, но надеется увеличить список.
 – Мы оставались, – возразил Аксель, – просто ты не помнишь. Майя проводит с тобой много времени, оставь что-нибудь и на мою долю.
 – Злая тетя заберет Мэтти с собой? – спросила Констанс, наморщив нос.
 Похоже, для свидания он выбрал не самый удачный день. Столько нового, необычного за один раз... Маленький мирок Констанс только-только начал стабилизироваться. Ничего, скоро все повернется к лучшему.
 – Это не злая тетя, а мама Мэтти. – Аксель со вздохом погладил дочь по голове. – И сестра Майи. Она кажется злой, потому что ей грустно. Попробуй быть к ней добрей.
 Девочка неопределенно повела плечами. Большего Аксель добиться не смог и, поднимаясь с дивана, в сотый раз задался вопросом, правильно ли поступил, взяв в жены такую женщину, как Майя: на десяток лет моложе и на целую вселенную дальше по происхождению. Возможно, стоило приложить больше усилий самому. Возможно, следовало жениться на женщине своего круга. Возможно...
 Майя появилась в дверях в облегающем серо-зеленом платье, которого Аксель еще не видел. Оно было ей чуть выше колен, боковой разрез до середины открывал бедро, до того обольстительное, что глаза сами собой полезли из орбит. Акселю едва удалось оторвать взгляд и перевести его на... узкий лиф и обнаженные плечи! Это его окончательно доконало.
 Приближаясь на подгибающихся ногах, он прикидывал, не заглянуть ли им для начала в ближайший мотель.




 Глава 26



 Требуются серьезные отношения на одну ночь.

 – Пойдет? – спросила Майя с сомнением.
 Свои роскошные завитки она собрала в пикантный узел на макушке, совершенно обнажив при этом плечи. Платье было из тех, что сходятся на спине и груди к узкой полоске ткани вокруг шеи и оставляют на обозрение развилку грудей. В целом глазам представлялось зрелище настолько волнующее, что Аксель охотно отдал бы за него все, что было на его кредитной карте. Как Майя ухитрилась приобрести это чудо незаметно для его банковского счета? Расплатилась гномами и троллями?
 – Смотря для чего, – наконец ответил он. – Чтобы сбивать с ног, пойдет еще как!
 Он заметил, что Констанс с интересом прислушивается, и потому ничего больше не прибавил. К тому же вся кровь уже отлила от мозгов, которые ей вроде бы полагалось снабжать кислородом. А он-то полагал, что приобрел иммунитет к женскому полу! Против Майи иммунитета не существовало.
 В парадную дверь позвонили. Такого не случалось, кажется, никогда. Майя слегка побледнела, Аксель понял, кто это может быть. Он пошел открыть и вскоре вернулся с музыкантом. Тот неуверенно озирался. По всему было видно, что в столь солидном семейном гнезде он чувствует себя не в своей тарелке.
 – Стивен! Разве ты сегодня не в клубе? Майя бочком двинулась к Акселю, который остался у двери.
 – Даже у Бога был выходной, – буркнул музыкант, не спуская глаз с няни, поправлявшей большеглазой Алексе одеяльце. – Я подумал, что могу вечерок посидеть с дочерью.
 Как же, так тебе и позволят, подумал Аксель. Он обнял Майю за плечо. За обнаженное плечо. То, что он еще способен воспринимать Стивена, говорило о степени его возмущения.
 – Вам уже приходилось менять подгузники? Разводить детское питание? Подогревать его до нужной температуры? Вам известны азы ухода за грудным ребенком?
 Стивен принял вид разом и оскорбленный, и сконфуженный, и Майя пожалела его. То есть Аксель надеялся, что речь идет только о жалости. Сам он готов был в любую минуту вышибить этого тощего кретина из дому и не сделал этого, потому что надеялся, что тому это совершенно ясно.
 – Дороти научит тебя всему, что нужно, – сказала Майя Стивену. – А можешь провести вечер у телевизора. Совсем не обязательно утруждаться, раз малышка под присмотром.
 – Что здесь нужно этому?.. – спросила Клео, входя за руку с Мэтти и пронзая музыканта яростным взглядом.
 – Нам пора! – воскликнула Майя и быстро направилась к двери на кухню, откуда можно было попасть в гараж. – Мы уже и так опаздываем. Дети, не шалите! Когда вернемся, зайдем поцеловать вас на ночь, и очень надеюсь, что вы уже будете видеть девятый сон.
 Аксель подавил улыбку, чтобы не испортить этого грациозного бегства. Выходя, он обернулся и грозно сдвинул брови по очереди на каждую из воюющих сторон.
 – Дороти остается за старшего, – объявил он не терпящим возражений тоном.
 Стивен вздохнул с облегчением, зато Клео ответила вызывающим взглядом. Аксель счел нужным усилить эффект:
 – Я вот все думаю, почему социальный отдел частенько называют карательным?
 Это поубавило запала сестрицы. Так ей и надо, подумал Аксель. Констанс может подвергнуться нездоровому влиянию, и он уходит с неспокойной совестью. Однако Дороти остается за старшую, эти двое все-таки взрослые люди, а Констанс как будто не тянет к изнанке жизни. В случае конфликта она всегда может запереться в своей комнате.
 Догнав Майю, Аксель почти вытолкнул ее в гараж, спеша поскорее оказаться подальше от дома. Все так же обнимая себя, она уселась в машину.
 – Как поздно! – сказала Майя, поглядывая на его упрямо выпяченный подбородок. – Может, отложим эту затею до лучших времен? Я умираю с голоду.
 Аксель молча потянулся за оставленным на заднем сиденье пледом и набросил ей на плечи, как бы невзначай коснувшись голой кожи, где, казалось, остался отпечаток, похожий на ожог. Майя, покусывая губу, смотрела в окно, пока машина пятилась из гаража на такой скорости, что вполне могла угодить задним бампером в живую изгородь в дальней части двора.
 – Надо было приглашать смотрителя зоопарка! – проворчал Аксель. – На какой срок мы отважимся оставить их одних?
 – Зависит от степени разрушений, на которые ты готов закрыть глаза.
 С пледом на плечах Майя несколько расслабилась и согрелась. Надо же было додуматься надеть такое платье! Впрочем, надеть стоило, хотя бы ради того, чтобы лицезреть эффект.
 Обычно мужчины не видели в Майе ни женщину-вамп, ни секс-символ – для этого она была чересчур низкорослой и странной. Но Аксель смотрел на нее тогда как на самую желанную женщину в мире. Это было новое и упоительное ощущение. И будило ответную страсть.
 – Ты знаешь тех двоих лучше, чем я. Каковы могут быть разрушения? Не хочется, чтобы дети оказались в зоне военных действий.
 Тревожная нотка в голосе Акселя казалась чувственной в бархатном полумраке дорогой машины. В этом человеке Майе нравилось столько всего, что кружилась голова.
 – Я не видела Клео много лет. Мы теперь почти чужие друг другу. Одно могу сказать: она всегда была ориентирована больше на саморазрушение. Ну а Стивен... если он буйствует, это всего лишь поза.
 Что такое она несет? Буйствует! Отличный выбор слова, как раз для того, чтобы Аксель повернул назад. Разве она оставила бы детей со Стивеном и Клео, если бы хоть на миг допускала, что это не доведет до добра?
 – Мы вернемся пораньше, – сказал Аксель ровно.
 Пораньше для чего? Чтобы предотвратить возможные напасти или чтобы иметь больше времени на постель? Почему не сказать прямо, что имеешь в виду? Зачем эта угадайка?
 – Слишком поздно, чтобы ехать в Шарлотт, – осторожно заметила Майя, думая о том, что никогда в жизни так не нервничала.
 Как ни хочется поужинать в хорошем ресторане, послушать музыку и потанцевать, нужно мыслить здраво. Дети не привыкли к их отсутствию. В Стивене и Клео есть определенная прелесть новизны, но только если эти двое сумеют развлечь. И потом, кто их знает? Дороти – отличная нянька для детей, но никак не для взрослых.
 – Не хочешь в Шарлотт? Я – за, – сказал Аксель серьезно, но Майя засекла хитрую нотку.
 – Говори, что у тебя на уме! – потребовала она (он всегда и все планировал, так почему бы не секс?).
 – Хорошее вино, музыка и танцы... – Аксель покосился на разрез, в котором виднелось бедро, – а потом, конечно, бурная страсть.
 Этот косой взгляд, этот тон опытного обольстителя! Кровь так и вскипела, невостребованные гормоны взыграли. Майе не приходилось заниматься любовью с таким привлекательным, таким сексуальным мужчиной, и, будь это возможно, она занялась бы этим немедленно. Горло совершенно пересохло. Она покашляла, провела ладонью по бедру в разрезе юбки.
 – Если накормишь меня, первые три пункта можно будет пропустить.
 Машина дернулась, едва не прыгнув в придорожную канаву.
 – Тогда к первому же заведению! – выдохнул Аксель и на полном ходу повернул с главной дороги.
 – Что-нибудь на скорую руку, – уточнила Майя (единственным заведением в городе был его ресторан, нечто весьма далекое от общепита и отнюдь не скорострельное).
 – КФЦ тебя устроит? Там нас обслужат прямо в машине. Черт, я чувствую себя сопляком с ветром в кармане!
 Аксель так крепко сжимал руль, что побелели пальцы. Майя хотела спросить, что тому причиной, она или дети, когда он вдруг выругался и резко повернул к автостоянке.
 Ресторан «У Хоулма» занимал целый угол квартала, так что из переулка можно было видеть дверь черного хода. Майя с неприятным чувством последовала взглядом за мужем, уже выскочившим из машины.
 – Я сейчас!
 У задней двери топтались двое. Курить в служебных помещениях воспрещалось, поэтому персонал выходил на улицу, но это никак не объясняло реакцию Акселя. Он быстро пошел вперед, а когда за теми двоими закрылась дверь, побежал.
 Поспешать за ним на высоких каблуках было не так-то легко, особенно по гравию, но Майя приложила все силы, чтобы не слишком отстать. Она хорошо знала, что любой мужчина в гневе непредсказуем, а уж если в нем бурлят страсти Скорпиона, то и вовсе.
 Она как раз открывала дверь, когда изнутри раздались крики. Войдя, Майя первым делом увидела спины тех, кто отступал к задней двери. Остальные пятились к входу в ресторан. В центре кухни стоял Аксель и что-то негромко резко говорил паре молодых людей довольно противного вида, один из которых тряс кулаком и выкрикивал угрозы. Второй, к ужасу Майи, пытался вытащить из колоды топорик мясника.
 Она попробовала закричать, но горло перехватило. Топорик уступил, и парень замахнулся им на Акселя. Перед мысленным взором прошла череда леденящих кровь картин: рассеченные артерии, фонтаны крови, торчащие обломки костей. Но прежде чем Майя мысленно простилась с мужем навеки, он перехватил руку с топориком и так стиснул, что нападавший с криком разжал пальцы. Ловко завернув руку за спину, Аксель принудил парня трусцой бежать перед ним к двери. Майя поспешно отступила с дороги.
 За дверью парень получил такого пинка, что пролетел изрядное расстояние и шлепнулся ничком, проехавшись по гравию. Его приятель не стал нарываться на неприятности. Стоило Акселю повернуться, он без дальнейших просьб сам покинул кухню тем же путем, каким явился.
 Официантка свистнула ему вслед, остальные просто вернулись к работе, как если бы случившееся было частью ежедневной рутины. Шеф-повар у плиты подмигнул Майе, а она, все еще дрожа от пережитого, с изумлением наблюдала реакцию персонала и то, как Аксель небрежно дает указания вызвать полицию.
 Образ, который она себе нарисовала – добропорядочного бизнесмена в неизменном костюме с галстуком, – был разбит вдребезги. Оказывается, в гневе Аксель мог превратиться в добрые двести фунтов чистого насилия, пусть даже оно обращено против безумца с топором.
 – Жаль, что тебе пришлось при этом присутствовать, – невозмутимо произнес он, заметив наконец Майю. – Нельзя, чтобы эта парочка болталась вокруг ресторана. Это те, что продавали наркотики, до слушания дела они выпущены под залог. Их штучки чуть не стоили мне лицензии!
 – Но ведь он мог тебя убить!
 Майя все не могла выбросить из головы руку с топором, занесенным над головой мужа. Беспокоиться за жизнь Акселя – ей это просто не приходило в голову. Надежный, он всегда был рядом, с ним никогда и ничего не могло случиться. Сознание того, что он тоже уязвим (более того, смертен), перевернуло с ног на голову все ее представления.
 – Это не первая попытка, – усмехнулся Аксель в ответ на ее восклицание. – Не забывай, я вырос в баре. И умею защищаться.
 – Но ты... ты его... поднял! Он ведь немногим легче тебя! И он держал топор!
 Подошла официантка с двумя бокалами вина. Аксель протянул один Майе, и она заставила себя разжать руку, судорожно комкавшую рукав его пиджака.
 – Успокойся, и давай сядем. Придется дождаться полицейских, чтобы подписать рапорт. – На лице его отразилась досада. – Все-таки чертовски жаль, что так вышло! Зато мы сможем поесть чего-нибудь приличного. Карлос!
 Тот жестом показал, что уже занят их ужином. В считанные минуты подошел подручный с блюдом дымящихся спагетти.
 – Новый рецепт! – крикнул шеф-повар, перекрывая шум. – Ешьте, не пожалеете! – Он подозвал официантку, вошедшую за заказанным блюдом. – Сначала отнеси хозяевам «Цезарь», да держи миску так, чтобы не помять листья салата!
 – Я столько не съем. – Уже не столь потрясенная, но все еще в тисках изумления, Майя улыбнулась Акселю. – Ты поешь со мной или пойдешь проверить, все ли в порядке в зале?
 Она понемногу проникалась сознанием того, что замуж выходят не только за мужчину, но и за его любимое дело, хотя и не вполне понимала, как ей относиться к бизнесу мужа, к неожиданно открытой для себя агрессивной черточке его характера и к своим пробуждающимся желаниям.
 Вместо ответа Аксель взял ее под руку и повел к комнате отдыха персонала, подальше от любопытных глаз. Заговорил он только там:
 – Вечер еще не закончился.
 При этом он выразительно сжал Майе руку повыше локтя, породив этим новую волну сладкого трепета. Они были не одни и здесь, поэтому вместо поцелуя Аксель лишь заглянул ей в глаза. Он собирался осуществить все свои планы, и это можно было без труда прочесть в его взгляде.
 – Мы нашли тех двоих в сквере, на скамейке, – сказал младший патрульный, жадно осушив стакан воды. – Дымили там в два горла и уже успели заторчать. – Он презрительно хмыкнул. – Теперь о залоге нет и речи, просидят под замком до самого суда. Кстати, они сказали, что вернулись за платой.
 – С проблемой будет покончено только тогда, когда прижмем дилера, а его еще нужно найти. – Старший патрульный закончил писать, аккуратно убрал ручку и блокнот в карман и бросил на Майю взгляд, как бы что-то прикидывая: – Я слыхал, вашу сестру выпустили на поруки.
 – Моя сестра не имеет никакого отношения!..
 Майя начала подниматься с таким видом, словно собралась выцарапать ему глаза. Аксель схватил ее за плечо и принудил сесть. Когда она вонзила ему в ногу высокий каблук, он поморщился, но не убрал руки.
 – Клео Элайсем сейчас находится в моем доме, читает сыну книгу, – сказал он старшему патрульному. – А той парочке было уплачено сполна. Вот как обстоят дела, офицер. Оскорбляя приличных людей, вы ничего не добьетесь. Если вас интересует дилер, допрашивайте своих торчков.
 – Это от них ничего не добьешься. – Патрульный снова оглядел Майю. – Еще я слыхал, что некий музыкант играет в клубе, на который недавно пришлось устроить облаву. Будьте осторожны в выборе друзей, мистер Хоулм. Знаете такое выражение: порочащие связи?
 Для женщины, которая не признает насилия, Майя отбивалась чересчур яростно. Пришлось в буквальном смысле припечатать ее к скамье, да еще и зажать ей рот, пока офицер неторопливо шествовал к двери. В результате Аксель получил болезненный укус в ладонь, а в руку ему впилось по меньшей мере четыре длинных наманикюренных ногтя. Не будь он в пиджаке, не миновать бы кровопролития. Он отпустил Майю, только когда дверь закрылась.
 – Ты не имеешь права!.. – начала она, задыхаясь от ярости.
 – Имею, и самое полное, – хладнокровно заверил он, поднимая ее с сиденья. – Это мой ресторан, и я совсем не желаю восстанавливать против себя еще и полицию. В провинции не любят пришлых, а Клео, Стивен... – он чуть помедлил, – и даже ты – все вы пришлые. Велико искушение свалить вину на постороннего, и полицейским не чуждо ничто человеческое. Черт возьми, я видел твою сестрицу и этого музыканта, и я не больше доверяю им, чем ребята из полиции! А теперь идем.
 – Ты им не доверяешь? – переспросила Майя, когда они уже были в переулке. – И ты мог оставить детей с теми, кому не доверяешь? Что ты за человек?! Выходит, ты спокойно предоставишь Констанс заботам наркодельца?
 – Я оставил с ними детей потому, что доверяю твоему суждению, но мое собственное от этого не меняется.
 Аксель видел, что все его надежды на этот вечер вылетают в трубу. Если бы не железная уверенность, что спланировать такое не под силу даже Майе, он винил бы ее во всех свалившихся неприятностях. К несчастью, ярость лишь придавала ей новое очарование, и его болезненная потребность не уменьшилась. Как она была хороша с этими сверкающими глазами, готовая в любую минуту надавать ему пощечин! Чтобы этого не случилось, он крепко держал ее за правую руку.
 – Ты, как всегда, прав! У меня ветер в голове, я не отличу наркодельца от честного налогоплательщика! Что я знаю о людях? Для меня они все на одно лицо!
 Майя была в бешенстве, Аксель осознал это, когда увлекал ее к машине. Он взял в жены кроткую пацифистку, но оболочка вдруг распалась, и из нее появилась разгневанная валькирия. Он терпеть не мог семейных сцен, однако недавний прилив адреналина плюс гормональная избыточность плюс хроническое возбуждение – все это разрослось в количественном отношении настолько, что перешло наконец в новое качество. Вместо того чтобы отпустить Майю и дать ей возможность остыть, Аксель продолжал, сцепив зубы, тащить ее к машине.
 – Запри меня дома и ключ забрось подальше, чтобы я как-нибудь ненароком не нанесла себе вреда! – издевалась Майя. – Это пришлось бы тебе по вкусу, ведь так? Полный контроль над всем и вся! Но я не оловянный солдатик, ясно?
 Она вдруг вырвалась и бросилась бежать. Это выглядело нелепо, если учесть высокие каблуки, на которых она и стоять-то как следует не умела. Аксель некстати отметил, что лодыжки у нее на редкость изящные. Он не сразу бросился следом, надеясь, что Майя образумится, однако она продолжала бежать, и пришлось все-таки пуститься вдогонку. Что за зрелище они являли бы собой, случись это на главной улице! К счастью, погоня шла вдоль задних стен домов. Догнав Майю, Аксель схватил ее, с силой привлек к себе и держал так с единственной мыслью: к черту ссору, пора переходить к страстному примирению! Он был готов к этому, более чем готов.
 – Говори что вздумается, но не бегай от меня!
 Он повернул к себе извивающееся тело со всеми его соблазнительными округлостями, склонился к губам, которых так давно жаждал. Майя тотчас притихла. Он оторвался от ее губ только тогда, когда понял, что вот-вот умрет от удушья.
 Они стояли у задней двери бывшего магазина Клео, и, когда Акселю вздумалось прислониться к ней, дверь открылась.
 Они ввалились внутрь, в темноту.




 Глава 27



 Кто после секса еще способен курить, тот недостаточно выложился.

 – Ты забыла запереть эту чертову дверь! – пробормотал Аксель, стараясь удержать равновесие и не рухнуть в кучу кое-как сваленного хлама, оставшегося после вывоза всего ценного.
 – Это обреченное здание. Пусть запирают те, кто явится сровнять его с землей! – съязвила Майя.
 Какое ей дело до незапертых дверей, когда она только что пережила самый пламенный поцелуй в своей жизни! Этот тип, ее муж, манипулирует ею самым бессовестным образом. Еще три минуты назад она была на него рассержена, и вот уже не может вспомнить, по какой причине.
 – Что ж, логично. – Аксель плотно прикрыл дверь, погрузив окружающее в кромешный мрак. – На чем мы остановились?
 – Ты же не собираешься... – запротестовала Майя, но Аксель умело воспользовался тем, что рот ее открыт, совершив то, что она беспомощно назвала про себя упоительным вторжением.
 Вообще, Дева он или нет? Дева не действует сгоряча. Не могут же они, в самом деле...
 – Аксель, мы не можем...
 – Можем, – заверил он и вернулся к поцелую.
 Жаркий, мужской запах его кожи и одеколона, вес тела, прижимавшего ее к двери, – все это мешало мыслить связно. Майя ощущала каждую точку соприкосновения: как груди под тонким шелком трутся о плотную ткань пиджака, как, все сильнее впиваясь в живот, выпирает гульфик на брюках. Рассудок настаивал, что это безумие, но голос его слабел, заглушаемый зовом плоти, которой не было дела до условностей, и потому бедра лихорадочно терлись о бедра.
 – Я собирался снять номер в отеле и заказать шампанское, – прошептал Аксель ей на ухо, и, хотя в голосе звучало сожаление, руки жадно ласкали груди.
 – Ближайший отель в Шарлотте, а шампанское я ненавижу. – Майя запустила пальцы ему в волосы и притянула ближе, чтобы добраться до губ.
 – О Боже! О да! О, как верно! Ни детей, ни котов – никого!
 С этим было трудно не согласиться, особенно теперь, когда ворот платья был расстегнут.
 Мрак не давал возможности видеть, но это лишь обостряло ощущения. Платье сползло с плеч, и руки – эти большие, горячие, ловкие руки, – поглаживая, накрыли груди. Бугорки мозолей царапали нежную кожу так щекотно и волнующе, что перехватило дыхание. Жаркий рот отстранился от губ, чтобы прильнуть к груди. На этот раз ничто не мешало кричать, и Майя позволила счастливому крику вырваться. Она несла в себе такой мощный заряд, что прикосновение влажных губ вызвало встряску, как от удара током. Из страха рухнуть на пол Майя вцепилась в мужские плечи, выгибаясь всем телом, безмолвно требуя больше, больше. Аксель нисколько не возражал. Он приник к ней так исступленно, словно хотел опустошить, хотел втянуть в себя полностью, поглотить без остатка и навеки заточить где-то в темных, неизведанных глубинах своей души. Это было странное чувство, пугающее и приятное, что-то вроде падения в пустоту или вращения в водовороте, центром которого были бедра, что по-прежнему терлись друг о друга.
 «Это нелепо», – звучало в сознании гаснущим эхом. Нелепо, что двое взрослых людей – супружеская пара! – занимаются любовью у задней двери магазина, посреди хлама. В ответ Майя просунула руки между телами, ища застежку ремня. У Акселя вырвался стон, жаркий рот переместился на другую грудь, рука двинулась вниз по бедру, к кромке подола.
 – Я вот все думаю... что там надето, под этим платьицем?
 Майя расстегнула ремень и взялась за молнию.
 – Лучше помоги мне с этим...
 Аксель охотно повиновался и без церемоний завернул короткий подол платьица на талию. Его горячие ладони прошлись вверх по бедрам.
 – Подвязки! Боже правый, на тебе подвязки!!! Я должен это увидеть...
 Майя приласкала его, и фраза сменилась невнятным возгласом удовольствия. Однако она недолго удерживала инициативу. Раздался треск тонкого трикотажа (белье у нее, должно быть, разлетелось пополам – благоразумный бизнесмен упал на уровень пещерного человека).
 Это была последняя связная мысль. Потом – только руки, только прикосновения, все ближе подталкивающие к сладостной грани. Это было чудесно, но воспринималось лишь как первый шаг, как начало. Этого не было достаточно. Сжимая мужские плечи, Майя выгибалась навстречу, терлась о него, умоляя, упрашивая, требуя.
 С губ ее сорвался прерывистый крик наслаждения, слезы брызнули из глаз. Это не был первый оргазм в ее жизни, о нет, но прежде все было иначе. Она пользовалась мужчиной, он пользовался ею, и каждый получал от этого что мог. Впервые кто-то стремился еще и... отдавать! Вот почему невозможно было под благовидным предлогом остановиться на этом этапе, вот почему первый глоток наслаждения только разжег жажду. Ей нужно было больше, больше – и немедленно!
 Аксель как будто услышал этот мысленный крик. Рывком он подбросил Майю, и она, не раздумывая, обвила его ногами, скрестила их у него на пояснице. Он оказался внутри одним мощным толчком. Счастливые слезы градом покатились по щекам, но Майя даже не заметила. Прижавшись как можно теснее, соединенные в единое целое, они замерли на мгновение, слушая эхо первого слияния. Что было потом, Майя не помнила. Кажется, она кричала, шептала то нежные словечки, то проклятия, целовала шею и плечи, смутно удивляясь тому, что он все еще в рубашке, пыталась выгнуться так, чтобы дотянуться до груди. И все это время уносилась куда-то, приближалась к чему-то, тонула в чем-то – бездонном, непостижимом.
 – Сейчас!..
 Как если бы это был приказ, она уступила натиску наслаждения, зная, что потом никогда уже не будет прежней. Два крика слились, и внутрь ее, казалось, изверглась огненная лава, сливаясь с ее влагой, перемешиваясь и соединяя их так, как не может соединить никакая клятва, никакая печать...
 Долгое время они оставались в этой позе, тяжело дыша, безмолвные, окутанные аурой, которую только что создали. Все остальное было лишним, ненужным. Внешний мир слишком часто вторгался в их общие минуты. На этот раз он словно ждал на почтительном расстоянии.
 – Майя... Майя, я и не думал...
 Аксель осторожно поставил ее на пол, но не убрал рук с шелковистых на ощупь ягодиц. Что у нее за кожа, думал он, что за аромат! Невозможно оторваться! Может быть, если он очень, очень попросит, она позволит... еще один раз.
 Безумец! Они в здании, которое в любой момент может рухнуть окончательно. Здесь наверняка полно крыс! Не такое это место, чтобы длить минуты близости. Будь они в отеле, в номере для молодоженов, с шампанским в ведерке у двуспальной кровати...
 – Аксель... – тихонько произнесла Майя ему на ухо, – не могли бы мы это повторить? Ну... чтобы знать, что все будет так же!
 Уткнувшись ей в растрепавшуюся прическу, Аксель беззвучно засмеялся. Волосы пахли гиацинтами. Боже, как он желал эту женщину!
 – Обязательно повторим, но только в постели, ладно? – сказал он, с сожалением выпуская ее из объятий. – Эти стены так непрочны, что мы можем разнести их в пыль.
 – Постель – это уже из другой оперы. Я все еще на тебя сердита.
 – А мне здесь недоставало света.
 Аксель неохотно натянул верхнюю часть платья на плечи и попытался застегнуть пуговку ворота. Майя стала ему помогать, подстегнув этим возбуждение. Выходило, что он совершенно потерял контроль как над ситуацией, так и над собой. О контроле над Майей не было и речи.
 Платье снова сползло. Поправляя его, Аксель нащупал грудь и не смог убрать руку, просто не смог.
 – Знаешь что... – начала Майя со смешком, но вдруг умолкла и окаменела. – Слышишь?
 Он и думать-то не мог, не то что слышать! Он весь ушел в осязательный процесс.
 – Что такое?..
 – Наверное, мышь. Или даже крыса! – Майя встрепенулась.
 Похоже, ее занимали совсем другие вещи. Аксель сделал попытку проникнуться проблемой, ну хотя бы прислушаться для начала. Откуда-то неслись шорохи и приглушенные шумы. Внезапно он уловил шаги. Кто может бродить по обреченному зданию? Доселе молчавший, очнулся инстинкт самосохранения.
 – Не шевелись, – прошептал Аксель и начал в спешке застегивать брюки. Казалось странным, что двое взрослых людей зашли так далеко. Заняться любовью, можно сказать, на груде отбросов! Даже подростком Аксель никогда не позволял себе ничего подобного. Секс на помойке. Секс в общественном месте. Он совсем спятил, иначе не скажешь.
 – Давай уйдем! – прошептала Майя (судя по звукам, она тоже приводила себя в порядок). – Из ресторана можно будет вызвать полицию.
 – Пока они приедут, этих ветром сдует, кто бы они ни были.
 Аксель начал пробираться между коробками. Какого дьявола Майя оставила заднюю дверь открытой! В здание мог забраться бродяга, развести костерок и спалить дотла полквартала. Такое случалось.
 – Вот дерьмо! – пробормотали в отдалении. – Кого сюда могло занести?
 Аксель сделал рывок на голос, но недооценил расстояние. Говоривший бросился наутек, стукнула дверь, шаги прозвучали как будто вниз по каменным ступеням. Он заметался в темноте, распихивая какую-то старую рухлядь. Есть ли здесь подвал?
 – Где ты? – позвал встревоженный голос Майи. – Аксель, отзовись!
 – Я же сказал, не шевелись! – Эх, сейчас бы фонарик! Пока никакого результата, кроме ушибленных коленей. – Здесь должна быть дверь.
 – Правильно, в бойлерную.
 – В какую еще бойлерную?
 – Обычную, для обогрева, – с неудовольствием объяснила Майя, нащупывая его локоть. – С таким низким КПД, что с тем же успехом можно было бы топить ее деньгами. Будь моя воля, я бы все здесь переделала, но оставалось только копить счета. А почему вдруг такой интерес?
 Махнув рукой на поиски, Аксель повернул к задней двери. Ему пришло в голову, что вдвоем с Майей они выделяют столько энергии, что другого отопления и не нужно.
 – Когда-то топили углем, – сказал он со вздохом. – Вот было времечко! Наверняка в этом доме есть угольный подвал.
 – А в подвал наверняка ведет желоб, – добавила Майя после короткого раздумья.
 – Вот именно. Правда, обычно он находится под самым потолком подвала. Уж не знаю, как эти сумели им воспользоваться, но другого объяснения не нахожу. Как раз сейчас они этим занимаются.
 – Кто «они» и чем занимаются? И почему, скажи на милость, в руинах? Здесь и украсть-то нечего!
 Аксель без слов отворил дверь и слегка подтолкнул Майю наружу. Потом он снял английский замочек с предохранителя и захлопнул, страшно сожалея, что на его месте не висит тяжелый амбарный.
 – Полиция ищет дилера. Дилер должен где-то хранить свои запасы. Что лучше подходит для этой цели, чем пустующее здание?
 – Скорее в ресторан! – Майя нервно потянула его за рукав.
 В первую очередь следовало отыскать угольный желоб и убедиться, что бывший магазин не превращен в преступное логово. А вдруг это случилось раньше, еще когда здание было обитаемым? От страха за Майю Акселя пробрал холод. Но помимо этой проблемы, была и другая – незаконченное дельце, только между ними двумя. К тому же злоумышленники давно скрылись.
 Раздираемый противоречивыми желаниями, Аксель в нерешительности стоял посреди переулка. Больше всего на свете он хотел видеть Майю в постели, в одних чулках и подвязках, с раздвинутыми коленями. Возможно, на этот раз удастся хоть отчасти владеть собой... хотя, конечно, в безрассудстве есть своя прелесть.
 – Позвоним в полицию из дому! Приняв решение, он потянул Майю за собой к автостоянке. В конце концов, какое ему дело до того, кто шастает в руинах? Это руины не его дома.
 – К тебе или ко мне? – промурлыкала Майя, поддразнивая.
 К ней? Туда, где толпами носятся коты и дети? Этого только не хватало!
 Мотор завелся не сразу, и Аксель в сердцах послал его ко всем чертям. Дом, куда они направлялись, был чреват сюрпризами, особенно если учесть присутствие Стивена и Клео. Почему он думал, что жизнь с Майей может протекать хотя бы в чем-то отдаленно похожем на русло?
 – А я тебя предупреждала, – заметила она, словно прочитав его мысли. – Подумываешь, как от меня избавиться?
 – Даже и не надейся! – отрезал Аксель. – Я тебя знаю: одно неверное слово, одно лишнее движение – и тебя простынет след. Дорогая моя, ты уже не ребенок, у тебя теперь есть все права взрослого человека. Ну и обязанности тоже.
 – Права! – Майя фыркнула. – Все права у тебя, милый. В наших отношениях имеет место серьезный перекос. Вот скажи, как ты поступишь, когда секс со мной тебе приестся? Советую баллотироваться в губернаторы – все-таки какое-то развлечение.
 – Не начинай, – предостерег он, – я сейчас не в том настроении. Надо еще выяснить, как обстоят дела дома, и поскорее выставить эту парочку.
 – Забудь о них, – сказала Майя (судя по тону, юмор к ней вернулся). – В жизни не все и не всегда идет как по маслу. Сосредоточься на главном.
 – Как по маслу не нужно, главное, чтобы шло по-моему.
 Аксель уже прикинул стратегию этой ночи: выставить за дверь двойную помеху, проверить, крепко ли спят дети, соблазнить Майю. Ничего из ряда вон выходящего. Однако, повернув к дому, он увидел, что тот сияет огнями. Аксель выругался. Майя промолчала, и слава Богу. Дети просто обязаны находиться в постелях, подумал он с отчаянием. Свет ничего не значит!
 – Еще довольно рано, – осторожно заметила Майя, когда они оказались в гараже. – Дети, наверное, переволновались от всей этой новизны...
 – Будь дело только в этом, я бы не беспокоился.
 На кухне их приветствовал многоголосый гомон.
 – Малдун перепугал Китти! – крикнул Мэтти, как только они появились на пороге.
 – Вернись в постель! – крикнула Клео, очень похожая на измученную мать и ничем не напоминавшая хладнокровную преступницу. – Вернись, тебе говорят!
 – Дурак я, что согласился дергать за шторы! – крикнул разъяренный Стивен, прижимая мокрое полотенце к исцарапанной руке. – Проклятое животное слезет само, когда сочтет нужным!
 – Папа, он говорил плохие слова! – крикнула Констанс. – Алексу стошнило прямо на белый ковер!
 Аксель начал считать до тридцати, уговаривая себя, что им еще повезло, раз у дома не расставлен полицейский кордон и не снуют пожарные. Взгляд его упал на сияющее, полное ожидания лицо Майи. Правильно, подумал он, забывая все остальное. Вот оно, главное. Месяцами он жил без секса, наконец-то нашел отдушину и еще не насытился. Можно сдвинуть и Великую Китайскую стену, было бы желание. А желание есть, еще какое. К тому же он должен исправить впечатление. В первый раз он вел себя грубо, резко, ничего не продумал и действовал сгоряча. Бог знает, что Майя о нем думает, а между тем он не таков.
 – Констанс, в постель! Мэтти, забирай Малдуна и шагом марш в свою комнату! – Аксель обвел остальных взглядом, предназначенным для укрощения буйных клиентов в баре. – Вы двое, вон отсюда! Час посещений в психушке давно истек!
 Когда вся четверка была за порогом, он спохватился, что так и не спросил, где же несчастная няня.




 Глава 28



 Дипломатия – это искусство ласково повторять «Хорошая собачка!», пока не вооружишься увесистой палкой.

 – Ты снова увидишься с мамой завтра после садика, – заверила Майя, за руку уводя заплаканного племянника в постель.
 Как оказалось, в столь позднее время такси в пригород могло прийти только через полчаса. Аксель, не расположенный к ожиданию, уволок Стивена и Клео от телевизора, где они вознамерились расположиться, затолкал в машину и повез туда, где с такси проблем не было. Майя осталась с детьми.
 – Я не хочу в садик, – угрюмо ответствовал Мэтти.
 Ну отлично, просто великолепно. Милый, послушный племянник тоже ополчился против нее. Иногда Майя спрашивала себя, на каком из перекрестков жизни повернула не в ту сторону, нельзя ли этот перекресток вычислить и исправить ошибку.
 – А как же мистер Свин? Он будет скучать, – сказала она строго. – И как же Пегги и Билли? – На данный момент это были лучшие друзья ее племянника. – Ты всегда играешь с ними в прятки. – Она запечатлела на детском лбу поцелуй. – А теперь спать!
 За прошедшую неделю мальчик провел в своей новой комнате несколько ночей, но внутренний голос подсказывал, что на этот раз номер не пройдет. Что ж, ладно. Майя заглянула к Констанс, где не без интереса выслушала отчет о прошедшем вечере. Бедняжка Дороти неплохо справлялась, но по семейным обстоятельствам ей пришлось покинуть честную компанию, что она и сделала после многословных заверений взрослых, что все будет в полном порядке. Так называемых взрослых. Впрочем, трудно было ее винить, ведь внешне Стивен и Клео выглядели зрелыми людьми, вполне способными присмотреть за двумя детьми и парой кошек.
 – Ничего, шоколадная моя, на ошибках учатся. Теперь ты знаешь, что грудных детей не подбрасывают сразу после кормления.
 – Мистер Джеймс ужасно ругался, потому что на него тоже попало, – сказала Констанс, хихикнув. – Мама Мэтти тоже ругалась на него за плохие слова. Что значит «положить на все это с прибором»?
 – Это значит, что папа Алексы очень рассердился, – объяснила Майя, борясь с желанием истерически расхохотаться. – Спи! С ковром я разберусь.
 Пока она обходила всех трех детей по очереди, Аксель успел вернуться и снять кошку с карниза для штор.
 – Здесь больше подойдет кафельная плитка, – сказал он, с неудовольствием озирая большое, интересной формы пятно на ковре. – И набор пакетов.
 – Пакетов? – удивилась Майя.
 – Ну да, как в самолете.
 Больше Аксель не сказал ни слова, просто стоял и смотрел на Майю. Она все еще была в вечернем платье и скоро покрылась мурашками там, куда был направлен его взгляд. Было чудесно и не так уж сложно заниматься любовью в кромешной тьме, но как это будет при свете, в нормальной постели? Майя не вполне понимала смысл словосочетания «супружеские обязанности», однако оно логически следовало за «брачным обетом» и «супружеской постелью». От него бросало в дрожь. Руины здания – это из ее репертуара, а вот солидная постель с дорогим бельем и настольной лампой в изголовье – уже нет. Однако приятно было вспомнить, как ее благопристойный супруг совершенно утратил контроль над собой.
 – Ко мне или к тебе? – осведомился Аксель, когда его многозначительное молчание не вызвало никакой реакции.
 – Мэтти придет ко мне среди ночи, – возразила Майя, накручивая на палец какую-то нитку. – Алекса часто просыпается. У Констанс бывают кошмары.
 – Значит, к тебе, – рассудил он, взял ее за руку и повел в нужном направлении. – Мэтти самое время научиться стучать.
 Майя с трудом глотнула. Почему она все так усложняет? Разве это первый мужчина, с которым она ложится в постель? Не то чтобы их было много: она никогда не была помешана на сексе, да и времени для него не всегда хватало. Разве что-нибудь изменилось? Аксель – всего лишь очередной партнер. Самонадеянная Дева с тайными страстями Скорпиона.
 Ярлыки не помогли. Сердце затрепетало у самого горла, а дыхание пресеклось, когда Аксель отворил для Майи дверь ее спальни. Ярлыки! Какой ни приклей, мужчина – нечто гораздо большее.
 – Ну же, это будет не первый раз, – поощрил Аксель, видя, что она колеблется.
 Голос звучал серьезно, а глаза искрились смехом. Невозможный тип!
 – Я хочу сначала принять душ, – сказала Майя, проскальзывая внутрь.
 – Ты уже принимала перед выездом в город. – Аксель закрыл дверь и прижал ручку стулом. – Потом можешь принять еще раз, а сейчас, пока все спокойно, займемся более важным делом. Другой такой шанс может не выпасть.
 Он не обратил никакого внимания на хаос, который представляла собой спальня. Не сводя взгляда с Майи, он начал расстегивать рубашку (пиджак и галстук остались на кухне). По мере того как потрясающая грудная клетка появлялась из накрахмаленных тисков, Майя все сильнее прикусывала губу. Когда Аксель отбросил рубашку, мышцы заманчиво перекатились под загорелой кожей. Между темными бугорками сосков был островок очень светлых волос. У Стивена грудь была совсем гладкая, без единого волоска. Хотя, если уж на то пошло, у него и груди-то толком не было.
 – Помочь? – поддразнил Аксель, подступая ближе.
 Мышцы у него на плечах так и бугрились, а когда он протянул руки, выступили еще рельефнее. Под деловыми костюмами он весь состоял из мышц, как могучее хищное животное. Майя перевела взгляд ниже. Так и есть, сплошные мышцы.
 – Твоя очередь, – поощрил Аксель. Словно зачарованная, она не двинулась с места, когда он подошел вплотную и вторично за эту ночь расстегнул пуговку на вороте платья.
 – Язык проглотила? Сейчас проверю, – прошептал он, стягивая платье по бедрам и позволяя ему упасть к ногам.
 Поцелуй был таким же опустошающим. Майе показалось, что она ощущает вкус вина, выпитого несколько часов назад, – до того обострены были все ее чувства.
 Она скользила ладонью по буграм мышц, и мышцы перекатывались под рукой, словно ускользая. Жар тел был столь велик, что казалось, между ними можно плавить металл. Руки и губы двигались торопливо, с жадностью, заново узнавая все, чего отведали лишь мимолетно. Прикосновения напомнили Майе, что, помимо чулок и подвязок, на ней ничего нет: обрывки трусиков валялись где-то в темноте, среди хлама.
 В какой-то момент Аксель отступил на шаг, чтобы видеть, что он ласкает. При виде его лица у Майи мелькнула безумная мысль, что он уж слишком отдается происходящему, что такая мощь желаний и ощущений, пожалуй, чрезмерна. Это было заразительно, это влекло за собой, она не хотела этого, но была бессильна бороться.
 – Какая ты... маленькая!..
 Аксель коснулся развилки ее бедер, и между бровей у него залегла морщинка. Что он имеет в виду? Что ей недостает роста и округлостей?
 – Разочарован? – спросила Майя легким тоном, как если бы ничего особенного не случилось (подумаешь, одним разочарованным мужчиной больше!).
 – Разочарован? – переспросил он. – Смеешься? Ты – само изящество! К тебе страшно прикоснуться, не то что... Я, наверное, сделал тебе больно! Вот болван! Надо было быть осторожнее.
 И все вдруг стало чудесно. Он опасался за нее – и напрасно. Они были созданы друг для друга (ну, по крайней мере в этом смысле). Все остальное сейчас несущественно.
 – А что, было похоже, что мне больно? – спросила она голосом настолько чувственным, что сама его не узнала.
 – Совсем не похоже, – признал Аксель с облегчением. – Наверное, я был кругом прав.
 Он расстегнул ремень и сбросил брюки, казалось, в мгновение ока. Схватил Майю, бросил на постель и упал сверху, ловко раздвинув ей ноги коленями.
 – Эти подвязки... в мою честь?
 Так оно и было, но Майя подумала, что уже достаточно пощекотала его самолюбие.
 – Подвязки упрощают дело, разве нет? Ты просто подзабыл.
 – Значит, основные правила все еще в ходу. – Аксель нашел губами ее грудь, и время замерло надолго. – А теперь проверим, все ли я правильно понял. Это делается так?
 И он оказался внутри мощным толчком, который чуть не сбросил Майю с постели. Точность, однако, ничуть не пострадала от этого, и ее последней мыслью было: как нож в ножны!
 Проснувшись, Аксель вдохнул аромат гиацинтов. Кондиционер едва слышно гудел, овевая спину прохладой, но рядом мерно дышало воплощенное лето. Было ли еще хоть одно утро, когда Аксель просыпался, держа в объятиях женщину? Пожалуй, нет. Этого не случалось даже при Анджеле.
 Прошлое осталось позади, и он отогнал воспоминания. Единственно важным было то, что на плече у него спала женщина, с которой он забыл и о ресторане, и обо всех проблемах грядущего дня. Хотелось любить ее снова, но еще сильнее была потребность беречь ее сон до тех пор, пока пробуждение не наступит само собой. Видеть, как Майя приподнимет ресницы, прочесть в ее глазах тепло – совсем иное, чем то, с которым она смотрела на своих учеников.
 Но нет, он хочет слишком многого, ведь ее великодушная натура готова любить всех и вся. Ему просто посчастливилось стать объектом еще и сексуального ее интереса. Разве не об этом он мечтал, вступая с ней в брак? У него нет никаких оснований требовать большего. Надо наслаждаться тем, что дано, а дано невероятно много: полные крепкие груди, округлые шелковистые ягодицы, тихие стоны женщины, возбужденной ласками. Его женщина. Как чудесно, что эта пылкая фантазерка принадлежит ему одному. Если это низводит его до уровня пещерного человека, так тому и быть.
 Майя шевельнулась, веки ее затрепетали. Аксель поднес к лицу прядь волос, самую пурпурную, и вдохнул запах гиацинтов.
 – Любишь утро?
 – Теперь – да, – сонно пробормотала Майя. – Неужто никто не колотил в дверь?
 – Я ничего такого не слышал. – Словно по заказу, Алекса завозилась в колыбели, а за дверью раздался быстрый топот ног. – Так! Уже и наспех не получится!
 – Майя, Майя! – В дверь забарабанили. – Почему твоя дверь заперта? И почему под ней спит Мэтти? Уже поздно, нам пора идтить в школу!
 – Идтить? – ужаснулся Аксель, убирая распаленные чресла подальше от искушения (даже это не испортило настроения). – До твоего появления Констанс говорила правильно.
 – Она и теперь говорит правильно, когда считает нужным, а слова коверкает, чтобы показать, что довольна жизнью.
 – Лучше бы это выражалось в долгом утреннем сне, – проворчал он.
 За дверью наступила внезапная тишина. Это заставило Акселя выпрыгнуть из постели и схватиться за одежду.
 – Папа? – робко осведомились снаружи. – Это ты?
 – Ну вот, теперь придется объясняться, – невозмутимо заметила Майя, натягивая трикотажный комбинезон, выгодно подчеркнувший все изгибы ее фигуры. – А ты, похоже, не слишком рад, что дочь стала такой разговорчивой.
 – Женщин и детей приятно видеть, но не слышать!
 Аксель судорожно натянул брюки, но поймал восхищенный взгляд Майи и снова развеселился. Возможно, в том, что он не замечает знаков женского внимания, есть доля истины. Правда, ее он заметил. О, эти знаки внимания! При одной мысли о них брюки натянулись до отказа. А между тем Майя уже открывала дверь.
 За дверью оказались Мэтти с большим пальцем во рту и Констанс с круглыми глазами.
 – В самом деле, уже поздно, – приветливо обратилась к ним Майя. – Идите на кухню и сделайте нам всем по чашке хлопьев с молоком. Мы сейчас.
 – Значит, вы спали в одной постели? – уточнила девочка.
 – Как все родители. А теперь бегом на кухню! Алекса вот-вот расплачется, надо ею заняться. Вы уже достаточно взрослые, чтобы приготовить завтрак.
 Голос Майи, по обыкновению ласковый, на этот раз нес в себе строгую нотку, и дети пусть неохотно, но подчинились. Аксель восхищенно подумал: некоторые заговаривают животных, а эта женщина – детей. Констанс и Мэтти еще не успели заняться завтраком, а уже начали пересмеиваться.
 – Ты прирожденный педагог, моя милая!
 Аксель и в самом деле так думал – теперь. До этого ему казалось, что учительская практика для Майи лишь средство подзаработать, что она занимается этим потому, что не умеет ничего другого. Он знал, что дети ее любят, что в школе чисто и туда не страшно отправлять дочь. Помимо этого, в его глазах «Несбыточная мечта» была просто школой, одной из тысяч, и ничем не отличалась от любой другой, приличной. Только теперь он понял, до чего уникально это учебное заведение.
 Аксель предпочел бы иметь дело с обычной школой, которую, в случае чего, не жаль и прикрыть. Он хотел, чтобы Майя была целиком в распоряжении Констанс. До других детей ему дела не было.
 А вот Майе было дело до каждого ребенка, как до своего собственного. И очень жаль, потому что кто-то уже совершил одно убийство, чтобы прикрыть школу. Аксель совсем не желал, чтобы пути этого человека и Майи однажды пересеклись.
 – Почему ты так смотришь? – Майя приподнялась на цыпочки и подставила губы.
 Аксель поцеловал ее и решительно отстранил.
 – На сегодня с меня уже довольно самоотречения. А смотрю я потому, что высматриваю крылышки и нимб.
 – И это после совместной ночи? – Она с усмешкой просунула руку под расстегнутую рубашку и пощекотала уходящую в брюки дорожку волос.
 – После ночи, когда вокруг не носились дети постарше и не хныкал грудной младенец, – сухо поправил Аксель, убирая ее руку. – Лично я нанял бы гувернантку.
 Усмешка Майи стала ехидной.
 – Прошлым вечером у тебя их было целых три. А впрочем, когда соскучишься по миру и покою, только намекни.
 Она направилась в душ. Аксель остался с ощущением, что его окатили ледяной водой. Выходит, для Майи их отношения так и остались временными, из тех, которые можно порвать, как только наскучат. Он вдруг припомнил, что сервиз все еще находится в школе, упакованный и готовый к переезду. Майя не понимала постоянства, не умела бороться с обстоятельствами. Она умела только спасаться бегством.
 А между тем вчерашний инцидент в ресторане мог быть подстроен мэром в попытках нанести очередной удар по его лицензии. Что станет с их браком, если все-таки придется поступиться школой в обмен на возможность сохранить бизнес и, не исключено, их жизни?




 Глава 29



 Сидел ли я когда-нибудь на игле? Нет, только на стульях.

 Колокольчик издал привычную музыкальную фразу.
 Магазин перешел к сестре, и не было никакой необходимости заходить сюда, но Майя надеялась объяснить Клео новшества, введенные под руководством Акселя и Селены, – ведь благодаря этому магазин теперь приносил какой-то доход. Хотелось верить, что сестра оценит вложенные усилия, в конце концов, это был ее единственный источник пропитания. Майя мечтала, что связующая родственная нить между ней и Клео наконец окрепнет, если только это не очередная несбыточная мечта.
 – Что тебе здесь нужно? – нелюбезно осведомились из недр магазина. – Заграбастала моего сына, хочешь отнять и магазин?
 Хорошее начало. Майя начала припоминать, почему они с Клео когда-то расстались отнюдь не друзьями.
 – Ты бы предпочла, чтобы Мэтти заграбастал социальный отдел?
 Наверное, лучше было повернуться и уйти. В это утро Майя не находила в себе решимости схлестнуться с Клео. Ночь с Акселем оставила ее в тисках нерешительности, которая распространялась буквально на все. Это было на нее совсем не похоже – обычно она жила в вихре активности.
 – В бумажонке, которую ты мне прислала, было что-то о передаче материнских прав.
 Клео явилась перед Майей с чашкой кофе в руке и с таким видом, словно провела беспокойную ночь: стриженые волосы дыбом, майка наперекосяк. В тюрьме она так исхудала, что под трикотажем проступали все ребра.
 Майя не без опаски заглянула сестре в глаза, но взгляд был ясный (ни намека на допинг), хотя и злой.
 – Это всего лишь тактический ход. Если мы с Акселем примем опекунство, социальный отдел потеряет на Мэтти все права и не сможет вмешаться, если ты, с нашего разрешения, будешь о нем заботиться. Ведь они тебе этого не позволят, пока не сочтут нужным.
 – Где мой сервиз? – Клео сунула руку в карман джинсов, словно нашаривая пачку сигарет.
 Майя ничуть не удивилась: сколько она себя помнила, старшая сестра дымила как паровоз. Отказ разом и от курения, и от наркотиков, должно быть, сводил ее с ума.
 – Сервиз в школе. Когда здание рухнуло, мы чуть было не лишились всего, поэтому я на всякий случай держу его в безопасном месте. Я тебе верну.
 – А мою жизнь? Тоже вернешь? – Клео уселась в плетеное кресло, поджав под себя ноги и не глядя на Майю. – Прибрала к рукам все: сына, магазин и этот чертов сервиз! Ты прикарманила даже мой родной город, выскочив замуж за богатого вдовца, самую лакомую здешнюю партию! А что прикажешь делать мне? Заползти в тину и не квакать?
 На этом этапе Майя обычно растворялась в лучах заката и оставляла каждому свое. Никогда она не пыталась бороться, предпочитая сойти со сцены. Однако сейчас она приняла ряд серьезных решений и благодаря им оказалась в ситуации, из которой не видела выхода.
 – А зачем ты сюда вернулась? – спросила она и тут же выругала себя за бестактный вопрос.
 Однако он уже вырвался. Клео пожала плечами и откинула голову на гнутую спинку кресла.
 – Надо где-то жить, так почему бы не здесь? Не могла же я остаться в одном городе с Занудой. Здесь вроде бы наши корни, вот и показалось, что это удачная мысль. Надо было лучше шевелить мозгами!
 Зануда. Отец Мэтти и бывший муж Клео. Скорее всего именно он приучил ее к наркотикам. Но в Уэйдвилле его уже не было рядом. То, что Клео натворила здесь, она натворила по собственному почину.
 – А мне городок нравится.
 Сказав это, Майя удивилась. До сих пор ей не нравился ни один населенный пункт – для этого они слишком часто менялись. Здесь она прижилась настолько, чтобы заложить основы своей мечты. Местные жители дали ей шанс, как никто и нигде.
 – Вот было бы здорово, если бы мы стали одной большой семьей и вместе воспитывали детей! Разве нет? – с надеждой спросила она.
 – Ничего не выйдет! – без раздумий отрезала Клео. – Я развалю весь бизнес. Ничего не умею, кроме как бегать с подносами в какой-нибудь забегаловке, а с чаевых аренду не выплатишь. Старик Пфайфер дал мне отсрочку с тем своим ветхим бараком, но твой муж – дело другое. Его подачек я не приму!
 – Пфайфер? – Майя ухватилась за тему, достаточно удаленную от застарелых разногласий. – Разве рухнувшее здание принадлежало ему? Я вроде платила какой-то компании.
 – Владелец – Пфайфер. Этот старый пень чем только не промышляет, если копнуть! Представляешь, по его словам, он наш родной дед! А кто его знает – у него потомков чуть поменьше, чем у самого Адама. Он владеет половиной этих трухлявых строений и собирается оставить все нам.
 – Родной дед? – повторила Майя в недоумении.
 Хотя у них с Клео нашлось великое множество дядюшек и тетушек, все это была седьмая вода на киселе. Ни о каких дедушках речи не шло... разве что о бабушке, да и то со слов самого Пфайфера. Странно.
 – Он, знаешь ли, умер. А жаль – ему принадлежал особняк, где находится школа. Аксель говорит, раз завещания не нашлось, здание пустят с молотка.
 – Умер... – медленно повторила Клео. – Вот дерьмо-то! Он все болтал о том, что в молодости, еще до женитьбы, был знаком с нашей бабушкой, но что-то там не заладилось, а теперь, когда он овдовел и может признаться во всем, что натворил, есть шанс облагодетельствовать нас и тем самым сбросить камень с души. Вообрази себе! Я думала, старый пень просто хочет почесать языком... ну, от одиночества. У него куча родни, но навещают его, только чтобы клянчить деньги. Мне его было вроде как жаль.
 – Мне тоже, – вздохнула Майя. – У него была мутная аура. Он назначил очень низкую плату за школьное здание, иначе я ни за что не могла бы себе этого позволить.
 Она задумалась, вспоминая почти совершенно забытые рассказы из семейной истории. Надо было лучше запоминать имена!
 – Мутная аура! – фыркнула Клео. – Ты не намного нормальнее меня. – Она помолчала. – А ведь и правда, Пфайфер ловил рыбку в мутной воде. Наверное, к лучшему, что он откинул копыта.
 Она тоже погрузилась в мрачные раздумья. Майе не слишком хотелось слушать про мутную воду, не хотелось знать, что натворила Клео в той части своей жизни, точку на которой поставила тюрьма. Однако знать было нужно, ради Мэтти.
 – Он тебя во что-то втянул?
 – Я сама себя втянула! – Сестра еще больше взъерошила волосы. – Пфайфер приложил к этому руку, но вина по большей части моя.
 – Ну? – поощрила Майя, когда она умолкла.
 – Он позволил разным подонкам угнездиться в старых зданиях. Поверь, я узнаю дилера с первого взгляда. Я всегда сама их отыскивала, а не наоборот. Теперь Пфайфера больше нет, так что им придется убраться. Ты не дергайся – я с этим завязала.
 – Такой милый старик! Прямо не верится. Может, он не знал, что это дилеры?
 Клео скептически поморщилась, но спорить не стала.
 – Теперь твоя очередь, сестричка. Как тебе удалось захомутать супермена? Ты вроде явилась сюда уже «с начинкой»?
 – Я думаю о нем как о северном боге, Торе, – сказала Майя, улыбнувшись на «супермена». – Это долгая история, тебе будет неинтересно. Главное, что Аксель знает хороших адвокатов. Как думаешь, если удастся доказать, что мистер Пфайфер был нашим дедушкой, мы получим право на его недвижимость?
 В этот момент Майя имела в виду больше Клео, чем себя. Это дало бы сестре шанс остепениться.
 – Если вся недвижимость заключается в паре ветхих строений, это не окупит иска. – Клео отпила остывшего кофе и покосилась на сияющие чистотой товары. – Когда все было в пыли и паутине, то имело куда более интригующий вид.
 – Но не приносило дохода, – резонно заметила Майя. – А теперь приносит, хоть и небольшой. Аксель говорит, дальше будет только лучше. Если действовать с умом, можно превратить магазин в жемчужину городской торговли.
 – Вот только где взять ум? И надо еще держаться подальше от разной отравы, а это не так-то просто. – Клео вдруг выпрямилась и метнула яростный взгляд. – Я хочу Мэтти!
 – Ты хочешь сбежать! – огрызнулась Майя. – Не надейся, что этот номер пройдет!
 – Это мой ребенок!
 – Это твоя ответственность!
 Майя впилась ногтями в подлокотники кресла. Она никогда еще не говорила в таком тоне ни с кем, но кто не способен перечить даже родной сестре, тот человек пропащий.
 – Тебе не понять! Никому не понять! Без меня всем будет легче. – Клео понурилась, сверля взглядом прилавок. – Я уеду.
 – Не уедешь! Не имеешь права. Тебя отпустили на поруки, так что придется остаться и решать проблемы, от которых ты хочешь убежать. Пойми, ты теперь не одна, у тебя есть Мэтти и мы с Акселем. Никто из нас больше не одинок!
 – Ну конечно! Твой супермен будет со мной возиться. – Клео долго молчала, что-то трудно ломая в себе, потом сердито посмотрела: – Я сделаю все, чтобы вернуть Мэтти.
 Вот и славно, подумала Майя. Первый шаг сделан. Больше давить не стоит – пока.
 – Обратись в социальный отдел. Может, они пойдут навстречу, а если нет, обсудим варианты. – Она поднялась. – Мне пора раскрашивать кроссовки, а ты иди атакуй систему!
 К ее удивлению, Клео как будто смирилась с положением дел. Во всяком случае, обошлось без дальнейших препирательств. Сестра ушла, а Майя заняла обычное место за прилавком. В последнее время было слишком много треволнений, пора было укрыться в мирке кистей и красок.
 Когда колокольчик затренькал, она не без трепета глянула в сторону двери. В десять утра покупатели редко заходят в магазин подарков, а если это был Аксель, в первую очередь следовало решить, как с ним держаться. Им нужно было обсудить множество важных деталей, совсем в ином ключе, чем прошлой ночью. Физическая близость оказалась еще опаснее для рассудка, чем Майя предполагала.
 Однако вместо Акселя явились Ральф Арнольд и Кэтрин, которая озиралась с таким видом, словно ни разу не бывала в магазине. Мэр, в свою очередь, вытаращил глаза на стенд с наклейками. Надо сказать, никто не проходил мимо, вот и этот яппи не устоял. Майя против воли улыбнулась.
 Через минуту он встал перед прилавком, держа в руке наклейку со словами «Забудь про мир во всем мире, помни про дорожные знаки».
 – Вот, – сказал он без улыбки. – Я бы налепил это на каждый бампер в городе.
 –: За счет заведения, – сказала Майя, отмахнувшись от денег.
 Она впервые видела Ральфа Арнольда и всмотрелась в него, ища признаки дьявольской натуры. Однако вместо зловещих вспышек в ауре он излучал только узколобый консерватизм. Занятно, что у них нашлось что-то общее, пусть даже из области правил дорожного движения.
 – Не хотите купить хрустальный шар? Помогает предсказывать будущее.
 Мэр посмотрел на Майю с подозрением, но тут подошла Кэтрин и отвлекла его. Она была, как и в первый раз, в красном, разве что крой костюма был, можно сказать, скромный: кромка подола доходила аж до середины бедер. Кэтрин сразу взяла быка за рога.
 – Наследники требуют, чтобы особняк был продан как можно скорее. Мы готовы пойти им навстречу, предложив вам несколько других помещений на выбор.
 – Присядьте, оба, – сказала Майя любезно, – и ослепите меня блеском своего интеллекта. Но не забудьте, что делом об аренде занимаются правовые органы и что именно они вынесут вердикт. Пока я не вижу законного пути принудить меня к отказу от аренды. Разве что через три указанных в договоре года.
 Эта тирада заставила мэра побагроветь. Кэтрин недобро прищурилась. Майя снова взялась за кисть.
 – Аксель должен был вам объяснить, что земли Пфайфера нужны нам немедленно. Принудительное отчуждение – не редкость. Нам недостает только вашей подписи под бумагой о передаче прав.
 – Аксель ничего не говорил мне о данной конкретной подписи. Наоборот, он упомянул, что передача прав стоит дорого и что кое-кому придется раскошелиться.
 На самом деле об этом упоминала Селена, но какая разница? Не важно, что имелось в виду, Майя все равно не собиралась прерывать аренду. Просто довод звучал солидно.
 – Аксель обещал! ;– сказала Кэтрин на повышенных тонах. – Сказал, что почешет нам спинку, если мы почешем ему! Он должен был подыскать вам новое место!
 Это явилось для Майи откровением и могло стать еще одной темой предстоящего разговора с мужем. Однако в присутствии посторонних она не собиралась даже намекать, что между ними существуют разногласия.
 – Вы вполне можете почесывать друг друга, – сказала она со спокойной улыбкой. – Думаю, у нас с вами совершенно разный зуд. Короче, аренду я не прерву, и школа останется там, где находится. Выше по склону есть запущенное табачное поле, почему бы вам не направить свой интерес на него?
 – Но дорога стала бы на две мили длиннее! – возразил мэр. – Это черт знает какие деньги, целое состояние! На землях Пфайфера мы сэкономим сотни тысяч. Возьмитесь наконец за ум и помогите ускорить их конфискацию.
 – У вас проблемы с чувством перспективы. Мост в зоне затопления поглотит громадные средства, а перенос школы в неудобное место настроит родителей учеников против вас. Дамы из клуба садоводов планируют экскурсии по окрестностям особняка. Мистер Пфайфер, похоже, собирался разбить парк, и хотя впоследствии передумал, после него осталось немало экзотических растений. Не каждый городок может похвастаться такими диковинами.
 – Подумаешь, растения! – взорвался мэр. – Это всего-навсего кусок дрянной земли! Вы пытаетесь оспорить права законного наследования, задушить идею городского развития! Раз так, будем судиться! Аксель жестоко пожалеет, что пошел у вас на поводу!
 Очень возможно, что Аксель об этом пожалеет, подумала Майя, но вряд ли в отношении земель Пфайфера. И сказала:
 – Я не запрошу с вас много за хрустальный шар.
 – Идем отсюда! – Кэтрин вскочила и потянула мэра за руку. – Сейчас она предложит раскинуть карты!
 – Помните Шута? – крикнула Майя вслед, когда эти двое шли к двери. – Не забывайте того, что я о нем говорила.
 Кэтрин не обернулась. Когда дверь захлопнулась, Майя со вздохом оглядела унылого дракона, созданного в процессе разговора. На самом деле в картах Кэтрин Шутом была она, Майя, а Смерть обернулась самым худшим – уходом из жизни. Судя по словам Акселя, мистер Пфайфер приходился Кэтрин дальним родственником.
  Август 1946 года 
 «Я выгодно вложил сбережения в недвижимость и не сказал Долли ни слова. Она не знает и о ребенке. Я не могу обратиться за деньгами ни к ней, ни в социальный отдел, поэтому подыщу адвоката, пусть потом передаст бумаги потомкам Хелен. Надеюсь, моя дочь вырастет не такой слабохарактерной, каким всю жизнь был я».




 Глава 30



 Сдачи можно получить от любого, реже всего – от автомата.

 Положив трубку, Аксель повернулся к окну и заметил, как Ральф и Кэтрин в спешке покидают соседнее здание. Это зрелище не сулило ничего хорошего.
 Разумнее было не соваться в магазин, а подождать до вечера. Если Майя бурлила эмоциями, за это время она вполне могла успокоиться. Ведь еще совсем недавно Аксель держал ее в объятиях, спящую и обнаженную. Воспоминания об этих минутах согревали давно остывшие уголки его сердца, и очень не хотелось, чтобы едва возникшие узы распались. Брак, как и бизнес, процветает, только если действовать с умом. Рациональный подход куда разумнее сентиментального.
 Рассуждая таким образом, Аксель бежал вниз по лестнице, прыгая через две ступеньки. Он понятия не имел, что его ожидает, знал только, что скучать не придется. Прежде он не был так любопытен, но стоило этой черточке характера проявить себя, как она стремительно разрослась.
 Динамики молчали, и в магазине царила зловещая тишина. Аксель запоздало вспомнил, что здесь теперь заправляет Клео. Однако он знал и то, что Майя явилась с визитом. От Клео мэр не бежал бы как от огня.
 Утро выдалось туманное, но никто не включил свет в задней части магазина. Аксель исправил упущение, огляделся и обнаружил Майю в вольтеровском кресле, с агукающей Алексой на руках. Едва согретые, уголки сердца остыли снова, стоило обменяться с ней взглядами.
 – Ну и что новенького сказал наш мэр? Аксель уселся, почему-то отчаянно желая чаю с жасмином. Но никто не предложил ему – разносортный сервиз так и оставался в школе.
 – Многое. И все о том, как почесывают спинку, – неласково ответила Майя.
 – Это из тех времен, когда я был на грани потери лицензии, – сказал Аксель, не без труда припомнив давний разговор. – Кстати, я ничего конкретного не обещал, просто прикидывал, куда можно перенести школу.
 – Я не собираюсь ее переносить. – Было заметно, что Майя избегает встречаться с ним взглядом. – А тебя это вообще не касается! Это моя школа.
 – Послушай, – осторожно начал Аксель, – не хотелось тебе говорить, но эти земли, быть может, стоили Пфайфера жизни. Мэр заодно с застройщиком, потому что вложил в проект большие деньги. Я никого не обвиняю, просто хочу, чтобы ты знала: это опасно, , как для тебя, так и для детей.
 – И ты думаешь, что кто-то поднял руку на старика ради его обветшалого дома? Что за ерунда! Ведь завещания не существует. Ты ведешь себя как параноик.
 – Как раз наоборот: если завещания нет, по закону недвижимость идет с молотка, а вырученная сумма делится между наследниками. Это в интересах мэра, потому что земли после продажи будут переданы под застройку. Пока аренда не прервана, продажа невозможна, а значит, ты и есть главная помеха.
 Чем дольше Аксель говорил, тем больше нервничал. Не то чтобы он думал, будто Ральф Арнольд способен на убийство, но что он знал о застройщике или наследниках покойного?
 – Почему мэр прицепился именно к этому куску земли? – спросила Майя, рассуждая вслух. – Особняк, да и вся территория являются исторической ценностью, а они хотят понастроить там безликие кондомы!
 – Кондоминиумы, – поправил Аксель с усмешкой.
 – Все равно строения, безликие, как кондомы! Пусть строят на табачном поле.
 – Майя, давай не будем препираться...
 – Ах, я препираюсь! И что же? Моя строптивость приводит тебя в бешенство? Что ж, я уже видела, как ты бесишься.
 Она метнула взгляд из-под густых ресниц, и Аксель едва не забыл, о чем разговор. Понимающая усмешка заставила его стряхнуть оцепенение. Ему бы следовало помнить, что простодушного в этой женщине – один вид, и только.
 – Я не бешусь, я взываю к твоему здравому смыслу.
 – Тогда прекрати говорить гадости о моей сестре, – заявила Майя ни к селу ни к городу. – Человеку свойственно ошибаться! Клео совершила ошибку и дорого за это поплатилась. Надо поверить в нее, тогда...
 – Черт возьми, Майя! – крикнул Аксель и не без труда заставил себя понизить голос: – Наркомания, как и алкоголизм, неизлечима! Ты можешь вылезти вон из кожи, но не думаю, чтобы это помогло. И даже если она каким-то чудом справится с пагубной привычкой, это не главное...
 – Верно, не главное! – перебила Майя так резко, что Алекса испуганно пискнула. – Главное то, что ты хочешь все держать под контролем, все устраивать за всех. Не выйдет! Каждый имеет право делать со своей жизнью все, что пожелает, исправить или испортить ее по своему усмотрению! Это касается и моей жизни. Школа – моя мечта, а мои мечты тебя не касаются!
 Все это было чистой воды нелепицей, но жизнь с Майей так подточила логику Акселя, что он не сумел подыскать достойных возражений. Она стояла, прижимая Алексу к груди, как щит, и это мешало зацеловать ее до головокружения и сбить с дурацкого хода мыслей.
 – Меня касается судьба наших детей, – сказал Аксель. – Я не позволю подвергнуть их опасности. В данный момент недвижимость Пфайфера заморожена, и ничего нельзя предпринять, но когда условия будут благоприятнее...
 – Аксель! – перебила Майя, баюкая ребенка. – Почему тебе непременно нужно беспокоиться? В смерти мистера Пфайфера нет ничего зловещего: он был найден со стаканом в руке и полупустой бутылкой спиртного. Родня раздула эту историю потому, что он якобы капли в рот не брал. – Внезапно она просияла. – Знаешь, что говорит Клео?
 Он не горел желанием знать. Клео никогда не говорила ничего такого, что было приятно слышать.
 – Что же?
 – Что старик Пфайфер был нашим дедушкой!
 Аксель откинулся в кресле и прикрыл глаза рукой. Так хотелось вернуться к простому, ясному и последовательному ходу если не жизни, то хотя бы беседы, но бесполезно было и пытаться.
 – Не хватало только обвинения в убийстве, – проворчал он, – а мэр уж точно вас обвинит, если это выплывет. В браке у старика детей не было, значит, все его наследники – непрямые. У вас с Клео будут права на львиную долю имущества.
 – О! – сказала Майя с интересом.
 Акселя передернуло. Похоже, он только что обогатил ее арсенал еще одним мощным оружием.
 – Забудь об этом! – сказал он строго. Ответом была сияющая, обезоруживающая улыбка, которую он называл про себя стопроцентно Майиной.
 – А что такого? Мама понятия не имела, кто наш дедушка, так почему бы не этот милый старикан? Как приятно дополнить генеалогическое древо... – Она встретила свирепый взгляд и поспешно добавила: – Но можно и не дополнять!
 – По крайней мере до конца расследования. Аксель почувствовал, как его засасывают удобные глубины кресла, и поспешил их покинуть. Возвращаться к делам день ото дня становилось все труднее.
 – Клео сделает все, чтобы вернуть Мэтти! – крикнула Майя вслед.
 Будто это могло его приободрить...
 Динамики пробудились к жизни. Аксель расправил плечи и решительно перешагнул порог, думая: деторождение и секс – вот для чего нужны женщины. От остального их надо держать подальше.
 И пока он шел к ресторану, в голове эхом отдавалось: секс, секс, секс...
 – А, это ты, Китти! – буркнула Майя, скатывая простыни в ком и выбрасывая за дверь.
 Приближалась полночь. Акселя все еще не было. Рыжий котенок, один из пяти (каждого звали Китти, потому что Мэтти не умел их различать), вылизывал лапку на платяном шкафу.
 – Если ты такая чистюля, почему не вылизала заодно и эту комнату? – Майя вытряхнула подушку из наволочки, натянула свежую и с минуту яростно била кулаками, как боксерскую грушу. – Если он наивно полагает, что я буду ждать до утра!.. Что это, скажи на милость, за брак? – воззвала она к котенку. – В такой кавардак его калачом не заманишь... и вообще-то он прав.
 Она оглядела комнату, где из каждой емкости свешивались предметы одежды и туалета. За всю свою жизнь Майя не износила столько вещей, сколько теперь имела в своем распоряжении, и потому не знала, что делать со всем этим добром. Даже рассортировать его для стирки и химчистки было задачей не для среднего ума. Непонятно, откуда бралось все это изобилие.
 Столик с незаконченным мобилен занимал большую часть оставшегося места. Его бы унести, но краски быстро засыхают, если вовремя их не использовать...
 Из гаража донесся звук поднимающейся двери. Нашел время, мрачно подумала Майя. Теперь решит, что вся эта суета с постелью – ради него! До сих пор она не верила в сексуальную неудовлетворенность, считала удобной отговоркой для сварливого характера. Она и теперь не собиралась в нее верить. Аксель Хоулм может отправляться прямиком в свою собственную кровать, а ей самое время выспаться. Надо бы приобрести табличку «Не беспокоить» и вешать на дверь.
 Взбивая вторую подушку, Майя прислушивалась к шагам на кухне. Вот Аксель выключил свет, который, кстати сказать, она оставила гореть. А все потому, что сердилась. Школу, видите ли, можно и прикрыть, невелика потеря! А Клео навеки погрязла в наркотиках! Отсюда один шаг до того, что от нее никакого толку. Допустим, у нее нет докторской степени и денег тоже – да и не надо! Но толк от нее есть!
 Хотя Майя намеренно оставалась спиной к двери, она ощутила присутствие Акселя, как только он встал на пороге. Словно для того, чтобы это подтвердить, мгновением позже до нее донесся легчайший запах его одеколона. Воровато глянув в зеркало, Майя увидела мужа: с пиджаком через плечо, ослабленным галстуком и растрепанной светлой шевелюрой. Утомленный, он казался еще красивее, еще сексуальнее. Вот он бросил пиджак в кресло, уже задрапированное парой платьев. Майя сильнее вцепилась в край простыни.
 – Мэтти у себя? – осторожно осведомился Аксель и взялся за другой край.
 – Он у Клео. Социальный отдел позволил взять его на выходные.
 Это прозвучало сухо даже для собственных ушей. Мэтти, с печальными глазами уличного оборвыша, каким она впервые его увидела когда-то, занял в ее сердце прочное место. И там он должен был остаться навеки.
 – Стивен тоже там? – еще осторожнее полюбопытствовал Аксель, расправляя угол простыни.
 Господи, подумала Майя, нельзя же выглядеть так потрясающе, когда всего лишь заправляешь постель! Сердце, этот предатель, уже набирало обороты.
 – Стивен вчера уехал в Нашвилл. Что-то насчет доводки альбома.
 – Этого следовало ожидать, – заметил Аксель.
 – Когда это работу ставили в вину? Котенок спрыгнул со шкафа на свежезастланную постель. Аксель подхватил его, выбросил в коридор на кучу грязного белья и прикрыл дверь.
 – Я и не ставлю. На что ты теперь сердита?
 – Ты бы рад распихать нас по коробочкам и хранить в вате! – огрызнулась Майя.
 На что сердита, на что сердита! На то, что начала ждать еще много часов назад! На то, что хочет лечь с ним в постель! На то, что научилась желать того, чему раньше не придавала значения, – и правильно не придавала, ведь ничто не вечно! Сердита, как же! Она в ярости!
 – Ладно, – сказал Аксель, берясь за брошенный ему край верхней простыни, – ты права. Мне нравится все раскладывать по полочкам. Чтобы каждая вещь была на своем месте. Так легче управляться с делами.
 Он даже не притворяется, будто хочет ее понять!
 – Люди – не вещи! – Майя бросила в Акселя подушкой. – Рыба не нуждается в гнезде! Это не сработает, и точка!
 Расправляя простыню, Аксель пытался во все это вдуматься. Говорить с Майей было все равно что отгадывать сложный кроссворд. Где, черт возьми, ключевое слово? Однако последнее заявление было достаточно понятным, чтобы сжалось сердце. Если это не сработает, вина будет целиком его. Он все затеял, ему и расхлебывать.
 – Рыба нерестится, – заметил он, – а это примерно то же, что гнездование. Когда рыба размножается...
 Вообще-то он почти ничего не знал о рыбе, кроме того, что место нереста всегда одно и то же и что туда возвращаются вопреки всем преградам.
 – О размножении и речи нет! – отрезала Майя, испепелив его взглядом. – Не в такое позднее время!
 Аксель подавил смешок, из опасения, что вылетит в коридор следом за котенком.
 – Сегодня был хлопотливый день, – объяснил он. – Удачно, что я сумел вырваться раньше двух часов ночи. Новый помощник еще не знаком с клиентурой. – Он аккуратно отогнул угол простыни, в то время как Майя яростно пихнула свой под матрац. – Если ты злишься из-за этого, то зря: я тебя честно предупреждал.
 – А вот и не из-за этого! – Она швырнула поверх простыни одеяло. – Я злюсь, потому что проклятый ресторан застит тебе глаза! Что такое школа по сравнению с ним? А что важнее: учить детей или кормить пьянчужек?
 Это уж слишком, подумал Аксель, расправляя одеяло.
 – Мой ресторан приносит деньги! На них выстроен этот дом, куплен другой, в котором сейчас прохлаждается твоя сестрица, на них мы покупаем то, что едим! Одним учением сыт не будешь!
 – Сытое брюхо к ученью глухо! – Майя рванула одеяло к себе. – И вообще, при чем тут еда? Всю жизнь, с самого первого класса, я мечтала устроить школу, в которую детям захочется возвращаться снова и снова, как в любящую семью!
 Аксель махнул рукой на аккуратность и выпустил свой край одеяла. Главное, Майю удалось вызвать на спор. Вот если бы только она приводила солидные доводы, если бы оперировала близкими ему понятиями: цели, средства, затраты. Жизнь и семья – все это было слишком отвлеченным для восприятия.
 – Я мечтала о школе, где к каждому ребенку будут относиться как с своему собственному, независимо от того, ходит он в кроссовках за сотню или в уцененных кедах! Ты не имеешь представления, насколько больше внимания получает ребенок из хорошей семьи, чем сирота! Того, кому по силам математика, осыпают похвалами, а к тому, кто на полях тетради рисует рыцарей и замки, относятся как к умственно отсталому! По-твоему, это справедливо? В каждом есть что-то свое, что можно развить, чему можно дать расцвести, даже если у него не заоблачный показатель интеллекта!
 Майя кое-как побросала подушки на одеяло. Аксель оглядел результат ее усилий без всякого восторга, но от комментариев воздержался. Честно говоря, он не мог понять, к чему это – застилать постель в тот час, когда в нее пора ложиться. В пылкой тираде он слышал обделенного вниманием странного ребенка и мог понять ее вопреки тому, что сам принадлежал к «детям из хороших семей». Его часто хвалили за успехи, если не в математике, то в спорте. Никогда он не чувствовал себя инородным телом. Зато Майя знала, каково это.
 – Иными словами, – подытожил Аксель, – ты мечтаешь о школе, где восторжествует равенство. Так не бывает! Ты мечтаешь о невозможном.
 – Ну и пусть! – отрезала Майя, темнея лицом. – Кто-то должен мечтать, пойми! Где был бы этот мир, не будь мечтателей? Да что там говорить! Ты даже не знаешь, что такое мечта!
 Она накручивала себя, как когда-то Анджела, чтобы в конце концов найти облегчение в слезах, и, как тогда, Аксель не знал, что предпринять. Заранее содрогаясь, он ждал, когда начнутся рыдания, когда он будет беспомощно смотреть, не решаясь заключить в объятия и утешить.
 – Мечты не окупаются, – произнес он тихо, – но каждый имеет право на мечту. Просто мне хотелось бы лучше тебя понять. Мы говорим на разных языках. Я не умею читать между строк, никогда этого не умел.
 К его большому удивлению, Майя вдруг перестала хмуриться, помедлила – и направилась к нему. Уголки ее губ лукаво приподнялись, глаза заблестели. Не зная, чего ожидать, Аксель смотрел на нее настороженно.
 – Отчего же, – проворковала Майя, – порой у тебя неплохо получается. – Она обвила его шею руками и слегка потерлась всем телом, так что он ощутил те соблазнительные изгибы, о которых думал целый день. – Посмотрим, на таких ли уж разных языках мы говорим...
 Она потерлась снова, на сей раз бедрами. О да, этот язык он понимал лучше всего!
 Аксель опрокинулся на постель, увлекая Майю за собой, и, прежде чем она успела выскользнуть из объятий, перекатился на нее. Скоро ему удалось направить ее страсти в совсем иное русло.
 «Завтра займемся этим в моей постели!» – подумал он.
  Май 1970 года 
 «Я не могу довериться никому, кроме своего дневника, поэтому после стольких лет раскрываю это хранилище моих радостей и горестей. Сегодня дочь обвенчалась с отличным парнем! Если правда, что усопшие наблюдают за нами с небес, то Хелен сейчас так же улыбается сквозь счастливые слезы, как и я».




 Глава 31



 Чем больше я общаюсь с людьми, тем больше люблю свою кошку.

 Майя приоткрыла рот при виде лоснящегося черного «кадиллака» у двери магазина. Хорошо бы это был эксцентричный коллекционер полотен неизвестных художников! Тогда бизнес точно пошел бы в гору. Она с надеждой толкнула дверь магазина.
 – ...на тех же условиях, что и раньше, – донеслось от прилавка. – За тобой остался долг, помни это.
 Рослый негр повернулся, посмотрел сквозь Майю и пошел к выходу. Его бритая голова сияла на манер «кадиллака», да и аура была того же цвета. Майя инстинктивно отступила с дороги. Далеко не расистка, в этот момент она вспомнила про все самое неприятное: цепкую бульдожью хватку, автоматные очереди, разборки между бандами. И это невзирая на то, что гость был в костюме, даже с запонками. Клео проводила его усталым, безнадежным взглядом.
 – Мэтти наверху, что-то смотрит по ящику, – сказала она в ответ на безмолвный вопрос Майи. – По субботам народу больше всего, придется держать магазин открытым.
 Группа подростков рассматривала безвкусные сказочные фигурки из латуни, не замечая на стене над прилавком великолепное панно: маг и волшебница. Майя была уверена, что его немедленно купят. Похоже, у нее и впрямь нет никакого делового чутья. Впрочем, нет его и у Клео. Возможно, вообще не стоило реанимировать магазин.
 – Этот черный – он источает зло! – сказала она, понизив голос.
 – Расистка! – огрызнулась Клео.
 – Чушь! Злу безразличен цвет кожи. – Майя со страхом вгляделась в сестру, но опять не нашла ни следа наркотиков. – Клео, в чем дело? Если ты в беде, поделись со мной. Со своей жизнью ты могла делать что хотела, но теперь у тебя есть Мэтти. Он такого не заслуживает!
 – Не говори ерунды! – отрезала сестра, еще больше замыкаясь. – Это был постоянный клиент, помешанный на вуду. Он заказал мне языческие амулеты и время от времени заглядывает узнать, нет ли чего.
 – Отчего же он ни разу не появился, пока тебя не было? Клео, мы сестры! Вместе мы справимся с чем угодно!
 – Наивная! – усмехнулась та. – Всегда была наивной. – Придав усмешке оттенок приветливой улыбки, она прошла в угол, где переговаривались подростки. – Вот хрустальный шар из Непала! Говорят, он исцеляет болезни.
 Майя зашагала наверх. Мэтти и в самом деле смотрел телевизор. Вне себя от ярости на сестру, она схватила его за руку и потащила за собой.
 – Не хочу! – захныкал мальчик, упираясь. Майя продолжала тянуть его к лестнице.
 – А как же мама?! – крикнул Мэтти, пытаясь вырвать руку. – Вдруг я буду ей нужен?!
 Пристыженная, Майя уселась перед ним на корточки.
 – Ты ей нужен всегда, шоколадный мой. Она тебя очень любит. Но сейчас ей нужно побыть одной.
 – Опять приходил плохой дядя, – сообщил мальчик, шмыгая носом. – Я буду защищать от него маму.
 Потрясенная до глубины души, Майя невольно оглянулась через плечо и заметила сестру. Та держалась в отдалении, с каменным лицом и слезами на глазах.
 – Плохой дядя ничего не сможет сделать, если держаться от него подальше. – Майя взяла племянника на руки. – Мы его прогоним, этого буку!
 С этим она бросилась прочь из магазина, унося Мэтти подальше от опасности.
 – Наркобизнес! Хуже некуда! – Майя вздохнула в телефонную трубку. – Я не могу отплатить Акселю за добро, запятнав его репутацию делишками сестры. Он отдал под магазин свое здание, и если это всплывет, его потянут к ответу. Что же делать?! Как Клео могла?!
 Селена никогда не указывала Майе на погрешности в ее выводах, просто принимала информацию к сведению и работала над ней. Вот бы Акселю это качество! Ему явно недостает понимания.
 Припомнив, каким понимающим Аксель был прошлой ночью, Майя смахнула невольную слезу. До сих пор ей удавалось разве что с успехом отвергать, даже когда хотелось противоположного. С Акселем у нее все иначе. Или дело в нем самом? Как он умеет пробраться сквозь всю линию обороны, прямо к ней в постель! И уж если проберется, такое вытворяет!
 Майя позволила себе вспомнить прошлую ночь и залилась краской. Возможно, деспотизм не так уж плох, когда речь идет о постели. Как не хочется потерять этого деспота по милости Клео!
 – Эй, ты еще там? – окликнула Селена, когда молчание затянулась. – Это не мое поле деятельности, но кое-кого я знаю. Наведу справки, может, удастся напасть на след этого, с «кадиллаком». Но если Клео окажется замешанной...
 – То газеты это раздуют и будут трепать имя Акселя напропалую. Со школой придется распроститься.
 Майя сильно прикусила губу. Вкус крови был словно вкус страха.
 – Ну не молчи! – поощрила Селена.
 – Если прикрыть школу добровольно уже сейчас, мэр оставит Акселя в покое, и даже если Клео вернется в тюрьму, обойдется без шумихи. Почеши спинку мне – и я почешу тебе.
 – Мерзость какая! Рыбка снова хочет уплыть подальше от неприятностей? Ну уж нет! Я вложила в эту школу не одни деньги. Это не только твоя мечта, но и моя, советую помнить!
 Майя вдруг осознала, что прижимает трубку плечом, а пальцы держит сплетенными перед собой, как Аксель в трудные минуты. И верно, куда уж труднее: ей грозит потерять разом мужа, сестру, лучшую подругу и мечту всей жизни.
 Надо было плыть по течению, тогда жизнь была бы легче легкого.
 – Адвокат позвонит мне в понедельник, – говорила Селена. – Если к аренде нельзя придраться законным путем, придется мэру настаивать на принудительном отчуждении. Что там с клубом садоводов?
 – Они связались с Историческим обществом, – тупо ответила Майя.
 Какой смысл спасать школу, если для этого придется пожертвовать Акселем и Констанс? Только теперь она поняла, как дорого обойдется мечта.
 – Что ты знаешь о наркобизнесе в округе? – спросил Аксель, отпирая заднюю дверь бывшего магазина Клео.
 – Я все равно что на пенсии, парень, – напомнил Хедли. – Ничего не вижу, ничего не слышу!
 – Не строй из себя простака. – Аксель повернул выключатель и осветил почти пустое подвальное помещение. – Ты, как губка, впитываешь всевозможные сведения. Вокруг моей кухни и здешнего подвала слоняется как минимум пара подонков. Каков шанс, что в этом замешаны наркотики?
 – Наркотики замешаны во все незаконное, что происходит в этой стране, – хмыкнул старый репортер. – Это как при «сухом законе», только речь не о выпивке. На месте правительства я бы узаконил всю эту гадость, но обложил таким налогом, чтобы деньги в бюджет потекли рекой. Почему нет заведений, где разные уроды могут в любой момент присосаться к наркотикам? Хочется им поскорее в могилу – на здоровье, нечего тащить за собой еще и других, ни в чем не повинных! Может, не будешь связываться с этим делом?
 – Как я могу, если они так и норовят сунуться в ресторан? – проворчал Аксель, расталкивая коробки. – Раз полиции некогда, займусь расследованием сам.
 – Чего ради? Что это, личная вендетта? Молодежь тянется к наркотикам, и с этим ничего не поделаешь. Просто так уж вышло, что они затесались на твою территорию.
 – Я их давно уволил, делать им там было нечего. Кто-то хочет меня подставить, и я думаю, тогда ночью этот кто-то побывал здесь. Ты разнюхал еще что-нибудь об этом янки, застройщике?
 – А какая связь? – Пока Аксель дергал ручку внутренней двери, Хедли сунул нос в коробку с мусором. – Застройка сейчас на взлете, добыть ссуду совсем не сложно.
 – Плохой из тебя помощник, – вздохнул Аксель, пытаясь отпереть дверь ключом от задней двери здания. – Мэр рискует карьерой, настаивая на отчуждении конкретного куска земли. Зачем ему это, раз добыть ссуду так просто?
 Ключ не подходил. Аксель приложил силу и согнул его в замке.
 – Теперь наркотики то же самое, чем была выпивка в пятидесятых – шестидесятых. – Репортер осторожно извлек из коробки использованный шприц и показал Акселю. – Молодежь смело шагает навстречу прогрессу! Раньше пили в ночных клубах, теперь колются по подвалам. Город изливается через край, мы всего лишь кочка на пути этой лавины.
 При виде столь бесспорного свидетельства Аксель с отвращением передернулся. Почему эти руины не сровняют с землей? Надо выяснить, кто хозяин. Может, Майя знает?
 – Я все думаю про парня по фамилии Элайсем, – вдруг сказал Хедли, бросая шприц назад в коробку. – Он работал на строительстве, с бригадой из Техаса. Было это лет тридцать назад. Хороший был парень, с амбициями.
 Аксель не без труда извлек согнутый ключ и попробовал по очереди каждый из связки. Тщетно. Тогда он попытался отжать язычок кредитной картой.
 – Майя вроде местная уроженка. Вдруг это ее отец? Не хочешь ей про него рассказать? Она говорила, что совсем не помнит родителей.
 – Рассказать! Женившись, парень перестал рассиживаться со мной за бутылкой. У его жены мать была алкоголичка или что-то в этом роде, и она настояла, чтобы он совсем бросил пить.
 Кредитная карта, разумеется, тоже не помогла – для этого старые замки были слишком неуступчивыми. Аксель сунул ее в бумажник и присоединился к Хедли, все еще рывшемуся в мусоре. Тот завел разговор о техасце неспроста, у него явно было что-то на уме.
 – Не думаю, чтобы Майя обрадовалась бабушке-алкоголичке. Лучше молчи об этом, – сказал Аксель, когда они шли к выходу.
 – Но тебе знать полезно, – заметил репортер, тяжело опираясь на трость, чтобы отворить заднюю дверь магазина. – Если мне не изменяет память, Элайсем женился на урожденной Арнольд. Эта самая бабушка-алкоголичка была в семействе паршивой овцой – слишком много себе позволяла для послевоенных лет. Был у нее ресторан, настоящая забегаловка, в пятидесятых, когда на спиртное смотрели косо. Еще она оскандалилась, прижив незаконного ребенка. То-то был шум! До меня эти слухи дошли стороной.
 Как же, стороной, подумал Аксель. Скорее всего Хедли и помог этой забегаловке расцвести пышным цветом.
 Они вышли на свет дня, и только тут он понял главное. Урожденная Арнольд... значит, Майя приходится Ральфу родственницей. Вот дьявольщина! Сначала Пфайфер, а теперь еще и мэр! Боги, наверное, от смеха хватались за животы, когда он переступал порог «Лавки древностей», чтобы побеседовать с учительницей Констанс. Что-то уж слишком много совпадений для того, кто не верит в судьбу. Возможно, судьба есть, и даже с большой буквы!
 – Ну, что дальше? – спросил Аксель, смиряясь. – Жду не дождусь услышать, что семейство Арнольдов выжило семью Элайсем из города.
 В провинциальном южном городке родственные связи значат очень много. Чем древнее фамилия, тем влиятельнее семейство, а всякий скандал порочит на долгие годы. Как баллотироваться в мэры, если приходишься родней паршивой овце? А между тем отец Ральфа тоже вышел в мэры, еще в семидесятых.
 – Насчет выжило не знаю, но шанс велик. – Хедли адресовал Акселю одобрительную улыбку. – Хочешь, чтобы я проверил?
 – Предпочитаю остаться в неведении, – буркнул Аксель.
 По дороге домой он решил, что должен навести в своей жизни хотя бы видимость порядка. В самом деле, он всегда предпочитал, чтобы солдатики маршировали в четком строю. Разве это невозможно только потому, что брак добавил несколько новых проблем? Ведь главная успешно разрешилась: Констанс дома и совершенно счастлива. Под присмотром Майи она буквально расцвела. Не это ли свидетельство того, что брак не был ошибкой?
 Аксель безжалостно оттеснил все мысли о Майе, раскинувшейся в постели в потоке солнечных лучей. Ее рыжая грива разметалась по подушке, одеяло соскользнуло с груди, словно нарочно для того, чтобы привлечь внимание. Пришлось напомнить себе, что он никогда не ставил секс во главу угла. Это всего лишь приятное дополнение, один из многих аспектов брака. И все-таки очень кстати, что секс с Майей не оставляет желать лучшего.
 Итак, Констанс в полном порядке, сексуальная жизнь налажена. Чего еще желать?
 Ах да, лицензия. Надо сохранить лицензию на продажу спиртного. Это источник доходов, основа семейного благополучия. Майя сказала, что он ведет себя как параноик. Так ли это? Уэйдвилл невелик, полиция просто обязана знать каждого, кто подходит на роль наркодельца, да и всех дилеров в округе. Тем не менее все покрыто мраком. Что-то тут не сходится.
 Акселю очень не хотелось, чтобы Клео оказалась частью какого-то мрачного заговора. Ей вообще нечего делать с такими людьми. Ради Мэтти (да и ради лицензии, ради репутации Акселя) ей следует забыть про наркотики. Может, нанять человека, чтобы за ней присматривал? Если она узнает, то-то будет крику.
 Повернув за угол, Аксель увидел, что подъездная дорога перегорожена незнакомой машиной, по виду взятой напрокат. Это еще что за явление? За домом звенел детский смех. Аксель несколько успокоился и пошел в ту сторону, мимо горшков с петуниями.
 Первым взгляду открылся вульгарный полиэтиленовый бассейн, ядовито-синим пятном вторгшийся в строгую панораму парка. Аксель собирался заказать настоящий, но позже, когда дети подрастут.
 Дети! Вспомнив свои давние мечты о многочисленном семействе, Аксель проглотил сухой комок. Что ж, у него есть Констанс, Алекса и, похоже, снова Мэтти, судя по тому, что в бассейне резвятся двое. Странно, ведь Клео как будто забрала сына на выходные...
 Майя, сияя, высаживала вокруг растения, которые, насколько Аксель помнил, не выносили прямого солнечного света. Поначалу он думал, что она хорошо разбирается в садоводстве, потом понял, что цветы выбираются исключительно за яркость красок. Он придержал язык. Что ж, пусть на какое-то время украсят скучный задний двор.
 – А вот и ты!
 Это не был мелодичный голос жены и то приветствие, на которое он рассчитывал. Улыбка Майи была не сияющей, а застывшей. Сандра! Аксель узнал бы этот скрипучий голос из тысячи тысяч, как взбитые волосы и кислый вид.
 – Надо бы договориться о знаке, – прошептал он, целуя податливые губы, – чтобы можно было подготовиться.
 – Нет уж, это часть твоей жизни. Выкручивайся сам. Будь моя воля, я бы привязала эту леди к столбу и высадила у ее ног быстрорастущий плющ.
 Аксель криво усмехнулся и направился к шезлонгу, в котором Сандра возлежала у бассейна. Дети не обратили на него внимания, поглощенные возней в воде. Под деревом в сторонке мирно спала Алекса. Иными словами, все было к месту, за исключением бывшей тещи.
 – Я говорила ей, что ты не обрадуешься этой кошмарной посудине! Она, разумеется, не послушала. Я предвижу, что в скором времени Констанс будет ходить в резиновых тапках и с татуировкой на самых неожиданных местах. У тебя что, уже нет права голоса?
 Раздраженный, Аксель поклялся себе, что завтра же купит Констанс пару резиновых тапок. Сандра, в хорошем костюме и с охлажденным напитком в руке, сидела под матерчатым зонтиком. Ногти ее, как обычно, сияли свежим лаком.
 – Ты только посмотри на нее! Не умеет выбрать даже цветов. Они не протянут и дня.
 Судя по тому, с какой силой Майя вонзила в дерн лопатку, она расслышала каждое слово этой тирады.
 – Что привело вас в наше захолустье? – спросил Аксель, заглядывая в переносной холодильник (это было кстати' – детям совсем ни к чему бегать в дом в мокрых купальных костюмах).
 – Я приехала повидать Констанс.
 На деле Сандра, конечно же, переругалась со всей своей семьей и сбежала к местным приятелям в поисках сочувствия. При муже все бывало наоборот.
 – Я уверен, что Констанс вне себя от радости, – съехидничал Аксель.
 Он уселся в соседний шезлонг и открыл бутылку воды. Краем глаза он видел Майю, но – странное дело – не находил в себе потребности ее защищать. Аксель многому научился с ней и понял, что она умеет защищаться без посторонней помощи. Женщина с характером. Это было весьма обнадеживающее открытие.
 – Как ты поступишь с бассейном? Соседи придут в ужас.
 Аксель был вполне согласен с тем, что бассейн портит весь вид, но признавал его как временную меру, даже если он и представляет угрозу для ухоженной лужайки.
 – Какие еще соседи? – спросил он беззлобно. – Чтобы до них добраться, надо пересечь рощу. Неужели вы проделали столь долгий путь ради одной только критики?
 – Я проделала его ради воссоединения! Кто-то должен правильно заботиться о Констанс. Мои вещи все еще в машине, помоги внести их в дом. В понедельник я начну подыскивать себе жилье.
 Вот тебе и на! Прикрыв глаза, Аксель пару минут боролся с желанием грязно выругаться. Вариантов было два: поселить Сандру в том крыле, что занимала Майя с детьми, или в его собственном, на этом островке безмятежности и порядка среди всеобщего хаоса. О нет, он не мог, никак не мог поместить Сандру в непосредственной близости от себя.




 Глава 32



 У кого для наркотиков кишка тонка, тот цепляется за реальность.

 – Все спят! Ты уверен, что оно того стоило? – с тревогой спросила Майя, проскальзывая в жилую комнату с последней охапкой вещей Алексы.
 Она и не представляла, сколько всего накопила за последние месяцы. Когда-то все ее имущество умещалось в одном чемодане. Те благословенные дни остались в прошлом.
 – Как я могу быть уверен? – осведомился Аксель с оттенком мрачного юмора. – Не мог же я вытолкать Сандру в три шеи... а так хотелось!
 Майя испытала сильнейшее желание задушить его в объятиях. Северный бог, а пребывает в таком трогательном замешательстве! Она была не прочь убаюкать его обещаниями, что все обернется к лучшему даже теперь, когда ему пришлось пожертвовать своим бесценным уединением. Но Аксель был давно уже не ребенок – это хорошо заметно по алчному блеску его глаз, стоило только подойти поближе. Майя приняла игривый вид.
 – Давай поиграем в игру «Блудница явилась склонить к разврату». Разрешаю утром бесцеремонно выставить меня за дверь.
 – Присвоив ребенка? – уточнил Аксель, глядя на Майю так, что по спине у нее пошли мурашки.
 – Ну... мне некуда с ним идти, – признала Майя, направляясь к его комнате (а вернее, комнатам).
 Они миновали элегантный кабинет, снабженный телевизором и баром, чтобы можно было с комфортом смотреть футбол, пока в гостиной идут мультики. Следующее помещение было переделано под гимнастический зал и битком набито тренажерами. Майе наконец стало ясно, откуда взялись все эти восхитительные мускулы, – наверняка Аксель и здесь работал до седьмого пота, уже в буквальном смысле слова.
 Комната дальше по коридору была меньше других. Для чего бы ни предназначал ее дизайнер, Аксель устроил там гардеробную. Ворох погремушек, перекочевавших из комнаты Майи, добавлял сполох яркой краски к однообразному ряду дорогих костюмов, висевших строго в одном направлении. Свободного места хватало и здесь. Теперь его оккупировала колыбель, где Алекса спала задком кверху и лицом в подушку – едва научившись менять позу, она упорно засыпала даже не на животе, а на коленях. Аксель поправил на ней одеяльце. Он казался особенно громадным, склоняясь над колыбелью. Контраст между его габаритами и бережными движениями неизменно трогал Майю до слез. Вот и теперь сердце стеснилось, недвусмысленно намекая: все, назад дороги нет! Наверное, это было неизбежно. Быть может, это была любовь с первого взгляда, с первого шага его через порог «Лавки древностей», а позже любовь лишь росла и становилась все необъятнее. Она возросла вдвое в тот день, когда Аксель принял роды, и в ту ночь, в темной захламленной кладовой, которая на несколько мгновений стала раем...
 Вот она, история ее гибели. Никакой наркотик не засасывает так, как любовь. Ни один так не сладок... и не горек на вкус. Вот почему сейчас, когда Аксель ввел ее в святая святых своей жизни, она одинока, как никогда прежде.
 Потому что это его территория, как и весь дом. Все здесь принадлежит ему, в том числе она, Майя. Уже владея всем, он безжалостно присвоил еще и ее сердце. А у нее нет ничего, кроме ощущения полной и абсолютной беззащитности. Много лет, много долгих несчастливых лет она училась ничем не дорожить – когда на нее кричали за то, чего она не сделала, или за то, что сделала, не зная, что это плохо. И когда никто не вешал ее рисунки на стену. И когда никому не приходило в голову похвалить ее за хорошие оценки. Она освоила эту науку в совершенстве, вот почему ей было все равно, когда Стивен, уже зная, что она беременна, ни разу не удосужился позвонить ей в Уэйдвилл. Раньше она поступала как считала нужным, не заботясь о том, что это кому-то не по душе.
 Теперь все иначе. Ей не все равно, что подумает Аксель. Она делает то, о чем он попросит, в надежде, что когда-нибудь он полюбит ее и не захочет отпускать. Выходит, эта глупая надежда не умерла еще в десятилетнем возрасте?
 Когда Аксель за руку ввел ее в темную спальню, стянул рубашку и жестом собственника положил руки на грудь, Майя ощутила, что дрожит всем телом.
 – Я думал, этот день никогда не кончится! – прошептал он, и груди от его ласк стали как будто вдвое чувствительнее.
 Ей бы не забывать, что для него речь идет только о сексе! Ей бы настроиться только на секс и самой!
 Майя с усилием заставила себя переключиться на физиологию. Расстегнув рубашку, она положила ладони на горячую кожу груди. Аксель был всегда таким теплым, сильным, таким каменно-твердым...
 Мысли начали путаться. Так хотелось обвиться вокруг него, прильнуть к нему и целовать, целовать, шепча слова любви! Но тогда он поймет, что обладает ею не только физически, что может делать с ней все, что заблагорассудится. Этого нельзя допустить. Нельзя поставить на себе крест и раствориться в другом человеке, потому что в тот день, когда он отвернется, она не сумеет уйти с достоинством, она будет умолять и, быть может, валяться в ногах...
 – Новый помощник уже справляется? Сегодня не пришлось его страховать? – спросила Майя и прикусила бугорок соска, с торжеством ощутив ответную дрожь.
 – Я сбежал, как только народ рассосался. И потом, он знает, где меня искать... – Аксель скрипнул зубами, когда Майя погрузила пальцы в островок волос внизу его живота. – Этого не должно было случиться... – невнятно произнес он, когда расстегнутые брюки свалились к ногам.
 Майя уже собиралась спросить, о чем речь, но была подхвачена на руки, брошена на кровать, и вопрос выскользнул из памяти.
 Шорты и белье слетели с нее в одно мгновение. Живота коснулся прохладный воздух, между ног легла горячая рука.
 – Аксель!..
 – Позже все будет медленней, – шепотом пообещал он, лаская ее. – А сейчас не получится – я только об этом и думал весь день!
 Он оказался внутри раньше, чем она успела осознать смысл сказанного. Майя счастливо вскрикнула. Но, уже погружаясь в наслаждение, она потянулась к душе Акселя всей душой, всей мощью ожидания ответного чувства.
 – Жду не дождусь, когда ее можно будет отвлекать мультиками, – проворчал Аксель, проснувшись: утреннее агуканье Алексы стало понемногу перерастать в плач.
 Майя лежала, уткнувшись в подушку, ощущая на плечах вес тяжелой, мускулистой мужской руки. Во сне она видела себя снова «на втором году беременности», только на сей раз это было заслугой Акселя. От страха, что сон вещий, пробирала дрожь. Майя попробовала столкнуть с себя руку, но Аксель лишь теснее обвил ее, привлек к себе и потянулся губами к груди.
 – Угораздило же меня выйти за ненасытного мужика!
 Она зевнула, подвинувшись так, чтобы округлые женские и угловатые мужские контуры плотнее прижались друг к другу. В награду за это сзади между ног ткнулся горячий жезл.
 – Через пару месяцев начнется простая повседневность: ты будешь бродить по дому в линялом халате и покрикивать на детей. Давай насладимся медовым месяцем, пока он еще длится.
 Пока он еще длится. Это было все, что Майя восприняла из сказанного, и хотя она с готовностью откликнулась на призыв, крик ее наслаждения был еще и криком протеста.
 Она вспомнила, что накануне не приняла таблетку, когда было уже поздно, просто не могла оттолкнуть Акселя. Похоже, сон и в самом деле был вещим – предупреждение об опасности, посланное бдительным подсознанием. Впрочем, вечером можно принять сразу две таблетки. Майя поклялась, что так и сделает. Через пару месяцев Клео снова будет в тюрьме, школу снесут, Аксель пожалеет, что они встретились. Когда рушится мир, не хватало только очередной беременности.
 Тело думало иначе. Оно содрогнулось, открываясь еще сильнее, с восторгом принимая в себя поток горячей жидкости. Майя отчаянно пожалела, что не может разделить этот восторг еще и разумом.
 Не до конца опомнившись, со сладким томлением внутри, к полудню Майя решила закончить сплошную фреску на стенах столовой. В магазин она не отважилась заглянуть, из опасения, что наговорит Клео резкостей. Сандра отбыла подыскивать жилье. Тишина пустого дома действовала умиротворяюще, что было очень кстати.
 Мир и покой, однако, были нарушены грохотом какой-то тяжелой техники в непосредственной близости от дома. С кистью в руках Майя бросилась на террасу и окаменела при виде самосвала, который пятился по лужайке к кем-то вкопанному шесту. В кузове у него стояло вполне взрослое дерево. Из-за самосвала вынырнула машина поменьше и без церемоний вгрызлась в почву. Только тут она поняла, что происходит: дерево утвердится на заднем дворе, чтобы затенить высаженные ею цветы, принести прохладу на кухню, дать птицам возможность гнездиться в кроне, а детям – карабкаться на низкие ветви. На него можно будет повесить кормушки и следить за тем, как кормятся скворцы и щеглы, слушать, как они щебечут.
 Дерево! Средоточие жизни. Залог будущего.
 Слезы набежали на глаза. Майя не утирала их, чтобы не упустить ни малейшей детали из того, как великолепный клен становится частью ландшафта, как землю у корней рыхлят и засыпают древесной стружкой, как наливают воду в отводок трубки, чтобы вдоволь напоить.
 Аксель не умел выражать свои чувства в словах. Ну и что же? Он умел выразить их иначе – убедительнее.
 Когда работа была закончена и машины уехали, дерево осталось, шелестя глянцевитыми листьями. Как хотелось разыскать Акселя, броситься ему на шею, в полный голос крикнуть: «Я тоже люблю тебя!» – и осыпать поцелуями! Он бы, наверное, умер от смущения.
 Майя вышла на задний двор, постояла под кленом в безмолвном экстазе и взялась за шланг, чтобы полить свои цветы. Надо сказать, они и без того заметно ожили в шелестящей тени. За поливом Майя размечталась о том, как высадит у корней все виды тенелюбивых цветов, какие только найдет. Опомнившись, она поняла, что снова рыбкой резвится в волнах, вместо того чтобы задуматься над своей жизнью. С чего она взяла, что дерево – объяснение в любви? Практичный Аксель мог задумать это задолго до того, как они встретились, просто ради прохлады на кухне. Задумал, нашел нужный номер и сделал заказ. Проще некуда.
 Оживление померкло. Майя отключила воду и направилась в дом. Только посреди коридора она сообразила, что по привычке повернула в прежнее крыло.
 Но ведь у нее больше нет своей комнаты. Она отдана Сандре.
 Проходя в крыло Акселя, Майя скрипнула зубами. Жена. Супруга. Ни дома, ни комнаты, ни личной жизни – все, что она имеет, просто часть того, что имеет Аксель. Как она себе это представляла, когда давала согласие на брак?
 Никак. Тогда она не думала, просто ухватилась за текущий момент, потому что так было проще всего.
 Но может быть, еще не поздно взяться за ум? Случилось так, что она полюбила мужчину и доверилась ему. Что тут плохого? Это настоящее чудо, что Аксель, уравновешенный, надежный, умный и сексуальный, заинтересовался женщиной вроде нее.
 Но значит ли это, что отныне все и всегда будет хорошо? Никто не может этого гарантировать. Люди меняются. Она не может себе позволить вечно плыть по течению. Надо быть готовой, на случай если однажды Аксель решит, что сыт по горло.
 Зазвонил телефон.
 Майя не обратила на него внимания, уныло глядя на разворошенную постель, в которой они с Акселем почти всю ночь занимались любовью. Он уехал, когда она еще спала, и только потому постель не была заправлена. Аксель не из тех, кто оставляет за собой беспорядок. Вспомнив, как она разнежилась от его ласк, Майя сделала гримасу. Вот так и залетают. Дурное дело нехитрое!
 Телефон звонил.
 Вздохнув, Майя стала подбирать одежду, которую они разбросали вчера в стремлении поскорее оказаться в постели. Хорошо бы Сандра уже сегодня нашла жилье. Тогда можно будет снова перебраться в ту комнату и думать о себе как о госте или постояльце.
 Однако звонят. Кто бы это мог быть? Если кто-то из городского совета, она с удовольствием скажет ему пару ласковых. Пусть Аксель усвоит, что для супруги мэра у нее недостает политической корректности.
 Майя схватила трубку.
 – Мисс Элайсем?
 – Миссис Элайсем Хоулм, – буркнула она (если нет ничего другого, пусть хоть фамилия останется!).
 – Ах, миссис Хоулм! – обрадовался голос. – Это Филипп Макгрегор, старший партнер фирмы «Макгрегор и Блайт» в Роли.
 Да ведь это адвокаты мистера Пфайфера! С ними Майя имела дело, подписывая договор об аренде. Тогда отчего же звонят ей, а не Селене? Как раз они в курсе, кто есть кто в их партнерстве.
 Майя вдруг перепугалась. Что это, известие о том, что аренда прервана?
 Адвокат что-то говорил, но она не слышала, воображая себе разные ужасы, пока не сообразила, что ведет себя на редкость нелепо. Сделав над собой усилие, она прислушалась.
 – ...и взял слово, что завещание останется в тайне до самой его смерти. Как душеприказчики, мы приступаем теперь к передаче прав наследования. Если желаете, можем переслать документы с поверенным. В данный момент мы заняты оценкой недвижимости на предмет налогообложения и надеемся поставить вас в известность о результатах в самый кратчайший срок. Прошу известить вашего адвоката,  t тем чтобы передача прав...
 Майя слушала и ничего не понимала. О чем вообще речь? Почему не слышно слова «аренда»?
 – Мистер Макгрегор... – перебила она робко, уверенная, что адвокат сочтет ее умственно отсталой (и правильно сделает!), – не могли бы вы начать сначала? Я никак не возьму в толк.
 – Ах, – воскликнул голос, – я должен был предвидеть, что это будет для вас сюрпризом! Мне следовало явиться к вам домой и растолковать все в личной беседе. Сестра живет с вами? Если нет, можете ли вы с ней связаться?
 – Она живет при магазине, – рассеянно объяснила Майя. – Но я все-таки не понимаю...
 – Мистер Пфайфер поименовал вас в завещании как своих внучек и наследниц. Он пришел к нам в контору несколько лет назад, после смерти жены, чтобы составить завещание. Итак, я готов прибыть лично и побеседовать с вами и вашей сестрой.
 – Да, так будет лучше...
 Положив трубку, Майя осела на стул и уставилась в пространство, едва слыша плач Алексы в гардеробной.
 Наследство.
 Значит, школа теперь принадлежит ей?
  Ноябрь 1976 года 
 «Какая-то сплетница наболтала Долли о моей дочери. Я даже не могу писать своим адвокатам из страха, что и остальные мои тайны выплывут на свет. Долли может пойти за подтверждением к Арнольдам. Представляю, какой разразится скандал! Ну и пусть. Я не очень богат, но будь я проклят, если не сумею позаботиться о тех, кого люблю!»




 Глава 33



 Раньше я крепко держался за свои убеждения, но ручка сломалась.

 Выглянув в окно, Аксель увидел перед соседним зданием полицейскую машину и выругался. Этого только не хватало! В субботу, словно по заказу, стоило только ускользнуть домой, как в ресторане случилась заварушка: местный мужлан пригрозил ножом бизнесмену из Шарлотта. Новый помощник не справился с ситуацией, Акселю позвонить побоялся и просто вызвал полицию.
 Как результат, стол был завален бумагами. Здесь были: полицейский рапорт, факсы из адвокатских контор и страховых компаний, бумага из совета по контролю за продажей спиртного (мэр не замедлил наябедничать). Единственное, чего еще недоставало в списке неприятностей, – это истории с Клео, подвизавшейся, между прочим, в магазине, к которому Аксель имел самое прямое отношение – благодаря Майе.
 Аксель испытывал острую тоску по былым дням, когда утро начиналось со свежих сплетен, которыми делилась с ним длинноногая Кэтрин, вся в красном и на высоких каблуках. Это ушло, остались полиция, поножовщина, наркотики и новый помощник, слишком большой трусишка, чтобы хоть что-то предпринять. Ах, как легка была жизнь до Майи!
 Ну правильно! Сбегая по лестнице, Аксель потер лоб. Свалить все на Майю – самый достойный выход. Хотя Кэтрин и ушла из-за нее, но исключительно по собственной инициативе. И уж тем более Майя не имела отношения к поножовщине – не более чем к дурным привычкам своей сестрицы. Ее единственной виной было появление на свет. Родиться – этого было вполне довольно, чтобы притягивать беды. Они слетались к ней как мухи на мед.
 Дверь магазина отворилась под злобное хихиканье. Ошеломленный, Аксель глянул вверх, на лично им подвешенный колокольчик, и увидел на его месте противного тролля с оскаленными в усмешке кривыми зубами. Значит, Клео переключилась с черной магии на сатанизм.
 Человек у прилавка, одетый в гражданское, но с блокнотом и ручкой, повернулся и смерил Акселя взглядом. У Клео был совершенно разбитый вид, она едва держалась на ногах. Все это было прямой противоположностью приветливой атмосфере, еще совсем недавно царившей в магазине благодаря Майе.
 – Я пока не подсчитала воскресную выручку, – буркнула Клео, как если бы Аксель ежедневно являлся с ревизией. – И скажи жене, что мне нужен сервиз.
 – Сама скажи. Она еще и твоя сестра.
 Аксель достаточно хорошо знал человеческую натуру, чтобы понять, что Клео сердит его нарочно. Он не собирался на это поддаваться и отвернулся от нее к следователю:
 – Привет, Рик! Чем могу помочь? Главное – спокойствие, и все утрясется. Так устроен мир. Следователь и бровью не повел.
 – Привет, Аксель! Вот зашел перемолвиться с леди.
 – Я вам не леди! Сроду ею не была! Притом мы уже перемолвились. Вот Бог, а вот порог! – Клео сверкнула глазами на Акселя. – Это касается и тебя.
 Он подумал, что сестрица Майи нуждается в паре увесистых шлепков по тощему заду. Следователь, похоже, думал точно так же, когда Аксель задержал его у машины.
 – Вот что, Рик, говори, в чем дело. Магазин в моем здании, за прилавком моя свояченица и так далее. Я имею полное право знать, что здесь происходит.
 Следователь поежился, чего и следовало ожидать. Как член городского совета и комитета по контролю за полицией, Аксель был особой влиятельной, и, хотя обычно не пользовался своим положением в личных целях, он был по горло сыт ролью козла отпущения.
 – Стоило этой... особе появиться в городе, как она разыскала дилера, который давно у нас на крючке. Большего я сказать не могу, да и этого говорить не следовало. Держи рот на запоре, ладно?
 Аксель ожидал, что его желудок сведет судорогой, обычной для затруднительных ситуаций, но ощутил только легкий спазм.
 – Ладно, буду молчать. Я слышал, Клео готова на все, чтобы вернуть сына. Это шанс для нее покончить с наркотиками. А что вам мешает арестовать дилера?
 – Мы над этим работаем. Следователь уехал. Аксель в очередной раз препоясал чресла для битвы и в этом воинственном настроении вернулся в магазин.
 – Ты должна быть рядом, Селена! – воскликнула Майя, когда пауза затянулась. – Кому еще я могу здесь доверять? Аксель будет в ярости, просто в ярости! Он хотел, чтобы наше родство с Пфайфером оставалось в тайне – и на тебе... Наследницы! Подумать только! Ну какая из меня наследница?
 Майя пошатнулась, крепче вцепилась в трубку и взлохматила волосы, поражаясь вопиющей странности случившегося. Оставалось только гадать, каковы будут последствия.
 – А почему Аксель не хотел огласки?
 – Из опасения, что на нас спихнут убийство. Ведь это мотив! На родню убитого все только косились, а нам с Клео сразу приклеят ярлык. Боже, меня тошнит! Я так переволновалась...
 Майя выглянула в окно на клен, чтобы немного приободриться. Хорошо бы это было объяснением в любви. Она, как никогда, в нем нуждалась.
 – Есть два выхода: мучиться сомнениями или поделиться с Акселем, пусть вызывает адвоката. Есть выбор, старушка.
 – Я бы предпочла проснуться. – Майя опустилась в кресло рядом со спящей Алексой и погладила мягкие рыжие волосики. – Хорошо бы мир оставил меня в покое!
 – Ну, ради этого ты и вышла за Акселя Хоулма. Позвони ему.
 А что, если Аксель решит оставить ее в покое – навсегда? Это была ужасная мысль.
 – Что будет, если школа станет нашей? – шепотом спросила Майя.
 – Поставим фургоны в круг, зарядим ружья и приготовимся отражать атаки, потому что краснокожие не заставят себя ждать, – мрачно ответила Селена. – Позвони Акселю, а я свяжусь со своим адвокатом. Линию обороны обсудим все вместе. В противном случае я спешно продам свою долю в бизнесе.
 Тошнота усилилась – страх набирал обороты. Майя склонилась над дочерью и рассеянно заворковала, прикидывая варианты. Разыскать Стивена, пусть оплатит ей дорогу до Калифорнии? Снять со счета Акселя все, что удастся, и сбежать в Австралию?
 Позвонить Акселю?
 Малышка захныкала. Меняя подгузник, Майя с умилением наблюдала за тем, как она машет ручками и ножками, радуясь жизни. Это напомнило ей из ряда вон выходящие обстоятельства, при которых Алекса появилась на свет, счастливый свет в глазах Акселя, когда он держал ее на руках. Нет, бежать было нельзя.
 Тролль над дверью гнусно захихикал. От неожиданности Майя чуть не уронила люльку с Алексой, но крики у прилавка не дали ей возмутиться неадекватной заменой.
 – Я не допущу, чтобы с Майей или детьми что-нибудь случилось!
 – Да кто ты такой?..
 – Молчать!!!
 Голос принадлежал Акселю. Аксель кричал только в самых крайних случаях, а это был даже не крик, а львиный рев. Майя поспешила в ту сторону.
 Вид у Акселя был такой, словно он находился на волосок от убийства. Клео, как обычно, яростно сверкала глазами. Ни один из них не обратил на Майю внимания. Ну нет, раз уж она теперь наследница, этот номер не пройдет.
 Майя ухватилась за нужную веревку и дернула. Мобиль с драконом начал вращаться, постепенно набирая скорость. Дуэт у прилавка упорно старался перекричать друг друга. Майя дернула второй раз, сильнее. Брюхо дракона раскрылось, и оттуда хлынули конфетти, сухие розовые лепестки, крохотные шоколадки, леденцы (Майя никак не могла решить, на какой случай готовит этот сюрприз, и заполнила тайник всем, что попалось под руку).
 Эффект вышел исключительный. Получив леденцом прямо по лбу, Клео с визгом шарахнулась, съежилась и закрыла голову руками. Аксель окаменел с открытым ртом. Майя с довольной улыбкой наблюдала, не замечая, что конфетти падают на Алексу. Дракон продолжал извергать все новые порции всякой всячины.
 Наконец Аксель вышел из столбняка, бросился к Майе и увлек за пределы катаклизма.
 – Не порть гулянку! – легкомысленно возмутилась она.
 – Хорошо, что тебе не пришло в голову заполнить его хлопушками, – заметил Аксель, изучая почти опустошенного дракона.
 Клео выпрямилась. Она выглядела пристыженной. С минуту разглядывала окружающее, потом хмыкнула:
 – Тебе жизнь не в жизнь, если что-нибудь не устроишь!
 – Я осыпала тебя сокровищами, сестричка, – сказала Майя, накручивая на палец рыжий локон. – Жаль, что ты не можешь этого оценить.
 У Акселя вырвался смешок. Он не так уж часто смеялся, но это не означало, что у него нет чувства юмора.
 – В самом деле, это стоит чуть больше, чем дорожная пыль. – Клео обмахнула прилавок. – Остается узнать, к чему все было.
 – У нас праздник.
 Майя выплыла в центр помещения, как корабль под всеми парусами. Аксель хорошо знал: чем Майя легкомысленнее и беспечнее на вид, тем хуже последствия. Сейчас она летела по течению с такой скоростью, что могла низвергнуться с водопада, даже не заметив этого.
 – В праздники хлопают пробки от шампанского, а не драконьи животы. Правда, смотря какого рода праздник.
 Глаза Майи заблестели, и Аксель, уже готовый привлечь ее к себе за плечо, счел, что лучше держаться подальше до тех пор, пока ситуация не разъяснится. Он не знал, высажено дерево или нет, а если высажено, то поняла ли Майя, что это значит. Очень возможно, что она сочла это оскорблением и явилась надавать ему пощечин.
 Завладев общим вниманием, она уселась на высокий табурет и просияла «стопроцентно Майиной» улыбкой, которую Аксель называл еще и зовом сирены. Вспомнились изгибы тела, округлости грудей, тепло кожи. Он почти мог видеть все это, окутанное мягким радужным свечением...
 – Мы наследницы! – объявила Майя. Радуга скрылась за темной тучей. Аксель со стоном прикрыл глаза. Клео, наоборот, заметно оживилась, хотя и не произнесла ни слова. Она ждала объяснений. Майя молчала, и Аксель буквально ощущал, что она ждет каких-то слов от него, что она его к этому подталкивает. Казалось странным, что он так хорошо понимает ее, словно между ними существовала телепатическая связь. Это было ново, и хотя не пугало, но налагало ответственность.
 Что ж, ответственность – как раз для него. В этом он силен.
 Аксель открыл глаза и адресовал жене нелюбезный взгляд. Она не отвела глаз. Она хотела, чтобы он участвовал в происходящем. Такое упорство было ему по душе.
 – Пфайфер? Майя кивнула.
 – Поименовал тебя и Клео как своих наследниц? Значит, завещание все-таки существует... Что же вам достанется? Школа?
 – Не знаю. Адвокат говорит, что они пока еще оценивают размеры имущества. Сегодня он приедет с бумагами. – Майя заколебалась, не уверенная в юридических терминах. – Кажется, они уже предъявили завещание... мм... авторитетным органам. Я имею в виду, что ничего уже не поделаешь.
 – Отчего же? – возразил Аксель. – Можно выехать на Багамы и переждать катаклизм на белом песочке.
 – Наследство – это ведь хорошо? – неуверенно предположила Клео. – – Почему у вас такие вытянутые физиономии?
 – Мистер Пфайфер был убит, – со вздохом пояснила Майя. – Как по-твоему, кто теперь главные подозреваемые?
 Повисла тяжелая тишина. Аксель поднял взгляд на Клео. У нее был виноватый вид. Впрочем, она, должно быть, выглядела так и во сне.
 – Клео освободили как раз в день смерти Пфайфера, – сказала Майя.
 Акселю вспомнилось утро на другой день после убийства, и Клео, медленно идущая вниз по лестнице в рубашке с чужого плеча. Вряд ли из тюрем выпускают под покровом ночи. Очевидно, весь тот злосчастный день Клео была на свободе. Очень кстати.
 – Я понятия не имела ни о каком дерьмовом завещании! – ощетинилась она в ответ на испытующий взгляд. – Первый раз о нем слышу! Старый пень говорил, что позаботится о нас, но я думала, это так, старческий маразм. Он был домовладелец! – крикнула она под тяжестью теперь уже двух недоверчивых взглядов. – Я платила ему! Я слушалась его только ради того, чтобы получить скидку!
 – Где ты была в свой первый день на свободе? – спросил Аксель так ровно, как только сумел.
 Ради Майи он хотел верить ее сестре, но обстоятельства были против Клео.
 – Здесь! – Она махнула рукой на лестницу. – Поймала машину, доехала, нашла ключ там, где было сказано, вошла, огляделась. Наверху я почти сразу легла в постель. Мальчик Стиви явился где-то в три часа ночи. И разбудил меня, он может подтвердить, что я была в постели!
 – Значит, в три часа ночи... а об убийстве узнали еще до полуночи. Ты не спросила имя у того, кто тебя подвез, и не запомнила номер машины? Надо выяснить время смерти – возможно, появится шанс.
 Сестры обменялись взглядами, и Аксель понял, что это тупиковый путь.
 – О том типе лучше забыть, – буркнула Клео. – Вряд ли его показания будут приняты во внимание.
 В ее голосе было столько горечи и вызова, что Аксель поморщился. Теперь он лучше знал жизнь и понимал, что человек в конце концов привыкает к своей роли, как бы неприятна она ни была. Он может привыкнуть и к тому, что все, кому не лень, вытирают об него ноги. Он даже может решить, что большего и не заслуживает. Всю жизнь без денег, без помощи и участия друзей или родных, он живет, отдуваясь за других.
 Оглянувшись на Майю, Аксель прочел в ее глазах неколебимую уверенность, что он способен решить любую проблему, в том числе ее сестры. На деле ему хотелось оказаться где-нибудь подальше, но эта трогательная вера подогрела решимость.




 Глава 34



 Шейка тоненькая, а жить-то хочется.

 – Дело в том, что со времени подписания завещания мы не встречались с мистером Пфайфером. Разумеется, он предоставил нам полный список своего имущества, но список мог и устареть. Все приобреталось от имени компании, в которой Пфайфер был держателем контрольного пакета акций (он теперь переходит к вам). Что касается здания, это личная собственность, нужно лишь заполнить акт о передаче прав на недвижимость – и оно ваше.
 Адвокат умолк, чтобы пригубить мартини и отведать фаршированный шампиньон (повар на этот раз превзошел самого себя). Пока он жевал, Майя уговаривала себя не ерзать на сиденье. Она не могла разобраться в том, что чувствует, лишившись дедушки, которого не знала. Ей не приходило в голову даже мечтать о нем. Дедушка появился, только чтобы уйти навсегда, оставив после себя необъятную ответственность в виде недвижимости, акций и тому подобного. Возможно, лучшим выходом было пожертвовать все это какому-нибудь благотворительному фонду и тем самым сбыть с рук.
 Покосившись на Клео, Майя заново оценила усилия, вложенные сестрой в то, чтобы выглядеть нормально. Новая прическа, теперь гладкая, придавала ей сходство с рисованным Питером Пэном. С темными кругами вокруг глаз, нервная почти до точки срыва, Клео тем не менее ловила каждое слово и, похоже, проникалась ситуацией не в пример больше Майи. Пока та взвешивала и осмысливала слово «дедушка», сестра успела просмотреть список имущества. Он был не особенно велик, и оставалось гадать, что из перечисленного представляет ценность. Лично Майе хватило бы с лихвой, если бы там значился один особняк.
 Получив список, Аксель изучил его с большим знанием дела. Он вырос в этом городе и мог оценить каждый пункт.
 – Есть у компании банковский счет? – спросила Селена.
 Майя настояла, чтобы она присутствовала при встрече. Аксель должен был действовать в интересах семьи, Селена – в интересах школы. Что до самой Майи, она разрывалась между тем и другим.
 – Счетов несколько. Мы уже уведомили банки о смерти держателя. Как только будут составлены нужные документы, вы их получите на подпись. Разумеется, нам пришлось выяснить общий размер сбережений, чтобы проверить правильность взимания налога. Вот взгляните...
 Адвокат передал бумагу Клео, сидевшей ближе всех. Просмотрев ее, она пожала плечами:
  –  Надеюсь, хоть недвижимость чего-нибудь стоит. Здесь негусто.
 – Здание с рухнувшим фасадом тоже принадлежало Пфайферу. – В свою очередь просмотрев список счетов, Аксель сделал гримасу. – Оно годится только на снос, а это недешево.
 – По словам мистера Пфайфера, он всю жизнь ссужал деньгами родственников жены, но никогда и ничего не получал обратно. Последние годы он жил в домике, который завещал своей сестре. – Адвокат положил в рот еще один аппетитный шампиньон. – По мере того как недвижимость приходила в упадок, арендная плата снижалась, отсюда и убытки. Ко времени выезда мистера Пфайфера из особняка большая часть имущества уже перешла к другим членам семьи. То, что он забрал с собой, унаследует его сестра. Тем не менее он считал, что остатка будет довольно. – Отхлебнув напиток, он уселся поудобнее. – Не исключено, что не все счета обнаружены, и мы продолжаем поиск. Надо сказать, родня не желает идти навстречу.
 – А они... знают про завещание? – с трепетом полюбопытствовала Майя.
 – Только мы, душеприказчики. Не могу сказать, понимают ли они, что это значит. Официальное чтение завещания состоится с разрешения суда.
 Майя покосилась на Акселя – тот выглядел чем дальше, тем мрачнее. Может, пойти посмотреть, как там дети? Они остались на кухне ресторана обедать. Алекса восседала на своем стульчике и безмятежно посасывала кулачок. Ну конечно, когда маме нужно на что-нибудь отвлечься, она и не думает плакать!
 – На школьном чердаке полно разного хлама и бумаг, – робко вставила Майя. – Куда все это девать? Передать родным?
 – На ваше усмотрение, миссис Хоулм. Дом переходит к вам со всем содержимым. Однако было бы кстати покопаться на чердаке – вдруг обнаружится намек на другие счета владельца.
 – Я могу этим заняться! – оживилась Клео. – Сегодня же вечером... если, конечно, там есть освещение.
 Майя попыталась припомнить.
 – По-моему, нет. На втором этаже есть голые лампы на шнурах, под ними можно читать. Но с чердака все придется носить.
 – Предоставь это мне, – вызвался Аксель.
 – А я, пожалуй, поеду. – Адвокат сделал движение подняться. – Еще вопросы будут?
 – Только вопрос вкусного и сытного обеда, – сказал Аксель, вставая. – Я распоряжусь. Отдохните перед обратной дорогой.
 – Ах! – воскликнул Макгрегор, непроизвольно поглаживая круглый животик. – Как мило с вашей стороны! Если главное блюдо не уступает закуске, это будет лучший в моей практике визит к наследникам.
 Когда они вышли, женщины переглянулись. Селена заговорила первой:
 – Леди, вам посчастливилось прибрать к рукам целое поместье. Ну и каково это – быть землевладелицами ?
 Майя подавила смешок и уткнулась в список. Для нее это был просто перечень адресов. Клео откинулась в кресле и скрестила руки на груди.
 – Первым делом надо выбрать, что продать. Нужно наскрести на гонорар адвокатам. Как только родня пронюхает...
 – А у тебя котелок варит, – одобрила Селена. – Бог с ним, с чердачным хламом, надо подыскать толкового риэлтора. Деньги пригодятся и на ремонт, и на слом. Уж этот мне старый козел! Не мог приберечь денежки для внучек!
 Майя с изумлением внимала тому, как ее сестра и лучшая подруга оживленно обсуждают выгоды и недостатки операций с недвижимостью. Ее самое занимал только один вопрос: удастся ли сохранить школу? Особняк не имеет отношения к кампании, он сам по себе. Адвокат утверждает, что отныне он принадлежит ей и Клео.
 Внезапно Майю поразила ужасная мысль. Что, если Клео захочет продать особняк? Вместе с землями он должен стоить немало. Это окупит все издержки, обсуждаемые за этим столом. Если подумать, почему бы и нет? Продажа особняка решит не только финансовые проблемы.
 Кроме самой Майи, никто не видел в этом здании ничего особенного. Подумаешь, принадлежало Пфайферам многие поколения! Зато они с Клео никогда не принадлежали к этому семейству. Историческая ценность особняка ничтожна, ведь там никогда не останавливался Джордж Вашингтон или другая выдающаяся личность. Господин Доллар – вот что важнее всего, куда уж с ним равняться удобному расположению или детской любви к укромным уголкам старинного дома и сада. Как скоро Клео и Селена подступят к ней с уговорами? Аксель, конечно, присоединится к ним. Он уже принял решение, оценив финансовое положение Пфайфера. Из чистой жалости он не завел этот разговор первым.
 Майя совершенно потерялась в своих мыслях. Тишина за столом заставила ее очнуться. Обе они – и Клео, и Селена – смотрели не нее. Быстро же они сговорились!
 – Не продам! – заявила Майя, не вдаваясь в детали.
 – Упрямая ослица! – в который раз возмутилась Клео, перебирая пожелтевшие фотографии из коробки, принесенной Акселем с чердака.
 Еще здесь было полно конвертов. Чтобы разобрать мелкий почерк на некоторых из них, не хватало освещения.
 – Допустим, – рассеянно ответила Майя, листая ветхую папку. – Я не продам, и все тут!
 – Почему это она ослица? – осведомился Аксель, входя с очередной коробкой.
 – Ну, не ослица, так упрямица, – буркнула Клео с пожатием плеч. – И дурочка.
 – В этих бумагах – история целого семейства, начиная с тысяча восьмисотого, – задумчиво произнесла Майя, не обращая на них внимания. – Надо сдать все в музей.
 – Музеи трещат по швам от такой вот макулатуры! – хмыкнула Клео.
 – В самом деле, – подхватил Аксель, – все это примут, только если здесь есть рассказ о личной встрече с Авраамом Линкольном. Смотри, вот коробка посвежее остальных. Может, здесь найдется что-то стоящее.
 – Все самое свежее наверняка осталось в доме сестры, – вздохнула Клео. – Что-то не верится, что она нам что-нибудь уступит, ведь этот заплесневелый особняк – ее родной дом. Возможно, он достался бы ей. Она должна нас ненавидеть за то, что мы перешли дорогу.
 Клео сунула руку в коробку и выудила толстую тетрадь в черном кожаном переплете, из которой выпал многократно сложенный листок.
 – Сестра Пфайфера – старушка без особых средств к существованию, – заметила Майя. – Зачем ей такая махина? Она сразу продала бы дом, и Пфайфер это понимал.
 – Тебе-то откуда знать! – хмыкнула Клео. – Со мной он об этом не распространялся, а с тобой едва успел познакомиться.
 – Ты понятия не имеешь о человеческой натуре! – огрызнулась Майя.
 – Леди, леди! – Аксель примирительно вскинул руки. – Думаю, на сегодня хватит, во всех отношениях. Детям пора домой. Продолжим завтра.
 – Еще рано, – возразила Клео, не поднимая глаз (она просматривала тетрадь). – Я, пожалуй, задержусь.
 Майя собралась возразить, но поймала взгляд Акселя и промолчала: Клео и в самом деле была в большей безопасности в школе, чем в центре города, где так и кишели наркодилеры.
 – Как странно вдруг обрести предков, – заметила Майя, отряхиваясь от пыли.
 – Если нужны предки, начни с живущих и здравствующих. – Клео осторожно развернула письмо. – У нашего папаши в Техасе осталась чертова уйма родни. То-то будет счастливое воссоединение!
 На это было нечего сказать. Сестра много лучше помнила дни странствий с места на место, но даже Майя смутно припоминала костистых, суровых тетей и дядей, вечно недовольных ее поведением. Не очень-то хотелось воссоединяться с этой мрачной когортой.
 – Допустим, яблочко упало с кривой яблоньки. Зато можно свалить на это все наши недостатки! – сказала она легким тоном и направилась к двери. – Наверное, лучше копнуть в материнской линии. Не иначе как оттуда мое творческое начало.
 – В материнской линии копать не советую, – заметил Аксель вполголоса. – Твое творческое начало – случайный дар природы.
 – Ох уж эти мне всезнайки! – буркнула Клео.
 – Этот всезнайка имеет свои источники, ' – улыбнулась Майя. – Хедли, верно? Что он выяснил?
 – Это все изустные предания, – предостерег Аксель, и на него тут же устремились два заинтересованных взгляда. – Ваша мать – урожденная Арнольд, паршивая овца в семействе.
 Клео недоуменно захлопала глазами. Майя лукаво прищурилась.
 – Так мы приходимся мэру родней? Я хочу поскорее позвонить ему и обрадовать.
 – Ну нет! – Аксель подтолкнул ее к двери. – Не вздумай в церкви подойти к нему для родственных лобызаний, иначе я тебя вычеркну из завещания.
 – Нам не впервой, – ехидно сказала Клео.
 – Папа! Папа!!! – раздался снизу голос Констанс. – Пожар!
 Майя и Аксель переглянулись и ринулись вниз по лестнице.
 Языки пламени лизали стены сарая на заднем дворе за кухней, это было хорошо видно через незашторенное окно.
 – Набери 911! – распорядился Аксель, сунув Майе свой телефон. – И уведи детей! Где тут у вас шланг?
 – В кладовке, а патрубок справа на цоколе, – объяснила Майя его удаляющейся спине. – Клео! Спускайся, здесь пожар!
 Каким-то чудом Майе удалось одновременно набрать номер, подхватить люльку с Алексой и вытолкать в парадную дверь двух возбужденных детей. Сверху раздался топот ног. По крайней мере Клео ее услышала. Объяснив ситуацию по 911, Майя заметалась, не решаясь оставить детей и при этом изнемогая от страха за Акселя. Насколько ей помнилось, сарай был пуст, если не считать десятка пауков по углам. Однако он находился в опасной близости от дома, и пламя вполне могло перекинуться на школу. Оттуда, куда умчался Аксель, слышалось шипение шланга и пахло гарью.
 Из дома выскочила Клео с охапкой книг и писем, покосилась через плечо и свалила охапку к ногам Майи.
 – Пока ничего страшного, но надо бы удвоить усилия. Есть тут одеяла или что-нибудь в этом роде?
 Майя не успела еще ответить, а Клео уже снова скрылась в доме.
 – Куда ты, постой!
 Оклик явно запоздал. Мэтти, очевидно, осознав серьезность происходящего, вдруг ударился в слезы:
 – Мистер Свин! Он сгорит!
 Констанс молча кусала нижнюю губу. Не в силах оставаться в стороне, Майя схватила детей за руки и побежала на угол здания. Наверное, нужно было молиться, но она не знала, о чем просить в первую очередь. Спаси и сохрани... Акселя, Клео, школу, игрушки? Список был слишком длинным, поэтому она вознесла молитву о спасении всего, что ей дорого.
 Пламя между тем разыгралось не на шутку. Дым так и валил, в нем беспорядочно метались фигуры: Аксель направлял струю воды на самые высокие языки, Клео набрасывала одеяло на загоравшиеся участки прошлогоднего бурьяна и сбивала огонь с кустарника.
 Когда вдали наперебой завыли сирены пожарных машин, Майя впервые задалась вопросом, откуда взялся огонь. Самовозгорание? Но в сарае не было ни канистр с бензином, ни газовых труб, ни химикалий, ни даже красок и скипидара. Там были только пауки.
 Пауки обычно не самовозгораются.




 Глава 35



 Я не законченный идиот – некоторые детали все еще отсутствуют.

 Перепачканный копотью, потный и промокший, Аксель устало отвернулся от груды головешек (все, что осталось от сарая и смежной кладовой для садового инвентаря). Насос по-прежнему качал воду из школьного колодца, пожарные продолжали поливать заднюю стену. Школа не пострадала, за исключением крылечка черного хода, зато сильно пострадала уверенность Акселя в себе, его чувство безопасности. Прожектора освещали неухоженный кустарник и старые деревья пришкольного парка, чуть поодаль сбились в кучку жители близлежащих домов. Благоуханная ночь Каролины все плотнее окутывала окрестности, мирно звенели комары – все возвращалось в привычную колею.
 Но не для Акселя. Для него все радикально переменилось.
 Майя крепко прижимала к груди Алексу, другой рукой обнимая Констанс за плечи. Измученная Клео сидела в траве, Мэтти прятал лицо у нее на груди. Повсюду были люди: кто-то давал указания, кто-то суетился вокруг пепелища, кто-то предлагал кофе, но эти пятеро образовали как бы отдельный островок. Волею судьбы это были его близкие, и Аксель думал о том, что вполне мог потерять их навсегда. В самом деле, начнись пожар раньше или не будь его рядом, все обернулось бы по-другому.
 Пожарные сворачивали шланги, убирали приготовленные на всякий случай лестницы. Аксель пошел прочь от дымящихся углей. Проклятая школа не стоит того, думал он гневно. Почему нельзя начать все сначала где-нибудь в другом месте? Жаль, что эту развалину не подожгли раньше, под покровом ночи. Пусть бы сгорела дотла! Это решило бы проблему раз и навсегда.
 Кто он, таинственный поджигатель? Должно быть, он не подозревал, что в доме люди. По крайней мере в это хотелось верить. В такое время школа обычно пустовала. Но как он мог проглядеть свет в окнах второго этажа? Нет, это сделано нарочно. Кто-то хочет покончить с ними со всеми разом.
 Аксель беспомощно стиснул кулаки. Ему не выдержать новой потери. Он пережил смерть родителей, жены, нерожденного сына. Не довольно ли? Его подкосит потеря Констанс, Майи, Алексы или Мэтти. Страшно вспомнить пустые, одинокие годы, жалкое существование без настоящей радости, без любви. Его долг – беречь и защищать своих близких, а как это сделать, если Майя упрямо цепляется за школу? Нельзя было идти у нее на поводу с самого начала, но теперь с этим покончено. Пора пустить в дело здравый смысл.
 Майя бросилась Акселю в объятия и уткнулась лицом в грязную, пропотевшую рубашку.
 Тот прижал ее к груди, ненадолго переполненный чистой благодарностью за то, что все обошлось. Но после единственного поцелуя он ее отстранил:
 – Поезжай с детьми домой, мне нужно переговорить с полицией. Они потом меня подбросят.
 Во взгляде Майи отразилась обида. Нередко по ней можно было прочесть все оттенки чувств, как в раскрытой книге. Она была слишком трепетной, чересчур уязвимой, а он был... Им нужно как-то уживаться. Майя умела создать любую иллюзию и даже сделать ее достоверной, а его задачей было совсем иное – возобладать над действительностью, если та угрожала их благополучию.
 Ей не понравится то, что он затеял, подумал Аксель, и это была болезненная мысль. Ничего, он переживет. Безопасность прежде всего. Вознамерившись связать свою жизнь с этой женщиной, Аксель не представлял себе, что это значит. Майя наполнила его жизнь смыслом, озарила, оживила смехом, расцветила красками. С ней он познал надежду на счастье.
 И любовь.
 Аксель привлек к себе Констанс, девочке, обвила его худенькими руками, и любовь умножилась. Он не мог ее выказать на виду у всех и уже не впервые пожалел о сдержанности, которой когда-то гордился.
 – Клео отвезет детей, – тихо произнесла Майя, – а я подожду тебя.
 Этого только не хватало. Лучше бы с ним осталась Клео. Но как сказать такое Майе? Это было бы все равно что поставить жирный черный крест на нарисованной радуге.
 – Аксель!
 Из темноты, разделяя толпу зевак, появился мэр. Раздались перешептывания. Ральф Арнольд шагал по истоптанной траве, как воплощение аккуратности – отглаженный, накрахмаленный, ухоженный. Аксель, подумав, протянул ему грязную руку. Мэр оглядел ее и даже отступил слегка. На губах его мелькнула растерянная улыбка.
 – Никто не пострадал? – осведомился он, так и не приняв руки.
 Майя, с большим интересом наблюдавшая за этой сценой, сделала шаг вперед, и Аксель весь превратился в слух.
 – Разве что фирменная одежда моего супруга, – сказала Майя сладким голосом. – Могу я обратиться к вам с личной просьбой? Когда здесь проведут дорогу, распорядитесь насчет мемориального столба в память об этом дне.
 Мэр казался искренне озадаченным. При всей своей неприязни к нему и его методам Аксель не мог поверить, что он способен на поджог.
 – Это было не слишком приятно, Ральф, но все хорошо, что хорошо кончается. Кстати, есть новости, они касаются и тебя. Надо собраться и все обсудить.
 – Я не продам! – быстро сказала Майя.
 – А твоя сестра вроде не против, – возразил Аксель. – Клео, ведь так?
 Он повернулся к свояченице. Свояченица, чтоб ее! Променял шило на мыло – сварливую Сандру на уголовницу Клео. Ну и ладно, лишь бы не мешала.
 – Мое дело маленькое, – сказала новая родственница Акселя. – Пусть решает Майя. Не забывай, что школа – ее мечта.
 Ее мечта. Аксель не нашел в себе сил продолжать спор.
 – Поговорим завтра, сегодня у нас у всех нервы на пределе.
 – Я не продам, так что говорить тут не о чем! – заявила Майя, перехватив поудобнее Алексу, и взяла за руку Констанс. – Мы уходим. Приятной беседы!
 Она пошла прочь, и Аксель подавил желание окликнуть. Он знал, что так случится, и был готов к болезненному спазму в желудке – мучительному чувству поражения, свидетельству его несостоятельности, сначала как друга, потом как мужа, отца и, наконец, снова как мужа. Но и это можно было пережить ради более важного, ради безопасности своих близких. По крайней мере это он мог им дать. Майя ушла не просто так, а демонстративно. Она отделила себя от него, хотя какое-то время он верил, что они стали единым целым. Но разве физическое слияние гарантирует слияние душ и сердец? Да и возможно ли это? Мужчина и женщина – две разные стихии. Он старается поступать как нужно, как лучше и получает за это одни упреки.
 Майя вечно твердила, что предпочитает плыть по течению, но повернула против именно тогда, когда это могло обойтись слишком дорого и ей самой, и другим. Ее мечта была благородной, благороднее некуда, но разве можно, разве нужно воплощать мечту любой ценой, именно здесь и сейчас, именно в таком виде – и никак иначе, без малейшей уступки, как будто для мечты важнее всего детали, а не суть?
 Аксель вообразил себе детей, обделенных любовью и вниманием, и тяжело вздохнул. Какая разница, кто виноват, если Констанс вернется в их ряды?
  Февраль 1977 года 
 «Все кончено. Она уехала, забрав с собой малышей, не зная даже, отчего все эти бедствия разразились у нее над головой. Надеюсь, она будет счастливее в Техасе, вдали от трусости отца и жестокости материнской родни.
 Теперь я волен выбирать, и я выбираю легкие деньги. Когда-нибудь они достанутся дочери и внучкам, и те не узнают, как деньги заработаны. Я вываляюсь в грязи, но заодно вываляю и весь этот мерзкий городишко. Хелен это пришлось бы по душе. По крайней мере Арнольды будут жить среди грязи, отлично гармонировать с ней и надсадно делать вид, что грязи не существует. Это именно то, чего они заслуживают».
 Вернувшись домой после полуночи, Аксель увидел свет в окнах гостиной и сразу направился туда. Он не надеялся, что Майя решила его дождаться. Она, должно быть, опустошена, как и он сам, и давно спит. Свет просто забыли выключить.
 Что лучше, полежать в ванне или наскоро принять душ, забраться в постель, обнять Майю и уснуть? Наверное, все-таки второе. Нечего и думать встать в обычное время, хорошо, если он проснется к вечеру. Совсем другое дело – возвращаться домой к жене, находить ее спящей, целовать и получать ответные поцелуи, сначала сонные, а потом пылкие. Впрочем, сейчас ему не до объятий, довольно будет и того, что Майя перестала сердиться. Она не из тех, кто таит обиду...
 В дверях гостиной Аксель замер от неожиданности: на диване, листая журнал мод, сидела Сандра.
 – Ты, как видно, не слишком спешил домой, – заметила она едко и поднялась с дивана. – А стоило бы! Констанс целый час ревет в три ручья, и я понятия не имею, что с этим делать.
 «Аксель удивленно помигал, пытаясь перестроиться с душа и постели на неожиданный поворот событий. С чего бы Констанс плакать?
 – А Майя где? – Это было все, что пришло ему в голову.
 – Что значит «где»? Ушла, разумеется! – Сандра раздраженно отбросила журнал. – Ты свое дело сделал, можно тебя и побоку. Теперь у нее есть своя собственная крыша над головой. Ты что, никогда еще не сталкивался с черной неблагодарностью?
 Ушла? В смысле бросила его? Взъерошив волосы, Аксель отнял руку и обнаружил, что она вся в копоти.
 – А куда она пошла? – спросил он чисто автоматически, прекрасно зная, куда и почему.
 – Откуда мне знать? Я, слава Богу, мало знакома с этой особой. Она привезла Констанс, собрала вещи детей и удалилась во тьму ночную. Не волнуйся, еще не раз явится передохнуть от забот, йот тогда ее и расспросишь. Спокойной ночи!
 Аксель тупо проводил Сандру взглядом. Он был словно в ступоре и не чувствовал ничего, кроме всеобъемлющей пустоты и холода в душе. Майя ушла насовсем, окончательно – иначе она не оставила бы Констанс плакать в одиночестве, Майя любила ее, любила всех и каждого.
 Кроме него.
 Болезненный спазм в желудке заставил Акселя опуститься в кресло, пачкая светлую обивку сажей с одежды. Он не замечал этого, не замечал ничего. Ушла. Бросила его. Из-за проклятой школы. Сандра ошиблась, дело не в крыше над головой. Она бросила его из принципа.
 Что ж, пусть он не был к этому готов, но втайне знал, что этим кончится. Она лишь ждала повода и, как только повод нашелся, поплыла своей дорогой. Почему бы и нет? Теперь она сможет без помех воплощать свою мечту.
 Без него.
 Она даже может вернуться к Стивену.
 Желудок сжался вторично, еще больнее, когда раздался топот босых ног. Констанс. Как объяснить все это Констанс?
 – Он выглядит хуже некуда. Сразу видно, что страдает, – проворчала Клео. – Какого дьявола ты над ним издеваешься?
 Она уселась на расшатанный стул, который Майя откопала на какой-то свалке. Сейчас он красовался в одной из комнат на втором этаже школьного здания, приспособленной под жилье. Самые обшарпанные места на стенах были завешены кусками дешевой ткани. Оглядевшись, Клео поморщилась:
 – Здесь хуже, чем в трущобе, где мы жили после маминого отъезда из Уэйдвилла!
 – Трущобу я не помню, – рассеянно сказала Майя.
 Она кормила Алексу с ложки хлопьями с молоком. Майя предпочла бы услышать, что после ее ухода Аксель просто расцвел. Констанс больше не ходила в группу продленного дня.
 – Чтобы бросить такого мужика, надо совсем свихнуться! – ворчала Клео. – Не хотела продавать школу – не надо, довольно было не подписывать бумаги. За это он не выгнал бы тебя за порог.
 – Помнишь семью, в которую нас отдали в Лос-Анджелесе? У них в спальне было чудесное покрывало с оборками.
 – И светлые обои? – Клео фыркнула. – Которые ты расписала здоровенными красными розами? Помню, их чуть удар не хватил!
 – И нас отправили обратно в детский дом. Я привязалась к ним, захотела сделать им подарок и украсила спальню на свой вкус. За это нас выставили. Неужели тебе все еще непонятно?
 – Боже милостивый! – Клео сделала большие глаза. – Ты ушла, чтобы не быть выставленной за дверь? С чего ты взяла, что так оно и будет? Этот мужик готов целовать землю, по которой ты ходишь! Он бросился в огонь, чтобы спасти то, что лично ему совсем не нужно! Черт возьми, да это рыцарь! А теперь посмотри на себя! «Чтобы потом не плакать над разбитой жизнью, разобью-ка я ее сейчас сама!» По-моему, тебя подменили в роддоме!
 – Ты не понимаешь, – вздохнула Майя, вытирая молоко с подбородка дочери.
 Ей казалось, что хоть Клео будет на ее стороне. Узнав о разрыве, Селена перестала с ней разговаривать. Аксель даже не позвонил. Это ли не знак, что его терпение исчерпано, что, с его точки зрения, она слишком далеко зашла? Со временем все утрясется. Теперь у него на попечении одна Констанс, и все проблемы теперь иные, не столь серьезные. Она успела хорошо изучить Акселя за эти совместно прожитые месяцы. По его мнению, все должно быть разложено по полочкам, солдатики должны маршировать в четком строю. В его аккуратном мирке нет места школе, вот почему он решил от нее избавиться. Это можно понять. Но как с этим жить?
 – Старая развалина торчит, как пень, посреди ценного куска земли, – невнятно произнесла Клео, жуя черствый бутерброд. – Рано или поздно ее подожгут снова. Аксель это понял, а ты, ослица, не хочешь понимать.
 Ослица. Что ж, возможно. Но это первая в ее жизни попытка отстоять свои принципы. Она никогда и ни в чем не была уверена на все сто. Уверенности едва набралось на то, чтобы получить диплом. Самое странное, что именно Аксель помог поверить в себя настолько, чтобы снова поставить перед собой цель и упорно стремиться к ней. Если сдаться, она никогда уже не начнет все сначала.
 – Школа – не просто здание, а символ, – сказала Майя, больше для себя, чем для сестры. – Если он будет перечеркнут, кто-то усомнится и отступит. Если он восторжествует, то станет путеводной звездой. Это важнее, чем чьи-либо оскорбленные чувства. – Она оживилась. – Да вот взять хоть Мэтти! Согласись, он сильно переменился. Когда я его впервые увидела, он едва умел улыбаться, а теперь целые дни ходит на голове. Он сам придумывает истории, у него проявилась жилка юного натуралиста. Это хороший пример того, к чему я стремлюсь.
 Клео с трудом проглотила последний кусок бутерброда. Откашлялась.
 – Он до сих пор не умеет толком ни читать, ни писать. Запоминает содержание книг, это верно, но никак не выучит алфавит.
 – Для пяти лет он знает и умеет достаточно. Ну признай, ведь есть перемены к лучшему! – взмолилась Майя. – Зачем заострять внимание на недостатках, если можно на достоинствах? Допустим, Мэтти никогда не научится бегло читать, да и писать будет с трудом – ну и что? В мире полным-полно тех, кто в этом силен, но разве птицы клюют у них с рук? Разве дети слушают их, затаив дыхание? Люди должны быть разными, Клео, и я хочу донести это до всех и каждого.
 – Мечты, мечты! – буркнула сестра. – В наше время детей растят не для того, чтобы кормили птичек! Кому они будут нужны неграмотные?
 – Я уже подумывала над тем, чтобы направить Мэтти на тестирование. Одно дело, если у него обнаружится патологическая неспособность к учению, и совсем другое, если он медленнее взрослеет. Тогда его нужно всемерно поощрять в том, в чем он хорош, и придет уверенность в своих силах. Это поможет в учении, понимаешь? Уже помогает! С тех пор как я его хвалю, он перестал ломать карандаши, чтобы не писать буквы алфавита.
 – Сейчас у меня польются слезы умиления! – Клео встала. – Пора, перерыв кончается. А на твоем месте я бы эту школу все-таки продала.
 Она ушла. В последний раз отерев Алексе подбородок, Майя подняла ее с колен на руки и получила широкую улыбку. Сердце ее стеснилось. Аксель больше не был свидетелем таких вот счастливых улыбок, и ей сильно недоставало этого, недоставало его присутствия. Он не увидит, как Алекса пойдет, не услышит ее первых слов.
 Ощутив на щеках слезы, Майя попробовала найти утешение в своих принципах.
 Аксель оттолкнул ее так же обдуманно, как и каждый из приемных родителей. Он дал ей это понять, сказав мэру, что им есть о чем поговорить. Должно быть, она слишком многого требовала, заняла в его жизни слишком много места, нарушила весь уклад. Он просто испугался, что слишком крепко привяжется к ней. Он оттолкнул ее именно потому, что любил. Что ж, и она ради любви к нему поступала не так, как следовало бы. Она делала все, о чем он ее просил, по первому требованию, в ущерб собственным представлениям.
 Каждый из них вышел из своей естественной роли, и в результате получился кривой, перекошенный союз.
 Майя ощутила, как с губ рвется истерический смех. Она подавила его, уложила дочь и принялась, тщательно вытирая, размещать в коробке чайник и чашки.




 Глава 36



 Некоторые люди живы только потому, что убивать незаконно.

 Аксель поднялся с постели, как только запели первые птицы, – не хотелось лежать, вспоминая другие утра, когда он просыпался, держа в объятиях Майю. Он уже знал, к чему ведут такие воспоминания. Холодный душ был наилучшим пропуском в новый день, не обещавший ничего более занимательного, чем фактуры, счета и пустопорожняя болтовня.
 Не так уж давно ресторан казался Акселю делом первостепенной важности. День за днем он появлялся там с таким чувством, что это необходимо, что его присутствие много значит, но и в его отсутствие все шло без сучка без задоринки. Правда, мэру с его интригами отчасти удалось нарушить плавный ход хорошо смазанного механизма, но у Акселя не было и тени сомнения, что все вернется на круги своя, стоит только этой проблеме разрешиться. А раз так, он вполне может поехать с Констанс к морю. Аксель уже и не помнил, когда в последний раз слышал прибой.
 Он слышал его при Майе: рев океана в динамиках по углам магазина.
 Аксель решительно пресек эти мысли, оделся и вяло поплелся на кухню. Сандра еще не встала, и Констанс сама готовила себе завтрак. Грустно посмотрев, она унесла бутерброд в гостиную, чтобы съесть за мультиками. Как выяснилось, под «правильной заботой о Констанс» Сандра понимает электронную няню. С болью Аксель вспомнил, как дочь, хохоча во все горло, рисовала кремом на кривобоких пирогах Майи. Теперь на кухне уже никто не мусорил, но и задерживаться здесь не хотелось. Аксель торопливо выпил стакан молока и назвал это завтраком. Может, купить смесь для пирога-минутки? Не согласится ли Констанс разрисовать его?
 Не согласится ли солнце подняться на западе?
 Если впасть в депрессию, этим делу не поможешь. Надо как-то жить дальше. Он уже обходился без постоянной женщины и не умер. Так даже проще. Ему не по зубам сложная наука общения с женским полом. Ну а Констанс подрастает. Постепенно она поймет, что нельзя всю жизнь оплакивать то одно, то другое. Они уже сблизились однажды, сблизятся еще раз, нужно только прекратить торчать в ресторане по восемнадцать часов в сутки. У них с Констанс найдутся, не могут не найтись общие интересы, иные, чем высадка цветов на заднем дворе или раскраска пирогов.
 Аксель повернулся к окну. Там красовался клен, который он задумал как объяснение в любви. На ветке насвистывал щегол. Цветы поникли, невзирая на тень, – они нуждались в поливе, как и растрескавшаяся пустыня его души. Вот и ешь свою правоту, угрюмо думал Аксель. Настоял на своем, и теперь Майя живет в трущобе, такая же беззащитная, как и до встречи с ним. В попытке защитить он подверг их еще большей опасности.
 Продажа школы была единственно разумным решением. Обветшалый особняк требовал громадных затрат на один только текущий ремонт, не говоря уже о реставрации. В непосредственной близости от торгового центра было не удержать пленительную провинциальную атмосферу, не уберечь окружающую среду. Продажа не только примирила бы стороны. Злоумышленник, кто бы он ни был, потерял поле деятельности и скорее всего убрался бы прочь. На вырученную сумму можно было поддержать магазин и открыть школу в здании покрепче. Нелепо, просто нелепо держаться за школу в том виде, в каком она была.
 Вот только Майя взрастила и взлелеяла ее своими руками, из ничего. Для нее этот старый дом был первым и единственным домом, где она распоряжалась сама. А он ввел ее в дом, обставленный бывшей женой, чуждый даже ему самому, и ожидал, что она будет там счастлива. И Майя сумела быть счастливой, насколько это возможно. Ей удалось бы и в картонной коробке. Но это совсем не означало, что она отмахнется от мечты о своем собственном доме.
 – Я ухожу на работу, – сказал Аксель дочери с порога гостиной. – Обнимемся?
 Против воли голос его прозвучал просительно. Констанс глянула мимолетно, пожала плечами и затаилась, как зверек в момент опасности. Аксель уже собирался уйти, когда она заговорила:
 – А можно мне в группу продленного дня, хоть на полчасика? – Если его голос звучал просительно, то ее был откровенно умоляющим.
 – Это опасно, моя хорошая. Мы найдем другую школу.
 – Значит, Майя в опасности?
 Этот ребенок слишком сообразителен. Аксель потер лоб, подбирая слова:
 – Майя уже взрослая, она может о себе позаботиться.
 Сказав это, Аксель мысленно криво усмехнулся. Что ж, раз ему отныне не позволено заботиться о Майе, придется ей выкручиваться самой. Он и раньше это понимал, но впервые осознал до конца. Если ей так уж приспичило, пусть рискует здоровьем и жизнью, защищая полуразвалившийся особняк. Он больше не отвечает за последствия ее поступков. Их пути разошлись. Он может помочь, может помешать, а может остаться в стороне. У него теперь есть выбор.
 Аксель никогда не верил в равенство сторон, особенно в браке. На муже, думал он, неизменно лежит большая ответственность, порой вся ответственность разом. Так он и жил. Как странно! Когда это бремя свалилось с плеч, ему не стало легче. Наоборот, его пригнуло к земле. Он был в ответе за все, но каким-то образом Майя облегчала его ношу.
 Он поступил правильно – и по большому счету ошибся. Единственное, чего он добился, – это одиночества.
 – Я что-нибудь придумаю, шоколадная моя, – сказал Аксель, целуя дочь в макушку. – Майя вернется.
 Личико девочки озарилось откровенным счастьем. Она верила в него. Что ж, хоть кто-то в него еще верит.
 Отчасти приободренный этим, Аксель направился в гараж, не зная точно, что предпримет.
  Сентябрь 1981 года 
 «Никто не знает, где она, мои адвокаты потеряли след. Я места себе не нахожу! Оставила мужа и исчезла, с двумя детьми! На что она будет жить? Как сумеет их вырастить?
 Будь проклята твоя доля крови, Хелен! Ты передала нашей дочери все худшее в своем характере. Или лучшее?
 Клянусь, я найду ее, Хелен. Теперь я всего лишь старик с подмоченной репутацией. Я слаб, а тебя рядом нет. Долли умирает, дочь даже не знает о моем существовании, и порой кажется, ничто на свете не стоит труда. Но я найду ее, даже если потеряю все нажитые деньги».
 На перекрестке Аксель поглядел налево, в направлении школы, потом направо, в направлении города. Хотелось повидать Майю, объясниться с ней и исправить дело. Но прежде следовало уладить то, без чего объяснение стало бы затруднительным. Поборов стремление с ходу повернуть налево, Аксель направился в Уэйдвилл.
 Еще издали ему бросился в глаза черный «кадиллак» у дверей магазина. Изрыгая проклятия, Аксель до отказа нажал педаль и вскоре со скрежетом тормозил у погрузочной платформы здания. Он правильно сделал, что повернул в город, прежде всего стоило разобраться с неугомонной сестрицей Майи. В теперешнем настроении Аксель не постеснялся бы перекинуть ее через коленку и надавать с десяток горячих.
 Над прилавком склонялся высокий бритый негр в дорогом полосатом костюме. Он что-то злобно шипел, тычась лоснящимся лицом почти в самое мертвенно-бледное лицо Клео. Та, как обычно, огрызалась, но страх читался во всей ее позе, во взгляде.
 Едва переступив порог, Аксель без труда оценил ситуацию. Это был неподходящий момент для версальских реверансов.
 – Вон!!! – взревел он во всю мощь голосовых связок. – Вон с моей территории, пока не вышибли пинками!
 Негр повернулся, подчеркнуто неторопливо, и уставил на него стеклянный взгляд:
 – И кто же меня вышибет? Один белый задохлик?
 Это оказалось последней каплей. Адреналин захлестнул организм мощной волной, кровь бросилась Акселю в голову. Он сорвал с подставки металлический калейдоскоп.
 – Вон! – повторил он, на этот раз с ледяной ненавистью.
 Клео ахнула, сожалея не то о калейдоскопе, не то о дальнейшей судьбе Акселя. Негр ухмыльнулся и сунул руку в карман, в точности как и ожидалось. Этот болван не знал, что в школе Аксель считался лучшим квотербеком в своей лиге благодаря скорости реакции. Он вложил в удар всю ярость, весь протест против капризов судьбы. Лишь по счастливой случайности пополам разлетелся калейдоскоп, а не бритая голова незваного гостя. Тот пошатнулся, но устоял. Тогда, отбросив обломки, Аксель изо всех сил пнул его ногой в пах, сам при этом невольно поморщившись, если не из симпатии, то от живости воображения.
 С криком боли негр повалился на пол.
 – Ну и ну! – восхитилась Клео, с большим удовлетворением наблюдая, как он корчится. – Добей его скорее, Аксель!
 – Звони в полицию, а мне нужна веревка! Аксель огляделся, заметил шнур от мобиля и оборвал его. Клео не двинулась.
 – Не буду я звонить в полицию! – буркнула она. – Меня отправят обратно в тюрьму. Нет уж, дудки!
 – Это дилер, ведь так? Не покрывай его, будет хуже.
 – Хуже будет, если я его сдам!
 – Глупости! – Аксель оглядел дилера, стонущего с зажатыми в паху руками, рванул их вверх и обмотал шнур вокруг белых, с дорогими запонками манжет. – Клео! Звони в полицию, тебе говорят!
 – Ты мне за это дорого заплатишь... – сквозь зубы процедил дилер. – Зря ты со мной связался, чистоплюй!
 – Где эта пакость? – спросил Аксель у Клео.
 – В коробках со штампом «Осторожно, стекло», – сказала та, и не подумав отпираться, но за телефон так и не взялась. – Забирай все, и чем скорей, тем лучше. Сама я завязала, но остался крупный долг, а у этого типа кругом дружки.
 – Правильно, – вмешался дилер. – Долги надо платить, и ты заплатишь, так или иначе.
 – Отправляйся за коробками, – приказал Аксель: он совсем не желал, чтобы на его территории обнаружились наркотики, но и не собирался уничтожать вещественные доказательства. – И позвони наконец в полицию, иначе я сдам тебя вместе с этой гориллой.
 Клео убежала в глубь магазина и довольно скоро вернулась с парой коробок:
 – Вот, это все, что мне удалось найти.
 – Только попробуй наложить лапу на мой товар! – заволновался дилер.
 Вместо ответа Аксель сильнее затянул шнур и пошарил в карманах полосатого костюма. Там обнаружились пистолет и ключи от машины.
 – Только не в унитаз! – кричал дилер. – Это первосортный товар! – Он вдруг сменил тон: – Слушай, приятель, может, сговоримся? Мне нужен толковый парень на место того старика...
 – Старика? – Аксель помедлил, переваривая новость. – Это какого старика?
 – Пфайфера, какого же еще! Он давал мне ключи от задних дверей. Если дашь от этой, я буду потихоньку гнать товар через твой магазин, и оба мы заживем на славу. Я не поскуплюсь, а тебе не придется марать рук.
 – Сколько?
 – Ну... мы сторгуемся. У тебя ведь только одно здание, значит, и доля будет меньше. —
 Он заметно оправился, судя по попыткам сбить цену.
 – Откуда тебе знать, сколько у меня зданий, – заметил Аксель.
 – Вот это другой разговор! – обрадовался дилер. – Но не надейся оставить меня с носом, иначе кончишь как Пфайфер. У меня тут везде свои люди. – Заметив, что Клео держит телефонную трубку, он снова рассердился: – Что это ты затеваешь? Жить надоело?
 Аксель сделал знак. Клео положила трубку, озадаченно бегая взглядом от него к дилеру.
 – Значит, у тебя везде свои люди, – задумчиво повторил Аксель. – Чем докажешь? Может, ты просто петушишься. Я признаю только солидных дельцов.
 – Я и так наболтал больше, чем следовало. Больше не скажу ни слова.
 – Держи! – Аксель бросил Клео ключи от «кадиллака». – Положи коробки в багажник.
 – Постой! – завопил негр.
 Клео остановилась и обратила к Акселю вопросительный взгляд.
 – Мои люди не остановятся ни перед чем! Я им плачу, чтобы прикрывали тыл! Мой арест ничего не даст, попомни мои слова! – Дилер сверкнул белками на Клео. – А этой потаскухе уж точно не поздоровится!
 – Да верю я, верю, – отмахнулся Аксель. – Тихо ты, полиция услышит. Мне как раз надо кое-что устроить, требуется надежный человек.
 – Это недешево, – осторожно произнес пленник. – А что за дельце?
 – Страховка. Домишко старый, денег жрет уйму. Его бы спалить...
 Это не был выстрел вслепую: на Севере сплошь и рядом нанимали поджигателей, чтобы получить по страховому полису, хотя удавалось это далеко не каждому.
 – Можем это обсудить, но сперва развяжи меня.
 – Обсудить! Здесь такой народ, что не могут и сарай поджечь как следует!
 – Я сам этим займусь, – пообещал дилер, морщась. – Опозорились, верно. Насмешили весь город. Ну да хорошо смеется тот, кто смеется последним. Вы, белые, друг за друга горой, вот и мы не даем друг другу срамиться. Этот кретин напортачил, я за ним подчистил. Вчера заходил туда, все устроил. Полыхнет до неба. И часа не пройдет, как останутся одни головешки!
 Осознав услышанное, Аксель задохнулся от ярости и страха. С бешено стучащим сердцем он повернулся к Клео:
 – Звони скорее! Скажи, что в школе бомба, пусть уводят всех! Звони по всем номерам: полиция, совет, мэрия! – Он пнул лежащего ногой: – Говори где, не то я из тебя душу вытряхну!
 – Какого черта? – закричал дилер в откровенном изумлении. – Подумаешь, куча старого хлама! Пфайфер давно в гробу, так чего же ты бесишься? Сгорит – и черт с ним, с этим старьем!
 – Ты что, не знаешь, что там школа? Там сейчас полно детей! В последний раз спрашиваю, где искать?!
 Клео что-то кричала в телефонную трубку, дилер тупо хлопал на Акселя глазами. На его блестящем от пота лице недоумение сменилось испугом.
 – Я не знал! Вот чтоб меня разразило, я не знал! Ночами там тихо, как на кладбище! А бомба... она под крыльцом!!!
 Аксель бросился к двери, выскочил на улицу и наткнулся на Ральфа Арнольда.
 – Доброе утро, Хоулм. Ты сказал, нам нужно поговорить, но так и не объявился, поэтому я взял на себя труд зайти и...
 Не дослушав, Аксель ухватил мэра за лацканы пиджака, как следует встряхнул и отшвырнул в сторону.
 – Забирай мою лицензию! Весь город забирай, только убери свои поганые руки от школы!
 Когда он на сумасшедшей скорости выезжал из города, воображение рисовало страшные картины бедствия. Аксель мог поклясться, что чувствует запах гари.




 Глава 37



 Мы приходим в этот мир
 голыми, мокрыми и голодными.
 Дальше все идет и того хуже.

 Еще довольно далеко от школы Аксель заметил над верхушками деревьев столб дыма. Нервный спазм тотчас стиснул желудок, по спине прошел холод. Из страха совершенно потерять голову он приказал себе не думать, не представлять, во что превратится его жизнь, если Майи не станет.
 Но ничего не вышло. Аксель никогда не страдал недостатком воображения, а в этот день оно разыгралось не на шутку, и память услужливо вступила в игру. Вот Майя лукаво улыбается под дождем конфетти, струящимся из разверстого брюха дракона. Вот она хмурится, потому что молоко не подошло и Алекса сердито колотит кулачками по груди. Алекса! Мысль о малышке окончательно подкосила Акселя. Потерять еще одного ребенка, которого он привык считать своим... тогда лучше вовсе не жить!
 Почему это все время с ним происходит? Почему он теряет дорогих людей? Наверное, какой-то врожденный изъян. Надо было давно уже это понять и не вводить Майю в свой дом, не впускать в свое сердце, не любить.
 Но он допустил, чтобы так случилось. Он полюбил, не зная, сколько боли приносит любовь. Он полный болван. Раз уж так вышло, почему он не признался в любви? Может статься, такого шанса уже не будет!
 «Бьюик» обогнал «ровер» на полном ходу, гладко скользнул вперед... и затормозил, когда водитель заметил на фоне безоблачного неба густой клуб дыма. Проклиная все на свете, Аксель несколько раз подряд дал гудок, но тут дым взметнулся выше, и «бьюик» пополз еще медленнее.
 Боже, дай мне такую мухобойку, чтобы я сшиб этого кретина с дороги!
 Насыпная дорога вилась впереди узкой лентой, и не было никакой возможности обогнать проклятого зеваку. Так ли уж никакой?
 Аксель резко повернул руль, «ровер» спрыгнул с насыпи в придорожную канаву, с ревом выполз и ринулся через табачное поле. Впереди виднелись деревья пришкольного парка, над ними расползался темный шампиньон дыма. Прочная, солидная машина с честью штурмовала неровности почвы, Акселя бросало на сиденье, и это было кстати, это отвлекало. Жгучая паника сменилась благословенным отупением.
 В нижней части «шампиньона» полыхнуло красным. Аксель прибавил ходу и на опасной скорости влетел в рощу. Пришлось полностью отдаться управлению. Мимо мелькали сосны, сумах, ивы и ветлы. Ровный ряд величественных сикоморов ограничивал территорию парка, за ними шли сплошные заросли азалий. Здесь «ровер» ткнулся передним бампером в упавший ствол. Аксель выскочил из машины еще до того, как с хлопком раскрылась воздушная подушка.
 На школьном дворе толпились ученики. Он бросился к ним, издалека высматривая Майю. На этот раз на ее попечении не только Мэтти и Констанс, а целая тьма детей. Сколько здесь всего учителей? Трое? Всех они вывели или еще нет? Где Алекса?
 Наконец Аксель оказался на открытой площадке. Дети испуганно переговаривались, некоторые плакали. Был среди них и Мэтти. Прижимая к груди морскую свинку, он во все глаза смотрел на языки пламени, что рвались из окон. Учительница, хрупкая, как подросток, держала на руках Алексу, при виде которой Аксель испытал сначала облегчение, а потом ужас. Где же Майя?
 Из школы, спотыкаясь, выбрели два перепачканных мальчика постарше, один с круглым аквариумом, другой с хомячком в клетке. Потом появились еще дети, их подгоняли окриками учителя. Было совершенно ясно, кто все это организует, кто старается уберечь всех и каждого, кроме себя самой.
 Где-то за школой раздался взрыв, пламя взметнулось выше крыши. На дворе закричали на все голоса. Это вывело Акселя из оцепенения, и он бросился в здание. Холл был полон дыма. Школа горела, ее уже было не спасти. Но еще можно было спасти мечту, если уберечь Майю. Другой такой учительницы нет, кто заменит ее детям? Кто заменит ее Констанс и ему самому?
 Беспрерывно выкрикивая имя, Аксель на ощупь пробирался в клубах дыма. И вдруг наткнулся на Майю.
 – Аксель! Ну наконец-то! – обрадовалась она и сунула ему в руки клетку с кроликом. – Я вернулась за Малдуном. Этот глупыш заблудился в дыму, помоги его найти.
 В приступе неописуемого облегчения Аксель стиснул ее в объятиях вместе с клеткой, чуть не раздавив плетеную решетку. Из задней части дома все прибывало густого дыма, дышать становилось труднее. В любой момент могли не выдержать перекрытия. Проклятый кот не стоил двух жизней.
 Аксель потащил Майю к выходу.
 – Куда ты? Говорю тебе, здесь Малдун! Без него я не уйду!
 К счастью, Аксель уже ощутил, как что-то мягкое вьется у ног. Сунув клетку обратно Майе, он нагнулся в дыму, нащупал кота и подхватил на руки, с вялой иронией думая: герой всех времен и народов! Бросился в горящее здание и спас... кота.
 – Я тебя за это придушу, попозже, – пригрозил он Майе. – Где твой проклятый сервиз?
 Глотнув дыма, он взахлеб раскашлялся, но продолжал толкать Майю к двери. Кот вцепился когтями в плечо и истошно орал Акселю в ухо. Не хватало, чтобы в последнюю минуту Майя вспомнила про сервиз и решила за ним вернуться! Всю оставшуюся жизнь пусть делает что хочет, но не сейчас. Сейчас командует он.
 – Сервиз в машине. Все мои вещи в машине.
 До Акселя дошел смысл этих слов. Сервиз уже упакован и ждет в машине. Пожар тут совсем ни при чем, Майя сделала это раньше. С какой целью? Чтобы вернуться к нему или чтобы покинуть город?
 Новый вал дыма докатился до двери. Задыхаясь и кашляя до слез, Аксель и Майя сбежали по ступенькам на некошеную траву двора. Пожарные уже подъехали, учителя спешно уводили детей за пределы их действий, а заодно подальше от деревьев и кустов, куда могло перекинуться пламя. Аксель снова получил клетку, а Майя, с подвывающим котом на руках, заторопилась к ученикам. Он последовал за ней, не обернувшись на горящее здание. Пусть себе горит, на этот раз он и пальцем не шевельнет. Он сделает кое-что получше: подарит Майе новую школу, ближе к дому, и впредь не спустит с нее глаз, вот с этой самой минуты. Бог с ней, с Клео и ее делишками! Она может поступать со своим драгоценным дилером как сочтет нужным.
 Клетка с кроликом перекочевала к одной из бывших одноклассниц Констанс. Аксель догнал Майю, отобрал кота и передал Мэтти. Теперь он мог заняться женой и немедленно поймал ее за руку. Двор уже кишел людьми в желтой прорезиненной униформе, вились шланги, слышались приказы. Аксель увлек Майю в сторону от толпы и не столько обнял, сколько заключил в клетку из рук, чтобы не могла сбежать. Оказывается, она не пыталась отдышаться, как он сначала подумал, а рыдала. Он не особенно удивился этому.
 – Ну-ну, все уже в порядке, – приговаривал он, поглаживая ее по голове и ужасно сожалея, что не знает подходящих к таким случаям слов. – Никто не пострадал.
 Это было, конечно, совсем не то, что нужно. При всем буйстве мыслей и чувств Аксель, увы, не знал, как облечь их в слова.
 – Правда все в порядке? – переспросила Майя, икнув сквозь рыдания.
 – Малдун воет у Мэтти на руках. Одна учительница баюкает Алексу, остальные объясняют детям работу пожарной бригады. Со всеми все в полном порядке, и ни к чему было пугать меня до полусмерти. Тебе всегда это удавалось, но прошу, избавься от этой привычки!
 Аксель умолк, раздраженный собственным косноязычием. Он хотел столько всего сказать! Он хотел облегчить словами переполненное сердце.
 – Школы больше нет... – прошептала Майя.
 – Выстроим другую, точно такую же, только новую и прочную, – пообещал Аксель. – Для того и существуют архитекторы, чтобы воплотить любой проект.
 Майя снова икнула, так жалобно, что Аксель и сам чуть не прослезился. Он прижал ее крепче, подумал, что может так никогда и не найти нужных слов, и заговорил быстро и сумбурно:
 – Мы построим... школу, потому что... потому что я люблю тебя! Я не хочу тебя терять, понимаешь?
 Майя подняла глаза с мокрыми слипшимися ресницами. Лицо ее озарилось откровенной, доверчивой радостью, которая когда-то так пленила Акселя.
 – Любишь меня? – Она снова икнула, смутилась и спрятала лицо у него на груди.
 – Как же тебя не любить, с такими пурпурными волосами и глазами как калейдоскоп? Уж и не знаю, как раньше жил без всего этого... как буду жить, если всего этого не станет!
 – Нельзя потерять то, что любишь, Аксель, – сказала Майя, снова заглядывая ему в лицо. – Разве ты этого еще не понял? – Она отерла глаза и попробовала улыбнуться. – Мама умерла, когда мне было десять лет, но по ночам мне снится, что она сажает меня на качели, раскачивает выше и выше, а сама смеется, и кудряшки у нее на лбу забавно прыгают вверх-вниз... Я не помню подробностей, но помню все разом – это ощущение тепла, и близости, и доверия.
 Майя помолчала. Аксель ждал, держа ее в объятиях, счастливый уже тем, что может снова слышать звук ее голоса.
 – Мне снится и папа, – совсем тихо продолжала Майя. – Он в широкополой шляпе и ковбойских сапогах. Руки у него такие сильные, что он может подбросить меня до потолка. Он называет меня маленькой ковбойшей, надевает на меня шляпу, и она сползает до плеч. Мы оба смеемся без конца. Он достает подарок – маленькие ковбойские сапожки. – Она судорожно вздохнула. – Я очень любила маму и папу, и хотя они давно умерли, но по-прежнему со мной.
 – Как вышло, что они умерли? – спросил Аксель, осмысливая ее слова, проникаясь ими, применяя к своим собственным воспоминаниям.
 – Мама – от аппендицита. Мы были так бедны, что не имели медицинской страховки. Мама надеялась, что боль пройдет, а когда соседи все-таки вызвали «скорую», уже развился перитонит.
 Майя снова спрятала лицо на груди Акселя. Он был рад, что она может выплакаться. Майя была воплощенной любовью, и теперь он понимал почему. Ее мать умерла, чтобы не тратить на больницу те гроши, что шли на еду. Майя сейчас поступила бы так же.
 – А отец?
 – Он потерял работу и начал пить. Мама не выносила спиртного, каждый раз высказывала все, что о нем думает, а он в отместку пил еще больше. Я была совсем маленькой, когда они разошлись, но ссоры я помню. Мама уехала, и я больше не видела папу. Социальный отдел искал его, когда мама умерла, и выяснил, что он, пьяный, разбился на машине. Бывали дни, когда я винила его во всех наших несчастьях, но любить его не переставала и тогда.
 Аксель вспомнил своего отца, вспомнил прежнего себя и подумал, что тоже познал в жизни любовь. Это не была бурная, оживленная любовь, до края переполненная смехом и слезами, как у Майи, но верная и надежная, которую он мог предложить ей в обмен на ее чувство. Главное, чтобы она захотела принять ее.
 – Возвращайся домой! Я сделаю все, чтобы и ты полюбила меня. Если для этого нужно никогда и ни в чем тебе не перечить, я не стану. Я могу качать тебя на качелях, подарю тебе ковбойские сапоги. Или, может, мне встать на колени? Сейчас, при всех? Прости меня за все, потому что...
 Чем дольше длилась эта проникновенная речь, тем больше всхлипывания Майи напоминали смех.
 – Аксель, милый! – наконец не выдержала она. – Если ты встанешь на колени, я встану тоже, и это будет зрелище не для слабонервных! Просто повтори, что любишь меня, и обними покрепче. Это я должна просить прощения. Ты был прав, в конечном счете я подвергла опасности не только себя, о чем глубоко сожалею, как и о том, что пустилась в бега. Казалось, так будет проще, а вышло наоборот.
 Аксель в самом деле обнял ее покрепче – так, что занялся дух. Но этого не было достаточно. Если бы мог, он запрятал бы ее внутрь себя, укрыл бы в сердце, чтобы никогда больше не испытывала ни боли, ни разочарования. Все равно его сердце давно уже принадлежало ей. Майя была жизненно важна для него, со всеми своими мечтами, которые она умела заставить сбыться.
 – Я люблю тебя! – повторил Аксель торжественно, как клятву. – Ты нужна мне, нужна нам всем. Не пускайся больше в бега!
 – Не буду, – пообещала она, шмыгнув напоследок носом. – А домой я и так собиралась вернуться, потому что поняла: нелепо жертвовать всем ради ветхого здания. Особняк – это всего лишь стены и крыша. Их можно заменить любыми другими, и ничего не изменится. Незаменима только суть, но даже ради нее никто не имеет права обижать дорогих людей. Я не должна была так поступать с Констанс. Хорошее не построишь на слезах и душевной боли. Прости, я больше не буду.
 – Может, тебе порой нужно побыть одной? – неуверенно предположил Аксель. – Я не против, если только буду знать, что ты вернешься. Рыбки ведь не гнездятся...
 – Только не будь таким понимающим, – Майя улыбнулась, – не то я сама себе буду казаться ходячей раскрытой книгой.
 – Ты больше похожа на ходячую радугу. – Он облегченно ответил на улыбку. – Примерно столько же оттенков! А насчет раскрытой книги не беспокойся, я никогда не умел читать в женской душе. Может, со временем... – Что-то заставило его оглянуться. – А вот и наше сплошное недоразумение! Твоя сестрица пожаловала, в полицейской машине.
 Чувствуя себя в безопасности в кольце мужских рук, Майя повернулась и следила, как Клео подняла на руки Мэтти вместе с Малдуном и решительно зашагала к ней. За ними, дыша в затылок, шествовал полисмен. Что еще успела натворить Клео? Для разнообразия Майя ощущала в себе великое спокойствие и готовность разрешить любую семейную проблему. Аксель любит ее – значит, их двое, а вдвоем можно сдвинуть горы.
 – Мед кончился!
 Клео сказала это, как отрезала, и Майя не сразу сообразила, что это не грозная метафора.
 – Ах, мед! Ну и ладно, купим еще. За сервиз не беспокойся, он цел.
 Клео крепче прижала к себе Мэтти и перевела взгляд с Майи на Акселя.
 – Кьюбола в полиции несет в тридцать три струи.
 Руки Акселя теснее сомкнулись вокруг Майи, которая ошарашенно мигала, не зная, что и думать.
 – Кто это – Кьюбол, и почему его несет? Съел что-нибудь несвежее?
 Аксель снисходительно потрепал ее по голове, как непонятливого ребенка. Пришлось наградить его свирепым взглядом. Он казался встревоженным, но в ответ посмотрел ласково.
 – Клео имеет в виду словесный понос, а точнее, чистосердечное признание. Это насчет поджога.
 – Если я когда-нибудь доберусь до этой скотины!.. – Секундой позже до нее дошел смысл сказанного Акселем. – Значит, это тот черный! – Еще секундой позже стало ясно, при чем тут мед. – Боже мой, Клео! Не говори, что ты снова это сделала!
 – Теперь придется обращаться в агентство по борьбе с насекомыми, – сказала сестра, пожав плечами.
 Майя в ужасе уставилась на нее. В ней самой не было ни грамма агрессии, но Клео... Как-то раз она облила местного хулигана жидким медом, связала и оставила на корм муравьям. Это было совсем не смешно.
 – Но ведь... здесь водятся и термиты! Надеюсь, обошлось без них?
 – Кьюбол продавал свой товар кому попало – и детям. – Клео пощекотала Малдуна под мордочкой. – Он прикончил старого Пфайфера. Поджег твою школу. Ты уж мне поверь, сестричка, без термитов не обошлось.
 – Пришлось поливать его из шланга, – хохотнув, сказал полисмен (он явно наслаждался воспоминаниями). – Рик задавал вопросы. Если Кьюбол не отвечал сразу и без запинки, мы отключали воду. – Он снова хохотнул. – Мистер Хоулм, прошу зайти в участок, когда найдется время.
 Школа стремительно догорала. Бросив один короткий взгляд в ту сторону, Майя решила, что дилер, пожалуй, получил по заслугам.
 Толпа к тому времени сильно разрослась. Родители начали приезжать за детьми. Дамы из клуба садоводов прибыли убедиться, что редкие сорта роз переживут близость пожарища и устроенное пожарными небольшое наводнение. Теперь они сокрушенно цокали языками при виде того, что осталось от цветника у самых стен. Майя не хотела смотреть, ей было довольно слышать свист и шипение струй, что все еще рвались из шлангов. В любом случае школу было уже не восстановить.
 Аксель сверху вниз заглянул ей в лицо, и она благодарно обмякла в его объятиях. Не то чтобы она не могла держаться на ногах – в данный момент она не хотела.
 – Мне страшно жаль, мисс Элайсем! – сказал Хедли, пробравшись сквозь толпу. – Что делать, старею. Если бы я чуть пораньше сложил два и два...
 – С Пфайфером у Кьюбола были проблемы, отсюда и убийство, – холодно перебил Аксель, – но школа его совершенно не касалась. Кто-то нанял его для поджога.
 – Ты же не думаешь, что... – репортер запнулся, – ты же не собираешься...
 Подкатил серебристый «мерседес». Из него появился мэр и оглядел толпу. Майя с интересом ждала, что будет дальше. Высмотрев их небольшой кружок, он сразу направился к ним. Поразительно, но приехал он не один, а с Селеной, которая вальяжной походкой последовала за ним.
 – Привет, кузен, – сухо сказала Майя, когда Ральф Арнольд приблизился.
 Аксель за спиной предостерегающе кашлянул, но Майе до смерти надоело изображать неведение. Странно на нее посмотрев, мэр обратился к старому репортеру:
 – Хедли, у меня давно уже чешутся руки оторвать тебе голову и спустить в сортир!
 – Ах, Ральф, сладенький мой, – вмешалась Селена скучливо, – признай наконец, что ты неудачно вложил денежки. Я предупреждала, но ты не послушал. Кругом полным-полно приличных местных застройщиков, так нет, тебе приспичило связаться с янки.
 – Помолчи, а то отшлепаю!
 – Ловлю на слове, – промурлыкала Селена и взъерошила Ральфу волосы.
 Майя в изумлении наблюдала маленький спектакль. Эти двое общались как сексуальные партнеры. Впрочем, в таких делах ей недоставало эрудиции, а Селена в интересах дела могла флиртовать и с дьяволом. И куда только смотрит Кэтрин?
 – Уж не знаю, кто распускает слухи, но категорически отказываюсь нести ответственность за этот пожар! – заявил мэр во всеуслышание. – Я человек со связями и вполне мог обойтись законными мерами. Чтобы доказать свою непричастность, я отзываю прошение о подъездной дороге через земли Пфайфера и замораживаю строительство торгового центра.
 Поздновато, подумала Майя, но не произнесла ни слова, лишь теснее прижалась к Акселю. Теперь ей уже не нужно было прятать голову в песок.
 – Говорите, мэр, – благодушно поощрил Хедли. – Все равно история просочится.
 Ральф с видимой неохотой повернулся к толпе, обежал ее взглядом и скрипнул зубами.
 – Сперва мне нужно сказать пару слов Акселю... наедине.
 Майя хотела запротестовать, но сейчас во взгляде мэра было что-то от затравленного зверя, и это будило невольное сочувствие.
 – Мы с Клео заберем детей домой, – сказала она мужу, чмокнув его в щеку. – Я уже по горло сыта пожарами. Когда вернешься, все расскажешь.
 Аксель разомкнул кольцо рук и с минуту следил за тем, как сестры уходят, держа Мэтти за руки. Сейчас они обе высоко держали свои рыжие головы, и можно было легко проследить их в толпе. Вот Майя забрала у молоденькой учительницы Алексу, попутно раздавая обеспокоенным родителям заверения и обещания. На миг Акселю показалось, что ее и в самом деле окутывает радужное свечение, но что тут странного – разве он не был влюблен?
 – Говори, – произнес он со вздохом, повернувшись наконец к Ральфу.
 Тот по очереди оглядел Хедли, свою спутницу и полисмена. Последний послушно отошел за пределы слышимости, Селена удалилась тоже, оценить ущерб, на прощание погладив мэра по щеке. Хедли остался, с вызовом скрестив руки на груди.
 – Итак? – поторопил Аксель.
 – Она хотела как лучше, – заявил Ральф. – Я просто обмолвился – мол, как жаль, что наводнение не смыло эту старую развалину. Она взялась все устроить без моего ведома, а болван Кьюбол решил, что речь идет о страховке!
 Хедли начал пояснять, но Аксель уже понял, о ком речь. Если разобраться, в глубине души он подозревал это с самого начала. Она всегда уж слишком хотела признания, хотела «иметь вес». Майя и «Несбыточная мечта» были камнем преткновения на пути вверх.
 – Это Кэтрин оплатила поджог, – подтвердил Хедли.




 Глава 38



 Если вам впервые что-тоудалось, постарайтесь не выказывать удивления.

  Ноябрь 1999 года 
 «Я видел их, Хелен, видел наших внучек. Ты бабушка, поверишь ли? Как мы с тобой постарели! Вообще-то постарел только я, а ты навсегда останешься молодой – в моей памяти. Хорошо, что ты не увидишь меня теперешним старым маразматиком, прогнившим до мозга костей. Впрочем, ты всегда говорила, что я «с гнильцой».
 Знаешь, чего мне особенно жаль? Что девчонки повторяют все наши ошибки. Но кто я такой, чтобы судить, поэтому остаюсь в стороне. Если нутро у них крепче и чище нашего, они выправятся. Наши мечты зачахли, едва проросшие, пусть им повезет больше.
 Знаешь, Хелен, а ведь я исправляюсь, ради них. Мне удалось понять то, что ты понимала всегда, – что не деньги, а любовь помогает мечтам и надеждам сбыться. Я надеялся осыпать наших внучек благодеяниями, но они в этом не нуждаются. Они идут каждая своим путем. Вот и я пойду своим, я избавлюсь от гнили и, если это ускорит наше с тобой воссоединение, буду только рад. Более того, если я все сделаю правильно, когда-нибудь наши внучки, не стыдясь, назовут меня дедушкой».
 Майя с восхищением оглядела темное дерево и витраж вестибюля, где только что закончились восстановительные работы. Это здание – викторианский особняк на окраине города – было первым отдано на реставрацию.
 Аксель рассеянно поглаживал Майю по спине. Он мог приласкать ее в самый неожиданный момент. Она обожала его манеру, потому что именно этого ей отчаянно недоставало в детстве. Клео простила тех, кого они могли теперь называть дедушкой и бабушкой, но Майя не могла.
 Как можно променять семейный очаг, его тепло и радость на спиртное или зеленые бумажки? Прочитав дневник Пфайфера, Майя от души пожалела этих несчастных людей, но еще больше пожалела о том, чего так и не случилось в ее жизни по их вине.
 Она решила сберечь дневник. Пусть напоминает о том, что нужно любить, беречь и лелеять. Только так в мире умножатся добро и счастье.
 – Я еще не встречал человека, который умел бы воплощать мечты, не только свои, но и чужие, – заметил Аксель, разглядывая школу, воссозданную в три месяца, словно по мановению волшебной палочки.
 – Моего тут – одни придирки.
 – Твоего тут львиная доля – мечта. Ты мечтала вопреки всему, вот и преодолела все преграды. И это не единственное, что сбылось.
 Они сидели на широких ступенях внутренней лестницы, опершись локтями и откинувшись, чтобы лучше видеть. Майя покосилась на Акселя. Когда-то он просто не умел расслабиться до такой степени, чтобы развалиться на лестнице. Она скользнула взглядом по длинным ногам мужа, наткнулась на испачканную штанину брюк и улыбнулась. Хаос, в котором проходила их «семейная жизнь, понемногу подточил его безупречную аккуратность. Все чаще она заставала Акселя без пиджака, хотя он по-прежнему вешал его на спинку стула, а не швырял, к примеру, на пол.
 – Это временное пристанище, – лениво произнес Аксель, осматриваясь. – Когда будет отстроена школа на землях Пфайфера, что станет с этим зданием?
 Он не критиковал, просто осведомлялся. За все лето Аксель ни разу не дал совета, если Майя не просила, и как будто окончательно примирился с ее эксцентричными выходками и на первый взгляд непрактичными затеями. Похоже, он поверил, что у нее есть голова на плечах.
 – Здешняя церковь расширяет приход, им понадобится здание для воскресной школы. Через два года, когда назреет переезд, Селена убедит их, что лучшего варианта не придумаешь. Ну а если не убедит... – Майя пожала плечами. – К тому времени учеников у нас хватит на две школы.
 Аксель скептически хмыкнул, но от комментариев воздержался. Фома неверующий, благодушно подумала Майя. В новую школу уже записалось втрое больше детей.
 – В любом случае это лучше, чем оставить чудесный особняк ветшать без толку, – сказал он, помолчав. – И все же Селена и Клео уж слишком настаивают на реставрации, хотя не каждое здание того стоит. При теперешних ценах на землю выгоднее часть их отдать на слом, а участки продать.
 Они уже не раз это обсуждали. Аксель так и поступил бы, но ведь это было не его наследство. Работая с Селеной, Клео многому научилась, у нее появился интерес в жизни. Ради этого Майя охотно предоставила ей возможность распоряжаться наследством по своему усмотрению. Выгода не всегда измерялась в деньгах.
 – Наш дед только брал у города, но ничего не давал взамен. – Она вскинула голову, забавляясь игрой света в хрусталиках люстры, спасенной с пепелища. – Эти здания куплены большей частью на грязные деньги. Я думаю, он пытался исправить дело, предложив нам очень низкую арендную плату за магазин и школу, но согласись, этого мало. Мы пойдем дальше, если сбережем красоту старинных зданий и тоже не запросим дорого с тех, кто в них въедет. Пусть люди живут и работают в особняках, а не в многоэтажках.
 Во взгляде Акселя засветилось одобрение – он и сам предпочитал сложную, изысканную архитектуру прошлого современной простоте. В таком взгляде хотелось купаться, как в потоке солнечных лучей, он напоминал о близости, эмоциональной и физической. Через полчаса должна была состояться торжественная церемония открытия «Несбыточной мечты» здесь, в новом районе. У них с Акселем не было времени на то, о чем он думал, чего хотели они оба (так бывало всегда – в некоторых аспектах семейной жизни они были настроены на одну и ту же волну), и все же груди налились от одного сознания того, что она желанна.
 – В твоем кабинете такой мягкий ковер...
 – Не сейчас! – запротестовала Майя шепотом. – Клео и Селена вот-вот...
 – Они всегда опаздывают, надеюсь, опоздают и сегодня. Ты хоть сознаешь, что дети далеко?
 – О!
 Это лучший муж в мире, подумала Майя, заглянула в серые глаза и утонула в них. Поцелуй заставил ее растаять, так что не хватило сил встать, и Акселю пришлось поднять ее самому.
 – Как насчет прибоя, чтобы заглушить звуки? В кабинете он включил музыкальный центр и потянул Майю вниз, на толстый ковер. С закрытыми глазами можно было без труда вообразить, что рядом мерно дышит океан. Вот только они были не на пляже и не в чем мать родила. Майя вспомнила о своем нарядном платье и о строгом костюме Акселя. Кто-нибудь может войти в здание и отправиться их разыскивать!
 – Это безумие! Может, все-таки не стоит?..
 Рука скользнула за ворот платья. Губы нашли интересную область для исследования – и... она забыла все свои возражения.
 – Не стоит что? – поддразнил Аксель между поцелуями. – Не стоит заниматься любовью в полдень? По последним данным, это наилучшее время для таких занятий. Поверь, мы ведем себя вполне респектабельно.
 – Все равно, мы слишком давно женаты для таких выходок! Пора остепениться!
 – Давно? – Аксель иронически хмыкнул. – Из пяти месяцев два пропало зря. Во-первых, нужно наверстать упущенное, а во-вторых, каждая пара сама решает, когда остепениться. – Пальцы его при этом томительно, сладко двигались. – А на твоем месте я бы пользовался, пока можно. Лет через десять я перевалю через суровый рубеж, и что ты будешь делать тогда?
 Майя расхохоталась – живой, переливчатый звук естественно вплелся в шум прибоя.
 – Я буду рядом, и ты увидишь, что и за рубежом все не так уж плохо. Ты никогда не состаришься, Аксель Хоулм, для этого ты слишком любопытен!
 Аксель засмеялся – безоглядно, от души. Он научился и этому. Майя снова заглянула ему в глаза. Сколько там было любви! Когда он так смотрел, хотелось кричать от счастья. Он не был, конечно, целиком в ее власти (на то он и северный бог!), но ей было довольно владеть частью его сердца, потому что это была самая важная часть. Когда тела наконец сплелись, Майя не удержалась от счастливого крика.
 Прибой сменился птичьим щебетом.
 – Вчера я забыла принять таблетку...
 – Не в первый и не в последний раз, – заметил Аксель, прижимая ее теснее. – Однажды ты на этом попадешься.
 – Ты огорчишься?
 – А что, это уже свершившийся факт? – Аксель заинтересовался настолько, чтобы приподняться на локте и заглянуть ей в лицо.
 – Просто я бы хотела заранее знать, – улыбнулась Майя. – Алекса ужасно беспокойная!
 – А все потому, что не сосала грудь, – заявил он со знающим видом. – Обрати внимание, что я спокоен, как скала. – Какое-то время он изучал расстегнутое платье Майи, потом добавил с нажимом: – Ты теперь хорошо питаешься.
 Она сразу поняла – Аксель хотел собственного ребенка, и это было тем более кстати, что и она хотела ребенка от него. Это была чудесная новость.
 – Ты доверишь мне принять и эти роды? – полюбопытствовал Аксель, словно прочтя ее мысли.
 – Только если обеспечишь наркоз! – Майя уселась и начала застегивать платье. – Пора спускаться. С минуты на минуту здесь будут Клео и Селена, а следом за ними и весь город.
 – Ты скучаешь по Мэтти?
 – Не могу же я отобрать его у родной матери! – Она отвела руку мужа, заметив, что он больше оглаживает ее, чем помогает привести себя в порядок. – Конечно, я скучаю, и Констанс тоже. Ей нужен товарищ по играм. В летнем классе был мальчик из детского дома...
 Аксель перестал завязывать галстук и устремил на нее настороженный взгляд.
 – Он живет у приемных родителей, – заторопилась Майя. – Они думали, что бесплодны, но сейчас ждут ребенка, а на двоих им не хватит средств. Ему шесть лет, и они с Констанс дружат.
 – Ладно, – сдался Аксель. – Одним больше, одним меньше...
 – Я знала, что ты это скажешь.
 Майя обняла и поцеловала его, заново удивляясь тому, как ей повезло. Если бы каждой женщине доставался муж вроде Акселя!
 – Эй, вы где? – донеслось из вестибюля.
 – Уже идем! – крикнула Майя и вихрем унеслась из кабинета.
 Да, именно так это и можно было назвать. Аксель посмотрел вслед, невольно улыбаясь. Они только что занимались любовью, и, по логике вещей, мысли его должны теперь быть далеко от секса, но нет, он хочет снова заманить Майю в кабинет, опрокинуть на ковер и зачать ребенка. Он хочет видеть Майю беременной и знать, что именно он тому причиной. Кстати, он только что согласился взять приемного мальчишку. Скоро в доме будет не повернуться от детей. А почему бы и нет? Там полным-полно места, а в сердце Майи полным-полно любви. По ее примеру и он научится любить всех и каждого.
 Со смешком поправив узел галстука, Аксель отправился приветствовать Клео и Селену. Благодаря Майе в доме множились не только дети, но также друзья и родственники. Ему уже не грозила тишина запустения.
 552»
 Стоя на один лестничный пролет выше, Аксель понаблюдал за тем, как Майя, энергично жестикулируя, что-то объясняет сестре и подруге. Его заметили. Селена послала воздушный поцелуй, Клео сдвинула брови. Пожалуй, она только и делала, что хмурилась.
 – Симпатичное платье, – похвалил Аксель. Лицо свояченицы просветлело – просто она нуждалась в некотором внимании. Он спустился в вестибюль, и гостьи повернулись обменяться с ним приветствиями. Внезапно он понял, что давно уже не сторонний наблюдатель и живо участвует во всем, что происходит вокруг. Он стал частью мира, в котором обитала Майя. Обняв ее за плечи, Аксель позволил себе насладиться этим откровением.
 – Судебный психиатр объявил Кэтрин дееспособной, – сообщила Селена. – Она предстанет перед судом, но я уверена, что защитник будет настаивать на временном помутнении рассудка.
 Аксель поймал сочувственный взгляд жены. Кэтрин, приходившаяся ей дальней родней, оплатила поджог школы, но Майе казалось, что это она нуждается в сочувствии.
 – Не нужно так смотреть, дорогая. Я не поощрял манию Кэтрин, как, впрочем, и Ральф. Думаю, у нее и в самом деле были отклонения.
 Он оставил при себе то, что отклонений в этом семействе хватало, по крайней мере по материнской линии. Ведь отклонение отклонению рознь. Аксель оглядел простое платье в цветочек (на Майе оно выглядело сексуальным), копну рыжих завитков и ощутил, как губы расплываются в улыбке.
 – Вы вроде дружили, – напомнила Майя. – Кэтрин, должно быть, хотела вырвать тебя из моих когтей.
 – Скорее хотела осчастливить Ральфа, – нелюбезно возразила Селена. – Вот дурочка! Ральф женится только с разрешения мамаши, а разрешения не будет, пока он сдувает с нее пылинки.
 – У меня есть знакомый киллер, могу связаться, – цинично заметила Клео. – Кстати, где наши две гарпии сегодня? Почему не в гуще событий? Я ожидала найти здесь демонстрацию протеста против «Несбыточной мечты».
 – Насколько мне известно, миссис Арнольд и Сандра отправились в казино, – сказал Аксель. – Надеются сорвать банк и купить общественное мнение.
 – Надеются на новые знакомства, – поправила Майя. – Мужика им не хватает, вот что. Заранее жаль любого неосторожного беднягу.
 Аксель хотел уже высказаться насчет того, что Сандра заводит знакомство, только будучи правильно представленной, но прочел на лице Селены раздумье и промолчал. Он мог поклясться, что еще до конца недели в дом Арнольдов будет введен солидный одинокий банкир.
 Раздался пронзительный визг электрогитары, такой мощный, что задребезжали стекла. Первой мыслью Акселя было, что музыкальный центр спятил, но потом он вспомнил про Стивена и стиснул зубы.
 – Только не надо скрежетать, – попросила Майя. – Стивен заслужил поздравления. Презентация диска прошла с большим успехом, он хорошо продается. Стивен готов вложить часть денег в строительство школы, так что будь с ним если не мил, то хотя бы любезен.
 Улица была перекрыта на время церемонии, которая должна была завершиться концертом. Зрителей все прибывало, в основном с раскладными стульями. Сентябрьский день выдался необычно жарким. Кто-то препирался из-за места в тени дубов, кто-то здоровался с друзьями и знакомыми, кто-то демонстрировал наряд. Такой ажиотаж мог вызвать в недавнем времени только передвижной цирк. Подумав так, Аксель усмехнулся: вот во что Майя превратила чинный провинциальный городок. Что ж, ему не на что жаловаться, ведь и ресторан, и магазин процветают.
 – Кузина! – окликнул Майю Ральф Арнольд, отделяясь от кучки джентльменов в деловых костюмах. – Рад тебя видеть.
 Он обнял ее за плечо и был тут же ухвачен за галстук Селеной. Та без церемоний отвела его в сторону и смачно чмокнула в щеку, перепачкав губной помадой. Несколько смущенный, мэр тем не менее ответил ей тем же. Аксель покачал головой. С такой супругой Ральфу грозит потерять свое кресло, зато из него выйдет очень богатый отставной мэр. А если рассудить, что плохого в неравном браке? Надо сказать Майе, пусть даст Ральфу почитать дневник Пфайфера.
 С гордым видом Аксель следил за тем, как Майя плывет сквозь толпу, обнимая, поздравляя, раздавая комплименты. Она буквально лучилась счастьем, и счастьем было знать, что это его заслуга. С Майей душа его раскрылась для мира, для жизни, и солнце могло освещать каждый ее уголок. Все казалось красочнее, все жило вокруг, звенело и пело, как будто он смотрел в волшебный калейдоскоп, где краски еще и звучат.
 – Каково это – быть на крючке? – осведомился Хедли, подходя сзади.
 – Неплохо, очень неплохо, – не обижаясь, ответил Аксель.
 Хедли был сам по себе, ему было не понять.
 В стороне Стивен подсаживал Констанс на сцену. Девочка бурлила энергией все эти последние месяцы, вместо печального беспризорника став настоящим сорванцом.
 – Я слышал, о торговом центре снова поговаривают, – заметил Хедли, возвращая Акселя к действительности.
 – Клео и Селена продали застройщику права на табачное поле, в обмен на дорогу к школе по более высокому участку. Когда она будет отстроена, Майе больше не придется тревожиться из-за наводнений. Клуб садоводов лично изымает с места будущего строительства все редкие растения. Как видишь, Майя не упускает ничего.
 Хотелось добавить, что для Майи не существует несбыточной мечты, но Аксель оставил это при себе. Если бы так оно было для каждого, человек уже достиг бы границ Солнечной системы, зачеркнул все предрассудки, добился бы мира во всем мире.
 – Ну да... – Хедли вздохнул, получив от Майи сияющую улыбку. – Может, избрать ее в мэры?
 – Только через мой труп! – испугался Аксель.
 – При чем здесь труп? – полюбопытствовала Майя, останавливаясь перед ними. – Клео уже связалась со своим киллером? – Она расхохоталась над ошеломленным лицом старого репортера и без всякого смущения обняла мужа. – Спокойствие! Я обо всем позабочусь.
 А ведь это не просто шутка, подумал Аксель, наслаждаясь сиянием ее лукавой улыбки. Она и впрямь позаботится – о нем, о Констанс и о любом, кто будет в этом нуждаться. Ему больше не нужно быть ответственным за все.
 – Согласен, – сказал он негромко. – Можешь заботиться обо всех остальных, а мне предоставь заботы о тебе. Справедливо?
 – Вполне.
 Майя прижалась к крепкой груди мужа, а между тем Стивен со своим ансамблем заиграл «Каролина в сердце моем», и зрители охотно подхватили тоненький голосок Констанс.